Савва Ямщиков
Россия и бесы. Когда не стало Родины моей…

Светлой памяти моей бабушки Екатерины Ивановны Гришиной и младшего брата Федора Зырянова

От автора

     ЧАС БЕЛОВЕЖЬЯ
     Когда не стало Родины моей,
     я ничего об этом не слыхала:
     так, Богом береженая, хворала! —
     чтоб не было мне горше и больней…

     Когда не стало Родины моей,
     я там была, где ни крупицы света:
     заслонена, отторгнута, отпета —
     иль сожжена до пепельных углей.

     Когда не стало Родины моей,
     в ворота ада я тогда стучала:
     возьми меня!., а только бы восстала
     страна моя из немощи своей.

     Когда не стало Родины моей,
     воспряла смерть во всем подлунном мире,
     рукой костлявой на железной лире
     бряцая песнь раздора и цепей.

     Когда не стало Родины моей,
     Тот, кто явился к нам из Назарета,
     осиротел не менее поэта
     последних сроков Родины моей.

     Апрель 1992

   Вот такие стихи написала великая русская поэтесса Татьяна Глушкова. Ее талант перекрывает образованческие способности всех авторов проклятого «письма 42-х» к Ельцину – от Лихачева до Окуджавы, призывающих расстреливать русских людей. До гражданственности Глушковой далеко замечательному писателю Виктору Астафьеву, подписавшему то письмецо вместе с ущербным письменником Граниным. Позарился певец сибирской деревни, блестящий прозаик на грязные деньжонки березовского «Триумфа»; на орденок 2-й степени (а Пугачевой дали 1-й), пообнимался с вурдалаком Ельциным; взял на себя миссию защитника «проклятых и убитых» и третейского судьи по итогам Великой Отечественной. Обидно. Ведь Астафьев не какой-нибудь Ганичев или Дементьев с Поляковым. Так будем молиться за упокой его мятежной души, ибо книги Астафьева – золотой фонд русской литературы, как стихи Татьяны Глушковой – жемчужина ее поэзии.

Вопросы простодушного

Так жить можно?

   Из огромной массы лезущих в голову сомнений буду я отбирать наиболее жгучие и волнующие и делиться ими с тобой, мой читатель. За последнее время я уже второй раз попадаю в святая святых Госдумы. Не по своему, конечно, желанию – не церковь дом сей все-таки. Эйфория, захлестнувшая чиновников от культуры, спешащих под радостные камлания журналистов отдать остатки трофейных коллекций Германии, заставила меня, посвятившего сей проблеме не один год жизни, подставить плечо H.H. Губенко, в одиночку вышедшему на борьбу с забывшей родство «культурной ратью», по сей проблеме я еще озадачу вопросами спешащих разбазарить государственные ценности. А пока хожу под впечатлением последней пресс-конференции, организованной председателем думского комитета по культуре.
   Впервые я увидел так близко целый конгломерат народных избранников, озабоченных проблемами реституции. Сидящий рядом со мной паренек, румяный, кудрявый, смахивающий на куклу Барби, зачитал громко, по бумажке, призыв к нации немедленно вернуть немцам все, дабы не прослыть нам туземцами и зулусами! Поинтересовавшись у сидящего рядом депутата, кто есть сей пылкий вьюнош, узнал я, что зовут его Владимиром Семеновым и славен он инициативами по узакониванию браков между геями и «гейшами». Задавать ему вопрос, помнит ли он о своих дедушках и бабушках, хлебнувших горькую чашу военного лихолетья, после полученной информации было бы по крайней мере некорректным. А вот следующего оратора я слушал с открытым от удивления и потрясения ртом.
   Держа в руках погасшую трубку, соблюдая сталинские диктаторские паузы, напоминая говорящий бронзовый бюст, вечный депутат Говорухин пел громкую осанну министру Швыдкому. Пожалев несчастного коллегу, так некстати для себя затеявшего процедуру сбагривания «Бременской коллекции», создатель нашумевшего некогда сериала про Высоцкого, с уверенностью и беззастенчивостью джигарханяновского Горбатого, восторженно констатировал небывалый доныне расцвет отечественной культуры в отдельно взятых губерниях. Особенно отмечены были оратором Краснодарский край и Ханты-Мансийск. С Краснодаром у выступающего вышла неувязочка, ибо думская коллега его, актриса Елена Драпеко, тут же отпарировала, что причина краснодарского благополучия зиждется на трудолюбии и бескомпромиссности коммунистического хозяйственника батьки Кондрата и его последователей. А вот что касается Ханты-Мансийска, то тут наш «кинотавр» попал в белый свет, как в копеечку. За день до этого прочитал я в газетах о двух миллионах долларов, затраченных богатыми тамошними нефтяниками на недельный фестиваль собрата господина Говорухина по кинобизнесу, режиссера Сергея Соловьева. И озадачился я вопросом, как бы облегчилась жизнь истинных хранителей отечественной культуры – сотрудников музеев столичных и провинциальных, живущих на зарплату, которой в соловьевском фестивальном гулянии и на стакан чаю бы не хватило. Ведь фестивали – это банкеты, охота, рыбалка, подарки; короче, мзда нефтедобытчиков за возможность потусоваться с мифическими персонажами из страны кинематографических чудес. А тысяча рублей в месяц, получаемая подвижницами русскими, ибо в музеях трудятся в основном женщины, – символ расцветшей на глазах у депутата Говорухина радениями Швыдкого культуры.
   Особенно страстно говорил невозмутимый оратор о коренных сдвигах в истории современного кинематографа, достигнутых также стараниями министра Швыдкого, первого, по словам Говорухина, из занимающих этот пост лица, умеющего общаться с чужеземцами и даже читать лекции на других языках. Я попытался, испросив разрешения у ведущего конференцию Николая Губенко, задать недоуменные вопросы Говорухину, но последний не пожелал опуститься до столь низкого собеседника, назвав полемику сию базаром.
   Так ответьте сейчас, господин Говорухин, в чем же Вы видите расцвет русского кинематографа? Может быть, в еженедельно проводимых по всей многострадальной России фестивалях, на которых показывать-то особенно и нечего? Впрочем, извиняюсь, есть чем Вам удивить публику. Пользуясь тележурналом «7 дней», прежде чем добраться до сетки вещания, вынужден я вместе с домашними любоваться фоторепортажами с этих «праздников, которые всегда с Вами». Как же любите Вы и компании Ваши раздеваться до исподнего и услаждать своими далеко не молодыми телесами озадаченных подписчиков и покупателей глянцевых журналов! Что бы сказали кумиры и учителя Ваши, такие, как Довженко, Ромм, да те же Ростоцкий, Чухрай, Бондарчук, увидев эти фотонеглиже? К сожалению, больше Вам показать нечего, а вот стеснение и стыд, оказывается, Вам не к лицу.
   Да, в последнее время появились такие удачные, идущие вразрез с пошлейшей масскультурой фильмы, как «Война», «Звезда», «Кукушка». Но разве можно хоть как-то связывать их появление с заботами министра Швыдкого? Человек, заявивший на всю страну, что «русский фашизм страшнее немецкого», должен бояться этих патриотических лент, как бес ладана. А режиссер А. Рогожкин символизирует своим творчеством и независимой манерой поведения априорный протест против всего, что проповедует в своих шоу культурминистр.
   Прозвучала из уст депутата Говорухина в том же панегирике Швыдкому чеканная фраза: «Россия поднимается с колен». У меня снова вопрос: «Где вы говорите правду, а где лжете, господин Говорухин?» Два года назад в фильме «Ворошиловский стрелок», встав на колено, одинокий старик метким выстрелом раздробил гениталии подонков, к сожалению, символизирующих молодую поросль России. И за два года вы так изменили свой взгляд на печальную картину российского быта, вызывающую в памяти библейское описание Содома и Гоморры? Посмотрев только что ваше интервью бронзового телеведущего с вертлявым шоуменом Фоменко, я понял, что вы лжете постоянно. Ведь это именно фоменки, ханги и дибровы воспитали подонков из вашего «Стрелка». Быстренько помогли молодежи сесть на иглу, утонуть в матерщине и похабщине, наплевать на всякие нормы морали. А вы с ним беседуете, словно с Олегом Стриженовым, Алексеем Баталовым, Василием Ливановым или Жераром Филиппом – подлинными кумирами нашей молодости, дарившими юным зрителям красоту, стремление к справедливости и желание помогать падшим. На мой вопрос о нищете наших музеев и библиотек, особенно в провинции, вы заявили, что с ранних лет путешествуете по России. Вы путешествуете, а я служу и работаю во всех ее древних музейных городах. Потому говорю вам, отвечая на свой же вопрос: «Так лгать нельзя!»
   По окончании конференции поджидал я у парадного думского подъезда товарища и увидел, как холеный донельзя господин Говорухин поместился в комфортную «Ауди» с верным возницей и отправился продолжать путешествие по России. Так жить можно?

Кому ЧК, а кому мать родная?

   Прежде чем задать этот волнующий меня вопрос и попытаться разобраться в сложных перипетиях, с ним связанных, скажу, положа руку на сердце, что кровавое «красное колесо» в страшной части нашей истории продолжает пластать меня по бренной родной земле не только горькой памятью о зверствах прародителей антирусского террора, но и мнимой бархатностью нынешнего уничтожения России, осуществляемого их не менее жестокими последователями, учениками, а иногда и просто родственниками по прямой.
   Три основных составляющих русофобского террора коснулись меня отнюдь не косвенно. Одна половина моих дедов и прадедов – потомственные крестьяне из зажиточных слоев, умевших и мельницу поставить, и урожай богатый собрать, не прибегая к помощи наемных рабочих рук, обходясь своими недюжинными способностями и силой, отпущенной Богом; многие же из предков по материнской линии были верными слугами церкви, стойкими последователями старообрядчества. Разве можно мне забыть и простить тотальное уничтожение золотого фонда отечественного крестьянства, когда тридцать миллионов хранителей и кормителей России были сняты русоненавистниками с родных мест и истреблены физически?
   А можно ли без содрогания перечитывать печальные мартирологи убиенных священников, начиная от патриарха, митрополитов и кончая простыми церковными служками?
   Только у бессердечного человека не подступит комок к горлу при воспоминаниях о сотнях батюшек, живыми зарытых в землю, или о талантливом русском писателе и просветителе М.О. Меньшикове, расстрелянном по личному приказанию Ленина на глазах у жены и малых детей.
   Третий фактор продуманного уничтожения русской нации новоявленными Маратами и Робеспьерами – высылка на чужбину целого парохода с двумя тысячами самых одаренных наших мыслителей: физиков, математиков, философов, историков искусства, писателей. Там были учителя моих учителей, оставшихся в России, прошедших сквозь адские испытания ГУЛАГа и сумевших рассказать мне о светочах русской науки и искусства, которых ЧК отправил подальше от родных берегов.
   Когда началась так называемая перестройка, я сначала удивлялся и задавал себе один вопрос за другим, читая регулярно рупор горбачевского синдиката лжи – «демократический» «Огонек», возглавлявшийся «пламенным революционером» Коротичем. Вроде братия эта – против коммунистов, большевиков, за свободу слова и чистоту дела, а герои их наскоро состряпанных разухабистых материалов, с пылу с жару варганившихся карауловыми, феликсами Медведевыми и иже с ними, – Бухарин, Лурье, Троцкий, Тухачевский, Свердлов – старатели, руки которых в крови миллионов невинно убиенных русских людей. Значит, Орвелл в «Скотском хуторе» правильно заметил, что «все свиньи равны, но некоторые равнее».
   Особое недоумение вызывало тогда, а нынче и совсем ставит в тупик отношение «свободолюбивых» представителей творческой интеллигенции, на дух не переносящих идей большевизма, поносящих Дзержинского и его контору на каждом углу, к одной из самых матерых чекисток – Лиле Брик.
   И я прошу ответить на мой вопрос Майю Плисецкую, посвятившую самые теплые страницы своей биографической исповеди основоположнице ее брака с Родионом Щедриным – кровавой леди нашей революции. Сколько гневных слов встретит читатель в повествовании прославленной балерины в адрес ЧК и КГБ, а вот «мама Лиля», бывшая гражданской женой заместителя шефа НКВД Якова Сауловича Агранова, воздвигнута на пьедестал жены цезаря.
   Квартира Бриков – грязный вертеп, которому и нынешние порносалоны могут завидовать, – давала приют продажному террористу Блюмкину, здесь готовились проскрипции на уничтожение лучших русских людей, сюда попал и нашел здесь свою погибель талантливейший, но мягкотелый Маяковский. Чувство брезгливости вызывает описание любовных треугольников, квадратов и прочих фигур извращений, царивших в «теремке» Бриков.
   А как Майя Плисецкая восторгается сестрой Лилички – Эльзой Триоле и ее мужем Арагоном! Забыв про свою антикоммунистическую озлобленность, поет балерина осанну сладкой парочке – столпам французской компартии.
   Неужели тонкий парижский парфюм, ужины в хороших ресторанах так притупили классовую ненависть Плисецкой к коммунякам? Ведь страшнее и циничней французских левых тогда в мире не было. Недаром такие деятели культуры, как Пикассо, Ив Монтан, Симона Синьоре и другие их товарищи, вносившие огромные деньги на счета лидеров французской компартии, поняв, что их средства идут на обеспечение роскошной жизни Арагонов и Триоле, переходили в ряды итальянских коммунистов.
   Так что же, уважаемая Майя Михайловна, вы обо всем этом не знали или просто запах духов «Chanel № 5», подаренных Эльзочкой, усыпил Вашу социальную бдительность?
   С умершего режиссера Параджанова теперь не спросишь, за что он боготворил кровавую Лилю Брик. У одаренных людей свои причуды, хотя Пушкин и Лермонтов подобных палачей свободы и гения избегали.
   А вот «благородный» наш Атос – актер Вениамин Смехов – целую пьесу о Лиле и Эльзе поставил и порадовал ею французов и русских. И куда девался у постановщика свободолюбивый дух любимовской Таганки, которой так мешала жить и творить простая русская женщина Екатерина Алексеевна Фурцева, а потом и ненавистный режиссер Эфрос? Вот сестрички Брики – это сама свобода, чистота и благородство. Только как же быть с их столь пакостными биографиями и с памятью о замученных с их помощью людях?
   А может, вам, господа демократы, ЧК действительно мать родная? Ну, скажем, как ее певцу Юлиану Семенову или друзьям его по перу?
   Жду с нетерпением вашего ответа.

Так с кем же вы, мастера культуры?

   Сейчас даже отнюдь не смышленому человеку понятно, чем обернулась для России бархатистая перестроечная революция конца прошлого века. В повседневном труде нарабатывавшиеся многострадальным нашим народом богатства пущены были на ветер комиссарами – исполнителями воли Лениных, Троцких, Свердловых и иже с ними. Растерзанная в клочья нация сумела за короткий срок воссоздать государственную мощь, удивив мир достижениями в экономике, науке и культуре. И снова воспитанные партячейками последователи «верных» марксистов без зазрения совести прихватизировали оставшееся бесхозным народное добро. Горбачев и Ельцин, словно зазомбированные, униженно взирали на стаи предприимчивых грабителей, провозглася страшный девиз «Берите, сколько сможете утащить». И утащили, оставив миллионы людей страдающими, преждевременно уходящими из жизни, погибающими в Чечне или от ножей и пуль разгулявшейся рвани, едва сводящими концы с концами.
   Ну а что же наши славные мастера культуры? Наиболее хваткие и предприимчивые из них, объединенные умением снимать пенки далеко не с молока, прекрасно вписались в «демократическую» ситуацию. Собиравшиеся раньше на кухнях, за столиками творческих ресторанов, поигрывая в диссидентство, да только не вступая в конфликт с законом и чураясь тюремного режима, на чем свет несли они Бондарчука, Бондарева, Пырьева, Хренникова и прочих коллег по цеху, имевших доступ к номенклатурным кладовым. Доставалось от них даже близко не допускавшимся к кормушке провинциальным талантливым самородкам Распутину, Носову, Белову, Астафьеву, сумевшим стать любимыми писателями русского народа. Ах, как хотелось обиженным и обойденным барской любовью творцам взять в свои руки ключи от спецраспределителей! Казалось, с юморком писал Окуджава в одной из песенок, как зайдет он со временем «К Белле (Ахмадулиной) в кабинет, заглянет к Фазилю (Искандеру)». И ведь дождался талантливый бард счастливых времен. Прежде всего дошел до ушей новых бар – ельцинской клики – кровожадный вопль Окуджавы, Мордюковой и других народных артистов СССР: «Раздавите гадину, дорогой Борис Николаевич!» Знали они – «гадины» типа Руцкого и Хасбулатова обижены не будут, а то, что сотни чистых, вовсе невинных людей погибнут в кромешном аду «Белого дома», их не волновало. Это Короленко, Чехов, Поленов, Серов и другие светочи нашей культуры плакали и отказывались от почетных званий и привилегий, увидев кровь на петербургском снегу в 1905 году. Нет, нынешние, наоборот, постарались урвать со стола распоясавшихся хозяев куски пожирнее.
   Разве снились прошлым мастерам культуры панибратство и беззастенчивость нынешних «просветителей народных»? Я все время спрашиваю себя: когда они устанут увенчивать друг друга бесконечными премиями, призами, титулами, денежными вознаграждениями и даже памятниками? Да-да, я не оговорился, именно памятниками!
   Забыв о том, что во всем мире существует правило ставить монументы людям творческим лишь по прошествии полувекового срока, наскоро слепили они на Арбате скульптурный ансамбль в честь Окуджавы. Не беда, что чем-то напоминает статуя эта пошленькие памятнички дешевому проходимцу Остапу Бендеру. Порыв души поэта, призывавшего раздавить сотни людей в октябре 1993 года, сполна оплачен.
   Удивляюсь я, как торопятся владельцы денежной массы в России воздвигнуть во что бы то ни стало и как можно скорее монумент другому поэтическому «классику» современности – Иосифу Бродскому. Советы, конкурсы, поспешные решения сопровождают порыв славильщиков стихотворца, о котором мудрая Ахматова, стареющая львица, позволяющая неуклюжим щенкам пошалить рядом с собой, прорекла библейски: «Какую биографию большевики делают Рыжему!» (К слову, нынешние постбольшевики у власти так же лепят славную судьбу Лимонову, далеко ее не заслуживающему!) Забыли инициаторы установки статуи Нобелевскому лауреату, среди которых интеллектуалы класса М. Пиотровского – верного «хранителя Эрмитажа», что нет в России памятников Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой, Тютчеву, Шостаковичу, Прокофьеву, Станиславскому. Продолжение списка этого займет несколько строк. Забыли они напрочь почти евангельские строки о том, что «быть знаменитым некрасиво». Да какое уж тут Евангелие, если во всеуслышание с экранов своего телевидения и со страниц собственных газет называют они себя «духовной элитой нации»! Титул сей прочно закрепился за «бессмертным» жюри премии «Триумф», возглавляемым делопроизводительницей Зоей Богуславской – верной музой Вознесенского-поэта. Бумажником сей премии, щедро оттопыренным г-ном Березовским, распоряжается один из верных слуг ельцинской семейки – Шабдурасулов. И ведь берут украденные у народа денежки элитные лауреаты. Как-то юная журналистка спросила у одного из «бессмертных» – Юрия Башмета (лет пятнадцать назад, посмотрев мои передачи об искусстве русской провинции, пригласил он меня в свою рубрику «Вокзал мечты», и о тех днях остались самые светлые воспоминания), не жгут ли руки лауреатов «березовые» деньги. Услышав ответ маэстро, я опешил. Он сравнил Березовского с властелинами Венгрии – Эстергази, платившими Паганини, и с баронессой фон Мекк, помогавшей любимому ею Чайковскому. Хорошо, что альтист Николая I, передававшего деньги Пушкину, не породнил с лондонским издателем «Колокола». Обжегся на денежках триумфальных В.П. Астафьев (Царствие ему Небесное). Получил десяточку тысяч грязно-зеленых и не заметил, как запел осанну ельцинской камарилье, потеряв такого друга, как совестливый русский талант Валентин Распутин. Совершив опрометчивый сей шаг, жаловался он потом, что по ночам снится ему иркутский друг и, просыпаясь, он плачет, зная, что не может с ним поговорить.
   С мастеров культуры не всегда строго спросишь – богема, понимаешь. Наши культуртрегеры берут деньги у криминала и заодно народ просвещают. «Пипл схавает», – как любит выражаться политидеолог нынешней России телеакадемик Познер.
   Так с кем же вы, мастера культуры?

Телевидение, ты чье?

   Недавно мне позвонил артист Валентин Гафт. Я люблю этого искреннего, взрывного, эмоционального, по-настоящему остроумного и отзывчивого человека, с которым знаком не один десяток лет.
   Самобытный и одаренный актер одним из первых откликнулся на мой призыв почтить память величайшего творца отечественного кинематографа – Ивана Герасимовича Лапикова, написав для создаваемого музея волжского самородка проникнутое любовью эссе, где назвал его «Шаляпиным русского театра и кино». Посылая Валентину журнал «Север» с подборкой о Лапикове, я вложил в конверт несколько своих последних статей и интервью. «Старик, я полностью разделяю твои взгляды на окружающую нас действительность и боль за тяжкую судьбу нынешней России. – Взволнованный голос Гафта не оставлял сомнения в его неподдельном переживании, созвучном моему душевному настрою. – Только почему ты печатаешься лишь в «Литературке» и «Завтра»? Надо рассказывать об этом на телевидении, ведь когда-то твоя программа на ЦТ пользовалась успехом у зрителей».
   Дорогой Валя, извини, на твое искреннее пожелание видеть меня на телевидении могу ответить лишь массой вопросов, возникающих всякий раз, когда включаю я «глупый ящик для идиотов».
   Почему, скажи мне, Валентин, с утра до вечера не вылезают из телекоробки бездарные люди, старающиеся зрителя рассмешить? Ведь только зазомбированные люди могут без чувства брезгливости смотреть на пошлые потуги казаться остроумными всяких аркановых, винокуров, Ширвиндтов, петросянов с женами, уставшего от незаслуженной популярности Жванецкого с засаленными листочками, по которым читает он полувековой давности протухшие остроты. Не странно тебе смотреть, как разомлевшая от летней жары аншлаговая компания Дубовицкой, обнажив свои не первой свежести телеса, пудрит мозги жителям русской провинции в страдную пору, когда нужно урожай собирать, а не Кларой Новиковой и Шифриным быть облапошенными? А стал бы ты за обеденным столом шутить с Новоженовым, человеком, лишенным не только чувства юмора, но и абсолютно серым и скучным? А не хочется ли тебе сказать все, что ты о нем думаешь, ростовскому полуплейбою Диброву, путающему Толстого с Достоевским, Москву с Петербургом, но чувствующему себя на равных с людьми значительными, талантливыми и действительно умными? Мне кажется, окажись на его передаче сам Бог, он и его, похлопав по плечу, опустил бы до уровня своих заказчиков образца Гусинского или Эрнста.
   Талантливый русский композитор Валерий Гаврилин еще лет тридцать назад написал, что чем хуже жизнь в стране, тем больше пошлого юмора на сцене. Что бы он сказал нынче?
   А не устал ли ты, дорогой Валентин, от постоянной лжи телевизионных гуру образца Киселева, Познера, Сванидзе и им подобных? Не вздрагиваешь ли ты, когда Познер, еще лет пятнадцать назад поливавший Америку зловонной грязью, требует теперь от нас жить по стандартам второй его родины? Не страшно ли тебе было слышать его, когда он назвал свою передачу о гибели «Курска» творческой удачей? Меня, например, корчит, когда я вижу его змееподобную улыбку, сопровождающую размышления главного телеакадемика, вещающего о том, какие нынче «Времена». А сколько у этого раздавальщика тэфиевых статуэток апологетов и последователей!
   Случилось мне в день начала варварского вторжения бушевских стервятников в Ирак оказаться в Афинах. Греческое телевидение по всем каналам передавало гневные и высокопрофессиональные репортажи своих корреспондентов, на экранах постоянно высвечивались логотипы: «Боже, покарай варваров!», «Господи, помоги невинным жителям Ирака!», «Когда кончится этот кошмар?» Улицы Афин, прилегающие к американскому посольству, осаждали десятки тысяч протестующих против варваров XXI века.
   А на нашем «самом первом» канале доморощенная Шарон Стоун – Сорокина посадила на судейские скамейки пронафталиненных маргиналов: образца предателя всего и вся экс-министра иностранных дел Козырева, уставшего от собственной правоты и непогрешимости псевдокоммунистического глашатая Бовина. Не моргнув глазом, пропели они осанну любимцам своим американским и убедили зрителей, что для России иракский кризис опасности не представляет, коснуться нас не должен и «любимый город может спать спокойно». И сколько радости было в глазах бывшей теленапарницы циника и лгуна Невзорова, как упивалось сие невинное дитя медоточивыми излияниями ничтожных своих кумиров!
   А не хочется ли тебе, Валентин, сказать пару ласковых слов ослизшему от лжи Караулову, беззастенчиво нацепившему на свой парадный мундир орден кавалера «Момента истины»? Этот пай-мальчик, наделав столько пакостей на заре становления в России воровской рыночной экономики и эрзац-демократии, упивавшийся поступками клики Ельцина и восторгавшийся кумирами образца лживой сирены Митковой, обличает теперь жуликов, переживает за народ и, вместе со своим крокодилом, съев немереное количество народных денег (на честно заработанные его супердачу не приобретешь), льет ручьями фальшивые слезы. Задавался ли ты, Валентин, вопросом, почему нашими телесобеседниками являются только обозначенные мной выскочки, не дающие и слова сказать людям с иными взглядами, убеждениями и манерой держаться? Когда ты в последний раз видел на экране Валентина Распутина, Василия Белова, Александра Солженицына, когда слышал с экрана о Владимире Максимове, Леониде Бородине, Татьяне Глушковой (куда уж нынешним обласканным и увешанным премиями поэтам до ее стихотворения «Когда не стало Родины моей…»), Александре Гинзбурге, Владимире Осипове? Зато, словно больного касторкой, пичкает нас канал «Культура» аморфной болтовней пошляка Ерофеева, откровениями неоткровенного Войновича, а самое страшное – фиглярскими шоу министра Швыдкого? Не охватывает ли тебя ужас, когда ты читаешь еженедельные заголовки в телепрограммах: «Русский язык без мата не существует», «В России любят только за деньги», «Музеи – кладбище культуры», «Русский фашизм страшнее немецкого»? Я не трусливый человек, но я боюсь этих передач, ибо они напоминают мне сцены из фильма «Кабаре» и обстановку в Германии начала тридцатых годов прошлого века, – а ты знаешь, к чему привели выходки тогдашних швыдких.
   Чаша моего терпения переполнилась при лицезрении последнего министерского прикола под названием «Журналистам русский язык не нужен». Какие-то временщики оплевывали самое святое, что нам дано от Бога, – слово, которое было в начале начал. И шоумен-министр скалозубил вместе с «образованцами», поддакивал им, вместо того, чтобы возбудить уголовное дело в защиту отечественной словесности. А резюме сего непотребного зрелища, прозвучавшее из уст министра, не поддается описанию. Согласно министерской логике, вся история становления русского языка зиждется на варваризации «великого и могучего» каждым последующим поколением писателей и поэтов. А самый главный варвар, оказывается, «наше все» – Александр Пушкин. Варвар по отношению к Гавриле Романовичу Державину; варвар, коленопреклоненный перед певцом Фелицы; варвар, с юношеской пылкостью воскликнувший: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил!»
   Поверь мне, Валентин, когда я смотрел издевательскую вакханалию над русским языком, слезы подступали к горлу и слышалось мне: «Распни его, распни!» Успокоился я лишь на следующий день, когда получил очередной номер стоящего на страже традиций родного языка журнала «Север», где были опубликованы последние стихи иеромонаха Романа, и среди них четверостишие «Родная речь».

     Родная речь – Отечеству основа.
     Не замути Божественный родник,
     Храни себя: душа рождает слово,
     Великий святорусский наш язык.

   Словами псковского подвижника и обережемся, Валентин, от суетливых нечестивцев, прячущих под псевдокультурной личиной непотребство и цинизм.
   Так чье же ты, «родное» телевидение?

Кадры решают все?

   Когда пришла на нашу землю давно готовившаяся «друзьями» из дальнего зарубежья перестройка, далеко не все переполнились радостью в предчувствии грядущих перемен и впали в эйфорию, слушая неприличную болтовню заведенного болванчика Горбачева и сладкоголосых сирен из его окружения. Мне, например, довольно-таки быстро стало ясно, что разрушение основ государственности и православия, начатое террористами-бомбистами и продолженное компанией «Троцкий, Свердлов и иже с ними», вступило в новую фазу, подкрепленное всесильными современными средствами массовой информации, попавшими в руки внуков и правнуков творцов «Красного колеса». Нет, не стали ориентироваться торговцы цветами, бракоразводные юристы и разложившиеся комсомольские вожаки на тех старших товарищей, которые в непростые для страны времена строили электростанции, могучие заводы, осваивали богатые месторождения, сломали хребет фашистским захватчикам, создали атомное и водородное оружие, завоевали космос, покорили мир неповторимым искусством, продемонстрировали великую спортивную мощь, создали первоклассные образцы литературы и поэзии. Получив команду «фас» – «Тащите, сколько хотите!» – они постарались убрать с руководящих постов в первую очередь честных, высокопрофессиональных и принципиальных специалистов, поставив на их место недоучек, хапуг, холуев, готовых за пачки зелени на любое предательство и лизоблюдство.
   Когда я, ошарашенный неразборчивостью перестройщиков, постарался в своих статьях и интервью оградить от клеветнических и злобных выпадов истерических демократов таких высокопорядочных коммунистов, как Н.И. Рыжков, С.А.
   Купреев, Г.А. Сазонтов и В.Г. Кириллов-Угрюмов, то в Фонде культуры с подачи его тогдашнего председателя Д.С. Лихачева, духовного отца и защитника полукоммуниста, полуболтуна и полного творца криминального Петербурга – Собчака, меня обозвали «Анпиловым». А я не переставал удивляться, видя рядом с Горбачевым и Ельциным таких лакеев, как некий холеный господин Игнатенко, сумевший получить незаслуженные, а впрочем, может, и «заслуженные» награды от Суслова и Брежнева, и теперь, развалив такую мощную медиаимперию, как ТАСС, продолжающего ластиться к властям предержащим, открывать фестивали, получать на грудь очередные знаки отличия. И что-то его сотоварищи по «Комсомолке» не удивляются хамелеонообразному лицедею, а поливают грязью честных, бескомпромиссных писателей, ученых и художников. Рука руку моет, да «черного кобеля не отмоешь добела».
   Какие сегодня «кадры решают все», хочу я спросить у демократичного до шоуменской развязности г-на Швыдкого, при одном упоминании о тоталитарном прошлом делающего кислую мину. Вот, к примеру, возглавляет Музей искусств народов Востока г-н Набатчиков. Не может министр не знать, кем он был в те годы, когда нынешняя «телезвезда» работал в журнале «Театр», а уже его подчиненные, ведающие изобразительным искусством в министерстве, выступали с г-ном Набатчиковым на одной площадке. Курируя в гришинском горкоме КПСС художников, был сей далекий от искусства Востока, да и Запада тоже, господин грозой и одновременно посмешищем для мастеров кисти и карандаша. Я не с чужих слов это знаю, ибо сам терпел домогательства от сего «кувшинного рыла». Бумажки наши на очередные звания проходили через его липкие руки. И никакие рекомендации, никакие заступничества не помогали, если Набатчиков не даст «добро». С.А. Купреев, тогдашний первый секретарь Бауманского райкома КПСС, помогший выжить не одному десятку талантливых художников, писателей и журналистов, сказал мне однажды: «Набатчикова не копай, так завоняет, что к Брежневу придется идти за правдой». А подручных того же Швыдкого по сохранению и перемещению культурных ценностей возглавляет господин Вилков, служивший ранее в аппарате ЦК ВЛКСМ. Помню, когда получали мы премию Ленинского комсомола (которой горжусь, ибо присудили ее мне наряду с Сергеем Аверинцевым, Владимиром Васильевым, Ярославом Головановым) за сохранение этих самых ценностей, он ведал нашими бумажками и был предельно услужлив. А теперь, занимаясь проблемами, о которых и понятия не имел в прошлой жизни, за советом к нам обратиться не спешит, ибо не нужны ему советы специалистов. Мол, «сам с усам», а как себя вести в нынешней ситуации, быстро смикитил. Поговорил я с его бывшим шефом, первым секретарем ЦК, В.М. Мишиным, попросив вразумить не в меру ретивого «искусствоведа». Но «мишенькин совет» лишь попусту прошел.
   Еще один верный швыдковский кадр из тоталитарного прошлого – верный заместитель г-н Хорошилов. Был секретарем коммунистов в отделе ИЗО Минкультуры СССР, а нынче какой мистер Твистер, лучший немец после Горбачева, готовый «Бременскую коллекцию» в чемодане в Германию отвезти. А его начальник, бывший по ИЗО, непотопляемый Генрих Попов, как колобок, везде побывав и всюду напакостив, осел замом у г-на Набатчикова в музее Востока, а Восток – дело тонкое.
   Вопросы мои сегодняшние относительно «кадров, решающих все» навеяны исключительно личными знакомствами и хорошим знанием этих самых кадров. Вот наиболее яркий пример.
   Учился я на историческом факультете МГУ с неким господином Воробьевым: он – по археологической части, я – по искусствоведческой. Археолога из него не получилось, хотя и женился он на умной девушке, ставшей вместо него крупным специалистом в археологической науке и уступившей впоследствии супружеское место молодой воробьевской секретарше. Но против желания не попрешь, а «седина в голову – бес в ребро». Потерпел я от этого неудачного археолога немерено. Пришел он к нам во Всероссийский реставрационный центр на скромную, хотя и ответственную должность главного хранителя. «Молчалинское» дарование вознесло Воробьева сначала на директорский трон, потом в мягкое кресло начальника главка ИЗО в российском Минкультуры. Поддержанный таким же, как он, чинушей-министром Ю. Мелентьевым, а еще и зампредом Совмина России В. Кочемасовым, гадил он мне, где только можно и как только можно. Будет время, рассказ об этом напишу, уж больно поучительны подлые историйки, с Воробьевым связанные. Покровитель Слава Кочемасов уехал послом в ГДР, да и «Молчалина» с собой прихватил, доведя его до высот небесных – «Дома культуры России в ГДР», где Воробьев снова оказался административно востребованным. Думал я, что не придется мне, к счастью, о нем больше слышать. Но человек предполагает, а Бог располагает. Жив курилка!
   «Центр содействия экспертным исследованиям культурных и художественных ценностей «Знаточество». Курсы по антиквариату». Проспект этого центра принесли мне коллеги со стендов антикварного салона. За шесть месяцев на дневных занятиях и 12 – на вечерних слушателям выдаются государственные дипломы по специализациям: «Оценка стоимости предметов антиквариата и изобразительного искусства» и «Искусствовед-специалист по антиквариату». Придется вам, дорогие любители старины, пользоваться услугами скороспелых знатоков, за короткий срок нахватавшихся верхушек на курсах, руководит которыми Виталий Петрович Воробьев!!! Да-да, тот самый, который в проблемах антиквариата разбирается так же, как в апельсинах. Но кому-то выгодно его присутствие на антикварном рынке. Говорят, у него прямой контакт с русскими отделами аукционов «Кристи» и «Сотби». Бедные господа лондонцы, будьте особо внимательны во время таких контактов. Кадры решают все???

Кому и кто памятники воздвигает нерукотворные?

   Самые разные вопросы не перестают преследовать меня, простодушного. И, как правило, связаны они с конкретными проявлениями быстротекущей жизни. Десант, который удалось нам счастливо «забросить» во Псков накануне его 1100-летия, поздним уже вечером передислоцировался из древнего города в Святые Горы, к землям ганнибаловским и пушкинским. Основная группа десантников, состоящая из Г.С. Жженова, В.И. Юсова, В.И. Старшинова и политического тяжеловеса М.Е. Николаева, заместителя председателя Совета Федерации, уместилась в микроавтобусе, а мы с гостеприимным В.Я. Курбатовым шли в авангарде на надежной «Ниве», профессионально ведомой тележурналистом B.C. Правдюком. Стена изливающегося третий день июньского дождя не помешала вседорожнику свернуть с трассы там, где был указан путь к мемориалу, установленному в районе трагической гибели выдающегося летчика, одного из столпов отечественной военно-морской авиации, Героя России Тимура Апакидзе.
   Каким простым и значительным предстал перед нами символ памяти бесстрашному воину и человеку среди псковского многотравья и омытых дождями лесов! Я плакал, когда увидел два года назад скупые телесообщения о внезапной катастрофе, унесшей жизнь еще одного из настоящих людей России. Затерялись тогда скупые кадры в калейдоскопе беспардонных телешоу и болтовне временных хозяев жизни. Не было и намека на подлинную скорбь в том сообщении, профессионально озвученном дикторами-щелкунчиками. Да хорошо хоть не обошли вовсе молчанием, как забыли про геройский поступок молодого русского воина Евгения Родионова, отказавшегося снять православный крест с груди и принявшего мученическую смерть от рук бандитов в окровавленной Чечне. Так же, как и псковский мемориал, скромна его могила, появившаяся благодаря подвигу матери, не один месяц рисковавшей жизнью и с Божией помощью получившей сыновьи останки у басаевских отморозков.
   Возвращаясь к машине, мы сначала молчали, а потом задались вопросом: почему, когда умирает незадачливый сатирик-драматург, скопировавший несколько пьес с различных классиков, телеящик месяцами заставляет нас скорбеть о невосполнимой утрате? Случайно подсевший в самолет к нефтяному королю Зие Бажаеву предприимчивый и везучий журналист, мальчик из благополучной семьи Артем Боровик погиб в результате технических неполадок машины. Понятна и разделима скорбь родных и близких по ушедшему безвременно сыну, отцу, мужу. Но сколько же месяцев изо дня в день газеты и электронные СМИ безрезультатно искали злую руку террористов и, не найдя ее, устраивали многолетние пышные поминки на виду у всей страны, открывали парк имени Темы Боровика, создали фонд, ему посвященный. А папа Боровик, ловко вписавшийся во все режимы – от Хрущева до Ельцина, – делал из личной трагедии журналистское шоу, забыв о таинстве и непостижимости сути человеческой жизни и смерти. Поняли мы под тем июньским ливнем, что памятники Тимуру Апакидзе и Евгению Родионову (кстати, в церковных лавках сегодня продаются жизнеописания воина-мученика) нерукотворны, ибо они от Бога, а не от лукавого, и посему станут путеводными звездами для нарождающейся в глубинке молодой и не тронутой ржой России.
   Лукавый так и старается опошлить любое, самое светлое событие. Даже 1100-летний юбилей Пскова. Вот уже полгода пытаемся мы доказать местным властям, что нельзя в рамках одного торжества открывать одновременно два памятника основательнице города Святой Равноапостольной Княгине Ольге. Да они и не виноваты, псковские начальники. Я знаю, что губернатор Е.Э. Михайлов как мог отбивался от «подарков» московских ваятелей 3. Церетели и В. Клыкова. Самый веский аргумент «данайцев, дары приносящих»: монументы устанавливаются безвозмездно. Безвозмездно для Пскова, но ведь кто-то их оплатит, ибо справедливы слова, свидетельствующие о том, что «сколько от одного места убудет, столько в другом – прибудет». Может, не надо москвичам из жителей славного города-юбиляра делать земляков щедринского Глупова, а на то, что «прибудет», отреставрировать разрушающиеся нерукотворные памятники св. Ольге – древние псковские храмы? Один же из наспех варганящихся монументов, наоборот, полностью закроет часть исторической застройки города, где рядом красуются жемчужины русской архитектуры XV—XVI веков – храмы Василия на Горке и Николы со Усохи. Но кто в чаду охватившей страну монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличной позе Ф.М. Достоевского у входа в Государственную библиотеку, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным в Москве, где он только родился и жил маленьким? Да ведь у отчего его дома уже стоит прекрасное изваяние русского гения. А что бы сказал М.А. Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов во имя несуразной скульптурной композиции того же автора, проникнутой духом бесовства? Спасибо московским старожилам, под колеса грузовиков со строительными материалами легшим и прекратившим надругательство над первопрестольной.
   В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Жертвователи и выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. А разве спросили у народа культуртрегеры из «Альфа-банка» и американского Гугенхаймовского центра, нужно ли увековечивать столь поспешно образ поэта И. Бродского, когда прошло так мало лет со дня его кончины, и неизвестно, будет ли он знаковой фигурой для отечественной культуры. А вот накануне 200-летнего юбилея подлинного исполина русской поэзии, выдающегося дипломата и общественного деятеля Ф.И. Тютчева пустует роскошный двор тютчевской усадьбы в Армянском переулке. Слышал я, что и бюст поэту готов, да что-то не торопится руководство Детского фонда, уютно осевшее в покоях дворца поэта, объявить о сроке открытия памятника. Зато как поспешно «лудит» неутомимый и плодовитый Шемякин изваяние бракоразводного юриста, основателя нынешнего воспетого миллионами детективных книжонок Санкт-Петербурга – г-на Собчака!
   Понятно, «заморский Микеланджело» благодарен шилу, которое поменяли на мыло. Прежние хозяева города его гондобили, как могли, а нынешние – на руках носят. Но разве личные пристрастия приводят к нерукотворным свершениям мастеров искусства? Может, лучше было бы поставить памятник Блоку, или Шостаковичу, или Станиславскому? Сегодняшние же демократические пристрастия Шемякина смахивают на захоронение одного из питерских криминальных авторитетов в пещерах Псково-Печерского монастыря, в которых до того погребали лишь здешних монахов, а в средние века – представителей фамилии Пушкиных, Скобельцыных и других славных псковичей.
   Другой «земляк» Шемякина, Эрнст Неизвестный, широко развернувшийся при установке магаданского мемориала жертвам ГУЛАГа, не уступив по размаху и мощи незабвенному Е.В. Вучетичу, нынче готовит проект «Памятника водке». Да-да, водке, господа, в древнем Угличе, где одна из самых страшных проблем нынче – всенародный бич пьянства. Заокеанскому просветителю, на которого молится местное начальство (как же: у них есть – и они им гордятся не меньше, чем древними церквями, – музей водки!), плевать на наши проблемы. Главное – авторское честолюбие потешить. Тем более прецедент имеется – болванчики в честь всероссийского алкоголика Венечки Ерофеева уже установлены на трассе «Москва – Петушки». В.П. Астафьев, сам человек пивший немало, чуть ли не плевался, предавая остракизму прославление сошедшего с круга горе-писателя. А вот на днях еще один полуамериканец, поэт-вития Евтушенко написал, что Венедикт Ерофеев пребывает в одном пантеоне с Гоголем, а вот мелкотравчатый Виктор Ерофеев (и придумает же Бог такое совпадение фамилий) достоин лишь участи пошлейшего «Вечного зова», сотворенного А. Ивановым. Но уж популярность ивановской эпопеи в прежние времена перекрывала временную славу Евтушенко и иже с ним, да и по сей день телевизионные рейтинги «Вечного зова» необычайно высоки.
   Понимая, что вразумительных ответов на мои простодушные вопросы я от упомянутых творцов не дождусь, хочу напомнить им анекдот про И.С. Тургенева, «который написал «Муму», а памятник поставили совсем другому человеку».
   Может, ты, дорогой читатель, ответишь, кто памятники себе творит нерукотворные?

Зачем распинать любовь земную?

   Вообще-то я сегодня хотел озадачить читателя и своих «героев» совсем другим вопросом. Но, вернувшись в Москву после полуторамесячного счастья жить в Михайловском и Изборске, включил телевизор и вместо новостей наткнулся на самую пошлую после, конечно, швыдковской выгребной ямы, передачку «Апокриф». А там, в продолжение зимней программы шоу-министра «В России секса нет», та же сладострастная, циничная и очень некрасивая тусовка обсуждала проблемы любви с точки зрения сексопатологов, гинекологов и «духовной» нашей «элиты». Ну, меня и прорвало, а вопросы так и полезли в голову, один страшнее другого.
   Раньше меня, много лет работавшего на ТВ, возмущала цензура, запрещавшая показывать в кадре храмы с крестами, называть иконы иконами, а не картинами, восторгаться красотою русского лада и старыми культурными традициями. Теперь ясно, как так называемые коммунисты – ярославский мужик А. Яковлев и промозглый коминтерновец Б. Пономарев – рьяно ненавидели все русское и ставили нам палки в колеса.
   Где же теперь те цензоры? Передачу «Апокриф», одурманивающую нашу молодежь, ведет как бы писатель Виктор Ерофеев! Человек, явно нуждающийся в услугах психотерапевта по части сексуальной неуравновешенности и ущербности, изливает свои неудовлетворенные мужские амбиции на страницы пошлых книг и на головы бедных российских зрителей. Не стану пересказывать его литературные и журналистские заморочки, дабы пощадить своего нерастленного читателя. Но для цензоров из нашего «министерства правды» приведу один из ерофеевских перлов, напечатанных на люксовой бумаге журнала «Огонек». Витенька влюблен в очередную половую машинку, может, даже и несовершеннолетнюю, но познавшую всю закулисную сторону современного секса. И с каким восхищением ее кавалер пишет о «художественном» шедевре своей партнерши (а она, конечно же, гениальный фотограф!), висящем в их спальне. А на том фотошедевре с помощью лучшей съемочной техники изображена плавающая в моче прокладка, да еще, как настойчиво подчеркивает автор, брошенная в шикарный заграничный унитаз.
   Прости меня, читатель! Но хочу спросить вместе с тобой у «министра правды» г-на Лесина: назначая нынче В. Ерофеева руководителем нашей делегации на Франкфуртскую книжную ярмарку, вы справку о состоянии психического здоровья и разрешение из милиции от него потребовали?
   Журнал «Огонек» до последнего времени был собственностью сладкой парочки Юмашев – Дьяченко. Понятно, что Валя, отираясь в комсомольской прессе, попривык к пошлятине «а-ля Ерофеев», но откуда у дочки свердловского партийного царька и такой чистой и простоватой на вид мамочки жгучая любовь к чернухе (кстати, фамилия редактора журнала «Огонек» – Чернов), которой залиты страницы некогда самого читаемого периодического издания? Для своих передач, порочащих любовь земную, а о существовании любви небесной они, скорее всего, и не догадываются, Швыдкой и Ерофеев избрали жриц и одновременно «богинь» любви – певицу Машу Распутину и актрису Елену Кондулайнен. А вокруг сих дамочек сидели, пуская сладострастные слюни, растлители: сексопатологи, поэты, журналисты, политики, власть предержащие и их помощники. Напоминали эти камланья Сусанну перед фарисейскими старцами, а одновременно онегинских собутыльников из страшного сна Татьяны:

     Один в рогах с собачьей мордой,
     Другой с петушьей головой,
     Здесь ведьма с козьей бородой,
     Тут остов чопорный и гордой,
     Там карла с хвостиком, а вот
     Полужуравль и полукот.

   В швыдковской сексуальной провокации простая, как три копейки, Маша Распутина расправилась со старцами на раз. Обратившись к их совести и чести, прямолинейная дама буквально на пальцах доказала нечистоплотность, растленность своих оппонентов и призвала их строго соблюдать принципы христианской морали. Да-да!
   А вот госпожа Кондулайнен – особа со специфическим менталитетом – ничтоже сумняшеся продекларировала моральную свою позицию о счастье любить одновременно двоих и даже троих мужчин. Ну прямо мини-публичный дом в телеящике! И когда ведущий телеминистр, комментируя высказывания своих подельников в кадре, заявляет, что в Советском Союзе секса не было, невольно с ним соглашаешься. Да, к огромному счастью, такого разнузданного секса, а скорее свального греха, которым заливают нас смердящие нынешние газетенки, журналы и электронные СМИ, в нашей молодости не было и быть не могло. Но зато была истинная земная любовь, питаемая здоровыми жизненными соками, подлинной романтикой, возвышенная и чистая.
   А сколько изысканного секса в таких фильмах, как «Сорок первый», «Летят журавли», «Баллада о солдате»! Татьяне Самойловой и Алексею Баталову, Изольде Извицкой и Владимиру Ивашову не надо было раздеваться и имитировать плотские страсти. После их любовных коллизий хотелось стать похожими на красивых и одухотворенных героев, искать свое счастье, мечтать о единственном, навеки близком человеке. А какими совершенными, неповторимыми в своем внешнем и внутреннем обаянии были наши кумиры! Олег Стриженов и Жан Габен, Алексей Баталов и Ив Монтан, Татьяна Самойлова и Николь Курсель, тогдашняя Людмила Гурченко и Роми Шнайдер. Моя дочь и сейчас, просматривая старые фильмы и читая книги о звездах тех лет, говорит мне о своей зависти к нашему времени. Для меня эталоном мужской красоты и возвышенности навсегда останутся герои фильма «Слепой музыкант» – отец и сын Ливановы, настоящие представители русской интеллигенции, наследники великой театральной школы, эмоциональные и тонкие, «их величества актеры».
   Хочу спросить у издателей глянцевых журналов: зачем они копаются, словно мухи в навозе, в запретных страничках биографий известных артистов, писателей, художников, спортсменов? У каждого, даже самого великого творца, есть человеческие слабости, каждый имеет право на ошибку. Но когда их дети, жены и мужья перетряхивают на глазах у всего честного народа постельное белье своих близких, хочется крикнуть им: «Очнитесь!» И уж совсем противно, когда достигшие каких-то вершин в творчестве «культурные» деятели раздеваются догола сами и показывают раздетыми своих сожительниц и сожителей. Особенно мерзко, когда авторами таких приторных и липких книжонок выступают представители славных русских семей. В последнем письме ко мне Валентин Распутин заметил, что такие авторы вываливают перед всеми чрева, выдаваемые за автобиографии.
   В наши годы было немало красавиц, перед которыми снимали шляпу и великие западные писатели, кинорежиссеры и художники, сравнивая их с Софи Лорен, Сильваной Мангано и Клаудиа Кардинале. Они сводили нас с ума, вдохновляли на подлинное творчество, облагораживали серую будничную жизнь. К счастью, некоторые из них, воспитавшие детей и радующиеся семейному счастью, не клюют на предложения от караванов гламурных журнальчиков позабавить читателей сплетнями из прежней любовной лирики. Одна из таких московских красавиц, которую я боготворил, на настойчивые просьбы сладострастных хозяев полуинтимного журнала рассказать о нашем романе ответила: «У меня для вас не найдется «жареных» подробностей. Наша любовь была чистой и простой. Разве интересны вам рассказы о наших прогулках по улочкам тихого Суздаля, поцелуй в многотравье псковских лугов или купание у стен Юрьева монастыря в Новгороде? А остальное у нас было, как у всех порядочных людей – чисто, здорово и до слез проникновенно». Так что, господа Швыдкие, Ерофеевы и прочие сексострадатели, учтите, что не все клюют на вашу тлетворно пахнущую наживку. Надеюсь, что и молодежь испытывает к вам отвращение и вырубает кнопку никчемных программ.
   Сегодня мне особенно противно быть современником поругателей земной любви. «На старости я сызнова живу», ибо боготворю женщину, о которой мечтал всю жизнь. Красивую, тонкую, тактичную, до бесконечности изысканную и глубоко верующую. Я знаю, что ее никогда не потянет и посмотреть в сторону плейбоев типа Ерофеева и иже с ним. Но, перечитывая заново строки Данте, Петрарки, Пушкина, Тютчева, Рубцова и Глушковой, я хочу со свойственным мне простодушием задать вопрос вертлявым шоуменам: «Когда вы кончите «кистью сонной рисунок гения чернить»? Когда вернетесь на свои домашние кухни и там дадите волю природной пошлости и никчемности?»

И какие песни нам поют?

   И снова сиюминутные впечатления заставляют меня отступить от графика запланированных заранее простодушных вопросов. Уж больно они волнующие, эти впечатления, задевающие самые тонкие душевные струны, мешающие спокойно работать и спать.
   В той поездке из Пскова в Михайловское, что привела меня к мемориалу летчика-героя Тимура Апакидзе и скрасила безрадостную картину нынешней пошловатой монументальной пропаганды, наш «водитель» Виктор Правдюк включил в машине кассету с программой талантливейшего русского певца Александра Подболотова и заставил на пару часов забыть обо всем на свете.
   Четверть уже века назад (ох, как они быстро летят, отпущенные нам Богом годы!) на дне рождения Владимира Высоцкого, отмечавшемся им дома, в очень узком кругу, познакомился я с истинным художником-самородком. Обаятельный и улыбчивый парень готовил что-то на кухне, накрывал на стол и влюбленными глазами смотрел на хозяина-именинника. Признаюсь, что я принял его поначалу за преданного поклонника Володиного творчества, готового на все для своего кумира. «Сегодня у меня праздник, – сказал Володя, – и я решил сделать подарок себе и вам. И подарок этот из дорогих, ибо петь нам будет Александр Подболотов, которому отпущен бесценный музыкальный дар». Высоцкий был человеком требовательным не только к себе, но и к людям, его окружавшим. Заинтригованные, мы с нетерпением ждали знакомства с приготовленным сюрпризом. Та ночь навсегда осталась у меня в памяти, а голос Подболотова, могучий и нежный одновременно, прозрачный, чистый, словно родник, по сей день звучит для меня, как одно из высочайших проявлений человеческих возможностей и совершенства.
   Шли годы, и я все ждал, когда же на сцене Большого театра, на концертных площадках и в телевизионных передачах услышу неповторимый голос Подболотова. Но вместо подболотовских романсов угощали нас остывшими и не всегда вкусными музыкальными блюдами, сервированными посредственными, но сумевшими случайно попасть на бал удачи оборотистыми артистами. Чтобы хоть как-то противостоять приблатненной тогдашней телетусовке (хотя это были цветочки по сравнению с нынешней вампукой), включил я встречу с Александром в свою телепрограмму «Служенье муз не терпит суеты». Понимая, что мне одному, далекому от профессионального восприятия музыкальных тонкостей, с передачей не справиться, попросил я помощи у Виктора Правдюка. Съемку подболотовской программы мы решили провести во Пскове, на фоне старых архитектурных памятников, на живописных берегах Великой и Псковы.
   На дворе стояло время срежиссированного ставропольским пустобрехом путча, прекрасно исполненного свердловским «Троекуровым» и его подельниками. Русские люди ужаснулись, увидев на трибуне «победителей» мегеру-воительницу Боннэр, возмущенную присутствием рядом с собой православного священника. Те, на ком держались еще основы жизнедеятельности и порядка в стране, подвергались освистыванию и улюлюканью. Один из таких профессионалов, с которым я имел счастье работать и дружить, сидел в дни путча под бутафорским арестом в своем кабинете. Посланный демшизовцами охранник, бывший его подчиненный, чувствовал себя неуклюже по крайней мере. Друг мой переживал случившееся как личную трагедию, ибо не видел выхода из создавшейся ситуации. Атмосфера в кабинете была удручающей. И тогда я вспомнил, что в полночь по ленинградской программе Виктор Правдюк покажет нашу часовую передачу о Подболотове. После первой же песни забыли мы о беспределе, охватившем страну, и погрузились в исцеляющую радость классических русских песен и романсов, которые исполнитель облек в совершенную форму, пропустив каждую из них через свою душу и передав слушателям тончайшие нюансы шедевров.
   Новое время потребовало новых песен. Любимцы партийно-комсомольской элиты, обученные хапать лучшие куски с хозяйских столов, подсуетились, ловко вписались в число гостей на «пиру во время чумы» и породили такой шоу-бизнес, который лишь в страшном сне может предстать нормальному человеку. Эстрадная тусовка гуляла и гуляет от рубля и выше, совершенствуясь в пошлости и цинизме. И уж ни за какие деньги не подпустит к себе на пушечный выстрел мастеров такого высокого ранга, как Александр Подболотов. Я не говорю сейчас о других русских талантах, но поверьте, их у нас совсем не мало.
   Слушая вместе с друзьями подболотовский романс «По дороге в Загорск», который он всегда исполняет на бис, я прекрасно понимаю, каким диссонансом звучал бы он на любом из пошлейших юбилейных капустников, регулярно демонстрируемых по многу часов на телеэкране. Верхом такой беззастенчивой дешевки стало всенародное празднование полувекового существования на земле массовика-затейника Винокура. Собрались на этом шабаше «сливки» эстрады. Не беда, что продукт тот отнюдь не первой свежести. Зато сколько юмора, хамства и разнузданности продемонстрировали спавшие с голоса певцы, скучные до зевоты сатирики и плясуны, которым все мешает. Размаху того юбилея и любой вождь позавидовал бы. Пастернаковское «быть знаменитым некрасиво» гулякам сим незнакомо, ибо стихи большого поэта они слышали лишь в интерпретации своей мамы-примадонны Пугачевой. Ну да им это простительно, если уж эрудированный донельзя народный артист Табаков в те же дни несколько часов сидел на прославленной сцене МХАТа, пожирая в честь своего юбилея жареного поросенка на виду у всей российской телеаудитории, запивал его водкой, а в промежутках, вытерев сальные руки о камзол, принимая поздравления от славильщиков, целовал их сальным ртом. Бедный Константин Сергеевич! Вот они, продолжатели великих Ваших традиций, не унаследовавшие ни на йоту благородство и красоту Вашу внутреннюю и внешнюю.
   Когда Александр Подболотов поет «Ой, вы кони мои вороные» или «Замело тебя снегом, Россия», равнодушным может остаться лишь манекен. Мне всегда радостно наблюдать за настоящими писателями и художниками, профессиональными дипломатами и учеными с мировыми именами, впервые услышавшими подболотовский голос. Они удивляются, что он не поет перед широкой аудиторией. Радостно оттого, что талант Александра виден сразу, а грустно оттого, что не дают ему дороги к людям акулы сегодняшней «попсы». А с каким восторгом слушают самородка простые люди, скромные труженики!
   Только что я вернулся из любимых моих Кижей, где уже полвека живу в заонежской деревне насупротив сказочного острова. За вечерним столом у наследников прославленного северного плотника Бориса Елупова воцарилась тишина, когда закрутились первые метры пленки подболотовской кассеты. Праздничный стол превратился в концертную аудиторию, ловящую каждый звук, каждую строчку классических романсов. Такое я видел лишь раз на одном из московских кинофестивалей, когда в пресс-баре гостиницы «Москва» сидевший за нашим столом выдающийся саксофонист Джерри Маллиган, одолжив у одного из ресторанных оркестрантов инструмент, на пару часов прекратил своей игрой танцы, разговоры и даже прием алкоголя. Мои кижские друзья, прослушав десятка два песен Александра Подболотова, порывались разбить телевизор, по которому им с утра до вечера показывают безголосых канареек, отвязанных музыкантов или блатную чернуху в исполнении псевдоинтеллектуалов на доморощенной «малине» под названием «В нашу гавань заходили корабли», куда не брезгует притащиться первый и последний президент СССР, устав от рекламы пиццы и пожирания ложками икры в низкопробных «элитарных» клубах.
   Дорогой Саша, в жизни нашей очень много несправедливости, обмана и подлости. Но знай одно – Господь не дает нам испытаний тяжелее тех, которые мы можем вынести. Искусственное забвение, на которое пытаются обречь нынешние хозяева культурной жизни подлинных творцов, явление временное. Мне до боли обидно, что ни слова не говорят прикупленные СМИ о произведениях Василия Белова, Валентина Распутина, Виктора Лихоносова, Евгения Носова, Валентина Курбатова и других славных наших писателях, художниках, артистах, певцах. Я, человек, пристально следящий за любыми проявлениями отечественной культуры, только недавно открыл для себя талантливейшую русскую поэтессу Татьяну Глушкову. Перед ее дарованием блекнут навязываемые нам авторитеты стихотворцев-временщиков, удостаиваемых самыми лестными отзывами и многочисленными премиями. А талант Глушковой – подлинный, бескомпромиссный, знаковый – не по сердцу прислужникам псевдокоммунистов, рулящих Россией. Разве простят они ей огненные строчки «Когда не стало Родины моей…»? Но стоит им вспомнить, как не мил был поэтический дар Лермонтова толпе, жадно стоящей у трона. И твои песни, Александр, слушают люди, которым они близки и приятны, как близка и понятна Родина. Талант твой не исчезнет бесследно, несмотря на старания коллег-недоброжелателей, которым я хочу задать простодушный вопрос: «Нравятся вам крыловские строчки об исполнителях, меняющихся местами, чтобы сыграть хорошую музыку?» Думаю, что не нравятся. А вы что думаете, шоу-бизнесмены?

«Иных времен татары и монголы»?

   Как быстро истаивают мои осенние заметки о летних поездках! Навряд ли до зимы удастся оставаться под впечатлениями, полученными в прохладных рощах Михайловского, у древних порубежных стен Изборской крепости, в дальних скитах Валаамского монастыря, во время вечерних бесед в доме наследников прославленного кижского плотника Бориса Елупова, что стоит на берегу Онежского озера, или в костромской деревне Рыжевке, где на высоченном обрыве над рекой Мерой построили свою скромную летнюю обитель прославленные мастера русского балета Володя Васильев и Катя Максимова.
   Насмотревшись до отвала извержений чудовищного телеящика за годы болезни, я теперь стараюсь как можно реже нажимать на его стартовую кнопку. Но иногда, ткнувшись в «сокровищницу лжи и пороков», чтобы узнать последние новости или повосхищаться нашими футболистами, которые вдруг проявили невиданный патриотизм и немалое мастерство, когда их возглавил костромской мужик Георгий Ярцев, нет-нет да и не удерживался перед соблазном «посозерцать» монстров, прочно обосновавшихся на телевизионном пространстве России. Весной, вернувшись из поездки по Европе, где государственные, да и частные каналы являются образцом целомудрия, полез я в «наше все» и вместо новостей увидел сразу во весь экран показанный голый зад Бори Моисеева. Именно зад показали папарацци Киселевского детища, дабы знали мы свое место под нынешним российским солнцем, где, понимаешь, демократии хоть залейся. А намедни мне повезло чуть больше, ибо вместо моисеевского седалища глянуло на меня лицо Жванецкого. И вспомнил я сразу частушку русскую про это самое лицо, которое узрел однажды его владелец в лесной луже и удивился.
   Боже, ну сколько же можно пичкать уставший от бархатной революции народ насквозь прогнившими, подобранными на одесском привозе каламбурами доморощенного сатирика? Словно до неприличия раздувшаяся Царевна-Лягушка, вещает он с утра до ночи по всем программам. Меня и раньше тошнило от дешевенькой программки «Вокруг смеха», коей заправлял неистово ненавидящий все русское человек, почему-то носящий фамилию Иванов. А теперь вот этот, за тяжкие грехи наши повешенный на шею камень в виде лживого, слащавого и бездарного чревовещателя. Видимо, одураченный видом его засаленных шпаргалок шоу-ведущий Максимов, ничтоже сумняшеся, сравнил Михал Михалыча с Чеховым и Салтыковым-Щедриным, на что лауреат Президентской премии за достижения в области русской (да-да, русской!) литературы под номером один согласно улыбнулся. Ну, Максимов этот, напоминающий в своих «ночных полетах» летчика со злополучного корейского «боинга» (помню, как он терзал вопросами Евгения Колобова и Максима Шостаковича в поисках гнилой «клубнички»), известен своей придумкой «дежурных по стране». Годами мы общались благодаря ему с дежурными по России Шифриным, Ширвиндтом, Аркановым, Хазановым, Арлазоровым, Карцевым и другими их земляками, напрасно ожидая, когда же своими переживаниями за судьбы многострадального Отечества поделятся Евгений Носов, Василий Белов, Валентин Распутин, Михаил Ножкин, Евгений Нефедов, Валентин Курбатов, Александр Солженицын, Валерий Ганичев или Александр Проханов. Не дождались, ибо, в конце концов, Максимов отрядил на постоянное дежурство одного Жванецкого. А тот в очередном словоблудии заявил во всеуслышание, что жизнь свою прожил по заветам дедушки, приказавшего ему идти только прямо, никому не угождая и ничего не вылизывая. Лоснящееся жирком мещанского благополучия лицо самозваного диссидента, «прямолинейного» и «принципиального», ну никак не гармонирует с изможденными лицами Леонида Бородина, Владимира Осипова, Марченко, Гинзбурга… И вспомнил я пышные застолья у партийцев, власть предержащих, которые, отрыгнув обильный ужин, позволяли Жванецкому потешить себя теми же шпаргалками, что он и по сей день достает из неопрятного своего портфеля. Я-то эту Царевну-Лягушку, которую со слезами на глазах в последней передаче актриса Селезнева воспела как неподражаемого лирика (Петрарка и Пушкин отдыхают), не понаслышке знал. В мою мастерскую приволок его вездесущий журналист Рост. Он много кого ко мне таскал, да только один оказался замечательным человеком – Сергей Купреев, с которым мы дружили по-настоящему до трагической его гибели, произошедшей, как мне некоторые осведомленные люди говорят, не без участия «демократических» хозяев России. Время подтвердило сомнения, которые мне не раз высказывал добрейший и кристально чистый партийный чиновник Купреев по поводу перестройки. Представляю, что бы пережил Сережа, узнай он об участии демжурналиста вместе с Собчаком, Лихачевым и другими регионалами в фабрикации документа, опорочившего русских солдат, брошенных вместе с элитным генералом Родионовым умиротворять разбушевавшихся грузин. Представляю, какими словами сопроводил бы он телекартинки, на которых Рост выражает свое восхищение Эдиком Шеварднадзе, ненавидящим Россию до зубовного скрежета, или поздравляет с юбилеем злостную русофобку Боннэр, не поленившись для этого слетать в Нью-Йорк. Меня некоторые бывшие приятели, продолжающие таскаться на вечеринки к Росту, попрекают тем, что когда-то я с ним был близок, а теперь презираю его. Кто из нас не ошибался в молодости? А в мою мастерскую, наряду с замечательными людьми, немало и сброду просочилось. Да и горе-приятели эти не за дружбой ходили, а чтобы время убить да похалявничать. Некоторые из них теперь, подобно Росту, и со свечками в церкви стоят, а иногда рядом с церковными иерархами торжественные русские собрания возглавляют, забыв при этом о милости к павшим и о подлинном всеотдачном творчестве.
   Так вот в тот вечер выгнал я Жванецкого из мастерской. Сначала мои собутыльники, отличавшиеся подлинным чувством юмора, заставили его убрать шпаргалки в портфель и не портить атмосферу хорошего застолья. А когда тип сей, постоянно лапавший размалеванную девицу, пришедшую с ним, случайно обронил, что у него сегодня жена родила, я дал ему пять рублей на цветы и на такси и сказал, что в следующий раз за такой цинизм он получит по сусалам. Но он еще раз грязно отметился в моей жизни. Покойные мама и брат жили в квартире, расположенной этажом ниже обиталища Жванецкого. Делая ремонт, он поставил короб для сброса мусора на улицу. Пыль и сор попадали в мамино окно, и только несколько дней спустя она сказала мне, каким грязным матом крыл ее одесский литератор, когда она сделала ему замечание. На вопрос, почему она сразу не пришла за помощью ко мне, в соседний подъезд, мама сказала: «Убил бы ты его». Рассказывая про Жванецкого сейчас, я вспомнил, как несколько лет назад в передаче «Русский дом» ее ведущий Александр Крутов в беседе с кумиром нынешних религиозных обращенцев Ильей Глазуновым посетовал на подельника Жванецкого, «комика» Хазанова, сравнившего русских в своей репризе с приматами, только что спустившимися с дерева. И вы думаете, что маэстро возмутился таким оскорблением донельзя любимого им народа? Нет, он в присущей ему манере попросил Крутова не трогать эстрадника, ибо они с ним близкие друзья. К сожалению, для многих псевдопатриотов хазановы подчас дороже истины.
   А сейчас еще раз хочу покаяться в молодой неразборчивости своей при общении с людьми. Слабым утешением и оправданием могут служить доброта моя душевная и пылкая увлеченность каждым встреченным человеком. Я ведь и нынешнего шоу-министра Швыдкого подпустил к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Снимал он с моей помощью телевизионный фильм о Бременской коллекции, и каталог выставки этого же собрания помогал я ему готовить к печати. Сохранились у меня вырезки газетные тех времен, где Швыдкой высказывает свое отношение к трофейным ценностям, хранящимся в России. Он точь-в-точь повторяет те слова и проповедует те постулаты, которые отстаивает Николай Губенко со своими единомышленниками. А почему Швыдкой сейчас готов все «бесплатно» отдать немцам и почему он предпочитает немецкий фашизм несуществующему русскому, спросите у него. А заодно спросите у журналиста Роста, почему он и его коллеги по «Общей» и «Новой» газетам промолчали, когда их покровительница Боннэр вместе с правозащитником Ковалевым устроили в Сахаровском центре выставку, поносящую православную веру и все христианство в целом. Ответьте мне, «иных времен татары и монголы», не стыдно после таких выставок свечки зажигать да наспех себя перекрещивать?

Есть ли у них совесть и стыд?

   По правде сказать, люблю я осеннее возвращение к повседневной жизни. Какая-то особая энергия наполняет тебя в это время, хочется побыстрее приступить к осуществлению планов, задуманных на летнем досуге, и с головой окунуться в любимую работу. Вот и на этот раз начался мой трудовой процесс в буквальном смысле слова с места в карьер. Сотрудницы Ярославского художественного музея еще в прошлом году предложили сделать большую выставку, посвященную сорокалетию благородного труда московских, ярославских и костромских реставраторов по возвращению к жизни ценных памятников изобразительного искусства из местных музеев. Произведения иконописи XIV—XVIII веков, интереснейшие образцы русского провинциального портрета XVII—XIX веков, уникальное творческое наследие художника-просветителя Ефима Честнякова, нашего современника, работавшего в костромской глубинке, стали достоянием многомиллионной аудитории благодаря самоотверженной профессиональной деятельности художников-реставраторов и музейных работников. О выставке этой я могу говорить часами…
   В те далекие уже по времени октябрьские дни 1993 года я следил за кровавой драмой, развернувшейся на улицах Москвы, а значит, и на всем российском пространстве, через телевизионную коробку. Болезнь не позволила мне принять участие в обуздании распоясавшихся убийц, поразивших своей кровожадностью и цинизмом всех здравомыслящих людей, за исключением, конечно же, наших записных полупрофессиональных правозащитников образца Ковалева и его сподручницы мадам Боннэр, сумевшей трансформировать благородные идеи Сахарова в человеконенавистничество, борьбу с православием и ничем не скрываемую русофобию. Поразило меня, с какой легкостью подмахнули тогда письмо-обращение к президенту-вурдалаку, засевшему с пьяной командой своей в Кремле, призывающее к физическому уничтожению живых людей. Я прекрасно понимал еще со времен путча, придуманного ставропольским полукрестьянином Горбачевым, что от называющих себя демократами, разгулявшихся от рубля и выше вершителей судеб Отечества добра ждать может лишь простофиля или жулик, на котором негде ставить пробу. Подло брошенные под танки организаторами бутафорского восстания молодые мальчишки вызывают и по сей день человеческое сожаление. А вот те, кто их заставил лечь под гусеницы машин, поддерживающих элементарный правопорядок в столице, должны не показные слезы перед телекамерами пускать, а привлечены быть непременно к уголовной ответственности.
   Я уже в те годы развала нашей державы прекрасно знал истинную цену болтунам типа Руцкого, игравшего бравого генерала, а на самом деле напоминающего трусливую бабку Маланью. Лицемерные, ненавидящие все русское регионалы устроили чудовищный фарс в Грузии, превративший некогда цветущий край в помойку для американских отходов и приют для предателя и мздоимца Шеварднадзе, также достойны самого сурового наказания за свои пролживленные отчеты и вранье перед журналистами. Не у академика Лихачева, возглавлявшего Советский фонд культуры и ловко его развалившего, нашел я, тогдашний член Президиума, поддержку и понимание в те жуткие дни. Когда академик восторгался Собчаком и его подельниками, Владимир Максимов, диссидент, как говорится, из первой тройки, заявил в наших с ним телеинтервью, что у него руки опускаются при виде стоящих у государственного кормила бракоразводных юристов (Собчака), торговцев цветами (Чубайса) и годящегося разве что разливать пиво в ларьке Шумейко (все эпитеты максимовские. – С.Я.). Сколько их, персонажей нелицеприятного карнавала, пронеслось тогда перед пораженными зрителями. Шахраи, Филатовы, паины, Гайдары, Яковлевы (оба), коротичи, волкогоновы, черниченки, бакатины. Имя им – «тьма тьмы».
   Ждать от восторженно причмокивающих при одном виде своего свердловского пахана сочувствия невинно гибнущим людям на Пресне и в Останкине мог разве что простодушный Иванушка-дурачок. Но вот когда завопили на все лады с призывами к уничтожению соотечественников так называемые деятели культуры, то невольно вспомнилось ленинское выступление, окрестившее интеллигенцию дерьмом. Тогдашняя русская интеллигенция была столь духовна и возвышенна, что обвинение вождя мирового пролетариата и пятнышка грязного на ее мундире не оставило. Провидческое определение Ленина пришло на ум при виде нынешней духовной элиты нации, как они себя во весь голос обзывают. Поэт, вопивший из последних силенок при виде крови на московских улицах: «Раздавите гадину!»; пианист, осквернивший стены Бетховенского зала в Большом театре истошным призывом к ЕБН бить шандалом по голове своих сподручных; актрисы, некогда воспевавшие с киноэкранов образы советских тружениц и получавшие за это все мыслимые и немыслимые цацки, а теперь впадающие в транс при виде новых хозяев – вот этих Ленин метко сравнил с дармовыми отходами. Персонажей из самой низкопробной трагикомедии напоминали Гайдар и транзисторная актриса Ахеджакова, призывавшие мирных граждан к кровопролитию. И что вы думаете, покаялась эта лицедейка в своей виновности перед родителями, потерявшими и по ее милости детей в те октябрьские дни, и перед детьми, оставшимися без отцов и матерей? Неужели у любимицы демократического ельцинского соловья Рязанова (чего стоил его холуйский телерассказ о президентской табуретке с гвоздем, впившимся в задницу услужливого интервьюера, смачно жующего котлеты, которые президентша приготовила из магазинного фарша) во время показа по НТВ (да-да, по НТВ!) в страшную годовщину правдивого фильма журналиста Кириченко при виде кадров, рассказывающих о маленькой девочке, целенамеренно расстрелянной одним из зверей-снайперов Ельцина, не встали дыбом волосы и не побежала она в храм, дабы испросить у Бога прощения за солидарность свою с убийцами?
   Не покаялся никто и ни в чем! В траурные дни на экранах телевизоров, как обычно, кривлялись опостылевшие до тошноты юмористы, демонстрировали бездарные и циничные номера непрофессиональные певцы и певуньи. Изощрялся в старческой пошлости давно переставший быть поэтом Вознесенский, солидаризировался с теми, с кем когда-то враждовал или делал наоборот фигляр Евтушенко, таял и млел в лучах незаслуженной славы Шекспир и Станиславский в одном флаконе, тщеславный прихвостень ельцинского времени Марк Захаров, не задумываясь дающий советы простодушным слушателям – от вопросов высшей политики до подсказок, сжигать партбилет или не сжигать и когда выносить содержимое Мавзолея.
   Главный виновник беды октябрьской, родоначальник тенниса в России, не моргнув глазом, оттягивался в день скорби на очередном турнире. Да и спортсмены нынешние, служащие скорее культу денежных знаков и забывшие основной олимпийский принцип, что главное для спортсмена – участие в играх, а не победа, так и лезут приобняться с кровавым мясником. Ну да Бог им судья, может, когда перестанут делать деньги на спорте, одумаются и покаются.
   А до покаяния ли политическим тяжеловесам из ельцинской камарильи было в скорбные дни общероссийской памяти? «Без нас в Госдуме будет просто кошмар, – кричал «золотой мальчик демократии», несостоявшийся карточных дел мастер Боренька Немцов. – СПС представит в парламенте трезвых и бодрых». Заявляя так, нижегородский бонвиван, видимо, имел в виду, что у его ребят есть возможность хорошо похмеляться и заниматься фитнесом после дорогостоящих загулов. Другой ельцинский думный дьяк, Гайдар, накануне октябрьского поминовения складывал чемоданы, отправляясь помогать вконец окочуриться растерзанному Ираку. Один мой друг сказал, узнав про такой маневр со стороны американской администрации: «Теперь в Ираке разворуют и песок пустыни». Но передумали заокеанские заказчики. Услужливый до приторности член их тимуровской команды, видно, нужен дома, чтобы продолжать обескровливать Россию.
   Савик Шустер, так ловко внедренный ненавистниками России на постсоветское пространство, что и в футбол русских учит играть, болея при этом за «Фиорентину», «помянул» погибших в октябре 1993 года москвичей беседой с еще одним «страдальцем» за русский народ – Глебом Павловским.
   Мало удовольствия получаешь, слушая приторную и лживую болтовню сих русофобов, иногда, правда, неумело мимикрирующих и надевающих личину страдальцев за Россию. Но нет-нет и сорвутся эти сладкоголосые певуны на злобу и неприязнь по отношению к тому положительному, что так пугало их в России всего два десятка лет тому назад. Вот и в этой беседе Шустер пожурил одного из ее участников в зале, осмелившегося вспомнить о былой боевой мощи Отечества. Вкрадчиво, но уверенно оборвал ведущий впавшего в ностальгию собеседника: «Ну ведь вы же знаете, какая тогда была армия, лучше уж и не вспоминать».
   Конечно, господин Шустер, лучше вам про ту армию и не вспоминать. При той армии шустеры только и могли из-за угла потявкать в сторону России. А сейчас положили ноги на стол, за который бесцеремонно сели, и ведут себя не лучше того животного, которое в этой пословице упоминается.
   От шустеров ждать покаяния за горечи и беды, подобные октябрьской трагедии, не приходится. Они их нам и сервировали, трусливо потирая потные от страха ручонки.
   Но может, кто-то из них все же одумается? Вспомнит о таком человеческом атрибуте, как стыд, и покается перед Богом, а прежде всего перед самим собой. Каяться никогда не поздно! Ибо сказано: «И последние да будут первыми».
   Можно нам надеяться на ваше раскаяние, господа?

Давайте одумаемся

   Быть знаменитым некрасиво…
Борис Пастернак

   Дорогой читатель! Задумывая поделиться с тобой размышлениями о непростом нашем времени, я не ставлю перед собой задачу предложить законообразующую идею общероссийского согласия и примирения. Не прилаживаю я на свою седую голову и лавры генералиссимуса Франко, сумевшего объединить и укрепить измученную гражданской войной Испанию и упокоить под одним скорбным покаянным крестом всех погибших во всепожирающем горниле междоусобиц. Мне в то же время отрадно отметить, что, остро реагируя на наши гражданские катаклизмы и локальные войны последних лет, мой старший друг и учитель Л.Н. Гумилев, равно как и глубоко мною чтимый большой русский писатель А.И. Солженицын, так высоко оценили испанский путь сплочения нации при франкистском режиме. Дорого мне, что сегодня все громче звучат голоса истинных граждан России, хорошо знающих цену болтливым инициаторам перестройки, узаконившей в стране вседозволенность, повальное разбазаривание национального достояния, на глазах приведших к катастрофическому ослаблению и до того уничтожавшегося большевиками генофонда, необратимым экономическим разрушениям и, не побоюсь сказать, реально ощутимой утрате военной и политической мощи государства с великой многовековой историей.
   Прекрасно, что в зарождающемся хоре голосов разума отчетливо и ярко звучат выступления подлинных солистов, кому в последнее десятилетие устроители доморощенной демократии, отвергающие напрочь любое проявление патриотизма, кроме патриотизма собственной мошны, закрыли наглухо доступ на полосы незаконно приватизированных газет и журналов, кого на пушечный выстрел не подпускали к широкой телевизионной радиовещательной информационной сети. Разве могли мы слышать близкие нам голоса Валентина Распутина, Александра Панарина, Виктора Лихоносова, Дмитрия Львова, Татьяны Глушковой, Евгения Носова, да даже и упомянутым выше подлинным просветителям А.И. Солженицыну и Л.Н. Гумилеву отведена была роль второстепенных статистов в «демократическом» спектакле по плохой пьесе, сочиненной образованцами и выскочками. Нагляднее всего, по-моему, истинное лицо навязанной нам «свободы» слова и мысли представляет лишенное элементарного стыда и совестливости безапелляционное выступление современного художника Михаила Ромадина в одном из словно саранча расплодившихся глянцевых журналов. Сын славного мастера русского пейзажа Н.М. Ромадина, наплевав на отцовские заветы, ни на минуту не задумываясь, с головой нырнул в омут псевдодемократической реки, затопившей обширные берега растерявшейся и многотерпеливой России. Он и не попытался понять, что на смену ленинской диктатуре и впавшему в глубокую кому тоталитаризму пришла разнузданная команда агрессивных, хватких и циничных, верных наследников большевистских учителей, готовых добивать пошатнувшуюся Россию. На вопрос бойкого и услужливого корреспондента, не пора ли плодовитому и преуспевающему Ромадину-младшему подумать о законном месте в ряду классиков отечественного искусства, незадачливый собеседник восторженно восклицает: «Давно пора!» – и при этом ссылается на высказывание еще одной сладкоголосой музы «демократии» российской Беллы Ахмадулиной, изрекшей твердо: «Если не мы, то кто же?» Каким мощным диссонансом таким шапкозакидательским манифестам звучит фильм-размышление Игоря Золотусского о Ф.И. Тютчеве, созданный и показанный в связи с 200-летием одного из первейших русских поэтов, тонкого мыслителя и блистательнейшего дипломата. А высказанный тем же Золотусским, автором лучшей биографии Н.В. Гоголя, гневный протест против беспардонного надругательства некоего режиссера Фокина над гоголевским «Ревизором» на сцене Александринки, старейшего русского театра, заставляет задуматься, уж не специально ли подсовывают на подпись нашему президенту реестры премированных государственными наградами и орденами бездарных временщиков, допущенных потешить обывателя своими мелкотравчатыми поделками от искусства.
   Сколь глубоко восторженными были уставшие от бытовых невзгод и полемических вакханалий зрители, собравшиеся перед экранами телевизоров, когда шел сериал «Идиот», срежиссированный Владимиром Бортко по бессмертному роману Ф.М. Достоевского и неплохо сыгранный актерами. О классических проявлениях отечественного кинематографа наглядно напоминают сегодня сделанные фильмы «Кукушка», «Война» и «Звезда». Пусть запоздало, следуя грустному девизу «У нас любить умеют только мертвых», но буквально опалили нас своим мужественным откровением поминальные страницы газет, посвященные яркой жизни и самобытному творчеству Владимира Богомолова, духовная стойкость и железная принципиальность которого – лучший пример для молодых, пробующих свои силы в творчестве. Хотя, спешу заметить, богомоловские некрологи смотрятся совсем скромными на фоне всенародного празднования 70-летия г-на Познера, велеречивое прославление которого в средствах массовой информации затмило пышные юбилеи лидеров застойной эпохи.
   Последние годы многие телевизионные налогоплательщики нетерпеливо ждут субботних встреч с учеными, писателями, историками, политиками и художниками, так удачно представляемыми в аналитической программе «Постскриптум» талантливым, квалифицированным обозревателем Алексеем Пушковым. До отвала накормленные дешевенькими сентенциями и поверхностными нравоучениями заангажированных ведущих политических и «просветительских» шоу «Времена», «Основной инстинкт», «Зеркало», «Культурная революция», «Школа злословия», «Апокриф» и «Свобода слова», люди хотят слышать нужные слова от правдивых, убежденных и высокообразованных учителей, а не от постоянно мимикрирующих, донельзя сервильных выскочек. И не хочется им читать или смотреть после лично пережитых, тщательно обдуманных, пытающихся улучшить невыносимое подчас повседневное бытие размышлений Валентина Распутина и Вадима Кожинова, как всегда мудрых, основанных на богатом жизненном опыте книг Александра Солженицына и вспоминательных телециклов о недавно ушедшем Викторе Астафьеве, истинно народном русском писателе, – наспех состряпанные фальшивые «откровения» ельцинского охранника Александра Коржакова, нечистоплотный стриптиз кремлевской дилерши-официантки Елены Трегубовой или полупрофессиональный «теледонос в нескольких частях» на самого себя верного рыцаря «царя Бориса» Олега Попцова. Может, и хотят они теперь прокричать правду о своих господах, да ведь сначала надо серьезно покаяться, очиститься от собственной скверны, а потом… «Потом» после духовного преображения не понадобится, ибо не пристало слугам плевать в бывших кормильцев.
   Многолетние уже поиски «Момента истины» «чешуйчатым» публицистом Андреем Карауловым мне лично дают исчерпывающий ответ на жгучий вопрос, почему сей телешоумен так полюбил пестуемых им на роскошной своей подмосковной усадьбе (и откуда только миллионы у юноши берутся?) крокодилов. Хозяин экзотической живности быстренько перенял у своих питомцев странную привычку проливать слезы по съеденным им жертвам. Когда он голосом благородного и щепетильного правдолюбца, чуть ли не рыдая, шепчет о справедливости или по-прокурорски жестко требует кары для очередного подрывателя государственных устоев или расхитителя народного достояния, нужно заставить его перечитать собственные статейки и книжонки, обильно «испеченные» в начале развала державы, а также посмотреть свои передачи тех лет, где смешивал он с грязью одного из ревнителей русского православия митрополита Питирима, помогал расшалившимся киношникам сбрасывать с палубы капитанов отечественного фильмотворчества, чуть ли не в обнимку беседовал с тогдашними «передовыми личностями», которых сейчас готов в порошок стереть. Вот только стойкого певца Ленина и его подельников – драматурга Шатрова миновали карающий меч и крокодиловы карауловские слезы.
   Ничего не поделаешь – хоть бывший, а все же тесть… И тут уж: или «жена цезаря вне подозрений», или «послушай, Зин, не трогай шурина».
   В предлагаемых заметках и наблюдениях я не собираюсь учить уму-разуму заигравшихся в демократию общественных деятелей или представителей клана литературы и искусства. Мне просто хочется от всей наболевшей души и усталого сердца сказать: «Давайте одумаемся!»

«Осторожно, православие»?

   Революционные потрясения, в начале прошлого века ввергшие Россию в пучину всеобщего разрушения, уничтожения исторической памяти и физического истребления нации, сопровождались жесточайшим террором по отношению к Православию – основе основ существования Русского государства, стержню повседневной жизни всех слоев населения, первоисточнику духовности, культурной зрелости и гармоничного развития человеческой личности. Не стану перечислять все зверства большевиков, по указанию безжалостных главарей сносивших с лица земли тысячи храмов и монастырей, возами сжигавших иконы под пение «Интернационала», живыми закапывавших в землю священников и членов их семей. Семьдесят лет продолжалось царствование сатаны в стране – хранительнице основ христианской веры и духовного подвижничества. Но Бог поругаем не бывает. В тяжелейших условиях сохранили нерушимую в Него веру не только духовные пастыри, но и прихожане русских церквей. Когда на СССР обрушилась страшная беда – кровопролитная война с фашистскими ордами, партийный и государственный вождь Сталин в самом ее начале обратился к народу по-церковному: «Братья и сестры!» – всячески привечал духовенство, подобно великим русским полководцам, искал помощи у чудотворных икон, а тост победный провозгласил «за великий русский народ» – народ верующий и законопослушный.
   После смерти вождя сводивший с ним счеты разгулявшийся на радостях Хрущев припомнил начальнику эти отступления от партийной линии и обрушил шальной свой гнев на Русскую церковь, позакрывал и без того поредевшие храмы, поиздевался вдоволь над истинными ревнителями Православия. Но и это миновало.
   Грянула перестройка, а с ней и варварское разрушение страны. Впопыхах разваливая державу, сначала Горбачев, а потом и Ельцин с опричниками согласно принципу «после нас хоть потоп» сняли с Русской церкви внешние атеистические оковы и разрешили возвратить принадлежавшее ей имущество, хотя и осталось непорушенным совсем немного. Радость пришла в сердца тех, кто хранил веру и мог теперь без страха ходить в церковь, осенять себя крестным знамением, не боясь увольнения с работы.
   Внешний консенсус между Московской Патриархией и руководством обезглавленной страны не исключил действия прежних политических принципов и безжалостных рычагов продолжающейся большевистской революции. Безграмотные выкормыши партийной и комсомольской номенклатуры, вооруженные бутафорскими подсвечниками, не согласуясь с мнением церковного единоначалия, а лишь по прихоти Ельцина и Собчака, показно захоронили в Петербурге неопознанные останки царской семьи. «Демократические» академики, писатели вместе с комсомольцами, прихватизировавшими СМИ, радостно прокричали «одобрямс». И вот сейчас, когда страна страдает от локальных войн, повсеместного терроризма, заказных убийств, от расхитителей народного имущества, за что-то названных олигархами (не путать с добросовестными предпринимателями), как никогда мы нуждаемся в поддержке христианской морали, в мудрых духовниках и церковных наставниках. И они есть – те, кто может помочь выбраться России из ямы, вырытой внутренними и внешними супостатами. Но посмотрите, как их боятся рывшие эту яму! Особенно усердствуют в борьбе против церкви закупленные на корню журналисты, нечистоплотные политики, потерявшие стыд и совесть писатели и ученые. Обращусь к трем наиболее непримиримым врагам Православия – религии страны, в которой они зарабатывают деньги, растят детей и пользуются немалыми привилегиями.
   Наиглавнейший телеакадемик г-н Познер в насквозь заангажированном обозрении «Времена» и на страницах газет яростно клеймит Православие, называя его главной бедой для России. Другой «демократ»-правозащитник, г-н Ковалев, отстаивавший лишь своих единомышленников, чеченских отморозков и завравшихся журналистов, с пеной у рта ратует за запрет Православия. Нобелевский лауреат г-н Гинзбург на всех телеканалах вопит: «Уберите слово «Бог» из российского гимна, я не хочу жить в этой стране под гнетом Православия». А ведь мы знаем многих нобелистов, и не одного академика Павлова, которые были верующими людьми, что не мешало им в науке и творчестве достигать подлинных высот. Конституции почти всех западных стран, которые берут за образец демократии господа атеисты, начинаются со слова «Бог», да и зеленые купюры, высоко ими ценимые, украшены этим ненавистным для них именем.
   Уверен, что господа эти не знают, а точнее, не хотят знать историю Государства Российского. Напомню им лишь о нескольких ее победных свершениях, случившихся под православными знаменами.
   Это православные в 1242 году разгромили полчища тевтонских и ливонских рыцарей. Разгромили во главе с князем Александром Невским, причисленным к лику святых и в конце жизни принявшим схиму. А уж арийские принципы побежденных им захватчиков навряд ли по душе моим оппонентам. Это православные ценой собственных жизней и порушенных городов, проявив себя тончайшими дипломатами, закрыли татаро-монгольским всадникам дорогу на Запад. Пройди они туда – и недосчиталась бы Европа Леонардо да Винчи и Микеланджело, Петрарки и Шекспира. Правда, не произошла бы и кровавая Французская революция, ставшая прообразом для всех наших разрушителей государственности и Православия. Это православные в 1612 году смогли победить самозваную Смуту, страшнее которой разве что нынешние времена. Это православные в битве под Полтавой указали Карлу XII обратную дорогу домой. Это православные в 1812 году, помолившись вместе с Кутузовым иконе Смоленской Богоматери, одолели завоевателя, перед которым полмира склонило колени.
   Это православные силами своих верных сынов свернули шею тем самым фашистам, на которых вы шлете проклятия за холокост, а единомышленник ваш и бывший министр г-н Швыдкой предпочитает тот фашизм несуществующему русскому. Несуществующему, не существовавшему и не могущему существовать в стране православной.
   Давайте же одумаемся, господа, и прекратим пустопорожние прения о правомочности преподавания в русских школах «Основ православной культуры». Никто не заставляет ходить на эти уроки ваших детей и внуков. Но не обкрадывайте наших наследников, как это делали ваши отцы и деды, лишив нацию знания основ подлинной истории культуры, ибо без веры и религии она изначально не может существовать.
   Сделать это не поздно, господа!

Он во каков для простаков, но знаем мы – он Кабаков

   Русскому человеку вообще, а художникам, зодчим, писателям и музыкантам особенно, свойственно уважительное отношение к истории, обычаям и культуре западных и восточных соседей. Россия недаром в последнее время именуется очагом евразийства. И это прекрасно, если только не брать во внимание кривляння и передергивания по этому поводу со стороны суетливых, а иногда и откровенно нечистоплотных средств массовой информации, на корню присвоенных ловкими махинаторами «а-ля Березовский и Гусинский», внедрившими в жизнь лозунг полупьяного хозяина России: «Берите, сколько сможете!»
   Как много дало взаимное общение русских иконописцев с мастерами итальянскими, сербскими, болгарскими, а уж столпам византийского искусства мы обязаны если не всем, то многим. Когда псевдопатриоты обвиняют некоторых моих единомышленников и меня в приверженности чужеземным влияниям на нашу культуру, я обычно отвечаю: «А вы сломайте кремлевские церкви, ведь их строили фрязины с Фиораванти во главе!» Не знают они, видимо, что великого итальянского зодчего пригласили тогдашние правители Московии, но прежде чем начать строительство Успенского собора, отправили его во Владимиро-Суздальские земли поучиться у старых русских зодчих, создавших в XII веке такие жемчужины, как храм Покрова на Нерли, Успенский и Дмитриевский соборы, Георгиевскую церковь в Юрьеве-Польском. И какой блистательный результат дало такое сотрудничество – веками радует изяществом своих форм, внутренней мощью и симфонизмом архитектурных слагаемых кремлевское чудо, сотворенное итальянцем на русский лад! Таких примеров бесконечное множество: один Петербург – русская столица, в строительстве которой сошлись таланты Воронихина и Растрелли, Росси и Стасова, Кваренги и Монферрана, – дорогого стоит. Интернационализм русского искусства способствовал процветанию дара Левицкого и Брюллова, Пушкина и Тютчева, Баженова и Казакова, Мусоргского и Чайковского, Блока и Цветаевой, Серова и Чехова. И когда нас сейчас пытаются обвинить во вторичности русского искусства и в квасном патриотизме, хочется крикнуть: «А вы посмотрите, почитайте, послушайте, поизучайте!» И совсем непотребны печатные и электронные средства все той же «родной» массовой информации, наперебой хулящие, поносящие, изничтожающие и наследие наше богатейшее, и любое классическое проявление современных служителей прекрасного.
   Сколько оскорбительных слов в адрес талантливого советского художника Виктора Попкова (особенно досталось лучшей его картине «Шинель отца») произнесла некая г-жа Кабанова из «Известий»; какие ушаты грязи вылил на драгоценное наследие Аркадия Пластова откровенный русофоб г-н Ревзин из «Коммерсанта»! И все ведь сходит им с рук! Зато как усердно превозносят они выдаваемые за прогресс проявления отморозков, рубящих иконы в Манеже, пожирающих кондитерский «труп» Ленина в галерее Марата Гельмана, плюющих в святая святых – веру человека в Бога – на выставке «Осторожно, религия!», совсем не случайно благословленную к показу в музее А. Сахарова его вдовой Е. Боннэр.
   Зато как та же г-жа Кабанова сомлела от того, что прикоснулась она на выставке в Германии к обшлагу пиджака «самого Кабакова»! Ту выставку воспели все газеты, кроме, разумеется, патриотических «прибежищ для негодяев».
   Приезда Кабакова в Россию услужливые донельзя музейщики и славильщики из СМИ ждали, словно возвращались, скажем, Бунин или Шаляпин. И когда он приехал, буквально задохнулись от восторга. «Приезд Кабакова на открытие эрмитажной выставки стал не просто сенсацией – он говорит о том, что кончилась эпоха… Счеты сведены, пришли другие времена… Кабаков – отец-основатель московского концептуализма, главного художественного брэнда России второй половины XX века». Умри, лучше не скажешь, чем написавшая эти строки в «Коммерсанте» г-жа Матвеева. И будто не было во второй половине двадцатого века Лактионова и Комова, Жилинского и Нестеровой, Краснопевцева и Зверева, Пластова и Немухина, Коржева и Свешникова, Харитонова и Попкова, Шварцмана и Виктора Иванова.
   Со всей уверенностью и совсем немалой посвященностью в основы изобразительного искусства скажу, что Кабаков – искусственно раздутое имя. Концептуализм у него коммунальный и к прекрасному он глух, как и покинувший Россию вместе с ним г-н Купер. И недаром еще один изгой – талантливый мастер Борис Заборов с присущей ему скромностью дал недавно трезвую оценку горе-концептуалистам. Огромные деньги тратит «Фонд Гугенхайма» и другие хорошо финансируемые пропагандистские центры на таких вот кабаковых! Одних роскошных банкетов в Петербурге хозяйка Стелла Арт Гэлери Стелла Кей и гугенхаимовец Ник Ильин (что бы сказал его отец – известный философ русского зарубежья, автор дивной книги о Святом Серафиме Саровском!) закатили немерено. «Заводилой» камерных застолий выступал Михаил Швыдкой, был там и Зураб Церетели, поспешивший купить одну из инсталляций.
   Но самое страшное, что две работы Кабакова – «В шкафу» и «Туалет в углу» – останутся в Эрмитаже навсегда. Они, по словам директора г-на Пиотровского, «станут жить там постоянно и во многом определят, каким будет эрмитажный «Музей искусства XX века». Приехали! Мало г-ну Пиотровскому сомнительного «Черного квадрата» Малевича, за который г-н Потанин отвалил миллион долларов, украденных у рабочих, учителей и тех же музейщиков! Подавай и очередного иностранца – «Кабакова – «Рюсь из города Тамбова».
   Я обвиняю г-на Пиотровского в том, что, приобретая для Эрмитажа сомнительные поделки, он умудрился без государственного разрешения отдать Швыдкому «Бременскую коллекцию» для преступной переправки ее в Германию. А ведь в свое время мы с тогдашним министром культуры СССР Николаем Губенко переправили ценное собрание в Эрмитаж, дабы спасти его от чрезмерно разгулявшегося ее «хозяина» г-на Балдина. К этому обвинению присоединяю и протест против незаконного возврата в Германию 114 ценнейших витражей из Мариенкирхе (XIV век) в обмен на совсем крошечные немецкие компенсации. И если скажете вы, г-н Пиотровский, что получили от немцев деньги на восстановление новгородской Успенской церкви с Болотова, то покажу я вам межгосударственный договор России и Германии о том, что только за Бременскую коллекцию немцы обязуются нам восстановить семь новгородских храмов и укомплектовать разворованный фашистами здешний музей.
   Так не пора ли одуматься, господа кабаковцы и гугенхаймовцы? Ведь еще не поздно.

Кукушки и петухи

   В самых первых шагов так называемой либерализации многострадального нашего Отечества любому здравомыслящему человеку было ясно, что агония перестройки, ее последователей и апологетов далеко не за горами. Но мало кто мог представить тогда уродливые, фантастически кошмарные проявления этой самой агонии. Разве можно было даже подумать о появлении на страницах главной газеты «свободного» рынка, к каковым безусловно относит себя «Коммерсант», юбилейного панегирика Борису Немцову от его подельника Альфреда Коха. В форме, напоминающей стихи, привлекавшийся уже однажды к суду за писательство и грабительство Кох сумел так грязно и непристойно материться, что любой биндюжник должен отдыхать. Бедные «Файнэншл, Нью-Йорк и Лос-Анджелес таймсы», смотрите, какого чудо-ребенка выпестовали. Ведь именно на ваши солидные органы держит равнение доморощенный «Коммерсант». А где же закон, привлекающий к ответственности за публичные сквернословие и оскорбление невинных читателей? Где средства массовой информации, обязанные следить за нравственностью современников, чистотой морали, соблюдением норм русского языка? Да там же, где Кох и Борис Немцов. Они такие же кукушки и петухи, как их хозяева, герои, советчики и пособники. Сколько лет два этих надменных, издевающихся над Россией циника мозолили глаза телевизионным налогоплательщикам!
   Появление хулиганского пасквиля в «Коммерсанте» я приравниваю по своей вседозволенности и распущенности к последней церемонии – а скорее шабашу – вручения очередных ТЭФИ-статуэток. Те, кто не заснул в ту ночь «прямой» трансляции удручающего действа, поняли, что дальше ехать некуда.
   Откровенно эпатажное издевательство над государственной политикой, проводимой президентом, стало особенно возмутительным, ибо проходило в то время, когда не минуло еще и сорока дней со дня бесланской трагедии. Когда вручались призы якобы обиженным властью «героям» типа Шустера и Парфенова, жалко было, что среди основной массы назвавших самих себя телеакадемиками есть и люди, никогда и ничем не запятнавшие своей совести за годы служения музе телевидения. Но их так мало, а слабые голоса их неслышны в могучем реве отвязанных, заангажированных наших «просветителей».
   Я уже слышал в 1991 году в Концертной студии Останкино этот рев. Не скрывая своей радости, дорвавшиеся до богатой телекормушки, нынешние академики кричали: «Мы победили, ура!» А из-за стола президиума за ними удовлетворенно наблюдал неистовый борец с марксизмом-ленинизмом, вечный агитпроповец Егор Яковлев, поддержанный своим цековским однофамильцем – ярославским двурушником.
   Задаю себе постоянно вопрос: «Неужели всем этим петухам и кукушкам в течение десяти уже лет не надоело награждать себя любимых? Ведь все они получили высшее образование, читают книги, смотрят старые добрые фильмы, вспоминают родительские заветы».
   Но учитывая, сколько за эти десять лет вылито ими заведомой лжи, сколько высказано слов нелюбви в Родине, сколько опозорено и осквернено истинных патриотов и подлинных умов государственных, получаю однозначный ответ: стыд для этих людей – имя несуществительное. Как с годами менялись лица лгунов и телесирен, обслуживающих березовских, гусинских, Чубайсов и Гайдаров. Только человек с железной психикой и черствой душой мог не лишиться разума, слушая вранье Киселева, Сорокиной, Сванидзе, Парфенова, Шустера, Швыдкого и иже с ними. Белыми нитками были шиты аргументы и факты, преподносимые телезрителю постоянно приглашаемыми ими в свои шоу хакамадами, альбацами, ясиными (с дочками), шахраями и прочими шумейками с доренками. Чем хуже было России и ее жителям, тем страшнее становились публичные посиделки, тем безответственнее их болтовня. Реальный Шендерович и виртуальные Хрюн и Степан откровенно издевались над самим словом «русский», позорили нашу и без того униженную армию, славословили любого нашего врага, будь он родом с Запада или Востока. Не создав ни одного пристойного фильма, не порадовав зрителя хорошим сериалом, отдали они эфир на растерзание донельзя опущенным дельцам от шоу-бизнеса и смехопанорам. А у тех лексика недалеко ушла от коховской; музыка и тексты песен показались бы непристойными и динозаврам, а юмор может вызвать смех лишь у безнадежно зазомбированных особей.
   Не телеакадемикам, ибо они все равно не поймут, а «если поймут, не ответят», а тебе, читатель, да и себе самому задаю я вопрос: почему такая высокопрофессиональная, глубоко человечная и озабоченная жгучими проблемами современности передача, как «Постскриптум», даже не была номинирована на душераздирающую статуэтку? Думаю, что ее ведущему Алексею Пушкову наплевать на решение своих сплоченных у жирного пирога коллег. Пойдите попробуйте сравняться с «Постскриптумом», господа телерулящие всевозможных шоу! Не выйдет.
   В дни, когда вся страна со слезами на глазах переживала гибель «Курска», главный телеакадемик В. Познер публично назвал выпуск «Времен», посвященный этой трагедии, большой своей удачей. Известный поэт Евгений Нефедов откликнулся тогда на этот цинизм скорбным стихотворением:

     …Хваля себя, телетрепач
     Сюжет о страшной русской гибели
     Отнес к числу телеудач…
     Лафа, ребята!
     Пусть изводятся
     Под корень люди и страна
     Вам, перевертыши,
     как водится,
     Что ни война – то мать родна…
     И не успеете обвыкнуться,
     Везенье празднуя свое,
     Удача так всем
     вам откликнется,
     Что лучше б не было ее!

   Не могу обратиться к «кукушкам и петухам» от телевидения с призывом «Давайте одумаемся». Они все, что могли совершить, уже совершили и теперь агонизируют.
   Хочу сказать телезрителям и руководителям государства: «Давайте одумаемся!» И сделаем телевидение наше гуманным, помогающим жить и вселять надежду в усталые сердца и добрые души. Еще не поздно, господа!

Об играющих, праздно болтающих

   Помню по сей день, как меня – дитя войны – поразила сцена пьяного застолья спекулянтов в любимом фильме «Летят журавли». Ужаснулся я, узнав в свое время, что в блокадном Ленинграде, на улицах которого лежали неубранные трупы, предприимчивые проходимцы ели икру, пили дорогие вина и даже, пользуясь страшным событием, умудрялись собирать художественные коллекции. И как же быстро люди привыкают к таким проявлениям бесшабашной нечистоплотности, когда на виду у всей России, ввергнутой в уже не первый год длящуюся вялотекущую войну со страшными, кровавыми терактами, нападениями на города, больницы и театры, нахапавшие немереные народные богатства бессовестные «счастливчики» не устают участвовать в постоянных раутах, презентациях, вернисажах, бесчисленных фестивалях, свадьбах, юбилеях, и несть конца этим модным тусовкам.
   Какое омерзительное впечатление производят на обыкновенных людей похотливо отсмакованные отчеты о так называемой светской жизни Москвы и Петербурга, да и наиболее шустрые провинциальные писаки стараются не отставать от столичных гурманов. Неужели не стыдно героям светской хроники и обслуживающим их журналистам описывать ломящиеся от редкой снеди и дорогих напитков столы, когда даже с экранов пролживленного нашего телевидения постоянно просачиваются сюжеты о голодающих учителях, врачах, научных работниках и доведенных до отчаяния шахтерах и металлургах. Поразительно, но без пьянки и обжорных столов не обходится ни одно событие, даже самое скромное. Мне посчастливилось в своей жизни организовывать и открывать десятки и сотни художественных выставок. Но разве думали мы, готовясь к торжественному событию, о каком-то богатом банкете, на котором сразу забывают и о самой выставке, и о художниках, и об устроителях. Нынче же постоянно действующие орды вернисажистов кочуют из одного зала в другой, из музея в галерею, спеша не пропустить ни одного сопутствующего выставке фуршета или застолья, и похваляются потом друг перед другом «победами», одержанными на поле тусовочной брани.
   Однажды я поймал себя на мысли, что газетная светская хроника, славящая «играющих и празднично болтающих», не переставала появляться на газетных полосах ни в дни трагедии Буденновска, ни в тревожные часы, когда все люди с надеждой и трепетом ожидали чудесного спасения затонувшего «Курска», ни тогда, когда слезы отчаяния душили наблюдавших за зверствами террористов на Дубровке и в Беслане. А в дни взрывов на Пушкинской площади, у «Националя», у метро «Рижская» по телевидению показывали бесконечные шоу, смехопанорамы Жванецкого и Петросяна; комментаторы продолжали поливать грязью Лукашенко, забыв, что Белоруссия и Россия – исторически сложившееся целое.
   В «пире во время чумы», согласно газетным отчетам, участвуют одни и те же персонажи: банкиры, доморощенные олигархи, намозолившие глаза актеры, режиссеры, кутюрье, спавшие с голоса певцы, давно забывшие о стыде и приличии писатели, ушедшие в бизнес спортсмены, бывшие спецслужащие с холодными руками и горячим сердцем. Прочитав очередные колонки о ночных загулах нашей самозваной элиты, только под утро возвращающейся на Рублевку или в баснословно дорогие новостройки, невольно задаешься вопросом: а когда все эти движущие силы нашего общества трудятся на благо Отечества? В свое время один из представителей богатейшей русской семьи Рябушинских позволил себе уйти в бесшабашный загул, понастроил роскошные виллы и дворцы, где устраивал оргии. Недолго продолжалась такая жизнь, ибо родители и братья строго пригрозили ему банкротством, и ретивое чадо вынуждено было поумерить свой пыл. И если продолжать экскурс в славную русскую историю, то невольно подумаешь, а могли ли так вести себя, как нынешние неунывающие богатеи, братья Третьяковы, Бахрушины, Щукины? Нет, не могли! Они ведь думали прежде всего о работе, иначе не было бы у них средств на создание Третьяковской галереи, Бахрушинского музея или Щукинской галереи.
   Когда в жирной ночной жизни столичной бултыхаются люди, чуждые какой-либо культуре, с трудом отличающие Пушкина от Вознесенского; банкиры, выдающие себя за писателей, и писатели, ставшие банкирами; окружающие их дамы, «прекрасные во всех отношениях» – от безутешных вдов до оставшихся сиротами дочек, обслуживающих самых богатых воров государственного имущества, – это одно. Но когда их собутыльниками и сотрапезниками становятся те, кто одарен от Бога, кого слушают и кем восхищаются истинные ценители прекрасного, невольно начинаешь бояться этой всепожирающей машины пошлости и разврата. Когда музыканта – творца, вызывающего своим неповторимым искусством слезы радости и приближающего слушателей своим исполнением к небу, в его юбилей дочка борца за демократию, ходившего во власть (а зачем?), г-на Собчака с прислуживающими гетерами укладывает на праздничное ложе и осыпает его хитон фиалками, специально доставленными из Пармы, становится не по себе и кажется, что серный запах Содома и Гоморры окружает тебя, заставляя вспомнить о грядущем Апокалипсисе.

«Триумфаторы»

   Премии и всевозможные награды в наши постперестроечные либеральные годы раздаются немереными мешками. Создается впечатление, что у нас каждый день совершается как минимум по одному геройскому подвигу, сочиняется нетленный литературный шедевр, пишется сразу становящаяся классической симфония, делается мирового значения открытие, рождается гениальная идея, а уж театральные спектакли и кинофильмы высшей пробы сыплются, словно из рога изобилия. Устаешь смотреть и читать, как одни и те же персонажи вешают ордена, вручают призы и дипломы одним и тем же отличившимся. Сливки «демократической» элиты, поносившие тоталитарную страну и ее постоянных героев и лауреатов, теперь дорвались до пульта машины, решающей, кого награждать, а кого поносить. И награждают, естественно, в первую очередь самих себя, потом ближайшее окружение, потом единомышленников. И даже близко не подпустят они к тщательно оберегаемой кормушке людей инакомыслящих, особенно позволяющих себе усомниться или разочароваться в прелестях пожаловавшей к нам вожделенной рыночной экономики. Принцип один: «Своя от своих и своя за своих». Становится стыдно за действительно порядочных и заслуживших своим трудом и творчеством благодарности признательных потомков, когда выстраивают их на триумфальных подиумах рядом с абсолютными ничтожествами, пошляками, оплевывающими все святое и чистое.
   Когда я первый раз воочию увидел проходившую в заповедном Большом театре процедуру вручения премии «Триумф», а показывали по телевидению те церемонии с дотошными подробностями, удивлению моему не было конца. Не скажу, что все «бессмертные» чины высочайшего жюри, являлись для меня особыми авторитетами в области литературы, музыки, театра и изобразительного искусства. Некоторые даже вызывали полное неприятие своими на скорую руку сотворенными поделками. Однако были среди них и те, кто действительно, получив от Бога талант и недюжинные способности, прославил родную нашу культуру, никогда не поступился моральными принципами во имя сиюминутного успеха. Правда, таких в кулуарах Большого театра отмечено было мною немного. В основном ценители триумфа группировались вокруг семейки Вознесенского и Богуславской, сверяли свои часы с главным российским сатириком всех времен и народов Жванецким. Я эти эпитеты не из пальцев высосал, так его частенько величают ослепленные славой смехача почитатели, возведшие его даже в ранг главного и единственного дежурного по стране. Но самым страшным в новой ежегодной премии, призванной свести на нет стоимость государственных наград и поощрений, была ее экономическая составляющая. Щедрым благодетелем, поспешившим запустить свои скользкие щупальца в культурные сферы и порулить российской культурной политикой, стал господин Березовский. Для меня в этом человеке сконцентрировалось все самое нечистоплотное, мелкое, жульническое и бессовестное, буквально затопившее многострадальное наше Отечество в последние пятнадцать лет. Конечно, он не один такой! Подельников, единомышленников и апологетов у него хоть отбавляй. Может, даже и покруче есть, но уж больно наглядно Березовский сконцентрировал в своем образе все самые отрицательные движущие силы, приведшие к такому катастрофическому ослаблению нашего государства.
   Я сразу задал себе наивный, как теперь понимаю, вопрос: «А что, люди, получающие эти премии-подачки из рук расхитителя народного имущества, заставившего голодать и уходить преждевременно из жизни не одну сотню тысяч людей, не понимают гнусности происходящего на глазах у этих обворованных и обездоленных?» Потом выяснилось, что не только не понимают, но даже удивляются, когда я задаю им вопрос о нечистых деньгах и такой же нечистой совести! Один из моих друзей, которого я очень люблю по-человечески и высоко ценю его творчество, которым многие годы восхищался весь мир, даже сказал мне на полном серьезе, от всей души: «Вот если мне представят юридические доказательства виновности Березовского в хищении государственной собственности, я сразу выйду из состава жюри». Сказаны были эти наивные до смешного слова тогда, когда Генеральная прокуратура объявила крупного мошенника в розыск, а свою разрушительную антигосударственную деятельность этот оборотень и не собирался скрывать.
   Пусть простят меня близкие мои друзья и коллеги по творчеству, получившие премиальные деньги из кармана мошенника. Я не стану их за это любить меньше и продолжу восхищаться результатами их подлинно даровитого труда. Не посмеюсь я над ними, сославшись на слова римского цезаря о том, что деньги не пахнут. Вспомню только, как переживал по прошествии совсем небольшого отрезка времени Виктор Петрович Астафьев, с непосредственностью сельского жителя и воспитанного в детском доме наивного мальчишки, вляпавшись в «триумфальную кучу» и осознав потом мелочность поступка, не подобающего такой народной могучей глыбе.
   Руководителям нашего государства я хочу сказать: «SOS!» Березовский уже не первый год сорит своими грязными деньгами в Российской Академии наук. А это уже стратегически опасно; а вдруг он от награжденных академиков потребует, как от режиссера Любимова, принять участие в свержении государственной власти? Давно пора одуматься, господа!

