Александра Ивановна Баженова
Легенды и боги древних славян

Ничто и никто на свете, никакая партия или религия не имеют права нарушать Божественный порядок и желать сделать всех людей одинаковыми, лишить их национальной индивидуальности.
В. Ларионов

Вторично рожден приобщенный к познанью: Становится дваждырожденным по званью, А кто пребывает в незнанье дремотном – Среди человечества равен животным.
«Махабхарата», глава «Сожжение змей»

Вспомянем наших богов!

   Люди с незапамятных времен чувствовали: есть реальный мир – леса, поля, звери, люди, а есть мир мыслей, мечтаний, желаний, знаний (понимания посредством наблюдений и анализа), воображений, предположений, прозренийдогадок – психический и духовный тонкий мир. Именно в нем живут и действуют боги, духи, предки. Это тоже реальность, но другая реальность. Другая, вторая реальность сильно действует на первую, изменяет ее. Люди понимали: если не появится некий императив в этой второй, но, возможно, высшей, не до конца познанной и не всегда понятной, реальности, то не произойдет необходимых жизнеобеспечивающих или жизнесберегающих изменений. Например, внезапно не ударит молния именно в это дерево (в лесу или в поле), и лес (или поле) не загорится, уничтожая живое, урожай и людей (или не загорится именно здесь). Люди сами дошли до мысли, что можно и нужно как-то взаимодействовать с высшей непознанной духовной реальностью с помощью мыслей, мечтаний и прямых просьб (молений, заклинаний). Они обращались душой непосредственно к Богу и его соратникам-посредникам (их называли богами); духам или душам стихий, растений, животных; душам предков. Взаимодействия иногда были успешными (или люди так думали). Во всяком случае, они вносили уверенность (или хотя бы большую долю уверенности) в понимание природы, космоса, вносили гармонию и спокойствие (хотя бы относительные) в жизнь древних людей.
   Наши предки всегда знали, что Бог един (хотя у него много имен), но также знали они и то, что Бог – во всем. Природа существовала как собиратель того, в чем надо уважить Божий Дух. Поэтому для предков естественно было все обожить. Явления высшего порядка – небо, солнце, месяц, звезды, огонь, воздух, землю, воду, гром-грозу, время, вечность; «подземное царство». Земные пространства – реки, горы, поля, леса; дух, душу, стихии, день, ночь и т. д. Этот ряд великолепно обширен. Так происходило потому, что пращуры были люди, рожденные из лона природы; верили в тесное родство с окружающей природой, космосом. Детям и имена давали природные: Волк (Вук), Медведко, Сокол, Конь, Кобыла, Ива, Дуб. Все обоженные явления именовались, потому что протоиндоевропейцы верили: существует только то, что имеет имя. Через имя его носитель приобщается к существованию, оно является неким внутренним качеством. Дать имя – значит создать его носителя. Космические явления нередко назывались именами богов; были самими богами (Дажбог, Стрибог, Белбог, Чернобог, бог Перун, бог Велес) или имели своих духов-покровителей (как в случае с явлениями природы: дух реки и других пресноводных источников – криве, дух леса – леший и так далее). Обожествлялись благодатные места земли.
   Народное мировоззрение наполнено непостижимым опытом осмысления и прочувствования тонкого мира. Предки индоевропейцев уже в далеком прошлом постигли многое из того, что фундаментальная наука считает своим новейшим открытием. Например, они поняли: единая всепроникающая нить незримо связывает все малое и великое, землю и небо, человека и природу; воспринимая мир, человек невольно воспроизводит мироздание в себе, находясь в то же время внутри мироздания. Комплекс представлений о душе и духовных сущностях – важное открытие наших прапращуров. Соотношения смерти и бессмертия, бренности тела и нетленности духа – эти, сформировавшиеся в далеком прошлом, понятия оказали влияние на сознание последующих поколений, последующих религий, даже на мировоззрение атеистов. Боги и духи предков – наша внутренняя защита и канал связи с космосом, природой. Необходимо преодолеть пренебрежение древнейшей историей, мировоззрением славян и полное небрежение к ним.
   Что характерно, наиболее известные, изученные мифологии Европы – греческая и римская. А народы большей половины Европы – славяне – историками представляются как бы пришедшими неизвестно откуда, не имеющими никаких исторических прав, случайным сочетанием этнических групп. Никто «не видит» устойчивое во времени, однородное генетическое ядро славянского этноса, схожесть традиций, поразительную сохранность на протяжении тысячелетий единородного антропологического типа славян. Термин «славяне» появился в VI веке. Славяне считаются молодыми, поздними народами. А до VI века где они были? Где их прародина? Кто их предки?..
   А их предки всегда жили в Европе.
   Прародина индоевропейцев (по нескольким источникам, они находились там уже в период 80–60 тысяч лет до н. э., в палеолите; по академику Рыбакову, они жили там 55–45 тысяч лет до н. э.; по другим источникам – 25 тысяч лет до н. э.) была за Полярным кругом и в периоды межледниковья имела благоприятный климат. Об этом писали: ученый-санскритолог Индии Б.Г. Тилак в книге «Арктическая родина в Ведах» (1903; перевод на русский язык – М., 2001); Е. Елачич в книге «Крайний Север как родина человечества» (СПб., 1910); У.Ф. Уоррен в книге «Найденный рай, или Колыбель человечества на Северном полюсе» (перевод с английского – М., 2003); Н.Р. Гусева в книге «Русский Север – прародина индо-славов» (М., 2003) и другие. После наступления последнего ледника (около XVIII–XII тысяч лет до н. э.) пращуры индоевропейцев стали переселяться в южные широты: в Среднюю и Южную Сибирь, на Волгу, Дон, Днепр, Дунай, в Северное Причерноморье, Крым и так далее.
   В мезолите (VIII–VI тысячелетиях до н. э., его называют и периодом перехода от конца палеолита к неолиту) индоевропейская праобщность еще жила бок о бок друг с другом. Венгерский археолог Я. Харматта пришел к выводу, что в V тысячелетии до н. э. произошло разделение: отделение балтов от основного тела индоевропейского народа. В IV тысячелетии до н. э. праэтнос славян и ариев жил на северо-западе Черноморского побережья. Культуре этого периода – триполью – уделили немало внимания академики Б.А. Рыбаков, О.Н. Трубачев, другие исследователи.
   Исландский поэт-скальд Снорри Стурлссон (1178–1241), автор Эдды Младшей, включавшей обзор мифологии и поэтики предков скандинавов, донес до нас древнейшее название Европы – Энетия, а один из заливов Балтийского моря – Поморский – назывался Энетский. С I по XII века Карпаты именовались Венедские горы. Это потому, что древнейшее из известных по письменным источникам самоназвание (этноним) праславян – венеды (смотрите, например, книгу словенца Йожко Шавли «Венеты: наши древние предки», М., 2003; А.В. Гуздь-Маркова «Индоевропейцы Евразии и славяне», М., 2004 и другие). Венеды навсегда остались на территории всей Европы, хотя чаще они, уже раздробленные по родам-племенам-народам, пользовались более поздними этническими самоназваниями: анты, русь, сербы, поляне и так далее.
   Откуда варианты этнонимов: венды-венеды-венеты-энеты-инды (и – Индия)? Безусловно, от древнего бога энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод (в народе называемого бог грома и молнии, а по-ученому – громовержец) Индры пращуров индо-славов. Термин «индо-славы» санскритолога Р. Санкритьяянны из книги «От Волги до Ганга», 1953; о нем в книге Н.Р. Гусевой.
   В I–VI веках венеты проживали на широком пространстве: от Центральной Европы (свидетельства Плиния, Птолемея, Юлия Цезаря) до северо-западного побережья Балтийского моря, которое современники называли Венетским. К востоку от Дуная в этот период появилось племя антов, родственное, по мнению готского историка Иордана, западным венетам. Анты продвигались от Южного Буга до среднего течения Днепра, вошли в племена праруси.
   Венеты – не современные славяне, а наши далекие предки – изначально жили в Европе. В течение тысячелетий они неоднократно перемещались с одного места (в той же Европе) на другое. Венеты были наследниками некоей древней цивилизации, возможно, Винчи, Аратты, легендарной Гипербореи. В эпоху бронзового века они уже имели развитую религию, культуру и экономику. В ходе экспансии венеты основывали на периферии протославянского мира города-колонии (Трою, Рим, Венецию, Винетту). Но именно к ним в метаисторическом плане восходит прямая генеалогическая линия славян. Разумеется, за тысячи лет наши предки неоднократно смешивались с соседними племенами, подвергались взаимовлиянию. Однако до нас дошло не только имя «венеты», но и многие характерные черты данной общности. Этноним «венеды» в живом употреблении современниками просуществовал до XII века, когда оставшаяся часть венедов – полабских славян (другие ветви венедов от этого этнонима отказались еще раньше в силу различных обстоятельств) – была захвачена воинствующими немецкими феодалами, католиками. Венеды частично были истреблены, часть сохранилась под названием «лужицкие сербы». Их потомки до сих пор живут в Германии, близ Мекленбурга и как могут борются за сохранение славянской культуры.
   Единая космоцентричная вера индов (позже – шире индоевропейцев) существовала в Древнем мире от Англии до восточных границ Руси, от Европы до Ирана и Индии, от севера Евразии до севера Африки. Конечно, как и языковые диалекты индоевропейцев, она была неодинакова по регионам и векам. На севере больше ценили свет, солнце, выделяя мороз и долгую полярную ночь. На юге чаще поклонялись богам плодородия и лета. На севере совершенно неизвестен был южный бог Вулкан. Жившие у морей ценили Океан, Посейдона. Но это не значит, что, как уверяли невежественные христиане, предки поклонялись разным богам (в смысле не одной и той же системы). В разные времена (и по регионам) то одни, то другие боги были актуальнее, выдвигались вперед, чаще чествовались. В другие времена все менялось. Но система была одна. Едина.
   Напротив, христиане, мусульмане, буддисты, иудаисты разделили народы по конфессиям и их сектам. Обвинить же в разъединенности, нарушении единства индоевропейцев и славян стараются единую дохристианскую веру.
   С распадом (постепенным) древнейшей индоевропейской общности (в том числе и венедской) распались по этносам и древние верования пращуров. Н.Р. Гусева пишет: «…прослеживаемое большое число совпадений в древних религиозных представлениях славян… и верований арьев не встречается у других индоевропейских народов. И случайностью это считать никак нельзя».
   Веды, безусловно, начинали создаваться еще на Русском Севере в период единства индоевропейских народов и отдавались на хранение уст жрецов. Не случайно в них вошли упоминания о зиме, снеге, льде, полярной ночи, полярном дне, северном сиянии, Полярной звезде, «теплом загоне» для скота и прочих приметах Севера, чего не было потом в Средней Азии, где веды продолжали дополняться, в Индии, где веды и другие предания индоариев были лишь записаны на санскрите. «Санскритологи всего мира сходятся во мнении, что санскрит появился на территории России. Из современных живых языков именно русский ближе всего к санскриту, и это также неоспоримый факт».
   Поскольку веды изустно начали создаваться на Русском Севере в период праиндоевропейской общности, то целесообразно привлечь ведийские сведения о праотеческой природной религии для реконструкции любой из индоевропейских мифологий, в том числе и славянской. Такая реконструкция актуальна еще и потому, что сейчас охарактеризовать отдельные понятия славянской мифологии сколько-нибудь внятно уже трудно, так как народные представления утрачиваются, стираются (особенно многое утеряно во время советской интернационально-атеистической эпохи, равно глухой к религиям всех народов), но иное можно и нужно восстановить.
   Переводчик «Ригведы» санскритолог Т.Я. Елизаренкова в статье «Ригведа» – великое начало индийской литературы и культуры» пишет: «…Некоторые неясные мифологические фигуры или немотивированные, казалось бы, черты ригведийских божеств расшифровываются из сопоставления с соответствующими персонажами других древних индоевропейских традиций (в том числе славянской и балтийской)». То есть оказывается, не только мы, реконструируя славянскую мифологию, можем и должны использовать древние индо-иранские источники, но и наш (славяно-русский) мифологический опыт помогает понять, к примеру, «Ригведу». Связь прослеживается по множеству деталей. Например, упоминаемый в «Ригведе» дух воды пресных источников криве достоверно известен в славянском и русском мире I тысячелетия н. э. как дух воды; как древний жреческий род пруссов и восточных славян, и как племя кривичей. В комментарии к этому тексту «Ригведы» ясно указано, что «криве – впоследствии этноним». То есть особо подчеркиваем: и предки русских – герои «Ригведы» индийских арьев, бывших нам близкими родственниками (скажем, двоюродными братьями и сестрами).
   Во второй половине II тысячелетия до н. э. древние арьи разделились на индийскую и иранскую ветви. «Авеста» создавалась еще на территории нашей страны и хранилась изустно, а затем была записана на древнеавестийском языке.
   Кроме самого известного бога периода северной прародины в Приполярье – Индры – у протоиндоевропейцев были боги, заметно влиявшие на жизнь наших пращуров. В мире, где полгода ночь, люди, изнуренные беспросветным мраком и страхом, что за ним не последует никакая заря, с большим напряжением ждали света (в котором позже был открыт необходимый для жизни гормон радости серотонин, регулирующий в том числе психику и обмен веществ в организме живых существ), молились о нем, призывали его появиться поскорей. Самыми долгожданными тогда были Ушас – богиня рассвета года (а не рассвета дня, как мы теперь привыкли: ведь там и тогда ночь и день были – один год) и ее дети Ашвины.
   Затем появлялось солнце, оно «стояло» в небе Приполярья полгода. Индра побеждал демона полярной ночи и полярной зимы Вритру, похищавшего (скрывавшего) солнце; освобождал реки ото льда, выпускал «облачных коров». Индра – первый на земле всадник на белом коне, убивающий змея-дракона; его древний образ обошел весь индоевропейский мир, привлечен и христианами в мифе о Георгии Победоносце.
   Индра – мужественный, воинственный, победоносный, ему подчинялись стихии; ветры – его спутники; он сражался против демонов и чуждых индо-славам племен. С Индрой связана победа над хаосом ночи и торжество широкого светлого пространства, разумно организованного и культурно обустроенного, где царили плодородие, процветание, долголетие. Он давал богатство, покровительствовал музыкантам, певцам, сказителям.
   Позже, когда индо-славы ушли из приполярных областей, а день и ночь из полярных (день и ночь – год) превратились в обычные сутки, – значение Индры, как бога всеохватывающего на земле, было снижено, он выполнял роль громовержца. В разных племенах славян и европейцев у него, как громовержца, были свои, местные имена: Парджанья (ведийский бог грозовой тучи и дождя; часто изображался как бык или жеребец, вкладывавший семя во все живое на земле), Перун, Перкунас (первый); Зевс; Один (первый, один) и так далее. У восточных славян его функции перешли Перуну (громовержцу).
   В верованиях наших предков важны два момента.
   Первый. Наши древние предки верили в единого Богасоздателя. Имя ему было БОГ (и множество эпитетов). Здесь нелишне обратиться к представлениям протоиндоевропейцев о Боге, отраженным в древнейшем памятнике письменности индоевропейских народов – ведах. В «Ригведе» есть два гимна, посвященных единому Богу. Один называется честно, откровенно, искренне «К неизвестному Богу»:

     Вначале он возник как золотой зародыш.
     Родившись, он стал единственным
     господином творения.
     Он поддержал землю и это небо…
     Кто дает жизнь, дает силу, чей приказ
     Все признают, чей (приказ признают) боги…
     Кем грозно небо, кем тверда земля,
     Кем установлено солнце, кем – небосвод,
     Кто в воздухе измеряет пространство…
     Кто был единственным богом над богами —
     Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием?

   Эмоциональная напряженность стиха соответствует содержанию гимна, которое сводится к основному космогоническому вопросу: кто тот изначальный бог, который создал Вселенную? Этот бог явно отличается от известных богов пантеона РВ, он им предшествовал. Единый и единственный Бог родился в самом начале как золотой зародыш, дающий жизнь всему, что способно жить. Он создал все элементы Вселенной. Дал жизненную силу богам. В космическом смысле эти боги не творцы, они лишь олицетворение творения высшего порядка. Но в отношении земли и всего земного – сотворцы, соратники высшего бога, так как помогали рождению и процветанию жизни. Сложно. Но кто сказал, что вера древних индоевропейцев, в том числе и русских, была проста и примитивна.
   Творец Вселенной стоял за пределами жизни и смерти, за пределами нашего существования и познания. Предки индо-славов несколько тысяч лет назад пришли к выводу (не декларируемому, а подразумеваемому), что Бог неназываем («неизвестен»). Этот непознаваемый вселенский Бог появился первым и стал отцом всех поименованных небесных-солнечных богов. Гимн к нему содержит более трех десятков вопросительных местоимений, потому что протоиндоевропейцы не желали поступаться фактом правды ради красного словца, не желали вносить определенность в нечто неопределенное и неопределимое однозначно. Вот другой гимн Богу, которого «открыли мудрецы размышлением, ища в сердце (своем)»:

     Не было не-сущего, и не было сущего тогда.
     Не было ни воздуха. Ни небосвода за его пределами.
     Что двигалось туда-сюда? Где? Под чьей защитой?
     Что за вода была бездонная, глубокая?
     Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.
     Не было ни признака дня (или) ночи.
     Дышало, не колебля воздуха, по своему закону
     Нечто Одно.
     Мрак был сокрыт мраком в начале.
     Неразличимая пучина – все это.
     То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту,
     Оно Одно было порождено силой жара!
     В начале на него нашло желание,
     Что было первым семенем мысли.
     Происхождение сущего в не-сущем открыли
     Мудрецы размышлением, ища в сердце (своем)…
     Далее боги (появились) посредством сотворения
     этого (мира),
     Так кто же знает, откуда он возник?
     Откуда это творение возникло,
     Было ли оно создано или же нет —
     Кто надзирает за этим (миром) на высшем небе,
     Только он знает или же не знает.

   Это самый глубокий по своим мыслям космогонический гимн «Ригведы». Ставится вопрос о происхождении бытия из небытия, представляющем собой мистический процесс, который не предполагает участия бога-творца. Начало описывается апофатически как отсутствие каких-либо оппозиций: сущего – не-сущего, смерти – бессмертия, дня – ночи. Существовало лишь Нечто Одно, в котором была заключена сила развития, и оболочкой которому служила пустота (или некая материя, нам еще неизвестная). Для его развития необходим был жар желания, ставший «первым семенем мысли». Это дало толчок эволюции. За началом же сотворения мира если и следил некий «надзиратель», то еще не известно, знал ли он его тайну. Ясности в вопрос о Боге явно не внесено. Понятно, что Бог находился в области особого существования, несовместимого с обыденным. В этом же гимне предки даже не стремились назвать (значит познать) его имя. «Нечто Одно», «Оно Одно». Но слово «одно», на всякий случай, среднего рода (или нечто вообще не имеющее рода), так как Бог, вероятно, может оказаться и Богиней (мы до сих пор не знаем этого), произнесено. Все родилось, все произошло от одного Бога, даже боги и духи индоевропейцев.
   Рыбаков писал: «Принятие христианства в качестве государственной религии не означало полной и быстрой перемены образа мышления и образа жизни. Были учреждены епархии, построены церкви, общественные богослужения в языческих святилищах сменились богослужениями в христианских храмах, но серьезного перелома во взглядах, полного отказа от верований прадедов… не было. И не могло быть, потому что резкое противопоставление христианства язычеству, в качестве двух диаметрально противоположных друг другу систем, как противопоставление «света» «тьме», было не отражением реальной сути, а литературно-полемическим изобретением христианского духовенства, определенным миссионерским приемом. Язычество упрекали в многобожии, а христианству ставили в заслугу изобретение монотеизма. Но монотеизм начал возникать за несколько тысячелетий до первых христианских сочинений». А еще точнее было бы сказать, что монотеизм был в дохристианской вере всегда, наши предки его и открыли, но там его предпочли «не заметить».
   В гимнах «Ригведы» есть мысль, взятая позже христианством, – «в начале было слово». Но не все знают, что столь часто цитируемая формула вторична, не точна по отношению к тексту самой породившей ее «Ригведы». В вышеприведенном гимне ясно сказано, что слову предшествовала мысль. Она существовала, когда еще не было языка и слова. Но и у «семени мысли» был родитель – желание, порожденное «силой жара» (чему посвящен гимн «Космический жар»). Не случайно в «Ригведе» полубоги, рождающиеся из мысли богов, из жара желания, риши – рекущие – мудрецы и поэты. Названы по имени богини речи, красноречия Рич, в других местах вариант – Вач. И в русском встречается «речь», «речение», «изрекать», а иногда – «вякать». А рот поэтов – риши, смело изрекающий правду, Бог прочищал горящими углями, взятыми с жертвенника. Вот откуда библейский Серафим, прочищающий уста! Все взято! Схвачено! Но схвачено у наших праотцов, праотцов индоевропейцев.
   Творец Вселенной был «по ту сторону неба и в глубине сердца» («Мага-Нарайяна-Упанишада»). Как говорится в одной «Упанишаде», Бог индоарийцев – Бог, «который никогда не может быть доказан». Следовательно, и к богу индоевропейцев, и к богу индо-славов это также относится. Хотя поэтическое мышление вокруг и около Бога создавало всевозможные гипотезы, версии, легенды. Именно трудность постижения запредельного побудила предков индоевропейцев обозначить, поименовать созданный Богом космос, который только материалистическим объяснением (например, науки, ученых) постичь невозможно (наши пращуры в этом нимало не сомневались). Бог протоиндоевропейцев вовсе не был бог рабов (владевший душами рабов). Он был Отец, а вся цепь наших пращуров – его дети. Иногда Бог прямо обозначался прародителем народа. Например, русские в «Слове о полку Игореве» назывались «дажбожьими внуками».
   В то же время, справедливости ради следует сказать, что и христианство не чистое единобожие (об этом подробно писал Косарев и другие). П.В. Киреевский приводит песню, бывшую, видимо, колядкой, но переделанную под рождественское прославление хозяев. Где множество христианских святых (каждому из них молились), покровительствующих разным сферам жизни:

     Попаси же ему (хозяину),
     Хлор, Лавер, лошадок,
     Уласий коровок,
     Настасей овецек,
     Василей свинок,
     Мамонтий козок,
     Терентий курок,
     Зосим Соловецкий пцолок
     Стами рядами,
     Густыми медами…

   Вот вам и единобожие, вот вам и монотеизм!
   Одна из главных трудностей изучения природной веры праславян и праиндоевропейцев в преодолении приверженности религиозно-философских мыслителей к библейским источникам, давно ставшим стандартом в вопросах изучения религий. Шаблоны, заложенные в Библии, не дают развиться свободной мысли, подавляя восприятие иных идей, не только обществом, но зачастую и учеными.
   Еще пример преодоления шаблонов. Все хотят знать, кто главный Бог славян? Ответ – Бог! – не устраивает никого как слишком простой. А как же Перун? Велес?.. – скажут вам. Но в космоцентричной религии древних славян нельзя выделять Первого, Второго (по значимости) бога, от этой удобной градации надо отказаться. Мир обожения был столь един и неразрывен, что в нем все было одинаково важно, все ценно. В традиционной религии славян все – и сам Создатель, и созданные им боги, духи, обожествленные предки – были равноценны, одинаково нужны, все они принадлежали одной целостной гармоничной системе. Искать меж богами славян иерархию – все равно что задать вопрос христианину, какой святой главнее или какая церковь главнее: Богородицкая, Михаилоархангельская, Никольская или Христорождественская?
   М.Ф. Косарев пишет: «В отечественных религиоведческих трудах, энциклопедических словарях и философских справочниках язычество определяется как политеизм (многобожие). С таким постулатом трудно согласиться… Все не так однозначно. В язычестве… присутствует явный элемент монотеизма, а именно наличие в пантеоне главного небесного бога… В то же время такая, казалось бы, самая «неязыческая» религия, как христианство, буквально насыщена политеизмом. В разных жизненных и ритуальных случаях богобоязненный христианин обращается с молитвами и к Христу, и к Пресвятой Богородице, и к Николаю Угоднику, и к архангелу Михаилу, и к апостолам Петру и Павлу, и ко всякого рода общехристианским и локальным святым, которые тоже являются богочтимыми лицами, способными влиять на судьбу людей.
   Было принято молиться: во исцеление от недуга – великомученику Пантелеймону, при неблагополучии конного скота – мученику Флору, при засилье сельскохозяйственных вредителей – мученику Трифону и так далее. Наверное, можно согласиться с В.Г. Богораз-Таном, заметившим в этой связи, что христианство не привело к единобожию, а по сути дела, «просто заменило одно многобожие другим» (БогоразТан В.Г., 1928, 131)… Короче говоря, принцип многобожия и единобожия как критерий различения языческих и «неязыческих» религий, в сущности, не работает».
   Все мы молимся о здоровье Пантелеймону целителю, Богородице и другим: в христианской мифологии эти покровители называются святые, хотя Бог и в них есть. В дохристианской вере главные творящие, созидательные помощные силы – боги. Но в христианской вере много покровителей (святых) – хорошо, а в дохристианской вере то же самое: много святых покровителей (богов) – плохо! Это не что иное, как двойные стандарты, используемые в политических целях, в борьбе с национальной, древней укорененной верой.
   Второй главный момент. В дохристианской вере было две ветви веры: почитание богов и почитание предков, почитание Рода и народа, любовь к своему и своим. Эта вера неотделима от веры в Бога, здесь все переплетено и взаимопроникает друг в друга. Тем не менее, у индийских арьев литургический возглас при принесении жертвы богам – «Свага!», а предкам – «Свадха!». Значит, древние различали в своей вере два важных течения. В «Ригведе» постоянно упоминаются два пути: «путь богов» и «путь предков», «путь отцов». Хотя есть в ведах и еще одно представление о «двух путях». Ведийские арьи считали, что тот, кто умирает в период от зимнего до летнего солнцестояния, во время возрастания солнца, – уходит к богам и никогда не возвращается, не возрождается на земле, боги его как бы увлекают по своему пути (пути богов). Тот, кто умирает от летнего до зимнего солнцестояния, во время убывающего солнца, – возрождается в других жизнях (путь предков). Поэтому у всех индоевропейцев в обычных обрядах был распространен обход (там, где он нужен) или хоровод посолонь; а в погребальных обрядах обход против солнца.
   С принятием христианства укрепилось только почитание Бога, мгновенно было отменено почитание предков (зачем предки интернационалу?!). Почитание предков стало мелкоэпизодическим и осталось в незначительном объеме только потому, что крещеные индоевропейцы, а затем русские и славяне не желали поступаться памятью умерших предков, пренебрегать их помощью из духовного мира, они настойчиво отстаивали свое древнее право чтить умерших. Несмотря на христианские запреты «кликать умерших», «мертвым требы класть», – люди несли и несли, давали и давали умершим запрещенную христианством еду (жертвоприношение), отправляли к предкам молитвы, выкликали их имена. Поэтому через века сопротивления христианство вынуждено было поминать умерших в храмах, в том числе и принимать еду. Поминание едой действо дохристианское.
   Бог создал народы и национальности – хорошо это или плохо, но именно так. Он не породил кастрированного «общечеловека» или «советский народ», «римский народ», «американский народ», «российский народ». Это поздние искусственные (противобожьи) людские создания. Скажите-ка что-нибудь «по-общечеловечески», «по-советски», «по-римски», «по-американски», «по-российски»… – ничего не выйдет! Любой интернационал говорит по-русски, поанглийски, по-французски… Язык здесь через знак равенства с понятием Род.
   В образе Рода наши предки еще раз чтили Бога-создателя, уже не только всего сущего, но конкретно – человека и его продолжение в веках; как великого родича, старшего члена семьи. Сильный род – гарантия достоинства его членов. Символы Рода – фаллос, хер, яр (и их поэтические метафоры «буй», «тур») – также почитались. У русских сильного мужчину, вошедшего в пору половой и воинской зрелости, величали «яр-буй-тур!». Это всякий знает из «Слова о полку Игореве». А в Германии и доныне к женщине обращаются «фрау», а к мужчине – «хер», «герр».
   Вера в предков включала в себя сложные поэтические космогонические обряды: принятие новорожденного, поименование, переход во взрослые (девицу, юношу, воина), свадьбу, похороны, поминания. А также гордость мудростью старцев, богатырями, героями, нравственной чистотой дев. Была своя этика, суровое воспитание, справедливое отношение друг к другу. Не приветствовалось пренебрежение к традициям, неуважение к предкам, несоблюдение этнической чистоты. Ведь именно в этносе, а не в индивидуальности, коренится столь могучая воля к жизни. Магическая сила духовной крови своего народа, сила этнической непрерывности способна пробудить древние благородные достоинства, этничность поведения, утрачивающуюся в результате ослабления самосознания в условиях современной деградации, вырождения.
   Люди всегда заботились о памяти умерших родных. Им казалось, что пращуры могли бы помочь разобраться в настоящем и даже подсказать будущее, потому что им ведомо прошлое. Именно предки помогали понять: главное богатство человека – его народ.
   Каким образом выражалась у наших древних пращуров вера-почитание-преданность Богу и предкам? Главное слово здесь, более всех и многократно обруганное, – жертва. Люди путем длительного наблюдения за живыми существами знали, что при зарождении жизни во многих случаях сперма (семя) «выстреливает» из семенника, словно происходит маленький взрыв. Коробочка цветка (шишка, другой семенник) взрывается, разрывается, и семена разлетаются повсюду, движимые инерцией маленького взрыва; зерно, яйцо разрывается, разрушается, давая жизнь. Они предположили, что и Вселенная создалась путем взрыва-разрыва какого-то непостижимо большого тела (семени, яйца). В ведах была отражена одна из легенд первотворения – о создании Вселенной и всего сущего из тела бога (которого узреть нельзя и который может принимать любые формы), находившегося во время творения в понятной всем ипостаси человека. По-санскритски человек – пуруша. Гигантский Пуруша, возвышавшийся над всей Вселенной, стал материалом для создания тварного мира. При разрыве или разрывании его одни части стали землей, воздухом, другие – растениями, зверями, человеком и их частями – глазами, руками, дыханием и прочим. Даже мысль, речь, гимны, напевы родились при разрыве Пуруши, родилась тогда же и идея жертвенности. При этом Бог-создатель Вселенной, пожертвовав частью себя, не стал ущербным, остался таким же непостижимо мощным, здоровым, бессмертным. Люди тогда еще ничего не знали об атомах, электронах, протонах, других частицах, их взаимодействиях и реакциях, о рождении материи, ее сохранении. Поэтому акт создания Вселенной из тела Пуруши люди сочли чудом жертвенности во имя жизни. В память об этой беспрецедентной жертвенности Бога было учреждено Богами-соратниками его и людьми жертвоприношение.
   До сих пор считается обладающей непостижимой мощью жертва пращуров индоевропейских народов во имя Бога. Она была весьма разнообразной и многообразной. Чаще всего жертвовали молитвами, сильнейшие из которых – гимны солнечным богам и Роду (праотцам), прославляющие их деяния. Жертвовали пением, танцами, хороводами, венками; ветками священных деревьев вербы, березы, ели или сосны; цветами; ароматными курениями; кострами; огнем, водой, маслом, зерном (что переняла церковь); молоком; всем разнообразием урожая (и сейчас что-либо от своего урожая люди продолжают приносить в храм); изготавливаемыми мастерами и мастерицами предметами. Вся совокупность почитания богов и предков («отцов»), все ритуалы назывались жертвоприношение. Самая ценная, бесценная жертва – жизнь, и символ жизни – кровь. Причем жизнь имеется в виду в высокодуховном смысле и всей совокупности ее проявлений. Не физиологическое, как нас нынче приучили считать, действо убиения ценили дохристианские народы, а высокое право и последнее право жертвовать Богу и предкам-потомкам жизнь (кровь). Внутренний «храм» своего этноса присутствует в каждом человеке, если только этот человек бесконечными помесями крови не доведен до бесчувственного состояния, химерического сознания или растворения в других народах. В мире наших очень древних предков ценилась мысль об избранности не для власти, а для жертвы во имя кровных. Кровь – это дух! Порода! А этнос – это кровь плюс нечто из более глубокого уровня, где индивидуальная жизнь соприкасается со сверхиндивидуальной. Это взаимопроникновение необходимо, чтоб иметь священную опору в изменчивом и неустойчивом мире.
   Позже христианство приспособило мощное, благородное по внутренней сути, понятие жертвенности к своей мифологии и обрядам. Христианский интернационал, употребляющий символическое «тело» и «кровь» Христовы, перенял суть жертвоприношения. Мусульмане до сих пор режут жертвенного барашка и (в подражание иудаистам) жертвуют Богу крайнюю плоть мужчины, а григорианцы режут петуха. Однако несправедливо считается, что слова «жертва», «жертвоприношение», «жертвенность», «пожертвование», «пожертвовать» (дохристианские, уходящие в глубь корневой системы языка протоиндоевропейцев), употребленные христианами, – хорошие, правильные, а эти же слова, употребляемые в связи с дохристианской верой всех индоевропейцев, – плохие, неправильные. И как бы не имеют права существовать в таких смыслах (часто их просто считают бессмысленными – для тех, кто не помнит смысла, конечно, – свидетельствами кровожадности наших праотцов). Благородная мысль о жертвенности (отдать дань, часто символическую; а иногда и самое дорогое) богу за его созидательскую идею и неусыпный труд над творением и развитием мира – несправедливо извращена и превращена в противоположность (не отдачу всего, даже жизни, во имя творца, а отнимание). Несправедливая оценка дохристианского ритуала жертвоприношения не может пройти безнаказанно для тех, кто ее исказил.
   Основные источники славянской веры, как правило, почти не содержат сюжетных преданий, чаще приходится иметь дело с фрагментами или даже с отдельными разрозненными мотивами, именами и словами, являющимися осколками предания или результатом его свертывания. Поэтому для восстановления сколько-нибудь полной картины необходима известная реконструкция совокупности знаний всех праиндоевропейских народов, отраженных в ведах (и ведийской литературе) и, частично, в «Авесте», а также в трудах древних историков. Тем не менее, можно с уверенностью говорить о единстве мировоззренческого начала в индоевропейской традиции. Кроме того, не следует забывать, что в V–III тысячелетиях до н. э. индоевропейская вера локализовалась в южнорусских степях, на юго-востоке Европы и северо-западе Передней Азии, где древние индоевропейцы жили рядом и общались.
   Трудность реконструкции основ традиций заключается в том, что за дальностью веков мы имеем дело лишь с обрывками многогранных и сложных миропредставлений. Воспроизведение цельной системы – дело, может быть, не одного поколения историков, языковедов, археологов, этнографов.
   Термин «мифология» (вид устного народного творчества на ранних ступенях развития; рассказ о происхождении жизни на земле, о богах, героях, культовых первопредках) в отношении древнейших веков не носит негативного оттенка. Мифология – это опоэтизированная история, которую не представляется возможным точно датировать. Древние относились к истории с религиозным почтением: смертным не дано менять судьбу. В мифах закодированы реальные и сверхъестественные события и образы, память о катастрофах, великих переменах, прародине (как рае), отголоски стародавних общественных отношений и норм поведения, религиозные представления. Г.В. Вернадский считал: «…Следы древней исторической основы могут легко быть обнаружены под мифологическим покровом». Классический пример тому долгие века считавшаяся мифической Троя. Мы не можем ни восстановить, ни понять мировоззрение народа, народную или бытовую психологию, служившие ему десятки тысяч лет, не зная его богов. Несправедливо принято считать новую веру (христианство, мусульманство, буддизм) верой, а дохристианскую веру – мифологией. В этой враждебной неразберихе с терминами мы вынуждены говорить о мифологии, а подразумевать веру.
   Уже говорилось о Боге-создателе. Имя его в регионах индоевропейского мира разное – Брахма («брахмо» – семя), Праджапати («господин потомства», «господин существ»), Дакша – («ловкий», «способный»), Род (мужское семя; часто изображался в виде фаллоса) и множество других. Род чтили русские и славяне.
   Мужское начало у всех индоевропейских народов связано с небом, женское с землей. Во время жизни праиндоевропейского общества у Полярного круга на первый план выступал мироустроитель, защитник Индра, бог энергии, магнитосферы, ионосферы – он же и был родичем. В период жизни этой же общности (вследствие оледенения севера) на юге, у русских, например, образ Индры и его функции частично распространились на Дажбога (но с функциями и других, например, Дакши). Дажбог – бог длительного светового периода, и родитель, праотец (как Дакша и Индра). Дакшу в «Ригведе» называют «отцом богов» (земных). Его супруга, по ведам, Дакши´, отождествлялась с ночью – темным началом. Она родила ему 50 (по другим источникам 60) дочерей, ставших женами мудрецов, первого человека Ману (в ведийской традиции), богов. Боги и люди тогда еще слабо разделялись, жили бок о бок. Старшая дочь Дакши – Дити стала матерью дайтьев (гигантов).
   Вторая дочь Дакши Дану стала матерью данавов (водных гигантов). Ее имя каждому русскому известно со школьного детства по детям Дану – рекам Дону (рек Дон, по меньшей мере, три: в бассейнах Азовского, Северного морей, Хамбер), Северскому Донцу (правому притоку Дона), Дунаю, Днепру, Ардону (притоку Терека), богу морей Посейдону.
   Третья дочь Дакши Адити («несвязанность», «безграничность») ассоциировалась со светом, призывалась людьми трижды: утром, в полдень, вечером; наиболее полно образ Адити воплотился в ее дочери Ушас – заре утра года. У Адити было 7 (по другим версиям, в другие времена уже 8, 10, 12 и так далее) сыновей – солнечных богов, почитавшихся с большим энтузиазмом, Адитьев, связанных с нравственным аспектом («ритой» – законом), очень благоприятных к опекаемым ими племенам протоиндоевропейцев, дающих блага без всяких просьб. Адитьи «перевозили» древних индоевропейцев «через заблуждения», «через проявления враждебности», «через все беды», «держали щит (над ними) во всю ширь», «охраняли каждого со всех сторон», «продляли срок жизни»; о них говорили древние: «Под любимой защитой… ведущие нас сквозь (все)».
   Адитья Митра («договор», «согласие») – солнце (одно из них) – связан с огнем, посредник меж богами и людьми. Тем, кто соблюдал договор (правила, законы, уставы, установленное), Митра посылал царя, быстрых лошадей, пастбища и прочее. У Митры на каждой высоте сидели 8 наблюдателей (на все стороны) договора, у него, как у наблюдателя, десять тысяч глаз, тысяча ушей… Он посредник в спорах о границах, давал понятия и о морально-нравственных границах, нес устойчивость, согласие в обществе. Митрою клялись. Он имел атрибуты: скипетр или факел в левой руке, правая открыта для приветствия. Иногда в правой руке его (в поздних интерпретациях) – свиток законов (или договоров). На Руси Митра растворился в функциях Дажбога, Световида, Белбога, Перуна, Велеса, Семаргла (олицетворение защиты и вооруженного добра). А также в понятии Мир – как устойчивое общество, связанное неким мистическим договором.
   Арьяман («дружественность», «гостеприимство») вместе с адитьей Бхагой («Бог», «доля», «счастье», «имущество», «богатство», «геройство», «слава», «процветание», «красота») покровительствовали свадьбам, бракам, невестам, женихам, у славян растворились в богах – Радегасте, Поревите, Поренуче (оба от «пора» – спора, семя, зародыш), Ладе («гармония», «красота»), Живе (жизнь), Роде.
   Адитья Варуна («истинная речь») воплощал космические воды, охранитель истины, справедливости, владыка ночного перевернутого неба, наряду с Индрой и Митрой – один из главных адитьев. Только Варуна и Индра называются в «Ригведе» «вседержитель», «самодержец», «царь» над миром, богами и людьми. Это почитание оправдано и позднейшим научным обоснованием воды как субстанции, из которой вышло все живое. Но древние и тогда знали: вода – начальная космогоническая материя, несущая в себе зародыш жизни. Варуна творил мир и удерживал его, охватывал небо и землю, ночь и день. Он связан с природным (в отличие от Митры, связанного с социальным), тайным, магическим; благосклонен к певцам и обладающим прекрасной речью; освобождал людей от злого начала, страха, дурных снов, сторожил мысли; выступал против несправедливости, болезней, смерти, колдовства, даровал долгую жизнь, отпускал грехи, но карал виновных, ложь. Веревка, петли, болезнь – водянка – его орудия против грешников. У него дворец на дне морском. Варуна связан с Тритой (третий из троады: 1. Небо. 2. Земля. 3. Подземное – подводное царство.), богиней Кали (неумолимая богиня времени, которой при рождении ее Трита даровал петлю) и с царством Нагов (змей). Варуна имел двойственную природу: он связан с богами и с асурами (буквально «не Сурья»; не солнечные, темные; существовали во тьме хаоса до создания организованного космоса, земли), но перешел на сторону богов. Варуна в индоевропейском мире сопоставляется с хеттским богом Аруной, древнегреческим Ураном, славянским и балтийским Перуном и Перкунасом, но, в то же время, частично и с Велесом, Велнясом (великим; например, как Велес он покровительствовал певцам), а также с Морским Царем русских сказок и былин.
   Адитья Дакша-сын сопоставляется (и путается порой) с Дакшей-отцом (Дакша и отец, Дакша и сын). У русских это Дажбог (с функциями Индры и других), о котором мы говорили.
   Адитья Анша («часть», «доля») своими функциями сливается с Дакшей и с Ашвинами – детьми Ушас-Зари – двумя всадниками (или конями, или человеко-конями; вспомним греческих «кентавров»). Они были рождены Ушас (у русских Усиньш, Усень, Авсень, Овсень, Таусень, Баусень и так далее) от бога, превратившегося в коня. На Руси, у славян и балтов Ашвины почитались как покровители людей, животных и особенно коней. Через 700 лет после принятия христианства, в 1649 году, царь Алексей Михайлович вынужден был объявить указ: «…Ведомо… на Москве, и, прежде всего, в Кремле и Китае, и в Белом и в Земляном городах, и за городом, и по переулкам, и в черных и ямных слободах по улицам и переулкам в навечере Рождества Христова молились многие люди Коляде, Авсеню, а в навечере Богоявления Господня кликали Плугу, да в Москве же многие люди поют песни… собираются на сборища… попы и иноки, и мы указали Коляду, Авсеня и Плугу более не кликати». Это свидетельство того, что даже русское духовенство продолжало почитать отеческих богов. Почему же так чтили Авсеня (близнецов Ашвинов и их мать Зарю)?

   Мотив вед. Ушас и Ашвинов на дощечке от самопрялки из Литвы (XIX в.). Из книги «Изобразительные мотивы в русской народной вышивке»

   Ашвины, по ведам, на конях или золотой колеснице, запряженной птицами (орлами, лебедями, соколами), или на стовесельном корабле объезжали за день (в околополярные времена день-год; в периоды южных кочеваний – обычный суточный день) Вселенную и прогоняли тьму. Они спасители, помогавшие в беде. Излечивали слепых, хромых, спасали от заклинаний, даже возвращали жизнь умершим и совершали другие необыкновенные поступки. Приносили дары, богатства, пользу, пищу, коней, коров, быков, детей, свет, счастье, победу. Давали долгую жизнь; вознаграждали, защищали певцов. Эпитеты Ашвинов – «юные», «прекрасные», «золотые», «медовые», «красные», «божественные врачи», «всезнающие». Они быстры, ловки, могучи; на своей колеснице они везли чудесный мед для людей (в виде крапления медовыми прутиками-кнутиками, как благодать). По преданиям вед, пчела, передавая Ашвинам мед, шепнула им на ухо тайну силы жизни. Но самое загадочное – чем обладали Ашвины – двумя магическими дощечками, трением которых друг о друга добывали: огонь; хорошее потомство для всех, кто его желал (людей и животных). Ашвины принимали участие в свадьбах богов и людей, но были нетерпимы к чужим: выступали против злых духов, болезней, скупцов, завистников. В русских сказках народное сознание воплощает Авсеня в Ивана Кобыльего (Коровьего) сына или Ивана Быковича.
   Адитья Сурья (солнце), золотой («в сердце его живет золотой человек»), сопровождаемый жаром, садился в ладью или колесницу из 7 коней. Он разгонял тьму, исцелял людей при помощи «медовой» терапии вместе с Ашвинами, его же просили о богатстве, здоровье, потомстве. Солнце – глаз, всевидящее око богов (особенно Митры). Но в то же время от Сурьи исходила угроза все пожечь. Боги неоднократно предпринимали попытки оградить их самих и людей от палящего Сурьи. Память о Сурье сохранилась в русской и славянской топонимике: это древний город Сурож, описанный в «Житии Стефана Сурожского»; река Сура, приток Волги, и населенные пункты на ней – Сура, Сурск, Сурское; Сура – населенный пункт на реке Пинега; Сураж – город в Брянской области; Сураж – город на реке Западная Двина (Витебская область); Суринск – город на одном из притоков Волги в Самарской области; Суроватиха – село Нижегородской области; Сурово – село на притоке Лены и другие.
   Но в дальнейшем, как мы видим, боги солнца русских и славян именовались Хорс, Кала, Коляда («хоро», «коло» – круг, солярный знак). То есть славяне не называли имя, а использовали для его имени метафору, обозначавшую символ солнца круг («хоро», «коло»). «Коло», «кала» и «хор», «хр» – корни слов, известных индоевропейскому миру: Кали, Калка, Махакали – ведийская богиня времени и вечности (у русских Кала, Калка); Хронос – греческий бог времени; Хор входил в пантеон богов в нескольких странах Древнего мира. Таким образом, уточняется, что соответственно им, и русские боги (Хорс, Коляда) были не только богами солнца, но и времени.
   Сразу бросается в глаза, что ведийскому Вивасвату («сверкающий»), богу восходящего солнца, отцу Ашвинов и Ямы (первого смертного человека), своим именем обязан славянский Световид (здесь лишь переставлены местами части слова: «свет»-«сват» и «вив»-«вит»-«вид»), бог света и земных благ.
   Из древних упоминаний об отеческих богах (кроме «Слова о полку Игореве») на Руси известны в основном сочинения христианских авторов, где, как называли их христиане, «языческие» боги клеймились отрицательными клеймами, демонизировались и превращались в пугало. Демонизация политических, идеологических противников шла с глубокой древности, и тогда она выступала эффектным приемом конкурентной борьбы. Что характерно, до нас не дошло нападок славянских «язычников» на христиан, так как дохристианские традиционные верования славян НЕ ЗНАЛИ ХРИСТИАНСТВА. Зато христиане буквально вытаптывали все то, что было до них на любой (будь то сербы, русские, чехи) национальной духовной ниве. Идеологи интернационала разрушили неразрывную связь меж этносом и традицией. Понимание традиции свели к чисто «культурной» деятельности. В то время как традиция, прежде всего, – внимание (от слова «внимать») смыслу жизни предков. Божественная множественность, самобытность народов, их свобода нарушались неизбежностью тоталитарной унификации. С введением режима христианской диктатуры появилось немало так называемых «Поучений против язычества», поучений против музыки, «плясания», «в ладоши плескания», созданных всевозможными «христолюбцами». Уничтожалось все дохристианское: храмы, святилища, священные рощи, многосотлетние дубы, ели и липы, священные камни, изображения богов, письменные сочинения (всякого рода волховники, лечебники, травники, воронограи). На Руси отечественные родокоренные имена летели в небытие вместе с головами их носителей (если подробности христианизации юга и севера до нас дошли в обрывках, то христианизация Литвы и западнорусских земель ярко описана, например, в «Хронике Ливонии»).
   Уничтожались: обряды, обычаи, самобытное скоморошье искусство, национальная одежда. Народная культура была слишком живой и опасной. Попирался божественный план множественности народов, эта космическая симфония. Унификация наступила на Русь и шла семимильными шагами. Христиане ссылались на слова Христа: «Я послан только к погибающим овцам дома Израилева… Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Матф.15.24). Под «псами» подразумевались неевреи и нехристиане, так называемые «язычники». Иисус Навин (23.7) учил: «Не вспоминайте богов их». «Второзаконие» (7.5) предписывает: «Жертвенники их разрушьте, столбы сокрушите, рощи их вырубите, истуканы богов их сожгите огнем». В этом библейском предписании задана вакханалия топора, меча и огня.
   Контакт с Богом ничто заменить не может. У наших предков этот контакт (ведь Бога узрить нельзя) проходил через все Божье творение – природу и космос. Они понимали: преступление против природы – преступление против Бога. Все народы стремились к национальному самосохранению. Поэтому бережно относились к природе земли.
   Переведение богов славян в период христианства из верхнего яруса в нижний превратило их из сил небесных, помощных в силы земные, нечистые, а то и подземные, потусторонние, и тоже нечистые. Одновременно, если так можно сказать, снизился статус природы. Христианство природе (если только она не пустынь) вообще не уделяет никакого внимания, ибо христианство – религия не природная, а книжная, умственная.
   Христианский интернационал (как всякое вторичное явление) взял многие слова, понятия, образы из дохристианского мира пращуров индоевропейских народов, присвоил их и считает исконно своими. Иные нынешние священнослужители и не подозревают, что пользуются древними словами ненавидимых «язычников». Такими, как: «Бог», «рай», «вера», «дух», «душа», «закон», «пророк», «святой», «спас», «вседержитель», «самодержец», «царь», «обряд», «треба», «жертва», «жертвоприношение», «жертвенник», «чудо», «хоругви» (знамена в честь бога Хора, у русских – Хорса, одного из богов солнца), «хор» (песнопение; совокупность певцов, изначально стоявших в кругу – «хоро», «коло», – в честь бога солнца Хорса), «храм» (откорня «хъръ», как Хорс), то же и в слове «похороны» (отправление человека по ту сторону солнца – Хорса, в засолнечный темный мир); «кольцо», «колокол» (от «коло»; колокола были задолго до христианства; существовали: вечевой, сполошный, полуденный, сторожевой и другие), а также «колокольчики», отсюда и «колокольня», «митра» (круглый, колобкообразный головной убор священника, в честь одного из ведийских солнечных богов Митры), отсюда и «митрополит». «Символ веры» – название самой важной христианской молитвы (с которой человека крестят). взято из древнего письменного памятника иранских арьев «Авесты» (хотя содержание молитвы в «Авесте» иное). «Лик» – древнеиндоевропейское название волка (иногда и медведя), маска волка, медведя, а затем и других животных и персонажей традиционных ряжений во время праздников, «личина», «священный лик». Христиане переняли это слово для эпитета лика святых, святого лика.
   «Воскресенье»-«Воскресение» (от «кресити» – высекать огонь) взято христианами у предков индоевропейских народов – поклонников солнца, которые на протяжении десятков тысяч лет в этот день высекали кресалом земной ритуальный огонь – символ огня небесного; жгли костры, устраивали хороводы, прыгали через костры, очищая себя – физическое и астральное тело – огнем, окуриванием, исцеляя, как бы каждый раз возрождая к новому витку жизни. В христианстве воскресение – день рождения (возрождения) Христа. «Крест» (и «крещение») – также от «кресити», высекать огонь. Крест – дохристианский символ огня; крест в круге – символ солнца (солнечного огня). Христиане же поклоняются восьмиконечному кресту-распятию – символу пыток (в память о страданиях Христа), хотя употребляют в символике и просто крест; четырехконечным крестом крестятся. «Крапление водой» – древнейший элемент ритуала индоевропейских народов, почитавших священные источники, ключи земные, реки, озера, моря-океаны. Крапление медовыми прутиками-кнутиками благодати идет от богов Ашвинов – двух мудрых небесных всадников древности, лечивших людей и животных, дававших им счастье и блага. «Молитва» – праславянское слово. «Посолонь» – хождение по ходу солнца – дохристианское понятие («солнце» и одно из значений слова «соль» – одно и то же).
   «Мир» («мр», «мъръ» – мрущие, смертные, в отличие от богов) дало слова «миряне», «в миру», «мирской», «всем миром». «Радоница», «родуница» (изначально от «Род», «родня», «родные») – время почитания предков, родных. «Масленица» – прощание с зимой, так же как и «святки» (зимние или летние) – прощание с летним или зимним светом (временем года, полугодием). «Прощеный день», «прощеное воскресенье» – один из древнейших ритуальных дней очищения души, очищения совести перед важным делом – закладкой урожая нового года, закладкой благ будущей жизни, он существовал на Руси, когда год начинался весной, тогда прощеный день был последним днем уходившего года: каждый просил у другого прощения за годовые обиды, получая таким образом своеобразное «отпущение грехов». «Грех», «отпущение грехов» – категории «Ригведы», этим понятиям десятки тысяч лет. «Красная горка»– дохристианский обряд встречи солнца в высоких местах (окликание солнца, просьбы к нему), в христианстве – воскресенье на Фоминой неделе. «Сретение» у славян было, когда зима с летом встретились. А встречались они ежегодно за много тысячелетий до христианства.
   «Свадьба» – от санскритского «свах» – небо, одно из небес, на котором свершались браки (помните поговорку: браки свершаются на небесах. Она не случайна); отсюда же и «сваха», «сват», «сватовство». «Венок», «венчик», «венчание» и объяснять не надо, ясно, что слова и понятия эти были задолго до христианства, как и «вено» – выкуп за невесту. «Вседержитель», «самодержец» (от него в России произошло и «самодержавие»), господь, всевышний в ведах называли только двух богов – Индру и Варуну (у русских им соответствуют Перун и Велес). «Поминки» (от «помнить», «вспоминать») христианским интернационалом (призывавшим забыть мать, отца: «враги человеку – домашние его», Матф.10.36; предлагавшим даже не предавать отца погребению, Матф. 8. 22) вначале запрещались, осуждались, но, поскольку истребить этот дохристианский ритуал в течение двух тысяч лет не удалось, его оставили, приспособив под «христианский». Поминание едой – дохристианский обычай («исти» на санскрите жертва, еда). Церковь вынуждена под огромным давлением народа принять и разрешить еду на поминках.
   Образ «отца-пастуха» всего мира взят из «Ригведы». Из религии индоевропейцев шумер взято слово «пасха», где оно первоначально означало: восстание из пепла, существовал шумерский праздник восстания из пепла, возрождения, спасения – праздник циклического времени, солнца. Это слово переняли евреи, а от них – христиане, но те, другие и третьи вкладывали разный смысл в понятие «пасхи».
   Нет числа древнейшим понятиям, словам, ритуалам, которые христианство присвоило себе. Даже латинское слово «месса» произошло от латинского дохристианского слова «messis» – урожай, подношение; а римский праздник сбора урожая назывался «мессия» – ежегодный посланник солнца, помогавший плодам вызреть. При этом носителей индоевропейских языков и древних верований христиане продолжают изображать как врагов, и врагов примитивных. И хотя от дохристианских представлений о вере остались одни «клочки», не всегда ясные понятия, порой темные, утраченные смыслы, разрозненные названия, – вытаптывание уже унифицированной, утрамбованной интернационалом национальной почвы индоевропейцев, в том числе и нашей, русской, продолжается. Наиболее огорчительно то, что это делается «руками» (устами) самих доверчивых (повторяющих бездумно, по инерции, якобы не подлежащие сомнениям слова осуждения «язычников») русских и славян.
   Слово «язычество» в древности не существовало (его начали употреблять еврейские библейские пророки). Ни один дохристианский индоевропейский и какой-либо другой народ себя «язычником» не называл. Вера протоиндоевропейцев очень укорененная. Ее называли просто «вера», «вера в Бога», «наша вера», «отеческая вера». Как в «Ригведе»:

     С Верой огонь зажигается,
     С Верой возливается жертва,
     Веру на вершине счастья
     Мы выражаем (своей) речью.
     Приятным, о Вера, для дающего,
     Приятным, о Вера, для желающего дать,
     Приятным для дружелюбных жертвователей
     Сделай это сказанное мною!..
     Веру почитают боги
     (И люди,) приносящие жертвы, хранимые Ваю,
     Веру – с сердечной склонностью.
     С помощью Веры находят добро.
     Веру рано утром мы призываем,
     Веру – около полудня,
     Веру – при заходе солнца…

   Предки индоевропейцев не задавались мыслью, какая у них вера. Ведь тогда для них она была одна. Это сейчас появилось множество «вер», направленность которых надо квалифицировать. Рыбаков писал: «Греческое христианство застало в 980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую… культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами и, по всей вероятности, со своим… летописанием 912–980 годов». Как же «квалифицировать» теперь единственную, неповторимую Веру протоиндоевропейцев? Я ее называю дохристианская вера (по времени существования).
   Уничижительный собирательный термин «язычество» использовался воинствующим христианским интернационалом еще в первые века христианства, чтоб клеймить врага (то есть наших пращуров и пращуров всех других народов), чье место он планировал занять. Политтехнологии придуманы не вчера!.. Слово «язычество» можно сравнить с позднейшими политическими ярлыками: «панславизм» – вымышленный славянский шовинизм, которого в России, во всяком случае, никогда не было и нет; «раскольники» (для староверов; хотя в действительности раскольником был Никон); «царизм» (для дореволюционной России); «опиум для народа» (для самих христианских интернационалистов); «красно-коричневые»; «националисты»; «шовинисты»; «фашисты» и, наконец, «враги народа». То есть «язычники» читай «враги народа». Так называемых «язычников» обвиняли в том, «что у них религия без Бога», повсеместно называя их «безбожниками», и это при том, что только одна «Ригведа» представляет собой три тома гимнов богам и Богу. И каких гимнов!!! Редкие молитвы могут сравниться с ними в поэтической и магической силе творческого потенциала слова и информационном богатстве сведений о космическом лоне Бога, которого люди прозрели «в сердце своем».
   «Язычников» обвиняли, что они «поклоняются твари вместо творца». Но почему «вместо», а не «и»? Ведь дохристианские народы поклонялись всему сущему: и творцу, и творению его (в котором тоже Бог). Новгородский архиепископ Макарий писал Ивану Грозному в 1534 году: «Суть же скверные мольбища их: лес и камение и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и езера. И проста рещи – всей твари (всему существующему) поклоняхуся яко богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом – волы и овцы и всяк скот и птицы…» Что же здесь возмутительного, если люди любят все сущее?! Нельзя же уничтожить все?! Вырубить рощу несложно, но солнце?! Здесь, как и всегда в христианских устах, «мольбища» (слово уничижительной характеристики) дохристианские – «скверна», а христианские то, что надо. Жертвы дохристианские «бесовские» и «кровные», а христианские жертвы – какие надо. А «вся тварь» (сотворенное) как будто и не богом созданное. Постное, обуженное христианство, направленное на идеализацию мучеников и скудость жизни аскетов, не смогло не только вместить в себя, но понять, принять многообразие и «цветущую сложность» дохристианской веры, предпочитая ее отвергнуть, не вникая в особенности. За сим следовала демонизация непонятного и непонятого, мощного явления дохристианской веры.
   Разнообразие, например, календарных обрядов славян – следствие громадного ареала расселения (с климатическими особенностями, где времена года смещались, что давало многообразную вариативность обрядов); или языковых особенностей (сотни метафор языков обозначали порой одно и то же понятие). Например, в одних русских местностях совсем не знали Купалы, зато в это же время праздновали Ярилин день (Ярославская, Тверская, Казанская губернии), коловорот, а в иных местностях знали то и другое и третье. Самая большая вариативность отдельных обычаев, принадлежавших одному народу, наблюдается у русских, имеющих самый обширный ареал расселения. Но кому это интересно?! Безродный интернационал – будь он христианским (всех конфессий и сект), коммунистическим, демократическим, общечеловеческим («общечеловеческие ценности»), масонским, евразийским, «русским космизмом» и так далее – всегда испытывал патологическую ненависть к породистым людям. Ими могли быть отнюдь не только дворяне, царские династии, но и (в большей массе) крестьянские, купеческие, казачьи, воинские роды, ремесленные. Чего стоят «палех», «хохлома», «гжель», вятские кружева, оренбургские платки, творения бесчисленных каменных дел мастеров, столяров, плотников, печников!
   В книге академика О.Н. Трубачева «В поисках единства» написано: «Языческий сначала значило «народный» (ведь язык – это также и народ)». Как народный определение этого слова и у Даля. Когда в начале XIX века говорили о нашествии в Россию Наполеона «с двунадесятью языками», тогда уже имели в виду, что «язык» – метафора понятия «организованная нация».
   Каждый род имел свой язык – наречие, которое подделать нельзя. Иностранцу постичь все его мистические смыслы, многослойность-многозначность почти невозможно. Поэтому «инородное тело» пришлого человека в любом роду-племени было сразу узнаваемо даже несмышленым ребенком. Не только за самобытность ненавидел интернационал языки («язычников»). В древнем сознании соединялись понятия язык – «лингва» (сравните: «лингвистика») и «лингам» (мужской репродуктивный орган, передающий одни и те же гены, создающий семью, род, родню, народ, племя, то есть опять же – говорящих на одном языке). Плотное духовно непроницаемое ядро породы (и «лингвы» и «лингама») для безродного интернационала, перекати-поля, не имеющего корней, представляло единую национальную силу, владеющую мощным коллективным духом, объединенную общей кровью, корнями предков и ветвями потомков, имеющую, наконец, обширную благодатную землю. Этой силы христианский интернационал, боровшийся за площади паразитирования, боялся больше всего, окрестив ее «язычеством» («врагом народа»); приписав «язычеству» – совершенно неоправданно и несправедливо! – бездуховность (хотя духовность – понятие доконфессиональное, существовавшее с древнейших времен), плотскость (подменяя этим бранным, в глазах христиан, словом естество и гармонию, предполагающие и душевность, и многогранную духовность). Не плотскость, а одухотворенная божественная любовь, продолжение и нравственное воспитание рода в традициях праотцов – вот что важно было для наших предков. Для них важно было многократное повторение своего – и Божьего! – лица; сохранение своего – и Божьего! – языка.
   Омерзение и к лингве (языку), и к лингаму – символам сильного рода, имеющего не только физиологическое естество, но и мощный духовный мистический ареал; к обрядам, обычаям предков – заставляло христианский интернационал фальсифицировать дохристианские верования, сводя сведения об образе жизни наших пращуров к животному блуду, называя любовь «грехом», загоняя ее во тьму ночи, а жертвы Богу опошляя до предела, заодно пиная и созданных в своем воображении «язычников».
   НИКАКИХ «ЯЗЫЧНИКОВ» НИКОГДА НЕ БЫЛО!
   Афанасьев корректно охарактеризовал дохристианскую веру: «поэтические воззрения славян на природу» – это поэзия (в том числе и поэзия имен богов и духов, названий космических и стихийных явлений), разлитая в восприятии мира природы, которое несет славянское самосознание. Прекрасно это сформулировано у Клюева: «Природы радостный причастник». Дохристианская Вера во всем мире существовала три миллиона лет – с начала поклонения предков первобытного человека огню. Христианству (во многом вторичному) всего две тысячи лет, на Руси – одна тысяча. Но оно утверждает, что от него все и пошло, а до того было невежество, мрак, скотство. Также и большевики стояли на том, что история началась с 1917 года, а до того был невежественный царизм, повсеместная неграмотность, «мракобесие» церкви. История повторяется.
   Никто не желает замечать, что часто употребляемая формула в оправдание христианства: «нет ни эллина, ни иудея» – давно устарела и обнажает лживость предполагаемого интернационального равноправия, ибо эллина, как народа, нет уже более двух тысяч лет, а иудей жив… Где же в интернационале равенство?
   Академик О.Н. Трубачев, который очень переживал то, что с утратой отеческой Веры, пришествием, как он считал, «революционным», в мир славян разных конфессий поздних религий, произошел и разрыв славянского единства, писал: «В наше время, столь характерное острыми дефицитами, ДЕФИЦИТ ЕДИНСТВА, возможно, один из самых острых».
   Он анализировал наступление христианства на Русь: «… Прежнюю веру отцов, выраставшую как бы из земли, вечную и ниоткуда не пришедшую, «свою», сменила книжная вера, христианство, не сразу укоренившаяся даже в городах, а в села, остававшиеся дольше языческими, новая вера пришла еще позже. Но в языке постепенно обесцениваются все более или менее оценочные слова; когда масса простого народа стала официально христианской, само обозначение христианина тоже оказалось «сосланным в село», словно вслед за язычниками первых времен, потому что в своей народной форме – крестьянин — слово стало названием рядового земледельца. Случай этот довольно оригинальный, так как из всех языков народов, охваченных христианизацией, как будто только в русском обозначение христианина превратилось в обозначение землепашца, потеснив исконное славянское селянин (в украинском и белорусском крестьянин по-прежнему называется древним словом селянин). Что-то отдаленно напоминающее историю русского слова крестьянин произошло с аналогичным исходным обозначением во французском языке (cretin – «слабоумный человек, кретин, идиот», в сущности, народная форма от латинского cеristianus «христианин»)…
   У гонимого язычества путь был один – сначала на окраины Руси, потом – в уголки людских душ, в подсознание, чтобы там остаться, видимо, навсегда, как бы мы ни называли это – суеверием, пережитками или пережитками пережитков, как бы мы ни игнорировали все эти виды двоеверия. Не считаться с ним – напрасное занятие, ибо в двоеверии открывается своего рода отрицательная преемственность, то есть единство культуры. Конечно, говоря о единстве русской культуры, мы подразумеваем более высокое содержание и более фундаментальную преемственность… Мы говорим о неразрывности культуры в понимании Джона Бернала: «Древняя культура влияет на современную через посредство неразрывной цепи традиций, лишь последняя часть которой является письменной традицией». Таким образом, устремив вначале свои мысли к «тысячелетию русской культуры», мы отнюдь не хотели этим сказать, что русской культуре исполняется 1000 лет и – ни одним годом больше: это попросту невозможно. Историю русской культуры нельзя начинать с крещения Руси, как и выводить ее из Византии. Это можно делать, лишь не видя (или не желая видеть?) ее собственных корней. Отводя сразу упрек в голословности и одновременно выражаясь по необходимости кратко, я скажу о том, что понимаю под собственными корнями русской культуры: выработанную всем предшествующим славянским и индоевропейским языковым и общекультурным развитием систему достаточно высоких религиозных и этических понятий, выраженную в соответствующей исконной терминологии. Наугад взятая фраза из церковного богослужебного обряда – «створим требу господеви и богови нашему» – вся состоит из еще языческих по своему происхождению терминов, как, в общем, верно сказано у известного нашего исследователя славянского и русского язычества Б.А. Рыбакова… не на месте пустом и диком был выстроен величественный христианский храм.
   Новая вера не только искореняла и истребляла все нехристианское, она умела проявлять гибкость, искать и быстро находить, на что опереться в старом сознании, в старом языке народа. Очень мудро был не отменен, но бережно использован прежний религиозный лексикон. Я думаю, что этот опыт древней христианизации вообще заслуживает изучения как удачный сам по себе, в противоположность всякого рода начинаниям более новых времен, которые как будто старались отличиться, прежде всего, переименованиями и введением новой терминологии, что всегда только отвлекает внимание от изменений по существу. Мне, конечно, могут возразить, что новая книжная вера принесла с собой лавину новой, греческой церковной терминологии, и все же это не самые частотные слова. Составители древнерусского словаря XI–XIV вв. подсчитали, что в древнейших русских более или менее светских (не богослужебных!) текстах не менее 10 000 раз употребляется слово бог…. А слово бог было дохристианского, глубокоязыческого происхождения.
   Даже без специальных подсчетов, думаю, позволителен вывод о ядерном, базовом и наиболее частотном употреблении терминов, взятых христианством у старого, дохристианского культа: святой, вера, бог, рай, дух, душа, грех, закон и некоторых других. Отныне то, что веками и даже тысячелетиями служило старой вере (например, слово бог…), стало служить новой вере во Христа….
   Изображать, что смена религий прошла мягко и безболезненно, нет причин. Старые боги сами не уходили, их свергали, били, топили, о чем имеются исторические свидетельства. Трогательно, однако, что, при всей резкости, революционности смены язычества христианством на Руси, как и во всем славянском мире, сопровождавшейся разорением прежних святынь, идею святости и само слово святой уходящее язычество передало христианству. Прежняя вера только потом была изобличена как суеверие… древние наши предки-язычники сами себя и свою веру, разумеется, не называли язычниками, язычеством, суеверием…. Все обличительное именословие родилось в борьбе….
   Выходит, единство было и ушло вместе с единоверием – древней верой – обожествлением всех сил природы, а победившее христианство оказалось ввергнуто в изнурительную и бесконечную борьбу с двоеверием, так никогда и не закончившуюся, поскольку никому не дано до конца изжить языческих леших из наших лесов, а домовых – из наших домов.
   Но раскол прежнего единства высвечивает тонкие и вместе с тем прочные нити, которые продолжают связывать воедино всю русскую культуру.
   Так, нельзя пройти мимо того курьезного факта, что новая христианская вера, уготовавшая рай только для собственных праведников-христиан (и, наоборот, ад – для упорствующих язычников), сама переняла слово рай у язычников-нехристиан…
   После сказанного, может быть, станет яснее тот многим известный и сердцем понятный феномен большей светлости и даже веселости нашего православного христианства и русской православной христианской архитектуры в сравнении, скажем, с католичеством Западной Европы и его храмами. Причина может корениться в том (как нам это теперь подсказывает язык), что духовной культуре древних славян была чужда мрачная идея посмертного возмездия.
   Нередко даже в тех случаях, когда христианство привносило совершенно новое религиозное понятие, оно обращалось к существующему древнему лексическому и идейному фонду славян. Так, идея и образ душевного спасения и бога как душевного спасителя, очевидно, неизвестные дохристианскому… мировоззрению, получили выражение в первоначально пастушеской, скотоводческой лексике древних славян: спасти (съпасти) – это ведь, в сущности, «пасти (домашний скот)», то есть первоначально «охранять и кормить», отсюда же спаситель (съпаситель), в христианской письменности – об Иисусе Христе, также спас (съпасъ)…»
   Олег Николаевич Трубачев очень тактично характеризовал преемственность культур – дохристианской и христианской.
   Однако само христианство никакой преемственности в этом плане видеть не желает. А уж о тактичности нет и речи – только запрет и брань….
   Вплоть до конца ХVIII – начала ХIХ веков (в 1800 году открыто «Слово о полку Игореве») все дохристианские сочинения на Руси были запрещены правящим идеологическим режимом христианского интернационала. Упоминания «языческих» богов не дозволялись, если только эти боги не поносились всевозможным образом и не топтались – в который раз! – идеологическим башмаком. На славянской дохристианской вере лежал густой слой пепла, зола времен…
   За истекшее тысячелетие нас приучили считать, что предки «язычников» были отсталыми, а предки христиан передовыми, продвинутыми. Что пращуры-«язычники» были глупыми, а предки христиан умниками. Предки «язычников» – якобы «кровожадными», а предки христиан – «агнцами» на закланье, смирными, богобоязненными, мучениками. «Язычество» плохое, а христианство – свет.
   Еще в начале «просвещенного» ХIХ века научное исследование А.С. Кайсарова «Славянская и российская мифология» (1804) должно было быть написано русским человеком на немецком языке, переведено немцем на русский, и только когда получило статус «перевод с иностранного» – разрешено цензурой для печатания в типографии Московского университета (1806, 1810) небольшим тиражом. В течение почти 200 лет это был единственный в России (хотя краткий и недостаточный) словарь славянских мифов. XIX век дал миру братьев Киреевских, Афанасьева и других исследователей славянских древностей, обратившихся, наконец, к истокам народности.
   Принято думать, что о славянских дохристианских богах ничего не известно. На самом деле так считают лишь те, кому лень открыть и прочесть книги или журнальные статьи археологов, этнографов, историков, языковедов, лексикографов, ученых, занимающихся ономастикой, топонимикой, нумизматикой, расшифровкой древних надписей и текстов. А ведь эти ученые уже не первое столетие работают над разгадками славянского мировоззрения. Шеппинг в середине ХIХ века защищал народные обычаи: «…Многим покажется странным изъявление сожаления о том, что цивилизация с каждым днем более и более сглаживает суеверные осколки язычества…. Но тем не менее мы скажем прямо: да, жаль нам постепенно исчезающих празднеств, обычаев, поверий и преданий, веющих такою могучей народной фантазией и такой свежей, самобытной жизнью нашей старины… Во времена язычества религия обнимала собою все способности и дарования человеческого ума, все таинственные познания его наблюдательного изучения природы, все занятия и заботы ежедневной жизни человека. В область религии входили: мудрость и красноречие, поэтическое вдохновение и вещая сила очарования и познания будущего; ею осенялась справедливость суда, врачевание болезней, плодоносность труда, счастье и богатство семьи… Если в обрядах народных проглядывает иногда остаток языческого… в пословице или загадке отзовется древний язык жреческой мольбы, или, наконец, в песне зазвучит имя забытого божества – неужели мы беспощадно осудим наши народные песни, празднества, увеселения за то, что в них хранится какой-то темный, самому народу непонятный, отголосок давно заглохшего мифа? Нет, эти празднества и обряды не принадлежат уже более искорененному язычеству; но они отразили на себе дух нашего народа, они слились с его древней жизнью, и вот почему они еще доныне устояли против всех гонений…»
   Упорно гонимая тысячелетиями древняя вера предков продолжает жить в нашей генетической памяти. Даже в повседневной жизни нынче остались Масленица, Красная горка, Радуница, Купала, зимние Святки, Новый год.
   Чтобы восстановить самобытность нашей цивилизации, надо дойти взглядом до корня ее возраста. Восстанавливая разрушенную связь времен, выстраивая преемственность тысячелетней России не только со сталинской (многотрагической фазой развития), но и с николаевской, александровской (времен Бородина), петровской, киевской, московской Русью, – надо приблизить новое открытие собственной цивилизации и в части ее дохристианского удивительно космоцентричного религиозного мировоззрения, глубокой духовности предков. Ибо духовность – доконфессиональное универсальное состояние. Так произойдет постепенное восстановление духовной ткани Отечества.
   Отсутствие или иссякание энергии нации связано с пересохшими метафизическими ключами. Надо идти (искать) на глубину к историческим и духовным ключам, а не суетиться на дебилизированной политической поверхности, где все силы направлены на стирание нашего культурного кода, давление на него безмозглой масскультурой. Надо отдавать себе отчет, что, берясь изучать дохристианское мировоззрение, мы ступаем на территорию крайней сложности и специфически крайней сложности.
   Вы не задумывались, почему, например, легко сосуществуют вместе интернационалы: христианский, масонский, коммунистический, демократический, несмотря на то, что в ХIХ веке масонство, а в ХХ веке коммунисты боролись с христианством за площади паразитирования в идеологической и материальной сфере; последние репрессировали и уничтожали священников, разрушали храмы и монастыри? Однако принципиальных разногласий нет. Более того, в 1990-е годы по телевидению прошел сюжет о том, как бывшие замполиты кораблей и подлодок на Камчатке переходят в священники. Сосуществуют вместе в России и различные конфессии: христианство (православие, католицизм, протестантство, староверы, григорианцы, даже секты), иудаизм (он изначально живет в организмах христианства и мусульманства и поэтому кажется внешне интернациональным), мусульманство. Они представляют разновидности интернационала. Несмотря на обрядовые различия, корни названных конфессий одни – их стыдливо называют «авраамические» (от библейского праотца евреев Авраама). А вот вместе с первоисточной верой христианство существовать не может (хотя так называемого «язычества», как веры, не было и нет, есть лишь отрывочные исторические сведения о дохристианских верованиях), оно желает существовать только ВМЕСТО веры праотцов русских и славян (а также всех индоевропейских народов), которую продолжает неправомерно называть «язычеством». Здесь фронт очевиден: с одной стороны, интеррелигии, интерпартии или политические режимы, как говорится, ворон ворону глаз не выклюет… С другой стороны, хоть и уничтоженная, преданная забвению, гонимая, но национальная, родовая, родная космоцентричная самодостаточная Вера, основанная на жизненных наблюдениях, интуиции, прозрениях, провидении; длительной, древней глубокой культуре. Ее – давно разрушенную – принято поносить, гнать, громить, порочить. Причем бездумно, просто по инерции. Русский человек в душе интернацсопричастен и чуток к лучшему в мире. Надо ли механически внедрять подавление русского самосознания интернациональным прессингом? Не вызовет ли это ответной реакции?
   Есть люди, которые хотят подтянуть христианский интернационал к нацхристианству, но вряд ли этот гибрид (или химера) удачен и жизнеспособен. Христианство – вера искусственно созданная в I веке сектами христиан (не имевших отношения к Руси), импортная, чужая. К тому же вера вторичная, нивелирующая, унифицирующая культуры народов, изначально пораженная иудаизмом, или «авраамизмом» (тоже явлением поздним и вторичным), пришедшая на наши ценности – духовные, культурные, материальные – с «огнем и мечом». И как она ни окультурилась, ни выстрадалась, ни оплачена кровью и жертвами наших недавних предков, как она ни пыталась играть роль национальной декорации – всегда найдутся такие русские, которые не могут искренне полюбить чужое, в душе противятся интернационализации с «авраамическим» уклоном, а любят свое, родное. При этом я далека от мысли, чтобы отрицать или даже принижать роль христианской церкви в современном обществе: в наши непростые времена церковь хоть как-то хранит тысячелетние (не глубже) исторические традиции и хоть как-то поддерживает моральный дух в весьма проблематичном российском обществе. И хотя церковь в какой-то мере сионизирована – в ней есть немало честных порядочных русских священников, истинно духовных и верующих. Есть немало искренних, честных прихожан. К тому же в российском варианте христианского интернационала, одна из трех его частей (я говорю о внутреннем содержании историко-календарного материала) российская. Правда, эти части не равны; еврейская и греко-византийско-европейская составляющие намного большие. В каком соотношении? Сопоставьте, например, количество имен в церковном именослове: еврейских, европейских и русских (которых всего десяток-полтора) – и вы увидите соотношение. И все-таки русским есть куда пойти помолиться. И за это немногое, но важное, надо благодарить Бога.
   Однако свое, родное, по вышеназванным причинам, русские люди не знают. Даже татарин Минтимер Шаймиев заметил («Завтра», № 38, сентябрь, 2007): «Мы живем в эпоху, когда национальное самосознание народов бурно растет. И мы должны понимать проблемы роста русского самосознания, которое по ряду причин отстает от самосознания других народов. Мы должны терпимо относиться к некоторым издержкам роста русского самосознания. Умная власть должна тонко соблюдать баланс национальных энергий».
   Многие книги, в том числе авторов XIX века (я уже не говорю об авторах ХХ века, например об Асове, в каждом издании «Велесовой книги» присочиняющем новых богов, о других легковесных изданиях стиля «фэнтези») Сахарова, Максимова (которых не включаю в свой список литературы) и иных нынешних, вторящих им авторов, никакой «славянской мифологией» назвать нельзя. Будет вернее охарактеризовать их собранием христианских суеверий и народных календарных примет XIX века. В книгах Сахарова, Максимова больше «нечистой силы» христианского тысячелетия и темных накруток, нежели сведений о солнечных богах славянских народов, их мощной энергетической природе, помогавшей нашим пращурам выстоять в труднейшие эпохи. Славянская вера в новейших изданиях часто «перепутана» с христианской мифологией или вообще подменена христианскими суевериями. Один из словарей – «Славянская мифология от А до Я», выпущенный под патронажем покойного Н.И. Толстого (таковы же и «Славянские древности»), утверждает, что герой славянской мифологии Иуда. Иуде, в книге якобы по «славянской мифологии», посвящена обширная статья. На полном серьезе!.. В иных изданиях кощунственно называют (имея в виду современный негативный акцент этого слова) статуи, изваяния наших богов «идолами»; обрядовые действа «игрищами», «сборищами», а то и похлеще (вроде шабашей ведьм). «Нечистая сила», «вампиры», «ведьмы», «вурдалаки», утопленники и прочая нечисть христианского тысячелетия продолжают заполнять все новые и новые коммерческие издания под видом славянской мифологии. Хотя вампиров в славянской мифологии никогда не было. «Шабаш» слово еврейское, означает «саббот», «суббота»; евреи традиционно празднуют субботу, а все индоевропейские народы воскресенье – солнечный день; явление «шабаша» сатанинское. К славянам никакого отношения не имеет. Но кого это интересует?!
   Происходит процесс «комчванства» нового образца. Если коммунистическое чванство – забвение и оплевывание прошлого, то коммерческое чванство – сбор мусора и лжи эпох и продажа этого всего как ценного. В результате (пример!) наши дети воспринимают имя «Афанасьев» не как исследователя поэзии русской души, а как пиво; «Ладу» не как богиню, кощунства с которой плохи, а как не высшего класса автомобиль – нечто посредственное, безликое. Святыни обесцениваются. Инфляция эта проводится не по первому кругу.
   Между тем славянская отеческая вера во многом и сейчас остается для нас «белым пятном». Ибо до сих пор божество мужского семени Ярило называют богом солнца (хотя как эпитет солнца употребимо). Мало кто знает, чем Ярило отличается от Костромы. Имя бога солнца не знают. Бог солнца славян – Хорс – путается с солнечными богами вообще, например с Дажбогом. Мало кто знает, что означает слово «Коляда». Баба Яга, Бес (Бэс), Кащей, берегини «ходят» в злых ведьмах-ведьмаках или самой отъявленной нечисти. Это не так!.. Но кого это интересует?! По инерции на «язычество» «сливается» весь сатанизм, суеверия христианства, ересь сект, преступления безумцев, маньяков и негатив любого толка… Издан даже (М., 2000) фискальный справочник в трех томах: И. Куликов. «Новые религиозные организации России деструктивного оккультного и неоязыческого характера». Но кого интересует, что это «деструктивное» виртуальное сборище никакого отношения к дохристианской вере славян не имеет?! Что это скорее современное актуальное собрание врагов церкви?! Зачем же непонятую христианами дохристианскую веру приплетать ко всему негативному?! Клевета, несправедливый навет никогда не проходят даром.
   Почти ни в одном словаре русского языка вы не найдете происхождения-толкования древних слов: «Коляда», «ступа» (если не иметь в виду бытовой предмет), «кремль», «хоругвь», «хор», «харя», «храм», «календы», «календарь», «хронология», «царь», «скандал», «свара», «сваха», «свадьба», «гон» (у животных), «артикул», «артачиться», «кривичи», «скоморохи», «безалаберный», «амба», «панический страх», «манить», «обман», «вякать», «речь», «речение», «изречение», «речка», «река», «якшаться», «хлябь», «расхлябанный», «хлипкий», «охальник», «охалить», «рачительный», «несуразный», «ситный», «сито», «кутья», «гак» («с гаком»), «рать», «рота», «рита», «шамать», «шаман», «шушун», «вена», «пуга», «год», «май», «куранты», «курсор», «курган», «холм» (кельм от коло – круглый), «чертог», «навь»; «Калка», «Каяла», «Сафат-река», «Сура», «Кама», «Амур» (у нас больше известные как названия рек) и других. Многие языковеды и не догадываются, что приведенные слова – отмифологические, укоренено-русские, а иные общеиндоевропейские с санскритскими корнями.
   Это все интересные подробности, из которых славянская мифология и состоит. Но многие не знают не только подробностей, но даже наиболее важных направлений верований древних славян. Например, того, что авраамические новейшие религии и буддизм (примерно того же периода), говоря современным языком, представляют собой «биографии» и идеологию одного человека или человекобога (Христа, Магомета, Будды). А дохристианская вера индоевропейцев, в том числе и славян, как их части, космоцентрична, включает весь космос, природу и человека как часть их. И не надо забывать о равночтимых «двух путях» дохристианской веры в богов и предков. В то время как, например, христианский интернационал изначально предлагал предков «опустить», «забыть», верить только в Христа. Лишь упорному вековому сопротивлению простых людей удалось отстоять поминание в церквях умерших, поминание едой – тоже дохристианский обычай. Отсюда происходит непонимание самого существа предмета. Без знаний и глубокого религиозного чувства не постичь традиционной мудрости наших предков. Надо старых богов, а это, как правило, еще и предки наши, освободить от клеветы и наветов позднейших политических эпох. Деисториософизированный человек, человек, из которого вытравлено все историческое, в котором погашен «огонь истории», – цель современных глобалистов, ибо таким человеком легче управлять. Легче управлять потребителем и обществом потребителей (потребоман вненационален, он – антигражданин), для которых показатель устраивающей их жизни не ценности предков (сейчас говорят даже о «болезни ценностей») – этичность поведения, духовность, жертвенность, ответственность, а иерархия потребностей: легконагуливаемый жирок, дешевый алкоголь, доступные наркотики, отсутствие принуждения к труду и смысла труда, криминальная вольница и вседозволенность, приобщение к низкой, будничной, но праздничности.
   У каждого человека есть языковая и смысловая генетическая память, в которой «записаны» основные понятия самосознания предыдущих поколений. Нынче современная волновая генетика объясняет, как из поколения в поколение передаются высшие человеческие способности, записанные на молекулах наследственности ДНК. Слово – универсальный способ фиксации духовного состояния общества. В нас сокрыты и всегда находятся те слова, понятия, которые произносили наши предки в разговорах, песнях, молитвах, заклинаниях, загадках и прочем. Когда эти понятия «вспоминаются», развиваются, поддерживаются – человек живет по законам предков, находит свое предназначение на земле и передает опыт потомкам. И наоборот, если он пытается заглушить эту память неестественным образом жизни, то его наследственные способности сворачиваются, он деградирует, ухудшает наследственные программы своего народа.
   Эта опасность «живет» рядом с русским человеком давно: все последнее тысячелетие и особенно – последнее столетие. В России уже много лет внутренние и внешние интернациональные силы пытаются лишить народ основополагающих понятий, которые хранятся в памяти предков, тем самым обрекая русский народ (а с ним неизбежно и другие народы России) на вырождение и ассимиляцию. Из истории, литературы, учебников, СМИ, вообще из обращения изъяты некоторые понятия, формирующие, поддерживающие национальное самосознание. В древности это были идеи служения Богу, предкам-потомкам, традициям, природе (рациональное хозяйствование; например, в русских деревнях никогда не было свалок-мусорок, канализации, не потому, что люди были отсталые, а потому, что этого не требовалось: все отходы шли на корм животным, топку, удобрения; не было излишков товаров, а значит планирование оказывалось идеальным). В итоге поколения и поколения оказались в чужой идеологической, а частично и языковой среде, в чужом обществе. Русские люди живут в постоянном конфликте с окружающей действительностью и с самими собой: в них заложено одно, а кругом происходит совершенно другое, к которому они не могут приспособиться или не могут приспособиться без потерь.
   Не меньший стресс вызывает и то, что русские иногда не узнают себя в своих потомках. Кроме того, что детей рождается мало, – сознание этих детей растерзано чужими и чуждыми ценностями. Такой конфликт подрывает здоровье и духовные силы людей, провоцирует болезни, преждевременную смерть. Нравственный кризис в обществе обширный и затяжной. При этом чаще говорят о плохой экологии, имея в виду природную окружающую среду (что верно, но лишь частично); в первую очередь отравлена среда обитания духа; искажено или вовсе заблокировано информационное пространство. Благодатная «рука» культуры предков перестала полагаться прямо на головы потомков, передавая таким рукоположением нематериальные ценности духовных накоплений многих поколений.
   Конфликт этот по-своему переживают и люди младшего поколения. Их наследственные программы подавлены средствами массового оболванивания. Поэтому они тоже испытывают стресс, но на подсознательном уровне. Они беззащитны против фальшивок, соблазнов нынешней обстановки, легко поддаются на примитивные приманки, начинают предаваться смертельно опасным удовольствиям – моде на жестокость, наркомании, пьянству, разврату, жажде обогащения любой ценой, впадают в компьютерную, игровую зависимость. Нарушая заветы предков, молодые люди невольно попадают под проклятие, начинают уничтожать самих себя. Как следствие – на современных кладбищах все больше могил молодежи; могилами наших девушек, проданных в рабство, усеяны кладбища многих стран мира. Нельзя безнаказанно предавать веру, культуру, традиции предков. Надо постараться понять и принять наших праотцов такими, какими они были; вернее, какими бы они ни были: славными своими деяниями и прозрениями или запятнанными позором (разные люди к такому позору относят то междоусобные войны, то «кровожадность» жертвоприношений или что-либо другое, однако не более худшее, чем мы видим в современном мире). Без них не было бы нас. Надо помнить об этом и не отрекаться от праотцов. Это недостойно потомков основателей великих цивилизаций индоевропейцев. Предки неподсудны. Надо гордиться одними и стараться искупить ошибки других, при этом не теряя прочной связи с корнями. Один из многих способов достижения этого – хранить родословную (знать, хоть в какойто доступной мере, генеалогическое древо), не быть Иванами, не помнящими родства.
   Исследования этнопсихологов последних лет показали: чуждая культурная среда (например, англоязычная: ранние – раньше пятого класса – уроки английского, песни на чужом языке, компьютерные команды и так далее) угнетающе действует на все способности ребенка, даже на его физиологическое развитие. Пример можно привести из жизни русских эмигрантов первой волны (воспитанных на родине). Они и за рубежом прославили свое имя, среди них было много талантов и даже гениев, но их дети, внуки, выросшие в чуждой среде? Где они, где их таланты? Видно, что род русских эмигрантов деградирует и растворяется в чужой языковой и культурной среде. Выходит, предательство (хотя бы и не по своей вине) веры, традиций, памяти предков неизбежно делает человека глупым, болезненным, малодушным. И наоборот, следование заветам предков полезно для здоровья, ума и души, высокого интеллекта, нравственной чистоты, жизненного успеха, для потомства. Это известно тысячи лет: «чти отца и матерь твою, да благо ти будет и долголетен ти будеши на земли».
   Чаяния мои понятны: надо стереть пыль и «засиженные» вредоносными «насекомыми» – идеологами последних эпох – места в индоевропейской и славянской мифологии – слое древнейшей истории человечества. Эта история спрессовалась в сознании (и подсознании) наших пращуров, своим давлением сгустив, спрессовав и тысячелетия – время долгопротекавшее (в отличие от нынешнего летящего времени). Действия мифов удалены на труднодоступный период времени. От этого они не перестали существовать.
   Герои древних мифов удивительны – они боги, родня богов; они наказывающие; они прощающие, милосердные, помогающие. И вместе со всеми они испытывают неумолимые законы судеб, законы космоса, законы Бога-создателя. Как всю эту необъятность постичь нам с нашим нынешним усредненным сознанием? Как восстановить величие мировоззрения предков? Как изврачевать экологию духа, вернуть любовь и благодать космоса и природы человеку? Как восстановить национальное самоуважение и внутриэтническую консолидацию славян, русских?
   Надо приняться за серьезные исследования славянской цивилизации и культуры от их истоков, принеся этой идее нашу глубокую симпатию. Мы должны отказаться от мнимой свободы, не знающей границ и изъятой из всякой органичной связанности, связав ее ярчайшим смыслом существования человека в цепи поколений своего рода и народа, снимающего собой всю необъятность Вселенной. В религиозном отношении сейчас мы остаемся во многом слугами чужих идеалов. Глубочайший родник нашей сущности настолько замутился, что все размышления, даже в независимых умах, почти никогда не достигают истинной ясности, доверенности и творческой силы национальной глубины. Сложность в это добавляет непростая абстрактная, космоцентричная древняя религия славян.
   Множество древних книг, записей, надписей индоевропейских народов не переведены на русский язык или переведены через посредства других языков (как, например, «Упанишады»), или переведены не славянами, людьми с другим сознанием, иногда враждебным, иногда безразличным, холодным. Надо собрать древние знания по векам и народам, перевести это богатство на русский. Недостающие утраченные фрагменты славянской веры можно и нужно реконструировать. Мы восстанавливаем по фрагментам костей облик динозавров, живших 170 миллионов лет назад, можем восстановить и прошлый славянский мир.
   Предки оставили нам все: и древнейший на земле язык, и веру, и культуру, основы нравственного сознания (совесть).
   Надо только всмотреться в начертания, вслушаться в звуки коренных, родных слов, в смысл дошедших до нас речений. При внимательном рассмотрении археологических находок, трудов наших поэтов, ученых, искусствоведов мы все увидим, услышим, поймем, испытав чувство поражающей новизны. Все откроется, как цветок папоротника в купальскую ночь. «Золотой век» угадывается нами не в прошлом, он отчетливо виден в будущем, при условии немалого труда по возрождению нового человека, который способен будет решать проблемы, выдвигаемые перед ним грядущей историей. Ценности прародины и древних предков должны стать для нас абсолютным центром отсчета, а все синтетические чужеродные эрзацы уйти в небытие.
   Александра Баженова

Список основных сокращений, принятых в словаре

   авест. – авестийский
   акад. – академик
   АН – Академия наук
   аккад. – аккадский
   англ. – английский
   араб. – арабский
   Арханг. – Архангельская область
   Афан. – Афанасьев А.Н.
   балк. – балканский
   балт. – балтийский, балты
   бас. – бассейн
   Белор. – Белоруссия
   блр. – белорусский, белорусы
   бескид. – бескидский
   болг. – болгарский, болгары
   б. ч. – большая часть, большей частью
   босн. – боснийцы, боснийский
   букв. – буквально
   вар. – вариант
   вед. – ведийский
   в., вв. – век, века
   верх. – верхний
   в. – луж. – верхнелужицкий
   в. – полесск. – верхнеполесский
   визант., Визант. – византийский, Византия
   в кр. – в крещении
   возв. – возвышенный, возвышенность
   В. – восток
   вост. – восточный
   втор. – вторая, второй
   вып. – выпуск
   выс. – высота
   вят. – вятский, – кие
   га – гектар
   Герм. – Германия
   герм. – германский
   г. – год
   гг. – годы
   гл. – глава, главный
   гор. – город, города
   гос-во – государство
   грек. – греки
   греч. – греческий
   гр. – группа
   губ. – губерния
   дл. – длина
   дом. – домашний
   драг. – драгоценный
   др. – греч. – древнегреческий
   др. – инд. – древнеиндийский
   др. – перс. – древнеперсидский
   др. – прусск. – древнепрусский
   др. – русск. – древнерусский
   древ. – древний, древнейший, древность
   Др. мир – Древний мир
   Др. Греция – Древняя Греция
   Др. Русь – Древняя Русь
   др. – другой, другие
   евр. – еврейский
   европ. – европейский
   егип. – египетский, египтяне
   ед. – единица
   ед.ч. – единственное число
   еп. – епископ
   ж. – журнал
   зал. – залив
   зап. – западный
   изд. – издательство
   инд. – индийский
   и.-е. – индоевропейский
   ир. – иранский, иранцы
   ист. – история, исторический
   ит. – итальянский, итальянцы
   кв. – квадратный
   кг – килограмм
   км – километр
   кн. – князь, княгиня, княжеский, княжество
   ковен. – ковенский
   кол-во – количество
   кон. – конец
   коп. – копеек
   куб. – кубический
   лат. – латинский
   лтш. – латышский
   л. – лет
   лет. – летопись
   лит. – литовский, литовцы
   л. – лицо (1-е лицо и т. д.)
   мес. – месяц
   м – метр
   мІ – метр квадратный
   мг – миллиграмм
   млрд. – миллиард
   млн. – миллион, миллионов, миллионы
   мл. – младший
   мифич. – мифический
   мифол. – мифология, мифологический
   мн. – много, многие, множество
   мн.ч. – множественное число
   м. б. – может быть
   м. – море
   мт. – митрополит
   назв. – название
   нач. – начало
   н. э. – наша эра
   нем. – немецкий, немцы
   н. – луж. – нижнелужицкий
   ниж. – нижний
   обл. – область
   обр. – образовано, образовалось
   оз. – озеро
   ок. – около
   окр. – окрестность
   опред. – определенный
   осн. – основной
   о., о-ва – остров, острова
   отд. – отдельный
   отн. – относится, относящийся, отношения
   перв. – первый
   перен. – в переносном смысле, перенесенный
   перс. – персидский
   пл. – площадь
   полаб. – полабский
   полесск. – полесский
   пол. – половина
   п-ов – полуостров
   польск. – польский
   пос. – поселок
   проч. – прочий
   прусск. – прусский
   разл. – различные
   р-н – район
   р., рр. – река, реки
   рим. – римский (-кие, – кая, – кое), римляне
   род. п. – родительный падеж
   рукоп. – рукопись, рукописи
   русск. – русский, русские
   санскр. – санскрит, санскритский
   см – сантиметр
   сб. – сборник
   С. – север
   сев. – северный
   С.-З. – северо-запад
   С.-В. – северо-восток
   с. – село
   серб. – сербы, сербский
   сербохорв. – сербохорватский
   сер. – середина
   сканд. – скандинавский
   слав. – славянский, славяне
   слвц. – словацкий
   словен. – словенский
   см. – смотри
   совр. – современный
   сост. – составитель
   соч. – сочинение, сочинения
   ср. – сравни
   ср. – век. – средневековый
   среднеперс. – среднеперсидский
   средн. – средний
   Срезн. – Срезневский
   ст. – слав. – старославянский
   ст.ст. – старый стиль
   ст. – статья
   с.-х. – сельскохозяйственный
   т. д. – так далее
   т. о. – таким образом
   т. к. – так как
   т. н. – так называемый
   терр. – территория
   т. е. – то есть
   т., тт. – том, тома
   т. п. – тому подобный
   т – тонн
   тыс. – тысяча, тысячелетие
   у. – уезд
   ук. – указанный, указание, указывает, указано
   Укр. – Украина
   укр. – украинский
   ул. – улица
   уп. – упоминается, упоминание
   франц. – французский
   хет. – хеттский
   хорв. – хорватский
   христ. – христианин, христианство, христианский
   хр. – хроника
   центр. – центральный (-ная, – ное)
   ч. – часть, частично
   четв. – четверть
   чех. – чехи
   чеш. – чешский
   шир. – ширина
   энц. – энциклопедия
   Ю. – юг
   Ю.-В. – юго-восток
   Ю.-З. – юго-запад
   юж. – южный, южнее
   юж. – слав. – южнославянский
   яз. – язык

Реконструкция славянской мифологии по индоевропейским источникам

Словарь

А

   АВЕСТА – одна из древнейших книг и.-е. (а конкретно – ир. ариев, чья прародина, вместе с индо-славами, была вначале в Приполярье, с наступлением ледников перекочевала на материковые евразийские просторы. Там, широко расселившись и прожив несколько тыс. лет, потомки ариев создали Персидское, а затем Иранское государства). А. написана на терр. России и этим особенно ценна для нас; интересна не столько религиозным учением Зороостра (среди русск. и слав. оно не популярно и почти не известно), сколько находящимися в ней сведениями об общей прародине и.е.; пути их от Сев. Ледовитого океана до истоков Волги и евразийской степной полосы; о мировоззрении родственников наших пращуров; о системе их ценностей. Хотя гл. священные книги индо-славов – веды, их знание для нас особенно ценно, но и с А. необходимо познакомиться, тем более что она поражает богатством яз. и возвышенностью мыслей.
   Слово «авеста» значит «первая весть (Бога)», «первовесть»; есть и др. варианты перевода: «первичное знание»; «белая весть»; «идущий впереди (на острие зари)»; «ведущий к солнцу, к свету, к дню». Изначально А. – собрание священных книг арийца по происхождению Зороостра (острый взором; ясно видящий; видящий далекое; видящий глубокое; видящий невидимое для др.) или (в ир. транскрипции) Заратустры, жившего в кон. VII – нач. VI вв. до н. э. в г. Гдани или Гедани Бактрийской, а родившегося или на Юж. Волге (мнения исследователей расходятся), или на Юж. Урале, недалеко от того места, где обнаружен древ. г. Аркаим. Вместе с Зороостром и его продолжателями книга составлялась в теч. VII в. до н. э. – IV в. н. э. Сохранилась лишь небольшая ч. А. Ее большая ч. (записанная на бычьих шкурах) погибла во время македонского и арабского завоеваний Ближнего Вост. Яз. А. собрал несколько древ. языковых пластов. На более древ. записаны гимны – гаты (автором их считается Зороостр). Согласно преданию, до гибели А. состояла из 21 ч. («наск»), 7 из которых излагали происхождение мира, историю человеческого рода (белого человека; др. А. не знала); 7 – перечисляли предписания морали, гражданские законы, религиозные обязанности; 7 – представляли собой трактаты по медицине, астрономии. При Аршакидах (250 до н. э. – 224 н. э.) А. начали восстанавливать, собранные отрывки объединять, дополнять новым материалом; процесс собирания, реконструкции был завершен при Сасанидах (III–IV вв.). В результате вторичная полная А. составилась из 3 книг на авест. яз. и 1 книги на пехлевийском яз.; книга «Яшт» иногда шла отдельно, а порой включалась в «Младшую А.».
   Первая книга А. (второй редакции) «Вендидад» (закон против дэвов) состоит из 22 гл. («фаргардов», или «фрагардов»). Первые две гл. содержат мифол. материал, не имеющий общего с содержанием «Вендидада». Они представляют остатки древ. эпической и космогонической поэзии. Первая гл. – по существу маленькая географическая поэма, повествующая о 16 странах арийцев под общим названием «Ариан Вайджа» – Арийский простор, – по которым странствовали и где жили протоиндоевропейцы, в т. ч. и ир. арьи. Вторая гл. – миф об Ийме – основателе цивилизации (вариант ир. арьев; у инд. арьев это Яма). Дальше – кодекс моральных, гражданских, религиозных предписаний. В основании «Вендидад» – свод законов очищения. 13 и 14 гл. о собаке – священном животном ир.; есть гл., посвященная петуху. Три гл. (мифол. характера и о происхождении медицины) включены в кон. книги.
   Вторая книга А. – «Висперед» (познание всего; «виспе» – все) делится на ч. («карде»), их 25 (по др. интерпретациям – 23, 24, 26). В них описываются владыки различных обл. бытия; качества женщины; характеристика справедливого человека; молитва к Богу, который знает будущее; к первой чистой мысли; к уму, который всеведущ; к земле; к солнцу.
   Третья книга А. – «Ясна» (моление). Важнейшими в ней являются «гаты» Зороостра. «Ясна» состоит из 72 гл., в т. ч. 17 гат. Здесь гл. литургические обращения к богам: молитва властелину природы и творцу всей чистой природы; богу, который повелевает мыслить, говорить и делать благое; похвала слову, существовавшему раньше всего бытия; призыв быть твердым в добре; молитвы духам предков; огню; воде; о моральных обязательствах; о загробной жизни, восхваление души быка; «вопль души коров»; призыв к морю Ворукашта, всем водам, источникам и т. д. Название молитвы «Символ веры» позднее взято христ., молитва с этим названием (но содержание ее др.) стала гл. при крестильном обряде. Взяли христ. отсюда мысль: вначале было слово. Потому что в РВ, созданной раньше А., – вначале была мысль, воплощенная силой жара, а слово появилось вместе с теми, кто умел говорить, – с людьми. Из сюжетов А. о загробной жизни христ. взято представление об аде. В РВ и в древ. вере индо-славов смерти нет, есть преображение.
   Четвертая книга А. – «Яшт» (почитания). Некоторые «яшты» древнее «гат». 22 хвалебных гимна, посвященных различным божествам, содержат особенно много мифол. элементов. Здесь же судьба души после смерти. «Яшт» иногда включается в «Младшую А.».
   Пятая книга – «Младшая А.» – заключает в себе религиозное учение, молитвы, установления культа, а также философию и науку – космогонию, астрономию, медицину, историю, мораль и право. Кроме молитв, здесь гимны, благословения, тридцатидневники – длинные реестры всех почитаемых богов и духов для 30 дней солнечного месяца; жреческие кодексы; собрания цитат авестийской и пехлевийской литературы. Поздние толкования А. («зенда») написаны на среднеперсидском (пехлевийском) яз.
   Ч. А. (более древ.) сохранилась в устной передаче, впервые записана на арамейском алфавите, затем для нее изобретен специальный алфавит (I в. н. э.). Тщательного изучения А. в России, особенно в сравнении с культурами, мифологией и яз. др. и.-е. народов, не производилось.
   АВОСЬ И НЕБОСЬ – духи судьбы. Русск. надеются на А. и Н. в самых разнообразных, как роковых, судьбоносных, так и мелких бытовых случаях. Мн. поговорок, пословиц отразили необыкновенную надежду на эти загадочные понятия, чаяния к ним: «Авось живы будем», «Авось не помрем», «Авось одолеем (преодолеем)», «Авось сделаем (что-либо)», «Надейся на авось», «Надейся на русское авось», «Вывезет и авоська, да не знаю куда», «Надейся на авось, вывезет, небось», «Небось, успеем», «Небось, увидим (-ся)», «Небось, узнаем», «Небось, поймем», «Небось, полюбим», «Небось, выживем», «Авось – вся надежда наша», «Вся надежда на авось», «Авось Бог поможет!», «Русак на авось и возрос», «Авось – не Бог, а с полбога есть» и т. д., ряд можно продолжить. Многие – увы! – не знают, на что они надеются, на чью помощь, продолжая при этом интуитивно из поколения в поколение, из тысячелетия в тысячелетие уповать на А. и Н. Остается только удивляться, сколь притягательны и мощны эти древ. понятия! Видно помогают людям, иначе не было бы столько о них пословиц.
   Первая ч. слова «авось» («ав») близка к санскр. «аватара». «Ав» – святость. Кроме этого, означает способствовать, насыщать, защищать, желать, любить, питать благосклонность. «Тара» – звезда, земля в смысле твердого тела – тверди, терр. Лат. «терра» – земля. Плюс «ось» земная, как опора, стержень бытия. Ось незримая – точка (канал, путь) нисхождения Божественной энергии через каждого из нас. Н. – неба ось (небесная ось) – нисхождение небесной благодати на землю и на каждого из нас.
   Нравственная чистота, подвижнический труд, доброделание притягивают божественную энергию. Говорят: «Кто авосьничает, тот и постничает». Не только свой духовный канал (ось, ось небесную) человек должен содержать в порядке, но и тело – земной аккумулятор, сам приемник. В народе есть поговорки, намекающие на это: «Авось с небосем водились, да в яму свалились» (т. е. земная ч. канала – оси – не соответствовала небесной, оказалась просто ямой, дырой, чем-то худым), «Держалась авоська за небоську, да оба упали», «Тянули авоська с небоськой, да жилы надорвали» – это примерно о том же. В поговорке «Наше авось не с дуба сорвалось» подчеркивается неземное происхождение энергии или духовной помощи, дающейся человеку в моменты трудных испытаний, и ее древ. (старше долгоживущего дуба), вечность. В формулах: «С авоськи ни письма, ни записки», «Авосевы города не горожены» – намек на качество божественной энергии или благодати, ее невидимость, тонкую структуру, а также непредсказуемость ее поведения. В поговорке «Авоська веревку вьет, небоська – петлю» имеется в виду: только на одни А. и Н. будешь надеяться, тоже ничего путного не выйдет. Видимо, А. и Н. не так уж будничны, повсеместны: помогают человеку лишь в неожиданно критических ситуациях и не каждому. Выражение «Держись за авось, пока не сорвалось» призывает держать удачу в своих руках, умело распоряжаясь небесными дарами, дающимися человеку в виде энергетической подпитки, духовной благодати, догадки, провидения, творческого импульса. «Пока авось не сорвалось» – удача, здоровые силы человека не покидают. В «Авесте» есть воплощение удачи Аша, Аша Вахишта, моральный закон мироздания, овеществленный в свете и огне (субстанции вполне космические). Безусловно, А. и Н. в русск. сознании ассоциируются с судьбой, долей, участью, удачей. А. и Н. встречаются в русск. сказках в связи со счастливым случаем, везением. Да помогут нам авось и небось!
   АВСЕНЬ [АВСЕНЬКА, АУСЕНЬ, АУШАУТС, АУШРА, БАУСЕНЬ (БАУЦЕН зап. слав.), ГОВСЕНЬ, ЗАРЯ, ЗАРЯЗАРЕНИЦА, ЗАРЯ УТРЕННЯЯ, ЗАРЯ ВЕЧЕРНЯЯ, ЗИРКА, ЗОРЬКА, ЗОРЯ, КОБЫЛА, КОБЫЛКА, КОНИ, МАТУТА, МАТЬ, ОБВЕСЕНЬ, ОВСЕЙ, ОВСЕНЬ, ОУСИНЬ, ОУТРИЙ, ПРОСИНЕЦ, ПРОСИНЬ, РОЖЕНИЦА, РОЖЕНИЦЫ, ТААОСИН, ТАУСЕНЬ, ТУСЕНЬ, УСЕНИЦА, УСЕНЬ, УСЕНЬШ, УСИНЬШ, УТРИЯ, УТРИЙ, ОУТРИЙ, ЮСИНЬ] – имя Богини света, новогодней (утра г.) и утренней (утра дня) зари у всех слав. народов, слившееся с именем ее сыновей-близнецов, утренней и вечерней зари (г. и дня) – всадников или коней – в РВ и всей вед. литературе Ушас (санскр. usе – гореть, светить, блистать) и Ашвинов («обладающие конями» или «рожденные от коня»; санскр. açvâs – конь; açvâ – кобылица). В А. воплощена идея света (его начала как импульса для творения) и движения, идея плодородия (и его начала – оплодотворения). Совпадение-слияние утра г. и утра дня не случайно. Пращуры и.-е. жили до наступления ледникового периода в Приполярье, где утро г. совпадало с утром единственного в г. дня. В троице богов: Ушас и Ашвины в мифол. форме хранятся воспоминания о древ. ист. протоиндоевропейцев. В книге «Законы Ману» (М., 1960) находим: «Солнце отделяет день и ночь – человеческие и божественные… У Богов день и ночь – (человеческий) г., опять разделенный надвое: день период движения солнца к сев., ночь – период движения к югу» (гл. 1). Это могло означать только полярную ночь и полярный день. В ряде вед. гимнов воспевается период «мерцающего полумрака», называемого зарей, которая бывает дважды в г. и длится примерно 50–60 дней. Эти периоды именуются в ведах рассветом и закатом дня богов. Т. о., тьма рассеивалась в течение 50–60 зорь, проступавших все отчетливей. В апокрифе «Хождение Богородицы по мукам» на утреннее время, рассвет ук. еще одно русск. имя троицы Ушас-Ашвины – Утрия: «те, которые почитали Утрия, Трояна, Хорса, Велеса, превратив… в богов». По др. списку: «вероваша, юже ны бе тварь Бог… створил… члвечь окамента Оутрия, Трояна, Хорса, Велеса, на Богы обратиня». Ушас часто воспевается в ведах во мн.ч.: «Из этих прежних сестер в течение (многих) дней она идет последней вслед за прежней», или «Вот появилась она, самая первая из многих,… красуясь незапятнанным телом… Сестра уступила место старшей сестре… пламенея лучами Сурьи» (солнца). Ушас побеждала тьму и ежедневно рождала солнце, подобно тому, как птица рождает яйцо. Поэтому иногда по ее бокам так называемые «коньки». Например, на русск. вышивках, кружевах. Или – резьбе по дереву, железу, кости, камню. «Коньки» на крышах домов, носах лодей, ручках ковшей, братин, воротах, калитках, расписных нарядных или ритуальных повозках, ладьях и т. д. Это были сыновья Ушас – кони или всадники. Иногда их символизировали олени, птицы. Или Ушас держала птиц руками, или сама оказывалась похожей на птицу; или – в христ. времена – Ушас и Ашвины зашифровывались в символы – ветвистые растения, цветы. Потому что у Ушас было мн. сестер – зорь, в русск. преданиях и во всяких «поучениях против язычества» слово «роженица» (одно из гл. определений-метафор богини Ушас) употреблялось во мн. ч. – «роженицы». Больше всего христ. идеологи негодовали против «Рода и рожениц».

