Ричард Карр
Связующая партия

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.



   Связующая партия – музыкальный материал, тонально и интонационно подготавливающий появление темы побочной партии, тем самым связывая главную и побочную партии.

1. О драках, сплетнях и знакомствах

   – Сказительница, именующая себя Рапсодой Скерцандой Виваче по прозвищу Си-Диез, обвиняется в преступлении против короны и должна быть поймана либо убита. За живую или мертвую, королем Драуманом назначена награда в тысячу золотых монет. Особая примета в том, что левый глаз у нее голубой, а правый – темно-синий, – чуть ли не в сотый раз прочитала в полголоса сорванное со столба объявление та, которая звалась Рапсодой Скерцандой Виваче, – ну и дурни работают в королевской разведке, – фыркнула она и потерла правый, прозрачно-голубой глаз, скрытый под грубой полотняной повязкой, – право с лево путают!
   Но хоть в объявлении и была столь досадная промашка, люди с разными глазами встречаются не так уж и часто. Так что от самой заметной приметы следовало избавиться. Хоть бы даже таким примитивным способом, как перевязь, скрывающая один из глаз. Харчеваться и останавливаться на ночь теперь приходилось в местах, сравнительно безопасных, то бишь в притонах, наводненных ворами, жульем, головорезами и прочими отбросами общества. В такие места не заглядывают добропорядочные граждане, а стража, будучи подкупленной или запуганной, малодушно делает вид, что и знать о них ничего не знает. Так что бояться тут Рапсоде особо нечего. Ну, кроме разве что ножа в спину или проигрыша шулеру в кости. О прежней своей работе ей тоже пришлось забыть. Барды в таких заведениях не пользуются особой популярностью, да и репертуарчик Си-Диез, мягко говоря, не удовлетворил бы вкусов местной аудитории. Хотя песенки скабрезного или политического содержания, слышащиеся то из-за одного, то из-за другого стола, весьма и весьма забавны…
   И как же это надо было умудриться из простого барда превратиться во врага королевской короны? Рапсода помнила, с чего все это началось.
   А началось все, как и полагается, с драки.
   Была тогда сентябрьская, еще по-летнему теплая ночь, Рапсода только несколько часов назад добралась до Лагеря Бардов. Здесь странствующий менестрель всегда мог заночевать или остаться на недельку-другую, чтобы повидать собратьев по ремеслу и занять себя приятной беседой об искусствах. Молодые барды жили здесь чуть не месяцами в надежде на встречу с кем-то из прославившихся певцов, которые также не брезговали останавливаться здесь на ночлег.
   Но не всегда в лагере было спокойно. Где есть неравенство – там вспыхивает зависть, где встречаются два мастера – там появляется соперничество. Так что беседы о прекрасном частенько перерастали в потасовки.
   Этой ночью, на первый взгляд, все было тихо. Уставшая, но плотно поужинавшая Рапсода двигалась вдаль от общего большого костра, разыскивая удобное место для сна. Тут и там горели костерки поменьше. Вокруг них сидели люди вперемешку с полуросликами, эльфами и гномами. Кто-то ставил на лютню новые струны, кто-то тихонько пробовал голос: не осип ли с дороги. У одного костра, мимо которого проходила девушка, гном воодушевленно рассказывал, чем легенды его народа лучше людских:
   – У нас-то сказания о битвах, о подвигах, прославивших наших горных правителей, ну, в крайнем случае, об искусстве наших мастеров. А у вас? Что не легенда, так везде баба замешана. То добрый рыцарь ради нее целую легенду по всему миру мечется, то за ней, потому как она самым главным злом оказалась. А что же это за война, если в ней баба участвует? Тьфу!
   Дальнейших рассуждений гнома, как и ответа человека, девушка, отошедшая от их костерка достаточно далеко, уже не услышала. Она бы может и остановилась у спорщиков, и высказала бы свое мнение на счет легенд и женщин, но уж больно хотелось спать.
   Наконец Рапсода оказалась на самом краю лагеря: впереди чахленький кустарник, позади видны маячки костров. Она начала было укладываться спать, но тут ей вдруг послышалось какое-то движение за кустарником. Будто кто-то осторожно шагал, стараясь не шуршать густой травой.
   «Померещилось, – фыркнула про себя Си-Диез, – давненько меня слух не подводил».
   Но тут из-за кустов донесся другой, совсем неприятный звук. Будто нечто тяжелое с размаху врезалось во что-то мягкое, как сапог из грубой кожи врезается в живот надоевшей собаки. Но сдавленный стон, последовавший за ударом, дал Рапсоде четко понять, что от души врезали совсем не собаке.
   Певица бесшумно метнулась к кустарнику и увидела сквозь переплетения веток, как одна фигура, стоящая в полный рост, избивает ногами другую, сжавшуюся на земле и прикрывающую руками голову. Рядом еле теплились уголья затушенного костра. Очевидно, лежащий на земле мирно спал, когда на него напали. Рапсода подалась вперед и неосторожным движением обломила тоненькую веточку. Нападающий, высокий и крепко сложенный мужчина, похоже ничего не услышал и занес ногу для очередного удара. А вот лежащий на земле вдруг повернул лицо к кустарнику, и Си-Диез увидела его большие глаза и острые уши.
   «Эльф, – поняла сказительница, – или полукровка. Понятно, почему этот детина дождался, пока он уснет. Чуткое эльфийское ухо заслышало бы его приближение шагов за триста».
   А сапог снова ударил по ребрам несчастного.
   «Надо помочь… Надо! Но как? Что может противопоставить девушка такому детине?» – отчаянно соображала вокалистка.
   Верзила снова замахнулся, и Рапсода сама того не сознавая схватила с земли первый попавшийся камень и швырнула в него. Камень угодил мужчине в плечо. Он повернул голову в сторону кустов и ухмыльнулся:
   – Там твои приятели? Ха! Храбрецы, надо сказать, выдающиеся. Камушка с земли ради тебя не пожалели! Вот как им дорога твоя шкура!
   И тут Си-Диез пришла в голову идея. Не то, чтобы блестящая, но другой все равно не было. Она схватила из-под ног горсть камушков. Теперь надо просто создать иллюзию огня, сделать так, будто каждый камушек объят пламенем и горит. Простой до безобразия и дешевый фокус, который под силу любому ярмарочному трубадуру, но все-таки лучше, чем совсем ничего.
   Горящие камни полетели в траву, падая вокруг эльфа и человека. Иллюзорное пламя, совсем как настоящее, принялось лизать траву и разрастаться. Через пару мгновений отдельные лужицы огня проложили себе путь друг к другу по ковру из первых опавших листьев и образовали замкнутое кольцо. Крепыш больше не бил свою жертву. В отблесках колдовского пламени Рапсода увидела его лицо. В глазах нападавшего мелькнула нерешительность.
   «Он просто жалкий трус, если напал на спящего, – пробежало в голове Рапсоды, – но иллюзия недолговечна. Еще пара минут, и огонь исчезнет».
   – Убирайся отсюда! – голосом, который никогда бы не признала своим, взвыла Рапсода и что было сил метнула последний зачарованный камень, метя так, чтобы тот пролетел близко-близко от головы нападавшего.
   Глаза мужчины расширились. Он дернулся в сторону и инстинктивно поднял руки, чтобы защитить лицо. Но увидев, что беда миновала, он резко с силой пнул лежащего перед ним эльфа. Удар был настолько силен, что несчастный отлетел прямо в гущу разбушевавшегося иллюзорного пламени.
   – Гори в аду, ублюдок! – заорал человек, и, быстро развернувшись спиной к лагерю, с рыком понесся прочь сквозь наколдованный огонь. Завеса иллюзии пропустила его, не нанеся ни малейшего повреждения.
   Не дожидаясь, когда он скроется из виду, Рапсода выбежала из кустов, бухнулась на колени прямо в пламя и, вцепившись в куртку на плече эльфа, перевернула его на спину. Вытаскивать его из иллюзии было бессмысленно: созданный таким образом огонь не давал жара. Да и вес тела эльфа был слишком велик для плеч хрупкой девушки. Нельзя сказать, что она мало каши в детстве ела, но «толстой и красивой» почему-то не стала, а осталась худенькой и невысокой девочкой-подростком. Ну и куда такая силачка потащит мужчину?
   Эльф отнял руки от головы. Иллюзия понемногу рассеивалась, и в свете тающего огня Си-Диез увидела его глаза. Они были большие и зеленые.
   – А ты вовремя подоспела, – сказал эльф, делая попытку сесть, но Рапсода решительно уперлась обеими ладонями ему в плечи:
   – Не смей! Чудо, если у тебя осталось хоть одно целое ребро.
   – Ну… думаю, ты слегка преувеличиваешь, – эльф поглядел на маленькие ладошки, упирающиеся в его грудь, потом перевел взгляд на лицо Си-Диез и усмехнулся, – а ты знаешь, что нужно подчеркнуть, – указал он на сережки певицы.
   – Ага, – расплылась в улыбке Рапсода, зажмурив правый, голубой глаз и зажав в кулаке левую сережку с прозрачно-голубыми топазами. Левый глаз и правая серьга сверкнули сапфирово-синим цветом. Эти серьги, сделанные в форме символа, означающего шестнадцатую длительность, были ее гордостью, ее любимой шуткой над самой собой.
   – А где же… – начал было эльф, но замялся и продолжил по-другому, – почему милые ручки доброй леди не украшены, как она того заслуживает? Перстень…
   Рапсода только отмахнулась, не дав собеседнику договорить:
   – Я их вечно теряю. Тонкие пальцы.
   Эльф озадаченно хмыкнул.
   – Теряешь, говоришь? Ну тогда возьми мой. Прими, как знак благодарности, так сказать. Ты же не потеряешь такой подарок, верно?
   – с этими словами он снял с мизинца правой руки перстень, на котором красовался скрипичный ключ, и протянул его Си-Диез.
   – Меня-то и так каждая собака знает, – почему-то добавил он.
   – Конечно, как не знать Зеленую Песню, барда, поющего при дворе славного короля Ардении Драумана, да и при дворах других монархов тоже? – ответила Си-Диез, принимая перстень и примеряя его на все пальцы по очереди, – а этот негодяй…
   – Он ушел ни с чем, а это главное, – задумчиво ответил Зеленая Песня и вдруг неожиданно спросил, – А состояние моих ребер обязательно должно дать мне погибнуть от жажды? Видишь ли, моя фляга пуста…
   – Через минуту здесь будет бурдюк с водой или я не Рапсода Скерцанда Виваче по прозвищу Си-Диез, – вскричала бардесса, вскакивая на ноги и устремляясь сквозь кустарник к своим вещам. Порывшись в дорожном мешке, она обнаружила, что ее фляга тоже почти опустошена. Рапсода чертыхнулась и вприпрыжку понеслась к ручью, который тек неподалеку от лагеря. Лесистая местность была для нее, словно дом, а в темноте она видела немногим хуже эльфов. Скорее всего потому, что сама она была эльфийкой то ли на четверть, то ли на одну восьмую. Но это проявлялось исключительно в способности видеть в темноте и чертовски хорошем слухе. Внешность же была абсолютно человеческая. Как раз благодаря ночному зрению, наследию предков, путь до ручья и обратно не занял у нее много времени. Однако полная воды фляга была уже никому не нужна: место, где несколько минут назад лежал Зеленая Песня, было пусто. Рапсода метнулась в одну сторону, в другую. Никаких следов.
   «Значит не драка, – заключила она, – иначе я бы наверняка что-то услышала. Ушел сам. Дурак. Хотя может так оно для него и лучше».
   И Си-Диез отправилась спать, а на утро продолжила свой путь.
   Проходили дни, и ночное приключение понемногу забылось. Только перстень, подаренный ей тогда, украшал теперь указательный палец правой руки Рапсоды.
   Прошло уже около месяца, когда Си-Диез неожиданно столкнулась с другим странствующим бардом в небольшой деревушке под тривиальнейшим названием Приречье. Она увидела его в таверне: скромно обставленном помещении, где жители могли отдохнуть после тяжелого трудового дня. Рапсода сразу признала в нем коллегу: по недорогой, но изящного покроя куртке, длинным, каштановым, аккуратно уложенным волосам и лютне, висящей за спиной. Он беседовал о чем-то с хозяином заведения.
   «Два барда за один день – наверное небывалое событие для этого местечка», – подумала тогда Рапсода и направилась к стойке, по одну сторону которой сидел бард, а по другую – трактирщик.
   – Так Вы позволите мне играть у Вас? – снова спросил певец.
   – А кто Вы таков будете? – искоса посмотрел угрюмый трактирщик на пришельца и продолжил протирать пивную кружку, что держал в толстых пальцах.
   – Я? – приосанился гость, – бард, о котором ходит молва во всех углах Ардении.
   – Ишь каков, известный господин бард, – ехидно осклабился корчмарь, – всем знаком, всем ведом. А здесь, господин, Вас никто и знать не знает. Уж не жулик ли Вы, господин бард?
   – Да я имел успех в столице и певал даже во дворце нашего славного короля Драумана, – возмутился певец непросвещенностью корчмаря, – да я, если Вам угодно знать, прямым ходом из Ниариса, и теперь в курсе всех новостей высокого двора.
   На лице корчмаря отразился профессиональный интерес. Ему, как и любому другому владельцу подобного заведения, было просто необходимо знать новые сплетни, дабы развлекать посетителей.
   – И что же Вы узнали в столице?
   – О, многое, хозяин, – оживился бард, – очень много новостей. Но есть среди них особенно свежая и пикантная.
   – Ну так не тяните, а рассказывайте, – подбодрил музыканта корчмарь, со стуком опуская перед ним кружку полную пива.
   Тот обхватил ее тонкими чуткими пальцами, задумчиво посмотрел на белую шапку пены и сделал глоток.
   – Ну что ж, слушайте, – сказал он, аккуратно стирая платком пивную пену с губ.
   Рапсода навострила уши.
//-- * * * --//
   Услышав жуткий рев, она выронила из рук книгу. Казалось, что стены трясутся от этого невыносимо громкого звука, вспоровшего тишину. Она подбежала к единственному окну библиотеки, выходящему на запад. Выглянула – пусто. Чертыхнувшись, она со всех ног бросилась вон из библиотеки. Стук невысоких каблучков о холодный каменный пол коридора отдавался от стен, смешиваясь с непрекращающимся диким ревом.
   – Где? – нетерпеливо крикнула она, наткнувшись на служанку.
   Та сделала торопливо-неуклюжий книксен.
   – У восточного балкона, ваше высочество, – скороговоркой выпалила служанка, махнув на всякий случай рукой в верном направлении.
   А принцесса уже бросилась дальше. Тяжелые юбки путались и всячески мешались, затрудняя бег, ноги ныли от новых, оказавшихся немного тесными туфель, а жесткий корсет предательски выталкивал воздух из легких. Быстрее добежать, добраться до балкона, увидеть сражение.
   Она вылетела на балкон и с разбегу ударилась грудью о перила. Прическа была безнадежно испорчена. Грудь так отчаянно вздымалась, что, казалось, порвет легкую прикрывающую ее ткань и корсет из китового уса заодно. Одну ногу покалывал иней, устилавший пол балкона – левую туфлю принцесса потеряла где-то в коридорах башни. Но все это ее не заботило. Что там, снаружи?
   Но сражение было уже окончено. Огромный дракон в последний раз взмахнул широкими серыми крыльями и грузно осел на землю. Грозный рев затих, глаза гиганта затянулись пленкой и вот уже даже перестал дергаться в судорогах кончик хвоста. Рядом с поверженным зверем лежал некто в помятых доспехах.
   «Так тебе и надо, отродье!» – злорадно подумала принцесса. От обуявшего ее гнева к щекам прилила кровь, а тонкие аристократические пальчики сжались в кулачки.
   И тут рыцарь зашевелился, поднялся сначала на одно колено, а затем, шатаясь, выпрямился в полный рост.
   Принцессе на какой-то миг показалось, что она вот-вот лишится чувств от переполняющих ее эмоций, но она взяла себя в руки. Резко развернувшись, она подошла к двери балкона и дернула за толстый золотистый шнур. Где-то послышался звон колокольчика, и спустя несколько секунд перед принцессой стоял, согнувшись в поклоне, слуга.
   – Караулу выйти к рыцарю и привести его в зеленый зал, – распорядилась она. Голос ее дрожал, как ни старалась она успокоить себя.
   Слуга отвесил еще один поклон и исчез. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, принцесса подобрала потерянную туфельку, с трудом надела ее на озябшую ногу и размеренным шагом направилась в свою гардеробную, где велела стайке горничных одеть себя в любимое зеленое платье с золотой вышивкой и привести в порядок волосы цвета серебра.
   Когда все было готово, она, горделиво выпрямившись, направилась в зеленый зал. Служанки, сбившись в кучку, следовали за ней.
   В хорошо освещенном свечами зале уже ждал рыцарь, поддерживаемый двумя пажами. При виде его Алана, единственная дочь великого короля Драумана, ощутила, как кровь опять бросилась ей в лицо. Она опустилась в кресло с высокой спинкой и подала было стражникам знак рукой, но рыцарь сам опустился на одно колено.
   «Опередил, – подметила принцесса, – как минимум начальные знания об этикете у него имеются. Но только начальные».
   – Ваше высочество… – раздался из-под шлема приглушенный, надсаженно-хриплый голос, но Алана прервала его:
   – А Вы, оказывается, невежа. Шлем долой при особах королевской крови!
   – Он несколько поврежден и без подручных средств у меня не было никакой возможности снять…
   – Довольно. Это не так уж и важно, если смотреть в суть, – вновь прервала его хозяйка башни, стараясь выглядеть как можно спокойнее. Но тут все, что она чувствовала, выплеснулось наружу:
   – А важно, сударь, то, что Вы погубили дракона!
   – Это великая честь, но…
   – Вы убили Мотильду! Зарезали, должно быть, своим проклятым мечом, как режут свиней на скотном дворе. Мотильду! Самого свирепого и злобного дракона, какой только нашелся!
   – Это долг любого, но… – предпринял еще одну попытку несчастный гость.
   – …а тем временем за нее отдано было золота чуть не по ее весу! – продолжала бушевать Алана, как будто бы ее никто и не перебивал, – и где мне теперь взять столько золота, любезный? Продавать платья и драгоценности предложите?
   – Я не вполне понимаю… Но раз Вы нуждаетесь в деньгах, то почему бы не испросить у папеньки?
   – Как будто он позволит мне завести нового дракона. Тем более если узнает, благодаря каким обстоятельствам покинула сей свет бедняжка Мот, – презрительно фыркнула очаровательная хозяйка.
   После этого заявления пажи, стоящие за плечами гостя, явственно услышали стук челюсти, ударившейся о нижнюю часть шлема.
   – А Вы, мерзкий негодяй! – наконец-то дала выплеснуться всему своему гневу царственная особа, – хладнокровный убийца! Проходимец! Разбойник! И, имея кровь на руках, еще мечтаете жениться на мне, несчастный? Как будто я вообще собираюсь за кого-то замуж. Правда, моя милочка, Лизетта? – продолжила Алана совершенно другим тоном и притянула к себе за талию одну из окружавших ее служанок.
   – Ее высочество явно тронулись, – послышался тихий шепот из-под помятого шлема гостя, – хотя оно и не мудрено: столько лет взаперти.
   – О нет, любезный, нет, – с живостью возразила Алана, обладавшая, по всей видимости, весьма острым слухом, – я нахожусь в самом что ни на есть здравом уме. Иначе смогла ли бы я логически рассуждать и адекватно воспринимать все происшедшее? – и она на минутку замолчала, задумчиво поглаживая зардевшуюся, но довольную Лизетту.
   – Итак, – вновь заговорила она, очнувшись от своих мыслей и устремив на собеседника испепеляющий взгляд серых глаз, – что мы имеем? Мы имеем мертвого дракона и его убийцу, который имеет теперь право на мою руку. Факт, из которого следует, что новоиспеченный женишок ни в коем случае не должен покинуть стены этой башни живым, дабы ни одна живая душа не узнала о смерти одного дракона и о подмене его другим.
   – Белены Вы что ли объелись, сударыня? – отбросив все приличия, возопил рыцарь.
   Но принцесса его уже не слушала. Да и слушала ли она его раньше?
   – Кликни еще пажей и вели принести розги, – обратилась хозяйка к Лизетте, – запорем нахала до смерти, моя хорошая.
   Горничная сделала книксен и скрылась за одной из дверей. Гость явно напрягся, но он был столь слаб, что не смог бы оказать достойного сопротивления и решил остаться в уже занятой позе.
   Алана же, не теряя времени даром, поманила к себе другую служаночку и усадила ее к себе на колени.
   – Смилуйтесь, моя госпожа, ведь я… – попытался как-то оправдаться несчастный, но от него лишь отмахнулись:
   – Вас все равно никто не слушает. Поберегите силы, я хочу увидеть зрелищную казнь. Красная кровь на зеленом ковре, какой пикантный диссонанс, моя милая, – заворковала принцесса, обращаясь к прижимающейся к ней всем телом горничной, – И зачем мне замуж, не подскажешь, Кати? Мужчины! Они ведь так вульгарны, мое солнышко. И того им от тебя надо, и этого… Да еще подумать только, наследника! А лучше не одного, а парочку на всякий случай: вдруг старшенького чума заберет или сифилис. Рожать наследников! О, упаси Иериаль. Это же конец фигуре! Да если б дело было только в этом. Мужчины, фи! Как куцы их фигуры! Определенно, Матушка-Природа собрала в них все недостатки света.
   – Госпожа! Моя госпожа! – Возопил высоким срывающимся голосом несчастный в помятых латах. Да и не мудрено, что возопил: в зал явилась пара пажей с розгами.
   – Да не причитай ты раньше времени! – рассерженно надула губки Алана, – воистину, ни одной добродетели нет у этого «сильного пола»!
   – Я не принадлежу к сильному полу! – раздался отчаянный визг из-под шлема.
   Глаза хозяйки башни зло сверкнули.
   – А вот обманывать меня не надо, любезный. Я барышню от мужика отличить пока еще в состоянии, будьте благонамеренны. А ну сдерите вы уже с него этот металлолом! – прикрикнула она на пажей, – не по железкам же вы его стегать намереваетесь. Да заодно и посмотрим в его наглые бесстыжие глазоньки, когда обман раскроется! – и она даже сочла необходимым стукнуть тонкой ручкой по резному подлокотнику, оторвав ее от приятных округлостей фигуры Кати.
   Слуги не вполне умело принялись разоблачать человека, чья половая принадлежность теперь стояла под вопросом. Руки, ноги и туловище были освобождены без особых затруднений, но для того, чтобы избавиться от шлема, пришлось сбегать за кое-каким подручным инструментом.
   И наконец, преодолена последняя преграда: испорченный шлем стащен с головы пленника. Пленницы! Перед принцессой стояла девушка. Обладательница темных глаз и фонаря под одним из оных. Личико у нее было мягкое и нежное, попорченное разве что синяком и длинноватым носом, а каштановые волосы заплетены были в тугую недлинную косичку. Правда была она слегка высоковата и крепковата для барышни, но все-таки…
   – О! – Воскликнула Алана, пожирая нечаянную гостью алчущим хищным взглядом, – Да это же меняет дело! Полностью меняет! Я бы даже сказала, что это ставит все на свои места. Теперь сама судьба велит мне жить в законном браке с женщиной. Как славно. Жаль только бедняжку Мот… Она хотя бы недолго мучалась? Вы быстро кончили дело? – и тут же обратилась к слугам, – а вы что рты пораззявили?! А ну бегом за вином для гостьи! А в общем, нет: сервируйте ужин на двоих в моих покоях.
   И спустя несколько минут прекрасная Алана уже потчевала свою гостью разнообразнейшими блюдами и винами, не забывая при этом нежно ворковать:
   – …правда батюшка может взбунтоваться, но ведь для того все и было затеяно… Не принято девку за девку выдавать… Тем более в правящей династии. Тем более наследную принцессу. Ох, чую будет скандал! Хотя… Вы ведь можете явиться к нему на поклон на коне и в доспехах, как положено рыцарю, и тогда он до самого венчания не узнает о нашем маленьком секрете. А когда свадьба будет уже сыграна, настанет время и для сюрприза. Батюшка вмиг добела поседеет, когда поймет…
   Все же я определенно начинаю верить в счастливую звезду. Ну должно же было так случиться, чтобы мой рыцарь оказался девицей.
   – Технически я не рыцарь вовсе, Ваша милость, – осмелилась вставить словечко гостья, – а совсем даже скромный оруженосец.
   – Это уже хуже, – нахмурила тонкие светлые бровки Алана, – но это же не имеет никакого значения, если именно Вы, моя лапушка, сразили дракона.
   – Дело в том, моя госпожа, что и дракона я не имела чести сразить, – тихонько сказала девушка, упираясь взглядом в скатерть.
   – Как? – Изумилась принцесса, – это же не возможно! Я сама видела: Мот бьется в агонии, и Вы лежите рядом…
   – Это Вы увидели совершенно верно, моя госпожа. Но от Вашего взгляда утаилась одна существенная деталь: тело моего господина, пронзившего сердце несравнимой ни с кем по свирепости Мот, которое погребено теперь под драконьим брюхом.
   Алана нервно застучала было ножкой по плитам пола, но тут же расслабилась, и на ее подкрашенных яркой помадой губах снова появилась улыбка.
   – Вот и верно, что оно там погребено. Кому в голову взбредет ворочать тушу издохшей драконихи? Никому ровным счетом. А значит никто и не узнает, что под ней лежит настоящий рыцарь.
   Гостья печально вздохнула и залпом допила вино из своего бокала.
   – Что такое, моя девочка? – в серых глазах Аланы появилось сочувствие.
   – Жаль рыцаря Серебряного Карпа. Он так и останется без настоящей могилы и всех почестей, которых достоин любой рыцарь.
   – Вы о своем господине, моя родная? Забудьте, забудьте, милочка! Теперь Вы сама себе хозяйка. Больше того: вы можете стать в перспективе королем!.. Хотя нет, расскажите мне лучше о нем. Чем он заслужил Вашу благосклонность и каким образом Вас вообще свела судьба?
   И гостья начала свой рассказ.
//-- * * * --//
   Ветви деревьев возникали как будто из ниоткуда, стремясь вцепиться мне в волосы или выколоть глаза.
   И чего меня потащило по дороге, которая и на дорогу-то не похожа? Даже для меня, жительницы одной из позабытых Богом деревушек, это была скорее лет сто назад заброшенная тропа. Но я пошла, потому что это, видите ли, самая короткая дорога! И куда? К мифическому озеру, о котором давным-давно рассказывала мне бабушка, чтобы я лучше засыпала. В зеркальной поверхности чистейших вод того озера можно увидеть свою судьбу, а озеро то находится аж на краю Арденских земель. Причем не на том краю, на котором расположена моя родная деревенька, а совсем даже на противоположном, но я все равно потащилась! И почему? Из любопытства бабьего, да будь оно неладно! Не интересно, видишь ли, узнавать благодаря гаданиям, с какой стороны суженый придет. Интересно в озере лицо его увидеть!
   Вот я и отправилась на другой край Ардении, и только через несколько дней после того, как покинула дом, поняла, сколь глупа была моя затея. Но повернуть обратно я уже не могла. Теперь мне один только путь – к волшебному озеру, в котором я, возможно, увижу, как возвращаюсь домой, сгорая от стыда.
   Лошадка, на которой я ехала, в очередной раз споткнулась о какую-то корягу. Меня вновь кольнула совесть. Ну коли сама дура, то пропадай, пожалуйста, но зачем из дома уводить единственную лошадь? Как там теперь батюшка обходится без нее? Да, дома меня ждет если не смерть от стыда, то от папенькиных кулаков точно.
   Лошадка, которую я из-за масти звала просто Пегая, с треском пробиралась сквозь сплетенные ветки кустов и то и дело спотыкаясь о торчащие из земли корни. Животное устало и двигалось шагом.
   «Наверное, она сейчас думает о сене или о сочной молодой травке, – подумала я, – потерпи, родная, скоро сделаем привал», – добавила я, вслух обращаясь к кобыле.
   В следующий миг я что-то резко дернуло меня за волосы назад, и я полетела спиной на землю.
   «Проклятые деревья с их проклятыми сучьями!» – подумала я, падая.
   И тут я встретилась с землей, которая, судя по полетевшим у меня из глаз искрам, была не очень-то рада встрече.
   «Я конечно задумывалась о скором привале, но не настолько же буквально!» – была моя вторая мысль.
   Пока я с умилением рассматривала звездочки и круги, мельтешащие перед глазами, меня начали ощупывать чьи-то руки. Я крепко зажмурилась, а затем, распахнув глаза, увидела вокруг себя несколько мужчин. Одичавшие, со спутанными волосами, в давно истрепавшейся одежде, они казались дикими зверями. Один держал Пегую за поводья и смотрел на нее жадным, голодным взглядом. Еще двое склонились надо мной, методично ощупывая каждый сантиметр тела. К своему ужасу в их глазах я увидела тот же голод, что и в глазах державшего лошадь. Ими владел чисто гастрономический интерес.
   «Сожрут! – внезапно поняла я, – и меня, и Пегую. Сожрут вместе с остатками хлеба и сыра, завалявшимися в котомке».
   От страшной мысли в горле встал ком. Захотелось завизжать, громко, долго, пронзительно, как я делала, когда кто-нибудь из братьев подкидывал мне на подушку дохлую мышь, но из горла вырвался только какой-то странный булькающий звук, похожий на рык.
   Я так просто не сдамся! Даже если они меня в итоге слопают, то, по крайней мере, зубов у них поубавится.
   Двое все еще были рядом со мной, но никто не пытался удержать мои руки и ноги. Видимо они не ожидали, что я так быстро приду в себя.
   «Ну хоть в чем-то повезло», – подумала я и поддала коленом одному из ощупывавших меня мужланов.
   Тот взвыл от неожиданной боли и обиды, а я отпихнула от себя второго и вскочила на ноги. Но в стоячем положении я продержалась недолго. Уже через пару секунд кто-то сильно ударил мне под колено, и я снова повалилась на землю. На этот раз ко мне подскочило трое. Один вцепился своими огрубевшими руками с грязными обломанными ногтями мне в горло, а другие начали сноровисто стягивать мои руки и ноги веревкой. Дышать было трудно, и все вокруг постепенно начало кружиться, темнеть и расплываться.
   Где-то раздалось ржание.
   Прости, Пегая, девочка, я тебе уже ничем не помогу.
   С той же стороны, откуда долю секунды назад доносилось ржание, раздался свист рассекаемого воздуха. Мне представилась ужасная картина: огромный топор со всего размаха обрушивается на шею Пегой. Хлещет кровь, и лошадка падает на землю. Но вслед за свистом раздался не лошадиный, а человеческий вопль. Дикий, почти первобытный, полный боли, но все же человеческий. Державшие меня мужчины тоже завопили и бросились бежать.
   Воздух снова нашел путь к легким, и после пары вдохов зрение пришло в норму. Я увидела, что ко мне подходит мужчина в блестящих доспехах, а невдалеке, рядом с моей Пегой, стоит красивый жеребец под дорогим седлом.
   «…и ее спас рыцарь без страха и упрека, самый доблестный и благородный из всех рыцарей Ардении», – саркастически подумала я.
   – Поднимайтесь, барышня, – сказал мужчина, протягивая мне руку.
   – Я парень, – буркнула я и, проигнорировав предложенную помощь, стала неловко подниматься сама, попутно скидывая с себя незатянутые петли веревок.
   Если кто-нибудь когда-нибудь спросил бы меня, зачем я это сделала, я бы ни за что не смогла ответить. Ну не хотелось мне быть девой, вырванной из лап чудовищ и все тут. А если бы я тогда промолчала, все могло бы быть совсем иначе, но…
   – Ну парень так парень, – покладисто согласился рыцарь, – да и как я мог спутать? Дикое тут место, дружище, – резко сменил он тему, – опасно путешествовать по таким землям в одиночку. Позволь спросить, куда ты направляешься? Быть может, нам по пути.
   – Да никуда, – взвилась я. И, сразу же успокоившись, добавила, – просто путешествую.
   – Ааа, – протянул мой собеседник, – ну тогда нам наверняка по пути. Ты же конечно хотел бы посетить Ниарис, а я как раз туда и направляюсь. Скоро там будет турнир, который устраивает наш король, мудрейший из правителей, и я хочу принять в нем участие. Да, и позволь представиться: я – рыцарь Серебряного Карпа, – и он ткнул пальцем в рыбу, украшающую нагрудник его лат, – конечно, это не настоящее мое имя, но я дал обет, и так я буду зваться, покуда не сдержу данного мною слова, не будь я… Хотя не важно… А как твое имя, парень?
   Странный он какой-то. Чудаковатый и немного пафосный, хотя вполне вежливый. Только я себе рыцарей как-то по-другому представляла. Менее доверчивыми, что ли.
   Быстро рассудив, что в компании рыцаря, пусть даже немного странного, путешествовать все же безопаснее, чем в одиночку, я буркнула ему в ответ что-то невразумительное.
   – Что ж, именно так я и буду тебя звать, – просиял тот и, направился к своему коню.
   Ну разве это не странное поведение?
   – Однако пора в путь. Турнир нас ждать не будет, – продолжил он и вскочил в седло.
   Я проделала то же самое, только явно с меньшим энтузиазмом. Но не успели мы двинуться в путь, как рыцарь, хлопнув себя по лбу, чуть не кувырком скатился с седла. Приземлился он, однако, твердо и устойчиво, наверное даже ловко, на обе ноги.
   – И надо же, надо же! Ведь чуть не забыл! – сокрушался он, – ну что же ты медлишь, юный друг? С коня, с коня, мой мальчик, да поживее, ты же знаешь, я дьявольски спешу!
   Вот идиот! Неужели он считает, что ведя коня в поводу, он будет двигаться быстрее? Не поторопилась ли, когда согласилась на его компанию?
   Видя, что я не тороплюсь, среброкарпый в нетерпении замахал руками.
   – Ну, давай скорей! Преклонишь колено, поклянешься мне в вечной верности как господину рыцарю и поедем уже.
   – А с чего это я должжж…ен вам кланяться? – осмелилась нахамить я.
   – Ах, что за время? Что за нравы? – запричитал рыцарь, – и молодежь совсем не та пошла! Ну как же, мальчик, как же? «…И, спасенный рыцарем от неминуемой смерти, он преклонил пред благодетелем колено и поклялся в вечной преданности ему, как своему господину, ибо спасенная жизнь – есть дар наиценнейший». И далее по тексту: он становится оруженосцем спасителя и весь свой век странствует со своим господином, мечтая в кровавом бою спасти ему жизнь, чтобы уплатить неоплатный долг свой. Некоторым, кстати, удается.
   Поддавшись напору рыцаря, я слезла с Пегой и опустилась на одно колено.
   – О, пресвятейший Иериаль! – вновь запричитал мой чересчур эмоциональный знакомец, – на другое, мальчик, на другое колено! Ну ничего же ведь не знают! Ах, куда катится мир? Повезло же на оруженосца! Подсуетилась судьба-индейка… Или как там говорят?.. Злодейка, пигмейка… Что-то вроде этого… Ну да ладно, я тебя вышколю. Еще бы не вышколить, ведь в столицу еду, не срамиться же там. Клянусь собой, что к моменту, когда ты будешь въезжать в Ниарис, твои знания этикета будут идеальны.
   Пока он сотрясал воздух, я поменяла колено и тихо ждала, когда сия тирада, наконец, завершится. Рыцарь, к чести своей, заметил мое послушание достаточно быстро. Он что-то буркнул себе под нос, а затем громко, четко и с расстановкой начал декламировать клятву, которую полагалось произнести в моем случае, делая паузы, чтобы я успевала повторять за ним.
   – Эту клятву выучишь назубок сегодня же, – сказал мне мой новый господин, когда мы покончили с официальной частью, сели на лошадей и отправились-таки в путь, – правда вряд ли тебе когда-то придется произнести ее вновь. Ведь ты теперь мой оруженосец, хотя со временем тебе, возможно, удастся совершить подвиг и вернуть мне долг, и тогда ты сам станешь рыцарем. Правда эту клятву произносят чаще всего лишь один раз в жизни, но, образования ради, ее стоит знать. Я вобью ее в твою молодую пустую голову, будь спокоен.
   И он не обманул. Закончив свои рассуждения, он стал четко и с выражением декламировать текст клятвы. Закончив ее, он начал заново, а потом снова и снова.
   Мы остановились на привал. Я развела костер, а он все твердил и твердил как попугай одно и то же. Когда я уснула, он, наверное, не умолк, хотя если и умолк, каждое слово навязчиво вертелось в моем мозгу.
   Проснувшись утром, я услышала многое: щебет птиц, шорох листвы, стук беличьих коготков о зеленые ветви, но слов клятвы слышно не было. Мой господин молчал.
   – Как спалось? – Любезно осведомился он, увидев, что я проснулась и села.
   – Отныне я, Ваш верный слуга и преданный товарищ… – против своей воли начала я бормотать текст клятвы в вечной верности господину вместо ответа. Правда, это был отрывок из середины установленного этикетом текста, но это уже мелочи. Поняв, что я собственно говорю, я быстро умолкла, а рыцарь расплылся в улыбке:
   – Ну вот, уже значительно лучше. Правда, думаю, стоит повторить еще пару раз.
   После закрепления материала, мы перешли к изучению других правил хорошего тона. И мой бедняга рыцарь очень старался. По вечерам, во время стоянок, он вбивал в мою бедную голову все новые и новые правила поведения. Он не утихал, даже когда мы ставили капкан на зайца или ловили рыбу, а так же во время приготовления пищи и ее поглощения. Казалось, что у него где-то есть второй рот, которым он вещал, пока основное ротовое отверстие было занято пережевыванием пищи. Днями же мой господин разглагольствовал о политике и моде, доносил до моего сведения последние сплетни и сетовал на необразованность и твердолобость нынешней молодежи.
   Но мое обучение не ограничилось одними словами.
   – Эгей, стоп, стоп, мой юный друг, – заявил мне мой господин, когда мы проезжали по улочке какого-то провинциального города, – пора обзавестись настоящим добрым клинком, – сказал он и указал на вывеску, где крупными корявыми буквами было написано «КУЗНЕЦ».
   Боги, чего только не было у кузнеца! Такому мастеру бы жить в столице. Правда, это я понимаю только теперь, а тогда мне казалось, что помещение завешано металлоломом. Рыцарь Серебряного Карпа с воодушевлением тыкал пальцем то в одну штуковину, то в другую, примерял их к ладони, крутил в руках, проделывал с ними пируэты.
   – Замечательно! Просто изумительно сработано, милейший, – подвел он итог, окончив свои упражнения, и вернув оружие добряку кузнецу, – меч мне, пожалуй, нужен тот и еще вон тот, что покороче на ладонь да полегче. И пару копий… вон тех, пожалуй. Да, и еще нужна броня для моего оруженосца.
   Кузнец был человек понятливый и расторопный. Через три четверти часа все, что желал приобрести мой господин, уже двигалось вместе с нами по направлению к столице.
   – А зачем нам столько… – я замялась, потому что хотела сказать «барахла», но вовремя одумалась.
   – Оружие, мой мальчик, должно быть при рыцаре всегда.
   – Но у Вас же оно и до этой покупки при себе было, – возразила я.
   – Запас, мой друг, карман не трет, – послал мне лукавый взгляд рыцарь.
   – Хорошо, с оружием понятно, – смирилась я, – но зачем мне латы?
   – Ты это скоро узнаешь, намного раньше, чем полагаешь, – хитро сказал мой господин и начал вертеть головой по сторонам.
   Тогда я подумала, что он делает это для того, чтобы скрыть от меня плутоватое выражение своего лица, но он всего лишь искал постоялый двор. Впрочем, таковой обнаружился достаточно скоро. Хозяин выскочил на порог своего заведения, радушной улыбкой встречая господина рыцаря и его оруженосца.
   – Добро пожаловать, господин! – запел он медовым голосом песню, которую любой трактирщик знает назубок, – я прямо как чувствовал, что именно сегодня у меня остановится такой почтенный господин как Вы! Нынче утром закололи свинью, которая жарится сейчас в моей жаровне! Нежная, сочная! Что же касается вин, могу с гордостью сказать, что мои запасы – самые лучшие в окрестностях. А может Вы желали бы снять комнату? О, у меня есть прекрасная ком…
   – Все, мы возьмем все и сразу же, любезный хозяин, но только если Вы предоставите нам кроме обозначенных выше еды, выпивки и комнаты еще и свой задний двор, – перебил мой хозяин трактирщика.
   – Задний двор для господина? – трактирщик, похоже, сталкивался с такой просьбой впервые и был ею не на шутку изумлен.
   – Да, бездельник, задний двор. И желалось бы получить ответ быстрее, ибо он нужен нам только в остаток светлого времени суток.
   На лице трактирщика отразился сложный мыслительный процесс, результатом которого стало заявление:
   – Да пользуйтесь, господин, сколь Вам угодно будет!
   – Вот и славно, друг мой, вот и славно, – обратился рыцарь ко мне, – поспешим же, солнце не будет нас ждать и сядет когда положено. Да мечи прихвати.
   И мы тут же отправились на задний двор заниматься… Чем бы вы думали? Фехтованием.
   – Хороший оруженосец должен уметь знатно управляться с мечом, мой мальчик! – кричал среброкарпый мне, войдя в раж, – отскок! Разворот! Пригнись! Убит. Ну ничего, ничего, ты определенно делаешь успехи. Лет эдак через семь-десять станешь отличным воякой!
   С того самого вечера начались упражнения с мечом и копьями. А через некоторое время мой господин решил, что мне следует сменить лошадь на более достойного скакуна, и начались тренировки в верховой езде. О, сколько несушек мы напугали до полусмерти на задних дворах гостиниц и трактиров! Такого числа, наверное, не знает и самый ученый человек мира. А сколько я набила себе синяков и шишек…
   Но главное, что когда мы въезжали в Ниарис, рыцарь Серебряного Карпа сказал мне:
   – Я горд, мой мальчик. Горд тем, что появлюсь на глаза короля в достойной компании.
   Я зарделась, что маков цвет! Такая похвала. Вот только знать бы мне тогда, чем обернется этот комплимент…
   Но обо всем по порядку.
   Мы прибыли в столицу как раз вовремя: вечером того же дня светлый король Ардении Драуман давал ужин всем рыцарям, что собрались на турнир. Сам же турнир должен был начаться следующим утром.
   До начала званого ужина было еще время, и мы расположились в одном из постоялых дворов. Мой господин послал одного из трактирных слуг к мастеру, который брался обновлять гербы на обмундировании и щитах. Тот согласился на срочный заказ, и когда мы выезжали на ужин к королю, на груди моего господина сиял серебром чистенький и молоденький карп. Моя грудь была украшена ровно такой же рыбешкой.
   «И конек у меня славный да ладный, не хуже хозяйского, и сама в чистом и новом, и даже герб на груди. Нет, определенно, любит меня хозяин, ценит», – думала я, лениво покачиваясь в седле и с приязнью замечая уважительные взгляды горожан.
   Я самозабвенно пялилась на фонтаны и статуи, мимо которых мы проезжали, стараясь при этом выглядеть так, будто с младенчества знакома с подобной роскошью. Это занятие потребовало всего моего внимания.
   – Хорош городок, а? – добродушно осведомился рыцарь, – не теряйся, парень, ты не хуже. Сам убедишься.
   Тем временем мы подъехали ко дворцу. Такого величественного здания я еще никогда не видела. Казалось, от него даже пахнет роскошью. Парки, площади и фонтаны, увиденные прежде, поблекли и отошли на второй план. Дворец просто околдовал меня.
   А вернул-таки меня к реальности голос моего господина, который, надо сказать, исходил с непривычной стороны. Да и говорил рыцарь что-то уж совсем неправильное.
   – Разрешите помочь Вам спешиться, господин, – возгласил рыцарь Серебряного Карпа откуда-то снизу и слева.
   Я завертела головой и увидела сначала хозяйскую лошадь без седока, а потом и самого рыцаря, который придерживал мне стремя. Это зрелище вогнало меня в ступор.
   – Вас все еще беспокоит Ваша рана, мой господин, – участливо продолжил Среброкарпый, видя как увеличиваются мои глаза, – позвольте помочь Вам и сопровождать Вас во дворец, дабы прислуживать Вашей милости за трапезой.
   – Д-да… Да, конечно, – выдавила я из себя и наконец-то покинула хребет своего скакуна, которого тут же взяли под уздцы дворцовые слуги.
   Мой господин, внезапно ставший моим слугой, шагал со мной бок о бок, всем своим видом выражая полную готовность подхватить своего якобы раненого хозяина.
   «Какого лешего все это значит»? – соображала я, поднимаясь по высокой мраморной лестнице, ведущей к огромным резным дворцовым воротам. Специально споткнувшись на одной из ступеней, я охнула, будто потревожила несуществующее ранение. Мой господин мгновенно подхватил меня, помогая устоять на ногах. Этим-то моментом я и воспользовалась, чтобы шепотом сквозь зубы поинтересоваться:
   – Что за балаган Вы устроили?
   – Боевое крещение, мой мальчик, – так же тихо ответил он мне, – покажи этим снобам, как следует вести себя при дворе. Я на тебя рассчитываю. И помни, я назвал тебя своим именем, не запятнай его позором, – и он склонился в почтительном поклоне, пропуская меня вперед.
   Теперь я поняла, насколько серьезно меня подставили. Из села и сразу к королю на званый ужин. Ну держись, рыцарь Серебряного Карпа, если оплошает твоя ученица. Хотя не оплошать и в моих интересах тоже. Вешать-то, если что, будут именно меня.
   Поначалу затруднений у меня не было. Заблудиться так точно не имелось возможности: все вокруг гудело, и, казалось, каждый сантиметр площади и лестницы был занят если не рыцарем, то оруженосцем, а если не оруженосцем, то придворной дамой в ослепительном наряде. Все они стремились вверх по лестнице и проходили через высокие дубовые двери в огромный зал.
   – Рыцарь Серебряного Карпа с оруженосцем! – звучным голосом возвестил о нашем прибытии мужчина в ливрее, стоящий у самого входа, стоило нам только переступить порог.
   Повсюду было светло, чисто и красиво. Богатые портьеры, яркие гобелены, золотые канделябры и серебряные столовые приборы, сверкающие на большом длинном столе. Вокруг то и дело мелькали слуги. Кто таскал из кухни блюда с различными яствами, а кто указывал гостям их места за столом. Гости же чинно прохаживались среди всего этого изобилия и заводили друг с другом светские беседы, чувствуя себя так непринужденно, будто гуляли по собственному двору, а не по королевскому дворцу.
   – Его светлейшее величество король Ардении Драуман! – раздалось вдруг над всем этим гудением, и мгновенно воцарилась тишина. Гости обернулись к золоченой двери, из которой должен был появиться король, и заранее склонились в поклоне. Мы с господином последовали общему примеру.
   «Черт, так же не видно ничего! – с досадой подумала я, – как же мы узнаем, что он уже здесь, если стоим, уткнувшись в пол»? – и я завращала глазами, стараясь увеличить поле зрения. Ой, как хорошо, что никто не видел этих моих упражнений в пучеглазости. Не поняли бы.
   Ответ на мой вопрос не заставил себя ждать. До моих ушей донеслись твердые, неторопливые шаги, а через пару мгновений я увидела краешек туфли с начищенной до блеска пряжкой.
   «Так вот она какая, поступь монарха», – подумала я и, на всякий случай, согнулась еще сильнее.
   – Полноте, полноте, друзья! – полился по зале завораживающий баритон, – вы все мои гости, а многие из вас – мои добрые знакомые. И все вы приглашены на добрый ужин. Так давайте же и займемся ужином, – Драуман направился к своему месту за столом, показывая собравшимся пример.
   Гости распрямились, но двинулись со своих мест только после того, как король занял почетное место во главе стола.
   Когда все наконец расселись, начался пир, воистину достойный этого дворца. Блюда и вина изумляли обилием и разнообразием, а созванные со всех концов Ардении барды услаждали слух трапезничающих. Отовсюду сыпались тосты «за мудрого короля Драумана», «за славные победы», «за грядущий турнир». Я посчитала, что негоже мне отставать от прочих и решила тоже произнести какой-нибудь тост, да такой, чтобы все гости поддержали его одобрительными возгласами и рукоплесканиями.
   – Выпьем! – возгласила я, поднявшись со своего места, и замолчала, потому что не успела придумать, за что собственно предложить осушить бокалы. В поисках идей я начала обводить взглядом гостей, и тут в поле моего зрения попала очаровательнейшая дама. Чрезвычайно молодая и привлекательная, в роскошном платье, блистающем драгоценными камнями, она сидела по левую руку от короля. Рядом с нею Драуман казался еще более зрелым, чем был в действительности. Король подал молодой особе вино и благосклонно проговорил ей что-то в полголоса.
   – Выпьем! – повторила я немного заплетающимся языком, – за прекраснейшую даму Ардении!
   – Замечательный тост, – промолвил Драуман, – но прежде, чем мы выпьем, скажите нам, храбрый юноша, о какой даме идет речь?
   Несколько смутившись, я снова бросила взгляд на барышню, соседствующую с монархом. Она, лукаво прищурившись, глядела то на меня, то на правителя.
   – За прекрасную дочь нашего владыки, великого Драумана! – провозгласила я и опрокинула чарку под всеобщие возгласы одобрения.
   Что-то неуловимо изменилось в лице дамы. Кажется, она рассердилась, но король был явно доволен.
   – Вы находите мою единственную дочь достойной такого комплимента, юноша? – спросил он, благосклонно улыбаясь.
   И меня понесло. Наверное, вино затуманило мой рассудок, и я говорила и говорила. О красе несравненной прелестницы, о всех ее добродетелях и о том, что рыцарь Серебряного Карпа, готов свершить для нее любой подвиг и сложить к ее ногам головы врагов, а вместе с ними и свое сердце. Гости благоговейно ахали, а король смотрел на меня и слушал очень внимательно. Когда же я иссякла и села на свое место, поднялся Драуман и произнес какую-то торжественную речь, суть которой благополучно ускользнула от меня благодаря хмелю. Когда же король кончил говорить, собравшиеся разразились восторженными криками и рукоплесканиями. И снова вино, вино, вино.
   Первой моей мыслью на утро было отчаяние: уже вовсю светило яркое солнце, а я не вычистила коня господина и не подготовила к турниру его латы и оружие. Я попыталась подняться на ноги, дабы отправиться в конюшню, но в голове что-то бухнуло, словно церковный колокол, а предметы мебели заплясали перед глазами польку. Хотя может это был вальс…
   «Что это за место?» – подумала я.
   – Постоялый двор, комната, снятая нами вчера по прибытии, – отозвался мой господин, сидящий рядом со мной. Либо я думала вслух, либо мой господин обладал даром чтения чужих мыслей, либо же моя растерянность была написана на лице. И мне почему-то кажется, что верно именно третье.
   – Господин, мне стыдно, я виноват… – забормотала я, стараясь как-то оправдаться.
   – О, не стоит, не стоит, мой голубь! Ты был великолепен! Ты просто блистал! Ни у кого нет такого оруженосца как у меня. Никто никогда не сможет похвастать оруженосцем, которого можно выдать за себя и не покраснеть от его манер!
   – А как же турнир? – спросила я, довольная похвалой.
   – Какой турнир? – изумился рыцарь.
   – Ну как же? Тот, ради которого мы сюда и ехали.
   – Ах, это, – махнул рукой рыцарь, – забудь. Не актуально. Благодаря тебе нас ждут настоящие свершения!
   – Почему забыть? Какие свершения?
   – А ты что же, совсем ничего не помнишь? – лукаво взглянул на меня мой господин.
   Пошарив в закоулках своей памяти, я была вынуждена признать, что сведений о предстоящих нам подвигах в ней нет.
   – Ох уж это мне вино, – усмехнулся рыцарь, – ну хоть как ты пел дифирамбы единственной и несравненной дочери короля, обворожительной Алане, помнишь?
   Я кивнула. Зря. В голове снова бухнуло.
   – Как рассвирепела супруга Драумана, это надо было видеть. Он вступил в брак в четвертый раз буквально пару месяцев назад, и молодая королева еще не привыкла, что кто-то может восхищаться не ею.
   – Так та особа, что сидела подле короля, была его жена? – изумилась я.
   – Ну почему же «была»? Полагаю, она и сегодня ей является, – слегка пожал плечами мой рыцарь.
   – А кто же тогда?..
   – А ты ее не видел, – поняв меня с полуслова рыцарь, – она не присутствовала на этом ужине. Госпожа Алана затворница, знаешь ли. Изволит вместе со своими горничными, портными и личным поваром проживать в башне, охраняемой драконом. Кстати туда-то мы и направимся сразу же, как только ты придешь в годное для поездки состояние.
   – Так та речь Драумана… это было напутственное слово? Он отправил меня отбивать наследную принцессу у дракона? Мол, благословляю на подвиг, душой и мыслями я с вами?
   – Вот именно, мой отважный друг! – не распознал моего сарказма мой господин. Или может только притворился, что не распознал, – ей богу, такого удалого оруженосца нет ни у кого во всей Ардении, хоть от края до края прочеши! А теперь на-ка выпей вот это, полегчает. И сразу в путь!
   Таким вот странным образом бесшабашный рыцарь с непутевым оруженосцем отправились навстречу приключениям, оснащенным крыльями, огнедышащей пастью и носящим имя Мот.
   Понятия не имею, зачем господину понадобился тот цирк, что он устроил на приеме у короля, и черт меня задери, если когда-нибудь пойму. Возможно, таким образом он хотел проверить, хорошо ли выучил меня манерам, а может быть просто развлекался. Кто знает? Не до вопросов мне было тем похмельным утром, а теперь-то и спросить уж некого.
   Путь был не так труден и долог, как описывают его в своих балладах барды. Напротив, любой житель Ардении уже знал о нашей почетной миссии и готов был помочь нам всем, чем только мог. Так что единственным препятствием на пути к спасению принцессы остался злобный большущий дракон.
   Я не сразу заметила эту зверюгу, потому что она лежала неподвижно, как скала. А когда она неожиданно взвилась на задние лапы, пыхнула огнем и бешено взмахнула здоровенным чешуйчатым хвостом, я не успела ничего сделать. Огонь, к счастью для меня, был направлен в сторону моего господина. Тот успел увернуться от струи пламени, а вот я от драконьего хвоста – нет. Меня сшибло с коня, и хорошенько приложило оземь, после чего я потеряла сознание. Не знаю, надолго ли, но когда я снова стала понимать, что происходит вокруг, рыцарь как раз вонзил свой меч в грудь дракона. Тот издал последний в своей жизни рев и в судорогах медленно повалился на землю, похоронив под собой моего господина.
//-- * * * --//
   – Он научил меня всему, что я знаю теперь, и мне жаль, что для него не будет могилы, – закончила свой рассказ девушка.
   – Ну, полно печалиться, моя рыбка, – успокаивающе сказала ей Алана, – выпей вина и ступай отдыхать. Лизетта проводит тебя в отведенные тебе покои.
   Пригубив предложенный бокал, девушка раскланялась с хозяйкой и направилась вслед за служанкой. Ее и вправду манили к себе пуховая перина и многочисленные подушки, но оказавшись в спальне одна, она сразу же метнулась к окошку.
   – Высоковато, – досадливо протянула она и бросилась обратно к постели, чтобы воспользоваться давно известным всем беглецам трюком.
   Через час взошедшая луна осветила каменную башню. Из одного ее окошка свисал до самого подножия длинный канат, связанный из простыней, наволочек и балдахина, порванных на полоски. А уже спустившаяся беглянка торопливо, но тихо и осторожно двигалась по направлению от башни. Домой! Домой. И не надо никакого волшебного озера. В поисках предсказаний будущего можно и вовсе этого самого будущего лишиться.
//-- * * * --//
   – Брехня, – сказал трактирщик, забирая опустевшую кружку, – хотя для байки очень даже ничего.
   – Ну, вообще-то это чистая правда, – возразил бард, – я бы Вам не советовал особо часто ее пересказывать, сами понимаете.
   – Да что ж Вы, господин, совсем меня за дурака принимаете? Неправда это. Наследная принцесса, и вдруг такая срамота. Да ни в жизнь! По крайней мере, не в нашей стране. Так что мой Вам совет: не рассказывайте это больше. Ну, или имена поменяйте. Я-то с чувством юмора, я понимаю, сказка, а другие могут и донос накропать.
   Корчмарь покачал головой и, видимо считая разговор завершенным, развернулся и вразвалочку направился к кухонным помещениям.
   – И что же, даже супа за историю не дадите? – спросил ему вдогонку бард.
   – Пива за историю выше крыши хватит, а хотите чего еще – платите.
   Бард вздохнул.
   «Видать, он сейчас на мели, – подумала Рапсода, – но свой, надо помочь».
   – Будьте любезны, добрый хозяин, принесите-ка нам с приятелем по кружечке глинтвейна, да погорячее, – крикнула она в спину корчмарю, бросая на стойку монетку, – Рапсода Скерцанда Виваче по прозвищу Си-Диез не даст брату-барду помереть от жажды.
   Хозяин, услышав любезный сердцу звон, засуетился и заторопился к кухне, что-то бормоча себе под нос.
   – Присаживайся, коллега, – сделал приглашающий жест бард и невесело улыбнулся, – заработать, как ты поняла, здесь не удастся. Этот дурень из певцов знает только местную бабку-плакальщицу, которая за серебрушку воет на похоронах.
   Артистка опустилась на предложенный ей табурет. Карие глаза, привлекательное, но серьезное лицо. Нет, она точно раньше нигде его не видела.
   «Неужто он и вправду известный бард», – гадала Рапсода, разглядывая нового знакомого.
   – Не пытайся, все равно имени моего ты не вспомнишь, – улыбнулся бард, явно понявший, о чем думала его собеседница. Улыбка получилась чуть менее грустной, – или вспомнишь сразу десять. Такая уж я нестандартная, одноликая, но многоименная личность. Можешь звать меня хотя бы Кредом. Но это не так уж и важно. Важно помогать друг другу. Взаимовыручка…
   – А про принцессу… Это правда? – не удержалась Рапсода и отхлебнула принесенного хозяином глинтвейна. Перстень на ее руке блеснул, отразив солнечный свет.
   Бард по имени Кред сощурился, будто яркий отблеск попал ему в глаза.
   – Правда, – коротко ответил он, грея ладони о свою кружку, – недавно она была доставлена из башни обратно во дворец к отцу, который теперь глаз с нее не спускает. Ну не самолично, естественно, на то существуют специально сформированные структуры, так сказать… А сам мечтает выпихнуть бунтарку замуж, дабы избавить себя от столь взрывоопасной барышни, и, надо сказать, не только он… Но это уже другое, об этом потом. Слыхала, Зеленая Песня вот-вот завершит очередную балладу.
   – Н-нет, – певица была поражена. Барды не большие любители делиться друг с другом творческими планами. Хотя может это черта только начинающих и не особо известных, а наверху все происходит совсем по-другому?..
   – Интересно, правда? В «Трех ключах», это один из столичных трактиров, можно будет узнать подробнее.
   У Рапсоды аж дух захватило. Ее приглашают в Ниарис! Да по какому поводу! Встреча, посвященная новой балладе барда, развлекающего королей, не может обойтись без ее, Рапсоды, присутствия! Первое мероприятие такого масштаба, в котором она сможет принять участие. Конечно, она будет там.
   Видно вся гамма переживаемых ею чувств отразилась на ее лице. Собеседник Рапсоды удовлетворенно хмыкнул и встал из-за стойки.
   – Заработать здесь, к моему глубочайшему прискорбию, не удастся, а значит и задерживаться я не намерен, – сказал он, оправляя одежду, – мне нужно спешить. Да и тебе я торчать здесь не советую, – и он уже собрался было уходить, но Рапсода не могла отпустить его так просто.
   – Эй, а когда?
   Кред обернулся.
   – Когда в «Трех ключах»?
   – Через три дня, – тихо ответил тот, – можешь поехать со мной, раз уж нас объединяет общая цель.
   Рапсода быстро прикинула, что собеседник в пути – штука приятная, а если он вдобавок еще и крепкий здоровый мужчина – даже полезная и, поблагодарив нового приятеля, приняла его предложение.
   – Ну, тогда в путь, – сказал тот и дружески хлопнул певицу по плечу. На его пальце блеснул перстень со скрипичным ключом. По крайней мере, так показалось Рапсоде.

2. О политике и балах

   В «Трех ключах» было дымно и шумно. За несколькими сдвинутыми столами сидело пестрое общество артистов. Все они с воодушевлением поглощали пиво и ломти жареной свинины, шутили и спорили, в общем, веселились. Лютни, мандолины, свирельки и бубны уютно лежали на коленях владельцев. Некоторые были заботливо спеленуты роскошными пуховыми шалями, другие скрывали чехлы из кож. Барды отдыхали и явно не собирались сегодняшний вечер посвятить увеселению немногочисленных гостей «Трех ключей», которые с некоторой опаской поглядывали на веселье, бурлящее за столом певунов.
   – Мерзкая погода, – крикнул один из менестрелей соседу, любовно поглаживая свой инструмент.
   – Почти зима, – согласно кивнул тот, – холод, сырость. Лютню того и гляди всю от этой слякоти скособочит. Строй даже внутри корчмы не держится. А уж голос потерять легче легкого.
   – А ты серенады-то под балконами у купеческих дочек хоть зимой не ори. Для таких как ты и для котов в году специально целый месяц выделен, – вмешался в разговор Кред, который только что вошел в трактир вместе с Рапсодой.
   – О, Кред-колокольчик, – обрадовался тот, что жаловался на погоду, – ты вовремя. Сейчас подадут третий бочонок пива. Да ты садись, садись.
   Кред уселся на свободное место за столом. Рапсода с удовольствием последовала его примеру, сев рядом. Уж больно хотелось набить живот чем-нибудь горячим и приготовленным в нормальной кухне, а не над чадящим походным костерком. Но ее персона вызвала неожиданный интерес у соседа по левую руку.
   – Баллада Транара имеет конец ужасно трагический, – сказал он доверительно и, хлюпнув носом, отхлебнул пива.
   Рапсода изобразила вежливую улыбку, пожала плечами и потянулась было за едой, но неугомонный сосед, толкнув ее в бок, продолжал:
   – Не то, что финал его прежней…
   Певица повторила попытку добыть кусок мяса.
   – Эй, ну ты чего меня не слушаешь? А ну ответь мне, – закончил бард, но вновь безрезультатно.
   – Нахалка, – буркнул обиженный артист, отклонился назад и, хлопнув Креда по плечу, кивком головы указал ему на выход из трактира.
   – В чем дело, – вполголоса спросил Кред, наклоняясь к нему за спиной Рапсоды.
   – Она не наша, – театрально округлив глаза, зашептал тот, – терминологии не знает. Крыса паршивая. Да, раньше их хоть чему-то учили, прежде чем…
   – С чего взял, что не знает?
   – А ты сам проверь! – бард с досадой хлопнул ладонью по дубовой столешнице.
   Рапсода, слышавшая этот разговор, не поняла, что происходит, но сообразила, что ей здесь не рады и что для ее сохранности гораздо лучше было бы исчезнуть из «Трех ключей» как можно быстрее. Она собралась уже потихонечку сползти со скамьи под стол, но Кред уже крепко обнимал ее одной рукой за плечи.
   – Не торопись, Си-Диез, – прошипел он, – выйдем вместе, втроем. Только не привлекая к себе внимания, – и он громко расхохотался, будто только что рассказал анекдот. Сосед Рапсоды, тоже смеясь, выбрался из-за стола и галантно взял певицу под локоток, улыбаясь широко и многообещающе. Так, в обнимку, они втроем и направился к двери.
   – Кто ты такая, черт тебя дери? – гневно вопросил Кред, когда они оказались в темном закутке между трактиром и конюшней.
   – Отвечай, курва, кто тебя подослал? Откуда знаешь про «Три ключа»? – рявкнул второй спутник, не дав Рапсоде и рта раскрыть.
   – Если по чести, – замялся Кред, – она здесь целиком из-за меня. Я встретил ее в Приречье. Но там, я клянусь тебе Тарни, она вела себя как положено, даже угостила. И знак у нее при себе.
   – Откуда взяла знак, шавка? – гневно прошипел, надвигаясь на Рапсоду, – кого мы сегодня не досчитаемся на собрании, кроме Транара? С чьего трупа стащила перстень, а? Или ты не знаешь имен, а просто режешь всех, на кого покажут, тихо, пока они спят?
   В мозгу Рапсоды зашевелились мысли, рождающие догадку.
   – Вы об этом… об этом знаке? – спросила она, вытягивая вперед руку с украшением, – я не крала его и тем более никого не убивала. Это подарок. Зеленая Песня сам отдал его…
   – Когда? – зарычал Кред, – когда это было?
   – Давно! Очень давно! Месяца два тому.
   – Она врет, – констатировал Тарни, – такими перстнями не разбрасываются просто так, ты же знаешь. Но Зеленая Песня жив. По крайней мере, последняя весточка от него пришла позавчера. Значит либо она зарезала кого-то другого, либо… Либо видела Песню значительно позже, чем утверждает.
   – Тссс, – шикнул Кред, – сюда идут… посетитель.
   Действительно, кто-то въехал во двор трактира. Лошадь прибывшего нетерпеливо перебирала ногами, постукивая копытами по утоптанной земле возле входа в конюшню. Рапсода навострила уши. Ее спутники тоже прислушивались.
   – Не изволите ли лошадку на попечение сдать, господин? – спрашивал кто-то. Наверняка местный слуга, – овсом либо сеном накормим. Ежели пожелаете, вычистить могем.
   – Корми, чисть, только гриву в косички не заплетай, как в прошлый раз. А то наслушался баек про эльфов на единорогах, чьи гривы да хвосты свиты в косы, переплетенные золотыми лентами, – отвечал другой голос, – и ведь современный, казалось бы, человек, в городе живешь. Да ведь и не просто в городе, в столице, в самом сердце культуры и просвещения, а все бабкины байки ум туманят.
   – Это ж Песня! – воскликнул Тарни, заглушая ответ слуги. Видимо выпитое пиво все же поубавило его сдержанность.
   – Тихо, – отчаянно зашипел на него Кред, – тихо, нельзя, чтобы нас тут заметили посторонние. Уж больно подозрительно мы смотримся здесь втроем в ночи.
   – Не учен, говоришь? – переспросил Зеленая Песня, – ну да и такое с людьми случается… Ну, раз такое дело, то попробую переубедить тебя в последний раз. Видишь ли, я эльф всего только на половину, вследствие чего не должен равняться на чистокровных благородных эльфов, несомненно, имеющих право заплетать гривы своих коней как им будет угодно, – помолчав немного и не дождавшись какого-либо ответа он продолжил, – что ж, бывай. И запомни – без косичек!
   Слуга в ответ пробормотал что-то невнятное, раздалось тихое ржание и звук шагов, направляющихся в сторону Рапсоды и ее компании.
   «Друг или враг? Бард или конюший идет сюда?» – было написано на лицах Креда и Тарни. Оба напряглись, и, казалось, не дышали.
   Шаги замерли. Перед троицей в некотором отдалении остановился мужчина. Кред и Тарни, будучи чистокровными людьми, были обделены такой способностью, как видение в ночи. Рапсода же такую способность имела. Мужчина, стоящий поодаль – тоже.
   – О, Тарни, Кред. Вышли подышать полуночным воздухом? Рад встрече, крайне рад, – произнес он голосом Зеленой Песни.
   Оба барда дружно выдохнули.
   – А кто же эта милая особа, которая любезно согласилась составить вам обоим компанию? – продолжил эльф, подходя ближе, – да не малютка ли это Си-Диез?
   Кред и Тарни удивленно переглянулись. Последний нервно сглотнул.
   – Я знал, что когда-нибудь попутный ветер занесет тебя в наши края, – не замечая странного поведения приятелей, продолжил Зеленая Песня, – но не полагал, что так долго заставишь себя ждать.
   – Ты знаешь ее? Откуда? – выпалил Тарни.
   – Кто она такая, – вторил Кред.
   – Но-но, друзья, не торопите события, – добродушно попытался утихомирить их Песня, – да и кроме того я чертовски устал. А вам обоим отлично известно, что приставать с расспросами и всячески донимать странника, только что слезшего с коня, есть не что иное, как самый дурной тон. Я хочу отдохнуть в отдельной комнате, в тишине, поужинать и немного выпить, а потом уже спуститься к нашему пышному обществу. Разумеется, я буду рад, если вы составите мне компанию. Малые компании располагают к доверительным беседам, а именно такой беседы требует нынешняя ситуация, – и, подмигнув Рапсоде, Зеленая Песня развернулся и пошел по направлению к входу в «Три ключа». Си-Диез, Тарни и Кред последовали за ним.
   Внутри полуэльф перекинулся парой слов с хозяином заведения и уверенным шагом направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для гостей, желающих остаться на ночь. Он был замечен за столом бардов, но сделал знак рукой, и никто не стал зазывать его к себе.
   – Ну что ж, – начал усталый путник, уютно устраиваясь в кресле, – начнем, пожалуй, ибо разговор предстоит длинный, а времени не так уж и много. Ведь нехорошо, согласитесь, заставлять наших товарищей, сидящих за общим столом, ждать. Так на чьи вопросы мне следует ответить первым духом?
   – Сначала скажи, кто эта… барышня, – Тарни явно хотел использовать другое слово, но вовремя сдержался.
   – Отлично, можно начать и с этого края, – легко согласился полуэльф, медленно поворачивая руки то тыльной, то внешней стороной ладони к горящему в камине огню, – эта премилая особа, которую зовут Рапсодой Скерцандой Виваче, а прозывают Си-Диез, ежели не изменяет мне память, была однажды столь любезна, что спасла мою жалкую шкуру в Лагере Бардов. Тогда, во время ночевки и состоялось наше счастливое знакомство. Знака при ней не было, поэтому я отдал ей свой…
   – Слышали, – Си-Диез надулась от гордости и прямо-таки лоснилась от ощущения собственной правоты.
   – А напрасно, совершенно напрасно ты это сделал, – заявил Тарни, зыркнув колючими глазами в сторону девушки. Взгляд был настолько острым, что Рапсода, почувствовавшая его на себе, сдулась, как проткнутый иглой воздушный шарик. Блаженное чувство гордого спокойствия улетучилось из нее в никуда.
   – Почему же, позволь осведомиться? – Зеленую Песню, похоже, нельзя было сбить с толку буквально ничем.
   – Знака у нее при себе тогда не было потому, что его у нее быть и не должно, – Тарни прихлопнул ладонью по столу, подчеркивая сказанное, – она не знает шифра и абсолютно не в курсе наших дел. Она шпионка, подсадная утка…
   – …или просто обычная барышня, попавшая в неудачное время в неудачное место, – докончил полуэльф за Тарни все таким же спокойным и дружелюбным голосом, – признаться по чести, тогда, в Лагере, я подумал, что Си-Диез просто потеряла наш знак, но позже, хорошенько поразмыслив над случившимся, не стал исключать и той возможности, что моя спасительница не имеет к нашему сообществу ровно никакого отношения. Но это умозаключение меня ни капли не расстроило, так как Рапсода Виваче проявила себя с наилучшей стороны и проявила все качества характера, что мне нравятся в людях… и нелюдях. Она честна, сметлива и самоотверженна, а сверх всего этого обладает так же резким чувством справедливости. Иначе она бы нипочем не стала защищать абсолютно неизвестного ей человека, на которого напали столь гнусным способом. Так или иначе, мне нравятся такие личности, и я считаю, что в нашем сообществе есть место для еще одного храброго сердца с изворотливым умом в комплекте.
   – Но, – Тарни замялся, – это же, мягко сказать, опрометчивое решение. Ввести ее в курс дела… сейчас, когда назревают такие дела, а мы ничего не знаем о ней…
   – Я знаю о ней достаточно, чтобы принять подобное решение, – голос Зеленой Песни был все так же тих и ровен, как и в начале разговора, будто они болтали о пустяках вроде погоды, но в нем все же появилось что-то новое. Не жесткость, не угроза и не просьба. Зеленая Песня просто сказал то, что думал, и обсуждать это дальше он не собирался.
   – Не понимаю…
   – Брось, Тарни, – прервал друга молчавший до этого момента Кред, – Песня имеет на это решение право. Или ты не веришь Зеленому? Я – верю. Он всегда оказывается прав.
   Тарни посмотрел в глаза Креда и опустил взгляд.
   – Если я все правильно понимаю, то вопросы моих старых друзей закончились, в то время как у нашей новой знакомой их становится все больше и больше, – невозмутимо произнес Зеленая Песня, будто и не заметив напряжения, которое витало в комнате еще минуту назад, – думаю, ты о многом хотела бы узнать, Си-Диез. Спрашивай, не стесняйся.
   – Погоди-погоди, – прервал его Кред, – от кого она тебя спасла? Кто нападал?
   – А, это, – отмахнулся Зеленая Песня, – агент тайной службы Царна. Его заинтересовали мои перемещения из Ардении в Баланию и обратно, и он, по всей вероятности, хотел узнать, с какой целью я путешествовал. Но благодаря Си-Диез, он ушел ни с чем.
   Кред понимающе кивнул.
   – Ну, теперь-то все? – обратился к нему полуэльф, и, получив еще один утвердительный кивок, обратился к певице, – теперь точно твоя очередь.
   Рапсода с полминуты прикидывала, с чего начать, и наконец, спросила:
   – Где мы сейчас находимся и что здесь собственно происходит? Нет, я понимаю, что «Три ключа» это один из столичных трактиров, а внизу сидит огромное сборище бардов. Так мне и говорил Кред, когда приглашал сюда. Но что-то мне подсказывает, что все они собрались здесь не для того, чтобы послушать твою новую балладу.
   – «Три ключа» – один из трактиров, где мы иногда собираемся все вместе и размышляем о политике, а сегодня как раз и проходит одна из наших встреч, – ответил Зеленая Песня.
   – Кто – мы? – уточнила Рапсода.
   – Гильдия бардов, разумеется, – улыбнулся ей полуэльф.
   – И зачем гильдии бардов обсуждать политику? – удивилась певица.
   – Ну как же? Барды – высокообразованные люди, вхожие во все знатные дома мира. Они знают много, видят еще больше, а уж сколько всего они могут услышать, об этом и вообще говорить нечего. Так почему бы людям с подобными знаниями и привилегиями не встречаться время от времени и не обмениваться сведениями? Вот мы и встречаемся, и обмениваемся, и обсуждаем. В ходе этих обсуждений складывается определенная политическая картина, которую мы имеем на сегодняшний день. А представляя себе эту картину, несложно догадаться, какие изменения произойдут в ближайшем будущем. И тут уже мы переходим к самому главному: стоит решить, какие перемены нам нужны, а какие – нет, и как поступить, чтобы нужные перемены произошли, а ненужные так и остались бы в проекте.
   – Иными словами вы – орден шпионов, – констатировала Рапсода.
   – Я бы так не сказал, – возразил Зеленая Песня.
   – Но ведь вы собираете информацию, а потом продаете ее, что естественно влияет на политическую ситуацию в мире.
   – Начнем с того, что мы никому ничего не продаем, – вновь возразил полуэльф, – мы собираем сведения для себя и меняем политические события самостоятельно. В довершение ко всему скажу, что меняем мы их только в том случае, если наше вмешательство необходимо и только с целью укрепления позиций нашего государства.
   – То есть вы что-то вроде тайной службы при короле?
   – Эмм… Опять не совсем так. Конечно же, мы – организация тайная, но король о нашем существовании не знает так же, как и все остальные.
   – Значит, вы возомнили себя кем-то вроде серой лиги справедливости и считаете, что никто, кроме вас не знает, как распоряжаться страной, – Рапсоду не порадовал этот вывод, но, похоже, он был единственно верным.
   – А что в этом такого? – удивился ее вспышке Зеленая Песня.
   – А то, что вы слишком самонадеянны. У руля страны стоит король, ученый совет, церковь, в конце концов…
   – Не хочешь ли ты сказать, что считаешь решение о невмешательстве в войну между Царном и Баланией верным? – заломил бровь полуэльф.
   – Что? – не поняла девушка.
   – На днях к нашему славному королю Драуману прибыл посол из Царна, поведавший монарху о скорой войне, которую Царнский король объявит Балании в конце этого месяца. Посол упомянул так же о двух вариантах развития событий, которые напрямую касаются Ардении. Первый: Драуман подписывает договоренность о невмешательстве в эту войну и, следуя этой договоренности, не помогает Балании ни войсками, ни оружием, ни деньгами. В таком случае Царн обещается не нападать на Ардению после захвата Балании и оставить Драумана на его троне. Второй: Драуман не подписывает ничего, и тогда войска Царнские войска пойдут на захват и наших земель. Король выбрал первый вариант.
   – Но это же логично, – Рапсода не понимала, чем гильдию бардов не устраивает такое решение.
   – Совсем не логично, – возразил Зеленая Песня, – ты знаешь хоть одну страну, которую бы Царн оставил в покое и обошел стороной? Всего за каких-то десять-двенадцать лет из маленького заурядного княжества он вырос в крупное государство, почти сравнившееся по силе с нашим. Присоединив к своим владениям все земли, находящиеся по одну сторону Туманных гор, Фарвик, король Царнский, решил взяться и за государства, лежащие по другую их сторону.
   – Но ведь по другую сторону гор от Царна только Балания и Ардения, мелкие княжества не в счет. Больше на нашем материке нет крупных государств.
   – Вот то-то и оно, – подтвердил бард, – Ардения Царну сейчас не по зубам, а вот Балания – в самый раз. Если конечно сильный сосед не заступится. Значит надо этого самого соседа убедить в том, что заступаться ему не выгодно. А когда Балания падет и война будет выиграна, можно будет спокойно набраться сил и тогда, имея уже численное преимущество, ударить по самонадеянной Ардении. А когда падет и она, можно будет создать флот и продолжить захватническую деятельность уже на других материках.
   Си-Диез пораженно молчала. Ей бы и в голову не пришло такое, но рассказ выглядел очень убедительно.
   – И что же делать? – беспомощно спросила она, обводя глазами собравшихся в комнате мужчин.
   – Да есть у нас кое-какая идейка, – отозвался Кред, – только для ее осуществления нужны были дополнительные сведения. Впрочем, все пробелы уже заполнены, и сегодня дело как раз и сдвинется с мертвой точки.
   – А в чем заключается эта ваша идейка, узнать можно? – поинтересовалась певица. Она чувствовала себя намного увереннее, задавая вопросы, а не отвечая на них.
   – Ну смотри, – начал Кред, – наша главная цель – не быть захваченными. Так? Так. Для этого нам нужно либо самим напасть на Царн, либо поддержать Баланию в надвигающейся войне. Заставить короля проявить агрессию к Царну нет никакой возможности, а вот подтолкнуть его к заключению союза с Баланией очень даже реально.
   – И как же это сделать, если Драуман уже подписал ту бумагу от Царнского посла?
   – Способов много, но самый лучший – породнить семьи правителей наших государств.
   – Да разве ж это возможно? – ахнула Си-Диез, – неужели вы думаете, что король добровольно отдаст единственную дочь, наследницу своего престола, за сына Балании, судьба которой предрешена?
   – Сам-то он конечно до такого не додумается, – согласился Кред, – как раз поэтому ему и надо помочь. Ну, представь себе, к примеру, такую картину: наследница короны исчезает из дворца. Розыск, объявленный по всей стране, не приносит результатов. И вдруг его королевскому величеству приходит письмо от Енгара, светлейшего короля Баланского, в котором он сообщает, что принцесса Алана благополучно достигла его дворца, и благодарит будущего родственника за его мудрое решение, а так же сообщает, на какой день назначено венчание принцессы Аланы и принца Хальвика, сына Енгара. Так же в письме Енгар просит Драумана прислать благословение на брак дочери в устной либо письменной форме. И все – наш король в клещах. Он, конечно, может отказаться выдать дочь за Хальвика, но это будет равносильно объявлению войны. Причем на очень невыгодных для него условиях, так как единственная наследница престола еще до начала военных действий уже находится в плену. Единственным разумным решением будет дать благословение на брак. А после такого решения не поддержать новоиспеченных родственников в грядущей войне было бы в высшей степени глупо, причем по той же самой причине: наследница находится под угрозой. Только теперь ей угрожает не Балания, а Царн. Вот и все.
   – Но почему все зациклились на этой принцессе? – непонимающе воззрилась на него Рапсода, – да, Драуман уже стар, но у него молодая жена. Она вполне в состоянии выносить и родить ему хоть пять принцев и принцесс.
   – Тут дело не в супруге короля, – кашлянул Зеленая Песня, – Как бы это поделикатнее выразиться… Видишь ли, он женился уже в четвертый раз, и каждая его супруга была молода и здорова. Однако же ребенка принесла ему только самая первая жена, и было это восемнадцать лет назад. А после этого сменилось три жены и не родилось ни одного ребенка, из чего можно сделать вывод, что дело не в женах, а в муже.
   – Значит, у Драумана просто не может быть больше детей? – изумилась девушка, – тогда понятно, почему на Алане делается такой упор. Только в ваш план, похоже, закралась ошибка. Хальвик, кажется, уже женат.
   – Не женат, а помолвлен, – поправил ее Кред.
   – Но это же почти одно и то же.
   – Да не скажи. Быть помолвленным с одной из герцогинь собственного королевства или расторгнуть эту помолвку ради брака с наследной принцессой Ардении. Есть разница?
   Рапсода помолчала некоторое время, обдумывая услышанное, а потом продекламировала пришедшие на ум строчки:

     Хоть и был королевич помолвлен с одной,
     Да другую пришлось повести под венец,
     Чтоб в его королевство вернулся покой,
     Чтоб беда и разруха ушли наконец.