Горе-шоумены

   Свободой слова, нежданно нагрянувшей в нашу строго регламентированную жизнь, поспешили воспользоваться все кому не лень, оставив за бортом всесильного корабля массовой информации тех, кто действительно мог сказать людям глубинную правду, чье проникновенное слово способно было помочь слушателям вернее сориентироваться в сложных лабиринтах и опасных рифах, обильно понастроенных псевдоперестройщиками и доморощенными либералами. Самые шустрые, беспринципные и изворотливые журналисты и телевизионщики буквально заливали газетные и журнальные полосы потоками лжи, а голубой экран полностью оказался в руках полупрофессиональных, самозваных глашатаев «счастливой эпохи», подаренной народу чубайсовскими и гайдаровскими методами первоначального обогащения.
   Больше всего меня поразила тогда метаморфоза, буквально на глазах случившаяся с небезызвестным господином Познером. Только что поносивший Америку на чем свет стоит, изничтожавший устои капиталистического мира в «Московских новостях» и других умеющих ловчить модных информационных изданиях, всегда находивший рабочее место в самых номенклатурных пропагандистских подразделениях, он самозабвенно слился в страстном телевизионном экстазе с американским до мозга костей шоуменом Донахью и стал насаждать в ничего не понимающей России заокеанские образ и стиль жизни с завидной настойчивостью, похожей на насильственные методы разведения в былые времена столь нелюбимого русскими людьми картофеля. Помаленьку новоиспеченный телешоумен и совсем перестал вспоминать о своем советском прошлом и столь ловко мимикрировал в страстного апологета самозваных хозяев мира – американцев, что никто даже не удивился, когда он громогласно заявил о счастье своем быть американским подданным. Представьте себе на минуточку, как на главном канале телевидения США политическую актуальную программу ведет бывший советский или нынешний российский гражданин, восхваляя при этом родные отечественные ценности.
   А чем хуже Познера другие внедрившиеся в российское ТВ пропагандисты, и почему их заграничные паспорта и многолетнее сотрудничество с вражескими «голосами» должны стать помехой при запудривании мозгов доверчивым нашим налогоплательщикам? Сколько таких краснобаев откровенно поносило действия наших военных, сражавшихся в самых горячих точках, и пламенно воспевало свободолюбивых, героических чеченских боевиков, вплоть до кровавого ужаса в Беслане.
   Многочисленные специализированные журналистские междусобойчики и шоу-посиделки на протяжении пятнадцати лет едва успевали сменять друг друга на всех телеканалах. Правда, состав участвовавших в них борцов за свободу слова и искателей нужной хозяевам истины разнообразием не отличался. А главное, дули спорящие между собой в одну дуду, да и споры их были показными, чаще всего напоминали посиделки на московских кухнях недалекого прошлого. Мне больше всего запомнилась грозная, непреклонная и, я бы сказал, кровожадная госпожа Альбац. Получившая в столь ненавистном ей СССР все – от детского воспитания до высшего образования, ни разу не столкнувшаяся с подлинными трудностями и не познавшая, почем фунт лиха, с пеной у рта требовала она уничтожения самой памяти о нашей истории, призывала сейчас же распустить правоохранительные органы и с помощью американских адвокатов судить старорежимных функционеров. Ей и в голову не приходило оглянуться вокруг себя, посмотреть, что творит в стране новая номенклатура во главе с Ельциным, а тем более вступиться за сотни невинно погибающих противников теперешнего режима или за миллионы безвременно уходящих из жизни россиян. Накричавшись вдоволь, удовлетворив свое тщеславие, посеяв смуту и рознь в головах слушателей, отбыла г-жа Альбац к заветным американским берегам, откуда вместе со своей духовной матерью г-жой Боннэр подбивает нас к неповиновению и беспорядкам, которые всегда по душе либералам-разрушителям.
   Полководец Суворов в письме к любимой своей дочери Наталье заметил: «…избегай людей, любящих блистать остроумием, ибо по большей части это люди извращенных нравов». Сколько такого «блистательного» остроумия обрушили на нас производители бесконечных шоу с юмористическим уклоном! Как угарный сон, вспоминаются бесконечные вертлявые выкрутасы Шендеровича, циничные издевки над пристойными людьми, вложенные в уста гогочущих и хихикающих Хрюна и Степана, которые так пришлись ко двору рыночников, что они предпочли отдать виртуальным персонажам очередную статуэтку ТЭФИ, обидев их реального конкурента – шоумена с министерским портфелем г-на Швыдкого. «Культурная революция» – так назвал ответственный за культуру в России свою более чем сомнительную программу. Сколько же надо было думать, сколько сделок с совестью совершать, если таковая имеется, прежде чем ошарашить продвинутых зрителей телеканала «Культура» заявлениями о том, что Пушкин безнадежно устарел, что русский язык немыслим без мата, а музей – не что иное, как кладбище культуры. Вместо того, чтобы помочь героическим музейным труженикам, едва сводящим концы с концами и все же хранящим духовные ценности в разных городах России, шоу-министр вместе с одними и теми же завсегдатаями его студии смеется вот уже который год и над культурой, и над ее подлинными творцами, и над бескорыстными ее ревнителями. А уж заявление Швыдкого: «Русский фашизм страшнее немецкого», – сразу вызвало справедливый гнев у всех более или менее здравомыслящих людей. Неужели ведущему так близки теплые печи Дахау и Освенцима, что он православной стране смеет навязывать идеологию фашизма, которая чужда ей по высшему определению?
   Чтобы министр не был одинок в своем непотребном кривлянии, на помощь ему приходят две беспардонные дамочки со своей кухонной, разнузданной, оскорбительной для любого собеседника «Школой злословия». Самое поразительное, что, как мотыльки летят на пламя свечи, слетаются эти собеседники к «Тане и Дуне», рвутся на провокационный соловьевский ринг, именуемый «К барьеру», спешат поделиться самым сокровенным с ведущей «Основного инстинкта» Сорокиной, навязывающей аудитории истины, давно преподанные ей основателями «гусинского» телевидения.
   Нужны, как воздух, новые формы просвещения и воспитания одураченного в последние годы народа; нужны Леонтьевы, Хомяковы, Аксаковы, Достоевские, Платоновы, Твардовские, Панарины, нужна свежая, от души и сердца идущая идея собирательства и укрепления страны.
   Давайте одумаемся и попросим уйти с экрана шоу-учителей. Пока мы ждем, они ищут наиболее изощренные способы одурманивания телезрителей. Особенно опасен в этом смысле шоу-проект канала «Культура» «Тем временем». Его ведущий – г-н Архангельский – умнее и хитрее своих шоу-коллег. В словесном его потоке, который остановить невозможно, он пытается утопить любое здравое суждение оппонентов. А когда ему это не удается, как во время встречи с замечательным ученым и просветителем Н. Лисовым, разбившим в пух и прах Архангельского и его пособников в студии, услужливая до неприличия газета «Культура» устами некоего Егора Одинцова, перевернув очевидный факт с ног на голову, поет осанну опростоволосившемуся и заангажированному шоумену.

Спорт и «спорт»

   Ранней осенью хожу я, как обычно, на матчи хоккейного «Кубка «Спартака». Больше всего в этих соревнованиях мне нравится смотреть поединки с участием ветеранов самого захватывающего вида спорта. Словно переносишься на машине времени лет на тридцать-сорок назад и снова видишь своих любимых до самозабвения игроков, с которыми связаны драгоценные воспоминания о юных годах, когда каждая встреча с тогдашними спортивными героями ожидалась с нетерпением, сравнимым разве что со сладостным чувством перед свиданием с любимой девушкой. Спорт, а особенно футбол и хоккей, были для меня частицей жизни, ибо помогали они легче переносить тяготы повседневья и забывать о бытовых неприятностях и трудностях, поджидавших тебя на каждом шагу.
   Восхищаясь прекрасной формой своих оставшихся молодыми друзей Вячеслава Старшинова и Александра Якушева, сумевших сохранить неповторимость манеры игры и юношеский задор, благодарю я Бога за то, что подарил он мне возможность наслаждаться их виртуозной техникой и артистическим блеском спортивного мастерства. Соперниками их, как правило, становятся наши ребята, играющие в именитых клубах НХЛ и приезжающие в перерыве тамошнего чемпионата на Родину. Получающие огромные деньги за свой труд, обласканные вниманием прессы, телевидения и многочисленных поклонников, поражают они порой чрезмерной расслабленностью, томной ленью и отсутствием столь необходимого в этом деле энтузиазма и азарта. Их обожатели часто обращаются друг к другу с вопросом, а кто это прошел по краю или сделал передачу, ибо не успевают они разглядеть номера на фуфайках. Разве нужно было нам видеть номер, чтобы опознать своего кумира? Разве можно было спутать Харламова с Зиминым, Старшинова с Фирсовым, Майорова с Альметовым или Блинова с Рагулиным? Каждый из тогдашних корифеев обладал только ему присущей манерой игры, у каждого был свой стиль, индивидуальный почерк, своя осанка, свои коронные приемы, свой внутренний дух. Объединенные великолепными тренерами в единый творческий ансамбль, они умели оставаться сами собой, сохраняя и совершенствуя индивидуальные человеческие и спортивные данные, полученные от природы. Потому и следили мы за их виртуозным исполнением затаив дыхание, наслаждаясь каждым финтом, каждой неповторимой заготовкой, каждым неожиданным приемом. И по сей день стоят перед глазами тогдашние спортсмены-легенды, которых знала и любила вся страна.
   Не знаю, как других любителей спорта, а меня факт покупки Абрамовичем старейшего английского футбольного клуба «Челси» заставил содрогнуться. Вот куда уходят из страны деньги, отобранные у врачей, учителей, шахтеров и музейных работников! А где же национальная гордость британцев, уступивших одно из своих спортивных достояний лицу, чьи капиталы более чем сомнительного происхождения? И уж совсем непонятно мне, как русские болельщики объединились в клуб фанатов «Челси». Когда узнаешь об этом, понимаешь, как все дальше и дальше уходим мы от общенациональных идей, ведь спорт – одно из мощнейших проявлений патриотизма и любви к Отечеству. Смотришь на бесцветные футбольные поединки российского чемпионата, ответственнейшие матчи мировых и европейских турниров и невольно задаешь себе вопрос: куда девались настоящие борцы и герои? Разве может кто-нибудь сейчас повторить подвиг Николая Тищенко, со сломанной ключицей отыгравшего целый тайм и помогшего нашей сборной стать олимпийским чемпионом; способны ли нынешние высокооплачиваемые игроки достичь вершин, покоренных Бобровым, Яшиным или Стрельцовым?
   Огромные деньги вкладывают в нынешний футбол и хоккей многие российские клубы. Локаут в НХЛ заставил и наших гастролеров, и западных знаменитостей искать крышу в российском хоккейном чемпионате. Около 3 миллионов долларов заплатили омские клубовладельцы чеху Яромиру Ятру всего за пять месяцев! Как из рога изобилия, сыплются деньги на легионеров, надевающих майки ЦСКА, «Динамо» и многих других футбольных клубов. Не говоря о том, что результат от этих непомерных трат нулевой, хочется предупредить наших тренеров и наставников о полном забвении основного спортивного стимула – национальной гордости и умения постоять за други своя. Конечно, если ориентироваться на вечно хулиганящего и орущего по всем телеканалам некоего Кушинашвили, то надо делать ставку на тех спортсменов, которые, получив профессиональные навыки в России, сразу же поехали за длинным рублем в чужеземство. «Слава миллионерам!» – прокричал распущенный мальчик в пошловатом шоу «5 вечеров», а я вспомнил, какие чудеса творили мои современники-спортсмены на протяжении многих десятилетий, получая при этом зарплаты абсолютно соразмерные с представителями других специальностей.
   Я прекрасно понимаю, что без существенных экономических дотаций спорт ни в одной стране развиваться не может. Но экономическая составляющая спорта ни в коем случае не является основным стимулом, позволяющим добиваться высших достижений и радовать зрителей совершенством и отточенностью форм, захватывающей интригой и красотой человеческих проявлений. Руководители российского спорта постоянно между собою ссорятся, что-то делят, на что-то жалуются. Но вряд ли их волнуют судьбы мальчишек и девчонок, ищущих дорогу в большой спорт и давно лишенных той заботы и внимания, которыми они были окружены в недавнем еще прошлом. Неприятно видеть и читать, как спортивный министр г-н Фетисов ругается то с представителями Олимпийского комитета, то с руководителями различных физкультурных подразделений. «Я не смотрел матч Россия – Португалия, – заявил министр, – но меня возмутило это позорное поражение». Главный руководитель, не нашедший времени посмотреть игру национальной сборной, мягко говоря, удивляет своим безразличием к исполнению служебных обязанностей.
   Меня, как и всех россиян, радуют прекрасные результаты славных представительниц нашего тенниса. Каждая победа Анастасии Мыскиной, Елены Дементьевой, Марии Шараповой доставляет такую же радость, как былые успехи Юрия Власова, Ларисы Латыниной, Алексея Уланова и Ирины Родниной, беспроигрышная серия наших блестящих хоккеистов. Но когда вспомнишь, что возможность овладеть на высшем уровне своей профессией героини самых престижных турниров получили в школах и на кортах Америки, невольно становится обидно за державу. Неприятно мне видеть их в объятиях «дедушки Ельцина», якобы заложившего основы процветания отечественного тенниса. Разваливая страну, выходил он в перерывах между пьянками на корт, совсем не думая о создании теннисной школы в России – и отправил нынешних чемпионов и чемпионок искать удачи у других берегов.
   Считать, кто больше заработал медалей на олимпиадах и чемпионатах, – дело статистиков. А вот испытывать радость за россиян приходится все меньше и меньше. Надо одуматься, господа, оглянуться на богатейшие отечественные спортивные традиции, вспомнить великих рекордсменов, их умение прославлять Родину своими успехами и постараться вернуть себе титул могучей спортивной державы.

Галереи, галереи, кругом одни галереи

   В эпоху тоталитаризма и сплошного застоя сколь вожделенно мечтали наши художники о подлинной свободе творчества, без которой немыслимо само существование искусства. Те, кто не согласен был с официальным курсом партии, диктовавшей незыблемые законы, спускавшей скучные разнарядки деятелям культуры, вынуждены были уходить в подполье, величаемое на западный манер «андеграундом». Мне довелось быть знакомым со многими неофициальными художниками, а с некоторыми из них по-настоящему дружить. Оговорюсь сразу, что действительно талантливых, способных сказать свое неведомое доселе слово в искусстве созидателей среди подпольщиков обреталось совсем немного. Анатолий Зверев, Дмитрий Краснопевцев, Александр Харитонов, Владимир Яковлев, Владимир Немухин, Борис Свешников, Михаил Шварцман – вот основные столпы, которые в любую самую суровую диктаторскую эпоху смогли бы проявить свое дарование и внести существенный вклад в картину общего художественного развития, а потому и сейчас их творчество вспоминается со словами исключительной благодарности, а подчас и восхищения. Многие же из примыкавших к этим движителям тогдашнего изобразительного искусства пользовались вынужденным положением гонимых, добровольно надевали на себя ореол мучеников, делая при этом абсолютно рутинную работу, приносящую весьма посредственные конечные результаты.
   Грянула жданно-гаданная перестройка; разверзлись хляби, и каждый гражданин получил свободу немереную, дабы «прославить» себя в области политики, государственности, экономики, градостроительства и международных отношений. А художникам вообще были предоставлены неограниченные возможности и различные пути для абсолютно свободного самопроявления. И такое тут началось! Музеи и престижные залы, привыкшие к размеренной выставочной деятельности, где классические экспозиции чередовались с показами работ современных отечественных и зарубежных мастеров, были отданы на откуп сначала классическому авангарду, десятилетиями томившемуся под запретом, потом тем представителям застойного андеграунда, которые ловко вписались в атмосферу ельцинских свободомыслия и вседозволенности, а за ними началась полоса открытия крупных и мелких галерей, чьи хозяева диктовали теперь моду в изобразительном искусстве.
   В совсем короткий срок, всего за какие-нибудь пятнадцать лет, на головы ничего не понимающих ценителей прекрасного обрушилась мощная лавина разнузданного и непотребного «творчества», которую можно сравнить лишь с извержением всеразрушающего вулкана. Поистине вступил в силу приснопамятный указ Петра I, разрешающий «каждому в ассамблее высказываться до конца, дабы глупость его видна была». Художником теперь может стать каждый, кто пожелает. Не надо рвущимся выставить свои работы овладевать сложной профессией, слушать мудрых учителей, завоевывать заслуженное место под солнцем многолетним трудом и обязательно при этом обладать божественным даром.
   Рубит «художник» в залах Манежа старые иконы на виду у зрителей – и его не уводят под руки в милицию как злостного нарушителя правопорядка. Нет, что вы, ведь это один из артефактов, одно из проявлений современного искусства. А прилюдное пожирание тела Ленина, преподнесенного в виде огромного торта, испеченного самым главным галеристом страны Маратом Гельманом, обмусоливается со смаком во всех почти газетах и журналах, бесконечно демонстрируется в теленовостях. С благословения родных, друзей и близких академика Сахарова демонстрируется в его музее выставка, порочащая христианство, буквально оплевывающая основную конфессию России – православие, – и снова слышен хор славильщиков позорного сего зрелища. А когда истинные ревнители веры предприняли решительные шаги протеста, то их тут же постарались привлечь к суду правозащитники из клана г-на Ковалева. К счастью, правда восторжествовала, и наша юстиция приняла решение осудить художников-осквернителей.
   Смотреть на так называемую продукцию, каждодневно преподносимую бесчисленными галереями, без отвращения и содрогания невозможно. В Москве и Петербурге крупные музеи предоставляют заповедные помещения наиболее знаковым, с их точки зрения, фигурам, задействованным в процессе разрушения основ классического искусства. То и дело празднуются открытия новых центров, салонов и галерей, призванных кормить современников несвежей пищей кулинаров, почему-то именующих себя художниками. И пусть они не ссылаются на подлинных авангардистов, творивших в первой половине прошлого столетия. Ларионов, Гончарова, Кандинский, Татлин, Попова искали новых путей художественного проявления на фоне меняющегося гражданского общества, в горниле войны, революций и классовых потрясений. Они прошли прекрасную художественную школу, такую же, как и их западные коллеги-авангардисты, умели первоклассно рисовать, владели разнообразными колористическими навыками, а главное – были высокообразованными, прекрасно знающими историю мировой культуры людьми.
   На фоне дешевой галерейной вакханалии доморощенные культуртрегеры делают все для того, чтобы вычеркнуть из нашей памяти и классическое наследие прошлого, и творчество блестящих мастеров, недавно ушедших из жизни или еще продолжающих творить в кошмарных реалиях сегодняшнего дня. Если иногда в музейных и академических залах устраиваются посмертные юбилейные выставки корифеев отечественного искусства, то средства массовой информации предпочитают отмалчиваться или ограничиваться скупыми телеграфными сообщениями. Обидно быть свидетелями преднамеренного равнодушия, когда обходят вниманием наследие А. Пластова, О. Комова, В. Попкова и многих других талантливых художников, всю жизнь посвятивших служению своей прекрасной музе. Обидно и потому, что нынешние передовые и модные живописцы, графики и скульпторы, не создав ничего претендующего на сохранение в памяти благодарных потомков, не устают славить и воспевать себя, любимых.
   Россия привыкла, что в любую эпоху, в любой самый трудный исторический период ее художники радовали современников произведениями, будь то отдельная картина, скульптурный монумент, графический цикл, декоративное убранство или драгоценные настенные росписи.
   Дождемся ли мы так нужного для утверждения национальной идеи мартосовского памятника Минину и Пожарскому, ивановского «Явления Мессии», суриковской «Боярыни Морозовой», серовской «Девочки с персиками», нестеровского «Отрока Варфоломея», попковской «Шинели отца», комовского «Пушкина» в Твери или лиричных и эмоциональных полотен Моисеенко? Дождемся лишь в том случае, если снова во главу угла будет поставлен принцип «Служенье муз не терпит суеты, прекрасное должно быть величаво».
   Давайте одумаемся, господа, и сделаем так, чтобы слово «галерея» ассоциировалось у нас с духовным центром в Лаврушинском переулке, а не с ларьками и палатками, порожденными необузданной рыночной экономикой.

«Пятая колонна»

   Всякая война – зло, замешанное на людской крови и слезах матерей. Историки, правда, делят войны на справедливые и несправедливые, захватнические и оборонительные. С моей точки зрения, нет ничего хуже грязных войн, ведущихся не по правилам наступательной стратегии, а по наущению политиков, полностью забывших о стыде и совести. В таких нечистоплотных попытках уничтожить и осквернить неугодного противника нет места воинским подвигам, полководческой прозорливости, не говоря уже о благородстве и достоинстве. Когда в силу вступают ложь, корысть и коварство, нужно забыть о победах Александра Македонского и Юлия Цезаря, о переходе Суворова через Альпы, о Бородине и Сталинграде, о падении Берлина, о героической обороне Москвы и Ленинграда. В грязных войнах основное оружие – незаконно награбленные капиталы, стремление обманными путями подчинить себе слаборазвитые страны, абсолютное попрание принципов христианства и гуманности. Именно такую войну ведут последние шестьдесят лет США против России. Да, я не оговорился, именно шестьдесят лет.
   Понимая, что СССР, обладавший мощными вооруженными силами, оснащенными ультрасовременным оружием, является основным препятствием на пути к мировому господству, Америка избрала коварную тактику, направленную на разрушение супердержавы, «империи зла», как они ее называли. С задачей этой она справилась успешно, в основном с помощью недееспособных советских лидеров и гнилой бюрократической машины, обслуживавшейся серыми машинистами, чье профессиональное чутье и умение заменялись партийными и комсомольскими билетами. Как быстро смогли они пустить на ветер мощные человеческие и природные ресурсы, поддерживавшие силу и мощь дореволюционной России! Разрушив империю, царь которой, Александр III, объявил всему миру, что у России всего два верных союзника – армия и флот, большевики уничтожили драгоценный крестьянский генофонд, а без него Россия действительно превратилась в колосса на глиняных ногах. Заменив патриотическое, зиждившееся на глубокой вере православное мышление, свойственное отечественным философам уровня Хомякова, Достоевского и Ильина, пустопорожними интернациональными лозунгами, Советская Россия стала предметом неодушевленным, а отдельные светлые личности и даже стойкие борцы не смогли противостоять разрушительной угрозе со стороны США и их европейских единомышленников. Для меня лично не была большой неожиданностью всеразрушающая перестройка и страшные последствия, принесенные ее бездарными и бессовестными инициаторами в наш родной дом. «Пятая колонна», возглавленная Горбачевым и Ельциным с услужливыми прихвостнями, не в конце восьмидесятых родилась, корни ее уходят в более глубокие хронологические пласты. Сейчас, когда я пишу эти строки, на глазах у всего мира Америка вступила в решающую фазу разрушения «империи зла», хотя теперь это уже и не империя вовсе, а ослабленная и бессовестно разграбленная Россия. То, что происходит нынче на Украине, любой здравомыслящий человек сопоставит с разбоем на большой дороге, выдаваемым заокеанскими кукловодами за борьбу во имя процветания пресловутой демократии. Почему Колин Пауэлл должен с официальной вашингтонской трибуны приказывать украинскому избиркому признать выборы президента нелегитимными? Сколько за последние годы мы услышали таких приказов Белого дома! Это Мадлен Олбрайт вместе с Хавьером Соланой обманули весь мир и уничтожили Югославию, якобы борясь с режимом Милошевича, а на самом деле истребляя сербскую нацию, подвергая варварским бомбардировкам беззащитный Белград, на глазах у «прогрессивного» европейского сообщества превращая в прах древние монастыри, фрески и иконы, внесенные в золотой фонд ЮНЕСКО. «Поздравляем с Пасхой!» – писали трусливые летчики на страшных авиаснарядах, и не остановил их наместник Бога на земле, старый римский папа. Это Колин Пауэлл и Кондализа Райе вместе с нашим «другом» Бушем-младшим начали бессмысленную и кровопролитную войну в Ираке, а потом оказалось, что поводом для этой агрессии стали мыльные пузыри, пущенные американской разведкой.
   Наша «пятая колонна» всячески поддерживала «демократические инициативы» своих вашингтонских учителей и кумиров. Помните, как Чубайс, Немцов, Гайдар и Хакамада истерически требовали от своего единомышленника в Югославии Вука Драшковича способствовать американским варварам? Помните, как русофобствующая г-жа Сорокина в день объявления иракской войны собрала в «Останкино» боевых членов «пятой колонны» и вместе с ними заявила, что России этот конфликт не касается и «любимый город может спать спокойно»? Много ли мы слышали от доморощенных либералов протестных выступлений, когда г-н Черномырдин с ловкостью и пронырливостью газоторговца сдавал беспардонно Югославию? Наоборот, все телеканалы кричали «ура» и «в воздух чепчики бросали»!
   Сегодня «пятая колонна» снова на коне и помогает нагнетать и без того близкую к военной обстановку на Украине. Я не могу без чувства протеста и омерзения смотреть новостные выпуски НТВ или читать украинские отчеты в «Коммерсанте». Когда слышу комментарий ведущего НТВ Пивоварова, не скрывающего своей ненависти к России и ее сторонникам (я уже публиковал в одной из газет обращение в Генпрокуратуру с просьбой призвать этого оплевывающего многовековое русско-сербское братство молодца к уголовной ответственности), когда знакомлюсь с «коммерсантскими» репортажами некоего Панюшкина, то хочу заверить вас, дорогие читатели, разнузданная эта пропаганда равносильна показу во время нашей войны с фашизмом на экранах советских кинотеатров геббельсовской хроники вместо «Новостей дня». А разве можно оставаться равнодушным, когда видишь напечатанными в том же «Коммерсанте» провокационные сентенции ярых активистов «пятой колонны», верных либеральных приспешников горбачевского советчика Коротича и ельцинского вице-премьера Немцова?
   «Москве надо утереться и заткнуться (каков стиль? – С.Я.). Ах и небольшого ума ребята вьются вокруг Путина! А ему надо подумать, как вылезти из дерьма, ведь кроме него и Лукашенко никто не додумался поздравить Януковича. Этим Путин лишил Россию права быть арбитром на постсоветском пространстве» (Коротич).
   «Надо, во-первых, признать факт чудовищной фальсификации выборов. А во-вторых, прекратить составлять компанию Лукашенко, Туркменбаши и Ким Чен Иру… Если Путин не изменит отношения к Украине, то во время визитов в эту страну ему придется проводить встречи на яхте на Днепре, а не в Киеве» (Немцов).
   «Мы стояли с Борисом Немцовым на лестнице, а снизу шла Юлия Тимошенко. Она улыбалась, но так, как улыбаются люди, желая, чтобы их погладили по голове. «Ну как, Юля?» – спросил Немцов. «Все хорошо», – она улыбнулась и прикоснулась лбом к плечу Немцова». Слезы умиления должно, вероятно, по мнению обозревателя «Коммерсанта», вызвать воркование разрушителя России, бездарного болтуна Немцова и находящейся в розыске со стороны нашей Генпрокуратуры провокаторши, призывающей украинский народ к кровавой бойне.
   Одна из главных составляющих отечественной «пятой колонны» – многочисленный отряд образованцев, самозванно объявивших себя интеллигентами. Состав наших горе-просветителей неизменен. Нас по-прежнему через все информационные рупоры учат жить писатели типа циника и сквернослова Ерофеева, пичкают бесконечными сериями насквозь пролживленных «Московской саги» и «Детей Арбата», оболванивает своими псевдоисторическими хрониками г-н Сванидзе, старается выдать белое за черное г-н Архангельский, потешается над культурой и литературой шоумен Швыдкой. Квинтэссенцией, своего рода программным заявлением, стали слова, сказанные неким политобозревателем г-ном Приваловым (помните, с трубкой?). Ничтоже сумняшеся он заявил на кухне Дуни и Тани, что 21 августа 1991 года, постояв у «Белого дома» и поняв, что штурма ельцинской цитадели не будет, по дороге он увидел вокруг себя одни рожи, ибо настоящие одухотворенные, просветленные лица все остались на бутафорских белодомовских баррикадах. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Господа из «пятой колонны», постарайтесь все-таки одуматься! Не пристало людям, живущим в России и пользующимся благами, которые подлинным труженикам и не снились, так беззастенчиво предавать ее интересы и столь цинично служить денежным хозяевам, старающимся сделать весь мир своим рабом!

Савва не «совок»

   Начну с цитаты из большущей статьи В. Сироткина в газете «Россия» – «Дымовая завеса: русско-еврейские разборки». Надавав вначале по сусалам (слегка) проигравшим выборы в Думу и их пиарщикам Познеру, Киселеву, Сорокиной и Шустеру, господин Сироткин, не опуская забрала, буквально вопиет: «А вот патриоты-«совки» безмерно возрадовались этому второму крупному избирательному провалу «октябристов» (СПС) и «кадетов» («Яблоко») за минувший век (выборы в Учредительное собрание в 1917 г.). И уже грозят законодательными карами телеведущим и руководителям СМИ в духе высказываний известного искусствоведа-реставратора патриота Саввы Ямщикова: «Ведь только зомбированные люди могут без чувства брезгливости смотреть на пошлые потуги казаться остроумными всяких аркановых, винокуров и петросянов с женами…»
   Теперь уже только в дурном сне могут вспомниться оргии – протесты, связанные с привлечением к уголовной ответственности хозяина «НТВ» г-на Гусинского. С утра до вечера, минута за минутой, словно военные сводки, показывали нам парашу, холодильник и телевизор в бутырской камере, куда на тройку дней сходил в экскурсию находящийся сегодня в розыске расхититель народного добра. Нет, не такую камеру имел в виду Высоцкий-Жеглов, когда говорил, что вор должен сидеть в тюрьме. А сколь живую страсть изображали служанка «демократии» Сорокина и барин ее Киселев, держащий оборону в винном подвале своего дома и показывающий полуголодным врачам и учителям бутылки, стоимость каждой из которой достаточна для трехлетней зарплаты обездоленного специалиста. Как злобно издевался над гражданами России – от президента до слесаря – шустрый и скучный Шендерович. Завравшийся вконец «ростовский полуплейбой» Дибров договорился до того, что забыл о собственных «мерседесах», и с останкинской трибуны плакался про личный «Запорожец». А как неистово поддерживали телевизионщиков «засланный казачок» из-за океана г-жа Альбац и друг ее г-н Рост, умудрявшийся раньше одновременно приятельствовать с Сахаровым и делить праздничный стол с партийным душителем академика – цековцем и тассовцем Игнатенко. В помощники себе позвал он лучших друзей – врагов России Шеварднадзе и Елену Боннэр.
   Клялись все эти вышедшие на площадь «смельчаки» в желании говорить правду и только правду. Да только, если декабристское восстание обернулось трагедией для России и для честных, но обманувшихся ее сынов, среди которых были подлинные патриоты Волконские, Трубецкие, Фонвизины и Пущины, то спектакли «НТВ» оказались комедийным фарсом, да и разбежались актеры-заединщики вскоре по сытным кормушкам.
   В те дни лишь газета «Завтра» и другие немногочисленные левые средства СМИ осуждали подразгулявшихся скороспелых хозяйчиков нашей державы. И какой же радостью стала для меня колонка в «Литературной газете». Профессор МГИМО В. Сироткин буквально кинул в лицо Киселеву и К°: «Покажите во время своих передач бегущей строкой суммы ваших денежных вознаграждений. Ведь на некоторые из них можно обеспечить пенсией город Углич на целый год». (Оклады людей Гусинского зашкаливали и за сотню тысяч зелеными. – С.Я.)
   Сомневаясь в правомерности поисков г-ном Сироткиным царского золота на чужбине (тут для меня авторитет известный тележурналист Виктор Правдюк, документально назвавший эти поиски бессмысленными), я все же обрадовался встрече на газетной полосе с единомышленником. И хвала ему за это! Но правда одна редко у кого бывает.
   Назвав меня «ура-патриотом», г-н Сироткин, вы явно спутали мою фамилию с именами тогдашнего руководителя «Памяти» Д. Васильева или знаменитого художника с галереей собственного имени… Вы учились в Институте международных отношений и на этом основании относите себя к интернационалистам. Но и у меня, г-н Сироткин, в университете и за его стенами учителями были Л.Н. Гумилев, Н.П. Сычев и В.Н. Лазарев, которые помогли мне полюбить искусство восточное и западноевропейское и рассказали, что итальянцы и французы построили и написали в России, а близкие мне русские и по сей день вносят огромный вклад в развитие европейской культуры. Придравшись к перечню имен людей, олицетворяющих пошлость на нашем телевидении, хотели этим попрекнуть в национал-шовинизме. Нет, г-н Сироткин, в России такого отношения к евреям не было и не будет. Разве задавали мы себе этот вопрос, отдавая дань творчеству Левитана, Антокольского, отца и сына Пастернаков, копались ли в родословных полукровок Репина и Серова – гордости русского искусства? Другом моим ближайшим был покойный Михаил Шварцман – честнейший человек и большой художник.
   А «совки» – это те, кто учился с вами в МГИМО – всяческие стуруа, бовины, зорины, боровики, колесниченки – полупослы, полужурналисты. Не состоял я в партии, не служил, не привлекался, а реставрировал иконы и портреты и делу отдавал себя без остатка. И назвали меня уничтоженные совками бабушки и дедушки Саввой, а не аббревиатурой из революционных имен. И не стану я копаться, «навозну кучу разрывая», и искать алмазные камушки в короне Горбачева или пытаясь обелить людей, пустивших Отечество наше под откос. Просто продолжу помогать властям вернуть хоть что-то из драгоценного наследия прошлого в наш быт.

Обыкновенный цинизм

   Казалось бы, давно уже пора привыкнуть к неадекватным, мягко говоря, оценкам злободневных событий, которые столь часто слышны в наших родных «независимых» средствах массовой информации. Но иногда деятельность телепросветителей заставляет в буквальном смысле слова содрогаться, поражая своей заангажированностью и старанием очернить любые действия руководителей России, а особливо их реакцию на актуальные международные коллизии и проблемы.
   Весь мир ужаснулся, когда в прошлом году США начали бомбардировки Ирака без каких-либо веских оснований. Не понаслышке знаю я о многотысячных и многодневных тогдашних демонстрациях протеста у зданий американских посольств. Находясь во Франции и Италии, своими глазами видел я возмущенных европейцев, с утра до вечера пикетирующих под окнами американских представительств. И вот сегодня, когда в многострадальном Косове льется кровь, уничтожаются жилые дома сербов, гибнут древнейшие монастыри, чьи архитектурные и живописные сокровища занесены в «золотую книгу» мирового искусства, я еще раз столкнулся с цинизмом столичных комментаторов. Здесь, в Великом Новгороде, где я нахожусь в служебной командировке, издевки их над сербскими страдальцами звучат особенно кощунственно, ибо многое в древнейшем русском городе свидетельствует о многовековых связях славянских культур и торжестве православия. И какой же долей безответственности надо обладать и как яро ненавидеть «эту страну» – Россию, чтобы, подобно ведущему программы «Страна и мир» Алексею Пивоварову, издевательски заметить: «Опять русские братушки должны помогать Балканам. Они забыли, как печально всегда оборачивалась эта помощь». Если г-н Пивоваров и одобрительно улыбающаяся ему в кадре г-жа Бордовских не знают подлинную историю русско-балканских связей, то им нельзя вести политические программы. А коли помнят они о Шипке или о стоящем в центре Софии памятнике русскому царю-освободителю Александру Второму, если знают они, как тесно переплетены на протяжении веков судьбы России и Сербии, тогда за лживые высказывания нужно привлечь обозревателей к уголовной ответственности.
   Цинизм г-на Пивоварова не сегодня родился. Медиаимперия НТВ, взращенная позорно бежавшим впоследствии из России Гусинским, всячески способствовала созданию трагической ситуации, которую мы имеем сегодня в Косово. Все их репортажи о бомбардировках Белграда и других городов Югославии американскими стервятниками способствовали ельцинским полпредам-миротворцам сдавать братскую страну. Разве услышали мы хоть одно протестное журналистское слово, когда на экране красовались бравые американские летчики, пилотирующие бомбардировщики, начиненные снарядами с кощунственными надписями: «Поздравляем с Пасхой». И если глава Западной церкви вместе с руководством ЮНЕСКО, куда входит и представитель России, деликатно промолчали, когда гибли мирные жители, рушились архитектурные своды и драгоценные фрески сербских храмов, то щедро оплачиваемые Гусинским из украденных у России денег комментаторы НТВ, да и не только НТВ, откровенно занимали сторону современных вандалов.

Культура канала «Культура»

   Один из обласканных руководством канала «Культура» авторов в своей передаче, посвященной русскому портретисту Григорию Островскому, процедил полупрезрительно: «Заговорили вслух об этом забытом художнике благодаря всесильному тогда Савелию Ямщикову». Именно так! А стоило бы сему «рассказчику о прекрасном» раскланяться перед музейными работниками Костромы, восхититься мастерством и умением замечательных наших реставраторов, возродивших для потомков полотна талантливого художника, обреченные на гибель. И не вина моя, что посчастливилось быть инициатором этого возрождения, бороться с рутинерами на местах и в столице, отнюдь не рвущимися помочь нам. «Всесильность» же, высмеянная кабинетным искусствоведом, не на номенклатурной поддержке зиждилась (в партии не состоял, к компромиссам не стремился, начальством был гоним и презираем), а на искренней любви к старой русской культуре и беззаветной преданности профессии реставратора.
   Рассказал я об этой вроде бы маленькой неточности потому, что руководство канала «Культура» систематически не допускает в свои новостные выпуски любые события, связанные с нашей работой по охране памятников, новым открытиям реставраторов или выставкам современных русских художников. Вот перечень мероприятий, заявленных в специальных факсах, отправленных в адрес канала «Культура» и отвергнутых его руководством с формулировкой «Это не наша тема»:
   1. «Круглый стол», посвященный проблеме древнего Пскова (с участием ведущих археологов, реставраторов, искусствоведов). Факс Всероссийского общества охраны памятников.
   2. Выставка театральных художников Санкт-Петербурга. Факс центра «Дом-музей Марины Цветаевой».
   3. Выставка народного художника России, уникального резчика по дереву Кронида Гоголева. Факс ГосНИИ реставрации.
   4. Воспоминания о «Солигаличских находках». Русский портретист Григорий Островский. Факс ГосНИИ реставрации.
   Мы после систематических отказов не станем обращаться со своими назойливыми просьбами, ибо находим приют в программах, казалось бы, далеких от наших проблем, в частности в передаче «Постскриптум».
   Но каналу «Культура», заполняющему экраны пошлыми и далеко не безобидными шоу типа «Культурной революции», «Апокрифа» и «Школы злословия», стоит задуматься о том, какие последствия влекут за собой провокационные посиделки г-на Швыдкого, злобные и беспардонные кухонные разговоры писательницы Толстой и сценаристки Смирновой, примитивные разглагольствования матерщинника В. Ерофеева. А новостные выпуски, особенно ночной эфир г-на Флярковского, не понимающего зачастую, о чем написано в нахватанных им из словарей и энциклопедий сведениях о мастерах культуры, львиную долю внимания уделяют галереям Марата Гельмана и им подобным порождениям нынешнего смутного времени, упиваются низкопробными проявлениями Пригова, Сорокина, славословят театральные постановки, порочащие отечественную классику, освещают в мельчайших подробностях многочисленные доморощенные кинофестивали.
   Запомните, господа руководители телеканала «Культура», успевшие быстренько увенчать себя Госпремиями и душераздирающими статуэтками ТЭФИ: настоящее искусство не умрет и без вашего внимания. Однако не забывайте еще и о том, что «тот, кто выстрелит в прошлое из ружья, будет уничтожен пушечным залпом настоящего».
   Одумайтесь, ибо, как любит повторять один из ваших кумиров-телеакадемиков: «Такие нынче времена».

Ай, моськи…

   Ругать классическую русскую литературу стало у современных культурных деятелей, а особливо у «прогрессивных» писателей, признаком хорошего тона. Чем шкодливее и изворотливее нынешний слагатель слов, тем больше это охаивание напоминает лай беспородной собачонки, сорвавшейся с поводка. Верховодят шабашем «на лысой горе» сочинители образца Витечки Ерофеева. Странички «свободолюбивых» опусов сего графомана, еще со времен доморощенного бестселлера под названием «Метрополь» пронизанные всеотдайной любовью к нужникам и воспеванию гениталий, нынче превратились в несусветную похабель, которая вполне тянет на пятнадцать суток милицейского режима. Но вместо общей камеры и метлы для уборки мостовых щедрое наше телевидение, особливо образованческий канал «Культура», предоставляет своему анфантерриблю эфирного времени, как говорится, «от пуза», и тот, стараясь не отстать от подельника по глумлению над «разумным, добрым и вечным» гламурного шоумена Швыдкого, растлевает оттопыренных налогоплательщиков на полную катушку, купаясь в дешевой софитной популярности на виду у истеричных поклонников и поклонниц.
   Более солидные и маститые друзья Ерофеева по литературному цеху, несостоявшиеся классики образца Аксенова, Попова, Толстой и иже с ними, изгаляются над классиками состоявшимися чуть сдержаннее, хитрее, хотя и не скажу, что умнее. Читать творения российских псевдопоследователей Джойса, Кафки, Камю или Пруста может только человек отменного здоровья, имеющий уйму свободного времени и сильно обделенный здравым умом.
   У притомившихся от бумагомарания насмешников этих и своя «крыша» имеется, «Пенклубом» именуемая. Принимают в элитарную лавочку, строго следуя демократическим канонам, лишь на деле проверенных братков, а презираемым ими авторам с фамилиями Распутин, Белов, Бородин, Балашов, Личутин и тому подобным, дорога в ту малину заказана. Паханом в клубе поставлен несложившийся футболист, ярый поклонник постмодернизма, пролетевший над его верхушками и готовый за интересы модных своих подельников «моргалы выколоть». Подобно играющему в правозащитника многоликому Ковалеву, заступающемуся лишь за чеченских бандитов, российских журналистов с корочками «Свободы» и торговцев закрытыми сведениями российских ученых, наши пенклубовцы и глазом не моргнули, когда на книжных прилавках появилась провокационная брошюрка некоего Войновича, оплевывающая А. И. Солженицына. Не прислушались глухари сии к блистательной и тревожной рецензии И.П. Золотусского, в пух и прах разбившей демократический донос, порочащий человека и писателя, ценой собственной жизни отвоевавшего право «войновичам» существовать вольготно и писать бесцензурно. Молчат воды в рот набравшие литературные витии, когда обильно подпитанные заграничными денежными пособиями шустрые наши культуртрегеры впопыхах лепят в Петербурге мемориал поэту Бродскому. Забыли равноудаленные правдолюбцы, что нет еще в России памятников Пастернаку, Гумилеву, Цветаевой, Ахматовой, да, наконец, великий Тютчев даже бюстика не удостоен. Закрыли глаза юрисконсульты «Пенклуба» на принятое в цивилизованном мире разумное правило фиксировать заслуги деятелей культуры в камне и металле лишь по прошествии полувека со дня кончины. Так пусть не возмущаются литературные горе-демократы, что, руководствуясь теми же принципами вседозволенности, оппоненты их городят рядом с Кремлем музеи Шилова и Глазунова, впервые в истории человечества увековечивая живых «гениев», не успевших занять свои ниши в богатейшем художественном наследии Отечества.
   Если литераторы «в законе» позволяют себе глумление над титанами, давшими миру нетленные образцы божественной поэзии и прозы, то почему бы и окололитературным образованиям не поглумиться над трудами тех, кто научил их читать и писать. Изгаляются и гогочут беспардонно, цинично, безнаказанно, ведь мертвые сраму не имут. Уставший от музыкальных свершений и буддистских камланий, некогда выглядевший думающим и стремящимся к познанию прекрасного, Борис Гребенщиков, предваряя каждое свое интервью (а их не счесть) ремаркой о том, что он этот жанр ненавидит, как не терпел его Андрей Рублев (откуда он это знает, а может, прославленный иконописец был человеком разговорчивым), договорился до полного неприятия «Войны и мира». Ни один толстовский образ не мил и даже неприятен утомленному барду, и ничего почерпнуть из сей опостылевшей книжонки он не может. Вспоминаю, как однокурсники Андрея Тарковского рассказывали о миниатюрном своем товарище, вечно носящем под мышкой толстый том любимого романа и старавшемся подражать своему тезке – князю Болконскому. Это и стало одной из причин, что по прошествии длительного для жизни кинопродукции времени на одном дыхании смотрятся «Андрей Рублев», «Иваново детство», «Зеркало»… А вот не прошло и года, и кто теперь вспомнит пошловато-глумливый фильм некоего режиссера Учителя, покопавшегося вместе с единомышленниками в исподнем русского классика Бунина.
   Как всех этих «учителей» тянет изнанка творческого процесса бессмертных, какими патологоанатомами становятся создатели дешевой клубнички! Потрясает то, что сценарий антибунинской картины написала молоденькая девочка Дуня Смирнова. Неужели озлобленный ее папа, несостоявшийся режиссер, исступленно сводящий счеты с советским прошлым, когда избалованный сын номенклатурного родителя купался как сыр в масле, сумел заразить ребенка патологической ненавистью ко всему русскому, к прелестям деревенской жизни, к светлому простору нашей прекрасной земли, к добрым и отзывчивым людям? И вот уже повзрослевшая «лолита» села на кухне с мегерообразной писательницей, как бы породнившейся со славным родом Толстых, и несет на канале «Культура» такие сентенции, что хоть святых выноси. А ведь сколько ее совестливый дед, писатель Сергей Смирнов, принес добра людям, скольким забытым воинам – защитникам нашим – вернул он славные имена и вечную память, так же, как и замечательные актеры Леонов, Папанов, Сафонов и Глазырин позволили заявить капризному ее папе о себе как о подающем надежды режиссере. Но правильно говорится, оставь надежды всяк сюда входящий! Променял отпущенную Богом возможность Андрей Смирнов на псевдодемократические ценности, позволяющие плевать в колодец с чистой водой.
   «Им можно, а почему же нам нельзя?» – задаются вопросом представители масскультуры и стараются не отстать от передового отряда так называемой интеллигенции. В недавнем телевизионном шоу, где думские депутаты во главе с Жириновским и Федуловым с пеной у рта отстаивали право русского человека материться устно и на бумаге, на трибуну выскочил, словно чертик из табакерки, раскрашенный наподобие туземца с полинезийских островов Бари Алибасов и подленько, сальненько просмаковал отрывок из записок Пушкина про пресловутый сундук, связанный с Анной Керн. Откуда знать «нанайцу», что есть вещи, о которых нельзя болтать публично, а уж если ты знаешь, кто такой Пушкин, то и вообще держи дистанцию. Нет, несет безграмотного балабошку: «Сам Пушкин позволял себе цинизм, а почему нам нельзя?»
   Во-первых, циничным Пушкин не был по Божественному предназначению. Написав молодым «Гавриилиаду», он всей своей последующей жизнью искупал сей грех богохульный и кровью своей смыл прегрешения и человеческие слабости. А самое-то главное, загляни Алибасов в последние исследования пушкинистов – и не стал бы он вспоминать про пресловутый сундук. Не Анне Керн посвятил он строки о чудном мгновении и гении чистой красоты! «Сикстинская мадонна», так потрясшая В.А. Жуковского и восторженно описанная им, а может, и сама императрица Александра Федоровна, перед красотой которой тайно преклонялся великий поэт, вдохновили Михайловского изгнанника на божественное творение. Поездили бы почаще к берегам Сороти «нанайцы» и большие литературные дяди, впавшие в детство и ставящие мини-памятники зайцам и чижикам-пыжикам, – глядишь, что-нибудь поумнее и придумали бы, чем интерпретации непроверенных рассказов и баек, связанных с именем Пушкина.
   Покопавшийся в исподнем великого поэта эстрадник Алибасов достоин сожаления, и есть надежда, что, пообщавшись со вдовами великих наших писателей, он еще чему-нибудь научится, ибо наивность и горячность сего эстрадного мустанга, вероятно, поддаются дрессировке. Куда безнадежнее, безысходнее и страшнее будущее писателя В. Пьецуха, посягнувшего в одном из номеров «Литературной газеты» на эксгумацию и препарирование творческого наследия, да и не только его, но и на физиологическое копание в человеческой судьбе Лермонтова. В своем опусе «Тяжелые люди, или Провидение и поэт» сей замысловатый автор берет быка за рога «во первых строках письма своего». «Нет в нашей литературе явления более загадочного, чем Михаил Юрьевич Лермонтов, во всяком случае, ни один русский писатель не возбуждает столько недоумений, вопросов, предположений под общей рубрикой «если бы да кабы» (а Достоевский, Гоголь, Толстой? – С.Я.). Например, затмил бы Лермонтов Пушкина, если бы он не погиб, как говорится, во цвете лет? (постановка вопроса даже не на уровне детского сада, а, скорее, яслей. – С.Я.) Кабы он не заболел в детстве редкой формой рахита, вышел бы из него гениальный художник в области изящной словесности или нет? Коли Бог время от времени засылает к нам гениальных художников, то почему они так дурно себя ведут (sic!), а есть ли, в самом деле, Бог, если великие поэты погибают нелепо, едва околдовав своих современников, и, как говорится, во цвете лет?»
   Первый абзац пространного рассуждения о рахитах и других физических и психических отклонениях Лермонтова мог бы стать для автора и читателя и последним. Все дальнейшие многословные рассуждения – лишь вода в ступе, которую толчет горе-критик, добавляя то соли, то перца, но варево остается невкусной размазней. История болезни Лермонтова, сфабрикованная «румяным» его критиком, состоит из непроверенных обрывков чьих-то мыслей и рассуждений и диагнозом быть не может ни в коем случае. Покопавшись поверхностно еще и в истории отношений поэта с Екатериной Сушковой, оставив бедную девушку «на бобах», писатель-супермен заключает: «Занятно предположить: если бы Михаил Юрьевич был статен и красив лицом или вовсе не придавал значения своей внешности, он вряд ли опустился бы до такой низкой выходки (сознался в том, что не любит и не любил никогда девушку. – С.Я.), хотя, вероятно, поэзия его была бы не столь пронзительна. Впрочем, он был гением, а у них не все так причинно-следственно, как у нас».
   Да, Лермонтов был гением, и, в отличие от Пьецуха, у него все причинно-следственно, и нет в его жизни и поэзии в «огороде бузины, а в Киеве – дядьки». И не надо «пьецухам» копаться в истории болезни гения, особенно, когда позволяют «пьецухи» задавать вопросы: «Есть ли, в самом деле, Бог?»
   Есть Бог, господин Пьецух, и именно от Бога получил свой талант Лермонтов, а не по причине рахита стал великим творцом. Бог сделал тонким художником Тургенева, а не «странная четырехмесячная болезнь», о которой читаем в опусе Вашем. И если Бог отпустил Вам, в отличие от больных Лермонтова, Гоголя, Тургенева, «злюк, интриганов и драчунов» Хераскова, Сумарокова и Ломоносова, Пушкина, с отвращением читающего свою жизнь, невыносимого Льва Толстого, хандрящего Чехова, пьяницы Куприна (список составлен по материалам статьи Пьецуха) здоровье, так попробуйте написать что-либо приближающееся к творениям пациентов, которых помещаете Вы в больницу для прокаженных. Не стану спорить – в здоровом теле здоровый дух, но судить об этом здоровье можно лишь по результатам духовного зрения здоровых его обладателей.
   Лет пятнадцать назад на волне пресловутой перестройки отвязанные с поводка демократии некоторые хваткие наши кинематографисты, под шумок свергавшие и оплевывавшие своих учителей, потоптались, подобно носорогам, по фильму «Лермонтов», снятому молодым режиссером Н. Бурляевым. Сколько грязи и оскорблений вылили выдающие себя за прогрессистов громилы на обычную ученическую картину, снятую, может, и робко, но с большим тщанием и пиететом перед ее героем?! В бурляевском фильме были и немалые удачи, и любовное отношение к порученному делу, и даже творческие находки. Но оппонентам во главе с распоясавшимся С. Соловьевым хотелось протолкнуть свое кинопроизведение о Лермонтове, чей сценарий очень созвучен с пьецуховской патологоанатомией и копанием в чернухе окололермонтовских исследователей. Соловьев оторвался тогда на пошлейшей «Ассе» и разноцветных «Розах». Результат тлетворных этих однодневок не замедлил сказаться. Сколько оболваненных юнцов испытали на себе гниль и пустопорожность болтливых тех кинолент. И когда сейчас Соловьев в средненькой картине «Нежный возраст» ставит вопрос, кто довел детишек наших до уровня мышления «милых жоп» и наркоиглы, то пусть ищет ответ на него в предыдущем своем творчестве. Нечего было копаться ему и ближнему кругу в проблемах, был ли Ленин грибом, и юродствовать на горе русского народа. Ленин был врагом всего Божественного и разумного и сумел отравить своей идеологией не одного Соловьева, но и людей более стойких духом, да поддавшихся на приманку разрушительных идей, привнесенных в Россию иноверцами.
   Патологоанатомический опус Пьецуха, к удивлению моему, появился на страницах «Литературной газеты». Каждой своей мыслью и способом изложения просится сие сочинение в анналы «Московского комсомольца», любящего попотчевать своих читателей тлетворной пищей. «Литературная газета», радующая последнее время замечательными выступлениями Скатова, Пороховщикова, Кивы, Золотусского и других думающих авторов, напрасно проявляет плюрализм, печатая Жуховицких, Пьецухов и других модных говорильщиков. Про них хочется сказать: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь».

Министру культуры максимальные полномочия

   Многих из нас глубоко возмутила сцена, разыгравшаяся на заседании правительства, когда министр культуры и массовых коммуникаций Александр Соколов представлял свой доклад о концепции развития российской культуры. Для тех, кто хоть немного знаком с потаенными нравами, царящими в высших слоях нашей бюрократии, было очевидно, что такая сцена не могла произойти случайно. И совсем не случайно она стала достоянием широких слоев общественности. Публично, что называется, «на камеру», то есть в присутствии многочисленных журналистов, в недопустимо вызывающем тоне новому министру Соколову была устроена чуть ли не выволочка. Телеканалы, в том числе и государственные, с упоением смаковали этот сюжет, разыгрывая его на все лады.
   В роли главного оценщика состояния наших культурных дел на заседании правительства громогласно обозначился министр по чрезвычайным ситуациям С. Шойгу. «Я ничего не понял!» – резюмировал этот министр, попутно указав Соколову, в прошлом ректору Московской консерватории, что «культура – это вам не филармония» (!). Премьер-министр Фрадков выступил в сложной роли арбитра, вроде бы пытаясь утихомирить разбушевавшиеся страсти.
   Безусловно, стоит порадоваться за Шойгу, который до этого злополучного заседания все понимал из говоримого министрами правительства! И когда там выступали Греф или Кудрин со своей макроэкономической заумью, или когда предлагал очередную разрушительную реформу образования Фурсенко, или когда Зурабов излагал ясную, как слеза, отмену льгот пенсионерам. Остается искренне посочувствовать Шойгу, что он перестает понимать коллег, когда речь заходит о культуре. Уж очень выборочное получается «непонимание»!
   Мы знакомим читателей с некоторыми откликами на эту тему.
   О новом назначении на должность министра культуры и массовых коммуникаций РФ я узнал в Афинах. Мы возвращались с В.Г. Распутиным из паломнического путешествия на Святую гору Афон, и весть об отставке министра-шоумена г-на Швыдкого восприняли как долгожданную нескрываемую радость, своего рода чудотворное явление. Узнав, что на место более чем сомнительно ориентированного чиновника назначен Александр Сергеевич Соколов, профессор, ректор Московской консерватории, воспитанный в доме своего высокообразованного деда, русского писателя Соколова-Микитова, в юности тесно общавшийся с великим поэтом Твардовским, мы вместе с российскими дипломатами пригубили по стакану вина, нарушив правила Великого поста. Но уже в самолете «Аэрофлота» эйфория наша сменилась горестным разочарованием: в своих «родных» газетах прочли мы сообщение о назначении непотопляемого Швыдкого руководителем Федерального агентства по культуре и кинематографии и восторженные комментарии «акул пера», обслуживающих березовско-гусинские СМИ. Выходило, что новый министр A.C. Соколов объявлялся руководителем скорее номинальным, официозным, этаким свадебным генералом, при котором дела станет вершить умный советник-агент при губернаторе, сохранивший в своих руках все имущественные и экономические бразды правления.
   В своих инаугурационных выступлениях, интервью и телебеседах A.C. Соколов изложил свое видение путей для вытаскивания отечественной культуры из пропасти, в которую она была ввергнута ставленниками либерального правительства, неистово разрушавшими основы государственного строя. Те, кому наша культура была небезразлична, те, кто возмущался волюнтаристскими деяниями Швыдкого, сразу же подставили плечо и протянули руку помощи новому министру. На «круглом столе» «Литературной газеты» актер, режиссер и писатель В.Б. Ливанов выступил с категорическим предложением наделить министра полномочиями правительственных силовиков, соотнеся сферу его деятельности с понятием государственной безопасности, объяснив правомочность таких мер катастрофическим провалом культурной политики, абсолютной запущенностью этого министерского ведомства. Швыдкой при этом публично посмеивался и иронизировал, зная, что все денежные «карты» в его руках. Никак он не реагировал и на появившиеся в СМИ официальные обвинения в нарушении закона о торговле предметами старины, несанкционированном строительстве собственной дачи и продаже участков рядом с уникальным памятником архитектуры усадьбой «Архангельское» по специальным проскрипциям Министерства культуры.
   Выступление A.C. Соколова на заседании российского правительственного кабинета я бы мягко назвал битвой Дон Кихота с ветряными мельницами. Грохот и словесная трескотня мельниц-министров напоминали разговор глухих с немыми. Глава МЧС г-н Шойгу вел себя словно на пожаре не охваченного пламенем дома. Грубо одергивал ни в чем не повинного коллегу, путая вместе с премьером филармонию с консерваторией. Наши либеральные писаки не преминули бы сравнить это выступление министра культуры с «героической речью» знаменосца-правозащитника академика Сахарова. Но я хочу обратиться к абсолютно некомпетентным оппонентам A.C. Соколова и посоветовать им искать корни зла и причины гибельной ситуации на культурном фронте в действиях г-на Швыдкого, на протяжении шести лет своего хозяйствования усугубившего и без того патовую ситуацию на вверенном ему участке.
   Во-первых, я хочу спросить возмущенно размахивающих руками министров: можно ли было доверить столь ответственный и важный пост человеку, показавшему на телеканале «Россия», как принято говорить, в прайм-тайме порнофильм с участием мужчины, похожего на генпрокурора Скуратова? В любой законопослушной стране место такому руководителю в тюрьме, а не в министерском кресле.
   Во-вторых, о какой культурной политике в России может идти речь, если самые высококвалифицированные, зачастую прославленные, увенчанные академическими званиями деятели культуры (музейные работники, библиотекари, реставраторы, актеры и музыканты) получают зарплату в 2000 рублей? Разве можно сравнить их возможности к выживанию с благосостоянием министра-шоумена, получающего, по их понятиям, заоблачные вознаграждения за свои «культурные революции», направленные на преднамеренное растление аудитории, очернение русского культурного наследия и даже неприкрытую проповедь немецкого фашизма?
   В-третьих, почему мы не услышали от Правительства РФ даже возгласа недоумения, когда г-н Швыдкой вместе со своим заместителем г-ном Хорошиловым и директором Эрмитажа г-ном Пиотровским втихую готовили преступный акт передачи в Германию шедевров Бременской коллекции? В одиночку с тогдашним главой думского Комитета по культуре H.H. Губенко удалось нам привлечь к этому делу Генпрокуратуру и добиться приостановления швыдковской вольницы. А почему правительство оставило без внимания самостийную выдачу тем же Пиотровским уникальных витражей XIV века из Мариенкирхе? Знаете ли, господа министры, во сколько эти витражи оцениваются? Почему по сей день не принял кабинет министров какого-либо решения по результам проверки Счетной палатой хранительской деятельности Государственного Эрмитажа? Руководивший этой комиссии Ю. Болдырев по сей день с документами в руках продолжает требовать привлечения к ответственности руководства Эрмитажа за пропажу многочисленных единиц хранения. Но почему-то ответственные лица хранят благородное театральное молчание. Я могу продолжать задавать вопросы еще и еще. Но ограничусь заявлением человека, почти полвека отдавшего любимому делу охраны культурного наследия и пропаганде ее высочайших творческих проявлений. Если правительство хочет, чтобы профессиональный, ответственный и принципиальный руководитель культурного ведомства A.C. Соколов смог внести полноценный вклад в улучшение нашей повседневной культурной жизни, пусть оно уберет с его дороги Швыдкого и К», не скрывающих своих псевдорыночных, фальшиво-либеральных настроений и по сей день руководствующихся разрушительными методами ельцинско-гайдаровско-чубайсовской вседозволенности. Тогда можно будет вздохнуть свободно и начать работать по уму, соблюдая столь необходимый законный смысл и продуктивную логику.

Идолы рукотворные
Отчего «памятник водке» оказался важнее бюста Станиславского

   Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, все чаще приходят запросы о правомочности повального воздвижения монументов, скульптурных групп и памятных знаков в различных уголках необъятной нашей Родины. Конечно, время на дворе окрашено революционными переменами и потрясениями, и тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал этому вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. В стране дымились пожары Гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч жителей, а скульпторы наспех мастерили памятники знаменитым революционерам, писателям, философам, ученым. Даже персонажей церковной истории не забыли и, хотя бы в гипсе, увековечили социально близкого разрушителям России Иуду Искариота.
   Хозяева сегодняшней жизни, празднуя балы в честь сомнительных удач, стараются как можно быстрее увековечить близких им по духу кумиров, забыв о том, что существует специальный параграф, узаконенный ЮНЕСКО, который не рекомендует устанавливать памятники деятелям культуры раньше чем через пятьдесят лет после их ухода из жизни. «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед», – писала Марина Цветаева. Слова юной поэтессы оказались пророческими, творчество ее стало классикой русской литературы наряду с шедеврами Пастернака, Ахматовой, Гумилева, Мандельштама. Но не им ставят памятники нынешние культуртрегеры. Забыты монументальными пропагандистами Станиславский, Шостакович. Тютчев отмечен лишь скромным бюстиком во дворе московской усадьбы. Зато облагодетельствовали центр Москвы шемякинскими изваяниями человеческих пороков, помещенных по соседству с Третьяковской галереей и памятником Илье Репину. Благодарный новым хозяевам господин Шемякин торопится увековечить память петербургского губернатора Собчака. Американский «земляк» Шемякина Эрнст Неизвестный задумал проект «Памятник водке». И это в древнем Угличе, где одна из страшных нынче проблем – пьянство. Впрочем, заокеанского «Микеланджело» не волнуют здешние проблемы. Тем более что прецедент имеется – болванчики в честь певца российского алкоголизма Венечки Ерофеева уже установлены на трассе Москва – Петушки. Виктор Астафьев, сам в молодые годы неравнодушный к рюмке, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А еще один полуамериканец Евгений Евтушенко договорился до того, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем…
   В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Жертвователи вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости увековечиваемого деятеля и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века Медный всадник, Минин и Пожарский, опекушинский Пушкин, микешинское Тысячелетие России в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времен, выпавших на нашу молодость, но не могу не признать, что всесильный Вучетич, обладавший неограниченными возможностями и властью, сработал всего три монументальных колосса: памятник воину-освободителю в берлинском Трептов-парке, железного Феликса и Родину-мать в Сталинграде. Поучиться бы нынешним суетливо плодовитым ваятелям такой сдержанности у «хозяина всея советской скульптуры».
   Кто в чаду охватившей страну монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал конвейерный скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличную позу у главного входа в Государственную библиотеку Федора Михайловича Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным, причем в первый раз блестящим монументом в Москве, где он только родился и жил маленьким мальчиком. А что бы сказал Михаил Афанасьевич Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразной «примусной» композицией того же скульптора в честь романа «Мастер и Маргарита»? Спасибо московским старожилам, легшим под колеса самосвала со строительными конструкциями и не давшим надругаться над заповедным местом.
   А разве прислушались те, кто «облагораживает» Манежную площадь торговыми точками и фонтанами, к мнению истинных специалистов и хранителей исторической памяти? Разве подумали они, прежде чем дать щедрому дарителю Церетели плодить примитивный зверинец рядом со святая святых – Могилой Неизвестного Солдата, символизирующей жертвенный подвиг миллионов убиенных на полях Великой Отечественной?
   Неужели не дрогнуло сердце у заказчиков и проектировщиков, когда смотрели они чертежи и планы экспозиции возводимого на Стрелке монструозного Петра? Ведь и неспециалисту было понятно, что это «восьмое чудо света» исказит облик столицы до неузнаваемости, загородит не только храм Христа Спасителя, но и сам Кремль невозможно будет разглядеть с Воробьевых гор.
   Лукавый так и старается опошлить любое, даже самое светлое событие, каким два года назад стал, к примеру, 1100-летний юбилей Пскова. Напрасно пытались искусствоведы доказать местным властям, что глупо в рамках одного торжества открывать сразу два памятника основательнице города Святой Равноапостольной княгине Ольге с интервалом в один день. Возымел действие веский аргумент московских ваятелей 3. Церетели и В. Клыкова: монументы устанавливаются безвозмездно. Безвозмездно для Пскова, хотя одному Богу известно, сколько уйдет денег на затраты по установке и благоустройству. Но и самим «данайцам» дары их кто-то оплатит, ибо бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Может, щедрым москвичам лучше отреставрировать разрушающиеся нерукотворные памятники Святой Ольге – древние псковские храмы?
   Псков в катастрофическом положении, а состояние его архитектурных сокровищ сравнимо разве что с последствиями военных лет. Но у нас совсем забывают о том, что оставлено в наследство талантливейшими мастерами Древней Руси, и не гнушаются рядом с обветшавшими жемчужинами, а иногда и руинами ставить новенькие памятники, выглядящие словно заплата на драном кафтане. Сказано в Евангелии: «И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты; ибо вновь пришитое отдерет от старого и дыра будет еще хуже».
   Забывают современные скульпторы и их заказчики (да и знали ли?): церковные каноны исключали круглую скульптуру и установку памятников святым. Храм, икона, фреска, плоская резьба, мелкая пластика, книжные украшения – вот основной набор древнерусских мастеров. Мне понятно, что снятие запретов и отмена атеистических изуверств побудили современных художников приложить свое дарование к прославлению подвигов молельников и подвижников православных. Я приветствовал установку памятника Преподобному Сергию в Радонеже и даже помогал скульптору В. Клыкову преодолеть запреты на его открытие. Радовалось мое сердце, когда во дворе Марфо-Мариинской обители (где проработал четверть века) тот же мастер с чувством меры и такта поместил изящную скульптуру Святой Елизаветы – основательницы монастыря княгини Елизаветы Федоровны. А дальше пошел поточный метод изготовления штампованных поделок. И сегодня докатился этот поток до тихого поселка Борисоглебский Ярославской области, где рядом со стенами прославленного монастыря Святых Бориса и Глеба намереваются воздвигнуть очередной церетелевско-данайский дар – десятиметровые бронзовые изваяния Преподобного Иринарха, благословившего Дмитрия Пожарского на борьбу со смутой, и воина-монаха Пересвета. Как специалист по древнерусскому искусству, без малого полстолетия посвятивший спасению и реставрации церковного культурного наследия, я обращаюсь к тем, кто благословил впавшего в монументальный угар Церетели: остановите беспредел, вспомните о евангельской заплате на ветхой одежде Борисоглебского монастыря…

Пейзаж после битвы

   О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
   В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Николай Рубцов

   Судьба русского пейзажа – тема, кажется, не самая актуальная, но она незримо связана с нашим духовным состоянием…

   – Когда ты оказываешься наедине с природой, к тебе приходят самые сокровенные мысли, которые никогда не придут в голову в городской квартире или офисе. Поле, опушка, тропинка лесная или обрыв над рекой… Там ты становишься ближе к небу и начинаешь внимать самому главному.
   Вот, казалось бы, не самая яркая земля – рязанская. Того, кто видел Север, рассвет на Онеге, Соловки и Кижи, Псков и Новгород, Ильмень и реку Великую, она вроде и поразить ничем не может. Но когда я оказался в районе Касимова, на Оке, то навсегда запомнил бесконечные песчаные плесы, луга с многоцветьем. И настолько этот пейзаж созвучен мягкому, приветливому характеру рязанцев. Это не Енисей, где дух захватывает сразу. Тут все тихо, плавно и очень соразмерно человеку.
   – Просторы России, ее дали, без них не было бы нашей поэзии, наших песен и сказок. Мы были бы другими…
   – Да, наши предки привыкли к простору до горизонта. Может, оттого нашей душе так тесно теперь в городах?..
   Каждую весну я езжу в Суздаль, очень люблю суздальское ополье. Вот эти поля бесконечные, где, казалось бы, глаз должен заскучать, – ничего подобного! За каждым поворотом, за каждым спуском-подъемом открываются новые виды. Ополье от Суздаля до Юрьева Польского дышит русской историей. Юрьев Польской к Польше не имеет отношения, он назван так, потому что стоит в полях. От тамошнего пейзажа идет какая-то могучесть, откуда-то притекает уверенность в своих силах. Недаром в этих полях вырос Александр Васильевич Суворов. Для русской души очень важно это раздолье.
   – Родившийся в курской деревне писатель-фронтовик Евгений Иванович Носов говорил, что может ощущать себя дома лишь на открытых холмах: «Мне подавай небеса от края до края, всю их устоявшуюся погожую синь…»
   – Да, а я хоть и родился в Москве, но корни-то у меня деревенские. Поэтому и мне подавай и ополье суздальское, и бескрайние просторы Онежского озера, когда ты можешь сесть в лодку, поплыть и выйти на любом островке, оказаться рядом с часовенкой, посмотреть вдаль…
   – Знаю, что раз в год вы приезжаете к храму Покрова на Нерли…
   – Да, обязательно, и не устаю поражаться, с какой непостижимой, абсолютной точностью мастера русские выбирали места для возведения храмов. Такое впечатление, что перед тем, как взяться за строительство, они летали на каких-то летательных аппаратах, ведь только сверху можно сделать столь безупречный выбор. Плотники у нас на Севере до сих пор работают «как чувство и мера скажут». Вот это чувство и мера позволяли им ставить храмы так, что они будто не поставлены, а выросли, как вырастают леса, заливные луга… И Покров на Нерли, и Изборская крепость – они снятся. И, конечно, Ферапонтово, куда я приехал первый раз в 1961 году. Там был легендарный хранитель Валентин Иванович Вьюшин. Он многие годы вместе с женой и дочкой сторожил Рождественский собор с бесценными фресками. Когда он открыл мне двери и я впервые увидел фрески Дионисия, они поразили меня удивительной сохранностью, я даже Вьюшина спросил: «А это не новодел?» Он говорит: «Что-о-о? А еще специалист называется!»
   Был удивительный осенний день, голубое небо, золотое солнце, и, когда осенний воздух вошел вместе со мной в храм с улицы, я увидел, что фрески стали продолжением пейзажа. Все эти чистые осенние цвета были в палитре Дионисия.
   – Николай Рубцов, побывавший в Ферапонтове примерно в одно время с вами, пережил такое же потрясение. Помните его стихотворение:

     В потемневших лучах горизонта
     Я смотрел на окрестности те,
     Где узрела душа Ферапонта
     Что-то Божье в земной красоте…

   – Когда-то я реставрировал Деисусный чин. Снимал потемневшую олифу, и открывались одежды святых – голубые, розовые… Такие яркие, свежие краски. Жил я в Кижах, в домике на берегу озера, у самой воды. Как-то встал рано утром, часа в четыре, еще темно было, при лампе работал, а потом солнце вышло, я лампу выключил, поднял глаза и увидел, что передо мной, за окном, те же самые краски, что на иконе.
   И безымянные древнерусские мастера, и славные на весь мир русские писатели – все воспитывались на природе. Гениальность Ломоносова возросла на холмогорских просторах. Как тянуло Пушкина, Тургенева к своим местам! Как дорожил своим тобольским детством Менделеев! А чеховская «Степь»! И что бы нам оставил Лев Толстой, не будь Ясной Поляны?..
   Я очень верю в известное выражение «впитать с молоком матери». По маме мы брянские. Бабушкина деревня называлась Савчино, это близ Дядьково. Она немного в низинке стоит, и в войну немцы поначалу проехали мимо нее и только через пару месяцев туда вошли. К счастью, они ее не сожгли, и я пацаном провел там не одно лето.
   Страшно об этом говорить, но сегодня русский пейзаж – это часто заброшенные деревни, оставленные дома. Я много езжу по провинции. За четверть века деревня сильно изменилась, а более всего за последние пятнадцать лет. Недавно ехал из Суздаля в Иваново и увидел совершенно брошенную деревню. Причем дома неплохие, и чувствуется, что люди недавно ушли. Лежат оставленные гармони, посуда… Сердце останавливается, глядя на все это. Когда уходят люди, пейзаж не умирает, но пустеет. Он, быть может, будет по-прежнему красив, но без жилого тепла, без дымка над крышей все сиротеет.
   – А в городах другая беда. Если после революции людей уплотняли в коммуналках, то сейчас уплотняют застройку. Гибнут дворы, где мы росли, исчезают сады и скверы. Пейзаж за нашими окнами порой меняется буквально за ночь. Могут вырыть котлован там, где накануне шелестела красавица липа и под ее кроной играли дети, сидели на скамеечке бабушки. Палисадник, за которым ухаживало несколько поколений, снесут в несколько секунд, если он помешает строительству автостоянки. Окно, в которое еще вчера смотрело солнце, может оказаться навсегда в тени нового дома. А ведь для скольких стариков, инвалидов, малых детей окно это весь их пейзаж, весь воздух, вся природа!
   – Почти десять лет я тяжело болел, и все эти годы провел у одного окна. И это окно с видом на скромный московский дворик охватывало для меня весь мир… Надо называть вещи своими именами: те, кто сейчас в безрассудной алчности рушит устоявшийся микромир наших дворов, уничтожает зеленые легкие городов, совершает преступление, которое должно караться по закону. Увы, закон у нас почему-то на стороне богатого и наглого.
   Людей доводят до отчаяния. Если бы на то была возможность, многие уже бросили бы городскую жизнь навсегда. Этим летом я познакомился на Соловках с Антониной Алексеевной Сошиной, замечательной сотрудницей тамошнего музея. Очень современная женщина, красивая. Сейчас приехала в столицу на пару месяцев поработать в архиве и говорит мне: «Живу в Москве только надеждой на то, что я уеду отсюда…» И я, старый москвич, ее понимаю.
   – А что происходит сейчас с обликом провинциальных русских городов?
   – Страдают прежде всего уникальные деревянные города. Еще четверть века назад я писал о гибели деревянного узорочья Вологды, и там по-прежнему тяжелая картина. К счастью, сохраняется старый Суздаль. В Ярославле памятники тоже ухожены. В Новгороде новое строительство удается пока сдерживать за пределами Софийской и Торговой стороны. Правда, неподалеку от кремля, рядом с археологическим раскопом, прямо над обрывом строят чудовищные особняки. Но самое страшное происходит со Псковом. Его просто уничтожают. Там ведут строительство рядом с кремлем, в тридцати метрах от уникальной церкви Богоявления с Запсковья XV века. Своды самой церкви проваливаются, обрушился придел. А ведь это памятник не меньшего значения, чем Парфенон. В Пскове закатывают в бетон землю, погребая огромные территории, где еще не было археологических раскопок. Там хотят строить гостиницу у Гремячей башни и у церкви Косьмы и Дамиана XVI века, чтобы все это вошло в гостиничный комплекс и было приманкой для туристов. Псков сейчас вызывает не меньше тревоги, чем когда его освободили от фашистских захватчиков. И это не для красного словца я говорю.
   – Вы, наверное, слышали о том, что происходит вокруг Мураново, там хотят построить элитный коттеджный поселок прямо под окнами музея, погубить тот уголок природы, который вдохновлял Тютчева и Боратынского…
   – А им все равно – Мураново, Абрамцево, Архангельское… Они даже не знают, с какими великими именами связаны эти места. Они просто ищут, где престижнее, где удобнее. Построить свой дом вплотную к уникальному памятнику – такого никогда не могли бы себе позволить ни Третьяковы, ни Бахрушины, ни Щукины… Все, на что способны нынешние господа в области жизнеустройства, можно видеть сейчас на Рублево-Успенском шоссе, на Николиной горе. Я там не был лет десять, а недавно приехал и не узнал окрестностей. Там уничтожена огромная часть подмосковной земли и заповедных лесов. Гибнет Москва-река. Жуткие проблемы с отходами. Один вид бездарных особняков, которых сейчас там настроили, просто кричит об их криминальном происхождении и бедственной художественной невоспитанности.
   – Как вы относитесь к тому, что Москву и Питер планируют застроить сверхвысотными зданиями?
   – В последние два века во многих городах мира спорили по поводу высотных сооружений. Всем известна история с Эйфелевой башней в Париже. Она вызывала у многих возмущение. Сейчас у нас ссылаются на эту историю и говорят, что вот и московские башни будут радовать будущие поколения. Но простите, в центре Парижа одна Эйфелева башня и стоит, да еще одна высотка близ бульвара Распай. Все остальные небоскребы вынесены на окраину Парижа.
   Почему по старому Парижу такое наслаждение гулять? Да там все дома жилые, уютные. А у нас коренных москвичей выживают из центра, остается одна торговля, игорный бизнес, дорогие рестораны и офисы. Гибнет исторически сложившийся образ города, втискивают повсюду чудовищные постройки. Причем где – в ее сердце! Пропала Манежная площадь. Кощунственно нарушена святость места, где рядом Могила Неизвестного Солдата и Кремль. На Павелецкой набережной, рядом с Кремлем, громадина Дома музыки перекрывает весь вид. Не говорю уже о махине Петра, которая задавила центр Москвы. Те немногие старые московские особняки, что еще уцелели, совершенно теряются. Теперь с Воробьевых гор не разглядеть уже и храма Христа Спасителя. Одно радует: церкви в Москве привели в порядок.
   К чести петербужцев надо сказать, что они решительнее москвичей защищают свой город. Вот сейчас там хотят рядом с Русским музеем построить какие-то богатые дома, но идет очень активная борьба с этим строительством. Губернатор Валентина Матвиенко очистила Невский от задавившей все рекламы, но заняла в отношении памятников зодчества странную позицию: мол, выбирайте: или особняк погибнет, или мы его продадим Абрамовичу.
   Памятники так быстро не погибнут, а вот Абрамовичи их мгновенно уничтожат. Новым владельцам наплевать, куда они въезжают, им нужна земля в удобном месте. В Европе, если даже памятник переходит к частному владельцу, государство не даст нарушить его первозданность. Государство может вам бесплатно передать в аренду исторический памятник, но контракт будет таким, что вам даже мебель не дадут сдвинуть с места, а раз в полгода к вам будет приезжать комиссия и смотреть, правильно ли вы содержите здание, все ли в порядке.
   – А что в русском искусстве происходит с пейзажем? Знаю, что не только в Москве, но и в провинции есть прекрасные художники-пейзажисты, мастера мирового уровня, а во Владимире и вовсе сложилась целая пейзажная школа…
   – Для меня радость, когда я встречаю во Пскове или в Пушкинских горах студентов Петербургской академии художеств. Но, увы, пейзаж сейчас на задворках и в обучении студентов, и в самом искусстве. У нас были Федор Васильев, Левитан, Саврасов, Серов, Коровин, а позднее Крымов, Пластов, Рылов… Я уверен, что эта традиция не прервется. Люди устали от мишуры, от постмодерна, от выкрутасов. Мы вернемся к настоящему наследию. То, что сделали наши художники-пейзажисты в XIX—XX веках, это как античность, как помпейские фрески, как византийские иконы. Это не может умереть.

   Записал Дмитрий Шеваров

Кому достанутся памятники архитектуры?

   Никто из имеющих деньги не стремится взять разрушенный памятник.
   Я могу понять, что подтолкнуло чиновников поднять вопрос о приватизации памятников архитектуры. Государство наше сегодня находится в столь тяжелом экономическом положении, что ему очень хочется освободиться от памятников, реставрация которых требует основательных капиталовложений. Чиновники надеются, что новые хозяева сами все приведут в порядок и будут содержать свою собственность в должном виде. Но я ответственно заявляю, что олигархи быстрее уничтожат старую архитектуру, чем время.
   Когда нынешние богатые люди приватизируют какой-нибудь шедевр архитектуры, они меньше всего думают о том, что это ПАМЯТНИК. Бизнесмены сразу приспосабливают его под свои нужды. Вы пройдитесь по Москве, посмотрите на особняки, городские усадьбы, взятые в частное пользование. Они доступны для публичного посещения? Нет, в них расположены офисы банков или каких-то контор – охрана, видеокамеры наблюдения, высокие заборы. Да, их отреставрировали, но нам с вами насладиться всеми особенностями нового архитектурного стиля уже вряд ли удастся.
   В Италии, например, большинство уникальных памятников находится в частном владении. Один мой знакомый итальянец работает во Флоренции в банке, офис которого размещается в классическом палаццо XV века. Банк собрал потрясающую коллекцию произведений искусства, эта коллекция доступна для публичного осмотра. Вы можете себе представить, чтобы в «Альфа-банке» Гафин хотя бы однажды устроил подобную акцию?
   Но не дай бог, флорентийские банкиры воткнут какую-нибудь кнопку в деревянные перекрытия этого палаццо. Банк заплатит гигантский штраф и лишится права владения. И так всюду. Поэтому, разрабатывая российский закон о приватизации памятников архитектуры, надо очень четко оговорить право государства контролировать любые действия новых владельцев исторической недвижимости.
   Пока же, к сожалению, государство не только не может никого контролировать – оно само не имеет четкой программы по сохранению памятников архитектуры. А порой и губит их. Несколько лет назад были официально выданы разрешения на застройку заповедной территории вокруг музея-усадьбы «Архангельское». Часть участков уже начала застраиваться, коттеджи могут подойти непосредственно к усадьбе. Я ни в коей мере не хочу защищать прежний тоталитарный режим, но вы можете себе представить, чтобы лет 30 назад кто-то просто заикнулся о возможности построить элитный дом на заповедной территории, как сейчас пытаются сделать рядом с Русским музеем в Петербурге? Даже если это были партийные бонзы уровня Романова, в те годы первого секретаря Ленинградского обкома КПСС. Более того, когда Андропову понадобилось дискредитировать Романова, придумали историю, что для свадьбы дочери Романова был якобы взят сервиз из запасников Эрмитажа. И это вызвало гигантский скандал.
   Как ни странно, но в эпоху СССР общественные организации имели право голоса. Перед визитом президента США Никсона в СССР власти решили снести часть построек в самом центре Москвы. Подворье Лопухиных, где Суриков писал «Утро стрелецкой казни», ломали ночи три. Но Общество охраны памятников, в президиум которого входил тогда Сергей Чехов, потомок Антона Павловича, выставило живые кордоны, чтобы не допустить сноса примыкающих к особняку палат. И мы это дело отстояли – при том, тоталитарном, режиме. Сейчас у нас демократия. Но кто нас спрашивает? Общество охраны памятников спросили, когда Манежную площадь «улучшили» торговым центром, а Церетели высадил целый зверинец рядом с Могилой Неизвестного Солдата?
   Не лучше обстоят дела и в провинции. Мы с коллегами уже третий год боремся с трагической ситуацией, сложившейся в древнем Пскове. Рядом с местным кремлем на набережной Пскова вовсю возводят комплексы элитных домов, гостиницы. Там есть уникальный храм Богоявления с Запсковья XV века, входящий в список ЮНЕСКО. Церковь находится в чудовищном состоянии. Зато в 25 метрах от нее построили шикарную элитную гостиницу. Когда мы спросили у руководства «Псковреконструкции», почему они позволили это сделать, те ответили: «Сначала гостиницу построим, потом владельцам стыдно станет, они и церковь в порядок приведут». Сейчас там планируют построить вторую гостиницу, а церковь все в том же плачевном состоянии.
   Как найти выход? Мне кажется, что памятники архитектуры стоит в первую очередь возвращать наследникам бывших владельцев. К примеру, особняк Чертковых, расположенный в начале Мясницкой улицы. До революции здесь располагалась первая в Москве публичная библиотека.
   Чертковы подарили библиотеку городу раньше, чем Третьяков передал свою галерею столице. В советские годы там располагались разные культурные центры, а книги вывезли в Историческую библиотеку. При нынешних властях особняк реставрировался «под Березовского», но олигарх впал в немилость, уехал из страны, а особняк остался пустым. Сегодня потомок Черткова – молодой человек, живущий в Америке, говорит: «Мне не нужны деньги, я хочу лишь выполнить волю предков – чтобы в библиотеку вернули книги, которые сейчас гниют в Исторической библиотеке, и вновь открыли бы ее для москвичей». Или взять, к примеру, «Аргументы и факты». Вы взяли в долгосрочную аренду особняк Бегичева (родственника Грибоедова) на Мясницкой, 42, где Грибоедов читал свою рукопись «Горе от ума». Но не устроили там гостиницу или ресторан. Вы же содержите дом в идеальном порядке, вкладывая в это огромные средства. Почему же другие не должны так делать?
   Когда началась перестройка, судьба меня свела с Владимиром Ильичом Толстым. Мы посоветовали ему взять в свои руки Музей-усадьбу Толстых в Ясной Поляне – тогда она находилась в ужасном состоянии. Сегодня молодой Толстой восстановил конюшни, отремонтировал подъездные дороги, продумал, каким образом ненавязчиво заставить туристов потратить там деньги, возродил местные народные промыслы. Он хозяин, заботливый хозяин, поэтому Ясная Поляна сейчас вновь стала центром духовной мысли.
   Я за такую «приватизацию».

   Записала Юлия Шигарева

Доколе терпеть засилье Швыдкого в русской культуре

   С помпой была разыграна на телеэкранах «обида» директора Федерального агентства по культуре и кинематографии (ФАКК) Михаила Швыдкого, который вроде бы подает в суд на своего нынешнего начальника, министра культуры и массовых коммуникаций Александра Соколова. С этим проектом, видно, дело не очень заладилось, поскольку после шумных деклараций Швыдкого и нанятого им адвоката Астахова, защищавшего в свое время беглого телемагната Гусинского, «оскорбленные» ограничились лишь требованием извинений со стороны министра. Напомним, что Александр Соколов в программе Алексея Пушкова «Постскриптум» обвинил бывшее Министерство культуры и нынешнее Агентство культуры и кинематографии в коррупции и использовании практики откатов.
   Александр Соколов провел брифинг для журналистов, на котором заявил о готовности подтвердить все сказанное им ранее и предъявить все необходимые факты в суде, если до него дойдет дело.
   Однако суть конфликта между «мятежным» Швыдким, который все время «просит бури», и Соколовым отнюдь не исчерпывается последними заявлениями министра. Хитроумно осуществленная административная реформа с самого начала оставила нынешнего министра без кадровых и финансовых полномочий. Процессами в культуре по-прежнему рулят бывшие руководители министерств культуры и печати. Более того, когда А. Соколов, который ездит по России так много, как никто из министров до него, обещает выделить что-то регионам из скудного бюджета на развитие культуры, Швыдкой тут же в пику министру демонстративно урезает даже то, что было у этих регионов прежде. Видимо, не случайно президент В. Путин недавно выразил неудовлетворение тем, как проходит административная реформа.

   Игорь Обросов, народный художник России, лауреат Государственных премий СССР и России:
   – Один из последних и ярких примеров деятельности Швыдкого на его нынешнем посту директора Федерального агентства культуры и кинематографии – предстоящая в музее Гуггенхайма в Нью-Йорке выставка русского изобразительного искусства, которую он готовит как руководитель этого проекта от России. Выставка при спонсорском участии компании «Интеррос» В. Потанина приурочена к 60-летию ООН и будет проходить в Нью-Йорке с сентября нынешнего по январь следующего года.
   Кого же мы видим в числе предполагаемых участников, по чьим работам американцы и международная общественность должны составить цельное и адекватное представление о русском изобразительном искусстве? Здесь хорошо известные своими скандальными эскападами на недавно прошедшем биеннале Кулик, Дубосарский, Монро, Ефимов… инсталляция Кулика – в клетке сидящий Толстой, на которого испражняются вполне живые куры. Картина Дубосарского с голыми Толстым, Достоевским, Маяковским, голыми Ахматовой и Цветаевой – вот круг их издевательских художественных образов и представлений. Визг авангардизма, эпатажный крик жаждущих скандальной известности «творцов»! Как известно, на прошедшее биеннале было затрачено 4 миллиона долларов из российского бюджета.
   Руководство Российской академии художеств и творческих союзов художников России и Москвы не было поставлено в известность о планах деятелей от культуры во главе со Швыдким и, само собой, не были приглашены в состав организаторов нью-йоркского проекта. Таким образом, разнообразие творческих тенденций и направлений в изобразительном искусстве России, с моей точки зрения, было сознательно проигнорировано. Есть ли предел подобному самоуправству?

   Василий Ливанов, народный артист России, член Союза писателей РФ:
   – Слухом земля полнится, говорят в народе. Для кинематографистов все, что сказал министр культуры и массовых коммуникаций Александр Соколов о коррупции в бывшем Министерстве культуры и нынешнем Агентстве по культуре и кинематографии, – не новость.
   Вот лишь мелкая иллюстрация к нравам, царившим в министерстве в бытность Швыдкого министром. В свое время Министерство культуры стало одним из учредителей Академии кинематографических искусств, которую возглавил известный кинорежиссер Владимир Наумов.
   Академия сделала заказ на производство некой печатной продукции, оплатить которую пообещало Министерство культуры как один из учредителей. Стоимость заказа составила 40 000 долларов. Продукцию академия получила, все сроки прошли, но обещанная министерством оплата все не поступала. Печатники, наконец, были вынуждены подать на В. Наумова в суд как президента академии с иском о взыскании денег за выполненный заказ. Наумов после долгих проволочек добился встречи со Швыдким. «Михаил Ефимович, как же так? На нас в суд подали». – «Ой, я совсем закрутился, извините меня. А какая же сумма иска?» – спрашивает Швыдкой. «40 000 долларов». – «Ну, такие-то деньги я вам из собственного кармана заплачу», – успокоил министр взволнованного президента. «Михаил Ефимович, сколько же всего денег у вас в кармане, что вы спокойно можете достать из него сорок тысяч долларов?» – только и вымолвил потрясенный Наумов. Немая сцена.

   Савва Ямщиков, искусствовед, реставратор, публицист:
   – Жизнь показала, что искусственная идея создания Агентства при Министерстве культуры РФ абсолютно порочна. Умный агент при губернаторе только вредит общему делу. Это мое глубокое убеждение. Министр культуры и массовых коммуникаций РФ А. Соколов – именно тот человек, который ратует за сохранение культурного наследия и уделяет огромное внимание проблемам культуры в российской провинции.
   Ему, как говорится, и карты в руки. А мы ему будем всячески помогать.
   И тут я хочу задать вопрос руководителям всех каналов, ибо экс-министр Швыдкой отсвечивает везде. Действительно ли сей фигляр обладает редким телешармом? Или он остроумец от природы и всегда предельно актуален? А может, он способен умиротворить современников, уставших от тягостей повседневья? Почему именно он, слабый, необаятельный говорун, ведет «Голубые огоньки», праздничные концерты с Красной площади, пошло острит и скалозубит в передаче «Театр + ТВ», растлевает пользователей канала «Культура» своими провокационными «революциями». Вспомните все его «Возможен ли русский язык без мата», «Русский фашизм хуже немецкого», «Музеи – кладбища культуры». Может, и впрямь, как вопрошала одна из его передач, «Пушкин устарел»? И теперь Швыдкой – «наше все»?
   Может, пора этому «солнцу» закатиться? Ведь отстранили его от осквернения классической советской песни на втором канале. Хороший почин достоин продолжения.

   Владимир Фирсов, поэт, лауреат Государственной премии России:
   – Горько видеть и сознавать грядущую непоправимую беду, которую сознательно несут российской культуре шоумены от бизнеса и нечистоплотные чиновники от лукавого – такие, как Швыдкой и его команда.
   Но дело Соколова правое. С ним Бог и наш, пока еще великий, прямодушный русский народ. А в нынешней ситуации с судебным иском Швыдкого А. Соколову надо помнить гениальную русскую поговорку «На воре шапка горит».

   Петр Редькин, писатель, член Союза писателей:
   – Пляски на помойке постсоветской культуры – жанр, насаждаемый М. Швыдким. Выходец из ельцинского ансамбля плясунов, он не чувствует ни почвы под ногами, ни настроя времени.
   Президент Путин жаловался депутатскому корпусу на коррупцию в госаппарате как повивальную бабку казенной жизни. Кому жаловался? Тем, кто сами таковы. И – заметьте! Ни одна ветвь власти не обратилась в суд во имя защиты чести и достоинства. Когда же министр А. Соколов констатировал, что в ведомстве Швыдкого подписывают документы на условиях «отката» (то есть возврата толики отпускаемых казенных денег в карман подписанта), он счел заявление начальника за обвинение в коррупции… После опомнился, заявив: откат – это нормально! Мол, правило и норма в многотрудной работе чиновника. ТВ, не удосужась разобраться, подняло шум в защиту своего любимчика.
   В юридическом смысле министр А. Соколов чист как стеклышко – он высказывался не о Швыдком, а об учреждении. На ТВ заговорили об иске по статье Гражданского кодекса… Это смешно! Если в УК говорится о «заведомо ложных сведениях, порочащих честь и достоинство другого лица», то ГК описывает «честь и доброе имя, деловую репутацию» в контексте личных нематериальных благ. Ответчик обязательно должен причинить нравственные страдания потерпевшему, и тот должен доказать это в суде. Чем отличаются «страдания», причиненные Соколовым, от «страданий», вызванных президентом его посланием парламенту? Может быть, Швыдкой полагает, будто бывшее Министерство культуры сотворено в вакууме от России путем непорочного зачатия?
   Весь сыр-бор, поднятый Швыдким, – наглядная картинка импульсивной, построенной на «откатах» формы коррупции в работе чиновника. Последний из ельцинских могикан столь корыстен, что никак не уймется, не скажет сам себе – мол, надо меру знать. Однако, пользуясь тем, что президент уповает на саморегуляцию системы управления, Швыдкой, пожалуй что, отмылся от разоблачений А. Караулова в «Моменте истины», от вопиющих фактов беззакония, оглашенных А. Пушковым в «Постскриптуме»…

   Записал Виктор Линник

Из-за калош ли ссора?

   Отставленный по возрасту от преподавания в американском университете и вернувшийся в новую страну, писатель Василий Аксенов снова грозит России отлучением от себя любимого. На сей раз, как с плохо скрываемой тревогой сообщили нам «Известия», произойдет это, если в России вдруг появится памятник Сталину, Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами СССР в годы Великой Отечественной войны. Не знаем, как и избежать такого трагического поворота событий. Совсем было пригрелся бывший беглец на российских просторах – и фильмы по его бездарным романам ставят, и в букеровское жюри приглашают, и интервью берут наперебой. И теперь нате вам – объявляет, что может умчаться восвояси. Выдержит ли подобной удар во второй раз российская культура – вот в чем вопрос. Самое забавное, что подобные угрозы некоторая часть российских демо-либеральных СМИ склонна воспринимать всерьез. А вернее, хочет, чтобы мы воспринимали это серьезно. Что вынуждает меня вспомнить свое письмо в журнал «Москва» 15-летней давности. Многое ли изменилось с тех пор? Судите сами.
//-- * * * --//
   Полосным интервью приветствовал «Московский комсомолец» приезд в Россию писателя Василия Аксенова. Начиналось оно рассказом о разочаровании бывшего нашего жителя, испытанном при встрече с Москвой, и жгучем желании вернуться в благословенную Америку, а там облачиться в спортивный костюм и побегать по ухоженным дорожкам полюбившихся ему американских парков. Дальше интервьюируемый самыми последними словами разносил в пух и прах поэта Иосифа Бродского, лишенного, по его мнению, какого-либо таланта и возглавляющего мафию по борьбе с писательскими проявлениями Аксенова, одно из которых чуть было не получило титул бестселлера года в Америке. Напомнил визитер нам, что русские писатели всегда отличались стремлением ссориться из-за калош в передней. Фамилии писателей не указаны, но, вероятно, он имеет в виду споры между Тургеневым и Достоевским, несложившуюся встречу Бунина и Набокова и другие разногласия великих классиков, в чей разряд не прочь попасть и сам, только вести себя будет в отличие от собратьев по перу прилично. В конце интервью вскользь упомянуто о старом отце, доживающем свой век в Казани, куда турист из Америки не преминул съездить на прощание.
   Вернувшись с постылой Родины в обетованную Америку, Аксенов тут же опубликовал в газете «Новое русское слово» впечатления о поездке с изящным названием «Не вполне сентиментальное путешествие». Очарованная встречей с прославленным писателем, редакция «Московского комсомольца» не преминула перепечатать фрагмент этих мемуаров путешественника в разделе «Политклуб «МК». Аудитория». Отрывок занимает немало места на полосе, поэтому позволю себе остановиться на программных, я бы сказал, акцентах, следуя порядку их расположения.
   «Если меня спросят, что я назвал бы самым отвратительным в современном СССР, отвечу без промедления: писательский нацизм и антисемитизм.
   В сравнении с оголтелыми «деревенщиками» даже вождь пресловутой «Памяти» Васильев выглядит респектабельно… В отличие от Васильева писатели-нацисты почти без исключения члены КПСС, народ, чрезвычайно обласканный в самые мрачные годы так называемого брежневского «застоя». Когда арестовывали диссидентов и выпихивали за границу нежелательных, «деревенщики» получали свои государственные премии и заседали в президиумах…
   …Русского же и в самом деле, как тот же немец сказал, любого потрешь и найдешь татарина. И не только татарина – и грека, и скандинава, и поляка, и француза, и уж, конечно, и еврея, и немца… Происхождение у всех у нас весьма сомнительно в смысле расовой чистоты. Главные русопяты – и те под вопросом. У Куняева фамилия сугубо татарская, у Распутина внешность тунгуса, даже и у самого «теоретика» при скандинавском имени фамилия звучит весьма по-еврейски. Шафаревич, как ни странно, стоит близко к ненавистному Шапиро».
   Постараюсь сдержать эмоции и ответить в том же порядке. Аксенов знает, что с правовыми нормами у нас в стране дело обстоит, мягко говоря, далеко не лучшим образом. В противном случае за не подкрепленное юридически обвинение в нацизме его непременно привлекли бы к суду.
   Заявлять, что вождь политического объединения лучше писателей, так же бестактно, как предпочесть лидера сионистской организации его соплеменнику, снимающему модные фильмы или играющему на театре.
   Были ли писатели-«деревенщики», они же, по Аксенову, нацисты, обласканы в эпоху застоя так, как был обласкан сегодняшний неистовый Савонарола – Аксенов? Думать так может лишь несведущий читатель. В то время как комсомольский баловень, автор нашумевших повестей «Коллеги», «Звездный билет» и «Затоваренная бочкотара» пожинал плоды сиюминутного успеха, разъезжая с представительными делегациями по экзотическим странам; под восторженными взглядами завсегдатаев занимал лучшие места в домах журналистов, кинематографистов и театральщиков; покорял сердца «профессиональных» отдыхающих творческих домов Ялты, Гагры и Пицунды, – «деревенщики», среди которых были Распутин, Астафьев, Белов и другие, зарабатывали на хлеб насущный в редакциях провинциальных газет и журналов. Не жалуясь на судьбу и не завидуя похождениям советского «плейбоя» Аксенова, писали они неповторимые страницы «Прощания с Матерой», «Царь-рыбы» и «Привычного дела», сразу же ставших классикой не только отечественной, но и мировой литературы. И не Федор Абрамов и Борис Можаев, не Николай Рубцов отсвечивали с бокалами прохладительных напитков в руках на приемах в респектабельных посольствах, где всегда желанным гостем был Аксенов.
   Когда насильно увозили за границу Солженицына, Аксенов в это же время готовил себе комфортабельное отбытие из ненавистной России. И преспокойно продолжал общаться с теми, кто получал государственные премии и заседал в президиумах. Да только ненавистных ему «деревенщиков» в президиумах тех лет среди них не было.
   Ставя под сомнение расовую чистоту русских, Аксенов ссылается на «того же немца». Ему недосуг, профессорствуя в Америке, почитать последние труды замечательного нашего историка Л.Н. Гумилева. Устыдился бы он своего невежества, ознакомившись даже с популярным изложением гумилевской теории о пассионарности, о связях русского и татарского народов.
   Лицо Распутина напоминает русофобу Аксенову внешность тунгуса, над чем он злорадно ехидствует. Так же когда-то «стоящие у трона», среди которых были и литераторы, подтрунивали над неприятными им лицами Пушкина (эфиопа), Лермонтова (шотландца), Гоголя («хохла»). Да забыли потомки о хорошо одетых и модно причесанных временщиках, а вот образы не пришедшихся к их столу, неуклюжих и неугодных стали символами лучших проявлений отечественной культуры.
   Я приветствую наше время, когда все печатают и все показывают. Слава Богу, теперь каждый может разобраться в многообразии творческих проявлений писателей, художников, философов и историков. Думаю, что поймет современный читатель, почему автор сочинения «В поисках грустного беби» Аксенов так ненавидит Распутина и Бродского.

   P.S. По выходе в свет этого письма либерально-демократические элементы Советского фонда культуры во главе с назначенным на должность «совести нации» господином Лихачевым попытались вывести меня из членов президиума, отстранить от сопровождения крупной выставки частных коллекций в Венецию (а я был председателем Клуба коллекционеров), обвиняли меня в сотрудничестве с Ампиловым, которого я не знал и посейчас не знаю. И теперь, по прошествии пятнадцати лет, выбрасывают во всех без исключения газетах и журналах упоминание о той нацистской выходке Аксенова, будь то рецензия на последнюю книгу В. Распутина или реплика по поводу телепамфлета Сванидзе против декоративного революционера-циника Лимонова, где борцом с нацизмом предстает на всех каналах сервируемый Аксенов. Такова уж она, демократия российская, сотворенная ярославским господином Яковлевым, многие годы игравшим роль несгибаемого ленинца. Раньше его цековское ведомство водило нас всех на поводке с помощью правоохранительных органов, а сегодня функции либеральных держиморд взяли на себя вопящие на каждом углу об ущемлении свободы слова верные яковлевские клевреты.

О, «Россия!»

   В нью-йоркском музее Гуггенхайма, когда в ООН проходила юбилейная 60-я сессия, открылась выставка «Россия!» – ретроспектива русского искусства за восемь веков. Мне, специалисту, без малого полстолетия занимающемуся реставрацией, сохранением, изучением и популяризацией отечественного художественного наследия, такой факт изначально должен доставлять удовлетворение. Следуя заветам русских славянофилов, особенно И.С.Аксакова, я считаю одним из основных составляющих русской культуры ее интернациональность, открытость и умение использовать лучшие достижения западных и восточных собратьев по разуму. Радуюсь, что редкие русские иконы, блестящие портреты XVIII—XIX веков, полотна Сурикова, Репина, Крамского, Серова, Нестерова, изысканные творения мастеров Серебряного века и лучшие образцы созданного в советские годы в эти недели увидят тысячи посетителей нью-йоркского музея. Но радость эту омрачает не ложка, а бочка дегтя, которым сознательно портят роскошное духовное угощение те, кто нынешнюю выставку готовил, а теперь представляет и воспевает ее в близких по духу СМИ. Дабы не показаться голословным, приведу цитаты из передовицы специального «Review «Россия!», приложенного к «Коммерсанту».
   «О ras…! Ног. О Русь!» – сходство названия выставки «Россия!» с эпиграфом ко второй главе «Евгения Онегина», осознанное или нет, бросается в глаза любому, более или менее знакомому с русской культурой… Впрочем, пушкинская цитата из Горация, предпосланная описанию отечественной идиллии, не позволяет забывать, что именно идиллия является наиболее подходящим фоном для катастроф… Блаженная русская патриархальность всегда оказывалась начиненной опасностью взрыва, и в любом русском изображении, будь то «Рожь» Шишкина или «Масленица» Кустодиева, есть ощущение, что покой нам только снится, так как все равно русскому человеку придется улететь в космос (sic! – С.Я.).
   Инсталляцией Кабакова «Человек, улетевший в космос» заканчивается «Россия!». Убогая раскладушка, стоптанные кеды и – дыра в потолке, прорыв в неизвестность Божественного (да простит меня Господь за цитирование этого. – С.Я.)… Зритель устремляется ввысь, оставив залы с Борисом и Глебом… Толстого с Достоевским, бурлаков с черным квадратом… октябрьскую революцию – и восклицательный знак в названии обретает зримое воплощение в пробитой героем Кабакова дыркой в потолке, а Россия остается внизу».
   На этой «оптимистической» ноте можно и закончить мне рецензирование выставки, ибо кому, как не коммерсантовским авторам (а тут и директор гуггенхаймовского фонда господин Кренц, и руководитель ФАКК Швыдкой, и хозяин Эрмитажа Пиотровский, и представительница главного денежного мешка выставки олигарха Потанина, и стоический русофоб – обозреватель по искусству некий Ревзин) знать, во имя чего выставка задумывалась и каким целям она служит. На торжественной церемонии открытия с непременным VIP-банкетом представлявшие выставку VIP-персоны сошлись в мощном панегирике фонду Гуггенхайма, являющемуся сегодня, по их словам, главным пропагандистом и ревнителем русского искусства в мире. Слушая дифирамбы заединщиков, невольно представляешь их славящими недавнюю Московскую международную биеннале, представляющую для швыдковских выдвиженцев гордость и надежду русского искусства и приравниваемую ими к конкурсу Чайковского и Московскому кинофестивалю. Главными экспонатами биеннале, приведшей в ужас всех здравомыслящих людей, были как раз устремленные в космос отстойно генитальные «шедевры» учеников Кабакова, которые в большой чести у гуггенхаймовских спонсоров и покровителей.
   Концепция выставки «Россия!» разработана людьми, получившими в августе 1991 года право распоряжаться культурным наследием столь же бесцеремонно, как их одержимые бесом революционные предшественники – доморощенные футуристы-разрушители, среди которых выделялся бриковский родственник Маяковский. Они тоже искали свою дырку в космосе, призывая выбрасывать на свалку истории шедевры прошлого и подменяя их черно-белыми квадратами, уродливыми памятниками мнимореальной монументальной пропаганды и криворожими портретами современников. Для горе-новаторов Кабаков и иже с ним – «наше все», а не только дырка в космосе. Восторженная журналистка Кабанова вместе с упомянутым Ревзиным, поливавшая грязью творчество Аркадия Пластова, Виктора Попкова и всех стоящих им поперек горла талантов, буквально сомлела, когда прикоснулась в Мюнхене к пиджаку «самого Кабакова». Приезда раздутого мэтра в Россию велеречивые писаки вместе с превратившимися из «совков» в модернистов музейщиками ждали как манну небесную, словно это возвращение истинных творцов вроде Бунина, Коровина, Шаляпина или Куприна. «Приезд Кабакова на открытие его выставки в Эрмитаже говорит о том, что кончилась эпоха… Счеты сведены (с кем? – С.Я.), пришли другие времена. Кабаков – главный художественный бренд России второй половины XIX века». Надо понимать, что не работали тогда в русском искусстве Комов и Нестерова, Пластов и Немухин, Лактионов и Зверев, Коржев и Краснопевцев, Попков и Яковлев, Жилинский и Харитонов, Виктор Иванов и Шварцман…
   Устроители «России!» громогласно утверждают, будто ничего подобного миру прежде видеть не доводилось. В нью-йоркском репортаже «Коммерсанта» «Русская духовность вышла на пандус» (как вам заголовочек?! – С.Я.) куратор выставки госпожа Трегулова так и говорит: «В России нельзя показать такую экспозицию. И дело не в деньгах. У нас нет музея, способного это разместить. И нигде нет». Знаковые выставки русского искусства прежних лет в парижском Гранд Пале, в музеях Италии, Германии, Японии, да и той же Америки швыдковские подельщики вычеркивают из памяти, как полет Гагарина в космос задолго до Кабакова, уникальные экспозиции «Москва – Париж» и «Париж – Москва». Музей Д'Орсе, к слову, только что открыл выставку русского искусства, где представлено вдвое больше экспонатов, чем в Нью-Йорке.
   Позволю, наконец, напомнить завравшимся искусствоведам и менеджерам о грандиозной Всесоюзной выставке реставрации, когда на всех этажах огромного Центрального Дома художника были показаны тысячи шедевров мирового искусства от третьего тысячелетия до нашей эры до работ мастеров XX века, принадлежащих сотням советских музеев. Причем каждый экспонат сопровождался уникальными документами, рассказывающими о подвигах первоклассных реставраторов, возродивших памятники к новой жизни. Помогали нам обустраивать ту выставку сотрудники комбината им. Е.В. Вучетича, переметнувшиеся ныне под знамена Швыдкого и руководителей разных чужеземных фондов. Возглавлял же тогда вучетичевский комбинат господин Хорошилов – ныне один из главных швыдковских клевретов. Поражает, как мимикрировал этот бывший партийный секретарь, который теперь бежит впереди демократического паровоза. Сегодня он ратует за передачу трофейных ценностей Германии, курирует все пакостные проявления художников-реформаторов, рубящих иконы, демонстрирующих под видом перформанса половые извращения на виду у зрителей, а то и вовсе занимающихся самокастрацией.
   «Пир победителей» продолжается, стрелки часов отсчитывают безумный бег времени. Сотнями рушатся и погибают бесценные памятники русского зодчества. Древние города-музеи буквально вопиют о скорейшей помощи. На улицу сегодня выбрасывается единственный в стране реставрационный институт, первоклассные специалисты которого сохраняют редчайшие фрески Новгорода, Пскова, Москвы, Вологды, Звенигорода. Помещение на Кадашевской набережной с другими домами приглянулось очередному олигарху под таунхаус.
   Заполняют улицы и площади российских городов скульптурные монстры одержимых гигантоманией ваятелей – своих и вернувшихся из полудобровольного отсутствия эмигрантов. Неугомонный Церетели добрался и до русской провинции. Мало ему памятных зверушек рядом с Могилой Неизвестного Солдата у Кремлевской стены, мало ему, обезобразившему столицу Петра, и наспех пролитой титановой слезы в Нью-Джерси, и невостребованных разными странами Колумбов. Сегодня уже любимая моя Ярославщина подвергается нашествию грузинского «микеланджело». Тихий полузаброшенный Борисоглебск вскоре изуродуют десятиметровые бронзулетки в память о преподобном Святом Иринархе и воине-монахе Пересвете. На волжской набережной Ярославля, олицетворяющей старую добрую Россию, неизвестно с какой стати (самосевом, что ли?) появилось изваяние грузинской святой Нино Каппадокийской. Не ровен час, по примеру бесноватого Саакашвили одну из ярославских улиц превратят в «проспект друга Буша». Жители города Любим содрогаются в ожидании церетелиевского подарка – идола в честь Ивана Грозного. Пишут они тревожные письма губернатору и прокурору о вреде «секты опричников», орудующей в деревне Кащеево и не признающей авторитета Московской Патриархии, а в это время является Церетели с данайским своим презентом.
   Министр культуры A.C. Соколов, словно рыба об лед, борется с последствиями разрушительного швыдковского правления. Ездит по российским городам, прислушивается к сетованиям и горестям реставраторов, хранителей заповедников и директоров музеев, пытается достучаться до руководства страны и кабинета министров. Над ним сначала ерничают, потом советуют быть требовательным, требуют срочных бюджетных наработок. Слова властей предержащих похожи на бесполезные увещевания крыловским поваром кота Васьки, то бишь руководителя ФАКК Швыдкого.
   Пока действует порочная связка министерства и агентства, пока умный агент при губернаторе будет щедро отстегивать государственные миллионы на порочные биеннале, пока его циничная телеулыбка будет убеждать народ в преимуществах немецкого фашизма, пока он сопровождает первых лиц государства по залам выставки «Россия!», министру Соколову остается ходить с протянутой шапкой к Грефу и Кудрину за подаянием на насущные нужды.
   Начав с цитаты из самого осведомленного по части наших бед и катастроф «Коммерсанта», его же словами закончу обзор нью-йоркской выставки «Россия!»: «Господин Швыдкой, неоднократно заявлявший в ходе коллегии о подготовке следующего биеннале в Москве, что он сам остановился в художественном развитии на Шишкине (какое кокетство!), а свое отношение к современному искусству выразивший цитатой из Льва Толстого «Еврея любить трудно, но нужно» (вырвано из контекста!), вдруг сказал, что в первой биеннале ему «не хватало радикализма».
   Так что долго еще придется А.С.Соколову быть номинальным министром.

Сколько раз будем терять Россию?..