   Традиционное символическое изображение роженицы Ушас. По книге «Мифы древних славян»

   Роженицами (суденицами) называли богинь судьбы, сопровождавших человека от рождения до смерти. В «Слове об идолах» (XII в.) христ. автор отмечал: «Мнози бо от крестьян трапезы ставят идолом и наполняют черпала… Се первый – Рожаница»; в др. списке: «…и ныня по украинам их молятся проклятому богу их Перуну, Хорсу и Мокоши и вилам, но творят акы оттай… Не могут ся лишити… даже и доселе – проклятого того ставления вторыя трапезы Роду и рожаницам…». В XII в. в вопросах Кирика читаем: «аже се Роду и Рожанице крають (кроить – резать. – А.Б.) хлебы и сиры и мед? Броняще вельми (епископ)… молвить: горе пьющим Рожанице!» Упрек содержится в «Слове Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам» (XII–XIII вв.): т. е. христ. в XII–XIII вв., поставляя первую трапезу (миску с едой) Христу или богородице, вторую тут же ставили Роду и роженицам. Еще в XIV в. о священниках-двоеверах писали: «Череву работни (чревоугодливые) попове уставиша трепарь прикладати рождества богородицы к рожаничьне трапезе, отклады деючи…». Даже священники в средневековье (будучи русск.) чтили Рода и рожениц (делали «отклады» еды для второй трапезы от трапезы первой – богородичной) и «смешивали» (приравнивали к нему) это почитание с богородичным.
   Др. церковный автор возмущался: «…смешаемь с идольскою трапезою трисвятыя богородици с рожаницами в прогневанье богу». Люди тогда искренне верили: Богородица и Роженица – одно и то же. «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и всяким богам…» В списке XIV в. «Слова об идолах» Григория Богослова находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В «Слове и поучении против язычества» (XIV в.) русск. обвиняли: «Паче бо согрешенья… ставленье трапезы рожаницамъ… требы, кладомыя виламъ». В многочисленных списках сб. «Златоустов» пересказывается перевод мысли LXV гл. Исайи с осуждением почитания рожениц: «…вы ж взалчете, и той сыти есте трапезу, еже готовасте рожаницам…» Христ. ненавидели жизнеутверждающий смысл идеи Рода и рожениц, которые были наиболее омерзительны для их сознания, презирающего, снижающего до самых темных бездн падения всякую плоть как изначально грязную, грешную. Хотя Род и роженицы отнюдь не только воплощение плоти, они и воплощение некоей нематериальной силы, энергии жизни. В слове христолюбца зловозмущение это также отчетливо прорывается: «молятся… Мокоши и Симу и Рглу и Перуну и Роду и Рожанице… иже ставят лише кутьяины трапезы законного обеда, иже нарицаеться беззаконная трапеза, мнимая Роду и рожаницам». По др. списку христолюбцева слова: «То суть идолослужители, иже ставять трапезу рожаницям, короваи молять, вилам и огневи под овином… не тако же простотою зле служим, но смешаем с идольскою трапезой тропарь святыя богородиця с рожаницями в прогневание Богу». Получается, что трапеза Роду и роженицам «беззаконная», незаконная, а христ. богам, или, вернее, святым, – законная. В «Слове о твари» XII–XIII вв. считается, что «всего горе – ставленье трапезы рожаницам». В рукописи Волоколамского монастыря (сб. Леонида, епископа рязанского) сказано (по Афан. 3, 207): «аще ли кто крестит вторую трапезу родству (Роду) и рожаницам тропарем св. богородицы, а кто яст и пиет, да будет проклят». Христ. объявили отеческую многотысячелетнюю веру праотцов русск. вне закона. Но люди «смешивали»-соединяли почитание Рода и рожениц с почитанием богородицы (а что им оставалось делать при железном давлении христ. интернационала?!). Ставили тем и др. кутью, сыр, мед, соль, «кроили»-резали намоленные караваи хлеба. Сами вкушали той трапезы, чтоб причаститься к делам Рода и рожениц, их мощному духу.
   Афан. анализировал (3, 166, 208): «…наравне с другими богами Роду и роженицам воссылались молитвы, приносились жертвы, учреждались законные (обрядовые) трапезы. Пиршества, на которых присутствующие вкушали, пили от жертвенных приношений, возглашали песни в честь Рода и рожениц, молили их быть благосклонными к новорожденному младенцу, взять его под свой покров, наделить счастьем. Так после принятия христианства древняя богиня… сменилась… Пречистою Девою, то роженичные трапезы стали сопровождаться славословием богородицы… В сборнике прошлого столетия в числе суеверий упомянуто: «с ребят первые волосы стригут и бабы каши варят на собрание рожаницам». Богородицу представляли «человекородицей» (христ. выражение из постановления Лаодикийского собора), что возмущало христ.: «По святем крещении… попове оуставиша тропарь прикладати рождества богородици к рожаничьне трапезе». Рожениц, с одной стороны, считали рождающими солнце, небесными богинями-сестрами, с др. – богинями судьбы, доли, суденицами (суженицами). В русск. средневековых астрономических текстах Роженицы – семь планет, влияющих на судьбы людей. Афан. продолжал: «Собственно о роженицах мы не встречаем свидетельств, чтобы они пряли жизненную нить; думаем, однако, что и с ними в старину соединялось подобное же представление и только позабыто в течение последующих веков»; «в отдаленной древности обряд постригов имел религиозное значение, ребенка постригали его роженице, отдавая под покров его гения хранителя или счастливой доброй Доли…».
   Что характерно, в Др. Руси малоупотребительно слово «женщина» (хотя в слове «жена» оно сокрыто, но это уже др., как и слово «бабы» в смысле женщины). В полной мере, во всяком случае в мифопоэтических представлениях русск. и слав., распространилось определение роженицы. Это связано с пониманием мироощущения самой женщины, которое всегда считалось тайной тайн. Жизнь женщины и жизнь мужчины далеко не одно и то же. Мужчина (кроме возрастных изменений) никогда не меняется, с момента рождения до смерти. Его тело остается неизменным. Женщина после первой близости с мужчиной становится др. Ее близость с мужчиной, когда она зачинает, раскалывает ее надвое. Появляется нечто, что не покидает ее сознание всю жизнь. Это останется, даже если ее ребенок умрет, даже если умрут все ее дети. Ибо останется осознание времени, когда она носила под сердцем дитя. Это чувство никогда не покидает ее душу.
   Женщина уважает себя, осознавая ответственность за двоих. Она всегда остается порядочной. Перед каждой близостью она девственница, после каждой близости она мать. Поэтому в мифол. есть уважаемые богини Девы, есть уважаемые богини Матери – и в какой-то степени это одно и то же – у древ. слав. воплощенное в собирательное понятие «роженицы». Безымянным роженицам нет числа, им делали маленькие памятники, воплощенные в крошечных фигурках из дерева, глины, камня, которые втыкались в засеянные поля или хранились в домах, хлевах, конюшнях и проч. Рыбаков писал (Слав. 466): «Во всех поучениях против язычества все славянские божества… упоминаются обычно общим перечнем, но Род и роженицы выделяются особо; к трапезам в честь этих божеств авторы поучений возвращаются повторно, что выдвигает… (их) на видное место… Вплоть до XVIII в. переписывались статьи с перечнем запрещенных… обрядов и обычаев, среди которых есть и такой: «… каши варят на собрание рожаницам». Здесь прямо говорится о публичном, общественном культе рожениц, осуществлявшемся на «собраниях». Такие собрания были после рождества богородицы (8 сентября) 9 сентября. Для всех вост. слав. областей это праздник урожая – завершения гл. цикла земледельческих работ: роженицы уже все в этом г. нарожали. Рыбаков писал (Слав. 469): «Вплоть до наших дней православная церковь на праздник рождества богородицы производит «благословение хлебов». Языческая сущность праздника урожая вошла в конце концов в церковную практику, несмотря на долгие протесты средневековых ригористов. И точно так же, как делали попы XII–XIV вв., прилагая к роженичной трапезе тропарь рождества богородицы, так и теперь полагается «на благословении хлебов – тропарь праздника трижды».
   Ушас (гл. роженица) покровительствовала путникам и певцам, приносила богатство, счастье. Эта богиня и в последующие времена никуда не исчезла, просто в одних регионах слав. и русск. мира она слилась в некую троицу с всадниками-сыновьями и стала называться общим с ними именем – Авсень, Аусень, Баусень, Говсень, Овсень, Просинец, Таусень, Усеница, Усень, Усеньш и проч.; в др. регионах называлась Заря, Заря утренняя (Утрия, Оутрия), Зори; в третьих – Дева, Мать, Матута, Роженица, роженицы; в четвертых – она частично слилась с функциями богини судьбы Макошь (Мать Судьбы) и др. богинями судьбы (их мн., см.). Даже с наступлением христ. яркий образ солнечной богини в алых одеждах не исчез из памяти наших предков. В новгородской Хлудовской псалтири кон. ХIII в. есть миниатюра: огнеподобная дева несет в руках солнце (не могли же христ. изобразить деву, рожающую солнце!), имя ее, как гласит надпись, «Зоря утренняя».
   В РВ Ушас посвящено 20 гимнов и уп. еще более чем в 300. Ни в одном произведении мировой поэзии нет таких восторженных красочных описаний Зари, как в РВ. Ее называют сияющей, блестящей, яркой, золотистой, одетой в свет. После ужасной, длинной полярной ночи, вызывающей страх, тяжесть на душе, отчаянье поверженных во мрак людей, Ушас-Роженица-Заря казалась особенно желанной. С «ярким знаменем» она выезжала перед восходом Солнца на ослепительной колеснице, запряженной алыми конями или быками, отворяла небесные врата, наполняла поднебесный мир «широким светом», освещала дороги, приготавливала, осматривала их, прокладывала путь людям. Она освещала пастбища, сокровища. Пробуждала всех. Приносила жизнь, славу, убежище, защиту, богатства, дары, коров, коней, детей, в частности, сыновей, героев: «Ушас да пошлет нам обильную героями ваджу (санскр. семя в семеннике мужчины)!» – так обращались к богине древ. индоарии. Ушас покровительствовала певцам, даровала мастерство. Готовя путь солнцу, она как бы производила его на свет (рожала). Сама Ушас, дочь Неба, жила в твердыне на горе. Мчась на колеснице, отмечала дни смертных. Она же воскресительница уснувших на зимнее время (как бы умерших на этот период), спасающая людей от дурных сновидений.
   В РВ к ней обращаются: «К Трите, к Двите увези, о, Ушас, дурной сон»; «О, Ушас, какого дурного сна мы боялись, пусть он погаснет». Люди просили Ушас «стереть» дурной сон лучом утреннего света, «погасить» его, как ночь или луну. Сон приравнивали к мраку, тьме; будучи тьмой, он противопоставлялся свету. Свет рождала Ушас, борющаяся с демонами ночи, зла, кошмаров, видений, дурных снов, сомнений, смерти. Ушас ведала сферами подсознательного и бессознательного, календарем и сторонами света. Об этом в РВ сказано так: «Части света родились, выйдя из Роженицы», причем слово «Роженица» ст. – слав. и др. – русск., появилось вследствие перевода, санскр. эквивалент его буквально такой: «из той, у кого ноги вытянуты, как при человеческих родах». Ушас покровительствовала роженицам. Прямостоящая, она ассоциировалась также с Древом Жизни и Осью Земли. Ее отличительной чертой было прямостояние. Те, кто почитали Ушас (не сжигали умерших), хоронили покойников прямыми (так, как сейчас хороним. Так хороним в ее честь). Протоиндоевропейцы ставили ей жертвенные могильные столбы, символизировавшие Ось или Мировое Древо, а позже – стелы и кресты, к ним приходили поминать богов и предков, совершали жертвоприношения молитвами, подаянием еды и трапезами. Из гимнов РВ узнаем: Ушас утром на востоке отворяла врата небес. Одетая в платье из света, она высоко поднимала пламенное знамя и, как заботливая мать, гнала перед собой стадо облаков – коров небесных. Один из эпитетов этой богини – «владычица стад». Прикрывая розовую грудь воздушным хитоном, она привлекала взоры смертных, пробуждала их ото сна ночного (или зимнего), звала к повседневным и творческим делам.
   Богиня протоиндоевропейцев Ушас была известна в Египте как Учат (Уджат, Уто), там она – Око Ра или Око Хора (богов солнца), символ могущества, власти над миром, покровительствовала Нижнему Египту. У шумер ей соответствовала Уту, у греков – Эос, у римлян – Аврора, у лит. – Аушра, у древ. пруссов – Аушаутс, в Индии времени Мохенджо Даро – Великая мать, у русск. – Заря, Роженица, а вместе с сыновьями – Авсень, Овсень, Усень и т. д. В VI в. до н. э. у этрусков была богиня Мать с функциями богини земли. Тит Ливий, историк Рима, сообщал, что Сервий Туллий (578–534/533 гг. до н. э.) основал храмы Матери-Матуты (Matutae, богини раннего утра, богини, помогавшей роженицам) и Фортуны (Кош, Судьба, Удача) на Бычьем рынке в Риме, об этом же пишет и Овидий. Античный г. Сатрик находился в 50 км к югу от Рима, на пути из Этрурии в Кампанию, и процветал во время этрусской экспансии в юж. направлении. Одна из достопримечательностей этого гор. – храм Матери-Матуты, который соорудили ок. 550 г. до н. э., он был разрушен примерно в 530; второй построили ок. 500 г. до н. э. Как показали раскопки 1896 г., в основании стены ю.-в. угла храма имелась надпись 506–503 гг. до н. э.: «Здесь в храме земли совершили приношение соратники Публия Валерия». Т. о., можно заключить, что слово «Мать» и.-е. употребляли и при обозначении Матери-Роженицы солнца (Ушас, Зари), и при обозначении Матери-земли, рождающей растения. В том и др. случае богини были связаны с плодородием.
   Сыновья Ушас (в др. мифол. версиях ее братья) – близнецы Ашвины родились от бога, превратившегося на время зачатия в коня. Поэтому Ашвины – всадники, кони или – в и.-е. традиции – кентавры. У русск. полканы – полукони. В РВ им посвящено 54 гимна целиком, больше даже, чем Ушас, они уп. в сотнях др. гимнов. Разбуженные Ушас, небесные боги предрассветных и вечерних сумерек неслись из райских стран, раздавая щедрые дары плодородия. Распределяя их между смертными согласно судьбе каждого. Неслись они на золотой колеснице («трехколесной», «трехместной», «широкой» – т. к. их с матерью трое), запряженной конями, птицами (орел, лебедь, гусь, сокол), или на стовесельном корабле по небу над всем миром в сопровождении Сурьи (солнца). Или сопутствовали Индре – богу энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод, в простонародье богу грома и молнии, по научному громовержцу. Они объезжали за день поднебесный мир и прогоняли тьму. Утром их призывали к себе молящиеся. Они – знатоки времени. Братья-всадники, помогавшие в беде (спасали слепых, хромых, тонущих), приносили дары: богатство, пищу, коней, коров, быков, детей, свет, счастье, победу. Давали долгую жизнь, силу. Принимали участие в свадебных ритуалах. Они – защитники певцов, танцоров, вознаграждавшие их; «божественные врачи», «все знающие», возвращали жизнь умершим (вероятно, имеется в виду смерть на зимнее или ночное время). Ашвины связаны с медом, кропили им жертвы богам, кропили людей, возили мед на колеснице. Им принадлежало божественное медовое кропило, под которое каждый человек рад попасть, чтобы быть окропленным благодатным медовым дождем (ритуал кропления, особо ценившийся протоиндоевропейцами, переняла христ. церковь).
   Ашвины нетерпимы к чужим. Они выступали против злых духов, скупцов, завистников, болезней. Самые юные из богов и, вместе с тем, древ., они – могучие, здоровые, яростные, быстрые, ловкие. Их цвет – золотой, несколько раз они названы красными. Ашвинов сравнивали с птицами (орлами, гусями), быками, буйволами. Ушас или Ашвины назывались конями, кониками. Кобыла у некоторых слав. называлась «коника» – самка коня; у иных и.-е. народов – богинякобыла. Например, фригийская Кибела, ее эпитеты «госпожа коней», «хозяйка коней», «мать коней», а мы знаем, что мать коней – Ушас, заря года и заря дня; северно-сирийская Кибаба одновременно и кобыла, и баба.
   Авсень-Овсень-Просинь-Усень воспринимались как троица (мать и сыновья), комплексно. На Руси они ассоциировались еще с синим цветом. В др. – русск. слово «синь» означало темно-красный. В «Слове о полку Игореве» уп. «синее вино», то есть – красное. Слово «синь» употреблялось и в значении «светлый», «яркий», например в применении к молнии или огню. Часто Авсень-Усинь-Просинь-Овесень воспринимали и как обозначение малой степени качества (света). Это – светлое, чуть яркое, синеющее, лиловеющее, краснеющее. Просинец – декабрь (одно из его названий). «Про», как и «у», здесь обозначает небольшую степень качества. С Авсень-Усинь-Овесень-Просинь связано начало прибавления дневного света, овесенивание – приближение к весне. Этот период наступает после зимнего солнцестояния, после 25 декабря. Но было время, когда новый г. начинался весной; и в декабре-январе, и весной чествовали Авсень-Овсень-Просинь-Таусень-Усень, встречающиеся в обрядах русск. и слав. вплоть до кон. XIX в. В Рязанской, Симбирской, Владимирской, Нижегородской, Пензенской, Тверской, Ярославской, Московской, Тульской, Оренбургской, Воронежской, Курской и др. губ. России. Во время колядования благопожелатели, приходя в дом, бросали зерна (символически: семя будущего г.) в углы (куты, закутки) дома (их затем собирали старухи и хранили до весенних посевов), припевая песенки про Авсеня. «В святки ходят таусить»; «в Новый год ходили усенькать девушки», – говорили нижегородцы; а рязанцы: «Авсень кликати под Новый год»; «ходили мы авсеньками (т. е. ряжеными) на авсеньки под Новый год»; «давайти нарижацца в авсеней!»; «как авсеньки – нада блины испечь, авсеньки будут ходить». В Рязанской обл. исполнителей овсеневых песен, благопожелателей, одаривали «авсеньками» – печеными колбасками. В др. местностях: «под Новый год ходили таусеньки петь»; «девушки ходили под Новый год под окнами кричать таусеньки»; «дети ходили по дворам таусеньку кричать»; «детям подавали таусеньки – кренделя»; «под Новый год ходили таусень собирать». Все песни такого рода имели сходные типовые рефрены: «Ой Овсень, ой Овсень!», «Авсень, Авсень!», «Бай Авсень!», «Таусеень, Таусень!», «Та-аосин!» и т. п. По принципу овсеневые песни ничем не отличались от среднерусск. колядок. Встречались даже песни со сдвоенным рефреном: «Ой Авсень, ой Коляда!». Одна из особенностей исполнения песен-овсеней – громкое пение, громкий крик. По некоторым источникам, «усень – не песня, усень кричат». Участники новогоднего обхода обычно спрашивали у хозяев: «Можно ли овсень кликать?», «Кричать ли усеньку?», «Тетка, кому усенькать?», «Авсень кликать?», а те отвечали: «Кличьтя!». В XII в. в «Златоструе» обличали русск.: «А сами въ враны и въ дятелы… и в Усеница… божие существо въводятъ». Это зафиксировано и в грамоте XVII в. к царю Алексею Михайловичу, осуждавшей московский обычай: «В навечерии Рождества Христова кликали многие люди Каледу и Усень…». Царь Алексей Михайлович в 1648 г. в своей грамоте осуждал веру русск. в своих богов: «Кличут – Коледу, и Таусен, и Плугу…». В 1649 г. христ. констатировали: «А в навечерие Рождества Христова, и Васильева дни… кличутъ Коледу и Таусень и Плугу». В грамотах и церковных документах Руси чаще употреблялся вариант Усень (но он и ближе к Ушас). Попы предписывали: «На вечери Рождества Христова и Богоявления Колед, Плуг и Усений (Овсень) не кликати». Даже из этих нескольких скупых цитат о богах Авсень-ТаусеньУсень явствует, что их чествование связано с Новым г., с рождением и прибавлением света.
   Авсень-Овсень-Усень чаще в народном представлении – кони (у лтш. Усиньш – покровитель лошадей), «кобылки», пара (тройка) коней или всадников. Они защитники и хранители огня небесного. А. поют обрядовые шуточные песни в сочельник, посвящают трапезу с кутьей, печивом и сочивом. Афан. писал (3.366): «Одна из обрядовых песен заставляет доброго молодца Овсеня выезжать на свинье:

     На чом ему ехати?
     На сивинькой свинке…

   Черта в высшей степени занимательная, ибо она указывает на тождество нашего Овсеня с светоносным богом германцев – Фрейром, который в период зимнего солнцеворота выезжал на небо на златощетинном борове и которому в это время совершались обильные жертвоприношения. Являясь в сей мир, Овсень открывает путь новому лету (новому году), несет из райских стран щедрые дары плодородия…»
   Несмотря на утрату санскритских имен богов («Ушас», «Ашвины»), Ашвинов-Авсеней в славянском мире, на Руси трогательно чтили, любили, о чем свидетельствуют мириады дошедших до нас их изображений. Рыбаков обратил внимание на то, что самый древ., любимый, наиболее частотный сюжет русск. вышивок: прямостоящая женщина с широко расставленными ногами или в широкой юбке, по бокам ее – кони, всадники (или олицетворяющие их в христ. период, когда отеческие боги были запрещены, – птицы, цветы, кусты, растения, ростки). Их вышивали на подзорах, оплечьях женских рубах, на полотенцах, занавесках и т. д. Затруднение расшифровки этого наиболее древ. сюжета вышивки лежит в забвении (в связи с христ. запретами на отеческую культуру, мировоззрение) первичной семантики сюжетов самими вышивальщицами, разбросанными по отдаленным друг от друга обширным регионам слав. мира. Мн. перепуталось, целостная устойчивая композиция, в иных случаях, распалась на ч. Появилось сочетание элементов, первоначально принадлежавших разным сюжетам, зато возросло количество комбинаций ритуальных вышивок. Сила традиции и красочная декоративность старинных композиций выезда на небо троицы Ушас и Ашвинов позволили сохраниться древ. сюжетам, которым более трех тыс. л. настолько, что они дошли до нас в неимоверно большом количестве и вариациях и позволяют пополнять сведения о наиболее устойчивых верованиях пращуров.
   В Средние вв., при христ., Авсень-Овсень-Усиньш помнили, но народная молва все больше связывала этого бога (в трех лицах; троицу) с покровительством лошадям и животным. В 1606 г. иезуит И. Стрибинг сообщал, что латыши называли Усиньш богом лошадей; ему приносили в жертву, в частности, два хлеба и кусок жира, бросаемые в огонь. Понятно, почему хлеба два, ведь Ашвины – два близнеца, а масло, жир, по РВ, приносили в жертву богам света (каковыми были и троица – Ушас-Ашвины) и богу огня. В источниках 1725 г. Усиньш именуется «господином лошадей» (эта формулировка явно архаическая, в РВ богов часто именовали «господин», например, Праджапати – «господин потомства»). В народных песнях Усиньш называли «отцом лошадей», он выращивал, охранял (вместе с пастухами) прекрасных коней. Люди верили, что он (бог в трех лицах; троица) открывает по утрам загон, конюшню. Сам он едет на девяти конях (или его конь бежит по девяти дорогам; при этом цифровая формула символизировала троицу: три по три – девять). У слав., балтов Усеню-Усиньшу был посвящен особый день (в христ. совпадал с Юрьевым), когда лошадей в первый раз после зимы выгоняли на пастбище. У балтов известен особый танец Усиньш (или танец коня), который сопоставим с мотивом танца «играния» солнца. Усиньш у балтов связан с золотой росой, с медом. Существует поразительная икона XVIII в. «Медост патриарх» (от слова «мед») сельского богомаза из Карелии. Святой из Сицилии изображен на ней в окружении животных (коров, овец, кур), это священномученик Модест, ничего о животных в его «житии» нет. Так отеческая традиция проникла в малопонятное христ., приближая последнее к народному мировоззрению.
   Когда отеческие древ. боги Авсень (и все варианты), Род и роженицы были запрещены христ. режимом, о Заре, Зорях, Зирке в народе не забыли, имя Зари часто уп. в заговорах и молитвах. Зарю, Зирку связывали со светом и счастьем, с рождением и началом.
   Заря – световое явление в атмосфере, связанное с восходом (время ок. ¾ часа перед восходом) и заходом солнца. С древ. времен известный, очаровывающий людей вид зари определялся сложным сочетанием явлений поглощения, рассеяния, отклонения, искривления световых лучей в различных слоях атмосферы, особенно в нижних, где содержатся в большом количестве твердые и жидкие частицы (пыль, капельки воды и т. д.). Как голова – важнейшая ч. тела, так Заря – важнейшая ч. дня. Заря прекрасна! При безоблачной погоде перед заходом солнца западная ч. неба у горизонта принимает золотисто-желтый оттенок, а у самого горизонта – красный. Над солнцем небо кажется прозрачным, в момент захода золотистый оттенок усиливается, становится оранжевым… Продолжать описание оттенков зари можно долго. Тем более что в разную погоду они разные… А восходящая заря – все это в обратном порядке. Утром заря со своими сыновьями открывала «ворота» неба, а вечером «запирала», почему в областных говорах сохранилось выражение «Зоря замыкается». В поздневедийское время архаические космические функции троицы забывались, их все больше считали покровителями коней, животных вообще. На широко известной киевской фибуле (металлической застежке для одежды) изображена богиня в широкой юбке с руками, переходящими в головы коней; рядом с женской фигурой изображен мужчина, руки которого переходят в головы женские, возле его ног расположились два коня. Это Ушас и ее дети Ашвины, а рядом – Род, оплодотворяющий землю. Афан. замечал (1, 93), что «у греков Зоря называлась Протогенея – перворожденная и солнце рассматривалось, как сын, рождаемый Небом и Зорею». Заря – одолительница ночи и длинной ночи полярной, спасительница людей от тьмы, связанных с нею страхов, с боязнью появления, победы нечистых сил, с тяготами, налагаемыми на души людей мраком, – в древнейшие «северные» времена бытия наших пращуров играла большую роль. Люди молили богов, чтобы они дали сил «пережить долгий мрак». Когда, наконец, появлялась заря – люди радовались и ликовали.
   В «Слове о полку Игореве» заря – активная действенная ч. русск. природы: «Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла…». Афан. писал (1, 45–46): «Зоря олицетворялась у славян в образе богини… В гимнах вед и в мифических сказаниях греков Заря изображается то матерью, то сестрою, то супругою или возлюбленною солнца. Матерью она представлялась потому, что всегда предшествует восходу солнца, выводит его вслед за собою и т. о. как бы рождает его каждое утро…
   В заговорах, которые обыкновенно произносятся на восток – при восходе солнца, ее называют красною девицею: «Подобно богу-солнцу, она восседает на золотом стуле, расстилает по небу свою нетленную розовую фату или ризу, и в заговорах доселе сохраняются обращенные к ней мольбы, чтоб она покрыла своею фатою от волшебных чар и враждебных покушений. Как утренние солнечные лучи прогоняют нечистую силу мрака, ночи; так верили, что богиня Заря может прогнать всякое зло, и наделяли ее тем же победоносным оружием (огненными стрелами), с каким выступает на небо светило дня; вместе с этим ей приписывается и та творческая, плодородящая сила, какая разливается на природу восходящим солнцем. Крестьяне выставляют семена на три утренние Зори, чтобы они дали хороший урожай». При этом могли произносить заговор-молитву: «Гой еси ты, Зоря Утрнняя, и ты, Зоря Вечерняя! Пади ты на мою рожь, чтоб она росла – как лес высока, как дуб толста». Заговоры-молитвы «…совершались поутру и на восток, – писал Афан. (1, 211), – ибо с этим временем и с этой стороною соединялась мысль о воскресающем царе вселенной, о возрождающейся жизни и вместе с тем о благих дарах, ниспосылаемых богами смертным». Люди всегда верили в целебные силы зари, ее врачующую энергию, ее умение оградить от злых сил. Это отметил и Афан. (1, 115): «Розоперстая богиня Зоря тянет «рудо-желтую» нитку и своей золотою иглою вышивает по небу розовую, кровавую пелену; испрашивая у ней помощи от разных недугов и вражьих замыслов, заговоры выражаются так: «Зоря-Зоряница, красная девица, полуночница! Покрой мои скорбные зубы своею фатою; за твоим покровом уцелеют мои зубы»; «покрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражией, от пищалей и стрел; твоя фата крепка, как горюч камень-алатырь!» Этой фате даются эпитеты: вечной, чистой и нетленной. Потухающая Заря заканчивает свою работу, обрывает рудо-желтую нитку, вместе с тем исчезает с неба ее кровавая пелена. Почему народное поверье присвоило ей силу останавливать текущую кровь, зашивать действительные раны: «нитка оборвись – кровь запекись!». Или по др. выражению: «как вечерняя и утренняя Заря станет потухать, так бы у моего друга милого всем недугам потухать»; «Матушка Зоря Вечерняя, Утренняя, Полуночная! как вы тихо потухаете-поблекаете, так бы болезни и скорби в (имя) потухли и поблекли – денные, ночные и полуночные»; «Зоря-Зоряница, красная девица! Возьми свою криксу (от «кричать», как плакса от «плакать». – А.Б.), отдай нам сон». Существовала поговорка: «Что из него будет, коли он не в милости у Зирки!». Афан. писал далее, что «смешение, очень обыкновенное в народных сказаниях» о деве-Заре и деве Богородице «возникло само собою, под влиянием тех тождественных названий, избежать которые не было никакой возможности». В ведах Ушас-Заря чествовалась как воскресительница покойников, она давала возможность всем умершим родиться вновь среди людей: «заставь и нас родиться среди людей, о всежеланная» (РВ.I.1-19).
   Люди, которые встают с зарею и начинают работу рано, – живут долго, ибо они следуют запрограммированным в нас биологическим часам, передающимся с генами от поколения к поколению. Это доказано на примерах долгожителей. Ученые выявили, что около 4 часов утра происходит самый значительный выброс космического (солнечного) энергетического материала для жизнеобеспечения организма, а поэтому не случайно работоспособность человека утром максимальна. Но мы в это время спим. Ч. энергетического материала, не сгоревшая как «топливо», превращается в жировую ткань. Тем самым создаются условия для нарушения обмена веществ. Отсюда – болезни. В древ. не случайно перед зарей существовал т. н. «час зачатия» – время наиболее ценное, плодотворное для производства потомства: оно в этом случае рождалось сильным, энергичным, здоровым. Этому часу покровительствовали Род и роженицы (Ушас и Заря). Они охраняли его благодать, спокойствие.
   АД («ад» санскр. – есть, поглощать) – слово и понятие вед., одно из древнейших, необыкновенно емкое и трудно поддающееся конкретизации, в то же время – нашим мистическим сознанием прекрасно понимаемое. Издревле ад – категория философская и космическая, христ., может быть, даже суженная. Христ. адские казни частично взяты из «Авесты», написанной намного позже РВ. РВ записана в сер. II тыс. до н. э., а до этого несколько тысячелетий передавалась из уст в уста. «Авеста» создавалась с VII в до н. э. по IV в. н. э. Частично придуманы по подобию земных. Было гораздо сложнее. Вед. ад – это преображение. Неотвратимое поглощение-поедание всех без разбора (а не только грешников, как в христ.) неумолимой богиней времени Кали (санскр. «кала» – время; Кала, Коляда, Карачун, Хорс – время у славян; Кроносом, Хроносом от греч. cеrónos, у грек.). Время, поедающее своих детей, – образ, известный в и.-е. мифол. Тела поглощает чрево земли (или огонь, у тех, кто сжигал умерших), а душу – чрево небес (космические недра Бога). Причем тело и душа не погибали окончательно: они по-своему, расщепляясь, потом снова возникали, и таковы круги вечные. «Круги ада» – понятие дохристианское и как раз из этого ряда. А.Чижевский в стихотворении «Неведомо, и нам ответа нет…» писал: «О, Мать-Материя, – трудны пути на высоту Миросозданья». Древ. и совр. люди одинаково догадывались о трудном преображении бессмертной материи, об умении ее «слиться с ним (космосом) в гармонии железной» (Брюсов). Мн. древ. знали: звездный космос – «наследье родовое», а не только некое поэтическое украшение.
   В Санскр. – русском словаре (В.А. Кочергина. М., 1996, 30–36) с корнем «ад» в начале дано 223 слова-понятия. Некоторые, в свою очередь, имеют до 8 значений. Большинство слов-понятий представляют собой две противоположные группы. Одна со значениями низа, глубины, упадка, деградации, слепоты, безродности, бесплодности, неблагочестия, незаконности, подавленности, связанности, подчиненности, отрицания, левизны, отнимания чего-либо (или всего), темноты. Др. – со значениями высоты, верха, вершины, безупречности, бестелесности, несвязанности, бесконечности, безграничности, неисчерпаемости, знания (изучения), бесстрастности, бескорыстия, необузданности, веселости, здоровья, благополучного пути, прорыва, прозрения, превосходства, высокого духа. Эти понятия словно принадлежат двум сферам, двум половинкам небес: нижней и верхней.
   Вот несколько понятий первого порядка: адаксина (адакшина) – левый; адатта – незамужняя (букв. невыданная); адана, адман, адуа – принятие пищи (поглощение), пища, съедобный, поедаемый; адаца – беспощадный, немилосердный; адаршана, адршуа – невидимый, исчезновение, скрытый; адатар – недающий, не выдающий замуж; адана – нежертвующий, неподающий (милостыню); адатан – бедный, скупой; адауада — ненаследующий; адара – не имеющий жены, вдовец, холостяк; адаши – не почитающий Богов, неблагочестивый; адрш – слепой; адайва, адева, адевата – небожественный, враждебный Богам; адеша (адеса) – плохое, неудобное место; адмара – ненасытный, прожорливый; адхауна – несчастливый; адхама, адхара – худший из… нижний, нижняя часть, низший (покоренный, подчиненный); адхата-сеста – поступающий низко, подло; адхариа – беззаконие, несправедливость, нарушение долга, проступок, вина; адхартистаха — незаконный; адхас – внизу, ниже и ниже, падать, погружаться, под, вниз; адхартика – несправедливый, неправильный; адхикарана – суд, место суда; адхивада – оскорбление, обида; адхену – бесплодный, бесполезный; адходата – опустившийся, погрузившийся, упавший, деградировавший; адховхада – нижняя часть (чего-либо), глубь, глубина; адхомукха – с поникшей головой, поступившийся, подавленный, удрученный и др. Что интересно, в ведах, более чем прочие смертные, в связи с адом уп. холостые мужчины (или вдовцы) и незамужние (невыданные) женщины, так как они живут без любви, не имеют потомства, к ним применяются эпитеты «бесплодный», «бесполезный».
   Др., столь же обширный ряд слов подчеркивает противоположное: адиндауант – ненаказывающий, некарающий; адандуа – ненаказуемый; адана – наслаждение; адабдха – невредимый, уверенный, прочный, надежный, верный; адабха – безобидный, безвредный, доброжелательный, благосклонный; адабхра – немаленький, обильный, достаточный; адабхуа – надежный, верный, безошибочный, неприкосновенный; адоа – не раб, свободный человек; адити — свободный, безграничный, бесконечный, неисчерпаемый, свобода, безопасность, безграничность, бесконечность, корова, самка, молоко.
   Богиня вед Адити – безграничность, несвязанность – мать солнечных богов адитьев. У Адити – широкий путь, она заполняет воздушное пространство, поддерживает небо и землю, отклоняет гнев богов, защищает от нужды, предоставляет убежище, благосклонна к людям, милосердна, предохраняет от злого, помогает при опасности. Все, что покоится и движется, она видит насквозь; наказывает и прощает грехи, враг лжи, награждает благочестивых.
   Далее: адина – не унылый, неподавленный, веселый, бодрый; адухка – не приносящий горя, благотворный; адуста – неплохой, неиспорченный; адустатва – благо, добродетель; адуна – целый, невредимый; адура – близкий; адушита – безупречный, хороший; адршуа – невидимый, скрытый, тайный, провидение, судьба, полубожественное существо; аддхити – мудрец, провидец; адбхута – таинственный, дивный, чудный, невидимый, нечто удивительное; адрочха – простодушный, доверчивый, доброжелательный, доброта; адхи – наверх, сверху; адхика — превосходный, чрезвычайный, лучший, очень большой; адхикар – ставить во главе; адхиян – возникать; адхдева – высшее божество; адхидру, адхидрух – достигать чего-либо, восходить, подниматься; адхира – господин, повелитель, царь, староста; адхипуруша – высший дух; адхиуам — растягивать, простирать; адхигий – владыка, повелитель; адхивака – защита; адхистха – стоять над, подниматься, переходить, восходить, овладевать, захватывать, направлять, руководить; адхистана – место, город, позиция, положение, высшая власть, сила, авторитет, правило, установление, философский субстрат; адхикс – видеть что-либо; адхита – ученый, выученный; адхиша – господин, верховный владыка; адхрти – непостоянство, изменчивость; адхрзта — непобедимый, непреодолимый; адхиатма – мировая душа, высший дух; адхри – неудержимый; адхвага – путешественник, странник; адхван – путь, путешествие, длина, пространство; адхвара — надежный, верный, религиозный обряд, жертвоприношение и др.
   Из этого следует, что у протоиндоевропейцев понятие ад – все бесконечное, безграничное, непознаваемое и очень далекое, из чего выходит (или через что проходит) дух и материя (единое), хотя материя может быть и др. – тонкой, перевоплощенной. И все, что снова поглощает их – единые дух и материю. Все, что за пределом видимого, реального мира, что не дано нам конкретно знать, но что мы знаем генно, интуитивно, как проходившие не раз «круги ада». Ад – это некая «утроба» Бога или Вселенной, откуда все выходит и куда все уходит, перерождаясь; ад – безграничный простор для полета душ. Об аде и рае в любых преданиях не говорится как о каком-либо (узнаваемом) месте – они везде извне и внутри нас. Это др. пространство, существующее в нас. После смерти наше сознание еще какое-то время остается где-то как-то… в каком-то пространстве уже др.
   Ада, в позднем христ. понимании, как пыточных камер Средневековья протоиндоевропейцы, в т. ч. индо-славы, не знали. Ак. Трубачев писал: «…Духовной культуре древних славян была чужда мрачная идея посмертного возмездия».
   АЕР (АИР) – небо. В др. – русск. также воздух, ветер, поветрие. У и.-е. и русск. в т. ч. это название для маловетреного или безветренного нижнего околоземного неба. Богиня (или нимфа, одухотворенное божество) воздуха у предков индоевропейцев Аура. Аир (Аер) – около земли. А Ирий (рай) – воздушная земля, воздушная почва, некий край (горизонта) или – за краем, где живут ушедшие души предков, они где-то недалеко, почти среди нас (нас «видят»). У Овидия: «Аура… приди же… меня утоли и в грудь, благодатная, влейся!» У Лессинга: «…Я вижу из произведений искусства у древних, что они действительно олицетворяли дуновение ветерка и поклонялись под именем Ауры некоторым сельфам женского рода» («Лаокоон»). Таким образом, это небо так же имело женскую и мужскую ипостась: Аир/Аура. В современном понимании аура – невидимое (но иногда ощутимое; и, уже известно, улавливаемое специальными приборами) энергетическое поле (некоторое более теплое и яркое пространство, чем прочая окружающая среда) вокруг живого существа.
   АЗ (АЗИЯ, МАЛАЯ АЗИЯ, АЗОВ, АЗОВСКОЕ МОРЕ, АСЫ, АСГАРД). 1. «Аз» – начало, я, первый. 2. «Аз» или «ас» – небожитель, Бог, а также существа божественного происхождения, потомки богов, являющие собой ось народа протоиндоевропейцев. Асы у индо-славов – суры (от бога Солнца Сурьи; солнечные); у ир. ариев – асуры (несолнечные). У первых – Азы – сев. исполины (ведь прародина протоиндоевропейцев С.), невидимые духи. У ир. арьев, наоборот, существовал демон Аз. Ази у них – алчность, символ совращения человека с праведного пути, воплощение похоти, растления, жадности.
   Асгард – в мифол. и.-е. народов – ограда асов, гор. асов, небесный гор. солнечнобогих. В скандинавской «Саге об инглингах» это небесное селение, гор. – крепость, столица небожителей асов, которую они помещали на небе или на земле – восточнее Дона. В этом районе не случайно находится Азовское м. и гор. Азов (в устье Дона), который причерноморские греки называли Танаис (Азов есть и на Урале). Азия (в др. – русск. – Асия) – первая страна, где восходит солнце; В. Европа олицетворяет З. Малую Азию еще называли Анатолия (греч. – «восход солнца»). Азия – героиня (женщина-титан) греч. мифов.
   АЛКИОН, АЛКОНОС, АЛКОНОСТ – «сказочная птица с лицом человека». При этом слово Алконост произошло от «алкион есть»; имя восходит к греч. мифу об одной из дочерей Атланта и возлюбленной бога морей Алкионе, которую боги превратили в зимородка. Она гнездилась на морских берегах, время вылупления птенцов, алконостные дни, 14 тихих безветренных дней: 7 до равноденствия и 7 – после. В древ. пловцы и гребцы морские ждали тех дней, когда А. рожает детей «на крае моря», – самых благоприятных погодных условий для моряков. Считалось, что А. управляет ветрами и погодой зимы. В русск. средневековых легендах А. – райская птица, часто уп. вместе с Сирин. Пение А. настолько прекрасно, что услышавший его забывает обо всем на свете (как бы погружается в нирвану; «замерзает»).
   АЛАТЫРЬ, ЛАТЫРЬ, ОЛАТЫРЬ. По Далю, также АЛАБОР, АЛАБЫРЬ – «всем камням камень», «всем камням отец», близ которого, по преданию, упала Голубиная книга. Этот камень весьма загадочен. Ни один историк не смог внятно объяснить, что это за камень, часто уп. в фольклоре, особенно в заговорах. Определения, приведенные Далем и Фасмером, многое поясняют: «алабор», «алабырь» – порядок. Следовательно, это некие скрижали древности с божественными заповедями-законами-установлениями, начертанными на нем еще тогда, когда письменных принадлежностей менее фундаментального характера не было; или – хотя и были, но не признавались величественными, достойными Закона.
   А. вполне мог быть священным алтарем древ. (ср. лат. «алтарь» – высокий). Не случайно на нем иногда помещают храм, а под ним – источник. Лежал камень А. в море-океане в центре мира протоиндоевропейцев, на острове, иногда он сам – остров (Буян, Руян и т. д.), на нем храм, дворец, или просто красная девица (Заря), заживляющая раны. Камень возник из моря сам по себе, подобно обелиску, стеле. Метафоры А. – «бел», «бел-горюч», «кип-камень» (от глагола «кипеть»), «синь», «светл», «белолатырь-камень» подходят оледеневшей скале, горе или острову. Камень имел чудесные свойства, связан с представлениями о магическом, таинственном, забытом. О нем сказано: «под тем камнем сокрыта сила могучая, и силы конца нет»; или именем этого камня скрепляется слово заклинателя: «кто камень-алатырь изгложет (дело – трудное, немыслимое. – А.Б.) – тот мой заговор превозможет»; «на море-окияне лежит бел-алатр-камень, а на камени сила небесная. Подойду я поближе, поклонюсь пониже: силы небесные! Пошлите свою помощь и силу на наш скот милый живот – в чистое поле, в зеленые луга, в темные леса»; «в окиан-море есть алатырь-камень, на том камне стоит человек: он стреляет по чисту полю, убивает всякие боли»; а этот заговор, видимо, предназначался для невесты: «твоя фата крепка, как горюч камень-алатырь»; в народной песне муж, при разлуке с женою, говорит ей: «гляди, жена, на сине море: что повыстынет бел-горюч камень, тогда я домой буду!» – выражая этими словами время зимы или время смерти. Люди были уверены, что внутри камня (или горы, острова) сокрыт огонь. В одном заговоре духи хотят распилить камень и вынуть из него палящий и гудящий огонь (Афан., 2, 75–76). Иногда из-под него (находящегося на о. Буяне, например) текут источники, живая вода. Его лижут змеи, тем и сыты бывают (Афан., 2,278). Иногда А. больше похож на Мировую гору. В народных былинах (на это обратил внимание Афан., 2, 269) встречаются баба-горынка, баба-алатырка.
   Место нахождения А. не определено. Предпочтение в легендах и заговорах отдается сев. расположению. Может, он был в Арктике, в Сев. Ледовитом океане или на о. в Балтийском, а ранее – в Венедском м., которое называлось также в древ. Алатырское или Литориновое, затем – Русское, Варяжское. Топоним А., Латырь встречается в России и (Латырь) в Индии. Алатырь – приток р. Суры (сура – вода; Сурья – бог Солнца в ведах), гор. Алатырь на Суре, правом притоке Волги, стоит там, где р. Алатырь впадает в Суру. Латырево – во Владимирской обл.; Латыгорево – в Тверской обл. Посвященный Латырю-камню горел огонь в Вильно, в Виленском замке, заложенном великим кн. лит. Гедимином (нач. XIV в.) и доставшемся сыну его Явнуту. Горел он еще при потомках их – Гедиминовичах, например, при Ягайло Ольгердовиче (XIV–XV вв.).
   АМРИТА – напиток бессмертия в ведах. Буквально «не смерть» («а» – то же, что и отрицание «не»; «мор» – смерть); напиток любви. Так как любовь («амор») – это жизнь, не смерть.
   АПИ – в скифской мифол. (ч. скифских племен вошла в древнерусский этнос; византийцы еще воинов кн. Святослава называли скифами) богиня земли и воды, нижней зоны космоса, поглощающего и порождающего начала. Имя восходит к ир. корню со значением «вода». Часто изображалась на скифских предметах. По скифским преданиям, она дочь рек Борисфена или Аракса и земли, мать первых трех людей: Арпоксая, Колоксая, Липоксая. Или мать-родоначальница трех народов: Агафирса, Гелона и Скифа.
   АПОЛЛОН (от «апия» – трава, лекарственная трава; сельдерей. По аналогии, у русск. Кострома от «кострец» – трава; Купало – одно из значений – купина, куст, совокупность ветвей, пучок травы, сноп) – бог света, известен из греч. мифол. (там имя производят из греч. – «светлый»). А также бог длительных световых периодов или цикличных временных периодов. Существует мн. др. трактовок слова «аполлон». Например, широко известный дорийский греч. праздник принятия юношей в ряды взрослых, носивший название apellai, был посвящен А. Именно это дорийское слово отразилось в названии его, как бога, покровительствующего времени перехода, связанному с кардинальными моментами жизни человека и космоса (переход от тьмы к свету; от одного времени г. к др.; переход юных существ во взрослую жизнь. Рождение, свадьба, похороны – также переходные моменты. Пространственные переходы – у греков, русск., и.-е. Придверные пространства, пороги, вход в дом считались священными. Переходы волшебные. Переходы очищающие (например, после убийства А. проводил очищение человека, служившего у него несколько лет, затем возвращал его в нормальное общество). Переходы от болезни к здоровью (А., его дети – божественные врачеватели). А. в «Илиаде» (XVI) Гомера передавал омытое, умащенное тело Сарпедона (как и др.) Смерти и Сну, чтобы они отнесли его на родину: «И нести повелел он послам и безмолвным и быстрым Смерти и Сну – близнецам…»

   Аполлон летит к гипербореянам (с античной вазы)

   А. умел «делать явным незримое». Одним из самых известных эпитетов А. был «Аполлон заревой». Что характерно, др. – греч. язык вместо «один» говорит «deipеos» (от «deipеys», «чрево матери»). Один, Один, Первый – эпитеты самых известных и.-е. богов. Владение переходом от тьмы к свету позже заимствовано христ. в почитании Христа – «Солнца Правды» (Мал. 4.2.), «иже от невидимаго к видимому вся приведшаго» и «изведшаго нас от тьмы в присный Свой Свет». Христ. мифол. подает пришествие Христа также на свето-теневом уровне, в качестве своего рода великого перехода от тьмы к свету. Например: «Радуйся требогатое древо и божественно, Кресте, Свете сущим во тьме, четвероконечный мiр сиянием твоим, восстания Христова появления зари…» (Триодь Постная. Неделя 3-я Великого поста. Канон на утрени. Песнь 8. Тропарь 2). Слово «заря» здесь явно надо выделить. В поэме «Аргонавтика» А. дважды помогал аргонавтам справиться со страшной непроглядной тьмой. Стоило аргонавтам учредить культ Заревого Аполлона, как «тут же просияла Заря».
   Это бог явно догреческой праиндоевропейской (сев. происхождения) мифол. Греки в XIII в. до н. э., после завоевания Трои, взяли его из Троады (ему поклонялись в Трое, Хрисе, Килле, Тенедосе). Из «Илиады» известно, что А. строил Трою и участвовал в войне на стороне троянцев. Его стрелы 9 дней (9 – число Ушас и Ашвинов: 3х3, тридевять) несли в лагерь ахейцев (греч. племя) чуму. А. первоначально не был богом муз и красоты, как это зафиксировано в позднеантичной мифол., вернее – он не был только богом муз и красоты, сферы его деятельности обширны.
   В наиболее древнейшие времена он, вместе с сестрой Артемидой, был охотником и охранителем стад, 12 мес. кряду пас стада, его нередко изображали с овцою на плечах. Он был покровителем рожениц. Затем, оставив эти функции Артемиде, стал богом сезонного земледельческого культа, в котором воплощал летнее солнце (наиболее яркое и жаркое; не случайно мать его – Лето). Надо сказать, что в протоиндоевропейские времена, когда наши пращуры жили за Полярным кругом и день совпадал с днем единственных суток в г., – существовали боги света (появлялись перед солнцем, переводя состояние природы от ночи к дню, в т. ч. и к полугодовому полярному дню от полярной самой мрачной и длинной ночи) близнецы Ашвины и мать их Ушас – Заря. Мотивы и образы более древ. мифов можно найти в близнецах А. и Артемиде; есть что-то и от Вивасвата (слав. Световида). А. был вечно юный, т. к. постоянно (ежегодно, ежесезонно) возрождался. За спиной его был лук, он метал или целительные, способствующие плодородию стрелы – солнечные лучи, или – смертельные стрелы, которыми в гневе мог послать и моровую язву. Одно время А. отождествляли с солнцем.
   Рождество А. отмечалось ежегодно в июне (6-го по ст. ст.; месяц таргелион, названный так от «tеargеlos» – свежевыпеченный хлеб перв. помола; по греч. земледельческому календарю в это время перв. плоды уже появлялись). Мать его Лето была родом из Гипербореи (с С., где сейчас Россия). Неся заклятие, она появилась на плавучем о. Делос в виде волчицы. Поэтому А. каждую зиму убывал в Гиперборею (нынешнюю Россию). А каждое лето, к своему дню рождения, прибывал из Гипербореи на золотой колеснице, запряженной лебедями (перелетными птицами, также летавшими из Средиземноморья на С. и обратно). По свидетельству византийского писателя Х в. Константина Багрянородного, саму терр., где жили древ. русы, в эти времена византийцы называли еще «лебедией» – туда каждый г. летели лебеди. Не случайно царевна Лебедь стала олицетворением Руси. Свои исследования непростого мифол. образа А. провели такие крупные русск. ученые, как А.Ф.Лосев и Б.А.Рыбаков, который писал: «по отношению к Аполлону и его лебедям мы располагаем многочисленными данными о связи с севером. Видимо, это мифотворчество относится к догреческой общеиндоевропейской общности…».
   Гл. жрецами А. были сыновья Борея, сев. ветра. Во время таргелий – июньских празднеств в честь А. – с сев. Рипейских (греки называли так лишь сев. ч. Уральских гор, считая, что они расположены на С. с З. на В.) гор слетались тучи лебедей и кружили над святилищами А. (их несколько). Участники празднеств обвивали себя плющом, украшали жилища травами и ветками. А. приносили плоды нового урожая (например, редьку, морковь, свеклу, считавшиеся целебными), первый каравай. Ни у кого из богов не было столь мн. растений: лавр, дуб, гиацинт, маслина, плющ, хмель. И мн. животных: ворон, лебедь, мышь, волк, баран. Сам он иногда Кикн – лебедь. А. связан с Карном – духом или демоном плодородия (противопоставленным А. духом перехода во тьму, умирание). Существовали святилища А.Дельфийского, А.Корнийского и А.Ликийского («лик» – волк), А.Сотерий, А.Агией и др.
   В наиболее архаичные времена А. воспринимали как бога жизненной силы, связанного с растительным и животным миром. Подчеркивалась повышенная эротичность А. Жизненная сила проникает все сферы мироздания, поэтому А. имел множество функций: установитель порядка в разных сферах природы и общества, охранитель нравственных законов, стреловержец, воитель. Он карал преступников, особенно неверных жен, и мужчин, посягавших на чужих женщин. А. – насылатель болезней и врачеватель, к тому же отец врача Асклепия. Иногда выступал как победитель змей: известно, что он погубил дракона Пифона (в ведах – это дело Индры). Губительные стрелы его, его мужеподобной воинственной сестры Артемиды приносили внезапную смерть старикам. Ибо А. – блюститель времени жизни-смерти. Прорицатель, мог наделять даром прорицания (как было, например, с Кассандрой). Он родоначальник, покровитель ряда племен, «отчий». Бог космической и человеческой гармонии, духовной и творческой деятельности. Покровительствовал музыке и пению, дал миру сына Орфея. Немало столь важных функций сделали А. популярным во мн. странах Средиземноморья, где ему посвящались несколько десятков храмов (в гор. этрусков Веях существовал храм А.), в т. ч. и слав. бывали в храмах А. В Греции 30 гор. носили имя Аполлоний.
   Как писал Б.А. Рыбаков, гиперборейцы почитали А. В Гиперборее под знаком милости А. процветали мораль и искусства. Существовал караванный путь из Гипербореи к храму А. в Дельфах, по которому богомольцы – наши прапредки – привозили дары. Гиперборейские девушки, если сами не могли отправиться в Грецию, посылали свои дары без всякой оказии: их передавали от племени к племени (любые и.-е. племена Европы) как эстафету.
   В слав. странах этот бог Белого Света, Жизненной Силы, Плодов нового урожая, бог пастухов, в отличие от своей сестры Артемиды – богини охотников, – назывался иначе. Рыбаков (Слав. 351) предполагал, что схожие функции в слав. мире были у Световида, Дажбога, Ругевита (Руевита) и, может быть, отчасти – Рода. Чествование Дажбога у древ. русск. совпадало с зимними Святками и началом нового г. (как вед. Ушас с Ашвинами), а Световиду действительно приносили летом дары нового урожая. Гл. из них был огромный каравай. Можно к этим предположениям академика добавить, что у русск. схожи были функции А. и Авсеня, Усеня, Таусеня. Безусловно, А. был известен и почитаем на Руси даже под своим греч. именем. Христ. «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало русск.: «Уклоняйся молящих человек Роду и Роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и Берегини и всяким богам и требам мерзким не приближайся».
   Когда европейский Древ. мир праздновал таргелии, приносил плоды нового урожая А., – в слав. странах проходили летние Святки, купальские дни. Там сжигали (или топили, разрывали) фаллические чучела Ярилы, Костромы (Кострубоньки), Купалы. Первые плоды Макоши, Световиду, Яровиту, Поренучу (Поренуту), Поревиту, а возможно, и Роду – в разных местностях свои традиции – приносили в кон. лета – нач. осени.
   Протоиндоевропейский А., сохранивший подробную «биографию» благодаря грек., помогает нам понять своих родовых земледельческих, солнечных богов, о которых на Руси сохранились отрывочные сведения. Автор совр. статьи об А. Р.Бычков («Завтра», № 13 (645), 2006, стр.7) пишет: «Нынешнее состояние мира для всех… людей Традиции однозначно ассоциируется с крайнейшим сгущением Тьмы. Мировая Ночь все гуще распространяет свой мрак. Во всеобступающей страшной, непроглядной Тьме ничуть не зазорно всем верноподданным солнца молитвенно воззвать к Заревому Аполлону…». Добавим, т. е. к нашим Ашвинам – заре и ее детям, прогоняющим тьму, к Дажбогу.
   АРБОВАТИ (др. – русск.) – заниматься знахарством. Арбуй – волхв, знахарь, уп., например, в Новгороде как ист. личность в 1534 г. (Срезневск.)
   АРЕЙ – 1. Древ. название созвездия, переименованное в созвездие Водолея. 2. Имя одного из древ. русск. богов (о котором мало сведений), возможно соответствовавшего вед. Арьяману («дружественность», «гостеприимство»). Хотя этот бог характеристичен всем солнечным богам класса адитьев, ничем не выделялся, он уп. в РВ ок. 100 раз (обычно с Митрой и Варуной – блюстителями нравственных космических законов), сотни раз в вед. литературе. Он связан с Солнцем и огнем, заполнял воздушное пространство, давал богатства, объединял людей; исполнял космический закон риту, заставлял людей клясться и искупать вину; его молили о согласии в доме; он близок к девицам, дружка на свадьбе (вместе с Бхагой). В русск. хронографе под 1512 г. христ. возмущались: «Сий беззаконный на златецах (т. е. на золоте. – А.Б.) повеле образы Диа и Ареа знаменати». Знак А. – древо жизни с тремя ветвями, тремя корнями.
   АРИАНА, АРИАНА ВЭДЖА, АРИАНАМ-ВАЙДЖА, АРЬЯН, АРЬЯНА ВЭДЖА, ЭРАНВЭДЖ (авест. «арийский простор»; среднеперс. Эранвэдж – «иранский простор»; то же и по греч. Арнана) – прародина ир. ариев, включавшая в период создания «Авесты» уже утраченную прародину сев. с суровыми зимами, существовавшую тогда от Волги до Алтая, от Уральских гор, где недавно найден древ. г. Аркаим, до переднеазиатских и среднеазиатских земель (куда входили Хорезм, Бактрия, Согдиана); Памиро-Гиндукушский регион, прикаспийские и южноволжские земли (южнорусские степи) до Ортополиса (Артополиса) греков, долину Аракса, восточный Иран.
   По преданию, А.В. – земля предков ир. арьев, где жизнь людей длилась 300 лет, там много змей, а врагов и болезней мало, люди не лгут, не плачут и власть демона Аз над ними мала. В «Авесте», в книге Видевдат (или Вендидад – в разных переводах – «географическая поэма»), с А.В. идет перечень стран добра, созданных Ахура-Маздой (Господь Мудрый) на благо человечества (задолго до VII в. до н. э., когда начала слагаться «Авеста»): «Как первое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Арианам Вайджа у прекрасной реки Датия. Тогда в противовес этому состряпал злокозненный Анхра-Манью выводок рыжеватых змей и зиму – дэвовское творение. Десять месяцев там зимние, два – летние, и в эти [зимние месяцы] воды холодны, земли холодны, растения холодны там в середине зимы…. [Когда] зима идет к концу – там большое половодье.
   Как второе лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Гаву – обиталище согдийцев. Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью кусающих насекомых многопагубных для коров и другого скота.
   Как третье лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, мощный праведный Мерв, причастный Арте. Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью пустынные бури, несущие смерть, и лишенную трав землю.
   Как четвертое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Бахди прекрасную, высоко [держащую знамя]. Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью рыжих муравьев, пожирающих зерно.
   Как пятое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Нисайу, которая лежит между Мервом и Бахди. Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью пагубное неверие (сомнение, шатание умов).
   Как шестое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Харойву, «обильную селениями», «разделяющую воды». Но в противовес этому многопагубный Анхра-Манью сотворил [племена] саков и дебриков, сеющие смерть, плач и стенания.
   Как седьмое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Вэкерту, обиталище ежа. Но в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью колдунью Хнафаити, которая [в древ. времена] присосалась к богатырю (всаднику, витязю) Кэрсаспе.
   Как восьмое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Урву, обильную травами. Тогда в противовес этому сотворил смертоносный Анхра-Манью злых правителей – пришельцев.
   Как девятое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Вэхркану, заселенную гирканцами. Тогда этому в противовес создал Анхра-Манью многопагубный мерзкий неискупаемый грех педерастии.
   Как десятое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Харахвати прекрасную. Но в противовес этому злокозненный Анхра-Манью сотворил неискупаемый грех оставления трупов непогребенными.
   Как одиннадцатое лучшее из стран и мест создал я, Ахура-Мазда, Хаэтумант лучащийся, наделенный Хварно. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный злых колдунов.
   Как двенадцатое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Рагу трехплеменную. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный сверхшатание мысли.
   Как тринадцатое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Чахру сильную, причастную Арте. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный – мерзкий, неискупаемый грех предания трупов огню.
   Как четырнадцатое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Варну четырехугольную, где родился Трайтаона, убивший Змея-Дахаку. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный неурочные регулы и неарийских правителей страны.
   Как пятнадцатое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, Хапта-Хинду. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный неурочные регулы и неурочную жару.
   Как шестнадцатое лучшее из мест и стран создал я, Ахура-Мазда, [страну] у истоков Ранхи, которая управляется без правителей. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный зиму, дэвовское творение, и [чужеземных] правителей [из народа] поморья (поморян).
   Есть и другие страны и места обитания, и прекрасные, и замечательные и выдающиеся, и великолепные и ослепительные».
   Необходимо пояснить: Датия, Вахви-Датия (авест. «благодающая», «благодатная») – мировая р., отождествляемая историками то с Аму-Дарьей, то (в «мидийской» теории) с Араксом. Анхра-Манью (авест. «злой дух») – воплощение мирового зла. Рыжеватые змеи – гадюки-медянки. Девовское творение (авест. «дэвы» – силы зла). В традиции инд. арьев все наоборот. Дэвы – небесные существа, боги (от «div» – небо). Гава Согдийская – терр. ир. ариев в те времена. Мерв — греч. Маргиана, или совр. оазис Мары в Туркмении. Арта — закон, мировой порядок (в санскр. это «rta», «rita»; у русск. рота). Бахди – Бактрия: терр. совр. Таджикистана и Сев. Афганистана. Нисайя – локализация затруднительна; на терр. Ирана есть два сходных топонима: область г. Раги в Мидии и Ниса – столица Парфии.
   Оба они не соответствуют ук. «Географической поэмы» «между Мервом и Бахди», значит, существовал еще один топоним Нисайа. Или текст должно переводить: «Нисайа, между [которой и] Мервом [находится] Бахди. Тогда – это столица Парфии. Харойва – др. – перс. Харайва (греч. Арея, Ария, Ариана), совр. район Герата в Афганистане. Саки и дебрики (быстрые) – кочевые племена ир. ариев, близкие родственники скифов. Вэкерта – локализация затруднительна; возможно, обл. совр. Кабула. Хнафаити – букв. «убирать», «устранять», «прогонять». Кэрсаспа – легендарный витязь скифского происхождения или времени общности скифоир. ариев, он борец со змеем и др. силами, но уязвленный, уснул на многие века. Урва – Тус в Хорасане или обл. в Исфахане. Вэхркана – «страна волков», одна из ир. обл.; соответствует греч. Гиркании на Ю.-В. побережье Каспийского (Гирканского) м. Харахвати – совр. Кандагар; по др. версии – Гарут, греч. Арахосия. Хаэтумант – обл. в долине р. Хильменд в совр. Афганистане. Хварно – благодать; абстрактная божественная сущность, харизма, сакральная сила, связанная с огнем и олицетворяющая высшее неземное начало; символический нимб вокруг головы. Хварно имеют боги, цари, герои, отмеченные благодатью обычные люди, а также семья, род, племя, страна (в данном случае – древ. ир.). Рага – Рей, гор. и местность в Мидии, близ совр. Тегерана. Чахра – возможно, местность в Хорасане. Варна — предположительная локализация – юго-зап. прикаспийская обл. или совр. Керман на юге Ирана (греч. Кармания). Трайтаон (Фрегон или Феридун) – один из пращуров ир., пятый царь династии Парадата, свергнувший, убивший узурпатора престола Ажи Дахану (трехглавого змея), в свою очередь, свергнувшего, убившего Ийму, взявшего в жены двух сестер Иймы – Сахнавак и Арнавак; Трайтаон после убийства змея взял их себе в жены, они родили ему трех сыновей, двух худших – Сайриму и Туру (родоначальников сармат и туранцев-туров) и праведника Арью, или Айрика (одного из родоначальников ир. ариев). Трайтаон, живший 500 лет, разделил царство меж сыновьями. Сайрим (от него – сарматы) и Тур (от него – туранцы или тюрки) получили вост. окраинные земли, Айрик – Иран (Ариан Вэджа). Спустя 12 лет после раздела старшие братья убили Айрика, что послужило причиной многовековой вражды Ирана с туранцами и сарматами. Неурочные регулы – нарушение менструального цикла у женщин; очевидно, подразумеваются гинекологические заболевания вообще. Хапта-Хинда – семь инд. терр. (семиречье) – область в долине Инда, возможно Пенджаб. Ранха – Волга (др. названия – Аренг, Араг, Арента, Рах, Ра). Ранха означает «роса», а Волга – «влага», что очень близко. В ведах Ранхе соответствует р. Раса, находившаяся «на краю света»; авестийское выражение «у истоков Ранхи» – синоним максимальной удаленности на С. и С.-З.
   АРИИ – самоназвание народов – предков индо-иранцев. В сер. II тыс. до н. э. разделились на инд. и ир. До этого времени (предположительно, XV–II тыс. до н. э.; временные границы даже расширяются рядом ученых) они жили бок о бок с пращурами балтов и слав., имели общую Веру (она так и называлась – Вера), общую мифол., ист., культуру, сходную экономику и яз. Некоторые племена арьев и ч. племен (например, скифы – ир. арьи и др.) растворились в союзе племен праруси. Слово «арья» встречается в ведах более 60 раз. Им обозначались все варны (касты) племени: брахманы (духовенство, ученые, поэты, мудрецы, подвижники), кшатрии (воины, правители), вайшья (совокупность земледельцев, скотоводов, ремесленников, купцов). Ara – санскр. «свободный»; aria – «благородный», «полноправный», «свободный», «высший», «цивилизованный». В Авесте А. – дети неба (аер, аир – небо). Изучение культуры древ. А. поможет нам лучше понять культуру и мировоззрение пращуров славяно-русов.
   АРК – крепость, поселение.
   АРК, АРКУДА – медведь. Видимо, наряду с «урус» («Ур» – одно из древ. имен Полярной звезды), «арк», «аркуда» называли белого (полярного) медведя. В отличие от «медведь»-«ведмедь» (мед ведающий, ведающий мед), «бер» (берущий, берущий мед) – обозначений бурого медведя. Хотя названия того и др. медведей этим не исчерпывались. Аркадия – медвежья или беломедвежья страна. По греч. мифол., названа в честь Аркоса, сына Зевса и нимфы Каллисто. Зевс превратил Каллисто в созвездие Большой Медведицы, а Аркоса в созвездие Малой Медведицы. Как известно, эти два созвездия Сев. полушария связаны с Полярной звездой. Поэтому стоит отнести этот греч. миф к догреческим преданиям арктической прародины протоиндоевропейцев, находившейся под Полярной звездой. Видимо, обл. в Греции, в центр. ч. Пелопоннеса, с горами, уходящими в облака, и белыми вершинами, напоминала потомкам протоиндоевропейцев прародину С. Перен. Аркадия – счастливая страна богов и героических предков; рай.
   АРКА (санскр. «ars») – дуга, лук, радуга, сев. сияние; молитва, гимн, певец.
   АРКАИМ (от корня «рич-», «арч-», обозначавших сакральные действия и предметы: «арка» – молитва, гимн, певец; «арчака», «арчана» – прославляющий, молящийся; «арча» – изображение бога) – древ. городище протоиндоевропейцев, открытое на Юж. Урале, в 400 км юж. Челябинска, недалеко от семивершинной горы (или горного хребта) А., в долине А. меж Уралом и Тоболом, в их верх. течении при бас. 7 рр. – притоков Урала («Ур» – древ. название Полярной звезды) и Тобола, вытекающих из родников горы А., а точнее – меж почти пересохшими сейчас рр. Большая Караганка и Утяганка. А. – уникальный памятник протоиндоевропейской цивилизации XVIII–XVII вв. до н. э. Он древнее Трои и превосходит Трою размерами. Это единственный памятник андроновской культуры, почти полностью сохранившийся в своей планировке. Лучше, чем гор. Синташта II тыс. до н. э. на р. Синташта Челябинской обл. Сверху А. похож на колесо с ободом, ступицей, спицами. «Обод» представляет собой кольцевую обводную оборонительную стену диаметром 150 м, толщиной 4–5 м; «ступица» – цитадель, внутри которой трапециевидные дома сходились к центральной овальной площади примерно 27 на 36 м, ориентированной на С.-В. Здесь в древ. постоянно горел огонь. Внутри внешней пятиметровой стены проходила галерея. За стеной шла единственная кольцевая ул. шириной 5–6 м, под которой – ливневая канализация (чего нет и в иных нынешних гор.). На ул. выходили дома внешнего кольца, с др. стороны высилась внутренняя стена. С наружной стороны гор. шел ров глубиной 1,5–2,5 м. Помимо гл. входа имелось еще два: один вел в лабиринт, простреливаемый со стен (так строились др. – русск. гор., например Псков). Лабиринты А. напоминают лабиринты критского царя Миноса (III тыс. до н. э.), что наводит на мысль о едином народе, создателе Кносского дворца на о. Крит в Средиземном м., гор. А., Пскова и др. Астрономически и математически выверенный кольцевой (и радиальный) гор. описан в др. – инд. трактате «Артхашастра».
   Всего жилищ с колодцами, продуктовыми погребами, очагами было 67. 40 – во внешнем круге, 27 – во внутреннем. А. с 4 ориентированными по сторонам света входами был построен (частично вырезан в грунте) по заранее начерченному плану с высочайшей точностью (все кольцевые линии имеют один центр, куда сходятся все радиальные линии). Жилища также построены по единому архитектурному плану. Сторожевые башни, оборонительные стены, дома, веранды спланированы красиво и удобно. Хорошо продуманная (хитроумная!) сложная планировка А. создавала трудности для внезапного нападения противника. Для того чтобы попасть во внутренний круг гор., необходимо было пройти по всей длине кольцевой улицы, и только в ее конце, через особые ворота, можно было проникнуть к центральной площади (позже в др. – русск. гор. это место называлось детинец: как бы «дитя» в «утробе» гор.; может быть, оно так называлось уже в А.? Мы не знаем. Детинец был, например, в Великом Новгороде, Пскове). Центр. ч. А. и каждый сектор внешнего кольца в отдельности имели свою, в какой-то мере «автономную» систему обороны. С трех сторон сектор был защищен обводной и радиальной стенами, а с тыла, с внутренней круговой ул., – забором. В гор. могли разместиться 2,5 тыс. человек. Но жители собирались в нем вместе редко: во время ритуальных празднеств, военной осады и т. п. Постоянно в нем проживали лишь жрецы, металлурги, старики и дети, необходимый гарнизон. Все остальные ночевали и работали в поле, неподалеку. Аркаимцы прожили в своем городе ок. 700 лет, после чего покинули его по неизвестным причинам.
   Аркаимцы хорошо знали металлургию и технику обработки металлов, резьбу по камню, с.-х. технологии. На сосудах из А. встречается мандровый узор, позднее широко распространенный в античных гор. Греции и Рима. Разнообразие типов оружия и орудий труда из металла, найденных археологами, поражает воображение. Недавно в окрестностях А. обнаружена искусно выполненная из серого песчаника голова человека с саркастической усмешкой на лице. Лицо настолько «современно», что трудно поверить, будто скульптура пролежала в земле около сорока вв. Уровень обработки бронзы, найденных изделий необыкновенно высок. А уровень обработки камня таков, что даже совр. специалисты не берутся воспроизвести аналоги. Добыча руды проводилась здесь несколько столетий. Необыкновенно просто и эффективно устроены металлургические печи, поддувало которых связывалось с находившимися рядом колодцами специальным воздуховодным каналом, вырытым в грунте. Печь, совмещенная с колодцем, способна давать более высокую температуру плавки. Это практическое устройство подтверждает вед. миф о том, что бог Агни (огонь) родился из воды. Жители гор. разводили коров, лошадей, занимались земледелием, достигнув высокой культуры, на что указывают следы ирригационных каналов и систем лиманного орошения.
   Аркаимцы поклонялись солнцу. Гор. в планировке представляет круг, колесо (солярный знак) и свастика (коловорот) на обнаруженной в тех местах керамике говорят об этом. Захоронения ориентированы в сторону заходящего солнца (символ ухода с Белого Света). В могилах, рядом с людьми, хоронили и собак. В РВ и «Авесте» собаки – посланцы бога Смерти и должны сопровождать умершего к своему владыке. В захоронениях находили также лошадей и остатки боевых колесниц (возможно, в память о боге Солнца и богине утренней и годовой зари Ушас, вместе с ее сыновьями-конями или всадниками – богами Заката и Рассвета – Ашвинами). Из раскопок и находок видно, что население А. и окрестностей XVIII–XVII вв. до н. э. было европеоидным без примеси монголоидных черт, отличалось хорошим здоровьем и жило долго.
   Что характерно, А. находился почти на одной широте с созданным примерно в ту же эпоху европ. гор. – обсерваторией Стоунхенджем в Англии. Радиус кольца лунок Стоунхенджа совпадает до сантиметров с радиусом внутренней крепости А. Это позволяет предположить, что геометрия А. исключает случайности, она глубоко продумана; что А. не только гор., крепость, храм, но и обсерватория с еще не изученными техническими возможностями. Основные компоненты обсерватории находятся на стенах внутреннего круга А. и на линии горизонта. Вокруг гор. найдено 38 сохранившихся точек, которые, в сочетании с постройкой, представляют собой астрономические и геодезические реперы. Это позволяло наблюдать большое количество астрономических событий: в частности, 18 точек восходов и заходов Солнца и Луны в дни равноденствий и солнцестояний. Астрономы бронзового в. использовали не только эклиптику (путь Солнца по небу, т. н. зодиакальный пояс), но и успешно применяли экваториальную систему координат, что говорит о высоком уровне знаний планетарной географии.
   Дальнейшие исследования и раскопки в Волго-Уральском регионе позволили специалистам прийти к выводу, что общими предками и.-е. были в т. ч. и племена ямной культуры (Яма, Ийма – вед., авест. первопредки, ушедшие в мир иной первыми, там принимавшие умерших соплеменников), сложившейся более пяти тысяч лет назад в Волго-Уральском регионе; с ними распространились на огромных пространствах Евразии курганные погребения (курганы – пирамиды степей). Это связано с поклонением предков священной (мировой) горе Хара-Березайти и др. В разных регионах и.-е. мира свои названия: Меру, Алатырь, Аркаим, Синтам, Хималаи, Урал, Олимп. Горе посвящались погребения в курганы (пирамиды, башни, домины, храмы). А. официально «открыт» в 1987 г., но стал известен военным еще раньше по аэрофотосъемкам Челябинской обл. 1956 г., где обнаружено более двух десятков поселений, аналогичных А. Каждое из них строилось на расстоянии от др., примерно равном одному дневному переходу. Между ними располагались небольшие неукрепленные стоянки скотоводов, рыболовов. Это была неизвестная страна близких родственников наших предков.
   АРКОНА – 1. От «арк» – крепость. 2. От «арк» – медведь (белый). 3. Н.Р.Гусева в книге «Индуизм и мифы Древней Индии» (142) пишет: «В классическом санскрите был ряд производных от корня «рич-, арч-», обозначавших сакральные действия и предметы: «арка» – молитва, гимн, певец; «арчака», «арчана» – прославляющий, молящийся; «арча» – изображение бога… Возможно, в свете этих сопоставлений правомочной будет постановка вопроса и о названии Арконы как места для произнесения «арка» – прославительных гимнов перед изображением божества». В этом случае наши первое, второе значения «арк» будут производны от третьего.
   Гор. – крепость балт. слав., стоял на сев. мысу (45 м высоты) о. Рюген (слав. Руя, Руян) – ныне в Герм. Здесь был один из последних известных дохристианских пантеонов богов слав. (X–XII вв.) и самый большой храм Световида. Этот храм подробно описал видевший его датский хронист, автор «Деяний датчан» в 16 кн. Саксон Грамматик (1140 – ок. 1208). Раскопки полностью подтвердили рассказ; обнаружены остатки святилища, каменное основание статуи Световида, находившаяся рядом со святилищем площадь для народных собраний, городской вал 13 м высоты – все, что осталось от разрушенного в 1169 г. дикими воинствующими христ. – королем Вольдемром I и епископом Абсалоном – гор.
   АРКТИДА, АРКОГЕЯ – по преданию, материк или большой о., существовавший в районе нынешнего Сев. полюса, населенный белыми людьми древнейшей из всех известных цивилизаций. Временные границы А. уточняются и имеют варианты различной протяженности, во всяком случае, почти всегда XV–XII тыс. до н. э. находятся в центре или рядом с центром этих предположений. В подтверждение легенд (др. – греч., авест.) имеются изображения этого участка суши на древ. гравюрах, например, на карте Герарда Меркатора, изданной его сыном Рудольфом в 1595 г. На этой карте в центре изображен легендарный материк Арктида – вокруг него побережье Сев. Ледовитого океана с легко узнаваемыми совр. очертаниями п-ов, о., материковых рр. Согласно описаниям др. – греч. историков, в А. был тогда благоприятный для жизни климат. Из центрального м. (оз.) вытекали и впадали в океан 4 рр., благодаря чему на карте А. выглядит «как круглый щит с крестом». Историк Древ. мира Плиний Старший относился к А. весьма серьезно. Он писал, что добраться до А. трудно, нужно было пройти через или по сев. гиперборейским горам: «За этими горами, по ту сторону Аквилона, счастливый народ… который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами… Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда Солнце не скрывается… от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем… Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ богов отправляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью… Нельзя сомневаться в существовании этого народа…»
   О том, что прародина протоиндоевропейцев на сев., неоднократно писали ученые, изучавшие древ. памятники – РВ, «Махабхарату», «Авесту» и др. Книга американского историка, жившего в XIX в., У.Уоррена «Найденный рай, или Колыбель человечества на Северном полюсе» была так популярна, что выдержала десять переизданий (последнее в Бостоне в 1893). А теперь издана и в России. За ней последовала книга известного индийского ученого, знатока санскрита Б.Г. Тилака «Арктическая родина в Ведах». Следом выступил Е.Елачич с книгой «Крайний Север как родина человечества» (СПб., 1910), наиболее поздние сведения по этому вопросу содержатся в сборнике «Новые данные по технологии четвертичного периода» (М., 1987), в книге Н.Р.Гусевой «Русский Север – прародина индо-славов» (М., 2003), список можно продолжить.
   В древ. книге «Законы Ману» (М., 1960) находим: «Солнце отделяет день и ночь – человеческие и божественные… У богов день и ночь (человеческий) год, опять разделенный надвое: день – период движения Солнца к северу, ночь – период движения к югу» (гл. 1). Это могло означать только полярную ночь и полярный день. В ряде вед. гимнов воспевается период «мерцающего полумрака», называемого зарей, которая бывает дважды в г. и длится примерно 50–60 дней. Эти периоды именуются в ведах рассветом и закатом дня богов. День богов – весь Белый Свет – царство Индры. К Индре обращались с мольбой: «О Индра, я хотел бы достигнуть надежного света, да не погубит нас долгий мрак». В ведах и эпосе неоднократно уп. о том, что Полярная звезда неподвижно стояла в зените, а вокруг нее описывали круги небесные светила. Это может быть только на Сев. полюсе и близко к нему – в приполярных и заполярных районах. Судя по памятникам, на сев. прародине протоиндоевропейцев Большая Медведица всегда видна высоко в небе, когда наступал мрак; в то время как в юж. обл. она появлялась низко на сев. горизонте; постоянно встречается сюжет о том, что демон (или демоны; волк; змей и т. д.) надолго заглатывает – «скрадывает» Солнце, пленяет воды, делая их неподвижными, как камень, и Индра (или др. национальный герой) ведет с ним тяжкие бои, освобождая светило и воды. В РВ говорится, что Индра, убив демона дубиной (характерное для пращуров оружие), «породил солнце, небо и утреннюю зарю». Освободил воды, которые «стояли скованные». Нашел спрятанный втайне клад неба, замурованный в скале, «в бесконечной скале», и «похоронил черную кожу». В слав. сказках место демона занимает Кащей, змей или волк. Прообраз Индры – первого из известных миру всадников на белом коне, убивающих змея, воплотился у русск. в светлого всадника, добра молодца, богатыря, Ивана-царевича. А в христ. времена был перенесен на Георгия Победоносца, укрощающего змея.
   В РВ предписывалось приносить в жертву Индре придающий силу напиток сому в течение ста суток подряд, что явно совпадало с периодом полярной ночи. В «Авесте» тоже есть сообщения о том, что прародина была некогда светлой, прекрасной страной, но злой демон наслал на нее холод и снег, которые сковывали ее ежегодно на 10 месяцев, Солнце всходило лишь один раз, и сам г. превратился в одну ночь и один день. По совету богов люди ушли оттуда. Раскопки в Заполярной Сибири, в низовьях р. Индигирки (ср. Индра), выявили, что вдоль побережья Сев. Ледовитого океана цивилизация развивалась, то уступая ледникам, то вновь возвращаясь. Белая раса из А. расселялась на Дон, Днепр, Днестр, Дунай, Волгу, Урал, в Западную Сибирь, а оттуда уже шла на терр. Персии, Индии и др. регионов. Веды и «Авеста», вначале устно, были принесены в Индию, Иран отсюда. Сообщение «Авесты» о внезапном (на самом деле довольно длительном, хотя неожиданном и нежеланном) наступлении оледенения подтверждают ученые, которые выдвигают как одну из гипотез смену климатических эпох, явившуюся катастрофой для всего живого.
   Во времена А. духовные и интеллектуальные возможности человека были несравненно выше. Каналы связи с Всевышним, с высшими силами были еще не забиты «шлаками» – результатами цивилизаторского отторжения человека от природы и Бога. Особенно уникальны были телепатические способности людей. На земле А. могла развиваться цивилизация, имевшая опорные пункты в различных ч. земли. В т. ч. и в будущей Индии, в Шумере, Древ. Египте. По преданиям, одновременно с А. существовали Атлантида, Пацифида, Лемурия, Туле: земли, погибшие в результате глобальной катастрофы.
   АРТА – правда в авест. традиции. В вед. традиции правда – «rta», «rita». В «Авесте» написано: «Все лучшее ему – носителю арты»; «Отрекаюсь от сообщества с мерзкими, вредоносными, неартовскими, злокозненными дэвами». В русск. диалектах, например пермском (Даль), корень слов с «арт» означает: толк, лад, смысл, уменье. «Артикул» – отдельная статья в законе, приказе, правиле. Закон же на Руси называли «Правдой». А слово «артачиться» – значит упираться, идти против правды, правильных действий или чеголибо близкого к этим смыслам.
   АРТОС, АРТУС (др. – русск.) – хлеб праведный, святой, насущный (в смысле – приготовленный; в отличие от хлеба – зерна).
   АРУД – хлеб в зернах, в закромах (в отличие от хлеба в колосе; хлеба испеченного).
   АРХИЛИН – сказочная сверхтрава (супертрава) слав. преданий, которая якобы в купальскую ночь приобретает волшебную силу.
   АСПИДЫ – 1. Семейство ядовитых змей (ок. 180 видов), среди них ехидны, мамба, кобры, памы и т. д. А. – частые герои русск. фольклора: заклинаний, сказок и т. д. 2. Мифич. существа, драконы; иногда с птичьим носом; там, где поселяются, – оставляют за собой пустыню.
   АТЛАНТИДА – мифич. страна и.-е. древности. С тех пор, как Платон в диалогах «Тимей» и «Критий» впервые поведал об А., Аристотель сказал: «Платон мне друг, но истина дороже», – споры об А. не утихают. Хотя сама она до сих пор не найдена. О ней написано ок. 30 тыс. книг и бесчисленное кол-во ст. В спорах об А. надо решить, прежде всего, два важных вопроса: 1. Была ли А.? 2. Где она была?
   1. О том, что А. была, знали не только египетские жрецы, а от них – Платон, но и Шлиман, нашедший в 1873 г., во время раскопок в Трое, большой бронзовый сосуд с различными предметами. На сосуде и некоторых предметах оказались иероглифические (квалифицированные как финикийские, хотя считалось, что финикийское письмо появилось через 400 лет после падения Трои) надписи: «От царя Атлантиды Хроноса» (Хрон, Крон, Хор, Хорс, Коло, Кали – боги солнца и времени в и.-е. мире; царь А. носил имя бога и.-е.). Значит, А. существовала, существовала ее письменность и цари. К тому же Атлантический океан есть, а А. нет…
   2. Где? Многочисленные историки считают, что с IX по III тыс. до н. э. под Полярной звездой в Сев. Ледовитом океане существовала земля, климат в которой тогда был теплым. Она называлась Арктида или Арктика, т. к. находилась под созвездиями двух медведиц (по-греч. «арктос», порусск. «аркуда» – белый медведь). Возможно, были и др. названия. По преданию, эта земля богом океана Посейдоном
   была передана в правление старшему сыну Атланту. Так считал Платон. Греч. же мифол. говорит, что Атлант был сыном Ияпета (помните трех братьев: Сима, Хама, Йафета?) и океаниды Климены. В этом случае он мог быть внуком Посейдона. Жил Атлант в Аркадии – области Эллады, названной в честь белого медведя Аркуды или Аркоса (она, видимо, была вначале на С. Европы, так же как Афины и некоторые др. переносимые вслед за мигрировавшими древ. людьми североевропейские топонимы). Т. е. Атлант «поддерживал небо» в той сев. земле предков, которой потом уже не стало. В древ. Атлант, т. о., был стержнем, осью всех родов. Даже если его имя было иным, такой легендарный человек существовал. В мифол. исландцев, например, Хеймдалль, поддерживавший небо, – отец всех «священных родов». По греч. мифологии, потомки Атланта воевали с жителями сев. Афин, так выражалась вражда богов Посейдона и Афины. Когда боги отдали предпочтение Афине – Посейдон двинул на Афины м. (океан). Возможно, А. находилась на С.-З. Европы и омывалась с юга Атлантическим океаном. Сам Аристотель говорил, что Геракловы Столбы, за которыми помещал Платон А., раньше назывались Столпы Биарея (бог сев. ветра Борей у и.-е. и слав.), а народ, живший далеко на сев. (за Бореем), называли гипербореями. Т. о., А., как гипотеза, имеет право на существование. Она ждет своего Шлимана.