   Слог достаточно посредственный, стоит еще поработать, но суть изложена верно, – кивнул Зеленая Песня.
   Девушка обиженно фыркнула:
   – А вы уверены, что принц согласится с вашей логикой?
   – Практически стопроцентно, – ответил Кред, – но для страховки Зеленая Песня ездил в Баланию, чтобы переговорить с ним и иметь абсолютную уверенность.
   – А принцесса? Не думаю, что она будет в восторге от вашей затеи, особенно если считать то, что я услышала в Приречье, правдой.
   – С госпожой Аланой действительно все будет значительно сложнее, – вздохнул Кред, – легче всего будет просто ее выкрасть. Договориться с этой взбалмошной девицей практически невозможно. Сейчас она тебя слушает, а через минуту бьется в истерике и зовет стражу. Так что проще ее в наши дела не посвящать вовсе. Но конечно было бы лучше сделать так, чтобы она добровольно пошла с нами.
   – Судя по тому, что Кред рассказал о ней, добровольно она уйдет из дворца папаши с любым, кто пообещает ей свободу, – с видом превосходства стала объяснять мужчинам Рапсода, – Драуман же собирается выдать ее за кого-то, а она у нас… эмм… других правил. Значит ей надо пообещать, что за того хмыря, которого прочит ей отец, она не выйдет. А то, что ее выведут из замка только для того, чтобы выдать за другого, ей сообщать абсолютно не обязательно. И в идеале выкрасть ее должна женщина. Ну, чтобы не раздражать лишний раз мужским присутствием, – закончила она свои измышления.
   – Отличная идея, – похвалил девушку Зеленая Песня, – лучше бы и я не придумал. И спасибо за предложенную помощь.
   – Какую помощь? – насторожилась Рапсода, – никакой помощи я не предлагала.
   – А кто минуту назад сказал «выкрасть принцессу должна женщина»? – лукаво ухмыльнулся Кред.
   – Я. Ну и что?
   – А то, что женщин, которые могли бы взять на себя это дело, в гильдии сейчас нет. Кроме тебя, разумеется. Остальные, к сожалению, все находятся слишком далеко от столицы, а дело крайне срочное.
   Девушка опешила. Она? Молодая, неопытная певица, которая находилась где-то в середине между очень хорошими известными бардами и посредственными струнодерами, и вдруг затянута в дела государственной важности. Это невозможно.
   Придя к такому умозаключению, она тут же и высказала его всем присутствующим.
   – Не волнуйся ты так, – успокаивающее заговорил Кред, – мы тебя поддержим. У гильдии очень хорошо развита сеть наблюдения. Если что-то вдруг пойдет не так, мы сразу узнаем и примем меры.
   – А если она сделает что-то не так, – обратился Тарни к Креду, говоря о Рапсоде, будто ее в комнате вообще не было, – то я все исправлю.
   Фраза, в общем-то, была абсолютно нормальной, но мрачный вид Тарни подсказывал девушке, что лучше постараться сделать так, чтобы ему не пришлось ничего исправлять.
   – То есть я повезу ее одна? две женщины без охраны? – Рапсода попыталась в последний раз воззвать к здравому смыслу своих собеседников, – это же очень опасно.
   – Две странствующие подруги намного меньше привлекут внимание, чем женщина и мужчина, везущие еще одну женщину как пленницу, поверь мне, – произнес Кред, – а наша ласточка вряд ли захочет путешествовать вместе с мужчиной по доброй воле и сбежит при первой же возможности.
   Си-Диез не нашла контраргумента, признав, что в словах барда есть смысл.
   – Значит, мы все решили, – радостно подытожил Зеленая Песня, – осталось только оповестить остальных.
   – Но, – попыталась было возразить Си-Диез, а мужчины уже поднялись с мест и направились к выходу из комнаты.
   Заметив, что ее никто уже не слушает, Рапсода махнула рукой и пошла следом за ними.
   Ну и черт с вами. Ваши же проблемы будут, если я чего напортачу.
   Компанию, спустившуюся наконец в общий зал, встретили разноголосыми приветственными выкриками. Зеленая Песня, поздоровавшись с собравшимися, уселся за стол. Началось собрание, в ходе которого Зеленая Песня рассказал о результатах своей поездки и о плане похищения Аланы из дворца, придуманном несколько минут назад. Пользуясь шифром, естественно. Прошу прощения, терминологией.
   – Отлично, – потер руки один из бардов, – потрясающее развитие сюжета. Я бы предложил перенести действия на бал. Только надо все хорошенько обдумать, чтобы не было никаких перечений [1 - Переченье – музыкальный термин, обозначающий неблагозвучную последовательность двух аккордов, имеющих общий тон, измененный гармонически, в которой этот тон берется во втором аккорде не тем голосом, которым был взят в первом.] и случайных знаков [2 - Случайный знак – встречающийся в нотном тексте диез или бемоль, которого нет при ключе. В тексте данное выражение имело значение «непредусмотренные ситуации».]. Это значило приблизительно следующее: «Теперь можно действовать. Я бы предложил назначить операцию на бал. Только надо все хорошенько обдумать, чтобы избежать непредвиденных затруднений и лишних ушей».
   На том и порешили.
   – Что за бал-то хоть, – спросила Рапсода у Креда, поднимаясь по лестнице в комнату. С шифром она была не знакома, но усекла, что для зашифровки речи используются музыкальные термины, с которыми она была знакома, как и любой другой музыкант. Поэтому большая часть сказанного на собрании была ею понята, но оставались и не проясненные моменты.
   – Через два дня Драуман устраивает большой бал в своем дворце, куда приглашены все кандидаты в мужья принцессы. В общем, будет что-то вроде смотрин, после которых король выберет наиболее подходящий вариант.
   – Мне на эту вечеринку ни за что не попасть, – вздохнула девушка, – так что план можно заранее считать сорвавшимся.
   – Не дрейфь, – успокоил ее Кред, – бард на балу – штука не лишняя. Конечно, платить будут только тем, кого официально пригласили, но если один из приглашенных бардов за тебя поручится, то тебя пропустят. А я уже приглашен, так что не волнуйся, Вива, поручитель у тебя есть.
   – Как-как ты меня назвал? – взъерошилась Рапсода.
   – Вива, – невозмутимо повторил бард, – сокращенно от твоего второго имени.
   – Вообще-то от третьего, – обиженно поджала губы Рапсода.
   – Ну от третьего. Нечего было столько имен себе выдумывать. Слишком длинно, народ не запомнит.
   – Но почему именно третье, а не первое? Ну, или на худой конец второе, – злилась девушка.
   – Тебя бы больше устроило Рапи или Скерца? – невинно поинтересовался бард.
   Рапсода издала страдальческий стон и захлопнула дверь своей комнаты перед носом Креда.
   Оставшись наконец наедине со своими мыслями, певица уселась на кровать и стала размышлять о предстоящем деле. Бал в королевском дворце. Большое событие и для музыкантов получше Рапсоды. Вот только радоваться такому стремительному карьерному взлету или все-таки не стоит, девушка еще не решила.
   Но в любом случае к мероприятию стоило подготовиться, поэтому оставшиеся до бала два дня девушка провела в лавках, торгующих готовым платьем.
   – Нервничаешь? – участливо поинтересовался Кред у Рапсоды вечером накануне бала, просунув голову в приоткрытую дверь ее комнаты.
   – Хоть бы все выгорело, – отозвалась та, в сотый раз поправляя оборки на висящем в шкафу платье, которое она подобрала специально для посещения королевского дворца. Раньше ей в такие места ходить не случалось, а потому и одежды, подходящей не имелось, и девушка ужасно боялась, что ее наряд помнется.
   – Кстати об этом. Ты не могла бы мне что-нибудь спеть? – внезапно попросил ее бард.
   – Что, прости? – переспросила девушка, отрываясь от своего занятия.
   – Голосок твой хочу послушать, – пояснил музыкант, – я же имею право знать, за кого собираюсь ручаться. Это же королевский бал, там будут менестрели высшего класса, понимаешь, к чему я?
   Си-Диез застыла как статуя, услыхав такое.
   А ведь и верно. Кто она такая, чтобы петь при дворе? Откуда им всем знать, что она способна достойно выступить? И хоть просьба Креда могла показаться несколько оскорбительной, девушка начала петь.
   «Пусть знает, что я далеко не новичок бесталанный, – думала она. – Пусть».
   – Недурно, – оценил ее способности бард, когда девушка закончила свое маленькое выступление, – сойдет.
   – Сойдет? – Рапсода не знала, обижаться ей на Креда или радоваться, – правда?
   – А что, боишься? – участливо поинтересовался тот, – переживаешь?
   Девушка молча кивнула.
   – Да брось ты. Я лично после того, что случилось на балу по случаю свадьбы барона Фуо, мало из-за чего переживаю.
   – И что же там случилось? – отвлеклась девушка от платья. Она уже почти не сердилась на Креда за придуманное им дурацкое прозвище. Почти.
   – О, там случай был особый! Скабрезный правда, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Случилось это лет… несколько назад, когда я был еще не так широко известен, но уже подавал надежды…
//-- * * * --//
   Это была самая обычная свадьба. Работа на два дня: сегодня девичник, завтра свадьба. Развлекай гостей до рассвета двое суток и свободен, бард.
   К девичнику я готовился основательно: начищенные сапоги, новенький сюртук, аккуратно подстриженные усы (да, я тогда носил усы) и обворожительный голос, а так же тщательно подобранный репертуар – все только о любви.
   Барышни слушали мое вдохновенное пение, украдкой стирали кружевными платочками прозрачные жемчужинки слез, ели, пили и танцевали. Вот только уже часов в десять вечера, когда небо еще даже толком не потемнело, мне было сказано, что на сегодня работа окончена и что уже я могу быть свободен.
   Где находилась отведенная мне комната, я прекрасно знал, но спать решительно не хотелось, и я не придумал ничего лучшего, чем накинуть плащ и отправился на прогулку. Сад за особняком был великолепен и впечатлял размерами. Я прошелся по одной кипарисовой аллее, свернул в другую и вдруг увидел чью-то тень, промелькнувшую передо мной и быстро скрывшуюся за деревьями. Уже достаточно стемнело, и разглядеть фигуру я не смог, но чуткое музыкальное ухо уловило шорох юбок, доносящийся с той стороны.
   «Что может быть волшебнее, чем повстречать в дивном ночном саду юную чаровницу?» – оживился я и, огладив волосы, поспешил вдогонку за прелестной добычей. Возможно теперь, повзрослев, я поступил бы иначе, но тогда я был юнцом, а какой с молодого парня спрос?
   Девушка шла быстро, высоко подобрав юбки. Так, чтобы не мешали при ходьбе. Она явно куда-то очень спешила.
   «Но не к любовнику же! Сегодня здесь вообще нет больше мужчин кроме меня, – подумал я, не сбавляя шага, – а куда же может спешить девушка ночью, если не к любовнику». Этот вопрос очень заинтриговал меня, и я приложил все усилия, чтобы не отстать.
   Преследуемая девушка то и дело оборачивалась, но ни разу не заметила своего тайного спутника, хотя я особо и не старался укрыться.
   Аллея привела нас ко входу в лабиринт, созданный стараниями множества садовников из какого-то декоративного кустарника. Девушка, не раздумывая, вошла в лабиринт и углубилась в него. Было видно, что ей это место хорошо знакомо.
   «Видимо ближайшая подружка невесты, раз так ориентируется в саду», – сделал вывод я, стараясь не потерять барышню из виду.
   А незнакомка все ускоряла шаг. Она сворачивала то вправо, то влево, с каждым поворотом все больше и больше отрываясь от меня. Вот край ее юбки мелькнул где-то впереди и исчез среди аккуратно подстриженных веток. С досады я аж дернул себя за ус. Больно. Мало того, что упустил девушку и не разнюхал ничьей тайны, так еще и заплутал.
   Плюнув, я развернулся и пошел к выходу из лабиринта. По крайней мере, мне казалось, что выход должен быть там, куда я направился.
   Небо из темно-синего стало черным и покрылось серебряными точками звезд. После того, как я наверное в десятый раз зашел в тупик, я начал относиться к ситуации философски.
   «Когда понадоблюсь, наниматели сами хоть из-под земли достанут. И не страшно, что искать меня начнут лишь утром. Ночь выдалась теплая, а у меня к тому же с собой плащ, так что заночевать можно почти с комфортом», – рассудил я и гулял теперь под ясным звездным небом одной прогулки ради.
   Гуляя и размышляя о всякой философской ерунде, я набрел на небольшую круглую полянку. Очевидно, это был центр лабиринта. Я с удовольствием уселся на одну из скамеек, опоясывающих полянку по кругу, и принялся разглядывать фонтан, расположенный в центре площадки. Но фонтан был скучный. Тривиальный дельфин, из пасти которого лилась вода. Смотреть на текущую воду мне быстро надоело. Нет, видать я все же не философ. Они говорят, что на движущуюся воду смотреть можно вечно. Хотя, «можно» и «интересно» ведь разные вещи, правда? В любом случае, каким бы ни был ответ, я стал оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь более занимательного.
   Обнаружилось, что по обе стороны от скамьи, на которой я сидел, стояли две статуи. Они изображали молодых барышень в жеманных позах и весьма легкомысленных нарядах. Стоит прибавить к тому же, что в руках мраморные девы держали различные музыкальные инструменты. Так что не стоит и удивляться тому, что я был заинтересован изваяниями в величайшей степени. Я поднялся на ноги, подошел к той скульптуре, что стояла справа и стал пытливо рассматривать диковинный струнный инструмент, примостившийся на округлом мраморном колене. Оторвав наконец от изваяния задумчивый взгляд, я заметил вдруг, что подобных произведений искусства здесь больше, чем два и что они стоят по всему периметру площадки, перемежая собою скамьи. Открытие было приятным. Удовлетворенно хмыкнув, я двинулся по кругу, замирая ненадолго возле каждой из скульптур.
   Созерцание этих предметов искусства привело меня в состояние некоторой рассеянности. Пребывая в нем, я переходил от одной статуи к другой, погруженный в свои мысли, и вдруг что-то вывело меня из забытья. Что-то, чего уже коснулся взор, но еще не осознал мозг. Сначала мне показалось, что в нескольких шагах от меня лежит груда скомканного шелка.
   «Какие знойные у невесты оказывается подружки! Темной ночью сбрасывают платья и разгуливают вокруг дома нагишом!» – ухмыльнулся я собственно догадке, но улыбка задержалась на моем лице совсем ненадолго.
   Груда синего шелка на поверку действительно оказалась платьем, но отнюдь не брошенным хозяйкой. Оно все так же целомудренно прикрывало бюст и плечи своей владелицы, которая лежала сейчас на сырой траве. Разве что юбки находились в беспорядке да искусно вышитый серебряной нитью лиф был испачкан чем-то темным. Не раздумывая, я бросился к девушке. Так и есть: синий шелк пропитан кровью. Вглядевшись в лицо девушки, я узнал в ней дочку своего нанимателя, то бишь невесту.
   Осознав наконец, что здесь произошло, я в ужасе отпрянул от трупа.
   Прочь! Прочь отсюда! Поднять тревогу, позвать на помощь, скорее рассказать обо всем…
   Я заметался по поляне, не зная, в который из множества коридоров нырнуть.
   – Успокойся, – сказал я тогда сам себе, – это прежде всего. Ты выберешься, обязательно выберешься из этого чертова лабиринта, но после ты никого не пойдешь искать и никому ничего не расскажешь. Мало что ли случаев несправедливого суда? А ты, между делом, будешь лучшим подозреваемым: единственный мужчина в доме! Так что соберись, найди-таки выход из этой чертовой западни и иди к себе спать, а на завтра, когда поднимется переполох, ори громче всех и чтобы на роже на твоей выражалось самое натуральнейшее изумление.
   Так я поучал себя, плутая в закоулках лабиринта, выбраться из которого мне все же удалось, но не раньше, чем начало светать. Не чувствуя ног от усталости, я еле добрался до своей комнаты и уснул мертвым сном.
   А на утро я был опять умыт, выбрит и причесан. Одним словом полностью готов отрабатывать посуленный гонорар.
   Погода была великолепна. Солнце светило вовсю. Пешая прогулка от дома невесты до часовни, в которой должно было состояться венчание, выветрила из меня остатки сонливости. Гости, старавшиеся перещеголять друг друга в пышности и дороговизне нарядов, уже собрались вокруг церкви и занимали себя милыми беседами, ожидая прибытия жениха и невесты.
   «Главное – изобразить удивление», – наверное, в сотый раз напоминал я себе, нервно подкручивая колки лютни.
   И вот к шумной толпе подъехала украшенная цветами и лентами карета. Гости притихли в ожидании. Распахнулась дверца… и, вынужден признаться, в этот момент на моем лице появилось самое искреннейшее удивление, натуральнее которого я за всю свою жизнь не испытывал. Из кареты выплыла невеста с ног до головы окутанная фатой, украшенной золотой вышивкой и цветами белого и нежно-розового оттенков.
   Всеобщий возглас восхищения разнесся по площади. Отовсюду тут же слетелись многочисленные подружки и, обступив виновницу торжества, защебетали наперебой. Она же молчала и лишь кивала головой в ответ, принимая поздравления и комплименты.
   «Сиди и молчи, дурак, – обругал себя я, – нечего было столько пить накануне. С пьяных глаз чего не привидится! И хорошо, что еще шума вчера не поднял. Это ж надо было придумать: мертвая невеста».
   А тем временем гости начали понемногу волноваться: задерживался жених. Уже две четверти часа как должен был прибыть, а все нет его и нет.
   «Уж не жениха ли я видел мертвым вчера в саду?» – вдруг пришло мне в голову. Но я тут же отмел эту абсурдную мысль, – ага. Жениха. На девичнике. В платье невесты.
   Время шло. Скучающие гости от нечего делать начали потихоньку пускать сплетни, мол сбежал из-под венца барон-то. Не имеет смысла уточнять, что подобные разговоры не прибавляли невесте жизнерадостности.
   В общем, ждали мы его светлость барона Фуо до вечера, но так и не дождались. Невеста совсем потеряла самообладание и тихо хлюпала носом в углу. Гости начали расходиться счастливые и довольные как никогда. Еще бы! Обычную свадьбу любой сто раз видел, а тут такой скандал, такая интрига! Теперь будет что обсудить во время прогулки в парке. Сплетни звучали уже в полный голос. Наконец папаша неудавшейся невесты сгреб свое обманутое чадо в охапку, усадил в карету и усвистал в свой особняк заливать горе. Я, ясное дело, отправился вслед за ним. Горе горем, а деньги надобно платить. Ну и что, что я сегодня не играл. За то я весь день сидел у часовни и честно был готов начать петь, как только дадут отмашку. Я ж не виноват, что ее так никто и не дал, отмашку эту. В общем, я считал, что честно отработал обещанные мне монеты и не собирался отказываться от них так легко.
   Конечно, меня на порог не пустили, не говоря уже о том, чтобы выплатить обещанную сумму, но я упрямо уселся у въездных ворот и твердо решил ждать, правда сам толком не знал, чего именно.
   Оказалось, что ждал я не совсем зря. Спустя буквально несколько минут из сада по направлению к особняку пронесся какой-то слуга, как выяснилось позже – садовник. Вопя что-то нечленораздельное, он скрылся в доме. Не успел я толком обдумать, что бы это могло значить, как внутри усадьбы разразился настоящий скандал. Громче всего слышалось вопли хозяина и женский рев. Мне с моим чутким слухом почти сразу стало ясно, в чем заключалась суть проблемы. Садовник обнаружил в лабиринте тело молодой хозяйки и тут же бросился в особняк, дабы незамедлительно доложить об ужасной находке хозяину. Тот в свою очередь велел сию же минуту притащить за космы девицу в фате и свадебном платье, что ревела, запершись в покоях усопшей. На поверку выпутанная из густо задрапированной фаты барышня оказалась одной из подруг настоящей невесты. После живописнейших описаний того, что с ней сделают, если она сейчас же не объяснит, как оказалась в подвенечном наряде, самозванка созналась во всем:
   – Это я, я сделала, – захлебывалась она слезами, – я… ее… кинжалом!.. Влюбилась, как дура, накануне ее свадьбы… их свадьбы. Поняла, что он – мой… а он не пришел!.. – дальнейшие объяснения потонули в рыданиях. Хотя и уже сказанного более чем достаточно.
   «Та-а-ак, здесь мне больше ловить нечего, – смекнул я тогда, – надо валить».
   И я тут же поспешил воспользоваться собственным советом. Но к моему несчастью было уже достаточно поздно, и когда я вышел за городские ворота, было уже почти совсем темно. Ночь выдалась холодная: небо заволокло тучами, сулящими отменный ливень, несильный, но пронизывающий ветер поддувал то с одной, то с другой стороны. Картину довершало городское кладбище, расстилающееся вдоль дороги, которую я выбрал.
   «Изумительная ночка! – невесело усмехнулся я, – и знал же, что лучше переждать ночь в корчме, да заплатить-то за постой нечем».
   С унынием пялясь на надгробия и монументы, медленно проплывающие мимо, я вдруг заметил часовню, притаившуюся в глубине кладбища.
   Вот оно – спасение от непогоды. И я со всех ног устремился к обители Иериаля. Несколько запыхавшись, я остановился у высоких деревянных дверей, глубоко вдохнул, выравнивая дыхание и, чинно и тихо, стараясь не производить лишнего шума, вошел внутрь. В часовне было темным темно, даже лампадки не горели. Чертыхаясь и проклиная нерадивых служек, я ощупью стал искать местечко для ночлега.
   «Только б не опрокинуть чего, – думал я. – не то священник решит, что в часовню проникли воры или святотатцы, а я так устал, что объяснять батюшке, что тот ошибся, сил никаких нет».
   Спустя пару минут я обнаружил какую-то нишу и, решив, что лучшего места все равно не найду, лег прямо на пол, укутавшись в свой широкий плащ.
   Но стоило мне только задремать, как раздался скрип открываемой двери. Это из своей комнатки вышел местный священник: невысокий мужчина, держащий перед собой подставку со свечным огарком. Служитель неторопливо подошел к статуе Иериаля, располагавшейся у противоположной от входной двери стены, и по одной начал зажигать от огарка свечи, расставленные вокруг.
   «Я пропал, – с тоской подумал я, – скандала теперь не избежать. И вообще, чего этому горе-священнику взбрело в голову бродить посреди ночи?»
   На мое счастье служитель зажег не больше пяти свечек, и света их недоставало, чтобы осветить всю часовню. Разгорающиеся огоньки озарили статую, играя бликами на лице пресвятейшего Иериаля. Казалось, изваяние ожило и с любопытством смотрит вглубь часовни, где сгущались зловещие тени.
   Покончив со свечами, священник стал маленькими шагами прохаживаться взад и вперед, меряя расстояние от одного края освещенного участка до другого. Мне было хорошо видно, как поблескивает серебряная вышивка на подоле его оранжевого облачения.
   «Парадная одежда священника, – смекнул я, – вот только для чего облачаться в нее темной ночью?»
   Вскоре я получил ответ на свой вопрос. За стенами послышалось ржание и фырканье коней, а затем в часовню вошли двое: мужчина и женщина. К моему недовольству они остановились, не доходя до пятна света, и я, как ни силился, не мог разглядеть их лиц.
   – Я уже было подумал, не случилось ли с Вами чего по дороге, госпожа, – залебезил священник перед прибывшей дамой.
   – Ничего особенного. Просто господин, – женщина слегка ткнула мужчину локтем в бок, – слишком долго спал.
   По ее тону я понял, что барышня сказала не то, что думала на самом деле. Или не все то, что думала.
   – Позвольте Ваш плащ, он ведь совсем промок. У меня мигом высохнет.
   – Не стоит, – тихо, но твердо отказалась женщина и добавила с едва уловимым лукавством в голосе, – да и негоже женщине обнажать голову в доме Господнем, а у меня нет с собой другого головного убора кроме капюшона моего плаща.
   – О, конечно-конечно, – смутился священник.
   – Кроме того мы не намерены долго здесь задерживаться, прервала его дама, – правда, барон?
   – О, да, госпожа.
   Мужчина, которого титуловали бароном, впервые открыл рот с тех пор, как полуночные гости вошли в часовню. Голос его был сонным, таким, будто он находился в дреме и разговаривал вслух со своими сновидениями. Движения его были замедленными и немного неестественными.
   Кажется, странности в поведении кавалера подметил и священник. По крайней мере, он с любопытством остановил взгляд на мужчине, видимо ожидая от него чего-то.
   – Не стойте столбом, святой отец, приступим уже, – резко напомнила о себе женщина и твердым шагом устремилась в освещенную часть часовни. Мужчина неотступно следовал за нею. Создавалось впечатление, будто его привязывал к этой даме незримый, но прочный поводок.
   «Будто собачка на веревочке, – фыркнул я про себя, – подкаблучник! Такие вот и портят мнение о сильной половине человечества».
   Но мне опять не повезло. Парочка прошла мимо меня и остановилась так, что я видел их со спины справа. Тем временем священник раздобыл откуда-то маленькую толстенькую книжечку, раскрыл ее и уже было открыл рот, как женщина, сделав властный жест, остановила его.
   – Надеюсь, Вы понимаете, что можно обойтись без «Сегодня мы все собрались здесь, чтобы почтить союз…» и прочего к делу особо не относящегося?
   Священник явно смутился и поспешно зашелестел страницами.
   – Тогда, пожалуй, вот. Думаю, отсюда будет в самый раз, – и он начал читать на своем слабопонятном церковном языке с середины книжицы, то и дело перелистывая несколько страниц махом. Я был уже готов задремать, когда вновь раздался властный голос женщины.
   – Да, – спокойно сказала она.
   При звуке этого слова сон с меня слетел тут же. Дано: двое, мужчина и женщина, ночью, в обители Иериаля. Священник читает им нудные тексты, а пара поочередно отвечает на его вопросы согласием. Даже ребенок смекнет, что здесь происходит. А если учесть еще и тот факт, что это не просто тайное венчание, а тайное венчание какого-то барона… Положительно, надо в лепешку разбиться, а увидеть их лица!
   А пока я складывал два и два, священник тем временем снова задал вопрос, обращаясь на этот раз к жениху, но тот молчал. Повисла неловкая пауза.
   – Вы ведь хотите взять меня в жены, барон? – спасая положение, заговорила невеста обольстительным голосом, в котором слышалось злоба и угроза, – не правда ли, барон?
   – О, да, госпожа, – так же безвольно и односложно ответствовал барон.
   – Что «да», барон? – Допытывалась пылкая невестушка.
   – Я хочу взять Вас в жены, госпожа, – покорно ответил несчастный.
   «Что воля, что неволя – все равно», – вспомнилось мне, и я невольно хихикнул. Но тут меня осенило: зелье, подавляющее волю. Его попросту опоили. Причем у меня не возникало ни малейших сомнений в том, кто это сделал.
   «А барышня-то довольно циничная, – подумалось мне, – не приворотное зелье использовала, значит ее намерения скорее имеют практический, нежели романтический характер. Небось, долго ходила по всевозможным званым обедам и выбирала кандидата на роль своего счастливого супруга».
   А женщина тем временем обернулась назад и пристально вгляделась в сумрак часовни. Наверное, услышала мой смешок. Ее новоиспеченный муж последовал ее примеру, копируя позу супруги. И я с удивлением узнал обоих. Невестой была та самая девушка, за которой я прошлой ночью гонялся по чужому саду, а жених… Женихом был не кто иной, как пропавший сегодня утром барон Фуо.
   На мое счастье глаза их, привыкшие к свету, не могли ничего разглядеть во тьме ниши, где притаился я.
   – Властью, данной мне Иериалем… – робко продолжил священник, и невеста быстро обернулась к нему.
   – Довольно. Этого достаточно?
   – Вполне, моя госпожа, – поклонился тот, – все по канону, все законно.
   – Чудно, – и она, круто развернувшись, быстро направилась к выходу. Барон последовал за ней.
   – Но не изволит ли Ваша милость скрепить союз…
   – Поцелуем? Скреплю дома. Как-нибудь на днях.
   Высокая дверь хлопнула, закрывшись за ночными посетителями. Растерянный священник глубоко вдохнул и принялся устало тушить свечи.
   Слыхивал я про всякое. Бывает, сельских девок крадут или у родителей выкупают, чтобы пополнить свои запасы новой наложницей. Бывает, их крадут, чтобы жениться. Бывает, крадут для того, чтобы просто помучить. Но все это проделывают именно что с девушками! – в потрясении размышлял я, – а вот чтобы здорового мужика похитила барышня, такое в первый раз вижу, ей-богу. Ну то, что зельем каким-то опоила, это понятно и объяснимо. Такова нынешняя мода. Но к чему тогда весь этот спектакль с пропавшим женихом и убитой невестой? Может, какие-то личные счеты с семьей погибшей бедняжки? А чтобы не пачкать рук самой, она подговорила или наняла ту, другую, которая несколько часов назад во всем созналась. Да-да, не существует ни малейших сомнений в том, что теперешняя жена барона и девушка, несколько часов назад задержанная в особняке его несбывшейся невесты – разные люди. Уж на свой слух я могу положиться. А он мне подсказывает, что по тембру и диапазону голос причитавшей убийцы нисколечко не похож на голос новоиспеченной баронессы. Да и кто бы выпустил на свободу особу, сознавшуюся в таком тяжком преступлении, как убийство? Только зачем же дуреха нарядилась в подвенечное платье и целый день морочила головы гостям, подменяя убитую, когда должна была по логике вещей бежать как можно быстрее? Должно быть, она не была посвящена в весь план и решила извлечь свою выгоду из сложившейся ситуации. Опередить нанимательницу и перехватить жениха, так сказать. А может быть, она и вовсе не была никем нанята и приводила в исполнение свой собственный план по захвату руки сердца и поместий барона Фуо? В таком случае, что той ночью в саду делала ее более удачливая соперница-авантюристка? Если заговор все же был, то проверяла, чисто ли сделано дело. А если нет? Тогда она, скорее всего, решила потихоньку покинуть особняк через сад, чтобы успеть до рассвета добраться до дома барона, влить в сонного дворянина заготовленное зелье и увезти свою жертву куда-нибудь подальше. Правду говорят «женское коварство намного страшнее мужской силы». Хотя барону, можно сказать, повезло. Вместо одной невесты сразу три! Многие бы позавидовали такой популярности. Но надо отдать должное и мне. Именно мой голос и мои баллады пробудили любовь к барону, по крайней мере в одном сердце. Ведь не зря же та барышня в особняке сказала, что влюбилась накануне свадьбы подруги, то есть во время девичника, на котором я и пел. Так что я, как всегда, сослужил кому-то добрую, а кому-то и не очень, службу. Только ведь никто об этом никогда не узнает. Я надеюсь.
   А пока я размышлял обо всем этом, священник закончил тушить свечи и, грузно шагая, направился в свою комнатушку. Выждав после этого с час, я осторожно и по возможности тихо покинул часовню и зашагал как можно быстрее. Город, кладбище и часовенка на нем удалялись, оставаясь где-то там, за его спиной, а дождь, холодный и хлесткий, был везде.
//-- * * * --//
   – Да врешь ты все, – фыркнула Рапсода, когда Кред закончил свой рассказ, – не бывает такого.
   – Ой, деточка, – театрально вздохнул тот, – пожив с мое, узнаешь, что еще и не такое бывает. Я эту историю, кстати, часто рассказываю, – сменил он тон на более обыденный.
   – И не боишься схлопотать по шее? – не удержалась девушка.
   – А с чего бы? Барон – не такая уж большая фигура, чтобы высылать за мной ассасинов. Да и в подобные истории обычно действительно никто не верит. Поэтому я взял себе за правило всегда, не таясь, рассказывать правду. Она настолько неожиданная и фантастичная, что ее просто не воспринимают всерьез. Не то, что досужие сплетни.
   Дверь в комнату Рапсоды внезапно распахнулась, и на ее пороге появился Зеленая Песня.
   – Кред, что ты тут делаешь в такой час? – возмутился он, – ночь на дворе, а ты наедине с девушкой в ее спальне!
   Певица покраснела до корней волос.
   – Да как можно было вообще такое подумать? Мы же просто разговаривали. Да мы вообще всего четыре дня знакомы!
   А Кред встал и тихо выскользнул из комнаты.

3. О том, как правильно прихорашиваться и еще о тысяче мелочей, которые надо знать, выходя в свет

   Проснувшись следующим утром, Рапсода поняла, что безнадежно проспала. Нет, бал конечно еще и не думал начинаться, он назначен на шесть вечера, но надо же привести себя в порядок, сделать прическу, морально подготовиться в конце концов, а теперь на все это оставалось всего каких-то жалких шесть часов. Минус час на то, чтобы добраться до дворца и еще около получаса на завтрак. Итого на все про все остается только четыре часа с половиной. Н-да, придется прихорашиваться в ускоренном темпе.
   Наскоро набросив свою повседневную одежду (не спускаться же к завтраку в новом платье в самом-то деле), девушка мухой слетела по лестнице на первый этаж и, кликнув хозяина, потребовала завтрака.
   Но и здесь девушку поджало разочарование. Растерянный трактирщик, виновато разводя руками, сообщил, что время завтрака давно прошло и что сейчас он может предложить разве что яичницу из двух яиц, да и ту надо сначала приготовить, а печи уже заняты блюдами для обеда.
   – Будете ждать? – вежливо поинтересовался он у певицы, с опаской наблюдая за тем, как меняется и без того не особо доброжелательное выражение ее лица.
   – Может есть хоть кусок хлеба и кружка молока? – обреченно вздохнула та.
   – Найдется, найдется, – обрадовался трактирщик и моментально испарился от греха подальше.
   Как только он исчез, Рапсода принялась бормотать себе под нос нечто крайне нелицеприятное об одном чересчур разговорчивом барде.
   – Заболтал меня до полуночи… А потом еще этот неудобный момент с Песней. Да разве после такого нормально уснешь?
   Одним словом виновный в том, что Рапсода проспала, был найден, и девушка решила высказать ему при ближайшей встрече все, что накипело. Но Кред, как чувствовал, и на глаза ей не попадался. Он не спускался в трактир, пока девушка завтракала, и не был замечен ею в коридоре второго этажа, когда она возвращалась в свою комнату.
   «Ну не буду же я его специально искать. Сейчас у меня есть дела и поважнее», – фыркнула Рапсода и взялась за любимое женское занятие.
   Оказалось, что проблемы подстерегали и здесь. Изумительной красоты платье, подобранное ею в одной из лавок, было практически нереально надеть самостоятельно.
   – Боже, и почему я не подумала об этом раньше? – в голос сокрушалась девушка, пытаясь самостоятельно затянуть на себе корсет. Шнуровка же, будто издевалась над ней и никак не хотела функционировать, как положено. Платье перекашивалось то в одну, то в другую сторону, неприлично оголяя плечи и грудь. В общем, отражение в зеркале совершенно не совпадало с той мечтой нежно-розового цвета, которую Рапсода купила вчера вечером. А как все было просто в лавке, где швея быстро и сноровисто облачила Си-Диез в подобранный наряд!
   Безуспешно подергав концы шнуровки еще минут пять, Рапсода сообразила, что для качественной затяжки нужно как минимум тащить их одновременно, с одинаковой силой и, по всей видимости, достаточно долго. Выполнить эти условия, используя только собственные руки и находясь при этом внутри платья, было просто невозможно. Но не звать же на помощь. Да и кого тут можно позвать? Местную кухарку что ли? Где наша не пропадала! Девушка медленно обошла свою комнату, оценивающе поглядела на кровать… Нет, слишком легкая. На стол… Тоже не подойдет. О стуле вообще говорить не будем. А вот высокий объемный шкаф, хоть и сколочен достаточно криво, но должен подойти. Девушка опустилась на колени и заглянула под шкаф. Пыльновато конечно, но главное не это, а то, что данный предмет мебели имеет ножки, а не стоит дном прямо на полу.
   Удовлетворенно хмыкнув, Рапсода поочередно привязала к ближним ножкам шкафа концы корсетной шнуровки, – каждый конец к своей ножке – а затем встала к шкафу спиной и что есть силы рванулась вперед. Шкаф, слава Иериалю, выдержал. Даже не качнулся. Шнур – тоже. Корсет благодаря этим действиям благополучно затянулся, и, наконец, «уселся» как положено. По крайней мере, на вид. По личным же ощущениям девушки, либо в ее теле появилась парочка лишних органов, которым естественно стало тесновато внутри, либо корсет затянулся чересчур уж сильно. Ну да это не беда, ослабить шнуровку – это не затянуть. Дело плевое. Только бы успеть это сделать до того момента, как в легких кончится воздух. В противном же случае существовала реальная угроза не смочь совершить следующий вдох.
   Отвязав концы шнура от ножек шкафа, Рапсода немного ослабила корсет, а затем, наконец, завязала его. Взглянув в зеркало, она осталась довольна. Осталось только провести последний тест. Си-Диез взяла хороший певческий вдох. Корсету этот фокус не понравился. Пришлось ослаблять шнуровку еще раз, иначе о пении во дворце можно было и думать забыть.
   – Ну что, первая фаза успешно завершена. Можно переходить к более приятным занятиям, – сказала себе девушка, покончив наконец с корсетными делами, и принялась поправлять подъюбники и взбивать кружева на рукавах, придирчиво разглядывая себя в зеркало со всех ракурсов.
   Надо отметить, что это действо заняло у девушки не менее часа, когда как на шнуровку и затягивание корсета ушло минут пятнадцати-двадцати максимум, если считать со всеми неудачными попытками. Сеанс самолюбования мог продлиться и дольше, если бы не скрип открываемой двери. В зеркале появилось отражение Креда, вошедшего в комнату и стоявшего теперь в нескольких шагах позади Рапсоды.
   – Добрый день, – лучезарно улыбнулся бард.
   Девушка вздрогнула и медленно повернулась к незваному посетителю.
   – Ты… Ты что здесь делаешь? – Девушка даже не знала, чего сейчас в ней больше: удивления или возмущения.
   – Да так. Зашел вот, – был ответ.
   – Просто так вот взял и зашел? – тихо и даже как-то слегка растерянно переспросила Рапсода, а потом неожиданно (даже для себя неожиданно) взорвалась, – Взял и зашел! Даже не постучал! А если бы я была голая?
   – Вообще-то я стучал. Минут десять подряд, – вставил Кред.
   – Так что же, если ты стучишь, а тебя не приглашают войти, то обязательно надо сунуть свой поганый нос за дверь? – не унималась певица, – извращенец!
   – Осознаю свою ошибку, – примиряюще заговорил Кред, вскидывая руки в извиняющемся жесте, – лежачего не бьют.
   Похоже, последняя сказанная им фраза навела Рапсоду на какую-то очень интересную мысль, и она стала с азартом оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь потяжелее.
   – Рапи, Рапи, Рапи, – затараторил бард, разгадавший ее намерения, – ну зачем же так сердиться? Ты ведь была одета. Кроме того я уже ухожу.
   – Не смей называть меня Рапи! – взревела певица и зашвырнула в барда кувшином, но тот ловко увернулся и проворно выскочил из комнаты.
   – Видишь, я уже ушел, – донеслось из коридора, – кстати, ты бы не кричала так. Тебе сегодня еще петь. Кроме того тебя весь трактир слышит.
   Услышав дикий рык, доносящийся из комнаты Рапсоды, Кред поспешил к лестнице на первый этаж.
   – Кстати, чего я заходил-то, – крикнул он набегу, – обед готов. Спустишься? – Ну что за скверный сегодня день? – спрашивала у себя Рапсода, усевшись на кровать. Поднявшееся было во время одевания платья настроение вновь стало хуже некуда. И теперь одним красивым нарядом хорошее расположение духа себе не вернешь. Правда вкусный обед мог бы поспособствовать в этом нелегком деле, но теперь она ни за что не спустится в общий зал. Придется поголодать до бала, ведь там наверняка подадут хоть какие-нибудь закуски.
   Игнорируя бурчание в животе, Рапсода взялась за расческу и принялась сооружать из своих волос высокую прическу. Вот только то, что выходило из-под ее рук, больше напоминало муравейник, из которого тут и там торчали блестящие головки шпилек. Сказывалось отсутствие навыка. Раньше-то такие изыски были без надобности: заплела косу и порядок, а надоела коса – распустила волосы по плечам, и вот тебе новая прическа. В тавернах и даже в домах купцов и мелких дворян можно было себе позволить такой внешний вид, но не в королевском же дворце!
   Стук в дверь отвлек Рапсоду от созерцания собственной прически.
   – Пошел вон, – громко крикнула она, вгоняя в волосы очередную шпильку.
   – Я только хотел напомнить, что мы выходим через полчаса, – раздался из-за двери голос Зеленой Песни, – ты будешь к этому времени готова?
   Последние слова он договаривал уже глядя Рапсоде в лицо, потому что та сорвалась с места и бросилась открывать дверь сразу, как только поняла, кто находится за дверью.
   – Прошу прощения, – замялась девушка, – я думала, что это не ты за дверью.
   Бард хмыкнул и тактично не стал уточнять, с кем его спутали.
   – Зайдешь? – предложила певица, делая приглашающий жест.
   – Благодарю за приглашение, но не думаю, что у тебя сейчас есть время на гостей, – и он указал на волосы Рапсоды.
   – Совсем не знаю, что с этим делать, – развела руками девушка.
   – Ну, я парикмахер весьма посредственный, а вот Кред мог бы помочь.
   – Опять он? – вырвалось у девушки, но она тут же взяла себя в руки и задала другой вопрос, – а чем он собственно мог бы помочь? Откуда бы ему уметь делать прически?
   – Понимаешь, – начал Зеленая Песня, все же зайдя в комнату и затворив за собой дверь, – Кред – шпион, и отличный шпион, скажу я тебе. Самый настоящий мастер перевоплощения.
   – Не хочешь ли ты сказать, – медленно начиная понимать она, к чему клонит бард, – что он переодевается в женщину?
   Поразмыслив о чем-то с полсекунды, полуэльф утвердительно кивнул.
   – Ну тогда я с радостью приму его помощь, – предвкушая грядущее удовольствие, сладко пропела Си-Диез, – можешь позвать его? А то времени до выхода осталось так мало, – и девушка аккуратно, но настойчиво выпроводила барда из комнаты.
   А теперь надо подготовиться. Прежде всего, шпильки долой. Пусть волосы, наконец, спокойно рассыплются по плечам. Нельзя позволить ему увидеть этот муравейник, а то миг триумфа неминуемо будет испорчен. Теперь сесть в кресло перед зеркалом, еще раз проверить, все ли в порядке с платьем и можно ждать.
   В дверь постучали через пару минут.
   – Войдите, – пропела Рапсода и уставилась в отражение входной двери.
   Ожидание оправдалось на все сто. На пороге стояла высокая, худощавая и уже немолодая дама в дорогом, но уже несколько лет как вышедшем из моды платье. Волосы ее действительно были тщательно уложены и напудрены, а из-под искусно подведенных ресниц на Рапсоду глядели карие глаза Креда.
   – Миледи требуется помощь? – осведомился бард высоким женским голосом.
   – Так вот почему тебя называют Кред-колокольчик, – прыснула девушка, оборачиваясь к гостю.
   – Давай вот только без хи-хи, – уже своим голосом отозвался бард и, захлопнув дверь, направился прямо к девушке, – у каждого своя работа. Как тебя заплести?
   – Да хоть как-нибудь, – пожала плечами девушка.
   Кред страдальчески закатил глаза и взялся за расческу.
   – И часто ты вот так… перевоплощаешься, – не удержала свое любопытство Рапсода.
   – Периодически, – буркнул бард, – да не крутись ты. Дерну – больно будет.
   – А периодически – это сколько раз? – не отставала девушка, послушно замерев в одной позе.
   – Эфо пофти кафдый раф, кохта я отпфафляюсь на дефо, – прошамкал Кред сквозь булавки, зажатые в губах.
   – Чего-чего? – не поняла девушка.
   – Почти каждый раз, когда иду на дело, – перевел бард с парикмахерского на человеческий. – Хотя, наверное, скорее через раз.
   – То есть тебя при дворе знают, как двух разных бардов? – изумилась Рапсода.
   – Да не дергайся ты так, – рыкнул Кред, – беспокойная какая попалась. Шпилькой в ухо получить хочешь?
   – Извини. Слушай, если ты прикидываешься женщиной бардом, это значит ты и петь можешь как женщина?
   – Могу, – мрачно подтвердил Кред, – доказать?
   – Не сейчас, – аккуратно отказалась девушка, рассудив, что еще успеет наслушаться барда на балу. Да и лучше его сейчас не сердить. Шпилька в ухе – не самое приятное, что может случиться в жизни.
   Но проклятущее любопытство никак не хотело успокаиваться.
   – А как тебе удалось стать настолько популярной, чтобы тебя приглашали в королевский дворец? Ты ведь далеко не красавица.
   – Слово «талант» тебе ни о чем не говорит? Кроме того красивая женщина привлекает слишком много внимания. Недопустимая роскошь при моей профессии – Кред, по всей видимости, решил не обращать внимания на подначки, – готово, миледи. Такая прическа устроит?
   Рапсода посмотрелась в зеркало и с удивлением обнаружила на своей голове сооружение, напоминающее парусник, сотворенное из ее собственных светло-русых волос. Девушка даже потеряла дар речи.
   В этот момент в дверь снова постучали (здесь что, проходной двор?) и на пороге появился Зеленая Песня со словами – Ну вы гото… Ооо…
   – Несколько экстравагантно конечно, но… – пожал плечами Кред, высказав свое отношение к собственному творению.
   – Нет-нет, все прекрасно, – поспешно заверил его полуэльф, – столичные модницы умрут от зависти.
   – Я не хочу идти с ЭТИМ на голове, – возмутилась Рапсода, – пусть он переделает.
   – Чем тебя корабль-то не устраивает? – ехидно поинтересовался Кред, но Зеленая Песня не дал девушке ответить.
   – Нет времени. Нас уже ждет карета. Если тебе не нравится, просто распусти волосы и все.
   Недовольно бурча, Рапсода покорно вышла из «Трех ключей» и забилась в самый угол кареты, присланной за бардами. Волосы расплетать не стала. Уж лучше пусть будет так, чем распустехой.
   Дорога до дворца заняла немногим больше четверти часа. Когда карета остановилась на краю главной городской площади, на которой и располагалась королевская резиденция, было четыре часа пополудни. Лакей в сине-золотой ливрее лихо распахнул дверцу и споро выдвинул откидную ступеньку. Зеленая Песня, первый выскочивший из кареты, галантно подал руку сначала Креду, а затем помог выйти и Рапсоде. Что и говорить, галантный кавалер. Высокий, гибкий, он был облачен сегодня в суконные брюки и куртку зеленого бархата. Голову его украшал берет такого же цвета с тонкой изысканной вышивкой соломой нитью. Хороший ход: головной убор привлекал внимание к лицу, а лицом бард явно пошел в своего эльфийского родителя. Да, если принимать за аксиому высказывание Креда «красота привлекает слишком много внимания», то скрытность явно не была коньком Зеленой Песни.
   Придя к такому выводу, девушка не замедлила поделиться им с Кредом, с которым шла под руку в нескольких шагах позади полуэльфа.
   – А ты как думала? – удивился тот, – чем больше он будет блистать, тем меньше вероятности, что на нас будут обращать внимание. В идеале нас вообще не должны запомнить. И так и будет, если ты не станешь высовываться. Песня свою роль знает. Мы с ним частенько работаем в тандеме.
   Пока Кред посвящал Рапсоду в эти тонкости, компания успела пересечь площадь и подойти к парадным дверям дворца, где их встретил еще один человек в сине-золотом одеянии.
   – Добрый день, господин, – поклонился он Зеленой песне, – добрый день, сударыни. Я Тайлас, распорядитель сегодняшнего мероприятия. Вижу, вы приехали на карете для приглашенных музыкантов. Назовите себя, и вас тут же проводят в приготовленные для вас апартаменты.
   Зеленая Песня обворожительно улыбнулся:
   – Вы же отлично знаете, с кем говорите, милейший. Не так ли?
   – Да, но, – смутился распорядитель, – положено представиться. Так с кем имею честь беседовать?
   – Странник, прибывший прямиком из эльфийских дубрав, бард Зеленая Песня к Вашим услугам, – отвесил элегантный поклон тот и стрельнул глазами в сторону своих спутниц, – я был удостоен чести сопровождать ко дворцу госпожу Состанну, имя которой Вам тоже наверняка известно, и ее ученицу.
   Кред сделал книксен и, тайком дернув Рапсоду за юбку, заставил ее последовать своему примеру. Девушка машинально присела, догадываясь, кто из них двоих знаменитая певица, а кто – ученица.
   – Конечно-конечно, – заверил тем временем Зеленую Песню распорядитель, – мы вас ждали. Одно мгновение, – и он подал знак одному из мальчиков-пажей, стайкой собравшихся невдалеке, – проводи господина Зеленую Песню и госпожу Состанну с ее ученицей в их комнаты. Парнишка поклонился и повел троицу за собой.
   Хоть до начала бала оставалось еще целых два часа, дворец буквально кипел. Широкие коридоры, устланные роскошными коврами, были заполнены спешащими куда-то слугами и чинно прохаживающимися гостями. Троица во главе с пажом влилась в общее движение и спустя несколько минут очутилась перед дубовой лакированной дверью. Рапсода, чувствовавшая себя в этой круговерти, мягко говоря, не в своей тарелке, облегченно вздохнула и шагнула было к двери, но паж опередил ее.
   – Это апартаменты для господина, – безапелляционно заявил он, – Надеюсь, Вы останетесь довольны, – и он учтиво поклонился полуэльфу, – дамы, прошу следовать за мной.
   – До встречи на балу, – попрощался Зеленая Песня и, отвесив полупоклон, скрылся за дверью.
   Парочке бардов ничего не оставалось, кроме как продолжить путешествие по наполненным людьми коридорам. Вскоре их провожатый снова остановился, указывая на дверь.
   – Ваши апартаменты, госпожа, – поклонился он Креду, как и распорядитель с первого взгляда распознав, кто из двух дам главный, – чувствуйте себя как дома. Если что-то потребуется – вызывайте слугу.
   – Благодарю, ты можешь быть свободен, – важно произнес Кред женским голосом и сделал царственный жест рукой. Парнишка еще раз поклонился и через пару мгновений затерялся в толпе.
   Покои, отведенные госпоже Состанне, были наверняка не самыми шикарными во дворце. Светлая, но небольшая в масштабах всего здания комната, была меблирована простенько и со вкусом. Пара мягких кресел, небольшой пухлый диванчик да круглый столик на трех ножках. Никакой вычурной резьбы, никаких инкрустаций. Все просто и функционально. Разве что тяжелая бронзовая рама зеркала, висящего на одной из стен, выделялась своей узорчатой чеканкой. Для дворянина, даже для самого мелкого, эта комната была бы оскорблением, но Креда и Рапсоду она более чем устраивала. Первого потому, что ему, собственно говоря, было все равно, куда его поселят. Вторую же потому, что здесь была еда. На вышеупомянутом столике разместились блюдо с холодными закусками, фруктовая ваза и графинчик с вином.
   Это открытие несколько повысило настроение Рапсоды, но не настолько сильно, чтобы она не высказала свое возмущение по поводу местных порядков вслух.
   – Почему Зеленую Песню разместили первым? – недовольным тоном поинтересовалась она у Креда, – ведь по этикету положено ухаживать сначала за дамами, а дамы – это мы.
   – Потому что в высшем обществе есть и другие правила, кроме этикета, – нравоучительным тоном отозвался тот, вальяжно развалясь на диване, – к примеру, здесь действует закон, гласящий «кто важнее, тот и первый». И не стоит забывать, что в нашей компании Песня – самый важный, а мы должны умело скрываться в его тени.
   – Н-да, – пробормотала девушка с набитым ртом, – и комнатку ему, небось, поприличней выделили. Ну, хоть поесть здесь есть чего.
   Проглотив первую порцию, Рапсода ухватила с блюда очередной кусочек. По мере насыщения, она почти физически ощущала, как доброта и благосклонность постепенно заполняют ее.
   – А откуда у тебя этот псевдоним? – как можно дружелюбнее спросила она.
   – Состанна? – уточнил бард, – от sostenuto.
   – Sostenuto, значит. Ритмически точный что ли?
   – Просто точный и сосредоточенный, – немного обиделся музыкант.
   – А Кред значит от credo, – догадалась Рапсода, – верующий сильно?
   – Ну, нельзя же все переводить дословно, – фыркнул бард, – если дословно credo – верую, то это не значит, что других значений у слова нет. Скажем так, я человек, имеющий свою сформировавшуюся жизненную позицию. А теперь дай поспать, я устал.
   – Слушай, а как мы узнаем, что начался бал? – не унималась девушка, покончив с закусками и переходя на фрукты.
   – За нами пришлют, когда будет пора, – ответил Кред похоже, устраиваясь, чтобы немного вздремнуть перед выходом.
   – А ты знаешь, куда идти? – озадачилась девушка.
   – Нас проводят. Расслабься. И помолчи пожалуйста, я пытаюсь заснуть.
   – А спать с косметикой на лице вредно для кожи, – из вредности сказала Рапсода, – а еще тушь может потечь.
   Кред только скептически хмыкнул:
   – Тоже мне, знаток выискался. Ты еще скажи, что тушь от помады отличить можешь, мисс Я Не Умею Укладывать Собственные Волосы.
   И он закрыл глаза, тем самым намекая, что разговор окончен.
   – Послал же Бог наставницу, – проворчала девушка.
   И тут ее осенило.
   – Вы же вроде говорили, что я обязана принять участие в этой афере потому, что с этим делом может справиться только женщина, а среди членов гильдии женщин нет, – осторожно начала она.
   – Угу, – нехотя подтвердил Кред, приоткрывая один глаз.
   – А ты тогда кто? – обвиняюще ткнула в него пальцем девушка.
   – Все-таки догадалась, – устало вздохнул бард и, наклонившись к Рапсоде через стол, продолжил в полголоса. – Уже хорошо. Значит, не так плохо соображаешь. Конечно, эту работу мог бы выполнить и я, но нам было нужно новое лицо не примелькавшееся при дворе.
   – Насмешил! Если бы ты примелькался при дворе, тебя бы давно отправили на пенсию. Шпионы – они незаметные.
   – Ты не вполне понимаешь ситуацию. В положении человека, которого хорошо знают, есть одна приятная особенность: ему доверяют, его приближают к себе. Такого человека перестают замечать, потому что он становится для окружающих чем-то вроде части интерьера. Это и дает мне возможность слышать то, чего не удается услышать другим. Но тут совсем другое дело. Принцесса – бунтарка. Ее не интересуют привычные вещи, ей подавай что-то новое. К старой перечнице, которая постоянно мозолит глаза, она даже не прислушается. Поэтому нам просто необходима помощь человека, который еще ни разу не был при дворе. Понимаешь?
   – А если я вас выдам? Прямо здесь, на балу. Сегодня здесь соберется очень много людей, которым будет интересно узнать о вас правду.
   – Не выдашь, – уверенно заявил Кред, – какой тебе в этом резон? Хочешь для разнообразия пожить в порабощенной стране? Или ты забыла, ради чего мы здесь?
   Рапсода помнила.
   – Ну раз так, то будь любезна, прекрати строить из себя строптивицу. Надоело.
   Девушка собралась было швырнуть чем-нибудь в нахального барда, но тот и не подумал пугаться. Он просто устроился поудобнее и прикрыл глаза. Рапсода не знала, спал этот хам на самом деле или притворялся, но когда в комнате появился слуга, шпион даже и ухом не повел.
   – Госпожу Состанну вместе с ученицей ожидают в бальном зале, – немного помешкав, возвестил вошедший.
   – Ну вот, поспать так и не дали, – притворно вздохнул Кред, и, встав, последовал за слугой. Рапсода засеменила следом.
   – А фантазии у тебя явно маловато, – шепнул на ухо певице бард, резко обернувшись к девушке и взяв ее под руку, – только и знаешь, что кидаться чем попало. Надо быть тоньше. Ты же девушка. И умоляю, не делай такое лицо. Ну, хотя бы этим вечером. Гостей распугаешь.
   Бальный зал оказался ровно таким, каким его представляла Рапсода. Он был огромным, светлым, с начищенным до блеска паркетным полом, витыми колоннами, поддерживающими потолок, и хрустальными люстрами. Вдоль стен стояли мягкие стулья, заботливо приготовленные для уставших от танцев гостей, а так же столики, уставленные блюдами со всевозможными деликатесами. Имелась здесь и небольшая сцена, на которой стоял рояль. В общем, в зале было решительно все, чему в нем полагалось быть, за исключением гостей. Рапсода поделилась этим наблюдением с Кредом, но тот, скептически фыркнув, осведомился:
   – А ты думала, что сначала здесь соберут всю знать, а потом уже созовут музыкантов? Мы здесь не на прогулке. Запомни: балы – это работа.
   – Знаешь, когда ты женщина, у тебя еще более поганый характер, чем когда мужчина, – надулась певица.
   – Девочки, не ссорьтесь, – раздался за их спинами жизнерадостный голос Зеленой Песни. Бард подплыл к ним и, лучезарно улыбаясь, дружески приобнял обоих за плечи, – ну хоть здесь-то не цапайтесь, неприлично. А то, что неприлично, вызывает любопытство окружающих, которое нам совсем не на руку. Так что улыбаемся, миримся и по местам.
   – По каким местам? – не поняла Рапсода.
   – Ох уж эта молодежь, всему учить надо, – принялся театрально сокрушаться Кред, не забывая впрочем, что он – дама, и голос у него должен быть женский, – зачем бардов приглашают в бальный зал заранее? За тем, чтобы когда гости начнут собираться, здесь уже звучала музыка. Ну что, сбацаем на троих? – моментально переменил он тон, подмигивая приятелю.
   – Да запросто, – усмехнулся тот и, усевшись на край сцены, принялся расчехлять принесенную с собой гитару. Кред же направился к роялю.
   – Ты же вроде лютнист, – удивленно захлопала глазами Рапсода, когда он уселся на банкетку и изящным движением руки откинул крышку.
   – Кред лютнист, – хихикнул тот, – а я Состанна – пианистка, – и он ловко изобразил гаммообразный пассаж левой рукой, причем скорость и техника были впечатляющие.
   – Ты что-нибудь споешь или мы пока вдвоем поиграем? – вежливо осведомился Зеленая Песня у Рапсоды, которая так и стояла, пораженно глядя на то, как порхают над клавиатурой руки Креда.
   – А что петь? – неуверенно спросила девушка.
   – Пой все, что тебе захочется, – улыбнулся полуэльф, – мы подыграем.
   – Даже если окажется, что вы этой песни не знаете?
   – Наивная, – возмутился Кред из-за рояля, – мы тебе не дрань подзаборная, а барды высшего класса. Да любой лабух справится с такой задачей. И вообще с чего ты взяла, что твой репертуар богаче нашего?
   – Госпожа Состанна, оставьте жаргон, будьте так любезны, – брезгливо поморщился Зеленая Песня.
   – Уже молчу, Зелененький, – сладким голоском произнес Кред, сопровождая свою речь трелью где-то в третьей октаве.
   – А если я спою что-то не соответствующее ситуации? – не успокаивалась девушка.
   – Поверь моему опыту, – авторитетно заявил Кред, моментально забывший, что он «молчит», – все, что не является матерными частушками, будет соответствовать ситуации. Хотя, возможно, ближе к утру подойдет время и для частушек… Правда, Зеленый?
   Полуэльф неопределенно хмыкнул в ответ.
   – Кстати, – осмелилась задать-таки вопрос Рапсода, – почему у тебя такой странный псевдоним: Зеленая Песня?
   – И что ты сегодня к именам-то прицепилась? Как будто у тебя псевдоним не странный. Нагромождение исковерканных музыкальных терминов, а не имя, – вставил Кред и тут же добавил, – молчу, молчу.
   – Это не нагромождение, а ключ к моему характеру, – надулась певица, уязвленная до глубины души таким непониманием ее гениального замысла, – Рапсода – значит рапсодия, иначе баллада, скерцанда – от scherzo, дословно – шутка, а виваче – живой, быстрый. Веселая, шустрая бардесса, вот что значит мое имя!
   – А Си-Диез? – вновь встрял Кред, – почему не до? Это же одно и то же! Или ты не любишь легких путей?
   – Со мной все просто, – отозвался полуэльф, не обратив внимания на комментарий приятеля, – я наполовину эльф, наполовину человек. Мое человеческое имя для барда слишком заурядно, а эльфийское – сложнопроизносимо. Оставалось только придумать себе имя, которое одновременно было бы и понятно человеческому уху, и имело бы эльфийский колорит. Возможно, звучит немного пафосно, но я ведь пафосный эльфийский щеголь и есть.
   – А имя покороче у тебя есть? Ну, так сказать, для внутреннего пользования?
   – Вообще… если о-о-очень сильно сократить мое эльфийское имя, то, пожалуй, Дар. Запомнишь?
   – А от какого имени получается такое сокращение?
   – Тебе правда хочется это знать? – улыбнулся полуэльф и выдал, – Андилиаваррдариэль. Это первое имя, причем с точки зрения эльфов оно и в таком виде является сокращенным. Полное интересует?
   – Пожалуй, я обойдусь просто Даром, – выдавила девушка.
   – Ну, мы играть сегодня будем или где? – снова подал голос Кред, – а то тут уже очередь выстраивается, – и он мотнул головой в сторону понемногу растущей группки бардов, – давай, Рапи, запевай уже хоть что-нибудь.
   Девушке не оставалось ничего другого, кроме как запеть, пропустив «Рапи» мимо ушей. К концу первой фразы к ее голосу присоединился тихий перебор гитары, а в начале второй зазвучал и рояль.
   Вскоре в зал вошла королевская чета. Им, как хозяевам бала, следовало встречать и приветствовать всех гостей.
   А барды все продолжали играть.
   Зал тем временем начал постепенно заполняться нарядными дамами и кавалерами. От разнообразия цветов, материалов и фасонов, у Рапсоды зарябило в глазах. Она с жадностью впивалась глазами то в блондинку в бордовом бархате, то в шатенку в голубом атласе, впитывая в себя окружающую роскошь и стараясь запечатлеть ее в памяти как можно ярче. Приз же зрительских, точнее, Рапсодиных симпатий, безоговорочно получила маленькая хрупкая девушка в пышном платье кремового цвета, украшенном живыми розами. Цветы были и в ее серебристых волосах. А какие на ней были украшения! Цена одних только сережек была выше, чем годовой доход с поместья любого из гостей. Ну ладно, не любого. И не годовой. Но на ней же еще было золотое колье с крупными бриллиантами, да и перстни на пальцах имелись.
   Правда молодая супруга Драумана почти не уступала ей во внешности, а в резвости и проворстве так и превосходила ее. Королева буквально порхала по залу, улыбаясь одним, перебрасываясь парой слов с другими, грозя пальчиком третьим. Драуман, напротив, был сама степенность. Он предпочитал подолгу останавливаться возле какого-нибудь молодого дворянина и вести с ним неспешную обстоятельную беседу. Видимо проводил собеседования среди кандидатов на руку наследницу престола. Правда супруга его часто отвлекала, капризно прося его проверить, в порядке ли ее макияж или прическа. Наверное, не знала, как еще привлечь к себе его внимание.
   И, кстати, возвращаясь к волосам. Прическа этой девушки конечно была более или менее стандартной, но у многих явившихся на бал дам на головах было нечто очень похожее на вазы с фруктами или, к примеру, цветочные грядки в миниатюре. А у одной из волос была сооружена скрипка! Так что Рапсода с ее кораблем в итоге не сильно-то и выделялась.
   Интересно, знал Кред, что такие изыски сейчас в моде или хотел зло пошутить, да не вышло? А, черт с ним. Не все ли равно?
   Рапсода так засмотрелась на выделенную ей среди всех девушку, что чуть было не позабыла слова баллады.
   – Я все понимаю, намеченная цель, туда-сюда, но лучше на принцессу так откровенно не пялиться, – тихо шепнул ей на ухо Кред, когда баллада была уже допета, и троица спускалась со сцены, уступая место другим музыкантам.
   – Та, в кремовом и с дорогущими бриллиантами – принцесса?
   – А чему ты удивляешься? Сама же заметила, что она как минимум одета дороже всех присутствующих. Да и мелизмами [3 - Мелизмы – мелодические фигуры, украшающие мелодию: мордент, форшлаг, трель, группетто.] вся увешана.
   – Ты хотел-л-ла сказать «украшениями»? – несколько удивилась девушка.
   – Вообще-то я так и сказала, – пожал плечами Кред, – а почему ты так удивляешься? Ты что, ее раньше не видела?
   – Видела, когда ей было двенадцать, – с неохотой ответила Си-диез. И в самом деле, какому барду захочется признаваться в том, что он не знает в лицо всех членов королевской семьи, – но она с тех пор немного выросла.
   – Ты так редко бывала в столице? – сделал круглые глаза шпион.
   – Нет, – обиженно буркнула Рапсода, – просто не всех бардов приглашают во дворец, – и продолжила, переходя к интересующему ее вопросу, – но если эта девушка – Алана, то она, как хозяйка бала, должна приветствовать гостей или что-то в этом роде…
   – Я же, кажется, уже говорил, что Алана бунтарка. Она всегда делает не то, что должна. Кроме того у Драумана есть жена, которая вполне может выполнить роль хозяйки бала за его дочурку.
   – Да что же это за бунт такой? – поразилась певица, – она же просто сидит в одном из кресел и говорит только с теми, кто сам к ней подходит. Причем вполне вежливо говорит. Вот если бы она, к примеру, ругалась как сапожник или едой бросаться начала – это был бы бунт.
   – Наша принцесса бунтарка, но не невоспитанная же дура, – возразил ей Кред, – она отлично знает, как нужно себя вести в том или ином обществе. В данный момент она находится среди светских львов, а в этом кругу для того, чтобы бросить вызов окружающим, достаточно не делать то, что обязывает делать этикет. Делать же то, что этикет запрещает – уже перебор.
   – Даже так, – Рапсода просто диву давалась, сколькими условностями опутали себя эти люди. Причем по доброй воле. Неужели все эти противоречащие друг другу правила можно помнить и при этом жить, не нарушая ни одно из них?
   Проходящий мимо лакей учтиво предложил Рапсоде и Креду поднос, уставленный бокалами с вином. Девушка протянула было руку, но спутник поспешно шепнул ей на ухо:
   – Вина не пей.
   – Почему? – с удивлением спросила девушка, но руку все же отвела.
   – Дурной тон. Уважающие себя барды не пьют на работе, – и уже громче, так чтобы услышал лакей, – благодарим, но не нужно.
   Парень поклонился и продолжил свой путь.
   «Ну вот, только подумала, сколько же много правил в этом мире высшего общества, и на тебе, еще одно».
   Не успела Рапсода додумать эту мысль, как к ней подошел молодой человек в темно-вишневом камзоле.
   – Разрешите пригласить Вас на танец, – произнес он, вежливо кланяясь Рапсоде.
   – Я… Эээ… – замялась девушка.
   – Моя подопечная устала, – спас ситуацию Кред, – этот танец она пропустит…
   «Пронесло», – благодарно подумала Рапсода.
   – …но следующий танец ваш, – закончил бард, благосклонно улыбаясь темно-вишневому.
   «Не пронесло».
   А молодой человек кивнул в знак согласия и, поклонившись, покинул дам.
   – Не смей отказываться, если тебя приглашают, – начал Кред очередное нравоучение, – отказавшей даме подсознательно будет приписываться все плохое, что только сможет вспомнить обиженный кавалер. Дама же, с охотой согласившаяся потанцевать, оставит только приятные впечатления. Делай то, что нравится людям, и они запомнят только твой поступок, порадовавший их. Сделаешь что-то, что человеку не понравится, и он запомнит тебя до малейшей черточки. Такова психология. Люди по природе своей злопамятны. Ты же понимаешь, к чему я клоню?
   – Разумеется, – ответила девушка, постепенно начавшая вникать в логику, – делая нечто неприятное для человека, я рискую, во-первых остаться им запомненной, а во-вторых стать в его глазах злодеем местного масштаба.
   – Вот именно, – просиял Кред, обрадовавшись успехам своей ученицы, – а когда выяснится, что пропала принцесса, кого заподозрят в первую очередь? Ну конечно же злодея местного масштаба. Благо и автопортрет его бережно хранится в памяти. Так что будь умничкой и танцуй. И не забывай улыбаться кавалеру во время танца, смеяться над его шутками, стрелять глазками… Ну ты меня поняла. Только не перебарщивай…
   – Знаю-знаю, дурной тон.
   – Какая умница, – подначил ее шпион, – еще годик-другой и можно будет в люди выводить.
   Пока они общались, танец-отсрочка закончился.
   – Забыла спросить, – осведомился Кред у Рапсоды, отыскав взглядом темно-вишневого кавалера, направляющегося к ним, – ты танцевать-то умеешь?
   – Вовремя Вас это начало интересовать, госпожа, – саркастически заметила девушка, – сказать, что я упражнялась в танцах каждый день, было бы преувеличением, но основы знаю, – закончила она совсем тихо и лучезарно улыбнулась подошедшему кавалеру. Тот поклонился в ответ на улыбку и подал девушке руку. Певица оперлась на нее, и пара поспешила занять место в круге танцующих.
   На счастье Рапсоды по программе был падеграс: танец медленный и не требующий особого мастерства. Единственное, что смущало, так это то, что фигуры предполагали постоянную смену партнера. Таким образом, к моменту, когда музыка стихла, и танец окончился, девушка не только успела перетанцевать с доброй половиной кавалеров, но еще и закончила танец совсем не с тем молодым человеком, который ее приглашал. Кавалера же это ничуть не смутило. Он вежливо поинтересовался, куда проводить девушку, и когда та указала на Креда, подвел ее к нему и, раскланявшись, удалился.
   – Развлекаетесь? – осведомился Дар, подходя к товарищам, – как тебе высшее общество, Вива?
   – Великолепно, – отозвалась та, рассудив, что «Вива» все-таки намного лучше, чем «Рапи», – вот если бы оно ко мне еще не подходило, было бы вообще замечательно.
   – Не хочешь танцевать?
   – Не то, чтобы не хочу. Как бы поточнее выразиться… Для меня каждый танец – экзамен. Пусть Терпсихора [4 - Терпсихора – муза танца.] не обижается, но я служу совсем другой музе со всеми вытекающими последствиями.
   – Уговорила, устрою тебе передышку, – улыбнулся Дар и направился к сцене. Достигнув ее, он перекинулся парой слов с музыкантами, и те уступили ему место.
   – Уважаемые дамы и господа! – возгласил давешний распорядитель, – Высокочтимые гости! Сейчас своим талантом с нами поделится знаменитый бард, пришедший к нам из самых глубин эльфийских лесов. Бард, чье имя всем давно известно. Зеленая Песня! Прошу, маэстро.
   Дар церемонно поклонился публике, дождался, пока гости рассядутся и только после этого взял в руки инструмент. Он заиграл тихо-тихо. О грусти, что витает в ночи. О соловьях, что щебечут в садах. О ломкой и нежной печали и еще чем-то таком, что может понять только сердце.
   Все притихли, прислушиваясь к музыке, льющейся из-под пальцев музыканта, и вот, когда вся публика, затаив дыханье, достигла наивысшей точки сосредоточения, все поменялось в один миг. Резкое форте разорвало тишину. Буйная, неудержимая мелодия взвилась ввысь, вдохновляя, зовя за собой, побуждая к подвигам. Она огненным вихрем пронеслась по залу, и вдруг исчезла, сменившись отголосками первой мелодии.
   Гитара вздохнула в последний раз и смолкла, а публика все еще не смела шелохнуться, боясь спугнуть послезвучие. Спустя полминуты на барда обрушились рукоплескания и восклицания «Восхитительно», «Бесподобно!».
   Дар поднялся на ноги, с достоинством поклонился и сошел со сцены.
   Рапсода хлопала, что было сил.
   – Молодца, Зелененький, показал им класс, – похвалил приятеля Кред, когда тот вновь подошел к друзьям.
   – Потрясающе, просто потрясающе, – повторяла Рапсода, не находя других слов.
   Правда, ее восторг поубавился, когда распорядитель громогласно объявил следующий танец. Девушка умоляюще посмотрела на Дара.
   – Что мог, я уже сделал, – виновато развел он руками, – сегодня здесь полно музыкантов, и каждый хочет выступить. Меня бы не поняли, задержись я на сцене.
   – А может мне хватит уже оставлять хорошее впечатление и пора уже пообщаться с принцессой? – с надеждой в голосе спросила она, опасливо поглядывая на снующих мимо кавалеров.
   – Можешь попробовать, – благосклонно разрешил Кред, – тем более что во время выступления Дара она как раз вышла во-о-он в те двери.
   Девушка кивнула и двинулась было в указанном направлении.
   – … но я бы все-таки советовал отложить этот разговор на ночь и перенести его в покои ее высочества, – продолжил шпион.
   – Ну и как я туда попаду? Тем более ночью, – Рапсода возмущенно обернулась к собеседнику.
   – Ночью действительно будет сложновато, – беззаботно ответил тот, – а сейчас, когда почти все слуги вьются вокруг бального зала, пробраться туда достаточно просто.
   – Но я представления не имею, в какой части дворца эти покои находятся.
   – Так уж и быть, я провожу, – снисходительно согласился Кред.
   – Нет, – возразил Дар, – с Вивой пойду я.
   – Это еще почему? – в голосе шпиона прозвучала нотка ревности, – это моя ученица.
   – Потому что парочка, блуждающая по темному пустому замку в поисках укромного уголка не вызовет ни у кого подозрений.
   – Тоже мне парочка, – фыркнул шпион, – ну иди уже. Забирай свою Джульетту и двигайте.
   Получив такое благословение, Рапсода оперлась на предложенную Даром руку, и они неспешно двинулись по краю зала по направлению к выходу.
   За дверьми царил полумрак. То ли предполагалось, что во время всего бала гости неотлучно должны были находиться в зале, то ли они попали в служебный коридор, который предназначался для слуг.
   Как только дверь, ведущая в бальный зал, закрылась за их спинами, Дар приобнял девушку за талию и зашептал ей на ухо:
   – Мы пойдем самой короткой дорогой. По пути мы можем столкнуться с кем-нибудь из гостей. В этом случае ничего не бойся. Просто помни: мы – любовники, – и веди себя соответственно. Да, и если кто-нибудь что-нибудь у нас спросит – молчи. Говорить буду я. Все поняла?
   Девушка утвердительно кивнула.
   – Тогда вперед, – и Дар увлек Рапсоду вглубь полуосвещенного коридора.
   Глаза Рапсоды прекрасно видели в сумерках и погуще чем эти, и девушка не преминула воспользоваться представившимся ей случаем, разглядывая все, мимо чего они проходили. Она сразу подметила, что этот коридор был декорирован ничуть не хуже тех, по которым она проходила днем – значит, он вряд ли использовался лишь в служебных целях. На стенах висели портреты прежних королей и королев, помещенные в массивные золотые рамы. Их перемежали гобелены, изображающие сцены охоты на дикого кабана. После гобелена, на котором собаки почти загнали лесного зверя, Дар свернул направо, Рапсода последовала его примеру. В этом коридоре портретов не было. Стены здесь тут и там были завешены драпировками, и пару раз девушка готова была поклясться, что слышала тихий смех, доносящийся из-за одной из них. Благо она быстро сообразила, что за тканью скрываются проходы в ниши, и не стала задавать лишних вопросов. Но когда из-за одной из таких портьер, смеясь и волоча кого-то за руку, выпорхнула слегка растрепанная дама, Рапсода смутилась окончательно. Дама же, не замечая бардов, продолжала азартно вытягивать кого-то из ниши.
   – Ну пойдем же, – Жеманясь, капризным голоском захныкала она, – душа моя, наше отсутствие могут заметить. Нам пора возвращаться в бальную залу, шалунишка. Ну не упрямься. У нас впереди целая ночь, мы еще все успеем.
   Она в последний раз дернула изо всех сил, и из-за портьер вылетел давешний темно-вишневый кавалер. По инерции он пробежал несколько шагов и буквально врезался в Дара с Рапсодой. Узнав его, певица отчаянно покраснела и спряталась за своего спутника. Темно-вишневый тоже покраснел, но прятаться ни за кого не стал. Растрепанная же дама, заметив, что в коридоре они не одни, захихикала и кокетливо поправила прическу.
   – О, кого я вижу. Господин Зеленая Песня. Вы великолепно сегодня играли, просто нет слов. О! Я вижу, Вы с дамой, – воскликнула она, как будто только что заметила, что рядом с Даром есть кто-то еще. Восклицание, кстати говоря, получилось довольно ненатуральным, – Вы тоже решили прогуляться? – она интонационно выделила последнее слово и продолжила, – мы так устали от той толчеи, что творится в зале, что решили сбежать оттуда ненадолго и насладиться тишиной полупустого дворца, но, боюсь, нам пора возвращаться.
   И, все так же мило улыбаясь, она ухватила своего остолбеневшего кавалера под локоть и уволокла по направлению к залу, все еще томно мурлыча ему что-то.
   – Что это было? – только и спросила Рапсода.
   – Не обращай внимания, это здесь обычное дело, – отозвался бард, – светские люди, настолько чопорные и благовоспитанные в бальной зале или в кабинете для переговоров, становятся распущенной и вульгарной своей противоположностью сразу же за его порогом.
   И двое музыкантов зашагали дальше, а Рапсода все думала:
   «Интересно, если бы этот хлыщ предложил бы мне прогуляться по полупустым дворцовым коридорам, я, по мнению Креда, тоже должна была бы согласиться? А то вдруг обидится и запомнит…»
   – Пришли, – вырвал ее из раздумий шепот Дара. Они остановились напротив высоких двойных дверей.
   – Сейчас здесь вряд ли заперто, – продолжил бард, не повышая голоса, – твоя задача спрятаться в одной из комнат, дождаться Алану и поговорить с ней, причем так, чтобы она не подняла крик, когда обнаружит постороннего в своей комнате.
   – Ага, – задумчиво ответила Рапсода. Ей как-то и в голову не приходило, что все это будет так трудно.
   – Ну, я пошел обратно. Тебе правда придется немного поскучать: бал начался совсем недавно. Так что принцесса, скорее всего, появится здесь нескоро. Но остаться и составить тебе компанию я не могу. Мое отсутствие могут заметить.
   – Иди конечно, – обреченно вздохнула девушка.
   – Мы обязательно свяжемся с тобой, когда вы с Аланой выйдете отсюда, и обсудим дальнейший план действий. А теперь удачи, – шепнул ей на прощание Дар.
   Рапсода дождалась, когда его шаги затихнут в отдалении, а затем глубоко вдохнула (была не была!) и решительно толкнула дверь.

4. О том, как правильно составлять психологический портрет, а так же о сказках, побеге и рынке

