Николай Леонов, Алексей Макеев
Темная сторона закона (сборник)

Темная сторона закона

   Март – месяц капризный и коварный. То солнышко ярко светит, сосульки по зиме слезы льют, и под ногами слякоть, а то прихватит ночью морозец, и утром тротуары и мостовые такие, что только успевай реагентом обрабатывать. Ну, а там, куда у коммунальщиков руки не дошли, земля как зеркало. А если ее еще и солнышком отполирует, то машину «Скорой помощи» можно прямо на этом месте и устанавливать для постоянного дежурства.
   Вот такие невеселые мысли пришли в голову полковнику-важняку Льву Ивановичу Гурову, когда он утром выглянул в окно. Из-за низко нависших свинцово-серых туч не знаешь чего и ждать: то ли снега, то ли дождя, да и само беспросветно пасмурное небо душу не радовало.
   Настроение у Гурова соответствовало погоде, с ним он и прибыл в управление. Его многолетний верный друг и напарник, полковник-важняк Станислав Васильевич Крячко, тоже от радости не сиял, но у него, плюс к скверной погоде, была для этого еще одна причина – ему предстояло отписываться за только что раскрытое ими дело, причем одному! А вот нечего было с Гуровым спорить! Лев сразу сказал, что труп не криминальный, это чистое самоубийство, хотя все было обставлено как положено, иначе родным покойного страховки не видать. Стас же уперся и твердил, что это убийство. Дошло до того, что поспорили. Выиграл, как всегда, Гуров, а Крячко теперь, гневно сопя, корпел над бумагами. При виде Льва он хмуро бросил:
   – Тебя Петр уже искал, – и язвительно добавил: – Судя по тону, о чем-то попросить тебя хочет.
   – О нет! Только не это! – воскликнул Гуров, но – куда деваться? – пошел к начальству.
   Строго говоря, генерал-майор Петр Николаевич Орлов был для Гурова и Крячко начальником чисто номинальным, по штату, потому что дружили все трое с незапамятных лет и давно уже перестали считать, кто кому и сколько раз спину прикрывал, перед руководством выгораживал, переводя стрелки на себя, да и много чего другого было. Но вот просьбы Петра, касающиеся в основном служебных дел! Гуров уже давно заметил, что самые муторные и поганые следовали за невинной просьбой Петра, которого кто-то попросил по-дружески помочь, и начинались они с фразы: «Лева! Съезди, посмотри, что случилось. Разберись на месте – может, ничего серьезного, а люди просто зря перепугались». А поскольку интуиция у Гурова всегда была на высоте, то он ни капли не сомневался в том, что и сейчас услышит нечто подобное. И – как там в известном мультфильме сказано? – предчувствия его не обманули!
   Гуров вошел в кабинет Петра, поздоровался, как обычно, занял свое любимое место на подоконнике и спокойно посмотрел на Орлова, ожидая разъяснений, а тот крутился под его взглядом, как уж под вилами, тер и мял своими короткопалыми руками лицо, словно оно от этого могло стать симпатичнее, и упорно отказывался встречаться с Гуровым взглядом. Наконец, не выдержав молчания, он смущенно сказал:
   – Лева! Ну, не мог я отказать Генке! Ты о нем от меня слышал, генерал-лейтенант Тимофеев Геннадий Григорьевич. Он не наш – армейский. Тут понимаешь, какое дело, его, скажем так, будущая жена сейчас на обследовании в больнице, а потом ей операцию на сердце должны делать, и он при ней неотлучно находится – там своя история. Она у него внучка, дочь и вдова академиков, да и сама доктор медицинских наук. Ты представляешь себе этот дом?
   – Мини-Эрмитаж, – хмыкнул Гуров. – Ну, и чего у них увели?
   – В том-то и дело, что ничего, – развел руками Петр. – Она живет вместе с домработницей, старой, проверенной и доверенной. Член семьи, короче говоря. Ее вчера дома не должно было быть, она случайно раньше времени вернулась. Вошла, а там куча народу дом обыскивает.
   – То есть искали что-то конкретное?
   – Видимо, да. Подробностей не знаю.
   – Странно, что ее в живых оставили, – заметил Лев.
   – Да вот оставили, но предупредили: если она хоть одной живой душе расскажет, что было, ей не жить.
   – Но она все-таки позвонила хозяйке.
   – Да не ей! Не хотела ее волновать! Генке она позвонила! А тот – уже мне! – А дальше прозвучала фраза, которую Гуров ожидал услышать, едва вошел в кабинет: – Лева! Съезди, посмотри, что случилось. Разберись на месте – может, ничего серьезного, а люди просто зря перепугались.
   С трудом сдержавшись, чтобы не расхохотаться в голос, Лев язвительно похихикал, взял листок с адресом и данными домработницы и вышел, провожаемый обещанием Петра немедленно связаться с Генкой, чтобы тот ее предупредил. А что? Делать Льву, тьфу-тьфу-тьфу, пока было нечего, а этот случай его заинтересовал.

   Небольшой двухэтажный особнячок в одном из тихих переулков старой Москвы относился к тем, что в девятнадцатом веке строили для себя представители российской интеллигенции: врачи, адвокаты, писатели. Конечно, те, кто мог себе это позволить. Первый этаж был разделен надвое въездом для экипажей, справа гордо возвышалось под навесом на столбиках крыльцо парадного подъезда, а с другой стороны, симметрично ему, был более скромный вход для прислуги, но, судя по наледи, им уже давно никто не пользовался. Некогда деревянные ворота сменили на металлические с электронным замком, дверь оборудовали видеодомофоном, на окнах не только первого, но и второго этажа имелись кованые решетки, два небольших, симпатичных балкончика тоже были обрешечены, так что на первый взгляд дом был защищен от всевозможных напастей. Рядом с входом на стене красовались мемориальные доски, гласившие, что в этом доме жили: профессор Марк Самуилович Абрамов и академики Давид Маркович Абрамов, Абрам Моисеевич Штейнберг и Семен Яковлевич Водовозов, но под этой фамилией в скобках значилась и настоящая – Вассерман. Гуров нажал на кнопку и стал ждать. Довольно долго никто не отвечал, и он подумал, что следовало бы предупредить о своем визите по телефону, даже собрался было уходить, когда наконец раздался раздраженный женский голос:
   – Ну не могу я быстрее! Кто это?
   – Я от Геннадия Григорьевича Тимофеева, – ответил Гуров.
   – Удостоверение покажи! – потребовала женщина.
   Лев помотал головой, но удостоверение достал, развернул его и поднес к экрану домофона, заметив при этом:
   – Да что вы там разглядите-то?
   – Уж фамилию как-нибудь разберу, – буркнула она. – Генка-то мне сказал, кто придет.
   Дверь наконец-то открылась, и тут Гуров понял причину такой задержки – пожилая женщина самой обычной среднерусской внешности опиралась на костыль и палку.
   – Простите, Дарья Федоровна, меня никто не предупредил, что вы больны, – извинился он. – Может, я в другой раз зайду?
   – Вот именно, что больна! – выразительно проговорила она. – Причем на всю голову! Была бы здоровая, осталась бы целой! Проходи давай!
   Гуров вошел, начал старательно вытирать ноги, но женщина на это только вздохнула:
   – Не утруждайся, все равно уже натоптали! Тут вчера вечером кого только не было, и врачей привозили, и сами колготились! – Старательно заперев дверь на все замки, она повелительным тоном произнесла: – В кухню пошли! Тебя все равно чаем поить, а у меня нет сил все в столовую таскать.
   – Не беспокойтесь, я и без чая обойдусь, – попытался отказаться Гуров, но домработница решительно оборвала его:
   – Ты, Лева, со мной не спорь! И покруче тебя мужики на такое не решаются! Раз в этом доме принято гостей чаем поить, так и ты выпьешь! Тем более что он у нас хороший! Настоящий! Не порошок в пакетиках!
   Она поковыляла впереди, постанывая и охая, а Гуров – за ней, осматриваясь по дороге. А посмотреть было на что! Не дом, а настоящий филиал Третьяковки! Кухня была довольно большой и имела две двери – в коридор и столовую. Дарья Федоровна наотрез отказалась от его помощи и, прислонив костыль с палкой к антикварному шкафу, занялась чаем, а Лев присел к столу.
   – Там на столе под салфеткой пирожки, бери, не стесняйся, – предложила она. – За качество, правда, не отвечаю, не я пекла, а Верка – это Сонькина старшая. Одна она сейчас в России осталась, остальные девки в Америку съехали.
   – А зовут их, наверное, Надежда и Любовь – мать ведь Софья, – сказал Гуров, беря пирожок, оказавшийся очень вкусным, о чем он тут же и сказал домработнице.
   – Значит, научилась наконец-то, – буркнула та. – А насчет имен ты правильно понял, так их и зовут.
   – Наверное, трудно вам одной такой большой дом в порядке содержать? – продолжил Гуров светскую беседу.
   – Это когда мы всем кагалом здесь жили, маме приходилось крутиться, а как все разъехались и остались мы с Сонькой вдвоем, так теперь тут, считай, и делать-то нечего, тем более что вторая половина давно заперта.
   – Извините, Дарья Федоровна, но что это вы о своей хозяйке так фамильярно?
   – Так сестры же мы, – ответила она и, увидев изумленный взгляд Гурова, хмыкнула: – Смотри не подавись! Мы с ней молочные сестры! Мать моя ее выкормила, потому что родная-то родами умерла! Так что я в этом доме, как и она, с пеленок живу.
   – Наверное, не раз ей предлагали его продать? Такой особняк в центре Москвы дорого стоит, – заметил Лев.
   – Да уж устали этих покупателей, как мух, гонять, – отмахнулась женщина. – У Соньки целая пачка визиток лежит. И каждый все уговаривал, все просил: если надумаете продавать, то позвоните, и я вам, сколько скажете, немедленно заплачу, хотите – наличными, хотите – на счет в банке. Это Сонька, когда Семка умер, а девки разбежались, слабину дала, вот они в нее и вцепились. А потом подумали мы с ней и поняли, что ни в одну квартиру мы все это добро не вместим – веками же собиралось! Тут же что мебель, что посуда, – сплошной антиквариат. А библиотека? А картины? Репин, Шишкин, Серов, Айвазовский, Васнецов и все такое! А фарфор? А хрусталь?
   – Наверное, Вера здесь потому и осталась, чтобы со временем все унаследовать?
   – Не спрашивала, – сухо ответила домработница. – Это Сонькино дело, кому оставлять.
   Но вот чай был налит, Дарья Федоровна, кряхтя, села за стол и, устроившись поудобнее, начала рассказывать:
   – Как Сонька в больницу легла, я тут одна осталась. А вчера у Веркиного мужа день рождения был, вот она меня и попросила, чтобы я утром пришла и помогла ей все приготовить, а потом и на празднике посидела. И ведь хотела она Тольку за мной прислать, чтобы на машине привез, да я, дурища такая, отказалась. Прогуляться решила, дубина стоеросовая! Живут-то они недалеко. Ну, сдала я дом на пульт и пошла. А на полпути навернулась во весь рост! Как ничего себе не сломала, сама удивляюсь! Хорошо, люди добрые подняли и до дому довели! Вошла я и тут же словно в тиски попала. Рот мне зажали, а мужик какой-то на ухо шепчет: «Бабка! Молчи! Не доводи меня до греха! Мы не воры и не грабители. Нам просто нужно найти здесь одну вещь, которая твоей хозяйке не принадлежит. Если поняла, кивни». Кивнула я, конечно, а сама думаю, что дом-то с охраны я не сняла, так что полиция мигом тут будет. Тогда он руку от моего рта отвел, а я ему говорю: «Сынок! Все я поняла, только если ты меня сию же минуту куда-нибудь не посадишь, грех на тебе все-таки будет! Упала я по дороге, потому и вернулась». Он меня, словно пушинку, на руки подхватил, в зал отнес и на диван посадил, а потом сумку мою проверил, сотовый забрал и говорит: «Бабка! Душевно тебя прошу, сиди смирно! Если увижу, что к телефону рванула или к окну, пеняй на себя!» Ну, а я ему в ответ: «Милок! Это в твои годы, если со всей дури навернешься на льду, то вскочишь и дальше побежишь, а мне бы живой остаться». И тут… Нет, Лева, ты только подумай! Он меня еще и спрашивает: «Может, тебе лекарства какие нужны, так ты скажи, где они, я принесу». Я-то с виду вся спокойная, а внутри все дрожмя дрожит. Велела ему корвалол с кухни принести, так он и его принес, и чашку, и воду! Выпила я и сижу дальше. А они вовсю шуруют!
   – Сколько их было?
   – Пятеро.
   – Внешность запомнили?
   – Какая внешность, Лева! – всплеснула руками домработница и тут же застонала от резкого движения. – Все в масках, в перчатках, на ногах – бахилы! А одеты одинаково: в джинсы и водолазки.
   – В марте? – удивился Гуров. – Значит, машина у них где-то поблизости была. Ну, а по фигуре? Как вы думаете, сколько им может быть лет?
   – Не парни, но еще и не мужики, – подумав, ответила она. – Лет так тридцать, может, чуть больше. И фигуристые все такие, видно, что спортсмены.
   – Ну, и что дальше? Полиция приехала?
   – А вот и нет! И за что же это мы бешеные деньги каждый месяц платим, спрашивается?! А уж сколько стоило сигнализацию установить, я даже вспоминать боюсь! Ведь датчиками каждое окно, каждая дверь оборудована, и парадная, и «черная», и даже та, что во двор выходит!
   – Дарья Федоровна, разрешите, я сигнализацию посмотрю, – попросил Гуров.
   Она в ответ махнула рукой, и Лев, подойдя к окну, увидел, что сигнализация беспроводная, то есть для знающего человека заблокировать ее – как нечего делать! Вернувшись на место, он не выдержал и сказал:
   – Надо было обычную ставить! Ну, попортили бы окна и стены, зато ее так просто не отключишь!
   – Ничего, вот мужик в доме появится, пусть он этим и занимается! Много ты от двух баб захотел! Чтобы мы еще в таких вещах разбирались! – вздохнула она и стала рассказывать дальше: – И ведь до того все ловко делали, что я только диву давалась. Один шкаф осмотрели, к другому перешли, а по первому и не скажешь, что его вообще открывали! За картинами смотрели, за батареями, всю мебель перевернули и со всех сторон изучили! Все сиденья и подушки диванные длинными тонкими иглами протыкали! А тот, что меня схватил, видно, за старшего у них был. Сел он напротив меня и говорит: «Бабка! Тебе бы лечь да врача вызвать. И мы здесь надолго задерживаться не хотим. Помоги нам, и разойдемся по-хорошему». Согласилась я, и начал он мне вопросы задавать: когда в последний раз ремонт был, когда мебель передвигали, когда вторую половину дома заперли, какие комнаты жилые, а какие нет. А я ему и отвечаю, что ремонт последний еще при Давиде Марковиче был, тогда и мебель расставили, с тех пор ее не передвигали, кто же согласится эдакую тяжесть тягать? Вторую половину дома уж лет двадцать как заперли, а хозяйский кабинет – после смерти Семена Яковлевича. Да у нас из жилых-то комнат осталось только: кухня с ванной, столовая с залом, моя комната на первом этаже да Сонькина на втором. Разговариваем мы, а парни по-прежнему шуруют, за мебель фонариками посветили, снизу ее осмотрели, стремянки притащили и сверху тоже проверили.
   – Что же Вера вас не хватилась? – удивился Гуров.
   – К тому и веду! Разговариваем мы с ним неспешно, и тут у него в кармане мой сотовый зазвонил. Объяснила я ему, кто это, почему беспокоится, и, если я не отвечу, Верка сюда прибежит. И тут он… Ой, Лева! Разных я людей в жизни повидала, но таких! Достал он мой телефон, протягивает мне, а сам говорит, да таким голосом, что я от страха чуть не описалась: «Бабка! Ври, что хочешь, но чтобы здесь никого больше не было! Если тебе, конечно, ее жизнь дорога!» Честное слово, никогда в жизни мне не было так страшно! Сказала Верке, что простыла я, с вечера лекарств напилась, вот и заспалась! Так что прийти не смогу, а то еще заражу их всех, пусть она одна уж, без меня управляется. Вернула ему телефон, а он мне на все это: «Спасибо, бабка! Не люблю я без нужды грех на душу брать!» – и дальше меня расспрашивать начал. Смотрю я, парни наверх по лестнице пошли, я им и крикнула вслед: «Только в библиотеку не суйтесь! Там же книги от пола до потолка не только вдоль стен, но еще и стеллажи стоят! Вы же там на год застрянете! Что же мне, по вашей милости, здесь все это время не срамши, не жрамши сидеть?» Они на меня – ноль внимания. А потом парень этот – видно, переговаривались они между собой как-то, меня спрашивает, что в сейфе. И тут меня словно током ударило! Там же не только архив семейный, но и документы на дом да на весь антиквариат, а вот драгоценностей нет – они в банке, в ячейке хранятся, так что хоть за них мне волноваться не пришлось. Вот тут уж я взбеленилась! Обложила его матом с ног до головы и кричу: «Что ж ты, гад, мне говорил, что за чужой вещью пришел? Тебе же документы на дом нужны! А ну говори, кто тебя подослал? Кто решил не мытьем, так катаньем им завладеть? Не получилось купить, так он вас подослал!» Парень даже растерялся, а потом говорит: «Бабка! Остынь! Зачем нам ваши документы? Я тебе русским языком сказал, за чужим мы пришли! Не тронем мы ваши бумаги!» Я еще похихикала, что шиш они этот сейф откроют, а он меня совершенно серьезно заверил, что и не такие открывали. Вот я и потребовала, чтобы если уж откроют, то только в моем присутствии. И что ты думаешь? Отволок он меня к Соньке в комнату, как миленький! При мне сейф открыли! Чтоб у них, паразитов, руки отсохли! Все бумаги с фотографиями аккуратненько просмотрели, а парень меня еще спрашивает, не хочу ли я узнать, что моя хозяйка в завещании написала?
   Буркнула я ему в ответ, что на все ее воля, а в свое время я и сама об этом узнаю, если переживу ее, конечно. Так они все обратно в том же порядке сложили и сейф снова закрыли. Парень меня вниз отнес, а остальные там же продолжали возиться. Я напрямик и спрашиваю его: «Ты мне скажи, что ищешь! Может, я знаю! Если говоришь, что это не наше, то и забирайте это, к чертовой матери!» Помялся он, подумал, а потом говорит: «Бабка! Ты случайно не знаешь, твоей хозяйке никто из ее друзей или знакомых ничего на сохранение не оставлял?» Тут я не выдержала и расхохоталась! Больно было смеяться, а остановиться не могу. Хохочу как ненормальная. Он на меня смотрит и ничего не понимает. Успокоилась немного и спрашиваю: «Милок! Ты, прежде чем в этот дом войти, доски мемориальные на стене прочитал? Мы же евреи! Сталиным шуганные! Советской властью пуганные! Да никто из нас никогда в жизни ни от кого ничего на сохранение не возьмет! А если это антисоветчина какая? Или, по нынешним временам, взрывчатка или наркотики?»
   – Ну, вы-то не еврейка! – заметил Гуров.
   – А воспитывал меня кто? – возразила ему она. – Абрам Моисеевич! Он нас с Сонькой вот с таких лет, – она показала на метр от пола, – учил, что евреев считают всегда во всем виноватыми, поэтому повода лишнего никому давать нельзя! Нужно двадцать раз подумать, прежде чем что-то сказать или сделать!
   – Поверил он вам? – спросил Лев.
   – Не знаю, – осторожно пожала она плечами. – Спросил только, а не мог ли кто-нибудь что-то незаметно от нас в доме спрятать? Ну, я и объяснила ему, что гости у нас уже много лет одни и те же, новых нет. И в доме они бывают только в столовой и зале, ну и ванной, само собой. Они и в кухню-то не заходят – не по чину им.
   – И долго они здесь шуровали?
   – К вечеру управились. И вторую половину дома всю облазили, и комнаты нежилые, и ванную с кухней тоже! Меня, кстати, парень этот так на руках в туалет и носил! – рассмеялась домработница, но, тут же став серьезной, добавила: – А на прощанье он меня предупредил: «Бабка! Мы здесь ничего не украли и не сломали. Как видишь, все оставили, как было. Так что считай, что нас здесь вовсе не было. Если хоть кому-нибудь о нас скажешь, ты нам все дело завалишь, и тогда пеняй на себя – я тебя предупреждал!» И ушли они, а я на диване сидеть осталась, все ждала, когда дверь хлопнет, чтобы уж окончательно поверить, что жива осталась. Хлопнула она, да не парадная, а та, что во двор выходит! А потом услышала я, как ворота наши скрипят – ими же давно никто не пользовался. Тут уж я, про все болячки забыв, птицей к окну метнулась, но увидела только, как белая «Газель» из нашего двора выехала, грязью почти по крышу замызганная, в том числе и номер. Вот тебе, Лева, и весь сказ!
   – Так зачем же вы Геннадию Григорьевичу позвонили?
   – Будь я здорова, обегала бы все комнаты и проверила, все ли на месте, но я же шагу сделать не могла! А если кто из них себе в карман чего сунул? Здесь же каждая финтифлюшка бешеных денег стоит! Вот я и рассказала Генке, что случилось, чтобы, в случае чего, он в курсе был. Только потом уже Верке позвонила и соврала, что у меня голова закружилась и я в доме упала. Тут уж они, несмотря на праздник, все прискакали. И сами меня осмотрели – все же врачи, а потом «Скорую» вызвали и на рентген отвезли – сам-то выпивши был. А как выяснилось, что переломов и трещин нет, так я их догуливать отправила. Хотели они меня к себе забрать, да я отказалась – на кого дом брошу?
   – Ничего не пропало?
   – На первом этаже все на месте, а вот на второй я подняться не смогла. И вот что я тебе, Лева, скажу: если бы я, как и собиралась, вечером домой вернулась, то ведь и не поняла бы, что здесь кто-то побывал. Ни единого следочка не оставили!
   – Дарья Федоровна, как вам показалось, что они искали?
   – Я так думаю, что бумаги какие-то, не драгоценности. Суди сам: цветов полон дом, а землю ни в одном из горшков не проверили. С металлоискателем не ходили. Стены не простукивали. Те полки, где статуэтки и все такое, не тронули. А вот те, где тряпки всякие, альбомы и папки разные, – перерыли. Не постеснялись, паразиты, даже мой пакет со «смертным» посмотреть!
   – Перечислите мне знакомых и друзей вашей хозяйки, которые к ней в гости ходят, – попросил Гуров. – Может, причину нужно искать среди этих людей.
   Домработница начала называть фамилии, но эти люди, как и их предки, на протяжении многих десятилетий составляли цвет российской науки и культуры. Когда она закончила, Лев усмехнулся:
   – А почтальон у вас бывает?
   – А-а-а! Вон ты о чем! – покивала она. – Тут ты прав! На нас же внимания никто не обращает!
   Оказалось, что парикмахерша приходит раз месяц, чтобы их подстричь и покрасить, маникюрша и педикюрша – еженедельно, но им всем ходу дальше ванной нет – там работают. Портниха и домашний врач, профессор-кардиолог Потапов – по потребности, а адвокат появляется только два раза в год: на 8 Марта и день рождения, но с гостями за одним столом не сидит, а наведывается утром с букетом, к хозяйской ручке приложится, чаю с ней попьет и уезжает.
   Гуров сидел, задумавшись, и смотрел в окно, а потом начал рассуждать вслух:
   – Этот парень сказал «чужое». Но он мог это сделать, чтобы вас запутать, тем более что они и закрытую вторую половину дома обыскали, и нежилые комнаты. К тому же непонятно, когда это «чужое» в ваш дом попало – спрятать-то могли и сами хозяева, но очень давно. Дом-то старый! Может, здесь тайник какой есть и хозяева во время революции ценности там спрятали? Или кто-то из тех, кого сюда потом подселили.
   – Да брось ты! – отмахнулась домработница. – Дом действительно старый, только чужие здесь никогда не жили. Не уплотняли их. В этом роду все испокон веков врачами были, с практиками богатейшими, потому и смогли все эти коллекции собрать. Во-первых, до революции тут был полон дом прислуги – на первом этаже во второй половине, куда «черная» дверь ведет, жили. А во-вторых, кто правительству и чекистам хрены их, прости господи на черном слове, чинил и от разной заразы лечил? Или ты думаешь, они все были такими святыми, как мы в учебниках читали? Блудили все беспощадно! Так что Абрамовы от безделья не маялись! Вот их не трогали!
   – А не мог в их руки попасть какой-то документ? Например, во время революции или войны?
   – Ну, ты сказал! Старика-то к началу войны уже в живых не было, а Давид всю войну оперировал. И в Москве, и на фронт вылетал, и в Ленинград блокадный! Только до документов чужих ему и было! А Белла всю войну здесь с детьми провела, в эвакуацию не поехала – я так думаю, что и за добро их боялась, да и за мужа тоже, потому что многие себе во время войны новых жен из медсестер подобрали. Только из всех детей одна Катенька выжила, а остальных грипп скосил, да и она слабенькая после этого была. На ней-то потом Абрам Моисеевич и женился – он с Давидом во время войны познакомился и подружился, тоже хирургом был.
   – А этот не мог во что-то такое ввязаться?
   – Бог с тобой! Вот уж кто был жизнью зашуганный, так это он. Каждого шороха боялся! У него же всю родню в Белоруссии фашисты убили. Он войну полковником медицинской службы закончил и к Абрамовым с одним чемоданом приехал – больше некуда ему деваться было. Красивый был! Волосы густые, пышные и как смоль черные, а глаза голубые, и нос прямой. Высокий, стройный! Тридцать пять ему тогда было. Только вот недолго Катенька, Сонькина мать, счастью своему радовалась, – вздохнула домработница. – Умерла родами в 50-м.
   – А что потом в этом доме было?
   – Ну, тогда я с матери своей начну. Она у меня из подмосковной деревни, тоже всех в войну потеряла. Потом детдом, ПТУ, завод, общежитие. Она в молодости очень красивая была, я не в нее пошла, вот и соблазнил ее, совсем молоденькую, подлец какой-то да сбежал. Она с Катенькой в одном роддоме лежала, а Абраму Моисеевичу кормилица для Соньки нужна была, вот ему кто-то про нее и рассказал. Пообещал он, если она Соньку выкормит, он ей потом и с работой, и с жильем поможет, и она с радостью согласилась – куда ей было со мной на руках деваться? Так мы с ней здесь и появились. Белла суровая старуха была, как коршун, за мамой следила – у нее же от всех детей только одна Сонька и осталась. А еще мудрая, очень хорошо все наперед рассчитала. Когда мама Абраму Моисеевичу про его обещание напомнила, Белла ей и сказала: «Куда ты пойдешь? Одна, с ребенком незаконнорожденным? И главное, зачем? Оставайся здесь навсегда. Чем тебе тут плохо? Вы с дочкой сыты, одеты, обуты, живете на всем готовом. Как числилась санитаркой в госпитале, так и будешь. Станешь по дому помогать, за детьми следить». Вот мы и остались.
   – Да, действительно мудрая женщина, – согласился Лев. – Видно, она очень боялась, что Абрам Моисеевич снова женится и у ее внучки появится мачеха. Потом пойдут уже их общие дети, и Софья окажется обделенной. А так, зачем ему кого-то искать, если рядом молодая красивая женщина, которая к тому же своей грудью Софью выкормила, а значит, никогда не причинит ей зла?
   – Вот-вот! Правильно ты понял. Сошлись они потом, но в одной комнате никогда не жили – мама к нему ночью ходила, а потом обратно возвращалась. И звала только по имени-отчеству и на «вы». Но ни она, ни он никогда между мной и Сонькой разницы не делали, Белла тоже ровно ко мне относилась – понимала, что, если меня притеснять начнет, мама ведь и уйти может. Мы с Сонькой как сестры были, в одном классе учились, за одной партой все годы просидели. Сонька с детства знала, что мама ей не родная, а я – что Абрам Моисеевич мне не папа, я его, как и мама, звала. Нам по двенадцать было, когда Белла умерла. С Абрама Моисеевича она клятву взяла, что не женится он никогда, а с мамы моей – что не оставит она ни его, ни Соньку. И все это при нас, чтобы мы тоже знали. А через два года Давид Маркович вслед за ней ушел, и остались мы в этом доме вчетвером. Тут Абрам Моисеевич стал себя посвободнее чувствовать, в театры ходил, в гости. Может, и были у него какие-то женщины на стороне, но здесь они не появлялись ни разу. Закончили мы школу: Сонька – с золотой медалью, а я – на одни тройки. Она в медицинский поступила – куда же ей еще? А я на повара учиться пошла – Абрам Моисеевич посоветовал, потому чта эта профессия во все времена востребована.
   – Все правильно! И сами сыты будете, и родных накормите. Те, кто пережил войну, это очень хорошо понимают.
   – Вот и он так сказал. Потом устроил меня в «Прагу». Я вскоре замуж выскочила, а у нас с мамой к тому времени уже своя двухкомнатная «хрущевка» была, а в ней все, что надо, – Абрам Моисеевич постарался. Понимал он, что мне со временем свой угол потребуется. Только развелась я быстро – видно, дурная наследственность мне от отца перешла. Сюда я не вернулась, а там осталась. Весело жила! Вот и довеселилась до того, что детей уже иметь не могла. А мама моя так в этом доме и жила. Сонька в 76-м кандидатскую защитила и замуж за Семку вышла, в 77-м – Веру родила, потом Надьку, а там и Любку. Сонька с Семкой работали да наукой занимались, а мама моя их детей растила и дом вела. В 98-м Абрам Моисеевич слег и на руках у мамы умер, она и глаза ему закрыла. А когда нотариус завещание огласил, был скандал. Дом и прочее имущество, естественно, Соньке отошло, а вот вклады с двух своих счетов Абрам Моисеевич оставил своей жене, то есть моей маме. Тут-то все и ахнули! В том числе и я – она даже мне не сказала, что они в 93-м тайком расписались. И я поняла, почему она попросила меня прийти – знала, что начнется, вот и побоялась одна в такой момент оставаться.
   – 98-й год! Дефолт! – покачал головой Гуров.
   – Это были валютные счета, куда приходили деньги за его публикации за рубежом, – объяснила домработница. – Абрам Моисеевич умница был редкостный! Все предвидел, потому и завещал валюту, а не рубли. Ох, Сонька и взбесилась! Вообще-то она в бабку пошла. Такая же строгая, требовательная, сдержанная, но уж если прорвет, тут только держись! Орала как резаная! Мама пыталась ей объяснить, что Абрам Моисеевич сам предложил ей выйти за него замуж, потому что хотел таким образом отблагодарить за все, что она для их семьи сделала, чтобы она за него пенсию получать могла. А не говорили они ничего никому для того, чтобы пересудов не было. Сонька надрывалась, что ее отец клятву нарушил, что у нее, оказывается, пять лет прислуга в мачехах была! Что он честь семьи опозорил! Что теперь над ней все смеяться будут! Вдова академика Штейнберга – безграмотная деревенская баба!
   – По-моему, она погорячилась!
   – Да не то слово! Тем более что мама к тому времени не только школу вечернюю закончила, но и заочно институт культуры. И не меньше, чем половину библиотеки здешней прочитала. А тогда мама моя побледнела как мел и ответила ей: «Я тебя своей грудью вскормила. Когда ты болела, ночей возле тебя не спала. К тебе, как к родной, относилась. Дочерей твоих вырастила, как собственных внучек. А оказывается, все эти годы я была для тебя просто прислугой! Спасибо тебе! Не ожидала, что так отблагодаришь меня за мою любовь и заботу! Ноги моей в этом доме больше не будет!» И пошла вещи собирать, а Сонька, дура, ей вслед крикнула: «Тебе за это деньги платили!» Мама даже не обернулась, а просто бросила через плечо: «А ты попробуй купить любовь в другом месте. Может, дешевле обойдется!» Посмотрела я на сестрицу свою молочную, плюнула и вслед за мамой ушла.
   – И после всего этого вы сюда вернулись?! – воскликнул Лев.
   – Пожалела дуру, – буркнула Дарья Федоровна. – Мы тогда с мамой вместе жить стали. Она пенсию за Абрама Моисеевича себе оформила – ох и большая же она получилась! А потом еще и валюта в банке. Привела она себя в порядок, приоделась и стала жить для себя. И за границу ездила, и в санаториях Академии наук отдыхала, где у нее, между прочим, даже ухажеры были. Она ведь еще женщина интересная была, начитанная, в искусстве и музыке разбиралась – не среди дураков же необразованных всю жизнь прожила. Я тоже не бедствовала, жила в свое удовольствие. А потом Сонька появилась, загнанная, измученная, издерганная, и начала на жизнь жаловаться: что в доме кавардак, потому что там никто ничего сделать не успевает, а если и пытается, то руки не оттуда растут, и все еще хуже становится, что деньги непонятно куда деваются, что питаются они черт-те как. Они с Семкой действительно к реальной жизни совершенно не приспособлены. В общем, полная катастрофа по всем пунктам. Мама к ней даже не вышла, так Сонька стала через дверь умолять ее вернуться, плакала, прощения просила, говорила, что сама себя прокляла за те слова, только что на коленях не стояла. А мама ей через дверь же ответила, что вдова академика Штейнберга прислугой быть не может по определению, а после Сонькиных слов былой любви к ней и ее дочкам у нее уже не осталось, потому что даже девчонки, которых она с пеленок вырастила, ни одна за нее не заступилась, так что бабушкой, как раньше, она им быть не может. Поняла Сонька, что мама ее никогда не простит, и опять начала мне рыдать, что наняли бы они домработницу, но ведь опасно в такое страшное время чужого человека в дом пускать, может грабителей навести, хорошо, если сами они в живых останутся. А Верка, дурища, которая тогда еще в первом «меде» училась, по залету замуж выскочила и дочку Ирку родила, да только уже развестись успела и обратно домой вернулась. Вот на это-то я купилась – уж очень мне захотелось с малышом повозиться, пусть и не со своим. Мама против была, но я все для себя решила. Ушла с работы, перебралась сюда, а тут! Испаскудили дом так, что плюнуть противно! И стала я тут свои порядки устанавливать! Всех работать заставила! Гоняла беспощадно! Если что не по мне, тут же заявляла: «Я вас не устраиваю? Все! Разговор окончен! И можете не провожать, я знаю, где выход!»
   – Да-а-а! Строили вы их всех тут безжалостно! – рассмеялся Лев.
   – А я не моя мама! Ездить на себе никому не позволю! Девки брыкаться попробовали, так у меня рука тяжелая, не посмотрю, что переходный возраст или трепетная юность, такой подзатыльник отвешу, что долго в ушах звенеть будет. В общем, довела я дом до ума, на рельсы поставила, и поехали мы все дальше. Нормально жили. Верка потом второй раз замуж вышла и к Тольке жить ушла. Серьезный человек, тоже врач, постарше ее будет, сейчас уже двое своих у них, но Ирку он никогда не обижал. Надька замуж вышла и тоже отсюда ушла. Но не за врача – он по компьютерам специалист, толковый парень. Одна Любка здесь с нами осталась. Потом Семка умер.
   – А от чего? Он ведь еще не старый был. – Домработница поджала губы и отвернулась. – Дарья Федоровна! Раз пошла такая пьянка…
   – Да чего уж! – вздохнула она. – В общем, ты уже понял, что Сонька – баба властная, требовательная, девчонок в ежовых рукавицах держала. А Семка подкаблучником всю жизнь был, но дочки его больше любили, потому что он мягче, добрее, играл с ними, возился.
   – Потому и ушли отсюда к мужьям, чтобы из-под материнской власти вырваться?
   – Правильно понял. В гости забегали частенько, чтобы вкусненького поесть, но жить тут ни одна не захотела, хотя места на роту хватило бы. А тут задурила Семке голову какая-то девка. Не знаю, то ли действительно любовь – он ведь мужик веселый был и не урод, то ли раскатала губенки на дом, коллекции и все остальное, думала, что при разводе все поровну делиться будет. Но если второе, то зря, потому что все это – Сонькино имущество и в наследство получено. И вот Семка заявил ей, что подает на развод, потому что любовь свою большую встретил, а девушка эта беременна и обязательно долгожданного сына ему родит. Видно, действительно он ее полюбил, раз Соньки не побоялся. Она была в ярости! Ну, гулял бы себе потихоньку, а разводиться-то зачем? Любви между ними никогда особой не было, но ведь столько лет вместе прожили! Поговорила она с подругами, и Тонька прислала ей своего адвоката, который в свое время помог ей при разводе у мужа все отсудить.
   – Он теперь с визитами два раза в год приезжает? – уточнил Лев.
   – Ну да! Овчинников Владимир Николаевич. С виду – холеный, вальяжный, голос бархатный! Но прохвост, каких мало!
   – Адвокату другим быть не положено, иначе ничего не добьется, – усмехнулся Гуров. – Только что-то я среди адвокатов первого эшелона такого не знаю.
   – Тебе виднее! – отмахнулась она. – Поговорил он с Сонькой и пообещал с разлучницей разобраться, а мужа назад в семью вернуть. Что уж он сделал, не знаю, но действительно вернул, а та девка из Москвы сбежала, даже адреса не оставила. А Семка сломался! Ходил пришибленный, словно побитая собака с больными глазами. Девки отца сразу простили, а вот Сонька – нет! Он у нее прощения просит, а она его в упор не видит и все упирает на то, что он чуть не опозорил всю семью. Вот и довела его до инфаркта! О чем они говорили, не знаю, только вдруг она дурным голосом заорала: «Сема! Что с тобой?» Прибежали мы с Любкой, он на полу лежит, а она – в кресле сидит и за сердце держится. Не спасли его! – вздохнула домработница. – А у Соньки с тех пор серьезные проблемы с сердцем начались. А как же им было не начаться, если все девки в один голос ей заявили, что это она их отца убила? Они ведь его очень любили! Все грехи Соньке припомнили, и то, что она бабушку, как они мою маму называли, обидела! Верка с тех пор сюда только по большим праздникам наведываться стала, а Надька с Фимой, с которым после похорон отца Любка жить ушла, стали в Америку собираться. Давно его туда сманивали – уж очень ценный он специалист, оказывается, да вот только Надька все сомневалась, ехать или нет, а он во всем ее слушается. А уж после такого и она решилась! Как уж Фима договаривался, не знаю, но Любку они взяли с собой. Попрощаться, правда, зашли, но в аэропорт просили с ними не ездить. Когда они ушли, Сонька мне сказала, что я одна ее не бросила. А я ей: «Куда же мы с тобой друг от друга денемся? Как выросли вместе, так и стариться вместе будем!» С праздниками ее девки, конечно, поздравляют, но и все! Могла бы Сонька еще научной работой заниматься, преподавать, да вот только не хочет она уже ничего.
   – Ваша мама ее так и не простила?
   – Она о Соньке даже слышать не хочет. Девки-то к ней на поклон ездили, объяснили, что матери они побоялись, вот и не вступились тогда за нее. Так что на них она зла не держит. Верка и сейчас к ней шмыгает.
   – Ваша мама еще жива?
   – Живехонька! И, ты только не смейся, за академиком Шестопаловым замужем. В санатории они познакомились, сошлись, а потом и расписались. Живут душа в душу. Кстати, вот они-то с Фимиными родителями и Веркой с Толькой Надьку с Любкой в аэропорту и провожали! Верка говорила: слез было! Мама все просила девок хоть на похороны ее приехать. Между прочим, Сонька с Генкой тоже в санатории встретились, и она вроде немного ожила. Интерес к жизни появился. Здоровьем своим занялась, поняла, что не все для нее закончено. Дай-то бог! Может, еще все и наладится! И Верка сердцем смягчится, и Надька с Любкой обратно вернутся.
   – Не хочу вас расстраивать, но что-то не приходилось мне слышать, чтобы из Америки обратно в Россию ценные специалисты возвращались, – заметил Лев. – А что собой представляют мужья Сониных дочерей?
   – Тебя ведь интересует, были они здесь или нет? – спросила она. – Ну, первый Веркин – пустельга, но красивый, Ирка, кстати, в него пошла. В квартире его бабки они жили, а сюда его Сонька и на порог бы не пустила – не верила ему, только из-за беременности Веркиной на этот брак согласилась. Так что если и был, то только в гостях, и всего пару раз. Второй у нее – Толька Аронсон, гинеколог, своя клиника у него. С характером человек, но под Веркину дудку пляшет, так что только в гости приходили, и все! Да и квартира у него своя большая. У Надьки муж – Фима Гольдберг. Родители – заслуженные врачи, в Москве известные, а он вот по их стопам не пошел. Ну, что о нем сказать? У него в башке одни программы да компьютеры, ничем больше не интересуется. В гости они, конечно, приходили, только он как сядет за стол, так смотреть противно: думает о чем-то непонятном, а сам не замечает, что ест, вот и старайся после этого. А Любка своих парней сюда не водила – мать запретила. Молодежь нынче ушлая пошла, еще сопрут чего-нибудь! А под замок здесь никто никогда ничего не прятал. Все!
   – То есть никто из этих мужчин ничего тут спрятать бы не мог? – спросил Лев, и домработница кивнула.
   Гуров задумался: то, что «ниндзюки» не оставили в доме никаких следов своего пребывания, говорило о том, что поработали специалисты экстра-класса, услуги которых стоят столько, что количество нулей теряется в далеком далеке, и просто так этих профи не нанимают. Что же в этом доме могло быть спрятано такое, что его находка с лихвой окупала любые затраты? Что это за бумаги? Лев вдруг понял, что совершил колоссальную ошибку, не включив антипрослушку. Эти люди, конечно, предупредили «бабку», чтобы она никому ничего не говорила, но не могли это не проконтролировать и наверняка установили где-то «жучок». Таким образом, они уже в курсе не только того, что она позвонила Геннадию Григорьевичу, но и слышали все, что она рассказала Гурову. Нужно было как-то, причем немедленно, обезопасить домработницу. Поскольку к Вере она категорически отказалась уйти еще вчера, чтобы не бросать дом без присмотра, Лев нашел другой выход из положения и попросил:
   – Соедините меня с Геннадием Григорьевичем.
   – Да вот тебе его номер, – достала свой сотовый домработница и, найдя нужный номер, протянула телефон Льву.
   Гуров со своего телефона позвонил Тимофееву и, когда тот ответил, сказал:
   – Геннадий Григорьевич! Это полковник Гуров…
   Но тот не дал ему продолжить и рявкнул:
   – Господин генерал-лейтенант!
   Лев на это только поморщился, потому что обеими ногами наступил на те же грабли, на которых обычно «танцевали» другие – он и сам вот так же обрывал, бывало, собеседника, требуя, чтобы к нему обращались «господин полковник».
   – Хорошо, – нехотя согласился он. – Господин генерал-лейтенант!
   Но тут уже вмешалась Дарья Федоровна. Она властным движением выхватила у Гурова телефон и рявкнула в него не хуже генерала:
   – Генка! Пень старый! Ты, твою мать, чего выкаблучиваться вздумал? Человек пришел с дорогой душой нам доброе дело сделать, а из тебя дерьмо поперло! Ты свой гонор окороти! Ты Соньке еще не муж! А если так себя вести будешь, то и не станешь никогда! Не хватало, чтобы ты еще меня, старую, заставил по дому строевым шагом ходить! Это ты когда-то был генерал, а теперь пенсионер! А он настоящий полковник! Вот и говори с ним уважительно! Иначе я тебя в следующий раз с крыльца спущу! Все ступеньки пересчитаешь!
   Лев слушал ее и едва удерживался от того, чтобы не рассмеяться – вот такого начальственного разгона, причем не от министра обороны, а от домработницы, Тимофеев никак не ожидал. А может, и ожидал, потому что уже успел с ней познакомиться, да вот только не предусмотрел, что Гуров может при ней разговаривать. Дарья Федоровна вернула Льву телефон, и тот уже из чистой вредности сказал:
   – Господин генерал-лейтенант!
   Но Тимофеев опять его перебил, буркнув:
   – Да ладно тебе! Ты по отчеству случайно не Иванович?
   – Сын! – кратко ответил Лев, хорошо зная, что за первым вопросом непременно последует второй: а не сын ли он генерал-лейтенанта Гурова.
   – Так, значит, я тебя еще мальчишкой помню, – обрадовался Геннадий Григорьевич. – Мы же с твоим отцом одно время вместе служили! Шустрый ты был, сообразительный!
   – Говорят, и сейчас не дурак, – хмыкнул Лев и предложил: – Давайте к делу! Я выслушал Дарью Федоровну, все выяснил и пришел к выводу, что сюда пришли по ошибке. – Тут Дарья Федоровна вскинулась и возмущенно уставилась на него, но Лев так многозначительно посмотрел на нее, что она замерла, а потом понятливо покивала. – Как мы выяснили, в доме ничего не пропало и ничего не сломано, то есть ущерб никакой не нанесен. Следов взлома или какого-либо присутствия в доме посторонних лиц не обнаружено, поэтому даже незаконное проникновение сюда пристегнуть никак нельзя. Дарья Федоровна, слава богу, жива и здорова. Таким образом, искать этих людей нет никаких оснований, да и без толку, только время зря потратим. С таким же успехом можно ловить ветер в поле – это профессионалы наивысшей квалификации. Господин генерал-лейтенант, вы никому не говорили о том, что вам вчера рассказала Дарья Федоровна? Наш общий знакомый не в счет.
   – Язва ты, Лева! – недовольным голосом отозвался тот. – Мог бы и по имени-отчеству обратиться. А вопрос задал глупый! Конечно, никому ничего не говорил! Я – человек военный, и что такое секретная информация, лучше тебя понимаю.
   – Так вот, чтобы нам с вами не рисковать жизнью Дарьи Федоровны, я вам настоятельно советую и в дальнейшем никому, в том числе и Софье Абрамовне, ничего не говорить, а то поделится она этой новостью со своими приятельницами, и пошло-поехало. А уж в том, что сама Дарья Федоровна никому ничего не скажет, мы можем быть уверены – это же в ее интересах.
   – Ну и слава богу, что все обошлось, – с облегчением вздохнул Тимофеев. – Теперь главное, чтобы Сонечку удачно прооперировали. Отцу привет при случае передай!
   – Обязательно, – пообещал Гуров.
   Когда он отключил телефон, Дарья Федоровна кивком показала на лежавшую на столе газету, на полях которой очень неумело было изображено какое-то насекомое, долженствовавшее обозначать «жучок», и Лев кивнул. В глазах домработницы появилось тако-о-ое злорадное выражение, что он не выдержал и усмехнулся, пытаясь понять, как она собралась мстить «интервентам»: ругаться матом с утра до вечера или во весь голос распевать русские народные частушки, изобилующие тем же матом, но жизнь тем медом точно не покажется.
   – Ну, вот и все, – сказал он, поднимаясь. – Все обошлось, живите дальше спокойно, лечитесь и выздоравливайте! Если вдруг моя помощь потребуется, то звоните, не стесняйтесь, – и протянул ей визитку, потому что эта женщина очень ему понравилась. А еще она очень сильно напомнила ему вырастившую его Клаву, которая в их доме тоже считалась кем-то вроде домработницы, а на самом деле была главой семьи, и, когда умерла, они осиротели.
   – Бог даст, не понадобится, – ответила Дарья Федоровна, но визитку убрала в карман. – Ну, пошли, провожать тебя буду – замки-то надо запереть.
   Они медленно дошли до двери, Гуров надел куртку и совсем собрался было выйти, как она, поманив его пальцем, чтобы он наклонился пониже, зашептала ему в ухо:
   – Я чего вскинулась-то? Вспомнила, что, когда на диване сидела и прислушивалась, краем уха услышала, как один парень сказал другому: «Ну, вот! И здесь пусто!» Ты уж прости, что сразу не вспомнила.
   Услышав это, Гуров застыл – значит, эти профи обыскали не только этот дом, но и еще чьи-то, только в тех случаях хозяев не было дома, вот они ничего и не заметили. Кивнув Дарье Федоровне, показывая, что все понял, Гуров громко попрощался с ней и вышел. Постоял на крыльце, слушая, как за дверью гремят многочисленные запоры, а потом спустился к машине, сел и поехал на работу, думая по дороге: что же такое невероятно ценное ищут эти «ниндзюки»?
   Приехав в управление, Лев сразу пошел к Орлову – сложившаяся ситуация ему категорически не нравилась. Один раз, когда эти парни на старуху налетели, обошлось, а если вдруг домой не вовремя вернется другой человек и вздумает скандалить, то ведь и до трупа недалеко. Орлов внимательно выслушал Льва, а потом спросил:
   – У тебя есть хоть какие-нибудь соображения насчет того, что они ищут?
   – Петр! Это может быть все, что угодно, хоть карта зарытых пиратских сокровищ! Ясно только одно: это действительно какие-то документы, причем в оригинале, а не на носителе, потому что карту памяти или флэшку в этом огромном доме можно заныкать так, что никакие специалисты не найдут. Но там бумаг, видимо, нет, потому что искали очень профессионально!
   – Отсюда второй вопрос, что это за профессионалы и откуда взялись? – сказал Орлов. – Таких специалистов за месяц на ускоренных курсах не подготовишь, таких годами выращивают! Этим, ты говоришь, где-то по тридцать, ну, плюс-минус пять лет. То поколение, которое из КГБ, ГРУ и прочих спецслужб ушло, когда их светлые головы, – он потыкал пальцем вверх, – разогнали, постарше будет. Кто же тогда новые кадры готовит? И где? И для чего? И для кого?
   – А вот об этом пусть у тех же светлых голов, – Гуров тоже потыкал пальцем вверх, – голова и болит! Сами наворотили, пусть сами и расхлебывают! Мы сыскари, к спецслужбам отношения не имеем! Эти профи криминалом не балуются, потому что иначе уже у нас бы голова болела. И при их подготовке это была бы такая головная боль, что проще застрелиться. А у них другая работа, и какая именно, меня не интересует! В данном конкретном случае состава преступления нет! А на нет и суда нет! Дальше копаться в этом деле я не буду, чтобы Дарье Федоровне не навредить – ты себе не можешь представить, какая это чудная бабка! Засим разрешите откланяться! Честь имею!
   Гуров пошел к двери и услышал, как Орлов бросил ему в спину:
   – Если ты не будешь заниматься политикой, то политика займется тобой. Ты не помнишь, чьи это слова?
   – Вот когда займется, тогда и буду думать, – повернувшись в дверях, ответил Лев. – Только я не советовал бы ей со мной связываться – целее будет!
   В их кабинете Стас старательно корпел над бумагами. Лев присоединился к нему, потому что от работы никуда не денешься, если новых дел нет, то по старым нужно хвосты подчистить.
   Затишье длилось два дня, а на третий позвонила Дарья Федоровна, причем ее голос Гуров узнал с трудом – так она хрипела.
   – Ох, а почему мне кажется, что народное песенное творчество вам на пользу не пошло? – усмехнулся он.
   – А чего мне не развлекаться, когда я дома одна? – рассмеялась та.
   – Шутки в сторону! Что-то случилось? Надеюсь, не с вашей сестрой? – называть вслух чьи-то имена Лев поостерегся – береженого и Бог бережет.
   – Слава богу, нет! Хотя что-то подозрительно долго тянут они с операцией, говорят, что подготовить Соньку надо, чтобы никаких осложнений не было. Была бы я ходячая, так мигом бы из них все вытрясла, а сейчас ведь и не доберусь туда сама.
   – Вы откуда звоните?
   – Со двора, да еще и с Иркиного телефона – конспирацию блюду. Тут вот какое дело. С Тонькой беда, в больнице она с сотрясением мозга лежит. Не вовремя домой вернулась. Она Соньке позвонила, чтобы на жизнь пожаловаться, да Генка им толком поговорить не дал – он же у Соньки в палате с утра до вечера торчит. Сонька просила меня Тоньку навестить, да я отговорилась тем, что сама заболела, но по телефону у Тоньки кое-что выспросила. Украсть у нее ничего не украли, больше разбросали да набезобразничали. Уж не знаю, надо тебе это или нет, но заявление в полицию она написала. А фамилию ее я тебе называла.
   Вот это новость! Гуров глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а потом искренне проговорил:
   – Мудрая вы женщина! По-моему, вы тоже в бабушку пошли.
   – Я не мудрая, а любопытная! Интересно же, из-за чего весь сыр-бор разгорелся.
   Лев просмотрел сводку происшествий за сутки – и точно! Незаконное проникновение в жилище гражданки Чистяковой Антонины Николаевны, где она подверглась нападению неустановленных лиц, дело завело райуправление полиции. Лев немедленно отправился к Орлову и прямо с порога заявил:
   – Петр! История повторилась! На этот раз с подругой Софьи Абрамовны – тоже не вовремя домой вернулась. А давай-ка я к этому делу подключусь.
   – Такая мелочовка тебе не по рангу, подозрение вызовет, – возразил Орлов.
   – А кто нам мешает сказать, что это серия? – предложил Гуров. – Запроси данные по аналогичным преступлениям за последний год, и кто нам тогда что скажет?
   – Вообще-то, это идея, – подумав, согласился Петр.
   – Тогда я сейчас в райуправление, потом в больницу, а ты тем временем распорядись, – попросил Лев.

   В райуправлении загнанные жизнью и службой опер со «следаком», оба не моложе самого Гурова, но в звании капитанов, изумленно посмотрели на него, потому что полковнику-важняку из Главка такое дело было явно не по чину, но Лев развел руками и объяснил:
   – Серия, господа! К тому же личность потерпевшей! Было указание приложить все силы, но супостатов найти!
   Вздох облегчения, раздавшийся вслед за его словами, чуть не сбил его с ног. Перекинуть на «варяга» из Главка откровенный «глухарь» – это ли не самая сладкая мечта «районника»? А потом смотреть, как он вертится, словно черт в рукомойнике, и тихо млеть от чувства полного и окончательного отмщения за свои несбывшиеся надежды, ибо кто же не мечтал в молодости достичь таких же высот? А тут эта живая легенда МУРа хлопнется в лужу! Да прямо в парадном мундире! Да со всеми орденами! И тогда можно считать, что жизнь прожита не зря! Будет что в старости вспомнить со злорадной усмешкой и внукам рассказать!
   Гурову даже смотреть в сторону приободрившихся от его слов мужиков не надо было – они такие мощные флюиды злорадства испускали, что воздух завихрился и пыль поднялась. Тощее уголовное дело Лев открывать не стал, а начал тут же допрашивать «районников», да так, что они очень скоро взмокли и от его сыпавшихся один за другим вопросов, а главное, от его понимающего взгляда. Тут-то они и поняли, что рано обрадовались, потому что думать-то будет он, а вот ножками придется бегать уже другим. Когда оба окончательно и бесповоротно выдохлись и, обреченно переглядываясь, вытирали лицо мокрыми носовыми платками, Лев сказал:
   – Итого! Что мы имеем в «сухом» остатке. Вчера в 12.42 в дежурную часть ГУВД поступил вызов от одиноко проживающей гражданки Чистяковой, которая сообщила, что, вернувшись домой, в своей собственной квартире подверглась нападению грабителя либо грабителей, один из которых, ударив ее, привел в бессознательное состояние. Когда она очнулась, в квартире никого уже не было, а все вещи были разбросаны. Наряд прибыл к ней в 13.04 – долго добирались, могли бы и побыстрее в такой дом приехать! Застали на месте не только потерпевшую, но и врачей «Скорой помощи». Вызвали следственную бригаду, которая тоже не спешила на место происшествия…
   – А нам не разорваться! – буркнул опер.
   – Но из-за этого гражданке Чистяковой пришлось временно отказаться от госпитализации! – с нажимом произнес Гуров. – Потому что врачи «неотложки» тоже не могли до вечера у нее сидеть. С помощью приехавшей дочери гражданки Чистяковой было выяснено, что грабитель или грабители ничего похитить не успели. Заключение экспертов по пальчикам и всему прочему еще не готово, поквартирный обход не произведен, охранник, дежуривший вчера в подъезде, не допрошен, запись с камер видеонаблюдения не изъята. Отсюда вопрос: ребята, вам погоны жмут?
   – Товарищ полковник! – чуть не взвыл «следак». – Так ведь ничего же не украли!
   – А то, что гражданка Чистякова по головушке получила и вечером была госпитализирована с сотрясением мозга, это как? С врачами кто-нибудь говорил? Может, там тяжкие телесные – дама-то немолодая? А незаконное проникновение в жилище?
   – Товарищ полковник! Можно подумать, что вы никогда на «земле» не пахали! – возмутился опер. – У нас таких дел – вон, целая полка! А работать кому? Все переаттестация, мать ее! Стариков знающих убрали, а сопляков набрали! Да ладно бы хоть еще толковых, которые учиться хотят! Так ведь те пришли, причем по блату, кто на большую зарплату позарился, а на работу клал с прибором!
   – Ты мне жалостливые песни не пой, соловушка! – отмахнулся от него Гуров. – Я сюда не с Луны прилетел! И что творится, не хуже тебя знаю! Но хоть необходимый минимум-то нужно было сделать! У нас потерпевшая – бывшая жена известного писателя Стефанова, и подруги с друзьями у нее такие, что все ваше управление словно ураганом снесет! Это она пока только в колокольчик звякнула, а вот когда колокола громкого боя грянут, так вы как наскипидаренные носиться будете! И лучше вам этого момента не дожидаться! Так что впрягайтесь и пашите! А я к потерпевшей в больницу! И чтобы к моему возвращению первые результаты уже были!
   Опер со «следаком» проводили его хмурым взглядом, потом переглянулись и поняли, что миг окончательного и бесповоротного торжества над «варягом» отодвигается в очень необозримое будущее.

   В «склифе» Гуров первым делом поговорил с врачами и выяснил, что состояние потерпевшей практически удовлетворительное, сотрясение мозга под большим вопросом, так что она могла бы и дома отлежаться. Но Антонина Николаевна – дама излишне нервная, опять же, адвокат ее тут присутствует, так что, с одной стороны, держать ее здесь вроде бы и незачем, но, с другой стороны, пусть уж полежит пару деньков, от греха подальше.
   В палате потерпевшей Гуров действительно увидел рядом с кроватью Чистяковой до того вальяжного господина лет пятидесяти, что мгновенно понял, почему домработница назвала его прохвостом – только очень гнилой человечишко будет себя до такой степени холить и лелеять, чтобы никто за внешним лоском не разглядел его истинную сущность. Лев пододвинул поближе к кровати другой стул, сел и представился. Овчинников тут же достал свою визитку и протянул ее со словами:
   – Не приведи господи, понадобится. Тогда, милости прошу, помогу, чем смогу. – И спросил: – Лев Иванович, поймите меня правильно, но не могли бы объяснить, чем вызван интерес офицера столь высокого ранга к рядовому преступлению?
   – Серия, Владимир Николаевич! – ответил Лев. – Не только Антонина Николаевна пострадала, но и очень многие не менее значительные персоны.
   – Ох и хлопот у вас будет! – сочувственно покачал головой адвокат. – Но зато мы с Тонечкой можем быть уверены, что уж вы-то во всем разберетесь. А то ведь из райуправления сюда даже не пришел никто, чтобы показания снять.
   – Видимо, они посчитали, что наша больная еще слишком слаба для этого, да у них сейчас и другой работы по этому делу много, вот я сам и пришел, чтобы побеседовать. Вы согласны, Антонина Николаевна?
   – Да, – с готовностью согласилась та. – Вы не против, если при нашем разговоре будет присутствовать Володя?
   – Конечно нет, – кивнул Лев. – Итак, Антонина Николаевна, опишите мне ваш вчерашний день.
   – Я была на даче за городом, а вчера утром решила вернуться в Москву, – начала она.
   – Как я понимаю, это решение возникло у вас внезапно?
   Она замялась, но Овчинников, тихонько рассмеявшись, сказал ей:
   – Тонечка! Не надо ничего скрывать от Льва Ивановича! Он же тебе помочь хочет! – Она упрямо молчала, и тогда он сам объяснил: – Мы с Тонечкой давно уже просто друзья, и у нее нет от меня секретов. Дело в том, что у нее не столь давно появился близкий друг, намного моложе ее. Как вы понимаете, она хотела быть уверена, что ни с кем не делит его внимание, и попросила меня навести справки, что я и сделал. Выяснил, что этот человек недостоин ее благосклонности, о чем и сообщил ей по телефону. Как оказалось, она в то время была вместе с ним на даче. Произошел скандал – Тонечка у нас дама впечатлительная, неверный был немедленно изгнан, а она решила на следующий день вернуться в город, хотя планировала пожить на даче подольше. Но одной ей там было скучно, а поскольку она сама водит машину, то и приехала.
   – Ну, и чего было скрывать? – удивился Гуров. – Только вот данные этого бойфренда мне надо было бы получить.
   – Вы думаете, это он навел? – спросил адвокат.
   – Надо проверять все версии. Может оказаться, что случай Антонины Николаевны в серию как раз не вписывается, – объяснил Лев.
   Чистякова продиктовала Гурову все данные на бывшего любовника и начала рассказывать:
   – Я провела практически бессонную ночь, была очень расстроена всем произошедшим, а тут еще невероятно скверная дорога. Я ехала медленно, ужасно устала, и единственное желание было: принять ванну, немного выпить, поделиться с подругами своим горем, а потом лечь спать. Я оставила машину в подземном паркинге нашего дома и оттуда на лифте поднялась к себе на этаж. Знаете, когда до цели остается совсем чуть-чуть, человек невольно расслабляется. Это сейчас я вспоминаю, что наружная дверь была закрыта только на один замок, хотя я всегда запираю на один, а бойфренд на два.
   – Простите, что перебиваю, в вашей квартире есть охранная сигнализация? – спросил Гуров. – И если есть, то какая?
   – Конечно, есть, – кивнула она. – Самая обыкновенная. Володя мне объяснил, что так надежнее, и я, уходя, всегда сдаю квартиру на пульт.
   – Ваш бойфренд знал пароль?
   – Нет, – усмехнулась Антонина Николаевна. – Даже моя глупость все-таки имеет предел. Он в этой квартире не был ни разу – я, знаете ли, дорожу своим именем, мы встречались только на даче. Так вот, едва я открыла дверь, как меня словно вихрем в коридор внесло, и больше я ничего не помню. Когда очнулась, оказалось, что лежу на полу там же в коридоре, голова ужасно болела, но я все-таки встала и прошла в комнату. Там творилось нечто невообразимое! Разбросано было все! Я немедленно вызвала полицию, потом «Скорую помощь» и позвонила дочери, чтобы она приехала, но она с мужем живет за городом, поэтому добиралась довольно долго. Врачи приехали быстро, хотели меня тут же забрать в больницу, но мы должны были сначала дождаться полицию. Прибывшие два мальчика не внушали мне ни малейшего доверия, и я не рискнула оставить квартиру на них, а медработники не могли ждать бесконечно и уехали. Наконец прибыли настоящие полицейские, а вскоре и моя дочь. Она снова вызвала «Скорую» и осталась там с полицейскими, а меня привезли сюда. Конечно, можно было бы и в частную клинику поехать, но «склифу» в подобных случаях я доверяю больше.
   – Насколько мне известно, у вас ничего не похищено?
   – Да, все деньги и драгоценности я держу только в сейфе, а они, видимо, не смогли его открыть – там очень сложный замок, да и шифр непростой. Я заглянула туда, все оказалось на месте.
   – Оказалось или показалось? – уточнил Гуров.
   – У меня не было сил проверять, я просто глянула, по крайней мере, все лежало на своих местах. Особо ценного антиквариата у меня нет, библиотека без раритетов. Так что прийти могли или за деньгами, или за драгоценностями.
   Тут у Овчинникова зазвонил сотовый. Извинившись, он отошел в сторону, поговорил, а вернувшись, сказал:
   – Тонечка! Прости, но мне надо бежать. Поправляйся, моя хорошая.
   Поцеловав ее в щеку и простившись с Гуровым, адвокат ушел, а Лев, когда за ним закрылась дверь, недоуменно заметил:
   – Простите за бестактность, но мне кажется, что Владимир Николаевич, который к вам так хорошо относится, подошел бы на роль близкого друга гораздо лучше кого-нибудь другого. Может быть, вы напрасно отвергли его ухаживания?
   – Лев Иванович! Я могу ответить, но вы после этого будете дурно обо мне думать, – засмеялась Чистякова.
   – Никогда! – заверил ее Лев.
   – Со святыми скучно! – тихо произнесла она.
   – Святых нет! – заговорщицким тоном прошептал Гуров.
   – Есть! И вы только что с одним из них познакомились!
   – Знаете, если бы было время, я бы с удовольствием пообщался с ним поближе, но, увы, дела не позволяют. А как вы сами с ним познакомились, если не секрет?
   – Нас познакомила Валя, жена профессора Потапова – он их в свое время очень выручил, когда их балбес связался с одной приехавшей покорять столицу провинциалкой. Девица была совершенно не нашего круга, без образования, но хваткая, алчная, умная, знала, чего хочет в жизни, и в средствах не стеснялась. Вот их «пентюх домашнего производства» и показался ей легкой добычей. Не представляю себе, как бы они от нее отбились, если бы не Володя. Он выяснил всю ее подноготную, и мальчишка, как ни был влюблен, узнав все, порвал с ней – там было тако-о-е прошлое! А когда у меня самой встал вопрос о разводе, Валя и посоветовала обратиться к Володе.
   – Инициатором развода были вы?
   – Да! Сил терпеть больше не было, а транквилизаторы уже не помогали. Кстати, я ведь тоже из провинции, приехала в Москву после нашего филфака учиться в Литинститут. В это сейчас трудно поверить, но я в молодости писала очень неплохие стихи, должно быть, по наследству перешло – мой папа был очень известным в нашем регионе поэтом. Я потому и фамилию менять не стала. А Стефанов к тому времени был уже известным писателем и находился в свободном полете, ограниченном размером комнаты в коммуналке, доставшейся ему после развода. Влюбилась я в него, как последняя дуреха! Поженились, и дальнейшая учеба побоку, потому что, один за другим, двое детей. Коммунальный быт, пеленки, готовка и все прочее. Мужа творческие муки терзали, и я по несколько раз одну и ту же рукопись перепечатывала, потому что на машинистку у нас денег не было. Потом мои родители нам помогли, выстроили кооператив в Москве, жизнь стала налаживаться, дети подросли, только время мое уже ушло. Если и была во мне искра божья, то я ее сама утопила в корыте с грязной водой. Муж по стране разъезжал, встречался с читателями, в доме постоянные гости, застолья, хорошо хоть пил в меру. То, что он мне изменять начал, я сразу поняла, но молчала – куда я с двумя детьми и без работы? Тем более что денег хватало не только на необходимое – его же все время издавали и переиздавали. И вдруг все поменялось с точностью до наоборот! Романы на производственные темы и о руководящей роли партии стали никому не нужны, супруг мой запил, а я хлопотала вокруг него клушей-наседкой и не дала спиться, как случилось со многими другими. Ему посоветовали переключиться на детективы, и ведь получилось! Щелкал их один за другим, как на станке штамповал, у него даже план был: одна рукопись в месяц. И тут заметила я, что у моего супруга словно крылья выросли! Ходит радостно-оживленный, новые вещи себе покупает, и денег стало значительно меньше, хотя его тиражи постоянно росли – уж я-то в этом разбираюсь. На то, что он до этого иногда дома не ночевал, а оставался якобы у друзей, я внимания не обращала – бывает. Но тут он стал по неделе пропадать. Я поняла, что появилась новая любовница, а это дело затратное не только в плане денег, но и времени. То есть у старой музы крылышки пообвисли, внешность поблекла, а молодая муза уже колотит лирой в дверь, готовая подхватить знамя, выпавшее из рук предшественницы. После всего, что я для него сделала, я сочла это предательством.
   – Полностью с вами согласен, – совершенно серьезно заявил Гуров. – Это действительно самое настоящее предательство!
   – Посмотрела я вокруг, – продолжала Чистякова, – на себя, постаревшую от литературно-бытовых коллизий, и поняла, что пора наконец и о себе, любимой, позаботиться, тем более что дети выросли и своими семьями живут. Вот тогда-то меня Володя и выручил! Я объяснила ему ситуацию и написала доверенность на ведение дел. Я не вникала в то, что он делал, а получила готовый результат – мой бывший супруг без звука дал мне развод и вышел из квартиры только с двумя чемоданами. Его дальнейшей судьбой я не интересовалась. Знаю, что продолжает писать, потому что отчисления на мой счет поступают регулярно.
   – К вопросу о святости, услуги Владимира Николаевича вам дорого обошлись?
   – Да, я выплатила ему некоторую сумму, но после, – подчеркнула она, – а не в качестве аванса, который кто-то другой мог бы и не отработать. К тому же, если бы не он, еще неизвестно, что бы мне досталось. Во всяком случае, того, что он для меня добился, я бы точно не получила. С тех пор я всем рекомендую к нему обращаться, и он еще никого не разочаровал.
   – Странно, что он при такой хватке не ведет бракоразводные процессы олигархов, – удивился Лев. – Озолотился бы, право слово!
   – А ему этого не надо! Потому я и сказала, что он святой. У него адвокатское агентство, он помогает всем, кто к нему обращается, и никого, как липку, не обдирает, а малоимущим – вообще бесплатно. Я не очень хорошо знаю, как это агентство работает, но он мне говорил, что набирает после юрфака дельных, хватких парней, но без малейшей перспективы хорошо устроиться, и натаскивает их сначала на мелочовке, а потом поручает и более ответственные дела.
   – Знаете, Антонина Николаевна, мне почему-то кажется, что у него должно быть немало врагов в лице тех, кого он пригнул, как вашего мужа, – задумчиво произнес Лев. – И как он не боится так рисковать? Хоть с охраной ездит?
   – Враги есть у каждого. Вот у вас, например, при вашей работе наверняка немало врагов, но вы же не ездите с охраной, – возразила она.
   – Не надо нас сравнивать. Я – подготовленный, тренированный человек, в любой момент готовый отразить нападение, да и оружие всегда при мне. – Лев продемонстрировал ей пистолет в наплечной кобуре. – А вот Владимир Николаевич, простите, таковым не выглядит. Даже если у него есть при себе оружие, то нужно еще иметь мужество выстрелить в человека. К тому же это оружие могут просто выбить из рук, и тогда ситуация обернется уже не в пользу господина адвоката, потому что тот, кто это сделает, сам-то выстрелить не побоится.
   – У каждого свое оружие, – парировала Чистякова. – У него, например, мозги.
   – Дорогая Антонина Николаевна! – тяжело вздохнул Лев. – Не хочется о грустном, но я за годы своей службы видел на асфальте столько мозгов, причем умнейших людей, что это, поверьте, не аргумент.
   – Лев Иванович, – усмехнулась она. – Если враг предупрежден о том, что в результате такого мозгоразбрасывания по асфальту ему станет намного хуже, чем сейчас, он рисковать не будет. Самому дороже обойдется.
   – Давайте сменим тему, а то мне уже самому тоскливо, – взмолился Гуров. – Скажите лучше, вы ничего больше не вспомнили о том дне?
   – Да нет, – пожала она плечами. – Рывок, боль, темнота, и все.
   – Негусто, – вздохнул Лев. – Ну, что же, будем надеяться, что, сравнив показания всех потерпевших, мы все-таки за что-то зацепимся. Но, если вдруг что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста. – Он протянул ей свою визитку, поднялся, отнес на место стул, а потом, повернувшись к ней, азартно предложил: – Антонина Николаевна, а почему бы вам самой не начать писать? У вас такой хороший литературный язык, стиль, обороты речи…
   – Ле-е-ев Иванович, – невесело рассмеялась она. – Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что такое издательское дело и какие законы там царят? А вот я это в подробностях знаю. Будь мне сейчас двадцать два года, я бы еще попробовала пробиться, но в моем возрасте…
   – И все-таки подумайте об этом, – посоветовал он. – Я уверен, что у вас получится! Для начала поработаете рецензентом, потом, глядишь, редактировать начнете, а там и сами что-нибудь напишете. Вернетесь в привычный круг литераторов, старые знакомства восстановите.
   – Упаси бог! – воскликнула она. – Только не это! Я на них уже во всех видах насмотрелась! А вот поработать?.. Это было бы интересно.
   – Тогда не будем откладывать это дело в долгий ящик, – сказал Гуров.
   Он тут же позвонил одному своему «должнику», совладельцу не самого захудалого издательства – впрочем, где только у Льва не было должников? – и обрисовал ему ситуацию, подчеркнув, чья дочь и бывшая жена Антонина Николаевна. Фамилия провинциального поэта его собеседнику ничего не сказала, а вот про Стефанова он не знать не мог.
   – Это та, которая его догола раздела? – воскликнул он. – И между прочим, правильно сделала! Тот еще кобель! Странно, что она так долго терпела! В деньгах, как я понимаю, она не слишком нуждается, потому что за рецензии мы платим негусто.
   – Ей, главное, к творчеству вернуться, пусть пока в такой форме, а потом вы уж сами определяйтесь. Антонина Николаевна сейчас рядом со мной, я ей дам твой номер телефона, и общайтесь дальше напрямую. Она сейчас немного приболела, но дня через два-три тебе позвонит.
   Чистякова, сама не веря своему счастью, записала номер издателя и посмотрела на Гурова таким благодарным взглядом, что Лев почувствовал себя неловко.
   – Поправляйтесь, Антонина Николаевна! – пожелал он ей. – Если же этот паршивец, – он ткнул пальцем в сторону лежавшего на тумбочке сотового, – будет финтить, немедленно звоните мне – я его выпорю!
   Провожаемый ее искренними заверениями в совершеннейшем почтении и глубочайшей благодарности, Гуров вышел из палаты и пошел по коридору, чуть не приплясывая от радости – он узнал намного больше, чем рассчитывал. А идею насчет работы подкинул Антонине Николаевне специально, чтобы она начала думать уже в этом направлении, а не анализировать то, что рассказала ему – не дай бог, поймет, что проговорилась. И путь его лежал прямиком в райуправление – должны же были они хоть что-то нарыть!

   То, что новой информации до обидного мало, Лев понял сразу же, как только увидел две кислые физиономии, на которых легко читалось, что, если легкомысленная мечта поглумиться над ним давно и бесследно испарилась, то перспектива получения «звездюлей» от родимого начальства приближалась с неумолимостью окончательной победы мирового капитализма.
   – Внемлю, – сказал он, легкомысленно усаживаясь на край стола.
   Мужики переглянулись, и опер, старательно глядя в сторону, начал рассказывать убитым тоном:
   – Докладываю. Дом, мать его, архитектора продвинутого, за ногу, выстроен так, что подъезд и гостевая стоянка находятся с одной стороны, а въезд в подземную парковку для жильцов – с другой. В доме два охранника: один в подъезде, второй – на парковке. Мимо того, что в подъезде, никто чужой не проходил. Второй тоже ничего видел, но по другой причине. Он на мониторе заметил, как какой-то бомж пристроился возле въезда малую нужду справить, вышел его шугануть, и больше ничего не помнит. В себя пришел от холода – его на пол в угол за машину положили отдохнуть. Говорит, голова до сих пор как чугунная. Диск из камеры видеонаблюдения с парковки изъят, видимо, злоумышленниками. Поквартирный обход ничего не дал – грабителей никто не видел, да и время было рабочее. Экспертов напрягли, пальчики потерпевшей по всему дому, есть посторонние, но по нашим базам ни одни не проходят, следов грязной обуви в доме не обнаружено – грабители, чтоб им, умные стали, работают в перчатках и бахилы надевают. Орудие преступления, которым был нанесен удар потерпевшей, не обнаружено. Могли и кулаком шарахнуть – много ли бабе надо? Все!
   – Ваши дальнейшие действия? – невинно поинтересовался Лев.
   Тут мужики дружно взвыли и, забыв о субординации, выступили единым фронтом уже на два голоса, причем «следак» подпевал из чистой солидарности – он-то в управлении отсиживался, а вот опера понесло – мало того, что его и остальных Гуров заставил, высунув язык, по дому потерпевшей бегать, сменившихся охранников разыскивать, с экспертами матерно лаяться, чтобы они поторопились, так теперь еще и издевается.
   – Какие, на хрен, могут быть действия?
   – Мы невидимок ловить не обучены, уж не обессудьте!
   – А может, вы с нами опытом поделитесь, как это делать?
   Гуров терпеливо слушал эту истерику, а когда она ему надоела, перебил «выступающих»:
   – Господа! Не вижу причин для подобной паники. Вы сами сказали, что у вас таких дел целая полка, вот и ищите дальше. Где-то эти грабители должны были проколоться, потому что они не бестелесные сущности, а существа реальные. Желаю удачи!
   Он вышел и уже из машины позвонил Орлову:
   – Петр! Ты на месте?
   – Тебя дожидаюсь, чтобы макулатуру сдать – до двадцати килограммов чуть-чуть не хватило, по старым временам, на какой-нибудь детектив можно было бы поменять.
   – Тебе их в жизни мало? – хмыкнул Лев и пообещал: – Скоро буду. И макулатуру приму, и детектив в обмен выдам.

   В кабинете Орлова на столе для заседаний лежала внушительная стопа листков – информация по аналогичным преступлениям в Москве. На двадцать килограммов она, конечно, не тянула, но выглядела впечатляюще. Перехватив взгляд Гурова, Орлов сказал:
   – И ведь это только те, по которым пострадавшим заявления пропихнуть удалось, а сколько не приняли? Ты тут на год с головой увязнешь!
   – Не увязну, – заверил его Лев. – Я все понял! Антонина Николаевна дама неглупая, но и из таких при должном подходе можно кое-что ценное вытянуть. – И начал рассказывать: – Я тебе говорил про адвоката Владимира Николаевича Овчинникова, который Софье Абрамовне помог? Так вот, я его сегодня встретил не где-нибудь, а у постели потерпевшей Чистяковой, и отношения у них самые дружеские. Она и сама в свое время его услугами воспользовалась, и другим неустанно рекомендовала, и все остались в восторге от его работы. А круг общения у нее, сам понимаешь, какой!
   – Что-то я среди ведущих адвокатов города такую фамилию не слышал, – заметил Петр.
   – И я о том же! А у него, между прочим, адвокатское агентство, и, судя по результатам его работы, на него еще и частные детективы пашут, потому что без них шиш бы он таких результатов добился. Сама Чистякова, например, при разводе дочиста обобрала своего мужа, хотя по закону имела право только на половину совместно нажитого. А виноват-то тот был всего лишь в измене. Ладно, был бы он каким-нибудь известным политиком, тогда это еще как-то можно было бы понять, хотя и те сейчас живут, как хотят. Но Стефанов-то писатель-детективщик! В литературных кругах адюльтер – вообще не грех! Значит, либо Овчинников нашел в его шкафу какой-то уж очень дурно пахнущий скелет, либо…
   – Его запугали так, что он счел за благо все оставить и смыться, пока цел, – закончил его мысль Петр.
   – Про девушку сына ее друзей нарыл всю подноготную, а та вообще из провинции. На любовницу мужа Софьи Абрамовны нашел что-то такое, что она из города с концами уехала, – продолжал Гуров. – Вот и возникла у меня мысль, а не…
   – «Черный» ли он адвокат? – понятливо покивал Орлов. – Тогда он должен быть крепко с криминалом повязан, и это все объясняет.
   – Я тебе больше скажу! Он от возможной мести тех, кого пригнул, хорошо подстраховался! Видимо, на каждого у него компромат собран, да такой, что человек сто раз подумает, прежде чем что-то против него предпринять, – это мне Антонина Николаевна практически открытым текстом сказала.
   – Держать у себя в доме этот компромат он не будет, а вот оставить его кому-то из обязанных ему людей, с просьбой отправить по какому-нибудь адресу в случае его смерти, – запросто, – предположил Петр.
   – А поскольку его агентство оказывает еще и бесплатную юридическую помощь малоимущим, то таких людей, для которых он благодетель и спаситель, – полным-полно. Но у кого-то земля под ногами горит или платить надоело, вот он и нанял наших «ниндзюков», чтобы они потихоньку обыскивали дома клиентов Овчинникова.
   – Или приказал, – добавил Орлов.
   – Возможный вариант, – подумав, согласился Лев.
   – Только здесь дело не обязательно в деньгах, от человека могли постоянно просить, понимай – требовать, какие-либо услуги, а это пошло вразрез с его интересами.
   – Требовать – вряд ли, – с сомнением заметил Гуров. – Я с Овчинниковым недолго общался, но сразу понял, что он человек очень умный. Просто так дергать за ниточки, чтобы власть свою показать, не будет, а вот мило попросить о дружеской услуге – это да! Он мне дал свою визитку, вот я и думаю, не наведаться ли к нему, прощупать, чем он дышит, посмотреть, что это за агентство такое.
   – Запрещаю в категорической форме! – жестко проговорил Орлов. – Мы не знаем, какая там игра идет и какие в ней правила. Кто у него на крючке и по какой причине. Если «ниндзюки» ведут себя так скрытно, значит, Овчинников не должен почувствовать ни малейшего интереса к себе или своим клиентам, потому что последствия могут быть катастрофическими. Помнишь, как тот парень сказал Дарье Федоровне: «Ты нам все дело завалишь»? Вот и ты в эту кашу не лезь со своей ложкой – пусть сами разбираются. Ты и так уже «засветился» в больнице. Судя по подготовке парней, они, если ты им мешать станешь, уберут тебя и даже не дрогнут – видимо, в игре такие крупные карты, что мы и представить себе не можем.
   – Ну, убрать меня – дело непростое, – самонадеянно заявил Лев. – Еще никому не удавалось.
   – Все когда-то бывает впервые, – охладил его пыл Петр. – И потом, кто сказал, что тебя нужно будет непременно убить? Они это делают только в случае крайней необходимости. Машина, например, тебя собьет, и попадешь ты в госпиталь с переломом, хорошо, если только ноги, вот тебя на время с игровой доски и уберут. На кого грешить будешь? На этих призраков, которые следов не оставляют? А если это кто-то другой? Или у тебя за все годы службы число врагов только уменьшалось? – Гуров, отвернувшись, промолчал – да и что он мог на это ответить? А Петр продолжил: – Чтобы тебе было чем заняться и дурные мысли в голову не лезли, будешь с завтрашнего дня разбираться вот с этим. – Он показал на лежавшую на столе стопу бумаги. – Ты своим визитом в больницу к Чистяковой людям и так уже навредил, а это хоть какая-то отмазка будет.
   – Ты микроскопом гвозди забивать не пробовал? – взвился Лев. – Я, полковник-важняк, буду этой мелочовкой заниматься? Ну, знаешь!
   – Знаю! Как облупленного тебя знаю! Уверен, что ты о моем приказе забудешь, как только за дверь выйдешь, и обязательно начнешь в этом деле самостоятельно ковыряться – тебя же хлебом не корми, дай влезть в какую-нибудь авантюру! Первый раз, что ли? – спокойно отреагировал на этот всплеск эмоций Орлов. – Ты для начала фамилии потерпевших прочитаешь, а потом будешь заниматься как миленький! Но – под моим присмотром! – И в ответ на настороженный взгляд Гурова покивал головой: – Да-да! Очень непростые люди там имеются, которые могут быть к нашему делу причастны. Могут – это не значит, что обязательно причастны. Но! – грозно предупредил он. – Будешь действовать только в рамках расследования серии ограблений. И упаси тебя бог фамилию Овчинникова хоть раз упомянуть самому! Если кто-то скажет тебе, что тот оставлял им что-то на хранение, а после ограбления это пропало, – одно дело, но и тогда внимание на этом не акцентируй, а сам – ни-ни! И не заикайся! Ты об этом человеке даже не слышал!
   – Вот уж город повеселится! – покачал головой Лев. – МУР от хохота три дня валяться будет, а потом еще неделю хихикать!
   – А ты смотри на это философски, – посоветовал Петр. – И потом, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
   – Крячко посвящать будем? – спросил Лев.
   – А куда же вы друг без друга? – усмехнулся Орлов. – Но в разумных пределах! О Софье Абрамовне – ни слова!

   Ох, как же Гуров оказался прав! Его коллеги, как настоящие, так и бывшие, ржали, кто втихомолку, кто хихикал за спиной, правда, в лицо не осмелился никто – не тот у Льва характер, чтобы нашелся сумасшедший, который себе это позволил бы. Но вот от невинных вопросов, заданных самым участливым тоном, с самым искренним сочувствием в глазах, было не отвертеться. Гуров предпочитал отмалчиваться, и весь удар принимал на себя Стас. Когда отшучивался, а когда и грозил, что, если вдруг «обнесут» такого любопытного, он с Гуровым его пожитки искать не будет.
   Просидев весь следующий день до позднего вечера у себя в кабинете, они отработали все списки, отсеивая те случаи, которые явно не имели никакого отношения к их делу, и в результате осталось только с десяток приблизительно подходящих, одно из которых было точно их! Тем более что фамилию потерпевшего Гуров от Дарьи Федоровны уже слышал – это был довольно молодой человек, но уже заслуженный артист России Пивоваров, сын народного артиста СССР, что и объясняло его присутствие в кругу избранных, собиравшихся периодически в доме Софьи Абрамовны. Вместе с супругой и детьми он отправился отдохнуть, а вернувшись, обнаружил при полностью закрытых дверях и работающей сигнализации пропажу единственной вещи – кузнецовского фарфорового блюда. Это была вещь не бог весть какой красоты и ценности, но она досталась ему от пережившей блокаду Ленинграда бабушки, которая даже тогда ее не продала, и являлась своеобразной семейной реликвией. Когда-то оно разбилось, его аккуратно склеили и больше никогда не пользовались, оно просто занимало почетное место в шкафу, и все.
   – Я так думаю, они его просто при обыске нечаянно еще раз разбили или оно само у них в руках развалилось – черт его знает, чем его когда-то склеивали, может, от времени клей уже не держал, – предположил Стас. – Склеивать заново было некогда, вот они осколки с собой и забрали. Видимо, надеялись, что его сразу никто не хватится, а потом уже сам хозяин спишет его пропажу на то, что дети случайно разбили, но сознаться боятся.
   – Или собирались найти в антикварных такое же блюдо и поставить его на место разбитого, потому что для них отключить сигнализацию и войти в квартиру еще раз – как нечего делать. Но, видимо, не нашли. И пока это единственный наш случай, потому что с остальными еще разбираться и разбираться, – вздохнул Лев.
   – Я еще удивляюсь, как эти заявления вообще приняли, – хмыкнул Крячко. – Представляю себе глаза дежурного, когда к нему приходит человек и говорит, что у него украли вазочку или статуэточку, а больше ничего.
   – Ты на фамилии заявителей посмотри, тогда перестанешь удивляться, – буркнул Гуров. – Попробовали бы не принять! Но и заниматься этими делами никто не стал бы… – Он замер на полуслове, а потом заорал: – Черт! Как же я сразу не понял!
   – Лева! Ори аккуратнее! Ты меня так заикой сделаешь! – вздрогнув, попросил Крячко. – Что ты понял?
   – Вот, смотри! Предположим, я оставил тебе что-то на хранение. Конверт, сверток! Неважно! Но что внутри, ты не знаешь! Я тебе просто объяснил, что в том случае, если меня, допустим, убьют, ты должен отправить этот конверт по указанному адресу. И вот в один прекрасный день ты приходишь домой и решаешь проверить, а на месте ли то, что я тебе доверил. Глядь, а этого нет! Все на месте: деньги, ценности, а этого нет! Что ты будешь делать?
   – Позвоню тебе и скажу, что этот конверт, предположим, пропал.
   – То есть распишешься в том, что не смог сохранить то, от чего зависит моя жизнь?
   – В общем-то, так и получается, – согласился Стас.
   – А другие варианты тебе в голову не приходят?
   – Я понял, что ты хочешь сказать! Не буду тебе звонить, а постараюсь сам найти то, что у меня украли.
   – Пра-виль-но! – выразительно произнес Гуров. – Только ты сам служишь в полиции, а другие? Им остается только туда обратиться! Но! Не исключено, что Овчинников отдал на хранение нечто не семье, а только кому-то одному: мужу или жене, так что вторая половина не в курсе. Предположим, к нему обратилась жена, чтобы адвокат отвадил от ее мужа любовницу, или наоборот. Этот человек спрятал доверенное ему на хранение, а обнаружив пропажу, запаниковал, не зная, как объяснить домашним. Сказать благодетелю, что не смог уберечь то, чем тот так дорожил? А вдруг снова обратиться придется? И тогда он забирает из дома какую-нибудь ценную вещь, которую очень легко спрятать на той же даче или в гараже, заявляет, что ее украли, и идет в полицию. Он, наивный, рассчитывает на то, что полиция найдет тех, кто побывал у него дома, а уж он как-нибудь выкупит у них ворованное. Возможный вариант?
   – Притянуто за уши, но некоторое рациональное зерно в твоих словах имеется, – подумав, ответил Стас. – Но ведь кто-то мог и позвонить Овчинникову? Почему же тот не предпринял никаких ответных карательных мер?
   – А мы об этом знаем? – возразил Гуров.
   – Знаешь, Лева, такого мутного дела у нас еще не было, – вздохнул Крячко. – И, что самое поганое, приходится «тихариться», как будто мы сами преступники. Давай хоть в Интернете посмотрим, что собой представляет этот Овчинников.
   Посмотреть-то они посмотрели, да вот узнали немного. Владимир Николаевич был членом коллегии московских адвокатов с 1994 года, собственного сайта не имел, как и его фирма, которая так и называлась «Адвокатское агентство В.Н. Овчинникова». Она была создана в 1995 году, информация о ней была довольно скупой: адрес, телефоны, электронная почта и объявление, что она оказывает всевозможные юридические услуги. Все!
   – Эх, поговорить бы с кем-нибудь из адвокатов о нем, – как о несбыточной мечте, протянул Стас.
   – Ну да! – хмыкнул в ответ Лев. – И, по закону подлости, налетишь именно на того, с кем Овчинников приятельствует. Придется добираться до него козьими тропами. Мы с тобой завтра разделимся, я беру себе Пивоварова и еще четверых человек, а тебе – остальные. Встречаемся вечером здесь, в случае чего – будем созваниваться.
   – А чего это тебе Пивоваров? Может, я тоже на знаменитого артиста посмотреть хочу? – возмутился Стас.
   – А того, что я сегодня о нем с женой поговорю, может, подкинет какую-нибудь интересную информацию, – объяснил Лев. – Если еще не спит, конечно. – Тут оба одновременно посмотрели на часы, и он хмыкнул: – Почти по Пушкину: «Уж полночь близится». И как нас с тобой столько лет жены терпят?
   – Иногда мне кажется, что с трудом, – вздохнул Крячко.