   – Савва Васильевич, помните взорвавший в 90-х годах общество фильм Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли»? Противопоставлялись Россия дореволюционная и советская. Что за годы после СССР удалось «найти»?
   – При развале СССР идея возврата к нашим корням эксплуатировалась очень активно. За ней была общественная тоска о справедливости, чувстве хозяина, нравственности, Боге – по большому счету. Дореволюционный период идеализировался. И с горечью могу свидетельствовать, что сегодня мы оказались еще дальше от идеала. Время нас не приближает к нему, а уводит совсем в другую сторону. Мой друг, известный писатель и диссидент Владимир Максимов уже на исходе своей жизни с горечью говорил мне, что если бы знал, что все так получится, тысячу раз подумал бы, издавать ли «Континент» и бить ли ту систему. Разочаровался и Солженицын. Его жадно слушали, когда он яростно все рушил, но дружно отвернулись, когда призвал наконец-то строить.
   – Вы посвятили жизнь возрождению святынь, памятников прошлого. И разве не вызывает лично у вас оптимизм и надежду то, что бурно восстанавливаются храмы, в нашу жизнь вернулась православная культура: религиозная философская мысль, церковное песнопение, иконопись, зодчество?
   – Если за воротами храма на человека тут же обрушивается поток мерзостей с телеэкрана, печатное непотребство, всевозможные щедро спонсируемые биеннале, то о каком духовном возрождении можно говорить? Борьба света и тьмы ожесточается, и счет далеко не в пользу добра. Я вижу, как разрушаются уникальные шедевры старины в Пскове наряду с бумом строительства там же дворцов для богатых. На наших глазах уничтожается символ русской культуры – усадьба Абрамцево. Не первый год веду борьбу за сохранение единственного в России Центра по восстановлению фресок монументальной живописи в Москве. Уникальный институт, уникальных специалистов выбрасывают из их здания на Кадашевской набережной. Миллионы долларов проедаются и пропиваются на расплодившихся кинофестивалях, а музейные, библиотечные работники, те же реставраторы ввергнуты в полную нищету. Подвижническую деятельность этих людей я уравнял бы с подвигом Александра Матросова и героев-панфиловцев. Ведь им отступать некуда, они – последний бастион, который еще удерживает нашу культуру.
   Единственное, что не дает впасть во грех уныния, – это подвижники и очажки возрождения в провинции. Праздниками подлинной духовности становятся встречи в Ясной Поляне, которые проводит Владимир Ильич Толстой. В Башкирии, в Уфе Михаил Андреевич Чванов организовывает просто потрясающие Аксаковские праздники. Недавно в Иркутске Валентин Распутин провел Дни «Сияние России», где тысячи людей прикоснулись к сокровищницам русской культуры. К этому ряду я отнес бы и международный фестиваль «Славянский базар», ежегодно проходящий в рамках Союзного государства в Витебске. Все это родники, питающие исконную народную душу, не дающие ей зачерстветь и покрыться коррозией.
   Вчера был у меня парень по фамилии Петр Карелин. Зная, что я работал на восстановлении деревянных церквей, пришел за консультацией. Он высококвалифицированный плотник, один из организаторов Центра по возрождению плотницкого искусства. Молодые ребята восстанавливают шедевры деревянного зодчества в Подмосковье, Карелии, воистину творят чудеса. Порой не хватает опыта, ведь всеми забытые старые мастера поумирали, но ребята ищут, разгадывают потерянные секреты стариков. А рядом с ними работает потрясающий коллектив женщин, которые возрождают русский национальный костюм, и не для музеев и театра, а для повседневного быта, по сути, возвращают его к жизни. Вот это та кощеева игла для антикультуры, пока правящей бал.
   – Не кажется ли вам, что, устремившись в неразгаданно-туманное будущее, увлекшись поисками прошлого, мы теряем уже вторую Россию – советскую? Или есть логика в том, чтобы начать жить с чистого листа?
   – Я не был баловнем той эпохи. Двадцать лет меня не пускали за границу «за патриархальные взгляды», как тогда говорили. Но уже в 1991 году я публично, в печати высказался против очередного сбрасывания достижений, опыта, героев социализма с корабля капиталистической современности. Меня сразу же записали в «красно-коричневые», сильно тем озадачив. Сегодня не могу без содрогания слышать, как молодые люди, не знающие советское время, уже со скаутским задором клянут его, презирают, насмехаются. Их так научили, они так настроены. Но мы ведь это уже проходили.
   Благодаря чему СССР состоялся как государство? Несмотря ни на что сохранялась традиция, носители этих традиций. Мало кто знает, но в 1937 году при переписи населения о своей вере в Бога заявили более 45 процентов населения. И это на фоне, казалось бы, поголовного атеизма. Мои школьные и университетские учителя не торопились порвать с «проклятым прошлым». И заповеди Христовы общество не отвергло, придав им светскую форму. Всякое восстановление начинается с восстановления души и порядка. Я брал бы пример с Беларуси, где трезво себя ведут и в экономике, и в культуре, и в подходах к прошлому. Нельзя прерывать связь времен.
   – То, как ведет себя сегодня Беларусь, очень не нравится за океаном. Следуют окрики, прямые угрозы, выделяются средства на организацию внутренних беспорядков.
   – В своей истории славяне еще не переживали более жестоких времен. Сначала нас разрубили на части, а сейчас растаскивают в разные стороны, стравливают, огромные средства бросают на то, чтобы мы ослабели, перестали ощущать себя как славянская православная цивилизация. В мире во все времена велись захватнические войны, государства конкурировали между собой, рушились империи, покорялись народы и цивилизации. Наше время не исключение. Очень часто за всеми поцелуями и сладкими речами дипломатов и правителей маскируется экспансия, стремление расширить свое жизненное пространство за счет других. Ничто в мире не изменилось, и НАТО совсем не из спортивного интереса вплотную подползло к нашим границам. Меня поразило честное и бескомпромиссное выступление Александра Григорьевича Лукашенко на 60-й, юбилейной сессии Ассамблеи ООН в сентябре этого года. Он говорил о бедах, которые несет человечеству однополярный мир, об агрессивной политике США, обязанности ООН обеспечить всем странам свободу выбора путей своего развития. Думаю, что президент Беларуси был созвучен многим миллионам людей на земном шаре.
   Мы все проходим испытание на прочность. Только слепой не видит антироссийский и антиславянский характер «цветной революции» на Украине, страстное желание Запада все это повторить в Беларуси. Вот почему для судьбы всей нашей цивилизации так важен формирующийся Союз между Россией и Беларусью. Отрабатывается модель объединения, мы снова учимся жить вместе. И лично меня нисколько не удивляют наскоки на Союзное государство, беспрерывное торможение всех процессов объединения, желание посеять ссору и смуту. Все это будет только шириться. Слишком большой выигрыш на кону.
   – Савва Васильевич, вы представляете творческую интеллигенцию. Каковы же в этих процессах, на ваш взгляд, роль и место людей духа?
   – Возвращаясь к вашему первому вопросу, хочу обратить внимание на то, что сегодня повторяется ситуация 90-х годов. Тогда многие мои знакомые и коллеги шумно вещали о потерях 1917 года, но почти не реагировали на то, что на глазах Россия раскалывалась, от нее отпадали огромные территории. Сегодня повышенное внимание в прессе, искусстве, в который уже раз, уделяется ошибкам и преступлениям сталинской эпохи, но не замечается то, что мы находимся в эпицентре геополитической войны, что под угрозой само существование России. Более того, некоторые «люди духа» подыгрывают врагам, настраивают против нас мир, доказывая, что мы народ дикий, никчемный. Недавно из Испании вернулся мой друг Игорь Золотусский. Крупнейший специалист по Гоголю, получивший Солженицынскую премию, читал лекции в Барселоне. Он мне с возмущением рассказал, что там по телевидению вещает канал из Москвы на русском языке. Какой только бред не несут. Например, что летчик, который упал в Литве, был пьяный и лететь его заставил лично президент, и все в таком духе. Интересно, что на экране те же самые люди, которые у нас дома, по российским каналам говорят совсем другое. Эдакие двуликие Янусы.
   Повторюсь, мы находимся в эпицентре страшной цивилизационной бойни. С предателями все ясно. Но не видеть, что вокруг происходят судьбоносные процессы, это все равно что не заметить бомбу, которая уже пробила крышу твоего дома. Ушло время искусства для искусства. Прятать голову в песок, в глобальной драке говорить привычное, что для меня, мол, существуют только семья и общечеловеческие ценности, а все остальное – дело политиков и военных, – значит обречь своих же детей на будущие страдания. И сегодня оставить в одиночестве, сдать Беларусь, делать вид, что ничего не происходит, – это в очередной раз потерять Россию.
   У творческой интеллигенции время мобилизационное.

   Беседовал Виталий Синенко

Простодушные вопросы актеру и режиссеру К. Лаврову

   Содержание письма артиста и режиссера господина К. Лаврова, напечатанного «Известиями» 27.07.2005 в защиту экс-министра культуры Швыдкого, ныне возглавляющего ФАКК, не стало для меня неожиданностью. Удивила весьма странная форма поддержки «свояка», избранная худруком Товстоноговского театра. Миниатюрная по размерам петиция подписана, кроме мастодонта от зрелищного искусства, еще и господином Шадриным, а подготовил сие сочинение к печати некий господин Торба. «Мал золотник, да дорог», коль столько людей трудилось над его шлифовкой. Но со своими «вопросами простодушного» я позволю себе обратиться к закоперщику корпоративной акции господину Лаврову.
   Пару лет назад, когда другой артист и режиссер Николай Губенко, руководивший думским Комитетом по культуре, схватил за руку Швыдкого, втихую пытавшегося «подарить» Германии Бременскую коллекцию, хранившуюся в Эрмитаже, и передал грязное дело в прокуратуру, еще один актер и режиссер господин Говорухин сыграл уже роль почитателя пронырливого министра, назвав его единственным достойным этого кресла чиновником на всем советском и постсоветском пространстве. Письмо в «Известиях» скалькировано со слезоточивого монолога Говорухина на думской пресс-конференции. «Мы знали и знаем его (Швыдкого), как глубоко порядочного человека, настоящего интеллигента, подлинного знатока и ценителя искусства, сильного и мудрого руководителя. Мы с уверенностью можем сказать, что более компетентного человека, занимающего пост руководителя культуры, не было ни в Советском Союзе, ни в новой России». Так прямо и сказано. За всю Россию!
   Подобные дифирамбы в проклинаемые новороссами тоталитарные времена слышал я только разве что из уст артиста и режиссера господина Ульянова, который вместе с тысячным хором на транслировавшемся по ТВ концерте многократно с упоением скандировал: «Вечно будет жить партия эта, ей и дорогому товарищу Брежневу многая лета!» Потом так же артистически славил он Андропова, Горбачева, Ельцина и иже с ними, впоследствии отрекаясь от каждого сошедшего с трона поочередно. Какой, однако, прозорливостью сибирской обладал незабвенный режиссер Иван Пырьев, разглядев в Ульянове и Лаврове необходимые данные для исполнения ролей «Братьев Карамазовых».

   …А теперь и сами вопросы.
   Показал бы «порядочный человек и интеллигент», будучи руководителем государственного телеканала, чудовищную порнокассету с участием человека, похожего на прокурора Скуратова, в то время, когда у экранов сидели миллионы зрителей, да в их числе и дети? «Сильный и мудрый руководитель» стал ли бы, превратившись в бездарного шоумена, провоцировать лежащую на глубоком дне Россию обрыдшей «культурной революцией», на посиделках которой решают, что «русский язык без мата невозможен», что «Пушкин устарел», что «музеи – кладбища культуры» и, самое возмутительное, что «русский фашизм страшнее немецкого»? Не покоробило ли господина Лаврова, столь правдиво изобразившего русского солдата в киноэпопее «Живые и мертвые», такое осквернение памяти этих солдат, павших в борьбе с нацистской чумой? А может, сыгранное при плохих министрах культуры сегодня уже не в чести?
   Вы пишете, что вместе со своим подзащитным осуществили немало гуманных театральных акций. Рад бесконечно за Вас. А что Вы скажете по поводу нескольких миллионов долларов, отпущенных руководителем ФАККа на проведение в Москве художественного биеннале, буквально унавозившего столичные выставочные залы и музеи обилием экскрементов и гениталий, выдаваемых за артефакты, своей разнузданностью и вседозволенностью оскорбившего страну, давшую миру величайших мастеров изобразительного искусства? Почему на руководимом Швыдким и курируемом им по сей день канале «Культура» не слышно и не видно было, пока они были живы, много определивших в культуре России Георгия Свиридова, Вадима Кожинова, Юрия Кузнецова, Татьяны Глушковой, Валерия Гаврилина? Почему сейчас нет тех, кто честно и высоко держит русскую традицию, – Валентина Распутина, Василия Белова, Виктора Лихоносова, Валентина Курбатова? Почему нас насильно пичкают программами циника и матерщинника Виктора Ерофеева, сплетниц Дуни и Тани, эскападами Приговых, Вишневских, Жванецких и прочих набивших оскомину лицедеев? Вас, профессионального актера, не понаслышке знающего о Второй мировой войне, не покоробило при появлении телепрограммы Швыдкого, когда он, лишенный обаяния и каких-либо музыкальных данных, бессовестно уродовал столь дорогие нам песни военных лет? И, наконец, неужели, одаривая Швыдкого возвышенными комплиментами, забыли Вы о том, как оскорбил он национальное достояние России – Владимира Васильева, объявив по телевизору о его увольнении с поста руководителя Большого театра? Неужели Вы, немолодой человек, не содрогнулись, когда после грязных инсинуаций любимого Вами министра ушел из жизни стоящий тысяч Швыдких Евгений Светланов?
   И еще вопрос иного смысла. Как Вы думаете, сотни мастеров культуры, инженеры, педагоги, врачи, занимающие не последнее место в общественной жизни, поголовно ошибались, подписав многочисленные обращения к Президенту России с просьбой избавить культуру от разрушающей деятельности Швыдкого? Может, их подкупили? А что, если правы они, а не Вы? Правы, как прав артист и режиссер Василий Ливанов, публично призвавший высшее руководство страны приравнять Министерство культуры к силовым структурам, дабы уберечь эту самую культуру от ущерба, наносимого шоуменом Швыдким, и указавший верный путь власть предержащим.
   Я, как и Вы, не хочу, чтобы «российская культура замыкалась в ограниченном пространстве, перестав быть гордостью России». Поэтому и работаю, как и тысячи моих коллег – музейных сотрудников и реставраторов, за символическую зарплату в 2600 рублей, забыв о своих академических регалиях и полувековых заслугах. Не помог и не поможет нам ничем Швыдкой, ибо мы для него такие же антиподы, как журналы «Москва», «Наш современник», «Нева» или «Север», которые он в свое время вычеркнул из дотационных списков. Ваш подзащитный широк за государственный счет лишь с теми, кто работает на разрушение, а не на созидание государственных основ. Да и себя, любимого, не забывает, прихватив дачку, никак не укладывающуюся в бюджет госчиновника.
   Письмо господина Лаврова в защиту Швыдкого не стало для меня неожиданностью еще и вот почему. Двадцать уже почти лет назад я поражался поведению баловней тоталитарного режима, яростно кинувшихся рвать в клочья саму память о начальниках и даже преуспевавших с ними вместе коллегах, из рук которых получали они вожделенные награды – от значков «Отличник культуры» до званий народных артистов и Героев Соцтруда. Именно эти «гертруды» – забот не знавшие режиссеры, не вылезавшие из загранкомандировок, писатели и артисты – сначала безоговорочно встали под знамена ставропольского катастройщика Горбачева, потом переметнулись к взгромоздившемуся на танк у Белого дома, а на всякий случай и у американского посольства свердловского коммуниста Ельцина. Именно они, упившись разрушительно-зажигательной пропагандой Собчака и Афанасьева, восторгались мошенническими трюками прихватизаторов Чубайса и Гайдара. Это они одобрительно хлопали и требовали «раздавить гадину», когда из Белого дома сотнями сплавляли трупы невинных его защитников, обманутых Руцким и Хасбулатовым, рвущимися к жирному пирогу власти. И они же, объединившись с Березовским, Ходорковским, Гусинским и другими «героями» первоначального хапка, возглавили избирательную кампанию, стали доверенными лицами впавшего в пьяную горячку Ельцина, так нужного им в тот момент.
   В самом начале «бескровной» революции, а на самом деле смертельного завершения трагедии, начатой еще удушителями России Лениным, Троцким, Керенским, Свердловым и Бухариным с компанией, попытался я публично призвать «демократов» не плевать в колодец, из которого они в свое время черпали самую чистую и нужную им воду. Тявкавшие из всех информационных подворотен либералы поспешили приклеить мне ярлык с надписью «красно-коричневый». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
   Еще совсем недавно их теперешние кумиры, вроде «ярославского Иуды» А. Яковлева, вместе со своими холуями из 10-го подъезда ЦК КПСС гондобили меня за белогвардейские и церковно-патриархальные убеждения, и вдруг пытаются переодеть в партийную одежку, которая им на данном этапе не к лицу. «Пропустили» мимо ушей липовые демократы мои беседы на Первом канале со злейшим врагом марксизма-ленинизма Владимиром Максимовым, записанные в Париже. Писатель, создатель «Континента», переживая творящееся в России безобразие, со свойственной ему прямолинейностью и сарказмом заявил, что не стал бы бороться с большевистским режимом, представь он себе тогда в страшном сне бракоразводного юриста Собчака или торговца цветами Чубайса (определения максимовские), загребающими власть и деньги. Не опубликовали закупленные шустрыми барышниками ставшие якобы либеральными СМИ письмо Максимова, со слезами и болью осудившего богоотступников из числа культурных деятелей, обратившихся к Ельцину с призывом убивать людей в октябре 1993 года. Слезы и боль эти стоили Владимиру Емельяновичу жизни, ибо спаливший его в одночасье рак трудно объяснить чем-либо другим.
   Среди подписавших то кровавое октябрьское обращение немало братцев-ленинградцев. Понятно, чем руководствовался маргинальный писатель Гранин, всегда умевший быть обласканным властями. Получил он ярлык на дальнейшее письменство. Но бодливой корове Бог рог не дает.
   Стыдно было читать и смотреть его пустопорожние экскурсы в историю царствования Петра I, из которой к Гранину больше всего относится рескрипт, требующий «давать всякому высказаться до конца, дабы глупость его была хорошо видна».
   Подмахнул то письмецо и академик Лихачев. Правда, в бытность мою членом Президиума Советского Фонда культуры сталкивался я со случаями, когда наш председатель скреплял своими автографами бумаги, друг друга взаимоисключающие. Назначенный семьей Горбачевых на должность «совести нации», предал он своих благодетелей раньше, чем приглянувшийся олигархам Ельцин выгнал бездарного разрушителя державы из кремлевского кабинета. «Певец садов и парков» радостно приветствовал деяния Собчака и стал его негласным духовным отцом. Вместе с другими межрегионалами состряпали они фальшивый документец о событиях в Тбилиси, оплевав нашу армию в целом и каждого солдата в отдельности. Результат того «демократического» вранья сегодня налицо – нищая Грузия, бесноватый Саакашвили, пухлым американским кулачком грозящий России, веками защищавшей грузинский народ.
   Стыдно было наблюдать за фальшивой насквозь церемонией захоронения царских останков, наспех идентифицированных полупрофессионалами из немцовского ведомства. Благословив панихиду, проигнорированную нашим церковноначалием, отсветился на ней любящий придворный почет академик рядом с еще одним плакальщиком по монархии – разрушителем Ипатьевского дома Ельциным.
   Другой братец-ленинградец с московскими корнями артист Басилашвили, тоже с большевиками никогда не конфликтовавший, разве что, подобно пикейным жилетам, по меткому выражению Астафьева, «пускал шептуны в валенок», поругивая на кухне награждавших его безграмотных чиновников, по сей день не может утихомириться и славит во всю ивановскую Собчака, Чубайса и Гайдара, хотя они после себя и воды не оставили, чтобы ее слить.
   Нелегким было мое «коммунистическое» прошлое. В рядах партийных не числился. Все, что Бог помог сделать, состоялось не благодаря, а вопреки власть предержащим. А вот попробовал бы работающий тогда в журнале «Театр» критик Швыдкой не напечатать на обложке, не говорю уже о вклейках, портреты Лаврова, Басилашвили или Ульянова. «Добро» на это давали серые министры, которым и не снились «сила и мудрость» нынешнего их антипода.
   Сам москвич, я бесконечно благодарен любимому городу на Неве, значащему так много в моей судьбе. Петербург —
   Петроград-Ленинград подарил мне радость общения с выдающимся искусствоведом, художником, реставратором – директором Русского музея Николаем Сычевым и ученым мирового уровня Львом Гумилевым. Ленинград дал возможность встречаться и говорить с Дмитрием Шостаковичем, Николаем Скатовым, Константином Сергеевым и Наталией Дудинской. Северная столица взрастила многих моих друзей и единомышленников: Леонида Творогова, Семена Гейченко, Юрия Спегальского, Всеволода Смирнова и Бориса Скобельцына, возродивших из послевоенного пепла Псковскую землю. В Ленинграде наблюдал и радовался я творчеству Евсея Моисеенко и Петра Фомина – продолжателей лучших традиций русской живописи. Здесь сегодня продолжает трудиться освобождавший Европу от фашизма старейший полиграфист, руководивший многие годы издательствами «Аврора» и «Наука», Сергей Зверев. В Петербурге работает мой друг Виктор Правдюк – высокопрофессиональный тележурналист, историк и публицист, с группой единомышленников завершающий гигантский труд по созданию 85-серийного документального фильма «Вторая мировая. День за днем», уже сейчас похвально отличаемого видевшими его специалистами.
   Довелось мне долгие годы сначала учиться, а потом и работать, и дружить с еще одним, не побоюсь этого слова, выдающимся ленинградцем, тридцатилетие без малого руководившим Русским музеем, Василием Алексеевичем Пушкаревым. Роль этого человека в отечественном музейном деле сопоставима разве что с деятельностью Павла Третьякова. Познавший горький привкус тоталитаризма на полную катушку, он в конце концов был изгнан Романовым по наветам обкомовских культурных баловней из родного города и три года назад умер в Москве. Никто из одемократизировавшихся петербургских культуртрегеров не удосужился отдать последнюю почесть славному земляку. Второй год боремся мы с собчаковскими выкормышами, командующими петербургскими музеями, и губернским начальством, пытаясь увековечить память о подвижнике, хлебом которого они и по сей день питаются. Известные художники, ученые, директора музеев подписали обращение к министру культуры A.C. Соколову, который без промедления отправил документ об установке мемориальной доски на доме, где жил прославленный директор, в Смольный, а руководству Русского музея порекомендовал позаботиться о памятном знаке в музейном интерьере Михайловского дворца. С тех пор мы слышим лишь фальшивые отговорки тех, кому наплевать на священную память о прошлом. Вот бы Вам, господин Лавров, вместе с господином Швыдким вмешаться в эту непристойную возню. Поверьте, Пушкарев для русской культуры не менее значимая фигура, чем Товстоногов и другие известные ваши коллеги, именами которых названы театры, кому устанавливаются памятники и вывешиваются памятные доски.

   P.S. Письмецо в «Известиях» почему-то напомнило мне деяния Лямшина и Федьки-каторжника, разбивших киот на иконе Богоматери и запустивших туда мышь. Бессмертный автор «Бесов» назвал поступок «героев» «безобразным и возмутительным кощунством». В «Известиях», видимо, к Достоевскому относятся по-чубайсовски, предпочитая разорвать гения на части, потому что уже в следующем номере продолжили гнуть верховенско-лямшинскую линию: телепроизводитель господин Файфман назвал огромной удачей руководимого им Первого канала экранизацию «выдающихся литературных произведений «Московской саги» и «Детей Арбата». Фильм же «Диверсант», принятый ветеранами, как плевок в лицо памяти воевавших и погибших накануне 60-летия Победы, привел в пример как «удачное сочетание высокохудожественного произведения, не вызывающего никаких вопросов, и абсолютно рейтингового лидера». Свояки у Швыдкого повсюду!

Свояки у Швыдкого повсюду!

   НТВ – верное чадо бывшего хозяина Гусинского, скрывающегося от российской прокуратуры. Если хочешь узнать, как прекрасен Запад и как смешон и беспомощен родной дом, нажимай на четвертую кнопку – не проиграешь. Зря доверчивый налогоплательщик будет ждать на этом экране встречи с Валентином Распутиным, Александром Солженицыным, Василием Ливановым или Валентином Курбатовым. Не покажут по НТВ пушкинские или тютчевские праздники, аксаковские и рубцовские торжества, не упомянут о приближающемся двухсотлетии Гоголя, не удостоят своим вниманием ежегодно проходящий в Ярославле замечательный музыкальный фестиваль, посвященный великому дирижеру Евгению Колобову. Зато с какими радостными лицами информируют нас медиащелкунчики о хождении во власть молодых, да ранних дочек Гайдара и Немцова, рвущихся в Мосгордуму; постоянно рассказывают о помолвках, тусовках, скандальных эпатажах героев и героинь нашего времени – отпрысков Ельцина, Собчака, Смоленского или тех же Ющенко и Тимошенко.
   Скандал, из пальца высосанный Швыдким после упоминания министром культуры о коррупции в стенах швыдковских ведомств, для НТВ стал особо лакомой косточкой. Шоумен проводит на наших глазах внеочередной выпуск «Культурной революции» с провокационным названием «Чиновник без отката немыслим», и НТВ охотно включается в пошленькую игру. Пропустил Швыдкой мимо ушей юридическое обвинение его команды во взяточничестве при разбазаривании трофейных ценностей, за неделю до выступления Соколова сделанное в той же программе «Постскриптум» артистом и режиссером Николаем Губенко, имеющим многолетний опыт служения на высших годарственных постах. Не подал шоумен в суд на Губенко, ибо тот сейчас вне политики. А вот начавшему разгребать авгиевы конюшни в Китайском проезде, ликвидируя последствия швыдковского правления, Соколову надо перекрыть кислород и помешать бороться с временщиками от искусства, щедро подкармливаемыми незадачливым шоуменом. Чем хуже для страны, тем радостнее для представителей второй древнейшей профессии. С какой оперативностью НТВ выплеснуло на экран «новость» о предполагаемом снятии со своих должностей Соколова и Швыдкого и замене их непотопляемым президентским советником Ястржембским. Кто будет проверять достоверность информации или искать инициаторов грязного пиара? Главное – посеять смуту, заставить Соколова волноваться, помешать нормальной работе его ведомства.
   Божья роса не сходит с глаз телепровокаторов, когда деза не подтверждается. Они тут же зубоскалят в сюжете, посвященном дню рождения министра, издеваются над правительственными поздравлениями, ставят под сомнение слова юбиляра о твердой уверенности в правильности выбранного им рабочего курса. А через пару дней еще один свояк Швыдкого подбрасывает гнилых дровишек в смрадный костерок выкуривания Соколова с занимаемой должности. И свояк этот не кто иной, как артист и режиссер г-н Табаков, ставший находкой для инсинуаторов с НТВ.
   Умеет Олег Павлович, пользуясь актерскими навыками, полученными от великих учителей, прикинувшись этаким доверчивым простачком, котом Матроскиным, нашептать в ушко начальству гадости про неугодных ему людей. Целый вечер НТВ озвучивало табаковский донос на Соколова президенту Путину во время встречи с руководителями ведущих театров. По всем остальным каналам показали деловые выступления Ю. Соломина, Л. Додина, озабоченных плачевным состоянием дел в театральном хозяйстве России, а НТВ смаковало слезный монолог Табакова, издевающегося над новым министром культуры и поющего осанну свояку Михаилу Ефимовичу, который был так щедр с ним. Ни для кого не секрет, что ласковое саратовское телятко умеет сосать больше, чем двух маток, прибегая к запрещенным приемам, которыми частенько пользовался его нахрапистый земляк губернатор и «дипломат» Аяцков.
   Слушая сладкоголосую ложь Табакова, вспомнил я почему-то десятилетней давности его юбилей, торжественно отмеченный раздираемой кровавыми междоусобицами ельцинской Россией. В течение трех часов телевидение в прямом эфире демонстрировало непотребное зрелище. На главной сцене МХАТа, освященной талантом Станиславского и его единомышленников, за пиршественным столом, поедая жареного поросенка и запивая его водкой из большущего штофа, вытирал юбиляр засаленные руки о камзол и лез целоваться с восторженными славильщиками. Очень напоминал Табаков своего предшественника из великой мхатовской плеяды, даже внешне схожего с бесцеремонным юбиляром. Гримируясь в уборной, самодовольный тот барин обращался к товарищам по сцене, каждый из которых был гордостью МХАТа, с наигранной непосредственностью и кокетством: «Ну, чего у меня только нет? Квартир у меня три, дачи две, машины две. Жена есть, любовницы имеются. И чего у меня только нет?» Блистательный мастер афоризма, остро чувствующий человеческую ложь и фальшь Борис Николаевич Ливанов лаконично бросил доморощенному Фальстафу: «Совести у тебя, дорогой, нет!» Унаследовавший от отца все лучшее, чем может наградить человека природа, Василий Ливанов был абсолютно прав, когда предложил на историческом здании в Камергерском вывесить мемориальную доску с надписью: «Здесь с 1898 по 1987 год помещался знаменитый МХАТ».
   Я поражаюсь, как умеют Табаковы вписаться во все политические режимы. Вот сейчас идет всенародная репетиция 70-летнего юбилея сего национального достояния. Ни одна газета, ни один журнал, радио– или телеканал не обошли самым пристальным вниманием этот красный день календаря. Забыв о пророческих словах Пастернака «Быть знаменитым некрасиво», юбиляр, буквально не закрывая рта, одаривает современников словесным потоком сознания. Бия себя в грудь, отрекается он от коммунистического своего прошлого, чуть ли не в диссиденты просится. И тут же гордо сообщает, что закончил Университет марксизма-ленинизма, а насущные творческие и жизненные вопросы решал напрямую с такими партийными бонзами, как Суслов и Гришин. При этом забывает упомянуть о замечательном руководителе Бауманского райкома КПСС С.А. Купрееве, подарившем ему не одну только «Табакерку», или о комсомольском функционере Олеге Столярове, щедро кормившем гурмана Табакова с присными. За одно воплощение на сцене «Современника» шатровско-ленинских большевиков Табакову сотоварищи каяться следует до конца дней своих. А он, подобно переквалифицировавшемуся в торговца мебелью капиталисту Шатрову, удачно вписывается в ряды преуспевающих рыночных дельцов.
   На вопрос восторженной журналистки «Откуда столько мерзости в жизни?» – Табаков отвечает с легкостью и цинизмом необыкновенным: «Ну, накопили. Надо все-таки регулярно «клапан открывать». Обычно это с утра делается (смеется). Я думаю, все начинается с нашей чистоплотности. Это очень простые заповеди, большого ума не надо. С семьи все начинается! Сегодня все ругают телевидение. А меня оно не пугает – как они со мной, так и я с ними. У меня же пульт есть! Пошли вон, дураки паршивые».
   Интересно, вырубил ли свой ящик Табаков, когда его свояк Швыдкой, руливший ВГТРК, показывал в смотрибельное время жесткое порно с «актером», похожим на прокурора Скуратова? Сказал ли своему любимцу «дурака паршивого»? Подумал ли он о детях, которым не всякий отец напишет в холодильнике: «Икру не есть – она папина», или запретит смотреть телевизор?
   «Новая газета», с не меньшей яростью, чем НТВ, обрушившая лавину оскорблений в адрес министра культуры A.C. Соколова, рассказать о юбилее швыдковского свояка Табакова предложила А. Смелянскому, ректору Школы-студии МХТ («академический» из аббревиатуры убрали, грядет, видимо, черед вычеркивать и «художественный»). Много чего наговорил летописец ефремовско-табаковского периода театра, но главный смысл сказанного – «Табакова охарактеризовать легко: лицедей. Несравненный лицедей нашего Простоквашина». На страницах юбилейного выпуска «7 дней» лицедей «порадовал» читателей сообщением о звонке Президента Путина, пообещавшего ему орденок «За заслуги перед Отечеством» аж 2-й степени.
   На этом и закончим наши рассуждения о своячестве Табакова и Швыдкого. Оно имеет те же корни, что и постоянные склоки в эфире между Табаковым и Карауловым. Несовместимость шатровского лицедея и шатровского экс-зятя чисто внешняя. На самом деле они свояки Швыдкого.

   P.S. Надеюсь, читатели не заподозрят меня после обращения к своякам Швыдкого с простодушными вопросами в недобром отношении к артистам и режиссерам. Мне посчастливилось работать, общаться и дружить с такими творцами, которые не приняли разрушительного участия в глумливом кинематографическом съезде, где «благодарные» ученики топтали маститых учителей. Преклоняюсь я перед скромностью и совестливостью Андрея Тарковского, Ивана Лапикова, Николая Гринько, Анатолия Солоницына, Станислава Ростоцкого, Сергея Вронского. Восхищаюсь искусством классиков, с которыми не был знаком, но чье искусство помогало нам жить: незабвенными Крючковым, Андреевым, Симоновым, Смоктуновским, Папановым, Черкасовым. Счастлив сверять время с Марленом Хуциевым, Василием Ливановым, Валентином Гафтом, Вадимом Юсовым, Алексеем Баталовым. Свояков у Швыдкого много, но далеко не все.

Единожды солгав

   Свобода слова, о которой мы все мечтали и которой упивались на кухонных посиделках в так называемую тоталитарную эпоху, обрушилась на Россию стихийно и нежданно, будто майский снег на расцветшие фруктовые сады. И сразу стало ясно, что сама по себе свобода эта отнюдь не самодостаточна, а скорее вредна и опасна, если ею пользоваться не во благо народное, а ради сиюминутной корысти новых хозяев жизни, присвоивших себе право на такую свободу. Вспомните, например, газеты, журналы и телеканалы конца 80 – 90-х годов, превратившиеся в мутную клоаку либеральной вседозволенности и беззастенчивой лжи, вместо того чтобы обеспечить объективное освещение происходящего в стране. Какие ушаты грязи выливали сорвавшийся с цепи коротичевский «Огонек» и яковлевские «Московские новости» на тех, кто шел не в ногу с «демократами», самозабвенно проклинавшими сталинский и брежневский режимы и возводившими почетные пьедесталы верным детям и внукам ленинско-троцкистской гвардии. Сколько дифирамбов Бухарину, Тухачевскому, Якиру, Литвинову и другим разрушителям России было пропето слугами партийной верхушки, занимавшими главные места у номенклатурной кормушки. С какой щенячьей радостью перекрасившиеся журналы публиковали казавшиеся сенсационными, а на самом деле давно отшлакованные архивные документы о «героях», уничтоживших мировую и отечественную литературную и художественную классику, превративших подлинную культуру в экспериментальный суррогат, столь близкий и дорогой «комиссарам в пыльных шлемах» и «детям Арбата». Закрывали глаза борзописцы на тот факт, что родители этих детишек заняли дома, принадлежавшие ранее истинным арбатским старожилам, уничтоженным красным колесом революции. Возмездие, обрушившееся на их отнюдь не невинные головы со стороны бывшего подельника, превратившегося в тирана, стало законной платой за физическое уничтожение миллионов русских крестьян, лучших представителей отечественной интеллигенции, за пастырей православия, живыми закопанных в землю или сосланных на верную погибель на окраины бывшей империи. Вот их-то и славили писатели, режиссеры, актеры и публицисты, поспешившие поменять партбилеты на иностранную валюту.
   Наводнившая книжные прилавки литература подменила свободу слова неприкрытой ложью, дешевизной формы, смакованием запретных тем и растлением подрастающего поколения. Особенно неприятно повели себя авторы мемуарного жанра, поспешившие, по меткому выражению Валентина Распутина, «вывалить чрева на всеобщее обозрение». Бог с ними, вралями и нарциссами. Исписанная бумага, как говорится, две копейки пуд. Но когда, ублажая себя любимых, они возводят напраслину на людей высоко духовных, сумевших и при большевистском режиме остаться нравственными ориентирами, невольно хочется одернуть клеветников, порочащих подвижников, ушедших из жизни, а потому сраму не имущих.
   Три года назад, приступая к работе над книгой «Архимандрит Алипий. Человек, художник, воин, игумен», я обратился к людям, имевшим счастье общаться с прославленным настоятелем Псково-Печерского монастыря, с просьбой поделиться со мной своими воспоминаниями о батюшке. Вспомнились рассказы игумена о молодом ленинградце Мише Шемякине, которому он помогал, как и многим другим неофициальным художникам. Словом и делом благословил он начинающего мастера, покидавшего Родину не по своей воле. Архимандрит Алипий в наших с ним мимолетных беседах вспоминал и о других подпольных творцах, искавших у него поддержки и понимания. Передавая мне фотоальбомы их выставок, игумен говорил: «Кокаином от картинок этих попахивает, но моя обязанность каждому нуждающемуся поспешествовать». Оказалось у меня и гравированное Шемякиным изображение Богоматери с трогательной надписью: «Архимандриту Алипию. Отцу, Наместнику, Художнику и Человеку с большой буквы».
   На мою просьбу Шемякин, тогда уже заокеанский маэстро, ответил согласием, за которым, однако, последовало двухлетнее молчание. Во время второго телефонного разговора, когда книга уже сдавалась в типографию, господин Шемякин озадачил меня вопросом: «Не будет ли издание церковно-сусальным?» Ответив собеседнику, что, в отличие от нынешних российских шемякинских кумиров типа незадачливого властелина северной столицы господина Собчака, жизнь и служение архимандрита Алипия исключает даже намек на какие-либо фривольности, я выслушал тираду о беспросветном пьянстве печерского игумена и о героическом поступке юного Шемякина, выловившего тонущего батюшку из бочки с солеными огурцами. Пораженный такими глюками, больше я к услугам гофмановского персонажа не обращался, ограничившись благородными и благодарными воспоминаниями тех художников, которым встречи с архимандритом Алипием помогли найти свою дорогу в жизни. А гравюру, давно исполненную Шемякиным во славу Богоматери и с поклоном дарованную благодетелю, поместил среди многочисленных иллюстраций недавно увидевшего свет издания.
   Лишенный возможности приврать об игумене Алипии в серьезном издании, охочий до жареных интервью господин Шемякин использовал наиболее подходящую для таких целей многомиллионную «Экспресс-газету», где среди изобилия порнокартинок поплакался приехавшим к нему в американское имение собеседникам, как насильно спаивал его гуляка-наместник – «замечательный человек, у которого всякий вечер было офицерское застолье». Присвоив себе должность келейника, прислуживающего настоятелю, и не подумал горе-мемуарист, что тогда, в 1961 году, только начинал батюшка труднейшую работу по возрождению из руин Печерской обители, отдавая каждую минуту насущным заботам, встречая мощное сопротивление со стороны клевретов Хрущева, пообещавшего русским людям «показать последнего попа». Не учел маэстро, что назначил на ответственное место монаха Троице-Сергиевой лавры Алипия ее игумен Патриарх Алексий I. Ценил в нем Святейший глубокую веру, дар художника-реставратора, но никак не гуляку лихого и бражника. Советую господину Шемякину почитать недавно опубликованные в «Псковских хрониках» документы из архивов КГБ, полные доносов, обвиняющих архимандрита Алипия в борьбе с атеистическими установками и требующих заменить его более сговорчивым монахом. С какой радостью ухватились бы доносчики за алкогольную зависимость наместника и препроводили в ближайший вытрезвитель. Много лет провел я бок о бок с батюшкой, присутствовал на самых различных монастырских трапезах – от строгих постных до торжественных праздничных приемов. Келейник всегда наливал в рюмку архимандрита чай, имитирующий коньяк, которым угощались гости.
   Болтливая исповедь господина Шемякина в «Экспресс-газете» – типичный образчик российской свободы слова. Справедливо возмущается он своими коллегами по творческому цеху – «дерьмовыми концептуалистами, обнажающимися на публике, лающими, выставляющими на швыдковских биеннале экскременты, а за такие «шедевры», как клетка с чучелом и рукописями, обгаживаемыми живыми курами, получающими золотые медали Академии художеств России, приватизированной ненасытным Зурабом Церетели». Живописны и зрелищны сценки совместного пьянства и мордобоев промеж Шемякиным и доморощенным революционером Лимоновым, твердо следующим по ленинскому пути. Герои веселых пассажей стоят один другого. Но постоянно тянет Шемякина постоять на одной доске с сильными мира сего. «Я Аникушину, академику мировой величины (!), прошлой зимой посылал из Америки дубленку, чтобы старик не замерзал. Единственное теплое пальто с него сняли на улице посреди белого дня, и он в слезах в одном пиджаке домой бежал». Хлестаков здесь отдыхает! Аникушин – известный скульптор – при жизни был настолько материально обеспечен, что мог бы и Шемякину дубленку со своего плеча пожаловать.
   Завравшемуся художнику, прекрасно знающему историю мирового искусства, собравшему уникальную библиотеку-музей, следует почаще вспоминать благодарственную свою надпись на гравюре Богоматери, посвященную архимандриту Алипию. Вместо того чтобы уродовать прекрасный облик центра Москвы изваяниями человеческих пороков и стремиться запечатлеть в бронзе порушившего Санкт-Петербург Собчака, отдать дань памяти директору Эрмитажа М.И. Артамонову, изгнанному из музея партийными бонзами за разрешение показать первую шемякинскую выставку в его помещении. Нужно мэтру покаяться и перед ушедшим из жизни художником Михаилом Шварцманом, который забывчивому тезке щедро преподал азы изобразительного искусства и вытащил из беды, случившейся с изгнанником в «гостеприимной» Франции. Покаяться за то, что на свою персональную выставку в Центральном Доме художника обласканный либералами-перестройщиками возвращенец пригласил важнейших дип, вип и других персон. Только про Михаила Матвеевича в суматохе забыл. А это хуже завирального синдрома и носит другой диагноз.

Память о созидателе русского музея

   Неумолимый бег времени в какой-то момент заставляет человека по-новому увидеть окружающий мир, осознать свое в нем предназначение. Если раньше, будучи молодым, просыпаясь по утрам, я ждал от грядущего дня, как в ресторане, положенного мне и кем-то гарантированного «меню» – встать, позавтракать, пойти на работу, то в последние годы все чаще ловлю себя на мысли, что каждый встреченный рассвет прежде всего – благодарность Богу за продолжение земного моего бытования. А главное, отчетливо осознаю, что я, равно как и мои друзья, живу сейчас не только за себя, но и за дорогих нам людей, покинувших этот мир. К сожалению, одной из тяжких примет нынешнего времени стало пренебрежительное отношение к прошлому, забвение славных дел учителей и предшественников.
   Весной 2002 года умер один из выдающихся музейных работников – «музейщик № 1», как по праву называют Василия Алексеевича Пушкарева. Это человек, на протяжении без малого тридцати лет возглавлявший Государственный Русский музей во времена отнюдь не легкие для нормального музейного строительства. Несмотря на многочисленные препоны, которые ставили перед директором сначала диктаторский сталинский, а потом толстиковско-романовский застойные режимы, Пушкарев сумел пополнить фонды музея на 120 тысяч экспонатов. И поверьте, это не были случайные, проходные вещи. Среди новых приобретений 500 икон XIII—XVIII веков, лучшие образцы отечественного авангардного искусства, замечательные творения русских мастеров XVIII – начала XX века, знаковые творения художников советского времени.
   История жизни собирателя Русского музея сопоставима разве что с судьбой Павла Михайловича Третьякова. Но московский подвижник создавал свою галерею на собственные деньги и не зависел от идеологических наставников.
   Отрадно читать, как Третьяков приобретал картины в мастерских титанов отечественного искусства, руководствуясь исключительно личным вкусом и семейным бюджетом. Пушкареву же приходилось каждый рабочий музейный день проводить в борьбе с нерадивыми чиновниками, мешавшими осуществлять его безукоризненные замыслы, направленные на процветание родного детища.
   В конце семидесятых годов прошлого века Пушкарева после многочисленных попыток все-таки выгнали из любимого Ленинграда. К сожалению, как часто бывает, властям помог социально близкий художник, немереное количество работ которого отказывался приобретать директор Русского музея. Москва приютила ценного изгнанника, десять лет проработал он руководителем Центрального Дома художника и превратил его в оазис московской культуры. Но и в столице нашелся власть имущий художник, которому не приглянулся принципиальный, не умеющий прислуживаться и быть комплиментарным Пушкарев. Не моргнув глазом, лишил он Дом художника незаменимого хозяина, разрушил все, бережно и рачительно созданное знатоком душ современных творцов.
   Закончил свое многотрудное и благородное поприще хранитель культурного наследия России Пушкарев в Советском фонде культуры, закладывая основы Музея современного искусства.
   Мы прощались с Василием Алексеевичем в церкви Святителя Николая в Толмачах, где отпевали когда-то Павла Михайловича Третьякова. Пришло немало людей, знавших и любивших бескорыстного подвижника русской культуры. Были художники, искусствоведы, писатели, реставраторы, актеры, спортсмены. Но не было ни одного официального представителя Министерства культуры, Союза художников, Академии художеств. И самое непонятное и нелепое, что не приехал ни один руководитель Русского музея – музея, который во многом живет сейчас за счет того, что вложил в него Пушкарев. В тот день в Петербурге проходило общее собрание организации «Интермузей», руководит которой господин Пиотровский. Можно ли себе представить, чтобы в дореволюционной России из 150 участников конференции не отправили бы в Москву делегацию для прощания с музейщиком такого ранга? Всего ночь езды – и никого, чтобы привезти венок и поклониться праху подвижника, благодаря которому существуют все эти «интермузеи». У гроба дорогого человека, с которым мне посчастливилось работать и дружить не один десяток лет, я сказал, что мы сделаем все, чтобы, по крайней мере, на петербургском доме, где жил Пушкарев, и в холле Русского музея были открыты памятные доски. А вообще-то имена таких созидателей присваивают музеям. И тогда я дал себе слово все оставшиеся дни посвятить сохранению памяти о людях, внесших свой вклад в строительство здания нашей истории и культуры.

Я не хочу, чтобы слово «интеллигенция» было ругательным

   Мне часто приходится читать и слышать самые разные мнения о русской интеллигенции, о ее роли в судьбе России. Так сложилось, что сегодня понятие «интеллигентный человек» воспринимается как понятие положительное, комплимент. С другой стороны, Лев Николаевич Гумилев слово «интеллигент» воспринимал как ругательство. В ряде работ мыслителей начала XX века интеллигенция понимается как секта. Кто-то и сегодня считает, что есть образованные люди, созидатели, а есть интеллигенция, которая внесла отнюдь не созидающий вклад в историю России.
   У меня возникает рифмованное сравнение: интеллигенция – индульгенция. Публика, которой дали образование, попав в сферу культуры, как бы получила определенную индульгенцию от общества. Но вот отрабатывает ли она свою роль?
   Я не хочу, чтобы слово «интеллигенция» было ругательным. Оно имеет общепризнанный смысл, но, чтобы определиться, для меня интеллигент – это и плотник из Кижей, и лесной обходчик, и спортсмен, и художник, а вовсе не каста или секта, о которой некогда говорил Бердяев. Но сегодня, рядясь в тогу интеллигента, люди часто забывают о том, кому и чему они должны служить. Право на просветительство должно быть знаменем в руках интеллигента, но обладать этим правом может только человек, являющийся патриотом своего Отечества. Я не люблю декларативных заявлений, но преклоняюсь перед фразой Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!»
   Ошибочно считается, что в России интеллигенция стала появляться в петровские времена, когда прорубили пресловутое «окно в Европу» и люди стали одеваться на европейский манер. Знаток истории русских княжеств академик Валентин Янин считает, что новгородцы гораздо раньше распахнули дверь в Европу. И почему мы не можем отнести к русской интеллигенции, скажем, Сергия Радонежского или автора «Слова»? Скорее всего, с Петром связывают появление в России европейской моды, камзолов и ассамблей. Я не против. Сам по возможности старался следовать моде, особенно в молодые годы, и брюки узкие носил, но считать умение хорошо одеваться признаком интеллигентности – ошибка.
   Особенно ярко проявила себя наша интеллигенция в конце XIX – начале XX века, что позволило Бердяеву, а затем Льву Гумилеву и другим задуматься о роли в трагических революционных событиях нашей страны творческой ее части – деятелей культуры, литераторов. Роль Ленина, Троцкого, Парвуса понятна, но, положив на чашу весов их влияние на умы народа и влияние русской интеллигенции, удивляешься, насколько сильным было деструктивное воздействие последней. Читая историческую литературу, поражаешься, сколько по-настоящему талантливых людей Серебряного века (среди них Сомов, Бенуа, Гиппиус, Мережковский, Вячеслав Иванов) приняли участие в разрушении русской культуры, веры. Я еще понимаю, когда дворянские девочки, затюканные революционной литературой, идут в террористки. Им, засидевшимся в провинциальных усадьбах, хочется свободы. Они не понимают, что происходит разрыв с самым главным – верой. Им надоела вера!
   А люди Серебряного века, начинавшие ломать строй, разрушали не просто веру, но и производную от нее культуру. Разрушая, они забывали, сколько хорошего создано на Руси, сколько было великих людей, забывали Иосифа Волоцкого, протопопа Аввакума, Никона. И в итоге оказались под влиянием Бакуниных. Говорю об этом, потому что Бакунин – первый интеллигент-крикун из тех, про которых Достоевский говорил, что они ради революции будут топить детей в нужнике. Я называю сборища «серебряновековцев» во всяких «ивановских башнях» камланием. Они не предполагали, что их действия в конце концов приведут к одинокой могиле на парижском кладбище. Они искали Антихриста, не понимая, что он рядом с ними, что Бог дал им таланты делать добро, а они клюнули на соблазнительную наживку.
   Когда Ленин называл интеллигенцию дерьмом, у него были основания так именовать высокообразованных людей, потому что он понимал: в ответственный момент они сдадут.
   Что взять с крестьянина или рабочего, одурманенного лозунгами о лучшей жизни? Но ведь эти-то жили в таком достатке! Дягилев, например, для своих Русских сезонов получал дотацию от императора. Даже такой удивительно талантливый человек, как Блок, с такими устоями, родословной, женатый на дочери патриота из патриотов Дмитрия Менделеева, сам не заметил, как попал в воронку. Но Блок – пассионарий и расплатился страшно. Его последними словами были: «Люба, мы все экземпляры «Двенадцати» сожгли? Там один у Брюсова остался, забери и уничтожь…».
   Недавно была годовщина Цусимского сражения. Это поражение русского оружия, как и сто лет назад, вызвало в определенной среде насмешки, даже восторг. А Менделеев в свое время плакал, узнав о Цусимской трагедии. Как и все великие люди, Лев Николаевич Толстой, который искал свои пути, не мыслил топтать родину.
   Для меня символами стойкости того времени остаются два человека: Константин Сергеевич Алексеев (Станиславский), новатор и потрясающий патриот своего Отечества, и Ефим Васильевич Честняков (Самуилов), ныне несправедливо забытый гениальный художник (ученик Репина, однокашник Кардовского и Ционглинского), который, отучившись в академии, мечтал вернуться в родной Кологрив, создать там театр, писать картины для детей.
   Но что бы о них ни говорили, эти интеллигенты, скажем, художники Серов, Поленов, Коровин, страдали, когда в 1905 году расстреливали невинных.
   А сегодня думаешь: плакали ли наши «творческие интеллигенты», когда на их глазах уничтожали Белый дом? Нет, они праздновали победу в «Метрополе», устраивали концерты, ниспровергали идею революций. Им не «Капитал» изучать, а «Бесов» Достоевского перечитывать надо. Какая же это интеллигенция? Сегодня интеллигенция предает свой народ, активно сотрудничая со структурами, обворовывающими страну. Материальную поддержку интеллигенция должна получать не от них, а от государства, и ее материальный уровень должен быть соответствующим.
   Но есть и те, кто в этой вакханалии сохранил себя, например, писатели Владимир Богомолов, Евгений Носов, Валентин Распутин, Василий Белов, художник Гелий Коржев.
   Говоря о недавнем времени, хотел бы отметить еще один феномен – интеллигенцию, возникшую на волне хрущевской оттепели в середине 50-х и практически уничтоженную в конце прошлого века. Впрочем, ростки этого пласта нашей интеллигенции начали проявляться значительно раньше, в 40-е и даже 30-е годы. Эти люди, происходившие из самых разных слоев общества, получившие высшее, в основной массе своей техническое, образование, проявляли огромный интерес к культуре, поднимая ее на небывалую до тех пор в стране высоту. Своей жаждой культуры они подвигли людей творческих, гуманитариев к созданию многих отечественных шедевров.
   Я вспоминаю, например, 60-е годы, когда так называемые толстые литературные журналы приобрести было просто невозможно и целые отделы НИИ или конструкторских бюро подписывались на единственный выделенный им на год, скажем «Новый мир», и по очереди читали все номера. Тогда, чтобы называться интеллигентным, культурным человеком, необходимо было посещать новые спектакли, кинофильмы, музеи. На выставки художников в любую погоду стояли очереди, причем независимо, выставлялись Матисс или Пикассо, Гурий Захаров или Виктор Попков, Гоген или Леже, Нико Пиросмани или Анри Руссо. Несмотря на невысокий по нынешним меркам уровень гостиничного сервиса, десятки тысяч людей колесили по стране маршрутами Золотого кольца России, посещали древние города (Новгород, Псков, Изборск и многие другие), отправлялись в походы по памятным местам, бескорыстно помогали археологам, реставраторам, топонимам. Книги по искусству, древнерусской архитектуре, поэтические сборники мгновенно раскупались.
   Естественно, имея зрителя, слушателя, почитателя, деятели культуры даже в условиях существовавших тогда идеологических рамок стремились создавать произведения высокого художественного уровня. Вспоминаю, как в те годы меня регулярно приглашали рассказывать о работе реставратора в Дубненский институт ядерных исследований, причем и я, и мои слушатели ждали этих встреч с нетерпением. Очень интересовались нашими работами, например, академики Аркадий Мигдал и Бруно Понтекорво.
   Большинство из этих людей, в одночасье обкраденные, оставшиеся не у дел, вынуждены влачить жалкое существование, искать себе работу на вещевых рынках. Естественно, ни о какой культуре думать они уже не могут.
   Хочу особенно подчеркнуть, что зрители и слушатели, уважая западную и восточную культуру, отличали, ценили отечественную во всем многообразии ее проявлений. А писатели и художники, музыканты и артисты, изучая и принимая мировой опыт, ориентировались именно на советского слушателя, зрителя, ценителя.
   Сегодня же многие деятели культуры, востребованные и признанные в те годы, к сожалению, оказались нестойкими. Зачем художникам, выдающим себя за патриотов, на фоне нынешней абсолютной музейной нищеты устраивать себе галереи в центре Москвы, издавать собственные биографии в сафьяновых переплетах?
   А зачем нашим патриотам нужно каждый день воздвигать памятник за памятником?
   Можно по пальцам сосчитать, сколько в прежней России ставилось монументов. «Медный всадник», памятники Минину и Пожарскому, Пушкину, Тысячелетию России – вот основные наши монументальные маяки. А сегодня то одному царю, то другому, причем Александра II с Александром III путают. И все это поделки. Зачем к 1100-летию Пскова в один день поставили два памятника княгине Ольге? Мог ли позволить себе Мартос, скажем, с Опекушиным или Микешиным открыть в Новгороде одновременно два-три памятника Тысячелетию России? Об этом, прежде всего, должны думать те, кто дает деньги. Зачем же издеваться над историей России? Разве это интеллигентно?
   В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. А у меня, когда вижу в телевизоре, скажем, современных поэтов, такое впечатление, что воскресли те, в кожанках, из 20-х годов, – настолько похожие лица… И невольно вспоминаешь лики наших художников – Нестерова, Корина… Или артистов – Ливанова, Кторова, Массальского…
   А на нынешних посмотрите!
   Разве могут люди культуры спокойно воспринимать поставленного в театре имени Моссовета «Ревизора», действие которого происходит в Ханты-Мансийске? Олигарха Хлестакова играет Гоша Куценко… Если б у нынешней так называемой интеллигенции была хоть частичка совести, она бы возмутилась. Нет, молчат…
   Игорь Золотусский написал по поводу фокинского преступления – постановки «Ревизора» в Александринке. Но другие молчат. Им так лучше, им наплевать на нашего Гоголя. Что говорить, если самый прославленный режиссер Марк Захаров занимается перелицовыванием нашей истории. Ты свое что-нибудь поставь!
   То есть, суть в раздвоении: они хотят жить здесь, а понятыми быть там. Для них главное, если на Западе примут, если на Западе похлопают, вот и славно! Но они уже опоздали: даже в Европе понимают, что Запад без культуры России ничего не может.
   И, отвлекаясь от культуры, должен сказать: то, что французы сказали «нет!» Европейской конституции, – это выше всех майданов, всех разноцветных революций. Французы показали, что такое настоящий патриотизм. Французы, а повели себя, как Фидель Кастро и Лукашенко!
   Но самое главное, в основе действий современных интеллигентов от культуры ложь, причем ложь как принцип, в полной уверенности, что никто не ответит, не даст отповеди. Скажем, поэт Вознесенский, называющий себя учеником Пастернака, всюду пишет, что учитель – жертва тоталитаризма. Какая жертва? Он был влюблен в Сталина! Взять хотя бы воспоминания Чуковского о том, как они шли со съезда и Пастернак искренне признавался, что хотел бы быть на месте колхозницы, которая разговаривала с вождем. Потом, правда, была история с «Доктором Живаго», но это уже другая эпоха. Хрущев и церкви закрывал, что для меня страшнее, чем возня с этим романом.
   Пастернак был честным и прямым человеком, а ложь утверждается в умалчивании. Вот поставили на Арбате памятник Окуджаве, мимо которого страшно проходить, а в «Литературке» была статья о том, что Окуджава толком и не жил на Арбате. И молчок: никто не подтвердит и не возразит. У них самое главное – умолчать. Вот ведь и Окуджаве памятник ставят, и на памятник Бродскому музей Соломона Гуггенхайма деньги перечисляет, торопит… Ну а памятник Пастернаку поставили? Забыли! Только камушек на могиле в Переделкино. Забыли, что в Петербурге нет памятников Блоку, расстрелянному Гумилеву, Ахматовой. Что же недавние и нынешние себя так любят?
   Какая же это интеллигенция, если ей очень нравится, что она «в порядке», при орденах и медалях, но не понимает, что «Культурной революцией» Швыдкого, скучнейшими «Апокрифами» Ерофеева или «Временами» Познера можно только возмущаться?
   Сегодня, погрязнув в борьбе за «хлебные места», эти люди отошли от интеллигенции. Им не нужно объединяться – это не входит в их планы. Была попытка сплочения русской интеллигенции (так называемый «Римский форум»), но либеральная ее часть отошла, борзо поскакав за наградами, а патриотическая не имеет реальной возможности влияния.
   Выступивший по телевидению Александр Солженицын отметил, что главной национальной идеей должно быть сохранение народа, который нынче вымирает у нас физически и нравственно. Вот та задача, о которой некогда говорил граф Шувалов и ради решения которой должна сегодня жить и объединяться интеллигенция России.
   Не хочется заканчивать на грустной ноте. Я все же верю и знаю, что сегодня есть талантливые писатели, которых замалчивают и обходят премиями. Тот же Михаил Тарковский или Василий Голованов, о которых возвышенно говорит литературовед Игорь Золотусский, очень честные и талантливые люди. Начинает что-то проклевываться на Российском телевидении и ТВЦ.
   То, что сохранились живые, непроданные силы, свидетельствует о том, что «Сим победиши!».

От «совести» к «дерьму»?
За что прогнали Бондарчука?

Впервые прочитав слова Ленина, который назвал интеллигенцию «дерьмом», я страшно возмутился. Но со временем понял, что Ленин имел в виду лишь ту часть интеллигенции, которая во второй половине XIX века заигралась с реформами, с жаждой революции, желанием освободиться от принципов веры, от домашних устоев. Почему сейчас я вспомнил о тех временах? Потому что мы вновь попали в страшную переделку. У нас в помойке может копаться бывший великолепный учитель или врач, который оказался «за бортом», потому что не смог найти общий язык с этой новой системой. Мы сегодня растеряли даже те крохи духовной жизни, которые смогло сохранить поколение 60-х. Почему в те годы создали столько прекрасных фильмов? Потому что ценителей было много.
Новое время началось как раз с борьбы с кинематографом. Когда посредственности «вытерли ноги» о Бондарчука, Ростоцкого, Кулиджанова. Добились свободы творчества. И что эти свободные сняли? «Дневник его жены» по сценарию Дуни Смирновой? Грязнейший фильм о Бунине, который сводится к копанию в постельных историях писателя? У Бунина – в отличие от создателей фильма – было то, что называется интеллигентностью.

Премия из рук вора

   Некоторые представители нынешней культурной элиты сетуют, что, мол, не воспринимает народ современных творцов как своих духовных пастырей. Но, извините, публика же видит, как эти пастыри себя ведут. Недавно свой юбилей отмечал известнейший музыкант. Светские «хроникеры» описывали, как в огромном зале юбиляр возлежал на специальном помосте, словно римский патриций, а Ксюша Собчак и сопровождающие ее лица засыпали его фиалками, выписанными из Пармы. Один из всемирно известных деятелей культуры ушел с этого празднества через пять минут. Перед уходом он спросил: «Что ты делаешь?» И услышал в ответ: «Я это заслужил». А что, Мравинский, Шостакович или Прокофьев были бездарностями? Они подобных вещей себе позволить не могли.
   Наших деятелей культуры вообще охватила какая-то чудовищная страсть к юбилеям. Отмечают 55 лет, 43 года – как будто боятся, что до следующего дня рождения не доживут и причитающееся им получить не успеют. Организовывают многочасовые церемонии в честь себя, любимых, на сцене государственных театров, которые давно уже воспринимают как личные вотчины. И не забывают упомянуть: «Сам звонил! Орден второй степени обещал!» Грибоедов написал: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». А у нас интеллигенты как поцелуются с Кудриным, Грефом или Шойгу, так считают, что теперь и им частичка власти перепала. А у Станиславского, между прочим, «вертушка» стояла к Сталину. «Вертушка»! Но он ею из принципа не пользовался.
   Господа, вы же сами боролись с привилегиями! С теми, кто давал ордена Вучетичу, Михалкову, Софронову. А теперь переживаете, что власти вас обходят своим вниманием. Люди глубокой культуры ни сейчас, ни в застойные годы попасть в объятия генсеков особо не спешили. Те же писатели-«деревенщики» – Распутин, Астафьев, Белов – зарабатывали на хлеб насущный в редакциях провинциальных газет и журналов. Получая тридцатку в неделю, не жаловались на судьбу и не отсвечивали с бокалами в руках на посольских приемах, как это делали и делают нынешние «бессмертные».
   И в мире живописи тоже достаточно интриг. Два средней руки художника открыли в самом центре Москвы музеи и галереи имени себя. При том, что директору Музея им. Пушкина Ирине Антоновой негде выставлять памятники мирового искусства! Я в Италии как-то спросил: «А почему у вас нет музея Микеланджело?» Мне ответили: «Ты это серьезно?» Зачем музей, если чуть ли не повсюду его скульптуры стоят! Наши же художники делают все возможное, чтобы возвеличиться еще при жизни и получить с этого максимум дивидендов.
   Недавно прошла раздача очередных премий «Триумф», учрежденных Березовским. Я не считаю Америку идеальной страной, но вы можете себе представить, чтобы там человек, объявленный в международный розыск, скажем, Бен Ладен, раздавал премии деятелям культуры? И ее принимали бы Роберт Де Ниро, Лайза Минелли, Шэрон Стоун или Рей Брэдбери? Да на следующий же день Америка не будет смотреть их фильмы, слушать их песни и читать их книги. А у нас – выходят, получают, благодарят. Цвет нации собирается на приеме у человека, которого прокуратура обвиняет в мошенничестве и хищениях в особо крупных размерах, который проворачивал грандиозные махинации, собирая деньги на создание якобы народного автомобиля. Из миллионов, добытых нечестным путем, Березовский теперь выделяет «крохи с барского стола» на премию. И наши деятели искусства – артисты режиссеры, музыканты – берут эти деньги нимало не смущаясь. Можно, конечно, предположить, что, принимая премию из рук олигарха с сомнительной репутацией, интеллигенция таким образом демонстрирует свое оппозиционное отношение к власти. Так нет же! Те же самые персонажи сегодня подобострастно благодарят и Президента страны за награды, звания, ордена, клянутся ему в любви и преданности. Ну а завтра на другом ковре так же искренне лобызают человека, который обвинил В. Путина в причастности ко взрывам жилых домов в Москве и Волгодонске, человека, который является врагом их «любимого государства и Президента». После этого становится понятно, почему коммунисты называли интеллигенцию «прослойкой».
   Но вы мне ответьте: туда позовут Распутина, чтобы вручить ему премию? Никогда в жизни! И близко не подпустят. Или Тарковского, племянника Андрея Тарковского – замечательного писателя, который сидит в деревне и работает. У них своя тусовка. Но сегодня именно эту тусовку преподносят как истинную интеллигенцию!
   Какая же это интеллигенция?! Для меня гораздо большее отношение к понятию «интеллигент» имеет плотник, который всю жизнь проработал в Кижах, восстанавливая уникальные деревянные церкви, или те женщины, которые сегодня в музеях стараются сохранить ценнейшие памятники культуры и получают зарплату 1500 рублей. Или физики из Дубны, которые просят, чтобы к ним приезжали с лекциями по истории культуры. Эти люди молятся за нас. И будем надеяться, что они отмолят Россию.

Плоды демократии

   Сегодня, по прошествии двух десятилетий пресловутой перестройки и последующего тотального разрушения страны, почему-то все чаще вспоминаются символы и гримасы застойного нашего бытования. Числящие себя победителями либерал-демократы, словно смотрясь в потускневшее зеркало, примерили на себя все ненавидимые ими атрибуты старой власти, и очень они им пришлись по вкусу.
   Премии, ордена и медали, украшавшие некогда представительские мундиры Брежневых, Софроновых, Вучетичей, Марковых, Симоновых, Михалковых, распределяются нынче высшими наградными комитетами промеж героев демократической тусовки, плодясь и умножаясь буквально на глазах. С экранов телевизоров, с журнальных и газетных станиц смотрят одни и те же довольные лица получивших очередное «кольцо в ноздрю», как раньше шутили про Брежнева. Многие из клонированных демократов приплюсовывают российские знаки отличия к советским орденам Ленина, премиям его же имени и другим отметинам оплеванного ими режима. Особенно красочным был недавний выход за очередной цацкой непотопляемого лидера четвертой власти господина Игнатенко, умудрившегося получить главные подачки от тоталитарных руководителей, рьяно борясь против Сахарова и диссидентов, и сидеть за праздничным столом в доме юркого журналиста Роста – единомышленника и пропагандиста идей опального академика и его русофобствующей супруги Елены Боннэр, плюющей на Россию с берегов Гудзона.
   Поражает меня какая-то зулусская страсть к наградным побрякушкам патологически полюбившего их музыканта Ростроповича. Давно уже переплюнул он по количеству со всего мира собранных украшений легендарного Брежнева. И вот, отмечая золотую свадьбу с мадам Вишневской пышным банкетом в «Метрополе» (где на первое подавали ближайшего друга юбиляров – разрушителя многострадальной нашей страны Ельцина, а уж потом столь любимые Славой морские гребешки с черной икрой и горными орхидеями), верный супруг в качестве десерта получил орден Петра I, а не менее верная жена удостоилась ордена Ломоносова. Видимо, учли их заслуги за прорубание «окна в Европу» и бесценный вклад в развитие отечественной науки.
   Было бы все это смешно, коли не казалось бы очень грустным. Как нельзя кстати попозировал маэстро с автоматом в руках во время маскарадных потешек августа 1991-го, удачно не приехал в 1993-м к Белому дому, когда по воле Ельцина гибли сотни невинных русских людей, на раз сдружился с Ельциным, Собчаком и их свитами. Вот и собирает теперь заслуженные дары.
   Шостакович, Мравинский, Рихтер, Свиридов, Светланов и близкие им по духу творцы служили, прежде всего, высокому искусству, а потому нам есть чем гордиться и за что благодарно их вспоминать, глядя на нынешних гостей «пира во время чумы».
   P.S. Прочитал газетное сообщение о награждении раввина-хасида Берла Лазара орденами Минина и Пожарского и Петра I. Умри, Денис, лучше не скажешь.

Русская классика и носороги

   «Весь мир насильем мы разрушим» – слегка измененные строки «Интернационала» поместили на своих знаменах опьяненные революционным угаром деятели культуры, рушившие духовное наследие прошлого. Как бесновались футуристы, призывая уничтожать музейные собрания, выбрасывать на свалку истории красоту, мир спасающую! Даже чистую душу Есенина, всеми корнями связанного с многовековым крестьянским ладом, опалил бесовской огонь троцкистских пожарищ. К счастью, угар разрушения быстро миновал поэта, за что с ним зверски рассчитались упыри чекистские, не простившие творцу возвращение к Богу. А вот Мейерхольд до конца прошел ухабистый и мрачный путь реформаторства и надругательства над прекрасным. Предав анафеме Станиславского и его идеи, будет он потом искать защиты у благородного, глубоко верующего наставника, приютившего отступника, травимого беспощадными революционными друзьями. Дождутся те кончины Станиславского и полной мерой воздадут Мейерхольду за так нравившееся им его толкование Гоголя, Островского и других незыблемых литературных авторитетов.
   Шатания и шараханья Мейерхольда, Малевича и им подобных, оказывается теперь, были сладкими ягодками по сравнению с беспределом, творимым их нынешними последователями. Куда основоположникам революционных экспериментов, получившим классическое образование в царских гимназиях и университетах, до всякого рода фокиных, розовских, Захаровых, житинкиных и виктюков, учившихся в заведениях с обязательными курсами истории КПСС да диамата с истматом. Эти «гении» препарируют классику, запоздало откликаясь на призыв ненавистного им вождя: «Гоголи и Салтыковы-Щедрины нам нужны». Сколько «Ревизоров», «Мертвых душ», «Чаек», «Вишневых садов», «Гроз» и «Карениных» осквернили безжалостные эксгуматоры классического наследия, заставив героев материться, творить крутой секс, плеваться в зрительный зал. Действие пьес они переносят в наши дни, не моргнув и глазом, Чичикова превращают в олигарха, а Хлестаков у них ревизует тюменские нефтескважины. Главная цель всех без исключения горе-режиссеров – надсмеяться над русским народом, наделить его своими пороками, исказить историю и помочь Отечеству поскорее оказаться на дне пропасти.
   На минувшей неделе свои ушаты грязи в незамутненный родник русской истории и культуры вылили два верных попутчика «гарвардских мальчиков», рушащих государство, – Парфенов и Лунгин. Первый радостно продолжил многолетнее путешествие попрыгунчика по дорогам нашей истории, начавшееся еще в дни пушкинского юбилея. Как обидно стало после пошловатых серий за героев обороны Севастополя, о которых даже противники отзывались в превосходной степени, называя их действия подвигом и ставя поражение то выше иной победы. «Война в Крыму, все в дыму…» – ернически недоговоренной прибауткой сопровождаются все ужимки бездарного череповецкого актеришки, изображающего императоров, полководцев, воинов и литераторов. На фоне трагических картин Севастопольского сражения Парфенов ведет себя столь же развязно, как и во время съемок дорогого по форме (в долларах) и дешевенького по сути юбилейного фильма о Познере – кумире и учителе шкодливого Парфенова.
   Пакостное впечатление от лунгинского «Дела о мертвых душах» сопоставлю разве что с грязцой его же скабрезных фильмов о нынешней России. Вот как оценил труд скабрезника и образованца Лунгина писатель Игорь Золотусский, отвечая на вопрос ошарашенного антигоголевским зрелищем журналиста: «Эти господа позволяют себе гадить на людях, осквернять святыни, а признаки элементарного приличия им чужды». Вместе с блистательным знатоком творчества Гоголя вот уже который год добиваемся мы открытия первого музея великому творцу в России, чей двухсотлетний юбилей не за горами. Лунгины же и Фокины вносят весомый вклад в поругание самой памяти писателя, «смеявшегося сквозь слезы», плюют в святой источник, ибо давно уже черпают воду из колодцев, зараженных бациллами бескультурья и цинизма. Ученическая режиссерская работа блистательного актера Алексея Баталова, снявшего свою проникновенную «Шинель», – вот образец, достойный подражания.

Встретить человека
О Михаиле Чванове

   Российские СМИ, начиная с многосетевого телевидения и кончая на всяк вкус и цвет выпархивающей бумажной продукцией, делают колоссальную работу по одурачиванию и разъединению русских людей. Разве что с помощью диогенова фонаря сыщет внимательный читатель и зритель едва различимые крупицы правды в мутной реке лжи, надругательств, неистового глумления хорошо проплаченных пропагандистов и агитаторов над патриотическими проявлениями. Но вода, как известно, камень точит, да еще если вода та чистая и бурная. Рушатся искусственные камни, постоянно громоздимые либерал-демократами, и открываются подчас светлые, неохватные горизонты неведомой ранее жизни русского человека. Для меня подлинным открытием стало заочное знакомство с Михаилом Андреевичем Ивановым, заставившее восхититься этим истинным подвижником и здравым мыслителем и преклонить перед ним колени. Книгу Михаила Чванова «Мы – русские?..», сопровожденную словами «Савве Васильевичу Ямщикову, единомышленнику, в надежде на встречу на родине Аксаковых», получил я несколько месяцев назад. Друзья и знакомые нынче немало издают своих мемуаров, стихов, романов и повестей. Стараюсь внимательно прочитывать каждую подаренную новинку, радоваться удачам товарищей, поддерживать делающих первые шаги на литературном поприще молодых, спорить и вместе с ними искать истину. Том же чвановской прозы и публицистики я в прямом смысле впитал в себя. Каждая строчка, каждая мысль автора были поразительно созвучны моему нынешнему настрою, а порою я даже забывал, что читаю написанное другим человеком, и становился незримым соавтором талантливого творца.
   Давно уже внимательно слежу я за плодотворной деятельностью Михаила Чванова на ниве сохранения, осмысления и продвижения в жизнь духовного наследия великого русского рода Аксаковых. Пятнадцать Международных аксаковских праздников, уже прошедших на Башкирской земле, стали важной составляющей в судьбе истерзанной России. «И страна Русская, словно в пору «Слова о полку Игореве», на грани страшного разъединения. Пришло время… Концов и Начал… Я верю, что, дойдя до края над пропастью, люди, наконец, опомнятся и вернутся к святости Семьи… И в нашей духовной жизни займут достойное место и СТ. Аксаков, и его духовные и кровные сыновья… Не случайно один из самых светлых и трагических представителей русской общинной мысли Павел Флоренский писал в 1917 году A.C. Мамонтовой: «Я верю, нигилизм докажет свое ничтожество… и тогда после краха всей этой мерзости, сердца и умы… обратятся к русской идее… И тогда будут холить и беречь каждое бревнышко аксаковского дома… Самое худшее, если бы Абрамцево уничтожить физически, но и тогда, несмотря на великое преступление, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло». Как актуальны мысли Флоренского и Чванова, когда на наших глазах «иных времен татары и монголы» ставят под сомнение само существование Абрамцева.
   Абсолютно созвучно моей скорби о геноциде сербского народа и многовековой его культуры, осуществляемом при помощи варваров в юбках Мадлен Олбрайт, Карлы дель Понти и Кондолизы Райс, глубоко философское осмысление югославской трагедии Михаилом Чвановым, знающим историю и судьбу растерзанного края не с чужих слов. Когда мы с Аркадием Мамонтовым работали над фильмом о поруганных святынях Косово, я все время обращался к страницам ивановской книги, находя исчерпывающие ответы на самые сложные вопросы в отношениях России и Сербии.
   Литературные произведения, вышедшие из-под пера Иванова, органично вливаются в богатейшую сокровищницу современного русского писательского творчества и выдерживают сравнения с классическими работами Распутина, Астафьева, Абрамова и Носова. Рассказы «Билет в детство», «Жилая деревня», «На тихой реке», равно как и другие, попавшие в книгу сюжеты, могут оставить равнодушными лишь тех, кто цинично называет Россию «этой страной» и с ловкостью торговцев одесского Привоза манипулирует сознанием современников. Когда я вижу в «ящике» бесконечные ужимки и прыжки донельзя отвязанных и абсолютно бездуховных и безграмотных «литераторов», то вспоминаю сцену из хуциевской «Заставы Ильича», где благородная девушка славных времен нашей юности дает по морде молодому человеку (его играл Тарковский) за то, что он глумился над картошкой. Если бы той московской романтической натуре показать Сорокина и Ерофеева, отстаивающих право на матерщину и вылизывание гениталий на страницах своих нетленок, она бы схватилась за автомат Калашникова.
   Хозяева газетных полос и голубых экранов молчат, словно набрав в рот воды, когда надо рассказать об аксаковском празднике, об иркутском фестивале «Сияние России» задуманном и осуществленном по инициативе Валентина Распутина и превратившемся в настоящий праздник русской культуры. С высокой колокольни плюют они на книги Ильина, Аксаковых, Солоневича, Меньшикова. А уж творчество Михаила Чванова и других подвижников русской провинции не воспринимают вообще, как не принимали сотрудники геббельсовской канцелярии за истинных арийцев славян, прибалтов и другие неполноценные, с их точки зрения, народы, называя их недочеловеками. Да и чего ждать от образованцев, назначенных руководителями нашего многострадального государства на должности политтехнологов, культуртрегеров, киноволшебников и телегуру, если они умудрились замолчать фундаментальное, построенное исключительно на документах сенсационное исследование профессора В.М. Фалина «Второй фронт», вышедшее больше пяти лет назад. Вместо того чтобы опомниться и перестать искать следы поражения в Великой Победе советского народа, продолжают они сальными ручонками отщелкивать на магазинных счетах количество погибших соотечественников, радуясь каждому новому высосанному из пальца миллиону убитых воинов и мирных жителей. Не будет читать книги Фалина и Чванова грязный мясник Гавриил Попов, одаривший читателей желто-голубого «Московского комсомольца» серией полос, оплевывающих русского солдата, якобы принесшего человечеству не мир и освобождение от нацистской чумы, а насилие, мародерство и жестокость. Скажи он такое в 1945-м, сидеть бы ему на нюрнбергских скамейках рядом с гитлеровскими палачами. Это о таких, как Попов и Познер, слова Чванова, что они превратились «в живительный навоз для других народов».

Лохотронщик

   Смотреть карауловские разоблачения утомительно и противно. На фоне претенциозных коллажей классической музыки этот выбракованный бультерьер, накормленный «досыта, до отвала», тщательно науськанный богатыми заказчиками, мяукая и пришепетывая, рвет в клочья намеченные жертвы, пусть даже ранее возносимые им до небес, к примеру Явлинского или Черномырдина. А то вдруг умильно оплакивает впавшего в милость хозяев разбойника с большой дороги. Поэтому третью кнопку по воскресным вечерам я обычно не включаю. Но как-то доморощенный мистификатор анонсировал сюжет о мастерах культуры, что мне положено хотя бы краем глаза посмотреть. Ну и насмотрелся до умопомрачения.
   Словно плакальщик с древних египетских стел, рыдал Караулов вместе с обиженными российскими СМИ своими кумирами-собеседниками – Ростроповичем и Плисецкой. Журналисты позволили бросить тень на железобетонный плетень забронзовевших бонз музыкальной культуры.
   Абсолютно равнодушной к детям Плисецкой щедро подбросили найденную в капусте дочку-самозванку, а Ростроповича поцеловали в уста не так пылко и сладострастно, как это он сам любит делать. Глядя на экран, вспоминал я пасквильные мемуары Плисецкой и Вишневской, громко озаглавленные «Я – Майя Плисецкая» и «Галина», где, не стесняясь в выражениях, «писательницы» смешивают с грязью правых и виноватых, до небес превознося нелюбимых коммуняк и гэбэшников – семейку Бриков, Луи Арагона и прочих одиозных личностей… А ведь как комфортно чувствовали они себя в начале девяностых, окруженные заботой и вниманием своры с цепи сорвавшихся комсомольских и партийных писак и телевизионщиков, среди которых особо выделялись Белла Куркова, Андрей Дементьев и Олег Попцов. Годами не сходили их лица с телеэкранов и страниц мутноватой периодики, получившей по воле Горбачева и Ельцина право «первых брачных ночей» с угодными мастерами культуры. И вдруг неприкасаемых великих осмелились тронуть мелкие журналистские насекомые. Тут без помощи Караулова им от назойливых вредителей не избавиться. Пожалев обиженных Плисецкую и Ростроповича, всплакнул их защитник заодно и об отправленной слишком рано на пенсию (правда, в мафусаиловом возрасте) бессменной хозяйке хореографической академии госпоже Головкиной, вспомнил разборки Григоровича с корифеем танца Марисом Лиепой. И в ту же кучу околотеатральных сплетен свалил преступные деяния культурминистра Швыдкого, ускорившего уход из жизни могучего талантливого Евгения Светланова и по-скотски поступившего с гордостью русского балета Владимиром Васильевым. Не хочет понять Караулов, что подлинным творцам вредны его показные сочувствия. Так же как не нуждается великий актер и художник Борис Ливанов в лицемерных причитаниях мачехи карауловской жены госпожи Мирошниченко, публично жалеющей преждевременно ушедшего из жизни мхатовского мастодонта, затравленного, к слову сказать, тогдашним ее зазнобушкой Ефремовым, переносившим на сцену пьесы карауловского зятя Шатрова и славившим вместе с нынешним торговцем мебелью троцкистско-свердловскую камарилью.
   На помощь себе ведущий Караулов позвал главу московских журналистов господина Яковенко, который и подложил ему огромную свинью. Сей лидер щелкоперов на голубом глазу объяснил плохое поведение нынешних бумагомарак исторической закономерностью. Так прямо и сказал: «Страна, где совсем недавно отменили крепостное право, не может располагать профессиональными журналистами». Выходит, что Суворин, Достоевский, Меньшиков с их блестящей публицистикой; мужественные и правдивые военные корреспонденты, Василий Песков, Ярослав Голованов, Николай Долгополов и многие другие славные перья России творили, находясь в положении крепостных холопов. Единственным же прорывом в рабской отечественной журналистике, по мнению Яковенко и вторящего ему Караулова, следует считать деятельность НТВ, «Новой газеты» и «Московских новостей». Подданные Гусинского и Березовского для умильно ворковавших голубков куда роднее и ближе, чем все вместе взятые талантливые русские «рабы».
   Беспомощным мальчиком для битья выступил перед Карауловым космонавт Леонов, обрушивший театральный гнев на распроклятый им «Московский комсомолец», якобы подтасовавший его интервью, чтобы облить грязью Юрия Гагарина. Разве не знал дважды Герой Советского Союза, один из руководителей «Альфа-банка», что представляет собой глава «МК», ельцинский хапуга Гусев, когда откровенничал с присланной им разухабистой девицей? Коли его так надули, надо не жаловаться болтливому Караулову, а скорее подавать в суд на комсомольского миллионера, хапнувшего у государства газету и типографию. Адвокаты миллионера Фридмана быстренько покажут Гусеву кузькину мать.
   Только в страшном сне можно представить, что искать истину в карауловской передаче станут оболганные журналистами подлинные патриоты Отечества. Русофоб-искусствовед из «Коммерсанта» Ревзин в провокационном материале, посвященном 90-летию Льва Гумилева, приписал великому ученому все грехи, вплоть до нацистских поползновений, а меня, организатора юбилейного торжества в Российском фонде культуры, назвал «обрюзгшим мужиком с сивой бородой». Скажи я ему в ответ про его физиономию, да еще сопроводив обращение эпитетом, которым пользовались наши классики от Пушкина до Чехова, мне бы пришлось не у Караулова искать спасения, а отсиживаться на нарах. Крепостное право только для Ревзиных отменено, а нам, грешным, следует помнить, кто в России главный хозяин, которому постоянно присягает на верность «смелый» лохотронщик Караулов, обожающий крокодилов.
   Пресловутая свобода слова, свалившаяся на Россию подобно небесной манне, вызвала у служителей СМИ такие обильные пароксизмы, что впору открывать специальные отделения в психбольницах.

Пароксизмы

   Пароксизм – приступ или внезапное обострение болезни.
Энциклопедический словарь

   Некрологов Егору Яковлеву, ярому апологету марксизма-ленинизма, обратившемуся потом в неистового борца с коммунистической заразой и удачливого пользователя рыночной экономики, вышло не меньше, чем после кончины Сталина. В них пароксизмов наблюдалось предостаточно, но вот этот, коммерсантовский, требует срочного вмешательства врачей: «Прах Яковлева упокоился на Новодевичьем кладбище. Оно этого заслужило». То, что душа и тело покойного многого заслужили, холуйствуя перед горбачевско-ельцинской камарильей, сомнению не подлежит. Но ведь отвязанный донельзя репортер Колесников захоронение Яковлева относит и к заслугам главного кладбища Москвы. Могилы Чехова, Станиславского, Гоголя и других лучших сынов Отчизны – просто составные части некрополя, а яковлевские останки Новодевичье должно принять как свою большую заслугу перед усопшим.
   Яковлева Александра, ярославского иуду перестройки, заслужило упокоить Троекуровское кладбище. Вероятно, нынешние хозяева не сочли нужным удостоить его прахом Новодевичье. Зато в пароксизме от его утраты зашелся верный и ретивый ученик дьявола господин Ципко: «Яковлев интересен как знаковая провиденциальная фигура, как сын русской деревни, как сын ярославской крестьянки, взломавший советскую систему, отомстивший ей за муки коллективизации, за уничтожение русского землепашца как породы людей». По-моему, этот пароксизм – свидетельство неизлечимости пациента. Предки мои, землепашцы, такого «неуловимого мстителя», как Яковлев, и на порог деревенского дома не пустили бы заодно с другим, по словам Ципко, сыном крестьянки – велеречивым болтуном Горбачевым.
//-- * * * --//
   Документальный сериал «Похищение Европы» на канале «Культура» подобно остальной информационной продукции, посвященной Великой Победе, объективностью и патриотизмом не страдал. Но даже в таком грязном потоке лжи и высосанных из пальца фактов, порочащих армию-освободительницу, чудовищным стало заявление госпожи Гениевой о том, что «Сталин и Гитлер – военные преступники одного калибра». Как же надо ненавидеть кормящую тебя землю и ее хозяев, чтобы договориться до подобных пароксизмов! Швыдкой в «Культурной революции» откровенно признается в любви к немецкому фашизму. Невзаправдашный и краткосрочный московский мэр Попов подсчитывает с точностью до одной десятой, сколько немок изнасиловали советские солдаты, и обвиняет в грязном мародерстве наших героических реставраторов, спасших во главе с Павлом Кориным предназначенные к затоплению сокровища Дрезденской галереи. А теперь соратница международного спекулянта Сороса, запустившего свои мерзкие щупальца в российскую экономику, ставит на одну доску с фюрером Главковерха армии, освободившей мир от коричневой чумы. Есть что-то мистическое в неудержимой тяге этих людей к печам Освенцима и Дахау.
   Ярчайший и тяжелейший приступ понудил добрых дядей из общественной организации наградить раввина-хасида Берла Лазара орденами Петра Великого и Минина с Пожарским. Последняя цацка подошла бы скорее Лжедмитрию или главарям польских банд, осаждавших Троице-Сергиеву лавру. Не менее щедрые дяди и тети из президентской администрации удостоили милого им раввина орденом Дружбы народов. Какой дружбы? И каких народов?
   Продолжая тему «раздачи чинов и орденов на позиции», к коей отношусь с чувством недоумения и брезгливости, хочу задать вопрос дарителям: чем они руководствовались, удостаивая писателей Искандера и Васильева за заслуги перед Отечеством знаками 2-й степени, а классику русской литературы Валентину Распутину отстегнув всего лишь «четвертушку». Зная, что наверху мое вопрошание не услышат, позволю себе дать ответ: не согнул спину Валентин Григорьевич перед порушителями государственных и духовных основ России, а потому и держат его на обочине.
   Зато посмотрите, из какого рога изобилия сыплются ордена, премии и еще раз премии на господина Роста, помогшего Грузии предать Россию, поддержавшего расстрел сотен невинных людей у Белого дома, употребившего все свои подленькие навыки, чтобы в 1996-м избрали полумумифицированного Ельцина в президенты, и лобызающегося сегодня с ненавидящей Россию Боннэр, грозящей ей сморщенным кулачком из-за океана. Кумиру Роста, поэту Окуджаве, не премию, а памятник на Арбате почти при жизни воздвигли. Вот что об этом вопиющем пароксизме написал в газете «Труд» поэт Юрий Кублановский: «А откуда вдруг взялся китчевый памятник Б. Окуджаве на Арбате? Люблю его песни, но почему он опередил Андрея Белого, Марину Цветаеву, многих выдающихся литераторов-москвичей? Рискну предположить, что дело тут не только в его творчестве. Отчасти он удостоился такого поспешного бронзового увековечения за свою горячую поддержку расстрела Белого дома 4 октября 1993-го и прочих ельцинских авантюр». Так что за пароксизмами не один я слежу.

Пароксизм «Тэфи»

   Один из самых распространенных и почти не поддающихся излечению пароксизмов – патологическое стремление нынешних деятелей культуры приблизиться к власти, подружиться с ней, а иногда даже и лизнуть протянутую ручку или почистить сапоги власть имущим. Грибоедовское пророчество о барском гневе и любви забыто напрочь; подчеркнутая удаленность Пушкина и Станиславского от самодержавных тронов осмеяна и поругана. Стыдно и смешно смотреть на услужливого «кота Матроскина» Табакова, трижды гуляющего одну и ту же юбилейную дату и сообщающего со страниц печати: «Звонил Сам – обещал вторую степень». Другие властители умов и душ дружат одновременно со всей правящей верхушкой: от Президента до Кудрина, – причем дружат накоротке, вместе пьют, клянутся в любви, обнимаются, словно родные братья. Забывают они при этом, что всего несколько лет назад так же приятельствовали с предшественниками нынешних хозяев, да отреклись от них напрочь, выбросив, словно старые перчатки, отслужившие свой век.
   Госпожа Плисецкая, отпраздновавшая свой пароксический юбилей в традициях Клеопатры, с апломбом воскликнула, а газеты напечатали: «Я Путина никому не отдам. Он равен самому Петру I». Вряд ли прославленная балерина знает о тех сторонах деятельности царя-реформатора, из-за которых по сей день страдает и мучается русский народ и которые сегодня продолжают развивать наши государственники, забывшие о вековых традициях и славных страницах русской истории. За такое верноподданничество суют власти юбилярам легковесные нагрудные побрякушки, а холуйствующие журналисты повсюду пишут, что народу посчастливилось жить в «эпоху Гурченко» и «эпоху Плисецкой». Я лично жил в эпоху чудовищного обмана и подспудного троцкистского поругания и разрушения государственных основ, которому противостояли пассионарные личности, унаследовавшие мощную дореволюционную генетику. Эпоха эта увенчана именами Платонова и Пастернака, Королева и Курчатова, плеядой военачальников и воинов-героев, разгромивших фашизм, талантом и чистотой помыслов Станиславского, Улановой, Шостаковича, Свиридова, Мравинского, Распутина, Ахматовой, Глушковой, и несть числа этим талантам, служившим своему народу, но никогда не прислуживавшим очередному генсеку или президенту.
   Построение Общественной палаты – пароксизм острейший, требующий срочного медицинского вмешательства. Когда просматриваешь наскоро сварганенные списки президентских советников, невольно вспоминается пословица «Ума палата, да толку маловато». Ну что могут насоветовать такие мудрецы, как Пугачева, Глазычев, Резник, Салахова или многочисленные вожаки никому не известных фондов и обществ? Да если еще раввин Берл Лазар осуществит свою угрозу и откажется работать, коль палата станет собираться по субботам, останется Россия без основного органа, регулирующего и направляющего ее жизнь.
//-- * * * --//
   Пароксизм в предвыборной страде – судебный иск кандидата в Мосгордуму Шендеровича к сопернику Говорухину.
   На месте юридического лица, к которому попадет сие высосанное из пальца дельце, я бы задал вопрос истцу и ответчику: «Не стыдно вам со свиными рылами да в калашный ряд? Какую пользу, кроме болтовни и самообогащения, принесет ваше депутатство?»
   «На свободе вероисповедания в России поставлен крест», – в припадке пароксизма зашлась «смотрящая по России» Кондолиза Райс, представляя годовой доклад о свободе совести. И с криками «ура-ура!» поддержали ее словно грибы после дождя расплодившиеся на постсоветском пространстве всяческие «свидетели Иеговы», «армии спасения», пятидесятники, кришнаиты и сайентологи. «Путин и правительство цинично рекламируют православие», – воскликнул отморозок Никонов, председатель Атеистического общества Москвы. Ем. Ярославский и Дем. Бедный со своим божененавистничеством отдыхают, когда из гимна требуют убрать Бога.
   Пароксизмом ненависти изошла телеобозревательница г-жа Петровская, обладательница всех «золотых» перьев России, заявив с презрением, что нечего лить слезы по пьянице и бабнику Сергею Есенину, постыдно удавившемуся на трубе и оставившему в наследие стишки, которые гугнявят в электричках опустившиеся донельзя русские шансонье. Этот пароксизм мадам образованка подхватила от иудушки Троцкого и растлителя малолетних Бухарчика, впадавшего в истерики при упоминании имен Есенина и Тютчева.
   P.S. ТЭФИ – пароксизм хронический. В режиме «нон-стоп» который уже год главный российский приз получает гражданин США Познер. Свою патологическую ненависть к России бывший секртарь парторганизации скрывать даже не старается.

Воланду и не снилось

   Рецензию на шумно прошедший по стране фильм «Мастер и Маргарита» я писать не стану. Рекламу и восторги СМИ по поводу свершившейся наконец экранизации определяю классическим «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца». Бортко продолжаю считать режиссером высокой пробы, выгодно отличающимся от производителей «гамбитов», «советников», «дозоров», «рот» и несуразных «ширлей-мырлей» вкупе с разнузданным киносексом не первой молодости актрисы, демонстрирующей непристойные страсти на груде валенок. Рад удачным актерским работам Галкина, Панкратова-Черного, Олейникова, Ливанова, хороши и почти достоверны Галибин и Ковальчук. Остаюсь приверженцем «Собачьего сердца» Бортко и очень своевременной и высокопрофессиональной его экранизации «Идиота», за что заслуженно была вручена авторам Солженицынская премия.
   Вспоминаю, как в 1970-м, получив экземпляр «Мастера», переплетенный из номеров журнала «Москва», залез я с ним утром в стог сена на Кижском острове и выполз оттуда к вечеру, когда перевернул последнюю страницу. Даже мне, прошедшему университетский курс у высокообразованных ученых дореволюционной школы, никогда не отрекавшемуся от подлинной веры в Бога, проводящему большую часть жизни среди древних икон, церковных книг, занимавшемуся монастырской и храмовой архитектурой, ой как недоставало подлинных знаний о важнейших событиях мировой истории, закрытых для нас спецхранами, лекциями по истмату и диамату, таможенниками, фильтровавшими проникновение в Россию всего, созданного в изгнании лучшими представителями отечественной культуры.
   Жизнеописание писателя Булгакова и творческая его биография складывались для меня, к счастью, не по истерически либеральным выкрикам Мариэтты (чуть не написал Маргариты) Чудаковой, а из серьезных, проверенных документов и свидетельств современников. Красное колесо жестко прокатилось по Михаилу Афанасьевичу, сделав не один оборот. Если Блок, Есенин и Маяковский были раздавлены революционным молохом и самообманом в одночасье, а авторы «Тихого Дона» и «Доктора Живаго» прожили много лет, создав немало произведений различной направленности, то Булгаков, как говорится, отстоял человеческую и писательскую вахту «от звонка до звонка». Как эпохальны и величественны его хроники Белой гвардии, дней Турбиных или история ухода из России славных сынов Отечества, как много в них стойкости и мужества.
   Очутившись в троцкистско-пролеткультовской Москве, смог Булгаков зорким глазом писателя и врача разглядеть гнойники и язвы быстро распространявшейся безбожной заразы. «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Зойкина квартира» и «Театральный роман» – юридические документы, зовущие к строгому наказанию и ответственности за содеянное вершителей отечественной истории на данном этапе. Самое страшное в жизни Булгакова случилось, когда он стал не свидетелем, а участником процесса растления русских умов, когда потерял преданных своих спутниц, которыми стали для него две первые жены, и оказался в тлетворном плену Маргариты – Елены Сергеевны, женщины, социально близкой «гэпэушной мадонне» – Лиле Брик. Оставившая ради Мастера классного военачальника Шиловского, до последних дней служившего родной армии, пустила она, по-моему, под откос и жизнь талантливого писателя. А расплатой за страсть и любовные чары стал роман-исповедь заблудившегося человека, попытавшегося искать справедливость у наивно замаскированных под театрально-вымышленные персонажи Иисуса Христа, его сподвижников и даже гонителей. Сейчас, когда Священное Писание стало открытым и доступным, когда доказана подлинность изображения лика Христа на Туринской плащанице, когда сняты потрясающие по своей достоверности кадры гибсоновских «Страстей», страницы романа, а особенно его образы, воплощенные неумело и беспомощно господами Лавровым и Безруковым, вызывают разочарование и сочувствие талантливому творцу, не сумевшему сориентироваться в коллизиях атеистического бытия.
   Главное впечатление от просмотренного сериала – театральность и легковесность сатанинских проделок властителя тьмы Воланда на фоне нынешнего мракобесия и беспредела. Как далеко булгаковскому гастролеру до проклятий и испытаний, насланных на нашу страну дьяволами с человеческим обличьем. Разве догадался бы Воланд, подобно Ельцину, среди бела дня, в центре Москвы танковыми залпами расстреливать сотни невинных людей, разве смог бы литературный бес уподобляться сатане Собчаку, истерически требующему от своего мрачного подельника Чубайса физического уничтожения генерала Рохлина (см. распечатки этих телепереговоров, опубликованные господином Минкиным в «Новой газете»). Почитайте хроники светской жизни нынешней политической и культурной элиты, побывайте ночью на «Лысой горе» – в ресторанах и казино Москвы и Рублевки, посмотрите на оргии Ксении Собчак и ей подобных – сразу померкнут страсти и непристойности, выкидываемые Коровьевым и Азазелло. Фальшивые червонцы, падающие на головы тогдашних москвичей, – елочные фантики по сравнению с украденными у народа деньгами, которые Березовский во время премиальных торжеств «Триумфа» с помощью нечистоплотной мадам Богуславской бросает в виде бесовских подачек, в виде халявы культурным и ученым деятелям. А какой душкой выглядит каверзный кот Бегемот рядом с ненавидящим Россию Познером, когда последний вместе с такими ассистентками, как злобная госпожа Кобринская (такая фамилия и не снилась Булгакову) вдалбливает в головы налогоплательщиков основные заповеди Даллеса, Бжезинского и Кондолизы Райс.
   Интересно, вспомнили актеры Басилашвили и Лавров, приступая к работе, что представители их среды уже сыграли такие роли, подписав в 93-м письмо с требованием к Ельцину расстрелять защитников Конституции России?

Грехостояние

   Способность человека привыкать к вещам, с нормальным бытием несовместимым, поистине уникальна. Разве поверил бы любой из нас лет двадцать назад, что разнузданная порнография, выставление напоказ гениталий, смакование непристойностей и прочая запредельная похабель станут постоянными составляющими повседневного обихода наравне, скажем, со столовыми принадлежностями или предметами туалета? Верь не верь, а все, являвшееся ранее запретным и непотребным, буквально захлестнуло наш и без того донельзя опущенный быт. Газеты, сохранившие в своих брендах ненавистные их хозяевам слова «комсомолец» и «комсомольская», большую часть своих полос отводят фотографиям и текстам, которые могут вызвать ужас даже у прожженных циников; телевидение не стесняется пичкать покорных налогоплательщиков разнузданными картинками из жизни лишенных стыда гопкомпаний, предводимых Ксюшей Собчак и ей подобными «блюстительницами» домашнего очага. Хотя после героического поступка самого культурного человека России шоумена Швыдкого, обрушившего на зрителей государственного канала жесткое прокурорское порно, все остальные представители «элиты» спокойно могут гулять от рубля и выше.
   Я постоянно ловлю себя на мысли, что устал возмущаться вакханалиями бескомплексных лолит и задовращениями гурченко-моисеевых; как на лежащее в магазинах несвежее мясо, смотрю картинки в попадающихся на глаза глянцевых журналах или цветные порнорепортажи «комсомолок». Понимаю, что долго так продолжаться не может, ибо если не прекратится этот горячечный бред, страшная участь земли Содомской и Гоморрской нам обеспечена. Но что меня больше всего удручает, так это активное участие в попрании моральных устоев и желание не отстать от эпатирующей российского гражданина попсы и шоу-нечисти людей, которые владеют одним из самых священных атрибутов человека – литературным даром, умением складывать слова в мысли и передавать их стремящимся к свету, знаниям читателям, ждущим от своих духовных наставников добра, гармонии и возвышенных символов.
   Беспредел и попрание сокровенных принципов любовных отношений мужчины и женщины, проповедуемые такими, боюсь сказать, «писателями», как Ерофеев, Сорокин и их подражатели, не поддаются здравой критике, ибо они поставили себя над недостойным их «гениальности» читающим быдлом. Смешным было бы требовать норм приличия и от «лудильщиков» бесконечных альковных историй, крутых детективов, где нездоровый секс дополняет мрачные сцены убийств, насилий и кровавых вакханалий. Но почему так потянуло писателей основательных, стремящихся к обдуманным решениям проблем сегодняшней жизни, пишущих зачастую добротным русским языком с оглядкой на классическое наследие, к запретным плодам «сексуального сада», почему так увлеклись они постельной тематикой, стараясь не отстать от своих разнузданных коллег, остается для меня загадкой и большим разочарованием, если не сказать, огорчением. Читаешь роман, замысел и воплощение которого близки и небезразличны тебе, и постоянно сталкиваешься с многостраничными мистериями нечеловеческих плотских наслаждений. Поражают энергия и колдовской огонь, которые так и брызжут из-под пера, а скорее отскакивают от компьютерных клавиш, когда на них нажимают пальцы немолодых уже литераторов, знающих жизнь не с одних только деторождающих позиций. Нет, это не любовь Вронского и Карениной, не чистая земная страсть Григория и Аксиньи, возвышающаяся до небесных откровений, не трагические любовные отношения астафьевских героев, опаленных пожаром войны. Прекрасные страницы, выстраданные их творцами, помогают читателю осознать красоту и извечность любви, уважать и ценить отпущенный Богом дар бесценной жизни.
   Мне повезло встретить в своей жизни сказочных женщин, о любви к которым я вспоминаю с благоговением и благодарностью. А за их любовь ко мне готов вечно боготворить и славить божественные создания. Поэтому никогда и в мыслях я не держу сделать достоянием посторонних людей те неповторимые мгновения близости, которые подарила жизнь.
   И когда читаю многостраничные описания сексуальных подвигов нынешних литературных героев, я прежде всего испытываю брезгливое раздражение, скуку и усталость, мешающие следить за основной фабулой романа или повести. Мне кажется, что авторы, впадшие в запоздалый плотоядный оргазм, недополучили в свое время любовной радости и удовлетворения сокровенных желаний и теперь стараются выдавать надуманное за реальное, а это всегда обедняет содержание литературного произведения, делает его показным и ходульным. Следовало бы авторам, увлекающимися фантастическими описаниями плотских утех своих героев, помнить, что строятся эти описания на их личном опыте, полученном от общения со своими женами, любимыми подругами или просто со случайными партнершами. Право же, они заслуживают большего уважения и признательности за дарованную ими страсть и любовь, чем затопившие сегодня литературные страницы полупристойные извержения нездоровой плоти. А критикам, поющим дифирамбы своим работодателям, стоит хотя бы раз представить своих родителей, давших им жизнь, на месте мужчин и женщин, поругаемых непристойными описаниями их интимных взаимоотношений, и задуматься…

Заступник

   Без малого двадцать лет прошло с момента трагического столкновения служебной «Волги» бывшего первого секретаря Бауманского райкома КПСС генерала Сергея Купреева с въехавшим на встречную полосу грузовиком. И каждый год 27 августа у могилы этого человека на Новокунцевском кладбище собираются почти все, кто провожал его здесь в последний путь. «Не забыт – значит, не умер» – эти слова приходят мне на ум, когда я вижу и слышу людей, кому посчастливилось жить, работать и дружить с человеком, символизирующим совесть, достоинство и честь в непростое наше время.
   Сергея Александровича ко мне в мастерскую привел известный журналист и фотограф, ловко умевший знакомить друг с другом самых различный людей. Гость поначалу показался мне большим, стоящим на задних лапах медведем, с трудом уместившимся в нашем полуподвале. У «медведя» было мягкое доброе лицо, на котором играла открытая, светлая и почти детская улыбка. Журналист «по секрету» представил спутника режимным ученым космической отрасли. По инициативе Купреева наша встреча была посвящена творчеству великого русского художника Ефима Честнякова, возвращенного из небытия костромскими и московскими специалистами. Мастерскую от пола до потолка заполняли проходившие реставрацию редкие честняковские холсты… Собеседник слушал внимательно и благодарно; расставались мы неохотно, дав слово продолжить общение. Присутствовавший при той встрече приятель позвонил мне назавтра и с юмором сказал: «Твой вчерашний «засекреченный космист» выступает сейчас по телевизору вместе с Брежневым, который называет его первым секретарем Бауманского райкома».
   В партии я не состоял, со многими функционерами находился в откровенном противоборстве, хотя и в диссидентские тоги не рядился. Отдавал все силы любимой работе, связанной с культурой и искусством русского народа, и не стеснялся быть патриотом. Находились и среди крупных партийных начальников понимающие и ценившие важность нашей реставрационной и искусствоведческой школ и старавшиеся посильно помогать мне в условиях далеко не простых социальных и политических катаклизмов. Всем им я благодарен по сей день, но особо выделяю и ценю заботу и настоящую поддержку своего друга Сергея Купреева, кардинально вмешивающегося в самые трудные моменты моей борьбы с серыми чиновниками, да еще и осмеливавшегося защищать меня перед весьма суровыми боссами, которым услужливо составляли мое «досье» творческие «доброжелатели», и по сей день кричащие об особом пути и спасении России. Расчищая мне дороги в дремучих зарослях зависти и подлости, Купреев рисковал многим, но, больше всего ценивший дружбу, товарищество и порядочность, не побоялся сказать всесильному московскому партбоссу Гришину, готовому меня за решетку упрятать, что он ручается за меня, как брат за брата. «Ах, так! – реагировал Гришин. – Учти, что за проделки твоего сомнительного братца будешь отвечать по всей строгости».
   Бесконечно дорожа выпавшим счастьем дружить с Сергеем, я вспоминаю о многих людях, которым он дал путевку в жизнь и помог занять в ней достойное место. А это было совсем не просто делать при номенклатурной рутине и бесчеловечных правилах игры. Разве может, к примеру, записать в свой актив хотя бы один благородный купреевский поступок партийный его коллега и сосед по дому в Староконюшенном г-н Игнатенко, городивший карьеру самыми недозволенными способами. Вот и дожил благополучно, как ему кажется, до наших дней, получая знаки отличия и премии от правителей, травивших друг друга, но при этом удостоившись самого емкого и меткого титула «чешуйчатый», дарованного зоркими и разборчивыми современниками.
   Купреев оказался лишним и вредным человеком, когда на всех углах заболтали о перестройке и ускорении. Помню, как спокойно, с оттенком легкой грусти сказал он мне: «Савелка, у меня теперь два крупных врага: Горбачев и Ельцин. Первый вместе с женой не может простить, что, занятый на ликвидации крупного пожара на предприятии района, не вышел я ставить их на партучет лично, и всюду говорит о моем скором конце. Но этот фитюлька и пустобрех не опасен. А вот свердловский «Троекуров», нечистоплотные делишки которого я вместе с комиссией довел до сведения Политбюро, в своей мстительности и злобе патологически непредсказуем. От него можно ждать страшного».
   Два года генерал Купреев провел в Нагорном Карабахе, где с потомственной воинской смелостью и одновременно справедливостью немало сделал для урегулирования национальных конфликтов. Потом его бросили руководить пожарными силами; ставили на горячие посты в Министерстве внутренних дел. Конечный результат – загадочная автокатастрофа и практически не пострадавший водитель.
   Как нам сегодня не хватает Сергея Купреева! Его и таких же, как он, истинных радетелей за Россию, выброшенных за борт новыми хозяевами. Он предчувствовал и свой преждевременный уход из жизни, и катастрофу, поглощающую державу. Предчувствовал забывчивость, а точнее, предательство тех, кому бескорыстно помогал в больших начинаниях. Это его заботами на Чистых прудах была рождена «Табакерка», вальяжный хозяин которой восхищенно присягнул на верность сначала горбачевской, а потом ельцинской камарилье. Лучшей подругой Наины Ельциной стала руководительница «Современника» г-жа Волчек, обязанная Купрееву очень и очень многим и забывшая, что он невинная жертва ельцинского режима. Смотрите, как служит нынешним, дающим кушать, смехач с одесского Привоза Жванецкий! А ведь когда-то на дому веселил партноменклатуру и от доброт Купреева поживиться успел немало. А познакомивший нас с Сережей преуспевающий фотожурналист Рост поспособствовал установлению в Грузии нынешнего режима и разрушению цветущего гостеприимного края, поддержал вместе с Окуджавой и компанией расстрел Ельциным сотен невинных людей в октябре 1993-го, а потом немало потрудился при опускании в президентское кресло на выборах 1996-го спитого вурдалака. Пусть при получении титулов и премий от власть предержащих или от врагов этой власти, объявленных в розыск, вспомнится ненароком им всем образ Сергея Купреева – человека светлого, мужественного и бескомпромиссного.

Из наболевшего

Слепые ведут слепых

   Поиски национальной идеи, призванной объединить различные слои населения и возродить былую мощь России, напоминают, как это ни странно, игровые телешоу «Поле чудес» и «Кто хочет стать миллионером». Пресловутую идею ищут все: начиная от президента и его сподвижников до владельцев миллиардов, украденных у обездоленной науки. Любое более или менее разумное предложение, особенно если оно базируется на патриотической основе и предполагает возрождение славных традиций, мгновенно вызывает шквальный огонь либеральных СМИ, действующих с оглядкой на чужеземных политиканов и щедро отовариваемых разрушителями державы. Ни для кого не секрет, что главное составляющее национальной политики России сегодня – объединение с Белоруссией, являющейся самым верным и необходимым нашим союзником в политике, экономике и духовной жизни. Но посмотрите, с каким остервенением, издевательством и неприкрытой враждебностью шельмуют доморощенные щелкоперы и телевизионные «головы» добившуюся стабильности и благополучия большинства населения республику. Не скрывают оплачиваемые из государственной казны провокаторы своей солидарности с грузинскими, украинскими и прибалтийскими националистами, действующими по указке американского госдепа и получающими немалые денежные пособия от заокеанских ненавистников президента Лукашенко. Когда после всей этой лжи и подтасовки очевидных фактов прочного положения братской Белоруссии слушаешь очередные разглагольствования крупных российских чиновников о становлении национального самосознания и укреплении государственных основ, невольно чувствуешь себя в «гостях у Якубовича».
   Думая о национальной идее и собирании так поспешно и хаотически разбросанных камней из державного фундамента оголтевшей кликой свердловского рушителя Отечества, прежде всего понимаешь, что Россия обязана исправить последствия предательского поведения Козыревых, Черномырдиных и Ивановых, помогавших Клинтону, Солане и Олбрайт развязать кровавую бойню в Югославии и обречь сербский народ на уничтожение. Когда же читаешь российские газеты и смотришь телевизор в дни преднамеренного убийства президента Югославии Слободана Милошевича, продуманно осуществленного выморочным Гаагским трибуналом, невольно чувствуешь, что словно продолжаются бомбардировки Белграда, рушатся древние монастыри и храмы Косова, и вот-вот снова бравые американские летчики откроют люки, чтобы сбросить на Югославию бомбы с надписью «Поздравляем с Пасхой». О какой национальной идее можно думать, если грязнейший рупор рыночной экономики с социалистическим названием «Московский комсомолец» буквально желчью исходит, злорадствуя над трагической смертью Милошевича и других сербских мучеников. А руководит же газеткой лжи член Общественной президентской палаты – ловкий лохотронщик Гусев, которому плевать на любые идеи, если они не приносят ему барышей, позволяющих отстреливать в африканской саванне редких хищников. Стоило же только патриотически ориентированной газете «Слово» выступить с объективной оценкой действий злой гаагской «Карлы» и выразить соболезнование сторонникам Милошевича, как «родные» радиостанции заверещали о поддержке сербских радикалов российскими журналистами. Точно так же ведут себя все прогрессивные СМИ по отношению к проблемам Приднестровья или русскоязычного населения Крыма, борющегося за свои права. «Чем хуже для России, тем лучше для нас» – вот девиз, который мог бы стать логотипом для большинства отечественных газет, журналов и телевизионных программ.
   Нынешние СМИ, обслуживающие ловких приватизаторов, или, как их смачно недавно охарактеризовал замечательный актер Гостюхин, «долбаных олигархов», по прямой унаследовавших приемы и приципы троцкистских удушителей русской национальной идеи, захвативших почту и телеграф, свято чтут ленинский лозунг: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Какими лживыми «московскими сагами» месхиевскими «своими», рыбаковскими «детьми Арбата», «дозорами», «гамбитами», «диверсантами» и «гарпастумами» пичкают халтурщики от искусства бедного российского зрителя! Единственный телевизионный канал, ответственный за культурную подпитку национальной идеи, продолжает регулярно озвучивать скучнейшие посиделки у писателя-циника Ерофеева, лишенного малейших признаков профпригодности, не говоря уже о таланте. Погрузивший отечественную культуру в пучину безысходности и поставив во главу творческих процессов вседозволенность, пошлость и тлетворность, непотопляемый глава ФАККа Швыдкой способен одной своей «Культурной революцией» уничтожить и намек на обретение Россией национальной идеи. «Бедный человек опасен для государства», – заявляет тему очередного представления шоумен, лишенный какой-либо телевизионной привлекательности. И похожие на него собеседники убеждают нас, что именно от бомжей (читай, бывших учителей, врачей, инженеров и научных сотрудников) исходят главные беды, обрушившиеся на Россию. Не от богатых их кумиров, проливающих кровь мирного населения в Ираке, Югославии и других «горячих точках», а именно от бомжей, от которых Швыдкой на Патриарших прудах недавно услышал рассуждения о Ницше и Шопенгауере и возмутился самим фактом такой беседы. Представьте себе, какую нацию мы теряем, если низшие слои ее общества, обреченные кумирами Швыдкого на вымирание, спорят сегодня о таких серьезных философских проблемах. Но обездоленные народные массы все чаще задаются вопросами о том, откуда у таких нерадивых чиновников, как Швыдкой, появляются роскошные дачи на дорогостоящих земельных участках, и почему они с презрением относятся к нищенским зарплатам сотрудников музеев, библиотек, клубов, реставраторов и хранителей древности. Обреченным на невольную слепоту истинным хозяевам жизни и творцам прекрасного все страшнее становится от швыдковких биеннале, церетелиевских уродливых болванов, никасофроновских пошлых и бездарных ковриков. Они не хотят, чтобы их вели от рождения слепые поводыри, ибо дорога эта кончается в пропасти, из которой не поможет выбраться никакая, даже самая мощная национальная идея.