Б

   БАБА – женщина, бабушка, прабабушка, прародительница, пращур (на санскр. «bеabеa» – бабушка, «bеabеabеa» – прабабушка). 1. Обожествленная прародительница, предок, душа рода, которая и после смерти жила в роду своих потомков, следила за соблюдением нравственных законов рода, обычаев, порядка.
   1. Воплощение плодородия. Каменное изваяние богини (чаще это богиня Земли и плодородия), а иногда и бога, или высокий межевой камень. В Галицком Покутье еще в XIX в. была двуликая каменная Б., крестьяне соскабливали с нее ч. камня и употребляли как лекарство; во время засухи ее клали на землю, чтобы пошел дождь, а во время затяжного дождя – ставили головой вверх. В XIX в. этнографы зафиксировали в Харьковской губ. каменную Б., к которой приносили больных детей. Е.И. Забелин описал каменную Б. близ Никополя, где он вел раскопки Чертомлыкского кургана; жители приходили к ней на поклон ради исцеления от болезней. На Толстой Могиле, близ Запорожья, каменную Б., имевшую магическое влияние на людей, деятели местной христ. диктатуры свалили на землю; сразу после этого, в 1833 и 1834 гг., случились большая засуха, неурожай, голод; народ самовольно поставил Б. на место; тогда попы откололи ей голову – так печально заканчивалась судьба десятков тыс. древ. памятников истории и культуры слав.
   2. Дух хлебного поля в виде последнего снопа в слав. жатвенных обрядах, связанных с плодородием.
   Б. (наряду с дедом) – обязательный персонаж святочных и др. представлений ряженых (обычно Б. наряжался мужчина), исполнявших акты магического вызывания плодородия, а также персонаж или название различных детских игр.
   БАБА-РЮХА, РЮГУ-БАБА, РЮГИНЬЕ, РУГИНИЕ – дух ржи, связан с плодородием и продолжением жизни. У лит. это Ругю-баба, Ругиние (ср. название о. Рюген, Руген, где находился крупнейший религиозный слав. центр). В инд. мифол. есть богини Рохини («красная»), они связаны с магическими познаниями. У юж. слав. Рюха также и Рок.
   БАБА ЯГА – один из наиболее архаичных и загадочных образов слав. фольклора, с которой в сказках связаны самые волшебные моменты, самые необычные приключения героев. Баба Яга, Яга-баба, Яга Ягинична, Ягинишна, Егична, Егишна, Еги-баба, Егибоба (вятск., олонецк., яросл., север.), Ега, Егибаба (арханг., новгор.), Ежи-баба (словен.) как древ. устойчивое понятие состоит из двух слов. Баба – женщина, бабушка, прабабушка, прародительница, пращур. На санскр. «bеabеa» – бабушка, «bеabеabеa» – прабабушка; «Bе», «Бх», «Бг» в безгласном написании еще и Бог; то есть «баба» восходит к божественным, произошедшим от Бога, первопредкам. «яга» в др. – русск. означало: шкура ягненка (козленка, жеребенка и проч.) или шуба из такой шкуры, мехом наружу. Это ритуальная одежда древ. волхвы, которой, как правило, являлась любая старшая женщина в роде, племени, способная на эту миссию (сказочная же Б.Я. – образ собирательный). Кстати, в санскр. «агью» – огненное жертвоприношение; «ягашала» – «площадка для яги», жертвенная площадка. В чем-то это слово перекликается с «яга», так же, как с «агнец» (ягненок – жертвенное животное; жертвоприношение).
   У древ. слав., за редким исключением, не было жреческого сословия (как, например, в Древ. Египте). Обязанности жрецов выполнял кто-либо из старейших в роду мужчин, лишь функции поддержания дом. огня (очага) и воспитания подрастающего поколения – старшие в роду женщины. Они проводили ритуалы инициаций – посвящения детей во взрослые (и наречения именем), проходившие в несколько этапов.
   В свете современных исследований можно определить «возраст» одной из древнейших сказочных героинь – Б.Я., т. е. приблизительное время, с которого у наших предков существовали обряды. В книге «Русский Север – прародина индо-славов» (М., 2003, 45) индолог, санскритолог Н.Р. Гусева пишет: «Археологические раскопки, проводившиеся в основном в центральных и южных областях Восточной Европы, дали возможность ученым выявить исторически последовательные этапы развития этнических групп на этих территориях. В качестве главного признака был взят способ погребения как кремированных, так и некремированных покойников. В IV–III тыс. до н. э. их останки погребали в ямах, а во II–I тыс. до н. э. клали в закопанные бревенчатые срубы или в наземные избушки, стоявшие на земле или на столбах (отсюда со II тыс. до н. э. в наших сказках «избушка на курьих ножках»). Первый из этих этапов получил название ямной культуры, а второй – срубной». Время срубной культуры отдаленное, мы мало знаем о начальных обрядах посвящений. Все-таки, как-то изменившись, консервативные, по сути, эти архаичные обряды у разных ветвей и.-е., в т. ч. слав., дошли до письменных времен, запечатлены. Им посвящено немало научных изысканий. Наиболее известные из них – «Поэтические воззрения славян на природу» Афан. (М., 1995, т. 1–3) и энциклопедия «Мифы народов мира» (М., 1997, т. 1–2).
   В и.-е. мире существовали возрастные и специализированные посвящения, погружения человека в традицию рода-племени. В процессе их происходил доступ к магическим силам и сакральным ценностям. В результате – обретение иных внутренних качеств. Поэтому и границы перехода из одной группы людей в др. непреодолимы обыденным, немагическим путем. Родившийся ребенок – нечто среднего рода, обозначенный словом среднего рода – не имел еще никакого права в новом мире, до 3 лет он жил без «выказывания» пола, носил унифицированную рубаху, воспитывался женщинами. В 3 г. (время первого пострига волос) дети вступали во второй (после рождения) цикл посвящения: введение в пол (конечно, мистическое). На Руси именно в этот период девочек одевали в сарафаны, мальчиков – в порты. В 7 лет проходило первое посвящение в род в качестве младшего его члена. основное посвящение осуществлялось по достижении ребенком 13–15 лет и превращало его во взрослого человека – полноправного члена рода, наделенного почти всем кругом прав и обязанностей, а также глубоким осознанием ответственности за свои поступки. Одновременно проводилась жесткая проверка того, насколько он готов, способен пополнить ответственное сообщество взрослых. В программу такой проверки входили: испытания огнем, водой, болезненные удары (борьба, бой), нанесение ран (для вырабатывания терпения, бесстрашия, мужества, сопротивления физическим страданиям, презрения к боли), заточение, голодание, поиск исчезнувших («украденных», спрятанных) предметов или живых душ. Именно это посвящение следовало путем «через смерть»: человек как бы «умирал» в одном качестве и «рождался» в др. В результате переживания «околосмертного» состояния происходило «пересотворение» личности, преображение внутренней сути. В процессе его человек терял свое детское имя и возрождался в качестве взрослого, получая новое, настоящее. Молодой человек одновременно вводился в мир духовных ценностей и этику рода-племени; узнавал священные традиции с начала мира, имена богов, историю их деяний, правила поведения и принципы организации жизни взрослых, производственные приемы.
   Здесь уместно появление Б.Я. – одной, с дочерьми или сестрами (которых 3, 40, 40 и одна… – числа эпические; пример – приводимая Афан. сказка о Заморышке и др.). В большинстве сказок с архаическими элементами, где угадываются дела посвящения, Б.Я. – одна из гл. действующих лиц, ее помощники волхвы – женщины и мужчины – на первый план почти не выступают. Б.Я. как бы осуществляет посредничество между земным и неземным мирами. С одной стороны, она реальная женщина-прародительница, с др. – обладает сверхъестественными силами.
   Посвящение проходило, как правило, за пределами проживания племени. Подросток должен был провести трудные ночи или ночь-г. (здесь сохранилась память о полярной ночи на родине предков в Приполярье) в лесу, на границе с Иным Миром, во владениях Б.Я. Т. е. на какое-то время молодые люди оказывались как бы «похищенными» ею. Вот откуда сюжет о путешествии (или перенесении) сказочного героя за тридевять земель, за леса, за долы, за высокие горы, в мир невиданный и невидимый обычным зрением. Пока герой не вкусит жертвенной пищи Б.Я., он многого не понимает. Завет Б.Я.: «накорми, напои, а потом спрашивай». Следует оговориться, что при обучении молодой человек «программировался» спасать именно свои родовые ценности и образ жизни народа, свои род, племя (а не чужих и чуждых). И ныне русск. человек зачастую поступает жертвенно, благодаря заложенным на генном уровне древ. установлениям, о существовании которых он и не подозревал. Только сейчас он содержит, охраняет паразитирующих на его труде, творческой энергии, на его ист. терр. бесчисленных чужих.
   Посвящение молодых людей носило подчеркнуто игровой характер. Между тем, по мнению специалистов по мифол. и фольклору, игра, переодевание, «выворачивание» шкуры, делание чего-либо «наоборот»; необычное, исключительное, волшебное – является в большей степени признаком Нижнего Мира, чем земной жизни. Итак, нахождение на заветной терр. символически приравнивалось к нахождению на Том Свете. Значительными в этот период становились божества и атрибуты потустороннего мира: избушка на курьих ножках, забор из человеческих костей, черепа и т. д. Если кто-либо из смертных случайно попадет в эту страну, то все равно «ничего не увидит», ибо там «ничего нельзя увидеть человеческим оком». Избушка Б.Я., где она похоронена («живет»!), стоит на грани двух миров – в некоем месте перехода из одного мира в др. Да и сама Б.Я. принадлежит двум мирам. Избушка без окон, без дверей: как всякому захоронению, они не нужны. Дух, энергия сквозь любые стены проходят. Хотя иногда, чтоб понятнее и удобнее было живым, в избушке существует дверь, ее увидишь, если избушка поворотится к тебе «на курьих ножках». В сказках: «на курьих ножках, на бараньих рожках», Афан. добавлял: «Другие сказки говорят, что избушка Бабы Яги поворачивается «на курьих ножках, на собачьих пятках»; ножки могут быть и петушьи и сорочьи, но чаще – именно «курьи». «кур» – петух – издревле символ времени, а оно часть вечности. Со временем ассоциируется и сорока, приносящая «на хвосте» последние новости-вести (время!), к тому же сорока – предвестница грозовых перемен. Собака – проводник в мир мертвых. Баран – жертвенное животное и символ плодородия, продолжения рода. Здесь все пронизано древ. символикой. Ничего лишнего, незначащего!
   Б.Я. не всегда живет в лесу, иногда – глубоко под землей (местопребывание душ – Тот Свет; местопребывание тел – Мать Сыра Земля, морская пучина), чтобы к ней попасть, порой надо «просесть», как в сказке, услышанной в Архангельской губ., которую записал Н.Е.Онучков. В блр. сказках Б.Я. живет на С. среди лютых морозов. Сами же мы сравнительно недавно (всего около 150 лет назад) узнали, что прародина слав., балтов и ариев – за Полярным кругом (значит там наиболее древ. мир пращуров – захоронения их).
   Герои сказок не всегда по своей воле прибывали к Б.Я. Иногда это выглядело как изгнание чужаками (мачехой, отчимом), наказание за нарушение различных запретов, порой любимые внезапно пропадали и т. д. Герой проходил через временную смерть (уход). Воскрешение-возвращение. В сказках – то с применением «живой» или «мертвой» воды; кипящего котла с молоком или водой. То – уха волшебной коровы; то – превращения в животных, деревья, реки. То опускания в колодец, на дно морское. Короче – полный набор волшебств. В сказках (не во всех, а в тех, которые постигла менее жесткая христианизация) Б.Я. выступает воительницей, похитительницей или дарительницей. А чаще – помощницей молодого героя («Три царства – медное, серебряное и золотое», «Иван Быкович» и др.), располагающего ее в свою пользу вежливым обращением, исполнительностью, трудолюбием, сообразительностью. Б.Я. можно ублажить ласковыми словами, она становится доброй, принимает сторону героя, охотно ему помогает, предсказывая возможные препятствия и предвосхищая благополучный исход испытаний. Т. о., она ценила нравственные законы, уважение к старшим, творческую инициативу, любовь к природе. Афан. писал (3, 289): «…Подобно змею, она сторожит источники живой воды и заботливо прячет в своих кладовых медь, серебро и золото, т. е. сокровища солнечных лучей»; «Бабе Яге приписывается обладание волшебным прутом, которым стоит только махнуть, как тотчас же все живое превращается в камень: это – тот молниеносный жезл, прикосновением которого Гермес (=проводник усопших в загробное царство) погружал людей в непробудный, вечный сон… Белорусы уверяют, что Смерть передает усопших Бабе Яге, их души она «съедает» (Афан., 3, 291, 288). Из античной мифол. известно, что время поедает своих детей, к этому мы можем добавить: предки (когда это время приходит) принимают души умерших на Том Свете (где среди прочих пращуров обитает и прародительница Б.Я.). В одной сказке герой идет на встречу с Б.Я., ему попадаются три всадника: белый, красный и черный – утро (день), полдень (день) и ночь. Эти всадники – время, а время – составная ч. вечности.
   В ряде сказочных сюжетов она – воительница: как богатырша спит с мечом-кладенцом (или мечом-самосеком) в изголовье; бьется с древ. богатырями (на одном русск. лубке – со стариком) или хтоническими существами. Афан. писал (1, 111): «…В одной русской сказке Баба Яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все четыре стороны». Но тем не менее богиней войны она не была, а воплощала в едином образе цепь древ. воинственных предков.
   По Афан., она «свободно распоряжается естественными силами природы» (1, 148). В сказках ей служили: гигантский орел, гуси-лебеди, кобылицы, волшебные огнедышащие кони, собаки, кот, которые «говорили» на понятном яз. У нее был волшебный платочек (герой «крадет» или добывает его путем выказывания умения, находчивости), махнешь им – возникает мост; махнешь в др. сторону – мост исчезает. Это не что иное, как наука (полученная, добытая во владениях Б.Я.) преодолевать препятствия и, в широком смысле, – выживать. Образ Б.Я. в преданиях слав. изначально не был отрицательным. Афан. (3, 292) заметил: «Нередко в сказках Бабу Ягу с сестрами изображали «сварливыми (как всех стариков. – А.Б.), но добрыми и услужливыми старухами. Они предвещают страннику, что ожидает его впереди, помогают ему мудрыми советами, дают ему богатырского коня, ковер-самолет и другие диковинки». Порой Б.Я. предлагала клубок, указывала (или герой сам выпытывал) обратную дорогу.
   Не случайна в сказках предпочтительность мл. героя: «С точки зрения посвящения только младший может быть героем, так как для него возможен переход в статус старшего…» («Мифы народов мира», 1, 544). В сказках Б.Я. постоянно связана с детьми и подростками, молодежью. Она их учит, кормит, спать укладывает, следит за тем, чтоб в баньке помылись, дает задания трудные, наставляет. Яз. предков забывается, загрязняется, а этническое самосознание остается; к нему, незамутненному у детей, молодых людей, – и обращается Б.Я. Не потому ли образ ее, хотя и искаженный наслоениями поздних времен, сохранился в сказках для детей.
   Можно привести множество примеров контактов юных героев и героинь с миром Б.Я. В русской сказке, писал Афан. (1, 85; 2, 303): «…Царевич решается добыть себе такого коня, который был бы сильней и быстрее Кощеева, и за трудную службу у Бабы Яги достигает своей цели… Злая мачеха посылала падчерицу за огнем к Бабе Яге. Поздним вечером приходит она к избушке; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собой дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем… И к утру превратили их в черный уголь». Так предки (к ним, в потусторонний мир, ходила девушка) покарали чужаков в доме, притеснявших молодую хозяйку.
   «По свидетельству русских преданий, те быстроногие кони, на которых можно уйти от летучего змея, добываются от Бабы Яги… в награду за трудную службу; подобно тому в хорутанских и словацких сказках молодец, желающий добыть чудесного коня, поступает на службу к Бабе-чаровнице и пасет буйных кобылиц… В наших сказках герой, поступая на службу к Бабе Яге, должен стеречь ее буйных кобылиц, которые всякий раз разбегаются от него в разные стороны; но ему помогают пчелы, они пускаются в погоню за кобылицами, жалят их и к назначенному сроку пригоняют домой» (Афан., 1, 318, 195). По Афан., пчелы – звезды – способствуют герою. Значит, в период посвящения молодые люди изучали ориентацию по звездам и земным приметам, т. е. постигали начала астрономии, географии, естествознания.
   Образ Б.Я. в фольклоре слав. многозначный. По Афан. (1, 398), например, словаки и чехи обращались к Б.Я. в заговорах, когда болели зубы, приговаривая: «Ежи Баба, Старабаба на тебе зуб костяной, дай мне железный». По-видимому, старая баба лечила людей своего племени, знала тайны медицины, силу трав, минералов, вод, огня. Афан. (3, 292) считал: «из святочных игр можно заключить, что Б.Я. мастерица загадывать загадки и разрешать их таинственный смысл». После испытаний юного героя Б.Я. становится помощницей, она предвещает герою будущее, указывает дорогу, дарит богатырского коня или кубок.
   Конечно, там, где сказки прошли жесткую христианизацию, Б.Я. – ужасная ведьма. Похищает детей, чтоб съесть; запирает на какое-то время, чтоб убить; насылает испытания, чтоб погубить; гонится, чтобы догнать и уничтожить. Т. е. – все наоборот.
   Слово «ведьма» – санскр. и и.-е., означает «ведомая». Но наполнилось негативным смыслом собирательного зла оно в христ. времена и повсеместно употребимо в этом смысле стало именно христ. Чего стоили, например, «процессы ведьм», массовые казни ни в чем не повинных людей. В дохристианской религии древ. слав. не было одного собирательного образа зла. Были многочисленные духи, божества, как правило, небезусловно только злые. Русалки, дух ржи, банник, домовой, леший и т. д. Эти духи могли быть охраняющими, оберегающими, помогающими, а в др. моменты – они же опасны, наказывают нерадивых, вершат суд. Или просто вредят, озоруют. Так на архаичный, идущий из II тыс. до н. э., образ Б.Я. – персонажа, безусловно, и милующего, и карающего, и дающего жизнь (воплощение, перевоплощение), а также принимающего души потомков своего рода-народа в загробном мире, – наложился более поздний образ христ. средневековой ведьмы. И целый комплекс христ. суеверий. В то же время в дохристианские времена не существовало самой ведьмы. Во всяком случае, в том, всефокусирующем зло варианте.
   По моему мнению, в пластическом олицетворении облик Б.Я. был такой: старое морщинистое лицо, но белое, просветленное, одухотворенное. Выразительные серые глаза с пронзительным взглядом («ясные очи»). Нос небольшой. Голова с седыми волосами повязана белым платком с узелком сзади, на шее. В ушах – серьги, т. к. слав. женщины носили их с древнейших времен (о чем свидетельствуют археологические находки). У Б.Я. серьги могли представлять, например, гроздь маленьких звезд – каждая на тонкой подвеске. Фигура – сухощавая, спина сгорбленная от старости. Одета Б.Я. в белую вышитую рубаху с длинными рукавами, меховую безрукавку (мехом наружу) поверх этого. Пояс ее вышит свастиками и крестами, на поясе висит привязанный свиток с древ. знаниями. О том, что у Б.Я. были знания и законы даже записанные, говорил Афан. (1, 169): «В одной из сказок существовал некий свиток, похищенный у Бабы Яги», т. е. добытые у нее знания.
   Еще несколько примеров неоднозначности образа Б.Я. В одном из фольклорных текстов, записанных Д.К. Зелениным в Вятской губ., Б.Я. именуется хозяйкой яблоневого сада. Значит, сюда, в мир запредельный, иной, прилетала Жар-птица русск. сказок добывать золотые волшебные яблоки. В известной сказке «Гуси-лебеди» бывавший у Б.Я. мальчик сидел на лавочке, играл золотыми яблоками. В античной мифол. известны золотые яблоки Гесперид, находившиеся в саду на крайнем З., где Солнце заходит «под землю», в мир иной, к предкам. Сейчас-то мы знаем: никакого «крайнего» З. нет и быть не может, ибо Земля круглая. Однако есть устойчивое и поддающееся локализации географическое определение «Крайний Север» – древнейшая прародина и.-е. с захоронениями пращуров. Там Солнце заходило вообще на полгода. Об этом закатном, темном мире предков древ. прародины сохранилась память в фольклоре слав.
   Без-Корнилович М.И. в книге «Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся» (СПб., 1855) писал: «За рекою Полотою, в поле находится озерко Воловое: о нем есть предание, будто бы в древности… при оном озере стояли капища Перуна и Бабы Яги». Т. о., мы можем быть уверенными, что слав. не только почитали предков вообще, но и конкретно Б.Я.
   Необходимо сказать также о не всегда понятных атрибутах Б.Я.: ступе, пестике, помеле (венике, метле), деревянной лопате.
   Деревянная лопата, хлебная лопата – элемент печной утвари (наряду с кочергой, ухватом), обрядовые функции и символика которой определяется принадлежностью к очагу, огню и причастностью к изготовлению хлеба (в т. ч. и ритуального). На ней хлеб в печь сажают, да не просто хлеб, а хлеб, замешенный на трех (семи) росах или воде из трех (семи) колодцев (ключей), – указывает на то, что Б.Я. лечила детей энергией воды и огня, магическими действиями. Например, она знала обряд «перепекания ребенка». Обряд совершался над всеми младенцами, или же только над больными. Эти обряды известны в Поволжье, Сибири, Волынском Полесье, на Урале, Подолье. Баба на рассвете приносила целебной воды из трех (семи) колодцев или родников, месила тесто, пекла хлеб и, вынув хлебы из печи, всовывала туда привязанного на хлебной (деревянной) лопате ребенка трижды на мгновение (достаточное, чтобы жаром уничтожить болезни (вирусы) или нечисть вокруг него), сопровождая действие заветным словом (молением). Гл. цель – «сжигание» болезни, очищение слабого, «не допекшегося» в утробе матери младенца, чтоб сделать его здоровым. Печь и жар здесь символизировали лоно Бога. Не так ли юноши и девушки в купальскую ночь, по праздникам и воскресеньям очищались огнем, прыгая через костер? Что интересно: и на современном уровне медицина лечит людей разными видами прогреваний, облучений вплоть до лазера. А предки пользовались целебной силой огня издавна!
   У ступы в древ. и.-е. мире было два значения. Об одном из них – главнейшем! – начисто забыто. Или, может быть, специально важнейшее стиралось из памяти народа и подменялось примитивным, бытовым. Первое значение: ступа – гора камней над могилой предка. Основание памятника из камней, изваяние (включающее ступени к нему, т. к. статуи богов ставили на возвышения) с написанными на нем знаниями, законами, установлениями (отсюда – «устав»; «ступени знаний») бога. Или законодателя (правителя, предка). Поэтому, когда Б.Я. изображают сидящей или передвигающейся на ступе (в ступе) – это значит: она «сидит» на сакральных знаниях отеческих богов и предков, законах этических, нравственных (и перемещается с ними везде). В Индии, например, известны ступы I тыс. до н. э. (в Санчи и Бхархуте) с написанными на них канонами (3 корзины законов). Под ступой с законами не обязательно подразумевали статуи богов, это могли быть стела, столб с важными надписями. На разных яз. это почти одно и то же: иллир. «stup», венд. «stolp», польск. «styп», лат. «stela», бог. «stup». В ведах «stupa» – дерево с кроной. Как здесь не вспомнить о родословном древе и древе жизни!
   Поскольку древнеиндоевропейский смысл слова «ступа» в первом значении до нас не дошел (или на каком-то этапе был утрачен) – сказки о Б.Я. зрительно обогатились бытовой ступой, которая имелась в каждом доме. Делалась она из толстого древесного столба (колоды), выдолбленного в верхней ч. В этой ступе измельчали пищу, сырье, лекарственные и ритуальные снадобья, травы, минералы. Т. е. и бытовая ступа иногда участвовала в магических ритуалах (при их подготовке). Этот вид бытовой ступы использован в авестийском мифе о первотворении мира. Ступа здесь – земная твердь, а пестик – небо, его оплодотворяющий фаллос.
   Метла, помело, веник – предметы и бытовые, и ритуальные. Конечно, в случае с Б.Я. надо иметь в виду ритуальный смысл символов. Ритуальный веник (метла, помело, сноп, букет, пучок, купа-купина), совокупность веток, собирался ежегодно в ночь перед Купалой. Он хранился весь г. и считался целебным (в сказках – волшебным), сконцентрировавшим всю творческую силу г. в момент ее наивысшего подъема, совокупную энергию годового Солнца. В купальскую метлу-купу складывались по ветке березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и по цветку трав-кустов разных сортов. Именно такой метлой (помелом, веником) владела Б.Я., только, в отличие от ежегодного веника-букета людей, этот был тысячелетний: имел силу, на которой и взлететь возможно. Вот почему у Б.Я. в сказках метла летала скоро и легко. Магической силой обладали кочерга (огненный оберег), пестик (фаллический символ продолжения рода).
   В период насаждения пришлой «импортной» веры христ. интернационалом всем традиционным богам слав., духам, прародителям, волхвам и даже некоторым персонажам слав. фольклора были приданы демонические черты, уродливость внешнего вида и характера. Не избежали демонизации Б.Я., Кащей Бессмертный, домовые духи, бесы – гномы, шумно приветствовавшие рождение человека и отгонявшие нечисть, русалки и др. А поскольку Б.Я. защитница рода, народа слав. и русск. (именно в ее владениях произносились слова про «русский дух», «русскую кость») – она и испытывала на себе большее давление христ. интернационала. Порой ее изображали в ужасающем виде – с вросшим в потолок носом, косматую, горбатую, с отвислыми грудями… и вообще как кровожадное чудовище, поедающее людей. Воистину, забвение делает нас манкуртами с деформированными представлениями о древнейшей ист. Необходимо восстановить справедливость, обратившись к ист. памяти. Ценности прародины должны стать нам опорой, они способны только помочь, но никак не навредить.
   БАБУНЫ – чары, колдовство. В списке XIV в. в одной из лет. есть слова: «…Коварьство еврейско ревьство премудривше егуптян бабуны».
   БАЛДА – богатырь русск. сказок, обладавший магической, божественной силой в борьбе с нечистью. Афан. (2, 379) считал этот образ «весьма архаичным», он писал также, «что черт, с которым состязается Балда, есть не более как замена мифического змея…» вод. По ведам, первый богатырь, сражавшийся со змеем Вритрой, – бог Индра. У Афан. (2, 376377): «Слово балда (от санскр. bеag=bеal – разить, ударять, рубить; от того же корня происходят: болт и булава) означает: большой молот, колотушка, дубина, палица… (дубина, палица постоянное орудие Индры. – А.Б.) Понятна поэтому та великая богатырская мощь, какою наделяется Балда в сказках: он может давать такие щелчки, что от них падают мертвыми бык и медведь…». При этом вся сила Б. заключается в 2–3 пальцах.
   БАННИК, БАЕННИК, ЛАЗНИК БАЙНИК – дух бани, связан со здоровьем, чистотой жизни, силой, с одной стороны; и с болезнями, заговорами, с водным и загробным миром – с др. Б. участвовал в святочных гаданиях. В период насаждения христ. Б. приписывались злые намерения. С ним связывались христ. суеверия.
   БАНЯ, в X–XIII вв. и др. названия: МОВЬ, МОВНЯ, МОВНИЦА, МЫЛЬНЯ, ВЛАЗНЯ. Без русск. Б., по словам древ. путешественников, не было ни одной деревни. Б. смывает грязь, нечисть, оздоравливает, расширяя сосуды – множество маленьких сердец. Воздействуя теплом на капилляры, Б. повышает сопротивляемость организма инфекциям, способствует закаливанию. К старости кожа человека становится плотной, поры сужаются, происходит слабое потоотделение, Б. помогает восстановить баланс организма, разбудить его защитные силы, предотвратить старение, тренируя систему терморегуляции. Дубовые и березовые веники дополняют оздоровление хорошим массажем. Особый ритуал – «подвенечная» Б., которая устраивалась невесте накануне свадьбы. Топили ее подруги невесты, при этом гадая о нраве жениха путем опускания раскаленных камней в воду, узнавая необходимое по характеру звуков камней. Б. невесты сопровождалась людной процессией, невесту вносили туда на руках (ей не давали переступить через порог), она причитала, т. к. символически должна была «смыть» красоту и волю. Реже совершался сходный обряд для жениха (парневик, мальчишник). Особый вид свадебной Б. – раздельное мытье молодоженов после брачной ночи – известен в основном у русск. (уп. в «Домострое», ХVI в.): новобрачную «в мыльню не вводят», а умывают в сеннике. Готовил такую Б. дружка (иногда с помощью свахи). Во время мытья новобрачных гости шумели, громко кричали, стоя возле Б., чтобы отогнать злых духов. На Русск. Сев. молодых после мытья одаривали специальным хлебом – банником. Необычна ритуальная шуточная Б. в заключение свадьбы для свекра и свекрови, которую топили старыми вениками, напуская как можно больше дыма. Мн. вариантов обрядовой Б. для рожениц (до родов; в послеродовой период – уже с младенцем) с участием повитухи. С заговорами, краплением водой. Больше всего таких вариантов известно в Белоруссии, России. Б. – место девичьх гаданий [ «Байничек, девятиугольничек, скажи, за кем мне быть замужем?» (Пинега); «Суженый-ряженый, приди ко мне ужинать!» (Кострома)]. В др. – русск. источниках XIV–XVII вв. уп. особая Б., которую топили для мертвых (предков). – навья мовь. Такие Б. устраивались в Новгородской, Минской губ. накануне 9-го («навь» – санскр. девять), 40-го дня после смерти хозяина. Накануне летних, зимних Святок, Радуницы, а в христ. времена – в понедельник Фоминой недели, в чистый четверг Великого поста, перед Купалой (Троицей). Нечисть в Б., связанные с нею чернушные суеверия – выдумки христ. режима.
   БАХАРЬ – сказочник, рассказывающий ист., в Древ. и средневековой Руси. Ист. сохранила несколько имен царских придворных Б.: Клим Оферин, Петр Сапогов, Богдан Путята (у царя Михаила Федоровича), Иван (у Василия Шуйского). Б. встречались еще в XIX в. Об одном слепом сказочнике, купленном его дедом только для того, чтобы рассказывать сказки, – Льве Степановиче – писал в «Воспоминаниях детства» Лев Толстой.
   БАЯЛЬНИЦА («говорящая») – ворожея.
   БАЯН, БОЯН (от «баять» – рассказывать, сказки говорить) – сказочник, рассказчик, певец; чародей, волшебник; создатель песен, былин, эпоса, поэт; мудрец. Для обозначения поэта и мудреца в санскр. было одно слово – риши, т. е. рекущий от имени богини речи Вас, Вак или Рик, Рич. Часто на Руси Б. был волхвом: «постави влъхвом и баяном» (XV в.). Б. – имя др. – русск. поэта-певца кон. XI – нач. XII в., известного по уп. в «Слове о полку Игореве», где он уп. 7 раз. Автор называл его «внуком Велеса». Т. е. потомком Велеса, «соловьем старого времени», «вещим» певцом. Б. восхвалял совр. ему князей Старого Ярослава, храброго Мстислава, красного Романа (Святославича), Всеслава Полоцкого. Мысль «Слова…»: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мысью (т. е. белкой) по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы», по мнению ряда исследователей, выражает представление о Б. как о человеке, обладающем, подобно волхву, сверхъестественной силой. Способностью к путешествию по трем сферам космоса: по небу – в образе орла, по земле – в образе волка, по соединяющему их мировому древу (стволу, оси) – в образе белки. Пение, рассказ о событиях ист. воспринимались в древ. как магический обряд, сопровождающийся мистическими перевоплощениями. Имя Б. стало на Руси нарицательным для обозначения поэта; встречается также в надписях Софии Киевской, в Новгородском летописце, оно было распространенным слав. и русск. именем, особенно в XI–XIII вв.
   БДЕЛНИК, БДЕЛЬНИК. 1. Тот, кто бодрствует, помнит. 2. Обряд дохристианской веры, процесс прохождения которого нам неизвестен. Видимо, он был весьма устойчивым и древ., связан с памятью о предках. Об этом можно судить по негодованию в «Слове и поучении против язычества» (XIV в.): «…Мосты чинять по мертвых и просветы и бделник…».
   БДЕНИЕ – бодрствование, дежурство. Такие Б. были условием встречи ритуального Нового г. – Коляды, когда, у юж. слав., например, всю ночь или несколько ночей горел бадняк. Б. положено возле умершего, не то душа умершего может войти в тело спящего, пока душа спящего отсутствует, витает. Б. проводилось возле роженицы, младенца, больных людей. Смягченные формы запрета сна в связи с ритуальным Б. связаны с представлением об опасности сна для жизни человека. Ведь сон находился в ведении богов смерти. Поэтому нельзя было спать в определенное время суток (на закате солнца, в полдень), в Купальскую ночь, в Сочельник.
   БДЫН – надгробное сооружение у русск. В нем присутствовала небольшая, иногда символическая крыша, чтоб родные могли приходить на могилу, бдеть под защитой крыши в любую погоду. В «Житии княгини Ольги» (XIII в.) сказано, что она «заповедала» на своей могиле «ни трызнъ творити, ни бдына деяти». Т. е. была христианка.
   БЕЛБОГ, БЕЛОБОГ, БЕЛУН – белый цвет-свет, светлое ясное небо, воплощение солнечной энергии, направленной на плодородие полей; бог света. Афан. (1, 49) считал, что «образ этого бога сохранился в постоянных его эпитетах «белый свет» и «белый день», употребляемых в двух смыслах: как мир, как стихия света. От «свет» произошло «свят» (святость, святой). У русск. был распространен бог большого светового цикла Дажбог. И Б. был им известен, или использовался как одно из имен-эпитетов Дажбога. У зап. слав. он сближается со Световидом, у ариев с Митрой, у грек. с Аполлоном. «Бъл» входит в корень слова – благо, добро, с которым соединяется идея плодородия, изобилия. Бог светлого неба, блага, поддерживающий жизнь, ее продолжение на земле, хранитель (консерватор) жизни. Давал дух, душу, участвовал в формировании судеб всего живого, просвещал, следил за исполнением законов, жребия, судьбы, давал удачу. Обладал зорким взглядом, не случайно его животные орел, сокол; участвовал в торговых делах.
   Б. был могуч, держал в правой руке кусок железа, т. к. считался еще богом справедливости, правосудия. Слав. издревле был известен подобный (испытание раскаленным железом, огнем) способ восстановления справедливости. Подозреваемому в каком-либо проступке давали в руку раскаленный кусок железа, велели с ним пройти шагов десять. Того, чья рука оставалась невредима, признавали правым. Во всяком случае, в мужестве, выдержке ему трудно отказать. Фактически человек судил сам себя, степень его психологического переживания (ср.: на воре и шапка горит) решала его судьбу. Или испытуемого просили пройти по горящим углям. Ходящие по горящим углям невиновные уверены в себе. Уверенность повышает качество энергии сопротивления, человек выдерживает испытание. Подобные испытания, кажущиеся нам сейчас жестокими, бессмысленными, вовсе не считались таковыми вплоть до правления Ивана Грозного. Не случайно богу, вершившему правосудие, приносили в жертву кровь, чтобы он не допустил страшной для человека кары: быть осужденным, тем более – несправедливо. Тяжело испытание, но еще тяжелее бремя позора. Понятие «клейменный железом» издревле было равнозначно понятию «клейменный позором».
   В честь Б. свершались игры, пиры, веселые ритуальные действия с плетением венков, гаданиями, состязаниями и т. д. У лужицких сербов близ Будишина, или Бауцена (Bautzen), ему была посвящена гора, которая называлась Bielu boе (была у них и гора Черный бог). Статуя Б. стояла в Арконе на о. Рюген. В Поморье на северо-западе Польши на р. Реге находился о. Belbug (позже там построен монастырь). Русск. ист. Сб., I, ст. Ходаковск., 80; Афан. (2,140; 3,381) уп. Белобожье и Белобожницу – святилища Б. в Польше, Belbožice у чехов (у чехов известна Белая гора), Bĕlbožnica в Галиции. Капище Б. было в Беловеже (Белой Веже) у русск. в сер. X в. Урочище Белые боги существовало под Москвой по дороге в Сергиев Посад. Б. был у слав., живших у Адриатического м., возле Аквилен на камне начертано: «BELLINO-APOLLINO» («Belenus» в древ. надписи стоит в ряду с именем Аполлона, Афан., 3, 381). Это был гиперборейский бог, знание о котором занесено с культом Аполлона, или, может быть, он до этого давно почитался протославянами. Скорее всего Аполлон и Белбог синонимы. Б. был у шумер, считавших себя выходцами с сев., с горы Меру (шу-меры – съ-меру: «су» санскр. прекрасная+«меру» – ось, стержень); у этрусков (см. Классен, 193, 195). У вавилонян и ассирийцев он высший бог неба. Еще его историки называли «Jupiter Belus». Beal (Beil, Beul, Beli) – имя верховного бога света у др. кельтов.
   Б. и Чернобог у слав. обычно (например, у Гельмольда в «Славянской хронике») уп. вместе. В Густынской лет. (под 1070 г.) в Польше старинные волхвы были убеждены, что «два суть бози: един небесный, другой во аде». Это очень древ. боги и.-е. Но они далеки от многоликости, разнофункциональности богов индо-славов, скорее близки духу ир. арьев, чей духовный мир в черно-белых красках, в поляризации добра и зла. Видимо, Б. и Чернобог привнесены в слав. мир ираноязычной ч. и.-е., живших в отдельных регионах (большей частью на юге славянского мира и на юге Европы) бок о бок друг с другом тысячелетиями. Чувствуется, что функции Б. во многом сходны с функциями Митры (возможно, Б. – это синоним Митры, одно из его имен в некоторых регионах, как в других он – синоним Аполлона, Световида, Дажбога). В древ. оба бога (или один под разными именами) осуществляли совместный акт творения мира из хаоса. Сотворив живое, неживое, эти боги все потом себе забирали. Таков ритм жизни (соотношения зимы и лета; ночи и дня; жизни и смерти). Эти боги еще раз подтверждали мысль, что в мифол. предков все одинаково ценно, все одинаково нужно, все одинаково дорого. Афан. (1, 49) писал: «О древнем Белбоге доселе сохраняется живая память в белорусском предании о Белуне. Белун представляется старцем с длинной белой бородой в белой одежде с посохом в руках. Он является только днем. Путников, заблудившихся в дремучем лесу, выводит на настоящую дорогу». Есть поговорка: «Цемна у лесе без Белуна». Во время жатвы Б. ходил по нивам, помогал жнецам; рассыпал для них деньги, т. е. золото солнечных лучей. Ассоциация золота с солнечными лучами основана на древ. представлениях, где свет виделся золотом. Б. считали подателем богатства, плодородия. Поговорка: «посябрывся с Белуном» употреблялась в смысле «пососедился с Белуном».
   БЕЛОВОДЬЕ – легендарная местность, рай, назван так из-за молочной р. (м., оз.), текущей по раю из вымени небесной коровы. Вспомним молочные рр. русск. и слав. сказок, это застывшие воды (лед) прародины и.-е. в Приполярье. В России есть Беловодск на одном из притоков Северского Донца.
   БЕЛОЯР – легендарное название местности – рая, родины предков, возможно, находившейся некогда в Приполярье.
   БЕРЕГИНИ, БЕРЕГЫНИ (ВИЛЫ, ВОДЯНИЦЫ, КУПАЛКИ, ЛОСКОТУХИ, МАВКИ, МАВКИ ЛЕСНЫЕ, РУСАЛКИ, САМОВИЛЫ, САМОДИВЫ) – общее название всех существ стихий, пространств, добрых духов, оберегавших человека, его душу на водах, на земле, в домах, в поле, в лесу, в ягодниках, на болотах, в поднебесном царстве. На санскр. берег – «вела», вот откуда загадочные слав. вилы («вилина», по мнению санскритолога Гусевой, «скрытно обволакивающая»). Самодива (самовила от иран. asma-daiva – небесный дух. И более древ. вед. div – небо) небесная, облачная нимфа в болг. мифол., у чех.
   Б. известны по оригинальным др. – русск. текстам XIV–XV вв. и переводным с греч., например, «Слове св. Григория» или «Слове об идолах» (6 раз в разных списках): «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В «Слове и поучении против язычества» (XIV в.) русск. обвиняли: «И веруютъ в Перуна, в Хорса… и в вилы… и куры имъ режютъ»; там же: «Паче бо согрешенья… ставленье трапезы рожаницамъ… требы, кладомыя виламъ». В др. – русск. памятнике письменности XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». Или – вилы, «их же числом тридевять сестрениц». «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и всяким богам и требам мерзким не приближайся». Автор XIV в. писал: «Начаша требы класти Роду и Рожаницам, преже Перуна, бога ихъ, а преже того клали требу упирем и берегиням». В Софийском сб. XIV в.: «…А друзии [поклонялись] Перену, Хоурсу, виламъ и Мокоши, оупиремъ, берегынямъ, их же нарицаютъ три θ (9) сестреницъ… А друзии [поклонялись] огневи и камению и рекам, и источникомъ и берегынямъ». В Чудовском списке XVI в.: Б. «клали требы». В др. – русск. текстах известны записи с начальным «в» (ср. базилик-василек) и «п»: «Клали требу упиремъ и верегиням», пример из «Паисиевского сборника XIV–XV вв.; «Уклоняйся Поревну, и Аполовину, и Мокоши, и перегини» – «Поучение духовное детям» (XVI в.). Др. – русск. «прегыня» – холм, поросший лесом. Да и др. два варианта корней понятны: «береги», «вереги» – оберегающее (существо, дух) и веруемое (существо, дух), предмет веры. Т. е., видимо, Б., верегини, перегини – существа, оберегавшие русск. лесостепные угодья вкупе с вмещенными в них горами, холмами, рр., оз., болотами, родниками, колодцами и т. д.
   Имя Б. иногда связывали со словом «берег», что оправдано лишь частично, так же как и связь со словом «ber» – гора. Б., оберегающие человека в водах и помогающие тонущим добраться до берега, – и русалки, и вилы, и некие сирены, красивые крылатые девы (которых трудно идентифицировать). Б. (наподобие греч. пенатов) хранили благополучие разных мест, видов природы, дом, людей. Б. были противоположны (в то же время с ними связаны) упырям. «Пр», «переть» – быстро двигаться, уходить, уноситься, возноситься, удаляться. Т. е. внезапно ушедшим; быстро унесшимся: утонувшим, сгоревшим, растерзанным зверями, сгинувшим в дремучих лесах, в болотах, др. водоемах. Сорвавшимся со скалы, крутого берега или с дерева, погибшим на чужбине умершим родственникам. Их не обмыли, не одели в чистое, не отпели, не оградили сильным словом, громким плачем, не погребли, не помянули и т. д. Их души бродят неприкаянные (иногда меж живыми). От них неизвестно чего ожидать – оберега или заморочки, заблуждения, затягивания в водоворот смерти. В дохристианский период слово «упырь» не было идентично слову и понятию «вампир». В христ., однозначно, упыри – зловредные демоны. В дохристианские времена – скорее те, кого жалели, старались, если найдут перезахоронить, успокоить-упокоить их душу; помянуть. Поэтому им «требы клали» наряду с берегинями – сильно дальними предками. Б. (вилы, русалки, мавки, мавки лесные) отождествлялись с древ., архаичными матриархальными, вышедшими некогда из воды на берег прапредками (праматерями) человека и всех живых существ. Именно поэтому они были изображаемы или в облике получеловека-полурыбы – женщины-праматери, запечатленной в момент выхода из воды на сушу. Или получеловека-полуптицы, или (поздние варианты) получеловека-полузверя (коня, быка, льва, медведя, волка и т. д.). Так наивно, но в целом правильно прапредки представляли эволюцию. Не только нынешние ученые находят окаменелости. Древние люди даже чаще находили окаменелости вымерших или эволюционировавших существ, задумывались над эволюцией, не зная самого этого слова. Дух древ. прапредков, облик которых потомкам точно неизвестен, оберегал людей повсюду.
   У вост. слав. они встречаются в образе дев, имен которых множество, способные «запирать» (на сезон) воды. Они жили в горах и в воздухе, летали, как птицы, их 33 сестрицы (число эпическое); иногда сидели с распущенными волосами в горах или возле водоемов, кто отнимал у них одежду (крылья, перья, кожу), тому они подчинялись, служили, лечили, предсказывали судьбу. У сербов вилы выбирали место для гор. и дома, предупреждали героя эпоса об опасности: «Кличет вила с рудникской вершины…». Только в двух средневековых памятниках «Вил» употреблялся в мужском роде и как бог. Иногда встречались варианты названия духов богами (выше: «мнят богинями»). А к XVI в. это уже могло быть актом незнания и невежества христ. В книге XVI в. написано: «Посещаю бога моего Вила судьбами, аще речетъ ми пойду…» (то есть куда позовет – пойду). В одном из сочинений христианин возмущается русскими: «…жертвы приносят Перуну, Хорсу, и Мокоши, и Вилу… иже есть был идол, нарицаемый Вил».
   Сравнивая слав. мифол. с родственной (чем древнее – тем ближе и роднее) вед., можно предположить, что Б. восходили к апсарам («вышедшие из воды», «текучая вода», «водяница»; вот еще почему с водою связывают русалок, вил) – полубожественным женским существам, обитавшим преимущественно в небе, но также и на земле (в реках, на горах и т. д.); нимфам из «мира не имеющих формы», расположенного над «миром имеющих форму». Это светлые существа, относившиеся к духам плодородия и к предкам, помогающим плодородию. В качестве женских духов вод и жен или возлюбленных уп. они в РВ, АВ, «Рамаяне». Как и др. духи, они способны на заморочки, в частности, могли насылать на людей любовное безумие. В АВ приводятся заклинания против них. «Рамаяна» рассказывает, что апсары (по одному из множества мифов о сотворении мира) возникли при пахтании океана богами и асурами, и т. к. ни те ни др. не захотели взять их в жены, они стали «принадлежать всем». По преданиям, 10 или 11 апсар, наиболее почитаемых, родились из «воображения» Брахмы («брахмо» – семя; на Руси Род), а остальные были дочерьми Дакши. Дакша – на Руси частично передал свои функции Дажбогу. Так что апсары все же ближе к богам, которые иногда посылали их соблазнять отшельников, аскетов, мудрецов, праведников, чья подвижническая жизнь делала праведников равными богам. Число апсар в пуранах колеблется от 2–3 десятков до сотен тысяч. Они способны менять свой облик (как вода, из которой когда-то родились, или облако), но обычно являлись прекрасными женщинами, одетыми в богатые одежды, украшенные драгоценностями и цветами. По эпическим представлениям древ. ариев, они ублажали в раю Индры смертных воинов, павших героями на полях брани. Апсары находились вне противостояния богов и асуров, в них был намек на связь с сильно дальними предками человека (и шире – всего живого), вышедшими некогда из океана. Хотя иногда они были некими загадочными эфирными существами, существами воображения.
   Русалки – светлые, струящиеся (кто-то производит слово от «роса» – чистота; чистая вода) – восходят к вед. апсарам, воплощениям духа матриархальных сильно далеких предков всего живого, в т. ч. человека, вышедшим некогда из океана. Русалки – оберегали пресные водные источники, поля, леса. А поскольку они некогда вышли из вод Мирового океана, то воды им подвластны, в т. ч. дожди, росы, воды для орошения полей. Их представляли прекрасными девушками с длинными распущенными волосами (порой зелеными, как травы и водоросли, или русыми), иногда – девушками с рыбьим хвостом или с птичьими атрибутами (с крыльями, например). Русалки воплощали не только переход воды во все живое, но переход от древ. зверообразных существ в человека: от рыб, птиц, ящеров, змей, медуз, коней, быков, львов и т. д. Магический продукт такого перехода представал в виде мифич. зверочеловека полуженщины-полурыбы (полуженщины-полузмеи, змееголовой медузы, полуконя – полкана, китовраса, кентавра). Голой, т. к. предки вышли из океана ничем не прикрытыми, поэтому женщины жертвовали для русалок пряжу, полотенца, лоскуты, ленты, нитки, а девушки – венки. Афан. (3, 72) писал: «В Малороссии еще теперь в обычае вешать, во время русальной недели, на дубах, других деревьях холсты, полотенца, сорочки, мотки ниток – в дар русалкам; белорусы утверждают, что на Троицкой неделе ходят по лесам голые… русалки, и тот, кто встретит их, должен… бросить им платок или лоскут». Русалок чествовали в пору колошения хлебов, созревания трав во время летних Святок, во время прибывания света, дня г. – на зимние Святки 25 декабря. В это время, в Македонии, Болгарии, Сербии, например, группы из мужчин, называвшихся «русалии», по 5, 7, 9 человек, состоявшие из нечетного количества, т. к. русалки из др. «нечетного» мира, ходили по дворам. Устраивали особые хороводы вокруг больных людей, исполняли обрядовые танцы, чтобы исцелить. Их встречали в домах с большими почестями, считали, что сам приход их в дом способствует сохранению здоровья, изгнанию духов болезней.

   Женщина с рыбьим хвостом (символ памяти о том, что предки живых существ вышли из океана) – берегиня, прародительница, русалка – на карнизе каюты деревянного волжского судна (Городец, Нижегородская обл.)

   Б. Рыбаков (255) писал о находке из Кленчан в Польше (такие находки встречались в др. местах): «Это – своеобразный бронзовый скипетр полуметровой длины… украшен девятью (9 – число месяцев вынашивания плода человека; 9 дней не отлетала душа умершего от его тела. – А.Б.: вся символика связана с предками-потомками) горизонтальными кольцами и завершается массивным навершием, напоминающим головку спелого мака (мак – символ сна и смертельного засыпания. – А.Б.). Навершие, полое внутри, представляет собой… сосуд, открытый сверху. Такая своеобразная конструкция заставляет вспомнить священные жезлы русальцев, народных волхвов, проводящих празднества русалий…». Болгарин Д.Маринов обобщил сведения: «Русалки, по болгарским верованиям, – очень красивые девушки с длинными косами и крыльями. Они живут на краю света и появляются лишь весной, с тем, чтобы в нужное время оросить засеянные нивы. От русалок зависит плодородие полей. Русальцы – дружины специально подготовленных для проведения русальских празднеств танцоров и музыкантов…. Их задача – ублаготворить русалок и тем обеспечить хороший урожай. Попутно они лечат больных… Во всех обрядах, проводимых русальцами, очень важное место занимают различные священные травы и злаки… Гл. обрядовым предметом русальцев является священный жезл «тояга». Жезл делается из явора или ясеня. На конце тояги выдолблено дуплецо, в которое закладывают чародейные травы, и отверстие закупоривают. Тояга применяется для экстатических магических плясок, для охраны знамени с травами, для разбивания горшка с чудодейственными травами. В течение года, в промежутке между русалиями, тояги хранятся как священные предметы… служат десятки лет и передаются от отца к сыну… Тояги окрашивались и украшались различными звенящими «дрынкалками». Рыбаков писал, что др. – русск. княгини часто начинали танцем всенародный праздник русалий (как описано в сказке о Царевне-Лягушке). Это доказывается находками серебряных наручей знатных женщин «во всех стольных городах», что «исключает случайность».
   Первое уп. русалий (как давно известных, укоренившихся) есть в Лаврентьевской лет. В ней осуждается обычай предотвращать засуху: «…русальи». На Руси обычаи «плясати в русалиех» уп. с нач. XII в. «Потехи с плясанием», песнями, с ряжением в маски животных, «нощные плещевания» и «безчинный говор» происходили, по свидетельству «Стоглава», в канун Рождества (на зимние Святки) и Богоявления, а также на Купалу (летние Святки). Афан. (3,72) писал: «Праздник в честь русалок совершался одновременно с праздником весны…. В христианскую эпоху он приурочен к Троицыну и Духову дням, причем самое название Духова дня наводило… на мысль о чествовании стихийных духов и душ усопших предков. Несмотря на то, народная память не изменила старине и доныне связывает праздник русалок с Перуновым днем, начиная его с четверга предшествующей Троице, так называемой Семицкой недели (по христ. терминологии), которая еще в XII веке была известна под именем русальной».
   Слово «русалии» как календарная примета вошло в быт русских: «…и по съшествии святого духа, рекше по русалиих…»; «масла же до русалии приемлють…». В Киевской летописи под 1170 г. сказано: «Володимеру бысть болезнь крепка, ею же скончался мая в 10-е русальныя недели в понедельник». На Украине же четверг Троицкой недели назывался русальчин велик день…. В Вологодской губ. Семик называется русалка. Рыбаков писал (Рус. 675), поскольку христ. календарь сдвигал дохристианский: «…Поэтому «русальная неделя», «русалии», «русалчин велик-день», «русалкино заговенье», «проводы русалок» оказываются календарно неустойчивыми, колеблются в диапазоне от середины мая до начала июня…. В Литве этот архаичный индоевропейский праздник отмечался 24 июня, как праздник «росы». Старинные (христ. – А.Б.) памятники не раз упоминали о русальях, как… о богопротивных, подлежащих церковному запрету игрищах. Так Нестор под 1067 годом… говорит, что дьявол отвлекает людей от Бога «трубами и скоморохы, гусльми и русальи»… Кирилл Туровский в числе «злых и скверных дел» называл: «плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобные, русалья». Другой ему современный автор зло ругался: адскими муками будут наказаны «игры, глаголемые куклы, и скоморохи, и русалиею пляшущая и вся игрища…». В Изборнике XIII столетия… сказано: «егда играют русалия ли скомороси… ты же в тъ час пребуди дома!». «Стоглав» XVI в. употребляет слово русальи для обозначения народных игр: «Русальи о Иванове дни и в навечерии рождества христова и в навечерии богоявления господня. Сходятся народи – мужи и жены и девицы на нощное плещвание и бесчинный говор, на бесовские песни и плясание… И бывает отроком осквернение и девам растление…». В азбуковниках русалии толкуются: игры скоморошские… В одном харатейном Прологе половины XV века описаны так: «ови бьяху в бубны, друзии же в сопели сопяху, инии же возложиша на лица скураты (шкуры, маски. – А.Б.) и деяху на глумленье человеком, и мнозии оставивше церковь, на позор течаху и нарекоша игры те русалья». Из этих ук. очевидно, что игры, происходившие на русальную неделю, сопровождались плясками, музыкой, ряженьем, что служило символическим знамением восстающих с весною, празднующих обновление жизни духов. Принадлежа к разряду этих духов, русалки сами облекались в облачные шкуры…» Русальные игры описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном в Ростове в 1220 г. при кн. Василии, сыне Константина Мудрого. На гор. площади Нифонт встретил 12 русальцев, возглавляемых «унылым и дряхлым» старцем. Затем он увидел музыканта-сопельника, «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху… влекомы в след сопельника». Горожане давали деньги музыкантам («свое имение дают… иже суть русалия иние же скоморохом»). Нифонт проклинал соблюдающих отеческий обычай: «Проклятъ всякъ, иже кто оставитъ церковь божию и последуетъ русалиямъ». Такое же проклятие XII–XIII вв. против одного из дьяконов запечатлено в княжеской церкви Спаса на Берестове в Киеве. В церковных поучениях рекомендовалось избегать русск. отеческих всенародных празднеств. Наибольший расцвет русалий приходится на XII–XIII вв. До XIV в. на Руси русалии праздновались довольно активно. Из-за петровского поста, принятого церковью для изживания одного из двух главнейших в г. праздников (политтехнологии были сильны уже тогда) – зеленых святок – иногда в некоторых регионах «русалии» праздновали даже 24 июня (вместе с Купалой).
   С русалками связывали и поминальные дни в честь предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки, – посещали живых из др. мира. Как правило, у вост. слав. это четверг (русалчин четверг, русалочин великдень, мавский великдень) русальной недели. А в Македонии, Воеводино – русальна стреда, рус’лна среда, средоруса, руса среда, в Сербии, Далмации, Истрии – русальни петак, петка русальна (пятница) – связанные с богинями судьбы дни. Рыбаков писал (Рус. 677): «Русалии – это «сбор великий» большого количества людей, одетых в яркие праздничные одежды, «упестренных».
   Рыбаков описывал мн. русальных браслетов-наручей, найденных в Киеве, Терехове, с. Городище Хмельницкой обл., Старой Рязани, Твери, Владимире на Клязьме, в прикарпатской Галицкой земле и др. регионах, которые надевали женщины-плясуньи на длинные, почти до пола, рукава ритуальных, вышитых прорастающими ростками, цветами и стеблями растений, танцевальных рубах. Браслета должно быть два – на два рукава. Но рисунки в них не идентичны. На одном браслете были символы воды, земли, корней (корни – резервы жизненной силы!), растений-«леторослей» – молодых растений этого г. В русск. сказке о Царевне-Лягушке Василиса Прекрасная при пляске «вертелась-вертелась – всем на диво! Махнула правой рукой – стали леса и воды». На др. – вилы-русалки, диковинные птицы – грифоны, танцующие журавли, лебеди, Семарглы-Переплуты, китоврасы. Гусляры, танцоры в вышитых рубахах, волхвы – мужчины и женщины – с ритуальными чашами или ножами, беседующие или поющие люди и проч.

   Китоврас (вариант кентавра русских) среди леса в короне и держит дикое лесное животное (зайца); выглядит как предок – покровитель леса. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. XII в.

   В той же сказке: «Махнула левой – стали летать разные птицы». Для всех браслетов характерны арочки над звеньями рисунков, что символизировало свод небес, как и «завивание березки», связывание двух березок ветвями во время весенне-летних ритуалов образовывало символическую арку небосвода и попытку отображения макрокосма. Обряды, пляски, хороводы проводились в весенне-летние праздники в рощах под такой моделью небосвода. Сам небосвод был крышей храма. В таких шедеврах др. – русск. мастеров было важно мистическое и эстетическое значение растительного орнамента. Рыбаков обратил внимание на то, что русальные пляски проходили после прилета журавлей («журавль прилетел и теплынь принес») и после их ритуальных «токов»-«плясок», на которые так походили русальные (а также посвященные Яриле, Ладе) пляски людей. Рыбаков цитировал статью А.М. Судиловской «Журавли» («Птицы Советского Союза», М., 1951, т. II): «Для «плясок» выбирается ровная сухая площадка, и на ней на утренней и в особенности на вечерней заре собираются все гнездящиеся поблизости птицы. Собравшись, журавли образуют круг, иногда в 2 или 3 ряда, оставляя середину свободной. На середину круга выходят несколько птиц и начинают подпрыгивать, распускать крылья, вытягивать шею, наклоняться, приседать, распуская перья зоба и издавая при этом трубные звуки. Утомившиеся птицы возвращаются на свои места в кругу зрителей, а на их места, на середину круга, выходят новые и снова начинаются танцы. Затем красавки всей стаей поднимаются, описывая круги в воздухе, и улетают». Интерес слав. к брачным танцам журавлей, безусловно, отразился в их собственных танцах во время весенне-летних праздников, связанных с прославлением вегетативной силы природы, отражением динамики расцвета всего живого с целью воздействия своими обрядами на этот расцвет.
   Во время русалий проводились т. н. «похороны русалки», и после Купалы уже запрещалось купание в открытых водоемах. Местами весь июнь называли «русальным месяцем». В южнорусских и поволжских обл. известен ритуал «вождения русалки». Мифол. смысл проводов русалок заключался в том, что в период, когда взошедшие колосья уже достаточно окрепли, созрели травы, – давшие влагу русалки не были так уж необходимы, как в начале вегетативного периода, их можно было «похоронить». Напротив, излишняя влажность могла повредить травы, посевы, не дать без потерь убрать урожай. Во время проводов русалок водили хороводы вокруг колодцев, на берегу р. Женщины рядились в мужскую одежду, а мужчины – в женскую, рядились козлами, свиньями, конями – животными, воплощавшими плодородие. С песнями, плясками, громкими бубенчиками-колокольчиками носили чучело коня (олицетворявшее буйство природы). Когда чучело выносили за околицу – его разрывали и разбрасывали останки по полям. Или наряжали девушку с распущенными волосами в венке – русалку – с особыми песнями несли на веревочно-соломенных носилках в поле (изображая «похоронную» процессию), где девушка сбегала, пряталась во ржи (что считалось моментом окончания русалий), а носилки и украшения разрывали и разбрасывали по полям «к хорошему урожаю». Иногда русалку делали из соломы, снопа или тростника, все остальное повторялось. С русалками связывали поминание предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки – посещали живых из др. мира.
   В христ. времена русалки, как и др. боги и духи дохристианской веры, были демонизированы, представлялись страшными ведьмами-колдуньями, вредящими человеку.
   БЕРЕЗАНЬ – легендарная райская местность, в которой из неба (на горе Березайти; Хара-Березайти – одной из райских гор «Авесты») «растет солнечная береза вниз ветвями, вверх корнями» – мировое древо (один из вариантов). Легендарная местность никогда не была локализована. На Руси известна детская песенка при счастливой пляске детей под дождем, с лицом, подставленным под дождь и повернутым в небо: «дождик, дождик, перестань, мы поедем в Березань». Это обращение к небесам.
   БИАРМИЯ – легендарная страна в Приуралье, известная по русск., сканд. преданиям IX–XIII вв., славилась мехами, слоновой костью.
   БИЧ (в ритуальном смысле) – плетка, кнут, верба, кропило – предметы для передачи энергии, охранительных действий. В ведах Ашвины, олицетворявшие утреннюю и вечернюю зарю, а также зарю восходящего и уходящего г., имели кнутики. Бичи или кропила, капающие медом благодати солнца, удар которых, символическое прикосновение приносили всяческие блага. В РВ говорится:

     О Ашвины! Окропите нас медоточивым бичом,
     Продлите наш век, сотрите недуги, удалите врагов
     И будьте нам помощниками.

   Медоточивый Б. – символ лучей солнца, омолаживающих землю, делающих ее производительной. Такое же символическое энергетическое действие исходит от вербы – первого распускающегося весной дерева. Почитание вербных прутиков-б. переняла из дохристианской веры церковь.
   Символическое битье как ритуальное магическое действие, имеющее преимущественно продуцирующую и отгонную функции, сохранилось в памяти народа даже тогда, когда имена Ашвинов были забыты. Осталось представление о том, что это действие (битье, удар, прикосновение, направление брызг) дарует энергию рождаемости, плодородия. Появление детей, приплод скота; вызывание дождя, обеспечение хорошего урожая; рост, здоровье, благополучие. Б. в разных регионах слав. мира могли служить всяческие предметы: палка, розги, ветки вербы, березы, вишни, орешника, кизила, початок кукурузы, крапива, метла, бадняк (или ч. его), пояс, хлебная лопата и т. д. Во время календарных обрядов на зеленые святки болгары хлестали детей зелеными ветками, «чтобы они были здоровы». У македонцев перед Велесовым днем (20. XII по ст. ст.) старшая из женщин символически била лежащих в постели детей, чтобы они росли, потому что «день начинает расти». Сербы весной бьют друг друга расцветшими вишневыми ветками, заранее поставленными в воду, «чтобы передать людям жизненную силу». В Сочельник в районе Суботицы, Воеводина сербы бьют зажженным бадняком о порог дома, коров бьют веткой от бадняка, «чтобы скот лучше водился». Сербы в Груже хлещут детей по ушам кизиловыми ветками, чтобы они были здоровы, «как кизил». В окрестностях сербской Чачки, в Черногории, у поляков, словаков били рогом неплодоносящие деревья, приговаривая «Ja тебе рогом, ти мене родом!». В Боснии это делалось, «чтобы скот не болел». У поляков во время колядок колядовщики разносили ореховые прутья – ими нужно было похлестать яловых коров, «чтобы они отелились». У юж. слав. на Новый г. сурвакары, суровары (от Сурья – бог солнца) били прутиками всех домашних, скот, оставляли в каждом доме прутик «на урожай». В Болгарии дети-колядовщики били кизиловыми ветками по порогу. Когда выходила хозяйка, посыпала их зерном, кричали: «Тук, тук, тук! Пусть уродится, где пашут ралом и где не пашут!». В Чехии в Липенском Загорье били подростков арапником, «чтобы росли и не были ленивы». Весной в Сербии, Хорватии, Польше, Полесье, Поморье, Валахии, Герцеговине, на Руси били друг друга вербой. Сербы в Косове били палками обрядовое чучело (или деревце) – Масленицу, Купалу, Марену, Смерть. Во мн. слав. землях ритуальное битье применялось в свадебных обрядах. Били участников коло – свадебного хоровода; невесту бил свекор; жениха и невесту били (сват, посаженый отец) поясом перед брачным ложе. Все эти действа должны были передать особую брачную энергию молодым, способствовать их счастью, удачливости в семейной жизни.
   БОГ – По Трубачеву (2, 161) русск. бог – «одно из высших, стоящих над миром неземных существ, некая высшая сила, верховное существо, стоящее над миром». «Baga» – др. перс. бог; «bеaga» – вед. и др. – инд. бог – «господин», «тот, кто делит, наделяет», «раздатель», «доля», «наделяющий», «дающий долю» (богатства – отсюда). У ариев и древ. и.-е. это один из высших богов (наряду с Дивом, Индрой, Митрой, Варуной, Вивасватом-Световидом и др.), причем не самый высший, а равный среди др. адитьев. Христ. стали использовать одно это древ. имя Б. для верховного существа, стоящего над миром.
   У иран. ариев Ахура Мазда – свет знания (информации, по-современному), бог мудрый. Из уст Вечной силы он узнал доктрины (законы), которые должен донести людям.
   БОЖНИЦА – святилище (см.) слав. Афан. (2,140) писал: «Названия «Турова божница» и «Белобожница», вероятно, указывают на места… святилищ; слово божница, как видно из вопросов Кирика и летописей, употреблялось в старину в значении церкви».
   БОЖЬЯ КОРОВКА (БОЖЬЕ СОЛНЫШКО) – назв. ук. на принадлежность насекомого богу. Этот бог – громовержец. У слав. Перун (который вобрал функции вед. бога Индры). Др. – инд. название Б.к. indragora («та, чей пастух Индра»). По преданию, в солнцеподобное насекомое превращена жена громовержца, дочь солнца. Дети солнца – 7 дней (по числу пятнышек на спинке; Б.к. называют еще «семипятышковой»; 7-й день – воскресенье, день солнца и огня). У солнца было 7 детей, но испытание огнем и водой выдержал только один – сама Б.к., она и стала женой громовержца. Поэтому она знает дела солнца («ведро») и дела громовержца («дождь»). Существуют сотни детских слав. закличек, где спрашивают Б.к.: будет ли ведро или дождь, так необходимый для урожая хлебов и всего прочего. «Щедрик-бедрик! – обращаются к ней на Руси, на Укр., – полети на небо, принеси мне хлеба!». Б.к. – героиня причитаний, погодных заклинаний, заговоров. Она участвовала в магических действиях на зеленые святки, воловьи, конские праздники (коровы – животные Перуна; кони – солнца). На «похоронах» кукушки, на свадьбах, гаданиях. Возвращение громовержцу Перуну его небесных стад (коров небесных – облаков) вызывает оплодотворение природы дождем, отсюда обильные хлеба и проч. Б.к. в мифол. сюжете «свадьбы солнца» – «невеста», прорицательница (предсказывает урожай, срок человеческой жизни, помогает разыскать заблудившееся стадо).
   БОЛОТО (БАГНЯ) – водное место. Связано у слав. с представлениями о древ. первобытном состоянии земли, когда она еще только проступала из первозданных вод (не земля и не вода), поэтому представляла собой грань перехода из времени во время, из жидкого состояния в твердое, из одного пространства в др., из мира более древ. пращуров (ср. «ящур» – «пращур») в мир людей, над которым часто стоит туман и морок. Люди так и не познали таинства Б. до конца. Около них часто творили заговоры. Слав. относились к Б. с мистическим трепетом, обожествляли их как и рр. В Новгородской кормчей XIII в. написано, что русск. «жроуть (приносят жертвы) бесом, и болотом, и колодезем». Для слав. Б. были местами заповедными, где дух земли витает, где земля дышит, где вода в земле тонет или – земля из воды выплывает; глубокое место Б. «вир» считалось местом перехода в др. мир, энергетически насыщенным пространством. Поскольку Б. было пограничным местом, как всякую границу, его населяли перешедшими черту (некие условные границы человеческого сообщества) – чертями. Существует мн. поговорок: «Было бы Б., а черти будут»; «Не ходи при Б., черт уши обколотит»; «В тихом Б. черти водятся»; «Аднаго балота чэрцi», «Выцапкауси, як чорт балотны» (блр.). В Б. отсылали слав. свои болезни (и болезни животных, растений в заговорах-отсылках), нравственные недуги, грехи, злые и нечистые силы: «Iдзi ты у вiр, у балота». В Б. наши пращуры сбрасывали «нечистые» предметы. В период христ. Б. стали считать местами только однозначно «нечистыми» и помещали туда всевозможную, невообразимую нечисть суеверий. В то время как нечисть суеверий жила не столько в Б., сколько среди людей. Др. название Б. – багня – место, где Мать Сыра Земля вздыхает, живут духи земли.

   Азбука, вырезанная на доске из можжевельника. Новгород. XIII в. По книге «Древняя Русь и славяне»

   БУК – название дерева, созвучно слову «бог», оно символ величественности, процветания, чести и победы, стойкости и полноты жизни. На Б., как наиболее удобный для письма из древесных материалов, с древ. времен записывали священные тексты. Первоначально нацарапанные на нем знаки получались бледными, но стоило их подвергнуть горячему вощению – они приобретали красновато-коричневый цвет. Воск «проявлял» текст и консервировал древесину. У чехов и новгородцев такое древ. письмо именовалось «дъшка», «дщтька». От слова «бук» русск. «букы» – буквы, а у сербов и хорват – «боукъве». А буквы дали букварь.
   БУКВИЦА – одно из протославянских письмен до кириллицы. Произошло от слова «бук» – материал, на котором писали, от этого же корня «буквы». Царь скифов вызывал Дария ругательным письмом (письменно!) еще в 513 г. Предки русск. и скифов (за неимением бука) писали на деревянных дощечках, на бересте.

В

   ВАЙДЕЛОТЫ (от «veda» – знание) – мифологизированный и собирательный образ жрецов балт. племени пруссов (известные также у лит., лтш., поляков, в зап. – русск. землях). Гл. святилище было в гор. Ромове, где жили В. – рядовые жрецы, помощники жрецов Криве (их мн. разновидностей: брутиники – гадатели по пене; предсказатели; передававшие знания; певцы-сказители; молитвенники; воспевавшие воинские подвиги; подававшие советы вождям; объявлявшие волю Криве; созывавшие народ на сходку; осуществлявшие административную власть в округе; благословлявшие; те, кто могли найти вора, обратившись к богу неба и др.). По преданию, из рода В. была великанша Погезана, жила в Дуговой роще. Ее мольбы, молитвы приравнивались к божьим словам.
   ВАН (или МАН, МАНУ) – первый человек в и.-е. традиции (вост. вариант), от него пошли все Ваны, Вани, Иваны. Слово «Ван» близко и к «венд».
   ВАНАДИС – в венедской (лужицко-сербской) мифол. богиня любви и красоты.
   ВЕДИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА – прежде всего, четыре веды (veda – «священное знание»): «Ригведа» (веда гимнов), «Яджурведа» (веда жертвенных формул), «Самаведа» (веда напевов), «Атхарваведа» (веда заклинаний), которые принято сокращенно уп. РВ, ЯВ, СВ, АВ. Фактически для реконструкции вед. и и.-е. мифол. достаточно РВ и АВ (как наиболее народной из вед), т. к. в двух др. ведах содержится повторение РВ. Самой древ. считается РВ (состоит из 1017 гимнов). Это начало вед. литературы. Как пишет Т.Я. Елизаренкова (РВ, 1, 426): «Начало это оказалось не неуверенным и робким, а блистательным». Почему? Вывод явен: к моменту фиксации РВ письменно в III в. до н. э. она несколько тысяч лет уже существовала, передаваясь устно из поколения в поколение. Например, инд. ученый Б.Тилак датировал РВ 6000–4000 гг. до н. э., а большинством ученых мира принято считать временем создания РВ сер. II тыс. до н. э. До сер. II тыс. до н. э. предки инд. арьев – создателей вед – жили вместе с др. племенами протоиндоевропейцев, своими ближайшими родственниками, в т. ч. предками русск., слав., балт., на сев. прародине. Спускаясь вместе с наступающими ледниками к югу, вначале по Волге (где все они жили несколько тысячелетий), в V тыс. до н. э. отделились балты, затем большинство племен слав. и арьев двинулось к югу Европы под натиском ледника и длительной зимы. Еще в нач. II тыс. до н. э. ч. предков арьев и русов жили бок о бок в Сев. Причерноморье. Ч. арьев кочевала по Юж. Уралу, Сибири, Средн. Азии и др. землям. РВ уже создавалась и наиболее архаическая ее ч. существовала. Верования были общими, боги – общими, хотя по местностям, племенам они могли именоваться по-разному, носить этимологически тождественные имена. Синонимы, эпитеты, многозначность слов составляли богатство яз. протоиндоевропейцев, особенно мн. точных синонимов и красочных эпитетов отдавалось богам. Древ. вед. памятники, создававшиеся на терр. нашей страны, – ценный источник для реконструкции слав. мифол.
   Арьи обладали не только выдающимися воинскими способностями, но и даром поэтического слова, которым умели запечатлеть свой взгляд на мир. А поскольку их поэты-риши (рекущие; от имени богини речи Рик, Вак, Вач – в разных регионах свое произношение) одновременно и жрецы, то все их творчество было посвящено богам, у которых они просили «широкого пространства», «долгих лет жизни», мужского потомства, процветания, богатства, славы. Высокое поэтическое искусство Священной Речи оттачивалось не одним поколением риши, достигших вершин мастерства. Язык РВ необыкновенно метафоричен и символичен. Елизаренкова пишет: «…Гимны передавались из уст в уста в жреческих семьях из поколения в поколение. Культовая поэзия… отличается архаичностью и консерватизмом. В РВ содержится немало параллелей из области мифологии и ритуала с древнеиранской «Авестой» (более поздней), некоторые неясные мифологические фигуры или немотивированные, казалось бы, черты ригведийских божеств расшифровываются из сопоставления с соответствующими персонажами других древних индоевропейских традиций (в том числе славянской и балтийской)».
   Веды начинают традицию шрутри («слышанное»), понимаемую как откровение, знание, непосредственно открытое Богом для посвященных. К традиции шрутри принадлежат, кроме самих вед, древние тексты, опирающиеся на веды, и развивающие, разъясняющие отдельные их положения: брахманы, араньяки, упанишады. К ведам примыкают литературные памятники веданга («члены вед»), изложенные в виде сутр («нить») – правил, иногда настолько кратких, что они нуждаются в обширных комментариях, без которых просто непонятны. Сутры, датируемые VIII–IV вв. до н. э., содержат фонетику, метрику, грамматику, этимологию, ритуал и астрономию. Традиции шрутри противостоит традиция смрити («запоминание»), которая охватывала произведения, возводимые к отдельным авторитетам и передаваемые от учителя к ученику: эпос, пураны («древний», «прошлый»), итихасы («так ведь было») – сочинения о прошлом, дхармашастры (своды законов), сутры и проч. Вся древ. литература инд. арьев была устной, независимо от того, рассматривалась ли она как божественное откровение – шрутри или как ограниченное человеческое знание – смрити, бывшее авторитетным, только если оно не противоречило шрутри. Собрания четырех вед различаются меж собой по составу, объему, времени создания, содержанию и назначению. Поздние веды во мн. заимствованы из РВ. Это близкие друг другу варианты стихов, ряд стихов, повторяющихся в разных видах.
   Наиболее зависима от РВ СВ. Она дошла до нас в двух редакциях: Каутхума и Ранаяния. Первая состоит из 1810 стихов, из которых только 76 не встречаются в РВ. Назначение этой веды, прежде всего, музыкальное – обучение мелодиям, на которые поются те или иные стихи во время ритуала.
   ЯВ противостоит всем остальным ведам: она целиком связана со шраута-ритуалом. Ее оригинальную ч. составляют жертвенные формулы – яджус, произносимые в определенные моменты ритуального действия. Понять ее содержание можно только исходя из ритуала. ЯВ представлена несколькими редакциями, принадлежащими разным школам брахманов-ритуалистов. Выделяются Черная и Белая ЯВ. Первая, кроме яджурсов и стихотворных молитв – мантр, включает прозаические пояснения ритуала – брахманы. Вторая состоит только из яджурсов и мантр и лишена пояснений, в связи с чем называется чистой или белой.
   АВ занимает совершенно особое положение среди вед, потому что в основе ее лежит собрание древ. народных заговоров. Проще говоря, это древнейший арийский фольклор, постепенно обраставший более поздними частями. Все народное собрание подвергалось обработке редакторов-брахманов (а заодно их цензуированию) и приобрело ту форму, которая вполне допускала канонизацию АВ в качестве четвертой веды. АВ со своими заговорами и заклинаниями выделяется как памятник древ. магии, отражающей жизнь древ. ария в наиболее интимных аспектах с ее страхами и надеждами, в некотором роде являет энц. личной и общественной жизни того времени. Связь со жрецами огня – атхарванами – отражена в ее названии потому, что магические обряды, запечатленные в этом памятнике, совершались при зажженном в очаге огне. Условно АВ можно датировать нач. I тыс. до н. э. Ч. памятника складывались в разное время. Елизаренкова пишет (РВ, 1, 464): «Иногда отдельные заговоры АВ могут быть даже более архаичными, чем древние гимны РВ». Далее она пишет, что в основе действий, отображенных в АВ, «лежит магическое мировоззрение…», «закон символической эквивалентности». Согласно ему каждый предмет является не только тем, что он есть на самом деле, но и чем-то др. Все связано между собой таинственной эквивалентностью. Задача заклинателя состоит в том, чтобы этим «законом эквивалентности» овладеть, тем самым подчинить себе все вокруг.
   В состав АВ входит значительное число текстов, не являющихся заговорами. Некоторые гимны прославляют брахманов, их высокое положение в обществе. Др. являются философскими размышлениями над сутью богов и вопросами космогонии. «Характерным для АВ является пантеистическое восприятие единого бога или космогонической силы: единый творец Вселенной принимает в АВ множество проявлений. Это может быть Брахман-абсолют, пронизывающий мироздание; брахмачарин – ученик жреца-брахмана; Рохита – Красное Солнце, летящее по небу, наполняющее жаром Вселенную и несущее на себе богов; время (kāla) в образе нестареющего тысячеглазого коня о семи поводьях, обходящего вокруг Вселенной; Скамбаха – космическая рама; Праджапати, отождествляемый с Брахманом». Две книги АВ целиком посвящены обрядам: свадебному и похоронному. Большая ч. свадебных мантр взята из РВ, похоронный обряд более независим и представляет самостоятельную традицию поминания предков. Мифы в АВ не играют заметной роли, а служат скорее обрамлением магических действий. Новых мифов нет. В художественном отношении АВ представляет непреходящую ценность. Энергичная поэзия заговоров с ее ритмичными повторами, традиционными сравнениями и метафорами, развернутым параллелизмом, искренностью, дает все основания рассматривать АВ как произведение художественной литературы.
   За собраниями Вед идут собрания брахман, дающих правила совершения ритуалов, затем их толкование. Брахманы представляют интерес как памятники, отражающие в описании ритуалов некоторые очень архаичные модели, и как важный источник для воссоздания ист. реалий. Для интерпретации РВ брахманы часто оказываются ценнейшим источником, так как мифы, лишь названные в РВ, в брахаманах излагаются, без брахман многие места в текстах РВ оставались бы непонятными.
   Араньяки («лесные [тексты]») предназначены для изучения в одиночестве отшельниками (аскетами) в лесу.
   Упанишады (108 философских трактатов) предназначены для аскетов, отказавшихся от всех мирских благ. Они особенно богато и разнообразно развивают мыслительную ч. вед. литературы. Среди учений упанишад о пране, брахмане-абсолюте, о карме и т. д. есть и размышление о пути богов и пути предков после смерти, т. е. обозначение двух равноважных, равноценных ветвей веры протоиндоевропейцев.
   ВЕЛЕС (ВЕЛС, ВЕЛСА, ВЕЛНЯС, ВИЕЛОНА, ВОЛОС, ЕЛЕС, ЕЛС) – великий (именно этим словом-эпитетом называют Варуну в ведах). Всеобъемлющий бог водно-земного-подземного-надземного мира слав., русск., балт. и др. и.-е. народов, бог космической ойкумены и космической колыбели всего живого. Люди догадывались, что жизнь на земле произошла из океана, из воды. Образ В. вобрал в себя функции нескольких вед. богов и асуров (докосмических высших существ, которые были до начала мира, существовали в безначальном хаосе, где нет ни дня, ни ночи, ни времени, ни пространства, ни сущего, ни не-сущего, ни света, ни тьмы; асуры обладали мощной жизненной энергией и колдовской силой майя). Варуны – мировые изначальные воды. Митры – договор, всевидение, прозорливость, порядок, суд. Триты – третий мир; третий водяной. Пушана – «расцветающий». Валу – «охватывающий». Ашвинов – покровителей людей и коней.
   В. – еще и бог очень далеких предков людей (и всего живого; неких ящуров-пращуров, полурыб-полузмей-полулюдей), некогда вышедших из воды. Он не только бог предков всего живого, жизни, возникшей в воде, но и пространства жизни далеких предков (и всего живого), которое (пространство) не только на земле, в космосе (видимой организованной ч. Вселенной), но и за неизведанным космосом, в хаосе докосмического и закосмического Нечто. Он же воплощал время создания и предбытия всего живого и предков человека – вечность.
   Происхождение одного из важнейших вед. богов Варуны (прототипа Велеса, названного одним из эпитетов Варуны «Великий») темно и загадочно. Он – воплощение изначального космического мира и первозданных космических вод, которые, как известно, были везде, вокруг (земли): вверху, на земле, внизу. Варуна окружал Вселенную, все живое находилось внутри него. Варуна имел черты богов и асуров, но перешел на сторону богов. Каждый г. во время зимних Святок, когда старый г. (его время) кончается, а новый еще не наступает, и на земле воцаряется хаос – снова происходит битва богов и асуров. Варуна мог обретать в это время хтонические черты, становиться непредсказуемым, темным, опасным. Образ его неясен и внутренне противоречив.
   В. мн. вобрал от Варуны, который (только наряду с Индрой) в РВ назывался «великий», «вседержитель», «самодержец», «царь над миром, богами и людьми», «владыка», «наделитель жизненной силой». Он участвовал в творении мира и удерживал его при помощи космических законов рита (уиран. арьев – арта; у русск. – рота); расширил землю, измерил ее солнцем. Он связан с мистическим, тайным в душах людей. Даровал долгую жизнь; освобождал людей от злого начала (отпускал грехи); но карал виновных, ложь. Выступал против несправедливости. Варуна был благосклонен к певцам (сам любил петь) и обладающим прекрасной речью.
   С Митрой сближает В. умение следить за законом, порядком, исполнением договора, а также обладание всевидением, прозорливостью. В ведах Варуна вместе с Митрой (о Митре есть интересные сведения в «Авесте») следил за верностью заключенных меж отдельными племенами соглашений, например, относительно пастбищ, водоемов. Варуна и Митра, в случае военных выяснений отношений, сражались на стороне праведного, верного договору, безжалостно уничтожая вероломных нарушителей соглашений, лгунов.
   С Пушаном В. сближало то, что, как и Пушан, он заполнял воздушное пространство, давал широкий путь; избавлял от обуживающего начала. Пушана называют в ведах «избавителем», «освободителем», «сыном избавления». Пушан приносил пищу, богатства, успех, открывал сокровища, предоставлял убежище. Он – хранитель скота (считавшегося в древ. гл. богатством и воплощением богатства) и пастух всего сущего; покровительствовал певцам. Все это относится и к В. как богу богатства и жертвоприношения (в основном молитвами – главными из жертвоприношений). Кстати, Афан. (1,354) отмечал, что в Краледворской рукописи В.
   назван пастырем-пастухом и в слвц. Колядке он уп. в значении пастуха: «Пасли овцы Велесы…». Пушан (как и В.) – щедр, доброжелателен, охранял дороги. У него небесные и хтонические черты, присущие и богам плодородия. У Пушана обилие волос, а В. иногда, в поздние времена, более связанные с социумом, нежели с космическим мироустроением, называли Волосом. Волосы – символ кратности, множественности, плодородия.
   Были у В. и черты вед. демона Вала (санскр. «охватывающий», «скрывающий», «замыкающий»), т. е. В. замыкал воды, создавал льды, ледяные скалы, губил или усыплял на время зимы природу и мн. живое. При этом если Индра (а затем Перун) ведал полугодием лета и временем дня (которые на сев. прародине и.-е. совпадали), то В. имел власть над водной стихией космоса в течение всего г.: и зимой и летом, и днем и ночью. В. заволакивал небо облачным руном – тучами; выгонял на небесные пастбища облачные стада; был их владыкою, пастырем (но позже, с утратой народом осознанных представлений об управлении богами космосом, ему приписывалось более узкое земное свойство: покровительство и охранение обыкновенных смертных земных стад). В. похищал у Перуна коров, запирал их в скале (на время), и сам становился скалою (льда). По ведам, «коровы» – метафора дней, месяцев, сезонов, лет. Неисчислимые дни, которыми В. награждал праведных. «Коровы» также – дождевые облака, способствующие плодородию земли. Скалу (периодически) раскалывал громовержец и выпускал облака, дожди, реки, росы и проч. – летние воды. В вед. всякий бог, ведающий богатством, имуществом, автоматически становился и богом жертвоприношения (прежде всего, молитвами, гимнами, стихами, песнопениями, словом. Не случайно в «Слове о полку Игореве» Бояна называют «Велесовым внуком». Т. е. жертвующим слова). В. покровительствовал волхвам, мудрецам-поэтам. В ведах мудрецы-прорицатели, поэты обозначались одним словом «риши» – рекущие (от имени богини речи Рич). Покровительствовал верующим людям, дипломатам, посланникам, посредникам, торговле, переговорам, творцам, талантам, учению. Поэты-бояны представляли народу законы в виде песен-наставлений с примерами или примеров с наставлениями, чтоб они лучше запомнились. Для них было естественно (что для нас м.б. и странно), что законы эти морально-нравственного порядка, нежели чисто юридические, как мы их сейчас понимаем. Не удивительно, что бог-законодатель – покровитель волхвов, поэтов и музыкантов, проводивших этические законы в жизнь. В народе считали, что В. наделяет талантом, физическими данными: высоким ростом, хорошим слухом, зрением, голосом. Он – отец великанов, богатырей.
   В. – труженик, его день понедельник, начало трудовой недели. Велесов день был у слав. на зимние Святки, 6 января, а чествовали его на Новый г., с 1 по 6 января – В. возрождался, перевоплощался в это время для новой жизни. Праздновали В. еще 1 октября – месяц его октябрь – время помертвения природы, в октябре В. посвящались дни мертвых «велии», когда совершались обряды поминовения усопших; и 20 (25) марта. (В. в календаре было отдано больше дней, чем Перуну.) Во время празднования велесовых дней «рядились в хари», «лярвы и страшила», в маски животных, в божества плодородия (с фаллическими и др. атрибутами), создавался образ некоего хаоса из сонма ряженых – необычное, необыденное действо. Маски, ряжения, переодевания, выворачивание шкур – признаки, связанные с докосмическим и нижним миром. В. имел к ним прямое отношение (всем богам были подвластны три мира).
   С В. ассоциировались предки очень далеких времен. Осенью совершались обряды сжигания костей, т. н. «мертвой косточки» (у русск. «навья косточка»). Слав. считали, что символически сжигают болезни – «коровью смерть» и проч. В европ. странах (Италия, Греция, Франция) существовали представления о загробном мире как о пастбище мертвых – т. н. Елисейские поля (от Велес-Елс-Елес), где В. в образе хтонического существа (змея, зверя; или полуживотного-получеловека) пас души умерших. В. – господин душ умерших. У Гомера в «Одиссее» боги прочили Менелаю: «Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь послан богами… (где пробегают светло беспечальные дни человека…)». «Велесовы стада» нередко встречаются в мифол. У чехов существует поговорка – «zaletĕt’ nĕkam za mořek Welesu» – пропасть неведомо куда; в неизвестную Велесову страну. У балтов В. соответствовали Велняс, Велс, а также Велона – богиня душ усопших; у поляков Велона – госпожа душ. Душа и дух живых существ – очень тонкая плазменная материя космического и докосмического происхождения. У русск. это Веля (в списке «Поучения против язычества» XVI в. писали: «а инии пьють кускы и ростъкы луковыми и Кутну богу и Веле бгыни молются») и Вела – дух полей, уп. в «Слове св. Иоанна Златоуста».
   О том, что В. отнюдь не был только мелким «скотьим богом», как его иногда представляли мало осведомленные христ., свидетельствует факт, что в Новгороде на Волосовой улице, где раньше была статуя В., в XIV в. поставлена церковь св. Власия. Рыбаков писал (Рус. 269): «…На территории будущего Новгорода было несколько культовых мест. На Софийской стороне… стоял идол Велеса; на Торговой стороне могло быть какое-то капище на Словенском холме… Капище Велеса могло быть и на месте Волотовской церкви». «Обычно, – писал Рыбаков (Слав. 428), – в средневековье церкви, ставившиеся на месте свергнутых идолов, носили имя того христианского святого, который заместил собою своего языческого предшественника». А вот в Ростове, где «Чудской конец поклонялся идолу камену, Велесу», воздвиглась церковь Богоявления. Безусловно, момент явления бога у христ. наиболее важный праздник, чем праздник святого, покровительствующего лошадям. Значит, ростовские христ. понимали, что В. был богом очень значительным. И второе – календарный момент. Праздник Богоявления приходился на 6 января – Велесов день. 6 января в дохристианский период – последний, завершающий день 12-дневных зимних Святок, начинающихся в ночь с 24 на 25 декабря, включающий в себя новый г. – 1 января – и заканчивающийся особыми «русальными» (русалки – символы очень древ. предков всего живого, и человека в т. ч., некогда вышедших из космического мирового океана) играми и чествованием отца космических вод и людских душ В. Поэтому люди ждали посещения их в это время душами предков; надевали маски, переодевались в шкуры, вывернутые шерстью наружу, и шубы, которые тоже символизировали «перевернутый», прошлый или потусторонний мир. О маскарадах свидетели их, христ., писали: «На тых же своих законопротивных сборищах в некоего тура-сатану… воспоминают и иныи лица своя и всю красоту человеческую… некими харями или страшилами, на диявольский образ пристроенными, закрывают…»
   Рыбаков восстановил в календаре г. наиболее значительные праздники В., по поздним наблюдениям этнографов XIX в., но к ним можно прибавить и др.: 1. Первая неделя января – ряженье в звериные шкуры, маски тура, обряды заклинания скота. 2. Масленица (также новогоднее празднество тех времен, когда год начинался 1 марта), ряжение. 3. Комоедицы (24 марта): медведь выходил из берлоги, медвежьи пляски, маски тура. 4. Юрьев день (23 апреля): первый выгон скота. 5. Турицы на зеленые святки и Купалу (у зап. слав.): торжество жизни. 6. Жатва: оставление последних колосьев «Велесу на бородку» (также время, бывшее новогодним, когда года считали по осеням, как в ведах). 7. Октябрь – месяц В., итог г., итог богатств.
   В В. день, вернее, вечер 6 января гадали, устраивали смотрины невест («невеста» – неизвестная); также своего рода гадание-угадывание, устраивали песни и пляски, крапление водой скота (в память о благодати Ашвинов) и угощение скота хлебом. Именно на эти зимние праздники с 1 по 6 января пекли обрядовое печиво и печенье, символизирующее стада скота (и как бы «переодевание», преображение хлеба-растения в животное). Это были «коровки», «короваи» («караваи», «паляницы»), «козульки», «баранки», «рожки», «рогалики», «копытца», «буслови лапки», «жаворонки», «кулики», «тетерки», «галки», «голубчики», «птички», «лошадки», «змейки». А также символы плодородия «Серпы», «бороны», «булочки», «кренделя», «плюшки-витушки», «вертушки», «плетенье», «косы», «шишки», «цветочки», «лесенки», «подковы», «розетки», «корзинки».
   В «Повести временных лет» зафиксировано, что в переговорах с Византией в начале Х в. послы русск. кн. Олега, Святослава «по русскому закону» клялись Перуном и Велесом. В 907: «…Олга водивше на роту, и мужи его по Русскому закону кляшася оружием своим, и Перуном, богомъ своим, и Волосомъ, скотьим богом, и утвердиша миръ» («Пов. врем. лет»). Святослав в 971 г. договор с греками подтвердил клятвой: «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, – от Перуна и Волоса… и да будем желты, как золото, и пусть посечет нас собственное наше оружие» (там же). Рыбаков предполагал (Рус. 453): «В византийском Царьграде тоже был установлен идол русского Перуна (и Велеса), около которого скреплялись клятвой договоры с империей; Перун освящал, очевидно, договоренность о военных делах, о мире и военной помощи, а Велес – торговую (и морально-нравственную) сторону договора». Статуя В. стояла среди изваяний богов кн. Владимира в Киеве (хотя и отдельно от основного пантеона) на Подоле, близ р. Почайны; это подчеркивает особую выделенность бога. К ней ходили с клятвами дружинники кн. Владимира и он сам, принося В. в виде жертвоприношения золото и оружие, что зафиксировано в лет. Древ. источники свидетельствовали, что статуя представляла собой богато украшенного человека в шлеме с бычьими рогами (рог – символ плодородия, благополучия, богатства; ср. «рог изобилия»), в руках он держал чашу с молоком (символ жизненной силы). Это говорит о том, что В. не был слав. Вакхом, как пытались это представить некоторые малосведущие историки, не покровительствовал винопитию. Русск. в древ. не знали никакого вина. «Пивом» они называли всякое питье: воду, квас, мед, отвары (взвары), кисели, соки и проч.; а «зелено вино» – настой лечебных трав. Понятие «пиво» как алкоголь появилось на Руси позже. Растение пивной хмель на севере не жило и сейчас не живет.
   Именно эту статую уп. лет.: «А Велеса идола, его же именоваху скотья бога, веле (Владимир) в Почайну-реку въвереши». Это место у Почайны было пристанью торговых судов и судов иных гостей, поэтому статуя В. там была уместна как нигде. Потому что святилище В. в Киеве уже существовало в удобнейшем месте, было богато украшено, к нему шли и шли, плыли и плыли… В. не вошел в пантеон тех богов, который Владимир установил близ Теремного двора. Велесу в славянском городе Ретра был построен храм.
   В «Хождении по мукам пресв. Богородицы» (XII в.) христ. осуждали русск.: «…Они все боги прозваша: солнце и месяц, землю и воду, звери и гады… от камня ту устроя Троиана, Хърса, Велеса, Перуна на богы обратиша». В Софийском сб. XIV в.: «…А друзии к кладязем приходящее моляться и в воду мечють Велеару (Велесу) жертву приносяще». То есть подношения для Велеса бросали в воду. В «Слове и поучении против язычества» (XVII в.) описывали пантеон русск. богов: «Второй идол был Волос…». В «Слове св. Григория» сказано о поклонении слав. «скотноу богоу и попутникоу и лесну богу». В Густынской лет. отмечалось особое почитание В.: «Вторый Волосъ, бог скотiй, бяше у них во великой чести».
   Церковь Власия поставили и во Пскове на Торгу (где и надлежало быть В.), позже в Пскове построили каменную церковь Власия, но не на старом месте, в 1389 г. постройку дополнили каменным притвором. В 1420 г. во время страшной эпидемии псковичи разыскали место старого капища В., где перед тем стояла деревянная церковь. В Псковской лет. христ. умалчивают о «престоле В.», но говорят о престоле утраченной Власовой церкви: «Тогда посадники псковъския и весь Псков начаша искати священного места, где была первая церковь святый Власей. А на том месте стояше двор Артемьев Воротове и псковичи давше ему сребро и спрятавше (огородив) двор, обретоша престол». Т. е. еще в 1420 г. псковичи в момент тяжких испытаний обратились к древ. богу Велесу, радовались, что обрели его «престол», молились ему. По Рыбакову, святилища В. были и в Полоцке, Чернигове, Любече, Переяславле. В «Сказании о построении града Ярославля» (1781) говорится, что именно волхвы были непосредственными жрецами «скотьего бога»: «Сему же многоказненному идолу и керметь (капище) створена бысть и волхв вдан, а сей неугасимый огнь Велесу держа и жертвенная ему кури… И люди эти клятвою у Велеса обещали князю жить в согласии и оброки давать ему, но только не хотели креститься… При засухе… молили слезно своего Велеса, чтобы низвел дождь на землю… На месте, где стоял Велес, тут и дудки, и гусли, и пение, раздававшееся много раз, и плясание некое было видимо».
   Когда были разрушены пантеоны отеческих богов, в т. ч. статуя В. в Киеве, в Новгороде Великом, – каменная статуя В. сохранялась в Ростове Великом дольше всех. Ее разрушил (а святилище разграбил) в XII в. монах Авраамий Ростовский, там воздвиг первую (в Ростове) церковь Богоявления (день этот 6 января, Велесов день), потому что люди шли именно к этому месту. Жадный поп поплатился за жестокое разрушение: один воин указал кн., что монах «утаил от кн. найденный им в земле медный котел с деньгами» (ведь клады принадлежали государству).
   В Великом Устюге в центр. древ. ч. гор. существовал храм св. Власия, который был впоследствии переименован в храм Богоявления (день – 6 января), что явно говорит о строительстве церкви (это вошло в правило) на месте святилища В. Культ В. существовал во Владимире на Клязьме. Здесь есть пригородный Никольский-Волосов монастырь, построенный, по преданию, на месте святилища В. В. уп. в чешской традиции XV в. Чехи помнили В. как одного из самых могущественных богов, даже приняв христ., по Ирасеку А. («Старинные чешские сказания», М.-Л., 1952, 15), приносили ему в жертву черных кур, голубей. В. есть на средн. Вардаре в серб. Македонии. Считалось, что мосты, гати, плотины помогает строить В. «Окно» в болоте называлось «глаз В.». В 1019 г. русск. купец, переправляясь через Зап. Буг, при устье р. Муховец, замостил ч. берегов бревнами, затем устлал березовой корой, рядом возвел капище В., а место назвал Берестьем. Гор. дреговичей («дрегва» – болото) относился к Киевской земле. Об особом уважении русск. к В. свидетельствовал черноризец Иаков (XI в.). Когда принимали христ., отеческих богов ниспровергали по повелению кн. Владимира: «испроврещи и избита кумиры, овыи иссещи, а иныя ижжещи; а Волоса идола… веле в Почайну реку върещи». Т. о. изваяние В. не было разбито, а старый бог – унижен, он был как бы отправлен к предкам, в царство мертвых.
   Посредством воды, дождя В. участвовал в плодородии земли. Поэтому у русск. существовал обычай оставлять на поле «жменю колосьев Велесу на бородку», т. е. жертвовать ч. колосьев В. Или не сжатые по каким-либо причинам (в т. ч. специально) участки поля называли «Велесова бородка». Люди считали, что некое козлобородое существо (плодовитый козел – символ плодородия), живущее по воле В. в поле, пряталось в последний несжатый пук, придавая магическую силу полю. В юж. слав. странах последний сноп в поле отождествляли с козлом, а на Руси – с В. и с козлом. Волоски в русск. областях – праздник жатвы. Животные В. бык, тур, медведь, лань, олень, козел, змея.
   Юж. слав. чествовали В. несколько раз в году. С 20 по 25 марта, на Масленую неделю. Но больше всего В. вспомнили в дни зимних Святок, 6 января, в Велесов день. В Болгарии с 1 по 6 января в новогодних обрядах участвовали 12 старцев, одетых в маски зверей, домашнего скота, обвешанные по пояс коровьими бубенцами, болталами. Эти старцы – сурвакары – представляли черные солнца загробного мира. Санскр. «Сурья» – солнце, плюс «кар» – черный. Иногда их называли «медведями» (именно этот зверь уходит в спячку на зимнее, а на заполярной прародине – еще темное время г.). Старцы сходились из разных деревень весело, как бы символизируя предков каждого рода, вышедших на землю из загробного мира посетить близких. Сурвакары демонстрировали длительное многообразное действо, состоявшее из заклинательных обрядов и символического (театрализованного) сражения двух групп ряженых. Среди масок обязательно были медведи, быки. По преданиям в сев. обл., В. превращался в медведя, в юж. районах – в тура, поэтому ему посвящались праздники «турицы», «тура». 2 января болгары (был известен и почитаем В. и в Македонии) проводили особый «воловий праздник», когда сурвакары (представлявшие черное солнце), колядники (представлявшие молодое, новорожденное солнце нового г.) очищали хлевы. 7 января болг. предводитель колядников угощал свою дружину масок. Святки делились на две половины: первая, включая новогоднюю ночь, посвящалась будущему урожаю, гаданиям о замужестве; вторая половина была связана с поминанием умерших, со скотом, зверьем, представляла собой «Велесовы дни».
   В христ. времена В. на Руси заменил св. Власий или Василий (народ их путал), день 11 февраля. Поскольку дохристианские боги диктатурой церкви запрещались, люди были вынуждены древ. непростого бога всеобъемлющего мироздания персонифицировать в человека, святого, «определив» по наивности своей и отчество ему:

     Уж мы вьем – вьем бороду
      У Василя на поле,
     Завиваем бороду
     У Ивановича нашего
     На ниве великоей,
     На полосе широкоей!