   Дома Гуров увидел, что его жена, народная артистка России Мария Строева, еще не спит, но уже собирается. Вымазанная кремами так, что живого места не осталось – а куда деваться, профессия обязывает всегда быть на высоте! – она сидела перед трюмо и, сладко позевывая, старательно втирала крем в руки – это была заключительная процедура. Уставший как черт Лев присел рядом, чмокнул ее в макушку – хоть там крема не было – и спросил:
   – Маша! Ты Дмитрия Васильевича Пивоварова знаешь?
   Жена тут же сделала брови домиком, улыбнулась самой язвительной из всех имевшихся в ее богатом арсенале улыбок и невинно спросила:
   – Левушка! Ты хоть немного интересуешься творчеством своей жены?
   Почувствовав подвох, Гуров счел за благо отделаться жестами, обозначавшими, что лично он считает подобный вопрос оскорбительным.
   – Лева! Пантомима у тебя не получилась, – безжалостно заявила Мария. – Ладно! Так и быть, объясню и кое-что напомню! Мы с Димкой два года назад вместе снимались в фильме, который, между прочим, номинировался на ТЭФИ, а на церемонии я, кстати, была вместе с тобой и вас познакомила.
   – Маша, прости! – покаянно произнес Лев. – Просто, если помнишь, я приехал туда сразу после задержания…
   – Да, и безобразно проспал почти все время, – оборвала его она. – Хорошо, хоть не храпел! Так чего тебе от Димки надо? Надеюсь, он ничего не натворил?
   – Он у нас потерпевшим проходил – украли у него одну очень ценную вещь. Вот я и хотел у тебя узнать, что он за человек, чтобы нормально пообщаться, а то среди артистов такие нервные особы попадаются. Тебе ли не знать!
   – О, боги! – воскликнула Мария, воздев руки к потолку. – Мой муж начал заниматься кражами!
   – Маша! – поморщился Гуров. – Это серия, «обнесли» очень известных людей, так что хоть ты не сыпь мне соль!
   – Ладно, расскажу, – согласилась она, но предупредила: – Только не думаю, что у тебя получится с ним самим поговорить – Ольга, его жена, тебя на пушечный выстрел к нему не подпустит. Актриса из нее никакая, так она его агентом стала, все его дела ведет, ей его душевный покой дороже всего – Димка же сейчас в двух сериалах снимается, да еще работа в театре. Она на страже интересов семьи стоит крепче, чем железобетонная стена, – там же четверо детей.
   – Ого! – только и мог заметить Гуров. – А подробнее?
   – Ну, Димка – сын Васьки Пивоварова. Артист тот был гениальный, но… В общем, и жил смешно, и помер грешно. У него до Димкиной матери две жены было, но там и браки были истеричными, и без детей обошлось, а потом он женился на Томке, она на «Мосфильме» звукорежиссером работала. Родился Димка. Сначала все шло нормально, Васька, конечно, «котовал», но Томка – баба умная, виду не подавала. Потом у нее нашли онкологию, уже неоперабельную, а Димка к тому времени не только женился, но и детьми успел обзавестись и жил отдельно. Так вот, когда Томка еще болела, в Ваську вцепилась Лариска, помреж у Тарасюка, у которого тогда Васька снимался. Этот трухлявый, изгулявшийся пень был ей сто лет не нужен, а вот «трешка» в «Творческой молодежи»…
   – Это которая на углу Садового и Малой Дмитровки, бывшей Чехова?
   – Она самая, – кивнула Маша, – была ей не лишней – Лариска же из провинции, своего жилья не имела. Короче, не успели Томку похоронить, как Лариска туда переселилась, а потом они и расписались. Месяца не прошло, как Васька прямо на ней и помер. А завещание, оказывается, он на нее оформил, вот и оказалась она при квартире.
   – Хваткая бабенка! – покачал головой Лев.
   – Дура она! – хмыкнула Мария. – Не знала, с кем связалась! Да Ольга за свою семью кого угодно на куски порвет! Не знаю уж, кто ей и чем помог, только получила Лариска условный срок за доведение до смерти, оставление в опасности, что-то там еще, и ее признали недостойной наследницей, так что квартира теперь у Димки. А Лариска из Москвы сбежала – кто же ее после такого скандала к себе возьмет? Суд, говорят, был почему-то закрытым, но размазали ее там тонким слоем. Вот тебе и вся история.
   – Спасибо, Машенька!
   Гуров снова чмокнул жену в голову и отправился на кухню, чтобы хоть что-то все-таки съесть. Ужиная, он думал, что без Овчинникова в этой истории точно не обошлось, его мертвая хватка видна невооруженным глазом. Конечно, можно было бы поднять то дело, чтобы узнать все в подробностях, но что это даст? Хотя, может быть, и придется так поступить, если он завтра ничего не сможет добиться от Ольги. Только как бы половчее подобраться к Овчинникову и выяснить причину столь пристального интереса к нему «ниндзюков», а точнее, вычислить того, кто за ними стоит…

   Мария оказалась права, как случалось всегда, когда дело касалось театрально-киношного мира. Едва услышав о том, что речь пойдет о его заявлении в полицию, Пивоваров тут же сказал, что всеми делами занимается его жена, и, не дав Гурову вставить ни слова, отключил телефон. А вот Ольга, внимательно выслушав Льва, повела себя несколько странно, казалось, ее совершенно не волнует судьба столь дорогого для ее мужа предмета, но под нажимом Гурова все-таки назначила встречу у себя дома, предупредив, что у нее будет не больше пятнадцати минут.
   И вот он, сидя в стандартной и стандартно обставленной трехкомнатной квартире, недоуменно смотрел по сторонам.
   – Ожидали увидеть хоромы? – с усмешкой спросила Ольга.
   – Признаться, да. Все-таки ваш муж очень популярный артист, все время снимается, в год несколько сериалов с его участием выходит, работает в театре, а?.. – Гуров повел рукой вокруг себя. – Представляю себе разочарование воров – они явно ожидали большего. Может быть, вы копите на загородный дом?
   – Лев Иванович! У нас четверо сыновей! Так получилось! Первые были близнецы-мальчишки, а мне очень хотелось дочку, потому что и у меня самой только братья. Но получилась еще пара безобразников, так что нам уже не до девочки. А теперь давайте подсчитаем расходы. Старшие – в частной гимназии, младшие – в частном детском саду. Няня, домработница, водитель для Димы, чтобы он хоть в машине мог немного расслабиться. Хорошо еще, что его агентом являюсь я, а то пришлось бы и тому проценты отстегивать. У нас остается очень мало, но и это лежит в банке на депозите, потому что не успеешь оглянуться, как парни вырастут и им свои квартиры нужны будут. Какой тут загородный дом?
   – Могли бы взять ипотеку.
   – Зачем? Из города долго добираться, а у Димы день по минутам расписан. К тому же не хочется влезать в эту кабалу. Это сейчас Дима нарасхват, но сколько таких артистов, которые годами с экрана не исчезали, а потом пропали – мода на них прошла, и все! Теперь по второразрядным сериалам кочуют. Вот, пока есть возможность, он и зарабатывает, чтобы будущее детей обеспечить, а уж я помогаю, чем могу.
   – Квартиру, что после Василия Дмитриевича осталась, сдаете, наверное? – спросил Гуров и, встретив ее настороженный взгляд, объяснил: – Жена рассказала. Мария Строева.
   – А-а-а! – с облегчением покивала ему Ольга, потому что корпоративная солидарность – это все-таки великая вещь. – Значит, это вы. Я слышала, что у нее муж в полиции служит, но вы вроде бы убийствами занимаетесь?
   – Это я, и занимаюсь не только убийствами, но и всеми резонансными делами. По Москве прокатилась волна краж, имеющих между собой много общего – мы называем это серией, вот мне и поручили этим заняться. И давайте перейдем к делу, а то вы сами сказали, что у вас мало времени. Как и когда вы обнаружили пропажу блюда?
   Ольга немного помолчала, несколько раз взглянула на Льва, словно решая, говорить или нет, а потом решилась:
   – Лев Иванович! Поскольку вы муж Марии, я не буду морочить вам голову, но надеюсь на взаимопонимание.
   – Можете не сомневаться, если в вашей истории нет чего-то криминального, – заверил ее Гуров.
   – Нет! – твердо произнесла Ольга и начала: – Вот вы сказали про квартиру, которая Диме вернулась. Вы знаете эту историю?
   – В общих чертах, и, должен сказать, вам очень повезло с адвокатом.
   – В чем-то – да, в чем-то – нет. Под моим напором, потому что иначе мы бы все сроки пропустили, его нашел Дима через друзей своего отца, свел меня с ним по телефону, и дальше уже я с адвокатом общалась. Мужчина этот действительно очень дельный, и при внешней мягкости хватка у него мертвая. Он меня выслушал и заверил, что обязательно решит это дело в нашу пользу, но ему нужна доверенность. Дима ее подписал, и больше мы никаких хлопот не знали, нас даже на суд не позвали. Краем уха я слышала, что там были эксперты из числа ведущих медиков столицы, чье слово в определенных случаях является решающим. Когда все закончилось, мы с Димой повезли адвокату его гонорар. Конечно, я могла бы сделать это и сама, но…
   – Нужно соблюдать правила игры: именно ваш муж – глава семьи, и никто другой.
   – Вот именно. Я не хотела, чтобы друзья покойного Василия Дмитриевича плохо подумали о моем муже. Лично мне на их мнение плевать, я их не знаю и в этом кругу не принята, как существо второго сорта, но вот Диме они могут быть полезны. Короче, мы отдали ему деньги, поблагодарили, а он… Он попросил об ответной услуге.
   – Надеюсь, не у вас и не интимного характера?
   – Да вы что? – рассмеялась Ольга. – Он вообще не по этой части!
   – Как не по этой? – опешил Гуров, подумав: «А как же близкие отношения Овчинникова с Чистяковой? Выходит, это не он?»
   – Ну, я чисто случайно знаю, что он крутит любовь с одним мальчишкой – эдакий томный красавчик, который у него на полном содержании.
   Гуров, хмыкнув, заметил:
   – Вот уж не думал, что у Краснова нетрадиционная ориентация.
   – При чем тут какой-то Краснов? – удивилась Ольга. – Это Овчинников.
   «Опаньки! Вот все и срослось! Но тогда он, получается, бисексуал!»
   – Ничего мне не говорит, – покачал головой Лев. – Не слышал о таком. Но чем же вас так его встречная услуга озадачила?
   – Понимаете, он дал Диме конверт формата А4 без всяких надписей и попросил, в случае его внезапной насильственной смерти, открыть его и просто бросить другой конверт, что будет лежать внутри и уже с адресом, в почтовый ящик. Будь я одна, я бы до этого конверта даже не дотронулась, и пошел он со своими секретами куда подальше!
   – Но при этом был ваш муж, и вы ничего не могли сделать.
   – Да! То, что началось дальше, я до сих пор не могу вспомнить без содрогания – надо же знать моего мужа. Он сыграл столько положительных героев, что уже просто в них переродился. Дима носился с этим конвертом, как дурак с писаной торбой. Прятал его то тут, то там, и каждое место казалось ему недостаточно надежным. А если учесть, что в доме четыре сорванца, которые всюду лазают, спасения от них нет, то жизнь превратилась в кошмар. Я поняла, что еще немного, и просто сойду с ума. Отобрала у него конверт и положила вместе с точно такими же, в которых храню различные квитанции, объяснив, что лист нужно прятать в лесу. Но Дима каждый день проверял, на месте ли он. В январе у нас выдалась свободная неделя, и я увезла всю семью в деревню – у моих родителей дом на Клязьме. Диму я забирала прямо со съемок, так что домой он не заезжал, а я перед уходом выбросила к чертовой матери тот конверт, а блюдо аккуратно упаковала и спрятала на антресолях. Пусть все выглядит так, словно в наше отсутствие здесь побывали грабители и украли блюдо и конверт.
   – Ничего более ценного не нашлось?
   – Чего?! Если только Димкины награды, но тогда у него точно случился бы инфаркт. Может, я и глупо придумала, но, знаете ли, опыта в таких делах не имею. Когда мы вернулись, Дима первым делом бросился проверять, на месте ли конверт, а когда его не нашел, впал в истерику. Потом он увидел, что пропало блюдо, решил, что нас ограбили, и написал заявление в полицию.
   – Овчинникову он сообщил, что конверт пропал?
   – Тут же! Ужасно извинялся, что не смог его сохранить, только что не плакал. А тот его еще и утешал, говорил, что ничего страшного, и все в этом духе. И жизнь, слава богу, вошла в нормальное русло.
   – Значит, вы не знаете, что было в конверте?
   – Лев Иванович! – укоризненно сказала Ольга. – У меня на руках четверо детей и муж, который в практическом смысле мало чем от них отличается. Неужели вы думаете, что я не заглянула в него в первый же вечер? Неужели я допустила бы, чтобы у меня в доме была какая-то опасная вещь? Там внутри был конверт поменьше, адресованный Владимиру Владимировичу Владимирову, Москва, Главпочтамт, до востребования, а в нем – старая газета. Вот такой ценный был конверт, из-за которого мой муж от беспокойства с ума сходил!
   – Ольга! Вы подумайте, как это сделать, но блюдо все-таки найдите, – попросил Гуров. – И пусть тогда Дмитрий Васильевич заберет свое заявление из полиции, чтобы нам с этим делом больше не возиться. Лично мне ясно, что ваш случай никакого отношения к серии не имеет, но нераскрытая кража висит на райуправлении и портит отчетность.
   – Но тогда он поймет, что украли именно конверт!
   – Господи! Да сделайте вы такой же! А потом, якобы случайно, его найдете и скажете, что перепрятали, но забыли куда, а теперь вот он нашелся.
   – Чтобы он опять с ума сходил? – возмутилась Ольга. – Нет уж! Украли так украли! Мне легче блюдо выкинуть! А нераскрытых дел в райуправлении и без нашего заявления, наверное, немало, так что одним больше, одним меньше, погоды это не сделает.
   Гуров вышел из этого дома, и мысли у него в голове роились самые разные, но требовалось разобраться с остальными случаями, а главное, выяснить, не обращались ли эти люди тоже к Овчинникову. Эту фамилию ему никто больше впрямую не назвал, о существовании конверта даже не заикнулся, но у троих в прошлом имелись определенные юридические проблемы, которые чудесным образом разрешились, а вот в двух случаях имели место реальные кражи, без дураков – уж в этом-то Гуров разбирался. Объединяло эти происшествия только то, что похищенные вещи были небольшой ценности, но дороги владельцам как память, вот они и хотели их вернуть. Когда уже к вечеру Лев со Стасом и Петр собрались в кабинете Орлова, Крячко первым начал рассказывать о том, что узнал за день. У него получилось приблизительно то же самое, что и у Гурова, а когда Лев передал им свой разговор с Пивоваровой, Орлов подвел черту:
   – Итак, что мы имеем? Можно предположить, что Овчинников раздает эти конверты всем своим клиентам, в надежде на то, что хоть один или несколько дойдут по назначению, то есть послужат «спусковым крючком» для некоего действия.
   – То есть важно не содержимое, а сам факт отправки такого письма? – уточнил Стас.
   – Да! – кивнул Петр. – Предположим, раз в неделю некий гражданин по имени Владимир Владимирович Владимиров приходит на Главпочтамт и, если получает такое письмо, то уже знает, что надо дальше делать, но что именно?
   – Знаете, я сейчас вспомнил, как Ольга Пивоварова сказала, что лист прячут в лесу, – начал Гуров, но Крячко перебил его:
   – По-моему, это сказал какой-то писатель задолго до нее.
   – Не блещи эрудицией, – подколол его Лев. – Суть не в том, кто это сказал, а в том, что очень уж это выражение к нашей ситуации подходит.
   – То есть среди массы фальшивых писем могут быть и настоящие? – спросил Орлов.
   – Могут, но не факт! – заметил Лев. – Одним он дает письмо для отправки Владимирову, другим – Иванову, третьим – Сидорову и так далее. Но по моим ощущениям – это просто отвлекающий маневр. Если Овчинников действительно располагает убойным компроматом на кого-то, то он не может не понимать, что его постараются изъять. И он на «безупречную» работу нашей почты надеяться не будет! Это действительно где-то лежит, и, не исключено, хозяин действительно не знает, что ему доверили.
   – И именно это ищут «ниндзюки», – закончил его мысль Петр.
   – Слушайте! А может, хватит меня за дурака держать! – возмутился Стас. – Неужели вы думали, что я не догадаюсь, что вы мне что-то недоговариваете? С каких пор вы стали от меня что-то скрывать? Вы мне больше не верите? Так, зад об зад, и разойдемся в разные стороны!
   Орлов с Гуровым переглянулись, молчаливо согласились, что утаивать дальше от Стаса правду смысла нет, и Лев рассказал Крячко об обыске в доме Софьи Абрамовны, предупредив, что дальше этой комнаты информация уйти не должна.
   – Ну, и чего было из этого тайны мадридского двора устраивать? – хмыкнул Стас и, помолчав, сказал: – Вот вы, мужики, такие умные-разумные, а простую вещь не поняли. Лично мне кажется, что Овчинников свою «нычку» держит в таком месте, о котором никому и в голову не придет подумать. И место это никаким образом с его клиентами не связано. Или «ниндзюки» чего-то недодумали, или уже все мыслимые места обыскали и теперь пошли просто частым гребнем чесать все, до чего дотянуться можно.
   – Черт! Поговорить бы с кем-нибудь из адвокатов! – воскликнул Орлов.
   – А не отправить ли нам засланного казачка? – предложил Гуров.
   – К Овчинникову?! И думать не смей! – возмутился Петр.
   – Нет, наоборот! К известному на всю Москву своей скрупулезной честностью адвокату. А дело придумаем уж очень дурно пахнущее, за которое порядочный адвокат никогда в жизни не возьмется, вот тут-то и можно будет у него про Овчинникова спросить. Что, мол, рекомендовали того как крупного специалиста по подобным делам, и так ли это на самом деле? Вот и узнаем, что о Владимире Николаевиче говорят.
   Все переглянулись, а потом Орлов задумчиво проговорил:
   – В принципе, можно. Кого пошлем? Только учти, что это должен быть человек, гарантированно никак не связанный с Овчинниковым.
   – Да уж куда гарантированнее, – усмехнулся Лев. – Степка Савельев. Почему бы ему не попробовать урвать у собственного отца приличный кусок бизнеса?
   – Ну, этот даже связанный, лежа на боку, дырку в полу провертит, – рассмеялся Орлов. – Но ты случайно не забыл, что он у тебя же в группе работает? Сиречь является сотрудником полиции.
   – Много ли людей его в этом качестве в Москве знает? – возразил Лев. – Да и у нас он без году неделя. А вот его художества по клубам, когда он отцовские деньги просаживал и на «Бентли» разъезжал, многие помнят. Я бы и на Овчинникова его не побоялся выпустить.
   – Выбрось эту мысль из головы! Если забыл, так я тебе напомню, что он в отпуске по семейным обстоятельствам! – встрял Стас. – У него жена со дня на день должна родить! Ему сейчас не до работы!
   – Ну, во-первых, не самой же ей рожать – это будет кесарево сечение, говорят, что при ЭКО всегда так делают. А во-вторых, на один-единственный день он может из семьи вырваться, – настаивал Гуров. – Зато мы будем иметь полный расклад по Овчинникову.
   – А зачем это нам? – вдруг спросил Крячко. – Объясните мне, недалекому, мы-то в этой истории с какого боку? «Искюйством» ради «искюйства» занимаемся? Я, в отличие от тебя, Лева, в облаках не витаю и приключений на собственную задницу не ищу! Я на земле двумя ногами стою. То, что ты Петра своим авантюризмом заразил и он теперь весь на азарте и низком старте, понимаю – он всегда к тебе слабость имел и во всем поддерживал. Но сейчас-то какого черта впрягаться? Что мы имеем? Есть «черный» адвокат, который, используя свои связи с криминалом и компромат на каких-то неустановленных лиц, решает проблемы людей, в том числе и малоимущих, причем бесплатно. Есть лица, заинтересованные в том, чтобы этот компромат изъять, и они неустанно его ищут. Мы будем болтаться в этой истории, как хрен в клубничном компоте. Чтобы было понятнее, выражусь прямо: мы в этом деле лишние! Лева! Я тебя чертову прорву лет знаю. То, что тебе всегда хочется победителем быть, для меня не новость. И к тому, что тебе нужно всем и в первую очередь самому себе постоянно доказывать, что ты лучший из лучших, мы уже привыкли. Согласен, дело необычное, ты, как охотничья собака, сделал стойку и рванул по следу, только очень тебя прошу: остановись, пока не поздно! Это не наша охота! Это не наша дичь! Мы на чужое поле влезли!
   Крячко замолчал. Молчали и Петр со Львом – возразить им Стасу было нечего. В тандеме Гуров – Крячко имевший аналитический склад ума Лев был лидером, но при этом и увлекающейся, склонной к авантюризму натурой, а Стас своей приземленностью и здравым смыслом его уравновешивал. Вот и сейчас он, конечно, со всех сторон прав, но признать это было свыше сил Гурова, поэтому он поднялся и, не прощаясь, вышел. Петр и Стас остались одни, и Крячко спросил:
   – Я сказал что-то не то?
   – Ты все правильно сказал, Стас, – вздохнул Орлов. – Это действительно не наша охота. Самое главное, чтобы Лева не отправился охотиться в одиночку.
   – Одинокий воин прерий, блин! – не сдержался Крячко. – Супермен, мать его! Знаешь, Петр, я от него устал! Не оттого, что всю жизнь играю при нем роль второго плана: он солирует, я подпеваю! Я от закидонов его устал! Его вечно на подвиги тянет, а мы потом его вытаскиваем! И ведь если он сейчас во что-то вляпается, мы опять бросимся его спасать!
   – А если ты вляпаешься, то мы с Левой будем тебя вытаскивать! Или такого не было? – спокойно парировал Петр, и Стас отвернулся. – То-то же! Потому что дружба – понятие обоюдное! Но ты прав – Лева заигрался! Ты Степку предупреди, чтобы он был рядом с женой и ни на какие провокации Гурова не поддавался.
   – Я позвоню, – пообещал Крячко и ушел.
   А вот Орлов, глядя на закрывшуюся за ним дверь, тяжко вздохнул, потому что ни малейшей уверенности в том, что Савельев послушается именно Крячко, а не Гурова, у него не было.

   На следующий день, встретившись утром в кабинете, Лев и Стас перекинулись парой фраз и разъехались в разные стороны: оба продолжали изображать, что разбираются с серией краж. Крячко действительно ездил по райуправлениям, изучал дела и разговаривал с операми, и при этом постоянно с надеждой думал о том, что Степан все-таки ввязываться в эту аферу не станет.
   А вот Гуров… Он тоже изображал бурную деятельность, а сам каждую минуту ждал звонка. Еще вчера он поговорил со Степаном, и этот парень, несмотря на возраст, прошедший огонь, воду и чертовы зубы, чей авантюризм превосходил гуровский на порядок, тут же загорелся и обещал помочь, но при этом предложил свой план, с которым Лев, подумав, согласился. Когда же телефон наконец зазвонил, он облегченно выдохнул – все-таки очень волновался за Степана, и они договорились встретиться на Воронцовских прудах.
   – Ну что, Лев Иванович, – начал рассказывать Савельев. – Поездил я этой ночью по клубам, старые связи восстановил и кое-что нарыл. Запустил я, как мы и договаривались, слушок о том, что собираюсь от папаши отделиться, потому что достал он меня своей опекой, но уйти хочу не с пустыми руками, а как это сделать, не знаю.
   – Отец-то в курсе? – спросил Гуров.
   – Конечно, – удивился Степан. – Не хватало еще, чтобы до него стороной эти слухи дошли. Я ему объяснил, что это надо в интересах следствия, вот он и согласился, – объяснил парень и продолжал: – И посоветовал мне один человек к Овчинникову обратиться, потому что тот специалист по невозможному. Деятельность свою он никак не афиширует, но те, кому приспичит, дорогу к нему всегда найдут, потому что язык до Киева, и так далее. Из того, что он мне рассказал, я понял, что Овчинников действительно «черный» адвокат, и связи у него совершенно офигительные, причем не только в криминальных кругах. Ходит он прямо-таки по лезвию, но ни разу, гад такой, не оступился. Берется за такие грязные дела, что до них и в перчатках дотронуться побрезгуешь, и всегда доводит их до конца! Интересы клиента для него – непреложный закон! Врагов у него, как у сучки блох, но сделать они с ним ничего не могут. Словно дьявол его бережет!
   – По клиентам хоть что-нибудь выяснил?
   – А там, как в Ноевом ковчеге, каждой твари по паре: от бомжей, которых на квартиру «кинули» и они на улице остались, до бывших братков и вообще уголовников, которые теперь «косят» под честных бизнесменов, или действительно порядочных людей, которых нужда прижала так, что они бы и к черту за помощью обратились.
   – То, что он бисексуал, известно?
   – Да кого это сейчас волнует? – усмехнулся Савельев. – Времена изменились, и нравы изменились вместе с ними! Я попробовал на этой струне сбацать что-нибудь типа: не люблю общаться с мужиками, которые присматриваются ко мне с нехорошим корыстным интересом, а мне ответили, что я тогда дурак законченный и ничего в жизни не понимаю, раз не могу отделять бизнес и личные дела. Мне целую лекцию прочли на тему «Что такое «голубое лобби» и с чем его едят».
   – И кто же тебе лекцию прочитал? – поинтересовался Гуров.
   – Парень один, причем натурал. Он сам из провинции, родные его до нитки распродались, чтобы хоть какую-нибудь квартирешку ему в Москве купить, да налетели на жуликов, которые на рынке жилья уже давно и успешно действуют, потому что у них все схвачено. Короче, ни денег у парня, ни квартиры, ни перспективы хоть что-то из этого вернуть. Вот ему и посоветовали обратиться к Овчинникову, и тот все деньги до копейки из этих жуликов вытряс плюс моральный ущерб, так что парень сейчас при собственной жилплощади. Он и объяснил мне общедоступным языком, что «голубое лобби» по силе своего влияния и возможностям превосходит даже то, которое приписывают масонам, и, став его членом, человек автоматически получает поддержку этого сообщества, а его представители есть абсолютно везде. Овчинников в этом сообществе человек далеко не последний! И его клиенты, даже будучи в курсе его ориентации, обращаясь к нему, понимают, что для решения их проблем он, в случае необходимости, прибегнет к помощи этого сообщества. Так что людям глубоко безразлично, какого он цвета: голубого, розового, желтого в крапинку или зеленого в полосочку. Они приходят к нему со своими проблемами, которые он успешно решает, а остальное их не колышет.
   – Н-да! Негусто! – вздохнул Гуров.
   – Это сейчас пусто, зато потом будет густо, – многозначительно пообещал Савельев. – Я с Овчинниковым через полчаса встречаюсь.
   – А вот этого я тебе не поручал! – вдруг резко проговорил Лев. – Отменяй встречу!
   – Да бросьте вы, Лев Иванович! – поморщился Степан. – Все будет нормально! Мне уже самому интересно посмотреть, что это за зверь такой! Допрос я ему устраивать не собираюсь, двусмысленных вопросов задавать не буду. Поинтересуюсь, возможно ли в принципе решение моей проблемы, и все! Надеюсь, вы не думаете, что он меня съест? Тем более что встреча назначена в людном месте, в баре.
   – Да ты сам кого угодно с башмаками слопаешь и не поперхнешься, – хмуро бросил Лев. – Но встречу отменяй!
   – Лев Иванович! – чуть не взвыл парень. – Это ведь будет еще опаснее, чем наша встреча. Сначала я изо всех сил ищу пронырливого адвоката, способного мне помочь, а когда нахожу и назначаю с ним встречу, почему-то отменяю ее в последний момент.
   Гуров внимательно посмотрел на Степана, подумал и… согласился!
   – Хорошо! Но говори только по делу и без импровизаций! Можешь ли ты оттяпать у отца часть денег или бизнеса, и все! Надеюсь, никакой записывающей аппаратуры у тебя при себе нет? – Степан безмолвно выразил крайнюю степень возмущения таким недоверием. – Вот и хорошо! Где встречаетесь?
   – Здесь недалеко, в «Мехико». Я этот бар хорошо знаю, входы-выходы и все остальное.
   – И он вот так сразу согласился? Свое место встречи не предлагал?
   – Нет! Сказал, что желание клиента – закон для адвоката.
   – В общем-то, он прав, – кивнул Гуров. – Ладно, иди! Я буду ждать тебя здесь – не думаю, что ваша беседа затянется надолго. Если же ты по каким-то причинам задержишься, дай знать.
   – Ага! Котик позвонит мурочке, – усмехнулся Савельев.
   – Во второй раз уже не смешно, – поморщился Лев.
   Савельев ушел, а Гуров принялся наматывать круги по дорожкам парка, тем более что погода расщедрилась, и выглянуло солнышко. И чем больше он гулял, тем яснее понимал, что ввязались они в страшную авантюру. Нельзя было допускать эту встречу! Нужно было ее все-таки отменить, и пусть бы Степан потом выкручивался, как умеет, за свою самодеятельность. Как же неспокойно было на душе у Льва! Какими только словами он себя не проклинал! Счастье великое, что ему не пришлось долго ждать, потому что встреча действительно оказалась короткой, но, когда Савельев позвонил и сказал, что ждет Льва Ивановича на прежнем месте, Гуров еще не предполагал, какой неприятный сюрприз его ждет. Едва взглянув на лицо Степана, Лев тут же все понял и потребовал подробностей. Тот начал рассказывать, постоянно срываясь на крик и мат.
   – Короче, вошел я в бар, и бармен, который меня уже знает, показал мне на дальний угол – мол, меня там уже ждут. Столики там ширмами с трех сторон огорожены, так что некое подобие privacy имеется.
   – Словечко от кого подцепил? От жены или от тестя? – хмуро поинтересовался Лев.
   – Какая разница? В общем, подошел я туда, а за столиком мужик сидит, на вид лет пятьдесят, и до того холен, что смотреть противно. И прикид у него весь фирменный! И стрижечка с маникюрчиком такие, что словно он пять минут назад из салона вышел! И экспаньолочка аккуратненькая! Одним словом, лорд английский по сравнению с ним – наш бомж помоечный. А уж самодовольный, словно кот, который только что миску сметаны оприходовал. Привстал он с улыбочкой сладенькой, место напротив себя мне показал и по имени-отчеству обратился. Не успел я сесть, как он мне вопрос вежливый, как, мол, здоровье моей дражайшей супруги? Не тяжело ли ей в таком возрасте двойню вынашивать? И голос у него такой мягкий, обволакивающий, словно в вату меня заворачивает. Я ему в ответ, что все нормально. А он мне на это, что дело у меня, видимо, действительно безотлагательное, раз я решился оставить ее в такой момент для встречи с ним.
   – Естественно, ему сообщили, что ты подходящим человеком интересовался, – заметил Гуров. – Вот он о тебе справки и навел.
   – И даже не можете себе представить, до какой степени, – хмуро бросил парень. – В общем, объяснил я ему, что нужда меня заставила искать человека, который помог бы мне решить мои проблемы. А он мне в ответ, радостно так и с полной готовностью расшибиться ради меня в лепешку, заявил, что я его уже нашел, и он самым внимательным образом слушает, что у меня случилось.
   – Надеюсь, ты сказал ему только то, о чем мы договаривались?
   – Лев Иванович! – возмутился Степан. – Да за кого же вы меня держите? Я ему сказал, что не хотел бы пока пускаться в подробности, но мне важно знать только одно: есть ли у меня уже сейчас возможность получить часть бизнеса моего отца либо денежный эквивалент. И тут он мне в ответ такое, что я распоследним дураком себя почувствовал. Цитирую близко к тексту: «Я вас понимаю, Степан Николаевич. Вы встретились со своим отцом, будучи уже взрослым, выросли без него, так что особо теплых чувств к нему не питаете. Сейчас, в силу ряда обстоятельств, вы вынуждены жить в примаках у тестя, что вас угнетает, потому что со своей зарплатой лейтенанта полиции вы себя чувствуете там нахлебником. Кстати, не думаю, что ваш наставник, господин Шурган, одобрил бы выбор вами такой профессии – он ведь всегда находился по другую сторону баррикады. Но это так, ремарка в сторону». Я попытался выкрутиться, сказал, что Шурган действительно не одобрил бы это, но я уже и сам понял, что это не мое, потому-то и решил уйти, но не в никуда, а на заранее подготовленные позиции. Жить у моих родителей мы с женой не можем, оставаться вечно в доме тестя – тоже не лучший вариант, так что нужно в первую очередь решать проблему с жильем.
   – И тут он напомнил тебе о твоей квартире, – сказал Лев.
   – Точно! А я ему ответил, что детям нужен свежий воздух. Он мне понимающе покивал, и я уже подумал, что обошлось, а он мне вопрос: «Почему вы думаете, что ваш батюшка откажется выделить вам некоторую сумму на обустройство быта и для развития бизнеса, если вы решите таковым заняться?» Я отговорился тем, что не те у нас отношения. И вдруг он выдал такое, что сам себе удивляюсь, как морду ему не набил.
   – Давай дословно, – потребовал Лев.
   – Он сказал, что у меня хороший аппетит, но придется меня разочаровать – проблемой моей он заниматься не станет. Решение окончательное, и объяснений не будет. А потом попросил не счесть за труд и вам, то есть полковнику полиции Льву Ивановичу Гурову, от него поклон передать, потому что, хоть и шапочным было ваше знакомство, но он хочет засвидетельствовать вам свое почтение. И елейно так добавил, что не смеет меня больше задерживать, потому что вы меня с отчетом ждете, а терпение начальства испытывать не стоит. Да и жена меня заждалась. Чего попусту с ним время терять? И ведь все это самым мягким и доброжелательным тоном! Не придерешься! Сидел я и чувствовал себя нагадившим в хозяйские тапочки котенком, которого мордой в собственное дерьмо тычут. Вот! – Степан показал Гурову свои руки, где на ладонях были видны следы впившихся в них ногтей. – Меня от ненависти так трясло, что я даже зубы сжал, чтобы не клацали. Чего мне стоило взять себя в руки, только Бог знает! Но я ему все-таки спокойно заметил, что он все неправильно понял. А он мне на это извиняющимся тоном: «Значит, начал уже из ума выживать. Уж простите старика». Лев Иванович! Да я такого унижения никогда в жизни не испытывал!
   Гуров молчал, обдумывая все услышанное, а Степан нервно закурил, заметив при этом: «Бросишь тут!» Лев же с каждой минутой все более отчетливо понимал, как правы были Стас и Петр – это действительно была чужая игра. А он, идиот, не имея даже малейшего представления о правилах, вломился в нее, как слон в посудную лавку, и начал там все крушить. И каким боком теперь выйдет ему эта авантюра, пока неизвестно, но вот в том, что ничего хорошего его не ждет, он был уверен на тысячу процентов.
   – Степа! Я совершил большую ошибку, обратившись к тебе с подобной просьбой, – сказал Лев. – Я не должен был втягивать тебя в эту историю. Да и мне не стоило в нее соваться!
   – При чем здесь вы, Лев Иванович? Это я сам виноват, что встречу самовольно назначил. Надо было действительно ее отменить под каким-нибудь благовидным предлогом – в пробке, мол, стою! Я виноват, мне и отвечать!
   – Успеешь еще наотвечаться в жизни и за свои грехи, и за чужие, – устало ответил Лев. – А выкручиваться буду я сам. Езжай к жене – ты там сейчас нужнее. Слава богу, что Орлов и Крячко не в курсе! Хоть о них мне беспокоиться не надо.
   – А Овчинников в курсе, что они не в курсе? – язвительно спросил Савельев.
   Лев ругался очень редко, но сейчас не сдержался. Как он мог об этом не подумать? Ведь абсолютно все знают, что они, трое, неразлучные друзья, а это значит, что Петр и Стас по определению не могут оставаться в стороне. У Гурова был только один выход: обо всем рассказать им, потому что предупреждены – значит, вооружены. Он представил себе, что наговорят ему друзья, причем совершенно заслуженно, но другого пути не было.
   – Все! – сказал он Степану. – Езжай домой! А я понес свою повинную голову в управление – надо мужиков предупредить.

   Крячко сидел в их кабинете и составлял какую-то одному ему ведомую таблицу краж – он привык относиться к делу серьезно. Подняв глаза на вошедшего Гурова, Стас сразу понял, что дело запахло жареным – нечасто ему приходилось видеть своего друга в таком раздрызганном состоянии. Лев скинул куртку и позвал его:
   – Пошли к Петру.
   Крячко даже не стал спрашивать, что случилось – и так ясно, что нечто экстраординарное. Петр, увидев их, тоже лишних вопросов задавать не стал – раз пришли, сами скажут. Старательно не глядя на друзей, Гуров рассказал им все без утайки – чего уж тут секретничать, когда по его милости все могут пострадать. Орлов и Крячко слушали его молча, без комментариев, охов и ахов, а когда он закончил, Петр печально сказал:
   – Ну, то, что ты с шашкой наголо вперед рванул, не удивляюсь. Горбатый, могила, лопата – это про тебя. Что нас всех, не раздумывая, вместе с собой под каток затащил, тоже не новость – эгоизм у тебя уже давно из всех дыр фонтаном бьет. А вот то, что варианты начал считать не до, а после, это совсем плохо. Стареешь, значит. А сейчас уйди, Лева! Не хочу тебя видеть! – И, увидев, что Гуров хочет что-то сказать, повторил: – Уйди, пожалуйста!
   Гуров вышел из кабинета как оплеванный и поплелся к себе, а вот Крячко, прежде чем уйти, невесело заметил:
   – Петр! Ты, кажется, говорил, что дружба – понятие обоюдное? Так вот, это больше не про Леву!
   Он не пошел обратно к себе, а завернул на лестничную площадку, где, несмотря на строжайший запрет, все равно курили. Стрельнув сигарету и отойдя в сторонку, стоял, курил, смотрел в окно и думал о том, как жить дальше, потому что по-прежнему уже не получится. Когда Стас вернулся в кабинет, Лев, почувствовав запах табака, удивленно посмотрел на него, но тот сделал вид, что вообще один в комнате, и он не решился ничего спросить.
   Едва досидев до шести часов, Гуров встал и поехал домой. У него было яростное желание не просто напиться, а нажраться до провалов в биографии, но это было бы проявлением слабости и малодушия, которое он себе позволить не мог. У Марии был спектакль, так что вернется она поздно, и Лев, пользуясь ее отсутствием, метался по квартире, пытаясь найти выход из положения, а тот решительно отказывался находиться. О том, чтобы поужинать, он даже думать не мог, хотя не успел днем пообедать. Встречаться с женой ему не хотелось категорически – за годы совместной жизни они изучили друг друга так, что она тут же поняла бы, насколько ему муторно, а объясняться с ней и что-то выдумывать желания не было. Оставалось последнее средство, и, покопавшись в аптечке, Гуров нашел снотворное, которое Мария иногда принимала, так что, вернувшись, она застала его уже спящим.
   Пробуждение было безрадостным. Погода выдалась – на загляденье: и небо ясное, и солнышко светит, и легкий ночной морозец подсушил мокрый асфальт, но мысль о том, в какое положение он поставил не только себя, но и своих друзей, отравляла существование. Без энтузиазма, вяло делая утреннюю гимнастику, Гуров машинально прислушивался к включенному женой на кухне телевизору и вдруг услышал такое, что не поверил своим ушам и, с грохотом бросив гантели, рванул на кухню. Ведущая утреннего выпуска новостей уже перешла к следующему сюжету, и Лев вцепился в жену:
   – Маша! Мне послышалось или она действительно сказала, что вчера вечером было совершено нападение на владельца адвокатского агентства Овчинникова?
   – Да, было такое, – подтвердила она, глядя на поднимавшуюся над туркой пену. – Я невнимательно слушала, что-то вроде того, что он из ресторана выходил, а его кто-то ножом ударил. – Тут раздалось шипение, и Мария, в последний момент успев снять с плиты турку, возмутилась: – Господи! Что ты ко мне привязался! Приедешь на работу и все в подробностях узнаешь! Чуть кофе из-за тебя не сбежал!
   – Маша! Ты прелесть! – воскликнул Лев, чмокнув ее в щеку, и бросился к телефону. – Петр! Ты уже знаешь?
   – Слышал, – буркнул тот.
   – Делай, что хочешь, но это дело должен вести я! – потребовал Гуров.
   – Ты еще не наигрался в казаки-разбойники? – хмуро поинтересовался тот.
   – Реабилитироваться хочу, – объяснил Лев. – И в этом ты мне отказать не можешь!
   – Я подумаю, – пообещал Орлов и положил трубку.
   – Ты что-то натворил? – тут же полюбопытствовала Мария – уж такие вещи ни одна жена не пропустит мимо ушей.
   – Все мы творцы своего несчастья, – отшутился Гуров и стал бодро собираться на работу.

   В управление он приехал задолго до девяти и, взяв сводку происшествий за сутки по городу, поднялся в свой кабинет и начал искать в сводке информацию про Овчинникова, но ее почему-то не было. Не веря своим глазам, он самым внимательным образом прочитал все от начала до конца, но ничего не нашел. «Что за черт? Откуда же тогда она взялась в утреннем выпуске новостей? Они же данные из ГУВД получают! Или это кто-то из телевизионщиков решил так по-идиотски пошутить над Овчинниковым? Ох и дорого же ему эта шутка обойдется!» Чтобы не мучиться дальше, Лев позвонил своему приятелю-телевизионщику Сашке Тюрину, подняв его с постели – тот был классической совой.
   – Саша, скажи мне, может кто-то из ведущих выдать в эфир непроверенный материал или откровенную отсебятину?
   – Конечно, – сладко зевнул тот. – Если хочет мгновенно и скандально навсегда распрощаться с телевидением, кто же ему запретит? А что случилось?
   – Понимаешь, сегодня утром в новостях сказали, что вчера было совершено нападение на владельца адвокатского агентства Овчинникова, а у нас в сводках этого нет. Выясни, как это к вам попало, и тогда я тебе прощу то, что ты меня на Маше женил.
   – Эксплуататор и шантажист! – буркнул Тюрин. – Перезвоню!
   – И побыстрее!
   В ожидании звонка Гуров разгуливал по пустому в этот час коридору, пытаясь понять, откуда у этого нападения ноги растут, хотя это было делом заведомо бесполезным – информации-то ноль. Саша позвонил, когда терпение Льва было уже на исходе, но с новостями.
   – Слушай, Лева! Это произошло возле ресторана «Жаркая ночь». Сам понимаешь, все хотят подработать, и нам периодически сливают «горячую» информацию. Вот и там работает какой-то «доброволец». Он позвонил и сообщил, что только что на стоянке ударили ножом их постоянного клиента адвоката Владимира Николаевича Овчинникова, которого его друг повез в больницу. Новость была не из разряда «горячих», спецвыпуска не требовала. Выпускающий проверил по Интернету, что такой адвокат в Москве действительно есть, и информация прошла в утренних новостях, в разделе криминальной хроники, потому что на адвокатов нечасто нападают.
   Дверь в приемную Орлова была еще заперта, и Гуров, усевшись на подоконник, стал дожидаться Петра, одновременно пытаясь понять, почему это происшествие не попало в сводку. Врачи в любом случае обязаны были сообщить в полицию о ножевом ранении. Хотя, если ранение легкое, адвокат мог уже в машине переиграть ситуацию, позвонить кому-то из своих клиентов-врачей, а они у него все сплошь светила, и получить медицинскую помощь частным образом. Но почему работники ресторана не вызвали наряд?
   Первой пришла, естественно, много лет проработавшая с Орловым секретарша, с которой у Льва давно уже сложились прекрасные отношения, так что он тут же переместился в приемную, где был даже напоен чаем с домашним печеньем, а вот Петр все не появлялся. Когда же наконец он возник у своего кабинета, взгляд его любовью к Гурову совсем не лучился, он просто сухо бросил:
   – Дело о нападении на Овчинникова ведешь ты. Там совершенно непонятная ситуация, вот и разбирайся! Ты такие дела любишь! Но адвокат сам на звонки не отвечает ни по одному телефону, в его офисе все уже на ушах стоят – не было еще такого случая, чтобы он не предупредил, если задерживается. Езжай в район, благо он тебе уже знаком – начальника предупредили. Поговори с людьми, план оперативно-розыскных мероприятий подготовишь к обеду. Полномочия тебе даны широчайшие, но и сроки минимальные.
   – Я буду работать один, чтобы тебя со Стасом не подставлять, – твердо заявил Гуров.
   Орлов ответил ему таким взглядом, словно хотел спросить: «А ты что, еще не подставил?» Не выдержав, Гуров отвернулся, а Петр тем временем ушел к себе.

   В райуправлении при виде Льва опера скривились так, словно уже неделю питались одними лимонами, причем вместе с кожурой.
   – Товарищ полковник! Если вы по кражам…
   – Отставить кражи! – рявкнул Лев. – Это была легкая разминка перед боем! Будем работать по нападению на господина адвоката Овчинникова. Вчера на стоянке возле ресторана «Жаркая ночь» его ударили ножом. Почему работники ресторана не вызвали наряд, неизвестно. Друг Овчинникова повез его в больницу, но, видимо, по дороге что-то случилось, потому что ни в одну больницу он не доехал – иначе медики сообщили бы в полицию, и происшествие попало бы в сводку, а этого нет. К тому же покушение на адвоката – это, чтоб вы знали, не хухры-мухры!
   Как оказалось, хвоста начальнику райуправления уже накрутили до такой степени, что он отдал под начало Льву всех оперов и криминалистов! И работа закипела! Мобилизовав всех и оставив свою машину возле управления, Гуров, как в далекой молодости, разъезжал, не чинясь, вместе с операми на их машинах, что было и быстрее – включил сирену, и никакие пробки тебе не страшны. Весь день он провел на ногах, лопая вместе с операми то шаурму, то пирожки, то заботливо приготовленные для кого-то женой бутерброды.
   Вопросы Гурова были краткими и точными, распоряжения – понятными даже для дебилов. Забыв обо всех обидах, опера носились как ошпаренные, потому что такой мастер-класс, как работа под непосредственным руководством Гурова, действительно живой легенды МУРа, не каждый день бывает – он ведь не только приказывал, но и объяснял, почему и зачем нужно что-то сделать. Тут только успевай впитывать бесценный опыт, как сказали в каком-то сериале. План оперативно-розыскных мероприятий был составлен в считаные минуты на ходу – Гуров его просто продиктовал между делом молоденькому оперу по имени Саша, который смотрел на него широко открытыми глазами и ловил каждое слово. План, кстати, был отправлен Орлову по факсу, чтобы не терять время на разъезды.
   Ресторан в этот ранний час был еще закрыт, работали только уборщицы и кухня, а вот управляющий, как ему и полагается, оказался на месте. Демонстрируя и лицом, и фигурой полнейшую готовность сотрудничать по всем направлениям, он только умолял не поднимать шума, потому что иначе хозяин его убьет без долгих разговоров – скандал никому не нужен. Узнав имя владельца ресторана, Гуров только хмыкнул – новоявленный бизнесмен из бывших «братков» действительно мог это сделать. Лев сначала просмотрел, а потом изъял запись с камеры наружного наблюдения и, выяснив адрес работавшего вчера охранника, жившего, к счастью, недалеко, отправил к нему опера с четким приказом:
   – Найти! Позвонить мне на сотовый, и я скажу, куда его доставить целым, невредимым, вменяемым! Выполняй!
   Затем послал часть оперов обследовать проходной двор, которым, судя по записи, ушел нападавший, сказав при этом:
   – Ищите свидетелей! Преступник не мог испариться, его обязательно должен был кто-то видеть. Собачники, гулявшие со своими питомцами, рывшиеся в мусорных баках бомжи, развлекавшиеся недоросли. Двенадцать часов ночи в Москве – совсем не то время, когда на улице ни души. Обход всех квартир, окна которых выходят во двор, – обязательно. Задания делите, как хотите, но самое позднее к вечеру результат должен быть! Если что-то выясните раньше, звоните! Победителю – конфетка!
   Сашу, который так и не сводил с Гурова восхищенного взгляда, Лев оставил себе, как он выразился, «для поручений». Опера, усмехаясь, ушли, а Гуров, выяснив, кто из находившихся вчера вечером в ресторане работников сейчас на месте, вцепился в них как клещ, но на выходе был практически ноль. Они обо всем узнали постфактум, уже от охранника, но сами ничего не видели. Отпустив перепуганных людей, Лев принялся «вытрясать душу» из управляющего, пытаясь понять, почему никто не вызвал полицию. И тот, краснея и запинаясь, предположил, что охранник, видимо, зная отношение хозяина к скандалам и дорожа своим местом, не рискнул позвонить. А может, ранение показалось ему не тяжелым.
   – Он что, по образованию врач? – взорвался Гуров.
   Он хотел было объяснить управляющему, что именно будет и с ним, и с охранником, как зазвонил его сотовый. Это был опер, посланный им за охранником, который интересовался, куда привезти подозреваемого. Вскоре они были уже в ресторане, и парень, перепуганный до полусмерти, отвечал на все вопросы как на духу.
   – Честное слово, товарищ полковник! Я хотел и «Скорую», и ментов… простите, полицию вызвать. Но этот мальчишка сам отказался! Сказал, что «Скорая» когда еще приедет, он сам Володечку в больницу отвезет.
   – В какую больницу? – напирал на него Лев.
   – У нас тут есть недалеко одна, я объяснил ему, как туда ехать. Да и ранение было легким, ей-богу! – уверял Гурова охранник. – Крови-то немного было! Овчинников рану рукой зажимал!
   – Снаружи могло не быть, а внутреннее кровотечение? – рявкнул на него Лев. – А полицию почему не вызвал?
   – Так опять же парень слезно умолял этого не делать. Объяснил, что не может допустить, чтобы имя Володечки было связано со скандалом.
   – Заплатил? – напрямую спросил его Гуров, и тот, потупясь, кивнул. – Больше никаких происшествий не было? Пусть даже по мелочи!
   – Да нет, – неуверенно пожал плечами охранник.
   – Вспоминай! Ну, не бывает так, чтобы совсем ничего не было!
   – Ну-у-у, на стоянке у машины одной колесо спустило, так это дело обычное. Эти двое-то как раз и вышли, когда мужик запаску ставил.
   Узнав адрес больницы, Гуров вместе с Сашей помчались туда. В приемном покое все делали большие глаза и уверяли, что никакого Овчинникова к ним не доставляли. Пришлось «брать за грудки» главврача, который, не выдержав напора, признался, что да, ему доложили утром, что ночью в больницу привозили раненого, но тот скончался еще в своей машине, а поскольку официально он к ним не поступил, тем более что собственного морга в больнице нет, труповозка забрала его в бюро судмедэкспертизы, а человек, который его привез, сейчас находится у них в неврологии, потому что после перенесенной психологической травмы неадекватен. Лев тут же позвонил в морг своему приятелю и попросил того не только лично, но и срочно заняться трупом Овчинникова, чтобы заключение было готово уже к вечеру. Выяснив адреса и телефоны дежуривших ночью врачей и медсестер, он отправил к ним оперов с наказом не церемониться, а сам, несмотря на возражения врачей, прорвался в палату друга Овчинникова, который назвался Беловым – никаких документов при нем не было, потому что его борсетка осталась в машине. Это оказался, как и говорила Ольга Пивоварова, очень смазливый, томный, длинноволосый парень, но сейчас он бился в истерике, плакал, заламывал руки, но Лев, хоть и в присутствии врача, все-таки смог его, пусть пока и коротко, допросить…
   Гуров так стремительно ворвался в больницу, что даже не обратил внимания на то, стоит ли возле нее «Лексус» Овчинникова. Сейчас же, выйдя на улицу, он увидел, что машин на стоянке много, но вот никакого «Лексуса» среди них не было, зато имелась камера наблюдения над дверью приемного покоя. И тут оказалось, что она давно уже сломалась и висит больше для вида и устрашения, потому что на ее ремонт денег нет. Высказав главврачу, который все это время семенил за ним по пятам, все, что он думает об этом богоугодном заведении, Лев подал машину в угон. И это было оправданно – если кто-то знал о неисправности камеры, то грех было этим не воспользоваться и не угнать, чтобы потом разобрать на запчасти.
   В общем, Гуров прошелся по больнице разрушительным тайфуном, и после его ухода в коридорах и кабинетах еще долго пахло корвалолом. Сам же он вернулся в проходной двор возле ресторана, облазил его весь вместе с операми, а потом они пошли искать камеры наружного наблюдения на другой улице – где-то же преступник должен был «засветиться».
   В общем, день прошел напряженно, а вечером, когда все снова собрались в управлении, приблизительная картина преступления уже вырисовывалась. Приблизительная потому, что очень странно выглядело.
   – Итак, что мы имеем? – спросил Гуров. – Кто начнет?
   Уже знакомый Льву капитан поднялся, откашлялся и начал говорить, а вот остальные опера сидели, повесив уши на гвоздь внимания, с блокнотами в руках, готовые не то что записывать поручения Гурова, а конспектировать каждое его слово.
   – Потерпевший вместе со своим другом Беловым пришел в ресторан «Жаркая ночь» приблизительно в 20.30. Внутри никаких инцидентов не было, они мирно сидели, ели, о чем-то весело беседовали, и все. Ориентировочно в 23.50 Овчинников расплатился, они вышли из ресторана и направились к его машине, но дойти до нее не успели. Благодаря записи с камеры мы имеем точное время нападения – 23.56 и полную картину преступления. Неустановленное лицо вышло им навстречу из-за припаркованной рядом с «Лексусом» Овчинникова машины и почти тут же нанесло потерпевшему один удар ножом, после чего, выдернув орудие преступления, скрылось с места происшествия через проходной двор.
   – Внесу дополнение, – перебил его Гуров. – Со слов Белова я знаю, что преступник спросил у потерпевшего: «Ты помнишь меня? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Получай окончательный расчет!» Мат я опускаю. Продолжайте!
   – Белов начал орать, на его крик выскочил охранник, который утверждает, что в тот момент потерпевший был еще жив и в сознании, он зажимал рану рукой и стонал. Охранник предложил вызвать «Скорую помощь», но Белов отказался, сказав, что она не успеет, он сам отвезет Володечку, – подчеркнул капитан, – в больницу, и спросил, где находится ближайшая. Охранник объяснил ему, как туда ехать, и предложил разложить переднее пассажирское сиденье, что и сделал, а Белов застелил его своим плащом. Совместными усилиями пострадавший был положен в машину, и Белов уехал.
   – С этим ясно, – сказал Гуров. – Кто ездил к врачу и медсестре? И докладывайте сидя, а то и так весь день на ногах.
   – Я ездил, – отозвался другой опер. – В ту ночь в приемном покое больницы дежурила врачиха, лет восемьдесят ей точно есть, но она – теща главврача, потому и держат. Сидели они дружной компанией: она, медсестра и охранник, и чаи распивали. И тут к ним Белов ворвался, как ненормальный кричал, что у него в машине тяжело раненный человек, которому нужна срочная помощь. Хватал ее и медсестру за руки и тащил на улицу, одним словом, истерил. Охранник попытался вывести Белова из приемного отделения, но тот уцепился руками за дверь и отчаянно сопротивлялся. Поняв, что им не отделаться, врачиха велела охраннику помочь переложить раненого на каталку, чтобы потом завезти внутрь. Но тот, сославшись на преклонный возраст и то, что это не входит в его обязанности, отказался. Тогда врачиха послала медсестру на поиски санитара. Пока его нашли и разбудили, пока тот пришел, пока ему все объяснили, в общем, Овчинников к тому времени уже скончался. Вернувшись обратно, санитар сказал: «Готов!» – а врачиха заявила, что Овчинников, наверное, скончался от внутреннего кровотечения.
   – То есть эта старая перечница к нему даже не вышла? – недоверчиво спросил Гуров. – Ей оказалось достаточно слов санитара?
   – Вот именно! – ответил опер.
   – Ну, и бардак! – помотал головой Лев. – Что дальше?
   – Не то слово, товарищ полковник! – очень выразительным тоном согласился с ним опер. – Белов впал в бешенство, бросался с кулаками на санитара, орал, что это «они» его Володечку убили, что он всю прессу на ноги поднимет, их больницу с грязью смешает и так далее. Кричал, что немедленно поедет с трупом Володечки на Красную площадь, чтобы там утром все могли увидеть, какие в России врачи. Тогда санитар посоветовал врачихе побыстрее труповозку вызвать и сказать, что к их больнице криминальный труп подкинули, вот пусть и заберут его, от греха подальше. А что? Овчинников же у них ни по каким документам не проходил! Его даже внутрь не занесли. Она и позвонила, а поскольку всю жизнь врачом проработала, то знакомых у нее в этих кругах полным-полно, поэтому ей и пообещали, что машину немедленно вышлют, тем более что бюро судмедэкспертизы совсем недалеко находится. А Белов все орал и орал, пока не нарвался. Санитар кинулся в нему, а он бросился от него бежать по коридору первого этажа, потом по лестнице вверх. Тут даже охранник подключился, чтобы его поймать. Как они потом сказали врачихе, догнали его аж на третьем этаже, пытались скрутить, но он отбивался, орал, кусался. Тогда санитар ему хорошенько врезал, и они вдвоем его все-таки скрутили. Подоспевший врач вколол Белову успокоительное, и санитар с охранником оттащили его в пустую палату, где и заперли. А Овчинникова, видимо, труповозка забрала.
   – Что значит, видимо? – поинтересовался Лев. – Они что же, внутрь не входили?
   – Врачиха сказала, что никто не заходил. Да и зачем? Документы-то оформлять не надо! Счастливого дежурства пожелать? Так на труповозке сентиментальные люди не работают.
   – А «Лексус» Овчинникова мог потом либо санитар, либо охранник оприходовать. А что? Стоит себе эдакий бесхозный красавец, со всеми документами и ключами в замке зажигания. Как тут удержаться? – заметил кто-то. – Кстати, раз там плащ подложен был, может, салон не так уж и испачкан. Ох, и получат они за это мародерство!
   – Что еще по больнице? Что говорила медсестра? Охранник? – продолжал свои расспросы Гуров.
   – Медсестра, если и моложе врачихи, то лет на пять, не больше, такая же старая развалина, – начал какой-то опер. – Рассказала практически слово в слово то же, что и врачиха. А охранник, дед глубоко пенсионного возраста, на улицу даже не выходил. Он и за санитаром-то, когда тот за Беловым погнался, потрусил только потому, что это уже в его обязанности входит. – И опер развел руками, показывая, что у него все.
   – Тогда давайте по свидетелям, – предложил Гуров. – Белов не в счет, толку от него сейчас никакого. Будем пока обходиться своими силами.
   – А нет у нас свидетелей, – вздохнул еще один опер. – Два собачника во дворе со своими питомцами гуляли и неспешную беседу вели, когда их собаки вдруг залаяли и начали с поводков рваться – они же при виде бегущего человека всегда так реагируют. Тут уже и хозяева его увидели, но ни лица, не одежды рассмотреть не смогли. Бомжи в мусорных баках действительно копались, но от этого увлекательного занятия даже отвлекаться не стали – мало ли почему человек бежит? Подростков во дворе не было – погода не располагала. Обход квартир, где окна во двор выходят, тоже ничего не дал: кто уже спал, кто телевизор смотрел. Если бы во дворе шум был, выстрел, например, то люди обязательно выглянули бы из любопытства, а его-то как раз и не было. Так что преступник сквозняком промчался через двор и выбежал на другую улицу.
   – Что на записях? Есть за что зацепиться? – поинтересовался Лев и предложил: – Давайте все вместе посмотрим запись из ресторана, может, кто-нибудь из вас увидит то же, что и я.
   Капитан тут же вставил диск в компьютер, и на мониторе появилась картинка стоянки перед рестораном, где какой-то мужчина действительно менял колесо у машины. Вот вышли Овчинников и Белов, направились к «Лексусу», выскочив из-за другой машины, им дорогу перегородила мужская фигура, почти тут же последовал удар ножом, преступник бросился бежать, Овчинников начал оседать на землю, над ним склонился Белов, буквально через минуту к ним присоединился охранник ресторана. Ну, а дальше было уже неинтересно.
   – Верни лицо преступника и максимально укрупни, – попросил Гуров и велел: – Смотрите все, вдруг что-то найдется.
   – Ничего это не даст, – грустно проговорил капитан, но все сделал. – Мы уже и так смотрели, и эдак. Судите сами: борода с усами. Так они сейчас есть, а через минуту – уже нет. Шапка низко на глаза надвинута. Стоит он к нам в профиль, лица полностью не видать. Руки в перчатках – если и есть татуировка, ее все равно не разглядишь. А в таких куртках и брюках пол-Москвы ходит. Единственное, что у нас есть, это рост. Он стоял на фоне машины, так что подсчитать несложно – где-то 180–185 сантиметров.
   – А что на камерах с той улицы, куда он выбежал?
   – Нет его там, мы по два раза все просмотрели. Он же на параллельную улицу через подворотню выходил. Что ему мешало там немного задержаться, усы с бородой отклеить, куртку на другую сторону надеть, а шапку под нее сунуть? Вот вам и никаких следов крови, которые обязательно на куртку попали, когда он нож выдергивал.
   – Хорошо, теперь давайте разберемся, что у нас с орудием преступления, – сказал Гуров и, поставив телефон на громкую связь, позвонил в морг: – Марек! Что у нас с Овчинниковым? Меня интересует глубина и форма раневого канала и его угол.
   – Лева! Ты будешь смеяться, но у нас такого клиента нет.
   – Марек, это не смешная шутка, – заметил Лев.
   – Какие могут быть шутки при моей работе? – возмутился Марк. – Я забыл, когда последний раз улыбался! Раз я тебе говорю, что у нас такого клиента нет, значит, нет!
   – Напутать ничего не могли? Например, записать не под той фамилией?
   – Лева! Кто из нас сыщик? Ты или я? Ищи! Если ты забыл, напоминаю: криминальные везут только к нам. Может, его по дороге потеряли?
   Гуров даже не стал отвечать, а просто отключил телефон, а потом обратился к внимательно прислушивавшимся к его разговору операм:
   – Что вы думаете по этому поводу, господа офицеры?
   – Есть одно соображение, – сказал какой-то опер. – Уж больно клиент был богатый, а документов на него никаких. Зато при себе небось были и деньги, и документы, и часики не китайского производства, и золотишко, и ключи от дома. Санитары вполне могли его по дороге обчистить, труп в какой-нибудь лесополосе кинуть, и, Вася! Надо бы проверить, не «обнесли» ли еще и его квартиру.
   – Вот и займись! Пробей по базе, где он жил, и для начала, чтобы нам опять, высунув язык, не бегать, свяжись с вневедомственной. Квартира у него точно под охраной была, вот и узнай, не проходил ли сигнал тревоги после ноля часов.
   Пока опера шустрили, Гуров с тоской думал, что из-за своего неуемного любопытства вляпался он всеми конечностями в эту историю, как муха в варенье. Словно мало ему было обычных дел, чего-то особенного захотелось! Тайной, видишь ли, запахло! И выйдет ему эта история таким боком, что мало не покажется!
   – Товарищ полковник! – окликнули его, и он оторвался от своих невеселых мыслей. – Не сигналила его квартира, он ее как вчера утром на пульт сдал, так и стоит до сих пор. Может, санитары подумали, что в доме кто-то есть, вот и не рискнули сразу туда соваться, присматриваются пока.
   – Есть! – воскликнул другой опер. – Я выяснил! Туда выезжали Калачев и Савин, но никаких данных мне на них не дали.
   – Ничего! Сейчас мне дадут! – устало вздохнул Лев и позвонил сам. – Гуров моя фамилия, – сказал он, когда ему ответили.
   – О, Лев Иванович! Ты чего это нами заинтересовался? – ответил ему дежурный судмедэксперт. – Мы живых людей не режем, а мертвых – только на законных основаниях.
   – Не умеешь – не хохми, не смешно у тебя получается. Учись у Марека! Или это у вас профессиональное? Вы без этого уже не можете? Лучше дай мне все установочные данные на Калачева и Савина.
   – А чего они натворили?
   – Криминальный труп по дороге потеряли, – объяснил Лев. – И душевно тебя прошу, не говори, что они у начальника в сейфе, а он будет только завтра утром. Я сейчас очень уставший, злой и голодный!
   – Ой, как я тебя боюсь, – пробормотал тот, но чем-то зашелестел и сказал: – Пиши!
   Лев все записал под диктовку, а потом отдал листок операм со словами:
   – Чего сидим? Кого ждем? Быстро по наряду в каждый адрес, и пусть без этих гавриков не возвращаются! Нет дома, значит, должны выяснить, где они, хоть из-под земли выкопать, но сюда доставить! Для непонятливых объясняю: я привык ночевать дома!
   Убедившись, что за санитарами поехали, он вернулся к делам насущным.
   – А теперь, господа, давайте подумаем о мотивах. То, что это было не ограбление, и так ясно, а что это может быть еще?
   – Товарищ полковник! А вы сами как считаете? – смущенно спросил Саша.
   Гуров оторвал от пачки один листок, что-то на нем написал, положил перед собой чистой стороной вверх и для надежности сверху еще и чью-то чашку поставил.
   – То, что я думаю, – здесь! – кивнул он на листок. – Меня интересует ваше мнение. Вдруг кто-то думает так же, как и я.
   – Месть, конечно, – уверенно произнес капитан, и все остальные согласно покивали. – Потерпевший у нас адвокат. Предположим, он не смог кого-то вытащить или скостить срок так, как его подзащитный рассчитывал. Вот тот и затаил на него злобу, которую все годы отсидки копил и лелеял. А тут вышел, нашел Овчинникова и свел с ним счеты.
   – Это на поверхности, а что еще может быть? – настаивал Гуров.
   Все напряженно думали, переглядывались, перешептывались, а потом капитан сказал:
   – У нас других версий нет. А вот Сашка, дай ему волю, вам сейчас такого навыдумывает, что ум за разум зайдет. – И кивнул в сторону молоденького опера, все время восхищенно смотревшего на Льва большими голубыми глазами. – Ему бы, по-хорошему, детективы писать, а не у нас работать. И денег было бы больше, и слава какая-никакая.
   – Саша! Даю тебе волю и слушаю очень внимательно, – обратился к нему Гуров.
   Парень страшно покраснел, уши даже заполыхали, а Лев смотрел на него и видел самого себя в этом возрасте, когда только пришел после института в отдел Турилина. Он вот так же краснел и смущался, да и глаза были такими же, голубыми и наивными, только вот не смотрел он ни на кого с таким восхищением, потому что у него пример отца был перед глазами, а вот Сашку, видимо, одна мать воспитывала, вот он и ищет «сделать бы жизнь с кого». Саша еще немного помялся, а потом все-таки начал:
   – Товарищ полковник, это очень странное преступление.
   – Согласен, в нем много непонятного, – кивнул Лев.
   – Вот это нападение. Оно же глупое, как не знаю что. Предположим, что нападавший – отсидевший преступник, который решил отомстить. Раз он выследил Овчинникова, то зачем было нападать возле ресторана, вход в который, естественно, оборудован камерой наблюдения? Он мог бы подкараулить адвоката где-нибудь в другом месте, причем тогда, когда тот будет один. Например, назначить ему встречу, назвавшись другим именем. Далее. Охрана в самом ресторане – это раз, кто-то из гостей мог приехать с охраной, которая хозяина на улице в машине ждет, – это два, люди постоянно входят и выходят – это три, кто-то, владеющий каким-нибудь видом борьбы, так что нож для него не угроза, мог попытаться задержать нападавшего – это четыре. Можно еще продолжать, но, думаю, и этого хватит. Кроме того, раз нападавший выследил адвоката, значит, знал, что это его машина, то есть за руль сядет именно он. Зачем же было преграждать путь и Овчинникову, и Белову, если можно было затаиться возле двери водителя и ждать там? Зачем показывать свое лицо Белову? Для чего это демонстративное нападение прямо под запись? Теперь о Белове. Ну, здесь всем уже понятно, что они были любовниками. По идее, такой тип, как Белов, должен был испугаться насмерть, а он не растерялся, наоборот, очень трезво мыслил и четко действовал. Быстро увез Овчинникова с места происшествия, хотя логичнее было бы дождаться приезда «Скорой помощи» – мало ли что у адвоката было повреждено? А он не побоялся его поднимать и ворочать. Зачем он плащ постелил на сиденье? Для мягкости? Нет. Чтобы его не испачкать кровью? Но думать в такую минуту о подобных вещах – противоестественно, тем более что машина не его. Теперь о больнице. Я посмотрел по карте, до «склифа», где блестящие специалисты, было бы ненамного дольше ехать, почему же он направился именно в эту небольшую районную больницу, где нет дежурного оперирующего хирурга – это я в приемном покое у медсестер выяснил. Там только дежурный врач в приемном покое и в отделениях. Туда даже травму никогда не возят, потому что специалистов нет. Получается, что он вез Овчинникова на верную смерть? Зачем же тогда в приемном отделении истерил? Ведь он же практически спровоцировал санитара на возню с собой, а длилась она, судя по всему, долго. А может быть, он просто время тянул, отвлекая всех на себя? А что происходило в это время во дворе возле машины, мы теперь никогда не узнаем – камера-то не работает.
   – Твои выводы? – потребовал Лев.
   – Это была очень хорошо продуманная операция, – ответил Саша. – Все было рассчитано по минутам. Я думаю, что колесо на другой машине не случайно оказалось проколотым. Наверное, человек в этой машине следил за Овчинниковым, и тот об этом знал. Если поговорить с официантом, который обслуживал столик адвоката и Белова, и посетителями, сидевшими недалеко, то не исключено, что прямо перед уходом Овчинникова или Белова кому-то из них был звонок на мобильный – это сообщник им сказал, что можно выходить, потому что машина преследователя выведена из строя. Можно также предположить, что обычно адвокат с другом засиживались в ресторане гораздо позднее, поэтому преследователь и решил, что у него есть время поставить запаску. Будь иначе, он бы оставил свою машину на стоянке и вызвал такси, чтобы ждать их выхода уже в этой машине. И больница была выбрана не случайно, они заранее знали, кто в этот день будет дежурить. Остается открытым вопрос с санитаром, но, скорее всего, ему просто заплатили.
   – Почему же тогда они окончательно не запутали следы? Зачем Белову надо было говорить, куда именно он повезет раненого? – уточнил Гуров.
   – Для того, чтобы кто-то мог подтвердить факт смерти Овчинникова, тем более что бюро судмедэкспертизы находится совсем рядом, и труп быстро забрали. Выходит, что Овчинников жив. Он переоделся в чистую одежду и уехал на своей машине, а испачканные вещи где-то по дороге выкинул. Ему нужна была эта ночь для того, чтобы, предположим, вылететь за границу по другим документам. Машина, скорее всего, находится на стоянке возле какого-нибудь международного аэропорта, но не исключен вариант, что это отвлекающий маневр, а сам он по какой-то причине остался в России. Белова мы в больнице больше не найдем. Зачем им понадобилась эта мистификация, пока не ясно. Но какой-то труп возле больницы все-таки был, потому что иначе санитары зашли бы, чтобы поскандалить из-за ложного вызова. Вероятно, это был бомж без документов, которого привезли в машине Овчинникова, поэтому его и не зарегистрировали под этой фамилией.
   – Это легко проверить. Кто-нибудь, позвоните в больницу и поинтересуйтесь самочувствием Белова, типа, мы его допросить хотим, – приказал Гуров. – А еще обзвоните международные аэропорты, пусть глянут на стоянках, нет ли там машины Овчинникова.
   Опера опять засуетились и… Да! Саша оказался прав! Белов из больницы сбежал! Через некоторое время выяснилось, что «Лексус» Овчинникова находится на стоянке в «Шереметьево».
   – Товарищ полковник! – растерянно проговорил капитан. – Получается, что Сашка все правильно сказал? – Гуров кивнул. – А что вы сами на листке написали?
   – Посмотрите, – разрешил Лев.
   Капитан достал из-под чашки листок и вслух прочел только одно слово: «побег». В комнате установилась полная тишина, и все с изумлением смотрели на парня, над которым привыкли беззлобно, а может, и не только, подшучивать. А тот, оказавшись в центре всеобщего внимания, стоял смущенный, красный как рак и не решался поднять глаза.
   – Саша, ты умеешь читать мысли? – спросил Лев, и тот посмотрел на Гурова умоляющим взглядом, в котором читалась просьба не добивать его окончательно. – Как тебя полностью?
   – Лейтенант Александр Васильевич Вилков, – четко ответил парень.
   – Так вот, Александр Васильевич! Я согласен почти с каждым твоим словом. Почти! – подчеркнул Гуров. – Просто в некоторых вопросах у тебя еще опыта маловато, но это дело наживное. А то, что смущаешься и краснеешь, так это с годами пройдет. Теперь уже никто не поверит, но я сам был таким же. – Он подошел к нему, пожал руку, а потом не выдержал и поцеловал в лоб. – Знаешь, Саша, я уже давно мог бы быть генералом, но мне это неинтересно. Если уж отвечать, то за свои ошибки, а не за чужие грехи на коврах отдуваться. А вот ты со временем им точно станешь! – И, обращаясь уже ко всем, добавил: – Дело закрыто! Хотя оно, по большому счету, и не открывалось. Но, если возникнет необходимость отписываться, вы уже все знаете. Санитаров, на всякий случай, все-таки допросите, но я уверен, что труп возле больницы действительно был, не исключаю, что несвежий. Честь имею, господа офицеры!
   Гуров ушел, а оставшиеся сидели, потрясенно глядя на Сашу, который забился в угол и тяжело вздыхал, предчувствуя, что насмешек теперь будет еще больше. Хорошо, если «генералом» не станут звать.

   На следующий день Гуров уже специально посмотрел по телевизору новости и, услышав, что подвергшийся накануне нападения адвокат Овчинников находится сейчас в отделении реанимации госпиталя Бурденко, только хмыкнул – другого он и не ожидал. Приехав на работу, Лев сразу пошел к Орлову, где застал и Крячко, причем оба смотрели на него, мягко говоря, крайне неодобрительно, и с порога спросил:
   – Разрешите доложить?
   – Я уже в курсе – начальник райуправления отзвонился. А вот тебя начальник Главка ждет. Одного! – подчеркнул Петр. – И причины мне неведомы. Скажи, что ты еще успел натворить, чтобы мы хоть в курсе были, чего нам самим ждать.
   «Ну, вот и началось! – невесело подумал Гуров. – Оперативно, однако!» – а вслух жестко сказал:
   – Вы ничего не знаете! Совсем ничего! А за свои «косяки» я уж как-нибудь сам отвечу!
   Оставив куртку в своем кабинете, Лев пошел в кабинет начальника Главка, который располагался на следующем этаже. Как когда-то выразился один неглупый человек: «Новая метла приводит с собой новые веники», вот и начальник Главка был таким «веником», причем провинциального кустарного производства. Работал он у них недавно, ничем выдающимся себя пока не зарекомендовал, но те, кто уже успел с ним пообщаться, отзывались о нем, как о человеке сером и недалеком.
   Едва Гуров успел в приемной назвать себя новой секретарше, как был тут же допущен в кабинет, где не без интереса стал рассматривать его хозяина, и пришел к выводу, что тот действительно классический «веник». А вот «веник», поскольку слышал о Гурове только краем уха и никогда раньше не сталкивался, тут же зашел не с той карты, то есть начал орать, чего люди, хорошо знавшие Льва, никогда себе не позволили бы.
   – Гуров! Ты что себе позволяешь? Ты что о себе возомнил? Лучший из лучших, блин! Ты какого черта полез к Овчинникову? – надрывался он. – Спецслужбы несколько лет проводят секретную операцию, а ты одним махом все разрушил! Где теперь этого адвоката искать? Чего молчишь?
   – Вы мне льстите, господин генерал-лейтенант, – спокойно ответил Лев, который теперь окончательно убедился в своих подозрениях. – Спецслужб Овчинников не боялся, а вот одного меня испугался так, что сбежал без оглядки. Напрасно, не такой уж я и страшный.
   – Да как ты смеешь так со мной разговаривать? – взвился тот. – Ты бы лучше о своем будущем подумал!
   – Мне подать рапорт об отставке? Я готов!
   – Не-е-ет! Ты так легко не отделаешься! Никакой отставки не будет! А будет уголовное дело, суд и зона! На тебя рапортов и докладных столько, что на ПСС Ленина хватит!
   – Значит, так тому и быть! – не стал спорить Лев. – Вызывайте наряд! – И поинтересовался: – Мне сдать оружие и документы вам?
   – На стол! – заорал генерал, и Гуров, спокойно положив все на стол для заседаний, спросил:
   – Мне подождать наряд здесь или в приемной?
   – Ты чего из себя героя-одиночку строишь? Думаешь, что дружки твои в стороне останутся? Оба отсюда мухами вылетят! – зловеще пообещал «веник».
   – А они здесь совершенно ни при чем, – твердо заявил Гуров. – Это была моя неорганизованная самодеятельность.
   – Ну, и зачем мне нужен начальник управления, который не знает, чем в рабочее время занимаются его подчиненные? – усмехнулся тот и нажал кнопку селектора: – Подготовь приказ об отстранении от должности, вплоть до особого распоряжения, генерал-майора Орлова, с возложением его обязанностей на полковника Шатрова, и полковника Крячко и о возбуждении в отношении Орлова и Крячко служебного расследования.
   Услышав это, Гуров взбесился так, что в глазах потемнело, но, взяв себя в руки, ответил:
   – Господин генерал-лейтенант! Этим шантажом вы от меня ничего не добьетесь!
   – Да на хрен ты мне сдался? – ненатурально рассмеялся тот.
   – Вам я действительно не нужен, а тем, кто приказал вам заставить меня заниматься дальше этим делом, я остро необходим, потому что я действительно лучший из лучших, а их спецслужбы жидко обделались. Только шантаж – занятие опасное, как бы вам «обратку» не получить. Да, я могу найти то, что не смогли другие, но не факт, что отдам это заинтересованным лицам. Я не буду использовать это в своекорыстных интересах, а предам, например, огласке. Такой вариант ваши хозяева просчитали? О вас я не говорю, у вас опыта оперативной работы нет, и никогда не было, вы аппаратчик! Будь иначе, вы бы сначала навели обо мне справки и узнали, что на меня ни в коем случае нельзя орать, а тем более давить! Сила противодействия намного превзойдет силу действия!
   «Веник» слушал его с открытым ртом, потому что подобной наглости от, казалось бы, припертого к стене человека никак не ожидал. Вдруг он вздрогнул, и Гуров язвительно поинтересовался:
   – Что? Вам кто-то крикнул в ухо, что вы кретин? Или вы думали, что я не замечу «кнопку» в вашем левом ухе? Тогда не надо было этой стороной ко мне поворачиваться! Да кто бы вам разрешил бесконтрольно со мной разговаривать? Те, кто вам приказывает, мне цену знают. А я знаю, кто является или стал мозговым центром этой операции, и хочу ему напомнить слова Талейрана: «Это хуже, чем преступление. Это ошибка». И этот человек ее только что совершил! Видимо, это свидетельство того, что к его мнению больше не прислушиваются, и я ему могу только посочувствовать. Итак! Вернемся к делу! Что от меня хотят? – спросил Гуров, забирая со стола удостоверение и пистолет.
   – Чтобы вы подключились к операции, – уже совсем другим тоном проговорил «веник». – Вы поступите в распоряжение…
   – Я ни в чье распоряжение поступать не буду! – жестко заявил Лев. – Эти «ложкомои», по моим сведениям, два раза крупно прокололись, сколько было других случаев? Операцией руковожу я, и это не обсуждается! Далее. Вы немедленно отмените свои, мягко говоря, необдуманные распоряжения! При мне! – «Веник» смотрел на Гурова ненавидящим взглядом и явно колебался. – Мне повторить?! – прикрикнул на него Лев.
   Тот снова нажал кнопку селектора и сказал:
   – Все приказы по Орлову и Крячко отменить! Никакого отстранения и никакого служебного расследования! – А потом сквозь зубы процедил: – Это все?
   – Нет! Если я узнаю, что против моих друзей или близких было предпринято хоть малейшее враждебное действие, а я об этом обязательно узнаю, то устрою такое, по сравнению с чем конец света покажется вам детской шалостью. И те, кто меня слышит, знают, что это не пустая угроза с моей стороны. Далее. Я привлекаю к работе лейтенанта Александра Васильевича Вилкова. У парня светлая голова и незамыленный взгляд, со временем не хуже меня станет.
   – А вы не слишком высокого мнения о себе? – сдавленным голосом спросил «веник».
   – Так что же вы тогда ко мне прицепились? – усмехнулся Гуров. – Чем вам плох тот же Шатров или Богданов? Привлекайте к операции их, и они вам с большим успехом все завалят! Вы хотели лучшего из лучших? Тогда терпите! В управлении я больше не появлюсь. Как со мной связаться, все знают. Пустите за мной «наружку» – я расценю это как проявление недоверия, и тогда пеняйте на себя. У меня все! Честь имею!
   Гуров вышел из кабинета, аккуратно закрыв дверь, хотя хотелось хлопнуть изо всех сил. Его трясло от ярости, и он шел к Орлову очень медленно, стараясь по дороге хоть немного успокоиться. С огромным трудом ему это удалось, но обрадовался он рано, потому что уже на подходе к кабинету генерала к нему подскочил полковник Шатров, такая гнида, что люди избегали здороваться с ним за руку – не отмоешься потом.
   – Ну, Гуров! Не знаю уж, как тебя и благодарить! Вот никогда не думал, что мне это делать придется – ты же меня ненавидишь! А тут удружил! Я и не мечтал, что когда-нибудь кабинет Орлова займу, а ты дружка своего закадычного, видать, так подставил, что он мгновенно освободился! Заходи на чай!
   – Рано обрадовался, – сухо ответил ему Лев, ничуть не удивившись – слухи по Главку разносились со сверхзвуковой скоростью. – В обозримом будущем хозяин в кабинете не поменяется.
   Войдя к Орлову, он встретил два испепеляющих взгляда. Крячко промолчал, а вот Орлов не выдержал и сказал:
   – Долго ты заигрывался, Лева, и вот наконец доигрался!
   – Никаких приказов не будет! – сообщил им Гуров. – Меня в управлении – тоже. Сколько? Не знаю! Но после всего, что вам пришлось из-за меня пережить, не думаю, что вы будете этим опечалены. Всего хорошего!
   Он вышел, забрал из своего кабинета куртку и поехал домой. Проезжая мимо стоявшего черного «Мерседеса» с тонированными стеклами, Лев даже не подозревал, какие там бушевали страсти. Водитель стоял снаружи, а вот пассажиры: невысокий, худощавый, с обширной лысиной пожилой мужчина и мужчина помоложе, смуглый брюнет с пышной шевелюрой и жестким волевым лицом, оживленно разговаривали, причем если второй вовсю бушевал, то первый старался его как-то успокоить.
   – Нет, он что себе позволяет?! – возмущался брюнет. – Эта сволочь еще и условия диктует! Словно он хозяин положения!
   – Каждый человек позволяет себе ровно столько, сколько может, а Гуров может себе это позволить. И сейчас действительно он – хозяин положения. Я вас заранее предупреждал, что разговаривать с ним в подобном тоне нельзя. Но вы не прислушались к моему совету и настояли именно на жестких мерах. Что из этого вышло, вы видели. С ним нужно было просто поговорить и попросить о помощи. И он бы обязательно помог.
   – Просить?! – возмутился брюнет. – Это не мое! Человек должен чувствовать узду и кнут. Руку хозяина, черт подери, чтобы знал свое место. А этот совершенно неуправляемый.
   – Ошибаетесь! – поправил его лысый. – Он управляемый, но управляет собой только сам, руководствуясь собственными представлениями о чести и порядочности. На подлость он не способен, но вот на адекватные ответные меры – вполне.
   – Я так не привык! Я должен знать, что держу человека в ежовых рукавицах, что он меня боится, что ему есть что терять, и только тогда я могу быть в нем отчасти уверен. Как я могу вверять свою судьбу человеку, который от меня не зависит?
   – Но ведь мне же вы вверили? – спросил лысый.
   – Вы совсем другое дело, – отмахнулся брюнет. – Вы заинтересованы в том, чтобы все прошло гладко, не меньше, чем я.
   – Если вы не верите Гурову, давайте все отменим и положимся на судьбу, – предложил лысый. – Пусть уже известные вам специалисты продолжают искать потихоньку дальше.
   – Какая судьба?! – взорвался брюнет. – Если люди хоть что-то узнают, мне конец. И черт с ним, что меня не выберут, но ведь меня проклянут! Весь мой род на веки вечные окажется опозоренным! Кто отдаст своих дочерей за моих сыновей? Кто тогда женится на моих дочерях? Я уже не говорю о том, сколько у меня появится «кровников»! Вам этого не понять! Велик Аллах! Только он знает, сколько денег я уже выбросил на эти поиски, и все без толку!
   – Значит, нам остается только верить в талант и порядочность Гурова и надеяться, что удача не отвернется от него и на этот раз.
   – А может, нам все-таки как-то нажать на него? – спросил брюнет.
   – Он работает даже не с тройной, а с десятерной подстраховкой. На каждый ваш выпад последует ответный удар. Он ведь не зря сказал, что сила его противодействия будет намного превосходить силу воздействия, – напомнил лысый.
   – Вы думаете, он действительно понял, что за всеми этими поисками стоите вы?
   – Не сомневаюсь! – вздохнул лысый. – У него не голова, а мощнейший компьютер. Он просчитывает ситуацию в доли секунды. А вот мы сработали грубо и топорно! Нельзя было так торопиться! Нужно было подготовиться более тщательно. С этим были согласны все, и только вы один настояли на том, чтобы подстегнуть ситуацию! Может быть, хоть сейчас скажете, почему?
   – Свадьба моей дочери через неделю, – буркнул брюнет.
   – Вот оно что! Значит, ее не удалось еще раз отложить, – покивал лысый.
   – Вы ведь знаете, за кого она выходит замуж?
   – Конечно! Шейх из Саудовской Аравии. Не только очень богатый и влиятельный человек, но и пророссийски настроенный. С его помощью мы планируем если не свести к нулю, то хотя бы существенно уменьшить финансирование бандформирований и террористов в нашей стране.
   – Для вас важно, что он может сделать для России, а для меня не менее важно, что он холостой! Моя дочь станет у него первой, старшей женой! И именно ее сын будет наследником!
   – Но почему не удалось перенести свадьбу?
   – Знаете, они говорили со мной таким тоном, что у меня язык не повернулся даже заикнуться об этом. Я и так откладывал ее, сколько мог, но тянуть дальше уже нельзя. Меня даже родные стали спрашивать, не хочу ли я совсем отменить ее, может, у меня появился на примете более выгодный жених? А до этой свадьбы я должен быть уверен, что ничто не омрачит жизнь моей дочери, потому что если вдруг откроется правда, то страшное будущее ждет и ее, и меня! Такого позора они мне не простят! Вам ли не знать законы шариата!
   – Ну, в этих вопросах я как раз не большой специалист, но согласен, что последствия могут быть весьма трагичными, – согласился лысый.
   – Если вы говорите, что Гуров сможет за неделю найти то, что ваши хваленые специалисты не смогли в течение многих лет, то, Аллах мне свидетель, я, который никогда не молился за неверных… Кроме вашего хозяина, конечно, – тут же добавил он. – Я теперь стану молиться о том, чтобы Аллах послал удачу Гурову.
   – Вы даже не можете себе представить, насколько будете в этом не одиноки, – вздохнул лысый.
   Брюнет постучал по стеклу, водитель вернулся на место, и машина уехала.