Дети Розенберга

   В том, что в сегодняшней России превалирует пресловутая «свобода слова», а подлинной демократией и не пахнет, я постоянно убеждаюсь, грубо говоря, на собственной шкуре. Открытое мое письмо президенту Путину о преступлениях главного культуртрегера страны Швыдкого донесли до народа лишь газеты «Слово», «Завтра» и «Новый Петербург». Либеральные СМИ свояка в обиду не дадут. Заигрывающий с патриотами попсовый писатель запросто может сказать: «Запрещается печатать Ямщикова, он слишком много себе позволяет!» И попробуй его подчиненные в газете не выполнить барского указа.
   Пригласили меня пару раз на псевдосвободное «Эхо Москвы», дабы подискутировать о трофейных ценностях и поспорить с инициатором создания памятника Александру II пустобрехом Немцовым, нашкодившим в сем благородном начинании так же, как и при захоронении фальшивых останков царской семьи. Поняв, что даже среди их продвинутых слушателей набрал я ощутимые очки, звать перестали. А тут на прошлой неделе раздался звонок с НТВ, и очень обходительная дама передала приглашение г-на Соловьева принять участие в полемике о правомочности возврата на Запад художественных ценностей, справедливо вывезенных Советской Армией из освобожденных от нацистской чумы стран. Это моя работа, которой занимаюсь уже двадцать лет, а потому обязан был согласиться. Вот только предложение спорить с шоуменом Швыдким категорически отверг, ибо с людьми, нарушающими юридические законы и находящимися под пристальным оком Генпрокуратуры, предпочитаю не общаться. Заменили сомнительную кандидатуру верной сподвижницей Швыдкого – директрисой Библиотеки иностранной литературы мадам Гениевой. Сия либеральная прогрессистка известна как верная слуга и распорядительница финансов мирового спекулянта Сороса. На заре перестройки, когда Горбачев сдавал страну своим западным кумирам, внедрялся сей пронырливый «царь тьмы» в нашу пошатнувшуюся экономику. Меня вместе с Валентином Распутиным и Валерием Ганичевым рекомендовали в «Соросовский фонд». Да только уже тогда «гениевы», ведя тщательный фильтраж кандидатов, забраковали нас с Ганичевым, да и Распутина быстренько вывели за штат. Так что я хорошо знал пристрастия и вкусы своего противника.
   Василий Ливанов, позвонивший мне сразу после эфира, сказал, что мое волнение стало одной из составляющих убедительного превосходства в этом поединке и большим подарком ко Дню Победы. Я действительно волнуюсь всякий раз, когда нынешние законодатели моды в России пытаются предать забвению трагедию Второй мировой, буквально разрушившей устои родного Отечества, но не поставившей его, однако, на колени. Ведь не мы пришли с огнем и мечом в Европу, а нацисты пытались снести с лица земли нашу державу. Специальный штаб, возглавляемый расистом Розенбергом, проводил плановое уничтожение шедевров русской архитектуры и систематическое разграбление сокровищниц искусства. «Не разнузданная солдатня занималась разбоем, ради личной наживы… Солдаты и офицеры исполняли государственный заказ, подстраивались под государственную политику, под расово обставленный вандализм. Каждому полку вермахта и войск «СС» придавался «офицер по культуре». Обычно родом из дворян. Считалось, что аристократы лучше разберутся в том, какое произведение обогатит рейх… И Федеральная Республика Германия, объявившая себя преемницей «третьего рейха», не выполнила международных обязательств по возвращению предметов искусства и культуры, украденных у советского народа в годы войны». Так пишет в предисловии к моей книге «Возврату не подлежит» блестящий историк, политик высочайшего уровня Валентин Фалин, многие годы проработавший послом СССР в ФРГ.
   Зато наши беспардонные вожди умудрились, не выслушав мнение народа, вернуть в Германию миллионы трофейных исторических и художественных ценностей. Хрущев, сдуру подаривший Крым, уничтоживший тысячи церквей, «отстегнул» друзьям по партии Дрезденскую галерею, Пергамский алтарь и массу других сокровищ. Разбазаривали трофеи и при Брежневе, и при Горбачеве. Вот только взамен ничего не получали. Создали мы при Ельцине «Комиссию по реституции», помешавшую многим широким жестам пьяного вурдалака. Да быстренько прикрыл ее глава культурного ведомства Швыдкой, чтобы безвозмездно (для государства, но не для его команды) возвращать немцам народное добро. Вот и пишет в «Московском комсомольце» горе-мэр Гавриил Попов, что наши искусствоведы, реставраторы и художники, спасшие Дрезденку от затопления нацистами в штольнях, на самом деле мародеры, а никакие не герои. Вот и заходится в ложном пафосе мадам Гениева, призывая себе в помощницы дочь, якобы попросившую мамочку поскорее вернуть трофеи немцам, дабы забыть о проклятой войне. А моя дочь, напутствуя перед эфиром, пожелала мне и моим соратникам здоровья и сил, чтобы мы всегда хранили память о миллионах воинов и мирных жителей, уничтоженных нацистами. Десятки тысяч зрителей, поддержавших нашу позицию, выглядят могучей армией на фоне малочисленных пораженцев и «детей Розенберга», которые, к сожалению, правят бал в России. Но взволнованные слова Николая Губенко, поздравившего меня с победой, дают основание надеяться, что листы Бременской коллекции, украденные тремя мародерами, равно как и другие трофейные ценности, не станут добычей швыдковской зондеркоманды и разменной монетой в политических играх.

Кто виноват

   Как мало в России евреев осталось
   Как много жида развелось…
Юнна Мориц

   Трудно нынче жить в России русскому человеку, любящему Отечество, знающему историю, чтящему прошлое своего народа и исповедующему православие. С утра до вечера захваченные «бархатными» революционерами «почта, телеграф и телефон», по-нынешнему СМИ, стращают обывателя «русским фашизмом», который страшнее немецкого; суют насильно в руки представителей титульной нации провокационный лозунг «Россия для русских»; пытаются воссоздать в многонациональном государстве атмосферу, царившую в Германии 20—30-х годов прошлого века и обернувшуюся триумфом нацизма. Постоянные убийства, зверские проявления вандализма и насилия, захлестнувшие разоренную Горбачевым и Ельциным страну, напропалую блефующие политики и их духовные вдохновители пытаются записать на счет якобы зараженных бациллами шовинизма и национализма русских. Убивают, к примеру, иностранного студента, жителя ближнего зарубежья или, не дай бог, оскорбляют еврея, – и сразу во всех газетах, на экранах телевизоров, в радиоэфире устраиваются охота за ведьмами, поиск русского следа и гневное осуждение любых патриотических проявлений. Когда же безжалостные негодяи насилуют русскую девочку, расстреливают казачьих атаманов или сжигают дома и целые деревни, суровые витии молчат, набравши в рот воды, а случившееся считают необходимой закономерностью. Точь-в-точь, как в суровые годы Второй мировой: миллионы уничтоженных нацистами русских, белорусов и украинцев – это неизбежные жертвы войны, а холокост – вопиющая несправедливость.
   Мне, человеку в высшей мере интернациональному, открытому для общения с людьми любого вероисповедания, кроме нацистского, хочется сегодня сказать провокаторам, наводнившим нашу страну: «Не играйте с огнем! Коричневую чуму не накличете на страну Пушкина и Достоевского, а вот кровавый, бессмысленный и беспощадный бунт может обрушиться из-за вас на головы невинных людей». Спасать же провокаторов трагедии, как это делали гуманные русские люди на рубеже XIX—XX веков, будет некому, ибо вывели тех благородных покровителей под корень революционеры в кожанках и с маузерами, «комиссары в пыльных шлемах» и бериевско-аграновско-бриковские палачи своими холодно-кровавыми руками.
   Прожив большую часть отмеренного мне на земле времени в условиях тоталитаризма и обещания светлого будущего, я никогда не ощущал, однако, дыхания ксенофобии в стране. Слыша суждения о пресловутом пятом пункте, видел в родном МГУ столько евреев, что и на одесском Привозе мало бы не показалось. А разве в процветающем советском кинематографе творили только русские Пырьев с Бондарчуком? Неужели лишь Прокофьев, Шостакович, Светланов и Мравинский участвовали в грандиозном музыкальном празднике тех времен? Были ли нетерпимыми к иноверцам Уланова и Сергеев, Лемешев и Козловский? Такое и представить невозможно. Разве интересовала кого-то национальная принадлежность Утесова, Бернеса, Райкина или Дунаевского, талантливые проявления которых составляли законную гордость русских, узбеков, латышей и белорусов. Я в мыслях не держал и не держу националистическую настороженность, общаясь с самобытным и принципиальным художником Михаилом Шварцманом; приятельствуя с замечательным ученым-физиком Аркадием Мигдалом; восхищаясь порядочностью и благородством одаренного актера и поэта Валентина Гафта; работая с капитаном I ранга, прошедшим трудными дорогами войны до Берлина, а потом возродившим историко-художественный музей в Рыбинске Ильей Борисовичем Рабиновичем. Разве приходило мне в голову обсуждать еврейское происхождение моего друга – первоклассного кинооператора Саши Княжинского или хотя бы на минуту задуматься о том же, работая сейчас бок о бок с молодым коллегой – первоклассным реставратором Володей Сарабьяновым. А как близок и понятен мне прекрасный знаток творчества Гоголя, блестящий критик Игорь Золотусский, который, не в пример квасным патриотам и чинушам, героически борется с псевдорежиссерами Фокиным и Лунгиным, оплевывающими наследие классика и оскорбляющими его память. Многие годы в одном с нами доме жил раввин Шаевич, и моя истовая старообрядка мама общалась с ним как с хорошим соседом. Зато другой квартиросъемщик, бездарный смехач Жванецкий, умудрился бедную старушку, попросившую его не выбрасывать мусор из окон во двор, обложить таким матом, которого она даже из уст сына, хорошо знакомого с русско-татарским набором нецензурных слов, не слышала. А можно ли даже в страшном сне представить покойную матушку, беседующую нынче с хабадом-сектантом Берл Лазаром – гражданином многих стран, учащим нас жить, «украшая» своим присутствием Общественную палату, и социально близким руководству страны, которое одаривает милого друга правительственными наградами.
   Вместо того чтобы высасывать из пальцев призраки фашизма в России, господа озабоченные, посмотрите на своих единомышленников и послушайте духовных «окормителей», заполонивших «родные» теле– и киноэкраны, пичкающих народ своими отнюдь не славянофильскими сентенциями страницы сотен газет и журналов, поливающих его ушатами грязной шоу-продукции и более чем сомнительного юмора. Поставьте в один длинный ряд всех этих Шендеровичей, Жириновских, гельманов, млечиных, лолит, венедиктовых, асмоловых, познеров, шустеров и сразу ощутите себя в атмосфере изначального шовинизма. Задайтесь на минуту вопросом, почему так ненавистны нынешним временщикам имена и дела Валентина Распутина, Василия Белова, Татьяны Глушковой, Юрия Кузнецова, Валентина Курбатова, Александра Панарина, Вадима Кожинова, Гелия Коржева, Олега Комова, Аркадия Пластова, Виктора Попкова и других одаренных представителей русской культуры. «Сколько бы ни нашлепала плодовитая Зинаида Серебрякова своих сексапильных нюшек, все они продадутся на аукционах за большие деньги, а вот первоклассный портрет Р.Фалька останется невостребованным не доросшими до него покупателями», – буквально сокрушается корреспондентка «Коммерсанта». А теперь представьте себе вот такой пассаж на страницах, скажем, газеты «Труд»: «Сколько бы ни намалевал плодовитый певец местечковой жизни Шагал летающих евреев, все эти картины за бешеные деньги сметут со стендов его миллиардеры-соплеменники, которые и ухом не поведут при имени великого русского художника, философа, поэта и драматурга Ефима Честнякова». Привожу именно этот пример, ибо возвращенный из социалистического небытия талантливейший шабловский мастер всем своим творчеством свидетельствует о высочайшей духовности русского народа, его исконном миролюбии, умении уважать честь и достоинство иноверцев, если они не заносят меч над Россией.

Черный ящик

   Полтора века назад оптинский старец Варсонофий, обладавший даром провидения, предсказывая козни Антихриста в наши дни, главной из них назвал одурманивание людей посредством телевидения. Когда его спросили верующие: в церкви ли будет происходить растление душ человеческих, праведник произнес: «Нет, дети мои, в углу ваших комнат явятся самые изощренные непотребства, а вы не оторвете от них глаз, сидя на стуле или лежа в кровати». Попробуйте не согласиться с этим пророчеством, включая в очередной раз кнопку дистанционного управления.
   Мне посчастливилось немало поработать на телевидении в те времена, когда оно, будучи рупором загнивающей государственной машины, благодаря блистательным профессионалам дозировало немало качественной продукции, в основе которой лежали добротные литературные материалы, мастерство режиссеров, операторов, художников и одаренных рассказчиков. Но уже тогда с помощью старших коллег, людей, умудренных опытом и тонко разбирающихся в телевизионной специфике, научился я главному правилу, не появляться на экране слишком часто и не стремиться в эфир, если ты не можешь поведать зрителю что-то новое, одному тебе известное, позволяющее расширить кругозор собеседника и обогатить его необходимыми познаниями. Поэтому сегодня, когда я вижу почти ежедневно и в течение многих лет одни и те же «говорящие головы», а точнее, болтающие, мне жалко и налогоплательщиков, и заряженных бациллами телевизионной проказы государственных деятелей, липовых правозащитников, претендентов на престол и на место в Думе, пошлых «культурных революционеров», художников-человекособак, самодовольных юристов, прислуживающих олигархам, и что обидно, присоединившихся к ним в последнее время людей, чьи взгляды я разделяю. Своих единомышленников хочу предупредить, чтобы не бежали они по первому зову в любые телекомпашки – от малаховских постирушек до ерофеевско-швыдковско-архангельских провокаторских сборищ, напоминающих «говорильни старых баб». Постараюсь на конкретных примерах объяснить мою тревогу и доказать смертельно опасную сущность телеящика.
   Захватив почту, телеграф и телефон, нынешние опьяненные до неприличия вином либерализма, в изобилии поставленном на стол командами рушителей державы Горбачева и Ельцина, хозяева жизни, приняв телевизионную липучку-мухоловку за медовые соты, увязли своими хилыми щупальцами в ее клейкой и зловонной поверхности. Поверьте мне, не сделай бархатно-кровавые революционеры ставку на оккупированное ими телевидение, народ до сих пор продолжал бы верить их рыночной экономике, хранить под подушкой чубайсовские ваучеры и принимать Гайдара за истину в конечной инстанции. Но, доверившись шустрым владельцам компаний, умевшим украсть даже у церковной мыши, положившись на целую армию холеных, наглых, бессовестных телевизионных маэстро, написавших на своих знаменах лозунги антипатриотизма, презрения к «этой стране» и преклонения перед идеями Даллеса, Бжезинского и Сороса, буквально заполонили собой все программы: от государственных до уворованных частных. «Пили, веселились и сквозь землю провалились» – именно этот слоган лучше всего характеризует бесшабашный спектакль, разыгранный самодовольными демократами, финалом которого стали жалкие процентишки голосов избирателей, лишивших их возможности запудривать мозги народу с думской трибуны. Смех и слезы одолевают меня при воспоминании телешабашей с участием Киселева, Курковой, Сванидзе, Парфенова, Сорокиной, Познера, Шустера, Шендеровича, Диброва, Митковой или разъяренного человека-быка Черкизова, чуть ли не гениталии зрителям демонстрировавшего. Часами упивались они беседами, диспутами, «дуэлями» и просто трепотней со своими кумирами – Ельциным, Чубайсом, Явлинским, Березовским, Гайдаром, Немцовым, Жириновским, Хакамадой, Ваней Рыбкиным, Колей Травкиным и другими слепцами, ведущими массы слепых в пропасть. Зрители, которые поопытнее и поумнее, мгновенно разобрались в лохотронных телешоу, а вот более доверчивые долго доходили до сути ничтожной болтовни самоуверенного нарцисса Собчака или неистовых речей Старовойтовой, входившей в состав учредителей нескольких десятков сомнительных финансовых компаний. Но и они скоро убедились, что все эти «факиры на час» больше всего любят Америку и вместе с Черномырдиным и главой МИДа Ивановым на голубом глазу предают братскую Югославию, а телевизионные гуру подхваливают их и поощряют на дальнейший развал России. Поняли миллионы зрителей, что комментаторам и обозревателям телеканалов гораздо ближе чеченские бандиты, которых они величали повстанцами, чем псковские герои или юный солдат Евгений Родионов, головы сложившие за многострадальную Родину. Разобрались они, какой премьер-министр рулил Россией, когда через два дня после дефолта увидели на экранах Кириенко с женой, улетающих отдыхать в Австралию, а потом прочитали в газете «Версия» разоблачительный материал о миллиардных австралийских счетах «киндерсюрприза». А какой позор высветил телеэкран во время захоронения фальшивых останков якобы царской семьи, когда околпаченные немцовской кувырколлегией «специалистов» предстали перед нами горе-плакальщики во главе с непросыхающим Ельциным и его духовным отцом – «совестью нации» Лихачевым, поспешившие отсветиться на бутафорской церемонии. Примеров телевизионной вирусной болезни и ее трагических последствий можно привести бесчисленное количество. Сейчас, когда болезнь купирована, но отнюдь не залечена до конца, хочется посоветовать руководителям государства не поднимать «черный ящик» рухнувшего лайнера, пилотировавшегося либералами, и не разбираться в причинах их гибели.

Талант мазать дегтем?

   Казалось бы, какие возражения у нормального русского (да и нерусского!) человека может вызвать светлый праздник сегодняшней весны – полуторавековой юбилей Третьяковской галереи – знакового хранилища лучших творений мастеров русского искусства XII—XX веков, центра духовности, воспитывавшего и просвещавшего миллионы наших соотечественников. Нет, неймется некоторым образованцам и крикунам, внукам тех, кто после 1917-го призывал рушить и выбрасывать на свалку истории драгоценные реликвии мировой культуры и заменять их наскоро сварганенными воспаленным умом и корявыми руками образчиками «пролетарского» искусства.
   «Предлагаю резко снизить культурно-историческое значение юбиляра. Понимаете, у нас Третьяковская галерея – самый главный музей. Поэт – Пушкин, президент – Путин, музей – Третьяковская галерея. Неправильно это… Исторически это сначала было купеческое собрание, а потом галерея провинциального города Москвы. И только в послевоенное время это стало частью «тоста за великий русский народ», и оказалось, что русское искусство – самое великое в мире… Широка Третьяковская галерея, я бы сузил. Не главный это музей – это у нас такая галерея местных казусов… Зато главное в нас – это то, что у нас есть Рембрандт и Рубенс, Пикассо и Матисс и мы часть европейской цивилизации. Нельзя ли как-нибудь так устроить, чтобы вместо юбилея Третьяковки справить юбилей ГМИИ?»
   Вы, может, подумаете, что этот разнузданный монолог произнесен отвязанным ерником Приговым, человеком-собакой Куликом или уничтожителем икон, выдававшим себя за художника? Нет, это оглашено преподавателем кафедры искусствоведения МГУ, ученым мужем и модным газетно-журнальным обозревателем. Григорием Ревзиным. Бедные университетские студенты! Какую школу нелюбви к отечественной культуре проходят они под присмотром подобных «доцентов с кандидатами». Наши учителя, воспитанные в классических традициях блистательного русского искусствознания, обогащая учеников знаниями и любовью к мировому художественному наследию, восхищались сами и передавали нам благоговейное отношение к творчеству великих русских мастеров – от создателей редчайших по духовности и профессионализму ценных икон до неповторимых полотен Карла Брюллова, портретов Рокотова и Левицкого, холстов Александра Иванова, Павла Федотова, Алексея Венецианова, Василия Перова, Алексея Саврасова, Ильи Репина, Василия Сурикова, Михаила Нестерова, Валентина Серова, Исаака Левитана и несть им числа. Наши классики, безусловно, были частью европейской цивилизации, знали и понимали искусство мастеров итальянского Возрождения, творчество Веласкеса, Гойи, Рембрандта и Рубенса – не в пример нынешним эпатажным изобретателям колеса.
   В юбилейные дни советую ниспровергателям почитать воспоминания всей прогрессивной России о создателе галереи – тонком ценителе искусства, дружившем с лучшими умами государства и так мало похожим на нынешних денежных воротил, платящих за все, даже за непотребство.
   Уверен, что Ирина Александровна Антонова, директор ГМИИ, музейный работник от Бога, искренне удивится предложению поменяться юбилейными календарными датами с Третьяковской галереей. И не только она!

Кривозащитники

   Ни для кого не является секретом печальный факт оскудения исторического и культурного кругозора населения Российской державы, ставшего закономерным следствием разрушения классической системы школьного образования «комиссарами в пыльных шлемах». Борясь с ненавистным православием, насаждая чуждые нашей стране революционные идеалы западных атеистов, выплеснули они вместе с водой и младенца, лишив подрастающее поколение главного источника знания – истории мировой христианской культуры. Мне верилось, что первым шагом на пути к духовному прогрессу в перестроечное время должно стать возвращение в школу преподавания истории религии, ибо без нее невозможно изучать литературу, изобразительное искусство, музыку, театр, философию и даже основы юриспруденции. Верилось недолго, ибо уже в августе 1991-го, увидев ельцинское маскарадное представление у стен «Белого дома» и американского посольства, понял я, какие «познеровские времена» наступают в земле Российской. Не удивила меня неистовая, с пеной у рта и душераздирающими воплями борьба не на жизнь, а на смерть, объявленная детьми и внуками тех комиссаров введению «Основ православной культуры» в школьные программы.
   Либералы – они и в Африке либералы. Против высказались все – от Минкина до Шендеровича, что само по себе и не удивляет. Но вот взял слово уполномоченный по правам человека господин Лукин – и тут же запахло государственным неприятием права русского человека знать и любить историю своих предков. Светский характер государства, по словам лукавого омбудсмена, «указывает на недопустимость обязательного преподавания «религиозных предметов» как совокупности знаний и представлений с точки зрения только одной конкретной церкви… На момент принятия закона о религиозных организациях зачастую просто не было необходимых помещений, где можно проводить религиозное обучение».
   Заметьте, это говорит, хотя и серенький, но все же бывший посол в Америке, обязанный знать мировую практику обсуждаемой проблемы. Православная Греция, не мудрствуя лукаво, основы христианской культуры включила в школьную программу, разрешив ученикам других конфессий во время этих курсов заниматься своими делами. Мои греческие друзья рассказывают, что освобожденные иноверцы с удовольствием приходят на уроки и слушают лекции преподавателей о православии. Хитрит уполномоченный защищать наши права. Игнорирует мнение огромной части российского общества, пляшет под дудки яблочных и эспээсных лидеров. Не нас он защищает, а идеологов дальнейшего разрушения державы, внося смуту в головы и без того одурманенных и обворованных рыночной экономикой ее граждан. Оттоптавшись на святая святых – христианской культуре, лукавый уполномоченный хитроватенько и подловатенько проявился в комментарии Интерфаксу по поводу содомитского шабаша «голубых» у кремлевских стен и Могилы Неизвестного Солдата: «Формально гомосексуалисты имеют право провести свой парад, но не понимаю, зачем это нужно». Как же хочется «принципиальному» уполномоченному съесть рыбку и соблюсти невинность!
   Хочу спросить у г-на Лукина: чьи поруганные права он защищает? Разве чиновник высказался внятно хотя бы по одному из вопиющих случаев попрания достоинства, чести и свободы русского человека? Он заступился за верующих, оскорбленных боннэровско-сахаровской выставкой «Осторожно, религия»? Может, он попытался облегчить участь молодого парнишки, доведенного до отчаяния и осужденного за необдуманный поступок в московской синагоге столь же сурово, как серийные убийцы? Встретился ли Лукин с русскими патриотами Квачковым и Шутовым, осмелившимися в одиночку выйти на поединок с Чубайсом и Собчаком, которые принесли горе и разруху в наш дом? Никогда он этого не сделает, ибо ему куда приятнее обсуждать с членом Общественной палаты хасидом Берл Лазаром «светлое» будущее так любимой ими России.
   Уполномоченный Лукин не на ровном месте вырос. Корни правозащитного движения, пущенные такими, как он, еще в советские времена, никогда не приносили плодов, способных оградить от поругания и ущемления свободных проявлений истинных патриотов Отечества. Неистово боролись пламенствующие витии с тоталитаризмом за права инакомыслящих граждан СССР: Щаранского, Буковского, Войновича, Аксенова.
   Боролись со всесильным андроповским ведомством и побеждали его, добиваясь почетной высылки своих подзащитных во Францию, Германию, Англию, США, а на худой конец, в Израиль. А может, и не боролись вовсе, а просто договаривались с мощным партнером, «менявшим хулигана на Луиса Корвалана». Не беспокоили, однако, члены Хельсинкской группы хозяев Лубянки просьбами о защите Владимира Осипова, Леонида Бородина и многих других русских патриотов, продолжавших и на заре перестройки есть тюремную баланду.
   В либеральные наши времена доморощенные «омбудсмены» во главе с иудушкой Ковалевым грудью встали на защиту Басаева, Бабицкого, Гусинского, отодвинутых от кормушки Киселевских воронов телеящика. Плевать они хотели на гибнущих в Чечне псковских воинов, посмеивались над матерью героя-мученика Евгения Родионова, совершавшей в одиночку опаснейшие вылазки в стан врагов, чтобы обрести прах любимого сына. Послушайте полные лицемерия и отсутствия милости к павшим дешевые театральные представления адвокатов Резника, Барщевского или Шмидта, и вам станет ясно, кого они уполномочены защищать и ограждать от справедливого гнева поруганной России.

Не плюй в колодец

   Только что вернулся из Санкт-Петербурга, где обычно в это время принимаю дипломы у выпускников реставрационного отделения Художественного института имени И. Репина.
   Эти встречи со студентами – всегда праздник, ибо вижу я прекрасно обученных специалистов, любящих старое искусство и готовых жизнь посвятить сбережению историко-культурного наследия. Велика и несомненна в воспитании молодых художников-реставраторов заслуга наставников, свято чтящих вековые традиции своей alma mater. Вспомнил я, возвращаясь из Большого зала Петербургской филармонии, где мой друг Максим Шостакович дирижировал Восьмой симфонией, написанной великим отцом, встречи и беседы с Дмитрием Дмитриевичем, так помогавшие нам в поисках своего пути. Такой же чистой водой из кладезя познания потчевали меня и корифеи живописи – ленинградские академики Евсей Моисеенко и Петр Фомин. На всю жизнь остались в памяти их «исследовательские» рассуждения об искусстве, отличавшиеся духовностью, блестящим знанием профессии и умением говорить с молодежью на языке доступном, лишенном заумной вычурности, согревая нас при этом поистине родительским теплом.
   Мне, занимающемуся вот уже полвека открытием и сохранением художественного наследия России, посчастливилось встречаться и дружить с яркими представителями отечественного изобразительного искусства. Павел Корин, Николай Ромадин, Олег Комов, Дмитрий Бисти, Анатолий Зверев, Олег Филатчев, Александр Харитонов, Дмитрий Краснопевцев, Михаил Шварцман, Всеволод Смирнов – вот далеко не полный ряд творцов, одаривших радостью духовного общения. И какая горесть, а иногда и жгучий стыд перед их вечной памятью охватывают меня сегодня, когда забвение, граничащее с наплевательством и презрением, стали участью, уготованной нынешними законодателями художественной моды столпам нашей культуры.
   Устраиваемые культурным ведомством на огромные государственные средства биеннале демонстрируют москвичам скульптуры из замерзшей мочи, целующихся геев в форме солдат Российской армии. Академия художеств награждает золотыми медалями, которые получали Брюллов, Репин и Суриков, человека-собаку Кулика – за выставленное им чучело Льва Толстого в клетке с живыми курами, которые гадят на классика. Редко же показываемое наследие художников, работавших в советские времена, славильщики «мастеров» неприличного постмодерна старательно обходят молчанием, ибо оно их раздражает. Не надо плевать в колодец прошлого, господа, ибо жажду можно утолить лишь его прозрачной и живительной влагой.

Оборотни

   За двадцать лет распада родного государства, так бравурно-болтливо начавшегося и столь печально и цинично продолжающегося, успел я привыкнуть к самым мерзким гримасам либерально-рыночного повседневья. Не удивляет меня на голубом глазу преподносимая ложь президентов, министров, членов обеих палат, журналистов, писателей, режиссеров и олигархов. Врут виртуозно, со смаком, получая гедоническое наслаждение от собственной лжи и от того, что удается одурачить простодушное и интенсивно вымирающее население «этой страны». Но с одним супераморальным составляющим «бархатной» революции никак мне не удается смириться. Я превращаюсь, подобно жене Лота, в каменный столб, когда, даже не оборачиваясь, вижу чудовищную мимикрию отдельных мастодонтов, скучковавшихся на территории российской элиты, ими самими же обозначенной и застолбленной. Понадобится большой вольер, чтобы уместить в нем всех изворотливых хамелеонов, ибо похожих на них людей очень много и отличаются они от безобидного создания огромными внутренними, а зачастую и внешними размерами. Поэтому коротко о главных.
   Хамелеон № 1 (плюс), – безусловно, определяющий, какие у нас нынче «Времена», беззастенчивый отступник и перевертыш господин Познер. Да, да, не удивляйтесь те, кто знал его в былые времена. Секретарь парторганизации с большим стажем, главный пропагандист и агитатор тоталитарного режима, ответственный за профессиональное размазывание по стенке главных противников страны советской – ненавистных американских штатов, справлявшийся с этой ролью так виртуозно, что даже заказчики разводили руками при виде подобной прыти, словно герой русской сказки, окунувшись в чудодейственную воду, стал господином с паспортом США. Он «пламенно и нежно» полюбил новую родину, мечтает о захоронении где-нибудь на берегу Тихого океана, а за это, даже не скрывая патологической русофобии, пользуясь российским телеэфиром, в особо извращенной форме смакует любую беду, пришедшую в наш дом – от гибели «Курска» до Беслана, приглашая к себе в помощники говорящие, но не свежие головы писателя-циника Ерофеева; уверовавшего в свою мудрость и гениальность пустоватого актера Смехова, а в собеседники выбирает американизированных спецов, самая яркая из которых – некая шибко ученая дамочка со знаковой фамилией Кобринская. Если собрать воедино все кассеты познеровских «Времен», получится подобострастно написанный отчет столь любимым Володей американским госкрасоткам Мадлен Олбрайт и Кондолизе Райс.
   Самое родное телевизионное пастбище, пользующееся популярностью у советско-демократических хамелеонов, – развлекательно-аналитические программы канала «Культура»: «Культурная революция», «Апокриф» и «Тем временем». Тут перекрасившиеся образованцы резвятся словно невинные дитяти, пляшущие под дудочку приторных, сальных, а главное, бездарных шоуменов Швыдкого, Ерофеева и Архангельского, которого один мой доверчивый друг, хороший писатель и критик, поначалу принял за православного проповедника!
   Посетители этих посиделок, напоминающих «говорильни старых баб», перескакивают от одного массовика-затейника к другому и везде несут почем зря советское прошлое, где ели, пили, учились, ездили в чужеземство, печатали книги, снимали фильмы и ставили спектакли. Теперь же все они похожи на старую сплетницу Наталью Ивановну, кашеварящую при писательском цехе с младенческих лет, но так и не сумевшую приготовить хотя бы одно мало-мальски съедобное творческое блюдо. Словно из старого испорченного репродуктора льется из уст велеречивой болтушки поток сознания, где истина уступила место беззастенчивой лжи. Охаивая своих мам и пап, благодаря которым бездарное их творение протиснулось в писательское сонмище, пытаясь выдать себя за умную, смотрится она одним из гротесковых персонажей безжалостных офортов Гойи. Рядом с псевдолитературной сиреной выпускает змеиный яд растлительница умов подрастающего поколения директорша Иностранной библиотеки некая г-жа Гениева, сумевшая так ловко присосаться к деньгам спекулянта Сороса и наводнить Россию учебниками, которыми были бы очень довольны в пропагандистском ведомстве Геббельса.
   Не по указанию Горбачева и Ельцина, а по промыслу Божиему, рухнувшие атеистические канцелярии открыли светлую дорогу к храму тем, кто ранее был гоним и осуждаем за веру. Радостно видеть в возрождающихся церквях и монастырях старых и малых прихожан, ищущих заступничества от супостатов, топчущих поруганную землю, оставляющих без крова и средств к существованию миллионы граждан, служивших некогда науке, медицине, культуре и образованию. Но и эту светлую нишу облюбовали для себя те, кто еще недавно увольнял с работы, исключал из партии своих сослуживцев, осмелившихся покрестить ребенка, пойти под свадебный венец или отпеть близкого человека. «И последние да будут первыми», – гласит Евангельская заповедь. Но действует она только при внутреннем покаянии, смирении и тихом молитвенном служении. Нет, перекрасившиеся богохульцы хотят здесь и сейчас стоять на церковных амвонах, проникать в алтари, держать ненаученными руками толстые свечи, не каяться, а учить, как надо верить, людей глубоко воцерковленных. Грустно видеть непросветленные лица таких «подсвечников», одной рукой осеняющих твердые лбы крестным знамением, а другой повязывающих на свои могучие выи красные галстуки. Смешно и печально слушать бывших политуправленцев, глаголящих о непонятных им самим церковных уставах, видеть их сидящими в президиумах одесную от высшего церковоначалия. «Все смешалось в доме Облонских!»
   С телевизионных гуру-перевертышей типа комсомолки Курковой; невзаправдашного супермена Невзорова, успевшего лечь и под коммунистов, и под кагэбистов, и под Березовского; с предавшей взрастившие ее Царское Село и лесохозяйственную академию Сорокиной или запутавшегося в собственном вранье Попцова – спрос невелик. Но когда грозные витии патриотизма, где нужно и не нужно горлопанящие «Слава России», обнимаются с Хазановым и Жванецким, жадными ручонками цапают цацки от оплевываемых ими руководителей страны и захапывают лучшие столичные постройки для музейного увековечивания своей несостоявшейся памяти, тут уже хочется плакать.

Национальные идейки

   С многочисленными российскими газетами я практически незнаком. Сотрудничаю, а потому внимательно читаю лишь «Слово», «Завтра» да «Труд» и «Литературную газету». Чтобы знать, что происходит в «пятой колонне» – стане либеральных рыночников, регулярно просматриваю откровенно русофобский «Коммерсантъ», вроде бы уже не принадлежащий лондонскому узнику совести Березовскому. И только раз в году, приезжая в любимое Михайловское, нагружаю в местных ларьках целую сумку макулатуры – от «Жизни» до «Новой газеты» – и за день лежания на диване узнаю, чем живет Россия, науськанная правящими структурами на поиск «национальной идеи».
   Нынче главной сенсацией, извлеченной из сумки, стало очередное громкое разоблачение неутомимого думского «крота» Хинштейна бандитских деяний сладкой ельцинской семейки.
   В телефонных прослушках, слитых одержимому пинкертону компетентными дядями, участвуют близкие и дальние родственники пьяного президента – березовские, смоленские, абрамовичи, гусинские и прочие дерипаски. Кровь стынет в жилах при чтении про подвиги ублюдков, организовавших исключительно ради наживы чеченскую трагедию, уносящую тысячи жизней несостоявшихся хлеборобов, металлургов, ученых, строителей и художников. Вот, казалось, главное составляющее на ощупь ищущейся нацидеи: провести показательный уголовный процесс над кремлевским паханом и его шестерками. Народ давно ждет справедливого возмездия вместо торжественных юбилеев преступника, отмечаемых в Кремле, и сванидзевских хвалебных шоу с участием наипервейших лиц государства. Что, господа демократы, не нравится такая идея? Так вспомните расстрел среди бела дня «Белого дома» и кровь сотен невинно там погибших. Попавшая в сумку газета «Псковская губерния» устами местного руководителя «Единой России» г-на Антонова, вроде поддерживает меня, хотя и старается депутат «крутить вола»: «…то, что расстреляли «Белый дом», оценивать рано. Просто народ еще не созрел. В мире нет примера, Гитлер – и тот не смел расстреливать депутатов. По крайней мере, из танков… Это циничная отрыжка даже не сталинизма, а фашизма… Запад сказал, что мы не такие уж дремучие люди, и вдруг – такое». Во каким умникам доверено искать нацидею. В том же «яблочном» органе некий г-н Зинатулин, первый раз побывав в Тбилиси, надышавшись «вечерним ароматным смогом тысяч сортов шашлыка, кебабов, сыров и, конечно же, вин», полюбил Церетели за то, что он грузин по жизни и в искусстве, а так обильно и профессионально, как в Грузии, нигде не едят. Обласканному самой изгнанной из министров француженкой Зурабишвили и окружением розовой спикерши Бурджанидзе, напившемуся на халяву местных вин Тбилиси напомнил «огромную стройку, где возводятся бизнес-центры, открываются сплошные рестораны, где люди пляшут и пьют за царя Давида (хорошо, что не за Саакашвили) и свою Родину». Что подгулявшему провинциалу постоянные отключения электричества, замерзшие, обезвоженные грузинские города и села, где твердая зарплата – 10 долларов?! «Российские военные не могут обеспечить безопасность Грузии, поэтому мы выбираем НАТО». От этих слов местного чиновника пскович прослезился, забыв напрочь о многовековом процветании солнечного края под защитой надежных штыков русских воинов. Воспевая «революцию роз», оплевывая санитарного врача Онищенко, запретившего в России продавать грузинские фекалии, пропустил мимо ушей подгулявший щелкопер золотые слова таксиста»… нам нужна дружба, а не деньги. Мы тысячу лет с вами дружим и хотим дружить дальше». Вот где зарыта национальная идея. Но не по душе она нашим либералам, ненавидящим ее так же, как процветающую стараниями «батьки» Лукашенко здоровую и стабильную Белоруссию.
   У одного из главных корешей разрушителя Ельцина, туго набитого денежного мешка Черномырдина, отпустившего из Буденновска банду Басаева, породив тем самым Дубровку и Сербию, – своя национальная идейка, оказавшаяся среди газет моей сумки. «Я буду в Киеве, пока не надоест. Мне тут не скучно. Это не почетная ссылка. Я сам выбрал Киев, хотя для карьеры он не нужен». Не о миллионах бесправных русских в Украине печется беззастенчивый барыга, а о своей жлобской денежной карьере.
   Судя по газетным заморочкам, поиском национальных идеек активно озабочены и наши культурные образованцы. На помпезном, в полполосы снимке шеф российской пропаганды Сеславинский – сероватый клерк в обнимку с мэтром российской литературы – отморозком Приговым, из тех прикидывающихся дурачками, которые «смурны, смурны, но мыло не хавают». Писателей, кроме Пригова, Сорокина, Быкова и Ерофеева, у Сеславинского нет. Если же начнет он оказывать внимание Распутину, Белову или вспоминать о Балашове, Носове, Рубцове или Абрамове, то за такую национальную идею либеральные хозяева пустят его по миру, ибо он, кроме задолизства, ничему не научен.
   Еженедельник «Аргументы і время» под завязку напичкан нацидейками. Самая из них прикольная – отчет о светской презентации очередного поэтического тома Ильи Резника. Ближайший круг во главе с «самой» Пугачевой, куда допущены и Шилов с Говорухиным, обожающим Швыдкого, буквально изошел восторгом на этом кукушко-петушином сабантуе. Особым умом и тактом данный контингент не отличается. Но поразила меня прекрасная актриса Элина Быстрицкая, всегда державшаяся достойно и элегантно. «Несколько раз называла она Резника живым гением и даже сравнивала поэта-песенника с его коллегами по цеху (!!!) Грибоедовым, Пушкиным и Лермонтовым». Видимо, вот за эти бессмертные строчки:

     …К тому же не царь, не Бог я, не герой.
     Но вы кричите «Ой!», тушите свечи —
     Я кой-кому устроил геморрой.

   Истинная наследница поэтов-классиков Татьяна Глушкова провидчески сказала о таких отрыжках вертлявых искателей национальной идеи:

     Когда не стало Родины моей!

Гоголь и Швыдкие

   В последнее время я стараюсь не участвовать в общественных диспутах и пленарных заседаниях; отказываюсь от пресс-конференций и уж, конечно, всячески избегаю содомитские тусовки. Причины «аскезы» просты: возрастная усталость и желание успеть сделать неотложную работу. Недавнюю же пресс-конференцию «Российской газеты» с членами попечительского совета «Фонда Гоголя» я отнес к первоочередным делам, где мое появление необходимо. Каково же было удивление, когда в газетном отчете о государственном обсуждении и осуждении чиновничьего равнодушия к памяти великого писателя, чей 200-летний юбилей в 2009 году обозначен ЮНЕСКО как «Год Гоголя», я не нашел ни одного из высказанных мною аргументов и фактов. Ернический заголовок «От «мертвых душ» – уши?» обязывал газету дать ответ на вопрос: кто эти «души» и кому их тянуть за торчащие позорно уши. Он и содержался в моем кратком выступлении.
   Бюрократы от культуры с потрясающим упорством убеждают нас в том, что в доме № 7а по Никитскому бульвару, где Гоголь писал второй том «Мертвых душ» и сжег его, где встречался он с лучшими умами России и где, соборовавшись, умер, не может открыться первый и единственный в стране музей писателя, ибо там нет мемориальных вещей. Служа по России, я провожу немало времени в пушкинском творческом приюте на Псковщине. Так вот, там подлинных предметов, которых касались руки поэта, раз-два и обчелся, а сами дома Ганнибалов, Пушкиных, Осиповых-Вульф снесены до основания и заново построены. Усадьба же Толстых на Никитском предстает ныне такой, какой она виделась и Гоголю…
   Мне понятно, откуда растут уши чиновничьего презрения к памяти гения. Сегодня повторяется картина, «нарисованная» большевиками после революции. Одурманенные мертвящим запахом разрушения духовных государственных основ, пролеткультовцы уничтожали с упоением шедевры мирового искусства. Спешили при этом осуществить бредовые проекты вождистской «монументальной пропаганды», забыв, правда, поставить внесенный в списки памятник Андрею Рублеву, зато трижды увековечив при этом на площадях российских городов Иуду Искариота.
   И ныне спешат суетящиеся и высоко котирующиеся мастера культуры открывать «музеи имени себя», с завидной последовательностью «рожать» уродливые монументы скромнейшему Достоевскому, пытаться уничтожить центр Москвы бесовским примусом в честь Булгакова. Только в стране, живущей по понятиям, стало возможным расположение церетелиевского зоопарка рядом со святая святых – Могилой Неизвестного Солдата у Кремлевской стены или водружение колумбообразного монстра имени Петра I, обезобразившего вид на Кремль и подавившего «возрожденный» тем же халтурщиком храм Христа Спасителя.
   Вот лишь малая часть ушей, торчащих из протоколов культурных чиновников, дающих жировать допущенным до кормушки служителям «прекрасного» и впадающих в коллапс при упоминании о музее Гоголя.
   Не нашлось в отчете о пресс-конференции места моим словам, ибо, когда они звучали, уже был сверстан номер с пространной антигоголевской тирадой председателя ФАККа Швыдкого. Не стану утруждать читателя рассказом о деяниях бездарного шоумена: мое письмо Президенту России о его преступной деятельности стало достоянием общественности, равно как и многочисленные послания тому же адресату от сотен известных ученых, писателей, художников, актеров – всех тех, кому дорого культурное наследие Отечества.
   «Понятно, что исследователи Гоголя не являются его душеприказчиками (!!!). И хотя битва за музей на первый взгляд выглядит как битва с чиновничеством, уже на второй взгляд в ней видна битва за имущество. И лишь на третий – за создание Музея», – изрек министр-разрушитель. С цинизмом нынче сталкиваешься постоянно, но такой цинизм поражает своими грязными ушами. Обвиняет И. Золотусского, И. Антонову, В. Ливанова, А.Калягина, архимандрита Тихона и других членов попечительского совета «Фонда Гоголя» в шкурничестве чиновник, имя которого неоднократно появлялось в прессе и на телеэкранах в связи с участием в «культурных» аферах, ставших объектом изучения следственных подразделений Генпрокуратуры!
   «Страшно (а не скучно) жить на этом свете, господа!»
   Савва Ямщикове, член попечительского совета «Фонда Гоголя» P.S. Пытался я достучаться до шефа «Российской газеты» г-на Фронина, чтобы ответить Швыдкому. Но он оказался одним из его «свояков», тем мелким и ловким оборотнем, о которых я недавно писал.

Выкормыши Собчака

   Эта грязная история, тянущаяся вот уже четыре года, характеризует, к сожалению, подлинный лик горбачевско-ельцинской демократии.
   Весной 2002 года умер один из выдающихся деятелей отечественной культуры, «музейщик №1», как его по праву называют – Василий Алексеевич Пушкарев. На протяжении без малого тридцати лет возглавлял он Государственный Русский музей, находясь в постоянном противоборстве с чиновниками. В результате ему удалось пополнить фонды музея на 120 тысяч экземпляров! И поверьте, это не были случайные, проходные вещи. Среди них – 500 икон XIII—XVII веков; замечательные творения классиков русского искусства – от Рокотова до Врубеля; лучшие образцы отечественного авангарда; знаковые создания художников советского времени. Закончил многотрудное поприще хранитель художественного наследия России в Советском фонде культуры, закладывая основы Музея современного искусства.
   Мы прощались с Василием Алексеевичем в Никольском храме в Толмачах. Гроб стоял на том же месте, где отпевали Третьякова. Пришло много художников, искусствоведов, реставраторов, писателей, музыкантов. Не «осчастливил» панихиду своим присутствием ни один чиновник Министерства культуры, Академии художеств и Союза художников, а самое страшное – не было тут руководителей Русского музея. В те дни в Петербурге собирался «Интермузей», руководимый «нуворишем» Пиотровским и объединяющий всех российских музейных директоров. Можно ли себе представить, чтобы в дореволюционной России не отправили в Москву делегацию с венками для прощания со специалистом такого уровня? Он ведь один стоил целого «интермузея»! У гроба дорогого человека, с которым мне посчастливилось работать и дружить не один десяток лет, я поклялся сделать все, чтобы и на доме, где жил Пушкарев, и в Русском музее появились мемориальные доски.
   Сначала хорошо знавшие Пушкарева славные представители нашей культуры, среди которых Ирина Антонова, Дмитрий Жилинский, Наталья Нестерова, Петр Оссовский, Дмитрий Сарабьянов, Николай Скатов, Валентин Янин, обратились с письмом об увековечении его памяти к министру культуры А.С.Соколову, который незамедлительно отправил соответствующий документ губернатору Санкт-Петербурга В.И. Матвиенко. Ответ из Смольного за подписью г-на Тарасова (зятя Алисы Фрейндлих) был категоричен: согласно канцелярским параграфам, нужно ждать 30 лет со дня смерти Пушкарева, чтобы установить доску. Директор же Русского музея г-н Гусев сказал дочери своего великого предшественника: «Мы повесим в музее табличку, где перечислим всех его руководителей». Своеобразный поминальный синодик, куда и самого Гусева, глядишь, занесут. Президент Российского фонда культуры Н.С.Михалков попытался достучаться до женского сердца питерской губернаторши. «В плеяде знаменитых людей, прославивших Ленинград, имя Василия Пушкарева стоит рядом с именами Д.Шостаковича, А.Ахматовой, Е.Мравинского, Ж.Алферова, Н.Черкасова, К.Сергеева и Г.Товстоногова», – написал близкий к Президенту культурный деятель. Но это только еще более разозлило питерскую челядь. Только что родственники Пушкарева получили разгневанную «гусевскую филиппику», где категорически сказано еще раз о пресловутом тридцатилетнем сроке. Нет стыда у людей.
   Моим хорошим друзьям – корифеям русского балета K.M. Сергееву и Н.М. Дудинской – доски были установлены чуть ли не в год смерти. Памятник И. Бродскому проектировался в обстановке максимальной поспешности. Мемориалы более чем сомнительным корифеям рыночного либерализма Собчаку и Старовойтовой открываются торжественно, с почестями, которые раньше оказывались героям войны или покорителям космоса.
   Возглавляемый Гусевым Русский музей живет за счет богатств, накопленных рачительным и блистательным хозяином – Пушкаревым. Возят они по миру выставки, составленные из его приобретений, издают альбомы, каталоги, печатают постеры, открытки, на которых очень уместен был бы, как они любят выражаться, пушкаревский «бренд». А сами упиваются дешевенькими показами бездарных изначально, но выдающих себя за гениев кабаковых, кулеров и прочих генитальных выдвиженцев Швыдкого. Сидят питерские временщики одесную главного хозяина страны и думают, что схватили Бога за бороду. Нет, господа хорошие, хозяева меняются, а вместе с ними летят в тартарары и холуи. Такие же люди, как Василий Пушкарев, навечно остаются в памяти благодарных потомков, которым он оставил спасенное им духовное богатство.

Закономерная случайность: пропажи в Эрмитаже

   Весть о разграблении фондов одного из главных музеев России настигла меня во Пскове и заставила содрогнуться, словно мощный электрошоковый разряд. Вот уже почти полвека работая в области сохранения культурного наследия, привык я принимать близко к сердцу любое происшествие, наносящее ущерб памятникам архитектуры или музейным коллекциям. Нынешнее же преступление совершено в наиболее защищенном и тщательно охраняемом мегамузее, а потому особенно тревожно и знаково. Оправившись от первичного потрясения, вспомнил я о серьезном предупреждении, которое шесть лет назад комиссия Счетной палаты во главе с Юрием Болдыревым сделала руководству Эрмитажа. Меня обескуражило тогда поведение его директора г-на Пиотровского, который серьезнейшие нарушения режима хранения ценностей, выявленные в процессе ревизии, пропустил мимо ушей, обрушив артистически разыгранный гнев на главу комиссии. Юрий Болдырев – один из немногих политических и государственных деятелей, не запятнавших свою тогу гражданина России в годы беспредельного ее разграбления и оплевывания. Вместо того, чтобы цинично-победительски поносить его в средствах массовой информации, следовало бы обласканному властями хозяину Эрмитажа незамедлительно принимать меры по выявлению причин пропажи многочисленных предметов старины из различных отделов и наводить порядок в доме. Но, видимо, важнее для г-на Пиотровского было открытие филиала Эрмитажа в Лас-Вегасе (!), приобретение за миллион долларов потанинских денег совсем не для царской резиденции писанного Малевичем «Черного квадрата» или пополнение классической коллекции более чем сомнительными творениями его кумира-постмодерниста Кабакова.
   Во Пскове я был уверен, что через день после случившегося г-н Пиотровский, следуя мировой музейной традиции, подаст прошение об отставке. Вместо такого закономерного и достойного решения директор стал искать виноватых в предании гласности случившегося и приказывать сотрудникам держать язык за зубами. Ну да это у него наследственное. Лет двадцать пять назад, когда в Эрмитаже один из хранителей похитил драгоценные камни, заменив их стекляшками, а оригиналы вывез в чужеземство, отцу г-на Пиотровского, вместо заслуженного наказания, вручили звезду Героя Соцтруда.
   Промолчал «герой» и когда международный аферист Хаммер «подарил» Эрмитажу фальшивый портрет якобы кисти Гойи, получив взамен от Советского правительства холст Малевича, проданный потом спекулянтом за несколько миллионов долларов. Любят демократы, к цвету которых относит себя Пиотровский-младший, цитировать слова Галича «промолчи – попадешь в палачи», забывая, что это и про них сказано.
   Выяснять, виновны ли в совершении преступления умершая на работе музейная сотрудница и ее родственники – дело следственных органов. Меня же радует, что владелец антикварного магазина «Ортодокс-Антик» В. Студеникин незамедлительно вернул «Росохранкультуре» два предмета, приобретенных несколько лет назад, увидев их фотографии в Интернете. Он неоднократно показывал эти вещи на антикварных салонах, но никто из подчиненных г-на Пиотровского не обратил внимания на свою собственность. Кстати, обескураживает музейных специалистов почти полное отсутствие фотографий в картотеках Эрмитажа, куда занесены сведения о похищенных предметах. Негожее это дело!
   Чиновники культурных ведомств, наперебой выказывая внешнюю готовность к борьбе с нерадивыми подопечными, единодушны в своем решении насчет тотальных проверок и принятия чуть ли не карательных мер ко всем без исключения российским музеям. Это непродуманное, продиктованное сиюминутной паникой решение. Служа по России, я с абсолютной ответственностью заявляю, что хранители историко-культурного наследия в провинции не могут быть даже подозреваемы в нарушении музейной дисциплины и каких-либо попытках разжиться, пользуясь служебным положением. Получая смехотворное жалованье, верой и правдой стоят они на страже государственного имущества. Какие-то нелепые случайности, конечно, возможны, но они, к счастью, происходят крайне редко. Абсолютно спокоен я за судьбу раритетов, хранящихся в Музее изобразительных искусств им. A.C. Пушкина, Историческом музее, Третьяковской галерее и других столичных сокровищницах, ибо руководят ими профессиональные и рачительные специалисты.
   Самую большую тревогу и озабоченность в связи с «эрмитажной трагедией» вызывает у меня непродуманная, искусственно выстроенная управленческая система в области культуры. Сразу три ведомства отвечают за судьбу важнейшей составляющей государственного аппарата. Министерство культуры и массовых коммуникаций, Федеральное агентство по культуре и кинематографии и «Росохранкультура». У семи нянек, как известно, дитя всегда без глазу. Особенно если в няньках ходит самодеятельный шоумен г-н Швыдкой, успевший нанести непоправимый вред нашей культуре за время своего волюнтаристского правления. Несколько месяцев назад я отправил письмо Президенту России В.В. Путину, где указал на самые вопиющие проступки бывшего министра, а ныне председателя ФАККа Швыдкого! Подручные обвиняемого мною, обязанные подготовить ответ мне, прислали лживые бюрократические цидульки. И сегодня, когда я вижу на экранах телевизора повинного в эрмитажном ограблении чиновника, я не верю ни одному его слову. Единомышленник и ближайший подельник г-на Пиотровского грозится обложить его денежным штрафом, что выглядит смешными считалочками для детей дошкольного возраста. В своем бездарном шоу «Культурная революция» Швыдкой сумел нанести ощутимый удар по духовному воспитанию современного человека. «Музеи – кладбища культуры» – вот один из лозунгов, озвученных ответственным за судьбу культурного наследия чиновником. Можно ли после таких передач удивляться плачевному состоянию музейного дела и участившимся случаям разграбления государственных кладовых?
   P.S. Промолчал отец Пиотровского, когда заинтересованные органы разыгрывали фальшивый спектакль о надуманной свадьбе дочери тогдашнего ленинградского хозяина Романова. Не гулялась эта свадьба в Эрмитаже и не билась царская посуда партийными лидерами, ибо они привыкли пользоваться тарелками с гербами СССР и маркировкой «Общепита».

Мне за них стыдно

   «Не дождетесь!» – прокричал по всем телеканалам и газетным страницам «героический страж» Эрмитажа Пиотровский в ответ на предложения подать в отставку в связи с беспрецедентными беспорядками во вверенном ему хозяйстве, обнаруженными комиссией Счетной палаты под началом Юрия Болдырева. Сколь же легковерны и наивны мы, взывая к совести человека, давно уже руководствующегося не кодексом музейной чести и гражданского благородства, а неукоснительно соблюдающего законы, а точнее, понятия либерально-рыночного нынешнего времени. Как он похож со своим «не дождетесь» на Чубайса, Собчака, Березовского, Ходорковского, указывавших неоднократно гражданам «этой страны» на отведенное им место «у параши», как ловко умудряется не отличать поражение от победы! Театрально посыпав голову пеплом перед музейными коллегами, тут же обрушил он свой гнев на антикваров и родное правительство, забывшее напрочь о прекрасной даме по имени Культура.
   А ведь именно антиквар Владимир Студеникин незамедлительно вернул «Росохранкультуре» прозяпанные Пиотровским музейные ценности, а верный друг и наставник незадачливого директора шоумен Швыдкой заявил, что безнравственно требовать от небогатого государства деньги на обеспечение хранилищ искусства современным оборудованием. Зато абсолютно нравственным и жизненно необходимым считает шеф ФАККа выделять из наших с вами денежек 52 млн. рублей и «еще некоторую сумму из бюджета следующего года» на проведение второй биеннале современного искусства. Мало ему гениталий, экскрементов и кур, гадящих на чучело Льва Толстого, повергших в шок москвичей на прошлогоднем «светопреставлении», так он полон решимости субсидировать современное искусство, которое, по его словам, должно оставаться провокативным (иначе оно будет скучным!). Ну, после грязных провокаций под девизами «Музеи – кладбища культуры» или «Русский фашизм страшнее немецкого» можно не сомневаться, что объявленная Швыдким тема биеннале «Геополитика, рынки, амнезия. Примечания» (!) стоит отнятых у народа миллионов, а художники Валли Экспорт или Алан Бадью с блеском их отработают.
   Моя «любимая» газета «Коммерсант» выдает своего кумира Швыдкого с головой. «Глава ФАКК не вполне согласен с критикой руководства «Росохранкультуры». «Наша система методики учета и хранения – хорошая, только ее надо выполнять», – отметил г-н Швыдкой. Корни музейного кризиса глава ФАККа видит в советском прошлом музеев, когда в музеях «бедлам был еще больший», наследие которого и приходится сейчас расхлебывать». «Когда в последние годы начали вплотную заниматься подробным описанием коллекции, тут-то и стали обнаруживаться пропажи».
   Такое сказать мог только человек, лишенный стыда и совести. Оскорблять память целого поколения высокопрофессиональных работников, чья деятельность всегда ценилась мировым музейным сообществом, возглавляя культурное ведомство, возможно лишь в горячечном бреду. Не возьму грех на душу и не скажу, что при советской власти музеи были особенно облагодетельствованы и получали такие бешеные деньги, какие Швыдкой тратит на приближенных к нему режиссеров, музыкантов, актеров, художников и писателей-постмодернистов. Но порядок в фондах и музейных экспозициях соблюдался неукоснительно, а случаи его нарушения сразу же становились предметом специального разбирательства и оборачивались оказанием немедленной помощи терпящему бедствие музею. Куда уж Швыдкому вспомнить, что в годы Второй мировой, когда по объективным причинам «бедлам» был чудовищный, музейные хранители не дали пропасть ни одному из шедевров Эрмитажа, Русского музея и Третьяковской галереи, вывозимых за Урал.
   Оплевывать историю предков – основная составляющая поведения вождей нынешней «бархатно-кровавой» революции с лицами ельциных, Собчаков и Чубайсов. Если принять позицию Швыдкого и компании, то в бездарности и пошлости ерофеевых, Сорокиных и приговых виноваты советские их предшественники – Платонов, Пастернак, Твардовский, Шолохов, Распутин; развалом космической науки и промышленности обязаны мы Королеву, Циолковскому, Гагарину и другим корифеям великой эпохи; футболисты и хоккеисты нынешние занимают последние места по вине Бескова, Яшина, Боброва, Старшинова и Харламова, а впавшие в откровенную пошлость, разврат и цинизм деятели театра и кино – порождение Станиславского, Чухрая, Тарковского, Эфроса, Ефремова, Ростоцкого и Хуциева. Пигмеи всегда стараются мелко напакостить титанам духа и мысли.
   Поразили меня отдельные директора петербургских, а особливо провинциальных музеев, выразившие готовность и впредь стоять под знаменами Пиотровского, ибо он велик и незаменим. Немолодой уже руководитель Музея истории Петербурга с исторической фамилией Аракчеев пропел нашкодившему хозяину Эрмитажа осанну за абсолютную открытость и гласность, проявленные Пиотровским в тревожные для его хозяйства дни. Видимо, недосуг г-ну Аракчееву было прочитать газету «Известия» или посмотреть хотя бы одну новостную телепрограмму с сетованиями на нежелание директора Эрмитажа отчитаться перед согражданами за случившееся и на то, что он держит в страхе сотрудников, запрещая им общаться с прессой.
   Защитникам Пиотровского, его коллегам по музейному цеху я советую тщательно изучить «Бюллетень Счетной палаты» (№6 за 2000 год). Если волосы у них не встанут дыбом при ознакомлении с вопиющими фактами разбазаривания государственных ценностей при попустительстве Пиотровского, то мне станет ясно, почему эти горе-адвокаты не оторвались от насиженных кресел общероссийского совещания «Интермузея», проходившего четыре года назад в Петербурге, чтобы отдать последние почести в храме Николы в Толмачах (Третьяковская галерея) «музейщику №1» – Василию Пушкареву. Его титанический труд подвижника в непростых условиях тоталитарного режима стал одним из тех великих подвигов, которые так бесят Швыдкого и оставляют равнодушными приспешников Пиотровского.

Беспамятство

   Победные майские дни я положил за правило проводить в старинном Суздале. Война, а вернее, боевые действия миновали эти края, но братские могилы и памятники воинской славы, воздвигнутые благодарными потомками, свидетельствуют о подвигах суздальцев, отдавших жизни за Родину. Суздальская земля подарила России великого Суворова, в Суздале был похоронен и другой прославленный полководец – князь Пожарский. Вместе с друзьями посещаем мы здешние памятные места, вспоминаем знаменитых военачальников и не устаем поражаться варварству и вандализму «творцов» кровавой революции. Мало им было бессмысленной и жестокой бойни, мало расстрелянных, повешенных, закопанных живыми в землю священников, ученых, писателей, художников и безвинных крестьян. Они с фантастическим упорством уничтожали драгоценные свидетельства памяти, рушили прекрасные усадьбы, взрывали храмы, сжигали возами иконы и редкие библиотеки. Пусть те, кто пытается сравнить большевистскую идеологию с христианскими постулатами, поедут в суздальское село Кистошь, где когда-то было имение Суворова и построенная под его присмотром великолепная церковь. Трудно себе представить, чтобы на родине Наполеона или Нельсона царила такая разруха и господствовал мрак запустения. Здесь в нынешний приезд мне вспомнились почему-то планомерные поступки идеологов революции, уничтоживших святыни нашей истории.
   В 1918 году был закрыт мемориальный музей A.B. Суворова в Петербурге.
   В 1929 году взорван Нижегородский храм, в котором находилось захоронение Кузьмы Минина.
   В 1930 году снесен с лица земли главный Собор Рождественского монастыря во Владимире (XII век), где в ноябре 1263 года торжественно погребли Александра Невского.
   В 1933 году разобрали часовню Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря, сооруженную над могилой князя Д.М. Пожарского по всероссийской подписке. Видимо, она нелепо смотрелась рядом с помещением политизолятора ОГПХ расположившимся в монастыре. К сожалению, этот скорбный мартиролог можно продолжать долго. Волосы встают дыбом, если читаешь протоколы, составленные по случаям надруганий над священными мощами великих подвижников молитвенников Русской земли. В трудные месяцы 1941 года, когда решалась судьба Отечества, Верховный Главнокомандующий вспомнил имена тех русских полководцев, чьи подвиги должны осенить действия советских солдат и офицеров. Были утверждены ордена и медали, украшенные их светлыми ликами, но никому и в голову не пришло позаботиться о восстановлении могил и памятных мест, связанных с жизнью и подвигами столпов державы.
   Не хотелось мне в эти победные дни думать о спорах, связанных с революционным кладбищем, устроенным большевиками на Красной площади. Мне, человеку истинно верующему и историку по образованию, стыдно видеть и слышать нынешнего лидера коммунистов Зюганова, пытающегося объединить пионерский галстук, украшающий его костюм, и церковную свечу в руках. Не знаю, завещал ли вождь мирового пролетариата похоронить себя рядом с матерью, но в православной стране такое погребение обязательно. Не хочу торопить события, но уверен, что Господь управит, и если не мы, то наши дети дождутся того светлого дня, когда прикремлевский погост разместится во вновь отстроенном пантеоне. Соотечественники будут приходить туда, чтобы поклониться Королеву, Гагарину и другим великим людям. Пройдут неразбериха и суета, царящие ныне на дворе, и перестанут произноситься всуе вместе со священномучениками, в российской земле просиявшими, имена их убийц. Недолго простоял гипсовый памятник Иуде, воздвигнутый при осуществлении ленинского плана монументальной пропаганды. Точно так же исчезнут рукотворные идолы вождям революции, соседствующие зачастую рядом с монастырями и храмами. Не будут больше пассажиры метро садиться в поезда на станции, носящей имя одного из убийц царской семьи Войкова, а Екатеринбург станет центром одноименной губернии, не увенчанной больше фамилией Свердлова – коварного палача революции.

Сберечь каждое бревнышко!
Из всех видов реставрационных работ в Абрамцеве признают один – выкорчевывать

   В последнее время мне столь часто приходится выступать против всякого рода варваров, уничтожающих бесценные творения живописи и архитектуры, что невольно приходит в голову мысль: а не создать ли в МЧС специальное подразделение, которое помогало бы реставраторам и музейным работникам противостоять этому цунами?
   Не снимая с себя ни малой доли ответственности за те обвинения, что были выдвинуты мною против нынешнего директора музея-усадьбы «Абрамцево» А. Пентковского, считаю необходимым предоставить слово людям, чья жизнь самым тесным образом связана с аксаковско-мамонтовским гнездом.
   «Два года назад в нашем музее сменилось руководство, директором «Абрамцево» стал Пентковский Александр Мстиславович. Многие из нас обрадовались приходу энергичного человека.
   Но мы считаем, что ныне вся его деятельность направлена не на созидание, а на разрушение. С особой яростью он взялся за парк, безжалостно выкорчевывая все, что не соответствует его туманной концепции музея «европейского уровня»… Целенаправленно уничтожаются подрост и подлесок. Нарушается главный принцип пейзажного парка – его естественность… В течение уже почти двух лет идет только вырубка, не посажено ни одного дерева… В прошлом году варварски осушен и очищен без предварительных исследований Верхний пруд – элемент парковой композиции XVIII века, в результате чего он зарос болотной растительностью. В мае перекачали воду из так называемого Пополкина пруда, тоже исторического. Теперь на его месте котлован… В плачевном состоянии русло реки Вори, поскольку по инициативе Пентковского понизили уровень плотины…
   Недавно в музее работала комиссия «Росохранкультуры», которая вынесла решение о приостановлении работ в парке.
   Однако уже на следующий день по приказу директора вырубили несколько яблонь…
   Кроме проблем парка, есть и много других: в плачевном состоянии находится главный усадебный дом, ухудшилось состояние церкви Спаса Нерукотворного, уникального памятника, выполненного по проекту В.М. Васнецова… В музее сложилось катастрофическое положение с кадрами. За это время ушло около тридцати научных сотрудников. А директор только повторяет: «Незаменимых нет!»
   Под этим письмом стоят подписи одиннадцати сотрудников «Абрамцево», верно служивших ему в течение многих десятилетий.
   А вот что говорит известный поэт, лауреат Солженицынской премии Юрий Кублановский, прочными корнями связанный с «Абрамцевом».
   – «Последствия хозяйничания в музее-усадьбе «Абрамцево» «доктора восточных наук» А.Пентковского считаю катастрофическими. Изуродованы ландшафты, гниют памятники архитектуры, в массовом порядке вытесняются заслуженные сотрудники. «Абрамцево» деградирует на глазах. Долг каждого из нас – попытаться спасти священное гнездо семейства Аксаковых… По-видимому, в чиновных кругах у Пентковского – умело поддерживаемый им имидж просвещенного европейца (он учился в Риме), который борется с российской косностью. Но голос абрамцевской интеллигенции должен быть услышан!»
   Еще цитата. В своем обращении «Беда в Абрамцеве» крупный ученый, искусствовед с мировым именем академик Дмитрий Сарабьянов и народный художник России Павел Никонов пишут: «Каким образом такое ответственное и тонкое дело, как руководство музеем, было доверено дилетанту, два года бесконтрольно хозяйствующему в легендарной усадьбе? Кто его туда посадил?… Неужели правда, что чиновник чиновнику глаз не выклюет, и Федеральное агентство по культуре и кинематографии, вместо того, чтобы оперативно и мужественно исправить ошибку, прикрывает своего назначенца?»
   Руководитель ФАККа Михаил Швыдкой ответил на сигналы SOS, подаваемые из гибнущего музея-усадьбы, в одной из газет. Хладнокровно попросил никого не беспокоиться, поскольку ситуация, по его мнению, совсем даже не тревожная, а директор Пентковский – единственный специалист, способный вывести музей из кризиса. «…Мы все вместе поставим точку в решении проблем «Абрамцева» только тогда, когда откроем отреставрированный усадебный дом, увидим парки и долину Вори, какими они изображены на знаменитых пейзажах, откроем «белый дом» с экспозицией великолепных работ художников, работавших в «Абрамцево», – пишет чиновник. И так далее – в духе «Все хорошо, прекрасная маркиза!»
   В 1917 году Павел Флоренский писал A.C. Мамонтовой: «Я верю, нигилизм докажет свое ничтожество… И тогда будут холить и беречь каждое бревнышко аксаковского дома. Самое худшее, если бы Абрамцево уничтожить физически, но и тогда, несмотря на великое преступление, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло».
   Нам же сегодня в сложившейся ситуации ни в коем случае нельзя опускать руки. Иначе мы обречем усадьбу «Абрамцево» на тяжелую болезнь, сделаем горький «подарок» к приближающемуся 200-летию великого Гоголя, для которого аксаковский дом был столь же близок, как родительское имение, Царское Село, римская обитель и все места, где создавал он свои шедевры.

Вальпургиева жизнь

   Советская империя, поразившая своим величием мир, заставив его удивляться, бояться и восхищаться победой над отлаженной военной машиной нацистской Германии, завоеванием космоса, могучим талантом писателей, композиторов, великолепных режиссеров театра и кино, неповторимых балетных звезд, выдающихся спортсменов и воздушных асов, не смогла противостоять бездушным партийным чиновникам, серым управленцам и гнусным предателям, окопавшимся в кабинетах Старой площади и Лубянки. Заокеанские стратеги радостно потирали руки, видя, как клюют на их отравленные приманки всякого рода Яковлевы, Калугины, Ковалевы, боннэры, войновичи и прочие жучки-точильшики, медленно, но верно разъедающие живоносные ткани имперского древа. Страстно и самозабвенно стремившиеся стать единственной и неповторимой «империей зла», Соединенные Штаты не жалели средств и драгоценного времени для осуществления мерзких по своей сути планов Трумена, Даллеса и Бжезинского, направленных на уничтожение советской державы. Дождались они, когда судьба выплеснет на поверхность Горбачева с Ельциным, избрав их мелкими исполнителями большой исторической трагедии. Переломив об колено прогнившую государственную систему, обрекли эти жалкие рабы западных кукловодов вверенный им народ на ускоренное вымирание. Одним из самых страшных знамений перестроечно-либерального времени стало уничтожение духовных и культурных ценностей, искажение исторической памяти и растление нации с помощью пролживленных средств массовой информации, бездарных и беспринципных «мастеров культуры», самостийно отнесших себя к элите общества.
   Я не могу без отвращения и чувства глубокого стыда лицезреть и читать отчеты о светской жизни, героями которых являются одни и те же персонажи, верой и правдой служащие ограбившим страну акулам первоначального, бесконечно продолжающегося накопления капитала.
   «В московском ресторане «Прага» свой 16-й день рождения отметила радиостанция «Эхо Москвы»… Главный редактор «Эха» Венедиктов стал рыцарем под наблюдением лидера КПРФ Зюганова, председателя нацболов Лимонова, председателя политсовета СПС Белых, экс-главы администрации Ельцина Волошина, журналистов Доренко, Киселева и многих других». Франция наградила «Веника» орденом Почетного легиона одновременно с Путиным (смешно, не правда ли?). «В очередь поздравлять «рыцаря» выстроились телеведущий Сванидзе, депутат Глазьев, журналист Сорокина… Новодворская, покрасив волосы в черный цвет, надела черное же платье с люрексом. Ее наряд был подозрительно похож на вечерний туалет г-жи Матвиенко, а костюм главной правозащитницы Памфиловой подчеркивал сильные стороны ее личности: свободный мужской крой и приспущенный галстук». Знаменательно, что эти «кони-люди», среди которых засветились никообразный Гусман, злостный русофоб Ганапольский и вездесущий опустошитель банкетных тарелок Жириновский, «смешались в кучу» в скорбную годовщину кровавого расстрела Белого дома, который они в 1993 году радостно приветствовали. А в ресторане «Метрополь» символ ельцинской России Ксюша Собчак в это же время вручала бриллиантовые знаки «самым модным и успешным мужчинам страны». Тут собрались постоянные обитатели светского стойла: главный «фотограф» Свиблова, горе-футболист Булыкин, мадам Слуцкер, баронесса Гечмен-Вальдек, тверской губернатор Зеленин, чеченский принц Джабраилов и неизменный гость всех вечеринок – некое «чадо» Березовского по фамилии Руга. Опоздавший к раздаче цацек балерун Цискаридзе с растерянной улыбкой воскликнул: «Где я? Что здесь происходит?»
   Извини, дорогой читатель, что утомил тебя пространным цитированием из года в год обрушиваемой на наши головы пошлости, захлестнувшей зажравшихся гостей на балу незаслуженной и сомнительной удачи. Им плевать на то, что нация вымирает. Не беспокоят их постоянно повышающиеся цены за коммунальные услуги и катастрофически дорожающий бензин. Не надо им часами сидеть в очередях районных больниц, где получающие гроши лекари вряд ли способны облегчить наши с вами недуги. У них все схвачено, за все заплачено – и нет проблем.
   Вальпургиева жизнь царит и среди людей, призванных просвещать и окормлять нас с вами. Никогда не забуду лизоблюдствовавшего на домашней кухне Ельциных не лишенного кинематографического дарования режиссера Рязанова. Принимая телезрителей за абсолютных лохов, показал он старенькую табуретку, привезенную свердловским «Троекуровым» в Москву по бедности. Такой в ней торчал гвоздь, что даже могучий рязановский зад потревожил. А гостеприимная жена президента Наина угощала желанного гостя и любимого мужа котлетами из фарша, купленного ею в магазине полуфабрикатов. Видимо, президентская обслуга, призванная пробовать его пищу, упала в обморок от такой чудовищной лжи. Но Рязанову, как говорится, хрен по деревне. Он недавно еще хлеще отчубучил, поздравляя своего дружка Швыдкого с днем рождения в газете. Оказывается, «дорогой Миша» – тот самый министр, при котором только и расцвел рязановский талант и обрел подлинную мощь. Забыл потерявший стыд кинодеятель, что в тоталитарном прошлом остались «Карнавальная ночь», «Берегись автомобиля» и другие его удачи, а при Мише снимает он сущую вампуку, ничем не отличающуюся от прочих культурных отходов швыдковской эпохи.
   Очень похожий по развязности и отсутствию стыда на Рязанова «кот Матроскин» Табаков за безобидную критику в свой адрес со страниц «Труда» подает на газету в суд, а при случае может и «самому», как он называет президента, пожаловаться. Плевать ему на то, что национальное достояние – МХАТ, вверенный в его руки, перестал быть академическим, да и подлинным художеством в нем давно не пахнет. Давно уже плетется бывший партийный секретарь Табаков в хвосте у разного рода поругателей отечественной театральной классики типа управдома Фокина, переквалифицировавшегося в режиссера, или доморощенных «гениев», потчующих современников «Голыми пионерками», «Антошами и Клепами», «Детьми Розенталя» или опохабленным «Евгением Онегиным».
   Страшно сказать, но привыкшие к вальпургиево-светской жизни либералы, ненавидящие любой правопорядок, умудрились объединить траурный митинг памяти убитой журналистки Политковской с демонстрацией в поддержку якобы несправедливо поругаемой саакашвилиевской Грузии. А может, так заранее и было задумано?

Возврату не подлежит

   В Министерстве культуры и массовых коммуникаций РФ состоялось заседание Межведомственного совета по вопросам культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны. Члены совета единогласно проголосовали за возвращение шести витражей церкви Св. Марии (Мариенкирхе) во Франкфурте-на-Одере, хранящихся в Государственном музее изобразительных искусств им. A.C. Пушкина.
   Свое выступление перед голосованием о возврате Германии шести витражей XIV века Мариенкирхе я начал с пословицы «Снявши голову, по волосам не плачут». Действительно, после более чем сомнительной акции директора «Эрмитажа» г-на Пиотровского, практически безвозмездно «отстегнувшего» немцам 111 витражей для церкви Св. Марии, благотворительную акцию для «пастора Шлага» осталось только благородно завершить. Но я еще раз задаю членам совета вопрос: «Почему чудовищно пострадавшая от нацистских захватчиков Россия должна безвозмездно разбазаривать государственные ценности? (Мелкие деньги, отпущенные на восстановление новгородского храма Успения на Волотовом поле, – лишь крупица от той суммы, которой оцениваются витражи XIV века.) Почему не учли инициаторы такого расшаркивания перед страной-захватчицей мнения по этому вопросу бывшего председателя Комитета по культуре Госдумы Н. Губенко, директора Пушкинского музея И. Антоновой, Чрезвычайного и Полномочного посла В. Фалина и вашего покорного слуги, стоявшего у истоков рассекречивания трофейных ценностей, их реставрации и широкого показа на выставках?» Точно так же поступили г-да Пиотровский, Швыдкой и их клевреты, тайно организовав безвозмездный возврат (безвозмездный для государства, но отнюдь не благотворительный). Две недели разыскивал по Москве листы Бременской коллекции Н. Губенко, обратившийся с письмом к Генеральному прокурору РФ, требовавшим пресечь более чем сомнительную сделку. Промолчали скромно начальники от культуры, когда некий гражданин России инкогнито принес в немецкое посольство в Москве 102 бременских листа в качестве якобы подарка, хотя знали, что под маской «бескорыстного» дарителя скрывается один из тройки лихих «капитанов» «Балдин, Баландин и Балакин». Именно последний, когда наша делегация вела в Бремене государственные переговоры о компенсаторном возвращении коллекции, вступил в сговор с немцами, принявшими условия его нечистоплотной игры. Пролежав в посольстве восемь лет, «листы Балакина» благополучно уплыли в Германию. Можно ли хотя бы представить себе подобную ситуацию, когда в наше посольство в Бонне немецкий мародер приносит украденные из России сокровища? Западная демократия такого не допустит.
   Если созданная в 1992 году Комиссия по реституции при Президенте РФ ставила действенные заслоны, пресекающие обворовывание щедрым и нетрезвым Ельциным трофейных фондов (не дали мы ему подарить «другу Колю» Библию Гуттенберга из библиотеки МГУ. Остановили разбой бурбулисовских молодчиков, ночью снявших печать спецхрана с «Венгерской коллекции» и беспардонно конфисковавших пару картин, чтобы положить их в багаж Ельцина для подарка венгерским руководителям), то нынешние культуртрегеры действуют в лучших грабительских традициях Ленина и Троцкого, сплавлявших через грязные ручонки Хаммера редчайшие драгоценности и произведения искусства из разрушенной России. Не чужды «дарителям» и вождистские замашки Сталина, распродававшего церковные и музейные ценности Меллонам, Дюпонам, Ашбергам и Ханнам. Но тирану нужны были деньги на строительство Днепрогэса, а нынешние даже не стремятся получить средства на спасение гибнущего древнего Пскова, Абрамцева и многих других разрушающихся святынь. Скорее пекутся они об олигархических «монстрах», обезобразивших окрестности Москвы, Петербурга и других мегаполисов. Осеняют сомнительную деятельность «бескорыстных» возвращенцев и волюнтаристские подвиги Хрущева, с бухты-барахты вернувшего гэдээровским братьям по партии миллионы трофейных единиц, в том числе и уникальное собрание Дрезденской галереи. Близки им душевные порывы Брежнева с Горбачевым, продолживших генеральную линию партии по опустошению государственной казны. Как щедро облагодетельствовал «катастройщик» из Ставрополя дышащего на ладан, но всегда готового поживиться за счет СССР Хаммера. Нашелся в те тоталитарные времена лишь один человек – «музейщик № 1», директор Русского музея Василий Пушкарев, который осмелился пойти против воли Брежнева и Фурцевой, приказавших ему передать холст Малевича в обмен на фальшивый образчик, выдаваемый за творение Гойи, который международный аферист якобы дарил Эрмитажу. Нынешние же действуют по принципу «одобрямс» и руководствуются отнюдь не державными принципами.
   Вот почему приходится быть постоянно начеку, чтобы не уплыли от нас «безвозмездно» жалкие остатки трофейных культурных ценностей. То и дело проползают слухи о готовящейся отправке Бременской коллекции в Германию, собрания Кенигса в Нидерланды. Печально, что инициаторами этих позорных сделок выступают те, кому доверено порулить культурной политикой. Ничего они не предпринимают, дабы спасти гибнущий на глазах Псков, приостановить разрушение Абрамцева, запретить всесильному Церетели высаживать чудовищный зверинец рядом со святая святых – Могилой Неизвестного Солдата. Зато с чудовищным упорством мешают они открытию единственного в России музея великого Гоголя, чей юбилей будет скоро отмечаться мировой общественностью. Молчат начальники от культуры, когда американские варвары уничтожают золотой фонд ЮНЕСКО – монастыри и храмы Сербии и грабят богатейшие музейные сокровищницы Багдада. Им нужно во что бы то ни стало доказать, что Америка – идеал для нашего подражания или убедить сограждан в справедливости лозунга «Русский фашизм страшнее немецкого». Согласны они с горе-мэром Поповым, с точностью до одной десятой пересчитавшим немок, изнасилованных советскими бойцами и обличившим знаменитых русских художников, реставраторов и музейных работников в мародерстве, ибо они увезли в Москву сокровища Дрезденской галереи, а не стали восстанавливать их под градом снарядов в гитлеровских штольнях, приготовленных к затоплению. Представляю, что сказали бы этим «лучшим немцам» мои учителя Павел Корин, Виктор Лазарев, Степан Чураков, спасшие «Дрезденку» и многие годы реставрировавшие ее шедевры в России, чтобы Хрущев и нынешние его наследники забыли о действиях варваров штаба Розенберга, укравших и уничтоживших все, что попалось под загребущие руки, и изгнанных из нашей выжженной и разоренной страны. Мой долг – хранить память о всех подвижниках, прославивших русскую культуру и до конца оставшихся патриотами Отечества.

Добро пожаловать в ад!

   Осеннее утро, как и в молодости, встречает нас рассветом и прохладой, дни заполнены любимой работой, интересными встречами и конкретными делами. Но стоит, вернувшись домой, включить телевизор или утром взять в руки одну из купающихся во внешней свободе и вседозволенности, но далеких от демократии газет, и виртуальное приглашение в ад превращается в реальную преисподнюю, где тебя давно и с нетерпением ждали.
   11 сентября 2006. 19 часов по московскому времени. Новостная программа «Сегодня» на канале НТВ. Комната заполняется режущей слух то ли бравурной, то ли предсмертной музыкой, а за ней следуют полуистерические репортажи, посвященные пятилетней годовщине нью-йоркской трагедии, когда, неизвестно, по чьей воле, воздушный лайнер врезался в здание Всемирного торгового центра. Сразу оговорюсь: я испытал страшный шок в те дни, а представив ужас и страдания сотен погибающих людей, помолился за упокой душ невинных жертв хитроумно срежиссированного преступления. Но до сих пор не могу понять, почему именно Россия должна с помощью своих СМИ на весь мир транслировать этот душераздирающий реквием, уместный разве что в дни поминовения миллионов воинов и мирных жителей Отечества, унесенных за годы беспощадной Второй мировой. Двадцать минут из отведенных тридцати дикторы и корреспонденты НТВ потчевали налогоплательщиков воспоминаниями о печальной дате, показывали архивные съемки, демонстрировали фрагменты из нового фильма Стоуна, премьера которого состоялась 11 сентября именно в Москве. С трудом отдышавшись, сделав короткую паузу, спокойненько перешли ведущие к «обыденным» новостям: страшной автомобильной катастрофе в Краснодарском крае; показу двухсотметрового участка Ленинградского проспекта, на глазах у изумленных москвичей провалившегося сквозь землю, и прочей безотрадной бытовухе. Выключив «черный ящик», я задал себе вопрос: почему не показали хотя бы один подобный репортаж на его голубых экранах, посвященный безжалостным бомбардировкам Белграда, уничтожению других югославских городов и сел? Почему не осудили вездесущие наши телеобозреватели лихих американских пилотов, сбрасывавших смертоносные снаряды с надписями «Поздравляем с Пасхой!» на древние монастыри и храмы Косова, входящие в золотой фонд мировой культуры? Почему не услышали мы слова сочувствия братской Сербии от премьера Черномырдина или главного российского тогдашнего дипломата Игоря Иванова? Почему не возмутился Швыдкой или его предшественник Сидоров, отсиживавшийся послом России в ЮНЕСКО, варварами и Геростратами американской «империи зла»? Все они промолчали, набрав в рот воды, чтобы не открывать его, когда США нападут на беззащитный Ирак, а Израиль станет уничтожать мирный Ливан, сравнивая с землей христианские святыни, принадлежащие всему человечеству. Зато спешат Международный валютный фонд и Всемирный банк объявить Россию душительницей демократических свобод, сравнивая ее с самыми отсталыми странами «третьего мира», а им радостно аплодируют отечественные ретрансляторы мыслей заморских наших наставников, вынося на первые полосы проплаченных жуликоватыми олигархами газет заголовок «Россия государством не вышла» или публикуя фото слившихся в согласном экстазе относительно чудовищной коррумпированности путинского режима финансового министра Кудрина и всемирного «денежного мешка» Вулфовица. Всю неделю пристально следили родные СМИ за происходящим в Гаване саммитом Движения неприсоединения государств, противостоящих губительной американской экспансии на всем мировом пространстве. Комментарии их чаще всего отличались нескрываемым презрением и циничной иронией, направленными против бывших единомышленников и партнеров СССР. Свои ушаты грязи в адрес Кубы поспешили вылить любимцы демократических журналистов Михаил Горбачев, Егор Гайдар, Эдвард Радзинский и прочие «свежие головы» с характерными лицами, которые обычно отпускаются людям по итогам прожитой жизни. Все у них есть: и деньги, и дома, и машины, и на тусовки их зовут, только с совестью, к сожалению, ребята эти не в ладах.
   Один из их собратьев и единомышленников – злобный и коварный клоун Жириновский, уже двадцать лет занимающий манеж российской политической жизни, и вовсе лишенный стыда и совести при рождении. Неужели сойдет ему с рук грязный плевок в святая святых нашей памяти – оскорбление миллионов советских солдат и офицеров, избавивших мир от нацистской чумы, жизни отдавших во имя спасения Отечества? Лишь законченный негодяй может обвинять героев страшной войны в повальном пьянстве, а высшее командование – в сознательном спаивании своих подчиненных. Попробовал бы этот отвязанный политикан произнести подобное в демократической Америке! Уверен, что судили бы его по законам военного времени, ибо один трибунал уполномочен вынести приговор дезертиру, клеветнику и предателю.
   «Не в силе Бог, а в правде» – гласит один из главных постулатов православия. Понимая, что основной стержень российской государственности – ее религиозная составляющая – на протяжении многих столетий служила залогом высочайших человеческих свершений, помогая нашему народу противостоять злым и беспощадным супостатам – от коварных идеологов хазарского каганата до мечтавших о физическом устранении славянского мира нацистских палачей – нынешняя «пятая колонна» выступила в крестовый поход против преподавания в школах и университетах основ православной культуры. Вместо того чтобы обратиться к опыту, скажем, Греции, разрешившей представителям иных конфессий не посещать лекции и уроки православных педагогов, наши держиморды с пеной у рта доказывают пугающую вредоносность познания церковной истории молодежью. Кстати, мне греческие друзья рассказали, что освобожденные от православного курса иноверцы, вместо того чтобы играть в свободное время в мяч или гулять по улицам, с интересом слушают рассказы историков и священников. Чувство стыда и омерзения испытываешь, слыша решительный призыв некоего г-на Адамского, сидящего в Общественной палате, а точнее, в ее Комитете по развитию интеллектуального потенциала (надо же такое придумать!): «Срочно остановить религиозную экспансию в школе, которая может привести к необратимым последствиям и раскачать межконфессиональную лодку». Как же эти «интеллектуалы», у которых ума вроде бы палата, да вот толку маловато, «образованность свою показать хочут»! И сколько у Адамского единомышленников, от великого праотца род свой ведущих! Вот мысли наиболее продвинутых из них, достойные чеховской «жалобной книги».
   «В российской истории немного людей, нанесших такого масштаба глубинный мировоззренческий вред, как Достоевский… Его представления о русских как о богоизбранном святом народе вызывают у меня желание разорвать его на части». Анатолий Чубайс, интервью газете «Файнэншл таймс».
   «Чрезмерное восхваление классиков – пропаганда для оболванивания народа!.. У Достоевского больная психика. Он не должен быть образцом для подражания». Владимир Жириновский, из выступления в Литературном институте им. М.Горького. «Утверждаю, что именно потому, что Россия потребляла Чехова, Толстого, Пушкина, Достоевского в лошадиных дозах, именно поэтому мы – отсталая, терпящая поражение за поражением держава… Шоколадный карлик Пушкин, дура Натали Гончарова, апатичные резонеры «Вишневого сада», гусары, разночинцы, даже Базаров – болтуны, не могущие никого совратить, приобщить к крамоле». Эдуард Лимонов, из книги «Священные монстры».
   Чувствуете, какие верные, наглые и кровожадные наследнички Ленина и Троцкого продолжают сегодня осуществлять их политику, направленную на уничтожение России? А как бы аплодировал им коварный двурушник Бухарин, люто ненавидевший гения Есенина и призывавший соотечественников не опускаться до уровня презираемого большевистским холуем великого Тютчева. Нет, не фарсом оборачивается сегодня история многострадальной России, а еще большей трагедией, ведущей к вратам ада.
   Смешно, конечно, видеть, как сметливый шоумен Соловьев, спеша первым откликнуться на зверское убийство профессионального и добропорядочного банкира г-на Козлова, достает из старого реквизитного шкафа пахнущую нафталином г-жу Хакамаду и ставит к барьеру на дуэли с думским сидельцем г-ном Гудковым, отвечающим за нашу с вами безопасность. Избранные народом слуги вообще поражают меня бесхребетностью и велеречивостью, переходящей в болтовню. Один из сотоварищей полковника Гудкова, обратившийся в государственные инстанции с просьбой запретить доченьке супердемократа Собчака выступать по телевидению с программами, проповедующими самые низменные страсти, начиная драться на «соловьевской дуэли» с обвиняемой, осыпал ее такими сладостными комплиментами, что врагам оставалось обняться и пойти пить мировую. А они еще час ломали полупристойную комедию, дурача доверчивых телезрителей. Вот и Гудков выдал щедрейший аванс своей сопернице, которая для него олицетворяет «ум, честь и совесть эпохи». Г-жа Хакамада подачу фээсбэшника не преминула сполна отработать, в присущей ей манере домохозяйки коммунальной кухни заставив противника отвечать за базар. На голубом глазу основоположница и мать-хранительница мелкого и среднего бизнеса в расцвете ельцинского ограбления страны призвала нынешнее ее руководство вернуться к тем временам, когда никто не смел расстреливать средь бела дня, ибо жили тогда исключительно по закону, а не по понятиям. Разве что ее ближайший соратник, ненавидящий «эту страну», мелко-средний бизнесмен Костя Боровой организовал саморасстрел собственной машины в заснеженных костромских просторах. Ну да это так, чтобы не скучно жилось. Смотрел я необычный поединок между разнополыми дуэлянтами и думал: «Ведь они всерьез мечтают о реванше, долго и сильно битые правые. Ждут, когда вернутся гусинские и березовские. Накидывают срок больному мальчонке Копцову, а обвиняемых в нескольких убийствах Ходорковского и Невзлина мечтают видеть свободными и допущенными к государственным кормушкам. Не блещет умом один из правых вождей – Боря Немцов, а потому, поздравляя с юбилеем своего дружка – Рыжкова-маленького, уверенно заявляет: «Не бойся, Володя, мы их замочим!» Приглашенные Соловьевым судьи, среди которых «на четверть их народ», восхищаются тонким умом, высшим образованием, знанием языков и прозорливостью дочери японского коммуниста, люто ненавидящей его русских однопартийцев.
   Запахло серой и послышался зловещий стук сатанинских копытец, как только засобиралась к нам на предпенсионную гастроль певица, носящая к непорочности обязывающее имя Мадонна. «Концерт Мадонны смело можно назвать эпохальным, ибо она по-прежнему остается фигурой уникальной. Она – настоящее воплощение поп-культуры, не вульгарной «попсы», а концептуального поп-арта. Она не борется с обывательской моралью, а спокойно и весело пренебрегает ею». Такими же восторженными воплями самая продвинутая газета «Коммерсантъ» приветствовала и швыдковские биеннале изобразительного искусства, аморальность которых граничит с нарушением уголовного кодекса. Под вульгарной попсой, видимо, подразумевается доморощенная музыкальная шоу-тусовка во главе с Пугачевой и Крутым, которая отравляет сознание соотечественников с завидным успехом и постоянством. «Поп-дива удостоилась больших анафем со стороны борцов за веру… Даже перед концертом небольшая группа «православных хоругвеносцев» вышла попротестовать и угодила в милицию – наравне с пьяными». Удивляться такому решению наших правоохранительных органов не приходится. Если уроки православной культуры оплевываются их начальниками, то людей, протестующих против поругания Церкви Христовой, обязательно надо сажать за решетку. Мы во всем стараемся подражать Америке. Но американские блюстители порядка не отправили в каталажку многочисленных демонстрантов, требующих запретить Мадонне использование христианской символики в своих далеких от благочестия полупристойных шлягерах. В борьбе с православием, выходит, нам и Америка не указ.
   Не собрали «Лужники» и половины стадиона на безобразно рекламировавшийся концерт. Активно всучивали пассажирам Московского метрополитена почти бесплатные билеты, но насильно мил не будешь. Я же в эти дни вспомнил, как молодым мальчишкой слушал, попав за кулисы зала им. Чайковского, поющего Ива Монтана, стараясь не пропустить малейшего музыкального нюанса своего кумира. Рядом стояла божественная Симона Синьоре, переживающая за своего талантливого мужа. То выступление я никогда не забуду, как и многочасовой концерт Эллы Фицджеральд в огромном зале Стокгольма. Подлинное творчество не нуждается в специальных эффектах, каббалистических выкрутасах и прочих приглашениях участвовать на балу сатаны вместе с его подручными.

«Карнавальная ночь на Лысой горе»

   Телевизор нынче включать страшновато, однако по журналистской повинности приходится. Даже приноровившись отслеживать необходимую информацию строго дозированно, всякий раз с облегчением отключая кнопку пульта, чувствую себя незаслуженно оплеванным и разбитым. В новогодние же дни телевакханалия достигает апогея и может довести до умопомрачения и вполне уравновешенных налогоплательщиков. Впрочем, судите сами.
   Пушковский «Постскриптум» осчастливил зрителей встречей с одной из наиболее заметных персон сатирического цеха – господином Ширвиндтом, почетным членом Английского (!) клуба, главным рыболовом страны и страстным курильщиком трубок. Сервирующая смехача корреспондентка восторгалась его рассказом о бывших руководителях нашей все терпящей державы. Меня же разглагольствования самовлюбленного артиста бросали из огня да в полымя. Только после долгого бражничания можно обозвать «дорогого Леонида Ильича» Казановой застойной эпохи. Лишь человек, не удосужившийся почитать жизнеописание итальянского развратника, способен приписать партийному чиновнику, всю жизнь занимавшему руководящие посты, сомнительную славу нездорового сладострастника. Порющий заведомую чушь Ширвиндт напоминал халтурщиков, снявших недавно передачку о чудесных московских манекенщицах 60-х гг.: и приписавших прекрасным женщинам интимную связь с членами Политбюро ЦК КПСС. Представить на минуточку Суслова, Громыко или Косыгина в роли ходящих на сторону ловеласов возможно лишь в белой горячке. Зато однолюб Горбачев видится Ширвиндту выдающимся революционером, вышедшим один на один врукопашную со всей коммунистической армадой и подобно былинному герою отрубившим многочисленные головы чудовищному дракону. «Салфет Вашей милости», господин Ширвиндт, от Маргарет Тэтчер, Рональда Рейгана, членов Нобелевского комитета и руководителей Германии, обозвавших ставропольского болтуна «лучшим немцем». Вот только подобной благодарности и признательности от многострадального российского народа Горбачеву не дождаться! Не оценит он и ваше прославление вурдалака Ельцина, свалившего якобы тяжелую президентскую ношу, чтобы, к вящей вашей радости, отдыхать от заплечных дел, отсвечиваясь на теннисных ристалищах. Кланяетесь вы ему в ноги за возможность купить на любом углу дорогие импортные табаки и плюете с высокой колокольни на миллионы преждевременно умирающих россиян, забываете о толпах несчастных беспризорников, игнорируете покалеченных в Чечне, в других «горячих точках» молодых ребят. Мне в отличие от ваших единомышленников понятнее позиция артиста Гоши Куценко, мечтающего при виде свердловского сатрапа на трибунах «Олимпийского» о мощном «эйсе» Марата Сафина, вколачивающего мяч в ненавистную ему ельцинскую физиономию. А еще очень хочется, чтобы в новом году телевизионные хозяева сократили наскучившие кривляння ваших подельщиков по смешильной индустрии. Люди устали от непотребной и скучной продукции, которой затоваривают экран шутники, числящие себя гигантами и снимающиеся на полном серьезе в цикле передач о себе любимых под «скромным» названием «От смешного до великого»…
   Вечером накануне Нового года экран заполонили «знакомые все лица» шоу-бизнеса, прошедшие фейс-контроль под строгим оком главных смотрящих за попсой – мадам Пугачевой и господина Крутого. Сгусток доморощенных звезд, конечно же, отсветился на Первом канале, где программу аранжировал «наше все» – шустрячок Галкин, умудрившийся заодно обслужить и чуть не все остальные телекомпании. Все было, как всегда: плохо пели, много кривлялись, смаковали позапрошлогодние шутки, тщились соответствовать нешуточным гонорарам. Смотришь на словно оживших персонажей образцовского «Необыкновенного концерта» – всех этих вайкуле, орбакайте, глюкоз, басковых и прочих птенцов галкинского гнезда, среди которых особое отторжение вызывает дуэт бескомплексной Лолиты, потрясающей телесным изобилием, и облитого ею грязью бывшего мужа – еще более бескомплексного Цекало. Эта пара словно импортирована из германских пошлых кабаре начала тридцатых годов прошлого века…
   И невольно ностальгия возвращает нас в огульно охаиваемое застойное время, когда огромная страна зачарованно смотрела «Голубые огоньки». Ну разве можно даже сравнивать нынешних безголосых канареек и надоевших жванецких с потрясающе музыкальным Магомаевым, изысканными Эдитой Пьехой и Майей Кристалинской, талантливым и аристократичным Аркадием Райкиным, щедро одаренным природой Юрием Гуляевым и другими подлинными звездами экрана. Да и среди гостей, приходивших на «Огоньки», можно было увидеть Юрия Гагарина со своими космическими друзьями, Льва Яшина, Валерия Харламова, многих прославленных спортсменов, писателей, корифеев балета и великих композиторов. Теперь их отсутствие изредка восполняют концерты русских оперных жемчужин – Дмитрия Хворостовского, Анны Нетребко, вместе с взращенными в наших консерваториях и театрах коллегами, радующими поклонников прекрасного в далеком чужеземстве.
   Искусство, как известно, требует жертв. Жертвы, принесенные на алтарь высокого творчества, священны и оправданны. Но вряд ли кто оценит жертвоприношение во имя антиискусства. Скорее, посмеются над страдальцем, тратящим драгоценное время, душевное и физическое здоровье на созерцание заведомо ничтожных, обреченных на закономерный провал халтурных поделок нынешних киношных и театральных воротил. «Уж сколько раз твердили миру», но работа есть работа, и я, подобно рабу, прикованному к галере, от звонка до звонка отсмотрел рязановский римейк «Карнавальная ночь-2, или 50 лет спустя» все на том же эрнстовском канале. Пожалей меня, дорогой читатель, ибо такое удручающее зрелище можно увидеть лишь в страшном сне. Несколько лет назад этот создатель прекрасных кинокомедий подарил мне свою мемуарную книгу. Отдаривая его одним из своих сочинений, я написал на преподносимом экземпляре: «Эльдару Александровичу Рязанову – режиссеру, снимавшему великолепные фильмы до перестройки». Мне действительно искренне жаль наблюдать беспомощные потуги одаренного мастера, старающегося вписаться в швыдковскую культурную революцию и снимающего кинопродукцию, даже отдаленно не похожую на «Карнавальную ночь», «Иронию судьбы» или «Берегись автомобиля». Но, как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Нельзя служить одновременно Богу и мамоне. Изоврался, «извертелся на пупе» Рязанов, обслуживая Ельцина и его команду, принятых им за негасимых светочей демократии. Власти холуйство любят и высоко ценят, осыпая подхалима высшим почестями и материальными благами. Но, оказывается, не в этом счастье. Нынешний новогодний капустник, снятый Рязановым, не оставил никаких надежд на его творческое выздоровление. Только напрочь забывший о своих корнях художник мог надругаться в особо извращенной форме над таким добрым и светлым фильмом, как для всех нас была его блестящая «Карнавальная ночь». Больше же всего меня поразили самые «узнаваемые лица России» – врачи, директора музеев, спортсмены, артисты, композиторы, неистово аплодировавшие бездарным номерам дешевенького представления. Смехотворное сие зрелище напомнило очередной юбилей Рязанова, с помпой отмечаемой свояками. Только вот грустная и, как всегда, талантливо сочиненная песня Александры Пахмутовой и Николая Добронравова о России, которую мы потеряли, прозвучала укором Рязанову и его единомышленникам, много постаравшимся на ниве разрушения былой культурной мощи Отечества. Не помогут им и пафосные слова Алексея Баталова, искусственно вмонтированные в дешевенькую кантилену капустника. Если Галкин увенчал свое похожее на рязановское шоу явлением народу циничной прожигательницы жизни Ксюши Собчак, а вслед за ней предоставил слово Президенту России Владимиру Путину для традиционного поздравления, то Рязанов, выставив на всеобщее обозрение препарированную до неузнаваемости Людмилу Гурченко, забрался в камыши вместе с женой и спел душещипательную песенку о себе любимом. Но кто сказал, что это ландыши?

Из дальних странствий возвратясь…

   Немногочисленные мои деловые вояжи в чужеземство всегда почти совпадают с трагическими событиями в жизни Отечества. Осенние встречи 2002 года с итальянскими коллегами во Флоренции проходили под чудовищным знаком беды на Дубровке, когда чеченские негодяи зверствовали в не покоренной даже их нацистскими предшественниками Москве.
   Весной 2004 не попал я на отмененный концерт своего друга Максима Шостаковича в Афинах, ибо многотысячные отряды свободолюбивых греков протестовали несколько дней у американского посольства, проклиная «империю зла», начавшую распинать Ирак. Все греческие новостные телепрограммы выходили с логотипами: «Боже, помоги несчастному Ираку!», «Боже, покарай Америку!» – и только доступный в Афинах «родной» Первый канал устами своей сладкоголосой сирены Сорокиной и отобранных ею делателей «основного инстинкта» (Козырева, Бовина, Радзиховского и прочей либеральной шушеры) пытался убедить население «этой страны», что нас происходящее на Востоке не должно касаться.
   В предпасхальные дни 2005 года, возвращаясь со Святой Горы Афон, узнали мы с Валентином Распутиным о назначении разрушителя основ православия и русской культуры, шоумена Швыдкого на должность руководителя ФАККа, своего рода «умного еврея» при номинальном губернаторе – министре культуры А.Соколове.
   Нынешняя трехнедельная поездка в Италию поначалу радовала меня плодотворными делами и встречами в Венеции, куда привез я иконы, написанные специально для здешних храмов талантливыми современными мастерами, возрождающими многовековые традиции церковной живописи. Перебравшись затем в бесконечно любимую Тоскану, чтобы еще раз восхититься гением Микеланджело, Пьеро делла Франчески, Симона Мартини и Паоло Учелло; поклониться в соседней Умбрии Святому Франциску Ассизскому («Сады в Ассизи – те же, Что на угорьях тихих в Радонеже: Одни цветы и труд, одна – любовь…»), остановился я в маленьком крестьянском городке Монтерки в родовом доме старого приятеля Анджело Перлы – хранителя памятников здешней старины. Итальянская ранняя весна была в разгаре: живописные поля, сады, огороды и виноградники поражали ухоженностью и кажущейся мне неземной красотой. Невольно вспомнились школьные годы, когда проводил я каникулы в бабушкиной деревне на Брянщине, где, несмотря на страшные годы раскулачивания и едва залеченные раны немецкой оккупации, застал аромат русской деревни, принимая посильное участие в сенокосах, сборе яблок, заготовках овощей на зиму и наблюдая, как трудится в кузнице один из моих старообрядческих дедов.
   Когда в очередной раз, поднимаясь по горным дорогам Тосканы, любовался я трудящимися на ее земле крестьянами, страшные картины вдруг пронзили мою память. Перед глазами, словно в траурной кантилене кинохроники, поплыли заброшенные деревни суздальского ополья с жутко хлопающими на ветру ставнями домов, хранящих еще остатки человеческого тепла. Их сменили многокилометровые невозделанные поля любимой Псковщины, мертвые пастбища на длинном пути из Москвы в Новгород, заросшие бурьяном титаническим трудом многих поколений крестьян приспособленные под хлебные житницы суровые северные просторы Заонежья.
   На обратном пути из Венеции в Москву целый день смотрел я из окна вагона на весенние просторы Белоруссии и радовался, что хотя бы здесь стараниями братского нашего соседа и ненавидимого Западом и «Немцовыми» батьки Лукашенко теплится надежда на будущее возрожение славянского мира, обреченного к уничтожению сначала гитлеровской человеконенавистнической зондеркомандой, а теперь третируемого верными ее продолжателями во главе с рейганами, бушами, олбрайтами и соланами.
   «Демократическая общественность России не на шутку взволнована: президентом одной из стран СНГ, а точнее Белоруссии, стал порядочный человек. Есть ли сегодня что-либо невыносимее для нечистой совести интеллектуальных трубадуров нашего воровского режима? Как так – не берет? Это что еще за целка в бардаке? Не позволим! Не может – научим, не хочет – заставим! (Боюсь, в конце концов заставят-таки, мерзавцы!) Треть зарплаты в казну сдает? Ишь ты, чего удумал, козел совхозный, альтруист, понимаешь, хренов! Мы тебе за эти фокусы такую козу сосватаем, до гробовой доски заикаться будешь! С Россией объединяться намылился? В «империю зла» нас опять затягиваешь, зебра красно-коричневая? Ты у нас по такому случаю собственной кровью захлебнешься и кровавыми слезами умоешься, заединщик недорезанный! Ату его!..» И все это говорится и пишется на фоне чудовищного по своему размаху грабежа России, возникновения миллиардных состояний, беспрецедентной в истории человечества почти узаконенной коррупции. Нет предела бесстыдству и подлости наших «властителей дум», за вознаграждение готовых уличить в грехопадении даже святых угодников… Дорогой Александр Григорьевич, мне нетрудно догадаться, как тяжело, как одиноко Вам в Вашем теперешнем положении: казна пуста, страна разрушена, сопредельный мир враждебен. Старо-новая номенклатура в союзе с оголтелыми шовинистами делает все, чтобы задушить в своей смертоносной паутине всякую Вашу инициативу или начинание. Но злобный лай врагов – лучшее подтверждение Вашей правоты. Главное, чтобы Вы не сдались, не сломались, не опустили руки. Господь не оставит Вас! Пусть согревает Вас духовная и душевная поддержка миллионов людей на всем пространстве бывшего СССР и не только на нем, связывающих с Вашим именем, с Вашей личной порядочностью свои надежды на лучшее будущее. Я один из этих миллионов, и вот Вам моя рука. Ваш Владимир Максимов».
   Это написал в 1994 году один из борцов с прогнившим брежневско-андроповским режимом – подлинный, в отличие от декоративных несогласных аксеновых и войновичей, диссидент Максимов. Какими же ничтожествами на фоне совестливого борца за демократию смотрятся нынче мелкотравчатые шереметы, Немцовы, волчеки и прочие гонители белорусского президента! Стоило бы перечесть провидческие максимовские строки и нашим руководителям, прежде чем вводить «газовую» блокаду последнего и самого верного нашего союзника.
   Без малого полувековая моя биография реставратора-искусствоведа – это прежде всего поездки по стране, а в последнее время и за ее пределы. Я человек командировочный в самом прямом смысле слова. Две трети рабочей жизни отмечены печатями в графах подорожных бланков, где значится «убыл – прибыл». Из каждой командировки спешу в Москву, чтобы поделиться с друзьями и коллегами радостью открытия забытой иконы или картины, рассказать о встречах с интересным человеком, начать подготовку к новой выставке, готовить к изданию очередную книгу. Вот и в нынешней поездке впервые увидел я в залах флорентийской Академии подлинного микеланджеловского Давида и был потрясен (в который раз!) божественным предначертанием судьбы одного из гениев человечества, сумевшего достичь в сложнейшем искусстве скульптуры высот поистине запредельных. А в Вене, где пережидал московский поезд, со мной произошло чудо из чудес. Всю жизнь мечтал я посетить одну из богатейших сокровищниц мировой живописи – Венский Музей истории искусства. И без того больные мои ноги подкосились, когда строгий страж музейных врат огорошил меня сообщением о выходном дне, пришедшемся на нынешний приезд. Отчаявшись, постучался я в дирекцию и представился реставратором из России. Невероятно, но через пять минут научный сотрудник, выдав специальный пропуск, открыл все двери огромного музея. Не помня себя от счастья, сидел я в зале, окруженный столь вожделенными полотнами Питера Брейгеля, досконально изученными в альбомах и монографиях; затаив дыхание, рассматривал редчайший шедевр Вермеера; наслаждался божественной живописью веласкесовских инфант. А в рубенсовских галереях, таких же больших и светоносных, как сама живопись великого фламандца, ждала меня встреча с очаровательной Ингрид Хопнер – главным реставратором по масляной живописи, с которой мы сразу нашли общий язык и из обычного зрителя я превратился в коллегу большого мастера и знатока многих полотен Венского музея. Обо всем этом мне не терпелось поведать как можно большему числу друзей и знакомых по возвращении на Родину. Но не тут-то было! Приезд в Москву совпал со смертью разрушителя основ этой самой Родины – Ельцина – и еще раз заставил убедиться в порочной беспринципности, лживости, корыстолюбии и нечистоплотности той части нашего общества, которая почему-то называет себя элитой и которую ее вождь и учитель Ленин пророчески окрестил дерьмом, употребив, правда, более откровенное выражение, которым мне не хочется пачкать бумагу.
   Гражданскую панихиду по Ельцину заменили на церковное отпевание. В храме, согласно канонам, речей не произнесешь. Осанну усопшему благодетелю либеральные «элитчики» во весь голос пропели с телеэкранов и страниц личных «демократических» газет. Зарябило в глазах от подзабытых пособников Ельцина, ломавших страну об колено. Нарумянившись и освежив себя дорогим парфюмом, пытались повернуть колесо истории вспять изрядно подряхлевшие Чубайс с Гайдаром, Хакамада с Немцовым, Нарусова с Сатаровым. Они, хотя и липовые, но политики и могут играть по законам лохотронщиков. Но какими же мелкими, ни на йоту не выдавившими из себя раба, смотрелись служители муз, только суету и терпящие. Артисты, писатели, режиссеры, художники были похожи на банковских вкладчиков, сорвавших большие проценты при находившемся на хозяйстве Ельцине. Им наплевать на кровавую чеченскую бойню, на варварский расстрел российского парламента. «Пусть другие кричат и корячатся от обиды, от горя и голода», – пропел бы Галич всем этим Табаковым, сокуровым, Захаровым, мессерерам, лоснящимися от сытного питания ртами прославляющим президента, принесшего стране ущерб, сопоставимый разве что с последствиями Второй мировой. Они в шоколаде – и это главное. Нищие врачи и учителя, два миллиона беспризорных детей, опущенная донельзя русская деревня, повальный сифилис, СПИД, туберкулез их не касаются. Они, руководимые растлителем человеческих душ Швыдким, ставят своих «детей Розенталя», «голых пионерок» и «шутов Балакиревых», издеваются над русской классикой, превращая в посмешище великие творения Пушкина, Гоголя, Толстого и Достоевского. Корчатся в пароксизме циничности и надругательства над самыми заветными и чистыми истинами женоподобные тани и дуни, ксюши и океаны, выпускают книги, унавоженные матерщиной и другими уголовно наказуемыми непотребностями всякого рода сорокины, ерофеевы, минаевы, приговы и прочие поповы с успенскими. Именно за это благодарят они Ельцина и отпущенную им свободу. Убедиться в последствиях эпохи всепоглощающего хапка можно, раз-другой посмотрев отчеты о тусовках нынешней знати, захлестнувших все столичное пространство: от заваленных жратвой, импортными шмотками и супердорогими автомобилями резерваций Рублевки до торжественных залов бывшего университетского музея (ныне Музей ИЗО им. А.С.Пушкина), где «несущие свет» миру деятели культуры, вряд ли слышавшие о Дионисии, Дуччо или Симоне Мартини, присягают на верность Березовскому, Куснировичу и благодетелям абрамовичам, дающим им кушать. Чтобы не подумали вы, дорогие читатели, что к таким выводам я пришел в одиночку, отсылаю вас к умозаключениям упомянутого выше Владимира Максимова, которого к красно-коричневым и черносотенцам никак не отнесешь.
   «Я читал эту книгу (мемуары Ельцина. – С.Я.) до трех часов ночи и был удивлен ее великой простотой. Той простотой, которую завещал нам Лев Толстой». Процитировав этот крик души режиссера Захарова-Ширинкина, одного из главных ельцинских лизоблюдов, Максимов пишет: «Я далек от мысли, будто наделенный от природы отменным вкусом Захаров не знает подлинной стоимости убогой сей писанины, но его беспредельный цинизм позволяет не угрызаться никакой совестью – сегодня он перед телекамерой сжигает свой партбилет (интересно, зачем он его добивался?) и требует вынести Ленина из Мавзолея, а завтра с тем же пафосом будет требовать возвращения себе первого и принародной гальванизации второго: стыд для нынешнего «интеллигента» не дым – глаза не ест».
   «Если сам Ельцин с законами запанибрата, то его вотчинные сатрапы и вовсе перестали с ним считаться. Недавний провинциальный стряпчий Собчак, ставропольский крючок по бракоразводным делам, став самым незадачливым и бездарным мэром в истории Санкт-Петербурга, своей властью назначает и отменяет выборы, вводит ценз оседлости, смещает законодателей, единолично распоряжается городским имуществом, прилюдно грозится отложиться от государства и т. д. Чтобы навсегда остаться в истории наравне с Калигулой, ему остается въехать в городскую Думу на собственном «мерседесе». Думается, и до этого доживем. Утверждаю, о такой беспредельной власти Киров со Ждановым, а тем более Толстиков с Романовым могли только мечтать!»
   «Я абсолютно не могу представить, как можно любить русского за леность, за ложь, за бедность, за бесхребетность, за его рабство». Это Новодворская по эстонскому телевидению. Ее хоть сейчас в смирительную рубашку увязывать, а она в телезвезды подхватилась. А вот еще образчик культуры нынешней интеллигенции: «После действительно великих Пушкина и Лермонтова русскую литературу захлестнуло черт знает что. Какая-то извращенная, кликушеская, фарисейская волна. Лев Толстой сказал: «Разве Бог дал что-нибудь одному, не дав того же другому?» Старый осел, лицемер!» Представляю этого мыслителя: пародист Александр Иванов в американском «Новом русском слове». В «черт знает что» чохом зачисляются все, начиная с Гоголя и Тургенева и заканчивая Достоевским и Чеховым с Толстым в придачу, не считая мелюзги вроде Тютчева с Розановым и Гончарова с Блоком. Всех ивановских достижений в нашей словесности – два десятка сносных пародий на уровне «страна – весна» и «народ – вперед», а как с русской литературой разобрался! Что ему Толстой или Чехов, когда он с самим Окуджавой и Хазановым запанибрата, не говоря уже о Пугачевой! Знай наших. Нам без разницы: Гоголь – моголь, Чехов – смехов, все черненькие, все прыгают! Подумаешь, классики, видали мы их в гробу. Если хотите знать, один у нас классик, и тот – Боровой!»
   «Сегодняшняя интеллигенция не извлекла уроков из постылого прошлого. Снова пишутся троглодитские письма властям об инакомыслящих: запретить, разогнать, ликвидировать! Только слова «расстрелять» нет, но оно подразумевается. И подписывает эти письма наряду с пародистом Ивановым академик Лихачев, которого называют совестью нации. Ему ли не знать, что миссия интеллигентов, если таковые есть, особенно в России – не преследовать, а защищать?»
   «После кровавой бойни, спровоцированной в октябре 1993 года исполнительной властью, Россия раскололась надвое. И вместе ей уже никогда не сойтись. Страну разделила кровь. Я не могу без стыда и ужаса вспоминать, как одна половина россиян аплодировала бессудному расстрелу другой половины своих соотечественников. Причем не по команде свыше, не иудейского страха ради, а искренне, от души, с удовольствием».
   «В ельцинском взаимовыгодном междусобойчике «все поровну, все справедливо»: я тебе поцелуйчик ниже пояса, а ты мне членство в президентском совете, ты мне второй взасос, а я тебе госпремию и льготные налоги, а за третий и самый самозабвенный получай квартиру в президентском доме, этажом ниже или двери в двери с моей. Соответственно распределены и места в мировой культуре. Президент, как нам уже удалось выяснить – Лев Толстой, Гомер – Жванецкий, о чем было публично объявлено. Вячеслав Костиков обосновался где-то между Флобером и Платоновым, Окуджава сходит за Баха, а вездесущий Юрий Карякин вместе с Оскоцким и Нуйкиным вполне заменят духовных пастырей от Иисуса Христа до Жана-Поля Сартра включительно. Что же, каждая страна достойна своих пастырей!»
   В книге Владимира Максимова немало страниц, написанных человеком, до глубины души оскорбленным и пораженным кровавыми деяниями Ельцина и его камарильи. В отличие от своего товарища по эмиграции Ростроповича, картинно поигравшего автоматом Калашникова у стен Белого дома и американского посольства – гаранта неприкосновенности борцов с театральным горбачевским путчем, честный гражданин и совестливый писатель жизнью своей рассчитался за защиту жертв октября 1993-го, где Ростроповичу нечего было делать, ибо он – пособник и собрат сильных мира сего, а до страданий народных ему нет никакого дела. Пытается вслед за Максимовым Александр Солженицын доказать нынешним властям, что подлинная демократия заменена ельцинскими клевретами в России болтливостью, величаемой свободой слова. Люди устали от растленной пугачевско-галкинской эстрады, бездарного, заполонившего собою экран, скучного до зевоты Жванецкого. Ничего путного не могут написать утомленные свободой аксеновы и битовы; числят себя в гениях германы и сокуровы, снимающие лишь им понятные киновампуки. Все чаще и чаще вспоминаем мы поруганное демократами культурное наследие прошлых лет, все чаще обращаемся к незабываемым творениям великих его творцов, осмеянных ельцинскими почитателями. Вот и сейчас я пишу эти строки после показанного на телеканале «Культура» (к сожалению, в усеченном виде, ибо экономили время для очередного явления Жванецкого народу) концерта, посвященного столетию со дня рождения блестящего композитора Василия Соловьева-Седого. Нельзя было без слез слушать незабываемые песни военных лет и мирного времени, которые написаны для людей и во имя людей. Хочется низко поклониться Светлане Безродной и ее изумительному женскому «Вивальди-оркестру» за то, что противостоят они ельцинским культуртрегерам и не боятся зажигать свои очищающие душу свечи в непроглядной тьме смутного времени.