   Первым, что Рапсода узнала об апартаментах ее высочества было то, что их входная дверь открывалась на себя и что толкать ее как минимум бесполезно, потому что войти все равно не удастся, а как максимум даже вредно, потому что лишний шум обычно привлекает стражу.
   – Ну что ж, эксплозивная экскурсия по покоям одной из представительниц правящего дома официально началась, – провозгласила Рапсода, входя внутрь и закрывая за собой дверь, – убедительнейшая просьба: экспонаты руками не лапать. Кстати слюнями на них капать тоже крайне не рекомендуется. Итак, переступив порог, мы сразу попадаем…
   Певица попала прямиком в гостиную. По крайней мере, просторное помещение, заставленное всевозможными креслами, креслицами, пуфами и диванами, наводило именно на такие ассоциации.
   – Ну что мы тут видим? – продолжала развлекать себя болтовней девушка, – да все как обычно: парча, хрусталь, мебель из дорогих сортов дерева, диковинные статуэтки, картины… Нет, тут язык оббить можно, если все это каждый раз перечислять. Это же дворец, здесь куда не плюнь, везде статуэтки картины и мебель. Похоже, стоит сменить тактику и говорить о том, чего в комнатах нет.
   Поразмыслив, Рапсода заключила, что в гостиной не было трех вещей: пыли, света и живых существ, кроме нее самой, разумеется, если этот пункт конечно можно отнести к «вещам». И если первое и второе девушку совсем не волновало, то третье ее крайне обрадовало. Ей запоздало представилось, что бы с ней сталось, если б в покоях принцессы кто-то находился, когда она вломилась сюда и начала вещать самой себе что-то об эксклюзивах.
   Да, стоит вести себя поосторожнее. Скучно конечно, зато безопасно. Но не сидеть же на одном месте в ожидании ее высочества. Одному богу известно, когда ей взбредет в голову отправиться баиньки, так что же теперь – помирать с тоски?
   Решив для себя, что смерть, пусть даже в переносном смысле этого слова, в ее ближайшие планы не входит, девушка принялась за активное исследование апартаментов. Кроме входной двери в гостиной или лучше, наверное, сказать в приемной была еще только одна. За нею обнаружился небольшой коридор. Вот тут-то дверей было в достатке: по несколько справа и слева и еще одна в противоположном конце. Недолго думая, Рапсода решила сунуть свой нос в каждую.
   За первой дверью справа обнаружилось что-то вроде столовой. Вероятно, тут наследная принцесса трапезничала, когда хотела побыть одна.
   «Тут нас ничего не интересует, – сказала про себя Рапсода. Ведь если нельзя разговаривать вслух, то думать-то никто не запрещал, – я же сюда не столовое серебро красть пришла. Хотя может стоит захватить хотя бы вилку? Исключительно для самообороны – вдруг кто нападет?»
   Отметя последнюю мысль, как бредовую, Рапсода решительно закрыла дверь столовой, и открыла первую дверь слева. Здесь оказалась комната для рукоделия и отдыха. Вдоль стен стояли шкафы с пухленькими книгами. Певица взяла одну, вторую…
   «Если исходить из того, что библиотеку Алана собирала самостоятельно, то она типичная женщина: сплошные любовные романы. Правда есть и сборники стихов».
   Кроме книг принцесса увлекалась еще и вышиванием. А может и не увлекалась, а просто вышивала, потому что так положено. В любом случае в комнате обнаружились пяльцы с незавершенным рисунком, небрежно оставленные в кресле перед столиком, на котором в беспорядке лежали спутанные разноцветные нити. Были здесь и законченные работы. Преимущественно вышитые подушечки, но две вышитых картины были помещены в рамки и повешены на стены. Видимо они были предметом гордости рукодельницы. Одна изображала русалку, плещущуюся под лунным светом в ночном прибое, – вторая – гибкую дриаду, пляшущую среди деревьев.
   «Работы выдают романтичную натуру, – сделала Рапсода вывод, как заправский психоаналитик, – да и предрасположенность к женскому полу на лицо. Ну что, поглядим, чем наша принцесса еще занимается».
   В дальнем углу комнаты обнаружилась лютня. Пылью она конечно не заросла, но по всему было видно, что инструмент давно не брали в руки.
   «Музыка либо совсем Алану не интересует, либо она просто посредственно играет. Кстати недурно было бы выяснить наверняка, а то мало ли как она относится к бардам».
   Больше в этой комнате Рапсода ничего интересного не нашла, а потому направилась в следующую. Она решила продолжить двигаться змейкой и вошла во вторую дверь справа. Эта комната была оборудована, как рабочий кабинет: большой письменный стол, удобное кресло да небольшой шкафчик с ящиками. И бумаги, бумаги, бумаги.
   Рассудив, что ее стопроцентно примут за шпионку (интересно, а кем она себя мыслила в этот момент?), если застукают в комнате, где хранятся важные государственные бумаги, девушка поспешно покинула кабинет.
   Вторая комната слева тоже не сильно заинтересовала певицу. Помещение было сплошь уставлено ларцами и шкатулками. Замков на них конечно не было, но Рапсода просто кожей чувствовала, что над всем этим складом висит магическая охрана. Тронешь – и в ту же секунду сработает сигнализация. В лучшем случае. В худшем в тебя полетит огненный шар. В общем, рисковать своим здоровьем ради того, чтобы заглянуть в один из ларцов, Рапсоде не захотелось. И так любому дураку понятно, что там лежат драгоценности.
   Осмотр подходил к концу. Неисследованными остались только три комнаты. Рапсода открыла последнюю дверь справа.
   «О! Тут я, пожалуй, задержусь подольше».
   Это была гардеробная. Платья всевозможных цветов и тканей, рядами развешанные на длинных, из одного конца комнаты в другой, металлических вешалках, поражали воображение. Ну разве может девушка остаться равнодушной, когда ей предоставляется шанс побывать в гардеробной самой принцессы? Нет, таких нарядов больше нигде не увидишь.
   Рапсода зачарованно прохаживалась вдоль рядов одежды, затаив от восхищения дыхание. Пару раз она даже позволила себе благоговейно коснуться самыми кончиками пальцев длинного рукава с разрезом, поблескивающего пуговками жемчужин.
   «Сколько же здесь нарядов? – думала девушка, окидывая взглядом комнату, – этого богатства должно хватить как минимум на год, при условии, что каждое платье будет надето всего один раз. А ведь с большинством из них, скорее всего так и было. Сшили к какому-нибудь празднику, покрасовалась в нем принцесса один вечер и все – в гардеробную на дальнюю вешалку. Уже не модно».
   Рапсоде от этих мыслей аж обидно стало за все эти шедевры портняжьего искусства. В расстроенных чувствах, она направилась к выходу в коридор, но вдруг настороженно замерла на месте. Чуткий слух музыканта уловил какой-то странный звук, доносящийся откуда-то спереди.
   «Неужели кто-то пришел, пока я тут прогуливалась? Или еще хуже, кто-то был здесь с самого начала».
   Девушка крадучись подобралась к двери и, осторожно выглянув наружу, бросила взгляд сначала в одну сторону потом в другую, но в коридоре было пусто.
   «Неужто мне померещилось? Раньше слух меня никогда не подводил. Старею. И это в двадцать-то лет».
   Но тут странный звук раздался снова. В апартаментах принцессы действительно был кто-то кроме Рапсоды.
   «Лучше бы уж мне показалось».
   Звук доносился из-за двери напротив. Глубоко вдохнув, девушка решительным шагом пересекла коридор и распахнула дверь.
   «Надо было все-таки взять вилку».
   Но комната была пуста. По крайней мере, на виду никого не было, а спрятаться здесь было негде. Вся обстановка состояла из нескольких декоративных кустов, хаотично расставленных по комнате, пары-тройки подушек, валяющихся в углу, и… миски с водой?
   Не успела девушка что-либо понять, как из-за одного из кустов выскользнула маленькая юркая тень и метнулась к ней. Испугаться Рапсода попросту не успела. Маленькое нечто нырнуло ей под подол и ткнулось в ногу мокрым холодным носом.
   «Это же зверинец ее высочества, – догадалась певица, – а раз это животное находится не в клетке, то оно наверняка не опасное».
   – Ну-ка, малыш, идем ко мне, я на тебя посмотрю, – тихонько заговорила она со зверьком, осторожно присаживаясь на корточки. Принцессин любимец завозился, щекоча ноги девушки мягкой шерсткой.
   – И кто это у нас? – продолжила ласково разговаривать со зверюшкой Рапсода, аккуратно извлекая ее из-под подола. Разглядев животное и поняв, кто же сидит у нее на руках, девушка изумленно ахнула. Это был маленький лисенок. Зверек обнюхал руки Рапсоды и дружелюбно, совсем как щенок, махнул пушистым хвостом. Он явно был ручным.
   – Какой ты хорошенький.
   Лисенок фыркнул и ткнулся носом в ладони девушки в поисках угощения.
   – Прости, дружок, у меня ничего с собой нет, – виновато прошептала Рапсода, – если бы я знала заранее, что у принцессы такой славный сосед, я обязательно бы что-нибудь прихватила.
   Разочарованный зверек покрутился у ног гостьи и гордо удалился в угол, где улегся на горку подушек.
   – Намек поняла, мешать не буду. Спокойной ночи, ваша пушистость, – и Рапсода, улыбаясь, покинула владения зверька.
   Теперь оставалась только одна дверь, в которую девица еще не заглядывала.
   «А завершится наша экскурсия в святая святых, в опочивальне ее высочества наследной принцессы Аланы», – подвела про себя итоги Рапсода, останавливаясь на пороге. Вид огромной кровати с толстыми перинами и массой маленьких симпатичных подушечек, окутанной облаком полупрозрачного балдахина, поставил все на свои места, и девушка наконец поняла, как вымотал ее этот день.
   «Главное сейчас думать не об отдыхе, а чем-нибудь отвлеченном и, желательно, активном, как там лисенок? Он же активный, о нем думать можно. Только он сейчас скорее всего дрыхнет, свернувшись поуютнее на своих подушках… Стоп, так не пойдет. Может пойти в столовую да чего-нибудь поесть? Людей именно это обычно посреди ночи от сна отвлекает. Нет, тоже не годится. А вот интересно, насколько мягко стелют королевской дочке? Ну так, исключительно ради любознательности, можно же проверить. Просто осторожно прилечь на минутку, ощутить, как пушистая перина нежно обнимает тебя, прочувствовать, какое это блаженство, и ни в коем случае не спа-а-ать…»
   Девушка на минутку, всего на одну, закрыла глаза, и перед ней поплыли солнечные картины с ароматом детства. Вот она гуляет по летнему лесочку и собирает ягоды, а вот перед ней вырастает избушка.
   «Да я же в сказке, – догадалась Рапсода, – вот только в какой? В большинстве сказок домики, стоящие посреди леса, ничего хорошего путникам не сулят, хотя иногда встречаются и вполне безобидные теремки».
   Решение пришло само собой. Чтобы узнать, что это за домик – хороший или плохой – достаточно выяснить, кто в нем живет. Благо избушка была исправно оснащена окнами, а значит любой дурак мог подглядеть за его обитателями. Хотя нет, дурак бы пошел стучаться в дверь.
   Но Рапсода себя обделенной умом и сообразительностью не считала, поэтому тихонько подкралась к дому и осторожно заглянула в окошко. Комнатка, которую она увидела, была спальней, но хозяев в ней не оказалось.
   «Н-дя, маловато как-то сведений», – скептически скривилась девушка.
   И не успела Си-Диез додумать эту мысль, как из глубин дома донесся грозный голос.
   – Кто ел из моей тарелки? Кто сидел на моем стуле? – Сурово вопрошал некто, а потом, как бы даже смутившись, продолжил, – ох, нет, извиняюсь. Никто не ел и не сидел, это я погорячился. Но кто-то же дрыхнет на моей кровати!
   «Но никто же на ней не спит, – возмутилась про себя Рапсода, – я же видела, в спальне пусто. Да даже если б и был кто-то, хозяин же туда не заглядывал. Откуда он может знать, есть там кто-то или нет».
   Додумывала это девушка уже лежа в постели в спаленке терема. Только комната эта оказалась совсем не такой, какой выглядела через оконное стекло. Какая-то слишком большая, да и стены не бревенчатые, а обтянутые бархатом. Неплохо нынче живется отшельникам, ищущим уединения в лесной глуши.
   – Ага! Я же говорил, что кто-то тут дрыхнет, – раздался уже знакомый голос хозяина помещения над изголовьем кровати. – А не, тут по-другому надо, – и голос тут же поменялся, – Очнись! Очнись, спящая царевна!
   «Это уже другая сказка, – подумала Рапсода, – но я против такого поворота событий ничего не имею. Принц однозначно лучше того, кто жил в той странной избушке. Только вот почему у принца такой высокий голос? Прямо как у молодой девушки».
   А принц, которому по всей видимости осточертело понапрасну сотрясать воздух, принялся с остервенением трясти Рапсоду за плечо.
   «И куда вся деликатность подевалась? Нет, перевелись принцы на свете. Может, если по крови и титулу судить, то остались, конечно, но разве ж это в настоящем принце главное? Ух, и выскажу же я ему, вот только проснусь сейчас и все сразу выскажу», – с досадой подумала певица, разлепляя глаза.
   Было темно. Рапсода села на кровати и осмотрелась. Вокруг просторная спальня, а по правую руку стоит девушка со свечой в руках.
   – Хм, так не честно! Я такой сказки не знаю, – сонно пробормотала Рапсода и попыталась лечь снова.
   – А ну быстро рассказывай, кто ты такая и что делаешь в моих покоях. Ты конечно лапочка, а когда спишь, так и вообще просто ангел, но если ты сию же секунду не объяснишь мне, что тут происходит – стражу вызову. Такую сказку знаешь? – ласково-преласково промурлыкала девушка со свечой в руках.
   «Так. Похоже, не спать не получилось, – хмуро подумала Рапсода, медленно приходя в себя, – но это бы полбеды. А то ведь еще и проснуться вовремя не удалось. Точнее проснуться-то удалось, а вот понять, что проснулась – не очень».
   Певица начала было выпутываться из покрывал, но Алана, а девушка, разбудившая Рапсоду, была именно Аланой, остановила ее:
   – Оставь. Сначала объяснения, потом этикет. Так кто ты такая, черт возьми?
   – Бард, – пожала плечами певица, оставив все как есть, – Рапсода Скерцанда Вивач… А! – она досадливо махнула рукой, – просто Вива.
   – И для чего тебе понадобилось пробираться в мои покои?
   – Для того, чтобы помочь Вашему высочеству совершить побег, – пошла напролом Вива. Ей сейчас было не до шпионских игр в полунамеки.
   – Даже так? – озадаченно хмыкнула Алана, аккуратно присаживаясь на край кровати, – а зачем мне бежать из собственного дома?
   – Ну хотя бы за тем, чтобы не выходить замуж за того, на кого покажет Ваш отец. Ведь любой нищий Ниариса знает, что этот бал, по сути, смотрины, вслед за которыми должно последовать венчание, – начала вокалистка, понимая, что без игры все-таки не обойдется, и прибавила, – его величество, безусловно, человек мудрый, но я могу допустить, что иногда, в крайне редких случаях, Вы не вполне разделяете его точку зрения. Не бывает же двух людей с совершенно одинаковыми взглядами на жизнь.
   – Предположим, что как раз сейчас мы с отцом смотрим на вещи с несколько разных точек зрения, и я очень заинтересована в том, чтобы укрепить свою позицию и настоять на своем. Но какая тебе с того корысть?
   – Я всего лишь Ваша верноподданная, служащая королевской семье, Ваше высочество. Вы – прямая наследница трона и имеете право на свое мнение. Я же, случайно узнав о том, что Вас этого права лишают, незамедлительно отправилась к Вам, чтобы предложить свою помощь.
   – И много ли ты знаешь? Об ущемлении моих прав? – поинтересовалась Алана, испытующе глядя на Виву.
   – Ну, мне известно, что в планы Вашего высочества скорое замужество не входит. Думаю, этого достаточно, чтобы без опаски явиться в Ваши покои и поджидать Ваше высочество в будуаре. Вы же не откажете хорошенькой девушке в коротенькой ночной аудиенции? – произнесла певица, хлопая ресницами.
   «Иериаль! Неужели я сказала это вслух?» – подумала она.
   Но принцесса ничего плохого в последней фразе не нашла. Напротив, ее гораздо сильнее расстроило упоминание о скорой свадьбе неизвестно с кем.
   «В конце концов, я и сама подумывала о побеге. Так почему бы не сегодня?» – решила про себя принцесса.
   – Хорошо. Предположим, я согласна на побег, – перешла она к делу, – и как все будет происходить?
   – Ну, – замялась Вива, – для начала нам надо незаметно покинуть дворец, а потом выехать из столицы, причем чем скорее, тем лучше. Но и этим я бы на вашем месте не ограничилась и отправилась бы куда-нибудь в глушь, подальше от Ниариса.
   «Поближе к границе с Баланией то бишь, – договорила она про себя, – что по сути одно и то же. Разница только в том, что одна формулировка лучше звучит для Аланы, а другая – для меня».
   – И что я буду делать в этой глуши? – капризно надула губки принцесса.
   – Поначалу укрываться от агентов тайной королевской службы, которые несомненно будут Вас разыскивать, ну а потом видно будет, – расплывчато закончила свою мысль певица.
   Алана помолчала с пару минут, прикидывая, что лучше: богатство и невозможность принять собственное решение или свобода действий при, скажем так, немного меньшей финансовой поддержке.
   – Подожди минуту, – наконец бросила она Рапсоде, поднимаясь с кровати и двигаясь по направлению к двери.
   – Вы куда? – всполошилась девушка.
   – Переодеться, конечно же, – фыркнула та, – я как-то слабо себе представляю, как можно осуществить побег и скрываться в этом платье.
   Действительно, путешественница в шикарном бальном платье будет белой вороной в любой компании. Нужен костюм попроще. Желательно брючный.
   Быстро прикинув все это в уме, Вива закричала Алане вдогонку:
   – А можно я с Вами?
   – Хочешь посмотреть, как я переодеваюсь? – замерла та на пороге, – а что, милая идея, я не против.
   Вообще-то певица совсем не это имела в виду. Она просто внезапно поняла, что и ей было бы неплохо переодеться.
   – Я просто подумала… может в Вашем гардеробе найдется и что-нибудь для меня? – стушевалась она, выбираясь-таки из путаницы одеял.
   – Пойдем, – хмыкнула Алана, – что-нибудь подберем.
   Процесс подбора одежды затянулся. Главным делом из-за того, что все вещи, хранящиеся в гардеробной комнате, были пошиты для особы королевской крови, а значит отличались бросающейся в глаза дороговизной. Наконец из имеющегося было выбрано несколько наиболее скромных комплектов. Два из них девушки тут же надели на себя, остальные решили взять с собой в дорогу. На всякий случай.
   – Кстати, а во что мы будем это складывать? – поинтересовалась Алана у своей спасительницы.
   Та задумалась, но не надолго.
   – Увяжем в плащ, – выдала она идею и тут же приступила к ее осуществлению. Подумав немного, девушка решила взять с собой и свое платье, которое было куплено за немаленькие деньги, между прочим, и надето всего один раз. Правда оно было достаточно объемным, и пришлось немилосердно утрамбовывать все накрахмаленные юбки, забыв про жалость.
   «Потом разглажу, когда потребуется», – подумала Вива, искренне надеясь на то, что это ей действительно удастся.
   – А когда окажемся в городе, купим нормальный походный заплечный мешок, – сказала она вслух, управившись наконец со своей задачей. Узелок получился нескромно больших размеров, но достаточно легкий.
   – Заплечный? – удивилась принцесса, – а мы что, не верхом поедем?
   – Ну, для верховых путешествий обычно требуется лошадь. У меня есть одна, мне хватит. А у Вас?
   «И откуда во мне столько наглости? – ужаснулась она себе, – так хамить наследнице трона».
   Но Алана не обиделась и на этот раз, видимо считая чувство юмора хорошим качеством. А может ей просто до чертиков надоели все эти правила приличия.
   – Можно своровать в королевской конюшне, – начала она прикидывать вслух, – только там ведь наверняка слуги. Значит, намного проще будет купить лошадь на рынке.
   – Хорошая идея, только я не смогу профинансировать, – отозвалась Рапсода, вспомнив, что ее денег хватит разве что на пару ужинов в трактире, а кошелек благополучно остался в «Трех ключах».
   – Ну, уж деньгами-то я себя обеспечить как-нибудь смогу. По крайней мере, на первое время, – улыбнулась Алана и направилась в комнату с ларцами и шкатулками.
   – Ваше высочество, – поспешила за ней Вива.
   – Не называй меня так больше, – оборвала ее принцесса, – и вообще привыкай обращаться ко мне на «ты». А то тоже мне конспирация. Да и имя наверное стоит придумать другое. Лия к примеру.
   – Хорошо, Лия, – послушно согласилась с ней певица, – только если ты сюда за драгоценностями пришла, то забудь об этом. Их брать нельзя.
   – Почему? – удивилась та, – это же прекрасная альтернатива деньгам: меньший вес при большей стоимости.
   – А ты себе представляешь, как мы их обналичивать будем? Да нас же повяжут сразу, как только увидят при нас хотя бы одну такую висюльку, какие ты на себе носишь. Или ты думаешь, что у каждого горожанина в заначке за банкой с крупой лежит мешочек с бриллиантами?
   – Ты права, – сказала Алана, захлопывая открытый было ларчик и ставя его на место, – благо наличные у меня тоже есть. Вот только в какой именно шкатулке – запамятовала. Редко пользовалась.
   И она принялась открывать и закрывать все подряд. Рапсода хотела было помочь, но вспомнила про магическую охрану. Принцессе заклинание позволяло дотрагиваться до драгоценностей, узнав в ней хозяйку, но на певицу бы оно так дружелюбно не отреагировало бы.
   – Ну, вот и все, – провозгласила принцесса, отыскав наконец нужную шкатулку, – теперь можем идти.
   – Это радует. А то ночь почти прошла, светать скоро будет.
   – Ну и что? – удивилась принцесса.
   – А то, что утром люди просыпаются, – пояснила Рапсода очевидный факт.
   – Только не здесь и только не на следующий день после бала. Господа будут изволить дрыхнуть как минимум до обеда, а большинство прислуги улизнуло домой еще вчера во время бала.
   «Это конечно облегчало дело, но за пределами-то замка люди будут просыпаться как обычно», – мысленно возразила Рапсода, но потом решила, что подумает об этом позже. Не зря же говорят «самый лучший план: на месте разберемся».
   Девушки уже вышли из сокровищницы, когда учуявший хозяйку лисенок начал скрести дверь своей комнаты-рощи.
   – Зверенка брать не будем, – на всякий случай сказала Вива. Мало ли что Алане в голову взбредет.
   – Я знаю, – ответила та, – мы только поговорим с ним минутку. Я ему все объясню, и мы пойдем.
   «Ну что за сентиментальность! – подумала певица, – и ведь взрослая уже девочка, чтобы с животными сюсюкаться», – а вслух поинтересовалась:
   – Ты думаешь, он тебя поймет?
   – Может быть не все, но в целом смысл уловит, – ответила принцесса, лаская зверька, – я значительно лучше воспринимаю язык животных на слух, чем разговариваю на нем.
   Рапсода поймала на лету отвалившуюся челюсть, отправила ее на законное место и потрясенно переспросила:
   – Ты умеешь общаться с животными?
   – Да, только не очень хорошо, – несколько раздраженно повторила девушка, – и поэтому я предпочитаю разговаривать с ними в тишине, чтобы ничего не отвлекало.
   Вива оценила, как тактично ей предложили заткнуться и прекратила расспросы.
   Алана же подняла лисенка на руки и посмотрела ему в глаза. Зверек ответил ей своим взглядом. Игра в гляделки продолжалась чуть дольше минуты. За это время ни один из них не издал ни звука.
   – Все, – сказала наконец Алана, оторвав взгляд от глаз лисенка, – пошли, – и принцесса приготовилась следовать за Рапсодой. А та вдруг поняла, что абсолютно себе не представляет, в какую сторону надо идти, чтобы выбраться из дворца.
   – А где здесь выход? – спросила она у принцессы, законно рассчитывая на то, что хозяйка дома должна знать его, дома, планировку.
   – В смысле? – удивленно отозвалась Алана.
   – В том смысле, что мы вроде как собирались отсюда уйти, а люди обычно в таких случаях пользуются выходами, – пояснила Рапсода свою мысль.
   – То есть ты умудрилась войти во дворец и, пробыв здесь полдня минимум, не запомнить, где что находится?
   – Слушай, я же бард, а не шпион какой-нибудь, – оскорбилась Рапсода. Надо сказать достаточно натурально получилось. А про себя подумала:
   «И на кой все-таки Креду с Даром понадобилась помощь профана? Неужто не боятся, что завалю все дело?»
   – Ну ладно, – смилостивилась Алана, – какой выход тебя интересует? Парадный или черный?
   – Желательно потайной.
   – Потайной говоришь. Хорошо, побежали тогда в библиотеку. Я там ка-а-ак книгу с полки сниму, а шкаф сам прямо сразу и отпрыгнет. Или нет, давай лучше в спальню, там за картиной ход поищем. У нас же весь дом этими потайными коридорами утыкан.
   – Ну, хватит уже, – не выдержала Вива, – неужели нельзя было просто сказать: «потайных ходов нет?»
   – Потайных ходов нет, – сказала принцесса и притворно поразилась, – и вправду, оказывается можно было так сказать. Что же это я сразу-то не догадалась.
   – Пошли тогда через черный, – решила Рапсода, начиная понемногу понимать, какой подарочек достался ей в попутчики.
   По дворцовым коридорам они шли не таясь, но при этом не очень-то и скоро. Дело в том, что знавшая дорогу Алана плохо видела в темноте, когда как у Рапсоды дела обстояли ровно противоположным образом. Конечно, из затруднительной ситуации можно было легко выйти, взяв с собой свечу, но девушки решили не рисковать. Мало ли кому вдруг взбредет в голову прогуляться по дворцу среди ночи, а со свечой не больно-то спрячешься.
   Виву радовало уже то, что Алана, знавшая дворец с детства, не входила в стены и не сшибала вазы и прочие элементы декора, украшающие коридоры.
   Наконец они, достигнув своей первоочередной цели, выскользнули из черного хода на улицу. Беглянки оказались на краю площади позади дворца.
   «Чего и следовало ожидать», – подумала певица.
   Небо едва-едва начало блекнуть, превращаясь из черного в грязно-серое. В такой ранний час наверняка спят все. Даже воры и те, скорее всего уже расползлись по своим норам после трудовой ночи.
   – Ну а теперь куда? – поинтересовалась принцесса, – или карты города ты тоже не знаешь, и надеялась, что я сама тебя выведу?
   – Теперь в «Три ключа», – отозвалась Рапсода, твердо решившая терпеть и не хамить, покуда хватит силы воли, – только учтите, идти не так-то близко.
   – А поконкретнее? – уточнила принцесса, – я не знаю этого заведения и не представляю, сколько до него добираться.
   – Каретой мы сюда добирались минут двадцать.
   – Так это ж рассвести успеет, пока мы туда доберемся! – ахнула Алана.
   – Это не самое страшное. До того, как встанет солнце, мы успеем пройти как минимум полдороги, а потом просто прикинемся обычными горожанами. Мало ли кому и зачем потребовалось рано встать? Самое главное, чтобы рассвет не застал нас здесь.
   – Ну так веди. Спешим же.
   – Так и веду, – огрызнулась Вива, – а ты бы шляпу, что ли хоть какую-то догадалась взять. Лицо бы полями прикрыло хоть чуть-чуть.
   – Ты мне еще шарфом обмотаться предложи, – фыркнула принцесса, – я же тогда сразу стану незаметная-незаметная. Ведь ни у кого же не вызовет подозрений человек, который явно скрывает свое лицо.
   Рапсода ничего не ответила, а просто ускорила шаг. Так, молча, шли они минут с десять. Чем дольше они молчали, тем сильнее Си-Диез ощущала какое-то неприятное чувство неловкости.
   – А как ты узнала, что с животными умеешь общаться, – прервала она молчание, чтобы как-то сгладить резкости, которыми они обменялись на дворцовой площади. Да и в самом дворце тоже.
   – Случайно, – бросила в ответ Алана, и Вива было подумала, что этим разговор и закончится, но принцесса продолжила, – это произошло на охоте. Я всегда была против этого варварского времяпрепровождения, но это же давняя традиция, образцовое развлечение для всего двора. Отец просто не мог упразднить ее, тем более ради одной меня. Охоты проходили регулярно, но я всякий раз отказывалась на них ездить, придумывая всевозможные отговорки. Но где-то с месяц назад отец потерял терпение и велел мне быть послушной дочерью и отправиться в лес вместе со всеми. Тогда мы травили лис. Скачка, волнение, неистовый лай собак, ржание коней и несчастная лисица. Когда она поняла, что ей уже не удастся оторваться от погони, она резко затормозила и одним прыжком развернулась на сто восемьдесят градусов, ощетинившись и оскалив зубы, чтобы встретить смерть благородно, лицом к лицу.
   Оглушительно лая, собаки в неистовом кровавом восторге бросились на лисицу. И тут я начала понимать их. Они издевались над ней, оскорбляли, называли никчемной недоразвитой швалью, недостойной относиться к семейству псовых. Они кричали, что стыдятся такого родства и что такой позор можно смыть только кровью. Кровью оскорбившего род собачий.
   А лиса… Лиса почему-то догадалась, что я понимаю все, и сказала тогда только:
   – Мои дети там, ниже по течению ручья. Спаси их.
   А собаки, услышав это, бросились на нее и растерзали, а затем помчались вдоль ручья искать ее нору.
   Тогда я закричала, чтобы собак остановили. Я была не в себе, и, наверное, поэтому меня послушали. Но когда собак, наконец, сумели оттащить от лисьей лежки, в живых остался только один лисенок из всего помета. Тогда я спешилась и, подойдя к норе, взяла его на руки. Он был ранен и не мог толком защититься, но топорщил шерстку на загривке и скалил маленькие зубки.
   «Тише, малыш, – подумала я тогда, глядя в его глаза, – больше никто и никогда не посмеет тронуть тебя».
   И он меня понял.
   Я увезла его с собой во дворец, и никто не посмел мне перечить.
   Это была моя первая и последняя охота.
   После этого рассказа неловкость не только никуда не исчезла, но стала почти осязаемой.
   – Странный дар, очень редкий в наши дни, и потому очень ценный, – сказала Рапсода, чтобы сказать хоть что-то.
   – Да уж, – кивнула в ответ принцесса, – прямо как у друидов. Только вот церковь уже пару веков как истребила их, уничтожив друидский культ, который был признан неугодным Иериалю.
   – Значит мы с тобой сможем подолгу прятаться в лесу, если понадобится скрыться из поля зрения людей, и никто нас там не тронет, – попыталась разрядить обстановку Вива, – ты же умеешь говорить со всеми зверями?
   – Я бы не была так уверена в этом, – ответила Алана, – звери конечно в большинстве своем благородны, много благороднее людей, но и среди них есть те, кто предпочитает верить в силу, а не в разум. Кроме того, я проверяла свои умения только на лисах и собаках. Может быть, я понимаю только язык псовых? Правда еще до той охоты я разговаривала с Мот, была у меня такая дракониха. Я приходила к ней, когда мне было одиноко и говорила, говорила, и мне казалось, что она меня понимает. Возможно это потому, что драконы очень умные. А может мне все-таки просто казалось, – и она печально улыбнулась, погрузившись в какие-то невеселые размышления.
   «Да, радостно начинается денек, – отметила про себя Рапсода, – если „начиная за здравие, заканчиваешь за упокой“, то чем же закончится сегодняшний день, с заупокоя и начавшийся?»
   Помолчали еще.
   – А почему мы направляемся именно в «Три ключа», а не в любое другое заведение? – спросила наконец Алана, когда они миновали очередной постоялый двор.
   – Можно и в любое другое конечно, да только хозяева этих заведений сейчас сладко спят. Держу пари, что они не сильно бы обрадовались, если б кто-то их сейчас разбудил требованиями выделить комнату. А в «Трех ключах» комната у меня уже есть, да и вещи мои там остались. Ну и кроме всего прочего, когда мы туда доберемся, трактирщик уже сам проснется. Естественным, так сказать, способом.
   Так оно и вышло. Когда девушки вошли в «Три ключа», хозяин заведения уже бодро покрикивал в кухне на стряпуху, поторапливая ее.
   – Пошевеливайся, ты, соня проклятая! Клиенты того и гляди попросыпаются, завтракать попросят, а у тебя только-только печь затоплена.
   – Ой, – отмахнулась та, – да кому ж это в голову взбредет в такую рань-то подыматься.
   – Нам, – просунула голову в кухню Рапсода, – кстати, от завтрака мы тоже не откажемся.
   – Слышала? – напустился на стряпуху трактирщик, – это все лень твоя. Выгоню, ой выгоню я тебя, помяни мое слово.
   – И без поварихи останешься, – парировала женщина.
   – Да я-то себе повариху найду. И получше тебя. И такую, чтобы не просыпала!
   – Продукты значит воровать будет, – пожала плечами кухарка.
   – Вы когда закончите, завтрак на двоих в мою комнату занесите, ладно?
   – робко вмешалась Вива, догадываясь, что этот разговор закончится нескоро.
   Поднявшись к себе, она обнаружила свою комнату в том же виде, в каком ее и оставила, то есть в некотором беспорядке, получившемся в результате сборов на бал.
   – Тут что, был обыск? – поинтересовалась Алана, с интересом оглядываясь по сторонам.
   – Не думаю, – буркнула в ответ Вива, – скорее здесь без меня еще и прибирались.
   – Хочу спать, – вдруг заявила принцесса, усаживаясь на кровать.
   «Ну еще бы. Полночи подготавливать побег, а потом, не откладывая на завтра, сразу же его и совершить. Конечно, будет тянуть в сон», – подумала Рапсода.
   Сама же она уставшей себя не чувствовала. То есть чувствовала, конечно, но не до такой степени, чтобы валиться с ног. Видимо она-таки неплохо вздремнула, пока дожидалась принцессу.
   – Ложись, если хочешь, – сказала она Алане, – здесь конечно не дворец, но тебе в любом случае придется отвыкать от роскоши.
   – Вот только не надо считать меня избалованной неумехой, – огрызнулась Алана, без лишних вопросов укладываясь поудобнее, – и почему все вечно судят по титулу? А вдвоем здесь будет тесновато, – добавила она. Рапсоде даже показалось, что принцесса ей подмигнула.
   – Я ложиться не буду, – объяснила она, – дождусь завтрака и пойду на базарную площадь искать тебе лошадь.
   – Жаль, – коротко бросила Алана и отвернулась лицо к стенке.
   «Вот не поймешь ее, – размышляла Си-Диез в ожидании завтрака, – то она чопорная, то взбалмошная, то задумчивая и печальная. А то язва язвой. Вот и поди пойми, как с ней обращаться. Скажешь ей что-то и знать не знаешь, что получишь в ответ: исповедь, колкость, презрительное фырканье или и вовсе в морду».
   В дверь постучали, и после Рапсодиного «войдите», на пороге появился трактирщик с подносом.
   – Ох Вы, госпожа, и непостоянная, – заговорил он, переставляя миски-тарелки с подноса на стол, – сегодня вона как рано поднялись, а вчера-то чуть не в обед завтракали, – и он удалился, покачивая головой и удивляясь графику своей клиентки.
   «Эх, не знает мужик, что такое непостоянство. Его счастье», – усмехнулась Рапсода, глянув на Алану. Та не изменила позы и по-прежнему лежала лицом к стене, не проявляя ни малейших признаков заинтересованности едой.
   «Уснула уже, – сделала вывод певица, – ну пусть отдохнет. Может характер от этого улучшится».
   Позавтракав, Си-Диез покопалась в узелке, добыла оттуда несколько монет и спустилась вниз. Трактирщик, находящийся на первом этаже, был уже в хорошем настроении и охотно растолковал певице, как пройти к базарной площади. Поблагодарив его, девушка вышла на улицу.
   Ее встретило прекрасное, хоть и холодное, утро. Солнце уже поднялось над крышами и ярко освещало улицы, заполнившиеся спешащими по своим делам горожанами.
   До базарной площади девушка добралась минут за пять. А что там идти-то? Три дома прямо, а потом поворот направо, и ты почти уже на месте. Но оказавшись на самой площади, девушка тут же растерялась. Она, как и любой бард, конечно же бывала на ярмарках, но то были лишь блеклые сельские копии столичного рынка.
   Толчея царила страшная. Торговцы перекрикивали друг друга, зазывая покупателей, а покупатели в свою очередь перекрикивали торговцев, чтобы поделиться друг с другом мнением по поводу того или иного товара. В результате на площади стоял постоянный гул, из которого было невозможно вычленить отдельные голоса.
   «Сюда надо не за покупками приходить, а полифонический слух тренировать», – хихикнула Рапсода.
   Пока она стояла в нерешительности, прикидывая, в какую сторону ей лучше пойти, девушку несколько раз толкнули, а один смуглокожий человек, выглядящий как иностранец, выкрикнул ей что-то на незнакомом языке и указал ей на тачку, которую волок за собой. Поняв, что она перекрывает дорогу и мешает проехать, девушка поспешно отскочила в сторону. И, конечно же, налетела на ближайший прилавок.
   – Ты чего ж это творишь, коза? – взвился торговец, чей товар покатился с закачавшегося прилавка на землю.
   «Слава Иериалю, капуста, а не яйца, к примеру, – подумала Рапсода, – капусту можно просто помочь поднять с земли, а за разбившиеся яйца пришлось бы платить».
   И девушка с извинениями бросилась подбирать раскатившиеся кочаны. Продавец был крайне сердит, но после того, как они вместе вернули прилавку первоначальный вид, смилостивился и отпустил девушку на все четыре стороны.
   – Но гляди, коза. Еще баловать будешь – стражу позову, – крикнул он вдогонку Си-Диез, но ту уже подхватила толпа, текущая, как полноводная река, вдоль прилавков с фруктами и овощами.
   «В этом ряду я лошадь вряд ли найду. Надо искать, где продают живность», – рассудила Рапсода и вырвалась из тянущей ее толпы, свернув в соседний ряд, где ее тотчас подхватил очередной людской поток.
   Ей опять не повезло. Здесь продавали плетеные корзинки всех разновидностей и размеров, глиняные миски и кувшины, деревянные разделочные доски и прочее тому подобное. В этом ряду толкались в основном женщины, поэтому вырваться в соседний было уже не так трудно, как из овощного. А может просто она приобрела навык передвижения по рынку?
   Миновав еще два ряда, в одном из которых торговали обувью, а в другом – всякими серьгами-бусами, Рапсода наконец оказалась там, куда так стремилась.
   В этой части рынка было еще более шумно. Каждый баран, козел, хряк, мерин, считал своим святым долгом бекнуть, мекнуть, хрюкнуть или фыркнуть хотя бы один раз. В минуту. А запах здесь стоял…
   «Ничего, не привыкать, – подумала девушка, – в деревне все-таки родилась».
   Рапсода шла вдоль ряда, приглядываясь к животным. В лошадях она, конечно, не разбиралась, поэтому в выборе руководствовалась только интуицией в виде «нравится – не нравится» и суммой, которую взяла с собой. Остановившись возле мужика, продававшего сразу трех коней, девушка принялась с любопытством разглядывать товар. Один из коней чем-то приглянулся ей. Может, темно-шоколадным окрасом, а может гордым изгибом шеи.
   Си-Диез уже хотела было спросить у торговца, сколько он просит за этого красавца, как вдруг услышала за своей спиной резкий окрик:
   – Ты что это тут делаешь?!
   Голос показался знакомым, и Рапсода резко обернулась. Картину, представшую ее глазам, можно было бы назвать пародией на сказку про репку. Дело в том, что за ее, Рапсодин кошелек одной рукой держался какой-то незнакомый чумазый мальчишка, а в мальчишку в свою очередь крепко вцепился мужчина со знакомым лицом. Поразмыслив с пару секунд, девушка сообразила, что это тот самый угрюмый бард, который вместе с Кредом допрашивал ее за конюшней «Трех ключей» несколько дней назад. А потом еще угрожающе обещал приглядеть за ней. Кажется, Кред называл его Тарни.
   Си-Диез уставилась на барда, внутренне содрогаясь. Эта встреча ей крайне не понравилась. Чересчур уж сильно этот мужчина напугал ее при их первой встрече. Тарни тоже внимательно глядел на певицу, будто бы пытался прочесть ее мысли.
   А воришка тем временем, почувствовав, что лучшего случая для бегства не представится, крутанулся и, выскользнув из рук Тарни, рванул что было сил. Правда Рапсоде показалось, что бард не так-то уж и сильно стремился удержать мальца.
   – За деньгами следить надо, дуреха, – бросил девушке Тарни.
   – А что ты тут делаешь? – спросила певица и сама удивилась, зачем задала такой глупый вопрос.
   – Да по рынку гуляю, как видишь, – отозвался бард, – но раз уж я тебя встретил, то слушай: тетку нашу больную лучше всего в Фарос отвезти. Там сейчас погода, я слышал, самая благоприятная. Побудет она там недельки две, а там и полегчает. И купи ты уже ради бога этого коричневого мерина.
   Выдав все это, Тарни растворился в толпе, а Рапсода так и стояла с раскрытым ртом, удивляясь этой как будто бы непреднамеренной, но, абсолютно точно, неслучайной встрече.

5. О начале пути, о вкусах, о которых, вопреки всему, спорят и о том, на что способны красивые глаза

   Когда Рапсода, ведя под уздцы свою покупку, вернулась в «Три ключа» и, сдав животное с рук на руки конюху, поднялась к себе в комнату, принцесса уже проснулась.
   – Где ты была? – спросила Алана, потягиваясь.
   – Да так, по рынку гуляла. Пегаса тебе привела.
   – Настоящего? – глаза принцессы засветились, как у ребенка, которому пообещали после ужина дать любимое лакомство, – с крыльями?
   – Не, крылья в комплект не входили, – отозвалась Рапсода, – Но я могу попросить у хозяина живого гуся, у которого можно будет позаимствовать нужные детали.
   – Садистка, – обиделась принцесса.
   – Реалистка, – возразила Си-Диез, – вот скажите на милость, почему так мир устроен? Предлагаешь человеку идею, помочь хочешь, а он тебя обзывает.
   – Ты еще поплачь, – огрызнулась Алана, – собирайся лучше давай. Перекусим и поедем уже.
   – Шустрая какая. А мне, по-твоему, спать совсем не надо что ли? – одернула ее певица и плюхнулась на освободившуюся кровать, – часов в пять вечера разбудишь.
   – Это мы что же, будем ехать ночью? – поразилась принцесса, – когда на дорогах полно всякого ворья?
   Но ее собеседница уже спала. Смирившись с этим, принцесса уселась на стул у изголовья кровати и уставилась в окно.
   Будить Рапсоду она начала часа в три пополудни.
   – Неужели уже пять? – разочарованно протянула та, протирая глаза.
   – Нет, сейчас три, – спокойно ответила Алана, – вставай давай и поехали.
   – Никуда раньше пяти не поеду, – запротестовала певица, зевая во весь рот.
   – А если выедешь позже, то никуда не доедешь, – сердито бросила принцесса.
   – Это еще почему? – удивленно захлопала глазами Рапсода.
   – Да потому, что приблизительно через час во дворце будет вечерний чай, к которому должны будут спуститься все члены королевской семьи. Как ты думаешь, что сделает мой папаша, когда я не явлюсь к столу?
   – Пошлет за тобой слугу в твои апартаменты? – предположила еще сонная певица.
   – А потом? – терпеливо продолжила расспросы принцесса, явно стараясь навести спутницу на какую-то мысль.
   – А потом слуга вернется и доложит, что тебя нет, – буркнула Рапсода и, начиная понимать, куда клонит собеседница, продолжила, – и тебя начнут искать сначала по всему дворцу…
   – А потом по всему городу, – закончила за нее Алана, – и искать будут далеко не профаны.
   Рапсода аж подскочила на кровати.
   – И ты мне не сказала? Ты обязана была меня предупредить до того, как я уснула.
   – Я пыталась, но твой сон оказался крепче моих связок.
   – Ты хочешь сказать, что кричала на весь постоялый двор… обо всем? – возмущению Рапсоды не было предела. Она старается изо всех сил, конспирируется, а эта Алана…
   – Нет конечно, – скривилась принцесса, – я пока еще не сошла с ума.
   – Но ты сказала, что мой сон крепче твоих связок.
   – Это была просто фигура речи, – раздраженно ответила та, – какой же ты бард, если не можешь художественное преувеличение отличить… И вообще, – вдруг перебила она себя, – кончай препираться. Ноги в руки, и поехали.
   Понимая, что принцесса права и что медлить больше нельзя, певица повиновалась, и через пять минут они уже спустились вниз, расплатились с трактирщиком и, выведя лошадей из конюшни, выехали с постоялого двора.
   – Куда мы направимся? – по-деловому осведомилась принцесса.
   – В Фарос, – незамедлительно ответила Рапсода, помня о предупреждении Тарни.
   – Тогда нам лучше выехать через северные ворота, – сказала Алана и развернула коня в нужном направлении.
   День был в самом разгаре, и улицы были полны людьми разных сословий.
   – Может есть какой-то менее людный путь? – спросила Рапсода, подъезжая к принцессе вплотную, чтобы никто не услышал их.
   – К сожалению, нет, – ответила та, – мы конечно можем проехать немного по проулкам, но к воротам ведет только одна улица, и нам рано или поздно придется на нее выехать.
   Но они все же свернули на более узкую улочку. Здесь было не так оживленно, и, кстати, не так чисто. Маленькие дома, льнущие друг к другу, словно им было холодно в этот почти зимний день, тянулись непрерывающейся серой чередой. Изредка между домами поперек улицы были натянуты веревки, на которых сушилось белье.
   – Так все же почему именно в Фарос? – спросила Алана, нагибаясь, чтобы не запутаться в вывешенной на просушку простыне.
   – Там будет безопасно, – ответила певица, повторяя маневр собеседницы.
   – И откуда у тебя такие сведения?
   – Ну, – замялась Си-Диез. Ей не хотелось рассказывать принцессе правду, – я ж на рынке была, а там много чего болтают.
   – И ты узнала на рынке, где сейчас спокойнее всего? – скептически переспросила Алана.
   – Ну, там же уйма народу со всех концов Ардении собирается, – попыталась поубедительнее соврать Рапсода, – и каждый стремится рассказать о своем, а не слушать о делах другого.
   – А говоришь не шпионка, – усмехнулась Алана, – слишком уж много полезного ты смогла извлечь из простого похода на рынок.
   Певица напряглась, опасаясь, что принцесса всерьез начала ее подозревать, но увидев улыбку спутницы, поняла, что та просто подшучивает над ней.
   Вдруг лошадь Рапсоды всхрапнула и сбилась с шага, а из-под ее копыт с обиженным мявом пулей выскочил ободранный уличный кот.
   – Тьфу ты пропасть! – выругалась девушка, успокаивая лошадь, – и выбрал же место, где дрыхнуть. Самоубийца пушистый.
   – Скорее плешивый и облезлый, – поправила спутницу принцесса, – и, насколько я успела разглядеть, черный. Я надеюсь, ты не веришь в приметы?
   – А что от этого изменится? – философски спросила Си-Диез, – как будто от одной моей веры или неверия зависит, сбудется примета или нет. Лучше рассуждать так: кот лежал посреди дороги, и когда я на него чуть не наехала, он перебежал только половину дороги, а значит, примета либо должна сбыться наполовину, либо не должна сбыться вообще. Но так как наполовину плохих вещей в жизни не бывает, остается только второй вариант.
   – Да уж, логика воистину залог победы над любым суеверием, – фыркнула Алана.
   За разговором они свернули в другую улочку, которая ничем не отличалась от предыдущей.
   – А долго нам еще до северных ворот? – спросила начинающая волноваться певица.
   – Не очень. Во всяком случае, до того, как весь город поднимут на уши, проскочить успеем.
   – Слушай, а ты точно уверена, что пропажа еще не обнаружилась? Не могли твое отсутствие заметить, ну скажем, за обедом?
   – На следующий день после бала? Не-е-ет. Знаешь, как называются первые часов пятнадцать-двадцать после окончания подобных торжеств?
   – Не знаю, – отозвалась певица, – но какое это имеет отношение к делу?
   – Самое прямое, – ответила Алана и нравоучительно продолжила, – так вот, эти часы называются Мертвыми часами. Неофициально конечно, но название давно прижившееся. На следующий день после бала обычно никто не выходит к обеду. Все отсыпаются. Так что вряд ли кто-то хватился меня, – пожала плечами принцесса, – кроме того я что-то пока не вижу патрулей, шныряющих по всему городу, да и глашатаев, надрывающих глотки, тоже вроде не слыхать.
   Рапсода согласилась с доводами своей спутницы и замолчала, а через пару минут они еще раз свернули и выехали на широкую улицу, ведущую к северным городским воротам. Певица в напряжении затаила дыхание: выпустят из города или не выпустят? Но скучающие стражники и не подумали задерживать двух всадниц. Один только рукой лениво махнул, мол, проезжайте.
   – И это охрана столицы, которая должна быть образцом для всех, – возмутилась Алана, когда они отъехали на приличное расстояние от города, и стражники уже не смогли бы их услышать, – не будь мне это на руку… в общем, при других обстоятельствах я бы непременно поставила бы отца в известность. Все-таки это моя страна. Точнее, она могла бы стать моей.
   «Бедняга, – подумала Си-Диез, – нелегко ей, наверное, сейчас приходится. Она решилась оставить все то, к чему ее готовили с самого рождения, и пытается прижиться в том мире, о котором практически ничего не знает».
   Конечно, Рапсода знала, что в конечном счете Алану ждет все та же корона и что все ее лишения временны, но делиться этим знанием с попутчицей она не спешила.
   – Кстати о расторопности охраны и остальных королевских организаций, – перевела певица разговор в более подходящее ситуации русло, – как скоро можно ждать за собой погони? И вообще как будет устроена облава?
   – Насколько я знаю, как раз сейчас мой папенька обнаружил, что во дворце меня нет и вызвал к себе кого-то из тайной службы, чтобы тот организовал поиск по городу. Не более чем через полчаса, город превратится в огромную мышеловку. Ворота города начнут работать по принципу всех впускать, никого не выпускать. А где-то к закату выяснится, что меня, скорее всего, нет и в городе. Полной уверенности конечно не будет, ведь столица огромна и скрывает в себе сотни тайных мест, где можно спрятаться, но все равно к вечеру будет принято решение продолжить поиски за пределами городских стен Ниариса.
   – А вечером городские ворота запрут, и наши преследователи смогут выехать только завтра с утра, – предположила Рапсода, – в таком случае у нас приличная фора.
   – Святая наивность! И откуда ты только такая взялась, – с иронией в голосе ответила принцесса, – неужто ты действительно думаешь, что кто-то посмеет задерживать агентов тайной службы короля? Да перед ними открываются двери и поважнее городских ворот. Самое позднее в девять вечера королевские шпионы выедут из столицы во всех возможных направлениях.
   – Значит, нам стоит поспешить. Фарос находится в дне езды отсюда. Если гнать лошадей галопом и не останавливаться на ночь, то можно быть там уже к утру, – заключила Си-Диез и пришпорила своего скакуна.
   Широкая дорога легко стелилась под копыта коней. Ни кочек, ни ям на ней пока не встречалось и в ближайшем будущем не предвиделось. Идеальная ситуация для беглецов. Но ведь и погоня будет ехать по этому же тракту, а значит надо гнать, гнать лошадей вперед, заставляя их нестись на пределе возможностей. Во время такой бешеной скачки не поговоришь: в ушах только ветер свистит, собеседник просто не докричится. Да и пейзаж не поразглядываешь. Голый лес, растущий по левую сторону от дороги, сливался в однообразное серо-коричневое кружево переплетенных ветвей. По правую сторону – пустое давно убранное поле, сиротливо прикрывающееся рваным одеялом из павшей листвы, принесенной с лесных опушек насмешником-ветром.
   Девушки скакали не щадя коней и придерживали бег животных только на развилках, чтобы свериться с дорожными указателями. Солнце поблекло и спряталось за покрывалом белесых тучек.
   «Только бы снег не пошел. Пресвятой Иериаль, услышь!» – молилась про себя Рапсода. Ей вовсе не хотелось оставлять за собой следы. Она, конечно, умела их заметать при помощи несложного заклинания, которое выучила еще бог знает сколько времени назад, но не пользоваться же им постоянно на протяжении всего пути. Банально сил не хватит. Она же бард, а не колдун, в конце-то концов.
   То ли благодаря Рапсодиным молитвам Иериалю, единственному богу, признанному церковью, то ли по каким-то другим причинам снег так и не пошел.
   Небо по-зимнему быстро темнело, принося зябкую ноябрьскую ночь. Лошадь Си-Диез споткнулась раз, другой, третий. Какой бы ни была хорошей дорога, в темноте передвигаться намного сложнее, чем при свете дня. Да и усталость рано или поздно начинает давать о себе знать. Пришлось снизить скорость до неспешной рыси.
   – Лошади выбиваются из сил, – констатировала очевидный факт Алана, – как бы не пали посреди дороги. И небо как назло тучами заволокло. Ни одной звездочки, чтобы путь осветить.
   Рапсода, которая поначалу хотела проехаться сарказмом по бестолковому высказыванию принцессы, но стоило той закончить последнее предложение, как певица передумала. Хорошо, что Алана так кстати напомнила о свете. Уж его-то Рапсода могла организовать. Девушка произнесла коротенькое заклинание, и на ее ладони появился светящийся комочек.
   – Ой, это звезда? – наивно спросила принцесса, завороженно рассматривая сгусток белого сияния.
   – Святая наивность! И из какого дворца только вылезла, – фыркнула певица, старательно припоминая их разговор несколькочасовой давности и копируя ироничный тон принцессы, – неужто ты думаешь, что звезды такие мелкие сошки, что стоит их позвать, как они тут же сломя голову летят к кому-то на ладони? Это всего лишь комок энергии, активизированный заклинанием. А звезды умеют призывать только колдуны и волшебники, – мечтательно закончила она, подвешивая белый колдовской светильник между мордами лошадей.
   – Ты хотела стать волшебницей? – спросила Алана все еще с интересом поглядывая на призванный певицей светлячок.
   – Можно и так сказать, но далеко я в этом деле не зашла, – вздохнула девушка и прибавила, – эта радость просветит нам часа два, не дольше. После того, как погаснет, предлагаю остановиться хотя бы на час, чтобы дать лошадям передохнуть.
   – Поддерживаю, – согласилась принцесса, – тем более что мы сегодня еще не ужинали. И не обедали тоже.
   Ехали молча. На разговоры почему-то совсем не тянуло. Лошади уверенно шагали по освещенной дороге и с легкостью самостоятельно выбирали дорогу, не ожидая понуканий от всадников. Идеальная ситуация, чтобы притвориться спящей и не возобновлять беседу.
   Когда эта истина открылась Рапсоде, она тут же решила воплотить идею в жизнь и принялась закреплять поводья за переднюю луку седла. Освободив руки, девушка прикрыла глаза и постаралась ни о чем не думать. Но это было не так-то просто. В голову упорно лезла ухмыляющаяся физиономия Креда, точнее его женской ипостаси, которая поучительным тоном сообщила:
   – Притворяться спящей в присутствии особы королевской крови крайне не рекомендуется. Дурной тон, знаешь ли.
   – А не пошел бы ты к черту, – буркнула себе под нос Рапсода.
   – Сон дурной приснился? – спросила услышавшая ее высказывание принцесса.
   – Не то слово, – ответила певица, – кошмар.
   Алана понимающе кивнула и дальше расспрашивать не стала. А Си-Диез про себя решила, что обязательно спросит у Креда при встрече, как следует посылать людей к черту, чтобы сие действо было совершено в соответствии с правилами хорошего тона.
   Пытаясь представить себе такую не противоречащую этикету, но оскорбительную по сути конструкцию, девушка задремала. Ей привиделся черт, который грустно вопрошал:
   – Ну почему мир так жесток? Все ругаются моим именем. А я, между прочим, дьявольски талантлив. И с людьми своим талантом делюсь. В обмен на душу, конечно, но ведь у всего своя цена, правда ведь? В конце концов, я же не семечками торгую. У меня широчайший ассортимент, начиная от предоставления клиенту музыкального таланта или дара живописца до непревзойденной красоты, заоблачного богатства и сказочного долголетия. И не я виноват, что люди обычно просят как раз того, чем список заканчивается. Но не это самое обидное! Досаднее всего, что ко мне всех кого не попадя посылают, и хоть бы одна сволочь действительно зашла! Никому ж и дела нет, что мне одному скучно до чертиков. (Ха-ха, каламбур!) Хорошо хоть, что иногда к себе зовут. Только уж больно специфически это называют: «призвать Сатану». Правда то, что они для этого делают, еще более специфично, чем название… А вообще, детка, тебе бы пора проснуться. У тебя там, в твоем мире, уже заклинание световое почти иссякло, – и, закончив таким странным образом свой сумбурный монолог, черт пихнул Рапсоду локтем в бок. Та встрепенулась, боясь потерять равновесие, и чуть было не свалилась с коня. Благо тот, почувствовав отсутствие надзора, перешел с рыси на шаг. Не успела девушка окончательно выровняться в седле, как шарик света мигнул и, постепенно затухая, погас.
   – Привал, – объявила певица и остановила своего коня. Дождавшись, когда принцесса сделает то же самое, Рапсода спешилась и пошла прямо в лес, ведя коня в поводу.
   – Ты куда? – испуганно спросила Алана спину удаляющейся спутницы.
   – В лес конечно, – пожала плечами та, – а что, незаметно?
   – Заметно-то заметно, но ведь это безумие – идти ночью в лес, – возразила принцесса.
   – А ты что предлагаешь? Посидеть на дороге и подождать королевских шпиков? – издевательски хихикнула Рапсода.
   – Но в лесу могут быть звери, – еще раз попыталась возразить Алана.
   – Со зверями у нас есть хоть какой-то шанс договориться, а с королевской тайной службой – никакого, – мрачно сообщила певица, – так что готовься на всякий случай к беседе со зверушками. Мы конечно сильно углубляться в лес не станем, но мало ли кто захочет выйти нас встретить.
   Алана тихо ойкнула от испуга, а певица, довольно хмыкнув про себя, двинулась дальше. Си-Диез была почти на сто процентов уверена, что в лесу никаких хищников и в помине нет, слишком уж близко он находится от столицы. Но своенравную принцессу было так приятно припугнуть!
   «Ничего. Ей даже на пользу пойдет. Слушаться охотнее будет и все. Я ведь на нее на самом деле волков не гоню, а только предупреждаю, что они теоретически могут появиться», – мысленно оправдала себя певица, выбирая местечко для стоянки.
   Таковое обнаружилось достаточно скоро. Вглубь леса путешественницы лезть действительно не стали. Просто отошли на некоторое расстояние от дороги, чтобы деревья скрыли их от глаз тех, кто, возможно, будет проезжать по тракту.
   – Ну чего застыла? Деревья пародируешь что ли? Если да, то получается крайне посредственно, так что садись уже, – рыкнула певица на замершую в нерешительности принцессу. Да, голод сильно влиял на ее настроение и характер, а сейчас, когда она в последний раз ела ранним утром, это ощущалось особенно остро.
   Алана, почувствовав, что сейчас лучше не спорить, покорно присела на ствол поваленного дерева и, сложив руки на коленях, выжидательно уставилась на Рапсоду, признавая ее главной.
   Си-Диез же, которая в данной ситуации и вправду намного лучше знала, что делать, первым делом сунулась в свой походный мешок.
   – Да чтоб мне альтерированную [5 - Альтерация – повышение или понижение какого-либо звука без изменения его названия.] субдоминанту [6 - Субдоминанта – трезвучие, построенное на IV ступени лада, а так же другие аккорды, имеющие ту же гармоническую функцию.] не смочь разрешить [7 - Разрешение – движение звуков интервалов или аккордов от неустойчивых ступеней к устойчивым. Вне лада разрешение невозможно.]! – воскликнула она, отбрасывая мешок в сторону.
   – Что случилась, – взволнованно спросила Алана, которая из всей фразы, высказанной попутчицей, поняла только то, что это было ругательство.
   – Да то. Мы настолько быстро сорвались с места, что забыли запастись провизией. Я надеялась, что у меня хоть что-то осталось из прежних запасов, но, как выяснилось, напрасно. Хорошо хоть в до мажоре не ушли!
   – В чем, прости? – переспросила Алана.
   – Ну, голышом, – пояснила Рапсода, – одежду взяли, уже хорошо.
   – А кому и что там надо было разрешить? – не отставала любопытная принцесса, вспомнив предыдущее непонятное высказывание.
   – Забудь, – бросила ей в ответ Си-Диез, прикинув в уме, сколько часов заняла бы лекция по элементарной теории музыки и гармонии.
   – Почему? – Алана обиженно надула губки.
   – Это так называемый музыкальные ругательства, – пояснила певица, – надо много лет учиться ремеслу барда, чтобы понимать смысл этих выражений. Но если тебя интересует исключительно звучание подобных фраз, то могу научить парочке.
   – Пожалуй, не стоит, – вежливо отказалась принцесса, решив, что произносить слова, смысла которых не знаешь, не всегда безопасно.
   – Хорошо, не буду, – легко согласилась Рапсода, – сами со временем прилипнут. Так чего на них время тратить, когда надо еду искать, – и она пошла куда-то в лес, внимательно оглядываясь по сторонам.
   – Ты куда? – вскочила со своего дерева Алана.
   – Еду искать. Я разве не сказала?
   Принцесса сделала было несколько шагов, чтобы догнать спутницу, но та не оборачиваясь, велела ей оставаться на месте.
   – А как же звери? Я боюсь, – захныкала та.
   – Ну совсем как ребенок, – буркнула себе под нос Си-Диез, а вслух добавила, – нет здесь никаких зверей. Разве что белки да суслики. Крупную дичь наверняка затравили, а хищников перестреляли. Так что сиди на месте и жду, когда я вернусь.
   Одной сидеть на бревне посреди леса, пусть даже не особо населенного, было страшно. Алана беспокойно вертелась на своем импровизированном стуле, вглядываясь в темноту. Не выскочит ли на нее кто-то из кустов? Но никто выскакивать что-то не торопился. Одна из лошадей тихонько фыркнула, будто посмеивалась над трусостью принцессы. Этот внезапный звук заставил Алану подпрыгнуть от неожиданности.
   – У, негодная! – замахнулась она кулачком на чересчур смешливое животное. Скотинка только заржала в ответ.
   – А чего это ты тут делаешь? Лошадь с голоду решила прибить и слопать? – раздался за спиной принцессы голос Си-диез.
   – Да я… она, – попыталась было обрисовать ситуацию Алана, но тут ее внимание привлекло нечто, что Рапсода держала в руках, – а что это у тебя?
   Певица вернулась к месту стоянки не с пустыми руками.
   «Хотя я бы не отказалась и от чего-то посущественнее, – размышляла певица, – но и так сойдет. Как говорится, на безрыбье и рак – рыба».
   Вышеобозначенным «раком» являлась средних размеров ящерица. Си-Диез обнаружила ее нору совсем недалеко от лагеря и, не раздумывая, выкопала сонное холоднокровное из его укрытия.
   – Так что это? – снова спросила Алана, которая так и не смогла ничего разглядеть в темноте.
   – Ящерица.
   – Ящерица? – недоуменно переспросила принцесса.
   – Ящерица, – подтвердила Рапсода и, отметив, что разговор получается крайне продуктивный, развила мысль, – конечно, не хотелось бы разводить огонь, с дороги его могут заметить, но…
   – А как связаны ящерица и огонь? – не поняла Алана.
   – Ну здрасте, приехали. Ты ее что, сырой есть будешь что ли? – пожала плечами певица, – или это сейчас модное блюдо при королевском дворе? Экзотика, все такое.
   – Какая экзотика? Какой сырой? – возмутилась Алана, – я вообще ее есть не собираюсь! Ни сырой, ни жареной.
   – А запеченной на углях? – с надеждой в голосе поинтересовалась Рапсода, – я запекать собиралась.
   – Нет! – взвизгнула принцесса, – я не ем животных.
   – Она не животное, – попыталась убедить собеседницу певица, – она рептилия.
   – Ну и что? – взвилась та, – я вообще никого живого не ем!
   – И давно это у тебя? – сочувственным тоном поинтересовалась Рапсода. Будто доктор, расспрашивающий о симптомах редкой болезни.
   – С тех самых пор, когда они стали со мной разговаривать, – не заметила подначки Алана.
   – Знаешь, я все понимаю. Гуманизм в наших сердцах… Но кушать-то что-то надо.
   – Я вегетарианка, – отрезала Принцесса, – ем только овощи и фрукты.
   – Ну и где я тебе поздней осенью в лесу найду овощи? – скептически обронила Рапсода.
   – А нигде. Обойдусь без ужина, – решительно ответила Алана, – до утра как-нибудь дотерплю, а в Фаросе уж наверняка отыщется подходящая пища.
   – Ну, хорошо, – согласилась певица, – сегодня ты потерпишь. Может быть, завтра тоже. А что ты будешь делать, когда с тобой заговорят одуванчики? А рано или поздно они с тобой заговорят. С голодухи и не такие галлюцинации начинаются. И что тогда? Травку тоже есть перестанешь?
   Растерявшаяся Алана в первый момент не нашлась, что и ответить, а во второй ее уже никто не слушал. Рапсода принялась сновать по стоянке, собирая ветки для будущего костра, благодаря небеса за то, что они так и не просыпались снегом, иначе бы с дровами дела обстояли намного хуже.
   Когда у ног Аланы выросла приличная горка сушняка, Си-Диез подобрала свой дорожный мешок и, покопавшись в нем, извлекла оттуда трут и огниво.
   – Ты будешь разводить огонь вручную? – удивилась принцесса, молчавшая с тех самых пор, когда Рапсода озадачила ее тирадой про одуванчики.
   – Нет, силой мысли, – саркастически искривила губы певица, – вручную, а как же еще?
   – При помощи магии, – предположила Алана, предвкушая новое маленькое чудо.
   – У тебя, похоже, склероз, – со знанием дела заявила Си-Диез.
   – Это еще почему? – возмутилась принцесса. Никакого склероза у нее и в помине не было. А вот бардесса была явно не в себе, если исходить из ее неадекватного ответа на простой вопрос.
   – Симптомы проявляются, – пожала плечами певица, – я ведь тебе говорила, что я бард, а не волшебница. Так с чего бы мне разжигать огонь при помощи колдовства?
   – Но ты же умеешь призывать свет… И наверное еще много разных интересных вещей.
   – Видишь ли, – начала Рапсода лекцию на тему «как устроена жизнь», – каждый человек имеет какие-то природные данные, врожденные предрасположенности, которые подсказывают, чем человеку будет проще заниматься, когда он вырастет. Конечно это не единственный фактор при выборе ремесла, есть еще характер, положение в обществе и прочее, но способности чаще всего играют решающую роль. Я, к примеру, стала бардом потому, что обладаю тонким слухом, тембрально приятным голосом и складом ума, соответствующим этой профессии. Барды умеют использовать магию и практически все учатся этому, но им никогда не сравниться в колдовстве с волшебником. Если сказать проще, для барда создать заклинание так же трудно, как для мага – спеть балладу. Затрат энергии много, качества мало. Поэтому маги, если хотят послушать музыку, зовут бардов, а барды разжигают огонь, не прибегая к магии.
   Во время всего этого монолога певица старательно подкармливала маленький только что родившийся огонек тоненькими веточками.
   – Но в одном ты права: барды по природе своей любознательны и поэтому частенько знают хотя бы с десяток заклинаний. Вот только пользуются они ими лишь в случаях крайней нужды.
   Подведя таким образом итоги, Рапсода вновь полезла в свой мешок и на этот раз вытащила из него небольшой складной нож, которым принялась споро разделывать ящерицу. Алана спала с лица и поспешно повернулась к своей спутнице спиной. А Си-Диез, закончив с разделкой мяса, подождала, когда костерок прогорит и аккуратно закопала в угольки будущий ужин. Через несколько минут над тлеющим костром поднялся дразнящий аромат запекающегося мяса. Бардессе показалось, что она услышала, как Алана, которая уже снова сидела лицом к костру, сглатывает слюну.
   – На, ешь, – сказала она, протягивая принцессе откопанный из угольков ящериный хвост.
   Та только упрямо мотнула головой:
   – Я же сказала: я не ем мясо. Тем, кого едят, причинили ужасную боль, и я не хочу в этом участвовать.
   – Так я тебе само животное и не предлагаю. Я предлагаю только хвост.
   – А хвост разве не часть животного?
   – Нет. То есть да, конечно же, но для ящерицы это совсем не то, что, к примеру, для лисы. Ящерицы его часто отбрасывают. Просто оставляют в случае опасности и все.
   – Предположим, но сейчас совсем не такой случай, – возразила Алана, жадно поглядывая на предлагаемый кусочек мяса.
   – А ты представь, что случай именно такой, – продолжила уговоры Рапсода, – представь, что ящерица просто бежала по своим делами и по пути отбросила хвостик, а ты его нашла и подобрала. В таком случае он же уже не живой, а значит ты никому не сделаешь больно, если съешь его.
   – Хорошо, – сдалась Алана и предлагаемую пищу.
   Ящерица, найденная Рапсодой, была средних размеров: сантиметров тридцать пять от носа до кончика хвоста. В этой части Ардении такие раньше водились в изобилии, но теперь их стало поменьше. Главным образом из-за путников, которые предпочитали отлавливать себе на ужин беззащитных и медлительных ящерок, а не шустрых зайцев или пугливых куропаток. Но, не смотря на это, данный вид рептилий не спешил вымирать, и их было все еще достаточно просто встретить.
   Алана быстро управилась со своей порцией, которая составляла приблизительно половину от всей длины ящерицы, и молча ждала, когда Распада разделается со своей, более костлявой частью.
   Когда с ужином было покончено, певица принялась рыть холодную землю, раскапывая небольшую ямку.
   – Ты что, собралась хоронить ее кости? – ужаснулась Алана, указывая на останки рептилии.
   – Интересная трактовка, – хмыкнула певица, – никогда не думала об этом с такой точки зрения, но фактически я действительно собираюсь все это закопать.
   – Но если не для захоронения, то зачем тогда? – принцесса все сильнее и сильнее чувствовала, насколько непонятен ей тот мир, который находился за пределами дворцовых стен.
   – Да все очень просто, – улыбнулась ей в ответ Си-Диез, – я хочу скрыть то, что здесь кто-то останавливался. Заметаю следы.
   С этими словами она ссыпала в ямку кости и шкурку, оставшиеся от их ужина, и смела ладонью туда же уже остывшие уголья. Наспех забросав все это землей и прировняв похлопыванием ладоней, она скомандовала:
   – Зажмурься.
   – Зачем? – не поняла принцесса.
   – Давай-давай, – поторопила ее Си-Диез, – сейчас пепел полетит.
   «Ох и расколдовалась я сегодня», – подумала она и, как только Алана покорно закрыла глаза, прочитала заклинание заметающее следы.
   Над землей поднялось небольшое торнадо, весело подхватывая листву и мелкие камушки и тут же разбрасывая их по всей стоянке.
   – Ну, чего стоишь? Давай уже действуй, – прикрикнула на него Рапсода, и торнадо весело заплясал по маленькому лагерю, поднимая в воздух пыль, пепел и листву, равномерно рассеивая все это по земле.
   – А что, уже можно идти? – спросила принцесса, подумавшая, что окрик Рапсоды предназначался ей, и открыла глаза. Смесь, поднятая карманным ураганчиком, мгновенно метнулась ей в лицо.
   – Что это такое? – закашлялась она, поспешно поворачиваясь к мини-буре спиной и старательно протирая глаза.
   – Маленькое заклинание, – ответила певица, – минут через пять уляжется. Подождем на всякий случай, посмотрим, как оно справится, а потом уже отправимся.
   – Но ты же говорила, что барды колдуют только в случае крайней нужды.
   – Сейчас как раз такой случай и есть, – ответила Рапсода, – мне сейчас очень нужно, чтобы нас никто не поймал.
   Когда ураганчик исчез, певица придирчиво оглядела полянку. Ничто не выдавало в ней место недавней стоянки. Даже черно-серое пятно на земле, оставшееся от костра, было присыпано новым слоем земли и опавших листьев.
   – Сойдет, – оценила работу заклинания бардесса, – если конечно за нами не гонится отряд следопытов. Я конечно не склонна подозревать тайную королевскую службу в некомпетентности, но все же думаю, что за нами выслали кого-то попроще.
   Алана в ответ только плечами в ответ пожала. Дескать, кто моего папашу разберет? Может и роту солдат выслать.
   В любом случае оставаться на одном месте было нельзя, и девушки сначала пешком вышли из леса, ведя коней в поводу, а потом оседлали их и продолжили свой путь. Рапсоде пришлось создать еще один световой комочек, что она и сделала, бурча что-то вроде «эксплуатация труда» и «нерациональное использование потенциала». На самом деле она могла создать еще не один, и не два волшебных фонарика. Да хоть пентаграмму из огоньков вокруг лошадей выложить могла, просто настроение было почему-то ворчливое. Не отказывать же себе в удовольствии побрюзжать всего лишь из-за того, что настоящего повода для этого нет? Кроме того, лошади снова были пущены в галоп, как только Си-Диез сотворила заклинание света, а на такой скорости ее спутница вряд ли бы услышала, даже если бы Рапсода возмущалась значительно громче.
   Они проскакали в таком темпе еще несколько часов, прежде чем заметили медленно растущую на горизонте городскую стену. Она черным мазком выделялась на серо-слепом предрассветном небе, затянутом тучами. С каждой минутой стена вырастала и становилась более внушительной. Вот уже можно разглядеть ровно обтесанные глыбы, из которых она была сложена, а вот и крепкие высокие ворота, окованные потемневшим металлом. Конечно же, надежно запертые на ночь.
   Всадницы придержали коней, и певица погасила волшебный светильник.
   – И что теперь делать? – грустно спросила Алана. Ей вовсе не хотелось сидеть под воротами, дожидаясь утра.
   – Проситься переночевать, конечно, – улыбнулась певица и попросила, – дай мне несколько монет, а то в моем кошельке пусто.
   – Держи, – протянула ей деньги спутница.
   Приняв монеты, Рапсода тронула коня и, подъехав вплотную к воротам, поднялась в стременах и постучала. Никто не отозвался. Девушка постучала громче и прислушалась. На этот раз по ту сторону ворот кто-то зашевелился и высказался крепким словечком.
   – Впустите, люди добрые, – громким голосом потребовала певица.
   – Чего орешь, дура? – вступил в беседу один из добрых людей, – перебудишь всех.
   – Так вы ж уже и так не спите, – притворно удивилась Си-Диез.
   – То-то и оно, что УЖЕ не спим, – сердито гаркнул ее собеседник, – че те надо, голосистая ты баба?
   – Я ж вроде с этого и начинала, – хмыкнула Рапсода, – ну ладно, могу и повторить, – и она четко и ясно произнесла, – впустите, люди добрые.
   – Нельзя. По уставу запрещено. Ворота только днем открыты. Тогда и приходи. А щас дай честным людям нормально поспать.
   Певице очень хотелось сообщить своему собеседнику, что честные люди, которые поставлены на охрану городских ворот, должны именно что охранять ворота, а не дрыхнуть, но она начала этот разговор не для того, чтобы ссориться. Поэтому она подбросила монеты, одолженные у Аланы, на ладони и предложила:
   – А может, откроешь смотровое окошко? Так и говорить проще будет.
   По всей видимости, слух у стражника был очень хорошо натренирован на звон монет. По ту сторону ворот что-то заскрипело. Рапсода быстро положила на ладонь одну монетку и поднесла руку вплотную к окошку, чтобы это было первым, что увидит стражник.
   Смотровое окошко открылось внутрь, и в нем появилась мужская голова в шлеме.
   – Впустишь? – поинтересовалась певица, как только стражник наткнулся глазами на предлагаемый дар.
   – Нее, – покачал головой тот, – маловато аргументов.
   – А за красивые глаза? – спросила певица, добавляя к монетке вторую.
   – Глаза, это конечно хорошо, сударыня, но надо бы что-то еще.
   – Нахал, – возмутилась Рапсода, – хватит с тебя. У меня всего два глаза, – и она встряхнула ладонью с монетками так, что они подпрыгнули, зазывая стражника.
   – У Вас-то, сударыня, два, как пить дать. Да с Вами же еще товарка едет, – продемонстрировал свою зоркость и внимательность алчущий денег охранник города.
   – Вымогатель, – беззлобно выругала его Рапсода и добавила на ладонь еще две монеты, – это все. Два путника – четыре глаза и баста.
   – Уговорились, – расплылся в улыбке стражник и попытался сцапать золото, но Си-Диез ловко отдернула руку.
   – Ворота открой сначала. Деньги получишь тогда, когда я окажусь внутри, не раньше.
   – А задаток? – попробовал поторговаться стражник, но Рапсода нахмурилась и задумчиво спросила сама у себя:
   – А сколько ворот в Фаросе-то? Трое кажется. Может там охрана более гостеприимная? Стоит проверить, как думаешь? – последние слова были обращены уже к стражнику.
   Испугавшись, что добыча уплывет прямо из-под носа, охранник поспешно замотал головой и затараторил:
   – Там варвары на часах стоят, сущие варвары, госпожа. Не езжайте туда, обругают, оскорбят и в город не пустят. Вот то ли дело я. Я-то человек воспитанный, знаю, как с дамами обращаться надобно. Не морозить же вас на тракте. Сейчас впущу. Сейчас.
   И он исчез из окошка, после чего из-за ворот послышались приглушенные голоса. Уже известный Рапсоде охранник расталкивал другого.
   – Поднимайся, лежебока. Подсобишь мне ворота растворить.
   Незнакомый голос буркнул что-то оскорбительное в адрес будящего, тот тоже высказался и добавил что-то шепотом, после чего голоса стихли, а взамен им раздался скрежет медленно и неохотно разъезжающихся в стороны створок ворот.
   Си-Диез сделала Алане знак следовать за собой, и они въехали в Фарос.
   Прямо за воротами стоял уже знакомый стражник с выжидательно протянутой рукой. Певица, не останавливая лошадь, опустила в его ладонь пять золотых.
   – Считай, что кроме четырех красивых благодарных глаз ты этой ночью ничего больше не видел.
   – Понял, – обрадованно закивал тот вслед удаляющимся всадницам.
   – Вот и справились, – сказала Си-Диез через несколько минут после того, как они оказались в Фаросе, – самое сложное позади. Теперь осталось только подобрать приличное местечко, где можно было бы остановиться.
   Фарос был большим городом, содержащемся в чистоте и порядке благодаря стараниям градоначальника и частым инспекциям из Ниариса, которые эти старания только усиливали.
   Утро только-только начало высветлять небо.
   «Похоже, бродить ранним утром по разным городам входит у меня в привычку», – подумала Рапсода, разглядывая дома по обе стороны улицы, по которой они проезжали. Гостиницы и трактиры находящиеся вблизи от городских ворот, были отвергнуты сразу, как дорогие и вечно переполненные. Пришлось углубляться в город в поисках более подходящего жилья.
   В центральной части Фароса постоялых дворов было как собак нерезаных, но девушек отпугивали то угрожающие названия типа «Пьяный козел», то нарочитая роскошь или, напротив, избыточная неопрятность заведений.
   Отчаявшись найти что-нибудь подходящее, они решили, что остановятся в той гостинице или корчме, которая попадется им на глаза первой. И заведение не заставило себя долго ждать, а точнее – искать.
   – Вон туда, – Алана ткнула пальцем в опрятный двухэтажный домик с маленькой вывеской «Избушка феи». К тому времени, когда они добрались до этой гостиницы, стало уже совсем светло, и даже принцесса смогла разглядеть на двери табличку с надписью «свободные комнаты».
   – То, что нужно, – обрадованно воскликнула Рапсода, спрыгивая со своей лошади и бодро направляясь прямо к двери домика.
   На стук изнутри постройки отозвался старческий женский голос:
   – Одну минуту!
   Затем послышались мелкие семенящие шажки, и через минуту Рапсоде открыла дверь маленькая, опрятно одетая и причесанная старушка. Хозяйка дома радушно улыбнулась и пригласила гостью войти внутрь.
   – И подружка твоя пусть заходит, деточка, – щебетала она, семеня к большому столу, стоящему напротив двери.
   Си-диез и Алана следом за хозяйкой вошли в светлую комнату. Кроме стола здесь стояли маленькие пуфики, обтянутые пестрой тканью.
   – Да вы присаживайтесь, деточки, – еще раз улыбнулась им старушка, которая уже добралась до стола и начала поправлять перья, стоящие в подставке, – рассказывайте, что вы хотите. Позавтракать или, может быть, снять комнату? У меня сейчас есть две прекрасные комнатки с видом на Фонтанную площадь.
   – Сказать по правде, мы хотим все и сразу, – не стала скромничать певица.
   – Ах, ну конечно-конечно, – всплеснула руками старушка, – я сейчас обо всем распоряжусь. Завтрак будет через четверть часа. Можно подать прямо в комнату. А вот конюшня нынче, к сожалению, уже переполнена. Но лошадок своих вы можете в сарайчике разместить, он за домом находится. Вас это устроит?
   – Конечно, устроит. Спасибо, хозяюшка, – поблагодарила Рапсода и собралась уже было выйти на улицу, чтобы разместить лошадей, как старушка окликнула ее.
   – Подожди, красавица, – окликнула она певицу, – надолго останавливаться собираетесь? Сколько дней здесь пробудете?
   – Две недели, – ответила Си-Диез.
   Алана, которая тоже хотела что-то ответить, но не успела, с удивлением глянула на свою спутницу.
   «Ничего, с этим потом разберемся», – подумала Рапсода и отправилась размещать лошадей.
   Сарайчик был невелик, но две лошадки в нем вполне помещались. Певица завела животных внутрь, и забрала с собой дорожный мешок Аланы. Свой решила из импровизированной конюшни не забирать: все равно денег в нем нет, а остальные вещи нужны в походе, но никак не в гостинице. Лошадей расседлывать девушка не стала, рассудив, что местные слуги сделают это сами. Покончив с размещением животных, Рапсода вернулась в гостиницу. Старушка уже ждала ее за своим столом, листая какую-то толстенную книгу.
   – Уже справилась? – ласково спросила она у вошедшей.
   – Да. Только не нашла, чем можно накормить и напоить лошадей, – ответила Рапсода, подходя к столу.
   – Об этом не переживай, я обо всем позабочусь, – убедила ее хозяйка, – распишись пожалуйста в книге, – внезапно попросила она, поворачивая к гостье фолиант и протягивая ей перо.
   – Зачем это? – насторожилась певица.
   – Я старая одинокая женщина, – вздохнула бабулечка, – у меня нет ни мужа, ни детей, ни других родственников. Все что я имею, это мой дом и мои гости. Но если дом всегда со мной, то гости приходят и уходят. А так со мной остается память о том, сколько разных людей приходило ко мне и составляло мне компанию.
   Лицо хозяйки дома стало печальным и задумчивым.
   – Конечно, распишусь, – поспешно согласилась певица, посочувствовав старой женщине, и вывела свое имя на одной из пожелтевших от времени страниц. Написав «Рапсода Скерцанда Виваче. Бард», девушка на миг задумалась, вспоминая, какое имя они с Аланой придумали для принцессы, и следующей строкой подписала «и Лия Сладкоголосая. Ученица барда».
   Старушка вновь радостно заулыбалась, забрала у певицы книгу и, поглядев на оставленную запись, воскликнула:
   – О! Певицы. Может вы сочтете мой дом достойной сценой для маленького концерта? Вы же не откажетесь спеть для меня и остальных моих гостей, скажем, сегодня вечером?
   Отказываться было неудобно, и поэтому Рапсода заверила хозяйку, что концерт обязательно будет, после чего обрадованная старушка проводила обеих девушек наверх, чтобы показать им свободные комнаты.

6. О внезапном расставании и прочих неприятностях

   Обе предлагаемые комнаты были невелики, но уютны и со вкусом обставлены. После осмотра, девушки выбрали одну, ту, что была ближе к лестнице. Рапсоду эта комната устраивала главным образом потому, что в ней было две кровати. А то уж больно сладко Алана заулыбалась, когда они осматривали соседний номер с огромным двуспальным ложем. Она, Си-Диез, согласилась проводить принцессу из пункта А в пункт В, но развлекать и ублажать Алану во время пути она не подписывалась. Принцесса же заинтересовалась картинами, изображавшими лесных нимф и дриад, которые украшали стены нежно-персикового цвета. Кроме кроватей и картин в комнате имелся пузатенький, отполированный до блеска комод с множеством ящичков, большое овальное зеркало, компактный платяной шкаф, низенький журнальный столик и несколько мягких кресел.
   Из окна открывался обещанный вид на Фонтанную площадь, и не сложно было догадаться, почему она получила такое название. По ее периметру располагалось двенадцать мраморных фонтанов. Приглядевшись, Рапсода заметила, что один из них был в виде двух рыб, плывущих навстречу друг другу, другой, как не странно, имел форму быка. Еще один изображал двух одинаковых людей мужского пола. Но логику сего архитектурного ансамбля певица поняла только когда увидела на очередном фонтане льва, из разверстой пасти которого била упругая струя воды.
   – Это же зодиакальный круг, – осенило ее, – и как это я сразу не догадалась.
   – Да, деточка, – добродушно подхватила хозяйка заведения, все еще стоящая в дверях, – эта площадь – символ, обозначающий, что в Фаросе помнят и заботятся обо всех, в независимости от того, когда, где и под влиянием какой звезды человек родился. Хотя есть и более прозаичная версия. Говорят, что первый градоначальник Фароса был жутко суеверен. Не то чтобы он не признавал церковь и Иериаля, просто предпочитал советоваться не со святыми отцами, а со звездочетами и каббалистами. Ну и город он украшал естественно в соответствии со своими вкусами и предпочтениями. Так и появилась эта композиция. Скорее всего, тот градоначальник недолго продержался на своем посту, благодаря все тем же убеждениям. Все-таки церковь была влиятельной организацией уже тогда, когда Ардения только начала формироваться. Но следующие чиновники, занимавшие этот пост, разрушать фонтаны почему-то не стали. Скорее всего из-за того, что не хотели тратить на это городской бюджет, ведь нужно было не только сломать старое, но и построить новое, а деньги и без того всегда найдется, куда деть.
   Рапсода, мало что слышавшая из легенд Фароса, взяла себе на заметку, что ей стоит хорошенько порасспрашивать хозяйку гостиницы, которая явно знала массу интересных полу-мистических полу-политических баек.
   – Но вам, наверное, не интересно слушать старую женщину, – закончила свой рассказ бабулечка, – я пожалуй пойду, распоряжусь насчет вашего завтрака, – и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   – Почему ты ей сказала, что мы пробудем здесь две недели? – возбужденно подскочила со своего места Алана.
   – Потому что мы пробудем здесь две недели, – пожала плечами Си-Диез, искренне не понимая, как принцесса, умная вроде бы девушка, умудрилась не дойти до этого простого вывода самостоятельно.
   – Но зачем? – Алана не верила своим ушам, – нас разыскивают. За нами гонятся, а мы будем сидеть на одном месте целых полмесяца?! И еще на каком месте! В двух шагах от столицы!
   – Ну как ты не поймешь, – начала переубеждать свою строптивую спутницу Рапсода, – именно в таких случаях как раз и надо где-то залечь. Сидеть в одном месте, а не мотаться по дорогам, которые кишмя кишат агентами тайной службы.
   – Как будто бы в Фарос они заглянуть не догадаются, – презрительно выпалила принцесса, – а через две недели дороги резко станут свободными и безопасными.
   – Представь себе, так и будет, – начала сердиться певица.
   – Ну и откуда ты это знаешь?
   Рапсода замялась. Ну не говорить же Алане правду. А та только рада была замешательству оппонентки.
   – На торговой площади услышала, – передразнила она певицу.
   – Ну и что, что на торговой площади, – взорвалась Си-Диез, – как будто ты знаешь, где надо и что можно узнать!
   – Может этого я и не знаю, но зато отлично понимаю, что на рынке тебе могли скормить и ложную информацию. А ты купилась и сама загоняешь себя в ловушку. Собираешься сидеть здесь и ждать, когда в дверь постучится погоня.
   – Ну хорошо-хорошо, – сдаваясь, вскинула руки вверх Рапсода. Ей было крайне не выгодно ссориться с Аланой. Тем более в самом начале пути, – мой план тебе не нравится. А что предлагаешь ты?
   – Я? – Алана даже слегка растерялась от столь резкой перемены, – бежать, конечно. Я думала, мы пробудем здесь до вечера, максимум до завтрашнего утра. Отдохнем, закупим провизии и сразу поедем дальше.
   – Хорошо, так и сделаем. Только давай уже закончим этот разговор и ляжем спать, – неожиданно согласилась певица, решив про себя, что отдохнувшая принцесса будет способна на более конструктивную беседу, и тогда ее, возможно, удастся переубедить.
   Как она будет переубеждать и какие приводить аргументы, Рапсода решила обдумать, когда проснется, уж очень она вымоталась за последние пару суток.
   Спала певица крепко, но снилось ей нечто сумбурное. Аляповато-пестрый хоровод нечетких картин проносился бешеным ураганом, оставляя не успевающее за ним сознание в полной растерянности.
   Когда она вырвалась из этого безумного калейдоскопа, уже вечерело, но отдохнувшей она себя не чувствовала. Однако выспалась или нет, а все равно придется продолжать нелегкий разговор с Аланой.
   Рапсода огляделась по сторонам. Едва начавшиеся сумерки прокрались в комнату и накинули на все предметы оттенок легкой синевы. Синевато-персиковый цвет стен делал помещение намного менее приветливым, чем оно казалось днем, а за мягкими креслами притаились пучки сгущающейся тьмы. Только белая с синью постель Аланы выглядела уютно со своими примятыми подушками и небрежно откинутым одеялом. Казалось, ее покинули только что, и она с минуты на минуту ожидает хозяйку, храня на простынях тепло ее тела.
   Певица еще раз внимательно огляделась, хотя и до этого отлично понимала, что Аланы в комнате нет.
   «Да ей, наверное, просто захотелось выпить стакан воды со сна, вот она и решила спуститься вниз, – успокоила себя Рапсода, – через две-три минуты вернется».
   И певица принялась сосредоточенно ждать, но Алана не появилась ни через две, ни через три минуты. Впрочем, девушка не появилась и через десять минут. И без того нетвердая уверенность в том, что принцесса вообще вернется, окончательно захирела и приказала долго жить, когда прошла четверть часа. Рапсода резко встала с кровати, быстро одевшись, буквально вылетела из комнаты и скатилась вниз по деревянной лестнице с высокими узорчатыми перилами.
   – Хозяюшка, – громко позвала Си-Диез, оказавшись в уже знакомой комнате с большим столом и лежащей на нем книгой для автографов. Здесь, удобно разместившись, сидело несколько человек, являвшихся, по всей видимости, другими жильцами гостиницы.
   Хозяйка, вооруженная подносом с чашками чая и вазочкой сладостей, проворно появилась из занавешенной плотной темно-зеленой шторой двери.
   – Минутку, моя хорошая, – радушно улыбнулась старушка и принялась обходить гостей, предлагая им чаю. Кто-то, поблагодарив, принял чашку, кто-то взял пару засахаренных фруктов из вазочки, а кто и вовсе отказался от угощения.
   «И почему я замечаю всякую мелкую ерунду? – подивилась себе певица, которая поймала себя на том, что точно знала, сколько людей что взяли, – может Дар прав и во мне пропадают все задатки шпиона».
   Решив проверить свою догадку, девушка прикрыла глаза и стала мысленно представлять себе комнату, постепенно заполняя ее гостями.
   «Небольшое помещение, но с высоким потолком. Люстра на двенадцать свеч висит под потолком и располагается не в центре, а немного правее, если смотреть на нее, стоя спиной к лестнице на второй этаж. Одиннадцать свечей зажжены и сгорели на одну треть, двенадцатая едва оплавлена. Видимо потухла почти сразу после того, как зажгли всю люстру, от внезапного порыва ветра или еще от чего-то. Прямо под люстрой стоит кресло, а на нем расположился мужчина, человек в летах, но с подчеркнуто прямой спиной. Пьет чай, аристократически оттопырив мизинец правой руки, в которой держит чашку»…
   – Что ты хотела, – раздался вдруг голос хозяйки дома. Пришлось бросить самотестирование и открыть глаза.
   – Может чаю? – старушка стояла прямо перед певицей и с улыбкой предлагала ей поднос с оставшимися на нем тремя чашками.
   – Здесь зеленый, но если хочешь, могу сделать для тебя черный с молоком.
   – Спасибо, но я сейчас не хочу. Может в другой раз, – вежливо отказалась Рапсода.
   – Как скажешь, деточка, – улыбнулась старушка, – так зачем ты меня звала?
   – Я просто хотела у Вас спросить, не видели ли Вы мою попутчицу. Ее не было в комнате, когда я проснулась.
   – Видала-видала, а как же? – закивала головой держательница гостиницы, – она уехала почитай часа в два пополудни.
   – Как уехала? – опешила Рапсода, – куда?
   – Как, как, верхом разумеется, – засмеялась старушка, не замечая как резко падает и без того не сильно хорошее настроение собеседницы, – а куда? Да пресвятой Иериаль только знает пути-дороги наши, – и она набожно поклонилась изображению бога, которое висело над столом. Этот Иериаль стоял на иконке в классической позе: руки протянуты вперед и раскрыты для объятия, на плечах плащ, оберегающий от всякого зла, а вокруг тела обвивается змея, дарующая мудрость верующим и жалящая еретиков в самое сердце.
   «А раньше я этого образка не заметила, – укорила себя Рапсода и тут же одернула себя, – о какой ерунде я думаю? Сейчас надо сосредоточиться на исчезновении Аланы».
   – И что? Так просто уехала и ничего не сказала? – спросила она вслух у выжидательно замершей перед ней старушки.
   – Ну как, не сказала? отчего бы ей было не сказать? – хозяйка улыбалась все солнечнее, – она сказала, а я тебе передаю. «Уезжаю», – сказала, – «так как времени у меня мало, и ждать я больше не могу». Накупила у меня капусты, морквы всякой, будто десятку кроликов на прокорм, и уехала.
   – Большое спасибо, хозяюшка, что все передали, – упавшим голосом поблагодарила старушку Си-Диез, – я, пожалуй, поднимусь к себе на минуточку и тоже поеду.
   – Как же так, детка? – разочарованно спросила та, – ты позабыла про свое обещание? Как видишь, мы уже собрались и все ждем твоих баллад.
   «Черт! Как же это не вовремя!» – выругалась про себя певица, но старушка была так мила и обходительна, что обижать ее ну совсем не хотелось. Кроме того, Алана уехала часа три назад и лишние тридцать-сорок минут погоды уже не сделают.
   – Хорошо, я спою, но оставаться на ужин не буду, – сдалась Рапсода.
   – Как сочтешь нужным, деточка, – проворковала бабулечка, – а теперь располагайся, как тебе будет удобнее и начинай петь.
   Девушка выбрала для себя один из незанятых пуфов, стоящих в середине комнаты, уселась на нем и обвела взглядом собравшуюся публику. В основном здесь были люди, но Рапсода заметила и пару эльфийских лиц. Все они были богато одеты и выглядели минимум как купцы и максимум как дворяне средней руки.
   Оценив аудиторию, певица подобрала репертуар, который считала уместным в данном обществе. Сначала баллада-легенда о том, как Иериаль создал Ниарис, столицу Ардении и подарил его благороднейшему человеку, жившему в ту пору на материке, провозгласив его первым королем этой земли. Затем, в продолжение истории, песнь о великих битвах и победах, расширивших границу государства (про недолгую, но кровопролитную войну с эльфами тактично не упоминала). А в конце небольшая печальная история о любви нимфы к человеческому принцу. Среди слушателей, правда, было всего две женщины: худенькая девчонка лет тринадцати, очевидно дочка одного из господ, да старушка хозяйка, но не ублажить их Рапсода не могла хотя бы из женской солидарности.
   Закончив петь, она с удовлетворением отметила, что хозяйка гостиницы украдкой промокает глаза невесть откуда извлеченным платочком.
   Концерт удался. Даже прибыль принес. Слушатели отблагодарили певицу деньгами. Кто дал больше, кто меньше, но в итоге набралось чуть меньше золотого. Неплохой улов за один-то вечер. Да не за вечер даже, а за коротенькую халтуру.
   Одним словом, Рапсода была крайне довольна собой и, раскланявшись с публикой, поднималась в свою комнату в самом радужном настроении. В тот миг ей казалось, что все не так уж и плохо, что принцесса найдется в этот же день и все уладится само собой.
   Но розовые замки мечтаний опасно покачнулись, когда девушка вошла в комнату и не обнаружила там никаких вещей, кроме казенных. Хотя и вправду, что она ожидала тут найти? Ее мешок с пустым кошельком лежал в сарае рядом с лошадью, а плотно набитая походная сума Аланы наверняка уже несколько часов как уехала отсюда со своей хозяйкой.
   «Ну и что? Ну и ничего страшного, – начала успокаивать себя певица, – деньги у меня есть. Правда не так много как хотелось бы, но на то, чтобы расплатиться за постой и завтрак, должно хватить. А больше мне и не надо. В моем мешке хоть и нет ни медяка, зато есть нож, веревка и прочие необходимые вещи для выживания на большаке, а я именно на большак и собираюсь. Ведь Алана вряд ли осталась где-то в городе».
   Мысли эти почему-то не очень утешили Рапсоду, но делать все равно было нечего, и она вновь спустилась на первый этаж. Когда она вновь оказалась в общей комнате, там никого из постояльцев уже не было. Лишь хозяйка сидела за своим столом, терпеливо ожидая расчета. Си-Диез высыпала перед ней все деньги, заработанные сегодня и сказала:
   – Если тут лишнее, оставьте себе.
   – Лишнее? – недоуменно переспросила старушка.
   – Ну да, – пожала плечами певица, – мне не жалко.
   – Да ты еще и издеваешься? – хозяйка заведения в один момент преобразилась, из добродушной веселой бабулечки превратившись в старую сморщенную фурию, – да здесь хорошо если половина наберется от той суммы, что ты мне должна.
   – Но как? – только и смогла выдохнуть пораженная девушка, – здесь же почти золотой!
   – Девяносто четыре серебрянки и восемь медяков, – сноровисто потыкав иссушенным пальцем в россыпь монеток, подсчитала старуха, – это едва покрывает завтрак на две персоны, который вы заказывали.
   – Ох и цены у вас тут! – возмутилась Рапсода, – в столичных трактирах и то меньше дерут!
   – Так то трактир, место для пьянчуг и всякого сброда, а здесь гостиница, – горделивым тоном сказала бабка, – здесь приличное место для приличного общества. Мое заведение предоставляет удобные комнаты, хорошую меблировку и превосходного повара, а это все стоит денег.
   – В любом случае у меня больше денег нет, – отрезала Рапсода, разозленная обвиняющими речами хозяйки, – и плевать я хотела на то, чего все это требует.
   – Ну уж нет, дорогуша, – приторно улыбнулась старая мегера, – никуда ты плевать не станешь, а быстренько все мне отработаешь. А если все же вздумаешь харкать, сама же потом пол и вымоешь. Харгуш! Харгуш!
   – вдруг закричала она.
   Не успел ее голос смолкнуть, как в комнате появился полуорк бандитоватой наружности. Одет правда прилично, но выражение лица недвусмысленно намекало на отсутствие интеллекта и дикую любовь к насилию. Короткий меч на левом боку довершал эту угрожающую картину.
   – Харгуш, – обратилась к полуорку старуха, – тут клиентка не желает платить, – и она ткнула пальцем в Си-Диез.
   Тот понятливо закивал и ухмыльнулся, обнажив желтые неровные зубы с выпирающими клыками.
   – Обработать как обычно? – по-деловому осведомился он, разминая пальцы.
   – Нет, – поморщилась старуха, – она твоих методов не выдержит, а нам не нужны проблемы с законом и городской охраной. Она просто отработает.
   Полуорк разочарованно скривился.
   – Так а зачем я тогда нужен? – кисло поинтересовался он.
   – Да проследить, чтобы эта краля не сбежала раньше, чем вернет долг, дубина ты эдакая! – сорвалась на своего непонятливого вышибалу хозяйка гостиницы, – тащи ее на кухню. Будет сегодня посудомойку заменять. Я ей давно отгул обещала.
   Полуорк досадливо сморщился, но подчинился. Схватив Рапсоду за локоть, он поволок ее куда-то в заднюю часть дома, где обнаружилась большое кухонное помещение с печью и множеством столов и подвесных шкафчиков. У печи суетилась дородная кухарка, а в углу сидела девчушка и чистила мелким песочком закопченную кастрюлю.
   – Иди домой. Свободна, – гаркнул полуорк, обращаясь к девочке, и, поразмыслив, добавил, – на сегодня.
   Малютку как ветром сдуло. Только оброненная кастрюля по полу покатилась.
   Кухарка, которой тоже не хотелось сильно задерживаться на работе, наскоро закончила стряпать и исчезла так же проворно, как и посудомойка.
   – Ну, че стоишь, – подтолкнул вышибала певицу к лежащей на боку кастрюле, – приступай. Раньше сядешь – раньше выйдешь.
   Рапсода обреченно вздохнула и принялась за работу.
   «Ну, ничего-ничего, – злорадно думала она, остервенело надраивая закопченный бок посудины, – я вам еще устрою. Вот только дождусь, когда этот пень выйдет и…»
   Что она сделает, когда полуорк выйдет, девушка еще не придумала, но, судя по всему, у нее было на это полным-полно времени, потому что вышибала никуда выходить не собирался.
   Девушке казалось, что прошла вечность, когда она наконец закончила чистку кастрюли, но не успела она растереть скрюченные пальцы, как на кухню явилась хозяйка. Она сама подавала клиентам ужин, поэтому ближайший час эта мерзкая старуха носилась туда-сюда с подносами, и каждый раз, когда она появлялась на кухне, бранилась на Рапсоду.
   – Живей, живей, лентяйка! – покрикивала она, – господа ждут ужина, а у тебя подносы не чищены и блюда не протерты.
   Когда время ужина прошло, Си-Диез вздохнула с облегчением, надеясь, что ее мучения окончены. Но не тут-то было. Хозяйка в очередной раз заглянула на кухню и велела перемыть всю посуду, что осталась после вечерней трапезы.
   Из груди певицы вырвался тяжелый вздох.
   – Не переживай, киска, – медовым голоском обратилась к ней старуха, – сегодня поработаешь и завтра до обеда, а там уже и расплатишься. А как долг отдашь, можешь ехать, куда пожелаешь, у меня все честно, – и, натянув на морщинистое лицо свою неизменно любезную улыбку, упорхнула обратно в зал для клиентов.
   Больше всего на свете Рапсоде не хотелось сейчас ничего мыть, но полуорк все еще стоял у двери кухни, а значит, никакой надежды на передышку не оставалось. Си-диез взяла большую лохань для мойки посуды, установила ее на самый дальний от вышибалы стол и принялась таскать в нее воду.
   «Вот же ж скотина! Даже и не подумал помочь», – со злобой подумала Рапсода, таща очередную порцию воды и недружелюбно поглядывая на наблюдающего за ней вышибалу.
   Когда лоханка была наполнена, Рапсода принялась за мытье посуды. До сегодняшнего дня певица считала это занятие монотонным и скучным до смерти, но теперь ее мнение кардинально поменялось. С этого момента и на всю свою оставшуюся жизнь она возненавидела мытье посуды и занесла его в черный-пречерный список дел, которые никогда и ни при каких обстоятельствах делать больше не станет.
   Чтобы хоть как-то отвлечься, певица тоскливо уставилась в окно, которое располагалось прямо перед ней, над столом с лоханкой, придвинутым вплотную к стене. На улице в густых сумерках моросил дождь, должно быть, последний в этом году. Тоненькая худосочная змейка молнии осветила безрадостный пейзаж и вырвала из тьмы тот самый сарай, в котором стояла сейчас лошадка Рапсоды.
   «Интересно, покормили ее тогда, утром или обманули?» – почему-то подумала певица.
   А потом в ее мозгу появилась другая, намного более ценная и полезная мысль. Стряхнув с очередной вымытой тарелки капли воды и отложив ее в сторону, Си-диез потянулась к защелке, отпирающей окно.
   – Куда? – мгновенно встрепенулся полуорк.
   – Да никуда. Я ж даже с места не сдвинулась. Просто окно открываю, – огрызнулась Рапсода.
   – Зачем? – продолжил допрос вышибала.
   – Жарко мне. Проветрить хочу, – как маленькому начала объяснять певица, – чувствуешь, как здесь печью натопило? Дышать нечем. А я тут не просто на одном месте стою, как некоторые, а работаю.
   Полуорк, сломленный таким потоком аргументов, больше вопросов не задавал и окно открыть не мешал.
   «Ну что, пока все по плану, – с удовлетворением подумала певица, – теперь главное, чтобы старуха не заглянула, а уж этого болвана я уже переиграла. Осталось всего ничего: дождаться, пока его внимание немного рассеется, а потом постараться не замочить ноги».
   И Си-Диез снова принялась брать со стола грязные тарелки, ополаскивать и, стряхнув воду, ставить их на поднос. Через несколько минут полуорк заскучал, устав наблюдать за однообразными движениями Рапсоды. Заметив, что внимание надзирателя ослабло, Си-Диез решила, что пришла пора действовать, и, аккуратно отставив очередную чистую тарелку в сторону, внезапно вспрыгнула на стол, а потом, перемахнув через лохань с водой, нырнула в окно.
   – Стой! Куда? – завопил за ее спиной ошалевший от наглости девушки вышибала.
   Но Рапсода его не слушала. Она что было духу неслась к заветному сараю. Достигнув цели, она резко дернула за ручку двери. Та, душераздирающе проскрипев, растворилась и повисла на одной петле. Внутри обнаружилась Рапсодина лошадь.
   «Даже не расседлали животинку. А еще такие деньги дерут за постой», – пронеслось в голове певицы. Впрочем, ей было грешно жаловаться. Это попустительство с данной ситуации было ей только на руку. Она вскочила в седло, на лету ухватила с пола свой дорожный мешок и дала лошади шпор. Животное послушно рвануло с места, словно ошпаренное.
   Где-то сзади раздавались крики полуорка, к которым примешивался старческий визг хозяйки гостиницы, но эти звуки очень скоро перестали достигать ушей Рапсоды, которая гнала лошадь, сворачивая то вправо, то влево, всячески пытаясь запутать след и вновь вознося молитву Иериалю за то, что он решил повременить со снегом.
   Через некоторое время Си-Диез решила, что гостиничные слуги уже не догонят ее, и спокойно направилась к городским воротам, намереваясь покинуть Фарос сегодня же. На свою беду, она, заплутав в малознакомом городе, выехала к воротам, через которые попала в Фарос сегодняшним утром. Рассудив, что Алана, скорее всего, покинула город другим путем, Рапсода чертыхнулась и, развернув лошадь, направила ее вдоль городской стены. Так точно не заблудишься, да и следующие ворота пропустить будет очень трудно.
   Мелкий дождь продолжал сыпаться горстями холодных колючих иголочек, жалящих лицо и руки певицы. Какая же все-таки скверная погода выдалась для путешествия. Но откладывать поездку и оставаться в городе, где тебя разыскивают – не самое лучшее решение. Поэтому Рапсода упрямо продолжала путь вдоль городской стены, заставляя свою лошадку топать по неглубоким лужицам и раскисшей грязи обочины. Серый унылый пейзаж: стена с одной стороны, однообразные домишки с другой, – изредка освещался проскальзывающей между тучами молнией. Но вот впереди забрезжил огонек, а за ним появилось еще несколько. Подъехав к источнику света ближе, Рапсода поняла, что нашла то, что искала. Огоньки оказались зажженными факелами, вставленными в городскую стену по обе стороны от ворот. Широкий каменный карниз, идущий по всей кромке стены и выдающийся внутрь, надежно укрывал факелы от дождя.
   Подъехав еще чуть ближе, девушка увидела, что ворота надежно заперты на ночь. Это открытие так раздосадовало ее, что она чуть было не стукнула кулаком по холке лошади, но вовремя одумалась. Животное здесь совершенно ни при чем. Так зачем же с ним зря ссориться?
   Девушка вздохнула и с тоской посмотрела на небольшое служебное помещение, прилепленное к городской стене, предназначавшееся для охранников. Внутри него горел свет и двигались тени. Оно и понятно: ворота заперты, погода дурная, так чего на улице зря торчать?
   Заранее понимая, что потерпит неудачу, девушка несмело двинулась ко входу в казарму, ведя кобылку в поводу. На ее робкий стук изнутри раздался немного нетрезвый мужской голос:
   – Кто бы ты ни был, проваливай! Не мешай сады… содл… солдатам службу нести. О!
   – Прошу прощения за беспокойство, – осторожно начала Рапсода излагать свою просьбу, – мне очень неудобно вас отрывать от дел, но не могли бы вы открыть для меня ворота? Мне очень нужно выехать из города именно сегодня.
   Охранник, беседовавший с Рапсодой, извлек из всего сказанного просителем только одно.
   – Парни! К нам кажись баба пришла. Сама! – поделился он своим умозаключением с остальными.
   За дверью раздался дружный ржач и отдельные реплики, комментирующие появление женщины в казарме в ночное время.
   – Сеч-час я тебе открою, пташечка ты наша, – заплетающимся языком выговорил стражник, и тяжело затопал к двери.
   Си-Диез шарахнулась от двери и, поспешно вскочив на лошадь, пустила ее рысью, спеша углубиться в город. Из короткого разговора со стражей было понятно, что в казарме ей предложат что угодно, но только не то, что ей было сейчас нужно.
   – Ну где ты, парши-ивка? – послышался огорченный голос солдата, отпершего дверь и не обнаружившего за ней желанной добычи, – а, уже уезжаешь? Жаль, жаль, – протянул он, услышав удаляющийся цокот копыт, и снова скрылся в казарме.
   Вскоре, оказавшись в переплетении каких-то узеньких улочек, певица осознала, что выехать из Фароса этой ночью ей не удастся, и принялась размышлять над тем, где скоротать время до утра. В корчму не пойдешь – без денег там делать нечего. В дома стучаться и проситься на постой неудобно. Да и кто откроет незнакомцу посреди ночи? Оставалось одно, выбрать на улицах города местечко посуше и заночевать там.
   Решив так, Рапсода спешилась и пошла пешком, ведя лошадь за собой и внимательно оглядываясь по сторонам. Ей было нужно прежде всего найти такую улицу, которая бы не была ни слишком узкой и темной, ни, наоборот, чересчур широкой и часто используемой. В первом случае был велик риск столкнуться с ворами, убийцами или другими ночными жителями города, во втором – со стражниками-патрульными. И Рапсода честно затруднялась ответить, с кем из них ей меньше хотелось встречаться.
   Она брела по темным незнакомым улицам под все еще моросящим дождем и никак не могла отыскать подходящее для ночлега местечко. Через четверть часа небольшие навесы, оставленные лоточниками на ночь на улице без присмотра (а что им будет? три кола, вбитых в землю да натянутый кусок парусины) стали казаться Рапсоде единственной более или менее подходящей кандидатурой на место ее ночевки. Ну и пусть с утра пораньше ее растолкают, обругают и выгонят в шею, зато хоть какое-то укрытие, да и лошадь есть где привязать.
   Придя к такому решению, Си-Диез уверенно зашагала к одному из навесов.
   – Топай отсюда, курица! – крикнул ей кто-то из темноты. Голос был низок, грубоват и прокурен, но однозначно принадлежал женщине.
   Рапсода равнодушно пожала плечами, подумав, что облюбованный ею навес занят, и направилась к другому.
   – Ты че, с первого раза не врубилась? Вали давай, пока цела! – на этот раз обладательница голоса решила показаться Си-Диез на глаза. Она была высокой, со смуглой кожей и темными волосами, а лицо ее было бы довольно миленьким, если б не гримаса ненависти, исказившая черты.
   – Чеши отсюда, кошка ты драная или я своих «опекунов» позову, – рыкнула женщина и угрожающе замахнулась на Рапсоду рукой, на которой сверкнул большой безвкусный браслет. Певица разглядела, что угрожавшая ей дама была вся обвешана подобной дешевой бижутерией. Кроме того она была одета в легкое, даже чересчур легкое платье из полупрозрачных тканей, и хоть как-то укрывал ее от холода лишь плащ, накинутый на плечи.
   Сложив в уме упомянутых минутой раньше «опекунов», странную одежду и злобу, с которой девушка отгоняла певицу от навесов, Рапсода сделала единственно верный, по ее мнению, вывод.
   – Вы сирота? – сочувственно спросила она у молодой смуглянки.
   Та аж поперхнулась.
   – Да какая тебе разница, дура? Какое тебе вообще дело до моих родителей? Оскорбить хотела, да, тварь? А не выйдет. Вали с моей точки, мышь летучая, а то я тебе сама, без «опекунов» личико подправлю! Здесь работаю я! Только я. Это мое место, я за него немало отстегиваю в чужой карман и поэтому не позволю какой-то выскочке пастись на моем огороде!
   До Рапсоды постепенно начало доходить, что она что-то неправильно поняла и поэтому ошиблась в выводах.
   – Лилита, детка, у тебя тут неприятности? – раздался густой бас где-то за спиной у певицы.
   «А вот и „опекуны“ явились, – с ужасом осознала Си-Диез, – и будут они защищать интересы этой женщины не из родительской любви, а по той простой причине, что смуглянка платит им за покровительство».
   Чем зарабатывает на жизнь и на подобных «опекунов» эта женщина, разгуливающая ночью в откровенном до неприличия наряде, Рапсоде и думать не хотелось.
   – Орала так, что мы за полтора квартала услышали, – подхватил второй голос, нечто среднее между тенором и баритоном: вроде и высокий, а вроде низкий.
   – Эта чудачка претендует на мою точку! – взвизгнула женщина, вскидывая руку и тыча в Рапсоду пальцем.
   Певица не была уж совсем наивной девушкой, и поэтому, сообразив, что ничего хорошего ее здесь не ждет, со всех ног рванула вперед. Лошадь, которую она все еще держала под уздцы, протестующее заржала и не двинулась с места. Пришлось выпустить из пальцев поводья. Лошадь – это здорово конечно, но жизнь куда более ценная штука.
   – Держи! – завопила смуглянка и попыталась схватить пробегающую мимо Си-Диез за рукав, но только царапнула своим маникюром по плотной ткани.
   – Ща я ее… – прорычал обладатель баса и сорвался с места вслед за улепетывающей бардессой.
   – Поразукрашу, мамка не узнает! – вторил второй, не отставая от товарища.
   – Стой, курва! – надрывалась женщина, отчаянно размахивая руками.
   Рапсода была напугана так, как не пугалась еще ни разу в жизни. Она одна, мчится по незнакомым улицам ночного города, спасаясь от двух крепких мужчин. Может быть и не крепких конечно, певица их не видела, но даже два хлипких мужчины составляли бы для нее угрозу.
   «Пресвятой Иериаль, ну за что мне все это? – обратилась она на бегу к богу, – за то, что я поссорилась с Аланой? Я найду ее и извинюсь, клянусь тебе. Только сделай так, чтобы я не забежала в тупик!»
   С этими мыслями она резко свернула направо в проулок. Преследователи, гулко топая и шумно дыша, пронеслись прямо, не заметив маневра беглянки.
   Но не успела Си-Диез остановиться и отдышаться, как услышала перед собой нарастающее бряцание. Такой специфический звук мог исходить только от быстро приближающихся стражников в полном вооружении.
   «Из огня да в полымя», – с отчаянием подумала Рапсода и лихорадочно принялась соображать, бежать ли ей вперед или, пока не поздно, рвануться назад.
   Бряцание все приближалось, и когда певица уже решила, что все же стоит в первую очередь бежать от стражи, а потом уже от бандитов, ее нагнал какой-то щуплый парнишка.
   – Прости, сестренка, судьба у тебя не фартовая, – просипел он и, толкнув ее в спину, на полном бегу пролетел мимо. Певица, не удержавшись на ногах, повалилась лицом вниз, едва успев выставить вперед руки. Рядом с ее головой упало что-то тяжелое, очевидно, выроненное сиплым злоумышленником.
   «Что за день сегодня такой?» – возопила про себя девушка, поднимаясь на ноги и брезгливо оглядывая запачканный грязью костюм.
   – Стоять! Не двигаться! – раздался за ее спиной хорошо поставленный мужской голос.
   – Да я и так вроде не бегу и не дергаюсь, – буркнула себе под нос девушка и медленно повернулась к приказывавшему.
   – Я сказал «не двигаться», – прикрикнул он снова. Как и ожидала Рапсода, это был один из стражников, которые столпились сейчас в этом тесном закутке. Очевидно, он являлся командиром патруля.
   – Именем Драумана ты арестован! – торжественно провозгласил стражник.
   – Арестована, – апатично поправила его девушка. Ей вдруг стало глубоко безразлично, что с ней будет дальше. Хуже уже все равно не станет.
   – А мне без разницы, – высокомерно отозвался командир патруля, – главное, что вора мы поймали и сейчас отведем в долговые ямы. А уж какого он пола, правосудию глубочайше плевать.
   Говоря это, он выхватил меч из ножен и приставил его к горлу Си-Диез.
   – Не дергайся и дойдешь живая, – посоветовал он вкрадчивым голосом.
   – А с чего вы взяли, что я – вор? Точнее, что вор, которого вы ловили, это я? – вежливо поинтересовалась певица, будто они вели светскую беседу.
   – То есть то, что ты воришка, ты признаешь сама! – по-своему истолковал сказанное Рапсодой стражник.
   Девушка только рукой на это махнула. Фигурально конечно. Если бы она это действительно сделала, ей бы тут же перерезали горло. А что еще остается делать, когда все, ну решительно все, вдруг перестают тебя понимать правильно?
   – Может и признаю, – тоном, не выражающим никаких эмоций, произнесла она, – но все равно у вас нет доказательств того, что я – искомый объект, так сказать.
   – Нет доказательств, говоришь? – ухмыльнулся командир, все еще держащий меч у горла девушки, – а это тогда что? – и он сделал знак одному подчиненному из своего отряда подойти и подобрать с земли предмет, который бросил давешний парнишка.
   – Что там у нас? – поторопил он подчиненного.
   – Мешок, – отозвался тот, – а в мешке шкатулка с фамильным гербом маркиза Галвалиетта.
   – Что и требовалось доказать, – победоносно возгласил командир стражников, – воришка украл шкатулку прямо из-под носа у маркиза. Маркиз, недолго думая, поднял тревогу и отправил патруль в погоню. Патруль, то есть мы, преследовал вора до этого проулка и обнаружил здесь запыхавшуюся девчонку, измазанную в грязи и мешок с украденным. Все ложится прямо одно к одному, так что одна тебе, детка, дорога, в долговые ямы, а там и до разбирательства недалеко.
   Объяснять стражникам, что все было совсем не так, девушка сочла как минимум неразумным. И действительно, кто в здравом уме поверит в ее историю, если рассуждения, изложенные командиром стражи, более чем логичны? Так что она просто вздохнула и спросила:
   – Куда идти?