   Христ. «снизили» В. только до бога скота. На самом деле это не так. В. – бог всеобъемлющего водно-воздушного космоса, внутри которого все мы, бог трех миров, дающий годы жизни всему живому (наиболее ценное богатство, которое он давал), блюститель космического, морально-нравственного закона, судья людей, пастух душ умерших. Покровитель животных («скотий бог») – это лишь одна из социальных его функций последних лет перед пришествием христ. интернационала.
   О том, что В. хорошо знали и широко почитали не только на Руси, но и во всем и.-е. мире, говорят топонимы. В Греции – гора Волос в центре археологической культуры Димини IV–III тыс. до н. э.; в Испании – Велес Рубно, Велес дела Пенья; в Австрии – Вельс; в Нидерландах – Вельсен; в Боснии – гора Велес; гора Велебит на хребте Динарского нагорья в Хорватии; Velesovo – c. в Краине; в Македонии – с. Велес; в Ипатьевской лет. под 1237 г. уп. р. Велья, правый приток Немана (совр. Нерис); в России: с. Волосское на Днепре рядом с Войсковым курганом, где найден сосуд-кувшин праславян IV в. с календарными «чертами и резами»; Велеса – назв. рр. – лев. притока Зап. Двины и р. в Смоленской губ.; в Псковской губ. – Волосово; во Владимирской губ. – с. Велесово; Велесово ребро – возвышенность в Ярославской губ.; в Винницкой губ. – Волосов Яр. В Новгороде Великом – Волосова улица; названия деревень новгородских пятин: Волосово (3 деревни); Волосова гора; р. Вель; есть р. Волосница, приток Камы; Велевщина в Витебской губ.; Волосово в Ленинградской обл., недалеко от Гатчины; в Ярославской губ. 5 деревень Волосово, в Костромской – 2, в Тверской – 8 и т. д.; Велимче в Волынской обл. в бас. р. Припять и др.
   ВЕСНА – один из сезонов г. – пробуждение природы после зимней спячки. В. как рассвет г. отождествлялась с богиней вед Ушас. В народном календаре В. – начало хозяйственного, а в Средневековье – и календарного г. (1 марта). Это время необычайно богато ритуалами, гаданиями, приметами. Начало весны считается уже с Масленицы – проводов зимы. Затем – «закликание весны». Наиболее заметным ритуальным актом весеннего времени было разжигание на возвышенностях, открытых местах костров, символизировавших силу, свет весеннего солнца. Через костры перепрыгивали, прогоняли вокруг них скот, ходили по полям с факелами, зажженными от общего огня, пели, танцевали, водили хороводы (водили додолу, куст, березку, тополь). Костры уничтожали нечистую силу, оберегали все живое от болезней, возвещали пробуждение земли, природы. В весенних празднествах актуальна была тема «открытия земли». А с нею – русск. обычай «греть весну». С «открытием земли» связано кратковременное пребывание предков на земле. 1 марта была Радоница – на рассвете ходили на кладбище, приносили жертвы (как правило, еду, цветы) умершим, «плакали на могилах с великим кричанием». Затем играли гудошники, велся хоровод; 4 марта – грачевники, с этого дня на родину возвращались грачи. 9 марта кулик «приносил воду из неволи» (из-подо льда), день именин «сорок сороков» (число эпическое) птиц (что переняло христ., празднуя «сорок мучеников»). «Утренники» начинались также с этого дня: утром еще были морозы, а потом – устойчивое весеннее тепло. Афан. (3,334) писал: «1-го марта, по русской примете, бабак просыпается, выходит из норы, начинает свистать. 4-го прилетают грачи, 9-го – жаворонки. К 17му числу лед на реках становится настолько непрочным, что, по народному выражению, щука его хвостом пробивает. 25 марта ласточка вылетает из вырия и, поспешая в здешний мир, несет с собою тепло. 5-го апреля пробуждаются сверчки, 12-го медведь выходит из берлоги, в которой проспал целую зиму. В мае земля «принимается за свой род». Приведенные приметы не везде, не всегда оказываются верными. Во-первых, в разных местностях разные климатические условия. Во-вторых, независимо от этих условий, г. на г. не приходится: зимние холода заканчиваются иногда ранее, иногда позднее. Поэтому начало весны (ее приход) издревле определялось не наступлением известного в г. дня, а действительным появлением ее «знамений».
   Весной проходила «красная горка». Когда половодье заливало ч. земель, овраги, а возвышенные места-«горки» уже сухие, на них пробивалась трава. Время свадеб. На свадьбах использовались все символы плодородия, проводились мн. ритуальные действа, связанные с плодородием. 22–24 марта – праздники весеннего огня в честь весеннего равноденствия. В «Кормчей книге» написано: «Перед храмины своими или враты домов своих, пожар запалившие, перескакуют по древнему некоему обычаю». Русск. и слав. жгли костры и прыгали через них, чтобы очиститься от всего плохого, обновиться, как вся природа, получить заряд символической энергии весеннего огня на весь предстоящий г. Проходили кулачные бои, катание на лошадях с горки, качание на качелях. В дни весеннего равноденствия пели песни жаворонку и др. птицам, весне, Ладе, Лелю, наряжали березку, плели венки из молодых зеленых веток. Водили хороводы – танцы в честь бога солнца и времени Хорса. Танцевали с зажженными от костра факелами. 25 марта выпускали на волю пойманных птиц, символизировавших разрыв неволи земли (это переняла христ. церковь).
   Один из эпитетов В. ярь. Белорусы называли В. ляла, дитя, молодка. В честь нее праздновали ляльники. В великорусских губ. праздновалась Жива (жизнь, начало жизни нового г.). Весенние праздники, которых было великое мн., не всегда привязаны к календарным дням, в разных регионах они праздновались по-своему и в разное время. Но была одна особенность: празднование первой половины В. отличалось от празднования второй половины, заканчивавшейся не маем, а днем летнего солнцестояния и праздником Купалы.
   В первой половине В., кроме перечисленных праздников, были обрядовые обходы домов («волочебные обходы»; сбор продуктов; русск. детские обходы; оповещение или оглашение чего-либо – например, в русск. вьюнишнике молодоженов впервые оглашали по имени-отчеству). Общей для весеннего цикла была тема осуждения и осмеяния. Критика, осуждение адресовались жителям своего или соседнего с., нарушавшим в течение прошедшего г. социальные, нравственные нормы. Критический глас народа звучал в хорв., словен. «судебных приговорах» мясопусту; в песнях, сопровождавших чеш. «королевские обходы»; в польск. гуляниях; блр. песнях, содержавших перебранки девушек и парней или жителей соседних сел. Осуждения, насмешки, дозволенные в определенных ситуациях и высказывавшиеся публично, служили регулятором социальных взглядов, реализовали критическое приятие жизни у широких слоев народа, давали импульс для дальнейшего развития и совершенствования общественных отношений и личностей. В это время проводились обряды очищения земли, изгнания (уничтожения) всего ненужного. Магические процедуры изгнания змей, вынесения Марены, или Смерти, проводы зимы; очищения, обновления жилища: обметание дворов, домов, мытье, побелка, сожжение старой соломы, мусора, разбивание, выбрасывание старой посуды, уничтожение остатков старой пищи, обмывание людей, ритуальный шум, чистка печей, труб, обновление огня. Для В. характерно стремление вставать раньше обычного, чтобы не лениться весь г. С ранневесенней обрядностью связано большое количество инициальных магических обычаев. Впервые надевать штаны, пояс на мальчиков и бусы на девочек, вышедших из младенчества (младенцы обеих полов носили одинаковые рубахи). Приобщать их к мужским и женским видам работ, например, к первому выгону лошадей мальчиками, первому доению коров девочками. Проводить первые пострижения волос. Процедуры перевода девушек и юношей во взрослое состояние; воинские посвящения мальчиков и др.
   Втор. пол. весеннего цикла развивала мотивы ранневесенней обрядности и дополняла их. Основное место в ней занимали ритуалы, относящиеся к обеспечению будущего урожая. Это обходы полей («хождение в жито»): индивидуальные и групповые, сопровождаемые трапезой, кувырканием по земле. Это охранные магические акты против нечистой силы, полевых вредителей, непогоды (например, вост. – и юж. – слав. «градовые дни»; обряды вызывания дождя). В это время ритуалы проходили с использованием свежей зелени, веток. У зап. слав. они начинались «внесением гаика, или лета» («гоило» – одно из названий мужского полового органа), у русск. Ярило (воплощение мужского семени, производительной силы, яри), у др. – «деревце обрядовое», «березка», установление «мая», «вождение» (хороводов, додолы, «куста»). В такие праздники украшали зеленью дома, дворы, ворота и калитки. Не случайно время вокруг Купалы называли «зеленые святки». К нему приурочивали поминовения предков (у юж. слав. это называли «греть покойников», у болгар – «слушать мертвых», у др. – «проводы» предков); русалии; ритуальные повсеместные купания. Девушки, юноши нового поколения как бы «выходили» в потенциальные женихи и невесты, в число молодежи, имеющей право на заключение брака. У болгар, например, перед Купалой начинался набор девушек в лазарки, у русск. – «кумление» девушек (семик). У болгар также происходили выборы «кумицы», у сербов «побратимство» среди юношей, у хорват – matkanje, «посестримство». Знакомство молодых людей друг с другом, формирование добрачных отношений, их публичное оглашение происходили во время многолюдных праздников – общественных увеселений, которыми так богат весенний период. Окончание весны знаменовалось тем, что повсюду переставали петь весенние песни. В ряде укр., блр. традиций «весну» переставали петь после Купалы, в полесском обряде это «вождение стрелы», «закапывание весенней песенки».
   ВЕТЕР, ВЕТРЫ – явление природы, стихия. Самым загадочным, таинственным в В. было его незримое присутствие в природе. В и.-е. традиции В. – «дыхание земли». Он жил далеко: за м. (горами, лесами) или выходил из больших пещер, из гор – подземного жилища, из царства мертвых. У слав. и русск. В. связаны со средой деятельности титанов, которые и горы сдвигают, они – воинство Перуна. В «Слове о полку Игореве» ветры, «Стрибожьи внуки», «веют стрелы». Стрибог – бог воздушных течений и просторов. В. не только дышат на землю теплым веянием весны, поставляют благодатные дожди; они несут на крыльях град, снег, возбуждают зимние вьюги, метели. Прежде всего, В. приносили обновление жизни, ее круговорот, обмен полезных семян, спор; считались вестниками божественного откровения. Особенно остро ощущают В. творческие натуры, души впечатлительные, нежные. Иногда В. четыре (по сторонам света), иногда 7, 9, 12 или просто много (ср. др. – русск. «Перун есть многъ»). Уп. также «семьдесят Ветров буйных, семьдесят Вихрей, семьдесят Ветровичей», которые ходят на Русь зеленый лес ломать, выворачивать с корнем посевы.
   Позвизд (Посвист, Посвистач, Посвыстач, Похвист, Похвисць) – один из богов ветров или одно из его имен (не от «звезда», а от «звездануть» – сильно ударить; сильно кричать, издавать сильный свист) и бог северного ветра, бури, непогоды у славян. Кайсаров писал о том, что Позвизд «был у поляков, еще поныне мазовшане называют большой ветр Похвистцием». Афанасьев писал: «Другие названия, даваемые славянами богу ветров, были Pogoda и Pocеwist… Похвист или Посвист (областное хвистеть – свистеть…) с предлогом по. Богу ветров Позвизду русск. поставили статую. В «Слове и поучении против язычества» (XVII в.) есть перечень богов русск. пантеона, которым воздвигнуты статуи: «Второй идол был Волос,… третий Позвизд, инии же прозваша его Похвист, неции Вихром, исповедающе нарицающе бога бытии воздуха, ведра и безгодия…». В малорусской думе, напечатанной в сборнике Кулиша, вспоминается бог Посвыстач. Собираясь отплыть… в сине море, князь и его дружина стали

     Свойму богу Посвыстачу молотьця,
     Шоб вин iим годыну дав,
     Та моря не турбував.

   Ветры сопутствуют, помогают богу-громовнику в его битвах с демонами, пользуются его боевыми стрелами… Сказки выражаются о могучих богатырях эпически: «засвистал молодецким посвистом»; на этот свист является вещий богатырский конь (туча)…». К Позвизду обращались для отвращения непогоды. У слав. существовало охранительное имя собственное Позвизд – такое же, как Волк, Медведь, Буря, – которого должны бояться враги, нечистая сила. Позвизд – один из сыновей кн. Владимира, в «Повести временных лет» он уп. под 988 г. одиннадцатым в списке 12 сыновей кн. У хорват гор. Позвизд находился близ Кладуша. Не исключено, что там было капище этого бога.
   Погода – бог приятного ветра, хорошей погоды (преимущественно у зап. слав.), по Афанасьеву, «благоприятное для нив время…». Одно из состояний погоды (хорошее), все остальное – непогода. О ненастье, непогоде говорили: «Семь погод на дворе. Сеет, веет, крутит, мутит, рвет, сверху льет, снизу метет». Кайсаров писал: «Погода был бог прекрасной погоды и нежного, приятного ветерка. Это славянский Зефир. Я не нахожу, чтобы Погода был в России известен. Но поляки и венды поклонялись ему… В правой руке был у него рог изобилия, в левой – посох».
   Вихрь (въ-хорь – крутящийся кругами, как солнце – Хорс). Смерч (смертельный, посланник смерти) – стихийный воронкообразный ветер. Его воронка состоит из внутренней полости и стенок. Характерная особенность внутренней полости – разреженность воздуха. В ней барометрическое давление резко понижено. Поэтому, когда смерч соприкасается с каким-либо замкнутым предметом (дом, сарай, посуда, т. д.), наполненным воздухом с обычным давлением, то предмет взрывается. Воздух из него устремляется во внутреннюю полость смерча. Особенно мн. разрушений среди деревянных строений, т. к. дерево соприкасается мельчайшими порами с воздухом. Смерч бывает пыльный и снежный. Он имеет сверхсильные энергетические свойства, воздействует на людей. Смерч иногда путают с вихрем, что не одно и то же. Люди относились к смерчу с суеверным страхом, справедливо связывая его со смертью и с карой небесной. Метель, снежная буря наделяются такими же мистическими свойствами.
   Ураган («Ур» – древ. название Полярной звезды) имел мощнейшую силу сев. В., хотя мог дуть отовсюду.
   Еще В. имели имена: Тиховей, Северко (Сиверко, Северный), Буря, Южак, Восходник, Полуденный, Пожега (ср. «пожечь») – горячий; Полунощный (прохладный); Закатник; Буян; Горник; Суховей (что интересно, в преданиях древ. ариев встречается демон засухи Шушна, а у русск. был плащпыльник или накидка от пыли и ветра «шушун», его еще застал С.Есенин в своей деревне («Не ходи так часто на дорогу в старомодном, ветхом шушуне»). Существовало мн. местных названий В. Морена. Сидориха – сев. В. в Архангельской губ. Хала, Пиротска хала – сильный В. с дождем, градом, громом у юж. слав. Рах – южный ветер, суховей, иногда представлявшийся в виде птицы. Уп. в заговорах (иногда как страх-рах). Карголом – др. – русск. юго-вост. В. Аламунья – сильный В., поднимавший сено в воздух в Лесковацкой Мораве. Полибник – тихий, прохладный В. у болг. Каур, Каурусь – название одного из северо-западных ветров. Может быть, именно отсюда волшебный конь русск. сказок Сивка-бурка – вещая каурка. Ведь кони – наиболее частые воплощения ветров. Каурый еще и масть коня – светло-рыжего или светло-каштанового. Вот как характеризовались В. в «Хронографе» XV в.: «…Яко север, вели шюмящь, яко вечерникъ сверепый и яко злодыхающий западник».
   Русск., слав. обращались за помощью к В. в случае беды, несчастья, болезни (как в плаче Ярославны в «Слове о полку Игореве»). В сказках у В. спрашивали дорогу; где искать пропавшего человека или избушку Бабы Яги, они помогали герою (героине). К В. отсылали все плохое, их уп. в проклятьях: «ветры яго вазьми»; «щоб тебе буря вивернула!»; «щоб тебе взяло та понесло поверх дерева!»; «Щоб тебе понесло по-за витряками!»; «щоб тебе вихрами та бурями винесло!»; «вихор табе падыми!». К В. обращались в русск. заговорах: «Поклонюсе я… ветряному мужу, златому телу, четырем ветрам, четырем братьям…». В. вызывали, призывали, приглашали (путем молитвы, свиста, пения). Он нужен при веянии жита, для работы мельниц (у блр. мельник должен уметь запречь ветер), в мореходстве, рыболовстве и т. д. В Архангельской губ. женщины выходили вечером к м. молить ветер, чтобы он помогал их близким, ушедшим в м. Во мн. обл. слав. мира В. приглашали на обед или ужин, давали еду, кидали еду на В., бросали хлеб в воду «на поветерь»: люди верили, что «сытый» В. принесет меньше вреда, больше пользы.
   В др. – ир. мифол. бог В. Ваю – покровитель воинов, он придавал им стремительность, натиск, смелость. От дочерей ветров, по преданиям протоиндоевропейцев, родились кони, птицы.
   ВЕЩБА (от «Вач» – богиня речи, логики, мудрости, красноречия у протоиндоевропейцев) – у русск. предсказание, предречение, гадание.
   ВЕДРО – хорошая погода. Изображается на слав. миниатюрах в виде трех лучей, исходящих от солнечного диска, или лика.
   ВОДАН – бог зап. слав., зап. герм., аналогичный нашему Велесу (великому), также вбирал функции Варуны вед. В. в слав. г. Ретра был построен храм.
   ВОДОВИК, ВОДЯНИК, ВОДЯНОЙ, ВОДЯНОЙ ХОЗЯИН, ВОДЯН ЦАРЬ, ВОДЬЛЬНИК – варианты названийэпитетов бога водной стихии у слав. (Велеса, Траяна-Трояна, Океан-море, Морского Царя). В ведах – это Водяной или Трита-Аптья — третий водяной (у слав. слово «водяной» имело и др. значения: например, архаический первопредок, некогда живший в воде). В ведах В. богов было три: Первый – бог небесных и вообще всех вод Варуна, частично и Перун (первый) ведал околоземными, земными водами. Второй – Двита Аптья (букв. «второй водяной») – бог земных вод. Третий – Трита Аптья (букв. «третий водяной»), иногда просто Трита – бог подземных вод и глубин океана. Вед. арьи «ссылали» к Трите в молитвах-просьбах дурные сны, «списывали» (или «отсылали») на него грехи, просили его забрать плохих людей, врагов. Трита был близок к предкам. Природа В. двойственна, как и природа самой воды, они, наряду с божественными чертами, обладали свойствами, несущими гибель, поэтому, не случайно, ведали подводным царством мертвых, душами предков. Существовали и женские духи воды – водяницы. В., в их демонической ипостаси, боялись, считая причиной гибели людей. Против отрицательных водных сил носили обереги, читали заговоры-молитвы.
   ВОЛКОДЛАК – человек, одетый в шкуру (длаку) волка. В. связаны с чужим и потусторонним миром, тем светом. Они участники ряжений – святочных, свадебных, масленичных и проч. «Облакогонештеи от селян влъкодлаци нарищаються. Егда убо погыбнеть луна или слънце, глаголють: «Влъкодлаци луну изъедоша или слънце». Слово В. было более употребительно у юж. слав.
   ВОЛХВ – жрец, священник, прорицатель древ. слав. и некоторых и.-е. в дохристианской вере, которая так и называлась – Вера. Афан. (3, 212) связывал как близко родственные слова волхв и жрец: «По свойству славянского языка гласный звук перед плавным переходит по другую сторону плавного, напр., еelm – шлем; потому völva, völеo является в Остром. ев. в древнеславян. форме влхв, а русский язык ставит гласный звук и перед плавным и после, напр., шелом: следовательно, волхв или волхов (у Нестора: волсви) собственно русская форма. Корень для слова волхв Буслаев указывает в санскр. валг – светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть, и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождественные по значению». Есть в этом слове еще одно сближение с санскр.: valkala – одежда из луба [коры] или шкуры антилопы [у отшельника]. По-русск. «волохатый» – одетый в волосатую шкуру [антилопы, козы, овцы, волка, медведя и т. д.]. Разумеется, это наиболее древ. одеяние, уже в I тыс.
   В. одевался как все знатные люди его племени или как весь его народ, но были и некоторые различия. Афан. (2,137) писал: жрецы (у русск. – волхвы) слав. «носили длинные волосы (что переняла и церковь. – А.Б.), белую одежду и палицу, участвовали в народных собраниях, председательствовали на судах вместе с князем, решали вопросы о войне и мире и обладали большими богатствами…. На обязанности их лежало заботиться о чистоте и сохранении святыни… наставлять в вере, возносить молитвы, совершать жертвоприношения, объяснять предзнаменования, словом, быть посредником между человеком и богами». В. обладали магическими знаниями и владели мн. молитвами, осуществляли связь с миром богов и предков, могли совершать предсказания, умели пользоваться каналами генной памяти. А.С.Пушкин писал: «Правдив и свободен их вещий язык и с волей небесною дружен». Вдумчивые В. поддерживали физическое и психическое здоровье людей, нравственные устои. Были предсказателями, врачами, акушерами, певцами, поэтами, молитвенниками, знатоками обрядово-ритуальных правил, мифов, легенд, ист. рода-племени, судьями, мудрецами-советниками, астрономами. И в широком смысле – деятелями науки в современном им понимании и состоянии. Были «со звездочетною мыслию», как обличал их христ. автор XVII в. В., например, знали о регулярности мировых катастроф. В лет. под 1071 г. некий русск. В., войдя в Киев, говорил, что наступят времена, когда Днепр (возможно, и др. рр.) потечет вспять, а земли начнут меняться местами (передвигаться). Современные ученые доказали, что материки, тектонические плиты земли движутся, сдвигаются-раздвигаются постоянно; были в ист. земли смены полюсов, потопы. Древ. В. и наши предки каким-то непостижимым образом знали это давно. Нередко в опасные моменты нападений врагов В. приходилось оказываться организаторами, вдохновителями защиты племени. В. – подвижники, призванные преданно, бескорыстно служить своему роду-племени, стоять на страже его интересов, помогать людям идти правильным путем богов и предков, оберегать соплеменников от пороков, злых сил. В. были могущественным сословием, активно участвовали в политической жизни Земли Русской, присутствовали на советах князей, военных советах, иногда становились послами. Разрешали особенно трудные региональные споры. Гл. функция В. – посредничество меж земным и неземным мирами, охрана установленного богами и предками миропорядка, в первую очередь нравственных законов, в связи с чем сакральные знания (получение их и передача) обретали огромное значение. В. осознавали, что равно необходимы, существуют помимо наших желаний противоположности: добро и зло, жизнь и смерть, огонь и вода, верх и низ, этот и тот свет, время и вечность, что нарушение их равновесного состояния может привести к нарушению миропорядка и даже к гибели мира.
   От «волшвения», по Рыбакову, – гадания и заклинания добра и зла волхвами – произошло слово «волшебный» и «чисто кабинетный» термин «волшебная сказка». Среди В., или жрецов, были «специалисты широкого профиля», «волшебники», т. е. знающие и умеющие все; жрецы; и были В., обладающие особыми талантами в какой-либо области. Среди последних: ведуны и ведуньи (вещий, вещие. В 1411 г. христ. священники «псковичи сожгоша 12 жонке вещих») – знатоки тайных сил, управляющих обстоятельствами. Вежи, вежливецы – знатоки вежества – науки правильного поведения, правил приличия, способов убережения от порчи, дурного глаза. Эти люди воспитывали молодежь, к ним прислушивались и др. члены племени.
   Ворожеи – знатоки заговоров и проклятий, магических действ, знатоки привораживания жениха, невесты и проч. (например, нахождения пропажи) – были женщины чаровницы, или чародейки, обавницы, потворницы, или потворы. В Киеве, например, найден «Потворин пряслень» XII в. Наузницы, знахарки – их звали «вълхва»; а христ. обзывали «бабами богомерзкими», писали со злобой в лет. 1071 г.: «…Много вълхвують жены чародействъмь и отравою и инеми бесовскими къзньми». Гадатели (гадач) чаще всего гадали под новый г. на будущее – урожай, женихов и т. д. – по воде, по печени, костям животных, по приметам погоды, поведению животных, растений и проч. Чародеи, чаротворцы или чаровники («чары деяху и коби зряху»; «инии же чаротворци»). Рыбаков писал: «Большие глубокие сосуды в Древней Руси именовали чарами… Гадание при помощи чар называлось чародейством… Чародейство – магические действия с водой и различными отварами из трав… Известны заздравные круговые чары, рассчитанные на сотню участников пира… Такова, например, чара черниговского князя Владимира Давыдовича сер. XII в. с пожеланием здоровья всем, пьющим из нее». Чары нередко размечались календарными «чертами и резами». Чародейство понималось и как отравление (если нужно). Это тоже своего рода оберегательное действо, оружие. Как в грамоте 1505 г.: «…исходит … чаровници по лугам и болотам… ищуще смертные травы».
   Доки, лекари, потворы (знающие магические действа, творящие практику. В Новгородской I лет.: «В лето 6736 (1227)… изжгоша вълхвы четыре – творяхуть е потворы деюще… И съжгоша их на Ярославля дворе»), врачи – исцеляющие болезни и снимающие порчу (часто путем заговоров; а иногда путем целого комплекса магических и лечебных действ); зелейники (или – у зап. слав. коренитьць) – лечащие зельями (травами, кореньями, мазями, настоями, отварами) – знатоки силы растений, минералов, тел животных.
   Кудесники [ «кудеса», «кудесы» – то же, что и чудеса – волшебство, прорицание, чарование, ритуальная брань, порча как оберег; рождение (по Фасмеру); «кудесить» в народе – чудить, прокудить, подшучивать] – знатоки заклинаний и обрядов, предсказатели будущего, умеющие это делать, бия особенным образом в бубны. Лет. под 1071 (по Срезневскому) сообщает: «приде к кудеснику, хотя волхвования от него». В «Житии Стеф. Пермского» написано: «от них овии суть волсви, а друзии – кудесници и инии же чаротворци». Рыбаков считал, что кудесники были распространены лишь в с.-в. окраинах Руси: Чудь, Белоозеро, Пермь, Приладожье. В. были смелы и не боялись никого, кроме богов. Об этом говорит летописный эпизод с пророчеством неблаговидной смерти кн. Олега от коня своего.
   Кобники («Кобь» – одна из богинь судьбы и гадания о судьбе; «Коба» – рок, предчувствие, судьба (удача, доля); «коби зряху» – видевшие судьбу; возможно, что такой гадательный обряд сопровождался какими-то действиями, имитирующими движения птиц, какими-то стилизованными под птичьи танцами, т. к. современный глагол «кобениться» связан с необычными телодвижениями) – гадавшие по полету, крикам птиц и др. приметам, например, по встрече (в киевском кладе XII в. найден нож кобника-волхва с серебряной рукоятью с изображениями птиц), предсказатели, знающие рок, судьбу (в Ипатьевской лет. читаем: «бо бе волъхвъ и кобникъ нарочит».), или куроглашенники – объясняющие явления, предсказывающие погоду и будущее по полету птиц. Наузники, узольники – занимающиеся изготовлением амулетов-оберегов в виде узелков.
   Обаянники, обавники («обавить» – заклинать) – умевшие «кодировать», вводить в транс людей и себя, заниматься гипнозом, фокусники, волшебники, ясновидящие, яснослышащие. Магиу или шаманы были распространены по окраинам слав. мира, они означали жрецов огня («шами» – санскр. название дерева, из которого добывали огонь). Маг – огнепоклонник у ир. арьев.
   Облакопрогонники, или облакопрогонители («Облакогонештеи от селян вълкодлаци нарицаються: егда убо погыбнеть луна или слънце – глаголють: влъкодлаци луну изъедоша или слънце»). Волкодлаки – переодевающиеся в длаку – шкуру волка и др. животных, знатоки затмений солнца, луны, «знаков» небесных, путей связи с потусторонним миром. Чаще всего переодевались в длаку волка на Коляду и на Купалу – время поворота солнца с зимы на лето и наоборот. «Ов требу створи на студеньци – дъжда искы от него…» «…Глаголемыя облакопрогоньникы и чаровникы и хранильникы и вълшвьбникы…». Разбирающиеся в погоде, умеющие вызвать дождь (обладающие такими магическими знаниями, умениями). Знающие заклятия от засухи или, наоборот, как прогнать облака и т. о. влиять на урожай. Умеющие производить точные расчеты оптимальных сроков дождей. Они же чаровники.
   Хранильники – изготовители талисманов, фибул, браслетов, медальонов, свадебных колец, «гривной утвари». Охранительных вещиц, знаков, оберегов. Знавшие дохристианскую символику. Являвшие «кузнь многоценную», проявлявшие «хытрость», «художество кузьчско», «златокузнецы». В.-хранильники руководили сложным делом орнаментальных символических композиций оберегов, вышивок, свадебных уборов невесты. Из археологически известных свадебных комплексов XII в. ясно, что в состав их входили: сидящая птица (символ семейного гнезда), гребень (связан с символикой чистоты и здоровья), две ложки (символ сытости, благополучия жены и мужа). Они же могли писать «чертами и резами».
   Сновидцы – знающие разные предзнаменования снов или делающие предзнаменования на основе виденных ими снов, умеющие различать среди снов вещие.
   Баяльники, баяны (баять – рассказывать, петь, заклинать), обаятели, кощунники — специальные баяны, сказители мифов, древ. преданий, cвязанных с проявлениями судьбы, исторических песен, сказок, знатоки магических заклинаний («не токмо дивятся зряще, но и словеси их извыкли»). К ним народ стекался, несмотря на христ. запрещения: «Да начнеши мощи кощюнником въспрещати – видиши многы събирающеся к кощюньникомь». «Ни чаров внемли, ни кощюнных вълшеб». «В кощюн место преславных делес повести сказывати». «Кощуна» – миф, предание о «кощном царстве». Царстве и времени предков, умерших давно. Вероятно, часто кощуны звучали при поминаниях предков, на погребальных обрядах (и не только). Христ. осуждали русск., не понимая: «Мнози убо тщеславия ради плачут (о покойнике, о предках), а отшедше кощюняють и упиваются (пируют, поминают)». Позднее отсюда произошло слово «кощунство» – надругательство над христ. святыней и вообще всем святым, традиционным, ценным.
   Криве – поклоняющиеся духу пресноводных источников, знатоки обрядов, связанных с почитанием воды.
   Известны жрецы балтов и балт. слав.: Криве-кривайтис (имя родоначальника династии жрецов Криве – Брутен, он и его брат Видевут были обожествляемы как святые великие предки мироустроители, так же обожествляем был основатель новой жреческой традиции Лиздейка, прусс, создал святилище в Ромове). Криве были жрецы и местная административная власть; Швинторог («винторогий»), ист. лицо, основатель новой ритуальной традиции в Литве, завещал сжечь себя в Вильне, кн. XIII в., его отец Утенус, сын Скирмонт. Вайделоты (зигноты) – прусск. и лит. жрецы, ведуны, певцы, хранители эпоса; Нерути – жрецы, гадавшие о погоде и возможностях рыбной ловли, ныряя (Нарака – низ, подземное царство); Вандлути, Удблути — гадали по воде; Малдининки – молились, пели, отправляли мн. ритуалы; Тулисоны и Лагашоны, прусск. жрецы, восхваляли умершего. Культовые центры: Нижний Замок в Вильнюсе; общепрусский культовый центр в Ромове, где были воздвигнуты жилища для Перкунаса (верхний мир), Потримпса (средний мир), Патолса (нижний мир), изображенные на священном дубе. Кузедлики (у Нидерле). И т. д.
   ВОСКРЕСЕНЬЕ – самый лучший день недели, посвященный солнечному огню. Слово происходит от «кресити» – высекать искры, огонь. Корень сохранился в слове «кресало». «Кр» и «хр» – чередующаяся (по местностямговорам) согласная корневая основа слова «Хор». У русск. Хорс, Корсь, бог солнца и времени. Как солнечный день – Sonntag – слово В. сохранилось в некоторых и.-е. яз., в частности дошло до нас в нем. В этот день и.-е., в т. ч. и слав., зажигали костры, прыгали через них, очищая себя; пели хором (слово «хор» произошло от коллективных – в кругу – песен, посвященных Хорсу) гимны солнцу; водили хороводы (круговые танцы в честь Хорса); ходили в гости (и потчевали гостей), на ярмарки, к священным источникам, камням и в священные рощи, проводили свадьбы, праздничные гуляния. В. называли «красным», «веселым», «разгульным». В В. у слав. существовал запрет на ряд работ (отсюда пошло др. название В. – неделя (не делай!)): прядение, ткачество, кройку и шитье, чесание волос, точение ножей, рубку топором и др. В то же время В. считалось благоприятным днем для символической первой пахоты, сева, первого выгона скота, закладки дома, печи. С особенным удовольствием слав. встречали прощеное В. во время Масленицы (этот обычай идет с тех времен, когда г. начинался весной, т. о. прощеное В. было последним в г.), очищающее совесть и дух, дающее эффектную психологическую разрядку. В этот день – своеобразное время покаяния – все просили друг у друга прощения (первыми просили прощения младшие у старших) за все памятные и непамятные обиды. «Прости меня!» – говорил один, а др. отвечал: «Бог простит! И я прощаю». Христ., которое не могло искоренить этот обычай, переняло его. В христ. времена понятие «воскресение» (воскрешение) было выгодно скрестить с дохристианским понятием «воскресенье», т. к. люди уже привыкли считать В. праздничным, светлым днем и отменить это было невозможно. В то же время праздновавших В. в свете национальных традиций христ. осуждали.
   ВТОРНИК, УТОРАК – букв. вторящий (ся), повторяющий предыдущий (день), или – второй день недели. В этот день хорошо жить обычной жизнью, выполнять обычные домашние работы – сев, посадку, выпас стад, дойку скота, совершать поездку, принимать родню, делать все, что не несло отрицательного при его повторении. По народным наблюдениям, этот день знаменовался приливом энергии, помогал разрешать сложные проблемы и способствовал самым смелым замыслам. Во В. лечили скот, заговаривали с/х вредителей. Неудачны во В.: смерть, так как она может повториться и принести еще смерть; ссора, пожар, кража и др. неприятные случаи, нежелательные для повторения. В. день слав. богов Стрибога – бога просторов небесных, Авсеня, Усиня, Усиньш, Овсеня — богов, связанных с рождением дня и г., с длительностью жизни, здоровьем, светом. Известны В. белый, масленичный – кульминация Масленицы. В этот день проводились гуляния, карнавалы (ряжения), магические танцы на урожай – «на лен, коноплю, репу». В Болгарии проводился сухой, дурной или усовски В. – первый среди весенних, он был посвящен Усиню (в ведах – Ушас – богиня зари и ее два сына всадника-коня Ашвины), Авсеню, Овсеню и покровительству лошадям и скоту. Весна – наиболее тяжкое время для скота: зимние корма кончались, а молодая трава еще не выросла. Люди молили Усеня, чтоб скот выжил, дожил до обильной травы, хлестали скот и людей веточками вербы и др. деревьев, передавая весеннюю энергию жизни. У вост. слав. тоже был конский В. и «кобылий великдень» (после Троицы). Весной, как только просыхала земля, в один из В. (в иных регионах 1 марта) была Радуница – гл. поминальный день в г., посвященный предкам. Ритмичное, привычное чередование дней и сопряженных с ними дел и обычаев в какой-то мере помогало человеку сохранить душевное равновесие, так необходимое во всех случаях жизни. И кто знает, может быть, от сохранения этой понедельной ритмичности зависит и сама длительность человеческой жизни.
   ВЫРЕЙ (ВЫРИЙ, ВИРИЙ, ИРЕЙ, ИРИЙ, УРАЙ); РАЙ (более позднее употребление) – сопоставимо с ир. корнем airya – «арийская страна». У слав., русск. рай, земля предков; не зима. В нем стояло мировое дерево, жили райские птицы, змеи; всегда тепло. Это родина предков, куда (за море, за горы, за леса, за рр.) улетают гнездоваться птицы; куда отлетают души умерших. В древ. В. находился на Сев., т. к. еще сильна была память о прародине предков; затем В.-ирий-рай стали помещать на Вост., где всходит солнце. Афан. писал (2, 71–74): «Предания помещают рай на блаженных или счастливых островах… Восток, как страна, откуда восходит воскресающее поутру солнце, признавался царством творческих, плодотворящих сил = раем. Тогда как запад почитался страною мрака и бесплодия… Свидетельства (индоевропейских) памятников не совершенно чужды славянам. Напротив, они потому и проникли в простонародье, что согласовались с его собственными воззрениями, вынесенными из первоначальной родины всех индоевропейских племен. У чехов сохранилось поверье, что у солнца есть свое царство за морем, что там – вечное лето, оттуда прилетают весною птицы, приносятся на землю растительные семена. С этим поверьем тесно связывается… предание о выреи: это теплая страна, лежащая далеко на востоке у самого моря, куда скрываются на зиму птицы, насекомые и гадюки и откуда являются они с началом весны. В «Поучении Мономаха» (1117) сказано: «сему ся подивуемы, како птица небесныя из ирья идуть… да наполнятся леси и поля». С началом осени (14 сентября) журавли, стрижи, касаточки и др. птицы улетают, по мнению крестьян, в вырей (вирий), на теплые воды или прямо на небо… Тогда же гадюки и змеи лезут в вырей по деревьям, подобно тому, как и души усопших прежде… С окончанием зимы следует возвратный прилет птиц: 9-го марта прилетают из вырия жаворонки, а 25-го… – ласточки; в малорусской песне сокол жалуется:
   Бидна ж моя головонько,
   Що я рано з’ вырья выйшов,
   Що по горах снега лежать,
   По долинах воды стоять…
   Как обыкновенные птицы, гадюки исчезают позднею осенью из полей и лесов; первые удаляясь в теплые страны, а последние предаваясь оцепенению (зимнему сну) в своих норах, так мифические птицы и змеи, в образе которых фантазия олицетворяла творческие силы весенних гроз, скрываются на зиму в колодцах-тучах, окованных холодом. Или замыкаются в царстве вечного лета. По русским поверьям, кукушка и сизая галочка хранят у себя райские ключи. Или ключи от вырия. С их прилетом пробужденный Перун отпирает небо, низводит на землю плодотворное семя дождя. Откуда возник миф о семенах, приносимых из райской страны на крыльях весенних ветров и рассеиваемых по всей земле…. Слово рай… всюду служит для обозначения сада… Словаки и хорутане рассказывают, что рай есть чудесный неувядаемый сад, находящийся во владениях бога света, где праведных ожидает бесконечное наслаждение; по свидетельству русских легенд, рай насажден у небесной криницы… В том же весеннем убранстве рисуется народному воображению и вырей… «Небо героев», известное в индийской мифологии, есть та священная гора-небо, на которую, по славянским и литовским поверьям, должны влезать души усопших, то селение праведных, которое принято у нас называть «царством небесным».
   В некоторых преданиях различают птичий и змеиный В.: В. гадючий – в земле, а птичий – за морем. Ключи от В. хранят птицы (ворон, жаворонок, ласточка, сокол и др.) или змеи. В начале осени у слав. и русск. существовал магический ритуал погребения крыла птицы – символического ключа от В. В. как бы замыкался на зиму. Идентификация В. как того света видна из блр. причитания по отцу: «усе птушачки ÿ вырай паляцелi, i ты ÿслед за iме»; или блр. причитания по умершей дочери: «моя пташечка мiлая… ты ж будешь з пташачками страчацца i ляцець з выраю з iмi». Здесь мать ожидает дочь из В. с птицами. В. зафиксирован в гидронимах Вырий, Вырья (Выра – с. на р. Выра – уп. в «Поучении Владимира Мономаха»), топонимах Вырья, Вырец, Вырица, Выру и др. Название словен. с. Verjana, стоящего на слиянии двух р., переводится как «живущие у вырия».

Г

   ГАВР и СТАВР – псы потустороннего мира слав. (подобно греч. Церберу), охранявшие царство мертвых. Иногда бродили среди людей, выискивая умирающих (т. к. собаки «видят» смерть или болезнь за спиной человека, они «знали», кто должен умереть, особым чутьем чувствовали нечисть; вспомним собаку из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях»). У мн. и.-е. в их мифол. были по два таких пса: у шумер – пестрая и черная собаки; у инд. ариев – пестрая Шарвара (вот откуда Цербер) и коричневая Удумбала прислуживали принимавшему мертвых Яме; или это были два Удумбала, как в РВ (Х.14.12):

     Два похитителя жизни, с широкими ноздрями,
     два Удумбала,
     Два вестника Ямы, бродят они среди людей.
     Пусть они снова сегодня здесь дадут нам
     Счастливую жизнь, чтобы мы увидели солнце.

   Гавр, видимо, был черный пес (гавран – ворон, грач – черные). Следовательно, Ставр – пестрый, может быть, оба были одного цвета. В энц. «Мифы народов мира» (1.364) написано о том, что собаки Ставр и Гавр были любимыми собаками вост. – слав. кн. Боя, жившего, видимо, на терр., где нынче располагается Белор. Бой приказал воздавать почести этим собакам, как своим приближенным, а после их смерти ввел особые дни почитания, когда к месту, где были зарыты собаки, приносили еду и питье. «Миф о двух собаках и некоторые детали обряда имеют широкие индоевропейские и типологические параллели и могут восходить к глубокой древности», – сказано там. У блр есть особые дни почитания предков – деды, они проводятся в течение всего г. Поминальная суббота перед Купалой, которая в др. регионах слав. мира называлась Летние, Троицкие или Семушные деды, у блр. называлась Ставровские деды или Ставры. В это время после поминального обеда в честь предков (дедов) хозяин собирал ч. еды, бросал ее на пол и трижды повторял: «Ставры, Гавры, гам, приходите к нам!»; в иных местностях блр Ставровские деды проводились вечером накануне 14 сентября. Ставры характеризовались поминанием предков, оставлением им еды, голошением женщин, чтением молитв.
   ГАМАЮН (от перс. еumāуūn – птица рая. Еще более дальнее младоавест. еu-māiia – «искусный», «хитроумный», «чудодейственный») – мифич. вещая птица радости, поющая в душе, когда пророчит встречу любимого или любимой, счастье любви; посланник богов, живет близ рая. В «Козмографии» XVI в. она находится рядом с птицей Феникс.
   ГЕЛА (ГИЛУДА, ГИЛЕНА; ХЕЛ, ХЕЛА; ГИНБОГ) – по Классену (86), который нашел в Берлинском королевском музее камею, исполненную в кон. I в. до н. э. – нач. I в. н. э., с надписью Еela (Хела, Гела), как он считал на общем протоиндоевропейском яз., – северославянская (венедов и сорбов) богиня гибели (в данном случае имеется в виду эпидемия чумы). Перевод Классена с камеи таков: «Отнюдь дверей не отворяй; ее тень съехала с неба; пусть! Меня Гела отмстит». Встречается и мало распространенный вариант – Гинбог. Слова Гинбог, Гела действительно связаны со слав. «гинуть», «гибнуть», «гибель»; «хилиться» – склоняться, падать. Однако, в связи с усиленной, всеуничтожающей христианизацией, имя богини Г. оказалось трудно найти в письменных русск. источниках. Хотя у Фасмера встречается слово «гилуда» или «гилена» для «враждебного людям демонического существа женского пола», гибельной нечисти (была «гилуда» и у греков). Это особенно понятно, когда знаешь, какие характеристики получали мифол. существа слав. и русск., прошедшие христианизацию. С др. стороны, Г. – богиня, действительно враждебная людям, уносящая их жизни. Ее имя похоже и на производное от греч. Гелиос – солнце; у русск. Хорс – бог солнца и времени. Но именно боги солнца (солнечного колеса, солнечного круга) и колеса времени (Кронос, Хорс, Кали, Кала, Махакала) «пожирали своих детей». Проще говоря, время нас всегда поедает, поглощает, а мы, конечно же, дети времени. Классен отмечал, что у сканд. был такой же бог Еel.
   ГИПЕРБОРЕЯ – так др. – греч. и рим. историки называли во II–I тыс. до н. э. и нач. I тыс. н. э. русск. земли («восток и вечнотабуированный север – страны богов», Шилов). Г. – «страна за северным ветром», Бореем. Рим. ученый Плиний Старший (23 или 24–79) писал о гиперборейцах в «Естественной истории» (VI, 26) как о реальном древ. народе, жившем у Полярного круга: «За этими [Рипейскими] горами, по ту сторону Аквилона, счастливый народ (если можно этому верить), который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся… крайние пределы обращения светил. Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда солнце не скрывается (как о том думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью… Нельзя сомневаться в существовании этого народа». Из источников (в частности, писала об этом Н.Р. Гусева и др.) мы знаем о Г.: покой и созерцание владели жителями как высшее состояние. Хотя они знакомы с искусством сражения, но умели сражаться без гнева, черпая силу из неиссякаемого источника внутреннего покоя. В древ. Г. существовала неведомая нам ныне культура тайны (совр. человеку культура тайны совершенно чужда), суть ее: дела двоих не могут касаться третьего. Каждый свободно общался с космосом, природой, стихиями (мистические знания давали возможность общаться с душами стихий), землей, женщинами, детьми. И хотя честному человеку нечего скрывать – все эти контакты весьма интимны. Любые отношения меж личностями были тайной для общества. Тайна эта считалась священной. Взаимоотношения на духовном уровне возвышались над уровнем повседневности. Над людьми находилась сакральная скважина света, через нее проходил таинственный родник Рода. Все и всех было видно, как на свету или в светлой воде родника; лгать, обманывать было незачем, кроме того, за это карали боги (Митра, Варуна и др.), следившие за соблюдением нравственного закона. В такой атмосфере не могли сложиться межклановые конфликты, личные разборки были жителям Г. чужды. Кажется, в условиях культа тайны легче бы жилось преступникам, но их не было и тюрем не было. Проблемы межличностных отношений (учитель-ученик, мужчина-женщина, дети-родители и проч.) решались путем освобождения имени: надо было в момент опасного сомнения перейти холодную чистую р., ручей вброд. Имя смывалось, как дурной сон стирается утренней зарей. Не было желающих что-либо преступить? – Были. Но силой и искусством разума люди «вычисляли» преступника или совершившего проступок, и он обязан был выйти на поединок с сильным воином (одним из богатырей). Считалось: в единоборстве Бог давал победу только тому, кто прав. После поединка (или Суда Божьего) магическим путем восстанавливалась справедливость, равновесие, атмосфера правды, доверия, покоя. Слово было весомым фактором влияния на обстановку. «Лишнего» не произносили даже из благих, назидательных соображений. В словах ощущалось Дыхание Истины. Поэтому не было девальвации слова. К слову существовало полное доверие. Культура тайны способствовала внутренней концентрации в отношении к истине, правде, гл. нравственным законам. Существовало определенное число людей, чье слово на советах было наиболее мудрым, а решения выверены, смелый поступок – та же мудрость, отвага ума. Эти люди создавали образцы общества, идеалы, к которым стремились младшие его члены. Не случайно у всех и.-е. народов, разошедшихся по Евразии и Сев. Африки, всегда была в памяти идеально счастливая страна предков, рай, к которому сами потомки гиперборейцев пририсовывали новые черты.

   Гиперборея на карте Герхарда Меркатора (1569)

   Мы узнали о Г. из греч. мифол. В Г. бродила, превращенная в белую корову, Ио, которую жалил овод. Ио достигла сев. оконечности земли и очутилась в окутанной мраком стране скифов и киммерийцев (Аполлодор, II.1,3), где на берегу океана (моря) по приказу Зевса был прикован к скале Прометей, который подарил людям огонь, открыл тайну движения звезд и светил, научил искусству земледелия и плавания под парусами. Эсхил посвятил этому трагедию «Прометей прикованный». Трагедия начинается с обозначения места действия: «На краю земли», «в безлюдной пустыне диких скифов». Хотя мы, живущие ныне в Сред. полосе России, на юге ее и сев., с улыбкой встречаем выражение «край земли» по отношению к Сев. Причерноморью и Кавказу, для нас и за Сев. полярным кругом еще не край. Однако античными авторами отражены иные представления. Прометея освободил Геракл, который не раз бывал в Г., даже в самой ее глубине, за Уральскими гг. О Г. писал Пиндар («Эллада»):

     Но ни вплавь, ни впешь
     Никто не вымерил дивного пути
     К сходу гипербореев —
     Лишь Персей,
     Водитель народа,
     Переступил порог их пиров…
     Там стожертвенным приношением богу
     закалывались ослы,
     Там длящимся весельям и хвалебным словам
     Радуется Аполлон
     И смеется на ослиную встающую спесь.
     Не чуждается их нрава и Муза:
     Хоры дев, звуки лир, свисты флейт
     Мчатся повсюду,
     Золотыми лаврами сплетены их волосы,
     И благодушен их пир.
     Ни болезни, ни губящая старость
     Не вмешиваются в святой их род.
     Без мук, без битв
     Живут они, избежавшие
     Давящей правды Немезиды.
     Смелостью дыша,
     Это в их счастливые собрания
     Шагнул, предводимый Афиною,
     Сын Данаи, он убил Горгону…

   Картина золотого века.
   Персей путешествовал в Г. как на прародину самих эллинов, ибо все и.-е. – волна за волной – пришли на юг, Ю.В. и Ю.-З. Евразии с сев. Эллины «привезли» наиболее архаичные мифы из Г.: битва Зевса со змееногими гигантами происходила на сев., т. к. в это время Зевс велел солнцу-Гелиосу, луне-Селене, заре-Эос не сходить на землю; оставались только звезды, что соответствовало полярной ночи. То же можно сказать про миф о рождении Геракла. Он из Г., ибо во время брачной ночи Зевса и Алкмены солнце трое суток (под ними могли подразумеваться сутки богов, а для людей – месяцы) не поднималось над землей, что может быть лишь в приполярной области. И сам Геракл, по греч. преданию, в одну ночь лишил невинности сто девиц. Это реально, если ночь полярная. Ясно, что эти действия происходили в Г. На своей родине Геракл совершил несколько подвигов. В эпоху развития-расцвета средиземноморской цивилизации предания сев. прародины трансформировались в средиземноморские. М. вблизи Г. греки называли Кронидским (Крон, Хрон, Коро, Коло, Хоро – одно и то же: круг, солярный знак, знак солнца; санскр. «кала» – время) по имени гл. титанов Крона – отца Зевса. Да и сам он продолжал жить и властвовать на островах блаженных (т. е. предков), по др. версии – низвержен в Тартр (т. е. опять же к предкам). Эти острова блаженных находились в Г. или просто были тождественны Г. По описанию древ. авторов, жизнь на островах блаженных и в Г. мало чем отличалась от райской. В Древ. Егип. душа фараона начинала свое путешествие через пирамиду строго на сев.; егип. помнили, где, в какой стороне, прародина душ предков. Управляли Г. достойнейшие из достойных, мудрейшие из мудрейших – философы, жрецы, поэты. Люди любили друг друга. Не было недостатка в пище и одежде, т. к. успешная охота и рыбалка, собирание плодов и ягод, обширные просторы помогали обеспечить изобилие. В Г. не было рабов, пленных и иноплеменных, т. е. иных, чем протоиндоевропейцы. У всеравных не существовало поэтому никакого комплекса вины. Безмятежное счастье царило повсюду. Безудержным было и веселье праздников. Наши ряженые, святочные, масленичные игры, колядования с подарками-отдарками, новогодние ряжения деревьев – все шло из общей прародины – Г. Гесиод писал: «Жили те люди, как боги, с спокойною и ясной душою, горя не зная, не зная трудов. И печальная старость к ним приближаться не смела. В пирах они жизнь проводили. А умирали как будто объятые сном. Недостаток был им ни в чем неизвестен. Большой урожай и обильный сами давали собой хлебодарные земли. Они же, сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства…».
   Скатерть-самобранка русск. сказок – мифологема, олицетворяющая достаток «золотого царства». Молочным м. называли Сев. Ледовитый океан; втекали в него «молочные» же реки. Вот откуда «молочные реки с кисельными берегами» (во время разливов) наших сказок. Из-за огромных, труднопреодолимых пространств сев. прародины протоиндоевропейцев в преданиях их появилось мн. «летательных аппаратов», созданных в Г. Летающая колесница вед. бога сев. Куберы была создана в Г. На одной из античных ваз сохранилось изображение Аполлона, летящего к Г. на некоем летательном аппарате. Персей завладел летающими сандалиями в Г. у сестер Горгоны Медузы (праобраз русск. сапог-скороходов). Недавно при раскопках святилица протоиндоевропейцев на о. Вагая в акватории Сев. Ледовитого океана найдено мн. литых бронзовых фигурок крылатых людей, у предков на сев. были распространены «птичьи маски», головные уборы, костюмы. Овидий (Met. XV. 357) писал о гиперборейцах, «будто бы тело у них одевается в легкие перья» (конечно, на сев. не походишь полураздетым, как в Греции). Русск. сказочные летательные аппараты: летающий корабль, деревянный орел, ковер-самолет, сапоги-скороходы. А также птица, змей, конь, преодолевающие быстро огромные расстояния. Это не просто фантазии. Древним было знакомо чувство полета, оно незабываемо, поражает воображение, оно волшебно.
   У Пиндара есть ода Гераклу Гиперборейскому. Отсюда мы узнаем: Геракл достиг земель, «что за спиной у ледяного Борея», чтобы добыть киринейскую лань. Там встретила его Лето – мать Аполлона и Артемиды (под этими матерью и детьми у греков подразумевались Ушас и близнецы, дети ее, Ашвины. Ведь приход Ушас и Ашвинов начинался с утра г. – весны-лета г.). О том, что родина Лето – Г., указывает и Диодор Сицилийский. «Лет» – также корень слов «летать», «полет». Сама Лето была летающей, и ее дети Артемида и Аполлон летали на лебединых крыльях или колесницах, запряженных лебедями. Геракл освободил Прометея, прикованного к горам Кавказа; согласно исследованиям сочинских краеведов и историков, Прометей был прикован к Орлиной скале – сейчас она в черте гор. Сочи.
   В Греции известны ист. гиперборейские личности. Современник Пифагора, уп. в кон. VI в. до н. э., Абарис (побарывающий, богатырь) – жрец Аполлона (Делосского; гиперборейцы помогали в строительстве этого храма), кудесник, религиозно-мистический писатель, боговдохновенный прорицатель, врач, ученый, жил или подолгу находился в Элладе. Он уп. у Плутарха, Порфирия, Ямвлиха, Диодора: «Гипербореец Абарис приезжал в Элладу, чтобы возобновить дружбу с делосцами. О нем говорили, что он «обошел со своими прорицаниями всю Грецию». Гиперборейцем считали некоторые древ. авторы и мудреца Аристея (букв. «наилучший»), основателя городов, изобретателя ремесел. Аристей был внуком богини Лето, родившейся в Г., сыном Аполлона и нимфы Кирены. Дошли до нас имена (в греч. транскрипции) четырех гиперборейских девушек, которые посылали дары в Делосский храм: Арга, Опис, Гипероха и Лаодика, две последние были отправлены в Средиземноморье с дарами Аполлону в сопровождении 5 гиперборейцев, никто из 7 назад не вернулся. После этого молодые гипербореянки стали оставлять дары на границах соседних стран, откуда их постепенно переносили др. народы. Согласно Диодору Сицилийскому, гиперборейцы в гимнах непрестанно воспевали Аполлона, когда он являлся к ним через каждые 19 лет.
   В слав. фольклоре Г. именовалась «Подсолнечным царством». В известной слвц. сказке о солнечном коне подробно описана подсолнечная страна, где люди боролись с тьмой при помощи волшебного коня с Солнцем во лбу. Далекие предки слав. знали о такой стране за Полярным кругом. Афан. также приводил русск. предание о тех временах, когда солнца не было (полгода), «люди жили в потемках». В былине-сказке из собрания П.Н.Рыбникова описывается путешествие в этот рай, в царство то, где солнышко летом не заходит, не пешком идти, а лететь требуется:

     Прилетел он в царство под солнышком.
     Слезает с орла самолетного
     И начал по царству похаживать,
     По подсолнечному погуливать.
     В этом во царстве подсолнечном
     Стоял терем – золоты верхи,
     Круг этого терема был белый двор
     О тых воротах о двенадцати,
     О тых сторожах о строгих…

   Подсолнечное царство уп. в сев. сказках. Там яйца, дающие людям вечную молодость и бессмертие (ср. античные «яблоки Гисперид»). Сохранилась и память о похолодании. В сказках есть хрустальная или стеклянная гора (ледяная, конечно), она исчезает (тает). Что бы ни «писало» человечество росчерками цивилизаций – все безжалостно стирал «потоп» или оледенение. Гибли лучшие. Движения ума, воли, гения человека, нравственные вершины – все это регулярно оказывалось аннулированным; планета меняла лик. Забывалась и древ. прародина.
   ГОД – 1. Циклически завершенный промежуток времени, равный периоду обращения земли вокруг солнца. В РВ Г. подразделялся на две основных ч.: деваян (от div, dieva, deva – бог неба) – полугодие света, питриян (от питри, питары – предки) – полугодие тьмы; считалось в связи с этим, что умершие в перв. полугодии уходили к богам, а умершие во втор. полугодии – к предкам; солнце в перв. полугодии поднималось к богам, а во втор. – снижалось и опускалось к предкам (за край земли, где находилось в приполярный период жизни наших предков всю зиму, полгода). Поэтому в Г. было два гл. праздника, в которых подчеркивалось это пограничье и разделение. Зимние и летние Святки. Коляда и Купало. Г. делился также на 4 (5) сезона и 12 (10) месяцев. Геродот писал: «…Египтяне, благодаря своим исследованиям в астрономии, открыли солнечный год и были первыми, кто разделил его на двенадцать частей, и, на мой взгляд, их метод расчета лучше, чем греческий». Страбон (64 г. до н. э. – 24 г. н. э.) говорил, что егип. жрецы «открыли грекам секреты «всего года». Афан. подробно описал особенности Г. у русск. (3, 323): «Год распадался на две половины: летнюю и зимнюю и начинался с первого весеннего месяца – марта, так как именно с этой поры природа пробуждается от мертвенного сна к жизни, светлые боги приступают к созиданию благодатного царства. Апокрифы и народные поверья относят сотворение мира и первого человека к марту (латинские названия: сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь = седьмой, восьмой, девятый, десятый ясно указывают, что первоначально счет велся с марта; с марта начинали год египтяне, мавры, персы, древние греки и римляне). Водворение христианства на Руси не скоро изменило старинный обычай начинать новолетие мартом. Церковь, руководствуясь византийским календарем и святцами, приняла годичный круг индиктовый – сентябрьский; народ же и князья оставались при своем мартовском годе и продолжали обозначать месяцы древлеславянскими именами. И Нестор, и его продолжатели держались мартовского года… в Троицкой летописи сентябрьское счисление начинается с 1407 года… В делах житейских и гражданских мартовский счет, вероятно, продолжался до конца XV века… Январский же год введен уже Петром Великим… Делить годичный период на месяцы подали повод постоянно повторяющиеся фазы луны; поэтому основанием древнейшего летоисчисления принимался год лунный… Лето обозначается в санскрите словами, заключающими в себе понятие теплой, жаркой поры… Очевидно, что слова tempus, нем. Jaеr (=ярь, iar) и слав. время (от «врети») первоначально служили только для определения летней поры, а потом уже перешли в общее понятие года и времени… Мы говорим: «лета изменяют человека», «он прожил столько-то лет», возраст двухлетний, трехлетний и т. д. Таким образом, лето почиталось славянами за время по преимуществу, счет годов они вели по летам». В ведах же вели отсчет гг. по осеням, в РВ (II.27.10) просят бога: «Варуна… даруй нам увидеть сто осеней. Мы хотим достигнуть хорошо установленных, прежних жизненных сроков!». Иногда же мы говорим: сколько зим прошло! Зима в санскр. называлась временем падающих (разбрасываемых) снегов: еêmanta – зима состоит из существительного еima – снег и прилагательного холодный.
   Др. – слав. названия месяцев занесены в «церковный сборник», приложенный к Остромирову евангелию (1056 г.) и повторялись во мн. древ. рукописях: январь – просинец, стужайло; укр. – сечень; блр. – студень. февраль – снежень, сечень, межень, лютень; укр., блр., польск. – лютый. Март – сухый, протальник, капельник, зимобор, березозол; блр. – соковник. Апрель – березозол, березен, березень, березосок, березак, снегогон, травень, цветень, квитень, квицень, водолей, ручейник; блр. – красовик. Май – травень, травник, ярец. Июнь – кресень, изок (др. – русск. «кузнечик»), червень, гнилень, хлеборост, разноцвет, скопидом; укр., блр. – червец. Июль – червень, страдник, сенозарник, косач, липец, грозовик, житвар, житни, жарник, серпень; блр., польск. – липень. Август – жнивень, серпень, густырь, густоед, зерносей, гумник, гумнар, хлебосол, зарев, разносол. Сентябрь – версень, хмурень, ревун, плакун, заревник, зоревик; блр., укр. – вересень, листопадник, златоцвет. Октябрь – позимник, листопад, грудень, грезник, желтень; укр. – жовтень; блр. – кастрычник. Ноябрь – грудень, листочной, полузимник; укр., блр. – листопад. Декабрь (десятый; назван когда Г. начинался весной, 1 марта) – у вост. слав. студень, студный, стужайло, хмурень.
   2. Др. – русск. «година» означало также час, отрезок времени, эпоху. Применялось и к определению судьбы, годичных сезонов (удачных или неудачных: например, в «Слове о полку Игореве» печальное время определяется как «невеселая година». Кн. усобицы «на ниче ся годины обратиша»).
   Слав. любили имена с корнем «год». Имя «Год», «Годана» древ., известное уже во II–I тыс. до н. э., оно обозначало: 16-летний юноша, не бривший бороду или начавший брить бороду. Годун – дитя; приемное дитя. Годолюб – ценящий время. Годомир – любящий время мира. Годослав – в поре славы (Годлав был отец кн. русск. Рюрика). Былинный герой именовался Иван Годинович. Г. – это «благо», «Бог», «круг» (год-ход), круг Бога, круг судьбы. Рыбаков сближал былинное отчество «Годинович» с «Судьбинович», с Иваном Удачливым, Иваном Жизненным, Иваном «Воскрешающим». Или даже Иваном Купалой или Гераклом – Еerakl от еer – податель жизни, как и Ярило. Позже Ивана Годиновича начали называть Иваном Царевичем. «Година» и Род, народ, народившиеся за этот период. И время, пора, возраст. И необходимость – годность, угодность, угождение, своевременность; выжидание времени («годить»); несение службы («годование»).
   ГОЛУБИНАЯ КНИГА, хотя и христианизированная, – одно из уцелевших духовных сокровищ русск. народа, пример космического звучания его праистории (как ч. и.-е.), полное творческой силы сказание о космическом, божественном творении земли. Еще недавно Г.к. считалась апокрифической, языческой, что само по себе указывало на нее как на мишень для расстрела. Долгие гг. она существовала в рукописном виде, за чтение ее преследовали и карали, списки ее уничтожали. В житии Авраамия Смоленского (XIII в.) рассказывается, как он читал и переписывал мн. «Голубиныя книги» (возможно, такие «подвижники» и искореняли дохристианскую информацию из этих книг; вспомним повсеместные приписки к др. – русск. рукописям: «игумен [имярек] руку приложил»); рукоприкладство христ. искореняло все народное.
   Хранители устных вариантов были «калики перехожие», безвестные певцы, «бродячая Русь». Существует более сорока вариантов записанной Г.к. Есть даже донынешние певческие устные, бытующие среди старообрядцев, некрасовцев и духоборов. Сама книга публиковалась неоднократно уже в XIX в., даже входила в знаменитую «Русскую хрестоматию» Ф.И. Буслаева. Впервые описана в сб. «Древ. российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым». Затем – в «Сб. русск. духовных стихов, составленных В.Варенцовым» (Пб., 1860); Бессонов П.А. «Калики перехожие» (ч.1, вып.2, М., 1961; ч.2, 1863) – на сегодня наиболее полное совокупное собрание из разных вариантов Г.к.; здесь же попытка дать ее сводный вариант. Были изданы «Стихи духовные: словеса золотые» (тексты избрал Е.А. Ляцкий), СПб., 1912. «Стихи духовные» (сост. Ф.М. Селиванова), М., 1991; «Голубиная книга. Русск. народные духовные стихи IX–XI веков» (сост. Л.Ф. Солощенко и Ю.С. Прокошина), М., 1991, и др. Несмотря на позднейшие наслоения строк о Богородице, Иисусе Христе, Иерусалиме и т. д., – чувствуется, что вся христ. тематика стоит на фундаменте дохристианской ист., уходящей в глубины протоиндоевропейской предыстории человечества. Н.И. Надеждин (1804–1856) назвал Г.к. ярчайшим примером древнейшей космогонической культуры, своего рода квинтэссенцией народной мудрости, отвечающей на простые (иногда запутанные) вопросы «землеведения». Недаром заветная книга имеет имя «Голубиной», т. е. «глубинной». И глубина в ней, и древность, и мудрость явно дохристианские. События в Г.к. развертываются в условной стране (это может быть и град Русолим, где руку приложили христ. редакторы, и прямо – Русск. Земля). Начинается она с важнейших вопросов, которые несет в себе таинственный Волотоман (великан-мужчина), царь или Волот Волотович, в котором проглядываются архаичные черты великана, исполина гиперборейской земли; они действительно жили в Евразии в допотопное время. Вопросы касаются самых фундаментальных сторон природного бытия и человеческого существования:

     Отчего у нас начался белый вольный свет?
     Отчего у нас Солнце красное?
     Отчего у нас звезды частые?
     Отчего у нас зори утрени?
     Отчего у нас ветры буйные?
     Отчего у нас дробен дождик?
     Отчего у нас ум-разум?
     Отчего у нас наши помыслы?
     Отчего у нас мир-народ?
     Отчего у нас кости крепкие?
     Отчего у нас телеса наши?
     Отчего у нас кровь-руда наша? – и т. д.

   Количество вопросов пополняют разные варианты Г.к., так в варианте, записанном Н.Е.Онучковым на Печоре:

     Отчего разлилися да моря синия?
     Отчего-де пошли да много множество?
     А потом по морям да как по синим,
     Расходились по морям да как морские звери?
     Во морях появились как больши киты?
     И пошло тут-де время, покатилося,
     Узнавать стал народ да от чего-чего.

   В Г.к. находим самые архаичные элементы, восходящие к гиперборейским временам. Так, например, появляются луна и месяц как разные светила (на самом деле это название разных фаз одного светила: луна – полный месяц, а месяц – начальная фаза луны). Так же, как в древ. (в вед. времена) было 10, 12 и более солнц: Коляда – солнце-младенец – молодое солнце; зимнее солнце; летнее солнце; полуденное солнце и даже солнце мертвых. Там зори (вечерние) предшествуют звездам и (утренние) провожают звезды. Зори равноправные члены космической семьи. В Г.к. Индрик-зверь, а в одном из текстов просто Индра (по РВ «царь всего света», а также бог воздушных стихий, грома и молнии) ростом «уво всю землю вселенную», и от его деяний «вся вселенная всколыбается». Ср. в РВ (III. 46. 2–3):

     Единственный царь всего света,
     <…> (своими) размерами он превосходит богов,
     Сверкающий, неодолимый во всем,
     Индра пре(восходит) величием небо (и) землю,
     Пре(восходит) широкое,
     великое воздушное пространство…

   В РВ, поскольку древ. арьи не знали еще молекул, атомов, химических элементов, владыка всего сущего, прародитель богов сотворил из самого себя вселенского человека Пурушу, которого вскоре боги принесли в жертву и создали из него строительный материал для всего мироздания: светил, неба, земли, стихий, огня и т. д. Один из космогонических гимнов РВ Х.90 (легенд о первотворении мн.; все они не что иное, как поэтическое осмысление надбытия и его перехода в бытие) называется «Пуруша» (purusa – человек). Но Пуруша больше, чем человек, – он тело будущей цепи поколений (и с физическими, и – нематериальными, небесными его свойствами), некий материал для создания протоиндоевропейцев: их тела, их духа, их общества, их законов (прежде всего законов взаимоотношений с богами и предками).
   В одном варианте Г.к., записанном на берегу р. Индигирки (конечно же, помнящей Индру), она именуется «Голубиный свет». Книга сама, как записанный космический закон, порождает все мироздание. Белый свет, красно солнце, светел месяц, мать сыру землю, сине море и др. Мотив гибели космического первочеловека во имя создания всего живого вспоминается по аналогии: если зерно падет в землю и погибнет – оно возродится многократно в новом колосе, а если не падет – засохнет и умрет бесславно. Этот мотив прослеживается во мн. религиях мира.
   По одной «отреченной» книге «Вопросы, от скольких частей был создан Адам» (евр. «адам» – человек), первочеловек по Библии, получается: он был создан от частей земных. А не космического богочеловека: тело – от земли (или глины, ила); кости – от камней; очи – от моря; мысли – от ангельского полета; дыхание от ветра (в РВ, наоборот, от дыхания Пуруши родился ветер); разум – от облака небесного; кровь – от солнечной росы… И та и др. трактовка приемлема, т. к. гл. в ней – взаимосвязь и взаимопроникновение всего божественно созданного мира. В этом мире, в представлениях предков, все равно и ценно: и человек, и камень, и роса, и море, и мысль, и ветер, и трава. Рассуждать, что первично: микрокосм или макрокосм – все равно что рассуждать о том, с какой стороны есть яйцо. Все в мире сплетено-скручено, все связано, все кругло. Человек с космосом внутри равен человеку, окруженному космосом. Всеравенство или всеглавенство – вот вопросы Г.к.:

     …Какая земля всем землям мати?
     Которо море всем морям мати?
     Кое озеро всем возерам мати?
     Кая река всем рекам мати?
     Который город всем городам мати?…

   Что характерно: все слова, обозначающие объекты вопрошения, мужского, женского и среднего рода, апеллируют именно к «мати» (а не к отцу, например), это говорит о том, что наиболее архаичные элементы Г.к. восходят ко временам матриархата (сохранили память о них) и сохранили память о богинях, не только о богах.
   ГОРЫНЬ-РЕКА – мифич. горная р., символ трудно преодолимого препятствия и границы меж двумя мирами.
   ГОСТЕВИТ – букв. тот, ради которого или в честь которого приносится жертва: корова, бык (на санскр. – «go»), один из солнечных богов слав. Соответствует вед. Арьяману, который приводил жениха к невесте, участник свадеб (дружка на свадьбе). Г. – покровитель семейного очага, семейных уз, лада, рода, народа, воплощение дружелюбия, гостеприимства.
   ГРОМ-КАМЕНЬ – подлинная скала, святыня русск. и карел из карельских лесов. Г.к. был вывезен со своего исконного места, обтесан, помещен под памятник Петру I в Санкт-Петербурге («медный всадник»), не случайно у Пушкина Петр «он весь как Божия гроза».
   ГРОМОВОЙ ЗНАК – появление его ученые относят к 9000 до н. э. Это шестиугольник со вписанным в него равносторонним треугольником. Г.з. как обереги изображали на домах, воротах, калитках, прялках, оберегах и т. д.

Д

ДАЖБОГ (ДАЖДЬБОГ, ДАЖДЬ-БОГ, ДАЖЬБОГ, ДАЖЬ-БОГ, ДАБОГ, ДАБРАТ) – праславянский, русск. и юж. – слав. бог изначального космического света и длительных световых периодов (от 11, 19 лет до нескольких тысяч и миллиардов лет). Света, не имеющего видимого источника. И имеющего источник света (свет – энергия, цвет, жизнь, дух). В свете присутствуют и преобладают силы добра. И бог небесного огня (день его – воскресенье, от «кресити» – высекать огонь); правды (ибо она светла и открыта); бог-воин, сражающийся на стороне праведного, который показывает мудрую силу действия (в РВ сказано: «когда тысячекратно слово исполнится, идут дни славы, времена победы»). Бог-судья, карающий неправого, обманщика (для этого на его небесной золотой колеснице есть «топор стоострый, стоударный»), «от гибели спасающий, когда ему не лгут»; воплощение доброжелательной человеку сущности, доброго начала. В самом названии читается: «бог дающий». На некоторых изображениях он – солнце, рисуемое с лучами, на конце каждого – рука, ладонь («длань дающая»).
Б. Рыбаков (Слав. 318) обратил внимание на то, что русск. книжник XII в. определял длительность царствования Д. «в 7470 дней, т. е. в 20 лет и полгода (расчет летописца не очень точен; сейчас ученые открыли 11-летние периоды солнечной активности и другие)». Даже если расчет тогда не был и не мог быть точным, тенденция ясна: Д. – бог не (одного только) дня (даже если это день богов – г.), а длительного светового (солнечного, временного) цикла.

   Дажбог. Рельеф Дмитровского собора. Владимир XII в. Сверху надпись в сокращении: «Да-бъ». Он сидит на небесном престоле с поднятыми к небесам руками, держит свод космических законов рота (вед. rita, rta), знаки на свитке одновременно напоминают знаки засеянного поля

   Нынешние ученые больше знают о циклической активности солнца в течение длительных лет. Например, каждые 11 лет магнитное поле солнца меняется, меняется солнечная активность. Но и древ. предки и.-е. догадывались об этом. Поэтому выделили бога длительного периода света как законодателя всех годовых солнечных циклов, ответственного за все изменения, в этих циклах происходящие. Верх торжества Д. в ежегодном календаре – день летнего солнцестояния – наиболее длительный в ч. пребывания света на земле. Рыбаков (Рус. 650 и др.) нашел изображение Д., на диадеме 1167 г. из Сахновки у Девичьей Горы на киевщине, зашифрованное из-за христ. цензуирования под Александра Македонского. Воплощением которого считался также и греч. Аполлон, улетавший в Гиперборею каждые 19 лет. Аполлон же ассоциировался с русск. и юж. – слав. Д. На диадеме Д. с русальскими жезлами в руках возносится к зениту на двух крылатых животных с головами птиц. Митрополит киевский Климент Смолятич (1147–1154) знал об изображениях на Руси в виде возносящегося Александра. Животных, возносящих свет, называл грифонами («грипп», или птицами «ног» – ногай-птицами): «А грипп зовется Ног, иже Александрова въздухохождения еллиньская писания сказають…». Рыбаков писал: «Климент сознательно снизил легендарный эпизод с полетом на небо, назвав его всего лишь «воздухохождением». Еще больше он был бы возмущен, догадавшись, что древ. мастер – хранильник традиций – воплотил в этом образе Д., чья одежда усеяна растительным орнаментом из ростков и семян, полных производительной силы; чьи русальские жезлы символизировали то же – силу растений, силу света в его зените. Рыбаков писал о том, что Д. изображали на земле праруси с I тыс. до н. э. в виде антропоморфной мужской стелы (камня; «болвана света») с круглым, как солнце, лицом. Даже волоски на его бороде были расположены лучеобразно.
   Д. наделял людей мудростью, энергией, мастерством, здоровьем. Он олицетворение творческой силы прародителя (здесь уместно вспомнить строку из РВ Х.115, содержащую обращение к Митре: «О Митра, глава дома, и рода, и народа»). В одной укр. песне Д. – покровитель свадьбы, встречал жениха на рассвете «меж трех дорог»; в др. песне, относящейся к сезонному циклу, Д. – хранитель ключей земли – высылал соловушку замыкать зиму и отмыкать лето: не случайно Д. связан с изобилием, покровительствовал пахарям и сеятелям; а также лекарям, травникам, знахарям. На всю зиму Д. отдавал ключи птицам, они уносили их в вырий (ирий), рай предков. Д. – гарант установленных отношений в космосе, мире и обществе (от семейных до международных), что говорило о праславянских истоках образа Д. и роднило его с вед. и авест. богом договора Митрой, с вед. богом справедливости Дхармой («правильно устанавливающий плод во чреве»).
   Но в то же время в ведах есть бог еще более близкий Д. – это Дакша. Образ Д. вобрал наибольшее количество черт, деталей характеристики («могучего рода Дакша», «ловкий», «способный»). По ведам, Дакша первый (вместе с Агни, иногда имя Дакша используется как эпитет Агни) родился из вод Мирового океана, когда еще не было не только людей, но и богов, в РВ (VI.50.2;VIII.63.10) его называют «отцом богов», иногда он отождествлялся с творцом Праджапати. Значит, он был и бог-родович (как у русских). По следующей версии творения (их мн.), или в др. поколении (в иные века), Дакша был седьмым сыном Брахмы («оплодотворитель»; брахмо по-русск. «семя») и родился из большого пальца правой ноги Брахмы, а его супруга Дакши родилась из большого пальца левой ноги. У Дакши и его жены было 50 (в некоторых источниках – 60) дочерей, отданных в жены богам и мудрецам, прародителю человечества (имеется в виду только белое человечество протоиндоевропейцев; др. веды не знали) Ману («манн» и ныне в нем. человек). Старшая дочь Дакши Дити. Она стала матерью дайтьев, боровшихся с богами, гигантов-асур. «Асуры» – не солнечные (Сурья – солнце). Вторая дочь Дакши Дану стала матерью данавов – водных гигантов-асур, боровшихся с богами. Боги победили в этой битве, разрушили крепость асур Трипуру (третий мир, отождествляющийся с нижним). Данавы находились в свите вед. бога мировых вод Варуны. Имя богини небесных вод Дану (у русск. Дана) сохранилось в названиях европ. рек Дона, Днепра, Северского Донца, Дуная (античное название в верх. и сред. течении – Данубий), в имени бога морей Посейдона. Третья дочь Дакши Адити стала матерью адитьев – солнечных богов, которых то 7, то 10, 12 (в зависимости от появления в приполярных областях, где жили наши предки, большего количества светлых месяцев; когда предки ушли на юг, – все месяцы г. стали светлыми). Дакша основал веру, гл. в которой – жертвоприношение (не только в виде заклания жертвенного животного, но больше и чаще в виде молитв и гимнов богам, песен и танцев; цветов, ароматного дыма, растений и плодов; огня; масла и продуктов домашнего производства). Он устроил первое жертвоприношение, созвав всех богов, кроме Рудры (бога ярости и гнева) на вершине г. Химават. Вот почему предки русск. и слав. совершали жертвоприношения и молились, возжигали священный огонь богам на вершинах гор (и холмов), которые потом были названы – в большинстве – «лысыми горами» (т. е. с вытоптанной, утоптанной, разровненной людьми вершиной); и вот почему ярость, гнев у слав. считались лярвами (позже – грехом). В ведах Дакше приносили жертвы dākşāyaná во время зимнего солнцестояния – самый сложный, ответственный период в г., когда один г. сменялся др., солнце одного г. сменялось солнцем др. Вершина его творческой мощи – зенит дня и зенит года – день летнего солнцестояния. Дакше был посвящен лес, в санскр. – русск. словаре (264) он называется dakşināranya.
   Для русских Д. был одним из самых гл. богов (хотя главенство в вере протоиндоевропейцев не актуальная категория, ценилось и подчеркивалось всеравенство богов, идея «равной доли» в жертвоприношении всем богам и предкам). В «Повести временных лет» под 980 г. написано: «И нача княжити Владимир в Киеве, и постави кумиры на холму вне двора теремного: Перуна деревянна… и Хърса, Дажбога и Стрибога, и Семарьгла, и Макошь» (а Велеса поставил отдельно). Хроника Ивана Малалы, находящаяся в Ипатьевской лет. и затем повторенная в «Повести временных лет», под 1114 г., рассуждая о богах, отмечала: «…И по сем царствова сын его именем Солнце, его наричають Дажбог… Солнце-царь, сын Сварогов, еже есть Дажбог, бе бо муж силен». В «Слове о полку Игореве» русск. называли «дажбожьими внуками» и уп. об этом дважды: «погибашеть жизнь Дажбожа вънука»; «въстала обида в силах Дажбожа вънука». В «Слове и поучении против язычества» (XVI в.) христ. автор писал: «А дружии веруютъ въ Стрибога, Дажбога и Переплута, иже вертячеся и пиютъ ему в розе, инии веруют в сны» (здесь «пиют… в розе» – пьют из рога). Число Д. 7; месяц – июнь, – период высшего творческого роста. А также время его – конец декабря – начало января, зимние Святки, когда свет прибавляется, день нарастает. День недели его, как и богов солнца, – воскресенье.
   В Передней Азии в III тыс. до н. э. имя Д. было Дагон. Дабога (Dajboga) почитали сербы и юж. слав. (у зап. слав. он назывался Daćbog) еще в сер. XIX в. У сербов была гора Дабог (Dajbog). В Чехии и Черногории встречались топонимы Дакша (Doksy). Daksa – о. в Адриатическом м. (там, в Иллирии, жили предки слав. с древ. времен, они почитали Дакшу). Это имя встречается у Птолемея и в «Краледворской рукописи» чехов. Этим именем названа область в Карпатах, в Ниж. Паннонии жили предки слав., область во II–III вв. стала рим. провинцией. Там найдена надпись, относящаяся к указанным вв., на барельефе, где изображен праславянский бог (здесь имя его Добрат) на лошади: «Богу Добрату Евтихий раб воздал (посвятил)». Храмы или места почитания Д. иногда были совместно с Радегастом, т. к. они оба Сварожичи, или, как предполагают некоторые исследователи, это был один бог под разными именами (по местностям). Храм Радегаста находился в Ретре, место почитания Д. в Киеве (С.Ушаков сообщал: «Истукан его был боготворим в Киеве») и др. Д. был покровителем князей-рюриковичей и кн. Владимира, который установил его статую. Афан. (1,34) уп. «географические названия местностей: Дацьбоги (Дадзибоги) в Мазовше, Даждьбог в Мосальском уезде».
   ДАНА – в слав. мифол. дева рек, богиня рек [соответствует вед. Дану – небесный поток; капля, роса; Дану 2-я дочь Дакши (у русск. – Дажбог), от нее произошло 7 рек данавов; Dānu – ир. река, вода]. Д. уп. у Костомарова. Ее имя (как и имя ее прототипа Дану) сохранилось в названиях рр. и.е. Дан (протекает в Вологодской губ.), Дон, Потудань (приток Дона, протекает в Воронежской обл.), Дунай (античное название верх. и сред. течения – Данубий), Днепр, Днестр, Северский Донец, Дунаец (приток Вислы), Ардон и др. Д. не только вед., но и и.-е. богиня рек. Например, в ирландской (кельтской) мифол. уп. «племена богини Дану» (т. е. дети Дану) как основная группа богов, в ирландских компиляциях изображались одной из «рас»-завоевательниц Ирландии: они прибыли с таинственных сев. островов. В валлийской традиции супругом Дану был Бели, от которого вели родословную крупнейшие валлийские ист. династии. В Европе тоже есть рр., названные в честь Дану: Дан на сев. Центр. Португалии, приток Мондегу; Дон в бас. Сев. м. на С.-В. Англии; Дон в бас. р. Хамбер в Центр. Англии; Дандр в Бельгии.
   ДАСУНЬ – воплощение духов чужих людей, в слав. мифол. «темное царство», населенное неславянами (от вед. «дасью» – совокупность неарийских племен, не верящих в богов вед. арьев).
   ДЕВА, ДИВА, ДИВИЯ, ДЗЕВАНА – богиня магической активной жизненной энергии, потенциальной неисповедимой энергии зарождения всего живого; небесная богиня. У русск., слав., инд. и и.-е. Див – небо (одно из небес), от санскр. «div»: 1. Играть, излучать, сиять, веселиться. 2. Небо, излучение, сияние, день; при свете дня; ежедневно. Аналогичные богини были у др. и.-е. народов. У вед. арьев, например, известная с III тыс. до н. э. богиня-мать («светлая», «белая») Деви – супруга неба (одного из небес) или солнца. Она рассматривалась как манифестация энергии (шакти) своего супруга. Д. была особенно известна у отделившихся от инд. арьев племен Сев. Причерноморья тавров, называвших себя по имени быка – тавра (IX в. до н. э. – IV в. н. э.). А также синдов, меотов, роксолан и др., которые позже вошли в этнос Древ. Руси. По ак. Трубачеву, было три Руси: Киевская, Новгородская, Сев. – Причерноморская, самая древняя. В книге «Indoarica в Северном Причерноморье», М. 1999, он подробно анализировал, из каких элементов этноса складывалась Сев. – Причерноморская Прарусь.
   Д. – покровительница Херсонеса (от «Хорс» – солнце, время) в Крыму. Во мн. источниках написано, что Херсонес, упорно называвшийся местными жителями Корсунь (также от имени бога Хорса – солнце, время), основали в 422–421 гг. до н. э. греки. Но при этом мало кто обращает внимание на то, что гл. богиней гор., покровительницей его была негреческая богиня Д. Так не бывает: если народ основывает гор., – он выбирает покровителями его своих богов, воздвигает храмы своим богам. Значит, Херсонес-Корсунь основали не греки, греки лишь построили свой гор. на месте древ. поселения тавров, уже имевших название для этого места Корсунь и имевших богиню-покровительницу Д. Авторы книги «Херсонес Таврический» (Симферополь, 1979) четко указывали на то, что Д. – богиня тавров: «…богиня Дева. В божестве этом (для греков) культ греч. Артемиды, вероятно, слился с местным культом таврской Девы». Позже, век от века, все больше и больше греки вводили своих богов в пантеон херсонесских, но и от богини Д. не отказывались до самого христ. В 390–380 гг. до н. э. гор. стал чеканить собственные серебряные и медные деньги с изображениями богини Д., стреляющей, подобно греческой Артемиде (греки ее изображали уже по собственным представлениям), из лука или поражающей копьем лань. Д. посвящались специальные празднества. Имя Д. ставилось на декретах. Греч. чиновник, составлявший текст «Присяги граждан Херсонеса» в начале III в. до н. э., перечислял сначала греч. богов, но отдавал дань почтения и местной богине Д. Вот начало клятвы: «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом…». На Херсонес неоднократно делали набеги скифы – племя тоже и.-е., но по яз. ближе к ир., чем к инд. арьям (как греки, тавры, синды, меоты и др.), во время войны херсонесцев со скифами зимой 109–108 гг. до н. э., постоянная покровительница явилась херсонесцам в храме Д., предзнаменовала победу и вдохнула смелость, отвагу во все войско. Историк Сириск в III в. до н. э., «явления Девы, трудолюбиво описав…», получил обелиск, на котором был начертан «Почетный декрет в честь историка Сириска». В III в. до н. э. Д. спасла жителей Херсонеса от опасности, о чем сделана запись на камне. Об этом говорит В.В.Латышев в отдельной работе «К вопросу о культе богини Девы в Херсонесе Таврическом», Харьков, 1913. В Херсонесе с IV в до н. э. существовал храм Д., в его притворе стояли мраморные плиты с посвящениями богине. В музее Крыма находится рельефное изображение Д. на архитраве (гл. балке храма). До нас дошло письменное свидетельство о предоставлении херсонесского гражданства гераклейцу Папию, где написано: «Это постановил совет и народ в царствование Девы, в 155 году… Приложили печать в первом ряду: богиня царица Дева, Тит Флавий Агеполис, сын Флавия Аристона, первый архонт…». Т. е. еще во II в. н. э. люди считали Д. и богиней, и живущей рядом с ними в их городе-государстве царицей, чья конкретная подпись (знаксимвол) должна стоять под документами городской управы.
   Русск., в этнос которых вошли тавры, синды, меоты, роксоланы-росколаны, а позже и скифы (ч. их) или тавро-скифы, сохранили на юге память о богине Д.; на сев. и в Сред. полосе Руси она так же известна и почитаема. Д. встречается в одном из церковных антиязыческих поучений XII в. в «Беседе» Григория Богослова написано о вере русск.: «Овъ Дыю жъретъ, а другый Дивии». В XIV в. в «Слове об идолах» Григория Богослова находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту, и верьтячеся пъют ему в розех» (здесь «пъют… в розех» – пьют из рога). «Требу кладуть… Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу» («Слово о том, како погани суще»), имя Д. одно из самых частых в списках антиязыческих поучений. Русск. чествовали Д. (в др. регионах слав. мира – Живу, Ситу, Перунику, Додолу, Ладу) 1–2 мая во время буйных всходов растительности, украшая веточками и зеленью участников «маевок», хороводов, в честь этой богини; возжигали костры, устраивали танцы, песнопения, пиры. У чехов также была богиня Dĕvana. Девин – поселение V в. в Словакии. В Польше встречаются варианты имени богини: Дева, Девония, Дзевана (Dzievona). Польский историк Длугош описал ее как супругу солнца, вечно свежую и прекрасную, ее храм стоял в гор. Девинград, переименованном немцами в Магдебург. В Венгрии на древ. исконно слав. терр. тоже существовал Девинград. Были Девины (Девичьи, Девин) горы. Например, Девин в Праге над Влтавой, др. Девин в Хебе, третья в Мимоне, четвертая на р. Дые (по имени Дыя) близ впадения Моравы в Дунай (все в Чехии). Девин гора на Дунае в Словакии, где древ. культовый центр в наши дни превратился в место национального певческого праздника. Девин гора в Болгарии, юж. Пловдива. Девич гора в Триполье со святилищем первых вв. н. э.; Девичья гора: в Сахновке на р. Рось; в Москве, а рядом Девичье поле (где воздвигнут Новодевичий монастырь); близ Смоленска; в Воронежской губ.; на Волге; Девьи горы в Пермской губ. В меловых горах, идущих по берегу Дона, известны Дивы, или Дивогорск, Дивогорье. Девич поле известно и на р. Збруч, Тернопольская обл., Укр. В Пермской губ. – Дивьи горы. Они могли быть посвящены и Диву, и Деве. В Вологодской обл. есть рр. Девица и Девянка. Р. Девика существовала в Древ. Индии.
   ДЕД – 1. Обобщенный предок; деды, дзяды (блр., укр., польск.) – умершие предки. По Афан., имя Д. предается в некоторых случаях Дажбогу, Перуну, блр. Белуну. 2. Конкретный предок – отцов или материн отец. 3. Дед-домовой – душа предка, покровителя дома, семьи. Предков почитали весной на Радуницу или осенью (деды или большие осенины в Белор., костромская дедова неделя, во время которой, по поверью, умершие родители «отдыхали»). Души умерших приглашали на угощение в дом: «Деду, иди до обеду!» Предкам ставили изваяния, клали пищу на могилку. Лучиной или свечой окуривали души умерших. На Укр. каждый г. со снопом жита входили в дом души предков. Умершие были связаны и с Велесом. В Белор. дедов называли Ставрускими, связывая их с преданием о Ставре и Гавре, умерших собаках блр. кн. Боя, как это написано в «Мифах народов мира» (1. 364.), которые почитались наравне с умершими людьми и сторожили царство мертвых.
   ДЕДЫ – поминальные дни в народном календаре блр. и укр., которые отмечали в различных регионах от 3 до 6, 11, 12 раз в г. и считали первоочередной необходимостью. Под Д. – предками, в которых народ видел свои физические и духовные корни, – понимали всех умерших родственников и их души. Во мн. из этих регионов в число поминальных Д. не входила Радуница, а там, где входила, ее называли радостные, радушные Д. и считали одним из гл. поминальных дней. Согласно преданиям, в эти дни души умерших приходили в свои дома на поминальный ужин (который тоже мог называться Д.). Тем, кто чтит предков, предки помогали. Г. Адамович выделяет среди подобных дней почитания предков (хотя уже по христ. календарю) такие:
   Стреченские Деды – 13 февраля. Дедовская поминальная неделя – перед Масленицей. Масляные Деды (или мясоедные, зимние) во время Масленицы (в пятницу, субботу). Навские Деды – в четверг на первой неделе Пасхи, а в дохристианской вере – в субботу после 22–24 марта. Радуница (Радавнiца) – на девятый день после Пасхи, во вторник, а в дохристианской вере – «Велiкодные» в субботу после 1 апреля. Семушные Деды в пятницу перед Семухой (Семиком). Ставровские Деды в субботу перед Семухой (или 14 сентября). Навский четверг – четверг перед Троицей. Спасовские Деды – в пятницу и субботу перед Успением. Покровские Деды – перед Покровом. Осенние Деды (Асянiны) – в пятницу перед днем Дмитрия Солунского или в субботу перед 8 ноября (роженицы). Сроки празднования Д. каким-то образом были связаны с передвижением по небу созвездия Плеяд (блр. названия Сiта, Сiтка и др.) Сита – одна из богинь земли и плодородия, возрождения жизни; сито для сеяния хлебной муки – названо в ее честь. Наши предки считали, что в этой ч. звездного скопления души людей, попадая на небо, отвеваются-отсеваются. Хорошие от плохих; от земли к небу.
   ДИВ, ДИЙ, ДЫЙ (ДИИВЪ, ДИЕВАС, ДИЕВС, ДЕЙВС,ДЫИВЪ, ДЯУС, ДЕВОЙТОС, DIV, ДЬЯУС у грек. от санскр. «div»: играть, излучать, сиять, веселиться; небо, излучение, сияние; при свете дня; ежедневно) – бог одного из небес. По одному из космогонических мифов (их мн.) о сотворении жизни на земле – земля в виде мирового яйца с золотым зародышем (в котором сосредоточено все живое), окруженная первозданными водами мирового океана, готовилась к акту творения, зарождению жизни. Была одна в космосе, только огромное сияющее небо в виде гигантской птицы реяло над ней, персонифицируя собой жизненное дыхание и духовное окормление; этот дух божий – Див. В мифол. инд. арьев существовал дух божий в женской ипостаси под именем Гаятри, жена Брахмы (семя всего живого). Гаятри – жизненное дыхание, считается также матерью четырех вед и трех высших каст инд. арьев, одно из ее воплощений – птица. Именно поэтому, м.б., на русск. и слав. изображениях Д. представляется в виде птицы с человеческим лицом, чаще лицом женским; а иногда в виде огромного орла или фантастического зверя с птичьей головой, что послужило основой для появления слов «диво», «дивный» (в смысле необычный), «дивиться», «удивлять» и «удивляться». Д. известный и почитаемый бог русск. В «Слове о полку Игореве» он реет над землей: «…Збися Див, кличет вверху дерева – велит послушати земли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу и Корсуню, и тебе тьмутараканский болван». И в др. месте: «На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земли прострошася половцы… Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Див на землю». В первом случае Д. предупреждает князей, велит «послушать земли незнаеме», т. е. узнать, что сейчас это за земли, чьи, чего от них ожидать? В др. случае Д. вместе с поверженными воинами падает (низвергается) на Землю, сопереживая горю и укрывая их небесным крылом или покровом (собой, небом) от «прострошася» врагов. Д. не однажды окормлял с небес русск. воинство. Трехлетовский летописец XVII в. гласит: «…Страх был от меча. И были Дивья знаменья в облацех», т. е. знаки подавал, сигналы, «знаменья» тем, кто их понимает. У Гомера в «Одиссее»: «Дия молили мы знаменье дать нам, и знаменье давши, он повелел…» (послал попутный ветер). «Ведомо Дию, что скрыт у тебя…» – верили герои «Одиссеи» Гомера в то, что небо – Д. все скрытое видит, ведает; и считали: «Дий наш отец…»; уп. в «Одиссее» и «темно-сенистый Диев дуб». Так мы узнаем, что дуб был деревом не только Перуна, но и Д.
   В русск. фольклоре была героиня Марья Дивовна, родственница кн. Владимира: это отголосок древних верований в небесную богиню, спустившуюся на землю (как Дева, Гаятри, Сита, Жива, Перуница). Существовал кумир Д., статуя, и видимо не одна. Его чтили в тех южнорусских землях, которые перечислены в «Слове о полку Игореве»: на Волге, в Поморье (возможно, это Сев. Причерноморье, где почитали и богиню Деву, женскую ипостась Д.), в Посулье (по р. Суле), в Суроже, в Корсуни (Херсонес), в Тьмутаракани (место совр. Тамани). У Д. была не только статуя, но и «степень», т. е. пьедестал со ступенями; или ступа, на которой он стоял, возможно, ступа с начертанными на ней законами бога. В Успенском сб. XII–XIII вв. написано: «И въшедъши на степень кумирьски, и ста у образа Диова… и съньмши убрус свой и пояс… възложи на выю Диеву…». А в русск. хронографе под 1512 г. христ. возмущались: «Сий беззаконный на златецах (т. е. на золоте. – А.Б.) повеле образы Диа и Ареа знаменати». Имя Д. уп. в др. – русск. вставке в юж. – слав. текст «Хождения Богородицы по мукам», в списках «Слова о том, како погане суще языци кланялися идоломъ» («Дыево служенье»), в «Задонщине» и в «Сказании о Мамаевом побоище». В «Слове и поучении против язычества» в XVI в. писали о русск., почитавших: «Богы многы: Перуна и Хорса, Дыя и Трояна и инии мнози». В «Беседе» Григория Богослова сказано о дохристианских верованиях: «Овъ Дыю жъретъ, а другый Дивии». В «Слове св. Дионисия» Дионисий осуждал: «Осквернишася скверными Желями и Дыа волю творят…». Афан. писал, что Д. (супруга его Апи – земля) был богом неба скифов, они втыкали в землю меч перед судьей в честь Д., взывая к справедливости. Месяц Д. – декабрь. Интересно, что укр. свадебный хлеб называли дивень – богов, что соответствовало болг. названию подобного хлеба: богач – богов. Болг. русалок (воплощение очень далеких предков, некогда вышедших из вод Мирового океана) называют дивами или самодивами (вилами или самовилами) – небесными, божественными. А укр. поговорка «Щоб на тэбэ див прийшов!» может быть переведена так: «Чтоб на тебя небо обрушилось!».
   ДИВОЖОНЫ – облачные нимфы у юж. и зап. слав.; иногда они причислялись к лесным нимфам. Афан. писал (2,176; 3,155): «В Польше и Галиции лисунки называются dziwožony, в Богемии dive ženy… Рассказывают, что они живут в лесу – в пещерах и ущельях скал, носят мохнатую или зеленую одежду, имеют длинные, распущенные волосы и не всегда бывают неприязненны к людям, иногда советуют и помогают им». Считалось, что, когда Д. трясут облачные перины, перо (снег) падает на землю. Еще о них Афан. добавлял: «Дивожоны боятся цветов, называемых колокольчиками, т. е., собственно, обнаруживают страх перед огненным Перуновым цветом, распускание которого сопровождается всепотрясающим звоном грома».
   ДИД, ДИДО, ДОД (от «дод» – великий, светлый, красный) – бог весенних гроз, связанный с Родом и предками, с семейным ладом, благополучием, с плодородием. Он часто уп. в фольклорных песнях, посвященных календарным праздникам, приходу весны, плодородию: «Ой, Дид-Ладо!», «Диди-Лад», «Дидус-Ладо», «Дид-Лель». День его 25 мая. Афан. писал (2, 247): «Имя деда присвояется славянами не только солнцу, но и божеству весенних гроз. В народных обрядовых песнях доныне повторяется воззвание: «Ой, ДидЛадо!»… песни, сопровождаемые означенным воззванием, возглашаются при встрече весны (на Семик и Троицу)… У западных славян было в обычае при начале весны, прогоняя Морену (Смерть, Зиму), носить дедка и петь в честь его обрядовые песни; о нем рассказывали, что дедко всю зиму сидит в заключении в хлебных амбарах и поедает сделанные запасы, т. е. в зимний период лишается производительной силы, успокаивается от своих обычных трудов и питает род людской старым хлебом. С наступлением весны он выходит из заключения и начинает засевать землю и растить хлеба».
   ДОДОЛА [ДИДИЛИЯ, ДЮДЮЛ, ЛЕТНИЦА, ПЕПЕРУГА, ПЕРУНИЦА, ПЛУГА, ПРЕПЕРУГА, ПРИЯ, ПУГА, СЕВА, СИВА (SISIE), СИТА, СИТИВРАТ] – имена богинь и богов плодородия (часто сближаемые с богинями судьбы и богиней Земли) и мира. Д. от «дол» – земля (как поле культивированное, в отличие от земли – космического тела; земли с неосвоенным пространством дикой природы; а также земли, как чрева; «до долу» – до земли) – русск. и слав. богиня плодородия земли и дождя, ее оплодотворяющего; богиня землепашества; юная, прекрасная, с волосами цвета спелых пшеничных колосьев (золотыми). По некоторым версиям, супруга Перуна. Она также покровительница брака, женщин и детей. В сербо-хорватских регионах у нее есть имена Дудулейка, Додолица, Додолице; у болгар: Дудула, Дудулица, Дудоле; у поляков ей соответствовали Дзидзиля, Дзидзилья, Цицилия или Перперуна; у болгар – Пеперуга, Преперуна; у зап. слав. – Сива (Sisie); у русск. – еще и Прия. В весенне-летних ритуалах вызывания дождя ее представляла жрица или избранная и наряженная в цветы, травы, ветки, ленты, свисающие вниз, к долу, юная девушка или несколько девушек (свита Д.). Например, у сербов в Аликсеначском Поморавье, где Додолицами избирались 6 девушек в возрасте 12–16 лет, 4 пели специальные песни и водили хоровод, а две представляли Додола и Додолицу (плуг и борозду; а м. б. Перуна, держащего в руках плуг, и борозду). Их украшали венками (короной земли) – короновали; лили на них воду – символический дождь; преподносили им хлеб («ситный») – символ плодородия и культуры. Для додольских песен характерны мотивы отмыкания небесных «врат» (болг.: «Отвори врата, домакина, ой Додоле!»); моление о дожде («ситном дождичке») или влаге-росе – «ситной росе» (серб.: «Додолица, бога моли: да ми, боже, ситну росу!»). Знак плодородия у женской богини плодородия (и у любой женщины-матери) находился меж ног. Эта мысль нашла отражение в семицкой русск. песне:

     Где девки шли,
     Сарафанами трясли —
     Там рожь густа,
     Умолотиста…

   Следовательно, слав. Д. – это древ. вед. богиня Сита («борозда»), известная и.-е. по ведам (РВ. IV. 57. 5–7; где она уп. вместе с лемехом плуга). Она родилась из борозды, когда бог Индра (у русск. Перун) впервые вспорол живот земле, вспахивая поле, чтобы обучить протоиндоевропейцев культивированию земли. Культуре земледелия. Он взял прекрасную девушку с золотистыми пшеничными волосами, появившуюся из борозды, в жены. Энц. «Мифы народов мира» (2.439) справедливо предполагает, что у древ. образа Ситы из «Рамаяны», был еше более архаичный прототип: «Исходя из сближения ведийской и эпической Ситы, а также из мифологических реминисценций ее образа в «Рамаяне» (обстоятельств ее рождения и смерти и др.) можно заключить, что первоначально Сита считалась супругой Индры (в частности, в его ипостаси бога дождя Парджаньи), и тогда в эпическом конфликте Рамы и Раваны из-за Ситы просматриваются следы ведийского мифа об Индре и Вритре и (шире) – календарной, или земледельческой, мифологии». В отсутствие Индры (а он отсутствовал на земле все темное и все зимнее время, ибо на сев. – прародине протоиндоевропейцев – были полгода ночь, полгода – день) Ситу похищал Вритра – змей, чудовище подземного, зимнего и темного мира, которому не удавалось склонить заточенную в плен Ситу полюбить себя. А с появлением света и тепла являлся Индра и освобождал Ситу. В конце жизни, когда Сита была несправедливо обвинена в супружеской измене и приговорена богами к смерти, она попросила мать-землю принять ее обратно к себе в лоно, земля разверзлась и поглотила Ситу.
   Т.о., получается, что Д. (чей праобраз – Сита) – богиня плодородия, богиня культурного пространства земли, освоенного земледельцами (в отличие от земли с дикой, заповедной природой), дочь земли – ее воплощение в культурном пространстве. В свете этих древ. знаний есть сомнение в происхождении названия «ситный хлеб», которое в словарях производят от слова «сито» – инструмент для просеивания. Т. е. просеянный, в отличие от не сеянного, с отрубями и твердыми частицами дробленки. Но не получается ли наоборот: сито названо именем богини (а не богиня именем инструмента). И хлеб назван именем богини, а не производного от ее имени слова, обозначающего промежуточный инструмент для производства муки. «Ситный хлеб» – хлеб из культурного, выращенного людьми зерна, в отличие от хлеба из зерна, произраставшего в дикой природе (изначально мн. тыс. у людей было только такое зерно, мы же об этом не помним и эту возможность не учитываем), назван именем богини Ситы. Этимология «ситного хлеба», т. о., выводится из наиболее архаичных источников. У блр. Сита – одно из названий звездного скопления Плеяд, где, по блр. поверьям, отсеивались, попавшие на небеса души (хорошие от плохих). Сито (решето), названное по имени древней богини плодородия и мира индоевропейцев Ситы-Севы, – инструмент для просеивания (зерна, муки), воплощало идею плодородия, богатства; использовалось в ритуалах как вместилище даров, чудес, необыкновенного, нелепого. Иногда сито, решето употребляли для посева жита, в него и в жито клали для усиления плодородия яйцо – символ зарождения жизни. Решето уподоблялось небесному своду, связывалось с мотивом дождя. Афанасьев писал: «…народные поверья… утверждали, что дождь падает с неба сквозь решето или сито… В Малороссии при «посыпании» на Новый г. причитают:

     Сито, Сито
     На новое лито!
     Зароды, Боже, жито-пашеныцю,
     Усяку пашныцю.