Эрмитаж не для краж
Беседа с экс-заместителем главы Счетной палаты РФ

   Савва Ямщиков: Юрий Юрьевич, никогда не забуду ошеломляющего впечатления, которое произвели на меня результаты проверки Эрмитажа Счетной палатой в 2000 году. Меня, музейного работника с почти полувековым стажем, поразила тогда реакция тандема Швыдкой – Пиотровский на вопиющие факты нарушений, обнаруженных вашей комиссией в крупнейшем музее страны.
   Часами не сходили эти господа с экранов телевизоров и газетных полос. Вам же, крупному государственному чиновнику, они не дали и рта открыть, обвинив в политиканстве и пиар-кампании. Под стать своим хозяевам вел себя и бывший комсомольский аппаратчик Вилков, почему-то поставленный на должность ответственного за художественные ценности России, совсем ему не знакомые. Вот и сейчас на фоне плохо срежиссированной истории с кражей в Эрмитаже, те же «герои» пытаются отвести от себя удар, устраивая глобальную проверку всех музеев России – от столичных до провинциальных. Такой неоправданный аврал может пагубно сказаться на работе не замеченных в нарушениях режима хранения музейных подразделениях. Уверен, что следует прежде спросить у г-на Пиотровского, зачем нужен Эрмитажу открытый им филиал в Лас-Вегасе? Куда он собирается повесить купленный за миллион наворованных у народа потанинских денег «Черный квадрат» Малевича? Почему захламляет уникальный архитектурный комплекс выставками низкопробных постмодернистов типа кухонного концептуалиста Кабакова?
   Юрий Болдырев: Есть такое понятие – индикатор, звоночек. То, что случилось сейчас, явно какой-то звоночек. Почему этот звоночек услышан, – а он по сравнению с тем, что было выявлено семь лет назад, очень «тоненький», у меня ответа нет. Сейчас пропала 221 единица хранения. А тогда проверкой учетных документов, ведущихся с 1950 года, по лицевым счетам хранителей, по семи отделам (проверялось только семь отделов) было установлено, что 221 351 единица хранения – это почти 8% от всего объема экспонатов – числится за 78 хранителями, уже уволившимися из музея. Эти 221 с лишним тысяча единиц не числились на момент проверки на материально ответственном хранении ни на ком конкретно. Вот читаем подряд страницы отчета: любая выставка – смета не составлялась, бухгалтерские документы не представлены. Деньги, которые должны были поступать за слайды и видеофильмы, должны были оформляться отдельным соглашением. Соглашение не представлено, деньги на счет не поступили. Здесь оцениваются суммы по каждой выставке, а это порядка 150—200 тысяч долларов. Или такой факт: в Италии находилась картина Анри Матисса. И было выявлено изменение состояния. Самими экспертами Эрмитажа ущерб оценен более чем в 300 тысяч долларов. Никаких документальных следов предъявления Эрмитажем, его руководителем требований по компенсации не зафиксировано. Масса случаев, когда были проверяющим представлены договоры только с подписью представителей Эрмитажа. Тот ли это договор? Вот эти факты все здесь перечислены. И предъявите хоть один факт, который не подтвердился. Строго говоря, Счетная палата не есть авральный орган, которая если что-то вскрыла – сразу кричит. Счетная палата направила представление в Совет Федерации, в прокуратуру, в средства массовой информации. И вы знаете, какое первое публичное событие было тогда? Совместная пресс-конференция Швыдкого, только что назначенного тогда руководителем Министерства культуры, и Пиотровского. И там говорилось, что все это политизировано, необъективно, неправильно, что это заказная кампания и. т. д. И мне, как зампреду Счетной палаты, пришлось на другой пресс-конференции опровергать эти обвинения в самых простых формулировках. Вот, господа, выявленные факты – Счетная палата даже не обязана их как-то оценивать, Счетная палата обязана их зафиксировать. Факты зафиксированы, представлены обществу. Будьте добры по этим фактам, в том числе требующим уголовного расследования, наводите порядок.
   С.Я. Постоянно возникают разговоры о смене руководителей ведущих музеев. Недавно с трудом отбились от претензий некоего господина Хорошилова на Исторический музей. Сменить хотят тех, кто не в их упряжке. Эпатажное заявление Пиотровского: «Отставки не дождетесь!» – брошено всему обществу. Мы уже слышали подобные заявления от Чубайса, от Гайдара… Это продолжение тех же самых «традиций». Мой друг Владимир Студеникин сказал на НТВ, что в таких ситуациях не в отставку уходят, а пользуются именным оружием или кашне. Это же не шесть лет назад началось. 30 лет назад в Эрмитаже произошло знаковое ограбление. Тогда сотрудник музея, хранитель, украл массу драгоценных камней, заменил их стекляшками, а «добычу» увез на Запад. Работала комиссия, все было доказано. Я тогда удивился, как Пиотровскому-отцу сошла с рук эта история.
   Буквально вслед за ней вор и международный спекулянт Хаммер привозит и дарит Эрмитажу якобы Гойю. Эксперты установили – фальшак. Этот хаммеровский «Гойя» сейчас пылится в запасниках. Но Хаммер просит у Брежнева за это Малевича. Директор Русского музея Пушкарев стоит твердо и не выдает Малевича. А Третьяковская галерея дает. Через месяц американский журнал пишет, что Хаммер опять облапошил СССР, продав за 4 млн. долларов эту картину. И Пушкарев, приехав в Америку, получил прессу, где написано, что он – герой. Конечно, Пиотровский говорит, что в мировой практике не подают в отставку. Лжет – подают! А принимать или не принимать отставку – это уже право правительства. И последняя история. О пресловутой свадьбе дочери Романова, когда была побита музейная посуда. Это развесистая клюква, выращенная теми инстанциями, которые боролись с Романовым. Но почему не появилось опровержения, директор Эрмитажа тогда промолчал? Поэтому я считаю нынешнее положение в Эрмитаже не случайным. И работа Пиотровского в связке со Швыдким не случайна.
   Ю.Б. Счетная палата как высший контрольный орган проверяла все, что является важным. Это и музеи Кремля, и Третьяковка, и Русский музей, и многое-многое другое. Надо сказать, что те или иные нарушения выявлялись везде. Но очень важна степень системности, массовости, масштабности, грубости, наглости этих нарушений. И оценка того, для чего эти нарушения могли осуществляться. Являлись они следствием запутанности законодательства, следствием просто огромного объема работы – или это целенаправленное создание механизма, позволяющего разворовывать наше культурное достояние. Ни в одном случае при прежних проверках Счетная палата не сталкивалась с таким сопротивлением проведению проверки. Не выявляла столь грубых массовых и масштабных нарушений. Чтобы был понятен масштаб, я повторю, что при выборочной проверке в семи отделах было выявлено более 221 тысячи особо ценных объектов, не числившихся на материально ответственных лицах. Кстати, солонки-ложечки – если они в Эрмитаже, значит, они представляют безусловную историческую, культурную ценность. 221 тысяча, если любой из них пропадает, то просто некому нести уголовную ответственность.
   С.Я. Я как музейщик могу сказать, что невинных нарушений в музее не бывает! Любое перемещение экспоната фиксируется тотчас же. Даже если на день они переносятся, необходимо составлять все документы. Мало ли что случится!
   Ю.Б. Должен сказать, что все нарушения, связанные с экспонированием наших ценнейших произведений искусства: без промежуточных экспертиз, без страховок, без гарантий принимающей стороны, – осуществлялись по так называемым разрешительным письмам правительства и Министерства культуры, Таможенного комитета и так далее. Что само по себе противозаконно. 221 тысяча экспонатов, не находящихся на ответственном хранении, – это выстроенная система, позволяющая безнаказанно уворовывать все. Мы из них выборочно запросили 50. В отчете зафиксировано – представили только 3. Значит, 47 на месте не оказалось. А дальше начался цирк. Спустя месяцы после проверки, вот сейчас экспонаты возвращают через мусорные бачки, через какое-то подбрасывание у ФСБ, а тогда они возвращались вообще каким-то божественным неведомым образом. Пиотровский по всем каналам телевидения демонстрирует: «Вот «Вступление русских войск в Париж», вот еще что-то. Вот оно, все на месте». Но где было во время проверки? Выявленных тогда нарушений достаточно для самых жестких санкций и для Пиотровского, и для Швыдкого, и для вышестоящих руководителей.
   Второе. У нас, как правило, принято ссылаться, что те или иные вещи происходят из-за нехватки денег. Денег не хватает, и мы вынуждены отступать от закона, нарушать закон, чтобы выжить. Так вот, весь отчет Счетной палаты изобилует фактами, когда деньги за выставки Эрмитажа от богатейших галерей в крупнейших столицах мира чудесным образом не поступают – во всяком случае, на официальные счета Эрмитажа. И при этом ни руководством Эрмитажа, ни Министерством культуры, ни правительством не предпринимается никаких мер для получения денег. А это многие миллионы долларов. Счетная палата зафиксировала данный факт. Что нужно делать? Будь я сегодня Генеральным прокурором, достаточно возбуждения уголовного дела и проведения встречного расследования с выявлением, при помощи зарубежных коллег, соответствующих платежей из этих галерей. Гамбурга, Нью-Йорка, Лондона и так далее. Были платежи или не были? Я склонен предполагать, что платежи были. Но, подчеркиваю, это мои предположения. А расследования до сих пор не было. Но и того, что выявлено, достаточно для фиксации явной недобросовестности руководителей Эрмитажа и Министерства культуры. Но общество и государство не сделали выводов и продолжают доверять свои ценности этим людям.
   С.Я. К вопросу о реституции. Я первый в нашей стране поставил вопрос о рассекречивании фондов и 20 лет занимаюсь этими проблемами. Нынешнее событие в Эрмитаже имеет непосредственное отношение к поведению господина Пиотровского в связке со Швыдким к разбазариванию трофейных ценностей. В начале 90-х по приказу Ельцина была создана комиссия по реституции, которая волюнтаристские решения того же самого Ельцина останавливала. Не позволила подарить Колю Библию Гуттенберга или отдать Бременскую коллекцию. Когда Поленов Федор Дмитриевич, инициатор создания этой комиссии, умер, а я заболел, Швыдкой комиссию распустил. И только сейчас, по моему настоянию, создан Межведомственный совет по реституции при Министерстве культуры. Три года назад Пиотровский, никому не сказав, ни с кем не посоветовавшись, привез Бременскую коллекцию Швыдкому. Из газет мы узнали, что она будет подарена безвозмездно. Губенко в телепрограмме сказал о цене этой «безвозмездности» для тех, кто это организовывает. Почему Пиотровский отдал 114 витражей церкви Мариен Кирхе? Мы же в Бремене договорились, не просто договорились – документ подписан, что за Бременскую коллекцию они нам восстановят церкви в Новгороде и разграбленный Новгородский музей. А они все это сводят на нет. По Гаагской конвенции мы вообще никому ничего не должны возвращать, потому что Россия – страна пострадавшая.
   Мой друг академик Янин, который занимается археологией Новгорода в течение 50 лет, сказал, что мы не должны ничего возвращать, потому что нацисты не только церкви разрушили и иконы, они землю сожгли, археологический слой на несколько метров. Мы никому ничего не должны. Должны Швыдкой и Пиотровский. И, видимо, им тоже что-то должны.
   Ю.Б. Важно понимать – дело не в Пиотровском лично. Ведь почему его тогда бросился защищать Швыдкой? Кто такой был Швыдкой? Швыдкой в то время нам порнографию с «человеком, похожим на генпрокурора» Скуратова демонстрировал по телевизору, если кто-то помнит. Это человек весьма специфический. Он теперь имеет возможность отказываться от прямой дискуссии, но у него есть руководители.
   Меня не Швыдкой интересует, и общество не должно им интересоваться. Если Швыдкой и Пиотровский не хотят дискутировать, пусть их руководители дискутируют. Пусть они укажут хоть на один факт из отчета Счетной палаты, который не подтвердился. Мы ведь не кричали: «Гони Пиотровского!» или «Бей Швыдкого!» Счетная палата указала, что вот есть система, позволяющая безнаказанно разворовывать наше национальное достояние. И что? Какая была реакция? Даже выговор Пиотровскому сделали лишь теперь – после того, как сотни единиц пропали, и их теперь частично возвращают через мусорные бачки! Это же курам на смех! Если бы подобное произошло в любом торговом ларьке, на любом предприятии, собственник неминуемо нашел бы виновных и как минимум снял их с работы. Нам говорят, что везде воруют: и в Лувре, и так далее. Да если бы в Лувре выявили хоть тысячную долю того, что выявила в Эрмитаже проверка Счетной палаты шесть лет назад, полетели бы и руководитель Лувра, и министр культуры, и Бог знает кто еще.
   Я в данном случае призываю именно к публичной дискуссии по этой проблеме. Не для того, чтобы кого-то пригвоздить и наказать, а для того, чтобы мы четко разобрались с той системой разрушения и разворовывания нашего культурного наследия, которая действует в России сегодня. Не Пиотровский и не Швыдкой меня интересуют. Если их убрать, а систему оставить – другие на их месте будут выполнять те же разрушительные функции.
   С.Я. У меня есть свежие цифры, озвученные Ириной Александровной Антоновой: 17 млрд. долларов требуется на приведение в порядок охранной системы музеев. Швыдкой заявил, что это безнравственно – просить у правительства такие деньги. Ирина Александровна его спросила: «А 21 миллиард на реставрацию Большого театра – это нравственно?» А огромные деньги на биеннале, где показываются гениталии и экскременты; Толстой, загаживаемый курами? Ведь на это тратятся миллионы! Я послал нашему президенту Путину письмо о преступной деятельности Швыдкого по фактам: уничтожение Пскова, уничтожение Абрамцева, волюнтаристское распоряжение трофейными ценностями. И получил бумагу от правительства, что Министерству культуры дано задание ответить на все мои вопросы. Случайный человек из Минкульта ответил лишь на один пункт письма – и то соврал. Разве могут не воровать из музеев, если министр проводит телепередачу «Музеи – кладбища культуры»? Чего же ценности заживо хоронить? Вынести их и продать – наша задача. Да и хороши кладбища! Четыре года деятели культуры бьются за то, чтобы Пушкареву повесили мемориальную доску в Санкт-Петербурге, а Пиотровский и Гусев стоят насмерть, чтобы не было этой доски. Не нужна им наша культура. Сейчас с подачи Швыдкого практически уничтожено Абрамцево. Он поставил туда человека, специально разрушающего этот музей. Потому что Абрамцево – это Аксаковы, это Мамонтов, это Поленов, это Врубель, это Гоголь. Мы боремся со Швыдким и другими чиновниками, чтобы в России открыли первый и единственный музей Гоголя. Он же заявил, что нас интересует не музей, а имущество. Я получаю зарплату 2600 рублей – меня имущество не интересует. Оно швыдких всегда интересовало и интересует.
   Ю.Б. Между тем руководители правительства и президент почему-то решили, что таким людям по-прежнему можно доверить и сохранность нашего культурного достояния, и ответственность за развитие культуры. Почему? Это, мне кажется, главный вопрос.

Во Пскове жизнь течет по своим потаенным законам

   – Савелий Васильевич, вы один из самых титулованных реставраторов России: заслуженный деятель искусств России, академик РАЕН, лауреат премии ВЛКСМ, награждены орденом Святого князя Московского Даниила, высшим орденом Республики Саха (Якутия). Вы первый реставратор, получивший за двухсотлетнюю историю Российской академии художеств ее почетную медаль. Это должно тешить ваше творческое и человеческое самолюбие (в хорошем смысле). И, тем не менее, вы упорно избегаете величания, предпочитая называть себя «просто» Саввой. Это что: своеобразный эпатаж, высокая форма христианского смирения или нечто другое?
   – Да нет, это не эпатаж. Просто таково мое христианское имя, под которым меня очень многие знают. Да и сам я себя именно Саввой ощущаю. Когда меня крестили, а это был 1938 год, папа понес документы в загс, а там сказали, что такого имени нет. В паспорте записали Савелием. В школе меня десять лет величали Вячеславом, но по крещению я – Савва. Мой тезоименитый святой – новгородский святой Савва Вишерский. Я родился 8 октября – на день Сергия Радонежского, а именины мои на Покров – как раз в день Саввы Вишерского. А вообще-то я сожалею, что у нас сейчас не принято употреблять еще и отчество, потому что отцы и деды – это святое.
   – Говорят, люди, рожденные под Покров, бывают счастливыми…
   – Конечно, я чувствую себя человеком бесконечно счастливым, если мне Бог дал возможность столько хорошего сделать для людей!..
   Я дорожу всеми своими наградами, полученными в те прошлые времена, потому что они все были выданы за конкретные дела. Например, премия Ленинского комсомола – за открытие русских портретов XV—XIX веков. Звание Заслуженного деятеля искусств России я получил за открытия в области древнерусской живописи. Так же и другие награды. Медаль Российской академии художеств – это тоже за открытия в древнерусской живописи. Все эти награды, они лежат рядом и складываются, как паспортные данные. Что же касается нынешних, так я отношусь к ним с огромной долей пренебрежения, потому что их раздача – в большинстве случаев – идет тем, кто холуйствует перед властью.
   – Поясните, пожалуйста, вашу мысль… Что вы имеете в виду?
   – Охотно. Вот, например, раздают ордена «За заслуги перед Отечеством» разных степеней.
   Писателям Фазилю Искандеру и Борису Васильеву дали ордена второй степени. В то же время классику русской литературы Валентину Григорьевичу Распутину – всего-навсего четвертушечку… И причина этого мне ясна. Она в том, что Распутин отказался служить горбачевско-ельцинскому режиму и высказал это со всей прямотой и откровенностью. Я для себя получать нынешние награды считаю зазорным. Они мне не нужны, потому что страна находится в разоре. У меня наград хватит. А вообще-то человек должен оставаться наедине со своим именем, фамилией и отчеством.
   – Начало вашей творческой карьеры и ее расцвет приходятся на время, которое вы во многих интервью и выступлениях экспрессивно называете «поганой эпохой тоталитаризма», разрушительства. Но если вам все-таки удалось, я полагаю, «со товарищи», расчистить родник русского национального наследия, реализовать замечательные проекты, то напрашивается вывод: значит, все-таки был «луч света в темном царстве!..» Вы согласны со мной?
   – Я не могу называть ту эпоху иначе, потому что она была атеистической, прошедшей под знаком ленинизма, троцкизма, душившей всякие попытки человека обратиться к Богу. Однако к тому времени я все-таки отношусь неоднозначно. И вот почему. Во-первых, государству так и не удалось полностью вытравить из людских душ божественное начало. Во-вторых, я принадлежу к тому счастливому числу моих соотечественников, которые строили свои жизни на основе наставлений учителей, воспитанных в дореволюционную эпоху. Так что этот мощнейший национальный генофонд, так активно уничтожавшийся большевиками, все-таки успел проявить себя. И благодаря остаткам этого генофонда мы смогли победить фашистскую гадину, первыми в мире запустить в космос человека… Мы много доброго сделали в то время. Но это не благодаря, а вопреки существовавшему режиму. Однако я должен вам сказать, что не принадлежу к числу тех людей, которые полностью очерняют ту эпоху. Сейчас модно плевать в коммунистическое прошлое, говорить: «А-а-а, человек был партийный, большевик, значит – законченная сволочь!» Ничего подобного. Я знаю многих замечательных людей, которые с честью носили партийный билет и в переломный момент истории не побежали его прилюдно сжигать или закапывать, как некоторые наиболее ретивые «большевики» и «коммунисты», хотя во многом были принципиально не согласны с проводимой политикой. Они сохранили человеческое достоинство и не делали раешных представлений из своих внутренних мировоззрений.
   – Савва Васильевич, а как вам-то удавалось открыто жить по христианским заповедям в те лютые, по вашим словам, времена?
   – Я просто ни от кого не прятался. Конечно, я не читал проповеди в школах, никому не навязывал свою духовную позицию, но, не скрываясь, ходил в церковь со своими родственниками, молился и никогда ни на минуту не отступал от веры Христовой.
   – Уж так, по счастью, сложилось, что вас искренне почитают за многие добрые дела и в Костроме, и в Ярославле, Суздале, Вологде, других древних русских городах. Причем не свадебным генералом, а воеводой, ратоборцем за сохранение и восстановление исконной Отечественной культуры. Но вот два года назад вышла в свет ваша книга под названием «Мой Псков». Почему вы, москвич по рождению и образованию, хорошо знающий российскую провинцию, назвали «своим» именно «Дом Святой Троицы»?
   – Прежде всего потому, что в Пскове работал Леонид Алексеевич Творогов, а он – ученик моего учителя Николая Петровича Сычева. Но есть еще и такой важнейший фактор: в этом городе у меня были не только профессиональные интересы, но и друзья. Во Пскове я встретил массу замечательных людей. Вот, например, память цепко держит едва ли не каждую встречу и беседу с Анатолием Викторовичем Лукиным, бывшим директором Псковского завода электросварочного оборудования. Мне никогда не приходилось доказывать ему непреложные истины о том, что если бы каждый по возможности своей помогал рублем или просто вниманием прозябающим рядом талантам, то мы двигались бы вперед в деле восстановления нашей обескровленной культуры куда более быстрыми шагами. Теперь, когда его нет, я особенно отчетливо понял, какого редкого закала личность мне удалось встретить! Он сумел поставить на службу духовному возрождению своих сограждан, Пскову все, чем обладал сам: нераскрытый художественный дар, профессионализм инженера, правительственные награды, заслуженный авторитет и влияние в городе. Это благодаря его деятельному вмешательству стало возможным создание монумента, посвященного подвигу советского народа в Великой Отечественной войне, так органично вписавшегося в средневековый ансамбль Пскова.
   Именно Анатолий помог нам, реставраторам и молодым московским художникам, сделать росписи в здании Псковской областной детской библиотеки. Идей-то у нас по этому поводу была масса, а вот материалов для работы – увы!.. Мы обратились к Лукину, и он понял нас с полуслова. Да и кузнец-художник Всеволод Смирнов и его мастерская, другие псковские подвижники, восстанавливавшие древние памятники и создававшие самобытные творения из металла, вряд ли смогли бы достичь столь многого без участия в их судьбе директора псковского завода ТЭСО… Ну а такой удивительный человек, как Александр Иванович Селиверстов!.. Он был главным стоматологом одного из крупнейших в СССР Псковского радиозавода. Примечательно, что он умудрился сохранить в своей профессиональной деятельности традиции земского врачевания, которое не принимало пациента как некую безликую среднестатистическую единицу, а видело в нем, во-первых, человека. Мне представляется, Селиверстова уважал и любил весь Псков. Так вот, после врачебного приема он спешил не куда-нибудь, а в кузницу к Всеволоду Смирнову и становился молотобойцем. Он был и подручным Мастера, и самостоятельным художником… О многих можно было бы рассказать, но ведь это просто беседа, а не написание книги!..
   – Бытует такая точка зрения, что если у человека есть по-настоящему большое, значимое дело, то оно поглощает всю его жизнь…
   – Возможно, для кого-то это и так. Но мне чаще приходилось встречаться с людьми многогранными, которые умели совмещать в жизни и то, что вы называете «главным» делом, и успевать видеть все аспекты нашего многогранного бытия. Причем я заметил, что в провинции люди намного охотнее и увлеченнее интересуются работой реставраторов, художников, музейщиков. Таким влюбленным в русскую историю энтузиастом, на мой взгляд, был псковский врач Лев Николаевич Скрябин. Он, как и Александр Иванович Селиверстов, тоже относился к плеяде земских чеховских докторов. Заведовал отделением в областной больнице, делал по нескольку сложнейших операций в неделю, выполнял всю рутинную канцелярскую врачебную работу и при этом окружал такой заботой и вниманием всех своих пациентов, что о нем просто легенды складывали. Но вместе с тем очень много читал добротной литературы, собрал прекрасную библиотеку, был отчаянным меломаном, часто ездил на концерты в Москву и Ленинград. Докторской зарплаты не хватало, так он сдавал кровь, как донор. При всем при этом живо интересовался ходом реставрационных работ во Пскове. Его жгучий, неподдельный интерес к нашим реставраторским проблемам заразил и его коллег-медиков. А Алла Алексеевна Михеева, директор детской областной библиотеки!.. Ведь это ее стараниями обычная советская библиотека стала жить нестандартной жизнью. Кроме чисто профессиональных инициатив, она проявила недюжинный энтузиазм по привлечению художников, реставраторов, скульпторов для модернизации старинного здания библиотеки. В результате появились потолочные фрески, на парадных лестницах изящное кованое обрамление, а перед самим домом – уникальный памятник литературным героям «Два капитана». В самом начале, когда все это только затевалось, то казалось полнейшей утопией. Но вот сделали же! Да сколько таких удивительных встреч мне Господь подарил…
   – А был ли в псковском периоде вашей жизни человек, который, по большому счету, определил вашу судьбу?
   – Да, это Леонид Алексеевич Творогов. Он помог мне понять суть псковского искусства. Он занимался иконами, фресками, архитектурой Пскова, а главное – собирал книжное наследие псковской земли. Когда я с ним встретился, то был еще студентом и помогал Леониду Алексеевичу вместе со своими однокурсниками обустраивать псковское древлехранилище. Он по-царски дарил нам свои знания и учил открывать их в книгах. Он, пожалуй, одним из первых предложил собирать не просто библиотеки, как таковые, а библиотеки Яхонтовых, Ганнибалов, Пушкиных… Многие из тех, молодых, что тогда работали с Твороговым, позже написали книги, сделали научные открытия на материалах, собранных этим замечательным человеком. А сам он, кроме всего прочего, обладал еще и редким даром жизнелюбия и внимания ко всему живому. Очень любил голубей кормить, привечать бездомных собак, выхаживать их…
   – Существует расхожий афоризм: «Театр начинается с вешалки». А с чего для вас, человека, искренне озабоченного судьбою Пскова, начинается этот город?
   – Однозначно ответить сложно. Наверное, со Свято-Троицкого кафедрального собора, который виден со всех сторон еще при подъезде к городу. И с псковских пригородов, особенно Старого Изборска, красота которого не помпезна, а открывается понемногу, потому что крепости и храмы живут не сами по себе, а составляют органичную часть пейзажа. И вообще, скажу я вам, во Пскове жизнь и время текут по каким-то своим потаенным законам. Здесь неуместна торопливость, потому что она не сочетается с вечностью. Вот вы несколько раньше спрашивали, почему именно Псков я назвал «своим» городом. Да, люди, да, общение. Это, безусловно, значимо. Но есть и что-то такое, что сложно однозначно определить словами. Во Пскове легко живется и дышится. В этом городе, если остановился в нем хоть ненадолго, сразу же перестаешь чувствовать себя туристом. Очень скоро наступает момент, когда из стороннего созерцателя ты перевоплощаешься в рядового гражданина, тебе становятся очень близкими все нюансы городской жизни.
   Вот поэтому-то я и хочу, чтобы еще раз прозвучали мои слова: я был категорически против празднования 1100-летия Пскова. Категорически! Город ваш разрушается. Говорил, говорю и буду говорить: сейчас Псков находится в положении худшем, чем в тот период, когда из него ушли фашисты. Он гибнет на глазах. Гибнут деревья, гибнут памятники. Повторюсь: юбилей Пскова можно было встречать только в одном режиме – режиме 7 ноября 1941 года. Надо было пройти перед трибунами и идти восстанавливать город. Если Бог даст мне силы и возможности, то я буду все делать вместе со своими единомышленниками, чтобы спасти Псков от гибели, не обращая внимания ни на какое начальство…
   – А кто ваши единомышленники в этом вопросе?
   – Валентин Курбатов, Володя Сарабьянов, который работает у вас, Анатолий Николаевич Кирпичников, недавно умерший академик Валентин Седов… Мои единомышленники – все те, кто отдал жизнь своему городу, кому истинно дорога наша культура. Это Всеволод Петрович Смирнов, Борис Степанович Скобельцын, Семен Степанович Гейченко, а также нынешний директор Михайловского заповедника Георгий Николаевич Василевич… У меня единомышленников больше, чем врагов. Но, к сожалению, в руках последних – деньги, поэтому они уничтожают памятники, строят на уникальном историческом месте «Золотые набережные», гниет церковь Богоявления с Запсковья… Это чудовищное положение!
   Пока же наш голос не хотят слышать. Археологи на высочайшем профессиональном уровне делают прекрасные раскопы, открывают в них уникальные находки, но все это, вместо того чтобы подвергаться консервации и выделяться в отдельные объекты для показа туристам, обучения школьников и студентов истории нашего Отечества, закрывается бетонными подушками, на которых будут строиться новые «Золотые набережные» и новомодное «элитное» жилье… Почему в Новгороде такого нет? Да потому, что там не позволяют топтать нашу древнюю русскую культуру! А в земле псковской лежит не меньше памятников, чем в новгородской.
   – Савва Васильевич, но ведь существует проблема законодательная. Культурный слой древнего Пскова находится под охраной федеральных, а не местных структур!
   – Все это ерунда! Если бы в каком-нибудь городе – Риге или в Варшаве – сделали бы то, что сделано во Пскове, поверьте, властям пришлось бы несладко. Людям, по большому счету, безразлично, под чьим ведомством формально находятся памятники. Отстаивать свои права должны хозяева города. Тем более что федералы помогают. Пока что все упирается в хозяев города.
   – Но где, подскажите, взять деньги на такие дорогостоящие проекты?
   – Это уже задача городских властей и депутатов. Где отыскивает средства Новгород? Чем он богаче вас?
   – Что, на ваш взгляд, нужно делать для того, чтобы развивался туристический сектор Псковщины?
   – Хотеть! Очень этого хотеть. И тогда все получится, решения самых сложных задач придут сами. Помните знаменитую фразу: «Кто хочет работать, тот ищет средства, а кто не хочет, тот ищет причину». Пока что я мало вижу настоящего желания что-либо изменить в вопросах сохранения культурного наследия древнего Пскова. Предыдущие власти вообще все готовы были пустить по ветру или на самотек. Надеюсь, что молодые будут более активными.
   – А как вы относитесь к идее создания туристического «Серебряного кольца древних русских городов», в состав которого предполагается включить и Псков?
   – Я не люблю болтовню. Я хочу, чтобы восстановили древний Псков. А какое-то «кольцо» меня мало волнует. Было у нас «Золотое кольцо», оно ушло в небытие. Зачем нам новое? И какое же это «кольцо», если одно из его звеньев гниет? Мы писали об этом в центральной прессе, в частности, в «Литературной газете», послали свое письмо Президенту… Ничего не делается!
   – Савва Васильевич, давайте несколько изменим грань нашей беседы. В 2010 году будет отмечаться 500-летие присоединения Пскова к Москве. Какую роль это событие сыграло, на ваш взгляд, в истории Российского государства?
   – У меня к этому отношение двоякое, видите ли. Я человек свободолюбивый. Имею в виду, что не по-современному, а основательно свободолюбивый. Пять столетий назад процесс присоединения Пскова и Новгорода к Москве был нелегким. То, что сделала Москва, присоединив эти две вольные территории к себе, помогло ей спастись в эпоху Смуты и от поляков, и от французов, и от фашистов. Это объединение было исторически закономерным и правильным.
   Хотя, если бы я жил в ту эпоху, то, наверное, как и новгородские вечевые люди, и псковские вольнолюбивые люди, был бы в числе противников этого навязанного волевого решения.
   – Сейчас много говорят о необходимости четкого формулирования национальной идеи России. В чем видите ее вы?
   – Я согласен с Александром Исаевичем Солженицыным, который говорил, что национальная идея у нас одна: забота о народе. Сейчас демократии навалом, свободы слова (а попросту болтовни) сколько угодно, но нет истинной заботы о благе народа. Для решения этой задачи нужно восстановление основ земства.
   – Во время Великой Отечественной войны из Пскова в Германию и другие государства было вывезено немало исторических ценностей. Часть из них возвращена городу. Однако до сих пор наш музей лишен значительной доли довоенной коллекции книг, икон и картин. Савва Васильевич, что вы думаете по поводу реституции как таковой? Ведь это вопрос не только экономики и политики, но и нравственности, на мой взгляд. Хотя бытует и такая точка зрения: во все времена существовало такое понятие, как «военная добыча»…
   – Я одним из первых в Советском Союзе начал заниматься этим вопросом, и вот что скажу. Ничего вам больше не вернут, и Россия никому ничего не должна больше возвращать. В Германии сейчас нашего уже ничего нет, все, что немцы у нас забрали, увезено в Америку, и на все эти богатства наложено столетнее вето. Наша задача сейчас – ничего не отдавать. Достаточно того, что Хрущев передал Дрезденскую галерею. Мы никому ничего не должны! Они потоптали нашу землю и разорили ее… Они захватчики, и ни о какой военной добыче не может быть и речи. Мой друг Валентин Лаврентьевич Янин сказал, что в Новгороде они даже уничтожили археологические слои почвы. У них к нам не может быть никаких претензий. Претензии могут быть только у нас.
   – Думаю, вы со мной согласитесь, что каждый из нас строже, чем кто бы то ни было, оценивает собственные достижения, победы, поражения… Иногда случается, что некоторые, на наш взгляд, значимые для общества дела и поступки оказываются незамеченными или оцененными неверно. Чем гордитесь вы, гражданин, человек Савва Ямщиков? Какой совершенный вами поступок вы оцениваете превыше прочих? А может быть, есть что-то, в чем хотите по-христиански покаяться?
   – Знаете, все дела, которые мне довелось довести до разумного конца, а это все открытия, выставки и так далее, они мне очень дороги.
   Дороги потому, что я все это делал вместе со своими коллегами-единомышленниками, потому, что это признано людьми. Для меня открытие любой иконы – будь то икона домонгольского периода или XVII—XVIII веков – все очень важно. Что же касается непосредственно Пскова, то среди обилия прочего я выделяю выставку 100 икон, реставрированных в 60-е годы под моим руководством во Всероссийском реставрационном центре. Эта выставка – «Живопись древнего Пскова» – с огромным успехом была показана сначала в Москве, потом в Ленинграде, затем во Пскове. После всего этого она легла в основу псковской музейной экспозиции… Это, пожалуй, самое близкое. И еще одно. Я очень дорожу своим участием в процессе передачи во Псковский музей части коллекции архимандрита Алипия, особенно ее уникального западного сегмента, за который мне пришлось бороться со светским начальством, с обкомом партии, с управлением культуры, с настоятелем монастыря неким Гавриилом, который даже пытался меня убить. И вот то, что сейчас эти вещи находятся в Псковском музее, это для меня совершенно незабываемое событие. Что же касается вашего вопроса о покаянии, то я каюсь ежеминутно, так как уверен, что грехи наши бесконечны…
   – Савва Васильевич, слушаю вас, и у меня в результате создается впечатление, что вся ваша жизнь складывается в блоковскую формулу: «И вечный бой, покой нам только снится…»
   – А как же, это и Господь сказал: «Боритесь!» А вы что же, хотите, чтобы вся наша жизнь была в шоколаде? Ежедневное купание в ванной из теплого молока – нет, это невозможно, особенно в России, вы на это не надейтесь.
   – А что составляет радость вашей жизни? Есть ли у вас люди, которых вы безоговорочно называете близкими друзьями (ведь, согласитесь, таковых у человека, как правило, немного)? Что читаете, к кому идете «в минуту жизни трудную, когда теснится в сердце грусть»?
   – Главная радость моей жизни – это счастье работать всю отпущенную мне Богом жизнь. Что же касается друзей, то их, действительно, много не бывает. Я их люблю всех – и уже ушедших, и живых, я ими горжусь… Вот, например, из псковских – Всеволод Петрович Смирнов, Михаил Иванович Семенов, Семен Степанович Гейченко, Валентин Яковлевич Курбатов, Александр Иванович Селиверстов, Лев Николаевич Скрябин, Анатолий Викторович Лукин. Это настоящие друзья. Кроме того, очень рад тому, что дружу с писателем Валентином Распутиным, нашим знаменитым танцовщиком Владимиром Васильевым, актером Василием Ливановым, великим оператором Вадимом Юсовым, с одним из крупнейших деятелей нашего отечественного телевидения Валентином Лазуткиным… У меня есть к кому пойти в «минуту жизни трудную». У этих людей я всегда могу найти ответы на интересующие меня вопросы. С ними и радоваться, и грустить легко. И, что немаловажно, рядом с ними можно подолгу молчать…
   – Ну, и на финал традиционный вопрос, Савелий Васильевич, какие планы строите на будущее?
   – В последнее время много пишу и издаю книги. Мне хочется как можно больше успеть рассказать будущим поколениям о том, как мы жили, работали, какие замечательные люди были среди нас и какие славные дела совершали. Вот с этим и связаны мои самые большие планы. А завершая наш разговор о Пскове, хочу сказать, что верю в светлое будущее Псковской земли. Мы сейчас переживаем эпоху тяжелейшей смуты, но уверен, что те места, откуда есть пошла земля русская – Псков, Изборск, Печоры, Святые Горы – это места, без которых Россия существовать не сможет. Верю, что все возродится, иначе бы я не тратил столько сил, энергии и здоровья на воплощение этой мечты в реальность.

   Беседовала Наталья Туробова

Культура Смутного времени

   Прежде чем рассказать о состоянии нынешней отечественной культуры, считаю необходимым озвучить свое внутреннее кредо восприятия общемировой культуры как существенного производного от творений Высшего Разума, то есть от Воли Бога Отца. Меня всегда поражало нежелание, а иногда противление людей даже высокообразованных, оснащенных богатейшими историческими познаниями, признавать совершенно очевидную дочернюю зависимость любого культурного проявления – начиная с детского рисунка до бессмертных созданий Микеланджело, Дионисия, Данте или Пушкина – от духовных постулатов Евангелия. Обращаюсь исключительно к догматам христианской веры, и прежде всего к православной ее составляющей, ибо рассуждаю о культуре России одного из тяжелейших периодов за все многовековое существование.
   Любая революция, «пожирающая своих детей», не может создавать благоприятные условия для процветания культуры, не говоря уже о высочайших взлетах. Революции всегда порождали хаос в умах людей, несли с собой разрушение государственных устоев и поругание исторической памяти. Даже если революционеры или простые бунтари вдохновлялись и руководствовались благородными целями свержения прогнивших, с их точки зрения, режимов, бесчеловечные методы Маратов и Робеспьеров, пестелей и Пугачевых, не говоря уже о Лениных и Троцких, предполагали в лучшем случае игнорирование, а в худшем – осмеяние и уничтожение христианских заповедей, изгнание веры из людских душ, а следовательно, и лишение культуры родительской заботы и духовного окормления. Декабрьские заблуждения лучших умов России, «разбудивших Герцена», который породил безжалостного тирана Ленина, приветствовавшего диктатора Пестеля и то самое «пробуждение», мне кажутся зеркалом, в котором сфокусировались особо большие опасности и одновременно предостережение для России, попытавшейся в очередной раз поклониться «просвещенному» Западу и вкусить от запретного кровавого плода, взращенного французскими вольнодумцами и атеистами. Никогда я не мог заподозрить князя Трубецкого, не пришедшего на Сенатскую площадь 14 декабря, в трусости или предательстве. Уверен, что внутренняя молитва, обращенная к Богу, отвела его от участия в убийстве воина-героя Милорадовича и гибели множества невинных солдат. И не заяц, которому нынешние массовики-затейники ставят памятники вместе с чучелами Чижика-Пыжика и социально близкого им проходимца Бендера, остановил Пушкина на дорогах Михайловского, а сознательное нежелание участвовать в противобожественном заговоре. Сколько разных «пушкинистов» дурило нас умышленно искажаемым ответом поэта императору: «Я был бы с ними (декабристами. – С.Я.)». Пытались они задним числом обратить Пушкина в революционеры, а потому преступно утаивали подлинную причину неприезда гения в мятежную столицу. «Бог не пустил», – только так и мог ответить государю поэт, у сердца хранивший проникновенную молитву Ефрема Сирина и оставивший миру в наследие величайшие религиозные стихотворные откровения.
   Пусть не подумает читатель, что я хочу веру в Бога навязывать кому-либо насильно, и того паче, возложить на себя обязанности священника, исповедника или духовника. Никогда не забывая о бессмертии души и о Царствии Божием, я долго жил в советском атеистическом обществе, грешил, может быть, больше других, нарушал христианские обеты и заповеди, но при этом всегда старался трудиться честно, приносить людям пользу, а главное, не предавать их. Потому, вознося постоянную тихую молитву ко Господу, стараясь по мере сил искупить свою перед Ним вину, не могу я оставаться равнодушным, видя кликушествующих, обратившихся из Савлов в Павлов деятелей культуры и правого, и левого толка. Едва научившись осенять себя крестным знамением или правильно подходить к причастию, они быстренько сменили партбилеты, замашки липовых диссидентов или командный стиль политуправленцев на толстые церковные свечи, места в президиумах церковных соборов, стали произносить телевизионные религиозные проповеди, вызывая протесты и отторжение чутких слушателей. Неужели не понимает скульптурный цеховщик Церетели, насадивший нелепый зверинец рядом со святая святых – стенами Московского Кремля и Могилой Неизвестного Солдата, что, появляясь вместе со своими земными покровителями на праздничных богослужениях, усугубляет он атеистическое отношение к священной памяти предков и попирает основные законы русской культуры? Подобные безнравственные поступки не удивляют меня, ибо первопричину их я имел несчастие лицезреть с самого начала пресловутой горбачевской «перестройки».
   Мне, вместе со многими деятелями культуры, нелегко жилось и работалось как в кратковременный период, отнюдь не по праву окрещенный «оттепелью», так и в эпоху застоя. Хотя оговорюсь сразу, что не разделял я солидарность «продвинутой» части современников с рейгановскими лозунгами и навешенным им на СССР ярлыком «империи зла», ибо хорошо знал корни генетической ненависти многих западных держав к нашему Отечеству. Не состоял я в партии, не разделял всеобщего преклонения перед кумиром и идолом оболваненной страны – палачом русского народа Лениным. В отличие от многих художников, актеров, писателей и музыкантов, ходивших вроде бы в «неблагонадежных», однако получавших высшие награды от ненавистных большевиков и проводивших немалое время в загранкомандировках, я добрую четверть века дальше Пскова и Новгорода, или, на крайний случай, Ташкента и мечтать не мог выехать. Теперь знаю, что ведомство, помещавшееся в «десятом подъезде» дома на Старой площади, где правили бал будущие агенты американского влияния во главе с «ярославским иудой» А.Н.Яковлевым, числило меня в списках с грифом «держать и не пущать» за потомственную приверженность к прочным устоям русского лада и нежелание кадить их любимым коминтерновским божкам. Нужно отдать должное собачьему чутью агитпроповцев: последние два десятилетия подтвердили нашу взаимную несовместимость. Зато те, кого они прикармливали, верные их слуги и карманные протестующие, с готовностью стали под предательские знамена и бросились пополнять зондеркоманды по уничтожению великой державы.
   В силу открытости своего характера и общительности, а еще и учитывая всеобщую доступность моего «бункера» – полуподвальной мастерской в переулке между тогдашними Кропоткинской и Метростроевской улицами, мне довелось лицом к лицу столкнуться с огромным количеством людей самых разных национальностей, конфессий и взаимоисключающих убеждений. С некоторыми из них я долгое время делил шумные застолья и проводил свободное от работы время. Нынче рядом со мной осталось так мало участников того «праздника жизни», что хватит и пальцев двух рук, чтобы их перечесть. Лучшие и верные друзья, к сожалению, ушли из жизни и мне их до безысходности не хватает. Но большинство из тех «играющих, праздно болтающих» с особым цинизмом и беспринципностью занимают нынче культурные ниши в различных сферах обслуживания строителей и гарантов губительной рыночной экономики. Они долго ждали своего часа, чтобы приватизировать кабинеты власти, театральные и музыкальные площадки, экраны телевизоров, киностудии и издательства, которые раньше делили с советскими хозяевами, социально близкими им и одновременно презираемыми в тайниках коварных душ. Уже тогда я недоуменно наблюдал и пытался понять, почему им так чужды наши выставки вновь открытых древних икон, забытых русских портретов XVIII—XIX веков или абсолютно безразлично неповторимое творчество возрожденного из небытия кологривского гения Ефима Честнякова, очереди на выставки которого выстраивались в Москве, Ленинграде, Костроме, Париже и Милане. Мне и сейчас неприятно вспоминать, как потешались они публично над Львом Николаевичем Гумилевым – одним из светлейших умов нашего времени. Насильственно отделяя сына от прославленной матери Анны Ахматовой, закрывали они глаза на поступки «вольной львицы», выдающие иногда привычки зверей других, куда более низких пород. Разве не знали клеветники, что, выйдя замуж за искусствоведа Пунина, связала Ахматова свою судьбу с человеком, который еще в 1918 году со страниц «культурной» газетенки, издаваемой Луначарским, присоветовал большевикам поставить к стенке чистейшего, мужественного гражданина России, Георгиевского кавалера Николая Гумилева – отца ее единственного сына? Сказал мне тогда Лев Николаевич: «Оставьте их, дорогой! Они не ведают, что творят. За них надо молиться». Нет, не нужны им ни Честняков, ни Гумилев. Незыблемые кумиры подобных деятелей культуры – Лиля Брик, весталка подвалов ОГПУ и НКВД, и нынешние превратившиеся в демократов прихлебатели советской номенклатуры.
//-- * * * --//
   Погружение в бездну, уготованное отечественной культуре «бархатными» революционерами горбачевско-ельцинского клана, особенно отчетливо я ощутил, работая в Советском фонде этой самой культуры. В состав более чем представительного его Президиума попал я не благодаря, а вопреки перестроечной политике. В союзном Министерстве культуры (из российского меня изгнали коммунистические «патриоты», руководимые Мелентьевым и Кочемасовым) служили чиновники, умевшие ценить людей за их труд и преданность любимому делу. Противостояли эти светлые головы министерским двурушникам, приспособленцам и расхитителям народного добра, занявшим ныне свое законное место в швыдковских ведомствах, а тогда старавшихся душить наши творческие инициативы. Эти бескорыстные покровители и порекомендовали меня в руководство культурного фонда. Да вдобавок, знакомая с моими многочисленными телепередачами Раиса Горбачева заставила на дух не переносивший меня цековский отдел культуры сменить барский гнев на показную милость и хотя бы внешне не обращаться с беспартийным «пораженцем» по принципу «жалует царь, да не милует псарь».
   Пять лет всеотдайного труда в Советском фонде культуры не пропали даром. Созданная при нем Ассоциация реставраторов СССР, председателем которой меня избрали единогласно сотни делегатов учредительной конференции, в последний раз продемонстрировала, какой мощный отряд первоклассных специалистов взрастила на глазах разрушаемая держава и как нелегко будет горе-революционерам уничтожать его, борясь с истинными подвижниками благородного дела. Возглавляемый мною Клуб коллекционеров фонда объединил самых известных собирателей изобразительного искусства Москвы, Ленинграда и других городов. Десятки выставок, среди которых были, не побоюсь сказать, эпохальные, увидели жители крупнейших столиц Европы. Немало коллекционеров из нашего клуба приняло впоследствии решение передать свои собрания в государственные музеи. Особую радость испытываю я всякий раз, когда вспоминаю встречи с представителями русской культуры, вынужденными, опасаясь кровавого террора, покинуть Родину и продолжать служить ей на других берегах. Мне удалось, пользуясь их доверием и теплым к себе отношением, вернуть в Россию многие драгоценные реликвии русского изобразительного искусства. Но к радости этой невольно примешивается горечь от неосуществившихся не по моей вине замечательных проектов программы «Возвращение». Причиной этих «поражений», как ни странно, стала далекая от культуры политика, проводимая главным руководителем фонда – академиком Лихачевым, назначенным горбачевской семьей на должность «совести нации» и сыгравшим в тогдашней антигосударственной деятельности реформаторов роль второй «берлинской стены». Фаворитизм и наушничество, поощряемые Лихачевым, мешали нормальной работе многих фондовских подразделений, а поиски «красно-коричневых ведьм» среди его сотрудников вполне корреспондировались с общей полупристойной атмосферой, царившей в те дни на дворе. «Пятая колонна», предводительствуемая двумя Яковлевыми, Афанасьевым, Собчаком, Коротичем и прочими оборотнями, верой и правдой служившими большевикам и в одночасье обрядившимися в тоги коварных и лживых демократов, нашла поддержку и среди приспособленческой части фондовских функционеров. Ни принципиальный заместитель председателя Г.В.Мясников, ни умудренные гражданским и государственным опытом члены Президиума В.М.Фалин и Владыка Питирим не могли противостоять далеким от культурных деяниям «злых мальчиков», пользующихся доверием всесильного академика. Глянцевый журнал «Наше наследие», в редколлегии которого, к стыду своему, несколько лет состоял, ежегодно получал от горбачевских щедрот около миллиона фунтов стерлингов (!) на свое безбедное существование. За такие деньги в лучших отечественных типографиях можно было издавать пару десятков журналов. Однако его главный редактор, «огоньковский оборотень» г-н Енишерлов, заручившись высочайшим согласием, переводил государственные миллионы международному спекулянту и преступнику Максвеллу в Англию, чтобы ежемесячно, ценой огромных затрат, таскать двухсоттысячные тиражи из-за трех морей в Москву. Дабы не отставать от обнаглевших «новых русских» предпринимателей, нашел лишенный гражданской совести хозяин «Нашего наследия» еще одного постоянного партнера на берегах Альбиона в лице компании «Де Бирс», многие годы набивающей мошну семейки Оппенгеймеров за счет российских алмазных месторождений. Академик Лихачев довольно поглаживал красочные журнальные обложки, обедал с Максвеллом и Оппенгеймером. Когда же я с помощью своих финских друзей, крупных промышленников, издавших огромным тиражом настольные и настенные календари, уникальные постеры с шедеврами русского искусства, поспособствовав тем самым фонду заработать миллион дореформенных рублей, попросил тридцать тысяч из них на нужды Ассоциации реставраторов, то в ответ получил циничный академический пинок под зад. Столь же хладнокровно были сорваны подготовленные мною акции по возвращению в Россию художественного наследия Зинаиды Серебряковой и Михаила Вербова, не дали мне устроить в Москве выставки прекрасного художника Федора Стравинского и показ уникальной коллекции Георгия Рябова, собравшего в Америке редкие произведения русского искусства. Список прочих «подвигов» окормителя Советского фонда культуры, подкрепленный официальными документами, занимает увесистую папку в моем архиве. Заставив уйти из фонда настоящего его хозяина, Г.В.Мясникова, «совесть нации», ничтоже сумняшеся, сдал своих покровителей Горбачевых, не дожидаясь, когда Ельцин с Бурбулисом разопьют бутылку виски, украденную в кабинете первого и последнего советского президента. Вместе с Собчаком и другими регионалами поучаствует академик в составлении, мягко говоря, сомнительных документов, оболгавших наших солдат, действовавших в Грузии – это обернулось сегодня режимом бесноватого Саакашвили; постоит рядом с разрушителем Ипатьевского дома Ельциным, держа в руках поминальные свечи на панихиде по фальсифицированным немцовской командой «царским останкам», за что и удостоится благодарной памяти оболваненных потомков. Рыба, как известно, гниет с головы, а культура – с приватизировавших бразды правления ею угодных хозяевам руководителей.
//-- * * * --//
   Впечатления и опыт, накопленные за годы работы в Советском фонде культуры, окончательно убедили меня в том, что перестроечная кампания, лихорадочно и предательски проводимая Горбачевым вместе с шеварднадзе-яковлевским окружением – не что иное как завершающий и особо трагический этап троцкистско-ленинской политики уничтожения России и прежде всего ее духовной и культурной составляющих. Снова зачастил в Москву презираемый даже в Америке спекулянт Хаммер, обласканный партийными нашими генсеками, а вслед за ним замаячила зловещая фигура его способного ученика Сороса.
   Помню, как наивный Г.В.Мясников представил несколько кандидатур для работы в фонде этого завзятого мошенника, чьи агенты, презрительно окинув взглядом Володю Крупина, меня и других людей славянской внешности, для проформы отобрали одного Валентина Распутина – лишь потому, что состоял он в горбачевском совете, да и от его нежелательного присутствия соросовская камарилья вскоре поспешила избавиться. Вред, нанесенный в самых различных областях отечественной культуре и науке российскими клевретами международного барышника, подобными особо приближенной к его телу мадам Гениевой, сравним разве что со всеразрушающими подвигами «комиссаров в пыльных шлемах». Одни «асмоловские» учебники сделали целое поколение школьников «Иванами, родства не помнящими», считающими отныне победителями нацистской армии американцев и их западных соратников.
   «Огонек», «Московские новости» и по-чубайсковски, то есть бесплатно, приватизированный ловким коммунякой Гусевым «Московский комсомолец» работали во всю мощь, вливая в сознание ждущих коренных перемен советских людей потоки исторической лжи, увенчивая лаврами героев и мучеников машинистов «красного колеса», каковыми, безусловно, были Бухарин, Тухачевский и другие душители русской идеи, осквернители народной памяти. О Бухарчике даже художественный фильм успели сварганить, да только не озвучили в нем чудовищные слова перевертыша, с пеной у рта осквернявшего имя и бессмертное творчество Сергея Есенина, а заодно призывавшего не опускаться до уровня презираемого им божественного Тютчева. Несколько раз встречался тогда я в Париже с Владимиром Максимовым и показывал по Центральному телевидению наши беседы. Человек, лучшие годы отдавший борьбе с коммунистическим режимом, с нескрываемой печалью и разочарованием говорил о последователях Троцкого и Бухарина, всех этих бракоразводных юристах (Собчак) и торговцах цветами (Чубайс), как он их презрительно именовал, ведущих вместе с Горбачевым и Ельциным, ненавидящими друг друга, огромную страну к гибели. Вез я однажды по просьбе Владимира Емельяновича в Москву верстку очередного, еще редактируемого им, номера «Континента», где было опубликовано коллективное обращение демократической «культурной» элиты к Горбачеву с просьбой запретить въезд в СССР Солженицыну, Зиновьеву и Максимову. Среди подписантов грязного доноса – Егор Яковлев, за огромные деньги ставивший тогда на ЦТ девяностосерийный фильм о Ленине; будущий торговец мебелью Михаил Шатров, пока еще драматург, кумир прогрессивного театра «Современник», чьи либеральные донельзя актеры упивались текстами героев его пьес Свердлова, Ленина и прочих «корифеев», которых скоро предали остракизму и презрению, оплевав их вместе с драматургом; непонятно за что вознесенный до небес весьма посредственный режиссер Марк Захаров и другие культурные большевики. Наблюдая за подобными безобразиями с щемящей душу тоской и предчувствием обвальной катастрофы, ни на минуту не обманулся я фарсом, хитренько срежиссированным Горбачевым и бездарно разыгранным Ельциным у стен Белого дома и американского посольства в августе 1991 года. Увидев сразу после окончания позорного балагана разгоряченных его участников, записавших себя в передовые ряды культурной элиты, в концертной студии «Останкино», где делились портфели и имущество, принадлежавшее народу, окрестил я ту эйфорию «пиром победителей». Егор Яковлев, будущий соловей НТВ Киселев, Любимов, Молчанов и прочие баловни судьбы меньше всего думали о сохранении культурного наследия, о великих традициях, заложенных на протяжении столетий отечественными подвижниками, корифеями литературы, музыки, театра и изобразительного искусства, сладостно предчувствуя возможность ненаказуемого хапка. В тот же вечер случайно оказался я на пышном ресторанном банкете, где один из посетителей моего «бункера», не заметив неугодного свидетеля, истерически восклицал: «Ура! Мы победили! Теперь наш черед пользоваться благами жизни!»
   Восторги победителей нашли свое материальное подтверждение незамедлительно. Все газеты, все телевизионные каналы и радиостанции, купленные Березовским, Гусинским и иже с ними, были предоставлены в распоряжение разношерстной армии славильщиков ельцинского режима. Зажав рот всем, кто пытался образумить подразгулявшихся выскочек, вершили «образованцы» совсем далекие от богоугодных дела, поливая грязью любого более или менее порядочного человека, будь то известный ученый с мировым именем, честный государственный деятель, классик отечественной литературы, театра, музыки или кинематографа. Напрасно было взывать к совести оголтелых, чаще всего бездарных делегатов позорного съезда кинематографистов, потешавшихся над Бондарчуком, Кулиджановым, а заодно над Ростоцким, Чухраем и Хуциевым, которые не разделяли их кухонного глумления над учителями и коллегами, чьего мизинца не стоили эти детишки благополучных родителей, верой и правдой служивших ненавистным им коммунякам. Да они и сейчас продолжают брызгать ядовитой слюной, вспоминая тех, кто дал им возможность учиться, работать и совсем не плохо кушать. Получив вожделенную свободу, не создали горлопаны ничего и отдаленно напоминающего «Судьбу человека», «Летят журавли» или «Балладу о солдате». Копаются они, словно навозные мухи, в постельном белье Бунина, оскверняют память великих русских балерин или уродуют классическое наследие Толстого, стараясь перевести шедевры на язык комиксов, понятный безграмотным демократам и хозяевам наворованных у народа богатств, для приличия обозванным олигархами.
//-- * * * --//
   Работая вместе с известным скульптором В.М.Клыковым над созданием Международного фонда славянской культуры и письменности, присоветовал я тогдашнему своему другу постараться получить прекрасный дворянский особняк XIX века в Черниговском переулке для размещения в нем столь нужной и благородной организации. Шустрые художники-реформаторы с помощью самых высоких одемокраченных инстанций сумели тем временем заполучить бумаги на владение приглянувшимся нам дворцом, где они собирались разместить некое подобие центра современного искусства. Там наверняка нашли бы приют будущие «мастера» рубить иконы в Манеже, оголтелые поругатели православия с «сахаровской» выставки «Осторожно, религия!», человеко-собаки, посадившие кур гадить на чучело Льва Толстого, экскрементаторы и гениталисты чудовищных нынешних швыдковских биеннале. Предчувствуя такое развитие событий, попросил я Ф.Д.Поленова, возглавлявшего Комитет по культуре Верховного Совета РФ, устроить нам с Клыковым встречу у Хасбулатова. К его чести, последний отнесся к обоснованным пожеланиям сочувственно и по-деловому. Не послушал он зашедшего в кабинет одного из активнейших ельцинских приспешников, нынешнего руководителя самоназначенной российской интеллигенции, г-на Филатова. Не стесняясь нашим присутствием, намекнул тот Хасбулатову на связь Клыкова с патриотической оппозицией и мой «красно-коричневый окрас». Будучи незнакомым с ловким придворным, поинтересовался я у него, не является ли он последователем розенберговского расового учения. Удивительно, но мы тогда вышли из этой схватки с «демократом» победителями. До октября 1993-го оставался целый год и филатовы побаивались еще неблагоприятного для них поворота политического кормила.
//-- * * * --//
   Расстрел среди бела дня, на глазах поразительно равнодушных гостей и жителей столицы Белого дома, безжалостно проведенный бандой Ельцина, не погнушавшегося услугами продажных снайперов-бейтаровцев, стрелявших в стариков и детей, стал апогеем катастрофы, обрушившейся на Россию. Мне абсолютно безразличны судьбы Руцкого, Хасбулатова и всех, кто привел Ельцина к власти, не поделив потом ее с ним. Десятки сотен погибших в этом проклятом месте, среди которых было так много прекрасных молодых людей, призывают нас всегда помнить, кто принес меч в родной дом, и не забывать имена образованных, увенчанных академическими титулами, званиями «народных артистов», лауреатов Ленинских и Государственных премий, пользующихся не всегда заслуженно мировым признанием представителей культуры, умолявших Ельцина применить силу, пролить кровь и кричавших исступленно: «Задавите гадину!», «Бейте их шандалами по голове!» А в это время, наспех завернутые в целлофановые пакеты, тела невинно убиенных сплавляли из Белого дома по многое повидавшей реке Москве к кремационным печам. Не буду перечислять имена забывших о милости, которой достойны даже падшие. Они навсегда обесславили себя, расписавшись под печально знаменитым «посланием сорока». Бог им судья! Обращусь лишь к нынешним культуртрегерам, отстаивающим вроде бы права поруганных писателей-патриотов: «Когда вы, называя маяками совести, ставите в один ряд имена Распутина, Солженицына и Гранина, не поленитесь перечесть восхищающие своей гражданственностью тексты Владимира Максимова, написанные им в октябре 1993-го и в одночасье уведшие его в могилу!»
//-- * * * --//
   Всерьез говорить о культуре и ее деятелях, жирно прикормленных ельцинским режимом и щедро оплаченных вороватыми олигархами, могут лишь люди, социально и духовно им близкие. Массовая развлекаловка, которую сами акулы шоу-бизнеса справедливо именуют попсой, стала основной доминантой нашего культурного повседневья. «Черный ящик» с голубым экраном второй десяток лет обрушивает на головы беззащитного населения мутные потоки пошлого юмора, бездарной музыки и песен, способствующих пополнению психиатрических лечебниц слушающими их молодыми людьми. Только лишенные ума и такта особи могут терпеть «от живота» идущие в режиме «нон-стоп» концерты дубовицких, винокуров, петросянов, клар новиковых. Имя им – легион. Замечательный русский композитор Валерий Гаврилин лет тридцать назад, когда эстрадная продукция строго дозировалась телевизионными режиссерами, с горестью произнес: «Чем хуже дела в стране, тем больше юмора в телевизоре». Что бы он сказал сейчас, увидев пугачевские «рождественские колядки» или сонм бездарностей, кривляющихся под руководством шоу-барина со знаковой фамилией Крутой. Государство, обязанное следить за состоянием душ своих подданных, всячески приветствует и поощряет откровенных растлителей этих самых душ. Только желанием еще раз опозорить лицо нынешней власти можно объяснить провозглашение первым (!) лауреатом премии Президента России в области литературы смехача Жванецкого, без устали читающего по засаленным листочкам столь же сальные хохмочки, которыми он с не меньшим успехом тешил еще советских чиновников за обильно накрытыми спецраспределительскими продуктами столами.
   Забыв провидческие грибоедовские слова: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», – деятели культуры, с ложью в голосе уверяя особо доверчивых, что не прогибались будто они под коммуняками, покорно легли или встали в другие полуприличные позы перед рыночными хозяевами, готовыми щедро поделиться с прислугой от богатств своих. «Голосуй, а то проиграешь!» – разносился по всей России истошный вопль бойцов культурного фронта, которые за увесистые конверты с зеленью помогали взгромоздиться на трон телу полупьяного Ельцина. Артисты, музыканты и певцы заполошно ринулись открывать рестораны, магазины, торговать нефтью или чем-нибудь подешевле. Представляю, как в душе посмеивались они над Станиславским, Кторовым, Ливановым, Шостаковичем или Прокофьевым, занимавшимися одним лишь творчеством. А с какой готовностью, облачившись в тоги «бессмертных гениев», объединились творцы и провозвестники прекрасного вокруг преступного благодетеля Березовского и его кассирши мадам Богуславской, раньше секретарившей в Комитете по Ленинским и Государственным премиям, а теперь присягнувшей на верность негодяю, на чьих руках кровь тысяч людей, погибших в чеченской мясорубке. «Триумфом» окрестили «бессмертные» березовскую премию, забыв, что триумфы празднуются и предателями, находящимися в розыске за чудовищные преступления. За одно только мне хочется поблагодарить «триумфаторов» от всей души. Сразу же дали они понять, что не допустят к воровской кормушке людей, отстаивающих честь Родины, борющихся за сохранение русских культурных традиций и не подыгрывающих Горбачеву и Ельцину. Разве можно представить получающими эту более чем сомнительную подачку Вадима Кожинова, Татьяну Глушкову, Александра Панарина, Дмитрия Балашова, Владимира Богомолова или Александра Солженицына? Мне особенно больно писать эти строки, ибо среди склонивших свои головы пред венками «Триумфа» есть близкие мне люди, обладающие недюжинным талантом и принципиальностью, но, к сожалению, присевшие на одну межу со жванецкими, Вознесенскими, богуславскими и березовскими. Воистину, слаб человек!
   «Весь мир насильем мы разрушим» – слегка измененную строчку из «Интернационала» поместили на своих знаменах опьяненные революционным угаром деятели культуры, рушившие после октября 1917-го духовное наследие прошлого. Как бесновались футуристы, призывая уничтожать музейные собрания, выбрасывать на свалку спасающую мир красоту. Даже чистую душу Есенина, всеми корнями связанного с вековым крестьянским ладом, опалил бесовской огонь троцкистско-ленинских пожарищ. К счастью, угар этот быстро миновал поэта, за что с ним зверски рассчитались чекистские упыри, не простившие творцу возвращение к Богу. Зато Мейерхольд до конца прошел ухабистый и мрачный путь реформаторства и надругательства над прекрасным. Предав анафеме Станиславского и его идеи, будет он после искать защиты у благородного, глубоко верующего наставника, приютившего отступника, травимого беспощадными друзьями-революционерами. Дождались те кончины Станиславского, чтобы полной мерой воздать Мейерхольду за приветствовавшееся ранее его надругательство над Гоголем, Островским и творениями других классиков.
   Шатания и шараханье Мейерхольда, Малевича и им подобных были сладкими ягодками по сравнению с беспределом, творимым нынешними псевдопоследователями революционных экспериментаторов. Куда основоположникам подлинного авангарда, получившим образование в царских гимназиях и университетах, до всякого рода фокиных, ширинкиных, розовских, житинкиных и виктюков, учившихся в заведениях с обязательными курсами истории КПСС да истматов с диаматами! Эти «поставангардисты» препарируют классику в особо извращенной форме. Сколько «Ревизоров», «Мертвых душ», «Чаек», «Вишневых садов», «Гроз» и «Карениных» осквернили безжалостные эксгуматоры, заставив героев материться, заниматься крутым сексом, плеваться в зрительный зал. Действие пьес они переносят в наши дни: Чичикова превращают в олигарха, а Хлестаков ревизует у них тюменские нефтескважины. Главная цель – надсмеяться над русским народом, наделив его своими же пороками; исказить историю и помочь «этой стране» скорее оказаться на дне пропасти.
//-- * * * --//
   Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, все чаще приходят запросы о правомочности тотального воздвижения разнообразных скульптурных групп во всех уголках нашей Родины. Время на дворе стоит революционное, и тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал ей вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. Дымились пожары гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч людей, а скульпторы наспех мастерили идолы рукотворные знаменитым революционерам, социально близким писателям, философам, ученым. Даже персонажей церковной истории не забыли, только вот вместо намеченного изваяния Андрея Рублева трижды увековечили более понятного революционерам Иуду Искариота.
   Хозяева нынешней жизни, отмечая сомнительные успехи, стараются как можно быстрее запечатлеть в камне и бронзе своих кумиров и подельников, забыв о специальном параграфе, узаконенном ЮНЕСКО, не рекомендующем устанавливать памятники деятелям культуры раньше чем через пятьдесят лет после их смерти. «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед» – слова юной Марины Цветаевой оказались пророческими; творчество ее вошло в классику русской литературы наряду с шедеврами Гумилева, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Но, увы, не им ставят памятники нынешние культуртрегеры. Забыты швыдкими Станиславский, Шостакович, Платонов, Прокофьев. Тютчев в столице отмечен лишь скромным бюстом во дворе родовой усадьбы. Зато «украсили» Москву шемякинскими изваяниями человеческих пороков, словно в насмешку помещенными по соседству с Третьяковской галереей и памятником Репину. Благодарный новым хозяевам Шемякин-американец торопится увековечить память образованца Собчака. Его заокеанский «земляк» Эрнст Неизвестный предлагает в древнем Угличе, рядом с шедеврами древнерусской архитектуры, установить «Памятник водке». Впрочем, «наследника Микеланджело» не волнуют наши насущные проблемы. Тем более, что прецедент имеется: болванчики в честь певца российского алкоголизма Венедикта Ерофеева уже установлены на трассе Москва – Петушки. Виктор Астафьев, сам в молодые годы отнюдь не равнодушный к рюмке, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А еще один полуамериканец – Евтушенко – договорился до того, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем…
   В дореволюционной России наиболее значимые памятники ставили на собиравшиеся народом пожертвования. Дарители вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века «Медный всадник», «Минин и Пожарский», опекушинский Пушкин, микешенское «Тысячелетие России» в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времен, выпавших на нашу долю, но не могу не признать, что всесильный Вучетич, обладавший неограниченной властью, сработал всего три монументальных колосса: великолепный памятник Воину-освободителю в берлинском Трептов-парке, «железного Феликса» и «Родину-мать» в Сталинграде. Поучиться бы нынешним ваятелям такой сдержанности у «хозяина всея советской скульптуры»!
   Кто в чаду нынешней монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал конвейерный скульптор А.Рукавишников, сажая в неприличную позу перед Государственной библиотекой своего Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным, причем в первый раз блестящим меркурьевским творением, в Москве, где он родился и совсем недолго жил? А что бы сказал Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразным «примусом» того же автора? Спасибо здешним старожилам, легшим под колеса самосвалов и не давшим надругаться над заповедным местом.
   С поражающей вседозволенностью спешат окультуренные демократы отблагодарить Сахарова, Бродского или Окуджаву, отливая бронзовых уродцев в их честь. «Откуда вдруг взялся китчевый памятник Б. Окуджаве на Старом Арбате? Люблю его песни, но почему он опередил потомственного арбатца Андрея Белого, Марину Цветаеву, многих выдающихся литераторов-москвичей? Рискну предположить, что дело отнюдь не в его творчестве. Отчасти он удостоился такого поспешного увековечения за свою горячую поддержку расстрела Белого дома 4 октября 1993 года и прочих ельцинских авантюр». Это сказано на страницах газеты «Труд» поэтом Юрием Кублановским, а не каким-нибудь патриотическим писателем, загнанным либералами в маргинальную резервацию. На фоне такой сервильности демократов выглядит чудовищным четырехлетнее противостояние питерских «культурных хозяев» во главе с директором Русского музея Гусевым, всеми силами мешающих увековечить память великого музейного деятеля – В.А.Пушкарева, в течение почти тридцати лет руководившего этим музеем, во времена отнюдь не легкие для людей с его мышлением. Несмотря на препоны, которые ставили перед «директором №1» сначала диктаторский сталинский, а потом застойный толстиковско-романовский режимы, он сумел пополнить музейные фонды 120 тысячами редчайших экспонатов. Четыре года самые уважаемые художники, музейщики, писатели, академики во главе с министром культуры А.С.Соколовым осаждают просьбами об установлении мемориальной доски В.А.Пушкареву губернатора Санкт-Петербурга г-жу Матвиенко. Последним пытался достучаться до женского губернаторского сердца Президент Российского фонда культуры Н.С.Михалков. Человек, особо приближенный к главе государства, написал: «В плеяде знаменитых людей, прославивших Санкт-Петербург в XX веке, имя В.Пушкарева стоит рядом с именами Д.Шостаковича, А.Ахматовой, Н.Черкасова, Е.Мравинского, К.Сергеева, Ж.Алферова, Г.Товстоногова». Не вызвало должного трепета у напрочь забывших о своем предшественнике и кормильце нуворишей и это дорогого стоящее сравнение.

Беседуя с Валентином Фалиным

Служил без лести и подобострастия

   Я человек далекий от политики и занимаюсь совсем другими делами – реставрацией древнерусской живописи и русских портретов. Но жить в России и не быть затронутым политикой практически невозможно. Не говорю про сегодняшние времена, когда по большей части это уже не политика, а скорее, политическая ржа.
   Но моя молодость совпала с крупными событиями: то время было отмечено Карибским кризисом, отношениями с Германией – мимо этого невозможно было пройти.
   Так случилось, что к нам, искусствоведам, политики всегда проявляли определенный интерес. Мое первое политическое, как я потом понял, знакомство случилось во время учебы на втором курсе университета. Мы общались со слишком нынче известным художником Ильей Глазуновым, которого мы тогда считали обездоленным изгоем. Помогали ему, бесплатно реставрируя иконы. Он взамен знакомил нас с разными людьми. Я тогда еще думал, что стану египтологом, изучал иероглифы и памятники древнего искусства. Глазунов предложил мне познакомиться с арабистами – сотрудниками специального журнала по Востоку, чтобы я писал для них статьи. Помню, он привел меня в компанию, где был накрыт стол, не похожий на наши студенческие. В компании были Том Колесниченко, Юлиан Семенов и другие. Мне показалось, что встреча походит на шабаш. Кое-что зная из истории мирового искусства, изучив историю Древнего Рима и античности, политику и политиков я представлял себе немного по-другому.
   Мы стали встречаться с Юлианом Семеновым. Но общались недолго: все-таки мы разных с ним весовых категорий, тем более, он просто искал слушателей. Потом никогда не забуду, как в одном со мной санатории масса народу смотрела по телевизору 4-серийный фильм о том, как Семенов с бароном Фальц-Фейном искали Янтарную комнату. Когда передача закончилась, кто-то из отдыхающих сказал: это же дуриловка – 4 серии, ничего не нашел, а сколько наболтал. Я же к тому времени знал, что это за поездки и кому все это нужно.
   Завершилось мое общение с Юлианом Семеновым накануне перестройки, приблизительно года за два. Я приехал в Петербург и зашел с приятелем в «Асторию». Ресторан был практически пустой: сидели только мы с другом, а через два столика – Юлиан Семенов с двумя господами. Сразу стало ясно, что это начальник того самого дома № 2 на Литейном и его заместитель. Юлиан Семенов, не церемонясь – он вообще был безапелляционным человеком, – жестом приказал мне: «Поди-ка сюда». – «Извините, господин Семенов, с какой это стати? Я не ваша дворовая девка». – «Ну, ладно, я отсюда скажу. Скоро мы придем к власти. Вот это начальник лесосплава, а это его заместитель. И мы с такими, как ты, разделаемся».
   Я хорошо знал, что за фрукт господин Семенов. К троцкистам у меня всегда было обостренное негативное отношение. Отец же Юлиана Семенова ни больше ни меньше как секретарь Бухарина. Семенов хвастался, что на столе у него стоит портрет Бухарина.
   Абсолютная ложь, что в наше время невозможно было читать запрещенную литературу. Я работал по своим темам: древнерусским миниатюрам и живописи в отделе рукописей Ленинской библиотеки. И получал все, что заказывал, начиная от «Евангелия Хитрово» и заканчивая Бердяевым, Лосским. Не давали какие-то секретные материалы, связанные со стратегическими делами, политическими процессами, но меня они не интересовали.
   Я читал Бухарина в подлиннике, знал, как он гноил Есенина, утверждая, что, если мы, не дай Бог, будем так увлекаться им, то докатимся до уровня Тютчева. Для меня Тютчев является идеалом державника, человека, сочетающего в себе государственное и творческое начало. Часто говорят, что если человек патриот, то он обязан жить в России. Федор Иванович большую часть жизни провел вне России – в Германии. И романы у него случались не в России, а он умел любить. Но для меня Тютчев – идеал русского человека, патриота.
   Я сталкивался и с другими политическими журналистами, к примеру, с популярным тогда Мэлором Стуруа, как его называли. Я провел с ним не один час за пиршественным столом и в Доме кино, и в ВТО. Кстати, имя его расшифровывалось как «Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция».
   Вот уровень этой журналистики. Однажды мы с моей женой пошли посмотреть какой-то фильм в стереокино. А перед этим показывали обычно десятиминутные киножурналы. Назывался тот журнал «Разноэтажная Америка» по аналогии с «Одноэтажной Америкой» Ильфа и Петрова. Авторы рассказывали, как жутко живут в Америке негры, какие они несчастные и забитые. К примеру, долго показывают одного из них: посмотрите, бедный пришел потанцевать в субботу – на последние деньги. А мы с женой имели возможность слушать иностранные пластинки и кое-что смотреть в заморских журналах. Это был ни больше ни меньше как Гарри Белафонте, один из самых богатых людей того времени в шоу-бизнесе Америки. Я это рассказываю к тому, что нас очень и очень дурили. Известный международный журналист Валентин Зорин постоянно поносил Америку. А его операторы рассказывали мне, как, возвращаясь оттуда, он прихватил вагон туалетной бумаги – мол, отвык от нашей. И я не удивился, когда в начале перестройки люди из этого круга ринулись хвалить Запад, проявив классический образец не принимаемой мною мимикрии. Это прежде всего Егор Яковлев. Когда перестройка была в расцвете, в году 90-м я возвращался из Америки, делал в Брюсселе пересадку и встретил киногруппу, которая снимала 85-ю серию фильма о Ленине по сценарию Егора Яковлева. Потом мне сказали, что за сценарий Яковлев огреб такой гонорар в «Останкино», что не стало денег, дабы платить другим авторам. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», и поэтому я правдивую оценку всем этим «политикам» даю.
   Валентина Михайловича Фалина заочно я знаю всю свою сознательную жизнь, начиная с университета, потому что мы пропускали через себя все происходящие события, читая и «Правду», и «Известия». Имя Валентина Михайловича по нарастающей появлялось в связи с теми или иными событиями. Чтобы не быть голословным, я просто процитирую самого Валентина Михайловича. Сейчас столько мемуаров, что можно в них буквально утонуть, но появляются мемуары, которые я ставлю на ближнюю полку, ибо они свидетельство времени. А воспоминания Валентина Фалина – как раз из тех мемуаров. Он пишет: «Автор не склонен гнуть шею либо вертеться флюгером, согласуясь с новейшими поветриями. Малевать прошлое в любой цвет, не только в черный, удобно, ибо это освобождает от сравнений с настоящим и раздумий о будущем». И там же он пишет: «Почти 40 лет провел я сначала у подножия, а затем на разных этажах власти. И написал, сочиняя без счета, аналитические ноты, проекты договоров, декларации, послания, телеграммы плюс речи, интервью, статьи, фрагменты из книг под псевдонимами от Хрущева до Горбачева. Загублен на это был, наверно, не один гектар леса. Служил без лести. Преданный интересам Отечества и без подобострастия генеральным секретарям, премьерам и министрам». А вот эти слова я всегда держу рядом с собой на рабочем столе: «Дикость, подлость и невежество не уважают прошлого, пресмыкаясь перед одним настоящим».
   Из процитированных строчек для меня и складывался образ Валентина Михайловича. Забегая вперед, вспомню, как когда-то я приехал первый раз к Валентину Михайловичу на дачу и увидел там изысканно отделанные стены. Я спросил: «Валентин Михайлович, вы это из Германии привезли?» Он поднялся со мной наверх, в мастерскую, и сказал: «Я же ведь токарь высшего разряда, и все это делал своими руками». Валентин Михайлович из тех мальчишек, которым в войну на заводах подставляли ящички, чтобы они доставали до станка. Я сравнил бы его со Львом Ивановичем Яшиным, которого хорошо знал и вратаря выше я не встречал. Я видел и тех, кто играл вместе с ним, – Маслаченко, Кавазашвили, смотрю нынешних спортсменов: вратарей много, но людей, прошедших вот эту военную школу, преданных Родине без ложного патриотизма, который нам хотели навязать, мало. Но благодаря таким людям наша страна пока еще, слава богу, не распалась.
   Очень многие мои старшие коллеги, начиная от Павла и Александра Кориных и кончая Ириной Александровной Антоновой, самыми высокими словами отзывались о Валентине Михайловиче, отмечая, что с ним интереснее говорить об искусстве, чем о политике, потому что он знает историю искусства так, как не всякий искусствовед ее знает. Я вообще-то, честно говоря, дилетантов ценю высоко. Великолепный пример – Павел Павлович Муратов, один из лучших наших искусствоведов и историков Белой армии, а в конце жизни известный фермер в Шотландии. А по образованию он был инженер путей сообщения.
   Потом уже нас жизнь свела с Валентином Михайловичем за одним круглым столом президиума Советского фонда культуры. Там были представлены исключительно знаковые титулованные фигуры. И среди них я – и невыездной, и несогласный. Но, видимо, в Министерстве культуры поняли, что пора мне там быть. В президиуме состояли три человека, близких мне: Георгий Васильевич Мясников, с которым я работал изо дня в день и благодаря которому фонд действительно много сделал, владыка Питирим, по которому я старался сверять часы, и Валентин Михайлович Фалин. Меня попросили стать председателем Клуба коллекционеров, хотя я никогда ничего не коллекционировал. Но я знаю, почему поручили: прежде всего я сделал немало частных выставок, а потом умел находить общий язык со сложным народом – коллекционерами. И когда я познакомился с собранием Валентина Михайловича, я понял, что это действительно мог приобрести только подлинный знаток.
   А потом жизнь нас объединила в деле, которое для меня стало очень важным на последующие два десятилетия, – это судьба художественных трофеев. Так получилось, что на волне перестройки я первым сказал, что пора высвобождать трофеи из запасников, где они буквально гибнут. Как, к примеру, «Венгерская коллекция» во Всероссийском реставрационном центре: 140 вещей сорок четыре года находились в маленькой комнатке. Когда мне их показали, я долго думал, к кому же пойти посоветоваться, и в итоге оказался у Валентина Михайловича на Старой площади. Мы проговорили несколько часов – в лице Валентина Михайловича я нашел такого же собеседника, какими были мои университетские профессора, – человека, умеющего слушать и могущего посоветовать. И действительно Валентин Михайлович подсказал нам написать письмо Горбачеву. Я спросил его: верит ли он Горбачеву? Это ведь был 89-й год, и Валентин Фалин тогда заведовал Международным отделом ЦК КПСС. Он посмотрел на меня и сказал: «А я ему служу». И поинтересовался, верю ли я. «Нет, Валентин Михайлович, и я предвижу, что все это плохо кончится». Потом, через несколько лет, когда Советский Союз распался, я встретился с Валентином Михайловичем в Гамбурге. Первое, что он спросил у меня при встрече: «Как же вы смогли рассмотреть господина Горбачева, вы же не политик?» Причем Валентин Михайлович, по-моему, в этот период как раз заканчивал книжку о предательской сущности Горбачева. Я ответил: «Я – реставратор, у меня свои секреты».

   Савва Ямщиков: Валентин Михайлович, вы из людей старшего поколения, прожили большую жизнь. Мне интересно, что вы считаете в ней – я понимаю, что рассказать обо всем сделанном и увиденном вами нереально, – самым важным?
   Валентин Фалин: Спасибо, Савва Васильевич, прежде всего за приглашение поучаствовать в беседе с вами и за те добрые слова, которые я услышал. Отвечая на ваш вопрос, я хотел бы процитировать рано погибшего Александра Вампилова. Он написал однажды: «Театр никогда не умрет, люди не перестанут валять дурака». Вот, наблюдая нынешнее и оглядываясь на прошлое, я непрерывно задаю себе один вопрос: почему политики – и не только политики – так боятся правды? Почему они от нее бегут, как черт от ладана? Чем и кому она мешает? Один умный врач и одновременно писатель когда-то зафиксировал, что все самые значительные откровения по поводу того, как людям могло бы помочь добрососедство, были написаны еще в античные времена. До сих пор ничего из этих заветов не реализовано, потому что каждый ждет, что начнет их реализовывать кто-то другой, а не он сам.
   Отвечая коротко на ваш вопрос, я бы отметил несколько рубежей. Во-первых, это 37-й год. Каждый день мы ждали, что ночью постучатся в дверь и войдет команда, которая увезет моего отца или, может быть, всю семью в неизвестную темную дыру. В ожидании этого отец сжег из своей библиотеки – у него было довольно обширное собрание где-то полторы или даже, может быть, больше двух тысяч разных книг – наряду с классиками марксизма собрания сочинений Троцкого, Бухарина и еще множества других. Книги авторов, которые уже в 30-е годы были объявлены отступниками, и так далее. Я вместе с ним носил корзины в подвал дома, мы жгли все это в топке. Тогда я лишился одного чувства, свойственного нормальным людям, – чувства страха. Затем наступил период, когда мы жили с ощущением, что скоро грянет катастрофа, война будет. Жили в обстановке вот этого удивительного, пронизывающего все поры общества, всю атмосферу, которой мы дышим. Каждый день мы просыпались и задавали себе вопрос: а не грянул ли момент, из которого потом родится буря?
   В 14 лет я поступил в Московскую пятую специальную артиллерийскую школу, где готовили курсантов артиллерийских училищ – по-нынешнему кадетов. В 15 лет я попал в рязанские лагеря – нас вывезли туда в ночь с 21 на 22 июня 41-го. Мы прибыли на пункт разгрузки, нам навстречу бежал капитан с криком, что началась война. В этот момент все ребята – я был самым младшим в этой команде – тоже закричали. Мы готовы были ринуться обратно на судно и мчаться на фронт. Но был дан приказ разгружаться, разбивать палатки, брать в руки лопаты и рыть окопы вокруг лагеря: ожидали, что немцы выбросят десанты. Вот тогда впервые я познакомился с тем, что такое артиллерия – артиллерия в резерве Главного командования. И тогда я оглох на правое ухо. Но эта артиллерийская эпопея кончилась довольно быстро: по приказу Сталина все силы эвакуировали из Москвы. Мне не исполнилось 16 лет, и у меня не было паспорта. Меня передали родителям для того, чтобы я с ними уехал.
   Так началась другая страница: в 15 лет я, в сущности, приступил к трудовой жизни – сначала на лесоповале, потом на электростанции. С 42-го до конца войны, вернувшись из эвакуации, я работал на московском заводе «Красный пролетарий». Я вытачивал там все, что только можно было выточить по токарной части высшей квалификации: калибры, детали для самых сложных приборов. Весной 1945 года пришло известие, что война изъяла из нашей семьи двадцать семь человек. Под Ленинградом находилась деревня, где родился и какое-то время жил мой отец – до 12 лет, пока не начал работать. Из двухсот с лишним домов не осталось целым ни одного, кроме перекосившейся избы. Из примерно тысячи трехсот человек, живших в этой деревне, после войны вернулись только двое: один солдат без ноги и моя тетка. У тетки было пятеро детей – все пятеро погибли, убили и мужа. У другой тетки было четверо детей, все они вместе с ее мужем погибли, а с ними и моя бабка.
   – А как они погибли?
   – Моего двоюродного брата застрелили – он пытался зайти в дом без спроса. Ему было неполных 5 лет. А остальных гоняли через лес по гатям – это были настеленные бревенчатые дороги через лес, люди должны были пройти по ним толпой. Взорвутся – значит, есть мины. Не взорвутся – могут и немцы идти. К концу этих походов в живых остались одна моя тетка и ее дочь – все остальные погибли.
   Когда пришло известие о том, какая коса прошлась по моим родичам и своякам, я задал себе вопрос: а как такое могло случиться? Ведь я с детства был наслышан о немецкой культуре. У меня была соседка по дому, которая начала меня учить немецкому языку, когда мне было пять лет. Она знала пять языков, но почему-то выбрала именно немецкий. Дело случая? Я читал бесконечные переводы с немецкого на русский и даже какие-то вещи на немецком, которые мне Анна Григорьевна Горева давала. Я ставил себе вопрос: как могло случиться, что нация, которую мы принимали за образец порядочности, нация, которая дала мировой культуре великих светочей, – как она могла дойти до такой низости, чтобы все, что попадало на пути живого, уничтожать и ломать?
   И тогда я решил, что должен докопаться до этих причин. Поступил в Институт международных отношений. В институтской библиотеке были трофейные книги из Германии. Я прочитал сотни томов и по экономике, и по культуре, и по искусству, и по политике, чтобы понять, с кем я имею дело. Если откровенно говорить – не понял. Не понял, как в течение всего нескольких лет можно было так переродиться. И вот тогда я начал копаться в истории вообще и открыл для себя в архивах уже здесь, в Москве, что русофобия – это страшнейшее зло, с которым Россия имела дело на протяжении практически всего своего существования. Монголо-татарское нашествие; Польша, которая в это же время за счет русских земель удваивает свою территорию; Литовское княжество уже в десять раз увеличивает свои владения за счет России. Нас все время хотели общипать, обкорнать, обокрасть! И тем, кто хочет эту историю переделать, я задаю вопрос: вы желаете по-новому взглянуть на те вещи, которые нас окружают, на то, что вокруг нас происходит, – или продолжаете ту же страшную русофобскую линию?
   1348 год. Римский папа издает буллу о Крестовом походе против Руси. Ни коммунизма, ни социализма не было тогда и не предвиделось. Православная вера считается грехом, который искореняют вместе с его носителями. На это подряжают поляков, литовцев. Ту церковную дань, которую они должны платить Риму, им возвращают для того, чтобы они вооружались против Руси. Та же курия Римская финансирует поход Мамая на Русь, на Куликовскую битву. Было снаряжено литовское войско, которое не успело к этому сражению. Не буду дальше вдаваться в историю, только отмечу несколько моментов. Когда четко обозначилась черта русофобии в британской политике, в России приходит к власти Елизавета Петровна. За ней ухаживают британский посол Финч и французский Шетарди. Француз преуспел. Елизавета одарила его бриллиантовым кольцом стоимостью миллион тогдашних рублей. Тогда Финч начинает ухаживать за будущей Екатериной II, которая была на содержании английской разведки. Когда она стала императрицей, то вышла из-под их влияния. Позднее англичане начали подбираться к Павлу, а когда он им не угодил, приняли участие в заговоре и удушили императора. Кстати, возникает вопрос: почему Николая II объявили святым, а Павла нет? Или, скажем, Петра III, или Василия Петровича и Ивана V?
   Я не хочу касаться всех вещей досконально. Нужно только осветить центральный момент – почему у Руси, у России, у Советского Союза была такая трудная судьба? Когда Кутузов изгнал Наполеона с территории России, он сказал: «Вот здесь остановка. Дальше не пойдем». Тут историки ставят точку. А точку не надо ставить. Почему он это сказал? Кутузов считал, что у Англии должен быть противовес в лице Франции.
   Враждебность Англии к России, причем на протяжении не лет, не десятилетий, а веков, мы прослеживаем практически по сию пору. Я об одном только напомню. Говоря о войне, в которой противоборствовали Россия и Пруссия, считали, что это региональный конфликт, – ничего подобного. Это была мировая война: в ней участвовали Франция, Англия, Сардинское королевство. Из этой войны Россия вышла победительницей, а Франция потеряла все свои владения в Индии, Канаду, часть Луизианы и другие территории. Говорят, что Россия была признана мировой державой в результате решающего вклада в победу над Наполеоном. Так вот, с этого момента, если вы проследите все, что происходило в российско-британских отношениях, – абсолютно четко видны этапы той вражды, которую англичане, как они это умели, капитализировали, действуя чаще чужими руками. Крымская война – тоже мировая, она ведь не одним Крымом ограничивалась. В Крыму погибли с обеих сторон около 500 тысяч человек. Но одновременно англичане вместе с французами пытались взять Мурманск, прорваться через Балтийское море к Петербургу. Они дважды атаковали Петропавловск-на-Камчатке, пытались закрыть нам выход через Амур в Тихий океан.
   Первую мировую войну англичане рассматривали как продолжение Крымской. Этому, правда, предшествовали другие события. Первое случилось в 1878 году, когда мы освобождали Болгарию. Англичане поставили ультиматум: если хотя бы один русский солдат ступит на улицы Стамбула, тогда еще Константинополя, Англия и Австро-Венгрия объявят России войну. И мы остановились.
   Англия заключила в 1903 году союзный договор с Японией. И подвигла Японию на Русско-японскую войну 1904—1905 годов. В это же время, между прочим, с англичанами сотрудничали США.
   Вернусь к Крымской войне. Под ее шумок американцы захватили Гавайское королевство. Почему? Гавайское королевство, оказывается, симпатизировало России – не должны были Гавайи попасть под наше влияние и тем более под наш контроль. Так что, когда мы смотрим на эти события, надо видеть вещи гораздо шире, объемнее, в трех и четырех измерениях.
   Задаю себе вопрос: почему все пошло так, а не иначе? Мы говорим: антикоммунистические, антибольшевистские действия – все это болтовня. Были бы большевики у власти, не были бы у власти – ничего бы не менялось. Начиная с 90-х годов XIX века, американцы финансировали все политические группы в России, ведя дело к свержению самодержавия. Тогда же был банковский сговор, запретивший предоставлять России американские кредиты. Процитирую один документ, который Сталин хранил до конца своей жизни. Это разговор Черчилля с внуком Бисмарка, первым секретарем посольства Германии в Лондоне, состоявшийся в октябре 1950 года. Черчилль говорил: «Вы, немцы, недоумки. Вместо того, чтобы в Первой мировой войне сосредоточить все силы на Востоке для разгрома России, затеяли войну на два фронта. Вот если бы вы занялись только Россией, мы бы позаботились о том, чтобы Франция вам не мешала». Мы мало знаем правды о Первой мировой войне: почему она возникла, кто ее развязал, что за этим стояло? Так же, как мы ничего не знаем о том, кто и почему содействовал падению Николая II, почему англичане отказали бывшему царю, кстати, при правлении Временного правительства, в предоставлении политического убежища после его отречения. Наши секретные данные говорят о том, что англичане действовали так: нет царя – нет обязательств перед Россией. Только после того, как царскую семью расстреляли, начались сожаления, соболезнования и возмущения родственников. Почему же тогда ее не уберегли?
   Тут же возникает и вопрос о смещении в Питере, а затем в Москве Временного правительства. Ведь поначалу, если вы внимательно почитаете американские документы, нам очень даже сочувствуют. К тому же Керенского смахнули, пришли другие. Почему? А потому, что это повод для продолжения той политики по отношению к России, которая должна была уничтожить нашу страну. По выражению того же Черчилля, Россию надо было разделить на сферы влияния.
   Немцы – официальные противники англичан, французов, американцев. Но англичане, французы и американцы поощряют деятельность Германии по отторжению Грузии, Прибалтики, Финляндии от России. Англичане пытаются оторвать от России Азербайджан, все среднеазиатские республики. А Франция занимается в основном Арменией.
   Революция 1917-го, в ночь на 8-е ноября: три недели, нет ни белого террора, ни красного террора, армия у нас распущена. Просьба ко всем странам последовать нашему призыву – штык в землю! Ни Никон не требуется, ни Алексий! Но в начале декабря Антанта принимает решение об интервенции в Советскую Россию. Немцы начинают наступление на Петроград после заключения Брестского мира. Это февраль. А американцы и англичане высаживаются в Мурманске 4 марта 1918 года. Когда меня выбрали секретарем ЦК, я опубликовал в «Известиях КПСС» эссе, в котором написал, что если у нас и был какой-то социализм, то с октября 1917-го, с ноября по новому стилю, до сентября 1918-го, а все остальное время действовал военный коммунизм. Короткая нэповская передышка, сталинизм, а затем – постсталинизм во всех его разновидностях. Не было того, о чем нас приучили говорить.
   Мы заявляем: большевики уничтожили то-то и то-то. Но вот сейчас пропаганда избегает персонификации. А кто был зачинщиком разрушения храма Христа Спасителя? А им был Лазарь Моисеевич Каганович. Как можно не называть тех, кто был инициатором коллективизации? Выступал один человек под псевдонимом Яковлев, но он не был Яковлевым. Вот всей этой правды мы избегаем.
   Я свободен от всех «измов». Смотрю на вещи и на факты непредвзято. Правда, многие не любят факты голенькими. А я считаю, что только голенькие факты должны приниматься к рассмотрению, без всяких поправок на ту или иную ситуацию. Если мы этого не сделаем, увы, никогда не постигнем, почему так было.
   Тогда, в 1918 году, были приняты решения – не просто интервенировать Россию, а уничтожить ее как государство, расчленить нацию на фрагменты, каждый из которых будет зависеть и экономически, и с точки зрения безопасности от благоволения внешних сил. Не поняв этого, мы не поймем ничего, что происходило между ноябрем 17-го и июнем 41-го. Для многих будет новостью, что с 22-го года американские банки финансировали нацистскую партию, с 22—23-го года американские военные атташе и их помощники в Германии поддерживали постоянную связь с Гитлером. Американцы финансировали главную избирательную кампанию 1932 года, которая открыла Гитлеру путь к власти. В решающем заседании у банкира Шредера в Кельне 4 февраля 1933 года было решено убрать фон Папена и отдать пост рейхсканцлера Гитлеру. По некоторым данным, в этой встрече участвовал американец. Вот если мы всего этого не будем знать, то, во-первых, не поймем, почему американцы захватили как трофеи все документы из последней штаб-квартиры Гитлера в Цюрихе в апреле – мае 1945 года, почему ни одного исследователя они к этим документам не допускают. Там все счета, там все записи переговоров. Ведь контакты американцев с Гитлером прервались в декабре 41-го года. Если мы с вами этого не поймем, не узнаем, почему такая трагедия в таких масштабах совершалась на наших просторах.
   Эта война, конечно, до сих пор – рана на моей душе, на моем сердце. Память абсолютно неизгладимо хранит в сердце такие вещи. Сколько людей умерли в Ленинграде во время блокады? Называется цифра 640 тысяч – похороненных на Пискаревском кладбище, но там погибли примерно полтора миллиона человек! Мы ведь до сих пор не сказали правды. Вокруг Ленинграда в болотах немцы утопили химические отравляющие вещества, которые должны были быть в 42-м году применены против Ленинграда и убить всех, кто этот город населяет. Когда мы с вами вспоминаем об этом времени, я скажу так: в политику никогда не лез, она была для меня неким недостойным, даже грязным, по моим представлениям, делом, постольку построена, как правило, не на фактах, а на лжи. Если же меня в политику «загнали», то это случилось против моей воли и под сильнейшим прессом.
   После окончания института меня забрали работать в Германию. Там я встретился и с немцами, и с нашими, со всем будущим руководством ГДР. И, наблюдая тогда, в 1950—1961 годах, события, я задал себе вопрос: не повторяется ли в Германии та же роковая ошибка, которая постигла нашу страну после 1917 года?
   В чем я вижу эту ошибку? Самым мудрым политиком в моем представлении был Моисей. Он водил народ по пустыне 40 лет, пока не умер последний, кто помнил, как это было, чтобы начать все с чистого листа. Кто у нас пришел к власти в 1917 году? Те, кто был на каторге, у кого убили родичей. И они начали мстить за свои личные обиды. Это был военный коммунизм, жесточайшие интервенции.
   Я могу привести вам такой пример, он малоизвестен. Комиссия американского сената выезжала в Россию для того, чтобы просмотреть, какие зверства совершались в Гражданскую войну. Когда они вернулись, то доложили своему руководству, что зверства происходили с обеих сторон и неизвестно, с какой стороны их было больше. Им сказали: нас не интересует, что делают белые, нас интересует только то, что делают красные. А интерес только к одной стороне – это верный путь в никуда, в тот тупик сознания, из которого выхода помимо самоотречения нет. Но я хочу закончить эту тему.
   В Германии тоже приведены были к власти те, кого преследовал нацистский режим или даже режимы до нацистов. То есть была повторена роковая ошибка, не совместимая с программами строительства чего-то нового, более человечного и более разумного и гуманного.

Англия должна была начать войну против ссср 1 июля 1945 года

   Есть множество фактов и документов, к которым историки – наши и зарубежные – не любят возвращаться. То, что скромно именуется «холодной войной», было по существу продолжением политики, которую в годы Второй мировой войны упрямо проводила прежде всего Великобритания. Премьер Черчилль преуспел в навязывании своего курса американскому руководству. Как и почему Лондону долго удавалось настраивать Вашингтон на британскую волну? Очевидно, потому, что Рузвельт в какой-то мере являлся исключением на американском Олимпе. Он был склонен, правда, не без колебаний, мыслить категориями не момента, а поколения.

   Валентин Фалин: В последнем послании конгрессу (25 марта 1945 года) президент писал следующее: от добросовестного выполнения тегеранских и ялтинских соглашений зависят «судьба Соединенных Штатов и судьбы всего мира на будущие поколения». «Здесь, – подчеркивал Фр. Рузвельт, – у американцев не может быть половинчатого среднего решения. Мы должны взять на себя ответственность за международное сотрудничество, или мы будем нести ответственность за новый мировой конфликт». Словно предчувствуя свою близкую кончину – через три недели его не станет, – Рузвельт предостерегал своих оппонентов по обе стороны Атлантики: забвение опыта антигитлеровской коалиции чревато новыми катастрофами.
   Президент предостерегал конгресс США, реакционная часть которого встретила в штыки ялтинские договоренности. На фоне оголтелых призывов Ванденберга, Уиллера, Тафта защищать «западную цивилизацию» от Советского Союза, «держать Россию вне Европы» конгрессмены приняли решение, воспрещавшее американскому правительству предоставлять кредиты СССР на восстановление его разрушенных войной городов и экономики. Приведу лишь одну цифру: производственные мощности на территории Украины, в ряде западных и центральных регионов России были уничтожены на 81%, а в Белоруссии – на все девять десятых. Для сравнения: вследствие бомбардировок и в ходе наземных военных действий потенциал немецкой промышленности уменьшился на 19%.
   Без лишних слов понятно, что скрывалось за намерением американских правителей лишить советский народ плодов победы, на годы продлить ему материальные тяготы. И заодно обеспечить Соединенным Штатам безраздельное господство на мировом рынке, а тем самым и решающий вес их вердиктам в мировой политике. Столь притягательный с начала XX века лозунг «Пакс Американа» обретал плоть.
   Предостережение Рузвельта адресовалось также англичанам. Четыре года назад Лондон предал гласности документы, существование которых он в течение 50 лет начисто отрицал. Речь идет о планах развязывания третьей мировой войны, которая согласно директиве Черчилля должна была стартовать 1 июля 1945 года. Под сию директиву от марта 1945 года развернулось складирование трофейного немецкого оружия в расчете на его «применение против русских». Тогда же англичане занялись сосредоточением в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании интернированных немецких дивизий числом более десятка. Формально они сдали оружие, но каждодневно проходили соответствующую тренировку, дабы составить если не костяк, то весомую часть войска из ПО соединений, которым надлежало 1 июля ринуться на Восток.
   Зададим себе вопрос: как реагировали американцы на этот приступ британского безумия? Прямо на Рузвельта, насколько известно, англичане не выходили. Они интенсивно обрабатывали американских генералов типа Патона (почитателя немецкого нацизма в октябре 1945 года снимут с поста губернатора Баварии за пронацистские симпатии). Именно Патон еще весной 1945 года ратовал за то, чтобы войска наших союзников не останавливались на демаркационной границе по Эльбе, но прямиком шли к Волге, где потерпел поражение Гитлер.
   23 апреля, стало быть, через 10 дней после кончины Рузвельта, его преемник Трумэн проводил первое совещание в Овальном кабинете Белого дома. Он поставил вопрос так: Россия отыграла свою роль и больше Америке не нужна. США поставят Японию на колени без чужой помощи. Против намерения перечеркнуть ялтинские договоренности в части координации действий с СССР по разгрому Японии восстали участвовавшие в совещании генералы и адмиралы. Если американским вооруженным силам придется в одиночку штурмом брать японскую метрополию, это обойдется им в 1—1,5 миллиона жизней, что неприемлемо. Трумэн был вынужден отступить, заметив: пусть Россия окажет последнюю услугу, после чего мы пошлем ее куда подальше.
   Пока не обнаружилось свидетельств того, имелась ли какая-либо связь между изложенными рассуждениями Трумэна и планами Черчилля по развязыванию третьей мировой войны. Симптоматично другое. Наследник Рузвельта ставил крест на рузвельтовском политическом наследстве, еще не ведая о манхэттенском проекте – о завершавшейся работе по созданию атомного оружия. Он обнажил, однако, глубинные течения, исподволь дававшие себя знать еще при Рузвельте, в том числе в самой президентской администрации. Демонтаж антигитлеровской коалиции, размывание ялтинских договоренностей не заставили себя долго ждать. Одним из первых демонстративных актов явилась инсценировка в Реймсе так называемой капитуляции немцев.
   Утвержденный в Ялте Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем текст безоговорочной капитуляции был отброшен. Несколько офицеров из штаба Эйзенхауэра наспех сотворили некий эрзац. В Москву он попал после его апробации эмиссарами Денница. Будучи осведомлен, какое варево варится в Вашингтоне, Сталин решил не вставать в позу и ограничился внесением пары редакционных поправок. Вместе с тем он настоял на том, что безоговорочная капитуляция будет по всей форме подписана днем спустя в пригороде Берлина – Карлсхорсте, причем ее подписывать должны были не второстепенные фигуры, а руководитель ставки немецкого командования Кейтель.
   Немало пищи для размышлений дает подноготная решений Денница сдаться штабу Эйзенхауэра. 2 мая гитлеровский преемник отдал приказ: вооруженные силы рейха прекращают боевые действия против союзников (имелись в виду США и Англия) на суше, на море и в воздухе, поскольку война против них потеряла всякий смысл. Однако война против Советского Союза должна продолжаться до последнего патрона. Разумеется, Денниц знал, зачем англичане держали наготове дивизии вермахта в Шлезвиг-Гольштейне. Деловые контакты завязались у него и с рядом высших американских чинов. К неудовольствию Черчилля, затея с операцией «Немыслимое» (под этим кодовым названием значилось развязывание третьей мировой войны) не получила развития, а с ней не сработала и реймская мина.
   Отмечу еще пару моментов. Бытует легенда, что «холодная война» зачалась фултоновской речью Черчилля в марте 1946 года. Серьезные исследователи доказывают, что это случилось много раньше. Ведь 20 августа 1943 года Рузвельт и Черчилль, их начальники штабов обсуждали в Квебеке модели сотрудничества с нацистскими генералами для ведения войны против Советского Союза. По не зависящим от демократов и нацистов причинам создать сей альянс не представилось возможным. Как бы то ни было, 9 мая 1945 года война в Европе официально завершилась. А 19 мая того же года и. о. заместителя госсекретаря США Дж. Грю направил Трумэну меморандум, в котором черным по белому записано следующее: если есть в мире что-то неизбежное, то таким неизбежным является война между Соединенными Штатами и Советским Союзом; нам надо начать эту войну как можно скорее, пока СССР не восстановил разрушенную войной экономику и не преобразовал свои громадные резервы в политическую, военную и иную силу. А пока надлежит усилить давление на Советский Союз по всем направлениям. Настрой на войну против Советского Союза, набиравший обороты как в Лондоне, так и в Вашингтоне, нельзя было не принимать всерьез, несмотря на то, что начальники британских штабов отсоветовали Черчиллю обнажать меч 1 июля.
   Во многом благодаря позиции американского генералитета, настаивавшего на включении советских вооруженных сил в войну против Японии, стал возможным созыв Потсдамской конференции. Ее начало ознаменовали два события. Сталин подтвердил готовность, как им было обещано в Ялте, объявить Японии войну. Трумэн получил то, ради чего, как он отмечал, он и отправился за океан. И тут же к президенту США поступает известие: испытано, превзойдя все ожидания, первое ядерное устройство. У американцев в руках всепобивающая козырная карта. Открылась эра атомной дипломатии, когда любые аргументы здравого смысла потеряли значение, а на первый, второй и третий план вышла сила. К огромнейшим неизрасходованным военным ресурсам, мощной экономике добавилось качественно новое оружие, против которого у СССР и любого другого потенциального оппонента Соединенных Штатов нет и не могло быть в обозримом будущем противоядия. Соединенные Штаты отказываются именно в этом контексте от традиционной условно оборонительной доктрины и переходят к безусловно наступательному варианту, присваивая себе право на применение всех видов оружия, в том числе и атомного, против любого государства или любой угрозы, которую они сочтут неприемлемой для себя согласно ими одними выбранным критериям.
   Прежде чем закончить рассказ о Второй мировой войне, замечу следующее. Советский Союз вступил в войну с Японией ровно через три месяца после капитуляции Германии. Слово, данное Рузвельту, Сталин подтвердил в Потсдаме Трумэну. Так в ночь с 8 на 9 августа наши вооруженные силы пересекли Амур и открыли боевые действия против миллионной японской квантунской армии.
   Обычно изначальные американские планы ядерного удара по СССР датируют декабрем 1945 или даже январем 1946 года, что неверно. Первый план-прикидка ядерного нападения, жертвами которого должны были стать 15 советских городов, появился в последней декаде августа 1945 года. Япония еще не сдалась, а в соответствующем американском документе содержался перечень наших крупных городов, которые должны были быть разрушены атомными бомбами «с учетом применения этого оружия против Хиросимы и Нагасаки». Вот так…
   Попробуем порассуждать на тему, имелись ли альтернативы такому развороту событий. На заседании комиссии, что подготавливала варианты послевоенной политики Советского Союза, Сталин констатировал в марте 1945 года: расчленение Германии не отвечает советским стратегическим интересам. Раздробленная Германия не сможет конкурировать с американцами на мировом рынке. Примерно тогда же была признана нецелесообразной советизация сателлитов Германии, а также насаждение сходного с нашим режима в советской зоне оккупации самой Германии. В глазах Сталина (а диктатор умел хорошо просчитывать) Советскому Союзу было выгодней иметь вблизи своих границ гирлянду государств, дружественно к нему настроенных, отстаивающих собственные интересы, но не обслуживающих американскую или чью-то еще политику.
   За возможную модель брались Австрия, Финляндия и Чехословакия. Если бы Вашингтон откликнулся, скажем, на финский или австрийский пример, вполне могла бы возникнуть совершенно иная ситуация на Балканах и в Восточной Европе. Да и американцам давалась возможность крупно подзаработать на сотрудничестве с Советским Союзом – ведь Сталин предлагал им более тысячи концессий, то есть создание совместных предприятий.
   Однако когда другая сторона исходит из того, что правым может быть только сильный, и даже нейтралитет клеймит как «аморальное явление», то резонно возникает вопрос: как должно было реагировать на подобный вызов любое уважающее себя государство, в том числе и Советский Союз? Москве было известно, что затевают американцы, где они хотят нарушить наши интересы, создать внешние и внутренние трудности для нас. Советское руководство было посвящено в секреты документов, что принимались за основу внешней и военной политики США в 1946—1950 годах. В них было записано и такое: какую бы политику ни проводил Советский Союз, само его существование несовместимо с американской безопасностью. Точь-в-точь, как некогда в Древнем Риме заклинали: Карфаген должен быть разрушен. Дело упиралось только в следующее. Когда скопится достаточное количество ядерного, химического и бактериологического оружия для нанесения тотального поражения Советскому Союзу и какой предлог для «агрессии во имя свободы» поможет поставить по стойке «смирно» другие страны, что не очень горели ввязываться в новую войну и не спешили встать под американский флаг. Сценарии начала войны против СССР придумывались самые разные. Если в мире случится событие, к которому СССР не причастен ни прямо, ни косвенно, но объективно выгодное Москве и в чем-то не симпатичное Вашингтону, Соединенные Штаты вправе развязать войну. Или: СССР создает оборонительные системы, которые нейтрализуют американское наступательное оружие. Ответ – ядерный удар по Советскому Союзу. Соединенные Штаты претендовали на право пойти войной, если им покажется, что возникает опасность. При Рейгане прямо заявлялось: Вашингтону не нужны факты и доказательства. Ему достаточно мнения или ощущения, что создается опасность. Это пусть другой – потенциальная жертва – доказывает, что от нее не исходит опасность. И если докажет, то, может быть, убережется от погибели. Непременным условием для достижения «успеха» должно было быть обеспечение превосходства американской военной мощи над СССР в пропорции 10 к 1, а также сведение к минимуму потерь самих Соединенных Штатов от возможных контрмер со стороны жертвы американской агрессии.
   Вплоть до 1947 года советское руководство всячески пыталось реально заинтересовать Соединенные Штаты в сохранении хотя бы минимума в сбалансировании интересов сторон. Москва предлагала, в частности, провести в Германии свободные общенациональные выборы, создать по их результатам немецкое правительство и заключить с ним мирный договор и вывести из Германии все вооруженные силы. Реакция американцев: «У нас нет оснований доверять демократической воле немецкого народа». Что касается разработки мирного договора, то никаких немцев к этому процессу США не допустят, Вашингтон продиктует немцам такой договор, какой сочтет необходимым, и тогда, когда это станет возможным.
   Между прочим, здесь американцы допустили колоссальный стратегический просчет. Если бы советские войска покинули Восточную Германию в течение года после заключения мирного договора, как это мы предлагали, то уран, что мы добывали в рудных горах, послуживший созданию наших первых ядерных устройств, оказался бы вне нашего контроля. Тогда еще не были разведаны месторождения в Казахстане, Киргизии и других регионах Советского Союза…
   Возможно, Вашингтон точно не знал, чем занимается наша компания «Висмут», или они зациклились на поверье, что Советскому Союзу понадобится не менее 10—12 лет для того, чтобы овладеть секретом ядерного оружия. Этот секрет не был для нас тайной, когда в пустыне Невада испытывалась первая бомба. У Советского Союза отсутствовала возможность создать промышленный потенциал для обогащения урана и сделать все необходимое для производства ядерного оружия, поскольку война поглощала все наши ресурсы, необходимые для противоборства с нацистским воинством. Не забудем, что, по подсчетам британских экспертов, 86% дивизий вермахта было уничтожено или разгромлено на советско-германском фронте. Но в 1949 году первое советское ядерное устройство было успешно испытано, и волей-неволей Вашингтону пришлось переосмысливать многие из авантюрных прожектов.