7. О том, куда можно попасть, если разговаривать с лошадью

   Алана нисколько не поверила в столь резкую перемену мнения Рапсоды. Сказать по правде, после небольшого скандала произошедшего в «Избушке феи», принцесса в первый раз задумалась, зачем собственно она идет вместе с этой бардессой. Из дворца она могла выйти и сама, перемещаться по стране тоже. Так на кой черт ей сдалась попутчица, которая мнит себя главной и постоянно командует? И если б еще путево рулила, так нет же.
   Хотя где-то на горизонте Аланиного сознания брезжил огонек благодарности. Все-таки именно благодаря Рапсоде, принцесса решилась наконец бежать, но девушка умело его игнорировала, помня только недавний конфликт.
   Дождавшись, когда Си-Диез уснет, она тихонько выскользнула из комнаты и, отыскав хозяйку гостиницы, попросила, чтобы та разбудила ее сразу после обеда.
   – Только меня, – подчеркнула девушка, – моя спутница очень устала с дороги, поэтому я бы хотела, чтобы ее никто не тревожил.
   – Конечно-конечно, милочка, – закивала в ответ старушка.
   После этих нехитрых приготовлений, Алана заснула спокойным крепким сном. Ей требовался хороший отдых, а она привыкла всегда получать то, чего хотела.
   Приблизительно в половине третьего ее разбудили. Девушка быстро оделась, подхватила свой дорожный мешок и, покинула гостиницу, предварительно закупив овощей впрок. Вчерашний вечер, или сегодняшняя ночь – это как посмотреть – преподнес ей урок, и она не собиралась наступать на одни и те же грабли дважды.
   Покидая «Избушку феи», она попросила старушку-владелицу передать Рапсоде, что она, Алана, то есть Лия, больше ждать не может, и поэтому немедленно отправляется в путь.
   Теперь можно было вздохнуть с облегчением: оставив такую весточку певице, принцесса освободила ту от обязанности сопровождать ее. Рапсода теперь свободна и может идти, куда ей вздумается. Долг отдан.
   О том, чтобы оставить своей несбывшейся попутчице хоть небольшую денежную компенсацию за труды, Алана как-то совсем не подумала. Ее сейчас занимали совсем другие дела. Надо было выбрать направление, которого будет безопаснее всего придерживаться. Но прежде всего, стоило пробежаться по лавкам и экипироваться как следует.
   Этим девушка и занялась, и уже через три четверти часа она приобрела нож, огниво и трут, моток веревки, флягу для воды, миску с ложкой, котелок и теплое одеяло. Она бы купила еще и овса, но вещей и без того набралось слишком много для одной верховой лошади. Решив, что с лошадью можно будет поделиться капустой и морковкой, девушка малодушно забыла об овсе, выкинув его из головы.
   Теперь, медленно двигаясь вдоль уже не интересующих ее лавок, Алана принялась припоминать подробную карту Ардении. Ее, как наследницу престола, обучали массе вещей, среди которых была и география. Ведь правитель одинаково хорошо должен себе представлять и свои земли, и земли соседей.
   Фарос был большим городом, располагавшимся совсем близко от столицы, поэтому Алана хорошо представляла себе его. Нет, она, конечно же, не знала планировки города с точностью до домика, но сколько в нем имеется ворот и на какие тракты они ведут, помнила прекрасно.
   Вообще-то особенно долго принцесса дорогу не выбирала, потому что по большому счету выбирать было не из чего. В Фаросе имелось трое городских ворот: Западные Купеческие, Восточные Купеческие и Крестьянские. Первые и вторые назывались так, потому что через них курсировали караваны с западного побережья окраин в Ниарис и обратно. Фаросу посчастливилось располагаться на издавна проложенном торговом маршруте, и торговцы, останавливающиеся здесь, зачастую распродавали тут немалую толику своих товаров.
   Восточные Купеческие отпадали сразу, потому что через них Рапсода с Аланой и въехали в город. Западные Купеческие тоже не подходили, потому что широкий тракт, раскатанный бесчисленными обозами, был слишком люден для скрывающейся беглянки.
   Оставались Крестьянские ворота, выходящие на южную дорогу, ведущую в малонаселенную часть страны. За Фаросом еще было два или три крупных города, но располагались они друг от друга на достаточно большом расстоянии, а дальше шли городки поменьше, постепенно превращающиеся в села, перемежаемые огромными участками дикого леса. Южный климат позволял крестьянам снимать по два-три урожая в год, но с другой стороны не всякий человек мог привыкнуть к жаре и высокой влажности, царящим здесь почти круглый год. Именно по этой причине в данной части страны городов почти и не было. Здесь могли жить только закаленные трудолюбивые сельские жители, стремящиеся получить от здешней плодородной земли все, что она только могла дать.
   Южной дорогой редко кто пользовался, и не зарастала она только потому, что крестьяне дважды в год дружно везли излишки урожая на продажу в город. Отсюда и взялось название ворот. Но сейчас был самый конец ноября, и ни о каких сезонных продажах овощей не могло быть и речи.
   Вариант с Крестьянскими воротами полностью устраивал Алану. Редко используемая дорога – раз, маленькие селения, куда не додумается сунуться ни один шпик – два, теплая зима – три. Просто находка, а не место! По крайней мере, до тех пор, пока там не начнет жарить, а до этого еще минимум два месяца. А когда это время пройдет, может уже и волнения поулягутся, и поиски прекратятся.
   Приняв такое решение, девушка спросила у первого попавшегося навстречу горожанина, как проехать к нужным ей воротам.
   – Вы точно ищете Крестьянские? – удивился тот, но когда девушка утвердительно кивнула, только пожал плечами и объяснил.
   Алана поблагодарила его и направилась в указанном направлении, а горожанин, качая головой, пошел своей дорогой.
   Из города она выехала, как и рассчитывала, без приключений. Зябкий ветер, поднявшийся над городом, затерялся в лесах, обступивших узенькую дорогу, и чем дальше Алана ехала, тем плотнее становились стены деревьев. Дорога на юг только началась, и потому здешние леса были так же голы, как и в центре страны.
   Поначалу радовавшаяся своему выбору принцесса, постепенно стала сомневаться, что приняла правильное решение, поехав этим трактом. Темно-бурые корявые гиганты протягивали вездесущие ветви-руки, простирая их над дорогой, словно намеревались поглотить ее. Небо хмурилось, и ни один солнечный лучик не мог пробиться сквозь тучи, чтобы осветить эту угрожающую картину.
   «И так эта дорога выглядит днем, – ужаснулась Алана, – а что же тогда будет, когда стемнеет?»
   Призвав свое богатое воображение, девушка живо представила себе эту картинку. Сказать, что результат ее не обрадовал – ничего не сказать. Алана просто запаниковала. Она однозначно не хотела ночевать на этой дороге.
   Но ведь впереди располагался город Провах. Может, если поторопить коня, она успеет добраться до него к вечеру?
   И девушка дала лошади шпоры.
   Нестись галопом было не так страшно. Казалось, что угрожающие силуэты деревьев шарахаются в стороны, боязливо уступая всаднице дорогу. Да и некогда было бояться. Нужно было внимательно смотреть на дорогу, которая становилась чем дальше, тем хуже. Где большая обломленная ветка поперек пути валяется, где яма попадется, а где и кочка. Принцесса была полностью сосредоточена, направляя лошадь по наиболее безопасной траектории, и поэтому ужасно испугалась, когда ей внезапно кто-то громко крикнул:
   – Все, стоп! Дальше не повезу.
   Алана толком не успела понять, что случилось, а лошадь уже резко затормозила и встала как вкопанная. Девушка осторожно кольнула ее бока шпорами и услышала:
   – Себя лучше потыкай, может дурь лишняя выйдет!
   – Лошадка, это ты со мной разговариваешь, да? – робко спросила принцесса.
   – Я вообще-то жеребец, – фыркнул конь, – так что называться меня «лошадкой» не рекомендую. Это как минимум обидно, а с обидчиками и грубиянами у меня разговор короткий.
   На этот раз Алана поняла, что голос животного действительно больше походил на мужской, чем на женский.
   – А как мне тебя лучше звать? – спросила она. На этот раз не вслух, а телепатически.
   – Мое имя Фррумар, – горделиво ответил конь и тут же добавил, – всяких сокращений типа Вру и Марчик не потерплю! – и для убедительности топнул правой передней ногой, после чего резко мотнул головой и страдальчески процедил, – больно, зараза.
   – У тебя что-то случилось? – тут же спросила Алана.
   – А ты вылезти из седла и осмотреть своего питомца не пробовала? – иронически заржал Фррумар.
   Девушка поспешно спрыгнула с коня.
   – Ты хоть подскажи, где искать, – жалобно попросила она, обойдя вокруг животного и не заметив ничего особенного.
   – Тоже мне, заботливая и внимательная хозяйка, – фыркнул жеребец.
   – А ты не упрямься, – прикрикнула на него девушка, – в конце концов, в твоих интересах, чтобы я поняла, что с тобой не так.
   В голове внезапно зашумело, и Алана упала на колени. Усилия, затраченные на телепатический разговор на повышенных тонах, были слишком велики.
   – Слушай, милашка, ты можешь говорить со мной и вербально, – обратился к ней жеребец, поняв причину ее недомогания, – и раз уж ты уже на коленях, то обрати внимание на мою правую переднюю ногу.
   Девушка посмотрела на указанную конечность, а Фррумар приподнял ее, чтобы Алане было лучше видно. На ноге был достаточно глубокий порез, из которого сочилась кровь.
   – Ой, мамочки! – испугалась принцесса, – где это ты так?
   Она последовала совету и говорила теперь вслух.
   – Дай-ка подумать, – издевательским тоном протянул конь, – думаю на этой гадской дороге шагов двадцать назад. Скверный путь, засыпанный препротивными острыми камнями. Знал бы, куда ты меня направляешь, не повез бы.
   – Значит, ты поранился камнем и поэтому остановился? – уточнила Алана.
   – А что, возможны другие варианты? – угрюмо отозвался Фррумар, – ты бы с такой раной и в карете бы вряд ли выехала, а уж пешком, да быстрым шагом, да с седоком и парой мешков на спине в придачу и подавно.
   – И что же нам теперь делать? – расстроено спросила девушка, которая поняла, что никто и никуда ее теперь не повезет, – самое большее, что я могу, это промыть рану и перевязать ее.
   – Маловато, – оценил ситуацию жеребец, – вот если б травку нужную найти…
   – Да где ж сейчас травку-то взять? – всплеснула руками девушка, – зима кругом.
   – Так не сама трава для лечения нужна, а корешок ее, – махнул хвостом Фррумар, – я бы в два счета по запаху в лесу отыскал, но гулять мне сейчас что-то не хочется, – и он поджал больную ногу, – вот если бы ты…
   – Я? В лес? Никогда! – мгновенно отреагировала на намек Алана, – там страшно, темно и наверняка водятся хищники.
   – Нет тут хищников, – оборвал ее конь, – они все на юг откочевали.
   – А чего они на юге забыли? Травку что ли пощипать захотелось? – удивилась принцесса.
   – Ох и темнота ты, – фыркнул жеребчик, – они вслед за всякими там косулями ушли, а те действительно за травкой на юга подались. Понятно?
   – Понятно, – ответила девушка, – но в лес все равно не пойду.
   – А со мной? – продолжил уговоры конь.
   – У тебя же нога больная, – заподозрила что-то неправильное девушка.
   – А я недалеко с тобой пойду, – как ни в чем не бывало, отозвался Фррумар, – я тебя до полянки до удобной провожу, на которой мы лагерь разобьем, а дальше ты уж сама как-нибудь.
   – Лагерь? В лесу?
   – Да что ты заладила «в лесу» да «в лесу», – возмущенно фыркнул конь, – там ветра меньше, дождь и снег сквозь кроны плохо пробивается, корешки опять же съедобные есть. А тут голая вытоптанная земля, причем не лучшего качества.
   – Убедил, – тяжело вздохнула Алана и, взявшись за переднюю луку седла, сказала, – ну, где там твоя удобная поляна находится? Веди.
   Фррумар тихо заржал и медленно захромал в лес, который оказался не таким непроходимым, как казалось принцессе. Тропинки конечно не было, но после рытвин и колдобин, которые она видела на дороге, путешествие по лесу казалось вполне комфортным.
   Вскоре деревья расступились, открывая взгляду путников небольшую полянку.
   – Такая тебя устроит? – поинтересовался конь у своей хозяйки, – лично мне это место подойдет.
   Мнение Аланы, видимо, было на самом деле жеребцу абсолютно не интересно. Девушка поняла это по тому, что Фррумар решительно остановился. А конь тем временем яростно потряс головой и попросил:
   – Может, ты меня расседлаешь, а? Жуть как спина устала.
   Принцесса со вздохом принялась за выполнение просьбы жеребчика. Не то, чтобы ей это было очень трудно, даже наоборот, верховой езде и уходу за скакунами ее обучали с детства, но уж больно нахальным был этот конь.
   Расседлав Фррумара, Алана достала из своего мешка веревку, намереваясь привязать животное к дереву.
   – Только не здесь, – отчаянно взбрыкнул жеребец.
   – А что, здесь опасно? – испуганно шарахнулась в сторону девушка.
   – Не то, чтобы очень, – замялся конь, – хотя да, для обоняния опасно смертельно. Это дерево лесной кот пометил, а этот запах не самый прекрасный на свете.
   Принцесса просто опешила от очередного номера, который отмочил ее питомец, а тот неторопливо обошел поляну по периметру и, встав возле одного из деревьев, заявил:
   – Меня пожалуйста здесь. И не жадничай, не привязывай вплотную к стволу. Пусть привязь будет хотя бы метра три, чтобы осталась хоть какая-то видимость свободы.
   Алане не осталось ничего другого, кроме как подчиниться и привязать Фррумара к выбранному им высокому старому дереву.
   – Скажи, а почему ты не заговаривал со мной раньше? – спросила она, обматывая веревку вокруг дерева.
   – У тебя и без того собеседников хватало, – беззаботно фыркнул Фррумар, – я может и теперь промолчал бы, но уж больно нога болит. Кстати, не пора ли тебе на поиски лекарственного растения?
   – И где мне это растение искать? – обреченно поинтересовалась Алана, осознавшая, что увильнуть от задания не удастся.
   – А я не в курсе, – радостно поведал ей жеребец, – я не местный, – и, видя, как меняется выражение лица спутницы, быстро добавил, – ты лучше у аборигенов поспрошай. Вон, у белки, например.
   – Не могу. Я не умею с белками разговаривать, – быстро состряпала аргумент девушка, надеясь, что этим все и кончится. Но конь лишь насмешливо заржал:
   – Значит с лисами и лошадьми ты разговаривать умеешь, а с белками – нет? Они что, особенные, по-твоему?
   – А откуда ты знаешь про то, что я умею с лисами говорить? – пропустив его вопрос мимо ушей, спросила Алана, – я же вроде тебе этого не рассказывала. Ведь об охоте я Рапсоде рассказывала еще до того, как тебя купили.
   – Не рассказывала, – подтвердил Фррумар, – зато думала.
   – Ты можешь читать мои мысли? – опешила девушка.
   – Да любой зверь может, – весело фыркнул Фррумар, довольный произведенным эффектом, – ты же даже не пытаешься закрыться. Вот и получается, что все, что ты думаешь, слышно любому зверю, который находится поблизости.
   – Святой Иериаль! – ужаснулась Алана, – и что ж мне теперь с этим делать?
   – Да не переживай ты так, – утешил ее жеребец, – ты же пока еще новичок. Со временем научишься закрывать доступ к своим мыслям.
   Девушка вздохнула с облегчением.
   – Ну а пока это время не настало, – беззаботно продолжил конь, – я с удовольствием поковыряюсь в твоих мыслишках.
   – Хам, – только и ответила возмущенная Алана, – и после этого ты еще хочешь, чтобы я тебе помогла что-то искать?
   – Кстати о поисках, – оживился Фррумар, – как называется на человечьем языке травка, которую тебе надо найти, я не знаю, но маленькая такая, с желтыми цветочками, а листья у нее мелкие и круглые, мягкие с одной стороны и колючие с другой. Мне понадобится, пожалуй, три-четыре корешка. Больше не надо. Желаю удачи в поисках.
   Такого нахала Алана в своей жизни встретила впервые. Это ж надо, так командовать принцессой Ардении!
   «Хотя он прав, я уже второй день как не принцесса, – горестно вздохнула про себя девушка, – я теперь вообще никто. Хуже, чем крестьянка. Так что конь имеет полное право на то, чтобы помыкать мной».
   Угнетенная такими невеселыми мыслями она в последний раз проверила, надежно ли привязан Фррумар и побрела куда-то, не выбирая направления. О незнакомом растении она и думать забыла. Да и как искать корень неизвестно какой травы, когда никакой травы вообще нет? Она ушла с полянки просто для того, чтобы хоть немного побыть одной и попробовать переварить все то, что произошло с ней за последние двое суток.
   Брести, думать о плохом и одновременно с этим следить за направлением движения, Алана, по всей видимости, не умела, и закономерно заблудилась. Очнувшись от своих размышлений и покрутив головой, оглядывая совершенно незнакомый участок леса, она сообразила, что не только представления не имеет, где находится, но и не может вернуться к месту стоянки. В безысходности девушка подняла глаза к небу, и только собралась попенять Иериалю, что он совсем про нее забыл, как в поле ее зрения попала пушистая рыжевато-серая белка, сидящая на ветке и сосредоточенна грызущая орех.
   – Простите, – чувствуя себя полной идиоткой, окликнула белку Алана, – простите, Вы же местная?
   – Конечно местная. А какая ж еще? – неожиданно быстро и охотно зацокала белка в ответ, – я практически коренная! Моя матушка здесь родилась и выросла, и бабка, и прабабка, и все родственники до пятнадцатого колена, и только шестнадцать раз прабабка в другом лесу родилась. Но там случился пожар, и ей пришлось переселиться. Далеко не каждый зверь в этом лесу может похвастаться такой родословной, как я.
   Зверек тараторил так быстро, что Алана и слова не могла вставить. Поэтому девушка благоразумно решила дождаться, когда белка выговорится.
   – Я этот лес как облупленный знаю, – горделиво заявила почти что коренная обитательница леса, и Алана, резко передумавшая не перебивать собеседницу, тут же вклинилась в ее бесконечный монолог:
   – Раз Вы так хорошо здесь ориентируетесь, не могли бы Вы мне помочь? Я немного заплутала.
   – Заплутала? – удивленно затараторила белка, – и такое бывает? Кто бы мне такое рассказал, не поверила бы. Чтоб такой человек заплутал. Я провожу, провожу, только быстро. В этом дупле спрятаны самые вкусные орехи, и я не хочу уходить от него надолго. Так что я провожу, но ты не отставай!
   И белка ловко заскакала с ветки на ветку, двигаясь так же быстро, как до этого болтала. Алана со всех ног бросилась за ней. Конечно, в речи белки было несколько непонятных моментов. К примеру, было непонятно, почему она считала, что заблудившийся человек – это нонсенс. И что она подразумевала под «такой человек»? Кроме всего прочего было абсолютно непонятно, куда белка собралась проводить девушку, ведь та не дала никаких ориентиров места, которое ей было нужно. Но зверек перемещался с такой скоростью, что задавать всякие там уточняющие вопросы было попросту некогда. Да и вела белка так уверенно, будто точно знала, куда Алане нужно, и девушка невольно заразилась ее уверенностью. В конце концов, белка – не хищник, а значит резона обманывать человека ей нет.
   Пушистый серый хвостик мелькал между сучьев, и Алана, еле поспевая за провожатой, только диву давалась, как он до сих пор не запутался и ни за что не зацепился.
   Сконцентрировав все свое внимание на маленьком шустром зверьке, девушка не заметила, как белка вывела ее на большую лесную поляну.
   – Пришли, пришли! Теперь человек нашелся и больше не грустит. Ты же больше не будешь теряться? Если что, зови Элу, так меня зовут. Элу поможет, если сможет. Ты забавная и с тобой очень весело болтать, так что я с радостью помогу тебе еще. Но не сейчас, сейчас мне нужно стеречь орехи! – и белка по имени Элу исчезла в кронах деревьев. Только хвост напоследок мелькнул.
   Даже беглого взгляда Алане было достаточно, чтобы понять, что это не та поляна, где ее ждал Фррумар. Оглядевшись попридирчивее, девушка пришла к выводу, что скорее всего здесь она не проходила, а значит, теперь она скорее всего находится еще дальше от места стоянки, чем до встречи с Элу. Но белки уже и след простыл, и предъявлять претензии было некому.
   – Чего тебе надо, чудачка? – раздался вдруг старческий голос, доносящийся откуда-то справа.
   Девушка резко обернулась на звук, ожидая увидеть там какое-нибудь животное, но на краю поляны стоял пожилой мужчина. Он был одет в балахон бурого цвета, благодаря чему человек делался практически незаметным в лесу в эту пору. Одежда была пошита из грубого сукна и подпоясана веревкой. Ну, точь-в-точь наряд отшельника из старинных легенд. Образ дополняли длинная серебристая борода и пронзительно-голубые глаза. Весь облик старца выражал настороженность, но не испуг.
   – Я потерялась, – начала оправдываться Алана, – я вообще не хотела идти в лес, но этот глупый конь заставил. А потом я пошла искать травку с желтыми шершавыми цветами, а нашла белку, и та меня проводила сюда, – закончила свои путаные объяснения девушка и вдруг добавила, будто это было самым важным, – а еще она сказала, что ее зовут Элу.
   – А теперь давай начнем все сначала и по порядку, – сказал старец, выслушав весь этот бред. В его лукаво прищуренных глазах заплясали смешинки, – пока из твоего рассказа я понял только то, что ты заблудилась, хотя в лес изначально идти не собиралась.
   – Так и было, – горячо заверила его Алана, – я бы ехала себе и ехала до самого Проваха, если бы этот неуклюжий Фррумар не поранился. Но он напоролся на какой-то острый камень и велел мне отправляться в лес искать какую-то травку для лечения.
   – Прямо-таки велел? – хмыкнул ее собеседник.
   Девушка поняла, что сболтнула лишнего. Ни один человек, будучи в здравом уме, не поверит, что животные могут разговаривать с людьми, а уж в то, что они могут людьми командовать, вряд ли поверит и сумасшедший.
   – Я понимаю, это звучит странно, – начала она, – но умею общаться с животными. С конями, с лисами и с белками. Вы должны мне поверить, – жалобно закончила она, понимая, насколько нелепы ее слова.
   – А я и верю, – просто ответил старец, чем изумил девушку до крайности. Будь она на его месте, решила бы, что у случайно повстречавшейся в лесу девчонки не все дома, и постаралась бы как можно скорее отделаться от нее. Но этот отшельник и не думал ни от кого отделываться. Напротив, он смотрел на Алану все с большей приязнью.
   – Почему? – задала глупый вопрос принцесса.
   – Что «почему»? – не понял тот.
   – Почему Вы верите, что я это умею? – уточнила свой вопрос девушка и только рот раскрыла, когда услышала короткий ответ, брошенный как бы между прочим.
   – Я тоже умею это делать.
   – Как? – пораженно выдохнула Алана, уверенная, что она единственная в Ардении, если не во всем мире, обладает этим даром, – каким образом Вам это удалось.
   – Обучился в Круге, как и ты, – пожал плечами старец.
   – Я ни в каком Круге не обучалась, – замотала головой девушка, – и вообще о Кругах ничего не знаю. А уж почему Вы решили, что я имею к ним отношение, для меня вообще загадка.
   – Ну как же? – усмехнулся отшельник, – все друиды обучаются в Круге, в котором живут. Правда потом, после завершения обучения, некоторые покидают Круг, чтобы путешествовать, но так давненько уже никто не делал. Святая церковь, знаешь ли, лютует помаленьку. Истребляет нашего брата. Жжет на кострах и вешает на виселицах. Признаться, я крайне удивлен, что такой юной девице удалось добраться до нашего Круга и не попасться служителям Иериаля в руки.
   – Друидов давно истребили, – авторитетно заявила Алана, скрестив на груди руки.
   – А мы тогда кто? Ты и я? – приподнял бровь старец.
   – Ну хорошо, церковники считают, что друидов всех истребили, – поправилась принцесса.
   – Уже лучше, – улыбнулся отшельник, – знаешь, а это очень интересно. Не могла бы ты рассказать поподробнее? Видишь ли, члены нашего круга не покидают этот лес уже более трех сотен лет, с тех самых пор, как началась повсеместная облава на представителей нашего культа, и, по всей видимости, наши сведения о внешнем мире слегка устарели.
   – Истребление друидов закончилось около ста восьмидесяти лет назад. Тогда священники признали, что очистили землю от еще одного культа святотатцев и на том все и кончилось.
   – Н-да, – протянул старец, теребя кончик бороды, – своевременно мы приняли решение уйти вглубь леса и не высовываться. Не видя членов нашего братства, разгуливающих по стране, святоши решили, что их нет вовсе. Забавно. Раньше в Ардении были десятки Кругов, и друиды курсировали между ними, делясь опытом и получая новые знания. Но когда началась облава, покидать леса стало опасно, и мы постепенно потеряли связь со всеми нашими братьями. На самом деле, увидев тебя, я решил было, что уцелел еще хотя бы один Круг, кроме нашего, но ты говоришь, что к Кругам отношения не имеешь.
   – Никакого, – подтвердила девушка.
   Старик опечаленно вздохнул, но в его глазах тут же проснулся интерес:
   – То есть получается, ты один из наших потомков из мира?
   – Что Вы хотите этим сказать? – насторожилась принцесса.
   – Ну, понимаешь, – принялся объяснять он, – стать друидом можно двумя способами. Первый – это долгое обучение, проходящее в Круге. Второй – получить навыки по наследству.
   – Вы хотите сказать, что друидский дар передается от родителей к ребенку, как какое-нибудь заболевание?
   – Что-то вроде того, – подтвердил старец и, поморщившись, добавил, – но сравнение не сильно приятное.
   – Значит я – дочь друида или друидки?
   – Не обязательно. Возможно, ты внучка или даже правнучка члена нашего братства. Но это легко проверить. Как правило, ребенок друида наследует почти все силы своего родителя, но когда ему придет пора заводить своих детей, они получат гораздо меньше способностей, а их дети и дети их детей и подавно. Если конечно эта ветвь снова не породнится с друидом, но такие браки – редкость. Религия запрещает, сама понимаешь.
   – Но если все так, то у меня не должно было остаться никаких умений, ведь друиды перестали покидать леса много поколений назад.
   – Значит, кто-то из нас все же рискнул выйти в мир в этом столетии, – пожал плечами старец, – возможно, твой дед или бабка, а может и мать. Но точно установить это можно только внутри Круга. Так что если тебя это действительно так интересует, то пойдем со мной. Заодно и узнаешь, что такое Круг друидов.
   – Пойдем, – кивнула девушка, но вдруг вспомнив о чем-то, остановилась, – а как же Фррумар? Он сейчас стоит совсем один привязанный к дереву и ждет меня с лекарством.
   – За жеребца не беспокойся, – улыбнулся пожилой друид, – когда мы достигнем Круга, я попрошу кого-нибудь из молодых сходить за ним.
   – Но как он его найдет? – удивилась девушка, – если Вы думаете, что я смогу указать, в какую сторону надо идти, чтобы выйти на ту поляну, где привязан Фррумар, то я вынуждена Вас разочаровать.
   – Сколькому тебе еще надо учиться, дитя, – по-отечески улыбнулся ей отшельник, – опытный друид чувствует всех животных в лесу и знает, где они и все ли с ними в порядке. Кроме того мы чувствуем, когда в лес входит кто-то чужой.
   Он не спеша пошел вперед, пересекая поляну.
   – И поэтому Вы меня встретили? – спросила девушка, идя чуть позади и справа от него.
   – Нет, конечно. Мы же не показываемся людям. Я бы не вышел к тебе, если бы ты не подошла так близко к нашему дому. На таком маленьком расстоянии я почувствовал, что твое присутствие не несет угрозы, и вышел только из любопытства. Уж больно давно я не видел людей извне.
   – Но вы говорили, что члены вашего Круга не выходили в мир уже более трех веков, а значит, Вы лично не могли видеть людей извне.
   – Здесь нужно небольшое уточнение: мы не выходили, чтобы странствовать. Но короткие вылазки все же были. Нам же нужны были дети для того, чтобы Круг не вымер.
   – И как дети связаны с внешним миром? – не поняла Алана.
   – Очень просто. Они там есть, – грустно улыбнулся старец.
   – В смысле?
   – Ну есть они там, – пожал плечами друид, – дети крестьян, ремесленников, горожан. Много детей. Как тебе еще объяснить?
   – То есть вы воровали детей у сельских жителей? – ужаснулась девушка, – немудрено, что церковь устроила на вас облаву.
   – Все не так, – возразил старец, – мы брали только больных детей. Тех, которые в сельских условиях просто не могли выжить и вырасти крепкими работниками. Таких детей крестьяне отказываются кормить и просто отводят их за пределы поселения, волкам на милость. Мы же забирали этих несчастных малюток, выхаживали и обучали вместе со своими детьми. Хотя, признаться, потомственный друид внутри Круга – явление достаточно редкое. Нельзя допускать, чтобы члены Круга все породнились между собой, ведь кровосмешение приводит к вырождению. Приемышей у нас всегда было намного больше.
   Идти до Круга оказалось недалеко. Элу вывела Алану почти к самому входу в поселение друидов, который находился на другом конце поляны и был скрыт на первый взгляд непроходимой стеной деревьев. Но чем ближе Алана и ее спутник подходили, тем отчетливее становилось видно, что между стволами можно преспокойно пройти.
   Преодолев эту преграду, они оказались внутри поселения.
   Алана ожидала увидеть что-то вроде дворцов на деревьях, про которые так много рассказывалось в легендах, ну или просто нечто вроде обычного города или, на худой конец, села. Но это место больше всего было похоже на лагерь-переросток. Тут и там под деревьями располагались шалашики, сложенные из сухих веток. Некоторые были побольше, а другие – совсем крохотные, на несколько шалашиков были накинуты сплетенные из трав коврики, у пары были даже окна.
   – А почему у вас такие разные дома? – поинтересовалась Алана, – у вас же нет строгой иерархии, я читала.
   – Нет, – подтвердил ее проводник, – но как это связано с домами?
   – Дома побольше и получше обычно принадлежат более влиятельным людям, тем у кого есть власть или деньги, а всем прочим достается то, что осталось невостребованным среди сильных мира сего. Так в общих чертах выглядит ситуация там, снаружи.
   – О! Понятно, – засмеялся старец, – здесь все совсем иначе. Здесь, как ты и сказала, нет четкой иерархии. Конечно, молодежь уважает старших, но главное правило, которое должен усвоить каждый житель Круга, гласит «будь самостоятельным и самодостаточным». Следуя этому правилу, каждый из нас сам заботится о своем доме, строя его так, как ему угодно. Хочешь большую хижину? Пожалуйста, строй. Мешать никто не будет. Но и помогать тоже не станут, потому учись верно оценивать свои силы.
   – Вы и детям не помогаете? – округлила глаза девушка.
   – В полной мере нет. Мы учим, подсказываем, направляем, предлагаем идеи, но делают они все сами. Воспитывать характер нужно с детства.
   – А что на счет еды? – поинтересовалась Алана, – тут тоже каждый сам за себя?
   – Среди взрослых – да. А у детей есть наставники, которые взялись обучать их всем премудростям, которые должен знать настоящий друид. Они же заботятся о том, чтобы ребенок умел обеспечить себя съедобными кореньями или грибами. Как ты, наверное, догадываешься, мяса мы не едим.
   В поселении было тихо, хотя все население Круга, состоящее из двух десятков человек, находилось сейчас здесь. Одни развели перед своими домами костерки и готовили себе толи поздний обед, толи ранний ужин, другие чистили или чинили свои жилища, третьи вели неспешные беседы вполголоса, четвертые сидели с закрытыми глазами, замерев в одной позе, медитировали.
   Появление в Круге незнакомой девушки вызвало всеобщий интерес, и Алана почувствовала, как на нее устремились любопытствующие взгляды. В тот момент она была благодарна тем троим, что все же не оторвались от медитации и оставили ее появление без внимания. Хоть на три пары глаз, но все же меньше.
   Пока девушка разглядывала поселение, старец подвел ее к добротному шалашу с плетеной занавеской, закрывающей вход.
   – Это мой дом, – сказал он, широким жестом указывая на строение, – ты можешь побыть здесь, пока я схожу и попрошу кого-нибудь отправиться за твоим жеребцом. Но если тебе не хочется, ты можешь не принимать это приглашение и пойти со мной.
   Девушка подумала, что отказываться было бы крайне невежливо. Кроме того она устала и предпочла бы прогулке отдых. А раз все так одно к одному складывается, то зачем идти поперек? И девушка, поблагодарив друида, нырнула под приподнятую стариком штору-дверь и оказалась внутри шалаша.
   В шалаше могло спокойно разместиться два взрослых человека. Здесь было тепло и сухо, хотя и немного темновато из-за отсутствия окон. Пол весь был устлан не одним слоем ковриков из трав, и Алана с удовольствием улеглась прямо на них. Тело, получившее наконец отдых, расслабилось, но мозг отключаться отказывался. Девушка все думала, как же в королевский род просочилась друидка. Тот факт, что свои способности принцесса унаследовала по женской линии, не подлежал никаким сомнениям хотя бы потому, что ситуаций, в которых трон наследовала женщина, Ардения видела всего две. Первый раз это случилось еще до войны с эльфами, а участницей второго и являлась нынешняя наследная принцесса. Считать, что члены королевской семьи постоянно или хотя бы через поколение занимались служением культу, который был запрещен церковью, было по меньшей степени нелепо, так что по всему выходило, что друидская кровь передалась Алане от матери или от бабки.
   Но какими обходными путями надо было пробираться женщине-изгнаннице, чтобы в итоге оказаться законной супругой короля, Алана и представить себе не могла.
   – Эй, толкните ее кто-нибудь! – раздалось громогласное ржание у самого шалаша, – пусть уже вылазит оттуда и кормит своего любимца.
   Это был Фррумар собственной лошадиной персоной.
   – Толкните, настоятельно прошу, а то я сам лягну, – надрывался конь, нетерпеливо гарцуя вокруг Аланиного убежища.
   Услышав последнюю угрозу, девушка поспешно вскочила и пулей вылетела из дома гостеприимного старца.
   – А он у тебя с характером, – добродушно бросил ей молодой парень, года на два старше самой принцессы, треплющий жеребца за гриву. Парень, как и все здесь, был одет в бурый балахон, но эта одежда не скрывала атлетического сложения тела молодого человека. Глядя на него, Алана никогда бы не подумала, что такой красавец вырос из смертельно больного мальчишки или являлся результатом кровосмешения близких родственников. Толи старец где-то соврал, толи друиды действительно обладали великими тайнами целительства.
   – Это ты привел это несносное животное сюда? – спросила принцесса, чтобы как-то поддержать разговор.
   – Я, – кивнул тот, радостно заулыбавшись, – и рану ему подлечил. Не до конца правда, но болит, похоже, уже значительно меньше.
   – И как ты пришел к такому выводу? – ехидно поинтересовался Фррумар.
   – Просто после лечения ты стал ныть, канючить и стонать о том, какой ты бедный и несчастный всего где-то раз в минуту, когда до лечения ты напоминал об этом раза в три чаще, – легко парировал парень.
   Конь недовольно фыркнул и замолк, признавая молодого друида большим острословом, чем он сам.
   – А ты надолго к нам? – парень снова обратился к Алане.
   – Нет, – отрезала девушка, понявшая, откуда ветер дует. Не для того она из дома сбегала, чтобы через два дня какой-то мужчина уговорил ее погостить в его селении подольше. Ну хорошо, предположим, не какой-то, а очень даже симпатичный, но это дела не меняет.
   – Я по делам заехала. Как закончу, так сразу в путь, – добавила она, чтобы смягчить резкость.
   – Какие дела, детка? – вмешался Фррумар, – ты же здесь оказалась исключительно из-за моей раны. Если б не я, ты бы вообще в лес не вошла!
   – Есть у меня тут дела и кроме твоей царапины, – огрызнулась принцесса, – а какие, это не твое дело. Коням я еще не отчитывалась, чем собираюсь заниматься.
   – Злая ты, – театрально запричитал жеребчик, – вот обижусь и уйду. Или не так. Захвораю без ласки хозяйской и от тоски околею, а потом мой дух вознесется на облако и будет оттуда наблюдать, как ты идешь себе в свой город пешочком.
   Алана раскрыла было рот, чтобы ответить Фррумару чем-то колким и едким, но тут за ее спиной раздался уже знакомый ей голос:
   – Я вижу, ты уже отдохнула. Тогда может приступим к проверке, если ты готова?
   Девушка обернулась и, как и ожидала, увидела перед собой старца, который привел ее в Круг.
   – А что за проверка? – не преминул полюбопытствовать жеребец.
   – Я… Да, – на мгновение замялась принцесса, пропустив мимо ушей вопрос Фррумара, – а можно сначала чего-нибудь поесть.
   – Ах, ну да, – хлопнул себя по лбу старик, – совсем вылетело из головы, что ты не ужинала. Конечно, ешь. Проверка потребует сил. Вот только ужин добывать тебе придется самой. Ты хоть и гостья, но принадлежишь к братству, и потому должна подчиняться нашим законам. Никто из нас не имеет права помогать тебе, – и пожилой друид как-то странно глянул на молодого человека, приведшего Фррумара. Тот вроде был готов что-то сказать, но под взглядом старшего как-то разом поник.
   – Так что за проверка-то? – не унимался конь.
   – Парнокопытным не понять, – отмахнулась девушка.
   – Лошади – непарнокопытные млекопитающие. Темнота ты. А еще принцесса, – и он презрительно фыркнул, выражая свое мнение по поводу аланиного образования.
   – Принцесса, – насторожился молодой друид. Он был единственный, кто услышал реплику Фррумара, кроме самой Аланы конечно. Старец к тому времени уже удалился по направлению к дальним хижинам.
   – Да слушай ты его больше, – нервно хихикнула девушка, – ты на него посмотри повнимательнее. Такой не обманет, так соврет.
   На этот раз гадкую и обидную колкость в ответ собеседнице не смог высказать жеребец, потому что молодой человек решил сменить тему разговора на более нейтральную:
   – Твои мешки я тоже принес, – поспешно вставил он, указывая на баулы, лежащие у ног коня.
   – Он принес, конечно. На моей спине ты их принес, – заворчал Фррумар, но никто его не слушал.
   – Спасибо большое, – мгновенно оживилась Алана, – в них мои запасы провизии. Теперь мне есть, чем поужинать.
   – Получается, я все же тебе помог найти еду, – в голосе молодого человека звучала растерянность. Он не знал, радоваться ли ему тому, что он оказал услугу девушке или переживать из-за того, что нарушил правила.
   – Да, но ты не переживай, мы никому об этом не скажем, – заговорщически подмигнула ему Алана и с энтузиазмом принялась копошиться в мешке.
   – Я пойду, наверное, – сказал наконец парень, нерешительно переминаясь с ноги на ногу возле принцессы до тех пор, пока она вся не обложилась морковкой и капустой, извлеченными из дорожной сумы.
   – Пока, – бросила она ему в ответ, придирчиво оглядывая свои запасы и выбирая кочан посвежее.
   Молодой человек уже развернулся и сделал несколько шагов прочь от путешественницы, но тут она, сама не зная зачем, внезапно окликнула его:
   – Эй! А звать-то тебя как?
   – Эрвин, – послал он ей улыбку через плечо и пошел дальше.
   Алана вернулась к изучению ассортимента и, выбрав в конечном итоге, вилок посвежее, принялась увлеченно чистить его, сдирая с него верхние листы.
   – Ох и горазда ты добром разбрасываться, – возмутился Фррумар, поспешно подбирая с земли забракованные девушкой капустные листы, – нифафой эфономии, а уф о берефлифости и фофсе гофофить не пфиходится, – продолжил он высказывать свое недовольство уже с набитым ртом.
   «Странно, Фррумар общается вроде бы телепатически, а я воспринимаю его речь, как вербальную, – подметила Алана, – ну не может же он мысленно коверкать слова, когда жует. Или это я уже научилась в его ржании и фырканье различать слова?»
   – А ты думала, тебе одной сложно пользоваться телепатией? – фыркнул жеребец, уже проглотивший первую порцию капусты, – я тоже не железный, знаешь ли, устаю иногда. И, кстати, голоден тоже бываю. Намек поняла?
   – А кто только что экономно и бережливо сожрал полвилка? – поддела коня принцесса.
   – Какие полвилка? – взвился жеребец, – там всего три каких-то жалких листочка было. Или четыре. А я больной и уставший, мне силы восстанавливать надо. Не покормишь – умру, и тогда…
   – …с твоим духом что-то случится, а я пойду в город пешочком, – закончила за него девушка, – я помню. Ты сегодня уже говорил.
   Фррумар аж воздухом подавился от негодования. Предчувствуя новую гневную тираду, Алана предприняла решительные меры.
   – Хочешь морковочки? – спросила она, хватая первый попавшийся под руку пучок морковки и, не дожидаясь, когда жеребец изволит что-либо ответить, запихала корнеплоды ему в рот.
   Фррумар мотнул головой и наконец-то умолк.

8. О том, кто есть кто

   Первый пучок морковки, однако, прервал словесный поток, извергаемый Фррумаром, всего на полминуты, поэтому Алане пришлось скормить жеребцу второй и третий, а после этого и кочан капусты.
   Привередливый казалось бы конь, на поверку был абсолютно неприхотлив в еде и схрумал все предложенное без остатка, да еще и добавки попросил. Когда Фррумар наконец насытился, по-зимнему ранние сумерки уже накрыли пущу. Небо, которое весь день было затянуто тучами, теперь очистилось и подмигивало бесчисленными точками звезд, будто потешаясь над путешественницей.
   Алана поднялась с места и принялась собирать оставшиеся после ужина продукты в мешок. Справившись с этим несложным делом, она заозиралась по сторонам, выискивая знакомого ей старика, но поблизости его не оказалось. Принцесса испытала легкую неловкость, понимая, что пожилой друид не появляется возле своего дома, чтобы предоставить нежданной гостье максимальную свободу действий.
   Девушка примостила дорожный мешок у стены шалаша и отправилась на поиски старца.
   – Эй-эй, ты куда? – всполошился Фррумар, который уже было задремал, но моментально очнулся, когда его хозяйка сделала попытку смыться без объяснений.
   – Вот скажи мне, все представители лошадиной братии такие любопытные или это мне просто так повезло? – вместо ответа поинтересовалась Алана.
   – Я склонен считать, что ярко выраженная любознательность – моя уникальная особенность, – хвастливо ответил конь и, красуясь, горделиво выгнул шею.
   – Слава Иериалю! – откликнулась девушка, – как только доберусь до города, первым делом заверну на базарную площадь и заменю тебя на какого-нибудь тихого и скромного конягу. А тебя продам первому, кто подойдет спросить цену.
   – Хорошо, – покорно согласился Фррумар, – только я бы тебе все же порекомендовал проводить собеседование с каждым претендентом на должность ездового животного. А то вдруг недостаточно смирный опять попадется. И еще придумай, как ты будешь объяснять торговцам, что не свихнулась, если они твои разговоры с лошадками услышат, по-дружески советую.
   Девушка в ответ только гневно дернула плечом и продолжила свой путь, ускорив шаг. Фррумар, признавший себя победителем в этой словесной дуэли, торжествующе заржал и эффектно встряхнул гривой.
   Девушка медленно шла по селению, улыбаясь сидящим перед своими домами друидам, которые приветливо глядели на нее. Трое не по годам серьезных детишек, плетущие корзинки из лозы, оторвались от своего занятия и поклонились проходящей мимо них Алане, выказывая ей уважение как старшей. Краска смущения бросилась ей в лицо. За свою жизнь она привыкла к поклонению, почитанию и раболепию, и почти не обращала на это внимания. Лебезящие придворные частенько даже вызывали у нее отвращение, но эти дети не пытались завоевать ее расположение. Они просто приветствовали старшего, признавая превосходство его жизненного опыта перед своим собственным, не чувствуя себя при этом приниженными. Это внутреннее достоинство и вызвало румянец смущения на щеках принцессы, которая едва ли владела большим количеством навыков, необходимых для настоящего друида, чем эти дети, не достигшие еще и десятилетнего возраста. Повинуясь внутреннему голосу, Алана медленно повернулась к ребятишкам и вернула им поклон. Такое едва ли было принято в этом Круге, да и в других Кругах возможно тоже, но ни дети, ни кто-либо из более зрелых жителей селения не выказали удивления ни словом, ни жестом, ни взглядом.
   «Странное место, – подумала девушка, продолжая свой путь, – место, где учат дисциплине и одновременно не ограничивают проявление чувств. Необычное сочетание: усмиренный разум и открытое сердце. Это маленькое поселение – заповедник для любого посетителя извне, и страшно даже представить, каким испытанием является путешествие во внешний мир для воспитанника Круга».
   Алана тихонько вздохнула, глубоко сочувствуя друидам, решившимся покинуть свой дом и отправившимся в путешествие по свету. Они были отлично подготовлены к странствиям, могли переносить любую погоду, всегда знали, как и где добыть пищу, чтобы не погибнуть с голоду и не боялись хищников, но к встрече с людьми они были совершенно не готовы. Они даже не подозревали, что за пределами леса живут совершенно по другим законам, которые учат унижаться и лебезить или убивать, в открытую, либо из-под тишка, но никогда не говорить правду.
   Размышляя над этим, девушка сама не заметила, как прошла сквозь все поселение и вышла к его окраине. Круг со всех сторон был скрыт от посторонних глаз высокими старыми деревьями-великанами, которые помнили, наверное, еще те времена, когда материк был заселен одними эльфами, а люди только-только высаживались на берег из своих кораблей.
   Между двумя такими гигантами стояла одинокая фигура. Человек стоял спиной к Алане, но она почему-то сразу поняла, что это был ее старец. Девушка было решила окликнуть его, но тут же сообразила, что не знает имени своего знакомца, и просто тихо подошла к нему и встала рядом, по правую его руку.
   – Теперь ты готова? – не оборачиваясь, задал ей вопрос друид.
   Девушка поняла, о чем спрашивает старец, без всяких пояснений.
   – Да, наверное, – ответила принцесса, – только я тут подумала, что мне это даст. Что изменит эта проверка?
   – Она даст знание, а знание изменяет многое, – пожал плечами друид, – но если ты не готова к переменам, то может действительно стоит оставить все так, как есть.
   За последние пару суток жизнь Аланы поменялась настолько резко, что еще одна перемена ее уже не пугала, и, оставив свои колебания, она ответила:
   – Я все же готова рискнуть.
   – Ну что ж, тогда приступим, – улыбнулся ей старец и сел, скрестив ноги, прямо на ковер опавших листьев.
   – Вы будете проверять прямо здесь? – удивилась девушка, уставившись на друида, расположившегося на голой земле.
   – А почему нет? – добродушно отозвался тот, – место здесь тихое, никто не помешает.
   – Но вы же говорили, что это возможно сделать, только находясь внутри Круга.
   – Так мы еще и не покинули его пределов.
   – Тогда я чего-то не понимаю, – заявила девушка, – я думала, что Круг – это какое-то специальное место. Поляна, очерченная зеленым свечением с голубым кострищем в центре или что-то по типу этого. Место магической силы, одним словом.
   – Ну и фантазия у тебя, – рассмеялся старец, – Кругом, деточка, называют место поселения друидов. Я бы сказал, что слово «Круг» является синонимом слова «село», если бы друидам не случалось переходить с места на место и обживать новые леса и дубравы.
   – То есть Круг не просто не является местом, излучающим магическую энергию, но и не имеет неизменного расположения? – в конец запуталась девушка, – но тогда какая же разница, где мы находимся: внутри Круга или снаружи?
   – Разница просто огромна, поскольку внутри Круга находятся наши единомышленники, тогда как снаружи есть множество наших недругов.
   – Но не хотите же Вы сказать, что друиды могут использовать свои способности, только собираясь небольшими группами? Какой толк тогда учиться, если вся сила исчезает, как только ты отходишь на пару шагов от своего Круга?
   – Ты немного неправильно поняла мои слова. Мы учим детей слушать голос животных и растений, учим их лечить раны и заставлять плодоносить истощенные земли, и все это каждый друид может делать где угодно и когда угодно, имея ограничением только уровень собственного мастерства. Но заглянуть в прошлое может далеко не каждый из нас. Эта слишком редкий дар, и он настолько капризен, что часто отказывается подчиняться своему обладателю. Чтобы обуздать такую строптивую способность, необходимо долго изучать ее и подмечать, что ей нравится, а что – нет. Мой дар согласен проявляться только внутри Круга, и с этим ничего нельзя сделать. Мне кажется, что это обусловлено тем, что в поселении намного спокойнее, чем за его пределами, потому я и сказал, что мои братья по Кругу помогают мне.
   Девушка выслушала этот небольшой монолог и, не находя более уместного ответа, сказала:
   – Тогда может начнем?
   – Разумеется, – кивнул старец, – я уже давно готов и жду только тебя.
   – Что мне нужно делать? – с готовностью спросила девушка.
   – Для начала сесть. Желательно так, чтобы я мог смотреть на тебя.
   – А теперь? – потребовала дальнейших инструкций Алана, плюхнувшись на палую листву напротив друида.
   – А теперь надо принять удобную позу и замереть в ней, – охотно продолжил наставления старик.
   – И все? – подивилась принцесса.
   – Еще желательно ни о чем не думать, но это может оказаться для тебя слишком сложной задачей, – хмыкнул друид.
   – Но Вы же говорили, что для выполнения этого ритуала мне потребуется много сил, а теперь говорите, что надо просто сидеть и ничего не делать.
   – Поверь мне, дитя, – вздохнул видящий прошлое, – для неподготовленного человека сидеть неподвижно и ни о чем не думать во много раз сложнее, чем выполнять тяжелые физические упражнения.
   Девушка недоверчиво подняла бровь, но все же уселась поудобнее и послушно замерла в принятой позе.
   – Я готова, – сообщила она старцу, когда покончила с этими приготовлениями.
   – Хорошо, – похвалил он ее, – а теперь помолчи немного.
   – Сколько именно? – выпалила Алана прежде, чем сообразила, что задала очередной вопрос вслух, когда ее просили ничего больше не говорить. Но друид вовсе не рассердился.
   – Вот видишь, это не так-то просто, как тебе казалось, – улыбнулся он, – но давай договоримся, что ты все-таки попытаешься.
   Девушка молча кивнула в знак понимания и согласия.
   – Уже лучше, – ласково продолжил старец, – а теперь давай попробуем еще раз. От тебя требуется просто не двигаться, не говорить и ни о чем не думать. Я дам тебе знать, когда закончу.
   Он помолчал с минуту, но Алана ничего не ответила.
   – Ты быстро учишься, – вновь похвалил девушку друид, – теперь мы действительно можем начинать.
   И он тоже умолк, внимательно глядя на девушку своими пронзительно-голубыми глазами из-под полуопущенных век.
   «Теперь понятно, откуда у этого человека такой проницательный взгляд. Наверное, все видящие прошлое могут так смотреть: вроде бы и на тебя, а вроде бы и сквозь», – подумала Алана, но тут же поймала себя на этом и оборвала дальнейшие размышления.
   Чтобы отвлечься и занять себя хоть чем-то, девушка уставилась на друида, разглядела его не по-стариковски крепкие плечи, длинную ухоженную бороду и улыбчивые морщинки, разбегающиеся от уголков глаз. Этих мистических, притягивающих к себе голубых омутов. Посмотрев в них, Алана уже не смогла оторвать от них взгляда. Яркая голубизна поглощала все вокруг, становясь единственно важной в жизни. Принцессе было теперь все равно, ночь сейчас или день, зима или лето. Даже то, что она сидела на холодной земле, теперь не имело значения. Она была в непререкаемой голубизне и стремилась стать ее частью.
   Взгляды серых глаз Аланы и голубых друида как примерзли друг к другу, слились в одно, смешались и внезапно начали переплавляться во что-то третье, новое и неизвестное. Алана вгляделась и увидела на дне голубых омутов свое отражение. Молодое свежее лицо обрамлено серебристыми волосами, розовые губы улыбаются. Двойняшка принцессы приветливо махнула ей рукой и захлопала длинными темными ресницами. И тут Алана заметила, что глаза у ее отражения были чужие, не серые, как должны были быть, а карие. Настоящая принцесса испуганно вздрогнула, а фальшивка с неправильными глазами звонко рассмеялась и закружилась, затанцевала, растворяясь в прозрачной голубизне.
   – Ну будет, будет, – услышала принцесса успокаивающий голос друида. Ей казалось, что звук его голоса доносится откуда-то издалека, но она точно помнила, что старец еще пару минут назад был совсем близко.
   – Все уже позади, – продолжал нашептывать видящий прошлое.
   Алана встрепенулась, сбрасывая с себя оцепенение транса и вновь увидела вокруг себя ночной лес. Друид успел подсесть к ней и, легонько поглаживая ее по плечу, тихим голосом говорил успокаивающие фразы.
   – Что это было? – едва шевеля пересохшими губами, проговорила девушка.
   – Мой дар, – ответил старец, – с тобой все в порядке? Ты кричала.
   – Теперь уже да, – кивнула принцесса и сглотнула вязкую слюну, – я видела себя, точнее фальшивую себя. Что это могло значить?
   – Я не знаю, – пожал плечами друид.
   – Но как же так? – изумилась Алана, – ведь Вы же проводили ритуал и должны были узнать прошлое, а теперь говорите, что не знаете, что значило мое видение?
   – Я действительно обратился к своему дару, и он открыл мне то, что ты хотела узнать, дитя. Но дар показал мне совсем не то, что описала ты, и я не знаю, что могло означать твое видение. Возможно, оно является ключом к еще одному знанию, которое может тебе открыться, но я не могу исключать возможности того, что оно было простым ничего не значащим наваждением.
   – И что же мне с этим делать? – растерянно спросила девушка.
   – Запомни все, что видела. Запомни в малейших деталях, и может быть со временем тебе откроется тайный смысл этого послания.
   – Хорошо, – девушка жалобно, совсем не по-королевски хлюпнула носом, – я постараюсь запомнить. Но если мое видение было побочным, то что же увидели Вы?
   – Я узнал то, о чем ты меня спрашивала, – снова повторил друид, – ты унаследовала свой дар от матери.
   И тут Алану словно громом поразило.
   – Моя мать – друидка? – медленно, чеканя каждое слово, переспросила она.
   Алана не помнила ту женщину, которая была первой супругой Драумана и считалась ее родительницей. Она скончалась еще когда наследной принцессе не исполнилось и двух лет. Смерть настигла ее во время вторых родов. Ребенок, младший брат Аланы, умер в ту же ночь вслед за матерью. Королева Ардении, в девичестве баронесса Раниер, принадлежала к одному из знатных родов страны. Правда положение Раниеров всегда было несколько шатким: гигантские прибыли с их земель неизменно вызывали зависть всей знати, и не проходило и недели без того, чтобы на них не поступала жалоба в какую-либо инстанцию. Семейство Раниеров обвиняли во всем, начиная с кражи скота у соседей и заканчивая еретичеством, но святая церковь не верила этим поклепам, как не верил им и государь.
   Брак Драумана с одной из дочерей барона Раниера, положил конец беспрестанно сыплющимся жалобам и доносам, и все кляузники вдруг резко полюбили королеву и ее родню.
   Такова была история первой жены Драумана, считавшейся матерью Аланы. Только в ней было одно крошечное «но». Баронесса Раниер ни при каких обстоятельствах не могла быть друидкой. Пусть все слухи о ее семействе были правдой, пусть Раниеры занимались всеми теми скверными делами, которые были описаны в доносах, пусть они выступали против церкви, но воспитать друидку вне Круга они не могли! Да и знать о том, что Круги до сих пор существуют, тоже.
   Вывод из всего этого был только один, и Алане он совершенно не нравился. По всему выходило, что баронесса Раниер, первая супруга короля Ардении не была настоящей матерью девочки, которую все считали наследной принцессой страны. Она, Алана, бастард, незаконнорожденный королевский ублюдок, не имеющий права на престол, и никто более.
   – Девочка моя, ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил старец, который по-прежнему сидел возле девушки и осторожно баюкал ее, – на тебе лица нет.
   – Все в порядке, спасибо, – еле выговорила она, – простите, но я хотела бы ненадолго остаться одна.
   – Догадалась, что значило твое видение? – понимающе закивал пожилой друид, – да-да, конечно. Тебе есть о чем поразмышлять.
   Девушка не стала разубеждать его и объяснять, в чем заключалась истинная причина ее переживаний, и просто не сказала ничего.
   – Только прошу тебя, не уходи далеко. Ты можешь снова потеряться в лесу, – тихо сказал на прощание старец и зашагал по направлению к своему дому.
   Как только он отошел шагов на двадцать, Алана вскочила на ноги, и заметалась по клочку земли вдоль стены деревьев, маскирующей поселение. Все ее жизнь летела под откос. Еще вчера она была гордой принцессой, сбежавшей от надоевшего своими поучениями родителя, а сегодня всего за один миг превратилась в жалкого ублюдка, которого король решил пригреть по непонятным причинам. Она – бастард, не понявший, как его облагодетельствовали, и по глупости своей отказавшийся от всего того, что ему досталось лишь из чужого сострадания. А сострадание было велико, ведь Драуман не только дал ей свое имя и пообещал передать правление, но и терпел все ее бунтарские выходки. Одно только заявление, что она, Алана, предпочитает мужчинам женщин, чего стоит. Одна эта глупая выходка могла бросить тень на правящий род и спровоцировать дворцовый переворот, но глупой девчонке эта шутка показалась очень забавной, и она с упоением играла свою роль не один год. Играла так самозабвенно, что со временем сама начала верить себе.
   Она незаконная дочь короля, его позор, его скелет в шкафу. Ведь она же дочь Драуману? Не может же быть, чтобы девушка, объявленная законной наследницей трона, не была родной дочерью короля. Хотя если мать оказалась не настоящей матерью, то может и отец фальшивка? Но в таком случае она еще хуже, чем бастард. Она просто подкидыш. Немыслимо!
   Не так, совсем не так представляла себе Алана свой побег из королевского дворца. Ей грезился триумфальный поход к свободе, который она начнет, выпорхнув из золотой клетки. Но все вдруг перевернулось с ног на голову, и она оказалась не победившей райской птицей, а глупым маленьким птенцом, вывалившимся из теплого уютного гнезда из-за своей самоуверенности и недальновидности.
   Но что сделано – то сделано, и возвращаться, поджав хвост, она не собирается. Да и как теперь вернуться, когда знаешь такое, чего не знает, наверное, никто, кроме короля? А значит, и думать об этом не стоит. Она сбежала и будет продолжать скрываться от шпионов короля. Только зачем теперь бежать от них? Скрываться больше нет нужды. Она не та, кто нужен королевству, и она расскажет об этом любому, кто посмеет задержать ее. Ну и что, что это не ее тайна. Отца она уже один раз предала, сможет предать и второй. У нее осталась только мать, о которой она ничего не знает, кроме того, что она принадлежала к одному из друидских Кругов. Но как узнать, к какому? Спросить у старца? Может он сможет помочь? Нет, он и так сделал для Аланы слишком много. Он открыл ей глаза, и, благодаря этому, она теперь знает, кто она такая. А еще у нее впервые в жизни есть настоящая цель. Не придумать очередную пакость, которая должна вывести отца из себя, а сделать действительно что-то важное. Теперь она знает, чего хочет. Ей необходимо узнать все о своей матери. Но откуда начинать поиски?
   Девушка решила начать сначала, и стала перебирать возможности, при которых могли познакомиться ее родители. Балы и прочие светские мероприятия отпадали сразу. Туда бы простолюдинку не пустили, а друидка никак не могла быть знатной, ведь в Круге воспитываются только дети, от которых отвернулись их родители. Возможно, они повстречались, когда Драуман находился в пути. К примеру, когда он ездил с визитом к королю Балании, чтобы заключить мирный союз. Но если это так, то каким же образом случайная знакомая потом отыскала короля? Не в очереди же на аудиенцию к королю стояла, чтобы иметь возможность показать ему свое дитя и убедить правителя, что это его дочка. Все должно было быть по-другому. Женщина, родившая Драуману ребенка, была его постоянной любовницей, а не случайной знакомой. А для того, чтобы была возможность поддерживать постоянные отношения, мужчине и женщине необходимо жить неподалеку друг от друга.
   И тут для Аланы все встало на свои места: и отцовская любовь к конным прогулкам по лесу в полном одиночестве, и его страсть к охоте.
   Вероятнее всего во время одной из таких прогулок он встретил в лесу одинокую женщину, и между ними завязался роман, плодом которого и являлась Алана. Каждая конная прогулка – тайное свидание под покровом леса, где ни один любопытствующий взгляд не найдет ненароком. А охота? Скорее всего, своеобразная месть. Видимо, через некоторое время по какой-то причине Драуман рассорился со своей друидкой и частыми травлями зверей хотел лишний раз позлить ее.
   Придя к таким выводам, Алана решила не тратить время понапрасну и тут же направилась к дому старца. Тот, как ни странно, все еще не спал, но это сейчас было только на пользу девушке.
   – Ты хотела со мной поговорить о чем-то? – ласково спросил пожилой друид.
   – Да. Дело в том, что после всего того, что я сегодня узнала, я поняла, что мне необходимо увидеться с моей матерью, но я даже не знаю, жива ли она.
   – Понимаю, – утвердительно кивнул головой старец, – так чем я могу помочь тебе?
   – У меня есть причины предполагать, что ее Круг располагался где-то невдалеке от столицы. Вы не знаете, был ли в тех местах хоть один Круг?
   – Один точно был, – друид задумчиво взял свою бороду в кулак и принялся пальцами разделять ее на прятки, – старшие упоминали один Круг, находившийся в Большом Зверином лесу, но не забывай, что так было три века назад. Больше ничего сказать тебе не могу.
   Догадки Аланы находили новое подтверждение в словах старца. Именно в Большой Звериный Драуман ездил на конные прогулки.
   – А других Кругов точно не было? – на всякий случай переспросила она.
   – Понятия не имею, – развел руками друид, – я родился через много лет после того, как члены нашего братства перестали покидать свои Круги. В наши времена сведений о других Кругах уже нет: старые позабылись, а новых не поступало на протяжении столетий.
   – Я понимаю, – печально склонила голову девушка и продолжила, – благодарю Вас за гостеприимство и радушие, но мне пора в путь.
   Алана поклонилась старцу и только начала вертеть головой, разыскивая Фррумара, как тот выдал свое местонахождение громким возмущенным ржание.
   – Как пора? Куда пора? Уезжать среди ночи? Зачем такая спешка? Я решительно отказываюсь! Двигаться по той ужасной дороге в потемках – то еще удовольствие, так что я требую объяснений, а лучше нормальной ночевки. А лучше и того, и другого. А еще у меня нога больная, и я сейчас все равно никуда не пойду, а ты, соответственно, не поедешь.
   – Он прав, – поддержал жеребца друид, когда тот, выдав свою гневную тираду, умолк, – ему нужны отдых и лечение.
   – Но мне надо как можно скорее попасть в Большой Звериный, – попыталась возразить Алана.
   Зачем ей нужно было так торопиться, она и сама не знала. Наверное, хотелось как можно раньше узнать всю правду о себе и вновь почувствовать твердую почву под ногами, которую последние события так успешно из-под них выбили.
   – Подожди здесь хотя бы до утра, – принялся убеждать ее старик, – отдых нужен не только Фррумару, но и тебе самой, а здесь ты будешь в безопасности, чего я не могу сказать о большаках.
   – Верно! – поддакнул конь, довольно помахивая хвостом, – а еще лучше, если мы задержимся здесь хотя бы до того момента, когда у меня заживет нога. Ты черствая и забывчивая хозяйка, но я тебе аккуратно напоминаю, что твой скакун немножко поранился и требует постельного режима.
   Алана внезапно поняла, что безумно устала за сегодняшний день. Путешествовать в одиночку оказалось намного более изнурительным делом, чем она думала вначале.
   Она еще немного поупрямилась для вида, но минут через пять сдалась под напором аргументов друида и темперамента Фррумара.
   – Наверное, переночевать здесь будет действительно самым лучшим решением, – сказала она, сдерживая зевок, и прибавила, обращаясь уже только к старцу, – я надеюсь, Вы не будете против, если я лягу возле Вашего дома? Так хочется поспать под открытым небом.
   Сказала она это только для того, чтобы тот, как гостеприимный хозяин, не успел предложить ей для ночлега свой дом. Алане и так уже было неловко от того, что она стесняет друида, и она решила, что таким образом сможет выйти из этого положения.
   – Разумеется, я не против, – ответил тот и, пожелав девушке и ее коню спокойной ночи, забрался в свой шалаш.
   – Ну-ну, – тихонько фыркнул Фррумар, когда они с Аланой остались одни, – благородство вдруг проснулось?
   – Не твое лошадье дело, – огрызнулась девушка, вытаскивая из походного мешка одеяло и расстилая его на траве.
   – Н-дя, – насмешливо протянул конь, – правильно говорить «лошадиное». Грамоте тебя, похоже, учили так же скверно, как и зоологии.
   – Причем тут зоология? – удивилась девушка.
   – А кто лошадей к парнокопытным причислил? – лукаво заржал Фррумар.
   – Отстань, занудное ты животное, – простонала Алана, падая на импровизированную постель и заворачиваясь в края одеяла, – я спать хочу, а ты все никак не угомонишься.
   – И не угомонюсь, – притопнул жеребец по земле, – буду совесть твою подменять, пока она из спячки не выйдет.
   – А совесть-то моя здесь причем? – со страдальческим стоном спросила девушка.
   – А при том, что она тебе ни разу и не пикнула, когда ты бросила свою попутчицу.
   – А вот это совсем уже не правда, – возмутилась Алана, садясь на одеяле, – никто никого не бросал. Я просто уехала чуть-чуть раньше, чем она, и, надеюсь, в другую сторону. Вот и все.
   – Думаю, ваши пути действительно ведут совсем в разных направлениях, – согласно кивнул жеребец, – ты же не собираешься в ближайшее время посещать тюрьму или виселицу, я ж правильно понял?
   – Да никто ее не посадит, – отмахнулась Алана, – вот если бы она попалась вместе со мной, то получила бы всего и сразу. А я уехала и тем самым, можно считать, жизнь ей спасла, а некоторые кони тут меня еще и обвиняют.
   – Ну да, конечно. Ты самая благородная в мире. Оставили девчонку без денег и слиняла.
   – Как без денег? – подскочила Алана, – с чего ты взял?
   – А ты сама вспомни, когда стражу на въезде в Фарос подкупали, она откуда монеты брала?
   Принцесса ахнула.
   – Правильно, – подтвердил ее догадку жеребец, – из твоего кошелька. А почему, как ты думаешь? Не потому ли, что у нее самой денег не было?
   Алана бессильно свалилась обратно на одеяло. Ну почему она не подумала об этом раньше? Почему какая-то скотина внимательнее, чем ее хозяйка?
   – Так, отдохнули и будет, – бросила она жеребцу, поспешно сворачивая одеяло, – сейчас я упакуюсь, и поедем в Фарос.
   – С чего такая спешка? – удивился конь, – ты что-то там забыла?
   – Долг я там вернуть забыла, – огрызнулась девушка, заталкивая одеяло в мешок.
   – Ты о своей попутчице? – уточнил Фррумар и зевнул, – брось. Она сейчас либо отрабатывает долг в гостинице, либо уже сидит в долговых ямах. В первом случае твоя помощь ей вообще не нужна. Поработает на хозяйку пару деньков и отдаст долг. Никаких проблем с законом.
   – А во втором?
   – Ну а во втором ты все равно уже опоздала. Она уже сидит под замком и просидит там еще с полмесяца, если не больше. Люди, совершившие мелкие проступки, ждут судебного разбирательства долго. Это важных преступников судят как можно быстрее, чтобы сбежать не успел или еще чего натворить. Так что полдня, которые ты выиграешь, если мы выедем сейчас, погоды не делают. Кроме того я лично сильнейшим образом сомневаюсь, что ты выиграешь во времени, а не проиграешь, и если ты вспомнишь, какая чудная дорога нас ждет, то согласишься со мной. Так что спи до утра и не канючь, если конечно не хочешь сломать себе шею, двигаясь по тем буеракам, которые люди называют южной дорогой.
   Алане не оставалось ничего другого, кроме как снова разложить одеяло и улечься спать. Все, что говорил конь, было верно, но не до конца убедило ее, хотя тот факт, что Фррумар и шагу ночью не сделал бы, стал для девушки решающим. Если бы она вышла пешком прямо сейчас, то все равно добралась бы до города позже, чем если бы дождалась утра и уже тогда выехала верхом.
   Спалось девушке неспокойно. Она то и дело просыпалась и с завистью поглядывала на беззаботно похрапывающего рядом Фррумара.
   «Подумать только! Он даже во сне издеваться умеет, – с досадой подумала Алана, – спит мертвецким сном, а мне всю ночь теперь ворочаться».
   Она со злости ударила кулаком землю. Для земли этот маневр ничем не обернулся, а вот рука у девушки заболела. Презрительно фыркнув, она завернулась в одеяло и принялась баюкать ушибленную кисть.
   Под утро ей все же удалось задремать, но вскоре после рассвета ее неглубокий нервный сон был разрушен началом нового дня. Алане не в чем было упрекнуть друидов: никто из них не кричал, не шумел и не скандалил, но для того, чтобы разбудить ее, всего этого и не требовалось. Было достаточно и того, что пара дюжин человек спокойно и сосредоточенно принялись за свои повседневные дела.
   Алана поднялась на ноги и начала сворачивать одеяло. На этот раз у нее получалось намного быстрее и аккуратнее, чем ночью, и в мешок сверток влез тоже без дополнительных понуканий.
   – Доброе утро, – поприветствовал ее старец, который недавно покинул свой шалаш и теперь готовил завтрак, жаря над небольшим костром грибы, нанизанные на прутик.
   – Доброе, – согласилась девушка и зябко поежилась. С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, а теплым плащом девушка обзавестись не додумалась. Толстое одеяло спасало ее от ночных заморозков, но, расставшись с ним, она быстро начала зябнуть.
   «Ума не приложу, как в такую погоду можно обходиться обычным суконным балахоном», – подивилась она друидам, но спрашивать, отчего им не холодно, не стала, а то как начнут рассказывать методику обучения этому навыку, так день и пройдет.
   Небо было чистое и светлое. Блеклое зимнее солнце светило так ярко, как только могло, но теплее от его лучей не становилось. Алане вдруг очень захотелось, чтобы пошел снег. Говорят, когда идет снег, на улице становится теплее.
   От жарящихся грибов повеяло вкусным духом, и Алана вспомнила, что и ей не дурно бы перекусить перед дорогой. Она вытащила из мешка пучок морковки, критически оглядела его и, ножом счистив с нее грязь и землю, стало уныло ей хрустеть. Девушка с тоской вспомнила о кулинарных шедеврах ее личного дворцового повара, который был богом вегетарианской кухни. Там, в королевской резиденции, не употреблять мясо было очень просто. Во дворец ежедневно доставляли огромное количество разнообразных фруктов и овощей. А здесь только морковка да капуста. И те уже подвядают.
   – Ну что с ней будешь делать? – громко посетовал Фррумар над самым ухом Аланы, – опять она про меня забыла. Завтрак нужен не только тебе, девочка. Я тоже, как не странно, голоден.
   – На, доедай, – девушка безразличным жестом протянула коню недогрызенную связку моркови, – я уже не хочу.
   – Мало, – заявил тот, моментально проглотив подачку, – и однообразно как-то. Может у тебя хоть яблоки есть, а?
   Алана печально покачала головой.
   – Досадно, – согласился с ее молчаливой грустью конь, – теперь я начинаю понимать, чего ты так в город-то рвалась.
   – Кстати о городе, – встрепенулась девушка, – жуй давай пошустрее и поедем уже.
   – Может, задержитесь еще хотя бы на полчаса? – раздался за ее спиной робкий голос.
   Алана обернулась и увидела Эрвина, который подошел уже несколько минут назад, но все стеснялся объявить о своем присутствии.
   Девушка глянула на него недовольным взглядом, и парень тут же добавил:
   – Я бы рану твоему жеребчику еще подлечил. Ты ведь спешишь, а на здоровых ногах он тебя быстрее довезет… Доброе утро, – нелепо закончил он свои объяснения.
   Нечего было и говорить о том, что Фррумар был за предложение друида всеми четырьмя копытами и хвостом в придачу. Пришлось смириться с очередной отсрочкой и усесться наблюдать за процессом лечения, чтобы хоть как-то себя занять.
   На самом деле Эрвин ничего особенно интересного не делал. Сначала он со всей осторожностью снял повязку, наложенную вчера на поврежденную лошадиную ногу, а потом аккуратно поднес обе ладони к больному месту и тихо что-то зашептал. Он сидел так, с руками, протянутыми к ране, минут пятнадцать не меньше, и все это время не двигался. Шевелились только его губы, выговаривающие какие-то странные слова. Единственное, что привлекало внимание Аланы в этой картине, так это легкое желтое свечение, окружившее ладони друида. Фррумар, зарекомендовавший себя, как задира и непоседа, ни разу не попытался дернуться в сторону или завести с Эрвином беседу, что было, по мнению Аланы, более чем странно.
   Когда лечебная процедура была-таки завершена, парень поднялся с земли и тут же раскланялся с девушкой, сославшись на какую-то незначительную мелочь.
   – Теперь-то мы можем наконец ехать? – с легким раздражением в голосе осведомилась девушка у коня.
   – Пожалуй, что теперь я не имею ничего против, – благосклонно ответил Фррумар, – думаю даже, что возможно буду двигаться галопом, хотя, пожалуй, право на снижение темпа до рыси я за собой оставлю.
   – Вот же лентяй, – высказала свое мнение по этому поводу Алана, – чем быстрее доедем до Фароса, тем быстрее получишь нормальный овес.
   – Не хочу овес, хочу пшена, – заявил жеребец, капризно мотнув головой, – и сена хочу.
   – Будешь выпендриваться, месяц кроме морковки ничего видеть не будешь, – мрачно пригрозила девушка.
   Фррумар сделал вид, что очень напугался и предложил выдвигаться немедленно, но тут Алана сообразила, что понятия не имеет в которую сторону надо двигаться, чтобы попасть на южную дорогу. Пришлось искать старца, который уже успел позавтракать и ушел по своим делам.
   Друид нашелся минут через пять. Он возвращался в Круг, неся берестяное ведерко, полное воды.
   – А, это ты? – приветственно улыбнулся он девушке, – все-таки уходишь? Жаль. Ты могла бы многому научиться здесь. К примеру, врачеванию. У тебя есть к этому все способности, уж я-то видел, но это не тот дар, которым можно пользоваться, не обладая нужными знаниями.
   Умение залечивать раны по мнению Аланы было достаточно полезным, но ей не хотелось задерживаться здесь.
   – Я отправляюсь на поиски Круга, что располагался в Большом Зверином лесу. Там у меня будет возможность научиться всему необходимому.
   – Жаль, – повторил старик, – Эрвин – отличный лекарь. Он мог бы многое рассказать тебе. Ты бы была его первой ученицей. Но, кажется я размечтался. Ступай, дитя. Свободных тебе дорог.
   – Сказать по правде, мне нужна Ваша помощь, – немного смутилась девушка, – не могли бы вы проводить меня до дороги, ну или хотя бы указать направление?
   – Ах, ну да, – хмыкнул в бороду старик, – чувство направления тоже появляется только благодаря тренировкам, и уже громче добавил, обращаясь к Алане, – а тебе точно нужно к дороге? Может быть лучше отвести тебя к другому человеку?
   – К какому такому другому человеку? – не поняла девушка.
   – А разве он пришел не с тобой? – удивился друид.
   – Кто не со мной? Со мной вообще только конь и поклажа. Больше ничего, – только и нашла, что ответить Алана.
   – Приблизительно через час или два после того, как ты со своим жеребцом вошла в лес, здесь появился еще один человек, – пояснил старец.
   – Где – здесь? В Круге? – по-прежнему не понимала девушка.
   – Нет же, в лесу. Он появился позже, чем вы с Фррумаром, но явно искал тебя. Поэтому я и подумал, что это твой знакомый и вы уговорились встретиться. Он до сих пор здесь, в лесу, и я могу проводить тебя к нему.
   Сердце Аланы похолодело.
   «Меня выследили. Еще чуть-чуть, и я бы попалась прямо в сети тайной королевской службы. Конечно, можно рассказать агенту, выследившему ее, всю правду о своем рождении, но поверит ли он в это? Да даже если и поверит, дело агента маленькое: найти и вернуть во дворец, а особенности генеалогии предмета заказа его мало касаются».
   – Вы пришли к не совсем верным выводам, – аккуратно начала принцесса, – этот человек действительно очень хочет встретиться со мной, но я так же сильно желаю с ним не видеться. Не могли бы Вы помочь мне избежать этой встречи на пути к южной дороге?
   – Почему бы и нет? – пожал плечами старец, – пойдем.