   А Гуров, несколько раз проверившись – «наружки» за ним действительно не было, позвонил и назначил встречу одному своему должнику, которому когда-то сдал его «кровника», на редкость подлую личность, которого невозможно было наказать по закону. Гуров никогда об этом не пожалел, а вот на Кавказе такие услуги долго помнят и высоко ценят. За Стаса и Петра он не волновался – они могли за себя постоять, а вот о безопасности Марии нужно было позаботиться. Разговор много времени не занял, и Гуров, уже не один, поехал в театр – у Марии как раз была репетиция. На служебном входе его уже знали и пропустили без звука, хотя он был не один, а вместе с молодым парнем-азербайджанцем. Увидев мужа, Мария удивилась, но прервала репетицию и спустилась к нему в зал.
   – Маша, это Гурам, – представил ей своего спутника Лев.
   – А ведь я вас уже видела, – всмотревшись в лицо парня, сказала она. – Ну да! Это же вы тогда спасли меня от бандита, который ко мне нож приставил!
   – Уважаемая! – широко улыбнулся ей кавказец. – Для настоящего джигита нет большего счастья, чем спасти жизнь красивой женщине!
   – У вас еще будет время для светских бесед, – решительно заявил Лев. – Маша! У меня новое задание, которое может быть опасным не только для меня. С этой минуты Гурам – твой водитель и телохранитель. Если потребуется, подключатся еще несколько человек. Может случиться, что тебя спрячут, но в очень надежном и комфортабельном месте. Я хочу, чтобы ты была к этому готова. Сегодня после репетиции ты вернешься домой, соберешь свои вещи и временно будешь жить у себя.
   – Почему именно тебе всегда достаются такие задания? – возмутилась Мария.
   – Дорогая, – вздохнул Гуров. – Как говорится, мне сделали предложение, от которого я не могу отказаться.
   – А ты не боишься меня оставлять наедине с молодым и красивым мужчиной? – шутливо поинтересовалась она.
   – Машенька! Если бы ты хотела мне изменить, то у тебя полный театр молодых и красивых мужчин, так что не говори ерунды, – поморщился Лев.
   – Лева, я просто пытаюсь не показать, как мне страшно, – тихо призналась Мария. – Скажи, мы когда-нибудь будем жить спокойно? Как все люди? Тихо и мирно?
   – Когда-нибудь – обязательно! Все будет хорошо, родная, – успокоил ее Гуров, поцеловал в щеку и обратился к Гураму: – Я на тебя надеюсь.
   – Ни о чем не волнуйтесь, уважаемый! Жена друга – это святое, с ее головы даже волос не упадет! – заверил его кавказец. – Прежде упадет моя голова!
   Гуров мог бы ему сказать, что никакой он им не друг, но зачем злить людей, от которых зависит судьба дорогого для тебя человека? Поэтому он просто кивнул и ушел.
   Дома, чтобы чем-нибудь занять себя в ожидании звонка – ведь должны же были эти самые спецслужбы как-то с ним связаться, он начал готовить полноценный обед. Повар из него был так себе, но различных пособий в доме было много, да и Интернет выручал. Звонок раздался, как всегда, некстати – Лев как раз резал мясо. Кое-как вытерев руки, он ответил, но это оказался Саша.
   – Товарищ полковник! Лейтенант Вилков беспокоит. Мне сказали, что я поступаю в ваше распоряжение. Это, видимо, ошибка, или надо мной опять подшутили?
   – Нет, Саша, это правда, – заверил его Гуров. – Будем работать вместе – уж очень голова у тебя светлая. Ты москвич?
   – Нет, из Рязани, здесь в общежитии живу.
   – Тогда вот тебе мой первый приказ: езжай в общежитие, собери, что сочтешь нужным – форма не потребуется, и приезжай ко мне домой. Поживешь у меня, потому что работы предстоит непочатый край, и терять время на разъезды неразумно, да и обсудить что-то можно в любой момент.
   – А как же ваша семья? Я же мешать буду?
   – Жена сегодня переберется к себе и останется там до тех пор, пока мы с тобой с одним делом не разберемся, так что ты никому не помешаешь. Пиши адрес.
   «Ну вот и найдется кому оценить мой кулинарный талант, – подумал Лев. – Маша из-за своих диет все равно ничего этого есть не будет», – и продолжил готовить.
   Саша приехал первым. Смущенный донельзя, он топтался в прихожей со спортивной сумкой, не зная, куда ее приткнуть, но Лев его быстро привел в чувство:
   – Тапочки привез? – Тот с готовностью кивнул. – Тогда надевай, и пошли на кухню, поможешь готовить. Когда жена шкаф разгрузит, повесишь туда свои вещи, а пока туда даже палец не засунешь.
   За совместной работой они болтали обо всем понемногу, а когда Саша поинтересовался, в чем будет заключаться их задание, Лев отшутился:
   – Карту пиратских сокровищ искать будем. – А потом уже серьезно добавил: – Вот появится один человек и введет нас в курс дела, а пока нечего себе голову ломать.
   Мария появилась, когда на кухне вовсю шипело, шкворчало и булькало, распространяя по квартире умопомрачительные запахи. Следом за ней в квартиру вошел нагруженный сумками с покупками Гурам.
   – Холодильник-то у меня там пустой, да и сюда кое-что подкупить надо было, вот и воспользовалась случаем, что есть кому тяжести таскать, – объяснила она.
   – Гурам! А о том, что у телохранителя руки должны быть свободны, тебе слышать доводилось? – строго спросил Лев.
   – Зачем обижаете, уважаемый? – воскликнул тот.
   Сумки мгновенно упали на пол, а в его руке в считаные доли секунды появился пистолет.
   – Оценил, – только и сказал на это Гуров.
   Мария же, пройдя на кухню, уставилась на Сашу и удивленно спросила:
   – Ребенок, ты кто?
   – Маша! Это не ребенок, а лейтенант полиции Вилков Александр Васильевич. Мы будем работать вместе, и он здесь временно поживет, – объяснил Лев.
   – А Стас? – удивленно спросила она.
   – У него другое задание, – соврал Гуров. – Саша, это моя жена, актриса Мария Строева.
   – Я сразу узнал, – глядя на нее, как на икону, ответил парень. – Только я отчества не знаю.
   – Я еще недостаточно стара, чтобы ко мне обращались по отчеству, – заявила Маша, мгновенно устраивая театр одного актера. – Зови Марией! А если хоть раз скажешь «тетя Маша», убью!
   – Садитесь, Мария! Уже почти все готово, – пригласил ее к столу парень.
   – Ребенок! Если я буду есть такие вещи, то очень скоро скачусь до ролей старых толстух! А я – героиня! – продолжала она играть. – Гурам! Давай сюда сумки! Это вам, чтобы с голоду не умерли! Ребенок! Займись! А я пока буду собирать вещи! – И, повернувшись к мужу, попросила: – Лева! Помоги!
   Едва они вышли в зал, как она тут же схватила Гурова за руку, затащила в спальню и потрясенно прошептала:
   – Лева! Это твой сын?
   Гуров с трудом вернул на место упавшую челюсть, похватал ртом воздух, а потом покрутил пальцем у виска:
   – Маша! Ты с ума сошла? У меня нет детей!
   – Лева! Не ври! Он твоя точная копия! – настаивала Мария.
   – Только что глаза голубые, вот и все сходство, – обалдело ответил Лев.
   – Я актриса, ты не забыл? У меня глаз наметанный! Я такие вещи с ходу определяю! – жарко шептала она.
   – Маша! Он мне не сын! – придя в себя, твердо заявил Лев. – Да что мне, поклясться, что ли?
   – Ну, ладно! Не хочешь – не говори! – обиженно проговорила она и добавила, окончательно добив мужа: – Только учти, что он мне тогда тоже не чужой!
   Отвернувшись от него и сердито сопя, Мария начала паковать вещи, а Лев достал ей из шкафа два чемодана и, потоптавшись без дела, потому что она решительно не обращала на него никакого внимания, вернулся на кухню. А там Гурам уже отдавал должное их кулинарным шедеврам, приговаривая:
   – Ах, хорошо! Ах, мастер готовил! Молодец, сынок! – хотя сам был немного старше парня.
   – Это не я, это товарищ полковник готовил! – краснел Саша. – Я только помогал!
   – Что ты меня все время «товарищем полковником» зовешь? – возмутился Гуров. – Обращайся по имени-отчеству!
   – Хорошо, Лев Иванович.
   Гуров сел рядом с кавказцем, чтобы быть напротив Саши, который тут же налил ему борщ, пододвинул тарелку с нарезанной зеленью и сметану, а потом стал есть сам. Лев не столько ел, сколько смотрел на Сашу и пытался найти в нем то сходство с собой, которое разглядела Мария, но сколько ни старался, так и не смог, хотя уж у него-то взгляд был куда острее, чем у жены. Но вот и она появилась и, сев к столу, решительно заявила:
   – Ребенок! Ты змей-искуситель! Ладно! Один раз можно! Наливай и мне борща!
   Съев первое, перешли ко второму, потом к чаю, и все это время за столом царила Мария. Она окончательно очаровала Сашу – а уж это она умела! – и совсем было принялась ненавязчиво выспрашивать парня о его семье, когда зазвонил телефон.
   – Лев Иванович! Вы сказали, что все знают, как с вами связаться, вот я и звоню. Но у вас, как я понял, гости? – спросил его незнакомый голос.
   – Они уже уходят, – заверил его Гуров. – Видимо, вы находитесь возле моего дома?
   – Да, могу быть у вас через пятнадцать минут. Вас это устроит?
   – Вполне, – ответил Лев и, положив трубку, скомандовал: – Вам – по коням! А нам пора работать!
   Мария, откровенно недовольная тем, что ей не дали довести до конца столь хитроумно разработанный план по разоблачению коварства собственного мужа, который, оказывается, столько лет скрывал от нее такого замечательного сына, и Гурам направились к двери. Мария вышла первой, чтобы вызвать лифт, а нагруженный чемоданами кавказец двинулся за ней, но чуть задержался и шепнул Гурову:
   – Уважаемый! Какой у вас сын замечательный! Настоящий наследник!
   Закрыв за ними дверь, Лев с трудом удержался от того, чтобы не выматериться. Да что за чертовщина? Нет у него детей! А потом в голове у него зародилась нехорошая мысль: а вдруг действительно есть, но он просто об этом не знает? Но сейчас не время с этим разбираться, все потом, когда дело закончит. На кухне, куда он прошел из прихожей, уже царил порядок: грязная посуда была отправлена в посудомоечную машину, стол вытерт, и даже плита протерта.
   – Саша! Ты помощник не по хозяйству, а в оперативно-следственной работе! – назидательно сказал ему Гуров.
   – Так я ведь тоже пачкал, что же, вы за мной убирать должны? – удивился Саша.
   – Ладно! Ответь лучше: ты пистолет взял? – Парень серьезно кивнул. – Стреляешь хорошо? – Тот снова кивнул. – Сейчас сюда придет человек, который посвятит нас в курс дела. Я пока не знаю, кто это, как зовут и все остальное. Как ты понимаешь, впускать в дом незнакомого человека всегда опасно, а от этого вообще неизвестно, чего ждать. Так вот, вариант первый: он сам поднимается на этаж и звонит в дверь. Я открываю дверь, за которой прячешься ты, и отступаю в глубь прихожей. Он проходит, у него за спиной ты с пистолетом, я его обыскиваю. Вариант второй: он звонит в домофон, я открываю дверь подъезда. Пока он поднимается, ты выходишь на лестничную площадку, поднимаешься на пролет вверх, он звонит в дверь, я открываю, ты тем временем спускаешься и опять-таки оказываешься с пистолетом у него за спиной, далее – по схеме. Выстрелить в случае опасности не побоишься?
   – Нет, – твердо, уже без всякого смущения и робости ответил Саша. – Рука не дрогнет!
   – Вот и хорошо!
   Идя в гостиную, Гуров продолжал:
   – Разговаривать будем здесь, за столом. Я, на всякий случай, блокирую ему дверь, а ты – окно. Он, скорее всего, не самоубийца, чтобы с такой высоты прыгать, но подстраховаться не помешает. Таким образом, я буду видеть, что у тебя за спиной, а ты – то, что за спиной у меня. Гостя мы посадим вот здесь. Слушай все самым внимательным образом, появятся вопросы, задавай без малейшего смущения – ты не девушку на свидание приглашаешь, ты работаешь! Даже если вопрос покажется тебе самому глупым, но ты почувствуешь, что чего-то не понимаешь, спрашивай!
   – Я все понял, Лев Иванович, – серьезно кивнул парень.
   Когда раздался звонок в дверь, они были уже готовы. Гуров посмотрел на экран видеодомофона и увидел, что на площадке стоит мужчина лет пятидесяти пяти или немногим больше, среднего роста, стройный, довольно симпатичный, на полу рядом с ним – большой пухлый портфель, руки подняты на уровень груди ладонями вперед, и в одной из них – раскрытое удостоверение. Но Лев ничего в своих планах менять не стал, и они с Сашей сработали четко, как и договаривались. И вот уже все трое сидели за столом, и Гуров, повертев в руках удостоверение вошедшего, вернул его хозяину и вздохнул:
   – Полковник ГРУ в отставке Сколов Виталий Семенович. Вот только ГРУ нам не хватало! А что, бывших «грушников» не бывает, так же как бывших чекистов?
   – Я все объясню, – нимало не смутившись, ответил гость. – А для начала хочу сказать, что, если бы не ожидалось событие чрезвычайной важности, от которого зависит развитие обстановки на Северном Кавказе, вас никто не побеспокоил бы. Мы бы продолжали работать планомерно, как и раньше, но привнесенные обстоятельства!.. – развел он руками. – Самое главное, что нам дан срок – одна неделя.
   – Неделя?! – воскликнул Лев. – А я, Виталий Семенович, не фокусник и не волшебник! Я гусей-лебедей из рукава выпускать не умею!
   – Не скромничайте, Лев Иванович. Справки о вас были наведены самые подробные, и характеристики получены исключительно в превосходных степенях. Тем более что вся исходная информация уже собрана, а та, которая вам понадобится, будет добываться в наикратчайшие сроки. От вас требуются только ваши блестящие аналитические способности. Вы – голова, а мы – руки и ноги, но если потребуется, то и кулаки.
   – Как я понимаю, речь пойдет об Овчинникове и том компромате, которым он обладает? – Виталий Семенович кивнул. – Давайте определимся сразу, мы ищем кого-то или что-то?
   – Овчинникова ищут другие люди, а наша задача в наикратчайшие сроки найти компромат в полном объеме, причем оригиналы, потому что ксерокопии мы уже не раз находили.
   – Хорошо, мы слушаем вас, – кивнул Гуров.
   – Итак, Владимир Николаевич Овчинников, 1964 года рождения, уроженец города Бадарска, – начал Сколов. – Родители: Ларионовы Николай Иванович и Валентина Константиновна, в девичестве Копейкина. Развелись вскоре после его рождения. Через некоторое время отец из города уехал навсегда, связь с сыном не поддерживал, как и его родители, хотя жили в соседнем подъезде. Фамилию поменял в 1990 году.
   – Причины? – поинтересовался Гуров.
   – Неизвестны. Его самую подробную биографию вы найдете в портфеле, а я пока кратко. После школы он пошел работать в архив областного суда, куда его устроила работавшая там же мать, скончавшаяся в 2007 году, и одновременно учился на вечернем отделении местного юридического института.
   – Он в армии служил? – спросил Лев.
   – «Белобилетник», но его явно отмазали, потому что здоров как бык, – объяснил Виталий Семенович. – Окончив институт, стал работать помощником адвоката Сосновцева, человека весьма преклонного возраста, придерживавшегося к тому же нетрадиционной сексуальной ориентации. Но это не мешало ему иметь разветвленную сеть самых разнообразных знакомств во всех слоях населения, в том числе и среди уголовников, у которых он, несмотря на свои склонности, пользовался очень большим авторитетом. Потом Овчинников и Сосновцев стали жить вместе, и последний даже завещал все свое имущество Владимиру, превратившемуся к тому времени в полноценного адвоката. Свернув свои дела в Бадарске, Овчинников в 1994 году перебрался в Москву.
   – Суммируя и обобщая, – задумчиво заговорил Гуров, – допускаю, что, работая в архиве областного суда, Овчинников имел доступ к делам, из которых мог изымать документы для дальнейшего использования в собственных целях. От своего благодетеля он мог тоже получить немало компромата на людей, плюс весьма обширные связи в уголовном мире. Но возникает вопрос: чего это ему в Бадарске, где у него все схвачено, не сиделось? Не на пустое место он в Москву отправился! Так у кого на хвосте он приехал? Кто у нас из власти предержащей из Бадарска? Кого он уже тогда компроматом прижал?
   – Ему помог Николаев, – прямо ответил Виталий Семенович. – Но о компромате речь не шла, они просто были любовниками. Более того, некоторое время Овчинников работал его помощником, что дало ему возможность обзавестись уже своими связями. Николаев потом нашел себе друга помоложе, но расстались они мирно, потому что Овчинников гомосексуалист не по природе, а стал таким по доброй воле, так что истерик не закатывал, звонками не донимал. До определенного времени они постоянно общались, связь не теряли. Николаев помог ему открыть свое агентство, рекомендовал его своим знакомым как очень ловкого адвоката, что истинная правда. Николаев резко пошел в гору – сами знаете, кто он теперь. Что однажды потребовал от него Овчинников, не знаю, но, видимо, что-то такое, что Николаев или не мог, или не захотел сделать. Тогда-то Овчинников и пригрозил своему бывшему любовнику компроматом, потому что после того случая ни о каких дружеских отношениях речь больше не идет.
   – Довольно опрометчиво со стороны Овчинникова, – заметил Гуров. – Николаев все-таки фигура!
   – Просто вы не знаете имен остальных, – криво усмехнулся Сколов. – Должен вам сказать, что для достижения своих целей, точнее целей своих клиентов, Овчинников не брезговал ничем. Он постоянно прибегал к помощи уголовников, у которых, кстати, в большом авторитете, хотя сам по уголовным делам в Москве не работал, вел исключительно гражданские. Кроме того, у него разветвленная сеть агентуры по всему городу, наработанная за эти годы благодаря бесплатной юридической помощи малоимущим. Это в основном обслуживающий персонал, которого никто не стесняется, и пенсионеры. И те и другие очень многое видят, слышат и знают. Овчинникову поступала от них ценная информация, он давал задание частным детективам, у него их целый штат, а те уже устанавливали «жучки», видеокамеры, вели слежку и так далее.
   – Сфера интересов Овчинникова? – поинтересовался Лев.
   – Всеяден, но коррупция, казнокрадство и все в этом духе интересуют его в значительно меньшей степени, потому что в России этим никого не удивишь. Ему нужна самая обыкновенная грязь: педофилия и другие извращения, убийства, изнасилования, наркотики, «отмазанные» от наказания наследнички, сбившие, например, или изнасиловавшие кого-то в пьяном виде, и прочее. Вот такие материалы, будучи обнародованными, в том числе и за рубежом, способны принести человеку гораздо больше вреда, чем документально подтвержденные сведения о том, что он украл у государства энное количество миллионов или даже миллиардов. И объем этого компромата огромен.
   – Ну, ничего нового, кроме фамилии Николаева, вы мне не сказали, – заметил Лев. – Стандартная схема. Как люди узнавали, что на них существует компромат?
   – Когда у клиента Овчинникова возникает необходимость решить какую-то проблему, он обращается к человеку, способному ему помочь. Тот, как правило, сначала отказывается, но, получив копии компромата, становится более сговорчивым, – объяснил Виталий Семенович.
   – Неужели никто не попробовал воспротивиться? – удивился Гуров.
   – Почему же? Попробовал! – усмехнулся Сколов. – Вы помните скандал с Крупенниковым? Многочисленные публикации в СМИ? Передачи по телевизору? А потом и уголовное дело?
   – Развратные действия в отношении несовершеннолетних мальчиков, почти детей, – ответил Лев. – Самому старшему, кажется, было десять?
   – Да! – кивнул Виталий Семенович. – Крупенников сбежал и сейчас отсиживается в Испании, но уже ведутся переговоры о его экстрадиции, а поскольку он преследуется не по политическим, а по уголовным мотивам, то вопрос можно считать решенным. Дело только во времени. Порка была более чем показательной, и все поняли, что…
   – «Сейчас у нас дешевле заплатить», как сказал Владимир Вишневский, – вздохнул Гуров.
   – Вот именно! С тех пор ему не отказывали ни разу.
   – Но почему же все-таки возникла идея изъять компромат? Аппетиты Овчинникова очень сильно возросли? Или его требования стали совсем запредельными?
   – Просто появился человек, который убедил заинтересованных людей, что это реально, – объяснил Сколов.
   – И кто же этот человек? – спросил Гуров.
   – Я, – просто ответил Виталий Семенович.
   – У Овчинникова на вас что-то есть? – догадался Лев.
   – К сожалению, да, так что для меня это дело личное, я кровно заинтересован в том, чтобы найти оригиналы.
   – Не хотите рассказать, в чем дело?
   – Это займет очень много времени, – покачал головой Сколов, – а оно дорого. Скажу только, что я три года проработал в фирме Овчинникова и всю технологию знаю изнутри.
   – Как же он вас отпустил? – удивился Саша.
   – А я провалил ему несколько дел и ушел в запой. Вот он меня и выгнал.
   – Нет уж, Виталий Семенович, давайте вашу историю с самого начала, – потребовал Гуров.
   – Хорошо, – подумав, согласился Сколов. – Тем более что тогда вы поймете систему работы Овчинникова. Я москвич, учился здесь в военном училище. Это история произошла летом, когда до выпуска мне оставался один год. У меня была девушка Неля, которую я очень любил и на которой собирался жениться после училища. В тот день я проводил ее до дома, а потом мы долго стояли в подъезде. Тем временем начался страшный ливень, но переждать его я не мог – до закрытия метро оставалось совсем немного. Зонта у меня с собой не было, и она вынесла мне свой. Тогда японские зонты-автоматы были большой редкостью, а этот еще был очень яркий и красивый. Я доехал до своей станции и пошел домой проходными дворами. Во-первых, так было ближе, а во-вторых, не хотелось красоваться с женским зонтом на улице. Вот в одном из таких дворов я и налетел на развеселую и сильно нетрезвую компанию, которая пряталась от дождя под грибком на детской площадке. Это были два парня и две девушки. Одна из них, увидев мой зонт, капризно потребовала: «Хочу!» Ее кавалер, крепко навеселе, тут же направился ко мне, требуя отдать зонт и убираться, пока цел. Получив в ответ незатейливую тираду, он рассвирепел и достал нож. Руки у меня были заняты – на одном плече сумка, потому что я встретился с Нелей после тренировки – я серьезно занимался карате, во второй – зонт, который я ни в коем случае не собирался отдавать, вот я и ударил его ногой в грудь. Нож выпал у него из руки, а сам он упал и больше не двигался. Тогда из-под грибка выскочил второй парень, схватил этот нож и бросился ко мне, а вот девки завизжали как резаные, что я человека убил.
   – А вы его действительно убили? – спросил Лев.
   – Да! – кивнул Виталий Семенович. – Но узнал я об этом через много-много лет. Я давно занимался карате и точно рассчитал силу удара, так что он должен был просто отлететь от меня, но я ударил в очень неподходящий для него момент, и его сердце остановилось. Вот и вся моя вина! – невесело объяснил он и продолжил: – Девки орали так, что в окнах начал зажигаться свет, и я понял, что кто-то наверняка вызовет милицию. Ударив второго парня ногой в живот, я бросился бежать, чтобы избежать встречи с милицией, потому что меня из-за этой истории могли отчислить из училища – мысли о том, что я действительно убил человека, у меня в тот момент и не возникло. Но вот зонт… Он за что-то зацепился и вырвался у меня из рук, возвращаться за ним времени не было, и он остался там.
   – Все понятно! – покивал ему Гуров. – Нож эта компания, конечно, быстренько припрятала, так что самооборону вы не доказали бы. А вот на зонте остались ваши отпечатки, которые получила милиция, только примерить их тогда было не к кому.
   – Скорее всего, так и было, – кивнул Сколов. – Я долго петлял по дворам и пришел домой, когда все уже спали. На следующее утро встал, когда все еще спали, оделся по-другому, взял все деньги, что копил на магнитофон, и ушел. Свои ботинки и одежду, в которых был накануне, утопил в разных местах, а потом поехал к спекулянтам и стал искать такой же зонт. Но не нашел и, купив другой, самый дорогой и красивый, какой только был, отвез ей. Она сначала обиделась, что я потерял ее зонт, потом заподозрила, что подарил его другой девушке, устроила мне сцену ревности и все в этом духе, и я, чтобы успокоить ее, рассказал ей, что со мной случилось накануне.
   – Да разве можно было ей такое говорить! – воскликнул Лев.
   – Все мы в этом возрасте зеленые и глупые! – усмехнулся Сколов и продолжил: – Осенью я вернулся в училище, а зимой Неля вышла замуж за другого. Я сильно переживал и, закончив училище, женился на соседской девушке, которая, как я знал, давно меня любила. Очень скоро я понял, какое сокровище моя жена, и полюбил ее, а о Неле забыл совершенно. У нас родились сыновья-погодки. Сначала я служил по специальности, а потом меня забрали в ГРУ. Нам с женой пришлось побывать во многих странах, бывали и не совсем удобные для жизни, но она ни разу ни на что не пожаловать, потому что понимала мою службу и бесконечно верила мне, как верит и сейчас. Когда дети подросли и их нужно было отправлять в Россию для дальнейшей учебы, мы с женой решили, что не стоит оставлять их на попечение бабушек и дедушек, которые могли их избаловать, и вернулись на родину. Мне дали квартиру в Москве, и я стал работать «под прикрытием» в одной очень солидной организации, у которой были партнеры по всему миру, так что в командировках бывал очень часто, и для моей семьи практически ничего не изменилось – уровень жизни по-прежнему оставался очень высоким. Мы жили не тужили, пока, делая покупки в супермаркете около нашего дома, я не встретил Нелю, которая работала там кассиршей. Судя по виду, жизнь у нее не удалась, и она с откровенной и очень недоброй завистью смотрела на мою жену. А та за время жизни за границей привыкла постоянно следить за собой – ведь ей приходилось бывать со мной на дипломатических приемах, так что выглядит она у меня очень ухоженной и моложавой женщиной.
   – В этот момент Неля, естественно, и не вспомнила, что когда-то сама вас бросила, и думала только о том, что могла бы быть на месте вашей жены, – заметил Лев.
   – Вот именно! – невесело усмехнулся Сколов. – Мы перекинулись несколькими словами, и мы с женой ушли. Через некоторое время я был в супермаркете уже один, и Неля, выйдя из-за кассы, отошла со мной в сторону. Она жаловалась на жизнь, раскаивалась в том, что когда-то так ошиблась, проскользнули слова, что я ей по-прежнему дорог, и закончила все это предложением встретиться. Подоплека всего этого была видна как на ладони, и я откровенно ей сказал, что прошлого не вернуть и встречаться не стоит. Она здорово разозлилась и бросила мне вслед, что я об этом еще пожалею. Дома я попросил жену больше никогда не ходить в этот супермаркет, и она, все правильно поняв, так и сделала. Прошло несколько месяцев, и ко мне на работу пришел Овчинников. Мы обменялись визитками, и, как только это произошло, он без лишних слов дал мне прочесть ксерокопию заявления Нели в милицию, где она писала о том, что я убил человека, причем указывала и число, и место, и имя погибшего.
   – Но она этого знать не могла, – возразил Гуров.
   – Конечно, нет. Обозленная на меня, она связалась с Овчинниковым и выложила ему мою историю, прося помочь отомстить. А уже он, пользуясь своими связями, смог поднять старое уголовное дело и выяснить все подробности, которыми и взял меня за горло. Я спросил у него, что ему от меня надо, и он мне прямым текстом ответил, что навел обо мне справки, знает, что я офицер ГРУ, и ему нужно от меня содействие в решении некоторых его проблем.
   – То есть это была вербовка в чистом виде? – уточнил Лев.
   – Да! – кивнул Виталий Семенович. – Будь я один, я бы послал его к черту, и будь что будет, но мне нужно было думать о сыновьях, которые стали военными и мечтали пойти по моим стопам. Для них эта история стала бы крахом всех надежд. Так что я оказался связан по рукам и ногам. Я пообещал Овчинникову, что подумаю и позвоню ему, и он ушел. Встретиться с Нелей я даже не попытался…
   – Опасались провокации, которая еще больше усугубит ваше положение?
   – Нет! – покачал головой Сколов. – Просто понимал, что ее к этому моменту уже нет в живых. И действительно, как я позже узнал, ее в тот же день зарезали в собственном доме, причем ножом, на котором были мои отпечатки пальцев.
   – А их, в свою очередь, сняли с вашей визитки, – покивал Гуров.
   – Классика жанра! – пожал плечами Виталий Семенович. – Что вы хотите? Мавр сделал свое дело! А тогда, вернувшись домой, я без подробностей сказал жене, что попал в очень серьезный переплет и ради будущего детей нам лучше развестись. Она поверила мне, как верила всегда – раз я сказал, что так надо для блага нашей семьи, значит, так оно и есть! – и пообещала мне, что сама поговорит с детьми. На следующий же день утром мы с ней подали на развод, потом я поехал на службу, где подал рапорт об отставке, а на обратном пути снял первую попавшуюся квартиру подешевле и, собрав вещи, переехал туда. Для вида, я ушел в запой, а тем временем мои друзья-коллеги наводили справки об Овчинникове. И чем больше я о нем узнавал, тем отчетливее понимал, что его влияние и связи в самых высоких кругах держатся на шантаже. Мой рапорт, между тем, подписали, и я, став совершенно свободным человеком, целыми днями искал выход из положения, пока не понял, что освободиться от него можно, только подойдя вплотную.
   – То есть нужно было начать на него работать, чего он от вас и добивался?
   – Вот именно! – подтвердил Сколов. – Но, чтобы не вызвать подозрение, нужно было ждать, когда он сам сделает первый шаг, потому что он не из тех людей, кто оставит нужного ему человека в покое. Вот я и ждал! И он пришел! Увидев грязную квартиру и окончательно сломленного человека, заросшего щетиной и пахнущего застарелым перегаром, начал с извинений, что, знай он, как я отреагирую на его предложение, никогда бы не стал меня беспокоить, потом стал стыдить, укоряя в слабодушии, изображал заботу и участие, рисовал самые радужные перспективы нашего сотрудничества. Я же сначала изображал полнейшую апатию, потом плакал пьяными слезами по своей загубленной жизни, но, в конце концов, дал себя уговорить, что еще не все потеряно. Так, демонстрируя полную покорность злодейке-судьбе, я и стал сотрудником его адвокатского агентства.
   – Весьма опрометчиво с его стороны, – заметил Лев. – Человек, который поймал тигра и посадил его в клетку, может со временем забыть о том, что это хищник, а вот тигр никогда не забудет о том, что он в плену, и при первой же возможности вернет себе свободу, порвав человека на клочки.
   – Поначалу Овчинников проверял меня на совершенно легальных делах, – объяснил Сколов. – А я, выполняя их, впитывал, как губка, любой обрывок информации, иначе говоря, занимался разведкой: находил, анализировал и систематизировал данные. Через некоторое время я уже знал не только основные источники информации Овчинникова, но и имел довольно внушительный список очень влиятельных людей, к которым тот запросто обращался с самыми различными просьбами и никогда не получал отказа. Я понимал, что в одиночку мне не справиться, нужна очень серьезная поддержка. На мое счастье, начальником службы безопасности у одного из этих людей был мой бывший сослуживец в одной из стран. Я встретился с ним в обстановке строжайшей секретности и, честно рассказав свою историю, объяснил, что на крючке у Овчинникова, так же как и его босс. Мой бывший коллега поговорил со своим шефом, тот по своим каналам убедился в правдивости моей истории и согласился со мной встретиться. Я предложил ему оказать мне помощь в борьбе против Овчинникова, а он в ответ рассказал мне, как быстро и скандально закатилась звезда одного молодого политического деятеля, думаю, вы понимаете, о ком я, когда тот отказался помочь Овчинникову в одном деле. Так что им владел вполне объяснимый страх. Тогда я передал ему список людей, которых, как и его, шантажировал Овчинников, и попросил попытаться переговорить с ними, чтобы в дальнейшем действовать сообща. У него ушел целый месяц только на то, чтобы уговорить этих людей просто встретиться вместе, потому что они боялись подставы, ведь им было что терять. В конце концов они согласились, но, понимая, что у каждого в команде мог быть «стукач», встретились даже без начальников своей охраны. Я был на встрече и проявил чудеса красноречия, чтобы убедить их в небезнадежности этой затеи. В результате, получив карт-бланш и неограниченное финансирование, я начал собирать свою команду не просто из лучших специалистов, которых знал, но из людей, которым безусловно верил, но даже их проверял и перепроверял. Когда команда была собрана, мы начали работать на своей родной земле, как на оккупированной врагом территории – с собственной женой я встречался на конспиративной квартире. Нам нужно было найти тайник с компроматом, чтобы нейтрализовать Овчинникова. Его перемещения и контакты отслеживались все до единого. Его телефоны, квартира и контора круглосуточно прослушивались, квартира была обыскана так, что не осталась бы незамеченной даже иголка, и тут мы столкнулись с интересным фактом – не было ни одного документа, ни одной фотографии домосковского периода, складывалось впечатление, что человек начал жизнь с чистого листа. Мы проанализировали все его разговоры и заметили, что он никогда и ни с кем не говорит о своем прошлом.
   – Личное дело из коллегии адвокатов? – спросил Гуров.
   – Упаси бог! – воскликнул Сколов. – Мало ли с кем он мог быть там связан! Воспользовавшись его отъездом, мы обыскали контору и нашли в сейфе диплом Бадарского юридического института на имя Ларионова Владимира Николаевича и трудовую книжку, где было написано, что этот человек работал сначала в архиве областного суда, потом – помощником адвоката в районной юридической консультации, а затем – адвокатом там же. Еще там было свидетельство об изменении фамилии с Ларионова на Овчинникова. А потом мы нашли в конторе тайник – двойное дно в напольных часах в холле.
   – Неглупо придумано, – одобрительно заметил Лев. – Мало кому пришло бы в голову искать документы в таком доступном для всех месте.
   – Но там были только ксерокопии бумаг, – охладил его Виталий Семенович. – В том числе и того давнего уголовного дела, в котором был замешан я, и аудиовидеозаписей, но вот где были оригиналы? Это-то нам и предстояло выяснить! Мы не стали трогать тайник, чтобы не спугнуть Овчинникова, и продолжали искать.
   – И стали обыскивать дома клиентов Овчинникова, думая, что он мог кому-то из них передать на сохранение, например, семейный архив.
   – Да, – подтвердил Сколов. – Тем более что у меня был доступ к спискам клиентов, это несколько сот человек. По-настоящему ювелирная работа – просмотреть все так, чтобы хозяева ничего не заметили.
   – Но два раза вы прокололись! – напомнил Лев.
   – Больше, – поправил его Виталий Семенович. – Но это неважно. И я объясню, почему. Дело в том, что все те люди, которых шантажировал Овчинников, не доверяли друг другу. Каждый из них подозревал, что другой, дорвись он до компромата, попробует потом сам диктовать свои условия, и они настояли на том, чтобы в команду входили их доверенные люди, квалификация которых не всегда соответствовала нужным требованиям.
   – А конверты? Отвлекающий маневр Овчинникова?
   – Конечно! У нас с собой всегда был целый пакет подобных конвертов, мы заменяли ими настоящие. Одновременно я отправил группу людей в Бадарск, родной город Овчинникова, потому что не исключал, что там может быть человек, который, сам, может быть, не подозревая об этом, хранит бумаги Овчинникова. А я вынужден был остаться в Москве, потому что Овчинников поручил мне два настолько скользких проекта, что эти бумаги было противно брать в руки, но я проработал их. С виду все выглядело безукоризненно, но в каждый из них я заложил по малюсенькой, незаметной бомбочке с огромным разрушительным радиусом действия, которые, как и положено, сработали в запланированный срок, и проекты провалились с оглушительным треском. Овчинников орал на меня, что я не стою потраченных на меня денег, что я бездарь, и все в этом духе. Я же в ответ бил себя в грудь и, стеная, доказывал, что старался изо всех сил, но выше головы не прыгнешь, а потом якобы ушел в запой. В результате Овчинников меня выгнал, чего я и добивался.
   – Когда это произошло?
   – Год назад.
   – Значит, вы держите его под наблюдением только четыре года? – уточнил Гуров.
   – Да! А тогда я тут же съехал с квартиры и отправился в Бадарск, но часть людей осталась в Москве, чтобы продолжать работу и контролировать обстановку. В Бадарске дела обстояли неважно: тем, кто туда приехал до меня, пришлось играть на совершенно чужом поле и начинать практически с нуля: у них в активе были только юридический институт и юридическая консультация. Замечу, кстати, что ни там, ни там не оказалось его личных дел – он их оттуда предусмотрительно изъял, так что никаких адресов у нас не было. Работа предстояла не только ювелирная, но и долгая: найти нужных людей, познакомиться с ними, войти в доверие, чтобы вызвать на откровенность, но ни в коем случае не дать понять, что нас интересует конкретно Ларионов-Овчинников, потому что мы не знали, кто здесь его друг, а кто враг, с кем он поддерживает отношения, кто может сообщить ему о внезапно возникшем к его персоне интересе. Одним словом, нудная и кропотливая работа. Наконец мы нашли его мать, к тому времени уже покойную. Квартиру ее он продал, так что это нам ничего не дало.
   – Люди там еще работают? – спросил Лев.
   – Да! – кивнул Сколов. – Хотя, откровенно говоря, смысла в этом не вижу, потому что могу точно сказать, что друзей у Ларионова-Овчинникова в Бадарске нет. Есть сослуживцы, бывшие соседи, однокурсники, одноклассники, но он ни с кем из них отношений не поддерживает.
   – Но в Бадарск он ездил?
   – Да, когда мать была жива, навещал ее регулярно, потом похоронил ее, продал квартиру, но и сейчас изредка наведывается на ее могилу, – ответил Виталий Семенович.
   – Памятник на кладбище осмотрели? А то у меня был случай, когда компромат хранили внутри полого металлического памятника.
   – Там плитка и гранит.
   – Значит, отпадает, – сказал Лев. – А квартиры других работников агентства?
   – В первую очередь, – вздохнул Сколов. – Квартиры, дачи, гаражи, и не только их, но и их родственников – пусто.
   – Каким имуществом владеет Овчинников? – продолжал допытываться Гуров.
   – Только квартира в Москве. Мы проверили через Регистрационную палату и точно знаем, что больше у него ничего нет.
   – Если у него настолько тесные связи с криминалом, он может иметь множество поддельных документов на самые разные имена и уже на них приобрести квартиру, – заметил Лев. – То же самое и с сотовыми телефонами. Вы уверены, что отслеживали их все?
   – Мы четыре года не спускаем с него глаз, – устало ответил Сколов. – Если бы он что-то купил, это не осталось бы незамеченным. Мы знаем все адреса, по которым он бывал. У него нет другой квартиры.
   – Он мог купить ее или получить ее в наследство на чужое имя еще до того, как вы стали за ним присматривать, – впервые подал голос Саша. – Например, помог какой-нибудь одинокой старушке, вот она и завещала ему свою квартиру.
   – Молодой человек! Но за нее надо платить, – назидательно произнес Виталий Семенович, – а мы бы это не пропустили.
   – Через Интернет или терминалы, – предположил Саша. – Вы же не стоите постоянно у него за спиной?
   – В том-то и дело, что стоим.
   – Хорошо! Он мог заплатить крупную сумму авансом, и с нее просто списываются деньги. Мог оставить деньги соседке, чтобы она брала квитанции из ящика и оплачивала. Есть множество способов, – настаивал Саша.
   – Значит, как я понял, нужно проверить, не умер ли кто-нибудь из его клиентов, и выяснить судьбу их имущества? – сдаваясь, спросил Сколов.
   – Да! И срочно! – подтвердил Гуров.
   – Сейчас дам задание. – Сколов тут же приказал по телефону все выяснить, а закончив разговор, пообещал: – К утру будет информация.
   – А что он еще делал в Бадарске, кроме как посещал могилу матери? Хоть с кем-то встречался? – вернулся к прежней теме Лев.
   – Нет, – покачал головой Виталий Семенович. – Но, должен признаться, сначала мои люди несколько раз теряли его из виду – это же его родной город. Причем это не попытка оторваться от слежки – он до сих пор ни о чем не подозревает, будь иначе, гроза бы уже разразилась. Все происходило случайно. Но потом они основательно изучили город, и больше такого не повторялось ни разу.
   – Он выезжал за границу? – спросил Саша.
   – Туристом – постоянно, – подтвердил Сколов. – Но собственности там не имеет.
   – Опять-таки не факт – мог купить, используя другие документы, – возразил Гуров. – Мысль о физическом устранении Овчинникова высказывалась?
   – Неоднократно, – не стал лукавить Виталий Семенович. – Но, поскольку последствия этого невозможно предвидеть, от нее отказались.
   – Сколько осталось неосмотренных квартир в Москве?
   – Совсем немного. Мы начали с тех, которые казались нам наиболее перспективными, а на «десерт» оставили мелочовку, хотя такой в нашем деле не бывает. Только Овчинников вряд ли решился бы оставить что-то на хранение человеку, проживающему в коммунальной квартире с пьющими соседями, которые могут вломиться, чтобы что-нибудь стащить, да и просто пожар устроить. Но мы их отработаем.
   – Чем больше я вас слушаю, тем больше прихожу к выводу, что Овчинников все организовал еще до того, как вы за него взялись, – заявил Гуров. – У него должна быть постоянная, ежедневная связь с человеком, который, фигурально выражаясь, нажмет на спусковой крючок, если не получит от Овчинникова в определенное время подтверждение того, что он жив. Иначе вся эта затея не имеет смысла. Если же такого человека нет, то компромат будет лежать где-то до скончания веков и никому не причинит вреда. А это значит, что есть у Овчинникова потайной сотовый, о котором вы не знаете, либо другой способ связи. Что у него с компьютером? Он, вообще, продвинутый пользователь или так, поиграть включает?
   – Разбирается хорошо, но программу, естественно, не напишет.
   – Вы знаете, на какой сайт он заходит ежедневно?
   – Погода, но это нормально, – пожал плечами Сколов. – Как только просыпается, тут же смотрит, чего днем ждать.
   – Я в компьютерах не силен, так что поговорите со специалистами, не может ли это быть сигналом о том, что он жив-здоров, – посоветовал Гуров. – Предполагаю, правда, в порядке бреда, что некто написал специальную программу, которая посылает эту информацию на другие компьютеры. Судя по тому, что вы мне рассказали, Овчинников человек очень неглупый, так что держать все яйца в одной корзине не стал бы. Проверьте эту идею.
   – Понял, сейчас, – тут же сказал Сколов и позвонил своим подчиненным. – Что еще?
   – Распечатки его телефонных разговоров проанализировали?
   – В первую очередь, и делаем это до сих пор. Но нет ни одного номера, по которому бы он звонил постоянно, если не считать его близкого друга, но тот появился относительно недавно, три года назад. Мы его проверили на молекулярном уровне и убедились, что он тут ни при чем.
   – А кто был до него? Тоже парень? – спросил Гуров.
   – Да нет! Девица, но Овчинников к законному браку никогда не стремился, а положение, пусть и щедро оплачиваемой, содержанки ее не устраивало.
   – Ее можно понять, – заметил Лев и спросил у Саши: – А что ты обо всем этом думаешь? К каким выводам пришел?
   – Лев Иванович! Я думаю, что Овчинников рассортировал весь компромат по степени его серьезности и действительно хранит его в разных местах, – начал парень. – Поскольку все люди уже знают об имеющихся у него документах, то держать все под рукой, в шаговой доступности, необходимости нет. Материалы тактического назначения, как мне кажется, находятся в России, а вот стратегического – я бы на его месте держал за границей. У нас все могут как-то замять, а если бабахнет там, то резонанс будет мощнейший. Но должен быть еще и способ подстраховки. Допустим, документы попадут в какое-то издание или на телеканал, а его руководители просто побоятся связываться с влиятельным человеком, потому что рейтинг рейтингом, а жизнь дороже, и просто продадут их ему. Я бы в этом случае выбрал Интернет. Если все выложить туда, то скандал уже не замнешь. Но вот последствия – пожиже, потому что без оригиналов документов заинтересованные лица смогут от всего отбиться, объяснив это фальсификацией и фотомонтажом – в Интернете ведь столько вранья. Есть еще один вариант: компромат отправят конкуренту, а уж тот выжмет из человека все соки, по миру пустит. Но это только в том случае, если руководить всем будет сам Овчинников, потому что именно он находится в центре паутины и знает, за какие ниточки дергать, никому другому он это не доверит. Раз после его побега еще ничего не произошло, значит, он по-прежнему держит ситуацию под контролем, но вот каковы его планы, неизвестно. Судя по тому, что за время жизни в Москве Овчинников не завел здесь ни одного друга, его доверенных людей нужно искать в Бадарске среди тех, кто знал его с детства, потому что только тогда завязывается дружба на всю жизнь. Не исключено, что кто-то из них уехал за границу, и сейчас компромат стратегического назначения находится у него.
   – Да нет у него в Бадарске друзей! – раздраженно заметил Сколов.
   – Извините, но вы их просто не нашли.
   – Молодец! – одобрительно кивнул Гуров. – Ты все правильно понял. Сейчас ужинаем, а потом изучаем документы.
   – Я сейчас все приготовлю, – подскочил Саша.
   – Саша! Я тебе уже говорил, что ты не помощник по хозяйству, ты здесь равный среди равных. И потом, вообще-то, я хозяин дома, – усмехнулся Гуров.
   – Спасибо, я не буду, – отказался Сколов.
   – Бросьте, Виталий Семенович! На голодный желудок мы с вами много не наработаем, а ночь впереди долгая.
   – Тогда не откажусь, – согласился тот.
   Гуров ушел на кухню, а Сколов открыл портфель и сделал Саше приглашающий жест рукой:
   – Приступайте, молодой человек! Разрешите поинтересоваться вашим званием?
   – Лейтенант! – покраснев, ответил тот – вот вам и равный среди равных.
   – Ну, ничего! Это дело наживное! Была бы голова на плечах! А она у вас имеется, и очень неплохая! – заявил Виталий Семенович, чем окончательно смутил Сашу.
   К тому моменту, когда Лев позвал их к столу, Александр уже успел прочитать приличную стопку документов, иногда отрываясь от них и уставясь взглядом в стену, а потом снова к ним возвращаясь. После того как они поужинали, Гуров взялся за уже прочитанное Сашей, а тот приступил к изучению следующих.
   К утру все трое, окончательно обалдевшие, с красными глазами и надолго укоренившимся стойким отвращением к крепкому чаю и черному кофе, обменялись мнениями.
   – Снимаю шляпу, – серьезно сказал Гуров. – Это уму непостижимо, какую работу вы провернули.
   – Все это имело бы смысл, если бы мы получили хоть какой-то результат, – самокритично заметил Сколов.
   – Зачем вы так? – попытался утешить его Саша. – Зато теперь имеется полная картина, остается только руку протянуть.
   – Куда? – чуть не закричал Виталий Семенович – нервишки у него явно сдавали. – Лично я готов куда угодно, пусть хоть отрубят потом, лишь бы толк был.
   – Саша, давай свою версию, а потом я выскажусь, – предложил Гуров.
   – А я уже все сказал. Раз до сих пор ничего не произошло, Овчинников жив. Вы, наверное, проверили все авиарейсы?
   – Проверили, он не вылетал, – хмуро ответил Сколов. – И погранслужба предупреждена – это на тот случай, если он решит уехать поездом.
   – Значит, он еще в России, что вполне объяснимо – здесь можно затеряться не хуже, а даже лучше, чем за границей. Может быть, он вообще еще в Москве и ждет, когда уляжется шум, – предположил Саша. – Нужно искать его вторую квартиру, или третью, или четвертую. Вот там-то, наверное, и хранится хотя бы часть документов.
   – Иголку на дне моря проще, – буркнул Виталий Семенович. – Да ладно! И это осилили бы, но сроки! И на какое имя?
   – А вот с этим я, кажется, могу разобраться, – пообещал Гуров и, поставив телефон на громкую связь, кому-то позвонил: – Лапин?
   – Какого черта? – раздался в ответ раздраженный голос. – Кто это? Башку сниму, к едрене фене!
   – Это Гуров, – невозмутимо сказал Лев.
   – Ну, здравствуй, Гуров! – Лапин откашлялся и спросил: – Ты на часы смотрел?
   – Ничего, успеешь выспаться! Тебе на работу не идти! Скажи мне, ты знаешь адвоката Овчинникова Владимира Николаевича, до 1994 года его фамилия была Ларионов. Он из Бадарска.
   – Купчика, что ли? Знаю! А что?
   – Почему Купчика? – удивился Лев.
   – Предки его из купеческого сословия были. А зачем он тебе?
   – Он-то мне не нужен – куда он из реанимации денется, а вот умелец, который ему документы выправлял, меня очень интересует. Подскажи адресок.
   – Кто из нас двоих не проснулся? Ты или я? – язвительно поинтересовался Лапин.
   – Лапа! Душевно тебя прошу, не зли меня! Я всю ночь не спал! А вот ты однажды можешь проснуться не в собственной постели, а в до боли знакомом месте. Хочешь?
   – На мне ничего нет, – твердо заявил тот.
   – Так будет! Или ты меня не знаешь? Диктуй, я пишу! – потребовал Лев.
   – Без последствий для мужика? – уточнил Лапин.
   – Без! Хотя лично мне это ножом по сердцу.
   – Ну, пиши!
   Лев записал адрес и имя, а потом, с хрустом потянувшись, произнес:
   – Ну, вот! Сейчас позавтракаем и узнаем, на какие еще имена у Овчинникова документы были, что существенно облегчит нам задачу.
   – Лев Иванович! Я могу распорядиться, и к этому человеку съездят, – предложил Сколов.
   – А разговаривать с ними этот человек будет? – усмехнулся Гуров. – Вы лучше своих поторопите с умершими клиентами Овчинникова, да и насчет компьютера выясните – не все же нам одним не спать! – И, поднявшись, заявил: – Чур, я в душ первый!
   Приведя себя в порядок, он вышел из ванной и, тут же почувствовав из кухни чарующий аромат жареной картошки с луком и разогретого мяса, крикнул:
   – Вторая смена! Чистые полотенца в шкафу, одноразовые станки – в ящике тумбочки.
   – Вы даже представить себе не можете, насколько неудобно я себя чувствую, – сказал, проходя мимо него, Сколов и, доложив: – Умершие клиенты есть, но нотариальные конторы еще закрыты, так что люди поехали по адресам с фотографией Овчинникова. С компьютером пока непонятно, но, когда открывается сайт погоды, сигнал куда-то идет. Сейчас выясняют, куда именно, потому что там все очень запутано, – проскользнул в ванную.
   Гуров переоделся и сел за стол, немного приободрившийся.
   – А, гори моя поджелудочная синим пламенем! – заявил он, накладывая себе картошку.
   Саша последовал его примеру, причем по нему совсем не было заметно, что он всю ночь не спал. «Вот что значит молодость!» – по-стариковски подумал Лев. Виталий Семенович появился довольно быстро и присоединился к ним. Потом в душ пошел Александр и тоже надолго там не задержался, так что в начале десятого они уже выехали на двух машинах: Гурова вместе с Сашей, а следом за ними ехал Сколов.
   При виде Гурова «умелец по документам» сник – кто же в Москве Льва Ивановича не знал, движения его стали суетливыми, а взгляд бегающим.
   – Расслабься! – усмехнулся Лев. – Я сейчас не по твою душу. Садись и пиши, на какие имена ты Купчику-Ларионову-Овчинникову документы делал, и расстанемся, пока хорошие.
   – Знаю! Лапа предупредил! Уже приготовил! – торопливо заверил его «умелец», протягивая листок.
   – Ты ничего не упустил? – грозно спросил его Гуров. – Учти, если узнаю, беда будет!
   – Лев Иванович! Как можно? – возопил тот. – Вам врать – это же чистое самоубийство! Мне свобода дороже!
   – Вот и дорожи ею, – бросил Лев и вышел.
   Подойдя к машине Сколова, он протянул ему листок:
   – Сообщите своим эти данные – дело быстрее пойдет.
   Сколов пробежал глазами фамилии и сдавленно воскликнул:
   – Так, одна квартира уже есть!
   Лев махнул Саше, чтобы он присоединялся к ним, и без приглашения сел в машину Виталия Семеновича.
   – Мне только что позвонили, – дрожащим голосом объяснил тот. – Сказали, что по одному адресу соседи Овчинникова опознали. И имя вот это назвали. – Он потыкал пальцем в листок.
   – Лиха беда начало! – спокойно отреагировал Лев. – Поехали! Только теперь вы впереди. И людей туда подтягивайте. Да! Пусть к нотариусу за подробностями наведаются.
   До небольшого дома старого жилфонда в центре Москвы они добрались быстро, но нужно было еще людей подождать. Они появились быстро. Та же белая «Газель», те же фигуры в водолазках и джинсах, только в этот раз без масок. Да вот только ошиблась Дарья Федоровна, не по тридцать пять им было, а значительно больше, но фигуры действительно стройные и подтянутые, все явно спортом занимались. Или это просто другая группа? Сколов представил мужчинам Льва и Сашу, подчеркнув, что руководителем операции теперь является именно полковник Гуров, а лейтенант Вилков – его правая рука. Эффект разорвавшейся бомбы произвел бы на этих мужчин куда меньшее впечатление, они смерили «варягов» весьма неприязненными взглядами, но возражать не посмели.
   Возле подъезда стояла в накинутом поверх халата пальто пожилая женщина и с ужасом смотрела на мужчин. Гуров подошел к ней, предъявил удостоверение и мягким голосом попросил:
   – Пожалуйста, не волнуйтесь. Скажите, Дмитрий Владимирович Степанов здесь проживает?
   – Да не проживает он, – промямлила она.
   – А что он делает?
   – Да ничего не делает. Он по завещанию Фоминичны эту квартиру получил, отремонтировал ее, но не жил ни дня. Он на Севере нефтяником работает, но не рабочий, а… Управленец, короче. Сказал, что, как на пенсию выйдет, так сюда и приедет. Он и в ЖЭКе все оформил, что не живет он, мол, то есть водой, светом, газом да канализацией не пользуется. Это чтобы претензий к нему никаких не было. А по квитанциям я плачу, он мне деньги оставил и ключ от почтового ящика. А что мне, трудно, что ли? За себя плачу и за него. Очень обходительный мужчина, вежливый такой, симпатичный.
   – А ключ от квартиры он вам случайно не оставил? – поинтересовался Лев.
   – Нет, да и зачем? Там же все перекрыто.
   – И давно он здесь появился?
   – Так уж побольше пяти лет будет. Фоминична хотела сначала квартирку свою адвокату оставить, который помог ей у больницы деньги отсудить, да тот отказался. Сказал, что, если она хочет доброе дело сделать, пусть другу его завещает, а то тот после развода с женой без жилья остался и на Север подался, чтобы на новое заработать. Вот она завещание по новой и переписала.
   – Нам нужно в эту квартиру войти и все осмотреть, – сказал ей Гуров.
   – Ну, если надо… – растерянно проговорила она, а потом спохватилась: – Да с ним, никак, случилось что?
   – Случилось, гражданочка, – серьезно ответил ей Гуров. – Вот и нужно нам посмотреть, не оставил ли он там какие-нибудь документы, которые бы нам помогли. А потом мы все самым аккуратным образом закроем, так что ни о чем не волнуйтесь!
   – Ой, да что же хорошие люди на свете-то не живут? – горестно вздохнула она. – Понятых-то вам надо?
   – Спасибо, уже есть, – кивнул в сторону мужчин Лев. – Вы идите, а то простудитесь еще.
   Женщина, вздыхая, ушла, а они поднялись на второй этаж и остановились перед массивной железной дверью.
   – Хорошо, что электросчетчик снаружи, легко можно квартиру обесточить, – заметил один из мужчин.
   Он отключил электричество, а другой тем временем начал возиться с замком, бухтя при этом:
   – Это же надо было на такую халабуду швейцарские замки вешать.
   Но вот дверь была открыта, и они осторожно прошли в квартиру. Она действительно блистала свежим ремонтом, но без изысков: обои, линолеум, покраска, и все. Даже мебель осталась старая, «старушечья». И все покрыто слоем пыли.
   – Внимание! – предупредил Сколов. – Максимум осторожности. Раз Овчинников так эту квартиру от всех скрывал, возможны сюрпризы.
   – Да что нам, впервой, что ли, – буркнул один из мужчин. – Работу знаем!
   – Между прочим, Тимофей, говорю это в первую очередь для тебя, потому что опыт общения с тобой уже имею. Итак, приступим. Тимофей – кухня, Виктор – санузел, остальные – в комнатах.
   Мужчины разошлись, а Гуров попросил Сашу:
   – Ты походи, посмотри, может, заметишь что-нибудь интересное.
   Парень согласно покивал и стал, стараясь никому не мешать, неторопливо ходить по комнате, все осматривая, потом прошел в ванную с туалетом, затем в кухню. А Гуров наблюдал за четкими, отточенными движениями мужчин, которые привыкли действовать так, чтобы не оставлять после себя никаких следов. И вдруг из кухни раздался крик Саши:
   – Не трогайте это!
   – Пошел на хрен, сопляк! – ответил ему Тимофей.
   – Лев Иванович! – в отчаянии позвал Александр. – Это нельзя трогать!
   Все мгновенно рванули в кухню и увидели, что Тимофей, стоя на коленях, что-то доставал из-за шкафа, а Саша безуспешно пытался ему помешать.
   – Ну, наконец-то! – сказал, поднимаясь, Тимофей. – Зацепилась за что-то. – В руках у него была поляроидная фотография.
   Сколов выхватил ее у него из рук, и все увидели, что на ней снят хохочущий Овчинников, показывавший им фигу. У Гурова внутри все оборвалось, а Виталий Семенович повернул ее обратной стороной, и стало ясно, почему ее нельзя было легко вытащить – снимок явно к чему-то приклеили, потому что из-под большого куска закаменевшего клея по обе стороны торчали оборванные тонюсенькие проводки.
   – Сука! – простонал Сколов и врезал Тимофею с такой силой, что тот отлетел к окну.
   – Ты чё творишь, Вит? – заорал тот, бросаясь на него.
   Но Гуров уже успел отодвинуть Сколова, встретил Тимофея сокрушительным ударом в челюсть, от которого тот снова отлетел, а потом вообще осел на пол, и объяснил:
   – А это тебе, урод, за сопляка!
   Уже немного оправившийся от шока Сколов приказал:
   – Быстро ищем компьютер!
   Все бросились отодвигать от стен мебель и отдирать плинтуса, чтобы проследить, куда идут провода, а Виталий Семенович с ненавистью посмотрел на поднимавшегося Тимофея:
   – Пшел вон! С хозяином своим сам будешь объясняться, но думаю, что на этом свете не заживешься!
   Яростно оскалившись, тот вышел, а Виталий Семенович кому-то позвонил и звенящим от гнева голосом сказал:
   – Готовьтесь к худшему! Гуров и Вилков все нашли, но Тимофей, мать его, все испортил! Я предупреждал, что эта работа не для него! Я просил, чтобы его забрали! Теперь мы все из-за него будем в дерьме с ног до головы! …Скорее всего, Интернет! …Не знаю, ушла информация или нет! … Да ищем мы! Ищем! – Отключив телефон, он, ни к кому конкретно не обращаясь, упавшим голосом произнес: – Теперь только стреляться. Черт со мной, но вот семье моей за что это?
   – Погоди отчаиваться, – сказал Гуров, переходя на «ты». – Я знаю такие дома! Здесь должна быть еще одна дверь черного хода. – Он подошел к окнам, посмотрел, что-то прикинул и удовлетворенно кивнул: – Я понял, заложенная дверь вот за этим шкафом. Взяли!
   Массивный старинный шкаф мужчины отодвинули от стены, как воздушный шарик, но за ним была оклеенная обоями кирпичная стена.
   – Ломайте! – приказал Лев.
   Кто-то мухой слетал в «Газель» за инструментами, и работа закипела. Кирпичная крошка летела во все стороны, попадая в глаза и рот, мужики, отплевываясь и отчаянно матерясь, крушили стену всем, что только оказалось в машине, и она хоть и с трудом, но поддавалась.
   – Быстрее, родные! Быстрее! – умолял их орудовавший монтировкой Сколов.
   Но вот в стене была пробита пока небольшая дыра, но по неяркому свету сразу стало ясно, что именно там работает компьютер.
   – Твою мать! Я же квартиру обесточил! – воскликнул кто-то из мужчин, продолжая ломать стену.
   – А провод от лестничной проводки кинуть много ума не надо, – ответил ему кто-то, с яростным «хэканьем» выламывая из стены целый кусок.
   – Весь дом надо обесточить, – предложил третий.
   – Аккумулятор останется, – ответил ему.
   Наконец дыра стала такого размера, что ноутбук можно было уже взять в руки, и Сколов потянулся за ним.
   – Вит! Там может быть растяжка! – предупредили его.
   – А мне терять уже нечего! – решительно заявил он и заорал: – Все вон из комнаты! Быстро!
   Зная, видимо, его историю, никто возражать не стал, и все покорно вышли.
   – Но ведь надо же жильцов предупредить, – всполошился Саша.
   – Сынок, – устало сказал ему один из мужчин. – Если взрыв и произойдет, то между двумя кирпичными стенками, так что никто не пострадает. Ты уж мне поверь! А вот Виту может оторвать руки, но это был его выбор.
   Гуров посмотрел на Сашу и увидел, что у того дрожат губы. Секунды тянулись медленно, как вечность. Казалось, прошли часы, прежде чем из комнаты вышел белый как мел с мокрым от пота лицом Сколов и вынес на вытянутых руках ноутбук. Он осторожно поставил его в кухне на шкафчик, а потом обессиленно прислонился к стене и прошептал:
   – Кажется, успели. Пусть теперь технари разбираются. – И, повернувшись к Саше, добавил: – Мои постарше тебя будут, а ты вот умнее их оказался. Как ты понял?
   – Да откуда же здесь после ремонта поляроидной фотографии взяться? – начал объяснять Александр. – И потом, Тимофей, когда за ней полез, сначала шкафчик немного отодвинул, а она даже не шелохнулась. Он ее кончиками пальцев пытался зацепить, а она не двигалась. Ясно же, что прикрепленная. Я пытался его остановить, но…
   – Спасибо тебе, Саша, – с чувством произнес Виталий Семенович. – Ну, а вам, Лев Иванович… – И Сколов отдал ему земной поклон.
   – Да ладно! – отмахнулся Гуров. – Рано обрадовался, нам еще оригиналы искать. Ты доложись, что компьютер у тебя, а то люди там, наверное, с ума сходят.
   – Но все равно полдела уже сделано, – облегченно вздохнул Сколов и, позвонив, сказал: – Ноутбук у меня. Я не специалист, но, кажется, успели. …Это не я гений! Это совместная работа Гурова и Вилкова! …Передам!
   Убрав телефон, Виталий Семенович хитро посмотрел на Льва и Сашу и торжественно произнес:
   – От имени и по поручению…
   – Можно не продолжать, – поморщился Гуров.
   – А я продолжу, – настойчиво сказал Сколов. – Благодарность, само собой, но приказано узнать, чего ваши души желают?
   – Лично моя душа желает поспать хотя бы пару часов, – буркнул Лев.
   – Это понятно, а вообще? – не отставал от него Виталий Семенович.
   – А вообще – чтобы начальника нашего Главка убрали к чертовой матери, потому что человек он на этом месте случайный, толку от него не будет, а вот вреда принесет много. И еще лейтенанта Вилкова в мою группу зачислить.
   – И будет все сделано по слову его, – торжественно проговорил Сколов. – А ты, сынок, чего хочешь?
   – Ну, если я к Льву Ивановичу в группу попаду, мне тогда и желать нечего, – смущенно сказал Саша.
   – Квартиру парню дайте! – встрял Гуров. – В общежитии мается!
   – Будет исполнено, мой повелитель! – шутливым тоном пообещал Сколов.
   – Виталий Семенович! – многозначительно посмотрел на него Гуров и покачал головой. – Ты не находишь, что истерикой попахивает?
   – Нервы отпустило, Лев Иванович! – серьезно объяснил тот. – Впервые за много лет хоть немного отпустило.
   – Тогда понятно. Ну, что? Разбегаемся?
   – Вы езжайте отдыхать, а мы тут всем займемся. Технари приедут и посмотрят, что Овчинников мог тут еще намудрить, потом квартиру опечатают, все оформят. Словом, это уже наши проблемы. А я к вам попозже подъеду. Во сколько удобно будет? – спросил Виталий Семенович.
   – Как новая информация появится, так и приезжай! – ответил Гуров. – Я не меньше тебя заинтересован с этой историей поскорее разобраться.

   Когда Лев и Саша вернулись домой, Гуров выдал парню простынь, подушку, одеяло и, ткнув пальцем в сторону дивана, сказал:
   – Это твое. Покушай и ложись!
   – А вы?
   – У тебя организм еще растущий, тебе надо, а вот у меня на это сил уже нет. Я пошел спать, и два часа меня не беспокоить ни под каким видом!
   Лев лег на кровать, но сон не шел – сказывалось нервное перевозбуждение. Слыша, как Саша, стараясь не шуметь, пообедал на кухне, а потом прошлепал в зал и лег на диван, он лежал и думал, почему все видят между ним и этим парнем настолько сильное сходство, что даже принимают за сына, а вот он сам – нет. Вдруг Лев вспомнил, что в спальне на самой верхней полке шкафа лежит старый альбом с его фотографиями, достал его, стал смотреть и не поверил своим глазам – близнецами-братьями их никто, конечно, не назвал бы, но сходство было потрясающим.
   Он снова лег и стал вспоминать всех женщин, с которыми встречался, кроя себя на чем свет стоит за то, что не поинтересовался биографией парня раньше, и за этим увлекательным занятием незаметно для себя уснул – усталость все же взяла свое.
   Проснулся Гуров от звонка в дверь и машинально посмотрел на будильник – он проспал три часа. Кто-то, а это мог быть только Сколов, осторожно прошел в кухню, и замок ее двери тихо щелкнул – это чтобы его не беспокоить. Лев встал, натянул спортивный костюм – уж в своем-то доме он мог не стесняться – и пошел узнавать последние новости. Но это оказалась Мария, которая о чем-то шепталась с Сашей.
   – Лева! Я вам тут кое-что подкупила. Надо только разогреть и можно сразу кушать. А еще мне кое-что нужно забрать – собиралась-то второпях, вот и забыла, – объяснила она свое появление.
   – Где Гурам? – с ходу спросил Гуров – хотя он и понимал, что Марии, в общем-то, больше ничего не грозит, но береженого, как говорится, и Бог бережет.
   – Я здесь, уважаемый, – раздался из прихожей голос кавказца, и Лев сразу успокоился.
   – Машенька! Очень тебя прошу, давай побыстрее, а то у нас дел много, и еще один человек должен вот-вот подойти, – попросил он.
   – Все поняла, я мигом, – ничуть не обидевшись, заверила его она и выпорхнула из кухни.
   – Кофе сделать? – сочувственно спросил Саша.
   – Лучше чай покрепче завари, а я пока пойду под душ, чтобы окончательно проснуться. Не мальчик уже, чтобы такие нагрузки выдерживать, – пробурчал Лев.
   Когда он вышел из ванной, ни Марии, ни Гурама в квартире уже не было, а вот Сколов сидел на кухне и наблюдал за тем, как Саша накрывает на стол. Гуров налил себе чаю, бросил в бокал кружочек лимона, щедро сыпанул сахара и стал маленькими глотками пить, а Виталий Семенович тем временем рассказывал:
   – Лев Иванович! Никаких больше сюрпризов в квартире не найдено. Нотариус сказал, что квартира была первоначально завещана Овчинникову, но потом хозяйка изменила завещание в пользу Степанова. По данным Регистрационной палаты, на все остальные паспорта Овчинникова никакой собственности в Москве нет. За границей наши люди в этом направлении еще работают. Сигнал с компьютера Овчинникова шел именно на тот ноутбук, что вы нашли. Наши технари до сих пор копаются и только головой от восхищения крутят – большой мастер сработал.
   – Его расчет был прост. Если сигнал вовремя не придет, то программа автоматически отправит весь заранее подготовленный материал по каким-то адресам, – предположил Гуров. – Разразится скандал, люди начнут оправдываться, вот тут и появятся оригиналы, чтобы добить их уже окончательно. Что по остальным клиентам в Москве?
   – Люди работают! Поскольку опасность немедленного выброса компромата ликвидирована, мы решили больше не церемониться и привлекли Комитет по наркоконтролю.
   – То есть была анонимная информация о том, что в некой квартире и так далее? – спросил Лев.
   – Вот именно, – подтвердил Виталий Семенович. – До конца дня результаты должны быть.
   – Не думаю, что положительные, – заметил Гуров. – Я еще вчера понял, что оригиналы, по крайней мере часть их, нужно искать в Бадарске, а поскольку Саша умеет читать мысли, он это и озвучил.
   Услышав его, снова парень страшно покраснел и опустил глаза, а Лев только горестно вздохнул:
   – Ну когда ты перестанешь смущаться без всякого повода? Надо бы поговорить с работниками агентства Овчинникова. Может, у них имеются какие-то идеи?
   – Лев Иванович, это бесполезная трата времени, – твердо заявил Сколов. – Поверьте мне на слово, я знаю их всех очень хорошо, и нам это ничего не даст.
   – Ладно! Пусть так! – согласился Лев и спросил у Саши: – Ну, и как ты предлагаешь искать документы в Бадарске?
   – Понимаете, – начал Александр, – ну, не может быть такого, чтобы у Овчинникова не было ни одного близкого человека, которому он бы полностью доверял.
   – Была мать, и все, – заметил Сколов.
   – Вот именно, что была! Но и кроме нее кто-то обязательно должен быть! – настаивал Саша. – Я думаю, что фамилия этого человека тоже Овчинников – ведь не просто так Владимир Николаевич свою фамилию поменял именно на эту. Чем ему была плоха фамилия Ларионов? Она более благозвучная. А он от нее отказался! Наверное, Овчинников – фамилия его настоящего отца.
   – А это ты откуда взял? – удивился Виталий Семенович.
   – Так я же документы смотрел, – объяснил Саша. – Подсчитал, когда родители Владимира Николаевича поженились и когда он сам родился, вот и получилось, что его мать была уже на седьмом месяце беременности. Чего же они раньше не зарегистрировались? Это же 64-й год, тогда такие вещи не приветствовались. Опять же развелись они очень скоро после рождения ребенка, и отец тут же навсегда уехал, а потом никаких отношений с сыном не поддерживал.
   – Знаешь, такое в жизни бывает, – усмехнулся Сколов. – И даже чаще, чем ты можешь себе представить.
   – И все-таки нужно запросить в адресном столе данные на всех Овчинниковых, которые проживали в Бадарске в 63–64-м годах, – настойчиво произнес Гуров. – Продолжай, Саша!
   – С Сосновцевым все понятно, но ведь были еще одноклассники, однокурсники, соседи, которые его еще мальчишкой знали, да просто ребята, с которыми он жил в одном дворе и дружил. Могла быть какая-то девушка – первая любовь, потому что Овчинников же стал гомосексуалистом по собственной воле, а не по зову природы. Опять же люди, чьи дела он вел. Он тридцать лет в этом городе прожил, там обязательно кто-то должен быть. В конце концов, это может быть его внебрачный ребенок.
   – Он никогда и никому, кроме матери, не посылал туда деньги, – уверенно сказал Виталий Семенович.
   – Но мать могла их кому-то передавать! – настаивал парень.
   – Саша! Мы работали несколько лет! Я теперь этот город знаю лучше, чем свою квартиру. Меня среди ночи разбуди, и я тебе биографию Овчинникова наизусть перескажу, – устало заметил Сколов.
   – Вы вынуждены были скрываться и работать тайком, а нам это делать не придется, потому что мы будем действовать официально по факту нападения на адвоката Овчинникова. В этом случае мы, если придется, можем и повесткой кого-то вызвать. И мы этим никого не спугнем, потому что Овчинников жив и находится в реанимации, а без его команды никто никуда ничего отправлять не будет. Сейчас посмотрю в Интернете, как до Бадарска добираться, – сказал Гуров, поднимаясь.
   – Не надо ничего смотреть, – остановил его Сколов. – Самолет в состоянии постоянной готовности в аэропорту стоит. Так что вы обедайте и собирайтесь, а я пока позвоню и скажу, что мы вылетаем, чтобы нам там гостиницу заказали, местную полицию предупредили, список Овчинниковых приготовили, машину предоставили, оперативника толкового дали и все остальное.
   – Хорошо! – согласился Лев. – Но только пусть все это сделают тихо, без ажиотажа, и машины к трапу – нам шумиха не нужна. Если понадобится, мы и сами ее поднимем. Скромненько надо.
   Он пошел собирать сумку, а Саше даже этого делать не пришлось – он свою разобрать так и не успел, потому что некогда было, всего и осталось-то, что тапочки положить и туалетные принадлежности. Сколов поехал за своими вещами, а Лев и Саша, быстро пообедав, отправились в аэропорт, причем парень умудрился еще наделать бутербродов и налить в термос чай, объяснив:
   – Виталий Семенович пообедать же не успеет.
   – Добрая ты душа, Саша, – улыбнулся ему Гуров.
   – Меня так воспитали, – просто объяснил тот.

   Сколов уже ждал их в аэропорту. Формальностей был самый минимум, и скоро они уже сидели в салоне самолета, внутреннее убранство которого выдавало хозяина с головой – он был явно с Кавказа. Саша с любопытством осматривался по сторонам, Гуров мгновенно уснул, а Сколов, хотя сначала и отнекивался, все-таки перекусил и тоже задремал, да и парень потом сомлел.
   В Бадарске их встречали без всякой помпы. При входе в аэропорт их уже ждал молодой мужчина, который коротко представился:
   – Капитан Синицын. Поступаю в ваше распоряжение. Номера заказаны в гостинице «Бадарск». Машина ждет.
   – Спасибо, капитан, – поблагодарил Гуров. – Довезешь нас до гостиницы, оставишь свои координаты, чтобы при необходимости можно было связаться, и свободен, потому что мы с дороги сначала отдохнуть хотели бы. А пока скажи, кто город держит? Кто здесь «смотрящий»?
   – Змей, в миру Балашов Илья Константинович, недавно поставили. Порядок навел, швали всякой поменьше стало.
   – Да, у него рука тяжелая, – хмыкнул Гуров. – Мне его телефон нужен.
   – Сделаю, – кивнул Синицын.
   Машина оказалась обыкновенной «Волгой», гостиница даже на «три звезды» не тянула, хорошо хоть удобства были в номере, а не на этаже. Гурову был заказан одноместный номер, а Сколову и Саше – двухместный.
   – Вы же сами сказали, чтобы скромненько, – извиняющимся тоном сказал Синицын.
   – Все нормально, – успокоил его Лев. – Только переиграем: Виталий Семенович будет в одноместном, а мы с Вилковым как-нибудь вдвоем поместимся.
   – Вот это вам, чтобы вы сразу ознакомиться могли, – протянул ему папку капитан. – Здесь то, что вы просили.
   – Спасибо. Ключи от машины оставь, если нужен будешь, позвоним, – отпустил его Гуров.
   Проголодаться они еще не успели, так что, кое-как разместившись, собрались в номере у Гурова, и Лев спросил:
   – Ну, Саша, с чего начнем?
   – Лев Иванович, а почему вы все время меня об этом спрашиваете? – поинтересовался тот. – Ведь вы же руководите операцией.
   – Проверяю, насколько хорошо у тебя голова работает, так что говори и не смущайся. Если ты в чем-то ошибешься, я тебя поправлю.
   Парень растерялся, беспомощно посмотрел почему-то на Сколова, а потом спросил:
   – Так что же получается? Я раньше все время правильно угадывал?
   – Саша, пусть цыганки гадают! А мы должны логически мыслить, – поправил его Лев. – А чтобы тебя успокоить, могу сказать, что да, до сих пор ты почти все говорил правильно.
   – Лев Иванович, вы один раз уже сказали, что я почти все правильно понял. Там, в райуправлении. Но в чем-то же я, выходит, ошибся, если «почти»?
   – Пока это несущественно, я тебе потом все объясню, – пообещал Лев. – А сейчас говори, с чего имеет смысл начать.
   – Собрать, конечно, по отдельности одноклассников Ларионова-Овчинникова, однокурсников, поговорить с соседями, встретиться, если возможно, с Овчинниковым-старшим.
   – Вот тебе список людей с такой фамилией, как определишь, кто нам нужен? – протянул ему бумаги Гуров.
   Саша взял список и стал его внимательно читать, а потом, подумав, сказал:
   – Это или Николай Игнатьевич, или Николай Владимирович.
   – Почему? – вскинул брови Лев.
   – Потому что Ларионов поменял только фамилию, но не отчество, значит, оно совпадало с его собственным. И потом, места их работы: один был судьей областного суда, а второй работал в прокуратуре.
   – Обоснуй, почему так важно место их работы.
   – Лев Иванович! – удивился парень. – Я же все документы просмотрел! А там было сказано, что мать Владимира Николаевича почти сразу же после школы пошла работать в архив областного суда, это она потом заочно юридический закончила, и он сам там же работал, когда на вечернем отделении учился. А в юридический попасть очень сложно, значит, помогал им кто-то.
   – Что же он начал через… не буду говорить, какое место… себе карьеру делать? – спросил Сколов.
   – Значит, к тому времени их покровитель оказался не у дел, но временно, иначе Ларионов не стал бы потом себе фамилию менять. Но могла быть и другая причина. Так что лично я больше склоняюсь к Николаю Игнатьевичу, который из областного суда.
   – Разумно, – согласился Лев. – Итак, наши действия?
   – Сегодня уже поздно, так что на завтра одноклассников и однокурсников не собрать, и я бы попробовал поговорить с Овчинниковым-старшим или его родственниками, потому что самого его уже может не быть в живых, – предложил Саша. – И еще с соседями, где Ларионов в детстве жил. А вот послезавтра – с остальными. Ну, не может быть такого, чтобы ни одного близкого ему человека мы не нашли. Даже если никаких документов у него и нет, он наверняка знает о Ларионове намного больше, чем мы, и даст нам какую-нибудь зацепку.
   – Тогда сейчас мы озадачим Синицына, чтобы он на утро послезавтра собрал где-нибудь всех одноклассников, а после обеда – однокурсников, часть из которых наверняка офицеры, и разговаривать с ними будет легче. Завтра Виталий Семенович поедет к названным тобой Овчинниковым и попытается выяснить, есть ли какая-нибудь связь между ними и нашим Владимиром Николаевичем, если же таковой не обнаружится, будем проверять всех. А мы с Сашей пойдем по соседям. План принимается? – Возражений не последовало, и Гуров в завершение сказал: – А теперь не мешало бы поужинать. Саша, если тебе нетрудно, сходи и посмотри, что здесь за ресторан и чем там кормят, чтобы нам всем дружно не свалиться завтра с пищевым отравлением. Если же мы все туда спустимся и окажется, что питаться там опасно для жизни, придется снова подниматься наверх, одеваться и идти искать другой ресторан. А я хочу все-таки выспаться.
   – Конечно! – воскликнул парень и тут же испарился.
   – Золотая у Сашки голова, – глядя ему вслед, заметил Сколов. – Влет все схватывает! Вопросов не задаю, но понимаю, в кого он пошел.
   Гуров не стал ему ничего объяснять, а просто махнул рукой – пусть думает, что хочет.
   Ресторан оказался вполне приличным, а пища – съедобной, так что поужинали они без вреда для здоровья. А вот тяжкие последствия наутро были, причем у одного Гурова. Он, как всегда, выбрал себе кровать возле окна, а из того нещадно дуло, поэтому проснулся он утром простуженный, сопливый и охрипший. Едва увидев его таким, Саша, наскоро одевшись, пулей вылетел из номера, но по дороге, видимо, предупредил Сколова, потому что тот появился почти тут же, донельзя встревоженный, и с порога заявил:
   – Надо врача вызывать.
   – Пройдет! – отмахнулся от него Лев и чихнул. – Оденусь потеплее, чаю горячего напьюсь, и как рукой снимет.
   – Лев Иванович! Нельзя нам сейчас рисковать. Вдруг легкие или бронхи затронуты? Тогда антибиотики нужны, – настаивал Виталий Семенович. – Представь себе, что будет, если ты свалишься? Сашка при тебе такой храбрый, а один не потянет! А нового человека во все это посвящать нельзя!
   У Сколова, как у опытного командировочного, нашелся и кипятильник, и чай в пакетиках, и сахар, и лимон, вот Лев и отпивался горячим чаем, но если горло немного отпустило, то появился надрывавший грудь кашель. Не слушая больше его возражений, Виталий Семенович позвонил по телефону Синицыну, сообщил, что Гуров заболел, и попросил прислать врача. Тут и Саша появился – оказывается, он бегал в аптеку, откуда и приволок не только целый пакет лекарств, но и градусник. Температура у Гурова зашкаливала за 38 градусов, так что ни о каких походах куда бы то ни было и речи быть не могло. Синицын с врачом появились почти следом за Сашей. Послушав Льва, доктор с огромным облегчением сказал:
   – Слава богу, пока только ОРЗ! Но в условиях гостиницы вы себе можете такие осложнения заработать, что не приведи господи, так что собирайтесь, поедем в больницу. Медсанчасть у нас хорошая, мигом на ноги поставим! Проколем, прокапаем, и будете как новенький!
   Но Гуров категорически отказался ехать в больницу:
   – Я у вас там застряну дней на десять, а у меня дело горит!
   – Ни одно дело не стоит жизни человека! – пытался уговорить его врач. – Допрыгаетесь до бронхита или воспаления легких, тогда уже не на десять дней здесь останетесь! Вы этого хотите?
   – Я этого не хочу, но и в больницу не могу, – решительно заявил Лев. – Вы просто скажите, какие таблетки пить надо, и все.
   – А уколы вам горничная по этажу делать будет? – язвительно поинтересовался врач.
   – Я могу, – сказал Саша. – Я у нас в семье всем делал. Внутривенно, конечно, не рискну, а вот в попу – запросто. У меня и рука, говорят, легкая.
   – Делайте, что хотите! – возмутился врач.
   Он написал назначения и, оставив свой телефон на тот случай, если станет хуже, ушел вместе с Синицыным, который должен был отвезти его обратно. Гуров съел принесенный из буфета завтрак, выпил пригоршню таблеток, получил довольно болезненный укол и напутственно сказал Александру:
   – Будь умницей! Не подведи меня!
   – Я буду очень стараться, Лев Иванович! – твердо пообещал тот.
   Гурова мигом переселили на дальнюю от окна кровать, и Сколов с Сашей ушли, а Лев остался отлеживаться в номере перед телевизором, проклиная тот момент, когда решил, что они должны вести себя скромненько – будь они в приличной гостинице, там уж из окна точно не дуло бы. Утешало его только то, что, окажись на его месте Саша, было бы еще хуже – он бы не простил себе, если бы из-за него заболел этот чудный мальчишка.

   Выйдя из гостиницы, Сколов и Саша разошлись в разные стороны. В том, что Виталий Семенович узнает все, что возможно, парень не сомневался, а вот он сам? Он не мог подвести так поверившего в него Гурова и по дороге – Сколов объяснил ему, как добраться до нужного места – проигрывал в уме различные варианты, но, так ни на одном и не остановившись, решил сориентироваться по обстоятельствам, а «легенду» продумал от и до. Сказать, что он волновался, значит, промолчать. Во дворе нужного дома Саша долго осматривался, крутил головой в разные стороны, зашел в один подъезд, в другой, поднялся к нужной квартире, позвонил, но ему никто не ответил, и он, выйдя снова до двор, растерянно остановился.
   – Ты чего это здесь высматриваешь? – раздался вдруг из форточки с первого этажа женский голос. – Смотри! Сейчас полицию вызову!
   – Я Копейкиных ищу! – крикнул он в ответ. – Только у них не открывает никто!
   – Не там ищешь! На кладбище уже все!
   – Совсем все? А мы-то из такой дали приехали. И зря, – упавшим голосом произнес Саша.
   – Из какой такой дали? – с любопытством спросила женщина.
   – Из Сибири, – горестно вздохнул парень. – Вы не стойте возле окна, простудитесь, – посоветовал он. – Спасибо, что сказали. Пойду я, – и повернулся, делая вид, что действительно собирается уходить.
   Это был безупречный маневр! Еще не было женщины, которая не заинтересовалась бы такой историей, потому что любопытство сгубило не только кошку.
   – Эй, парень! Погоди! А ты чего их ищешь? – окликнула она его.
   – Так мы тоже от Копейкина род ведем, только часть семьи здесь сумела остаться, а вот нас сослали, – объяснил Саша. – Нам этот адрес через передачу «Жди меня» давно прислали, а мы все никак собраться не могли: и ехать далеко, и с деньгами не очень, а на письма они не отвечали.
   – А ну, иди ко мне! – позвала его женщина. – 21-я у меня квартира.
   – Как вы не боитесь чужого человека в дом пускать?
   – Так у меня брать нечего! Все, что было, уже детям раздала, чтобы потом не передрались, – беспечно ответила та.
   Квартира оказалась обыкновенной «хрущевкой», чистенькой и аккуратной. Хозяйка, Аглая Борисовна, тут же потащила парня на кухню, чтобы отпоить чаем – на улице было зябко, и принялась выспрашивать, кто он и откуда. Саша мигом выдал ей подготовленную по дороге историю, закончив словами:
   – Дядя бы вам лучше рассказал, да заболел он. Просквозило его ночью в гостинице, дохает страшно, и температура высокая – мы в «Бадарске» остановились. Скромненько там, конечно, зато недорого.
   – Да я уж вижу, что не шикуете, – заметила старушка, окидывая его взглядом.
   – Вы мне про Копейкиных-то расскажите, – попросил Саша. – Неужели совсем никого не осталось?
   – Вовка один остался, – неприязненно сказала она. – Срам господень, а не человек! Тьфу, на него! Своими выходками мать до срока в гроб вогнал!
   – А где он, как его найти?
   – Да он с вами и знаться не захочет! – буркнула Аглая Борисовна. – Ты чай пей да варенье бери, не стесняйся, а я тебе рассказывать буду. В общем, так! Что уж с ними раньше было, не знаю – мы в этот дом вместе заселялись. У Катьки с Костей дочка была, Валька, тогда еще сопливая совсем, и мать Костина, Анфиса, с ними жила. Сам-то всю жизнь в торговле работал, жили они всем на зависть, но ни с кем не водились. Здоровались, конечно, но больше ни-ни! И в дом к себе никого не приглашали, а уж если зайдешь по надобности какой, так дальше прихожей не пускали – все в коврах было. Валька ох и красивой девкой выросла! Все парни на нее заглядывались, а она от них нос воротила, все никак себе цены сложить не могла, не иначе, принца ждала! А тут в 63-м у них сразу все повалилось! Анфиса умерла, а вскорости и Костю забрали!
   – Арестовали? – с ужасом спросил Саша.
   – А я тебе о чем? Что-то он там в своей торговле намухлевал! Дали ему не помню уж сколько, но с конфискацией! Ой, как Катька с Валькой голосили! – с нескрываемым удовольствием вспоминала она. – От всего этого добра да в нищету! А адвокат у Кости был толковый, и заплатили ему небось немало – деньги-то у них всегда водились! Но чтобы в долг дать? Никогда! Так, о чем это я?
   – Про адвоката, что толковый он был, – напомнил Саша. – Еврей, наверное? Они ох и ушлые!
   – Нет, русский был, – помотала она головой. – И фамилия у него была какая-то деревянная. Дубов, что ли?
   – Березкин, Кленов, Осинов, Елкин, Соснов, Кедров, – помогая ей, начал перечислять парень.
   – Вот-вот! Соснов, кажись, – подтвердила она. – Мы же на суд-то ходили и все слышали! Грех, конечно, но злорадствовали! И что ты думаешь? Так отбил же он Костю! Другой суд был, и оправдали его подчистую! Мы только диву давались! Как же так? И стали они жить по-прежнему! А потом глядим, а Валька-то с пузом! Вот и решили мы, что она энтим местом свободу отцу и купила – я же говорила, что она девка красивая! Вот уж им позору было!
   – От адвоката, наверное? – спросил парень.
   – Щас! Он был из тех, кому бабы без надобности! Весь город об этом знал, но если ни разу не застукали, то извини-подвинься! От кого-то другого Валька понесла. А потом, мать честная, узнаем, что Валька за Кольку Ларионова замуж вышла! Она красавица писаная, а ему рожу топором вырубали!
   – Ну, может, он ее так любил, что ему и чужой ребенок был не помеха? – предположил Саша.
   – Этот бездельник окромя бутылки ничего в жизни не любил! Заплатили ему, чтобы он грех Валькин покрыл! – уверенно сказала Аглая Борисовна. – Только Вовка родился, они и развелись! И от алиментов Валька отказалась! А Колька съехал куда-то рыбу ловить да сюда больше и не возвращался! Даже на похороны родителей не удосужился, сестра его одна тут надрывалась. Но на наследство, правда, тоже не претендовал!
   – Да бог с ним, с Колькой! Вы мне про Володю расскажите – родня же! – попросил парень.
   – И не надейся, что он с тобой знаться захочет! Такой фонбарон, что смотреть противно! Он тут по двору ходил, как принц одетый! Мальчишки играют, и он, может, с ними играл бы, да Катька следила, чтобы не испачкался и не порвал что-нибудь! Носилась с ним, как дурень с писаной торбой! Все в уши ему пела, какой он красавец! Какой замечательный и исключительный! Вот он нос перед всеми и задирал! Кто ж с ним после такого водиться захочет? Так что ни во дворе у него никогда друзей не было, ни каких других! Уж я бы видела! Всегда один ходил или с матерью.
   – Ох, Аглая Борисовна! Ну не бывает так, чтобы совсем ни одного друга не было! – недоверчиво воскликнул Саша.
   – А вот я тебе говорю, что не было! – настойчиво повторила она. – Вся его жизнь на моих глазах прошла! Да ему и не нужен был никто!
   – Зато, наверное, девчонки проходу не давали.
   – Знаешь, сынок, что я тебе скажу? Бывает, что яблоко снаружи румяное да красивое, а разрежешь – внутри гниль одна! Вот это Вовка и есть! Видно, чуяли девки в нем эту гниль, потому что не видала я его ни с одной ни разу! Я и у Вальки как-то спросила, когда, мол, сына женить будешь? А она мне в ответ, что рано ему еще! Ну, я ей на это, что природа-то своего требует. Усмехнулась она так нехорошо и говорит, что для этого у него есть… Как же она ее назвала-то? – задумалась старушка и, вспомнив, воскликнула: – Вот! Задрыга голоштанная! И влюблена в него, как кошка! Только пусть она на ее сыночка губы не раскатывает, а будет довольна тем, что Володенька на нее вообще внимание обратил да аборты оплачивает! А уж она ему, как время подойдет, настоящую партию подберет!
   – Так он женат? – спросил парень.
   – Щас! Он тоже оказался этим… Ну, как тот адвокат! С ним-то он и стакнулся! И ведь дело до того дошло, что жить вместе стали! Вот уж матери-то сраму было! И куда весь ее гонор делся! – ехидно заявила она. – Раньше-то через двор павой шла, а тут стала серой мышью пробегать, глаз не поднимая! А я Вальку раз по дороге перехватила и спрашиваю: когда, мол, с внуками ее поздравить можно будет? Она от меня, как от прокаженной, шарахнулась, и бежать! Вот и скажи мне, вам после этого такой родственник нужен?
   – Даже не знаю, как об этом дяде рассказать, – растерянно проговорил Саша.
   – То-то же! А как адвокат помер, так Вовка себе другого нашел, с ним в Москву и укатил! Вот в чем его упрекнуть нельзя, так это в том, что мать забыл. Чего не было, того не было! – ради справедливости добавила Аглая Борисовна. – И деньги ей постоянно посылал, и сам регулярно наведывался! Памятник ей богатый поставил! И похоронил ведь на центральной аллее нашего кладбища, а там место сумасшедших денег стоит. А вот поминки, гад такой, не устроил! Раздал всем по шоколадке, чтобы мы маму его помянули, и уехал. А через полгода, как в наследство вступил, квартиру продал вместе со всем, что в ней было.
   – А старых вещей там никаких не было? – спросил Саша. – Ну, из той, дореволюционной жизни. Я бы тогда с новыми хозяевами поговорил, и мы, если не очень дорого, выкупили бы – все-таки память о предках, а им это ни к чему.
   – Да у них там гарнитур на гарнитуре был! – отмахнулась старушка. – И все импортные, все из натурального дерева, а не фанерка с ДСП! Весь сервант сервизами и хрусталем заставлен! Стены и полы коврами покрыты! И вот ведь сволочь Вовка! Хоть бы кому из соседей на память о своей матери чего отдал! Хоть чашку какую!
   – Значит, он все здесь оставил, с собой ничего не взял, – вздохнул Саша. – Видать, ему действительно на память о родных наплевать!
   – Ну, если фотографии только да документы какие, а так… Стой! – спохватилась она. – А ведь я тебе соврала! Ларь он забрал! Был у них такой! Резной! На ножках! Краси-и-ивый! И видно, что старинный! Он у них в прихожей для обуви стоял! Я у Анфисы как-то раз спросила, что это за чудо такое? Она баба попроще была, с ней и поговорить можно было, не то что с Костей или Катькой. Она мне и сказала, что это еще из приданого то ли ее бабки, то ли чуть ли не прабабки, и там даже потайное отделение для драгоценностей есть, но они в нем крем да щетки для обуви держали.
   – Там двойное дно, и ящичек сбоку выдвигается? – обрадованно заговорил Саша и начал выдумывать на ходу: – Ой, что-то я такое вспоминаю! Бабушка рассказывала, а она от своей матери о нем слышала. Он где-то с полметра высотой и шириной, а длиной чуть больше метра. У него еще крышка такая полукруглая? И замок музыкальный? Я ничего не путаю?
   – Ну, насчет замка ничего не знаю, а вот крышка была точно полукруглая! Только двойная она! Как-то хитро так сделано, что верхнюю поднять можно, а нижняя на месте остается. А если секрета не знать, то и не догадаешься никогда. А про ящичек Анфиса ничего не говорила. Только ларь высотой побольше был, сантиметров семьдесят, шириной не больше полметра, а вот длиной? Не помню! Но метра в нем точно не было. Вот его-то Вовка с собой и забрал! Может, в него бумаги с фотографиями и сложил. Как мать похоронил, так и забрал! Помню я, как такси приехало, и этот ларь в него грузили.
   – Аглая Борисовна, а вы адрес Владимира в Москве знаете? – умоляющим тоном спросил Саша. – Может, он нам его продаст? Мы же ему все-таки не чужие.
   – Прости, сынок, но адрес выкинула, – вздохнула старушка. – Валька-то к старости прокротчала, всем нам адрес и телефон сына дала, чтобы сообщили мы ему, если с ней чего случится в одночасье. А как похоронили ее, так он мне без надобности стал. Я тебе вот что скажу, не ищи ты Вовку! – посоветовала она. – От такой родни, как от чумы, бежать надо! И на то, что он вам ларь продаст, даже не надейся! Или такую цену заломит, что вам не по карману!
   – Значит, зря проездили, – вздохнул Саша. – Спасибо вам, Аглая Борисовна! Не обрадую я таким рассказом дядю, совсем на другое мы надеялись.
   – Погоди! Сейчас я тебе малинового варенья наложу, пусть он с чаем попьет. Как пропотеет, так легче станет. И липового цвета в кулек насыплю, тоже хорошо помогает.
   – Аглая Борисовна! Да где же я в гостинице все это заваривать буду?
   – Ничего! В стакан положишь, кипятком зальешь, как настоится, так и пусть пьет. Это цвет хороший! Я его в лесу собираю, где никакой химии нет, так что он только на пользу пойдет.
   Тепло попрощавшись с гостеприимной старушкой, Саша, нагруженный вареньем и липовым цветом, почти побежал в гостиницу – появился след, и он торопился сообщить об этом Гурову. Увидев, что тому стало получше, температура, во всяком случае, спала, Саша искренне обрадовался и хотел было рассказать обо всем, что узнал, но Лев остановил его – вот придет Сколов, тогда они все вместе пообедают и сообща обсудят последние новости. Несмотря на возражения Гурова, Саша заварил в термосе липовый цвет, а потом стал усиленно поить его чаем с малиновым вареньем.
   – Вот и отпускай тебя из дома без присмотра, – бурчал Лев, чтобы не показать, насколько ему приятна эта забота. – Чего-нибудь да притащишь!
   Виталий Семенович пришел только в четыре часа, когда они, уже здорово проголодавшись, решили обедать без него. Судя по виду, новости у него были неутешительные, и все трое решили сначала поесть, чтобы не портить себе аппетит. Обед заказали прямо в номер, потом Лев потребовал:
   – Излагайте! Кто начнет?
   – Давайте я, у меня, судя по радостному виду нашего юного друга, новости похуже, – предложил Сколов. – Саша был прав, наш Овчинников – внебрачный сын Николая Игнатьевича Овчинникова, судьи областного суда, и отношения у них были самые теплые, потому что у того только две дочери, а здесь сын. Наследник! Но! Выйдя на пенсию, судья в 90-м уехал на ПМЖ в Америку – воссоединился с сестрой, которая туда еще раньше с семьей уехала.
   – Вот потому-то наш Овчинников и стал искать себе нового покровителя и нашел его в лице Сосновцева, – заметил Гуров. – Но, как я понял, ваши люди в Штатах есть, так что проследить его судьбу будет несложно.
   – А чего ее прослеживать? – хмыкнул тот. – Адрес имеется – он кое с кем все эти годы отношения поддерживал. Только умер он четыре с половиной года назад – инсульт. Но опять-таки! Наш Овчинников ни-ког-да в Америку не выезжал! Хотел несколько лет назад там по «гостевой» побывать, но американцы ему визу не дали.
   – И все же мысль перебраться туда со временем у него, видимо, была – иначе зачем бы он стал фамилию менять? – сказал Лев. – Хотел, скорее всего, дождаться, когда папаша получит американское гражданство, потом анализ ДНК, подтверждение отцовства, и вот он – прямой путь в Штаты. Но потом обосновался в Москве, обзавелся компроматом и понял, что в Америке он будет одним из многих, а здесь может стать очень влиятельным человеком. А то, что наш Овчинников никогда туда к отцу не ездил, еще не значит, что они не общались и он не передал ему что-то на хранение.
   – Я уже позвонил, наши люди в Штатах проработают все по полной программе, но это будет такая головная боль! – Сколов даже головой помотал.
   – Ну, с этим все ясно, а теперь давай ты, Саша! – попросил Гуров.
   – Я разговаривал с соседкой, которая хорошо знала всю семью Копейкиных-Ларионовых, а Владимира – так с самого детства. Друзей у Владимира не было, это точно, потому что такая женщина, как эта бабулька, ничего не пропустила бы. В остальном все, что я раньше говорил, подтвердилось, но есть два новых момента. Первый: у Владимира в молодости была девушка из очень необеспеченной семьи, потому что его мать называла ее голоштанной задрыгой, имя неизвестно. Но встречались они довольно долго, она даже несколько раз делала от него аборты, а это значит, что любила его. Второй момент: у Копейкиных имелся старинный ларь, который был в семье на протяжении нескольких поколений, а в нем – секретное отделение в двойной крышке. По словам соседки, ларь очень красивый, резной, на ножках. И это единственная вещь, которую Владимир забрал из квартиры своей матери сразу после ее похорон, потому что все остальное он продал потом вместе с квартирой. Размеры ларя: 70 сантиметров в высоту, 50 – в ширину, а длина – менее метра. О существовании потайного отделения соседка узнала чисто случайно от бабушки Владимира – та была женщиной простой, вот и рассказала, не придав этому никакого значения, потому что в ларе хранилась обувь, а в потайном отделении – обувной крем и щетки.
   Гуров вопросительно посмотрел на Сколова, но тот, совершенно растерянный, только покачал головой:
   – В квартире Овчинникова его точно нет! Сейчас озадачу людей, пусть вспоминают, не видели ли они где-нибудь такой.
   Все оставшееся время до ужина Виталий Семенович обзванивал своих людей в Москве, они отзванивались ему, но судьба ларя так и осталась невыясненной.
   – Вряд ли он его продал – уж очень вещь полезная, – начал рассуждать Саша. – Он ведь даже предположить не мог, что его бабушка могла рассказать кому-то о потайном отделении – с соседями семья не общалась, а старушка умерла еще до его рождения. Не исключено, что именно в нем он и хранил у матери или часть компромата, или весь. Остается выяснить, все документы он перевез в Москву или часть оставил на хранение кому-то здесь же.
   – Часть мог перевезти, а часть оставить, – предположил Лев и уверенно заявил: – Ту девушку надо искать! Первая любовь! Шуры-муры! Чем черт не шутит? Только где? В школе? Судя по всему, у него кроме нее здесь другого близкого человека и не было.
   – Почему не в архиве? – осмелился возразить Саша. – Там обычно женский коллектив. Да и на вечернем в юридическом девчонки обязательно были.
   – В архиве мы всех поштучно перебрали, нет там никого! – перебил его Сколов.
   – Она могла там недолго проработать, они познакомились, а потом она уволилась и устроилась в другое место. Так что ты, Виталий Семенович, завтра утром отправляйся туда и просмотри все личные дела за тот период, – предложил Гуров, и тот, соглашаясь, кивнул.
   – А если они вообще на улице познакомились? В кино или в театре? На танцах? – заметил Саша.
   – Типун тебе на язык! – не сдержался Виталий Семенович. – Мы тогда ее никогда в жизни не найдем!
   – Это не самый провальный вариант, тут еще можно что-то придумать, а вот если она в другой город с документами уехала, тогда дело – швах! – произнес Лев.
   – Да и тот провальный, – тихо сказал парень. – Как же ее тогда искать, если ни имени, ни внешности?
   – Саша! Ты знаешь, какое у японцев правило? – спросил Гуров и сам же ответил: – Никогда не делай то, что за тебя могут сделать другие. Если мы завтра не сможем ее вычислить, то ее будут искать уголовники. А уж они-то найдут! Думаешь, я зря в первый же день поинтересовался, кто город держит? Не зря!
   – Лев Иванович! Они что, будут ее для тебя искать? – удивился Сколов.
   – А куда же они денутся? – хмыкнул Лев. – Я – Гуров! Я по обе стороны в авторитете. Лучше позвони Синицыну и узнай, на который час он завтра людей собрал.
   Оказалось, что одноклассники и бывшие ученики даже из параллельного класса, те, кто по-прежнему живет в Бадарске, будут ждать в десять часов в актовом зале школы, а вот однокурсников соберут в актовом зале юридического института после работы, в семь часов вечера.
   – Ладно! Значит, поступим так! – подводя черту, сказал Лев. – Ты, Виталий Семенович, утром в архив. Я себя уже получше чувствую, так что с одноклассниками встретимся мы с Сашей, а вот с институтскими – видно будет.
   Поскольку обедали поздно, то поужинали в номере чаем с пирожками из буфета. Гуров выпил еще одну пригоршню таблеток, получил очередной укол, и все легли спать, причем Лев приказал Саше надеть на ночь свитер – еще не хватало, чтобы парнишка заболел.

   На следующий день Гуров, закутанный в сто одежек, был бережно посажен в машину, и Синицын, передав ему номер телефона «смотрящего», повез его с Сашей в школу. В актовом зале собралось всего человек тридцать – это были все, кто остался в городе. Осмотрев людей и отметив, что среди них оказалось немало «сиделых» – лихие девяностые для очень многих, к сожалению, даром не прошли, Лев взял стул и сел так, чтобы быть к ним лицом, а потом представился и сказал:
   – Речь пойдет о вашем бывшем однокласснике Владимире Ларионове. Если вы видели по телевизору информацию о нападении на московского адвоката Овчинникова, то это он и есть. Я не буду посвящать вас в суть дела, но мне для расследования важно знать, с кем он в школе дружил. Это могут быть как парни, так и девушки. Поверьте, эта информация для нас очень важна. Подумайте, повспоминайте и отвечайте.
   – Ба, какие люди к нам пожаловали! Сам Гуров собственной персоной! Только ментам помогать нам «западло», так что канай, «полкаш», пока цел, – насмешливо произнес развалившийся на стуле мужик, один из «сиделых», с синими от татуировок руками. Вероятно, когда-то он был лидером в классе и сейчас, когда их всех собрали вместе, решил об этом напомнить. Вероятно, репутация в то время у него была такова, что и сейчас никто не осмелился оспорить его первенство.
   – Встать! – воскликнул Лев, причем таким тоном, что у того всю наглость как рукой сняло, и он поднялся. – Кто такой? Статья! Срок? Где отбывал и сколько? В общем, по полной форме!
   – Ос… – Мужик, видимо, хотел сказать «осужденный», но осекся, вспомнив, что уже на свободе, а не в колонии, но под давящим взглядом Гурова все-таки назвал себя и выдал полную информацию.
   Лев подошел к нему, внимательно посмотрел на его руки и хмыкнул:
   – Ну, и что ты из себя бывалого «сидельца» корчишь? Это ты перед другими форс дави, а передо мной не надо. С такой статьей ты на зоне был если не сявкой, то простым мужиком, даже не козырным фраером! Отбывал в Саратовской области – курорт по сравнению с той же Мордовией. Вышел по УДО, значит, пахал как лошадь и ходил по струнке. А вот наколки у тебя не по чину! И сделаны были не на зоне, а уже на воле! Скромнее надо быть, а то ведь отвечать придется!
   – Перед тобой, что ли, отвечать? – взвился мужик.
   – Зачем? У вас Змей есть! – усмехнулся Лев и, поставив телефон на громкую связь, набрал номер: – Змей! Это…
   – Здравствуй, Лев Иванович, – отозвался тот. – Я твой голос ни с каким другим не спутаю – наслушался в свое время. Доложили мне, что ты в городе, но вот никак не думал, что ты по мою душеньку прибыл.
   – Расслабься, не по твою, у меня здесь свои дела. С претензией я к тебе. Мне сказали, что ты тут порядок навел, а, оказывается, у тебя под носом всякая шваль под «законников» косит. Непорядок, Змей!
   – Быть такого не может! – уверенно заявил тот.
   – Ой, может! Вот прямо передо мной стоит! Наколками бахвалится и ведет себя не по чину.
   – Лев Иванович! Шепни мне имя этого наглеца, и мы ему объясним, что он не прав, – вкрадчиво попросил Змей.
   Гуров смерил мужика взглядом, словно решая, говорить или нет, и тот, поняв, что ему дается шанс избежать неминуемой смерти, быстро проговорил:
   – Не надо! Мы все сделаем!
   Удовлетворенно кивнув, Лев пообещал Змею:
   – Я перезвоню, – и, отключив телефон, сказал: – На будущее: обращаться ко мне следует исключительно «господин полковник». Если ты обо мне на зоне слышал, то должен знать, что я фамильярности не терплю. Злиться начинаю, а в таком состоянии сам себя боюсь, что уж об остальных говорить. Так что ты хотел сказать?
   – Не там ищете, гражданин начальник, – уверенно заявил мужик. – У Гниды здесь друзей не было, и быть не могло. С ним даже за одной партой никто не сидел. Если Овчинников и есть он, и его «на перо» посадили, то за дело!
   Тут прорвало всех, и люди заговорили, перебивая друг друга:
   – Точно! Ябеда, наушник и подлиза! …Всегда все в одну харю жрал, никого ничем за все годы не угостил… Мы тогда новой химичке урок сорвали, а он всех сдал. Причем сам, его никто ни о чем и не спрашивал. …Мы ему потом «темную» устроили, так директрису нашу в районо мордой по столу возили. …Нормальная тетка была, мы ее все уважали. Жалко ее было, вот мы его больше и не били…Мы ему бойкот объявили. С ним после этого до самого окончания школы никто не разговаривал. …Он и на выпускной бал не пришел, побоялся, что уж тогда-то мы оторвемся.
   Гуров поднял руку, и все замолчали.
   – Так, – сказал он. – То, что друзей не было, я понял. А как насчет девушки? Он ведь симпатичный парень был.
   И опять заговорили все разом:
   – Да кто бы с ним связываться стал? …Он был не симпатичный, а смазливый! …Мы все в прыщах ходили, а его мать к косметологу водила, чтобы рожа гладкая была. …Он себя барином считал, а нас – быдлом. …Одет всегда словно на праздник, а нас сторонился, чтобы мы его костюмчики с рубашечками не попортили. …Да в его сторону никто бы даже не плюнул.
   Поняв, что это может продолжаться долго, Гуров прервал их:
   – Я точно знаю, что девушка была. У них даже были близкие отношения, потому что она делала от него аборты. Думайте, кто это, и пока не вспомните, отсюда не уйдете.
   Встав со стульев, все сгрудились и начали обсуждать, а до Льва долетали только обрывки:
   – Кто же это может быть? …Слушайте, я вот тут подумала, а может, это Маринка? …Я?! …Да не ты! …Кроме меня была только одна Марина, но она уехала учиться в Питер и больше сюда не возвращалась. …Да нет! На класс моложе нас! У нее еще мать на заводе работала и умерла после того, как там выброс был. …А она-то здесь с какого боку? …А с того, что чистилась постоянно – мать-то у меня в женской консультации работала, она и рассказывала. А замужем она не была! …Мало ли от кого могла залетать? …Слушайте! А ведь правда! Я вот сейчас вспомнила, что как-то Гниду рядом с ее домом видела! А что ему там делать? Там только заводские дома и есть! …И действительно! Жила-то она одна! Были бы родители, неужели они позволили бы ей вот так себя вести? …А что? Возможно! Снизошел Гнида до нее со своих высот, вот она и счастлива была! Небось, дура, еще и планы строила! …Как же ее фамилия? Кто помнит? …Носова, кажется, или что-то в этом духе, может, Косова. Что-то короткое. …Гусева она была! Вспомнила я! Маринка Гусева! …Никакая не Гусева! Я сама Гусева! А вот Уткина там была! …Точно! Ее еще «Гадким утенком» дразнили!
   Все облегченно вздохнули, и мужик, повернувшись к Гурову, сказал:
   – Все, гражданин начальник. Это Марина Уткина. Где-то здесь недалеко в заводских домах живет.
   – Ну, вот! Можете ведь, когда хотите, – удовлетворенно проговорил Лев. – Всем спасибо и все свободны. – А мужику отдельно посоветовал: – Ты наколки сведи! С огнем ведь играешь!
   Тот, хмуро кивнув, ушел вслед за остальными, а Лев повернулся к Синицыну.
   – Уже все понял, товарищ полковник. Сейчас я ее адрес пробью, – заверил его тот и тут же стал звонить по телефону.