От Ялты до Никиты Хрущева

   Савва Ямщиков: Валентин Михайлович, после нашей беседы, буквально на следующий день, Антон Куманьков, знакомый художник, подарил мне прекрасно оформленное им издание книги Василия Белова «Привычное дело». Я посмотрел иллюстрации, потом прочел одну страницу, другую… Книга замечательная, оторваться невозможно – так всю ее и прочитал. И там нашел подтверждение многих ваших мыслей о роли союзников в закулисных моментах Второй мировой войны, о которых вы так основательно рассказывали при наших встречах. Василий Иванович это еще в 1964 году описал в своей книге.
   Сидят на бревнышках мужики: Иван Африканович, главный герой, и его друзья. Сидят и рассуждают:
   «Нет, Куров, не скажи, – вмешался Федор. – Франция, она все время за наших стояла, не скажи. А насчет союзников я вот что расскажу. Перед самым концом войны, значит, дело было, в Ялте вожди собрались: наш Сталин, Черчилль англиец, да американец Рузвельт… Значит, оне в те поры собранье-комитет проводили, что да как решали, как войну завершить и как дальше делу быть. Ну, это дело такое, все время за столом не высидишь, пошли отдохнуть, в палисаде и скамеечки крашеные для них приготовлены. Сидят оне, отдыхают, перекур вроде. И разговорились, друг мой, насчет Гитлера. А что, робята, говорят, ежели бы нам сейчас этого Гитлера сюда залучить, чего мы с ним, сукой, сделали? Какую ему, подлюге, казню постановили?
   Федор переставил ведерко с окунем, покашлял.
   – Да. Англиец – Черчилль, значит, говорит, что надо бы его, вражину, поставить перед всем народом да на перекладине и повесить, как в старину вешали, чтобы неповадно другим было. «А вы, – спрашивает, – вы, господин американский Рузвельт, как думаете?» Рузвельт это подумал и отвечает, что нечего с Гитлером и канитель разводить. Пулю в лоб, да и дело с концом, чем скорее, тем лучше. Да. Доходит, значит, очередь нашему русскому Сталину говорить. Так и так, а вы как, Иосиф Виссарьенович? Сталин трубку, значит, набил и говорит: «А вот что, товарищи, я сам это дело не буду решать, а давайте мы у часового вон спросим. Позвать, – говорит, – сюда советского часового». А часовой на посту стоял в кустиках. Значит, охранял начальство. Прибежал, доложил по уставу. Так и так, товарищ Сталин, прибыл боец такой-то. По стойке «смирно» встал, ждет, чего дальше будет. «Чего ты, братец, – спрашивают, – чего бы с Гитлером сделал, ежели бы он сейчас в наших руках был?». Солдатик говорит, что надо сперва этого Гитлера изловить, а потом бы уж говорить. «Ну, а все ж таки, ежели б он пойман был», – спрашивают. «А я бы, – говорит, вот что сделал. Я бы, – говорит, – первым делом взял кочергу от печки». – «Ну?» – спрашивают. «Вторым делом, – говорит, – я бы эту кочергу на огне докрасна накалил». – «Ну?» – «Ну, а потом бы и сунул эту кочергу прямо Гитлеру в задницу. Только холодным концом сунул бы». – «Это почему, – вожди-то спрашивают, – холодным?» – «А это, – говорит, – чтобы союзники не вытащили».
   Как это идеально ложится на ваши аргументированные фактами рассуждения о Второй мировой!
   Валентин Фалин: Этот эпизод из В. Белова лишний раз подтверждает: мудрость народная зачастую на порядок превосходит политическую. Это нашло отражение в творчестве и Ф.И.Тютчева, и Хайнера Мюллера, выдающегося немецкого драматурга, и писателя В.Г.Распутина. В их наблюдениях сокрыт глубокий смысл, к сожалению, далеко не всегда востребованный.
   Вот собрались в Ялте руководители трех великих держав, чтобы подытожить трагические события Второй мировой войны и условиться об устройстве послевоенного мира. Разговор на встрече шел в основном между Сталиным и Рузвельтом. Черчилль время от времени встревал, но больше для того, чтобы вставлять палки в колеса. Президенту США импонировали проекции Сталина, и он не пошел на поводу у британского премьера. Итогом непростых дискуссий стали Ялтинские соглашения, историческое значение которых Рузвельт квалифицировал в своем последнем послании конгрессу так: «От добросовестного выполнения союзнических соглашений, достигнутых в Тегеране и Ялте, зависят «судьба Соединенных Штатов и судьба всего мира на будущие поколения… Здесь, – предупреждал президент, – у американцев не может быть среднего решения. Мы должны взять на себя ответственность за международное сотрудничество, или мы будем нести ответственность за новый мировой конфликт».
   Эта запись датируется 26 марта 1945 года; три недели спустя Рузвельта не станет. И возникла она далеко не случайно. За спиной главы Белого дома – в администрации, в конгрессе, в клерикальных кругах оживились силы, которым не терпелось по окончании войны в Европе заварить новый конфликт, на сей раз с Советским Союзом. В Англии Черчилль отдал в это время распоряжение собирать трофейное оружие и складировать его на случай войны с СССР, а своих начальников штабов озадачил подготовкой операции «Немыслимое», о чем будет сказано чуть ниже.
   Руководители трех держав покинули Ялту 11 февраля. На конференции были утверждены среди прочего линии разграничения демаркационных зон в Германии и Австрии, а также координаты военных действий союзных держав во избежание случайных пересечений. Земля Саксония попадала в советскую зону оккупации, но в ночь с 12 на 13 февраля американцы и англичане разрушили до основания ее столицу – древний Дрезден, дабы продемонстрировать «потенциал англо-саксонской бомбардировочной авиации» и, разрушив мосты через Эльбу, задержать продвижение Красной Армии на Запад. Затем был опустошен Ораниенбург, что под Берлином. От города практически ничего не осталось. Целью налета являлись заводы и лаборатории концерна Дегусса, занимавшиеся ураном. Советской стороне объяснили, что Ораниенбург стерли по ошибке. Американские летчики перепутали цель, они, хотите верьте или нет, метили в Цоссен, где находился штаб ВВС Германии. «Промахнулись», с кем не бывает… А уж совсем под занавес, во второй половине апреля, бомбили Потсдам, превратив в развалины центр города. Тут, похоже, действительно промазали, ибо метили в дворец Сан-Суси.
   Попробуем копнуть глубже. Для этого вернемся к операции «Немыслимое». Согласно замыслу Черчилля третья мировая война должна была начаться 1 июля 1945 года силами ПО дивизий – британских, американских, канадских, польского экспедиционного корпуса, а также 10 дивизий вермахта, которые были интернированы англичанами на завершающем этапе войны. Их держали в полной боевой готовности в земле Шлезвиг-Гольштиния и в Южной Дании. Для них и складировали трофейное оружие. Параллельно начались первые за всю войну налеты на крупнейшие военные предприятия на территории Чехословакии, в том числе на заводы Шкода, которые с 1938 года выпускали для вермахта танки и другое тяжелое вооружение.
   Наложим эти строго документальные данные на то, что прочитали у В.Белова, и мы поймем, какую тяжелейшую долю готовили тогда наши союзники для СССР, для советского народа, на плечи которого и без того легло основное бремя Второй мировой войны. Нам не оставляли ни года, ни месяца, ни часа на то, чтобы воспрять, сосредоточиться на воссоздании народного хозяйства, дорог, тысяч городов и десятков тысяч деревень, разрушенных агрессорами. Ялта, повторюсь, закончилась 11 февраля, а в марте 1945 года конгресс США принял решение, запрещавшее администрации давать кредиты СССР на восстановление опустошенных фашистским нашествием западных регионов страны.
   Одна война кончилась, чтобы уступить место другой, прозванной «холодной». Это не оговорка. Война идет не только тогда, когда стреляют, ее могут вести и экономическими, и психологическими, и иными методами. Соединенные Штаты превратили политику в продолжение войны другими средствами во имя достижения глобальной американской гегемонии.
   Мне довелось с близкого расстояния наблюдать и по долгу службы вникать во многое из того, что ныне извращается как в исторической науке и публицистике, так и в школьных учебниках. По окончании Московского института международных отношений я несколько лет работал в Комитете информации. Это учреждение было задумано как аналитический центр, в котором обобщались разведданные, дипломатические донесения, архивные материалы, сообщения прессы для доклада сначала Сталину, а после его смерти другим руководителям СССР. К материалам комитета предъявлялось одно категорически обозначенное требование: ничего не приукрашивать, а также не чернить, сообщать наверх очищенную от шелухи правду, в том числе нелицеприятную. Каждый исполнитель визировал выходивший из стен Комитета информации документ и нес ответственность за верность изложенных данных.
   Оглядываясь назад, в 40—50-е гг., часто ловишь себя на мысли: советские люди совершили нечто невообразимое. На Украине был разрушен 81% процент производственных мощностей, в Белоруссии, Псковской, Новгородской, Брянской и ряде других областей почти 90% заводов и фабрик лежали в руинах. Оккупанты уничтожили около 80 000 км железнодорожных путей. Это больше, чем длина всех железных дорог Германии, вместе взятых! На пике могущества Римской империи между прочим протяженность обустроенных дорог составляла тоже 80 тыс. км.
   Надлежало практически заново выстроить экономику западных регионов Советского Союза в условиях почти полного экономического бойкота со стороны Соединенных Штатов и следовавших за ними иностранных государств. После 1946 года порой пуговицы являлись запретным товаром для экспорта в Советский Союз, ибо они могли быть пришиты на солдатскую шинель. Как после Октябрьской революции иностранные интервенты и русофобы были крестными отцами военного коммунизма, так и после окончания Второй мировой войны «западные демократии» стали крестными отцами продолжения сталинизма во всех его формах и при жизни нашего диктатора, и после того, как тиран отошел в мир иной.
   Оборотной стороной «политики со временем наперегонки», когда на кону дилемма – быть или не быть, – являлся жесточайший пресс, урезание всех мыслимых и немыслимых свобод, чем по праву наделен народ. Его уделом стало ходить по струнке, а за любое отклонение от заданной свыше линии следовало суровейшее наказание. Стало быть, надобно не просто клеймить дефекты и пороки режима единовластия, «самодержавия наоборот», но и называть по именам ответственных за то, что советским людям не давалось выбора теми, кто вчера и сейчас проповедует некие «общечеловеческие ценности».
   5 марта 1953 года умер Сталин. Станет ли кончина диктатора началом новой эпохи? Этим вопросом задавались миллионы людей в Советском Союзе, в странах социалистического содружества и т. н. третьего мира. Дискуссии развернулись и в правящих кругах Западной Европы и Соединенных Штатов. Даже Черчилля не обошли сомнения, стоит ли «демократам» продолжать откровенно враждебную политику по отношению к СССР, не слишком ли эта политика опасна для самого Запада, не открываются ли более конструктивные перспективы? Мотивы размышлений Черчилля были достаточно прозаическими. Советский Союз превратился в ядерную державу, первым создал термоядерный заряд и успешно работал в области ракетного оружия. Европа в случае советско-американского военного конфликта стала бы первой жертвой противоборства. Кроме того, Черчилля беспокоила чрезмерная зависимость Великобритании от Соединенных Штатов. Вашингтон вел младшего партнера на слишком коротком поводке.
   Эти и сходные с ними соображения побуждали Черчилля задуматься: не был бы оптимальным вариант нейтральной Германии в качестве альтернативы ее перевооружению? Черчиллевская ересь была принята в штыки не только за океаном.
   Форин Офис Англии одернул бывшего премьера, подчеркнув: возврат к идее нейтралитета Германии явился бы возвратом к Потсдаму. Тем самым западные державы должны были бы пустить под нож все, что они сделали для сведения на нет союзнических соглашений военного и послевоенного периода. Если нельзя всю Германию включить в орбиту НАТО, то по крайней мере ее западная часть должна была быть наглухо привязана к стратегии блока.
   Н.С. Хрущев занялся своей корректировкой курса Сталина, не трогая поначалу его образ. Усопший диктатор расценивал раскол Германии как сбой в своей европейской политике и ставил задачу преодолеть неудачу в ближайшие 5—7 лет. По оценке Сталина, только единая Германия с ее динамичной экономикой была бы способна конкурировать с США на мировом рынке, ослабить американский экономический пресс, который наряду с ядерной монополией (до 1949 года) составлял костяк внешнеполитической и военной доктрины Вашингтона. Разделавшись с Л. Берия и подкосив позиции В. Молотова, Хрущев повел дело к закреплению раскола Германии и форсированному «строительству социализма» в ГДР.
   С 1961 по 1963 год почти половину моего рабочего времени я проводил в секретариате Хрущева и имел возможность наблюдать Никиту Сергеевича с близкого расстояния. Впечатление, которое он производил, отличалось контрастностью.
   Вечером 20 июня 1961 года меня вызвали на Старую площадь. Вместе с В.С.Лебедевым и О.А.Трояновским нам предстояло к утру 21 июня написать текст доклада председателя Совмина и первого секретаря ЦК КПСС, с которым он собрался выступать в Колонном зале Дома союзов по случаю 20-й годовщины нападения Германии на Советский Союз. Тогда-то я на личном опыте убедился, сколь важно проявлять характер в отношениях с сильными мира сего.
   Доклад Хрущеву понравился. Он поблагодарил нас за недаром потраченное ночное время и проявил открытость к вопросу, заданному ему. Правильно ли, спросил я его, что до сих пор мы оперировали данными по советским потерям в Великой Отечественной войне, которые некогда навязал Сталин? 14 миллионов погибших: 7 млн. военных и 7 млн. гражданских. Все же знают, что наши потери по крайней мере на 10 млн. больше. Никита Сергеевич интересуется: а сколько в действительности людей погибли? Отвечаю: точно никто не подсчитал, по доступным данным, не менее 23 млн., но скорее, значительно больше. Хрущев решает так: поскольку выверенных выкладок нет, скажем в докладе – более 20 млн. человек. Именно эта цифра и вошла тогда в оборот.
   Ободренный успехом, затрагиваю тему военнопленных. Мой двоюродный брат, подводник, уходил из Севастополя с последним транспортом. На берегу оставалось около 100 тыс. офицеров и матросов, которых вывозить на Большую землю было не на чем. Что им оставалось делать: стреляться, топиться? Не они ответственны за то, что сами и почти столько же в Керчи, огромное количество в других сражениях попали в плен, в том числе из-за просчетов командования. Хрущев ничего не ответил. Но, возможно, мой сигнал наложился на другие инициативы, и в результате было выпущено решение о реабилитации наших военнопленных и военнослужащих, пропавших без вести. Приходится, однако, констатировать, что выполнение этого решения было замотано вплоть до перестройки. И сами бывшие военнопленные, и семьи пропавших без вести еще десятилетия велись по разряду сомнительных и неблагонадежных, были урезаны в своих гражданских правах.
   Вообще судьба бывших военнопленных и пропавших без вести – одна из самых позорных в летописи советской эпохи. В Англии, например, военным, попавшим в руки противника, продолжало начисляться денежное содержание, причем в двойном размере, их, естественно, не преследовали после освобождения, а заботились об их трудовом и социальном устройстве. Объяснить жестокую позицию Сталина по отношению к захваченным немцами в плен, наверное, можно на фоне развала фронта в 1941 и неудач 1942—1943 годов. Объяснить, но ни в коей степени не оправдать ни перед судом земным, ни на небесах.
   Теперь еще несколько слов о Хрущеве, каким я его видел во время встречи с Кеннеди в Вене, при выдаче мне заданий по написанию посланий американскому президенту, а также документов и его выступлений по германской проблеме. Дж. Кеннеди спрашивает Хрущева: «Господин председатель, а чем Вы объясните, что продуктивность вашего крупного рогатого скота в 2—3 раза ниже, чем у американцев?» Хрущев крякнул и говорит: «Я объездил почти весь свет. Был в Америке и большинстве стран Европы и пришел к твердому выводу: чтобы корова давала молоко, ее нужно кормить». Юмор юмором, но когда дело касалось политических проблем, то Хрущев если не стучал ботинком по столу, как на Генассамблее ООН, то кулак он любил показывать и фигурально, и реально. Подобная вызывающая манера, а не просто твердость, конечно, затрудняла поиск должных решений, хотя нельзя не отметить и того, что поле для этого поиска американцы в свою очередь постоянно урезали.
   Соединенные Штаты окружили Советский Союз кольцом баз. Их в общей сложности было создано более 1800. Начиная с 1945 года, американские военные непрерывно фотографировали с самолетов, позднее со спутников советскую территорию. А если быть совсем точными, то аэроразведка территории СССР была развернута американцами еще в период Второй мировой войны. По этой причине Сталин запретил американским летчикам перегонять через Чукотку и Сибирь самолеты, поставлявшиеся СССР по программе лендлиза.
   Позвольте привести еще одно свидетельство. Это было 21 или 22 октября 1961 года. Хрущев вызвал в Кремль А.Громыко с «парой экспертов, которые кое-что смыслят в германских делах». В этот момент во Дворце съездов ликует партийная элита. Нас, министра И.И.Ильичева (в войну он руководил нашей стратегической разведкой) и меня, проводят за кулисы в комнату, расположенную за президиумом. Кроме Хрущева, там находились министр обороны Р.Я.Малиновский, зам. начальника генштаба С.П.Иванов и маршал И.С.Конев. Хрущев встречает вошедших следующими словами: передо мной перехват приказа Кеннеди американским военным в Берлине. Им поставлена задача смести временные пограничные сооружения, что были возведены властями ГДР в августе 1961 года, и обеспечить бесконтрольное передвижение между Западным и Восточным Берлином. На КПП «Чарли» выдвинуты американские бульдозеры на танковых шасси, готовые в любую минуту стартовать. Вот так. Я назначил И.С.Конева главнокомандующим нашими вооруженными силами в ГДР и приказал ему: если американцы начнут осуществлять свою затею, открыть по ним огонь на поражение. Для этого выдвинуть наши танки с полным боевым зарядом на дистанцию прямой наводки. Одновременно по спецканалам мы дадим Кеннеди знать, что его ждет, если он не отменит свой приказ. Разъяснять, кто есть И.С.Конев, не надо, его прекрасно знают все военные в этом мире, и не только военные, после того, что он совершил в Великой Отечественной войне. Если у дипломатов вопросов нет, идите готовить документы, которые разъяснят мировой общественности, кто несет ответственность за возможные осложнения на случай, если США не одумаются.
   Сообщаю об этом подробно, ибо все остальные свидетели тогда произошедшего, к сожалению, уже покинули этот мир. Итак, в октябре 1961 года мир находился в двухстах метрах от катастрофы. Сие понимают до сих пор не все. Шальной выстрел или любой маневр американских бульдозеров могли обрушить все и вся в Поднебесной. В Германии были размещены громадные запасы ядерного оружия. Вдоль границы с ГДР Соединенные Штаты создали так называемый ядерный пояс с сотнями атомных зарядов на случай, если наши войска после удара НАТО по СССР пойдут в наступление. Не нужно многих слов, чтобы представить себе последствия. И Москва располагала немалым ядерным потенциалом, чтобы адекватно среагировать на бросавшийся Советскому Союзу вызов.
   В ноябре 1961 года после того, как бульдозеры и танки в Берлине были благополучно разведены, Кеннеди направил Хрущеву послание. Его смысл состоял в следующем: надо перестать испытывать друг друга на прочность. Лучше, сопоставив наши позиции, попытаться найти такие решения по Берлину и германской проблеме, которые устроили бы Москву и Вашингтон и пошли на пользу самим немцам. Н.СХрущев вызвал меня в Кремль и поручил писать ответ Кеннеди. Попутно советский лидер рассказал присутствовавшим помощникам и В.В.Кузнецову, исполнявшему обязанности министра иностранных дел, об испытании термоядерного устройства над Новой Землей, о своей ссоре с Сахаровым и заодно отдал распоряжение изгнать «поганой метлой» Албанию из СЭВа и всех других организаций Восточного блока. Никакого вам решения Политбюро, ни обмена мнениями с экспертами. Это Хрущев рассорил нас с Китаем, довел напряженность с США до Карибского кризиса, раскрутил спираль милитаризации экономики и науки до «зияющих высот». Страна не могла уже себя прокормить. Кукуруза, которую Хрущев приказал сеять повсеместно, положение не спасала, а у Полярного круга вопреки требованиям наследника Сталина она вообще отказывалась расти. Воистину абсолютная власть портит абсолютно.

Хрущев и другие. Как делалась политика

   Валентин Фалин: В июне 1963 года меня вызвали в Кремль: есть срочное поручение. Олегу Трояновскому и мне предстояло написать объяснение Хрущева членам Политбюро, как и почему советские ракеты оказались на Кубе. Напомню, что Карибский кризис отгремел в октябре 1962 года.
   Таким образом, прошло шесть месяцев, прежде чем Хрущев счел необходимым посвятить своих коллег по Политбюро в подноготную лихого «броска через Атлантику».
   Президент Дж. Кеннеди поставил ультиматум: или до 14 часов вашингтонского времени 26 октября 1962 года Москва заявит об отзыве ракет с Кубы, или американцы будут считать себя свободными в выборе времени и средств для устранения возникшей угрозы. Послу А.Ф.Добрынину было поручено сообщить руководству Соединенных Штатов о готовности Советского Союза вывести с острова наши ракеты и обслуживавший их персонал. Понятно, требовалось некоторое время, чтобы зашифровать текст телеграммы, а затем в посольстве расшифровать его. Неясным оставалось, сразу ли примут Добрынина в государственном департаменте или – вариант – удастся организовать встречу посла с братом президента Робертом Кеннеди. Замечу в скобках, в кризисном штабе, что тогда непрерывно заседал в Вашингтоне, ястребы составляли большинство. Они ратовали за удар по Кубе и по СССР, независимо от того, примет Москва ультиматум или не примет его.
   Дабы не упустить драгоценное время, Хрущев послал Л.Ф.Ильичева, секретаря ЦК КПСС, на Пятницкую улицу, где находился Комитет телерадиовещания, вручить диктору текст ноты, который надлежало огласить в прямом эфире, опережая тем самым задание, возложенное на советского посла. Как бы то ни было, американцы узнали об удовлетворении их ультимативных требований именно из радиосообщения.
   Подобные ситуации, когда на кону оказывались судьбы народов, возникали в годы «холодной войны» многократно. По чьей вине чаще – вопрос, требующий особого размышления и тщательного анализа. Приведу пару-другую примеров.
   США объявляют глобальную атомную тревогу. Л.И.Брежнев поручил использовать горячую линию связи, созданную между Кремлем и Белым домом, чтобы узнать у Картера причины происшедшего. Ни ответа ни привета. Запрос повторяется: что случилось, не должны ли мы отмобилизовать собственные ядерные средства? В ответ – молчание. По прошествии примерно 15 минут США отменяют атомную тревогу. На следующий день Москва интересуется: что же в действительности имело место? Нам заявляют – не ваше дело.
   По данным спецслужб, в главном центре командования стратегическими силами США был допущен сбой. Техник по ошибке ввел в компьютеры учебную программу, согласно которой на экране высветился «запуск советских ракет» по натовским целям. Если в течение 20 минут сигнал не опровергнут, гласили правила, надлежало дать старт американским ракетам всех видов базирования. За 5 – 7 минут до истечения рокового тайм лимита вскрылось: техник оплошал. А что было бы, если бы его разгильдяйство не обнаружили?
   Другой пример. При Рейгане США разместили на территории Западной Германии баллистические ракеты MGM 31-В («Першинг-2»). Ракетами средней дальности их можно называть сугубо условно. Они выводились на позиции для нанесения первого обезглавливающего ядерного удара по СССР. При дальности в 1900 км отклонение от цели т. н. КВО составляло около 20 м. Причем «Першинги» были сконструированы так, что их боезаряды проникали глубоко в землю, чтобы поразить командные центры и ракетные шахты. Подлетное время ракет не превышало 6—7 мин., и не оставалось времени для созыва Политбюро, членов правительства, Комитета обороны. Соответственно советские ответные средства должны были быть поставлены на автоматическое дежурство. Что это значит? Радары засекают запуск «Першингов», и немедленно вступает в силу приказ об ответном ударе по целям в Европе и США.
   Однажды «Першинг» стартовал, но не с боевой позиции, а с испытательного стола, где над ним колдовали инженеры. Пролетев несколько километров, ракета рухнула. А если бы все вышло по-другому и «Першинг» отправился на восток по заложенной в его боеголовке траектории? Скорее всего, на ближайшие 500 тыс. лет Европа, равно как и Америка, стала бы непригодной для проживания любых биологических существ.
   Во времена Н.С.Хрущева, Л.И.Брежнева, Ю.В.Андропова и М.С.Горбачева США постоянно держали на боевом дежурстве в воздухе треть своей стратегической авиации. Их В-52 и В-1 каждодневно летали в сторону Советского Союза и других стран Варшавского Договора. Не доходя до «красной линии» (это 30, а в некоторых местах 50 км от границы вероятного противника), самолеты разворачивались в обратную сторону. Но ведь никогда не имелось стопроцентной уверенности, что «красная линия» не будет пересечена. Поэтому в постоянной готовности приходилось держать все наши службы ПВО и другие оборонительные средства. Американские умельцы скрупулезно фиксировали частоты, на которых работали советские радары, и полученные данные закладывались в следующие рейды ВВС США.
   То же самое происходило с маневрами войск Соединенных Штатов и их союзников. Н.В.Огарков, начальник генштаба, с которым я поддерживал неформальные отношения, сетовал: «Мы никогда не знали, учения ли это или войска развертываются для реального нападения. Поэтому не оставалось иного выбора, кроме поддержания в повышенной боеготовности наших сил. Любая погрешность в оценках была чревата необозримым риском».
   В таком напряжении США, блок НАТО и прочие доброжелатели держали Советский Союз в течение десятилетий необъявленной войны. Вайнбергер, шеф Пентагона при Рейгане, называл сие занятие «войной в мирное время». По его словам, неотъемлемым элементом данной стратегии являлось создание все новых военных технологий, которые обесценивали бы оборонительные системы Советского Союза и заставляли Москву вкладывать дополнительные средства в гонку вооружений до тех пор, пока советская экономика не рухнет. Соответствующий пассаж содержался в меморандуме американского военного ведомства, датированном 1982 годом.
   А в 1981 году на совете НАТО было принято решение навязать СССР гонку вооружений в так называемых «умных» видах оружия, не ядерных. Почему? «Умные» вооружения стоят в 5—7 раз дороже ядерных. Расчет строился на то, что Советский Союз так или иначе будет вынужден отвечать на вызов. Его экономика не выдюжит, произойдет коллапс. Между тем, раскручивая спираль гонки вооружений, Запад распространял байки об «асимметрии» в военных расходах, в необходимости догнать Москву и т. п. Во всех подобных утверждениях не было ни грана правды. До самого конца существования Советского Союза стратегическое и оперативное превосходство удерживали Соединенные Штаты и их попутчики. Сегодня данный факт сквозь зубы неохотно признают даже западные аналитики.
   Эксперты пытались внушить советским правителям, что, втягиваясь в гонку вооружений под лозунгом догнать, а где-то и перегнать Соединенные Штаты, мы обслуживали вашингтонскую стратегию доведения СССР посредством гонки вооружений до смерти. Хрущев реагировал так: после венгерских событий 1956 года Москва предложила Западу тотальное сокращение вооружений под строгим международным контролем, но «демократы» на эту инициативу даже не ответили; следовательно, нам остается упрочивать собственную обороноспособность. Эту же тему с цифрами в руках я тщился довести до сознания Л.И. Брежнева, особенно когда в повестку дня встал вопрос о стационировании «Першингов-2» в Европе. Генсек пребывал не в лучшей форме и ответствовал на мои выкладки не совсем обычно: «Убеди Громыко, я заранее с тобой согласен».
   Однако когда А.А.Громыко «вставал на позицию», переубедить его, как, впрочем, в то время и Д.Ф.Устинова, было труднее, чем вброд перейти Ла-Манш. Канцлер ФРГ Г.Шмидт внес вполне разумное предложение – СССР вправе заменить отслужившие свой срок ракеты СС-4 и СС-5 на более современные СС-20 («Пионер»). Если, подчеркивал он, новые советские ракеты не будут нести больше боеголовок, чем их предшественники, боннское правительство не станет заявлять возражений против начатой Москвой модернизации. Свое предложение Шмидт повторил на встрече с Громыко, когда западногерманский канцлер специально сделал остановку на аэродроме Шереметьево, возвращаясь домой из поездки по Дальнему Востоку. В ответ он снова услышал твердое «нет».
   Поскольку названные соображения западногерманской стороны передавались нашему руководству сначала через меня, я счел своим долгом обратить внимание министра иностранных дел на издержки сформулированного им подхода. «Вы что, предлагаете менять наши ракеты на воздух? – возразил Громыко. – Вот когда они разместят свои «Першинги», тогда и будем говорить». «Но тогда будет поздно», – заметил я. «В политике поздно не бывает», – закруглил обмен мнениями министр. Шанс дать иное развитие европейской, и не только европейской ситуации был упущен.
   Бесплодность попыток влиять с позиций здравого смысла на поведение советских вождей вызывала уныние, подчас просто руки опускались. При Хрущеве начались массовые закупки зерна в США, Австралии, Аргентине. Не прекратились они при Брежневе. Академики Г. А. Арбатов, H.H. Иноземцев и ваш покорный слуга бесплодно доказывали: платите нашим крестьянам за тонну зерна ту же цену, какую мы платим американцам, и совхозы и колхозы завалят страну, а может быть, и Европу пшеницей и рожью. Почему надо поддерживать американское, австралийское, аргентинское сельское хозяйство? Почему мы не инвестируем эти средства в собственное село?
   Или еще пример. Будучи депутатом Верховного Совета РСФСР от Темрюка (Краснодарский край), я вместе с первым секретарем райкома А.Ф. Куимджиевым предложил отказаться от идеи выращивать на Кубани рис. По крайней мере, по левобережью реки. Мы привели экономические расчеты: если вместо риса возделывать там кормовые культуры и развивать животноводство, то на сэкономленные от уменьшения импорта мяса деньги удалось бы купить вдвое больше риса и лучшего качества, чем мы производили. Плюс к этому мы перестали бы отравлять Кубань и Азов, губить нерестилища ценных пород рыб, в том числе осетровых. Реакция заведующего сельхозотделом ЦК КПСС Карлова не была, строго говоря, бюрократической: «Идея интересная. Если возникнет необходимость посоветоваться, мы с Вами свяжемся». Необходимости не возникло, все осталось по-старому.
   Я не говорю уже о таких мелочах, как техника по уборке того же риса. На Кубани 12-тонный трактор тянул 14-тонный комбайн, которым обычно убирают пшеницу. Рисовая чека превращалась в болото, которую к следующей весне нужно было восстанавливать. Японцы привезли и продемонстрировали в работе свой самоходный рисоуборочный комбайн весом 1400 кг. Без лишнего шума он кружил по чеке, собирал 95% выращенного зерна, которое не было к тому же порушено. Потери при нашей методе составляли до трети урожая. Причем четверть зерна (против 2—3% у японцев) теряла товарный вид. Попытки побудить купить у японцев лицензию, если не готовые машины, ни к чему не привели.
   Говорю об этом, чтобы лишний раз показать: не только вовне – и внутри у нас царили страшнейший волюнтаризм и бесхозяйственность. В исключительных случаях что-то удавалось пробить при поддержке людей разумных в самом правительстве. У меня, как у посла, наладились тесные отношения с многими крупными фирмами, банками, институтами, а также партнерами в правительстве в ФРГ, ответственными за экономическую политику. С ключевым советником Г.Шмидта, статс-секретарем В. фон Моммзеном благодаря деятельной поддержке заместителя председателя Совета Министров СССР В.Η. Новикова удалось «пробить» строительство Новоаскольского металлургического комбината. Он до сих пор успешно работает и производит методом прямого восстановления, минуя доменный цикл, окатыши, сырье для получения качественной стали.
   Вместе с Новиковым и Моммзеном мы почти «пробили» сооружение атомной электростанции под Калининградом по новейшему для той поры проекту «Библис». Академик В.А. Легасов и ряд других специалистов полагали, если бы это начинание завершилось успешно, не было бы у нас Чернобыля. В «Библисе» реализовывались такие системы защиты, которые полностью исключали человеческую ошибку, что и спровоцировала чернобыльскую катастрофу. Казалось, все было наготове, чтобы приступить к реализации задуманного.
   Но тут встряли два политика. На заседании Политбюро А.А.Громыко задает вопрос: «Кто придумал эту дурацкую затею? Мы что, должны заботиться о жизнеспособности Западного Берлина? Стоит, наверное, привлечь к ответственности тех, кто все это придумал». В ФРГ тоже нашелся человек калибра Громыко, который выступал против «технологических подарков» Советскому Союзу. Пусть Москва в своем соку варится.
   Аналогичным образом канули в Лету другие начинания. Правильно ли гнать по трубопроводам газ, чем мы занимаемся до сих пор? Вместе с зампредом Совета Министров Л.А. Кастандовым и опять-таки Моммзеном мы прорабатывали вариант превращения газа в метанол на месте добычи сырья, чтобы по трубе транспортировался концентрат энергии. На сей раз голос поднял Вашингтон: «Германия не должна попасть в чрезмерную зависимость по энергоносителям от Советского Союза». И эту точку зрения поддержал кое-кто из руководства ФРГ.
   Сегодня немало говорится о необходимости глубокой переработки леса и прекращения вывоза из России кругляка. Стоит напомнить в данном контексте о следующем. Только в Архангельской области каждый год по весне сбрасывается в Северную Двину, а через нее в Белое море порядка миллиона тонн коры, опилок и стружки. В мою бытность существовал проект, позволявший превратить эти отходы в прекрасный строительный материал. Стоимость проекта составляла 17 млн. марок. Идея была отринута – «дороговато». Миллион тонн в год сбрасывать в реку, нанося колоссальный ущерб экологии, теряя миллионы и миллиарды, – это «пустяк».
   Людей, болевших за дело, людей, занимавших достаточно высокие должности, имелось на разных уровнях и ступенях власти или около нее немало. Назову Н.К. Байбакова, к сожалению, днями скончавшегося, Н.В. Огаркова, H.H. Иноземцева. Они предлагали другие варианты решений, чем выносились на нашем властном Олимпе. Реакция на их возражения была подчас весьма суровой. Байбакова отправили на пенсию, Огаркова сместили с поста начальника Генерального штаба, других, менее заметных, как Арбатова, Цуканова и меня, просто отодвинули от Брежнева, чтобы своим «очернительством» не досаждали больному генсеку.
   Первые мысли, что есть предел возможного, что народ не может дальше все выносить безропотно, проснулись наверху с приходом к руководству Андропова. Нельзя было бесконечно бросать в топку гонки вооружений четверть внутреннего валового продукта, урезая расходы на здравоохранение и другие социальные нужды, продолжая и дальше милитаризовать науку и все отрасли народного хозяйства.
   Неотвеченным остается вопрос: не слишком ли поздно проклюнулось пробуждение? Не началась ли агония Советского Союза в конце 70-х, когда, подражая ВПК Соединенных Штатов и завлекаемые в трясину администрацией Картера, мы запустили в производство дюжину новых военных программ?

Неусвоенные уроки

   Савва Ямщиков: Валентин Михайлович, в прошлой нашей беседе мы перешли к эпохе Хрущева. Полагаю, далее имело бы смысл остановиться на более близких к нам временах…
   Валентин Фалин: Падение Хрущева в 1964 году, на мой взгляд, было более чем закономерным. Такой огромной, сложной страной, как Россия, нельзя управлять по наитию и капризу. У него же частенько случалось так: «Не спалось мне, и пришла в голову мысль». Я сам присутствовал при соответствующем его монологе и, право, едва удержался, чтобы не пролепетать: а не лучше ли было проспаться и на свежую голову, да посоветовавшись с экспертами, выносить вердикт?
   К сожалению, на Руси, повторюсь, вплоть до заката «Третьего Рима» не изжит был спрос на наставление Сильвестра, данное им Ивану Грозному: «Настоящий самодержец не терпит в своей близи людей умнее себя». Но как быть с вопросами, требующими специальных знаний, причем не только в области физики, химии, математики? Вот заходит речь об ассигнованиях на разработку какой-то научной или прикладной темы. Никита Сергеевич внемлет первым словам и тут же определяет: ясно, утвердить. Вслед докладывается другой проект. Дальше заголовка обсуждение не продвинулось, ибо главный молвит – ерунда, снять с рассмотрения.
   Увы, подобная практика характеризовала стиль поведения Хрущева во внутренней и внешней политике, в обороне, культуре, в социальной сфере. Приведу пару примеров, они все скажут сами за себя.
   Советский Союз опередил США в ракетостроении. Первый спутник, первый полет человека в космос, первая межконтинентальная – все это достижения наших великих ученых, выдающихся конструкторов, отличных инженеров, квалифицированных рабочих. Признаюсь, не без моего участия тогда была озвучена формула: стартовая площадка советских успехов в космосе – социализм. Сии слова были вписаны в текст выступления Хрущева при чествовании на Красной площади Германа Титова, космонавта № 2. С ним Никита Сергеевич познакомил своих спичрайтеров самолично.
   Какие выводы сделали из нашего технологического прорыва американцы и мы сами? Президент Джон Кеннеди распорядился изучить опыт советской системы и перенять все ценное из школьного и высшего образования в СССР. Здесь, на его взгляд, и таился ключ к разгадке случившегося – оптимальный уровень подготовки кадров и был стартовой площадкой успехов соперника.
   А куда зарулили наши правители? Хрущев объявил надводный флот «плавающими гробами» и приказал разделать в металлолом авианосцы, линкоры, другие крупнотоннажные корабли, только что сошедшие со стапелей или находившиеся в продвинутой стадии строительства. Авиацию первый секретарь сделал падчерицей. Ассигнования ведущим КБ урезали в разы, невзирая на то, что коллективы Туполева, Ильюшина, особенно Мясищева в своих технических решениях шли тогда впереди планеты всей.
   Не стану бередить раны, хотя Хрущев резал по живому. Замечу лишь: стране и народу подобные выкрутасы обошлись несказанно дорого в прямом и переносном смысле. По методе они в чем-то перекликаются с так называемым реформированием постсоветской России.
   Расставание с низвергнутым строем началось не только с тотальной приватизации, или проще, с разграбления советского наследства. Но почему все-таки тут же принялись изводить под корень и дошкольные учреждения? Расхожую легенду, что детей следовало освободить от «оков социализма», сегодня даже не припоминают. Затем основательно прошлись по средним, прежде всего специализированным, школам и по внеклассному образованию, а также пионерлагерям. Теперь усердно притирают университеты и институты к заимствованным у зарубежных поводырей шаблонам.
   Что дальше? Касательно детских садов, блажь вроде бы, пусть не повсеместно, рассеивается. Москва в авральном темпе воссоздает детские сады. Глядишь, еще станут клясть советскую систему за то, что не дотянула она до развитых капиталистических стран, где по закону каждой семье, если у нее есть ребенок, должно резервироваться место в детском саду. В Германии собираются дополнить закон прописью – если родители не пользуются правом на детсадовские льготы, им положена доплата от государства на уход за детьми в семье.
   Почему-то россияне хотят всегда быть умнее всех. Согласно исследованию Геттингенского университета народы по интеллектуальному потенциалу едва разнятся один от другого. В среднем 2—3 % приходится на талантливых и гениальных, около 6% – на дураков и идиотов. Остальные занимают ступеньки от одного качества к другому. Ни о ком и ни о чем я не хочу сказать плохого. Всякая ксенофобия мне чужда по определению. Но если строй, режим, какой у нас был, есть или будет, не сможет, опираясь на науку, прежде всего на науку о человеке, применять ее познания на практике – в социальной, экономической, культурной сферах и во всем остальном, то государство, ведомое таким режимом, обречено на потрясения или исчезновение.
   Примерно за полгода до кончины А.Д.Сахарова у меня состоялся с ним почти двухчасовой разговор по интересовавшей академика проблеме. Расставаясь, Андрей Дмитриевич заметил: без свободы мышления нет свободы. «Так мы с Вами, – вторил я гостю, – стоим на одной платформе. Нелюбимый ныне Карл Маркс назидал – все подвергай сомнению».
   Вернемся, однако, к Н.СХрущеву. Незадолго до его смещения меня отрядили курировать в МИДе отношения с Британским содружеством наций. Как-то утром раздается телефонный звонок. Дежурного по отделу незнакомый голос спрашивает: вы подготовили поздравления второй английской королеве? Сотрудник отвечает, что в Великобритании не может быть двух царствующих особ. Аноним рекомендует заглянуть в сводки информационных агентств, дабы МИД не попал впросак. На всякий пожарный случай дипломаты просматривают ленты ТАСС и Рейтер, естественно, ничего отдаленно похожего в них не находят. Опять звонок. Тот же голос вопрошает; ну, нашли? Перестаньте дурака валять, – укоряют звонящего мои сослуживцы. А шутник раскрывает карты – королеве Елизавете поручено отвечать за промышленность, а ее сестра Маргарита станет королевой по сельскому хозяйству.
   Вот так несуразности, которыми пестрело правление Хрущева, преображались порой в сарказм. Люди старшего поколения, видимо, припоминают разделение обкомов, крайкомов, ЦК компартий республик по производственному принципу. На одних навешивали ответственность за промышленность, на других надевали сельское ярмо. В принципе партсекретари не должны были заниматься напрямую ни тем, ни другим. Этими хлопотами надлежало ведать специалистам.
   Сей эпизод с двумя королевами и двумя парткомами зримее, чем иные монографии, показывает, насколько хрущевский подвид самодержавия подчеркивал потребность низвержения с пьедестала не только Сталина, как личность, но и сталинизм как систему. И казалось, когда избирали генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И.Брежнева, проступили некие признаки перемен. Ведь в октябре 1964 года возник триумвират. Не идеальная конструкция, но все-таки лучше, чем единственный всемогущий. За партию отвечал генеральный секретарь, за законотворчество – председатель президиума Верховного Совета, за исполнительную власть – председатель правительства. Формально, и не только формально, голос каждого из них, т. е. Брежнева, Подгорного и Косыгина, был равновесомым. Правда, продолжалось это недолго.
   Июнь 1967 года. Заседает кризисный штаб, образованный в связи с агрессией Израиля против арабских соседей. Я участвовал в его работе в качестве эксперта – советника министра иностранных дел. Брежнев зачитывает шифротелеграмму из Каира: израильтяне форсируют Суэцкий канал, создается реальная угроза их рейда на Каир. Насер обратился к советскому руководству с просьбой незамедлительно перебросить самолетами вооружения, технику, боеприпасы, необходимые для организации обороны на подступах к столице Египта.
   Буквально вслед за этим сообщением поступает «молния» от посла С.М.Виноградова – у Насера тяжелый сердечный приступ, скорее всего, инфаркт. Генсек спрашивает, как быть. Им уже была дана команда грузить самолеты, имея в виду ночью отправлять их в Египет. Теперь помимо оружия придется ближайшим рейсом послать Е.И.Чазова в Каир в помощь египетским врачам.
   Берет слово Н.В.Подгорный. Кардиологу Чазову, говорит он, стоит срочно отбыть по назначению, но оружие в Египет пока не посылать. «Что же ты предлагаешь, Николай?» – интересуется Брежнев. «Я предлагаю подумать», – отвечает Подгорный. Генсек продолжает: «Пока ты до чего-то додумаешься, в Каир могут войти израильтяне». Тем не менее, настаивает Подгорный, надо подождать. К утру что-то, возможно, прояснится. И тут же он встает и уходит.
   Обращаясь к присутствовавшим А.Н. Косыгину, A.A. Громыко, министру обороны и начальнику Генштаба, генсек озадаченно говорит: «Как можно работать в таких условиях, когда каждая минута на вес золота».
   Размежевание генсека с Косыгиным подпитывалось не только разночтениями в характерах. Оно имело концептуальную подоплеку. Но прежде предложу вам несколько малоизвестных штрихов к портрету Алексея Николаевича.
   …С финской фирмой был заключен контракт на расширение и комплексную модернизацию Третьяковской галереи. Больше двух третей запланированных работ подрядчик выполнил. И, как часто у нас водится, источник финансирования вдруг иссяк. Финны – люди деловые, они извещают Министерство культуры, что вынуждены законсервировать работы, а в случае их возобновления потребуется заново согласовывать, в частности, финансовые условия.
   Друзья из Министерства культуры попросили моего совета. От них я получил подробный расклад, во что обойдутся консервация, расконсервация, возмещение упущенной выгоды, прочие накладные расходы. Оснащенный этими данными, обращаюсь к Б.Т. Бацанову, руководителю канцелярии Косыгина, с просьбой доложить предсовмина суть дела. Алексей Николаевич в разговоре со мной по телефону перепроверил обоснованность расчетов и, пробурчав – лучше изыскать 3 миллиона инвалютных рублей сегодня, чем завтра выкладывать 5 миллионов, сказал: «Считайте, вопрос решен положительно».
   Сходная проблема возникла у Государственного Эрмитажа. Б.Б.Пиотровский, с которым меня связывали многолетние добрые отношения, сетует: театр Эрмитажа рассыпается буквально на глазах. Наши строители берутся его спасти, но… Продолжительность работ определяется ими в 3 года. На этот срок движение по Дворцовой набережной должно быть перекрыто. Большую часть здания театра придется разбирать. Гарантии сохранения внутренней отделки строители не дают. Встречное предложение, продолжал Пиотровский, поступило от финнов. Они не собираются перегораживать Дворцовую набережную, ломать здание, фундамент должен будет подновляться с использованием новейших материалов, обеспечивающих гидроизоляцию, срок исполнения – не более полутора лет. По проторенной тропе вместе с Борисом Бацановым докладываем суждения Пиотровского Алексею Николаевичу, и он снова дает добро.
   Конечно, Третьяковка и Эрмитаж – это детали. Чтобы по-настоящему высветить масштаб этого государственного деятеля, надо обратиться к его идеям, осуществление которых могло бы совсем иначе запрограммировать развитие Советского Союза в 60—70-е годы истекшего столетия.
   Что предлагал А.Н.Косыгин? Отказаться от экстремистских заносов при определении вектора развития страны на перспективу. Для этого прежде всего следовало покончить с волюнтаризмом в экономике, реабилитировать закон стоимости, ввести в оборот хозрасчет. Если совсем кратко, надлежало возродить регламент НЭПа, естественно, со всеми поправками, вытекавшими из состояния страны на середину 60-х годов. Прочь уравниловку. Состязательность между производителями, конструкторами, научными и т. п. коллективами, упор на качество как концентрированное выражение количества. Функция Госплана сводилась бы к прогнозированию среднесрочного и долгосрочного развития и определению стратегии достижения означенных в прогнозах рубежей. Но оперативные задачи текущей экономической деятельности решались бы руководителями конкретных предприятий и организаций.
   С отстранением Хрущева еще не пробил час выдавить из себя понятие «рынок и рыночные отношения». Слишком влиятельными на Олимпе оставались М.А.Суслов и его сотоварищи по клубу почитателей догм. Однако предложение связать воедино спрос и предложение уже вводилось Косыгиным в оборот. По-иному нельзя было выбраться из дефицита и очередей. Люди моего поколения припоминают, как пропадали то бритвы, потому что какой-то чиновник из Госплана не там проставил ноль, то махровые полотенца (кто-то счел, что их наткали слишком много), и заодно с полотенцами утилизировали машины, на которых они изготавливались. И так далее.
   Инициативы А.Н.Косыгина подняли авторитет премьера, не к восторгу, понятно, генерального секретаря. Окружение Брежнева принялось, под сурдинку «укрепления руководящей и направляющей роли партии», шаг за шагом размывать триумвират. Оттеснили от реальных дел Подгорного. Вслед за этим занялись ужиманием круга полномочий Косыгина. В средствах массовой информации партнерам генерального секретаря выделялось на порядок меньше места.
   Pro forma Алексей Николаевич продолжал присутствовать во внешней политике. В 1966 году он даже нанес официальный визит в Великобританию. В ходе переговоров с премьер-министром Г.Вильсоном и министром иностранных дел Дж. Брауном подготовили почву для подписания политического соглашения, призванного поднять взаимоотношения Москвы с Лондоном на пару ступеней. Нежданно раздается телефонный звонок. «Алексей, – слышится голос Леонида Ильича, – ты очень хорошо выступил в мэрии Лондона. Поздравляю тебя. Да, тут мы посоветовались в Политбюро, и мнение таково: по ряду причин, по приезде я их тебе объясню, пока не стоит торопить события и идти на подписание соглашения».
   От меня, на протяжении ряда лет с близкого расстояния наблюдавшего за Алексеем Николаевичем, не укрылось, как больно задел его сей окрик. Косыгин вообще не был склонен расстегиваться нараспашку, а тут он замкнулся совсем. Предсовмина сделал все, возможно, больше, чем любой другой мог сделать, чтобы интегрировать здравый смысл в советско-британские отношения.
   Не исключено, я ошибаюсь, но и сейчас полагаю: свою роль в таком обороте дел сыграл Громыко. Министр терпеть не мог Брауна. Неприязнь к шефу Форин Офис обострилась у него после эпизода, в сущности мелочного. Какой-то «доброхот» посоветовал Брауну, когда тот приехал в Москву начать переговоры с советским коллегой на почти семейной ноте.
   Рабочий завтрак в посольстве Великобритании. Браун, приветствуя Громыко, обращается к нему «Андрушка». Все сказанное дальше значения не имело. Наш министр строгим голосом выговаривает: «Если Вы хотите выйти за рамки протокола и оставаться вежливым, обращайтесь ко мне Андрей Андреевич».
   Во время двухдневных переговоров оскорбленный «Андрушка» не пошел навстречу гостю ни на йоту. Браун просил разрешить советским женщинам, вышедшим замуж за англичан, выехать на Альбион. Участвовавший в собеседованиях с Брауном министр внешней торговли СССР Н.С. Патоличев (как мог, я ему ассистировал) пытался в несколько заходов переубедить Андрея Андреевича смягчиться, дабы посредством урегулирования семейных казусов улучшить климат для продвижения вперед в крупных вопросах. Напрасно. Громыко остался при непреклонном «нет».
   После всех экзекуций над Брауном и заодно над советниками, что не вторили крутому громыкинскому нраву, Патоличев в разговоре со мной по душам заметил: «В правительстве твоего Громыко не любят». «А почему Вы думаете, – спросил я Николая Семеновича, – что Громыко мой? Свой долг я вижу в служении Отечеству, а не в угождении кому бы то ни было».
   А.Н.Косыгин единственный в высшем руководстве выступал против вооруженного вмешательства в августе 1968 года в Чехословакию. Он в меру своих возможностей способствовал нормализации отношений СССР с ФРГ. Тем не менее после подписания Московского договора Алексей Николаевич оказался по сути отстраненным от наполнения этого договора жизнью. С конца 60-х удел председателя Совмина был заужен до экономики, да и то с отсечением под диктовку Суслова всего «еретического», что могло быть сродни рынку.
   С определенного момента, примите это, пожалуйста, к сведению, Алексею Николаевичу были заказаны поездки в наиболее крупные страны – США, Францию, ФРГ, Японию. Выезды за рубеж для встреч с лидерами этих стран стали прерогативой генерального секретаря ЦК КПСС.
   – Косыгин сделался невыездным?
   – Что вы, что вы, очень даже выездным. На похороны всех сколько-нибудь значительных иностранных деятелей только его и командировали.
   Скороговоркой изложенное выше иллюстрирует истинную роль личности в истории народов, когда личность сия, как у нас до конца существования СССР и после его распада, подминала под себя все ветви власти – исполнительную, законодательную и судебную. Если личность шагает не в ногу со временем, а свои амбиции и капризы возводит в принцип, если с собственными гражданами она обращается не иначе, как с верноподданными, лишенными права «свое суждение иметь», то ее не проймет даже набатный звон, предрекающий катастрофу.
   Эксперты, и я в их числе, многократно обращали внимание Хрущева и особенно Брежнева на то, что гонка вооружений для США есть способ ведения войны против СССР и его союзников. Соответствующая установка была встроена во внешнеполитическую доктрину Вашингтона еще в 1946 году. До создания нами собственного атомного и термоядерного оружия, а также средств его доставки к целям у Москвы не было выбора. Но и после пресечения атомной монополии США мы не пересмотрели своей стратегии и приняли вызов состязаться на чужом поле. В конце концов после уравнения в потенциалах, позволявших уничтожить один другого этак 30—50 раз, СССР занимался гонкой вооружений не столько против США и НАТО, сколько против самого себя.
   Перед Л.И.Брежневым я выкладывал на стол достоверные цифры —экономическая база, на которую мы опирались в противостоянии с Западом, была в 7 раз уже, чем экономическая база Соединенных Штатов, Японии и Европы, вместе взятых. Следовательно, каждый доллар или рубль, вкладывавшийся нами в оружие, обходился советскому народу в 7 раз тяжелее. Минимум в 7 раз! Вопросом времени оставалось, когда эти диспропорции повлекут переход количества в качество.
   Будучи послом в Бонне, я направил в центр телеграмму. Это было, наверное, в 1977 году. Любая крупная война, случись она в Европе, неизбежно выльется в ядерный конфликт. В ней не останется ниши для армий наших друзей по Варшавскому Договору. Не они будут решать исход конфликта. Поэтому целесообразно большую часть средств, которые не без нашей подачи руководители союзных государств инвестировали в свои вооруженные силы, перенацелить на социально-экономические, культурные и научные нужды, сводя к минимуму чисто военные ассигнования.
   Вскорости меня приглашают в Москву, и Громыко спрашивает: «Вы предлагаете радикально сократить численность армий ряда стран Варшавского Договора. По Вашей логике за этим должно последовать сокращение численности также советских Вооруженных Сил. Правильно ли я Вас понимаю?»
   Подтверждаю – министр верно воспринял мою идею.
   «Должен сказать, ни я, ни Ю.В.Андропов с Вами не согласны. Причин для перегруппировки сил нет».
   Игнорирование фактов, понятно, не отменяет фактов, но способно спровоцировать цепную реакцию с необозримыми последствиями. Москва осуществляет замену выработавших ресурс ракет СС-4 и СС-5, размещенных в странах Варшавского Договора. Вашингтон ухватывается за это как предлог для реализации давно вынашивавшихся планов развертывания в Европе ракет первого удара. Канцлер ФРГ Г.Шмидт через меня довел до сведения Кремля вариант консенсуса: модернизация оружия – явление нормальное, и она будет принята к сведению немцами без возражений при условии, что количество ядерных боеголовок на новых советских ракетах СС-2 («Пионер») не превысит число боеголовок, уже имеющихся на ракетах СС-4 и СС-5. В этом случае Бонн не даст согласия Вашингтону на размещение в Западной Германии американских «Першингов-2», т. е. ракет первого удара, сконструированных под доктрину обезглавливания противника упреждающим нападением на центры политического и военного управления СССР.
   Москва на соображения Шмидта не среагировала. Правительство ФРГ сочло невозможным дальше тянуть с ответом на настойчивые требования американцев и штабов НАТО.
   Федеральный канцлер организовал экстренную встречу с А.Н.Косыгиным и А.А.Громыко на аэродроме «Шереметьево». Шмидт повторил свое предложение и услышал из уст министра, который вещал за себя и за предсовмина, бескомпромиссное «нет».
   При ближайшей возможности я в недвусмысленных выражениях сказал нашему министру иностранных дел – советская сторона допускает крупную ошибку. Громыко отверг мои аргументы: «Вы предлагаете менять ракеты на воздух. Вот когда в ФРГ появятся «Першинги», тогда и вступим в предметный разговор».
   – Когда «Першинги» займут свои стартовые позиции, говорить будет поздно, – возразил я.
   – Поздно в политике не бывает.
   К чему эти подробности? Общественность буквально захлебывается в потоках баек о цивилизованных западных демократиях и демократах. Я один из немногих, кто взял на себя труд проштудировать доступные меморандумы Совета национальной безопасности (СНБ) Соединенных Штатов. С полным основанием утверждаю – начиная с 1947 года, если не раньше, на уме у Вашингтона не было ничего иного, кроме сокрушения любыми способами и средствами Советского Союза. В конце 1949 года Трумэн утвердил в качестве основы внешней и военной политики США, а также блока НАТО план «Дропшот». Согласно этому плану Соединенные Штаты и их союзники должны были накопить к середине 80-х гг. силы для нанесения нашей стране тотального поражения. СССР должен был быть расчленен на 12 государств, причем ни одно из них не могло быть независимым от зарубежья экономически и самодостаточным в обороне. По последнему сводному плану выбора целей СИОП-6А (конец 80-х гг.), на территории Союза подлежали уничтожению около 50 тыс. объектов, включая, пусть это не покажется странным, квартиры партийных и советских функционеров – вплоть до председателей райисполкомов и секретарей райкомов партии!
   Вникнем в философию вашингтонского мышления. Из меморандума СНБ-116 вы вычитаете: дипломатические переговоры – это не способ выявления общих знаменателей и притирки позиций, а «метод ведения политической войны». Разговоры и переговоры чаще всего задумывались Вашингтоном как отвлекающие маневры для сокрытия истинных намерений американской стороны и для выигрывания ею времени.
   Нечто схожее наблюдается по сей день. Нам предлагают: давайте повстречаемся, побалагурим, обменяемся взаимными уверениями в желании не ссориться, можем даже вместе рыбку половить. Между тем США будут создавать новые базы вблизи России, размещать там радары и оружие, а когда обустройство новых позиций завершится, Москве дадут понять, что переговоры утратили смысл. Сложилась новая реальность, ничего не остается, как ее признать. По схеме с Косово или войны в Ираке. Странно. Мы держим себя, подобно недорослям, коим никакой урок не впрок.

Созидающие

Судьба, созвучная с Россией

   Нынешняя наша мемуаристика зашкалила, если так можно сказать, все дозволенные и недозволенные параметры. Полки книжных магазинов, в прямом смысле этого слова, ломятся от разноформатных воспоминательных изданий, чьи авторы торопятся поведать о прожитой жизни, чаще всего никому, кроме них самих, неинтересной. Перелистывая страницы в большинстве случаев чтива непотребного, я вспоминаю строки из одного письма ко мне Валентина Распутина, где он со свойственной ему выразительностью и лаконизмом сравнил опусы горе-мемуарщиков с номерами фокусников, вываливающих на всеобщее обозрение свои чрева.
   В ставших престижными и модными мемуарных писаниях либерастской тусовки господствует беззастенчивая ложь. Стараясь показать себя в лучах неувядающей славы и всенародного обожания, даже вполне заслуженные персоны забывают о том, что еще живы люди, на глазах у которых они росли и развивались, и лгут «в особо крупных размерах». Пальма первенства в неуемной лжи и очернительстве заклятых врагов должна быть отдана, по-моему, примадоннам Большого театра – Плисецкой и Вишневской. Кто только не попал на острый язык «мучениц» эпохи тоталитаризма. Все оказались виноваты, что народные артистки СССР, лауреатки всех мыслимых и немыслимых премий недополучили от большевистской кормушки и понесли тяжкий крест жертв ненавистных коммуняк и кагэбэшников. Но зато о своей любви, скажем, к лубянской прислужнице Лиле Брик и ее сестричке Эльзе Триоле – матерой французской коммунистке и женке одного из лидеров Коминтерна Луи Арагона – прославленная балерина поет с нескрываемым уважением, сравнимым разве что с отдающими пошлостью воспоминаниями Вишневской о своем воздыхателе – всесильном Булганине.
   «Честные» же рассказчики, которым дороги «тьмы низких истин», так бесцеремонны и чудовищно циничны, что хочется сразу после прочтения их непристойностей вымыть руки. Разве можно общаться нормальному человеку с «половым гангстером» дворянином Кончаловским, развесившем на страницах своих казановских воспоминаний весьма грязное постельное белье. А пробежав горячечный бред любимовского любимца Золотухина, тянет ознакомить с его дневниками психиатра или народного врачевателя.
   Эти примеры лишь надводная часть айсберга пролживленной мемуаристики эпохи рыночной экономики и липовой демократии. На их фоне воспоминания людей неангажированных, всегда остающихся верными основным заветам классической русской литературы, в основе своей глубоко православной и душеспасительной, подобны свежему глотку воздуха или теплому летнему дождю, пролившемуся после изнуряющей духоты. Все эти ощущения я испытал, прочитывая каждую строчку удивительной по своей содержательной насыщенности и восхищающей изысканностью формы книгу воспоминаний Олега Михайлова «Вещая мелодия судьбы».
   Олег Николаевич Михайлов – один из немногих значимых представителей нашей культуры, с которыми мне прежде не довелось лично общаться и дружить. Но без его книг о Суворове, Кутузове, Ермолове или Державине, написанных в лучших традициях русской исторической прозы, я отечественную литературу не представляю. В красочных, насыщенных событиями и достоверными фактами панорамах Михайловских книг Россия предстает именно той составляющей частью мировой истории, которая по праву отведена ей Божественным промыслом. Ни на йоту не отходя от исторической правды, благоговея перед его величеством – источником, Олег Михайлов в каждую новую создаваемую им книгу вносит свое видение жизни и судьбы великих творцов русской истории. Он любит героев и окружающих их сподвижников, заново переживает жизнь каждого из них, предоставляя читателю возможность оказаться перенесенным «машиной времени» в отдаленные уже от нас былые времена и годы. Если великим и образцовым бытописателем великокняжеской Руси был Дмитрий Балашов, то истинным певцом имперской России следует считать Олега Михайлова.
   Пару лет назад Виктор Линник познакомил меня с «переделкинским затворником» Олегом Михайловым. В тот дождливый день золотой умирающей осени ветхая писательская дачка, чудом сохранившаяся под напором новых «русских» хозяев жизни, уничтожающих все на своем разрушительном марше, а прежде всего память, показалась мне идеальным местом для сотворения книги воспоминаний. Возраст у Олега Николаевича, как у всех нас, обязывающий подводить итоги, а уж о чем рассказать, подумал я тогда, этому тонкому знатоку людей всенепременно найдется. Недавний телефонный звонок Виктора Линника подтвердил справедливость тех моих осенних предположений. Не откладывая «на потом» желание почитать мемуары Олега Михайлова, ради которых звонил Виктор, подъехал в михалковский издательский дом «Сибирский цирюльник», дабы получить столь дорогой подарок, каковым оказалась книга «Вещая мелодия судьбы».
   Оговорюсь сразу, что выпуск ее в свет зачтется Никите Михалкову как одно из самых благих начинаний в его непростой и весьма путаной просветительско-благотворительной деятельности.
   Откровения Олега Михайлова я читал долго, неспешно и вдумчиво. Не потому, что не было времени или повседневная суета не оставляла сил на столь серьезное занятие. Просто книга эта оказалась настолько близкой и созвучной моему нынешнему состоянию, что я как бы тренировался на ней, готовясь к своему послушанию – попытке рассказать на бумаге о своей жизни. Мы с Олегом Николаевичем – ровесники, москвичи, а что самое главное, одинаково воспринимаем окружающий мир, дарованный Богом.
   Сказать, что книга мне понравилась, – значит ничего не сказать. Она просто-напросто вошла в меня и заставила вспомнить многие подробности своей жизни и посмотреть на них глазами автора «Вещей мелодии». У нас с Олегом Михайловым разные характеры и темпераменты, но трепетное отношение к людям, умение восхититься каждым из них, усвоить, а иногда и «присвоить» себе богатство человеческой натуры и преклониться перед собеседником, объединяет нас.
   Меня, прежде всего, восхитили в Михайловском повествовании главы, посвященные его письменным общениям со столпами русского литературного зарубежья. Олега Николаевича, как, впрочем, и меня, многие годы не выпускали даже в Болгарию. И он сумел, находясь под мощнейшим прессом бдительных тогдашних спецслужб, установить прочные контакты с Борисом Зайцевым, архиепископом Сан-Францисским Иоанном (князем Дмитрием Шаховским – «Странником»), Александром Сионским, Василием Шульгиным, душеприказчицей Ивана Шмелева, его племянницей Юлией Кутыриной. Благодаря переписке с этими замечательными людьми, Олег Михайлов открыл нам богатый, насыщенный и сложный мир оказавшихся на чужбине истинных представителей русской культурной элиты. Ни разу не повидав своих адресатов, писатель смог описать их так, словно всю жизнь общался с ними на заседаниях литературных объединений или в роскошных залах «Славянского базара».
   Помню, как я, переписываясь с людьми моей профессии – историками искусства и реставраторами, выброшенными большевиками на чужбину, радовался каждому конверту, приходящему из Франции, Америки, Швеции или Югославии. Помню и преклоняюсь перед Олегом Михайловым, сохранившим драгоценное эпистолярное наследие и мастерски рассказавшим о нем в своей книге.
   Первая часть книги, посвященная воспоминаниям Олега Михайлова о детстве и юности, прошедших на Тишинке, о своих родных и близких, напомнила мне страницы толстовской трилогии. Вроде бы автор говорит о частных моментах и личных переживаниях, но рассказ его превращается в эпическое повествование и напоминает мне атмосферу моего тогдашнего бытования в бараках Павелецкой набережной. Время было трудное, послевоенная разруха и нищета стояли на дворе. Но тогда нас ранили в тело, а не в душу, как это сделали Горбачев с Ельциным и их страшные опричники.
   Мы смогли навести мосты со славным дореволюционным прошлым России и не попасть под всеразрушающее обаяние ленинско-троцкистских последышей, презирающих духовность, красоту и ненавидящих русский народ с его многовековым ладом, прочными традициями, мощным патриотизмом и одаренностью. Поэтому мне понятны слова «мой самый русский и советский поклон», написанные мне Олегом Михайловым на титульном листе книги «Вещая мелодия судьбы».
   P.S. В дорогой мне книге Олега Михайлова меня потрясли страницы, посвященные его общению с Варламом Шаламовым. Оно напоминает мои встречи с Владимиром Максимовым, наши телевизионные беседы и публицистику этого честнейшего человека последних лет его жизни, когда он буквально был раздавлен трагедией России, порожденной горбачевско-ельцинской политикой уничтожения государства. «Помню, – пишет Олег Михайлов, – как в ответ на мои восторги по поводу «Одного дня Ивана Денисовича» Шаламов положил мне на плечо свою большую вздрагивающую кисть со словами: «Ах, Олег Николаевич! Еще один лакировщик появился в советской литературе…» Он имел право сказать так».
   А Олег Михайлов имел право написать так.

«Все потерять, и вновь начать с мечты…»

   Лучшего названия для заметок об уникальной книге Вадима Туманова, чем вот этот его заголовок, я не смог придумать, хотя и перебрал десятки различных вариантов. Слова, вынесенные на обложку буквально потрясших меня воспоминаний, точно отражают основной смысл жизненного пути Туманова – человека по-детски честного, бесконечно волевого, не терпящего и малейшего намека на фальшь, постоянно стремящегося делать добро окружающим.
   Не одним только родным, друзьям и единомышленникам, но и всем соотечественникам, которым ох как нелегко дышится в многострадальной и бесконечно любимой России.
   Три года назад, когда появилась на свет книга Туманова, я не «освоил» ее, будучи буквально загружен другими литературными новинками и перечитыванием ставших постоянными спутниками и советчиками настольных «друзей». Но, как говорится, каждому овощу свой черед, или дорого яичко к Христову дню. Встретившись с не известным мне лично легендарным золотопромышленником и строителем, в фантастически короткий срок реконструировавшим кольцевую автотрассу вокруг Москвы, в кабинете старого своего товарища Вадима Мильштейна, я сразу отметил тумановскую скромность, граничащую с застенчивостью, выделявшую его среди других участников застолья. Подписывая тогда Туманову свою последнюю книгу, я не вдруг понял, что он «тот самый». «Савва Васильевич, не сочтете ли Вы за труд прочесть мои воспоминания? Я их уже дал Вашим друзьям: Валентину Распутину и Валентину Курбатову». Получив в подарок «Все потерять – и вновь начать с мечты…» с пожеланием «добра и счастья», я понял, что этот невысокого роста человек с приветливым взглядом и есть Вадим Туманов, о котором мне в свое время взволнованно и увлеченно рассказывал Владимир Высоцкий. Мы обменялись телефонами, а уже вечером Вадим позвонил мне и, извинившись за доставленное беспокойство, сказал: «Савва, дорогой, прочтите первые три десятка страниц и, если они не лягут на душу, скажите мне об этом честно. Я не обижусь, и мы останемся приятелями». Отказать такому человеку было бы неуважением к самому себе. Внимательно проштудировав первую главу сразу захвативших меня мемуаров, я перезвонил Вадиму и пообещал, что самым внимательным образом прочту остальные страницы, чтобы написать о своих впечатлениях о книге, показавшейся мне редким исключением среди бесконечных «саморазоблачений», которыми завалены книжные прилавки и от которых становится не по себе из-за самолюбования, лжи и глупости горе-мемуаристов.
   Книгу воспоминаний Вадима Туманова я прочитал в поезде «Иркутск – Москва», возвращаясь с фестиваля «Сияние России». Несколько замечательных дней, проведенных вместе с Валентином Распутиным, Виктором Линником, Леонидом Бородиным, Львом Анисовым и удивительно гостеприимными иркутянами, дали мне действенный заряд к дальнейшей жизни и работе. В тишине отдельного купе, когда за окном проплывают сибирские и уральские пейзажи, читается спокойно и основательно, ибо ничто тебя не отвлекает от содержания книги. В первый день насладился я поэтической легендой Бородина «Год чуда и печали», которая зримо напомнила мне о недавней встрече с Байкалом, где прошло детство автора и где создал он свою повесть-сказку, не уступающую по чистоте ощущений, трепетности и окрыленности «Маленькому принцу» Экзюпери. «В молодости Л.Бородин, похоже, готов был перестраивать все большое и малое, общественное, государственное и мирское, что являло собою несправедливость». Эти распутинские слова могли бы стать эпиграфом и к книге Вадима Туманова – человека, ненавидящего несправедливость и старающегося все «общественное, государственное и мирское» обратить во благо, дабы помочь людям найти достойное место в жизни и любимой работе.
   Среди других книг, написанных прошедшими через гулаговское горнило авторами, тумановская исповедь занимает особое место, ибо арестантская судьба его не похожа на злоключения товарищей по несчастью. Если, скажем, «классика» тюремной прозы А.Солженицына взяли с линии фронта, перлюстрировав переписку, в которой содержались антисталинские, крамольные для стукачей высказывания, а подлинная жертва палачей «с горячими сердцами и холодными руками» А.Марченко вел на воле активную борьбу с ненавистным режимом планомерно и целенаправленно, то совсем юный 3-й помощник капитана парохода «Уралмаш» Туманов стал жертвой доноса о высосанных из пальцев фактах, среди которых самым страшным было пользование услугами рикши в одном из зарубежных рейсов. Потрясают сила воли, исключительная смелость, помноженные на профессиональную боксерскую выучку, которые помогли Вадиму Туманову не только остаться в живых, но и, не подстраиваясь под бесчеловечные законы тюремного блатняка, получить особый статус зэка, которого одни солагерники боятся, другие уважают, а третьи ищут у него помощи и заступничества от озверевших воров-законников. Нечеловеческие условия тюремного быта, постоянные опасности, голодные и холодные камеры и карцеры надломили психику и мировоззрение Туманова, но не озлобили, а приучили к постоянному сопротивлению подлецам и желанию жить по закону, а не по понятиям.
   Меня не удивила золотодобытчиковская эпопея Туманова, еще зэком возглавившего прииск на Челбанье, собрав вокруг себя проверенных в суровых тюремных буднях людей, среди которых были и специалисты высокого класса, и простые рабочие; он полностью доверял им, заботился о них по-братски и удивил начальство тем, как много может сделать человек, если он уверен в своей необходимости, окружен элементарным вниманием и уважением к его трудовой деятельности. Понятно, почему Высоцкий, остро реагировавший на знаковые события в жизни огромной страны, потянулся к Туманову – человеку, умеющему заряжать своей созидательной энергией современников. Он чувствовал себя в тумановской «республике» полноправным членом, а не заехавшей на часок знаменитостью. Ценили руководителя уникальной артели и непосредственные начальники, понимающие, что в их руках действительно оказалась сказочная курица, несущая золотые яйца. Но большевистская зараза, привитая ленинско-троцкистскими врачами-убийцами, вселилась слишком глубоко в теле нашей державы. Стали верные последователи организаторов гнилостной революции присматриваться да принюхиваться к процветающему тумановскому предприятию и поняли, что не вписывается настоящий профессионал и добытчик в идиотские схемы и конструкции мирового социалистического строительства, и лучше будет, если прихлопнуть на корню мозолящие их и без того гноящиеся глазки начинания, чуждые бюрократической машине подавления всего прогрессивного и богоугодного. «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Хорошо, что рядом была любимая жена Римма – самый близкий и верный человек. Не предали друзья, поддержали просто хорошие люди.
   Как и многие жаждавшие творческой свободы соотечественники, с надеждой встретил Вадим Туманов первые декларации правящей верхушки о «перестройке», гласности и ускорении. Но именно с этим временем совпали варварское уничтожение его артели «Печора» и травля в официальных коммунистических газетах. «Враньем Туманов и живет. Проведя время войны за тысячи километров от фронта (на Колыме! – С.Я.), сейчас он выдает себя за ветерана сражений…» Прочитав эту грязь в «Социалистической индустрии», Вадим ощутил себя снова на допросе у следователя. «Не позвонили, ни о чем не спросили, ничего не проверили и выплеснули на газетные полосы столько необъяснимой ненависти ко мне, к нашей артели, что я задохнулся от ярости». Ставропольский перестройщик Горбачев, которому послал письмо загнанный в угол старатель, позвонил в редакцию журнала «Коммунист», рассказавшего о беспределе в истории с «Печорой», и строго указал его руководству, что они пытаются защищать не того человека.
   В 1990 году В.Туманову вместе с карельским дорожным кооперативом «Строитель» московское правительство предложило подряд на ремонт столичных автотрасс. За 28 дней на 12-километровом участке МКАД тумановцы выполнили годовой объем работ. В специальном телерепортаже был снят стакан воды на капоте едущих по шоссе «жигулей» – ни одна капля не выплеснулась. Один из замов Лужкова – А.С.Матросов высказался прилюдно: «Нам бы еще два таких коллектива, и можно всех остальных разгонять…» Докладчика перевели на другую работу, а бригада Туманова скоренько вернулась в Карелию. Обманул ожидания строителя-новатора и главный разрушитель страны Ельцин, восторгнувшийся на миг тумановскими автодорогами в Карелии. Но только на миг. «Борис Николаевич смотрел на меня, слушал, но думал о чем-то совсем другом… Коржаков постарался поскорее посадить хозяина в машину. Кортеж с красным «мерседесом» посредине рванул с места и скрылся за поворотом».
   Дорогой Вадим Иванович, искать правды у Горбачева с Ельциным так же бесполезно, как у их ближайших советников, идеологов, экономистов и одариваемых нынешними вождями деятелей культуры. Не нужны им Тумановы, блестящие ядерные разработчики, настоящие военные начальники, блюдущие чистоту русского языка писатели, хранители многовековых культурных традиций, жизнью готовые заплатить за сохранение исторического наследия. Два десятка лет правят бал сомнительной удачи доморощенные олигархи, переправившие за океан триллионы государственных рублей. В пароксизме корчатся всевозможные починки, раздербанившие страну и продолжающие вместе с другими птенцами чубайсовско-гайдаровских гнезд дурачить законопослушное население. А как увиваются вокруг деньги и власть имущих хозяев по-доброму помянутые в Вашей в остальном правдивой книге всякие Любимовы, Говорухины, аксеновы и прочие евтушенки! «Прошедший советскую Голгофу», как он сам об этом заявляет, Любимов тут же пробалтывается о целовавшем его Андропове или построившем ему (единственному!) огромный театр главном московском коммунисте Гришине. Зато Леню Филатова – честнейшего и отзывчивого создателя благодарственной телеэпопеи «Чтобы помнили» – поносит самыми грязными словами.
   Не настало еще время в поверженной нынешними последователями Ленина и Троцкого России для таких людей, как Туманов, Купреев, Панарин, Кожинов, Фалин, Острецов, Ивашов, Болдырев и сотен других – честных, умных и любящих Родину, как любят мать и отца. Но обязательно настанет, и тогда «вновь начнем с мечты, не вспомнив о потерянном ни разу…»

И Теркин, и Швейк, и «Евгений о неких»…

   Самые тяжкие для страны и народа 90-е годы, с их кровавым и страшным расстрелом сотен невинных людей у Дома Советов, совпали у меня еще и с тяжелой болезнью. Десять лет я не выходил из дома, мало с кем общался. Было, правда, три таких человека, три Валентина, которым я отвечал на звонки, а порой они приходили ко мне домой. Это Валентин Курбатов, псковский мой друг, Валентин Распутин и Валентин Лазуткин, которого я считаю одним из основоположников нашего телевидения. А так – моим миром были газеты и телевизор. И среди изданий, которые меня поддерживали, конечно, была газета «Завтра». Потому что «День» я застал, будучи еще здоровым. И даже успел в четвертом номере напечататься с полосой о художнике Ефиме Чеснякове. И вот теперь я ждал каждый номер газеты «Завтра», потому что там была правда о том, что вокруг происходит. К тому же, я прекрасно знал Александра Проханова. Мы с ним – «псковичи»: молодость наша прошла во Пскове. Моя – реставрационная, его – писательская. И сейчас страницы в книгах Проханова, посвященные Пскову, – для меня самые дорогие, потому что Изборск, Малы – это наши места любимые. И вообще, эти страницы я считаю классикой русской литературы. А когда я выполз, с Божьей помощью, из своей болезни, первое, что я сделал, – пошел в газету, к Проханову. Мне тоже хотелось сказать свое слово о том, что происходит в России. Мне понравилось, как Проханов тогда сказал: ну что, Илья Муромец, отлежал свое – теперь пора работать, сражаться… И с того дня в 2000-м году до сей поры я с «Завтра» накрепко связан. У меня здесь много друзей, и среди них – два самых близких человека: Саша Проханов – не потому, что он главный редактор, а потому, что жизнь нас объединила, и – Женя, Евгений Нефедов, повстречавшись с которым, я как-то сразу понял, что это за человек: я ведь тоже журналист с сорокалетним с лишним стажем. Я увидел тогда, что это человек, на котором газета во многом держится. Я ведь про него слышал еще и в те годы, когда он в «Комсомолке» работал, поскольку и сам сотрудничал с «Комсомолкой», были у меня там Ярослав Голованов и другие ребята. И я читал его репортажи из Чехословакии, а они все говорили: ну, наш Швейк плохо не напишет!.. А Женя там несколько лет был собкором. И вот уже в «Завтра» я сразу понял, что поддерживать меня будет именно он. Так оно и вышло. С ним я «сверял часы» по всем своим материалам, прислушивался к его замечаниям, ко многим моим публикациям он придумывал прекрасные заголовки. А потом я еще почитал и поэзию Евгения Нефедова, особенно его эпиграммы-пародии! Читали их вместе с дочкой, она говорит: пап, два друга у тебя, которые выше крыши в эпиграммах. Я с ней согласился: действительно, по моему мнению, рядом с Гафтом в этом жанре может стоять только Нефедов, хотя они, конечно, очень разные люди. А колонка его – «Евгений о неких»! Это ведь не просто стихи, это поэтический рассказ о нашем времени, причем социально заостренный. Это то, что я в «Завтра» всегда ценю.
   И вот мы встретились с Евгением Нефедовым для беседы.

   Савва Ямщиков: Женя, все мои встречи, все мои беседы с созидающими сводятся к двум обычным вопросам. И первый я тебе сейчас задам. Ты уже отметил свое, как говорится, круглолетие… Что в своей жизни ты считаешь главным? Что ты сделал, как ты прожил эти годы? Чем они для тебя стали?
   Евгений Нефедов. Дорогой Савва, спасибо, прежде всего, что пригласил меня в собеседники. Я не так часто в подобной роли бываю. Больше сам всю жизнь кого-то расспрашиваю и о ком-то пишу. Что касается вопроса: что было главным в жизни? – ты и сам уже как бы начал на него отвечать, если не прямо, то косвенно – вспомнив в своей преамбуле о нашей работе, жизни в эти «окаянные годы». И сам я, когда обо всем этом думаю, вспоминаю, перечитываю публикации, книги, перебираю в памяти тех, кто остались моими друзьями в эти десятилетия и кто перестал ими быть, – я понимаю одну очень важную вещь. Я ощущаю, я смею считать, что мне удалось – как уж, с чьей помощью: Божьей, внутренних каких-то сил, любимых моих людей, друзей, работы ли, окружения, – удалось остаться собой. Ведь очень-очень многие собой не остались в эти времена испытаний, и я это наблюдал, поражаясь: как человек может на глазах отречься от себя прежнего… У меня в той же «Комсомолке» тоже масса друзей была, да и сейчас есть – из числа ветеранов… Но 20-го или 21-го августа 91-го года я зашел в редакцию: как, мол, ребята вы тут освещаете ГКЧП, с кем вы, мои коллеги недавние? Смотрю – а они уже ликуют, уже «Долой коммуняк!» «Да здравствует свобода!», «Позор ГКЧП!» и так далее. Я как-то аж поежился. Это кричали люди, которые вчера были моими парторгами, комсоргами, звали меня к светлому будущему, упрекали, когда я в стихах позволил себе какой-то лирический момент относительно флага над телебашней. Ну, там моя жена говорит: как хорошо бы его постирать и погладить, ему там холодно, оно истрепалось на ветру… А мне объясняли: старик, так о знамени страны нельзя говорить, это фамильярно по отношению к святыне. А сами они в одну ночь эту святыню содрали, на лоскуты порезали, перекроили, подшили сверху-снизу другие цвета – и живут себе и не тужат, кстати сказать, по сей день. Не знаю, конечно, каково им внутри. Хотя, если честно, о ком-то что-то и знаю. Кто-то и хотел бы не думать о том, что с ним это случилось, хоть он и сыт, и нос в табаке, и все хорошо – но ведь за счет предательства же! Некоторые, почестнее, даже порой, за рюмкой, сами такой разговор заводили. Дескать, знаешь, старина, что-то все-таки иногда гложет.. Вот ты – как засыпаешь? Да нормально, говорю, засыпаю. Устаю, ухандокиваюсь на работе. И потом, несмотря на недуги, несмотря на боли и физические, и душевные, все эти годы совесть-то меня не изводит, не мучит. Я не отказался от того, чем жил: от отца-матери, от Родины, я остался самим собой. Впрочем, некоторые из них склонны, наверное, тоже думать, что они пытались остаться или впрямь остались в душе теми же, кем и были. Тут все непросто. Но сколько таких, кто легко расстался со всем, что было, наплевал на все, оплевал, опорочил! И сегодня не хочет помнить, что эта вся оплеванная им система его рождала, его учила, его берегла, хранила, подлечивала, подучивала… Ах да, колбасы ему мало давала, вот в чем трагедия!.. Теперь вот наелся, а сколько людей рядом сгинуло за эти проклятые годы! Тут я уже не шучу, тут во мне говорит нормальный мой, красный дух, отцовский-фронтовиковский стержень. Но иногда я задумываюсь: что, если б я и сам тогда дрогнул? Ведь мне же шли звонки: «Евгений Андреевич, зачем тебе эта газета, ты же знаешь, ее скоро закроют. Ельцин назвал ее фашистской. Ты же классик газетного дела, умеешь делать буквально все. И есть газеты, где тебя ждут хорошие деньги, перспективы. Что тебя заставляет отказываться от этого?» И какой-то там чертик сидел за плечом, пока я не поплевал в его сторону, и нашептывал: а может, правда? Впереди ведь только тяжелый, тернистый путь. А здесь будет все нормально. И будет нормально все и с детьми, и с внуками – ты понимаешь?..
   Я все хорошо понимал и сейчас понимаю, и совершенно серьезно считаю, что способность остаться тем, кем ты был изначально, – вот это то, что, может быть, человеку и дано в жизни единожды проявить. Решить: остаться или не остаться таким, каким он на свет Божий пришел и каким он по этому миру идет. Ну что тебе объяснять, дорогой Савва, разве у тебя не так? То же самое. Ведь сколько ты наблюдаешь вокруг себя таких, которые раньше и кланялись, и расшаркивались, а сейчас во-о-он куда иные попрорывались, и все по той же причине: они легко отказались от всего, от чего не отказались мы.
   Вот такой ответ, вроде бы и конкретный, и несколько образный, что ли. Если же брать детали, то, конечно, мне здорово повезло, что встретился с Прохановым. Просто повезло. Я и в «Комсомолке» нормально отработал много лет, начинал еще корреспондентом по Украине, в родном Донецке своем. Да и до этого работал редактором в областной молодежной газете, а еще раньше – в районной газете в родном своем городе Красном Лимане, где теперь я уже Почетный гражданин, чем искренне горжусь… А в Москву попал вот как. Когда у меня вышли в Донецке первые книжки, меня приняли в Союз писателей СССР. И мне из «Комсомольской правды» домой позвонил главный редактор Валерий Николаевич Ганичев: «Что же ты – член Союза, а сидишь у нас там собкором на периферии? Ну-ка, приезжай в редакцию, возглавляй отдел литературы». Я, конечно, обалдел. В Москве, в «Комсомолке» – отдел литературы! Я и в ЦДЛ-то с робостью входил, хотя уже и с писательским билетом в кармане… Но, тем не менее, приехал. Правда, пока шли всякие там собеседования, процедуры, в газете поменялся главный редактор, пришел Геннадий Селезнев. Мы уже были знакомы: он работал редактором «молодежки» в Ленинграде, а я – в Донецке. Он говорит: старик, литература никуда от тебя не уйдет, а я тебя очень прошу возглавить рабочий отдел. У нас в газете должны найти место Уренгой – Ужгород, КамАЗ, «Атоммаш», БАМ… Ты знаешь металл, уголь, стройки, работяг, ты же все-таки донбассовец. Уговорил. Заведовал я рабочим отделом, потом стал обозревателем. Там было тоже оробел – ведь рядом «золотые перья»: Ярослав Голованов, Гек Бочаров, Василий Михайлович Песков… Но ничего, прижился. Ездил по стране, печатался широко. Потом работал в Чехословакии. Там я не доработал свой срок: не выполнил задание редакции по прославлению Вацлава Гавела. Сказали: напишите о нем очерк, потому что он будет президентом. Я как-то не смог в это поверить, потому что Гавела знал, поскольку был вхож в пражскую «богему» конца 80-х. Нормальный диссидент, драматург неплохой. Но президентом он мне как-то не виделся. И я ответил, что у меня есть сомнения. А были уже у руля «Комсомолки» ребята молодые, «перестроечные». Позже они возглавили демгазеты. И меня тогда в Москву отозвали. Остался, по существу, без работы. И тут позвонил Проханов, предложил работать в новой газете Союза писателей, параллельной «Литгазете», которую тогда отторг себе Бурлацкий. И эта газета называлась – «День». Заявление – номер один! – в эту газету я и написал. И он меня принял. И вот по сей день – «День», потом «Завтра». Между «Днем» и «Завтра» был перерыв, когда «День» Ельцин разгромил, прислал штурмовиков, и те на Цветном бульваре все у нас потоптали, помяли, порвали и уничтожили. И с нами готовы были то же самое сделать. Но нашлись добрые люди, в ночь на 4 октября позвонили, сказали: ты, ты и ты – в очень нехорошем списке. И вам не надо быть в Москве, в Доме Советов, в редакции. Иначе ничего нельзя гарантировать… И мы были с Прохановым и Бондаренко у Володи Личутина в Рязанской области, в глухой деревеньке, в подполье. После снятия «чрезвычайки» вернулись. Проханов сказал: ребята, никого не держу, времена будут еще тяжелее. Но газету выпускать надо, дух поднимать народу надо. Что будем делать? Решили, что надо продолжать выпускать газету. Назвали ее «Завтра», зарегистрировали как какую-то футурологическую. Хотя нормальные люди и в Минпечати, конечно, видели: раз главный редактор Проханов, какая там футурология-биология, это будет тот же «День»! И так оно и вышло, и так продолжается. Вот это все можно считать главным куском моей жизни, главным ее периодом. Я повторяю, и до этого была работа нормальная: «Комсомольская правда», районка моя – это святое место, где я из мальчишек, из школьников, из деповских рабочих учился писать, параллельно «осваивая» журфак МГУ. Все это было становлением, но закалка моих убеждений, абсолютно неколебимых, произошла здесь. И я счастлив, что и семья моя их разделяет. Трудновато бывало, конечно, когда в подъезде какой-нибудь доброхот вывешивал на доске объявлений статейку, где писалось, что Нефедов – гэкачепист, прохановец и прочее… Каково было моей семье? А я в ней – один мужик. И когда ребята защищали от громил в 91-м наше здание Союза писателей на Комсомольском, конечно, жалею, что не был там тоже, как бы вне этой славной истории оказался, но я ночью должен был находиться дома, а днем – в редакции, «держал» номер. Ко мне приходили всякие корреспонденты – «Коммерсант», «Московские новости», еще кто-то: где Проханов? Я за него. Какой будет газета, куда вы повернете? Вы с ГКЧП? Отвечаю: вот выйдет номер – увидите. И увидели. И сейчас видят и знают, что такое «Завтра».
   Еще я, конечно, благодарен газете за то, что она оставила мне возможность и право быть поэтом. Это ведь тоже – из главных для меня дел в жизни. Моя вторая работа. А может быть, она и первая, может быть, они вообще не разделяются. Но все эти годы, конечно, поэзия тоже для меня не пустячное дело. Я начинал писать стихи мальчишкой, печатался еще в «Пионерской правде». В отрочестве, в юности сформировался как лирик, мои первые сборники – почти сплошь о любви. Это потом я уже как публицист сделался газетным поэтом, трибуном, даже пародистом. Я ведь чего-то веселого не был чужд никогда. Играл Теркина в капустниках «Комсомольской правды», в Праге меня звали «русским Швейком». Теперь я – «Евгений о неких», который недавно уже и отдельной книжкой вышел. Книги – это тоже составляющая моей жизни. Они у меня самые разные – и публицистика, и поэзия, и сатира, и переводы. Особенно люблю переводить с украинского Бориса Олейника, я же Бориса Ильича знаю давно, это мой учитель и друг. А какой поэт! Живой классик. Несколько лет назад за книгу «Тайная вечеря», вышедшую в Москве в моем переводе, он получила Шолоховскую премию. Это очень важно на сегодняшнем кризисном фоне отношений между Украиной и Россией. Ведь те, кто сеет раздор, уже Гоголя у нас отбирают. Но как его можно делить? Классик принадлежит миру и вечности. Противостояние провокаторам – это тоже моменты моей жизни, для меня не второстепенные. Видишь, сколько всего «главного»…
   С.Я. Женя, ты сейчас вспомнил о Борисе Олейнике. Сегодня, наблюдая чудовищные, инспирированные США события, происходящие не только в Грузии, но и на Украине, я тоже часто вспоминаю Бориса, с которым мы были членами Президиума Советского фонда культуры и как-то сразу нашли друг друга. Я думаю о тебе, о других людях с Украины, с которыми я общался и общаюсь. Неужели же достаточно горстки негодяев, всех этих Ющенко, Тимошенко, чтобы сломать то, что веками нарабатывалось? Как можно? Я понимаю, что это подготовлено не только госдепом. Это началось с Хрущева, когда он откинул туда Крым. Но Хрущев мог сделать все, что угодно. Он в свое время писал столько расстрельных списков, что и Берии не снилось. И это он – обвинитель Сталина?!..
   Ну ладно, теперь, как говорится, перейдем к прекрасному. Я опять о твоих пародиях. Есть просто фантастические. Не так давно отмечали юбилей Вознесенского, а я вспоминал твою пародию на него…
   E.H. Да, Андрей Андреевич сделал однажды совершенно жуткую вещь, на мой взгляд. Так нельзя относиться к русской культуре, представителем которой он себя заявляет. Стихи, которые я пародировал, – не просто не поэзия, это какая-то похабщина, ибо речь идет вроде о совершенно святой для всех нас вещи – открытии памятника 1000-летию Руси в Новгороде, но что там за слова! Он не смог обойтись без своих этих штучек-дрючек ниже пояса, излюбленных ныне не только им везде и всюду. В книгах, в телевизоре, в интернете – у них весь юмор ниже пояса. Но тут же вроде не юмор! Вот отрывок, цитата из его стихотворения об открытии в Новгороде памятника 1000-летию Руси:

     Спадает простынь, как трусы.
     Бунтарь, мастеровой, холуй
     К 1000-летию Руси
     Отлил в металле слово «икс».

   Понятно, какая подразумевается буква, какая подразумевается рифма. Что это за издевательство над славянской 1000-летней святыней? Моя пародия называется – «Иксуальное»:

     С чем русский памятник сравнить?
     Не пирамида же, не сфинкс.
     В трусы спадает мысли нить,
     А там словцо на букву «икс».
     Меня сей образ обаял,
     Я ж сам – и зодчий, и пиит.
     Вон, на Тишинке наваял
     Свой «икс». Пускай хоть он стоит…
     Стою и я, бунтарь в трусах,
     За кои дергает Прусак:
     «Ты генитально нас воспел.
     Совсем, поэт, «оиксуел»!..

   Как видишь, это тоже игра звуков, игра слов, но – в его же манере, так что пусть не обижается…
   С.Я. А мы не должны обижаться на его лживость? Они сейчас – борцы с прошлым, но он же сам кричал: уберите Ленина с денег, не трогайте этот образ!.. И такие вот они все флюгеры. Но по сей день друг друга возносят. А настоящему русскому поэту за ними не пробиться, даже после кончины. Вот Татьяна Глушкова, поистине гениальная поэтесса, которая, безусловно, может стоять рядом с Цветаевой и Ахматовой. Поэтесса, которая еще в 58-м году, совсем молодая, написала цикл «София Киевская». Я тогда там работал, изучал фрески и мозаики. Я об этом не знал, уже потом Валя Курбатов познакомил меня с ее творчеством. Прочтите же ныне ее циклы по телевизору, по радио, прочтите цикл грибоедовский, некрасовский, блоковский, пушкинский! Вспомните хоть после ухода. Нет, они ей не могут простить 93-й год, когда она выступила с циклом стихотворений под общей рубрикой «Когда не стало Родины моей». Мы живем в эпоху, когда все доброе, настоящее умалчивается намеренно.
   E.H. Она когда-то напутствовала мою первую книжку. Самую первую. Ей посылало издательство «Донбасс» в Москву, на закрытую рецензию, мою рукопись. Она ее изругала в пух и прах на полях. Я сидел, читал, чуть не плакал, мне было 20 лет. Ей-то, я не знал, самой еще не было тридцати. Но она уже имела имя. И в конце, когда я уже отложил рецензию, не дочитав, решив, что все, никогда никаких стихов писать я не буду – по инерции прочел последний абзац: «Рукопись рекомендую издать. Татьяна Глушкова». Так что она моя крестная матушка в поэзии. Хотя потом уже – добрая сестра. Мы в Москве подружились. Я храню о ней самую чистую память… А эти, которых ты помянул, все равно лишь себя считают «гениями», никаких Кузнецовых или Рубцовых не признают. В последние годы, правда, они как будто поутихли. У нас ведь вожди стали о патриотизме говорить, начали употреблять слова «народ», «Родина», «Победа»… А сейчас среди либералов опять какой-то взлет русофобии. Мне попадает в руки иногда журнал «Огонек». И там в каждом номере главный редактор по фамилии Лошак пишет передовички. В одной из них Лошак пишет: мол, попалась мне газета «Завтра», и там донос на министерство культуры, подписанный Беловым, Распутиным, Ямщиковым и так далее. Эти люди раньше что-то умели, раньше что-то создавали, что-то писали, что-то делали. В кого они превратились? Они превратились в авторов доносов… Но этим Лошак не заканчивает. Он возмущается: они пишут, что надо возвращать, подниматься до уровня нашего прекрасного прошлого. Вот уж не надо! Представляешь, это он нам с тобой – на все наши старания возродить Родину, Россию здесь же, у нас дома, отвечает: вот уж нет, ребята! Каково? Я думаю: погодите, ребята, история ведь по синусоиде развивается. И кто кому скажет: вот уж нет! – еще поглядим…
   С.Я. Лев Николаевич Гумилев эти синусоиды очень хорошо вычертил: как, куда, откуда, что есть пасионарность… А с Лошаком и другими и так все ясно. Их много, конечно, но нас все же больше. И не может быть, чтобы мы не отстояли русскую культуру. Эту задачу и будем считать ответом на мой второй вопрос: что главное для тебя на грядущие годы?
   E.H. Согласен. Именно это я определяю для себя главным делом «на всю оставшуюся жизнь». Нельзя, чтобы чужаки царили в нашей культуре, в нашем родном и прекрасном доме…

«Имя Россия». Телевизионный конкурс

   Давно я не испытывал чувства благодарности к создателям телевизионного произведения, где бы так достоверно, без психопатического надрыва и искажения исторической правды были показаны Вторая мировая и воздействие ее последствий на нынешнее молодое поколение.
   И вот ВГТРК приступил к мегаигре «Имя – Россия». Казалось бы, какое мне – историку искусства, художнику-реставратору, прошедшему школу у лучших русских профессоров, дело до напоминающего лотерею проекта, когда из 500 отобранных кем-то имен надо выделить самый главный персонаж отечественной истории. Мы с коллегами какой уж год не можем доказать чиновникам от культуры, что Н.В.Гоголь достоин хотя бы одного музея, издания полного собрания сочинений и восстановления первоначального облика порушенной в советские годы его христианской могилы. И все же я приветствую кажущуюся на первый взгляд абсурдной затею команды Добродеева.
   За двадцать с лишним лет сначала перестроечных, а потом псевдодемократических реформ «властители умов» в основном из отряда самоназначенной элиты сумели наломать столько дров на ниве историко-культурного и духовного наследия, что расставлять точки над «і» придется не один десяток лет. Заглотив «соросовскую» денежно-грантовую наживку, закрыв глаза на то, что благотворитель сей официально числится по разряду мировых спекулянтов, его российские представители наиздавали огромное количество учебников, пособий, заполонили теле– и киноэкраны только им понятной продукцией, когда просто неприлично белое называть белым, а черное – черным. Начиная от пересмотра истории военных событий 1939—1945 годов, когда детям внушалось, что вовсе не первоклассные военачальники, подобные Чуйкову, Рокоссовскому, Шапошникову, Жукову, Черняховскому и их не менее одаренным коллегам, вместе с бесстрашными солдатами и офицерами сломали хребет нацистской машине. Главная причина майской Победы 1945-го над Германией и последовавшей за ней капитуляции Японии, оказывается, кроется в американской тушенке, лендлизовской военной технике и столь мучительно и долго готовившемся Втором фронте. А какую разнузданность и непотребство позволяли себе так называемые педагоги, психологи, медики, на глазах разлагая молодое поколение, откровенно советуя ему не думать о прочных основах семейного лада и продолжения рода. Вот и приходится теперь государству за каждого второго ребенка платить аж 270 000 рублей.
   Только возвращение к многовековым русским традициям, когда историю Отечества числят не с петровских времен, а от равноапостольных князей киевских, псковских, новгородских и суздальских, чьи дочери, становившиеся королевами западных держав, учили своих мужей писать и читать, ибо они этого делать не умели. Вот поэтому проект «Имя – Россия» заставит наших телезрителей вспомнить о тех великих зодчих, художниках, церковных подвижниках и просветителях, музыкантах, ученых, писателях, строителях, полководцах, императорах, медиках и спортсменах, чьи имена давно пользуются мировой славой.
   Первое, что мне хотелось бы подсказать отвечающим за конечный результат игры «Имя – Россия», – это найти возможность систематизировать представленные на голосование кандидатуры общего списка. Расположение по алфавиту, когда имя императора или псевдоним писателя соседствуют с фамилией врача или футболиста, вносит оттенок хаоса и неразберихи и затрудняет спокойное и взвешенное осмысление исторической роли, сыгранной каждым отдельным фигурантом.
   У меня накопилось немало вопросов к составителям списка «пятисот». Позволю себе высказать здесь кажущиеся мне наиболее необоснованными включения и исключения из него знаковых персонажей отечественной истории.
   Буквально резануло меня по сердцу отсутствие в списке фамилии Аксаковых. Книги Сергея Тимофеевича воспитали не одно поколение русских гимназистов и школьников. Но это лишь малая часть вклада аксаковской семьи в историческую копилку России. Блестящие представители просвещенного, глубоко интернационального славянофильства – его сыновья Иван и Константин – вместе с такими соратниками и единомышленниками, как Хомяков, Леонтьев, Киреевский, чьих имен нет в списке, право же, имеют на их присутствие гораздо большее право, чем писатель Бабель или режиссер Герасимов. А чем не угодили составителям два великих русских художника Дионисий и Александр Иванов. Видимо, о Рублеве и Феофане Греке они узнали из фильма Тарковского, а Дионисий, чьи ферапонтовские фрески постоянно обсуждаются при отборе «Семи чудес России» и попадают в первый десяток, забыт учеными мужами незаслуженно, равно как и великий автор «Явления Мессии», совершивший подвиг во имя прекрасного, стоивший ему жизни.
   Фигура Власа Дорошевича, человека противоречивого и далекого от идеала просветителя, высветилась среди 500, а вот его современник – честнейший, высокообразованный, глубоко патриотичный писатель и публицист Михаил Меньшиков, в течение многих лет питавший умы людей России блестящими статьями и книгами, за что и расстрелянный по личному приказу Ленина на глазах у жены и детей, забыт, хотя каждое его сочинение, переиздаваемое в наши дни, не утеряло актуальности и может быть таким же действенным подспорьем в возрождении России, как труды недавно ушедшего из жизни философа Александра Панарина, разделившего забвение со своим великим предшественником.
   Если отважились «селекционеры» упомянуть имя Саввы Мамонтова – мецената и благотворителя, то становится неудобно перед памятью Саввы Морозова, не уступавшего своему тезке в благородной деятельности.
   Люблю я артиста Николая Крючкова и с удовольствием пересматриваю всякий раз фильмы с его участием. Спасибо, что не забыт он составителями, но разве его великие современники и коллеги Николай Симонов, Петр Алейников, Николай Черкасов или Борис Андреев могут быть обойдены вниманием? У них, кроме блестящего профессионализма, и моральные качества заставляют по сей день восхищаться благородством поступков. Вспомните, как Борис Андреев позвонил в Моссовет, когда умер не отмеченный наградами и званиями Петр Алейников, и попросил похоронить его на Новодевичьем кладбище, в могиле, на которую сам имел документ.
   Игорь Моисеев – величайший хореограф, прославивший отечественную танцевальную школу во всем мире. Но, справедливо отводя ему заслуженную строчку в мемориале великих, стоило бы вспомнить о его учителе Касьяне Голейзовском, чье имя в любой мировой балетной энциклопедии сопровождается словами «Основоположник современного балета». А другой гигант балетной режиссуры Баланчин всегда вспоминал об огромной роли в его творческой судьбе, сыгранной Касьяном Голейзовским.
   Особенно большое разочарование вызвало у меня отсутствие рядом с именами поэтов – Бродского, Галича и Высоцкого – одной из величайших муз XX века Татьяны Прутковой. Ни слова не сказано о ней ни с экранов телевизора, ни со страниц демократических газет и журналов. Скорее всего потому, что не могут простить ей классический цикл «Когда не стало Родины моей», родившийся при виде сотен невинно гибнущих людей у стен Белого Дома позорным октябрем 1993-го. Позволю себе в конце процитировать несколько четверостиший из того траурного собрания стихов:

     Флоренцией казалась мне
     Москва —
     Коварной, воровской, средневековой.
     В садах шуршала ржавая трава,
     И мнился раной каждый лист
     кленовый…

     …Но поутру, когда упал солдат
     Последний наш, и вроде —
     взятки гладки,
     Под окнами прошел крылатый Дант
     В пропахшей адским чадом
     плащ-палатке…

     …Когда не стало Родины моей,
     В ворота ада я тогда стучала:
     Возьми меня! А только бы восстала
     Страна моя из немощи своей…

     …Когда не стало Родины моей,
     Тот, кто явился к нам из Назарета,
     Осиротел не менее поэта
     Последних сроков Родины моей.

   Желая удачи и успеха интересному проекту телеканала «Россия», я уверен, что он поможет вспомнить многие забытые имена славных созидателей нашей истории и культуры.

«Мчатся бесы рой за роем…»

Кто разжигает экстремизм
Диалог художника и журналиста

   Все чаще мы слышим призывы к борьбе с экстремизмом. Однако возникают вопросы: откуда берется этот самый экстремизм, чем он порождается, кто своими действиями, в том числе на поприще культуры, его разжигает и провоцирует?

   Игорь Шишикин. Савва Васильевич, не так давно пришло сообщение о разгроме галереи печально известного Марата Гельмана. Мы его хорошо знаем по тем кощунственным мероприятиям, которые он в своей галерее неоднократно проводил, по политтехнологическим процедурам, что он запускал на отечественном телевидении, которые иначе как провокацией не назовешь. И вот теперь его галерею кто-то разгромил. Поднимается шум, что идет волна фашизма, сразу вспоминают национальность Гельмана, соответственно усматривают и антисемитизм. Как вы полагаете, это происшествие стоит в том же ряду, что и разгром выставки в Сахаровском центре, когда русским людям терпеть надоело? Сахаровский центр, как Кондопогу, не выдержали люди и начали по-своему наводить порядок. Или это очередная многоходовка и провокация самого Гельмана?
   Савва Ямщиков. Меня больше всего поразило в этой истории то, что «Коммерсантъ» поместил материал о случившемся на первой странице с переходом на вторую, хотя были и другие важные события. Но они их не интересуют. Галерея Гельмана – вот для них главное. Что называется, прищемили мальчику часть тела дверью, и они заверещали. В «Коммерсанте» сказано, что работали десять погромщиков без истерик, одеты они были в черные шапки с прорезями, в черные куртки, высокие ботинки. Каждый погром вызывает отторжение. Но Гельман заявил, что готов был к этому. В «Коммерсанте» приведена и справка о его деятельности. Простите меня, пожалуйста, какое он имеет отношение к изобразительному искусству, если в свое время «лучшая» его акция «Арт-факт», как они говорят, заключалась в том, что устроили поедание торта, изображающего Ленина в гробу мавзолейном?
   И.Ш. Тем Гельман и прославился.
   С.Я. Да, но, простите, это же чудовищно. Моя дочь однажды посетила его выставку на Крымском валу со своей приятельницей-художницей. Она ужаснулась: «Папа, там такая матерщина стоит!» Вот перечень его «подвигов»: помогает баллотироваться в мэры Москвы полковнику Лебедеву; ведет пиар-кампанию выборов «Союза правых сил»; дезавуирует «врага» Немцова —на выборах в Нижнем Новгороде. Причем всегда пользуется самыми грязными приемами. Просто чудовищная грязь! Между прочим, он помогал создавать партию «Родина». Так какое же отношение погром имеет к искусству? Это, думаю, приведение приговора в исполнение, скорее всего – по политическим делам, если не провокация, о которой вы сказали (они и на это способны – мы знаем массу примеров).
   И.Ш. То есть вы считаете, его политические акции настолько дурно пахнут, что кому-то уже стало невыносимо? Надоели ушаты грязи, которые он выливал?
   С.Я. Да. Это своего рода предупреждение и его подельникам. Он же вообще идет в одной упряжке с Глебом Павловским по фонду эффективной или неэффективной политики. Это предупреждение таким, как коллега и соратник Павловского господин Глазычев, член Общественной палаты, который в свое время был руководителем штаба предвыборной кампании Кириенко, когда «киндерсюрприз» пытался стать мэром Москвы. Глазычев тоже к искусству имеет отношение – специалист по истории архитектуры.
   Он в молодые годы работал в редакции журнала «Декоративное искусство». Глазычев предлагал тогда конструкцию сохранения памятников: «Зачем в Москве сорок церквей XVII века или сто церквей XVIII века? Оставим по одной, классической, наиболее характерной, а остальное заменим новоделами». Они такие же и в политике, сажают таких в Общественную палату! Это все чудовищно. Я считаю, что для них – это тревожный звонок. Дай Бог, чтобы они поскорее убрали грязные свои щупальца с нашего повседневья.
   Меня другое тревожит – история в Кондопоге. Я не из трусливых людей, но думаю о своих друзьях, которые там живут, об их детях. Карелия – любимый мой край. Ведь «бессмысленный, беспощадный» кровавый бунт – это вам не придуманные страшилки. Под его колеса будут попадать многие невинные люди. А виноваты в том, что происходит, – гельманы, павловские, лидеры «Союза правых сил», швыдкие, которые просто уши нам залепили криками о «ксенофобии». Какая ксенофобия? Ксенофобия – болезнь. От нее лечат в психиатрических больницах. Они навязывают то, что хотели бы от нас услышать. Национального шовинизма в России просто не может быть – мы православны, а иногда и слишком доверчивы, чтобы у нас появились шовинисты.

Костер ненависти

   И.Ш. Савва Васильевич, подобные акции оправдывать и одобрять невозможно. Любой разгром, любое противоправное насилие не может приветствоваться. Но, с другой стороны, это реакция людей, сигнал, что так дальше нельзя. В ответ на произвол распоясавшихся пришельцев они начинают восстанавливать справедливость теми методами, которыми могут. И что же? Их объявляют фашистами. Почему тогда на Гельмана не заведены уголовные дела за разжигание межнациональной, межрелигиозной ненависти? Достаточно вспомнить, что было в его галерее. Ему давным-давно светят статьи, но почему-то судов не было, наручники не надевались. За клевету его не наказывали. Вот кто-то и решил таким методом восстанавливать справедливость.
   С.Я. Может быть, учитывают заслуги его папы, драматурга Гельмана, который был певцом партийных организаций? Все они потом стали либералами. Вы сказали, что это напоминает разгром чудовищной Сахаровской выставки. Нет, там все было спонтанно. После проповеди отца Александра (Шергунова), замечательного русского священника, люди в благодарном порыве это сделали.
   И.Ш. Как и в Кондопоге.
   С.Я. А вот здесь, скорее, все спланировано. Дело в том, что дурить людей до бесконечности нельзя. Вот не такая уж давняя история с Грузией.
   Вспоминаю, как в «Новой газете» было вынесено крупными буквами: «Я – грузин» – и портрет Юрия Роста, заявляющего: «Мне плевать на президента этой страны. Мне плевать на население этой страны. Мне плевать на телеведущих этой страны, потому что они плюют на меня. Я – грузин».
   Господин Рост, что вы орете, как зарезанный? А кто нам «привез» эту Грузию? Это ваши «демократические» друзья «родили» сначала бесноватого Гамсахурдиа, потом заменили его вороватым проамериканским ставленником Шеварднадзе, а в результате дождались Саакашвили.
   Не надо таким господам, как Рост, говорить, что режиссера Данелия затронут, Басилашвили, не дай Бог, обидят. Это – провокации. Но, по сути дела, вы вели себя так всегда. Сейчас кричите: «Я – грузин!» А во время кровавой бойни, развязанной Ельциным и Березовским, вопили: «Я – чеченец!» Вспомните своих коллег, всех этих савицких, масюк, которые издевались над гибелью псковских десантников и прославляли Аслана Масхадова, Басаева.