9. О том, как делать предложения, от которых невозможно отказаться

   Тюрьма, или как ее называли здесь, долговые ямы, находилась, как ни странно, почти в центре города. Наверное, для того, чтобы преступников на казнь до главной городской площади водить было недалеко. Снаружи долговые ямы представляли собой серое угловатое каменное здание, затесавшееся меж вычурных фасадов изящных домов. Глядя на это соседство, почти каждый прохожий вспоминал присказку «в семье, мол, не без урода». Но архитектор, работавший над созданием тюрьмы, руководствовался в работе только одним принципом «чем крепче, тем лучше», и абсолютно не считал нужным как-либо украшать сие построение. Хотя, в общем-то, он был в этом прав. Зачем тратить изыски на последний приют бандитов?
   Изнутри помещение выглядело еще более обшарпанно, чем снаружи. Рапсода, которую грубо протолкнули через достаточно узкую входную дверь, чуть не полетела носом вниз, споткнувшись о кривоватый порожек, которым вышеупомянутая дверь была оснащена. Равновесие девушка удержала только благодаря огромному желанию не допустить встречи своего лица и грязного, всего в выбоинах, цементного пола. Руки ей связали за спиной еще в том злосчастном проулке, где ее приняли за вора, поэтому на них в данной ситуации надеяться не приходилось.
   Удержаться на ногах все-таки удалось. Рапсода медленно выпрямилась и наконец оторвала взгляд от пола. То, что она увидела, настроения особо не подняло. Первым в поле ее зрения попал кособокий деревянный стол, стоящий прямо напротив двери. Это убогое подобие мебели было завалено разномастными бумагами, а за ним сидел, откинувшись назад, неопрятного вида мужик в форме городской стражи.
   – Ну, топай давай, че замерла-то? – раздраженно рявкнул командир сопровождавшего певицу патруля и сопроводил свои слова поясняющим тычком в спину. Девушка поспешно сделала несколько шагов вперед и остановилась только, когда уперлась в стол.
   – Принимай, – бросил командир сидящему за столом.
   – Кто такая будет? – деловито поинтересовался тот, лениво почесывая небритую щеку.
   – Воровка. Но крала у знати, так что, скорее всего она к тебе ненадолго.
   – Куда положить? – цинично спросил неопрятный, говоря о Рапсоде так, будто она вещь.
   – Да почем мне знать? – вспылил командир патруля, – кто здесь комендант, я или ты?
   – А вот этого здесь не надо, – погрозили ему пальцем, – ругаться не надо, не в том месте находишься. Хочешь, за оскорбление при исполнении и несоблюдение субординации посажу? Не-е-ет? Так и веди себя, как по уставу положено. А положено тебе доставить преступника в тюрьму, передать его коменданту и валить отсюдыва.
   Патрульный только и мог, что кулаки сжать и рассерженной пулей вылететь из комнаты.
   «Предложили бы мне валить отсюдыва, я бы покинула сие заведение с куда лучшим настроением, – печально вздохнула Си-Диез, – но скорость была бы, наверное, приблизительно такая же».
   – Эй, подружка, – прервал раздумья девушки комендант, неспешно поднявшийся со своего места, – пошли что ли заселяться.
   Он сцапал Рапсоду за плечо своей большущей ладонью с мясистыми пальцами и бесцеремонно потащил ее к внутренней двери, которая вела, как и полагалось, на тускло освещенную факелами лестничную площадку. Спустившись по узким ступенькам, комендант и узница очутились в длинном узком и прямом, как стрела, коридоре с множеством дверей-решеток. Блюститель порядка затормозил чуть ли не у первой же свободной камеры.
   – Чтоб недолго искать было, – пояснил он то ли самому себе, то ли своей спутнице, гремя связкой ключей, снятой с пояса, – а то ж завтра с утра, небось, на суд, а я – ноги сбивай, ищи, где ты там: в сто втором номере или в двести пятнадцатом.
   Он лихо, буквально одной левой (правая по-прежнему крепко держала Си-Диез за плечо) перебрал ключи и, найдя нужный, проворно перехватил его и отпер им дверь. Металлическая решетка нехотя повернулась на заржавевших петлях.
   – С новосельем, подружка, – поздравил он бардессу и могучим движением втолкнул ее внутрь камеры, – располагайся, а я завтра тебя навещу, – замогильным тоном пообещал он и захлопнул протестующе взвизгнувшую решетку.
   Ключ провернулся в замке абсолютно беззвучно, и комендант удалился, оставив Рапсоду недоумевать, почему за дверьми здесь никто не следит, но при этом замки смазывают.
   Но это была не такая уж и интересная загадка, и бардесса почти тут же выбросила ее из головы. Правда, вместо нее тут же появились упаднические мысли типа «Все. Приплыли. Завтра меня казнят. В общем-то, конечно, есть за что, но все равно обидно как-то» и вариации на эту тему. А каким мыслям еще посещать человека, который оказался в месте, подобном этому? Клетушка два на полтора метра с высоким потолком. Если посидеть в такой подольше, то начнет казаться, что тебя бросили на дно пересохшего колодца. Окна в камере не предусматривались. Факелы, лампы, свечи и светильники – тоже. Приходилось довольствоваться теми скудными бликами факелов, что попадали в камеру из коридора сквозь решетчатую дверь. Из мебели здесь была только охапка промокшей соломы. Картину довершал дикий вид соседа напротив. Нечесаный и давно небритый, он прильнул к решетке своей камеры и, обхватив корявыми пальцами холодные прутья, впился в Рапсоду своим диковатым взглядом. По всей видимости, он пробыл здесь не одну неделю.
   «Странно, – подумала девушка, – почему его посадили так близко к выходу и так долго не забирают? Это же вроде против правил местного коменданта. Возможно, влиятельный истец внезапно перестал интересоваться исходом дела, и судьба этого заключенного попросту повисла в воздухе: и выпустить нельзя, потому что преступление он все-таки совершил, и повесить побыстрее тоже не получится – на виселицу сначала самые опасные преступники идут, а потом уже, если выдастся свободная минутка, можно и мелкую сошку вздернуть. Ох, если все так, то не завидую я ему. Если б мне предложили выбор: сидеть здесь или пойти на виселицу, я бы выбрала виселицу. Хотя вариант с помилованием был бы приоритетнее всего».
   Но как ни ужасны были местные условия, на дворе давным-давно стояла глухая ночь, и спать Рапсоде хотелось неимоверно. Поэтому она плюхнулась на солому, стараясь не обращать внимания на пристально наблюдавшего за ней заключенного. То, что подстилка была сыроватой, девушку не смущало. Певицу расстраивало скорее то, что ее одежда была мокрой насквозь из-за льющего на улице дождя.
   «Одно радует. Судя по общей обстановке внутри тюрьмы, каморка, выделенная коменданту ненамного комфортабельней камер», – злорадно подумала Си-Диез, засыпая.
   Проснувшись, Рапсода не смогла определить, который сейчас час и сколько прошло времени с тех пор, как ее бросили в эту дыру. Она могла сказать точно только одно: ей наконец-то удалось нормально выспаться. Все последние дни она спала урывками, а постоянно грызущее ее чувство опасности безумно выматывало. Но когда она попала сюда, ей стало предельно ясно, что с ней станется, а это дико скучно, знать все наперед. Скучно до такой степени, что уже совсем не страшно и даже безразлично. В таком состоянии намного проще выспаться, чем когда ты встревожен или напуган.
   «Сейчас я посижу здесь еще немного, – рассказывала сама себе Рапсода, что ее ожидает, – а потом за мной явится комендант и поведет на суд. Хотя, возможно, сначала покормит, но это вряд ли, потому что меня после короткого разбирательства, скорее всего, приговорят к немедленной смертной казни, а нет ничего более глупого, чем тратить провиант на смертника».
   Только с казнью она никак не могла определиться. Выбор бы воистину богат: смертную казнь можно было осуществить посредством повешения, колесования, четвертования, сожжения, травли дикими кабанами… И это еще самые гуманные способы из всех возможных. Иногда с приговоренных сначала заживо сдирали кожу, потом обливали их кипятком, а уже потом отрубали голову. Лишнее, по сути, действие, никто до этой стадии не доживал, но традиция есть традиция.
   Долго томиться в ожидании Рапсоде не дали. Она даже не успела перебрать в уме все способы казни, популярные в Ардении, когда где-то сверху хлопнула дверь, и по ступеням кто-то тяжело затопал. Хорошо развитый слух певицы подсказал ей, что это комендант. Девушка даже разобрала его недовольное ворчание:
   – Гоняют меня, вечно гоняют. Им, значит, на суд коготысь надо, а как идти за этой мразью, так комендант. А комендант здеся не для того поставлен, чтобы мразь конвоировать. Он тута, чтоб она сидела и не пикала. Охраняет он здеся, стережет, а его гоняют и гоняют.
   Закончил он свой монотонный нудный монолог только когда оказался у двери камеры, которую занимала Рапсода.
   – Номер семна… восемнадцать, – напомнил он сам себе, привычным жестом отстегивая от пояса связку ключей. Привычным движением вытащив из связки нужный ключ и отомкнув замок, он осторожно приоткрыл решетку и протиснулся сквозь образовавшийся зазор внутрь. При его внушительной комплекции это было дело непростое, но комендант справился с ним на отлично и не менее профессионально сгреб заключенную в охапку, лишая ее всех надежд на побег.
   – На выход, – провозгласил он, и только после этого выволок девушку из камеры. Завтрак Рапсоде он предлагать явно не собирался, поэтому девушка приготовилась к худшему.
   «А чего ты ждала? – удивилась она собственной наивности, – все было решено еще вчера ночью, и ты прекрасно это знала. Так откуда же тогда это разочарование?»
   Сидеть в маленькой, тесной и вонючей, но такой надежной, камере и думать о казни было намного проще, чем на эту самую казнь идти собственными ногами. Правда, не стоит так торопить события. Любому, даже совершившему самое гнусное злодеяние преступнику, полагался сначала суд, а уже потом казнь. Значит, у девушки есть еще немного времени, украденного у смерти.
   Обычно суд проходил на главной площади города, там же и приводился в исполнение приговор. Этот раз не стал исключением. Комендант вытащил Рапсоду на улицу и целеустремленно поволок ее к священнослужителю, стоящему на небольшом возвышении перед толпой зевак, собравшихся полюбоваться судом Божьим. Народ шумел и галдел. Одни делали ставки, предсказывая, каков будет приговор, другие искренне считали, что это дело решенное и осталось только угадать, какой способ казни Иериаль посчитает уместным в данном случае, третьи просто пытались разузнать, кого и за что сегодня судят. Облаченные в легкие доспехи стражники, стоящие кольцом вокруг помоста, сдерживали напирающий люд, грозя особо ретивым копьями и мечами. Второе кольцо оцепления обхватывало всю площадь, удерживая толпу и не давая ей расходиться.
   – Святой провидец! Судия, ниспосланный Пресвятым Иериалем! Накажи неверных и награди покорных! – орал какой-то мужик крестьянского вида, пробившийся в первые ряды, – и да пусть мучаются отступники муками нечеловеческими за то, что далеки от святости твоей! – выкрикнул он и, рванувшись к помосту, каким-то чудом умудрился обойти стражу. Торжествующе взвыв, мужик протянул вперед руки и, схватив полу одеяния святого судии, расшитую золотыми и серебряными нитями, приник к ткани губами. Стража, однако, не дремала, и двое или трое солдат тут же оттащили нарушителя порядка от помоста, а тот все вопил и вопил, что на него снизошла благодать.
   На полдороги к помосту, комендант сдал Рапсоду с рук на руки четверым стражникам в парадном обмундировании, а те в свою очередь торжественно подвели ее к судие и, заставив девушку преклонить колени перед священнослужителем, почтительно отступили на два шага назад. Священнослужитель, выбранный для свершения правосудия, повернулся к ним и благословил солдат жестом, а затем снова обернулся к толпе, оставив подсудимую и ее охрану справа от себя.
   Что же касалось Рапсоды, то очень уж сильно принуждать ее стражникам не пришлось. Коленки девушки и так тряслись и подгибались, а стоило солдатам чуть-чуть надавить ей на плечи, как ноги и вовсе подкосились.
   Святой судия распростер руки в жесте, требующем тишины. Золотое и серебряное шитье на его белом облачении заблистало отражением солнечных лучей. Толпа благоговейно стихла.
   На помост взошел глашатай со свитком в руках. С почтением поклонившись судие, он встал по левую его руку и, тоже получив благословение, развернулся к толпе. Его задачей было огласить все преступления, в которых обвинялся подсудимый, и тянуть с этим делом он не стал. Развернув свиток и откашлявшись, глашатай громогласно зачитал вслух его содержание:
   – В вину подсудимой вменяется хищение дорогостоящего личного имущества, принадлежащего члену городского совета маркизу Галвалиетту, а также ряда бумаг, носящих статус документов, особо важных для государства. Таким образом, подсудимой выдвигается объявление в шпионаже.
   Большинство собравшихся на площади горожан не поняли и половины из того, что прокричал глашатай, но речь его последние слова подняли волну недовольства. Шпионов же, как известно, не любит никто, кроме их нанимателей, да и то только до тех пор, пока они на свободе и приносят хорошие вести.
   – Она и у меня украла! – прорезался сквозь шум других голосов крик какой-то старухи.
   Рапсода бросила взгляд на толпу. Ну, конечно же, это хозяйка «Избушки феи». Надрывается, размахивает зонтиком, а полуорк, работающий у нее вышибалой, бдительно следит, чтобы работодательницу никто не толкнул или не задел ненароком. В итоге вокруг этой парочки образовалось небольшое кольцо свободного пространства.
   Не успел стихнуть обличающий вопль старухи, как его подхватили другие голоса. Совершенно незнакомые бардессе мужчины и женщины наперебой начали обвинять ее в том, что она украла и у них. И все требовали возмещения убытков. Стражники пытались утихомирить толпу, но вопли заглохли только тогда, когда святой судия посчитал нужным призвать всех к молчанию жестом.
   Глашатай, который все это время пытался переорать толпу, с благодарностью глянул на него и слегка осипшим голосом дочитал последние фразы, которые не имели особого значения, но были обязательны по протоколу:
   – Посему возникла необходимость в суде Божием, и был призван святой судия, из самых покорных Иериалю, выбранный, и был созван люд, чтобы услышать решение Божие! Отправляйся же в храм, судия, и да пусть Иериаль подскажет тебе, что верно, а что неистинно!
   На этом первая и самая длинная часть судебного процесса была завершена. Вторая, она же последняя, часть заключалась лишь в провозглашении решения, которое принял судия после общения с Иериалем.
   «Как быстро утекает время, – тоскливо подумала Рапсода, провожая взглядом судию, медленно и с достоинством шествовавшего к храму в окружении солдат, оберегающих его от толпы, – еще пять минут, и все решится, а через десять – кончится».
   Но увидеть, как священнослужитель скрывается в храме, Рапсода не смогла. Четверка охранников, что прежде стояла за ее спиной, вновь обступила заключенную и повела обратно в тюрьму, чем вызвала немалое удивление зевак. Подсудимый практически всегда оставался на помосте, ожидая решения судии. Уводили обвиняемых только в том случае, если их дело оказывалось сложным и требовало от святого судии обстоятельнейшей беседы с Иериалем. Но сегодня же все было просто как мычание! Обвиненных в шпионаже отродясь не миловали, а тут еще и кража у высокопоставленного лица в придачу. Так в чем здесь сложность? Или Иериаль не может подобрать казнь, которой достойна эта девка-подсудимая?
   Рапсода была удивлена не меньше зрителей, но послушно зашагала в нужном направлении. Правда, когда певица переступила порог тюрьмы, она поняла, что изумление, которое она испытала несколько минут назад, ничто по сравнению с тем, которое накатило на нее сейчас. За кособоким столом, располагавшимся напротив двери, сидел отнюдь не местный комендант. Поставив локти на столешницу и сцепив на уровне подбородка тонкие пальцы, на Рапсоду внимательно смотрел священнослужитель.
   Это был не тот человек, которому выпала сегодня роль судии, но его облачение было ничуть не беднее. Только цвета оно было красного, а не белого. Монахи, отрекшиеся от мирской жизни, носили белые одежды и считались одной из самых низших ступеней в церковной иерархии, но именно из них выбирали судий. Наиболее способные могли со временем стать аббатами-настоятелями и носить облачение желтого цвета. Красные рясы были отличительной чертой епископов, в обязанности которых входил надзор над несколькими монастырями и прилегающими к ним землями, а уж над ними стояли лишь кардинал, носящий золотое, да сам Иериаль.
   Исходя из этого, Рапсода заключила, что перед ней находится духовное лицо, принадлежащее почти к самой верхушке церковной пирамиды. И что такой важной птице было нужно от обычной воровки, девушке было решительно непонятно.
   – Оставьте нас, – сделал он медленный и величавый жест стражникам своей холеной белой рукой. Этот тихий и немного небрежный, но вместе с тем завораживающе повелительный голос, эти изящные в своей плавности жесты, эти глаза стального цвета, не выражающие никаких эмоций… Да, епископ умел приказывать.
   – Но ваше святейшество, – несмело попытался возразить один из солдат, однако, поймав взгляд священнослужителя, смешался еще больше.
   – Выйдите, – мягко повторил свою просьбу епископ, – я хочу побеседовать с этой девушкой о ее душе, а такие беседы должны проходить без свидетелей. Так завещал нам пресвятейший Иериаль, – и он коснулся кончиками своих тонких пальцев сначала лба, а за тем – левой стороны груди. Сей жест означал, что Иериаль всегда в его мыслях и сердце. Стражники синхронно повторили его движение и, благоговейно кланяясь священнослужителю, покинули помещение.
   – Ну что ж, теперь мы одни, и можем поговорить о деле. Кстати, Рапсода Скерцанда, разговор будет достаточно долгий и информативный, поэтому я бы порекомендовал Вам присесть, – и он указал девушке на кривенький хромой табурет, стоящий напротив стола. Скорее всего, лучшей мебели в тюрьме просто не было.
   – К-как Вы меня назвали, ваше святейшество? – дрожащим от нервного напряжения и внезапно накатившего ужаса пролепетала певица.
   – Вашими первыми двумя именами, – невозмутимо ответил ей епископ и, будто бы обеспокоившись, добавил, – надеюсь, двух имен достаточно, чтобы соблюсти вежливость?
   Рапсода не смогла выдавить из себя ни единого звука: горло перехватил болезненный спазм, – и только кивнула в ответ.
   – В таком случае присядьте, и мы продолжим.
   Вторичное предложение присесть обрадовало девушку так, как, скажем, обрадовало бы приглашение на королевский бал, подписанное самим Драуманом, а может и сильнее. Едва переставляя непослушные ноги, она с трудом доковыляла до табурета и с облегчением обрушилась на него.
   Но расслабляться было рано.
   – Итак, поговорим о вашей душе, – епископ опять соединил кончики пальцев обеих рук на уровне подбородка и вперил свой стальной взгляд в певицу, которой показалось, что ее пришпилили к табурету, как бабочку к картонке, – Как Вы считаете, настало ли ее время вознестись к Иериалю?
   Это был очень странный вопрос, но Рапсода отлично понимала, куда ее может завести неосторожный ответ.
   – Боюсь, Вы ошиблись, обращаясь с этим вопросом ко мне, ваше святейшество, – тщательно подбирая слова, ответила певица, – монах, избранный сегодня судией, может ответить лучше, ибо сам Иериаль подсказывает ему верные ответы.
   – Меня интересует не правильный ответ, а Ваш, – произнес епископ, сделав ударение на слове «ваш», – ведь грехи можно искупить не только приняв смерть, но и совершая дела, угодные Иериалю, в жизни.
   – Я бы предпочла служить Иериалю, будучи живой, – решилась Рапсода, – но есть ли такое деяние, которое могло бы искупить мою вину перед ним?
   – Как духовное лицо, меня это удручает, но есть одна утраченная вещь, за возвращение которой в церковь Вы получите полное отпущение грехов.
   – Могу ли я узнать, о чем идет речь? – осторожно спросила девушка, начиная подозревать, что что-то здесь не так.
   – Конечно Вы имеете полное право узнать все подробности относящиеся к данному делу, – любезно улыбнулся епископ, но глаза его по-прежнему оставались холодными, – я говорю о плаще Иериаля, «укрывавшем его от бед и невзгод всяческих», как сказано в писании. Эта реликвия хранилась в центральном городском соборе Ниариса с того самого дня, когда Иериаль подарил нынешнюю столицу самому чистому духом человеку, живущему на материке, и провозгласил его первым королем Ардении. Венчая его на царствование, Иериаль снял с плеч плащ свой и набросил его на плечи новому королю. С тех пор эта реликвия бережно хранилась служителями церкви, чтобы в час опасности плащ укрыл потомков первого короля от невзгод, пришедших на его землю. Эта ценнейшая вещь всегда тщательно охранялась, и никому из жаждущих заполучить ее не удавалось выкрасть реликвию. До вчерашнего дня.
   Каждое слово, сказанное епископом, усиливало панику, и без того растущую внутри Рапсоды как на дрожжах. Было абсолютно ясно, чего хочет от нее священнослужитель, но это задание было невозможно выполнить.
   – Но как я это сделаю? – дрожащим голосом спросила она, – Вы предлагаете мне убить этих воров?
   – Подумайте хорошенько, и Вы поймете, что духовное лицо никогда и ни при каких обстоятельствах не могло бы предложить такое, – холодным тоном ответил священнослужитель, – ибо Иериаль не одобряет насилия. Он принимает лишь мученическую смерть, которую сам выбрал для грешника и о которой поведал судия. Нет. От вас требуется совершенно иное. Вы всего только должны будете забрать у похитителей плащ и вернуть его в храм.
   – Мне? Обокрасть самых искусных воров за всю историю существования Ардении? – ужаснулась Рапсода, – Но почему именно я? Почему не кто-то другой?
   – Потому что именно Вы, а не кто-то другой, смогли похитить из королевского дворца самое дорогое сокровище Драумана, которое охранялось тоже отнюдь не спустя рукава.
   Си-Диез похолодела.
   – Откуда Вы узнали? – невольно сорвалось с ее дрожащих губ подтверждение правоты епископа.
   – Церковь знает многое, – легкая улыбка едва коснулась его губ и спустя пару мгновений опять испарилась, – ибо Иериаль видит все и рассказывает об увиденном слугам своим, – он вновь коснулся пальцами лба и груди, – церкви воистину божественно повезло, что Вас так скоро поймали. Кстати, за дело не менее сложное, ведь всем известно, как тщательно охраняется дом маркиза.
   Рапсода оставила это высказывание без комментариев. В начале разговора ей было страшно, но только сейчас она поняла весь ужас ситуации. Церковь имеет на руках комбинацию карт, убийственную для Рапсоды, и стоит только певице сделать неверный шаг, как карты тут же будут раскрыты и предъявлены ко всеобщему обозрению.
   По всей видимости, переживания девушки отразились на ее лице, и епископ, от взгляда которого не укрылся бы и менее яркий эмоциональный всплеск, продолжил:
   – Поверьте, церкви более чем безразличны дела государства. Политика – занятие неугодное Иериалю. Церковь жила еще до того момента, как сформировалась Ардения, и будет жить еще долгие века после ее гибели. Так зачем же ей вмешиваться в проблемы сугубо внутригосударственные? Но если человек, неугодный королю, станет также неугоден и Иериалю, то церковь посчитает себя обязанной поведать Драуману обо всех его прегрешениях, как против Бога, так и против короны.
   Ну что ж, расклад, который был и без того ясен, теперь обрисован во всех мелочах. У Рапсоды просто нет другого выхода, кроме как принять участие в этой игре. Но раз уж так, то пусть епископ увидит, что его противница тоже неплохой игрок.
   Страх загнан в самый дальний угол сознания и заперт там на замок. Перед выступлением непозволительно чувствовать ни малейшего волнения. Бард должен ощущать только уверенность в том, что его выступление будет безупречным и произведет нужный эффект на публику. Иначе просто нет смысла выходить на сцену.
   – У вас есть предположение, кто совершил это злодеяние и куда злоумышленники направляются? – по-деловому осведомилась Рапсода у священнослужителя.
   Тот, почувствовав перемену в поведении собеседницы, решил, что сделка уже заключена, и начал излагать подробности:
   – Мы считаем, что похищение было делом рук группы староверов, поклоняющихся так называемым Высоким Супругам: богине Солнце и богу Ветер. Этот древний культ был подавлен еще во времена становления Арденского королевства. Тогда же были разрушены все храмы Высоких Супругов, кроме одного, находящегося в Туманных горах к востоку отсюда. Он уцелел только благодаря своему расположению, так как разрушения в горах могли повлечь за собой лавины или другие нелицеприятные последствия. Так или иначе, один храм этого культа остался цел, а вместе с ним выжил и сам культ, и на протяжении долгих веков его последователи многократно устраивали покушения на истинную веру в надежде свергнуть Иериаля и вернуть всеобщее поклонение Высоким Супругам. Каждый раз церкви удавалось раскрыть их заговор и предотвратить катастрофу, но сегодня староверы приблизились к достижению своей цели, как никогда раньше. Лишив нас такой ценной реликвии, как плащ Иериаля, они рассчитывают подорвать веру в истинного Бога. Но главная их цель, уничтожить плащ на алтаре храма Высоких Супругов, принеся его в жертву Солнцу и Ветру. Этот ритуал будет означать начало конца нашей церкви, ибо народ усомнится в ее истинности, а Иериаль отвернется от тех, кто не сумел уберечь его подарка. Таким образом, плащ нужно вернуть любой ценой, и лучше сделать это в самые кратчайшие сроки, пока о его утрате никому не стало известно.
   – Ну что ж, все ясно, – произнесла Рапсода и, сделав вид, будто что-то прикидывает, добавила, – думаю, недели через три я доберусь до того храма. Это если идти без остановок. А если с ними, то на месте буду где-то через месяц. Устроит?
   – Вы, должно быть, шутите? – вкрадчиво осведомился епископ, предупреждающе приподнимая бровь.
   – Ничуть, – широко улыбнулась ему в ответ Рапсода и продолжила, – хотя Вы возможно Вы правы. Скорее всего, мне потребуется на дорогу месяца полтора. Я же не скороход, а бард.
   На каменном лице епископа дернулся мускул. Отметив это, девушка вдохновенно продолжила:
   – Я же чуть не забыла, что надвигается зима. Скоро пойдет снег и завалит все дороги, что значительно затрудняет пешие переходы. Кроме того зимой сложно прокормиться в пути: ни зверя не подстрелишь, ни корешков съедобных не доищешься, – поэтому придется закупать провизию во встречных городах.
   – Вам выдадут коня, – раздраженно дернул уголком рта епископ, который прекрасно понял, к чему затеян этот разговор, – самого быстрого, какой только найдется. В наших интересах снабдить вас всем необходимым, чтобы Вы смогли успешно выполнить задание.
   – О! Это так благородно с Вашей стороны! – благодарно воскликнула девушка, – Это существенно облегчит мой путь. Правда стоянки в городах все равно устраивать придется. Без провианта зимой далеко не уедешь, а чтобы его купить, прежде нужно заработать. Я ведь совершенно не при деньгах, знаете ли.
   – Сколько Вы хотите? – в ранее спокойном и безмятежном голосе священнослужителя послышался страдальческий стон.
   Певица серьезно призадумалась. Как бы не продешевить.
   – Ну-у-у, – неуверенно протянула она, внимательно наблюдая за реакцией епископа на ее слова, – золотых сто-сто пятьдесят, – лицо священнослужителя начала белеть от едва сдерживаемого гнева, – будет слишком много, – поспешила исправить ситуацию Си-Диез, – думаю, можно будет с легкостью обойтись и семьюдесятью пятью монетами золотом.
   – Вы получите шестьдесят, – отрезал епископ, пытаясь сдерживать свои эмоции, – и ваше счастье, что вы – единственный человек, к которому церковь могла обратиться с подобным предложением.
   С этими словами он встал из-за стола и быстрым шагом направился к двери.
   – У Вас будет десять дней, – бросил он, задержавшись на пороге, – на одиннадцатый король узнает обо всем.
   Как только он покинул стены тюремное помещение, туда тут же ввалилась четверка стражников, моментально обступившая вверенный им для охраны объект. Благо, никто не заставлял Рапсоду, все еще сидящую на табурете, подняться на ноги, и она, пользуясь этим, постаралась принять самую вольготную и независимую позу, которую только возможно принять на такой хромоногой развалюхе.
   Не успела девушка как следует насладиться своим маленьким триумфом, как раздался стук во входную дверь, который обозначал, что решение по делу уже принято и подсудимого пора вновь выводить на площадь.
   Стражники не стали ждать, когда Си-диез поднимется со стула, а просто схватили ее под локти и потащили в нужном направлении, не заморачиваясь тем, что она не успевает перебирать ногами.
   Судия уже стоял в центре помоста, ожидая момента, когда можно будет огласить свое решение. Он бесстрастно наблюдал за тем, как подсудимую под свист и улюлюканье толпы волокут к помосту и вновь принуждают встать на колени.
   – Уединившись в храме, я жарко молился Иериалю, прося его подсказать мне верное решение, – начал судия свою речь, когда толпа настороженно смолкла в ожидании его слов, – и явился он мне и сказал: «Эта женщина грешна, но я вижу в сердце ее раскаяние. Раскаявшийся да найдет прибежище и спасение свое за стенами монастыря моего». Так сказал мне Иериаль, и так теперь говорю я вам!
   Толпа, которая собралась на площади только ради того, чтобы посмотреть казнь, взорвалась возмущенными криками.
   – Повесить изменницу!
   – Высечь шипастой плетью!
   – На костер ведьму!
   – Сжечь! Сжечь! Сжечь! – надрывались горожане.
   – И я сопровожу эту женщину к ближайшему монастырю, – перекрыл эти неистовые вопли голос судии, – ибо таково решение Иериаля!
   Все было сказано, суд завершился, и судия величавой поступью сошел с помоста, сделав четверке стражников вести Рапсоду за ним. Толпа, жаждущая зрелища, продолжала бесноваться. Кто-то сорвал досаду, дав подзатыльник рядом стоящему мужичку. За того заступился его сосед: детина под два метра ростом с широкими плечами и желанием кому-то намять бока, написанным на лице. Завязалась потасовка, в которую втягивалось все больше и больше народу. Стражникам, безуспешно пытавшимся разогнать толпу, тоже перепало. Озлобленная и разъярившаяся толпа покатилась по улицам города, с остервенением топча клумбы, украшенные на зимнее время искусственными цветами, круша торговые кибитки и швыряясь камнями в разбегающихся горожан, которые не ходили на главную площадь.
   На борьбу с массовыми беспорядками была брошена вся городская стража, но сладить с безумствующей толпой было невероятно сложно даже трем сотням вооруженных солдат. Беспорядки стихли только к вечеру, когда горожане наконец пресытились разрушениями и, усталые понемногу начали расходиться. Многие из зачинщиков были схвачены стражей и отправлены в тюрьму. Долговые ямы Фароса давно не принимали столько гостей одновременно, и еще нескоро настанет тот день, когда такое повторится вновь.
   Кроме того под вечер, когда было не так страшно выходить на улицу, тюрьму почтил своим присутствием сам маркиз Галвалиетт, который требовал справедливого наказания для воровки, умыкнувшей его личные вещи. Впрочем, комендант был непреклонен, заявив, что дело находится вне его компетенции. Тогда маркиз отправился в корпус городской стражи, надеясь найти правду там, и еще более раздраженно поведал капитанам суть своего дела. Капитаны, которые наравне с рядовыми солдатами весь день носились по городу, разгоняя толпу, в свою очередь высказали маркизу свое недовольство всем происходящим. Воодушевленный тем, что нашел-таки единомышленников, маркиз Галвалиетт предложил незамедлительно организовать погоню за воровкой с целью произвести повторный суд, после чего буквально с треском вылетел из здания казармы, чему немало поспособствовали сапоги вымотавшихся за день и злых как черти солдат. Ни титул, ни должность члена городского совета не помогли.
   Что же касается Рапсоды, то стражники довели ее до кареты, стоящей в одном из проулков неподалеку от площади, и добросовестно запихнули ее туда сразу после того, как внутрь забрался судия. Возле кареты, подперев спинами стену ближайшего дома и откровенно скучая, стояло еще двое солдат, которые, по всей видимости, составляли эскорт духовного лица. Увидев, что судия вернулся и готов к началу пути, эта парочка быстро оседлала своих коней, которые прогуливались здесь же, и как только они сделали это, монах велел вознице трогать. Кучер встрепенулся и хлестнул вожжами пару гнедых, запряженных в карету. Те рванулись вперед, и экипаж покатил по выложенным брусчаткой улицам города в сторону Восточных Купеческих ворот.
   – Куда мы направляемся? – осмелилась наконец задать давно интересующий ее вопрос Рапсода, когда карета выехала из Фароса на тракт.
   – В монастырь, – односложно ответил ей монах, который считал, что это было очевидно.
   Подобный ответ навел Рапсоду на мысль, что продолжать разговор смысла нет, и дальше они ехали в гробовом молчании. Только стук копыт о твердую холодную землю да поскрипывание одной из осей экипажа нарушали тишину. Когда наступил вечер, никакого монастыря еще и на горизонте видно не было, поэтому монах велел кучеру остановиться у одного из придорожных трактиров.
   Место это было не самое подходящее для духовного лица, но лучше уж ночевать здесь, чем под открытым небом. Кроме того к представителям церкви все жители Ардении относились с почтением, так что и в этом, далеко не самом высококлассном, заведении судие удалось разместиться с достаточным комфортом. Для Рапсоды он попросил выделить отдельную комнату. Лично убедившись в том, что окна и дверь в этом помещении крепко и надежно запираются, он велел стражникам проводить пленницу в ее апартаменты и собственноручно замкнул за ней дверной засов. Но и этого ему показалось мало, из-за чего солдатам пришлось всю ночь нести вахту: одному у двери комнаты певицу, другому – под ее окнами.
   Правда Си-Диез и не пыталась бежать. И не в страже было дело. Ее держали цепи покрепче каких-то трактирных засовов.
   Ночь прошла без приключений. Настало утро, и экипаж вновь продолжил свой путь, везя Рапсоду куда-то к северу от Фароса.
   Когда солнце стояло в зените, карета наконец остановилась у высокой монастырской стены. Судия, выйдя из экипажа, шепнул несколько слов молодому привратнику, и тот, почтительно склонившись перед приезжим, распахнул ворота, чтобы карета смогла въехать во двор.
   – А теперь позови настоятеля, – велел ему судия, когда все путешественники, включая стражников, оказались внутри.
   – Настоятель сейчас занят, – возразил привратник, боязливо поглядывая на приехавших.
   – Позови, – мягко повторил судия, – и передай ему, что у меня для него есть послание.
   С этими словами он извлек из складок своего одеяния небольшой конверт желтоватого пергамента, запечатанный воском. Увидев оттиснутую на воске змею, свившуюся кольцами, символ церкви, привратник мгновенно перестал перечить и исчез где-то на территории монастыря.
   Спустя всего пять минут настоятель, немолодой уже мужчина, облаченный в желтую рясу, спешил к гостям. Подойдя к судие, он промокнул вспотевший лоб рукавом своего облачения и что-то нервно спросил. О чем шел разговор, Рапсода не услышала: судия предусмотрительно отошел от нее на приличное расстояние. Сама же она передвигаться по территории храма не могла, так как солдаты по-прежнему зорко следили за ней.
   Тем временем судия вручил настоятелю конверт, и тот дрожащей рукой принял его и, распечатав, внимательно прочел послание. Закончив чтение, он расслабился и даже заулыбался судие. По всей видимости, он ожидал какого-то нарекания сверху, но получил совершенно другое письмо.
   Один жест, и рядом с настоятелем вырос невысокий монах лет тридцати. Пара коротких распоряжений, и монах бросился выполнять приказания. А через четверть часа он вернулся, ведя в поводу оседланного великолепного жеребца чисто черного цвета и держа в руках позвякивающий мешочек. Он подошел к судие и с поклоном протянул ему повод коня, но тот, покачав головой, указал на Рапсоду. Девушка, увидев это, не стала ждать милости от природы и сама ринулась навстречу монаху. Почти вырвав из его пальцев поводья и мешочек с деньгами, она лихо вскочила в седло и, ударив черного как ночь скакуна в бока пятками, угольной молнией выскочила за так и незапертые монастырские ворота.

10. О двух мужчинах, одной женщине и о правильно подведенной подготовке

   Благополучно проводив Рапсоду к покоям принцессы, Дар без приключений возвратился в бальную залу, где к нему тут же подскочил Кред в обличии бардессы Состанны.
   – Как прошло? – поинтересовался он, нервно теребя веер.
   – С Вашей подопечной все в полном порядке, госпожа Состанна, – беззаботно улыбнулся полуэльф, – осталось только подумать над тем, куда ей лучше направиться, и через связного сообщить ей об этом.
   – Да что тут и думать? – удивился Кред, – конечно надо ехать в Фарос. Там же сейчас наша штаб-квартира! Места безопаснее сейчас просто не найти. Да и добираться туда недолго, за дневной переход можно управиться.
   – Пожалуй ты прав, – согласился с приятелем Дар, – а теперь хватит болтать. Мы здесь все-таки для того, чтобы народ развлекать, – и он направился к сцене.
   Бал закончился за полночь. За время торжества и Дар, и Кред неоднократно поднимались на сцену и играли для высшего общества, поражая присутствующих мастерством, с которым они владели своими инструментами. Отсутствия какой-то неизвестной молоденькой бардессы никто и не заметил.
   По окончании торжества, музыкантов, пожелавших покинуть дворец, каретами развезли по трактирам, а остальных разместили в комнатах для гостей. Кред с Даром были среди тех, кто оставаться не захотел, и часа в три ночи уже вернулись в «Три ключа». В пустом и темном общем зале трактира их встретил Тарни, которого в отличие от этой парочки на торжество не приглашали. Описав ему в двух словах, как все прошло, оба, зевая, направились в свои комнаты.
   – И вот еще что, Тарни, – вспомнил кое-что важное Кред, уже поднимаясь по лестнице, – передай Рапи, чтоб ехала в Фарос и посидела там пару недель. А то я после такого праздника жизни скорее всего просплю до послезавтра.
   – И передам, и прослежу, чтобы послушалась, – в обычной для него угрюмой манере отозвался тот.
   Когда Кред с Даром разошлись по своим спальням, Тарни решил, что ждать возвращения Си-Диез, сидя за одним из столов трактира, нецелесообразно, и отправился в купеческий квартал, где его давно ждала одна премиленькая девчушка. Как бишь ее… Лора кажется. Или Лора живет как раз-таки в упомянутом Кредом Фаросе, а в столице – Алина? Впрочем, какое это имеет значение в три часа ночи? Эта девица крайне настойчиво приглашала его заглянуть к ней этой ночью, но он идти не собирался. А теперь вот что-то передумал.
   Девушка, конечно, обиделась на Тарни (Еще бы! Она ведь ждала его с полуночи, а он опоздал на целых три часа!), но скандалить не стала из страха разбудить прислугу и родственников. Воспользовавшись этим, бард, не обращая внимания на слабые протесты девицы, проскользнул в ее комнату и плотно прикрыл за собой дверь, заперев ее изнутри. А, уже находясь с юной прелестницей наедине в ее будуаре, мириться было гораздо проще. Правда, в процессе примирения пару-тройку царапин на спине она ему все-таки оставила, но Тарни по этому поводу не особо расстраивался.
   Общение с купеческой дочкой так увлекло барда, что рассвет застал его в ее спальне. Быстро смекнув, чем ему это грозит, Тарни осторожно высвободился из объятий только-только задремавшей девушки, быстро и по возможности бесшумно оделся и покинул сей гостеприимный дом, воспользовавшись окном спальни, как дверью.
   Холодный ветерок ноябрьского утра бодрил тело и освежал разум, поэтому менестрель решил немного прогуляться по городу, прежде чем взяться за выполнение обещания, данного Креду. И он зашагал по широким и чистым улицам Ниариса, любуясь изысканной лепниной, украшающей фасады домов, самими домами и их жителями, которые спешили по свои делам, кутаясь в разномастные шубы и шали. Он шел не спеша, примечая мелочи.
   Вот обычный уличный серый кот, притаившись, охотится за обрывком оберточной бумаги, который то взлетает, то вновь опускается на землю, повинуясь любому дуновению ветра. Вот мальчуган в грязной рубахе ползает на четвереньках возле крылечка небольшого дома, растерянно оглядывая все вокруг, будто что-то оставил здесь, а теперь никак не может найти. А вот две молодых горожанки остановились посреди дороги. В руках у обеих корзинки, только у одной полная, а у другой – пустая. Значит, встретились, когда одна возвращалась с рынка, а вторая на него только собиралась. Горожанка с полной корзинкой воодушевленно щебечет, расхваливая товары, которые видела сегодня, а ее приятельница зачарованно слушает, прикрыв ладошкой полуоткрытый от восхищения рот, и даже не замечает, как проворный гибкий малец заточенной монеткой срезает кошель с ее пояса.
   Обычные сцены, которые можно увидеть в любом городе Ардении, да и за ее пределами, наверняка, тоже. И Ниарис, хоть он и столица, ничем не отличается от других городов, кроме своих размеров. Да, он, может быть, немного почище, а дома здесь чуть-чуть покрасивее, но люди тут живут такие же, как и везде, разве что слегка более богатые. Ну и как тут запомнить, в каком городе живет Алина, а в каком – Лора, если все они по сути ничем не отличаются друг от друга. Города. Хотя и девушки, по большому счету, тоже.
   Вдоволь налюбовавшись городом, Тарни наконец решил, что пора возвращаться в «Три ключа». Но когда он вошел в трактир и поинтересовался, у себя ли госпожа бардесса, ему ответили, что он с искомой госпожой разминулся. Она покинула «Три ключа» с четверть часа назад, предварительно расспросив, как пройти на базарную площадь.
   Тарни ничего не оставалось, кроме как отправиться вслед за девушкой на рынок, проклиная ее непоседливость. И чего ей только с утра пораньше в торговых рядах понадобилось?
   Разыскав бардессу возле торговца, продающего лошадей, он все же запоздало сообразил, что девчонке действительно стоило обзавестись скакуном для принцессы. Ругаясь про себя на недальновидных Креда и Дара (что им стоило прикупить лошадку заранее?), он подошел к Рапсоде, посоветовал ей, какого коня лучше взять, и передал сообщение о Фаросе, попутно избавив кошелек дурехи от цепких ручонок карманника. Но расслабляться было рано. Он же сказал, что проследит за этой подозрительно беспечной особой, и он свое слово сдержит.
   Чтобы выехать в Фарос, нужно было воспользоваться Северными воротами, и после встречи на рынке Тарни направился именно к ним. Он рассчитывал пооколачиваться невдалеке от выезда из города, а когда девчонка с «ценным грузом» покинут столицу, последовать за ними. В некотором отдалении конечно, чтобы никто ничего не заподозрил.
   Идея была хороша, если бы не одно «но»: Рапсода почему-то выезжать из Ниариса совершенно не спешила. В два часа пополудни Тарни забеспокоился, в три – серьезно занервничал, а в начале четвертого решил, что девчонка вопреки всякой логике могла покинуть город через другие ворота. Поддавшись панике, он чуть было не сорвался проверять эту идею, когда Си-Диез и Алана наконец-то появились.
   Проследив за тем, как обе странницы покинули город и, выждав с полчаса, Тарни отправился следом за ними. Он отпустил девушек настолько далеко вперед, что не видел их, но это его не тревожило, так как кроме таланта барда он обладал еще и умением читать следы. Таким образом, глядя на покрытый пылью тракт, он точно мог сказать, кто, куда и когда проехал и не было ли у путешественников каких-либо неприятностей. Но следы говорили только о том, что девушки уверенно двигались по направлению к заданной цели, не встречая на пути никаких препятствий.
   «Похоже, все идет на лад, – хмыкнул Тарни, – но я бы все равно продолжил следить за этой парочкой еще хотя бы пару дней».
   Когда стемнело, барду пришлось пустить своего коня шагом, чтобы тот ненароком не вывихнул ногу, а в двенадцатом часу ночи и вовсе устроился на ночлег у обочины дороги. Ему требовался отдых после бессонной ночи, и он безмятежно проспал часов до десяти утра. Проснувшись, он, не выбирая выражений, обругал себя и, вскочив в седло, помчался к Фаросу вдогонку за девчонками.
   Как оказалось, он был прав, когда решил пока не прекращать слежку. Въехав в Фарос в обеденное время, он тут же направился к таверне «Игривая лошадка», где находился один из связных гильдии бардов.
   Именно сюда Рапсода должна была привезти принцессу, и именно здесь им обеим следовало поселиться на ближайшие пару недель. Но к удивлению Тарни связной сообщил, что Си-Диез со спутницей в «Игривую лошадку» не заезжали.
   – То есть как? – не поняла бард-следопыт, недоуменно почесывая бровь.
   – Да так, – развел руками связной, – проезжали мимо. Явно искали место для постоя, но сюда не зашли.
   – Черт бы побрал эту малолетнюю дуру, – сквозь зубы выругался Тарни, – нотным станом ей по заднице, да всеми пятью линейками!
   Он был зол до крайности. Ведь сам же ей сказал, куда ехать… Но стоп. Тарни хорошенько, слово в слово припомнил, что ему сказал Кред, а затем то, что он сам передал Рапсоде. Ни в том, ни в другом варианте название нужной таверны не фигурировало. Упоминалось только название города и время, которое рекомендовалось в нем провести.
   – А перечень таверн и трактиров, где располагаются наши связные ей дать кто-нибудь догадался? – вслух спросил он.
   – Понятия не имею, – отозвался связной, – мое дело – быть на посту и выполнять поручения, а такого задания мне точно никто не давал.
   Тарни чертыхнулся еще раз и буквально вылетел из таверны. Ох уж ему этот Кред! Песня, небось, понадеялся на него, рассчитывая, что он введет девчонку в курс дела. К примеру, расскажет ей, что в любом городе есть таверна, трактир или корчма, где всегда находится человек гильдии бардов, и что останавливаться надо именно в таких местах, а так же даст ей перечень этих самых таверн. А этот недотепа, видимо, и не подумал, что новенькая всего этого не знает и знать не может.
   В любом случае искать Рапсоду предстояло именно Тарни и лучше бы ему справиться с этой задачей как можно быстрее.
   Он снова забрался на свою лошадь и начал методично прочесывать город. С одной стороны Тарни надеялся, что попросту наткнется на своих подопечных, но с другой очень и очень сомневался, что это случится.
   Однако именно так и вышло. Около трех часов дня возле торговых рядов на глаза ему попалась стройная девушка с серебристыми волосами, прогуливающаяся верхом.
   «Это же принцесса! – осенило Тарни, – но что она делает здесь, да еще и в одиночку?»
   А Алана, это действительно была она, тем временем подъехала к одному из лоточников и что-то спросила у него, указывая на один из предложенных товаров.
   «Это же надо было додуматься! Отправить человека, которого разыскивает тайная королевская служба, одного за какими-то там покупками? – Тарни был на грани бешенства, – ну ничего. Сейчас она возвратится на постоялый двор, где они с певичкой остановились, и тогда я этой вокалистке мозги-то вправлю».
   Принцесса расплатилась с лоточником и направила своего коня прочь от торговых рядов. Бард осторожно, чтобы не напугать девушку, последовал за ней, но уже через десять минут заподозрил, что Алана направляется совсем не на постоялый двор. Девушка ехала в южную часть города, а в ней таверн почти не было.
   «Мало ли, что бабе в голову взбрести может? – постарался успокоить себя Тарни, – может, ищет лавку ювелира или еще что-то в этом роде».
   Но девушка ничего не искала. Она уверенно двигалась вперед, будто точно знала, куда ей нужно. А Тарни волновался все больше и больше. Еще бы, ведь с каждым пройденным перекрестком, с каждым проигнорированным переулком одно за другим отсекались места, которые могли быть целью пути Аланы. И вот он, роковой поворот. Если принцесса сейчас свернет направо, то не останется никаких сомнений в том, что она движется по направлению к Южным воротам. Но может все обойдется, и она поедет прямо?
   Принцесса ехать прямо не захотела и упрямо повернула направо.
   «Но это же значит, что она намеревается покинуть город в одиночку! – пронеслась в голове барда противная мысль, – надо предупредить Креда!»
   И он что было духу помчался в «Игривую лошадку». Передав связному срочное сообщение и велев ему выезжать немедленно, он все с той же скоростью понесся обратно к Южным воротам. При выезде из города, правда, пришлось притормозить, чтобы не вызвать подозрений у охраняющих ворота стражников, но потом Тарни дал коню шпоры и достаточно быстро нагнал Принцессу.
   На этот раз он ехал настолько близко к ней, насколько это вообще было возможно в режиме скрытности. Тарни не хотел попадаться девушке на глаза и тем более пугать ее, ведь она сейчас больше всего боится погони. Но и отпускать ее на большое расстояние от себя не рисковал, а то мало ли что с ней с одной может случиться.
   Бард внимательно следил за принцессой, стараясь ни на миг не упускать ее из поля зрения, и только благодаря этому успел вовремя затормозить и метнуться к обочине в кустарник, когда она внезапно остановилась посреди дороги.
   Принцесса тем временем спешилась и, осмотрев своего коня, зачем-то повела его в лес.
   «Час от часу не легче! Совсем наследница умом тронулась что ли?» – подумал бард, однако радуясь тому, что остался незамеченным.
   Но надо было что-то делать дальше, а как поступить, Тарни представления не имел. С одной стороны с принцессы глаз сводить нельзя, но с другой если он полезет следом за Аланой, то его почти наверняка выдаст треск сучьев и прочий шум, которого не избежать при передвижении в лесу. Оставалось только ждать на дороге.
   «Когда-то же она все равно вернется на тракт», – рассудил бард, – а в этом лесу ей вряд ли что-то угрожает.
   И потянулись долгие минуты ожидания, которые понемногу переросли в часы.
   Терпения Тарни надолго не хватило и он, махнув на предосторожности рукой, решительно направился в лес. Приблизительно через четверть часа он обнаружил небольшую полянку, где стоял конь Аланы и валялся ее дорожный мешок, но самой девушки видно не было. Оглядев все вокруг, бард обнаружил ее следы, ведущие дальше вглубь леса, и пошел по ним. К сожалению, довольно скоро он забрел в такую чащобу, где его умений следопыта уже не хватало, чтобы определить, куда направилась принцесса.
   «Чудно, – подумал бард, – ну хоть в какой стороне тракт находится помню и на том спасибо».
   Было уже темно, а Тарни устал и был зол до невозможности, поэтому он плюнул на все и улегся спать прямо посреди пущи, в которую забрел. Он разберется со всем завтра, а на сегодня с него приключений хватит.
   Но на следующий день принцессу он тоже не нашел.
//-- * * * --//
   Старый друид вывел Алану и Фррумара на южную дорогу. На это ему потребовалось где-то около часа, не больше. Сердечно поблагодарив его за то, что он помог избежать встречи с таинственным преследователем, принцесса вскочила на своего жеребца и поскакала обратно в Фарос. Утро было светлое, солнечное, и это поднимало настроение. Алане казалось, что предстоящее дело будет легким, и она быстро с ним справится. В самом деле, чего уж сложного? Всего-то и надо, что вернуться в «Избушку феи», расплатиться с хозяйкой и забрать оттуда Рапсоду. Девушка сама не заметила, как решила, что именно заберет бардессу с собой, а не просто выручит ее, как намеревалась сначала. Видимо одной ей путешествовать больше не хотелось, а тут такой случай вновь обзавестись попутчицей.
   До Фароса она добралась достаточно быстро: солнце только недавно перевалило за полдень. Подъезжая к городским воротам, она, как и полагалось, остановилась на случай, если стража захочет проверить багаж, потребовать налог или еще что-то в этом духе. Но вместо положенной дюжины стражников, ворота охранял один-единственный солдат, да и тому было не больше семнадцати.
   – Почему ты здесь один? – не сдержала возмущения принцесса. Такое вопиющее нарушение устава задело ее за живое, – где остальная стража?
   – Да все там, госпожа, – парень неопределенно махнул рукой в направлении города.
   – А что они там делают? – не отставала дотошная в таких делах Алана. Ее всегда учили сначала полностью разобраться в ситуации, а уже потом решать, кого и за что наказывать. Правда теперь она наказывать никого не собиралась, но привычка есть привычка.
   – Так беспорядки же там, госпожа, – сделал круглые глаза парнишка-стражник, – почитай, всю охрану города созвали, чтобы мародеров утихомирить. На воротах вот только по человеку оставили, чтобы хоть какой-то присмотр был.
   – Мило, – саркастически прокомментировала услышанное принцесса, – а самое главное – чрезвычайно вовремя, – и направилась в город.
   – Я бы на Вашем месте мимо проехал, – посоветовал ей молоденький страж, – если конечно дел здесь особых нет. Да если и есть, то все равно лучше бы завтра заехать.
   Но девушка только презрительно вскинула голову и продолжила свой путь. Неужто она не сможет добраться до гостиницы? А там уже захватит с собой бардессу, и они вместе покинут этот бунтующий город.
   Фарос гудел, как растревоженный улей, и только хорошее знание города помогло Алане беспроблемно добраться до «Избушки феи», ни разу не натолкнувшись на буйствующую толпу. Хотя это было не так уж и сложно. Просто слушай, откуда доносятся дикие вопли, и езжай в противоположную сторону, вот тебе и весь секрет.
   На пороге гостиницы стояли двое: хозяйка заведения и угрожающего вида полуорк. Судя по их немного растрепанному виду, оба только что вернулись домой. Старушка была чуть не вдвое ниже полуорка, но это не мешало ей ругаться на несчастного во все горло:
   – И никуда ты не пойдешь! Кто будет охранять мое заведение, пока ты крушишь все вокруг вместе с этой рванью? А если эту шайку занесет на нашу улицу, ты вместе с ними разнесешь мою гостиницу по кирпичику? А, Харгуш? То-то же. Оставайся здесь и охраняй вверенное тебе заведение. Именно за это я тебе и плачу! – старушка гневно топнула ногой и влетела внутрь дома, хлопнув за собой дверью.
   Печальный полуорк по имени Харгуш уселся на крыльцо, подперев кулаками щеки, и глубоко задумался о дебоше, на который его не пустили. Алана несмело подошла к крыльцу, но охранник даже не пошевелился, и девушка, осторожно обойдя его, вошла в гостиницу.
   Старушка уже деловито разбирала какие-то бумаги, сидя за своим большущим столом.
   – Простите, – окликнула ее Алана, – простите, я вернулась, чтобы расплатиться за свою спутницу.
   – А это ты, – мгновенно признала девушку хозяйка гостиницы, – так ты вовремя, деточка. А то заявление я на твою подружку-то уже написала. Сегодня бы страже и занесла, кабы не эти беспорядки.
   – Тогда давайте так: я Вам деньги, а Вы мне – заявление, – предприняла принцесса попытку поторговаться. Но она выбрала плохую тактику: старуха заломила такую цену, что даже особе королевской крови сумма показалась крупноватой.
   – Сколько? – переспросила она, думая, что ослышалась.
   – Пятнадцать золотых, – расплылась в улыбке старуха.
   – А сколько Вам задолжала Рапсода, – попробовала зайти с другой стороны девушка.
   – Пять золотых, – последовал ответ, – еще пять прошу за заявление, и последняя пятерка за то, что я не напишу второе. А я могу написать, имя-то ее у меня есть, – и старуха любовно погладила по переплету свою гостевую книгу, – да и внешность у нее приметная. Так что найдут быстро.
   Алана вздохнула и отсчитала требуемую сумму. Монеты моментально исчезли, а старушка так же внезапно снова стала милой и доброжелательной.
   – Может чаю хочешь, деточка? – поинтересовалась она, заискивающе поглядывая на богатую клиентку.
   – Нет уж, спасибо, – отказалась принцесса, – Вы лучше скажите мне, где Рапсода.
   – Да нет ничего проще, – старуха одарила Алану очередной сладкой улыбкой и сообщила, – на пути в монастырь твоя подружка.
   – Куда? – принцесса так изумилась сказанному старушкой, что не заметила, с какой злобой эти слова были произнесены.
   – Туда-туда, – закивала головой хозяйка гостиницы, – судили ее с утра, да вот только судия мягкотелый попался. Приговорил ее к монашеской жизни, а должен-то был смертную казнь объявить!
   – Приговорили? Суд? – девушка пыталась осознать полученную информацию, – так Вы сдали ее властям, а с меня содрали целых десять золотых за то, что не выдадите ее?
   – Я никого не сдавала, – обиженно поджала губы старуха, – ее, если хочешь знать, за шпионаж судили. За такое смертная казнь положена, а ее только в монашки. Еще бы толпа не взбунтовалась.
   – Так беспорядки, которые творятся в городе, из-за этого самого суда?
   – Именно так. Будь они неладны, эти беспорядки. Так бы я свое заявленьице страже занесла, а там глядишь и повторный суд состоялся бы, но разве выйдешь на улицу, когда там творится такое?
   – Помните, я Вам уже заплатила, – угрожающе произнесла девушка.
   – Да полно тебе, – отмахнулась старуха, – я свое слово держу. Что куплено – то куплено. На вот, забирай, – и она протянула Алане листок, на котором была жалоба на Рапсоду.
   Принцесса, решив, что разберется с этой бумагой позже, сунула ее в кошелек и собралась было уходить, но внезапно обернулась и спросила:
   – В какой монастырь ее увезли?
   – В женский, – ехидно отозвалась старушка.
   – Это и так понятно. Я спрашиваю, в какой именно.
   Хозяйка гостиницы сделала многозначительный жест рукой.
   – Нет, на этот раз не куплюсь – холодно покачала головой принцесса, – куда повезли преступницу, в этом городе знают все. Так зачем мне покупать эти сведения у вас, если я могу взять их задаром?
   – Да в ближайший, – с досадой ответила старушка, успевшая открыть приходно-расходную книгу, – ее же сам судия туда сопровождает, а у него есть и другие дела, кроме как со всякими преступницами по стране кататься.
   Алана кивнула и вышла из «Избушки феи». Полуорк по-прежнему сидел на крыльце и думал о своем, о полуорочьем.
   Что делать теперь, Алана представляла слабо, ведь все ее планы пошли наперекосяк. Поэтому принцесса молча присела на крыльцо рядом с Харгушем и тоже погрузилась в размышления. С одной стороны она узнала, что случилось с Си-Диез и где ее можно найти, но с другой помочь ей она все равно не могла. Вот если бы она сейчас была во дворце, рядом с отцом, то может и сумела бы что-то сделать для осужденной, но что может предпринять беглянка?
   «Ну, в конце концов, она еще дешево отделалась, – мелькнула утешительная мысль, – монастырь намного лучше смертной казни. Конечно, там скорее всего жутко скучно, но зато безопасно и всегда есть что поесть и с кем поговорить».
   – Я извиняюсь и все такое, но раз ты ничего не можешь сделать для своей подружки, то может поедем по твоим личным делам? – раздался над ухом девушки насмешливый голос Фррумара.
   Принцесса аж подпрыгнула от неожиданности.
   – Ты громче крикнуть не мог? – укоризненно сказала она коню, нервно поправляя одежду.
   – А? Вы че-т сказали? – встрепенулся полуорк, потревоженный Аланой.
   – Нет, Вам, должно быть, почудилось, – поспешно проговорила принцесса и, схватив поводья Фррумара, быстро отошла в сторонку.
   – Так мы едем по твоим делам или нет? – напомнил о себе жеребец, когда они дошли до угла улицы, – я бы на твоем месте решал пошустрее, а то в этом городе какие-то подозрительно негостеприимные жители по улицам шатаются.
   Алана хлопнула себя по лбу. Она совсем забыла, что в Фаросе что-то вроде бунта. Вскочив в седло, она пришпорила своего коня, направляя его к Восточным Купеческим воротам.
   – Ну и зачем это было делать? – обиженно вопросил жеребец, – можно же было просто попросить, мол, поехали побыстрее что ли, – и сорвался с места в галоп.
   Теперь, когда других дел у Аланы не было, она действительно могла заняться тем, что было для нее так важно, а именно: посетить Большой Звериный лес, найти там друидский Круг и хорошенько расспросить местных жителей о своей матери. К сожалению, Большой Звериный находился возле столицы, а точнее чуть-чуть восточнее нее, так что пришлось ехать туда, откуда она так отчаянно бежала. Но это был ее единственный шанс узнать правду о своем рождении, а отступаться она не привыкла.
   Алана скакала по тракту до самой темноты. Она бы ехала и дольше, но Фррумар заявил, что на сегодня с него достаточно, и девушке пришлось остановиться на ночлег. Перекусив немного остатками вялой капусты, девушка улеглась спать. Желудок недовольно бурчал, как бы говоря: «Ты же была в городе. Так почему не додумалась купить нормальной человеческой еды?», а разум отвечал ему, что в городе, по улицам которого носятся вандалы, многого не купишь.
   На голодный желудок засыпать было трудно, но вскоре Алане все же удалось задремать. Ей показалось, что она только сомкнула веки, как на ее рот вдруг легла чья-то ладонь, не давая девушке издать ни звука.
//-- * * * --//
   После бала Кред действительно проспал долго, хотя и не столько, насколько грозился. Вернувшись в «Три ключа» ранним утром, он моментально заснул, стоило ему только добраться до постели. Завтрак и обед, разумеется, прошли без его участия, но к ужину он уже был на ногах, свежий и отдохнувший.
   – Как спалось? – спросил у него за ужином Дар.
   – Великолепно, – отозвался бард, с наслаждением обгладывая куриную ножку, – я бы даже сказал настолько восхитительно, что сразу после окончания трапезы я вернусь к этому чудесному способу времяпрепровождения.
   Полуэльф только недоуменно пожал плечами, что нисколько не помешало Креду выполнить свое обещание.
   Но на этот раз спать так же долго он не стал. Поднявшись около полудня, он засел за работу. Во сне ему привиделся чудесный мотивчик, который следовало тут же записать, а так же максимально развить и обработать, иначе он просто мог позабыться, как и любой другой сон. Работа шла хорошо, и Кред просидел бы за ней до самого вечера, позабыв о еде и всем прочем, если бы в дверь не постучался зеленая Песня и немного сердитым голосом не напомнил:
   – У нас вообще-то десять минут собрание началось, лежебока.
   Кред досадливо хлопнул себя по лбу. Из его головы абсолютно выветрилась и безумная затея гильдии бардов, хотя об этом ему стоило бы все же помнить. С сожалением бросив незавершенную работу, он поспешно покинул свою комнату, оставив перья и листы бумаги в беспорядке валяться на письменном столе.
   Собрание на этот раз проходило не в общем зале, а в комнате Зеленой Песни. Сделано это было потому, что во-первых сегодня собралось значительно меньше бардов, а во-вторых постоянные пирушки музыкантов могли привлечь нежелательное внимание.
   – Ну что ж, друзья, – начал собрание хозяин комнаты, когда Кред все же изволил явиться, – сегодня мы с вами поговорим о том, как сделать путь, который должна пройти принцесса, максимально безопасным и комфортным. Высказывайте свои предложения, и мы обсудим каждое из них.
   Совещание закончилось достаточно быстро, потому что первая же высказанная идея оказалась настолько удачной, что остальные выслушивать уже не было нужды. Правда, оставалось еще придумать, как осуществить этот дерзкий, но блестящий план, но так как без предварительной разведки план действий продумать было невозможно, песня со спокойной совестью распустил всех до завтра.
   Выйдя из его комнаты, кред поспешил на свидание с недописанной музыкой, но в этот день ему было не суждено заниматься творчеством. Какой-то болван принялся молотить по двери его комнаты, словно хотел не просто ее выломать, а еще и разбить на щепки для растопки печи.
   – Открыто! – недовольно рыкнул Кред, откладывая в сторону только что взятое перо. Счастье еще, что дверь открывалась наружу, а то непременно распахнулась бы под натиском настойчивого гостя, и тот бы полетел вперед носом. Хотя, почему это – к счастью? При всех раскладах добра Кред этой сволочи не желал.
   Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся парень в пропыленной одежде. Незваный гость вытер рукавом потный лоб. На пальце его блеснул перстень со знакомой гравировкой в виде скрипичного ключа. Вошедший с легким недоумением оглядел Креда, раздраженно постукивающего пальцами по столешнице и, признав в нем нужного человека, отрапортовал:
   – Срочное сообщение из Фароса!
   Гонец едва выдавил эти слова из себя, пытаясь восстановить дыхание.
   – Что случилось? – насторожился Кред, готовясь к самому худшему.
   – Тарни передал: «проследил за девчонками до самого города, но опекаемая покинула Фарос в одиночестве. Отправляюсь вслед за ней. Где вторая – мне неизвестно».
   – Это все? – на всякий случай уточнил Кред. Сказанного было более чем достаточно, но вдруг была упущена какая-то важная деталь?
   – Да, все, – энергично закивал посланник.
   – Тогда свободен. Езжай на свой пост и живо.
   Оставшись один, Кред заметался по комнате, пытаясь собираться в дорогу и соображать одновременно. Выходило, надо сказать, скверно. Сменная дорожная рубаха ну никак не хотела застегиваться, правый сапог упорно пытался надеться на левую ногу, а пояс, который бард забыл надеть сегодня с утра, по всей видимости, ночью ожил и уполз в неизвестном направлении. Подбежав к умывальнику, расположенному в углу его комнаты, Кред плеснул в лицо холодной водой, чтобы вернуть себе трезвость мысли.
   Гильдия бардов потерпела полное поражение. Разработанный план разрушился, едва только его попытались привести в исполнение. Но отчаиваться рано. Тарни вовремя спохватился, и он сможет все исправить. По крайней мере, он догонит принцессу и сможет сопроводить ее туда, куда следует. Но что случилось с Рапсодой? Неужели она попала в беду, и поэтому Алане пришлось срочно покинуть город? Бедная наивная молодая певичка! Отчего-то Кред чувствовал в произошедшем свою вину, и, вполне вероятно, что причины для этого были, но в чем конкретно он просчитался, бард вспомнить не мог. Однако это было сейчас далеко не самым важным. Самобичеванием можно будет заняться и позже, а сейчас вперед, на исправление своих ошибок.
   Долго размышлять было нельзя. Кред не мог тратить время на обдумывание своих поступков, зная, что Рапсоде, быть может, угрожает опасность.
   Уже через полчаса он подъезжал к городским воротам, но все оказалось не так просто, как хотелось бы. Ворота были перекрыты, а перед ними уже скопилось изрядное количество народа. Разномастная толпа на все голоса бранила стражников, стоящих на въезде караулом, и требовала пропустить немедленно.
   – У меня заказ, скотины вы эдакие! Заказ! От таких людей, знакомство с какими вам даже и не снилось, – надрывался плотный немолодой мужчина, очевидно купец, – я им шелка обещал. А как я их доставлю, если выехать не могу? Мне же срок установлен. Не справлюсь, проштрафлюсь, и голову на плахе сложу!
   – А если наружу рваться будешь, в петлю попадешь, – прикрикнул на купца старший из стражников, – и не когда-то там, а прямо сегодня. Поперек королевского указа поступать нельзя. А кто вздумает ослушаться, тому дорога одна.
   – Да что за указ-то? Что случилось? – заволновалась толпа.
   – Не ваших умов дело, – отрезал стражник, – указ вчера пришел: «всех впускать, никого не выпускать», могу дословно зачитать, коли кому интересно, и печати покажу всем желающим. А уж отчего такое повелели, это не нам судить. Король с простыми солдатами такими вещами не делится.
   – А когда откроете? Ворота-то? – купец сбавил обороты и спрашивал уже, покорно опустив голову. Ему не улыбалось стать очередным смутьяном, которого публично казнят в воскресный день на ярмарочной площади.
   – Когда указ придет, чтоб открыли, тогда и откроем, – резонно ответил стражник, – и шли бы вы все отсюда, господа хорошие. Мы с ребятами начинаем нервничать, а когда мы нервные, то сами понимаете… Очень уж руки чешутся, а тут такой хороший повод.
   Горожане, почувствовав серьезность угрозы, недовольно зароптали, но понемногу стали расходиться. Громко заявлять о своем недовольстве никто не рисковал, не нашлось таких дураков.
   В поредевшей толпе Кред заметил того самого связного, который был у него всего с час назад.
   – Тоже не успел? – спросил он у парня, подойдя к нему.
   – А как бы я успел, если приказ был отдан еще вчерашним вечером? – связной издал нервный смешок.
   – И так со всеми воротами?
   Этот вопрос был риторическим, так как Кред отлично понимал, что происходит. Драуман, обнаружив пропажу единственной дочери, велел перекрыть все выходы из столицы, и теперь в городе орудуют агенты тайной полиции. Найти-то они конечно никого не найдут, но искать будут тщательно. Сколько времени займут поиски, точно сказать нельзя, но шпики постараются сделать все как можно быстрее. А раз так, то не стоит лишний раз рисковать шкурой и пробовать подкупом или другими хитростями убедить охрану выпустить его из города. В лучшем случае его действительно выпустят, но отправят по его следу тайную полицию, а этого никак нельзя допустить. В худшем – сразу бросят в тюрьму, а на утро казнят как изменника. Нет, пробовать прорваться смысла нет. Мертвый он никому не сможет помочь, так что остается только ждать.
   – Ну что, друг, – обратился он к связному, – будем торчать у ворот?
   – Раз уж нам обоим нужно выехать как можно скорее, а когда откроются ворота, мы не знаем, то может лучше организовать дежурство?
   – Отличная мысль! – воскликнул Кред, – я буду стоять первым. Тебе сейчас нужен отдых. Ты ведь весь день в седле протрясся. Устраивайся в трех ключах, а часа к трем утра придешь меня сменить.
   Парень кивнул и удалился, и Кред остался у ворот совсем один, если не считать приставленных к ним стражников. Солдаты пытались прогнать его, и у барда ушло не менее получаса на то, чтобы объяснить им, что он не собирается бузить, а всего лишь хочет быть первым, кто выедет их города, когда ворота дозволят открыть. Нужно сказать, что это были самые интересные полчаса за все время его караула. Тогда он хотя бы разговаривал с кем-то, дискутировал, изобретал аргументы, а когда солдаты наконец успокоились, стало невероятно скучно. Кред пожалел, что в спешке оставил свою недописанную мелодию на столе в «Трех ключах». Сейчас бы было чем заняться, а теперь и делать нечего, и мелодию кто-нибудь обязательно умыкнет.
   «Все равно заберу, когда настанет моя очередь спать, – пообещал он себе, – вот только не верится мне, что я смогу что-то дельное написать. Разве сосредоточишься, когда вокруг творится такое?»
   В три часа ночи явился связной, и кред отправился спать. Листок с нотами лежал на том же месте, где бард его и оставил. Аккуратно сложив бумагу вчетверо, музыкант засунул ее на самое дно своего мешка. До лучших времен.
   Спалось барду плохо. То, что он находился взаперти и вынужден был бездействовать, не давало ему покоя.
   Наутро его разбудил стук в дверь. Гостем оказался все тот же посыльный. Он сообщил Креду, что ворота снова открылись, и тут же исчез, торопясь отбыть в Фарос.
   Кред выехал спустя всего полчаса после этого. Он скакал и размышлял, что же все-таки могло случиться с принцессой и певицей. Перебрав массу возможных вариантов, он выбрал тот, который был, по его мнению, единственно верным. Принцесса, изнеженная и избалованная, не выдержала тягот пути и решила вернуться к папочке под крылышко, пока не стало слишком поздно. Думать так ему было выгодно: во-первых, если все обстоит именно таким образом, то никакой беды ни с кем не приключилось, а во-вторых он же не знал, в какую сторону из Фароса выехала принцесса. Тарни впопыхах забыл сообщить это связному. Ну и кроме всего прочего Алана только что проскакала мимо него.
   Что?!
   Кред на полном скаку обернулся через плечо. Точно. В противоположную от него сторону ехала девушка с серебристыми волосами. Конечно, бард видел ее только со спины, и она быстро удалялась, но не узнать Алану, которую он столько раз видел во дворце, бард не мог. Он внимательно вгляделся в дорогу: ни сзади, ни спереди никого, кроме принцессы не было. И это при том, что Тарни обещал отправиться за ней вдогонку. Схалтурил он, видать, спустя рукава за дело взялся. Или же принцесса оказалась девушкой неглупой и умудрилась обвести Тарни вокруг пальца. Так же, как незадолго до этого обвела Рапсоду.
   «И Рапсоду провела, и от Тарни ушла, – с ухмылкой подумал Кред, – остается только надеяться, что я окажусь более удачливым».
   И он развернул своего коня и помчался догонять принцессу. Это было просто, и уже спустя десять минут, Кред твердо висел у принцессы на хвосте. Оставалось самое сложное: присоединиться к ней так, чтобы не испугать девушку до полусмерти. Как это сделать, менестрель еще не придумал. Не кричать же, в самом деле, на полдороги «Ваше высочество, подождите меня! Я Вас хватать не собираюсь. Я вообще по натуре добрый и милый». Наверное, стоит дождаться, когда Алана остановится на ночлег, и уже тогда подойти к костру и спокойно поговорить с ней, как взрослый бард с не очень взрослой принцессой. Тем более, что уже шестой час вечера, а темнеет сейчас рано.
   И действительно, принцесса сделала привал почти сразу после того, как опустились сумерки. Правда она была так вымотана, что почти сразу же легла спать, и когда Кред подошел к месту ее стоянки, девушка уже уснула.
   Откладывать разговор, который обещал быть долгим и сложным, барду не хотелось, поэтому он решил разбудить Алану, предусмотрительно прикрыв ей рот ладонью. Не дай то Иериаль заголосит на всю округу. На отчаянный женский вопль сбегутся если не люди, то звери точно.
   Итак, нужно сначала осторожно подойти, потом присесть на корточки, положить руку на лицо… и схлопотать локтем в ребра. Реакция у Аланы была превосходная.
   «Ага, не напугал, как же», – иронично подумал Кред, ловя ртом воздух.
   Принцесса и сама не ожидала от себя такого. Уроков по самозащите ей отродясь не давали, да и вообще ее физическая подготовка оставляла желать лучшего.
   «Откуда что берется? Может это один из друидских навыков проснулся», – хихикнула она про себя.
   Но расслабляться было рано. Нападавший мужчина хоть и упал на колени, но был все еще опасен. Принцесса вскочила на ноги.
   «А вдруг у нее в голенище сапога спрятан кинжал?» – ужаснулся Кред, шарахаясь в сторону.
   «Ну что же я за дура такая?» – мысленно обругала себя Алана. Нож, единственное, что могло сойти за оружие из всего ее скарба, находился в глубинах дорожного мешка.
   Надо было что-то срочно предпринимать.
   – Ваше высочество, Вам ни в коем случае нельзя возвращаться во дворец! – крикнул Кред и сильно закашлялся.
   – Убирайтесь! Я ни за что не поеду с Вами обратно во дворец! – одновременно с ним выкрикнула принцесса.
   Две крайне похожие друг на друга фразы сплелись в один звук, подхваченный непродолжительным эхо. Каждый из собеседников, однако, уловил смысл сказанного другим и замолк в минутном замешательстве.
   – То есть Вы не собираетесь везти меня к отцу? – первой опомнилась принцесса.
   – Нет, – покачал головой Кред, сообразив, что пока лучше просто отвечать на вопросы, а уже потом может быть появится возможность задать и парочку своих.
   – Значит, получается Вы не агент тайной королевской службы? – в голосе Аланы звучало подозрение.
   – Нет, Ваше высочество, – снова ответил бард, – я менестрель.
   – Что-то слишком часто в последнее время я встречаю музыкантов, – скептически скривила губы Алана. – Ну, предположим. Но зачем ты в таком случае напал на меня и перепугал до полусмерти?
   – Дурак потому что, – буркнул ей в ответ мужчина. Принцессе даже показалось, будто он в смущении покраснел.
   – Что же касается моей профессии, – продолжил Кред, – то я охотно могу доказать Вам, что принадлежу именно к тому цеху, о котором упомянул раньше. Дозвольте только отлучиться на пару минут. Мой конь со всеми моими вещами и лютней стоит здесь недалеко.
   – Дозволяю, – сказала после секундного раздумья принцесса. Она решила, что отпустив этого человека, она ничем не рискует. Если он сбежит – скатертью ему дорога, а если попытается вернуться с оружием, то ведь и Алана сложа руки сидеть не будет. Она просто свернет лагерь и помчится дальше, не дожидаясь, когда вернется этот странный гость.
   Но девушка немного не рассчитала время. Она не успела уехать прежде, чем Кред вновь появился возле нее, держа в руках лютню и тихо перебирая ее струны. Музыкант окинул быстрым цепким взглядом всю стоянку, заметил, что все, в частности одеяла, уже уложено в дорожный мешок, и с легким вздохом уселся прямо на голую землю. На дворе стоял не май месяц, но надо было играть, и бард играл, хотя пальцы не были разогреты гаммами и арпеджио [8 - Арпеджио – (от итал. arpa – арфа, буквально означает «как на арфе») – способ исполнения аккордов на фортепиано или струнных инструментах, при котором звуки аккорда следуют один за другим. Музыканты часто играют арпеджио в качестве упражнения для развития техники и разминки пальцев.]. Воздух был холоден, и при каждом слове изо рта вылетало облачко пара. В такую погоду нельзя петь, так как это очень вредно для голосовых связок, но бард пел. Пел потому, что это было необходимо, чтобы успокоить принцессу, убедить ее, что он не враг. Он пел и играл так проникновенно, как давно этого не делал. Он вкладывал душу в каждую ноту, чувствовал каждый мотив. Его песнь была исполнена светлой печали, и на ум почему-то пришла девушка с русыми волосами и глазами разного цвета: один голубой, другой – синий. Что-то сейчас с нею? Бард надеялся, что расставание с Аланой не навредило ей и что в скором времени они встретятся вновь.
   Принцесса слушала менестреля, и ей казалось, что эту музыку он соткал из ее собственных мыслей и чувств. Нет, такая сказочная мелодия не может быть создана простым обывателем. Перед ней сидит истинный бард и дарит ей свое мастерство. Принцесса пригляделась, и ей показалось даже, что лицо певца ей смутно знакомо. Вот только где и когда она видела его, девушка не помнила. Наверное, он заезжал как-то во дворец и играл на одном из званых ужинов или балов, но это, скорее всего, было давно.
   «Надо спросить его имя и при случае порекомендовать его отцу», – подумала Алана, но тут же с горечью вспомнила, что никогда больше с королем она не встретится.
   Песня смолкла, уступив место тишине. Кред ждал реакции Аланы.
   – Так чего же хочет бард, если не отвезти меня к венценосному родителю? – наконец поинтересовалась принцесса, вновь вытаскивая одеяла и усаживаясь на них.
   – Того же, чего хотела моя подруга, с которой Вы не так давно расстались, – осторожно ответил Кред, надеясь, что Рапсода, уговаривая принцессу на побег, не вдавалась в детальное описание всего плана.
   – Ах, ну да, стоило бы догадаться, – кивнула Алана, – тем более у Вас и колечко такое же, как у нее, имеется.
   – Это цеховой знак, не более, – поспешно заверил принцессу Кред, – а могу ли я узнать, что заставило Ваше высочество двигаться в сторону Ниариса, если возвращаться во дворец Вы по-прежнему не желаете?
   И Алана принялась рассказывать обо всем, что с ней произошло после того, как она оставила певицу в «Избушке феи». А почему бы и не рассказать? На душе скопилось столько всего, что назрела потребность кому-то выговориться. Так почему бы не этому музыканту? Ему хороший сюжет для баллады будет. Правда, можно было поплакаться Фррумару, но принцесса слишком хорошо представляла, что она услышит в ответ от этой противной скотины. Бард наверняка более тактичный собеседник.
   Выслушав всю историю, рассказанную Аланой, Кред пришел к одному главному выводу: надо сделать так, чтобы никто и никогда не узнал о сомнительном происхождении принцессы, иначе весь план по спасению Ардении превратится в руины, как песочный замок, под натиском волны. А это значило, что Алану нужно было сопровождать неотлучно и самолично следить, чтобы она не ляпнула никому ничего лишнего.
   – Вы никому не рассказывали об этом? – на всякий случай уточнил бард, придав своему голосу максимально сочувствующий тон.
   – Нет, – покачала та головой, – Вы первый человек, которого я встретила после того, как узнала все это. Правда, тот старый друид сказал мне, что в лесу меня искал кто-то, но я очень не хотела сталкиваться с преследователем, и мне помогли миновать его.
   «Ага, – отметил про себя Кред, – значит вот где Тарни отстал от принцессы. Там, где обитают друиды, не помогают даже таланты следопыта. Надеюсь, он догадается, что его обвели вокруг пальца, и не будет торчать в этом седом лесу всю зиму».
   – Раз уж я единственный человек, который знает о Вас все, то будет логично, если я буду сопровождать Вас, – заявил бард, надеясь, что возражений у Аланы не найдется.
   А девушка решила, что лучше уж пусть этот музыкант таскается вместе с ней, чем отправится, скажем, в тот же Ниарис и наябедничает, где он ее видел.
   – Сопровождайте, – пожала она плечами и улеглась поудобнее, закутавшись в оделяло.
   – И Вы непременно хотите сначала посетить Большой Зеленый лес, а потом уже продолжить путешествие?
   – Да, – ответила принцесса. Ей не хотелось разговаривать об этом.
   – Но не лучше ли…
   – Не лучше.
   Укладываясь спать, Кред думал о том, что будет дальше. Мало того, что ему предстояло знакомство с настоящими друидами, так ведь еще надо как-то Рапи из беды выручить.
   «Надеюсь, в Большом Зверином мы надолго не задержимся», – подумал он, засыпая.
   Утро было печальным. По большей части потому, что Алане ужасно хотелось есть. Она проснулась от урчания собственного желудка и по этой причине была достаточно раздосадована. Встав, она увидела сидящего рядом барда, который жевал хлеб, накрытый куском сыра, и запивал этот нехитрый завтрак чем-то из небольшой металлической фляжки. Именно в этот момент Алана по-настоящему прочувствовала, что такое зависть. Она осознала, что раньше знала это только на словах, ведь у нее всегда было все самое лучшее.
   Увидев, что принцесса проснулась, бард со всей учтивостью пожелал ей доброго утра, а заметив голодный взгляд наследницы престола, поспешно предложил ей разделить с ним трапезу.
   – Но должен Вас предупредить, у меня с собой только хлеб, сыр и немного вяленого мяса, – сказал он, будучи не вполне уверен в том, что принцессы такое едят.
   Но оказалось, что опасения были напрасны. Судя по Алане, принцессы просто обожали бутерброды с сыром и считали их чуть ли не самым лучшим блюдом на свете.
   – Так мы направляемся в Большой Звериный? – спросил Кред у своей спутницы, когда они, позавтракав, выехали на дорогу.
   Та кивнула.
   – Тогда может, заедем в Милар? Всего на полчасика.
   – А что мы там забыли? – насторожилась Алана, которой предложение барда почему-то не сильно понравилось.
   – Ну-у там можно пополнить запасы провианта, – быстро нашелся Кред, – да и одежды теплой прикупить, а то Ваш костюм совсем не по погоде.
   Как же все-таки просто переубедить женщину! Всего пару мгновений назад Алана и думать о Миларе не хотела, а сейчас уже просто жаждала поскорее добраться до него.
   Денек выдался солнечный, еще более светлый и приветливый, чем вчерашний. Возможно, от этого дорога казалась более веселой, и время не тянулось улиткой, а пролетало, подобно юркой пташке.
   Когда путники въехали в Милар, было около полудня, самый разгар торговли на базарной площади. Алана и Кред заехали в таверну под названием «Лесная шишка». Наверное, хозяин имел в виду сосновую или кедровую, но в виду своего косноязычия поименовал таверну именно таким странным словосочетанием. Впрочем, Креда это не волновало. Для него было важно лишь то, что именно здесь всегда сидел связной гильдии бардов.
   Перекусив в общем зале таверны, путники разошлись. Менестрель убедил принцессу, что ей будет намного удобнее подбирать одежду без присутствия малознакомого мужчины.
   – Только гуляйте недолго, – предупредил ее Кред, – через пару часов чары развеются.
   – Какие чары? – принцесса в недоумении замерла возле стола, из-за которого только что вышла.
   – Камуфляжные. Какие еще? – пояснил бард, самодовольно улыбаясь.
   – Ты меня заколдовал? – глаза принцессы удивленно расширились.
   – Еще когда мы только начали вместе путешествовать, – кивнул бард, – это для маскировки, чтобы Вас никто не узнал. Но эффект недолговечен, поэтому приходится раз в три-четыре часа подновлять его. А поддерживать это заклинание достаточно сложно, скажу я Вам, но необходимость есть необходимость. В последний раз я обновлял маскировку, когда мы подъезжали к городу, так что от души советую поторопиться и как можно скорее вернуться сюда, пока камуфляж не разлетелся в клочья.
   – Но я ничего такого не замечала. Я не видела, чтобы ты вообще читал какие-либо заклинания.
   – Это говорит только о Вашей невнимательности, Ваше высочество.
   – Значит, я сейчас выгляжу… не совсем, как я?
   Менее по-идиотски сформулировать вопрос Алана просто не смогла в виду того, что была очень потрясена. Сколько же дней она уже не смотрелась в зеркало? А когда в последний раз мылась?.. Брр! Об этом лучше вообще не вспоминать.
   – Совсем не как Вы, – поправил ее бард, – идите же, – добавил он, и принцесса упорхнула, предвкушая радость от покупки теплого плаща.
   А Кред подошел к барду, сидящему за стойкой и лениво цедящему пиво из кружки.
   – Наш народный умелец у себя? – спросил он, как бы невзначай почесывая кончик носа указательным пальцем правой руки. Перстень тускло блеснул на пальце.
   – Угу, – односложно ответил парень, не отрываясь от кружки.
   – А работает?
   – А то, – был ответ. И снова глоток из кружки.
   «Похмелье у него что ли?» – подумал Кред. Но, решив, что в сущности это не его дело, вышел из таверны и, пройдя три квартала направо, зашел в неприметный домишко, над дверью которого висела табличка «Мастер на все руки. Мы выполним любой заказ».
   Спустя полчаса менестрель покинул сие заведение, держа в руках средних размеров тюк и, загадочно улыбаясь собственным мыслям, зашагал обратно в таверну.