   Нужный дом оказался действительно недалеко от школы. Оставив Синицына в машине, Гуров и Саша поднялись к нужной квартире, но на звонок в дверь ответили какие-то девочки, которые заявили, что тетя Марина и папа на работе, а они дверь открывать не будут. Попытки выяснить, где работает тетя Марина, успехом не увенчались. Ждать ее возвращения с работы смысла не имело – вдруг на сутки ушла? – и Лев решил позвонить в соседнюю дверь, но она распахнулась еще до того, как он дотронулся до кнопки.
   – Вы чего это здесь по чужим подъездам шаритесь? – напустилась на них грозная необхватная бабища. – Я вот сейчас полицию вызову!
   – Мы и есть полиция, – сказал Гуров и показал удостоверение, а Саша последовал его примеру.
   – Так вы же не наши, – внимательно изучив документы, заявила соседка. – Чего вам тут надо?
   – Вам нужен ваш? – спросил Гуров и, повернувшись к парню, попросил: – Позови капитана Синицына!
   Саша не успел еще и с места двинуться, как баба всплеснула руками:
   – Леньку, что ли?! Не надо! Только этого шалопута мне здесь не хватает!
   – За что вы его так не любите? – поинтересовался Лев.
   – Есть за что! – поджала она губы.
   Но Гуров уже почувствовал из квартиры характерный сивушный запах и напрямую спросил:
   – Гоните?
   – Для собственного употребления в целях укрепления здоровья и веселия духа! Да и тебе, милок, не помешало бы принять! Просквозило тебя, уже вижу! Поднести чарочку? Он у меня как слеза, чистый и на смородиновых листьях!
   – Я на работе, – ответил Лев.
   – Ну как знаешь! Так чего тебе надо-то от Маринки?
   – Поговорить с ней о человеке одном, Владимире Ларионове.
   – И даже не думай! И даже не заикайся! – замахала руками женщина. – У бабы только-только жизнь наладилась, а ты ей об этой сволочи напомнить собираешься! Достаточно она от него натерпелась!
   – Хорошо! Тогда, чтобы нам ее не беспокоить, может, вы сами нам расскажете, в чем дело? – предложил Гуров.
   – А и расскажу! Заходи давай! А ты, сынок, – это она Саше, – иди погуляй! Рано тебе еще такие истории слушать.
   Получив подтверждающий кивок Льва, Саша покорно отправился в машину к Синицыну, а Гуров прошел в квартиру. Хозяйка, представившаяся Варварой, провела его в кухню, потому что, как он успел заметить, в комнате стояли и дожидались своего часа фляги с брагой. Она усадила его в угол, а сама достала из холодильника бутылку и спросила:
   – Может, примешь? – Лев отрицательно покачал головой, но ее это нисколько не смутило. – А я приму, потому что по трезвой о таких вещах рассказывать – с души воротить будет.
   Выпив, Варвара основательно уселась напротив него и начала:
   – Танька, мать Маринкина, товаркой моей была. На заводе вместе работали, чтоб он сгорел, паразит! – ткнула она пальцем в окно, за которым виднелись заводские трубы. – Это сейчас там базар, а раньше он весь город травил. У нас, почитай, до шестидесяти никто не доживал, а те, кто дожил, насквозь больные.
   – Ну, вы-то, я смотрю, очень бодро себя чувствуете.
   – Так я сюда замуж из деревни вышла, на парном молоке и своих продуктах выросла, вот у меня корни и крепкие. Да и вот это, – щелкнула она себя по горлу, – если в разумных пределах, очень помогает. Нам с мужем детей Бог не дал, а у Таньки с Игорем Маринка народилась, как родная она мне. Мужиков наших мы в один день потеряли – авария на заводе приключилась. Не только они погибли, другие тоже, и ведь не ответил за это никто! Да что сейчас говорить, – вздохнула она. – Раньше-то мы с Танькой в одну смену работали, а тут в разные стали, чтобы девку без присмотра не оставлять. Вот в ее смену выброс-то и приключился. Отравилась она страшно, инвалидность получила, а толку? Здоровье-то не вернешь! Быстро сгорела. Все меня просила, чтобы я Маринку не оставляла. Могла бы и не просить, и так знала, что я ее не брошу! Пятнадцать лет тогда девке было! Самый возраст такой, когда дурь в башке полощется! Оформила я над Маринкой опеку, и стали жить у меня. Ее квартиру я сдавала – все припек к нашим грошам. А когда ей семнадцать стукнуло, я увидела, что выворачивает ее наизнанку. Приперла к стене, она и призналась, что беременна. Как я ее ни пытала, так и не сказала, от кого. Ну, думаю, бывает с девками по молодости! Но школу-то заканчивать надо! Да и куда нам ребенок при нашей жизни? К тому же она еще и несовершеннолетняя, как ее в консультацию потащу, скандал ведь будет! Полезла я в кубышку, и в первый раз организовала ей все на дому у врачихи знакомой. Закончила Маринка школу, и стала я думать, куда ее приткнуть, чтобы не к нам на завод, будь он проклят. ПТУ присмотрела, где на портних учат. А что? Дело всегда нужное. Начала она там учиться, и тут смотрю я, опять, кажись, залетела! Только собралась разборку учинить, как она сама аборт сделала – ей ведь уже восемнадцать было. Поговорила я с соседками, они мне и сказали, что как я на смену, так к ней сюда красавчик какой-то наведывается. Ох, думаю, подловлю я тебя! И ведь застукала их! Так отходила его от всей своей широты душевной, что самой приятно было! А потом заявила, что пусть или женится, или дорогу сюда забудет! Ох, он и уползал отсюда! Душа радовалась глядючи! Маринка тоже от меня огребла, чтобы под ногами не путалась. А когда он ушел, такую истерику закатила, хоть святых выноси! И враг я ее смертельный оказалась! И счастья личного лишить решила! И все в этом духе. Короче, ушла она от меня и в свою квартиру вернулась. ПТУ бросила и к нам на завод ученицей пошла, а со мной даже здороваться перестала и попросилась в разные смены, чтобы совсем не встречаться. А у меня-то за нее, дуру, душа болит! Стала я стороной разведывать, что у нее да как. Ну, и оказалось, что красавчик этот к Маринке продолжает регулярно наведываться, а она так же регулярно на аборты бегает. Срам-то какой! Времена ведь не нынешние были, девки тогда еще что-то про честь свою понимали! А она, незамужняя, с «абортария» не вылезает. Стала я о нем справки наводить, чтобы прищучить как-то и женить все-таки. И такое узнала, что волосы дыбом встали! Оказалось, что он с мужиком живет! Тут уж я не выдержала, пошла к Маринке и все ей выложила! А она мне в ответ, что Вовочке так для дела надо! Плюнула я, сказала ей, чтобы жила как знает, и ушла.
   – И долго это продолжалось? – спросил Гуров.
   – Пока этот паскудник в Москву не съехал. Маринка, дура, думала, что он там устроится и ее заберет, покупателя на квартиру начала искать. Совсем девка ума решилась! А он уехал, и с концами! Ни ответа, ни привета! Месяц, полгода, год, а все тишина. Мне-то через стенку слыхать, как она там в рыд рыдала. А сердце – не камень! Я же ее, идиотку, с пеленок нянчила! Пошла я к ней, посидели, поплакали. Говорю, ну, теперь-то ты понимаешь, какой он подлец. А она еще пуще рыдает, что умом давно все поняла, только сделать с собой ничего не может. Вот ведь что любовь проклятая с людьми делает! Голова – свое, а сердце – свое! Маринке уже тридцать, а ни детей, ни плетей! Стала я уговаривать ее жизнь свою как-то устроить – на бабу со своим жильем охотники всегда найдутся. Были у нее мужики, да все не складывалось: первому детей надо было, а у нее их уже быть не могло. Переживала она, так сама же виновата! А уж Вовку этого проклинала на чем свет стоит. А тут завод наш гавкнулся! Я-то уже на пенсии была, потому что по вредности, а она свой стаж еще не выработала. Куда ей без профессии? На базар торговать! Там-то она себе другого и нашла. Хороший человек был, нерусский, правда, и семейный, только жена с детьми у него на родине осталась. Словом, наладилось все! И тут, как гром среди ясного неба, Вовка появился! Что уж ей наплел, что наобещал, не знаю, только выставила она этого джигита и опять начала Вовку ждать! Как я ее своими руками не пришибла, до сих пор удивляюсь!
   – Это в каком году было? – спросил Лев.
   – В 2007-м! Мать он тогда похоронил. Но после этого регулярно ей звонить начал. Раз в неделю отмечался обязательно. И опять эта дура стала планы строить: «Он меня не забыл! Он меня любит! Он мне верит!»
   – Верит? – удивился Гуров. – А в чем это выражалось?
   – Да бог его знает! Заходил он к ней, правда, когда квартиру продал, и даже денег немного оставил, но больше не появлялся, а только звонил. А тут Маринку по-женски прихватило! Чему удивляться при ее-то жизни? В общем, операция нужна была. Наскребли мы, сколько могли, а не хватает! Я ей и сказала, чтобы звонила Вовке, пусть денег пришлет.
   – И прислал?
   – Угу! – усмехнулась Варвара. – Целых пять тысяч рублей, а больше, сказал, не может. Вот тут у Маринки наконец-то глаза и открылись! Поняла, во сколько он оценил ее любовь и преданность! И потухла она разом! Влезли мы в долги, но на операцию наскребли – жизнь-то дороже. Обошлось, слава богу! Маринка потом долго еще в себя приходила, но, в конце концов, поправилась и опять работать пошла.
   – Но он хоть поинтересовался, как операция прошла, жива ли она? – спросил Лев.
   – Так эта сволочь как раз в неделю звонил, так и продолжал, – гневно заявила она. – А Маринка с ним спокойно разговаривала. Я ей сказала, чтобы послала она его, куда подальше, а она мне в ответ, что сама во всем виновата, раз такой дурой была, что верила ему. И тут у нас в соседнем подъезде Антон овдовел, две девчонки без матери остались. Мужики-то в наше время в цене, вот я и подсуетилась! Пошла к нему и без лишних слов выложила, что у Маринки детей быть не может, так что новых не предвидится, значит, она его дочкам злой мачехой уже никак не будет, тем более что они ее с детства знают и привыкли «тетей Мариной» называть, да и он сам с ней не понаслышке знаком, а ее прошлое в прошлом и осталось. А если он на стороне искать будет, так еще неизвестно, на кого нарвется и как эта баба к его девочкам относиться будет. А то, что Маринка постарше его, не страшно – начнет он кого помоложе искать, так где гарантия, что она от него гулять не будет? Опять же, квартира у нее своя, которая со временем кому-то из его девчонок достанется. Да и мне свою оставлять некому, кроме нее. В общем, дала я ему полный расклад и попросила, чтобы он подумал.
   – А как Марина к этому отнеслась?
   – Какой же бабе детей не хочется? – удивилась Варвара. – А тут две девчонки без матери пропадают! В общем, сошлись они. Тут живут, чтобы ко мне поближе. Я же, чем могу, им помогаю: сготовить, постирать, погладить, прибрать по мелочи, девчонок покормить, как со школы придут, а на его пятый этаж мне не набегаться.
   – Владимир об этом знает?
   – А как же! Позвонил он ей в очередной раз, вот она ему и сказала, что замуж вышла. И прискакал он сюда на следующий же день.
   – Когда это было?
   – Аккурат три года назад, в марте. В квартиру она его не пустила – девчонки дома были, а пальтишко накинула и во двор с ним вышла. А чтобы никто ничего не видел да не подумал, за гаражи с ним пошла поговорить. Только слышимость-то у нас какая? На первом этаже чихнут – на пятом здоровья желают! Я, как голос его мерзкий услышала, как поняла, что они во двор пошли, скалку прихватила и за ними. Ну, думаю, если он ее опять какими-нибудь обещаниями соблазнять начнет, пришибу! Притаилась я за углом и слушаю. А он!.. Нет, ты только подумай! Эта сволочь ей со слезой в голосе говорит: «Значит, не дождалась ты меня!» И тут Маринку прорвало! Все, что за тридцать лет в ней накопилось, на него выплеснула! Все словечки, что знала, сказала, ни одного не пропустила! А я стояла и радовалась – ну, думаю, поумнела наконец-то!
   – И он терпел? – удивился Гуров.
   – Все молча выслушал! А когда она выдохлась, опять-таки со слезой говорит ей, что, мол, понял он, что стал в ее жизни лишним, так пусть она отдаст ему то, что он ей оставил, и он ее больше никогда не побеспокоит. А она ему злорадно так заявила, что выкинула все! Что мальчишки мусор в баке подожгли, вот туда она все и бросила, чтобы никакой памяти о нем у нее не осталось.
   – А что это было? – как можно спокойнее спросил Лев.
   – А я знаю? – хмыкнула Варвара. – Ох он тут и взбесился! Что тут с ним началось! Орал, что ее убить мало! Я из-за угла выглянула, смотрю, он ее за пальто схватил и трясет, как грушу, а она хохочет. Ну, я скалку не для красоты с собой взяла, тут ей применение и нашлось! Только ведь увернулся, гад! Маринку выпустил, но в ботиночках своих моднючих поскользнулся и навернулся башкой о наледь, что с гаража натекла! Я Маринку в охапку, и домой!
   – А он так и остался там лежать? – воскликнул Гуров.
   – Ты что же думаешь, что я после всех его подлостей должна была его на закорки взгромоздить и переть? Или «неотложку» ему вызывать? Ничего! Оклемался! Видела я по телевизору, что его ножом пырнули. Чтоб он хоть на этот раз сдох, сволочь!
   – Вы у Марины не спрашивали, что же такое она выкинула?
   – Конечно, спрашивала – интересно же! Она сказала, что это документы какие-то были. Как он ей объяснил – в них заключается их совместное счастливое будущее. Вот она и хранила их все эти годы, все чего-то ждала и надеялась.
   – Значит, вот почему она говорила, что он ей верит, – заметил Гуров. – Знаете, а ведь нам все равно Марину побеспокоить придется, потому что именно из-за этих документов мы сюда и приехали.
   – Да что же в них такого важного? – насторожилась Варвара.
   – Я не имею права говорить об этом – государственная тайна, – значительно произнес Лев. – Но мы должны быть полностью уверены в том, что они либо целы, либо действительно уничтожены. Так что собирайтесь, пожалуйста, и мы сейчас на машине поедем к Марине. Я думаю, вы поможете мне объяснить ей, насколько это важно.
   – Так что же, он шпионом был, что ли? Изменником родины? – с ужасом спросила женщина.
   – Да, – заявил Гуров. – И чтобы Марина и дальше могла жить спокойно и воспитывать девочек, она должна нам откровенно сказать, что с ними сделала.
   – Пусть только попробует мне соврать! – взорвалась Варвара. – Я с нее своими руками башку сниму! Только свет увидела, только нормальной жизнью зажила, так на тебе! Опять от этого гада одни неприятности! Я сейчас! Я мигом!

   Бывшие заводские корпуса были действительно превращены в оптовый рынок, где торговали всем на свете, от ниток до стройматериалов. Марина продавала чулки, носки и колготки. Она выглядела настолько увядшей, что даже не верилось, что ей нет еще и пятидесяти, но вот глаза у нее были живыми.
   – Тетя Варя! Чего случилось? С девочками что-то? – всполошилась Марина.
   – С ними-то все в порядке, а вот с тобой сейчас беда будет! – грозно начала та. – Ты что на самом деле сделала с теми документами, что тебе Вовка дал? Знаешь, что тебя за них, как за измену родине, посадить могут? Ты на кого девчонок решила оставить? Кто мне глаза закроет, если тебя посадят? Дубина ты стоеросовая!
   – Марина! – очень серьезно сказал Гуров, показывая ей свое удостоверение. – Нам нужна правда! Вы действительно уничтожили документы или сказали так со зла, чтобы досадить Ларионову? – По ее взгляду он понял, что оказался прав, и попросил: – Пожалуйста, отдайте их нам добровольно, и у вас не будет никаких неприятностей. Слово офицера! В противном случае нам придется устраивать обыск не только у вас, но и у вашего мужа, и у других ваших знакомых и друзей. Представьте себе, как это скажется на вашей семейной жизни и психике девочек. Вы достаточно натерпелись от Ларионова, так зачем вам еще страдать?
   – Я действительно со зла сказала, чтобы хоть так ему отомстить, – призналась она. – Потом и забыла о них. В подвале они, в старой стиральной машине.
   – Вы смотрели, что внутри? – спросил Лев.
   – Нет. Да они и упакованы так, что не заглянешь. Любопытно, конечно, было, но я побоялась открывать, тем более что Во… – Марина тут же поправилась: – Ларионов каждый раз этот пакет проверял.
   – Вот и замечательно, что вы не знаете, что внутри! – с нескрываемым облегчением произнес Гуров. – Поедемте, и вы его нам отдадите, а потом вас сюда обратно на машине привезут. А за вашим товаром вот этот молодой человек присмотрит, – кивнул он на Сашу.
   Операция заняла максимум пятнадцать минут, Марину вернули на рынок, а плакавшая слезами благодарности Варвара пыталась всучить Гурову две бутылки своего самогона, но он сумел отбиться от подарка.
   – Спаситель ты наш! – всхлипывала она. – Дай бог тебе здоровья! Это же страшно подумать, что могло случиться!
   – Надеюсь, вы понимаете, что обо всем этом надо молчать? – строго спросил он.
   – Ну, так государственная же тайна! – понимающе покивала Варвара. – Да ты не волнуйся, завод-то наш тоже когда-то «оборонкой» был! Мы все понимаем.

   Подъехав к гостинице, Гуров отправил Сашу внутрь, а сам задержался с Синицыным, потому что у него было для него особое поручение, о котором никому до поры до времени знать не полагалось. Капитан понятливо покивал и пообещал, что к вечеру все сделает. И только после этого Лев поднялся к себе в номер. Как он ни кутался, но все-таки замерз – ветер на улице был ледяной. Увидев, что ему не по себе, Саша начал хлопотать вокруг него, как курица-наседка, а Лев хоть и сопротивлялся, но больше для вида.
   Сколов пришел с неутешительными новостями – он поговорил абсолютно со всеми, кто в то время работал в архиве, но выяснил только, что мать неустанно следила за сыном, так что ни о каких отношениях с девушками и речи быть не могло. Выслушав его, Гуров кивнул на висевший на дверце шифоньера фирменный пакет с яркой надписью «Рынок «Бадарский». Спасибо за покупку!» и сказал:
   – Посмотри! Оказывается, тут любопытные вещи можно купить! Тебе интересно будет!
   Виталий Семенович застыл на месте, потом осторожно, словно по тонкому льду, подошел к шифоньеру, взял пакет, достал оттуда тщательно упакованный в полиэтилен сверток и как-то разом обмяк. Он стоял, тяжело дыша, закрыв глаза, и все пытался, но никак не мог проглотить стоявший в горле ком. Наконец положил сверток на журнальный столик, встал перед ним на колени, вспорол перочинным ножом упаковку и аккуратно развернул. Саша сунулся было посмотреть, что там, но Лев его остановил:
   – Не надо! Меньше знаешь – крепче спишь!
   Сколов дрожащими руками перебирал документы, а когда закончил, осел на колени и с огромным облегчением выдохнул.
   – То? – спросил Гуров.
   – Да! – кивнул он. – Но только часть. Того, что сейчас самое важное, здесь нет, но и этого хватит, чтобы тебе памятник при жизни поставить. Гуров, ты – гений!
   – Я знаю, – спокойно ответил Лев.
   Сколов схватился за телефон и, доложив, что часть компромата найдена, выслушал в ответ настолько радостные вопли, что они донеслись даже до Льва и Саши.
   – Все! – отключив телефон, заявил Виталий Семенович. – Немедленно вылетаем в Москву!
   – Не торопись! – остановил его Лев. – С однокурсниками поговорить надо. Но это сделаешь уже ты, потому что я плохо себя чувствую. А вылететь мы и в ночь можем.
   – Да зачем это теперь? – попробовал протестовать Сколов, но Гуров настоял на своем – в конце концов, он же руководил операцией.
   После обеда Виталий Семенович ушел к себе, унося бесценный груз, Лев, выпив лекарства, прилег – ему действительно было нехорошо, и уснул, а Саша сидел тихонько, как мышка, и думал о том, как ему несказанно повезло, что он будет работать с таким замечательным человеком, как Гуров. Потом, заглянув к ним, Сколов сообщил, что хотел бы перед уходом оставить документы им, но Лев бурно запротестовал:
   – Ни в коем случае! Мы с Сашей к этому никакого отношения не имеем! Даже в руки не возьмем! Прячь, куда хочешь! Как я понял, у тебя же здесь люди должны быть, вот пусть они и караулят!
   – Да нет! Такое я никому доверить не могу, – покачал головой Виталий Семенович.
   – Значит, забирай с собой, но здесь этого не будет!
   Сколов ушел, и пока его не было, к Льву заглянул Синицын. Он отдал Гурову какой-то конверт, содержимое которого тот мельком просмотрел, потом Лев пошептался с капитаном и убрал конверт в сумку. Заметив любопытный взгляд Саши, он усмехнулся и пообещал:
   – Когда-нибудь я тебя научу вытаскивать кроликов из шляпы.
   Вернувшийся Сколов недовольным голосом сообщил, что встреча ничего не дала, на что Лев спокойно ответил, что нужно было отработать все версии, и тому нечего было возразить. Поужинав, они вылетели в Москву.
   Едва они приземлились, как к самолету подъехали несколько машин. Сколов вышел первым и сразу же направился к стоявшему впереди лимузину. Открыв дверцу, он сел в машину вместе со своей сумкой, и автомобиль тут же уехал, а за ним тронулся и один из джипов, но одна машина осталась на месте. Из нее вышел незнакомый мужчина и сказал Гурову:
   – Приказано доставить вас домой. У нас тут резко похолодало, и снегопад сильный был. Вы со своей машиной долго провозитесь, а, как нам доложили, вы нездоровы. Отдайте мне, пожалуйста, ключи, мы сами ваш автомобиль откопаем и потом к дому подгоним.
   «Сервис по классу «Все включено», – насмешливо подумал Гуров, но возражать не стал и отдал ключи.

   Недаром говорят, что дома и стены помогают, потому что, войдя в свою квартиру, Лев сразу почувствовал себя почти здоровым, но вот отбиться от Саши он не смог и под угрозой немедленного звонка Марии, которая просила парня присматривать за мужем, вынужден был и таблетки выпить, и укол вытерпеть.
   – Пригрел змею на груди! – горестно воскликнул он. – Садист! – А потом язвительно спросил: – Это все? Или ты еще что-нибудь придумал?
   – Пока все, горчичники завтра будут. А еще я умею баночный массаж делать, – скромно заявил парень.
   – Уйди! – сдавленным голосом попросил Лев. – В целях собственной безопасности уйди!

   На следующее утро Гуров, пока Саша был в душе, просмотрел пакет с лекарствами и, не обнаружив там горчичников, с облегчением вздохнул – он их с детства ненавидел. Ох, не знал он в тот момент, что они лежали на дне сумки Александра. Позавтракав, они принялись обсуждать, где в Москве может находиться компромат, когда приехал Сколов, невыспавшийся, с красными глазами, и очень усталый. Получив свою чашку чая, он вздохнул и сказал:
   – Вчера вечером собрал всех, и мы всю ночь вспоминали, где кто-то мог видеть подобный ларь – без толку! Сейчас люди отправились в дом Овчинникова и ненавязчиво расспрашивают соседей, не видел ли кто-нибудь из них, как Владимир привозил этот проклятый ларь.
   – А подвала или сарая у него не было? Гараж? – спросил Лев.
   – Думаешь, мы все это не осмотрели самым тщательным образом? – укоризненно ответил Виталий Семенович.
   – А Овчинникова нашли? – поинтересовался Саша.
   – Ищут! Да куда он, к черту, денется? – отмахнулся Сколов. – Родимые! Вы думайте, что дальше делать, где искать? Время! Время поджимает!
   – Тем и занимались, – спокойно произнес Гуров. – Пока ничего разумного в голову не пришло, предлагаю плясать от Бадарска. Дата смерти матери и соответственно похорон нам известна, таким образом, можно предположить, когда он выехал или вылетел в Москву.
   – Тогда мог только выехать – у них аэропорт не работал, потому что местная авиакомпания разорилась, – пояснил Сколов. – Это сейчас там новые хозяева работу наладили, но все равно ничего, кроме «Яков», принимать не могут.
   – Значит, поезд. Он мог отдать ларь в багаж, а это квитанция.
   – Это было в 2007-м, а сейчас? Они столько времени не хранятся, – возразил Сколов.
   – Мог взять с собой в купе… – продолжал Лев.
   – Такую махину? – удивился Виталий Семенович.
   – Предположим, это было купе в «СВ», которое он выкупил целиком.
   – В поезде Москва – Бадарск нет «СВ», там только купе, – со знанием дела ответил Сколов. – И проходящих поездов нет, потому что к Бадарску ветка идет.
   – Значит, он должен был выкупать целиком купе… – не унимался Гуров.
   – Лев Иванович! Скажи сразу, что ты предлагаешь опрашивать проводников всех купейных вагонов этого поезда! – раздраженно сказал Виталий Семенович. – И мы бы на это пошли! И даже нашли бы! И носильщика в Москве, который ларь тягал, нашли бы! Но время!
   – Давайте подумаем, кто постоянно трется на вокзале, – предложил Саша. – Носильщики, «бомбилы», бомжи, карманники…
   – Нет! Бесполезно! За столько лет они уже все забыли!
   – Хорошо! – согласился Саша. – Тогда с другой стороны. Ларь долго простоял в прихожей, в нем много лет хранили обувь и крем со щетками, сумки ставили и все прочее. Наверняка он теперь выглядит потрепанным, облезлым…
   – Реставрация? – воскликнул Гуров.
   – Ну да! – подтвердил парень. – Если уж он всегда был таким холеным и лощеным, то и все вещи у него должны быть такими же. Если он был аккуратным человеком, то, может, и ежедневники у него хранились – знаете, бывают такие люди. А там можно посмотреть его записи.
   – Брось! – отмахнулся Сколов. – Он никогда после себя ни одной бумажки не оставлял. Только счета за квартиру и все прочее в этом духе.
   – Хорошо! Тогда среди телефонов может оказаться номер реставрационной мастерской или частного мастера, – предположил Саша.
   – А вот это идея! – обрадовался Сколов. – Сейчас людей озадачу!
   Он позвонил и распорядился, а потом опять уставился на Гурова и Сашу в ожидании их очередных озарений.
   – Оценщики, – сказал Лев. – Что бы ни собирался Овчинников делать с этим ларем, такой человек, как он, обязательно должен был знать, сколько тот стоит.
   – Значит, плюс еще антикварные магазины, где продают мебель, – обрадовался Сколов. – Что еще? Вы давайте, говорите! Устройте мозговой штурм! Только я вам не помощник – я давно уже выдохся!
   Предположения строились одно нелепее другого, но ничего разумного в голову никому не приходило, когда у Гурова зазвонил сотовый. Это оказалась Дарья Федоровна, и голос у нее был очень озабоченный.
   – У вас что-то с сестрой? – сочувственно спросил Гуров.
   – И это тоже, – вздохнула она. – Приезжай, Лева! Посоветоваться с тобой надо.
   – Дарья Федоровна! Извините, но я очень занят.
   – А ты приезжай! – настойчиво повторила она. – А если с цветами будешь и к ручке приложишься, то я тебя и чаем напою. Понял?
   Гурова словно током ударило – он тут же вспомнил, что она так говорила об Овчинникове, и быстро произнес:
   – Уже еду! Только я не один буду.
   – Да хоть с футбольной командой! – небрежно бросила она.
   Когда Лев посмотрел на Виталия Семеновича и Сашу, то увидел, что они сидят уже на краешке стульев, готовые сорваться в любую секунду и в любую сторону, а уж глаза у них были!..
   – Ну?! – подавшись к нему, спросил Сколов.
   – Промолчу, чтобы не сглазить. Поехали!
   Еще никогда в жизни Гурову не казалось, что лифт двигается так медленно. Отправились они на двух машинах, благо Сколов привез Льву его ключи, и, когда Гуров остановился возле особняка, Виталий Семенович удивленно на него посмотрел.
   – Да-да! – покивал ему Лев. – Надеюсь, что не пустышку тянем, – и позвонил.
   В этот раз дверь открылась быстро, но, взглянув на лицо Дарьи Федоровны, Гуров понял, что беда в дом пришла нешуточная. Они тщательно вытерли ноги, и домработница пригласила всех в столовую.
   – Дарья Федоровна! – взмолился Лев. – Ну к чему эти церемонии? И чай ни к чему! Мы и на кухне посидим! Я уже понял, что вы мне на Овчинникова намекаете, так в чем дело? Вы что-то вспомнили? – Та неодобрительно посмотрела на него, а потом выразительно кивнула на его спутников. – Все в порядке! – успокоил он ее. – Это лейтенант Вилков, мы вместе работаем, а это… Этот человек нам помогает, его Виталий Семенович зовут.
   – А имя у лейтенанта есть?
   – Саша, – представился тот.
   – Ну, Лева, коль ты им веришь, так и вся ответственность на тебе будет, – сказала она. – Ладно, пошли в кухню.
   Усадив их за стол, домработница начала возиться с чаем, а Сколов, не выдержав, спросил:
   – Дарья Федоровна! Так что вы вспомнили?
   Она величественно повернулась к нему и, упершись руками в бока, грозно проговорила:
   – Не терпится, да? Уж не твои ли бандюки меня тогда чуть до полусмерти не испугали?
   – Они больше не будут! – торопливо заверил ее Сколов.
   – Надеюсь, – выразительно ответила она, а потом усмехнулась: – Хотя… Я уж и забыла, когда меня в последний раз на руках носили.
   Как ни прожигали они ее глазами, она начала говорить не раньше, чем накрыла стол и села сама.
   – Вот они меня тогда расспрашивали, не оставлял ли кто чего или, может, тайком спрятал, а ведь мог и подарить!
   – Овчинников подарил Софье Абрамовне старинный ларь, так? – быстро спросил Гуров.
   – Фу, Лева! С тобой неинтересно! – разочарованно сказала домработница, поняв, что поинтриговать пришедших ей не удастся. – Прав ты! Подарил он ей его на первый же день рождения после того, как… Ну, ты знаешь! Только не сам его привез, а позвонил и сказал, что привезут, мол, подарок от него, а сам он позже будет. Сонька на ларь этот как глянула, так и ахнула – ну, куда его? Здесь же вся мебель в одном стиле выдержана, а это чудище будет, как бревно в глазу. Да еще и весь блестящий, словно вчера сделали, а антиквариату таким быть не положено. Овчинникова, когда он приехал, она, конечно, поблагодарила, а потом стали мы думать, куда его девать, чтобы приличным людям глаза не мозолил – срамоту-то такую на видном месте никак нельзя было оставлять. В общем, поднатужились мы и оттащили его в сарай. Игрушек после девок много было, вот их туда и побросали, да и забыли о нем. И сам адвокат о нем больше не вспоминал, может, думал, что наверх отнесли. А тут на днях Толька машину новую купил, всю такую расфуфыренную, но и старую решил оставить, чтобы на дачу ездить. А место-то на стоянке возле дома у него только одно, вот и попросился сюда ее до лета загнать. А тут снегу навалило, двор чистить надо. Пошла я в сарай, чтобы лопату ему найти, тут-то этот ларь и увидела! И вспомнила, как он к нам попал! Вот и подумала, что тебе, Лева, об этом знать надо – вдруг с ним чего не так? Видать, права оказалась, вон, как ты вскинулся.
   – И я был прав, когда сказал, что вы в бабушку пошли! – обрадованно заявил Гуров.
   – Ох, не поминал бы ты ее, – вздохнула она.
   – К-к-ключ от с-с-сарая г-г-где? – заикаясь от волнения, спросил Виталий Семенович.
   – Эк тебя разобрало, – покачала головой домработница и поднялась: – Пошли, покажу. – Все трое встали, но она остановила Гурова: – Сиди, Лева! Они без тебя разберутся, а вот мне с тобой посоветоваться надо.
   Дарья Федоровна увела за собой Сколова и Сашу, но быстро вернулась и, сев на прежнее место, сказала:
   – Соньке операцию сделали. Была клиническая смерть, а сейчас кома. Врачи все темнили, но Генка взял там кое-кого за грудки, и ему сказали, что шансов выйти из нее у Соньки процентов десять. А мне вот это отдали. – Достав из кармана конверт, она протянула его ему: – На! Читай!
   Гуров вытащил из конверта два листка, густо исписанных убористым почерком, и начал читать:
   «Родная моя сестренка Дашенька!
   Если тебе отдали это письмо, значит, мне не выжить, вот я и хочу, чтобы ты была заранее готова к тому, что произойдет, чтобы не получилось, как тогда.
   Во-первых, попроси у своей мамы за меня прощенья, думаю, что теперь она меня простит. Понимаешь, я очень хотела любить ее, как родную – ребенку ведь так нужна мать. Но бабушка постоянно твердила, что эта деревенская девка мне не родная, что она просто кормилица и няня, что, любя ее, я предаю свою настоящую мать. Когда она это говорила, то всегда плакала, а я очень боялась расстроить ее, вот и старалась держаться подальше и от нее, и от тебя. А мне так хотелось, чтобы вы мне были по-настоящему родными. Вот и получилось, что папа был постоянно занят, и у меня оставалась только она. А еще бабушка постоянно говорила мне о чести семьи, о том, кем были мои предки, что я должна быть достойна их памяти. Это вбивалось мне в голову изо дня в день, и именно этим были тогда вызваны мои слова на оглашении завещания папы. Я уже сто раз прокляла себя за них, но сделанного не исправить.
   Когда ты от нас ушла и стала жить отдельно, то редко заходила, поэтому не знаешь, что с Геночкой мы познакомились, еще когда он заканчивал военное училище. Мы очень любили друг друга, но папа доходчиво мне объяснил, что наш брак обречен на неудачу: ну, какая получится жена военного из девушки, которая никогда не постирала себе чулки и даже яичницу пожарить не может. К тому же мне пришлось бы бросить институт, и все то, о чем он для меня мечтал, пошло бы прахом. Это его убило бы, поэтому мы с Геночкой расстались, и он уехал один.
   Защитив кандидатскую, я вышла замуж за Семена, который тогда уже тоже защитился. В молодости он был красивым, играл на фортепиано и гитаре, хорошо пел, и у него, как говорил папа, была светлая голова. Мы не любили друг друга, но папа счел этот брак подходящим, и я согласилась. Довольно быстро я поняла, как ошиблась в Семене, но ничего не сказала папе, чтобы не расстраивать его – он бы не перенес того, что сделал меня несчастной. У Семена действительно была светлая голова, в которой рождались интересные мысли, но он был совершенно не способен к систематической и длительной работе – мог выдать гениальную идею, но вот терпеливо воплощать ее в жизнь – это не для него. У него нужно было постоянно стоять за спиной и следить, чтобы он работал, а он пользовался малейшей возможностью, чтобы этого не делать: играл с девочками, занимался с ними музыкой, проверял уроки, водил в театры и все остальное. А вот я работала с утра до вечера, так что его докторская диссертация на самом деле написана мной, благо мы работали в одной области, потому-то я защитилась сама намного позже, чем он. Да и в дальнейшем большая часть его публикаций – это моих рук дело. Ты спросишь, почему я так поступала? Потому что дети должны гордиться своим отцом так, как я гордилась своим. Так что, по-настоящему, это я – академик.
   Ты, конечно, помнишь папу. Прожив такую страшную жизнь, он боялся всего на свете и не использовал даже тысячной доли своих возможностей, значит, и это тоже должна была делать я, пусть и неофициально возглавив нашу семью. Наверное, я была плохой матерью, но я просто не знала, как ею быть, потому что бабушка, да простит она меня, не дала мне возможности понять и почувствовать, что такое отношения матери и дочери, я была ее внучкой, а это совсем другое. Да и времени на девочек у меня тоже не было – нужно было работать и зарабатывать деньги.
   Я знала, наверное, обо всех романах Семена, но никогда его ни в чем не упрекала, потому что у меня тоже были мужчины. Сильные, умные, надежные. Я могла бы развестись с ним и быть счастлива в новом браке, но меня останавливали девочки. А были бы счастливы они? Ведь ни один, даже самый лучший, отчим не заменит родного отца. И я осталась с Семеном. Думаю, теперь ты понимаешь, почему я сочла его желание развестись со мной предательством. Я отказалась от собственного счастья ради детей, а вот ему было на них наплевать. Я никогда не говорила тебе, к кому он собирался уйти – это была провинциальная интриганка, которая работала у нас лаборанткой и жила в общежитии. Я не знаю, как адвокат Овчинников раскопал всю ее подноготную, но он добыл достоверные доказательства того, что никакой беременности и любви в помине не было. Окрутив Семена, она рассчитывала на раздел имущества и потом на соответствующее положение в обществе и не скрывала от подруг ни своих истинных намерений, ни истинного отношения к нему. И все это было документально подтверждено записями на кассетах. Когда я предъявила все это Семену, он был совершенно раздавлен. Я не могла его простить, и пусть Бог меня за это накажет. Я не хотела его смерти, просто не знала, насколько он был убит этой историей. А вот меня убило то, что девочки приняли его сторону и не простили меня. Надеюсь, что теперь простят.
   И все-таки судьба подарила мне хоть немного счастья, когда мы в санатории вновь встретились с Геночкой. Но, к сожалению, оно оказалось недолгим. Я знаю, что ему будет очень трудно, так что ты поддержи его, пожалуйста.
   Теперь о главном. Девочки еще молодые и глупые, они разделят наследство, а поскольку вывезти за границу Наде с Любой ничего не разрешат, продадут все здесь. Но у них нет той житейской хватки, что у нас с тобой, и их обязательно обманут, а ведь все эти вещи будут только расти в цене. Потом они, конечно, спохватятся, но будет поздно. А у Натана нет столько денег, чтобы выкупить у них их части наследства. Поэтому я подумала и решила оставить все тебе, ты – моя единственная наследница. Конечно, я кое-что оставила твоей маме и Геночке, но дом и все, что в нем, – тебе. Очень тебя прошу, сохрани все это для девочек, они повзрослеют, станут более мудрыми, вот тогда им все и передашь, чтобы они, в свою очередь, сохранили это для своих детей. Я очень на тебя надеюсь. Береги себя ради наших девочек и живи сто двадцать лет, а там уже как Бог даст.
   Прощай, родная. Твоя сестра Софья».
   Гуров медленно вложил письмо в конверт и протянул домработнице, а та плакала, уже не скрывая слез.
   – Дочери знают? – спросил он.
   – Всех тут же вызвала. Мигом прилетели. Обрыдались так, что глаз не видно было, а мама моя так разволновалась, что давление подскочило, еле отходили потом. С тех пор все у Соньки в больнице, и мама там. Дежурят постоянно – палата-то отдельная, а потом кто-то один на ночь остается. Мама нет, конечно, – куда ей в ее возрасте? Сюда приезжают поздно вечером, на ощупь поедят, не понимая что, и тут же спать валятся, а утром, чуть свет, обратно в больницу. Спохватились, идиотки! Поняли, что мать на свете одна! Толька во всех синагогах Москвы службы заказали о Сонькином здоровье – вчера как раз четверг был, а потом еще и в понедельник отслужат. Вдруг поможет?
   – В чем же вам мой совет нужен? – удивился Гуров. – Не знаете, что делать?
   – Да вот, Лева, думаю, уж не лишнего ли я наделала, – вздохнула Дарья Федоровна. – Понимаешь, я им сгоряча сказала: «Угробили мать? Вот и зовите ее теперь обратно! Как хотите, так и возвращайте! Потому что, если ее не станет, пощады от меня не ждите! Это она вас, предательниц, жалела, а я не помилую. Не для того ваши предки этот дом строили! Не для того коллекции собирали и веками сохраняли, чтобы вы все это разбазарили! Если только мать умрет, месяц вам сроку, чтобы все до единой здесь собрались! Здесь места всем хватит! Если же кто артачиться станет, так у меня разговор короткий: все продам и деньги на синагогу пожертвую! Или прямо сразу подарю, а уж раввины сами разберутся, что с этим делать. А мне и моей квартиры выше крыши хватит!» Вот теперь и думаю, а не перегнула ли я палку?
   – Боитесь, что они с вами что-то сделают? – осторожно спросил Лев.
   – Дуры они, что ли? – удивилась домработница. – Я же, как это письмо прочитала, так сразу свое завещание написала, а там черным по белому: все в Фонд защиты дикой природы. Пусть зверюшек охраняют. Люблю я по телевизору на них смотреть. И завещание это девкам показала. Так что не за себя я боюсь, а как бы Надьке с Любкой жизнь не поломать. Верка-то здесь, им сюда переехать – раз плюнуть. А вот тем-то как из Америки сниматься? Вдруг у них там все так хорошо сложилось, что они меня проклинать начнут? Мне это на старости лет надо?
   – Дарья Федоровна, вы все-таки выберите момент, когда они все здесь будут, и поговорите с ними по-доброму, вот и поймете, чего они на самом деле хотят, – посоветовал Гуров. – Может, не все у них в Америке так уж и хорошо.
   Тут над их головами раздался страшный грохот, и он, невольно вздрогнув, посмотрел наверх – уж не дом ли рушится.
   – Не бойся! – успокоила его домработница. – Это Надькины. Я им вторую половину открыла и туда запустила. Уж во что они там играют, не знаю и даже не захожу, чтобы не расстраиваться. Ценного там ничего нет, а если что и сломают, значит, так тому и быть.
   – Она с детьми приехала?
   – И с мужем! Он же за ней как телок за мамкой ходит. Не на Фиму же ей их было оставлять? Вот уж кто не от мира сего! Представляешь, такси подъехало, на котором они из аэропорта сюда добирались, дети выскочили, Надька с Любкой, а этого нет. Еле-еле его оттуда выковыряли. Ну и вышел с ноутбуком открытым в руках, так и шел, в него уставившись! Как с крыльца не сверзнулся, как дверь лбом не вышиб, не знаю. Я ему кабинет открыла – пусть там сидит. Есть не дозовешься! Я ему сначала обеды туда таскала, а потом плюнула – чего надрываться, если он о них все равно забывает? Ему туда кофеварку поставили, и я, чего напеку, туда ношу, тем и сыт. И день, и ночь все над компьютером сидит, а если и спит, то там же на диване. До сих пор удивляюсь, как они детей народить смогли? И ведь оба – точная Фимина копия, не придерешься!
   В этот момент в кухне появился Саша, и вид у него был до того растерянный, что Лев обеспокоенно спросил:
   – Что случилось?
   – Плачет, – вздохнув, ответил тот.
   – Значит, нашел, – покивал ему Гуров. – Как там?
   – Еле-еле открыли. Ломать побоялись – вдруг там ловушка какая-нибудь. Как вы и велели, я ничего смотреть не стал, в стороне стоял, а вот Виталий Семенович, как увидел там, сами понимаете, что, так и… Вот я и ушел, чтобы ему не мешать.
   – Господи! Да что ж там такое было-то? – всплеснула руками домработница.
   – Дарья Федоровна! Поверьте, вам этого лучше не знать, – серьезно ответил Гуров.
   – Это что же получается? В собственном доме я не могу знать… – гневно уставясь на Гурова, начала возмущаться домработница, но продолжить не успела, потому что откуда-то из глубины дома раздался неуверенный мужской голос:
   – Ау, здесь есть кто-нибудь живой?
   Дарья Федоровна тут же переключилась на новую жертву.
   – Заблудился, маленький! Иди на голос! Авось не заплутаешь! – с ласковым ехидством позвала она.
   В дверях появился высокий и довольно симпатичный парень, но классический «ботаник» на вид, только что без очков.
   – Ой, здравствуйте! – обрадовался он и тут же попросил: – Даша! А покушать ничего нет? Уж очень есть хочется!
   – Очнулся, слава тебе, господи! – начала бурчать домработница, сноровисто шуруя у плиты. – Наконец-то вспомнил, что хоть иногда есть надо!
   – Просто проблема интересная была, хотелось ее решить, вот и не мог оторваться, – смущенно объяснил парень и тут же спросил: – А где Надя?
   – Где же ей быть? У матери в больнице.
   – А что, Софья Абрамовна заболела? – удивился парень.
   – Вот! – выразительно сказала Дарья Федоровна, поворачиваясь ко всем и показывая на него. – И в этом весь Фима Гольдберг! Ты хоть понимаешь, в какой стране находишься?
   – Ну, раз вы здесь, значит, в России, – уверенно ответил он, а потом с сомнением спросил: – Или нет? – и начал осматриваться по сторонам.
   Домработница только горестно махнула рукой, а Лев и Саша, не выдержав, рассмеялись. Но рано они расслабились, потому что, оказывается, она собиралась кормить не только его, но и их. Как они ни отказывались, но перед ее напором и танк бы не устоял. Она с удовольствием смотрела, как они едят, а потом, спохватившись, вернулась к прежней теме:
   – Так чего же этот мерзавец Овчинников туда насовал? – Гуров сделал вид, что у него набитый рот и ответить он не может, Саша последовал его примеру, но это ее не остановило. – Говорила я тебе, Лева, что он прохвост, а ты мне еще отвечал, что адвокату только таким быть и положено! Не зря его, значит, ножом пырнули, а за дело!
   – Ой, как хорошо, что вы мне про него напомнили, – вдруг обрадовался Фима.
   Гуров почувствовал, что кусок решительно встал ему поперек горла и категорически отказывается куда-либо двигаться. Увидев это, Дарья Федоровна от души шарахнула его по спине, и кусок провалился по назначению, а она повернулась к Фиме:
   – А ты его откуда знаешь?
   – Я ему одну очень забавную программу писал, для прикола, – объяснил тот. – Интересно было. Так, от серьезных дел отвлечься. Даша, у тебя его телефон есть?
   – А зачем он тебе? – как бы между прочим спросил Гуров.
   В этот момент он делал вид, что сосредоточенно режет бифштекс, а внутри все замерло в ожидании ответа. Саша же, не имея такой выдержки, да и опыта, просто застыл с ножом и вилкой в руках над пустой тарелкой и уставился на нее, словно удивляясь, а куда это с нее все подевалось?
   – Вернуть ему кое-что хотел, – просто ответил Фима.
   – Давай я передам, – равнодушно предложил Лев. – Я все равно к нему отсюда поеду.
   – Да? – обрадовался тот. – Вот и хорошо!
   – А что это? Еще одна какая-нибудь программа?
   – Да нет! У одной его клиентки брат в Америке, вот она и попросила семейный архив ему передать. А то она одинокая, случись с ней чего, все выкинут, а у него дети, внуки, им интересно будет.
   – Горе ты мое! – всплеснула руками Дарья Федоровна. – Да как же ты мог у чужого человека что-то брать! Ох, жизнь тебя не била! Ох, не колошматила! А вдруг там чего незаконное?
   – Даша! Да он же мне все показал! – недоуменно сказал Фима. – Там какие-то старые бумаги были, фотографии, кассеты какие-то! Еще аудио! Он все это при мне тщательно упаковал, чтобы не отсырело, и я пакет в ящик с книгами положил, а потом это в контейнере к нам пришло.
   – Чего же не отдал? – невинно поинтересовался Гуров.
   – Так Владимир Николаевич сказал, что человек сам за этим приедет, чтобы мне не беспокоиться. Только он не приехал, хотя по телефону предупреждал, что приедет и заберет. А потом я о пакете просто забыл.
   – А Владимир Николаевич тебе сам не звонил, не интересовался, забрали или нет?
   – Не знаю, может, и звонил, – пожал плечами Фима. – Только мой телефон кто-то из детей в бассейне утопил – это Надя сказала. А новый я себе так и не купил, да он мне и не нужен.
   – Как же ты вообще про пакет вспомнил?
   – Когда Надя велела сюда собираться, я свою дорожную сумку из гаража принес, а там этот пакет. Я и не вспомнил сначала, что это, а потом решил его обратно привезти, раз он там никому не нужен оказался. Пусть Владимир Николаевич его той женщине вернет.
   – Ничего! Не волнуйся, я ему все объясню, – пообещал Лев. – Скажи лучше, тебе в Америке нравится?
   – Не знаю, мне без разницы. Я что тут дома работал, что там.
   – Обратно в Россию вернуться не хочешь? Ностальгия не мучает?
   – Это как Надя решит, она лучше знает, – ответил Гольдберг и попросил: – Даша, а больше ничего нет? А то я вроде не наелся.
   – Конечно, не наелся! Столько дней на кофе с пирожками сидеть! – пробурчала она, накладывая ему вторую порцию.
   В кухню нетвердыми шагами, прижимая к груди полиэтиленовый пакет, вошел Сколов и, подойдя к столу, рухнул на табуретку.
   – Эк, батюшка, тебя перевернуло-то! – покачала головой домработница. – Корвалольчика накапать?
   Тот согласно покивал головой и, выпив лекарство, сказал Гурову:
   – Как же я сегодня напьюсь!
   – Ты сначала поешь, а пить уже потом будешь! Развезет ведь на голодный желудок! – урезонила его Дарья Федоровна.
   – Нет, спасибо! Не хочется, – отказался Виталий Семенович.
   – Конечно, напьешься, – небрежным тоном поддержал его Лев. – Тем более что повод двойной.
   Сколов впился глазами в Льва, но тот и бровью не повел, тогда он перевел взгляд на Сашу, по лицу которого все понял – эх, не было еще у парня той школы, что у Гурова!
   – А вот чайку бы я выпил, – откашлявшись, сказал Виталий Семенович. – Хозяюшка, не угостите?
   – Чего же нет? И пирожки еще остались, – обрадовалась та.
   Пока Фима расправлялся со своей порцией, они сидели, пили чай с необыкновенно вкусными пирожками, а внутри у них все дрожало от нетерпения – когда этот парень наестся, чтобы можно было совершенно естественно попросить его принести переданный ему Овчинниковым сверток? Наконец Гольдберг осоловело отвалился от стола со словами:
   – Спасибо, Даша. Я пойду, прилягу в кабинете, а то очень спать хочется.
   – Только сначала мне пакет отдай, чтобы я Владимиру Николаевичу передал, – напомнил Гуров.
   – Пошли, – сонно кивнул Фима, даже не поинтересовавшись, а кто это, собственно говоря, вообще с ним разговаривает.
   Когда Гуров спустился по лестнице в холл с пакетом в руках, Сколов метнулся к нему, выхватил пакет и, никого и ничего не стесняясь, рванул зубами пленку. В его руках оказалась обыкновенная канцелярская папка с завязками, и он, заглянув внутрь, побледнел так, что казалось, еще минута, и он потеряет сознание. Каким усилием воли он взял себя в руки, одному богу известно, но у него хватило сил снова завязать тесемки, положить папку в пакет, а потом позвонить по телефону и сказать:
   – Теперь окончательно все! Можете приезжать и забирать! – И назвал адрес.
   Все смотрели на него с жалостью и сочувствием, а домработница взорвалась:
   – Кто-нибудь мне скажет, в конце концов, что этот гад Овчинников натворил, что из-за этого люди так с ума сходят?
   – Очень много плохого, настолько плохого, что вы себе даже представить не можете, – ответил ей Гуров.
   – Святая вы женщина, Дарья Федоровна! – проникновенно произнес Сколов, подходя к ней и целуя руку. – Если бы вы про этот ларь не вспомнили, мы бы его еще неизвестно сколько искали, а уж то, что тут Фима оказался, это не иначе как промысел Божий. Скажите, что вам нужно? И любое, даже самое несбыточное желание мы выполним.
   – У меня желание только одно: чтобы Сонька поправилась, – рыдающим голосом проговорила она. – Как же я без нее буду-то? И в этом только Бог может помочь! А его никакими вашими деньгами не подкупишь!
   – Может, врачи какие-нибудь? Лекарства?
   – Так вокруг нее и так профессора постоянно толкутся, каждый день несколько раз консилиум собирают. Только на Бога надеяться и остается. Да на то, что мама с девчонками до нее все-таки достучатся – говорят, те, кто в коме, все слышат.
   – Но мы все равно этим вопросом займемся, – пообещал Сколов.
   Через некоторое время к дому опять подъехал лимузин, и Виталий Семенович, прежде чем выйти из дома, обратился к Гурову:
   – Дело закончено, но я не прощаюсь. Сегодня заеду попозже, чтобы кое-что обсудить. – И заверил домработницу: – Поверьте! Все будет хорошо!
   Он уехал, а следом за ним и Лев с Сашей. Дома парень, несмотря на возражения Гурова, все-таки уложил его в постель, а сам отправился на кухню, чтобы приготовить ужин, объяснив:
   – Мне и вас надо покормить, и Сколов тоже голодный приедет – раз он дома не живет, кто же его кормить будет? А вот как ваша жена вернется, так и я обратно в общежитие уйду. Сдам вас ей с рук на руки и буду спокоен. Уж она-то проследит за тем, чтобы вы долечились.
   Он возился на кухне, а Лев лежал и думал, что все-таки зря он тогда настоял на том, чтобы у них с Марией не было детей – это же такое счастье. Но вот кем ему мог приходиться этот так похожий на него парнишка, он понять не мог, а расспрашивать, хоть и стыдно ему было в этом признаться даже самому себе, боялся – вдруг тот назовет имя матери, и окажется, что это действительно одна из тех женщин, с которыми Лев был когда-то близок? Гуров не монахом жизнь прожил, да и, будучи уже женат на Марии, несколько коротких связей на стороне имел, когда они с женой, разругавшись вдрызг, жили по отдельности. Он успокаивал себя тем, что вот придет личное дело Саши, тогда и посмотрит.
   Кашель не проходил, и Саша, опять под угрозой немедленного звонка Марии, поставил Гурову горчичники не только на спину, но и на грудь – тут-то Лев и понял, как промахнулся, не осмотрев еще и сумку парня, а ограничившись только пакетом с лекарствами. Выкинул бы их, и дело с концом. Он лежал на животе и мужественно терпел целых три минуты, а потом взбунтовался:
   – Снимай их немедленно, изверг!
   Но сидевший рядом Саша крепко держал его за плечи и уговаривал потерпеть.
   Льва спас звонок в дверь. Парень пошел открывать, а Гуров тут же вскочил и, проявляя чудеса гибкости, стал отдирать горчичники. Услышав голос Сколова, он крикнул:
   – Виталий! Пристрели этого садиста! Всю спину мне сжег!
   – Лев Иванович! Да она только порозовела чуть-чуть! – страдальческим голосом проговорил вбежавший Саша, а потом, поняв, что повторения экзекуции не предвидится, только вздохнул.
   Как оказалось, Сколов приехал не с пустыми руками. Когда он и Саша в четыре руки накрыли на стол, оставалось только удивляться, как у того не подломились ножки, а от обилия самых изысканных деликатесов разбегались глаза.
   – Откуда дровишки? – спросил Лев. – Премию выписали?
   – И это тоже, – подтвердил Виталий Семенович. – Ну! Давайте за окончание этого муторного делал! – предложил он, разливая французский коньяк.
   – Лев Иванович! Вы же антибиотики получаете, вам нельзя! – тихо заметил Саша.
   – Еще раз что-нибудь скажешь, поставлю в угол! – пригрозил Гуров, и тот вынужден был смириться.
   Они пили, закусывали, а потом, выбрав подходящий момент, Сколов сказал:
   – Начинается раздача белых слонов!
   – Деньги не возьму! – твердо заявил Гуров.
   – Я тоже! – поддержал его Саша.
   – Насчет тебя, Лева, предупрежден, а по поводу нашего юного друга – не сомневался, – усмехнулся тот. – Буду иначе долги возвращать.
   Он достал из сумки пластиковую папку и жестами фокусника начал вытаскивать оттуда по одному листку и отдавать им, комментируя при этом:
   – Приказ о переводе на другую работу так не понравившегося тебе, Лева, начальника Главка! Приказ о досрочном присвоении лейтенанту Вилкову очередного звания старшего лейтенанта! Приказ о переводе старшего лейтенанта Вилкова из райуправления не просто в твое, Лева, управление, а прямиком в твою группу! Приказ о премировании за выполнение особо важного задания полковника Гурова и старшего лейтенанта Вилкова в размере пяти окладов! Как видите, это ксерокопии уже официально подписанных документов, но даже их я вам оставить не могу, так что возвращайте обратно! – Собрав приказы, он достал из папки последний остававшийся там листок и торжественно вручил его Саше: – А вот этот документ вам, молодой человек, мне возвращать не надо! Берите и владейте!
   Саша взял бумагу, уставился в нее, а потом растерянно произнес:
   – Это же квартира.
   – Вот именно! – подтвердил Сколов. – Причем сразу двухкомнатная – ты же когда-нибудь женишься. «Вторичка», к сожалению, но очень хорошая, и о ремонте можешь не беспокоиться – сделают. – А потом повернулся к Гурову: – Разве я тебя не предупреждал: «И будет все по слову его»?
   – Насчет премии я ничего не говорил, – заметил Лев и, взяв из рук Саши бумагу, посмотрел сам, а потом удивленно сказал: – Так это же соседний дом.
   – А зачем вам друг от друга отдаляться? В твоем, к сожалению, не нашлось. – Гуров смерил Сколова бешеным взглядом, но промолчал, а тот продолжил: – Вот за все вышесказанное и предлагаю выпить чохом! Потому что, если мы начнем пить по отдельности за каждый пункт, свалимся под стол.
   Они дружно выпили, и тут Саша спросил:
   – Лев Иванович! Раз дело закрыто, может, вы скажете мне теперь, в чем заключалось это «почти», которое я не понял?
   – Хорошо, что напомнил, – кивнул ему Лев и обратился к Сколову: – Виталий, ты не познакомишь меня с одним человеком?
   – Смотря с каким, – осторожно ответил тот. – Должников теперь у вас море, и это такие люди, что даже подумать страшно. Если у кого-то из вас возникнут проблемы, они будут решены мгновенно, но связь только через меня.
   – Да нет, тут другое. – Гуров вышел из-за стола, прошел в спальню и, вернувшись, бросил на стол фотографию: – Познакомь меня с человеком, который вот его изображал.
   Саша и Сколов склонились над снимком, и парень удивленно протянул:
   – Тут какой-то покойник.
   – Это, Саша, и есть настоящий Овчинников, – объяснил Лев.
   – Давно догадался? – вздохнув, спросил Виталий Семенович.
   – Пусть цыганки гадают, – отрезал Лев. – А я привык расклад анализировать. То, что меня собирается подставить человек, которому я верил, я сразу понял – уж очень активно он суетился. Ради кого он старался, я знал, но вот ради чего – еще нет. Потом последовало якобы покушение на Овчинникова, оно же якобы побег. Я втихомолку похихикал и решил, что мое дело – сторона. Далее я услышал, что Овчинников находится в реанимации госпиталя Бурденко, и тут длинные уши неких спецслужб нагло полезли из этой истории во все стороны. Что же вы так топорно сработали?
   – У нас было всего несколько часов на подготовку, – объяснил Сколов.
   – Но когда меня бывший начальник нашего Главка начал друзьями шантажировать, я все понял до конца. Меня только одно удивляет: тот человек, который руководил вами, меня неплохо знает и, попроси он о помощи, я бы не отказал. Так какого черта меня надо было за горло брать? Или он действительно больше не контролирует ситуацию? Или, считая, что я в этом дерьме добровольно копаться не буду, решил таким образом меня заставить, и идея шантажа принадлежала ему? Он ведь знает, что ради друзей я все сделаю! Даже в такое дерьмо полезу!
   – Я в эти тонкости не посвящен, но положение было критическим.
   – Столько лет вы планомерно искали, а тут вдруг аврал приключился? – ерническим тоном воскликнул Лев.
   – Я объясню ситуацию, но только в очень общих чертах, – сказал Виталий Семенович. – Да, мы планомерно работали, но год назад один иностранец познакомился и влюбился в гражданку России. Он по всей форме сделал предложение, которое было принято. Но дело в том, что за ее отцом тянулся такой шлейф преступлений, что не приведи господи. И тут…
   – Возникла опасность, что если правда о нем когда-нибудь всплывет, то быть беде, – продолжил Гуров. – Вот тогда-то ты и ушел из агентства Овчинникова, для вида со скандалом, и возглавил поиски, а до этого работал там, чтобы контролировать ситуацию и направлять работу двойника. Кстати, откуда он взялся?
   – Нашли в одном провинциальном театре, только пришлось ему немного лицо подправить, – ответил Сколов. – Но он потом так вжился в роль, что его можно было оставить уже без присмотра.
   – Не надо! – поморщился Лев. – Якобы Белов, я так понимаю, его охрана?
   – Конечно! – кивнул Виталий Семенович. – Мало ли у кого могла возникнуть мысль пришибить эту сволочь? Вот и нужно было подстраховаться.
   – И что там дальше было?
   – Понимаешь, свадьба постоянно откладывалась под тем или иным предлогом, но потом иностранец поставил вопрос ребром, и была назначена дата. Тут-то все и закрутилось, Лева. Этот брак не только необыкновенно выгоден для России с экономической точки зрения, но тут присутствует и очень важный политический мотив.
   – Поэтому к работе был привлечен известный нам человек, – опять продолжил Гуров. – А поскольку я сам подставился, когда встретился сначала с лже-Овчинниковым в больнице, а потом попросил о помощи его зятя, то расставить мне ловушку для него было – раз плюнуть. Жену я из-под удара сразу вывел, а вот на друзьях меня прихватили!
   – Когда ты понял, что Овчинников не тот? – поинтересовался Сколов.
   – Как только ты сказал, что не имеет смысла разговаривать с работниками агентства, хотя что могло бы быть естественнее этого? Было покушение на их шефа, а они могли обладать ценной информацией. Потом, уже в Бадарске, я узнал, что он шарахнулся башкой о лед, и понял, что подчиненные Овчинникова обязательно сказали бы мне об этой травме и последовавшей за ней частичной амнезии – ты же не мог знать абсолютно всего о Владимире? Я бы тут же понял, что Овчинников подставной и от него лично опасности ждать нечего, и мог бы расслабиться, а тебе нужно было держать меня постоянно в тонусе, чтобы я не сбавлял темп, а вместе со мной и Саша. Я же, услышав о том, что он ударился головой о лед, навел через Синицына справки, и он предоставил мне не только фотографии неопознанных трупов, найденных в марте три года назад, но и сообщил обстоятельства, при которых они были найдены.
   – Это когда ты отправил меня на совершенно бесполезную встречу с однокурсниками? – усмехнулся Сколов.
   – Так нечего было меня в неведении держать, – развел руками Лев. – Вот и получил «обратку»! У Овчинникова была черепно-мозговая травма, он потерял сознание, а потом просто замерз. Бомжи раздели его догола, а труп затащили поглубже за гаражи, где его чисто случайно и обнаружил очень стеснительный человек, зашедший справить туда нужду. Он и полицию вызвал. Заявления о пропаже не было, труп настоящего Овчинникова отвалялся в морге, сколько положено, а потом его похоронили в пластиковом мешке. Вполне заслуженный конец для этой мрази. Что же твои-то люди вовремя не спохватились?
   – Я же тебе говорил, что они несколько раз теряли его из виду, – напомнил Виталий Семенович. – Вот и в этот раз так случилось. В гостиницу он в тот день не вернулся, стали его очень аккуратно искать, в морге и нашли. К тому времени двойник у нас уже присмотренный был, потому что обсуждалась возможность изъять настоящего Овчинникова и заменить его своим человеком, а уж потом выяснять у этой сволочи, где он что держит.
   – А он оказался глупее, чем я ожидал, – заметил Гуров. – Был настолько уверен в вечной любви той девушки, которой сломал жизнь, что даже не подумал о том, что от любви до ненависти – один шаг.
   – Да там у нее мелочовка была, – отмахнулся Сколов. – Кое-кому она, конечно, могла серьезно испортить репутацию, но не смертельно. А вот с ларем был рисковый ход – вдруг бы ему понадобились оттуда какие-то документы?
   – Он бы пришел и сказал, что ларь этот ему достался в наследство от предков, но он только недавно узнал от дальних родственников, что в потайном отделении лежит, например, купчая на какой-то дом в Прибалтике. А там реституция, собственность бывшим владельцам возвращают, вот он и просит дать ему возможность ее оттуда забрать, – предположил Лев. – Да Софья Абрамовна ему бы и весь ларь с радостью обратно отдала.
   – Но отдать документы совершенно незнакомому человеку? Этого я понять не могу! – воскликнул Сколов. – Лева! Ты не представляешь себе, насколько убойные там материалы! Если бы это опубликовали в Америке, то… Ой, я даже думать не хочу о том, что было бы!
   – Ты этого Фиму видел? – рассмеялся Гуров. – Он же кроме своих компьютеров ничего в жизни не знает и знать не хочет! Так что Овчинников ничем не рисковал, переправляя с ним отцу документы, только не учел, что того может инсульт хватить. Потом он, видимо, собрался сам туда отправиться, чтобы их у Фимы забрать, но визу ему не дали. Вот они там и осели! Хотя, если бы они ему понадобились, он бы нашел, кого к Фиме послать. Как бы то ни было, но все благополучно закончено, и слава богу! Ты-то чем теперь будешь заниматься?
   – Да зовут в одну структуру начальником службы безопасности, думаю согласиться. Отдохну, конечно, сначала, а потом снова впрягусь.
   – Надеюсь, что в этот раз тебе не придется в такой грязи копаться, – заметил Гуров.
   – Ле-е-ева! – тяжело вздохнул Сколов. – Там, где большие деньги или большая политика, всегда большая грязь. Только куда мне податься, если я больше ничего в жизни делать не умею? Кстати, я пел кое-кому дифирамбы по поводу способностей нашего юного друга и вот что хочу сказать. Саша, если тебе вдруг почему-то надоест работать в полиции, позвони, не пожалеешь. Работа для тебя всегда найдется, и за гораздо большие деньги.
   – Виталий Семенович, я пока мало что знаю, но мне кажется, что уголовники по сравнению с теми, ради кого вы и Лев Иванович из себя душу рвали, намного чище и честнее, – ответил тот. – Лучше я уж с ними буду дело иметь, чем с бизнесменами и политиками.
   – Как знаешь, Саша, но слова мои запомни, а телефон мой у тебя есть.
   Сколов встал и стал собираться, а прощаясь в коридоре, сказал:
   – Эту ночь я впервые за последние четыре года проведу в родном доме, с женой и сыновьями. Вы даже не представляете себе, какое это счастье – знать, что над тобой больше не висит этот проклятый дамоклов меч.
   Он ушел, Гуров и Саша стали убирать со стола, и парень предложил:
   – Наверное, нужно позвонить Марии и сказать, что она может домой возвращаться.
   – Ты на часы посмотри, – ответил Лев. – Позвонить-то можно, только неужели ты думаешь, что она на ночь глядя сюда поедет? Утром вернется, конечно. – Он все же набрал номер: – Маша! Ссылка закончилась! Или тебе понравилась компания молодых красивых мужчин? – Выслушав ее ответ, он рассмеялся, а потом сказал парню: – Грозится нас утром завтраком накормить, только ты будь начеку – она у меня кулинарка еще та.
   Поскольку Гуров выпил, было решено, что уколы и таблетки отменяются, тем более что чувствовал он себя неплохо.

   Утром Мария ворвалась в квартиру со скоростью бушующего урагана, и вокруг нее сразу же все завертелось, закружилось и помчалось кувырком. Узнав, что у Саши теперь появилась собственная квартира в соседнем доме, она страшно обрадовалась и заявила, что лично займется ее ремонтом и обстановкой, в том смысле, что будет за всем присматривать. Энергия била в ней ключом, и Лев, глядя на этот разгул стихии, только тихонько вздохнул и шепнул Саше:
   – Господи, как же спокойно нам вдвоем-то жилось!
   Завтрак состоял из остатков того, что не было съедено вчера, да там еще и на ужин хватило бы – Сколов тряхнул мошной, причем явно не только своей.
   – Лев Иванович, а что мне теперь делать? – спросил за завтраком Саша.
   – С понедельника будешь дела сдавать, а как закончишь – к нам. А сегодня я хочу познакомить тебя с друзьями в неформальной обстановке – работать же вместе предстоит. Посмотрите друг на друга, поговорите.
   Сотовый Стаса не отвечал, и Гуров позвонил ему домой. Узнав, что тот вместе с Орловым поехал на дачу, Лев предложил:
   – Собирайся, Саша! У Крячко дом в деревне, там баня есть, попаримся, посидим, поболтаем.
   Услышав, что муж хочет поехать с Сашей к Стасу, Мария возмутилась:
   – Ты ребенка заморозить хочешь? Куда он в этой куртяшке поедет? Ты за окно посмотри – опять хороший минус! Да что это за весна такая ненормальная! – Она решительно направилась к шкафу в коридоре, покопавшись там, извлекла на свет божий дубленку мужа, которую тот практически не носил, а потом она стала ему просто мала, и категорично заявила: – Вот! Или он едет в ней, или не едет совсем!
   – Маша! Можно подумать, что мы туда пешком пойдем, – попытался урезонить ее Лев.
   – Я все сказала! – железным тоном ответила она.
   По дороге Гуров рассказывал Саше о Петре и Стасе, и с его слов получалось, что лучше них людей на свете нет. За этим разговором они незаметно добрались до деревни, подъехали к воротам, и он, увидев дым не только из трубы дома, но и из трубы бани, удовлетворенно заметил:
   – Вот попарюсь в баньке, и никакие твои горчичники не понадобятся.
   Поскольку машина Стаса стояла во дворе, Лев оставил свою на улице, и они вошли во двор. Поднявшись на крыльцо, Гуров дернул за ручку двери, но она оказалась запертой изнутри. Тогда он постучал в окно рядом с ней и крикнул:
   – Хозявы! Открывайте! Гости прибыли!
   Занавеска на окне дрогнула, и… дверь не открылась! Никто не сказал ему: «Привет, Лева! Заходи давай! Сейчас баня поспеет!»
   Тут Гуров вспомнил, что сотовый Стаса не отвечал, хотя прием в этой деревне был отличный, и все понял, но он еще на что-то надеялся, потому что снова подергал дверь, постучал в окно, крикнул:
   – Стас! Петр! Не дурите! – Но ответа так и не дождался.
   В этот момент в доме Стас рвался к двери, говоря:
   – Ну, хоть объясниться-то с человеком нужно!
   Орлов же, загораживая ему путь, отвечал:
   – Вот на работе и объяснимся! Это по его милости меня на старости лет так опозорили! Отстранение от должности, служебное расследование! Весь Главк до сих пор гудит!
   – Так начальника уже сняли! – возражал Крячко.
   – А слухи остались! – стоял на своем Петр.
   Поняв, что ему не откроют, Лев стоял, не зная, что делать, а Саша, у которого сердце кровью обливалось, глядя на него, не выдержал:
   – Пойдемте, Лев Иванович! Не надо! Не унижайтесь! Не стоят они того, раз вас предали! Вы их так уважаете, так любите, а они вас даже в дом не пускают!
   Лев постоял, кусая губу, – как же ему было больно, горько и обидно! – подумал и сказал:
   – Ты прав, Саша! Все когда-то кончается! Пошли! Мы ведь с тобой не пропадем, правда?
   – Конечно, не пропадем, Лев Иванович! – охотно подтвердил парень. – А в баню и в городе можно сходить! Давайте в сауну пойдем?
   – Мы что-нибудь обязательно придумаем! – пообещал ему Гуров, но имел в виду не только сауну, но и их дальнейшую работу.
   Он первым сошел с крыльца и направился к машине, а Саша шел следом за ним. Гуров уже вышел за ворота и сел в машину, а вот Саша задержался. Его переполняла такая неистовая ненависть к этим двум людям, только что так унизившим Гурова, что ей требовалось дать выход, или она разорвала бы его. Увидев возле козел несколько поленьев, он, зачерпывая снег своими невысокими сапогами, пошел туда, взял одно из них и, повернувшись к дому, хотел запустить им в стекло веранды и уже замахнулся, но вдруг увидел там, за стеклом, два совершенно растерянных мужских лица, которые, не отрываясь, смотрели на него большими круглыми глазами, и вид у мужчин был совершенно обалдевший. Неожиданно мужчины словно испарились, и он, не удержавшись, крикнул:
   – Так вы еще и трусы! – и пошел к машине.
   – Стой! Погоди! – раздалось за его спиной.
   Саша повернулся и увидел, как с крыльца, теряя на ходу тапочки, бегут двое. Трудно было упустить такую возможность и не высказаться:
   – Сволочи вы, а не друзья! Льва Ивановича вами шантажировали! Он в это дело ввязался, чтобы только вас не трогали! И начальника Главка вашего по его просьбе сняли! Он простуженный, болеет, а вы его на морозе держали! Вот как вы предали, так и вас предадут!
   Гуров, который терпеть не мог подобные скандалы, высунулся из машины и крикнул:
   – Саша! Садись! Хватит! Не стоят они того!
   Крячко бежал первым – помоложе все-таки – и кричал на ходу:
   – Лева! Остановись! Я тебе все объясню!
   Но едва он поравнялся с Сашей, как тут же полетел головой в снег. Та же участь постигла и спешившего за ним Орлова, который тоже оправдывался:
   – Лева! Это я во всем виноват! Стас хотел открыть, но я не дал.
   Оглядев две барахтавшиеся в снегу фигуры, Саша удовлетворенно вздохнул и сел в машину.
   – Вот теперь можно ехать, Лев Иванович!
   Тот только хмыкнул:
   – Ладно, полковника-важняка, но генерал-майора, начальника управления – мордой в снег! Саша! Такого даже я себе не позволяю! – но уже с легким сердцем завел мотор.
   Они возвращались в Москву и уже начали обсуждать, в какую баню пойдут, когда увидели сзади машину Крячко. Стас пытался их обогнать, но класс вождения у Гурова был выше, так что у того ничего не получалось. Наконец, заложив вираж, чтобы преградить Льву дорогу, Крячко не удержал машину и съехал в кювет. Лев остановился, посмотрел на Сашу и спросил:
   – Извинения принимаются?
   – Вам решать, Лев Иванович, – пожал тот плечами. – Вы их лучше знаете!
   – Значит, принимаются!
   Они вышли из машины и пошли посмотреть, что случилось. В общем-то, ничего страшного не произошло, Орлов и Стас были целы, но вот только стояли почти по пояс в снегу и чесали «репки», думая, как выбираться будут, а, поскольку оба были одеты довольно легко, делать это надо было как можно быстрее. Гуров остановил грузовик, который и вытянул автомобиль, а потом обе машины поехали обратно в деревню. Только оказавшись в доме, Стас сказал:
   – Лева! Прости меня! Дурак я! Но ты ведь об этом давно знаешь?
   – Лева! Он тут ни при чем! – решительно заявил Петр. – Это я, старый пень, во всем виноват! Обидно стало, что меня на старости лет так опозорили! Но кто же знал, что тебя нами прижали? Мог бы и сказать!
   – Ну, знали бы вы, и что бы от этого изменилось? – пожал плечами Лев. – Отказать-то я все равно не мог. И давайте сейчас об этом не будем – у Саши вон ноги мокрые, у вас не лучше, да еще и промерзли. Был я один больной, а теперь все сляжем? Крутись, Стас! Кто здесь хозяин?
   Крячко начал метаться по дому, вытаскивая разное сухое старье – а у кого на даче это добра не навалом, – одновременно командуя:
   – Петр! Ставь щи греть! Я из дома привез, чтобы здесь не возиться. Сейчас мы под горяченькое по маленькой, а потом в баню! Она как раз поспеть должна! Я из тебя, Лева, всю твою хворь веником, как пыль, выбью! Ты у нас как новенький станешь! И Саше тоже достанется! Ох, тебе сегодня от меня и достанется! Где же это видано, чтобы… Ты кто по званию?
   – Лейтенант Вилков, – не привыкнув еще к новому званию, ответил тот, но тут же поправился: – Старший. Переведен из района в ваше управление, в группу полковника Гурова.
   – Вот! Всего лишь старший лейтенант, а меня, полковника-важняка, как сопливого мальчишку, на прием взял, – возмущался Стас. – Засмеют меня в управлении! Неделю ржать будут!
   – Саша! Если в управлении кто-нибудь узнает, как ты меня по снегу валял, я тебя увольнять не буду! Я тебя собственными руками расстреляю! – тоже грозил Орлов, расставляя на столе тарелки, а потом принося кастрюлю с кипящими щами.
   Крячко достал из холодильника бутылку мигом запотевшей водки и начал разливать по стопкам.
   – Ребенку много не наливать, – предупредил его Лев.
   – Не учи! Край видим! – буркнул Стас. – Ну, будем здоровы!
   Все выпили и начали есть обжигающие щи. Внутри сразу стало тепло, обстановка разрядилась, и даже довольно неловко чувствовавший себя до этого Саша стал вести себя свободнее. Поев и собрав все, что было нужно, они двинулись в баню. Гуров влажный пар не любил, предпочитая ему сауну, но сейчас, когда нужно было прогреться до самых косточек, терпел, а Стас измывался над ним, да с прибауточками, да с присказочками, а Орлов беспощадно охаживал веником Сашу.
   – Ничего! – успокаивал того Лев. – Как местами поменяемся, мы им отомстим!
   Потом все сидели в предбаннике и отдыхали. Пили умеренно – не для того же собрались, а Стас, который при желании мог влезть в душу к кому угодно, вел с Сашей задушевную беседу вроде бы ни о чем.
   – Где приемчиков нахватался?
   – Папа учил, – объяснил Саша.
   – Он из наших, что ли?
   – Нет, он в нашей дивизии ВДВ служил, в Чечне погиб, – вздохнул парень.
   – Наверное, на него и внешне похож? – поинтересовался Орлов.
   – Нет, говорят, я в его деда пошел, – ответил парень.
   – Значит, с матерью остался, – покивал Крячко.
   – Мама умерла, – тусклым голосом проговорил Саша. – Помните, был страшный грипп с осложнениями? Вот тогда ее и не стало.
   – Так у тебя, что же, из родных никого не осталось? – сочувственно спросил Петр.
   – Младшая сестренка, она у бабушки с дедушкой живет, – ответил Саша.
   – Значит, будешь у нас теперь сын полка! – решительно заявил Орлов.
   – Только где мы в кабинете четвертый стол поставим? – заметил Стас.
   – А зачем нам четвертый? – подал голос Лев, и все разом повернулись к нему. – Нам на троих и трех хватит!
   Лица Петра и Стаса мгновенно окаменели, а потом Орлов попросил:
   – Сынок! Иди еще погрейся!
   Поняв, что людям надо поговорить без него, Саша покорно скрылся в парной, и Стас тут же спросил:
   – Что со Степаном не так?
   – Все не так! – ответил Лев. – Это ведь он меня подставил! Не по своей инициативе – тестю помогал. Я его просил только справки об Овчинникове навести, а он якобы уже сам с ним встречу назначил, а потом передо мной целый спектакль разыграл. Потом последовало якобы нападение-побег, а потом уже меня в оборот взяли, потому что сроки поджимали, а сами они не справлялись. В общем, так, Петр! Я его больше видеть не хочу! Ни-ког-да! Ты уж сам ему скажи, чтобы уходил, куда хочет.
   – Ссучился, значит, паскуда! – процедил сквозь зубы Крячко. – У него сын с дочкой родились, мы ему на подарок скидывались, а он за нашей спиной… Ну, сволочь!
   – А ведь мы его как родного приняли, – вздохнул Петр.
   – Только он нашел себе других родных! – неприязненно произнес Гуров.
   – Думаю, его тесть и сам понимает, что Степану у нас оставаться нельзя, уже нашел ему что-нибудь. Но в чем хоть дело было? В общих чертах, естественно, – попросил Орлов.
   – У Овчинникова был убойный компромат на очень многих людей там, – Лев показал глазами на потолок. – В чем заключался, не знаю, но могли пострадать экономические и политические интересы страны. Его нужно было найти, и я нашел. Точнее, мы с Сашей нашли. У парня светлая голова, далеко пойдет!
   – Есть в кого, – тихо заметил Орлов.
   – И ты туда же, – шепотом возмутился Лев. – И Мария, и все остальные мне уже дырку в голове этими словами провертели! Нет у меня детей!
   – Лева! Но ведь он твой сын, это невооруженным глазом видно. Одно лицо, – сказал Стас. – Я, когда его увидел, глазам своим не поверил. Ты передо мной стоял! Только на тридцать лет моложе!
   – Да и я решил, что на старости лет с ума сошел и у меня глюки, – поддержал его Петр. – Ты бы сделал анализ ДНК на отцовство.
   – Видимо, придется, чтобы все успокоились, – буркнул Гуров и позвал: – Саша! Ты там не увлекайся! Перегреешься еще!

   А в это время в уютном доме под Москвой на диване перед телевизором сидел пожилой лысый мужчина и смотрел канал «Аль-Джазира». Рядом с ним сидел Степан, но смотрел не в телевизор, а на него, и, не выдержав молчания, спросил:
   – Алексей Юрьевич! Это, – кивнул он на телевизор, – стоило того, чтобы мне потерять верных друзей?
   – Степа! Партии больше нет, Союз распался, но родина-то осталась, – усталым голосом ответил тот. – И если ей от нашей работы станет хоть чуть-чуть легче, это все окупит. Ты сам воевал на Северном Кавказе, ты знаешь, что там творится, чего же я тебе рассказывать буду, насколько это важно?
   – Но зачем было Гурова нагибать? – взорвался Степан. – Он мне этого никогда не простит! Он же мне теперь руки не подаст! А за ним и все остальные.
   – К сожалению, мы не всегда делаем то, что хотим, и еще, к нам не всегда прислушиваются, – вздохнул лысый. – Гуров и его друзья умные люди, они все поймут, пусть и со временем. А ты туда больше не вернешься, я уже обо всем договорился. У тебя теперь будет другая работа. А сейчас уйди, пожалуйста, мне нужно побыть одному.

   Степан в управлении больше не появился. Те личные вещи, что были в его столе, сначала сложили в коробку и поставили на шкаф, а потом просто выбросили. Его стол занял Саша. Узнав, что он круглый сирота, Мария окружила его такой заботой, что он стал иногда откровенно ею тяготиться. Ее стараниями Саша выглядел, как кинозвезда, а поскольку сам Гуров всегда следил за своим внешним видом самым тщательным образом, их сходство стало еще больше, о чем в управлении постоянно шушукались, тем более что на работу они приезжали вместе. Лев и сам понимал, что тест на отцовство сделать надо, но все никак не мог решиться. Мария постоянно водила Сашу с собой на все премьеры, презентации и прочие мероприятия, чему Лев, с одной стороны, был рад, потому что избавился от этой обязанности сам, но, с другой стороны, не хотел, чтобы она испортила мальчишку. Дошло до скандала, когда Гуров заявил жене:
   – Спусти собачку с рук!
   – Какую собачку? – Она сделала вид, что удивилась.
   – Твои приятельницы на тусовки маленьких собачек таскают, а ты для этой цели Сашу используешь! Оставь парня в покое! Что ты с ним носишься?
   – Вообще-то, Левушка, с ним должен носиться ты! – заявила Мария и, достав из сумки, положила перед ним лист бумаги – это был тест на отцовство.
   Гуров посмотрел, и у него потемнело в глазах – они с Сашей были действительно родственниками, но он взял себя в руки и с облегчением вздохнул:
   – Маша! При отцовстве таких показателей не бывает! Ты уж мне поверь! Мы действительно родственники, но он мне не сын!
   – Вот и выясни, кто он нам! – категорично потребовала Мария.
   Гуров подумал и позвонил родителям – уж они-то должны знать, кто есть кто в их родне, и есть ли там молодой человек по имени Александр Васильевич Вилков.
   – Ну, слушай, Левушка, – сказала мама. – После того как мы на Украину уехали, многие связи потерялись, но я знаю, что у твоего деда с папиной стороны был брат-близнец Федор, а у него сын Алексей.
   – Мама, а можно начать с периода после татаро-монгольского нашествия, – спросил Гуров.
   – Не перебивай! – обиделась она. – Алексей женился, у них родился сын Василий. Но Алексей рано умер, и его вдова вышла замуж второй раз. Ее новый муж усыновил Василия, и тот стал уже не Гуров, а Вилков! А вот у Василия уже сын Александр!
   – Мама! Скажи мне по-простому, кем он мне приходится? – попросил Лев.
   – Твой троюродный племянник!
   – Мама! Теперь я знаю, в кого я пошел – все мои сыщицкие способности от тебя! А внешне я на кого похож?
   – Ну, сам знаешь, что не на меня и не на папу. Если верить фотографиям, то на своего деда, папиного папу.
   В тот день спектакля у Марии не было, и по традиции они в этом случае ужинали у Гурова вместе с Сашей – Мария очень боялась, что ребенок или останется голодным, или испортит себе желудок какими-нибудь полуфабрикатами. Она так старательно осваивала кулинарные премудрости, что Лев начал даже ревновать ее – для него жена так не старалась. Во время ужина он, как бы невзначай, спросил:
   – Саша, а ты знаешь, что мы родственники?
   – Конечно, знаю! Вы мой троюродный дядя, – просто ответил Саша.
   – Какого же черта молчал? – возмутился Лев.
   – А чего навязываться? – пожал плечами парень. – Представляю себе, как бы вы на меня посмотрели, если бы я пришел к вам и сказал об этом. Решили бы, что я каких-то поблажек себе ищу или карьеру таким способом собираюсь делать.
   – В общем-то, правильно, – вынужден был согласиться Гуров. – Но теперь в неформальной обстановке можешь звать меня дядя Лева.
   – Спасибо, – обрадовался Саша.
   – Между прочим, все стынет! – напомнила им Мария. – Я для кого старалась? Вы почему не едите?
   – Мы едим, тетя Маша. Едим! – заверил ее парень.
   – Чего?! – взвилась она. – Как меня надо звать?! – И схватилась за половник.
   – Сашка! Спасайся! Она в гневе ужасна! – быстро проговорил Лев.
   Парень ужом проскользнул под столом и бегом скрылся в ванной, где заперся. Мария бросилась за ним, она дергала за ручку, колотила в дверь половником и при этой возмущалась:
   – Я тебе покажу «тетю Машу»! Так покажу, что навсегда запомнишь! Ты меня еще на людях так назови!
   – Я больше не буду! – доносилось из ванной. – Это нечаянно вырвалось!
   Гуров смотрел на все это и смеялся – все-таки здорово, что на свете есть родственники.
   А Софья Абрамовна вышла из комы. Может, стандартное лечение помогло? А может, то, что рядом с ней постоянно были дочери и приемная мать, которые плакали и умоляли ее очнуться, разговаривали с ней и гладили по руке? Или это был препарат, которого в России ни за какие деньги днем с огнем не достать, специально для нее привезенный пожелавшими остаться неизвестными людьми из Израиля? Кто знает, что подействовало, но у пережившей за свою жизнь столько горя женщины появился шанс наконец-то стать счастливой.
   Так что март, конечно, месяц капризный и коварный, но и он, бывает, преподносит приятные сюрпризы.

Криминальная мистика

Глава 1

   Прозвучал звон колокола, и по беговой дорожке ипподрома, резко выбрасывая вперед сильные, обтянутые специальными бинтами ноги, стремительно помчались рысаки, запряженные в легкие ажурные двуколки-качалки, на которых в напряженных позах, сжимая в руках вожжи, сидели наездники, облаченные в разноцветные камзолы. Голос судьи-информатора, перекрывая азартный рев трибун, патетически возвышаясь, называл тех, кто в очередной раз вырвался вперед.
   – …Бег повел номер пятый, Топаз, под управлением мастера-наездника Брянцева!
   Кто знает, когда впервые в истории человечества гонка на конных колесницах стала предметом самоутверждения одних, азарта других и жульничества третьих? Что там – древние Рим и даже Греция, если задолго до них и в Междуречье, и на берегах Нила происходило то же самое?!
   Старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска, полковник полиции Лев Гуров, погожим ноябрьским днем сидя в гуще толпы зрителей, вопящей – где-то восторженно, а где-то и разочарованно, наблюдал за мощным, неудержимым бегом упряжек. Он не страдал игроманией ни в малейшей степени, поэтому его совершенно не волновали результаты бегов. В принципе Гуров даже и не помышлял об участии в тотализаторе, заведомо зная, что вероятность выигрыша здесь гораздо меньшая, нежели проигрыша. По этой причине возбуждение соседей по трибуне его особенно-то не захватывало.
   Сидя на холодной скамейке и чуть иронично наблюдая за тем, как посетители ипподрома, сидящие вокруг него, не жалея своих голосовых связок, что называется, исходят адреналином, подпрыгивая, топая и размахивая руками, он лишь молча улыбался этому буйству эмоций. Невольно вспомнились слова из песни Высоцкого на сказочные темы: «…И наверняка ведь прельстили бега ведьм – ведь много орут и азарт на бегах, и там проиграли – ни много ни мало – три тыщи в новых деньгах!»
   Во многом по этой-то самой причине – тотализатор и деньги, вращающиеся в нем, – Гуров и оказался на ипподроме в свое законное рабочее время. Минувшим днем в Главк поступила информация о серьезных безобразиях на ипподромных тотализаторах. Его организаторы, вконец потеряв чувство меры, «мухлевали» вовсю, забыв о самых мизерных приличиях.
   Но и это бы еще ничего. Если бы все только упиралось в факты жульничества, подобный вопрос относился бы чисто к «епархии» ОБЭПа. Но случилось-то куда более серьезное – на фоне крупных подтасовок и организации «заказных» испытаний (то есть конкурсных гонок) началась стрельба и прочие тому подобные действия, нацеленные на душегубство, с вполне естественными в таких ситуациях жертвами. На одном из пустырей, прилегающих к центральному ипподрому, нашли с простреленной головой самого известного ипподромного завсегдатая Бакалавра – хронического везунчика по части выигрыша весьма крупных денег. Чрезмерная благосклонность Фортуны к Бакалавру уже давно вызывала сомнения у прочих участников тотализатора. Многие из них прямо говорили о засилье в этой системе криминальной составляющей. Затем, уже на следующий день, зам директора одного из ипподромов разбился в собственной машине, которая, не захотев отчего-то слушаться руля и тормозов, спикировала в кювет. Следом преставился один из наездников – он разбился на финишной прямой из-за кем-то, скорее всего, «подмастыренной» качалки.
   Учитывая рост числа заведомых «глухарей» – никаких улик и доказательств, свидетельствующих о чьем-то злом умысле, найти не удалось, – к этому делу, помимо местных оперов, было решено подключить Главк. Начальник Главного управления уголовного розыска генерал-лейтенант Петр Орлов, приняв во внимание демонстративно большое количество появившихся жертв (за два дня – три трупа!), однозначно решил бросить на эту «амбразуру» свои лучшие кадры в лице давно уже сложившегося и сработавшегося «дуэта» – Льва Гурова и его старого друга, тоже оперуполномоченного и тоже полковника полиции Станислава Крячко.
   …Гуров оглянулся. Стас, надумавший сделать-таки пару дополнительных ставок, где-то застрял и, что называется, не казал носа. Чтобы смотреться обычными простаками, они поставили «по минималке» – каждый по «стольнику», прибыв на ипподром загодя, задолго до заполнения трибун. Выиграть, разумеется, не рассчитывали, хотя один из местных «корифеев», с большими лопухами ушей и всклоченной шевелюрой, сразу же предрек им полный успех, объявив, что в тотализаторе везет дуракам, новичкам и пьяным. Тот же лопоухий доброхот, как видно, проникшись к этим двоим здоровилам-новичкам симпатией, подарил им «Программу испытания лошадей» – небольшую брошюрку с изображением на бумажной обложке конской головы в лавровом венке.
   Посматривая одним глазом на поле ипподрома, Лев от нечего делать в который уже раз скучающе пролистывал это изделие полукустарной полиграфии. Он пробежал глазами по перечню заездов на этот день, описанию разыгрываемых кубков, кличкам лошадей, их кратким родословным и всевозможным характеристикам. Обратил внимание на данные о наездниках и иные мелочи, так много значившие для истинных знатоков и ценителей конных состязаний. Впрочем, для человека, далекого от ипподромной среды, многое из написанного выглядело какой-то каббалистической абракадаброй. Ну как можно было бы расшифровать, например, такое: «Мальвина – бул. коб. (Ураган-Цирцея), 15 т-о, В.Ю. Шальнов, (р. в Светлановском к-з)…», а вдобавок – идущую дальше мешанину из каких-то цифр и дат, совершенно ничего не говорящих непосвященному?
   Краем глаза окидывая соседей, Гуров не мог не отметить, что Стас, столь рьяно изображавший из себя знатока конных состязаний, явно приврал, будто бы все без исключения дамы, посещающие ипподром, обязательно одеваются только в классические платья, да еще и должны быть со шляпкой на голове. Иначе, уверял Крячко, пришедшие в неподобающем виде на трибуны допущены не будут. «Ну, болтун! – с трудом обнаружив на обозримой дистанции всего трех обладательниц шляпок, мысленно отметил Лев. – Большинство тут в чем угодно, только не в платьях, а шляпки – и вовсе музейная редкость…» Правда, какие могли быть платья и шляпки в ноябрьскую пору, когда уже и ветерок поддувает вовсе не июньский, и дождик может в любую минуту заморосить…
   Преклонных лет гражданин в соломенной шляпе старого фасона (годов, скорее всего, шестидесятых) и в утепленной куртке, сидевший справа от Гурова, осторожно тронул его за плечо:
   – Простите! Вы, я так понял, на ипподроме новичок? Очень даже заметно… А я, знаете ли, последние тридцать лет все свое свободное время провожу здесь. Это – особый мир, особые люди, особый круг интересов… Даже особые запахи. Вы любите лошадей?
   – Ну, вообще-то, люблю, – кивнул Гуров.
   – А я просто обожаю! Это – нечто необыкновенное. Венец творения природы! – Сосед зажмурился и с восхищенной улыбкой покрутил головой. – Я почему еще люблю бега и скачки? Тут очень трудно подтасовать результат…
   – И, тем не менее, это наверняка имеет место быть, – предположил Лев с долей скепсиса.
   Печально вздохнув, сосед утвердительно кивнул и со значением в голосе отметил:
   – Случаются вещи и похуже…
   – Вы имеете в виду сразу трех усопших, кто имел отношение к бегам и тотализатору? Это – Бакалавр, замдиректора Хрысанин и наездник Любавский? – внимательно посмотрел в его сторону Гуров.
   – О-о! Я вижу, вы хорошо осведомлены о том, что творится «в тени» ипподрома… Кстати, а что с ними произошло-то? – В голосе соседа сквозило недоумение.
   – Да, вообще-то, знаю я очень мало. Так, в общих чертах… – Лев с нарочитой пренебрежительностью махнул рукой. – Знакомый рассказал. Но он и сам-то знает мизер. А вот как вы считаете, все эти три случая могут быть взаимосвязаны между собой?
   – Тсс! – склонившись к нему, приложил палец к уже густо подсвеченным сединой усам сосед. – Давайте оставим эту тему. Уж очень она, в известном смысле, рисковая…
   Лев согласился, что подобная тема и впрямь изобилует «подводными камнями», поэтому и в самом деле лучше поговорить о чем-то другом, но при этом мысленно отметил, что с этим завсегдатаем надо как-то поближе познакомиться, чтобы потом встретиться в более подходящей обстановке. Он изобразил безразличный вид и уведомил, что такого рода событиями интересуется не очень, а вот особенности ипподромного бытия кажутся куда более занимательными.
   Его собеседник охотно заговорил о качествах лошадей, участвующих в бегах, о талантах и достоинствах тех или иных наездников. В какой-то миг замолчав, он вдруг резко оживился и расцвел улыбкой, указывая на пробегавшего мимо трибуны крупного серого коня с цифрой «3» на боку:
   – Смотрите! Смотрите! Это же Эльбрус, фаворит нынешних бегов! Он финиширует первым! Великолепно! Значит, сегодня я в выигрыше… А вы на какую-нибудь из лошадок ставили? – повернулся он к Гурову.
   – На Геру… – пожал плечами Лев. – Так, от нечего делать «стольник» поставил…
   – Боюсь, вы его потеряли, – сокрушенно вздохнул сосед. – Хотя, если по совести, нынешние бега – не чета былым. Ой, да что там говорить? Теперь и зритель вообще не тот, да и я сам уже не тот… Когда-то Пантелеича все тут знали. На кого ставить – ко мне за советом в очередь становились. А сейчас… Спроси молодых, кто такой Пантелеич, – даже близко никто не вспомнит.
   Уйдя в воспоминания, собеседник Гурова заговорил о «златых временах», когда трибуны были забиты до предела, когда, несмотря на «железный занавес», иностранцев на ипподроме было «как семечек в арбузе». Билеты стоили сущие копейки – двадцать, сорок, восемьдесят. Самые дешевые брали, как правило, «горластые» гопники и иные «маргиналы», сорокакопеечные – интеллигенция и кадровые работяги. Ну, а самые дорогие места были у тогдашних крупных чиновников, цеховиков, представителей дипкорпуса.
   – …Публика и сегодня неоднородна, как вы можете заметить, – сообщил Пантелеич, наблюдая за тем, как под музыку живого оркестра, исполняющего в центре ипподромного поля музыку Вивальди, по взбитой копытами песчаной беговой дорожке лихо пробежал колесный тракторишко, волочивший за собой некое приспособление, выравнивавшее трассу. – Впереди толкутся те, кто старается себя пропиарить – в основном, богема. Вот на наших с вами рядах – это настоящие ценители бегов и скачек. А на самом верху – всевозможная «крутизна»: конезаводчики, покупатели лошадей, крупные торговцы всевозможным конноспортивным снаряжением…
   – Вы так много знаете! – уважительно заметил Лев. – Как бы с вами встретиться еще когда-нибудь? Я бы с удовольствием послушал ваши воспоминания, да и немного обогатил бы свой багаж по части знания бегов… Вы не против?
   – Конечно же нет! – изобразил великодушный жест Пантелеич. – Записывайте телефон!
   Когда Гуров «забил» в «записную книжку» своего сотового номер, продиктованный соседом, откуда-то сбоку, громко отдуваясь, появился Станислав Крячко. Мельком отметив его не слишком оптимистичное выражение лица, Лев понял, что с выигрышами они и в самом деле «в пролете». Немного помолчав, Стас досадливо сообщил:
   – Голый «вассер»! И у тебя, и у меня…
   – А ты миллион хотел бы заполучить? – рассмеялся Гуров. – Вот, Пантелеич считает, что на бегах скорее прогоришь, чем будешь с прибылью…
   – Да, это – факт, не единожды подтвержденный жизнью… – энергично кивнул тот. – Сюда следует идти лишь за впечатлениями, азартом, но никак не за деньгами.
   Неожиданно зазвонил сотовый Льва.
   – Разрази меня гром, если это не Петр, – проворчал Крячко, наблюдая за тем, как Гуров достает телефон. – Скорее всего, где-нибудь нашли очередного «жмурика»…
   Но он ошибся, хотя лишь и отчасти. Звонил действительно Петр, только вот причина звонка была несколько иной.
   – …Лева, как у вас там дела? – бодрым тоном спросил Орлов, хотя даже неискушенный в психологии сразу же ощутил бы, что в данный момент этот вопрос задан из чистой формальности.
   – Смотрим бега, изучаем особенности здешних традиций, просадили по «сотяжке»… – перечислил Гуров. – Но ты, я так понял, приготовил для нас какой-то очень уж особенный сюрприз. Верно?
   Отчего-то закашлявшись, Петр все так же бодро сообщил:
   – Лева, отбой. Немедленно возвращайтесь в Главк. Что к чему – объясню на месте.
   – Ну, и про что он там трендит? – сквозь гул толпы поинтересовался Стас.
   – Закругляемся! – положив телефон в карман, пожал плечами Лев. – Едем домой.
   – Вы уезжаете? – огорченно спросил Пантелеич. – Какая досада! Сейчас будет необычайно интересный заезд!
   – Да, на работе нас хватились – мы-то сюда сорвались без ведома начальства, – сокрушенно посетовал Гуров. – Теперь как бы по шапке не схлопотать…
   Договорившись созвониться в ближайшие дни и приятельски попрощавшись со стариком, он поспешил следом за Станиславом.
   – Ну так что там случилось-то? – приостановившись, поинтересовался Крячко. – Что за спешка? Я, понимаешь, только-только во вкус входить начал. А тут – бросай все, вали в «контору»… Что за хрень?
   – Петр об этом ничего не сказал. Подробности пообещал сообщить на месте… – задумчиво ответил Лев. – Но мне кажется, что сейчас он подкинет нам что-то другое. Как пить дать!
   – Ну, не знаю… – Крячко изобразил сомнение. – А может, наши коллеги кого надо уже сцапали, пока мы тут, на ипподроме, ловили удачу? Если так, заранее чую, как иные будут над нами ржать. Вроде того, «вон как местные опера натянули нос этим хваленым пинкертонам»…
   – Посмотрим! – лаконично обронил Гуров, доставая ключи от машины.
   Аккуратно вырулив на большой проспект, «Пежо» помчался в сторону Главка.

   Генерал Орлов выглядел очень озабоченным и усталым. Кивком ответив на приветствие приятелей, он громко вздохнул и досадливо резюмировал:
   – Вот так оно в жизни и бывает. Вроде уже и настроился на работу, а тут – бац! – по рукам… Короче, мужики, ипподром, если там что-то удалось наработать, передавайте майору Емельянову. Пусть теперь он впрягается в этот «хомут». А вам, бесценные мои, предстоит дело посерьезнее. Только что звонили из министерства. Бесследно пропал владелец, он же президент крупного финансово-строительного холдинга «Вектор успеха» Евгений Перлинов. Слышали о таком?
   Приятели молча переглянулись – вот уж действительно – «сюрприз» так «сюрприз»!
   – Развелось, блин, всяких олигархов – как мусора… – недовольно проворчал Станислав. – Тот – пропал, тот – преставился при невыясненных обстоятельствах… И все-то у них секретно, и все-то у них конфиденциально! Такой, едри его копыто, геморрой, что лучше пятерых подряд «серийщиков» выловить, чем одного такого «богатенького Буратину» разыскать. А может, пусть им Емельянов и занимается, этим самым Перлиновым? А мы уж лучше с ипподромами поработаем. Вон, и Лева, и я нашли неплохие источники информации. Работа уже, по сути, пошла полным ходом…
   Орлов, помотав головой, решительно перебил его тираду:
   – Нет, мужики, нет! По поводу того, чтобы этим делом занялись именно вы, команда была дана свыше. Понятно? Свыше! И поэтому никакие «хочу – не хочу» не принимаются. Тут ответ может быть только один: «Есть! Приступаем к выполнению!»
   Слушая его, Лев иронично усмехнулся:
   – Сверху, говоришь? Значит, как на совещании в министерстве выставить нас в виде отрицательного примера, прилюдно назвав «мастерами марафонских расследований», – это в порядке вещей. А как припекло до задницы – все, пластинка ставится другая: «Вы, и только вы можете справиться!» Это все тот самый зам, который тебя норовит «скушать»? Понимаю, отчего он так задергался – жена Перлинова ему какой-то родственницей доводится?
   Петр, вскинув брови, несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши.
   – Вот это, я понимаю, профи! – констатировал он с утрированным восхищением. – Молодец! Да, твоя информация соответствует действительности – жена Перлинова его двоюродная сестра. Так что, мужики, за работу! Отпуск обещаю. Ну, хотя бы недельный. Под мое «честное слово».
   Поднимаясь с кресла, Крячко посмотрел на него с убийственной иронией и хохотнул:
   – Кое-чье честное слово врать всегда готово! А прошлый недельный отпуск когда будем отгуливать? Ты, блин, еще скажи – «честное генеральское»…
   – Ладно, пошли… – тронул его за рукав Гуров. – Если опять обманет, пусть съест свою фуражку. Ведь съешь же? – пристально взглянул он на Орлова.
   Тот, на какое-то мгновение замявшись, кивнул и сердито отмахнулся:
   – Да будет вам ваш отпуск, будет…
   – Ну, а я что говорил?! – Стас торжествующе воздел над головой указательный палец. – Сразу начал выкручиваться!
   Они вышли из кабинета, столкнувшись в приемной с каким-то несколько странным типом в черном пальто и шляпе, который, взирая на мир хронически недоуменным взглядом, поспешил пройти к генералу.
   – А это что за напуганный? – кивнув в сторону кабинета, поинтересовался Крячко.
   – Вице-президент какого-то крупного общественного объединения, – пожимая плечами, сообщила Верочка, секретарша Орлова. – Какой-то постоянно действующий демократический форум «Расцвет России». Прюминова какого-то там они потеряли. Он был одним из их спонсоров.
   – Перлинова! – строго, даже с некоторой помпезностью поправил Стас. – Гордость отечественного бизнеса надо знать, как подобает! – без тени улыбки подчеркнул он, покидая приемную.
   Верочка, не зная, в шутку это было сказано или всерьез, долго с удивлением смотрела ему вслед, даже не реагируя на настойчиво напоминающий о себе телефон.