Это все одна команда

   И.Ш. Савва Васильевич, вы сейчас затронули несколько тем, но они, по-моему, все связаны. И ничего удивительного нет. Ведь вся та публика, которой президент поручает осуществлять то или иное действо, – плоть от плоти, кровь от крови тех же самых гельманов. Это все одна команда, только у них разные функции.
   С.Я. Вообще рыба гниет с головы, как известно. Эти провокаторы будут иметь почву под ногами до тех пор, пока у нас не будет дана правовая оценка деятельности Ельцина, Собчака, Чубайса, Березовского, пока над ними не состоится суд, пока 75-летие Ельцина будет отмечаться фильмами на телевидении, где все поют ему осанну – от светских властей до духовных. До тех пор, пока у нас по Первому каналу аналитическую телепрограмму будет вести господин Познер.
   И.Ш. А по второму каналу – Сванидзе.
   С.Я. Познер на Пушкинской сказал, что презирает режим Саакашвили, но и Россию презирает. Пока у нас будут вести передачи на канале «Культура» швыдкие, архангельские, ерофеевы, демократии мы не дождемся. В одной из передач Архангельского «Тем временем» обсуждалась проблема трансплантации и клонирования человека. Приглашены были двое ученых, от Русской православной церкви – отец Всеволод Чаплин, заместитель владыки Кирилла, и Бер Лазар. Бер Лазар решает у нас многие проблемы.
   И.Ш. Савва Васильевич, я должен напомнить, что не так давно было опубликовано интервью с этим самым Архангельским, которого почему-то тоже до сих пор не привлекли по статье «Разжигание межнациональной розни». В интервью он сказал, что в его программах в основном одни евреи, потому что они – самые умные. Представьте, если бы кто-нибудь из ведущих какой-нибудь радиостанции заявил, что у него в программе только русские, потому что только они умные?
   С.Я. Тотчас пригласили бы его в судебные инстанции.
   И.Ш. Это тут же!
   С.Я. А он спокойно работает. Отец Всеволод высказал абсолютно верную мысль, что у православных смерть не считается концом жизни человеческой и человек, достойно проживший жизнь, достойно уходящий в мир иной для продолжения вечной жизни, – это основа православия. А Бер Лазар заявил тут же: «Вы этим самым проповедуете идею самоубийства». И такое часто у нас говорят по телевизору! Швыдкой сейчас немножко суетится, даже что-то про патриотизм иногда выдавит из себя. То есть почуяла кошка, чье мясо съела. Но все равно от самой кошки попахивает притворством. А Ерофеев, который просто издевается над всем? За это Франция ему вручает почетный орден «За вклад в культуру».
   Я, между прочим, написал короткое письмо французскому послу по этому поводу, и оно напечатано в «Литературной газете»: «Выбирать достойных – прерогатива вашей страны, и я бы никогда не посмел вмешиваться. Но в данном случае это надругательство и над нашими литературными связями, и над литературой, которая дала миру величайшие образцы творчества, отличающиеся блестящим профессионализмом и высокой нравственностью. Вы же даете награду человеку, который поставил во главу угла своих писаний цинизм, матерщину, пошлость». Я написал, что под этим письмом могут стоять тысячи подписей моих соотечественников – от известных деятелей культуры до простого читателя, слушателя и зрителя. Я сказал, что сам отношусь к наградам абсолютно спокойно и даже отрицательно, потому что считаю, что высшая награда – это жизнь, дарованная Богом, и умение пронести незапятнанное свое имя до конца этой жизни. Дальше пишу: «Я прекрасно понимаю, что всякая награда – это часть политической, культурной жизни, и я никогда бы не стал оспаривать, например, ваше решение отметить такой наградой господина Бенедиктова, главного редактора «Эха Москвы» – радиостанции, которая подрывает интересы Российского государства и обслуживает западных партнеров. Это ваше дело награды им давать. Но когда вы награждаете такого человека и как бы ставите его в один ряд с Толстым, Пушкиным, Достоевским, Чеховым, Шолоховым, Распутиным, Пастернаком, то, простите, тут приходят на ум толстовские слова: «Не могу молчать». Это же растление».
   Надругательства над классикой совершенно чудовищные. Один Фокин, выбившийся в режиссеры, сколько пьес Гоголя испоганил! Игорь Петрович Золотусский после просмотра его «Ревизора» в Александринке хотел в прокуратуру идти. Они совокупляются на сцене, плюют в зал. Теперь вот этот «Евгений Онегин» – на сцене Большого театра, который наконец-то прорвал гнойник в голове госпожи Вишневской. Как она кричала: «Свобода, ура, мы с Собчаком!» Теперь возмущена таким «Евгением Онегиным». Наконец-то и их достает «демократия». Ну как могут не достать все эти «Голые пионерки», «Дети Розенталя», выкрутасы Кирилла Серебренникова? Сейчас он в «Современнике» поставил «Антония и Клеопатру» по Шекспиру. Я посмотрел. Стало страшно. Чулпан Хаматова, которая думает, когда играет, не головой, а другим органом, – вся в показном сексе. Почему Шекспира можно так похабить?
   Доходит до того, что какой-нибудь писатель Пьецух печатает в «Литературной газете» огромную статью, где сказано, что вся русская литература состоялась благодаря тому, что лучшие ее представители были больны: Гоголь – шизофреник, Достоевский – эпилептик, Лермонтов – мегацефал с большой головой и короткими ногами, у Тургенева понос какой-то был неостановимый, Чехов – туберкулезник. А иначе ничего бы и не состоялось. У Толстого тоже нашли что-то в истории болезни. Волосы у меня встали дыбом! Я тогда ответил статьей под названием «Эй, моськи» в «Дне литературы». Видимо, господин Пьецух такой супермен: бегает по утрам, пьет кефир, обтирается холодной водой. Но пусть он напишет хоть одну строчку, подобную тем, которые умели писать пациенты различных отделений больниц. Но в меня уже камень кидают: как посмел Пьецуха задеть?
   Вот вы представьте себе, Валентин Григорьевич Распутин написал бы, что еврейская или американская литература состоялась потому, что Хемингуэй пьяница был, а Бабель был сотрудником ЧК. Статья за разжигание национальной розни ему была бы обеспечена. А здесь, пожалуйста, можно и Толстого оболгать и поставить «Шута Балакирева», где русская история с ног на голову перевернута. Это очень серьезная причина продолжения той тьмы, в которой мы вынуждены брести, чтобы, как Лев Николаевич Гумилев говорил, выбраться из ямы, куда мы провалились. Никто нам не поможет, а поскольку уходят из жизни такие люди, как Лев Николаевич, как Дмитрий Михайлович Балашов, все меньше и меньше остается тех, на кого в культуре можно ориентироваться.

Нам вливают оплаченный яд

   И.Ш. Савва Васильевич, вы как-то говорили, что без суда над теми, кто заведовал развалом и растлением, нельзя идти вперед. Я думаю, что это сейчас должно стать самым главным посланием, которое нужно распространять. Это нужно осознавать как можно большему числу людей, потому что пока от этого гнойника не избавимся, ни о каком укреплении государственности, ни о какой морали в обществе не может быть и речи. Нельзя говорить о том, что мы укрепляем государственность, и сохранять всю эту гниль, которая образовалась в нашем обществе за девяностые годы и продолжает ныне активно действовать.
   С.Я. Ныне даже еще более активно!
   И.Ш. Потому что они понимают прекрасно: как только пойдет реальное укрепление страны, им здесь места не будет. Им жизни здесь не будет. Либо их посадят в тюрьму за то, что они совершили, либо им придется уехать к себе «на землю обетованную» или еще куда-то. Но, Савва Васильевич, вот когда мы приводим примеры всей этой гнили, нужно ведь понимать, что она не только там, вверху, на телевидении, во всех этих галереях, во властных и политических структурах. Она ведь опасна еще тем, что от нее идут метастазы и в общество и они поражают «простых», нормальных людей. И эти люди начинают совершать поступки, которые для нормального человека – полная дикость. Не так давно, например, пришло сообщение о том, что какие-то вандалы расстреляли памятный знак на месте, где погиб Юрий Гагарин. Я понимаю, что скорее всего это были просто-напросто перепившиеся охотники, которые решили посоревноваться, кто лучше стреляет. Но вот в этом, по-моему, и кроется самое страшное: что для них стало возможным использовать в качестве мишени памятный знак на месте гибели такого человека. И я думаю, что, если бы у нас не было гельманов и прочих, никогда подобное произойти в нашей стране не могло.
   С.Я. Я с вами абсолютно согласен. Но ведь надругательство над памятью Юрия Алексеевича стало довольно распространенным. Все копают, как он погиб, что, может быть, он жив – всей этой чуши хватает, – и тем самым выжигают из людей память и преклонение перед героями, благодаря которым мы существуем.
   И.Ш. Нет ничего святого.
   С.Я. Да. А вот в Таллине опять памятники нашим воинам оскорбляют. Идут бандеровцы по улицам Киева и кричат: «О, Ющенко!», «О, «оранжевая революция!» Вот вам «оранжевая» революция – пришли бандеровцы. Рядом стоят наши ветераны, плачут. Я вспомнил стихотворение Сергея Михалкова про русских детей, которые после войны попали в американский приют, и про то, как их там разлагали: «По капле им в душу вливают разведкой проверенный яд». И нам вливают яд, оплаченный и проверенный теми разведками. Яды всегда стоили дорого.
   И.Ш. Пока эти яды не перестанут поступать в наш организм, говорить о выздоровлении страны нет возможности, и, соответственно, одна из главных наших задач сейчас – добиваться, чтобы краны, через которые эти яды идут в тело нашего народа, были перекрыты. А эти краны имеют всем нам прекрасно известные названия, известные фамилии, имена, отчества.
   С.Я. Конечно! Вот с них-то и надо начинать борьбу с экстремизмом.

Кто у нас нынче в роли «властителей умов»?
Диалог с обозревателем «Правды» Виктором Кожемяко

   Общаясь с этим замечательным человеком, всегда вспоминаю, что написал о нем Валентин Распутин: «У него есть звания, добытые за десятилетия работы в реставрационном искусстве, и огромный авторитет знатока русской древности и русской культуры, и чистая тога гражданина Отечества, не пострадавшая ни за советские, ни за «демократические» времена».
   Как истинный гражданин и патриот, Савва Васильевич Ямщиков продолжает страстно отстаивать высочайшие ценности отечественной культуры, подменяемые ныне и вытесняемые из нашей жизни.

   Чтобы привлечь внимание
   Виктор Кожемяко: Уже не первый год, дорогой Савва Васильевич, в разных изданиях читаю ваши статьи, заметки, интервью, полные боли и гнева. Эта боль за поруганную родную культуру, этот гнев против ее разрушителей мне очень понятны и близки. Газеты «Правда» и «Советская Россия», где я выступаю, тоже постоянно бьют тревогу в связи с происходящим в сфере культуры. Но вот главный вопрос: доходит ли это до власти? Например, читал вашу статью «Не могу молчать». Вы там поставили ряд давно назревших проблем предельно остро и даже сочли нужным обратиться напрямую к президенту страны. Ну и что дальше? Ответил вам президент?
   Савва Ямщиков: Ответа не было, да и не ждал я, конечно, какого-то личного ответа. Цель моя была – привлечь внимание к тем вопросам, которые меня особенно беспокоят.
   В.К. Что ж, давайте посмотрим, как обстоит дело сегодня с этими вопросами. Вы с большой тревогой писали о судьбе так называемой Бременской коллекции – трофейных произведений искусства, за которые много лет вам пришлось вести борьбу. Ваше требование, на мой взгляд, абсолютно правомерно: если возвращать эти экспонаты Германии, то обязательно только на условиях компенсации. То есть Германия в счет этого должна вложить средства на реставрацию исторических памятников Новгорода и Пскова, разрушенных в свое время немецкими оккупантами. Что-нибудь сдвинулось в этом направлении?
   С.Я. Пока, к сожалению, ничего. Во всеразрушающие годы ельцинского правления удалось нам предотвратить попытки свердловского барина продолжить разбазаривание трофейных ценностей и не дать его приспешникам разворовать плохо лежащее государственное добро.
   После выхода в свет моей книги «Возврату не подлежит!», выпущенной издательством «Алгоритм» и представленной на Московской международной книжной выставке-ярмарке в сентябре прошлого года, мне позвонили из Министерства культуры и сообщили, что возобновляет свою работу российско-германская группа, созданная еще в начале 90-х годов для решения судьбы «Бременской коллекции».
   Я обрадовался. Пришел туда и сказал: буду работать в этой группе, если вы вернетесь к нашему документу 1993 года – государственному Заявлению о намерениях. В нем как раз совершенно четко были зафиксированы условия компенсации с немецкой стороны при передаче ей «Бременской коллекции». Это означало, что передача ни в коем случае не может быть безвозмездной!
   В.К. А ведь такая попытка уже предпринималась в 2003 году?
   С.Я. В том-то и дело! Тогда с огромным трудом она была отбита. В основном благодаря Николаю Губенко, сумевшему объединить вокруг себя патриотические силы…
   На безвозмездной передаче трофейной коллекции вроде бы окончательно удалось поставить крест. Но, как оказалось, именно «вроде бы». Потому что потом в прессе вдруг появились сообщения, что коллекцию отдадут за смехотворную цену, что решение такое «в верхах» уже подготовлено. Я понял: это весьма серьезно.
   В.К. И провели свою пресс-конференцию, о которой писала «Правда»?
   С.Я. Да, пресс-конференцию в Фонде культуры. Участвовали в ней, кроме меня, Николай Губенко и один из самых компетентных специалистов по Германии доктор исторических наук Валентин Фалин.
   Ажиотаж был большой. Отклики «демократической» прессы злобные. Опять издевались и потешались надо мной, еще больше – над Губенко, передавшим в Генеральную прокуратуру дело Швыдкого, который в 2003 году чуть не сплавил «Бременскую коллекцию». А потом в той же прессе последовали и «политические разъяснения» – судя по всему, мне их надо было учесть.

   На груди у власти
   В.К. О чем конкретно шла речь?
   С.Я. Пожалуйста, процитирую: «Некоторые источники в Минкультуры намекают на то, что умеренная позиция Ангелы Меркель на самарском саммите ЕС – Россия была обусловлена, в том числе и прорывом в истории с «Бременской коллекцией»… Конечно, рассчитывать на повторение успеха 2003 года противникам «дешевой» реституции вряд ли стоит. Кремль возьмет ситуацию под контроль. Дума промолчит. Телевизор не покажет. Коллекцию отдадут… Как бы то ни было, но возвращение «Бременской коллекции» – знаковое событие. На Западе к такого рода «сигналам» чутко прислушиваются… Владимир Путин в Австрии, во всяком случае, обещал двигаться по направлению к реституции».
   В.К. Что же следует из того, о чем вы рассказали? По-моему, давно уже всем ясно: в нашей стране действуют влиятельные антироссийские, антирусские силы. С 1991 года они не просто во власти, но всецело определяют ее политику. По отношению к культуре это особенно очевидно. Потому что зеркало состояния культуры – это телевидение, которое все каждодневно имеют возможность лицезреть. И то, что мы там видим, одинаково возмущает вас и меня. Ваша публицистика последних лет в большой мере посвящена безобразию, творящемуся на телевидении. Но разве после этой публицистики, после многолетних возмущений других авторитетных и уважаемых людей нашего Отечества стало меньше телевизионного безобразия?
   С.Я. Соглашусь с вами: меньше, к сожалению, не стало. Так ведь в том числе и этим было продиктовано мое открытое письмо президенту (В.В. Путину. – Ред.), о котором вы упомянули. Напомню хотя бы одно место из него: «Что касается растлевающей роли «родного» телевидения, то лишь слепой не ужаснется при одном виде доморощенных звезд, среди которых «вооружены и особо опасны» Ксюша Собчак, Боря Моисеев, бескомплексная Лолита с непотребным Цекало и прочие эрнсто-пугачевские выкормыши. Творения «мастеров литературной позы», подобные Ерофееву, Сорокину, Минаеву, полны матерщины, глумления над самыми сокровенными сторонами человеческого общения. Даже претендующий на элитарность канал «Культура» старается отвести побольше места в своем плотном графике этим уголовно наказуемым «инженерам человеческих душ».
   В.К. Написали-то вы сильно, Савва Васильевич. Ничего не скажешь…
   С.Я. Считайте, что это крик моей души.
   В.К. Я так и воспринимаю. Да, написано сильно, только возникает тот же самый вопрос: будет ли услышано? А если и будет, то последуют ли, в конце концов, какие-то реальные меры, чтобы изменить укоренившееся положение? Ведь те самые «звезды», которые названы вами и которые, будучи нашим национальным позором, стали прямо-таки «властителями умов» в нынешней России, Путин тоже видит, причем не первый год. Значит, его они не возмущают? Или, может быть, сказывается особая близость некоторых из них – в первую очередь Ксюши Собчак? Или продолжает действовать всемогущая сила телевизионного «рейтинга», на которую однажды Владимир Владимирович сослался, когда его просили навести порядок на телевидении?
   С.Я. Конечно, я обо всем этом тоже думаю. Одиозные фигуры приближены к президенту уже в течение многих лет! Одни и те же. Пугачева, например, мало того, что состоит в Президентском совете по культуре – ее же включают во вновь созданную Общественную палату. Там оказывается и Сванидзе – жуткая русофобская личность, но совершенно непотопляемая. Такие заправляют культурой. Под началом господина Швыдкого, нанесшего за годы своего правления ущерб культуре чудовищный.
   И вот показывают по телеящику заседание руководителей регионов у президента по проблемам народной культуры. Я было подумал: слава богу, что за такое важное дело взялись! Но когда стали рассказывать, кто из губернаторов чем занимался, как Матвиенко крестиком вышивала, а теперь времени у нее нет, и показали стыдливо ушедшего в угол Рому Абрамовича, мне стало не по себе. Известно, что Рома джинсами торговал. Это тоже имеет отношение к народной культуре? А вот господин Швыдкой вдруг вспомнил о старообрядческом поселении в районе Воркуты. Кто-то ему явно шпаргалку выписал к заседанию. Шоумен якобы жаждет туда в гости, но к ним, увы, не долетишь, не проедешь. А стоящий рядом министр Соколов посетовал – денег на это нет: что делать, мол, господин президент? И Швыдкой вторит: да, что делать? Но сам же он хозяин мошны, и на похабные биеннале отпускает этот хозяин немереные миллионы. На такую «культуру» ему хватает? Хватает на фильм «Сволочи», который все нормальные люди осудили. Ведь именно он эту гнусность обильно финансировал. Счетная палата проверяла. И что, Степашин накажет Швыдкого?
   В.К.Видите, самим вам вполне понятно, что там, «наверху», все как-то туго повязано. И если существует сегодня определенная «культурная политика» (а она существует, конечно!), то никак не может быть, чтобы шла эта политика вразрез с пожеланиями президента. Лично я в это абсолютно не верю. Да и многое из того, что вы пишете, свидетельствует о том же. Нынешняя «элита» – разве не связана она с президентом? Вот вы, скажем, возмущаетесь обильными писаниями «самого великого сейчас номинанта и премианта Димы Быкова». А он тем временем – постоянный гость на встречах с писателями самого Путина или его доверенных лиц…
   С.Я. Действительно, такой высокой чести, которой удостоены сегодня Дима Быков и ему подобные, даже близко не имеют настоящие классики нашей литературы – Валентин Распутин и Юрий Бондарев. Не с ними советуется власть, а с Димой, которого я считаю просто сексуально помешанным. Вы, наверное, не читали его откровений в «Собеседнике», где он дает интервью некоей «интимной обозревательнице» (так она там названа!) мадам Огневой. Волосы на голове шевелятся, когда читаешь такое:
   «Уверяю тебя, добиться стойкой эрекции в постели под одеялом гораздо проще, чем достойно проявить себя на крыше или в кишащем энцефалитными клещами лесу… Вот я, например, до гроба буду помнить, как у меня было это в кабинете главного редактора… В метро почти было, но в последний момент кто-то вошел в пустой вагон… На детской площадке было, на крыше нашего дома было. В ночном море – много раз, на пустынных скалах пару раз…»
   В.К. Впечатляет! Экий половой гигант-умелец…
   С.Я. Не думайте при этом, что непристойные беседы Дмитрия Быкова и Огневой носят мелкий кухонный характер. Берите выше! Они же, оказывается, прежде всего думают о литературе. И ей, литературе Достоевского и Толстого, адресуют свои сентенции. Потерпите и еще немного послушайте:
   «Как-то у русской литературы с эротикой традиционно не ладится… Какая русская литература способна читателя возбудить?.. Проблема в национальной ментальности». Вот как! Русская ментальность им не по душе – ущербная она у нас. И тут же Дима дает свой художественный образец: «В будущем эротическая проза могла бы выглядеть так: «Президент любил страну все глубже и глубже, двигался по ней мощно, и ответный стон народной любви заставлял его терять самообладание, сводя все к единственному желанию – как можно дольше не кончать, контролировать ситуацию…»
   Выдал такое и сам себя похвалил этот эротоман: «По-моему, возбуждает». А президент, наверное, услышал вопль Димы, возбудился и поручил своему полномочному представителю Дмитрию Медведеву, одному из кандидатов в «преемники», встретиться с писателями, обязательно пригласив его, Дм. Быкова. И вот уже строчит он, осчастливленный, свой восторженный отчет в любимом «Собеседнике»…

   Из-за границы тоже пригреты
   В.К. Да не редкость для него подобные встречи «на высшем уровне»! Осчастливлены властью он и вся эта компания бывают регулярно. Кого назвал в газетном отчете на сей раз?
   С.Я.«Писатели, – сообщает, – представлены Василием Аксеновым, Владимиром Маканиным, Поповым, Ерофеевым, литкритиком Архангельским, его коллегой Немзером, Натальей Ивановой и Дарьей Донцовой, Успенским, Агеносовым, Слаповским, Бунимовичем, Гуцко, Романом Солнцевым, Бородиным и Веллером, еще был Дмитрий Липскеров и Славникова тоже. Из поэтов присутствовала Римма Казакова, из главных редакторов – Юрий Поляков. От Агентства по печати присутствовал Сеславинский».
   Если исключить две-три серьезные фамилии, то остальные вызывают у меня печальные чувства.
   В.К. Но остальные-то как раз и составляют «обойму власти».
   С.Я. Согласен. Кстати, в конце своего болтливого репортажа Дм. Быков восклицает: «Хорошо бы он (Медведев то есть) стал президентом! Добрый, отзывчивый человек!» Стало быть, у них полное взаимопонимание…
   В.К. В последнее время немало слов приходится слышать от руководителей страны и их обслуги о национальных интересах, о патриотизме, о служении Отечеству. На словах как будто ушли от привычных утверждений, что патриотизм – это последнее прибежище негодяев. Но когда видишь, на кого из деятелей культуры опирается власть, понятно становится: по существу мало что изменилось. Потому что «властители умов» – прежние, и по-прежнему пригреты они не только российской государственной властью, но и теплой заботой с Запада. Одновременно. Вы это замечаете?
   С.Я. Очень даже замечаю. И откликаюсь на это! Вот сравнительно недавно обратился с открытым письмом к послу Франции в России. А поводом стало награждение французским орденом «За особый вклад в развитие культуры» писателя Виктора Ерофеева. Помните, он значился одним из первых в списке приглашенных на встречу к первому вице-премьеру Медведеву? Этот, с позволения сказать, писатель, как и Дм. Быков, на всех президентских и прочих приемах здесь, в России, – обязательный нынче персонаж. Но вот и французы его, оказывается, высоко оценили. «За особый вклад»! В культуру! Только в чем же он, этот вклад, реально состоит?
   Не стал бы я писать свое письмо, ни в коем случае не стал бы навязывать свою точку зрения, если бы речь не шла о явном поругании русской литературы и всей русской культуры в целом. Если действительно талантливые ее представители обогатили человечество нетленными плодами своего творчества, отличающимися высокой духовностью, нравственностью, отточенным художественным мастерством, то этот орденоносец ни одним из этих качеств ни в малейшей степени не обладает. Зато исповедует вседозволенность, пошлость, откровенный цинизм, позволяет себе издевательство над самыми тонкими материями, касаться которых недостойно скверное его перо.
   В.К. Но если из-за рубежа Ерофеева так высоко оценили, значит, для них он представляет ценность? Чем, как вы думаете?
   С.Я. А вот давайте вместе подумаем. Таким же французским орденом был награжден недавно руководитель радио «Эхо Москвы» Венедиктов. Известно, что радиостанция эта хотя и находится в России, но Россию не любит. А на Западе зачастую и поощряют таких. Разве там по-настоящему дорожат нашей историей и культурой? Нет, конечно! И вполне естественно, что разрушители русской культуры, к коим я отношу Ерофеевых, Дм. Быковых, Аксеновых, Радзинских и т. п., возносятся там на пьедестал, окружаются всевозможными почестями.
   В.К. Так-то оно так. Но поразительное совпадение: эти же люди, которых на Западе превозносят за их антирусскую позицию, из года в год представляют нашу страну за рубежом на международных книжных выставках-ярмарках. Не Бондарев и не Распутин, а опять они!
   С.Я. Вы абсолютно верно заметили. И поскольку их туда из года в год возят – значит, такова политика нынешнего нашего государства по отношению к литературе и культуре вообще.
   А премия «Триумф»? Одна из самых богатых, которые были учреждены в годы «реформ», она стала достоянием многих персонажей нашего разговора. Случайно? Ни в коей мере! Тоже своего рода политика.
   Кто-нибудь скажет: да ведь это не государственная, а частная премия. Правильно, частная. Но кто ее учредил и кто выплачивает? Думаю, многим в нашей стране давно уже известно: «Триумф» – премия от господина Березовского.
   Поразительно получается! Главный финансист – в международном розыске, объявленном Генеральной прокуратурой России, а премию его, между тем, вручают в той же России публично, торжественно, с показом по государственным каналам телевидения. И мы должны лицезреть на экранах своих телевизоров, как чествуют птенцов гнезда Бориса Березовского, то бишь «Платона Еленина».
   Я спросил президента в своем письме: «Вам за них не стыдно?» Мне – противно!
   В.К. У вас там хорошо написано: «Неразборчивость и цинизм характеризуют «триумфаторов», благодарящих публично преступника Березовского – и тут же отправляющихся в Кремль за Вашими наградами. Чтобы признаться в верноподданничестве и безграничной любви к гаранту…»
   С.Я. Действительно, так и бывает! Причем удивляет не столько поведение награждаемых, сколько то, что зачастую это одни и те же лица. Значит, как ни поразительно, приоритеты в культуре у нынешнего Российского государства и господина Березовского в основном совпадают. Куда же тогда идет такая «культура»?

Прозрение?

   Вторую половину августа я всякий год провожу в деревне Еренево, что насупротив Кижей, где полвека назад подружился с великим русским плотником Борисом Елуповым. Беззаботно отдохнуть и насладиться красотами Заонежья в наше смутное время удается, как говорится, местами. Здесь я просидел неделю у телевизора, с ужасом и слезами на глазах наблюдая за кровавой трагедией Беслана; тут видел самодовольное лицо господина Познера, назвавшего творческой удачей свой американский репортаж о гибели «Курска». А в нынешний приезд под звуки шквального, штормового северного ветра поражался цинизму Кондолизы Райс и других «хозяев империи зла», которые вместе с британскими «родственниками» оплевывают Россию, вступившуюся за подвергшуюся геноциду братскую Южную Осетию и предотвратившую уничтожение Абхазии воинами бесноватого Саакашвили и их американскими инструкторами. Не скрою, с удивлением и восхищением слушал я официальное заявление и интервью президента и премьер-министра России, впервые заявивших о конце ельцинско-горбачевской эпохи и о плане нашей страны решать судьбоносные вопросы своего существования без оглядки на Маргарет Тэтчер, Рейгана, «друга Билла», кровожадную тетушку Олбрайт и агрессивного до глупости Буша-младшего.
   Воскресный же выпуск «Вестей» словно перенес меня в начало 1945 года, когда мальчишкой вместе с мамой и бабушкой слушал я по радио-тарелке победные сводки с фронтов Второй мировой. Все выступающие – от президента и премьера до Валентина Фалина и корреспондентов – говорили о России как о нашей единственной Родине, а не об «этой стране». Но особенно потряс меня постскриптум Дмитрия Киселева о русофобии. Сколько писал я об этом чудовищном составляющем российской жизни последних двадцати лет в газетах «Завтра» и «Слово», говорил на «Народном радио». И вдруг вижу на экранах постоянного героя своих очерков «Давайте одумаемся» Ф.И. Тютчева. Если коротичевские, егорояковлевские и гусевские «демократические» рупоры утопили дорвавшегося до вседозволенности обывателя в славословиях бухариным, Тухачевским, якирам, Литвиновым, Луначарским и прочим троцкистским подельникам, то наши очаги сопротивления пытались противопоставить этим русофобам имена и дела Тютчева, семьи Аксаковых, Достоевского (которого Чубайс грозился в клочья порвать), Леонтьева, Меньшикова, Суворина и других славянофилов интернационального толка, всячески противостоящих русофобии. И вот, наконец, государственный канал услышал наш многолетний призыв «Россия! Встань и поднимайся». В связи с этим, поистине воскресным событием, я хочу конспективно напомнить об очагах русофобии, которым посвящены мои книги «Бремя русских» и «Прости им, ибо не ведают, что творят».
   Только патологической русофобией могу я объяснить упорную попытку чиновников и демократов сорвать празднование 200-летнего юбилея Н.В. Гоголя в будущем году. Членам «Фонда Гоголя» пришлось дважды напрямую обращаться сначала к Президенту Путину, а потом к Путину-Премьеру, чтобы противостоять этой антигоголевской русофобии, особенно пакостной, когда украинские «оранжисты» используют имя Гоголя в грязной противорусской истерии. Только законченный русофоб – некий гражданин Пентковский, всячески поддерживаемый господином Швыдким, назначившим его директором «Абрамцева», мог уничтожить аксаковскома-монтовский очаг русской культуры, дав понять сотрудникам, что духа мракобеса Гоголя в «Абрамцеве» не потерпит.
   Только русофобская культурная политика сначала шоу-министра, а потом главы ФАККа Швыдкого довела древний Псков до состояния куда более страшного, чем это сделали в июле 1944 года нацисты. Тратя миллионы государственных валютных средств на грязнейшие художественные биеннале, где демонстрируются сосульки из мочи, композиции гениталий и прочие совершенства «швыдковской камарильи»; субсидируя русофобские фильмы, подобные «Сволочам»; возводя в гении вместе с господином Пиотровским законченного русофоба, певца коммунальных сортиров Кабакова; давая деньги на постановки «голых пионерок», «детей Розенталя»; позволяя сегодняшним «мейерхольдам» типа коменданта ЖЭКа Фокина или презирающего Россию г-на Лунгина вкупе с ельцинским лизоблюдом Захаровым издеваться над русской классикой, он постарался уничтожить отечественную школу реставрации – одну из лучших в мире, ликвидировав 60 лет существовавшую Комиссию по аттестации реставраторов.
   Только русофобски настроенные руководители телеканала «Культура» могут годами предоставлять эфир Витечке Ерофееву, на весь мир заявившему о ничтожестве всех почти русских литературных классиков XIX—XX веков. И в своем самодеятельном, скучнейшем «Апокрифе» он проводит ту же русофобскую линию, что и господин Швыдкой в «Культурной революции». Один только лозунг «Русский фашизм страшнее немецкого», проболтанный Швыдким и поддержанный дамочками образца Гербер, Боннэр или Альбац, тянет на серьезное юридическое вмешательство.
   Только русофобы, презирающие православие, могут устраивать в Сахаровском музее выставки «Осторожно, религия!», оскорбляющие духовные чувства миллионов верующих.
   «Добро» на устройство чудовищных экспозиций получено из-за океана от той же Боннэр-кукловодши и наследницы борца за права человечества, одарившего его мегабомбой.
   Только в нашей стране могут хозяйничать в СМИ такие закоренелые русофобские корпорации, руководимые Кондолизами райс, как «Эхо Москвы», «НТВ», «Первый канал», где главный определитель внешней политики России Познер – гражданин США.
   Только в нашей стране журналисты, подобные г-ну Росту, со страниц русофобской «Новой газеты» могут кричать, что они – грузины и ненавидят эту страну и ее Президента. Это такие, как он, подарили нам Шеварднадзе, Гамсахурдиа, а теперь параноидального Саакашвили, которого так любит выхоленный Россией певец Кикабидзе, отказавшийся от чести быть награжденным президентом России и перешедшим под творческую юрисдикцию к русофобу Ющенко. Ну не цирк ли это?
   Я мог бы долго продолжать список русофобов и вспомнить, как г-н Церетели рядом с храмом Христа Спасителя и пямятником лютому врагу России Энгельсу воздвигает Петра Колумбовича; превращает Российскую Академию художеств в галерею портретов своих дружков и шашлычную, а рядом со святая святых России – Могилой Неизвестного Солдата и Кремлевской стеной высаживает убогий зверинец, уместный разве что в захудалом окраинном дворике.
   Считаю, если вспомнили о Тютчеве и русских традициях, значит пора снять эмбарго с освещения ежегодных «Аксаковских праздников», проводимых в Уфе замечательным писателем Михаилом Ивановым, и начать рассказывать о распутинских фестивалях «Сияние России», каждую осень проходящие на иркутской земле. Пора слушать правду о мировой русофобии не от «извертевшихся на пупе» телеведущих, а предоставить слово ученому, дипломату и общественному деятелю Валентину Фалину. Пусть чаще люди видят и слышат таких просветителей, как Н. Лисовой, отец Александр (Шаргунов), Юрий Болдырев, как геополитик и потомственный генерал Леонид Ивашов, выдающийся лингвист Андрей Зализняк, писатель и критик Игорь Золотусский, журналист-международник Виктор Линник и другие борцы с русофобией.
   Пока же 11 процентов россиян, поддерживающих Саакашвили в кровавом конфликте-геноциде, держат в своих руках деньги и власть (кудрины, кириенки, грефы и им подобные), пока Абрамович пришвартовывает свою миллионную яхту рядом с «Авророй», пока Чубайс «дербанит» миллиарды народных денег, пока имена Ельцина присваиваются библиотекам и улицам, когда все порядочные политики и экономисты считают его вместе с Горбачевым главным виновником Буденновска, Беслана, Цхинвала и вымирания России, с русофобией бороться не только трудно, но и невозможно.

   д. Еренево Кижской округи

Оба хуже…

   «Мы все симпатизируем Познеру, но голосовать надо за Швыдкого. Кому не ясно?» – завершил свой призыв баловень ельцинского беспредела, допущенный до кормушки и чавкающий около нее по сей день ростовский недоросль Дибров. «Все рассмеялись, всем стало ясно», – подытожил его слова совсем не смешной, а скорее нахальный Шендерович. Оба кормушечника – действительные члены «Академии российского телевидения». Академики, стало быть, или «бессмертные», как их именуют во Франции. Да вот только сама доморощенная академия скорее мертва, чем жива. Печальный конец этого самостийного формирования просматривался уже при появлении на свет мертворожденного дитяти. Чего можно было ждать от ребенка, если в папы ему отрядили человека-хамелеона, гражданина США, мистера Познера? Это в советские времена по заданию своих шефов из 10-го подъезда ЦК КПСС – цитадели Коминтерна, играл он роль самого что ни на есть пламенного коммуниста, люто ненавидящего нынешнюю свою американскую родину и поливающего ее зловонными помоями. Сегодня он, получив другие установки и разнарядки, обгаживает «эту страну» и даже не скрывает свою лютую русофобию.
   «Россия не мой дом в исконном смысле. Все-таки я здесь не вырос. Если у меня здесь не будет работы, то что я здесь буду делать? А там (я имею в виду Францию, например), я по крайней мере буду чувствовать себя у себя».
   Вот такой «человек мира» много лет в своих пролживленных «Временах», вместе с единомышленниками типа некоей госпожи Кобринской или «свежими головами» на туловищах витюшерофеевых, расшатывал и без того малоустойчивые основы оказавшейся в горбачевско-ельцинской пропасти России. Выполняя установки своих подельников – всякого рода Гайдаров, Чубайсов, Явлинских, александров да егоров яковлевых и прочей коммунистическо-капиталистической камарильи, чувствуя полную безнаказанность, потешался он над нашей страной и не стеснялся говорить, что мечтает быть похороненным на американском берегу Тихого океана. Готовясь вернуться во Францию, где, я уверен, его совсем не ждет российская телевизионная кормушка, он скалит свои ядовитые зубы, понося великого русского поэта, блестящего дипломата, мыслителя и подлинного патриота России Федора Тютчева. Но ненависть к этому славянофилу-интернационалисту испытывали все троцкисты. Вспомните жалкого коротышку «бухарчика», впадавшего в истерику при одном упоминании имен Тютчева и Есенина.
   Все кормушечники льют крокодиловы слезы, на коленях умоляя Познера остаться «гуру» телеакадемии. Он же, словно Фома Фомич Опискин, блистательно высмеянный Достоевским, ломается, ерничает, воздевает руки к небу и вопиет: «Свободен, свободен, наконец-то свободен!» Соглашается с руководителем 1-го канала г-ном Эрнстом, что после его разрушительной деятельности APT нужно реанимировать.
   На должности врача-анестезиолога и реаниматора академики видят исключительно шоумена Швыдкого. Меня поразило, что кандидатуру этого разрушителя отечественной культуры предложил глубоко уважаемый мною корифей отечественного телевидении Лев Николаев. Он так объясняет мотивы выдвижения пустобреха, предпочитающего немецкий фашизм русскому: «Для меня «Культура» – близкий канал, а Швыдкой – один из его основателей. Кроме того, нужна фигура дипломатического свойства – чтобы установить равновесие и вернуть тех, кто в последнее время уклонялся от работы в APT». Дорогой Левушка, что тебя заставило изменить своему безупречному вкусу и абсолютному профессионализму? «Культуру» ведь создавал отнюдь не Швыдкой, а тогдашний предсдатель Комитета по телевидению и радиовещанию Валентин Лазуткин, а лизоблюдствующий мишутка в это время показывал на своем канале детям жесткое порно с человеком, похожим на прокурора Скуратова. В благодарность за умение подсуетиться допущен он был к культурной кормушке, чтобы разлагать умы и осквернять души налогоплательщиков. Из-за таких, как он, академиков Валентин Лазуткин заявил о своем выходе из пресловутой академии по этическим соображениям уже несколько лет назад.
   «Есть гражданская война, когда нужно на коне и с шашкой, а есть время серьезной работы. Публицист во главе академии уже не нужен – воевать не нужно». Милый Лева, побойся Бога и посмотри внимательно на экраны всех почти каналов родного ТВ. Не шашка и конь нужны, чтобы очистить его от нечисти и пошлости, буквально захлестнувших невинных телезрителей. Разве сможет даже такой лихой рубака, как сам Буденный, расправиться со всеми примадоннами, смехачами с засаленными бумажками из потертого портфеля, порнописателями-апокрифистами. Неужели ты веришь в плоды серьезной работы с оборзевшими «камеди-клабами», ксюшами, лолитами, цекалами, разнузданными дунями и танями. Я не верю, потому что получил в свое время от тебя и тебе подобных мастеров телевизионную выучку, основной заповедью которой была забота о нравственности, духовности и обогащении зрителей знаниями и основами подлинной культуры. Только строгий запрет на «культурные революции» швыдких и его прихлебателей поможет развить и упрочить те положительные начинания, которыми радует нынче телепродукция канала «Россия», чьи создатели используют богатое наследие Льва Николаева и ему подобных «отцов» родного телеэкрана.

Линия раздела
По поводу дискуссий о кризисе

   Человек из Ламанчи, потрясенный несправедливостью и безжалостностью человеческого общества, однажды воскликнул: «Это преступление – видеть мир таким, каков он есть и не видеть его таким, каким он ДОЛЖЕН БЫТЬ!». Мир, каким он не должен быть, просуществовал тысячи лет. Сильные порабощали слабых, наглые обманывали простодушных, фарисеи доказывали, что только так и может быть, что такова природа человека. Нелюди правили миром. И люди не знали выхода. Когда же Посланец Бога рассказал людям, каким должен быть мир людей, нелюди распяли Его. Все это было возможно потому, что мир, созданный Богом, несмотря на неуемную жадность и расточительность нелюдей, мог скудно прокормить и людей, довольствовавшихся малым.
   Но шли века и тысячелетия. Численность рода человеческого росла. Человек с помощью дарованного ему разума осваивал ресурсы, данные Богом, но, наконец, настал момент, когда все оказалось познанным и освоенным. Применительно к своим материальным потребностям люди постигли основы творения Божьего и развили свой разум настолько, что дальше они должны будут жить, опираясь только на разум и законы мироздания. Это наше время. Но жизнь по разуму исключает насилие, обман и фарисейство. Разум может царить только в обществе, устроенном по законам, адекватным Божьему замыслу. Грядет Второе Пришествие – Пришествие Разума. Нелюди должны кануть в Лету. Бесконечно добрый и человеколюбивый Христос однажды выкинул их из храма. Он показал людям, как надо обращаться с выродками. Поэтому теперь люди должны без всякой жалости выбросить нелюдей за пределы творения Божьего, т. е. в небытие.
   Нынешний кризис и есть начало этого процесса.
   Торгующие, властвующие и фарисействующие понимать этого не хотят. В таком случае Высший Промысел сам задает человечеству критические вопросы. Он в форме прогноза был озвучен еще Римским клубом в виде «пределов роста». Сегодня он конкретизировался и звучит так. В мире проживает 6,5 млрд. человек. Если уровень жизни всех при современной социальной организации поднять до западных стандартов, то жизнь на Земле закончится немедленно. Американцы в свете современных реалий неявно конкретизировали формулировку вопроса: «Когда полтора миллиарда китайцев сядут в автомобили, то все прекратится». В явном виде власть имущие ставить вопрос не хотят. Этот вопрос мы задавали и нашему правительству, и ходокам-интеллектуалам с Запада, и на международных конференциях, и в научной, и в так называемой интеллектуальной среде. Слышали ли вы этот вопрос от наших «всезнающих и всепонимающих» телевизионных анализаторов и телеболтающих различных ток-шоу? Нет. А ведь это главный вопрос современности. Тем не менее, все молчат. Только однажды мы выдавили из уст одного академика РАН: «Такие вопросы в приличном обществе поднимать нельзя».
   На самом же деле все судорожно ищут ответ на этот вопрос. Западный мир не видит альтернативы уничтожению большей части человечества. Традиционно в силу фундаментальных причин наша страна стояла на пути реализации замыслов благополучного Запада. Поэтому именно в отношении России периодически звучат предсказания о сокращении численности ее населения до 50, а то и 30 миллионов человек. Чтобы только было кому нефть и газ качать. Остальных надо извести. Вспомните Олбрайт, Райс. Начальствующие бабы глупы и болтливы, что на уме, то и на языке. Другое дело один из лучших и жертвенных для своего народа американских президентов бэби Буш (бБ), в безнадежной ситуации подаривший американцам лишних почти десять лет благоденствия, был вынужден косить под дурачка и терпеть насмешки всего мира (и это в ранге американского президента!) для того, чтобы было хоть какое-то объяснение полного бессилия супер-оснащенных американских вооруженных сил, в первую очередь в Ираке. Он принял на себя позор, чтобы отвести его от армии, последней надежды американцев. Зато, как и положено, будет проклят всеми. Своими – за то, что время благоденствия закончилось, а врагами Штатов – за то, что он, как мог, боролся с ними за благо своего народа.
   Главной задачей 6Б было любой ценой держать высокие цены на нефть. Для Соединенных Штатов нефть все равно была дешевой. Мы и шейхи продали нефть, себе немного оставили долларов, а остальное отвезли тем же американцам. Но Китай платил сполна. Цена на энергоносители в значительной степени определяет темпы роста экономики страны. Поэтому, чтобы сдержать стремительное развитие стран третьего мира, в первую очередь Китая, Штатам необходимо было держать высокие цены на энергоносители. При высоких ценах на нефть Китай не может расширять свой внутренний, практически безграничный рынок потребления. Это обстоятельство создавало зависимость китайской промышленности от экспорта ее товаров на потребительский рынок США, где они находили спрос и при ценах, соответствующих высоким ценам на нефть. Для внутреннего потребления в Китае нужны более дешевые товары, которые могут быть произведены при низких ценах на энергоносители. Сегодня в Китае нормально живет только около 300 млн. человек.
   Киотский протокол, ограничивающий эмиссию парниковых газов в атмосферу и, следовательно, потребление органического топлива, основы современного энергопроизводства, не хотят подписывать две страны. Это США и Китай. В среднем китаец потребляет около 1—1,5 тонны условного топлива на душу населения, а американец – все 16. США не подписывают Протокол потому, что не хотят ограничивать потребление, а Китай, соглашаясь с Протоколом в части общемирового ограничения потребления энергии, не подписывает Протокол, требуя введения подушного распределения энергопотребления. Он просто хочет увеличить долю своих сограждан, живущих нормально. Для этого Китаю надо решить две задачи: снизить цены на энергоносители и снизить их потребление Западом – в первую очередь, США. Вполне законное желание. Да, оно неприемлемо для американцев. Но чем американец лучше китайца? Таким образом, критический вопрос современности сегодня свелся к противостоянию двух ведущих держав – США и Китая. США уже не могут уничтожить Китай, и поэтому западный сценарий уничтожения большей части человечества не проходит. Именно поэтому поднимать сегодня основной вопрос современности в «приличном» обществе не принято. Элита делает все возможное, чтобы помочь Штатам. Там их деньги, там живут их бабы и дети, а один наш друг, глядя на шикарный автомобиль, заметил: «и запчасти там». Кстати, заметим, что именно поэтому доллар растет. Куда бумагу-то девать, не в Китай же везти? Там народ без чувства юмора, чуть чего – заберут. Вот и накачивают наши чудики доллар-мертвяк. Так что как бы нашим христопродавцам ни хотелось, американцам шиш в нюх, а не мировое правительство. Современные фарисеи расскажут вам все, что угодно про банковский процент, про кредит, про заботу о нищем населении в условиях кризиса и т. д. и т. п., – т. е. все то, что определяет мир, который есть, но не должен быть. Очень популярна сказка о перепроизводстве как основной причине кризиса. И это-то – при официальном миллиарде голодающих в мире?! Прочли Маркса, но ничего у него не поняли. Все, что угодно, – лишь бы сохранить этот мир лжи, наживы и насилия, мир своих привилегий. А надо-то в первую очередь просто ограничить потребление экономической элиты. Даже американцы не дали кредитов своим автоворотилам, когда они прилетели просить кредиты на личных самолетах. Пересядьте сначала в общественный транспорт. Но у нас об этом даже страшно подумать. Что бы там ни было впереди, наши всякие там овены и прочие олигофре… пардон, олигархи оторвать свое тупое хайло от корыта не могут. Но основной вопрос стоит, и его надо решать. Надо использовать шанс, данный нам Разумом. Иначе Провидение будет решать вопрос в соответствии со сценариями, описанными в Евангелии. Через жесткую ликвидацию торгующих, властвующих и фарисействующих. Не избежать им гнева Божьего, реализованного в гневе обезумевшей толпы и террористического хаоса.
   Современный кризис – первый гром надвигающейся бури. Его суть – начало перераспределения энергопользования на планете в пользу развивающихся стран за счет сокращения потребления Западом и связанного с этим падения цен на энергоносители, открывающего развивающимся странам возможности для экономического роста в интересах своих граждан. Это первые шаги на пути к миру, каким он должен быть. В начале века бБ решил задачу сохранения потребления в США, поддержания высоких цен на энергоносители и сдерживания развития стран третьего мира ценой войны в Ираке. Это была их последняя вольность, на которую Китай закрыл глаза. Впереди была Пекинская Олимпиада, которой Китай придавал большое значение. Регулировать цену на нефть до осени этого года можно было, меняя ее производство в пределах нескольких процентов. В начале века для этого было достаточно взять под контроль производство нефти в антиамериканском Ираке. Что и было сделано бБ. В дальнейшем потребовался Иран. Если бы американцам удалось взять под контроль Иран, то цены на нефть удержались бы на высокой отметке. Но здесь на пути американцев встало растущее производство Китая. Именно Китай, получающий до 30 млрд. тонн нефти по льготным ценам из Ирана, не захотел, чтобы бБ влез в Иран. Иран поступил очень грамотно, став поставщиком нефти в Китай. Но в Иране – не только нефть. Там, в отличие от Ирака, есть или вот-вот будет натуральная урановая бомба, которую, между прочим, можно возить (она мало «светит», в отличие от плутониевой). Китаю это желательно, чтобы почесывать вымя Штатов и всего западного мира. Сколько в нашей прессе было воплей о том, что США задавят Иран. Как же этого всем олигофренам хотелось! Но мы всегда говорили, что это исключено. Просмотрите наши интервью в Интернете на эту тему. Американцы попробовали в качестве угрозы объявить бойкот Пекинской Олимпиады, организовав инцидент с Далай-Ламой. В ответ китайский чиновник средней руки сказал, что в этом случае Китай обрушит экономику Штатов. Все послушно явились на Олимпиаду, где Китай продемонстрировал свое могущество. Мы всегда и всем говорили, что проблемы в мире начнутся сразу после Олимпиады. Невольно напрашиваются аналогии с 1936 годом. Доказательством того, что кризис спровоцировал именно Китай, дернув невидимую, только ему подвластную ниточку, является именно время кризиса, сразу после Олимпиады. До нее все было тихо. А это означает, что кризис – дело серьезное. Его ликвидация или развитие больше не будет определяться потугами Штатов. Как он будет развиваться?
   Основной вопрос, крайне важный для нас: сколько времени продержаться низкие цены на нефть? Это обстоятельство будет определяться тремя факторами. Ростом промышленности развивающихся стран, снижением производства энергоносителей в мире (между прочим, нефть в большинстве стран закончится где-то между 2020 и 2030 годами – так что, молодежь, напрягите мозги, а то они больше не потребуются) и снижением потребления в западных странах. Первый раз Запад уже поджался. Во второй это будет существенно сложнее. Могут начаться социальные волнения. Мы спрашивали многих представителей Запада: «Если у вас ограничат потребление энергоресурсов, долго будете терпеть наших абрамовичей с их яхтами, виллами и самолетами?». Обычно отвечают: «Удавим сразу».
   На фоне спада промышленного производства в западном мире Китай в 2009 году существенно прирастит производство. Жизнь его населения улучшится. И это пробудит его дальнейший аппетит. В пределе Китаю надо просто повернуть трубы и танкеры с энергоносителями из Персидского залива и из Сибири с запада на восток. Для нас основной вопрос этой процедуры заключается в том, где пройдет линия раздела между востоком и западом. По границе с Европейскими странами или по Уральскому хребту? Сибиряки с радостью сольют Европейскую часть России с ее стареющими АЭС. Благо, пример с Союзом никем не забыт. Тогда денег им хватит при любой цене на нефть. Имеет ли большая часть населения России какие-либо шансы в свете таких, весьма вероятных перспектив? Иногда говорят, что Китаю Запад нужен как поставщик новых технологий. Бред все это. Все западные технологии – уже в кармане Китая. Когда мы говорим с китайцами, то всегда высказываем уверенность в том, что они задавят всех. Нам это понятно. Теперь это становится понятно и многим другим. Но в этом случае в районе 2030—2040-х годов, когда закончится органика, китайцы будут загибаться одни в гордом одиночестве. Тоже малоприятная перспектива.
   У Китая есть одна слабость. Он не имеет перспективных технологий, которыми обладает только Россия. Это энергетические технологии с ускорителями частиц (ЯРТ) и ядерно-космические энергетические технологии. Поэтому Китай в XXI веке сможет выжить только с помощью России. И именно в этом – наш шанс. Надо, чтобы это Китаю объясняли не только мы, но и наше руководство. Все альтернативные источники энергии – это бред. Ими занимаются многие годы. В итоге – ноль. Неужели вы думаете, что в период кризиса смогут получить что-то из той же серии? Хватит слушать сказки. Пора заняться делом. Кроме того, пора, во избежание потоков крови, ставить основной вопрос везде: и на телевидении, и в диспутах, и в правительстве – и на его базе искать форму общества, какой она ДОЛЖНА БЫТЬ. В этом, в отличие от трепачей, мы тоже окажем помощь.

   Игорь Острецов, Савва Ямщиков

Коэффициент Ку-Ку
Комментарии к статье А.Кукушкина «Измеритель безумия» на сайте contr-tv.ru

   Мы исходим из предположения, что большинство читателей согласятся: основное предназначение человечества не просто жрать и, скажем так, отправлять свои нужды, но развивать Коллективный Разум. Можно привести и строгое доказательство этого, но, впрочем, для всех нормальных людей это и так очевидный факт. Хотя на Западе, да и у нас теперь, можно часто встретить людей, которые прямо говорят, что они живут затем, чтобы есть. И общество так и называется: общество потребления. Но мы все-таки надеемся, что большинство читателей «Завтра» согласятся с нами. В этом случае, как будет показано в статье, так называемый коэффициент интеллекта IQ совершенно не характеризует роль человека в основном его предназначении. И поскольку реальное значение означенного коэффициента просто охмурить непосвященных, мы предлагаем его переименовать и назвать Quack's Q, что в переводе означает коэффициент шарлатанской квалификации, или сокращенно коэффициент QQ. Для краткости по-русски можно совсем просто – коэффициент Ку-Ку.
   Сначала некоторые комментарии по поводу Коллективного Разума и разума, определяемого индексом Ку-Ку.
   Схема развития разума в материальном мире может быть представлена следующим образом. На определенном этапе происходит флуктуация, связанная с появлением новой идеи развития. Если флуктуация адекватна, т. е. правильно отражает реалии окружающего мира, то она, в конце концов, усваивается группой интеллектов, причастных к развитию. За счет этого создаются условия для расширения группы и улучшения условий ее работы. Сравните, например, количество физиков и оборудование, которое они использовали в своей работе, в начале XIX и середине XX веков. Существует и огромный массив людей, которые осуществляют материальное обеспечение поиска. Это в основном столь нелюбимые Кукушкиным А. рабочие. Для развития разума необходимы абсолютно все названные категории людей. Убери одну, и развития не будет.
   Адекватные флуктуации происходят крайне редко. Для их появления нужен труд большого количества людей, осуществляющих, казалось бы, бесполезный, бессмысленный поиск. От количества людей, участвующих в поиске, зависит масштаб флуктуации. Чем больше массив интеллекта, привлеченного к поиску, тем больше возможная флуктуация. Так говорит самая точная наука – математика. Это обстоятельство хорошо демонстрируют и два последних прошедших века, когда при резком увеличении численности людей на Земле произошел максимальный прогресс в развитии. Поэтому социальная справедливость есть не сентиментальная причуда юродивых-социалистов, как говорят пигмеи, присосавшиеся к генетике, – кукушники, а непременное условие получения грандиозных по сложности идей дальнейшего развития. В результате этого обширного поиска, наконец, у одного избранного наступает прозрение. Его мы называем Пророком или гением.
   Далее в расширенной группе возникает флуктуация большей амплитуды. И так далее. В результате такого процесса Все Человечество за все время своего существования формирует свой Коллективный Разум. Из «массы человеческого навоза» изредка появляются «алмазные зерна «Эдисонов». Эта схема развития не нуждается в каких-либо искусственных построениях. Ей требуется только то, что есть в реальной жизни. Человеческий интеллект и его обеспечение. Не нужно ни тезисов, ни антитезисов, ни синтезов, ни борьбы противоположностей. Все это не более чем мистика. Развитие разума по своей сути не может происходить в борьбе, ибо это как раз то, ради чего разум существует. Развитие – наиболее естественное состояние разума. Насилие вообще и борьба в частности есть условие только неадекватного развития, никак не сопряженного с развитием разума. Борьба и насилие в лучшем случае только формируют условия для развития разума на этапах существования неадекватных социальных форм. Само же развитие разума всегда есть естественный эволюционный процесс, постоянно расширяющийся во времени и пространстве.
   Вместо проведения социальных изысканий по поводу того, что генные различия в пределах одного вида существенны и придают свои особенности подвидам, достаточно было просто взглянуть на сучье племя. Есть и сторожевые, и бойцовские, и водолазы, и те, что могут только на руках сидеть, – и ничего, никто собак не дискриминирует. Стоило ли затрачивать столько усилий, чтобы доказать и без того очевидную вещь? Так почему же Кукушкин А. и ему подобные к людям относятся хуже, чем к собакам? Ведь самые выдающиеся представители рода человеческого вовсе не претендуют на то, чтобы их выделяли материально. Любой Ку-Ку, с точки зрения Общечеловеческого Разума, это булыжник перед Эверестом – впрочем, как и подавляющее число других людей. Таков же и их вклад в главную задачу человечества. Только коллективные усилия целого поколения людей могут дать заметный вклад в копилку человечества на определенном этапе развития. Ку-Ку же – это ярко выраженные индивидуалисты, презирающие общественные интересы. Поэтому они бесполезны для Коллективного Разума. Вот если надо нахапать только для себя, вот тут Ку-Ку молодцы. Здесь мы всегда впереди. Жрать за десятерых – это мы можем. А теорию относительности открыть или Джоконду написать – это пусть дядя, иначе времени не будет в Куршавель ездить и по тусовкам с алмазом в носу ходить. Ну, до чего же кукушникам хочется загнать человечество в скотский, дарвинистский отбор вместо решения основной задачи, стоящей перед родом человеческим. Не хотят они работать на Коллективный Разум, потому что в этом они ноль без палочки. Так что ничем Ку-Ку не отличается от простого смертного, разве что наглостью. А это в нормальном обществе надо искоренять.
   Человечество в решении главной задачи, стоящей перед ним, должно быть едино. Вспомните св. Бернарда французского, так сказавшего на примере религиозных конфессий о том, что при всем многообразии людей их разделение противоречит Учению Христа: «Хитон Христа не имел швов, одежды же церкви пестры». При этом он добавляет: «In veste varietas sit, scissura non sit» (Пусть будет пестрота в этой одежде, но не будет разрыва), ибо единство и единообразие вещи разные. И нет более глубокого и раздражающего разрыва, чем материальное неравенство людей.
   Основу Коллективного Разума составляют прозрения Пророков и гениев и коллективный труд людей. Экземпляры с высоким индексом Ку-Ку, в отличие от Коллективного Разума Человечества, проявляются, как пишет сам Кукушкин Α., на уровне исследований по пригодности претендента для получения максимальной прибыли его хозяином или им самим. Т. е. Кукушкин А. предлагает нам руководствоваться в жизни не мудростью и трудом всего человечества, а изворотливостью пройдох, наилучшим образом исполняющих волю хозяев. И вопросы тестов формируются не окружающим нас миром, а, например, в нашем случае торговцами джинсами типа абрамовичей или комсомольскими вожаками пред-перестроечного периода Ходорковскими. Отсюда и их качество. Как у Лемовского Джерри Фина с его американской мартышкой. Помните? «Где находится Финляндия, возле Кореи? (Дело происходит во время корейской войны.) Да, возле Кореи. А где находится Корея? Да возле Финляндии». И задача всей этой кутерьмы – набить мошну свою или хозяина, которому очень надо приплыть на стометровой яхте и причалить у Английской набережной. Чтобы у всех его собратьев по джинсовой торговле челюсти отвалились. Пророку же не нужны все эти «перья».
   Кукушкин А. проинформировал нас о том, что у черных коэффициент Ку-Ку существенно меньше, чем, например, у него самого, просто в силу того обстоятельства, что он относится к белой расе. Гены, говорит, разные. К тому же рецессивный аллель только тогда влияет на фенотип, когда генотип, понимаешь, гомозиготен и пальцы веером. Потому у него гомозиготен, а у черного не гомозиготен. Главное, что все это очень вовремя. Черный вот-вот станет президентом США. Но, по-видимому, поскольку это умозаключение проблемы не решает, анализ был продолжен. Действительно, сегодня на Земле где-то около четырех миллиардов лишних людей, а черных всего менее миллиарда. Поэтому и среди белых, желтых и красных надо найти «недоумков», которые просто без надобности небо коптят. Очень надо найти обоснование для своего душевного спокойствия, когда будем теми или иными способами ликвидировать балласт, состоящий из черных (поголовно) и другого тупого, пролетарского, жаждущего равноправия разноцветья. Не сумел нахапать, так чего тянешь, падла? Вот за бугром, когда к демократии всерьез стремились, то всех приезжающих на Ку-Ку проверяли. Теперь надо бы тех, кто не Ку-Ку, просто ликвидировать. А то тоже жить хотят.
   При социализме за такое наверняка загремел бы. Такое возможно только при демократии, которую кукушники признают за венец социальной организации человечества. Однако, что же такое демократия?
   Основная ценность демократий это не свободные выборы, а экономическая свобода элиты и тех, кого она обеспечивает. Именно они осуществляли стохастический поиск новых идей технологического развития общества на ранних этапах развития капитализма. В тот момент, когда новые технологические идеи развития не могут быть больше найдены, демократии начинают паразитировать на идее свободных выборов и именно это ставить себе в основную заслугу. Это наше время. Время прогрессивного капитализма закончилось. Принципиально новые технологии найти невозможно. Природа отдала нам все. В первую очередь это относится к энергетике. Можно только создавать сверхсложные технологии на базе известных идей. «Эдисонам» сказать нам больше нечего. Сегодня в результате «гигантских» усилий обладателей высоких рейтингов Ку-Ку можно только вместо круглых фар у «мерседеса» сделать квадратные или просто обворовать простодушных на бирже или в подворотне. Законы же выживания Разума велят на основе достижений Коллективного Разума Человечества просчитывать и планировать каждый шаг, а не полагаться на мнение толпы, случай и на эгоизм и жадность элиты. Для совершения своих спекуляций кукушники делают все, чтобы подавить коллектив и дают полную свободу толпе. Ибо коллектив трудится, а толпа безумствует. Дискотеки, футбольные фанаты, демократические сборища, секты и так далее. Зигмунд Фрейд подробно проанализировал свойства толпы и показал ее преступные, деструктивные свойства. Апелляцию к толпе демократы превозносят как высшее достижение социальной мысли. Но вспомните, по поводу кого толпа орала: «Распни Его!». Толпа с тех пор не изменилась. Именно поэтому она вполне устраивает обнаглевшую и отупевшую кукушную элиту демократий. Заменить Коллективный Разум на рев очумелой толпы – это воистину надо быть Ку-Ку. И именно поэтому демократии – самые преступные социальные организации за все время существования человека. Они инициировали два самых крупных кровопролития в истории людей. А уничтожение четырех миллиардов лишних людей, которое они готовят сейчас. Если их не остановить, то это превзойдет все злодеяния рода человеческого. Но, Слава Богу, этот напившийся крови отвратительный клоп лопнет сам от жадности. Демократии подменяют Коллективный Разум, основанный на «алмазных зернах» мыслей Пророков и гениев на «вонь человеческого навоза». «Человеческий навоз» тоже необходим для развития разума, ибо именно он рождает «алмазные зерна Эдисонов», но это не означает, что «навоз» должен попадать на стол трапезы разумно устроенного человеческого общежития.
   Итак, сегодня перед человечеством дилемма: резкое увеличение массива думающего интеллекта для генерации новых, чрезвычайно сложных идей развития Разума в рамках имеющейся численности населения планеты, и, следовательно, социальная справедливость или либеральная демократия с ее естественным отбором наиболее наглых скотов.

   Игорь Острецов, Савва Ямщиков

Затмение

   Под таким заголовком поместила на первой полосе «Новая газета» истерическую реакцию члена редколлегии Юрия Роста на промежуточный результат телеигры «Имя России», выведший на первое место Сталина.
   Когда ВГТРК, а точнее, команда Александра Любимова, готовилась к запуску телепроекта, подобного тем, которые уже провели в Англии и на Украине, мне довелось вместе с другими специалистами по русской истории принять участие в обсуждении сырого и отнюдь не продуманного списка 500 кандидатов, составленного устроителями шоу. Не буду перечислять все поправки, внесенные мною и озвученные в газетах, на радио и телевидении. В передаче «Национальный интерес» я предложил имя Пушкина – «наше все» – вынести за пределы списка и, как это делается на конкурсах и фестивалях, отметить гения знаком высочайших достижений и непревзойденных заслуг перед Россией. На вопрос ведущего, кому бы участники передачи присвоили первое имя России, я назвал Александра Васильевича Суворова – величайшего среди мировых полководцев, страстного ревнителя православия; рачительного хозяина, заботившегося о своих крестьянах не на словах, а на деле; патриота, с молодых лет заявившего, что он со своими суздальскими солдатами победит любую армию и доказавшего это всей своей блистательной воинской биографией.
   Я не числю себя в рядах сталинистов и не стану петь осанну личности противоречивой, наделавшей немало ошибок. То, что сегодня русская деревня находится в коллапсе, вина не одних демократов горбачевско-ельцинского разлива. Основы ее уничтожения были заложены Лениным и продолжены волею и делами Сталина. Забывать о ГУЛАГе, которым постоянно спекулируют липовые правозащитники вроде лживого и трусливого Ковалева, я не имею права, хотя бы потому, что мой дед, чья крестьянская доля правдиво описана в талантливейших беловских «Канунах», нашел свою могилу в селе Шушенском, куда был сослан по мановению сталинской руки. Назвать Сталина первым именем России мне, воспитанному в духе интернационального русского славянофильства, почитающему своими учителями Аксаковых, Хомякова, Тютчева, Леонтьева, Гоголя и Достоевского, не позволили бы совесть и чувство истинного патриотизма. Но я прекрасно понимаю причины, заставившие многих моих сограждан отдать вождю голоса.
   Последнее двадцатилетие, когда либеральные демократы, захватившие в свои руки все – от уворованных народных ценностей до средств массовой информации – беззастенчиво искажали нашу историю, поручив грязную работу двурушникам-коммунистам: егорам яковлевым, коротичам, познерам, сванидзам, шустерам, сорокиным, киселевым, венедиктовым и несть им числа, лучшая часть наших людей, обреченных на глобальное вымирание, превращенных в бомжей, лишенных права голоса, вынуждена искать защиты в славном прошлом страны. Их обманули все – горбачевы, ельцины, жириновские, собчаки и зюгановы. Читая бездарные, лживые сталинские биографии у волкогоновых, радзинских и прочих млечиных, люди вспоминали, что именно Сталин не дал троцкистской банде превратить страну в сырьевой придаток европейских и заокеанских стран, чьи лидеры приложили немалые усилия для осуществления в России одной из самых страшных революций. Вспоминали, что именно под руководством Сталина, сумевшего, используя талант и высокий профессионализм не до конца уничтоженного Лениным и Троцким русского народа, заложить основы мощной державы, чья научная оснащенность, военная мощь, высочайшие культурные достижения и даже спортивные подвиги заставляли терпеть и признавать успехи Советского Союза самых яростных недоброжелателей. Да и жаловаться сегодня на «затмение» Рост может благодаря победе нашей армии, сломавшей хребет нацизму, а ее Главковерхом, куда ни кинь, был Сталин.
   «Ужас у нас один – большевизм и Сталин», – вопиет Рост. Ну а как же столь любимые им и его дружками Лиля Брик, Бухарин, Тухачевский, Литвинов? Майя Плисецкая и Сергей Параджанов выше любой богини ставят «кровавую лилечку» – гражданскую жену одного из главных чекистов СССР Агранова. Любимовский выкормыш актер Смехов по всему миру возит хвалебную пьесу о жизни большевистских сестричек Лили и Эльзы (Триоле). А сколь почитаемы Ростом «комиссары в пыльных шлемах», одним из которых был папочка Окуджавы, чьи кровавые подвиги по сей день помнят в тех местах, где прошли его военные подразделения.
   «Страна, ты одурела!» – крикнул в эфир Юрий Корякин, ужаснувшись выборными успехами ЛДПР. Теперь ясно, что это был глубокий диагноз», – рубит сплеча Рост. «Наш народ – сука», – выражение В.П. Астафьева – великого русского литератора и честного солдата. С удовольствием цитирует либеральный журналист слова писателя-деревенщика. «Конь о четырех ногах, да и тот спотыкается». Писатель и солдат из Овсянки не просто споткнулся, а сел в лужу, получив десятку тысяч зелененьких из рук преступника Березовского и приняв в родном селе кровавого палача Ельцина, расстрелявшего сотни невинных людей среди бела дня у «Белого дома». Стал Астафьев на одну доску с кумиром «ростов» Булатиком, испытавшим каннибальскую радость при виде страшной октябрьской трагедии 1993 года. 42 таких же «булатика» послали тогда свердловскому большевику-убийце благодарственное письмо. Возглавил этих подписантов-каинов назначенный Горбачевым на должность «совести нации» академик Лихачев, быстренько сдавший своего благодетеля, перебежав в стан его врагов Ельцина и Собчака, как только они стали хозяйничать у кормушки.
   Рост умудрился в свое время потихоньку общаться с Сахаровым и Боннэр – и одновременно пировать с Виташей Игнатенко, одним из яростных их гонителей. Вместе с Лихачевым, Собчаком, Рыжовым и другими регионалами, наврав с три короба, оклеветав русских солдат во главе с генералом Родионовым, заложил он в Грузии мощную мину, которая грозит нынче взорвать мир на Кавказе. Показало в свое время телевидение, как Рост обнимается в Тбилиси с предателем Шеварднадзе, прокладывавшим дорогу к трону американскому ставленнику Саакашвили. Дергал он кукловодческие ниточки в 1996 году, помогая вконец спившемуся Ельцину остаться у власти. Сбежавшая в Англию прокремлевская журналистка Трегубова в грязной своей книжонке описала квартиру Маши Слоним – своего рода подпольный штаб, где Рост играл одну из главных ролей в трагедии под названием «Голосуй, а то проиграешь».
   Слетал недавно антисталинист Рост в Америку на юбилей «бабы-бубасты» Боннэр, которая делает за океаном пакостей для России не меньше, чем Бжезинский, Олбрайт и Кондолиза Райс, вместе взятые. В Москве «бабины» интересы представляют Рост и неистовая, словно торговка с одесского привоза, мадам Альбац. Послушайте их выступления на «Эхе Москвы»! Мало не покажется!
   Игра «Имя России» продолжается. На первое место вышел священномученик император Российский Николай II. Видимо, следующий материал Роста будет озаглавлен «Солнечный удар». Вместе с нобелистом Гинзбургом, страстно ненавидящим православие, оплевывающим нашего Бога и впадающим в ярость от того, что это слово пишут с большой буквы, прокричат они: «Распни Его!»
   Изрыгающая злость и желчь «Новая газета», чтобы еще раз, подобно теленку, пободаться со сталинским дубом, в свойственной ей одесско-жванецкой манере публикует свой якобы юмористический рейтинг 500 великих «с учетом интереса населения к истории России, в который вошли знаменитые личности и персонажи, определившие смысл жизни в нашей (а не в «этой»? – С.Я.) стране». Вот некоторые из наиболее смачных плевков.
   «Ярославна. Прообраз женщины. Своим нытьем на стене навсегда определила незавидную долю героинь русской литературы…
   Соня Мармеладова. Индивидуалка. Только классика. Выезд. Преступление, наказание, тварь дрожащая – по договоренности. Недорого…
   Владимир Дубровский. Трудный подросток. Внедрял в обиход россиян (хорошо, что не русских. – С.Я.) новый сервис – обмен сообщениями через дупло. Занимался самозахватом. Объявлен в розыск…
   Акакий Акакиевич. Aka (also known as) Башмачкин. Типичный представитель среднего класса России начала XXI века. Идеальный бренд-нейм для соляриев, фитнес-клубов и ресторанов быстрого питания…
   Катерина. Луч света. Жила в темном царстве. Не вынесла грозы. Бросилась с обрыва. Не в свои не садись. На всякого мудреца довольно простоты…
   Василий Теркин. Фронтовой аниматор. Солдат без начала и конца, придуман для того, чтобы быть убитым в любой момент. Развлекал солдат народным рифмованным словом А. Твардовского. Родоначальник сит-даун комедии и окопной лирики…
   Олег Кошевой. Неуловимый мститель. Убивал и вешал подозреваемых им в сотрудничестве с оккупантами. Задержан в группе подобных себе людей. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза».
   Это лишь небольшая часть глумления ростовской газетенки над Пушкиным, Гоголем, Достоевским, Островским, Твардовским и теми, кто этих зубоскалов спас от того фашизма, страшнее которого, по их мнению, лишь «фашизм русский». Они ненавидят Сталина не за его ошибки, а за победный тост, произнесенный вождем «за Великий Русский народ». Им куда проще с нынешними гарантами конституции. Например, с Путиным, по словам автора «Новой газеты» – адвоката, специалиста в области СМИ, депутата Госдумы трех созывов Юрия Иванова, «шакалившего на ранчо у Буша, евшего лобстеров и договаривавшегося о своем преемнике Медведеве или ликвидации какой-либо военной базы».
   А может, многократный депутат Иванов рубит правду-матку в глаза гарантам? После того, как Путин, многие годы пользовавшийся услугами разрушителя основ отечественной культуры Швыдкого, утомленный кипами писем от сотен лучших людей России или прислушавшись за чашкой чая к нашептываниям своего друга Никиты Михалкова (об этом писала «Новая газета»), со словами «чтобы духа не было», изгнал вертлявого эстрадного культурного революционера, его преемник Медведев пригрел под своим крылышком несчастного Мишу, придумав для него должность в МИДе, где он будет отвечать за нашу культуру перед остальным миром. Если бывший министр A.C. Соколов зависел от Швыдкого финансово, то г-н Авдеев и шагу не сможет сделать без идейного благословения «умного советника» при губернаторе. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
   И уже провожают в последний путь автора назидательной книги «Как нам обустроить Россию» Александра Солженицына «птенцы гнезда Швыдкого». Он сам и Витюша Ерофеев, которых писатель и в упор не видел, трындят о борце с тоталитаризмом по радио. Кинорежиссер, юбилей которого только что прошел под лозунгом «Трудно быть Богом, даже Герману», льет крокодиловы слезы по создателю «Архипелага ГУЛАГ», забыв, что его папа был ближайшим дружком руководителей ведомства, курировавшего систему тогдашних концлагерей. Среди остальных плакальщиков по Солженицыну выученики Егора Яковлева и лично Войнович. Первый, будучи редактором «Общей газеты» («общак»), в течение полугода из номера в номер печатал статьи, поливающие грязью убежденного антисталиниста Солженицына за одно из наиболее мощных его произведений «Двести лет вместе». Серьезность, деликатность и взвешенность научного труда о судьбе еврейского народа в России не помешали «демократам» вывести его автора в ранг главного антисемита. Тогда же Войнович – бездарный юморист, перевертыш, славивший некогда комсомольцев и космонавтов, выпустил книжонку-пасквиль о «предателе и шовинисте» Солженицыне.
   Ненавидящие Россию и Солженицына Чубайс и Боннэр вместе с поливавшим его еще недавно грязью растлителем человеческих душ клоуном Кедровым показно смахивают с ресниц искусственные слезы грусти и соболезнования.
   Почему же именно единомышленники врагов умершего – все эти юриилюбимовы, зоибогуславские, ельцинско-собчаковские славильщики типа сокурова-полутарковско-го – продолжают мимикрировать на экранах телевизоров? Почему не говорят о Солженицыне отмеченные им премией Валентин Распутин, Леонид Бородин или Игорь Золотусский? Право же, они более востребованы русским народом, чем даже члены жюри «Солженицынской премии» Сараскина и Басинский – постоянные гости телепосиделок Ерофеева, Швыдкого и Архангельского. Говоря о подлинной демократии, Солженицын прежде всего подразумевал интересы народа и лучших его представителей.

   P.S. Я писал эти заметки на своей любимой Псковщине, которую злодеяния рыночных реформаторов и культурных швыдких довели до состояния реанимационного. Только в прошлом году благодаря Холму Славы, возведенному на «Сшибке» в Изборске по инициативе Александра Проханова, начались первые, едва заметные, но все же радующие движения по дороге возрождения былой славы древнего города. За два дня до отъезда начался геноцид осетинского народа, осуществляемый бесноватым Саакашвили и его кукловодами из бушевской администрации. Мы сидели вечером с генералом Юрием Соседовым, всю жизнь посвятившим псковским ВДВ, и молодым предпринимателем Алексеем Севастьяновым, начинающим строить храм в память святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Над нашими головами стоял шум от самолетов, уносящих псковских десантников в Цхинвал. «Только вчера вернулись ребята с боевых учений на Кавказе – и тут же пришлось им пересаживаться с военных железнодорожных платформ на воздушные борты», – с болью и тревогой произнес генерал Соседов. А на следующий день красавица псковитянка Вера Гаврюшкина, выросшая в одном подъезде с великим художником, архитектором, реставратором и кузнецом Всеволодом Смирновым, едва сдерживая слезы, прошептала: «Опять псковские мальчишки летят навстречу смерти. За что нам это?» Ее сын работает все лето в Пушкинских Горах на строительстве гостиницы. А из радиоприемника слышались визгливые голоса венедиктовых, ростов, альбацих и ганопольских, проклинающих и этих псковских десантников, и руководство страны. Они призывают нас жить под кнутом своих заокеанских кумиров, разбомбивших Югославию, утопивших в крови Ирак, пытающихся поставить на колени Иран. Когда же, учитывая законы военного времени, привлекут их к уголовной ответственности за дезертирство, предательство и ненависть к русскому народу? Когда?

   Тригорское – Псков

Антикультурная революция

Слоны и моськи

   Книга «Созидающие» (М., Русскій мір», 2007) – это колодец. Он выкопан ее героями, приглашенными мною на эту благородную работу. Вода в символическом кладезе изначально чистая и живительная, ибо скважину рыли люди, которые не запятнали себя в тяжелые годы застоя и тоталитаризма. Не вступили они ни в малейший нечистоплотный сговор с лохотронщиками, бандитски капитализировавшими внешнюю и внутреннюю суть рухнувшей державы. Они из тех немногих соломинок, что своей добропорядочностью, честностью и бескомпромиссностью держат на плаву останки многострадального Отечества. Андрей Тарковский; археолог Валентин Янин, открывший миру литературный язык и культуру древних новгородцев; Георгий Жженов; архитектор Олег Журин, возродивший Казанский собор и Иверские ворота на Красной площади; замечательные художники Елена Романова, Владимир Немухин, Наталья Нестерова и Тамара Юфа, иеромонах Рафаил, музей которого только что открыт в Угличе, не «эстонский «русскоязычный», а уроженец города Мурома, русский Николай Кормашов, удостоенный звания народного художника Эстонии и Почетного гражданина Таллина; выдающийся артист мирового балета Владимир Васильев; один из самых знаменитых хоккеистов Вячеслав Старшинов; Вадим Юсов, Василий Ливанов, Юрий Назаров, Марлен Хуциев, чьи фильмы стали классикой отечественного кинематографа; первоклассный журналист Виктор Линник; ведущий врач-кардиолог Александр Недоступ; возродивший из небытия журнал «Север» Станислав Панкратов; блестящий художник-реставратор Владимир Сарабьянов; прославленный иконописец о. Зинон; Валентин Распутин; Игорь Золотусский; Тимур Зульфикаров – это лишь часть из сорока подвижников, которые стали собеседниками сначала слушателей «Народного радио», потом читателей «Завтра» и «Слова», а издательство «Русский мир» объединило ценный материал в одну фундаментальную книгу. Фундаментальную по форме и содержанию.
   Нелегкую ношу пришлось взвалить мне на свои плечи, строя «Созидающих». Заставить говорить откровенно и взволнованно совершенно разных людей может лишь тот, кому Бог отпустил дар и умение слушать и чувствовать смысл сказанного, слышать биение сердца и примечать отношение к окружающей нас действительности каждого собеседника. Сколько времени и сил отнимает эта работа, знают не понаслышке мои герои, ибо сами приняли в ней участие. А ведь при этом я ни на минуту не оставлял обязанностей ответственного за сохранение уникальных памятников архитектуры и живописи; устраивал десятки знаковых выставок; боролся с чиновниками за увековечение памяти великих своих учителей и современников. Одна «гоголевская эпопея» стоила и стоит мне вместе с единомышленниками ой какой крови.
   Зная подлинную цену книги «Созидающие», получающей немало благодарственных слов, а главное, внесшей важную лепту в создание правдивой летописи о нашем переходном лихолетье, я был поражен мелким, но ядовитым плевком в незамутненный колодец некоего П. Хохловского (а может, Костянского?), сумевшего в коротенькой почеркушке в «Литературной газете» наговорить столько непристойностей о героях книги и ее авторе! Оказывается, сорок созидающих собеседников «можно условно определить в качестве «ответственных» (да, в кавычках!) за духовность». Видимо, безусловными духовниками для Хохловского – Костянского являются ерофеевы, познеры, жванецкие, архангельские и дм. быковы. Заголовки бесед «Сохранить Россию в чистоте», «Кто мы – без России?», «Все русское искусство – за людей!» и «Сохранить народ России» вызывают у письменника, пишущего, что «автор собрал под одной обложкой собранные беседы», нескрываемую брезгливость. Зато как он возмущается моими фразами: «Вчера Швыдкой глумился над Россией и ее народом» или «Ну Таня и Дуня просто аморальны!» Стоило бы плюющему в колодец знать, что уже много лет я и большинство моих собеседников возглавляем народное движение тысяч граждан России, постоянно обращающихся к Президенту с просьбой избавить нашу культуру от швыдковских «сосулек из мочи», «целующихся милиционеров», «человеко-собак куликов» и прочей нечисти. А про злословящих теледамочек нами написано немало гневных слов, требующих очистить экран от «популярных персонажей медиапространства».
   Смешно читать обвинения автора и героев в любовании друг другом и излишней комплиментарности к себе, любимым. Не на тех нарвались, г-н Хохловский – Костянский! Слишком большие и интересные жизни прожиты теми, кого вы пытаетесь уличить в сентиментальном сюсюканье и сравниваете с крыловскими птицами. Вам же советуем вспомнить басню о моське, которая так сильна, что позволяет себе лаять на сорок слонов и их вожака. Смотрите не надорвитесь!

Империя не мистерия

   Про фильм о гибели Византийской империи (автор и ведущий – архимандрит Тихон (Шевкунов)), представленный телеканалом «Россия», не высказался, пожалуй, только совсем ленивый представитель всех поголовно СМИ. Поэтому я не стану полемизировать с предыдущими ораторами – ни с абсолютными ругателями позиции наместника Сретенского монастыря, ни с бесконечно очарованными его поклонниками. Главным результатом появления в эфире полуторачасового проекта, с моей точки зрения, стала передача «Национальный интерес», расставившая точки над «і» и наглядно продемонстрировавшая, «кто есть кто» среди тех, кому этот самый эфир предоставляется для несения в массы своего уразумения исторических судеб России и ее сегодняшнего внутреннего и международного положения.
   Выбранная авторами фильма тема, посвященная судьбе империи, хронологические рамки которой превосходят длительность существования всех мировых державных образований, близка мне прежде всего по роду профессиональной деятельности. Занимаясь вот уже полвека открытием, реставрацией, сохранением, изучением и популяризацией русского церковно-археологического искусства, я имел счастье получить основные уроки и приобрести драгоценные знания из рук блистательных специалистов, тем или иным образом исследовавших историю и культуру Византии. Профессор Николай Сычев – воспитанник таких дореволюционных мастодонтов-византологов, какими были Никодим Кондаков и Дмитрий Айналов, пройдя через самые страшные ступени гулаговского ада, стал многолетним моим наставником. Лекции по искусству Византии в МГУ читал академик с мировым именем Виктор Лазарев. Именно он руководил дипломной работой, которую я готовил в церквях и монастырях Болгарии, Сербии и Македонии, входивших в состав Византийской империи. Почти четверть века довелось мне учиться и дружить со Львом Гумилевым, чьи статьи и книги пробуждали мощный и страстный интерес к мировой истории, в том числе к византийской эпохе. По сей день я могу в любой момент обратиться за советом к старшему другу – археологу от Бога Валентину Янину, чьи знаковые находки и открытия в Великом Новгороде проливают свет на отношения русских княжеств с Византией. А его нынешний соратник и единомышленник, классический лингвист Андрей Зализняк, расшифровывая тексты берестяных посланий, подтверждает высокий уровень грамотности и отмечает литературный дар новгородцев, постоянно контактировавших с представителями различных народов великой православной империи. Мой ответ апологетам западного образа жизни, уверяющим современников, что только беспрекословное следование и подчинение чужеземным догматам, когда экономика, общественно-политический уклад и духовное развитие России должны выстраиваться с оглядкой на «богоизбранных» заокеанских и европейских лидеров, базируется на знании истории и основах патриотизма, полученных от вышеназванных учителей-просветителей.
   Истерический выкрик бывшего комсомольского вожака, а потом ректора Российского гуманитарного института г-на Афанасьева не стал для меня «громом средь ясного неба». Чего можно ждать, кроме поругания «этой страны» и возвеличивания западных афанасьевских гарантов, среди которых особо важное место занимает благодетель постперестроечной России, «мировой спекулянт» Сорос, не пожалевший средств на огромные тиражи учебников и пособий, в которых отечественная история начиналась с Петра I, а заканчивалась героическими «подвигами» Бухарина, Тухачевского и других героев коротичевского «Огонька», прославлявшихся вкупе с единомышленниками Афанасьева – певцами ельцинского режима.
   Почти двадцать лет обходили молчанием различные ученые, «доценты с кандидатами» многовековую историю становления российского государства, а в отдельных случаях подменяли достоверные факты несусветными домыслами и искажением подлинных реалий. Только образованцы или круто заангажированные знатоки всерьез могли доказывать, что Петр I «прорубил окно в Европу», заставив русских сбрить бороды и следовать западной моде во всем – от манеры одеваться до обычая пить «кохвий». А ведь уже в XII—XV веках у пристаней Великого Новгорода и Пскова швартовались суда из самых различных стран, а предприимчивые и любознательные жители северных княжеств постоянно совершали походы за несколько морей, осваивая тамошние достижения, которые им казались рациональными и необходимыми для укрепления экономической мощи Отечества. Выдаваемые в замужество дочери русских князей славились не одной славянской красотой, но зачастую учили своих западных супругов умению читать и писать, ибо библиотеки их отцов состояли из мировых литературных сокровищ. Новгородские и псковские архитекторы вместе с живописцами находились в постоянном контакте с мастерами не одной только Византии. Активное сотрудничество с художниками и строителями итальянских, немецких, французских и испанских земель помогало взаимному духовному обогащению и совершенствованию изобразительного мастерства. Недаром дореволюционная исскуствоведческая наука о культурных достижениях Древней Руси наглядно подчеркивает интернациональность и открытость творчества наших церковных художников. Я всегда советую квасным патриотам, замыкающимся исключительно на себе любимых, вспоминать об Аристотеле Фиораванти и Алевизе Новом – авторах архитектурных жемчужин Московского Кремля. Но и безбашенным западникам стоит помнить, что прежде чем приступить к их строительству, князья-заказчики отправили зодчих на годик-другой изучить шедевры белокаменной архитектуры Владимиро-Суздальской Руси. В результате слияния итальянской манеры строительства с изысканными формами храма Покрова на Нерли, Дмитровского и Успенского соборов, Георгиевской церкви в Юрьеве Польском восхищается вот уже много столетий весь мир симфонией кремлевских построек.
   Русская живопись, литература, зодчество, музыка, театр и балет XVIII—XX веков, обогатившие мир бесконечным количеством блистательных творений, не могли бы появиться на свет без постоянного обмена опытом и знаниями с коллегами, творившими по всему миру. Столпы славянофильского направления в русской истории и культуре никогда не замыкались в рамках национализма, а тем более шовинизма. Советую господам Афанасьеву и Ерофееву, с пеной у рта зовущим нас и шагу не делать без оглядки на Запад, внимательно прочитать труды Аксаковых, Хомякова, Леонтьева, Достоевского и особенно самого западного из русских патриотов – Федора Ивановича Тютчева. Еще в «Сказании о Мамаевом побоище» сообщается, что Дмитрий Донской посылает навстречу татарскому хану в качестве дипломата и разведчика «избранного своего юношу, знатного разумом и смыслом Захарию Тютьшова», далекого предка великого поэта, сына итальянца Дудже (Тутче), поселившегося в Москве в 1350-х годах. Проведший большую часть жизни вдалеке от России, любивший «пламенно и нежно» иностранных красавиц, дипломат-историк оставил нам поэтическое наследие, которое по своей русскости разве что с Пушкиным сопоставимо. И никогда не забывал предупреждать соотечественников об опасности, постоянно угрожающей нам со стороны западных соседей. Вот как откликнулся он на несообразный и неожиданный союз христианских западных стран с мусульманской Турцией против христианского же славянского мира: «Как в роскошной этой раме / Дивных гор и двух морей / Веселится об исламе / Христианский съезд князей /… / Только там, где тени бродят, / Там, в ночи, из свежих ран / Кровью медленно исходят / Миллионы христиан».
   Когда в передаче «Национальный интерес» Ерофеев заявляет, что в атеистические большевистские времена наша страна перестала быть православной, не мешало бы ему прочитать в военных мемуарах, что у всех почти молодых солдат-сибиряков рядом с сердцем хранились крестики и ладанки от матерей и бабушек, провожавших их на смертный бой. Существование православия – в душах, а не на страницах пропагандистской печати.
   Вторящий Ерофееву Павловский безапелляционно лишает современную Россию статуса православного государства, забывая, что на ее просторах живут и работают не одни павловские, глазычевы, ерофеевы и прочие противники преподавания основ православной культуры в школах. Мне гораздо ближе позиция тонкого знатока византийской истории профессора МГУ Б.Чичерова; абсолютно доказательные постулаты мировых просветителей, процитированные историком и политологом Н.Нарочницкой. А особенно актуально звучит призыв архимандрита Тихона: предоставлять эфирное время государственного телевидения не одним только примелькавшимся, одиозным и отнюдь не обогащенным подлинными знаниями витиям, но и тем, кто действительно участвует в трудном процессе становления и возрождения России.

Телевиденье, ты чье?

   Это письмо мы не адресуем кому-либо из властей предержащих в России. Посланий к Президенту, обращений в Правительство, призывов к министрам, буквально молящих об освобождении телевизионных экранов от присутствия лиц, неспособных и недостойных нести в массы знания и подлинную культуру направлено за последние годы более чем достаточно, а количество подписавшихся – представителей самых различных профессий – перевалило за тысячи. Мы просто обращаемся ко всем здравомыслящим соотечественникам с просьбой разделить нашу тревогу, вызванную засильем одних и тех же персон, постоянно занимающих телеэфир, а заодно и радиостанции, и отражающих лишь собственное представление об изобразительном искусстве, литературе, музыке, театре и других областях культуры – представления, которое преподносится как либерально-демократическое и суперсовременное. На самом деле оно почти по-диктаторски исключает иные взгляды и точки зрения, не давая высказаться даже общепризнанным авторитетам в области духовного воспитания и просветительства.
   Перенести на бумагу постоянно волнующее нас засилье тлетворных «телегероев-демократов» подтолкнула недавняя передача «Национальный интерес», посвященная фильму о гибели Византийской империи, участники которой, призвали, в конце концов, предоставлять эфирное время людям, практически задействованным в трудном процессе возрождения и становления государственности поруганной России.
   Сколько скверных слов сказано о самых светлых, сокровенных, столь дорогих российским гражданам культурных ценностях и моральных устоях в бесконечно показываемой на канале «Культура» убого-правокационной передаче Швыдкого, кстати, заодно поруливающего министерствами и ведомствами, отвечающими за конкретные судьбы этой самой культуры. Одно название уже набившей оскомину программы «Культурная революция», заставляющее вспомнить о таких душителях прогресса, какими были Ленин с Троцким или «дедушка Мао», вызывает чувство брезгливости и стыда за ниже пояса опущенный уровень культуры доктора искусствоведения Швыдкого. Кстати, один из его коллег, отвечавших за духовное воспитание нации, при слове «культура» хватавшийся за пистолет, тоже звался доктором. Стыдно даже перечислять наиболее эпатажные названия выпусков балаганного шоу: «Музеи – кладбище культуры», «Пушкин устарел», «Русский язык без мата немыслим», «Быть нищим позорно», «Русский фашизм страшнее немецкого». А чего стоит расхристанная вакханалия о российском сексе, где бескомплексная Маша Распутина, этакий «один в поле воин», стыдила похотливых сексопатологов преклонного возраста, пожирающих жадными взглядами сию соблазнительную Сусанну. И заметьте, певица выиграла за явным преимуществом у «доцентов с кандидатами», уличив их в шокирующей вульгарности и извращенности. Передачи «великого кормчего» становятся все скучнее и пошлее: в них участвуют, как правило, одни и те же персонажи, которых хлебом не корми, дай только друг перед другом пооттопыриваться и зрителя опустить.
   Но одной «Культурной революции» Швыдкому маловато. Чиновничья – основная работа – подождет. Пусть другие «кричат и корчатся», когда сотнями рушатся бесценные памятники истории и культуры; города унаваживаются бесконечными уродливыми образчиками монументальной пропаганды, варганящимися на скорую и далеко не чистую руку доморощенными «буонаротти» и «мартосами». Швыдкому, главное, поддержать морально и материально диверсантов, снимающих фильмы, подобные насквозь пролживленным «Сволочам», попадающие под статьи уголовного кодекса. Щедрой рукой отоваривает он из государственного кошелька изобилующие гениталиями, фекалиями, сосульками из мочи, «целующимися милиционерами» и прочей нечистью московские биеннале. Все больше и больше миллиардов просит сей чиновник на реконструкцию Большого театра, чтобы потом ставить на его сцене «Детей Розенталя», дурно пахнущие варианты «Евгения Онегина», дабы не отстать от суперпошлых серебрянниковских «голых пионерок «, «антош с клепами» или похабно препарированных Фокиным гоголевских «Ревизора» и «Женитьбы». Не удалось изворотливому проныре «безвозмездно» вернуть немцам «Бременскую коллекцию» – не беда! Компенсируем упущенный навар, выступая почти на всех телеканалах. Часами станем чесать языки на кухонных посиделках рубрики «Театр + ТВ», смакуя несмешные анекдоты, копаясь в мелких подробностях около артистической жизни или варварски гогоча с несостоявшимся интеллектуалом – творцом растленной «Ассы» мэтром Соловьевым над святая святых отечественной культуры – балетом «Жизель». Дошло до того, что Швыдкой стал петь в эфире, да так, что остановить невозможно. Мы ничего против любви к вокалу не имеем, особенно когда этим «страдают», скажем, Хворостовский с Нетребко. Радовать людей отпущенным Богом талантом – их призвание. Им за это деньги платят заслуженные. Но когда распоясавшемуся, вертлявому шоу-министру отслюнивают из кармана налогоплательщиков, то тут уже жареным попахивает. Считается, правда, будто деньги не должны пахнуть, а потому наш постмодернистский «Чичиков» перепархивает из программы в программу. Глядишь, скоро и в Ксюшином «Доме-2» оттянется. А че? Ниче, ибо своя рука владыка, да и дружки закадычные, хозяйничающие на ТВ, «продюсеру» жесткого порно, где главный герой похож на генпрокурора, показанного, когда дети не спят, с голоду умереть не дадут.
   Вторым после Швыдкого «культурным», как сейчас любят выражаться, брендом российского телевидения, безусловно, следует считать, почему-то именующего себя писателем Виктора Ерофеева. Апокрифические камлания серого, профессионально беспомощного ди-джея канала «Культура», подаются на десерт, после того, как потенциальные зрители отужинали. Зато уникальные рассказы о созидателях, вписавших славные страницы в историческую летопись, или очаровательные «Письма из провинции» демонстрируются утром или днем, когда трудящееся население служит. Да и в это время умудряются втиснуть повторы Витюшиной говорильни. Хотел оговориться «старых баб», но нет – у него, помимо преклонного возраста «знатоков» Достоевского или Булгакова, а также непременных фанатов Кафки с Джойсом, гляди, сколько молодых и продвинутых ищут сермяжной правды постмодерна. Неужели начитавшись дурно пахнущих порноматерных книжонок Ерофеева, и впрямь стремятся они припасть к груди гробокопателя всей русской литературы – от Пушкина с Гоголем до Твардовского с Носовым. Что, однако, спрашивать с молодежи, если Ерофеев, как и Швыдкой, востребован почти всеми каналами. Он и у Познера самая главная «свежая голова», у Соловьева желанный дуэлянт и частенько званый гость «Воскресного часа». Куда ни глянь – всюду через губу цедящая дешевенькие, но вредные сентенции этакая престарелая Кассандра. Французские власти за аморальные сочинения даже орденком шустречка побаловали, забыв, какие известные всему миру титаны творили и творят русскую словесность.
   Третий из «просветителей», занявших программные ниши на канале «Культура» – господин Архангельский. Его, в отличие от безбашенных Швыдкого с Ерофеевым, голыми руками не взять. Тонкая штучка, как говорится, «хитер бобер». Один из добрых, простодушных наших единомышленников приветствовал появление Архангельского на пропагандистской сцене восторженными прямо словами: «Какой православный журналист, друзья мои, в «Известиях» пишет!» Кается нынче в поспешной горячности, когда слышит, как «тем временем» неудачная копия д'Артаньяна вместе с «мушкетерами» своей только роты, которым православные «гвардейцы» хуже горькой редьки, призывает рассматривать русскую веру и культуру, так, как она видится ненавидящему нашего Бога нобелисту Гинзбургу и другим борцам с преподаванием в школах основ православной культуры.
   Люди, более или менее регулярно следящие за тем, что творится на «родном» телевидении, могут в ответ на наши сетования о его культурном составляющем, задать встречный вопрос: «Чего ждать от этих, на вторых ролях числящихся персон, если политическими диверсиями и борьбой с государственными устоями России на «самом первом канале» доверено заниматься г-ну Познеру?». Причины этого из ряда вон выходящего прецедента могут, нам кажется, объяснить лишь высшие властные структуры или следственные органы. Человека, всю сознательную жизнь верой и правдой служившего пропагандистской клике «10-го подъезда» на Старой площади, поносившего мировой, а особливо американский империализм почем зря, с приходом Горбачева и Ельцина, подобно юркому хамелеону, сдавшего своих прежних кумиров, но только не заказчиков типа Яковлева или Пономарева, ставшего певцом доллара и Бжезинского, впору показывать в цирке, или, на худой конец, в зоопарке. Но попробуйте сказать об этом г-ну Эрнсту или его кураторам. Когда видишь, как вместе с постоянными сидельцами познеровского «круглого стола» – самыми восторженными почитателями его родины – американской «империи зла» – кобринскими, Сатаровыми, радзиховскими, ясиными, хакамадами, смеховыми и не счесть им числа, ловишь себя на мысли, а не тонкая ли это провокация. Может, Познер на самом деле работает на Россию и как высокопрофессиональный резидент разоблачает виновных в том, что на нашем дворе «такие нынче времена»? Может, г-н Соловьев, автор «апокрифического евангелия», пользуясь услугами судей в передаче «К барьеру!», чье мнение всегда расходится с результатами народного голосования и доводами секундантов победителя, даже если разница в счете зашкаливает за десятки тысяч очков, блефует во имя истинного решения проблемы? Может, посмеивается он над своими постоянными щелкунчиками – пустобрехами веллерами, починками, Жириновскими и Митрофановыми?
   Но, если перестать гадать на кофейной гуще и подумать о двухстороннем движении на демократической улице, то невольно задаешься вопросом, почему российское медиапространство либо полностью закрыто для лиц, думающих иначе, чем любимцы Эрнста и других «дежурных по стране», либо доступ на экран для них жестко ограничен. Не пора ли предоставить эфир тем, кто России «строить и жить помогает», а не охаивает разумные начинания ее руководителей, как это делают штатные очернители, получая за свою подрывную работу немалые материальные блага, бесконечные призы, премии и ордена с медалями.
   Мы не называем имена потенциальных кандидатов, способных возродить подлинную славу отечественного телевидения. Поверьте, их у нас немало – продолжателей традиций созидателей и творцов прошлых времен.
   Надеемся на поддержку наших инициатив и громкие голоса в защиту подлинно демократического телевидения в России.

   Василий Белов, Владимир Гостюхин, Игорь Золотусский, Тимур Зулъфикаров, Владимир Крупин, Валентин Курбатов, Отец Михаил (Ходанов), Юрий Назаров, Александр Недоступ, Валентин Распутин, Савва Ямщиков

Свояки у кормушки

   Письмо к российской общественности деятелей литературы, искусства, науки и религии, опубликованное в свое время в нескольких газетах, в том числе и у нас в «Завтра», призывало руководство канала «Культура» прекратить показ никчемных, пустопорожних программ «Культурная революция» Швыдкого, «Апокриф» Ерофеева, «Тем временем» Архангельского и укоротить непомерную прыть поющего и пляшущего на всех почти «кнопках» антителевизионного персонажа, служившего некогда министром культуры. «Мы обращаемся ко всем здравомыслящим соотечественникам с просьбой разделить тревогу, вызванную засильем одних и тех же персон, постоянно занимающих теле– и радиоэфир и отражающих лишь собственные представления об изобразительном искусстве, литературе, музыке, театре и других областях культуры – представления, которые преподносятся как либерально-демократические и суперсовременные. На самом деле они почти по-диктаторски исключают иные взгляды и точки зрения, не давая высказаться даже общепризнанным авторитетам в области духовного воспитания и просветительства».
   Самым ярким свидетельством своевременности и абсолютной справедливости проблем, затронутых в том открытом письме, стал ответ г-на Лошака в колонке главного редактора «Огонька», возглавляемого этим непотопляемым журналистским «лидером» горбачевско-ельцинского разлива. Выбрав в качестве мальчиков для битья троих из подписантов – Белова, Распутина и Крупина (остальные для него, видимо, показались мелкими сошками), он, продолжая восхвалять своего «огоньковского» шефа Коротича, ссылается на его мемуары и «уличает» – цитирую: «замечательного в прошлом русского писателя Белова, писавшего доносы в ЦК, обвиняя Коротича в ужасном грехе – троцкизме. Правда, и сам Коротич сейчас уверен: Белов и до сих пор троцкизма от мазохизма отличить не сможет». Ну, во-первых, досточтимый г-н Лошак, замечательных писателей «в прошлом» не бывает, как не бывает «в прошлом» великих полководцев или прославленных спортсменов. Они навсегда классики, герои и кумиры. Называть беловские письма в ЦК доносами по крайней мере глупо. Честный и совестливый русский писатель, видя, как коротичевский «Огонек» до небес превозносит бухариных, якиров, Тухачевских, печатает восторженные панегирики лохотронщика Феликса Медведева, искажающего историю Отечества, тщетно надеялся найти поддержку в десятом подъезде на Старой площади, где уже давно компашка во главе с «ярославским иудушкой» А.Яковлевым, за исключением «истового ревнителя православия» Ципко, вместо Евангелия пользовалась троцкистскими установками. Да и хозяин пролживленных «Московских новостей», которыми и вы порулили недолго, Е.Яковлев, «задрав штаны» на заре перестройки, снял рекордно многосерийный фильм о Ленине, уже тихонько готовясь при этом сжечь партбилет… Обвинив автора «Канунов» – истинной энциклопедии по борьбе с троцкизмом – в том, что он не отличает последнего от мазохизма, Коротич вот уж точно попал пальцем в небо, ибо мазохизм, по сути, и есть одна из «составляющих» учения Льва Давыдовича.
   «…Почти титаны – Белов, Распутин и Крупин, подписавшие очередной донос, (открытое письмо назвать доносом можно лишь на допросе с пристрастием. – E.H.) …сменили писательство на зависть и злобу. Они завидуют, завидуют, завидуют Ерофееву, Познеру, Архангельскому, Швыдкому, Фокину, Эрнсту, Соловьеву, «нобелисту» Гинзбургу…»
   Распутин и Белов с Крупиным, завидующие Ерофееву, заставляют вспомнить Пушкина, ревновавшего к поэзии Булгарина, или Толстого с Достоевским, следящих за успехами корреспондентов желтых газетенок того времени. Игорь Золотусский, не могущий спокойно спать после очередной фокинской похабени, издевающейся над великими творениями любимого им Гоголя, не завидует, а собирается обращаться в юридические органы, чтобы защитить классика от режиссера, способного, полагает, разве что служить в домоуправлении. Выходит, тончайший поэт и философ Тимур Зульфикаров бледнеет от зависти, видя на экране кэвээнщика Эрнста, волею случая оказавшегося руководителем 1-го канала. А замечательным артистам Владимиру Гостюхину и Юрию Назарову не дает покоя мимолетная популярность Соловьева, самочинно зачислившего себя в отряд авторов лжеевангелий. Протоиерей Михаил (Ходанов) – писатель, редактор духовного журнала «Шестое чувство», воспитывающий современную молодежь, и ведущий кардиолог страны Александр Недоступ, лечивший в былые времена И.Шафаревича, Л.Бородина, и других их единодумцев, рискуя навлечь на себя преследования, не завидуют «нобелисту» Гинзбургу, а презирают его за неприятие православной культуры и нескрываемую русофобию. Один из тех, кому Россия обязана сохранением бесценных памятников культурно-исторического наследия, Савва Ямщиков – неустанно приводит доказательства президенту и премьер-министру России В.Путину о чудовищном вреде, нанесенном шоуменом Швыдким отечественной культуре и требует открытого суда над ним. До зависти ли тут?
   И еще одна показательная цитата – особенно ее концовка! – из лошаковской передовицы:
   «.. Они уверены, что есть кто-то великий и могучий, кто пинками отгонит чужаков (читай – Лошаков. – E.H.), от идеологических кормушек и подпустит их, «людей практически задействованных в трудном процессе возрождения государственности поруганной России»… Эти классики хотят в телевизор, «чтобы возродить подлинную славу отечественного телевидения». Что они там собираются делать? Они же и отвечают: «Продолжать традиции созидателей и творцов прошлых времен». Вот уж не надо.
   Конечно, г-н Лошак, зачем вам и в жизни, и на экране традиции Пушкина, Аксаковых, Хомякова, Леонтьева, Достоевского, Толстого, Меньшикова, Ильина, Шмелева, Твардовского, Платонова, Рубцова, Носова, Абрамова? У вас есть ведущий программы «Времена» гражданин США, которому мы, видит Бог, не завидуем, а попросту требуем от лидеров нашей державы запретить антигосударственную пропаганду на телевидении и в других СМИ, а заодно зовем их задуматься: почему г-н Лошак говорит о поддерживаемой государством идеологической телекормушке как о трибуне, доступной лишь для него и его избранного окружения?

   Евгений Нефедов

Юбилей «карманных новомучеников»

   Если верить статистике, рождаемость в России мало-помалу растет, начав компенсировать страшные темпы смертности ее населения. Налицо попытки руководителя многострадального государства показать кузькину мать потерявшим всякую совесть и стыд другу Джорджу и подружке Конди, стремящимся дислоцировать войска НАТО поближе к Смоленску, откуда до Москвы рукой подать. Старается президент и с коррупцией чиновничьей разобраться, хотя «козырные» карты из крапленой колоды правительственного ворья не выбрасываются, а только перетасовываются для понта. Зато чудовищная ложь, поразившая подобно сибирской язве самоназначенную культурную и духовную «элиту» России, растет и махровеет на глазах у изумленных сограждан.
   Беззастенчиво врет шоумен Швыдкой, стараясь убедить высшее начальство и налогоплательщиков в необходимости своего присутствия на всех главных телеканалах. Попутно он нагло транжирит огромные государственные средства на развитие «современного» искусства. Высшими достижениями этого «искусства» объявлены «целующиеся милиционеры», «человеко-собаки кулики», «сосульки из мочи», «дети розенталей», «голые пионерки», лунгинского-фокинские эксгумации шедевров русской классики; протухшая, словно годами хранившийся рокфор, сальная трепотня жванецких, Шендеровичей и прочих иртеньевых с вишневскими да тусовочная шоу-масса с «блистательными» примадоннами Аллой Пугачевой и Ксюшей Собчак, скатившимися до самого дна преисподней.
   Особо непристойно выглядят бесконечные церемонии, устраиваемые с поистине имперским размахом, когда речь идет о круглых и квадратных датах верноподданных слуг рыночно-либеральной российской демократии. Ни одна газета за исключением «Завтра», «Слова», «Правды» и «Советской России» – а ведь именно в них печатали исповедальные свои материалы А.Зиновьев, В.Максимов, А.Синявский и другие обманутые нынешними властителями умов борцы с тоталитарным режимом – не обошла вниманием день рожденьица Вик. Ерофеева, персоны, числящейся без всяких на то оснований по писательскому цеху. Даже недавно еще гневно осуждавшие его хозяева «Литературной газеты» вкупе с некоторыми «пламенными реакционерами» сделали стыдливый книксен бездарному цинику, гробокопателю великой русской литературы, удостоившемуся за это медальки от благодарного правительства Франции. Ну а уж 75-летие старшего товарища «русского красавца» (именно так обозвала корреспондентка «ВМ» косноязычного Витюшу), г-на Аксенова, стыдливо ходящего в классиках, любимца Тани Толстой и Дуни Смирновой, праздновалось пышно – от Владивостока до Калининграда. Апогей пришелся на Казань, где в славные сталинские годы руководили местным обкомом да и исполкомом папа и мама юбиляра, за что были отмечены диктаторским вниманием кремлевского горца, усмотревшего зорким глазом сына сапожника и воспитанника духовной семинарии троцкистскую суть партийных назначенцев. Но нынче стиль и методы Льва Давидовича снова в чести у либералов, которые не скрывают своих восторгов перед Лилей Брик, ее гражданским мужем, палачом с Лубянки Аграновым или душителем Есенина и Тютчева – бездарным коротышкой, трусоватым «бухарчиком». Татары – народ щедрый: они и в честь ненавидевшего ленинско-троцкистских выкормышей Льва Гумилева Казанский университет назвали, и «заслуги» графомана Аксенова мантией того же университета освятили. А все за хитроватую аферу с самодельным «Метрополем», выдававшимся автором советского бестселлера «Коллеги» как бескорыстный манифест борьбы с косным руководством Союза писателей СССР, а на самом деле заказанным западными издателями и послужившим гарантией благополучного переезда Аксенова на вожделенную и почти родную ему американскую землю.
   Утонул в бесчисленных панегириках, пышных телевизионных и газетных славословиях и любимец кухонных борцов с тоталитарным режимом г-н Войнович, еще один из диссидентов андроповского розлива, которых, слегка пожурив на Родине, отправляли в «командировки» на Запад, где были заранее приготовлены хлебные рабочие местечки, дабы не прекращали они оплевывать славную историю России. Восславив в молодости подвиги космонавтов и комсомольскую юность свою, возмечтал он, однако, о мировой славе и стал пописывать пасквили на советскую армию да охаивать тогдашнее руководство Союза писателей СССР. Не беда, что «чонкины» и «шапки» его недалеко ушли по художественному уровню от «шедевров», заполнявших страницы «Крокодила» и центральных газет. Главное – быть услышанным за бугром, добровольно попасть под колпак нерасторопных стукачей с Лубянки, которые, рискуя собственной жизнью, напустили в служебный номер «Метрополя» «смертоносного» газа, дабы окочурился злейший их враг Войнович. Но плохо сработали ребятишки… сами остались целехоньки, а творец «Чонкина» отделался тошнотой и головокружением. Нынешнему американскому подданному, грязному предателю-чекисту Калугину, с наслаждением почитывающему «Приключения Чонкина в США», хватило одного легкого укола зонтиком на лондонском мосту, чтобы болгарский журналист Марков скоренько отправился в мир иной. Но мне кажется, нынешние почести Войновичу его благодарные читатели воздавали за грязную книжонку, на страницах которой сильная сия «моська» облаяла Солженицына. Купил я сдуру тот пасквилек, пробежал наскоро, почувствовал головокружение, словно одурманил меня лубянский газ, да и бросил в мусорную корзину. Зашедший ко мне в ту пору Игорь Золотусский углядел книжонку, завернул аккуратненько в газетку, не поленился внимательно прочесть сей гнусный донос на автора «Архипелага» и разразился таким критическим разбором, после которого совестливые и чувствительные авторы сводят счеты с жизнью. А поводом к охаиванию столь ценимого ранее «войновичами» Солженицына послужила резкая критика ельцинского режима прозорливым современником, а особенно выход в свет его исторического исследования «200 лет вместе», ой как встревожившего умы той части населения, которую возглавляют особы, подобные Алле Гербер или доставленному из-за океана их «российскому» духовному окормителю Берлу Лазару.
   Доживающего Мафусаилов век любимца шестидесятников и рыночников, величаемого ими не иначе, как мэтром, г-на Любимова славили по сценарию, достойному чествования разве что королевских особ высшего класса. Да королек-то оказался совсем голеньким. Ну какой более или менее знакомый с биографией хозяина «Таганки» обыватель не засмеется, прочтя забубенные газетные разглагольствования о «советской Голгофе», якобы пройденной донельзя холеным маэстро. Так и представляешь себе кровавое бичевание Юрия Петровича партийным хозяином Москвы Гришиным, меняющим в одночасье гнев на милость и строящим для несущего тяжкий крест «новомученика» шикарное здание театра (заметьте, в то «страшное» время ему одному!). Вспоминаешь едкие эскапады Зиновьева из «Зияющих высот», когда слушаешь юбиляра, вылезающего из специально поданной золоченой кареты. Поразил Любимов своих умиленных чествователей жалобой на шефа КГБ Андропова, который иногда журил своего любимчика, но и расцеловывал его за сильно понравившуюся ему пьеску по троцкистской книжонке о десяти кровавых днях, потрясших мир, а Россию сбросивших в пропасть. Зная людей, работавших с замечательным кинорежиссером И.А.Пырьевым и много о нем рассказывавших, столбенеешь от любимовского вранья о том, как он чуть ли не побил палкой хозяина «Мосфильма». Не договорился наш юбиляр разве что до того, как в бытность свою артистом ансамбля НКВД он, дескать, грозился самому Лаврентию Павловичу «моргалы выколоть». «Старый трепач» помалкивает и о том, как, ходатайствуя о немецком гражданстве, подвел он крупного германского дипломата, своего поручителя перед канцлером Колем. Дело в том, что Любимов обзавелся одновременно и паспортом государства Израиль. Забыл он, восседая за пиршественным столом, и о замечательной своей жене, прекрасной актрисе Людмиле Целиковской, так много сделавшей для восхождения его на таганский олимп. Зачем, однако, ворошить прошлое, если рядом теперь «венгерки с бородами и с ружьем»?
   Юбилейная вакханалия заставила вспомнить о первых шагах перестройки, когда вознесенные Горбачевым коротичи, Яковлевы, Шатровы и прочие коминтерновцы, славя Тухачевских, бухариных, аксеновых, Любимовых, неизвестных, так боялись приезда в СССР Солженицына, Зиновьева и Максимова. «Писатель, разумеется, волен в сравнениях. Сравнения могут быть самые неожиданные и парадоксальные. В том числе из батального жанра, коль скоро речь идет о борьбе. Хотя бы идейной. Однако, пожалуй, прежде всего в сфере идейной особенно режут слух перехлесты, легкость, с какой из подручных средств выстраивают баррикаду и для удобства расставляют одних по одну ее сторону, а других – неудобных и неугодных – по другую». Процитировав текст из газеты «Московские новости» – органа, курируемого Агентством печати «Новости», то есть издательским отделом КГБ, – В.Е. Максимов советует ее главному редактору Егору Яковлеву, никогда не блиставшему умом в жизни или серьезным дарованием в профессии, прислушаться к процитированному отрывку: «Глядишь, поумнели бы!»
   Время показало, что не прислушались и не поумнели. А потому и чествуют себя «Любимовых» Бог весть за что.

   P.S. Написать этот материал меня заставили, а точнее, обязали слова г-на Любимова в адрес замечательного человека, прекрасного актера и одаренного писателя Леонида Филатова. Каким холодным цинизмом нужно обладать, чтобы облить грязью мастера, который, находясь между жизнью и смертью, создал уникальный телесериал «Чтобы помнили», воспев лучших мастеров отечественного театра и кино. Понятен гнев Любимова: Филатов и Губенко не пошли на поводу у потерявшего стыд и совесть бывшего наставника. Ему куда ближе «извертевшийся на пупе» Золотухин, который, рыдая и отбрасывая костыли на свежей могиле сына, тут же лихо отплясывает канкан с поварами «фабрики-кухни звезд». Как тут не вспомнить блистательных Кторова и Ильинского в «Празднике святого Йоргена» и не ужаснуться гримасам современных лохотронщиков от культуры.