11. О потерянном следе, визите в святую обитель и кое о ком

   Кред недолго ждал свою спутницу. Алана, памятуя о предупреждении барда, управилась со всеми покупками с молниеносной с точки зрения женщины скоростью. В любом случае в два часа пополудни Алана с Кредом уже выезжали из Милара. Принцесса, наученная горьким опытом, накупила всевозможных круп и хлеба с сыром. Это должно было разнообразит ее безмясное меню, хотя она пока не знала, насколько скоро ей надоест и эта пища. О том, что она будет делать, когда каши тоже станут ей поперек горла, принцесса предпочитала не думать. Пока она только радовалась своим покупкам, и особенно сильно грел ее душу добротный плащ, подбитый мехом. Правда, скорее всего этот предмет гардероба, прежде всего, заботливо согревал тело Аланы, но ведь душа всегда ценилась выше плоти, а значит, о ее радостях стоит говорить в первую очередь.
   До Большого Звериного леса добирались в молчании. Алана нервничала перед предстоящей встречей: мало ли, что поведают ей местные друиды, – Кред размышлял о чем-то своем, поглядывая на тюк с неизвестным содержимым, приобретенный в Миларе, и даже обычно словоохотливый Фррумар почему-то не изъявлял желания потрепать языком.
   Лес оказался действительно большим. Он обнимал восточную сторону Ниариса и тянулся дальше к Туманным горам, немного не доходя до них.
   Алана спешилась и уверенно устремилась в лес напролом, ведя за собой Фррумара.
   – Вы уверены, что нам нужно именно сюда? – Кред, следовал за девушкой, но с каждой минутой идея углубляться в лес казалась ему все более неправильной, – здесь могут быть звери.
   – Ну конечно здесь есть звери! – высокомерно фыркнула принцесса, возвращаясь к надменному тону, привычному с детства. Это с Рапсодой она разговаривала на равных. Может быть потому, что она была чуть ли не единственным человеком, который обращался к Алане на «ты». А этот бард как заведенный «Ваше высочество» да «Ваше высочество», вот пусть и получает.
   – Конечно же здесь есть звери, – холодно повторила принцесса, – ведь это же лес, где охотится король! Неужели Вы думаете, что такое место может оскудеть добычей? Да егеря из кожи вон вылезут, чтобы сохранить необходимый баланс, иначе эту самую кожу с них сдерут заживо на центральной площади города под рев толпы. А если здесь водится много зверей, то наверняка должны быть и друиды. Не одни же егеря о лесе заботятся.
   Последние слова девушка произнесла менее уверенно. Она знала, что Круг, который был здесь когда-то, мог откочевать в другое место или просто прекратить свое существование, но ей очень хотелось надеяться на то, что друиды все еще находятся здесь. Но даже если это так, то как их отыскать в этом огромном лесу, Алана плохо себе представляла. Раньше она почему-то об этом совсем не думала. Ей казалось, что ничего проще и быть не может, ведь наткнулась же она на один круг, так почему бы не найти и второй. Но Большой Звериный лес не зря назывался «Большим». Его размеры и вправду были впечатляющими. Это была отнюдь не маленькая уютная рощица. Здесь росли деревья, которые помнили еще пришествие Иериаля. Мощные стволы древесных старцев окружали путников со всех сторон, внушая благоговение и уважение. Алана почувствовала, что ненавидит отца за то, что он устраивает охоты в этом священном месте. Казалось, лес – живое существо, полное спокойного достоинства, и ему нет никакого дела до суеты и спешки.
   Впрочем, слово «звериный» присутствовало в названии этого места совершенно не зря, и путники в этом убедились, когда им навстречу, угрожающе рыча и топорща шерсть на загривке, выскочил волк. Кред, недолго думая, выхватил из-за голенища сапога короткий кинжал и рванулся на зверя. Волк, сверкая превосходными белыми клыками, бросился было ему навстречу, но тут Алана метнулась обоим наперерез и, замерев между человеком и хищником, повелительно крикнула:
   – Сто-о-о-ой! Стой, кому говорят!
   Кред остановился в шаге от нее с высоко поднятой правой рукой, в которой был зажат кинжал. Волк застыл приблизительно на том же расстоянии от девушки, только с другой стороны, едва удерживая равновесие на трех лапах.
   – Не трогай его, он друг, – крикнула девушка, сама не зная, к кому из этой парочки она обращается.
   Каждый, естественно, принял эту фразу на свой счет.
   – Тоже мне, друг! Да ты на него глянь. Злобная морда. Он же меня чуть не того. А я ведь так, просто мимо пробегал, – взрыкнул волк: серо-черная лохматая шкура, опасные острые зубы и темные умные глаза. Было видно, что он еще очень молод, едва-едва вышел из щенячьего возраста.
   – Да чего ты его защищаешь? Он же на нас бросился! И все еще рычит, между прочим, – возопил Кред. От внезапного испуга и нервного напряжения он забыл, с кем разговаривает, и сказал принцессе «ты».
   – Спокойно, мальчики, спокойно, – тихо нараспев заговорила Алана, будто бы пытаясь плавностью речи загипнотизировать обоих драчунов, – все хорошо. Никто ни на кого не нападает. Мы шли мимо и ты шел мимо. Мы не враги друг другу.
   – Так это ты с ним говоришь, а не со мной? – обескуражено спросил Кред.
   – Ну просто чудеса сообразительности проявляет, – фыркнул Фррумар откуда-то из-за спины Аланы.
   Вечно этому жеребцу надо высказаться, причем именно в тот момент, когда это меньше всего нужно.
   – Спрячь оружие, – резко приказала Алана, все еще стоя спиной к барду и лицом к волку. Зверь внимательно проследил взглядом за исчезающим в голенище сапога кинжалом и, облизнув нос, поинтересовался:
   – Я теперь, значит, идти могу?
   Он был слишком молод, чтобы в одиночку справиться даже с таким маленьким отрядом, и слишком умен, чтобы не понимать этого. Хищник развернулся и собрался уже пойти своей дорогой, как принцесса окликнула его:
   – Стой! Скажи, здесь, в этом лесу есть друиды?
   – А мне почем знать? Я такой породы зверей не знаю, – буркнул волк. Ему хотелось как можно быстрее избавиться от этой странной кампании.
   – Это не звери, а люди. Такие же, как я. Они умеют говорить с животными.
   – Ну, есть одна, – неохотно подтвердил волк, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу.
   – Проводишь нас к ней? Очень-очень надо, – как можно ласковее попросила девушка. Звери – не люди. С ними добром и искренностью нужно оперировать, а не властью давить.
   – А чего вам от нее надо? – забеспокоился волк, – она хорошая, лапу мне вылечила, когда я щенком был. В обиду ее не дам, – и шерсть на его загривке снова начала угрожающе топорщиться.
   – Мы просто хотим поговорить, – поспешила заверить волка Алана, – я ведь похожа на нее, не правда ли? Так зачем мне причинять ей вред?
   Сердце Аланы затрепетало, когда волк сказал, что знает женщину-друида. Неужели от истины принцессу отделяет только небольшой клочок леса? Неужели она уже сегодня встретит свою мать?
   – Хорошо, провожу, – буркнул волк, – но если тронете ее – загрызу, – мрачно добавил он и затрусил вперед.
   Идти пришлось достаточно долго. Серый хоть и не бежал очень уж быстро, но люди и кони за ним все равно поспевали с трудом. Лес густой, деревья растут друг к другу близко-близко, величественные ветви давно свились в одно большое облако, укрывающее под собой землю, благодаря чему здесь было сумрачно даже при отсутствии на деревьях листвы. Звериная тропка это тебе не тракт и тем более не дворцовый коридор, тут идти сложно. Особенно если у тебя две ноги, а не четыре. Хотя лошадям наличие четырех ног ничем особенно не помогало.
   Алана совсем уже выбилась из сил, когда волк остановился возле небольшой, слегка покосившейся избушки.
   – Тут она живет, – рыкнул он, – но помните: я вас предупредил.
   С этими словами, которые поняла только Алана, молодой зверь скрылся в кустах, а Кред только смотрел ему вслед.
   – Поверить не могу, что ты с ним разговаривала, – все еще потрясенно выдохнул он, – легенды действительно оживают.
   Но тут он вдруг сознал, как в последнее время обращался к принцессе, и, жутко побледнев, залепетал:
   – Прошу простить мою вульгарность, Ваше высочество. Моя вина…
   – Ой, да брось, – отмахнулась Алана, – на «ты» намного лучше, тем более, что я не настоящая принцесса и ты это знаешь. И имя Алана забудь. Я теперь просто Лия.
   – А я – Кред, – запоздало представился бард. И в самом деле, первая их встреча была, скажем так, не самой стандартной, и называть себя у менестреля просто не было времени, а позже про это как-то никто и не вспомнил.
   – Подожди меня снаружи, Кред, – попросила Алана, подошла к избушке и, с замирающим от волнения сердцем, аккуратно постучала в дверь. Неужели сейчас она увидит свою настоящую мать?
   Но открыла ей старая высокая женщина. Возраст не согнул ее спины, а в серых глазах светилось удивление.
   – Кто ты, дитя, и что тебе понадобилось здесь? – промолвила она, глядя на свою гостью.
   – Я искала Круг друидов, – начала объяснять принцесса, – волк проводил нас сюда. Но, по всей видимости, он ошибся и привел нас не туда. Ведь Вы здесь одна…
   – Он ничего не напутал, – печально вздохнула женщина. То, что девушка искала Круг, похоже, ее вовсе не удивило. Или же ей было уже все равно, – но и твои глаза не врут тебе. Я здесь одна, и это, увы, все, что осталось от Круга.
   В груди Аланы вновь радостно сжалось сердце. Ошибки никакой нет, а значит остался всего только один разговор, и тайна будет раскрыта.
   – То, что случилось с Кругом, очень печально, – проговорила принцесса, потупившись, – но меня привела сюда судьба только одного человека. Женщины, которая годилась бы мне по возрасту в матери. Она, в сущности, и являлась моей матерью и должна была жить в этом Круге. Вы ведь знаете ее? Что с ней сталось?
   Пожилая женщина только тоскливо покачала головой в ответ на жаркие расспросы девушки:
   – Мне жаль, дитя, но в нашем Круге не было женщины, о которой ты говоришь. Лет двадцать пять назад нас было еще человек шесть или семь, но даже в то время все мы были уже немолоды. Кроме того к тому моменту в Круге оставалась только одна женщина, и это была я, а у меня никогда не было детей, милая девочка.
   – Но… Этого не может быть, – Алана почти физически ощутила, как земля уходит из-под ее ног. Та опора, которую она было нащупала, вот так, в один момент покидает ее, разбивая надежду и превращая мечту в прах, – такое просто невозможно. Мой отец… Он живет в столице. Ему больше негде было встретить женщину-друида! Или, может, в этом лесу есть другой Круг? Скажите, ведь он здесь есть? Где он и как мне найти его?
   Отшельницу, казалась, охватила печаль, окутывая ее пеленой отчужденности.
   – Мне очень жаль, – повторила она, протягивая свою иссохшую руку к девушке, – мне правда очень жаль. Твой отец нашел эту женщину не в этом месте. Ты зря пришла сюда, дитя, здесь давно уже нет ничего. Есть только лес и я, и больше никого. Похоже, это конец нашего культа. Конец веры в зелень травы и доброту солнца, чистые помыслы животных и справедливость природы. Все когда-нибудь уходит, уйдем и мы, друиды, из этого мира, повинуясь постоянному движению времени.
   Женщина облизнула сухие губы и устремилась невидящим взглядом куда-то вдаль, будто видела там, на краю горизонта всех тех, кто ушел уже и знала, что ей вскоре предстоит пойти за ними вслед.
   Алана хотела сделать что-то. Рассказать этой женщине, что не все еще кончено, что еще жив, по крайней мере, один Круг друидов кроме нее самой, что он процветает и постоянно пополняется молодежью, которая пронесет сквозь года знания, переданные ей в Круге и однажды откроет их другим поколениям… Ей хотелось сделать для этой женщины хотя бы что-то, хоть просто хорошенько встряхнуть за плечо, хлестнуть по щеке, привести в чувства. Дать ей надежду. Но, вглядевшись в это полное безысходности лицо, поняла, что душе друидки, потерявшей свою веру, больше не помочь никакими словами.
   Девушка, все еще потрясенная, молча отошла от старой женщины, а та все стояла в неподвижности, протянув вперед одну руку и глядя вдаль.
   – Все, мы уходим, – едва выдохнула Алана и, взявшись за повод Фррумара, медленно побрела прочь. Кожаный ремешок, стиснутый в пальцах, был для нее как спасительная ниточка, хватаясь за которую, она сможет выбраться из пучины отчаяния, которое накрыло волной не только ту одинокую женщину, но и ее саму.
   – Так а чего там случилось? – не выдержал наконец жеребец, – может откроешь тайну-то, а?
   – Сам будто не знаешь, – огрызнулась Алана, – можешь не прикидываться, я помню, что ты можешь читать мои мысли.
   – Мог бы – не спрашивал, – обиженно фыркнул Фррумар в ответ на упрек хозяйки, – некоторые закрываться научились, и теперь путешествовать так скучно, подслушать прям и нечего.
   – И давно это случилось? – заинтересовалась принцесса этой новостью.
   – Аккурат как из Круга вышли, того, который первый нам на пути попался.
   – Так вот почему ты молчал всю дорогу. Никто с тобой не говорит, мыслей ничьих не слышно, вот и тебе сказать нечего. Что ж, хоть одна хорошая новость за день, – и она слабо улыбнулась.
   Бард, тактично молчавший все это время, решил-таки вмешаться:
   – Я извиняюсь, мне все равно, о чем вы беседовали с волком, той женщиной и конем, это меня не касается, но я бы хотел узнать, куда мы едем дальше?
   – Дальше? – Алана растерянно замерла на полушаге. И в самом деле, куда дальше? Скитаться по всем лесам Ардении в поисках друидов, надеясь, что хоть где-то след ее матери отыщется вновь? Нет, это немыслимо. Да и вряд ли такое путешествие принесло бы хоть какую-то пользу. Похоже, ей придется смириться с тем, что тайна ее матери так и останется тайной. Конечно, можно было бы вернуться во дворец и спросить у отца напрямик… Но этот вариант тоже нелеп до безумия. Возвращаться она не будет и точка.
   – Так куда же? – поторопил ее с ответом бард.
   – Мне все равно, – вздохнула девушка и, поразмыслив, добавила, – лишь бы не в Ниарис.
   Как не странно, Креда такой поворот не просто не обескуражил, но даже обрадовал.
   – В таком случае теперь я веду, а Вы… прошу прощения! Ты едешь за мной, – сообщил он, просияв.
   Выбраться из леса они смогли, не прибегая к помощи местных обитателей, хотя это и заняло прилично времени. На дорогу они вышли уже затемно и, решив, что продолжать путь сегодня бессмысленно, устроились на ночлег.
   Наутро, после завтрака, когда все уже были готовы отправиться дальше, Кред вдруг спросил:
   – А в каком, ты говоришь, монастыре теперь сидит наша Рапи?
   – Кто? – не поняла принцесса.
   – Рапсода, спутница твоя, которую ты благополучно кинула, – пояснил Кред. Сдерживать обычную для себя манеру общаться он уже не мог. Тем более, что принцесса сама потребовала называть себя вымышленным именем и обращаться к ней как к равной. Так что пусть теперь пеняет на себя.
   – Старуха сказала, что в том, который ближе всего к Фаросу расположен.
   – Отлично, значит я ничего не перепутал, – отметил менестрель.
   – Но какое это имеет значение?
   – Ну, скажем так, я соскучился и хочу с Рапи повидаться и пригласить ее на прогулку, – ухмыльнулся Кред.
   – Но она же в монастыре! – сделала круглые глаза Алана.
   – Знаю, – ухмылка барда стала еще шире.
   – В женском, – уточнила девушка.
   – Ага! – жизнерадостно кивнул менестрель.
   – Мужчин туда не пускают, – на всякий случай сказала принцесса, подозревая, что ее спутник попросту не понимает, о чем вообще идет речь.
   – Точно! – подтвердил Кред, окончательно выводя девушку из равновесия.
   – Так как же тогда ты собираешься попасть туда, дурья твоя голова? – сорвалась она, и вдруг ее осенило, – ты хочешь воспользоваться своим колдовством? Теми маскирующими чарами, что применил тогда, в Миларе?
   – Да, но не совсем. Это заклинание достаточно сложное, и накинуть его на двоих я просто не в силах.
   – На двоих? – поразилась Алана, – почему на двоих?
   – А ты что, откажешься от экскурсии по монастырю? – весело удивился бард, – нипочем бы не поверил, что ты захочешь пропустить такую потеху.
   – Хорошо, пусть так, – согласилась принцесса. Да, бард ее подловил. Все, что пахло провокацией и нарушением правил, манило ее сильнее, чем запах сыра тянет к себе мышь, – со мной все понятно, меня ты замаскируешь. А что на счет тебя?
   – Не дрейфь, у меня все предусмотрено, – Кред заулыбался пуще прежнего и довольно похлопал ладонью по тюку с неизвестными покупками, совершенными в лавке «Мастер на все руки».
   Рассказывать, какой у него план, менестрель отказывался наотрез, отговариваясь тем, что все объяснит, как только они доберутся до места. Но Алана не сдавалась и приставала к нему с расспросами все те два дня, что они ехали до монастыря. Впрочем, бард молчал как рыба, и принцессе все больше и больше начинало казаться, что он делает это не ради секретности, а просто из вредности.
   Но к вечеру второго дня, когда на горизонте замаячила белая каменная стена, путники остановились на привал, и Кред взялся-таки за свой тюк. Развязав его, он осторожно достал оттуда два аккуратно свернутых отреза ткани. Один был белого цвета, второй – красного, причем белый сверток, казалось, был меньше по размерам. Его-то бард и передал девушке. Та осторожно приняла сверток и, не зная, что делать с ним дальше, завертела его в руках. Решив проверить ткань на отсутствие изъянов, девушка отвернула ее краешек и потерла его между большим и указательным пальцем, но тут сверток вывернулся у нее из рук. Охнув, девушка подхватила развернувшуюся ткань. И тут она поняла, что держит в руках не просто кусок материи, а широкое одеяние белого цвета. Она подняла глаза на барда, открыв было рот для вопроса, да так и осталась сидеть с отвисшей челюстью. Пока принцесса забавлялась со своим свертком, Кред успел облачиться в красные одежды, и теперь перед девушкой стоял епископ лет тридцати.
   – Нигде не помялось? – спросило духовное лицо у Аланы и покрутилось перед ней, чтобы она могла оценить его наряд со всех сторон.
   – Н-нет, – только и выговорила принцесса.
   – А все почему? – лукаво спросил Кред и тут же сам себе ответил совершенно другим тоном. – Все от того, что Иериаль надзирает с небес и ниспосылает удачу детям своим, в него уверовавшим.
   И, завершив таким образом свою короткую проповедь, он почтительно коснулся кончиками пальцев правой руки лба и груди, а глаза его вдруг загорелись каким-то внутренним светом. Он преобразился до неузнаваемости, всего лишь сменив костюм, и Алана невольно засомневалась, существовал ли тот, прежний Кред вообще.
   – Ты сама-то переодеваться будешь, а, монашка? – обратился к ней епископ прежним нагловатым голосом барда, развеивая все подозрения на счет его существования, – кустики во-о-он там, но можешь переодеться и здесь, если хочешь. Я даже отвернусь. Хотя, по сути, я бы не рекомендовал снимать с себя все: погодка, прямо скажем, не для этих летних платьиц.
   Такая наглость по логике вещей должна была ввести принцессу в еще больший ступор, и если бы Алана была знакома с Кредом первый день, она бы в этот ступор закономерно бы и вошла, но за последние пару дней к подобным высказываниям она уже привыкла. Кроме того ее собственный конь был не намного скромнее нового попутчика, так что нервы и психика девушки были достаточно закалены, чтобы выдержать такие потрясения. Она даже не попыталась возмутиться или огрызнуться, а просто поднялась на ноги и натянула на себя монашескую одежду, предварительно скинув плащ и куртку. Погода в тот день была и впрямь не шибко теплая, и поэтому рубаху и штаны принцесса оставила на себе, искренне надеясь, что сильный порыв ветра не задерет подола ее одеяния.
   – Ну вот, – довольно потер руки Кред, – теперь можно и ехать. Только вот лютню в мешок спрячу. А то странный из меня выйдет епископ, с лютней-то.
   И вот инструмент благополучно упакован и приторочен к седлу, а путники уже подъезжают к воротам храма. Заходящее солнце окрашивало белый камень, из которого была сделана ограда, в нежно-оранжевый цвет. Стена оказалась настолько высокой, что из-за нее виднелась лишь верхушка часовни, будто одной ей было любопытно взглянуть, кто это там, у ворот.
   Кред, не спешиваясь, подвел коня вплотную к воротам: высоким двустворчатым, но при этом достаточно узким, – и громко, отчетливо постучал. И вновь пропал старый добрый язвительный бард, а вместо него в седле гордо выпрямился строгий епископ. Алана не знала, как у него это получается, но даже в стуке его слышался приказ.
   Женский голосок из-за ворот поинтересовался, кто решился посетить монастырь.
   – Твой епископ, дочь моя, – высокопарно отозвался Кред.
   В воротах открылось смотровое окошечко, в котором появилось озорное девичье личико с курносым носом и любопытными глазами.
   – Какова цель Вашего визита, святой отец? – спросила она, так и шаря по мужчине взглядом.
   – Я бы предпочел обсуждать этот вопрос с местной настоятельницей, – сурово ответствовал бард, и в его голосе послышались нотки угрозы.
   Девушка, сразу растеряв все свое веселье, что-то пискнула и мгновенно исчезла, оставив путников ожидать за воротами. Спустя несколько минут, она вернулась уже вместе с аббатисой.
   – Добрый вечер Вам, мать настоятельница, и да благослови Иериаль монастырь Ваш, – звучно произнес Кред, едва завидев сквозь смотровое окошечко край желтой одежды, – прошу простить мой повышенный тон, но, как видите, меня не потрудились впустить, а если бы я говорил тише, Вы не услышали бы моего благословения.
   По ту сторону ворот послышался гневный шепоток, и через пару мгновений тяжелые створки распахнулись, открывая прибывшим проход в монастырский двор.
   «Ох и достанется сегодня привратнице за такую оплошность! – подумала Алана, – это ж надо было додуматься такое высокопоставленное лицо заставить ждать перед закрытыми дверьми».
   Кред тронул своего коня и шагом въехал во двор, где остановился и не спешивался до тех пор, пока кто-то из сбежавшихся монашек не сообразил поддержать ему стремя. Алана, въехавшая за ним, решила, что ей таких проявлений уважения ждать не стоит, и спрыгнула с Фррумара самостоятельно. Настоятельница монастыря, невысокая пухленькая женщина, чью округлость не скрывал даже свободный покрой ее одеяния, вопросительно посмотрела сначала на барда, а затем и на принцессу. И тут Алана вдруг поняла, что переодеть-то ее переодели, замаскировать замаскировали, а вот в план дальнейших действий посвятить как-то забыли. Или просто не удосужились.
   «Слава Иериалю, что я всего-навсего монашка при епископе, – подумала она, – при таком раскладе вряд ли кто-то будет обращаться ко мне. Так что моя задача скорее всего сводится к тому, чтобы просто подыгрывать барду, всюду следовать за ним и поддакивать ему, если потребуется».
   А аббатиса тем временем не выдержала и, сцепив на животике полные ручки, осведомилась:
   – Могу ли я поинтересоваться целью Вашего визита, святой отец, а так же тем, кто Вы, ибо мы с Вами не представлены друг другу.
   – Нет ничего проще, мать настоятельница. Я – епископ, под покровительство которого входит ваш монастырь, а прибыл я сюда с инспекцией.
   – Но позвольте мне выразить свои сомнения на сей счет, – любезно улыбнулась настоятельница, – я прекрасно знакома со своим епископом. Мы виделись не менее десятка раз, и я с уверенностью могу сказать, что Вы – не он.
   «Пропали, – у Аланы сердце екнуло от испуга, – и надо же было так глупо попасться! Ведь и вправду же настоятели, как правило, знают своих епископов хотя бы в лицо».
   Но Кред, казалось, нисколько не смутился. Ни движением, ни взглядом не показал он испуга, а только извлек откуда-то из складок своего одеяния какую-то бумагу и, величественным жестом протянув ее аббатисе, холодно произнес:
   – Вот это – документ, свидетельствующий о том, что звание, о котором я сказал Вам, принадлежит мне по праву. За печатью архиепископа, обратите внимание. Что же касается того, кого Вы так хорошо знаете, мать настоятельница, то он оказался богоотступником, и я бы на Вашем месте больше никогда не упоминал его, тем более в этих святых стенах.
   Аббатиса побледнела, сравнившись цветом лица с внутренней стороной храмовой стены, на которую лучи солнца не падали, и широко распахнула глаза. Алана не смогла бы сказать, что именно привело толстушку в такой ужас: слова новоявленного епископа или предъявленная им бумага. Но на самом деле девушку волновал другой вопрос: откуда Кред добыл такой документ? Хотя она быстро сообразила, что менестрель, должно быть, получил эту бумагу там же, где и костюм епископа, и ей отчего-то казалось, все эти сокровища бард нашел в Миларе. Не зря же он, в конце концов, рвался заехать именно туда.
   А тем временем настоятельница, немного придя в себя, вновь заговорила, совершенно сменив тон:
   – Рада знакомству с Вами, святой отец. Да озарит Ваш путь Иериаль. Я буду молиться о Вас ему ежечасно, – залебезила она, пытаясь выслужиться перед новым начальством.
   Кред, снисходительно покривив губы, протянул ей руку, и настоятельница, почтительно склонившись, поцеловала ее.
   – В связи с получением в надзор новых земель, я совершаю объезд с инспекцией, дабы установить, насколько плохо идут дела в монастырях, расположенных на них. Но поскольку у меня крайне мало времени, я задержусь здесь ровно настолько, сколько потребуется, чтобы проверить, – тут Кред сделал паузу, обозначавшую раздумья, – в каких условиях у вас содержатся вновь прибывшие послушницы. К Вам же недавно привезли одну по решению суда, ведь так?
   – О, да-да, конечно, святой отец. – Закивала наставница, – Вас тотчас же проводят в ее келью. А что Вы прикажете на счет Вашей спутницы?
   – Я как раз собирался сказать об этом, – холодный голосом прервал женщину бард, – так как я из-за нехватки времени не успею осмотреть здесь все, я оставлю у вас эту горлицу, которая будет служить мне глазами моими. Иными словами, она будет докладывать мне обо всем, что увидит здесь, и не дай Иериаль, хоть одно ее письмо потеряется в пути и не дойдет до меня.
   Кред сверкнул глазами, а аббатиса вся как-то съежилась, и, казалось, уменьшилась в размерах.
   «Это что еще за новости? – возмутилась про себя Алана, которой, впрочем, хватило ума не выказывать своих эмоций, – не собираюсь я здесь оставаться! Будем надеяться, что бард сказал это только для того, чтобы как-то объяснить мое присутствие здесь, но даже если это не так, то я все равно тут не останусь, пусть не мечтает».
   – В таком случае ей незамедлительно покажут ее келью, – поспешила услужить наставница, но Кред снова прервал ее.
   – Нет. Ее келью вы покажете ей позже, когда я уеду. А сейчас она пойдет вместе со мной к недавно прибывшей.
   – Как Вам будет угодно, святой отец, – поклонилась толстуха и приказала одной монашке проводить высокопоставленных гостей, куда им будет угодно, а другой увести лошадей в конюшню.
   – Нет, – снова возразил менестрель, – я бы не хотел, чтобы из-за моего приезда ломался обычный монастырский уклад. Пусть каждый занимается тем делом, которым должен заниматься в этот час. Разве что от проводника я бы все же не отказался. Что же до лошадей – я считаю служение Иериалю намного более важным делом, нежели служение скаковым животным. Оставьте их прямо здесь, у ворот. Пусть привратница подержит их, чтобы не разбрелись, а когда уж выдастся свободное время, тогда пусть и отведут их в конюшню.
   – Вы совершенно правы, святой отец, – закивала настоятельница, – необходимо правильно расставлять приоритеты. А то поглядите на них. Собрались все во дворе, позабыв о своем обете. На молебен, девочки, на молебен! А ты, малютка, все же проводи святого отца до места, а потом, пожалуй, зайди ко мне.
   – Да, – обернулся Кред, сделав уже несколько шагов за проводницей, – я надеюсь, интересующая меня особа находится в своей келье, а не на молебне?
   – Конечно, святой отец, – был ему ответ, – Вы же знаете, что первый месяц пребывания в монастыре послушницы проводят, не покидая своей комнаты и молясь дневно и нощно.
   – Разумеется, – кивнул бард и зашагал вдогонку за девушкой.
   Они пересекли обширный двор, залитый теперь синевой закатных теней, миновали пустые сейчас кухонные и столовые помещения и вошли в трехэтажное здание, где располагались кельи. Монахиня-проводница уверенно поднялась на второй этаж по старинной, но ничуть не обветшалой лестнице, и повернула налево. Пройдя мимо пяти плотно прикрытых дверей, она остановилась и, указав на шестую, произнесла:
   – Это здесь, святой отец.
   Кред слегка наклонил голову, что означало кивок одобрения и согласия, и монашка, поклонившись и поцеловав лже-епископу руку, удалилась со словами:
   – Я покидаю Вас, ибо матушка настоятельница велела явиться к ней незамедлительно.
   – Ну что ж, готовимся к веселой встрече, – тихонько прошептал Кред Алане, когда девушка уже достигла лестничной площадки, и, постучавшись, открыл указанную дверь.
   Но когда музыкант шагнул в келью, он понял, что радоваться ему особо нечему. На узкой жесткой кушетке, служащей кроватью, лежала совершенно незнакомая ему девушка. Даже при свете одной лишь свечи он смог разглядеть, что она намного выше миниатюрной Рапсоды, да и в плечах пошире будет. А еще у нее волосы намного темнее и значительно короче: всего-то до плеч. Из таких корабль не сделаешь. Так, максимум лодчонку. Но если волосы можно остричь и перекрасить, то так значительно измениться в комплекции менее чем за неделю человек просто не мог.
   А вот Алана, увидев это запоминающееся мягкое личико с чуть длинноватым носом и темными глазами, неожиданно для Креда воскликнула:
   – Иериаль! Что ты-то здесь делаешь?
   Послушница, перепуганная внезапным вторжением в ее комнату, села на кровати и сжалась в комочек, не произнося ни слова, а только хлопая глазами.
   – Ты ее знаешь? – удивился Кред, – кто она такая.
   – Это та самая девушка, которая была оруженосцем у рыцаря Серебряного Карпа, – выдохнула принцесса, пытаясь удержать все эмоции при себе. – Ты же знаешь, о чем я говорю? Наверняка знаешь. Это – строжайшая тайна, но сплетни по отцовскому дворцу все равно ходили, а барды до сплетен падки. Так вот, я хорошо запомнила ее тогда, это точно она. Но как ты сюда попала? – последние слова относились уже к послушнице, которая недоверчиво глядела на Алану.
   – Ваше высочество? – неуверенно спросила она, – но мне казалось, Вы выглядели в тот раз совершенно не так…
   – Да, я. Но это не важно, – перебила оруженосицу принцесса, – скажи наконец, как ты сюда попала и где Рапсода.
   – Проще простого, – отозвалась темноглазая, – когда я бежала из Вашей башни, я сначала хотела вернуться домой, но после решила, что делать мне там нечего. Тогда я задумалась, чем же я хочу заняться, и поняла, что на самом-то деле ничего не умею, кроме как обращаться с оружием. И тогда я решила, что поступлю в солдаты. Но там, в казармах быстро определили, что я – женщина, а женщинам, как известно, в Арденскую армию нельзя. Меня судили и судия, посчитав мой проступок достаточно незначительным, отправил меня сюда. Что же касается Рапсоды, то я такой не знаю.
   – Как не знаешь? – вскинулась Алана, – разве ты не знакома с другими девушками, которых недавно привезли сюда?
   – Увы – нет, Ваше высочество, – покачала головой монашка, – но не моя в том вина. Просто за то время, что я нахожусь здесь, сюда никого больше не привозили. А я тут уже дней десять.
   – Да чтоб мне в миноре увеличенную секунду да на пятой ступени [9 - Минор – «грустный» лад тональности. Увеличенная секунда – интервал, равный полутора тонам. Энгармонически равен малой терции, но в отличие от нее требует разрешения. В минорном ладу увеличенная терция на пятой ступени – нонсенс, грубейшая и недопустимая ошибка.]! Ее здесь нет! – вскричал Кред и в отчаянии ударил себя правой рукой по лицу. А за тем он медленно вытянул руку вперед, вгляделся в тыльную сторону ладони и вдруг сухо скомандовал, – уходим.
   – Что такое? – спросила Алана.
   – Куда? – удивилась послушница.
   Обе девушки были обескуражены и немного напуганы поведением барда.
   – Вы обе хотите убраться отсюда подобру-поздорову? Тогда уходим, быстро! – рыкнул на них Кред, и вся троица бросилась в коридор.
   Аббатиса сидела за столом в своем кабинете и нервно теребила в руках перо. Что-то не нравилось ей в этом нежданном посетителе. Епископ сразу показался ей каким-то уж очень подозрительным, а тут еще и это…
   В дверь тихо постучали, и в кабинет вошла монахиня, та самая, что провожала гостей к келье новенькой девушки.
   – Я в Вашем распоряжении, матушка настоятельница, – дрожащим голосом сказала монашка. Она робела, потому что не знала, для чего ее вызвали.
   – А, голубка моя, это уже ты, – настоятельница отложила перо в сторону. Никто не должен видеть, как она встревожена, – у меня для тебя есть одно дело.
   – Слушаю, матушка, – поклонилась девушка, как будто немного расслабившись. Ругать ее никто, похоже, не собирался, а значит и пугаться нечего.
   – Ступай-ка скорее во двор и обыщи тюки, что приторочены к лошади нашего епископа.
   Девушка в ужасе отшатнулась от настоятельницы.
   – Как можно, матушка?! – взвизгнула она, – это же… Это же богопротивно. Это низко. Ведь это же собственность духовного лица!
   – А ты в этом уверена?
   Такой вопрос поставил монашку в тупик, и она замолкла, уставившись на свою настоятельницу, а та продолжила вкрадчивым голосом:
   – Где это видано, чтобы епископы путешествовали верхом, как всякое отребье, а не в карете, как того требует их положение? А что за блажь, путешествовать вдвоем с женщиной? Пусть даже она монахиня, но не бесполая же. Да еще этот странный перстень… Никогда не видела ничего подобного.
   – Да-да, матушка, – оживилась девушка, – я тоже обратила внимание на это кольцо. Очень странный символ изображен на нем. А я полагала, что украшения церковь носить запрещает, делая исключения лишь для печаток со змеей.
   – И ты абсолютно верно полагала, горлица моя. Именно поэтому я и прошу тебя проверить, тот ли это человек, за которого он себя выдает. Если нас посетил истинный епископ, я скрою ото всех, чем ты занималась и отпущу тебе этот грех, а если нет, то Иериаль вознаградит тебя за твои старания.
   В глазах монахини заплясали искорки фанатизма, и она, поклонившись, поспешно выбежала из кабинета наставницы.

   Бард, принцесса и оруженосица добежали до лестничной площадки.
   – Стоп, – скомандовал Кред, – нам нельзя так двигаться. Бегающие епископы выглядят как минимум странно.
   И вся троица двинулась дальше степенным шагом: менестрель впереди, девушки отстают на пару шагов. На лестнице они столкнулись с монахиней, которая очень спешила подняться наверх, но Алана не придала этому особого значения. Еще бы. Кого удивит, что в монастыре он встретился с монахиней? Это все равно, что удивляться каждому дереву в лесу. Однако Кред после этой встречи только ускорил шаг.

   – Все верно, матушка!
   Это выпалила монашка, которая только что влетела в кабинет настоятельницы. Она жутко запыхалась и была красная, словно епископская мантия, но все же смогла выдавить из себя продолжение:
   – У него… В вещах лютня, матушка. Ведь епископам не положена лютня?
   – Значит этот прохвост бард, – гневно вскричала аббатиса. Как ей было не злиться, ведь этот наглец отчитал ее у всех на глазах, – хорошо, что ты все так быстро выяснила, голубка моя. Теперь все будет складно.
   – Да, матушка. Вот только… – девушка часто задышала ртом в очередной попытке восстановить дыхание.
   – Что «вот только»? – приподняла бровь настоятельница. Ей отчего-то очень не понравилось это начало.
   – Вот только этот епископ уже уходит. Я столкнулась с ним на лестнице, когда поднималась сюда. С ним его спутница и наша новенькая.
   – И ты молчала?!

   Из здания беглецы выбрались без осложнений. На дворе было уже совсем темно. Кред, с каждым шагом ускорявший движение, теперь почти что бежал.
   – Открыть ворота! – крикнул он через полдвора, как только завидел пару коней. Привратница метнулась выполнять приказ епископа, который, по всей видимости, был не в духе, а самозванцы уже подбегали к лошадям.
   – Закрыть! Немедленно закрыть ворота! – раздался неистовый вопль. Это запыхавшаяся настоятельница, выскочившая набегу во двор, кричала во все горло, – задержать самозванцев!
   Но не тут-то было. Кред уже запрыгнул на спину своего коня. Освобожденная оруженосица, добравшаяся до лошадей второй, не мешкая, оседлала Фррумара. Алана в растерянности затормозила на полном ходу. Коня для нее не оставалось.
   Ошалевшая привратница, потратившая немало усилий на то, чтобы открыть тяжеленные ворота, теперь изо всех сил старалась побыстрее закрыть их. Одна из створок встала в пазы и защелкнулась.
   Оруженосица сноровисто ударила Фррумара пятками в бока и с гиканьем пронеслась сквозь узкий проем ворот, сшибив привратницу с ног. Жеребец перемахнул через тело женщины, не желая наносить ей серьезных ран, и рванул, что было духу.
   Кред повернул своего коня спиной к воротам и пустил его в галоп. Алана видела, что он несется прямо на нее, но не могла даже шелохнуться от страха. Их разделяет двадцать шагов, пятнадцать, десять… Вот траектория движения коня неуловимо меняется, животное проносится мимо, а сама девушка взмывает в воздух, подхваченная мужской рукой. Кред кое-как усадил ее перед собой, одновременно круто разворачивая своего скакуна, и в следующий миг они уже неслись к воротам. Бедная монахиня-привратница, не успевшая подняться на ноги, поспешно откатилась в сторону, и копыта коня простучали у самой ее головы.
   Все трое вырвались из ловушки, но праздновать победу было рано. Кред не собирался останавливаться, и все пришпоривал своего скакуна. Животное отчаянно ржало, но прибавляло ходу.
   Через пару минут Кред с Аланой нагнали наездницу Фррумара, и теперь ехали уже вместе, не сбавляя скорости.
   Остановились они только тогда, когда с боков взмыленных коней стали срываться клочья пены. Все трое спешились и стали обустраивать стоянку. Чары, маскирующие Алану, давно развеялись, и оруженосица, увидев ее настоящее лицо, вдруг занервничала.
   – Что случилось? – спросила принцесса, заметив беспокойство своей новой спутницы, – мы уже очень далеко от монастыря. Тебя туда больше не вернут, бояться нечего.
   – Ваше высочество, Вы же не повезете меня знакомиться к Вашему батюшке? – робко спросила та, затравленно глядя на принцессу.
   – Нет конечно, – удивилась Алана, – а это еще зачем?
   – То есть Вы уже передумали на мне жениться? – в голосе девушки прозвучала несмелая надежда.
   Алана замерла с открытым ртом. Она уже и думать забыла о том, что произошло когда-то в башне. Все это было, казалось, в прошлой жизни, от которой остались лишь воспоминания о людях, но не о событиях.
   Кред, наблюдавший за этой сценой, не удержался и прыснул со смеху.
   – Послушай, – начала объяснять принцесса, – с нашей последней встречи произошло слишком много всего. Все переменилось настолько, что я теперь в бегах и зовут меня просто Лия, без титулов и поклонов. Меньше всего на свете я хочу сейчас попасть во дворец к отцу.
   – Ну что, – с явным облегчением вздохнула оруженосица, – в таком случае приятно познакомиться, Лия. Мое имя Эльра, ведь при первой встрече я, кажется, так и не успела представиться.
   – Да, кажется так и было, – подтвердила Алана, – и раз уж мы теперь в одной лодке, то может быть поедем вместе?
   – А куда вы направляетесь?
   – Прежде всего, в ближайший город, – вмешался в разговор Кред, – мы ищем нашу приятельницу. По некоторым сведениям она должна была быть помещена в тот монастырь, из которого мы тебя вытащили. Так что в какой-то мере ты ее должница.
   – Так а в город-то зачем?
   – Как минимум купить там провизии и еще одну лошадь. А как максимум узнать что-то о Рапсоде. Раз она не у монахинь, то может кто-то видел ее и знает, куда она направляется. И да, я – Кред, певец и мастер игры на лютне, – менестрель отвесил шутливый поклон, – а то что-то в последнее время называть свое имя при первой встрече стало дико немодно.
   – Пожалуй, я приму ваше приглашение, – улыбаясь, кивнула Эльра, – чем нас будет больше, тем проще отбиться. По крайней мере до тех пор, пока мы не разыщем эту вашу Рапсоду. Я хочу встретиться с ней и поблагодарить ее за то, что она по какой-то случайности не попала в этот монастырь.
   Сговорившись на этом, все трое легли спать. Алана поделилась с Эльрой одеялом и запасным комплектом одежды, вытащенным из дорожного мешка. Девушка с благодарностью приняла и то, и другое, ведь на ней в отличие от Аланы не было теплых брюк и рубашки под одеянием монашки.
   Принцесса очень устала, но уснуть ей никак не удавалось. Стоило только сомкнуть веки, как перед глазами всплывает храмовый двор, а в ушах звенит голос настоятельницы.
   – Кред, – тихонько позвала она, – ты не спишь?
   – Теперь нет, – ворчливо отозвался бард.
   – Я просто хотела спросить, почему монашки вдруг решили нас схватить и как ты узнал об этом заранее?
   – Они просто оказались внимательнее меня, – с неохотой ответил менестрель, – я забыл снять с пальца свой перстень. Цеховой знак, ты его видела. Лютню, главное, спрятал, а это… – и он махнул рукой, – хорошо еще, что когда я это обнаружил, было не слишком поздно.

   Наутро оказалось, что до ближайшего города было рукой подать, поэтому было принято решение доехать до него натощак и позавтракать уже там. Часов в десять утра все трое уже с аппетитом уминали гренки и яичницу с сыром и луком в трактирчике, на который указал Кред. Стоит ли говорить, что это заведение было местом, где обосновался один из связных гильдии бардов.
   Но до связного Кред добраться пока не успел. Он был очень голоден, и решил сначала хорошенько перекусить, а потом уже выспрашивать и вынюхивать. Новости тем временем ждать не собирались.
   На плечо Креда легла мужская ладонь. Бард скосил глаза и, увидев знакомое украшение, расслабился и сказал не оборачиваясь:
   – Садись к нам, если голоден.
   И получил за это подзатыльник.
   – Эй! Ты чего? – побитый Кред вскочил на ноги и обернулся лицом к обидчику. Перед ним стоял Тарни.
   – Это тебе за то, что инструктаж толком провести не удосужился, – рявкнул Тарни, – если бы не твоя безалаберность, девчонки бы остановились в нужной гостинице, и ничего бы этого не случилось. А теперь Рапсода едет на северо-восток, и вы отстаете от нее на четыре дня.
   – Но кто тебе сказал, что мы едем за ней? – удивился Кред.
   – Это я тебе сказал, – угрожающе надвигаясь на собрата по цеху, прошипел Тарни, – она мчится в темпе престиссимо [10 - Престиссимо (итал. prestissimo) – очень быстро.] и не останавливается ни в одном городе, будто за ней черти гонятся, а люди так улепетывают обычно тогда, когда у них неприятности. Девчонка влипла во все это из-за тебя, так что будь добр вытащить ее из этой атональщины [11 - Атональщина – просторечие от атональность, атональная музыка. Принцип звуковысотной организации, выражающейся в отказе (иногда демонстративном) композитора от логики гармонической тональности.В тексте использовалось в значении «непонятная нелогичная ситуация».]. Тем более, что одну красавицу ты как-то уже отыскал, – он безошибочно бросил взгляд на принцессу, хотя она находилась под покровом маскирующего заклятия Креда, – да еще и бонусную где-то раздобыл, – легкий кивок в сторону Эльры, – значит и эту Си-Диезнутую догонишь. А я уже устал за этими двумя барышнями гоняться.

12. О выборе пути

   Через четверть часа после того, как Рапсода ускакала из монастыря, ей пришлось остановиться, чтобы сориентироваться на местности и сообразить, в какую сторону двигаться дальше. Сейчас она находилась значительно севернее Фароса, всего в нескольких днях пути от реки Синявки. Река эта служила естественной границей между Арденией и Баланией. Правда немного восточнее в нее впадает быстрая горная речка Звенька, а в образовавшейся дельте располагается еще одно малюсенькое княжество. Но она столь мало и незначительно, что никто никогда в расчет его не принимал. Если бы Алана была сейчас с Си-Диез, то уже через неделю они бы пересекли Синявку, но принцессы рядом не было. А раз так, то и двигаться на север, к реке, было бессмысленно. Стоило сосредоточиться на задаче, которую поставила перед Рапсодой церковь. Необходимо как можно скорее нагнать воров, стянувших ценнейшую из реликвий королевства, а они двигались на восток. Значит и Си-Диез нужно скакать в том же направлении, причем чем быстрее, тем лучше. Сейчас морда ее коня, в нетерпении роющего копытом землю, была направлена прямо на Синявку, а значит Туманные горы находились по правую сторону от нее. Вот и разобрались. Нужно на первой же развилке взять правее и ехать прямиком на восходящее солнце.
   Быстро разобравшись с этим вопросом, девушка вновь пустила коня в галоп. Жеребец оказался действительно очень резвым и норовистым скакуном. На такой скорости Рапсода еще никогда раньше не путешествовала. Не соврал, видать, епископ, и ей выдали самого лучшего коня, которого только смогли найти. Небось, не один десяток золотых монет стоил конек-то. Хотя об этом девушка догадалась еще в тот момент, когда только увидела этого горделивого красавца, чинно переступавшего тонкими ногами и выгибающего изящную шею. Порода чувствовалась во всем: и в великолепной внешности, и в огненном нраве, проявлявшемся в каждом его движении.
   Седло и уздечка были тоже не из дешевых. Конечно, обошлось без украшений вроде шелковых лент и прочих изысков, но сработано все было на совесть из хорошей крепкой кожи.
   А еще к седлу был приторочен средних размеров баул. Он тревожил любопытство Си-Диез весь день. Ей до жути было интересно, чем церковники заполнили этот мешок, но останавливаться и терять время только ради того, чтобы сунуть свой длинный нос туда, куда она все равно заглянет во время ночной стоянки, было попросту глупо.
   Оказалось, что ее наниматели, если их можно было так назвать, позаботились не только о том, чтобы их посланница быстро передвигалась, но и о том, чтобы она хорошо спала и не померла с голода. По крайней мере, одеяло и кое-какие запасы еды в мешке Рапсода обнаружила. А если прибавить к этому еще и кошель с шестьюдесятью золотыми монетами, то положение бардессы начинало казаться не таким уж и безнадежным. Если конечно забыть о таинственных ворах, которые поехали вроде бы в Туманные горы. А что если они направились совсем даже не туда? Поехали, предположим, в Баланию или сразу в Царн, а у Си-Диез есть всего-навсего десять дней на то, чтобы найти их, отобрать плащ Иериаля и вернуть его церковникам. Очень мало времени. Особенно если учитывать, что два дня из этого срока уже прошло, ведь время пошло с той минуты, когда епископ распрощался с бардессой. Это случилось вчера в первой половине дня, а сейчас уже поздний вечер, и двигаться дальше сегодня не имеет смысла. Итого на все про все остается только неделя и один день.
   Предположим, что церковникам доподлинно известно, в какую сторону и зачем направлялись воры, но Рапсода-то их как опознает? У них же на лбу не написано «это мы стащили артефакт у глупых церковников, лови нас»! Иериаль вряд ли их так пометил, а значит отличить воров от обычных путников, которые проезжают той же дорогой, будет возможно только покопавшись в их вещах.
   От этой мысли девушку передернуло. А если ее поймают за потрошением чужих баулов? Причем не важно, в чьих вещах она будет копошиться. И честные, и нечестные люди такому вниманию к своему скарбу не обрадуются одинаково. А сколько групп путников встретится Рапсоде на восточной дороге? Две, три, десять? Направление это, конечно, было не самое популярное, но все же совсем нехожеными эти дороги назвать было нельзя.
   Одним словом, дело певице предстояло опасное. Она бы даже сказала травмоопасное, если не смертельное. Ведь за такое и зашибить могут. А если не добьет первый поймавший, то второй докончит дело.
   И тогда Си-Диез решила, что совершит только одну попытку. Выберет тех путешественников, что покажутся ей наиболее подозрительными, и проверит их сумки на наличие артефакта. Если угадает – повезло. Останется только вернуть плащ, и можно возвращаться к прежней жизни. А если не угадает… Что ж, тогда ноги в руки и мотать за границу. Там церковники, может быть, не достанут ее. Поговаривают, что в Балании последователи Иериаля не имеют такой власти, как на территории Ардении. Также за границу певица решила отправиться в том случае, если станет очевидно, что доставить плащ вовремя она никак не успеет.
   Си-Диез проехала в нужном направлении еще четыре дня, но никто из тех, кого она догоняла, подозрений не вызвали. Рапсода конечно догадывалась, что воры, которых она преследует, далеко не дураки, если смогли ограбить саму церковь, а значит они сделали все возможное, чтобы ничем не выдать себя, но… Но девушка никак не могла заставить себя поверить, что вот эта женщина с кучей детишек, сидящих телеге, преступница. Да и мужичонка сельского вида, ведущий в поводу без меры нагруженного старенького ослика, на мошенника никак не тянул. Ему при такой скорости передвижения до храма Высоких супругов добираться не одну неделю. Или он решил действовать по принципу «тише едешь – дальше будешь»?
   Нет, нет. Все бред. Не станет Рапсода его проверять. И женщину в повозке тоже. Нельзя так жить, подозревая каждого встречного. Бардессе с ее природным оптимизмом было противно заставлять себя думать обо всех людях изначально плохое. От такого взгляда на жизнь ей делалось тошно.
   «Ничего себе церковь, светильник добра, – думала Рапсода, пришпоривая коня и оставляя крестьянина с осликом далеко позади, – Она должна сеять в сердца людей веру, сострадание, взаимопонимание, желание помочь ближнему… А что получилось в итоге? Хотя, что может получиться, если святая церковь живет только собственными интересами, оставаясь равнодушной к нуждам тех, кого называют прихожанами. Хотя если хорошенько покопаться, то можно и здесь найти плюс, ведь церковники не продажны. Им одинаково плевать как на нищих и безродных, так и на богатых и титулованных. Как говорится, всех обслужим в порядке живой очереди, кабинета для оказания платных услуг не предусмотрено».
   Несомненно, дело, порученное Рапсоде церковниками, было грязным и скользким, но его было просто необходимо попытаться сделать. В противном случае последствия могли быть еще более гадкими. Поэтому когда начался седьмой день из отведенного на задание срока, Си-Диез собралась с духом и начала зорко вглядываться в дорогу впереди себя, твердо намереваясь выбрать цель для обыска именно сегодня. Завтра будет уже поздно. Если до завтра она не справится, то уже не успеет добраться даже до мало-мальски значимого храма. Если ничего не сделать сегодня, то завтра можно будет уже смело, а точнее трусливо, направляться к Синявке, в надежде укрыться в Балании от гнева священнослужителей.
   Итак, девушка скакала вперед и выглядывала жертву, когда вдруг заметила группу бардов, остановившихся на привал прямо на обочине.
   «Может они видели кого-то подозрительного? – подумала Си-Диез и, спрыгнув с коня, направилось к собратьям по цеху, – не прогонят же они меня за такой вопрос в самом-то деле».
   – Гладкой дороги вам под ноги, сладких блюд к столу и нетривиальных рифм в голову, – поприветствовала девушка бардов. Те – было их пятеро – находились в хорошем расположении духа, а потому заулыбались, поздоровались в ответ и пригласили Рапсоду пообедать вместе с ними.
   «Странная компания, – подумала тогда певица, подсаживаясь к ним, – многовато их что-то. Барды обычно путешествуют по одному, иногда вдвоем и уж очень редко втроем. Но чтобы пять менестрелей ужились в одной компании и вместе зарабатывали себе на хлеб, это уже что-то из раздела фантастики».
   Впрочем, она почти сразу заметила, что на пальце у каждого из музыкантов имеется перстень со скрипичным ключом и успокоилась. Этих можно спрашивать о чем угодно и напрямую, не сдадут.
   – Ребят, я тут одну штуку ищу, – начала она подбирать слова. А потом махнула рукой и смело закончила, – плащ Иериаля я ищу, вот.
   – О, а мы думали, ты не в курсе, – удивился один из музыкантов, – или тебе успели все рассказать до начала операции? Насколько мне помнится, ты должна была получить эту информацию несколько позже. Вроде бы, вы с принцессой сначала должны были недельки две-три поторчать в Фаросе. Кстати, где принцесса-то, Си-Диез?
   Что ей успели рассказать и о чем она не должна быть в курсе, девушка не поняла, но это прошло как-то мимо ее внимания. Рапсоду занимал другой вопрос:
   – Вы меня знаете? – спросила она, подняв брови. Ни одного из мужчин она не помнила.
   – А чего тут трудного? – хохотнул менестрель, – невысокая, худенькая, выглядишь как подросток, русые волосы и разные глаза. Такую не захочешь, а узнаешь.
   Девушка была поражена таким поворотом событий. Ей и в голову не приходило, что она настолько приметна.
   – Так где Алана? – поторопил Рапсоду с ответом один из бардов.
   – Сбежала, – развела руками певица.
   – А плащ тебе тогда на кой бемоль сдался?
   – Вернуть церкви.
   Этот ответ парням явно не понравился.
   – То есть ты думаешь, что мы так просто, ради забавы его тырили, шкурой своей рисковали, и все ради того, чтобы ты его забрала и вернула на место? – зло прищурился самый молодой бард из группы. Голубоглазый блондин. Если бы не угрожающая здоровью ситуация, то Си-Диез непременно бы отметила, что парень весьма привлекателен.
   – Так он у вас? – искренне удивилась девушка, – вот так удача. А зачем он вам понадобился?
   – Сперва ты скажи, зачем тебе нужно его вернуть церковникам, – ответил вопросом на вопрос блондин, глядя ей прямо в глаза, – и не вздумай врать. Тут каждый артист, а фальшь и лажу любой артист видит сразу.
   Поняв, что ребята не успокоятся, пока она подробно не расскажет, в какой переплет попала, Си-Диез принялась объяснять все с самого начала. По ходу рассказа, барды немного успокоились. Чувствовалось, что их доверие к товарке мало-помалу восстанавливается.
   – Прости, Рапсода, но мы никак не можем помочь тебе, – сказал один из менестрелей. На этот раз не блондин, а рыжий и кудрявый его ровесник, – он нужен для других целей. Гильдия так решила на последнем собрании. Это часть нашего плана.
   – Какая еще часть, которого из планов и что за собрание? – наконец сообразила поинтересоваться девушка.
   – Та, которая связана с плащом и переправкой принцессы в Баланию, – лаконично ответил рыжий.
   – А подробнее можно? Или вы мне все еще не доверяете?
   – Пожалуй, можно, – решился блондин, – через день после того, как вы с принцессой благополучно покинули Ниарис, в «Трех ключах» состоялось еще одно собрание, где было решено, что путешествовать без всякой охраны для Аланы слишком опасно, но с другой стороны как приставить к ней охрану, чтобы девушка не почувствовала себя пленницей? Тогда было решено, что лучшим выходом из данного положения было бы использование плаща Иериаля, который был оставлен королевской семье для защиты ее членов, а не для того, чтобы храниться где-то в темном углу под крылом у священнослужителей. Вот мы и позаимствовали этот артефакт у господ церковников и отправились к слиянию Синявки и Звеньки, туда, где легче всего переправиться на Баланский берег. Там мы рассчитывали дождаться тебя и принцессу и передать вам плащ.
   – Так вы не в храм Высоких супругов ехали? – Рапсода просто не могла поверить в такое огромное совпадение. Как же ей повезло, что она все же наткнулась на этих ребят. Или не повезло, там видно будет.
   – Нет конечно! – воскликнул рыжий, тряхнув своими кудряшками, – чего мы там забыли? Просто выбрали наиболее свободную дорогу на Синявку, чтобы быстрее добраться до места, а не стоять часами за еле тянущимися возами купцов.
   – А чего купцам вдруг стукнуло в голову ехать к Синявке? – озадачилась Рапсода.
   – Контрабанда, – коротко ответил блондин, – Балания нуждается в помощи. Ардения, а точнее ее король, в этой помощи отказывает. Но не купцы, которым все равно, кому, что и когда продавать, лишь бы получать за это хорошую прибыль. И плевать они хотели на риск. Так что обозы с оружием и продовольствием забили все основные дороги. Впрочем, как и наемники, которым в мирной давно не воюющей Ардении делать нечего. А нам из-за этого внезапного торгового паломничества пришлось выбрать окольный путь.
   – Раз вы не можете отдать мне плащ, у меня только один путь – отправиться через Синявку вслед за торговцами и наемниками. Может там я смогу укрыться от наших епископов, – печально подытожила девушка, – Слушайте, вы ведь тоже движетесь к переправе. Так может поедем вместе?
   – Нет, – покачал головой рыжий, – нельзя. Нам не стоит привлекать к себе внимание, а ты уж больно приметная личность. Да вдобавок тебя вскоре начнут разыскивать, а мы должны без приключений добраться до Синявки и дожидаться там принцессу с сопровождающим.
   – Так это же я сопровождающий! – возразила Си-Диез, – и Аланы со мной нет. Вы же знаете.
   – Знаем. Но нам велено ждать у переправы, и мы будем ждать, сколько сможем. Может быть, кому-то из наших посчастливится, и он сможет разыскать принцессу. Тогда они оба приедут в назначенное место и станут искать нас, чтобы забрать плащ.
   Спорить с упертыми бардами было бесполезно, но от колкости певица все же не удержалась:
   – А чего же вы меня тогда трапезу разделить пригласили, раз я такая вся из себя заметная и тень на вас бросающая?
   – Так то ж всего лишь обед с сестрой по цеху, – пожал плечами блондин, – просто встретились на дороге, оказали друг другу внимание как согильдийцы и разъехались каждый по своим делам. Что тут такого?
   Рапсода даже не нашлась, что на это ответить. Ей было немного обидно, что ее прогоняют, но в глубине души она понимала, что ничего, кроме неприятностей, она своим возможным спутникам действительно не принесет. Поэтому девушка попросту встала и, попрощавшись, поскакала дальше. Теперь ей нужно было спешить. Но, несмотря на поджимающее время, Рапсода заехала в ближайший город.
   «Слишком приметная, говорите, – думала она, проезжая по улицам и выглядывая нужные ей лавки, – что там было по списку? Выгляжу как подросток? Ну тут ничего не сделаешь. Роста тоже сильно не прибавишь, разве что обувь на каблуке прикупить, но ведь неудобно же ходить будет… Хорошо, точнее плохо Что там дальше?
   Худенькая.
   С этим, наверное, можно как-то бороться».
   И Си-Диез не задумываясь зашла в лавку швеи, где прикупила небольшую расшитую цветами и пчелками подушечку, которую тут же запихала себе под рубашку. Правда от этого она стала выглядеть не как более упитанная девица, а скорее как дама на сносях. Такая женщина, скачущая галопом, скорее всего будет бросаться в глаза всем встречным. Не каждый же день мимо тебя проезжает верховая беременная малолетка.
   Подушечка была извлечена из-под рубахи и засунута в дорожный мешок.
   «Ну и ничего, мягче спать будет. А что „пополнеть“ за счет подушки не удалось, так и Иериаль с ним. У меня еще полно примет. Русые волосы к примеру».
   И Рапсода смело направилась к заведению под вывеской «Причесник», откуда примерно через полтора часа вышла жгучей брюнеткой. Длинна волос, правда, осталась прежней: уж больно жалко было срезать.
   «Ну вот, уже что-то», – удовлетворено подвела итоги проведенной работы певица.
   Правда, дальше дело опять встало, потому что как поменять цвет глаз, Рапсода просто не представляла. Пришлось купить простенькую полотняную косынку и перевязать ей голову, скрыв один глаз на пиратский манер. Выглядело это, скажем прямо, специфически, но Си-Диез решила, что лучше такая маскировка, чем совсем никакой. Кроме того она придумала завязывать через день то правый, то левый глаз, посчитав, что это может сбить с толку возможных преследователей.
   Кстати стоит и сережки снять, а то разноцветные камни могут навести возможных наблюдателей на определенные мысли. Жаль конечно, ведь они чуть ли не часть ее самой. Эти серьги были сделаны по ее собственному эскизу у одного неплохого ювелира и, по мнению Рапсоды, выражали всю ее игривую и бесшабашную натуру, говорили о веселом и беззаботном характере своей хозяйки.
   «Не хныкать, – одернула себя Си-Диез, пряча украшения в потайной кармашек куртки, – в конце концов, они все еще при мне. И может быть, когда-то настанут те времена, когда я вернусь к прежней жизни, в которой им будет место».
   А на повестке дня оставалась еще одна, последняя примета, разобраться с которой было намного проще. Всего-то и нужно было, что снять перстень со скрипичным ключом, и все – она никакой не член гильдии бардов, а простая ничем не примечательная девушка.
   За заботами о перемене внешности Рапсода не заметила, как пролетел день, седьмой день из десяти, отпущенных ей церковниками. Выезжать из города на ночь глядя девушке крайне не хотелось, а значит ей не оставалось ничего другого, кроме как остановиться на постой в каком-нибудь трактирчике. Но выбирать пришлось долго: прошло не менее часа, пока Си-Диез отыскала подходящее место для ночлега. Ей нужно было нечто такое, что являлось бы полной противоположностью той гостинице, в которой не так давно она останавливалась вместе с Аланой, то есть притон для жулья, ворья и прочих личностей, которые предпочитали не иметь дел с представителями власти.
   Три следующих дня она провела в седле, изо всех сил подгоняя своего скакуна, но до границы оставалось еще три дня пути, а срок, отпущенный епископом, тем временем, истекал этой ночью. В свете этих событий Рапсода решила, что на дороге на ночь останавливаться небезопасно и поэтому скакала допоздна, пока не добралась до города. Чтобы попасть за городские ворота, ей пришлось дать на лапу страже, причем здесь она была намного более жадной, чем в Фаросе, и затребовала целых десять монет. Но не в Рапсодином положении было торговаться, и девушка без лишних споров выложила требуемую сумму из уже изрядно похудевшего мешочка. Финансы, которыми одарила ее церковь, испарялись так же быстро, как и время. Хотя, наверное, все же чуточку медленнее, так как после рассчета со стражей на дне мешочка еще что-то позвякивало. Решив, что пересчетом наличности она займется позже и не на улице, певица отыскала подходящий ей трактирчик и сняла там комнату на ночь. Трактирщик потребовал плату вперед, после чего у Рапсоды осталось три монеты золотом и пара серебрушек. В сущности, не такая уж и маленькая сумма, но если вспомнить, что ей еще надо добраться до Синявки и каким-то образом переправиться на другой берег, то не такая уж и большая.
   Как ей быть и что теперь делать, девушка толком еще не придумала, а блистательные в своей гениальности идеи как-то не торопились посещать ее усталую голову. Си-Диез сделала вывод, что на утро думаться будет гораздо лучше, и легла спать.
   На следующий день она отправилась в город на разведку, рассудив, что новые сведения только помогут составить план дальнейших действий, и именно тогда нашла злосчастный клочок бумаги, который теперь читала и перечитывала, сидя в трактире и потирая глаз под повязкой.
   Не успел закончиться срок, и на утро одиннадцатого дня она уже объявлена в розыск.
   Вот к каким дивным последствиям привело ее участие всего в одной драке.
   «Оперативно работает церковь, ничего не скажешь, – с грустью подумала девушка, комкая в руках объявление, – нужно срочно делать ноги в Баланию, а для этого необходимы деньги, но где их взять? Не пением же здесь зарабатывать, в самом деле».
   Так или иначе, но другого способа заработать Рапсода не видела, а деньги ей были ой как нужны. Вздохнув и закусив губу, чтобы не разреветься, девушка сунула потрепанное объявление в карман и, поднявшись из-за стола, направилась к худощавому парню, сидящему у стойки, на котором было просто-таки написано: «скупщик краденого оружия и драгоценностей».
   – Здорово, брат, – окликнула его Си-Диез, усаживаясь рядом, – есть к тебе дельце.
   – Ммм? – отозвался тот, – ну показывай, чего тянешь?
   – Вот, – певица вытащила из потайного кармашка в куртке пару золотых сережек, каждая из которых имела форму символа, обозначающего шестнадцатую длительность. Одна была украшена Голубыми топазами, а вторая – сапфирами. Когда-то, кажется сотню лет назад, она носила их: с топазами со стороны синего глаза, а с сапфирами со стороны голубого, как бы в насмешку над самой собой. А теперь ей нужны деньги и не нужно ничем напоминать себя прежнюю.
   – Двадцать, – быстро дал свою цену скупщик, мельком взглянув на безделушки.
   – Меньше, чем за сотню, не отдам, – резко возразила Рапсода.
   – Тридцатка и ни монетой больше.
   – Девяносто пять или я ухожу.
   – Сороковник или катись ко всем чертям.
   – Ну-у-у… – Рапсода хмыкнула, сжала сережки в кулаке и потянулась к карману.
   – Ладно, подавись! Полтос золотом. Это последнее слово, – поспешил остановить ее скупщик.
   Цена была более чем выгодная. Конечно, она заплатила за эти украшения вдвое больше, но сейчас она при всем желании не смогла бы выторговать больше, чем ей дает этот хмырь.
   – Идет, – сережки со стуком упали на стойку. Рядом зазвенели монеты. Тщательно пересчитав и внимательно осмотрев каждую монетку, Си-Диез сгребла вырученные деньги в кучу и одним движением ссыпала их в свой кошель.
//-- * * * --//
   Великий король Ардении Драуман Рассудительный (так он сам называл себя и надеялся, что в летописи он войдет именно с этим прозвищем) был взволнован. Минут десять назад в его опочивальню явился слуга, оповестивший монарха о некоем визитере, который только что прибыл во дворец и требовал, чтобы ему незамедлительно устроили аудиенцию.
   – Кто это смеет «требовать» от короля чего-либо? – недовольно воззрился на слугу Драуман.
   – Н-не могу знать, ваше величество, – немного испугавшись как своей наглости, так и самоуверенности свалившегося на голову визитера, ответил тот, кланяясь в пол, – но ежели судить по одежде, то, вероятно, епископ.
   – Епископ? – резко переспросил король, весь напрягшись.
   – Думаю, что да, Ваше величество. По крайней мере, он облачен в красное, – не замедлил с ответом слуга и вновь отвесил глубокий поклон.
   – Через десять минут в моем кабинете, – бросил Драуман, нервной рукой поправляя кружевной воротник рубахи. Слуга мгновенно исчез из королевской спальни, а сам монарх велел начать процедуру одевания. Придворные, которым выпала честь присутствовать при этом, осыпали короля комплиментами, касающимися его внешнего вида и наряда, но сегодня Драуману было не до этого. Он спешил в свою кабинетную комнату. Гостя однако там еще не было, и правителю с плохо скрываемым нетерпением и волнением пришлось ожидать епископа.
   В двойные двери тихо постучали, а вслед за этим в комнату вошел, шелестя длинным подолом пурпурного одеяния, высокий мужчина с темными волосами до плеч и серыми проницательным глазами. Остановившись перед королем, он медленно кивнул, что, вероятнее всего, обозначало поклон, хотя спина его при этом не согнулась ни на сантиметр. Этот человек не привык склоняться перед кем-либо и не желал менять своих привычек.
   В другой раз Драуман может и указал бы посетителю на это, но его в последнюю очередь волновала учтивость и воспитанность визитера. Намного важнее было то, с чем эта птица явилась. Кроме того учить манерам духовное лицо – занятие довольно-таки странное.
   – Доброе утро, мой король, – произнес епископа тоном, в котором не прозвучало ни капли подобострастия.
   «Интересно, с архиепископом он тоже так надменен?» – вскользь подумал Драуман, но вслух сказал, разумеется, совершенно другое, – доброе оно или нет, зависит по большей части от Ваших новостей. Они, я так понимаю, чрезвычайно важные, если Вы явились сюда в такой ранний час.
   Последняя фраза была сказана полувопросительно, как бы приглашая гостя уже приступить к делу.
   Епископ, однако же, потянул пару мгновений, будто бы задумавшись о чем-то. Он по-прежнему стоял перед королем, так как присесть ему предложено не было, но и сам Драуман был на ногах. Волнение монарха не давало ему сидеть спокойно. Поэтому он стоял, облокотившись плечом об обтянутую светло-бежевой материей стену и заложив руки за спину, чтобы не поддаться искушению схватить что-либо со стола и не начать нервно вертеть вещицу в пальцах.
   – Пусть Ваше величество самостоятельно судит о ценности моих новостей, – ответил наконец епископ, – мое дело лишь быть вестником.
   – Так не тяните же! – чуть не выкрикнул Драуман, сдерживая себя изо всех сил, – зачем Вы прибыли?
   – Мое прибытие ознаменовано некоторыми событиями, произошедшими недавно в Белом монастыре.
   – Избавьте меня от лишних подробностей, – нетерпеливо взмахнул рукой король, – мне важно узнать, «что» случилось, а не «где».
   – Не следовало бы так пренебрежительно относиться к святым местам, – с металлом в голосе отчеканил церковник, – хотя, разумеется, вашему величеству виднее, что верно, а что – нет.
   Драуман, будучи по натуре человеком не конфликтным (некоторые даже говорили – мягкотелым), почувствовал себя не уязвленным монархом, а провинившимся ребенком, и постарался сгладить ситуацию:
   – Да простит мне Иериаль мою несдержанность, но я уже много дней жду вестей о своей дочери, и вдруг Вы со своим внезапным визитом. Ведь Вы хотели рассказать мне о ней, верно?
   В его голосе звучала надежда и мольба.
   – В некотором роде да, – слегка кивнул епископ, – но я, если мне дозволит ваше величество, начну сначала.
   Драуман исступленно замахал руками:
   – Да-да, конечно, начинайте, с чего Вам будет угодно. Только начинайте уже.
   – Итак, – снова принялся за свой рассказ епископ, – несколько дней назад в Белом монастыре случилось чудо. Одному из монахов, который дал обет не принимать никакой пищи, покуда наследная принцесса не будет найдена, явился Иериаль и даровал ему видение. Узрев все, что показал ему Господь, монах тут же пересказал все своему настоятелю, а тот в свою очередь изложил все на бумаге и отправил сию бумагу мне. Благодаря озарению, снизошедшему на юного монаха и расторопности его настоятеля я и стою сейчас здесь, перед Вами.
   – Я понял Вас, епископ, – сказал Драуман, нервным движением коснулся кончиками пальцев рта и, словно обжегшись, тут же отдернул руку от лица, – я напишу любой приказ о повышении или награде для этих двоих, которые Вы только скажете. Ну и для Вас разумеется. Только давайте сначала все же о видении.
   – Как будет угодно моему королю, – чуть улыбнувшись, ответил церковник, – Иериаль открыл слуге своему лицо похитителя наследницы трона и назвал ее имя.
   – Кто? – еле выдохнул Драуман, устремив взгляд расширившихся глаз на своего визитера.
   – Некая Рапсода Скерцанда Виваче, – небрежно отозвался епископ, доставая из складок своего одеяния лист бумаги и сверяясь с ним, – здесь есть все: имя, внешность, род занятий и даже приблизительное направление, в котором она движется, – продолжил он, протягивая листок королю.
   Тот схватил бумагу и жадно пробежал ее глазами.
   – Но здесь ни слова о моей дочери, – заметил он, дочитав до конца.
   – Поймаете вора – отыщете и покражу, – слегка пожал плечами епископ, – в Ваших руках теперь приметы преступницы, а это значительно облегчит ее поимку.
   – О да, тут нельзя не согласиться, – поспешно закивал монарх, – эти сведения просто бесценны!
   – И кстати о цене, ваше величество, – кашлянув, бестактно напомнил служитель церкви.
   Когда вопросы об оплате были решены, и епископ (вымогатель!) наконец-то убрался, Драуман кликнул слугу:
   – Позови сюда Карива. Он мне срочно нужен.
   Карив, чародей его величества, проживал здесь же во дворце, предпочитая гостевые апартаменты традиционной магической башне. Он был не стар, но уже и не молод, лет тридцати пяти, если судить по внешности, но нет на свете ничего более обманчивого и непостоянного, чем маги и их внешность. О возрасте колдуна можно было судить по тому, что он служил при дворе еще когда правил отец Драумана, а может быть и его дед пользовался услугами этого же чародея. Но Драуман об этом как-то не задумывался. Для него был важен результат, а не послужной список, и Карив полностью удовлетворял его. Особенно если учитывать, что в его обязанности входила лишь экстренная магическая переправка писем и всяческих указов в отдаленные города Ардении, а иногда и вовсе за ее пределы. Возможно, чародей умел и многое другое, но церковь не одобряла всякие фокусы вроде изменения погоды, предпочитая заклинаниям молитвы. Лечением всяких недугов, приключившихся у обитателей дворца, давно занимался порекомендованный королю архиепископом лекарь, так что и здесь Кариву делать было нечего. А уж о боевой магии можно было вообще не упоминать: Ардения давным-давно не вела никаких войн. Так что маг чувствовал себя кем-то вроде почтового голубя, изо дня в день выполняя однообразную работу. Но платил Драуман щедро, а пересылка бумаг – дело несложное и быстрое, поэтому уход с королевской службы Карив считал действием как минимум неразумным.
   Маг заставил себя ждать. Драуман весь извелся, пока дожидался нерасторопного чародея, и налетел на него сразу, как только тот переступил порог:
   – Где тебя черти носят? – грозно вопросил он, всем своим видом демонстрируя крайнее недовольство, – было же велено явиться срочно! Или ты решил, что можно еще полчасика поваляться в постели, а уже потом пойти послушать, чего там хочет король?
   – О, нет-нет, ваше величество, – поспешно заговорил маг, прижимая к груди обе руки, в которых был зажат лист пергамента, – напротив, я чрезвычайно спешил, но когда за мной прислали, я только начал работу. Поэтому-то я смог откликнуться на Ваш зов лишь сейчас.
   – Какую работу?! – взъярился Драуман, – я не давал тебе никакой работы на сегодняшнее утро, я отлично помню это. Но сейчас в тебе возникла потребность, а ты решил отдохнуть, лентяй!
   – Нет, мой король! – тоже повысил голос Карив, чтобы Драуман хорошенько расслышал его сквозь собственный ор, – я не отлынивал от работы, а вовсе даже наоборот корпел над срочным посланием из Балании, и у меня есть доказательство, – и чародей протянул руки с пергаментом вперед, подавая его монарху.
   Тот вырвал лист из пальцев мага, пробежал глазами несколько строк, написанных аккуратным почерком и, скомкав пергамент, бросил его на пол.
   – Чушь! – высказал он свое отношение к прочитанному, – то, зачем я звал тебя сюда, намного важнее этой сопливой записки.
   Король брезгливо поморщился, покосившись на смятый пергамент, закатившийся в угол кабинета, взял со стола другую бумагу, которую принес сегодня епископ, и протянул ее Кариву.
   – Здесь приметы человека, совершившего преступление против короны. Он нужен мне и чем скорее, тем лучше. Живой или мертвый. Хотя лучше все же живой. Награда за поимку – тысяча монет золотом. Приказ о розыске нужно разослать повсеместно и разместить как можно быстрее. Понятно? – дал указания король и, дождавшись утвердительного ответа мага, стремительно покинул кабинет, не закрывая за собой двери. Карив, вздохнув с облегчением (гроза была достаточно бурной, но зато короткой), легким шагом тоже вышел в коридор и зашагал по направлению к своим покоям.
   А листок пергамента так и остался лежать в углу кабинетной комнаты, и написано на нем было следующее:
   «Драуману, владыке Ардении, от правителя Балании Енгара.
   Боюсь, что дела в моей стране чрезвычайно плохи. Царн нарушил мирное соглашение, которое должно было продлиться месяц, всего через десять дней после его заключения. Моя страна втянута в неравную войну, где противник не только сильнее, но еще и коварнее нас. Посмотри же на это и пойми, что в один прекрасный день Царн, нарушив свое слово, предаст тебя так же, как и меня нынче.
   Прошу тебя, поразмысли об этом хорошенько и вышли Балании помощь, какую только сможешь.
   Одумайся».
//-- * * * --//
   Догонять Рапсоду оказалось делом нелегким. Каждый раз, когда Кред, Алана и Эльра останавливались в каком-нибудь городке, чтобы навести справки о Си-Диез у связных гильдии бардов, оказывалось, что она была здесь, да уже уехала. Но путникам хотя бы было известно направление, в котором ехала бардесса, и это хоть немного ободряло их. Да и кони у всей троицы были неплохие, так что надежда нагнать Рапсоду не покидала Креда.
   Что касается Аланы, то она жутко не высыпалась. Мало того, что на отдых выделялось теперь крайне мало времени, так ей вдобавок к этому еще постоянно снилось то видение, что посетило ее в Круге друидов. Все та же двойняшка Аланы с чужими, карими глазами смеялась и махала ей рукой. Не сказать, чтобы это было уж очень страшно, но ощущения при пробуждении были как после кошмара: липкий пот на лбу, открытый в невольном вскрике рот и учащенное сердцебиение. Эта картина не давала принцессе покоя, будто издеваясь над ней, и с каждый днем девушка просыпалась все более и более разбитой. Усталость, трудности дороги, нервные потрясения, – все это так истощило несчастную, что она совсем пала духом. Ей отчаянно хотелось, чтобы все каким-то волшебным образом вернулось на свои прежние места. Чтобы она вдруг снова стала наследной принцессой Арденского трона, которая вечно огорчает отца своими выходками и ничегошеньки не знает ни о друидах, ни о бардессе Рапсоде, ни о чем-либо подобном. Но это были только мечты. Алана слишком хорошо понимала, что одна, без помощи спутников она до Ниариса не доберется, а Кред ни за что не согласится отвезти ее обратно во дворец. Оставалось только смириться и тупо ехать вперед, следуя за менестрелем. Когда-нибудь этот поход все же кончится, и тогда… Отдых, тишина, никакой спешки. Но только когда это все будет? Сколько дней еще ждать? А сколько уже прошло? Принцесса не знала ответа ни на один из множества вопросов, роившихся в ее голове.
   В очередном городишке, в который путешественники въехали ранним утром, им наконец повезло. Местный связной сообщил, что этой ночью видел Рапсоду заходящей в один из местных притонов.
   – Только волосы у нее теперь черные и пол-лица косынкой замотано, – добавил связной, покусывая нижнюю губу, – правда, если б меня объявили в розыск, я бы может себя и постраннее вел.
   – Какой розыск? О чем ты? – взволновался обрадовавшийся было Кред.
   – Да к любому столбу подойди и сам прочитай, – отозвался его согильдиец, – я такие бумажки не коллекционирую, знаешь ли, с собой не ношу.
   Кред махнул ему рукой на прощание и выскочил из таверны, где они только что беседовали, словно ужаленный. Алана и Эльра поспешили за бардом, нагнав его лишь когда он замер возле ближайшего столба. Все трое внимательно прочитали, что было написано на листке, пришпиленном на уровне глаз, и у каждого на душе стало скверно, но хуже всех себя, конечно, почувствовала Алана.
   «Это ведь из-за меня, – с горечью подумала она, – если бы я не пошла тогда с ней, все было бы совсем иначе. Она бы не стала преступницей, а я… я бы сейчас наверное как раз только проснулась в своей уютной постели…»
   После этой мысли девушке сделалось еще гаже, и она постаралась не думать вообще ни о чем.
   – Пойдемте, – бросил наконец Кред и, мрачный как туча, двинулся к притону, на который указал местный связной.
   Местечко это было не из приятных, но ничего другого бард в общем-то и не ожидал. Именно в таких заведениях, грязных и неприветливых, паслись люди, укрывающиеся от закона, так что желание Рапсоды спрятаться здесь было вполне объяснимо.
   «Нужно срочно вытаскивать пташку из этого курятника, – подумал менестрель и твердым шагом вошел внутрь, – и будем надеяться, что мы не опоздали».
   И на этот раз путникам повезло. Первое, что они увидели в задымленном зале с низким потолком, это Рапсоду, сгребающую со стойки золотые монеты.
   – Рапсодочка! – взвизгнула принцесса и, бросившись к бардессе, радостно повисла у нее на шее.
   – Диезик! – вторил ей Кред, к которому тут же вернулась его нагловатая веселость, – нашлась.
   – Ты нормальное сокращение придумать вообще в состоянии? – вместо приветствия огрызнулась Рапсода, – и вообще, что ты тут делаешь?
   – Тебя ищу, – пожимая плечами, пояснил очевидное Кред.
   – А эти две барышни путешествуют с тобой, чтобы тебе не дай Иериаль не стало скучно во время поисков? – ехидно спросила певица, отдирая от себя принцессу и обводя ее изучающим взглядом, – вкус у тебя, кстати, так себе.
   Алана хотела было возмутиться такой оценке своей внешности, но тут же вспомнила, что на нее снова наброшено маскирующее заклинание, а значит Рапсода ее попросту не узнала. Что же до Эльры, то с ней Си-Диез и вовсе не была знакома. Таким образом, Рапсода увидела Креда в компании с двумя незнакомыми ей дамами, и не собиралась это замалчивать.
   – А сам ты – самоуверенный типчик. Двоих тебе мало, третью ищешь!
   – Дорогая, я все объясню, – менестрель заломил руки в картинном жесте, – ты все не так поняла! Если ты меня выслушаешь, то сама поймешь, что все не так, как тебе показалось, – и уже тише, нормальным голосом добавил, – только желательно, чтобы место, где я все это тебе буду объяснять, было не такое людное.
   Рапсода намек поняла, и через несколько минут вся компания расположилась в комнатушке, которую бардесса сняла нынешней ночью. Это, разумеется, было не самое надежное в мире место, но выбирать не приходилось, поэтому Кред тут же начал свой рассказ. Он подробно описал все, что случилось с ним после того, как Рапсода покинула бальный зал, умолчав только об истории с друидами. Алане могло показаться, что это проявление деликатности и такта, но сам бард попросту считал, что тайна рождения принцессы должна остаться тайной исключительно из политических соображений. Когда он дошел до описания побега из монастыря, Эльра перебила его и от души поблагодарила Си-Диез, которой была обязана своей свободой:
   – Если бы ты не попала в переделку, я бы так и сидела в этом проклятущем монастыре. Спасибо.
   После этой краткой благодарственной речи Кред быстро закончил свое повествование.
   – И что нам всем теперь делать? – спросила Рапсода, беспомощно оглядывая всех присутствующих.
   – Тебе, как и Ала… Лие, лучше всего податься в Баланию, – непрозрачно намекнул Кред, – здесь вас разыскивает слишком много людей, а двух беглянок с приметной внешностью я постоянно маскировать с помощью чар просто не осилю.
   – Но ты нас хоть проводишь? – с надеждой в голосе спросила певица. Никогда бы в жизни она не подумала, что когда-нибудь попросит этого наглого, самонадеянного нахала поехать вместе с ней, но все меняется, а иногда меняется очень быстро, даже чересчур быстро.
   – Ну а куда же я денусь? – бросил встречный вопрос Кред и лукаво подмигнул бардессе, – а ты, Эльра? Куда теперь отправишься ты?
   Девушка смешалась:
   – Сказать по правде я еще не думала об этом, – призналась она, потупившись, – Я ехала с вами, чтобы принести свою благодарность госпоже Рапсоде, а что мне делать теперь?.. – она на минуту задумалась, а потом медленно продолжила, – знаете, я, пожалуй, продолжу путешествовать в вашей компании. Во-первых, на территории Ардении я тоже уже успела наворотить дел, а во-вторых мне бы хотелось все же устроиться в армию, а здесь это никак невозможно. Зато в Балании сейчас раздолье: страна готовится к войне, и берут любого добровольца, который только явится.
   – Отлично, – одобрил ее решение Кред, – тогда выдвигаемся немедленно?
   – Пожалуй, – отозвалась Си-Диез, – держим путь на слияние Синявки и Звеньки.
   – Естественно, там самая лучшая переправа, – хмыкнул бард.
   – А вот и не из-за этого, – ответ Рапсоды прозвучал как-то по-детски, и она поспешила объяснить истинную причину, коротко рассказав о своей встрече с похитителями плаща Иериаля.
   Алана восприняла эти сведения равнодушно. Она давно догадывалась, что бардам что-то от нее нужно, и поэтому они вьются вокруг нее и всячески оберегают, но сейчас ей было глубоко плевать на это. По большому счету ей было плевать абсолютно на все. Принцессой овладело глубокое безразличие и апатия. Ей ничего не хотелось, она ничего не боялась и у нее не было никакой цели. Поэтому она соглашалась ехать с бардами куда угодно. Главное, что никакого вреда они ей пока не причинили и не собираются причинять его в будущем. Вот даже на преступления ради нее идут. Плащ Иериаля для ее, Аланиной, защиты украли. А чего еще нужно обычной девушке, простолюдинке без рода-племени? Лишь бы никто не обидел, и на том спасибо. А какова будет плата за бардовскую опеку, не все ли равно?
   Зато Кред веселился от души.
   – Вот пройдохи! – восторгнулся менестрель, – Все-таки смогли провернуть это дельце! Эх, жаль, что я был вынужден был выехать из Ниариса почти сразу после собрания, на котором это придумали, отправился вдогонку за вами, барышни, – и он кивнул Алане и Рапсоде, – а то бы мы с вами встретились только на переправе, потому что плащ стащил бы именно я! Хотя где мои манеры? Я безгранично рад, что наша встреча состоялась намного раньше этого момента. Но вообще если бы Вы, миледи, нашлись еще быстрее, я бы тоже не жаловался.
   – Насколько я поняла, эти барды и без тебя прекрасно управились. По крайней мере, плащ у них действительно был, а ты только и можешь, что хвастать, – заметила певица, немного притушив этим восторги согильдийца, – так что нечего локти кусать. Кроме того, нам действительно уже пора в путь.