   Немцы, празднуя зимние Святки, возврат светлых богов, представляли это событие в драматическом обряде, причем лицо, играющее роль Одина, держит на высоком шесте сито». Не случайно на Руси говорили: «дождь сеет». Связь с силой зерна, жизни и форма круга способствовали тому, что сито, решето играли роль оберега.
   Ситиврат – нечасто встречающееся имя слав. бога. Уп. у Вацерада, Эрбена, Якова Гримма, Афанасьева. Восходит к вед. богу Савитару («порождающий»; изначально был персонификацией абстрактного принципа стимулирования. Связь его с солнцем – результат позднейшего развития. Постоянный эпитет Савитара «золотой») и дочери его (по одной из версий) Сите («борозда», богиня пашни). У русск. еще известная как Сева, Сива, Додола. В и.-е. сознании они как-то слились в один образ (подразумевается Савитар, а называется Сита). Т. е. в календарной, или земледельческой, мифол.
   миф о Сите переплетается с мифом об Индре (и его ипостаси Парджаньи; у русск. Перун) и демоне зимы, тьмы, подземного царства Вритре. Афанасьев писал в своих примечаниях о Ситиврате, что он: «…Самым названием своим возбуждает мысль о посевах и земном плодородии (областные ситиво, сетево – лукошко для высева хлебных зерен = сеялка, сербское ситар – сеятель). Т. о., Ситиврат (=коло-врат) будет бог, поворачивающий солнечное колесо на лето, вместе с этим возвращающий земле силу плодородия…. Память о Ситиврате уцелела в названиях некоторых местностей: Ситомир, Ситиваратенштейн=Ситивратов камень и других».
   Так и.-е., забыв вед. имя Савитар, сохранили его функции в образе бога Ситиврата. В ведах Савитару посвящено 11 гимнов. Савитар один из древ. асур («несолнечные»; не Сурья; только асурам был подвластен колдовской закон майя), перешедших в земные солнечные боги (иногда он – Адитья). В ведах Савитара связывали с Митрой, Сурьей, Пушаном, Бхагой, Ушас. Предполагается, что он олицетворял собой утреннее и вечернее солнце (имея в виду утро-вечер дня и утро-вечер года). Его называли господином творения и господином мира. Он приводил в покой землю, удерживал, укреплял небо, охватывая три мира (все боги были проникновенны в три мира: небесный, земной, подземный), три неба, три земли. Охраняя людей тремя обетами. Число его – три. Он – бог счастья, давал долгую жизнь (назначал жизненный срок, его молили о детях, мог дать волшебное средство для любви), защищал жертвователя, забирая его грехи, его называют «мудрейший из мудрых». Он знает источник океана, возбуждает мысли, может принять все формы. В разных мифол. легендах он то круглый, без рук (как солнце), то с одной рукой, то с золотыми руками; золотые у него глаза, язык, волосы, одежда, колесница, кони.
   У юж. слав. долго сохранялись девичьи песни, игры в честь наступления жатвы. В этот день одну девушку, как богиню земных плодов, наряжали колосьями, полевыми цветами, водили по селу, называя ее по-разному: Додола, Плуга, Драгайка. В России последний сноп украшали, наряжали в сарафан, кокошник, носили по селу с песнями, плясками, поздравляя всех с окончанием жатвы.
   Плуга – богиня-жизнедательница, ведающая плодородием, рождением младенцев, определяющая судьбу людей, устанавливала жизненный срок. Царь Алексей Михайлович в 1648 г. осуждал русск. за их верования: «А в навечерие Рождества Христова, и Васильева дни… кличутъ Коледу и Таусень и Плугу…». В др. его грамоте (1649) говорилось: «В навечерии рождества Христова кликали многие люди Коледу и Усень, а в навечерии богоявления Господня кликали Плугу». В связи с этим появился запрет: «На вечерии рождества Христова и богоявления Колед, Плуг и Усеней (Овсень) не кликати». Но все же в 1684 г. патриарх Иоаким опять замечал: «Ходят по улицам и переулкам, творят плясание, надевающе образы косматые, творят действа и игрища, кличут Коледу, Усеня, Плугу». Отсюда мы узнаем, что Плугу кликали не только в марте, когда начинался с.-х. г.; в мае и начале июня, когда необходим был дождь; в июле, когда начиналась жатва; в августе, когда жатва заканчивалась; но и во время зимних Святок, когда начинался г. календарный. Считалось также, что богиня Плуга через воздух, дуновение сообщала человеку необычные свойства, способности пророчествования; может быть, поэтому Плугу можно было иногда найти в ряду богинь судьбы.
   Пуга (Пугос у сев. народов России) – лукошко для семенного зерна; «пуга житяная» – лоток с посевным житом (в иных обл., в др. областях употребляли слова «ситиво», «сетево», «сеялка»; «ситар» у серб. – сеятель), использовавшееся при засеивании полей во времена ручного сева; служило и для ритуальных целей – «рассевания» зерна, осыпания зерном людей во время свадебных, новогодних и т. д. ритуалов в избе. Слово «пуга» первоначально означало широкий, тупой конец яйца (яйцо само по себе содержит зародыш жизни и является символом возникновения жизни, символом плодородия). Впоследствии такой формы (широкого полуяйца) стали делать лукошки. Афан. (3,372) писал: «По свидетельству обрядовых причитаний, произносимых на Новый год при посыпании зерновым хлебом, Илья-пророк носит пугу житяную: где ею махнет – там жито растет…
   Илья является в народных поверьях с чертами древнего громовника».
   Пеперуга, Преперуга – облачная нимфа у болг. и юж. слав., сближается с вост. – слав. Д. – обе участницы обрядов, связанных с плодородием. Во время засухи, чтоб вызвать дождь, болг. проводят обряд: выбирают девушку-Пеперугу, по Афан. (2,91–92), «покрывают ее с ног до головы ореховыми ветками, разными цветами и травами (луком, чесноком, зеленью картофеля и бобов и проч.) и дают ей в руки пучок цветов… В сопровождении девиц и юношей ходит Пеперуга по домам; хозяин встречает ее с котлом воды, поверх которой плавают набросанные цветы, и обливает желанную гостью при пении следующей обрядовой песни:

     Летела с Пеперуга —
     Дай, Боже, дождь! —
     От ораче на копаче…
     Да са роди жито, просо,
     Жито, просо и ченица.

   Или др. вариант песни:

     Отлетала Пеперуга
     От орача на орача,
     От копача на копача,
     От режача на режача,
     Да заросит ситна роса,
     Ситна роса берикетна (плодоносная)
     И по поле и по море…

   У сербов была Сева – богиня хлебопашества, они перевели и запомнили санскр. Sita как «жито», а не как «борозда». Слово «Сева» сочетается и с «жито», и с «борозда» – сеющая хлеб в борозды.
   Прия – одна из богинь (или одно из имен-метафор ее) напора жизни («пр» – напор, переть), любви, приязни, приятности и плодородия, весны, ясного солнца, сезонного брачного союза природы с громовиком, способствовала проливанию на землю благодатного семени дождей, оживлению природы. Корень «пр» сохранился в словах: приязнь, приятель, приятный, принять (стар. «приять», «приемлю») и, как ни странно, в прямо противоположном этому – попрать. Афан. (1,71,116) писал: у германцев «имени Фрейра отвечает Фрея; у славян эта богиня весны называется Прия или Сива. Носясь над землею, она рассыпает на нее обилие своих даров, поит ее росой и дождями и воспитывает жатвы. Как богиня, творящая земные урожаи, как супруга небесного бога, носителя молний и проливателя дождей, она мало-помалу слилась в народном сознании с плодородящей матерью землею, супругою Неба… Яков Гримм совершенно верно указал на лингвистическое сродство имени Прия с санскр. mâtâ Pritеivi… Славянская богиня Прия от санскр. prî (зенд. Fri) – любить, přijas – любимый человек, супруг, откуда наше приятель (приятный)… В Mater verborum Прия названа Афродитою, а Венера переводится именем Лады… Приведенные свидетельства языка убеждают в торжестве Фреи, Прии и Лады (в мужском олицетворении Фрейр, Лад или Ладо): это была богиня весны, в образе которой слились вместе представления девы ясного солнца и облачной нимфы… Те же черты приписывают наши предания сказочной Царь-девице».
   Сива (Sisie) – богиня (или одно из имен ее) плодородия зап. слав. (в частности, полабских), балтов, дающая прекрасное потомство (ср. сися – грудь женщины). Это вариант Севы. Ее образ восходит не только к вед. богине Сите, но и к вед. Синивали (РВ. II. 32. 6–8; – два гимна в РВ): «О Синивали, с широкой косой… сестра богов… направь нас, богиня, к потомству». Ее называют в РВ «прекраснорукая», «прекраснопалая», «прекраснорождающая», «многорождающая», «госпожа племени», «призванная на помощь». Позже с Синивали связывали новолуние. Афан. (1, 71) писал: «Рядом с Тором в германских сказаниях выступает супруга его (Зифа, точно так же как… имени Фрейра отвечает Фрея); у славян эта богиня весны называется Прия или Сива… Название Сива, созвучное с словами сеять, посев, скрепило эту связь чарующею силою языка… Она научила возделывать землю, сеять, жать и обрабатывать лен. В этом новом отождествлении золотые волоса богини, первоначально означавшие яркий блеск весеннего солнца, сделались метафорою зрелых = желтеющих колосьев на нивах земледельца… (что) переходит в представление наряда, носимого богинею Землею…»; «Известно, что Фрее был посвящен шестой день недели – пятница… у краинцев пятница называется Sibne dan, т. е. день, посвященный богине Сиве (лит. Seewa) – имя, сближаемое Я. Гримом с (именем) супруги Тора Зифою… которая, подобно Фрее, есть представительница красоты, любви и семейных уз. Эдда называет Зифу прекрасноволосою; злой Локки обрезал ее роскошные косы и, чтобы избежать мщения грозного Тора, заказал подземным карликам выковать ей новые волосы из чистого золота, что и было исполнено. Золотые волосы = блестящие лучи солнечной богини; демон черных туч и туманов похищает ее свет = обрезает чудные косы, но когда берет верх сила громовника – мифические кузнецыкарлики, в образе которых фантазия олицетворяла молнии, куют ей громовым молотом золотые кудри, т. е. гроза разбивает тучи, рассеивает туманы, и солнце снова показывается в своем блеске. Самое имя богини указывает в ней существо светлое, блестящее: малор. сивый – седой, белый, сивети – становиться седым. Собственно, древнейшее значение, принадлежащее корню сив, было: сияющий; выражение «сивый сокол» равносильно эпической форме: «свет-ясен сокол»; народные загадки называют месяц сивкою и сивац (серб.). Указанные выше понятия красоты, любви и проч. суть производные, возникшие вследствие древнего воззрения на стихию света, как источник всего прекрасного и нравственно чистого. Не одни солнечные лучи уподоблялись золотым волосам и нитям; та же метафора прилагалась и к молниям, и потому естественно было в блеске сверкающих молний признать работу искусных карликов, приготавливающих богине золотые кудри… Культом Фреи = Сивы объясняется суеверное уважение, питаемое русскими простолюдинами к пятнице, как дню, посвященному этой богине».
   Мы помним, что пятницу также связывали с именем богини судьбы и урожая Макошь (возможно в этом образе слились и др. богини-матери, богини, связанные с плодородием, урожаем, судьбами), а затем – в христ. времена, когда отеческие боги были запрещены, – с именем Праскевы-Пятницы. И Афан. так считал: «Под влиянием христианства воспоминание о языческой богине Фрее, или Сиве, слилось с священными представлениями новой религии. Подобно тому, как атрибуты Перуна переданы были Илье-пророку, а поклонение Велесу перенесено на св. Власия, – древняя богиня весеннего плодородия сменилась св. Праскевою и Богородицею». Кайсаров писал: «Сива была богиня плодов (балтийских славян), которые почитали ее божеством плодородия и жизни. Изображали ее в виде нагой девицы, у которой голова была украшена венком. Волосы ее свисали до колен; в правой руке держала она яблоко, а в левой виноградную кисть. Главный кумир ее находился, как говорят, в Рацебурге (Ратиборе). И в Прильвице нашли ее изображение, однако (там)… ее представляли не нагою, а одетою… черты ее лица приятны и ласковы… Это божество было известно у поляков: они называли Сиву Sisiе и почитали богинею жизни…». С именем Сивы связано выпрашивание у кукушки долгих лет жизни.
   Другой перевод имени этой богини Жива, Живана (Siva – небо; сияние; день; дива; жизнь) – богиня жизни и весны. Или весны-лета западных славян (иногда называли ее еще Бабою. Длугош указывал на единство их, говоря, что была гора Баба, а на ней град Живец. В некоторых источниках это гора Живец), преимущественно полабских славян (подробно в хронике Гельмольда). Храм ее был в Ратиборе. Известна и чехам, ее еще называли Красына, Краснонаница. По одному из описаний, в одной руке ее было золотое яблоко, в другой – виноград. Волосы длинные – до ног, украшенные цветами и колосьями. Чтили ее 1–2 мая «весельем и невоздержанием», украшали золотом и серебром и цветами на груди. Еще у венедов Жива – многогрудая мать природы, супруг ее Зибог – бог жизни; она же была и богиня жатвы, и дарительница плодов, занималась также брачными отношениями. Жива весной превращалась в кукушку, дабы посредством этой птицы возвестить людям время жизни и долготу рода. В одной из польских хроник читаем: «Живе было устроено капище на горе, названной по ее имени Живец, где в первые дни мая благоговейно сходится многочисленный народ просить о той, которую считают источником жизни, долговременного и благополучного здравия. Особенно же приносились ей жертвы теми, кто слышал первое пение кукушки, что возвестило им столько лет жизни, сколько раз повторился ее голос. Думали, что высочайший владыка вселенной обращался в кукушку и сам провозвещал продолжение жизни…» О старопольской богине жизни Zywye известно по Я. Длугошу, польскому хронисту XV века. Во имя Живы весной кумились, «завивали» ветки на березе или вешали на березку венки. Афанасьев писал: «Наше жито… одного корня с словами: живот (жизнь) и Жива – богиня весны». В другом месте: «Зима называлась Мораною, а богиня лета Живою (Живаною) – имя, знаменующее жизнь». Совершенно очевидно, что Жива сходна функциями с Девой, Додолой, Ладой. У Длугоша она еще называлась Дзидзилия и толковалась богиней рождения. У Стрыйковского она – Зизилия, которой молились о любви и плодородии.
   Имя Живы созвучно с именем Дживы из инд. «Махабхараты». Джива – живая душа, личность. Известно, что, по представлениям индийцев, прана – жизненное дыхание – распространяется через каналы (центры) Дживы. Иногда вариант имени Жива встречается, например, у балтийских славян как Сива, Sisie. У славян была легенда: однажды Жива была вынуждена убегать от волотов, при бегстве потеряла платок, ленту, гребень, из которых образовались море (вариант – озеро), река, лес.
   ДУХИ – воплощение энергии, воли к жизни. О древ. Д. и.-е. хорошо начать с конца, приведя слова христ. мыслителей и памятуя о том, что именно христ. осуждали наших предков за веру в духов. Людьми, стремящимися вогнать дохристианские верования в жесткие иерархические рамки, Д. иногда назывались «низшие духи». Но никаких низших Д. в персонификациях дохристианской веры не существовало. Все (боги, предки, духи) были одинаково необходимы природе и человеку. А иные из них (домовой, Кутный бог, дiд и др.), наоборот, на практике чаще оказывались наиболее близкими простому человеку и более внедренными в его повседневное сознание и обыденную жизнь, занимали в душе больше места, чем некоторые боги. Даже христ. мыслитель Бруно-Ясенецкий, в отличие от большинства христ. умевший мыслить научно, имея в виду Д. природы, писал о всеобщем «оживотворении»: «Нельзя говорить о «мертвой природе», – считал он. – Нет четких границ между неорганической и органической природой…. Из тех же химических элементов и по тем же физическим законам построена неорганическая и органическая природа. Один великий всеобщий закон развития управляет всем мирозданием, и не может быть остановки в развитии, не может быть резкой границы между нею и неорганической природой. Духовной энергией проникнута вся неорганическая природа, все мироздание. Но только в высших формах развития (творения) эта энергия достигает значения свободного, самосознающего духа. Всему живому свойственна чувствительность. Но методы тонкого исследования показывают, что материя не только крайне подвижна (ртуть в термометре поднимается от прикосновения руки), но что она обладает бессознательной чувствительностью, превосходящей сознательную чувствительность живых существ…. Живые существа отличаются от «мертвой» природы тем, что питаются и размножаются. Минеральное вещество характеризуется своей кристаллической формой. Как живое существо своим анатомическим строением… Кристалл, как живое существо и растение, проходит последовательную эволюцию: он начинается в виде зернистого состояния, которое переходит в волокнистое и, наконец, в гомогенное. Подобно животным и растениям, изуродованный кристалл исправляет свое уродство. Кристалл – это организованное существо». Размножаются и растут кристаллы (настоящее чудо живой кристаллической конструкции – обыкновенная снежинка), камни двигаются и изменяют свою форму. «И если даже в неорганической природе так ясно присутствие Духа, то, конечно, и растения и животных надо считать одухотворенными». Если повернуть лист любого растения обратной стороной наружу, то он упорно изгибается и поворачивается, чтобы обратить к свету верхнюю поверхность. Росток чуть толще волоса пробивает камень и тянется к солнцу. Сила жизни – сила Д. присуща растениям. «Что же скажем о духе животных? – вопрошает Бруно-Ясенецкий. – Они, как и люди, бывают от природы носителями определенного духа… Им не свойственны высшие формы духовности – религиозность, нравственное чувство… Но любовь и зачатки альтруизма, а также эстетического чувства свойственны и животным. Не высшая форма любви, не любовь Божественная, а только любовь семейная; но в этой любви лебеди и голуби, пожалуй, даже превосходят людей. Известны факты самоубийства лебедя, потерявшего свою подругу; он высоко взлетает, складывает крылья и падает камнем на землю… Степень самосознания животных определяется развитием их ума и доступной им степенью духовности».
   То, что признают некоторые христ. гуманисты, протоиндоевропейцы знали десятки тысячелетий. Они все обожили и понимали, что Дух Божий во всем. Сколько было разносторонних природных явлений и духовных субстанций, – столько было и духов, которые имели или имена групповые (домовые, русалки; лярвы – Д. субстанций отрицательных явлений и т. д.), или собственные (Белун – Д. поля у блр.; Вела – Д. полей, уп. в «Слове св. Иоанна Златоуста»; Берзулис – Д. березы у балт. и др.).
   Вот некоторые Д. слав. и русск.: домовой – дух дома, похож на старшего в роде хозяина (старика, деда, предка, пращура), жил за печкой, хранитель очага и нравственных законов предков, семьи, детей, дом. скота (скот в древ. в холодное время г. нередко жил в доме – в др. его половине); следил, чтобы сор (хотя бы какая-либо символическая ч. его) не выносился из избы (семьи). Крестьяне всегда сжигали избяной сор в печи. Др. названия Д. – дед-домовой, дед, дедко, доможил, доброжил, доброхот, жировик (от «жира» – привольное, богатое житье), лизень, кормилец, суседко, соседушко, хозяин, хатник, запечник, хатнiй дiдко, господар, у поляков – хованец, у чехов – скржитек, рарашек. Воструха (ваструха) – блр. женское домовое всевидящее божество с особо обостренными зрением, слухом, предчувствиями, дух целомудрия, справедливости («Бачим як воструха», – говорят блр.). Охраняет дом от воров, где живет воструха, там ничего пропасть не может. Домовой изображался в виде вырезанного из дерева фалла с выточенными на нем чертами лица человека. С верой в домового были связаны многие обряды: кормление домового, приглашение его на новоселье в новый дом и проч. Когда слав. боги были запрещены, на домового втайне переносились черты Велеса. Энц. «Мифы народов мира» (1,391) пишет: «Некоторые обряды, относящиеся к домовому, ранее могли быть связаны с… Велесом, а с исчезновением его культа были перенесены на домового. Косвенным доводом в пользу этого допущения служит поверье, по которому замужняя женщина, «засветившая волосом» (показавшая свои волосы чужому), вызывала гнев домового – ср. данные о связи Велеса (Волоса) с поверьями о волосах». Домовой просыпался после зимней спячки 1 апреля, спросонья он мог многого не понять (перемен в доме), все напутать… Поэтому 1 апреля был «обманный» день, люди делали веселые розыгрыши, шутили, ломали (кто кого обманет!) куриную дужку, делали все, чтоб сбить с толку домового. Вот откуда пошло: «первый апрель – никому не верь».
   Кутный бог (от «кут» – душа). Одно из названий души и олицетворявший душу дома угол помещения, «красный», «передний» угол, где было место богов – их статуй, изображений, – душа дома; общественного здания; идентичен домовому. Общественные здания в религиозном центре в Штетине назывались Кутины. Позже, под влиянием христианства, переводившего отеческих богов в демонов, переиначивавших все наоборот, кут – закуток, удаленная часть поля, земли, угол, клин, окраина. Дальняя страна, глухой край. На самом деле дух считался покровителем дома и отчины (родины), посредником меж предками и живущими в доме (или в родных окрестностях), связан с Родом, воплощение Предка (хозяин жилища, отец) и предков. Фигурку Кутного бога ставили в «красном» углу. Ему подносили огонь, еду и молились. В «Слове и поучении против язычества» XVI века писали: «а инии пьють кускы и ростъкы луковыми и Кутну богу и Веле богыни молются»; в сочинении 1400 года «Златая цепь» христ. осуждали русск.: «иже ставять… трапезы кутииныя и (вместо) законнаго обеда, иже нарицается незаконьная трапеза и мнимая Роду и Рожаницам». Кутному богу возжигали огонь очага или костра, кутный костер уп. в Псковской лет. Кутному богу русск. соответствует Вастошпати («господин жилища») вед.
   Названная именем этого Д., которого предки упорно именовали богом, кутья – ритуальное кушанье из каши с медом, изюмом, где зерно – символ новой возрождающейся жизни. По Афан.: «Каша из зерновой пшеницы, ячменя или рису, разведенная медовою сытою», употреблялось на ритуалах, посвященных предкам, родству, Роду и роженицам. В сочельник, когда «вместе с поворотом солнца на лето вся природа призывается к пробуждению от зимнего сна», на поминках (во время задушек, задушниц, радуницы, дедов), «ибо смерть человека, по народному воззрению, есть вторичное его рождение для иной загробной жизни».
   Домовых Д. у вост. слав. множество, и множество (по местностям и народам) названий (эпитетов, метафор) для одних и тех же Д. Дрема — один из домовых Д., навевающий сны; охранял отдых человека; есть выражение: «в дремоте чудится, во снах видится». Когда человеку надо было сохранить бдительность, он говорил: «Дремушка, дрема, отойди ты от меня!». Баюнок, баечник, баенник, пребаечник — дух вечера, вечернего состояния, предсна; божество мира, дом. уюта; рассказчик сказок (баек) перед сном, от него узнавали истории, легенды, мифы, раскрывающие мировоззрение народа, считалось, что баечнику надо платить дань по вечерам, рассказывая сказки, были, былины, легенды. Подпольнянник, запечник, сысой (сусуй) – покровитель дома, печи. Ведогонь – ведающий огонь; синоним души; дух (душа) спящего человека или зверя, во время сна выходит из человека, путешествует, рассказывает небывалые ист., сказки; руководит творческим процессом, во сне помогает творить, сочинять, дает идеи. Связан с Посвистом – богом северных ветров, поэтому некоторые люди (в большей степени творческого характера) в ветреную погоду чувствуют беспокойство. Афан. писал: «У черногорцев ведогони… домовые гении, оберегающие жилье, имущество своих кровных родичей от нападения воров и чужеродных ведогоней». Вjедогоња уп. у юж. слав.
   Шишимора (от глагола «шишеть» – копошиться, возиться, шевелиться, украдкой беспрестанно что-нибудь делать; «шишкать» – мешать, суетиться. Вторая ч. слова «мора», «мара» – смерть. В Киевской губернии, по Афанасьеву, их называли «нички=марухи) – русск. и блр. Д. сонных мечтаний (день их 2 марта). Д. предков по женской линии. Покровительствовала женщинам, представлялась малюткой-невидимкой женского пола, обитающей в доме за печкой, в жилых дворовых постройках. Постоянно занята прядением, тканьем, шитьем, плетением кружев, уходом за детьми и животными. Афан. писал, что шишиморы: «поселяясь в жилищах своих родичей, получали характер домовых гениев». В период христ. Шишиморе придавались злые намерения (будит детей по ночам), уродливые черты (голова с наперсток, туловище, как соломинка), стали считать, что она приносит мелкие неприятности, появляется как предвестник беды, смерти.
   К домашним близко примыкают духи, царящие на дворе. Банник, лазник баенник – дух бани, связан со здоровьем, чистотой жизни, силой, с одной стороны. С болезнями, заговорами, с водным и загробным миром – с др. Участвовал в святочных гаданиях. В период насаждения христ. баннику приписывались злые намерения. С ним связывались христ. суеверия. Пуник, гуменник – охранял гумно, способствовал изобилию хлеба. Овинник («а друзии молятся под овином и в поветех скотьях молятся…»), овинник-евник, осетник, осетной, сеновала (блр.), рижник, подрижник (от слова «рига»), хлевник, дворовой. Кикимора — дух курятника. Сравните: кокошник, кика, кичка – головной убор женщины наподобие куриного-петушиного гребня.
   Палазник, полаз, полазник (укр. полажайник, польск. podłáznik, болг. палезник, слвц. polaznik, словен. polažiě, хорв. Poležaj – приход, посещение) – в новогодней обрядности ритуальный гость, воплощающий дух плодородия и счастья. Редко ему соответствовали животные – вол, овца, коза. Существовал вид гадания по тому, кто придет первым в новом году, или просто кто придет, с кем встретишься, в зависимости от этого следует ждать благополучия или несчастья на следующий период. В XVI веке в «Слове св. отец» осуждали веру в предсказания: «Господь не рече лековати (целити) чарами, ни наузы, ни встречю, ни в полазъ, ни в чохъ веровати». Царь Алексей Михайлович в 1648 году порицал: «веруют в сон, и встречу, и в полаз…». В 1649 году христ., почти повторяя царя, констатировали: «А в навечерие Рождества Христова, и Васильева дни… кличутъ Коледу и Таусень и Плугу; и многие человецы неразумьемъ, веруютъ въ сонъ и въ встречю, и въ полазъ, и в птичей грай».
   Курент – небесный музыкант, Д. небесной музыки (у словенцев, по Афан.), «который игрой своей на гуслях и дудке исцелял болезни (=весенние грозы животворят природу, исцеляют ее от ран, нанесенных рукою зимы)», создатель живительного напитка – дождя. С приходом христ. этот дух превратился в демона, как и мн. Д., боги, предки слав. Выдвигалась версия, что люди со временем изменили чистому святому напитку дождю. Краинское предание, по Афан., говорит о создании лукавым Курентом вина из виноградной лозы – земного коварного символа влаги небесной, которое лишило первоначальной силы человека-исполина (изначально он был таковым): «много лет лежал он разбитый и полумертвый. Когда человек оздравел, сила его пропала: не мог он ни скакать через море, ни спускаться в глубь земли, ни восходить вверх к небесному столу. Так завладел Курент светом и человеком, люди с той поры сделались слабы и малы».
   Были духи мельничник, колодечник (у русск.).
   У древ. грек. существовали Д. деревьев – дриады с персонифицированными именами – по названию деревьев. Дриады (dryades) – лесные древесные нимфы у чехов (известные и др. и.-е.), уп. Козьмой Пражским, о них писал Афан. У шумер был Д. дерева Хувава, страж кедрового леса, представлялся в виде многорукого (многоветвистого) существа, окруженного лучами-аурами. Вблизи священных деревьев совершали обряды, моления, суды, давали клятвы.
   Были такие Д. у слав. и балтов (например, Берзулис – Д. березы). Дуб, кедр, ель, сосна, липа, верба, рябина, вяз, орех имели одноименных Д. К лесным Д. относились: леший – покровитель лесных зверей, птиц и растений. Судя по тому, сколько у него вариантов названий, этот Д. леса был известен всем, весьма популярен в народе: лесник, лесной, лесной дядя, лесовой, лешак, лешук, лясун, лесовик, лiсовик, лiсун, полiсун; лесной хозяин, лiсней хозяiн, лесной царь, лясной царь, лесной дедушка, лисавой дзед, честной леса, лисунок, лiсовий бог, древесницы, езерники (водяные), боровик, окоемы, прокураты, прокуды, елс; подкустовик, грибовик, моховики, грибоÿник (блр.). Леший мог явиться в любом виде, но чаще – человеком, одетым в шкуру, в его облике, одеянии могли быть звериные, растительные атрибуты. Он – охранитель дикой природы (в отличие от культурного пространства), чужого пространства. Если человек в лесу блудил, приписывалось это проделкам лешего, который иногда и помогал людям. Аука – один из духов леса у слав. и балт. – эхо, не спал ни зимой ни летом; человеку помогал или водил его за нос; оглас (озвена – эхо) – Д., имитирующие звуки, в т. ч. голос человека, такой Д., говорят в народе, «молчуна перемолчит, крикуна перекричит».
   Существовали полевые Д. Полевой, полевик, ржаница, рюгинье, ругинье, баба-рюха, рюгу-баба – Д. ржи, связан с плодородием, продолжением жизни. Хлебные Д. были с бородой из колосьев. У лит. это ругю-баба, ругиние (сравните название острова Рюген, Руген, где находился крупнейший религиозный центр зап. слав.). В инд. мифол. есть богини Рохини («красная»), они связаны с магическими познаниями. У юж. слав. Рюха также и Рок. Житные Д… Житная баба. Афан. писал: «Во время жатвы немцы, славяне, литовцы последний связанный сноп посвящают «житной бабе»; его наряжают в женское платье, украшают цветами, зеленью и торжественно, с песнями, несут в деревню». И добавлял, что у болгар кукла из последнего снопа назвалась «житная царица». Ее одевали в женскую сорочку, носили вокруг села, а потом или бросали в реку, или сжигали, пепел разбрасывали по нивам. В некоторых местностях куклу из последнего снопа сберегали до нового урожая. Когда случалась засуха – носили по полям с мольбами о дожде (древ. подобие крестного хода). Житный дед, житный дух, житный петух (изготавливаемый из последних колосьев урожая (Польша, Галиция и др.), жицень – одно из имен духа осени и урожая у вост. слав. Афан. писал: «Жыцень представляется существом малорослым, худощавым, пожилых лет, с суровым выражением лица, с тремя глазами, всклокоченными, косматыми волосами. Он появляется на нивах, огородах после снятия хлеба, овощей, осматривает: все ли убрано…. Заприметив много колосьев, не срезанных или оброненных жнецами, он собирает их, связывает в сноп, переносит на участок того хозяина, у которого хлеб убран начисто, с бережливостью. Вследствие этого на будущий год там, где жыцень подобрал колосья, оказывается неурожай, а там, куда перенес сноп, бывает обильная жатва. Когда жыцень странствует в виде нищего… это служит предвестием всеобщего неурожая… Во время осенних посевов он незримо присутствует на полях, утаптывает в землю разбросанные зерна, чтобы ни одно не пропало даром… Имя жыцень есть производное от слова жито (рожь), что подкрепляется и народными поговорками: «Жыцень хлеба дав», «барджей на жытня, кали в засеке хлеба не прытне». Др. полевые Д.: просоники, овсяники, луговик, луговой, луговый; межевичок, межевой, подмежник, памежник (блр.), ледащий (лядащий) – дух соломы, просыпался только на лето, кроме лета все время спал; Ядрей («…молятся кутну богу… Ядрею и Обилухе, и скотну богу, и попутнику, и лесну богу, и спорыньям и спеху…», «Слово об идолах», XII–XIII век) – ведал качеством, ядреностью зерна, Обилуха – количеством, обилием урожая. Покровитель полей спорыш – белый кудрявый человек – Д. семян, всходов, а значит – изобилия, плодородия колоса. Двойное зерно живет в двойном колосе, в венке из колосьев. Спорыш чествовали в дни сбора урожая. Из двойных колосьев плели венки, делали снопы или куклу, завивали «бородку», для Велеса; двойные колосья посвящали близнецам Авсеням, Овсеням (вед. Ашвинам). Спорыньи (прыткие; Д. прыткости, сноровки) и спехи – Д. успеха, «споспешествующие» человеку, содействующие «спорому», удачному, быстрому решению жизненных задач. Например, сбору урожая. Коркуша – Д. вредителей зерна, болезней зерновых культур, уп. в заговорах, например курских.
   Анчутки – Д. полевых растений – добрые и недобрые в зависимости от поведения человека: добр ли он сам к природе? Корень слова «анч» восходит к вед. богу класса адитьев Анше («доля», «часть») – наделителю благами. У русск. анчутки – овсяники, конопельники, просоники, рожники, дикушники и др. – связаны с богинями судьбы, с водой, воздухом. Доля человека, судьба, участь соотносились в древ. с урожаем (каков урожай – таково и житье), поэтому к полям, их Д. предки относились с уважением. Если человек неправильно вел себя в поле, нарушал нравственные законы по отношению к земле, природе, ленился, плохо обрабатывал поля, – его ругали: «Анчутка тебя побери!», «Анчутка тебя прихвати!». В лит. мифол. анчутка – маленькая утка – летает, плавает, эпитет ее «беспалая», «беспятая», «роговая».
   Д. вод– водяные, водяницы (нимфы у грек.), русалки, вилы, дивожены — облачные нимфы юж., зап. слав. (по разным местностям у нимф были различные названия); болг. небесные летучие Д. – самодивы; болотняк (укр.), болотняник, бродницы, охраняющие броды: когда враг тайком подбирался, они разрушали или «скрывали» броды, отправляя неприятеля в топь, в омут. Бабка водяная или попутник водяной – Д. водных растений.
   Криве (санскр. krivi) – Д. воды пресных источников, связанных с подземным миром: ручьев, речек, рукавов, истоков, родников, колодцев и проч. В ведах Криве – змеевидный водный Д., побежденный Индрой («ваджра громкогласная силой которой он убил и поверг долу Криви, чтобы тот лежал на земле», РВ.II.17.6). В РВ (II.17.6; 22.2 и др.) фактически Криве идентичен Вритре. Но в мифол. слав. Вритра не сохранился, сохранился Криве, м. б. потому, что Вритра был водный дух вообще всех сев. вод, запруживал, запирал их на зиму и долгую полярную ночь, а Криве был дух северных земных водных источников (от верховьев Днепра и севернее; океаны, моря, небесные источники не его сфера), которые тоже сковывал на зиму. В комментарии к древ. гимну РВ написано: «Криви (krivi-) – nom. pr… побежденного Индрой; в более поздний период название народа, тотемом которого мог считаться Криви». Этот народ – русск. племя кривичи. Знак воды на сосудах трипольской культуры и др. – кривая линия, «змейка».
   В Карпатах известны Д. хмарники, градобурники, градивники. Атмосферные Д.: сербские – здухач, стуха, вiетровњак, змаi. Люди дивия — духи неба (див – небо) у русск. Их представляли в древнерусских книжных легендах в виде чудовищ (многоглавых или с лицами на груди, или с птичьими головами) как людей неба, пришедших из космоса, необычный облик которых могли навеять причудливые формы облаков. Скальник – Д., обитающий в скалах. Д. гор, камней имели мн. имен. Д. птиц, животных назывались по именам птиц и животных. Д. предков живут в именах предков. Существовали Д. различных стихий: ветер, вихорь, снег; духи света, тьмы; лета, весны, зимы, полудницы (воплощение солнечного удара) и т. д.
   Д. огня – саламандра. Ховала – одно из воплощений молнии, прячущейся в черной туче. Афан. писал: «Искусство «морочить», «отводить глаза» приписывается поверьями… властителям туч и облаков. Из этих данных объясняется имя Ховалы; так называют в Курской губернии духа с двенадцатью глазами, которые, когда он идет по деревне, освещают ее подобно зареву пожара. Это знакомое уже нам олицетворение многоочитой молнии, которой дано имя Ховалы (от ховать – прятать, хоронить), потому что она прячется в темной туче».
   Злыдни — Д. зла, маленькие существа, плуты, обманщики. Жили на мельнице, реже – в доме за печкой (как домовой). Оставаясь невидимыми, приносили дому несчастье. Бродили вместе с Недолей, выбирая ленивых, нерадивых, пьяниц, бездельников, вредили им. Укр. желали плохим людям или врагам: «Бодай вас злидни побили!»; суля несчастья, посылали «к злидню». Афан. писал (3,201): «Злыднями называются в Малороссии маленькие существа неопределенных образов; где они поселятся, тому дому грозит большое зло… У белорусов сохранилась пословица: «впросилися злыдни на три дни, а в три годы не выживешь!».
   Особое место занимали у русск. Д. субстанций отрицательных явлений, которые назывались лярвы (см.).
   После введения христ., когда все слав. персонажи были запрещены правящим идеологическим режимом, оболганы, высмеяны, – всем мифол. образам, Д., Бабе Яге, Кащею, бесам, придавались демонические черты, злые чары, недобрые намерения. Они превращены в злобных, кровожадных демонов, придуманы сказки о т. н. некрещеных душах и проч.

Е

ЕДИНОРОГ – мифич. существо русск. с телом быка (позднее – коня, козла) и рогом во лбу, в котором заключалась волшебная сила и лечебные свойства, известное со Средневековья. В Е. воплощена память о древ. общеиндоевропейском боге Индре, др. названия (например, в «Голубиной книге») Индрик-зверь, Индрик, Индра, Индрог, Индрок, Вындрик, Бело-Яндрих, Кондрык, Единор, Норий, Андруг и проч. Чисто политический шаг, использующийся с древнейших времен: всех дохристианских богов именовать зверями, волшебными зверями или существами, противоположными Богу (христ.), демонами.
ЕЖ – животное, в сказках и фольклоре слав. наделенное мудростью, отвращающими злые силы и лечебными свойствами. По легендам юж. слав., Е. спас мир от испепеления солнцем, когда солнце поехало на ослице искать себе невесту, Е. встал на его пути, солнце не женилось, не породило много солнц, не испепелило землю (макед. вариант). Болгарский вариант: солнце собралось жениться на луне и пригласило на свадьбу всех зверей, не явился один Е. Солнце отправилось искать Е. и нашло его грызущим камень. На вопрос, зачем он это делает? – Е. ответил: «Отныне учусь есть камни, ведь когда ты женишься, родится много солнц – все сгорит, нечего будет есть». Солнце раздумало жениться, а луна со стыда скрылась и теперь не светит, когда светит солнце. Е. знает все, что люди давно забыли. Знает разрыв-траву, особые омолаживающие травы, поэтому он никогда не стареет.

Ж

   ЖАЛЬНИКИ – древ. могилы, кладбища предков русск., слав. и (реже) води, обложенные снаружи камнями, относящиеся к XII–XV вв. Распространены преимущественно в пределах Новгородской и Псковской обл., располагались на естественных возвышенностях вблизи рр. или оз. Древ. Ж. имели каменное ограждение в виде круга, более поздние обнесены четырехугольником из крупных валунов. В Ж. находят браслеты, бусы, серьги, горшки. В 1551 г. в «Стоглаве» осуждали русск.: «В Троицкую субботу по селомъ и по погостомъ сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробомъ». Ж. называли также деревья на кладбищах.
   ЖАР-ПТИЦА – образ, встречающийся в слав. волшебных сказках, птица невиданной красоты со сверкающими перьями («перья красны»). Афан. посвятил Ж.п. (1, 260–261) ч. своего труда: «В индийской мифологии известна баснословная птица Гаруда, с прекрасными золотыми крыльями; знают ее и предания других народов. На Руси она слывет Жар-птицею, у чехов и словаков pták Oеnivák – названия, указывающие на связь ее с небесным пламенем и вообще огнем…. Перья Жар-птицы блистают серебром и золотом (у птака Огневика перья рыже-златые), глаза светятся как кристалл, а сидит она в золотой клетке. В глубокую полночь прилетает она в сад и освещает его собою так ярко, как тысячи зажженных огней; одно перо из ее хвоста, внесенное в темную комнату, может заменить самое богатое освещение; такому перу, говорит сказка, цена ни мало ни много – побольше целого царства, а самой птице и цены нет! У немцев птица эта называется золотою… что основывается на прямой филологической и мифической связи золота с огнем и светом. Такой поэтический образ издревле присваивался богу Агни; в ведах Агни называется быстрою, златокрылою, чистою и огненною птицею и сильномогучим соколом. Агни прежде всего – божество небесного пламени… а потом уже – земного огня, похищенного с неба и переданного людям… Она питается золотыми яблоками, дающими вечную молодость, красоту и бессмертие и по значению своему совершенно тождественными с живою водою… Когда поет Жар-птица, из ее раскрытого клюва сыплются перлы, т. е. вместе с торжественными звуками грома рассыпаются блестящие искры молний. Чехи убеждены, что ее пение исцеляет болезни и снимает слепоту с очей, т. е. напевы весенней грозы просветляют небо от потемняющих его туч и животворят природу». Образ Ж.п. подобен образу птицы Феникс (греч. «фену» – пурпурный, багряный). О Фениксе известно больше всего. В Египте, например, она называлась Бену, с нею связан миф о рождении солнца в облике птицы (Бену в облике цапли, которая олицетворяла Ба – душу, «жизненную силу» бога; солнца; света; дневного неба; позже – и бога подземного царства). Птица считалась символом воскресения вечной жизни. Перелетная птица (цапля и др.) выбрана, видимо, потому, что она каждый год совершала перелет: появлялась и исчезала. Бену, Феникс или Ж.п. – символ наступления нового цикла или новой эры, ведь она птица-солнце, а солнце (Хор, Хорс, Коляда, Кронос, Хвар, Кали и др.) было еще и богом времени. С цикличностью (кругом, круговоротом) связана идея возрождения (возвращения) Феникса. Что интересно, еще у древ. шумер (и.-е. ветвь) существовал праздник восстания из пепла (из мертвых, т. к. мертвых сжигали), он назывался «пасха» – обновление, возрождение (идею «пасхи» евреи переняли у шумер; ЛР, № 12,1994,11). А христ. уже у них, но у всех она имеет разное содержание. Дерево Бену (и др. птиц солнца) – верба. В Гелиополе был культовый центр Бену. Бену – никем не сотворенная птица, изначальная, божественная. В начале мироздания Бену летала над водами. И свила гнездо в ветвях вербы на холме Бен-Бен, где впоследствии построили храм Гелиополя (недалеко от совр. Каира, на берегу Нила). Символом холма стали обелиски, покрытые листовой медью и золотом, они считались местом пребывания солнца в полдень. По типу пирамидального холма Бен-Бен строились и пирамиды; пирамидальный холм Бен-Бен рассматривался как «семя» (яйцо, сперма и т. д.) космической птицы. Существует миф о том, что яйцо, из которого родилось солнце, снесла великая птица Бену (Великий Гоготун, гусь, белая птица, Ж.п., Гаруда, тесно связанная с солнцем, – истребитель змей), которая первой влетела во тьму и нарушила вечное безмолвие хаоса. Т. о., размышляя о волшебных птицах и.е., мы лучше понимаем, чем была наша Ж.п., она была воплощением «жизненной силы», даваемой солнцем и солнечным огнем. Добытая с большим трудом героем сказки, Ж.п. в дальнейшем приносила ему удачу. Образ Ж.п. неоднократно использовался в литературе, например, «Сказка об Иване-царевиче и сером волке» В.А. Жуковского.
   ЖАР-ЦВЕТ – сказочный цветок папоротника, который никто не видел, его можно увидеть только в купальскую ночь. По Афан., это воплощение молнии.
   ЖЕЛЯ, ЖЛЯ – др. – русск. богиня смертной печали, воплощение скорби, надгробного плача (часто уп. вместе с Карной, а иногда с ними уп. Кручина, Журба, Тоска и Туга – синонимы печали). Сходное обозначение обрядов «желенья и карания» встречается в перечислении различных дохристианских обрядов в списке XVII в. «Слова некоего христолюбца…». Ж. душила горечью горя, извергая его из огненного рога, или она витала над полями брани, оплакивая погибших воинов, а когда их тела сжигали – Ж. разносила их пепел в пылающем роге. Уп. в «Слове о полку Игореве» при описании великой печали: «Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось… Тоска разлилася по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи… А Игорева храброго полку не кресити! За ним кликну Карна и Жля поскочи по Руской земли, смагу мычучи в пламяне розе» (роге). В Ипатьевской лет. под 1185 г. говорится: «И тако, во день святого Воскресения наведе на ны плачъ и во веселье место Желе на реце Каялы», т. е. вместо веселья Ж. навела на всех печаль на р. Каяле (мифич. р. загробного мира, р. мертвых, названная по имени вед. богини Кали – санскр. «кала» – время). В христ. памятнике письменности XIV–XV вв. русск. осуждали: «окаянным осквернишася желеением»; и там же вопрошали: «Есть ли пособие отче умершим душам, иже по них на многи дни желеютъ, со многим плачем и рыданиемъ горькимъ». А в др. письменных творениях той же поры писали: «И совлече ризы своя желенныа» (т. е. печальную одежду); «Имущи Желю и плачь…». В др. – русск. статье о грехах христианина, запрещалось обращаться к «Желе, Роду и роженицам». В Паисиевском сб. (XIV–XV вв.) написано: «Приемше св. крещение и веру правую, осквернишася окаянными Желями» – т. е., и приняв христ., люди оплакивали мертвых по обычаям предков. В поучении XIV в. «О желеющих», приписываемом св. Дионисию, под «желением» («в желении ходяща») понимался комплекс поминальных обрядов (специально устроенное ритуальное действо), сопровождаемых «многымь плачемь и рыданиемь горкимь». И «скверными речами упрекалися» (родные корили умершего: что ж ты рано ушел?! На кого нас оставил?! – и проч.), и самоистязанием. «Дьявол учить желению тому. А другыя по мертвемь (могут) резатися и давитися и топитися в воде». «Последнее есть горе – Желя и ведеть таковыя во тму кромешнюю». Церковь обвиняла: «Желя смертная в пагубу». Ж. была посвящена родительская (в христ. – Дмитровская) суббота 26 октября ст. ст. – после сбора урожая. Именно поэтому накануне предкам готовили и пекли 12 блюд из зерен нового урожая и мяса.
   Ж. руководила обрядом погребения – переноса человеческих души и тела в колесо наджизненного времени или в область надвременья, небытия, которые существуют за пределами человеческого мира. Ей были ведомы места, времена и пути перехода из одного мира в др. Ж. – богиня перехода. Как всякий переход из одного состояния в др. (рождение, свадьба, смерть и т. д.), погребение у русск. было обставлено многосимволично. Каждый компонент жаления имел свое глубокое содержание. Умерших оплакивали «рыданием горьким», «крикма-кричали кричанием пронзительным»; пели, причитали, взывая к Богу и перечисляя конкретные дела покойного с жалением и страданием. Близкие надевали рубища, обрывали или обрезали волосы на голове, покладая их в гроб или погребальную ладью. А кладбища назывались «жальники». Траур древ. русов был суровее позднейшего христ., хотя во мн. образцы христ. ритуала взяты из дохристианской веры. Жаление русск. о любимых чадах доходило до добровольного ухода в мир иной вместе с умершими. Никто не говорит, хорошо это или плохо, но было именно так. Арабский путешественник, побывавший на Руси в 930 г., описывал похороны знатного руса и уп., что женщина, обрекшая себя на смерть вместе с любимым, перед своей кончиной пела длинные песни, в которых прощалась с близкими. Существовали традиционные вопы, вопли, заплачки, плачи, приплачи, причеты (причеть), причитания, вытье, голошение. Ритуальные элементы, сопровождавшие обряды похорон. В лет. иногда приводятся плачи и заплачки. На похоронах Изяслава Ярославича, сын его Ярополк «идяше по нем, плачася с дружиною своею: Отче, отче мой! Что еси пожил без печали на свете сем, многы пакасти приим от людей и от братья своя? Се же погибе не от брата, но за брата своего положа главу свою». В «Слове о полку Игореве» жена плачет: «О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти…! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея…? Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!». В «Слове св. Дионисия» христ. осуждают русск.: «Есть ли… умершим тамо кака польза в жальника, и сде желеють по ним со многим плачем и рыданием горьким. Носящим сквернага рубища на головах своих, а мужи обростивше волосы главы своею тоже за многие дни тако творят…». Дионисий осуждал драматический, рвущий душу обряд жаления у русск.: «Осквернишася скверными Желями и Дыа волю творят, волю и похоть… по мертвым резатися и давите и топите в год». В годовщину кончины не выдерживавшие тоски, жаления по любимому умершему люди (чаще – женщины) добровольно уходили из жизни на его (или около) могиле.
   Поминки ежегодно устраивали в Древ. Руси на Радуницу. В «Стоглаве» (XVI) писали: «По селом и погостом сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим кричаньем». Не известно, где были центры почитания богини Ж., но в Ипатьевской лет. уп. Желянь у Дорогобужа (северо-восточнее Смоленска). В «Повести временных лет» в 1093 г. при битве с половцами близ Киева Святополк же «вынииде на Желяню», и пошли друг против друга, и сошлись… Здесь Желяня (или, м.б., Желань или Желянь, – явно р. по имени богини Ж., наподобие Леты, Стикса, Калки или Каялы. Богиню Ж. описал чешский хронист сер. XIV в. Неплах.
   ЖЕРТВА, ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ – изначально акт, имитировавший творение мира, священнодействие, космическое поглощение («поедание»: санскр. isti – Ж., пожертвование пищей; istá – Ж., принесенный в Ж.), разрываниевзрыв (так же, как разрывается зерно, давая росток, разрывается яйцо, давая жизнь, – происходит космический вселенский взрыв, дающий начало Вселенной), а после этого начинается возрождение материи в разнообразных воплощениях. Вся совокупность почитания богов и предков («отцов»), все центральные обряды вед. религии, грандиозные по своей сложности, подчас требовавшие участия мн. разрядов жрецов, все ритуалы назывались жертвоприношение.
   Для того чтобы понять, почему древ. предки так ценили Ж. и жертвенность (в дохристианские времена Ж-ние – гл. религиозный обряд), надо обратиться к ведам. Там первое уп. о Ж-нии. Один из космогонических гимнов РВ (Х.90; легенд о первотворении мн. Все они не что иное, как поэтическое осмысление надбытия и его перехода в бытие. Шанкара говорит: «Происхождение мира необъяснимо даже для владык Богов») называется «Пуруша» (purusa – человек, его тело). Космический гигант Пуруша – тело-дух Бога (ч. его) – самим Богом был принесен в Ж. будущей жизни и созданиюустроению мира: он как бы стал первичным «материалом» для этого. Нам трудно понять, а древ. человеку еще труднее было понять: как это Бог, создав все из себя самого, остался таким же. Ведь они ничего не знали о частицах, атомах, химических элементах и т. д., до которых руки еще не дотянулись, а сознание еще не добралось. Поэтому они для наглядности создали в своем воображении космического гиганта Пурушу, отделенного от Бога специально для первоматерии, но в виде понятном – в виде человека. Это первая жертва на земле, и произведена она была Богом для человечества, всей жизни на земле. Благодарные предки приносили Ж-приношения богам и божественным первопредкам в ответ на жертву во имя них. Со времен сотворения мира и возникновения религии в честь смертного подвига вселенского первочеловека создан, введен богами и людьми, священный ритуал Ж-ния тела и крови живого существа или их символов – заменяющих, знаменующих их элементов. Жрецы – отсюда, они руководители ритуала Ж-ния.
   Древ. люди выразили догадку об «антропоморфности» мироздния и Бога. «Антропоморфный принцип» мироздания пытались обозначить и совр. ученые (хотя он и ныне четко не сформулирован), догадывавшиеся о существовании тончайшей «подстройки» Вселенной на микро– и макроуровне, где физические постоянные «согласованы» т. о., чтобы существовал человек; где все (химические, энергетические и т. д.) элементы человека – элементы космические, а космические составляющие – также и составляющие человеческие. Космос – «наследье родовое».
   Космический «человек» в ведах необыкновенен: «Тысячеглавый, тысячеглазый, тысяченогий, со всех сторон покрыв землю, он возвышается (над ней еще) на десять пальцев… Четверть его – все существа. Три четверти – бессмертие на небе». Похоже на космос. Вся математика здесь, конечно, чисто эпическая, призванная хоть как-то конкретизоровать необъятное, сделать необъятное наглядным. Бог

     …сделал из него животных, обитающих в воздухе,
     В лесу и (тех), что в деревне.
     Из этой жертвы, полностью принесенной,
     Гимны и напевы родились,
     Стихотворные размеры родились из нее,
     Ритуальная формула из нее родилась…
     Его рот стал брахманом,
     (Его) руки сделались раджанья,
     (То), что бедра его, – это вайшья,
     Из ног родился шудра.
     Луна из (его) духа рождена,
     Из глаза солнце родилось,
     Из уст – Индра и Агни,
     Из дыхания родился ветер.
     Из пупа возникло воздушное пространство.
     Из головы развилось небо,
     Из ног – земля, стороны света – из уха.
     Так они устроили миры…
     Жертвою Боги пожертвовали жертве.
     Таковы были первые формы (жертвоприношения)…

   Что характерно, по этому гимну, люди изначально были созданы богами не равными а, в соответствии с судьбой каждого, – по кастам-сословиям. Очень интересна мысль о том, что слово и его формы (гимны, напевы, стихотворные размеры, ритуальная формула) появились раньше людей. Вот откуда пошло: «в начале было слово» (хотя вначале, по ведам, была мысль, родившаяся из космического жара). Библейская формула заимствована у более древ. народов – протоиндоевропейцев. В «Мифах народов мира» (2,351) о Ж-нии Пуруши написано, что вечное, сознающее, но инертное начало – расчлененное – «создает новый тип космической организации – вселенную широких пространств. Место спасения от косного и обуженного хаоса». Жизнь пошла! Она начала развиваться в самых разнообразных формах.
   В приведенном гимне РВ сокрыта идея: если зерно падет в землю и умрет (или умрет какое-либо др. живое тело) – оно возродится, даст жизненные всходы; если (временной) смерти не будет – не будет и продолжения жизни. Эту мысль позже эксплуатировали мн. религии, в т. ч. и христ. интернационал. Смерть (давшего жизнь зерна, семени, яйца, тела космического человека) – гарант зарождения, обновления, продолжения жизни. Поэтому у наших предков не было никакого мрачного зловещего ада (скопированного христ. из более поздней, чем вед., ир. мифол.). Смерть в отечественной природной религии – столь же необходимый момент, как и рождение. В РВ есть слова: «Ради потомства он не выбрал себе бессмертия» (Х.13.4). В этой мысли – мудрая жертвенность. Разные элементы разделенного на мириады частичек тела космического Пуруши стали: ветром, дыханием, небом, землей, человеком (и ч. его – руками, глазами, ртом и т. д.). Т. е. первое Ж-ние совершил Бог. Тот самый единственный творец-создатель Вселенной. И боги земные (в РВ об этом сказано прямо). А люди только поддержали богов, символически жертвуя разнообразными приношениями, в т. ч. духовными, нравственными, культурными, творческими, созидательными, а также и всей жизнью. Вот как говорится о Ж-нии в гимне РВ «К умершим предкам» (Х.15.11–14), где Агни – и бог огня, и жертвенный костер, и погребальный костер (в одних племенах умерших сжигали, в др. – хоронили):

     Какие отцы здесь и какие не здесь,
     Каких мы знаем и каких не узнаем…
     О отцы, пришедшиеся Агни по вкусу, идите сюда,
     Сядьте каждый на свое место,
     О вы, кого правильно ведут!
     Ешьте жертвенные возлияния,
     Поданные на жертвенной соломе,
     А также дайте богатство из здоровых мужей!..

   Иногда создается впечатление, что у и.-е., и слав. в частности, человеческих Ж-ний было мн. Из этого гимна видно, что Ж. – не обязательно человеческое Ж-ние. Умершие или погибшие предки, сожженные на костре, – также своеобразная (как бы естественная) Ж. Русанова, Тимощук пишут о раскопках в святилищах слав.: «Костяки мужчин в возрасте около 60 лет, вытянутые во весь рост, лежали на капищах Богита. Положение костяков в обычных могильных ямах, их поза и ориентировка (головой на запад…) указывает на захоронение естественно умерших. Но погребенных в необычном месте – на высокой горе у подножия идола…. С таким же почетом, как на Богите, был захоронен пожилой мужчина на святилище Зеленая Липа… Рядом с ним находился большой плоский камень-жертвенник, лежали обломки посуды XI–XII вв. Так же торжественно на горах были похоронены кн. Аскольд и Дир, кн. Олег, о котором в летописи сказано: «и несоша, и погребоша его на горе еже глаголеться Щековица». Кн., как наиболее могущественные и уважаемые люди, были т. о. приобщены к божественным предкам. На Богите такими почитаемыми людьми могли быть жрецы… Если на этом капище действительно стоял Збручский идол, то один из погребенных жрецов был положен перед изображением Дажбога, а второй помещен перед… Велесом», связанным и с подземным миром. Что характерно, христ. также хоронили своих священников и знатных прихожан в храмах или возле них. В дохристианских верованиях при Ж-нии иногда практиковалось расчленение жертвы на ч., в память о тех ч. тела, из которых Бог создал все вокруг. Это же практикуется до сих пор и у христ., они поклоняются ч. тела святых – руке, голове и т. д. – частичкам мощей.
   Человеческие Ж-ния (во всяком случае, у слав. и русск.) редки, применялись в исключительных обстоятельствах. Хотя известно, например, из свидетельства визант. ист. Льва Диакона, что воины кн. Святослава убивали пленников над похоронными кострами, где сжигались тела русск. дружинников, павших на поле битвы. Они приносили в жертву ратных врагов. Ратных врагов приносил в жертву и Ахилл при погребении Патрокла в «Илиаде» Гомера. И греки и русск. понимали это как пожертвование Богу силой сильных. Сила своих воинов как бы уравновешивалась силой воинов-врагов и в таком удвоенном виде шла к Богу. «В обычае человеческих жертвоприношений славян нельзя видеть какой-то особой жестокости. Эти жертвы были обусловлены мировоззрением того времени… Смерть при жертвоприношении содействовала благополучию живущих и продолжению жизни на земле, считалась почетной, и на нее иногда могли идти добровольно» (Русанова, Тимощук, 129). Бывали выдающиеся случаи, когда и.-е. сами жертвовали жизнью во имя родаплемени. В польск. «Великой хр.» (1987,58) приведены слова короля алеманов: «Я за вас всех, о знатные, принесу торжественную жертву подземным богам» и, бросившись на меч, покончил с жизнью». Русанова и Тимощук писали: «В Индии человеческая жертва считалась самой сильной. В брахманских текстах существовала иерархия жертв: на первом месте по силе воздействия стоял человек, за ним… следовали конь, бык, баран, козел… У разных народов такие жертвы совершали во время эпидемий и других бедствий, при этом часто убивали врагов – преступников или пленных». У русов иногда жена сама шла в могилу за мужем. Обратный процесс, когда муж шел за женой, зафиксирован только один раз в былине о Михайле Потыке, там они заключили договор с Марьей Белая Лебедь о том, что он уйдет за ней в подземный мир вместе с конем и продовольствием «на три года» (три зимних месяца). Это вариант «перепутывания» традиционных действий героя создали христ. пересоздатели и интерпретаторы былины, которые уже не помнили, как правильно обставить древ. сюжет. Немало виртуальной пропагандистской крови, выдуманной христ., «приписывали» слав. Позже слав., особенно вост., «на тот свет отправляли чучело или куклу, устраивали инсценировку такой жертвы во время праздника (похороны Костромы, Ярилы, Морены, проводы Масленицы)» (И.П. Русанова, Б.А.Тимощук «Языческие святилища древ. слав.», 128). Воспитанные в жертвенном служении семье и роду, нередко русск. женщины добровольно шли на погребальный костер со своими мужьями. Это отмечали древ. ист.: Маврикий (VI в.), св. Бонифаций (VIII в.), араб. писатели IX–X вв. Добровольное пожертвование собой слав. женщин Масуди в «Золотых лугах» мотивирует тем, что «жены пламенно желают быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай». Это объясняется и глубоким, искренним почитанием мертвых. Масуди писал, что слав. не только сжигают своих мертвых, но и чтут их. Умерший родственник, предок становился защитником и покровителем живущих, приобщался к сонму богов.
   В течение десятков тыс. л., из поколения в поколение жертвенному отношению к своему роду-племени, народу (а не к чужим и чуждым) учили детей племенные старейшины и волхвы. При посвящении во взрослые подростки проходили определенные стадии, предполагавшие перенесение страданий, боли, страха, где молодой человек испытывал себя, учился преодолевать эгоизм и жертвовать всем, в т. ч. жизнью, ради кровных родных. Готовность к самоотверженным поступкам во имя родного общества поддерживало осознание того, что в суровых климатических условиях и при частой внешней угрозе в одиночку никому не выжить. Потребность служения богам и цепи предков-потомков фиксировалась в генах поколений. Любовь к родине рассматривалась как высшее удовольствие, смерть за родину – наслаждение. Старшие учили следующие поколения отдавать жизнь за свой род, не испытывая страха. Внутренний «храм» своего этноса присутствует в каждом человеке, если только этот человек бесконечными помесями крови не доведен до бесчувственного состояния, химерического сознания или растворения в др. народах. В мире наших очень древ. предков ценилась мысль об избранности не для власти, а для Ж. во имя кровных. Кровь – это дух! Порода (род, этнос)! А этнос – это кровь плюс нечто из более глубокого уровня, где индивидуальная жизнь соприкасается со сверхиндивидуальной. Это взаимопроникновение необходимо, чтоб иметь священную опору в изменчивом и неустойчивом мире.
   Ж. пращуров и.-е. народов во имя Бога и предков, во имя памяти о древ. акте творения всего живого из тела самого Бога («и жьрли мертвымъ», – как говорит Лествица 1406 г.; т. е. приносили жертвоприношения предкам), обладала такой МОЩЬЮ, что до сих пор считается непостижимой. При том, что сама Ж. могла быть весьма разнообразной и многообразной. У инд. арьев жизненные деяния, совершаемые по законам дхармы, выступают как Ж-ния. Ж-ния это и произнесение имени (имен: Вседержитель, Всевышний, Бог, Творец, Создатель и т. д.) Бога вслух, в присутствии всех; и повторение (тихое, неслышное) и произнесение имен Бога в уме; и произнесение имен ушедших предков. Чаще всего протоиндоевропейцы жертвовали молитвами – связующими нитями с глубинами Вселенной. Не случайно в ведах молитвы выступали в образе нитей, прикрепленных к небу, которые «прядет» их произносящий. Сильнейшие из молитв – гимны (мантры) солнечным богам и Роду (праотцам), прославляющие их деяния. К Ж. относились и причитания, моления-пения-плачи («вопли», «с кричанием великим»), так критиковавшиеся христ., Роду и предкам, к которым уходил умерший.
   Жертвовали словом; музыкой, пением; высокой поэзией народных певцов – боянов; символами; фигурками богов; красочными изделиями; жестами; прикосновением; танцами, хороводами; венками; ветками священных деревьев вербы, березы (употребление этих веток переняла церковь); цветами; ароматными курениями, кострами, огнем, водой, маслом, творогом, сыром, молоком; зерном (что переняла церковь) или кашей из этого зерна (каша как ритуальная пища особенно распространена у русск. и слав.); хлебом (коровай – символ солнца, плодородия), сделанными из теста изображениями животных; орехами; всем разнообразием урожая (и сейчас что-либо от своего урожая люди продолжают приносить в храм) и всяческими предметами. По свидетельству Ибн Фадлана, при похоронах руса на Волге покойник был сожжен. Другой рус объяснил: «Мы сжигаем покойника во мгновения ока, так что он входит в рай немедленно и тотчас». В этом же погребении была собака и два коня. Кони посвящались богу Огня, а собаки – богам подземного мира. Голова коня (надо помнить: люди верили, что ч. представляет целое; а голова обязательно, и безусловно, представляла целое; так же христ. мощи расчленялись на ч.) использовалась как строительная жертва для сохранения благополучия в доме. В Полесье конские и коровьи черепа сжигали в канун праздника Купалы. У русск. головы коней и коров вешали на заборе вокруг конюшни и хлева как символ принесенной жертвы, отвращающей от злых духов, от болезней, смерти. Ибн Фадлан и Константин Багрянородный свидетельствовали, что росы приносили своим богам в жертву живых петухов, куски хлеба и мясо. В «Слове некоего христолюбца» перечисляются жертвы богу у русск.: «Кладоут им требы и короваи им молят, коуры режають и огнм молят». В «Вопрошениях Кирика» говорится о жертвах хлеба, сыра и меда Роду и роженицам. Тит Ливий писал: в Риме считалось, что для жертвы годится все, что естся и пьется. Ж-ния в ведах – коровы, быки, лошади, овцы, золото, сокровища. В АВ в заговоре на ж-ние козла объясняется и оправдывается необходимость и значение каждого кусочка жертвенного животного (IX.16–21; жертвенный козел инд. арьев, хотя не в точной последовательности, а в приблизительной, повторяет «безграничную» жертву Пуруши самим собой.
   Яйца красили в красный цвет задолго до христ. как ритуальную Ж., знаменующую начало жизни на земле (легенд о сотворении мира несколько; есть и о сотворении мира из яйца), т. к. красный цвет символизировал кровь, дух, жизнь. Ритуальное крашение яиц происходило к дням весеннего равноденствия, летнего солнцестояния. Ж-ние яичницы существовало как Ж. солнцу (жертвенные яйца кур сливали в одно целое на круглую сковороду). Русанова, Тимощук писали: «Строительство святилищ и храмов являлось своего рода жертвоприношением».
   Одной из форм Ж-ния была обрядовая трапеза (еще раз напомним: санскр. isti – Ж., пожертвование пищей), участники которой служили посредниками в передаче жертвенной пищи божественному адресату. По книге «Законы Ману», поднесение еды другим людям считалось одной из важнейших Ж. Богу, это деяние обеспечивало богатство («Бог даст больше!»), славу, долголетие и небесное блаженство. Не случайно русск. любого пришедшего в дом пытаются первым делом накормить-попотчевать: почему? откуда это пошло? – никто не знает, т. к. никто не читал «Законы Ману», зато знают: так поступали предки. Знают и по заветам русск. сказок, принцип Бабы Яги: «накорми-напои, а потом спрашивай». Принцип прост. Необходимо отделить др. (людям, птицам, животным) ч. ритуальной пищи, предназначенной для Бога. Это осознается как причастие. Как нечто, обеспечивающее сопричастность всех вкушающих от одной пищи. Одной краюхи хлеба, куска мяса. А также тех, кто ест или откладывает-отливает (для себя) из одной миски, одного котла и т. д. единому пожертвованию. Обеспечивающее распространение непрерывной, всеохватной связи с Богом и предками («Да умножит (своих) сторонников тот, кто хочет приносить жертвы!»; «Да пройдут месяцы без сыновей для тех, кто не приносит жертв!», – говорит РВ: VII.61.2).
   Ж-нием мог служить также и обет, данный богам в момент болезни или опасности; любой моральный поступок. Уже тогда люди понимали, что аморальный поступок разлагает самого человека (так Бог наказывал того, кто отнимал у себя возможность сотворить добро). Существовал целый свод правил жертвенного бытия. Человек мог сам избрать жертвенный образ жизни (идя путем отказов, выбора пути, выбора нравственных приоритетов, отсекая лишнее).
   Н.Р. Гусева в книге «Индуизм и мифы Древней Индии» (130) пишет: «Совершенно очевидно, что бытовое действие (умерщвление скота и приготовление его мяса, пригодного для принятия в качестве пищи) освящалось и воспринималось как сакральное. Принося, например, в жертву корову и поедая затем ее мясо, жертвоприносители верили в магическую силу этого действия, которое должно было привести к умножению стад, т. е. к увеличению количества мяса, необходимого как для питания членов племени, так и для дальнейших жертвоприношений. Убить животное и сварить или изжарить его на огне только во имя собственного питания и не поделиться при этом его мясом с богами и душами предков было актом запретным и невозможным. Даже сама мысль об этом считалась кощунственной, как явствует из ряда указаний, содержащихся в памятниках.
   В «Законах Ману» говорится: «Животные самим Самосущим созданы для жертвоприношения, жертвоприношение – для благополучия всего этого (мира); ПОЭТОМУ УБИЙСТВО ПРИ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ – НЕ УБИЙСТВО» (28.V.39). Бог создал человека плотоядным (др. существа, например, питаются только нектаром или только минеральными веществами). Принятие пищи, приготовленной и вкушенной по предписаниям традиции, считалось принесением жертвы Богу и предкам через человека. Акцией дхaрмы являлось и поднесение еды др. людям. В «Законах Ману» сказано: «Пусть не ест то, что не предлагает гостю; (угощение) гостя (обеспечивает) богатство, славу, долголетие и небесное блаженство… Надо не колеблясь накормить даже раньше, чем гостей, следующих: женщин, недавно вышедших замуж, детей, больных и беременных женщин. Но кто, неразумный, не дав им, ест раньше (них), то не знает, поглощая пищу, что (после смерти) он сам будет пожираем собаками и коршунами… Почтив богов, риши, людей, предков и домашние божества, – после этого домохозяин может есть остаток. Кто готовит пищу (только) для себя, то ест один грех…» (ЗМ,III.106,114–118). Иные, немногие, выбирали даже аскезу, что всегда являлось крайней, фанатичной формой жертвенности.
   Воспитание в жертвенном служении Богу и Роду начиналось с требования особой чистоты. Мн. правил, связанных с приготовлением пищи, предписывают соблюдение ритуальной чистоты (что совпадало и с гигиеническими устремлениями). Древ. арьи верили: «Когда чиста пища, то чиста природа. Когда чиста природа, то крепка память; когда сохраняется (крепкой) память, то (приходит) освобождение от всех уз» (цит. по Гусевой «Индуизм и мифы Древней Индии», 212). Чистыми должны быть, прежде всего, мысли и искренние молитвы (где особо ценилась точность их произнесения; изменения в тысячелетние мантры вносить категорически запрещалось). Изображения богов, ритуальная утварь, собственное тело (которое ритуально предписывалось очищать коровьей мочой, затем водой; а также огнем (держание рук над огнем, прыгание через костер); служило очищению и прикосновение рук к цветам. Воздух также подвергался очищению: краплением водою, возжиганием ароматических палочек, а в храмах (позже) – свечей; тому же служили букеты и гирлянды цветов. Музыка и пение тоже очищают человека, отгоняют злые силы, создают у людей молитвенное настроение. Поэтому приобщение к национальной музыкальной культуре поощрялось с детства.
   Наиболее важным в жертвоприношении богам и предкам, наряду с молитвой или даже важнее молитвы, считалось произнесение имен (их тысячи!) бога и имен предков. Как писал А.Ф.Лосев, «…Имя является определенным местопребыванием божественных энергий и… погружение в него и пребывание в нем всякого тварного бытия приводит к просветлению и спасению последнего». Боги обладали именами-эпитетами, связанными с разными функциями. Например, вед. Рудра имел сто имен, отчего и посвященная ему молитва называется шатарудрия (т. е. «сторудровая»). Эпитеты Индры: «добрый», «властитель», «самодержец», «вседержитель», «сын силы», «царь богов», «царь всей вселенной» и др. являются его именами. Мн. («самодержец», «вседержитель» и т. д.) переняло христ. как имена единого бога.
   И, как уже говорилось, одним из гл. жертвоприношений являлось исполнение молитв: мантр, гимнов. Н.Р. Гусева пишет (210): «древнейшая форма кальпа-сутр – шраутасутры сохранили описания ведийской ритуальной практики, и не исключено, что именно в этих древних традиционных текстах сохранились описания и ритуалов праславян, почти полностью забытые в среде славянских народов. Эти описания должны восходить к эпохе близости предков арьев и славян на землях Восточной Европы».
   Но самая ценная, бесценная Ж. – жизнь, и символ жизни – кровь. Не физиологическое (патологическое), как нас нынче приучили считать, действо убиения ценили дохристианские народы, а высокое право и последнее право жертвовать Богу и предкам-потомкам жизнь (кровь), показывая, что они ценят Ж. Бога при акте творения. Жизнь по законам нравственности, служения Богу и предкам, выступала как жертвоприношение. У древ. предков инд. арьев существовало понятие «дхaрма» – персонификация справедливости, закона, морального правопорядка, добродетели. У слав. и русск. это понятие больше известно как совесть. Если древ. арий жил по законам дхaрмы – эта непростая жизнь со мн. морально-нравственными ограничениями и обязанностями верующего человека и потомка своих «отцов», считалась важнейшим жертвоприношением. Совершение жертвоприношений и поддержание жертвенного огня на алтаре вменялись в пожизненную обязанность всем (из трех первых варн, т. е. собственно ариев), соблюдающим дхaрму. В бесчисленных описаниях жертвоприношений во мн. памятниках вед. литературы встречаются ук. на необходимость поддерживать в порядке жертвенную площадку – ягашалу: букв. «площадку для яги» (вспомним слав. Бабу Ягу; яга – шкура козленка, ягненка и др.).
   В «Авесте» говорится, что Бог удовлетворяется ароматом Ж-ния и довольствуется самим намерением принести Ж. Воспеваются три составляющие напитка для возлияния богам: вода, молоко, сок растения (содержавшего компоненты, повышающие иммунитет, витамины, дающие жизненную энергию и силу). Элемент трисвященен. 3 составные ч. напитка символизировали «царства» растений, животных, вскормленных водой, а в целом – жизнь. Молитвы (которые в храмах и святилищах произносили жрецы, а дома – старший в семье) читались трижды (и трижды «зааминивались», или заканчивались пожеланием «свасти!»), они были залогом защиты, силы и энергии рода или семьи. (Элемент «три» переняла христ. церковь).
   Священно и числосемь. Особенно это видно по ведам, идет ли речь о седьмом небе, куда отправлялись молитвы, или о небе вообще как «гармонии сфер», но Ж. связывала жертвователя с небом 7 нитями (РВ.Х.69.7). Сакральное число «7» воплощено в 7 (необходимых) молитв («семь молитв – семь сестер»; «поторапливают семь молитв» РВ.IX.8.4,9.4), а иногда представлено «семерыми устроителями», т. е. семью жрецами (РВ.IX.10.3), например, «Агни, помазанный семью хотарами» (РВ.III.10.4; «хотары» – гл. жрецы в ведах). Семикратное действо переняла и христ. церковь. Например, семикратное помазание и чтение молитв семью священниками во время соборования.
   Священный напиток из растения сома-хаома (одно название в ведах, др. – в «Авесте») у древ. арьев воплощал дух Ж.: «(Сома) ты – древний дух жертвы» (РВ.IX.2.10,6.8); он – поэт: «Сома – вдохновитель молитвы» (РВ.IX.21.7). Словно через мелкое сито, через молитву, он (напиток) протягивал нить Ж-ния, которая ведет Ж. на небо (РВ.IX.22.6). Предполагалось, что этот напиток обеспечивает круговорот Ж-ния (РВ.IX.3.7–8). Сок отождествлялся с небом, из которого на землю падает дождь, дождь «выпивается» растением, предназначенным для сока, обряд переносит жертвенный сок на небо, откуда он снова выпадает в виде дождя. На этом пути протоиндоевропейцы просили Сому: «Захвати свет, захвати солнце и все, что приносит счастье, о Сома, и сделай нас лучше!» (РВ.IX.4.2); «Захвати силу действия, силу духа, прогони прочь врагов»; «Надели нас долей в солнце» (РВ.IX.4.5); «Струи (нам) богатство двойной прочности» (РВ.IX.4.7).
   Прокопий Кесарийский (VI в.) сообщал, что подунайские слав. жертвовали богу грома и молнии коров и быков. Перуну в Киеве еще в 983 г. приносили Ж. кровью. Балтийские слав. в Арконе давали Световиду первые плоды урожая и домашних животных. Триглаву приносили Ж. в Припегале, Радегасту – в Ретре, Живе – в Ратиборе. Ибн-Фадлан (Х в.) приводил рассказ о русск. купцах. Они, после распродажи товаров, оставляли у статуй богов Ж-ния луком, хлебом, молоком, мясом быков и овец (ч. которых раздавали людям, ч. клали перед изваянием бога, головы жертвенного скота надевали на колья, вбитые в забор, как доказательство совершенного Ж-ния). Константин Багрянородный (Х в.) сообщал о жертвовании петухов (петух – символ времени, солнца, производительной силы), хлеба, мяса. Их делали русск. на о. Хортица (названном в честь бога солнца Хорса) на Днепре около огромного дуба. В слав. летописях, поучениях и житиях уп. о поклонении рр., оз., колодезям, огню печи: «мясо, молоко, масло, яйца и вся потребная… на печь льють… И то все проповеданное (намоленное, освященное. – А.Б.) сами ядять и пиють». О Ж.-нии деревьям уп. в «Житии Константина Муромского»: «дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающее и сим поклоняющиеся». В послании 1505 г. игумена одного из монастырей под Псковом говорится: «Не перестала зде еще лесть идольская, кумирское празднование, и каждое лето собирается народ и приносит жертвы». Архиепископ Новгородский и Псковский Макарий в 1534 г. писал: «Во всеи Руской земли скверные молбища идольские разорены тогда, а в Чюди, и в Жере, и в Кореле, и во многих руских местех в преждереченных онех скверные мольбища их лес, и камение, и реки, и блата, источники, и гори, и холми, солнце, и месяцъ, и звезды, и езера, и проста рещи всей твари поклоняхуся яко богу, и чтяху, и жертву приношаху кровную бесом, волы и овцы, и всяк скот и птицы». В Строгановской лет. под 1582 г. написано: «Древо оно, под ним же… кумиру творяху жертву…». В «Житии Стефания Пермского» приведены слова русск. патриота: «Отчьскых богов не оставливайте, а жертвъ и требъ ихъ не забывайте».
   Установления принесения Ж. были столь древни, что считались Божественными установлениями. Они не должны были на протяжении десятков тыс. л. подвергаться обсуждениям или сомнениям: утвержденный миропорядок просто следовало поддерживать своей деятельностью (принцип консерватизма в ритуалах переняла церковь). Гл. задача многообразных видов ритуалов – сохранить Богом созданный космос, поддерживаемый регулярным Ж-нием. Ж-ние ежедневно напоминало предкам: кому они (вместе со всем их окружающим) обязаны своим существованием, благоденствием и кого должны неустанно благодарить. Это был вечный процесс общения с Богом. Обряды совершались с целью получения от богов и предков защиты, здоровья, продолжения жизни и др. жизненных благ. Ритуал жертвоприношений, исполнявшийся из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, вырабатывал в поколениях индо-славов умение быть жертвенными и умение быть щедрыми. Один из гимнов РВ – «Гимн щедрости» (Х.117).
   Что характерно, в христ. времена Ж-ния в храмах и домах были распространены повсеместно. Об этом пишут исследователи в словаре «Слав. древности» (2, 209–217): «Жертвоприношения Богу и христианским святым обычно приносились по обещанию, данному во время болезни, эпидемий, при падеже скота или неудаче в его разведении, при бесплодии, стихийном бедствии, пожаре и т. п. Обряд приурочивался также к дням святых, считавшихся покровителями различных сфер (все как в дохристианской вере. – А.Б.)народной жизни, и ко дню двунадесятого праздника или святого, которому посвящена приходская церковь (монастырь, часовня). Общим для юж. и вост. славян является чествование жертвоприношением дней св. Георгия, Николая, Ильи, Петра; для всех славян – Богородичных праздников». Частная жертва (личная и фамильная), а также общинная жертва распространены у юж. слав. и на русск. сев., эти обряды, как правило, посвящены предкам. «Слав. древности» пишут: «русские казаки ночью перед престольным праздником приводили к церкви барана и оставляли его, привязав к ограде, утром старики, пришедшие на службу, закалывали его и готовили для всех обед. В Череповецком у. в пятницу перед Ильиным днем женщины, отстоявшие службу по случаю холеры, незаметно подкладывали под церковное крыльцо куски холста, узлы шерсти… полотенца с запиской о просьбе к св. Пятнице… На Русском Севере, в Каргополье, в Ильин день животные для общего обеда определялись из числа завиченых («обетных») бычков по жребию. В Белозерском у. закалывался первый бык, приведенный к церкви в этот день. У балканских славян жертвенный хлеб для ежедневного обхода полей обычно предоставлял один из хозяев – по очереди». Далее «Слав. древности» добавляют, что у русск. «в качестве жертвоприношения выступают чаще всего продукты земледелия и пчеловодства (бескровная жертва) или домашние животные, птица (кровная жертва); быка, как самую ценную жертву, забивали для самых важных адресатов… На Русском Севере – св. Илье, Петру и Павлу, Флору и Лавру… Николе; на Балканах – Илье, а также… на Константина и Елену, Дмитрия, Михаила». В Олонецкой губ. летом 1907 г. немецкий историк О.Шрадер видел «баранье воскресенье», приуроченное к Ильину (заменившему Перунов) дню, мясо заколотых баранов на берегу варилось в 12 котлах (мужчинами крестьянами). В Белоруссии в каждой церкви закалывали кабана на Коляду.
   Суть Ж-ния перенял христ. интернационал, употребляющий символическое «тело» и «кровь» Христовы. Удивительно, но христ., клеймящие т. н. «языческие жертвоприношения», кипящие злобой на дохристианскую веру, буквально точно, по-школярски переняли идею жертвенности своего Бога – Христа (точно так же, как Пуруши). Вот как об этом писал архиерей из Коломны в 1676 г.: «Мы, архиереи, прежде всех внешних попечений должны есмы велетщательно подвизатися на всякое духовное преуспеяние, паче же частыми жертвоприношениями непорочнаго агнца Христа за царя же и люди по того же апостола Павла словеси». Т. е. архиерей повторял слова апостола Павла: Христос, как агнец, стал добровольною жертвою за людей (и царей, что уже домысел архиерея). «Не блуди еретик не токмо над жертвою Христовою и над крестом…» – писал др. российский христ. в 1673 г., явно веря, что Христос пожертвовал своим «телом» и «кровью» для людей (собственно, продолжения жизни). Удивительно: про Ж. Христа христ. помнят, а про Ж. Бога-отца – нет. Но именно Ж. Бога собой была первичной.
   Мусульмане до сих пор режут жертвенного барашка и (в подражание иудаистам) жертвуют Богу крайнюю плоть мужчины, а григорианцы режут петуха. Это четко называется Ж-нием.
   Считается, что слова «жертва», «жертвоприношение», «жертвенность», «пожертвование», «пожертвовать» (дохристианские, уходящие в глубь корневой системы яз. протоиндоевропейцев санскр.), употребленные христ., – хорошие, правильные, а эти же слова, употребляемые в связи с дохристианской верой всех и.-е., – плохие, неправильные и как бы не имеют права существовать в таких смыслах. Так ли это? Зная правду о жертвоприношениях и жертвенности, больше понимаешь, почему слав. и русск. столь гостеприимны и хлебосольны, чему удивлялись мн. иностранцы, некоторые даже считали эту щедрость расточительностью, глупостью и безалаберностью.
   ЖЕРТВЕННИК – в отеческой вере протоиндоевропейцев своего рода дохристианский храм, место, где осуществлялся ритуал жертвоприношения; как написано в РВ, место, где «древние певцы раскрывают врата мыслей» (IX.10.6); Ж. «…приближал людей, занятых жертвоприношением, к миру богов» (IX.10.8). Место жертвоприношения во время обряда отождествлялось с центром мироздания (IX.12.4); оно – средоточие сакральности и – аллегорически – лоно закона (IX.8.3,12.1). Это чистое место, освященное молитвами.
   Христ. называли Ж. наших предков презрительно «жертвище». Стефаний Пермский призывал: «Молбища ихъ разруши, а жертвища ихъ разори» (XV–XVI вв.). Слово «Ж.» переняли христ. В церкви так называется освященный стол (престол) в алтаре, на котором приносится «бескровная жертва» – хлеб и вино, символизирующие «тело» и «кровь» Христа.
   ЖИВА, ЖИВАНА (Siva – небо; сияние; день; дива; жизнь) – богиня жизни и весны (или весны-лета) зап. слав. (иногда называли ее еще Бабою; Длугош ук. на единство их, говоря, что была гора Баба, а на ней град Живец, в некоторых источниках это гора Живец), преимущественно полабских (подробно в хр. Гельмольда), храм ее был в Ратиборе; известна и чехам, ее еще называли Красына, Краснонаница. По одному из описаний, в одной руке ее было золотое яблоко, в др. – виноград; волосы длинные – до ног, украшенные цветами и колосьями. Чтили ее 1–2 мая «весельем и невоздержанием», украшали золотом и серебром и цветами на груди. Еще у венедов Ж. – многогрудая мать природы, супруг ее Зибог – бог жизни; она же была и богиня жатвы, и дарительница плодов, занималась также брачными отношениями. Ж. весной превращалась в кукушку, дабы посредством этой птицы возвестить людям время жизни и долготу рода. В одной из польск. хр. читаем: «Живе было устроено капище на горе, названной по ее имени Живец, где в первые дни мая благоговейно сходится многочисленный народ просить о той, которую считают источником жизни, долговременного и благополучного здравия. Особенно же приносились ей жертвы теми, кто слышал первое пение кукушки, что возвестило им столько лет жизни, сколько раз повторился ее голос. Думали, что высочайший владыка Вселенной обращался в кукушку и сам провозвещал продолжение жизни…» О старопольской богине жизни Zywye известно по Я. Длугошу, польск. хронисту XV в. Во имя Ж. весной кумились, «завивали» ветки на березе или вешали на березку венки. Афан. писал (1, 52): «Наше жито… одного корня с словами: живот (жизнь) и Жива – богиня весны». В др. месте (3,28): «Зима называлась Мораною, а богиня лета Живою (Живаною) – имя, знаменующее жизнь». Совершенно очевидно, что Ж. сходна функциями с Девой, Додолой, Ладой. У Длугоша она еще называлась Дзидзилия и толковалась богиней рождения. У Стрыйковского она – Зизилия, которой молились о любви и плодородии.
   Имя Ж. созвучно с именем Дживы из инд. «Махабхараты». Джива – живая душа, личность. Известно, что, по представлениям индийцев, прана – жизненное дыхание – распространяется через каналы (центры) Дживы. Иногда вар. имени Ж. встречается, например, у балт. слав. как Сива, Sisie. Ученые предполагали, что это имя могло восходить к вед. Синивали – богине, дающей хорошее потомство, ее эпитеты: «прекраснорукая», «прекраснопалая», «прекраснорождающая», «многорождающая», «госпожа племени», «призванная на помощь». В РВ (II.32.6–8) говорится: «О Синивали с широкой косой… сестра богов… направь нас, о богиня, к потомству». Позже Синивали персонифицировала новолуние (как бы беременную, полную луну), ей посвящено два гимна. У слав. была легенда: однажды Ж. была вынуждена убегать от волотов и при бегстве потеряла платок, ленту и гребень, из которых образовались м. (вариант – оз.), р., лес.
   ЖРЕЦ – служитель бога и богов в и.-е. мире. До сих пор спорят о происхождении слова «Ж.». Одни производят его от слов «жертва», «жертвоприношение» (см.); др. от «жри», «зри» – зрю, взираю, т. е «зрящий», провидец. Афан. писал (2,24): «…жертва от жрети = греть, гореть, санскр. корень gеr – сиять, gеarma – жар… и жертва. У римлян жрецы назывались flamines (от flamma – огонь, пламя) и носили на головах убор, которому придавали вид пламени, возжигаемого ими на алтарях богов… глагол «жрети» получил значение поедать». Римляне не первыми придумали Ж. огня, в ведах сам Агни «жрец», «возничий жертв». Афан. писал (2,27): «У персов всякое жертвоприношение начиналось прославлением огня; у греков и римлян воззвание к богине очага (Гестии, Весте) было началом и концом всякой молитвы и жертвенного обряда». Ж. огня были и у вед. арьев. Наиболее известный из них Атхарван, ему приписывают собрание одной из вед его имени – «Атхарваведы», существовала династия Ж. огня Атхарванов. Но были и другие Ж., например, династия Криве – божества или духа пресноводных источников, существовала у балтов (пруссов) и слав. – кривичей. Были «классы» и «подклассы» в иерархиях Ж., о них говорил Афан. (2,137): «Славяне прибалтийские опередили в религиозном развитии своих соплеменников; у них были и храмы, и жрецы…. Жрецы не составляли касты, но отличались от всех других классов народа; они носили длинные волосы, белую одежду и палицу, участвовали в народных собраниях, председали на судах вместе с князем, решали вопросы о войне и мире… На острове Руяне жрецу подчинялся князь, а у вагров жрец имел одинаковую власть с князем. На обязанности жрецов лежало заботиться о чистоте и охранении святыни, распоряжаться дарами, приносимыми храмам, кормить священных коней, наставлять людей в вере, возносить молитвы, совершать жертвоприношения, объяснять предзнаменования, словом, быть посредниками между человеком и богами; они пользовались исключительным правом входить в святилище и сидеть в храме». Верующие слав. в храме стояли. Это переняла православная церковь.
   Афан. (3, 212) связывает как близко родственные слова волхв и жрец: «корень для слова волхв Буслаев указывает в санскр. валг – светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть, и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождественные по значению». У русск. Ж. – волхвы, в более отдаленные времена одевавшиеся в (волохатую-волосатую) шкуру зверя. Переодевание, ряжение – действо, переводящее человека в др. мир, в др. статус с др. возможностями, часто нематериального порядка. Уоррен подчеркивал, что Ж. наследовали древ. традицию во мн. и.-е. странах приносить жертвоприношения, обязательно повернувшись лицом к сев. – стране предков, прародине, эту традицию наследовали древ. римляне, считая, что сев. выше и ближе к жилищу Юпитера. Этруски помещали своих богов на сев. небо. С веками сев. забывался. На первый план выходило солнце, его восход, заря происходили на востоке. Восток стал точкой отсчета пространства. Это переняли и христ.

З

   ЗАГОВОРЫ нельзя понять правильно, если не знать, что в дохристианской вере и.-е., в т. ч. инд. арьев, русск., слав., существовало два вида молитв (оба вида равно и высоко ценные): возвышенные молитвы богам и предкам, фактически являющиеся гимнами (близки к ним славления, здравицы, причитания, плачи, вопли), в ведах они и назывались ГИМНЫ. И – заговоры (близки к ним заклинания, заклятья, проклятья; клятвы, присяги) против разного рода вреда, приносимого человеку, служившие магическим средством достижения желаемого в лечебных, защитных, продуцирующих и др. целях. Родная речь лечит! Это наиболее наглядно показывали З. Афан. (1,210) писал: «В наших заклятиях (=заговорах), несмотря на искажения, каким они должны были подвергаться в течение столь долгих веков, еще теперь можно различить те любопытные черты, которые свидетельствуют, что первоначально это были молитвы, обращенные к стихийным божествам. Древнейшая обстановка, сопровождавшая некогда молитвенное возношение, отчасти и до сих пор считается необходимым условием заговора, отчасти оставленная – из обряда перешла в формулу. Некоторые заговоры, прежде самого заклинания или мольбы, предлагают описание тех обрядовых подробностей, с какими в древ. надо было приступать к этому священному делу: «вставала я, имярек, в красную утреннюю зарю (или: раным-рано, светлым-светло), умывалась ключевою водою (или: утренней росою), утиралась белым платом, пошла из дверей в двери, из ворот в вороты – в чистое поле. В чистом поле охорошилась, на все четыре стороны поклонилась…». Или З. христианизированный: «встану я, имярек, благословясь, пойду перекрестясь из избы дверьми, из двора воротами, выйду я в чистое поле, стану на восток лицом, на запад хребтом…». По этим указаниям надо было вставать рано, на утренней зоре, выходить в открытое поле, «глядючи на восток красного солнышка», умываться росою или ключевой водою… и кланяться на все четыре стороны. «Кланяться», «бить челом» было древнейшею формою, в которой человек выражал покорность перед богами, благоговейное поклонение им». Время, благоприятное для З., могло быть и такое: «на закате», «как люди уснут», «утром», «на ветхий месяц». Иногда ограничение конкретно: «в ивановску пятницу», «в чистый четверг»; местом произнесения мог быть «темный лес», «чисто поле», «зеленая дубрава», «у воды», «у могилы», «у муравейника», «у колодца». Стать надо было «в подвосточную сторону» или, наоборот, «в подзакатную сторону», «в злую сторону», «на запад». Нередко З. надо было наговорить «на хлеб», «на соль», «на воду», «на иглу». «На след» того человека, к которому обращен З. «На чертополох», «на шерсть», состриженную со скотины, или «на волосы», состриженные с человека. В глиняную фигурку врага (во имя), поставленную у воды, вместе с З. надо выпустить 27 (тридевять) стрел. Слияние слов с действиями производилось в строго определенных условиях.
   За тысячу лет христ. нас приучили, что при слове «З.» нам должно представляться нечто непонятное, недоброе, «мутный взор колдуна». На самом деле все не так. Хотя были (уже в христ. времена) и есть колдуны (по-современному – экстрасенсы) и злые силы, но З., в своей массе, творились народом не для них, чаще даже и от них (народ знал, что колдовство иногда возвращается к сотворившему его). А без мощного укоренения в народе, опоры на народ, никакой колдун долго не продержится, в лучшем случае (для него) вырвет у народной массы и испортит всего несколько слабых душ. Почему З. дошли до нас в большом количестве и разнообразии (по темам, местностям, характеру и т. д.)? – Потому что они были жизненно необходимы верующему народу ежедневно и ежечасно, так же, как христ. нужны повседневные молитвы («Хлеб наш насущный даждь нам днесь», «и избави нас от лукавого»). З. – мощный психологический щит от страха болезни, ударов судьбы, неудач в любви («остуды», «сухоты»). В них выражалось желание удач в промысле, в разнообразных созидательных трудах человека. Заговаривание – своего рода терапия души. При болезнях, как правило, сопровождалось еще и лечением травами, экстрактами, массажами, вправлениями, удалениями, кровопусканиями, баней (напариванием, омовением) и т. д.
   Особенно высок был «профессиональный» уровень бабок-повитух, З., присказками умевших успокоить младенца и роженицу. И в это время ловкими руками успевавших «править», «ладить» небольшие физические дефекты новорожденного, будь то слегка искривленная ножка, вывих, грыжа или что др. Профессионализм повитух способствовал формированию гармоничного облика русск. человека во многих поколениях, а психология их умелых, уместных, подходящих к случаю речей закладывала уравновешенность, спокойствие характера будущего человека.
   Если бы З. были пустяк или тем более что-то плохое, их не передавали бы устно из поколения в поколение тысячи бабушек, женщин, мужчин «со знатьем», несших людям надежду на исцеление, избавление от беды; добро; оказывавших первую медицинскую помощь, в т. ч. и уверенностью, спокойствием, аргументированным, красноречивым словом. Не случайно слово «врач» происходит от «врати» – поворачивать слова, вращать словами, говорить, а также – «поворачивать», «отвращать» болезнь. Само журчание спокойного, мелодичного голоса, плетение поэтичных, возвышенных слов успокаивало больного, испуганного или отчаявшегося, утишало тоску и тревогу. Т. о., независимо от того, «заговаривали» или нет З. болезни и несчастья, – человека они «заговаривали», оказывали необходимую психологическую помощь. З. направлены на практические действа. Но и в повседневную жизнь человека с их помощью вносилась поэзия: ведь «заговорщики» имели дело с душой, именно душу они, в первую очередь, оберегали от стрессов, врачевали и чаровали З. Здесь без красноречия не обойдешься. Особенно если речь идет, например, о любви, когда надо «присушить», «отсушить» мужчину или женщину (юношу или девушку), «остудить» (остуда – не любовь). Или «возжечь» любовь. Афан. приводил З. из народной былины, который произносился перед затопленной печью: «како жарко дрова разгораются, так разгоралось бы по мне сердце молодецкое!». Какие страсти бушевали, какие потрясающие поэтически образные слова находились для З.-заклинаний любви! Или для того, чтобы отвратить любовь, ненависть, ревность! Блок называл любовные З. «поэмой тоски и страсти». В этих маленьких любовных поэмах господствовали стихии – «буйный ветер», «вихорь» или «огонь», «огненный змей», которые должны были своей энергией «распалить и присушить» девушку или юношу; собрать всю тоску страждущего любви человека и вложить ее в ретивое, непокорное или «глухое» сердце. Порой «заговорщик» прямо призывал тоску и сухоту, чтобы они ринулись, впились в «имярек…», вошли в ясные очи и белую грудь, пали на сердце. Далее перечислялись (это обязательная ч. формулы З.) желаемые действия З.-присушки: «чтобы она, имярек… не могла бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни слова говорить, ни речи творить без меня…», «спать бы она не заспала, гулять бы не загуляла», «сердцем кипела, кровью горела, телом сохла».
   Существовали З.-обереги от врага для уходящих на войну; от неправедного суда; лихого начальника; от пытки; от «дурного глаза» (сглаза); порчи; прикоса; лихорадки; зубной боли; укуса змеи. «Наноса» по ветру или передачи через невинный предмет болезни; несчастья. Поэтому было и много слов охраны «от девки-волосатки (или самокрутки), от бабы-простоволоски, от мужика-еретика, от встрешника и поперешника, однозубого и двоезубого», «чтоб ворон на охоте не мешал», чтоб помогли на охоте слова «беличьи», «заячьи» и т. д.; чтоб корова не перестала доиться или не лягалась при дойке. Чтоб уберечь детей, беременных, новобрачных от злого глаза. Существовали З. пастушьи, пчеловодческие, охотничьи, ситуативные: при поисках клада, при сборе лечебных трав, при отправлении в путь, при встрече с волком и др. Встречались подробные перечни тех сил, которые могли помочь или навредить человеку: «Заклинаю и проклинаю вся духи лукавые и от злых человек и от дому его (имярек). Тьмы тем прогоняем и отдаляем: всякую злобу, и лукавство, и зависть, и ревность, связание, удержание, злостреление, лукаво око, злоглаголание, язычное уядение, и все, что вредное, и советование злых человек, лихой взгляд, и иных уроки злые пакостные, и злые примолвы, и клятвы, и заклинания душегубные и теловредные, и недугования, и к смертоносным язвам (открытость), и всяких шкод жития сего суетного ко убожию и умалению живота и имени… всяким волхвованием волхвующих. Что зло – да отдалится от (имярек)!» Составитель З., заботясь о предотвращении зла, разлитого повсюду, старается предусмотреть все многообразные обстоятельства, перечислить все элементы ландшафта, всю фауну, двор и дом человека, одежду и обувь, все материалы, из которых делаются вредоносные предметы и делаются вредоносные формулы, и все это исключить из круга зла. «И что лукаво бысть в дому том, в нем прочтется сия молитва, яко да разрешится, аще будет на небеси всязано или на земли или в иоре, да разрешено будет! Я же на земли сей: или на пути, или на поле, или в горах, или в пещерах, или пропастех земных, или в реце, или во истоцех, или в кладези, или в кровле, или в дверях, или во оконце, или в верхнем пороге, или в нижнем пороге, или на зде (глиняный цоколь), или в тине, или в основе, или в стене – да разрешится! Или во дворе, или во входе, или в дверце, или в брусе, или во рве, или в древе, или в листе и корени, и в ветвии – да разрешится! Или на поли, или в нивах и в виноградех, или во рвех, или в траве, или в древе, или в бани, или в пещи, или в капищи идольском, или во власех брадных, или в коже плотской, или в главнем убрусе, или в ножном обувении, или в злате, или в серебре, или в меди, или в свинце, или в олове, или в железе, или в морских рыбах, или в животных четвероногих земных, или во птицах, летающих по воздуху, движимых и недвижимых, в харатьи (пергамент свернутый кругом «хоро»-«хара») или в бумаге, или в черниле, или в некоторой вещи – да разрешится!» З. стремится предусмотреть все варианты злого начала (сама зловредная сила, носимая ветрами, бесформенна, бестелесна и невидима), порчи: «Да не прикоснутся или преисподние или воздушные силы ко мне (имярек), или дому моему, или роду, или подроду моея исчадия ни во дни, ни в нощи, ни в пути, ни при реках и берегах, морях и реках, и езерах, и источниках водных при горах и холмах, и песках, и на распутьях и водах, и при косогорах, и в дебрях, и в лесах, и во болотах, и при полях, и огородах, и разных садах, и усадах, истоках, и кладезях, и во всяком построении: жилом, дворном, и недворном, полевом и степном, ни же в храмеих…».
   Для З. характерно обращение к богам (особенно четко это правило соблюдалось в ведах, см. АВ), звездам, деревьям, морю, стихиям. Условием действенности З. часто считалась точность их воспроизведения и соблюдение тайны. Произносить их было надо «на заре» (на трех, 12 зорях и т. д.), до восхода солнца (или после захода, в «лунное время», например, нередко для избавления от болезни надо было выбирать дни убывания месяца. Чтобы болезнь также убывала, постепенно сходила «на нет»), трижды – это уже устоявшийся ритуал. Реже учитывались дни недели. У русск. З. связаны с богами: Велесом, Макошью, Судьбой, Устречей, Перуном, Семарглом, Стрибогом, Дажбогом, Хорсом (солнцем), луной, Зарей, Ладой и Лелем, ведавшими любовью; Родом и роженицами, Авсенем-Овсенем, ведавшими кровью, наследниками, будущим; богами подземного мира. В период христ. диктатуры З. не исчезли, но из них исчезли имена богов. Т. к. народное мировоззрение перестало быть безопасным, на него оказывалось давление со стороны официоза власти и церкви. Ведомственное или корпоративное рвение попов, в отдельных случаях, наносило непоправимый вред народным обычаям, в др. случаях, совершенно их стирало и унифицировало. Имена отеческих богов в З. были заменены на нейтральные выражения: «старый старик», «бабка», «железный муж», «Заря-зареница». Или – «три зари», «красная девица», Змеулан (Змиулан), Полкан, «баба-Рюха». Или знаки богов, атрибуты, животных, растений, им сопутствующих: «бел горюч камень», дуб, береза, вода, земля, стрела огненная, «зуб точеный», ветер и т. д. Встречались носители зла, посланники богов смерти: двенадцать сестер-лихорадок, ночницы, полуночницы, золотухи, криксы-плаксы, тоска, сухота, щекота, кила, волос, «зубная скорбь» и проч. Позже в З. включались христ. персонажи: Егорий, Власий, Козьма и Дамиан, Илья-пророк, апостолы, Христос и – особенно – Пресвятая Богородица. Такова, увы, эволюция З., но они живы и неистребимы. Афан. (2,292) приводил пример русск. З. с просьбою наслать в сердце девицы пламенное чувство любви, где имя бога-громовника Перуна заменено «огненным змеем»: «встану я, пойду в чистое поле, в широкое раздолье к синему морю-окияну (=небу). У того у синего моряокияна лежит огненный змей; сряжается-снаряжается он зажигать горы и долы и быстрые реки… Подойду я поближе, поклонюсь я пониже. Гой еси ты, огненный змей! Не зажигай ты горы и долы, ни быстрые реки. Зажги ты красну девицу (имярек) в семьдесят семь составов, в семьдесят семь жил и в единую жилу становую, во всю ее хоть, чтоб ей милилось и хотелось, брало бы ее днем при солнце, ночью при месяце, чтобы она тосковала и горевала по (имярек)». И др. З.-присушки (1,228): «На море на кияне (=в небе)… стояла гробница (=туча), в той гробнице лежала девица (молния, богинягромовница). (Имярек)! встань-пробудись, в цветное платье нарядись, бери кремень и огниво, зажигай свое сердце ретиво по (имярек) и дайся по нем в тоску и печаль»; «встану я (имярек) и пойду в чистое поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: гой еси Огонь и Полымя! не палите зеленых лугов, а буен Ветер! не раздувай полымя. А сослужите службу верную, великую: выньте из меня тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через боры – не потеряйте, через пороги – не уроните, через моря и реки – не утопите, а вложите ее в (имя рек) – в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкие и в печень, чтоб она обо мне (имярек) тосковала и горевала денну, ночну и полуночну, в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала».
   Наиболее ранняя письменная фиксация вост. – слав. З. – новгородские берестяные грамоты, относящиеся к рубежу XII–XIII вв. Они уже имели христианизированную, но построенную по формулам русск. фольклора, форму: «тридевять ангелов, тридевять архангелов, избавьте раба Божия Михея от трясовицы молитвами святой Богородицы» (XII в.). Церковь запрещала З., которые справедливо воспринимались христ. диктатурой как элементы яркой дохристианской духовной культуры слав., и сурово осуждала как колдовство («Многы басни чародея сътворрьше…», XIII в.). Между тем, в народной традиции колдовство и заговаривание не только различались, но и часто противопоставлялись как нечистое дьявольское дело и дело чистое, помощное, божеское. Много текстов З. содержалось в рукописных и печатных лечебниках, травниках, сб. смешанного содержания, в т. н. «заветных тетрадях», где З. соседствовали с каноническими и апокрифическими молитвами, хозяйственными и кулинарными рецептами. Хотя все же массовое применение З. народом в магической практике связано почти исключительно с устной формой (у католиков эту функцию взяли на себя молитвы, часть их стала похожа на З.).
   Русские З. характеризовала композиционная четкость: вступление, описание действия, пожелание, концовка-закрепка («Будьте слова мои крепки и лепки, крепче камня и булата»). Особый ритм заговорной речи предполагает обилие перечислений, создающих своеобразное синтаксическое ее строение, наличие многожеланных повторений (рефренов, тавтологий, например: «сном бы она не засыпала, едою не заедала, гульбою не загуливала»; «тоски тоскучие»; «рыды рыдучие»; «замкну замки замками, заключу ключи ключами»), «сквозных» эпитетов, ярких, часто космогонических сравнений («как месяц полный, так бы и жизнь в доме была полная»), троекратное зааминивание (словно запирание на замок), что создавало видимость неотвратимости призванного З. действия. З., как магическую и тайную речь, имеющую связь с некими иномирными силами, также характеризует особый способ произношения: невнятный говор, скороговорка, шепот, речитатив, особое интонирование и ритмика. Магический эффект имели формулы невозможного, наивная вера наших предков в волшебные силы, в преодоление невозможного. Вот часть такого З.: «на море считали песок, на небе – звезды, в лесу – листву, на листве – капли, на волке – шерсть, на собаке – шерсть, на овце – шерсть, на петухе – перо…». Для З. характерны альтернативно-абсолютные формулы (как серб. «знано и незнано», «венчано и невенчано»). Однако З. – не застывшие формулы, они содержат в себе архаические элементы праславянских слов и современную создающую их лексику, они открыты для творчества народа. Содержание З. часто воссоздает архаическую картину мира, в т. ч. космогонические представления предков (горизонт. и вертикальную модель мира, центр, ось мира, мировое древо, земную твердь, небесные светила, мотивы распада и возрождения мира и т. д.), в них можно встретить представление о человеке как о микрокосмосе (болезнь иногда представляется как космическая катастрофа, а излечение как восстановление мирового порядка).
   Глубокая вера народа в З., казалось бы, предопределяла их неизменность, стабильность, строгую закрепленность текста. Между тем, точного повтора текстов фактически нет, хотя очень много близких и сходных. Это свидетельствует о творческом отношении народа к исполнению обязанностей лечения души, ведь З. давал выход психическому, эмоциональному напряжению человека. Знания З. передавали «по крови» более зрелые женщины (баба, знахарка, шептуха, ведунья, знайница, баjка, бахорица и проч.) младшим из уст в уста с соблюдением соответствующих ритуалов посвящения. У юж. слав. распространено представление о приобретении знаний сверхъестественным путем, чаще всего во время бессознательного состояния – болезни, летаргического сна (обмирания) или просто сна, когда душа спящего путешествует по «тому свету». Предпочитаемым местом для заговаривания были границы дома или сельского пространства, где необходимый контакт с адресатом З. был наиболее эффективным: порог, печь или очаг; перекресток, источник (колодец, родник, ручей – место у текущей воды, «чтоб болезнь утекла»), место рубки дров; у юж. слав. – мельница, кладбище, церковь и проч. З. различали лечебные – от зубной боли, кровотечения, укуса змеи, от глазной болезни, от ран, ушибов, лихорадки, падучей, радикулита, импотенции, детской бессонницы; от испуга и сглаза, от пьянства, несчастного случая – вместе они самая значительная часть корпуса З. у всех слав. Хозяйственные – обеспечивали урожай, защиту его от вредителей; благополучие, плодовитость и здоровье скота, молочность коров, яйценоскость кур и проч.; рабочепромысловые, сопровождавшие пахоту, сев, снование и тканье, строительные работы, они обеспечивали успех в этих работах, а также удачные рыбную ловлю и охоту, пчеловодство и т. д. Любовные («присушки» и «отсушки») помогали сделать жизнь счастливой. Существовали З., защищавшие от стихийных бедствий: града, засухи, наводнения, пожара. З., регулирующие общественные отношения, – от недругов, воров, на счастье и благополучие семьи, на удачную торговлю, на дорогу и плавание, на судей и начальство, на почет и подобное. Целью № 1 З. было устранение зла (большая часть З. вообще и все лечебные). Распространенный пример такого, можно сказать, универсального З.: «красная красавица, белая белавица, черная чернавица, не жги, не пали моего белого тела, красного мяса! Выйди со всех костей, с жил, с мозгов, с суставов и всего ретивого сердца, чтоб этого и во веки не бывало!». И еще один русский З. того же плана: «на тебе рожь, а нашу семейку не трожь!». Были З., нацеленные на предупреждение зла (З.-обереги); на наделение благом, желаемым состоянием или свойством.
   Большинство З. – психотерапевтические действа, более необходимые для самого исполнителя, чем для всех др. Меньшинство З. – это фактически наговоры и накликания (проклятья), или призывание ослабить волю объекта, чтоб он следовал воле «наговорщика»; или насылание злых сил на своего врага. Это вредная часть З., но тоже востребованная в древ. обществе. Тем, кто таких действий опасается, – надо знать: для отражения З. лучшие средства – уверенность в себе, бесстрашие, вера и молитва, чистота и духовность сердца. Что характерно, в моменты бедствий, невзгод, болезней молитвы даже христ. пастырей оказывались похожими на заговоры. Митрополит Илларион обращался к Богу с просьбой: «Не попущай на ны скорби, и глада, и напрасных смертей, огня, потопления, да не отпадут от веры нетвердии верою».
   ЗАКЛИНАНИЯ (ЗАКЛЯТЬЯ) – вид молитв или жанр ритуально-магической речи, представляет собой прямое обращение к объекту магического воздействия в императивной форме; требования, приказа, указания, побуждения, просьбы, мольбы, предупреждения, запрещения, угрозы. З. могли быть как самостоятельным ритуалом, так и ч. заговора (иногда их просто не различают), благопожелания, проклятья и др. текстов ритуального характера, например обрядовых песен. В З., по сравнению с др. видами магической речи, весьма усилена роль отправителя текста, его воли, его провоцирующей способности. Например, в серб. ритуале отгона грозовой тучи: «ей, туча… не пускай твоих белых овец на наши зеленые поля! Гони их по горам и косогорам…». З. были особо эффектными при защите, например, от врага, как в АВ I тыс. до н. э.:

     Кто соперник, кто не соперник
     И кто, ненавидя, проклинает нас —
     Да поразят того все боги!
     Заклинание – моя внутренняя защита.