   Созвонившись с райотделом, опергруппа которого вчера занималась поисками Перлинова, Гуров выяснил, что коллеги довольно детально побеседовали с членами семьи пропавшего без вести, но чего-либо существенного выяснить им так и не удалось. Фабула случившегося была проста до примитива: три дня назад из расположенного за МКАД престижного коттеджного поселка Осинки Евгений Перлинов отправился на работу и… Словно растворился в воздухе. А вместе с ним – два телохранителя, водитель и почти шестимиллионной стоимости кроссовер «БМВ» престижной модели «икс шесть». Сегодня пошел уже четвертый день, но магнат так и не появился.
   – …У нас была версия убийства с целью завладения автомобилем, – пояснил капитан, поведавший об итогах своего предварительного расследования. – Что ни говори, но, если на такую «тачку» «положил глаз» какой-нибудь криминальный авторитет из ближнего зарубежья, то найти и пропавших без вести, и машину, да и виновных тоже – совершенно нереально.
   Кроме собеседования с членами семьи исчезнувшего олигарха, минувшим днем опера сделали запросы в те регионы, где, предположительно, мог «всплыть» лимузин. Собственно говоря, этим основной перечень мероприятий и ограничивался. Ну, если не считать работы с информаторами, обследования всяких глухих и укромных мест, расклейки объявлений в людных местах и тому подобной деятельности, более пригодной, прежде всего, для очистки совести.
   – И чего, и чего там у коллег? – доставая из стола бутылку минералки и наливая воду в стакан, поинтересовался Станислав.
   – Да, по сути, «нулевой цикл», – положив трубку, пояснил Гуров. – Коллеги предполагают, что всех четверых убили некие «отморозки», чтобы завладеть машиной. Но на этот счет доказательств – ноль, так что можем начинать с чистого листа. Давай думать, от какой «печки» начнем «плясать»? Мне кажется, стоит еще раз встретиться с семьей этого самого Перлинова.
   – Ну, и на работе тоже стоило бы «прозвонить» обстановку, – осушив стакан и громко отдуваясь, добавил Крячко. – У него могли быть личные враги, конкуренты, в том числе и рейдеры, в том числе и иностранные… Вариантов – масса.
   – А по поводу варианта с нападением, чтобы отнять машину, что думаешь? – с сомнением прищурился Лев. – Лично мне почему-то кажется, что этот вариант самый маловероятный.
   – Вот именно! – рассмеялся Стас. – Ну, как это они себе представляют – захватить машину, отняв ее у четверых мужиков, из которых, по меньшей мере, двое имеют оружие и неплохую, надо полагать, профессиональную подготовку? Причем ехал-то Перлинов на работу не по каким-нибудь закоулкам. А на трассе открыть огонь на поражение или сбить ее в кювет – смысла абсолютно никакого. Свидетелей был бы не один десяток. Да и кому потом понадобится помятая и продырявленная жестянка?
   – Да, вариант захвата автомобиля можно учитывать только в самой малой степени. – Гуров хлопнул ладонями по столу. – Для тех, кто напал на Перлинова, его «тачка» – тьфу! Что им эти пять с половиной «лимонов», если на кону – сотни миллионов рублей, а то и долларов?! Скорее всего, наши коллеги изначально выбрали совершенно не то направление поиска, поэтому и оказались в тупике. Ну и как распределим направления?
   Пожав плечами и зачем-то посмотрев в потолок, Крячко как бы с сомнением в голосе предположил:
   – А что, если… Мне, скажем, на себя взять Осинки? Когда-то я там уже бывал… Ну и на бытовые темы мне с людьми общаться как-то проще. А уж служебные контакты, наверное, лучше взять тебе. Ты у нас – интеллектуал, голова, ходячая энциклопедия… Или тебе этот вариант не нравится? – Он выжидающе воззрился на Льва, и тот, молча кивнув, улыбнулся:
   – Нравится, нравится… Ладно, как говорится, сверим часы. Сейчас уже… Е-о-шкин кот! А я-то думаю, что ж у меня мозги так плохо работают? Время-то уже третий час, а у нас с тобой желудки все еще пустые. Ну, ладно, я уже привык терзать свой организм недогрузкой по рациону. Но ты-то, общепризнанный наш гурман, куда смотришь? Упущение, однако!
   – С тобой поработаешь – йогом станешь, – потерев живот, с наигранной грустинкой парировал Стас. – Ну так что? Шлеппен нах кафе?

   Гуров еще издалека увидел многоэтажный, блестящий на предзакатном осеннем солнце стеклянный куб здания, на верхнем крае которого громоздились слова: «ВЕКТОР УСПЕХА». С трудом найдя место на корпоративной парковке, он заглушил двигатель и направился по ступенькам к входу в вестибюль. Двое верзил-охранников в корпоративной униформе, стоявшие у входа, с любопытством заглянув в удостоверение рослого, представительного визитера, с кем-то переговорили по внутренней связи и сообщили Льву, что вице-президент компании ждет его в своем кабинете на третьем этаже.
   Легко и пружинисто взбежав по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, на третий этаж, Гуров оказался в просторном, изобилующем всевозможной декоративной зеленью холле, из которого вправо и влево уходили два широких коридора. В самом холле по обеим сторонам были двери из красного дерева, украшенные табличками. На той, что слева, значилось «Президент компании «Вектор успеха» Е.А. Перлинов», на двери справа – «Вице-президент компании «Вектор успеха» Л.П. Опорин».
   Войдя в вице-приемную, обставленную по последнему «писку» мировой офисной моды, Лев увидел восседающую за компьютером секретаршу, по своему экстерьеру вполне соответствующую «вглазапылепускательной» тенденции здешнего убранства – эдакая Мирей Матье в далекие, юные годы. Увидев незнакомца, девушка вышла из-за стола и, вежливо улыбнувшись, спросила, не господин ли это Гуров почтил главный офис компании своим визитом? Лев показал ей удостоверение и уведомил, что это действительно он и есть.
   – Леонид Прокопьевич вас ждет! – с некоторой даже торжественностью объявила секретарша и, вернувшись к столу, нажала на кнопку, отперев кабинет, входная дверь которого была оборудована электроникой.
   Гуров вошел в просторное, роскошно обставленное помещение. На стенах, отделанных шпоном под карельскую березу, висели подлинники картин различных авторов, а также всевозможные дипломы и благодарственные письма, а за большим канцелярским столом (скорее всего, изготовленным по специальному заказу) сидел полноватый гражданин в черном костюме и выжидающе смотрел в его сторону. Поздоровавшись и сев на стул-полукресло, Лев на всякий случай напомнил о цели своего визита. Хозяин кабинета, понимающе закивав, уведомил о том, что готов ответить на все вопросы гостя в пределах своей компетенции.
   – Ну, тогда традиционный в таких случаях вопрос: что лично вам известно о происшедшем с господином Перлиновым? – спросил Гуров, усаживаясь поудобнее и коротко взглянув в сторону секретарши, занесшей в кабинет две чашки кофе.
   Снова кивнув, Опорин не спеша заговорил, как бы с особым тщанием подбирая слова:
   – К сожалению, я даже не знаю, что об этом можно сказать, поскольку до сих пор пребываю в полнейшем недоумении. Последний раз мы виделись с Евгением Андреевичем более четырех дней назад, вечером, в его кабинете. Совместно с главным экономистом компании и управляющими ее филиалов мы обсуждали планы на конец осени и начало зимы. Основной профиль нашей деятельности – многоэтажное строительство. В нашу компанию входит несколько строительных фирм, их филиалы в различных регионах страны, банк, три завода стройматериалов, транспортное подразделение, крупный проектный институт и несколько мелких фирм, которые закрывают технологические бреши, не охваченные крупными подразделениями. Год идет к концу, того гляди, завьюжит, а у нас на периферии есть еще немало «незавершенки». Вот эти вопросы мы и обсуждали.
   – А на следующее утро вы с ним не созванивались? – столь же обстоятельно задал свой следующий вопрос Лев.
   Опорин пояснил, что особой нужды утром созваниваться не было – Перлинов всегда приезжал строго к восьми часам. И хотя в этот день босс почему-то задержался, лишь ближе к девяти он рискнул набрать номер его сотового, однако голос робота уведомил, что «телефон вызываемого абонента или отключен, или находится вне зоны действия сети». Это Опорина несколько встревожило, поэтому он решил позвонить Перлинову домой. К телефону подошла Тамара Федоровна – мать шефа, которая была очень удивлена этим звонком. Она сообщила, что Евгений выехал на работу как и обычно, и каких-либо форс-мажоров никак не предполагалось.
   – …Тогда я вызвал начальника нашей службы безопасности и поручил ему выяснить, что же произошло, – закуривая, продолжил свое повествование вице-президент.
   – А его увидеть можно? – поинтересовался Гуров.
   – Да, конечно. – Дымя сигаретой, Опорин нажал на кнопку селектора: – Света, пригласи ко мне Романшина. Так вот, он полдня, не знаю где, рыскал, после чего объявил, что шефа найти не может. Я снова созвонился с домом Евгения Андреевича. На этот раз к телефону подошла его супруга, Марианна Викторовна. Я сообщил ей о результатах поисков и предложил обратиться с заявлением в полицию. Но она сказала, что спешить не стоит. По ее мнению, Евгений Андреевич мог, в силу крайней усталости и истощения нервной системы, просто уехать на одну из наших корпоративных баз отдыха. Ну, я перечить не стал, мы прождали три дня, и вот вчера Марианна Викторовна обратилась в полицию…
   – Зря она, конечно, не сделала это сразу… – с досадой констатировал Гуров, мысленно отметив, что нежелание жены Перлинова немедленно обратиться в полицию нуждается в дополнительной проверке.
   В этот момент в двери «тирликнула» электроника, и в кабинет вошел крепко сбитый мужчина, по складу фигуры очень напоминающий Станислава Крячко. Впрочем, в отличие от Стаса, у Романшина под носом щетинились рыжие усы, а голова была увеличенным подобием бильярдного шара. Поздоровавшись сипловатым басом, Романшин рассказал, что все эти дни проводил поиски, но никаких результатов достичь не удалось. Он неоднократно обзванивал и пропавших вместе с боссом телохранителей с шофером, однако их телефоны также на сигнал вызова не реагировали.
   – …Я даже к экстрасенсам ездил, – чуть конфузливо улыбнувшись, сообщил Романшин. – Ну, к тем, которые по телику ведут расследование. Во всяких этих битвах они побеждали… Ну, что они сказали? Почти все определили, что шеф и его сопровождение в данный момент все живы. Только вот где находятся, выяснить почему-то никто не смог. Говорят, где-то в астрале кто-то запирает эту информацию, мол, чтобы воспрепятствовать его поиску. Правда, один сказал, что в живых их не видит. Вернее, в здоровых. Дескать, где-то все четверо лежат в коме, поэтому они как бы и тут, а одновременно и – ТАМ. Ну, я со своими ребятами за последние пару дней все Подмосковье объездил, во всех больницах, где в реанимации лежат неопознанные коматозники, побывал. Нигде его нет! Но поиски все равно продолжаем…
   – А Тамаре Федоровне и Марианне Викторовне о результатах поездки к экстрасенсам вы сообщали? – спросил Лев, подавая вновь появившейся секретарше пустую чашку и принимая полную.
   Разгладив усы и отпив кофе, Романшин изобразил какую-то неопределенную гримасу. По его словам, Тамара Федоровна очень обрадовалась такому известию. Ну, а супруга президента компании, будучи особой с некоторыми маленькими странностями, отреагировала очень спокойно, если не сказать, прохладно.
   – …Она вообще человек очень своеобразный, – подперев подбородок обеими руками, задумчиво резюмировал начальник службы безопасности. – Из-за пустяка может взорваться на ровном месте. А иногда, наоборот, даже на очень серьезное происшествие реагирует абсолютно спокойно. Между нами говоря, я бы с такой и года не вытерпел… Как шеф с ней прожил двадцать лет?
   На вопрос Гурова, не видит ли служба безопасности компании в случившемся с Перлиновым происков конкурентов, «наезда» рэкетиров или рейдеров, в том числе и иностранных, Романшин ответил не сразу. Отпив кофе, он с минуту смотрел в никуда, после чего неуверенно пожал плечами и в очередной раз разгладил усы:
   – Знаете, «наездов» на любую компанию всегда в достатке. Уж мне-то это известно, как никому другому. Да, бывали случаи, когда нас пытались обложить данью. Но это в основном мелкая «гопа», прискакавшая в Москву из южных регионов, которая мнит себя крутой, ужасной и всемогущей. А когда мы берем их главарей «за жабры» и начинаем «снимать шелуху», понты у них кончаются в момент. Последний раз с такими мы имели дело год назад. С рейдерами сложнее. Это профессионалы, прожженные волки, с которыми ухо надо держать востро. Они подкованы по части знания законов покруче профессоров юриспруденции, имеют связи, иной раз на уровне… Ну, понимаете, каком именно. Но рейдеры едва ли станут похищать. У них и других, куда более эффективных методик предостаточно. Ну, а если считать, что шеф в руках киднепперов, то тоже нестыковка. Уже три дня прошло, а никаких требований о выкупе пока никто не выдвигал. Личные враги? Ну… Я бы не сказал, чтобы шеф кому-то уж очень сильно насолил. Это вряд ли…
   – Насчет конкурентов я тоже грешить не буду, – вклинился в разговор Опорин. – Да, есть такие, что нас очень не любят. У кого-то мы выгодный подряд перехватили, кому-то на тендере «дорогу перешли»… Но, вообще-то, открытых войн ни с кем не было, и ситуация вовсе не та, чтобы идти на крайности. Да это и чревато! Допустим, кто-то убрал Перлинова, и что? Компания-то остается. У владельца есть наследники, менеджмент знает свое дело отлично, настроен на нормальную, стабильную работу… Смысла никакого. А выявится такой наезд – виновным небо с овчинку покажется. Вряд ли…
   – То есть хотим мы того или нет, но здесь никак не исключается вероятность конфликтов с кем-то из «ближнего круга» – родственников, друзей… – потерев лоб, подытожил Лев. – А у господина Перлинова близкие друзья были?
   Романшин и Опорин, переглянувшись, единогласно объявили таковым Валентина Благоверова – директора банка «Сирин-Гамма», входящего в их холдинг. По словам Опорина, Благоверов и стал директором банка только потому, что он самый близкий друг Перлинова.
   – Как банкир, я бы не сказал, что очень сильный, – доверительным тоном резюмировал вице-президент. – Ну, это мое субъективное мнение. Хотя у него есть и свои бесспорные достоинства. Во-первых, Благоверов – педант во всем и всегда. Во-вторых, на него можно положиться без задней мысли – не обманет, не подведет. Ну, и в личном плане Евгению Андреевичу он предан безгранично. Уж тут – ни убавить, ни прибавить…
   Обговорив со своими собеседниками еще кое-какие детали, Гуров отправился в банк «Сирин-Гамма», благо тот находился рядом с главным офисом компании в старинном, отменно отреставрированном трехэтажном особняке.
   Валентин Благоверов оказался тяжеловесным брюнетом средних лет с крупным, грубовато вылепленным лицом. Выслушав своего гостя, он лишь развел руками – тоже не мог сказать ничего определенного о том, что же случилось с главой «Вектора успеха». Однако по просьбе Льва достаточно подробно рассказал о семье Перлинова и своем с ним знакомстве.
   По его словам, они познакомились лет десять назад в одном из бильярдных клубов столицы. Евгений Перлинов – крепкий, уверенный и подвижный, мастерски загонял в лузу бильярдные шары. Сыграв с ним пару партий, Благоверов понял, что с этим игроком лучше не тягаться. И тут ему предложил сыграть один из не самых сильных завсегдатаев клуба. Причем на деньги. Благоверов сам не заметил, как увлекся, и сразу даже не понял, что проиграл астрономическую сумму. В то время он работал замом директора одного из отделений крупного коммерческого банка. Но даже его зарплаты, полученной лет на десять вперед, едва ли хватило бы на то, чтобы расплатиться. Даже отдав свою квартиру на Садовом кольце, он не смог бы и наполовину покрыть весь проигрыш.
   – …Думаю, этот тип владел каким-то особым видом гипноза, – стискивая сплетенные меж собой пальцы, с тягостным вздохом предположил Благоверов. – И тут подошел Евгений. Забрал у меня кий и… Вы не поверите – всего за полчаса он отыграл проигранное мною, да еще и заставил того «умника» выпотрошить свой бумажник. Честно говоря, я не знал, как его благодарить. А он лишь отмахнулся и позвал меня в бар, чтобы там покутить на халявные деньги. Как он мне объяснил за стаканом «Божоле», этот «гипнотизер» уже троих или четверых обчистил таким же способом. Ну, вот и решил его проучить.
   – А как потом вы оказались здесь? – с интересом слушая это занимательное повествование, полюбопытствовал Гуров.
   Улыбнувшись впервые за все время их разговора, Благоверов сообщил, что это тоже в какой-то мере стало делом случая. Года два спустя после той истории в клубе, где новые друзья время от времени встречались за бильярдным столом, он как-то посетовал на то, что уже давно пробивает в своем банке придуманную им новую систему кредитования, причем весьма прибыльную и эффективную, тогда как его начальство ее почему-то сочло бесполезной затеей. Перлинова его слова заинтересовали, и он попросил рассказать об этом поподробнее.
   – …Мне-то подумалось, что он хочет просто взять ее на вооружение и внедрить у себя, – все так же неспешно повествовал банкир. – Да меня по этому поводу «жаба» и не душила – я был бы только рад оказаться ему полезным. А он, пока мы гоняли шары, все обдумал и вдруг говорит: «Слушай, у нас есть банк, но его работа и финансовые показатели что-то меня не очень впечатляют. Может, давай тебя директором возьмем?» Я от неожиданности чуть кий на пол не выронил – это ж масштаб-то ведь какой! Ответственность какая! Особенно перед таким человеком, как Евгений. Через неделю встречаемся, думаю: откажусь! Не дай бог, подведу хорошего мужика. А он и слова мне не дал сказать. Говорит: «Решение принято, акционеры банка проголосовали за твою кандидатуру». Ну, вот я и запрягся…
   – Получается? – спросил Лев.
   – А куда денешься? Кручусь как юла. Домой раньше восьми не возвращаюсь… Евгений, конечно, птица высокого полета, но вот с семьей ему не очень повезло. Если строго между нами, Марианна, его жена, истеричка, каких поискать. Да еще и с припадками – то дикой меланхолии, то какой-то неадекватной веселухи. Не знаю, как он с ней уживался все эти годы? Но он – ничего, всегда спокойный, всегда сдержанный. Хотя по натуре тоже бывает взрывной, решительный и настойчивый. Такого уже ничем не сдвинешь. Наверное, в какой-то из прошлых жизней он был или предводителем варягов, или пиратским капитаном…
   Отвечая на вопрос Гурова о составе семьи, единственно здравым человеком Благоверов назвал мать Евгения, бывшую липецкую колхозницу, некогда работавшую заведующей молочно-товарной фермой.
   – То есть Перлинов – родом из деревни? – несколько удивился тот.
   – Ну да, из деревни… – утвердительно кивнул Благоверов.
   Как рассказал он далее, Евгений родился и вырос в одном из отдаленных сел, отслужил а армии, в девяносто втором закончил Московский строительный университет. В те же годы женился на Марианне. Ее отец в ту пору был директором крупного строительного треста. Она училась в МГИМО, но не закончила из-за рождения ребенка. Кто отец ее дочери, никому так и не сказала. Их знакомство с Евгением состоялось чисто случайно. Марианна ехала на своей «девятке» из Москвы в поселок Анисимовку, где у ее родителей был загородный дом, и в какой-то момент машина вдруг встала посреди дороги. Желающие помочь вроде бы и находились, но что за поломка – понять никто не смог.
   Подъехал и Евгений на своем «Запорожце». Обнаружил поломку и починил зажигание за считаные минуты. Как видно, парень из провинции молодой «мажорке» понравился весьма и весьма, поскольку Марианна уговорила его заехать к ним в гости. Дома никого не оказалось, и Евгений остался у нее ночевать. Ну, а через месяц выяснилось, что она опять беременна, хотя ее дочке тогда было чуть больше года. Как человек порядочный, Перлинов упираться не стал и женился. Тесть сразу же поставил его начальником участка. Вчерашний студент с этой работой справился весьма успешно, благодаря чему дорос до зама начальника треста. А потом, когда началась чубайсовская приватизация, его тесть умело провернулся с ваучерами, благодаря чему стал фактическим собственником своего объединения, на базе которого организовал мощный строительный холдинг.
   В конце девяностых он внезапно умер от обширного инфаркта миокарда. Компанию, удачно пережившую дефолт, возглавил Перлинов. У них с женой контрольный пакет акций, которые они, по ее предложению, разделили пополам. Свою долю акций Марианна передала в доверительное управление мужу. Собственно говоря, это было логичным и разумным шагом – кто лучше его мог бы распорядиться этим достоянием? Свои дни «половина» Перлинова проводила у подруг, разъезжала по всевозможным раутам и премьерам, «шопоголила» по бутикам и универмагам.
   С детьми у супругов сложилось как-то не очень ладно. Старшая Илона во многом повторила свою маму, если не сказать, в худшем варианте. Истеричная, взбалмошная, да еще и чрезвычайно «озабоченная», она стала головной болью всей семьи. О том, что ее тринадцатилетняя дочка уже по-взрослому «дружит» со взрослыми мальчиками, Марианна узнала от одной из мам поклонников Илоны. Та, опасаясь, что парень, которому уже исполнилось восемнадцать, может попасть под суд за связь с несовершеннолетней, поспешила предупредить свою соседку по поселку. Марианна, у которой именно на этот день пришелся очередной пик стервозности, отвесила дочке несколько оплеух и объявила, что, если та посмеет еще раз «загулять», посадит ее на цепь. Однако уже на следующий день, впав в меланхолию, махнула рукой и уже не обращала внимания на ее проделки.
   Бабушка, которая для беспутной внучки еще была хоть каким-то авторитетом, пыталась ее образумить. Но та, внешне соглашаясь с ней, тайком продолжала свою бурную, разгульную жизнь. Пытался повлиять на падчерицу и Евгений. Но если до этого Илона его слушалась и относилась с должным уважением, то теперь, скорее всего, по чьему-то совету объявила, не моргнув глазом: «Будешь наезжать – всем расскажу, будто ты пытался меня изнасиловать. Ну, теперь что-нибудь еще хочешь сказать?»
   Махнув рукой, Перлинов попросил Марианну, чтобы та свозила Илону к подростковому психологу. Однако и вмешательство высокооплачиваемого психолога оказалось бесполезным – Илона продолжала гулять направо и налево.
   Сын тоже не оправдывал никаких надежд Евгения. С шести лет пристрастившись к компьютеру, ничего иного он не знал и знать не хотел. Правда, во время учебы в школе еще как-то ожил, проявляя интерес к жизни, к каким-то иным увлечениям, а затем, выйдя из ее стен, снова прирос к компьютеру, почти круглосуточно сидя перед монитором. Евгений был настроен даже на то, чтобы отправить его на службу в армию. Но тщедушного хлюпика с ослабленным зрением и кифозным позвоночником военкоматская комиссия забраковала…
   – Да-а-а… – сочувственно покачал головой Гуров. – Жизнь у мужика не задалась… Ну, а вот вы, как друг Евгения, какие-то меры к его поиску предпринимаете?
   – Разумеется! – Опорин сопроводил это слово тягостным вздохом. – Мы объявили, что готовы за любую достоверную информацию о месте нахождения Перлинова заплатить пять миллионов рублей. Ну, и по своим каналам выясняем обстановку – не просочится ли откуда хоть что-нибудь стоящее? Кстати, если вы найдете Евгения живым и здоровым, к этим пяти миллионам добавим еще столько же. Главное – чтобы с ним было все в порядке.
   Выйдя из вестибюля банка, Лев окунулся в густую синеву осенних сумерек. Сырой холодный ветер гнал по улице охапки опавших листьев. Запустив двигатель, он вырулил со стоянки и, дав газу, помчался в сторону дома – рабочий день уже давно закончился.

Глава 2

   На работу, как это бывало и ранее, Лев прибыл, что называется, ни свет ни заря. Весь вчерашний вечер он просидел у компьютера, изучая информацию о Перлинове. Впрочем, о нем самом найти удалось не слишком многое. Больше было о компании «Вектор успеха». Отклики о ее деятельности попадались диаметрально противоположные. Если на одном сайте холдинг Перлинова преподносился как образец преуспевающей компании, то на другом говорилось об избыточно высоком уровне травматизма рабочих на его предприятиях стройматериалов и на строящихся объектах. Если одни авторы рисовали его чуть ли не рыцарем без страха и упрека, человека чести – слова и дела, то ряд авторов, не скупясь, поливал его помоями, обвиняя и в черствости, и в беспринципности, и в необязательности, и в элементарном скряжничестве…
   Мария, несколько часов назад вернувшаяся с гастролей по Сибири и Дальнему Востоку, выйдя из ванной, с головой, обмотанной махровым полотенцем, лишь усмехнулась, взглянув на сосредоточенное лицо мужа, который, не отрываясь, смотрел в экран монитора. Словно ощутив ее взгляд, он обернулся и, подмигнув, речитативом произнес:
   – Спешу освободить себя от пыли дальних странствий, спешу скорей войти в дремотный мир перин…
   Брови Марии удивленно поднялись, и она, с оттенком восхищения в голосе, уточнила:
   – Это – Овидий? Хотя… Нет! Больше похоже на Гомера.
   Гуров с многозначительным видом отрицательно качнул головой.
   – Нет, это не Гомер, это – Гуров, экспромт номер один, на тему: о, леди, как же я соскучился по вас! И вообще, сегодня я лишний раз смог убедиться в том, что не в деньгах счастье. Счастье – это когда приходишь домой и чувствуешь себя по-настоящему дома, а окружающих любишь и понимаешь так же, как и они тебя…
   Подойдя к нему сзади, Мария положила ему на плечи свои руки, издающие запах каких-то неведомых дивных цветов, и понимающе спросила:
   – Очередного «глухаря» со Стасом «ощипываете»? Что на сей раз?
   Гуров негромко рассмеялся и положил свою ладонь на ее пальцы.
   – Пропал строительный магнат – внезапно, бесследно, есть опасения, что безвозвратно. Наша задача – очень «простая и легкая»: раскрыть, найти, вернуть. Только и всего. Правда, узнав о жизни этого олигарха и поставив себя на его место, я понял – я лично был бы против того, чтобы меня нашли и, тем более, вернули домой.
   …Вчерашним вечером он наткнулся на еще один сайт, специализирующийся на криминальной хронике. И вот там, как показалось Льву, он нашел вероятных виновников исчезновения Перлинова. Автор очерка, судя по всему, имеющий хорошие источники информации в криминальной среде и в МВД, рассказал о мощной интернациональной криминальной группировке, контролирующей игорный бизнес, в том числе и ипподромный тотализатор, а также профессиональные бои и тому подобное. Однако в последнее время, особо подчеркнул автор материала, босс группировки начал искать подступы к строительной индустрии, к сфере торговли земельными участками и недвижимостью. По его мнению, именно группировка, высокопарно назвавшая себя «Звездой истины», напрямую причастна к ряду рейдерских захватов нескольких столичных строительных фирм.
   Лев об этой шайке уже немного слышал. От своих информаторов он получал отрывочные сведения о том, что собой она представляет и кто может стоять у нее во главе. Как явствовало из различных источников, группировка была хорошо законспирирована, имела весьма гибкую структуру, которая включала в себя аналог штаба, разведку и контрразведку. На нее работали высококлассные юристы из числа «стипендиатов» криминального сообщества.
   О такой сорной поросли на поле юстиции Гуров тоже был осведомлен. Подобно итальянской мафии, начиная годов с девяностых, российские «беловоротничковые» криминальные структуры стали направлять в юридические вузы молодежь, тем или иным образом близкую к их деятельности. Разумеется, это были не вульгарные «гопники» с неполным начальным образованием, не знающие даже таблицы умножения. Чаще всего таковыми становились близкие родственники или даже дети бандитов, которые закончили престижные частные школы. В отличие от классических воров «в законе», бандиты пренебрегали старым воровским правилом, которое повелевало не иметь семьи, собственности, живя по общеизвестному принципу – украл, выпил, в тюрьму.
   «Вот они и возросли, эти самые «птенцы из гнезд бандитских», – пробегая глазами по строчкам сообщений на экране монитора, мысленно резюмировал Лев. Не так давно он активно участвовал в выявлении пресловутых «оборотней в погонах», которые окопались в самом МУРе. А громкий скандал с «крышеванием» прокурорскими работниками подпольных казино в Подмосковье? Гуров, привлеченный вместе со Станиславом к расследованию тех происшествий, был уверен абсолютно: все эти «крышеватели» – бывшие «стипендиаты» криминального мира. Ну, а когда, несмотря на обилие явных улик, подавляющее большинство фигурантов скандала ушло от реальной ответственности, а многие даже остались на своих постах, он однозначно понял: даже в аппарате цитадели «ока государева» ставленников крупного криминала более чем достаточно.
   «Вот уж настоящая раковая опухоль, пожирающая государство и общество, на которую «лекарства» пока что нет, и оно даже не изыскивается…» – с досадой заключил Лев.
   …Стас появился на пороге минут на десять позже того, как часовая стрелка отмерила ровно восемь утра. Впрочем, подобное было заурядной обыденностью. Соответственно, любые появления Крячко на работе минута в минуту были чем-то экстраординарным, не говоря уже о куда более редких его приходах на работу задолго до восьми. Жизнерадостно просияв улыбкой, Станислав выдал свое обычное «Привет!» и собрался сказать что-то еще, но Гуров его опередил:
   – Пробки? А-а, гвоздь поймал колесом! Не поймал?.. Что, переводил через дорогу старушку, которая тонула у Крымского моста?!! Нет? Понял, понял! Сначала спас, а уже потом перевел! Хм… Тоже нет? «Мерин» опять околел?..
   – Да нет же! – перебивая его, чуть раздраженно поморщился Стас, направляясь к своему столу. – Проспал, блин!
   – Вот это – исчерпывающе! А самое главное – честно, – одобрительно покачал головой Лев. – Ну, рассказывай, что хорошего узнал в Осинках.
   – Знаешь, Лева, побывав там, я понял: на хрена иметь столько денег, если живешь – не дай бог так жить кому-то из нас!.. – изобразив гримасу ужаса, безнадежно махнул рукой Крячко.

   На заказанной в гараже Главка «Волге», с сержантом Володей за рулем, Крячко отправился в коттеджный поселок Осинки, обдумывая в пути схему изучения ситуации на месте, в доме Перлинова, а также круг вопросов, которые следовало бы обязательно задать как членам семьи пропавшего олигарха, так и его прислуге.
   Пересекая МКАД, «Волга» мчалась по трассе, идущей вдоль живописных поселков и перелесков на берегах прудов и речушек. Километров через десяток на никак не обозначенном перекрестке Володя свернул вправо, и вскоре неплохого качества дорога, убегавшая за кулису искусственно насаженной лесополосы из вытянувшихся ввысь осин, привела их к широкому проходу в длинной железобетонной стене, перегороженному полосатым шлагбаумом. Показав вышедшему к ним охраннику документы, визитеры проследовали по широкой асфальтированной улице в глубь этого «стойбища магнатов», как его окрестил Станислав.
   – Ну, вот, какая ж это, на мой взгляд, тоскливая жизнь, добровольно сидеть в такой тюрьме? – не смог не отметить он, сочувственно покачав головой. – Я не первый раз бываю в подобных «зонах» и всякий раз задаюсь вопросом: ну чем обставленный золоченой мебелью «барак» в несколько этажей лучше обычного тюремного?
   Как только что пояснил им охранник, дом олигарха Перлинова находился на улице, которая была поименована Радостной, соседствующей с центральной улицей Кремлевской. Свернув вправо, в широкий переулок, где вполне могли бы разъехаться даже два грузовика, а затем влево, «Волга», выглядевшая технической диковиной на фоне сплошных «бэх» и «Порше», стоящих у ворот коттеджей, покатила к домине, высящемуся из-за высокой кирпичной стены. Дом Перлинова смотрелся как нечто среднее между рыцарским замком – в архитектуре присутствовали явные готические мотивы – и дворцом восточного падишаха. Подрулив в решетчатым кованым воротам, «Волга» остановилась подле них, на специальной асфальтированной площадке, обозначенной квадратным знаком «Р», прикрепленным к ограждению.
   Подойдя к воротам, Гуров нажал на встроенную в стену кнопку звонка. Ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку появился мужчина средних лет в сером камуфляже и спросил, сознавая свою значимость:
   – Вам кого?
   – Хозяев этого дома, – показывая удостоверение, ответил Станислав. – Да и всех тех, кто здесь обитает. Это дом Евгения Перлинова? Ну, вот и отлично. Тогда с вас и начнем.
   – Что… начнете? – открывая узорчатую калитку, встроенную в ворота, насторожился охранник.
   – Выяснение обстоятельств, при которых хозяин этого дома пропал без вести, – тоже придав себе некий флер значимости, изрек Крячко. – Как вас зовут и где вы были тем днем, не припомните?
   – Я – Дмитрий Волков, охранник. А в тот день у меня был выходной! – с явным облегчением сообщил тот. – А на дежурстве был Андрей Лопатный. Всего нас – трое. Есть еще Федор Трушакин, но его тоже не было. У нас, кстати, графика жесткого нет – кому и как выпадет.
   – Вас трое, говорите? Телефон и домашний адрес этого вашего Лопатного, будьте добры! Да и координаты Трушакина лишними не окажутся, – потребовал Стас и снова перешел к вопросам: – Что вы сами думаете о случившемся?
   – Да… не знаю даже, что и думать-то? – растерянно развел руками Волков. – Андрюха мне рассказывал, что тем днем Евгений Андреевич, как и обычно, отправился на работу на своей машине. Шофер Юрик Жданкин – водила суперкласса. С ним были телохранители Леха Храпулин и Василий Брынчук – парни надежнейшие, оба подготовлены на уровне каких-нибудь «черных поясов». Вон, в прошлом году в Москву, если помните, приезжали из американской ассоциации частных охранных агентств, чтобы провести мастер-классы с нашими охранниками и посостязаться по прикладным видам единоборств. Так получилось-то что? Не они нам, а наши ребята им показали мастер-класс по части того, как надо охранять свои «объекты». А когда пошла «рукопашка», так Леха и Васька стали абсолютными чемпионами, «сделали» всех – и наших, и ненаших. Их даже пробовали сманивать в Америку, но они отказались.
   – Что так? Мало предложили? – хитро улыбнулся Крячко.
   – Ну, не все же измеряется деньгами. От добра добра не ищут… Да и в Америке можно на такие «вилы» напороться! Один мой знакомый уехал туда лет пять назад. Стал работать у какого-то банкира. Парень и не подозревал, что банкирчик-то с нездоровыми наклонностями. Подпоил его виски с клофелином и «оприходовал». А потом сказал – будешь рыпаться, видео нашей «дружбы» выложу в Интернет, на весь мир прославишься определенным образом. И вот этот дурень три года терпел такую «дружбу», пока у банкира не случился дома пожар и весь компромат вместе с домашней обстановкой не полыхнул ясным пламенем.
   – Хм… Оригинальная история, – с ироничным сочувствием резюмировал Стас. – А откуда же это стало известно? Он сам, что ли, рассказал?
   – Еще чего! Банкирчик на него в суд подал по подозрению в поджоге, и в полиции назвал причины. Но алиби есть алиби – пацан от тюрьмы открутился и бегом назад, в Россию. Вот только «шило»-то все равно из мешка вылезло…
   – Понятно… – Посерьезнев, Крячко оглянулся и окинул взглядом малолюдную улицу. – Конечно, это очень занимательно, но меня больше интересует ситуация с исчезновением вашего босса. Вы подле дома последние месяцы подозрительных людей не замечали? Никто тут не крутился, не пытался что-нибудь выведать?
   – Не знаю, как у других, но в мое дежурство тут точно никто не ошивался. Знаете, что мне кажется? – Волков приглушил голос и огляделся по сторонам. – Не посчитайте меня шизиком, но их могли похитить пришельцы!
   – С Тау Кита или с Альдебарана? – уточнил Станислав, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
   Однако его собеседник проигнорировал эту, по сути, подначку и продолжил с горящим взором, в котором где-то очень далеко, но, тем не менее, явственно просматривалась какая-то сумасшедшинка:
   – Вы напрасно иронизируете! Я почти еженедельно вижу над нашим поселком неопознанные летающие объекты. К нам сюда очень часто ездит московский специалист по всевозможным аномалиям Игорь Светлинин, который считает, что в нашей местности очень мощная аномальная энергетическая зона. Ну, вы его, я думаю, по телевизору видели – то и дело показывают. И у нас здесь в поселке есть женщина, которая уже несколько раз похищалась инопланетянами. Не верите? Или боитесь поверить? Сейчас я вам напишу контакты своих напарников, заодно и адрес Юлии Геннадьевны. Она владелица сети бутиков «Мисс элегантность». Женщина очень здравая и ответственная. Не из тех кухонных балаболок, которые слышат звон, да не знают, где он. Вы минуточку можете подождать?
   – Знаете, давайте сделаем так… Я сейчас пока что побеседую с обитателями дома – думаю, больше часа на это не уйдет. А вы за это время все не спеша оформите и мне отдадите.
   – Все! Будет сделано! – обрадованно улыбнулся Волков. – Проходите, Станислав Васильевич. Я дворецкому сейчас скажу, чтобы он вас встретил, а то в этом домине можно заблудиться, как в лабиринте Минотавра.
   Он достал из кармана мини-рацию и, окликнув какого-то Антона Вадимовича, попросил того выйти из дома, чтобы встретить представителя МВД. Признательно кивнув, Крячко зашагал к вестибюлю по роскошно обустроенному двору, выстланному разноцветным камнем, с разбросанными по его территории фонтанами, цветниками и скульптурными композициями. Когда он подошел к вестибюлю, украшенному изысканными витражами, из дверей вышел еще не старый, статный мужчина с уже седеющей бородкой и усами, в костюме, напоминающем униформу швейцара.
   – Добрый день! – приветствовал он гостя, улыбаясь и склоняя голову. – Я – здешний дворецкий, Антон Вадимович. А простите, кто и откуда будете?
   – Очень просто – полковник Крячко, Главк угро при МВД, – показав «корочку», лаконично пояснил Станислав. – Я по вопросу исчезновения господина Перлинова. У вас самого по этому поводу есть какие-то суждения?
   Горестно вздохнув, дворецкий сокрушенно покачал головой и, разом погрустнев, ответил с нотками скорби:
   – Да какие суждения? Молюсь за спасение и избавление от бед Евгения Андреевича. Здесь у нас в жилом массиве есть своя церковь, каждый день хожу ставить свечи перед ликами святого Николая Чудотворца и Пресвятой Богородицы Ахтырской. Помилуй и спаси его, Господи! – Он истово перекрестился. – Мне кажется, все это подстроила та старуха!
   – Какая еще старуха? – удивленно посмотрел на своего собеседника Стас.
   – А разве вы не слышали? Ах да! – Что-то припомнив, Антон Вадимович тронул лоб кончиками пальцев. – Это ж я рассказывал сотрудникам здешнего райотдела… Суть истории такова. Недели две назад Евгений Андреевич поехал на работу и взял меня с собой – мне нужно было решить в Москве кое-какие вопросы бытового характера. И вот, уже выехав за пределы поселка, у поворота на село Тарасово – есть тут такое, километрах в семи по прямой, на дорогу зачем-то выскочила какая-то старуха с длинной палкой, во всем черном. Юрий еле успел среагировать и объехать ее, чтобы не сбить. Так она все равно чего-то разозлилась на нас, размахалась кулаками и своей палкой грозила вслед… Мне и подумалось – а не колдунья ли это была? Между прочим, в Тарасово ведьм всегда было полным-полно. Там через двор такое случается – если старуха умирает, то приходится ломать потолок. Я уж и святому Киприану, от чар колдовских заступнику, свечи ставил…
   Ответив на этот спич деликатным «гм-гм», Крячко проследовал за дворецким в красиво обставленный холл с бронзой каминных решеток и канделябров, кожей эксклюзивных диванов и зеленью экзотических растений.
   – Вас ждут на втором этаже, в гостиной, – указав на украшенную изысканной резьбой лестницу из дорогих пород дерева, пояснил Антон Вадимович. – А мне позвольте распорядиться по части чая. Или вам больше нравится кофе?
   – Чай… – махнув рукой, обронил Станислав и направился к лестнице, на ходу добавив, что вообще-то можно было и не заморачиваться со всякими там чаями и кофеями.
   Когда он поднялся в гостиную, первое, что бросилось в глаза – в ее ближнем углу, с учетом осенней поры, жизнерадостно потрескивал дровами камин, не менее роскошный, чем тот, что был замечен этажом ниже. Обстановка здесь смотрелась весьма и весьма небедной – иные детали убранства по своей роскоши могли поспорить со своими аналогами из Эрмитажа. Потолок был расписан фресками в манере Иеронима Босха. Впрочем, их созерцание отчего-то порождало в душе какое-то отторжение, хотя в сюжетах ничего особо негативного не просматривалось.
   Под сенью комнатных пальм, в креслах у столика, на котором стояла ваза с цветами и блюдо с фруктами, сидели три женщины разных возрастов, по-разному одетые, каждая со своим выражением лица. Самая старшая, скорее всего, лет под семьдесят, одетая во что-то хоть и новое, но советско-деревенского фасона, сдержанно смотрела на гостя строгим задумчивым взглядом. Особа помоложе – лет сорока, одетая «великосветски», с кисловатой миной скучающе глядела куда-то в пространство. Самая младшая, лет двадцати, одетая в вызывающе открытую, просвечивающую кофточку, обтягивавшую весьма приметный бюст, а также ультракороткую мини-юбку, откровенно и даже цинично рассматривала гостя, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу. Когда Крячко приблизился к ним, она неожиданно изобразила знаменитый «кульбит ногами» Шарон Стоун из «Основного инстинкта». Впрочем, Стаса он врасплох не застал. Лишь взглянув на переросшую «тинейджерку», он сразу понял, что с этого фланга можно ждать любого подвоха, поэтому сделал вид, что вообще ничего не заметил.
   Поздоровавшись, Крячко представился, продолжая отслеживать реакцию своих новых собеседниц. Самая старшая, которая назвалась Тамарой Федоровной, предложила ему присесть в свободное кресло. Модно наряженная дамочка, назвавшаяся Марианной (Стас мысленно поименовал ее «мороженым минтаем от Версаче»), вяловато отметила, что, наверное, лучше было бы обратиться в частное сыскное агентство, на них надежды больше, младшая, снова демонстративно перебросив ноги и улыбнувшись с каким-то хищным кокетством во взгляде, сообщила, что она – Илона. Краем глаза наблюдая за этой особой, Крячко не мог не подивиться: «Ну, ни хрена себе! Ее батя, может быть, сейчас где-нибудь на дне реки с грузом на шее, а она свои голяшки мне показывает. Ну, блин, семейка!..»
   Пояснив, что он хотел бы обговорить с «уважаемыми дамами» возможные версии исчезновения главы семьи, Стас попросил высказаться собеседниц, в чем они видят причины происшедшего. С миной безутешной скорби Марианна заговорила о том, что «Женя напрасно не придавал значения великим и таинственным учениям древних мудрецов».
   – …Я ему не раз давала рекомендации по фэн-шуй, по правильной организации своего дня, которая должна соответствовать его карме. А он? Он все это игнорировал, смеялся над моими словами. Когда однажды в его отсутствие я пригласила специалиста по фэн-шуй, чтобы тот гармонизировал пространство и внутреннюю среду нашего дома, Евгений как с цепи сорвался. Сказал, что мне надо обратиться к психиатру, чуть не устроил скандал. Но я тайком все равно заказывала гороскопы. И вот, представьте себе, неделю назад астролог Тремасов установил, что на жизненном пути Евгения присутствует некая черная неопределенность, чреватая какими-то опасными последствиями. Я Евгения об этом предупредила, но он в ответ лишь отмахнулся. И вот вам результат…
   Слушая свою мать, Илона глядела в потолок и чему-то язвительно улыбалась. Когда та замолчала, девица демонстративно потянулась, зевнула и, как бы что-то вспомнив, резко наклонилась в сторону Станислава.
   – Теперь моя очередь говорить что-то умное и правильное?
   На лестнице в этот момент послышались шаги, и дворецкий, держа в руках поднос с чайными приборами, подошел к столику и начал расставлять на нем чашки, заварочники, блюдца с пирожными и печеньем. Покончив со своим занятием, он молча удалился. Тамара Федоровна, взяв чашку с чаем, указала Стасу взглядом на столик и радушно предложила:
   – Пейте чай, у нас сорта только самые лучшие.
   Поблагодарив, Крячко тоже взял чашку и небольшое пирожное. Немного подумав, чашку взяла и Илона. Отхлебнув, она поморщилась:
   – Лучше бы по банке пива принес… Ой, а я и не знаю, что сказать-то? Папочка уехал, и папочка не приехал. Ай, ка-кая жа-а-лость!.. Хотя какой он мне «папочка»? Своего папочки я не знаю, может, его давно уже и нет? А может, его съели? Вы знаете, у каракуртов, у богомолов и некоторых других существ самки после случки съедают своих самцов. Очень мудрое и правильное решение природы. Свое дело сделал и хватит небо коптить… А вот что могло случиться с папой Женей – я даже не представляю. Нет, отчим он был хороший. Даже слишком. Меня воспитывал, учил уму-разуму. Одно плохо… Как только кто-то из мальчиков, кто работал в охране, начинал обращать на меня внимание, он его тут же увольнял. Мне кажется, дай ему такую возможность, он бы сюда набирал одних лишь кастратов. – Она вдруг расхохоталась с нотками болезненной истеричности.
   – Илона, прекрати! – окинув ее строгим взглядом, укоризненно покачала головой Тамара Федоровна.
   Та, недовольно скривившись, тем не менее подчинилась и притихла.
   – Я так понял, кто-то из уволенных Евгением Андреевичем выражал ему по этому поводу свои претензии? – поинтересовался Крячко, как бы не замечая нацеленного в его сторону плотоядно-вызывающего взгляда Илоны, применительно к ситуации – совершенно неадекватного и неуместного.
   Тамара Федоровна вновь осуждающе посмотрела на Илону и, вздрогнув, ответила:
   – Да, был один такой… Славка Жухов. Этот долго кипятился, орал, бузил, грозился отмстить. Что было, то было…
   – А можно поподробнее? – обратив на нее все свое внимание, как на наиболее вменяемого человека, спросил Станислав.
   – Илоночка, приходится сказать откровенно, слишком уж неравнодушна к мужчинам. Ну, а охранники… Не все, будем говорить так, сдержанны и умеют правильно себя вести в той или иной ситуации. Большинство, конечно, игнорирует ее знаки внимания, но есть и те, кто считает допустимым… гм… воспользоваться случаем. Всех без исключения при приеме на работу Евгений предупреждает, что какие-либо вольности с Илоной наказуемы немедленным увольнением. Все подписывают соответствующий договор, где этот пункт выделен особо. Но… Мы же живем в России! У нас многие считают договор пустой формальностью. И поэтому, когда он вступает в действие, некоторые встречают это в штыки. Вот и у нас был такой же сотрудник охраны Вячеслав Жухов. Внешне – и статью, и лицом – Бог не обидел, а вот умом – совсем наоборот. И когда нам стало известно о его шашнях с Илоной, Евгений тут же указал ему на дверь. Вот он и закатил истерику. Грозился его убить, а дом поджечь…
   – И когда это было? – Крячко вдруг почувствовал, что в полном беспросвете этой ситуации забрезжило что-то более-менее определенное.
   – В начале лета еще… – тягостно вздохнув, ответила Тамара Федоровна. – Я Жене советовала, чтобы он заявил об этих угрозах в полицию, но он не стал. Слишком был уверен в том, что, раз уж он мужчина, то заранее жаловаться – это зазорно.
   – А вы считаете, что этот Жухов мог пойти на то, чтобы каким-то образом… ну… совершить нападение? – спросил Стас, мысленно отметив про себя, что бывшим охранником заняться следует безотлагательно.
   – Да бог его знает? – снова вздохнула женщина. – Чужая душа – потемки. Иной, бывает, и из-за пустяка идет на душегубство, как будто бес его какой подталкивает на это. А Славка, тот, как я поняла, не совсем «с головой дружит». Уж очень обидчивый и с большим самомнением. Такие добра не замечают, а обиду держат долго…
   Стас поинтересовался, рассказывала ли его собеседница о Жухове коллегам из райотдела. Тамара Федоровна в ответ лишь иронично улыбнулась. По ее словам, пришедший к ним лейтенант южной наружности, сидя на том же месте, где сейчас Станислав, не столько слушал ее, сколько таращился на голые коленки Илоны.
   – …Он мне сразу как-то не глянулся, – покачала она головой. – Какой-то несерьезный, невнимательный. Мне и подумалось – никакого толку с этого сыщика не будет. Вот, скажите мне на милость: а с чего это таких заезжих-приезжих принимают на ответственную работу? Чтобы он потом мог своих отмазывать? Вот для этого, наверное, они к вам и идут.
   – Ну… Люди – они везде разные… – развел руками Крячко. – А то, что в полиции мало местных, кто ж виноват, что к нам не идут? У вас же среди внуков, наверное, есть парни?
   – Да, есть! – Тамара Федоровна произнесла «есть» с безграничной горечью и досадой. – Вон, сутками сидит за своим компьютером. Как прирос! Ничего для него нет – ни учебы, ни работы, ни танцев, ни свиданий, ни того, чтобы где-то побегать, мяч погонять, на рыбалку съездить… Нет! Даже ест у компьютера. Для него он – и отец, и мать, и весь белый свет. Отца дома нет уже несколько дней, может, его уже и в живых-то нет, а он этого даже не заметил…
   – А можно его увидеть? Да и с вашей прислугой хотелось бы поговорить. Вы мне не поможете?
   Кивнув в ответ, Тамара Федоровна поднялась с кресла и жестом руки позвала Стаса за собой. Положив на стол свою визитку и уведомив о том, что по этому телефону, в случае появления новой информации о пропавшем главе семьи, можно звонить в любое время суток, Крячко поспешил следом. Они прошли в одну из комнат на этом же этаже. У окна, занавешенного плотными занавесками, при свете люстры перед монитором компьютера сидел чахлый юноша лет восемнадцати с неразвитыми плечами и хлипкой мускулатурой рук. Увлеченно тарабаня пальцами по клавишам, он даже не заметил вошедших.
   Крячко огляделся. Комната была обставлена, как некий салон завзятого чернокнижника. В книжных шкафах стояли толстенные фолианты с весьма характерными названиями: «Черная магия для всех», «Магические ритуалы», «Магия в повседневности» и тому подобная белиберда. На стенах висело несколько картин, больше напоминающих кадры из фильмов ужасов, где всевозможные монстры, вурдалаки и оборотни зловеще съедали попавших в их когти ротозеев. Несколько вудуистических африканских масок дополняло убранство стен. На книжном шкафу высились то ли какие-то туземные языческие идолы, то ли просто статуэтки неких уродливых созданий, скорее всего, порожденных в пьяном или наркотическом бреду.
   Тамара Федоровна, тоже окинув взглядом стены, пояснила, что когда-то в школе Артем связался с так называемыми «готами» и года три все свое свободное время проводил в их компании. Картины, обладая неплохими художественными дарованиями, написал он сам. Да и «идолы» тоже были его рук делом. Чтобы оторвать Артема от «гробопоклонников», как называл «готов» Евгений Перлинов, он купил сыну новый, самый лучший компьютер. Тот и впрямь с «готами» вскоре расстался. Но, как говорится, из огня да в полымя – целиком ушел в виртуальный мир Интернета, забыв обо всем сущем.
   – Артем! – строго окликнула внука Тамара Федоровна. – Может, хоть на минуту оторвешься? Видишь, что к тебе пришли?
   – Да вижу… – кивнул тот, лишь слегка покосившись в ее сторону. – Ну и что?
   – Ты хотя бы помнишь, что твой отец пропал без вести? – с осуждением в голосе спросила Тамара Федоровна. – Или ты об этом уже забыл?
   – Помню, помню… – поморщился тот. – Что дальше?
   С трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться, женщина старалась говорить как можно спокойнее:
   – Вот человек из милиции… Или как там теперь? Полиции. Хочет расспросить тебя – может быть, ты в курсе, где он сейчас? Может быть, он как-то обмолвился о том, куда собирается ехать, или что-то еще говорил? Артем! Неужели тебе безразлично, что произошло с отцом? С твоим отцом!
   – Нет… И что? – Все так же тупо таращась в монитор, Артем говорил голосом робота.
   – Ну, вот, видите? Ему на все наплевать, – всхлипнула Тамара Федоровна. – Идемте к прислуге… А этот – уже все. Считай, нет человека. Что ни скажи – в ответ только и слышишь это бессмысленное «Бы-бы-бы! Бы-бы-бы!» Господи, кто их только придумал, эти компьютеры? За что нам такое наказание? Когда Артемка родился, Женя так радовался! Он и рос-то мальчишкой живым, подвижным. Но вот Маришке взбрело в голову, что без компьютера сын вырастет необразованным. В девяносто седьмом купили по той поре самый лучший. И – все! Ребенка как подменили.
   – А врачам показать его не пробовали? – спросил Крячко, шагая следом за ней.
   – Пробовали… – безнадежно отмахнулась Тамара Федоровна. – Кого только не привозили! Иные, только глянув на него, сразу же разводили руками, мол, с этим уже ничего не поделаешь…
   Они спустились на первый этаж и, пройдя через холл, оказались в коридоре, в который открывались несколько дверей. Тамара Федоровна пояснила, что это – комнаты прислуги. Жилье у всех имеется, но если кто не хочет мотаться взад-вперед, он может проживать здесь постоянно.
   – Из обслуги по дому у нас сейчас работает всего несколько человек. Дворецкого вы уже видели. Есть еще повар, Люба Шубина. Есть охранники, которые дежурят по очереди. Они же по совместительству занимаются и мелким ремонтом. Дворник, он же садовник – приходящий. Раньше в дальней комнате проживала гувернантка, которая занималась с Артемом. Но Марианна, уж не знаю с чего, приревновала к ней Евгения. Та обиделась и ушла. А мужчину-гувернера брать не стали из-за Илоны. Ну, я уже говорила, что Илонка – это оторви да выбрось. Вот, на территории сейчас дежурит Дима Волков. Отличный работник, хороший семьянин… Час назад, еще до вашего приезда, давала Илонке разгон. Он пришел ко мне и говорит: «У Илоны опять заскок!» Встретила его где-то в саду, повисла на шее, стала срывать с себя одежду…
   – Ну, так выдайте ее замуж… – пожал плечами Стас. – При ее приданом женихов найдется в достатке.
   – Не хочет! – горько рассмеялась Тамара Федоровна. – Кричит: «На фиг нужно! Я хочу свободной любви!» Тоже возили к психиатрам. Без толку… Ну, идемте к Любе. – Она постучала в дверь и, услышав «Войдите!», кивнула Станиславу: – Прошу!
   Повар Люба оказалась особой лет тридцати пяти, несколько полноватой, с коротко остриженными темными волосами, к тому же замкнутой и неразговорчивой. На вопрос Крячко о том, что она могла бы сказать об исчезновении хозяина дома, Люба долго думала, глядя куда-то в угол, и, наконец, как бы собравшись с мыслями, заговорила, пожимая плечами:
   – Ну, я толком-то вряд ли что могу знать про Евгения Андреевича… Но вот с людьми говорила, и Тося – она поваром у соседей работает, мы с ней в продуктовом магазине разговаривали – от людей слышала, что в наших местах завелась чупакабра. Ну, этого зверя по телевизору уже показали. Видели, да? Это, говорят, помесь свиньи, собаки и кенгуру. У нее огромные клыки, и она питается только кровью. Я вот и подумала, что это, наверное, так и есть – на Евгения Андреевича и его хлопцев чупакабры напали! – Заговорив о чупакабрах, она преобразилась – в ее голосе зазвучали нотки некоего мистического воодушевления, глаза заблестели, руки начали энергично жестикулировать.
   – Хм… – никак не разделяя настроений Любы, с сомнением пожал плечами Крячко. – Мужики-то находились в машине, да, скорее всего, и ехали очень быстро. Как и кто на них мог напасть?
   – О-о-о, вы не знаете, что это за создания! – Повариха при этих словах даже подалась вперед. – Они необычайно сообразительны и даже умны, почти как человек. А еще они обладают экстрасенсорными способностями. Могут на расстоянии мысленно приказать остановиться, усыпить, а потом, ворвавшись в кабину, сделать свое страшное дело. Хотя… Я изо всех сил надеюсь, что все они – и Евгений Андреевич, и ребята – живы и здоровы.
   – Ну, спасибо за… гм-гм… ценную информацию. – Поняв, что чего-то более реального и существенного уже не услышит, Стас поднялся со стула. – До свидания…
   Выйдя с Тамарой Федоровной из дома и проследовав в прекрасно ухоженный фруктовый сад, вздымающий к небу уже лишенные летнего зеленого убранства ветви яблонь, груш, абрикосов и прочего фруктового великолепия, он увидел пожилого мужчину, в общем-то, можно сказать, деда, который обвязывал стволы деревьев специальными защитными «фартуками» из какой-то синтетики. Ярко-синяя ткань издавала резкий химический запах, судя по всему, призванный отпугивать мышей, которые в зимнюю пору имеют обыкновение повреждать стволы деревьев.
   Дед, назвавшийся Павлом Васильевичем, о случившемся с хозяином был наслышан и, посожалев о том, что с таким замечательным мужиком, каким, по его мнению, является Евгений Перлинов, могло случиться нечто нехорошее, тем не менее, высказал уверенность, что тот в данный момент жив и здоров.
   – Простите, а на чем основывается ваша уверенность? – поинтересовался Станислав.
   Снисходительно улыбнувшись, Павел Васильевич доверительно пояснил:
   – А мне яблоньки рассказали. Это же святое, райское дерево. А всякое дерево – живое, оно тоже все ощущает, слышит, понимает, и в чем-то даже лучше, чем мы. Про Евгения Андреевича я спросил вон ту яблоньку. Он ее сам посадил, значит, между ними есть, как это говорят, астральная связь. Взял за ветку и спросил: «Жив ли твой хозяин?» И чувствую, в руку как будто теплом отдало. Значит, жив. Если бы умер, холод почувствовал бы.
   – Хм… – едва не рассмеялся Крячко. – Прямо как в той песне – я спросил у ясеня… А что еще вы могли бы узнать у этих деревьев?
   – Да что угодно… Например, какая завтра будет погода. Ну-ка… – Дед взялся рукой за ветку соседней яблони и, немного постояв с закрытыми глазами, уверенно объявил: – С утра будет ясно, как это называлось встарь – ведро. А вот ближе к обеду ненастье начнется. Дождь с мокрым снегом будет. Да и приморозит малость ближе к вечеру, так что на трассе поосторожней рысачьте.
   – Интересно… Вообще-то, прогноз погоды на завтра обещал «тепло и ясно» на весь день, – с сомнением возразил Станислав.
   – Ну так, и посмотрим, кто завтра правее окажется – яблонька или этот самый прогноз погоды, – невозмутимо парировал Павел Васильевич.
   Посмотрев на часы, Крячко рассудил, что ему пора бы отбывать восвояси – смеркаться начало уже по-настоящему, и направился к воротам, а Тамара Федоровна, блюдя деревенский этикет гостеприимства, последовала за ним, чтобы, как подобает, проводить хорошего человека. Оглянувшись, Стас негромко сказал, чтобы не донеслось до чьих-то еще ушей:
   – Не хочу никого из проживающих здесь обидеть, но у меня такое ощущение, что из тех, с кем сегодня познакомился, вы – единственно здравый человек. Нет, в самом деле! У вас тут и впрямь какая-то аномальная зона…
   – Я и сама это чувствую… – задумчиво улыбнулась она. – Когда Маришка привозила сюда этого своего «фэншуиста», он долго ходил, все рассматривал, изучал и сказал, что место тут очень нездоровое. Дом-то этот не наш. Его для Жени и Марианны сват купил, когда они только поженились. Сделал им свадебный подарок. И не задумался о том, почему его так дешево продали прежние жильцы. Я когда первый раз сюда приехала – так себя плохо почувствовала! Маришка в ту пору Темку уже родила – собственно, поэтому-то Женя меня сюда из деревни и перетащил. Мальчонка орет день и ночь, эта постоянно психует, злится. Ужас! Пошла в здешнюю церковь, позвала батюшку. Он провел чин освящения, покропил святой водой. Ну-у… Сразу полегчало. Перестало душить за горло, и Темка поспокойнее стал, и Илонка слушаться начала… Вот… А этот, китайский знахарь спрашивает: а под вашим домом никакая грязная вода не протекает? А под нами и верно пролегает главная канализационная труба. Как прямо над ней могли поставить дом? И это еще не все. Поперек идет еще одна труба, только водопроводная. Мы прямо на их перекрестье. Во как! Он и сказал – в этом и все ваши беды. Или дом переносите, или сами уезжайте. Женя вроде засобирался, а Маришка – ни в какую. За эти годы привыкла, ей стало нравиться… Так вот тут и маемся. Но на голову это здорово влияет – у многих тут шарики за ролики заходят…
   Попрощавшись с Тамарой Федоровной, Крячко подошел к воротам. Поджидавший его у калитки Дмитрий достал из кармана вчетверо сложенный лист бумаги.
   – Здесь адреса и телефоны всех наших – Андрюхи и Федьки. Ну, заодно, дописал координаты Юры, Лехи и Васька – с кем уехал Евгений Андреевич, а также адрес Юлии Геннадьевны. Очень советовал бы вам к ней зайти. Она лично мне рассказывала вещи просто невероятные. К ней уже раза два приезжал наш «аномальщик», Игорь Светлинин…
   – Дмитрий, – рассматривая вполне разборчивый почерк охранника, с сомнением поморщился Стас. – Ну, а чего я к ней попрусь? Это к моему расследованию отношения никакого не имеет. Да и как вы себе это представляете? К женщине приходит некто из угрозыска и говорит, что хотел бы послушать ее рассказы о похищениях инопланетянами, да? Она бежит к телефону и вызывает психиатрическую «Скорую».
   Досадливо всплеснув руками, Волков заговорил чуть ли не по складам, как учитель, объясняющий неграмотному, но крайне упертому первоклашке:
   – Станислав Васильевич, ну, что вы как маленький, ей-богу! Что ж вы никак не хотите меня понять? Именно к расследованию это и имеет самое непосредственное отношение. Юлия Геннадьевна – контактер. Она может выйти на связь и узнать, не в плену ли у пришельцев находится Евгений Андреевич! Я и сам бы к ней сходил, но она особа такая, что не с каждым будет разговаривать. А вы – из угрозыска, лицо официальное. То есть вам она отказать не посмеет. Станислав Васильевич, можете считать меня полоумным шизиком, но ответьте вот на какой вопрос: мы хотя бы теоретически можем допустить факт похищения человека инопланетянами? Ну? Можем?
   Немного поколебавшись, Крячко вынужден был согласиться:
   – Ну, теоретически можем. И что из этого?
   – Так если есть хотя бы миллионная доля вероятности получить информацию о пропавшем без вести, причем, как говорится, «на халяву», за считаные минуты, то почему бы не попробовать? – потрясая руками, укоризненно спросил Дмитрий.
   – Ну, хорошо, хорошо! – сломленный его напором, сдался Стас. – Только где я ее буду искать? Поселок-то не маленький!
   – Да чего тут искать-то? – махнув рукой, ободряюще рассмеялся Дмитрий. – Вот, влево, через два дома. Можете дойти пешком.
   – Ну, хорошо, попробую… – Попрощавшись с охранником, Крячко зашагал к двухэтажному коттеджу за ажурной решетчатой изгородью.
   В отличие от дома Перлинова, даже внешне подавлявшего его какой-то непонятной мрачноватой загадочностью, дом «инопланетной контактерши» смотрелся веселым и жизнерадостным. Здесь как будто даже и воздух был совсем иной – более легкий и звенящий. На звонок из дома вышла «пампушка» лет сорока в цветастом халате. Станислав скомканно объяснил суть своего визита с тайной надеждой на то, что хозяйка дома недоуменно разведет руками и скажет, что большего бреда в своей жизни не слыхивала. Однако та, благосклонно улыбнувшись, открыла калитку и приятным контральто уведомила, что очень рада гостю и всецело готова ему помочь. На поспешное предложение Стаса:
   – А может быть, мне лучше подождать здесь? Вы там все, что надо, у инопланетян расспросите, а мне потом скажете… Ну, что я буду у вас там натаптывать?
   – Ничего страшного! – дружелюбно ответила она. – К тому же вы тоже должны присутствовать. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
   По дорожке, идущей вдоль роскошных клумб, которые продолжали цвести вопреки поздней осени, они прошли к крыльцу коттеджа. Несмотря на полноту, Юлия Геннадьевна двигалась легко и изящно. На невесть откуда появившуюся крупную собаку, которая заходилась лаем, она строго прикрикнула:
   – Джемма, престань! Свои!
   И та, словно поняв сказанное хозяйкой, тут же замолчала, приятельски завиляв хвостом.
   В просторной прихожей, обставленной исключительно с учетом женских вкусов, капризов и пристрастий, пахло какими-то травами и восточными благовониями. Стас снял свою знаменитую кожанку и сбросил туфли, после чего они поднялись на второй этаж. В уютной гостиной в центре комнаты на столике лежал большой хрустальный шар, а вокруг столика стояли четыре кресла. По просьбе Юлии Геннадьевны два из них Стас выдвинул и поставил одно к другому почти вплотную. Затем они сели лицом к лицу, касаясь друг друга коленками, и хозяйка дома попросила его держать перед собой руки согнутыми в локтях и повернуть их ладонями к потолку. Чувствуя, как у него отчего-то вдруг зашумело в ушах, а сердце гулко и настойчиво заколотилось, он сделал все, как ему было сказано, ощущая себя распоследним лохом, которого «разводят» как пресловутую «седьмую воду на киселе».
   – Станислав, сейчас вам надо закрыть глаза и представить себе то, что вы хотите найти. – Голос Юлии Геннадьевны звучал размеренно и умиротворенно. – В данном случае – Евгения Перлинова. Постарайтесь в центре своего сознания видеть только его. Только его!..
   Закрыв глаза, Крячко ощутил, как на его ладони легли ее теплые мягкие ладошки, и она, издавая монотонный напев: «М-м-м-м-м-м-м…», едва касаясь, заскользила ими взад-вперед. Стаса мгновенно бросило в жар – о каком Перлинове сейчас можно думать?! Тут, блин, такое лезет в голову! Тут, ешкин кот, такое творится внутри!..
   Установление контакта с иными мирами длилось около пяти минут. Но Стасу и этого хватило, чтобы понять: еще пару минут подобного оккультно-фантастического действа, и ему надо будет срочно драпать, ибо ручаться за себя далее он уже не смог бы.
   Однако в какой-то миг Юлия Геннадьевна наконец-то остановилась, крепко обхватила своими пальцами его ладони и устало произнесла:
   – Его там нет. Он на земле…
   Не двигаясь и не открывая глаз, Крячко прошептал:
   – Спасибо вам, Юлия Геннадьевна!
   – Ну, зачем же так официально? – тоже шепотом, отчего-то подрагивающим голосом ответила она, все так же не разжимая рук. – Можно просто – Ю-у-ля-а-а…

   К концу сжатого, предельно лаконичного повествования Станислава, Гуров не выдержал и укоризненно рассмеялся:
   – Ну, Стас! Ну, артист! Ухитрился и в межпланетный контакт вступить, и еще в кое-какой тоже… Господи! Тебя хоть никуда не посылай. Как куда поедешь, так обязательно оскоромишься.
   – Ну, чего болтаешь-то? – насупился Крячко. – Я разве сказал, что у нас что-то было?
   – А ты будешь утверждать, что ничего не было? – Лев испытующе посмотрел на приятеля. – То-то же! Ладно, не переживай… Я же ни о тебе, ни о контактерше Юлии Геннадьевне ничего плохого не думаю. Просто у тебя это уже некая система получается. Мистика, да и только – как какое расследование, так ты обязательно с кем-то в постели… Прямо как по расписанию. Ни дать ни взять – второй Джеймс Бонд. Кстати, она-то как? Осталась довольна? Не осрамил нашу «контору» и работающих здесь мужиков?
   – Просила заезжать еще… – с конфузливой миной признался Станислав. – Сказала, что это был контакт с Сириусом. Теперь на очереди – Вега, Альдебаран, альфа Центавра и этот… Канопус какой-то.
   – О-о-о… Космос велик… – многозначительно покачал головой Гуров. – На все возможные контакты и жизни не хватит. Но, чует моя душенька, нас с тобой сейчас обоих вызовут на такой контакт, что порка кнутом на базарной площади в сравнении с ним мелочью покажется. Толком-то мы так ничего реально и не накопали? Нет… Ну, тогда готовься!
   Словно подтверждая его слова, на столе противно (во всяком случае, приятелям показалось именно так) запиликал телефон…

Глава 3

   Как Лев и предполагал, Орлов пребывал не в самом лучшем настроении. Бесследное исчезновение крупного бизнесмена, да еще и члена всевозможных общественных советов, президиумов и постоянно действующих форумов, создавало неслабые напряги в его отношениях с самыми разными вышестоящими конторами, персоналиями, да и СМИ. Словно пробудившись от спячки, пишущая и снимающая братия с жадностью хронически голодного диетчика, которому подсунули отменно прожаренную отбивную, ринулась готовить всевозможные сообщения, репортажи, очерки, брать актуальные интервью, в том числе и самого что ни на есть «жареного» свойства…
   С раннего утра, когда еще, как говорится, и петух трижды не прокукарекал, телефон генерала Орлова то и дело начал издавать свирепые звонки. Поднимая трубку, Петр был вынужден отвечать, по сути, на один и тот же сакраментальный вопрос: когда и почему? Когда будет установлено местонахождение Евгения Перлинова и почему сотрудники Главка, которым поручено найти его во что бы то ни стало, совершенно не «чешутся»?
   Стараясь держать себя в руках (хотя еще со вчерашнего дня прямо-таки нестерпимо хотелось послать всех этих допросчиков-расспросчиков в одном известном направлении), Орлов терпеливо объяснял, что работа ведется, что она поручена лучшим из лучших, что информация об исчезновении бизнесмена была получена слишком поздно… Но минут пять спустя телефон снова взрывался звонком, и все начиналось сызнова.
   Особенно яро кипятилась экзальтированная представительница «Фонда спасения» какой-то особенной птички, занесенной то ли в «Красную», то ли иную по цветовой гамме книгу. Со слезой в голосе дама обрушилась на Главк с упреками в том, что грант, обещанный фонду Евгением Перлиновым, теперь под большим вопросом, и теперь у бедной птички подвида Nesvisti совсем не остается шансов выжить.
   Внутренне закипев как перегретый самовар, Петр вкрадчивым голосом поинтересовался, как давно существует фонд и как много птичек Nesvisti ему удалось спасти от вымирания. Сразу же поскучнев, активистка спасения природы пообещала перезвонить через часок и его телефон уже больше не тревожила.
   Когда приятели вошли в приемную, Верочка сделала испуганные глаза и громким шепотом сообщила, что Петр Николаевич изволят пребывать в не лучшем расположении духа.
   – …Звонят ему, звонят, звонят, – сочувственно покачала она головой. – Вы уж его там не прикалывайте – он и так того гляди взорвется…
   На лица приятелей тут же легла тень мрачной задумчивости. Они озабоченно переглянулись, и, издав многозначительное «о-хо-хо…», Стас потрясенно покрутил головой:
   – Что ж теперь делать-то? Может, чтобы, так сказать, попасть «в струю» его настроения, нам стоило бы посыпать голову пеплом, разодрать на себе одежды и залиться слезами?
   – Пожалуй… – серьезно согласился Лев. – Только для более очевидного выражения скорби, в соответствии с древними восточными традициями, стоило бы еще и расцарапать лица. До крови!
   – Ай, не получится!.. – угрюмо и даже с оттенком отчаяния отметил Крячко, сокрушенно оглядев свои пальцы. – Блин, как нарочно, утром состриг!
   – А Верочка на что? – Лев заговорщицки кивнул в сторону секретарши, недоумевающе хлопающей ресницами. – У нее великолепный, острый маникюр. Верочка, большая к вам просьба: расцарапайте нас! И – побыстрее, побыстрее!
   Испуганно ойкнув, та ошарашенно отпрянула назад. Приемную тут же огласил громкий хохот приятелей. Как видно, отзвуки веселья донеслись до вышестоящего слуха – дверь кабинета распахнулась, и показалась голова Орлова.
   Окинув находившихся там укоризненно-суровым взором, он поинтересовался, чем бы таким забавным мог быть вызван столь неуместный «ржач».
   Верочка, то и дело прыская и прикрывая рот ладошкой, пояснила сквозь прорывающийся смех:
   – Я им сказала, что вы не в духе, а Лев Иванович и Станислав Васильевич прикинулись, будто этого очень боятся. И вот, якобы для того, чтобы вас морально поддержать, попросили меня расцарапать им лица до крови. Я подумала, что они всерьез, очень испугалась и едва не убежала из приемной…
   Громко фыркнув, Орлов старательно заглушил нарождающийся смех неопределенным «Гм-гм!» и, кивком головы пригласив оперов к себе, поспешил скрыться в кабинете. Те с невозмутимым видом проследовали за ним и уселись в кресла. Поправив бумаги на столе, Петр немного помолчал, а потом сказал с легким вызовом:
   – А на меня таращиться нечего! Это я жду вашего доклада о том, что было сделано за вчерашний день. Лева, слово тебе.
   Пожав плечами, Гуров вкратце рассказал об итогах вчерашнего дня:
   – …Побывал я в центральном офисе компании «Вектор успеха» и пообщался там с Опориным – замом Перлинова, начальником службы безопасности Романшиным и Благоверовым – директором банка, входящего в этот холдинг. Кстати, по словам Опорина, Благоверов – самый лучший и преданный друг Перлинова. Так вот, все трое высказали сомнение в том, что Евгений Перлинов мог быть, например, убит конкурентами или похищен вымогателями с целью выкупа. Разумеется, все это нуждается в проверке. Вчера в Интернете я нашел материал, причем хорошо аргументированный, где говорится о наших недавних «клиентах» – все той же банде, поименовавшей себя «Звездой истины». Как утверждает автор, банда сейчас начала расширять круг своих интересов – от игорного и зрелищного бизнеса к строительству и производству. Как оказалось, уже есть доказанные факты рейдерских захватов строительных фирм, но наш ОБЭП почему-то – ни «мур-мур». Так что как ни верти, а на ипподром нам опять придется съездить.
   – Не «нам», а – «вам», – ухмыльнувшись, парировал Станислав. – У меня своих персональных направлений нарисовалось более чем достаточно. Значит, был я в Осинках. Впечатление – хреноватое. Там, как видно, дом стоит на каком-то поганом месте, поскольку почти у всех «крыша набекрень». Одна мать Перлинова, хоть ей и под семьдесят, в здравом рассудке. Жена помешана на фэн-шуй. Кстати, искреннего переживания я в ней что-то так и не разглядел. Вроде бы и огорчается, но… как-то неестественно. Дочка – она падчерица Перлинова, «озабочена» сверх всяких пределов. У девки явная нимфомания на фоне нехватки совести и извилин. Сынок – полнейший компьютерный «овощ», которому все «до фонаря». Отец пропал – ну и хрен с ним! Под стать семье и прислуга. Повариха начала мне «втирать» про чупакабру. Дворецкий – он «косит» под кондового верующего, винит во всем ведьму из села Тарасово. Садовник общается с деревьями, выясняет у них все, вплоть до прогноза погоды. Яблоня ему прямо при мне предсказала, что сегодня до обеда, как он назвал, «ведро», а с обеда – сплошное ненастье. Охранник у ворот… Ну, этот еженедельно видит НЛО, предполагает, что хозяина похитили пришельцы… Но, если трезво оценивать обстановку, вполне реальным кандидатом в подозреваемые можно зачислить бывшего охранника, некоего Вячеслава Жухова. Перлинов выгнал его с работы за интимную связь с падчерицей. Кстати, всех, кто устраивается на работу, он лично предупреждает о том, чтобы те и не мыслили о чем-то подобном. Уходя, Жухов угрожал расправиться с Перлиновым. Ну, и собираюсь пообщаться с бывшими приятелями сына Перлинова, он одно время в «готах» состоял. Вон, было же в Интернете сообщение, как в Питере два «гота» убили и – говорить противно! – обглодали девчонку из «эмиков». Так что, я думаю, и со здешней кладбищенской братией сегодня-завтра надо будет встретиться.
   Одобрительно кивнув – хоть какой-то, но уже результат! – Петр с непонятным подтекстом неожиданно поинтересовался:
   – Стас, а что там за «прибабах» у тебя приключился в Осинках? Тоже попал под воздействие потусторонних сил?
   Свирепо покосившись в сторону Льва, Крячко надул щеки, шумно выдохнул, хлопнув себя ладонями по коленкам, и обиженным тоном ответил:
   – Ну, вот кто бы меня еще сдал, если бы не «пришельцы»?! Да, Лева? Это ж они… – Тут он осекся, припомнив, что приятелю рассказал о своих похождениях менее получаса назад, и тот «настучать» Орлову никак не мог, даже если бы и хотел.
   Отвернувшись, Гуров негромко рассмеялся. Петр, довольный произведенным эффектом, тоже рассмеялся и примирительно сказал:
   – Святая простота! Никто мне ничего не говорил. Взял я тебя «на пушку», зная заранее, что у тебя без приключений ни одна поездка не обходится. Но, коль скоро ты сам «раскололся», то уж «колись» до конца. Так что там у тебя за новое приключение?
   Сконфуженно почесав затылок и виновато посмотрев на Льва, Крячко неохотно поведал о своем визите на «сеанс космической связи» к Юлии Геннадьевне. Впрочем, рассказал он только о выводах, сделанных «медиумшей» из Осинок, особо подчеркнув, что кроме связи с пришельцами ни в какую иную он не вступал. И – точка!
   – Да уж, верю, верю, «непорочный» ты наш… – иронично выделив слово «верю», согласился Петр. – Что на сегодня, какие планы? – вопросительно мотнул он головой в сторону Гурова.
   – Ну, я, как и планировал, – развел тот руками, – в упор займусь этой самой «Звездой истины». Думается, за ней стоят махровые фундаменталисты из ваххабитов. Кроме того, хочу поручить Жаворонкову «прозвонить» Интернет на предмет поиска материалов по зарубежным рейдерам, которые тоже могли бы оказаться причастными к исчезновению Перлинова. На некоторых сайтах я уже натыкался на некую английскую «Профэшшенл аксьенс» – по-моему, так она называется, о которой писали, что сама она в рейдерских захватах не участвует, зато обеспечивает, так сказать, все организационные моменты, информационную и правовую базы для наших рейдеров. А те с англичанами потом делятся захваченной собственностью в форме акций и частью вырученных денег от разграбленного имущества.
   – Ясно… Ну, а ты, Стас, сегодня начинаешь охоту за подозреваемым Жуховым и «готами»?
   – Да, да, – кивнул Крячко. – Сейчас поеду в школу, где учился Артем Перлинов, и попробую выйти на тамошних «готов». Заодно попробую разыскать Вячеслава Жухова. На мой взгляд…
   Ему договорить не дал телефон, запиликавший на столе Орлова. С досадливым видом сняв трубку, генерал некоторое время слушал собеседника, после чего с твердокаменной невозмутимостью сообщил ему:
   – Результаты уже есть, очерчен круг подозреваемых, есть и рабочая версия происшедшего. Ну, очень скорого раскрытия этого, как мы считаем на данный момент, похищения не обещаем. Но работаем… Угу… До свидания.
   – Опять тот зам? – саркастично рассмеялся Гуров.
   – Он самый… Интересный момент. Мне почему-то показалось, что известие о наличии версии и подозреваемых его здорово огорошило. Печенкой чую, он ему совсем не рад. С чего бы?
   – Ну, ладно, мы пойдем? – Крячко поднялся с кресла.
   – Да, пора… – Лев тоже поднялся.
   Когда они вышли в коридор, Стас вполголоса обронил:
   – Лев, ну, ты уж извини…
   Хлопнув его по плечу, тот, смеясь, отмахнулся.
   – Это ты меня извини, что вовремя не предупредил о том, какую смачную «блесну» наш Петро тебе подбросил, а ты этого и не заметил… Сегодня ты на своем «мерине»?
   – Да, на своей «тачке»… На ней куда захотел, туда и поехал. Меньше мороки… – с ухарски-беспечным видом пояснил Станислав.
   – Не в обиду… На «сеанс связи с Альдебараном» тоже есть планы заглянуть? – шепотом спросил Лев, проводив взглядом прошествовавшего мимо них судмедэксперта Дроздова.
   – Гм… – с хрустом потянулся Крячко и так же шепотом ответил: – Предположительно… Ну, сам понимаешь – против своей природы не попрешь. А самый лучший способ избежать соблазна – это вовремя ему поддаться.

   Гуров ехал на своем «Пежо», старательно избегая «пробок» – что-то их в этот день образовалось излишне много, несмотря на относительно сухую погоду. Он спешил на встречу со знатоком ипподромной жизни Пантелеичем. Еще вчера вечером Лев дал задание своему информатору Константину Бородкину по кличке Амбар. «Озадачил» и пару других бывших представителей криминала, обязанных ему тем, что помог им избежать необоснованного наказания за совершенные другими преступления и безболезненно «завязать» с нехорошим прошлым. Задания были не самые сложные – выяснить, кто из московского криминального мира мог бы «наехать» на олигарха Перлинова, а также найти максимум информации о группировке «Звезда истины». Но Бородкин, что у него с годами стало проявляться все чаще, с ходу выразил скепсис по поводу шансов найти такую «инфу». Прочие информаторы отнеслись к поручению более сдержанно, пообещав сделать все возможное.
   С Пантелеичем Лев созвонился после совещания у Орлова. Тот его сразу вспомнил и предложил встретиться у него дома, пообещав показать много чего интересного. Остановившись на улице Брянской у девятиэтажки, Гуров позвонил в домофон, и через минуту уже входил в прихожую «двушки», расположенной на первом этаже. Хозяин квартиры, радушно встретив гостя, проводил его в уютно обставленную залу. Выглянувшая с кухни женщина, представившаяся Анной Ильиничной, объявила, что в честь гостя готовит особый пирог под названием «Аллюр».
   – Но вы не волнуйтесь, в начинке ни стремян, ни подков не обнаружите, – жизнерадостно улыбнулась она. – Только яблоки – самые красивые кони всегда в «яблоках», абрикосы – цвет солнца, и тыква – королева огорода. Мой Захар Пантелеевич от него без ума. Как испеку – молодеет сразу лет на двадцать.
   – Ну, если и мне удастся сбросить лет двадцать, то возражать не стал бы… – рассмеялся Гуров.
   Они с Пантелеичем осмотрели огромную коллекцию всякой всячины, связанной с лошадьми и конным спортом. Как оказалось, глава семьи вырос в подмосковной деревне, в семье совхозного конюха, поэтому с малолетства умел и ухаживать за лошадьми, и ездить верхом, и запрягать в повозку. А вынужденно став горожанином – столица поглотила совхозные поля, отводил душу, посещая ипподром.
   Помимо обширной коллекции подков, у него были собраны сотни значков, посвященных коневодческой и конноспортивной тематике, в том числе и привезенных из-за границы, детали упряжи и всевозможного старинного конноспортивного снаряжения, к этой поре уже ставшего раритетным. В ходе разговора Пантелеич неожиданно сказал:
   – Лев Иванович, вижу, вам мои экспонаты интересны, но вы хотите спросить меня о чем-то другом. Я не ошибся? Знаете, у многих из тех, кто немало лет общался с лошадьми, очень сильно развита интуиция. Так что я это сразу почувствовал, когда вы мне позвонили. И еще могу сказать, вы, скорее всего, из так называемых органов. Верно?
   – Как говорится, «в яблочко», – развел руками Гуров. – Да, Захар Пантелеевич, вы совершенно правы. Я – старший оперуполномоченный Главка угро и в данный момент занимаюсь вопросом бесследного исчезновения одного человека. Но вчера на ипподроме я был по другому делу – именно по убийству тех троих, о которых мы с вами говорили. Просто появилась версия, что орудующие там уголовники могут быть причастны и к похищению одного московского строительного магната.
   – Вы имеете в виду Перлинова? – понимающе кивнул Пантелеич. – Сегодня по телевизору с утра об этом упоминали. Он исчез с двумя телохранителями и водителем. И вот теперь все гадают, куда они могли деться… Ну и что же вас интересует конкретно?
   Они сели в кресла у небольшого подвесного камина, умело вписанного в интерьер залы.
   – Вам известно, кто является негласным хозяином ипподромов? Кто «химичит» с результатами бегов и скачек? – спросил Гуров, глядя на языки пламени, лениво вьющиеся по потрескивающим поленьям.
   – Да, есть такой человек. Надо сказать, очень опасный… – Вздохнув, Захар Пантелеевич нахмурил лоб и стиснул губы. – О нем я узнал чисто случайно. Проговорился один жокей. Потом этот парень разбился во время скачек – кто-то умело подрезал подпруги его седла. Виновного так и не нашли. Да это и понятно – и в тогдашней милиции, и в нынешней полиции у этой компании есть свои осведомители. И стоит произойти утечке информации, мы с Анной Ильиничной однажды можем утром не проснуться по причине или «случайно» возникшего пожара, или «отчего-то» засорившегося дымохода камина, или… Ну, способов устранить неугодного свидетеля всегда гораздо больше, нежели вариантов его спасти или хотя бы уличить виновного в его убийстве.
   – Понимаю вас… – кивнул Гуров. – Ну, я, разумеется, настаивать не смею. Могу лишь гарантировать, что, во-первых, о нашей встрече буду знать только я один, а во-вторых, если мне кто-то дает информацию особого рода, я стараюсь использовать ее так, чтобы этот человек не пострадал. Например, в данном случае прикрытие вижу такое. Кто-то из «быков» криминального босса попадает в ДТП, в результате которого бьет чью-то машину. Возникает конфликт, стычка, на уровне рукопашной. «Быка» забирают, и только после этого происходит отработка его босса. Причем двухуровневая, чтобы сам босс без труда мог «догадаться», кто о нем дал информацию, естественно, имея в виду вовсе не подлинный источник.
   – Хм… – потер лоб Захар Пантелеевич. – Ну, это, скажу я вам, очень даже разумный подход… Хорошо, если так, тогда могу вам открыть, что всеми темными делами – махинациями и тому подобным – занимается Реваз Фазильбеков, официально – директор ООО «Подкова великой удачи». Он – хозяин одной из конюшен. Его рысаки не выигрывают никогда, но сам он всегда в крупном выигрыше. Его конюшни находятся невдалеке от Одинцова. Где-то там и его офис, проще говоря – «малина». У него на трибунах всех ипподромов есть персональное место на самом верхнем ярусе, там же и его прислужники. Команда интернациональная. Есть и русские, и армяне, и азербайджанцы, и среднеазиаты… Один из его холуев, некто Владимир Багджа, обожает «рассекать» на своей красной «Хонде» и никому дорогу не уступает. Если с этим встретитесь, ДТП уж точно не миновать.
   В этот момент послышался решительный голос Анны Ильиничны:
   – Все! Кончаем разговоры, идем пить чай с моим «Аллюром».
   Захар Пантелеевич, оглянувшись, вполголоса добавил:
   – Нам лучше подчиниться. Домашнее «политбюро» проволочек и отказов не потерпит.
   После чаепития с «Аллюром», который и в самом деле оказался весьма и весьма отменным кулинарным творением, Гуров засобирался обратно в Главк. Вышедший проводить его хозяин квартиры уже на пороге извиняющимся тоном негромко напомнил:
   – Лев Иванович, ну, я надеюсь, вы сумеете провести намеченную вами операцию так, чтобы никаких утечек не произошло. За себя я не боюсь. Обидно будет, если «под раздачу» попадет Анна Ильинична. Уж этого очень не хотелось бы.
   Заверив Пантелеича в том, что утечки исключены даже теоретически, Гуров вышел из подъезда и, подойдя к машине, огляделся. Ни вблизи, ни в отдаленной перспективе чего-то такого, что напоминало бы «хвост», он не заметил. День выдался погожий, и солнце, поднявшееся уже почти в зенит, пригревало не по-осеннему. Запустив двигатель, Лев вырулил на дорогу, еще раз проверив свои тылы на предмет возможного присутствия соглядатая из криминальной среды, однако и на сей раз никакого подозрительного авто, последовавшего за ним, не было.
   Руля по столичным улицам, он обдумывал варианты, как ему и в самом деле организовать хорошую «подсечку» кому-то из шайки Фазильбекова. Для этого следовало покрутиться подле ипподромов и других мест, где проходят крупные зрелищные мероприятия. А еще раньше стоило бы выяснить номер машины помощника главаря Багджи и место его проживания. Каких-либо рисков того, что член шайки в результате этого сможет обнаружить слишком уж пристальное внимание угрозыска к своей персоне, не имелось даже условно – круг участников предстоящей операции был сведен до минимума, ее суть и смысл знать будет только он – Гуров. Всем прочим, даже коллегам, об этом знать не обязательно – мало ли?
   База данных по городу у Главка своя, автономная, поэтому личность Пантелеича даже косвенно никоим образом «засвечена» не будет. Но кого задействовать для «подсечки» из своей «конторы»? Стаса? Его едва ли стоит дергать – у него сегодня и так беготни будет с избытком. Тогда, может быть, Емельянова? Он же теперь занимается тремя усопшими с ипподрома. Да, этот подойдет. Как говорится – ему и карты в руки…
   Набрав номер майора Емельянова, Лев поинтересовался, где тот сейчас находится. Сквозь шум автомобильного двигателя – скорее всего, майор тоже куда-то ехал – он сообщил, что направляется в Главк после встречи с наездниками и жокеями, в ходе которой удалось «накопать» кое-какую интересную информацию.
   – Когда прибудешь в Главк, надо будет созвониться, – завершая диалог, сказал Гуров, мысленно отметив, что его молодой коллега явил здоровую прыть и весьма успешный напор – не посрамил марки Главка.
   Прибыв в свою «альма матер», Лев первым делом зашел к информационщикам и поручил капитану Жаворонкову найти в базах данных максимум информации по Владимиру Багдже и Ревазу Фазильбекову, после чего отправился к себе. Стаса в кабинете еще не было, да и вряд ли вообще сегодня появится. Вскоре затренькал сотовый, и голос Емельянова сообщил, что он на месте. А пару минут спустя и сам появился на пороге кабинета.
   – Здравия желаю! Давно ждете? А то я и так уж спешил…
   Пояснив, что он тоже прибыл совсем недавно, Гуров поинтересовался итогами поездки майора на ипподром. Присев на свободный стул, тот рассказал, что происходящая вокруг ипподромов криминальная камарилья конников очень нервирует, и многие сами говорили о том, что околоспортивную среду нужно оздоровлять радикально. В частности, наездники и жокеи, да и многие из обслуживающего персонала открыто говорили о протекционизме в отношении «блатных» и притеснении тех, кто по каким-то причинам оказался не в фаворе у боссов конного спорта. Высказывали недовольство даже некоторые конезаводчики.
   – Народ, конечно, уже закипает от бардака и беспредела, происходящего на задворках ипподромов, – особо отметил Емельянов. – Ребята назвали около десятка фамилий – там и директора, и их замы, и представители всяких контролирующих контор, которых надо бы взять в очень плотную разработку. Думаю подключить обэпников. Там им – пахать и пахать, поле немереное… Но самое-то интересное вот что. Как мне рассказали по большому секрету, незадолго до того, как преставились и Бакалавр, и Любавский, и Хрысанин, вместе с ними видели некоего Владимира Багджу. По их мнению, он главарь криминальной «конторы», которая и «крышует» зрелищный бизнес.
   – Отличная информация… – охотно согласился Гуров. – По своим каналам я тоже получил сигнал насчет этого самого Багджи. И это даже здорово, что он «засвечен» сразу в нескольких направлениях. Почему? Потому что нам с тобой его нужно будет взять, не подставив людей, давших информацию. И брать его надо – чем скорее, тем лучше.
   В этот момент раздался стук в дверь, и на пороге появился капитан Жаворонков. Он отдал распечатку с информацией о Фазильбекове и Багдже. Лев пробежал глазами по строчкам и абзацам, в разделе о Багдже нашел сведения о принадлежащей ему красной «Хонде» и негромко резюмировал:
   – Ну, вот это – самое то, что и требовалось… Слушай, Коль, ты сумел бы организовать хорошую подставу одному «шумахеру» на красной «Хонде»?
   – Я так понял, речь идет об этом самом Багдже? – с ходу догадался Емельянов.
   – Вот именно! Если возьмем, через него можно будет выйти на настоящего главаря. Этот делец – всего лишь холоп более крупной «акулы». Сегодня, насколько я знаю, на ипподромах никаких мероприятий не проводится, значит, его надо искать у спорткомплексов и спортклубов. Поэтому надо срочно выяснить – где и что сегодня будет проходить. Главное, чтобы там ставки были наивысшие – тогда он там обязательно появится.
   Емельянов ушел к информационщикам, а Гуров уже более подробно изучил предоставленное ему мини-досье на криминальных дельцов.
   Согласно имеющимся данным, уроженец Ставрополья Реваз Фазильбеков, шестидесятого года рождения, имел три судимости. Его самая первая «ходка» случилась в конце семидесятых, за кражу нескольких баранов с совхозной овцефермы, которых он со своими друзьями пустил на шашлык, за что к нему навсегда прилипла кличка Шашлычник. Выйдя из заключения, он был призван в армию, но, с учетом криминального прошлого, направлен в стройбат. Однако Шашлычник и там нашел применение своим криминальным способностям.
   Сколотив из кавказцев, проходивших в батальоне срочную службу, шайку вымогателей, он довольно долгое время терроризировал новобранцев, отбирая у них посылки, новую форму, карманные деньги, унижая и избивая по поводу и без. Кончилось это тем, что новобранцы сами, объединившись, дали хороший отпор зарвавшимся отморозкам. В ходе драки, происшедшей в помещении казармы, Фазильбеков ударил одного из парней ножом в спину. Тот лишь чудом остался жив. А Реваза отправили на семь лет в колонию строгого режима.
   Выйдя на свободу уже в эпоху горбачевского «сухого закона», Шашлычник сколотил шайку бутлегеров и несколько лет подряд занимался поставками «паленой» водки с подпольных заводов Северного Кавказа в европейскую часть России. Дела шли в гору, но однажды возник конфликт с конкурентами из «бригады» некоего Бори Муревича, по кличке Хек, надумавшего вторгнуться на чужие «рынки сбыта». Дошло до стрельбы. С учетом широко распространенной в ту пору моды «забивать стрелку», Фазильбеков назначил выяснение отношений в одном из подмосковных районов.
   В назначенный час обе банды, вооруженные помповыми ружьями, пистолетами самых разных систем и даже автоматами, встретились в лесистой балке, по иронии судьбы именовавшейся Живодеровской, куда прибыли на необычайно популярных в ту пору «девятках». Там и произошло настоящее побоище. Банда Шашлычника, имея численный перевес и аж три автомата против одного у банды Хека, положила почти половину своих соперников, в том числе и их главаря. Эта история очень скоро дошла до рубоповцев, и Шашлычник вновь предстал перед судом. Чтобы главарь избежал «пятнашки» на строгом режиме, раскошелиться «корешам» Фазильбекова пришлось основательно.
   На этом в его полицейском досье изложение фактов криминальной деятельности заканчивалось. Теперь Шашлычник формально с законом конфликтовать уже не решался, а свою дальнейшую деятельность конспирировал очень тщательно. Для общества он стал законопослушным конезаводчиком, занимающимся разведением американских рысаков и ахалтекинцев. И лишь немногие знали, что коневодство – это «отмазка для лохов». На самом деле Фазильбеков остался тем же, кем был и раньше.
   Кроме характеристик и биографических подробностей, в досье сообщались и некоторые иные, более конкретные сведения – место регистрации и фактического проживания, семейное положение, марки и госномера личных автомобилей самых престижных марок и многое другое.
   Не менее тернистым был криминально-жизненный путь и Владимира Багджи, уроженца Батуми, восьмидесятого года рождения. Свой первый срок он схлопотал за жестокое избиение старика-соседа, который сделал ему замечание, когда пятнадцатилетний Володя проехался на своем мотоцикле по клумбам, возделывавшимся всем двором. Получив четыре года, возвращаться домой Бройлер, как его прозвали на зоне, не рискнул – сын избитого старика недвусмысленно предупредил, что полученный им срок – это еще не искупление вины, и дома оно может оказаться куда более серьезным. Поэтому, выйдя «на свободу с чистой совестью», он предпочел солнечному Батуми куда менее приветливый Белгород.
   На свой второй срок Бройлер «залетел» за ювелирный магазин, прочитав в газете о том, как некие удальцы-грабители «взяли ювелирку», воспользовавшись кувалдой. Среди ночи эти граждане, не желающие ладить с законом, успели всего за пять минут выбить небьющееся стекло, решетку, разбить витрины и унести с собой украшений на несколько сот тысяч рублей. Прибывшие вневедомственники на месте преступления обнаружили одну лишь кувалду, тогда как сами грабители бесследно растворились в ночи.
   И вот Бройлер, присмотрев подходящий ювелирный магазин, решил повторить опыт своих «коллег». Среди ночи, прибыв с кувалдой к «объекту операции», выбить окно и решетку он смог достаточно быстро. А вот смыться с награбленным так и не успел. Помешали ему, крутяцкому зэку, какие-то местные «фраера». Трое белгородских парней, в этот поздний час проходивших мимо «ювелирки», увидели Бройлера, мчавшегося вдоль мирно спящей «штрассе». Резко стартовав следом, они в момент догнали грабителя и, невзирая на его свирепые обещания «атамстыть», скрутили и передали подъехавшим милиционерам.
   Проведя еще несколько лет в «местах не столь отдаленных», Багджа в негостеприимный Белгород решил больше не ехать, а осесть в Москве. Как и Фазильбеков, он теперь тоже считался «осознавшим и твердо стоящим на пути исправления». Официально Бройлер работал сотрудником фирмы «Подкова великой удачи», осовремененного аналога знаменитых «Рогов и копыт».
   Изучив «славные» биографии обоих представителей группировки «Звезда истины», Гуров вышел в Интернет и набрал в поисковой системе запрос «Реваз Фазильбеков, конный завод». К своему удивлению, помимо рекламных материалов, он увидел и газетный материал, в котором рассказывалось о «конеферме» Шашлычника.
   Как явствовало из очерка, носящего явно критический характер, «великий коневод», и ранее не особенно-то пекшийся о благополучии своего конепоголовья, теперь и вовсе не обращал на него внимания. Высокопородные животные пребывали в «черном теле» – кормили их кое-как, содержали в продуваемых насквозь помещениях, исследования и прививки не проводились, в связи с чем автор статьи поставил закономерный вопрос: а не появится ли прямо под боком у столицы сапной или сибиреязвенный очаг?
   Судя по дате, этот материал вышел недели три назад. Гуров задумался. Что бы это могло значить – почему Фазильбеков, грубо говоря, «положил прибор» на свою конеферму, совершенно не думая о том, что возможная гибель животных чревата серьезными убытками?
   «Значит, ему даже крупные убытки «до фонаря»… – мысленно рассудил он. – Отсюда вывод: он сейчас озабочен чем-то куда более прибыльным, нежели коневодство, «крышевание» тотализаторов и игорного бизнеса. А что может быть прибыльнее? Только «прихватизация» какой-то большой компании – одним махом можно сорвать громадный куш. То есть, вполне вероятно, он сейчас и в самом деле может отрабатывать вариант захвата «Вектора успеха», и для этого похитил Перлинова… Нет, тут что-то не стыкуется. Ладно, возьмем этого Шашлычника в оборот – сам расскажет, у него ли Перлинов и, если у него, что именно он задумал».
   Взглянув в окно, Лев с удивлением обнаружил, что погода за считаные минуты стремительно сменилась с солнечной и теплой на ветреную и хмурую. Небо покрылось тяжелыми серыми тучами, из которых уже начал брызгать дождь.
   Появившийся в двери Емельянов, жизнерадостно улыбаясь, сообщил, что нашел два места, где, предположительно, может быть Багджа.
   – Сегодня бои в двух спорткомплексах – в «Олимпионике – век двадцатый» без правил, начало в шестнадцать часов, а в «Джомолунгме – три семерки» – смешанные поединки, начало в семнадцать. Ну, это чисто по-американски – каратист против тхеквондиста, боксер против самбиста…
   – Отлично! К четырем едем в «Олимпионик», – объявил Гуров. – Если красной «Хонды» там не окажется, поедем к «Джомолунгме».
   У авангардистской конфигурации спорткомплекса «Олимпионик» задолго до объявленного часа, когда под его замысловатой кровлей должны были начаться жестокие схватки тех, кто готов был поставить на кон собственное здоровье (а может, и саму жизнь) ради двух вещей – денег и престижа, начали выстраиваться ряды авто всевозможных марок. На этой «ярмарке тщеславия» даже ухоженный, с блестящей эмалью кузова, «Пежо» Гурова смотрелся явно не в числе «богатых родственников».
   Поставив свою машину с таким расчетом, чтобы в нужный момент можно было без проблем выбраться из этого «стойбища», Лев прошел вдоль парковок, обходя лужи на асфальте, оставленные только что отшумевшим ледяным ливнем, внимательно осмотрел все без исключения красные машины и был вынужден признать, что Бройлер сюда почему-то не приехал. Возможно, эти состязания «курировал» какой-то другой подручный Шашлычника. Прождав до половины пятого, он позвонил Емельянову, который ждал его звонка на соседней улице, и сообщил, что они отбывают к «Джомолунгме».
   Ближе к пяти Гуров, преодолев несколько километров городских улиц, остановился невдалеке от спорткомплекса еще советской постройки. Здесь тоже было очень людно, к зданию тянулись вереницы любителей силовых единоборств, парковки были переполнены всевозможными авто. Впрочем, и здесь с ходу найти «трехдевяточную» «Хонду» не удалось. Лев даже засомневался, а прибудет ли Бройлер вообще хоть к одному из спорткомплексов, как вдруг на ВИП-парковке заметил именно то, что столько времени искал.
   Возле красной «японки» с тремя «девятками» на номере стояли несколько парней, демонстративно гоготавших на всю округу. Один из «крутяков» – плотный, смуглолицый, с толстой шеей, на которой болтался массивный «цепок» из золота, повелительно озирая своих собеседников, давал им какие-то поручения.
   Покончив с инструктажем, обладатель «цепка» сел в машину, судя по всему, куда-то собираясь уезжать. Лев, не мешкая, достал телефон и, связавшись с Емельяновым, вполголоса сказал:
   – Он собирается сваливать!
   Связавшись с опергруппой, ждавшей своего часа в засаде, Гуров уведомил парней о том, что общая готовность – «один», операция начинается.
   Тем временем, покончив с разговорами, «крутяк» запустил двигатель и, дав газу, с пробуксовкой и визгом шин, развернулся в сторону выезда на проспект. Яро рванув с места, он стремительно полетел по тесноватой дороге, разбрызгивая во все стороны лужи и ничуть не смущаясь тем, что людям, оказавшимся у него на пути, приходилось разбегаться в разные стороны.
   Свернув влево, в более просторный проезд, лихач вновь прибавил газу, и выезжавшая ему навстречу «Волга», с которой при более умеренной скорости вполне можно было разминуться, при такой сумасшедшей гонке стала для «Хонды» весьма серьезным препятствием. Даже до предела вдавленная в пол педаль тормоза помочь уже не могла – проюзив по асфальту несколько метров, она с грохотом влепилась в «Волгу». И хотя повреждения оказались не самыми серьезными, выскочивший из кабины до предела разъяренный «крутяк» готов был разорвать на части «лохозавра», посмевшего не уступить ему дорогу.
   – Ты, козел тупорылый! – потрясая кулаками и пытаясь открыть дверцу «Волги», орал он на всю округу. – Ты чего наделал, чмо гребаное?! Да я тебя, сучару, сейчас прямо тут урою!
   Он выхватил сзади из-за пояса пистолет, но пустить в ход свое оружие не успел – словно выросшие из-под земли двое дюжих парней схватили его за руки и молниеносно заломили их за спину, проворно защелкнув на его запястьях браслеты наручников. Ошеломленный происшедшим, Багджа на какой-то миг замер, после чего с воплем подпрыгнул, пытаясь вырваться из рук задержавших, и забился в истерике, голося на всю округу:
   – «Мусора» позорные! Вы не знаете, с кем связались! Я вас, паскуд, самих законопачу так, что и уши торчать не будут!.. Я…
   Но его неожиданно перебил чей-то твердый, уверенный голос:
   – Ну-ка, хватит хамить и пугать, а то как бы сам сейчас не обделался. Ишь ты, стращать он надумал!..
   Продолжая время от времени нервно дергаться, Бройлер оглянулся и увидел рослого мужчину, рядом с которым стояли двое парней, по виду студенты. А незнакомец все тем же строгим, жестким тоном продолжал:
   – Гражданин Багджа, имеете ли вы разрешение на хранение и ношение изъятого у вас пистолета?
   – Я его только что нашел! – с ненавистью в голосе выкрикнул тот. – У меня в кармане лежит заявление, согласно которому я в данный момент ехал сдавать пистолет в полицию. Достаньте из кармана и прочтите. На основании чего меня задержали? Это нарушение моих конституционных прав и свобод! Как вы смеете преступать закон?!
   При этих словах студенты, с трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться – кто бы тут еще рассусоливал о законности?! – переглянулись с ироничными улыбками. Гуров спокойно дождался конца тирады и обернулся к парням:
   – Граждане понятые! Сейчас в вашем присутствии наши эксперты-криминалисты снимут с данного пистолета марки «ПМ» – «пистолет Макарова» отпечатки пальцев, в том числе и с обоймы, и с каждого патрона. Если пистолет гражданином Багджой, как он утверждает, и в самом деле только что был найден, там его отпечатков оказаться не должно. Кроме того, прошу вас быть свидетелями того безусловного факта, что данный человек, будучи виновным в только что случившемся ДТП, пытался оказать на водителя пострадавшей машины психологическое давление угрозами и оскорблениями, а также намеревался применить по отношению к нему свое оружие.
   – А чем вы все это докажете? – скрежеща зубами при виде того, как двое гаишников начали замерять рулеткой тормозной след его машины, а эксперт-криминалист, достав из пистолета обойму, начал снимать с нее отпечатки пальцев, проорал Бройлер.
   – С самого начала все, что здесь происходило, фиксировалось на видео, – все тем же железным тоном пояснил Лев. – На это есть соответствующее согласие прокуратуры. Так что ни выпендриваться, ни кликушествовать смысла нет. А суду данная запись показана будет обязательно. Я думаю, при назначении срока наказания он обязательно учтет ваши оскорбительные, хамские выпады в адрес сотрудников полиции. Уже сейчас могу сказать, что только за незаконно приобретенное оружие вы можете получить до пяти лет лишения свободы. А если учесть и что-то иное, то… Долго вам сидеть придется!
   Багджа сразу же скис и обмяк. Он некоторое время молчал, после чего вновь подал голос:
   – Я требую своего адвоката! Без него не буду ни отвечать, ни чего-либо подписывать.
   – Да требуйте на здоровье… – сделав знак вышедшему из-за машин видеооператору, усмехнулся Гуров. – Мы вас ни о чем спрашивать и не будем. Вы нам сами все расскажете. Причем очень охотно.
   Взглянув на видеооператора, прекратившего съемку, Бройлер, как видно, о чем-то начал догадываться.
   – Что вы задумали? – впиваясь взглядом в Льва, уже встревоженно спросил он. – Хотите сунуть в «пресс-хату»?
   Не удостаивая его даже взглядом, Лев лишь отрицательно качнул головой. В этот момент послышался голос криминалиста, успевшего проверить дактилоскопический материал на портативном сканере:
   – Вниманию понятых! Предварительным исследованием установлена с точностью до девяноста девяти процентов тождественность отпечатков пальцев гражданина Багджи на рукояти пистолета, на обойме и гильзах патронов. Это подтверждает, что пистолет принадлежит данному гражданину.
   – Что и требовалось доказать… – заключил Гуров, мельком взглянув на окончательно деморализованного Бройлера. – Ну, все, я отбываю. Заканчивайте с протоколом, этого деятеля – в СИЗО, пусть сидит, думает там о своем будущем. А оно у него незавидное. Очень незавидное!
   Увидев, что он уходит, Багджа затравленно огляделся и, заикаясь, спросил:
   – Постойте, гражданин начальник! Чего вы хотите?
   – Нужна правда, и только – правда, – оглянувшись, невозмутимо произнес Лев.
   – Мы могли бы поговорить один на один? – видимо, приняв какое-то решение, попросил Бройлер.
   – Разумеется! Через полчаса-час обязательно побеседуем в СИЗО, – бросил на ходу Гуров, направляясь к машине.