13. О маскировке и некоторых личных переживаниях Рапсоды, а так же о переправе и о цели жизни

   Хоть решение немедленно выехать и было принято, но путешественники покинули город только через пару часов. Кред считал, что Рапсоде ну никак нельзя разгуливать в том виде, в который она себя привела.
   – Да ты на себя в зеркало посмотри для разнообразия, – уперев руки в бока, убеждал он, – я удивляюсь, как тебя, такую красивую, до сих пор не поймали.
   – А вот так! – огрызалась Си-Диез, – а раз не поймали, значит не так уж все и плохо выглядит.
   Она-то конечно знала, что Кред прав, но признавать это вслух не хотела из упрямства.
   Спор длился уже с четверть часа, когда Алана решила все же вмешаться и встать на сторону менестреля:
   – Тебе действительно стоило бы маскироваться как-то… понезаметнее, что ли. Кроме того, мы поедем все вместе, а если из-за твоего пиратского платка на нас обратят внимание и меня схватят, ты себе этого никогда не простишь.
   Рапсода решила, что теперь самая пора сдаваться, но все же буркнула для порядка:
   – Хорошо, допустим, ты меня убедил, дальше что? Сам же говорил, что на двух человек твоей маскировочной магии не хватит.
   – А грим на что? – с легкостью отмахнулся от вопроса Кред и полез в свой дорожный мешок, одну за другой добывая оттуда баночки, кисточки и тюбики.
   – И ты постоянно таскаешь все это с собой? – поразилась Си-Диез, оглядывая заставленный всевозможной косметикой табурет.
   – Ну конечно. Мало ли, когда пригодится.
   – Но зачем тебе это может пригодиться? – никак не могла взять в толк Алана, – ты же мужчина.
   – Н-ну, – замялся Кред, – случай всякий может быть. Я потом как-нибудь объясню.
   Алана завистливо вздохнула, глядя на сокровища, извлеченные менестрелем из сумки. Она даже почувствовала себя немножко уязвленной. У какого-то барда такая замечательная коллекция пудр и белил, а она, принцесса, который день носится по стране даже толком не причесавшись.
   «Бывшая принцесса», – мысленно поправила она себя. В глубине души девушка все еще не смирилась с изменением своего статуса.
   – Ну, девочки, кто гримируется первый? – деловито осведомился Кред, жестом мастера поправляя волоски в огромной пушистой кисточке на гладкой округлой деревянной ручке.
   – Кстати, – встрепенулась Алана, – а почему раньше ты меня не гримировал, а накладывал заклинание? Неужели это проще?
   – Да не то чтобы, – ответил несколько смущенный менестрель, – просто я как-то совершенно не подумал, что можно было воспользоваться гримом. Хорошо хоть сейчас до этого додумался. Так кто первый?
   – Пусть буду я, – слегка пожав плечами, выдвинула свою кандидатуру принцесса, видя, что Рапсода не спешит занимать очередь.
   – Отлично, – просиял Кред, – и кем вы, барышня хотите быть? Сбросить вам пару годков? Или, может, сделать из вас почтенную матрону преклонных лет? Нет, пожалуй, для этого у вас слишком стройная фигура: ни грамма лишнего веса, – да и такой королевской осанки у старух не бывает.
   Кред щебетал и ворковал, крутясь вокруг Аланы и расточая комплименты ее внешности, а Рапсода наблюдала за этим и отчего-то сердилась на гадкого барда все сильнее и сильнее.
   Обстановку немного разрядила Эльра, для которой макияж никакого интереса не имел.
   – Я так понимаю, это надолго? – на всякий случай уточнила она и, получив согласный кивок Креда в ответ, продолжила, – тогда, может, я пройдусь по здешним оружейным лавкам? Мне бы очень не помешало снаряжение.
   – Может, ты лучше купишь все необходимое в Балании? – предложил Кред, не отрываясь от своего занятия.
   – В стране, которая готовится к войне? Там, где оружие в дефиците и потому стоит в десятки раз дороже, чем должно? – фыркнула девушка, – вот уж нет! Я не намерена переплачивать. Тем более что денег у меня и так мало.
   – А если точнее, у тебя их нет вовсе, – закончил за нее бард.
   «Что он вечно ко всем цепляется? – возмутилась про себя Рапсода, – откуда у него такой сквернющий характер?»
   Но Эльра, казалось, нисколько не обиделась на слова Креда.
   – Твоя правда, – расстроено произнесла она, – а я так рассчитывала купить в Ардении хотя бы меч или на худой конец приличный кинжал.
   – Можешь взять сколько тебе нужно из моего кошелька, – сжалилась над юной воительницей Алана.
   – Не шевели губами! – вскричал бард, – замереть и не двигаться, пока я не разрешу!
   Принцесса покорно выполнила требования менестреля, Рапсода продолжала наблюдать за этим со стороны и сердиться, а Эльра, взяв деньги, мгновенно исчезла из комнаты, словно испарилась.
   Когда Кред закончил колдовать над Аланой (в переносном смысле конечно), принцесса выглядела, как миленькая девочка-подросток. Больше всего она походила сейчас на собственную двоюродную или троюродную младшую сестричку. Точнее, походила бы, если бы кузина у Аланы действительно была.
   – Ну что, пятнадцатилетка, брысь со стула, – жизнерадостно улыбнувшись, сделал широкий жест рукой с зажатой в ней кисточкой, – уступи место старшей подруге.
   Это был первый раз, когда Рапсода, которой совсем недавно минуло двадцать, почувствовала себя старой.
   «А вот и промолчу, – стиснув зубы, решила она, – не буду кричать или плакать. Просто сделаю вид, будто ничегошеньки не случилось», – и в гордом молчании проследовала к освобожденному Аланой табурету.
   – А вот тебя, подруга, грим-то и не спасет, – задумчиво сказал Кред, внимательно разглядывая лицо певицы со всех ракурсов.
   «Хам, – со злостью подумала Си-диез, – наглец, мерзавец, грубиян, негодяй и невежа. Правилам этикета меня учил. „Дурной тон делать то“, „дурной тон говорить это“… А сам-то?! Разве говорить женщине, что ее лицо не спасет даже грим – это тактично?»
   Но Кред на этом не ограничился и развернул свою мысль:
   – Предположим, черты лица можно подправить, но цвет глаз… Тут никакой макияж не поможет. Придется тебе ходить в маскирующем заклинании, – устало подытожил он, – а я уж было обрадовался, что больше не надо будет на него силы тратить.
   – То есть как? – немного удивилась Си-Диез, обрадованная тем, что бард на самом деле ничего плохого про ее лицо сказать не хотел, – ты что же это, не помнил, какого цвета у меня глаза?
   – Нет конечно, – отозвался менестрель, занявшийся упаковкой своих банок-склянок, – кто ж такое помнит?
   – Но они же у меня разные! – возмутилась девушка, – такое обычно запоминают все, кому не лень. Вот даже в объявлении о розыске об этом написано.
   – Ну во-первых там ошибка, – поправил ее Кред, – эти солдафоны напортачили и написали, что голубой у тебя левый, а синий – правый, хотя все наоборот. И это при том, что охранные службы славятся своей внимательностью. А во-вторых чем больше цветов, тем больше нужно запоминать. Так-то, к примеру, серые и серые, а тут сколько сразу всего запомнить надо! И цвета два, и какой глаз какого цвета… Нет, мой бедный мозг такое вместить не в состоянии.
   «Вредный он все-таки», – надувшись и забившись в дальний угол, подумала Рапсода.
   Тем временем вернулась Эльра и с восторгом начала делиться своими впечатлениями от похода к оружейнику. На поясе ее висел короткий меч в простых кожаных ножнах. Девушка не успокоилась, пока не рассказала своим товарищам о всех достоинствах и недостатках данного оружия, включая все критерии от металла, из которого меч был сделан, до цены, которую за него запросили.
   – Одним словом, не самая плохая железка, – завершила свою пламенную речь воительница.
   – Одним бы словом и ограничилась, – тихонько буркнула Алана. Ее настроение было мерзким, как навозная жижа, и не менялось уже несколько дней. Но как бы тихо она не высказалась, музыканты прекрасно расслышали ее комментарий, хотя обоим хватило такта не обращать на него внимание сияющей счастьем Эльры.
   «Пусть хоть одной женщине из трех, которые путешествуют с Кредом, будет хорошо», – подумала Рапсода и попутно подобрала еще пару-тройку хороших бранных слов, которыми можно будет при случае обозвать этого несносного барда.
   А время не ждало. Было уже немного за полдень, и всей компании стоило отправляться в путь.
   До места слияния Звеньки и Синявки они добрались без приключений. Правда и особым весельем их путешествие не пахло. Кред хоть и шутил, но выглядел разбитым, а Алана так и вовсе замкнулась в себе и не реагировала даже на подначки Фррумара, который всячески пытался расшевелить ее.
   Остановившись в маленьком постоялом дворе, путешественники решили сделать небольшую передышку, прежде чем переправляться на другую сторону реки. Синявка была достаточно широка и перейти ее вброд не представлялось возможным. Да и кому охота в начале декабря лезть в холодную реку с горным притоком? Безумцу разве что.
   – Вы все сидите здесь и не высовывайтесь за двери этой комнаты, а я попробую договориться насчет переправы. И плащ заодно захвачу. Ребята, хранящие его, наверняка видели нашу компанию, и отдадут мне его без проблем, – усталым голосом скомандовал Кред. В этой группе он был явным лидером, и все решения приходилось принимать именно ему. Вдобавок ко всему он дьявольски уставал из-за того, что каждые несколько часов ему нужно было обновлять заклинание, требующее немалых сил. Под глазами барда залегли тени, а все, о чем он мечтал – это отдых. Но Кред через силу улыбался и не прекращал отпускать свои шуточки. Нельзя раскисать. Никто не должен видеть усталости артиста. Никому не интересно, как трудно ему на самом деле, зрителю важен только результат.
   «Ничего, – подбадривал себя менестрель, выходя из комнаты, где оставил девушек, – через каких-то несколько часов мы будем уже по другую сторону Синявки, а на ту землю законы Ардении уже не распространяются. Там можно будет наконец-то прекратить использование маскирующих чар».
   Эти мысли несколько подняли настроение Креда, и он, насвистывая что-то, вошел в общий зал и кликнул хозяина заведения.
   – Эй, любезный, подите-ка сюда. У меня есть к Вам пара вопросов.
   – Чего угодно? – заискивающе спросил тот, подходя к барду.
   – Да понимаешь, мне бы нужен торговец. У тебя случайно такие не останавливались?
   – А почем мне знать? – весело удивился трактирщик, – я ж посетителям в тюки носа не сую. Мне ж что главное? Чтобы по счету платили, а кто они есть, для меня все едино. А какой купец-то Вам нужен, господин? Может из местных кто подойдет? У нас тут живет один скорняк, меха продает, бакалейщик есть…
   – Мне бы нужен приезжий, да такой, который в сторону Синявки движется, – понизив голос, сказал Кред и кивком указал куда-то вниз. Трактирщик послушно опустил взгляд на пол и увидел на деревянном полу у своих ног серебряную монету.
   – Вы, кажется, обронили, – заметил ему Кред, а трактирщик завертел шеей и зашарил взглядом по дощатому полу.
   – Вот те на! – искренне удивился он, – я ж две серебрушки ронял. Может вторая куда в щель закатилась. Вы не видели, господин?
   – Видал, как не видать, – согласно закивал менестрель, – подобрал у лестницы, да только не знал, чья монетка и кому отдавать.
   С этими словами он протянул трактирщику деньги.
   – Ой, как славно, что нашлась-то, – заохал хозяин заведения, пряча монетку в карман, – а то ведь знаете, как в зимнее время тяжко нам приходится? По холодам ведь путешествовать никто больно не хочет, а трактир пустой простаивает, ежели проезжих нет. А что касается того, что Вам надобно, – продолжил он, понижая голос, – так, пожалуй, есть тут кое-кто, с кем Вам поговорить стоит. Во-он тот господин, что за дальним столом сидит, как пить дать один из тех, кого Вы ищете. Недавно приехать изволил. А воз-то у него хоть и один, да зато немалый и гружен как следует. И охрана еще при нем.
   Кред поблагодарил трактирщика за его наблюдательность и, недолго думая, направился прямо к указанному ему человеку. Этот мужчина был кругленьким обладателем двойного подбородка и маленьких хитрых глазок. По его комплекции было видно, что голодать он не привык, а хорошая куртка, подбитая дорогим мехом, только подтверждала правильность первоначального вывода.
   – Добрый день, любезный, – дружелюбно поприветствовал его менестрель и улыбнулся самой своей располагающей улыбкой.
   – Добрый-добрый, – отмахнулся купец. Он был, по всей видимости, очень занят. Всем его вниманием владела замусоленная тетрадка, раскрытая приблизительно посередине. Толстячок водил пухлым пальцем по строчкам и шептал какие-то цифры.
   – Убыточный поход в этот раз вышел? – сочувственно поинтересовался Кред, подсаживаясь за стол торговца.
   – Сплошное разорение, – отозвался тот, не оставляя своего занятия, – по зиме ездить жутко невыгодно. Одна надежда, что в итоге мне заплатят столько, сколько обещали, и это покроет все расходы.
   – О, – воскликнул Кред, – думаю, Вам заплатят даже больше, чем Вы того ожидаете, – и, понизив голос, – Вы ведь везете товар в Баланию, не так ли?
   – Что Вы? – всполошился купец. Тетрадка выпала из его рук и шлепнулась на стол обложкой вверх, – не еду я туда. Сами же знаете, королевский указ. Запрещена любая помощь. Торговля с Баланией прекращена. А вообще не Ваше это дело, куда я еду.
   – Жаль, – печально вздохнул бард, проигнорировав тираду собеседника, – а я-то думал, что встретил попутчика. Хотел предложить совместно переправиться. А то паромщики зимой не очень-то рвутся всех подряд возить и цены заламывают нечеловеческие. Мне такое удовольствие не по карману. А так бы, если с попутчиком напополам, то эту плату и осилить можно.
   Кред подметил жадный огонек, загоревшийся в глазках торгаша и продолжил:
   – Но раз нам не по пути…
   – Знаете, а я ведь не сказал, куда еду, – поспешно перебил его купец, – я же действительно в Баланию направляюсь. Только не торговать, а родню навестить. Редко у них бываю, жуть как редко, но люблю всех страсть как. Вот, целый воз подарков везу. А переправляться нынче и вправду дорого слишком, так что если Вам тоже на тот берег надо, то я от Вашего общества не откажусь вовсе.
   – Вот и отлично, – обрадовался Кред, – когда планируете отбывать?
   – Да вечером, когда стемнеет. А то устал я слишком. Днем отдохнуть хочу.
   – С паромщиком уже договорились?
   – А как же? На сорок золотом.
   – Тогда до вечера и двадцать монет с меня.
   – По рукам, – масляно улыбнулся торгаш, и они, обменявшись рукопожатием, расстались.
   Кред знал заранее, что договориться с этим купчишкой ему не составит большого труда. Такие как он готовы удавиться за каждую медяшку, а тут половина оплаты парома! Ну и что, что это рискованно и что попутчик может оказаться кем угодно? Контрабанда вообще дело опасное. Так что же, ей и не заниматься теперь что ли? Менестрелю было абсолютно ясно, что никаких родственников у этого пройдохи в Балании нет и не было никогда. А ночью он переправляться собрался только ради того, чтобы никто лишний раз на содержимое его воза не пялился.
   Но это были его, купца, личные проблемы, а Креду до его товара дела не было. Его интересовала только тайная переправка на другой берег по половинной цене, и он ее выхлопотал.
   «Ну а теперь можно и за плащом зайти», – решил он и, выйдя с постоялого двора, зашагал к таверне «Зеленая ветка», полагая, что найдет посылку у связного.

   Когда менестрель оставил своих спутниц одних, каждая из них занялась привычным для себя делом. Алана, мрачная как туча, лежала на кровати и все думала о том, какая она несчастная, пытаясь одновременно с этим хоть ненадолго уснуть.
   «Хоть бы удалось поспать. Пожалуйста, пусть удастся забыться, – молила она, – только без этого жуткого видения! Прошу!»
   Рапсода сидела у окна и придумывала новые колкости для Креда, разглядывая проходящих по улице людей и чутко прислушиваясь: не раздадутся ли знакомые шаги за дверью.
   И только Эльра ни о чем особом не думала, занимаясь при этом хоть каким-то физическим трудом. Она полировала рукоятку своего меча полой собственной куртки и глядела на оружие влюбленными глазами. Хотя сказать, что в голове ее совсем не было мыслей, нельзя. Девушка мечтала о своих будущих битвах и подвигах. Она вообще грезила наяву с тех самых пор, как приобрела новое оружие.
   – Эй, – Кред куда-то уходит, – прервала царящее уже минут пятнадцать молчание Рапсода, – куда это он собрался.
   – К любовнице, – вяло отреагировала Алана и перевернулась на другой бок.
   – К кому? – Си-Диез вскочила на ноги, опрокинув табурет.
   – Да к паромщику он пошел, – примиряюще сказала Эльра, отрываясь от своего крайне важного дела.
   – Откуда знаешь? – подскочила к ней певица.
   – Да он же сам сказал, что договариваться на счет переправы пойдет. И плащ еще забрать собирался, – пожала плечами воительница.
   – Мало ли, чего он там сказал, – буркнула Рапсода, подняла табурет и снова уселась у окна, не сводя взгляда с улицы.
   – Да успокойся ты. Нет у твоего Креда никакой любовницы, – со стоном подала голос Алана, – пошутила я. Только стулом больше так не греми. Голова болит.
   И вновь наступила тишина. Только если очень хорошо прислушаться, можно было разобрать еле слышное бормотание, доносящееся от окна:
   – Успокоиться? А чего мне успокаиваться? Я и так не волнуюсь. Разве что из-за того, что этот дурень может вляпаться в какую-нибудь неприятность и затащить в нее и всех нас. Как будто кому-то интересно, есть у него любовница или нет. Вот уж тоже мне животрепещущая тема!
   Однако, когда Кред вновь появился, Си-Диез встрепенулась. Бард быстро шел к постоялому двору, сжимая в руках какой-то сверток. Внешне менестрель был невозмутим, но Рапсода поняла, что он нервничает и спешит как можно скорее вернуться.
   Еще минута, и вот они, те самые шаги, которых Рапсода ждала. Дверь, скрипнув, растворилась, но певица даже не повернулась навстречу вошедшему согильдийцу. Вот еще. Велика честь.
   – А это теперь Ваше, – Кред вместо приветствия развернул сверток, набросил на плечи вставшей ему навстречу Алане плащ и картинно поклонился, – реликвия возвращена представителю монаршей семьи. Что может быть лучше?
   – Ты точно уверен, что это именно та вещь? – с сомнением спросила принцесса, через плечо глядя на обновку, – на вид обычный шерстяной плащ, разве что цвет немного вызывающий, хотя Иериалю, должно быть, красный шел.
   – То, что этот артефакт был вытащен из тайников церкви, я могу утверждать со стопроцентной гарантией, – отозвался бард, – а вот обладает ли он теми хвалеными защитными свойствами, о которых все вздыхают, еще проверить нужно. Но на самом деле я бы посоветовал носить его постоянно, да и по ночам можно им укрываться вместо одеяла, лишние предосторожности не помешают.
   – Лучше вместе с одеялом, – Алана зябко поежилась, как только вспомнила, насколько холодно спать зимой на открытом воздухе.
   – А это не будет воспринято, как злоупотребление подарком? – немного испуганно спросила Эльра, которая в отличие от принцессы отнеслась к артефакту со всей серьезностью.
   – Кем воспринято? – недоуменно переспросила Алана.
   – Ну как же… – сделала круглые глаза оруженосица и, указав пальцем вверх, добавила благоговейным шепотом, – дарителем.
   – Ничего никем никак воспринято не будет, – оборвал это странное обсуждение Кред, – плащ Иериаль кому дарил? Королевской семье. Для чего? Чтобы он уберегал в случае опасности. А мы ни одного из этих условий нарушать не собираемся: особа королевской крови есть, и опасности тоже наличествуют. Так что все точно так, как должно быть.
   – Пожалуй, ты прав, – несмело кивнула Эльра. Похоже у нее камень с души свалился, и она снова принялась за полировку рукояти меча.
   – С верхней одеждой мы, предположим, разобрались, – Рапсода все-таки не удержалась и вступила в разговор, указывая на обновку Аланы, – а что там насчет переправы? Или ты о ней благополучно запамятовал, когда тащил эту реликвию сюда?
   – Будет тебе переправа, – с деланной беззаботностью ответил бард. Он был крайне измотан, а тут как раз маскирующие чары, наброшенные на Си-Диез, разлетелись в клочья, обнажая истинные ее черты. Со стороны это выглядело очень специфически. Как будто из-под одного полуоблупившегося портрета просвечивает другой, написанный ранее на том же холсте. Нельзя было допустить, чтобы Рапсоду кто-то обнаружил в таком виде, поэтому менестрелю пришлось собрать все силы в кулак и подновить заклятие.
   – До заката отдыхаем, а как солнце сядет – отправимся, – закончил он, устало потирая виски.
   «Слава Иериалю! До заката еще несколько часов. Можно сделать еще одну попытку заснуть. Может хоть капельку отдохну», – с облегчением подумала Алана, падая на кровать и мгновенно отключаясь.
   Кареглазая двойница принцессы явилась в ее сновидения и на этот раз, но то ли сегодня она не хотела сильно тревожить близняшку, то ли Алана уже привыкла к ней. Так или иначе, просыпаясь, девушка чувствовала себя если не свежей, то по крайней мере не такой разбитой, какой была несколько часов назад.
   – Ты вовремя, – улыбнулся ей Кред, – как раз собирались тебя будить.
   – А что, уже пора? – вяло поинтересовалась Алана, выпутываясь из одеяла.
   – Поужинаем и выходим, – посвятил принцессу в общие планы бард и галантно подал ей руку, помогая подняться. Та приняла мужскую руку, едва коснувшись ее кончиками пальцев, как это обязывал делать этикет. Ах, как приятно сделать хоть что-то, что напоминало о прошлом! Но одновременно с тем и больно. Как будто осколок жизни вонзился в сердце.
   – Благодарю Вас, – Алана сделала еле заметный книксен в знак своей признательности.
   – А не будете ли Вы столь благосклонны к моей скромной персоне, что дозволите проводить Вас в трапезную? – охотно поддержал игру менестрель.
   – О! Я бескрайне польщена Вашим вниманием, и, конечно же, я принимаю его.
   – Ага. Мы все принимаем. Сопровождай давай, есть хочется.
   Это Рапсода вклинилась в диалог Креда и Аланы, становящийся по ее личному мнению чересчур уж сладким.
   «Алане еще замуж за принца Баланского выходить. Нечего ей со всякими бродячими бардами любезничать. Неровен час влюбится, а менее подходящей для нее пары и найти невозможно», – придя к такому умозаключению, Си-Диез твердо решила бдительно следить за принцессой и ни под каким предлогом не подпускать к ней Креда.
   Ужин, впрочем, прошел без малейших поползновений что с той, что с другой стороны. Алана и Кред не проявляли друг к другу повышенного внимания, что самым благотворным образом сказалось на настроении Си-Диез.
   Поев, путники расплатились с хозяином постоялого двора за постой и харчи и, забрав из конюшни своих скакунов, поспешили по проселочной дороге к Синявке. Когда они выехали за пределы селения, уже смеркалось, и чахлые деревья, растущие тут и там, отбрасывали причудливые и пугающие тени на пустынную равнину. Компания покинула последний населенный пункт Ардении. Дальше был только клочок степи, который арденцы, видимо, просто поленились заселять, и река-граница.
   Путники пришпорили лошадей, а точнее одну кобылицу, принадлежащую Эльре, и троих жеребцов – по крайней мере, так утверждал Фррумар – и где-то через час перед ними заблестела в лунном свете холодная речная гладь. Синявка казалась сейчас черной и нескончаемо глубокой, как провал в бездну. Поверхность реки слегка вздрагивала, морщилась и ежилась от прикосновений промозглого ветра.
   – А вон и наш попутчик, – указал Кред на толстячка, стоящего на берегу и кутающегося в свою меховую куртку.
   – Шевелитесь, шевелитесь, лентяи! За что я вам деньги плачу? – прикрикивал он на рабочих, которые перетаскивали какие-то бочки и ящики из стоящего неподалеку воза на паром.
   – Добрый вечер, – любезно поздоровался Кред с купцом, подъехав к нему и спешившись, – мы прибыли, как обещали.
   – Да какой же он добрый? – раздосадовано махнул рукой торгаш, – продрог тут весь, озяб, а эти лентяи еле шевелятся. Погрузку уж закончить давно пора, отплывать надо, а они все копаются. Да только вам это на руку. Если б не эта задержка, Вас бы никто ждать не стал.
   «Блеф, – презрительно хмыкнул про себя бард, – так бы ты и уплыл без моих денег».
   – Кстати, кто это «мы»? – деловым тоном продолжил купец, – я договаривался только с Вами лично. О других людях уговора не было.
   – То есть Вы хотите, чтобы я заплатил половину стоимости переправы и при этом поплыл один, а вы за свою половину цены перевезете еще слуг и товары? Нет, так не пойдет, любезный! Или мы едем все четверо, или Вы катитесь куда подальше со своей переправой и платите за нее полную цену.
   – Четверо? – сменил тон торгаш, – так что ж Вы не сказали, что вас так мало? Четверых, конечно паром потянет, не потонет. Езжайте, конечно, все вместе.
   – Благодарю за разрешение, – с легким презрением в голосе сказал Кред и, обращаясь уже к своим спутникам, добавил, – погружаемся. Коней ведем в поводу, осторожно, чтобы не дай Иериаль не напугались ничего и не потоптали имущество этого… господина.
   – Какие лошади? – возопил купец, – о лошадях уговора не было! Четыре человека – куда не шло, но лошади. Паром не резиновый!
   Менестрель начал было снова ругаться с прижимистым купцом, но на сторону толстяка встал старик-паромщик.
   – Боюсь, этот господин все же прав, – проскрипел он, разводя руками, – паром и ко дну ведь от перегрузки пойти может. Лошадок не потянет. Только разве что в два захода.
   – Нет, спасибо, – Кред старался удержать свою досаду при себе. Хотел обойтись половинной стоимостью переправы, а тут на тебе! Предлагают заплатить вдвое дороже обычной. Нет, вариант с двойной переправой не годился.
   – Не потянет паром, поняли? – подхватил купец, тщетно пытавшийся согреть дыханием озябшие ладони, – да Вы не расстраивайтесь. Я вон тоже своих коней здесь бросаю вместе с возом. Не переправить же их в Баланию. Проще там новых купить. Именно так я бы вам и посоветовал поступить. А сам-то я заранее приготовился, меня на том берегу новый возок уже поджидает, только переправиться к нему осталось.
   – Придется оставлять коней здесь, – печально констатировала Эльра, – иначе на тот берег не попадем.
   На самом деле это было не совсем так. Можно было, к примеру, отправить купца переплывать реку в одиночестве, а самим потом занять пустой паром и спокойно переправиться следом, но дорога была каждая минута. Никому из компании не хотелось задерживаться на территории Ардении.
   – Упряжь заберем или так их оставим? – спросила Алана у Креда.
   – Я не знаю, где мы сможем купить новых коней, – ответил тот, – может, нам придется несколько дней идти пешком. А в таком случае в качестве поклажи нам будет достаточно и наших пожитков.
   – Хорошо хоть деньги есть, – невесело улыбнулась принцесса, вспоминая о золотом запасе, который уволокла из дворца.
   – Ну что ж, друг, пора прощаться, – сказала она Фррумару, отвязывая от седла свой дорожный мешок, – наше совместное путешествие наконец-то закончилось. Больше ты меня доставать своим норовом не будешь.
   – Фррумара еще никто так вот просто не бросал! – топнул копытом конь.
   – Паром переполнен. Лошадям места нет. Так что не вздумай прыгать на него или творить еще какие-нибудь глупости.
   С этими словами Алана перекинула свой мешок через плечо, развернулась и пошла к парому.
   – А девочки у тебя ничего, – проворковал купец, провожая взглядом принцессу, оруженосицу и певицу, одну за другой поднимающихся на борт, – странный, правда, товар, но не мне судить. Шлюхи на войне тоже нужны.
   Кред, к которому и обращался купец, поперхнулся и закашлялся.
   «Хорошо, что Рапи не слышала, – подумал он, ловя ртом воздух, – а то бы этому торговцу непоздоровилось. Обругала бы его на чем свет стоит и обкидала бы еще вдобавок его же товаром. Правда, после этих ее действий, он, скорее всего только уверился бы в своей правоте на счет „профессии“ моих спутниц».
   Минут через десять погрузка была завершена, и паром медленно отчалил.
   – А это не опасно? – спросила Эльра у спутников, глядя на черную воду за бортом. Синявка не встала, этой зимой лед не сковал ее, но отдельные льдины плавали по ее поверхности, искрясь в лунном свете.
   – Намного безопаснее, чем перебираться на ту сторону вплавь, – успокоил ее Кред.
   – А кони с тобой, похоже, не согласны, – сказала девушка и ткнула пальцем куда-то в сторону.
   Бард пригляделся и, рассмотрев в лунном свете бравую четверку лошадей, которые, шумно фыркая, плыли следом за паромом, присвистнул.
   – Бемоль мне в диезной тональности! Вот это преданные животные, я понимаю. Чтобы по такому холоду…
   – Их Фррумар подговорил, – вступила в разговор Алана, – наверняка. Я этого мерзавца знаю. Все сделает, лишь бы было не так, как велено.
   – Чего он сказал? – немного растерянно переспросила Эльра, почесывая затылок, – про преданность поняла, а вот что в самом начале было, черт его разберет.
   – Не обращай внимания, это их бредовые музыкальные ругательства, – с видом знатока пояснила ей принцесса, – а общий смысл ты уловила верно. Кред сказал, что Фррумар преданный, а я – что он самодур.
   «Какая хозяйка, такой и конь, так что нечего на зеркало пенять», – сказала про себя Рапсода, а вслух с укором добавила:
   – А может это он тебя просто так сильно любит? Почему ты всегда думаешь о нем плохо? Так же нельзя.
   – Ты просто имеешь счастье его не слышать, а я такой возможности не имею. Так что мне лучше знать, какой характер у моего жеребца.
   – Но по-моему ты все равно слишком негативно к нему относишься.
   – Кто бы говорил, – огрызнулась принцесса, – на себя лучше посмотри. Вечно на Креда кидаешься по любому поводу.
   – Слушай, если он у тебя такой преданный конь, то может у него в роду собаки были? – поспешил сморозить какую-нибудь глупость бард, видя, как Рапсода набирает в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться длинной отповедью.
   – Обязательно у него спрошу, когда сойдем на берег, – с мрачной улыбкой пообещала Алана.
   – А успеешь ли? – это Эльра смогла-таки снова вклиниться в разговор, – я в том смысле, что не май месяц на дворе, животные могут просто околеть от холода.
   После такого печального замечания Рапсода, стремившаяся ответить Алане на ее колкость, как-то перехотела ссориться. Она любила животных, и ей было бы очень жалко, если бы их кони погибли от мороза.
   – Сами виноваты, – сделала робкую попытку оправдаться принцесса, – никто же их не просил купаться в ледяной воде.
   Никто не ответил, и разговор угас.
   Паром ощутимо качало, а иногда в его правый бок ударялась льдина, и пассажиры ощущали незначительный, но все же толчок. Алана вздрагивала от испуга при каждом таком толчке, и хоть Кред старательно уверял ее в том, что никакой опасности нет, с мрачным предчувствием ожидала следующего айсберга, который повредит паром, и судно пойдет ко дну.
   Но плавание закончилось благополучно. Паром причалил к баланскому берегу, и пассажиры приступили к разгрузке. Точнее, Кред и его компания просто-напросто сошли на берег, а вот купец снова стал кричать на батраков, перетаскивавших его имущество с парома на ожидавший неподалеку возок. На этот раз к нему присоединился и хозяин парома, который спешил вернуться на свой берег. Так они и кричали нестройным дуэтом, пока Рапсода разводила костер прямо здесь же, на берегу.
   – В путь нам сейчас все равно нельзя отправляться, – объяснила она спутникам свои действия, – наши кони, должно быть, выбились из сил, переплывая Синявку. Надо дать им возможность отдохнуть и отогреться, а значит, нам нужен большой жаркий костер.
   Кред и Эльра поняли ее и, не дожидаясь дальнейших намеков, отправились собирать хворост, а Алана пошла к самой кромке воды встречать группу четвероногих купальщиков.
   – Вот я и за границей! – торжественно произнес Фррумар, ступая на глинистый берег, – впервые за все три года моей жизни! А ты хотела меня бросить на том берегу. Хозяйка называется. Не для того я родился, чтобы всю жизнь топтать одну и ту же землю. Я, может, мир повидать хочу.
   Остальные кони согласно заржали, поддерживая своего лидера, и только скромная кобылка Эльры от комментариев воздержалась.
   – Ладно, путешественники, пойдемте греться, – улыбаясь, сказала Алана и обняла своего жеребца за шею, уткнувшись носом в его мокрую гриву.
   Скакунов разместили поближе к огню и обтерли их одеялами, которые тут же и развесили сушиться. О том, чтобы двинуться в путь до наступления утра, нечего было и думать, но лечь спать тоже было нельзя: все одеяла были влажными, а ложиться на стылую землю никому не хотелось. Поэтому люди, уместившись между лошадей, расселись вокруг костра, и Кред принялся рассказывать истории из своей жизни бродячего музыканта.

   Однажды, в самом начале зимы, ехал я по дороге. Ехал просто вперед, не зная, куда забреду и что увижу. Я был тогда молод и не изъездил еще всю Ардению, и многие дороги были для меня новыми.
   Было тогда холодно и довольно-таки мерзко. А еще, почему-то, очень одиноко. У каждого барда бывают такие моменты, и за них некоторые начинают ненавидеть свою профессию, и я понимаю их: холод, голод, одиночество, безысходность… Что в этом всем можно найти хорошего? А особенно это тяжко для барда, который привык быть душой компании.
   Тогда я ехал просто навстречу своему будущему, надеясь, что сама судьба расстелет его передо мной.
   Дорога становилась все более узкой и запущенной. Было видно, что ее давно не чинили и пользовались ею редко. Наконец, вдали перед собой я заметил зубчатую стену города. Это обрадовало меня, ведь город сулил не только заработок и горячую пищу, но и человеческое общение, по которому я так истосковался. Однако, по мере того как я подъезжал, мне становились заметны пробоины в стене. Она была разломана и кое-где обвалилась вовсе, но некоторые участки ее были целы и гордо возвышались над каменным крошевом.
   Я подъехал к самым воротам. Они наполовину сгнили. Одна створка висела на единственной уцелевшей заржавленной петле, вторая валялась на земле в дорожной пыли. И, естественно, ни единого стражника рядом не наблюдалось.
   Это место немного пугало и настораживало меня, но уже смеркалось, и я решил, что лучше будет заночевать здесь, чем на дороге, которую с обеих сторон плотно обступал лес, и смело въехал в город. Улицы были пустынны и тихи, дома, выстроившиеся чинными рядами, заброшены. Многие здания обветшали, некоторые развалились вовсе, но можно было понять, что когда-то они были прекрасны.
   Я углубился в город, проехав по заброшенным улицам в самое его сердце, где посреди обширной площади возвышался величественный храм. Как и все здесь, он нес на себе отпечаток заброшенности и упадка, но мне почему-то казалось, что он подобен живому существу. С печалью глядел храм на царящую вокруг безысходность, но я чувствовал, что дух его не сломлен этой пустотой развалин. Это был храм для служения эльфийским богам. Раньше я только слышал о таких, но никогда не видел ничего подобного, так как церковь Иериаля давным-давно вытеснила все прочие верования и религии за пределы Ардении.
   Надо ли говорить, что мне вдруг приспичило осмотреть этот храм немедленно?
   Я вошел внутрь через высоченные гостеприимно раскрытые ворота. К тому времени на город спустились густые сумерки, и я наколдовал маленький шарик света, чтобы разглядеть все получше. Высокий сводчатый потолок, украшенный фресками, дивной красоты статуи из дерева и мрамора, искусная резьба и лепнина, украшающие стены. Да, это зрелище стоило того, чтобы заночевать в гиблом городе.
   Я медленно шел вдоль одной из стен, разглядывая все великолепие храма, и меня поразило то, как хорошо он сохранился изнутри. Здесь не было ни разбитых статуй, ни облупившихся фресок, и даже деревянные изваяния, более уязвимые, чем камень, не сгнили и не были источены жучками. Разве что витражи в узких стрельчатых окнах потускнели и выцвели с годами. Но на них не было ни следа паутины или пыли, которые непременно должны были быть в так давно заброшенном здании.
   Это открытие должно было как минимум заинтересовать меня, но тут мой волшебный фонарик осветил нечто такое, с чем загадочное исчезновение пыли просто не могло конкурировать. Это был величественнейший из всех музыкальных инструментов мира, имя которому орган. Редчайшая для нашей страны, задавившей эльфийскую культуру и этнические особенности, вещь.
   О такой находке я мог только мечтать.
   Не теряя ни минуты, я бросился с жадностью осматривать мануалы, регистры [12 - Мануал – клавиатура органа, как правило, их не менее двух; регистр – устройство, управляющее доступом воздуха к ряду труб органа, сделанных из одинакового материала. Также регистрами называют и сами группы труб.] и множество труб различной формы, длинны и диаметра. Насладившись внешним видом инструмента, я стал искать доступ к внутренней его части и, как мне показалось, нашел. Вот только дверь, ведущая в нутро гиганта, была заперта.
   «Ну не ломать же, в самом деле, – подумал я тогда, пытаясь подавить в себе разочарование, всплывшее поверх недавно испытываемого мною восторга, – все же это храм. Пусть и не тех богов, в которых я верю, но все равно это будет святотатством. Да и если ломать дверь, то не мудрено будет что-нибудь повредить в механике инструмента, а этого я уже сам себе не прощу».
   Покрутившись возле органа еще некоторое время и не найдя нигде ключа от запертой двери, я решил, что пора бы уже лечь спать и устроился здесь же, в храме, расположившись у противоположной от инструмента стены. Как не странно, уснул я легко и спал спокойно. Почему-то то тревожное чувство, которое я испытал при въезде в заброшенный город, оставило меня, как только я вошел в этот храм.
   «Уж не заботятся ли обо мне эльфийские боги, – засыпая, подумал я, – видать, давненько в этом храме не было посетителей, и они решили одарить душевным спокойствием первого, кто заглянул сюда спустя многие годы. И плевать, что он неподходящей расы. И кстати о храме. Судя по его состоянию, эльфийские боги периодически спускаются на землю, чтобы здесь прибирать».
   Последняя мысль была, наверное, оскорбительной, но, в конце концов, это же не моя религия, да и чего такого плохого я подумал? Разве худо приписывать богам такие качества, как хозяйственность и чистоплотность?
   Так или иначе, но меня не поразил ничей гнев, и я не скончался на месте, а просто крепко уснул. Вот только спустя несколько часов меня разбудили поистине райские звуки. Низкие, бархатистые и сочные голоса сливались с хрустальным перезвоном высоких и взлетали под самый купол храма, повисая там на несколько мгновений и незаметно тая.
   Какие дивные голоса у эльфийских богов, – подумал я спросонок и, протерев глаза, принялся отчаянно вертеть головой во все стороны, в надежде увидеть чудесных певцов. На глаза мне попалась фреска, изображавшая эльфийскую женщину немыслимой красоты, облаченную в тончайшее шелковое платье персикового цвета. В первое мгновение мой не до конца проснувшийся мозг обманулся и принял изображение за существо из плоти и крови, и я подумал, что обнаружил-таки обладательницу одного из дивных голосов, но через миг иллюзия развеялась, и я снова видел перед собой лишь фреску.
   А голоса не смолкали. Напротив, они пели все с большим и большим вдохновением. Они пели без единого слова, но я не знаю, кем надо было быть, чтобы не понять их песни. Они скорбели по умершим, тосковали об ушедшем времени и горевали, глядя на настоящее. Но одновременно с этим в песне их слышались сила духа и несгибаемая воля, говорящие о том, что неведомые певцы не сдадутся и не погрязнут в бессильном отчаянии. Их песнь говорила: «да, на нашем пути было много невзгод, но это не причина хоронить себя до срока, ведь мы пока еще живы, и в наших силах сделать собственную жизнь прекрасной вновь».
   Но храм был пуст. Я не видел в нем ни души, а тем временем голоса все не смолкали. Я все оглядывался и оглядывался, сам не зная, что ищу, пока вдруг случайно не скользнул взглядом по органу и не заметил маленькой фигурки, сидящей за мануалами этого инструмента-великана.
   Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я слышал орган. После этого случая я начал учиться играть на фортепиано, надеясь, что этот отдаленный родственник короля инструментов имеет хоть десятую долю тех возможностей, что и его старший брат, но орган невозможно заменить ничем.
   И я слушал и слушал, завороженно, шаг за шагом, подходя все ближе и ближе к музыканту, который играл с таким пылом, который, несомненно, захватил бы миллионы слушателей.
   Но храм был пуст.
   – Почему Вы прозябаете здесь? – вскричал я, не в силах сдержаться.
   Музыка оборвалась на середине фразы, и отзвук ее повисли под куполом, как незаданный вопрос.
   Органист медленно убрал руки с мануалов и повернулся ко мне лицом. Это был чистокровный эльф. Хотя кого еще можно было встретить в подобном святилище? На вид ему было лет сорок, из чего я сделал вывод, что в действительности он прожил уже многим больше четырех столетий.
   – Зачем Вы губите свой талант здесь, среди развалин, когда он мог бы покорять множество сердец? – снова спросил я его.
   – Неужели ты этого не понимаешь? – задал он ответный вопрос.
   Я покачал головой. Нет, я действительно не понимал, зачем нужно было хоронить себя и свой талант в этой дыре, когда стоит лишь совершить трехдневное путешествие, и все будет: человеческое жилье, вкусная еда, заработок, благодарные слушатели, возможно даже друзья и приятели.
   Видимо, недоумение ясно читалось на моем лице, и старик, слегка улыбнувшись, задал мне странный вопрос:
   – Ты грустишь без общества? Хандришь, когда путешествие без спутников затягивается надолго и твой единственный собеседник, это лютня?
   – Конечно, – честно ответил я, пожимая плечами.
   – Тебе скучно со своим инструментом? – как бы не веря собственным ушам, переспросил эльф, печально покачивая головой, – если то, что ты сказал – правда, то я бы предложил тебе подумать вот над чем. Если тебе скучно с самим собой, то как ты можешь рассчитывать на то, что другим с тобой будет весело? Если твоя лютня не радует даже тебя самого, то отчего ты считаешь, что она развеселит твоих слушателей?
   Я был потрясен таким взглядом на вещи, но не хотел отступаться от своего вопроса, потому что считал, что старик просто уводит меня в сторону от первоначальной темы.
   – Но Вы не ответили, зачем нужно торчать в одиночестве, когда совсем недалеко есть нормальные поселения, где живут настоящие люди, готовые заплатить за музыку настоящие деньги.
   – А ты играешь только ради денег? – снова не ответил мне эльф.
   – Ну, заработок – далеко не последняя вещь в жизни, – неуверенно ответил я. Его вопросы выбивали меня из колеи.
   – Но и далеко не первая, – улыбнувшись краешками губ, продолжил органист, – а музыка – это искусство, плод вдохновения и мастерства. Она не продается и не покупается. Она только рождается и существует. А люди, которым она пришлась по душе, вольны наградить за нее исполнителя, равно как и те, чье сердце она не смогла тронуть, вправе просто пройти мимо. Музыка – дар, который бард преподносит бескорыстно, ничего не ожидая взамен, только тогда это истинное творчество.
   – И кому же Вы дарите музыку здесь? – скептически выпалил я, – тут нет ни единой души, которая могла бы услышать Вашу игру. А ведь даже самый ценный подарок становится простой безделушкой, если его некому преподнести.
   – В этом городе находятся все те, для которых мне хотелось бы играть, – печально вздохнул эльф, и, поймав мой недоуменный взгляд, добавил, – они все давно мертвы, но они все еще здесь. Моя семья, друзья, невеста… Ты же знаешь о войне Ардении с эльфийским народом? В далекие времена до нее на этом месте стоял процветающий город, населенный представителями счастливейшей из рас. Но одному амбициозному человеку, которого называли правителем Арденским, было скучно владеть маленьким огрызком земли, не занятым эльфами, и тогда началась резня. Мой народ никогда не был силен в военном деле, поэтому иным словом я назвать это не в состоянии. Человеческие войска проламывались вперед, углубляясь в эльфийские земли, а за спинами их оставались лишь опустевшие города. Тогдашний правитель Ардении был достаточно сообразителен, чтобы догадаться, что проще удержать солдат от бездумных разрушений, чем поднимать завоеванные города из руин. Тем более, что эльфы всегда славились своим архитекторским талантом.
   Арденские армии надвигались стремительно, словно лавина, катящаяся с горы. Настала очередь и нашего города, одного из последних оплотов недавно процветавшего государства старшего народа. В тот день, когда на нас напали, был канун великого праздника. На следующее утро все жители отправились бы в храм, чтобы вознести хвалу своим богам и увидеть собственными глазами ритуалы, которые в этот день традиционно проводили жрецы. Я, как лучший музыкант города, с самого рассвета отправился сюда, чтобы посвятить как можно больше времени подготовке к празднеству, в котором органная музыка была одной из важнейших составляющих. Жрецы впустили меня внутрь, но сразу же после этого закрыли двери храма на запор, так как в канун торжества прихожане не имели права заходить в него.
   Люди нагрянули около полудня. Необычно громкий шум, доносившийся из-за запертых дверей храма, всполошил жрецов. Они бросили все приготовления и кинулись к окнам. Увидев, что творится на улицах, они как один ринулись в бой, на защиту мирного населения. Я последовал было за ними, но один из них остановил меня, грубо толкнув в грудь:
   – Тебе нельзя туда! – крикнул он, отталкивая меня от дверей, за которыми уже вовсю сражались его собратья, яростно меча смертоносные заклятья, – что ты можешь сделать там? Подставить свою шею под клинок? Ты не воин, смирись. Твое место здесь, за органом. Играй и вдохновляй наших бойцов своей музыкой. Играй так, как в последний раз, и тогда, быть может, боги услышат тебя, и эта битва не будет концом для нашего города.
   Он еще раз толкнул меня вглубь храма и выбежал на улицу с воинственным кличем на устах. А мне ничего не оставалось, кроме как сесть за орган и начать играть со всем жаром, на какой только было тогда способно мое сердце. Я понимал, что тот жрец был более чем прав на счет меня, и поэтому отдавался музыке полностью, надеясь, что это хоть немного помогает тем, кто сейчас стоял на защите нашего города.
   Но что бы я не делал, как бы горячо не молился, изливая молитву в неистовой импровизации, все было кончено еще до заката. Последний еще остававшийся в живых жрец едва успел перед своей смертью запечатать заклинанием двери храма, спасая его тем самым от разграбления. Арденские солдаты, помнящие приказ своего короля, не посмели ломать ворота храма, и благодаря этому я остался жив.
   Будучи привычными к виду мертвецов и запаху крови, люди, ни капли не смущаясь, остались здесь же на ночлег. Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Тогда я ощущал себя несчастнейшим эльфом на всей земле, самым одиноким и самым ничтожным. Если бы заклинание, наложенное на двери храма, все еще не держалось, я бы, наверное, вышел наружу и сам бы бросился на мечи завоевателей, положив конец своей ничтожной жизни. Но выйти я не мог, и поэтому просто сидел без сна, тупо глядя вокруг.
   Везде в храме царила чистота, дышащая предвкушением праздника, и это составляло нелепейший контраст тому, что творилось снаружи. Это было столь ужасно, что я просто не мог спать, а когда мое сознание дошло до исступления, я принялся молиться. Я спрашивал богов, за что эта кара постигла мой дом, укорял их в невнимательности к своему народу, требовал от них защиты, молил о возмездии, но хоть я и молился до самого рассвета, ни один из богов так и не ответил мне. А когда первые лучи солнца заглянули в храмовые окна, я вдруг понял, что не случайно остался в живых. Боги не допускают случайностей. Значит, они чего-то хотели именно от меня. Но я не мог дать им ничего, кроме музыки, которой учился с детства, и поэтому я сел за орган, распрямил плечи, положил руки на мануалы и принялся играть. Я воспевал своей игрой всех богов, славя их в день великого праздника, и пусть в храме не было ни прихожан, ни жрецов, но органист все еще был жив, а значит торжественная служба должна была состояться.
   И она удалась на славу. Я играл весь день от самого рассвета и до полной темноты.
   И вот что странно: солдаты были напуганы моей музыкой. Они повскакивали чуть свет, разбуженные звуками органа, и принялись метаться по городу в панике. По всей видимости, они решили, что после бойни в храме проснулись какие-то страшные духи, и эта мысль внушала им страх. Полководцы были не в силах успокоить своих подчиненных, поэтому было принято решение как можно быстрее сняться с лагеря и покинуть это жуткое место.
   С тех самых пор город окончательно опустел, и никто не возвращается сюда. Похоже, байки о призраках, поющих страшными голосами, отпугнули Арденских жителей от этих мест.
   Что же касается меня, то я все это время жил здесь, стараясь по мере своих скромных сил восстановить в городе хоть какое-то подобие порядка, но, кажется, мне удалось содержать в относительной чистоте лишь храм, который и стал моим новым домом. И каждый новый день я встречаю за мануалами органа, разговаривая через музыку с богами и с теми, кто жил здесь когда-то. Это – единственные слушатели, которых я хочу для себя, и мне не нужно денег за мою игру. Мой инструмент и я – это все, что мне нужно для того, чтобы в моей жизни оставался смысл.

   Я ушел из того города этим же утром. Не то, чтобы старик не понравился мне. Напротив, я боялся, что я не по душе ему, ведь я принадлежал к той расе, которая истребила всех его родных и знакомых. И только много позже я понял, что тот органист был мудр и не переносил вины отдельных личностей на весь человеческий род.
   Я часто вспоминал наш с ним разговор и много размышлял над ним, прежде чем смог понять, что музыка – и мое предназначение в жизни, что это единственное, что имеет для меня настоящую ценность. И с тех пор, как я пришел к этому, мне больше никогда не бывало одиноко.
   – И зачем ты рассказываешь такие жутко печальные вещи, да еще и на ночь? – возмутилась Рапсода, – теперь так тоскливо, что хоть ложись и помирай.
   – Но у этой истории жизнеутверждающая мораль, – возразил ей Кред.
   – Веселее она от этого почему-то не стала, – стояла на своем бардесса. Но Кред был доволен, он заметил, что Алана, такая печальная и убитая в последнее время, стала если не веселой, то хотя бы просто спокойно-задумчивой, а это уже немало.
   «По крайней мере, она поняла, что грустить глупо даже наедине с самой собой, не то что в такой большой компании, как наша, и теперь ее мысли занимает только раздумье о цели ее жизни, которую она потеряла», – подумал менестрель, с неширокой, но естественной улыбкой на губах, начиная рассказывать новую историю.

14. О том, чем встречает чужая земля

   За рассказами Креда ночь прошла быстро и незаметно. Даже холод и сырой ветер как-то позабылись и отошли на второй план, а когда на сереющем небе одна за другой начали тускнеть звезды, путешественники позавтракали и отправились в путь.
   – Ты знаешь, куда нам нужно? – в который уже раз спросила у Креда Рапсода, которая еще ни разу не бывала за пределами Ардении.
   – Знаю, – устало ответил менестрель, как отвечал уже с десяток раз, – и я абсолютно точно уверен, что сейчас нужно повернуть именно направо и спрашивать дорогу до ближайшей деревни я ни у кого не буду.
   – Ну как хочешь, – надулась певица, – я только хотела как лучше, но раз ты у нас самый умный…
   Переживания Си-Диез были совершенно беспочвенны: компания снялась с лагеря всего пятнадцать минут назад, и всем было понятно, что за это время они никак не могли добраться ни до какого поселения. Общую уверенность в географических познаниях Креда усиливало то, что вдалеке завиднелись золотистые купола и длинные шпили, очевидно, украшавшие крыши храмов и ратуши какого-то крупного города. Но тут на их пути встретилась новая развилка, на которой менестрель снова уверенно повернул направо, и город перестал поблескивать перед ними, смещаясь влево.
   – А ты точно-точно знаешь дорогу? – снова спросила Рапсода, когда стало очевидно, что они проедут мимо этого, несомненно богатого, поселения. И хоть вопрос этот звучал за сегодня уже не в первый раз, теперь Алана и Эльра проявили женскую солидарность, поддержав товарку, и Креду, хотел он того или нет, пришлось объясниться.
   – Я понимаю, что вы считаете, что нам стоило бы заехать в этот город, – начал он приводить свои доводы, – но если бы все в нашей жизни было так просто, мы бы не переправлялись на пароме, построенном для контрабандистов, а воспользовались бы более комфортным кораблем, который как раз привез бы нас в этот город-порт. Но, если вы не позабыли, у нас достаточно причин для того, чтобы лишний раз не появляться там, где много народа.
   – Так тот корабль все еще ходит в рейсы? – возмущенно воскликнула Рапсода, – и мы поехали вместо него на этой калоше? Почему? Мы же замаскированы!
   – Любую, даже самую хорошую маскировку можно раскрыть. Особенно на таком маленьком замкнутом пространстве, как корабль, – парировал Кред, – кроме того, он ходит теперь чуть ли не раз в месяц, а у нас не было времени на ожидание очередного рейса.
   – Хорошо, с кораблем понятно. Но кому мы нужны в городе? – не отставала бардесса, – он же большущий, и является частью Балании. Здесь нас никто искать не будет.
   – Как раз потому, что там мы никому не нужны, мы туда и не едем, – оборвал ее менестрель и тут же пояснил свою мысль, – нас ждут в другом месте. Помнишь, наш общий знакомый рассказывал тебе при нашей первой встрече, что уже ездил в Баланию и обо всем здесь договорился.
   Си-Диез закусила губу и пораскинула мозгами, в результате чего действительно припомнила, что в самом начале ее шпионской карьеры в «Трех ключах» Зеленая Песня упоминал о том, что вел переговоры с местным принцем и что они прошли успешно.
   – И кто же нас ждет? – спросила Рапсода, с любопытством глядя на собрата по цеху, но увидела только, как его лицо стало каменным, не выражающим ничего.
   – Увидишь, как приедем, – только и сказал он, но певица услышала в этих словах потайной смысл. Судя по тону, с которым была произнесена эта скупая фраза, Кред имел в виду что-то вроде «заткнись уже, трещотка неугомонная. Не видишь что ли, что Алана прислушивается к этому разговору, а ей подробности знать не обязательно».
   «И в самом деле, чего это я разболталась? – прикусив язык, подумала Си-Диез, – одно неосторожное слово, и принцесса может вновь пуститься в бега, а во второй раз Кред вряд ли ее поймает. Да и к чему все эти глупые вопросы? Неужто Кред может подвести? Он конечно нахал и тот еще плут, но за все время, что мы знакомы, он ни разу не предал и не подвел меня. Наоборот, один раз даже вытащил из беды».
   После этого короткого разговора компания ехала в молчании. Девушки больше не задавали вопросов и не проявляли ни малейшего неповиновения, когда бард выбирал путь на развилках, а просто следовали за ним.
   Прошло около часа езды по пыльной степной дороге, прежде чем путешественники увидели белесую от инея бревенчатую стену, за которой теснились домишки с соломенными крышами. Рапсода печально вздохнула: ей однозначно хотелось остановиться в том городе с красивыми куполами, который остался позади, а не в этой глухой деревушке. Но что поделаешь? Кред сказал, что так надо, а раз так, то прощай мягкая кровать городской гостиницы и здравствуй солома в сельском хлеву.
   Однако менестрель не стал стучаться в двери нескладных домишек, принадлежащих местным крестьянам, а направился прямиком к двухэтажному добротному коттеджу, стоящему на краю деревни. Дом этот существенно выделялся из общей картины, воплощающей нищету и безденежье. На обширном, огороженном крепким забором дворе, квохтали куры, зачем-то вылезшие из курятника, а высокая худая женщина, обмотанная шалью, метлой загоняла их обратно.
   – Вот дурехи! – кричала она на домашнюю птицу, – и чего вам в этакий холод внутри не сидится? Околеете сами, и мне на прокорм ничего не останется!
   В ее голосе звучала неподдельная обида на кур, которые вознамерились оставить несчастную хозяйку без мясца на зиму.
   – Хозяюшка! – крикнул женщине Кред, останавливаясь у самого ее дома и глядя на нее поверх забора, – скажи, это же дом мельника?
   Женщина обернулась к путникам и печально кивнула.
   – Да, милый, мельников дом это. Был. А я – жена мельникова. Только теперь уж, наверное, вдова, – и она поспешно провела рукавом по глазам, после чего с удвоенной энергией принялась загонять кур в курятник.
   – Что ты такое говоришь, хозяюшка? – лицо Креда выражало абсолютное непонимание, – чего ты убиваешься? Разве у твоего мужа такая опасная профессия?
   – Боюсь, теперь да, – с отчаянием в голосе произнесла женщина, захлопывая дверцу курятника за последней загнанной внутрь несушкой, и лихо задвинула щеколду, – рекрут он теперь. Был мельник, а стал солдат. Король так велел.
   Это заявление еще больше запутало менестреля, и он только и смог спросить:
   – А зачем королю рекруты?
   – Ты откуда ж такой взялся-то? – всплеснула руками мельничиха, – из пещеры какой только что вылез или на голову скорбный? Война у нас, милый, с Царном война. Предали нас, злодеи, договор о ненападении нарушили. Договор-то тот на месяц был, а негодяи эти и двух недель утерпеть не смогли, – женщина горестно махнула рукой, дескать «чего от таких паразитов еще ждать», – вот все мужчины в армию-то и пошли по королевскому указу. Старики одни по домам сидят, да калеки ущербные.
   – Вот оно, значит, как, – медленно проговорил Кред, кусая нижнюю губу, – ну раз мужа твоего дома нет, то хоть передохнуть нам у себя разрешишь?
   Мельничиха только метлой махнула:
   – И рада бы, голубчик, да отказать должна. Вас ишь сколько? Четыре всадника и лошадей стокмо ж. Это ж сколько запасов уйдет на ужин-то для гостей, а я женщина теперь одинокая. Мне прикапливать надобно, на черный день собирать.
   – Но твой муж пустил бы, – попробовал переубедить ее бард.
   – Нет! Нет у меня теперь мужа. Вдова я, – отчаянно выкрикнула женщина и, бросив метлу посреди двора, быстро пошла к дому.
   – Поехали, – мрачно скомандовал Кред своему маленькому отряду, когда за мельничихой звонко хлопнулась входная дверь.
   – Куда? – задала вопрос Рапсода прежде, чем вспомнила, что спрашивать Креда ни о чем нельзя, – ты же говорил, что ведешь нас туда, где нас ждут, а тут нет никого. Только эта истеричка.
   Бард метнул в сторону Си-Диез испепеляющий взгляд, но в разговор вдруг вмешалась Алана, которая в последние дни апатично молчала и очень слабо реагировала на происходящее вокруг.
   – Ради всего святого, прекратите уже играть в шпионов! – воскликнула она, закатывая глаза и всем своим видом показывая презрение, – неужто вы оба думаете, что я не догадываюсь, что вы неспроста едете вместе со мной? Я знаю, что вы мне не друзья и что у вас есть планы насчет меня. Только поэтому вы носитесь со мной, как курица с яйцом. Вы думаете, я дура и ничего не замечаю, что сложить два и два для меня – задача недостижимая, но я, представьте себе, справилась. Единственное, чего я не знаю, так это деталей и конечной вашей цели. Так не пора ли вам раскрыть карты?
   Кред и Рапсода испуганно переглянулись. Из тихого омута Аланиной души наконец-то выбрался обещанный поговоркой черт, и это музыкантов ни капельки не обрадовало. Уголки губ певицы грустно опустились вниз, а Кред как-то сразу поник и потерял всю свою напускную уверенность и жизнерадостность.
   – Давайте же, я жду, – продолжала принцесса, – или вы думаете, что сбегу, как только вы посвятите меня в свои хитроумные планы? Так вот, не сбегу. Не сбежала же до сих пор. Так что изменится от того, что я узнаю чуточку больше? – она переводила свой тяжелый взгляд с одного музыканта на другого, и их вид становился все более жалким. Эльра, которая являлась единственным свидетелем этой сцены, хотела было успокаивающим жестом положить руку на плечо принцессы, но, увидев, какими глазами та смотрит на провинившихся, передумала.
   Деревенька казалась обезлюдевшей. Оставшиеся без мужей и сыновей женщины сидели по домам и носа за дверь не показывали. Правда, Алане было все равно, слышат ли ее посторонние или нет. В конце концов, она кричит сейчас не о своей тайне.
   – На самом деле мне плевать, что вы задумали, – продолжила она, презрительно дернув уголком губ, – тем более, что скорее всего в ваших интересах сохранить мне жизнь. Иначе бы вы так со мной не нянчились. Хотя меня бы устроила и плаха в конце этого пути. Все лучше, чем эта бездарная жизнь не принцессы и не беднячки, а вообще не знаю даже кого. Мне абсолютно плевать на все, но смотреть на ваши заговорщические физиономии мне надоело хуже горькой редьки. Так что будьте любезны, сделайте милость и раскройте уже свой дьявольски таинственный секрет.
   Принцесса громко и с облегчением выдохнула. Наконец-то она выговорилась, накричалась, отвела душу. Ей стало гораздо легче и спокойнее, пусть даже она ни словом не обмолвилась о том главном, что по-настоящему терзало и мучило ее.
   – Ну что ж, – попробовал успокоить принцессу Кред, – мы расскажем обо всем, что Вас интересует, – он и сам не заметил, как снова перешел на «вы», обращаясь к Алане. В этот момент гнева она была принцессой, как никогда раньше. Властность и сила, излучаемые ею, заставили бы склониться кого угодно, – позвольте только отъехать от этого поселения прежде, чем мы начнем наш разговор. Здесь слишком много ушей, пусть даже эти уши попрятались по домам.
   Алана презрительно фыркнула и вскинула голову, высказывая этим свое отношение к словам барда и к нему лично, но все же уронила: «едем!», и все, не сговариваясь, тут же пустили коней в галоп.
   Убогие домишки крестьян вскоре остались далеко за их спинами, но путники остановились лишь тогда, когда тусклое солнце достигло самого центра белесого купола неба, которое за эту зиму еще ни разу не разродилось снегом. Вокруг, куда не взгляни, простиралось печальное пустынное поле, усеянное пожелтевшими колючими обрубками стеблей, торчащими из твердой промерзшей земли. Вокруг не было видно ни единого деревца, ни чахленького кусточка. На таком открытом месте путников можно было увидеть издалека, но и они в свою очередь заметили бы любого, кто решил бы к ним приблизиться.
   – Это место подойдет для твоего секрета? – насмешливо спросила принцесса, решительно спрыгивая с Фррумара. Ее конь давно не разговаривал с ней, очевидно чувствуя, что настроение у хозяйки – хуже некуда.
   Остальные тоже спешились. Кред и Рапсода инстинктивно держались как можно ближе друг к другу.
   «Наверное, в первый раз в жизни не цапаются», – подумалось тогда Эльре, в нерешительности замершей чуть поодаль ото всех.
   Алана стояла напротив бардов и мерила их испепеляющим взглядом.
   – Ну? – руки скрещены на груди, голова чуть склонена вправо. Вся поза принцессы выражала насмешливое ожидание.
   Кред снова закусил нижнюю губу. Сильно закусил, чуть не до крови. По выражению его лица было очевидно, что он мучительно размышляет, с чего же ему начать свою нелегкую исповедь. Рапсода с надеждой смотрела на него, словно надеялась, что он защитит ее от гнева этой безумной фурии, что глядит сейчас пламенным взором на них обоих.
   Пауза длилась и длилась.
   «Словно целая с точкой пауза под ферматой [13 - Словно целая с точкой пауза под ферматой. Точка – символ, употребляющийся в нотной записи. Точка увеличивает длительность ноты, после которой она стоит, в полтора раза; фермата также является символом увеличения длительности ноты в полтора-два раза. Таким образом, речь в данной ситуации идет об очень долгом молчании.]», – мелькнуло в голове певицы безумное сравнение, – Иериаль, о чем я только думаю! – поразилась она сама себе и, набрав побольше воздуха, заговорила, четко и коротко, принимая весь огонь на себя:
   – Мы везем Вас на Вашу свадьбу, – начала она с главного. Видимо, такое решение было верным, потому что принцесса из яростной львицы вдруг превратилась в ошалевшую сову, которую вытащили из дупла посреди дня ради того, чтобы угостить сушеной грушей. Ее глаза округлились, в лицо бросился румянец, а вся ее поза теперь выражала растерянность и непонимание. Все, что Алана смогла сделать, это беззвучно шевельнуть губами, но Си-Диез ответила на невысказанный вопрос, будто бы и вправду услышала слово «куда?», так и не слетевшее с языка принцессы.
   – Вы верно услышали, – спокойно повторила певица, подтверждая свои слова кивком. Страх и волнение улетучились, словно их и не было, как это случалось всякий раз, когда она начинала выступление. – Из политических соображений Вы должны сочетаться браком с принцем Хальвиком Баланским, и мы – я и Кред – взялись доставить Вас к его высочеству так скоро, как только сможем.
   Бардесса замолчала, ожидая реакции своей немногочисленной публики. Она решила выдавать информацию порционно, не вываливая на Алану все факты сразу.
   Принцесса реагировать не торопилась. Казалось, она просто превратилась в каменное изваяние.
   «Вот сейчас она отомрет и убьет их обоих, – догадалась Эльра, – хватит стоять в стороне, такое поведение не достойно воина», – и она напружинилась, изготовившись прыгнуть наперерез взбешенной Алане.
   Принцесса медленно опустила веки, затем так же медленно подняла их, приоткрыла рот…
   «Готовься! Вот сейчас, сейчас…» – твердил внутренний голос Эльре.
   А Алана тем временем резко шагнула к Креду и Рапсоде и неожиданно осела на землю, уселась прямо посреди сухих стеблей и засмеялась счастливым смехом.
   «Ну вот, – с досадой подумала будущая воительница, бросившаяся к принцессе, чтобы удержать ее от нападения на приятелей, и замершая в неловкой позе, увидев, что агрессии никто больше не проявляет, – одним сумасшедшим в нашем отряде стало больше. Поздравляю. Теперь их уже трое, и я осталась в меньшинстве».
   Бардов, всех без исключения, Эльра всегда считала людьми «не от мира сего», а уж эту парочку, которая так активно прикрывала взаимную симпатию всевозможными перепалками, так и подавно. Но все же это друзья, а друзьям прощают все, даже сумасшествие. Поэтому девушка тихо подошла к принцессе, присела рядом с ней на корточки и, обняв за плечи, помогла ей подняться со стылой земли.
   – Восторг! – воскликнула та, поднимаясь на ноги, – это же просто чудесно! Как подарок на день рождения! И вы оба молчали. Так долго меня мучили.
   Лицо Аланы лучилось радостью, словно барды только что действительно вручили ей ценнейший подарок в мире.
   Ни Кред, ни Рапсода подобной реакции никак не ожидали, и теперь памятниками немому изумлению стояли они, молча глядя на сияющую счастьем принцессу.
   – Я-то думала все, конец моей прежней жизни. Все, к чему меня готовили с детства пало прахом, а я теперь никто и места в этом мире для меня нет, – решила пояснить свое поведение Алана, видя, что менестрели не вполне понимают, отчего она так рада, – я думала, что моя жизнь разрушена, а тут… Счастливый билет! Шанс вернуть все, как было. И пусть я безродная, пусть бастард, но ведь никто об этом не знает. Да и я бы никогда не узнала, если бы… А, не важно. Главное, что все вернулось.
   Теперь Кред понимал все, а Рапсода, не знавшая о том, что в жилах принцессы течет друидская кровь, почти все, и оба вздохнули с облегчением. Но радоваться пока было рано.
   – У нас с принцем Хальвиком была договоренность, – заговорил бард, обращая на себя общее внимание, – мы доставляем Вас…
   – «Тебя», Кред, «тебя», – поправила его Алана с такой лучистой улыбкой на устах, что казалось она сейчас зацелует барда до полусмерти.
   «Ой, лучше бы она этого не делала, – подумала Эльра, – а то после этого Рапсоду утихомиривать придется, а с меня нервных потрясений на сегодня уже достаточно».
   – Так вот, – продолжил Кред, улыбаясь принцессе в ответ, – мы должны были довезти тебя до этой вот деревушки, – он махнул рукой в сторону селения оставшегося далеко позади, – а принц обещал выслать туда небольшой отряд, который поселился бы в доме местного мельника. Встретившись с этим отрядом, мы бы спокойно и безопасно добрались до столицы. Но что-то видимо пошло не так, как было задумано, и это очень скверно, учитывая начавшуюся войну. В подобных обстоятельствах отряд для нашей охраны должен был бы возрасти численностью вдвое, а вместо этого он просто исчез, и ждать его я не вижу смысла. Так что вооруженных охранников и защитников у нас не будет, и нам придется надеяться исключительно на самих себя.
   Внимательно выслушав Креда, Алана молча кивнула, показывая, что все поняла, Рапсода слегка пожала плечами, дескать «по Ардении сами проехали и тут как-нибудь справимся», а Эльра произнесла:
   – Думаю, нам сейчас ничего и не угрожает. Пройдет еще немало времени, прежде чем царнские войска зайдут слишком далеко на земли Балании, а все мужчины страны сейчас на войне. Так что нам ничего не угрожает, разве что кроме диких зверей.
   То, что она ошибалась, выяснилось уже на следующий день.
   Уже вечерело. Люди молчали, кони лениво перебрасывались ничего не значащими фразами, которые кроме них понимала только Алана.
   – Когда же этот путь закончится? – пожаловалась кобылка Эльры. Она была единственно девушкой в компании и немного кокетничала, упирая на свою слабость и женскую беспомощность. Кроме того недавнее купание в студеной реке явно отразилось на ее самочувствии.
   После громко высказанной жалобы кобылицы, все жеребцы дружно загомонили, наперебой ругая жестокосердных хозяев. В конце концов, Алане надоело выслушивать все это, и она в двух словах передала разговор скакунов своим попутчикам. Пришлось останавливаться и обустраивать лагерь на краю поля, не доезжая до леса всего каких-то несколько сотен метров.
   Люди были вымотаны дорогой ничуть не меньше лошадей, но настроение у них было значительно более высокое. Эльра чувствовала, что с каждым днем она приближается к военной службе и буквально бредила мечтами о своем первом бое. Рапсода тихо радовалась тому, что Алана больше на нее не сердится. Более того, она стала испытывать благодарность по отношению к принцессе за то, что она нападала на обоих бардов и тем самым хоть немного сблизила их. Кред же уже несколько дней не занимался нанесением грима на Алану и не накладывал маскирующих чар на Си-Диез, а это само по себе было огромным облегчением. А о принцессе и говорить даже не стоит. Она не выходила из состояния крайнего добродушия с того самого разговора об истинной цели их путешествия.
   Вот и сейчас Алана сидела у костра, с аппетитом уплетала похлебку и нахваливала кулинарные способности Креда. Она теперь хвалила вообще все и радовалась даже камню на дороге.
   – А тебе что, совсем не интересно, зачем нужно, чтобы ты вышла замуж за принца Баланского? – спросила у нее Рапсода. Девушке было непонятно, как это вышло: в один момент принцессе хочется знать все, а уже через секунду ей достаточно одного лишь намека на грядущее замужество. Рапсоде такой подход казался крайне недальновидным.
   – Абсолютно не интересно, – отмахнулась Алана, – главное, что это надо еще кому-то, кроме меня.
   Бардессе такой ответ был непонятен, и поэтому она замолчала, прерывая едва начавшийся разговор.
   Кред тихонько хмыкнул. Он считал, что Алана относится к нынешней ситуации малодушно. Ее не волновала подоплека их действий, интересен был лишь результат, которого она так жаждала. Не такой королевы хотела бы для страны гильдия бардов, но Ардения пережила уже немало недальновидных правителей, перетерпит и еще одного. То есть одну.
   «Принц Хальвик показал себя намного белее искусным политиком, чем наша наследная принцесса, – подумал бард, – возможно, он окажется так же более властным и напористым. Тогда у руля встанет он, и страна сможет спокойно отдаться в руки мудрого монарха».
   Эти размышления прервало резкое ржание коней и вскрик Аланы, раздавшийся следом.
   – Опасность! – встревожено закричала она, вскакивая на ноги.
   – Что?
   – Где? – встрепенулись остальные, тоже поспешно поднимаясь на ноги и лихорадочно вертя головами.
   Беда, о которой предупредили кони, надвигалась со стороны леса. Один за другим из-за деревьев возникали темные силуэты, держащие в руках поблескивающее сталью оружие. Их было около дюжины.
   – Не отобьемся! – крикнула Эльра, – что делать?
   – По коням! – резко скомандовал Кред и, не мешкая, вскочил в седло.
   Рапсода было подхватила одеяло, на котором сидела, но менестрель вырвал его у нее из рук:
   – По коням я сказал! Или ты хочешь, чтобы тебя в нем похоронили?
   Девушка сглотнула и машинально запрыгнула на своего вороного, очень кстати оказавшегося подле нее.
   Фррумар тоже был не лыком шит и понимал, откуда ветер дует, так что своих собратьев он проинструктировал быстро. Как только все четверо путников оказались в седлах, скакуны сорвались в бешеный галоп, оставляя за спинами поспешно брошенный лагерь со всеми вещами.
   Они мчали, что было духу, вот только направление, которое они выбрали, показалось Рапсоде более чем странным.
   – Куда? – завопила она, дергая повод и пытаясь заставить коня свернуть, но тот лишь закусил удила и упрямо продолжил мчаться к лесу, прямо навстречу вооруженным людям, бегущим к биваку.
   – Мы укроемся в лесу! – крикнула ей Алана, разъясняя план, придуманный Фррумаром, – там можно будет хорошо спрятаться.
   Си-Диез сочла, что идея и в самом деле не плоха. Разве что кричать о ней во все горло не следовало: нападавшие тоже услышали Алану и с воплями ринулись наперерез, с целью подрубить коням ноги или распороть животы.
   Увидев это, скакуны прибавили скорости, хотя, казалось, что это невозможно, и по широкой дуге обошли орущих и размахивающих оружием мужчин, изо всех сил стремясь добраться до спасительного леса. В свете немногочисленных звезд Си-Диез разглядела, что одеты нападавшие были в форму баланской армии, потрепанную и грязную, но все еще узнаваемую.
   «Дезертиры, – поняла она, – шакалы войны, грабящие собственную страну, убивающие своих же братьев и сестер ради того, чтобы спасти собственную шкуру».
   Отвращение переполняло ее, но все, что она могла сделать сейчас, это спасаться бегством. Ее вороной скакал впереди всех, следом за ним бок о бок неслись кони Креда и Аланы. Кобылица Эльры, ослабевшая и усталая, оказалась в хвосте.
   Крики беглых солдат резали уши Рапсоды, но они уже далеко позади. Пешему никогда не догнать ее вороного.
   Кромка леса стремительно приближалась. Вот уже тонкие хлесткие безлистые ветки деревьев изготовились стегать конскую грудь, в надежде оставить рубцы на гладкой блестящей шкуре. Еще пара мгновений, и певица углубится в лес, а деревья сомкнутся за ее спиной.
   Си-Диез обернулась назад всего на секунду, чтобы бросить последний взгляд на поле. Алана и Кред все также не отставали от нее, а вот Эльра… К ней подбежал один из дезертиров, протянул руку, чтобы стащить девушку с седла. Взмах меча, и он повалился на колени. Отсеченная правая рука – кисть и половина предплечья – упала подле него. Мужчина схватил покалеченную конечность уцелевшей рукой, пытаясь сдержать хлещущую кровь, но, несмотря на его тщетные усилия, из культи толчками выливался густой темный поток.
   Да, Эльра умела обращаться с мечом.
   Раненый завалился на бок, а женщина-воин дала шпор своей кобылице, принуждая ее ускорить темп. Лошадь повиновалась и рванулась из последних сил, начиная догонять коней Креда и Аланы.
   «Все», – с облегчением подумала Рапсода, углубляясь в лес и слыша за собой дробный перестук копыт трех коней и ни одного боевого клича бандитов.
   «Трусы – они трусы и есть, – неприязненно поморщилась бардесса, – а дезертиры храбрецами не бывают».
   Но даже зная, что за ними никто не пытается гнаться, всадники продолжали скакать. Никому не хотелось останавливаться невдалеке от того места, где мародеры напали в первый раз, ведь они могли и повторить попытку. Но вскоре путешественникам все равно пришлось остановиться, поскольку силы коней отнюдь не были безграничными, а кобылица Эльры под конец так и вовсе начала спотыкаться чуть ли не на каждом шагу.
   – И что теперь делать? – спросила Рапсода, когда все слезли с усталых коней и собрались в кучку.
   Вопрос не относился ни к кому конкретно, но Кред почему-то воспринял его на свой счет и, ненадолго задумавшись, предложил:
   – Сначала не дурно бы было пошарить по карманам и посмотреть, что у нас осталось при себе, а потом уже строить более далеко идущие планы, исходя из имеющихся средств.
   Девушки послушно принялись ощупывать одежду и выгребать из карманов всякую мелочь. У Эльры при себе оказались баночка с каким-то жиром и мягкая тряпица. Обе эти вещи были нужны для содержания в порядке ее меча, который очень кстати оказался на ее поясе. Правда, иначе быть и не могло, потому что с оружием Эльра не расставалась даже когда ложилась спать. Алана у себя не нашла ничего, кроме ложки и ножа, спрятанных за голенищем сапога, а у Рапсоды в кармане брюк обнаружился какой-то камушек. Как он туда попал, одному Иериалю известно. За то Кред на удивление всем нагреб целую горсть разнообразнейших предметов. У него были запасной комплект струн на лютню, плектр [14 - Плектр или медиатор – костяная, пластмассовая ил металлическая пластина, гусиное перо или кольцо с «когтем», надеваемое на палец. Используется для игры на некоторых щипковых струнных инструментах.], камертон [15 - Камертон – прибор, издающий звук определенной высоты.] (зачем он человеку с абсолютным слухом? Ну да Иериаль с ним, пусть таскает, если хочет), пара ножей (в рукаве и в сапоге), маленькое карманное зеркальце, небольшой мешочек с деньгами и, наконец, кремень и трут. Большая часть всего этого барахла пригодиться никак не могла, даже если учесть, что лютня так и осталась притороченной к седлу, и поэтому тоже осталась с хозяином. Не станет же Кред в такой ситуации играть на лютне. А даже если и станет, то чем это поможет?
   – По крайней мере мы можем развести костер, – подытожила Эльра и принялась собирать мелкие веточки с земли.
   – Мочь-то мы можем, – задумчиво проговорил Кред, – вот только огонь может привлечь внимание наших грабителей.
   – Но ведь они же уже взяли у нас все, что было! – рассердилась воительница, – чего им от нас еще надо?
   – А может они думают, что мы увезли с собой что-то намного более ценное, чем простой скарб? – вмешалась в разговор Алана, – что-то, что можно всегда носить при себе. Драгоценные камни, или золото, или ювелирные украшения.
   – Кроме того, завидев костер, они могут и не догадаться, что его развели именно мы, – продолжил развивать мысль бард, – а два грабежа за ночь намного лучше, чем один. Они не упустят такой случай даже после того, как лишились одного из своих товарищей.
   – Да, отбиться от них мы не сможем, – неохотно согласилась с ним Эльра, – их все еще слишком много.
   – Значит, огонь разводить нельзя, – подвела неутешительный итог Алана.
   – Продолжать путь тоже, – добавила Рапсода, указывая на измотанных коней, – только что же нам тогда остается?
   – Прежде всего, надо дать животным отдых, – принял на себя командование Кред, – переждем ночь здесь, а как только начнет светать, отправимся дальше. В первой попавшейся деревушке попробуем купить недостающие вещи, и на том наши неприятности будут исчерпаны.
   Си-Диез скептически хмыкнула. Купить. Ага, как же. Да эти запуганные войной и предстоящим голодом крестьяне будут лежать на своем добре, как собака на сене, и ни за какие деньги не расстанутся даже с дырявой рогожкой, не то что с хорошим стеганым одеялом или котелком. А уж о припасах и говорить нечего.
   Но другого плана певица предложить не могла, поэтому высказывать свою критику не стала.
   – Надо набрать побольше всяких веток и, если найдется, сухой листвы, – продолжал распоряжаться менестрель, – из них можно будет сделать хоть какое-то подобие лежанки. Будет конечно жестко и колко, но по крайней мере не придется спать на голой земле.
   Девушки с его доводами согласились, и уже через четверть часа закончили сооружение одной большой подстилки. В процессе сбора веток было принято решение, что спать они будут все вместе, чтобы было теплее.
   – И последнее, – заявил Кред, когда его спутницы уже были готовы повалиться на лежанку и уснуть мертвым сном, – нам не помешало бы выставить часового. Первым, так уж и быть, подежурю я, но предупреждаю заранее, надолго меня не хватит, так что готовьтесь, буду будить.
   – Мог бы как единственный мужчина в отряде и поджентельменствовать, – проворчала Эльра, которую заявление Креда совсем не обрадовало. Сказала она это тихонько, себе под нос, только для того, чтобы обсудить с самой собой свою досаду, но Кред не зря считался одним из лучших музыкантов материка. Он отлично расслышал каждое слово, несмотря на хруст лежанки, на которой начали устраиваться девушки.
   – Ты, может быть, хороший боец, но тактик из тебя никакой, – спокойно ответил он Эльре, – в ситуациях, подобных нашей, бездумное геройствование недопустимо. Каждый должен максимально трезво оценивать свои силы и брать на себя только те задачи, которые ему по плечу. Или может тебе хочется, чтобы я пообещал прокараулить ваш сон всю ночь, зная, что не смогу этого сделать?
   Бывшей оруженосице стало стыдно. Кред был прав. Как и в большинстве случаев, если вообще не всегда. Он продумывал все: составлял маршрут, придумывал план действий, распоряжался продуктами, делал закупки и даже кашеварил, – в общем, делал все возможное, чтобы путешествие проходило максимально комфортно. А что сделала для общего удобства она? Собрала хворост? Помыла котелок?
   – Как устанешь, буди меня, я сменю тебя, – сказала она вслух и закрыла глаза.
   Бард не постеснялся воспользоваться ее предложением, хотя и сделал это, когда уже минула полночь. Все еще сонная Эльра безропотно поднялась с нагретого места и уступила его Креду, а сама, потягиваясь, принялась ходить кругами вокруг спящих товарищей. Девушка надеялась, что эта «прогулка» взбодрит ее организм и прогонит из головы остатки сна, но чтобы достигнуть желаемого результата, ей пришлось прохаживаться не менее получаса. Кред, уютно разместившийся на подстилке, уже давно мирно спал.
   «Пусть себе отдыхает, – подумала Эльра, глядя на разгладившееся лицо музыканта, – завтра ему снова командовать нашим маленьким отрядом, а командовать – это не так просто, как кажется на первый взгляд».
   Она перевела взгляд с менестреля на Алану, а затем на Си-Диез. Обе счастливо улыбались во сне.
   «Не расслабляться! – приказала себе бывшая оруженосица, старательно отгоняя от себя зависть, – воин не должен быть таким тяжелым на подъем. Он должен вскакивать на ноги по первому звуку трубы, а не ползать полчаса как улитка, прежде чем проснется окончательно».
   Сонливость уже окончательно уступила место бодрствованию, но присесть Эльра себе так и не позволила. Она опасалась, что дремота специально так легко отступила и теперь затаилась где-то невдалеке, поджидая удобного момента, чтобы вновь напасть на свою оставившую бдительность жертву.
   – Раз-два, левой-правой, – бормотала она еле слышно, чтобы хоть как-то разнообразить свою прогулку вокруг лагеря. Ее шаги были тихи, но пару раз она все же умудрилась громко хрустнуть каким-то сучком или шишкой, попавшими под сапог. Этот звук был настолько громок по сравнению с ночной тишью леса, что Эльра сама чуть не подпрыгнула от неожиданности. Кони тоже встревожились, зафыркали, начали рыть копытами землю. Пришлось подойти к ним.
   – Тихо, дурашка, тихо же, – шепнула Эльра своей кобылке и протянула руку, чтобы погладить ее по морде, но животное дернулось, замотало головой и только разволновалось больше прежнего. Остальные скакуны тоже ощутимо нервничали.
   – Что же это с вами такое? – вслух спросила у них девушка. Фррумар громко заржал, будто отвечая ей.
   И тут спина Эльры в один миг покрылась капельками холодного, противно стекающего вниз по коже, пота. Девушка поняла, что послужило причиной волнения лошадей. Огонь, разведенный на их стоянке, мог привлечь сюда мародеров, но никто не задумался о том, что он отпугнул бы хищников. Костер так и не был зажжен.
   Эльра замерла на месте, медленно-медленно оборачиваясь, и осторожно потянулась за мечом. Только теперь она заметила большую крылатую тень, кружащую в небе и закрывающую собой звезды. Звуков тень не издавала никаких, даже шороха крыльев не было слышно. Эльра так и осталась стоять рядом с лошадьми, сжимая в ладони уже ставшую родной рукоять меча и напряженно следя за неведомой тварью.
   Долго ждать ей не пришлось. Крылатый хищник решил, что уже достаточно покружил над добычей, и стремительно спикировал вниз. Воительница застыла от ужаса. Ей показалось, что вся эта громада падает прямо на нее. Ей бы бежать, спасаться, но она не могла пошевелить даже мизинцем, не то, чтобы отпрыгнуть в сторону.
   А гадина стремительно приближалась. Огромные кожистые крылья сложены и прижаты к телу, чтобы не мешать свободному падению. Эльра уже могла в подробностях разглядеть тварь. Могучее, покрытое темно-коричневой чешуей тело, две крепкие когтистые лапы, длинная шея, заканчивающаяся, казалось, не головой, а одной лишь зубастой пастью, и гибкий хвост с острой зазубренной пикой на конце.
   Виверна.
   Эльра не могла даже зажмуриться, чтобы не видеть своего последнего мига, и только беспомощно наблюдала за тем, как чудище стремительно приближается к ней. Несмотря на бешеную скорость, с которой происходило нападение, для воительницы время растянулось, утяжеляя каждое мгновения и превращая его в минуту, а каждую минуту – в четверть часа.
   Вот уже виверна всего в трех метрах над землей. Ее когти готовы схватить добычу, а крылья напряглись, чтобы в любой момент раскрыться и поднять чудище ввысь. Два метра. Воздух, рассеченный телом огромной рептилии, ударяет Эльре в лицо. Виверна проносится мимо девушки, над правым ее плечом. Пасть раскрыта в ужасающем оскале.
   За спиной оруженосицы раздается истошное ржание.
   Страх наконец немного ослабляет свою хватку, и девушка мгновенно оборачивается.
   Когти гадины пропороли шею кобылицы Эльры и крепко вцепились в плечо несчастного животного. Из ран хлещет горячая, исходящая паром, кровь, забрызгивая брюхо довольного хищника, издающего торжествующий крик. Кони в ужасе мечутся на привязи, ржут, скалят зубы и выкатывают глаза, будто в припадке бешенства, но виверне до этого нет никакого дела. Она схватила добычу и уже разворачивала крылья, чтобы унестись с нею в свое логово.
   – Не дам! – зачем-то выкрикнула Эльра и, наконец-то выхватив меч из ножен, рубанула им, особо не целясь. Главное, чтобы эта образина получила по заслугам, а уж где появится рана: на отвратительном теле, на змееподобной шее или на кожистом, как у летучей мыши, крыле, – не имеет значения. Важна только боль, которую эта тварь испытает.
   Удар пришелся в самое основание правого крыла. Виверна как раз готовилась взлететь, когда меч с противным звуком раздробил кости и разодрал сухожилия. Правое крыло бессильно повисло вдоль тела виверны, словно флаг в безветренную погоду. Один огромный, темно-коричневый, разодранный, противный флаг.
   Виверна издала крик боли и сделала пару мощных взмахов левым крылом в попытке взлететь, но только потеряла равновесие и начала падать вперед и вправо. Отпускать свою добычу глупый хищник не пожелал, и покатился по земле вместе с уже затихшим лошадиным телом, ломая кустарник и тонкоствольные деревья, попавшиеся на пути.
   Эльра, которую хватило лишь на один удар, снова впала в оцепенение и отстраненно наблюдала за тем, как отлетевшая метров на десять виверна все же разжимает когти, чтобы подняться на ноги. Ее вопли боли и ярости слились в один гулкий рев, наложившийся на отчаянным стук пульса, бьющийся в висках оруженосицы.
   Покалеченная, избитая виверна жаждала мести. Падение не прибавило ей красоты. Перерубленное правое крыло вывернулось под странным углом и повисло драными клочьями на немногих уцелевших костях. Нижняя челюсть немного свернута на бок. За такие увечья есть только одна кара – смерть, и виверна намеревалась убить своего обидчика немедленно.
   Эльра стояла лицом к разъяренной твари и по-прежнему не могла двинуться с места, опутанная липкими нитями страха. Все, что она видела, это клацающая клыками свернутая на бок челюсть несущейся к ней виверны. Все, что она слышала, это неистовый крик мести, вырывающийся из глотки обезумевшего чудища.
   Но нет, к этому реву примешивается человеческий вопль. В первый миг Эльра решила, что это ее собственный голос, однако почти тут же поняла, что ошиблась.
   – Оставь ее! Стой, стой! Прекрати! Пожалуйста!
   Это кричала Алана. Разбуженная ржанием коней и шумом короткой схватки, она вскочила на ноги и уже подбегала к Эльре.
   – Перестань же! Пожалуйста! – кричала она, срывающимся на визг голосом, обращаясь к виверне, – ты же понимаешь, я знаю!
   Но виверна, понимала она молодую друидку или нет, не хотела отступаться. Только на миг она притормозила, когда крик Аланы в первый раз достиг ее ушей. Но только на один короткий миг. Ярость мелькнула в ее маленьких алчных глазках, и хищница с новыми силами ринулась на Эльру.
   Оруженосица видела свою смерть, глядящую на нее глазами этой бешеной гадины. А потом перед ее глазами появилась прикрытая плащом спина Аланы. Принцесса загородила оруженосицу своим телом и широко раскинула руки в стороны, стараясь уберечь подругу.
   Эльре хотелось кричать, хотелось оттолкнуть глупую девчонку подальше, хотелось вновь почувствовать в правой руке силу хотя бы для еще одного удара. Ей хотелось многого, но она могла только видеть спину Аланы, а потом ощутить резкий толчок, холодную землю под спиной и мягкую темноту, в которую скатилось ее истерзанное сознание.