   До нас дошли З. хеттов (и.-е. народ XVIII–XII вв. до н. э.): «Как лодку река унесла… так точно река унесет всех тех, кто виновен в заклятиях… Пусть злые слова уплывут в далекие страны, за море! Вспять не обратится река, обратно пусть не приплывут заклятия и злые слова!».
   З. считались эффектными при изгнании нечисти, злых сил, болезней, как, например, в серб. З.: «иди, боль, в лес, в воду, в высокие высоты, в глубокие глубины, где петух не поет, где курица не кудахчет». В Воронеже, Орле и др. русск. гор. З. прогоняли «коровью смерть»: «выйди вон, выйди вон! Из села, из села!». В продуцирующих ритуальных действах селяне использовали З. при начале пахоты, сева, жатвы: «уроди, лен в оглоблю, а картошка в колесо!» (калужск.); в др. – русск. обл. ставили перед всходами льна зеркало и заклинали: «смотри и белись и в зеркало глядись!».
   Одним из видов З. считаются приговоры – краткие ритуально-магические тексты, произносимые при сопровождении практических и обрядовых действий (и вторичные по отн. к этим действиям), обращении к объекту воздействия с требованием, запретом, приказом, просьбой, пожеланием, приглашением, изгнанием и т. д. Приговоры могут быть лапидарны, ограничены в выборе средств выражения, часто лишены поэтической условности и метафор. В то же время в их состав могут входить формулы невозможного; повторы, сравнения, гиперболы и др. приемы магической речи. П. ситуативны и потому максимально вариативны, разнообразны. П. произносятся в разнообразных ритуализированных ситуациях (на свадьбах, родинах, похоронах), в бытовых, повседневных ситуациях, сопровождают мн. видов промыслов. Например, «рябинка, рябинка, святая деревинка. Как рябинка цветет, так капуста растет» (при посадке капусты); «водица в землю – белизна в холстину» (при белении холстов); «маленький пирожок, с меня вырасти» (при выпекании). Произносятся в любовной магии: «как растворяется эта соль, чтобы и ты так таял от любви ко мне»; в лечебных ритуалах; в детском фольклоре: «божья коровка, полети на небо, принеси мне хлеба».
   Проклятие – словесная формула, содержащая пожелание бед, несчастий в адрес конкретного лица (группы лиц, животных, стихий и др.). Молитва, заклинание особого охранительного характера, как правило, направленные на зло, нечисть, пороки, дурных людей; вербальный ритуал, имеющий цель: магической силой слова нанести урон обидчику, недругу, нарушителю нравственных устоев или границ, наслав на него злой рок, силы стихий и богов. Проклятие противоположно благопожеланию и направлено вместо добра на зло (врагов, разлучников, болезни людей, скота, растений). В зависимости от умения проклинающего сказать проклятие вовремя, как надо и кому надо зависит сила проклятия. Об иных говорили: «Проклинает так, что трава сохнет». Вот некоторые проклятия юж. слав.: «Чтоб тебе цветы на могиле посадили!»; «Чтобы ты родила столько детей, сколько верба дает винограда!»; «Чтоб его черная метла замела!»; «Чтоб тебя мать в застывшие глаза целовала!»; «Чтоб его шапка опустела!»; «Чтоб вас проказа поморила!»; «Рот тебе на затылок!»; «Чтоб его оса в язык ужалила!». Вот проклятие АВ (117) против порчи:

     Пусть падет она как родня к (своему) создателю.
     Да будет зло для сотворившего зло!
     Проклятие – для проклинающего!

   Афан. (1,216) писал: «По глубокому убеждению первобытных племен, слово человеческое обладало чародейною силою. На этой основе возросло верование, доселе живущее у всех индоевропейских народов, что слово благословения, доброго пожелания и приветствий (здравиц, т. е. пожеланий здоровья при встрече, на пиру…) призывает на того, кому оно высказывается, счастие, довольство, крепость тела и успех в делах. Наоборот, слово проклятия или злого пожелания влечет за собою гибель, болезни, разные беды… «сбудется – не минуется!». Благословение есть доброе, благое слово – точно так же, как проклятие – злое, недоброе слово; даже похвала, если она высказана неискренно, с дурным чувством зависти, тайной злобы и худого желания, может изурочить человека, почему матери, слыша похвалы своим детям от посторонних, обыкновенно сплевывают для отвращения порчи… Для того чтобы заклятие достигало своей цели, признавалось необходимым точное, верное знание его вещих формул; как скоро формулы эти позабыты или извращены, заклятие не в силах помочь ни смертным, ни богам… По ирландскому поверью, выговоренное проклятие семь лет носится в воздухе и в каждое мгновение может пасть на того, против кого было вымолвлено… У нас верили в старину, что бывают счастливые и несчастные часы, и доселе существует поговорка: «в добрый час сказать, в худой промолчать»; рассказывая о каком-нибудь несчастии или упоминая о нечистом духе, простолюдины спешат прибавить: «не тут (не при нас) будь сказано!». Таким образом верование в могущество слова сливается с верою в Судьбу, которая определяет людские доли… И на Руси, и у других славян уцелело много старинных клятв, любопытных по своему эпическому складу и указаниям на древние мифические представления; все они состоят в призвании на недруга карающей руки божества, тяжелых болезней и всевозможных бедствий: «о, чтоб тебя язвило! (пятнало или стреляло)»; «колом тебя в землю!» (намек на осиновый кол, которым прибивают умерших злых людей); «бодай тебя – провались ты, сгибни!»; «няхай на цябе все поветрие!» и др. Из славянских племен всех богаче и здравицами, и клятвами сербы, как в этом легко убедиться из сборника В.Караджича. В одной сербской песне о Марке Кралевиче рассказывается, как однажды красная девица туркиня вытащила из воды раненого юношу и позвала брата на помощь, а брат, позарившись на чудесную саблю, убил несчастного витязя и завладел его одеждой и оружием. Возмущенная таким черным делом, девица произносит на брата проклятие… «А на jедну сабл(ь)у оковану! Еда Бог да – одсjекла ти главу!» И проклятие исполняется буквально; Марко Кралевич встречает турка, любуется саблею, спрашивает, как и откуда он добыл ее, и, выслушав рассказ, тою же саблею отсекает ему голову.
   Особенно спасительно родительское благословение и особенно страшна родительская клятва, по самой важности отцовской и материнской власти, которая так слепо и непритворно уважалась в патриархальном быту… Злое, неосторожно сказанное в сердцах слово, хотя бы без всякого желания, чтоб оно сбылося, по народному поверью, никогда не останется без худых последствий… Если отец или мать скажет своему детищу, особенно в недобрый час, нехорошее слово: «черт бы тебя брал!.. изыми тя!.. унеси тя!» – быть ребенку между заклятыми, т. е. попасть в число тех, кто унесены нечистою силою…». Сюда же относится ист. факт из жизни известного предводителя Первого сербского восстания Карагеоргия; его прокляла собственная мать за то, что он ради победы сербского народа над турками убил отца (когда тот хотел донести на восставших), казнил брата (запятнавшего себя насилием), – она назвала его «черным»; так он стал Георгий Черный, или Карагеоргий, который погиб трагически: предатели сербы подкрались к нему, когда он спал в «безопасном» доме друга, отрубили ему голову и переправили голову турецкому паше, даже тот ужаснулся такому злодеянию… Это сбылось проклятие матери.
   Далее Афан., говоря о клятве-присяге, продолжал: «На могущество слова опирались и древняя языческая присяга [в старинных памятниках рота (rota, rta – в санскр.) закон; клятва], потому что она состояла в торжественном призывании на свою голову различных казней («божьей кары») – в случае, если произносимый человеком обет будет нарушен или если даваемое им показание – ложно. Договор Игоря с греками был скреплен этими словами: «Да не имуть (нарушители мира) помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими и да посечени будуть мечи своими, от стрел и от иного оружия своего, да будут рабы в весь век в будущий». В договоре Святослава это выражено так…: «и своим оружьем иссечении будем». Доселе обращающиеся в народе божбы и клятвы указывают на то же: …«лопни мои глаза (ослепнуть мне), коли говорю неправду!»; «сквозь землю провалиться!»; «с места не сойти!»; «убей меня Бог!»… и проч…. При произнесении на погибель врага проклятия почиталось необходимою принадлежностью обряда – погасить зажженную свечу. В Литве ведется обычай: в великий четверг, по окончании трапезы, хозяин берет горящую свечу, тушит ее и бросает в угол с приговором: «как погасла эта свеча, так да погаснут очи у наших ворогов и да пропадут они сами навеки!»… Древние греки изображали Смерть с потухшим факелом…. Как погасало пламя, померкал и свет жизни».
   ЗАКЛИЧКИ – краткие рифмованные приговорки-заклинания, имеющие речитативно-песенную манеру исполнения, адресованные животным, явлениям природы. «Жаворонки, прилетите, красну весну принесите!»; «весна, весна, приди, приди!».
   ЗАКОНЫ – у и.-е. внутри (здесь уместны слова Канта: «Меня поражают две вещи: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас»). Поэтому внешне человек выглядит свободным, даже разболтанным (хотя всегда существовали люди, нарушающие нравственные законы; но это было именно нарушение). З. у инд. арьев – рита, рта, у ир. арьев – арта (не рита), отсюда наше «артачиться». У русск. З. – рота, правда.
   ЗАМОЛК – бог ветра вечности (молчания) и потустороннего царства душ у придунайских гетов (протославян) и скифов (растворившихся в южнорусском этносе). У др. – греч. писателя Лукиана (ок.120 – ок.190) скиф клянется величайшими богами своего отечества Акинаком (мечом) и Замолксеком (окончание слова на манер античных европейских, вроде греч. «сис», «сисом»). Клянется он мечом и ветром вечности, дуновением вечности. Диоген Лаэртский и Фотий сравнивали З. с греч. Хроносом – хранителем времени. Платон уп. о «Замолковом учении» относительно бессмертия души.
   ЗБРУЧСКАЯ СТАТУЯ Х в. найдена в р. Збруч, ниже по течению от горы Соколихи и выше Девич поля, на землях с. Лычковцы, в 18 км от гор. Гусятин (Тернопольской обл., Укр.). Сброшена сюда во время христианизации. Предполагаемое ее прежнее место нахождения – ближайшее городище-святилище на горе Богит у гор. Гусятин, где сохранились каменные валы и квадратный каменный фрагмент – предполагаемое основание статуи. Святилище Богит входило в комплекс крупного культового центра (Звенигород, Говда, Замчисько у с. Иванковцы) на земле древ. Подолии. З.с. – это четырехгранный столб из серого известняка 2,67 м высоты, разделенный на три горизонтальных пояса с барельефами на каждом. Все изобразительное пространство в целом представляло собой слав. космогонию: внизу бог подземного мира, держащий на руках землю, или предки, находящиеся под землей; середина – земля с людьми; верх – небо с богами. На лицевой грани верхнего пояса богиня судьбы Макошь (по Рыбакову) с турьим рогом в руке; слева от нее – бог воинов с однолезвийным мечом типа палаша (бытовал на Руси в Х в.) и конем у ног, предположительно, по Рыбакову, Перун (или Род). Божества на остальных гранях менее выразительны (частично стерлись). Но одна богиня с кольцом, по Рыбакову, предположительно Лада. Средний фриз изображал хоровод из двух мужчин и двух женщин, держащихся за руки. Нижний фриз нес изображение 3 фигур, поддерживающих руками верхние ярусы (возможно, это предки). Свободная от изображений стена нижнего фриза интерпретируется ист. как ч., к которой примыкал жертвенник. Венчала столб голова, имеющая 4 лица, покрытая русск. княжеской шапкой. З.с. хранится в Краковском музее, копия в натуральную величину – в Государственном ист. музее в Москве. Аналогичные статуи богов находились у всех слав. народов: четырехгранный деревянный стержень с четырьмя ликами конца IX в. обнаружен в Волине (Поморье, Польша); роговое острие, увенчанное четырьмя головами, – в Преславе (Болгария). Балтийский четырехглавый Световид с о. Рюгена, г. Аркона известен с IX в., его описал Саксон Грамматик: «это громада сверхчеловеческой величины из дерева с четырьмя головами на стольких же шеях… черты на всех лицах обозначали глубокомысленного человека. В правой руке держал он рог, составленный из разных металлов… а левая была уперта в бок», статуя стояла в храме, стены которого были увешены пурпурными коврами, украшенном деревянными фресками с ритуальными и жизненными сценами, рогами зверей, оружием. Световиду посвящался белый конь, живший при храме. Храм разрушен епископом-миссионером в 1169 г. По свидетельству Гельмольда, Световиду набросили веревку на шею, протащили посреди войска слав. и, разломив на куски, бросили в огонь. Все эти боги аналогичны, поскольку их головы обращены на четыре стороны света, – это явно бог энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод, воин света на белом коне и прародитель (отец; красный цвет – цвет рода, крови; рог – символ продуцирующей силы и благоденствия-изобилия; меч несет защитные функции) мн. племен и.-е. Вначале для всех протоиндоевропейцев он был Индра, затем его функции перешли к нескольким др. богам: Перуну, Роду, Дажбогу, Световиду (Вивасват у инд. арьев) и др.
   Др. тип изображений богов – трехголовые. Среди них каменная статуя из Вакан (Хорватия), датировка неясна, сохранилось два лика; сходная скульптура из Глейберга (Дания, принадлежала балт. слав.); круглый деревянный стержень с тремя бородатыми ликами, увенчанный фаллической шапкой, – в Свендборге (Дания, принадлежал балт. слав., Х в.); и еще ряд изображений трехглавых существ более мелкой пластики балт. региона (Поморье) увязывают с культом Триглава – бога трех миров: небесного, земного и подземного (третьего мира).

   Четыре стороны збручской статуи. Из книги Н. Гусевой «Русский Север»

   Еще один тип богов – двуглавые. Почти все они найдены в местах обитания славян-лужичан (зап. слав.) в Германии. К ним относятся: монумент из дуба на оз. Толленсе; двуглавое божество (1,78 м) с изображением глаз на груди; женская двуглавая скульптура (1,57 м) без характерных символических атрибутов; антропоморфные фигурки, найденные в открытом раскопками святилище в Гросс Радене (IX в., Мекленбург) в качестве двух гл. опор кровли. Эти «близнечные» антропоморфные фигурки зап. слав. сохраняют память о близнецах Ашвинах – утренней и вечерней заре (г. и дня), у вост. слав. Овсень-Авсень изображались в основном в виде коньков, всадников или символизировавших их птиц – по двое или с матерью их Ушас (Зарею) посередине. На домах, воротах, ковшах, братинах, санях, прялках, ладьях и др. судах. На вышивках полотенец, подзоров, рубах и т. д.
   Дошли до нас индивидуальные статуи одиночных богов. Это деревянные жезлы с навершиями в виде мужской головы из Новгорода (X–XIV вв.), предположительно – предки. Бронзовая фигура т. н. «карманного божка», изображавшая подбоченившегося усатого человека в конической шляпе (выс. 5, 5 см; Бранденбург, Германия, бывшая терр. зап. слав.); сидячая фигура «карманного божка», держащего себя за бороду из кургана Зеленая могила (выс. 4, 5 см); Перуна из Киева, его проводили за пределы Русск. земли в 988 г.; Перуна новгородского, который был срублен с пьедестала, брошен в Волхов, и др.
   ЗЕЛЕНЫЕ СВЯТКИ (ЗЕЛЕНАЯ НЕДЕЛЯ, РУСАЛЬНАЯ НЕДЕЛЯ, КУПАЛЬСКИЕ ДНИ) – ежегодное празднество в честь торжества жизни, выражавшееся в летнем самом высоком солнцестоянии (и солнцевороте) и самом долгом дне в году, в набравших силу к этому времени всходах всех растений сев. полушария. В ведах заслуга поворота жаркого, пожигающего все всходы, солнца на зиму принадлежала богу Хорсу. В эти дни чествовали солнце (особенно его восход), вегетативную силу растений и всего живого. Это была неделя, где центром считался день 24 июня. Афан. писал ((3,353): «Перун и Лада купались в дождевых потоках, на небесной горе, причем первый потрясал землю громовыми раскатами, а последняя растила на полях травы». В христ. времена календарь смещался и З.с. стали проводиться в седьмую неделю после Пасхи. Особенно примечательными днями были: вторник, когда устраивали задушные поминки, ходили на кладбища. Четверг (день Перуна, а затем – в христ. времена – Семик), суббота (клечальная суббота) и воскресенье – солнечный день.
   Символическое семя (сперму, ядро, зародыш и т. д.) в виде куклы-чучела с ярко выраженными репродуктивными органами – Ярило (воплощение мужского семени), Кострому, Кострубоньку (оба от «кострец» – трава; пучок или куст травы), Купалу («купа», «купно» – вместе, совокупно; пучок травы; буйно, кипуче растущий куст; то же, что «яр», «буй», «тур»), как успешно выполнивших свои функции, ряженые чествовали пением, музыкой, плясками, шествием с барабанным боем и колокольчиками. И хоронили (топили, сжигали, разрывали) с притворными плачами, стенаниями. О Яриле укр., например, плакали: «який же вин був хороший!.. Не встане вин бильше!». В Муромском у. пели:

     Помер, помер Кострубонько,
     Сивый, милый голубонько!..

   Хоронили и Марену (Мару, Мор) – смерть, т. к. жизнь торжествовала и смерти не было места на земле. В эти дни люди украшали дома, дворы зелеными ветками (срубленные ветки называли «майями», об этом писал Афан. «Майя» в ведах – колдовская сила безначального мира, докосмического древ. времени, непонятно откуда возникающая и непонятно как действующая). Украшали травами, пучками трав (откуда пошло выражение «З.с.»), венками, цветами. Ставили, как и на Коляду во время зимних Святок, обрядовое деревце, как правило, березку (во дворе, в селе, за селом, в поле, на лесной поляне, возле реки, на пригорке). Наряжая его лентами, венками, цветами. Ходили встречать восход солнца, смотреть, как «Солнце грае» («Солнце пляшет»; «Солнце кружится и вертит саблями» – у серб.). Скатывали с горы или пригорка, пологого берега в р. колесо или зажженное колесо, символизировавшее скатывание солнца «на зимний путь». Выбирали Зеленого Егория или – в др. случаях – самую красивую девушку и, обвив ее березовыми ветвями, ставили в центр хоровода. Наряжались в венки; торжественно возжигали освященные молитвами костры. От этих огней возжигали и домашние очаги. Афан. писал (1,92): «костры, возжигаемые при солнечных поворотах, служили эмблемою небесного огня Дажбога». Прыгали через костры; сжигали в кострах снятые с хворых детей сорочки, чтоб сами болезни сгорели в купальском огне. Водили хороводы, устраивали веселые празднества с непристойными движениями и песнями. Купались в р. или оз., т. к. вода в эти самые длинные дни в г., долго бывшая под солнцем, считалась особенно целебной. Такой же целебной считалась дольше всех побывавшая под звездами новогодняя вода в проруби во время зимних Святок на Коляду. Потом христ. приурочили святую воду к крещенской. Вешали на деревья ленты в дар русалкам, собирали целебные травы («купальский веник», «купальский букет», «святоянское зелье») в ночь на Купалу и т. д. По разным местностям были свои особенности, мн. интересных подробностей празднеств. Позже эти празднества получали и др. названия. Иван Купало (соединение христ. Иоанна и родного Купалы) Семик (от названия седьмой недели после Пасхи – в христ. времена), Духов день, Троица, Аграфена Купальница (эти христ. праздники следовали один за др.).
   ЗИМНИЕ СВЯТКИ – длительный (с 25 декабря по 6 января) циклический календарный праздник, связанный с поворотом солнца на лето. С рождением солнца нового г. Мистически этот период осознавался как кон. старого времени и нач. нового, как граница, переход времени из одного годового цикла в др., как переход уменьшающегося светового дня к увеличивающемуся световому дню; от тьмы к свету. Люди боялись перерыва, разрыва связи времен, безвременья; быстрые сумерки, темные длинные ночи создавали впечатление надвигающегося хаоса. Этому люди противопоставляли совместные трапезы, домашние торжества, шумные празднества. В первый вечер З.с. ели кутью, трапезничали (вечеряли), гадали о будущем урожае, носили «вечерю» по домам, ходили с кругом из бумаги или слюды, внутри которого горели свечи – символ огня, или со звездою, укрепленной на палке, славили Авсеня, Коляду. Веселье, посиделки, танцы, игры были во все дни. Люди, одетые в лучшие одежды, слушали сказки, загадывали загадки, разыгрывали представления, ходили ряженые в медведя, быка, журавля, в стариков, в разные лярвы и страшила. Часто игры были фривольными по отношению к девушкам. В играх («в гуся», «в быка», «в лошадь» или «в кобылу») их старались «клевать», «бодать», «лягать». Чтобы быть замеченными девушками. После встречи Нового г. наступало торжество и возрождение нового мира, нового времени. Повсеместны были обсыпания комнат домов зерном – символом изобилия, богатого будущего урожая. Проводили смотрины невест. 6 января – велесов день, чествовали Велеса (часто ряжением, пением, танцами), проводили ритуал очищения-освящения скота: обводили его вокруг костра. «Грели покойников» – сжигали прошлогоднюю солому во дворе, чтоб «согреть» умерших.
   ЗМЕЕВИК – древ. подвесной амулет в виде браслета или медальона, или изображения на заклинательной чаше змееногих-змееруких-змееголовых и медузообразных чешуйчатых, рыбообразных (при этом змеи-руки, змеи-головы, человеческие головы или фигуры, окаймленные змеями числом от 6 до 14, с заклинательными надписями, или щупальца медуз располагались по кругу, оберегая со всех сторон – вокруг) женщин (в память обо всем живом, вышедшем некогда из воды) использовался как оберег: очень древ. предки (хтонические силы) оберегали потомков. Традиционно в и.-е. мифол. Медуза – дочь м. – изображалась на щите статуи Афины Парфенос Фидия (ок. 438 до н. э.), на храме Аполлона в Вейях (Этрурия) и др. как оберег. З. XI–XIII вв. описал Рыбаков в книге «Язычество Древней Руси», с. 653—
   656. В частности, З. на заклинательной чаше IV в. до н. э. из кургана Куль-Обы. Из русск. наиболее известен золотой З. XI в., т. н. «Черниговская гривна». Принадлежавший, судя по надписи, Владимиру Мономаху 1076–1094 гг. Где на одной стороне (внешней) был христ. архангел Михаил (встречались др. З., с изображениями Федора Стратилата, Федора Тирона, Бориса и Глеба, Козьмы и Дамиана, распятия), а на др. (которая ближе к телу) – голова женщины (как Медуза Горгона греков) со змеями. З. охраняли людей от бедствий и болезней; они отливались из бронзы, меди, реже – из серебра или золота, иногда вырезались из камня; обычно имели круглую, овальную, восьмиугольную формы. Древнейшие З. – византийско-греческого происхождения. Рыбаков, как археолог, считал, что З. на Руси найдено намного больше, чем в Греции изображений Медуз Горгон. З. находили близ Киева, Чернигова, Белгорода, Смоленска. Они бытовали вплоть до XVI в. С XV по XVII вв. на Руси отливались из желтой меди прямоугольной формы, скругленные сверху складни-киотцы. С круговой «змеиной» композицией на обороте. Церковь была вынуждена терпеть двоеверие русск., «вырабатывая новые тонкие методы соперничества с навязанной извне религией» (Рыбаков, 656).
   ЗНАХАРИ – не колдующие, а знающие люди. Знающие травы, зелия, минералы, свойства различных продуктов (например, продуктов пчеловодства или витаминосодержащих; свойства хлебных зерен, соли, угля, глины, воды, огня); заговоры; устройство организма человека, его психику, болезни и т. д. Во мн. лечение З. основано на практическом опыте, психотерапевтических манипуляциях, овеянных мистическим ореолом. З. применяли массаж, вправление вывихов, грыж, бани, настойки и мази, очистительные средства, кровопускание. А также заговоры, наговоры (нашептывания, например, воды), молитвы, заклинания. З. не всегда способны были лечить все болезни, чаще – одну или несколько. Отсюда их специализации: рудометы – пускающие кровь, костоправы – исправляющие вывихи, переломы, правильщики – вправляющие пуп при надсадах, трихи – массажисты и т. д. Исцеление, выздоровление – всегда чудо, поэтому З. часто приписывали сверхъестественные способности, а то и колдовство.
   ЗНИЧ – начальный огонь, жар у балт. слав., пруссов и лит. От «возникновение», а противоположное ему – «никнуть», «зникнуть» – сникнуть, пропасть («зник» – пропал), исчезнуть. «Ничком», «ниц» или «навзничь» упасть – упасть не только вниз, но и на репродуктивные органы «возникновения». Это не то видимое пламя, которое горит в костре или печи, а огонь (искра, дух) жизни, возникший при большом взрыве во Вселенной, энергия жизни, находящаяся в нас и во всем живом. Г. Глинка писал: «под сим именем славяне разумели начальный огонь, или животворящую теплоту, способствующую к произведению и охранению всех живых существ…». Зничу посвящали Вечный Огонь (как Перуну, Велесу). Неугасимому огню, по словам Глинки, приносили в жертву ратных врагов, военные знамена и др. трофеи в благодарность за собственную спасенную в боях и войнах жизнь. Афан. писал (2,8,19): «Хотя неугасимый огонь чтился литовцами, как особое божество, под именем Знича [сравни: зной, зиять или знеять – блестеть (сиять), зниять – пылать, пахнуть гарью, зноиться – дымиться, зноить – от сильного жара принимать красный цвет]…. В Литве до сих пор рассказывают, что некогда Перкун, вместе с богом преисподней, странствовал по земле и наблюдал за людьми. Сохранят ли они священный огонь?»; «Святость места Ромова основывалась на уважении народа к неугасимому огню, который горел там при неусыпном надзоре жрецов, обязанных поддерживать его дубовыми ветвями и обрубками из священной рощи. Когда пруссы подчинились владычеству крестоносцев, в Литве образовался отдельный религиозный центр с своим общественным огнем (Зничем), который пылал в храме, построенном в Вильне, и был погашен только с принятием христианства. Согласно с указанными верованиями, огонь сделался знамением всякого радостного события в семейной, общинной и государственной жизни, что видим еще теперь в возжжении иллюминационных огней в дни семейных торжеств, народных побед и царских праздников». Согласно Длугошу (XV в., «История Польши», кн. XII), в храме в Вильнюсе был жрец Знич, наблюдавший за неугасимым святым огнем, обеспечивавший его непрерывность (как символ непрерывности жизни) и занимавшийся гаданием и толкованием знамений. Неправильно название жреца производить от «знание», как это делает К.Буг («Мифы народов мира», 2,282).
   Русск. также были известны слова с корнем «зн», «знич», и те, что уже привел Афан. (зной, зноиться и др.), и связанные с огнем любви, желанием. З.-огонь – жар первопроизводный (в космосе, при большом взрыве – начале творения); мужское семя; любовь, исходящая от человека (жар страсти), ярость, чары. Возможно, З. в этом случае символизировал весенний взрыв половой активности, страсти, связанных с активностью весеннего, солнечного огня и возрождением г. жизненного цикла, когда каналы солнечных лучей напрямую соединяются с канальцами сердца. Ведь существовало же воплощение молодого зимнего солнца – Коляда. З. русск. ассоциируется с tapas вед, tapas – неиссякаемая творческая сила, свет внутри человека.
   ЗОЛОТАЯ БАБА – изваяние богини-матери стояло в Гиперборее (так называли нашу страну древ. греки) в устье р. Оби. Об этом уп. мн. древ. историки, есть З.Б. и на карте Герарда Меркатора, изданной его сыном Рудольфом в 1595 г. и составленной на основе сведений, собранных из ранних источников. А. Кайсаров в 1810 г. в первом словаре «Слав. и Российская мифол.» писал: «Золотую Бабу боготворили на берегу реки Оби. Она получила это имя от позлащенной своей статуи. Ее представляли в виде женщины, с одним младенцем на коленях, и еще другим, стоящим подле нее… Заслуживает вероятия мнение Френцеля, будто бы Золотая Баба начальствовала над деторождением. Во храме ее сокрыто было много музыкальных инструментов… почитали это божество оракулом… В жертву приносили ей соболей и куниц… Вера к сей богине была так сильна, что даже чужестранные путешественники приносили ей в жертву золото, серебро и другие вещи…». Судя по тому, что статуя богини была золотая, и по тому, что у нее было двое детей, это была статуя богини Ушас и ее детей (сыновей) Ашвинов, весьма почитаемых и на Руси. В протоиндоевропейской мифол. традиции лишь одна женщина Ушас имела двоих детей-близнецов. Хотя в мифол. мн. европ. народов повторялись ее образы под разными именами. Ее еще называли Роженица или Заря, дева-Заря. Золотой цвет – цвет зари.

И

   ИМЯ – самое привлекательное и бесконечно интересное для человека слово. Человек вслушивается в него, размышляет о нем всю жизнь. Нередко мы задаем себе вопросы: почему именно это магическое сочетание звуков сопровождает нас до конца дней? Рок это или случайность? Заключен ли в сцепленных в одно звуках потаенный смысл, предопределяющий судьбу? Почему в обращении к Богу или в заговоре достаточно произнести И. человека, чтобы спасти его или навредить ему? Не значит ли, что И. полностью замещает нас в тонких – духовных, эфирных, космических – сферах?
   Мы практически ничего не знаем о значении наших русск. и слав. И. Более того, не знаем мы, за незначительным исключением, и самих слав. И. В этом вопросе мн. в. царит искусственно созданная чехарда, продолжается она и ныне. Возьмите любой словарь-справочник так называемых «русск. И.» – и вы найдете там русского едва ли не один процент. Общеупотребительные сейчас И. Елена, Ирина, Анна, Раиса, Виктор, Семен, Илья, Вениамин, Николай, Петр, Павел, Сергей, Андрей, Алексей, Александр, Дмитрий – не русские. Доходит до того, что, например, в словаре «Славянская мифол. от А до Я» (изданном под патронажем Н.И. Толстого) одним из персонажей слав. мифол. объявлен… Иуда (ему посвящена обширная статья). Воистину, все поставлено с ног на голову! Те, кто читали этот словарь, – вы действительно думаете, что Иуда слав. персонаж? С И. так обращаться нельзя! Все, что аукнется, – откликнется на космическом уровне. П.А.Флоренский считал: «Существует тайная и необъяснимая гармония… между именем человека и событиями его жизни. Имя – тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность». По мнению Николая Кузанского, «Имя Божее есть Бог». Говоря иными словами, И. и сущность составляют неразрывное единство. В РВ сказано: «Сын дает ближайшее и отдаленное (имя) отцу. Третье имя – в светлом пространстве неба» (1.155.3). За несколько тыс.л. до христ. нашими и.-е. пращурами высказана мысль о триединстве всего сущего на небе и земле. Слово есть изреченная мысль. Следовательно, Бог вначале замыслил (назвал), а потом создал человека (а также все живое и неживое). Это знали все и.-е., знали и мн. др. В древнеегипетском папирусе «Неси Амсу», хранящемся в Британском музее, Бог-создатель говорит: «Имя мое – Аусарес (Осирис), семя изначальной материи… Я был один, ибо ничего не было рождено… Я произнес имя свое, как слово силы, своими устами…».
   Т.о., можно сказать, что И. человека – пусть хотя бы отчасти по сравнению с И. Бога! – «Слово Силы». П.А.Флоренский уже в ХХ в. назвал то же самое «Первоисточной Силой». Божественная сила эта окружает, охраняет человека, соединяет с космосом и вечностью.
   Древ. егип. считали, что И. тесно связано с индивидуальностью. Безымянное существо не могло быть представлено богам. В дохристианском мире, где были обожены все явления природы, все, населяющее ее, все вещи, ни одна сотворенная вещь не существовала без И. – человек, не имевший И., с точки зрения божественных сил, находился в худшем положении, чем самый ничтожный неодушевленный предмет. Увековечение И. отца (деда, ближайших родственников) – первейший сыновний и родовой долг. А содержание гробниц в хорошем состоянии, позволявшем прочесть И. тех, кто лежит в них, считалось в Древнем Египте одним из самых похвальных деяний. И. человека вечно. Не случайно мы поминаем по И. даже умерших очень давно, тех (пращуров), о ком почти ничего не помним, кроме И. В «Упанишадах» сказано: «Когда умирает человек, то что не оставляет его? – имя. Поистине имя – бесконечно… с его помощью он обретает бесконечный мир».
   Бог создал людей, разделив их по племенам-национальностям; каждый созданный Богом народ хранил-охранял ядро своей культуры, верования, неприкосновенность генетического кода своего рода-племени. От китайцев родились китайцы, от грек. – греки, от евр. – евр., от слав. – слав. Это Богом данная реальность, идти против нее – значит идти против Бога. «Общечеловек» – химера наподобие кентавра или Чебурашки, только не на видимом физическом уровне, а на тонком, психическом и духовном. От «кастрированного» (на тонких уровнях) «общечеловека» ничего не родится, кроме лживых химер. Одним из сильных защитных средств против любого инородного вторжения, изменяющего генетический аппарат, разрушающего устои и цельность сознания, было национальное поименование, прозвание людей словами из родного языка. Даже слова самого «низкого» ряда, как это ни парадоксально, защищали род и народ от утраты самосознания, а значит, от гибели, – не говоря уже о возвышенных, полных энергии, силы, духовнообязывающих И., которых было немало.
   Каковы же эти заветные слав. и русск. И.? Здесь не только известные Владимир, Святослав, Борис, Владислав, Всеволод, Вячеслав, Глеб, Игорь, Олег, Мстислав, Ростислав, Юрий, Ярополк, Ольга, Светлана, Людмила, но и отлученные от нас христ.; сейчас они будто «страны незнаемые» – И., которые мы нынче читаем почти как иностранные: Борислав, Болеслав, Боян, Брячислав, Богумир, Бравлин, Бранко, Бронислав, Буривой, Володарь, Вратислав, Вышан, Воин, Воислав, Вратимир, Всеслав, Вышеслав, Вольга, Годун, Годимир, Гостята, Гордей, Гостомысл, Гремислав, Даброгез, Дабислав, Дакша, Дорож, Дарослав, Держикрай, Добрава, Добровит, Добромир, Доброслав, Драгомир, Дружина, Еруслан, Ждан, Жданимир, Ждислав, Завид, Зоран, Заслав, Зван, Званимир, Звенец, Звенислав, Земомысл, Златан, Зоремир, Ивор, Истр, Изяслав, Истислав, Искра, Истома, Избава, Коловрат, Колыван, Кресимир, Крепимир и мн. др. Эти И., большей ч., имеют достаточно четкую семантику и привычную структуру.
   В Древ. Руси существовала культура И. Здесь учитывали мистическую преемственность меж предками – потомками, духовнообязывающий смысл наречения. Преемственность в семьях простого народа редко фиксировалась летописно, а как происходило поименование в кн. родах, можно проследить на примере киевской династии. Имена предков по мужской линии получали первый, третий, пятый и проч. сыновья, а по женской – второй, четвертый и т. д. Именник др. – русск. кн. рода свидетельствует, что наиболее употребительными были имена основателей киевской династии – Игорь, Святослав, Владимир. Распространение этих имен среди потомков Ярослава Мудрого отвечает представлению о происхождении этого кн., засвидетельствованному в «Слове о законе и благодати» мт. Илариона. Отец Ярослава Мудрого Володимир определяется здесь как внук старого Игоря и сын славного Святослава. Отсутствие наименования Рюрик в первых поколениях династии, единичное употребление его в дальнейшем (всего два случая), подтверждает мнение тех ученых, которые полагают, что Рюрик не был отцом Игоря. Наоборот, распространенность имени Олег, несмотря на старания летописцев исключить этого деятеля из кн. круга, убеждает, что Олег был предком Святослава Игоревича, вероятнее всего по женской линии (т. е. был отцом или дедом Ольги), т. к. имя Олег носил именно второй сын Святослава. Имя его старшего сына, Ярополк, позволяет предполагать, что близкий предок Святослава по мужской линии (его дед или прадед) звался Ярополком. Распространенность имени Ярополк и Святополк в кн. среде даже после трагических событий, происшедших с названными лицами, ведет к предкам династии, место которых по неизвестной причине позже занял… Рюрик. В.Л. Янин, говоря о времени до ХIV в., отмечал: «На Руси крайне редко давали княжичам отцовские имена. Напротив, нарекать княжичей «дедним именем» было особенно почетно». Какая гармоничная и четкая схема поименования новорожденных – похожая на симфонию, произведение искусства! Однако эта легкая, до прозрачности простая схема была мощным орудием защиты от всяческого инородного или сатанинского проникновения в родовую среду и морального ее разложения силой слова, мистикой И.
   У простого народа принято было до г., трех или семи лет (в разных регионах слав. – русск. мира свои традиции) скрывать И. ребенка от злых сил, нечисти, сглаза, смерти, т. к. оно – своеобразный код: кто им владеет, тот обладает влиянием на носителя И. А младенец с еще не окрепшими душой и сознанием не был способен противостоять злу, защитить себя. Поэтому детей до поры называли «временными» И.: Первой, Третьяк, Малыш, Меньшой, Большой; Незван, Зван, Ждан, Неждан, Найден, Прибыток – в зависимости от обстоятельств рождения или Крикун, Горлан, Молчун, Сопелка, Будилко, Плакса, Спячий, Говорун, Пивень, Соловей, Кукушка – в зависимости от поведения младенца; Краден, Куплен, Ненаш, Нехорош, Некрас – обманные И.; Смерть, Мара, Вук, Волк, Медведь – обманные И. для устрашения злых духов. При обряде первого пострижения волос в г., три, семь лет человеку давали новое, постоянное И. К этому времени он уже успевал как-то проявить характер и И. предка получал соответствующее: если был воинственный – И. предкагероя, если добрый и ласковый – И. мирное, нежное, любовное. Бывало, И. меняли при достижении совершеннолетия, вступлении в воинский возраст, при переходе в волхвы, при выздоровлении от тяжелой болезни или др. вызволении из лап смерти. Но иногда «временные» И. по каким-то причинам оставались с человеком навсегда, порой даже при новом И., как уточнение: Тонкой Скоморох, Субота Остер, Семерый Наливайко. Встречались случаи, когда у человека было три И.: Первой Добрыня, зовомый Чернобровец…
   В некоторых регионах слав. – русск. мира меняли И. при вступлении в брак. До нас дошел древний обычай окликания молодых супругов («вьюнишник») в один из дней Масленицы (в др. регионах – в один из праздников ранней весны), а в христ. время – после Пасхи, в первое воскресенье на Фоминой неделе. После окликания по новому И. или по имени-отчеству статус молодых изменялся. Они становились полноправной семьей. Их переставали называть «молодыми».
   Меняли И. женившихся в старости (вступавших в брак более четырех раз, как превысивших «законное» количество браков для одной жизни). В переименования вкладывался мистический смысл: иное И. – иная судьба.
   Существовали и определенные запреты. Нельзя было дублировать И. живущих в доме (поэтому чаще обращались к И. дедов и прадедов). Избегали присваивать И. умершего ребенка народившемуся. Чаще давали «дедне» И., т. к. считалось, что судьбу человек выбирает через поколение. Позже, в ХVIII – ХIХ вв., нарекали детей и отеческими И.
   Все изменилось с воцарением на Руси христ. [1 - Автор не против Бога, Христа, но против насильственной христианизации, проводившейся по той же схеме, что и раскулачивание, расказачивание, раскрестьянивание, то есть уничтожение большей части русского и славянского населения; уничтожение носителей культуры – названий, имен, национальных традиций народов.]: переписывались или уничтожались летописи и литературные памятники, напористо вытеснялись национальные И. На Русь хлынули мертвые (большей ч.) И. из мертвых яз. (др. евр., др. – греч., латыни), принадлежавшие христ. мученикам и пророкам: Нафанаил, Евстропия, Агафангел, Малахия, Илирия, Гликерия, Мастридия, Иегудиил, Мисаил и т. д. И.-пришельцы были объявлены правильными, а отеческие прозванья – неправильными. Слав. природные И. стали называть «неблагочестивыми», «еретическими», «языческими», «бесовскими», «сатанинскими», «волчьими» и т. д. Предки русск. людей, родители, ист. рода и народа, их сознание, традиции отодвигались на необозримо дальний план. В церковный календарь – святцы – входило менее двух десятков слав. И., в то время как чужесловных – евр., греч., рим. – сотни… По мнению тогдашних невежественных ревнителей христ., не знавших и не желавших знать ист. своих пращуров, дохристианские народы «нощи неведения истины мимошедши, свету бо благоразумия всю вселенну осветившу…». Др. – русск., др. – слав. И., с их древнейшими, общеиндоевропейскими еще корнями (каждое из них, будучи целевой мантрой, имело особый сакральный смысл, произнесение его влекло за собой на тонком, мистическом уровне конкретные последствия), были заменены на визан. и иудейские, несущие др. суть и судьбу.
   Причем замена не была оправдана. Она была идеологической и потому порой совершенно бессмысленной. Посудите сами: нужно ли было (и если нужно, то кому и зачем) родные ист. И. Богша, Богун, Богунка, Богуш, Бож, Богдан, Божедар, Боголеп, смысл которых совершенно ясен, менять на того же значения евр. И. Анания, Варахий, Елезар, Иезекииль, Иеремия, Иоаким, Иоанн, Иоиль, Малахия, Мануил, Мисаил, Михаил, Михей, Нафанаил; или того же значения греческие – Амвросий, Диодор, Диодот, Дорофей, Досифей, Иерофей, Матфей, Минсифей, Тимофей, Феаген, Феогнид, Феогнос, Феодор, Феодорит, Феодосий, Феодот, Феодох, Феоктирист, Феоктист, Феона, Феопемпт, Феопрепий, Феостирикт, Феотекан, Феофил, Феспесий, Христофор (все перечисленные примеры «иноземных» И. заимствованы из дореволюционных святцев)? Стоит ли удивляться, что, несмотря на старания церкви, мн. из этих И. – звуковых монстров – народ так и не принял. Замена была чисто идеологического свойства. Цель ее – уничтожение русск. и слав. И., как ч. национального самосознания. Идеологи христ. писали, что переводное И. (тот же смысл, но на чужом языке) «в очарованиях теряет силу». Перестав очаровывать нас мощным богатством родных созвучий и привлекать ясным прозрачным смыслом, И. перестает быть «Словом Силы», превращается в холодный знак условности, официоза, не несущий ничего родного, милого сердцу. Эти чисто механические И. с таким же успехом можно заменить и лагерными номерами (а нынче – налоговым кодом или кодом пластиковой карточки), что происходило (и происходит!) в миллионах и миллионах случаев. Обезличенные люди еще более обезличивались и представали перед Богом «в светлом пространстве неба» чужими (иноименными) или безымянными жертвами сил разрушения.
   Церковное И. выбирать было нельзя, оно «устанавливалось» в зависимости от дня рождения. При этом «установление» И. воспринималось как нечто фатальное и потому могло обозначать счастье, а чаще (имя мученика) – несчастье имянареченному. Получалось как у Гоголя в повести «Шинель»: «Родительнице предоставили на выбор любое из трех…: Мокия, Соссия, или назвать ребенка во имя мученика Хоздазата. «Нет, – подумала покойница, – имена-то все такие». Чтобы угодить ей, развернули календарь в другом месте; вышли опять три имени: Трифиллий, Дула и Варахисий. «Вот это наказание, – проговорила старуха, – какие все имена; я, право, никогда и не слыхивала таких. Пусть бы еще Варадат или Варух, а то Трифиллий и Варахисий». Еще переворотили страницу – вышли: Павсикакий и Вахтисий… Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его. Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий». Таким образом и произошел Акакий Акакиевич». Бедная женщина, забитая насаждаемой интервентами иностранщиной, решила вернуться к давней традиции. Однако в ХIХ в. эта почва уже была заражена, отчие и дедние славяно-русск. И. еще раньше вытоптаны, выкорчеваны из памяти и сознания последующих поколений потомков, и Акакий Акакиевич стал двойным, а если вспомнить «третье имя – в пространстве неба» – то и тройным мучеником на этой земле, что Гоголь и показал всей мощью своего провидческого таланта.
   И. очень информативно. Оно говорит о задачах и возможностях человека, является защитой носителя, ч. его биологического и астрального кода. И. может вдохновить человека и подвигнуть его на великие дела, а может заставить страдать, мучиться. «Псевдонимы» мучеников христ. интернационала наводнили Русск. землю. Выбор этих «псевдонимов» создал целый народ-мученик – от татаро-монгольского ига и крепостного права до советских лагерей, расказачивания, раскулачивания, раскрестьянивания. Волна мученической участи захлестнула и самое церковь (некогда «огнем и мечом» искоренявшую Русь, нередко уничтожавшую вместе с И. и их носителей), – тысячи священников были погублены, церкви порушены.
   Философ Сергий Булгаков говорил о переименованиях и псевдонимах: «Переменить имя в действительности так же невозможно, как переменить свой пол, свою расу, возраст, происхождение. Псевдоним есть воровство, как присвоение не своего имени, гримаса, ложь, обман и самообман. Последнее мы имеем в наиболее грубой форме в национальных переодеваниях посредством имени… Здесь есть двойное преступление: поругание матери – своего родного имени и давшего его народа и желание обмануть других, если только не себя, присвоением чужого имени. Последствием псевдонимности для его носителя является все-таки дву– или многоименность: истинное имя неистребимо, оно сохраняет потаенную свою силу и бытие, обладатель его знает про себя, в глубине души, что есть его истинное, не ворованное имя, но в то же время он делает себя актером своего псевдонима, который ведет вампирическое существование, употребляя для себя жизненные соки другого имени. Не может быть здорового развития для псевдонима, ни истинного величия и глубины при такой расхлябанности духовного его существа, денационализации, ворованности».
   В сознание потомков богатырей, которым Бог дал самую обширную в мире землю, внедрялась мысль: надо повторить путь мучеников, быть рабами. В итоге люди оказались рабами, но не Божьими, а рабами наводнившего Русь агрессивного интернационала – и далеко не только христ. До революции была в ходу ироническая присказка: мама – турок, папа – грек, а я – русск. человек.
   И. – тонкотканная материя – несет в себе судьбоносные закономерности. Есть примеры того, как в христ. Руси И. мучеников нашли своих носителей. Жизнь простого народа, не попадавшую в летописи, на протяжении поколений проследить трудно, а И. кн., царей, их судьбы известны.
   Взять, например, И. Василий. Храбрый богатырь и трудолюбивый теребовльский кн. Василько, отстроивший и украсивший свой город, был заманен одним из завистников – Давыдом – в гости и там ослеплен. Владимир Мономах, узнав об этом, «ужасеся, и всплакав и рече: «Сего не бывало есть в Русской земле…» В ХV в. московский кн. Василий II взял в плен двоюродного брата Василия Юрьевича и ослепил его. После этого Василий Юрьевич прозывался Косой. Брат Василия Косого Дмитрий отомстил Василию II и так же ослепил. Этот кн. вошел в ист. как Василий Темный. До христ. существовали ритуальные жертвы, но таких бессмысленных жертв меж родственниками не было. «Мода» на ослепление (отравление, увечье, пытки) пришла из «просвещенной» (а на самом деле, полной азиатского коварства и восточной жестокости) Византии.
   Какое-то время среди царских И. оказалось популярно И. Иоанн (по-русски – Иван). Сам Иван Грозный был сиротой, еле выжил. Его сын Иван погублен (не все верят в ист. убийства царем разумного и подходящего наследника престола). Иван – сын Марины Мнишек, прозванный «воренок», повешен пяти лет от роду. Брат Петра I, Иван Алексеевич, соправитель на троне, был предан забвению и сгинул. Младенец царь Иоанн Антонович царствовал всего несколько дней, в результате дворцового переворота на троне оказалась Елизавета Петровна, младенец был отправлен в крепость, где впоследствии умертвлен. Больше Иоаннами цари наследников не называли.
   Петр I, предполагают, умер не своей смертью. Внук его – подросток Петр II – внезапно умер якобы от простуды. Петр III, царствовавший около трех лет, был низложен Екатериной II и позднее убит. Больше Петрами цари наследников не называли. С Алексеями, после отца Петра I, тоже происходили несчастья: сын Петра I, Алексей, названный «дедним И.» и воспитанный консервативными боярами, был казнен отцом. А спустя два века Николай II нарек своего сына Алексеем. Его гибель (вместе с семьей) стала гибелью всей династии… Александр I, победивший европейский интернационал и запретивший масонство, то ли умер, то ли тайно ушел в мир и сгинул. Александр II Освободитель убит террористами. Александр III, разумный и толковый правитель, умер загадочной смертью в расцвете лет.
   Чудовищные убийства Андрея Боголюбского, царевича Дмитрия, Павла I раз и навсегда отбили у царей охоту называть наследников Андреями, Дмитриями, Павлами.
   Замещение родных И. произошло не сразу. Долгое время (до ХIV, а в отдельных случаях – до ХVII в.) русск. давали «дедние» И. и прозванья, определяемые как «мирские», «русские», «княжеские» («княже»), «природные», «прирожденные» («прироком»), «нареченные» («реклые», «рекомые», «зовомые», «назвищем», «глаголемые», «сиречь»), и – христ. или «молитвенные».
   Б. Унбегун, пользуясь языком науки, писал: «…В России на протяжении практически всей ее истории сосуществовали две принципиально отличные антропонимические модели: одна модель являлась частью живой ономастической системы, другая – искусственной структурой, применявшейся для официального нормализованного обозначения индивидуума в документе». Например: «Василю зовомому по реклому Бебря», 1579; «Герман, зовомый Воята», 1188; «Зовом же бяше Ждан по мирьскууму, а в хрьщении Никола», ХII – ХIII вв.; «Поп Иванчище, сиречь Болеслав»; «Нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир», 1096; «Микифор прироком Станило», 1223; «Максим, а мирское имя Станимир», ок. 1310; «Убиен бысть от Олгирда Круглец, нареченный в св. крещении Еустафей», 1347; «Старец Василий рекомый Сухий», ХIV в.; «В крещении Иосаф, а мирскы Остромир», 1056; «Имя ему крьстньнае Яков, а мирскы Творимир», ХII в.; «Преставился князь Михайло, зовомый Святополк», 1113; «Се язь князь великий Гаврил, нареченный Всеволод», 1135; «Князь Михайло, нарицаемый Хоробрый, сын Ярославль», 1248; «Родися у Игоря сын и нарекоша имя ему в крещении Андреян, а княже Святослав», 1177; «Родися у Ярослава сын Михаил, а княже имя Изяслав», 1190; «Родися у великого князя Всеволода четвертая дчи, и нарекоша имя во святом крещении Полагыя, а княже Сбыслава», 1179; «Родися князю Константину Всеволодовичу сын Иван, глаголемый Всеволод», 1215; «Рабу своему Лазарю, нареченному Богьши», ХII в.; «Се язъ Микита Миронов сын, а назвищем Шаля», 1664.
   Народ сопротивлялся христианизации, тяжело расставаясь с природными И., но с церковным режимом тогда спорить было опасно.
   Природные И. употребляли повсеместно. А пришлые христ. – в деловых бумагах, государственных грамотах, указывали при смерти, чтоб была возможность поминать усопших в церкви. Но из памятников письменности видно, что еще в ХIII – ХIV вв. поминали и по природным русск. И. Общение с умершими велось с помощью «окличек» и поминальной трапезы. Церковь, будучи не в силах искоренить эти дохристианские обычаи, переняла их и теперь использует как свои. В то же время народные поминовения христ. осуждали. «Творят бо кумиры во имяна мертвых человек», – писали о русск.
   Мы были уверены: нерусские И. Ратмир, Ратман, Несмеяна, Милонега… А Иван – нас убеждали – евр. И. (из Иоанн). В то время как евр. Иванами своих детей почемуто не называют. А русск., которым по святцам выпадало Иоанн, – лукавили охотно, заменяя чуждое сочетание звуков на родное древ. «Иван» (распространенный индоевропейский вариант «Ван»). Вани, Ванюши – повсеместны на Руси, были целые села – сотни Иванов, но не Иоаннов. Мария евр. И. Но у слав. было свое подобное: Мара, Марья, Мор – «смерть». Слав. давали малышам (до первого пострига) и обманные «охранительные» И.: Смерть, Марья, Волк, Вук.
   И. и прозвище внешне (морфологически) ничем не различались. В древ. И. и прозванье – означало одно и то же: наречение, т. е. на речь положенную суть. Наше нынешнее понятие «прозвище» не имеет того смысла и оттенка значения. Оно снижено пренебрежением – пришлой, но укоренившейся со временем оценкой христ. – и унижено до положения клички – «кликухи» (какими пользовались преступники или революционеры-подпольщики).
   В древ. времена прозвище имело в глазах народа законность имени-отчества-фамилии, вбирая в себя все три компонента (или, как ныне модно говорить, «три в одном»), оно обладало полной силой. Такую силу сейчас имеет И. священника, употребляемое в сочетании с обращением, приличествующим сану, но без отчества и фамилии. Когда отчества и фамилии еще не сформировались, прозванье каждого человека было столь же сильно, столь сильно было и имя. В ист. встречаются прозванья, которые сильнее любых фамилий: Толстой, Кобыла, Конь, Соловей, Постник, Барма, Пересвет, Ослябя, Кий, Коловрат, Ермак, Темный, Грозный. Прозвище было важно для народа, т. к. оно точнее, яснее, роднее, чем христ. обезлички (Никифоры, Йовы, Моисеи). Наличие прозванья или И. и прозванья, например, Неупокой Карга; Добрыня Долгой; Язык Мошна; Ждан Попка; Нечай Ряб; Неустройко, прозвище Четыре Здоровья; Карман Постник; Упирь Лихой – говорило о том, что человек этот свой, изучен, известен, наречен; в наречении выделены гл. приметы, достоинства-недостатки, особенности, отчинная, родовая принадлежность или характер. Причем древ. прозвищ до нас дошло минимум, т. к. в древ. И. было родное, согретое теплом семейного очага, вбирало характерное для своего носителя. В прозвище не было нужды.
   С ХVII в. слово «И.» стали связывать только с христ. статусом русск. и россиянина, национальное же (природное) перевели в низкокачественный и как бы незаконный ряд – «прозвище». Однако прозванья на Руси в то время по-прежнему давались – в противовес чуждому иностранному именословью; шло сопротивление, народ боролся с обезличением. Христ. выступало против прозваний, но не в силах было их искоренить. Индивидуальные прозванья в ХVII– ХХ вв. часто становились фамилиями, налагаясь на десятки, сотни потомков. Так появлялись Тугодумы, Карнауховы, Долгорукие, Рябоконь и др. – море русск. и слав. не только И., но и прозваний, которые надо изучать как сокровищницу понятий народных, как свидетельства образного строя мышления, явления яз.
   Иные слова с веками изменились или изменилось к ним отношение. Например, «краснобай» изначально – «красно, красиво говорящий» – теперь стало нарицательным к пустослову, некогда же оно было возвышенным, как и «краснопев». Сейчас «зверь» означает злого человека, раньше означало сильного и яростного. «Пошляк» происходило от «искони, исстари существующий», теперь же снижено до бранного. Слово «понос» (от «понести» – «начать быстро двигаться») сейчас ассоциируется лишь с физиологическим расстройством. Если иное родокоренное И.-прозванье нам нынче непонятно, значит, мы утратили способность понимать изначальный корень.
   Мы, с нашим совр. сознанием, не всегда можем постичь и оценить древ. смысл, а иногда и многозначность, многооттеночность слова-И.; с высоты познаний технократического ХХI в. смотрим на природные И. как на низшие, примитивные, плохие, хотя не имеем права мерить прошлые века своими нынешними мерками. Наши предки не были глупы! Просто их мышление и вся жизнь были максимально приближены к природе, они не избегали ее, а считали за честь породниться с нею, стать ее ч. Потому и именовались: Клен, Ясень, Еленя, Медведь, Волк, Бобер, Куница, Дунай, Волга, Дуброва, Ветер, Воробей, Ворон, Жеребец, Конь и проч. Или роднились с бытом как ч. жизни, становясь Сковородой, Шарабаном, Жеравицей, Ослябей, Кием, Пикой, Житом, а то и полными скрытого лукавства Лихотреской, Крыводрыстом, Полторакожухом. Духовная ч. жизни также включалась в оборот И.: Душа, Дума, Богун, Хорс, Солнце… Трудно сказать, кто выглядит лучше перед Богом «в светлом пространстве неба»: мы со своими нынешними сконструированными заемными И. или наши пращуры с И. природными, естественными.
   П. Флоренский писал: «В известные времена утрачивается чутье концептуальной формы данного имени, как непосильно величественной этому времени; общество не нуждается или мнит себя не нуждающимся в первоисточных силах известного имени. И тогда, вместе с измельчанием самой жизни, первоисточные имена, особенно имена духовно обязывающие, становятся обществу далекими и непонятными, заменяясь приниженными своими переработками, а то и вовсе забываясь». Точно подмечено: И. может быть «непосильно величественным» для «этого времени». Непосильно величественными кажутся сейчас И. Остромир, Осмомысл, Земомысл, Держикрай, Бравлин, Буривой, Звенислав, Истислав, Коловрат, Судислав, Творимир. Нынче мн.
   русск. – увы! – утратили чутье на родные слова, родные И., не говоря уже о древ. смыслах родокоренных понятий. Этому предшествовала и способствовала постоянная – из столетия в столетие – фальсификация русск. и мировой ист. Воинственное вытаптывание унифицированными подошвами всего самобытного во всех странах не проходит бесследно, и вот уже униформа, камуфляж выдаются за «общечеловеческие ценности». А И. – ч. национального сознания (и очень тонкая ч.!) и судьбы народа.
   Большой урон нанес народам христ. интернационал. Хотя, придя на Русь с «огнем и мечом», он позже, когда кровоточащие раны зарубцевались, привился. Русь многострадальная и многострадающая впитала в себя боль переживания за Христа и боль за всех Христовых мучеников. Наиболее употребительные И. мучеников с веками стали равносчастны с отчинными И. древности, т. к. мн. поколения отцов и дедов выстрадали их. Русск. страдали за христ., есть у нас свои мученики, подвижники, святые. Мы ждем, когда христианство, наконец, смилостивится к русским, – в частности, когда Русская православная церковь станет русской на самом деле, когда уста священников перестанут избегать слова «русский». Неужели русск. церковь навсегда останется на зыбкой почве меж «эллином и иудеем» (даже не заметив при этом, что эллина уже давно нет, а иудей остался…)?
   Обидно, что слав. Пересвет, Ослябя, Ермак, Осмомысл, Коловрат, Славен, Гостомысл, Усмарь, Чеботок (дохристианское имя Ильи Муромца), Бравлин, Буривой, Одоакр, Драгомир были героями и богатырями, но их имена не вошли в христ. именослов, внеся туда позитив. Остромирово Евангелие почитает церковь, а имя Остромир не внесено в святцы, икона Богоматерь Пирогощая уп. в летописях, а имя Пирогост забыто. Князь Всеслав прославлен в «Слове о полку Игореве» как хитроумный, обладающий вещей силой, мудрый человек, а имя его не вошло в христ. календарь. Пока пользуешься церковным календарем – кажется, что слав. И. до нас дошло мало. Но стоит вникнуть в памятники письменности – летописи, письма, договоры, купчие, берестяные грамоты и записки, надписи на монетах, мечах, пряслицах, корчагах, братинах, камнях, крестах и т. д. – как видишь море разливанное разнообразия И. и прозваний русск. и слав. Куда там против этого богатства полумертвому церковному именослову!
   Русск. и слав. И. ждут еще своих исследователей, ждут государственной поддержки в изучении их и опубликовании. Но хотелось бы уже сейчас, чтобы к скудной ч. святцев в практической жизни прибавилось хоть немного еще коренных слав. – русск. И., и это уже был бы шаг к восстановлению нашего самосознания, нашей национальной ауры, к укреплению защиты энергией имени. Родное отчее-дедне И. нас защитит! И представит нас перед Богом «в светлом пространстве неба». Даже если мы только прочтем или произнесем ряд древ. ист. И. слав. и русов, вспомним родокоренные понятия, попытаемся вникнуть в их смыслы, то уже словно встретимся с пращурами очи в очи, помянем их хоть единожды, но сразу многих. Поминание наше дойдет до Бога. Помянем, помянем всех сущих!

К

   КАЛА (КАЛКА, КОЛО) (от вед. богини Кали (которую называли также Кала, Калка; Махакала – великое время; «ужасное, всепожирающее время») – богиня времени, вечности и жесткого временного порядка у русск.; богиня времени перехода в вечность (распада). Символ ее огненное (солнечное) колесо, круг. В «Агни-пуране» написано: «В конце темного века (имеется в виду век Вселенной, огромный космический период времени, который называли Кали-юга, кальпа. – А.Б.) наступит полное смешение каст (социальных групп. – А.Б.), среди людей возобладают негодяи. Под видом религии станет проповедоваться безверие. Варвары-владыки будут эксплуатировать народ. И тогда явится Калка в латах и с оружием, наведет порядок, восстановит достоинство четырех варн и четырех жизненных стадий». К. у русск. воплотилась в названия р. Калка, Каяла (в «Слове о полку Игореве» уп. как р. мертвых, р. вечности); фольклорных: Калина-царя, калиновый мост, калиновую стрелу. Общеевропейский и общемировой календарь также от Кали – время, отрезок его, данный вечностью. Р. Кала есть в Вологодской обл.
   КАЛАЧ, КОЛАЧ, КАРАВАЙ, КОРОВАЙ (от «коло», «хоро», «коро» – круг, солярный знак. Круг – символ защищенного замкнутого пространства) – ритуальный и праздничный круглый белый хлеб. Символ плодородия (также как «корова» – символ плодородия, благополучия, достатка), обладавший защитной символикой замкнутого круга. Его натыкали на палку колядующих («стожер», «стожар»), или (у серб.) надевали на рог крупного рогатого скота и крутили во время празднества Коляды как символ солнца. К. пекли не только на Святки, на свадьбу, но и в начале жатвы, молотьбы, на все праздники, связанные с плодородием. Колак – круглый сдобный белый с отверстием в сер. – свадебный хлеб. Колб, колоб, колобок – небольшой круглый хлеб. Каравай – гл. свадебный хлеб у вост. и юж. слав., особенно у блр., укр., в Вост. Польше. Его пекли с соблюдением ритуальных правил. С участием жерновов для приготовления муки; с молитвами. Просили Бога спуститься с небес, чтобы помочь месить тесто и печь каравай. В блр. песне пелось: «сам Бог коровай меситъ». Сдабривали коровьим маслом и сыром; иногда украшали фигурами коровы и быка, мирового дерева, солнечными и фаллическими символами. Каравай пекли на девичью свадьбу и никогда – на вдовью. Видимо, он символизировал еще нечто непочатое, неразомкнутый круг. Гостей приглашали словами: «просим вас и Бога на Каравай!» (гомел.). Каравай ломали после брачной ночи. Сваты выносили его из коморы, где молодые проводили брачную ночь, и танцевали с ним вокруг ступы, затем дружка или старший сват делили каравай, оставляя серединку молодым.
   КАЛИНОВЫЙ МОСТ или МОСТОЧЕК – мост вед. богини времени и вечности Кали (у русск. Кала). Как правило, место перехода из одного мира в др. (к предкам) и время перехода из одного времени (настоящего) в др. (вечность). Это не мост из дерева калины, как может показаться, т. к. это дерево не являлось строительным материалом для прочных инженерных сооружений. К.м. уп. в русск. заговорах: «Бежит река огненная, через огненну реку калиновый мост, на том калинову мосту идет стар матер человек; несет в руках золотое блюдечко, серебряно перышко… сбавляет с (имярек) семьдесят болезней».
   КАЛИН ЦАРЬ – воплощение собирательного вечного врага, уничтожающего людей всегда, – всепожирающего времени, вечности, пожирающей людей. Имя от вед. богини времени и вечности Кали (у русск. Кала). «Ростом он со столетний дуб». В былинах К.ц. нападает на Киев с многочисленной ратью и намерен «чернедь-мужичков всех повырубить», кн. «голову срубить».
   КАПА от капь – изображение, образ. В т. ч. золотые, серебряные и др. кумиры. Христ. писали: «Сотворив бо сь человека по капи нашей…»; «Образы творе и капи…».
   КАПИЩЕ от ст. – слав. и др. русск. капь – вместилище. Капь, кипь – изваяние, статуя, образ. 1. Культовое сооружение вост. и балт. слав. дохристианского времени, как правило, представлявшее собой группу изваяний богов; алтарь; дохристианский храм; место поклонения богам; место, где приносились жертвы богам. Уп. в «Слове о законе и благодати» мт. Илариона XI в.: «уже не сьграждаемь капищь»; в Успенском сб. XII–XIII вв.: «идольская отъвьрзая капища и жьртвы творя» и др. источниках: «Пришед раскопа нечистых капищ…»; «Капища идольская раскопати…»; «Ови от них жряху капищем, а друзии – дубию»; «Образивше капище и хытростию истукавъше, кумира поставиша каменьем…». Судя по археологическим открытиям в Киеве, на о. Рюгене, стилизованным изображениям в вышивке, К. представляло собой двускатный навес с украшениями, возводившийся на столбах над изваянием бога. В Перыни, близ Новгорода открыто одно из древнейших слав. К. Оно было посвящено Перуну и уп. в лет. Святилище представляло собой правильный круг 33 м в диаметре, ограниченный кольцевым рвом, с восемью (по сторонам света) дугообразными выступами. В плане это святилище имело вид цветка с восемью лепестками. Точно в центре находилось основание деревянной статуи Перуна, низвергнутое в 988 г. Наиболее характерное для слав. К. описано Рыбаковым у с. Ржавницы в Поднестровье. 2. Изображение бога в виде статуи, изваяния. Например, в Лаврентьевской лет. под 988 г.: «медене две капищи»; в Лествице 1406 г.: «служили капищемь и жьрли мртвым»; в Хронике И. Малалы XIII в.: «медяная капища… постави на велицем стлъпе».
   КАРНА – [корень «кр», «хр», тот же, что и «хоро», «коло» – символ вращающегося колеса (времени). Тот же, что и в греч. Крон, Кронос, Хронос – время, пожирающее своих детей, и в русск. Хорс; все эти боги неумолимого времени и вечности восходят к вед. Кали; русск. Кала. Однако с корнем «кар» встречается преимущественно уходящее солнце, время перехода, солнце умерших или мертвых, как, например, Карачун] – русск. богиня посмертного времени, или наджизненного времени, небытия (в то время как Смерть – богиня смертного часа). К. – колесо времени, в которое все попадут. Инд. «кар» – название сезона дождей. На санскр. «каr» – восхвалять; karú – певец, вдохновитель. Именно поэтому оплакиваемых умерших на Руси восхваляли, перечисляя их достоинства и заслуги, печалясь о безвременном уходе, карили. «Карити» – корить, укорять, оплакивать. Так в плачах часто укоряют покойника, что он рано покинул живущих (ср. др. – русск. «карить по своей сестре»). В Галицкой лет. под 1262 г. написано: «Умре княгини Миндовговая и нача (Миндовгъ) карити по ней… И посла Миндовгъ… по свою свесть, тако река: се сестра твоя мертва, а поеди карить по своей сестре». Если русск. воин погиб вдали от дома – его оплакивала богиня К. Карение – магия, волхвование; а также – брань, осуждение, насмешка. Карать – наказывать. Карнать, обкарнать, окарнать – обрезать, урезать; карнаухий, карноухий – с обрезанными, порезанными или как обрезанными (маленькими) ушами. Все эти слова и понятия связаны с богиней К. К. уп. в «Слове о полку Игореве» при описании великой печали: «Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось… Тоска разлилася по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи… А Игорева храброго полку не кресити! За ним кликну Карна и Жля поскочи по Руской земли, смагу мычучи в пламяне розе» (т. е. размыкивая пламень в огненном роге). Кар, Карун в егип. и авест. традициях крылатые существа, владыки водных стихий в образе водоплавающих птиц – гуся, утки, переносили души умерших. В римской мифол. К. – богиня подземного мира. В ее праздник карналии ей приносилась в жертву бобовая каша, а могилы родных украшались цветами. По-итальянски К. – черная. В греч. мифол. Карн – демон плодородия в ч. сезонного умирания природы, ухода в землю (под землю) на зимний сезон, с ним связан и ему противостоит Аполлон – бог жизненной силы, был даже Аполлон Корнейский.

   Богиня смертной печали с пламенным рогом летит на орле над Русской землей. Барельеф Дмитровского собора. Владимир, XII в.

   Память о К. запечатлена в мн. топонимах и гидронимах: р. Карна в Вологодской и Архангельской обл.; а также Карши, Каршев, Каршева, Каршево, Карн, Карновичи, Кариат, Кареева, Карион, Кары и др.
   КОЛА – русск. название созвездия Большая Медведица, представлявшегося небесной повозкой («кола» – одно из названий колесной повозки). Уп. у Афанасия Никитина (XV в.). «На великий же день Волосыни да Кола в зорю вошли».
   КОЛИВО – ритуальная пища в честь Коляды у вост. слав. – кутья, вареная пшеница с медом, яблоками, черносливом, орехами, изюмом, ягодами, различными плодами, сладким соком (сочивом). «И жрътва и колива в празднованиях и в календех».
   КОЛОВОРОТ – день «поворота» солнца на зиму (назад по кругу), 24 июня.
   КОНЕК – верхний край крыши русск. избы, как правило, украшавшейся деревянными изображениями коней в честь Ашвинов – русск. Авсеней, Овсеней – богов утренней и вечерней зари и их матери Ушас, богини Зари. Дома обычно ставились с вост. на зап., т. е. на утреннюю и вечернюю зори окнами и дверями.
   КОНЬ (КОБЫЛА, ЛОШАДЬ) – одно из наиболее мифологизированных животных фольклора и.-е. Выполняло посредничество меж тем и этим мирами. Связано со сверхъестественным и, одновременно, как бы символ небесной сферы. К. – животное нескольких богов. Прекрасногривый К. бога энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод Индры вышел из небесной пены и глубин океана при его пахтании в начале творения (инд. Сугрива – прекрасногривый). Или – у Индры гнедые (от белого до желто-рыжего цвета), или два буланых К. Или четыре К: Балачко – белое облачко, Черный – дождевая туча, Златогривый – огонь небесный, молнии и гром, Серебристо-серый – вода из тучи, дождь. У Индры, Перуна, хеттского бога Пирва К. и быки. У Сурьи, Солнца (оно передвигается на колеснице, запряженной квадригой, восьмеркой, 12 К., или само в виде колеса), Аполлона, Белбога, Гелиоса, Световида белые К. У Савитара, Хора (вЕгипте), Хорса, Коляды, Дажбога, Зари-Ушас и Ашвинов (Авсеня-Овсеня) красные К. У Велеса, Чернобога, Траяна, Триглава черные К., у Ветра — буланые и др. К. – символ плодородия, плодовитости.
   Кобыла фактически фригийская богиня Кибела, эпитеты которой «госпожа коней», «хозяйка коней», «мать коней» (мы же знаем, что в ведах мать коней-ашвинов – Ушас, богиня зари г. и зари дня), так же как северносирийской Кибабы. Кобылу слав. иногда называли «коника» – женская особь К. Ряженые «в кобылку» участвовали в русск., польск., серб., чеш. масленичных обрядах; рядились в К. на зеленые святки, на заключительном этапе свадьбы. Христ. и царь осуждали русск. народные обычаи. Алексей Михайлович в грамоте 1648 г. выражал недовольство: «Кличут – Коледу, и Таусен, и Плугу, и многие человецы неразумием веруют в сон, и встречу, и в полаз, и во птичий грай, загадки загадывают, и сказки сказывают небылные,… и кобылку водят».
   Для общеславянского фольклора характерен мотив вещего коня, такого, как «сивка-бурка вещая коурка»; К. предсказывал (или осуществлял) смерть своего хозяина, как в серб. эпосе – смерть Марко Кралевича; у кн. Глеба конь сломал ногу, когда тот отправлялся к месту гибели (словно хотел дать знак: не надо туда ехать); наконец, всем известна ист. К. Вещего Олега.
   Для всей и.-е. мифол., в т. ч. и слав., характерен мотив всадника, поражающего змея (у поляков на Новый г. всадник въезжал прямо в избу; это память о боге Индре, поражавшем ежегодно, на заре г., в начале г., змея-демона зимы и ночи полярной Вритру). Мотив двух коньков или всадников с одной женщиной между ними (или их символизирующих птиц, цветов, деревьев) – это Заря-Ушас и ее дети Ашвины (Авсень, Овсень, Таусень, Усень и др. в разных регионах), они же покровители коней на Руси.
   На К. передвигаются (по небу из одной стихии или мира в др.) боги и герои (которым К. «давал силу свыше человеческой доли»). По серб. преданиям, крылатый К. Ябучило жил в оз., по ночам играл с кобылами, но после этого бил кобылу копытом в живот, чтобы она стала яловой, чтоб не понесла крылатого К.; однако герой спрятался у оз. с бубном и напугал крылатого К., который не успел ударить кобылу; от этой кобылы родился крылатый К., помогавший герою в его подвигах. В пол. сказке солнце ездит по небу в алмазной колеснице, запряженной двенадцатью златогривыми К. (месяцами). В «Авесте» белый К. Тиштриа – воплощение звезды Сириус – обеспечивал облака и дождь. После сражения с демоном засухи Апаошей в виде черного К. и победы белый К. бросался в м., где его встречали пенистые волны в образе кобыл, после встречи с жеребцом в изобилии производившие воду, вода несла и семена, т. о. мифич. белый К. воспринимался как производитель жизни.
   О временах г. Афан. писал (1,310): «народ говорит, что Весна да Осень ездят на пегой кобыле; этой поговоркою крестьяне выражают мысль, что весною и осенью погода быстро меняется: ясные дни сменяются пасмурными… В Саратовской губ. во время проводов весны приготавливают чучело лошади и носят его по лугам, в сопровождении огромной толпы народа». Одомашненные К. существовали издревле, ок. 6 тыс. лет, играя огромную роль в хозяйстве и переселениях и.-е., но первое произведение о лошадях написано на глиняных табличках за 1350 лет до н. э. начальником конюшен хеттского царя Киккули.
   К. связан и с погребальным обрядом (был провозником на тот свет, «в тридевятое царство»), и с обрядом жертвоприношения. В и.-е. традиции одним из высших, ценнейших и дорогих, а потому редких и торжественных жертвоприношений считалось жертвоприношение К., которых клали в усыпальницы царей и вождей Евразии для «перевоза» душ их хозяев в мир иной – на небеса. Маска К. участвовала в карнавальных действиях, в т. ч. слав. и русск., – на Масленицу, Коляду, на свадьбе и т. д. По свидетельствам Гельмольда, Саксона Грамматика, у балт. слав. в Арконе в большом почете был белый К., посвященный Световиду, с помощью этого К. они гадали о войне или мире. У бога Триглава был черный К. В сказках Зап. Сибири есть герой – Иван Кобыльников сын. В др. русск. сказках – Кобылий сын, т. е. рожденный от лошади, или Иван Коневич – в этом образе отголосок мифа вед об Ушас – богине утра г. и ее детях Ашвинах – утренней и вечерней заре, которых она родила, превратившись в лошадь и зачав от бога, превратившегося в коня. В русск. сказке о Василисе Прекрасной прямо подтверждается память об этом мифе: там смену дня и ночи осуществляют белый, красный и черный К. – Ушас и ее два сына Ашвины. В сказке Ершова «Конек-горбунок» также есть два небывалых волшебных К. златогривых, их мать – волшебная кобылица. В русск. и слав. вышивках на полотенцах, подзорах, занавесках, рубахах и т. д. Заря и ее дети – кони, всадники или символизирующие их цветы, ветвистые деревья, птицы распространены больше др. сюжетов. В сказках, где герой вынужден дежурить на могиле отца и там появляются волшебные К., – сохранилась память об инициациях молодых людей с участием конных видов испытаний, где ценилась и память о предках. Вост. слав. поклонялись камням, имевшим очертания К. К.-камень найден на Куликовом поле недалеко от берега Непрядвы; В Тульской губ. известен К.-камень на берегу р. Красивая Меча, здесь проходили игры и праздники древ. русичей. К.-камень есть в Коневецком монастыре на Ладожском оз. Это внушительных размеров скала, у которой до основания монастыря (в кон. XIV в.) местные жители приносили ежегодно в жертву лошадь.
   КОСТЕР – одно из важнейших и любимых ритуальных действ слав. Это возжжение огня (на мифол. уровне огонь и душа состоят в родстве), считавшегося священным, очищающим. К. – центр мн. календарных семейно-хозяйственных и лечебных обрядов. В Саратовской губ. К. жгли накануне Нового г.; в Костромской – на Масленицу; во всех регионах – накануне Купалы, при встречах весны и каждое воскресенье, иногда – четверг, при поминовении предков. Из «Стоглава» явствует, что еще в XVI столетии на Руси в чистый четверг было «паление огня и выкрикивание мертвых» (т. е. произнесение их имен). Назначение погребальных К. – отправление предков в космический мир.
   КОСТРОМА, КОСТРОМУШКА, КОСТРУБ, КОСТРУБОНЬКА, КАСТРУБА – дух льна и обобщенно дух растений. От «костр» – колющееся, жесткое, сухое, острое; трава, сорняк, ботва; «мохнатая верхушка трав», «метлица», «бородка колосьев». Так же назыв. русск., блр. и укр. народное хороводное действо, связанное с ритуалом плодородия, с созреванием льна (когда лен созрел, вегетативная сила его не нужна, К. уничтожают). В это время проходил театрализованный показ изготовления холста на кудели («прядева»). Древ. обряд искупительной жертвы «убитому» льну, совершавшийся во время зеленых святок, когда лен вырос и обрел силу, торжественные «похороны» его останков (костры – отходов от обработки льна, твердых ч. растения), олицетворенных в образе К., роль которой исполняла одна из участниц обряда, лежавшая на груде костры. К. образец русск. народного театра; была распространена в старину во мн. регионах России. Наиболее полно изучена К., бытовавшая до кон. 30-х гг. ХХ в. в селах Дорожево и Домашево Брянской обл. Здесь К. состояла из ряда эпизодов (до 30), завершающихся неизменным припевом хора. Весной девки хором пели: «Ожив, ожив, наш Кострубонько! Ожив, ожив наш голубонько!»; до сих пор неженатые, вступавшие в брак с молодой дивчиной, пели: «Прitдь, прitдь, Кострубоньку! Стану с тобоiу до шлюбоньку». По окончании «работы» изображалась «болезнь» К. в др. варианте – его «смерть». «Помер наш Кострубонько! Сивый, милый голубонько». Это своеобразная форма некой хороводной трагедии, исполненной в комической манере, широко и ярко театрализованная. Игры-хороводы приурочивались к весеннелетним праздникам. Например, дню летнего солнцестояния. Похороны К. проводились во Владимирской, Нижегородской, Пензенской, Саратовской и др. губ. В день похорон изготавливали чучело К. («бабушки стромы») из обмолоченного ржаного снопа [cорняков, прутьев; соломы, рогожи, розги (Даль)], одевали в платок старухи и сарафан (Каструба там, где его наряжали, был с кудлатыми волосами, лохматый, как кудель), клали на носилки (в колоду, корыто), представлявшие гроб, несли по селу, относили к р., в поле, лес; топили, жгли, хоронили или разрывали и развеивали останки с притворными плачами и причитаниями. С любимым народным персонажем связаны названия р. К., впадающей в Волгу, и стоящего при впадении гор. К., Костромской обл. Рыбаков (Рус. 154) считал, что К. нагляднее всего расшифровывается как Костро-ма – «мать колосьев»: «Тогда утопление Костромы должно типологически соответствовать уходу Персефоны-Прозерпины в подземный мир…». В это время в древ., считал Рыбаков, и.-е. приносили в жертву богу подземного мира и циклическим силам плодородия (Яша, Ящер, Яма, Кощей, Аид, Посейдон, Зима, и т. д.) живую жертву. Которую (в разных регионах) топили, сжигали, хоронили или разрывали. Вместо этой жертвы впоследствии начали хоронить куклу, замещавшую настоящую жертву; и атрибуты, с помощью которых обставлялось кукольное жертвоприношение, также стали театральными.
   КОЩУНЫ – самые древ. мифы, сказания, предания, исполнявшиеся русск. старцами («старъча кощуны»), иногда в виде ист. песен под гусли и др. музыкальные инструменты. Очевидна связь К. с «кощным царством», с погребальными обрядами, преданиями предков, их ист. и верованиями. Кирилл Туровский рьяно осуждал: «кощюны и бесовские песни». Те, кто позже, с принятием христ., насмехался над слав. мифол. и древ. историей, называли их «старъчъскыи басни». Так появилось слово «кощунство» в смысле насмешка или злое издевательство.
   КРАДА (др. – инд. çradda – «священная жертва в честь мертвых»; др. – русск. крада – «священный огненный круг»; др. – греч. – «горящий жертвенный алтарь»; ср.: «коро», «хоро», «коло») – погребальный костер, который в начале творения принадлежал человеку-богу Пуруше, его жертвенному телу (РВ.Х.90.15) или ч. жертвенного тела и души бога: «у него было семь поленьев ограды (костра), трижды семь были сделаны как дрова (для костра)». Поэтому при сооружении К. учитывалось магическое число «7» – в память о жертве Бога самим собою (ч. себя). Жрецы, совершая жертвоприношение (оно всегда в честь Пуруши; т. е бога-создателя живой и неживой материи) или сожжение умершего, надевали на грудь или шею амулет в виде солнечного круга с 21 лучами («трижды семь»), внутри которого (схематически) изображался Пуруша. В рукописи XII в. уп. «крады и требища» русск.; Ибн-Фадлан писал, что место сожжения умершего у русск. окружалось оградой с воротами. Чаще всего, по свидетельству Б. Рыбакова, который сам неоднократно раскапывал К., – они были с диаметрами огненного кольца 7 м (например, радимический курган XI в. у с. Ботвиновки). Предпочтительный диаметр не случаен: число «7» – число огня, число поленьев для огня К. исполина Пуруши в ведах. О русск. писали: «и богом своим жряще и мертвых телеса сожигаше»; «жра кумиром и възлагая на крады…»; «аште бо ты пламене не възгнетиши, то не горить крада» («Изборник Святослава», 1073); там же: «иже бо злато вь краду въложи…»; «жра кумиромъ и възлагая на крады…» (Минеи-четьи, февр., XV в.); «не осквернять кровию нечистою, ни крадами безбожными…» – высказывали желаемое христ. «А радимичи и вятичи и север… И аще къто умьряше, – творяху тризну над нимь. И посемь сътворяху краду велику и възложаху на краду мьртвьца и съжьжаху и. Посемь, събравъше кости, въложаху в судину малу и поставляху на стълпе на путьх, еже творять вятичи и ныне. Сиже творяху обычая и кривичи и прочии…» («Повесть временных лет», нач. XII в.). Кривичи, радимичи, северяне и вятичи сжигали умерших в К., урны с пеплом ставили в столпах (домовинах-усыпальницах на могильниках и кладбищах) на путях (у дорог), чтобы всякий мог поклониться праху родича. Назначение погребального костра – скорейшее средство отправления в космос душ предков. К. представляла собой огненный круг, для него рыли глубокий, но узкий ров, устраивали ограду из прутиков, к которой прикладывалась солома, в сооружение К. входили и 7 символических бревен (или поленьев). Когда пламя занималось – ограда своим пламенем и дымом закрывала от участников погребальной церемонии процесс кремации.
   Вероятно, существовал бог, охранявший жертвенный алтарь, возможно у русск. это был Хорс – бог солнца и времени. В Египте известен Сокар (Секер; «съкр» – скрадывающий, скрывающий) – бог некрополей и умерших. У зап. слав. – бог Кродо – воплощение жертвенного костра. Об этом писал А.Кайсаров. Он считал Кродо слав. Сатурном (бог времени италийцев, соответствовавший Кроносу греков). У вост. слав. были боги времени Хорс (зрелое солнце), Коляда (молодое солнце), Карачун (старое солнце ушедшего г.). Статую Кродо нашли недалеко от Гослара (в Гарцбурге) на высокой Гарцевой горе, поросшей лесом, ей поклонялись венеды. Изваяние представляло собою «старика с обнаженною головою, который голыми ногами стоял на рыбе… держа в одной руке колесо, а в др. – сосуд, наполненный цветами и плодами». Рыба – это олицетворение океана, откуда все вышли: жизнь зародилась в океане; колесо – круг, солярный знак и знак вечно вращающегося времени; плоды-цветы – жизнь. Далее Кайсаров писал: «постамент, на котором он стоял, находился при жертвеннике. И то и другое сделано из прекрасной бронзы и было хорошо позлащено… Жертвенник внутри пуст и четвероугольный, а сверху покрыт белою мраморною доскою… На всех четырех сторонах находятся отверстия, отделаны очень искусно; это заставляет думать, что сии отверстия некогда были наполнены драгоценными камнями. Жертвенник покоится на четырех маленьких человеческих фигурах, из коих у всякой длинная борода». Думается, что длиннобородые – это предки, уже ушедшие в мир иной. Существование К. как инструмента кремации подтверждают раскопки. Например, курган Х в. в Чернигове «Черная могила» подобен кургану гомеровского Патрокла, насыпан после классической традиционной (в К.) кремации. К. на Руси использовались до XIII в. Первый комментатор текста Нестора, летописец Переславля-Залесского, писавший в 1214 г., уже использовал пояснение для тех, кто не знал слово «крада», – «громада дров велия». Русские путешественники XII–XIV вв. называли столпами саркофаги (раки), обычно имевшие форму двускатной домовины (как на родине, на Руси), подобно той, что видел, например, в Софийском соборе Царьграда архиепископ Антоний в XII в.: «Тут стоят многи столпове от камени красного мрамора. Оковани чудно. В них же лежат мощи святые». Мысль о «столпах» выразил художник Н.Рерих в картине «Изба смерти», где небольшая избушка стоит на 4 лапах (как у Бабы Яги). Такая «Изба смерти» найдена русск. археологами в вятических курганах X в. в с. Боршеве; в радимических курганах в Демьянках. Вокруг деревянных срубов кольцевая ограда для К. Сооружение на Руси наземных (не подкурганных) деревянных домовин-столпов «от архангельского Севера до казачьего Дона» подтверждается как письменными, так и этнографическими данными, а также раскопками археологов. Мн. исследователи считают, что популярные на Руси в христ. период придорожные часовни только на первый взгляд кажутся бессмысленными сооружениями (ведь они стоят там, где нет людей, никто не живет поблизости). Это глубоко укорененная память о древ. погребениях «на столпах на путях». Т. е., там, где часовня, – земля предков, погребавшихся здесь тысячелетиями.
   К. называли и молнию. «Въ та убо лета краду огненную пусти бог с небес… и пожьже я» («Хроника И.Малалы», XIII–XV вв.).
   КРЕМЕНЬ и КРЕСАЛО – По Афан. (1,130): «слово кремень имеет в санскрите корень kr – бить, ударять, ранить, убивать и могло совмещать в себе двоякое значение: это – или орудие, которым наносится удар, или предмет, по которому ударяют, высекая огонь; от того же корня крес – огонь, вызванный ударом грома, т. е. а) молнии и б) блеск солнца, выведенного из-за туч… Кресить, кресать, пол. krzesać, словен. kresati – высекать огонь из кремня и обтачивать кремень, кресало=огниво». От корня «крес» и крест.
   КРЕМЛЬ («кремень», «кресало» от одного корня). В «Махабхарате» («Книга о Бхишме», гл. XVI.13) слово «кремль» переводится как «небесный мир Индры». Это некое место, центр жизни, где выковалась Индрой искра жизни. Т. е. К. – изначально – небесное жилище, резиденция бога Индры. По его подобию устраивали К. на земле боги, полубоги, цари Бхараты; русск. кн. и цари.
   КРЕПКОБОГ – одно из имен-метафор бога-создателя. Классен уп. античный памятник, найденный в Европе, который представлял собой шар на пьедестале. С двух противоположных сторон шара изображена «сlаvа» в виде дубинки. Надпись внизу греческими буквами: «Славянскому Крепкобогу».
   КРЕСТ – (от «кресити» – высекать огонь, санскр. kr – бить, ударять) – 1. Знак «кресения» – оживления, высечения огня, символ огня. Знак солнца («кресник» – одно из названий июня, именно в этом месяце самый длительный день, т. е. больше всего солнца), олицетворял тайну, удачу, плодородие, идею бессмертия. 2. Символ центра, межевой знак. Косой К. использовали зап. слав. как знак, ук. путь к святилищу огня на горе Собутка (или Сленжа) в Польше. К. в круге (часто и без круга) являлся символом не только солнца, но и огня. Например, Рыбаков отмечал, что на мн. еще средневековых гончарных изделиях он использовался для клейм. Этот знак связывали и с огнем, и с громом, и с молниями. К. переняли христ. и пользуются как своим.
   КРОМ – одна из метафор или вариантов имени бога границ и хранителя того, что внутри границ (ср. слова «укромно спрятанный», «укромный», «укромный угол»). От него «кромка» леса, поля, воды, моря, платья, и т. д. Уп. К. дошло до нас по схематичному изображению на камне Тиуновского святилища.
   КУДЕСЫ (от «кудь» – чары, волшебство) – ритуальные магические действа во время святок, включающие предсказания, гадания, игры и розыгрыши. Отсюда одно из названий-метафор волхва – кудесник. К. известны в Новгородской, Вологодской и др. губ.
   КУКИШ (ШИШ, ФИГА, ДУЛЯ) – заклинательно-оберегательный жест, распространенный у вост. и зап. слав., за исключением словенцев. Отвращал нечистую силу, порчу, враждебные действия. Является неприличным жестом (символизирующим коитус и гениталии – знаки Рода, предков), имеющим целью оскорбить и унизить обидчика, выразить крайнее неприятие, резкий отказ, презрение. Предки (путем символики жестов) призывались на помощь в трудных случаях. В народной медицинской практике К. лечили «ячмень» – глазную болезнь, употребляя при этом заговоры, например, в вост. слав. практике: «Глазной кукиш, на тебе шиш»; «Ячмень, ячмень, на тебе кукиш, что хочешь, то купишь, купи себе топорок, руби себя поперек». К. показывали волку, собаке, вихрю, недоброму встречному.
   КУПАЛА, КУПАЛО, КУПАЙЛО – 1. Праздник высшей производительной силы природы, время которого выбрано не случайно в день летнего, самого высокого, солнцестояния 24 июня (ему предшествует неделя или 12 дней – в разных местностях – торжеств, раскрывающих глубокую связь высшей производительной силы с бытием человека, – зеленые святки; русальная неделя олицетворяет неразрывное единство людей как со своими очень далекими предками, вышедшими некогда из вод Мирового океана, так и с известными человеку ближайшими предками). 2. Ряженая девушка или юноша, кукла или деревце – воплощение высшей производительной силы г.
   Почему самое долгое стояние солнца над землей избрано пращурами одним из двух гл. (наряду с переходом КарачунКоляда – зимними Святками) праздников в году?! Потому что пращуры, не владея современными научными знаниями и терминами для объяснения космических явлений – фактически действий Бога, – каким-то непостижимым образом «вычислили», постигли, «отыскали в сердце своем» отражение импульсов вселенной – божественной информации, передающейся наиболее мощно именно через солнце. Они както догадывались о том, что до конца неизвестно науке и по сей день. Бог – предполагаемый центр Вселенной, обычным разумом не охватываемый, которого «узрить нельзя», – периодически выбрасывал мощные и даже доныне пока еще неизвестные науке излучения, которые воспринимались как всей Вселенной, так и Солнечной системой с соответствующей реакцией, и первым их получало солнце. Кстати, уже в наше время, 5 марта 2001 г., впервые современными астрономическими приборами зарегистрирован такой удар из центра Вселенной (со стороны созвездия Южной Рыбы. Но поскольку земля, солнце, звезды, галактики не стоят на месте. В др. века подобный знак мог идти или восприниматься из иного сектора Вселенной или через др. сектор Вселенной). О таких сигналах наши предки догадывались или чувствовали их издревле. Солнце (как и в прошлые эпохи) сразу же отзывается на необычную энергетическую интервенцию, повысив активность по всем наблюдаемым параметрам. Увеличивается интенсивность свечения солнечной короны, резко увеличивается количество «солнечных пятен», возрастает радиоизлучение всех частот. Люди издревле осознавали: если все сущее в движении, значит, существует и то, что это движение осуществляет! При довольно примитивном способе существования древ. цивилизаций люди были восприимчивее к космической энергии, т. к. жили большую ч. суток в открытом космосе – в поле, в лесу, на м., на р., лишь в холодное или ненастное время возвращались на ночлег в дома или укрытия. Они понимали, что связь с Богом (и Вселенной), все его законы и предначертания (импульсы) приходят через солнце. Культ солнца и название его Богом, т. е. перенесение имени Бога на него, отражено в мифол. почти всех народов земли. Особенно отчетливо это видно по источникам и.-е., слав. и русск. мифол., что является фактически признанием: древние знали, откуда (через что) идут созидательные и разрушительные импульсы Бога.
   Предки ценили солнце не только как источник жизни, тепла и света, что само по себе бесценно, но и как «посредника» при передаче информации, направляемой к нему из неизведанных недр Вселенной, из межгалактических центров. Весь информационный поток (в виде импульсов, волн, частиц света и энергии, имевших свой химический, радиоционный и проч. состав, свои характеристики), о котором древние с полной точностью не могли знать, но догадывались о его существовании, пролегал меж галактическим ядром и землей и поддерживался с помощью солнечной активности. Говоря совр. яз., люди, наблюдая за природными явлениями, допускали догадки о том, что вся планетарная система и земля, в частности, оперируют одними и теми же исходными информационными данными из одного «информационного банка». Они понимали, что у солнца, земли и Вселенной единое психическое (интеллектуальное, энергетическое) поле, в котором действуют определенные установления (законы), например, синхронности между календарем движения земли, солнца, луны, звезд. Что подтверждается галактической (звездной или космической) гармонией, поддающейся математической поверке (расчету) гармонической матрицы основной программы. Хотя мн. сложно понять. И порог восприятия этого еще не достигнут. Космоцентричное сознание наших предков прозорливо и справедливо связывало судьбу человека со звездным небом и солнцем.
   Информационные корпускулы, волокна или нити галактической (божественной) жизни связывают каждого индивида и планету, на которой он живет, через солнце с галактическим (божественным) информационным ядром. Эти волокна, нити, потоки частиц определяют резонансный путь, подобно переносной рации современности, обеспечивающей непрерывный канал связи, космическую (божественную) линию жизни. Каждый человек имеет эту связь, проходящую через обл. солнечного сплетения. Название этого сплетения не случайно. Так сообщество галактического разума (Бог и его чада: все живое и неживое) эволюционируют на протяжении млрд лет. Солнце обладает разумом, но настолько огромным, что для человечества он просто непостижим. Поэтому предки интуитивно испытывали благоговение перед солнцем и чтили время его наиболее длительного пребывания над землей в сев. полушарии – 24 июня. В ведах заслуга поворота жаркого, пожигающего все всходы солнца на зиму принадлежала богам Хорсу, Индре (у русск. Перун). Индра отвращал солнечный жар от земли и давал освежающие дожди. Кайсаров в 1808 г. сообщал о площади для купальских игр в Киеве. Специальные площади или места для празднования Купалы были и в гор. Устюжна, в Суздале, о последнем сообщает А.Федоров («Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале»).
   Слово «К.» многозначно: а) от санскр. «сиять», «блистать», «быть жарким, возбужденным» – в этих понятиях воплощена связь огня с водой, обе субстанции божественные, всеочищающие: ср. «купать», «кипеть», «кипенный» – белый; «купа», по Далю, костер; б) любая совокупность множества ветвей, стеблей, а также и людей; куст – «купина»; «купно» – вместе. Рыбаков заметил, что названия собраний (собирающихся людей, многолюдных празднеств) у слав. сходны: толпа, толпище (на «красную горку»); стадо (день пятидесятницы); собор, соборище, сбор, собрание, сходбище, сходка; событка (собутка, соботка, субботка – все не от дня недели а от события); вкупе, купно, совокупно, купножитие (сход, приуроченный только к одному календарному событию – к ночи с 23 на 24 июня); в) «купа» – колодец в РВ. Все эти определения не противоречат друг другу, но подчеркивают разнообразие многозначности названия любимого народом действа – праздника летнего солнцеворота, одного из двух гл. праздников г., который делит г. пополам. Это праздник симметричный дню зимнего солнцеворота. 24 июня, в самый длинный день в г., встречают солнце, находясь в воде, «и возвращают на землю тех, кто должен на нее вернуться». Рыбаков (Рус. 154) считал: «Во временных трансформациях обряда кукла Костромы или Купалы заменила собою не божество Кострому или Купалу (правы исследователи, отрицающие существование представлений о таких богинях), а жертву… приносимую… повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т. е. Ящеру, Аиду, Посейдону. Проводился этот обряд у греков в месяц таргелион среди лета, а у славян на Купалу (с 23 на 24 июня)… Сквозь смягченную форму позднейшей театрализации и игровой условности можно разглядеть жестокую первичную форму первобытного обряда». На самом деле жестокость сезонной смерти обусловлена не людьми, а непререкаемыми и непреодолимыми законами космоса и природы. Люди лишь имитировали в своих ритуальных действах происходящее в космосе и природе: родился-вырос-родил-умер.
   По Афан. (3,348): «…Ярый», «буйный» заключают в себе понятия кипучего, неукротимого, бешеного, раздраженного; соответственно этому, в санскрите kup – не только блистать, но и яриться, гневаться, слав. кыпети, кыпати, кипятиться – горячиться, сердиться… С словами ярый, ярость нераздельно понятие желания, похоти… Допустив эти лингвистические соображения, надо будет признать, что имена Куп-ало и Яр-ило обозначали одно и то же плодотворящее божество лета; такой вывод, во-первых, подтверждается старинным свидетельством о «бесстыдном» характере купальских игр, а во-вторых, – тем обстоятельством, что в Ярославской, Тверской и Рязанской губ. празднество Купалы еще недавно называлось Ярилою. Согласно с этим составитель Густынской лет. принимал К. за бога земного плодородия: «Купало, яко же мню, бяше бог обилия… ему же безумныи за обилие благодарение приношаху в то время, егда имяше настати жатва. Сему Купалу… еще и доныне по некоих странах безумныи память совершают, наченше июня 23 дня, в навечерие… даже до жатвы и далей… с вечера собираются простая чадь обоего полу и соплетают себе венцы из ядомаго зелия или корения и препоясавшеся былием возгнетают огонь; инде же поставляют зеленую ветвь и, емшеся за руце около, обращаются окрест онаго огня, поюще свои песни, преплетающе Купалом; потом через оный огонь перескакуют… Егда бо прийде самый праздник, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, в селах взбесятся, в бубны и сопели (играют) и гудением струнным, плесканием и плясанном… (встречают). Ту есть мужем и отрокам великое падение, мужеско, женско и девичье шептание, блудное им воззрение, и женам мужатым осквернение и девам растление». Но «растлением» и «осквернением» это видится лишь в христ. фарисейской пуританской версии. У нормальных людей – торжество жизни, выражающееся в рождении (через зачатие), возрождении всей природы. Христ. осуждали и не понимали энтузиазм предков во время празднования К. Иконописец Григорий в челобитной царю Алексею Михайловичу в XVII в. возмущался: «вся нощь бесятся, бочки дехтярные зажигают и з гор катають и венки зажегши скачут. Тако же ведунов много, и свадьбы без них не могут справити…». «Синопсис» 1679 г. сообщал: «Купало, его же бога плодов земных мнити бяху и ему прелестью бесовского омрачения благодарение и жертвы в начале жнов приношаху».
   К. – один из богатейших по ритуальному наполнению праздников слав. календаря – воскрешения, обновления вечной жизни, где доминируют вода и огонь (солнце, Дажбог), способствующие рождению и поддерживающие жизнь во всех ее проявлениях. Праздник росы (например, в Литве), предваряющий К., и сам купальский обряд, будучи началом брачного периода, как бы «включал» наших предков в процесс возрождения. Т. к. души людей на том и на этом свете изначально имели световое или огненное воплощение, то во время зимних (на Коляду) и летних Святок (на К.) живые люди приобщались к миру ушедших через все три ипостаси огня. Собственно огонь (солнце, костер), воду (несущую в себе потенциально огонь; в РВ бог Агни родился из воды), дерево (трением которого о другое дерево во время Святок получали ритуальный «живой огонь»; святочные, купальские костры разжигались только таким огнем). К. праздновали в Трое, Фригии, в Италии, в Риме, у этрусков, в слав. странах. На Руси перед К. была русальная неделя – сложное ритуальное действо, которое в деталях невозможно описать в малом тексте; ее еще называли «зеленой» или «клечальной» (от «клеча» – зелень для украшения праздника, Фасмер). Июнь месяц, когда совершается купальский праздник, есть период полного развития плодотворных сил природы, время победы светлых богов над темными, почему и называют его макушкою лета, месяцем огня».
   В понедельник зеленых святок начинали украшать зеленью дома, дворы, ворота, калитки.
   Во вторник – «задушные поминки», ходили на могилы предков.
   В среду завивали венки, гадали (по подвешенным дома букетам, по венкам, переброшенным через крышу или пущенным по воде), загадывали загадки, часто эротического лукавого характера.
   Четверг — Перунов день. Перун считался обладателем животворного огня и вод небесных. Но и земным водам отдавали дань, например чистили колодцы (или чистили их прямо на К.), чтоб в них вода была «здорова».
   В пятницу – погребение (по местностям) Ярилы (воплощение мужского семени и производительной силы; ибо все растения к этому времени проросли и вошли в силу, Ярила не нужен), Костромы, Кострубоньки (основы, стебля, ботвы льна и др. культурных растений; ибо они уже выросли и ботва не нужна), К. (т. к. солнце и вода перестают быть сильными; после К. было запрещено купаться в водоемах), Марены (Мары, Марины; смерти, ибо тем, кто ушел к богам навеки, смерть не нужна). «Похороны» сопровождались гуляниями, развиванием венков, проводами весны, хороводами; у родника или реки толпились девушки – бросали венки. Происходило обряжение кукушки (птица бога любви. Считалось, что в кукушку превращалась богиня жизни Жива) в черное (настоящей кукушки или чучела из корней травы кукушкины слезки), считалось, что она «овдовела», после К. кукушка не кукует. Из двух сплетенных деревьев делали «колыбель», тут же под ветками проходило «кумовство кукушки», «похороны кукушки». Древ. праздник кукушки восходит к тем временам, когда проходил обряд инициации: посвящения двенадцатилетних девочек в девушки, что знаменовало вступление их в мир взрослой жизни. Этот обряд проводился так: девочки уходили в лес и следили, чтобы за ними никто не последовал. Там они водили хороводы, пели песни, посвященные Ладе, и кумились (становились названными родственницами, имея в виду родство по месту и времени инициации – посвящения; т. е духовное сестринство. Побратимство и посестринство переняла позже и христ. церковь. Что отразилось в обращении «братья и сестры»). В знак того, что подружки на год становились кумами, они обменивались венками (платками и кольцами, личными вещами, как бы вступали в родственный союз, ибо каждая вещь носит частичку своего владельца) и специально сделанной для этой цели куклой-кукушкой. Потом они «хоронили» ее (закапывали, прятали). Т. о. избавляясь от отрицательных качеств, присущих кукушке, подбрасывающей яйца в гнезда др. птиц, не заботящейся о потомстве. Обряд демонстрировал отказ от «кукушества» и провозглашал значимость материнства. Девочка, прощаясь с детством, как бы принимала на себя обязательства «не быть кукушкой». Кукла «кукушка» считалась помощницей от тоски и одиночества, на нее наговаривали свои проблемы, а потом сжигали или избавлялись от нее (своего рода процесс отпущения грехов, проблем).
   Суббота – клечальный день. Люди продолжали украшать себя, жилища венками, растениями, завивать березку, свивать ветвями два деревца, ставить ритуальное деревце (в с., в поле, на поляне, на пригорке, у р. и т. д.), собирать целебные травы (чабрец, полынь, разрыв-траву, медвежье ушко, купальницу, папоротник и др.) под руководством опытной травницы; петь в это время специальные купальские песни. Перед К. травы считались целебными, вобравшими годовую силу солнца, дошедшего до высшей точки.
   Воскресенье – Троян. Это слав. (в ведах – Трита) бог подземного царства, третьего мира. Все было посвящено памяти предков, в т. ч. и самых древ., чьим воплощением были русалки (вилы, самовилы, дивы, самодивы).
   24 июня – К. Этот день встречали, войдя в воду. Или было т. н. «хождение по росе», «хождение по воде», катание по росе, умывание росою, практиковалось также опрыскивание, обливание, считалось, что на К. само солнце купается; вода в этот день, дольше, чем всегда побывавшая под солнцем, целебна, благословенна, сулит здоровье и долголетие. Поощрялись и считались благодатными в это время действия, связанные с зачатием новой жизни. С утра все шли на пригорки смотреть «як сонце грае» или как Дажбог (это был день и час его ежегодного торжества) возносится в зенит на небесных крылатых птице-зверях. Пели гимны-песни солнцу, Дажбогу. Добывали «живой огонь», от него зажигали купальские костры, факелы, уносили огонь по домам для очагов. Прыгали через костры (в т. ч. полынные или чернобыльные, которые считались отгонными). Жгли старые метлы (иногда они были из купальских ветвей прошлого г.), корзины, заборы, старую обувь и т. д., чтобы очиститься от всего старого, обновиться, как сама природа. Мылись в бане, в р., ели ритуальную кашу из толченого в ступе ячменя. Скатывали с пригорка к р. смоленую горящую бочку. Или зажженное старое колесо, символизировавшее скатывание солнца на зиму.
   Афан. писал (1,108–109): «В некоторых местностях Малороссии существует обычай, который состоит в том, что на праздник Купалы откатывают от зажженного костра колесо, выражая таким символическим знаком поворот солнца на зиму. То же выражалось и скатыванием огненного колеса в реку: после поворота своего летнее солнце начинало спускаться с вершины небесной горы, и горячие лучи его точно так же погашались в дождевых потоках наступавшей осени, как пламя спущенного с горы колеса умирало в волнах реки». Люди старались проникнуться могучей силой природы, космоса и купаться в ее таинственной плодотворной и здоровой жизни.
   Афан. добавлял (3, 349, 354): «В ночь на 24 июня, как скоро загорятся купальские огни, Карпаты, Судеты и Исполиновы горы представляют истинно великолепное зрелище… Девицы в праздничных нарядах, опоясанные чернобыльником и душистыми травами, с цветочными венками на головах, и холостые юноши схватываются попарно за руки и прыгают через разведенное пламя; судя по удачному или неловкому прыжку, им предсказывают счастье или беды, раннее или позднее супружество; сверх того, на Украине девушки пускают свои венки в воду, прилепив к ним зажженные восковые свечи, и по этим плывущим венкам гадают о своей будущей судьбе. Прыгание через огонь избавляет от недугов, злого очарования и бесплодия; матери нарочно сожигают на купальском костре снятые с хворых детей сорочки – для того, чтобы вместе с этим бельем сгорели и самые болезни. Чтобы скотина не болела, чтобы коровы давали больше молока, в Литве, на Руси и в Чехах принято перегонять стада через купальские костры. В Сербии, накануне Купалы, пастухи зажигают свернутые из бересты факелы… обходят овечьи закуты и коровьи загоны, а затем складывают их на ближайшем холме и оставляют догорать в одной общей куче. Словенцы разбрасывают по полям и огородам пепел, уголья и головешки, взятые от купальского костра, для того, чтобы черви и другие насекомые не портили посевов и капустной рассады. То же самое делают и чехи – для предохранения своих нив, садов и огородов от непогоды и града; кроме того, у чехов существует обычай зажигать накануне Купалы обмакнутые в деготь метлы и бегать, размахивая ими по воздуху. В белорусских деревнях в ночь на Купалу вбивают в землю большой кол, обкладывают его соломой и кострикой и зажигают; когда пламя разгорится, крестьянки бросают в него березовые ветки и приговаривают: «кабы мой лен был так же велик, как эта березка!». Обычай творить омовение на рассвете купальского дня засвидетельствован Стоглавом: «егда нощь мимо ходит… тогда отходят к реце (вар. к роще) с великим кричанием, акы беснии, и омываются водою» (вар. росою). Поселяне наши не только сами купаются на этот праздник – ради здравия тела, но с тою же целию купают и больных лошадей. Роса, выпадающая в купальскую ночь, в высшей степени обладает живительными и целебными свойствами и сообщает их полевым цветам и травам. Русины умываются этой росой, дабы отогнать от себя злые немощи и недуги…» Купальская ночь, по Афан., «исполнена чудесного и таинственного значения. В эту ночь источники и реки мгновенно превращаются в чистое серебро и золото, папоротник расцветает огненным цветом, подземные сокровища выходят наружу и загораются пламенем, деревья движутся и ведут между собой шумную беседу…».
   У белорусов с рассветом Иванова дня крестьянки выбирают из своей среды самую красивую девушку, обнажают ее и опутывают с ног до головы гирляндами из цветов; затем отправляются в лес, где Дзевко-купало (так называют избранную девушку) обязана раздавать своим подругам заранее приготовленные венки. К этой раздаче она приступает с завязанными глазами – в то время как вокруг нее движется веселый девичий хоровод. Смотря по тому, какой венок кому достался, заключают о своей будущей судьбе; свежий венок сулит богатую жизнь замужем, а венок сухой, увядший – бедность и несчастливый брак: «счастья-доли не бачить ей, жить у недоли!». Наоборот, срубленное дерево принимается в некоторых местностях за самого Купалу. На Волыни и Подоле девицы приносят убранную цветами вербу, устанавливают ее в землю и вокруг этого дерева, называемого Купайлом, водят хоровод и поют жалобные песни; между тем собираются парни и, выждав время, вступают в притворную борьбу с хороводом, овладевают вербою и рвут ее на части. В этом обряде кроется мысль о начинающемся, после летнего поворота солнца, замирании плодотворящих сил природы. Бог-Солнце, пускаясь в зимнюю дорогу, с каждым днем более и более теряет свою царственную власть над миром: дни сокращаются, ночи увеличиваются, а вместе с тем и вся природа близится к старости и увяданию… Прибавим к этому, что на пути в загробный мир усопшие, по мнению наших предков, должны были переплывать глубокие воды. Мысль о замирающих силах природы особенно наглядно выражается в тех знаменательных обрядах, которые… были известны в нашем народе под названием похорон Костромы, Лады и Ярилы. По всему вероятию, обряды эти принадлежали в старину к купальским… Но так как по своему вакханальному характеру они должны были вызывать постоянные протесты со стороны духовенства, находившего подобное «бесстудие» несоответствующим святости поста и церковного праздника, то и были перемещены на другие дни. Сверх того, с именем апостола Петра суеверный народ связывал свои старинные представления о боге-громовнике; а потому и купальские игры легко могли приурочиваться ко времени около Петрова дня. В некоторых местностях вечером накануне 29 июня крестьяне зажигают костры, а на утро следующего дня наблюдают игру восходящего солнца. Здесь речь о смещенном церковью с 24 на 29 июня купальском празднике.
   Что характерно, нынче широко отмечается др. праздник из двух наиглавнейших в г. – зимние Святки, больше известные как Новый г. (хотя церковь на него наложила пост и запреты на веселье). К. и летние Святки, пышные многодневные, разнообразные празднества, народом почти забыты или подменены христ. мифол. с ее святыми мучениками и атрибутикой, которая частично взята из ритуалов наших предков (употребление воды, зелени, огня свеч и т. д.). Праздник этот, по мнению Рыбакова (Рус. 649), отменил христ. интернационал, волевым методом «учредив неизвестный грекам Петровский пост в середине лета. Даже митрополит-грек Георгий (1061–1073) недоумевал по поводу этого русского нововведения: «Несть лепо подражати мясопусту других по пянтикости (через неделю после Троицы) вопреки письмена святыя – един бо мясопуст уставихом». Новый пост прикрывал собою (в зависимости от Пасхи) дни от конца мая до 28 июня включительно или же от 20 до 28 июня. В любом случае прадедовская русальная неделя, Купала и весь двенадцатидневный цикл летних солнечных игр… и пиршеств подпадали под запреты Петровского поста. Вплоть до XIX в. в народе ощущалось неудобство и как бы незаконность этого поста: «Пост этот выдумали попы… Другого случая такого давнего и упорного расхождения церковного календаря с народным мы не знаем». Тысячелетнее вытеснение постами («Петрово говейно») и запретами яркого, солнечного, глубоко духовного и космически знакового (законного по законам космоса рита или рта, а у русск. – рота) праздника сделало свое дело. Сниженное чествование силы жизни, отсутствие восхищения силой жизни и следования ее идеалам [христ. идеалы и предпочтения прямо противоположны: чтут мучеников, уродов (юродивых, убогих), психически и физически больных] снижает силу жизни и волю к жизни нынешних поколений. Ничто противное законам космоса (и Бога!) не проходит даром!
   С течением веков люди перестали понимать, почему К. и др. празднества, связанные с плодородием, праздновались откровенно «бесстыдно» (по клеймлению церковному). Поэтому уместно здесь ук. народные представления о высших силах и действиях плодородия, которое является непрерывным воспроизведением жизни (растений, животных и человека). Сохранение и стимулирование плодородия – гл. цель и доминирующий мотив большинства ритуалов и магических практик семейных, календарных обрядов. Плодородие, прежде всего, символизировали огонь (это и продуцирующая роль купальских, масленичных костров, и возжигание огней вокруг невесты с женихом, др. персонажей свадебного обряда, и др.) и текучая вода (как в болг. заговоре: «пусть течет стадо, как вода»). В купальских обрядах эти две стихии в наиболее полной мере использовались как стимулы плодородия. Весь арсенал магических средств с общей семантикой «возрастания», «умножения», «развития», «движения вперед», «обходов» и «ходов» с атрибутами плодородия (например, с девочкой; с козой: «где коза ходит, там жито родит»; со «звездой»; с «маем», где май – воплощение нематериальной жизненной силы, с деревцем, с кустом; с веретеном; сам принцип «обходов» переняла церковь в виде «крестных ходов»), «рождения»-«зарождения», «осеменения», «появления плода», «брачения» призывался для стимулирования плодовитости живого. Все, символизирующее брак, коитус, зачатие. Сперма (семя, зерно, орех, шишка, яйцо, пыльца), пояс, катание по земле. Обнажение считались одинаково эффективными применительно к урожаю, приплоду скота и деторождению. Для магического стимулирования плодородия привлекались лица, наделенные репродуктивной силой. Ребенок (как «продукт» репродуктивности, плод), юноша и девушка, невеста с расплетенной косой, беременная женщина, роженица, женщина детородного возраста. Беременная женщина своим прикосновением и присутствием считалась способной помочь бесплодным или малопродуктивным (женщинам, животным, деревьям, льну) стать репродуктивными. Девочка, обошедшая с др. сельчанами поле, или посаженная невесте на колени, или поставленная с расширенными ногами на ворота, под которыми прогоняли скот, приготовленный к случке, или посаженная в борозду, – была эффектным обрядовым персонажем стимулирования плодородия. Такими стимуляторами могли быть и старцы, символизирующие бесконечный ряд предков-потомков. И ряженые в маски, костюмы наиболее плодовитых, жизнестойких существ: в бабу, мужика с преувеличенным фаллом, коня, быка, медведя, козла, зайца, петуха, курицу, белку, Кострому, Купалу, Кострубоньку. А также ритуальные палки-фаллосы, прикасавшиеся к людям и животным, початки кукурузы, яйца, катавшиеся по полю или подложенные в сито с зерном для посева, посыпание зерном, катание по земле пар или соитие пар на вспаханном поле. Действия любовного характера. Поцелуи, сексуальные движения танца, сценки и песни-припевки эротического характера, песни, чествовавшие мать-землю (особенно весной, когда считалось, что «земля брюхата»), богинь Ладу, Додолу, Макош, богинь судьбы; благопожелания, славления, приговоры, гадания. С плодородием связаны действия, где вьется веретено или мотовило (как вьют нить жизни богини судьбы); действия, где есть ритуальное битье или прикосновение (в память о богах-Ашвинах, касавшихся своим медоточивым бичом смертных, делая их счастливыми (а значит – плодными, мн. рожающими). Молотьба или трясение (чтоб высвободить жизненную силу, семя для новой жизни), раскрывание, развязывание «запертых» или «связанных» производительных сил (развязывание узлов, расстегивание одежды, раздевание, открывание дверей, ворот); чествование (танцы, песни, обходы) и демонстрация урожая. А также дар, кража (символическая). Например, кража невесты. И обман, как, например, обман, одурачивание только что проснувшегося от зимней спячки домового 1 апреля. Дар тесно примыкает к действу жертвоприношения богам, богиням, связанным с плодородием, богам и богиням судьбы и смерти, земле (например, кровью жертвенного животного кропили скот, кости бросали в поле; в поле разбрасывали угли и пепел от жертвенного костра). Все эти элементы откровенных, ярких действий плодородия в большой полноте применялись на К. и др. аграрные и семейные праздники. Они же были ненавистны церкви как постыдные.
   КУПАЛЬНИЦА – женское воплощение Купалы, покровительница земледелия, заступница женщин. К. почиталась женщинами в неделю перед Купалой и в особенности накануне купальской ночи. В этот день избирали девушку на роль К., сажали на ось переднего станка от телеги, а др., взявшись за оглобли, возили ее по селу с песнями (о помолодении, омолаживании, преображении человека и природы). Ось, колесо – символы вращения солнца, вращения солнечного времени, поворота его на др. половину г.
   КУТ – одно из названий души и олицетворявший душу угол (помещения), «красный», «передний» угол, где было место богов (их статуй, изображений; т. е. душа дома); дом; общественное здание. Общественные здания в религиозном центре в Штетине назывались Кутины. Позже, под влиянием христ., переводившего отеческих богов в демонов, переиначивавших все наоборот, – закуток, удаленная ч. поля, земли, угол, клин, окраина; дальняя страна, глухой край.
   КУТЬЯ (от «кут» – душа) – ритуальное кушанье из каши с медом и изюмом (где зерно – символ новой возрождающейся жизни), употреблялось на ритуалах, посвященных предкам, родству, Роду и роженицам, – похоронах, поминках (во время Задушек, Задушниц, Радуницы, Дедов), «ибо смерть человека, по народному воззрению, есть вторичное его рождение для иной загробной жизни»; в сочельник, когда «вместе с поворотом солнца на лето вся природа призывается к пробуждению от зимнего сна». По Афан. (3,363): «Кутьей называется каша из зерновой пшеницы, ячменя или рису, разведенная медовою сытою».