Глава 4

   Их разговор состоялся в помещении, знакомом очень многим из тех, кто оказался в СИЗО, будучи задержанным по подозрению в совершении чего-то очень опасного, далеко выходящего за рамки законов. Здесь на окнах были толстые решетки и привинченные к полу стол и стулья. Уже окончательно деморализованный Бройлер угрюмо взирал на стены и потолок. Легко и просто было духариться, заведомо зная, что тебя и «отмажут», и откупят. А вот теперь, оказавшись в руках тех, кто безразличен к «баблу», кто самым серьезным образом намерен исполнить закон, корчить из себя нечто крутое как-то уже и не хотелось. Отчего-то постоянно ныло в низу живота, предательски подрагивали руки, ноги делались слабыми и неуверенными.
   Попросив конвой удалиться, Гуров окинул задержанного внимательным взглядом. Глядя в пол, тот угрюмо молчал.
   – Ну, что, давайте побеседуем, – спокойно, даже как-то буднично предложил Лев. – Начнем с ваших биографических данных – фамилия, имя, отчество, место и год рождения.
   Не поднимая головы, Багджа говорил сдавленно и неохотно. Отвечая на дальнейшие вопросы, он рассказал, что после второй своей отсидки решил «окопаться» в столице. Здесь было много земляков. Правда, большинство ему обрадовалось не очень. Работать на производстве или хотя бы организовать свое дело Бройлер не желал. А жить хотелось широко и «красиво». И вот тут-то грабителю-неудачнику наконец-то улыбнулась бандитская фортуна – он встретил Шашлычника, который сам себя предпочитал называть Великим Наставником.
   – Вот с этого места – поподробнее, – сказал Лев, остановив это монотонное повествование. – Меня интересует, что собой представляет его группировка и почему у нее такое название.
   Повздыхав, задержанный сообщил, что «Звезда истины» – это не какая-нибудь там вульгарная бандитская шайка, а особое эзотерическое вероучение, созданное Великим Наставником.
   – Он тоже в своей жизни прошел через многое, тоже немало лет провел за решеткой по ложным обвинениям, – впервые за все время разговора взглянув на Гурова, с некоторой даже напыщенностью произнес Багджа. – И тогда он поехал на Алтай, нашел там Учителя, который посвятил его в тайны мира и на священной горе, именуемой Уч-Сумер, ввел в число посвященных, достойных тайн Шамбалы. И теперь Великий Наставник намеревается воздвигнуть храм «Звезды истины». Но ему специально мешают очень многие – и власти, и соседнее население. Они неправильно понимают его мысли и дела… – Поймав ироничный взгляд Гурова, Бройлер осекся и замолчал.
   – Послушайте, гражданин Багджа, вы сами-то верите в то, что говорите? – пожал плечами Лев. – Я что-то никак не пойму – вас как будто подменили. У «Джомолунгмы» был обычный, отмороженный урка, а здесь – прямо проповедник каких-нибудь баптистов-иеговистов. Ну, ладно…То есть, как я понял, вы состоите в некой общине религиозного толка, но с явным криминальным уклоном. Верно?
   – Криминальный уклон – это понятие относительное, – снова повесив голову, буркнул задержанный. – По законам государства он, может быть, и криминальный, а по учению «Звезды истины» – соответствующий законам природы.
   – Ну, пока давайте отставим эту вашу «Звезду» и поговорим о вещах куда более прозаических, – коротко отмахнулся Гуров. – Что вы можете сказать о смерти неких Бакалавра, Хрысанина и Любавского? Вы же их знали?
   – Так, совсем немного знал… – поколебавшись, неохотно ответил Бройлер. – А что говорить об их смерти? Все рано или поздно умирают.
   – Так, а что вы знаете о предпринимателе Перлинове? Как вы думаете, где он сейчас может быть?
   – Эту фамилию слышу впервые, – с вполне искренним недоумением сказал тот, мотая головой и пожимая плечами. – Так что где он может быть – я не знаю.
   – Может, хватит финтить? – строго нахмурился Лев. – Что мы все в кошки-мышки играем? Если есть желание, как говорится, «пойти в несознанку» – да на здоровье. Это не мне в убыток, а кое-кому другому. И этот кое-кто зря валяет дурака. Зря! Меня интересует, кто и за что убил этих троих людей и что случилось с Евгением Перлиновым. Вам ясно?
   Багджа провел по лицу ладонями рук, скованных наручниками, и убедительно помотал головой:
   – Об убийстве я ничего не знаю. Лично я никого из них не трогал. Перлинова никогда в жизни не видел. И вообще, где мой адвокат?
   – Сейчас придет. – Лев чуть поморщился и произнес: – Мне, был момент, почему-то показалось, что задержанный Багджа собирается пойти на чистосердечное. Как видно, «не срослось». Последний вопрос: откуда пистолет?
   – Я же сказал, что нашел… Я на «чистуху» идти и не собирался. Хотел «перетереть» насчет суммы – плачу «бабло», и мы прощаемся. Но мужики в камере сказали, что вам предлагать бесполезно. Поэтому тему закрываем.
   – Закрываем!.. – иронично улыбнулся Гуров и, вызвав конвой, приказал отвести задержанного в камеру.
   Выйдя на улицу уже в темноте, он с удивлением обнаружил, что асфальт успел подмерзнуть и покрыться тонкой корочкой льда, и мысленно отметил: «Блин! А я зимнюю резину с шипами никак не поставлю. Завтра же надо «переобуть», а то еще не хватало влететь в какое-нибудь ДТП…» Запустив двигатель, он осторожно вырулил на дорогу и, чуть прибавив газу, поехал на минимальных оборотах, не рискуя прибавить больше сорока.

   Станислав Крячко, направляясь в сторону Осинок, наслаждался солнечной погодой и жизнерадостно насвистывал, озирая хотя и осенние, но такие уютные пейзажи. «Мерин», умиротворенно урча мотором, проворно летел по шоссе. Кругом расстилались уже пожелтевшие луга, оголившиеся перелески, водоемы с по-осеннему холодным кобальтом волн.
   Миновав Осинки и проехав еще километров пять, Станислав прибыл в большой поселок Яркино, где разыскал местную школу, размещавшуюся в просторном четырехэтажном здании. Он остановил машину невдалеке от ворот школы и, пройдя по дорожке из бетонных плит, поднялся на крыльцо к стеклянному вестибюлю и потянул за ручку двери. Однако она даже не шелохнулась. В этот момент внутри здания прозвенел звонок, и в другом конце вестибюля тут же резко распахнулась настежь дверь, из которой вывалила орущая толпа учеников – от мелюзги из первого класса до двухметровых «фитилей» из старших.
   У Крячко невольно защемило сердце – ведь и он когда-то, в пору далекого беззаботного детства, вот так же радовался перемене, едва ли не раньше всех вылетая в школьный двор. Как же давно это было!
   Он вошел в просторный холл и, увидев пожилую тетку, сидящую за столом невдалеке от входа, подошел к ней и, показав удостоверение, поинтересовался, как бы ему увидеть директора или завуча, в общем, кого-то из преподавательского состава, кто хорошо помнил бы выпускников прошлых лет.
   – А, это вам к Петру Витальевичу надо бы подойти, – закивала вахтерша. – На второй этаж поднимитесь, повернете направо, и – первый кабинет слева.
   Директор школы – сухощавый мужчина средних лет, спортивного телосложения, услышав о Перлиновых Илоне и Артеме, утвердительно кивнул:
   – Помню их, помню. Саму семью знал не очень хорошо – за все время родители в школе были только раз или два, но вот их дети свой след здесь оставили. Ну, какой след? Илона, конечно, избалована была до крайности. Очень своенравна, эгоистична, невыдержанна… Учителя, что называется, от нее чуть не рыдали. Бездна амбиций при явно сниженном интеллекте и крайне низкой моральной составляющей. Ей еще лет двенадцать было, когда я начал замечать, что она проявляет не по годам преждевременный интерес к определенным сторонам жизни. А год спустя узнал, что вне школы она уже вовсю, так сказать, «крутит любовь» со взрослыми парнями. Когда она закончила одиннадцатый, мы нарадоваться не могли…
   – А Артем?
   – Ну, Артем головной боли доставлял, конечно, меньше. Он, можно сказать, был в чем-то прямой противоположностью своей сестры – вяленький, инертный, вечно со скучающим, безразличным взглядом. Вот, что у него было на самом высоком уровне – так это компьютерная грамота. Тут ему не было равных. С ним даже наш преподаватель информатики иногда советовался. Но это было до седьмого класса. Когда он перешел в восьмой, мы сразу заметили в нем перемены. На первое сентября он заявился во всем беспросветно-черном, с ранцем в форме гроба, со всякими там «готскими» символами и амулетами…
   – Простите, перебью… – Крячко вскинул указательный палец: – А компания «готов», в которую он вошел, к вашей школе никакого отношения не имела?
   – Нет, нет, слава богу, не имела, – замахал руками Петр Витальевич. – Такого «счастья» нам не выпало. Это в нашем местном медучилище, которое с прошлого года именуется медицинским лицеем, было дело, завелись такие оригиналы.
   Как далее явствовало из его рассказа, «готщина» в лицее началась с одного их бывшего ученика, который еще в школе проявлял, можно даже сказать, некоторую некрофилию – парню очень нравилось все, что связано с кладбищенской тематикой. Стихи учил только о смерти, о бренности бытия, литературу читал исключительно «готическую» – про всяких там оживших мертвецов, про привидения, вурдалаков, оборотней, вампиров… Тем более что подобной, как определил Петр Витальевич, макулатуры сейчас выпускается более чем достаточно, поэтому нехватки такого рода «учебных пособий» «гот-самоучка» не испытывал.
   Сразу же после школы парень поступил в медучилище. И той же осенью жители поселка заговорили о том, что на осиновском кладбище появились некие черные сектанты – то ли дьяволисты, то ли сатанисты. Об этом свидетельствовали следы каких-то ритуальных обрядов чернокнижного толка. Милиция в одну из ночей провела на погосте облаву, и в райотдел доставили компанию «готов», которые в очередной раз собирались устроить там свои «камлания». На какое-то время все затихло. Но потом они вновь заявили о себе целой серией хулиганских выходок, устроив на кладбище несколько погромов.
   Милиция снова провела задержание. В отношении предводителя «готов» было возбуждено уголовное дело. Но его родители, будучи людьми состоятельными, оплатили приведение кладбища в порядок, наняли хороших адвокатов, и он отделался лишь штрафом.
   – А как его зовут и где он может быть сейчас? – поинтересовался Крячко.
   – Зовут его Штупнов Кирилл… По-моему, Викторович. Сейчас он работает – ну, было бы странным предполагать, что он изберет какое-то другое место работы, – сотрудником одного из столичных моргов. Живет в Москве. Это все, что я о нем знаю… – развел руками Петр Витальевич. – Ну, а возвращаясь к Артему, хотел бы отметить, что с «готами» он дружил всего года три. В одиннадцатом классе о «готике» в нем уже ничто не напоминало. Но, с другой стороны, он опять как-то скис, ушел в себя, кроме компьютера больше никого и ничего не знал и знать не желал.
   – А «готы» на его уход как-то отреагировали? – снова спросил Стас.
   – Конечно! И встречали его прямо у школы несколько раз, и к нему домой пытались прийти. Но здесь им я сразу же отбил охоту околачиваться – так попер, что больше и носа сунуть не пробовали. А дома – охрана и близко никого не подпускала. А на занятия и с занятий их обоих – и Илону, и Артема – доставляли на машине. Но они за ним долго охотились – где-то с полгода. В почтовый ящик у ворот бросали записки с угрозами и проклятиями. Потом почему-то отстали.
   Собираясь уходить, уже у самой двери Стас обернулся:
   – Хотел спросить вас вот еще о ком… Такого человека – Вячеслава Жухова – случайно, знать не доводилось?
   – Весь наш «цвет» в угрозыске засветился… – улыбнувшись, иронично резюмировал Петр Витальевич. – Ну, как же не знал? Был у нас такой. Правда, давненько уже… С этим Славой тоже лиха хлебнули. Еще с младших классов мальчик он был проблемный. Так-то он – росленький, на мордочку привлекательный. Девочки от него были без ума – в старших классах он их менял как перчатки. Все думали, что Славка пойдет в киноактеры – внешние данные у него были хоть куда. Однако, как оказалось, внутреннего-то артистизма в нем – ни на грош, на экзаменах в театральное с треском провалился. Но, помню, все годы учебы у нас он строил из себя «заморского принца» и своих, отмечу, немногочисленных приятелей держал в «черном теле». Да, дружбу Жухов признавал только такую: он – главный, а остальные у него в холопах. А в связи с чем он вас интересует?
   – Одно время Жухов работал охранником у Перлиновых и, несмотря на запрет Евгения Перлинова, тайком завел шашни с Илоной. Ну, тот его сразу и безоговорочно выставил за ворота, а Жухов, уходя, грозил местью. Теперь, когда Евгений Перлинов пропал без вести – вы, я думаю, об этом слышали, – хотим проверить его алиби.
   – Не знаю, каким он стал сейчас, но в школе, хоть и был не из самых слабеньких, храбрецом я бы его не назвал, – пожал плечами Петр Васильевич. – Помню, пришел к нам учиться Колька Николаев – его сразу же прозвали Коль-Колем. Щупловатый, но с характером. И вот как-то со Славкой они чего-то там не поладили. Жухов ему: «Давай выйдем, поговорим!» А Колька совершенно спокойно, уверенно так: «Идем. Только ты потом не пожалеешь?» И, знаете, Славка спасовал. Сразу же «отмазываться» начал, дескать, ненароком грохну – потом отвечай за тебя… Нет, он не из отчаянных. Думаю, он к Перлиновым устроился только из-за Илоны. Знал, чья она дочь, и, как видно, решил пристроиться в зятья к строительному магнату. А не вышло, вот он и закатил истерику.
   По словам директора школы, Жухов в данный момент проживает в Яркино с родителями. Но его нынешнего адреса он не знает. Еще раз попрощавшись, Стас потянул на себя ручку двери, однако в этот же миг, едва не сбив его с ног, в кабинет ураганом влетела какая-то молодая особа – скорее всего, учительница. Озираясь с широко раскрытыми глазами и тяжело дыша, она с трудом выдохнула:
   – Беда, Петр Витальевич! В школу ворвался какой-то верзила с ножом в руке и пошел по коридору. Дети сразу попрятались в классы, но он вроде ломиться никуда пока не стал, просто куда-то идет! Мы полицию уже вызвали. Но когда она приедет-то?!
   – Где он? В какой стороне? Идемте, покажете. Быстро! – встрепенулся Крячко.
   – Да, да, идемте вместе! – торопливо выходя из-за стола, взволнованно проговорил директор. – Валентина Васильевна, показывайте, показывайте!..
   Они побежали по коридору в сторону правого крыла школы и, свернув за угол, увидели, как некий тип в болоньевой куртке и джинсах заходит в класс, откуда через мгновение раздался испуганный многоголосый крик. Не мешкая, резко рванув вперед, Стас подбежал к двери и толкнул ее рукой, но она не поддалась, видно, чужак запер ее изнутри. Тем временем из класса вновь раздался хор испуганных воплей и зов о помощи. Коротко разбежавшись, Стас резко ударил в дверь плечом, и ее створки тут же раздвинулись в стороны.
   В тот же миг Крячко увидел какого-то опустившегося типа с заросшим лицом, который, схватив пожилую учительницу за волосы, размахивал финкой перед ее лицом. Та, бледная как мел, стояла, не двигаясь и не издавая ни звука. Ученики, скорее всего шестиклассники, отчаянно кричали, уговаривая чужака отпустить их учительницу.
   Увидев Станислава, тот засуетился и попытался полоснуть женщину ножом по горлу, но она успела подставить руку, и лезвие прошло по ее предплечью, обагрив рукав блузки обильным потоком крови. В следующее мгновение, отбросив раненую учительницу в сторону, мужик ринулся с ножом на Крячко, явив неплохое владение холодным оружием. Оскалив зубы, он выписал финт лезвием финки, намереваясь всадить нож в плечо или меж ребер тому, кто решился ему противостоять, однако его уловка не прошла.
   Заблокировав кисть нападающего и зажав ее в тиски своих рук, Стас одновременно выполнил четкий подбив опорной ноги в момент его атакующего выпада. Словно споткнувшись, тот, двигаясь по инерции, рухнул лицом вниз, а его рука резко, с громким хрустом повернутая по часовой стрелке, оказалась в неестественном положении. Мужик отчаянно взвыл от боли, его пальцы разжались, и нож со звоном брякнулся на пол.
   Схватив его за шкирку, Крячко выволок неизвестного в коридор, где к классу уже сбежались учителя и старшеклассники, и, бросив его на пол, громко распорядился:
   – Руку женщине перевяжите и немедленно вызовите «Скорую»!
   Тут же две учительницы опрометью кинулись в класс, доставая аптечку из шкафа.
   – Ты кто такой? Чего сюда приперся, тварь? – пронизывающе глядя на чужака, жестко спросил Станислав.
   Но тот, с подвыванием корчась от боли, судя по всему, начисто утратил дар речи. Вглядевшись в лицо неизвестного, директор неожиданно всплеснул руками и растерянно спросил:
   – Кирилл?! Штупнов?!! Зачем ты это сделал? Зачем ты сюда пришел?
   – Я пришел вас убить! – проорал тот в ответ. – Всех! Всех! А особенно эту Анисиху! Я ее всегда ненавидел! Всегда! Из-за вашей проклятой школы у меня… моя жизнь… А-а-а!.. У-у-у!..
   Выпучив глаза и оскалив зубы, он забился в истерике, а потом попытался вскочить на ноги. В этот момент на этаж взбежали несколько полицейских с автоматами, в бронежилетах и касках. Узнав, что нападавший задержан, к тому же их коллегой из Главка, парни уважительно посмотрели на корифея сыскного дела, каковым наверняка в их глазах был Станислав.
   Когда психопата увели, к Крячко подошла Валентина Васильевна и сказала, что его просит подойти к ней Римма Олеговна – раненая учительница. Женщина, все еще бледная, с перебинтованной рукой, сидела на стуле в окружении учеников. Увидев Стаса, она слабым голосом с трудом произнесла:
   – Спасибо вам, что спасли детей! Он ведь с меня только собиралась начать. А что мог сотворить дальше – не хочется и думать…
   – Да, спасибо вам! Спасибо! – заговорили и ее ученики.
   – А где вы научились таким суперским приемчикам? – шмыгнув носом, спросил худенький мальчонка, с интересом глядя на смелого дяденьку-силача в кожаной куртке.
   Судя по всему, именно в этот миг он и определил для себя образец настоящего мужчины.
   – Учись хорошо, на турнике подтягивайся побольше, а как отслужишь в армии – приходи к нам, в уголовный розыск. Еще и не тому научишься! – усмехнувшись, посоветовал Крячко.
   Вбежавший в класс Петр Витальевич, утирая со лба пот, тут же подошел к Римме Олеговне:
   – Ну, как вы? Ничего? «Скорая» сейчас подъедет. Я провожал оперов к машине, и они рассказали, что Штупнова уже неделю ищут. Он был в психиатрической клинике, откуда как-то сумел сбежать, чтобы «нанести визит» в нашу школу. Римма Олеговна, а на вас-то он чего ополчился?
   – Я и сама понять не могу… – растерянно пожала она плечами. – Может быть, за то, что когда-то порицала его увлечение всей этой «готической» белибердой? Я ему как-то сказала: «Кирилл, кончить можешь очень плохо». Он тогда почему-то на это очень разозлился. Может, это у него всплыло в памяти в момент приступа, и он счел меня виновницей всех своих жизненных неудач?
   – Да, похоже, «готика» до добра не доводит! – поморщившись, резюмировал Стас. – Конечно, случай безобразный. Кстати, что ж у вас такая слабая охрана? Усилить бы надо!
   – Я уже ставил такой вопрос, но денег на охрану где возьмешь? – сокрушенно покачал головой директор. – Только собирать с родителей. А большинство уперлось: это вы себе хотите загрести, на нас собираетесь нажиться. Но теперь-то, думаю, проблема решится в кратчайшие сроки.
   – Ну, а у меня кое-каких проблем уже поубавилось, – прощаясь, заметил Крячко. – Теперь Штупнова мне искать уже не надо… И так ясно, что к интересующему нас вопросу он никакого отношения не имеет.
   Шагая по школьному двору под прицелом десятков любопытствующих взглядов – о случившемся в шестом «Б» знали уже все, без исключения, – Станислав оглянулся и еще раз окинул школу ностальгическим взглядом. Плохо, что самое лучшее в своей жизни мы ценим уже потом, когда оно безвозвратно кануло в небытие… Потом поднял голову вверх и, увидев нахмурившееся небо, где в разрывах туч все еще проглядывало солнце, озадаченно почесал затылок – вот ведь смеху-то будет, если яблоня, предсказавшая садовнику погоду, окажется точнее гидрометеоцентра.
   Доехав до местного паспортного стола, он взял домашний адрес семьи Жуховых. Как явствовало из написанного на зеленом квадратике «стикера» круглым женским почерком, ехать Крячко должен был до улицы Тургенева, где вблизи пересечения с Костромской и находился нужный ему дом. Руля по улицам, Стас неожиданно вспомнил о Юлии Геннадьевне и, набрав ее номер, вскоре услышал певучее:
   – Да-а-а?..
   – Юль, это Крячко. Я сейчас в Яркино… Что-то вдруг в голову стукнуло – а не заглянуть ли к тебе? Ну, так, на чашку чая…
   – Ой, а я сейчас у себя в офисе… – одновременно и растерялась, и огорчилась та.
   – Да ну, ладно, чего там?! – с трудом сдержал разочарованный вздох Стас. – В следующий раз как-нибудь…
   – Никаких «следующих разов»! – решительно перебила его Юлия Геннадьевна. – У тебя там есть какие-то дела? Ну и отлично! Через час буду на месте! Ты ведь не в курсе, что сегодня – седьмой лунный день, а это означает, что есть прямая астральная связь с Бетельгейзе? А-а! То-то же! Созвонимся.
   Ощутив неожиданный прилив сил и оптимизма, Крячко свернул на застроенную одноэтажными коттеджами улицу Тургенева и, проехав еще метров триста, остановился у каменной изгороди, за которой возвышался приличных размеров дом, окрашенный в розовый цвет и из-за этого напоминавший марципанового поросенка.
   Позвонив в калитку, он через некоторое время увидел вышедшего из дома рослого парня с весьма приятной, но в то же время, как ему показалось, какой-то конфетно-приторной наружностью.
   – Вам кого? – спросил тот грубоватым тенором.
   – Вы – Вячеслав Жухов? Уголовный розыск! – объявил Стас, показав ему свое удостоверение.
   – Я так и подумал… – ничуть не изменившись в лице, скучновато проговорил тот. – Ну, заходите… А что ж без «воронка» и взвода автоматчиков?
   – А надо? Могу вызвать… – усмехнулся Крячко, входя во двор. – Вы в курсе о случившемся с Евгением Перлиновым?
   – Да, слышал, что он пропал без вести. И что? Я тут при чем?
   Когда они вошли в просторную прихожую, со второго этажа к ним спустилась женщина в годах, одетая в яркий дорогой халат.
   – Славочка, у тебя гости? – стоя на ступеньке лестницы, спросила она.
   – Да, ко мне. Это из уголовного розыска… – покосившись в ее сторону, как-то уж очень бесцеремонно ответил Жухов и добавил: – Пока придется подождать.
   – Господи! – не на шутку всполошилась женщина. – Неужели вы его в чем-то подозреваете? – обернулась она к Стасу.
   – Не сказал бы… Пока только хочу задать несколько вопросов вашему… – Крячко хотел сказать «сыну», но, вовремя заметив, что «сын» и «мама» как-то уж очень не похожи друг на друга, произнес: – Вячеславу.
   Он прошел следом за Жуховым в небольшую гостиную, соседствующую с прихожей, предназначенную, скорее всего, для кратковременных визитов гостей, заглядывавших в дом всего на пару слов, и, усевшись в кресло, кивнул:
   – Итак, слушаю… Что вам известно об исчезновении Перлинова?
   – Да то же, что и всем. Информацию получаю из СМИ.
   – А где вы были в минувшую пятницу с восьми утра до восемнадцати часов дня?
   – Господин полицейский, вы от меня хотите слишком многого! Мой день настолько насыщен, что вот так, с наскока, вспомнить, где именно я был, не получится, – растерянно засмеялся Жухов.
   – Ничего, ничего… – невозмутимо парировал Крячко. – Времени у нас в достатке. Вспоминайте. Но только каждый конкретный факт пребывания в том или ином месте должен быть подтвержден свидетелями. Слушаю!
   Изобразив сокрушенную задумчивость (ну, блин, навязался этот тип со своими расспросами!..), бывший охранник шумно выдохнул и неспешно заговорил, загибая пальцы на руке:
   – С восьми до девяти я был в дороге, ехал на работу.
   – А где вы работаете? – поспешил уточнить Станислав.
   – Я работаю в нескольких местах. Массажистом в элитном массажном салоне «Улыбка Афродиты», консультантом частного брачного агентства «Первая ночь» и в… гм… в свингер-клубе «Ту он ту», то есть «Два на два».
   – А там кем, если не секрет? – спросил Крячко, с трудом сдерживая ироничную улыбку.
   – Стриптизером… – неохотно признался Жухов. – Ну, а что делать? Каждый на жизнь зарабатывает по-своему. Я, может, и сегодня работал бы охранником у того же Перлинова. Так нет же, попала ему вожжа под хвост!
   – Мы к этому еще вернемся, – остановил его Стас. – Итак, с восьми до девяти утра – вы на работу. Кто это видел, кто может подтвердить? У вас есть свои «колеса»? Вы же не на электричке ездите на работу?
   – Да, у меня «Мицубиши»… – кивнул его собеседник. – А подтвердить… Да, в общем-то, никто. Езжу один. Но меня… Да, да, кстати! Около половины девятого меня останавливали гаишники у перекрестка с МКАД. Точно! Можете проверить! Черт… Никогда бы не подумал, что когда-нибудь это обстоятельство сможет так обрадовать.
   – Проверим… – кивнул Крячко, мысленно отметив, что и с этого «фланга», скорее всего, ничего дельного ему не «поддует» в плане выявления подозреваемого. – Дальше!
   Явно приободрившись, Жухов собрался продолжить свой рассказ, но в этот момент в гостиную заглянула женщина, одетая по-осеннему, и, поздоровавшись с гостем, строго поинтересовалась:
   – Слав, ты купил, что я тебе заказывала?
   – Ма, не успел! Тут с работой дел невпроворот. Когда?! Вот ко мне представитель уголовного розыска пришел. Тоже на разговор время нужно откуда-то выкроить…
   – Откуда, откуда? – уже собираясь было уходить, женщина вошла в комнату и встревоженно обратилась к гостю: – А что случилось-то?
   – Да вы не волнуйтесь… – коротко махнул рукой Стас. – Чистая формальность. Он… В общем, он пока не в числе подозреваемых.
   – Ну, хорошо, хоть так… – вздохнула она и вышла из гостиной.
   – Это ваша мать? – недоуменно спросил Крячко. – А-а… Кто же та женщина?
   – Это моя клиентка, пришла на сеанс акупрессуры, – небрежно бросил Жухов.
   – Оку… что это такое?
   – Акупрессура – это воздействие пальцевым массажем на определенные точки тела, – с важностью в голосе пояснил тот. – Есть акупунктура – воздействие иглами, но не всем это нравится. Акупрессура не столь травмирующа, при всем том, что столь же эффективна. Допустим, если болит голова, то…
   – Спасибо, я уже все понял! – нетерпеливо перебил его Стас. – Итак, в девять вы прибыли на работу. Куда именно?
   Досадливо поморщившись (экий невежа – не даст закончить очень важную мысль!), Жухов уже вполне уверенно сообщил, что ровно в девять он был в своем массажном кабинете салона «Улыбка Афродиты». Подтвердить это может администратор салона Вероника Джафаровна. Там он «отработал» восемь ВИП-клиенток, на что ушло не менее шести часов, с учетом «перекуров». Затем, уже после обеда, прибыл в брачное агентство, где проконсультировал пять или шесть пар, а также нескольких одиночек.
   – Вы что, женаты? У вас богатый опыт семейной жизни? – окинул его недоуменным взглядом Крячко.
   – У меня богатый опыт интимной жизни, – с многозначительностью во взгляде ответил Жухов. – К нам приходят пары, образовавшиеся благодаря нашему агентству, но почему-то друг другом оставшиеся недовольны. Предъявляют претензии, бывает даже бузят. С ними работает наш штатный психолог. Но если дело касается секса, то тамошний администратор Таисия Аркадьевна – кстати, она может подтвердить, что я там был с четырнадцати до семнадцати, – отправляет их ко мне. Мы откровенно беседуем, выясняем все нюансы их супружеской жизни, я поясняю, что и в какие моменты они делают неправильно, рассказываю про технику куни, про фелляцию. Если есть необходимость, что-то со специальной статисткой показываем им на практике. Ну, и многие после этого разводиться передумывают. Разумеется, все это стоит приличных денег. Но те, кто хочет сохранить семью, на это не скупятся.
   – Постой, постой! Это про какую такую технику сейчас шла речь? Кузи и филипизация?
   – Гм-гм!.. Э-э-э… Ну, это… – Жухов замялся, подбирая нужные слова.
   – Понял! Уже уловил! – кивнул Стас. – Можно не продолжать. Так… А после семнадцати ты отправился в свингер-клуб. Но это меня уже не интересует. Понятное дело, мы все проверим – и массажный салон, и брачное агентство. Но теперь вопрос о твоей ссоре с Перлиновым. Что конкретно там у вас произошло?
   В ответ на это Жухов сокрушенно покачал головой и тягостно вздохнул. Он поведал о том, как между ним и Илоной Перлиновой в какой-то момент начали возникать романтические чувства, которые вскоре реализовались на практике. Проще говоря, они оказались в постели. По его словам, от своего нового поклонника Илона была в восторге. Но на следующий же день кто-то «настучал» магнату про ее шашни с охранником, и тот, не пожелав принять во внимание трепетность чувств влюбленных и самые серьезные намерения Вячеслава, приказал выдать ему расчет.
   – Но, насколько я знаю, ты ему за это угрожал расправой, – сдержанно заметил Стас.
   – Ну, сгоряча чего не ляпнешь? Мало ли кто и чего орет по дури?! Это ж не означает, что все сказанное обязательно будет исполнено?
   Станислав поглядел в окно, за которым, к его огорчению, загулял сильный, порывистый ветер и заморосил осенний дождь. Взирая на подобное метеорологическое безобразие, он недовольно поморщился – этот хренов садовник со своей яблоней оказался прав! Стас собрался возразить своему собеседнику, что вообще-то у него есть все основания сомневаться в наличии романтических чувств между ним и Илоной, во всяком случае, во время его вчерашнего визита к Перлиновым о чем-то таком она не упоминала, однако в этот момент запиликал его телефон. Это была Юлия Геннадьевна.
   – Я дома! – трепетным шепотом сообщила она. – Жду!
   – Гм!.. – Сунув телефон в карман, Крячко поднялся с кресла. – Думаю, на этом разговор пока закончим. Ты у нас остаешься как бы свидетелем, но все равно большая просьба: за пределы Москвы и области без нашего ведома не выезжать. Вот визитка с номером моей «мобилы». Если появится новая информация о Перлинове, возникнет какой-нибудь форс-мажор или необходимость куда-то выехать – звони, чтобы мы знали, где ты находишься. В противном случае статус свидетеля на статус подозреваемого поменяется в момент.
   Выйдя на улицу под холодный душ мелкого дождя, Стас для проформы обругал синоптиков, хотя на самом деле дождь был ему по барабану. Запланированное на сегодня он вполне успешно выполнил, и теперь его ждало нечто куда более интересное. В самом деле, почему бы не вознаградить себя за труды праведные?

Глава 5

   Дождь продолжался и утром, причем гораздо более сильный, нежели тот, каким был вчера. Почти бегом поднимаясь на крыльцо Главка, Гуров поспешил проследовать в вестибюль. Стаса на рабочем месте, как всегда, не оказалось. Сев за стол, Лев услышал трель городского телефона и поднял трубку.
   – С добрым утречком, Левваныч! – раздался хрипловатый голос Амбара. – Тут такое дело, понимаешь… С братвой насчет этого богача «перетерли», и один есть тут у нас некто Витек Гасилов, «погоняло» у него Гасан, толкнул про то, что где-то слышал, будто Перлинова прихапали рейдеры из иностранцев. Тот, кто ему это сказал, клялся и божился, что сам видел, как невдалеке от Ленинградки машину богатея тормознули – на мушку взяли «Мухой» и автоматами. Перлинова и тех, кто с ним ехал, перекинули в другую «тачку», а следом сами его машину угнали.
   – Секунду! – Гуров ощутил сомнение в подлинности сказанного. – А откуда он, этот знакомый Гасана, мог узнать, что напали именно иностранцы? Они ему что, сами представились?
   – Вот! Все верно, Левваныч! Вот и я его про то же спросил. Мол, этот балабол с какого хрена додумался, что это были иностранцы? А Гасан сказал, что тот мужик номер иноземный на их машине видел. Чей – не знает, он в них не разбирается. А! И еще вроде бы, когда из машины Перлинова выгружали, один орал по-иноземному, типа: «Гов! Гов!» Ну, как бы – иди, иди. Пока только это и удалось узнать.
   – Константин, а у Гасана «глюков» не бывает? – спросил Лев, продолжая сомневаться в реальности услышанного. – А то что-то уж очень какой-то фильм напоминает. У него так не бывает: кино смотрел, а попутно «косячок» курил? Ну, в голове и отложилось, будто на самом деле это увидел.
   – Как сказать, Левваныч? – страдальчески вздохнул Бородкин. – У меня контингент – сплошь с «глюками» и отягощенной наследственностью. Где ж набраться-то и трезвых, и при галстуке-«бабочке»? Что есть, то есть…
   – Добро! Благодарю за информацию. Сегодня ребятам поручу письмишко с гонораром на пиво бросить в почтовый ящик. Теперь вот что… Надо сегодня, как можно раньше, вбросить такую информацию. Вчера возле спортклуба мы задержали члена группировки «Звезда истины» Владимира Багджу, по кличке Бройлер, и он готов на сотрудничество со следствием по убийству тех, о ком я тебе уже говорил – Бакалавра, Хрысанина и Любавского. Кстати, самому-то по этим троим пока ничего не удалось накопать?
   – Не, Левваныч, глухо, как в танке. Про ту «мокруху» слышали многие, но кто и за что их грохнул – не в курсах. Это… Левваныч! Братва толкует, что на самом деле грохнули одного Бакалавра – там стопудовый огнестрел. А эти двое – точняк, не «мокруха». С кем ни говорил, мужики в сомнении. А насчет слушка – сделаю, комар носа не подточит. На того же Гасана и спишу. Он же как, бывает, накурится, так и несет всякую околесицу. Потом допытываться начинаешь, а он уже и не помнит ничего – и кто ему сказал, и чего он вообще плел… Так что через часок-другой все будет в наилучшем виде!
   Положив трубку, Гуров задумался. Информация, полученная от Амбара, относилась по его классификации аж к третьему, наименее достоверному классу подлинности. «Байку» наркоши Гасана вообще можно было бы не принимать во внимание – мало ли что взбредет обкурившемуся «травкой»? Но это – с одной стороны. А с другой… Что, если за этой информацией и в самом деле стоит нечто подлинное, реально имевшее место быть? И как это проверить?
   Ну, найти Гасана – ноль проблем. Хотя он может упереться и все отрицать, причем совершенно искренне, раз уж у бедолаги и впрямь периодически возникают провалы в памяти. А во-вторых, где гарантия, что рассказавший эту «байку» сам не страдает приступами болезненной фантазии? Уж очень ненадежная информационная цепочка. Впрочем, во всем этом есть и «в-третьих». Если сегодня же взять Гасана, то Бородкин, как источник информации, навсегда будет потерян. Во всех смыслах. В том числе и в физическом – в момент его «грохнут».
   «Надо будет поручить информационщикам проверить все заявления о пропавших без вести за эти дни, – мысленно рассудил Лев. – Если что-то похожее было, то обязательно должно вынырнуть…»
   Его размышления перебил стук распахнувшейся двери. На пороге появился жизнерадостно улыбающийся Стас, который шел «козырем», источая во все стороны флюиды довольства жизнью и самим собой. Ответив на его приветствие, Гуров окинул приятеля внимательным взглядом и неожиданно спросил:
   – Ну и где ты его нашел?
   – Кого?! – недоуменно воззрился в его сторону Крячко.
   – Как это – «кого»?! Понятное дело, Перлинова! С таким сияющим видом в такую противную погоду может ходить только человек, который уже всех нашел и все раскрыл… Вот об этом я и спрашиваю.
   На лице Станислава отразилась ерническая гримаска, и он, издав язвительное «х-ха!», не спеша опустился на свой стул.
   – Ой, наш Лева приколо-о-лся!.. – произнес он ехидным тоном, включая ноутбук. – С таким сияющим видом может ходить человек, который отработал сразу две версии и наработал третью.
   – …Или тот, который всю ночь провел «в астрале»… – с хитрой усмешкой добавил Гуров. – Кстати! А яблоня-то, оказывается, была права – и слякоть разгулялась, и морозец вечером дал себя знать. Хотя… Ты, наверное, уже ехал назад, когда снова пошел дождь?
   – Ну, понятное дело! Я что – тупее паровоза? – победоносно улыбнулся Крячко. – Почти до самого утра – «в астрале», а часов в пять домой поехал. Как раз в это время снова лить начало. В общем, вчера я проверил и «готов», и охранника. Насчет «готов» заехал в Яркино, в тамошнюю школу. Оказывается, «готы» не у них, а в медучилище. Хотя организовал эту шайку-лейку их выпускник. Артем Перлинов состоял в «готах» года три, но потом с ними порвал. Они на него давить пытались, правда, не очень долго. Но что самое интересное – прямо как по заказу, аккурат в тот момент, когда я уже собирался уходить, в школу вломился какой-то шизанутый маньяк. Ну, я его скрутил. Правда, одной учительнице он успел руку порезать. И кем, думаешь, оказался этот припадочный? Тем самым главарем «готов»! В мозги мужику дурь втемяшилась, и его отправили в «психушку». Он оттуда сбежал и притащился в школу сводить счеты. Неделю остолопа поймать не могли!
   – Секунду! – вскинул руку Гуров. – В бегах он был неделю? В этот же период времени пропал Перлинов, к которому у «гота», вполне вероятно, до сих пор могли быть счеты.
   – Думаешь, он мог напасть сразу на четверых? – досадливо поморщился Станислав. – Брось ты! Там мужики здоровенные, при оружии…
   – Хочешь сказать, что он – квелый и немощный? – уточнил Лев, критично глядя на приятеля.
   – Да нет, квелым я бы его не назвал… – нахмурившись, задумчиво ответил Стас. – Скорее, наоборот. Ножом выписывал пируэты, что тебе какой-нибудь спецназовец. То есть ты считаешь, эту версию надо бы проверить более тщательно?
   – Выходит, так… – пожал плечами Лев. – Не забывай про правило: против лома – нет приема. А вдруг у этого типа мог быть автомат? Предположим, эти четверо зачем-то свернули с трассы, а тут он подруливает. Грамотно выпущенная очередь – и никакая спецподготовка по «рукопашке» уже не поможет. Если человек агрессивен, одержим манией истребления, да еще имеет определенную подготовку – можно предполагать все, что угодно.
   Обратив свой взор к потолку, Крячко помотал головой и издал тягчайший вздох.
   – Е-п-р-с-т! Сколько геморроя! Ладно, отработаю сегодня этого хмыря до конца. Тогда, возможно, и охранника придется повторно протрясти.
   – А с ним что?
   – Озабоченный на грани патологии, – пренебрежительно поморщился Стас. – Им не голова рулит, а его «двадцать первый». Ну, и самомнение запредельное. Себя, я так понял, мнит суперкрасавцем и непризнанным гением. Работает сейчас дамским массажистом в одном салоне, консультантом по сексу в брачном агентстве и стриптизером в свингер-клубе. В общем, полный «букет»… В субботу он был весь день в городе, назвал тех, кто может подтвердить его алиби. Сейчас хочу проехать, выяснить на месте. Но вот если копать глубже, то тут тоже могут быть вопросы. А вдруг он сам к этому делу рук не прикладывал, а нанял кого-то другого?
   – А ты информацию о нем где взял?
   – Да все в той же яркинской школе. Директор его помнит. Но сказал, что этот Жухов, хоть «лоб» был и рослый, в коленках слабоват оказался, – задумчиво глядя в окно, за которым продолжала безобразничать непогода, ответил Станислав. – Когда на него попер пацан, не отличающийся силой, но характером крепкий, – сразу дал «задний ход».
   – Ну, здесь, как мне кажется, совсем не тот коленкор, – чуть заметно качнул головой Лев. – Нет явной маниакальности, зацикленности на мести. Да и себялюбие тут явное. Нет, сам Жухов мстить не решился бы, а нанимать других… Он что, очень богат? Нет. А организовать нападение на магната, имеющего вооруженную охрану, знаешь, сколько может стоить? То-то же… Ну, а что там у тебя еще за версия нарисовалась?
   – Почему бы не предположить, что похитили Перлинова его же телохранители? – выразительно развел руками Крячко. – Да, между прочим! Хоть родственники Перлинова и дали им блестящие характеристики, проверить этих ребяток не мешало бы… Я еще вначале как-то прикидывал – а не сама ли перлиновская охрана это дело провернула?
   – Мотив? – подперев голову кулаком, издал Гуров неопределенное «хм».
   – Заказ очень богатых людей, способных заплатить любые суммы за подобную операцию, – довольный тем, что сумел поставить в тупик своего приятеля-доку, торжествующе улыбнулся Стас. – Но есть еще вариант – шантаж. Допустим, у кого-то из них похищают жену или ребенка и диктуют условия: или выполните то, что мы вам прикажем, или заложник будет убит.
   Еще раз неопределенно хмыкнув, Лев откинулся на стуле и, сложив руки на груди, произнес:
   – Версия, конечно, очень занятная. Но…
   Что за «но», сказать он не успел, поскольку зазвонил телефон внутренней связи. Голос Орлова содержал в себе отдаленные раскаты приближающейся грозы:
   – Оба у себя? Жду!
   – На кове-о-р, на кове-о-о-р!.. – пропел Стас, поднявшись со стула и направляясь к двери.
   Гуров на это ничего не ответил, лишь молча усмехнулся. Как он понял по голосу Петра, того с утра опять «раскочегарили» до полного предела. Собственно говоря, в этом никаких загадок не было. Последнее время, с учетом участившихся «накатов» и «наездов» на Орлова, на более оптимистичное настроение их приятеля-начальника рассчитывать не приходилось.
   Когда они, как и обычно, расселись по гостевым креслам, Петр, мрачновато кивнув в ответ на их не в пример куда бодрое приветствие, пробурчал:
   – Ну, чего там у вас? Хоть какие-то перемещения в сторону ожидаемого успешного финала имеются?
   Опера, переглянувшись, известили его о том, что перемещения, безусловно, есть, но не совсем такие, чем можно было бы похвастаться.
   – Конкретнее! – строго потребовал Орлов.
   Выслушав отчеты за вчерашний день, он потер пальцами лоб и задумчиво констатировал:
   – То есть, исходя из наработанного вами, на данный момент реально подозреваемыми могут считаться повредившийся рассудком «гот» и главарь «Звезды истины» Фазильбеков. Да, еще и личные телохранители Перлинова. Ну, ладно, хоть что-то, чем вообще ничего. Есть чем держать круговую оборону.
   – Напирают? – понимающе улыбнулся Гуров.
   – Не то слово… – Петр, широко раскрыв глаза, помотал головой. – Но, кажется, просвет все же появился. Строго между нами! Прошла информация, что жена моего «лучшего друга» к своему дню рождения приняла подарок миллиончиков на пять рублей. А произошло это после того, как вследствие неких загадочных причин на этапе произошел побег не так давно задержанного вами бывшего директора КИФ «Пламя-Дельта» Стебалина. Кто-то ему в этом хорошо помог. Что интересно, информация о случившемся почему-то около месяца держалась в секрете – об этом я сам только сегодня узнал. Говорят, этот факт таили даже от министра. Напрямую, конечно, не докажешь причастность нашего «великого зама» к побегу, но… «Лексус» эксклюзивной сборки – не шило, в гараже не утаишь.
   Крячко, заулыбавшись и потирая руки, хитро подмигнул:
   – А подробности можно?
   – Ну, я же говорю, что особо много и сам не знаю, – досадливо наморщил лоб Орлов. – В общем, получилось так, что эта мадам прикатила на работу вместо прежнего скромненького «Фольксвагена» на шикарнейшем «Лексусе». А работает она не последней шишкой в Минздраве. Коллеги поинтересовались, откуда такая красота, и она сказала, что это – подарок мужа. Кто-то их разговор услышал и сообщил куда следует. К ней прибыли антикоррупционщики и попросили уточнить, кто даритель. Та заюлила, мол, друзья скинулись. Ну, и эта информация тут же ушла в наше министерство. Конечно, не факт, что он уже снял погоны. Сами знаете – у нас и не такое случалось, а виновные все равно выходили сухими из воды. Но надеюсь, что этот «гусь лапчатый» сухим не выйдет… Что на сегодня планируете?
   Коротко взглянув на Стаса, Лев заговорил первым:
   – У меня сегодня предполагается задержание и препровождение в СИЗО упомянутого Фазильбекова, он же – Шашлычник. Заодно хочу проверить информацию о том, что в субботу, невдалеке от Ленинградки, некими неизвестными был похищен тоже оставшийся для меня неизвестным гражданин, ехавший на дорогой иномарке.
   – О, как! – впервые за все время разговора рассмеялся Орлов. – Прямо задача со многими неизвестными. И как же ты думаешь искать неизвестно кого, похищенного неведомо кем?
   – По базе данных о пропавших без вести, – невозмутимо пояснил Гуров. – Информация, конечно, более чем условная, но, тем не менее, проверить ее стоит. А вдруг? Чем черт не шутит?
   – Добро! Это все понятно… Ну, а на основании чего планируешь задержать Фазильбекова? Не забывай – у подобных тварей связи такие, что нам и не снились. Багджа на него показаний так и не дал?
   – Не дал, – отрицательно покрутил головой Лев.
   – И что ты ему инкриминируешь? – Почуяв, что готовится какая-то очень хитрая, изощренная афера, Орлов, как бы ища поддержки, вопросительно посмотрел на Стаса.
   Однако тот, изобразив недоумевающий вид, молча развел руками. Наблюдая за ними, Гуров рассмеялся и, окинув приятелей ироничным взглядом, сдержанно заговорил:
   – В детали вдаваться не буду, но за формальные рамки закона гарантированно не выйду. А вот нашего Великого Наставника, по меньшей мере, суток на несколько задержать смогу. За это время у него дома можно будет провести обыск, да в офисе его «Рогов и копыт» – тоже. Если хоть что-то обнаружим, тогда пусть пеняет на себя. А не обнаружим – даже извиняться не придется. Но ваша помощь мне потребуется. Петр, у тебя в прокурорских структурах вроде бы есть свои люди. Отлично! Надо сегодня к вечеру получить санкцию на обыск. А ты, Стас… Тебе надо будет уломать Юлию Геннадьевну, чтобы она поучаствовала в маленьком спектакле.
   Крячко, слушая Льва, возмущенно захлопал глазами:
   – Лев, ты совсем уже оборзел! Тот раз, когда мы собирались брать Гвоздикина – замдиректора «Пламя-Дельта», ты, по сути, вынудил задействовать Лену Зиминскую. Теперь вот – Юлю ему подавай! Она что, тоже должна кого-то соблазнить?
   Лев, продолжая улыбаться, откинулся в кресле, закинув ногу на ногу, и урезонивающе прищурился:
   – Охолонь! Ишь, завозмущался он! Она всего лишь с таксофона позвонит мне и кое-что скажет. И больше – ни-че-го не надо!
   – Ты чего-нибудь понял? – теперь уже Стас вопросительно посмотрел на Петра.
   – Кажется, начинаю догадываться… – покачав головой, ответил Орлов. – Кстати, Стас, а разве ты сейчас с той, которую зовут Юлией Геннадьевной? А-а-а… у тебя же Светлана, по-моему была?
   – Это уже в прошлом! – с наигранной многозначительностью поспешил ответить за приятеля Гуров. – И Света, и Лена, и Виллина… Да! Между прочим, была и Виллина – тезка доброй волшебницы, балерунья и нудистка.
   – Да, помню, помню! Это когда вы расследовали смерть Вингрова и Капылина… – кивнул Петр. – Ну, хорошо, Лева. Санкцию ты получишь, только, будь добр, дров лишку не наломай! Сам понимаешь, что положение у нас – «хуже губернаторского». Ну, с тобой все ясно. А что у Стаса?
   – А у Стаса тоже головной боли через край, – озабоченно нахмурился Крячко. – Надо уточнить вероятность причастности шизанутого «гота» Штупнова, надо покопаться в биографиях телохранителей Перлинова. Ну, и уговорить Юлию Геннадьевну, чтобы она позвонила Леве. Только принуждать я ее не буду! Учти! – повернулся он к Льву и назидательно потряс указательным пальцем.
   – Да, наверное, этот вариант мы отставим… – решительно отмахнулся Гуров. – В самом деле, зачем напрягать постороннего человека? Сейчас созвонюсь с Марией, попробую ее уговорить. Тем более что лучше ее никто и не сумеет так, как это нужно, озвучить нужную информацию. Ну, в крайнем случае, если Мария окажется занята, попрошу нашу связистку Надю Хворостянину.
   Отчего-то очень разочаровавшись, Крячко, глядя на Петра, ткнул в сторону Гурова большим пальцем.
   – Нет, ты глянь на него! Всех взбаламутит, всех на уши поставит, а потом: «Да ла-а-дно, я уж и сам как-нибудь обойду-у-сь!..» – изобразил он язвительно-противным голосом. – И вот всегда так! Что за человек?!
   К его окончательному недовольству, и Лев, и Петр громко рассмеялись – уж очень комично это выглядело.
   – Ладно, Стас, успокойся, – взялся урезонивать его Орлов. – Как говорят? Что Бог ни делает – все к лучшему! Что касается тебя… За смелые и решительные действия в яркинской школе прими мою личную благодарность. Ты – настоящий опер и настоящий мужик. Гордимся тобой! – Он подошел к Станиславу, пожал ему руку и добавил, возвращаясь на свое место: – Хочу созвониться с директором школы, чтобы они прислали коллективное письмо о происшедшем и о том, как ты спас детей от свихнувшегося маньяка. На основании этого буду ходатайствовать, чтобы тебя представили к награде.
   Толкнув Стаса в плечо, Лев указал на окно:
   – Глянь! В честь твоего подвига даже дождь перестал лить и солнце выглянуло из-за туч!
   Выйдя от Петра, приятели поспешили в информотдел. Гуров загрузил Жаворонкова работой по базе данных пропавших без вести в минувшую пятницу. Кроме того, поручил разыскать максимум материалов по британской компании «Рrofessional action», особенно в контексте ее возможного сотрудничества с ООО «Подкова великой удачи». Стас попросил «пробить» через информационную базу данных лиц, привлекавшихся к судебной ответственности и отбывавших наказание – Юрия Жданкина, Алексея Храпулина и Василия Брынчука.
   Когда Крячко вернулся в свой кабинет, Гуров уже был там и с кем-то задушевно общался по телефону. Стас сразу понял, что он говорит с Марией Строевой.
   Лев на работу жене звонил очень редко, поскольку был риск вмешаться в течение репетиции и вызвать нарекания Марии. Но случались моменты, когда какие бы то ни было реверансы и политесы были совершенно излишни и неуместны. Вот и теперь, вызвав ее по мобильному, он с облегчением узнал, что Мария ближайший час вполне свободна. Просто один из ведущих актеров в ходе репетиции неудачно припечатался коленкой к помосту сцены, и им в данный момент занимался доктор.
   – …Знаешь, я выражаю свое искреннее сочувствие жертве Мельпомены. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Машенька, солнышко, мне очень нужна твоя помощь. Именно как выдающейся актрисы.
   В трубке некоторое время царило молчание, после чего послышался удивленный голос Марии:
   – Лев, что стряслось-то? Во всяком случае, мне так кажется, что ситуация очень серьезная – ты меня сроду не называл «выдающейся актрисой». Интересно! Говори уж сразу, а то у меня отчего-то появились не самые приятные предчувствия.
   – Нет, нет, что ты! Все отлично! Все замечательно! Понимаешь, мы сейчас проводим одну очень ответственную операцию. Но нам нужен анонимный звонок. Ты не могла бы позвонить на мой служебный телефон и, как это свойственно только тебе одной, проговорить небольшую текстовку?
   – Хм… Ну, если это очень нужно… Позвонить с моего сотового?
   – Ни в коем случае! Надо звонить с таксофона, причем удаленного от театра. Чем дальше, тем лучше. Внешность замаскировать, трубку после разговора протереть носовым платком. Текст я тебе сейчас продиктую. Ну как, выручишь?
   – Да, давай уж… – вздохнула Мария. – Прямо игры в шпионов!
   Продиктовав ей текст сообщения, Гуров немедленно отправился к Надежде Хворостяниной, которой поручил записывать все сообщения, приходящие на его рабочий телефон, с определением того места, откуда поступил звонок. Снова вернувшись к себе, он созвонился со своим знакомым по недавнему расследованию ситуации вокруг КИФ «Пламя-Дельта» полковником ФСБ Александром Вольновым. Тот, узнав Гурова, очень обрадовался его звонку.
   – …Спасибо что позвонил, сроду от тебя не дождешься!
   – Александр Николаевич, сам-то чего не звонишь? – рассмеялся Гуров.
   – Когда?! – сокрушенно посетовал тот. – С нашей работой дома бываю раз в неделю, и то по обещанию.
   – Ну, мы тоже не на курорте… Я чего позвонил-то? Помнишь, Станиславу под машину заканделябрили петарду? Так вот, в интересах одного очень важного дела нужно будет опять задействовать твоих ребят. Но – особым образом. Что и как именно – сейчас объясню…

   Директор ипподрома «Южнореченский» Аристотель Аврамиди – представительный, пышноволосый, в новеньком костюме-тройке, проводил в своем кабинете совещание по вопросу снижения доходов от тотализатора. Множащиеся финансовые проблемы их конноспортивного заведения стали препятствием в проведении ремонта трибун, конюшен, бытовых помещений для спортсменов и многого другого. Говоря о массе всевозможных недоработок, директор напомнил о таких серьезных упущениях, как неприглядный внешний вид самого сооружения. Подкрасить бы его, да где взять денег?
   – Куда уходят деньги, я думаю, всем и так понятно… – внимая горемычным речам директора, проворчал его зам, в прошлом – известный наездник. – А попробуй рыпнись – или башку прострелят, или ДТП организуют, как Анатолию Хрысанину. И хрен кто концы найдет!
   В кабинете повисла угрюмая тишина, которую внезапно нарушило дребезжание телефонного звонка. Аристотель поднял трубку и услышал незнакомый мужской голос. Мужчина, представившийся старшим оперуполномоченным Главного управления угрозыска Львом Гуровым, поинтересовался, где припаркована его личная машина.
   – Ну, здесь же, на стоянке для служебного автотранспорта, – пояснил Аврамиди. – А, простите, почему вас это заинтересовало?
   – К сожалению, чего-либо объяснить я вам сейчас не могу. Но огромная просьба: пока к машине не подходить и в нее не садиться. Если можно, выставьте рядом пару человек, чтобы к ней не приближались посторонние. Мы скоро подъедем.
   Положив трубку, Аристотель вытер платком выступившие на лбу капли пота, озадаченно оглядел взирающих на него подчиненных и растерянно сообщил:
   – Ну вот, кажется, и до нас добрались. Господи! Да когда же это кончится? Звонили из угрозыска. Видимо, к ним поступила информация, что моя машина заминирована. Что тут еще другое подумаешь?
   Через пару минут невдалеке от машины директора появились двое охранников. Парни и сами старались держаться от нее подальше, и всех прочих, кто намеревался отбыть со стоянки, убеждали не соваться в ставшую чрезвычайно опасной зону. Через полчаса к ипподрому прибыла целая кавалькада автотранспорта. Из возглавлявшего колонну серого «Пежо» вышел рослый, крепкий мужчина и, подойдя к сотрудникам ипподрома, неуверенно перетаптывающимся невдалеке от парковки, строго поинтересовался, кто из них Аристотель Аврамиди. Показав свое удостоверение, в котором значилось, что его владелец – полковник полиции Лев Гуров, он поинтересовался, которая из машин на парковке принадлежит директору.
   Аристотель указал на свою вишневую «Шкоду», и к «чешке» в тот же момент направились четверо мужчин в спецодежде для работы со взрывоопасными предметами. Они осмотрели всю стоянку, прилегающий к «Шкоде» пятачок территории и днище машины. Объявив, что всем нужно отойти еще дальше, один из саперов лег на асфальт стояночной площадки и начал орудовать под днищем авто, а трое его спутников тоже поспешили отойти прочь. Потянулись томительные мгновения. Все с содроганием ждали, что вот-вот раздастся взрыв. Аврамиди то и дело промокал лоб платком, а его зам, стиснув губы, недвижимым изваянием взирал в сторону парковки.
   Неожиданно в мертвой тишине из-за машин раздался голос:
   – Все в порядке! Готово!
   Сапер поднялся с асфальта, держа в руках темно-зеленый брикет размером с большой брусок хозяйственного мыла, из которого торчали провода. Его помощники тут же принесли толстостенный стальной контейнер, в который и уложили опасную находку. Сразу же после этого за дело принялась опергруппа местного райотдела, начавшая поиск отпечатков пальцев на кузове машины, каких-либо мелких предметов на асфальте, оставленных преступником, заложившим мину.
   Пребывавшие в некотором обалдении очевидцы разминирования машины громко зааплодировали, приветствуя успешное завершение операции. Растроганный Аристотель с чувством поблагодарил за спасение его жизни и поинтересовался, как же угрозыск догадался о том, что его машина заминирована.
   – Нам позвонила женщина и анонимно сообщила о том, что располагает подобной информацией, – не проявляя особых эмоций, пояснил Гуров. – Что и как прозвучало в сообщении – сказать пока не могу в интересах следствия. Мы сразу же после звонка подключили ФСБ, и вот, как видите, результат налицо. Наши сотрудники уже пытались выявить, кто звонил, но безуспешно.
   – Послушайте, но тогда получается, – отходя со Львом в сторонку, вполголоса сказал Аврамиди, – на меня открылась охота, меня хотят убрать. Что же теперь делать? Постоянно ждать мины в машине или пули киллера в затылок у ворот собственного дома?
   – Я думаю, не все так фатально, как может показаться на первый взгляд, – ободряюще улыбнулся Гуров. – Бандиты тоже не всемогущи. А чтобы подобное не повторилось в дальнейшем, самый лучший выход – нейтрализовать ваших недоброжелателей. Как считаете, кто мог быть заинтересован в вашем устранении?
   Аристотель нахмурился и опустил голову. Было заметно, что в нем борются два чувства – желание обезопасить себя и свою семью от отморозков и понятный страх обычного человека перед негодяями, способными нанести удар из-за угла. С полминуты поколебавшись, он почти шепотом произнес:
   – Я знаю, кто это… Но если я его назову – мне конец. Да и всей моей семье.
   – Можете говорить совершенно спокойно – вы не будете упомянуты нигде и никогда. Я вам это гарантирую, – с твердой уверенностью пообещал Лев.
   – Хорошо! Только это – строго между нами! – оглядевшись, кивнул Аврамиди. – Это некий Реваз Фазильбеков. Мы ему ежемесячно платим огромную дань. Но ему и этого мало. Он уже полгода просовывает сюда своего человека – некоего Свинюгина Альберта. В местной власти есть люди, которые меня поддерживают, поэтому ему пока это не удалось. Как видно, Фазильбеков решил меня уничтожить физически, чтобы «расчистить место», и Свинюгин все же стал руководителем ипподрома. Знаете, я всю жизнь работаю в коневодстве, уже лет десять руковожу ипподромом, и нам с коллективом пока удается удержаться на плаву, даже несмотря на наглый грабеж. Но если на мое место встанет профан, умеющий лишь воровать и распродавать украденное, ипподрому конец. Считайте, полсотни человек останутся без работы. Не говоря уже о том, что столица потеряет один из объектов конного спорта.
   – Не волнуйтесь, мы этого не допустим! Кстати, вы не располагаете информацией, кто и за что мог убить известных всем Бакалавра, Хрысанина и Любавского?
   Вздохнув, Аристотель махнул рукой – мол, погибать, так с музыкой!
   – Знаю об этом на уровне слухов. Но Бакалавра застрелил некий Бройлер. А за что… Бакалавр работал их «хомячком» – получая выигрыш с подтасованного тотализатора, он должен был отдавать все деньги, сами понимаете кому…
   – Главарю банды «Звезда истины», – усмехнулся Гуров.
   – Вы знаете и это? – удивился Аврамиди и уже гораздо более уверенно продолжил: – Так вот, таких «хомячков» у Фазильбекова на каждом ипподроме не менее десятка. Исправно отдававший выигрыши «хомячок» Бакалавр надумал увеличить свое «жалованье» и начал выкраивать себе немалые суммы. Его хозяева это заметили, сосчитали, сколько он должен вернуть, и «поставили на счетчик». Сумма получилась огромная. Не подумав, что рискует головой, Бакалавр решил припугнуть тем, что заявит в полицию, и его тут же убрали.
   – А Хрысанин и Любавский им чем не угодили?
   – Причина все та же – деньги. Хрысанин постоянно бузил и требовал снизить «дань», поскольку их ипподром уже начал входить «в штопор» банкротства. Итог – ДТП со смертельным исходом. Любавский же никогда не соглашался на «заказные» бега. Он всегда в них участвовал честно, не желая обманывать своих поклонников. А бандиты непокорных не терпят. Кто убрал этих двоих – я не знаю, но уверен, что в любом случае это дело рук фазильбековских «шестерок».
   Задав своему собеседнику еще несколько вопросов, Лев заверил его в том, что разговор останется строго между ними, и, подойдя к своей машине, созвонился с майором Емельяновым. Он поручил ему срочно найти в базе данных информацию о некоем Альберте Свинюгине, сотруднике ООО «Подкова великой удачи», расположенного где-то в Одинцове. Разыскав офис и установив местоположение Свинюгина, Емельянову следовало держать его под «прицелом» до того момента, как поступит команда провести задержание. Формальная причина – якобы полученная от Бройлера информация о том, что Бакалавра застрелил именно он, Свинюгин. Если тот в отместку даст показания на Багджу, об этом нужно будет немедленно сообщить Гурову.
   После разговора с Емельяновым Лев отправился в СИЗО. Основная часть сегодняшней операции предполагалась ближе к вечеру, и пока нужно было кое-что доработать, чтобы она прошла без малейших сбоев и осложнений. Когда в комнату для проведения допросов конвойные привели Багджу, тот выглядел куда более безрадостным и понурым, нежели сразу после задержания.
   – Ну, что, адвокат был? – спросил Гуров невозмутимым тоном, словно беседовал не с задержанным бандитом, а с обычным человеком, встреченным где-нибудь на улице.
   – Был… – озирая стены и потолок, выдавил Бройлер.
   – Значит, все формальности соблюдены. Отлично! – улыбнулся Лев. – Так, что там вчера мы говорили про гибель Бакалавра, Хрысанина и Любавского? Кто их убил?
   – Я же сказал – не знаю… – уже не столь категорично объявил тот.
   – Понятно… Облегчить свою участь желания нет, – констатировал Гуров. – Пистолет сейчас на экспертизе, и, мне думается, специалисты уже установили, кто и где из него стрелял. Установят и то, кого поразили пули, выпущенные из этого ствола. Могу добавить, что сегодня мне представится возможность поговорить с кем-то еще из вашей «Звезды истины», поэтому завтра нам встречаться нужды уже не будет. Дорога ложка к обеду! Кто не успел, тот опоздал. Тогда уже никаких явок с повинной, никаких «чистосердечных», никаких «особых порядков» рассмотрения дела. Все пройдет по максимуму – и суд, и назначение срока. Кстати, что ж этот ваш Великий Наставник, ворочая громадными деньжищами, кутить ездит в такие отстойные забегаловки наподобие «Букета незабудок»? Туда даже не все бомжи рискуют соваться, а он там пиры устраивает… Смехота!
   – В каком еще «Букете»? – зло скривился Бройлер. – Его любимый ресторан – «Гюлистан», с настоящей восточной кухней, а не с этими вашими вонючими щами. Там… – Что-то внезапно поняв, он вдруг осекся и с досадливым мычанием схватился руками за голову.
   – Ну, щи – штука тоже относительная. Это уж – как и из чего сваришь… – рассмеялся Лев. – Я тоже не приверженец вонючей шаурмы из собачатины. Ну, ладно… Как говорится, коль нет желания идти на откровенность, будем прощаться.
   Полчаса спустя в шикарно отделанном на восточный манер ресторане появился представительный гражданин, представившийся как частный предприниматель Артур Озолиньс, который пожелал обсудить с менеджментом некоторые деловые вопросы. Вышедший к нему администратор поинтересовался, что именно интересует гостя их заведения.
   – Знаете, я предполагаю заказать здесь банкет человек на сорок. Нашей фирме три года, и я, как ее глава, хотел бы свой корпоратив организовать у вас, – вальяжно изрек визитер.
   Обрадованный администратор попросил уточнить, когда именно господин Озолиньс хотел бы провести свое мероприятие.
   – Понимаете, в бизнесе есть коллеги, есть друзья, а есть те, кто не всегда вызывает положительные эмоции, – вежливо улыбнулся гость. – Если можно, я хотел бы уточнить, с кем именно в день банкета не испытывал бы восторга от встречи на вашей территории. Мало ли чего?
   – Очень мудрый подход! – понимающе закивал администратор. – Готов обсудить с вами и такого рода нюансы. Слушаю вас!
   – Меня интересуют такие люди, как, например, глава фирмы «Экспресс-Ультра» господин Трофимов, – небрежно проговорил гость. – Он у вас здесь бывает?
   – По-моему, нет… – отрицательно мотнул головой администратор. – Такого я вообще что-то не припомню.
   – Прекрасно! – просиял Озолиньс. – А президент компании «Микрон-АОТ» господин Гусинцев? Тоже нет? Великолепно! Ну, наверное, о руководителе ООО «Подкова великой удачи» господине Фазильбекове и спрашивать не стоит. Э-э-э… Вы что-то хотите сказать?
   Вздохнув, администратор уведомил, что господин Фазильбеков как раз у них, и вообще он – завсегдатай ресторана. Последние пару месяцев постоянно проводит здесь свои вечера, примерно с шести вечера до десяти-одиннадцати.
   – Ну, и замечательно! – обрадовался гость. – Корпоратив мы планировали провести днем, часов с десяти до трех. Никаких проблем не возникает. Тогда я отбываю, к вам завтра утром подъедут мой главбух и моя личная помощница. Они и сделают заказ.
   – Очень будем рады нашему сотрудничеству! – заулыбался администратор. – Ваша помощница, наверное, молодая и красивая? – пикантно подмигнул он.
   Озолиньс расхохотался, игриво погрозил пальцем и, причмокнув, ответил:
   – Очень красивая! Настоящая натуральная блондинка… Кстати! Мы с господином Фазильбековым не соперники. Но… Как-то у нас не сложилось… Давайте не будем информировать его о моем визите. И смотрите, мою Элиночку завтра здесь не обижайте! – Он снова расхохотался и, попрощавшись, вышел из ресторана.
   Сев в машину, Гуров облегченно перевел дух. Убедительно сыграть фирмача оказалось не так-то просто. Потребовалось максимальное напряжение всех внутренних ресурсов.

   Сразу по прибытии в Главк он зашел к информационщикам. Оторвавшись от компьютера, капитан Жаворонков поднялся и доложил, что задание выполнено и необходимые материалы найдены. Он передал Льву принтерные распечатки, добавив, что в электронном виде все эти материалы по внутренней сети уже отправил ему на почтовый ящик.
   Пройдя к себе, Лев сел за изучение информационных материалов. Как явствовало из сводки, за пятницу по Москве пропало без вести пятнадцать человек. Из них почти половина – подростки, склонные к бродяжничеству. Трое пенсионеров с проблемами памяти, сразу три молодые женщины, поехавшие отдыхать на дачу к одной из них и исчезнувшие там, – все это было совсем не то. Из оставшихся четверых мужчин двое пропали вечером, отправившись в культурно-зрелищные заведения, а еще двое, в числе которых был и Перлинов, утром на своих авто отбыли на работу.
   Просмотрев запись о пропаже второго автомобилиста, по фамилии Багаридзе, он понял, кого пятничным утром видел приятель наркоши Гасана. Согласно заявлению жены, Багаридзе в Москву въезжал по Ленинградскому шоссе. Это означало, что его и в самом деле похитили вооруженные люди на дороге, примыкающей к Ленинградке.
   Гуров поднял трубку телефона внутренней связи и, вызвав Жаворонкова, поручил ему связаться с райотелом, занимающимся исчезновением Багаридзе.
   – Скажешь им, что была информация, согласно которой его машину остановили какие-то люди, вооруженные автоматами и гранатометом «Муха». Было их человека четыре, приехали они на темном джипе с иностранными номерами. Можно предположить, что с грузинскими.
   Материал об английской рейдерско-консалтинговой фирме, которую в русской интерпретации можно было бы назвать «Профэшшенл аксьенс», оказался весьма интересным и содержательным. Как явствовало из текста, заморская шайка-лейка, оформленная под респектабельную, цивильную контору, за последнее десятилетие успела засветиться в самых разных странах мира. Причем, прежде всего, ее привлекали страны с неустойчивой, шаткой экономикой, где правовые имущественные отношения так и остались на уровне полного «сырца». В частности, Россия.
   Здесь «Профэшшенл аксьенс» впервые явила себя в начале девяностых. Агенты этой фирмы весьма активно работали в период чубайсовской приватизации. И едва ли кто мог бы сказать, сколько миллиардов долларов сумел «заколотить» международный криминал, разворовывая достояние бывшего Союза при содействии респектабельных английских джентльменов. До сей поры одним из основных направлений деятельности «Профэшшенл аксьенс» осталась Россия, где за год, не без содействия «беловоротничковых» английских бандитов, происходит не менее трех десятков рейдерских захватов предприятий, компаний, фирм.
   Сумел Жаворонков найти и контакты англичан с «Рогами и копытами» Фазильбекова. О конкретных совместных акциях информации в Интернете не оказалось, но уже тот факт, что сотрудничество наиболее активно развивалось последние два года, говорил о многом.
   Созвонившись с Петром и узнав, что тот свободен, Лев направился в начальственный кабинет. Орлов в этот момент собирался куда-то уезжать – скорее всего, в министерство, поэтому запихивал в портфель бумаги, лежавшие на столе.
   – Что у тебя, Лев? – не глядя, поинтересовался он, быстро пролистывая скрепленные степлером документы.
   – На восемнадцать ноль-ноль нужно подкрепление в виде группы спецназа человек из шести-восьми, – наблюдая за ним, невозмутимо сообщил Гуров, – и опергруппа человек из четырех. Планирую взять Фазильбекова в ресторане «Гюлистан», а потом махнуть в Одинцово и провести полномасштабный обыск в доме Шашлычника.
   – А основания? – положив бумаги и плюхнувшись в кресло, с некоторой растерянностью спросил Петр.
   – Вот, слушай! – Лев достал из кармана свой телефон и, включив сделанную на нем диктофонную запись, вытянул руку в его сторону.
   Сквозь шорохи и аберрации электронных помех явственно и четко прозвучал женский голос:
   – Алло! Это уголовный розыск? Хочу сообщить вам о том, что мне случайно стало известно о готовящемся убийстве. Директор ООО «Подкова великой удачи» Реваз Фазильбеков приказал заминировать машину директора ипподрома «Южнореченский» Аристотеля Аврамиди. Я не хочу, чтобы произошло это убийство, поэтому прошу вас его предотвратить. О себе сказать ничего не могу, иначе он убьет или меня, или кого-то из моей семьи. До свидания…
   Ошарашенно захлопав глазами, Орлов некоторое время сидел, явно не зная, что сказать. Наконец, вновь обретя дар речи, он встревоженно спросил:
   – В ФСБ уже сообщили? Кто звонил, выяснили?
   – Конечно, сообщили! Мы с Вольновым заранее обо всем договорились. Мина «найдена» и «обезврежена», Аврамиди на радостях дал очень ценную информацию. Во всяком случае, я знаю уже доподлинно точно, кто убил Бакалавра. А звонившую ездил выявлять наш стажер, но только и смог выяснить, что это была привлекательная женщина средних лет в косынке и больших темных очках.
   Сообразив, что услышанная им запись – не более чем инспирированный предлог для проведения задуманной Гуровым операции, Петр сердито отмахнулся:
   – Тьфу ты, черт подери! Я уж было подумал, что и в самом деле готовилось покушение. Получается так, что кто-то по твоему поручению заложил мину?
   Гуров посмотрел на начальника, как на наивного простака:
   – Зачем лишняя возня? Мину «нашел» сапер, заранее захватив ее с собой. Вот и все. Что тут непонятного?
   – Слушай, Лева, а ты точно не наломаешь дров? Если вдруг обыск ничего не даст, то эта аудиозапись и даже «выявление» мины особого веса иметь не будут. Адвокаты Фазильбекова в два счета докажут, что это все – не более чем «подстава». Нас ведь тогда наши «лучшие друзья» из министерства по стенке размажут.
   – Не переживай – все схвачено! – усмехнулся в ответ Лев. – К тому же операция началась, и отменять ее я не собираюсь, слишком многое поставлено на кон. Ты думаешь, у меня только один козырь – эта аудиозапись и мина? Ошибаешься! В запасе есть некто Свинюгин – еще один приближенный Шашлычника, да и с Бройлером я еще как следует не поработал. Его «по ошибке» могут посадить в камеру с «активом» гомосексуалистов – троих держат под стражей за насилие над парнем. А потом, даже если ничего с ним и не произойдет, пусть попробует оправдаться перед своими «братками» – «кукареку» он или нет. Думаю, когда я ему такой ночлег пообещаю, запоет, как канарейка.
   Выслушав, Петр измерил его опасливым взглядом и негромко резюмировал:
   – Лева, у меня такое ощущение, что ты уже начал переступать какие-то грани. Да… Игру ты затеял очень опасную в плане возможности громкого скандала.
   – И это мне говорит человек, не так давно лично курировавший операцию на море, которую иначе как пиратством и не назовешь?! Не правда ли? – спокойно выдержав укоризненный взгляд генерала, покачал головой Гуров.
   – Но тогда под угрозой были общегосударственные интересы! – попытался возразить Орлов.
   – Ага! А здесь – мои личные, сугубо шкурные! – уже не скрывая сарказма, рассмеялся Лев. – Тут тоже дела общегосударственной значимости. И не потому, что бесследно исчез строительный магнат Перлинов. А потому, что банда Шашлычника сама по себе чрезвычайно опасна и должна быть ликвидирована любой ценой. Да, любой! На войне – как на войне. Не забывай об этом. Ну, будет мне спецназ?
   Поколебавшись, Петр отрицательно качнул головой и, забарабанив пальцами по потолку, задумчиво проговорил:
   – Знаешь, у меня все больше зреет настроение наложить запрет на твою авантюру. Пока не поздно, пока не случилось чего-то запредельного…
   – Наложи… Сыграй роль императора Николки, который своим бездарным приказом сорвал самую блестящую операцию Первой мировой – Брусиловский прорыв, приказав войскам остановиться. И этим погубил себя, свою семью и Россию. А ведь был шанс – и какой шанс! – еще в шестнадцатом году победоносно завершить войну и стать самой мощной мировой державой! – Лев пружинисто поднялся с кресла и шагнул к выходу.
   Стукнув по столу кулаком, Петр почти проорал:
   – Ладно! Хрен с ним! Что будет, то будет… Говори, куда и во сколько подъехать спецназу и опергруппе?