15. О том, как все встало на свои места и том, весело это или грустно

   – Эль-ра. Эль-ра, – тихо и ласково звал женский голос.
   «Как мама, – мечтательно улыбнулась оруженосица, все еще не открывая глаз, – вот только мама давно умерла, и если сейчас она находится рядом со мной, то… Ну, по крайней мере, я удовлетворю свое любопытство и узнаю, как выглядит жизнь после смерти».
   Девушка решительно распахнула глаза. Если бы Эльра знала, сколько разочарований обрушится на нее сразу после того, как она увидит окружающее, воительница, может, решила бы поваляться в беспамятстве еще недельку другую. Но теперь было уже поздно притворяться, что ничего не случилось, и девушка внимательно разглядывала странный шатер, сооруженный из веток и обрывков тряпья, внутри которого она, собственно, и находилась.
   «Как-то плохо тут у них с размещением вновь прибывших, – отметила девушка. – А я-то думала, в загробной жизни будет комфортнее, чем в реальной».
   Но это была всего лишь первая мелкая досадная мыслишка, которая прошла мимо, почти не повлияв на настроение. А вот то, что женщина, зовущая ласковым голосом, сидит не рядом с ней, а склоняется над кем-то другим, лежащим в этом же шатре, было действительно обидно. Да и называла она не ее имя.
   – Эльвира, милая. Не может быть… – причитала она, поглаживая по волосам бледную девушку.
   «Значит встречающие матери тут тоже не всем положены, – с горечью подумала Эльра. Это ж надо было так обмануться, выкинуть из чужого имени целый слог только для того, чтобы потешить собственное самолюбие, – видать, плохо я жила, раз здесь так паршиво встречают».
   Зависть к соседке червячком копошилась в сердце, заставляя Эльру подняться на локтях и разглядеть более удачливую усопшую. Движение причинило боль. Оруженосице показалось, будто в левый бок уперлось несколько крепких металлических прутьев, давящих на внутренности.
   «Ох, черт! А я-то, дура, думала, что загробный мир – мир без боли».
   Со стоном она повалилась обратно. Под ней было что-то мягкое, так что падать было не больно. Прутья перестали давить.
   «Хоть что-то в этом мире радует», – с иронией подумала Эльра, но ощупывать левый бок не решилась.
   Да и мысли ее моментально перескочили совсем на другое. Как только боль отступила, воительница сообразила, что лицо лежащей рядом девушки ей знакомо, и принадлежит оно Алане.
   «Ох, нет! Значит, это все-таки произошло. Глупая девчонка. На что она только надеялась тогда, когда рванулась прикрывать меня?»
   Эльра завозилась, пытаясь принять положение, в котором смогла бы вновь увидеть Алану, не испытывая при этом боли в боку. Найти такую позицию получалось плохо. Металлические прутья снова стали ощутимы. Эльра застонала, и женщина, баюкающая Алану, наконец обернулась к бывшей оруженосице.
   «Вряд ли это первая жена короля Драумана, – подумала Эльра, увидев уже немолодое лицо с морщинками, затаившимися в уголках глаз и у рта, – не похожа она на королеву и все тут. А значит и Алану встречает тут не мамочка».
   Правда эта злорадная мысль почему-то не принесла девушке никакого удовольствия.
   – Она не Эльвира, – с трудом произнесла Эльра. Ей казалось, что самое главное сейчас – объяснить этой незнакомой пожилой женщине, что она обозналась.
   – Не Эльвира? – повторила та голосом, в котором почти не прозвучало удивления, – да, я уже поняла. Догадалась… Ведь с тех пор прошло много лет, а она осталась точно такой же, как и была тогда. Такое невозможно, я знаю. Это просто ошибка. Совпадение, не более того.
   Задумчивая грусть ее собеседницы, полутьма шалаша, боль и запахи леса, – все это ощущалось Эльрой, как абсолютная реальность, потому она все же решилась задать следующий вопрос:
   – Мы – Алана и я – мы все еще живы?
   Женщина улыбнулась и все там же ласковым голосом ответила:
   – Разумеется. Хотя я понимаю твое удивление по этому поводу. После встречи с виверной-то. Наверное, вас берегла сама природа. Остаться в живых, да еще и получить так мало ранений – подобно чуду.
   В это время Алана пошевелилась и открыла глаза. Перед ней в последний раз мелькнул подол девушки с карими глазами и таким похожим на ее собственное лицом. Но сновидение тут же оставило принцессу, давая ей возможность оценить реальность.
   – Что здесь происходит? – тут же задала она вопрос. По-деловому, как истинная правительница, не тратя время на несущественные мелочи. Зачем ей было спрашивать что-то вроде «где я?», если она с первого взгляда определила, что такой шалаш мог быть построен только друидами? Зачем спрашивать «что случилось?», если она помнила ночное нападение? Все, что ее интересовало, это то, что происходит именно здесь и сейчас. В том месте и в том времени, в котором она находилась и в котором могла действовать.
   – Здесь работает друидский патруль, – охотно отозвалась хозяйка шалаша.
   – Чей-чей патруль? – удивилась Эльра, но Алана только отмахнулась, мол позже объясню, и задала новый вопрос:
   – Что за патруль? За чем он следит?
   – За одурманенными запахом крови и страха хищниками, – женщина печально вздохнула, – раньше в нашем лесу все было спокойно. Каждому виду зверей хватало корма, и все были счастливы. Но стоило только начаться войне, и разлад пошел повсюду. Волки и лисы, чувствуя беспомощность теперешних крестьян, повадились резать овец и таскать домашнюю птицу. Еще немного, и они осмелеют настолько, что начнут охотиться на самих людей. Но это еще полбеды. Древние чудища, загнанные когда-то в самые густые чащи силой человеческого оружия и магии, решили выйти из своих укрытий и начать мстить. С одним из таких монстров вы и столкнулись нынешней ночью.
   – Это было сегодняшней ночью? – с недоумением переспросила Эльра. Ей казалось, что она провалялась без сознания как минимум неделю. Иначе как бы ее рана на боку успела затянуться всего за несколько часов? А она абсолютно точно затянулась, потому что тугой повязки, долженствующей сдерживать сочащуюся кровь и стягивать края плоти, девушка не ощущала.
   – Да уж, приятная у вас работенка, – посочувствовала друидке Алана и как ни в чем не бывало села на своей подстилке, потягиваясь и разминая плечи. Эльра зашипела, представив, какую боль должна сейчас испытывать принцесса от таких движений. Она же были ближе к виверне, а значит ей досталось намного больше, чем самой Эльре. Однако, Алана по всей видимости не догадывалась, что ей должно быть больно. Она преспокойненько поднялась на ноги, а пожилая друидка даже не попыталась ее остановить.
   – Неужели с ней ничего не сталось после всего этого? – спросила Эльра вслух, указывая глазами на приятельницу.
   – Как это ни странно, но нет, – пожала плечами друидка, – на ней ни одной царапины.
   – Тогда почему вы сидели рядом с ней, а не заботились обо мне? Я же на самом деле ранена! – Эльра обиделась всерьез.
   – Не надо так на меня смотреть, – оскорбилась Алана, – я никого ни о чем не просила, – и принцесса поплотнее запахнула плащ, будто бы закрываясь от негодования Эльры. В свой неизменный красный шерстяной плащ, с который она уже давно не расставалась. Тот самый, который Кред вручил ей перед переправой через Синявку. Плащ Иериаля.
   «Теперь по крайней мере понятно, почему на Алане ни царапины, – сообразила оруженосица, – А вещица-то действительно ценная. Прошла такой тест на прочность, и хоть бы что».
   Алана, поймавшая взгляд Эльры, устремленный на ее верхнюю одежду, похоже, тоже обо всем догадалась.
   – Значит Иериаль – не выдумки наших священников, – произнесла она и с гораздо большим уважением посмотрела на свой плащ, как будто в первый раз, осторожно коснулась его пальцами.
   – Может и не выдумка, но правители Балании не очень-то хотят в него верить, – спокойно прокомментировала друидка.
   – Это еще почему? – удивилась Эльра, позабывшая уже о своей обиде. Женщина деликатно кашлянула:
   – Думаю, каждому монарху было бы неприятно думать, что какое-то могущественное божество выделило из смертных не тебя, а твоего соседа. Проще думать, что этого никогда не случалось, чем смириться с такой правдой.
   – А я думала, вера в Иериаля объединяет весь континент, – разочарованно протянула Эльра, наш приходской священник говорил, что это так.
   – Он немного преувеличивал, – ответила ей Алана, – ну или выдавал желаемое за действительное. В нашем мире существует столько культов: тайных и открытых, – что никакой, даже самой жесткой инквизиции не удалось бы искоренить все верования.
   При упоминании об инквизиции лицо друидки посерьезнело:
   – Да, – вздохнула она, – архиепископы Иериаля сделали многое, чтобы загубить одну из самых ценных вер, веру в природу. Нашим братьям и сестрам, жившим на территории Ардении, пришлось несладко. Их загоняли, как диких зверей, травили, вешали и жгли на кострах. Странно даже, что вы не удивляетесь тому, что находитесь в друидском Круге, если вы действительно прибыли из Ардении.
   – Да мы ж и удивляемся, – воскликнула Эльра, – только почему-то не все, – и она бросила вопросительный взгляд в сторону Аланы.
   – Понимаете, – начала объяснять та, – я не удивлена потому, что достаточно недавно уже побывала в одном Круге, даже в двух, если круг из одного друида – все еще Круг, и оба они находились как раз на территории Ардении. Кроме того, в одном из этих мест мне рассказали, что на самом деле я – наполовину друидка, унаследовавшая часть силы моей матери. Так что теперь меня действительно крайне трудно чем-либо удивить.
   – Дочь, – в глазах представительницы баланского Круга вспыхнула догадка, – так ты ее дочь!
   – Чья? – Алана была удивлена такой реакцией на свои слова и не могла взять в толк, что происходит.
   – Ну, видимо, некоей Эльвиры, – вставила оруженосица, – по крайней мере она так тебя называла, пока ты была без сознания.
   – Эльвира, – повторила принцесса прозвучавшее имя, – Эльвира.
   – Да, девочка, Эльвира, – закивала растроганная своей догадкой друидка, – а точнее леди Эльвира. Эта девочка была, словно ангел. Очень, очень похожа на тебя, только глаза у нее были карие. Много лет назад она забрела в наш лес и каким-то чудом сама отыскала Круг. Сначала мы подумали, что это подарок самой судьбы, но потом по богатству ее одежд мы поняли, что Эльвира принадлежала к какому-то знатному роду, поэтому мы не имели права оставить девушку у себя. Мы расспрашивали леди Эльвиру о ее роде и том, как она оказалась в нашем лесу. Девушка охотно поведала нам, что действительно является дворянкой и что родом она из Ардении.
   – Мой отец сказал мне, что я достаточно подросла для замужества, – сказала она тогда, – но перед тем, как вступить в брак, я должна была, по мнению батюшки, отправиться в путешествие и повидать другие земли. Ведь мало ли, за кого мне придется выйти. Может, за самого короля Ардении, а может и за виконта, служащего королю Балании. Так и было решено. Я отправилась в путешествие по свету в сопровождении нескольких гувернанток, а отец остался в поместье и занялся сватовством. Благодаря этой поездке я и оказалась здесь. Просто воспользовалась очередной стоянкой, чтобы прогуляться, и вот – я уже у вас.
   Мы долго убеждали леди Эльвиру вернуться к своему экипажу, но она была тверда.
   – Я вернусь туда только тогда, когда сама так решу, – были ее слова, – а пока моя воля в том, чтобы остаться здесь.
   И она действительно осталась среди нас, так как мы не могли силой отвести ее обратно. Любое насилие – над человеком или над животным – запрещено нашей верой.
   Таким вот образом в нашем Круге появилась новая молодая друидка. Очень способная была девочка. Правда, пробыла она с нами недолго. Может, пару недель, а может даже и меньше. Девушка была талантлива и многое ловила просто на лету, но за такое короткое время мы успели научить ее только самым простым вещам. Леди Эльвира была любознательна и умела слушать, но то ли мы наскучили ей, то ли была другая причина, но в один прекрасный день она пожелала вернуться к своим гувернанткам. Естественно, мы отвели ее прямиком к ним. Бедные служанки были перепуганы до полусмерти. Вверенный им отпрыск дворянской крови вдруг как сквозь землю провалился. Они сбились с ног в поисках леди Эльвиры, но, конечно же, не в их силах было разыскать друидский Круг. Гувернантки хотели даже махнуть на все рукой и написать о случившемся своему господину, но Эльвира появилась как раз вовремя, чтобы остановить их. Думаю, ее отец так и не узнал, что дочка когда-то куда-то пропадала.
   Я наблюдала за тем, как карета увозила леди Эльвиру куда-то далеко и все гадала, вернется ли когда-нибудь эта девочка сюда. Хотя в глубине души я знала, что этому не бывать, – закончила свой рассказ пожилая друидка и умолкла.
   В шалаше стало тихо. Эльра молчала, потому что ее этот рассказ не касался, Алана же явно была под впечатлением.
   – Я могу немного побыть одна? – после достаточно долгой паузы спросила она.
   – Думаю, что да. Но вот внутри конкретно этого шалаша с уединением у тебя будут некоторые проблемы, – отозвалась Эльра, указывая на больной бок, – прогулки пока что не для меня.
   – И в самом деле, пройдись, подыши свежим воздухом, – поддержала раненую друидка, – а я пока займусь лечением твоей подруги.
   – С ней что-то серьезное? – взволновалась принцесса.
   – Нет-нет, не переживай, – поспешно успокоила ее друидка, – наш патруль подоспел как раз тогда, когда виверна только повалила ее на землю. Удар, правда, был сильный. Она отлетела на несколько метров, да еще и ты сверху упала. В общем, поломалась пара ребер. Первую помощь мы оказали ей еще на месте вашего лагеря. Думаю, еще пара сеансов лечения, и она будет в норме.
   – Значит, я – сверху, и у Эльры сломалось два ребра? – Алана отчаянно покраснела. Так стыдно ей еще не было. Защитница называется! Прикрыть грудью товарища вздумала. Идиотка.
   – Я, пожалуй, пойду, – промямлила она и поспешила покинуть шатер.
   На улице было утро. Пасмурное и зябкое, но все-таки утро.
   – Алана! – раздался знакомый голос. К принцессе подбежала не пойми откуда взявшаяся Рапсода. За руку она волокла за собой Креда, помятого и невыспавшегося, – Алана, как ты?
   – Я в норме, – коротко ответила принцесса. Ей не хотелось сейчас заводить долгих разговоров.
   – Ну слава Иериалю! – всплеснула ладонями Си-Диез. Кред, чью руку певица наконец-то выпустила из своей, мрачно принялся массировать кисть.
   – А Эльра? Что с ней? – не унималась Рапсода.
   В душу Аланы словно булавку вогнали.
   – Она там, – тихо ответила принцесса, указывая на шатер, который только что покинула, – ее лечат.
   – А к ней можно? – оживилась бардесса.
   – Не знаю. Проверьте. А я пойду прогуляюсь, подышу свежим воздухом.
   И Алана медленно зашагала вперед, оставив друзей недоуменно смотреть ей вслед.
   Ей было о чем подумать. Жизнь сыграла с ней шутку. Да еще какую. Все, что она ни делала, было бесполезно, все факты каждый день становились с ног на голову. К примеру, не далее, чем сегодня ночью, она покалечила подругу, хотя пыталась ее защитить. Разве это не ирония судьбы?
   Но, как ни малодушно это прозвучит, в первую очередь Алану волновало сейчас не это. В голове принцессы роились, жужжа, мысли и воспоминания. Леди Эльвира – ее мать, по словам местной друидки. Графиня Эльвира Раниер, таковы были имя и титул первой жены Драумана, короля Арденского. До ее замужества, разумеется. После уже никто не смел называть ее по имени, кроме самого монарха. Она родила Драуману единственного ребенка, девочку, и вскоре скончалась. Король надел траур по жене. Каждый день на протяжении почти трех лет он уделял не менее часа на то, чтобы смотреть на портрет королевы Эльвиры, висевший в одной из галерей. Подрастающая дочь тоже часто смотрела на «эту красивую леди», но даже скорбь не длится вечно, и Драуман решил жениться во второй раз. С появлением новой супруги во дворце поменялось многое. В том числе из галереи исчез портрет «той красивой леди». Алана точно знала, что он пропал, потому что долгое время искала его, но не находила нигде. А ей так хотелось еще раз посмотреть на королеву Эльвиру, ведь отец говорил, что это ее матушка, а какому четырехлетнему ребенку не хочется взглянуть на свою мать? Так или иначе, но портрета матери Алана так и не нашла, и лицо, которое она видела раньше каждый день, понемногу начало забываться. Потускнели в воспоминаниях серебристые длинные волосы, уложенные в изысканную прическу, умело подкрашенные алые губы и лукавые карие глаза под черными ресницами. Когда принцессе было десять, она уже с трудом могла вспомнить, как выглядела «та красивая леди», а в пятнадцать уже и не помнила, что видела когда-то портрет матери.
   А теперь, когда произошло так много, когда столько всего передумано и пережито, все вдруг встало на свои места. И девушка с карими глазами, которая так часто являлась Алане по ночам, и мать друидка, которая вопреки всему была истинной дворянкой и настоящей королевой Ардении, и вообще все. Теперь Алана точно знала, что она – наследная принцесса Арденского трона и что ничего в ее жизни на самом-то деле не поменялось. Вот только она поменялась. Пусть все ее переживания были основаны на пустых догадках и подложных фактах, но от этого они не стали менее реальными. И неважно, что заставило ее задуматься над собственной жизнью, важно то, к чему привели эти размышления.
   Алана ощутила новую волну стыда, нахлынувшую на нее. Неужели это она несколько дней назад радовалась тому, что сможет занять место, которое, как она думала тогда, ей не принадлежит? Урвать у судьбы кусок повкуснее – неужели это самое важное в ее жизни? Нет. Надо что-то менять. Просто необходимо. Даже если все окружающее осталось неизменным, стоит иногда меняться самой.
   Принцесса долго гуляла среди шатров и шалашей друидского Круга. Ей все больше и больше нравились эти небольшие лесные поселения за их тишину и размеренность жизни. За всю ее прогулку никто ни разу не окликнул ни ее, ни кого-либо другого. Не то, чтобы здесь всем было все равно, что делают другие, просто местные люди знали, когда можно поговорить, а когда соседа лучше не отвлекать.
   Это поселение было значительно больше, чем два прежде виденных принцессой в Ардении. Но кроме размеров, оно отличалось еще и тем, что гости здесь не воспринимались, как нечто диковинное.
   «Сразу видно, что до этих мест инквизиция не добралась, – заключила Алана, разглядывая местные дома, – должно быть, здешние друиды не боятся выходить из своих лесов и берут в обучение не только безнадежно больных крестьянских ребятишек. Хотя и здесь нельзя забирать родовитых дворянских отпрысков. Свобода – обманчивая штука. Ты думаешь, что абсолютно не стеснен какими-либо рамками, но стоит тебе заняться измерением своей свободы, и рано или поздно ты обнаружишь грань, за которую не сможешь заступить. Абсолютной свободы нет. Есть только клетки. Вопрос заключается только лишь в том, какого размера твоя клетка».
   Сама того не заметив, Алана повернула обратно и вскоре заслышала радостное щебетание Рапсоды. Все они: оба барда и оруженосица, – уже стояли возле шалаша. Певица восторгалась тем, насколько быстро Эльру поставили на ноги местные целители. Сама оруженосица только смущенно улыбалась, будто Си-Диез хвалила не работу друидов, а ее лично, и как-то машинально поглаживала правой рукой свой левый бок. Кред в разговоре участия не принимал, а только стоял и улыбался.
   «А что ему еще остается? – улыбнулась про себя принцесса, – все равно вставить хоть слово в восторженный щебет Рапсоды невозможно».
   – А вот и Алана, – наконец заметила приближение подруги Си-Диез, – она как раз решила прогуляться, когда мы к тебе зашли, – это было сказано Эльре, – а ее уже вылечили. Эльра снова полностью здорова, и теперь мы можем отправляться в путь, когда захотим, – поведала она, обращаясь уже к Алане, – невероятные силы у этих друидов. Интересно, наши, Арденские друиды тоже такое умеют или они уже все позабыли, отсиживаясь в чащобах. Как тебе кажется, Кред, ты же говорил мне, что их видел. Они так тоже умеют?
   «Откуда в ней столько энергии?» – подумала Алана, но, заметив, как Кред поглядел на певицу и улыбнулся еще шире, все поняла.
   Эльра, по всей видимости, тоже ощутила, что в отношениях двух бардов что-то поменялось и что она теперь – третий лишний. Наверное, поэтому она крайне обрадовалась появлению Аланы, которое должно было как-то рассеять легкую неловкость, которую ощущал каждый из троицы.
   – Алана, я за тебя рада, – неожиданно сказала Эльра, прерывая словоизлияния Рапсоды, – я о том, что та женщина рассказала тебе там, – и девушка кивнула в сторону шалаша, – то есть, я хочу сказать, я не все поняла, но если твоя мама была такой же замечательной, как все люди, которые живут здесь, то это здорово.
   – Спасибо, – чуть растерянно проговорила принцесса, – но ты не должна быть за меня рада. Ты должна злиться на меня.
   – Это еще почему? – удивилась Си-Диез, – ты успела что-то наговорить ей, пока мы с Кредом были снаружи?
   – Нет. Все намного хуже, чем просто слова, – тихо ответила Алана, – я покалечила Эльру. Этой ночью она пострадала из-за меня.
   Рапсода только и смогла, что раскрыть рот, постоять так несколько секунд, да и закрыть снова. На такую новость комментария у нее не нашлось.
   – Я на тебя не сержусь, – ответила Эльра, прерывая тягостное молчание, – да и не на что тут сердиться. Ты же только хотела меня защитить.
   – Но вышло-то совсем другое, – с горечью выпалила Алана, закусывая нижнюю губу.
   – Что вышло, то вышло. И это не важно совсем, – перебила ее оруженосица, – важно намерение.
   – Но твои ребра…
   – Целы мои ребра. И не болят вовсе. Да я уже и позабыла, что когда-то болели. И ты забудь.
   – Мир! Мир! Мир! – радостно закричала Рапсода и, хлопая в ладоши, принялась кружиться в танце.
   – Ну как ребенок, – с улыбкой покачал головой Кред, – сколько тебе лет, Рапи?
   – А о таких вещах спрашивать неприлично! Дурной тон! – не переставая кружиться, отозвалась певица, – и, в конце-то концов, должно же быть у семнадцатилетней девицы право на то, чтобы хранить в секрете свой возраст.
   «И сколько же лет подряд ты уже празднуешь свое семнадцатилетие, девица? Года три-четыре точно», – ухмыльнулся про себя Кред, но вслух возражать бардессе не стал. Намекать женщине, что она лукавит, списывая со своих счетов целых четыре года, не просто дурной тон. Это опасно для жизни.
   Алана не выдержала и тоже заулыбалась.

   Несмотря на полное выздоровление Эльры и величайшую срочность дела, путешественники все же решили задержаться в друидском поселении до следующего утра. Им требовался отдых, а Круг в Балании, похоже, был одним из самых безопасных мест, так как мародеры не могли его разыскать, а хищники не стали бы этого делать.
   – Осталось только решить, куда нам ехать дальше, – сказал Кред за обедом. Друиды, принципиально не помогающие друг другу, с удовольствием снабдили пищей простых людей. Алане, правда, пайка не досталось, но друзья охотно с ней поделились.
   – Как куда? В столицу, конечно же, – в недоумении пожала плечами Эльра, – короли, принцы, и вообще все монаршьи семьи обычно живут именно там. Ну, знаешь, во дворцах всяких.
   «А она стала слишком острой на язык для простой крестьянской девчонки, – отметила про себя Алана, – видать парочка язвительных бардов не преминула оказать свое дурное влияние. Да и воспитание рыцаря… Серебряного Карпа, кажется, дает о себе знать. Развил мышление».
   – А о том, что короли, принцы и прочие родственники правящей семьи обычно являются высокопоставленными военными чинами и что сейчас в Балании идет война, ты запамятовала? – любезно осведомился один из недавно припомненных принцессой музыкантов.
   – Ну и что с того? – не поняла претензии Эльра, – сидят себе в сердце страны, в тепле и уюте и руководят оттуда понемножку, между послеобеденным сном и ужином.
   – Да? – подняла брови Рапсода, – а на белом жеребце в полном боевом облачении да во главе армии не хочешь?
   – Я-то хочу, да кто меня туда пустит, – огрызнулась оруженосица. Она действительно давно мечтала о войне.
   «Ох, что-то слишком быстро они спелись, – подумала Алана, – как бы совсем беднягу Эльру не заклевали».
   – Вообще принц Хальвик – наследник трона, поэтому он как раз мог остаться в тылу, как особо важная для государства персона.
   – А кто же тогда вдохновляет войска на ратные подвиги пылкими речами и собственным примером? – поинтересовалась Рапсода.
   – Ты думаешь, у Енгара Баланского кроме Хальвика сыновей не найдется? А кузенов у наследника еще больше, чем родных братьев. Да и если уж речь зашла об этом, то сам король тоже наверняка находится среди войск. Пусть это и опасно, но это его долг, как монарха. Он просто обязан быть в первых рядах защитников своей страны.
   – И все же есть шанс, что Хальвик находится на передовой, – упорствовала Си-Диез.
   – И шанс немалый, – поддержал ее Кред.
   – Но с равной степенью вероятности он может оказаться и в столице, – принцесса тоже не хотела уступать в споре.
   – А в столице всяко спокойнее, чем на линии фронта, – вставила Эльра.
   – Что, наша воительница напугалась? – не унималась Рапсода.
   Эльра покраснела и вцепилась в рукоять своего меча, но тут же оставила ее в покое.
   Это было уже слишком.
   – Ты что, не понимаешь, что Эльра заботится только о том, чтобы ваши шкуры остались целы? – взорвалась принцесса, – она хотела сказать, что из двух путей надо выбирать наиболее безопасный. И, если вас двоих это интересует, я с ней согласна!
   – Так мы и предлагаем более безопасный, – как ни в чем не бывало сказал Кред, пожимая плечами, будто удивлялся, чего это Алана так кричит.
   – То есть на фронте, по-твоему, безопаснее, чем в тылу? – вскричала Алана.
   – Чем в тылу, где оголодавшие больные люди, дерущиеся друг с другом за кусок хлеба, взяты в осаду диким зверьем? Однозначно безопаснее. На войне хотя бы есть правила, которые хоть иногда, но все-таки соблюдаются, – хладнокровно пожал плечами менестрель.
   – Да вы несносная парочка! С вами двоими просто невозможно спорить!
   – А ты не спорь, – посоветовал Кред.
   – Где ты здесь видишь парочку? – вскинулась Рапсода.
   Первоначальная тема разговора была безвозвратно позабыта, уступая место выяснению межличностных отношений двух отдельно взятых менестрелей.
   Однако вечером к этому разговору пришлось вернуться.
   Началось все с того, что Эльра застала своих друзей за чисткой коней. Перед глазами девушки встала яркая картина: ее кобылица с распоротой когтями виверны шеей. Видение было настолько правдоподобным, что Эльре даже почудился запах крови. В обморок, правда, она падать не собиралась. Если бы она была настолько впечатлительной, то об армии ей не приходилось бы и мечтать. Просто она вдруг поняла, что у нее больше нет лошади, на которой можно было бы продолжать путь.
   – Может, местные друиды помогут? – неуверенно предположила Рапсода.
   – Не думаю, что в их правилах отдавать животных в рабство людям, – возразила Алана.
   – Тогда ты можешь со мной вдвоем на моем воронке, – предложила Си-Диез Эльре, – он сильный, а мы с тобой не такие уж и тяжелые.
   – Это хороший выход, – согласно кивнул Кред, – только еще лучше будет, если Эльру мы будем везти все по очереди, чтобы ничей конь не уставал больше других. Иначе мы рискуем потерять еще одну лошадь, а на двоих вчетвером мы уж точно далеко не уедем.
   Хоть Рапсоде и не понравилось, что Эльра какое-то время будет ехать на одном коне с Кредом, но вида она не подала и без споров и препирательств согласилась, что предложение музыканта действительно не лишено здравого смысла.
   – Ну а теперь может все-таки вернемся к вопросу, куда мы поедем? – спросила Алана.
   – На северо-восток, к побережью конечно. Туда, где горы кончаются, и где царнские войска могли спокойно пересечь границу Балании, шагая по ровному пляжу, а не карабкаясь по скалам, – с охотой отозвался Кред, – мы ведь уже обсудили это сегодня утром.
   – Мы ничего не обсуждали, – отрицательно покачала головой Эльра, – это ты настоял на том, чтобы ехать в самое пекло.
   – Но ведь так действительно будет безопаснее всего, – бард как будто даже немного растерялся, – во-первых, до линии фронта нам скорее всего отсюда ближе, чем до столицы, а это значит, что мы можем добраться до нашей цели всего за каких-то два дня. Царн наверняка успел зайти достаточно далеко, особенно если учитывать превосходящие силы и неожиданное наступление.
   – Но это будет концом путешествия только в том случае, если принц Хальвик действительно находится в центре боевых действий, – напомнила ему Алана, – а никто из нас не может утверждать наверняка, что так оно и есть.
   – Как раз поэтому я и говорил «во-первых». А теперь пришла очередь и «во-вторых». Итак, во-вторых, если Хальвика среди войск не окажется, то мы сможем переговорить с кем-нибудь из командиров, и тогда нам выделят отряд, который проконвоирует нас до самой столицы, прямо до дворцового крыльца.
   – По-моему немного наивно полагать, что кто-то из военачальников просто так возьмет и выделит тебе людей, – скептически хмыкнула Алана, – не в той они сейчас ситуации, чтобы разбрасываться воинами.
   – А кто сказал, что просто так? – удивился музыкант, – у меня есть письменный приказ за подписью самого принца Хальвика.
   – Откуда? – поразилась Рапсода.
   – Ну как откуда? Зеленая песня дал. Когда они с Хальвиком договаривались о том, как будет осуществляться транспортировка принцессы, он пообещал «курьеру» отряд, который даст ему и его «посылке» защиту на территории Балании, сказал, где этот отряд будет дожидаться и дал бумагу, в которой значилось: «Предъявитель сего имеет право возглавить отряд баланских солдат…» и так далее. Этот документ был моей гарантией на защиту на территории Балании. Думаю, что подпись принца Хальвика до сих пор чего-то стоит, так что нам остается только двухдневный рывок, и мы либо будем у цели, либо продолжаем двигаться к ней, не шарахаясь от каждого шороха и не боясь, что нас загрызут или зарежут.
   На этот раз возразить было нечего, поэтому все просто пошли ложиться спать, чтобы завтра поутру выехать в путь. Каждому из них хотелось, чтобы их приключение наконец-то благополучно завершилось.
   Когда на следующее утро четверо путешественников позавтракали и собрали в маленькие тощие узелки припасы и одеяла, подаренные гостеприимными друидами, в Круге уже никто не спал. Казалось, дочка леди Эльвиры была самым важным человеком в поселении. Почти каждый взрослый подходил, чтобы лично попрощаться и пожелать удачи в пути, а молодняк, хоть и держался на почтительном расстоянии, но внимательно наблюдал за происходящим.
   – Будьте осторожны, – сказала на прощание пожилая друидка, та самая, которая перепутала Алану с ее матерью, – мы проследим за вами и расчистим ваш путь от тварей вроде той, из-за которой вы попали сюда, но мало ли что может повстречаться на дорогах, кроме хищников.
   Алана была смущена таким высоким вниманием со стороны всего Круга и явно спешила в путь, чтобы прекратить этот нескончаемый поток добрых пожеланий.
   «Интересно, отчего они настолько любили мою мать, что так радушно принимают и меня, – размышляла принцесса, уже вскочив в седло и привычно предоставив Фррумару самому выбирать дорогу и темп движения, – спрашивать, должно быть, бессмысленно. Раз не рассказали с самого начала, то не расскажут и теперь. Да и важно ли это спустя столько лет?»
   С тех пор, как они покинули Круг, вся компания ехала молча. Никто даже не пытался затеять разговора. Каждый находился в постоянном напряжении, ожидая внезапного нападения или хитро замаскированной ловушки, и одновременно с тем как никогда остро ощущал близость цели. А цели у каждого были свои, хоть и лежали они все в конце одного общего пути. Наверное поэтому ни парочка ехидных бардов, ни погруженная в мысли об обустройстве государства Алана, ни даже простодушная Эльра не заговаривали о том, что будет, когда они наконец доберутся до линии фронта и разыщут принца Хальвика.
   Копыта коней мерно стучали по холодной земле, покрытой тонким слоем изморози. Густая стена леса стояла по правую руку от путников, слева же простирались пустыри. Небо хмурилось, будто чуя что-то недоброе, но вопреки этой недоброй примете ничто не затрудняло странникам дороги.
   – Если все сложится удачно, то уже завтра к вечеру мы доберемся до баланской армии, – не выдержав такого длительного молчания, заговорила Рапсода. Было это уже вечером, когда четверка путешественников остановилась на привал и ужинала.
   – Да, поскорей бы, – мечтательно вздохнула Эльра, бросая взгляд на свое оружие.
   – Неужели мы тебе настолько надоели, что ты ждешь не дождешься того момента, когда сможешь избавиться от нас? – возмутилась певица.
   Оруженосица смущенно забормотала что-то несвязное под требовательным взглядом приятельницы.
   – Не болтай ерунды, – одернул сестру по гильдии Кред, – просто мы все жутко устали. И не говори, что ты чувствуешь себя лучше, чем выжатый лимон, потому что выглядишь ты приблизительно как этот самый цитрусовый.
   – Ах ты! Да ты… Да я тебе… Ну, знаешь, что?.. – захлебнулась от обиды бардесса.
   – Догадываюсь, – отмахнулся Кред, – у меня хорошая фантазия. По крайней мере, она развита лучше, чем твоя речь. Стыдно должно быть, госпожа бардесса. В твоем-то возрасте пора иметь словарный запас побольше.
   Обескураженная этим внезапным нападением, Рапсода не нашлась, что и ответить.
   «За что? – кольнула иголочка-обида куда-то в грудь, – он же уже давно ничего плохого мне не говорил. Не обижал, не нарывался. И тут вдруг, ни с того ни с сего. Что изменилось?»
   – Ну вот видишь, слов действительно не хватает, – с наигранным сочувствием произнес Кред, по-своему истолковав молчание Си-Диез, – ладно, не истязай мозг, спать пора. Может с утра что-то более связное сможешь изобрести.
   Договаривал эту фразу он уже лежа под одеялом. Спор продолжать не было никакого смысла, и Рапсода, сердитая и расстроенная, улеглась как можно дальше от коварного вредного барда. Ни Алана, ни Эльра, знакомые с таким поведением друзей, попыток помирить менестрелей не предприняли. Себе дороже.
   Вот и все, их примирение оказалось кратковременной передышкой, а теперь, в конце пути, вновь продолжается бой. Наверное, не только моя судьба устроена так. В мире все возвращается на круги своя, – подумала, засыпая принцесса, и на душе ее тихонько вздохнула затаившаяся там легкая печаль.
   Следующий день проходил, казалось, в еще большем молчании. Хотя как молчание может быть больше или меньше? Оно либо есть, либо его нет. Так вот, в этот день оно было и, по оценкам Аланы, являлось близким к гробовому. Кред, как-то разом оправившийся от всех перипетий, вновь скрылся под личиной нагловатого острого на язык хама, Рапсода очень выразительно дулась на него, а Эльра ломала голову над тем, как их помирить. Что же до Аланы, то она была занята тем, что всматривалась в дорогу впереди себя, надеясь разглядеть вдалеке баланские войска.
   День уже близился к концу, когда над онемевшей на время компанией путешественников раздалось сразу два женских возгласа:
   – Ой, смотрите! – восторженно вскрикнула Рапсода.
   – Взгляните туда! – Алана в возбуждении ткнула пальцем вперед.
   – Снег пошел, – закончила свою мысль певица, – первый в этом году.
   Но все ее товарищи смотрели не на падающие в затейливом танце снежинки, а вперед, туда, куда указывала принцесса. Там, как бы выплывая из-за линии горизонта были видны расставленные кое-как телеги вперемешку с шатрами. И солдаты. Многие сотни солдат, готовящихся к бою.

16. О том, чем сердце успокоится

   Как и ожидалось, их встретили часовые, выставленные по всему периметру военного лагеря. В такие неспокойные времена нельзя оставлять спину неприкрытой.
   – Стой! Кто такие? – хриплым голосом окликнул путешественников солдат и на всякий случай поднял свое копье, целя в грудь ближайшей к нему лошади, на которой как раз сидел Кред с Эльрой. Ему-то и пришлось вести переговоры.
   – Я – посланник его высочества принца Хальвика. Мне удалось выполнить его поручение, и теперь я разыскиваю его, чтобы отчитаться о проделанной работе.
   – Ну-ну, – недоверчиво протянул часовой. Остальные его сослуживцы внимательно наблюдали за происходящим, но не приближались, не видя опасности в группе из трех женщин и одного мужчины.
   – Ну-ну, – повторил стражник, обшаривая компанию взглядом, – а эти пташки тогда кто?
   – Подруга, помощница и, собственно говоря, поручение его высочества, – ни капли не смутившись, отрапортовал Кред, указывая поочередно на Эльру, Рапсоду и Алану.
   Недоверие на лице часового только возросло. Еще бы, после таких-то разъяснений.
   – А чем докажешь? – задал вояка дельный вопрос.
   – У меня есть бумага, подписанная лично принцем, – в тоне Креда прозвучало нечто, подозрительно похожее на надменность и чувство превосходства. Солдат, который не мог этого не заметить, в восторг от такого тона не пришел.
   – Давай сюда. Поглядим мы на ту подпись, – сварливо заговорил служивый.
   Бард достал из кармана куртки аккуратно свернутый лист бумаги, но замешкался и сказал:
   – В руки не дам, – и развернул документ так, чтобы солдат мог изучить его, но не смог бы отнять.
   – Дашь-дашь, куда денешься, – угрожающе прищурился часовой и ткнул копьем в воздух, чтобы припугнуть наглого гостя.
   Кред, правда, не испугался. За то его струхнул очень даже. Он захрапел и встал на дыбы, передними ногами выбивая из рук стражника копье. Древко оружия, хрустнув, разломилось пополам.
   – Держи, держи! – завопил обезоруженный часовой, – незаконное проникновение!
   Остальные стражники моментально отозвались на крик о помощи. Не зря же они так внимательно наблюдали за развитием ситуации. Только вот хватать было особо некого. Основная угроза в лице Креда валялась на земле, сброшенная собственным конем. Когда норовистая скотина встала на дыбы, хозяин обеими руками держал приказ Хальвика, а поводья были у Эльры, поэтому удержаться в седле у барда не было ни малейшего шанса. Ударился он основательно – с размаху приложился всей спиной. Но когда к нему подоспели солдаты, не кричал и не стонал, а только морщился – то ли то боли, то ли от неприязни к военным.
   Остальная троица к удивлению стражи не предприняла попыток прорваться внутрь лагеря, как впрочем, не попыталась и сбежать. Так что девушек просто-напросто по-быстрому ссадили с коней, обыскали и, отняв ножи, связали.
   – А у этой даже меч есть, – присвистнул один из вояк, разглядывая оружие Эльры, – ничего так ковырялка, мне на запас пойдет.
   – Это мое! – с отчаянием в голосе выкрикнула оруженосица, но вместо меча получила болезненный удар под ребра.
   – Молчи, прошмандовка!
   Обыск Креда был менее результативным. При нем не оказалось ничего, хоть мало-мальски смахивавшего на оружие.
   – И бумажки тоже нету, – разочарованно протянул часовой, закончив исследование бардовских карманов.
   – Рядом с ним поищи, може улетела куда, – посоветовал его товарищ.
   – Да не, пусто тут, – раздраженно отозвался первый.
   – Так значит не было у него никакого принцевого указа, – огрызнулся второй.
   – А че ж с ним теперь делать?
   – Може того их, за телегу, – вмешался третий, обладатель масленых глазок, призывно кивающий куда-то в сторону, – бабенки-то ничего себе.
   – Дак они же шпионки, дурья твоя башка! – напустился на любителя женского тепла первый.
   – Ну и чего с того? – продолжил уговоры третий, не понимая, почему приятель так сердится, – мы ж их только потискаем слегка, а потом сразу доставим, куда надо. Начальство и не узнает. Целехонькими же приведем, без царапинки.
   – Без царапинки, – фыркнул второй, – а если сбегут они, что делать будем?
   – Да куда они сбегут? Без оружия-то?
   – Нельзя недооценивать чужих шпионов, – резко оборвал спор первый, – к генералу их, живо. Пусть высшие чины сами с этой шушерой разбираются.
   Но попасть к руководству оказалось не так-то просто. У входа в большой шатер, предусмотрительно не украшенный флагом, стояла достаточно большая охрана, которая, разумеется, внутрь никого не пропустила.
   – Совещание там. Никого впускать не велено, – твердили стражники, упрямо пропуская мимо ушей все доводы взволнованных часовых, – оставьте ваших пленников, мы за ними присмотрим. А сами расходитесь по своим постам, а то от наказания не отвертитесь.
   – Только запомни, друг, это шпионы. Очень важно, чтобы они к генералу попали, – быстро заговорил один из часовых, понимая, что наказание и вправду может быть чересчур суровым, – и если кто спросит, то это мы их поймали, мы. Понял?
   – Да понял я, – лениво, как от неповоротливой, но надоедливой мухи, отмахнулся охранник шатра. Часовой потоптался на месте, бросая алчные взгляды на свою добычу, которую вынужден был оставить в чужих руках, со злостью плюнул на землю и поспешил на караул.
   За пленниками действительно хорошо приглядывали. Вроде бы никто не ограничивал их свободы, не держал на поводках и не загонял в клетку, но приблизиться к шатру им все-таки не давали. Солдаты внимательно следили за тем, чтобы лишние уши не услышали, о чем идет речь на тайном совещании.
   Алана уже вся истомилась, когда полог наконец откинулся, и люди в военной форме один за другим стали покидать место собрания.
   Дождавшись, когда из шатра выйдет последний гость, охранник сунулся внутрь.
   – Господин генерал, разрешите доложить, – донесся до ушей принцессы его голос, – часовыми были обнаружены и захвачены шпионы.
   Недоверчивое хмыканье другого, более тихого и спокойного голоса, различили только уши музыкантов.
   – Где они сейчас? – спросил этот, второй.
   – У входа, господин генерал.
   – Ну что ж, веди их сюда, а сам возвращайся к службе, – распорядился генерал, – и никого больше не впускать. Я хочу поговорить с ними с глазу на глаз. Для начала.
   – Так точно, господин генерал! – рявкнул солдат и тут же вылетел из шатра, будто получил пинок под зад.
   – Поднялись! Собрались! Пошли! А ну, живее, живее! – командовал он, подгоняя пленников.
   «Словно цыплят в клетку загоняет, – пришло странное сравнение в голову Эльры, – сначала в кучу согнал, а потом начал теснить к единственному входу в шатер-курятник».
   Внутри было довольно просторно. Сразу чувствовалась привилегированность хозяина этого переносного дома. Но лицо мужчины, сидящего за столом и поспешно сворачивавшего карту, не было ни жадным, ни злым.
   «Король баланский умеет выбирать людей на руководящие должности», – с удовольствием отметил Кред, внимательно разглядывая обстановку и самого генерала, – жаль только, что он уже стар и скоро трон займет Хальвик.
   – Итак, шпионы, – полувопросительным тоном нарушил молчание военачальник, – и что вам будет угодно мне сказать? Вы же наверняка хотели бы переговорить со мной, не так ли?
   Голос его был спокойный, даже дружелюбный.
   «Прямо и не чувствовала бы себя пленницей, если бы не ныли стянутые за спиной руки», – саркастически усмехнулась про себя Алана.
   – Мы разыскиваем принца Хальвика, – ответ Креда прозвучал так же тихо, спокойно и миролюбиво, как и вопрос, заданный генералом.
   Брови военного удивленно и недоверчиво поползли вверх. Он ожидал от этой беседы многого, почти всего… Кроме такого прямого и открытого ответа. Обычно пойманные на горячем стараются вывернуться, лгут или даже предпринимают попытки самоубийства, либо покушаются на жизнь тех, кто ведет допрос. Но чтобы так.
   – Прямо-таки самого принца. Чудесно. А зачем вам так понадобилось свидание с его высочеством, мне дозволено будет узнать? – едва скрывая любопытство и замешательство, поинтересовался военный.
   Вот сейчас-то и начнется самое интересное. Легенда. Не могут же они быть настолько непохожими на остальных, чтобы не иметь легенды.
   И ожидания генерала на этот раз не были обмануты. Кред принялся рассказывать:
   – Я являюсь кем-то вроде курьера, посланника его высочества принца Хальвика. Моя цель – доставка некоего особо ценного груза с передачей лично в руки его высочества. Когда наша сделка заключалась, война еще не началась, и я должен был доставить посылку во дворец. Но с нападением царнских войск планы наследника престола могли измениться, и я посчитал, что он может оказаться здесь. Если так оно и есть, то просто проводите меня к принцу, и мое задание будет выполнено.
   – И я должен во все это поверить? – ровным голосом спросил генерал, внимательно глядя в глаза пленника. Он должен смутиться, покраснеть, отвести взгляд. Должен выдать себя хоть чем-то. Нельзя же, в конце-то концов, так самозабвенно врать и даже ухом не повести!
   Но лицо Креда было спокойно и не выражало ни малейшего волнения или испуга.
   – Если Вам угодно получить письменные доказательства, то, возможно, у меня есть подходящий документ. Только вот предъявить я Вам его, к сожалению, не могу: руки связаны, а телекинезом я не обладаю.
   «А у этого парня норов тот еще, – с невольным уважением подумал генерал, – не просто не боится, но даже еще и шутить пытается».
   – Но если вас не затруднит, Вы сами можете взять эту бумагу, – продолжал Кред самым любезным голосом, какой Рапсода от него только слышала, – она спрятана в потайном кармане куртки под моим левым локтем.
   Военный замер в секундной нерешительности. А вдруг это какая-то хитроумная уловка? Мало ли, что у него там, под локтем? Но, с другой стороны, что может помешать мне отдернуть руку, если там что-то острое или, к примеру, бьющее молнией? А сам пленник угрозы не представляет никакой. С первого взгляда видно, что он не воин. Прибавить к этому связанные за спиной руки, и получим полностью безвредное существо, которое может только болтать. Хотя его язык, наверное, самое опасное его оружие. Уж больно хорошо подвешен.
   Миг колебания прошел, и военачальник решительно шагнул к менестрелю, протянул к нему руку и, нащупав потайной кармашек, действительно вытащил оттуда лист плотной гербовой бумаги. На такой бумаге обычно писались все указы, исходящие от членов правящей семьи.
   Он пробежал глазами строки, написанные знакомым почерком наследника. «Предъявитель сего имеет право…», «отряд в распоряжение…», «защита и неприкосновенность для предъявителя и его спутников…»
   Так-так, очень интересно.
   – А чем докажешь, что ты не украл этот документ? – на всякий случай спросил военный. Вдруг этот парень вытащит очередного кролика из шляпы? Точнее, новое доказательство из кармана.
   Но Кред только плечами пожал. Чем это можно было доказать? Бумага-то не именная, на предъявителя.
   – Ну хорошо, – решил согласиться со своим собеседником генерал, – предположим, этот документ действительно принадлежит тебе, но ты же сам отлично понимаешь, что Балания сейчас не в том положении, в котором можно вот так запросто разбрасываться солдатами.
   – Я понимаю, – сухо кивнул бард, – поэтому мы все и приехали сюда, в надежде застать принца здесь. Так что если его высочество действительно находится сейчас среди войск, то в Ваших же интересах проводить меня к нему. Таким образом, Вы избавитесь от необходимости давать мне людей в охрану.
   Генерал задумался. Надолго. Он потирал подбородок и хмурил брови, даже пощипывал мочку уха. Словом, был крайне сосредоточен.
   Молчание тянулось и тянулось, давя на нервы пленникам, но никто из них не решился поторопить человека, от которого зависело сейчас все.
   Наконец генерал твердым шагом подошел к выходу из шатра, откинул полог, наполовину высунувшись наружу, отдал короткий приказ:
   – Ты, развязать пленников. Ты, привести сюда командира четвертого десятка. Живо.
   – Так точно! – раздалось в ответ, и чьи-то сапоги застучали каблуками по твердой утоптанной земле.
   Десятник явился настолько быстро, насколько это было вообще возможно без использования магии. Пленников едва успели освободить от веревок, когда он входил в шатер.
   – Готовь свою десятку к походу, – пропустив приветствия, отдал команду генерал, – отправляетесь через час. Цель – охрана этих четверых. Держать всех под постоянным надзором. Пункт назначения – столица, королевский дворец. Привести лично к его высочеству принцу Хальвику и ждать его дальнейших распоряжений. Запомнил?
   – Так точно, запомнил! – лихо отозвался десятник.
   – Свободен, – махнул рукой генерал, – только объекты берешь под охрану прямо сейчас.
   Десятник понял. Коротко поклонился офицеру и вышел из шатра. «Объекты» тоже поняли и, не прощаясь, гуськом выползли на улицу вслед за солдатом.
   – Слушай, откуда у тебя в кармане взялась эта бумага? – спросила простодушная Эльра у барда, – тебя же обыскивали и ничего не нашли.
   – Просто я успел засунуть ее в потайной кармашек, а на нем есть немного магии. Всю куртку зачаровать денег не хватило, а на один магический тайничок наскреблось.
   Девушка понимающе закивала, хоть и выглядела она все равно обескураженной.
   – Странно, что этот генерал так быстро согласился нас отпустить, – шепнула Креду на ухо Алана, растирая затекшие руки.
   – Он просто снял с себя ответственность, – пояснил менестрель так же тихо. – С одной стороны, если я говорил правду, то он выполнит задание его высочества и, возможно, даже получит награду. С другой – если я врун, то Хальвик в два счета меня раскусит, а темницы и пыточные кабинеты находятся как раз под дворцом. Таким образом, нам дали конвой, который с нас глаз не спустит и сам же потом на кусочки разделает, если мы вдруг окажемся шпионами. Беспроигрышный вариант.
   Алану передернуло от спокойствия, с которым менестрель обрисовал ей всю картину. Неужели он не боится такого исхода?
   – Расслабьтесь, с нами ничего такого не случится. Хальвик действительно ждет Вашего прибытия, – утешающе прошептал ей бард.
   На «Вы». Опять.
   Хоть времени было уже много, и скоро должны были начаться сумерки, отряд двинулся в путь ровно через час после приказа генерала. Задачей десятника было доставить четверых людей в столицу целыми и невредимыми, а это значило, что надо двигаться как можно скорее. Подолгу стоя на одном месте, можно дождаться нападения, а это не входило в планы руководства. Поэтому отряд десятника скакал всю ночь. Скакал до тех пор, пока задремавшая в седле Алана чуть не свалилась под копыта своего собственного скакуна.
   Пришлось остановиться. Правда, дольше четырех часов отдыха десятник своему отряду позволить не мог. Настало утро, ясное и приветливое. У Аланы даже появилось ощущение, будто это весна пришла раньше времени. Яркие лучи растопили тоненький слой снега, нападавшего вчера, и превратили его в липкую грязь.
   Не хочется смотреть под ноги. Лучше глядеть в небо.
   – Заканчиваем завтрак и сворачиваемся, – привычно распорядился десятник, и через четверть часа они уже снова отправились в путь.
   Следующая остановка поздним вечером. Ужин и сон до рассвета. И снова в путь, в долгий дневной переход.
   В таких условиях разговаривать не хотелось вовсе. Теперь каждый из четверки путников понимал, что их прежний поход был увеселительной прогулкой. Сейчас они выматывались за день так, будто не ехали верхом, а наоборот, тащили коней на собственном горбу. Кони, конечно, уставали еще больше. Фррумар больше не болтал о всякой ерунде и даже не жаловался, а только отпускал иногда комментарии по поводу скверной дороги или еще чего-то в этом роде, да и то сквозь зубы и неохотно.
   Алане было жаль бедолагу, но подбодрить и утешить жеребца она не могла. Как только объявляли привал, девушка просто падала и засыпала.
   Но человек привыкает ко всему, и вскоре животы перестало подводить от двухразового скудного питания, а короткий сон стал приносить некое подобие бодрости.
   И вот очередная стоянка. Темное беззвездное небо над головой, жаркий костер посреди поляны и десяток солдат, внимательно поглядывающих на подопечных.
   – Я вот все хотела спросить. Почему эта бумага от принца была у тебя?
   – это Рапсода подошла к Креду и уселась рядом с ним, грея руки у огня. Бард не ответил, и девушка повернулась к нему, вглядываясь в его лицо, – ведь это я должна была доставить Алану в Баланию. Я, а не ты. Но охранная грамота, почему-то, осталась у тебя.
   Менестрель понял, что на этот раз попал по-крупному, и теперь ему так просто не отвертеться. Придется рассказывать, раскаиваться и вымаливать прощение.
   – Предполагалось, что я передам тебе этот документ вместе с инструкциями, – Кред смущенно потупился, – но вот как-то забылось. Понимаешь, я так не выспался перед тем злосчастным балом, что обо всем на свете забыл. Да ты еще постоянно на меня бросалась, как котенок на веревочку. У меня сил на то, чтобы огрызаться еле хватало, а уж о том, чтобы перейти в наступление и вдолбить в твою голову необходимые сведения и речи идти не могло.
   – Или ты все-таки собирался догнать меня и поехать со мной вместе? – в голосе девушки прозвучало что-то вроде надежды.
   – Да… наверное, да. Возможно, – после некоторой паузы ответил музыкант, легонько кусая нижнюю губу и устало прикрывая глаза.
   А и вправду, собирался ли он это сделать? Или действительно просто забыл обо всех инструкциях из-за дурацкой усталости? И если собирался, то почему не выехал вдогонку прямо на следующее утро после бала, а дождался, пока из Фароса не придут плохие известия? Кто знает. Кред вот не знал. Не был уверен, но сказал «да», потому что так легче. Всем. И ему, и ей.
   И снова путь. Долгий, трудный и утомительный, но безопасный. И декорации, окружающие маленький отряд, постепенно меняются, становятся все менее и менее удручающими. Вместо бедствующих сел появились сначала мелкие грязные городишки, потом города покрупнее и побогаче, и наконец, настал тот счастливый день, когда они въехали в столицу, в самое сердце Балании.
   Здесь было чисто и красиво. Ровные дороги, открытые лавки, нарядные женщины. В городе царит такая ленивая безмятежность, словно он и не столица воюющей страны вовсе, а совершенно самостоятельный город-государство, которому до Царна и дела нет.
   Алана ехала мимо булочных, из которых пахло ароматным хлебом, мимо мясных лавок, в витринах которых были разложены ветчины и колбасы, мимо нарядных дам и господ аристократической внешности. Как ей было противно смотреть на этих людей. Перед ее глазами вставала отчаявшаяся жена мельника. Она проявила скупость, но она хотя бы распоряжалась своим собственным, честно заработанным хозяйством. А эти индюки шикуют здесь за счет тех несчастных крестьян, которые изо всех сил стараются растянуть скудные запасы на всю зиму.
   И не важно, что думать об этом печально и горько. Важно то, что она будет думать об этом потому, что это ее обязанность – думать о своем народе.
   В солнечном свете перед путниками вырос дворец, такой ухоженный и блистательный, будто на сегодняшний вечер намечался грандиозный прием. Но подивиться великолепию путникам не дали. Десятник стремился как можно скорее выполнить задание, порученное ему генералом.
   Они оказались в просторной приемной, пустовавшей в этот час. Видимо, просителей в военное время было не так-то уж и много. Люди предпочитали сидеть по домам, а не совершать длительных путешествий.
   Услужливый камердинер поинтересовался именами прибывших и целью их визита. Кред было открыл рот, чтобы ответить, но его перебил командир десятка. Это было его задание, и он хотел сделать все сам.
   Получив необходимые ему сведения, камердинер понятливо кивнул, предложил располагаться поудобнее и исчез за высокими дверями.
   Ожидать аудиенции пришлось не слишком долго, не более получаса. Для людей, которые хотят получить аудиенцию у самого принца, это поистине малый срок.
   «Что же он так тянет? – недоумевала Алана, – неужели он не понимает, что наша встреча – дело государственной важности? Разве можно так разбрасываться временем, когда твоя страна находится в критическом положении?»
   В дверях появился невозмутимый камердинер и изрек:
   – Его высочество велели просить всех в тронную залу.
   Первым поднялся с низенького пухлого дивана Кред, девушки робко потянулись за ним. Алана шла последней, потому что ее тяготили мысли о странной организации Балании. Солдаты следовали за путниками, но им было велено остаться и ожидать снаружи.
   – Итак, – его высочество принц Хальвик восседал на троне. Облачение наследника престола было пышным и изящным. Холеные руки украшали тяжелые перстни.
   «Локоны уложены аккуратно, но как-то неестественно, – уловила искушенным женским глазом лишнюю подробность Алана, – Иериаль! Он что, завивался перед выходом?! В такой момент?!»
   – Итак, – повторил Хальвик, делая изящный жест правой рукой, – я вам слушаю, господа. И дамы, – добавил он, обводя царственным взглядом троих девушек, – если конечно вам, милые барышни, будет угодно что-то сказать.
   «Словно безделушку себе выбирает», – пронеслось в голове у Эльры. Ей взгляд будущего повелителя совсем не понравился. Отчаянно хотелось поежиться, но нельзя, этикет запрещает подобные вольности в присутствии члена правящей семьи.
   Кред склонился в глубоком поклоне и, не поднимая головы, начал рассказывать о том, кто он такие и с какой целью прибыли сюда.
   – Покажи кольцо гильдии, – велел Хальвик и протянул руку, – у человека, которому выпала честь выполнить это задание, должен быть знак гильдии.
   Бард снял с пальца перстень и учтиво протянул его принцу. Тот повертел украшение в пальцах и, внезапно потеряв к нему интерес, выронил кольцо из рук. Звонкий стук металла о мрамор пола заставил-таки Эльру нарушить правила этикета и вздрогнуть. Правда, не одна она отреагировала на этот поступок принца. Рапсода скривилась так, будто бы ей в рот запихали смесь горчицы и лимона.
   Но его высочество принц Хальвик ничего этого не заметил. Ему не было дела до холопов и их манер.
   – Все свободны, кроме принцессы Аланы, – коротко произнес он.
   Менестрель согнулся в еще более глубоком поклоне, подхватил с пола свой перстень и быстро покинул тронную залу. Ошарашенные Рапсода и Эльра поспешили за ним.
   – И что теперь? – растерянно спросила певица. Она знала, что скоро все закончится. Но кто же мог предположить, что именно так?
   – Может, попробуем подождать, когда Алана выйдет оттуда? – предложила Эльра.
   Идея была хоть и нехитрая, но понравилась всем. Искать приюта в набитой снобами столице, скорее всего, было делом нелегким, а путешественникам так хотелось отдохнуть. Они один за другим удобно разместились на диванчиках. Эльра все-таки плюнула на правила приличия и с блаженным вздохом вытянула ноги вперед.
   Но долго рассиживаться им не пришлось. Алана вышла из залы спустя каких-нибудь пять минут. Рядом с ней появился камердинер и предложил проводить госпожу в ее покои.
   – Пойдемте со мной, – позвала она своих друзей, кивнув слуге.
   – До чего вы договорились? – спросила нетерпеливая Рапсода сразу, как только они оказались в просторной комнате, а за камердинером закрылась дверь.
   – Свадьба сегодня вечером. Отец быть на торжестве не обещал: он недолюбливает порталы и прочие магические изобретения, – но родительское согласие дал, – коротко ответила Алана.
   – Вы получили его согласие всего за пять минут? – изумилась Эльра.
   – Магическая почта, – отмахнулась певица, – ничего особенного. А вот как ты согласилась на свадьбу с таким… с этим… с его высочеством! Он же высокомерный до жути.
   Принцесса улыбнулась.
   – Разве не ты выкрадывала меня из отцовского дворца ради этой свадьбы? Так чем ты теперь недовольна?
   – Но он, он же такой противный! – вспылила певица.
   – А у меня есть выбор? – от улыбки Аланы веяло легкой грустью.
   – Но ты же пока еще не его жена.
   – Зато я уже принцесса, наследница Арденского трона, а что будет значить Ардения спустя каких-нибудь полгода, если я ничего не предприму сейчас?
   – Но зачем же так? Разве нельзя как-то иначе? – Рапсода обводила глазами своих друзей, ища у них поддержки, но Эльра молчала, а Кред отрицательно покачал головой.
   – Если бы был другой путь, мы бы выбрали его, – сказал он, крутя на пальце свой перстень, знак гильдии бардов.
   – Представляете, я скоро стану королевой, и под моей рукой будет уже два государства, – мечтательно проговорила принцесса. Она не пыталась искусственно подбодрить своих товарищей, ее действительно радовала эта перспектива. Как много ей еще предстоит сделать, и она обязательно сделает.

   Свадьба была до безобразия пышной. Весь высший свет, прячущийся за столичными стенами от удручающего запаха войны, собрался, дабы не пропустить это важное событие. Жених был горделиво красив, невеста, обаятельно задумчива.
   Эльра и Рапсода чувствовали себя на этом празднике лишними, хоть и сидели по правую руку от Аланы. Кред, привыкший к таким мероприятиям, выглядел более естественно, но и ему было немного не по себе.
   Алана пару раз просила Рапсоду спеть что-нибудь.
   – Утри этим баланским струнодерам носы. Выдай что-нибудь эдакое, – подзадоривала она приятельницу, но так только мотала головой и махала руками. Кред неизменно выручал сестру по цеху и предлагал свою лютню взамен голоса певицы. Алана, конечно же, соглашалась, но ей хотелось вовсе не песен, а чтобы Рапсода наконец-то почувствовала себя менее скованно.
   Поразмыслив немного, принцесса решила, что хороший комплимент поднимет Си-Диез настроение.
   – Какое чудное у тебя платье, – восхищенно произнесла она, наклонившись к уху приятельницы. Но затея не удалась.
   – Конечно, – хмуро ответила бардесса, – еще бы. Это ведь одно из тех, что в спешном порядке пошили для тебя местные портные. Чересчур дорогое для меня и ко всему прочему немного великовато.
   – Ах да! Но оно тебе впору, – попыталась утешить подругу принцесса, вспомнив, что сама настояла на том, чтобы подруга выбрала что-нибудь из ее гардероба, – мне очень нравится, как оно на тебе сидит.
   Но на легкую лесть Аланы Рапсода отреагировала равнодушно.
   Не зная, что предпринять, принцесса даже выпить ей предлагала, чтобы хмель разогнал тоску певицы.
   – Барду нельзя пить вино на приемах такого масштаба, – вяло отмахивалась певица, – дурной тон.
   На следующий день веселье все еще не утихло, хоть виновники торжества давно покинули пиршественный зал.
   Алана сидела одна в своих покоях.
   В дверь тихо постучали.
   – Ваши спутники прибыли, ваше королевское высочество, – объявил камердинер и, распахнув тяжелые створки, впустил Эльру, Рапсоду и Креда внутрь, а затем исчез.
   – Доброе утро, ваше высочество, – Кред учтиво поклонился. Обе девушки сделали книксены. Никто из них не присел на кушетки, расставленные вдоль стен. Все трое остались стоять в почтительных позах.
   – Да что с вами. Перестаньте. Вольно, – взмолилась Алана, вскакивая на ноги и насильно усаживая Креда на кушетку, – ведите себя нормально, ради Иериаля прошу.
   – Зачем вызывала, высочество? – первой перешла на прежний тон Рапсода, усаживаясь подальше от Креда.
   – Ну, я хотела узнать, чем я могу вас наградить, – замялась принцесса, – вы же помогли мне, теперь я хочу помочь вам. Я ведь наследная принцесса и все могу. Вот ты, Эльра, чего ты хочешь? Должность начальника дворцовой охраны? Или, может, охраны всего города?
   – Нет, – после короткой паузы ответила та, стискивая руки, – я хочу на войну.
   – Но ты же понимаешь, что я не смогу дать тебе руководящую должность, если ты уйдешь на фронт? – попыталась отговорить подругу Алана, – там протекция не имеет значения. Там важен только личный опыт. Тебе придется выслуживаться.
   – И я выслужусь, – твердо ответила Эльра.
   – Но это же ужасно опасно! – воскликнула Рапсода.
   – Я прошу только одного: позвольте мне уйти сейчас же, – в голосе девушки-воина прозвучал холодок, – я и так сделала лишний крюк, уехав с вами из военного лагеря. Мне нужно спешить обратно.
   И, не дожидаясь ответа, она встала и вышла из комнаты.
   – Н-ну хорошо, – Алана попыталась взять себя в руки, но голос подрагивал, – тогда вы двое. Вы же не откажетесь остаться при дворе в качестве королевских бардов?
   – Боюсь, в этой должности я буду более чем бесполезна, – отозвалась Рапсода, – не могу я петь при этом… для этих… Не могу. Прости. А задаром есть чужой хлеб не по мне. Я хочу сама зарабатывать себе на жизнь.
   «Глупенькая маленькая девочка, – с грустной усмешкой подумал Кред, – идеалистка. Снобы – не ее публика, видите ли. Не может петь для чванливых дворян. Ничего, когда-нибудь она увидит, как один ее слушатель крадет кошелек у другого, и может быть тогда поймет: люди всегда люди, вне зависимости от того, в роскоши они живут или в бедности. Если бард будет отказываться петь всякий раз, когда хоть один его слушатель будет, скажем, пьяницей или прелюбодеем, то он просто останется без средств к существованию. А если еще додумается высказать публике свое до-ре-ми до-ре до [16 - До-ре-ми до-ре до – этот мотив в музыкальных кругах считается серьезным оскорблением для того, кому его наиграли. Самое литературное значение: или ты к лешему.], то и без целых костей тоже. Когда-нибудь она поймет, что петь надо всегда в первую очередь для себя, потому что мало таких вещей, которые приносят музыканту большую радость, чем песня. Если бард поет так, чтобы понравилось ему самому, то в зале не останется ни одного равнодушного, и монеты потекут рекой. Хотя не деньги тут главное. Главное – искусство, и не барду решать, кому дарить его, а кто такого дара не достоин».
   – Тогда проси что-нибудь сама, – прервала размышления Креда принцесса, обращаясь по-прежнему к Си-Диез, – а то мои предложения вам что-то не нравятся. Давай-давай, иначе я буду считать, что у вас, у бардов, своей фантазии нет.
   – Да мне ничего особо и не нужно, – неопределенно пожала плечами Си-Диез. На ее лице отразилось глубокое раздумье. Силясь хоть что-то придумать, девушка принялась наматывать на палец прядь своих волос, непривычно темных, окрашенных в целях маскировки, – хотя, если подумать… Пара сережек с сапфирами и топазами в форме шестнадцатых под одной крышей… Пожалуй, я лучше эскиз набросаю, на словах сложно объяснить. И еще мне нужен хороший парикмахер, который сможет вернуть моим волосам натуральный цвет. До чертиков надоело быть брюнеткой.
   – Пусть будут серьги. Думаю, здесь найдется хороший ювелир, который справится с твоим заказом в кратчайшие сроки. А уж парикмахера я могу тебе предоставить хоть сегодня, – улыбаясь, кивнула Алана, – а ты, Кред? Тоже уходишь?
   – А я, пожалуй, останусь, – неожиданно заявил менестрель, звонко хлопая себя ладонями по коленям, – дворцовая жизнь, покой, не надо переодеваться в женщину, в конце концов. Это же рай. Разве я этого не заслужил? Чтоб мне без камертона не настроиться, если нет.
   Алана просияла.

   – Привет, лошадка, – Алана протянула руку, чтобы похлопать Фррумара по лоснящемуся боку.
   Всего за пару дней отдыха к нему вернулся его прежний холеный вид. Шоколадного цвета шкура добросовестно вычищена, бока теперь снова бока, а не обтянутые кожей ребра усталого, полузагнанного животного. Кажется, даже жирок появился. Принцесса заглянула в стойло. Ну еще бы: первосортный овес.
   Слуги королевской конюшни знают свое дело.
   Фррумар отпрыгнул от руки хозяйки в полушутливой обиде.
   – Я не лошадь! – заржал он, протестующе мотая головой.
   – Хорошо-хорошо, ты прекрасный жеребец, – принцесса сделала вид, что напугалась, – как твои дела? На вид вроде неплохо.
   – Да, вполне хорошо. Здесь наконец-то нашлись люди, которые по-настоящему умеют ухаживать за животными и знают, что мне нужно, – конь горделиво изогнул шею, – не то, что некоторые неумехи-хозяйки.
   – Так тебе тут нравится? – уточнила Алана.
   – Спрашиваешь! – фыркнул Фррумар и демонстративно сунул морду в корыто с овсом.
   – И ты хочешь здесь остаться? – не успокаивалась девушка.
   – Ну конечно. Я не понимаю, к чему ты клонишь. Хочешь пустить меня на колбасу? Так я еще не достаточно отъелся, да и коровы со свиньями подходят для этих целей значительно лучше.
   – Да нет, конечно, – испуганно замахала руками принцесса. Ей и в голову такие ужасы не приходили, – просто ты же вроде хотел путешествовать, мир посмотреть…
   – Я нашел в этом мире самое лучшее место, так зачем исследовать его дальше? – в аргументах жеребчика была определенная логика, но у Аланы почему-то создалось впечатление, что он убеждает не столько ее, сколько себя.
   – Тогда хорошо. Оставайся здесь, сколько захочешь. Я буду заходить к тебе, когда будут выдаваться свободные минутки. Поговорим еще, – Алана снова протянула руку к коню, и на этот раз он благосклонно позволил погладить себя по шее.
   «Интересно, как долго этот ураган в конском облике сможет просидеть здесь?» – подумалось принцессе, когда она покидала королевские конюшни.

   – Ну сегодня-то уже готово?
   «Ох, опять эта надоедливая девчонка, – с досадой подумал королевский ювелир, – заказала не пойми что – попробуй такую закорючку сделай – да еще и отвлекает каждые полчаса, под руку лезет, через плечо заглядывает. Тьфу».
   – Так готово или нет? – нетерпеливо переспросила Рапсода, дергая за рукав сидящего к ней спиной ювелира.
   «О, боги, хвала вам, что сейчас это кончится».
   – Да, госпожа, Ваш заказ готов.
   Ювелир поднялся на ноги, подошел к одной из полок, развешенных по стенам, снял с нее небольшую коробочку и с поклоном передал ее заказчице.
   Си-диез тут же открыла крышку и ахнула, не сдержав восторг.
   – Точно такие же, как прежние, – глаза девушки засияли так же, как топазы и сапфиры, глядящие на нее с золотых сережек в форме символа, означающего шестнадцатую длительность.
   Она захлопнула коробочку и помчалась в свою комнату, к большому зеркалу, чтобы полюбоваться, как украшение будет смотреться.
   – Все действительно, как раньше, – воскликнула она, не сдерживая радости. Сейчас она припомнила, что вынудило ее сначала снять, а потом и продать предыдущую пару. Да, нелегкие были времена. А как тоскливо было на душе! Тогда пришлось отказаться от всего того, что она считала проявлением своей личности: от веселости и легкомысленности, от беспечного жизнелюбия. Все это вынуждено было спрятаться где-то в глубине души и терпеливо дожидаться, когда же вновь настанет его время. И когда начала пора скрываться, Рапсода спрятала свои любимые серьги в карман. Лучшая шутка над самой собой, последнее проявление ее бесшабашного остроумия отправилось в тайник, а потом перекочевало в руки перекупщика краденого.
   Тогда казалось, что затаившаяся часть души певицы уже никогда не сможет выйти на свободу. Да, она оттаяла, когда друзья наши ее. Чуть-чуть, но этого было недостаточно.
   А теперь все наконец-то стало как прежде. Она снова просто смешливая девчонка, странствующая бардесса и не более того. Никакой политики, никакой церкви и никаких правил хорошего тона, бемоль мне в ухо!

   – Доброе утро, – весело поприветствовал принцессу Кред, заходя в ее апартаменты. Кроме него из маленькой компании, которая сопровождала принцессу, во дворце уже никого не осталось. Рапсода уехала сразу же, как только выцарапала у ювелира свое сокровище. Это было вчера утром.
   – Да какое ж оно доброе? – мученически простонала Алана, – сколько, ну сколько можно праздновать эту чертову свадьбу? Уже вторая неделя пошла. Я вообще удивляюсь, как ты ухитряешься так хорошо выглядеть по утрам. Ты же каждую ночь развлекаешь эту жадную до потехи публику.
   – Профессиональная привычка, моя госпожа, – и бард шутливо поклонился.
   – Так чего ты хотел? Ты же не просто доброго утра пришел мне пожелать, я угадала?
   Менестрель слегка смутился:
   – Понимаешь, я бы хотел… Мне надо отлучиться. Ненадолго. На пару недель, может, на месяц. Не дольше. Но я вернусь. Обещаю.
   Алана внимательно посмотрела на своего придворного музыканта и сказала:
   – Бери в конюшне любого понравившегося коня и езжай. Хотя стой, возьми-ка ты моего Фррумара. Если он согласится, конечно.
   – А как я пойму, согласен он или нет? – задал неожиданный вопрос музыкант.
   – О, ты обязательно поймешь, – заулыбалась принцесса, – можешь даже в этом не сомневаться. Но мне почему-то кажется, что он, как и ты, просто жаждет сбежать из этого дворца.
   – Но я ведь не сбегаю. Я же вернусь. К концу января так точно, – начал оправдываться менестрель.
   – Да знаю я, знаю, – мягко прервала его Алана. – Иди уже.
   Кред благодарно просиял, еще раз отвесил полупоклон и вышел-выбежал из комнат принцессы.
   – Эй! Постой! – вдруг закричала ему вслед девушка. Недоумевающий бард замер и как-то неловко сутулясь, вернулся обратно. Вид, как у набезобразничавшего котенка, а в глазах обида. Разрешили идти и тут же вернули. Словно за поводок дернули.
   – Я подумала, может ты выполнишь одно мое поручение, раз уж все равно уезжаешь, – поспешила вернуть себе расположение менестреля принцесса.
   Тот мгновенно просиял:
   – Все, что будет угодно Вашему высочеству, – чопорно произнес он, даже не следя за тем, насколько плутовское выражение его лица не соответствует словам и тону.
   – Угодно моему высочеству будет, чтобы ты еще разок поработал курьером, – охотно поддержала игру Алана.
   – Что и кому я должен доставить? – по-деловому подошел к вопросу Кред.
   – Кому? Архиепископу церкви Иериаля. А что? Сущую безделицу. Плащик один и, пожалуй, записочку от меня.
   – Что за плащик, я догадался, а вот о чем письмецо? – полюбопытствовал музыкант, – или это не моего ума дело?
   – Не догадываешься? – улыбнулась Алана, – это охранная грамота для одной нашей общей знакомой. Так сказать, мой личный приказ о неприкосновенности некоей певицы. Ты же помнишь, что ее разыскивают.
   Бард кивнул.
   – Тогда вот тебе посылка, и, будь любезен, доставь в наилучшем виде, – заключила принцесса, быстро дописывая письмо к архиепископу и передавая его музыканту вместе с плащом из красной шерсти.
   – Будет исполнено! – пообещал бард и второй раз вприпрыжку покинул апартаменты.
   А Алана улыбнулась ему вслед. Она знала, зачем ему так срочно потребовалось отлучиться. Знала почти наверняка.
   Хотя она могла и ошибаться.
   Но это, все же, маловероятно.

   Ну что ж, с личными делами пока покончено, теперь пора заняться делами государственными.
   Она посмотрелась в зеркало и, убедившись, что прическа и одежда выглядят безупречно, направилась к личным покоям супруга. Он выглядел блистательно, как впрочем, и всегда. Сидел за небольшим столиком темного стекла и пил чай. Рядом с чашкой стояло блюдо со сладостями. Его высочество любил встречать день именно так.
   – А, это Вы, моя дорогая, проходите, – благосклонно улыбнулся он и жестом предложил своей супруге присесть рядом, – не желаете ли чаю?
   – и, не дожидаясь ее ответа, дернул за шелковый шнур, располагавшийся над правым его плечом. Спустя мгновение явился слуга и принес еще одну чайную чашку для ее высочества.
   – Прошу простить мне мое любопытство, – прервала молчание Алана, когда слуга вновь исчез, – но мне очень хотелось бы задать Вам один маленький вопрос.
   – Задавайте, дорогая, – ответил принц, внимательно разглядывая сладости. Его рука зависла над блюдом, а лицо выражало раздумья на тему, какую бы конфету взять теперь. Такое отношение к разговору с ней Алане не понравилось, но приходилось работать с тем, что имелось.
   – Так вот, я хотела бы узнать, почему Вы не бросили все силы на передовую? Зачем переправлять столько припасов в тыл, когда на фронте ситуация с продовольствием критическая?
   Принц в недоумении поднял брови, забыв на мгновение про нелегкий выбор, который предоставляло ему блюдо.
   – Ну как же, моя милая, я же знал, что Ардения скоро окажет нашей стране помощь. Солдаты, провизия, вооружение, деньги, все дела, – с ленцой в голосе отозвался ее августейший супруг. Казалось, что он вот-вот зевнет. Какими глупыми вопросами забивает свою милую головку его супруга! Ведь проблема давно решена. Осталось только наслаждаться жизнью до следующего военного конфликта, который, может быть и не настанет никогда, – поймите, голубушка, совмещенных сил Ардении и Балании хватит на то, чтобы прогнать с наших земель царнские войска, как бродячих псов, а больше на нас нападать некому. Теперь мы – самая сильная держава в мире.
   – Да, Ваше высочество, понимаю, – ответила Алана, ставя чашку на стол.
   – Ваше величество, – весомо поправил Алану ее супруг, многозначительно подняв палец.
   Девушка втайне порадовалась, что вовремя отставила в сторону чай. Иначе она бы просто выронила чашку.
   – Да-да, моя дорогая, – продолжил Хальвик, – дело, видите ли, в том, что совсем недавно я получил срочную депешу. Енгар, прежний король Балании погиб, храбро сражаясь с врагом.
   Алана судорожно вздохнула.
   «Да как он вообще может говорить о смерти собственного отца таким будничным тоном?!»
   – Так что теперь мы – король Балании, – провозгласил Хальвик и поднес чашку ко рту.
   – Прошу простить меня, ваше величество, – справившись с собой, произнесла Алана.
   – Уже простил, – беззаботно отмахнулся новоиспеченный монарх, – а теперь идите, голубушка, идите. Я ожидаю парикмахера. И не забудьте надеть траур.

   Алана сидела в своих апартаментах у высокого окна и глядела на город. Разговор с мужем не привел ни к чему. Кред оказался неправ в отношении Хальвика. Новому королю Балании ума хватило ровно на то, чтобы понять: его стране нужен серьезный союзник, который поддержит ее в войне с Царном. Когда же долгожданный союз был наконец заключен, его величество посчитал, что больше стране ничего не угрожает, и с удовольствием погрузился в дворцовые развлечения. Ему было плевать на то, что происходило вокруг.
   Алана понимала, что он готов пустить все на самотек. Хальвик слишком ленив, чтобы делать хоть что-то. Он не станет помогать, а значит ей придется все делать самой. Наверное, так даже лучше, ведь мешать супруг ей не будет тоже.
   Все еще наладится.
   Размышляя об этом, Алана скользила взглядом по домам и прохожим: незнакомым, но уже своим. Одна фигура заставила ее всмотреться повнимательнее. Друидское облачение из грубой ткани, крепкие широкие плечи и юношеское, чуть застенчивое лицо. Парень стоял прямо под окнами дворца и озирался по сторонам, будто никак не мог взять в толк, где он и как сюда попал. Воспоминания молодой королевы Аланы вмиг перенесли ее в первый Круг, в котором она побывала. Именно этот юноша лечил тогда ногу Фррумара.
   Девушка поспешно вызвала слугу.
   – Приведите ко мне вот этого человека, – велела она.
   Слуга бросился выполнять приказание, а Алана осталась сидеть у окна, лихорадочно вспоминая имя молодого друида. Вот только ничего не выходило. Видимо, за последнее время с ней произошло слишком много всего, и имя какого-то малозначительного друида просто вытеснилось более важными фактами.
   Но как только парень оказался в ее покоях, и Алана еще раз посмотрела в это лицо, выражающее одновременно бескрайнее смущение и величайшее изумление, имя всплыло само собой.
   – Привет, Эрвин, – улыбнулась ему принцесса. Не понять, что он тоже узнал ее, было невозможно. Парень вконец растерялся и только беззвучно шевелил губами, не зная, что сказать и как вообще себя вести.
   «Он наверное сейчас ломает голову над тем, как странная бродячая друидка оказалась в королевском дворце и почему она тут распоряжается, словно хозяйка, – подумала новая королева Балании, – но это потом. Еще успею рассказать, если потребуется. Главное сейчас другое».
   – Как ты здесь оказался? – спросила она у парня вслух, – друиды твоего Круга сотни лет не покидали своего леса, а ты вдруг появляешься в другой стране!
   – Ну я просто решил, что настала пора кому-то выйти, – неловко пожал плечами Эрвин.
   – Но что натолкнуло тебя на эту мысль?
   – Ты – просто ответил друид, и Алана все поняла. Один визит в друидский Круг подтолкнул юношу к такому решению. Раз девушка-друид позволяет себе путешествовать по миру, то почему парень-друид должен отсиживаться в глуши?
   Алана понимала, что Эрвин принял очень смелое решение, но в то же время осознавала, насколько сложным будет его путь. Ведь он совершенно ничего не знает об устройстве мира. Девушка почувствовала нечто вроде материнской ответственности за этого парня, который покинул свой дом, впечатлившись ее примером.
   – Послушай, Эрвин, – заговорила она, – мне говорили, ты хороший целитель. Может ты согласишься поучить меня немножко?
   Друид решил, что лучше всего в данной ситуации будет просто отвечать на вопросы, а потом уже задавать свои.
   – Конечно, – кивнул он в ответ, – только вряд ли выйдет «немножко». Потребуется не менее двух-трех лет, может и больше.
   – Вот и замечательно, – обрадовалась Алана. Ее абсолютно не огорчало то, что учиться придется очень долго. Наоборот, у нее будет достаточно времени, чтобы объяснить ему, что к чему в мире и как здесь следует себя вести. Знание в обмен на знание. Кажется, хорошая сделка по друидским меркам.

   Когда они обо всем договорились, и Эрвин покинул ее покои, Алана вновь устремила свой взгляд в окно. Похоже, все действительно начинает налаживаться. Друиды в Ардении больше не боятся внешнего мира и готовы вновь выйти из лесов. Они сделали главный первый шаг. А ее, Аланы, задача, только помочь, поддержать, приструнить последователей Иериаля с их кострами и виселицами, дать друидам новый шанс.
   Эти мысли были намного веселее, чем те, которые занимали голову королевы до встречи с Эрвином. Теперь перспективы казались не пугающе хмурыми, а радужными и заманчивыми.
   Алана сидела и глядела на улицу, а за окном густой пеленой падал белый чистый снег. Второй раз в этом году.

Ричард Карр Связующая партия