Министр культуры должен быть ее хранителем

   Мое становление как профессионала пришлось на «имперский» советский период, чаще величаемый эпохой тоталитаризма. Не стану лукавить, легко мне этот путь не давался: книгу могу написать о самых несуразных случаях из рабочей жизни, и все они носили безобразный антигосударственный оттенок. Но вот с министрами, если исключить «русского патриота» Ю.С. Мелентьева и его серую чиновничью рать, ненавидящую меня за уважение и глубокое знание мировой культуры, вашему покорному слуге повезло.
   Навсегда запомнились мне нечастые, но очень важные моменты, когда вмешательство сначала Е.А. Фурцевой, а потом и П.Η. Демичева помогали делать важнейшие открытия в области реставрации, изучения и широкой популяризации многих сотен уникальных памятников русского изобразительного искусства и архитектуры. О H.H. Губенко и его деятельности на посту министра культуры могу говорить лишь в превосходной степени и сожалеть о кратковременности пребывания его в министерском кресле.
   Перестройка болтливым языком Горбачева и вседозволенностью пьяного Ельцина призвала на министерские должности сначала пустоцветов и волюнтаристов образца г-на Сидорова и г-жи Дементьевой, прилежно проводивших «демократический» курс березовских, гусинских, смоленских и Лесиных. Людям моего круга, в который входили В.Распутин, В.Белов, В.Крупин, С.Панкратов, В.Курбатов и многие другие, было указано место «у параши» и приклеен ярлык красно-коричневых. Перекрасившиеся комсомольские и партийные начальники скучковались в неокоммунистические бригады. Только вот уже не Ленин был с ними впереди, а троцкистско-лубяночные вожди типа Тухачевского, Бухарина, Лили Брик и бесконечные когорты «комиссаров в пыльных шлемах». Министры ельцинской поры поддерживали и возводили в ранг «инженеров человеческих душ» псевдодиссидентов Войновича, Аксенова, Вик. Ерофеева; «швондер-режиссерам» фокиным, Серебрянниковым, Лунгиным и прочим «джекам-потрошителям» позволяли издеваться над мировой, и прежде всего русской классикой Гоголя, Островского и Достоевского.
   При лишенном каких-либо морально-нравственных устоев непрофессиональном телешоумене г-не Швыдком начатое разрушение русской культуры превратилось в стихийное бедствие, требующее вмешательства МЧС. «Музеи – кладбище культуры», «Пушкин устарел», «Возможен ли русский язык без мата», «Из всех искусств для нас важнейшим является недвижимость» – на всю Россию озвучил культурминистр лозунги, которых постеснялись бы даже самые отвязанные анархисты.
   К тому же Швыдкой по-прежнему пытается выступать в роли кукловода. Ведь по-настоящему новый министр сможет управлять культурой, если рядом не будет ведомств, подобных «Роскультуре» и «Россвязькультуре». У семи нянек дитя всегда без глазу. А если няньки при этом набраны на бирже, предлагающей товар, совсем непригодный к употреблению, то министру останется лишь наблюдать, как ведут они отечественную культуру в пропасть.
   Вот почему будущего министра культуры я представляю себе человеком, который искоренит мрачное наследие швыдковщины, основные преступления которого были изложены мною в письме Президенту России В.В. Путину.

Каковы сами – таковы и сани

   «Соловьевские дуэли» смотреть становится скучно и даже вредно. Противники к барьеру вызываются, как правило, из людей мелковатых вроде мальчонки Починка. Да и остальные прямо на глазах до мышей вырождаются. Судьи, чье мнение всегда идет вразрез с предпочтениями десятков тысяч зрителей, вызывают презрение неприкрытым цинизмом лавочников, успевших урвать свой кусок от жирного рыночно-демократического пирога.
   Ведущий разухабистого шоу, человек отнюдь не глупый, руководствуется лишь ему понятными принципами, приглашая на роль «третейских» всех этих пахнущих нафталином ельцинско-собчаковских времен барщевских, рубальских, Дашковых и прочих «просветителей» вкупе с разного рода мелко-средними бизнесменами и, словно саранча, расплодившимися госчиновниками.
   Утомленный больничной скукой глянул, я намедни краешком глаза на петушиный бой артиста Ярмольника с редактором одной из желтых газетенок. Похвально, что «рыцарь ленинского комсомола» вступился за только что ушедшего из жизни собрата по киношному цеху Александра Абдулова. Мужская солидарность – вещь благородная, во все века приветствовавшаяся и поощрявшаяся. Да только поздновато «бывший чайником» Ярмольник пытался закрыть грудью амбразуру пошлости, разнузданности и вседозволенности «демократических» СМИ. Тем более что у питательных истоков российской журналистики нового времени стояли любимцы «царя Бориса», среди которых особой активностью отличались Ярмольник и мощная армада мастеров шоу-бизнеса, рубившая бабло сначала на открытии ресторанов и прочих источников далеко не художественной прибыли, а потом эта же «свадьба пела и плясала» под лозунгом «Голосуй, а то проиграешь», возводя на президентское кресло разложившееся туловище своего гаранта. Сколько пошлости, скабрезности и непристойностей выплеснули они на березовско-гусинские телеэкраны. Не гнушаясь ничем, готовы были мелкими бесами плясать перед теми самыми папарацци, на которых сейчас смотрят презрительно и свысока. Одна соловьевская «Асса», в которой засветились такие «гиганты мысли», как Говорухин и Гребенщиков, открыла огромные кингстоны для одурманивания молодого поколения, подсадив его на иглу самых низменных неизлечимых пороков. Теперь отцы-вдохновители осуждают подросших и превратившихся в подонков по их вине несостоявшихся ученых, строителей и защитников Отечества.
   Хочу задать г-ну Ярмольнику вопрос: «Почему так досаждающие вашему кругу бесцеремонные бумагомараки, фотографы, радио– и телекорреспонденты не позволяют себе вмешательства в личную жизнь артистов Юрия Назарова, Владимира Гостюхина, Владислава Заманского, Александра Михайлова, Василия Ливанова? А ведь каждый из них является национальным достоянием, каждый вписал прекрасные страницы в историю российского кинематографа. Не лезли и не лезут «щелкоперы проклятые» на жизненную территорию Леонида Филатова, Николая Губенко, Виталия Соломина, Олега Стриженова». И знаете, в чем причина «закрытости» названных мастеров театра и кино? В глубокой порядочности и профессиональной этике, запрещающих переходить грани приличия.
   Посмотрите, г-н Ярмольник, страницы журнала «Караван историй» или полосы «Светской хроники» газеты «Коммерсантъ». И если у вас не встанут дыбом волосы от описаний постельных подвигов живых и мертвых сотоварищей, если не ужаснетесь вы от грязной кистью написанных картин бесконечных вакханалий и раблезианских трапез, ежедневно и ежечасно проходящих при участии «российской элиты» во всех точках планеты – от Москвы до Куршавеля и Майами, – то не надо обижаться на авторов описания разгульной жизни родной тусовки. Вспомните, как отмечал свой 50-летний юбилей ваш друг и кумир альтист Башмет. Возлежа на ложе, наслаждался он дождем из пармских фиалок, доставленных по этому случаю в Москву. Ублажали цветочным приношением маэстро гетеры, руководимые Ксюшей Собчак. Когда после этого видишь, как по случаю 55-летия сего «римского патриция» все телеканалы демонстрируют встречу с ним Президента России, понимаешь, какие герои нынче востребованы. Не удостоил В.В. Путин подобным знаком внимания Валентина Распутина и Василия Белова, недавно перешагнувших юбилейные рубежи. Вряд ли кто станет оспаривать, что вклад их в классику русской литературы весом и значителен, а подвиг во имя спасения Байкала и борьба против переброса северных рек заслуживают всенародного признания.
   Прежде чем выходить к барьеру и бороться с газетчиками, вторгающимися в личную жизнь невероятно расплодившихся «звезд» театра и кино, следовало бы г-ну Ярмольнику вспомнить о пошлейших телепосиделках «ТВ+Театр», где часами под руководством абсолютно несовместимых по профессиональным данным с экраном Швыдким и Уфимцевой обрушиваются на головы налогоплательщиков несмешные анекдоты, случаи из интимной жизни давно никому не интересных участников передачи. Или прокрутить в памяти юбилейные вечера «знаковых» коллег по творческому цеху. Например, четырехчасовую трансляцию на одном из главных каналов ТВ торжеств, посвященных дню рождения хозяина МХТ по-свойски циничного Табакова. Все эфирное время восседал «кот Матроскин» на прославленной сцене театра, пожирая жареного поросенка, которого запивал водкой из большого штофа, а сальными губами целовал в уста дары приносящих. А сколько поминок по коллегам Ярмольника неделями транслировалось по телевидению, обсуждалось на радио и в газетах. Это были люди ближнего либерального круга, а такие корифеи театра и кино, как подлинные народные кумиры Иван Лапиков, Иван Новиков, Георгий Юматов, Владимир Ивашов, уходили из жизни незаметно. Подчас даже приходилось скидываться друзьям покойных, чтобы купить похоронные принадлежности. Чувство брезгливости вызывают регулярно телефильмы о последних днях и часах известных актеров. Словно в морг попадаешь, когда слушаешь красочные описания болезней и последних дыханий ни в чем не повинных «героев» подобных передач. Выступив в качестве свидетелей по делу о смерти бывших коллег с экрана, отправляются «сливки российской элиты», чтобы разгульно оттянуться на мистериозном празднике в честь 47-летия сценографа Бориса Краснова. Вот где любитель посмаковать чудовищные человеческие пороки Федерико Феллини смог бы снять еще один фильм-обличение.
   Самую яркую ненависть у Ярмольника, если он был искренен на соловьевском ристалище, вероятно, вызвало бы непотребное шоу, показанное первым «эрнстовским» каналом по случаю 70-летия Владимира Высоцкого. Называлось самодеятельное представление «Наш Высоцкий». Присвоил себе народного любимца не кто иной, как «человек мира» (три паспорта – американский, израильский и российский) г-н Познер. За столами чинно были рассажены в большинстве своем «наши», то есть познеровские свояки. Смотреть это без возмущения было невозможно. «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более – когда в нее плюют», – так и хотелось крикнуть мелкому лавочнику, владельцу ресторанов Познеру, в советские годы служившему агитпроповцем и никак не могущим быть нашим для Высоцкого. После сомнительных воспоминаний о совместной работе над журнальчиком «Метрополь», изреченных писателем-пошляком Ерофеевым, вспомнилось: «… Я не люблю, когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо», и «я ненавижу сплетни в виде версий». Но как умиленно внимала своему дружку поэтесса Ахмадулина, числящаяся ныне в стихотворчестве «нашим всем». Глядя на настоящего друга прославленного певца золотоискателя Вадима Туманова, на личном опыте столкнувшегося с благами горбачевско-ельцинской демократии, выглядевшего абсолютно инородным телом на этом балу неудачи, я понял, что в 1969 еще году пророчески пропел на всю страну Высоцкий: «Пусть впереди большие перемены – я это никогда не полюблю». Г-ну Ярмольнику чаще надо всматриваться в зеркало этих строк и не пенять на него.

Щуку бросили в реку
Промашка крупного ученого

   В июле прошлого года газета «Слово» напечатала реплику-вопрос известного ядерного разработчика, профессора Игоря Острецова в связи со снятием с занимаемой должности руководителя ФАККа, бывшего министра культуры РФ г-на Швыдкого. «Чтобы духу его не было» – такие слова премьер-министра В.В.Путина, якобы сказанные им телешоумену, казавшемуся еще вчера непотопляемым, вынесла в заголовок полосы «Новая газета».
   Орган, прямо скажем, чуждый патриотизму, пролил слезы в связи с отставкой «блестящего руководителя, одного из самых культурных людей либерально-рыночной эпохи». Особого внимания в этой полосе заслуживали вынесенные на флажок слова о согнавшем Швыдкого с насиженного места всесильном Никите Михалкове, «пошептавшемся» с другом-премьером.
   Вот она, оказывается, какая – кухонная демократия нынешней России! В течение пяти лет тысячи известных ученых, писателей, художников, артистов, инженеров буквально засыпали В.В.Путина письмами, требуя убрать «петрушку» со сцены. Василий Ливанов, Игорь Золотусский, газеты «Слово» и «Завтра» вели настоящую войну с человеком, объявившим на весь мир, что «русский фашизм страшнее немецкого». Николай Губенко и Савва Ямщиков уличили команду Швыдкого, Хорошилова, Пиотровского и Вилкова в нечистоплотной игре за «Бременскую коллекцию» с добропорядочными немцами», на кон которой были поставлены десятки миллионов «откатных» долларов. Благодарные сограждане постоянно звонят подлинным победителям со словами глубокой признательности. «Новая газета» же считает их «осетриной второй свежести», заменив вечно съедобным Михалковым-младшим. Получается, как в том анекдоте, когда «Муму» написал Тургенев, а памятник поставили Марксу».
   Наивный Игорь Острецов, сделавший немало мировых открытий, и предположить не мог, что Швыдкого не сняли, а лишь перевели к другому корыту чиновничьей кормушки. Теперь он курирует вопросы международных культурных связей. Игорь Николаевич схватился за голову при таком неожиданном реприманде. А вот мы с Валентином Распутиным восприняли подобный «финт ушами» как необходимую закономерность.

Похмелье после «афинской ночи»

Четыре года назад возвращались мы с Валентином из райских кущ святой горы Афон. Поездку организовал крупный наш дипломат в Греции. Первое, что он нам радостно поведал, встречая на пороге посольства, была весть о снятии Швыдкого с поста министра культуры РФ и назначении на его место A.C. Соколова. Нарушив строгий Великий пост, выпили мы славного греческого вина и впали в эйфорию в связи с грядущими светлыми днями.
Дочь Распутина была тогда доцентом Московской консерватории и с огромным пиететом относилась к ее ректору Соколову. «Ну, Савва, – сказал Валентин, – наступает праздник и на нашей улице. Бог правду любит». С тем и отошли мы к безмятежному сну, который обратился кошмаром, как только развернул я первую из кипы газет, предложенных милой аэрофлотовской стюардессой, и прочитал президентский указ о создании Федерального агентства по культуре и кинематографии во главе с нетонущим Швыдким, получившим неограниченные права на расходование государственных средств для уничтожения родной нам культуры. «Вот тебе, Валя, и умный надсмотрщик за Соколовым. И поверь, он на нем оттопчется». Все дальнейшее сосуществование министра и главы ФАККа было грязной подковерной борьбой, в которой верх всегда одерживал циничный, нашпигованный народными деньгами, ненавидящий истинную культуру вертлявый телещелкунчик Швыдкой.

Вместо скамьи подсудимых – кабинет на Смоленской площади

   Меня не интересует, как и по чьей подсказке презираемый россиянами чиновник получил очередной высокий пост. Да, его обожает выпускник Университета марксизма-ленинизма, напрямую решавший многие вопросы с такими партийными бонзами, как Суслов и Гришин, бывший идеолог театра «Современник» г-н Табаков. Ныне он – демократ-рыночник, «несравненный лицедей нашего Простоквашина» (А.Смелянский) и деньги из ведомства Швыдкого черпал немерено. Свояк Швыдкому и Марк Захаров, которому, по словам подлинного демократа-патриота Владимира Максимова, сказанным в ответ на захаровское сравнение Ельцина с Толстым после прочтения мемуаров разрушителя России, «беспредельный цинизм позволяет не угрызаться никакой совестью – сегодня он перед телекамерой сжигает партбилет (интересно, зачем он его добивался) и требует вынести Ленина из Мавзолея, а завтра с тем же пафосом будет требовать возвращения себе первого и принародной гальванизации второго; стыд для нынешнего «интеллигента» не дым – глаза не ест». Список свояков пространен, но они не в состоянии защитить Швыдкого, если строгий и справедливый суд привлечет его к ответственности за те преступления, в которых я его обвиняю.
   1. Это благодаря «стараниям» Швыдкого на наших глазах практически разрушен Древний Псков. Новые его «хозяева» смогли сделать то, что не удалось нацистским полчищам во время Второй мировой.
   2. Это Швыдкой вдохновлял федеральных, московских и петербургских чиновников на срыв празднования 200-летнего юбилея Н.В.Гоголя. Они довели бы грязное дело до конца, если бы премьер В.В.Путин не обратил внимания на тревожные сигналы отдельных членов Оргкомитета, созданного по его указу.
   3. Это Швыдкой назначил директором знаменитой аксаковско-мамонтовской усадьбы «Абрамцево» некоего г-на Пентковского, выученного в иезуитском колледже Ватикана. Заявив, что даже духа мракобеса Гоголя в Абрамцеве он не потерпит, за три года «засланный казачок» практически уничтожил одну из жемчужин русского культурного наследия.
   4. Это Швыдкой поставил под угрозу исчезновение отечественной школы музейной реставрации, считающейся одной из лучших в мире, разогнав основной ее орган – Комиссию по аттестации реставраторов, созданную более полувека назад.
   5. Это Швыдкой тратит миллионы долларов на устройство московских художественных биеннале, пропагандирующих культ бесстыдства, уродства и оплевывания духовных канонов классического искусства. Подлинное творчество заменено им на сосульки из мочи как артефакт; на кривляння человека-собаки Кулика или на рубку неким армянином старых икон в Манеже, тоже выдаваемую за артефакт. Швыдковские клевреты спровоцировали скандал с российской художественной выставкой в Париже, «начинив» ее чудовищными полотнами.
   6. Это Швыдкой, увенчанный всяческими премиями за создание канала «Культура» (хотя занимался этим проектом тогдашний председатель Комитета по телевидению и радиовещанию России В.В.Лазуткин), уже который год ведет на нем провокационное шоу «Культурная революция», оскорбляющее нашу историю и культуру. С его же подачи учит телезрителя уму-разуму в другом шоу «Апокриф» писатель-циник Виктор Ерофеев, откровенно поносящий всех русских классиков – от Достоевского до Распутина. Сам же «творит» вот такое «криминальное чтиво»: «У евреек в отличие от русских женщин – говорящее влагалище. Оно может даже петь, конечно, что-нибудь несложное, какую-нибудь музыкальную фразу из «Подмосковных вечеров». Запомните это, миллионы россиян, плачущие при исполнении культовой песни.
   И наконец, это при Швыдком состоялась оскорбляющая духовные чувства православных мерзкая выставка-провокация «Осторожно, религия!» в стенах Сахаровского музея!
   Теперь Швыдкой будет присматривать за международной деятельностью министра культуры А.А.Авдеева – профессионального дипломата с многолетним стажем и опытом.
   Оплакивая уход Швыдкого с поста руководителя ФАККа и одновременно устами своего сотрудника А.Минкина смешивая его с грязью, газета «Московский комсомолец» озаглавила полосу «Генеральный сапер». Я же считаю Швыдкого «генеральным минером», оставившим после себя разруху и «мерзость запустения» в отечественной культуре, и требую ответа за все им содеянное!

Мастера и прихлебатели
Кто примазывается к славе великого Темирканова?

   Впервые я увидел и услышал маэстро на Всесоюзном конкурсе дирижеров 1966 года в Московской консерватории. Он тогда занял первое место и всем своим многолетним творчеством подтвердил справедливость выбора жюри конкурса.
   Темирканов – дирижер вдумчивый, артистичный, тонко чувствующий смысл произведений, которые исполняют руководимые им оркестры. Он не поддается капризным дуновениям конъюнктурных ветров, не подделывается под сиюминутные обстоятельства, служа только одному богу – ее Величеству Музыке. Когда слушаешь Темирканова, невольно вспоминаешь величие и величавость Дмитрия Шостаковича, Мравинского, Софроницкого, Марии Юдиной, Георгия Свиридова, Давида Ойстраха, Евгения Светланова и других замечательных творцов нашей молодости.
   Темирканов доказывает это своим творчеством, умением держаться с царственным достоинством, а не прислуживать «царям». Неудивительно, что лучшие мастера классической музыки приехали в Большой зал Санкт-Петербургской филармонии, чтобы приветствовать маэстро в день его 70-летия. Марис Янсонс, Дмитрий Хворостовский, Наталья Гутман, Гидон Кремер, Элисо Вирсаладзе, Денис Мацуев, Вадим Репин – вот далеко не полный перечень звезд, составивших праздничный букет, преподнесенный маэстро Темирканову.
   Как радостно было их слушать и восторгаться фантастическим даром каждого исполнителя! Да вот только назойливые наезды телекамеры на сановную ложу заставляли вздрагивать и переноситься в мрачноватую атмосферу нашего либерастского повседневья…
   В ложе восседали те, кто олицетворяет для меня грязную изнанку «бескровной и бархатной революции»: прислужник всех времен и народов, «чешуйчатый» хозяин ТАССа В.Игнатенко. Смотрящий за музеями России М. Пиотровский, уличенный Счетной палатой во главе с ее тогдашним зампредом Ю.Болдыревым в чудовищных нарушениях режима хранения экспонатов, а недавно «успокоивший» культурную общественность заявлением о том, что некоторые эрмитажные произведения «рассыпались» и усохли. Непотопляемый В. Клебанов, чиновник худшего пошиба, своими деяниями в чубайсовско-гайдаровские времена сделавший бомжами немереное число ученых и оборонщиков, прихлопнувший важнейшие объекты питерской промышленности. Вел концерт их культурный подельник, «курилка» М. Швыдкой, вечно всплывающий на поверхность и постоянно вихляющий услужливым задом.
   Не нашлось во всем музыкальном и артистическом мире России профессионала, способного красиво и с аристократическим достоинством преподнести драгоценные приношения Юрию Темирканову.
   Я вспомнил бесстыжие ужимки и ухмылки Швыдкого на следующий после темиркановского праздника день, когда на заседании представителей общественного движения «Наш дом Абрамцево» смотрел обескураживающие кадры уничтоженной почти до основанья одной из самых знаковых усадеб России, связанной со славными именами Аксаковых и Мамонтовых, владевших ею в XIX—XX веках.
   Это Швыдкой и его ставленник – выпускник иезуитского колледжа в Италии некий Герострат Пентковский довели жемчужину Подмосковья до состояния, в которое превращали памятники русской культуры нацистские полчища.
   Это Швыдкой озвучил на весь мир свое преклонение перед этими молодчиками, заявив, что «русский фашизм хуже немецкого», а его выдвиженец Пентковский, вступая в должность, заверил музейный коллектив, который он потом разогнал: духа мракобеса Гоголя он в Абрамцеве не потерпит.
   Это Швыдкой виновен в срыве основных мероприятий, приуроченных к 200-летнему юбилею великого писателя Н.В. Гоголя. Вместо того, чтобы выполнять указы Президента России, он пытался обвинить отдельных членов оргкомитета гоголевского праздника в шкурничестве и имущественных притязаниях. Это, заметьте, сказано про В. Распутина, И. Золотусского, В. Ливанова и других. Это Швыдкой заявил на днях в своей обрыдшей «культурной революции» о том, что мы должны принимать как должное декабристов, Герцена, Ленина, Троцкого и других сокрушителей государственности российской. Осуждать, по его словам, следует только основателей гулаговских лагерей, то бишь Фирина, Френкеля и иже с ними.
   Это Швыдкой заявил перед украинскими слушателями о неоднозначном подходе к победе русского оружия под Полтавой и об уважительном подходе не к одному Петру I и Кочубею, но и к «гетману-злодею» Мазепе. Ведь в свое время именно Швыдкой помог украинскому режиссеру Юрию Ильенко в создании фильма об украинском двурушнике. Помнится, не один стакан водки выпили мы в компании с оператором Ильенко, выученным в Москве лучшими профессорами ВГИКа и сполна «отплатившим» им ненавистью к «презренным москалям». А московское издательство «Молодая гвардия» «обогатило» серию «Жизнь замечательных людей» книжонкой о Мазепе.

Плюрализм, понимаш!

   Это швыдковское Министерство культуры поспособствовало агенту аукциона «Sotheby's» Питеру Баткину в приобретении в 90-х годах прошлого века за бесценок уникальных документов, рукописей и других предметов, связанных с космосом и полетом Юрия Гагарина на корабле «Восток» 12 апреля 1961 года.
   Раритеты были затем проданы американскому политику и бизнесмену Россу Перо, который на днях попытался торгануть советскими реликвиями на нью-йоркском аукционе «Sotheby's». Цены он заломил аховые, чем отпугнул покупателей, среди которых, как говорят, были и представители российских космических ведомств.
   Я мог бы долго продолжать список разрушительных свершений министра от культуры Швыдкого. Только уж больно тягостное это занятие, если учесть, что он продолжает рулить нашей культурной жизнью и на международном уровне, не вылезая из голубого телеящика.
   Прав был, видимо, редактор «Огонька» Лошак, в ответ на письмо ведущих деятелей культуры, призвавших предоставлять экран не одним только «швыдким», заявивший: кормушка навсегда закреплена за либерастами, и они никого к ней не подпустят.

«Оставьте нас…»

   Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости; кочующие племена не имеют ни истории, ни дворянства.
Пушкин

   Чудесные рождественские нынешние дни, когда зима наконец-то, превратила Святые Горы, Михайловское, Тригорское и остальные «дедовские владения» в столь любимый ссыльным поэтом сказочный «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», заставили на время забыть о столичных буднях, наполненных всеми «прелестями» либерально-рыночного нашего существования. Белоснежное марево, окутавшее окрестные поля и леса; зеленеющие сквозь иней ели; щедрое январское солнце; Праздничная Литургия в Святогорском монастыре, где постоянно молятся об упокоении раба Божьего Александра, утишили непрекращающуюся боль и душевные страдания, ставшие непременными составляющими доморощенной демократии, граничащей с разнузданной вседозволенностью. Словно невидимая машина времени перенесла тебя в края, где «мороз и солнце, день чудесный», где «опрятней модного паркета блистает речка льдом одета» и где «мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед». Сколь тяжко, однако расставаться с этой фантастической, но, увы, мимолетной реальностью.
   Включаешь телевизор в пахнущей рождественской елкой гостиной деревянного тригорского дома и видишь направленные на тебя дула израильских танков, громящих священные земли Палестины и заставляющих христиан отказаться от традиционной праздничной мистерии в Вифлееме. Им наплевать на самые сокровенные чувства верующих. Так же, как американскому прихвостню Ющенко, ворующему российский газ, наплевать на замерзающие Болгарию, Румынию, Хорватию и на весь Евросоюз, куда он рвется, не меньше, чем в НАТО.
   А на столе ждут тебя «демократические» газеты, каждый раз «радующие» душу поруганием отчего дома, осквернением многовекового русского лада, беззастенчивым искажением многовековой и славной нашей истории. И тут уже на ум приходят другие строки баловня и любимца тригорских дам, переносящие тебя из рождественского великолепия в слякотную атмосферу поздней осени, когда «бесконечны, безобразны в мутной месяца игре, закружились бесы разны, будто листья в ноябре… Мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине, визгом жалобным и воем надрывая сердце мне».
//-- * * * --//
   Суперлиберастская газета «Коммерсант» никогда не скрывала своей злобной ненависти к «этой стране» России и в штыки встречала любое позитивное событие, в ней происходящее. Впрочем, такая деструктивность, помноженная на махровую русофобию, свойственна абсолютному большинству «родных» СМИ, но «Коммерсанту» и его аудиоединомышленнику «Эху Москвы» отведена заглавная роль идейными вдохновителями погружения России во мглу. Сразу оговорюсь, что делается газета отменно выученными, вышколенными и высокооплачиваемыми профессионалами. Нет, это не журналисты уровня Кондрашова, Меньшикова, Голованова, Пескова и других рыцарей пера, свято чтивших кодекс чести и порядочности. Профессионализм корреспондентов «Коммерсанта» в основе своей разрушителен и провокационен. Чем хуже стране их нынешнего обитания, чем труднее ее руководству, чем тяжелее ее ученым, строителям, армии, деятелям культуры и искусства, тем красочнее и радостнее шабаш на страницах газеты. Я положил себе за правило регулярно знакомиться с продукцией «Коммерсанта» и могу твердо заявить, что будущие историки получат богатейший материал для своих трудов по исследованию одного из самых подлых периодов в многострадальной судьбе России, оставленный «коммерсантскими» борзописцами. И особенно преуспевает в оплевывании русских средней руки искусствовед г-н Ревзин. Не посчастливилось ему, в отличие от студентов моего поколения, пройти школу у блестящих русских ученых с мировыми именами, которые во главу угла ставили высокий профессионализм, духовность и, конечно же, подлинный патриотизм, тот что ревзиным видится «прибежищем негодяев». Нахватавшись верхушек, поначитавшись умных книжек, вскочил сей типичный образованец на беспородного конька ксенофобии и машет своим зазубренным мечом-кладенцом направо и налево, стремясь доказать самому себе ничтожность и второсортность русской нации и лапотность ее культуры.
   Первый материал г-на Ревзина, поразивший меня кухонностью мелкого склочника, касался вечера, состоявшегося, в Российском фонде культуры по случаю 90-летия со дня рождения крупнейшего русского ученого Л.Н.Гумилева. Не грозное рычание льва слышалось в пасквиле Ревзина, а жалкий лай выбракованной собачонки. Для него историк, географ и философ Лев Гумилев ненавистен так же, как и его благородный мужественный отец Николай Степанович – блестящий поэт и бесстрашный воин. Вот талантливая их жена и мама Анна Ахматова ревзиным социальна близка. Ее фашиствующей поэтессой, а именно такой эпитет навесил бравый писака на сына, прошедшего все круги гулаговского ада, никак не назовешь, Анна Андреевна и с Модильяни побаловалась, предоставив возможность в наши дни одной еврейской галерее в Нью-Йорке показать целую серию рисунков обнаженной жены Георгиевского кавалера, исполненных любовником-художником. И замуж вдова Н. Гумилева вышла за искусствоведа Н. Пунина, в 1919 году на страницах издаваемого Луначарским журнала по искусству призвавшего ленинско-троцкистских палачей расстрелять контрреволюционера Гумилева. А в конце жизни нашла она прибежище в доме сатирика-циника В.Ардова. За водкой же для нее в Комарове бегали Бродский, Рейн и Найман. Своя от своих!
   Предложили мне тогда друзья и ученики Л.Н.Гумилева ответить пасквилянту. Но, как говорил Пушкин, вытирать плевки негодяев с барского платья – дело лакеев, а не хозяев. На дуэль Ревзина за то, что представил он меня «обрюзгшим мужиком в сивой бороде», не вызовешь. А скажешь правду о ревзинской физиономии, словно сосканированной с портрета его духовного подельника – вертлявого шоумена Швыдкого, и упекут тебя за разжигание национальной розни. Тогда я благоразумно промолчал. Но потоки грязи, которые вылил доморощенный искусствоведишка на Павла Третьякова и его детище – главную галерею России в связи с юбилеем великого благотворителя и собирателя произведений искусства, не позволили мне снова смолчать. Мелким купчишкой, хозяином провинциального музейчика представил Ревзин одного из светлейших умов России, посоветовав нам, вместо Третьяковской галереи, почаще ходить в Музей изобразительных искусств на Волхонке. Там и Пикассо, и Матисс, и импрессионисты. А в Лаврушенском – так, мелочь пузатая. Прочитав мою отповедь разболтавшемуся образованцу в газете «Труд», Ирина Александровна Антонова спросила меня, – неужели и вправду ругательные слова о Третьяковке прозвучали на страницах «Коммерсанта»?
   – Милая Ирина Александровна, если я хотя бы один раз сфальшивлю, ревзины и швыдкие вчинят такой иск, что мало не покажется. На войне, как на войне. И война эта продолжается.
   На рабочем столе в Тригорском – вырезка из «Коммерсанта» с новым осквернением священной памяти русского народа. На сей раз Ревзин позволяет себе «оттянуться» не более, не менее, как на такой знаковой для нашей истории личности, которой был выдающийся философ и писатель Иван Ильин. Пересказать гнусное поношение образованца невозможно, его можно только цитировать, приняв при этом все меры санитарной предосторожности.
   «Вчера в Росохранкультуре состоялась передача возвращенных из Мичиганского университета в Россию книг из библиотеки философа Ивана Ильина – в дополнение к его архиву, привезенному два года назад Вексельбергом. Еще г-н Вексельберг купил для России яйца Фаберже. Эти две вещи встали в ряд как важные подарки России по случаю вставания с колен (sic!). Так вот это надо осмыслить. В философии, котирующейся на уровне яиц Фаберже, есть привкус философского казуса! Но философски осмыслить не получается. Философом Иван Ильин считается по недоразумению. (!!!)… Судьба его так сложилась, что он писал для изданий белогвардейских офицеров в эмиграции… Как, скажем, с точки зрения этого офицера быть с ближним, которого он-то возлюбил, но он не платит ему взаимностью? А как быть государству, состоящему из этих офицеров, которое недостаточно возлюбили некоторые из граждан? Так рождается концепция Ильина о «противлении злу насилием», довольно, надо сказать, страшноватая… Размышление Ильина о смертной казни во имя любви к ближнему – довольно отталкивающий документ духовной жизни православного христианина». Вот так-то, дорогой читатель. Не больше и не меньше. А теперь, главное в почеркушке г-на Ревзина, озаглавленной «Гадание по Ивану Ильину», «…понятно, что такая философия не могла не быть востребована современной российской элитой. Одна из рецензий на Ильина называлась «Чекист во имя Божие» – ну чего же вы хотите? Понятно, что Владимир Путин постоянно цитирует Ивана Ильина, понятно, что его же с удовольствием цитировал бывший генпрокурор Устинов, а до того когда-то – вице-президент Руцкой».
   Дальше Ревзин рассказывает о том, как симпатией к Ильину заразил всех Никита Михалков. Всех образованцев, подобных вам, г-н Ревзин. Я же, например, заразился этой симпатией еще тогда, когда Михалков шагал по Москве. И это была благотворная зараза, позволившая мне насквозь видеть ленинско-троцкую суть коммунистов, будь это Зюганов или Ревзин. Да, да, не удивляйтесь. Все вы одним миром мазаны. Миром ненависти к исконной России. А господину Михалкову, вместо того что бы выяснять отношения с обездоленными престарелыми кинематографистами и обзывать их трупами, мышами и лузерами, следовало бы указать вам место у параши за предание анафеме Гумилева, Третьякова и Ильина и тем самым помочь своему лучшему другу В.В.Путину, которого вы так полощете за цитирование Ивана Ильина.
   «Есть такой способ – гадать по книге. В России считается, что книгу можно брать любую, но в культурах, где это развито всерьез, требуется особая, священная книга (Талмуд?). Так вот, мне кажется, что о нынешней власти идеально гадается по архиву Ивана Ильина. Так что г-н Вексельберг нам купил до известной степени магический предмет. Как, в общем-то, и яйца». Вот и приехали! Когда разыгрывалась комедия с яйцами Фаберже, я сразу же написал, а зачем они нам? Одни проходимцы – Ленин с Троцким – толкнули их жулику Хаммеру. Тот сплавил их Форбсам, а теперь их втюривают нам. Кто же в эти яйца станет играть?. Я тогда сказал отпетому либерасту г-ну Ростроповичу, который хотел заработать концертами 50 миллионов зеленых на покупку пресловутых яичек: «Если вы хотите помочь гибнущим памятникам русской культуры и истории, дайте 5 миллионов на возрождение гибнущего Пскова и мы вам памятник в центре древнего города поставим». Виолончелист, весьма падкий на ордена и медали, меня не послушал, отказавшись от монумента в свою честь. Так же, как, поиграв с автоматом Калашникова в августе 1991-го, поддерживая ельцинскую клику, не приехал защищать невинные жертвы, расстреливаемые своим свердловским дружком в октябре 1993-го у стен злополучного Белого дома.
   Хочу задать вопрос г-ну Ревзину и его гарантам, что бы они сделали со мной, если бы посмел я и сотую долю подобных провокационных выпадов против лучших русских умов адресовать Шолом-Алейхему, Бабелю или Бродскому со Стругацкими. Так, кто же в России разжигает ксенофобию? Требуя от титульной нации соблюдения принципов интернационализма, настаивая на многоконфессиональности, вы насмерть стоите против преподавания в школах основ православной культуры и стараетесь очернить самое святое, что у нас есть – веру в Бога, уважение к памяти предков и высокодуховную культуру. Я могу приводить сотни примеров вашей нечистоплотности и шулерской манеры даже тогда, когда речь идет о святых вещах.
   Только что в Третьяковской галерее начала работать выставка, посвященная открытиям и находкам в русской провинции, сделанным музейными работниками и реставраторами. Один из его разделов посвящен творчеству Ефима Честнякова, работавшего всю жизнь в костромской деревне Шаблово, неподалеку от Кологрива. Впервые мы показали уникальное творческое наследие выдающегося живописца, философа, писателя, драматурга и педагога в восьмидесятые годы прошлого века. Сотни тысяч зрителей выстраивались в очереди на выставки возрожденных из небытия холстов нашего талантливого современника (Ефим Васильевич умер в 1961 году) в Москве, Ленинграде, Костроме, Вологде, Петрозаводске, Париже, Флоренции, Турине и в других городах. Но такие искусствоведы, как Ревзин и его вдохновители, сделали все, чтобы вернуть наследие Честнякова в небытие. Он жил и работал в одно время с Шагалом. Творил честно, талантливо и всеотдайно. Получив образование в Академии художеств, заслужив высочайшую оценку у Репина и других профессоров, не поехал, как ему советовали представители «Мира искусств» в Париж, а вернулся в родную деревню, чтобы служить своим творчеством воспитанию и просвещению детей. Он в первый же год рассмотрел кровавую сущность ленинско-троцкистской революции и всю жизнь противостоял ее идеологии. Не ему Ленин предложил звание комиссара по делам искусств, а Шагалу. Когда же тот отказался, мечтая о бегстве из России, пост этот занял его коллега Штернберг. Недавно я видел по телевидению французский фильм о Шагале. Меня поразили слова, сказанные художником при расставании с Витебском, «Прощайте мои местечковые земляки. Ешьте свою селедку, а я уезжаю в Париж». Честняков же остался в Шаблове, там, где были его земляки. Он ни на йоту не отступил от своих духовных и творческих принципов. Не опустился до уровня бездарных росписей, сделанных Шагалом в Гранд-Опера и Метрополитен-Опере, которые кто-то из известных мастеров сравнил с «фрикасе из лягушек». Но за Шагалом стоят мировые капиталы, его работы продаются за бешеные деньги, как, впрочем, и сортирно-коммунальные инсталляции и навозные жуки бездарного Кабакова. Шагал обрел счастье земное, а Честняков небесное. Посему ему и не дают ходу земные ростовщики и менялы.
   Хотелось, дорогой читатель, поделится с тобой своим возмущением новым телешоу «Познер», ибо жив курилка и старается реанимировать былую силу и мощь трепача Горбачева, грабителя Чубайса, раздутого до уровня слона режиссера Захарова-Ширинкина, сравнившего Ельцина с Толстым, и о других изъявлениях либералов. Но не хватает уже сил «общаться» с этими «иных времен татарами и монголами». Все-таки мне уже семьдесят, а царь Давид измерял человеческий век именно этой цифрой, каждый же остальной день считал милостью и даром Божьим. Так позвольте мне этот дар использовать для созидательных дел, а их у меня – реставратора и хранителя культурного наследия – не мало.
   Владимир Богомолов – классический русский писатель, в отличие от пустобрехов и циников образца Дм. Быкова, Витечки Ерофеева и им подобных, создавший нетленные шедевры, написал незадолго до смерти: «Я в последнее время стал с особенной остротой чувствовать и понимать то, что чувствовал уже давно; до чего я человек иного времени, до чего я чужд всем ее «пупам» и всей той новой твари временщиков, которая беспрестанно учит народ, с их точки зрения, «правильно жить», сами при этом хватают ртом и жопой, плотоядно раздирая Россию на куски… «Новое», уже крепко и нахраписто, они внедряют в будни, и я физически ощущаю и вижу, как истончается и рвется хрупкая связь между людьми, властью и окружающим миром… Сегодня в России, скорее всего по недоумству, (ой ли? – С.Я.) чрезвычайно много сделано, чтобы нация и культура, в том числе художественная литература и книгоиздание, оказались в положении брошенных под электричку».
   «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…» Эти слова В. Богомолова заставляют быть особенно стойкими, принципиальными и неподкупными, когда нас пытаются опустить, как можно ниже.

   Тригорское

Кто и зачем хочет разрушить музей-заповедник А.С.Пушкина в Михайловском

   ИА REGNUM: На днях группа деятелей русской культуры, и Вы, Савва Васильевич, в их числе, обратились к Президенту России Д.А.Медведеву с открытым письмом в связи с тревожащей вас ситуацией, сложившейся вокруг Государственного мемориального историко-литературного и природно-ландшафтного музея-заповедника А.С.Пушкина «Михайловское». Чем была вызвана необходимость именно такого шага?
   С.В.Ямщиков: Вызван наш шаг тем, что действия людей, вернее нелюдей, которые хотят разрушить Пушкиногорье, этот важнейший очаг нашей культуры, вступают в решающую стадию. Соответственно, решительно должны действовать и те, кто считает своим долгом сохранить его. Но давайте по порядку.
   История бытования Георгия Николаевича Василевича на посту директора в последние восемь лет проходит на моих глазах. Псков – моя «вотчина», где я постоянно работаю. Сегодня это самое больное место в России с точки зрения сохранения памятников, в целом городской культурно-исторической среды: такой уничтоженности нет нигде. Особенно это заметно в сравнении с соседним Новгородом.
   Так вот, после смерти выдающегося хранителя Пушкиногорья Семена Степановича Гейченко – мы с ним долгие годы, как говорится, шли бок о бок – я как ученик Льва Николаевича Гумилева подумал: наверное, без такого пассионария, как Гейченко, музей ждет обвал, мы его потеряем. Тем более что это совпало с тяжелым периодом начала 1990-х годов, когда все уничтожалось. Но меня обнадежил Валентин Яковлевич Курбатов – человек, которому я бесконечно доверяю.
   «Василевич, – сказал он, – хотя и молодой, но рачительнейший хозяин, да еще с экономическим образованием!». Когда я приехал в Михайловское в 2002 году, спустя три года после Пушкинского юбилея, я увидел другой музей-заповедник, чем при Семене Степановиче. Гейченко был великий музейщик. Но он был творческий человек, мало задумывавшийся над материальной стороной жизни музея. Поэтому то, что сделал Георгий Николаевич, как он все привел в порядок, построил дома для сотрудников, произвело на меня впечатление. Позже мой старинный друг бывший посол ФРГ в России Андреас Майер-Ландрут, когда я его привез в Михайловское после Пскова, сказал: «Вот ведь, можете же! Просто прекрасно здесь все!»
   Что еще я для себя отметил: Василевич ведь тогда получил от государства большие деньги, но он их не только не растратил, но и не потратил впустую, сумел не попасть в руки тех, кто в те годы занимался «культурным» разбоем на Псковщине. Ему удалось все до копейки вложить в заповедник.
   Личные впечатления от нового директора меня тоже не разочаровали. Я ведь музейщик опытный, да и с великими мастерами этого дела довелось поработать. Он удивительно легко и в то же время твердо проводит грань между рабочими отношениями и отношениями личными, а последние не переводит в «бытовуху». Как директор он может быть и резким, но дисциплина в музее – главное.
   И все время, все эти восемь лет – попытки уничтожить плоды его труда! На моих глазах «мылилась» туда НЛ.Дементьева, бывший министр, а потом – замминистра культуры, ставленница Собчака и Чубайса. Потом руководитель областного департамента культуры А.И.Голышев – он тоже туда очень хотел. А это человек, при котором от музея перья полетят.
   В общем, типичная ситуация в постперестроечную эпоху: есть что-то хорошее – надо это сломать, уничтожить, прихапать. А там, вокруг музея-заповедника еще и земельные интересы. Василевич ведь не дал ничего застроить, ни куска заповедной земли не продал. Только все собирает в заповедник. В Пскове-то все застроено! Просто какой-то «Нью-Сток-гольм»! А если и дает согласие, чтобы что-то было построено на подъезде к заповеднику, то настаивает, чтобы застройщики сделали что-то для музея. Так была восстановлена церковь в Тригорском на городище Воронич, где молились Осиповы и Александр Сергеевич. Трудами замечательного мастера Егора Семочкина с бригадой прекрасная церковь получилась! Да и весь ландшафт изменился.
   Георгий Николаевич обожает музей. Помимо экскурсионных дел, сколько научной работы, сколько выставок, сколько изданий! И это в сегодняшних условиях, когда и самим музеям, и тем, кто в них служит, живется у нас в стране ой как непросто! Когда настоящих меценатов в стране – раз, два и обчелся, а у тех, кто готов жертвовать на русскую культуру, средств маловато: деньги-то в основном достались жулью! Кроме того, за спиной настоящего мецената всегда должен быть Бог! Такой меценат, человек с устойчивым отношением к отечеству, не купит для Эрмитажа «Черный квадрат» Малевича, а для страны – яйца Фаберже. Лучше даст несколько десятков миллионов на восстановление памятников во Пскове или Строгановского имения под Порховом с его знаменитым конезаводом.
   Так что это просто счастье, что в этих условиях Василевич все сохранил от Гейченко и сумел привнести в деятельность музея свою белорусскую – Василевич родом из Белоруссии – рачительность. А кроме этого – свою образованность, свой интеллект, свою любовь к Пушкину. Сколько сил потрачено на привлечение туристического потока, на воспитание граждан России на Пушкинском наследии и русской классической традиции, на поддержание связей с музеями и университетами соседних стран (надо же и нам чему-то поучиться!), с живущими за границей потомками русских дворянских родов, родов лицеистов, потомками самого Пушкина! Один проект летнего университета и международного студенческого центра в «Михайловском» чего стоит!
   И вот на этом фоне в последнее время против него разворачивается просто травля. Постоянные проверки, которые ничего их организаторам не дают. Ни одна из государственных комиссий никаких злоупотреблений не нашла. Тем не менее, опять и опять врываются, кричат «все на пол!», забирают документы и так далее… Я предупредил руководство и в Министерстве культуры, и в Думе: «Если что-то случится с Василевичем, от заповедника за месяц ничего не останется!».
   Как под быстро идущий поезд буксу подставить – все разлетится. Я и главу Псковского областного собрания депутатов Б.Г.Полозова еще в декабре предупредил: надо разобраться, кто это делает. Сказал ему, что Георгий Николаевич – не просто директор музея, он член Президиума Совета по культуре при Президенте и скандал будет не только на всю Россию, но и на весь мир. Сказал, что нынешний год – год 210-летия со дня рождения Пушкина. Не подействовало.
   Судя по информации из Пскова, заказ идет от людей М.Е. Швыдкого. Думать так есть основания. Почему? Потому что в те годы, когда Швыдкой возглавлял Министерство культуры, а потом ФАКК, активно шло уничтожение Пскова. Это было не просто безразличие с его стороны. А история с лживой кражей в Эрмитаже, чтобы обелить М.Б.Пиотровского? А снятие Швыдким с руководства Большим театром Владимира Викторовича Васильева: он мешал «откатам»?
   Кстати, когда разгорелась история с Эрмитажем, президенту Путину, а потом Медведеву была вброшена разрушительная идея «срочно проверить все музеи!». Да нет у нас повального хищения в России! Я в провинции много работаю. Если вдруг что-то произойдет в Ярославле, Костроме или Вологде, это сразу станет достоянием всего города! Да, был случай в Астрахани. Но, в целом, в провинциальных музеях работают очень честные люди, подвижники. А Эрмитаж в 2000 году проверил Юрий Болдырев, тогда заместитель председателя Счетной палаты, и он выявил фантастические хищения. Но ему очень быстро закрыли дорогу к публичному слову. Обозвали это «политическими происками». Все бы у нас политические «происканты» были такие, как Болдырев! Параллельно предпринимались попытки исказить реальную ситуацию в регионах. Например, с подачи клевретки Швыдкого, госпожи Колупаевой, после проверки Псковского историко-художественного музея появилась цифра 120 тысяч пропавших экспонатов. А конкретных фактов – никаких. Да у нас по всем музеям в стране начиная с 1920-х годов столько не пропало! О чем, впрочем, позже и сказал Д.А.Медведев.
   Я все это говорю для того, чтобы было понятно, что это за «проверки» и кто эти «проверяльщики». Именно эти и подобные люди ненавидят Василевича. У него-то все в порядке, и он ни на какие компромиссы не идет. Не зря же в Администрации президента по предложению Юрия Константиновича Лаптева было принято решение ввести Георгия Николаевича в президиум Совета при Президенте по культуре и искусству! А псковские рядовые исполнители этих «проверок», а фактически – силовых налетов, прямо говорят: «Мы понимаем, что здесь, в музее, все в порядке, но нас заставляют». Так что новый губернатор Псковской области Андрей Анатольевич Турчак должен понимать: если он не хочет громкого, в том числе и международного, скандала, он должен волевым решением прекратить это давление на заповедник.
   Свою позицию в поддержку Георгия Николаевича, уверен, займет и министр культуры Александр Алексеевич Авдеев. Но сделать это ему будет непросто. У него в заместителях остается ставленник Швыдкого – Павел Хорошилов. О его делах я подробно написал в книге «Возврату не подлежит!», посвященной проблеме трофеев Второй мировой войны.
   Эти же люди – Швыдкой, Колупаева – уже помогли уничтожить другой уникальный заповедник —»Абрамцево», связанный с именами Н.В.Гоголя, Аксаковых, других известных деятелей русской культуры. Уничтожить под корень! Уничтожить, несмотря на протесты, на усилия общественной организации «Наш дом – Абрамцево», на внимание СМИ.
   И A REGNUM: Так что же получается: в случае с такими музеями-заповедниками, как «Михайловское», «Абрамцево», их противники преследуют цель не только финансовой добычи или завладения собственностью, но и разрушения русской культуры? Это что – очередной фронт «войны смыслов»?
   С.В.Ямщиков: А как вы хотите, если непосредственный исполнитель замысла Швыдкого по разрушению «Абрамцева» А.М.Пентковский учился в иезуитском колледже в Ватикане? Его подготовили четко: ведь Абрамцево – это самое мощное славянофильское гнездо! Эти люди ненавидят все, что связано с русской культурой, и всех, кто может для нее что-то сделать. Сегодня они хотят, чтобы трагическая судьба «Абрамцева» постигла «Михайловское».
   ИА REGNUM: Савва Васильевич, Александр Сергеевич Пушкин – «наше все». Соответственно воспринимается в России и то место, где он сформировался не только как великий поэт, но и как великий гражданин России. Но для каждого Михайловское, Тригорское, Савкина Горка – это и что-то свое. Можете поделиться этим личным восприятием Пушкиногорья?
   С.В.Ямщиков: Что для меня Пушкиногорье? Это, прежде всего, осуществление особого замысла Бога-Творца. При всей красоте псковских земель, подъезжая к Михайловскому, ты чувствуешь, что вокруг все сделано так, чтобы там был великий поэт. Это место гения, причем гения общемирового уровня! Нас в годы Великой Отечественной войны ранили в тело, а в душу не ранили. Поэтому мы и смогли выкарабкаться. И в эти трудные послевоенные годы Пушкиногорье было центром жизни государственной. Там на праздники собирались десятки тысяч народу. Это было паломничество. Как паломничество в Иерусалим, на Афон, в Мекку. И то, что туда в те годы попал удивительный человек, «человек-музей» Семен Степанович Гейченко – это тоже Промысел.
   А то, что рядом Псков, Изборск! Все-таки оттуда «есть-пошла» Земля Русская. И для Пушкина Псковская земля – это не только Михайловское. Там рядом – Горчаков, Фонвизины, Назимовы, Кутузовы. Это совершенно удивительное место. И, конечно, у всех чешутся руки. В духе ельцинского раздолбайства. Что Вы хотите, если предыдущий глава Пушкиногорской администрации на Праздник поэзии в прошлом году с помощью милиции не пускал паломников. Только чтобы нагадить Василевичу! Да там, если все сделанное сохранить по-умному и еще развить…
   ИА REGNUM: Да и тенденция, насколько нам известно, хорошая: число россиян, принимающих участие в Празднике поэзии и, в целом, посещающих пушкинские места на Псковщине, растет. От 30 тыс. человек в год в середине 1990-х годов до более 270 тыс. в 2008 году.
   С.В.Ямщиков: И еще больше будет в связи с кризисом! Люди потянутся туда, придут искать защиты у Пушкина. Когда появилось много денег, все стали искать защиты на Рублевке. А на Рублевке защиты не найдешь. Только потеряешь. Потому что там нет Духа.
   А Пушкин – это исконно русский человек, что бы ни говорили его хулители. Мол Пушкин лучше писал по-французски, а по-русски – с ошибками. Так в этом-то его величие! Он, как Тютчев, как все славянофилы, образованнейший человек России. Можно большую часть жизни прожить за границей, в окружении нерусских людей, как Тютчев, и быть выдающимся русским поэтом, русским философом. А Пушкин родился и вырос на Елоховке, у церкви. Потом лицей, пронизанный русским духом. Потом бабка Арина Родионовна. Императору за то, что он выслал Александра Сергеевича в Михайловское, надо два памятника поставить! Может быть, не попади он туда, остался бы вертопрахом. И не было бы у нас «Бориса Годунова«, которого мог написать только истинно русский человек, окунувшийся в народную жизнь, припавший к «отеческим гробам».
   Он же обожал это все, – природу, людей, русских баб… А Наталия Николаевна, чистейше русская женщина со всеми ее проблемами! Во всем Божий промысел. А то, что Пушкин говорил про Запад, про «клеветников России», нам всегда надо помнить, хотя многие у нас этого и не любят вспоминать.
   Одним словом, я пятьдесят лет занимаюсь памятниками. Моя специальность – иконы. Но если я именно там, в Михайловском, не побуду раз в полгода, а лучше раз в три месяца, я сам не свой. Это как без свежего воздуха. Потому что я подпитываюсь там – от этой природы, от людей, от той же «команды Василевича».
   Это место, а также его хранителя – Георгия Николаевича Василевича мы все вместе просто обязаны сохранить! Без таких, как Василевич, профессионалов, которые идут работать в музеи, другие учреждения культуры во имя содержания и смысла этой работы, а не ради того, чтобы украсть там деньги, государство окажется на песке и провалится. Как и без профессионалов и подвижников в других областях. Власть должна искать к ним дорогу, поддерживать их инициативы и их душевные порывы, демонстрировать признание их заслуг. На этом все держалось и держится.

Чума во время пира

   Никакое богатство не сможет перекупить влияние обнародованной мысли.
Александр Пушкин

   Июнь – месяц пушкинский. Господь все предусмотрел, одаривая человечество таким божественным творением рук своих, каким, безусловно, является «умнейший человек России». Гений появился на свет, когда природа ласкает нас щедрым солнцем, упоительными запахами разнотравья, свежей искрящейся зеленью, звонкоголосым пением птиц. Ушло же из жизни «наше все», когда над бесконечными русскими просторами завывали снежные метели, а роковой выстрел прозвучал на Черной речке коротким зимним днем, рано уступающим место вечерним сумеркам.
   Болезнь нынче не пустила меня в Михайловское, где директор здешнего заповедника Георгий Василевич и советник по культуре псковского губернатора Игорь Гаврюшкин, несмотря на жесточайшее сопротивление ненавидящих Пушкина и Россию либерастских хозяйчиков и их покорных слуг, жаждущих превратить «приют, сияньем муз одетый», в биржу по продаже дорогой земли, вернули к жизни традиции общероссийского поэтического праздника, которым так славился он при великом «домовом» Семене Гейченко. Восторженные телефонные звонки с праздничной Псковщины помогли мне на время забыть о больничных проблемах. Стоящий в палате телевизор пестрил физиономиями галкиных, жванецких, Пугачевых, познеров и им подобных представителей эрзацкультуры, заменивших собою Гоголя, Толстого, Рахманинова, Тютчева, Глинку и всех, кто оставил нам в наследство величайшую культуру России. Да и о пушкинском 210-летии в Михайловском рассказал лишь телеканал «Россия». Впрочем, таким же безобразным отношением СМИ к памяти великого Гоголя отмечено было 1 апреля нынешнего года, когда праздновалось 200-летие классика. Если Бог хочет наказать человека, он лишает его памяти. Да вот только не чувствуют себя наказанными нынешние околокультурные образованны, судорожно хапая куски свалившейся на них временной удачи, когда некогда подумать ни о прошлом, ни о будущем.
   В день рождения Пушкина «козырные титаны» светской жизни предпочли экономическому форуму в Санкт-Петербурге венецианскую выставку «достижений концептуального хозяйства» (так некая Божена Рынская называет в «Известиях» Венецианский биеннале современного искусства. – С.Я.). Венеция, наряду с Куршевелем и матчами «Челси», стала официальным тусовочным местом номер один. За ланчем готовность к биеннале оценивали финансисты Марк Гарбер и олигарх Шалва Бреус. Игорь Кесаев показывал экспозицию министру культуры А.Авдееву. Поодаль прогуливались поэт Бунимович и скульптор Церетели, потом появился культуртрегер (знай наших! – С.Я.) Александр Мамут… С утра к разумному, доброму и вечному продолжили приобщать А.Авдеева. Культура инсталляций ринулась навстречу министру в виде детского гробика, набитого какой-то требухой. Взрослый гробина был наполнен более глубоким содержанием – из него восстала девушка, встала ступнями в тарелки и принялась елозить их по полу». Уверен, что наглядевшись подобного, министр сделает человеческие выводы из «венецианских вытребенек», на которых пели и плясали Абрамович, Кабаков, Салахова, Свиблова, Фридлянд, гуггенхаймовский торговец Ник Ильин и прочие «тонкие» ценители толстого и грязного постмудерна. И помочь ему в этом должен Пушкин, а особенно любимая поэтом молитва Ефрема Сирина, способная защитить от всяких бесов.
   Другая часть самопровозглашенной либерастской элиты предпочла пушкинскому юбилею безобразный шабаш в отеле «Мардан» у берегов Антальи. Полтора миллиарда евро вбухал в уродливый образчик безвкусицы сын горского еврея Мардана Тельман Измайлов – всемогущий хозяин московского Черкизовского рынка. Оставив подельникам антисанитарную торговую помойку с товаром, большей частью вредным для покупателя и оцененным в два миллиарда долларов, поехал Тельман Марданович тратить украденные у народа денежки в благословенную Анталью, где и напросился в турецкие подданные. За немалые миллионы собрал он на свой разгуляй известных миру людей. Стыдно было за Ричарда Гира, Монику Белуччи, Шарон Стоун, покорно отрабатывавших баснословные гонорары пением осанны нечистоплотному торговцу. Ну, да они ребята голливудские. У них своя мораль. А наши-то каковы! Целая делегация во главе с мэром Лужковым высадилась в Анталье. Тут и «не расстающийся с комсомолом» Кобзон, и доморощенная примадонна с двумя валетами – Филей и Галкой, и «пустоговорящий» Малахов. А уставший от дешевой славы Марк Захаров (Ширинкин) наговорил больше, чем требовал гонорар. Для него «Эрнст Тельман Марданович» – высочайший образец человечности и финансовой мощи, перед которым режиссер снимает шляпу, как это он ранее сделал, сравнив Ельцина, автора туповатых и лживых мемуаров, с самими Львом Толстым. Господа, сколько можно опускаться и опускать окружающих до зловонного дна преисподней? Вспомните хотя бы раз о Пушкине. В юбилейные дни обратился к вам и вашим гарантам известный писатель и критик Валентин Непомнящий с криком отчаяния от растлевающей духовной агрессии либерастских вдохновителей. Прислушайтесь к нему, иначе будет поздно, а защищать вас никто не станет, ибо устали все от эпатажных и никчемных воплей на голубых экранах и печатных полосах, некоторые из которых позволю озвучить на страницах нашей газеты.
   «Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене. Иначе они перестанут быть русскими. Русских надо пороть. Русские ничего не умеют и ничего не имеют. Русские настоящие паразиты» (Вик. Ерофеев «Энциклопедия русской души»). Г-н Швыдкой, так какой же фашизм страшнее – немецкий, русский или вот этот писателя-ублюдка, который вместе с вами засоряет экран «апокрифами» и «культурными революциями»?
   «Десять лет мой Петр стоит, а все никак не угомонятся. С первого дня под него копали. Даже Ельцина хотели втянуть в историю, подготовили указ о сносе памятника. Когда ему нашептали, что надо Петра убирать, он сел в машину и решил своими глазами посмотреть. Долго стоял, минут двадцать. Потом отправился в Кремль, взял указ и порвал его. Вот так – раз, два, три, на мелкие кусочки… Нас не будет, а памятник останется. Я еще больше скажу. У меня идея еще одного Петра в Москве поставить (З.Церетели. Интервью журналу «Итоги»). Г-н Церетели, а может, хватить Москву своими чучелами обезображивать? Даже Академию художеств России умудрились превратить в шашлычную и музей бронзовых изваяний своих дружков. Опомнитесь!
   «Двухсотлетний юбилей Гоголя, как и сам писатель в первую очередь (sіс!) дал миру немало возвышенного, полезного и трогательного. От первоклассной телевизионной публицистики Л.Парфенова и дидактических штудий И.Золотусского. В Москве в доме графа А.Толстого (на самом деле это усадьба Талызиных. – С.Я.) открыт музей, где редкие подлинные детали духовной и обыденной жизни гения вызывают возвышенное умиление и восторг… Русь, о которой писал Гоголь, разлетелась вдребезги, и сколь великой она ни была, не может выдавать себя за исчезнувшее целое… Прошлое, сколь великим оно ни казалось, не должно стать пудовыми гирями, делающими невозможным любое движение вперед… Бедный Гоголь. Ему, как всегда, придется за все отвечать» (М.Швыдкой. «Российская газета»).
   Г-н Швыдкой, не знаю, как Гоголю, а вам точно придется отвечать вместе с директором Пентковским за уничтоженную к юбилею классика усадьбу Абрамцево. «Духа мракобеса Гоголя здесь не будет», – возопил ваш ставленник и добился своего. Придется отвечать и за телячьи восторги и умиление перед пошлейшей экспозицией в усадьбе Талызиных, где нет ни одной детали жизни Гоголя, ибо они временно хранятся в фондах Музея А.С.Пушкина на Пречистенке. Правда, что с вас спросить, ведь вам вместе с телевизионным попрыгунчиком Парфеновым славное прошлое России, которым Пушкин призывал гордиться, словно кость в горле.
   «Гоголь вообще не юбилейный человек! Юбилеи на некоторых действуют, как весна на котов… Ощущение, будто они ежевечерне созваниваются с Николаем Васильевичем, и тут же начинают знать, что хорошо для Гоголя, а что недопустимо. Например, реставратор Савва Ямщиков и литературный критик Игорь Золотусский распустили слух, кочующий из одного издания в другое. Будто бы в моем «Ревизоре», который идет на сцене Александринского театра уже семь лет, Хлестаков насилует городничиху и дочку. Откуда? Ничего подобного нет! Они не поняли, что театр не передатчик текста. У нас одной зрительнице на «Ревизоре» стало плохо. Вынесли на диван, стали капать валокордин, а она, вся в слезах, говорит: «Я не могу это видеть… Ведь Хлестаков у Гоголя такой милый. Взяточник, щелкопер, но ми-и-илый». А недавно зритель подал в суд на Александринский театр. Он купил билет и не увидел того спектакля, который хотел. Судья вынесла вердикт: если хотите получить чистого Гоголя, сидите дома и читайте книгу. Это чисто гоголевская фантасмогория». (В.Фокин. Интервью «Новой газете»).
   Нет, г-н Фокин, не гоголевская это фантасмагория, а ваша. Это вы поганите русскую классику с упорством серенького начальника ЖЭКа. Хлестаков у вас плюется в зал и совершает непотребства с дамами. А женщина, которой стало плохо на «Ревизоре», в отличие от вас, внимательно читала блистательную книгу И.Золотусского «Гоголь», в которой он убедительно рассказывает о любви автора к Хлестакову. В одном вы правы: лучше читать дома гоголевские книги, чем смотреть псевдомейерхольдовские вампуки, в огромных количествах сервируемые нынче никчемными режиссерами-постмудернистами. Что же касается наших ежевечерних звонков Гоголю, то так ценимые вами питерские культурные начальники на одном из юбилейных оргкомитетов попрекнули В.Распутина, И.Золотусского, В.Ливанова и меня в желании выдать себя за родственников гения. На что Василий Ливанов со свойственным ему фамильным чувством юмора заметил: «Мы не родственники Гоголя. Мы просто очень любим его, а вот вы – живые персонажи великого писателя». Впрочем, в своем более чем презрительном отношении к нашей четырехлетней борьбе за создание единственного в России музея Гоголя, за возвращение его могиле на Новодевичьем кладбище православного облика, за издание полного собрания сочинений, воспоминаний современников и литературно-биографической летописи вкупе с гоголевскими стипендиями, не один вы трубите. Например, любимый либерастами Швыдкой обвинил нас в материальной корысти, а только что на римской вилле Медичи фонд Ельцина (стыдоба-то какая!) вручил самопальные премии гоголеведам «ближнего круга», среди которых засветился и обозвавший нас с Золотусским сталинистами г-н Манн. Вот как приветствует лауреата уставший классик А.Битов: «Премия присуждена литературоведу, профессору Ю.В.Манну. Это известие меня очень обрадовало. Юрий Владимирович – член нашего российского пенклуба, мы этим гордимся (каковы сами, таковы и сани). Юбилей Гоголя уже прошел, и кроме этой церемонии, мы все сделали, чтобы утомить его». Ничего вы, г-н Битов, не сделали для празднования юбилея, кроме халявной поездки на ельцинские посиделки. Равно как и опубликовавшая отчет о них и ваш панегирик Манну «Литературная газета», ни словом не обмолвившаяся о заседаниях гоголевского оргкомитета и восторженно принятое участниками юбилейного торжества в Малом театре вдохновенное слово И.Золотусского нашему любимому писателю. Иначе и быть не может. Сравните проникновенные по содержанию и более чем мастеровитые труды Золотусского с ученическими потугами Манна соответствовать образу классика и получите тот же результат, что мы получаем от сопоставления ваших опусов с подлинной литературой. «Вокругсмеховскими» памятничками зайцу, чижику-пыжику и носу должное Пушкину и Гоголю не воздается. Но к этому ваше псевдодемократическое окружение и не стремится. Прислушайтесь к крику души одного из ваших – удобообтекаемого К.Кедрова. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Нет, Пушкин такого бы вовек не сказал». Вся высочайшей пробы гражданственность поэта превращена сим болтуном в вышелушенную кедровую шишку. «Наше все» у каждого свое» – озаглавил юбилейный спич в «Известиях» г-н Кедров. Гражданской составляющей он, словно пристав, творчество Пушкина лишает. «Зато сегодня под пером А.Битова вдруг объявился Пушкин-постмодернист. Слова этого Битов не произносит. Но его играющий веселый Пушкин, скачущий за зайцем, перебежавшим дорогу – типичный постмодернист. Началось с ночной дуэли в «Пушкинском доме», а завершается проектом памятника зайцу, спасшему Пушкина. Ибо, по версии самого Пушкина, он не успел к моменту трагедии на Сенатской площади именно из-за зайца.»
   Г-н Кедров, как и всякий «постмудернист», с Пушкиным на дружеской ноге. Только зачем же его дураком представлять. Сказать так равносильно обвинению князя Трубецкого, не пришедшего 14-го декабря к месту восстания, в трусости. Герой войны 1812 года изначально смел и самоотвержен, равно как и Пушкин. Просто в отличие от вас, «постмудернистов», они были высшей пробы державниками и заботились прежде всего о судьбе Отечества. И в вашей заметке, лишающей Пушкина права «милость к падшим призывать», есть лишь одно справедливое высказывание: «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет». Сказавший так Федор Тютчев был великим патриотом, славянофилом с большой буквы и настоящим мужчиной. Если бы сегодня тон задавали подобные ему граждане, не писали бы вот такие письма в «Известия» возмущенные либерастскими выкрутасами читатели:
   «Россия – это… кто?»
   На канале «Россия» транслировали юбилейный вечер Михаила Жванецкого, которому исполнилось 75 лет. Торжества, на которые собрался весь столичный бомонд, проходили под громогласным лозунгом «Жванецкий – Россия!». Один из друзей юбиляра (не помню, кто именно) в своем выступлении даже сравнил его с Гоголем, добавив при этом, что Гоголь был «выдающимся» писателем. Вообще-то каждый, кто учился в школе, знает, что Н.В.Гоголь – великий русский писатель. Но не мог же истинный друг приравнять к нему кого-то еще, рангом пониже Гоголя.
   Совсем недавно на этом же канале прошла акция «Имя России», и естественным образом получилось, что «имя» – если уж мы играем в эту игру – Пушкин. А тут выходит, что в «российском коктейле» три имени: Пушкин, Гоголь и Жванецкий. При всем уважении к сатирику, может, «тщательнее» надо? Поаккуратнее с раздачей эпитетов. Таланта у сатирика от этого не убудет, и те, кто им восхищается, будут по-прежнему восхищаться, но не будет ощущения, что все мы участвуем в какой-то игре, где очень много перехлестов и фальши.
   Через несколько дней после этого вечера Николаю Васильевичу нашему Гоголю исполнилось 200 лет со дня рождения. Раньше это событие обязательно сопровождалось бы торжественным собранием в Большом театре или Кремлевском дворце съездов и, естественно, трансляцией по телевидению, что правильно! Увы! В наши дни подобные даты уже не считаются такими значительными, чтобы им уделяло внимание телевидение. Юбилей Гоголя 1 апреля на главных телеканалах не был упомянут ни единым словом, даже в сводке новостей. Зато более 10 минут в этот день в программе «Время» было уделено юбилею Познера. Конечно, до Жванецкого он не дотянул. Так же, как до юбилеев других наших юмористов – Хазанова, Арканова, Винокура, Петросяна и других.
   Наметилась странная тенденция. В свое время на нынешнем телевидении не нашлось места и для 100-летия со дня рождения Михаила Шолохова. Возьмем пример из другой области. Более 30 лет назад была создана великая песня «День Победы». С тех пор, пожалуй, каждый год накануне 9 мая по телевидению показывают встречу с одним из ее создателей, композитором Давидом Тухмановым, но я не припомню, чтобы хоть один раз прозвучал на ТВ рассказ об авторе слов этой песни поэте В.Харитонове.
   Думаю, в нашей стране нет человека, который не знал бы слов «Этот день Победы порохом пропах. Это праздник со слезами на глазах…». И с такой же уверенностью можно сказать, что практически никто (кроме лично знавших его) не знает этого поэта в лицо.
   А нас, куда ни кинь взор, окружают одни «звезды».

   Ю.А.Наумов, г. Щелково

Господин Не-Хорошилов

   На заре распада Советской империи удивляла меня фантастическая способность самых, казалось бы, ее верноподданных слуг предавать многократно оглашенные коммунистические идеалы, бежать впереди паровоза либерастских всеразрушающих реформ, занимать главные ряды и павильоны на более чем нечистоплотном базаре рыночной экономики. Гневно осуждал я поступки юрких хамелеонов, виртуозным кульбитам бессовестности и наглости которых мог позавидовать самый отъявленный мошенник. Поутих, когда понял, что подлость, беспринципность и абсолютное ничтожество заложены были в этих людишках самой природой, а они лишь поддерживали в жалких душонках затхлую атмосферу своего бытования на земле.
   Посмотрите на коренных лошадей препаршивой демократии и либерализма – различных Гайдаров, Чубайсов, бурбулисов, Шахраев и Собчаков (как, однако, созвучны эти фамилии звериным кличкам), и вам станет ясен смысл лохотронной «бархатной революции». Изнанка бархата, правда, пропитана кровью невинно убиенных, слезами умерших от нищеты, духовной опустошенности, от полного безразличия к их несчастьям вороватых хозяев жизни. Попытались грабители возвести на пьедестал «перестройки» духовных светочей, призванных своим авторитетом прикрывать их непотребства. Но создатель оружия массового уничтожения, хорошо воспитанный академик Сахаров только открывал рот, а говорила за него злобная русофобка Боннер – верноподданная гражданка Америки. Избранный же на роль «совести нации» другой академик Лихачев, погрязший в сплетнях, фаворитизме и холуйстве при Ельцине и Собчаке, благополучно развалил культурный фонд, предав семью Горбачевых, сведя в могилу честнейшего своего заместителя Георга Мясникова и подарил России вместе с другими регионалами типа Рыжова и Роста грузинскую болячку, переросшую в кровоточащую рану, посадив на трон коварного лиса Шеварднадзе, а потом и бесноватого недоумка Саакашвили.
   Можно до бесконечности перечислять главных персонажей трагикомедии, вот уже четверть века разыгрываемой на российской сцене. Чего стоят духовные отцы «перестройки» – «2-яковлев-2». Один – сиделец 10-го подъезда на Старой площади, завербованный американскими спецслужбами задолго до назначения своего послом в Канаду, вошел в историю как «ярославский иуда». Его однофамилец из «Московских новостей» – ловкий проходимец, выдававший себя за идеологического реформатора и борца с коммуняками, а одновременно снимавший 90-серийный фильм о Ленине, вместе с нынешним торговцем мебелью Шатровым умолял Горбачева не пускать на Родину В.Максимова, А.Солженицына и А.Зиновьева. Потом успел крупно поживиться имуществом Гостелерадио СССР, чтобы поделиться им с расторопным сынишкой, основавшим издательский дом «Коммерсантъ». В одну дуду с Егорушкой дули фаворит Андропова – таганский «великомученик» Любимов; очарованные Лениным, Свердловым, Троцким – кровавыми потрошителями России – «звезды» «Современника»; жалкий прихвостень Коротич, сделавший из «Огонька» троцкистский печатный орган, прославлявший Бухарина, Тухачевского и иже с ними. Наиболее циничным предателем, не знающим стыда и совести, безусловно, остается начальник ТАССа «чешуйчатый» Игнатенко, сначала облизывавший, а затем продававший свое начальство вдохновенно, получая удовольствие, близкое к экстазу. Образ этого лощеного господинчика прекрасно нарисован в книге о Иеремее Порновском (фамилия пронырливой женки Игнатенко), изданной известным петербургским журналистом Владимиром Малышевым. Игнатенко воспитал комсомол, вернее, наиболее циничные его лидеры. Так же, как и парящегося ныне на зоне Мишу Ходорковского. Весь либерастский мир требует свободы этому «узнику совести», забывая, что начинал он копить свои миллиарды с украденного богатого особняка в Колпачном переулке, где помещался штаб московского комсомола – место работы будущего борца с коммуняками. Поражают меня его идейные коллеги, разыгрывающие русскую карту. Десятилетиями верой и правдой служили они атеистическим вождям, при слове Бог хватались за пистолет, а нынче канонизируют святых, жуют бесконечную словесную жвачку о тяжелой доле России, сидят в президиумах рядом с церковоначалием, как ранее сидели за одними столами с членами Политбюро. Показно жалея мучающийся «народишко», сдают эти «патриотические» чинуши в аренду свои и чужие дачи, здания, предоставленные им для служебного пользования, уподобляясь Ходорковским и абрамовичам.
   Не избежала вторжения комсомольских оборотней и та отрасль культуры, в которой я работаю более полувека. Не могущие отличить Репина от Шишкина, а имена Джотто или Дионисия и вовсе не слышавшие, стали они экспертами по искусству, руководителями департаментов в Министерстве культуры, обслуживая вороватых хозяев типа Швыдкого. Я был потрясен, когда после многолетней болезни на одном из таких требующих профессиональной подготовки постов увидел некоего господина Вилкова, в свое время собиравшего бумажки для вручения мне премии Ленинского комсомола. Ему Швыдкой доверил судьбу «Бременской коллекции», а он уж постарался правдами и неправдами подготовить акт «безвозмездной» ее передачи в Германию. Слава Богу, что удалось Николаю Губенко предотвратить эту грязную сделку. Нынешнее руководство Министерства культуры избавилось от пронырливого «служителя прекрасного». Но такие, как он, не тонут. Газета «Московский комсомолец», отмечая 60-летие сего борца за денежные знаки, выдала ему такой панегирик, которого вряд ли когда удостоит гусевский продажный орган подлинного хранителя культурного наследия. Благодарный юбиляр не преминул поклониться одному из своих отцов-покровителей – господину Хорошилову, чиновнику, о чьей более чем грязноватой карьере мне и хочется рассказать.
//-- * * * --//
   Наблюдая за начинающим советским чиновником Пашей Хорошиловым, я диву давался, как ловко может обделывать различные делишки выпускник нашей кафедры искусствоведения Московского университета. В департаменте изобразительного искусства Министерства культуры СССР надо было шустро вертеться, чтобы угодить чванливому начальнишке нетрадиционной сексуальной ориентации, специалисту по бирманской литературе Генриху Попову. В «служители прекрасного» он попал, возвратив в Россию картины Рериха из чужеземства, где исполнял мелкие поручения специального ведомства. Он вообще был прожженным западником и большую часть рабочего времени проводил в Париже, обласканный тамошним антикваром Басмаджаном. На заседании министерской коллегии тогдашний руководитель П.Демичев, возмущенный парижским образом жизни своего подчиненного, спросил, был ли тот хотя бы раз во Пскове, Рязани или Саратове. Меня, например, мутило при виде мелкотравчатого изобразительного начальника, ненавидящего любого профессионала и всячески старавшегося ему нагадить. И каким же услужливым выглядел этот перевертыш за кулисами Колонного зала, где собрался только что избранный Президиум Советского фонда культуры во главе с мадам Горбачевой, наливая мне чай и угощая конфетами.
   Хорошилов с Поповым не только ладил, но и возглавлял при нем парторганизацию отдела ИЗО. Университетские уроки он быстро подзабыл и, когда я имел глупость привлечь его к работе над книгой о древностях Новгорода, то сразу убедился, что они его интересуют, как прошлогодний снег. Зато с моими выставками в зарубежье Паша ездил частенько, ибо мне туда дорога была заказана ведомством того самого «ярославского иуды» Яковлева и его начальника Пономарева.
   Особо ярко расцвел предпринимательский талант Хорошилова, когда ему доверили руководить министерским производственным комбинатом им. Е.Вучетича. Имея таких подчиненных, как беззастенчивый проходимец Ривкин сотоварищи, освоил он неписаные законы околохудожественной мафии и превзошел своих наставников в умении извлекать личную выгоду из государственной службы. Тогда мы его в шутку называли Павлом Ивановичем Чичиковым. Но гоголевский герой просто душка по сравнению с дельцом Хорошиловым. Вряд ли бы великий писатель стал сострадать бывшему партсекретарю, мгновенно вклинившемуся в первые ряды ельцинских мародеров. Таким, как Хорошилов, доступен лишь один вид искусства – умение пилить бабки. Он, подобно натасканному псу, остро чувствует плохо лежащие материальные ценности и не гнушается любимыми методами их прикарманивания. Находясь на международной музейной конференции в Лос-Анджелесе, я случайно встретил там Хорошилова, сопровождавшего Славу Зайцева и его выставку. Старый приятель в ответ на мой вопрос, зачем ему такой довесок, со свойственным художнику юмором сказал: «Чтобы я один много не заработал».
   Засланный в Россию сын известного религиозного философа Владимира Ильина Ник, работавший в культурном подразделении «Люфтханзы», пытался обхаживать меня, чтобы иметь доступ к самым различным художественным ценностям – от частных до музейных. Быстренько убедившись, что со мной каши не сваришь, циничный делец нашел массу готовых ему соответствовать «деятелей искусства», главным из которых стал Хорошилов. «Кот Мамурра и негодник Цезарь» восприняли ельцинский призыв тащить все, что плохо лежит, как руководство к непременному действию. Их интересовало все: трофейные ценности, уникальные дорогостоящие фотографии, редкие постеры, произведения современных «нонконформистов», как отвязанные художники себя величали. Об искусстве эти ребята говорили возвышенным языком торговцев, для которых его предметы ценны прежде всего денежной составляющей. При них постоянно вился житель Геттингена некий Тете Беткер, приезжавший в Россию якобы на поиски Янтарной комнаты. О проделках сего «искусствоведа» я не понаслышке знаю.
   Однажды мой коллега попросил помочь с оценкой двух миниатюрных рисунков немецкого художника Нольде, высоко котирующегося в Германии. Рисунки принадлежали семье знакомых реставратора, которая хотела их продать. Я показал рисунки доброму своему приятелю – г-ну Андреасу Ландруту многие годы бывшмуо послом ФРГ в Советском Союзе, а затем Государственным секретарем Германии. Дипломат в качестве эксперта выбрал того самого Беткера. «Проэкспертировав» маленькие рисунки более года, мошенник сказал, что он их потерял. Я сразу догадался о жульничестве геттингенского дружка Хорошилова и отправил ему письмо на бланке международной антитеррористической организации, российское отделение которой возглавляет бывший министр внутренних дел А.Куликов, а я состою в ее членах. Строго деловой тон послания напугал воришку, и рисунки благополучно вернулись к хозяевам. Поразительно, но после такого надувательства хорошиловский подельник имел наглость звонить моей дочери, предлагая мне купить какие-то русские портреты.
   Грязные делишки по части вывоза из России для продажи уникальных фотографий Хорошилов обделывает с кельнским галерейщиком-спекулянтом Лахманом. Прежде чем уехать из Москвы на землю обетованную, переправил фарцовщик в чужеземство немало первоклассных икон, по дешевке скупленных в России, и за весьма приличные деньги продает их на аукционе «Сотбис». Более чем сомнительная деятельность Лахмана по купле-продаже антиквариата не без помощи Хорошилова легализирована и всячески поощряется. В престижных залах Музея личных коллекций с помпой были представлены правдами и неправдами прикарманенные ловкачом фотографии известных советских мастеров. Швыдкой с Хорошиловым «бескорыстно» помогают социально близким коммерсантам от искусства. Особенно хорошо поработал мощный тандем, пристегнув верного своего слугу Вилкова, стараясь «подарить» Германии «Бременскую коллекцию».
   О нахождении в Москве ценнейших графических листов из Бременского Кунстхалле я знал давно и не понаслышке. Знал, что ее украл, а не спас, как он заявлял, искусствовед-реставратор В.Балдин, грубо поправший законы военного времени. Он не мог не знать о специальном подразделении художников, музейных работников и реставраторов, созданном по приказу Верховного советского командования для изъятия трофейных ценностей у агрессора и отправки их в СССР. Смершевцы, не проморгай они мародерство Балдина и его однополчан Баландина и Балакина (гоголевский набор фамилий), расстреляли бы воришек на месте преступления. Вернувшись в Москву с бременскими раритетами, Балдин не передал их в Музей им. А.С.Пушкина, а припрятал в своем загорском домике. Сотрудники музея архитектуры рассказывали о нелицеприятной истории, случившейся с Балдиным в 1947 году. Решил он продать прихваченный вместе с графическими листами богато украшенный драгоценными камнями кортик Геринга и был схвачен за руку бериевскими молодчиками. От суровой расплаты за грабеж и спекуляцию спас своего помощника замечательный русский архитектор А.В.Щусев, строивший тогда ведомство Берии на Лубянке. Бременские листы были переданы Балдиным в Музей архитектуры и незаконно оформлены в качестве дара. Подарки от воров получать в музейном деле не практикуется. Позднее «даритель» стал директором этого музея и считал «Бременскую коллекцию» своей, выжидая момента для ее отправки в Германию. Так получилось, что мне первому в Советском Союзе удалось поставить вопрос о снятии грифа секретности с неразбазаренных Хрущевым и другими партийными лидерами трофейных ценностей. После серьезных консультаций с тогдашним руководителем Международного отдела В.М.Фалиным – опытным политическим деятелем, дипломатом и блестящим знатоком искусства – началась реставрация отдельных экспонатов, постановка на учет в музеях, показ на выставках, издание в каталогах и альбомах. Никакой речи о возврате трофеев в Германию быть не могло. Ведь так почитаемые либерастами США увезли наши ценности, награбленные нацистами, в форт Нокс и наложили столетнее вето неразглашения.
   С помощью Андреаса Ландрута удалось нам встретиться с руководителями Германии и обсудить проблемы, связанные с разрешением реституционных вопросов. Была создана Государственная комиссия по реституции трофейных ценностей, предотвратившая противоправные действия Ельцина и бурбулисовских опричников по разбазариванию сокровищ.
   Однако до этого умельцы ловить рыбу в мутной воде запустили щупальца в наименее защищенные спецхраны и выкрали завоеванные нашими отцами и дедами трофеи. Их воровство всячески поддерживали продвинутые либерасты вроде соросовской наложницы мадам Гениевой, засевшей в библиотеке иностранной литературы.
   Органам правопорядка стало известно о разграблении спецхрановских фондов Министерства культуры СССР (Художественный комбинат им. Е.В.Вучетича – опять Хорошилов), размещенных в Пивной башне Троице-Сергиевой Лавры. Тогда еще блюстители закона работали честно и ответственно. Расхитители государственного добра были изобличены, а дело передано в прокуратуру. Однако преступники сумели порушить отработанную процедуру, ибо при невыясненных обстоятельствах ведущий процесс следователь погиб, выброшенный из вагона подмосковной электрички. Лет через пятнадцать попадет мне в руки номер газеты «Время новостей» со статьей о расследовании убийства парижского антиквара Басмаджана, случившегося в одно время с гибелью следователя. Материал, построенный на документах проведенного следствия, не случайно объединяет два этих преступления, называя заказчиком и исполнителем сурового приговора антиквару, сожженному в топке Высоко-Петровского монастыря, где находится «Росизопропаганда» Министерства культуры, мелких чинов КГБ и крупных сотрудников Минкульта СССР. Не больше и не меньше! Случайно или нет, но на фотографии страшной топки помещен Швыдкой, а совсем недавно «Росизопропаганду» возглавил шурин Хорошилова, отставной военный.
   Меня преступная зондеркоманда жаждала исключить из реституционного законодательного процесса. Выбросить из электрички или сжечь побоялись. Большой шум поднимется. Они пошли путем анонимного доносительства. Мой друг Норберт Кухинке, крупный немецкий журналист, многие годы работающий в России и полюбившийся здесь за роль датского профессора «алкача» в «Осеннем марафоне», со свойственным ему темпераментом рассказал о подлом звоночке в посольство Германии моих «доброжелателей». Доносчик поведал, как я в 1963 году, будучи в сговоре с КГБ и лично с Хрущевым, продал немецкому послу икону Феофана Грека. Осведомленные об этой сделке таможенники проверили дипбагаж посланника, где была спрятана «иконная редкость». Неугодный Хрущеву посол был выдворен из СССР. К стыду своему, в 1963 году я даже не знал, где находится немецкое посольство в Москве. Мне срочно удалось дозвониться в Бонн своему другу Андреасу Ландруту. Он, оказывается, работал в 1963 году сотрудником посольства в Москве и разбирал обстоятельства этой аферы. «Дорогой Савва, икону вместо Феофана Грека писал один из известнейших палехских мастеров, а продавал один крупный спекулянт». Шифровка из Бонна сняла с меня подозрения у спецслужб немецкого дипломатического ведомства. Виза в моем паспорте не была аннулирована и, как бы этого ни хотелось швыдковско-хорошиловской камарилье, мы с тогдашним руководителем Комитета по культуре Верховного Совета России Ф.Д.Поленовым повели долгие переговоры в Бремене о передаче тамошнему Кунстхалле украденных Балдиным листов. Трудные дебаты вылились в официальный протокол, подписанный двумя сторонами и заявляющий о намерении немецкой стороны получить трофеи в обмен на денежные средства для реставрации новгородских и псковских церквей, разрушенных нацистами. Но и тут не обошлось без очередных гадостей со стороны наших «родных» врагов. В немецких и российских газетах появились сообщения о некоем русском «доброжелателе», тайно передавшем в немецкое посольство в Москве 102 бременских листа в качестве дара. Я рассказал тогда же в СМИ о немецком солдате, открыто пришедшем в наше посольство в Бонне, чтобы вернуть украденный им шитый покров с гробницы новгородского епископа Св. Никиты из Софийского собора в Великом Новгороде. Даритель сказал: «Когда в России покончено с безбожием, считаю своим долгом вернуть реликвию в главный храм древнего города». Пожелание благородного немца исполнили тотчас, а рака новгородского святого, жившего в XI веке, вновь обрела свой драгоценный покров. Действия же немецких дипломатов выходили за рамки добросовестных шагов в деле с трофеями, ибо они играли краплеными картами. Партнерами их оставались все те же швыдкие, хорошиловы и вилковы, знающие, что анонимным «доброжелателем» является не кто иной, как Балдин.
   После расстрела Белого дома в 1993-м Федор Поленов умер, а я на многие годы ушел в болезнь. Воспользовавшись обстоятельствами, швыдковская шатия распустила Комиссию по реституции и подготовила акт безвозмездной передачи трофейных листов из архитектурного музея в Германию. Была назначена точная дата, и либерастские газеты заходились в экстазе от волюнтаристского решения проблемы. Однако нам с Николаем Губенко с помощью Генеральной прокуратуры удалось предотвратить преступление. Промолчал Хорошилов, когда на одной из пресс-конференций Коля Губенко рассказал журналистам о запроданности министерского чиновника немецким «добродетелям». Ничего не ответил Швыдкой бывшему министру культуры СССР и многолетнему председателю Комитета по культуре Госдумы РФ на телевизионное заявление об огромной сумме отката со стороны немцев за «безвозмездный» возврат Бременской коллекции.
   Бывший партийный лидер Хорошилов превратился в ярого пропагандиста непотребного постмудернистского искусства. Его кумиры и идолы – бездарный певец московских коммуналок, опухший от незаслуженной славы Кабаков, грязный галерейщик и продажный политик Марат Гельман. На их выставочную деятельность, на экскрементально-шизофренические московские биеннале, на бесчисленное количество открывающихся в России музеев современного искусства Швыдкой и Хорошилов отслюнивают большую часть скудного бюджета, выделенного на культуру. Рушатся древние памятники, задыхаются от нищеты многие музеи, влачат нищенское существование библиотеки, а зажравшиеся господа поют и пляшут на международных выставках и ярмарках искусства, сервирующих «нескусство как искусство».
   Сделав все, чтобы сорвать 200-летний юбилей Гоголя в России, собирает Хорошилов на Вилле Медичи в Риме либерастских письменников, чтобы вручить им учрежденную фондом Ельцина (стыдоба-то какая!) гоголевскую премию. На этой халявной вечеринке трудно представить Игоря Золотусского, Валентина Распутина, Валисия Ливанова и всех тех, кто четыре года боролся за достойное чествование великого русского писателя. У нас с хорошиловцами разное отношение к Гоголю. Для них он – мрачный мистик, шовинист, недостойный сравниться с их любимцами – всякими ерофеевыми, Сорокиными, кабаковыми и Шендеровичами; для нас Гоголь – мощная опора в борьбе с растлевающей псевдокультурной деятельностью швыдких и хорошиловых. Постижение духовного смысла гоголевского творчества позволяет нам верить в скорый конец ига нечестивцев, засевших во властных кабинетах и оккупировавших кормушку, без которой они себя не мыслят.

Антикультурная революция Швыдкого
Беседа на радиостанции «Радонеж»

   – Савва Васильевич, последнее время наши встречи традиционно начинаются с поздравлений – такая у Вас в жизни пошла замечательная полоса. Недавно мы Вас поздравляли с вручением премии «Хранители наследия», а теперь вот – первый в России общественный орден для музейных работников «Василий Пушкарев». Имя легендарное просто, а теперь, слава Богу, оно увековечено в названии награды. Вы ведь были с этим человеком знакомы лично?
   – Для меня эта награда вдвойне дорога. Восемь лет понадобилось для того, чтобы доказать нынешним «хозяевам жизни», всем этим директорам музеев – гусевым, пиотровским, что память о великих людях – это основа бытия и продолжение развития музейного дела. Сколько мы бились! Ведущие деятели культуры написали письмо, министр Соколов послал письмо Матвиенко, что надо мемориальные доски повесить. Элементарные доски – на доме, где жил Василий Алексеевич, и в музее. Это смольненское упорство – нет, тридцать лет надо ждать!… Но слава богу – представители «Золотой книги Санкт-Петербурга», в которой возрождена традиция Константина Константиновича Романова, увидели наш фильм «Тихая война Василия Пушкарева» на Российском телевидении и внесли его имя в эту книгу в один день со святым Иоанном Кронштадтским и Константином Николаевичем Романовым, отцом Константина Константиновича.
   Я очень счастлив, что был среди пяти награжденных орденом Василия Пушкарева, ибо они профессионалы суперзнаковые. Это Ирина Александровна Антонова, один из выдающихся музейных директоров мира. Вадим Валентинович Знаменов из руин возродил Петергоф. Георгий Николаевич Василевич, который за пятнадцать лет превратил Пушкинский заповедник в райский уголок, сохранив традиции Семена Степановича Гейченко. И это Виктор Евгеньевич Кулаков, который в свое время, будучи учеником Петра Дмитриевича Барановского восстановил Грибоедовскую усадьбу «Хмелита» под Вязьмой, куда всегда хочется приезжать; открыл музей Нахимова, который из этих мест; открыл музей Хомякова. Этим летом он заканчивает великое дело своей жизни – открывает монумент на Богородицком поле, где в 1941 году погибло больше миллиона наших солдат… Так что это награждение дорогого стоит.
   – Слава богу, что у нас стали звучать имена таких людей, что мы нашу историческую память начинаем потихонечку возвращать. Действительно, вот таких замечательных людей, деятелей у нас очень много. Мало кто о них знает, к сожалению. А есть такие «деятели», которые столько натворили, что не разгрести никакой лопатой… Я думаю, что мы сегодня об одном из них поговорим. И, хоть я застала Вас в больничной палате, рада, что Вы не потеряли своего бойцовского задора.
   – Проходя курс лечения, я получил возможность немножко передохнуть, подумать, как говорится, оглянуться. И сформулировал для себя, почему мы в таком состоянии находимся. И как образец, я бы сказал, «феномен» в плохом смысле слова, тут фигура господина Швыдкого. Честно говоря, касаться такой ничтожной личности, как Швыдкой, много чести. Но мы о нем поговорим, потому что это собирательный образ либерастов, о которых рассказал господин Лошак, редактор «Огонька». В ответ на наше письмо (подписалось пятнадцать человек – Распутин, Золотусский, Белов) относительно того, что средства массовой информации должны принадлежать не только им, но и людям других убеждений – он сказал совершенно четко: «Ваше время прошло, господа, место у кормушки занято». Вот этот феномен занявшего место у «кормушки» Швыдкого и иже с ним лошаков и прочих «деятелей» я и постараюсь вам обрисовать. Что же это такое?
   Несмотря на то, что мой выставочный зал неподалеку от Белого дома, я не пошел к нему в 1991 году. Вернувшись срочно из Италии, когда начались все эти события, я не пошел туда. У меня были великолепные учителя дореволюционной школы, мой род крестьянский, по маме старообрядческий – они корневики, они построили мельницу, мои деды… Что делали с теми, кто мельницы строил, написано в «Канунах» Белова. И когда мне сказали, что там «за свободу» идет борьба, я засмеялся: «Какая свобода? Там водку выдают бесплатно!» Разве выдают водку те, кто борется за свободу?
   Мне жутко понравилось последнее интервью генерала Варенникова. Когда сказали «путч», он спросил: «Какой путч? Мы пытались спасти страну от Горбачева, ведущего сознательный курс на ее уничтожение». И то, что генерал Варенников отказался от их амнистии и выиграл суд – это еще одно доказательство того, что я был прав, когда не пошел к Белому дому.
   Я же видел, кто пошел! Артисты театра «Современник» – господин Кваша и прочие. Какая свобода? Вы что, думаете, они хотели восстановить мельницу моих дедов или наши поруганные святыни? Нет! Все эти театры – «Современник», «Таганка» любимовская, хотя там прекрасные актеры играли – на чем вылезали? Что такое театр «Современник»? Это трилогия Шатрова о большевиках. Они же захлебывались от восторга, играя Свердлова, Ленина, а Сталин для них был плохим. Я, в отличие от некоторых моих хороших знакомых, отнюдь не хочу идеализировать Сталина, но им не нравилось, что он в жестких условиях войны обратился к корневым основам русского народа. Была восстановлена офицерская форма, использовались старые методы военной борьбы; он поднял тост за русский народ, за что его больше всего хаяли. Но Россию ведь начали уничтожать Ленин с Троцким, а их воспевали! Какая у Ленина и Троцкого правда может быть? Они всегда лживы! «Ленин – наше все!» И это воспевалось! Пошли искать «свободу» с криками: «Большевики – негодяи!» И за это их допустили до кормушки. Благодаря дружбе с Ельциным, процветает Волчек; Любимов вернулся «на коне». Ну какой борец из Любимова? В дни юбилея писали, что он до конца прошел «советскую Голгофу». Какую Голгофу? Ему единственному Гришин театр тогда построил. Он сам пишет, что его Андропов расцеловал за «Десять дней, которые потрясли мир». Актеры в театре были замечательные. Володя Высоцкий, Коля Губенко, Леня Филатов. Но ведь и Губенко, и Филатов порвали с Любимовым! Я уверен, что Высоцкий не был бы на стороне его «экивоков» «голого короля» в девяностолетнем возрасте… Вон сейчас восседает в Комитете оборонной стратегии некий господин Караганов – учит нас, как любить Америку, на что ориентироваться. Весь в золотых запонках, в «бабочке», в красивых галстуках, довольный, что сидит рядом с президентом. Но наши страдания, беды нашего государства таких не волнуют! Он прекрасно знает, во что превратилась страна благодаря политике Ельцина и Горбачева, потому что специалисты об этом написали. Выдающийся советский резидент, генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, которому немало лет, возглавляет исследовательский геополитический центр, издавший книгу о трагедии, произошедшей со страной, которая гораздо страшнее, чем трагедия Великой Отечественной.
   У меня на глазах стали появляться во власти такие люди, как министр культуры Сидоров, который написал аж четыре книжки о Евтушенко – человек из разряда «и нашим, и вашим за двугривенный попляшем». Конечно же, он стал двигать своих. При нем и «всплыл» Швыдкой. Кем был Швыдкой ранее? Средним критиком в журнале «Театр». Разве это что-нибудь подобное Игорю Золотусскому или Валентину Непомнящему? Он был чиновником и человеком – лживым, изворотливым. На заре «перестройки» быстро организовал свое дельце – редакционно-издательский комплекс «Культура». Изданный им огромный фолиант почеркушек Вознесенского может являться разве что пособием для психиатрических больниц.
   Со Швыдким я столкнулся, когда начал заниматься трофеями. Он как-то «прилип» ко мне с тем, чтобы издать фолиант о «Бременской коллекции», выставку которой мы готовили. Снимал у меня в выставочном зале Института реставрации фильм о бременских листах с Игорем Костолевским в роли ведущего. Швыдкой вроде бы разделял мою позицию: не отдавать немцам безвозмездно ни одного предмета. В том, что он человек ничтожный, я убедился, когда в ответ на мою просьбу дать один экземпляр Бременского альбома, ответил: «Книга дорогая, надо купить».
   Карьера Швыдкого поднималась, как опара на дрожжах: замминистра культуры, председатель ВГТРК, министр культуры! Человек, неспособный делать что-либо основательное, полезное для государства, занял огромную нишу у кормушки. И отношение свое к трофеям изменил мгновенно, когда дельцы «оттуда» поманили его выгодами. Я этих дельцов хорошо знаю: представителей Гугенхаймовского центра Ника Ильина и Томаса Кренца. Они ведь сначала подкатывали под меня, не понимая, что я, вольно или невольно, практически несу ответственность за наше культурное наследие как гражданин и как профессионал. Разобравшись во мне, они протянули свои щупальца к Швыдкому, который слился с ними в экстазе.
   О какой демократии можно говорить после того, как в телепередаче «Постскриптум», посвященной трофеям, Николай Губенко, бывший министр культуры и председатель комитета по культуре Госдумы, а нынче депутат Московской Думы, официально заявил: «Господин Швыдкой, я четко знаю, что за Бременскую коллекцию Вы получаете 280 миллионов долларов отката». Почему оскорбленный не подал в суд? А сколько было публикаций об антикварной торговле его жены; о том, как они для своего дачного участка отрезали кусок Рижской автострады… И все это сходит с рук! Никогда не забуду, как в одном телеинтервью возмущенный действиями Швыдкого В.И.Колесников, тогдашний заместитель Генерального прокурора, сорвался: «У меня на этого господина немало дел заведено!» Но Владимиру Ильичу быстро указали на его место.
   Что же за феномен такой – Швыдкой?
   Ответственно докладываю, что последние двадцать лет он является самым активным уничтожителем нашей народной памяти и культурного наследия России!
   Его годами вялотекущее пошлейшее шоу «Культурная революция» бездарно. О нем и говорить-то противно. Министр культуры вещает: «Музеи – кладбища культуры»; «Пушкин устарел»; «Русский язык без мата невозможен». И наконец, договорился пигмей еще вот до чего: «Русский фашизм страшнее немецкого». Последнее заявление совпало с публикациями в прессе о готовящейся «безвозмездной» передаче в немецком посольстве Бременской коллекции. Безвозмездно для России, но не для команды Швыдкого. Хорошо, что Губенко подключил прокуратуру и предотвратил преступление. Выступая на Российском телевидении, я заявил: «Господин Швыдкой, вы не можете участвовать в спорах по поводу Бременской коллекции после вашего восхваления немецкого фашизма. Вам лучше защищать интересы Гитлера, Геринга и Гиммлера. Вам их фашизм нравится? Соскучились по теплым печкам Дахау и Освенцима? Русского фашизма, господин «соврамши», нет и быть не может изначально. Спросите у любого немца!»
   А если бы он был, то не было бы Швыдкого.
   Народ русский богобоязненный, терпеливый и мужественный. Потому и терпим швыдких. Если кто-то мне скажет о моих ксенофобских позициях, я могу ответить, что сегодняшнее утро начал с того, что позвонил в Ярославль Илье Борисовичу Рабиновичу – человеку, который возродил Рыбинский музей, который прошел войну, был капитаном первого ранга. Ему уже под девяносто лет. Он еврей, но для меня это не имеет никакого значения. Прежде всего, он человек, который служил государству как воин, а потом – как музейный работник. И таких у меня много. Нет, «господа швыдкие» – это не национальность, это каста тех, кто ненавидит нашу культуру.
   В юбилейные гоголевские дни нерадивые чиновники в усадьбе на Никитском бульваре, где жил и умер великий Гоголь и где должен открыться единственный в России музей классика, устроили жалкое подобие Диснейленда и кунсткамеры. Все без исключения средства массовой информации предали остракизму чудовищную поделку. И только шоумен Швыдкой написал в «Российской газете» о блистательном музее Гоголя. Блистательным он назвал и дешевенький фильм телепопрыгунчика Парфенова о Гоголе, который и близко не стоит с десятисерийной картиной-исследованием тонкого знатока писателя Игоря Золотусского. Как же низко нужно пасть, чтобы прославлять потуги Парфенова, ненавидящего Гоголя и заявившего, что выбранные места из переписки с друзьями, Гоголь писал, будучи «ку-ку»! За эту книгу Толстой назвал жизнь Гоголя житием, а Блок сказал: «По этой книге России предстоит жить последующие столетия». Сколько же лет можно пичкать телевизионных налогоплательщиков похабной «Культурной революцией» и одесскими посиделками на кухне «Привала комедиантов».
   Сейчас, когда наметились реальные перспективы возрождения Пскова, я хочу спросить: где был Швыдкой все семь последних лет, когда я говорил на телевидении, в печати о гибели Пскова. Он хоть пальцем о палец ударил, чтобы предотвратить эту гибель? Нет. Они вместе с господином Пиотровским придумали нелепую кражу в Эрмитаже, чтобы отвлечь внимание общественности от подлинного разграбления крупнейшего музея. Подставили сначала Путина, а потом Медведева, устроив глобальную проверку всех музеев России. Настоящий коллапс сковал повседневную деятельность замечательных музейных тружеников. И если раньше, приезжая в музей, я слышал: «Савва Васильевич, мы новую икону открыли! Савва Васильевич, у нас была потрясающая выставка! Савва Васильевич, посмотрите – нельзя ли эти портреты отреставрировать?», сейчас только и слышишь: «Т-сс, у нас проверка!»
   И все Швыдкому безнаказанно сходит с рук! Когда ему заниматься музейными проблемами, если он на всех телеканалах поет и пляшет?
   Это Швыдкой уничтожил «Абрамцево» вместе со своим ставленником – выпускником ватиканского иезуитского колледжа неким Пентковским. На все наши вопли о пощаде, призывы спасти «Абрамцево» отвечал горе-министр через «толерантную» третьяковскую газету «Московские новости» (меня он не напечатает, этот толерантный), что это все ложь, через полгода «Абрамцево» будет цвести и пахнуть. И вот оно раскатано, как говорится, до последнего бревнышка. И что, его кто-нибудь привлек к ответственности, шоумена Швыдкого? Убрали его сначала из министерства, потом из ФАККа, а он «всплыл» как представитель Президента по вопросам международных культурных связей. И это при том, что министр культуры Авдеев – дипломат высочайшего класса. Что может Швыдкой? Устраивать низкопробные выставки постмодернистов, позволять Марату Гельману, ненавидящему Россию, организовывать музей в Перми. Добрались они и до Перми, где в музейных фондах хранятся шедевры, чтобы насаждать мерзость и запустение.
   Сегодня Швыдкой – имя нарицательное. Он всем ужасно надоел. Почему же нельзя освободиться от его засилья? До тех пор, пока он будет править бал, творческих успехов у нас не будет! Его национальная идея – фильм «Сволочи», опера «Дети Розенталя», щедро им проплаченная, он покровительствует ерофеевым, сорокиным, шендеровичам, жванецким.
   Нынче решается судьба Третьяковской галереи. Уверен, что Союз художников России и прославленные мастера, такие, как Коржев, Жилинский, братья Ткачевы добьются, чтобы из залов Третьяковки на Крымской набережной выбросили экспериментально-экскрементальные творения постмодернистов. Они заслуживают место в многочисленных галереях современного искусства, открывающихся в Москве с помощью меценатов типа Зураба Церетели и Шалвы Бреуса. Все эти художники – необразованные, полуграмотные. Их задача – все расшатать и разрушить. И за это будет отвечать Швыдкой.
   Есть завещание Третьякова, оно вечно действует, и там есть пункт – ни в коем случае не помещать в экспозицию экспериментальные, сомнительные вещи. Если послереволюционные авангардисты, как и мой любимый Честняков, были просто «обдолбаны» болтовней о революции, о том, что она им откроет врата в рай, то по произведениям этих можно только идти в Чистилище, в смоле гореть с теми гадостями, которые они выставляют! Ну как не стыдно – каждый день какая-нибудь новая выставка! Один нашел то, другой нашел… – да ничего вы не нашли! Микеланджело нашел в «Пьете» главное, Дионисий нашел главное в своих фресках. Федотов нашел в своих картинах. Вы ничего не нашли – вы ничего не ищете!
   Все это наперсточники, как правило, полуграмотные, образования у них художественного настоящего нет, их задача – все расшатать. А зачем им Гоголь? Жванецкий есть! Он за Гоголя пошутит, а там можно и Шендеровича выпустить!
   И это все допущено Швыдким, потому что он возглавлял ведомство, Минкульт, основной канал телевидения, этот комитет – ФАКК (ведь это ж надо придумать такое название!). Уже становится очень душно от этих людей, с них сальце стекает, они все настолько благополучные, настолько в Куршевелях и всюду – им плевать на проблемы нашей культуры.
   Сколько написано писем против Швыдкого! И какие люди подписывались! И если наше руководство верит только ему, а не тем людям – а это и врачи, и физики, и инженеры, и писатели, которые для России делают больше, чем все швыдкие вместе взятые, – значит, не все здорово в нашем доме, и он пока может праздновать победу.
   Как бездарно был отмечен юбилей Гоголя. А швыдкие хлопали, издеваясь над Гоголем, который им как кость в горле.
   Швыдкие тянут страну назад. Чем хуже – тем лучше для них, потому что они – люди без роду и племени. Это мое абсолютное убеждение, за которое готов отвечать в любом суде. Умоляю руководство страны: избавьте нас от Швыдкого и иже с ним – и тогда мы возродимся. Страна наша возродится, если убрать всех этих перевертышей с палубы ее корабля.

Савва Ямщиков – реставратор всея Руси

   Мы познакомились с Савелием Ямщиковым в 1963 году, на съемках фильма «Метель». Случилось это в Суздале, куда Ямщиков прибыл по своим реставраторским делам. Мы проживали в одной гостинице. Савелий сам подошел ко мне и сказал, что у нас с ним есть общий друг – Андрей Тарковский. Я снимался у Тарковского в «Ивановом детстве», а Савва начинал сотрудничество с ним как научный консультант фильма «Андрей Рублев». Имя Тарковского было для нас духовным паролем, сигналом к единению. Савве тогда было – 25, мне – 17 лет, разница небольшая. Мы сблизились с Ямщиковым мгновенно и вскоре стали близкими друзьями, как говорится, «водой не разлить».
   На первых же шагах нашей дружбы Савелий оказал мне неоценимую услугу: помог уговорить Андрея Тарковского попробовать меня на роль колокольных дел мастера Бориски в грядущем фильме «Андрей Рублев». Этот образ ошеломил при прочтении сценария. Я загорелся желанием сыграть Бориску. Но как этого добиться, когда Тарковский и Кончаловский специально для меня написали роль ученика Андрея Рублева, Фомы, а литейщик Бориска писался с прицелом на тридцатилетнего московского поэта Чудакова. Тарковский отмахнулся от моей просьбы сделать мне кинопробу на роль Бориски, сказал, что я для этой роли мал. Не помогло и ходатайство оператора Вадима Ивановича Юсова. Тогда, как последний шанс, я использовал пособничество Саввы. Он избрал неординарный способ: сказал Тарковскому, что лучшего, чем я, кандидата на роль Бориски не найти, и поспорил с Андреем на ящик шампанского, что тот все равно меня утвердит. Так и произошло. Я всегда буду благодарен Савелию за этот судьбоносный эпизод моей жизни.
   Многие годы мы встречались с Саввой буквально ежедневно. Совершали ежевечерние рейды по ресторанам творческих домов: Дом кино, ВТО, Дом журналистов, ЦДЛ, Дом архитекторов… А глубокой ночью, когда все «дома» прекращали работать, инерция богемных посиделок частенько заносила нас в гости к Савве. Он любил быть в компании, не переносил одиночества. В холостяцких паузах: после его расставания с первой женой, болгаркой Велиной и второй – латышкой, манекенщицей Сармой, мне приходилось жить неделями, скрашивая одиночество друга, в его однокомнатной квартирке на Симферопольском бульваре. Мы проводили вместе летние отпуска: ездили на Черное море, в Кижи, в Болгарию…
   Разгульная жизнь утомляла меня, но я следовал за Саввой, как за своим Вергилием, по кругам богемного ада. Как-то я прочитал своему другу стихи, навеянные нашей тогдашней жизнью:

     Пустое время провожденье
     С элитой в дымных кабаках:
     До тошноты ночные бденья,
     Застолья в творческих домах.
     Компаний праздное веселье,
     Постель чужая, боль похмелья,
     Но обожали пикники
     Советских классиков сынки.

   Савва соглашался со мной в оценке пустоты данного «элитарного» существования, но молодость брала свое…
   Впрочем, большую часть своей жизни Савелий Ямщиков посвящал совсем иным, духовным занятиям.
   Именно Савва начал распахивать передо мной новый, неведомый и прекрасный мир: консерватория, концертные залы и театры…Мы колесили на допотопном служебном фургоне по его музейно-реставраторским делам, по просторам Святой Руси: Псков, Рязань, Печоры, Владимир, Суздаль, Новгород, Ярославль, Кострома… Я видел, с каким уважением принимают моего друга музейные работники по всей России. Сколько открыл мне мой друг провинциальных музеев, монастырей, храмов, икон… Он распахнул передо мной мир русской православной культуры. Ночевали в заштатных гостиницах, сельских постоялых домах, в древних звонницах, монастырях, в избе его друга – деревенского плотника-реставратора на Онежском озере, а иногда просто на сеновале… Пересекались с замечательными людьми земли Русской, друзьями Савелия, которые становились и моими друзьями: Лев Гумилев, писатели Валентин Распутин и Валентин Курбатов, великие артисты балета Владимир Васильев и Екатерина Васильева, дирижер Максим Шостакович, скульптор Вячеслав Клыков, псковский кузнец-ретавратор Всеволод Кузнецов, кижский плотник-реставратор Борис Елупов, гениальный кинорежиссер Андрей Тарковский и кинооператор Вадим Юсов, выдающиеся актеры Иван Лапиков и Анатолий Солоницын, прославленный фигурист Алексей Уланов, легендарный хоккеист Вячеслав Старшинов…
   Савва впервые привез меня в Псково-Печерский монастырь и познакомил с настоятелем, Архимандритом Алипием, с которым мы подружились и который фактически стал моим первым духовником. Во второй половине нашей жизни Савелий по-детски обижался, что в своих интервью я говорю только о роли Тарковского в моей судьбе и ничего не говорю о нем. Сегодня, когда его не стало, я прошу у него запоздалое прощение. Да, Андрей Тарковский, человек моей судьбы. Именно он на съемках «Андрея Рублева» повесил мне на шею первый в моей жизни православный крестик, но моим духовным восхождением безусловно руководил мой друг Савелий Ямщиков.
   Именно Ямщиков, по промыслу Божьему, стал первым в атеистическом СССР организатором масштабных выставок икон. Представить невозможно, но это было тогда, в шестидесятые годы советской богоборческой действительности. В самых престижных выставочных залах Савва Ямщиков знакомил столицу с шедеврами древнерусской живописи, издавал монографии и альбомы и первые экземпляры подписывал именно мне. На этих выставках встречались и соединялись в единый духовный поток лучшие представители советской культуры середины XX века.
   В молодости Савелий был похож на русского Фальстафа: был плотен фигурой, скрывал от окружающих свои телесные страдания. В детстве он заболел полиартритом. Всю жизнь ему было трудно передвигаться, болели ноги, но угнаться за ним было сложно даже мне, более молодому и здоровому человеку. Савелий был по-русски щедр. Денег не считал, платил за всех. Он любил сытно, вкусно поесть, выпить, ценил женскую красоту, дружеские застолья, анекдоты, песни. И в каждом застолье он затевал страстные разговоры о живописи, искусстве, литературе, поэзии, кинематографе, театре, архитектуре, политике… Он был фундаментально образован и непримиримо бескомпромиссен в отстаивании своих убеждений. Спорить с ним было невозможно: он сметал противника, как бульдозер, и с ревом двигался вперед. В суждениях об искусстве и о людях был строг и категоричен. Непримирим по отношению к врагам русской культуры и любимой им России: бросался в бой с любой нечистой силой, не соизмеряя свои возможности с административно-весовыми категориями своих противников. И всегда побеждал.
   Последние годы жизни мы встречались реже: у каждого из нас был свой участок на поле боя за Русскую культуру, свои семьи и жизненные проблемы. Мы перезванивались, горевали по поводу происходящего в нашей стране и нашей культуре. Савелий был горд тем, что я – его друг и, как он говорил, его ученик – веду наступательные бои на фронтах Международного кинофорума «Золотой Витязь». По состоянию здоровья ему трудно было совершать с «Витязем» дальние походы, но на XI МКФ в Рязань он все-таки приехал. Примчался на один день, больше не позволяли здоровье и текущие дела. Словно метеор, промчался он по рязанскому небосклону: выступил на соборной площади перед горожанами и кинематографистами с пламенной речью о Русской культуре, высказал мысли о наболевшем на пресс-конференции и перед участниками Кинофорума и умчался в Москву.
   Савва Васильевич всю жизнь совершал свое русское восхождение, свой духовный подвиг: работа реставратора и искусствоведа, выставки икон, книги и статьи, консультации художественных и документальных фильмов, ведение телевизионных программ о культуре и искусстве, соратничество с Н.С. Михалковым на поле боя Российского Фонда культуры. Академик РАЕН, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, Президент ассоциации реставраторов России… Настоящий патриот своей Родины, о котором можно сказать: «и один в поле воин», Савва Ямщиков был подлинным апостолом Русской культуры середины XX – начала XXI века. Своим бесстрашным, подвижническим служением он навсегда завоевал достойное место в пантеоне культуры Святой Руси и благодарную память потомков.

   Николай Бурляев

Савва Ямщиков Россия и бесы. Когда не стало Родины моей…