   Станислав Крячко прибыл в клинику Кащенко в десятом часу утра и не без труда уладил вопрос о возможности поговорить один на один с задержанным им вчера Штупновым. Войдя в палату-одиночку, пропахшую карболкой, он увидел Кирилла, сидящего на кровати в больничной пижаме, правая рука его висела на перевязи, а на плече был то ли гипс, то ли компресс. Как видно, проводя прием, Стас не рассчитал своей бычьей силы и крепко повредил связки плечевого сустава Штупнова.
   – Кирилл, это – оперуполномоченный уголовного розыска, он хочет с тобой поговорить, – пояснил санитар, который проводил гостя до палаты.
   Тот, не поднимая головы, молча кивнул в ответ. Сейчас на себя вчерашнего он не был похож даже близко. Стас присел на привинченный к полу стул у небольшого стола и деловито произнес:
   – Добрый день, меня зовут Станислав Васильевич. Скажи, Кирилл, какова была цель твоего недавнего побега?
   Штупнов около минуты продолжал молчать, после чего приподнял голову и, исподлобья взглянув на гостя, хрипло произнес:
   – Хотел отомстить своей училке, Анисимовой. Она жива?
   – Да, жива… – нейтральным тоном ответил Крячко.
   – Хорошо… – как бы даже с облегчением вздохнул Кирилл. – Я и сам не знаю, что мне стукнуло в голову… Ну, вот как-то так пришло, что это она во всем виновата. Пришло, и все тут.
   – А в чем именно виновата? Она сделала что-то очень плохое? – спросил Станислав.
   – Нет… Была, как и все… Сам не пойму, почему именно она. А-а! Она когда-то при всех обсмеяла мой костюм. Да! Это было. Я тогда сильно разозлился на нее. Хотя, если разобраться, она была права. Ой-ей-ей!.. Ой, жизнь моя, жизнь! Толком еще и не началась, а вот уже и конец…
   – Почему конец? – уточнил Стас, правда, лишь для поддержания разговора, поскольку это сетование звучало риторически.
   Кривововато усмехнувшись, Кирилл сокрушенно покачал головой:
   – А какая может быть жизнь у чокнутого, у припадочного? Откуда быть семье, друзьям, какому-то будущему?! Тут я и издохну. И чем скорее, тем лучше… Пропади он пропадом, тот медный крест!
   На вопрос Станислава Штупнов пояснил, что речь идет о медном распятии, которое он еще в детстве нашел на старом кладбище. В тот день со своими друзьями он отправился погулять по окрестностям Яркина. Только что прозвенел последний звонок учебного года, и будущие шестиклассники решили ознаменовать его, как они называли, «чудильней». То есть какими-нибудь проделками, иногда даже хулиганистыми, выходящими за рамки здравого смысла.
   Местом проведения «чудильни» стала старая часть поселкового кладбища, где еще сохранились старинные купеческие захоронения. Бродя меж могил, «чудильщики» на чьей-то могиле подрисовали фломастером усы мраморному ангелу, у которого кто-то отбил руки и крылья, и надели на него, закрепив булавками, найденные на свалке драные семейные трусы. На некоторых надгробиях написали шутовские «поминалки», наподобие: «Дрыхни спокойно, чувак! Один хер, ничего хорошего тут нет!»
   Проходя по одной из заросших травой дорожек, Кирилл неожиданно увидел что-то тускловато блеснувшее на солнце. Раскопав землю, он достал позеленевшее медное распятие, какие обычно вкладывают в руки умершим, и с криком «чур, мое!» показал свою находку приятелям. Однако те отчего-то завидовать ему не стали. А самый старший из компании посоветовал выбросить распятие, кинув его через левое плечо и сказав: «Как пришло, так и ушло». Но Кирилл, подозревая, что его собираются «развести, как лоха», объявил, что крест оставляет себе.
   – Ишь, какие хитренькие! – показал он приятелям язык. – Я сейчас брошу, а вы сцапаете. Нашли дурака!..
   Дома он спрятал распятие среди своих мальчишеских «сокровищ», и вскоре о нем совсем забыл. Но однажды его почему-то вдруг потянуло на кладбище, а поскольку никто из приятелей идти туда не захотел, он пошел один. В тот день были похороны. Одетые в траурные одежды родственники какой-то молодой женщины прощались с умершей, оплакивая ее преждевременную кончину. Наблюдая со стороны за скорбной церемонией, Кирилл неожиданно для себя ощутил нечто противоположное скорби – какое-то затаенное удовольствие от созерцания происходящего.
   С той поры он стал бывать на кладбище очень часто. Чьи-либо похороны для него были настоящим праздником. В глубине души он понимал, что это ненормально, и, скажи о своих настроениях приятелям, они бы его высмеяли и объявили шизиком. Впрочем, к той поре Кирилл с ними уже не дружил, теперь он был сам по себе.
   Придя как-то на кладбище, он увидел там компанию молодых людей во всем черном, которые называли друг друга не по именам, а прикольными кличками – Паук, Упырь, Крокодил. Судя по всему, они приехали сюда из Москвы – невдалеке от кладбища стояли две «девятки». Заметив Кирилла, один из незнакомцев – во фраке и цилиндре, поманил его к себе:
   – Эй, малец, греби сюда!
   Расспросив его о том, что он здесь делает, парень во фраке, назвавшийся Скорпионом, объяснил, что они – «готы», которым нравится все черное, мрачное, кладбищенское. С той поры Кирилл, получивший кличку Зомби, стал встречаться с ними регулярно. Он купил черную одежду, капюшон-накидку сшил себе сам – Скорпион показал, как это делается, и в шестой класс пришел уже законченным «готом». Правда, в школе особо афишировать свое увлечение он не решался, а вот в медучилище – он туда и пошел только из-за того, что хотел по его окончании работать где-нибудь в морге, – развернулся вовсю.
   – А Перлинова Артема не помнишь? Он одно время состоял в вашей компании, – поинтересовался Крячко.
   – Как? Перинов? А, Перли-и-и-нов… Не помню. Хотя… Может быть, и состоял, – на заросшем щетиной лице Штупнова отразилась гримаса недоумения.
   – Он хорошо в компьютерах разбирался, – напомнил Стас.
   – А-а! Понял, о ком базар… У нас его Гигагробом звали. Ну, сначала – Гигабайтом, а потом, как купил себе ранец-гроб, – Гигагробом. А он чего?
   – Да сам-то он вроде ничего… – усмехнулся Крячко. – Компьютерный «овощ», которому все сущее «по барабану». Вот с его отцом проблемы – несколько дней назад пропал без вести. Как раз в ту пору, когда ты был в бегах. Вы с ним не встречались?
   – А… хер его знает? Если его карточка есть, может быть, где и видел?
   – Хм… – отчего-то окончательно теряя уверенность в том, что его собеседник может быть причастен к исчезновению Евгения Перлинова, едва сдержал зевок Стас. – Тут фишка-то вот в чем. Мне говорили, что ты со своими «готами» был очень недоволен уходом Артема… Ну, Гигагроба, и поэтому посылал записки их семье с угрозами и проклятиями.
   Выслушав Станислава, Кирилл хрипловато рассмеялся:
   – Да не я эти писульки корябал… Девка у нас одна была, кликуха – Крыса. Она на него запала. Хотя… Скорее всего, на «бабло» его бати. У того, говорили, «бабок» – немерено, хоть лопатой греби. Она наших пацанов подбивала и у школы его встречать, и к его дому в Осинки моталась. Только у нее ничего не вышло. Зря время потратила.
   – А где она сейчас? Как ее зовут? – сразу оживился Крячко.
   – Как ее звали – вообще без понятия, – дернул здоровым плечом Штупнов. – Да ее сейчас и не найти. В смысле, живой. Год назад сама вздернулась в каком-то гараже.
   – Неужто из-за Гигагроба? Вроде того, несчастная любовь? – выжидательно прищурился Стас.
   – Да где там! У нее всякой и разной «любви» и без Гигагроба хватало в избытке. Крыса у нас была деваха общительная, большая любительница этих самых дел. Она обожала совокупляться на свежих могилах, причем сразу с несколькими кавалерами. А в петлю чего полезла? Дело-то обычное… Сначала – «травка», потом – на «иглу села», ширяться начала. «Готы» вообще-то не долгожители. Куда стучишься, туда и впускают…
   – Ну, все понятно… – поднимаясь со стула, задумчиво заключил Станислав. – Вопросов больше нет. Хотя… Ты не слишком обижаешься, что я вчера вот так – руку?..
   – Жаль, что не пристрелили, – поморщился Штупнов. – И я бы сейчас не мучился, и другим мороки было бы меньше…
   Покидая клинику, в вестибюле Крячко разминулся со священником в будничном черном одеянии, с посохом и большим наперсным крестом. Проходя мимо Станислава, старик, смиренно склонив голову, вежливо поздоровался.
   – Здравствуйте, батюшка, – оглянувшись, улыбнулся тот. – Вы, как я могу догадаться, к Кириллу Штупнову?
   – А вы как догадались? – тоже остановился священник.
   – Интуиция…
   – А вы, я так понимаю, из органов? – окинул Стаса внимательным взглядом старик.
   – Ого! Один – один! – рассмеялся Крячко. – Ну, и как, на ваш взгляд, шансы у него есть?
   – Все в руках Господних… – вздохнул священник. – Я с ним уже встречался, еще до его побега. Трудный случай. Очень трудный! Тут можно надеяться только на чудо. Слишком долго этот молодой человек срастался душой с бесами, с той жизнью, какую праведной никак не назовешь. Он ведь и общаться-то со мной согласился только потому, что на мне черное одеяние, напоминающее ему одежды «готов». Молюсь за его духовное и телесное выздоровление…
   Из клиники Стас направился в Осинки, где планировал взять подробную информацию о телохранителях и водителе Перлинова. Дав газу, он вырулил на оживленную улицу и направил своего «мерина» в сторону МКАД, чтобы там свернуть к элитному поселку. Минут через сорок он был уже у въезда на территорию и, прибыв на улицу Радостную, остановился у знакомых ворот. Выйдя из машины и нажав на кнопку звонка, увидел охранника, идущего к воротам. В отличие от плотного, основательного Волкова, этот был потоньше, зато выше ростом.
   – Вам кого? – спросил он, изучающе глядя на незнакомого гостя.
   – Вы – Федор Трушакин? – поинтересовался Станислав.
   – Да… – кивнул охранник и тут же уточнил: – Вы, наверное, из угрозыска? Дмитрий мне рассказывал.
   – Из угрозыска. – Стас показал удостоверение. – Мне вот что требуется. Нужна информация о Жданкине, Храпулине и Брынчуке. Они трудоустроены в «Векторе успеха»?
   – Да, и мы, и они – штатные работники компании, – подтвердил Трушакин. – Личные дела хранятся в отделе кадров главного офиса. Но и здесь тоже есть личные карточки с дежурной информацией. Принести? Вы входите. Если хотите, можете пройти со мной в «дежурку», – и он отщелкнул калику.
   – Ничего, я и здесь подожду.
   Войдя во двор, Крячко огляделся. Здесь все было как и в прошлый раз. Несмотря на вчерашний заморозок, продолжали цвести клумбы и даже били струи фонтанов. Из-за угла дома, за которым простирался сад, вышел Павел Васильевич. Увидев Станислава, он круто свернул в сторону ворот и, приятельски улыбаясь, направился к нему.
   – Кого я вижу! Как наши дела? Что нового в мире сыска?
   – Пока все по-старому, – придавая голосу бодрый тон, ответил Стас. – К тому же что спрашивать меня о делах, если вам достаточно подойти к любой из яблонь и поинтересоваться новостями. Вон, вчера было – строго по расписанию. Сначала, как это вы назвали, ведро, а потом – слякоть. Синоптики посрамлены.
   Пожелав Станиславу успехов, Павел Васильевич пошел к дому.
   – Вот, смотрите! – послышался сзади голос Федора.
   Крячко обернулся и взял у охранника три картонки с фотографиями и анкетными графами, аккуратно заполненными черной гелевой ручкой. Пробежав глазами по всем этим мини-досье, он неожиданно заметил в них нечто общее. В графе «Прохождение воинской службы» была указана одна и та же воинская часть: «33/889». Еще раз сверив номера, Крячко понял – это уже зацепка. И – какая зацепка!
   – Федя! – окликнул он. – А ваш хозяин был в курсе, что шофер и его телохранители служили в одной и той же части?
   – Конечно! – энергично кивнул тот. – Первым к нам устроился Юра Жданкин. Он и рекомендовал их Евгению Андреевичу. А что, у вас есть в отношении их какие-то подозрения?
   – Ну, подозрения – не подозрения, а проверить кое-что стоило бы, – возвращая ему картонки, резюмировал Стас. – Вот скажи мне, если бы на них было совершено вооруженное нападение, ребята с какой командой могли бы справиться?
   – Ну, если по оружию на равных, то пятерых-шестерых «замесили» бы без проблем. Даже подготовленных. Они же служили за Серпуховом, в секретном разведбате ВДВ. Там такая подготовка! О-го-го!
   – Вот! Рукопашники и стрелки они сильнейшие. Далее. Если бы на них было совершено нападение с использованием автоматического и бронебойного оружия, наподобие гранатометов, стрельбу все равно кто-нибудь да слышал бы? Слышал бы. Но ничего этого не было, а «сарай на колесах» с четырьмя нехилыми мужиками как в воздухе растворился. Что прикажешь думать?
   – Да я с самого начала считал, что в этом есть какие-то странности, – с сомнением наморщил лоб Федор. – Но… Знаете, есть ведь способы и средства, которыми можно вывести из строя или отключить любого из нас. Гипноз, суггестия, усыпляющий газ…
   – Ну, гипноз и эту, как ты ее назвал – суггестию, что ли? – отставим без обсуждения, а вот насчет усыпляющего газа – мысль интересная, – одобрительно кивнул Стас. – Готов выслушать.
   Немного помявшись (как же – перед ним корифей сыскного дела!), Федор вкратце изложил свои соображения.
   – Усыпляющий газ мог быть использован, например, человеком, которого они подсадили к себе по дороге. Ну, допустим, такой сценарий. Они едут, видят молодую женщину, как бы сбитую какой-то машиной. Шеф – мужик у нас отзывчивый. Скорее всего, он бы распорядился взять ее с собой, чтобы отвезти в больницу. Она, попав в салон, задерживает дыхание и незаметно запускает устройство мгновенного распыления усыпляющего газа. Все в отключке. Женщина выходит, проветривает салон, тут подскакивают ее сообщники, и «тачка» с людьми в их руках.
   Измерив своего собеседника удивленным взглядом, Станислав рассмеялся.
   – Гениально! Слушай, Федя, тебе надо идти к нам, в Главк. Такие думающие ребята – во как нужны.
   – Вообще-то я уже работал в органах опером райотдела, – ностальгически вздохнув, признался тот. – Но вы же помните, какие гроши платили нашему брату? Тут семью надо содержать, а на что? Хоть на работе и сидел сутками, еле хватало, чтобы свести концы с концами. Взятки брать приучен не был – с детства отец внушение сделал. А сюда пришел – красота! Дежурства – сутки через двое, и зарплата вдвое выше даже нынешней, с тогдашней я бы и сравнивать не стал. Ну какой резон? От добра – добра не ищут.
   Неожиданно откуда-то сбоку донесся знакомый голос:
   – Станислав! Вас на минуточку можно?
   Крячко оглянулся и увидел невесть откуда взявшуюся Илону. Демонстративно выставив грудь и качая бедрами вправо-влево, она поманила его к себе рукой. Взглянув в ее сторону, Федор негромко фыркнул и, пробормотав:
   – Ой, с ней осторожнее надо! Ой, осторожнее! – направился к воротам, заложив руки за спину.
   – Слушаю… – приблизившись к девушке, совершенно спокойно проговорил Стас.
   Ничуть не смутившись его суховатого тона, она интригующе улыбнулась и чуть жеманно спросила:
   – Как продвигаются поиски моего папá?
   – Вполне успешно, – так же спокойно ответил Крячко.
   – Может быть, мы могли бы обсудить некоторые аспекты поиска моего папá за чашкой чая? Или кофе? – игриво промурлыкала Илона.
   – К сожалению, времени в обрез. Мне уже пора ехать… Дела! – Стас, чуть разведя руками, сокрушенно хлопнул ими по бокам.
   – Дела… Где и какие дела? Уж не у этой ли старой галоши Юленьки? – язвительно спросила девушка.
   Возможно, она ожидала, что хотя бы на этот довольно хамский «комплимент» гость обязательно отреагирует какими-то эмоциями. Но ее ожидания оказались напрасны – Крячко остался абсолютно невозмутим.
   – Ну, я бы не сказал, что она старая. Да и определение «галоша» – это не для нее. Прекрасно выглядящая, жизнерадостная, энергичная, доброжелательная, к тому же еще молодая женщина. – Теперь он как будто сам задумал разозлить Илону. – Так что…
   – Хм! Интересно, что же в ней находят мужики, в этой толстозадой тетке? У нее что, кофе вкуснее или что-то другое горячее и слаще? Я имею в виду – чай. А ты что подумал?
   – Разумеется, подумал именно про чай! – в тон ей ответил Станислав. – Илоночка, зря ты затеяла весь этот разговор. Ты мне в дочки годишься, так что «чаепитие» у нас не состоится при любом раскладе. Желаю здравствовать! – Он круто повернулся и зашагал к воротам.
   Глядя ему вслед, Илона с задумчивой мстительностью пробормотала:
   – Ну, это мы еще посмотрим – зря или не зря!..
   Сев в свою машину, Крячко достал телефон, но заколебался – стоит ли беспокоить Юлию? Разумеется, предстоящий вечер хотелось бы провести с ней, и было бы неплохо договориться о встрече, но работа есть работа. Сейчас ему предстоит ехать сначала в Главк, чтобы через Петра получить допуск в секретную военную часть, а потом гнать куда-то за Серпухов… Поэтому неизвестно, когда он освободится.
   Запустив двигатель, Стас дал газу и покатил в обратном направлении. В Главк он прибыл вскоре после обеда, немного задержавшись в придорожном кафе, где выпил стакан чаю и съел пару бутербродов. Когда Крячко зашел к Петру, тот уже успел вернуться из столовой и, отчего-то хмуря лоб, просматривал бумаги. Мельком взглянув на Станислава, он озабоченно спросил:
   – Что нового?
   – Вчерашний псих, да и «готы» в целом ни при чем, – опускаясь в кресло, сообщил тот. – Сейчас надо созвониться с Минобороны, чтобы получить допуск на базу разведбата ВДВ 33/889. Как выяснилось, там проходили службу оба телохранителя и шофер Перлинова.
   Бросив бумаги на стол, Петр теперь все свое внимание адресовал Станиславу.
   – Вот это ни хрена себе! – присвистнул он. – Очень занятный момент! То есть, получается, компания у них достаточно сплоченная. Та-а-а-к!.. Ну, что ж, давай пока займусь твоим вопросом. Но раньше, чем через час, ничего не обещаю.
   Не спеша сходив в ближайшее кафе и основательно там подкрепившись (что там была за еда в придорожной забегаловке – хлипенькие бутербродики с чаем!), Стас вернулся к Орлову. Едва он появился на пороге, генерал схватил со стола и протянул ему лист бумаги, недовольно проворчав:
   – Что так долго? Давай, дуй живее! Вот описание маршрута. Там тебя ждут.
   Недоуменно хмыкнув, Крячко забрал бумагу, не преминув отметить:
   – А чего долго-то? Сам же сказал – через час, а я всего за полчаса управился!
   – Ну, понимаешь… – начал было Петр, однако закашлялся и совсем уже другим тоном закончил: – Ну, ты – понимаешь!..
   И снова под колесами «мерина» полетели километры шоссе. Миновав Серпухов, на одном из малоприметных перекрестков Стас свернул влево на весьма потресканный асфальт, с кое-где вполне приметными выбоинами. В иных местах из трещин даже пробивалась по-осеннему пожелтевшая трава, видно, здесь ездили нечасто. Если бы не предписание свернуть у дорожного указателя «База отдыха «Светлячок», он бы подумал, что ошибся направлением.
   Километров через пять Крячко увидел пред собой шлагбаум и каких-то людей в камуфляже. Подошедший к кабине рослый гражданин без знаков различия, зато с огромными усищами, лаконично поинтересовался, не заблудился ли «гражданин водитель». Уведомление Стаса о том, что он – представитель Главка угрозыска, а также продемонстрированное удостоверение оказались сродни сказочному «Сезам, откройся!» – шлагбаум поднялся, и «мерин» покатил дальше по такой же (видимо, для маскировки) выщербленной дороге.
   Воинская часть была огорожена высоченными железобетонными плитами, с КПП, механическими воротами и парковкой невдалеке, с несколькими десятками стоящих на ней легковушек. Когда Крячко вошел в КПП и представился, дежурный лейтенант тут же куда-то позвонил, после чего минут через пять в дверях со стороны территории появился крепкий, широченный майор, который коротко распорядился:
   – Ген, пропусти!
   Пройдя в здание штаба следом за майором, отрекомендовавшимся как кадровик, Стас оказался в кабинете, забитом шкафами со всевозможной документацией. Майор Васильев, выслушав гостя, подтвердил, что названные им люди проходили в их части службу по контракту, но потом уволились в запас, хотя их убеждали его продлить.
   – Что поделаешь? – посетовал он. – Парни женились, у всех появились дети… Ну, не всякому же понравится жить месяцами в отрыве от семьи, тем более что, видимо, им подвернулась непыльная работа с хорошей зарплатой. А почему именно эти трое вызвали интерес у уголовного розыска?
   Предположение Крячко о вероятности того, что парни каким-то образом могли быть причастны к исчезновению крупного предпринимателя, майор воспринял с очень большим сомнением.
   – Ну-у, нет! Наши ребята – народ надежнейший. Во-первых, к нам сюда отбор идет очень тщательный. Претенденты проходят всевозможные проверки, в том числе и у психологов, и на полиграфе. За свой состав могу поручиться – от и до. Давайте посмотрим их личные дела. Например, Алексей Храпулин – никаких взысканий, одни благодарности. Вот благодарность за то, что он, рискуя жизнью, во время учебных прыжков с парашютом спас бойца из молодого пополнения. Имеет награды. Вася Брынчук – отличный парень. Тоже сплошные благодарности, кстати, одна из них и от ваших коллег. В отпуск ездил, задержал особо опасного преступника. Юрик Жданкин. О нем могу также сказать только хорошее. За чужую спину никогда не прятался, брался за самые сложные и трудные задания.
   Еще немного пообщавшись с майором, Стас отбыл восвояси. Подъезжая к трассе, он вспомнил о Юлии и решил с ней созвониться, чтобы согласовать планы на предстоящий вечер. Но едва он вывел джойстиком на монитор телефона имя «Юля», как его сотовый внезапно сам завибрировал и разразился мультяшным, кукольным голосом: «Ну, ты че, в натуре, друга, что ль, услышать не хочешь?! Хорош кукситься – дружбан на связи!..» Это звонил Лев.
   – Стас, ты как там, со своими делами уже управился?
   Крячко на какой-то миг (всего на малюсенькую секундочку!) замешкался, хотел было сказать, что занят до завтрашнего утра, но чувство долга возобладало, и он бодро откликнулся:
   – Куда и во сколько?
   – В восемнадцать ноль-ноль у ресторана «Гюлистан». Будем брать Шашлычника, – лаконично пояснил Гуров.

   За все, без малого, десять лет существования «Гюлистана», что на многих восточных наречиях означает «Страна роз», в его стенах подобное произошло впервые. С утра вообще ничто не предвещало каких-либо форс-мажоров. В одном из залов ресторана с десяти утра отгуляла какая-то корпорация, отмечавшая свой юбилей. И хотя выпито было безмерно много, гулянка прошла, можно сказать, вполне цивильно. Затем отшумела «свадьба» двух дамочек-лесби, отпразднованная так называемым ЛГБТ-сообществом. Официанты восточных кровей, с изумлением взирая на «жениха» с «невестой», ошарашенно перешептывались о том, что «мужиков бы хороших этим дурам», чтобы те «драли их, как сидоровых коз», тогда бы у «новобрачных» поменьше было в голове подобной идиотчины.
   Ближе к вечеру в назначенный час к ресторану пышно прикатила кавалькада из трех престижных иномарок, из которых вывалило более десятка граждан обоего пола. Швейцар с церемонным поклоном распахнул дверь перед ними, и компания проследовала в один из самых роскошных залов, где уже был накрыт длинный стол, вдоль которого взволнованно бегали официанты, без конца выверяя и уточняя, не упущено ли чего, не возникнет ли каких-либо замечаний и претензий? Появление участников банкета, возглавляемых весьма уважаемым в данном заведении господином, было встречено почтительными поклонами и подобострастным: «Добро пожаловать, уважаемый господин Фазильбеков!»
   И банкет, как это было уже последние несколько месяцев, начал свое неспешное, сопровождаемое звоном фужеров и цветистыми восточными тостами течение. Великий Наставник произнес пространную речь-проповедь, в которой выдал массу сколь высокопарных, столь же и маловразумительных, расплывчатых сентенций. Говорили и другие о значимости учения Великого Наставника, каковое надлежало всемерно распространять среди стран и народов. Но, разумеется, самой первой, без остатка проникшейся духом «гениального учения» и полностью ему покорившейся, должна была стать Россия.
   Впрочем, по мнению большинства участников банкета, название «Россия», уже давно вызывающее раздражение целого ряда стран, должно уйти в небытие, сменившись на нечто, куда более подходящее, например Эггельдэршу. Именно так называлась божественная страна, родственница великой Шамбалы, где Великий Наставник и смог получить свою безграничную мудрость. Впрочем, участники застолья считали никчемным и сохранение ущербного русского языка, так же, как и всей плебейской русской культуры. Причем самыми ярыми сторонниками этих «инноваций» были неофиты Наставника из числа аборигенов средней полосы. И никто из пирующих даже не подозревал, что их пир-месса очень скоро будет прерван самым бесцеремонным образом.
   Ровно в шесть вечера все свободные места на корпоративной стоянке ресторана внезапно заняли несколько подозрительных транспортных средств. В их числе были «Соболь» с зашторенным окнами, два полицейских «уазика», серый «Пежо» и не вполне определенного цвета, уже видавший виды «Мерседес». Из «уазиков» и легковушек вышли человек семь крепких мужчин в штатском, которые направились к входу в ресторан. За их приближением растерянно наблюдал швейцар, даже приблизительно не представлявший себе, как ему надлежит реагировать на это нашествие.
   Первым поднялся на крыльцо крупный, представительный мужчина довольно-таки высокого роста и, сунув под нос служебное удостоверение, лаконично посоветовал швейцару оставаться там, где он и стоял. Следом за суровым гражданином в вестибюль прошли и его спутники, встреченные донельзя растерянными метрдотелем и администратором.
   – Господа, простите, но у нас свободных мест нет! – растерянно пролепетал метрдотель.
   – Не беда! – улыбнулся старший этой странной команды. – Сейчас у вас их прибавится.
   И только тут ошеломленный администратор узнал в нем сегодняшнего визитера, который намеревался заказать корпоративный банкет, и в его душе закопошились самые неприятные подозрения. Он шагнул к старшему, робко тронув его за рукав:
   – Простите, господин Озолиньс! Что происходит?
   – Вообще-то моя фамилия Гуров, я – старший оперуполномоченный Главного управления угрозыска, – снисходительно взглянув на него, ответил мужчина. – Господин Фазильбеков уже кутит?
   – Д-да… – через силу выдавил администратор, только теперь поняв, какого дурака он свалял!
   Ведь по всем действующим в ресторанной среде правилам, как писаным, так и неписаным, в любом случае он был обязан известить уважаемого клиента о человеке, с которым тот, вполне вероятно, мог быть в не совсем хороших отношениях. Но не сделал этого. Почему? Он и сам не знал. О, небо! Как можно было так опростоволоситься?!
   – Проводите нас к нему и – большая просьба! – не вздумайте поднять какую-либо тревогу, – жестко предупредил Гуров. – Случись нечто подобное, боюсь, по достоинству оценить ваше расположение к господину Фазильбекову мы тогда точно не сумеем. Вы меня хорошо поняли?
   – Да… – обреченно кивнул администратор и изобразил приглашающий жест. – Прошу!.. – Шагая отчего-то непослушными ногами, он проводил незваных гостей по открытой галерее, опоясывающей общий зал, к входу в особый зал для ВИП-персон и, открыв дверь, сдавленно повторил: – Прош-шу…
   К громадному облегчению администратора, прибывшие брать его с собой не стали. Гуров шагнул внутрь, а следом за ним вошли и все остальные. Осторожно прикрыв за ними дверь, администратор со всех ног помчался к директору заведения. Но он опоздал – его опередил метрдотель, и в этот момент у директора в лихорадочной спешке шло совещание: что же делать-то?! Предложение начальника охраны – здоровенного силача с неохватно широкими плечами – сгрести «всю эту шелупень ментовскую в охапку и выкинуть на улицу», поддержки не нашло. Администратор в нескольких словах описал физические габариты незваных гостей, и силач, отчего-то убавив воинственный пыл, как-то сразу стушевался.
   И тогда директор решил пойти на крайность. Он позвонил депутату городской Думы – человеку известному и влиятельному. Тот, явив решительность и натиск, посоветовал «взять в оборот зарвавшихся ментов», а сам пообещал немедленно подъехать и «собственноручно вышвырнуть их на улицу». Воодушевленные его пламенной поддержкой, во главе с начальником охраны в сторону ВИП-зала помчалось человек шесть крупных парней с толстыми шеями и накачанными бицепсами – настоящие восточные палваны (то бишь, богатыри).
   Увидев толпу нехилых мужиков, ввалившихся без малейшего намека на то, чтобы испросить высочайшего дозволения, участники банкета, несмотря на уже изрядную степень опьянения, разом замерли, как участники заключительной сцены в гоголевском «Ревизоре». Кто-то оцепенел, держа в руке вилку с насаженным на нее шматом жаркого, кто-то едва не захлебнулся вином, стоимость литра которого равнялась новенькой «Оке». Лишь хозяин застолья, вовремя сообразив, что каждая секунда промедления – прямой урон его незыблемому авторитету, поднялся и набрал в грудь воздуха, намереваясь сказать что-нибудь наподобие «Посторонние – вон отсюда!», однако его опередил рослый мужчина с весьма крепкими плечами, который прямо от двери направился к нему и, показав служебное удостоверение, сурово поинтересовался:
   – Гражданин Фазильбеков?
   – В чем дело?! Кто такие? – стараясь нагнать на себя куражу, проорал Шашлычник. – Это – частное мероприятие, и вам тут делать нечего!
   Сразу двое из сидевших за столом выхватили из-за пазухи пистолеты и навели на дерзнувшего явить неуважение к Великому Наставнику. Но неизвестный лишь иронично усмехнулся и указал им взглядом на своих спутников. «Сопротивленцы» оглянулись и почувствовали, как по их спине загулял холодок – в их сторону были нацелены стволы сразу четырех портативных автоматов «Штурм», молниеносно извлеченных из-под пиджаков.
   И без того мертвая тишина сразу стала звенящей. Некоторые из участников застолья даже побледнели, поняв, что в любое мгновение она может быть распорота безжалостными, смертоносными очередями, и с первого взгляда осознав, что их бельгийские «Файв севены» – ничто в сравнении с мощными «Штурмами», рядом с которыми и пресловутый израильский «Узи» – детская игрушка.
   – Оружие на стол положили! – невозмутимым тоном предложил Гуров.
   Парни, переглянувшись и стараясь не смотреть на своего повелителя, медленно положили пистолеты на стол.
   – Очень жаль, что некоторые господа считают допустимым оказывать активное сопротивление органам правопорядка, – продолжил Лев, окидывая взглядом сидящих за столом. – Очень жаль! Каких-либо жестких действий мы не предполагали, но, как видно, их не избежать. Поэтому прошу добровольно сдать все имеющееся у присутствующих незарегистрированное холодное и огнестрельное оружие, наркотики и иные, запрещенные к хранению предметы. Время пошло!
   Один из гостей, как видно, вовремя сообразив, что дело – «табак», стараясь не привлекать к себе внимания, неприметным движением запустил руку за пазуху и с громким стуком что-то бросил под стол. Следом послышалось еще несколько глухих ударов.
   – А у нас ничего нет! – посмотрев на Гурова, ехидно ухмыльнулся мордастый тип с рыжими усами, оформленными на гуцульский манер.
   – А что там под столом? – подходя к нему, поинтересовался плечистый крепыш в потертой кожаной куртке.
   – Нам откуда знать, что в этом кабаке под столами валяется? – явно норовя подразнить «мента», скривился брюнет с орлиным носом, сидевший напротив рыжеусого.
   – Бабы с перепугу нарожали! – гыгыкнул лопоухий мордоворот со шрамом через всю щеку и клочками волос на лысеющей голове.
   В этот момент двери помещения снова с грохотом распахнулись, и в зал влетели несколько «шкафов» с пистолетами на изготовку. Предводитель «палванов», размахивая «стечкиным», сипло скомандовал:
   – Никому не двигаться! Открываем огонь на поражение! Кто вы такие? Какое имеете право врываться на частную территорию?!
   Опера с автоматами тут же развернулись в их сторону.
   – У тебя мозги жиром случайно не заплыли? – с металлом в голосе спросил Крячко. – Уголовный розыск! Предлагаю выметаться отсюда без лишних разговоров, иначе сегодня ночевать будете в «Лефортово».
   – Знаем мы, какой вы «уголовный розыск»! – язвительно парировал предводитель, продолжая размахивать пистолетом. – Нам сообщили, что под видом полиции в ресторан ворвалась банда киллеров, намеревающихся устроить тут бойню. Настоящая полиция уже вызвана!
   – Слышь, ты, недоверчивый! Ты вообще-то нарываешься на большую грубость, – уже начиная закипать, прорычал Станислав. – Ты, я так понял, специально придуриваешься, чтобы тянуть время. Так? Что, ждете какого-то заступника из больших «шишек»?
   – Да, похоже, тут кое-кто решил немного подурачиться и подурачить нас, – доставая телефон, констатировал Гуров.
   – Убрать телефон! – приказал предводитель, наводя пистолет в его сторону. – Я кому сказал?!
   Но Лев, не обращая на него никакого внимания, лаконично скомандовал:
   – Начали!
   Менее чем через минуту, громко топая, в ресторанный зал влетела третья по счету команда – в камуфляже, бронежилетах и масках. Оказавшись с двух сторон под прицелом автоматов, охранники скисли и, подчинившись приказу спецназовцев, побросали оружие на пол. Без тени улыбки Гуров обратился к предводителю «палванов»:
   – Ну, вот и полиция подоспела! «Упаковать» и увести! – добавил он, обращаясь к здоровенному спецназовцу с погонами капитана.
   Криво ухмыльнувшись, начальник охраны презрительно покосился в сторону Крячко и небрежно выронил свое оружие. Стас, и без того до предела раздраженный поведением ресторанной охраны, шагнул в его сторону.
   – Чего кривишься? Что, непобедимым себя считаешь? – хмуро поинтересовался он.
   – А ты думаешь иначе? – с некоторым высокомерием обронил тот.
   – Думаю! – с вызовом ответил Стас. – Думаю, что, если бы ты потом не побежал ябедничать и хлюпать носом, я бы тебе его прямо сейчас натянул как следует.
   – Кто-о-о?! Ты?! – язвительно захохотал главный охранник. – Ну, давай, давай… Только смотри, сам не начни хлюпать носом.
   Они сблизились и пошли по кругу, ловя взглядом каждое движение соперника. В какой-то миг начальник охраны попытался сделать выпад, чтобы произвести захват и подсечку, но его мощная ручища поймала пустоту, а стремительное движение ноги переместило лишь оказавшийся на ее пути воздух. А Крячко, схватив и крепко стиснув его толстое запястье, молниеносно провел успешную контратаку. Он подбил его опорную ногу, одновременно зажав предплечье соперника в сложном переплетении своих рук, отчего тот, повинуясь мощи чужих мышц и нестерпимой боли в локтевом суставе, опрокинулся назад.
   Разжав замок, Стас выпрямился и кивнул с интересом наблюдающим за ними спецназовцам:
   – «Пакуйте»!
   – Стой! – Вскочив на ноги, громила, кипя злостью и досадой, яростно махнул рукой. – Это не в счет! Я сделал ошибку, и ты ею воспользовался! Это нечестно! Давай еще, если ты мужчина!
   Окинув его убийственно ироничным взглядом, Крячко насмешливо парировал:
   – «Давай еще!» – мне обычно говорят только женщины!
   Это было столь неожиданно, что, несмотря на напряженность ситуации, в зале раздался хохот. От души рассмеялись опера и спецназовцы, гоготнули участники банкета, даже охранники, опустив лица и побагровев от натуги, с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться во весь голос. Один лишь посрамленный начальник охраны был мрачнее тучи.
   Когда спецназовцы увели охранников, закованных в наручники, Гуров снова повернулся к Шашлычнику:
   – Так, господин Фазильбеков… Мирно решить вопрос у нас не получилось, поэтому будем решать его в силовом варианте! – Подойдя к нему, он обхлопал бока задержанного, аккуратно, чтобы не стереть отпечатки пальцев, достал у него из-за пазухи американский десятизарядный «Форт-Брэгг» и спросил: – Документы на пистолет имеются?
   Фазильбеков лишь угрюмо промолчал в ответ.
   Вернувшимся спецназовцам Лев приказал:
   – Его и всех остальных, за исключением женщин, – «паковать».
   В этот момент в двери зала появился гражданин средних лет, напоминающий чем-то переполошенного пингвина. Оглядевшись, «пингвин» вскинул руку и, стараясь придать голосу твердость и мужественность, объявил:
   – Я – депутат городской Думы Метрынцев! Требую прекратить это безобразие и беззаконие! Кто здесь старший?
   – Я старший! – Гуров измерил взглядом раскипятившегося «политического деятеля» и воскликнул: – Какая встреча, господин Метрынцев! У вас-то самого как складываются взаимоотношения с уголовным кодексом? Надеюсь, лучше, чем пятнадцать лет назад?
   При этих словах депутат съежился и замер, став похожим на испуганного зайца, застигнутого на чужой капустной грядке. Он никак не мог ожидать подобной встречи и, тем более, того, что этот здоровенный опер, когда-то задержавший его при попытке принуждения к интиму школьницы – по сути, изнасилования, вдруг его опознает. А ему было что скрывать. В конце девяностых успешный кооператор Метрынцев, большой любитель «клубнички», особенно – юной и незрелой, частенько куролесил на улицах столицы. Уговорив сесть к нему в «Тойоту» какую-нибудь молоденькую глупышку, он увозил ее в глухое место, где, силой удерживая в салоне, порой часами уламывал согласиться на его притязания, обещая в случае согласия щедро оплатить «взаимность». В большинстве случаев, сломленные его нажимом, девочки соглашались уступить, лишь бы хоть как-то от него отвязаться.
   Но тогда все сразу пошло наперекосяк. Он и подумать не мог, что, когда он сажал в машину росленькую семиклассницу, происходящее случайно заметил и последовал за ним сотрудник Главка угрозыска. И вот в тот самый момент, когда Метрынцев, припарковавшись в глухом, полузаброшенном дворе, начал свои уговоры, этот опер, подойдя к его «тачке» совершенно незаметно, стал очевидцем уламывания очередной жертвы педофила.
   Криминальный сластолюбец оказался в СИЗО, откуда его лишь на следующее утро сумел вызволить известнейший в столице адвокат. И хотя негодяю, отвалившему изрядную кучу денег продажным «служителям Фемиды», от суда отвертеться удалось, ночь в камере с шестью уголовниками для него бесследно не прошла. Метрынцев на собственной – нет, не шкуре, а несколько иных частях тела, в самой полной мере понял, что испытывали похищенные им девочки. И вот теперь – такая неожиданная встреча!..
   Шагнув к донельзя раскисшему депутату, Лев негромко поинтересовался:
   – Ну, что, сам отсюда свалишь или мне назвать статью, по которой ты и сейчас еще должен бы сидеть не в Думе, а в «петушином углу» на зоне?
   Судорожно вздохнув, «пингвин» поспешно закивал в ответ и торопливо проговорил, спеша покинуть зал:
   – Я должен поехать проконсультироваться с правозащитниками. Я… Мы вас не оставим! – уже почти убегая, добавил он.

   Сразу же после начала операции в «Гюлистане» майор Емельянов после звонка Гурова отправился в офис ООО «Подкова великой удачи». Войдя в здание, охраняемое двумя мордоворотами, он без проблем разыскал кабинет, который был обозначен табличкой «Помощник генерального директора». Без стука войдя внутрь, майор здорово переполошил плюгавенького носастого типа с длинными, жиденькими патлами, с некоторых пор вошедшими в моду, который усердно пытался усадить себе на колени девицу в мини-юбке. Та хоть и проявляла несогласие, но, скорее, для проформы.
   – А у вас тут весело! – в ответ на испуганное ойканье обоих участников кабинетного флирта жизнерадостно объявил Емельянов.
   – Э, ты кто такой? – выпустив руку сразу же скрывшейся за дверью девахи, пискляво прорычал хозяин кабинета. – Что нужно? А ну, вышел вон! Охрана!
   – Приглуши-ка патефон, а то испугаюсь! – показывая удостоверение, рассмеялся майор. – Уголовный розыск! Гражданин Свинюгин? Вы подозреваетесь в убийстве гражданина Бакушина, более известного под кличкой Бакалавр.
   Некоторое время растерянно похлопав глазами, тот наконец-то смог сказать что-то членораздельное:
   – Это бред! Никакого Бакулина я не знаю!
   – Вообще-то Бакалавра я назвал Бакушиным, а в ответ услышал правильную фамилию – Бакулин, что записано диктофоном. А отсюда следует, что некто Свинюгин нагло врет, говоря, что не знал убитого. Это подтверждают показания задержанного нами гражданина Багджи, согласно которым убийца – вы, гражданин Свинюгин. Ну, что, поехали? Кстати, советовал бы признаться. Будет «чистосердечное» – обещаю явку с повинной, что существенно облегчает вину и убавляет срок.
   – Стойте! – тяжело сопя, помотал головой хозяин кабинета. – Раз уж так вышло, то давайте и в самом деле начистоту. Прошу оформить мою явку с повинной в том, что я, по заданию гражданина Фазильбекова, вывел из строя машину замдиректора ипподрома «Дерби» Хрысанина, в результате чего тот погиб в автокатастрофе, а также нарушил крепление колес гоночной качалки наездника Любавского, который также погиб. Но что касается Бакулина – к его убийству я и в самом деле непричастен. Его-то как раз и убил этот гребаный Бройлер. Если честно, я вообще был против «мокрухи». Можно было договориться и с Хрысаниным, и с Любавским, как-то вытеснить их из этой системы. Я об этом не раз говорил Фазильбекову, но тому, если что в мозги втемяшилось, колом не выбьешь. А убийство Бакалавра – это вообще полная дурь. Оно вообще ничего не дало!..
   – Ну, что ж, разумное решение… – доставая из папки бумаги, кивнул Емельянов. – Сейчас напишете заявление о явке с повинной, составим протокол, и на основании этого я могу оставить вас под подписку о невыезде, без заключения под стражу. Приступайте!
   …Этот вечер в СИЗО выдался довольно-таки неспокойным. В восьмом часу вечера по камерам прокатилась весть, что опера «замели» основное ядро группировки Шашлычника. Впрочем, задержанные особо не тужили. Они считали, что инкриминировать им могли, в основном, неподчинение сотрудникам полиции и незаконное хранение незарегистрированного боевого огнестрельного оружия. На много это не тянуло… Если, конечно, опера не доберутся до тайного архива Великого Наставника, который дотошно документировал каждый шаг своих подчиненных чтобы иметь на них, по его словам, «железную узду».
   Сам же Фазильбеков, определенный в одиночку, пребывал в смешанных чувствах. Столь грустный финал сегодняшних посиделок повергал его в ярость и уныние. Шашлычник подозревал, что просто так менты на него «наехать» не посмели бы. Скорее всего, считал он, его «сдал» Бройлер. Ох, недаром он до конца никогда ему не доверял. Ох, недаром! А ведь он минувшим днем объехал уймищу контор и всяким жадным до денег шакалам выложил не одну тысячу (а кое-где и десятки тысяч!) баксов, чтобы поскорее вытащить из СИЗО эту подлую крысу. Ну, а теперь в помощи нуждается он сам. Кстати! Что ж, шайтан его побери, все не едет и не едет этот гребаный личный адвокат?
   Ему не дано было знать, что в этот момент полковник Гуров ведет с Багджой очень серьезный и предметный разговор, а в сторону Одинцова отправилась команда оперов с целью проведения обыска в его доме и офисе.
   Они снова встретились в уже знакомом для Бройлера помещении для допросов, и снова начался напряженный, чуточку нервный диалог. Впрочем, нервозность проявлял один лишь Багджа, так и не дождавшийся того, что его вот-вот освободят, принеся извинения. Безвестность томила и угнетала, будила в душе уверенность в том, что с ним обошлись как с пешкой, оставив на произвол судьбы. Гуров, напротив, был олимпийски спокоен и невозмутим.
   – Напрасно вы вчера, гражданин Багджа, отказались сотрудничать со следствием, – перебирая какие-то бумаги, сочувственно проговорил Лев. – На вас показания уже дают, и достаточно активно. Вот, один ваш подельник написал о том, что это лично вы застрелили из пистолета гражданина Бакулина, по прозвищу Бакалавр.
   – Неправда! – яростно дернулся Бройлер, с ненавистью глядя на «этого чертова мента», и выжидающе прищурился: – Ну, назовите, кто это сказал?
   – А зачем? – снисходительно улыбнулся Лев. – На суде и узнаете… Теперь ваше чистосердечное признание уже никому не нужно. Срок хороший «отмотают» – минимум «пятнашку» строгого режима. Лучшие годы пройдут в четырех стенах. Ну, а если что-то еще вынырнет, то, глядишь, и на «двадцатник» потянет.
   Уже не на шутку начав внутренне паниковать, Бройлер в последней надежде отчаянно выпалил:
   – Знаю я эти ментовские штучки! На понт берешь, начальник? Да меня уже завтра Великий Наставник вытащит, и вам всем тут придется передо мной извиняться. Ясно?
   – Не очень… Интересно, как гражданин Фазильбеков может кого-то вытащить из СИЗО, если он в данный момент сам находится в одной из здешних камер? Святая простота! Он думает, что страшнее кошки зверя нет, что если Шашлычник вас гоняет как сидоровых коз, то его весь белый свет боится. Не надо смешить! Взяли мы его вместе с еще пятью сообщниками в ресторане «Гюлистан», во время их, так сказать, банкета. Может, еще какие-нибудь козыри есть? Ну, так у меня на любой твой козырь найдется свой про запас. Ходи!
   Понурив голову, Багджа задумался. Его вдруг охватило горькое разочарование. Как же так?! Он, самый верный нукер Великого Наставника, сидит в СИЗО, а тот, вместо того чтобы сделать все возможное, чтобы его освободить, устроил пьянку в ресторане, как будто ничего особенного и не произошло? Да, недаром говорил ему Абу Альбиханов: «Наставнику доверять – все равно что прыгать со скалы на камни, надеясь на то, что успеют отрасти крылья и ты не разобьешься». Как же он был прав! И что теперь? Он будет гнить в тюрьме неведомо сколько, а этот гребаный Шашлычник отделается по-легкому, будет ходить на свободе и посмеиваться над дурачками, которые ради него принесли себя в жертву?! Черта с два! Пусть тоже свое получит…
   – Пишите… – хрипло выдавил он. – Хочу сделать заявление. Два года назад Реваз Фазильбеков в моем присутствии убил ножом своего помощника Абу Альбиханова. Тот высказал ему претензии в том, что Фазильбеков совратил его младшую сестру, сделав своей наложницей. В ту пору ей было всего семнадцать, она приехала в Москву поступать учиться. Абу попросил Реваза оказать ей содействие. Тот пообещал и обещание свое выполнил. Но одновременно, пользуясь своим влиянием, в тот же день затащил девушку в постель. Месяц спустя Абу узнал, что его сестра обесчещена, и пришел к Ревазу требовать объяснений. Завязалась сначала ссора, потом драка. Я хотел их разнять, но не успел – Реваз ударил Абу ножом прямо в сердце. Чтобы его не смогли заподозрить, мы с ним увезли труп Абу к стадиону «Динамо» и бросили там, чтобы подумали на скинхедов или динамовских фанатов.
   – А где сейчас сестра Альбиханова? – спросил Гуров, быстро водя авторучкой.
   – Живет у него в доме – как наложница и как прислуга. У него еще одна есть – русская девчонка. Ее он взял из детдома как бы на удочерение еще лет пять назад, ей было тринадцать. Чтобы никто не заподозрил, как на самом деле он «воспитывает» свою падчерицу, уже несколько раз возил ее на аборты в подпольную больничку, – мстительно добавил Багджа.
   …Сразу после задержания «святой компашки» (Великий Наставник, садясь в автозак, снова вошел в роль проповедника и начал стращать покусившихся на его свободу карами и небесного, и земного свойства), Стас вместе с той же командой оперов отправился в сторону Одинцова. Уже около девяти вечера, в полной темноте они прибыли к дому Фазильбекова, высящемуся на отшибе небольшого дачного поселка, расположенного на берегу озера.
   Усадьба Великого Наставника со всех сторон была окружена высоченным забором и охватывала никак не меньше четверти гектара земли. Подойдя к воротам, Крячко услышал, как во дворе забесновались, судя по басовитому лаю, два огромных «баскервиля». Он нажал на кнопку звонка, и вскоре послышался зычный мужской голос:
   – Кто там? Кого принесло?
   – Открывайте, уголовный розыск! – потребовал Станислав.
   – Да пошел ты, знаешь, куда? – с откровенным хамством проорал его невидимый собеседник. – Никаких распоряжений хозяина не было, а сунетесь – получите дроби волчьей! Ясно? Вон и два хороших барбоса давно свежатины не ели, чистокровные кавказцы. Порвут – пикнуть не успеешь.
   – Мы тебя предупредили? Ну, тогда пеняй на себя… – Крячко оглянулся на ожидающих его команды оперов: – Ребята, сейчас меня поднимете, перемахну через забор и там на месте разберусь.
   – Станислав Васильевич, а может, я? – предложил один из парней. – Забор высоченный, вы – не хиленький. А я все-таки покомпактнее.
   – Давай! – махнул рукой Крячко. – Только смотри, действуй решительнее. Мне не хотелось бы потом перед твоими близкими отдуваться, вроде того, сам спрятался за чужую спину, а тебя подставил. Кстати, сейчас первым делом глянешь – не держит ли этот недоумок ружье наготове? Ладно, начали. Вы – к изгороди, а я буду отвлекать внимание.
   Он подошел к калитке и начал долбить в нее кулаком, требовательно крича:
   – Эй, открывай ворота! Живо! Сейчас сюда подъедет ОМОН, пинков получишь по полной! Я кому сказал? Открывай, давай, живо! Эй, оглох, что ли?
   Собаки, реагируя на стук и незнакомый голос, подняли немыслимый гвалт. Откликнулся и охранник, который начал материться и грозить тем, что сейчас выйдет и вразумит-таки нарушителя его спокойствия. Пользуясь этим, опер проворно перебрался через стену и, спрыгнув во двор, жестко скомандовал:
   – Стоять, не двигаться! Пристрелю, не задумываясь!
   Менее чем через минуту калитка распахнулась, а рослый мужик лет пятидесяти, оправдываясь, пояснял, суча руками:
   – Вы уж извиняйте, что я так-то вот… Ну, а куда денешься? Работа такая. Вы это, Махмудычу тогда уж скажите, что сами вошли, что я вас не пускал. Хорошо?
   – Хорошо, хорошо… – отмахнулся Станислав. – Если сегодня в СИЗО буду – обязательно ему передам. Пусть порадуется твой Махмудыч – он теперь сюда не скоро вернется.
   Команда проследовала в дом, где кроме двух молоденьких девушек – одна русская, а другая уроженка Кавказа, была еще пожилая тетка, орудовавшая на кухне. Известие о том, что Великий Наставник арестован, повергло всех троих в недоумение и даже шок. Показав им постановление на обыск, Крячко предложил добровольно сообщить, где хранятся оружие, взрывчатка, наркотики. Поскольку женщины объявили, что ничего подобного в доме не имеется, он приказал операм приступать к осмотру помещений.
   Прошло полчаса, потом час. Уже изрядно подуставшие опера обшарили в доме каждый уголок, но ничего такого, что могло бы представлять интерес, им найти не удалось. Неожиданно зазвонил телефон Станислава. Это был Гуров. Выслушав Льва, Крячко оглянулся и, увидев женщин, наблюдающих за операми из кухни, направился к ним.
   – Кто здесь Зара, сестра Абу Альбиханова?
   – Ну, я сестра Абу Альбиханова, зверски убитого русскими отморозками. Что, теперь и мой черед настал? – с вызовом спросила та.
   – Нет, – качнул головой Стас, – русские тут ни при чем. Убил вашего брата Реваз Фазильбеков, ударом ножа в сердце, о чем сейчас в своем официальном заявлении сообщил Владимир Багджа. В момент убийства он находился рядом и даже помог вывезти труп к стадиону «Динамо».
   На лице девушки появилась гримаса недоверия и горестного удивления.
   – Этого не может быть! Он поклялся мне на Коране! – прошептала она.
   – По словам Багджи, Фазильбеков в отношении вас поступил весьма непорядочно, что стало известно вашему брату. Он пришел к Ревазу и потребовал объяснений. Ссора перешла в драку, и Фазильбеков ударил Абу ножом в грудь. Вот и вся правда.
   – Грязный, подлый шакал! Как его рука не отсохла, когда он положил ее на Коран?! Ну, хорошо же! Идемте! – решительно сказала Зара и, выйдя из кухни, подошла к внешне ничем не примечательной двери кладовки, открывающейся в прихожую, которую опера уже осматривали.
   Открыв дверь, она указала на встроенный в стену шкаф, заполненный всевозможными банками и склянками:
   – Выставляйте все оттуда!
   Шкаф оказался с хитрым секретом. Достаточно было нажать на потайную кнопку, как задняя стенка шкафа вместе со стеллажами, подобно двери, отъехала назад и вбок, открывая проход в какое-то помещение. Стас посветил туда фонариком и даже присвистнул – перед ним открылся целый арсенал. В ящиках лежали автоматы и пистолеты – еще новенькие, в заводской смазке. Громоздились штабеля «цинков» с патронами. На стеллажах лежали гранатометы «Муха» и даже несколько переносных ракетно-зенитных комплексов.
   Как далее рассказала Зара, Фазильбеков сделал ее своей наложницей насильно. Когда они побывали в университете, где ее, по словам Шашлычника, якобы без экзаменов приняли на медицинский факультет, тот предложил пообедать с ним в кафе, и она согласилась. Скорее всего, он ей чего-то подсыпал, поскольку у Зары вдруг закружилась голова. Фазильбеков поспешно увел ее в машину, где она потеряла сознание. А когда очнулась, то поняла, что стала жертвой его похоти. Спекулируя на том, что теперь все родственники будут считать ее опозоренной, Шашлычник убедил девушку ничего не говорить брату, только сообщить ему, что она будто бы поступила на заочный и будет жить в доме Фазильбекова. Как Абу узнал о случившемся с ней, Зара могла лишь догадываться.
   – Наверное, ему рассказал Бройлер, – смахнула со щеки слезинку девушка. – И сделал это специально. Он все точно рассчитал. Ему хотелось занять место Абу, и он этого добился… Ирина тоже наложница Фазильбекова. Он ее как бы удочерил, а сам… Ирка, ты чего молчишь?
   – Когда он последний раз возил меня на кресло, чтобы избавиться от ребенка, акушерка сказала, что детей у меня больше уже не будет никогда… – грустно усмехнувшись, тихо произнесла та.
   Станислав тут же созвонился с Гуровым и рассказал ему о находке оружия.
   – Вот это действительно результат! – одобрил Лев и, в свою очередь, тут же созвонился с полковником Вольновым.
   Примерно через полчаса к дому Фазильбекова примчалось несколько машин ФСБ. Вольнов, заглянув в кладовку, только и смог развести руками – такие склады оружия в столице и ее окрестностях находить доводилось нечасто.
   После звонка Стаса Гуров, несмотря на довольно поздний час, решил вплотную побеседовать с Фазильбековым, исходя из давнего принципа: куй железо, пока горячо. Когда конвой доставил на допрос Великого Наставника, тот заявил, что говорить будет только в присутствии своего адвоката, и с оттенком надменности добавил:
   – Он сюда уже едет!
   И в самом деле, минут через пять Льву доложили о прибытии известнейшего в столице адвоката Аполлинария Кедра. Войдя в помещение, юрист с ходу отметил, что оно не соответствует международным нормам – слишком мрачный антураж, оказывающий негативное, угнетающее воздействие на психику подследственных, что можно рассматривать как использование незаконных методов проведения допросов. Выслушав этот назидательный спич, Лев абсолютно серьезным тоном пообещал, что в ближайшее же время пол, стены и потолок распишут под «хохлому» и «гжель».
   В ходе начавшегося разговора о житье-бытье «вора в законе» и, одновременно, проповедника его же собственного вероучения, Шашлычник признался, что, последний раз выйдя из заключения уже накануне «миллениума», он решил заняться легальным в ту пору игорным бизнесом, правда, умолчал о том, что в свою новую команду включил часть прежней, бутлегерской. Не сказал Великий Наставник и о том, что, начав с ипподромов, постепенно подмял под себя и немалую часть профессионального спорта, контролируя бои без правил, а также организуя закрытые собачьи и петушиные бои. Под давлением фактов, изложенных Гуровым, он признался, что и в самом деле был «коронован» в середине первого десятилетия двухтысячных.
   Как выяснилось из разговора, самым страшным оскорблением для Фазильбекова было слово «пиковый» – как в 90-е прозвали уроженцев Кавказа, обильным потоком хлынувших в ряды «коронованных» воров. Ведь ни для кого не было секретом, что многие из них, отбыв банальные пятнадцать суток, покупали себе воровскую «корону» за евро и доллары. Когда Лев поинтересовался суммой, внесенной его собеседником в «общак» ради получения вожделенной «короны», тот закатил истерику, объявив, что ее он получил в полном соответствии с понятиями воровской чести. Даже Аполлинарий Кедр высказал порицание «гражданину полковнику», норовящему, по его мнению, уязвить самолюбие подзащитного.
   Зато когда разговор зашел о делах нынешних, и без того не слишком словоохотливый Шашлычник стал и вовсе скупым на слова. Без конца жаловался на провалы в памяти и ссылался на статью, позволяющую ему не свидетельствовать против себя. Однако он плохо знал Гурова, рассчитывая выиграть этот психологический поединок. Неспешно задавая вопросы, Лев все чаще и чаще вынуждал нервничать как Фазильбекова, так и его адвоката.
   – …Что вы знаете о гибели Бакулина, Хрысанина и Любавского? – миролюбиво улыбаясь и как бы ненароком, по ходу разговора поинтересовался Гуров.
   Сразу вспотев, Шашлычник напрягся, пытаясь оценить, сколь много этот настырный полковник знает о случившемся с названными им людьми. Пожав плечами, он заявил, что о смерти этих людей слышал, но не более того.
   – А вот согласно показаниям ваших подручных, большинство из которых очень охотно начали давать показания, убить этих троих приказали вы. В частности, Бакулина застрелил Багджа – на этот счет уже есть свидетельские показания, а Хрысанину и Любавскому отправиться в мир иной помог Альберт Свинюгин – в этом он признался сам, и тоже по вашему приказанию.
   – Это – ложь! Это – навет! – закипятился Фазильбеков.
   Но его еще больше расстроило известие о том, что полковнику известно в деталях об убийстве Альбиханова. Совсем выбило из колеи упоминание о статье УК за фактическую педофилию – он никак не ожидал, что его наложницы дадут официальные показания. Ну, а окончательно добило упоминание о потайной оружейной комнате и обнаруженном в ней секретном архиве.
   – Гражданин Фазильбеков, вами теперь заниматься будем не только мы, но и ФСБ… – сочувственно улыбнулся Лев. – А по проступкам, которые входят в компетенцию этого ведомства, статьи предусматриваются куда более жесткие. Например, за такие дела, как терроризм… Согласитесь, это куда серьезнее, чем рейдерские захваты строительных компаний. Кстати, совместно с «Профэшшенл аксьенс» сколько вы уже захватили и разорили – три или четыре компании? Ну, не отвечаете – дело ваше. Но для чего, скажите мне, было совершено похищение главы «Вектора успеха» Евгения Перлинова?
   – Кого?!! – недоуменно вытаращился Шашлычник. – Нет, о нем я знаю и слышал, что он пропал без вести. Но уж к нему я точно не имел никакого отношения. Начальник, вы мне еще гибель «Титаника» припишите!
   – Да, да! – закивал адвокат. – Давайте не будем озвучивать факты, не имеющие никакой доказательной базы.
   Теперь уже внутренне немного заскучал Гуров. Достаточно искреннее, явно не наигранное «Кого?!!» могло свидетельствовать только об одном – Фазильбеков к исчезновению Перлинова едва ли причастен. Задав еще несколько дежурных вопросов и уведомив адвоката о том, что рассчитывать на подписку о невыезде его подзащитного – предел правовой наивности, Лев объявил допрос законченным.
   Он ехал домой уже в ночной темени, пронизываемой светом фар и струями холодного осеннего дождя. Его одолевали смешанные чувства. С одной стороны, Гуров был доволен тем, что удалось взять – и взять по-настоящему, без двусмысленностей и лазеек для ухода от ответственности! – крупного главаря и немалую часть его шайки. Задержание оставшихся на свободе было всего лишь вопросом нескольких дней.
   А вот с другой… Если исходить из того, что Шашлычник и в самом деле непричастен к исчезновению Перлинова, то поиски строительного магната фактически надо начинать с полного нуля. И что же избрать точкой отсчета? Что… Опять надо ехать в Осинки. Кроме того, обязательно надо побывать во всех тех местах, где когда-либо жил бизнесмен. Начиная с места его рождения. Что это даст? Ну, за неимением хоть каких-то реальных зацепок, уже это даст шансы их найти.

   Утро опять началось с дождя. Гуров, прибыв на работу и не дождавшись Стаса – видимо, после вчерашних хлопот тот решил отоспаться, – отправился к Орлову. Генерал был уже на месте. Скучающе глядя в окно, он что-то искал в стопе бумаг. В углу кабинета о чем-то бубнил включенный телевизор. Оторвавшись от своей «канцеляристики» и ответив на приветствие, Петр протер глаза и без особого энтузиазма выдохнул:
   – Ну, как там Фазильбеков? Есть на него что-то существенное?
   – Для срока, причем хорошего, – более чем достаточно. Это и совращение несовершеннолетних, и организация убийства, и собственноручное убийство своего подручного, и хранение оружия, я уже не говорю о рейдерстве, – загибая пальцы, перечислил Лев.
   – Даже так? – несколько оживился Орлов. – Хорошо! Ну, а что касается Перлинова – с этим как?
   – А вот с этим совсем никак. Конечно, варианты и нюансы уточнять будем, но ощущение такое, что ловить тут особо нечего. Опять начинаем с нуля…
   – Я-а-а-сно… – протянул Петр, сокрушенно покачав головой. – А Стаса-то что же нет до сих пор? Дрыхнет, что ли, наш «стахановец постельного труда»? Я ему как-нибудь собственноручно кое-что оторву, чтобы он больше думал о деле, а не о любовных похождениях. Вот где он сейчас может быть?
   Сунув руку в карман, Лев достал свой сотовый и, набрав номер Станислава, нажал на кнопку вызова. Пошел долгий гудок. Затем – другой, третий… Когда автомат сообщил, что вызываемый абонент по каким-то причинам к телефону не подходит, Гуров нажал кнопку отбоя и, недовольно нахмурившись, немного подумав, по памяти набрал номер Юлии.
   – А это кому ты звонишь? – заинтересовался Петр.
   – Юлии, в Осинки…
   – Ты знаешь ее номер? Стас дал?
   – Ага! Дождешься от него! – иронично рассмеялся Лев, вслушиваясь в гудки. – Случайно на его мониторе заметил и, на всякий случай, запомнил…
   Когда прозвучал четвертый или пятый гудок, в телефоне раздался щелчок, и приятный женский голос спросил, кто звонит. Сказав, что он друг Станислава, Гуров поинтересовался, проснулся ли тот или все еще продолжает дрыхнуть. Этот вопрос Юлию Геннадьевну очень удивил. По ее словам, вчера Крячко у нее вообще не появлялся.
   – Вечером он мне позвонил – это было где-то часу в десятом – и сказал, что в Осинки, скорее всего, уже не попадет, – сообщила она. – А что случилось?
   – Он почему-то не появился на работе и не подходит к телефону, – озабоченно пояснил Лев. – Это уже начинает тревожить.
   – Знаете, когда мы с ним разговаривали, я услышала сигнал, который обычно подается, если на телефон собеседника поступает еще чей-то звонок. Может быть, случившееся как-то связано с этим звонком?
   Поблагодарив свою собеседницу за информацию и отключившись, Гуров хмуро констатировал:
   – Чую – случилась очень скверная хреновина. И вполне возможно, исчезновение Стаса каким-то боком связано с исчезновением Перлинова. Хотя… Может, надумали сделать ответный ход оставшиеся на свободе подручные Шашлычника? Вроде того, взяли в заложники опера, чтобы обменять его на Великого Наставника?
   – Ну, и что думаешь делать? – подперев голову рукой, спросил Орлов.
   – Пойду сейчас к телефонистам, чтобы они вышли на «сотовиков» и взяли у них информацию о людях, звонивших Стасу. Мне отчего-то кажется, что этот «ларчик» открывается проще простого. Надо только правильно вставить ключ. Блин! Не исключено, что он сейчас в какой-то западне. Ладно, немедленно приступаю к поискам…
   Зайдя в информотдел, он попросил Жаворонкова выйти на оператора сотовой связи и выяснить о владельце сотового телефона, с которого минувшим вечером между девятью и десятью на сотовый Станислава Крячко поступил звонок. Утвердительно кивнув, тот быстро забегал пальцами по клавиатуре. Минут через пять на его электронную почту пришел ответ, согласно которому абоненту номер – «плюс семь, девятьсот с чем-то и т. д.» двадцать третьего ноября в двадцать один двадцать пять поступил вызов с телефона «плюс семь (и т. д. и т. п.)», который официально ни на кого не зарегистрирован, то есть имеющего «левую» сим-карту. Тем не менее удалось выяснить, что в данный момент телефон с этой сим-картой пребывает в рабочем состоянии и находится в районе… дачного поселка Осинки!
   Прочитав сообщение на экране монитора, Гуров некоторое время пребывал в состоянии озадаченности – что за чертовщина? Неужели это проделки Юлии Геннадьевны?! Но тут же сообразил, что это маловероятно. На кой хрен любительнице общения со звездами звонить Стасу с «левой симки», если куда безопаснее и эффективнее позвонить со своей собственной?
   И тут Льва осенило… Забежав к Орлову и сообщив ему о своих подозрениях, он немедленно отправился в Осинки. «Пежо» стремительно летел по мокрому шоссе, а в голове Льва без конца кружилось: «Ну и ну-у-у! Ну и ну-у-у!..» Разумеется, его догадка была чисто интуитивной, но он чувствовал, что это – единственно верный вариант. Миновав шлагбаум на въезде в поселок, он вскоре остановился на улице Радостной у дома Перлиновых. Дежуривший этим днем Дмитрий Волков встретил Гурова недоуменно и настороженно.
   По его словам, Станислава Васильевича он видел единственный раз дня два назад. Заступил на дежурство вчера вечером, но тот за все это время здесь ни разу не появлялся.
   – А жильцы вечером куда-нибудь ездили? – спросил Лев, проходя через калитку и окидывая взглядом двор, залитый дождевой водой.
   – Ну, да… – кивнул охранник. – Часу в седьмом куда-то уезжала Марианна Викторовна. Она вернулась около девяти. Потом на своей машине куда-то ездила Илона. В десятом выехала, ближе к одиннадцати вернулась.
   Лев удовлетворенно улыбнулся – его предположения оправдывались.
   – Позовите-ка сюда… Э-э… Антона Вадимовича, – попросил он. – Но только так, чтобы об этом не узнали остальные.
   – Будет сделано! – кивнул Дмитрий и, достав мини-рацию, тихо произнес: – Антон Вадимович! Вас хочет видеть друг Станислава Васильевича – опера, который был тут на днях. Только никому об этом ни слова!
   Минуты через три из дома, кутаясь в дождевик и прячась под зонтиком, вышел дворецкий. Приблизившись, он вопросительно посмотрел на Гурова.
   – Я помню Станислава Васильевича. А что с ним случилось? Чем я могу быть полезен?
   – Жильцы дома сейчас все на месте? Ну, понятное дело, за исключением главы семьи?
   – Да! – продолжая недоумевать, подтвердил Антон Вадимович. – Тамара Федоровна вяжет перед телевизором. Марианна Викторовна только встала, в ванной плескается. Артем у компьютера с затемна сидит. А Илона еще даже не просыпалась.
   – Прекрасно! – Во взгляде Гурова светилась какая-то хитрая мысль. – Мы сейчас пройдем в дом, и вы тихонько пригласите в прихожую Тамару Федоровну. Хорошо?
   – Разумеется! – закивал дворецкий. – Прошу!
   Тамара Федоровна, выйдя в прихожую и поздоровавшись, озабоченно поинтересовалась:
   – Антон Вадимович сказал, что вы хотите видеть меня по какому-то очень важному делу. А что за дело-то?
   – Не хочу излишне напрягать обстановку, но, боюсь, Илона может быть причастна к исчезновению моего друга и коллеги, – негромко сообщил Гуров. – Вчера вечером она куда-то уезжала на своей машине, и именно в это время он исчез. К тому же на его телефон поступил звонок из вашего поселка. Вот я и хочу проверить – действительно ли это так? Прошу вас в этом помочь.
   – Ох уж эта Илонка! Ох сатана! – сокрушенно завздыхала Тамара Федоровна. – А как вы проверить-то хотите?
   – Она сейчас спит? Отлично! Мы подойдем к ее комнате, и я наберу на своем телефоне тот номер, с которого звонили Станиславу. Если зазвонит ее телефон – вы ее разбудите, и я с ней побеседую.
   – Ну, а это… – замялась Тамара Федоровна. – Ежели она чего натворила, ее тогда посадят? Хоть мне Илонка и не кровная, хоть и дура – каких поискать, а все равно жалко…
   – Мне и самому не хотелось бы крайностей, – досадливо поморщился Гуров. – Поверьте на слово, я не настроен на то, чтобы как можно больше людей отправлять за решетку. Но в данном случае все будет зависеть от того, что именно она натворила и насколько это серьезно. Надеюсь, даже при всем своем легкомыслии, Илона со своей головой хоть иногда дружит?
   – Ладно, идемте! – вздохнув, безнадежно махнула рукой Тамара Федоровна. – Будь что будет!..
   Они поднялись на второй этаж и прошли из гостиной по просторному коридору в левое крыло дома. Подойдя к двери с рифленым стеклом, через которое были видны дверные шторы, Тамара Федоровна указала кивком – здесь. Попросив ее приоткрыть дверь, Лев набрал на своем сотовом номер и нажал на кнопку вызова. Потянулись секунды ожидания. Неожиданно из спальни донеслось тирликанье сотового телефона. Округлив глаза, Тамара Федоровна всплеснула руками. Выразительно посмотрев на нее, Гуров нажал на кнопку отбоя, и телефон в спальне тут же умолк. Уже не приглушая голос, он сдержанно попросил:
   – Будьте добры, разбудите ее. Пусть оденется и выйдет.
   Поминутно вздыхая, та скрылась за дверью.
   – Илона, а ну, вставай! – донеслось из комнаты. – Живо, говорю, поднимайся! Чего там мычишь? Вставай! Одевайся! К тебе, вон, из уголовного розыска приехали, коза ты щипаная!
   – Ой, бабу-у-ль! – послышался сонный женский голос. – Какой еще уголовный розыск? Чего ты там несешь-то? Я спать хочу… Ой! Что ты сказала? Уголовный розыск?!
   – Да, одевайся. С тобой хотят поговорить…
   – Мать твою туды… – с нескрываемым раздражением заговорила Илона. – Черти их принесли! А кто там?
   – Друг Станислава Васильевича. Ты с ним вчера не встречалась? А? – строгим тоном спросила Тамара Федоровна.
   После секундной заминки послышалось сдавленное:
   – Н-нет, не встречалась…
   Но Лев уже понял: это она. Было бы излишним подключать Илону к какому-либо детектору лжи – ее голос лучше любого полиграфа показал, что она говорит неправду.
   Дверь распахнулась, и из спальни, кутаясь в теплый халат, вышла девица лет двадцати с длинными растрепанными волосами. Ее лицо еще несло на себе остатки вчерашней косметики и выражало нешуточную тревогу. Она демонстративно нажевывала жвачку и изо всех сил пыталась показать, что ей «ваще, все по барабану!».
   – Слушаю! – придавая себе некоторую надменность, объявила Илона, как бы ненароком приоткрыв свой не самый маленький бюст.
   Но Гуров этот жест полностью проигнорировал и, глядя ей прямо в глаза, спросил:
   – Где Станислав Крячко?
   – Я не знаю никакого… – изобразив непонимание, начала говорить Илона, но, поняв, что это звучит глупо, сразу же осеклась. – Гм-гм… Ну, так-то я его видела. Но где он сейчас – не в курсах!
   – И вы ему даже не звонили? – В голосе Льва звучала изрядная доля сарказма. – А, кстати, куда это вы вчера вечером ездили на своей машине?
   – Никому я не звонила и никуда не ездила! – даже не догадываясь, что это уже установленные факты, продолжала упрямиться Илона.
   – Ты, хватит тут хвостом-то вилять! – выйдя из спальни с телефоном в руке, прикрикнула Тамара Федоровна. – Звонила! Сейчас только проверяли. Ты ж дрыхла без задних ног и ничего не слышала. И ездила куда-то. А как вернулась, почти до двух ночи в гараже проторчала. Признавайся!
   Поняв, что «прокололась» по полной, Илона досадливо скривилась и неохотно призналась:
   – Да здесь он, здесь! В шоферской бытовке. Ничего с него не убыло, ничего с ним плохого не случилось. Даже наоборот – хоть попробовал, что такое настоящий секс. А то путается со всякими тут страхоглядными кошелками – аж глядеть тошно!
   Прижав пальцы к губам, Тамара Федоровна укоризненно произнесла:
   – Стыд-то како-о-о-й! До чего ты дошла?! Ты знаешь, как это называется? Это – похищение человека и… Это статья и срок!
   – Ха! – измерила бабушку насмешливым взглядом Илона. – Статья! Я представляю себе другую статью в каком-нибудь «Московском профсоюзнике»: «Жительница Осинок похитила оперуполномоченного Главка уголовного розыска и несколько часов насиловала его в бытовке гаража». Ржач будет немыслимый! – и она разразилась каким-то истеричным, русалочьим хохотом.
   – Стоп! – Облегченно вздохнув, Гуров вскинул руку, требуя внимания. – Значит, я так понял, Станислав Крячко жив и невредим, и находится в бытовке гаража этого дома. Так? Проводите меня туда!
   Илона, хмыкнув, повела плечом и зашагала по коридору в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Внутренне поражаясь цинизму и распущенности этой девицы, Лев последовал за ней. Последней, поминутно вздыхая и причитая, уныло повлеклась Тамара Федоровна. Спустившись вниз, Илона подошла к двери, за которой оказался наклонный коридор, ведущий в подвал дома.
   В просторном подвальном гараже Гуров увидел две машины и пустующее стояночное место, где, скорее всего, не так давно стояла машина Евгения Перлинова. Илона прошла через гараж в дальний его конец и, достав ключ из кармана халата, отперла обычную филенчатую дверь. Распахнув ее настежь, она изобразила демонстративный жест рукой:
   – Прошу!
   Лев заглянул внутрь и увидел недурно обставленную бытовку, в центре которой, лицом к выходу, за столом в одной рубашке сидел Станислав и уминал бутерброды с ветчиной, вприкуску со свежим огурцом. Тут же на столе красовалась бутылка вина, правда, неоткупоренная. Подле нее стояло несколько тарелок со всякой снедью.
   – Привет! Ты в порядке? – войдя, поинтересовался Гуров, хотя этот вопрос был излишним.
   – Привет… – отчего-то сконфуженно откликнулся Стас, не переставая жевать. – Скажем так, отчасти. Илон! А ну-ка, живо сюда мою одежду, японский городовой! Это, Лев! Пока выйдите, что ли?.. Гм…
   Илона тут же принесла большой пакет, и все поспешили покинуть бытовку. Тамара Федоровна, прикрыв за собой дверь, осуждающе посмотрела на внучку:
   – Ну, вот как это понимать? Что о нашем доме люди-то скажут? Что тут притон какой-то развратный! А? Чего молчишь?
   – А чего я должна говорить? – чуть скривила губы Илона. – Что, вообще, произошло? Мужик – вон он, живенький и здоровенький, сидит и ест. Какие проблемы? Сейчас выйдет и скажет – есть у него претензии или нет. Что раньше времени кипишиться?
   Неожиданно откуда-то сбоку послышался еще один женский голос:
   – Здравствуйте. Что здесь происходит? Илона, ты опять что-то натворила?
   Гуров оглянулся и увидел моложавую особу в дорогом банном халате и с венчающим голову махровым полотенцем. Сразу бросалось в глаза, они с Илоной похожи и лицом, и статью.
   – Марианна Викторовна? – уточнил Лев. – Доброе утро. Я – коллега уже известного вам Станислава Васильевича, который оказался похищенным вашей дочерью. Вот, приехал разбираться.
   Измерив дочь уничтожающим взглядом, Марианна гневно провозгласила:
   – Бесстыжая, распутная дура! Как ты могла?! Да я не знаю, что с тобой за это сделать!..
   Выслушав ее, Илона уперла руки в бока и язвительно рассмеялась прямо ей в лицо.
   – Это ты-то меня берешься учить нравственности и морали? Да, я трахаюсь с мужиками. Но я не замужем и никому клятв верности не давала. В отличие от некоторых, подставляющих свой передок всякому желающему, имея нормального мужа.
   Лицо Марианны покрылось пунцовыми пятнами, и она, опасливо покосившись в сторону молчаливо стоявшей Тамары Федоровны, выпалила:
   – Что ты этим хочешь сказать?
   – А что говорить? – все так же язвительно переспросила Илона. – Ты вчера вечером где была? Стоп! Я знаю, что ты сейчас скажешь: у своей подруги Рины Костинец. Да? А вот фигушки! Ты ездила на случку с зубным доктором Калиниченко. А еще у тебя любовники – Жалавян, Ребров, Парфенов Колян, сотрудник прокуратуры. Ну, опровергни меня! Молчишь? И ладно бы, мужа не было…
   – Заткнись! – стиснув кулаки, затряслась от ярости Марианна. – Муж… Был бы муж – как муж… А то – название одно. А я – живой человек! И я имею право…
   – Ой, держите меня семеро! – перебил тираду язвительный смех Илоны. – Я ща со смеху помру! Это папа Женя – хреновый муж? Это он-то никчемный мужик? Уж насчет этого ты, давай, не свисти. Мужик он – о-го-го какой! Уж я-то в мужиках разбираюсь!
   При этих словах глаза Марианны стали большими и круглыми. Она раскрыла рот, судя по всему, не находя ни слов, ни сил, чтобы что-то сказать, и, прошептав:
   – Неужели ты и он… – замолчала, не зная, как закончить фразу.
   – Да! Представь себе! – гордо вскинула подбородок Илона. – Только не он, а я сама. Это было в сентябре, когда ты укатила на море к своим кобелям. Ну, ты же обожаешь бархатный сезон, темпераментных абхазов… И вот вечером, смотрю – папа Женя такой грустный, такой несчастный, что мне его жалко стало. Вот я и пришла к нему ночью. Он спросонья подумал, что я – это ты. Ну, и… Знаешь, мне очень понравилось. Да! Это было здорово! Суперский кайф! Правда, когда он включил ночник и увидел меня, то из-под одеяла выскочил как ошпаренный. Я так смеялась! А он подошел к окну и сказал, что мы живем на перекрестке тьмы, что отсюда надо бежать. Бежать, куда глаза глядят…
   Внимая снохе и внучке, Тамара Федоровна лишь ошеломленно качала головой и время от времени крестилась, бормоча:
   – Господи! Прости им грехи их тяжкие!..
   А вот Гуров в этом скандальном диалоге сразу же уловил то главное, что мгновенно натолкнуло его на неожиданную мысль, и он убежденно произнес:
   – Вот и разгадка исчезновения Евгения Перлинова! Его никто не похищал. Он уехал сам. Только вот – куда? Тамара Федоровна, ну-ка, припомните, куда и к кому мог уехать ваш сын? Может быть, у него была какая-то первая любовь, например?
   В этот момент из бытовки вышел Стас, поправляя свою кожанку. Он укоризненно посмотрел на Илону и сокрушенно покрутил головой:
   – Ремня тебе хорошего не хватает!
   – Стасик, ты предлагаешь заняться садомазо? – простирая к нему руки, расцвела улыбкой Илона. – Давай попробуем! Признайся, тебе сегодня ночью было хорошо? Ну, хорошо же? Со мной ведь правда лучше, чем со всякими там старыми кошелками? Чего молчишь? Кстати, как говорят в таких случаях – а поцеловать?! Не хочешь? Или стесняешься?
   Уши Станислава зацвели маковым цветом. Он стоял, пряча взгляд и не зная, куда деть руки. Неожиданно Илона подошла к нему и, обхватив его шею руками, звонко чмокнула. В очередной раз перекрестившись, Тамара Федоровна шлепнула ее ладонью по спине:
   – Перестань! Хоть каплю стыда-то поимей! Знаете, Лев Иванович, да – была у Жени подружка, когда он еще учился в институте. И вроде бы все у них было всерьез. А потом чего-то они рассорились. Она сразу же вышла замуж за другого, а он встретил Марианну. Я как-то ездила в Липецк, была в нашем Заречном, и мне кто-то говорил, что бывшая подружка Жени родила именно от него. Тот, за которого она вышла замуж, детей иметь не мог. Они лет десять прожили вместе, а потом развелись. Но там ли она сейчас живет – я не знаю.
   – Как ее звали? – спросил Лев, покосившись в сторону Крячко, который, пытаясь вызволить свою шею из объятий Илоны, что-то протестующе нашептывал ей.
   – По-моему, Наташа… Точно! Наталья Князева. – Вспомнив имя, Тамара Федоровна огорченно добавила: – Вот только как теперь она по мужу пишется, не знаю, и где проживает – тоже. Это все, чем могу помочь… Илонка! Черт ты липучий! Да отвяжись от человека! – не выдержав, сердито прикрикнула она.
   – У тебя по поводу случившегося здесь инцидента претензии есть? – строго поинтересовался Гуров, взглянув на Стаса.
   – Ладно, будем считать, что ничего не было! – отмахнулся тот.
   – Как это не было? – тут же возмутилась Илона. – Было, и еще как было! И поэтому, как всякий честный человек, ты обязан на мне жениться! Ну, или хотя бы позвонить. Как, позвонишь?
   – Хорошо, хорошо, позвоню… – закивал Крячко, вполголоса пробормотав Льву: – Давай быстрее делать ноги, а то и в самом деле женит на себе – век воли не видать!

   …Выруливая с улицы Радостной, Гуров с непонятной улыбкой покосился в сторону приятеля.
   – Ну, рассказывай, жертва похищения, как тебя угораздило вляпаться в такую ситуацию?
   – А-а! – досадливо поморщился Станислав. – Даже вспоминать неловко…
   …Когда ему позвонила Илона, он уже ехал из Одинцова к себе домой. Дальнейшую работу с обнаруженным арсеналом и обыском офиса взял на себя Вольнов, и поэтому Стас, ощущая изрядную усталость, решил хотя бы этой ночью отоспаться. В дороге он известил Юлию, что их рандеву не состоится. Однако едва дал отбой, как его телефон запиликал, извещая о том, что поступил звонок от неустановленного абонента. Представившись, Илона поинтересовалась результатами поисков ее папá и неожиданно предложила:
   – А хотите, я вам покажу, где он сейчас находится? Что уж вы будете мучиться?
   Она назвала место, где предполагала встретиться с Крячко, и он решил рискнуть – а вдруг в самом деле удастся узнать что-то дельное? Когда он приехал, Илона уже ждала его в своей машине. Пояснив, что туда, где якобы находится Перлинов, нужно ехать только на ее авто, она предложила его «мерина» спрятать где-нибудь невдалеке от дороги. Когда он сел в ее машину, Илона закурила сигарету и протянула пачку ему. Чтобы не обижать девушку отказом и поддержать доверительные отношения, Стас, не подозревая ничего дурного, тоже достал тонкую, как соломина, «дамскую» сигарету и закурил.
   Однако всего после пары затяжек он вдруг почувствовал, как его тело отчего-то стало вялым и непослушным. Илона, не обращая внимания на происходящее с ним, лишь прибавила газу, и вскоре Стас увидел себя в подвальном гараже ее дома. Явив недюжинную силу, девушка в одиночку затащила его в шоферскую бытовку, где раздела и приковала руки пластмассовыми наручниками, скорее всего, купленными где-нибудь в секс-шопе, к трубам отопления. После этого влила ему в рот чего-то жгучего, отчего в голове сразу же посвежело, и вернулась чувствительность рук и ног.
   – Что же было дальше? – с трудом сдерживая смех, поинтересовался Лев, не отрывая взгляда от дороги.
   – Тебе все в деталях расписать? – язвительно спросил Крячко. – Что было – ты и сам должен бы догадаться.
   – Нет, меня больше интересует, как ты воспринимаешь случившееся. Это и в самом деле для тебя было чем-то неприятным, унизительным, отталкивающим?
   – Гм… – Стас громко засопел носом. – Если по совести, то все совсем наоборот. Ну, хватит об этом! Кстати, Петру давай скажем, что я «завис» у Юлии и попросил ее соврать, будто меня там нет. А то… Да надо мной весь Главк будет ржать! Одно хреново – к Юлии теперь я, наверное, больше не поеду. Думаю, о моих приключениях она узнает уже сегодня – Илонка, этот черт протокольный, сама ей поспешит обо всем рассказать. Вот такие пироги!
   Повествуя о своем приключении, он утаил, что, когда минувшей ночью закончился «сеанс любви», устроенный Илоной, у него вдруг появилась предательская мысль – а не продолжить ли этот «банкет»? Нет, внешне Крячко реалистично изображал из себя подневольного пленника, недовольно морщась и убеждая свою «мучительницу» прекратить «валять дурака», тогда как на самом деле воспринимал происходящее совсем иначе.
   Что говорить о его «сопротивлении», если удерживавшие его запястья наручники, несмотря на особо прочный сорт пластмассы, он мог бы порвать одним рывком?! Однако почему-то не сделал этого. А когда Илона, тяжело дыша, спрыгнула на пол и накинула на себя халат, после чего, достав ключ, отстегнула один наручник, он не стал немедленно отстегивать второй, только, глядя на то, как «мучительница» уносит из бытовки его одежду, лишь проформы ради «возмутился»:
   – А это куда понесла? Ты чего удумала?
   Оглянувшись, Илона рассмеялась:
   – А это – чтобы ты раньше времени не убежал. Без штанов – куда денешься? Будешь моим пленником столько, сколько я захочу. Здесь нормально – тепло, сухо, есть туалет, душ, холодильник с продуктами. Спи! Утром зайду, проведаю.
   Она закрыла на ключ хлипенькую, филенчатую дверь, которую Стасу выбить никакого труда не составило бы. Будь на то желание… Когда ее шаги где-то стихли, он отстегнул второй наручник и первым делом заглянул в холодильник, обнаружив там изрядное количество всякой еды. Спать лег, искупавшись под душем и замотавшись сразу в два шерстяных одеяла, найденных в стенном шкафу.
   …Машина, с жестким свистящим плеском разбрызгивая лужи, бежала по шоссе к тому месту, где в зарослях был спрятан «мерин» Станислава. В салоне некоторое время царило молчание. Осторожно взглянув в сторону Гурова, Крячко досадливо поморщился и издал громкое «гм-гм!».
   – Лева, я знаю, о чем ты думаешь… – наконец не выдержал он. – Ты видел, что там и дверь – одним пинком выбить можно, и вообще, в такой ситуации ты никогда бы не оказался. Верно? Ну, если честно, то я и сам не знаю, что за хрень на меня нашла – то ли дурь, то ли затмение. Вот, чувствовал, что темнит деваха, что зря купился на ее звонок. А на деле… Блин, сам лез в ловушку, как кролик в пасть удава. Что за чертовщина?
   Лев, сдержанно улыбнувшись, лишь молча посмотрел в его сторону. Не дождавшись его ответа, Стас тягостно вздохнул:
   – Слушай, а может, я – скрытый мазохист? Ну, какое-то нормальное объяснение этому должно же быть?
   – Я не сексопатолог, и мне трудно судить о тонкостях психологии, но мне вспоминается рассказ Джека Лондона «Белый клык». Читал? В общем, там мужики едут на собачьей упряжке, а параллельно им движется волчья стая. Жрать хищникам было нечего, и они на еду добывали себе собак из упряжки. Молодая волчица из этой стаи – хотя, по-моему, она тоже была собака, только одичавшая, – выманивала собой кобелей из упряжки, и те, заведомо зная, что их сейчас съедят, все равно бежали за ней. Представляешь, какая это страшная сила – инстинкт? Вот так-то. Тобой слишком овладевают инстинкты. Признайся, когда ты услышал, что Илона кидается на всех без разбору, сразу загорелся интересом – а не познакомиться ли с ней поближе? Чтобы, как говорится, покуролесить от души, «оттянуться», так сказать… А?
   – Слов нет – все так и было… – закивав, признался Крячко. – Ну, и что же мне теперь – лечиться? Идти к эскулапам? Типа, поприжмите мои настроения?
   – Знаешь, есть такой анекдот… – рассмеялся Лев. – Я тебе его, по-моему, уже рассказывал. Мужик приходит к сексопатологу и жалуется: «Доктор, я извращенец. По-моему, я лесбиян – у меня неудержимая тяга к женщинам!..»
   Разом повеселевший Стас громко фыркнул.
   – Мораль тут в чем? – продолжил Гуров. – Сегодня в условиях тотальной гомосексуализации общества – на Западе, ты сам видел, с этим вообще всему хана, – когда извращение навязывается как норма, а нормальные люди выглядят извращенцами, это не так уж и страшно. Так что пусть случившееся будет, так сказать, нашим российским гетеро-ответом западному гомо-Чемберлену! – Изобразив горделивый вид, он энергично тряхнул воздетым кулаком.
   – Точно! – повторив его жест, провозгласил Крячко. – Ударим здоровым сексом по гнилым извращенцам! Слушай, Лев, вот за что я тебя уважаю – иной раз такую дельную мысль двинешь, что куда там до тебя всяким «умникам» с научными степенями. Кстати… А может, зря я на отношениях с Юлей решил поставить крест? Ну, должна же она понимать, что в жизни всякое бывает?! В общем, подумать стоит…
   Вскоре они оказались у той самой развилки, где в кустах был оставлен его старый, верный «Мерседес». Через несколько минут в сторону Москвы помчалась «калькавада» из двух авто, спешащих влиться в бурные потоки столичных улиц.

   Появление Стаса в дверях кабинета Орлов сопроводил многозначительным «хм-м-м!..». Он молча отследил процесс усадки приятелей в гостевые кресла и, все свое внимание обратив на жизнерадостно улыбающегося Станислава, язвительно изрек:
   – Явился – не запылился! Что, продрых у подружки Юли? А она, дабы не потревожить сон своего бесценного Стасика, бессовестно соврала, что его у нее нет. Ведь так?
   Стас переглянулся со Львом и с деланым восхищением развел руками:
   – О, блин! Прямо как будто кто доложил… Ну, в общем-то – да. Так и было. Зато мы и работищу вчера вон какую провернули. И сегодня, вон, Лева точно установил, где на самом деле надо искать Перлинова.
   Озадаченно глядя то на одного, то на другого, Орлов машинально почесал пальцем висок и наконец-то разродился вопросом:
   – Ну, и где он может быть?
   – Скорее всего, в Липецкой области, в его родном райцентре Заречном, – будничным тоном сообщил Гуров. – Судя по последней информации, полученной от его домочадцев, он очень тяготился своим житьем в Осинках и мечтал куда-нибудь уехать. А там у него, скорее всего, проживает его первая любовь и уже взрослый сын, о котором он мог узнать только сейчас.
   Осмысливая этот неожиданный пассаж, Петр оперся локтями о стол, сцепив пальцы рук, и задумчиво спросил:
   – И когда собираетесь туда ехать?
   Приятели снова переглянулись.
   – Сегодня и отправимся, – безмятежно улыбаясь, поднялся Лев. – Командировку оформляй – думаю, дня три, как минимум, нам понадобится.
   – Командировку так командировку… – отчего-то не стал сопротивляться Орлов.
   Час спустя из столицы выехала серая служебная «десятка» с номерами Главка угро. Вырвавшись за МКАД, машина помчалась по просторному шоссе в сторону Ступино. Путь предстояло преодолеть до самого Липецка немалый – около полтысячи верст, да еще по губернии сотни полторы, если не больше. Стас, которому по ряду причин так и не удалось отоспаться минувшей ночью, почти сразу же уснул на заднем сиденье.
   Гуров, глядя на проносящиеся мимо пейзажи, размышлял о перипетиях их теперешних поисков. По здравому рассуждению, их нынешнюю работу при определенных обстоятельствах можно смело считать пустопорожней тратой времени. В самом деле! Если вдруг выяснится, что Перлинова действительно никто не похищал, то… К чему тогда все эти разъезды, нервотрепка, головная боль и внеочередная седина на голове?
   Машина шла легко, без натуги, со скоростью около ста сорока километров в час. Оставив Каширу слева, на развилке трассы водитель Ромка (Володя, водитель «Волги», на которой опера часто ездили по служебным делам, сегодня был выходной) принял вправо, и «десятка» понеслась уже по Тульской губернии в сторону Богородицка. Гурову сразу же вспомнилась сказка Лескова про мастера Левшу. Да, богата Россия талантами, только вот не умеет она их ценить. Вернее, не сама она, а самозванно возомнившие себя «солью земли русской» князья да вельможи. Пусть даже и в их нынешнем формате…
   Вот уже на исходе трассы по тульским землям и город Ефремов промелькнул где-то справа. Сама-то Тула уже давно осталась позади, а перед путниками с огромной скоростью летит стела, извещающая о том, что они оказались в липецких краях. Вон какие красавицы вышли к дороге торговать яблоками и иной продукцией садов и огородов. Жаль, Стас спит, а то бы обвздыхался при виде подлинно русской стати и незаурядной внешности жительниц сел, соседствующих с трассой.
   Лев оглянулся назад и тут же рассмеялся – оказалось, Крячко уже бодрствует и вовсю присматривается к селянкам.
   – Рома! Тормози вон возле той павы, – неожиданно сказал он. – Глянь, какие у нее красивые яблоки! Красные, крупные! Это вам не проформалиненная хренота, какую нам подсовывает сетевая торгашня. Да и сама стоит – как яблочко молодильное!..
   Выйдя из машины, Стас не спеша подошел к молодой женщине, стоявшей с краю от прочих, и, о чем-то с ней переговорив, вскоре принес в машину ведерный пакет яблок. На весь салон тут же разошелся ни с чем не сравнимый яблочный дух.
   – Прошу! – горделиво проговорил он и, потерев яблоко о рубашку, с аппетитным хрустом откусил изрядный ломоть. – М-м-м! Сказка! Как это село называется? Анисовое? Все! Теперь только сюда буду ездить за яблоками. Вы ешьте, ешьте! Валя сказала, что перед продажей всегда яблоки обязательно моет.
   Взяв по яблоку, Гуров и Роман дружно рассмеялись.
   – Что такое? – насторожился Стас, недоуменно глядя на них.
   – Наш Станислав Васильевич безгранично верен себе, – за обоих ответил Лев, откусывая и в самом деле отменного вкуса яблоко. – Казалось бы, пустячное дело – покупка яблок. Но он и тут успел отличиться – и познакомился, и оставил в сердце бедной селянки глубоко засевшую занозу своих комплиментов. Талант, как говорится, не пропьешь…
   – Вообще-то, это нормально, когда мужик делает женщинам комплименты и знакомится с ними, а ненормально – когда корчит из себя застенчивого импотента, которому нечего ни сказать, ни предложить, – многозначительно хмыкнул Крячко.
   Вскоре после Ельца, у которого путники перемахнули по мосту через Сосну – приток Дона, «десятка» ушла влево, в сторону Липецка. Однако, не доезжая до областного центра, вскоре после моста через сам Дон свернула вправо. Теперь они ехали по обычному межрайонному шоссе, где «сотню» дать было еще возможно, а вот выше – довольно проблематично. Примерно через час пути впереди показались крыши домов за деревьями, чернеющими на фоне серого неба. Попавшийся на пути дорожный указатель известил, что это – поселок городского типа Заречное.
   Выглянув в окно, Стас заметил, что зря они выехали сегодня – дело уже к вечеру и найти по зареченским конторам хоть кого-то вряд ли возможно. Минут через десять они ехали по улицам городка, где самое высокое здание было не более двух этажей. Спросив у прохожей, как им найти местный паспортный стол, Лев с удивлением услышал, что они, по сути дела, напротив него и стоят.
   Присмотревшись, он в самом деле увидел на одной из соседних двухэтажек табличку, извещающую о том, что здесь размещается местное подразделение ФМС – федеральной миграционной службы, и, поднявшись на второй этаж, нашел отдел, ведающий регистрацией местного населения. Сотрудница, встретившая Гурова довольно-таки нелюбезно (ходют тут всякие!), при виде его «корочки» мгновенно поменяла настроение с «пасмурно» на «ясно». Порывшись в своих базах данных, она сообщила, что если в их районе и есть Наталья Князева, то только девяносто пятого года рождения.
   – Ну, а вам же нужна женщина, по меньшей мере, лет сорока, а то и более того? – уточнила она. – Вообще-то Князевых в нашем районе хватает. Особенно в Ракитовке. Это километрах в двадцати от Заречного.
   Выяснив, как именно туда проехать, Лев спустился к своим спутникам и в ответ на вопросительный взгляд Станислава объявил:
   – Едем в Ракитовку. Будем исследовать генеалогическое древо Князевых. Рома – газу!
   И снова машина помчалась по дороге, но теперь уже куда более разбитой и раздрызганной. Ненадолго прояснившееся небо как-то незаметно заволокло тучами, в лобовое стекло тут же забарабанили капли дождя. Роман включил «дворники», и стеклоочистители неутомимо забегали вправо-влево, сгоняя струи воды со стекла на капот. На одном из перекрестков под козырьком кирпичного павильона автобусной остановки они увидели пожилую женщину, которая без особой надежды махнула рукой.
   – Ром, останови… – распорядился Гуров.
   Поеживаясь под дождем, женщина подбежала к машине и спросила, не возьмут ли ее до Сиреневого.
   – Ну, если это по пути к Ракитовке, то садитесь, – пригласил Лев.
   – Ой, секундочку! Грибы свои возьму! – Женщина опрометью добежала до павильона и, забрав синее пластмассовое ведро, доверху наполненное грибами, вернулась обратно.
   Выйдя из кабины, Роман забрал у нее ведро с дарами осени и поставил его в багажник. Сев рядом со Станиславом, женщина, назвавшаяся Ларисой Евгеньевной, сообщила, что село Сиреневое по этой дороге будет километрах в шести, не доезжая пары километров до Ракитовки.
   – Уже почти час стою, и никого из знакомых, как назло, не подвернулось, – посетовала она. – А нашу деревню только речка отделяет от соседей. За околицу выходишь, и Ракитовка – вон она, как на ладони.
   – Вы, наверное, знаете не только своих жителей, но и соседей тоже? – оглянувшись, поинтересовался Гуров.
   – Понятное дело! Все друг друга знают как облупленных, – закивала попутчица. – А кто вас интересует-то?
   – Нам бы найти такую – Наталью, в девичестве – Князеву. Лет сорока с небольшим. Она не из Ракитовки случайно? Нам сказали, что Князевых там много.
   – Ну да, Князевых там – через одного. Уж не Наташка ли это Буланцева? – обхватив подбородок пальцами, пробормотала Лариса Евгеньевна. – Она по девичьей фамилии – точно Князева… Да! Только она не в Ракитовке жила, а у нас, в Сиреневом. Это она родилась там. Вышла замуж за нашего, местного. Ребенок у нее родился, вот только люди говорили, что не от него. А от кого – она так и не сказала. Ее Гришка когда-то чем-то таким переболел, отчего мужики бесплодными делаются. С тем, что ребенок не его, он так и не смирился, все ее винил. Мол, нагуляла в девках, а от меня рожать не хочешь. И когда мальчонка уже в классе третьем учился, Гришка собрался и уехал. Сказали, что в Липецк. Женился, года три прожил – нет детей. Опять женился – опять нет. Он хотел снова к Наташке вернуться, но она сказала – нет. Хватит! Езжай к своим городским ухажеркам. Так и уехал в Липецк.
   – Вы сказали про Наталью «жила»… – заметил Стас. – А разве сейчас в Сиреневом она не проживает?
   – А! Так она сейчас в больнице, в самом Липецке! Ее кто-то хотел убить и ранил из пистолета, – с округлившимися глазами сообщила Лариса Евгеньевна. – Ой, тут вообще такая история приключилась!.. – И, оживившись, начала рассказывать…
   Наталье Буланцевой этой осенью отчего-то постоянно не везло – пошла сплошная черная полоса. Все началось с сына. После техникума, законченного Максимом весной, его призвали в армию. Сын у Натальи вырос замечательный – парень здоровый, собою видный, умный. Отучившись на автомеханика, он все сдал только на «отлично» и получил «красный» диплом.
   Когда призывали в армию, Максим уклоняться не стал. Сам поехал в военкомат, прошел там комиссию и попросился в автомобильную часть. Ничто не предвещало беды – Максим никогда не был нытиком, никогда в письмах ни на что не жаловался. Неизвестно, что происходило на самом деле, но этой осенью пришло вдруг известие о том, что он лежит в госпитале.
   Только тогда выяснилось, что в той части, где Максим Буланцев проходил срочную службу, завелась банда, образованная выходцами с Кавказа. Тамошней офицерне, судя по тому, сколь привольно чувствовали себя наглецы, было на все наплевать. И вот Максим Буланцев, будучи хорошим спортсменом, да и вообще не робкого десятка, оказался одним из немногих, кто решился противостоять казарменному бандитизму.
   Он стал объединять притесняемых, независимо от национальности. В его «команду сопротивления» кроме славян вошли и татары, и мордва, и башкиры, и осетины. В первой же стычке, произошедшей ночью в казарме, отморозки получили по полной и наглеть больше не рисковали. И вот тут-то, как ни странно, обеспокоились происходящим «отцы-командиры», которые немедленно отреагировали на жалобу получивших свое негодяев, объявив случившееся проявлениями национализма.
   Максима начали «прессовать» и «на ковре» у командира части, и на различных комиссиях «по противодействию ксенофобии и национализму», грозя засадить в тюрьму по пресловутой «двести восемьдесят второй статье». Но до суда дело не дошло. На непокорного русского парня напала толпа «оскорбленных и униженных» отморозков, подкараулив его в гаражном боксе, где он чинил свою машину. Ударив его сзади по голове полуметровым баллонным ключом, этой же железякой «храбрецы» нанесли несколько ударов и по спине, в одном месте сильно повредив позвоночник.
   К счастью, Максима вовремя нашли сослуживцы и отправили в госпиталь. Но, как оказалось, тамошнее лечение помочь ему могло не слишком многим. «Реформированная» военная медицина могла лечить лишь на уровне укола пенициллина и перевязки порезанного пальца, а с подобной травмой, требующей серьезного хирургического вмешательства, госпитальные доктора справиться были не в состоянии.
   – …Так бы он и умер там, если бы не какая-то добрая душа, – уважительно проговорила Лариса Евгеньевна.
   – Нечасто они в наше время встречаются… – проворчал Станислав.
   – Вы же мне встретились? – слегка улыбнулась она. – Вот и парню кто-то помог. Добился его перевода в хорошую гражданскую больницу, оплатил операцию – а она дорогущая. Наталья к Максиму в госпиталь и в больницу потом раза два ездила. Ну, доктора сказали, что теперь жить он будет и на ноги встанет обязательно.
   – А что же виновные? – недоуменно спросил Гуров. – Их привлекли?
   Женщина с горькой усмешкой покачала головой. По ее словам, Наталья, пытавшаяся добиться наказания подонков, наткнулась на глухую стену непонимания и отторжения. Как оказалось, в случившемся виновных нет. Командиры объявили ей, что он сам зачем-то залез на крышу гаража и оттуда упал на кучу камней. А то, что она слышала лично от сына, объявили клеветой. Дескать, он специально клевещет на ни в чем не повинных людей из чувства личной неприязни, да еще чтобы содрать с них денежную компенсацию за собственное самовольство.
   – Что уж так они этих бандитов от суда оберегают? Одному Богу ведомо… У нас один парень тоже пришел из армии и сказал: если бы я знал, какой там бардак и какие там бывают уроды, лучше бы отвертелся от службы, больным бы прикинулся. Говорил, что по ночам бандюганы толпой по казарме ходили и всех, кто им чем-то не понравился, колотила почем зря. Молодых солдат до пояса раздевали и масляной краской у них на спине писали какую-нибудь дурь, а потом фотографировали, чтобы домой посылать – смотрите, мол, какие они «герои»… Разве это армия?!
   – Ну, вообще-то, далеко не везде так… – возразил Лев, пожимая плечами. – Очень многое зависит от командиров. У меня сосед по подъезду меньше года назад отслужил – никаких жалоб не было. Наоборот, понравилось. Ну, а что же было дальше с Натальей?
   По словам Ларисы Евгеньевны, около недели назад к той приплелся какой-то бродяга – грязный, оборванный, и попросился на постой. Сначала она его и близко к порогу не подпустила, объявила, что ему в ее доме делать нечего, но потом почему-то передумала. Вроде бы он чем-то тяжело болел, упал без сознания, и она его, видно, пожалела и вызвала «Скорую». Врач больного долго осматривал, прослушивал, а потом сказал Наталье, чтобы она, если не жалко места, дня на три его оставила, потому что его нельзя беспокоить. Но это все на уровне соседских слухов.
   Неизвестный находился в доме Буланцевой круглосуточно – на улицу вообще не выходил, только если во двор. Впрочем, и сама Наталья в эти дни почему-то тоже никого особо привечать не стала. Дескать, в доме больной, доктора не велели его беспокоить. И вот позавчера, глубокой ночью, соседи увидели, как к Натальиному дому подъехала большая черная иномарка. Шум там какой-то поднялся, гам, и минуты через три машина быстро уехала.
   Вроде бы все стихло, но дворовая собака Буланцевой продолжала остервенело лаять и рваться с цепи, временами начиная громко выть. Стало ясно, что случилось что-то очень серьезное. Соседи вошли в дом и увидели Наталью, лежавшую без сознания на полу в крови. Больше в доме никого не оказалось. Того бродяги, что она приютила, тоже не было.
   Когда Буланцеву привезли в больницу, врачи сказали, что она «в сорочке родилась» – пуля прошла через грудь навылет, но ничего серьезного не задела. Ей сразу же сделали операцию, и теперь, говорят, ее жизнь вне опасности. Кое-кто из сельчан заподозрил, что тот бродяга был бандитским наводчиком. Местный участковый сразу заявил, что в Наталью стрелять мог только он и что теперь его будут ловить по подозрению в попытке совершения убийства.
   – А вы как думаете? – спросил Крячко, взглянув на попутчицу. – Может быть, этот бродяга и в самом деле покушался на приютившую его женщину?
   Немного поразмышляв, та с горьким смехом ответила:
   – Да что тут думать? Думать можно разное… А вот Ленка Коровина – она его видела, когда этот бродяга еще только к Натальиному дому ковылял, она сразу сказала, что это кто-то из бывших ракитских. Вот что интересно-то! Ну, и, конечно, скорее всего, наводчиком он не был – на что наводить-то? Наталья как и все живет – от получки до получки. Капиталов у нее нет никаких. Я думаю, что банда приезжала только за этим бродягой. Он им для чего-то нужен был. Может, провинился в чем или свидетель опасный? А Наталья, как видно, пыталась помешать…
   – Да-а… Как видно, сюда мы приехали не впустую, – задумчиво произнес Гуров. – И кто только сказал, что провинция – это сонное царство? Жизнь здесь, можно сказать, кипит… – с иронией добавил он.
   – Это – точно… – поддержал его Крячко. – А если провинция и спит, то сны ей снятся такие «жизнерадостные», что хоть стой, хоть падай. Фильмов ужасов не надо.
   Уже в сгущающихся сумерках машина, миновав затяжной зигзаг дороги, вынырнула из-за дубовой рощицы и оказалась на околице довольно-таки большого села, раскинувшегося на холмистой, живописной местности.
   – А вы нам не покажете, где находится дом Натальи Буланцевой и где живет Елена Коровина? – спросил Лев, указав взглядом в сторону села.
   – Ну, конечно! – охотно согласилась Лариса Евгеньевна. – Едем прямо до центра села, где памятник фронтовикам, а потом свернем направо.
   Переваливаясь с боку на бок по выбоинам на сельской улице, некогда благоустроенной и заасфальтированной, «десятка» покатила между двумя рядами домов, одни из которых несли на себе печать хозяйской заботы, другие выглядели ветхо и сиротливо. Среди сплошь одноэтажного массива, отгородившись от окружающего мира высокой кирпичной стеной, горделиво высился двухэтажный коттедж. Когда машина проезжала мимо этого дома, в глаза сразу же бросилось, что его оконные проемы пусты, а кирпичную кладку над ними закоптил дым давнего пожара.
   – А это что за жертва нарушения правил пожарной безопасности? – кивнув в сторону коттеджа, поинтересовался Станислав.
   – А-а, э-это… – с легким оттенком пренебрежения протянула женщина. – Дом нашего бывшего преда колхозного.
   Как далее рассказала Лариса Евгеньевна, когда-то их село было вполне успешным сельхозпредприятием. Тогдашний бессменный председатель дело свое знал, мужиком был порядочным, и люди на него не обижались. Но случилось так, что он тяжело заболел, и, как говорят в таких случаях, медицина оказалась бессильной. Случилось это в две тысячи пятом. Колхозники на собрании настояли на том, чтобы председателем стал сын покойного, работавший в колхозе главным агрономом. Но этому воспротивился районный глава. На собрание приехал начальник управления сельского хозяйства, который привез какого-то сомнительного типа, как зятя главы. Как ни продавливал районный представитель свою кандидатуру, колхозники выбрали своего, местного.
   Глава района был в ярости. Колхозу тут же «перекрыли кислород», где и в чем только можно – и в вопросах кредитования, и в выделении льготного горючего, и в услугах элеватора, принадлежащего клану главы. Но колхозники пошли на принцип и сдюжили эту блокаду. Тогда на неугодное сельхозпредприятие обрушились орды проверяющих. Не успели уехать пожарные, выписавшие за каждый пустяк дикие штрафы, как за ними – санитарные службы. Следом проверяющие по «коллективной жалобе» колхозников, состряпанной в стенах администрации. Но и это не сломило членов колхоза «Маяк пятилетки».
   И тогда в ход была пущена «тяжелая артиллерия» в лице судебной системы. Молодому председателю инкриминировали нерациональное использование финансовой помощи государства. Начались вызовы в прокуратуру, визиты обэповцев и всевозможных комиссий из района и даже области. В подчиненной районной власти местной газете пошло оголтелое шельмование одаренного, перспективного руководителя. Со своего поста заведующей детсадом по статье была уволена его жена, якобы за антисанитарию и «низкий уровень воспитательной работы». В этом подсуетилась верная ставленница главы – начальник отдела образования. Хамоватая тетка, некогда изгнанная из педагогики за бездарность и воровство, в девяностые торговавшая на районном рынке, оглашая его просторы отборным матом, теперь вдруг стала всевластной хозяйкой школ и детсадов. Приехав в Сиреневое, она закатила истеричный скандал, после чего молодая женщина оказалась в больнице с сердечным приступом.
   Это стало последней каплей. Опасаясь, что ее мужа рано или поздно упекут за решетку, она настояла на том, чтобы он написал заявление об уходе. На его место тут же сел ставленник главы. И всего за год колхоза как не бывало. Откуда-то, как тараканы из щелей, повылазили многочисленные кредиторы, иски которых новый пред поспешно удовлетворял, даже не пытаясь оспорить их в суде. В счет погашения несуществующих долгов с ферм ушел скот, весь последний урожай, вплоть до семян, затем была распродана техника и разобраны фермы.
   Вообразив себя всемогущим удельным князем, на наворованные деньги пред колхоза, который, по сути, прекратил свое существование, построил себе настоящую виллу. На претензии колхозников – как можно так шиковать на фоне разорения села, он открыто заявил, что на село и мнение его жителей ему наплевать. Обставив дом дорогущей мебелью, пред объявил о своем уходе с поста председателя.
   – Зовите назад своего агронома, – глумливо заявил он сельчанам. – Если хочет – пусть забирает свой колхоз. Он мне теперь не нужен.
   Вскоре он справил новоселье, закатив широкий пир, куда съехались все районные «шишки». А еще через неделю, в одну из ночей, дом загорелся. Его хозяин вместе с женой еле успели выскочить в чем были.
   Сгорело все – обстановка, деньги, ценности, гараж с дорогущей «бэхой». Почти месяц в село мотались следователи, пытаясь найти злоумышленника, поскольку версия причин пожара была одна – поджог. Но кого-либо найти им так и не удалось. Судя по всему, этот пожар стал первым звеном в цепи неудач районного «предводителя». Неожиданно нагрянула областная комиссия, которая нашла многочисленные злоупотребления в образовании, и торговка-педагогша поспешила опять вернуться на базар. Затем со своего поста поспешно ушел глава администрации, «отличившийся» разборкой и распродажей «бесперспективных» сельских детсадов и школ. А вскоре закачалось кресло и под главой района. У областной прокуратуры появились вопросы к расходованию средств, выделенных на ремонт ветхого жилфонда. Глава тут же помчался в Москву, где его родственник занимает весьма высокий пост. Лишь нажим из столицы помог жулику усидеть на своем месте.
   – Сколько же у нас во власти подлых людишек!.. – горестно вздыхая, посетовала Лариса Евгеньевна. – Меня ведь тоже из школы выела эта хабалка базарная, два года не дала до пенсии доработать. Да теперь наша школа скоро уже будет и не нужна. Делать в селе нечего, молодежь разъезжается… Вот, кстати, и дом Натальи Буланцевой. Ключ у ее соседей. Позвать?
   Присмиревший без хозяев пес при виде чужаков лишь «для порядка» пару раз уныло гавкнул, высунувшись из будки, и тут же спрятался обратно. На крыльце сидел крупный черный кот и время от времени сиротливо мяукал.
   – Этих-то жильцов хоть кто-нибудь кормит? – оглянувшись, поинтересовался Гуров.
   – Ну, а как же! – степенно уведомил подошедший сосед, который назвался Семеном Павловичем. – Кормим постоянно. Ваську к себе забирали, но он только свой дом признает – сразу убегает…
   Мужчина отпер замок и открыл дверь в сени. Следом за ним и операми в дом вошли Лариса Евгеньевна и приглашенная ею Елена Коровина, которая проживала через дом от Буланцевой. Семен Павлович включил свет, и вошедшие осмотрели горницу обычного сельского дома, без особых навомодных интерьерных затей и выкрутасов. В доме кем-то был наведен порядок – стол и стулья стояли по своим местам, вещи аккуратно сложены.
   – А где тут лежала Наталья, когда ее нашли? – спросил Гуров. – Вроде говорили, что там на полу кровь.
   – Ой, извините, это я убрала, – откликнулась откуда-то сзади жена Семена Павловича. – Когда следователи все осмотрели и засняли, я спросила, можно ли навести порядок. Они сказали, что можно. А разве не надо было?
   – Ничего страшного, – оглянувшись, сказал Крячко. – Если вы видели, где лежала хозяйка дома, то не могли бы рассказать в деталях, где тут, что и как происходило?
   Соседи охотно поведали о том, что черная (или наподобие того) иномарка прикатила поздней ночью – как бы не в начале третьего. Ее появление Семен Павлович заметил только потому, что спит очень чутко, а буланцевский Маркиз своим зычным лаем, по его словам, и мертвого поднимет. Выглянув в окно, мужчина у дома напротив увидел «сарай на колесах» с одними лишь включенными подфарниками.
   – Видно было очень плохо – фонарей на столбах у нас сейчас нет, поэтому что там и как – толком не разглядел, – огорченно развел руками Семен Павлович.
   Он услышал шум чьих-то голосов, затем хлопнули дверцы машины, и она, резко сорвавшись с места, помчалась по улице. Но собака, хоть неизвестные и уехали, продолжала отчаянно лаять, временами переходя на протяжный вой. Стало ясно, что произошло нечто очень серьезное. Супруги оделись и поспешили в дом соседки. Они нашли ее на полу горницы, лежащей навзничь, ногами к двери. Наталья еле дышала, глаза ее были закрыты, и в первый момент соседям показалось, что она уже мертва.
   – Я на шее артерию пощупал – чу-у-ть ощущалась… – хмурясь, пояснил Семен Павлович. – Сразу же вызвали «Скорую». Спасибо, приехали быстро. На другой день позвонили в районную больницу, и нам сказали, что ее увезли в областную, там и прооперировали. Слава богу, все обошлось…
   – А вы знаете, дня три назад какую-то чужую машину я на нашей улице уже видела, – неожиданно снова подала голос его жена. – Она ехала медленно, как будто заблудилась. Окна такие черные, что через них вообще ничего не было видно. Напротив дома Натальи остановилась, немного постояла и поехала дальше.
   – А какой марки машина? Или хотя бы цвет запомнили? – спросил Гуров.
   – В марках я не разбираюсь. Но вообще-то по форме она немного похожа на вашу. А цвет – светло-серый, – пожимая плечами, ответила та.
   Вступившая в разговор Елена Коровина, в свою очередь, рассказала о замеченном ею бродяге около недели назад. Она припомнила, что на вид мужчине было между сорока и пятьюдесятью, одет в какую-то драную куртку, грязную лыжную шапочку, вытянутые на коленках «треники». Незнакомец шел, сильно прихрамывая и ни на кого не обращая внимания. Поравнявшись с домом Буланцевой, вдруг остановился – то ли потому, что он приглянулся ему больше других, то ли к этому моменту совсем выбился из сил.
   С трудом доковыляв до калитки, мужчина постучал по забору и хрипло крикнул, попросив кого-нибудь выйти. Залаяла собака. Через какое-то время вышла и Наталья. О чем они говорили, было непонятно, но бродяга, как видно, услышав отказ, двинулся дальше. Однако тут же, словно надломившись, упал на стылую осеннюю землю. Несколько секунд понаблюдав за ним, Буланцева вышла за калитку и, подняв его на ноги, повела в дом.
   Через полчаса к ее дому прибыла «Скорая». Однако, вопреки ожиданиям соседей, врачи забирать бродягу с собой не стали. «Скорая» минут через двадцать уехала, а Наталья пошла в магазин за продуктами. На вопрос односельчанок – что это за мужик у нее появился, она очень кратко пояснила, что это какой-то иностранец. Вроде бы англичанин, по-русски знает всего несколько слов. Почему согласилась оставить у себя? Лицом оказался очень похож на ее давнего знакомого. Просто стало жаль, если пропадет. Ну, а врач сказал, что ему нельзя двигаться. Если привезти в больницу, то назавтра его оттуда выкинут, и он тогда уж точно не выживет – закоченеет где-нибудь на улице. Пообещал, что дня через три бродяга окрепнет и уйдет своим ходом. Намекнул даже, что появление этого бродяги – знак судьбы. Вроде того, пожалела же она ее сына, вот пусть и Наталья явит жалость к обездоленному.
   – Ну, тогда многое становится понятным… – выслушав Елену, констатировал Гуров. – Кстати, а пулю, которой ранили Наталью, здешние опера не нашли?
   – По-моему, они вообще тут толком ничего не искали… – поморщился Семен Павлович. – Трое каких-то молодых приехали, походили, покурили, анекдоты потравили, объявили, что следов никаких не осталось, и уехали.
   – Тогда надо искать! – Шагнув в глубь комнаты, Крячко огляделся и произнес: – Если бандит стрелял в Наталью со стороны двери, пуля должна была засесть в стене напротив.
   – Не исключено… – согласился Лев. – Там, правда, есть еще и окно, но стекла целы. Значит, пуля где-то в стене, скорее всего, в штукатурке. Ладно, посмотрим.
   – Может, и мы поищем? – предложил Семен Павлович.
   – Возражений нет – помогайте, – кивнул Гуров.
   Все тут же приступили к осмотру стен и всего того, что на них имелось. В частности, нескольких репродукций известных картин, таких как левитановский «Вечерний звон», васнецовский «Витязь на распутье» и репинские «Запорожцы», пишущие письмо турецкому султану, больших кварцевых часов, продолжающих неспешно отмерять секундной стрелкой мгновения вечности, рамок с фотографиями и семейных портретов. Но нигде на было даже намека на вмятину от пули, пулевого отверстия или хотя бы царапины, похожей на след пули.
   – А пуля точно прошла навылет? – в последний раз оглядевшись по сторонам, поинтересовался Станислав.
   – Точно навылет! – закивал Семен Павлович. – Врачи при нас делали обработку ран.
   – Где же она тогда? – недоуменно развел руками Крячко.
   – Стоп! – поднял руку Гуров. – Мы ищем пулю, исходя из того, что Наталья в момент выстрела стояла на ногах. А если ее сначала сбили с ног, а потом уже был сделан выстрел?
   – Е-мое! – хлопнул себя по лбу Стас. – Точно! В полу надо искать!
   И в самом деле, в течение пары минут была найдена глубокая круглая вмятина в доске под тем самым местом, где лежала раненая женщина. В ней проглядывалась темная плоская хвостовая часть пули, что делало ее похожей на почерневший сучок. Аккуратно обрезав древесину кухонным ножом, Лев извлек пистолетную пулю калибра девять миллиметров.
   – Вот поэтому-то местные опера пулю найти и не смогли – тут все было в крови, а осмотр стен им ничего не дал, – констатировал он, разглядывая смертоносный кусочек обтекаемого, полированного металла. – Ну, что, отправляемся в Заречное? Надо же где-то переночевать? Там вроде был какой-то кемпинг?
   В ответ на это Семен Павлович недоуменно пожал плечами.
   – Да зачем вам куда-то ехать среди ночи, если можете переночевать у нас? Места полно – дети выросли, разъехались. И поужинаете, и переночуете по-человечески…
   – Не знаю, как тебе, а мне такая идея очень даже понравилась. Хозяйка-то против не будет? – обрадовался Крячко.
   Та поспешно заверила, что гостям всегда рада и они их нисколечки не стеснят.
   Через час, после помывки в настоящей деревенской бане и сытного ужина, опера, Ромка и хозяин дома обсуждали возможные варианты происшедшего в доме Буланцевой.
   – Я почти уверен в том, что этот бродяга – Перлинов, переодевшийся в бомжа, – вскользь поглядывая на экран телевизора, безапелляционно определил Станислав.
   – Да, скорее всего… – согласился с ним Лев. – Видимо, когда он прибыл в Заречное, его парни окольными путями выяснили, где может находиться Наталья Буланцева. Он остался здесь под видом бродяги, а им приказал где-нибудь затаиться и нос сюда не показывать.
   – Это какой же Перлинов-то? – заинтересовался Семен Павлович. – Уж не Женька ли?
   – Да, – подтвердил Гуров. – О нем и речь…
   – Хм-м… Вон оно что!.. Женьку я помню хорошо… Так-то он зареченский, но тут бывал часто. Вроде с Натахой когда-то женихался, но чего-то там у них не заладилось. Поговаривали, что подгадил ему Витя Буланцев – он за Натахой еще со школы ухлестывал. Вот она за него сгоряча замуж и выскочила, а потом сто раз покаялась. Витя – он себе на уме был. Жила! Зимой снега не выпросишь. Хитрый, пронырливый… Ее поедом ел за Максима. Дескать, нагуляла от кого-то… Хоть она его сразу, еще до свадьбы, предупредила, что беременна. А Максим – да, весь как есть Женька. А он чем занимался, Женька-то?
   – Строительством, у него свой холдинг, – с трудом удержавшись от зевка, сообщил Крячко.
   – Холдинг? Это что за хрень? Наподобие большого холодильника, что ль?
   – Нет, холдинг – это объединение нескольких компаний, за счет приобретения контрольных пакетов их акций, – пояснил, улыбнувшись, Лев. – В известной мере, Перлинова можно было бы назвать магнатом или даже олигархом. Куча денег, и масса желающих к ним присосаться. Жизнь, надо сказать, не скучная. Там – или сам кусай, или тебя другие загрызут.
   – И на хрен тогда эти деньги, если жизнь – вот такая, как вы говорите?! – разволновался Семен Павлович. – А как же это он в богачи попал, Женька-то?
   – Женился на богатенькой, – усмехнулся Гуров. – Ну, конечно, и своя голова у него работает неслабо. Дураки там не задерживаются, даже если им и выпадают миллиарды.
   – Теперь я все понял! Это, видать, жизнь с той богачкой ему стала горше полыни, и он вспомнил про свою Натаху. А потому как уверенный не был – примет она его или прямо у ворот даст пинка под зад, проверить ее решил на жалость – купится на слезу или нет?
   – Семен Павлович, да вам бы следователем работать! – вскинув большой палец, оценил Станислав. – Я, кстати, тоже об этом думал. Только вот вопрос: что это за люди были, которые его сцапали и стреляли в Наталью? Вероятно, это никак не входило в сценарий, задуманный Перлиновым. В ход событий вмешался кто-то третий, какая-то банда. И тут возникает главный вопрос: как информация о пребывании здесь Перлинова оказалась в распоряжении уголовников?
   В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь звуком телевизора и стуком крупного осеннего дождя в окно. Окинув своих собеседников испытующим взглядом, Лев задумчиво произнес:
   – Есть одна бредовая мысль… Что, если события развивались так? Вы читали рассказ Пушкина «Станционный смотритель»? Там гусар прикидывается больным, чтобы сблизиться с дочкой смотрителя и похитить ее в качестве невесты. И помогает ему в этом вызванный к «больному» доктор. Меж собой они говорят по-французски. Гусар попросил объявить его больным, и доктор это делает. А здесь? То же самое. Сюда тоже приехала «Скорая», и доктор объявил, что гостя Натальи лучше оставить здесь. А почему? А потому, что тот сказал доктору, кто он на самом деле и зачем прикинулся бомжом.
   – Отличная версия! – уважительно отметил Стас. – То есть получается так, что доктор где-то мог проболтаться, информация дошла до чьих-то ушей, и сюда примчались граждане бандиты? Да, концы с концами вяжутся. Снимаю шляпу!
   – А можно и мне сказать? – подал голос молчавший до сей поры Роман. – Скорее всего, налетчики были в масках. Женщина была тяжело ранена, но контрольный выстрел в голову убийца не сделал. Значит, не боялся, что она его опознает, если останется в живых.
   – У нас сегодня прямо-таки вечер сплошных озарений, – рассмеялся Гуров. – Что ни слово – то перл откровения… Определимся на завтра. Станислав и Рома – в областную клинику, в областную криминалистическую лабораторию – «пробить» пулю по базе данных. Я – в «Скорую». Ну, и там – по цепочке. Возражений нет?
   – Полный «одобрямс»! – ответил Крячко за себя и за Романа.
   Семен Павлович, слушая их, сокрушенно вздохнул и покачал головой:
   – Эх, мужики! Вот гляжу я на вас и думаю: что ж вас таких-то мало? Что и руки, и голова к месту, и к людям относитесь как положено… Да будь хоть половина как вот вы, народ полицию-милицию на руках носил бы! Вы ж небось ни с кого и деньги не выжимаете?
   – Есть такой грех… – скорбно согласился Стас. – Не выжимаем. Но надеемся, что однажды исправиться нам удастся! – вскинув палец, добавил он.
   – У нас начальниками милиции – кого тут только не было! – снова заговорил хозяин дома. – Сколько их сменилось за последние лет пятьдесят уже на моей памяти… Вот был Колюшкин. Пьянь сине-зеленая. И ведь все равно держали. А почему? А потому, что свояк первого секретаря. Выгнали-то только тогда, когда ДТП учинил со смертельным исходом. И то, только выгнали – не посадили. Дзыбун… Тоже – и глотка дырявая, и в голове одни бабы. Погорел из-за чего? Ограбили инкассаторов, а он да его замы в это время с проститутками на озере отдыхали. Кротолов – тоже фрукт еще тот, взяточник и хапуга. Аляев – этот откуда-то с югов. Усищи черные, глотка зычная… Ну, думали – настоящий «царь зверей». А на деле? Трус и дешевка. Вечером ехал по городу, а у парка двое уродов девчонку волокли в кусты. Так и проехал мимо. К счастью, поблизости рыбаки шли… Ну, какие рыбаки? Браконьеры. Эти – народ конкретный. Кренделей тем засранцам навешали, и дело с концом. Они же и машину Аляева опознали. На весь район позорище. А ему хоть бы хны, пошел в область на повышение…
   Разговор о проблемах полиции затянулся чуть ли не до одиннадцати. Точку в нем поставила хозяйка дома, которая жестко отчитала супруга за то, что тот «завтра хоть до обеда дрыхни, а людям в дорогу спозаранку».
   Лев проснулся ровно в шесть без будильника. Выйдя во двор, он сделал разминку на студеном ветерке – морозец прижал, как бы не до минус пяти, – окатил себя ведром ледяной воды и, вполне настроенный на рабочий день, вошел в дом. Вскоре поднялись и все остальные. Ближе к восьми, поблагодарив хозяев за ночлег (те от денег отказались категорически), опера отбыли в Заречное. Оставив Гурова у местной райбольницы, на территории которой размещалась и «Скорая», «десятка» помчалась дальше.
   Войдя в просторный больничный двор, Лев направился к двухэтажке, первый этаж которой был гаражом, а на втором размещалась сама служба «ноль три». Молоденькая диспетчерша в окне приемной, услышав, кто и зачем к ним пришел, порылась в журналах и сообщила, что в Сиреневое по вызову жительницы села Буланцевой выезжал экипаж «Скорой» во главе с фельдшером Новиковым.
   – А как бы мне его увидеть? – признательно улыбнувшись, спросил Гуров.
   – Он сейчас на выезде… – извиняющимся тоном пояснила девушка. – Минут двадцать подождать можете?
   Молча кивнув в ответ, Лев отошел в сторонку и занялся изучением стенной печати здешнего производства. Он прочел в разрисованных фломастерами санбюллетенях статьи о коварстве и неизлечимости СПИДа, о катастрофических последствиях злоупотребления алкоголем, о пагубе курения. Особенно для женского организма. Прочтя этот пассаж, Гуров невольно улыбнулся, вспомнив, как пару минут назад, подходя к зданию «Скорой», заметил двух докторш, неспешно беседующих у крыльца соседнего корпуса с дымящимися сигаретами во рту.
   Через приемную время от времени проходили люди с какими-то медицинскими приспособлениями и штуковинами, наподобие большущих блестящих жестяных банок, кожаных и металлических саквояжей. Отчего-то все это напоминало не священнодействие целительства, а обычный рабочий процесс в цеху какого-нибудь деревообделочного или металлообрабатывающего предприятия.
   Неожиданно за его спиной раздался голос диспетчерши:
   – Дима! Новиков! Тут к тебе!
   – Кто? – ответил ей молодой басок.
   – Я! – обернувшись, объявил Гуров. – Мы могли бы где-нибудь побеседовать? Так, чтобы нам никто не мешал?
   Новиков – долговязенький, с крупным носом, увенчанным очками, предложил пройти в кабинет старшего фельдшера, от которого у него был ключ.
   – Слушаю вас… – усаживаясь на стул и, как видно, уже догадываясь о сути вопроса, с которым к нему пришел этот здоровенный полковник, лаконично обронил он.
   – Меня интересует вызов в Сиреневое, к бомжу, – глядя на него в упор, обыденным тоном поинтересовался Лев. – Что там видели, о чем говорили, какой ему диагноз поставили. Меня интересует каждая деталь. Слушаю!
   Фельдшер, отчего-то вдруг явив на лице досадливую мину, несколько секунд о чем-то размышлял, после чего заговорил, спотыкаясь и без конца подкашливая:
   – Вызов поступил в четырнадцать-тридцать, ближе к пятнадцати мы были на месте, в доме Натальи… Как ее там? Буланцевой, что ли? Да… Больного я осмотрел лично. Это бомж, но, по его словам, он англичанин, который приехал в Россию, однако оказался в трудном положении. Эта женщина рискнула оставить его у себя до полного выздоровления. Я установил двусторонний бронхит средней степени тяжести и прописал амбулаторное лечение. Вот, собственно говоря, и все…
   – Все? – иронично улыбнулся Гуров. – А если подумать?
   – Мне больше сказать нечего… – уже начиная нервничать, категорично ответил Новиков.
   Лев понял, что парень изрядно напуган и настроен «уйти в полный отказ».
   – Знаете, – сказал он, укоризненно покачав головой, – я вас понимаю – заявился угрозыск и задает непонятные вопросы… А вдруг пришьют какое дело? Вам ничего вменять не предполагается, вы мне нужны только как свидетель. Давайте так… Я буду рассказывать, как было дело, а вы меня, если что, поправите. Хорошо? Итак, во время осмотра, улучив момент, больной, который до этого говорил только по-английски, неожиданно сказал вам по-русски, что хотел бы пообщаться один на один. Так?
   – Нет, – отрицательно мотнул головой фельдшер. – Это он сказал по-английски, поскольку хозяйка дома постоянно находилась рядом.
   – Вы владеете английским? – окинул его удивленным взглядом Гуров.
   – Ну хоть и в пределах школьной программы, но я его всегда сдавал лучше всех в классе. Даже собирался поступать в «универ» на факультет иностранных языков, но не прошел по конкурсу кошельков – мой оказался самым тощим, – с изрядной долей сарказма проговорил Новиков.
   – Ясно… Когда у вас появилась возможность говорить без помех, он вам сообщил, что вовсе не бомж, а крупный бизнесмен, приехал к женщине, которая ему очень дорога, но не уверен – простила ли она его? Так?
   – В общем-то, так… – кивнул Дмитрий. – Но он еще сказал, что у них есть сын, который служил в армии, однако сейчас находится на излечении в больнице, и он хотел бы восстановить с ней прежние отношения.
   – А про сына он что-нибудь говорил?
   – Ну, о том, что с ним случилось, он узнал случайно из теленовостей и сразу же поехал в госпиталь. Решил вопрос переводом парня в нормальную больницу и вспомнил об этой женщине, которую когда-то очень любил.
   – Все ясно… – деловито резюмировал Лев. – Вы решили ему помочь – в этом я не вижу ничего предосудительного и сказали Наталье Буланцевой, что лучше будет, если он останется у нее?
   Несколько расслабившись, фельдшер стал отвечать гораздо охотнее:
   – Да. Но, я так понял, она и сама уже была настроена на это. Ну, она сказала, что он очень похож на человека, который ей когда-то был очень близок…
   – Тут есть один очень важный момент. – Лев выдержал небольшую паузу. – Вы слышали, что произошло в Сиреневом два дня назад?
   Новиков, словно наткнувшись на стену, сразу же помрачнел и с опаской посмотрел на Гурова:
   – Ну да… Говорили про какой-то огнестрел… Неужели это тот мужик?!
   – Нет, не он. Кто-то непонятным образом узнал про миллионера, закосившего под бомжа, и приехал, чтобы взять его в качестве заложника. Хозяйка дома воспротивилась, и ее за это тяжело ранили в грудь из пистолета. Кроме вас кто-нибудь еще был рядом?
   Низко свесив голову, фельдшер неохотно ответил:
   – Мы были одни. Я понимаю, что вы хотите спросить. Не разболтал ли я кому-нибудь про это дело? М-м-м… Если честно, то я сказал всего лишь одному человеку – своей девушке. Но понимаете, как тут получилось? Мы говорили о любви, верности, и я – так, в общих чертах, не вдаваясь в детали, – сказал, что есть такая любовь, которую люди пронесли через года и, несмотря ни на что, все равно продолжают любить друг друга. Она поклялась, что будет молчать… Господи! Неужели это она разболтала? Неужели она такая дура?!! – почти простонал он.
   – Ну, спешить с выводами не будем… – урезонивающе махнул рукой Лев. – Просто надо знать женщин. Если уж ты, мужчина, не смог сохранить тайну, то что взять со слабого пола? Слабого в том числе и на язык? Это, кстати, урок на всю оставшуюся жизнь – с женщиной надо ухо держать востро. Тайны и секреты, особенно чужие, лучше не доверяй. Теперь уже нет смысла переживать и посыпать голову пеплом, нужно действовать. Наталью, между прочим, спасли, она будет жить.
   – Слава богу! – прошептал вконец расстроенный Дмитрий.
   – Но ее постоялец в руках бандитов, – тут же напомнил Гуров, – которые, надо понимать, к сантиментам не склонны. И вот его-то жизнь сейчас в серьезной опасности. Нужно срочно отследить всю цепочку, по которой к негодяям ушла информация.
   Доставая телефон, Дмитрий молча кивнул. Он набрал чей-то номер и, дождавшись ответа, спросил, морща лоб и кривя губы:
   – Оля, ты никому не рассказывала про того человека, которого я видел в Сиреневом? – Выслушав ответ, он еще больше помрачнел и уже жестко отчеканил:
   Оля! Или ты говоришь мне правду, или между нами все кончено. Что?! Да ты знаешь, кто ты такая после этого? Ты… У, черт! Отключила связь…
   – Спокойнее, спокойнее! – постучал пальцем по столу Гуров. – Не надо так нервничать! Не надо ломать дров! Зачем так грубо? Я думаю, если вы с ней дружили и у вас складывались хорошие отношения, они же образовались не на пустом месте? Зачем же все так сразу перечеркивать? Набери снова ее номер и передай трубку мне.
   Новиков, нажав на кнопки, протянул телефон Льву. Однако почти сразу же гудок вызова оборвался. Лишь с пятой попытки Гуров услышал в телефоне плачущий девичий голос:
   – Ну, чего тебе еще?!!
   – Оля, здравствуйте! Прошу вас, не отключайтесь. Это сотрудник угрозыска из Москвы, меня зовут Лев Иванович. Я…
   – Вы приехали арестовать Диму?! – уже совсем другим голосом воскликнула Ольга. – За что? Что он плохого сделал?!!
   Сокрушенно вздохнув, Гуров терпеливо пояснил:
   – Никто никого не арестовывает. Оля, человек, о котором вам рассказал Дима, сейчас в большой опасности. Скажите, кто от вас мог о нем узнать?
   Шмыгнув носом и явно смущаясь, девушка неохотно заговорила:
   – Знаете, у меня есть подруга, мы вместе с ней учились в педагогическом техникуме. Ее зовут Аделина. Ну, и, как это бывает между девчонками, мы с ней, случается, секретничаем. Друг друга утешаем… Она мне пожаловалась, что никто ее замуж не берет, что на свете нет любви – все это глупые сказки… Вот я… Лев Иванович, если случится что-то серьезное, то Диму, пожалуйста, не наказывайте. Это целиком моя вина…
   – Вот народ! – коротко рассмеялся Лев. – То готовы друг друга возненавидеть, то кидаются друг друга выгораживать… Одно слово – зелень! Оля, надо срочно выяснить, кому передала Аделина услышанное от вас. Сможете?
   – Да, Лев Иванович! – обрадовалась Ольга. – Я с ней прямо сейчас созвонюсь и перезвоню вам. Лев Иванович, а Дима на меня все еще злится?
   Теперь уже Гуров рассмеялся от души.
   – Мне кажется, на самого себя он злится гораздо больше, потому что дал маху, поделившись чужим секретом с вами. А ведь женщинам секретов доверять нельзя. Вы со мной согласны?
   – Ну, получается, что так… – конфузливо согласилась девушка и поспешила добавить: – Правда, как и мужчинам.
   Когда Лев отложил трубку, Новиков, которого сжигало любопытство, с деланым равнодушием поинтересовался:
   – Что там она? Ну… Что спрашивала?
   – Берет всю полноту вины на себя и согласна понести за это самую суровую кару… – с утрированной торжественностью изрек Гуров.
   – Гм… Ешкин кот! – не выдержав, фыркнул Дмитрий. – Зря я, конечно, на нее напер… Сам же во всем виноват! Спасибо вам, Лев Иванович! Будь кто другой на вашем месте, мы бы с ней сегодня точно разбежались бы.
   Зазвонил телефон, и он, взглядом спросив разрешения, схватил его со стола и с ходу выпалил:
   – Оль, извини, я был не прав… Да! И я тебя тоже! Очень-очень! Что? Она не отвечает? Оль, а ты не знаешь, где бы она сейчас могла быть? Слушай… А что, если мы сейчас к тебе подъедем, а? Покажешь? Ну, и отлично! Лев Иванович, сейчас едем к Оле, и она нас проводит к дому Аделины. Вообще-то, насколько я знаю, эта особа уже года два подрабатывает в Москве проституцией. Да и здесь обслуживает весь крупный криминал. Но Оле об этом я не говорил – не хотел расстраивать. А зря!..
   На кое-где помятой, зато до блеска вымытой «шестерке» Дмитрия они отправились в другой конец городка и, полавировав по чисто сельским улицам, оказались у ухоженного, блистающего свежими красками здания детсада, во дворе которого шумела деятельная мелюзга. К ним из калитки вышла крупненькая девушка в джинсах и куртке, с косынкой на голове. Может быть, и не красавица, но очень жизнерадостная и обаятельная. Глядя на нее через лобовое стекло машины, Лев вполголоса прокомментировал:
   – Девчонка – супер! Смотри не упусти!
   – Правда? – обрадовался Новиков. – Нет, ну, она и в самом деле необыкновенная…
   В этот момент щелкнула дверца, и на заднее сиденье, поздоровавшись, села Ольга.
   – Дима, едем на улицу Чехова, дом тридцать, и, обращаясь к Гурову, добавила: – Лев Иванович! Мне за себя так неудобно! Но я думаю, Аделина здесь тоже ни при чем. Она такая наивная…
   Издав протестующее «гм-гм», Дмитрий сокрушенно вздохнул:
   – Оля, мне об этом говорить тебе край как неудобно, но Аделина работает, как это называется, «девочкой по вызову». Она и в Москву ездит не на повышение квалификации, а обслуживать своих клиентов. Здесь у нее среди постоянных клиентов вся наша местная криминальная верхушка. Я не шучу. Это информация абсолютно достоверная.
   На лице девушки отразилось удивление, которое тут же сменилось горечью и досадой.
   – Делька, Делька… – покачала она головой. – Как ее у нас в классе дразнили – «фрикаделька». До чего ж ты докатилась! А я-то все думаю, отчего, когда мы вместе с ней идем по городу, нам частенько сигналят какие-то иномарки с тонированными стеклами? Вон оно что! Недавно – извини Дим, я тебе об этом рассказывать не стала, потому что не хотела расстраивать, – нас чуть было силой не увезли с собой какие-то кавказцы. Но Делька сказала им, что пожалуется какому-то Роботу, и они от нас мгновенно отстали.
   – Блин! Вот дурак же я! – стукнул по рулю кулаком Дмитрий. – Все боялся тебя огорчить, расстроить… А на деле, выходит, зря!
   Машина снова побежала по проулкам и вскоре остановилась у солидного кирпичного особняка с кирпичным ограждением и железными воротами. Подойдя к домофону, Ольга нажала кнопку вызова и, услышав женский голос, спросила:
   – Теть Нин, а Делька дома?
   – А разве она не у тебя? – удивилась женщина.
   – Теть Нин, так я сейчас на работе! А где она может быть? У нее почему-то отключен телефон.
   – Ну, не знаю… Может, пошла за покупками? Хотя… Оль, даже не представляю. Господи! Куда же она ушлын-дала-то?
   Гуров, стоявший рядом с Ольгой, задумчиво оглянулся в сторону подошедшего к ним Дмитрия и спросил:
   – Дим, тут у вас какое-нибудь заведение наподобие сауны имеется?
   – Да, Лев Иванович, есть. При городской бане, такой, полуподпольный вариант. Едем туда?
   – Да, едем.
   – Димочка, а ты откуда знаешь про всякие тут сауны? – дернула парня за рукав Ольга.
   – Работа у нас такая… – усмехнулся тот. – Как-то пришлось туда выезжать – у одного борова и его ухажерки проблемы возникли. Не буду говорить – какие. Это что! Нас как-то местные сатанисты вызвали на кладбище. Доигрались, идиоты, – у их предводителя сердце прихватило. Им тут же стало не до своих месс – давай скорее звонить в «Скорую». Ну, мы и приехали. Я пошел, а санитары – ни в какую: хоть с работы, говорят, увольняй! О, комедия была!..
   Вскоре они остановились у длинного одноэтажного кирпичного здания, большинство окон которого было закрыто кубиками пустотелых зеленых стеклоблоков, свернули за угол и подошли к металлической двери.
   – Здесь! – кивком головы указал Дмитрий.
   – Ой, что-то мне туда так не хочется идти… – Ольга потрясла головой и передернула плечами.
   – Не бойся, у меня есть очень веский аргумент, который сможет убедить любого наглеца, – улыбнулся Гуров и постучал кулаком в дверь.
   Через некоторое время щелкнул замок, и из-за двери осторожно выглянул какой-то мордастый тип лет сорока пяти в полотняных рубашке и штанах.
   – Чего надо? Кто такой? – неприязненно спросил он, подозрительно воззрившись на Гурова.
   Подставив под дверь ногу, чтобы тот не смог ее закрыть, Лев показал ему свое удостоверение и лаконично объявил:
   – Уголовный розыск! Открывай свою богадельню!
   – Да, да, конечно… – растерялся тот. – Только, понимаете, у нас здесь сейчас отдыхают уважаемые люди, которые… М-м-м… не настроены на какую-либо огласку. Поэтому…
   – Дверь открой! – жестко приказал Гуров. – Мне твои тутошние политесы и реверансы – до фонаря. Это вы тут меж собой можете разбираться и «понтовать» – кто главнее и кто круче. А я из Москвы сюда ехал не для того, чтобы расшаркиваться перед местной криминальной публикой. Живо!
   Кривясь и поеживаясь, банщик снял цепочку, и дверь, из-за которой вывалило облака пара, наконец-то распахнулась. Оглянувшись, Лев ободряюще улыбнулся и кивком головы позвал юную пару за собой:
   – Не робейте! Пусть нас боятся.
   Они зашагали по устланному ковровой дорожкой коридору, облицованному дорогим сайдингом, с роскошными люстрами под потолком.
   – Мне нужна Аделина. Она здесь? – строго поинтересовался Гуров.
   – Д-да… – неохотно выдавил банщик, остановившись у одной из дверей. – Она здесь с… главой администрации!
   Отодвинув его в сторону, Лев бесцеремонно толкнул дверь и вошел в роскошно обставленные апартаменты, где за столом, в компании с двумя крупнотелыми мужиками, замотанными в простыни, сидела деваха лет двадцати двух и хохотала с повизгиванием. При появлении здоровенного незнакомца сурового вида все трое мгновенно замолчали и озадаченно уставились на него. Сидевший слева лысоватый шатен с объемистым «рюкзаком» живота, недовольно засопев, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Гуров его опередил:
   – Главное управление уголовного розыска. Кто здесь гражданка Меркалина?
   – Я… – дрогнувшим голосом откликнулась компаньонка любителей сауны. – А… в чем дело?
   – Одевайтесь, выходите. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
   – А ты чего тут раскомандовался? – недовольно воскликнул обладатель «рюкзака». – Здесь я командую! Понял? И если ты сейчас же отсюда не ушуршишь, тебя увезут в наручниках.
   Он демонстративно достал телефон и начал набирать чей-то номер. Иронично улыбнувшись, Лев поинтересовался:
   – А ты в Москву прямо сейчас поехать не хочешь – без штанов, в одной простынке? Зато в наручниках… Я тебе это в момент устрою за активное противодействие следственным мероприятиям! Посидишь там у нас с уголовничками, порадуешь их своим появлением, а наши ребята тем временем перетряхнут всю вашу районную шарашку на предмет хищения бюджетных средств и получения взяток. Гарантирую – выведут тебя на чистую воду, моргнуть не успеешь. Ну, так как?
   Приятель «пузана», явно струхнув, опасливо забубнил вполголоса:
   – Арнольдыч, да ладно! Из-за какой-то шлюхи такой геморрой наживать?! Пусть идет! Уважаемый, – обратился он к Гурову, – извините за резкость тона моего друга. Все в порядке! Она идет!
   В этот момент из коридора послышались какие-то голоса, и до Льва донесся вскрик Ольги:
   – Лев Иванович!
   Одним движением выхватив пистолет, он выбежал в коридор и увидел сразу троих поклонников сауны южного этнотипа, которые, подступив к Дмитрию и Ольге, что-то угрожающе говорили им. Новиков, прикрыв девушку собой, очень жестко им возражал. Внезапное появление Гурова и наличие у него оружия южан очень удивило и даже обескуражило. Они замерли, растерянно таращась на человека, явно не хилого и, безусловно, «труса праздновать» не привыкшего.
   – Руки подняли! Живо! – Команда прозвучала столь жестко и уверенно, что все трое сочли за благо немедленно ей подчиниться.
   Выпущенные из рук простыни, обмотанные вокруг волосатых торсов наподобие древнеримских тог, попадали на пол, и Ольга поспешно отвернулась, зажав рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
   – Оля, это те самые, что тогда к вам приставали? – поинтересовался Лев.
   – Да, они! – не оглядываясь, кивнула девушка. – Они и сейчас начали приставать, вроде того, пошли с нами, а то плохо будет.
   – Это им сейчас будет плохо… – рассмеялся Гуров, отчего «бонвианы» сникли и растерянно переглянулись. – Кто такие? Фамилия, имя, отчество? Род занятий?
   – Альви Рустамов, частный предприниматель, – помявшись, промямлил стоявший в середине.
   – Джабраил Каларбеков, тоже частный предприниматель, коммерция… – неопределенно подвигав руками, сообщил стоявший слева.
   – Махмуд Тамбиханов, преподаватель технического колледжа… – пробасил стоявший справа.
   – Ну, и какие у вас претензии были к этим молодым людям? – строго прищурился Лев.
   – Начальник, ну, мы ее видели вместе с Куклой… то есть с Аделинкой, поэтому подумали, что и она тоже «работает»… – пожимая плечами, заговорил Рустамов. – Если бы мы знали, что она не при делах, кто бы стал чего тут говорить? Простыни можно поднять?
   – Что не знали-то? – сердито возразил Дмитрий. – Я же вам ясно сказал, что она – моя девушка, и такими делами не занимается.
   – Ай, извини, не поняли! – изобразил огорчение Каларбеков. – Можно простыни поднимем?
   – Поднимите… – сдержанно обронил Гуров. – Когда здесь последний раз видели Робота?
   Южане озадаченно переглянулись.
   – Дня три назад он сюда приезжал… – почесав затылок, припомнил Тамбиханов. – Или больше? Точно не скажу.
   – Развлекался тут с Аделиной? – Лев почувствовал, что в этом необычном расследовании наконец-то забрезжило что-то реальное.
   Тамбиханов хотел что-то сказать, но в этот момент раздался голос Меркалиной:
   – Никакого Робота тут не было, и я такого вообще не знаю!
   Южанин, осекшись, тут же поспешно умолк.
   – Начальник, можно мы пойдем? – спросил Рустамов, встревоженно покосившись в сторону Аделины. – Мы приносим извинения за этот неприятный инцидент.
   – Ну, что вы скажете? – обратился Гуров к Дмитрию и Ольге.
   – Пусть идут! – махнул рукой Новиков.
   – Да, пусть… – согласилась и девушка.
   – Так, граждане… Молодые люди ваши извинения приняли, но я просил бы и вас принять во внимание вот что. Никаких с ними разборок и выяснений. Ясно? Не дай бог, их кто-то обидит или с ними что-то случится – иметь дело придется со мной лично. Надеюсь, вы понимаете всю серьезность сказанного? – вскинув палец, произнес Лев.
   – Да, да, все понятно! Все поняли! – вразнобой закивали южане, спеша вернуться в свою помывочную.
   А Лев повернулся к Аделине, нервно жующей жвачку.
   – Так, говорите, гражданка Меркалина, что не знаете, кто такой Робот? – спросил Гуров, окидывая ироничным взглядом девицу, изображавшую невозмутимость.
   – Нет, не знаю… – скривив рот, отрицательно помотала она головой.
   – И никому про человека из Сиреневого, о котором вам рассказала Оля, вы не говорили? – усмехнулся Лев.
   – Ни про какого человека из Сиреневого я ни от кого не слышала, – продолжая жевать, нахально заявила Аделина.
   – Дель, ты что? – В глазах Ольги отразилось безмерное удивление. – Как это, ни от кого не слышала? Дель, пойми, человек попал в беду! Ему надо помочь! Скажи, кому ты о нем рассказала?
   – Никому! И ничего ни от кого я не слышала… – даже не удостоив ее взглядом, процедила та.
   – Дель! Или ты скажешь, или мы больше не подруги! – с обидой в голосе объявила Ольга.
   – Да нужна ты мне, лохушка детсадовская!.. – делано рассмеялась Аделина. – Я с тобой и якшалась только потому, что нужна была отмазка для моей мамахен. А то мне интересно было слушать про твоих сопляков и про то, какие они растут молодцы… Ха!
   Словно получив оплеуху, Ольга отшатнулась и, смахнув слезинку, прошептала:
   – Видеть тебя больше не желаю!
   – Ну, ты и сучка! – с откровенным презрением произнес Дмитрий. – Редкостная мразь! Жаль, я про твои проститутские дела раньше не рассказывал Оле. Все думалось, что наша зареченская «Соня Мармеладова» просто сбилась с пути. А на деле-то, оказывается, ты такая крыса, каких поискать! А что, если я сейчас твоим клиентам расскажу, что ты в прошлом году лечилась от сифилиса?
   – Не имеешь права! Это нарушение врачебной тайны! По статье пойдешь! Понял? – с остервенелым испугом выпалила Аделина.
   – Да и плевать! Отвечу! – Новиков шагнул в сторону апартаментов начальственных «пузанов».
   – Ну, и говори! Мне лучше клиентов потерять и даже срок отмотать, чем пером в бок получить!..
   Жестом руки остановив Дмитрия, Гуров деловито констатировал:
   – То есть из этих слов я могу сделать определенный вывод, что гражданка Меркалина некоему Роботу информацию все же передала. Кроме того, она подтвердила, что уголовник по кличке Робот – преступник особо опасный, способный оказать активное сопротивление, в том числе и вооруженное. Вы, гражданочка, напрасно хорохоритесь, – с сожалением посмотрел он на Аделину. – Вы сейчас потеряли так много, что себе даже представить не можете. От вас отвернулась подруга – одна из немногих, кто видел в вас человека, а не бордельную подстилку. Сейчас я вызову наряд местного райотдела, и до завершения операции вы будете находиться под стражей.
   У Меркалиной при этих словах даже челюсть отвисла.
   – А… За что это? – недоуменно спросила она.
   – По подозрению в занятии проституцией и сообщничестве с особо опасным преступником, – пояснил Лев железным, непререкаемым тоном. – Я не хотел бы, чтобы кто-то предупредил Робота и тот успел «залечь на дно».
   Он достал телефон, набрав номер райотдела, представился и попросил выслать наряд к городской бане для доставки задержанной в КПЗ. Вскоре прибыл «уазик» с сержантом и капитаном. Увидев Аделину, сержант язвительно рассмеялся:
   – Допрыгалась, Кукла? Прошу в «карету», пока она не обратилась в тыкву.
   – Ребята, ваш начальник сейчас на месте? – спросил Гуров, подписав протокол, составленный тут же, в коридоре сауны.
   – Да, он только что приехал, теперь до обеда будет гарантированно, – сообщил капитан.
   – Добро, я сейчас к нему подъеду. А вот эту особу прошу изолировать от любых контактов. Никаких звонков, никаких визитеров, никаких сокамерников. Если произойдет утечка информации, может погибнуть человек, за которого со всех нас поснимают не только погоны, но и головы.
   – Ясно! – Враз посерьезнев, капитан и сержант увели с собой хнычущую и ноющую Аделину.
   Напоследок заглянув к «пузанам», мрачно потягивавшим пиво, поглядывая в сторону двери, Гуров с сарказмом заметил:
   – Мои соболезнования вашему району, где во власти такие вот бездельники и прощелыги.
   Хлопнув дверью, он достал из кармана визитку и протянул Дмитрию:
   – Ну, что, доедем до райотдела и будем прощаться?
   – Эх, жаль, что вы не у нас работаете! – мечтательно улыбнулась Ольга.
   – Вот это точно! – согласился с ней Дмитрий. – А то нашему району пожизненно не везет на начальство…

   Начальник райотдела – майор лет сорока, небольшой и подвижный, услышав о том, что его гостя интересует бандитский главарь по кличке Робот, кивнув, подтвердил, что такой в поле зрения районной полиции уже попадался, но вот его настоящего имени не знает никто. Банда Робота – одна из самых опасных в регионе, причем очень профессионально законспирирована. Уже двоих информаторов, пытавшихся к ней подобраться, нашли с заточками в сердце.
   – Самая большая сложность заключается в том, что этот Робот крайне непредсказуем, – посетовал майор. – Иной раз пропускает без внимания, казалось бы, лежащее на поверхности, и тут же, следом, «берет» хорошо охраняемый объект. Он никогда не повторяется. Видите? Кто бы мог подумать, что он, воспользовавшись весьма ненадежной информацией, тем не менее сможет взять в заложники крупного бизнесмена? Как просчитать его действия? Где и как его ловить? Улик – никаких. Следов – никаких…
   Неожиданно зазвонил телефон Гурова. Это был Стас.
   – Лева, мы были в больнице у Буланцевой. Она сказала, что нападавшие и в самом деле были в масках, поэтому опознать кого-либо из них она не сможет. Правда, припомнила, что голос главаря ей почему-то показался знакомым. Пулю отработали и нашли ее аналог в картотеке.
   – И что же там в картотеке?
   – Из этого же ствола год назад в Заречном во время ограбления был тяжело ранен инкассатор, – буднично известил Крячко, хотя чувствовалось, что он едва не подпрыгивает от радости. – Так что это дело рук одной и той же банды. Ну, а у тебя там что?
   – По всему, это банда Робота. Выясни о нем все возможное по максимуму, а я пока займусь его поисками здесь.
   Спрятав телефон, Гуров вкратце рассказал майору об итогах исследования пули.
   – Вы нашли пулю? – удивился его собеседник. – И где же она была?
   Узнав, что пуля засела в полу, майор всплеснул руками.
   – Я же говорил этим балбесам: ищите лучше! Ну, и что теперь, на ваш взгляд, стоило бы предпринять?
   – У вас сохранились записи камер видеонаблюдения, зафиксировавшие момент нападения налетчиков на инкассаторов?
   – Да, конечно! – кивнул майор, снимая трубку.
   Они вместе несколько раз просмотрели на разных скоростях отцифрованную видеозапись. И хотя изображение оказалось не самым качественным, да и налетчики были в масках, нечто характерное взгляд Гурова все же уловил.
   – Вы заметили, что главарь – его рост, судя по всему, где-то под сто восемьдесят – еле заметно прихрамывает на правую ногу? – обратился к майору Гуров.
   Тот, издав смущенное «гм!», признался, что такого малоприметного нюанса уловить не смог, и спросил в свою очередь:
   – Считаете, в момент нападения он получил травму ноги?
   – Нет, у него давнишнее, – отрицательно качнул головой Лев. – Хромота компенсированная и, как видно, им самим не замечаемая – он ее даже не пытается скрывать. А это уже зацепка… И еще один момент. Не такой уж малый срок своей жизни этот человек провел или на военной службе, или в органах.
   – Ничего себе! А это-то как вам удалось определить?
   – Выправка. Но никак не спортивная. Впрочем, это уже на уровне интуиции… – пояснил Лев. – Давайте вспоминать, кто из бывших военных или сотрудников милиции, имевших перелом или ранение ноги, ушел в криминал.
   Майор надолго задумался, а потом произнес:
   – Честно говоря, ни одного такого не припомню. Возможно, это не из наших «кадров»…
   – Ну, надеюсь, в областной базе данных что-нибудь найдется, – понимающе кивнул Гуров и, достав телефон, созвонился со Стасом.
   Он рассказал ему о результатах изучения видеозаписи и порекомендовал еще раз заехать к Буланцевой – вдруг у той есть знакомые такого роста и с такой же хромотой? Мало ли чего в жизни не бывает? Когда он закончил разговор, в кабинет без доклада влетел дежурный по ОВД и скороговоркой доложил:
   – Задержанная Меркалина пыталась покончить жизнь самоубийством! Сделала из колготок петлю и зацепила ее за нары, а потом, видимо, резко присела, чтобы произошло удушение. Хорошо, вовремя заметили – уже доходила!
   – Где она сейчас? – спросил Лев у дежурного. Он никак не ожидал, что Аделина решится на такой отчаянный шаг.
   – Там же, в КПЗ, – ответил тот. – «Скорая» уже прибыла, врач с ней занимается.
   – Идемте, покажете. – Гуров поднялся и шагнул к двери.
   Майор тоже вышел из-за стола и последовал за ними. Они прошли в крыло, где находились ПКТ – помещения камерного типа, дверь одного из которых была приоткрыта. Войдя внутрь, Лев увидел все того же Дмитрия Новикова, который хлопотал подле Аделины, лежащей на нарах.
   – Что, совсем с мозгами дело плохо? – сердито выговаривал фельдшер, что-то вводя ей в вену большим шприцом. – Ты какого черта в петлю полезла? О матери подумала? Балда бестолковая!
   – Не твое дело! – плача, выкрикнула та. – Моя жизнь, как хочу, так ею и распоряжаюсь!
   – Уже нараспоряжалась! – с оттенком сарказма парировал Новиков, проверяя пальцами пульс на ее запястье. – Еще бы минута, и распоряжаться было бы уже нечем. Лежи, не двигайся!
   Гуров внимательно смотрел на Аделину, не говоря ни слова. Поймав его взгляд, она поспешила отвернуться.
   – Самая большая глупость – смертным грехом пытаться покрыть свои былые ошибки и промахи, – сказал Лев с откровенным сожалением в голосе. – Что случилось-то? Почему вдруг решила пойти на суицид? Так страшит Робот?
   – Да никто меня не страшит! – Аделина снова заплакала. – Просто… Просто противно все. Все кругом притворяются правильными, добрыми, а на деле… Кругом зло одно! Зло! – выкрикнула она.
   – Угу… – как бы соглашаясь с ней, кивнул Гуров. – Дима, притворяясь добрым, сделал все возможное, чтобы вернуть тебя с того света. Мы тут все, притворяясь правильными, ловим бандита Робота, чтобы он больше никого не убил…
   В этот момент зазвонил телефон Новикова. Достав его из кармана, Дмитрий некоторое время слушал своего собеседника, после чего сообщил:
   – Я сейчас в райотделе, меня к Дельке вызвали. Да чего? Вешаться она надумала… Ну, ты тише там – жива она. Да! Уже все в порядке. Что?! Сейчас узнаю… – Он повернулся к Гурову и майору: – Оля спрашивает, Аделину ей навестить можно?
   Потерев лоб, Лев указал взглядом на Меркалину и спросил у Дмитрия:
   – До дому ее довезете?
   – Да без вопросов! – оптимистично улыбнувшись, пожал тот плечами.
   – Ну, вот и скажи Оле, что она может навестить ее дома. – Махнув рукой, Гуров направился к выходу.
   – Считаете целесообразным задержанную выпустить? – озадаченно проговорил майор и тут же распорядился: – Васильев, Котов – помогите ей дойти до «Скорой».
   Решив воспользоваться образовавшейся паузой, Гуров отправился в небольшую столовую, замеченную им рядом с райотделом. Когда он уже входил в ее двери, запиликал телефон. Это был Дмитрий.
   – Лев Иванович! Аделина просила передать, что она и в самом деле о Роботе знает крайне мало – его даже в личном общении подручные зовут по кличке. На вид ему лет сорок семь, голову он бреет налысо, на груди и спине, руках и ногах много всяких тюремных татуировок. Но есть одна характерная – на левом плече эмблема какого-то рода войск и надпись «Кандагар». Рассказала она ему про Сиреневое не по умыслу, а чтобы показать, какие бывают мужики. Он ей когда-то сказал, что она ему нравится, вот ей и подумалось, что он влюбился, а предложение все не делает и не делает…
   – Дима! Спасибо, что позвонил, – поблагодарил Гуров. – Информация очень интересная. А как бы с ней договориться насчет фоторобота? Ты не мог бы узнать? Ну, сегодня, конечно, беспокоить не стоит. Но вот завтра Аделина, может быть, согласится помочь нам составить его портрет?
   – Хорошо, я спрошу! – пообещал Новиков, завершая разговор.
   Лев тут же связался с Крячко и передал ему последнюю информацию о Роботе. Стас в это время вместе с операми облотдела упорно прорабатывал все возможные базы данных. По его словам, за эти часы было найдено уже шестеро кандидатов на роль Робота – нельзя было исключать и того, что в уголовной среде он звался как-то иначе.
   Перекусив в столовой, Гуров вновь направился к райотделу, и по дороге ему опять позвонил Станислав. Он сообщил, что подозреваемый, можно сказать, уже установлен. Сопоставив все данные и приметы, таковым признан уроженец села Ракитовки шестьдесят третьего года рождения Вениамин Уругин. В данный момент, согласно базе данных областной ФМС, тот проживает в одном из ближних райцентров. Немалую помощь в материализации неуловимого Робота оказала Наталья Буланцева. Когда Стас зашел к ней и сказал про едва заметную хромоту и, предположительно, военную службу, она припомнила про своего давнего воздыхателя, который одно время буквально не давал ей проходу. Она тогда училась в седьмом, а он уже уходил в армию. Отслужив срочную, Уругин прошел обучение на прапорщика и остался в армии.
   Позже ходили слухи, что Венька попал в Афган. Но там он попался на мародерстве – во время дежурства на блок-посту ограбил семью афганцев, ехавших в Кандагар на своем авто, и он получил несколько лет тюрьмы. Впрочем, многие были уверены в том, что Уругин грабеж учинил специально, предпочтя куда более безопасную тюремную отсидку чрезвычайно опасной военной службе в зоне боевых действий. Станислав продолжил поиски, опираясь на данные по Уругину, и очень скоро пришел к окончательному выводу: Робот – это Вениамин Уругин.
   Войдя к майору, Лев сообщил, что ему срочно требуется усиленная опергруппа для задержания подозреваемого. Тот, узнав, что предполагается автомобильный марш-бросок за полусотню верст от Заречного, некоторое время напряженно думал. Намерение майора согласовать операцию с областными верхами Гуров немедленно отверг. У него уже появились подозрения, что в областном УВД работает «крот», снабжающий оперативной информацией криминальные группировки. Иного объяснения неуловимости Робота не было.
   Через полчаса в сторону райцентра Краснополянское помчались машины с вооруженными людьми. В переднем «Фольксвагене» сидели Гуров и начальник зареченского ОВД, а в идущем следом за ними микроавтобусе «Соболь» – группа захвата из шести человек в бронежилетах и с автоматами. Менее чем через час пути по не самому гладкому асфальту Гуров увидел впереди одноэтажный жилой массив, за которым высились пятиэтажные дома. Согласно информации ФМС, Уругин проживал на улице Диагональной в доме семнадцать.
   – Вы Краснополянское хорошо знаете? – посмотрел на майора Лев.
   – Ну, вообще-то бывать здесь доводилось… – кивнул тот. – Улица Диагональная – это в том конце города. А разве мы к местным коллегам заезжать не будем?
   – Утечек быть не должно! Коллегам позвоним после завершения операции, – категорично отрезал Гуров. – Всему свое время. Как говорится, утром – деньги, вечером – стулья.
   Они обогнули город окольными дорогами и въехали на улицу, образованную двумя рядами очень небедных особняков. Здесь преобладали двух– и даже трехэтажные виллы самых разных архитектурных стилей. Поскольку этот край улицы заканчивался сороковым домом, ехать предстояло к другому ее концу. Когда мини-колонна поравнялась с двадцатым домом, из ворот одной из самых помпезных вилл внезапно выскочила черная иномарка и, круто свернув влево, помчалась вдоль по улице. Гуров вдруг понял: это Робот!
   – Газу! – скомандовал он водителю. – Вон за тем черным «мерином»!
   Тот вдавил акселератор в пол, и машина стремительно рванула вперед. Но едва она поравнялась с раскрытыми настежь воротами семнадцатого дома, снизу раздались громкие хлопки, и «Фольксваген» сел на обода. Присмотревшись, Лев понял, что дорога усеяна специальными мини-«ежами», которые были почти не заметны на фоне асфальта. Ринувшийся на обгон «Соболь» постигла та же участь.
   – Твою дивизию! – прорычал Гуров. – Какая-то сука все-таки его предупредила!
   Выскочив из машины, он подбежал к молодому мужчине, который метрах в тридцати от них у ворот своего дома протирал лобовое стекло «Дэу Нэксии», и, показав удостоверение, объявил, что у автомобилиста два варианта выбора – или он за рулем вместе с ним гонит вслед за удирающим «мерином», или его машина будет реквизирована для этих же целей.
   – Едем! – явив полное понимание ситуации, сразу же согласился мужчина.
   Взревел мотор, и «Дэу» помчалась по относительно неплохо заасфальтированной улице. Но сразу же за околицей нормальный асфальт сошел на нет – появились широкие трещины, выбоины. Типичная картина русской провинции. Впрочем, именно это обстоятельство не позволило слишком далеко оторваться черному «Мерседесу» и явить все его скоростные возможности. Кроме того, водитель «Дэу» оказался своего рода асом вождения по бездорожью. Минут через десять гонки Лев увидел вперевалку взбирающийся на холм силуэт «мерина».
   Неожиданно хозяин «Дэу» резко свернул вправо на грунтовый проселок, и Гуров удивленно взглянул на него:
   – А это еще зачем?
   – Срежем расстояние и перехватим его у самой развилки, – прибавляя газу, пояснил тот. – Если он раньше нас до нее доберется, мы его уже не найдем – асфальт там хороший, смоется в момент… А Венька – он что, натворил чего-нибудь?
   – Ну, в общем-то, да… – глядя на летящую им навстречу каменистую ленту проселка, которую не смогли расквасить даже осенние ливни, подтвердил Лев. – Он подозревается в захвате заложника и покушении на убийство женщины, которая попыталась этому помешать.
   – Ясно… – кивнул хозяин «Дэу». – Ну, на Веньку это похоже.
   По его словам, Вениамин Уругин в местных кругах личность весьма примечательная. Официально тот позиционировал себя как филантропа и мецената. Районная газета без конца публиковала хвалебные материалы в его адрес – то он подарил детдому новый телевизор, то какой-то школе помог отремонтировать школьный автобус… Но его самым известным приобретением для города стала самоходная артиллерийская установка времен Великой Отечественной, которую он где-то купил за миллион с гаком и установил в центре города у памятника фронтовикам, не вернувшимся с войны. Вскоре после этого Уругин стал депутатом районного собрания. Поговаривали даже, что в недалеком будущем он собирался претендовать на место главы.
   И, тем не менее, несмотря на оголтелый самопиар новоявленного депутата, не все в Краснополянском «купились» на «троянскую самоходку», как прозвали дар Уругина жители города. Кто-то, неведомо как, разузнал, что помимо официального бизнеса – консалтинговой компании, находящейся в областном центре, там же у «благодетеля» есть несколько подпольных притонов для любителей «травки» и даже публичный дом, глубоко законспирированный под массажный салон. Вскоре после этого на дуло пушки кто-то натянул женские трусы с подсунутым под их резинку «косячком», как бы давая понять, на какие именно деньги была куплена самоходка. И хотя официальная власть не скупилась на громы и молнии в адрес так и оставшегося неизвестным «осквернителя памяти павших», население к этой не вполне пристойной акции отнеслось с пониманием. Среди пенсионеров даже пошел ими же сочиненный анекдот: «Что, холодно в доме? Что, вода из крана не идет? Сходи к самоходке и полюбуйся ею – полегчает!..»
   – Вас, наверное, удивит, но я всего год как «откинулся» с зоны, – удачно обогнув выбоину, неожиданно признался хозяин машины, назвавшийся Константином.
   Как рассказал он далее, на три года отсидки его упекли за так называемое «превышение пределов необходимой самообороны». Некий коммерсант уголовного пошиба, имевший склонность к молоденьким девушкам, попытался силой увезти тринадцатилетнюю дочь Константина, когда та возвращалась из школы. К счастью, он в этот момент оказался рядом и «навешал» педофилу таких «кренделей», что тот попал в больницу.
   – Меня тут же «заластали», и в СИЗО. Тот урод накатал заявление, будто я напал на него из личной неприязни. Типа, русский ксенофоб и националист. Началось следствие, и вдруг оказалось, что факт нападения на мою дочь вообще нигде не значится, словно его и не было. Жена написала заявление в прокуратуру – как же так? Он защищал дочь! Ей ответили: этот факт ничем не подтвержден, а ребенка вы специально подговорили, чтобы он свидетельствовал в пользу отца. На суде я потребовал проверки на «детекторе лжи» – как будто и не слышали. Прокурор назначил пять лет «строгача». Ну, тут уже весь город забурлил – что за судебный беспредел? Судья сбавила до трех лет «общего». Сидел от звонка до звонка. В УДО мне почему-то отказали наотрез, хотя даже «мокрушникам» и педофилам сроки скащивали…
   – Может, у него родня где-то в верхах? – поинтересовался Гуров.
   – Нет, тут другое… – усмехнулся Константин. – Он приезжий откуда-то с югов, из дальнего зарубежья. А перед такими у нас почему-то принято заискивать и лебезить, прощать любое паскудство. Вон, на нашей улице живет еще одна «жертва тоталитарного режима». Не знаю, откуда заявился, но жулик – клейма негде ставить. Прихапал незаконно земли рядом с городом, и все ему по фигу. Кому надо, денег сунул – и тут уже король. А отнять незаконно присвоенное и посадить за взятки – ни-ни! Что о нас мировое сообщество подумает?! Как это можно назвать? Только лакейством и быдлячеством.
   – А тот, с кем был конфликт, сейчас где?
   – Куда-то смылся. После того как меня отправили на зону, у него кто-то сжег машину. Потом подожгли магазин. Мою жену с тестем тут же начали таскать в ментовку – это, мол, вы. Правда, сразу же отстали, как только получили анонимную записку, что, если семью в покое не оставят, сгорит и ментовка, и прокуратура, и администрация. Все! Как сто бабок отшептало. А тот… Не помню даже, как его зовут, собрал манатки и свалил.
   – А почему вы согласились мне помочь? – спросил Лев, глядя на дорогу.
   – Ну, я же не лошадь зашоренная, кое-какую соображалку имею… Для меня что тот урод, что Веня, наш «великий» депутат, – одного поля ягода. Повидать мне довелось всякого, в том числе и на зоне, так что я различаю, кто чем дышит и что собой представляет. Веня для меня не авторитет. Уголовное быдло, залезшее во власть. Я думаю, трусы с «косячком» на его самоходке не случайно появились…
   Машина летела то меж каменистых холмов, поросших кустарником, то через густую хвойную чащобу. В какой-то момент, выскочив из сосняка, «Дэу» стала подниматься по склону дорожной насыпи, и в этот момент, вылетев откуда-то из-за поворота, мимо них пулей проскочил черный «Мерседес».
   – Вот он, голубчик! – давая газу, коротко рассмеялся Константин. – Ну, теперь уже не оторвется!
   И вновь началась отчаянная гонка по шоссе, где две машины, летя по вовсе не европейского качества асфальту, ежесекундно рисковали улететь в кювет или вписаться в какую-либо из вековых сосен, растущих вдоль трассы.
   – Наверное, пора эту «музыку» кончать… – Глядя на прыгающий на выбоинах зад «мерина», Гуров достал из-под мышки недавно врученный ему Орловым пятнадцатизарядный ижевский «Варяг» и, высунувшись в окно, несколько раз нажал на гашетку.
   Но в условиях дикой гонки, когда не то что в колесо, в саму машину попасть проблематично, зацепить хотя бы одну из шин «Мерседеса» не удалось. К тому же время от времени пролетавшие навстречу им посторонние машины могли оказаться в зоне поражения с вполне понятными последствиями. Однако через пару минут судьба решила все-таки явить свою милость преследователям. Как видно, с недавно проезжавшего по этой трассе грузовика на дорогу свалилось около десятка кирпичей, из-за чего Уругину пришлось ударить по тормозам.
   Лев, поспешно прицелившись, снова несколько раз нажал на спуск. На сей раз одно из попаданий оказалось точным – правое заднее колесо, громко хлопнув, село до самого обода, и «мерин», завиляв задом, остановился.
   – Тормози и прячься под панель! Живо! – скомандовал Гуров, на ходу открывая дверцу.
   Почти одновременно с ним из «Мерседеса» выскочили двое крепких с виду мужчин, у которых в руках также было оружие. Лев мгновенно сделал боковой кувырок в сторону, уходя от прицельного выстрела того, что был справа. Не останавливая своего движения, он поймал на мушку стрелявшего в него и трижды подряд ответил тем же. Вскрикнув, тот повалился навзничь, выронив из рук пистолет.
   Вскочив на ноги, Лев ринулся в погоню за вторым, успевшим скрыться за деревьями. Однако побежал не прямо за ним, а параллельным курсом, чтобы не попасть под выстрел. Теперь в лесу началась, по сути, охота человека на человека, причем преследователь в данной ситуации был в куда менее выгодном положении. Преследуемый мог изменить направление своего маршрута туда, куда ему заблагорассудится, а вот преследователь должен был не только вовремя догадаться, куда направился беглец, не только от него не отстать, но и самому не оказаться в роли жертвы.
   Избегая сушняка, который мог бы выдать его местоположение своим предательским хрустом, Гуров почти бесшумно бежал меж деревьев по толстому слою опавшей хвои. Вскоре лес стал смешанным, деревья поредели, и меж их стволами обзор стал куда лучше, чем в оставшейся позади чащобе. Еще только начав углубляться в здешние дебри, Лев успел заметить, в какой стороне мелькнул беглец, удирая со всех ног в глубь леса, но сейчас он куда-то исчез. Это означало, что Уругин где-то затаился, причем совсем недалеко. Но где? Откуда ждать выстрела – справа, слева, в лицо, в спину?.. Перебегая от дерева к дереву, Гуров постепенно смещался вправо, где могли остаться следы беглеца.
   Когда он в очередной раз выполнял свой маневр, то, можно сказать, физически ощутил где-то меж лопаток чужой недобрый взгляд и в тот же миг повторил свой недавний трюк – снова выполнил кувырок, сопровождаемый остервенелыми хлопками запоздалых выстрелов. Теперь Лев точно знал, где именно находится Уругин. Понимал это и тот, и осознание этого факта преследуемого чрезвычайно нервировало. Охота скрадыванием сменилась неким подобием дуэлянтства. Укрывшись за стволом сосны, Гуров внимательно отслеживал окружающую обстановку. Уругин, тоже стоя за деревом, пока ничего не предпринимал, видимо, выжидая, что же предпримет преследователь.
   Осторожно выглянув из-за дерева, Лев прикинул свои шансы на возможность взять беглеца, что называется, голыми руками. Однако на то, чтобы отчаянным рывком преодолеть разделявшую их полусотню метров и, не дав своему противнику выстрелить в упор, скрутить его и этим закончить погоню, ушло бы не менее восьми секунд. Многовато! Тут и без математических расчетов ясно, что вероятность получить пулю в грудь или в голову избыточно велика. Можно, конечно, попробовать убедить Уругина сдаться. Тоже шансы не ахти, однако Гуров решил рискнуть.
   – Уругин, вам не кажется, что ваша партия проиграна? – громко спросил он, не будучи уверенным, что тот захочет отвечать. – Есть предложение бросить оружие и выйти из-за дерева с поднятыми руками. Это на суде зачтется как явка с повинной.
   После некоторого молчания беглец все же ответил, правда, с некоторым оттенком язвительности и даже бахвальства:
   – Это, я так понимаю, полковник Гуров? А что ж один-то? Где напарник – Крячко? Положить тут в лесу двух столичных оперов – это, я бы сказал, настоящий джекпот.
   – Да ничего, я и сам управлюсь, – рассмеялся Лев. – Один из двоих, только что удиравших от меня в «Мерседесе», уже «отдыхает». Ну, а второго надеюсь взять, даже не повредив его шкуры.
   Он уже понял уязвимое место Уругина. Скорее всего, тот мнил себя суперменом и хозяином этих мест, где ему «даже стены помогают». Стало ясно и то, что сдаваться бандит не намерен ни при каких обстоятельствах. Нужно было заставить его понервничать. Подобрав палку, Гуров швырнул ее далеко вправо от себя, и в тот же миг выполнил перебежку влево, к другому дереву. Заметив выглядывающий из-за ствола сосны край правого плеча Уругина, которого отвлек стук палки, задевшей ветви дерева в отдалении, он, не теряя ни секунды, прицелился и выстрелил.
   Одновременно с хлопком выстрела прозевавший его перемещение бандит отчаянно взвыл и дико заматерился.
   – …Падло! Сука! Ментяра поганый! Убью, тварь, и здесь же в лесу закопаю! – орал он из своего укрытия.
   Разумеется, пуля, прошедшая вскользь, серьезного урона нанести ему не смогла. Скорее всего, она лишь стесала кожу – не более того. Но Уругин, безусловно, теперь был во власти своей ярости, а она, как известно, в такой ситуации никчемный и помощник, и советчик. Снова подобрав увесистый сук, Лев швырнул его в том же направлении, но перебежку выполнять не стал, чего, надо полагать, от него уже ждал Уругин. Бандит поспешно выставил из-за дерева руку с пистолетом и, запоздало соображая, что делает глупость, почти автоматически дважды нажал на гашетку. Сразу же после этого Гуров ринулся к другому дереву, на ходу выстрелив в тот край ствола, куда только что спряталась рука Уругина. Пуля, оторвав щепку, с визгом улетела куда-то в сторону.
   Бандит, уже не на шутку запаниковавший, дернулся слишком далеко вправо, и тут же другой, точно выполненный выстрел поразил его, теперь уже в левое плечо, причем достаточно серьезно. Но беглец все равно не собирался сдаваться. Он верил в какой-то свой особый, блатяцкий фарт, в некие свои особые способности, что ему должно было помочь справиться с этим настырным полковником.
   – Слышь, Гуров! Я тебя, наверное, если что – добивать не стану. Живьем закопаю! – все еще бравируя, хрипло заорал Уругин.
   Но ответа не услышал. Не ответил Лев и через минуту. Это Уругина встревожило – уж не подбирается ли к нему этот чертов мент? Он напрягся в ожидании, не зная, чего еще можно ждать от опера. А Гуров в этот момент просто стоял за деревом, не выдавая своего присутствия ни единым движением. И вот это внезапно наступившее безмолвие страшило бандита больше всего.
   Несколько раз выглянув из-за своего дерева, он тоже решил сделать перебежку. Метнувшись к соседнему дубу и не услышав выстрела, он некоторое время подождал, после чего «для острастки» всадил в ближние деревья по пуле и осторожно вышел из своего укрытия, ошалело глядя по сторонам. Полковник словно испарился! Уругин облегченно перевел дух и… именно в этот момент увидел пистолет, нацеленный ему прямо в голову.
   – Руки вверх! Оружие на землю! – спокойно и деловито объявил Лев, всем своим видом давая понять, что, если его противник слишком уж резко дернется, это будет последнее, что он успеет сделать в своей жизни.
   Как-то наперекосяк двинув челюстью, Уругин схватил ртом воздух и покорно разжал пальцы, державшие рукоять «макарова». Повинуясь команде Гурова, он отступил на три шага назад. Впрочем, это было не более чем хитрой игрой в поддавки. Бандит помнил о своем коронном «козыре», который выручал его уже не раз. Ну, держись, ментяра!
   Он зорко отслеживал каждое движение полковника, выжидая нужного момента – когда тот нагнется, чтобы подобрать брошенное им оружие. Однако, к его дикой досаде, Гуров вдруг направился к нему и, похлопав по бокам, достал из правого кармана кожаной куртки припрятанный там миниатюрный «браунинг».
   – Ай-яй-яй! – насмешливо поцокав языком, сокрушенно покачал головой Лев. – Что, господин бандит, фокус не удался? То-то же! Ну, а теперь главный вопрос: где находится похищенный вашей шайкой бизнесмен Перлинов?
   – Я не знаю такого! – зло прохрипел тот.
   В этот момент где-то в отдалении, в стороне дороги, раздалась автоматная очередь и послышались отзвуки чьих-то голосов. Уругин, оглянувшись, расплылся в злобной улыбке и с хищным ликованием проговорил:
   – Молись, мент! Это мои ребята! Думаю, того фраера, который тебя вез, они уже пришили. Сейчас настанет и твой черед!
   Ответив не менее свирепой улыбкой, Гуров в упор посмотрел ему в глаза и тихо, как будто даже умиротворенно, сказал:
   – А ты, часом, не забыл, кто в чьих руках находится?
   Коротким мощным ударом левой, сбив его с ног, Лев наступил ему на грудь и с самым решительным видом навел пистолет в центр лба. Это было столь неожиданно и шокирующе, что весь гонор и бравада главаря испарились в один миг. Он вдруг понял, что достаточно всего лишь крохотного, неприметного движения чужого указательного пальца, чтобы его жизнь (ЕГО!!!) в тот же миг прервалась раз и навсегда. Но это же немыслимо! Это противоестественно! Его нельзя убить, потому что ОН – это ОН! По мгновенно побледневшему лицу Уругина побежал пот, нижняя челюсть сама по себе отвисла, а где-то в горле застряли слова, которые он вроде бы и хотел сказать, но уже не смог.
   – Не… Надо! – наконец выдавил он.
   – Доставай телефон и объясняй своей банде, чтобы она не рыпалась, а немедленно складывала оружие, – предельно жестко приказал Гуров. – Живо! Учти: если возникнет риск того, что тебя твои сообщники отобьют, я буду вынужден тебя уничтожить, как особо опасную тварь. Звони!
   Поспешно набрав номер на сотовом, Уругин заговорил прерывающимся голосом:
   – Хомяк, парни все с тобой? Слушай… Все, кончился банкет, карта бита. «Волыны» скидывайте в кучу. Отгулялись…
   И тут на весь лес разнесся голос майора, усиленный мегафоном:
   – Вниманию членов ОПГ Уругина! Оружие сложить и выходить с поднятыми руками. Оказавшие сопротивление будут уничтожаться на месте!
   …Полчаса спустя в сторону дачного поселка, расположенного невдалеке от Краснополянского, помчались две легковушки. В «Дэу», что шла первой, на заднем сиденье, с руками, скованными наручниками, между двух сержантов сидел сникший и скисший Уругин. Его левое плечо – пуля прошла навылет, прошив кожу и частично задев мышцу – было замотано бинтом, на котором проступило пятно крови. Он с ненавистью смотрел на Константина, желчно кривясь и морщась. На переднем сидел Лев Гуров. В «Фольксвагене», который шел следом, ехали майор и двое его сотрудников. Замыкала колонну машина «Скорой помощи».
   Глядя на осенние пейзажи – ряды фруктовых деревьев, перекопанные под зиму огороды, безлюдные дачные домики, Гуров, не оглядываясь, спросил:
   – Далеко еще?
   – Нет, еще минут пять езды… – угрюмо ответил главарь.
   – У меня такое впечатление, что это похищение было совершено не столько ради денег, сколько ради того, чтобы свести какие-то счеты. Я прав? – спросил Лев, продолжая смотреть на дорогу.
   Тяжело засопев, Уругин медленно заговорил:
   – Да! Я его всегда ненавидел, этого Примуса, как у нас его звали. У себя там в школе – отличник, по спорту – медали, девки, как только прикатит – все только о нем. Натаха – и та повелась! А он? «Киндера» ей замастрячил и – смылся. Если бы не его «киндер», я бы все равно ее взял. Но растить чужого «спиногрыза» – на фиг нужно. А он с ходу – в миллионеры, в олигархи… За что вот ему столько?! Чем я хуже его?! Как только услышал про его проделку с переодеванием в бомжа, сразу появилась мысля – а не поставить ли его на место? Вот с Натахой получилось херово. Кинулась, дура, его защищать. Ну, я ее толкнул, а Мосол шмальнул в нее. Я его за это чуть самого не пришил. Черт!.. Надо было Примуса сразу пускать в расход. Жаль, вовремя не сообразил…
   Выписав два или три замысловатых поворота по узковатым дачным проездам, машины остановились у высоченного дощатого забора, над которым высилась двухэтажная кирпичная дача. Уругин выбрался из кабины и, сопровождаемый сержантами, подошел к двери, встроенной в изгородь рядом с большими воротами. Ему дали ключи, он открыл калитку, и прибывшие прошли во двор, покрытый асфальтом. Слева от крыльца к боковой стене дома был пристроен тамбур входа в подвал с мощной железной дверью.
   Звякая ключами, Уругин отпер замок, и дверь с громыхающим скрипом распахнулась. Щелкнул выключатель, лампочки, освещающие длинную лестницу, ведущую вниз, загорелись, и Гуров указал рукой главарю, чтобы тот следовал по ней. Уругин нехотя зашагал вниз. На его лице было выражение крайней досады, чувствовалось, что он боится того, что его спутники смогут увидеть в подземелье.
   Войдя в просторное подвальное помещение, построенное добротно и капитально (пол и потолок – монолитный бетон, стены – хороший качественный кирпич), Лев огляделся. Вдоль стен подвала тянулись в основном пустые стеллажи, стояли какие-то шкафы и высились штабеля мешков с цементом – похоже, хозяин этой дачи намеревался продолжить строительство.
   – Где Перлинов? – строго спросил Гуров, вопросительно глядя на Уругина.
   Тот уныло повлекся к еще одной железной двери, за которой оказался не очень просторный чулан со спертым, затхлых воздухом. На полу, в положении полулежа, темнела мужская фигура. Руки пленника были прикованы наручниками к железному кольцу, вделанному в стену. Голову закрывал надетый на нее черный мешок. Услышав шум шагов и голоса, пленник, издавая маловразумительное мычание, отчаянно задвигался, пытаясь встать.
   Лев подошел к нему и, развязав тесемки, снял с головы мешок и отодрал широкий пластырь, закрывавший рот.
   – Евгений Перлинов? – спросил он, отстегивая наручники.
   Тот попытался что-то сказать, но смог лишь судорожно мотнуть головой. Оглянувшись, Гуров распорядился:
   – Воды! Быстро!
   Один из сержантов опрометью помчался к машинам и вскоре вернулся с бутылкой минералки. Глядя, как Перлинов с жадностью глотает воду, Лев посмотрел на Уругина и недоуменно спросил:
   – Ты его за все это время хоть раз-то кормил? Что, даже воды не давал?!! Ни-че-го себе!.. Ну ты и тва-а-рь!
   Перлинов, глядя на Гурова и с трудом двигая ртом, задал вопрос, как видно, мучивший его все эти дни:
   – Ат..а..ха ы. фа?
   Сразу же догадавшись, что он имеет в виду, Лев поспешил ответить:
   – Наташа жива, она уже выздоравливает.
   На лице пленника появилась гримаса, которая, скорее всего, предполагала собой радостную улыбку. По щеке Перлинова пробежала крупная слеза. Подоспевшие санитары принесли носилки и вместе с полицейскими уложили на них недавнего узника. Тот едва двигал затекшими и ослабевшими от голода и жажды руками и ногами. Поднимаясь из подвала, Гуров услышал звонок своего телефона. С нотками заинтригованности в голосе Стас поинтересовался:
   – Ну, как там успехи? Ты где сейчас? Мы только что приехали в Заречное.
   – Ну, а я сейчас в Краснополянском. С зареченскими коллегами провели операцию. Робот задержан, Перлинов освобожден. Его, я думаю, повезут в областную клинику, так что в ближайшее время они с Натальей там увидятся, – сообщил Лев без намека на помпу или некую многозначительность.
   Но Крячко все равно воспринял услышанное как некие вселенского масштаба события, которые прошли без его участия, чему очень огорчился, и разочарованно воскликнул:
   – Ешкин-матрешкин!.. Блин! Как же я пролетел-то? А? Вот как всегда: если что нудное и скучное – это мне, если что-то интересное – это Леве. Вот что за несправедливость?
   Слушая его, Гуров от души рассмеялся. Стас был верен себе – он не терпел, если сам не оказывался в жерновах происшествий и передряг. Пусть даже на собственной шкуре останутся синяки, ссадины и царапины, пусть перепадет уйма колотушек, зато не остался обсевком на обочине жизни, зато сам ощутил все ее стороны – и полынь, и медовый нектар…

   На следующий день утром приятели, как и обычно, входили в кабинет своего приятеля и начальника Петра Орлова. К их удивлению, тот и близко не излучал ожидаемого в подобной ситуации лучезарного сияния, глядя озабоченно, с несколько напряженной сосредоточенностью. Поздоровавшись и плюхнувшись в кресла, опера воззрились на сумрачное начальственное лицо.
   – Ну, что сказать о вашей работе, мужики? Молодцы. Однозначно молодцы. Но ситуация тут у нас складывается, как в песенке про Гулливера: чем больше делал Гулливер, тем лилипуты злее… Речь о вашем вчерашнем интервью липецкому областному телевидению.
   Опера разом пожали плечами. Они и подумать не могли, что сказанное ими может оказаться поводом для чьего-то недовольства. Да, вчерашним днем они поставили точку на расследовании исчезновения крупного предпринимателя, которое началось как придуманная им хохма, а закончилось тем, что он и в самом деле оказался заложником особо опасной банды.
   Вернувшись из дачного массива в Краснополянское, команда полицейских, участвовавшая в задержании Уругина, с ходу была приглашена к краснополянскому главе. На телефон майора поступил звонок из приемной, ну, а он перезвонил Льву.
   Вопреки ожиданиям Гурова, глава района оказался человеком серьезным, настроенным на конструктив. Правда, сидевший у него начальник местного ОВД выглядел хмурым и недовольным – по его мнению, как столичные опера, так и его коллеги из Заречного поступили не вполне этично, произведя задержание жителя данного района, к тому же депутата районного собрания, не поставив их в известность и не пожелав подключить к данной операции. Это было, как посчитал он, верхом неуважения и ничем не оправданного недоверия к краснополянской полиции.
   Сам же глава – рослый моложавый мужчина, в недалеком прошлом – руководитель одного из лучших в районе сельхозкооперативов, расспросил оперативников о реальной подоплеке их визита в район. Уяснив, что каких-либо «заказов», каких-либо «левых» причин задержания известного в районе человека не было, он поблагодарил их за блестяще выполненную работу, чем еще больше поверг начальника местного ОВД в грусть и досаду. Случайно оказавшаяся в райцентре съемочная группа областного телевидения, которая завернула в администрацию, чтобы сделать материал об итогах первого года работы главы, узнала о проведенной операции и тут же ухватилась за эту тему.
   В считаные минуты оформив небольшой телерепортаж о весьма нерядовом событии в жизни региона, телевизионщики сообщили об этом в редакцию областного телевещания. Там, сразу же смекнув, что дело попахивает сенсацией, решили разработать эту «рудоносную жилу» поосновательнее. Главный редактор немедленно созвонился с Гуровым, и, когда Лев прибыл в Заречное, там его уже ждала довольно представительная команда тележурналистов. В актовом зале райотдела была проведена импровизированная пресс-конференция, где помимо обоих москвичей свою долю телевизионной славы получили и местные полицейские, а также жители Сиреневого и Ракитовки.
   Отвечая на вопросы корреспондентов областной гостелерадиокомпании, которых интересовали самые разные нюансы расследования исчезновения Евгения Перлинова, в том числе и непредвиденные сложности, Гуров открыто пояснил, что подозревает в среде правоохранительных органов наличие недобросовестных людей, допускавших, в силу своего непрофессионализма или даже по злому умыслу, утечки информации, что позволяло банде достаточно долгое время оставаться неуловимой. Тем же вечером этот сюжет ушел на один из федеральных каналов, который показал это интервью в двенадцатичасовых новостях.
   Увидевший его один из министерских чинов воспринял сказанное как «вынос сора из избы» (нет, выносить-то его, конечно, надо, но – строго дозировано, согласовав этот процесс с вышестоящим руководством!), и поэтому уже с утра на столе Орлова не умолкал телефон. Кто-то одобрительно отмечал и деловую хватку кадров Главка, и их гражданскую смелость, а кто-то, наоборот, высказывал претензии генералу, который, по их мнению, по сути, поощрял «вольнодумство» подчиненных.
   – Да и черт бы с ними! – поморщившись, отмахнулся Петр. – Главное, министр согласился с тем, что ликвидация двух опаснейших банд в предельно короткие сроки – это очень серьезный успех, а победителей, как известно, не судят. Ну, вы уж хотя бы вкратце расскажите о своих приключениях. А то сидишь тут в кабинете над бумагами, света белого не видишь, а жизнь проходит стороной…
   Когда разговор был уже закончен и опера засобирались уходить, Петр, что-то припомнив, остановил их:
   – Не знаю, Лева, говорить тебе или нет, а то вдруг расстроишься? В общем, был слушок, что тебе уже собирались дать генерал-майора, но тот мой бывший злопыхатель подсуетился, и все ушло в песок. Так что пока ты у нас походишь в полковниках…
   Выслушав его, Гуров лишь рассмеялся.
   – И чему тут огорчаться? Думаешь, я рвусь в генералы? Ошибаешься. Это ты вляпался в генеральский состав и теперь ловишь свои, генеральские шишки, а мне и в полковниках хорошо. Поэтому за меня не переживай – ты меня этой новостью не столько огорчил, сколько обрадовал.
   – Точно! – энергично рубанул кулаком Крячко. – Нам и с деньгами генеральских погон не нать, и без денег не нать!..
   Эти слова Орлова почему-то немного задели, и он тут же поспешил отквитаться, съязвив:
   – Ну да! Ну да! «Не нать»… Зато мне достаточно хорошо известно, что некоторым здесь присутствующим очень даже «нать». Если честно, Стас, скольких дам ты осчастливил в липецких краях? Исходя из названия, поди, липли тамошние дамы на тебя – как мухи на мед?
   – Ой! Нашел, чем приколоть, святой ты наш! – подбоченившись, горделиво проговорил Крячко. – Мы там, господин хэнэраль, работали в полевых, а не в постельных условиях. Ферштеен? А что касается дам-с, у меня и здесь есть с кем встретиться.
   – Что, с Юлей уже поладили? – с интересом спросил Гуров.
   – Сама вчера позвонила! – Стас приосанился и, повернувшись к Орлову, добавил: – Ну, бывай! И не забудь про обещанные отпускные дни, а то фуражку придется скушать. Во-о-н она лежит в ожидании своей участи!
   – Ладно уж, вымогатели! – сокрушенно вздохнул Петр, опасливо покосившись в сторону фуражки. – Приказ уже готов, сейчас подпишу…

   Два месяца спустя по московским улицам летел, сверкая свежей краской, «Мерседес» уже довольно старого выпуска. Зимние шины шуршали по окаменевшему от мороза асфальту. Впрочем, несмотря на пору крещенских морозов, столбик термометра, установленного на панели приборного щитка, ниже десяти не опускался. Станислав Крячко, непринужденно управляя своим авто, разглагольствовал о качествах новых синтетических смазочных масел. Слушая его, Лев Гуров лишь время от времени согласно кивал головой. Они со Стасом ехали в магазин, подсказанный Юлией Геннадьевной, за весьма ответственной покупкой.
   Случилось так, что вскоре после завершения операции по поиску и освобождению строительного магната Перлинова Гуров и Крячко получили уведомления о том, что в банке «Сирин-Гамма» на имя того и другого открыты счета, на которые положены весьма крупные суммы денег. Причем, что было указано особо, положенные налоги с этих наградных сумм в налоговое ведомство уже перечислены, в связи с чем их обладатели могли тратить свои финансы так, как им заблагорассудится, не имея необходимости оглядываться на некоторые условности и формальности.
   Лев, узнав о таком финансовом катаклизме (кто бы стал спорить, что по ряду причин таковым следует считать не только полное отсутствие дензнаков, но и внезапный мощный «деньгопад»?!), долго размышлял о том, как же ему поступить с этими деньгами. Строго говоря, вышестоящее начальство (не Петр, конечно, а те, что над ним) едва ли бы восприняло с большим восторгом внезапную «миллионеризацию» отдельных своих подчиненных, с понятными, применительно к данной ситуации, контрдоводами и оргвыводами. Из-за этого Гурова и одолевали сомнения – а не избавиться ли от этого шального «бабла» каким-нибудь общественно-полезным способом? Например, передав на благоустройство любимой столицы…
   Но Мария Строева отнеслась к подобному сюрпризу весьма позитивно. Общественно полезные закидоны супруга сочла блажью (только и того, что деньги кто-то тут же разворует – первый раз, что ли?!) и выдвинула встречный план.
   – Не знаешь, куда финансы потратить? – загадочно улыбнулась она и тут же со строгостью прокурора поинтересовалась: – А ты знаешь, сколько лет моей шубе? А ты знаешь, что мы с тобой запросто могли бы махнуть на недельку куда-нибудь в тропики?
   – На Таити? – от неожиданности Гуров назвал то, что первое пришло на ум.
   – Таити? Банальщина! Давай слетаем на Кубу! Всю жизнь мечтаю там побывать… – Мечтательно вздохнув, Мария с чувством пропела: – Куба, любовь моя, остров зари багровой… Ты не против?
   – С тобой – хоть куда. Хоть на Шпицберген… – рассмеялся Лев.
   Впрочем, слетать на Кубу они смогли только в декабре – Орлов, игнорируя угрозы Стаса скормить-таки ему фуражку, обещанные отпуска дал не сразу, объяснив это «служебной необходимостью». Как назло, долго не удавалось найти шубу, которая бы удовлетворила вкусам Марии. И вот вроде искомое было найдено Юлией в магазине одной из ее знакомых коммерсанток – и не слишком дорого, и красиво, и реальная фирменная работа.
   Стас, в отличие от своего приятеля, будучи по натуре стопроцентным прагматиком, ничуть не терзаясь сомнениями по поводу денег, сразу же отогнал своего «мерина» в хорошую СТО, объявив, что для его верного четырехколесного друга ничего не жалко, а посему тот должен получить всестороннее «лечение». По завершении оного, уточнил Крячко, машина должна выглядеть, словно только с конвейера. И мастера поработали на славу. Руля по улицам столицы, он наслаждался плавностью хода и уверенностью работы мотора.
   …Когда приятели сворачивали с Садового кольца, на углу у престижного ювелирного магазина они неожиданно увидели знакомые лица. Сомнений быть не могло – из стеклянного вестибюля на улицу выходили Евгений Перлинов и Наталья Буланцева. Следом за ними, чему-то смеясь, шли два парня. Один из них – крупный и плечистый, операм знаком не был, хотя, судя по его сходству с Евгением и Натальей, можно было догадаться о том, что это Максим. А вот второй… Стас не мог поверить глазам, узнав в жизнерадостно смеющемся «стручке» того самого «компьютерного овоща» Артема.
   Он ударил по тормозам и решительно свернул на парковку. Выйдя из машины, опера направились к компании, уже собиравшейся загрузиться в «БМВ». Взглянув в их сторону, Евгений Перлинов заулыбался и громко объявил:
   – А вот и мои спасители! Как дела?
   Но те пояснили, что в данном случае гораздо более интересно было бы узнать, что нового у него самого. Как оказалось, в жизни их недавнего узника перемен произошло немало. Пока он лежал в больнице – его почти сразу же перевели в одну из лучших столичных клиник, Марианна подала на развод и сошлась с одним из своих любовников. Впрочем, свой пакет акций все равно оставила в управлении бывшего мужа. Илона перед самым Новым годом наконец-то остановила свой выбор на стриптизере Жухове.
   По общему согласию экс-супругов дом в Осинках Марианна продала, часть денег дав Илоне и Артему, который решил остаться с отцом. Он быстро сдружился с Максимом, который в начале января вышел из больницы и собирался поступать в военный институт. Теперь они жили в загородном доме, правда, не столь просторном, как прежний, но с куда более здоровой атмосферой.
   Как считал Перлинов, именно перемена места жительства и оказала на Артема свое целительное действие. Он сразу ожил, кроме компьютера у него появилась масса иных, свойственных его возрасту интересов. Артем как близкого человека принял новую жену отца тетю Наташу.
   – Честно говоря, когда продали этот трехэтажный «склеп», у меня самого как будто сняли с шеи пудовую гирю… – признался Перлинов. – Если вам интересно, на этой неделе ездили в родные края. Будем поднимать село – на базе Сиреневого и Ракитовки в этом году в рамках холдинга создаем мощную агрофирму. Глебов – ну, тот молодой пред, возглавить ее свое согласие уже дал. Так что приезжайте в гости – порыбачим, шашлыки пожарим…
   Попрощавшись, приятели отправились дальше. Выруливая на трассу, Гуров оглянулся и задумчиво констатировал:
   – Вот пример того, как вроде бы и богатый, и щедрый подарок может оказаться все тем же «троянским конем», несущим несчастья. У Перлиновых двадцать лет ушло на то, чтобы это наконец-то понять. Кстати, об Уругине слышал? Прокуратура собирается ставить вопрос о пожизненном заключении для него и его помощника Хомяка. Следователи накопали около десятка убийств, не считая крупных грабежей с применением оружия. В новостях показывали Краснополянское. Фронтовики требуют убрать самоходку – не хотят, чтобы подарки убийцы оскорбляли память павших.
   Наступившее в салоне молчание перебил звонок сотового телефона, раздавшийся в кармане куртки Гурова. Лев взглянул на монитор и с долей сарказма объявил:
   – Ну, кто кроме нашего бесценного Петра может позвонить в самый неподходящий момент?! Похоже, уже сейчас можно смело сказать: прощай, шуба… Слушаю! – обронил он, поднося телефон к уху.
   Голос Орлова звучал интригующе и с нотками, свойственными зазывале на восточном базаре:
   – Лева, жду у себя вас обоих. Тут персонально для вас есть такое интересное дело!..
   Гуров молча улыбнулся. Начинался очередной эпизод в их богатой на неожиданные повороты служебной биографии оперов уголовного розыска.

Николай Леонов, Алексей Макеев Темная сторона закона (сборник)