Л

   ЛАД И ЛАДА. Людям древнейших времен свойственны догадки, которые подтвердились спустя тысячелетия. Ученым давно известно, что клетка организма является элементарной ячейкой любой живой системы. Известно, что первичные процессы взаимодействия внешних полей с биосистемами протекают в основном на уровне клеток. Это легче всего было изучить на одноклеточных организмах, на микробных клетках. Ученых удивила феноменология воздействия геомагнитных возмущений и магнитных бурь на микробные клетки энтеробактерий. Установлено непосредственное влияние геомагнитных возмущений на интегральные жизненные функции энтеробактерий. Такие воздействия (при положительной императивной информации) могли заставить клетки размножаться и продлевать их жизнь на десятки, сотни дней. А при летальной информации сокращать жизнь на несколько суток. Иными словами, информативный импульс извне (электромагнитный приказ) мог настроить клетку на жизнь или на летальный исход. Оказалось, что информационная гибель изначально запрограммирована в ДНК и осуществляется при активации летальных генов.
   Если клеток в каком-либо организме много и они лишние, то включается физиологическая суицидная программа, а распадающаяся на фрагменты ДНК рассасывается и поглощается. Вы замечали, что пессимизм, оскорбление, невостребованность, страх и еще ряд подобных факторов нередко приводят к инфаркту миокарда, затяжной нервной депрессии, язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки и прочим неприятностям. В таких случаях человек включил (или она включилась помимо его воли) суицидную программу. Эта программа у энтеробактерий включается информационным космическим кодом. Летальные гены в клетке живого организма есть изначально, они какое-то время спят, дремлют, пока определенные условия не влияют на их активацию. Совокупность этих условий (которые могут быть в каждом случае того или иного организма с различными вариациями) и является приказом: размножаться-делиться или свертываться-умирать. А есть еще один путь – мутировать.
   На самом деле еще не ясно, как же совмещается двуединая работа клетки на единообразие и многообразие наследственных признаков. Как понять биофизический механизм? Это глубоко не анализировалось из-за отсутствия планетарно-космического мышления. Хотя ясно, что жизнь клетки связана с космогелиогеомагнитным фоном, олицетворяющим биологический ход реки времен. Со своим «красным» или «зеленым» светофором на ее перекатах. Новые организмы рождаются, если их программа соответствует небесной генетике, и умирают, если их программа приходит в несоответствие с этим.
   Ученые обратили внимание, что обычная кишечная палочка, которая есть в организме любого человека, может не давать о себе знать десятилетиями, а может «проснуться» в виде бактерии дизентерии или бактерии брюшного тифа. Нередко образуются бактерии-«кентавры», не поддающиеся идентификации из-за наличия в них свойств 2–3 микроорганизмов. Возникла теория влияния внешней среды на клетки организма. В конечном счете, в спорах о том, что же это за среда, пришли к выводу, что влияющей внешней средой на геном клетки является информационно-генетическое излучение, сопровождающее геомагнитные возмущения и магнитные бури. Ученые поняли, что новые признаки уже заранее предсуществуют в наследственных структурах клетки и живут там до определенного императива. А это уже прямая дорога к Творцу, Богу, с чем не могли согласиться многие ученые-атеисты.
   С тех пор, как на нашей планете возникли первые живые организмы, они существуют в бесконечном непрерывно меняющемся океане электромагнитных полей и различного рода излучений. Поэтому отношение живого к внешнему миру можно рассматривать как непрерывную переработку информации в протоплазме живой клетки. В ходе эволюции у организмов сформировались чувствительные органы, воспринимающие, однако, всего лишь малую часть внешних воздействий. Тем не менее, многие процессы окружающего мира находят отражение в жизнедеятельности клетки. Вселенная отражена в нашем организме, в нашем восприятии. Это интуиция, ясновидение – всевозможные обычные и необычные проявления нашей психики. А наша клетка – отпечаток Вселенной.
   До появления разделения клетки первобытного организма на две половины существа были одноклеточные. Одноклеточные бессмертны. Они бесконечно воспроизводят самих себя из самих себя и никогда не умирают. Как только появилось разделение на две половины, появились одна и другая половины. Появилось их влечение, сталкивание, соитие, соединение, гармония единого целого, появилась и смерть (разрушение такого гармоничного целого). Лад и Лада не гермафродит-уродец, как иногда могут подумать незнатоки древностей, любители всевозможных уродств, темноты веков. Они боги перволюбви, первосоития, гармонии. Они же первые смертные предки. В ведах первый смертный Яма (и сестра его Ями), у иранских арьев это Ийма. До этого все были бессмертны. Древние предки индоевропейцев как-то догадались об этом моменте эволюции, прозрели его, «вычислили», «рассчитали». Чтили в разных уголках индоевропейского мира кто Лада, кто Яму или Ийму, или Януса двуликого.
   Лад/Лада – боги (бог) входов и выходов (символ их – арка-переход, а также другие виды перехода – двери, ворота), великого начала (как двуликий Янус у римлян), первого дня, первого месяца, первого года, начала жизни человека. Они (он) учили людей возделыванию земли и всякому созиданию. Это боги/бог договоров, союзов, лада, мира. У римлян Янус имел эпитет «дорогой создатель», позже трактовался как «мир», стал блюстителем порядка, мира (лада), вращающим его ось. Лад/Лада чествовались в начале каждого года до 9 января (когда год начинался зимой). С 1 до 9 сентября, когда года считали «по осеням», как в ведах. Летом, в купальскую неделю, во время торжества Дажбога, как вершины и величия объема всего народившегося. Но особенно весной, когда зарождалось многое в природе. И весь год. Римский Янус еще изображался с 365 пальцами.
   Почему Ладу/Лада празднуют весной, когда усиливается весеннее солнце? Еще Чижевский писал о том, что нервные клетки отзываются на усиление солнечного коротковолнового излучения. Он утверждал, что атомно-молекулярный механизм клетки как бы настроен на солнечное излучение и ведет себя как чуткий рецептор, повышается информативность «поля» нейрона, его упорядочение. Люди как-то догадались о чем-то подобном, небыстро пришли к этому опытным путем.
   Индоевропейцами был создан архаичный двоякий (двуликий, двусторонний, двуполый) бог изначальный или возникший из самого себя. Клетка, из которой зародилась жизнь путем деления. Закон, гармония жизни, красивая слаженность, согласные действия. У славян с VI века этот бог встречается в стадии уже разделившегося на два – Лад и Лада; в более древние времена, у других индоевропейцев был и единый такой бог.
   В звательном падеже (при обращении) он ЛАДО (муж.)и ЛАДА (ж.).
   Лад – др. – русск. порядок, строй, стройность, гармония, согласие, мир, дружба, слаженность, красота; а также торг, сговор, благоприятный результат («поладили»). Существовал ли бог Л. (т. е. мужская ипостась Лады)? Получается, что – да. Например, в русск. лет. под 980 г. написано: «…Ладо бог пекленный (имеется в виду любовный жар. – А.Б.); сего верили бытии богом женитвы, веселия, утешения и всякого благополучия… Сему жертвы приношаху хотящии жениться, дабы его помощию брак добрый и любовный был. Сего Ладона… по неких странах, и доныне на крестинах и на брацех величаютъ, поюще своя некия песни, и руками о руки или о стол плещуще: Ладо, Ладо! – переплетающе песни своя, многажды поминают». Лит. представляли Л. «богом с солнечными кудрями»., слав. племя кроаты считали, что Л. – бог весны, цветов и земледельческих работ. В «Синопсисе» (1674) описывали один из пантеонов русск. богов (этот текст скопирован и в Пискаревском летописце – оба с более раннего источника) с поставленными им статуями: «…Четвертый идол – Ладо. Сего имяху бога веселия и всякого благополучия. Жертвы ему приношаху готовящиися ко браку, помощию Лада мнящи себе добро, веселие и любезно житие стяжати. Сия же прелесть от древнейших идолослужителей произыде, иже неких богов Леля и Полеля почитаху, их же богомерское имя и доныне по неким странам на сонмищах игралищных пением Лелюм-Полелем возглашают. Такожде и матерь Лелеву и Полелеву – Ладо, поюще: Ладо, Ладо! И того идола ветхую прелесть… на брачных веселях, руками плещуще и о стол бьюще, воспевают». Киевский «Синопсис», скопированный с более раннего великорусского оригинала, говорит о том, что игры в честь Ладо (в мужской и женской его ипостаси) и там и там, по мнению автора, «существуют и поныне» (к году написания).
   Афан. считал (3.222), что были у «славян Ладо и Лада. В песенных припевах Ладу дается прозвание деда: «ой ДидЛадо!» К нему обращается хороводная песня: «а мы просо сеяли-сеяли», намекающая на древнюю умычку жен». Добавим еще и воспевание плодородия, всего годового вегетативного цикла, ибо вторая ч. хороводной песни «А мы просо вытопчем-вытопчем», воспроизводила не враждебный акт, а завершение цикла – обмолот, который производился способом вытаптывания людьми, волами или конями. На Красную горку две шеренги играющих попеременно то шли навстречу одна другой, то отступали назад и пели:

     А мы сечу чистили, чистили,
     Ой-Диди-Ладу, чистили, чистили!
     А мы просо сеяли, сеяли,
     Ой-Диди-Ладу, сеяли, сеяли!
     А мы пашю пахали, пахали,
     Диди-Лада, пахали!
     А мы нивку орали, орали,
     Та в Ладу Ладом орали.

   Иногда в песнях был представлен не только весенний этап, как в этой, но и весь цикл земледельческих работ:

     А мы чащобу чистили, чистили,
     Диди-Лада. Чистили!
     А мы пашню пахали, пахали,
     Диди-Лада, пахали!
     А мы просу сеяли, сеяли,
     Диди-Лада, сеяли!
     А мы просу пололи, пололи,
     Диди-Лада пололи!
     А мы просу жинали, жинали,
     Диди-Лада, жинали!
     А мы снопы вязали, вязали,
     Диди-Лада, вязали!

   «Снопы раскладывали на гумно, потом ездили по ним вокруг на лошадях или на волах»:

     А мы просо вытопчем, вытопчем,
     Ой-Дид-Ладо, вытопчем, вытопчем.

   Формы припевов были и такие: «Ай Дид, ой Ладо!»; «Ой Ди ди Ладу»; «Ой Диди Ладо»; «Ой-Дид-Ладо», «Ой Дид со Ладою»; «Диди Лада»; «Та в Ладу Ладом»; «Ладо, ладо, ладо мое» (в последнем случае «ладо» – любимый). Рыбаков писал: «Невольно вспоминается знаменитый рассказ летописца о брачных обычаях славян… «ту умыкаху жены себе»…» Коней, вытаптывающих просо (поздний вариант, подразумевающий посев), «перенимают», а владельцы коней хотят их выкупить. Выкуп – девица. Сторона, сеявшая просо, выбирает из участниц другой стороны девушку и поет: «В нашем полку прибыло, прибыло…». Несомненна связь такой игры со свадебным обрядом. Бог или два бога вместе (Дид-Лада) объединяют весеннюю аграрную обрядность с обрядностью брачной. Т. о., Лад был бог-предок, как и, например, Род, – зачинатель и хранитель порядка в сфере плодородия (рода людского и всей природы), бог весеннего вегетативного цикла, бог, разрешающий все действия, направленные на плодоношение. Близ Керченского пролива найдена надгробная надпись античного времени, когда местная мифол. сосуществовала с весьма популярной греч.: «Сидя с Ладом в Елисее, Леты черпнешь и забудешь». В балт. и вост. – слав. фольклоре сохранились до наших дней сотни песен с припевом «Дид-Ладо» – и это явно обращение не к женщине-богине. Имя Лад, Ладо-бог дошло до нас в меньшем количестве случаев, чем Лада-богиня, т. к. в иных регионах его часто заменяли на Дид (см.), а супруга Дида звалась Дидилия (хотя и необязательно). А.С.Фамницин в кн. «Божества древ. слав.», СПб., 1884, 254–274. полагал, что кроме богини Лады существовал еще бог Лад (или Ладо). Л.Нидерле в своих «Старожитностях» также поддерживал эту мысль.
   Лада – др. – русск. богиня гармонии, юности, красоты, любви, чистоты; причем красоты и гармонии также в духовном и нравственном смысле, внутренней красоты, выражавшейся в этических поступках. Л. выполняла космические функции мощной, пронизывающей весь мир любви. Она была богиней плодородия (прежде всего в мире людей, а затем и во всей природе); богиней весеннего времени; вечной весны и жизни; изобилия. По свидетельству римского историка Тацита, в VI–IV вв. до н. э. богам Ладе и Ладу (иногда его заменяли Лелем) было посвящено празднество в Лидии. Там жрец, принося жертву, переодевался одновременно в мужское (с одной стороны) и женское (с др.) платье, изображая два существа в одном (или как одно двоякое), что символизировало вечное безначальное самозачатие в природе, начало жизни по собственному импульсу, рождение космоса из самого себя. Кажется эта мысль невероятной, но если космос возник из самого себя и сам из себя зародил жизнь, а люди не знали точно, как это произошло на практике, ведь о молекулах, атомах, химических реакциях они в древ. еще не подозревали, – то наглядно это выглядело именно как некий бог, зачавший все живое в самом себе, родивший или выделивший из самого себя живые существа (варианты – Пуруша; Лад/Лада; Дид/Лада). Лидийские бог и богиня плодородия и гармонии в природе Лад и Лада, запечатленные в VI в. до н. э., отразили архаичный образ точнее. Если бы у русск. Лад-Лада изображались как двоякий бог (а намек на такую возможность содержится в древ. формуле, которую мн. уже не понимают, – «Дид-Ладо»), то, как двуликий Янус, он был бы, с одной стороны, юной женщиной (Лада), с др. – стариком (Дид, Дид-Ладо); если бы одно лицо его, юное и прекрасное, было обращено на восток, то др., старческое, – на зап.; а если бы одно лицо было повернуто на юг, то др. – к предкам, на сев. У русск. эти боги существовали не слитно, а каждый сам по себе, особенно известна Лада. Более того, как единый бог-творец, не имевший в ведах одного предпочтительного рода и даже называвшийся «нечто одно», «оно одно», слав. Лад-Ладо-Лада могли уп. в трех родах. Хорватская песня кон. XIX в. пелась во время летнего солнцестояния:

     Красивый Иван рвет розы
     Тебе, Ладо, святое божество.
      Ладо! Слушай нас, Ладо!
     Песни, Лада, поем мы тебе,
     Ладо! Слушай нас, Ладо!

   Здесь мы видим не только звательный падеж (жен. и м. родов), но и средний род («божество») и женский род («Лада»); так же точно поступал народ с именем Коляды-солнца (он, она, оно). Известна сербохорватская весенне-летняя песнямолитва о дожде, где Ладу называют высшим богом.

     Молимся, Лада,
     Молимся вышнему богу.
     Ой, Лада, ой!
     Да подует, Лада,
     Да подует тихий ветер,
     Ой, Лада, ой!
     Да ударит, Лада,
     Да ударит урожайный дождь.
     Ой, Лада, ой!

   В Упанишадах (комментарий к ведам) Ladia pudenda – огонь в середине лона женщины. У инд. арьев были подобные Л. богини, среди них – богиня Анумати, выступавшая как согласие, одобрение, милость, благоволение; богиня красоты Лакшми (кстати, Лакшма – р. в Архангельской губ.).
   Б.А. Рыбаков писал: «весьма существенным обстоятельством при разборе аргументов за и против Лады является степень распространенности ее имени в разных славянских землях. Чем уже ареал, тем труднее обосновать исконную древность верований. Однако для Лады так вопрос не стоит. Лада известна фольклору всех славянских народов: полякам, словакам, словенцам, сербам, хорватам, далматинцам, болгарам, русским, украинцам, белорусам. А за пределами славянского мира имя Лады известно и балтийским народам – латышам и литовцам. Один этот географический перечень, охватывающий всю балто-славянскую группу, говорит о глубокой архаике загадочной Лады. Имя ее известно от Адриатического моря до Камы и от Балкан до Балтийского моря. Никаких препятствий праславянской древности Лады нет».
   Наиболее древ. письменными уп. Лады слав. являются польские церковные запрещения дохристианских обрядов перв. четв. XV в., опубликованные Станиславом Урбанчиком: «Поляки еще и сейчас около зеленых святок чествуют своих божков: Alado, Gardzyna, Isse… Этим божкам плохие христиане оказывают большую честь, чем Богу: девушки целый год не ходят в костел молиться истинному Богу, тогда как на чествование этих своих божков они привыкли приходить». В 1420-е годы в Польше христ. диктатура вводила яростные запреты: «Запрещаем также пляски и песни, в которых называются имена…: Ладо, Лель… проводимые во время зеленых святок, когда истинно познавшие Христа должны усердно просить Бога… воспринять дух святой». В Ченстоховской рукописи Яна из Михочина находим то же: «…Наши старики, старухи и девушки не молятся о том, чтобы стать достойными восприятия Святого Духа, но в эти три дня, когда надлежало бы предаваться размышлениям (Троицын, Духов дни…), сходятся старухи, женщины и девушки, но не в храм, не на молитву, а на пляски; не к Богу взывать, но к…: Яше, Ладо, Лелю, Туа. Если таковые не покаются, то пойдут вместе с Яша, Ладо на вечные муки». На Лысой горе близ Келец (Кельце) в Польше (южнее Варшавы, в р-не Свентокшиских гор) было капище Лады, Леля, Вода («К ним, простые люди сходились в первый день мая возносить им свои мольбы и приносить жертвы»; 1 мая костров не палили), о чем говорится в «Повести о построении бенедиктианского монастыря на Лысой горе»; величественное культовое место IX–X вв. на вершине горы 1130 м в длину и 140 м в ширину окружено было каменным валом. Прямо на месте изваяний дохристианских богов, снеся их, христ. выстроили свой храм и монастырь, чтоб люди шли к ним («Тогда княгиня Дубравка приказала построить костел и посвятить его Святой Троице»). Лысые горы были под Киевом, близ Днепровских порогов, юго-зап. Саратова, не исключено, что и они служили местом почитания Лады.
   По представлениям наших предков, всегда в окружении цветов, Л. то сходила с гор, с облаков; то, как инд. Лакшми или греч. Афродита, выходила из вод, из морской пены (белый цвет пены и обледенелых берегов Сев. Ледовитого океана наши предки помнили по своей сев. прародине). Л. – помощница в плавании по морю житейскому, прекрасновенчанная (всегда в венке из цветов), многозлатая, прекрасноокая, дающая пьянящую радость объятий, негу любви, улыбки, смех. Она летала по небу на золотой колеснице, запряженной то воробьями (наиболее плодовитые и живучие в мире птиц), то лебедями (символ верности, чистоты, небесности). Цвет ее белый – цвет чистоты и невинности. Л. приносили в жертву белых петухов (куры и петухи – символы плодовитости; а петухи еще и символы времени, утра, а также утра г. – весны, которая ассоциировалась с Л.), круглый хлеб или пирог, белый холст, ленты, цветы. Дерево ее – березка. В честь Л. в купальские дни, а чаще в самый день летнего солнцестояния, «завивали березку» и обвязывали ее шелковым поясом. Мужчина, который готов к женитьбе, «развязывал пояс» Л. «Развязать пояс Л.» иносказательно значило жениться. Л. называли сплетенный в ее честь венок, который гадающие в праздник Купалы пускали по воде. По Афан. (1, 117): «В весеннюю пору прекрасная богиня вступала в брачный союз… и оживляла природу… Лада у славян и литовцев почиталась покровительницею любви и браков, богинею юности, красоты и плодородия, всещедрою матерью. Закликая красную весну, обращались к ней:

     Благослови, мати,
     Ой мати, Лада, мати!
     Весну закликати!..

   В Подольской губ., около Межибожья… поселяне еще недавно воспевали царевну Ладу, а под Брестом Литовским – королевну Ладу… У сербов девицы, которые, празднуя приход весны, накануне или утром Юрьева дня надевают на головы венки и ходят по селу с песнями, называются ладовицами…»; (3. 338) «В старину закликание весны должно было сопровождаться жертвенными приношениями. И доныне 1 марта, на утреннем рассвете, болгары выходят встречать Весну с нарочно приготовленным круглым хлебом, наши поселянки расстилают на поле новый холст, кладут на него пирог и, обращаясь на восток, говорят: «вот тебе, матушка Весна!»… При встрече весны поются обрядовые песни (веснянки: содержанием их служит любовь, возжигаемая Ладою в сердцах девиц и юношей), и совершаются праздничные игры, идущие из глубокой древности». Херасков писал в поэме «Владимириада»:

     Краснее утренней зари отроковицы
     Несут уже цветы во храм любви царицы…
     «О нашей юности хранящая цветы!
     Дай, Лада, мирное супружество нам ты!»

   Кайсаров добавлял: «Все безбрачные приносили Ладе жертвы и думали через то получить себе счастие для будущего супружества. Главный кумир ее стоял в Киеве, а многие находились еще в разных других местах… Имя ее часто повторяется в русских песнях, и то же говорит Нарусцевич о литовских песнях». В весенних песнях, молениях о дожде и урожае к Л. шел ряд прямых обращений: «Слушай нас, Лада»; «песни, Лада, поем мы тебе»; «благослови, мати Лада» и др. Кроме весенних славлений, Л. вспоминали на свадьбах, новогодних гаданиях-ладуваниях, на Масленицу. С наступлением весны (1, 9, 25 марта; 23 апреля; 1–2 мая; с 23 мая по 24 июня или – в др. местностях – с 25 мая по 25 июня, в т. н. зеленые святки; 29 июня) наступали и Ладины праздники, в эти дни играли в горелки. Гореть – любить. Любовь часто сравнивали с красным цветом, огнем, жаром, пожаром. Остуда – нелюбовь. С корнем «лад» связаны многие слова брачного значения. Лад – супружеское согласие, основанное на любви; ладить – жить любовно, «в ладу»; ладковать – сватать; лады – помолвка; ладило – сват; ладинки – уговор о приданом; ладканя – свадебная песня; ладный – хороший, красивый; в Болгарии ладуванье – гадание о женихе; Ладино хоро, Ладино коло – весенние хороводы; лада – называли любимых существ (прежде всего детей, а затем мужа, жену). Это отражено в «Слове о полку Игореве»: «Жены русские всплакашась, аркучи: уже нам своих милых лад (мужей. – А.Б.) ни мыслью смыслити, ни думою сдумати, ни очима сглядати». В одной русск. свадебной песне «молодая» просится погулять, а свекровь отвечает: «Хоть я пущу, ладо не пустит!». В др. песнях: «Ищу ль я, ищу ласкова ладу (жениха)… Доброй молодчик, будь моим ладой»; «Ищу себе ладу милую… Будь ты мне лада невестой, а я тебе женихом» (сарат.). Это же слово отражено во мн. пословицах, например: «Коли у мужа с женой лад, не нужен и клад».
   ЛЕЛЬ, ЛЕЛЯ, ЛЯЛЯ (санскр. lal – играть; lila, lilakati – красавица; ляля – др. – русск. дитя, юное существо, юноша или девушка; по литов. «лелис» – светлый). Лель (женскийвариант Леля) – юный бог (или богиня) весеннего плодородия и любви, зазыватель, играет на свирели; живет в светлом лесу – лесостепи (не в дебрях или чаще). Что интересно, у хеттов была Лельвани – богиня весенней земли. Ее праздник – в сезон высвобождения земли из-под плена зимы, оледенения, оцепенения, окаменения. В это время бог грозы сражался со змеем Иллуянкой (совсем как Индра у и.-е., затем – Пенун); возможно, у них тогда это было время нового г., когда собрание богов «решало судьбы» всего живого. Известно, что статуя Л., вместе с Ладой и Водой, стояла на Лысой горе в Польше, близ Келец (южнее Варшавы). Имя Л. часто встречается в песнях вместе с Ладой в формах «Лельлюли», «Лель-Полель», «Ляля»; как польское Ilely, сербское «Льельо», хорватское Ijeljo. Поскольку слово «дитя» среднего рода, то встречались формы как Лель, так и Ляля – ребенок, молодое существо, юноша или девушка; кукла – одно из воплощений весны; дева весны или дитя весны. Афан. (3, 332–333) писал: «Наглядные олицетворения времени года встречаем у белорусов. Весну они называют Ляля, лето Цеця (циця, сися – грудь женщины; лето – кормилица. – А.Б.), осень – Жыцень (жизнь. – А.Б.), зиму – Зюзя (стужа. – А.Б.). Ляля представляется юною, красивою и стройною девою; существует поговорка: «пригожая, як Ляля!». В честь ее празднуют накануне Юрьева дня, 22 апреля, и праздник этот известен под именем Ляльника. На чистом лугу собираются крестьянские девицы; избравши из своей среды самую красивую подругу, они наряжают ее в белые покровы, перевязывают ей шею, руки и стан свежею зеленью, а на голову надевают венок из весенних цветов: это и есть Ляля. Она садится на дерн; возле нее ставят разные припасы (хлеб, молоко, масло, творог, сметану, яйца) и кладут зеленые венки; девицы, схватившись за руки, водят вокруг Ляли хоровод, поют обрядовые песни и обращаются к ней с просьбою об урожае:

     Дай нам жытцу да пшаницу…
     Ляля, Ляля, наша Ляля!
     В агароде, сеножаце,
     Ляля, Ляля, наша Ляля!
     Ровны гряды, ровны зряды,
     Ляля, Ляля, наша Ляля!

   Ляля раздает им венки и угощает всех приготовленными яствами. Эти венки и зелень, в которую наряжалась Ляля, сберегают до следующей весны». Как топоним Лелев уп. Рыбаков.
   ЛЕС – (как вода и др. стихии) мистическое воплощение докосмического (хаотического) пространства, где родилось древнейшее сознание божественного родителя всего живого. Л. более земное (в отличие от воды, огня, космического ветра, неба и т. д.), материально ощутимое по отдельности и в целом воплощение хаоса. Входя в Л., до сих пор человек ощущает мистическое прикосновение хаоса вечности. В слав. мифол. Л. – пространство, наделенное признаками первозданности, удаленности, непроходимости, необъятности, сближаемой с «тем светом» и пространством небытия. Л. – место обитания духов (лешего, русалок, змеиного царя и т. д.). Он противопоставлен дому, двору, саду как «чужое» пространство «своему», культурному. В русск. свадебных причитаниях Л., например, отождествляется с «чужой» стороной жениха: «Супротив меня, молоды, стоят леса-то темные, леса-то дремучие… Супротив меня, молоды, сидят гости приезжие». В русск. колыбельных песнях Л. выступает как опасное место, куда грозят унести ребенка: «… Придет серенький волчок и ухватит за бочок, и ухватит за бочок, да потащит во лесок, да потащит во лесок, под ракитовый кусток». В фольклоре Л. характеризуется как «темный», «дремучий» и обычно выступает в качестве непреодолимой преграды; героя или героиню уносит злой демон «за моря глубокие, за горы высокие, за леса за темные». С представлением об иномирности и удаленности Л. связан широко распространенный обычай оставлять в Л. ритуальные предметы (ленты, кукол-чучел, кукушек или кукушек-чучел). В Л. шли инициации молодых людей, которые жили некоторое время у Бабы Яги, где проходили испытания и постигали знания предков. В Л. происходили чудесные события. Согласно слав. быличкам, в самой глубине Л. в ночь на Купалу добывали чудесный цветок папоротника. На Русск. Сев. на Купалу перед восходом Солнца женщины в Л. делали «заветное» помело, которое приносило в дом благосостояние. К Л., как владыке богатств, обращались в заговорах с просьбой о покровительстве: «Гайку! Дай гриба и бабку, сыроежку з добру дежку, красного ловця з доброго молодця!». Пробуждение Л., одевание его в листву связано с плодородием всей Земли. В Ю.-В. Болгарии пробуждению Л. посвящался особый обряд: в Тырново в Масленичное воскресенье, а также в течение нескольких дней на неделе, предшествовавшей Масленице, девушки собирались на лесных возвышенностях и с восходом Солнца пели «Лес, лес зеленый», призывая Л. одеться зеленью. В др. местах девушки выходили «будить» Л. пением и огнем. В Л., как в месте более святом и более сохранившем связь с космосом, с Богом, совершались некоторые календарные обряды, преимущественно весенне-летние: люди разводили огонь, водили хороводы. В ночь на 1/14 мая разжигали костры и «встречали лето». В Л. срубали обрядовое деревце на Купалу, Коляду, у а юж. слав. – бадняк.
   Л. энергетичен и в смысле питания для огня (костра, печи), и в смысле здоровья, здесь происходит обмен энергетики человека и деревьев (в большом разнообразии). Не случайно Л. использовался как храм богов, естественный, нерукотворный. И трудно сказать, какой храм сильнее и ближе к Богу – под куполом неба или под крышей здания, выстроенного людьми. Л. грозен и ласков, он тепл и прохладен (зимой в Л. теплее, чем в поле; летом – прохладнее), светел и сумрачен, однообразен и разнообразен, состоит из отдельных неповторимых деревьев и из их однообразной массы, он может нести умиротворение, и он же – беспокойство, тревогу, он может всколыхнуться в нас вдруг всеми древ. чувствами и ощущениями, мудрое старчество и невинное детство встречаются в нем.
   Ожегов пытался встроить Л. в понятийный аппарат: «Лес: множество деревьев, растущих на большом пространстве с сомкнутыми кронами. Срубленные деревья как строительные и промышленные материалы» и т. д. Никакая формула недостаточна для определения Л., особенно для совокупности его духовного и мистического понимания. Например, такого: пока есть лес – мы русские. Т. е. русск. остается таковым и в степи, и в море, и в космосе, но русск. он во многом благодаря Л. Сверхисторическое значение Л. – это любовь к нему. Образ Л. (в былинах, сказках) несет нечто собирательное, живое. Л.Н. Гумилев, В.О.Ключевский подчеркивали, что наличие Л. в России повлияло на ход военных действий, экономику, быт, культуру, образ мыслей. Русск. долго продолжали молиться «в рощеньях». В житии кн. Константина Муромского читаем: «дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающе и сим поклоняющееся». Густынская лет. говорила о приношении жертв «рощениям». Афан. (2,166) писал: «Славяне до сих пор считают некоторые рощи священными и называют их гайбог и божницами; на Руси заповедным лесам, в которых запрещено рубить, присвоевается название божелесье; в Олонецкой губ. дают лесу эпитет праведный. По свидетельству Дитмара, лес, окружавший храм в Ретре, признавался священным; то же религиозное значение приписывалось и Свитибору: «роща Святой Бор (Zuitibor) была почитаема всеми жителями за божество, и никогда испокон века неприкосновенность ее не была нарушена». Гельмольд говорит, что балтийские славяне чтили леса и рощи, как святилища, и клялись при деревьях и источниках; сохранилось известие о рощах богини Живы. Еще в XI в. духовные власти требовали от чехов, чтоб они не приносили жертв деревьям и не обращались к ним за помощью. По словам Козьмы Пражского, невежественный народ его времени питал к деревьям и рощам религиозное уважение, молился и приносил жертвы горным и лесным нимфам, и потому князь Бретислав (1093 г.) решился порубить и предать огню все дубравы, почитаемые священными. Из песен Краледворской рукописи узнаем, что Честимир, перед выступлением в поход против неприятеля, «podewŠe drwa wzložie obieti boеom». А Забой, жалуясь на угнетение иноверцев, говорил: «где отцы давали яства богам, куда ходили возглашать свои мольбы, там они (христ.) посекли все деревья, разрушили (кумиры) богов и выгнали из лесов всех воронов». Чехи и до сих пор продолжают молиться под деревьями… На зимние Святки чехи, обращаясь к деревьям, просят у них предвещаний будущего и помощи в болезнях. В Лужицах саксонских и в земле словаков существуют заповедные «святые гаи»… У сербов почитаются неприкосновенными некоторые большие тенистые деревья; им приписывается великая сила. Священные леса и рощи были у всех индоевропейских народов; греки посреди их создали храмы и жертвенники и святотатственную порубку таких деревьев наказывали смертию. Немецкие племена имели свои еeilige wälder, где издревле совершались празднества и жертвенные обряды; даже по принятии христианства народ продолжал под некоторыми деревьями возжигать огни и делать им обычные приношения». Христ. демонизировали Л., поселили туда чертей, дъявола, колдунов, злых демонов; народ стал повторять это и верить в это.
   ЛЕТЕНИЦА – одно из имен супруги Перуна у русск.
   ЛЕТО – год; время; возраст; отрезок времени; пора; эпоха; элемент годового цикла; сезон; тепло – время сбрасывания, продажи кожуха, шубы; юг; время расцвета природы; трудовой активности; пик солнечной активности-длительности. Время отмены запретов на купание, сбор трав, цветов, ягод, поимку животных; время изобилия, связанное с появлением продуктов нового урожая. Л. – сезон, начало которого в слав. народном календаре совпадает с завершением весеннего цикла. Л. приплывает на челноке по весеннему разливу вод. К Л. относятся три месяца: июнь (ч.), июль, август. А также ч. сентября, с 21 или 22 июня – дня летнего солнцестояния – до 22 или 23 сентября – дня осеннего равноденствия, длительность Л. в последние тысячелетия 94 дня – это самое длительное время г. У славян членение г. на четыре сезона является скорее официальной нормой, в то же время народный календарь делит г. на две половины (главные сезоны): холодную и теплую, зиму и лето, кульминацией которых являются летние и зимние Святки; кроме того, с двумя половинами г. связаны два пути Солнца: на лето и на зиму; два пути умерших: путь богов и путь предков. Деление г. на две половины обуславливается преобладающей хозяйственной деятельностью. В то же время у вост. и зап. слав. Л. – самый короткий сезон, не случайно у русск. Л. еще называется межень. Время перехода меж наиболее протяженными весной и осенью.
   Как богиня Л. была у грек., но она считалась богиней догреческого, гиперборейского (сев.) происхождения, в Греции на о. Астерия (звезда), который позже назывался Делос, она только родила богов Аполлона и Артемиду, т. о. эти боги родились на звезде над греч. о., ибо, по проклятию Геры, ни один клочок земли не смел принять гонимую Герой Л. В и.-е. традиции только одна богиня родила двух близнецов – вед. Ушас – близнецов-Ашвинов. Л. – богиня вершины солнечного пика или солнечной высоты на небе; согласно греч. мифол., она жила на Олимпе, помогая своим детям с небес.
   ЛЕД, ЛЯД – бог льда. А также – выковывающий воинские латы, мостящий ледяные мосты, покровитель воинов.
   ЛИХО – одно из воплощений духа зла. От «лихъ» – берущий лихву, пеню за невыплаченную дань, проценты; ростовщик. Воплощение злой доли, беда, горе, несчастье. Л. ходит к нерадивым. Еще Л. одноглазое, полуслепое, бросается на любого, не разбирая ни бедного, ни богатого, ни правого, ни виноватого. Л. – воплощение неразборчивости, несправедливости судьбы, рока.
   ЛИХОМАНКИ (реже – ЛИХОДЕЙКИ) – демоны зла (от «лихо» плюс «манить» – лгать; у вед. арьев «манья» – привидение в виде старой женщины). Л. 9 или 12, они мрачны и безобразны, обитают в подземелье, всегда чувствуют голод.
   ЛЮТИЦА – богиня подземного мира у серб.
   ЛЯРВЫ (от лат. larva, larvae – злой дух; маска, личина; одержимость). В некоторых др. – русск. сочинениях, поучающих против язычества, когда говорится о ряженых во время праздников и обрядов, встречается выражение «лярвы и страшила», «хари», «личины». «Хари» – понятно: круглолицые маски Солнца и солнечных богов (от «хоро», «коро», «коло» – круг, солярный знак; Хорс – один из богов Солнца). «Личины» – лица людей. Как правило, это были карнавальные узнаваемые народом лица, популярные, сказали бы сейчас: цыган, купец, попадья, старик и старуха, баба и проч. «Страшилы» – тоже понятно: маски химер, страшных хищных зверей, богов и божеств подземного мира. А что такое «лярвы»? Слово слышала в детстве. Бабушка могла сказать в сердцах пьяницам: «Лярва вас забери! Опять пьете!»; или – «Лярвы, опять пьете!»; «Ах лярвы такие!»; «Вот лярвы!».
   О Л. сказано С. Тухолкой («Оккультизм и магия», СПб., 1907): «Астральные существа, порожденные страстями и дурными чувствами, называются лярвами. Будучи раз вызвана к жизни, лярва живет полусознательно, стремясь к удовлетворению породившего ее желания. Так лярва ненависти к кому-нибудь старается и сама по себе причинить ему всяческий вред. Этим объясняется, что нервные люди испытывают даже физическое недомогание при враждебном к ним отношении собеседника. Чем сильнее и продолжительнее желание, породившее лярву, тем она жизненнее; так как жизнь лярвы поддерживается нервной силой человека, то она присасывается к создавшему ее человеку. Лярвы принимают всевозможные формы, могут сжиматься, расширяться и менять свой вид. Обыкновенно лярвы находятся в ауре человека, то есть в астральном круге около его головы, но более сильные проникают в астральное тело человека, значительно видоизменяя его, а через него и черты лица, т. о., человек обыкновенно носит на лице отпечаток страстей и привычек…
   Если желание, породившее лярву, погасло, то и лярва вскоре умирает, но она цепляется за жизнь, усиленно продляя свое эфемерное существование, для этого стараясь поддерживать или разжигать в человеке желание, которое ее породило, и таким образом способствует образованию привычек. Так алкоголик или наркоман находится во власти отвратительной лярвы, которая не дает ему ни минуты покоя. Отдавшийся ненависти, также попал в руки лярве, она усиленно будет питать эту ненависть и сама питаться ею. Особенно опасны лярвы чувственности, созданные половым желанием. Они постоянно возбуждают сладострастие, вызывая образы обнаженных женщин, это порождает новых лярв, которые истощают человека, питаясь его нервной силой. В астрале есть масса лярв, желающих продлить свое существование и материализоваться, они могут воспользоваться инертным телом хозяина. Душа в астросоме, почувствовав завладение своим телом, обыкновенно вступает в борьбу изза обладания им. Если ей удастся выгнать лярву, то человек возвращается в нормальное состояние. Или – лярва остается в нем полновластным господином. Характером лярвы объясняются и различные мании: так, если в теле человека засела лярва честолюбия и тщеславия, то у него будет мания величия. Лярв астраля можно видеть во сне, этим объясняется бесформенность образов снов. Способом защиты от чужих лярв являются: уверенность в себе, бесстрашие, вера и молитва, чистота и духовность сердца… Для борьбы с лярвами душа должна обладать не только чистотою помыслов, но и духовной силой, энергией и верой. Поэтому малодушные и ленивые люди после смерти также могут сделаться добычей лярв. В минуты вступления души в астральный мир и борьбы с лярвами она особенно нуждается в помощи. Эта помощь оказывается ей, во-первых, душами ранее умерших людей, достигших уже значительной духовной высоты… во-вторых, оставшимися на Земле родными и друзьями покойного. Их молитвы и… обряды значительно помогают душе, доставляя ей необходимую духовную силу. Слезы, проливаемые при смерти близкого человека, указывают на мудрую предусмотрительность природы, ибо плачущие лица теряют в слезах известное количество духовной силы, которой и пользуется душа покойного. По мере освобождения от лярв… душа становится духовнее, легче, удаляется от земли, переходит в высшие области».
   Теперь понятно, что ряженые в празднествах древ. слав. надевали маски Л. – бестелесных сущностей, рожденных потоком наших отрицательных эмоций. Л. жили вокруг людей, но за счет людей, это некие энергофантомы:
   Олицетворения корысти (изначально кора большого дерева, использовавшаяся в виде щита в бою). Гомер уже все боевые доспехи называет корыстями. Они защищали человека, как кора – дерево. Эти доспехи изготавливались индивидуально и были произведениями искусства (смотрите, например, описание щита Ахилла у Гомера). Корысти победители снимали с убитых в бою побежденных и забирали как трофеи. Позже корыстями стали называть всю военную добычу, потом это понятие перешло на добычу вообще, затем превратилось в пагубную страсть к накоплению, в лярву. В «Авесте» написано: «ты не должен также слишком обустраиваться в этом мире, ибо мирское устройство оборачивается его духовным разрушением. Не прельщайся обретением многих сокровищ и богатств, ибо в конце придется оставить все»; жадности, крохоборства (в «Авесте» сказано: демон жадности обманывает, сокровища мира становятся безвкусными, а сокровища духа оставляют бесчувственными; избегай быть партнером жадного, не доверяй ему руководства). Вымогательства («Авеста» считала: «ежедневное трудолюбие придет в небрежение, если будет процветать тот, кто ест не от своих постоянных трудов, но от усердия других»). Похотливости, бесстыдства, блуда; нечистоплотности. Властолюбия («не исполняйся дерзостью через превосходство, ибо в конце ты станешь ничтожным», «Авеста»). Гонора (понятие из римской мифологии: почесть, служащая наградой за доблесть. На Руси слово широко распространено. Но обозначало совсем другое: гордыню, незаслуженное возвеличивание себя, крайнюю степень эгоизма, бахвальство, высокомерие, тщеславие, большое самомнение, самолюбие). Обжорства, чревоугодия (в «Авесте» говорится: умеренная еда и поддержание тела в активности дают телесное здоровье); пьянства (в «Авесте» сказано: не ходи одной дорогой с пьяницей; известно, что пьянство уменьшает мудрость, интеллект, ухудшает семя, кровь, силу, энергию, зрение, слух, накапливает болезни, изменяет цвет лица). Бесчестья (чтоб не постигло бесчестье, нужно знание себя). Коварства; подлости (подлолюбия). Клеветы (в «Авесте» сказано: не клевещи, чтобы бесчестье и злоба не случились с тобой; нападки всякой лярвы спереди, а клевета обрушивается сзади; с клеветником не ходи к дверям царей); мести [у Гомера месть – фурия, носящаяся во мраке, рядом с нею зачастую «смертных губитель Арей и неустально ярая Распря»]; злоязычия («Авеста» предостерегала: сплетни, пустая болтовня крадут время, а за злоязычие «падет вред на твоих двуногих, четвероногих и погибель на твоих детей»). Болтливости, пустословия (перед правителями хорошо сдерживать речь, а перед собранием нужно хорошее изложение). Страха (болезни, нападения, насилия, несправедливости, неправедного суда, унижения, гнета). Человек, пораженный лярвой страха, холодеет, немеет, отдавая жизненные силы астральному фантому. Преодолеть страх можно лишь бесстрашием, силой воли. У бесстрашного человека жизненные силы не похитить. Беспокойства (в «Авесте» сказано: страдающий беспокойством становится безучастным к наслаждениям этого мира и духа. Избегай участия в делах, достойных беспокойной совести. Не связывайся с человеком дурной славы. Не бери взаймы у человека дурного нрава). Жестокости; ненависти; злобы (в «Авесте» сказано: с человеком злобы не затевай никаких столкновений. Если не ответить на зло, оно вернется к тому, кто его посеял. Он ужалит себя, подобно скорпиону). Гнева (в «Авесте» сказано: человек, дающий волю гневу, забывает свой долг, добрые дела, молитвы, служение святым существам, грех и преступления зарождаются в уме. Пока не утихнет гнев, человек подобен сыну тьмы). Обиды (бестелесного существа, принимающего облик девы, птицы печали, лебедя, унылого, способного подтолкнуть людей на «взрывчатые», необдуманные поступки. В «Слове о полку Игореве»: «Въстала Обида в силах Дажбожа внука, вступила Девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена». Афанасьев говорил о том, что и у греков была подобная богиня, а также Распря, Раздор, а была и Победа. У Гомера в «Илиаде»: «…Обида могуча, ногами быстра; пред ними мчится далеко вперед и, по всей их земле упреждая, смертных язвит…». По Афанасьеву: «у славян Обида, дева с лебедиными крылами»; распри, раздора: по Афанасьеву, «Название Обида согласуется с теми собственными именами, какие приданы небесным, воинственным девам в преданиях греков и германцев; например, Распря, Победа и прочие. Имена эти нельзя считать искусственною историческою прикрасою. Они непроизвольно, сами собой образовались из тех эпитетов, какие присвоялись ратующим в битвах, смертоносным нимфам»); ярости; агрессии; зависти (в «Авесте» сказано: у завистника жизнь безвкусная; знаменитость, господство, мастерство и пригодность к жизни приходят не через волю и деятельность людей, но через предназначение, судьбу и волю святых существ. Завидовать – выступать против Бога); лени (у ленивого накапливается несделанное, которое давит как груз, не дает выполнить долг; на Русском Севере крайний вариант лени назывался отеть, описывается у Шергина); невежества (не надо делать невежественного союзником и соучастником дел), ревности, льстивости, назойливости; печали (туги), тоски [психологическая и мифическая персонификация угнетенного состояния человека, грусть, томление души, обычно связанные с любовью, расставанием, пленом, пребыванием на чужбине. В заговорах против тоски, упоминаются и «три тоски тоскучие, три рыды рыдучие», которые обитают на Алатырь-камне и насылают влюбленное состояние на человека. Иногда это тридцать три сестры, что находятся на Алатырь-камне, в «огнепалимой бане» на «разжигаемой» доске: они кидаются от стены к стене, из угла в угол, от пола до потолка, а когда им удается вырваться, рассыпаются по воздуху веером во все концы. Тоска ходит по земле и сидит в ожидании человека на перекрестке. Эмоционально это объясняется обычаем провожать родных и близких до перекрестка, который означал конец «своей» земли. Нередко там проливались прощальные слезы, а после них грусть поселялась в сердце. В «Слове о полку Игореве»: «Туга и тоска сыну Глебову!»].
   Кручина – близкая к предыдущим лярва. Кручиниться – печалиться. В волшебных сказках может выступать в виде чудесного помощника. В «Сказке про утку с золотым яйцом» Кручина – мужской персонаж. Раздобыл бедный старик краюшку хлеба, и только было начал ее резать, как вдруг из-за печки выбежал Кручина, выхватил из рук его краюшку и ушел опять за печь. После долгих просьб старика Кручина ответил: «Я тебе краюшки твоей не отдам, а за нее подарю тебе уточку, которая всякий день будет несть по золотому яичку».
   Во время святочных, масляничных и других ряжений, в календарные и семейные праздники у лярв были свои маски и костюмы. Таким образом, русские обращали внимание на отрицательные качества человека и осуждали их безобразием гримас масок. Это оказывалось наглядно. Лярвы для наших предков были очевидным злом. Наши праотцы обличали пороки, карикатурно обнажали их суть перед народом, выставляя лярв в виде масок и ряженых. При этом они тонко разбирались в жизни души. Верили в ее преображение и все делали для этого. Христианский интернационал, пришедший на Русь с «огнем и мечом», пытался выставить многослойный высоко духовный мир предков русских и славян как примитив, погрязший «в нощи неведения» без «света христианства». Например, в челобитной 1636 года нижегородские священники писали, что на Рождество Христово люди все время проводят в играх, «а на лица свои полагают личины косматыя и зверовидныя и одежду таковую ж, а созади себе утверждают хвосты…». Это был всего лишь карнавал, представление ряженых в честь Велеса, его день 6 января.

М

   МАЙ (МАЙЯ) – название месяца, происходит от вед. понятия «майя» – колдовская сила асур (несолнечных богов), живших в докосмическом хаосе. «Майя» – воплощение бесконечности, несвязанности, безграничности, мощного притяжения-отталкивания, притяжения-втягивания и напора космоса. Проникая в наш мир (например, в виде буйства майской растительности, плодовитости животных, силы и непредсказуемости стихий; в виде метеоритов и т. д.), «майя» дает понятие об иллюзии измерения, разделения, классификации, сортировки и проч. В ведах «колдовская сила майя»: всепроникновение, всевидение, всеслышание, всепонимание, всезнание, принадлежность к трем мирам: небесному, земному и подземному, волшебные превращения, перевоплощения и проч. Слав. и балты праздновали майя в ночь на 1–2 мая и весь день 2 мая, отмечая его гуляниями на природе, это был праздник связи Земли с мощными космическими силами, праздник единения; срубленные молодые деревца (чаще березки) и ветки, которыми украшали дома в это время, называли «майями». В Польше была богиня Майя, подобная русск. Живе и Весне, хорв. Сейвина, или Сева (у инд. арьев – Сита). Афан. (3,347) писал: «В Литве 1 мая устраивали на лугу зеленое дерево, обвешанное разноцветными лентами; сельская молодежь, избрав из своей среды самую красивую девушку, надевала ей на голову венок, обвивала ее стан березовыми ветвями и веселою толпою сопровождала ее на место гуляния. Там, возле майского дерева, начинались танцы и песни, с постоянно повторяемым возгласом: о майя, о майя!». Рыбаков писал (Рус. 673): «Майские праздники, во время которых центральное место занимало молодое майское деревце (arbor majalis – у римлян, Maibaum – у немцев и т. п.), известны почти у всех народов Европы. Светлому празднику «доброй богини» (Bona Dea) предшествовала ночь разгула колдовских сил… Праздники 1–2 мая проводились в честь богини, имя которой «Maia», «zywie» ведет нас к глубокой индоевропейской старине. Крито-микенские надписи знают богиню «Ма», мать богов, архаичную владычицу мира; ее же называют и «Zivja» (форма, идущая от праиндоевропейской «Deiwo»). Отсюда же идет и западнославянская Ziwie и древнерусская Дива, Дивия». 2 мая – на Руси был день ростков, всходов. Все желали, чтоб они были буйными, и сами «буйствовали», веселились. Даже когда люди забыли изначальный смысл весеннего праздника 1–2 мая и само происхождение названия месяца – они, по традиции предков, продолжали в эти дни выходить гулять на природу, петь, плясать, называя такие гуляния «маевками». Все сказки о «шабашах ведьм» – происки христ. политтехнологий. «Шабаш» слово еврейское, означает суббота (евреи празднуют субботу в отличие от и.-е. народов, празднующих воскресенье – солнечный день) и никакого отношения никогда к слав. не имело, так же как и созданные в христ. Средневековье «ведьмы». Христ. отняли у слав. праздник майя, учредив (без всякого повода и связи со смыслом) 2 мая чествование мучеников Бориса и Глеба (люди упорно называли его «Борис-хлебник»; на одной рязанской иконе одежда Бориса покрыта знаками семян, а подол одежды символическим изображением пашни; у Глеба на всей одежде – широкие завитки разросшихся растений). Так имя архидревней богини докосмической эры, прародительницы и побудительницы активной жизненной силы (жизненного огня и жизненной воды) и наджизненной силы – Майя – осталось лишь в названии месяца в ее честь.
   МАКОШ (МАКОША, МАКОШЬ, МАКЕШЬ, МА-КОШЬ, МАКУША, МОГОШ, МОКАША, МОКОШ, МОКОШЬ, МОКОШЬЯ, МОКУША; от «ма» – мать; «кош» – жребий) – концентрация энергии судьбы; великая судьба; мать счастливого жребия; богиня удачи, доли, участи. Главная из вост. – слав. богинь судьбы (зап. слав. она также известна).
   Ассоциируется и с владычицей мироустроения, и с матерьюхозяйкой (дома), прядущей спираль (недавно мы узнали: и ДНК человека в виде спирали) нити судьбы. Санскр. nīti – наука разумного поведения. Т. е. нить имеется в виду и в наглядном смысле (пряжа), и в метафорическом – нечто невидимое, скрытое, вьющееся, извивистое, но все-таки имеющее разумное объяснение, поведение судьбы, ведущей куда следует. Мокша на санскр. – истекание души (из тела), освобождение (от плоти), уход (в мир духовный). Но не известно, имели ли эти смыслы отношение к русск. М.
   Нить в клубке в русск. фольклоре несет значительную магическую нагрузку, особенно в волшебных сказках; женщина – воплощение Судьбы, – дающая герою клубок, помогает ему в преодолении трудностей и препятствий. М. – вседарящая, избавляла в несчастьях. Ее изображали в огненно-красном или златоогненном платье с золотистыми распущенными волосами, с рогом изобилия в одной руке. Или с рогом, полным меду («да турей тот рог меду сладкого» – в онежской былине Гильфердинга); с поднятыми вверх длинными руками, обращавшуюся с мольбой к небесному миру (весенняя ипостась М.); и с опущенными вниз руками, обращавшуюся к потустороннему миру (летняя М.). М. с рогом изобилия в руке изображена, по мнению ак. Б.А. Рыбакова, на Збручской статуе Х в., найденной у с. Лишковец (Укр.). Б.А. Рыбаков писал: «Макошь (задолго до того, как она стала лишь покровительницей женских работ) была очень важной богиней праславянского пантеона, что и отмечено скульптором Збручского идола». Рыбаков также считал, что те мотивы в вышивках, где изображена женщина «с руками в виде ткацких гребней могут быть изображениями Макошь» (Слав. 472). Каменное изваяние М., как покровительницы выбора правильного пути и, связанной с ним, удачи, русск. помещали на перекрестках дорог, как правило, ведущих в торговые гор. и населенные пункты. Нидерле указал некоторые топонимические признаки М. в Польше. Шафарик уп. географическое название Мокишин. В Этимологическом словаре слав. яз. (вып. 19) уп. топонимы: Mokos, топоним в районе Загреба, Makosy, Mokoszyn, Mokosznica, Mokosska, польск. топонимы, полаб. Muuks/Mukus, Mococize, Mockscеiez – cт. – луж., Mokos у словенцев, Mokos, гидроним, чеш. Moksin, название деревни. У зап. слав. был топоним (ук. в «Мифах народов мира», 2,169) «Мокошин верх». В перечне гор., воевавших со Святославом Ольговичем (1147 г.), был Домагошь (Магошь) – вятическая земля. Афан. (2,138) говорил, что в гор. Снегирев Черниговской губ. был Мокошинский монастырь.
   М. блюла обычаи, наказывала нерадивых (она «неумолимая», «неотвратимая»); покровительствовала женским хозяйственным работам (прядению – по блр. поверью, негоже на ночь оставлять кудель, а то «Мокоша опряде»; стрижке овец; торговле или обмену – первоначально торговля существовала именно как обмен); помогала разрешению от бремени, принимала боль, страдания женщин на себя; охраняла женщин, кормящих грудью. Ей приносили в жертву женский пояс; посвящали ей колодец (нередко с изображением М. на нем или над ним), бросая в виде пожертвования в колодец кудель; приходили к ней смиренно без узлов в одежде; приносили также плоды труда и урожая. М. – мать вместилища урожая, т. к урожай г. определял выживание и судьбу каждого. Б.А. Рыбаков писал: М. – «…богиня итогов хозяйственного года, мать урожая в его окончательной форме. …Поскольку урожай при одних и тех же трудовых усилиях и молениях богам каждый год был различен, объем его в глазах первобытного земледельца определялся случаем. А отсюда слово «кош» приобретало значение «случайного», «неверного», «непостоянного», «непредвиденного». Т. е. именно жребия, который мог выпасть и как счастливый и как несчастный».
   В «Повести временных лет» под 980 г. чествовали М. как единственную из богинь, вошедшую в гл. пантеон дохристианских богов Руси: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древянна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери…». В энциклопедии «Мифы народов мира» (2,169) написано: «Особенное место занимает она и в последующих списках языческих богов, хотя в них М., при сохранении ее противопоставления мужским богам, может быть выдвинута на первое место». О вере в М. М. уп. в Ипатьевской, Лаврентьевской, Радзивилловской и др. лет., в «Прологе 1383 года» и т. д. Ее имя входит во мн. поучения против язычества XI–XIV вв. У словен. она Mokoška, у полабов – Mukus, Mukeš; старолужицк. Mococize.
   В «Слове об идолах» Григория Богослова (XIV в.) русск. осуждались: «Темъ же богомъ требу кладуть и творять и словеньскый язык кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В этом же источнике М. уп. второй раз: жертвенной кровью «мажють Екатию богыню, сию же Деву творять, и Макошь чтуть…»; и там же: веруют «и в Мокошь и в сносудец…». «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и (ко) всяким богам и требам мерзким не приближайся». В «Слове и поучении против язычества» (XIV в.) также звучит осуждение: «И ноне по украинам молятся… богу Перуну, и Хорсу, и Мокоше…». В «Слове некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» (по рукописи Паисевского сб. XIV в.) сказано: «веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в Ерьгла (вар. по списку XV в.: Рьгла)… (молятся) и Мокоши (вар. Мокошьи), и Симу и Рьглу, и Перуну». В др. – русск. памятнике письменности XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». Русск. осуждали и в др. варианте «Слова некоего христолюбца и ревнителя правой веры»: «молятся огневи под овином и вилаве, и Мокоши, и Роду, и роженице». В Софийском сб. XIV в.: «…А друзии [поклонялись] Перену, Хоурсу, виламъ и Мокоши, оупиремъ, берегынямъ, их же нарицаютъ три θ (9) сестреницъ… А друзии [поклонялись] огневи и камению и рекам, и источникомъ и берегинямъ». «Уклоняйся (молиться) Поревну, и Аполовину, и Мокоши, и перегини», – «Поучение духовное детям» (XVI в.). Б.А. Рыбаков писал: «В так называемых исповедальных «худых номоканунцах» XVI в.
   среди запретов разных видов гадания есть и такой вопрос: «не ходила ли еси к Мокуши?». Известны этнографические записи XIX в. на Русск. Сев. В Олонецких краях в XIX в. о М. сообщали следующее: «Овца, как не стригут шерсть, то иногда и вытрет; и говорят: Мокуша остригла овец. Иное: спят – веретено урчит. Говорят – Мокуша пряла. Выходя из дома, она (Макошь) иногда подойдет, а о брус-от, о полати-то веретеном и щелкнет». М. наблюдает за прядущими женщинами… Если пряхи дремлют, а веретено их вертится, то говорят, что за них пряла Мокуша». В среднем Подонье в захоронении найдено пряслице, украшенное девятью треугольниками, что сопоставимо с продолжением беременности, или числом сакральных шагов (дней) на пути души через небеса после смерти человека.
   Образ М. восходит к древнейшим образам богов протоиндоевропейцев. В частности, к вед. Адити, которую в АВ (IX. 1. 4) называют «златоцветная Мадхукаша» (букв. медовая, сладкая или счастливая судьба; умственная энергия судьбы; «мадху» – мед, энергия, концентрация). Адити наиболее загадочная, древ. и ключевая фигура вед. мифол. В «Мифах народов мира» (1, 45) написано: «правдоподобно предположение о том, что имя Адити заменяет утраченное имя персонажа более древнего мифа». Адити переводится с санскр. как несвязанность, безграничность; бесконечное, непрерывное, вечное (в этом значении она олицетворяла линейное время Вселенной). Т. е. эта богиня родилась в докосмическую эру (пришла оттуда, из глубин немереной Вселенной), когда существовал неорганизованный хаос. Отец ее Дакша – владыка длительного циклического светового периода (у русск. это Дажбог), родившийся раньше большинства богов и вместе со своей семьей (в т. ч. Адити и ее детьми) принявшийся организовывать космос, в котором мы сейчас живем. Всем докосмическим богам свойственна колдовская сила майя: всепроникновение, всевидение, всеслышание, всепонимание, всезнание, принадлежность к трем мирам: небесному, земному и подземному, волшебные превращения, перевоплощения и проч. И в то же время они знали и соблюдали космический закон рита. Адити – мать.
   И не просто мать. Она «великая мать благочестивых» – самых гл. солнечных богов, которых было то 6, 7 (7-й Индра), то 8, 10, 12 – в зависимости от появления в Приполярье, где жили предки и.-е., солнечных мес., противостоявших тьме полярной ночи. А по мере удаления протоиндоевропейцев на юг солнечными стали все 12 мес., полярная зима и ночь остались позади на сев. Супруг Адити – Рита – космический закон. В космосе были неизменными, например, скорость света, скорость звука, состав воды. А на земле смена дня и ночи, смена сезонов, мес., лет и т. д. – и это законы космоса. Рита и морально-нравственный закон (почитание богов, предков, соблюдение традиций, семейных обязанностей, добропорядочных отношений меж людьми и др.).
   Солнечные боги, дети Адити: Митра («договор», «согласие»); Арьяман («дружественность», «гостеприимство»); Бхага («наделитель»; «доля», «счастье», «имущество»; у слав. он воплотился в богов и богинь судьбы); Варуна (гл. из Адитьев, наряду с Индрой; связан с космическими водами, которые на небе, на земле, под землей; охранитель истины и справедливости); Дакша-сын («ловкий», «способный»), Анша («часть», «доля»; у слав. он также воплотился в богов и богинь судьбы); Индра (бог энергии и магнитосферы, громовержец, «сила плодородия»; у слав. и балт. большинство его функций перешло к Перуну); Вивасват («сияющий»; прародитель смертных, т. о., Адити и прародительница людей через сына своего Вивасвата; у слав. ч. этого слова в имени бога поменялись местами: Вива-сват – Сват-вит, и он стал Световид); Ушас («утренний свет», заря дня и заря г.; в др. вариантах мифов она – дочь Праджапати-Савитара; у русск. Заря), Сурья («солнце»; у русск. – Хорс, Коляда, солнце); Дхатар («установитель», «божественный создатель»; позже идентифицируется с Тваштаром («производитель», «создатель»); еще позже с Праджапати («господин потомства», творец всего сущего). Праджапати эпитет Савитара («порождающий»); или– с Брахмой («творец мира»; у русск. «брахмо» – мужское семя; а всех этих богов Дхатара-ТваштараПраджапати-Савитара-Брахму русск. отождествляли с Родом); Вишну («проникающий во все», «всеобъемлющий»; он измерил космос тремя шагами, наметив небесный, земной и подземный мир; олицетворял энергию, благоустраивающую космос, у него тысячи имен; у русск. это Вышний, Всевышний, эпитет применяемый к богу-творцу вообще всего), иногда Адьтьи варьировались с др. богами или их ипостасями, как это уже показано на примере сложных перевоплощений Дхатар-Тваштар-Праджапати-Савитар-Брахма-Род. Адити в РВ уп. 80 раз, ее призывают на рассвете, в полдень и на закате. У Адити широкий путь. Она заполняет воздушное пространство, поддерживает небо и землю, отклоняет гнев богов, защищает от нужды, предоставляет убежище, к людям благосклонна и милосердна, предохраняет от всего злого, помогает при опасности, награждает благочестивых, дает долгую жизнь. Она связана со светом – Ушас ее отражение. Если Ушас утро г., весна, с ней связана закладка годового урожая. То Адити – вечер, осень г., зрелость, с ней связаны празднества в честь итогов с.-х. г., она мать урожая (от которого зависела судьба и жизнь), она богиня итогов с.-х. г., иногда она отождествлялась с Землей, иногда с коровой (которую индийцы, например, считали матерью человечества).
   С Адити имели некоторые общие черты греч. богини Ананке (Ананка), мать Мойр, вершительниц судеб человека; между колен Ананке вращалось веретено, ось которого – мировая ось. Адрастея – воплощение «законов Зевса, Кроноса, божественных, надкосмических и внутрикосмических» (Платон) законов времени, она устанавливала «круговорот душ». Дике (Дика) хранила ключи от ворот, через которые пролегают пути дня и ночи, вершительница справедливости в круговороте душ; она следовала с мечом в руках за преступником и пронзала нечестивца; по сообщению Павсания, Дике была изображена душащей и избивающей Несправедливость на знаменитом ларце Кипсела, тирана Коринфа (VII в. до н. э.). Сюда же можно причислить греч. (а по мнению специалистов, догреческую) богиню Гекату, которая после победы олимпийцев над титанами сохранила свои архаические функции, даже была глубоко чтима самим Зевсом, войдя в число богов и богинь, помогающих людям в их повседневных трудах; Зевс дал Гекате в удел власть над судьбой земли и моря, а Уран оделил ее великой силой. Она покровительствовала пастушеству, разведению животных, общественным занятиям человека (в суде, в народном собрании, состязаниях в спорах), охраняла детей и юношество, помогала покинутым влюбленным. Ее изображали с пылающим факелом в руках; к ней прибегали за помощью в гаданиях и др. магических манипуляциях. Например, в приготовлении зелий (она помогла Медее добиться любви Ясона с помощью зелья). Она соединяла мир живых с миром духов мертвых. Изображение Гекаты помещалось на распутье, на перекрестке (трех или более) дорог. С Гекатой, в выше приведенном тексте, сравнивал М. весьма осведомленный в мифол. христианин Григорий Богослов.
   С Адити имела общие черты др. – егип. Маат («неизменная в правде», «прямая», «стойкая», «справедливая») – богиня истины и порядка, участвовавшая в сотворении мира, когда был уничтожен хаос и установлен порядок. Большую роль играла Маат в загробном суде Осириса; на одну чашу весов клали сердце покойного, на другую статуэтку Маат, равновесие означало, что умерший оправдан и достоин блаженства в царстве Осириса, т. е. Маат была мерой или знающей меру всему. Несмотря на то, что имена менялись, в зависимости от стран и племен, у каждого и.-е. народа сохранились свои краткие представления о матери богов и людей, матери судеб.
   Адити вышла из докосмического темного («слепого») хаоса, потому несла в себе и некую непредсказуемость, стихийность и в то же время была среди устроителей космического порядка, а супруг ее Рита – закон. Поэтому понятие «судьба», «доля», «жребий» так непросты, загадочны, имеют мн. метафор для их обозначения, мн. оттенков значений. Например, еще не названные здесь Род (ср. «на Роду написано»), Суд (суденицы у чех.), Середа (баба Середа, Среда, которая помогала ткать и белить холсты, наказывала тех, кто работал в среду), Пряха (Вертея), Сваха, Повитуха и т. д. Что касается юж. – слав. Сречи, то, видимо, от этого слова у них «сретье» – счастье.
   Месяцы М. – октябрь-ноябрь. Числа – 9, 10, 12; дни богинь судьбы (и богинь плодородия, земли) среда и пятница (пятница на Руси – торговый день); Даль писал: «по обету же народ иногда не работал по пятницам», но торговатьобмениваться было можно; особый запрет существовал на прядение в среду, пятницу и воскресенье (в воскресенье вообще запрещалось работать, день посвящался солнцу, солнечному огню, свету).
   Когда христ. интернационал окончательно запретил слав. богов, то имя М. как бы ушло вначале на периферию, а затем и вовсе, но закрепленность образа величайшей богини – матери богов и людей, создательницы порядка и мироустроительницы, владычицы судеб перешло на христ. мученицу (у христ. почти все св. – мученики) Праскеву (с греч. «пятница»), или ее еще называли Праскева Пятница (у юж. слав. Петка), которая, по преданию, родилась в пятницу, весьма почитаемый ее родителями день. Поэтому так названа. Т. е. имя М. ушло, но божественная закрепленность осталась. Никому из христ. св. не было посвящено столько дней в календаре – 12 пятниц – как Праскеве Пятнице. Для женщин вплоть до XIX в. была характерна клятва с уп. пятницы, ее зафиксировал, например, Пушкин в повести «Барышнякрестьянка»: «Ну вот те святая Пятница, приду». В ее честь освящались церкви. В Москве была церковь Пятницы на Торгу, давшая имя улице Пятницкой, существующей и сейчас, Бог ее миловал от переименований; кроме того, в торговом Охотном ряду существовала церковь Пятницы. В Новгороде Великом церковь Пятницы на Торгу построена в 1207 г. На рубеже XII и XIII вв. церковь Пятницы на Торгу появилась в Чернигове. Ставились часовни на распутьях, поэтому «пятницей» звали распутье, раздорожье, развилье (своего рода судьбоносное место, место выбора судьбы). И до этого по всей Руси на распутьях дорог стояли каменные «бабы», столь древ., что лица иных от ветров и непогоды совсем стерлись и в них трудно было найти божественные черты, и это могли быть статуи М. – матери судеб. Пятница – тоже пряха, тоже следила за всеми женскими работами и запрещала прясть в день, который ей посвящен. Б.А. Рыбаков отмечал: «Культ Пятницы, не имеющий ничего общего с христ. легендой о св. Праскеве, представлен очень широко и рельефно. Существовало множество пятничных часовен, икон и идолообразных скульптурных изображений. Исследователи давно угадывали языческие корни Пятницы и сопоставляли ее с Макошью… В народных поверьях Пятница предстает перед нами не только как богиня-пряха, но и как подательница благ, покровительница плодородия, имеет влияние на плодородие и браки. Пятницу молят о плодородии с особыми обрядами… Как и Макошь, была связана с водой; она покровительствует святым целебным источникам и колодцам; известны «пятницкие родники». «Русской» Праскеве молились о всяком благополучии и счастье домашнем, она была покровительницей полей и скота. 28 октября (и М. чествовали осенью, когда собран урожай, подведены итоги с.-х. г.), в день св. Праскевы, «приносили в церковь для освящения разного рода плоды, которые потом хранились в домах как священные предметы». Пятнице иногда посвящали последний сжатый сноп.
   Рыбаков писал: «Следует отметить в трансформированном в христианское время культе Макоши-Пятницы существование веры в 12 пятниц в году и особого апокрифического пятничного календаря… анализ его может пролить свет на очень важные стороны культа Пятницы-Макоши. Оберегаемый от церковной цензуры, народный календарь лишь частично соприкасался с церковным, но нередко выдвигал свои празднества и дни молений, в которых мы можем искать следы языческой календарности». По народному пятничному календарю г. кончался не 31 декабря, а 6 января (велесов день). Вот как распределялись 12 праздничных пятниц в г. в христ. время:
   1-я пятница – первая неделя Великого поста (скользящая пасхальная шкала); 2-я – перед Благовещением (до 25 марта по ст. ст.); 3-я – Страстная (перед Пасхой); 4-я – перед Вознесением; 5-я – перед Духовым днем (на следующий день после Семика); 6-я – перед Купалой (до 24 июня); 7-я – перед Ильиным днем (до 20 июля; Ильин день заменил Перунов, а еще архаичнее – Индры, 7-го сына Адити, число его 7); 8-я – перед Успеньем (до 15 августа); 9-я – перед днем Козьмы и Дамиана (до 1 ноября); 10-я – перед Михайловым днем (до 8 ноября); 11-я – перед Рождеством (до 25 декабря); 12-я – перед Богоявлением (до 6 января). До вторжения церковного календаря 12 праздничных пятниц равномерно распределялись по 12 месяцам, но позже «равная доля» пятниц оказалась нарушенной скользящим пасхальным циклом. Так получилось, что при скользящем графике на февраль-июль приходится 7 пятниц; на август, октябрь, декабрь, январь – по одной; на ноябрь – 2, а на сентябрь – ни одной. В народном же календаре до христ. важнейшие пятницы скорее всего (по Рыбакову) распределялись так (пятницы предшествуют праздникам, как мать предшествует своим детям): первой становилась 12-я пятница – Велесов день, первые дни января. Следующая – 1я: Масленица; комоедицы; 2-я – весеннее равноденствие. Зя – выгон скота. 4-5-я – связаны с молением о росте растений. 6-я – Купала; летнее солнцестояние. 7-я – Перунов день. 8-я – конец жатвы.
   «Особый интерес, – пишет Рыбаков, – для изучения культа Мокоши-Пятницы представляют 9-я и 10-я пятницы… они считались главнейшими из всех двенадцати». И цитирует Максимова: «Десятая пятница считается самой старшей; вместе с девятой пятницей она приносит молитвы богу…». Конец октября – первая неделя ноября – начало цикла женских домашних работ – долгие зимние коллективные посиделки; в это время не только пряли лен и шерсть, но пели песни, рассказывали сказки, разгадывали мудреные загадки, которые девушки загадывали парням, иногда работа перемежалась отдыхом – играми, танцами, шутками. Это целый пласт народной культуры, куда входили сакральные знания о богах и предках, о мироустроении, о гл. этических ценностях народа. Две пятницы предваряли все гл. празднества, начинавшиеся тканьем «обыденной пелены» (т. е. вытканной в один день) в честь 9-й пятницы. Это была прелюдия зимнего сезона, второй темой, сопутствующей домашним работам, было ухаживание юношей за девушками, гадание на суженых, сватовство и замужество. В интервале между 9-й и 10-й пятницами – «куриный праздник», девичьи кузьминки, вечеринка с курятиной и кашей. Григорий Богослов возмущался в «Слове об идолах»: своим богам «молятся и куры им режуть и то блудившее сами ядять… О, убогая курята, яже на жертву идолом режются!» Рыбаков писал: «Признание 10-й пятницы самой главной во всем году заставляет нас считать время от кузьминок до Михайлова дня неделей подготовки к празднованию в честь важного и значительного божества. Внимание к пряже, праздник Пятницы, Льняницы, девичьи кузьминки, сговоры и сватовство – все это очень убедительно свидетельствует в пользу признания праздничной недели около 1–8 ноября неделей Пятницы-Макоши. Архангел Михаил никак не отразился на народных обрядах (как, впрочем, и греч. Праскева). Вся обрядность связана с женскими делами, началом брачного сезона и долгой поры женских работ на веселых посиделках».
   Нидерле указал некоторые топонимические признаки Макош в Польше. Шафарик упоминал географическое название Мокишин. В Этимологическом словаре славянских языков (вып. 19) упоминаются топонимы: Mokos, в районе Загреба, Makosy, Mokoszyn, Mokosznica, Mokosska, польские топонимы, полабские Muuks/Mukus, Mococize, Mockscеiez, Mokos у словенцев, Mokos, гидроним, чешское Moksin, название деревни. У западных славян был топоним (указанный в «Мифах народов мира») «Мокошин верх». В перечне городов, воевавших со Святославом Ольговичем (1147 год), был Домагошь (Магошь) – вятическая земля. Афанасьев говорил, что в городе Снегирев Черниговской губернии был Мокошинский монастырь.
   МАН, МАНА, МАНЫ – предки. Слово – санскр. имя собственное первочеловека и.-е. – Ману (человек, мужчина: слово сохранилось в первозданном виде в нем. яз. – der Mann – мужчина, человек). Иногда под этим словом имеется в виду манящий, обманывающий дух (предка). «Поманить за собой» – иногда увести в волшебный космический мир предков. Что касается первочеловека Адама (человек), то это версия происхождения человека из еврейской истории. Само имя семиты (аккадцы, а от аккадцев – евреи) взяли у шумер. У них было имя первочеловека Адап или Адапа, он выступал в виде получеловека-полурыбы (здесь проявилась догадка древних и.-е. о том, что все живое, и люди в т. ч., вышли из океана).
   МАРА [МАРАНА, МАРЕНА, МАРЖАНА, МАРЖЕНА, МАРЦАНА, МАРЬЯ МОРЕВНА, МОРА (МОР), МОРАНА, МОРЖАНА] (санскр. mar – умирать, погибать; marа – смерть, умирание). Мара – древняя ведийская богиня смерти, имя переводится как «умертвляющая». С одной стороны, она богиня сезонной смерти природы (Моржана в Польше – зима), являющаяся и богиней этого цикла времени. С другой стороны, она олицетворяет все, что приводит к смерти живые существа. Воплощение смерти, мора (отсюда мрак, меркнуть, померкнуть — как будто потухнуть-погаснуть; в этих словах усилено впечатление мрака, холода, пустоты, увядания). М. приносит засуху, эпидемии, мор, войны, карает людей за пороки. Мара – воплощение ночного кошмара.
   Мара, Марена – название чучела (воплощения смерти, мороза и зимы), которое сжигали на Масленицу, в весеннелетние праздники во время сезонных ритуалов умирания и воскресения природы (например, 1 марта), в ночь на Купалу (в христ. времена – Марья, Маруха), чтобы прогнать, истребить смерть; иногда его уничтожали, чтоб вызвать дождь и прогнать засуху. Согласно сутрам, Мара пытается помешать праведникам достичь просветления, заставить их отказаться от возвещения людям пути спасения. Для этого Мара, обладающая даром менять свой облик, посылает бури, грозное воинство своих прекрасных дочерей, чтобы привлекательными радостями жизни они отвращали от праведного пути, насылали наваждения. Иван (в сказке «Иван да Марья») не замечает уродства Марьи, которое видят все окружающие, не замечает Иван смерть. Не почувствовала угрозы и ратьсила, побитая Марьей Моревной, потому что все они оказались под чарами-марами, чарами наваждения.
   В последнее воскресенье Масленицы у слав.; 1 марта; а в период христ. – первое воскресенье поста – изгнание зимы или смерти (природы) – М.: чучело М. сжигали; то же проделывали и на Купалу. Рыбаков считал, что сжигание чучела М. – отголосок древ. и.-е. обряда жертвоприношения живого существа, которое впоследствии было заменено куклой, театрализованными «похоронами», притворными «плачами» и «причитаниями». Жертва ежегодно приносилась богам подводно-подземных сил, содействующим сезонному плодородию. «Жестокость» этого действа обусловлена не жестокостью людей, а жестокостью и непререкаемостью космического закона (Рита или Рта, а у русск. – Рота): рождение-созревание-роды-смерть. Люди только имитировали космические действа, театрализовав их по возможности более эмоционально и изобретательно. Морана была известна у чехов. В Краледворской рукописи есть выражение «на пути от весны до Мораны», т. е. от молодости до старости, зимы жизни, смерти. Про убийство Власлава там сказано: «он повалился на землю, встать не может, Морана его усыпила в черную ночь». У Е.Классена (290) приводится надпись на жертвенной чаше зап. слав.: «Морана» – «славянская богиня царства мертвых». Все слова с корнем «мар»-«мор»-«мер» схожи по смыслу и приближаются к значению: смерть, сон, умирание – смерть, сумрак, мрак, хмарь, морок (туман), морока, мерзость, мерковать (ночевать), сумерки, сумерничать, мары (туман, мгла, хмарь; носилки для покойника), марать, мерещиться, умереть, мореный, помора или мор (отрава), смердеть (пахнуть, как умерший), замерек (первый зимний холод), мороз и др. Кайсаров писал о М.: «кумир сего божества вместе с другими был уничтожен в 965 году Мстиславом (Владимировичем +1036, князем тьмутараканским с 988 г.; следовательно, статуя М. была в Тьмутараканской русск. земле. – А.Б.), обратившимся в христианскую веру».
   МАСЛЕНИЦА – один из любимых праздников слав. и балт. и самый веселый в г. Он возник в те времена, когда ценился больше не год календарный, а год с.-х., начинавшийся с 1 марта, тогда в последнюю неделю февраля были проводы зимы предыдущего с.-х. г. и встреча весны нового с.-х. г. – М. А заканчивался такой г. Прощеным воскресеньем. Предполагают, что еще раньше М. справляли в день весеннего равноденствия. Христ. календарь сделал М. подвижной, но отменить и изменить любимый народом дохристианский праздник христ. не смогли, слишком велико было народное сопротивление его отмене. У М. много эпитетов: «честная», «веселая», «разгульная», «широкая», «куриная», «курва». Основное ритуальное блюдо на М. – масло и блины (хотя блины могли быть с чем угодно), блины ели горячими, они символизировали Солнце, его энергию, которой человек как бы наполнялся. «Слав. древ.» (3,194) писали: «Основной и наиболее общей темой масленичных празднеств является тема воспроизводства. Масленичные обычаи, запреты, предписания и традиционные развлечения ориентированы на инициирование и активизацию биологической жизни в начале хозяйственного года… Тема плодородия… находит выражение… и в масках животных, символизирующих плодовитость и силу». Вся Масленичная неделя была посвящена молодым семьям, молодицы как бы вступали в бабы, становились полноправными членами общества. Молодых впервые окликали по имени-отчеству; а тем, кто, вступив в брачный возраст, не вступал пока в брак, – привязывали «колодки», которые надо было «откупать», т. о. этим людям активно напоминали о их обязанностях относительно социальной динамики. Молодых мужчин в это время впервые брили, подчеркивая их половозрелый возраст (когда волосы начали пробиваться). Песни-пожелания молодым мужчинам на М. носили подчеркнуто эротическое содержание. «Слав. древ.» приводят костромскую масленичную песню, побуждающую к продолжению рода: «Ешь, хуй, слаще, еби девок чаще, еби девок, еби баб, делай маленьких ребят!» Смена забав и веселья на Масленичной неделе имела строгую последовательность.
   Понедельник – «встреча М.», начало приготовлений. Куклу-чучело в кафтане с фаллическим атрибутом (Ярило), подпоясанную кушаком, обутую в лапти, возили на гору с зазыванием «приехать в гости на широкий двор, на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешаться». Куклу-чучело, изготовленную из деревца или соломы, символизировавших буйную растительность, наряженную в женские одежды и олицетворявшую М., ставили на высоком месте. Сударыня-боярыня М. получала в одну руку блин, в другую – блинный помазок. «Приехала М.!» – оповещали ребятишки всю округу. Чучело оставляли на месте до последнего дня, когда его вывозили на озимые поля.
   Вторник – «заигрыши» – начало развлечений, ряжения, катания на санках с гор, на запряженных в сани лошадях, подскоки, хлопанье в ладони, бег наперегонки, массовые гуляния, пускание стрел от масленичных костров, хороводы, вождение обрядовой процессии; на зап. Брянщины, например, на М. водили особо длинные хороводы – через все село (это называлось бежать Ϋ полотно), чтобы лен был хорошим. Одевались в личины, мужики рядились в баб, бабы в мужиков с явными фаллическими и проч. атрибутами воспроизводства. А бесплодных выставляли на позор, бесплодие считалось воплощением бессмысленного существования. Обязательны были маски медведя, быка, козы или козла с бубенчиками. А также козу в мешке разыгрывали. Шли кулачные потехи. Пели песни – славили М., называя ее «честная», «раздольная», «широкая», «душа М.», «душа моя М.», «красная краса, русая коса», «тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка…», подчеркивая семейность и общественность праздника; говорили М.: «сахарные твои уста», «сладкая твоя речь». В «запустный вторник» устраивались представления, целью которых была общинная критика. Старшие, мужчины, молодежь, «судья» перечисляли случаи неблаговидного поведения жителей села в ушедшем г. в шутливом «обвинительном заключении». Случаи воровства, пьянства, семейных неурядиц, измен, сплетен, нежелания расставаться с холостяцкой жизнью и т. д. При этом обвиняли во всем чучело М., медведя, «осуждали петуха на снесение головы» за якобы разгульное поведение и проч., но все догадывались, о ком идет речь.
   Среда — «лакомка»: открывались угощения блинами и др. лакомствами. Пекли блины, оладьи, пышки из сырного теста, калачи, крендели, делали вареники, варили и красили яйца (этот обычай дохристианский). Готовили курятину и др. мясные блюда. Ритуальное «обжорство про запас» в Масленичную неделю символизировало будущий сытный, урожайный г., чем больше съешь – тем больше народится. Поэтому, по блр. обычаю, в последний день М. надо было есть семь раз (по числу дней М.); поляки полагали, что на М. «надо есть столько раз, сколько собака махнет хвостом»; словенцы считали, что в эти дни надо есть по 10 и более раз в день. Большое брюхо было в эти дни одним из любимых предметов самоиронии.
   Четверг – «разгул», «перелом», «широкий четверг», «разгуляй четверток», «широкая М.», «разгульная М.», чествование Велеса, покровителя скота (в этот день скот освобождали от работы и кормили лучше обычного), Перуна (чтобы дал плодородные дожди для растений) – середина игр и веселья. Обильно поливали маслом вареники и блины. М. возили мужики в санях на 12 лошадях, украшенных лентами, символизировавшими разнообразную растительность; она сидела на колесе, с калачами и медом в руках. Или – посередь саней толстый пень, на нем – колесо, а на нем – мужик-весельчак.
   Пятница – «тещины вечерки» – зятья угощали тещ. Или – ходили к теще на блины.
   Суббота – «золовкины посиделки» – молодые невестки принимали у себя родных. Навещали сестер мужа. Родственники одаривали молодых невесток мылом.
   Борьбу Зимы с Весною олицетворяло взятие снежного городка или снежный бой двух партий молодежи. Воюющие, вооружившись помелами и метлами, пугали победителя, который на скаку влетал в снежный городок, а побежденного воеводу купали в проруби. Этот обычай отражен в картине Сурикова «Взятие снежного городка».
   Воскресенье – «проводы», «целовник», «прощеный день», «празднование весеннего животворного Солнца» – конец М. День начинался с того, что все просили прощения у всех за известные и неизвестные, явные и неявные обиды ушедшего г. и кланялись друг другу. Младший говорил старшему: «Прости меня, пожалуй!». «Бог простит!» – было ответом, и оба целовались, так повинившись, словно исповедавшись, испытывали облегчение снятия вины. Во второй половине дня или вечером проходили помпезные проводы М., ее, на огромном количестве разряженных лошадей (иногда несколько сот) или быков, иногда с мужиком-весельчаком рядом, на санях вывозили за село, в поле, на пригорок и т. д. Обоз или Околк иные молодые люди в соломенных шляпах или колпаках и нарядных кафтанах сопровождали верхами, взяв каждый со своего двора сноп соломы, при этом пелись притворные похоронные песни, содержавшие ритуальное поношение М., ее называли «обманщицей», «объедалой», «блиноелой» и т. д. Процессия напоминала древ. похоронный обряд, совершаемый в шутку: чучело М. жгли, как сжигали покойников в древ. времена, а догоравшие головешки «дородной», «жирной» М. разбрасывали по полю для его вящего плодородия. Ритуальное сожжение и удобрение поля пеплом необходимо было для воскрешения силы в новых посевах. Похороны М. были притворными, в них оказывалось больше радости, надежды, чем горя. Рыбаков считал, что похороны или сожжение М., так же как и Костромы, Купалы, Морены, Зимы, Смерти, Ярилы, – отголосок ритуала древ. жертвоприношения живых существ подземным-подводным богам плодородия. Позже реальные жертвоприношения заменили куклой, а кукольное театрализованное представление уже приобрело статус фарса, демонстрации намерений. Кажущаяся «жестокость» действа похорон или сжигания на самом деле не относится к людям. Она относится к непререкаемому космическому закону (Рита или Рта, а у русск. – Рота): рождение-созревание-роды-смерть, к закону временных циклов. Люди лишь имитировали то, что уже есть в природе, и показали это максимально красочно, убедительно театрализовав суть закона. У чехов и словаков М. завершалась обрядом «выноса смерти», Зиму, Смерть, Мару, Марену также выносили за село и сжигали (топили или разрывали, разбрасывая солому с чучела по полям); то же проделывали и в иных русских губерниях. Иногда после этого ходили на могилы к умершим в прошедшем г. родственникам; просили у них прощения. Затем были катания вокруг села с зажженным колесом, укрепленным на высокой жерди, – это символизировало круговые движения разгорающегося весеннего Солнца – источника земных благ. После проводов М. все шли в баню (вот зачем дарили мыло молодым).
   Понедельник – «тужилка о М.», доедали остатки, ели каравай и постные блины.
   Афан. уделил изучению празднества немало времени (3, 341): «В великорусских губерниях торжество Живы и гибель Мораны чествуется возжением праздничных огней на Масленицу. Так как неделя эта сходится с началом весны… во всей Европе Масленица (карнавал) получила значение самого разгульного празднества, посвященного проводам Зимы и встрече Лета. Вспоминая древнее предание о поезде богини лета, рассыпающей по земле щедрые дары плодородия, у нас возили во время Масленицы дерево, украшенное бубенчиками и разноцветными лоскутьями, или деревянную куклу. В некоторых деревнях и доныне возят (весельчака) мужика, обязанного представлять Масленицу: для этого запрягают в сани или повозку лошадей десять и более гуськом и на каждую лошадь сажают по вершнику, с кнутом или метлою в руках; везде, где только можно, привешивают маленькие колокольчики и погремушки; сани или повозку убирают вениками… В Сибири устраивают на нескольких санях корабль, на который сажают ряженых медведя и Масленицу, и возят по улицам, в сопровождении песенников. Дерево, корабль и медведь – все это эмблемы весенней природы и ее творческих, плодоносных сил; звуки колокольчиков и бубенчиков – знамения грозовой музыки; метла, веник и кнут – вихрей и молний… Наряду с этим совершаются и другие обряды, указывающие на борьбу Весны с Зимою и поражение последней. В разных губерниях в субботу Сырной недели строят на реках, прудах и в полях снежный городок с башнями и воротами=царство Зимы (демона Вритры), долженствующее пасть под ударами Перуна; участвующие в игре вооружаются палками и метлами и разделяются на две стороны: одна защищает город, а другая нападает на него и после упорной, более или менее продолжительной схватки врывается в ворота и разрушает укрепления; воеводу, взятого с боя и разрушенного города в старину купали в проруби. Вечером в воскресенье поселяне выносят из своих дворов по снопу соломы и, сложивши их на окраине деревни, сожигают при радостных кликах и песнях собравшегося народа – каковой обряд называется сожжением Масленицы. Иногда пуки соломы навязывают на шесты, расставляют по дороге и палят после солнечного заката, а иногда заменяют их дегтярными бочками. Существует еще обычай сожигать на прощеное воскресенье ледяную гору, для чего собирают по дворам хворост, щепки, худые кадки, складывают все это на ледяной горе и затем разводят костер, служащий символическим знамением весеннего солнца, яркие лучи которого растапливают снежные покровы зимы. Таким образом, олицетворяя самое празднество и ставя это олицетворение на место древних богинь, заправлявших сменою годовых времен, народ русский встречу Весны назвал встречею Масленицы, а изгнание Зимы – сожжением Масленицы или ее проводами. Одновременно с пробуждением природы от зимнего сна (омертвения) пробуждаются… и души усопших… поэтому праздник весны был вместе с праздником в честь усопших… посещения кладбищ и поминок».
   МЕДВЕДЬ – один из гл. героев животного эпоса, сказок, быличек, песен, загадок, поверий, заговоров и др.; одно из наиболее почитаемых животных, чья прародина приходится на сев. и среднюю полосу земного шара, в т. ч. Евразии. У древ. и.-е. различали два вида М. – бурого и белого (аркуда, арк), по мере удаления наших предков с сев. на юг, речь шла все время лишь о буром М. Значение М. определяется его человекоподобием, толкуемым сознанием как указание на общее происхождение человека и М., их всеядность. Этим объясняется то, что М. является гл. персонажем ряжения; превращение в результате ряжения человека в М. (костюмы, маски) как бы снимает различия между ними. Человек, охотясь на М., просил у души зверя прощения. Исполнял ритуальные действа, выражающие почтение к М. Кости М., найденные археологами лежащими в определенном порядке, говорят о «медвежьих праздниках», «медвежьих плясках» и др. медвежьих ритуалах предков (например, «гороховый М.»), призванных передать медвежью силу человеку.
   Изваяние М. в сидячем положении найдено на дне омута ручья Курцы на Куликовом поле. В камне, из которого оно высечено, несколько пазов, мелких скважин и сквозное отверстие в «шейной» ч. М. Система расположения скважин, пазов, отверстия указывает на камень как на учебник по изучению горизонтальных и экваториальных (небесных) координат или небольшую обсерваторию. В IX–XI вв. культ М. был в р-не Ярославля, у населения Перми и в др. регионах. Петроглифы Урала, Вост. Сибири делают несомненными архаичность мифопоэтических представлений о М. и связанных с ним культов, а также указывают на устойчивость взглядов предков на природу М. и его сакральное значение. Вырезанная из позвонка шерстистого носорога скульптурная голова М. найдена на верхнепалеолитической стоянке Тобалга в Забайкалье; дата стоянки определена по костным останкам: 27200±300 и 34800±2100 лет назад. Наиболее раннее из достоверных каменных культовых изображений этого зверя относится к неолиту-энеолиту: Васьковское неолитическое кладбище (ныне Кемеровская обл.), Самульский энеолитический могильник (ныне – р-н Томска); изображения на каменных отщепах в пред– и ранненеолитических комплексах на Дальнем Вост. Известны глиняные, костяные и деревянные скульптуры (Горбуновский торфяник, ныне рядом с Нижним Тагилом; голова из дерева – энеолитический комплекс). В бронзовом и железном вв. начали появляться медные и бронзовые скульптурные изображения М., а также гравированные изображения на бронзовых бляхах и зеркалах. В большинстве это находки из кладбищ, жертвенных мест, святилищ в разных регионах Вост. Сибири, Алтая. Т. о. становится мотивированным не только представление о М. как некоем смелом, стойком, выносливом, жестоком, яростном (в то же время и ленивом, блудливом) хозяине леса, гор, зверей, покровителе охоты, но и связь М. с человеческим родом. М. – старший родственник людей. Клыки и когти М. использовались как обереги от злых духов, охраняющие жизнь и здоровье.
   Медвежий праздник был весной, когда М. просыпался и выходил из берлоги, а также во время сезонных ритуалов умирания и воскресения природы: звучали сказания о М., песни, исполнялись танцы предков. Афан. (1,197) писал: «Крестьяне говорят, что в день солнцеворота (21 декабря) медведь поворачивается в своей берлоге с одного бока на другой и что с этого времени зима начинает ходить в медвежьей шкуре». Во время медвежьих праздников люди, наряженные птицами и зверями, исполняли коллективную пляску, мистерия была наполнена глубоким религиозным смыслом, в котором видно было уважение к богу и всем его творениям, к предкам. Шли драматические представления фривольного характера, напоминавшие о плодородии, начинающемся с зачатия, совокупления двух пар живых существ. Популярно было действо, где один скоморох, одетый в шкуру М., побарывает семерых; затем семь побарывали одного М. Ряжения с участием М. проходили также на Коляду, Масленицу, Купалу, на второй день свадьбы, во время скоморошьих представлений. М.Ф.Косарев отмечал, что такие комоедицы (комедии, представления, игры, танцы) были своего рода легальной отдушиной для выплеска изнутри человека теснящей душу энергии (некое противоядие против мелочной регламентированности жизни): с одной стороны, разнузданность и вседозволенность действа, с другой – неявные указания на необычный, исключительный, не относящийся к повседневности характер этой вседозволенности. В сакральном смысле в космос (культурное пространство человека) на время как бы всепроникал хаос первозданных древ. времен. Не надо забывать: все эти вывернутые наизнанку шкуры, маски ритуальных праздничных церемоний воспроизводили нижний мир, «обратный», «изнаночный» тот свет. Хотя М. символ силы и мужества, он и символ нижнего мира; переодевание в шкуру зверя, в вывернутую одежду – признак связи с нижним миром, с древнейшими предками человека (в дочеловеческом обличье, которого никто не ведал, каждый раз предполагая его по-своему). В ежегодных шутовских обрядах подобные действа как бы открывали канал для утечки в глубь Преисподней части отрицательной и вообще лишней, неистраченной в повседневности энергии, эмоций, психических накоплений, избыток которых грозил разрушить привычный социальнобытовой режим и здоровье предков. В древ. времена медвежье мясо использовали для тризны по покойнику. Желание очеловечить человекоподобного зверя видно в именах, даваемых М. в фольклоре и сказках: Миша, Михайло Иваныч, Михайло Потапыч, Топтыгин. Полумедведь-получеловек представлен в русск., укр., блр. сказке об «Ивашке Медвежьем Ушке»; «Медвежье Ушко» (иногда у героя сказки ухо медвежье). «Медведко», «Ведмiдь», «Медведович», «Медведюк» рождаются от связи М. с человеком). У медвежьего сына «кожа медвежья, лицо человечье» или «до пояса человек, а от пояса медведь» (как Кентавр, Полкан, Русалка, Китоврас). Надо сказать, что в фольклоре слав. встречается так же сын змеи или змея (ящера-Яши); царевны, съевшей рыбью кость; собаки; сын лошади или коня; сын быка или коровы – все они позднейшие осмысления эволюции человека от первосущества, вышедшего из глубин океана, затем бывшего птицей, зверем, зверочеловеком – точного облика прапредка никто не знает, поэтому их «нарисовано» великое множество. Из богов М. ближе к Велесу. Рыбаков уп. святилище М. во Вщиже на Десне Брянской обл.
   МЕД – вместе с молоком, символ богатства, изобилия, «сладкой жизни», благодати, благополучия, бессмертия, плодородия, здоровья, красоты, счастья. Его называют пищей богов и эликсиром жизни. Дар богов – он разлит по цветам, его собирают пчелы. В ведах М. ведают боги света, вечерней и утренней зари Ашвины (русск. Авсень-ОвсеньТаусень-Баусень), перенявшие тайну М. от мудреца и никому ее не раскрывавшие. Они кропили медовым кропилом благодати всех, кто встречался им на пути. Когда протоиндоевропейцы жили на сев. прародине, М. был ритуальным напитком для пожертвований богам («желанный мед», «вкушение меда»); после переселения в юж. широты ритуальным напитком постепенно становился сома – сок некоего растения, смешанный с молоком, повышающий иммунитет, и в то же время, хмельной, но в РВ все же его продолжали отождествлять с М., иногда проговаривались, помня о старине: «мед сомы», «этот медовый взревел в сосуде». М. использовали в похоронной, свадебной, родинной, календарной обрядности. М. жертвовали богам и богиням судьбы, богам и духам воды (весной бросали в воду М. и масло) и поля, духам – охранителям места, домовым; мазали М. ритуальный хлеб, лепешку, блин, клали в кутью и кашу, новогодний бадняк юж. слав. также мазали М.; мазали углы нового дома или клали в основание дома вместе с хлебом. Существует понятие «медовый месяц» оно произошло от действа, направленного на здоровый образ жизни молодых в первый месяц их жизни (период зачатия): для них на свадьбу варили слабоалкогольную медовуху или просто мед разбавляли холодной водой; и это питье было обязательно для молодых в течение 30 дней после свадьбы. Кроме того, со свадебной обрядностью связаны и пчелы как символ плодородия, множественности. В одном из свадебных пожеланий юж. слав. есть такие слова: «Как роятся пчелы в ваших ульях, так да родятся дети в ваших домах». В похоронной обрядности М. подавали как самостоятельное блюдо, с ним готовили кутью, коливо, канун, сыту, кисель, добавляли в различные виды печева.
   МОЛИТВА – основное и гл. жертвоприношение словом богам и предкам в дохристианской вере. В «Слав. древ.» написано (3,276): «Слово молитва образовано от праслав. глагола modliti – обращаться с просьбой к божеству, совершая жертвенные обряды, и первоначально входило в сферу языческой ритуальной лексики». М. – сила, которая преобразует непреобразуемое, передает непередаваемое, достигает недосягаемое, пробивает непробиваемое, изменяет неизменяемое, высвобождает огромные потенциальные мощности в природе и в человеке. М. представлялись в ведах в виде нитей, протянутых от приносящего жертву (читающего молитву) жреца к небу; при этом М. назывались «дарами». У Гомера в «Илиаде» образ М. таков: «Молитвы – смиренные дщери великого Зевса»; «Сын мой, – говорит Гомер, – смири же ты душу высокую! Храбрый не должен сердцем немилостен быть: умолимы и самые боги, столь превысшие нас и величьем, и славой, и силой. Но и (гневных) богов – приношением жертвы, обетом смиренным… и дымом курений смягчает… молящий…».
   В былине об Иване Годиновиче герой у сыра-дуба молится, заговаривая свою стрелу перед боем:

     Уж ты, батюшка, мой тугой лук,
     Уж ты, матушка, калена стрела,
     Не пади-ко, стрела, ты ни на воду,
     Не пади-ко, стрела, ты ни на гору,
     Не пади-ко, стрела, ты ни в сырой дуб,
     Ни стрели сизых малыих голубов,
     Обвернись, стрела, в груди тататрскии,
     В татарскии груди во царскии,
     Ай старым старухам на роптание,
     Черным воронам все на граянье,
     Ай серым волкам все на военье.

   В 903 г. у наиболее архаичного в своих обрядах племени вятичей (совр. москвичи) побывал путешественник Ибн-Русте, который наблюдал праздник жатвы и описал его, процитировав подлинную и очень простую молитву вятичей: «Во время жатвы они берут ковш с просом, поднимают к небу и говорят: «Господи! Ты, который снабжал нас пищей, снабди и теперь нас ею в изобилии».
   У древ. предков и.-е. было мн. М. по тематике и М. по видам: гимны – сильнейшие из них, в них воспевались деяния и подвиги богов и предков, содержались просьбы к ним. Русск. вид гимнов назывался слава, в др. регионах – хвала или хвалебные песни; близко к гимнам примыкают здравицы, благопожелания, приветствия, приглашения, приглашения предков (например, приглашение на ужин), зов, заклички. Причитания, плачи, вопли, голошения – М., обращенные к умершим родным. Заклички – к животным и природе. Заговоры, заклинания, заклятья, проклятья, приговоры – тоже были очень сильные М., направленные на охранительные действа против нечисти, зла, врагов, болезней; в свое время они выполняли необходимые психотерапевтические функции и помогали людям спасаться. Молитвы очень древни, им несколько десятков, а может быть и сотен тысяч лет. В древ. есть свидетельства всенародных молений, объединявших людей вокруг одной идеи. Молений, проходивших сознательно, целенаправленно, а не механически. Коллективная, горячая, искренняя молитва может иметь большое влияние на то, во имя чего она совершается. В «Махабхарате» (367–377), где имеются в виду события, проходившие примерно на стыке II–I тысячелетий до н. э., в гл. «Сожжение змей» рассказывается об этом. В индийской земле расплодилось множество змей, их были миллионы. Они кусали людей. В частности убили одного царя, одну девушку – невесту святого подвижника и мн. др. Тогда сын умершего царя приказал собрать всех жрецов, подвижников и «скопленье народа», чтоб истребить змей молитвой. Заклясть их, чтобы они сами шли в жертвенный костер, в огонь. Вот как это происходило:

     Меж тем в одеяниях черного цвета
     Жрецы приготовились к делу обета…
     В садах, где возвысился жертвенник дымный,
     Тогда зазвенели молитвы и гимны…
     Они совершили огню возлиянье,
     Они огласили свое заклинанье:
     «Летите, как ветер, ползите, как тучи,
     Как яркие молнии, станьте летучи,
     Сюда, на алтарь, устремитесь быстрее,
     О злобные змеи, кусливые змеи!..
     Вы будете пожраны Агни-владыкой,
     Он – бог семипламенный, семиязыкий!»…
     И змеи, своим побужденные роком,
     На гибель, на смерть устремились потоком…
     Там с телом сплеталось горящее тело,
     Казалось, что в пламени пламя горело…
     Ползли, и ползли, и ползли миллионы —
     Поток бесконечный, огнем поглощенный…
     Что было для чистого сердца страшнее,
     Чем гнусные змеи, коварные змеи?..
     Те самые змеи, сообщество злое,
     Что ужас на все наводило живое…
     Меж тем не смолкали заклятья, моленья,
     Так жертвы стремились в огонь истребленья.
     Алтарь справедливое пламя возвысил,
     Чтоб змей сосчитать, не хватило бы чисел…

   Даже бог Индра, спрятавший в складках своих одежд злого змея Такшаку, не мог противостоять сильной коллективной одновременной молитве всего народа:

     Жрецы отвечали: «О царь, погляди-ка,
     Внимает нам грома и молний владыка.
     Святых заклинаний и он побоится!
     Смотри, удалилась его колесница…»

   Судя по этому литературному свидетельству, люди читали гимны (видимо, богам и особенно Агни – богу огня), др. молитвы (богам и предам), заклинания, отвращающие зло в виде змей. Одно из заклинаний цитируется.
   Клятвы – молитвы, направленные на заклинание себя, собственного условия выполнения обета. Близки к ним воинские обеты и клятвы, сильнейшая из которых присяга, или по-др. – русск. рота (от санскр. rta – космический закон, закон Бога). По лет., присягу приносили воины кн. Святослава, Владимира, княгиня Ольга водила воинов «на рота». Звукоподражательный зов – моление для блага и плодородия скота. Заумь, язык тайный – бессвязная и бессмысленная магическая речь, имитировавшая «чужой язык», используемый для общения с потусторонним миром и миром демонов.
   МОЛОКО – у слав. один из гл. видов жертвенной пищи, объект мифол. верований, способ магической защиты. Более всего ценилось материнское М., в древ. считалось, что с ним передаются генетические качества, как положительные, так и отрицательные (говорят, «всосал с молоком матери»); молочное родство равнялось др. видам ритуального (искусственного) родства (кумовства, побратимства, посестримства и т. д.). М. считалось косметическим (М. умывались, чтоб лицо было белым), медицинским и магическим средством от ядов, укусов. М. ассоциировалось с атмосферными и космическими явлениями (Млечный путь; молоко облачное; «грудие», падающее с неба, – дождь). «Молочные реки» обычно связывались с царством мертвых и прародиной предков; именно на сев. прародине реки превращались в «молоко» – лед.
   МОРОЗ, МОРОЗКО – в мифопоэтических представлениях славян олицетворение морозной, холодной зимы (в отличие от Снегурочки – воплощения снежной зимы; на юге зимы бывают и бесснежные и безморозные). М. воплотился в образ богатыря, кузнеца, который сковывает воду железными скобами или обручами – морозами. К нему применялись эпитеты «калинник», «трескун», «студенец». Дед Мороз открывает Новый г. как хозяин Нового г. Афан. писал (1, 56): «крестьяне до сих пор потчуют Мороз киселем, с просьбою не касаться их засеянных полей». Живет М. в «ледяной избушке: стоит избушка – вся снегом усыпана, сосульками убрана», он «старик – весь белый»; «В некоторых сказках, наравне с богатырями, олицетворяющими разные грозовые явления, выводится Мороз-Трескун, или Студенец; его дуновение производит сильную стужу… Морозко, говорят крестьяне, низенький старичок с длинной седою бородою; зимою он бегает по полям и улицам и стучит: от его стука начинаются трескучие морозы и оковываются реки льдами; если ударит он в угол избы, то непременно бревно треснет. В деревнях существует обычай, указывающий, что могучие силы природы до сих пор представляются народному воображению живыми существами. Накануне Рождества и на Велик день в каждой семье старик берет ложку кутьи или киселя, выходит на порог сеней… говорит: «Мороз, Мороз! Приходи кисель есть; Мороз, Мороз! Не бей наш овес…». Народу М. иногда представляется то в виде кузнеца, то плотника или иного творца и работника, как в русск. загадке: «Дедушка мост мостит без топора и без ножа».
   МОСКВА (мокрая, болотистая земля) – древ. русск. гор. вятичей находился на границе его расселения с племенем кривичей (в 40 км к сев. от М.); не оспаривая дату возникновения М., необходимо сказать, что р-н М. был заселен уже в эпоху неолита. К III–II тыс. до н. э. относится несколько неолитических стоянок первобытных охотников и рыболовов (у с. Льялово на р. Клязьме, у с. Щукино на р. Москве, у с. Троицкое-Лыково). К эпохе бронзы II тыс. до н. э. принадлежат памятники первобытных скотоводов, относящиеся к фатьяновской культуре. Давыдковский могильник на р. Сетуни; полированный каменный топор на Ленинских горах, такие же находки в Кремле, на Софийской набережной. Кремневые наконечники стрел в Зарядье и с. Бутырки; каменный топор-молот на Русаковской ул.; каменный топор и горшок в р-не Тушина. В эпоху раннего железного в. (сер. I тыс. до н. э. – I-я пол. I тыс. н. э.) на терр. М. было несколько городищ дьяковской культуры (Давыдковское городище и селище на р. Сетуни; Мамоново городище и селище на Ленинских горах; остатки городищ в Нижних Котлах, ФиляхКунцево, в устьях рек Сетуни, Химки; городище Спасское и др.). К сер. I тыс. относятся наиболее ранние памятники вятичей – их погребальные курганы (древнейшим является большой курган у с. Беседы на прав. бер. р. Москвы (VI в.), прочие нах. у сс. Черемушки, Зюзино, Спасское, Раменское, в парках Царицыно, Фили, у д. Мякино, ст. Яуза и др.
   МУЖСКОЙ ДЕТОРОДНЫЙ ОРГАН (др. названия фаллос, уд, член и т. д.) являлся в мифопоэтических представлениях и.-е. символом производительной силы. И хотя специального культа его у слав. не было, он участвовал как символ в празднествах, связанных с плодородием, свадебных и т. д. Ряженые часто использовали этот символ. Некоторые, особенно недоброжелатели отеческой веры, считают фаллос источником эротического (почти животного) удовольствия и пытаются представить дело так, мол: «язычники поклонялись разврату». На самом деле фаллос несет в себе информацию огромной энергии, основной смысл которой проявляется как раз после преодоления удовольствия или эротического желания, – это обязанность продолжения жизни на земле. В капле приносимой фаллосом жидкости содержится вся мощь Вселенной и весь генетический код Рода – длинной цепи предков, в ней не только физиологическая составляющая, но и духовная нематериальная сила. Неслучайна мистическая, судьбоносная неотвратимость его действенного существования, в иных случаях он взаимозаменим с понятиями Род и Рок; фаллос – символ Рода. Поэтому всевозможные спекулятивные «обличения», унижения фаллоса, с одной стороны, и стыд перед ним – с др. не имеют никакого отношения к реальной сути символа и.-е. мифол. Так же как не имеет отношения к нему совр. порнография и действительный разврат, ставящий своей целью погоню за удовольствиями (без всяких обязанностей); хотя именно это удобно называть бранным словом «язычество».

Н

   НАВЬ, НАВЪ, НАВЬЕ (санскр. навь – девять; назв. месяца «ноябрь» произошло от лат. novem – девять, а лат. от санскр.; до XV в. на Руси он был девятым месяцем и только после стал 11-м) – души умерших, отлетающие на девятый день. Н. обитает там, «откуда не приходят вено венити», это то невидимое, что находится за порогом жизни и чего смертными очами нельзя видеть: «неможашети нави зряти». В «Повести временных лет» эпидемия в Полоцке 1092 г. приписывается мертвецам, скачущим на невидимых конях по улицам: «Тем и человеци глаголаху, яко навье бьють полочаны». Хотя реально, кажется, это невозможно, но народ уловил гл.: умершие (причем умершие недавно, не далее девяти дней – ведь иные вымирали семьями и лежали несколько дней непогребенными) распространяют эпидемию, заражают живых, и тем «бьют полочаны». У вост. слав. существовал особый Навий день (навьи проводы, навьский Великдэнь), день поминовения умерших, позднее приуроченный к последнему четвергу Великого поста (укр. Навский великдень, Мавский велик-день, Мертвецкий велик-день; соответствующий день в балт. мифол. приходится на осень). «И навьям мьвь творят», – писали христ. о русских, традиционно топивших баню для себя и для умерших предков. В «Слове о посте к невежам» описан обычай топить такую баню. В четверг Страстной недели «поведають мрътвым мяса и млеко и яйца. И мылница топят и на печь льют и пепел посреде сыплют следа ради. И глаголют: «Мыйтеся!». И чехли вешают и убруси и велят я терти. Беси же… яко и куры след свой показывают на попеле… И проходят топившеи мовници и глядають на попеле следа и егда видят на попели след и глаголють: «Приходили к нам навья мытся…». Это почитание предков, забота о их чистоте и спокойствии душ. Ведь души всегда представляли в виде птиц. Именно поэтому следы кур, птичьи следы на пепле (печной золе) говорили о прилете душ умерших на приглашение. У болгар в фольклоре навьи – птицеобразные души умерших, летающие «на злых ветрах», как голодные ястребы, и кричащие. Крик их означает смерть. Оберегами от них считались соль, огонь и топор.
   Существовали др. – русск. понятия «Навь и Правь», они восходят к др. – инд. Нивритти и Правритти. Правритти – полное растворение, актуально развернутое состояние человека в космосе, в природе, слияние, понимание, полная, полнокровная жизнь. Нивритти – возвращение в свернутое состояние, в свою материальную основу, изначальную ткань космоса – прадхану, в общую сокровищницу душ. Т.е человек или перерождается вновь, или – в навь. В РВ (VI.20.11) встречается эпитет Нававаства – как бы второй Яма (первый смертный предок), об умершем говорят: ты передал деду его собственного внука. Н. – само по себе, по факту, явление отрицательное, трагедийное, и дальнейшая демонизация Н. христ. выглядит более чем неуместной. Все россказни о некрещеных душах, душах умерших младенцев и проч. не имеют к древ. духовному понятию и.-е., в т. ч. слав. и балт., «навь» никакого отношения.
   НАУЗЫ – обереги, амулеты от болезней, содержавшие в навязанных тряпочных или кожаных узелках сбор трав (в травах, по народным поверьям, скрыта могучая сила жизни), камней или частей тел животных (например, змеиная кожа – от укуса змей), порой и переписанные заговоры, молитвы, помогавшие в том или ином случае болезни. Эти Н. (иногда сразу по нескольку разных) носили на шее, руке, пояске и т. д. Афан. (3,215) заметил: «Знахарям, занимавшимся навязыванием таких амулетов, давались названия наузника и узольника, как видно из одной рукописи с. – петербургской публичной библиотеки, где признаны достойными отлучения от св. причастия: обавник, чародей, скоморох и узольник. Наузы состояли из различных привязок, надеваемых на шею, большей частью это были травы, кореньки и иные снадобья (уголь, соль, сера… и проч.), которым суеверие приписывало целебную силу от той или другой болезни… Иногда, вместо всяких целительных средств, зашивалась в лоскут бумажка с написанным на ней заговором… Подобными же наузами девы судьбы привязывали новорожденным младенцам дары счастия=телесные и душевные совершенства, здоровье, долголетие, жизненные радости и проч…. В христианскую эпоху употребление в наузах ладона (который получил особенно важное значение, потому что возжигался в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладонками – даже и тогда, когда в них не было ладону». Эти нехитрые обереги помогали людям, если не физически, то психологически (по Афан.: «силою которых прогоняются нечистые духи болезней, предки наши были убеждены, что в этих наузах они обретали предохранительный талисман против сглаза, порчи и влияния демонов и тем самым привязывали, прикрепляли к себе здравие»). Церковь же боролась с Н., хотя сама использовала ветки растений (вербы, березы) и травы, а также всякие пояски с молитвами. Софийская летопись под 1044 г. рассказывала о Всеславе, родившемся с малозаметным физическим дефектом; «рекоша волсви матери его, навяжи на-нь, да носить é (наузу) до живота своего на себе». В слове «О злых дусех», приписанном св. Кириллу, читаем: «злокозньны (бабы) наузами много верные прельщают: начнет на дети наузы класти, смеривати… призывает творится, дети врачующее»; «…Ищем проклятых баб чародеиц, наузов и слов прелестных слушаем; глаголют нам, навязываючи наузы… Не требе еже навязывати на выю детищу бесовских врачеваний, лжоимянных хранилища». У Кирилла Туровского (XII в.) осуждается «науз ношение» и те, кто «к волхвом ходит ворожи ради или наузы емлет потворныа». «Грех есть носити науз как любо», – считали христиане. В Азбуковнике сказано: «мнози от человек приходящи к волхвам и чародеем, и приемлют от них некая… обояния наюзы и носят их на собе». Митрополит Фотий в послании к новгородцам 1410 г. призывал церковные власти: «учите (прихожан), чтобы басней не слушали, лихих баб не приимали, ни узлов, ни примовленья, ни зелиа…». Монахи исповедывались: «Согреших, наузы вязах на себе и к волхвом и к обавником и к чародеем ходих… согреших, наузы на себе нося». К ношению Н. были причастны даже священники: «Аще обрящеться кто от священнического чину, таковая, вълъхвуя или обавая… или узлы (наузы) творя… таковый от церкве изринется». «Но обычай был сильнее этих запретов», – писал Афан. В поучениях XVI столетия встречаем упреки русск.: «немощ волшбою лечат и наузы чаровании и бесом требы приносят… трясцю (лихорадку)… отгоняющи… не рече бо Бог лечитися чаровании и наузы, ни в Стречу, ни в полаз, ни в чох веровати…». В «Слове святого отца Моисея о ротах и клятвах» говорилось: «Жертвы приносят бесом, недуги лечат чарами и наузы… некыми ложными письмены». В XVII в. был приведен в приказную избу и наказан батогами крестьянин Игнашка за то, что имел при себе «корешок невелик, да травки немного завязано в узлишки у креста».
   НЕБО (НЕБЕСА) – важнейшая ч. мироздания, воплощение верха, «верхний» мир; воплощение абсолютной удаленности, недоступности, неизменности, невообразимой огромности, бесконечности, непостижимости, величественности, возвышающейся над всем земным, а также абсолютной духовности и высшей религиозной ценности (идентифицируется с Богом; смотреть на Н. во время молитвы – значит обращаться к Богу). Иногда предкам представлялось, что Н. находится на высокой горе (т. н. «горнее Н.»). Небесный мир представал либо как подобный земному. Либо как зеркальный по отношению к нему. Поэтому небесные явления (затмения, влияния звезд), знамения служили предвестием важных событий: войн, побед, болезней, урожайности и т. д. Считалось, что земные события могли не только быть аналогами небесных, но и дублироваться на Н. (или наоборот).
   В мифол. и.-е. Н. предстает то в женской ипостаси (Адити, Нут), то – оно муж. оплодотворяющее начало (свет, дождь); представляется то как твердь (из вещества наподобие олова), то как жидкость, небесный океан, по которому плавают звезды, то как воздушное волнующееся поле. Поэтому в древ. у и.-е. существовало (нечеткое и многовариантное) членение небес по горизонтали от земли, наподобие этажеобразных сфер (уровней), хотя и взаимопроникающих друг в друга, не ограниченных неизменно. И современные ученые различают плотные слои атмосферы, разреженные слои, слои, где формируются облака, где формируется снег, а где – град; озоновый слой; сфера, где действуют молнии и т. д. Древ. предки тоже знали это, но называли по-своему. Греческий философ Анаксимандр открыл нематериальный мир, находившийся за пределами нашего материального мира (и проникавший в него), состоявший из темноты, холода и огня (света, тепла, энергии) и назвал его Апейрон. Такой мир представлял собой всю совокупность небес в борьбе противоположностей в нем.
   В преданиях и источниках встречаются: «поднебесье», «небо, на котором свершаются браки», «небеса», «седьмое небо», «третье небо Индры». «Вы, боги, что находитесь в трех светлых пространствах неба…» (РВ.I.105). Если мн. небес, то и богов небес, соответственно, мн. Иногда считали, что ближайшее Н. видимое, а прочие (одно или много) невидимые (но бывают видны иногда, например, во время грозы; во время судьбоносных знамений). Порой на третьем Н. находятся души праведников и души усопших предков, а иногда на третьем Н. – только души усопших предков (РВ.Х.123.6,8): «в излюбленном месте Ямы» – на третьем Н. или в высшей ч. небосвода. Земля и высшая ч. Н. – светлое пространство – для вед. риши имели особые тайные имена (РВ.IX.75.2): «в третьем пространстве приобрело любимые (имена)». На третьем Н. – силы небесные. В АВ (IX.5.1,10) на третье Н. отправляли жертвенного козла:

     Да отправится он, зная путь, в мир благих деяний!
     Много раз пересекая великий мрак,
     Да вступит козел на третий небосвод!..
     Козел устраивает того, кто дал (его в жертву),
     На спине небосвода, трехсводного, трехнебесного,
     трехспинного.

   Возможно, для древ. и.-е., понимавших, что небес должно быть много и они разные, лишь три Н. были светлыми. В РВ (II.27.7–9) есть намек на эту возможность: солнечные боги Адитьи «через враждебные действия легкопроходимыми (путями)… несут три земли и три неба… Они поддерживают три светлых небесных пространства». Хотя, м.б., светлых небес было больше.
   Близкое к земле пространство называют Поднебесье — здесь живут птицы, ветры, выявляется погода. Посредником меж Н. и землей выступают некоторые птицы, насекомые (божья коровка) и огненные змеи. Хозяином этого пространства небес считался орел (балк., слав.), аист (пол., бескид.), жаворонок, а также мифич. птицы. Иногда Н. представлялось в виде гигантской птицы, реющей над землей, как Див в «Слове о полку Игореве» (Див «вержеся», «кычет»). Афан. писал (1,66): «Dyâus (родит. Divás) есть бог блестящего, светло-голубого небесного свода, от div – светлое, сияющее (небо)».
   Н. Индры, как правило, третье, там же находятся и души святых риши – поэтов, мудрецов и молитвенников, слагавших гимны, души умерших праведников; это духовное Н. Кремль – небесный дворец, жилище Индры – оно из кремния, легко высекающего искры. У Индры на его небе девятивратный (3х3=9) град Амаравати (не пустынный, полный жизни, энергии), в Амаравати росло волшебное дерево Сантана (непрерывное), возможно, это энергетичное вечное дерево – молния. У русск. в фольклоре также есть дерево (иногда его конкретно называют береза, дуб), которое росло «вверх корнями, вниз ветвями». Это, конечно, тоже молния.
   Дый, Див (Div, Дьяус у грек.) иногда в виде небесной птицы, окормляющей своим святым духом все живое (иногда Див представлялся в виде яйца птицы, в котором сосредоточено все живое).
   На одном из небес – воздушное пространство, которым ведает русск. Стрибог. Возможно, именно его русск. чаще всего называют просто «небо». Бог воздушного пространства неба; бог просторов; бог стремительных потоков (стр – стремительность; а отсюда и устремленность, стрела. Корень «стр» встречается во многих топонимах: Истр, Днестр, Баньска Быстрица, Стрей, Стривигор, Стримон, Стримоникос (залив), Строн, Строна, Стронавка, Струга, Струд, Стружа, Струй, Струма, Струмень, Струмица, Стрый, Стряма и других). Стремительный Стрибог предок ветров, ураганов, смерчей, вихрей, – олицетворение стихии, ее сокрушительного натиска. Не случайно в «Слове о полку Игореве» ветры названы «стрибожьими внуками». Стрибог и помощники его ветры играли на музыкальных инструментах, пели, плясали, сочиняли музыку. Изобретателями музыкальных инструментов у многих народов почитались боги – владыки гроз и ветров. Ветрам сопутствовали птицы. В русских письменных памятниках Стрибог встречается. В «Повести временных лет» под 980 годом написано: «И нача княжити Володимиръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна…, и Хърса, Дажбога, и Стрибога и Семаргла и Мокошь». В сборнике Софийском XIV–XV веков: «А друзии веруютъ в Стрибога, Дажбога и Переплута, иже вертяче ся ему пиють в розехъ» (в рогах). В «Слове и поучении против язычества» XVII века среди «иныя идолы мнози» упоминается «Стриба или Стрибог». А.А.Титов в книге «Ростовская старина» (Ростов, 1883) сообщал: «Село Воронино в 21 версте от Ростова. По преданию, здесь было… капище Стрибога, жрецы которого предсказывали будущее по внутренностям воронов, приносимых в жертву (Стрибогу)».
   Вед. Антарикша – промежуточная космическая зона между небом и землей. Эпитеты Антарикши: «мрак», «тьма», «море», «семидонное море»; она темная, черная, заполненная облаками и водой; она иногда делится на три части – две нижние доступные человеческому восприятию, а третья, недоступная, принадлежит Всевышнему; или на две части – нижнюю земную и небесную, нижняя может находиться под землей и отождествляться с местонахождением солнца ночью.
   На др. Н., оно называется Свасти, и богиня его, соответственно, Свасти, – благоденствие, процветание, удача, успех, счастье, благословение – рай. В иных интерпретациях – рай каждое из небес.
   Одно из Н. называется Хлябь («разверзлись хляби небесные»; «расхлябанный»). На нем хранятся космические воды. Или этот противолежащий мир бывает поднят вверх дном. В поучении «Слово о ведре и казнях божьих» находим: «Аз отъверзу вам хляби небесьныя». Это Н. устроено в виде гигантского ковша (бадьи) или ковшей, которые опрокидывает ниц (вниз – санскр. ничхинах) громовержец в течение летних месяцев [с десятью Вивасвата (месяцами. – А.Б.), своим трижды бьющим молотом Индра опрокинул ковши небес вниз»]. Тилак писал, что в РВ встречаются «три хранилища небесных вод» (VII.101.4) (на три летних месяца) и три тока небесных вод; в др. месте уп. семь хранилищ вод (в этом случае имеются в виду все незимние месяцы).
   На шестом Н. – «хранилище» снега, града. Здесь они формируются.
   Есть Сварга (санскр. svar – небо; др. – инд. svarga – небо, движущееся небо, подвижное небо; svarga loka – пространство, где жили все боги. Когда боги ссорились, говорили, что происходит «небесная свара» или «небо сварится». Так же говорили и о грозовом небе. Svara – свира – звук, источником которого является жизненное дыхание, прана; жизнь; svarguā – ведущий в рай, приносящий блаженство) – Н. сев. прародины протоиндоевропейцев, суровых холодов, непогод, ураганов, смерчей, вихрей. И бог его Сварог (а иногда Сваргой называют Н. Индры, что также небезосновательно) – бог неба верхнего яруса (или «тверди» небесной), почитался как один из старших и высших, властелин огня небесного. Сварга – только мир богов (но не предков). У русск. в древности Бог и Сварог – одно и то же. Называли так и так, как, например, в клятве князя Игоря: «да будет клят от Бога и от Перуна» тот, кто не выполнит договор. Или в договоре князя Игоря с греками: «да не имут помощи от Бога, ни от Перуна» те, кто нарушает договор. Афан. писал: «У славян отец Небо получил название Сварога: он верховный владыка Вселенной, родоначальник прочих светлых богов, прабог… В Ипатьевской летописи находим вставку из греч. хроники Маллалы: «…И после (после Сварога) царствовал сын его именем солнце…»… Другой сын Сварога-неба был огонь… о котором выражается неизвестный христолюбец: «огневи молятся, зовут его Сварожичем»… Сварог, по древнему сказанию, предается покою, предоставляя творчество и управление Вселенною своим детям»; и в др. месте: «Сварог, как олицетворение неба, то озаренного солнечными лучами, то покрытого тучами и блистающего молниями, по указанию наших памятников, признавался отцом солнца и огня». Его деяния относятся к древнейшему периоду. В Ипатьевской лет. написано: «Некогда царствова на земле Сварог, высочайшее существо, отец света, научи человека искусству ковать и брачным связям… установил одному мужчине одну жену иметь и жене за одного мужчину выходить». Т. е. он установил некоторые морально-нравственные нормы, разжигал искрами вдохновение в сердцах, огонь в кузницах мастеровых, покровительствовал кузнецам, ремеслам. Считалось, что применение огня наложило на действия первых людей печать цивилизации, а освоение металла придало ускорение ее развитию. Установилась моногамия, появились этические законы общества. Русск. сказки о божественном кузнеце плуга «в 40 пуд», это сказки о Свароге, где имя бога опускается вследствие строжайших запретов христ. интернационала на имена отеческих богов. Герой, получив чудесный плуг, победил страшного черноморского змея и пропахал на нем оборонительную межу – Змиевы (Трояновы) валы. Эти сказки близки к летописному рассказу о Свароге, научившем людей обрабатывать землю и сражаться. В свадебных песнях кузнец «кует свадьбу» – ведь это Сварог установил моногамию; он кует кольцо, венец. Накануне зимы «кует землю». В преданиях чехов, словаков, украинцев Сварог мог воплощаться в огненный дух Рарог – птицу сокол. Считалось также, что небо Сварога – то небо, на котором после смерти живут души храбрых воинов, павших на поле битвы. Стол с ритуальной едой украинцы называли «зварожиной» («сварожиной» или «бряшной»): «сидайтэ до зварожины», – приглашали они; это можно понять так: садитесь к тому, что небо дало, или – Бог послал.
   На Сварге – высшая истина, где мировые воды окружены огнем, огонь – воздухом, воздух – высшей истиной (разума) божественной субстанции. Возможно, Сварга представляет собой мир истины (у русск. «небо правды», иногда название этого Н. Правь; у укр. «справедливое»), здесь право, справедливость, добродетель. На этом Н. специальные хранилища росы, которой Бог воскрешает мертвых. Здесь поселяются души праведников, души еще не родившихся младенцев. Сюда в конце жизни переселяется сам Брахма («господин потомства», прародитель всего живого. У русск. Род). Это Н. называют иногда восьмым. Именно оно показывается (дает знамения) перед войной, мором, голодом и т. д.
   Одно из небес – Сканда (др. – инд. skanda – излитый), также обладающий суровостью, – бог одного из ведийских небес (еще у него есть имя Кумара – юный), его отец Огонь, а мать Сваха. Богиня Сваха собрала в золотом сосуде на вершине Белой горы семя бога Огня, из которого потом родился Сканда. Он родился от семени Огня в тростнике, который стал его младенческим ложем («Махабхарата», 214 218 27). Иногда его имя осмыслялось как имя бога войны. Сканда – предводитель войска богов, воинственный (сравните: «скандальный», «скандал»); в руке его постоянно лук, копье, на знамени его петух – символ времени; число его 6. В Южной Индии Сканда еще и покровитель воров. Русским известно слово «сканда» как корень слов скандал, скандальный. Но бог неба с таким именем не почитался.
   Одно Н. Сва, Свах – свет, на нем «хранится», «снуется» свет и человеческое счастье, или счастье любви. Считается, что название от восклицания при жертвоприношении богам «свах!», типа «Да будет благо!», «Во здравие!», «Благослови!» как бы приглашающее к жертвоприношению (главное из которых – молитва). Или, наоборот, восклицание произошло от имени неба, приглашаемого в свидетели жертвы (молитвой). А при жертвоприношении предкам восклицали «свадх!». Но нигде не встречается уп. о небе с названием Свадх, хотя оно вполне могло существовать. Уп. до нас не дошли или пока еще не найдены. Богиня его – Сваха (cvāеā на санскр. – хорошо сказано, хорошо говорящая). Это небо, где свершаются браки («браки свершаются на небесах») и где «снуется» свет. Богиня Сваха привержена огню, руководила жертвоприношениями, связанными с огнем, покровительствовала тем, кто владел (возжигал) словом и горел любовью. У др. инд. одно из небес – Бхага и бог его Бхага (буквально Бог), покровительствовал невестам и женихам, свадьбам. На небе Свах, или Бхаги (или инд. Таполока), хранится Вирадж («сияющий», «распространяющийся»). Семя, сперма или зародыш – материальная основа женщины и мужчины (позже философская идея зарождения жизни).
   Есть еще огненное, красное Н. Агни, там движется («живет») Солнце и др. солнечные боги.
   Звездное ночное Н. – самое дальнее и обширное – представлялось черным, тысячеглазым, тысячеруким. У греков Н., где живут звезды, – Астрея; звездное Н. также тысячеглазый Аргус.
   Одно Н. – Аир (Аер) – воздух, оно около земли. А Ирий (рай) – воздушная земля, воздушная почва, некий край (горизонта) или – за краем, где живут ушедшие души предков, они где-то недалеко, почти среди нас (нас «видят»).
   Есть в вед. мифол. еще одно понятие, скорее не Н., а глуби Вселенной – майя (колдовская сила Вселенной, весьма загадочная), видимо, имеется в виду наиболее отдаленная ч. бесконечной Вселенной, м.б. именно это из небес называют Бездна. Иногда Бездна – хранилище первозданных мировых (вселенских) вод. Дану (у русск. Дана) – небесный поток, возможно, истекает именно оттуда; оттуда же происхождением и Посейдон (Океан). У грек. Н. вечности, вневременья – Уран – средоточие хаоса, дети его – титаны – побеждены солнечными богами.
   У русск. отдаленное Н. называли Твердь, иногда «небесная твердь» или «твердь небесная», которая считалась самой верхней и состояла, по преданиям, из вещества наподобие олова. У шумер – «небесный металл».
   Особенно часто уп. в фольклоре «седьмое Н.» (например, в слав. апокрифе об Энохе, в «Хождении Богородицы по мукам»), у Афан. (1,239) приводится русск. песня:

     …Претворилися такие чудеса:
     Растворилися седьмые небеса,
     Сокатилися златые колеса,
     Золотые, еще огненные.
     Уж на той колеснице огненной
     Над пророками пророк-сударь гремит,
     Наш батюшка покатывает.
     Утверждает он свой божий закон.
     Под ним белый храбрый конь…

   Здесь явно имеется в виду пророк христ. времени Илья или герой Егорий Храбрый, прототипом которого, в свою очередь, являлся Перун, а еще раньше – Индра. Возможно, седьмое Н. было Н. Перуна и небесного огня (энергии). У сев. европ. народов существовало Н. душ павших воинов (а возможно, и душ вообще) Асгард. Но в исчислении небес преобладают разночтения и их четкую последовательность трудно выстроить.
   Рай, где пребывают души предков, не есть высшее Н. (высшего, м. б., вообще не видно), рай – это первое, низшее Н., находящееся ближе к Земле (где воздух есть). Тем самым у душ, ушедших туда, остаются возможности позитивного движения наверх – к небесам более высоким, остаются возможности устремления к провиденциальной полноте развития души. Т. е. экспансия духа личности не имеет жесткого предела, она не находится, как (например) жемчужина, в раковине. Хотя фактически места рая-вырия-ирия – сакральная география; это никогда не может быть локализовано; это где-то в космосе и где-то в душе.
   В вед. литературе выделяется еще некое небесное пространство – Тиолока (Тритолока, Тритогена) – мир покаяния, где небесная божья завеса поднимается утром и опускается вечером.
   НЕДЕЛЯ – в Др. Руси так называли первый день седмицы, посвященный свету, Солнцу, Заре-Ушас (заре года в период жизни в Приполярье, т. е. началу летнего светлого времени года или летнего светлого полугодия), когда неделя начиналась с воскресенья (от «неделание», отстраненность от работ, отдых, праздность, праздник). Именно тогда по неделе следовал понедельник, затем второй день после недели – вторник, середина недели – среда, четвертый день после Н. – четверг, пятый – пятница и т. д. Возможно, было тогда и персонифицированное существо Н., как мифол. персонажи Середа и Пятница. В христ. поучениях писали: «И недели день [почитают] и кланяются, написавше жену в человечьск образ тварь, и поклоняются Воскресению в виде женского идола». «Слово истолковано мудростью от святых апостол, и пророк, и отець о твари и о днии, рекомом неделе, яко не подобает крестьяном кланятися неделе, ни целовати ея, зане – тварь есть» (нач. XIII в.) – христ. сочинение, полностью посвященное Неделе. «В самом слове речь идет о том, что русские люди изображали небесный свет в виде раскрашенной статуи («болван выдолблен») из дерева. Сотворенный человеком предмет и назван «тварью»… Можно понять, что воскресный день олицетворяется в виде женщины, что ее живописное или вышитое изображение передается по традиции («…се есть писана неделя та предана нам кланятися ей и чтити ю»)» (Рыбаков, Рус. 595). «Писать» в древности значило еще и вышивать. Т. е. получается: Н., свет и заря (года) идентичны.
   НОВИНА – название ритуального (жертвенного) холста, который 19 апреля русск. женщины выносили в поле, обращаясь на восток со словами: «Вот тебе, матушка Весна, новая новина!». Кусок холста расстилали на лугу, клали на него пирог, с надеждой, что Весна, нарядившись в Н. и отведав угощения, будет способствовать хорошему урожаю льна и конопли.
   НОВЫЙ ГОД – гл. праздник в г. Рубежная дата, определяющая благополучие всего наступающего г. Поскольку понятие «Н.г.» довольно позднее, наложившееся на более ранее «Коляда», то с Н.г. связывают др. важные святочные концепты: Коляда и кутья. Например, Другая Коляда (блр.), Другая куття (укр.), Жирная Коляда (русск., смолен.), Богата кутья, Шчодрая кутья (полес.), Мясна (Тоуста, Сыта, Богата, Шчодра) Коляда (блр., гроднен.), Щедрый вечiр (укр.), Богатый вечар (блр.), Щадроÿйка, Щадрец (полес.), Маланка, Свято Меланка (зап. – укр.). Отличительной особенностью Н.г. является общесемейная ритуальная трапеза, которая обязательно включала кутью и мясные блюда (у вост. слав. – поросенок, голова, студень, гусь, индейка, курица), ритуальное зооморфное печенье: баранки, кренделя, коровки, козульки, птички: ласточки, жаворонки; булочки, пышки, калач или каравай. Рядились в святочные маски. Обычно – деда, бабу, жениха и невесту, козу, коня, медведя, срашилы, журавля, маланки, Щчодра и Щчодреца (блр., укр.). Обходы ряженых характерны больше для кануна Н.г. Накануне Н.г., в сочельник, проходили гадания о судьбе домочадцев, урожае, погоде на предстоящий г. Новогодняя ночь считалась чудесной, мн. сбывалось или виденное во сне сулило сбыться. Магия первого дня обеспечивала удачу на весь г. (Как встретишь Новый г., так его и проведешь; или словен.: Kakor na Novo Leto, tako vse leto). Необходимо было встать в первое утро г. рано, «чтобы не лениться весь г.». Утром Н.г. молодые мужчины и мальчики обходили дома с поздравительными и магическими целями и осыпали зерном углы. У вост. слав. это называлось колядовать; у укр., бел. еще – щедровать; у русск. еще – овсенькать, кликать Усень (в память о вед. Ушас – заре Н.г. Ее сыновьях Ашвинах – зорях Н.г. утренней и вечерней. Щедрых дарителях, благодетелях людей). Обряд сопровождался приговором: «Сею, сею, посеваю, с Новым годом поздравляю, со скотом, с животом, с малым детушкам!». Иногда водили по домам, по дворам «на счастье» украшенных лентами животных – коня, бычка, овцу, поросенка. Разжигание на Н.г. костров во дворах, на улицах, на перекрестках мотивировалось необходимостью отогнать нечистую силу, в это время, очищаясь, люди прыгали через костры.

О

   ОБЕРЕГИ – магические средства (предметы, камни, растения, действия, тексты, жесты, обряды). Они предохраняют человека, его мир (дом, скот, урожай, землю, орудия производства и т. д.) от потенциальной опасности, природных стихий, болезней, нечистой силы, сглаза, порчи и проч. Особенно нуждался человек в О. в переходные периоды (беременность, рождение, свадьба, болезнь, смерть близких). Но существовали и календарные периоды, когда общество использовало охранительные приемы повсеместно и сообща (чаще всего на Святки, в начале с.-х. сезона, в начале различных работ). В качестве О. у слав. широко распространены заговоры; молитвы; приговоры (к примеру, полесские приговоры, чтобы отвратить сглаз: «Соль тебе в очи, кочерга в зубы, горшок между щек»). Охранительными могут быть песни. В частности, колыбельные, купальские. Песни, поющиеся при обходах полей для защиты от градовых туч, оберегающие от нечисти. Загадки, ритуальные диалоги, брань, громкое произнесение своего имени, просто человеческий голос. А также специально изготовленные предметы, растения (часто купальская зелень), камни, вещества (иногда уголь от купальского костра; железо) – амулеты. О. являлись действия, направленные на отгон опасности, ритуальное ее изгнание. Например, просьба к богине Зари стереть дурной сон, унести его к Трояну, в подземное царство, а человека наделить светом, бодростью, здоровьем. Опахивание и обход полей; битье веточками вербы; показывание кукиша; наготы; гениталий. О. было и задабривание. Например, умерших родных, выставляя им еду, питье, произнося их имена, молитвы в их память (т. н. «кормление», «греть покойников»). Одной из распространенных форм «отворачивания» опасности служило переворачивание различных предметов или совершение привычных действий наоборот (выворачивание одежды, хождение задом наперед и проч.). Ритуальное уничтожение опасности. Сжигание, пронесение-провождение вокруг костра, выбрасывание, потопление, прокалывание, разрывание, рассечение, зашивание, замазывание. Лучшим О. всегда считалась чистота помыслов, духовное совершенство.
   ОГОНЬ, ЦАРЬ ОГОНЬ, ОГОНЬ СВАРОЖИЧ – бог огня (в ведах – Агни) и одна из основных стихий вселенной. РВ начинается гимном «К Агни» («Агни призываю я – во главе поставленного Бога жертвы и жреца, Хотара обильнейшесокровищного») именно потому, что религия древ. предков людей, в т. ч. и будущих и.-е., началась ок. 3 млн. л назад в палеолите с поклонения О. Авторы гимнов РВ (Х.5.1; Х.129) первопричину происхождения Агни признают запредельной. Т. е. его происхождение – в нематериальном мире. Агни – Дитя Силы немереной. Стихия О. имеет двойственный х-р. С одной стороны, он разрушителен, несет смерть и уничтожение, грозный, яростный, неумолимый, мстительный. Хотя он и очищающая стихия. С др., – источник света, тепла, жизни, энергии жизни, воплощение активного творческого начала. В нем обитает священный дух. Афан. писал (2, 27): «…У всех древнейших народов огонь признавался проводником жертвоприношений, посредником между людьми и богами, обитающими на высоком небе. А домашний очаг был первым жертвенником, на котором чествовались бессмертные владыки. Каким бы богам ни предназначались жертвенные яства, вместе с ними необходимо сотрапезовал и огонь». Он же – жрец О., посредник меж богами и людьми, возносящий жертву языками пламени на небо (в РВ: «О Агни, жертва и обряд», «Агни… Бог жертвы и жреца», I.1); домашний очаг, ритуальный и жертвенный костер. В гимнах Ригведы божеству Агни даются названия: владыка дома (очага), возничий жертв, жрец, посол, вестник людей и друг богов, ибо он зовет богов к жертвенным яствам, приносит и предлагает им пищу и тем самым приближает их к человеческому роду, он – основатель богослужебного обряда и ходатай за людей перед богами. У персов всякое жертвоприношение начиналось прославлением огня; у греков и римлян воззвание к богине очага (Гестии, Весте) было началом и концом всякой молитвы и жертвенного обряда…».
   По Афан. (2,31), «алтарь священного огня был видимым знамением народного единства», у предков с патриархальным бытом в домашнем очаге сохранялось «представление о боге – охранителе родственного союза и семейного счастия»; «славянин дал своему жилищу название от того… священного действия, какое совершается на очаге… – огнище, употребляемое во многих славянских наречиях в смысле горна, очага, в лужицком и польском означает сверх того дом, жилье. Следовательно огнищанин, название, встречающееся в Русской Правде, есть владетель очага, дома, глава рода». Афан. проводил мысль: домашний очаг, О., костер для людей несли объединительную функцию.
   Священные костры жгли на Масленицу, во время встречи весны на день весеннего равноденствия, горящие колеса спускали с горок в честь разгорающегося солнца. Следующие костры 23 апреля – в день первого выгона скота в поле, день обставлялся большим количеством обрядов и заклинаний. Накануне праздновался на Руси девичий весенний праздник Ляльник. Следующие костры жгли в ночь с 30 апреля на 1 мая. Рыбаков писал (Слав. 317): «В дни появления первых яровых ростков, с которых у древних славян начинался счет летним дням и аграрно-магическим обрядам, нужно было особенно оберегать новорожденные посевы. Поэтому вновь зажигались костры, но уже не с приветственной (встреча весны и солнца), а с охранительной целью». Охранять посевы и людей надо было от космической, вернее, докосмической непредсказуемой силы майя, буйствовавшей в это время. Самые большие костры жгли на Лысых (и др.) горах и холмах в купальские ночи и дни. Они назывались также купалами (у блр.: «Хто гэта Купалу разлажыў»).
   Интересно добывание «живого огня» и ежегодное возжжение домашнего очага. «В назначенный день (Афан., 2,15) во всех печах погашали огонь, так что в целой деревне не оставалось ни единой искры. Из каждого дома приносили паклю, солому, хворост и дрова; затем вбивали в землю твердый дубовый обрубок и сверлили в нем отверстие; в это отверстие вставляли деревянный шест, обвитый соломою и обмазанный дегтем, и до тех пор вращали его, пока не показывалось пламя. Вызванное наружу пламя принималось на солому, сухие листья и хворост. И тотчас же возжигался устроенный между двумя загородками костер, через который перегоняли два или три раза все… стадо… По окончании обряда все присутствующие бросались на костер. И каждый домохозяин запасался священным огнем, чтобы возжечь его на своем очаге… Это делалось накануне Купалы – праздника самого высокого и длительного солнцестояния в г. От этого О. зажигались купальские костры, обновлялся домашний очаг во время зимнего солнцестояния и начала «разгорания» солнца; во время весеннего равноденствия; на Масленицу, в память о временах, когда г. начинался 1 марта. В день Перуна (в христ. – Ильи) и 1 сентября, в память о начале г. осенью. О. повсеместно придавали значение очищающей силы, уничтожающей все вредное. К очистительной силе «живого огня» и просто О. прибегали в случаях бедствий, несчастий, болезней людей и скота, особенно при эпидемиях; очистительным считался и дым. Сжигали чучело Масленицы как символ зимы и смерти, сжигали и саму смерть – Марену, чучела Купалы, Костромы, Кострубоньки, Ярилы и проч. Остатки костра – пепел, уголь – также обладали магической силой, являлись целебными, чистыми, очищенными О., способствовали плодородию, их разбрасывали по полям и огородам. Сохранились свидетельства (1605 г.), что живой огонь добывался через трение колеса: брали тележное колесо, вставляли в его втулку дубовую ось и вращали ее с помощью веревки; костер разводился в воротах, в которые и выгонялось… стадо. Что происхождение описанных обрядов относится к глубочайшей древности – в этом не может быть сомнения; уже в 842 году Карломан запрещал эти «богопротивные» огни… Такое очистительное значение огня, прогоняющего темную, демоническую силу и вместе с нею все греховное, нравственно нечистое, побудило отдаленнейших предков наших соединить с сожжением мертвых мысль, что усопшие, сгорая на костре, очищаются от всякого зла и неправды и, просветленные божественным пламенем, водворяются в стране вечного блаженства. Руссы объясняли арабскому путешественнику Ибн-Фоцланду (Ибн-Фадлан. – А.Б.), что они сожигают трупы с целью доставить умершим невозбранный доступ в райские обители».
   У всех и.-е. существует представление о небесном, земном, подземном, соответственно уровням мироздания, О. Небесный О. согревает и в разной степени освещает землю в виде солнца, луны, звезд («возжигаются» вечером и утром «гаснут»). Падает в виде «огненного дождя», комет («змея огненного»), метеоритов, молний – громовых стрел, всполохов грозы.
   Священный О. – жар желания, жар слова, связанный с речью и поэзией. Известна вед. легенда о происхождении поэтов: однажды семя Брахмы («господин потомства») упало на горящие угли, из него родились пророки и поэты риши (рекущие; по имени богини речи Рик. Отсюда и «речь», «речение»). Им небесный кудесник прочищал уста горящим углем, взятым с жертвенника богу. Тяга людей к О. и речь – гл. подсознательные, идущие из глубины веков проявления, которых не знают звери. Земной О. известен людям с палеолита, он добывался трением дерева о дерево и высеканием камня о камень (кресалом, откуда понятие «крест»; или огнивом). Нельзя дуть на О., чтоб не осквернить его. Существует предание: однажды, когда вода и О. спорили, вода начала осиливать – тогда О. укрылся от нее в камень (вариант – в дерево), из которого люди и стали его высекать. О. уважали, старались не разгневать, не оскорбить, запрещалось плевать на О., бросать в него нечистоты, затаптывать ногами. Нарушавшего эти запреты О. мог наказать пожаром или болезнью (например, «летучим огнем» в виде красной сыпи на лице»). О. бог не только карающий (гнев выражается в виде огненных бедствий), но и очищающий, возрождающий; пепел и пепелище – основа плодородия и возрождения жизни в новом качестве, обновления мира. О. считался символом богатства, изобилия. Погашение (или передача) домашнего О. слыли знаками перехода благополучия к другим. В новый дом О. переносили в горшке, наполненном горячими углями.
   Подземный – вырабатывает земля, выдавая его в виде извержений вулканов, огненной лавы («рек огненных»), кипящей воды земных источников; в мистическом плане – в виде преисподней богов подземного мира. Подземный О. связан с предками, как и небесный – с душами предков. Афан. (3,85) писал: «В смелой поэтической картине живописует русская сказка: злая мачеха посылает падчерицу за огнем к Бабе Яге. Поздним вечером приходит она к избушке; на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят во всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, воздела его на палку и, освещая перед собою дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем: куда ни прятались… глаза везде находили и к утру превратили их в черный уголь». Так предки, а именно к ним ходила девушка, отомстили О. преисподней обидчикам своей дочери.
   Почитание древ. слав. О. отражено в культах богов Перуна, Сварога, Огня Сварожича, Световида (петуха чтили как птицу Световида, Огня), Хорса, Коляды, Солнца, Зари (Ушас и Ашвинов – в ведах) и Авсеня-Овсеня-Усеня; Крады (Кродо), богов подземного мира.
   Образ бога О. подвержен слабой антропоморфизации. Близок к образу бога-создателя, лицо которого узрить нельзя. Часто не ясно, идет ли речь о божественном персонаже или о самой стихии О. Вид стихии О. так впечатляет и убеждает в его всесилии, что божественные атрибуты оказываются излишними. Происхождение О. лучше всего проследить по его аналогу в ведах – Агни.
   Агни – из асур, т. е. богов, существовавших во Вселенной до создания Земли и земного упорядоченного космоса, он обладал неуправляемой, непредсказуемой, находившейся за пределами всякой земной законности, колдовской силой майя. Многочисленны версии его происхождения: он рожден в водах («Воды взращивают его, крепнущего на удивление, прекрасно рожденного в утробе – в лоне закона»), возник на небе, родился от самого себя, произошел от трения двух кусков дерева; его родители – небо и земля. В др. версиях – он сын Дакши, Дакшины, Илы (Иды), Пришни, жреца, жертвователя, утренних лучей, растений и т. д.; супруга его богиня Сваха (и др.). Говорится то о его множественности, то о «семи жертвенных ложках». Или это «спрятанные в тебе трижды семь тайных слов». 7 раз в обход О. скреплялся брак или дружеский договор. 7 «рук» О. ассоциировались с 7 языками пламени; в языках пламени было семь цветов; семью языками он вылизывал масло, принимая жертву. Возможно отсюда выражение «подлить масла в огонь». Шлемы или головные уборы жрецов О. были в виде языков пламени. То он родился в трех местах: на небе, среди людей, в водах. У него три жилища. У него троякий свет, три жизни, три головы (когда он не многоглавый), три ноги (три сферы проявления энергии), три силы, три (когда не 7, не мн.) языка. Числа его 3 и 7. Время его наибольшей необходимости для людей – осень (или «три осени»), зима, месяцы ноябрь-декабрь.
   По числу уп. Агни в РВ занимает второе место после Индры. Там также нет единого антропоморфного образа Агни, хотя его «телесные» элементы присутствуют во мн. гимнах: его язык («сладкоязычный», «принеси жертву радостным языком», «с языками пламени, как с серпом»), спина («как у скакуна, сверкает у него спина, когда его кропят топленым маслом»), уши («чуткий ухом Агни»; в АВ: «тысячеухий, статный»), зубы («пламеннозубый», «о Агни, бог с острыми зубами»), пальцы («страстные пальцы»), волосы («с золотыми волосами, в разливе пространства»), лицо («многоликий», «трехликий»), глаза (в АВ: «мириад очей», «бессонный, неусыпный», «способный видеть врагов издалека»), голова (иногда у него – ни одной головы, иногда – три), а также борода, рот, тело, руки, ноги (но он же и безногий); даже одежды, например красный плащ. Многочислены имена Агни, хотя высшие из них хранятся в тайне (РВ.Х.45.2); он первый Ангирас, Митра, Рудра, Матаришван, Бхарата и т. п.; особенно известные эпитеты: Джатаведас («знаток всех существ», или «знающий о всех предшествующих рождениях»), Танунапат («сын самого себя»), Вайшванара («принадлежащий всем людям»), Нарашанса («хвала людям»). В РВ также Агни – «бог, прогоняющий болезни». Эпитетов и метафор, единичных и повторяющихся, разбросанных по ведам, неисчислимое множество. Они сильнояркие, глубокопоэтичные: «яркосияющий», «истинный», «чья слава ярче всего», «далеко сияющий», «видом, как солнце», «сверкающий, яркий…», «нестареющий», «бессмертный», «Агни многолюбимый», «колесничий жертвенных празднеств», «краса жертвенных празднеств», «лучший, самый юный гость», «господин на жертвенных празднествах, делающий обряд успешным», «прекрасно совершающий обряд», «запрягший поклонение, везущий поклонение», «знающий путь», «бессмертный подкрепитель всего мира». «Желанный вестник», «благовещающий певец», «прекраснопламенный поэт, ведающий больше всех», «многопрославляемый», «светлопламенный», «движущийся в разные стороны», «словно выпущенное войско, он внушает ужас», «обладатель рыжих (золотых, красных) коней», «потомок мощи», «выдающийся силой духа», «перевезет он нас через все трудности» и т. д.
   В АВ (1.3) О. почитался как самое верное средство отделения лжи от истины. Там он иногда отождествлялся с Митрой. Он «дарует путь прямейший» (1.3), т. е. путь к истине. «Детей дарует добрых тому, кто верен слову». Он «обману неподвластный» (1.5). «Тысячеухий, статный, чьих мириад очей, могучий и высокий, он вширь обозревает, бессонный, неусыпный» (11.7). «Речистый, высокий, всесильный владыка» (IV.13).
   Многоформенность и абстрактность Агни говорят о нем как о всеобъемлющем начале, пронизывающем мироздание, или как о свете, присутствующем среди людей и внутри человека. В большинстве гимнов РВ Агни горит, сияет, освещает, обладает всеми силами, открывает двери тьмы, поражает тьму, врагов, знает все пути, все мудрости, все миры, все людские тайны. Наблюдает за всем на свете, правит законом (космоса), приводит богов на жертвоприношение, приносит богатство, соединяет супругов, придает силы роженице, поощряет певцов; очищает пищу, мысли, чувства; а также очищает человека, животных и все предметы от болезней (от вирусов). О. является гл. силой, соединяющей жениха и невесту (во время свадьбы они обходили вокруг О.), соединяющей супругов и хранящей брак, его молили о даровании потомства. О. оберегает от греха, помогает в хороших и творческих замыслах, возносит молитвы людей до небес. Агни расчленяется, распределяется, расстилается, прячется в водах. Он безначален и бесконечен. В АВ О. почитался как самое верное средство отделения лжи от истины. О. ненасытен и должен всегда иметь пищу, чтоб не погибнуть. Шами – дерево, которое служило инд. арьям для получения О. с помощью трения; отсюда шамать – тереть, перетирать, пожирать (и шаман – огнедобыватель). В ведах первоначально священный костер принято было разжигать перед лицом человека, повернувшегося к сев. (прародине), позже алтари огня стали «восточными».
   У ир. арьев О. так же высоко почитался, был тесно связан со вселенским законом, регулирующим природные процессы, общественные отношения, мораль, этику. Древнейшие храмы О. для царей, воинов, жречества, знатных общинников-скотоводов и земледельцев известны у ир. с IX–VIII вв. до н. э.: Кави Виштаспы Адур-Виштасп (в Мидии на р. Шиза); Хварны Адур-Фарнбаг в Исхаре (Персия); Михра Адур-Бурзин-Михр в Хорасане (Парфия). Храмы более низкого ранга для простых людей основывались повсеместно, как правило, в честь военных побед. Ир. знали, что в пламени О. есть лечебные терапевтические и профилактические свойства (совокупность свойств цвета, звука, тепла, газа, дыма). Они заставляли больных смотреть на пламя (костра, свечи, факела), прыгать через костер или обводили их вокруг костра; во время эпидемий окуривали дома, дворы, поселения дымом. О. очищается также и душа. Богатые семьи имели возможность держать под колыбелью новорожденного зажженную свечу в течение 40 дней.
   У слав. и балт. О. почитался так же повсеместно, как и у др. и.-е. У О. домашнего очага, в котором обитали души предков, обязательно должны находиться полено и вода – пища и питье для бога Огня. Множество обрядов связано с печью, овином, светцом. На границе Укр. и Блр. запечатлен обряд первого зажигания света осенью (1 сентября), он назывался «женитьбой комина». «Комин» (печь) белили, увивали цветами и хмелем. О. (печи или даже лучины) «кормили» ритуально жертвенным скотом, зерном, орехами, дынными семечками, маслом и т. д. Домашний очаг рассматривался как символ семьи, обилия, мира. Печи кланялись молодые во время ритуала свадьбы. Печь полагалось «кормить», бросать в нее хлеб, зерно, вспоминая при этом предков, через печь проходил один из путей на тот свет. Печам также поклонялись как жилищу, обиталищу О. Печи, служившие для выпечки ритуальных хлебов и др. ритуальных целей, найдены в святилищах, селищах и городищах: Гнидава (IX–X вв.), Ревно, Девин (V в., Словакия), Старой Ладоге, Рюриковом городище, Богит, Говда, Звенигород, Бабина долина. При этом в одну из хлебных печей в Звенигороде был символически вмурован жернов; в одной из печей на Рюриковом городище были замурованы голова и ноги коровы; в др. печах в виде священной жертвы были положены кости животных, хлебные зерна, серпы, золотые и серебряные вещи. Иногда (ритуальные) хлебные печи в святилищах были сооружены в насыпях вала над священным колодцем, что делало обряд жертвоприношения О. еще более сложным. При переселении О. переносили в новое жилище; при воздувании О. читали молитвы: «Батюшко ты, Царь-огонь, заступи от болезней, несчастий, неудач».
   Облик бога О. у слав., как и у инд. арьев, неопределенный. Так же выступают отдельные ч. тела О. Глаза [ «звездные очи»; «тысячеглазое пламя»; «блестят глаза и озаряют поляну»; «сверкающие молнии уподоблялись очам, отождествляя земной огонь с небесным светом. Фантазия усвоила за ним то же самое уподобление глазу. Народная загадка: «днем спит, ночью глядит» означает «огонь от свечи». Болотные огни белорусы представляют одноглазыми малютками: глазки их сверкают, как огонек. Наоборот, другие предания… рассказывают о глазах, которые светят в ночной тьме и производят пожары» (Афан. 3, 100)]. Зубы («Пламя огня, пожирающего горючий материал, также уподоблялось золотым грызущим зубам»; «острозубое пламя»; «оскаливают огненные зубы=молнии» Афан., 3, 396;1,374). Язык («двигают огненными языками», «полиза огнь», Афан., 1, 374). О. уподоблялся животным: зайцу («до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей… называется игрою зайчика. Детское зая означает: огонь», Афан. 1, 328); петуху (оподжоге, пожаре говорят: «пустить огненного петуха»; или в русск. загадках: «красненький петушок по жордоци скаче», «беленький кочет по шестику ходит», у сербов, чехов, словаков есть «Птак Огневик перья рыжезлатые», подобный русск. Жар-птице); лисе рыжеогненной. Афан. писал и об О. болезни (3, 104): «Болезни, рождающие в человеке сильный внутренний жар и сыпь по всему телу, народная фантазия сблизила с «огнем»… Красные пятна сыпи называются у нас огонь, огневики; горячка уже названием своим указывает на возбуждаемый ею жар; в областных наречиях ей придаются следующие синонимические названия: огнева (огневка, огневица) и палячка (от палить, палючий); точно так же «летучая лихорадка» слывет под именем огня, а в заговорах упоминается «седьмая лихорадка» – огненная: «та есть злая, лютая и проклятее всех».
   Правда и правое дело, у русск., например, имели сходство с естеством О., который не терпит ничего нечистого. Чиста огненная искра. Не случайно «искренностью» называется правдивое проявление души и сознания. А «искрой» или «искрой божией» – истинный (неподдельный, нефальшивый, неугодливый) талант, «искренним» называют человека открытого, правдивого. «Правда в воде не тонет и в огне не горит» – это русск. пословица. Считалось, что вода и О. полны предвидения, полны вещей силой, поэтому они – мудрые судьи; человек мог узнать будущее, умея гадать на воде и О.; и сам получить дар вещего знания. Такою же мудростью могут быть одарены в руск. фольклоре вещие звери и птицы. Носители света (олень, конь, кот, лебедь, аист и т. д., на особом месте Жар-птица – воплощение солнечного огня). А также цветы (светы, цвет-свет) – воплощение огня жизнедеятельного.
   Русск. осуждали в «Слове некоего христолюбца и ревнителя правой веры»: «молятся огневи под овином и вилаве, и Мокоши, и Роду, и роженице», «кладоут им требы и короваи им молять, коуры режають и огн молят» и в др. таком же сочинении: «огневи молятся, зовут его Сварожичем». В Густынской лет. писали: «Через оный огнь перескакують». По свидетельству арабского автора Ал-Масуди (кон. IX – Х вв.), (некоторые) слав. «сожигают своих мертвых, а также скот, оружие, украшения. Когда умирает муж, сожигается с ним жена его… Жены их стремятся к самосожжению, чтобы войти за мужем в рай». Рыбаков писал (Рус. 403): «Тысячу лет славяне сжигали умерших, исходя из твердого убеждения, что огонь очищает все; что погребальный огонь уничтожает (во славу оставшихся в живых) самое мертвенное начало подобно ежегодному весеннему костру у околицы».
   Священный О. обычно горел возле статуи Перуна (и Велеса), которому, по словам священников-очевидцев, «яко богу, жертву приношаху огнь неугасающий з дубового древия непрестанно паляху». В Киеве, Новгороде, Ромове, Вильне и др. местах.
   О. часто встречается в заговорах, например, «Огонь, Огонь! Возьми свой огник!» или в сибирском заговоре, произносимом на горячие угли: «Батюшко ты, Царь-Огонь, всемя ты царями царь, всемя ты огнями огонь. Будь ты кроток, будь ты милостив! Как ты жарок и пылок, как ты жгешь и палишь в чистом поле травы и муравы, чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья… Тако же я молюся и корюся тебе-ка, батюшко, Царь-Огонь, – жги и спали с (имярек) всяки скорби и болезни… страхи и переполохи…». О. и свет в русск. миросозерцании почти идентичные понятия. О. рассматривается как ипостась мировой души, имеющей человеческие характеристики. Он может понимать, слышать, поощрять и наказывать. О. – творящая сила мира, отгоняет прочь тьму и собирает вокруг себя несколько поколений рода, символизируя их неразделенную общность. О. и солнце – это всевидящее око, которое строго присматривало за нравственностью людей, за соблюдением законов жизни. Недаром во все времена преступники ожидали наступления ночи, скрываясь от правосудия не только земного, но и небесного. Человек на подсознательном уровне как бы переносит внешнюю форму и сущность О. в свое внутреннее пользование, потому как О. обладает мощным зарядом, необходимым для восполнения энергетических затрат. Внутренняя ипостась О. связана с мыслью, сердцем, душой человека. О. души – наша энергетическая подпитка.
   В русск. и блр. сказках выступает персонифицированный Царь-Огонь, вместе с царицей Маланьицей (русск.), Молоньей (молнией, блр.), он сжигает стада Змиулана. Здесь отзвук мифа об Индре, победившем змея Вритру. Что характерно, у слав. О. ассоциировался с концом мира, а не с его началом. Традиция почитания О. перешла в христ. с возжжением свечей и лампад.
   ОКЕАН (у русск. киян-море, море-океан, окиан сине море) – первозданные воды, мифол. воплощение первоначального хаоса и связанных с хаосом чудовищ или сам нерукотворный хаос; безначальная и бесконечная разрушительная стихия, из которой вышла жизнь и которая затем все и разрушит (или разрушит огонь, родившийся из вод). Когда не было ничего, кроме О., божий дух (Див) носился над ним в виде космической птицы и окормлял сокрытую в О., уже зачатую жизнь. Тютчев, подразумевал это начало мира в отображенном им конце: «Когда пробьет последний час природы, состав частей разрушится земных; Все зримое опять покроют воды. И божий лик изобразится в них». С небесным О. связаны и мифы о потопе. У русск. О. связан с богами Перуном (небесные воды и огонь), Велесом, Морским Царем. В русск. мифопоэтической традиции море и О. редко различаются. А иногда, особенно в заговорах, сказках, стали отождествляться в едином образе «океан-море», «море-океан». Встречаются варианты: «На море, на океане, на острове Буяне…» и «На море-океане, на острове Буяне…». Афан. (2,104) писал: «Реки и потоки почитались у греков детьми, порожденными седым Океаном: воззрение, разделяемое и славянами. В старинную рукопись занесена загадка: «коя мати дети своя сосет?» – море впадающие в него реки»; в былине о Садко:

     Окиан сине море всколыбалося,
     Кораблики все повыломало,
     Людей всех повытопило…

   «В одном варианте этой сказки, – пишет дальше Афан., – Морской Царь прямо назван Окиан-море». Океанморе безгранично, в нем на трех (семи) китах плавает Земля. В Океан-море находится Буян-остров, разные мифич. существа, чудодейственные средства.
   ОПАХИВАНИЕ – защитный ритуал от эпидемий, от огня, совершался в феврале (а также во время бедствий) ночью до петухов одними женщинами, устраивавшими сопровождающий О. шум с помощью грохочущих предметов. О. проходило с молитвами, заговорами, магическими действиями.
   ОРИСНИЦЫ, СУДЖЕНИЦЫ – мифические прорицательницы, приходящие к новорожденному ребенку, чтобы предсказать судьбу, одни из богинь судьбы. Для них оставляли возле очага три лепешки с тремя ложками меда на них, три чаши с водой. Видимо, О. было три. У этрусков на саркофаге изображались три обнаженные молодые богини судьбы.
   ОШЕСТКИ (от «ошесток» – печной шесток) – название дохристианского праздника у русск., приуроченного к дню зимнего солнцестояния, праздновался накануне или вместе с Колядою и считался праздником домашнего очага, ведь и доныне Новый г. – домашний, семейный праздник. В Кормчей списка XVI в. писали: «Сице глаголемыя Коляды и глаголемыя паствы и наречемая ошьсткы».

П

   ПЕРЕПЛУТ – бог плодородия и богатства (его эпитет «обогащающий»). Охранитель корней растений. Отводил заморозки, прикрывал клубни землей, отгонял птиц от всходов. Бог границы и перехода (переход осмысливался как наиболее опасная ч. пути, связанная с риском и испытаниями) в иной мир. Ср. греч. Плутон – бог подземного мира; Плутос – бог богатства у прус, балтов. В XIV в. в «Слове Григория Богослова» находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту, и вертячеся («многовертимые» плясания производились во время русалий. – А.Б.) пьют ему в розехъ» (т. е. из рога). В «Слове и поучении против язычества» (XVI в.): «Дружи веруют в Стрибога и Дажбога и Переплута, иже вертячеся и пиют ему в розе» (в роге). П. будучи богом перехода, символизировал границу меж землей живой, весенне-летней и мертвой, зимней. П. уп. в свадебных, похоронных и календарных обрядах (колядки, волочебные песни); связан с переменой судьбы. Поэтому не удивительно, что иногда его имя можно найти в ряду богов и богинь судьбы. Рыбаков писал (Рус.739): «Имя Переплута, бога корней и плодоносящей их силы (своего рода «Яри»), вызвало большое количество толкований и сближений как с греческим – богатство, так и с литовским божеством плодородия Пергрубием, или прусским Пильвитусом.
   Не отрицая очень интересных и семантически сходных балтийских параллелей, обращу внимание на латинское «perpluo» – «протекать внутрь»; «perpluit» – «дождь проникает внутрь»… Латинская форма Переплут вполне подходит к обозначению божества корней, напоенных дождем… Возможно, это архаичное понятие было временно вытеснено иранской формой (Семаргл), а затем, к XII–XIII вв. возвратилась древняя форма…». П. чествовали 4 июня, как и Ярило, а также на Купалу, во время русалий (некими питиями из рога), что, конечно же, еще раз доказывает: П. был одним из богов плодородия. Что характерно, у юж. слав. и др. юж. европ. народов были варианты для названия богини (или представлявшей ее на празднестве девушки) – перперуда (пеперуда – у болг., пеперуна, пеперуће, прпоруша – у серб., перпероне – у албан., пепероvδa – у грек.), у вост. слав. это чаще Додола. У русск. в сред. вв. было употребительно слово «прапруда» – «сильный грозовой ливень» («Месяца мая 19… бысть т(у)рус на небе велик: въшедши туце с полудни… и дождь прапруден с камением и с градом», Новгородская I лет.; «Месяца июня 24… бысть тма силна и дождь прапрудою неисказаему силен», Псковская III лет.). Прапруда (от «прудать» – наполнять водой; отсюда пруд, запруда, прудить) превратилась в перепруду. Все это также близко к П. Но окончательного варианта толкования имени П. пока нет.
   ПЕРУН (ПЕРКУН, ПЕРКУНАС, ПЕРКУНС, ПРОВ, ПРОВЕ, ПРОН, ПРОНО, ПЯРУН) – первый. Бог неба, (части его) энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод, в простонародье бог грома и молнии, а по-научному громовержец (громовник).
   Попадающая из космоса на землю смертельная радиация каким-то непостижимым образом разрушалась в высших слоях атмосферы. Нынешние ученые открыли: вредную радиацию не пропускает магнитное поле земли, а ту ч., которая все же проникла, разрушают грозы. Молнии появляются от столкновения положительных и отрицательных электрических зарядов, они стремятся уравновесить атмосферу, погоду, очистить атмосферу, сделать ее пригодной для жизни; действия гроз нейтрализуют радиацию, вредный ультрафиолет, поэтому после гроз с молниями воздух необыкновенно чист, здоров, дышится легко, что создает условия для жизни, для развития. Древ. предки догадывались об этом. Не умея сформулировать научно свои догадки, они верили в божью защиту земли (земной энергией) и называли бога – защитника земли и всего земного – Перун – первый (защитник, спаситель, всевышний покровитель). Он повелевал магнитосферой, ионосферой, молниями, громами, грозами, всяческим небесным огнем и водами (во всех видах: жидком, газообразном, твердом). Побивал разрушительные силы («нечисть», «нечестивых») и назывался «гремучим», «гремячим», «громовником». Он был также богом воинственности и божьей кары, покровителем воинства.
   Еще А.Л. Чижевский писал об огромной роли магнитно-плазменных галактических структур в солнечно-земных процессах (где они разнятся лишь качеством температур). Любая активность плазмоидов (огня и магнетизма) на солнце или на земле сказывается на биологических, геологических, психических процессах. Земная жизнь в энергетическом плане имеет солнечное происхождение. Плазмоиды, каковыми являются магнитные поля, молнии, могли сыграть ключевую роль в зарождении жизни на земле. «Они могли на ранних этапах формирования земли направлять эволюционные процессы в сторону усложнения молекул и образования сложных молекулярных комплексов, а затем и простейших организмов. Плазмоиды становились как бы внутренним «энергетическим коконом» возникающих биохимических систем. Они «одевались» в относительно холодные и плотные одежды, становясь управляющими центрами сложной системы электролитов первичных живых организмов… – говорит ученый И.Иванов (ПЧС, 2002,11), – Признается необходимость наличия неких плазменных факторов. А именно мощных грозовых разрядов в атмосфере ранней земли… Не только рождение, но и дальнейшая эволюция белково-нуклеиновых систем протекала в тесном взаимодействии с плазмоидной жизнью при направляющей роли последней. Взаимодействие это становилось с течением времени все более тонким, поднималось на уровень психики, души, а затем и духа усложнявшихся живых организмов.

   Фигурка Перуна из литовско-кривичского святилища долины Швинторога (Свинторога). 1260–1270 гг.

   Дух и душа живых и разумных существ – это очень тонкая плазменная материя солнечного и земного происхождения». Наиважнейшую роль сыграли земные бури в формировании атмосферы планеты в начале творения, сделав ее благоприятной; создали условия (закон!) существования жизни (где для жизни нужна одна определенная температура, формула воды, воздуха и так далее; нарушение этих космических законов физики, химии ведет к разрушению жизни; например, если температура увеличится или уменьшится всего на 50 градусов – цифру для космоса, оперирующего миллионами градусов, мизерную – все живое или сгорит, или замерзнет, то же произойдет при изменении состава воздуха, воды и прочего). И в дальнейшем функции уравновешения и очистки атмосферы (своеобразное поддержание условий-закона жизни) остались наиважнейшими для повелителя гроз, а повелитель гроз, громовержец, навечно в глазах людей стал законодателем. Люди, не владея знаниями и терминологией физики, как-то понимали роль бурь земных с древних времен, объясняя свое понимание иногда поэтически-наивно, например, изображая громовержца быком, влагающим семя зачатия во все живое.
   Вот как описывает РВ тропическую грозу и действия бога Парджаньи – прототипа (вместе с Индрой) нашего Перуна: «Обратись с этой песней к могучему Парджанья, славь его, умилостиви его твоими почестями: ревущий бык (богатый) живительными истечениями, кладет свое семя в растения, как зародыш. Он валит деревья и уничтожает демонов: весь мир боится его смертельного оружия. Невинный даже убегает (в ужасе) перед богомсамцом, когда Парджанья гремучий бьет нечестивых… Далеко вдаль разносится рычание льва, когда Парджанья посылает дождь из тучи. Ветры дуют, молнии летают, растения раскрываются, солнце набухает. Соки родятся в природе, когда Парджанья оплодотворяет землю своим семенем. Перед его законом низко склоняется земля, перед ним встряхиваются животные, имеющие копыта, перед законом которого суть растения и виды. Храни нас, ты твоей могучей защитой… Завывай, греми, изливай свое семя, лети повсюду в колеснице облачной! Опрокинь, развязав, мехи и опорожни их! Да будут твои горы и долины переполнены! Подними твою широкую бадью, опрокинь ее! Да все раскрытые шлюзы раздадутся вдаль! Напой твоим топленым маслом небо и землю, дай коровам место для питья! О Парджанья! Когда, рыча и гремя, бьешь ты неверующих (в тебя), Вселенная ликует и все, что есть на земле. Ты пролил свой дождь, останови его теперь! Ты сделал пустыни проходимыми. Для пищи людей ты сотворил растения. Они тебя хвалят усердно».
   Таков же и Перун у славян. Прокопий Кесарийский в сочинении «Война с готами» сообщал, что славяне верили в громовержца, как высшего из богов (на самом деле, как в одного из высших), и приносили ему в жертву волов и быков.
   Афан. (2,384) «записал народное предание, будто из камня, который держал в своей руке Перун, вылетали во время грозы огненные искры». Громовержец у слав., (блр. Пярун)и скифов (ими особо почиталась золотая палица П.); у балтов – Перкунас (лит. Perkunas, лтш. Pērkōns); у хетт Pirųa/ Perųa – Пирва (до нас дошла др. – хет. песенка с припевом: «Это воины дружины путь для Пирвы проложили», а бог океана у хетт. Аруна, они связаны, так же как Индра и Варуна вед); Прове (Пров, Прон, Проне) – одна из ипостасей П. у зап. слав.; во Фракии – Перкун; Тор (Торум) в германоскандинавской мифол.; Таранис в кельтской мифол. (уп. у рим. поэта I в. Лукиана); у инд. – Парджанья; у германцев – Один (первый, один) и т. д.
   Афан. писал (1,127): «Слово Перун восходит к древнейшей эпохе ариев. Между прочими прозваниями Индры было Parjanya=parganya – молниеносная туча pŗģ (=pŗć) – рассеивать, окроплять, прыскать…. По свидетельству гимнов Ригведы, Parjanya делает небо чреватым дождем, побивает стрелами злых духов и проливает на землю водные потоки; он – творец и питатель всего сущего, растит нивы, посылает плод злакам и деревьям, умножает стада коров и коней и дарует женам детей. У славяно-литовского племени прозвание это взяло верх над всеми другими и при распадении означенного племени на разные ветви образовало следующие формы: рус. Перун, пол. Рiorun, чеш. Peraun, словац. Peron Parom… Перун – божество победоносное, карающее, явление которого возбуждает страх и трепет (гроза, грозить, угроза…), огненными стрелами он поражает демонов мрака (тучи) и наказует всякое нечестие. В Псковской губ. и Белоруссии еще теперь слышатся клятвы: «сбей тебя Перун!»; «каб цябé Перун узяв, или: треснув!», у словаков: Parom tе trestal (metal, zabil, wzal); Peron tе zabil$ aby icе Paramowa strela…; В Ржевском уезде говорят: «схвати тебя Перуном!». Нидерле, занимавшийся ист. слав., писал: «…Почитание Перуна было распространено далеко за пределами Руси… Перун был богом общим для всех славян».
   Таков же и П. у слав. Гельмольд писал: «Между различными божествами, во власти которых состоят поля и леса, печали и наслаждения, славяне не отрицают и единого бога на небесах, повелевающего прочими. Он самый могущественный, заботится только о небесном; а прочие боги, исполняющие возложенные на них обязанности, происходят от его крови, и чем кто знатнее, тем ближе к этому богу богов».
   У венедов-бодричей в Старигарде (совр. Ольденбург, близ Кильской бухты, Герм.) П. был в виде деревянной статуи. Святилище (находившееся в дубовой роще) обнесено оградой и представляло собой своеобразный храм под открытым небом, перед которым проводились сборы, суды, наказания неправедных, веча, представлялись законы; празднования там проводились каждую неделю и организовывались специальным жрецом. Это был в славянском древнем мире третий по величине храм под открытым небом после храма Световида в Арконе и Радигаста в Ретре. Афан. приводил слова Гельмольда (2,156): «на пути (из Старгарда в Любек) мы заехали в рощу, единственную в том краю, потому что весь он – голая равнина. Там, между старыми деревьями, увидели мы и дубы, посвященные богу той страны – Проне (Перуну). Они были окружены двором и деревянной, тщательно отделанной оградою, с двумя воротами… Это место было святилищем для всей страны, имело своего жреца, свои праздники и разные обряды при жертвоприношениях. Сюда, после праздника, сходился народ (вече) с жрецом и князем для суда. Вход во двор воспрещен был всякому, кроме жреца и тех, кто желал приносить жертвы или кто, угрожаемый опасностью смерти, искал убежища. Как скоро христианские просветители приблизились к роще, они немедленно разбили ворота, из разломанных бревен сложили костры около священных деревьев и предали их сожжению». Кайсаров писал: «Главный кумир Пронов находился в Алтенбурге. О судьбе его статуи известно нам то, что альтенбургский епископ Герольд низверг его и собственною рукою подал пример, чтобы срубить и сожечь потом лес, который был посвящен Прону».
   По Афан. (2, 156–157): «Священные дубы и при них жертвенники Перкуну были в Ромове, Креве, Вильне и других местах… В Тульской губ. поселяне стараются отыскивать в лесных зарослях старые дубы, при которых вытекали бы ключи; сдирают с их веток кору, вымачивают ее в роднике и потом носят в ладонках – предохранение от зубной боли. Золотые, ничем не сокрушимые зубы богагромовника заставили приписать ему и всем его атрибутам спасительную силу унимать зубную боль». Перунов дуб у тогдашнего Перемышля уп. в грамоте 1302 г. Имя П. удержалось в словацких поговорках. Местности «Перунова Дубрава», «Перунова гора» (или гора Перуна Дуброва в Сербии), «Перынья Рень» (ниже Киева по Днепру), «урочище Перынь» (у самого истока Волхова близ Ильменя на небольшом плоском холме, который во время половодья превращался в остров) уп. Рыбаков. Афан. (1,219) добавлял: «В Весьегонском уезде Перунова пустынь, в Ржевском – Перуново, в Полоцком повете – Пиоруново». Сюда можно добавить, Перуц в Сев. Чехии, Перуштицу в Болгарии, южнее Пловдива. Предполагается, что др. – русск. г. Пронск также назван по имени П. В Никоновской лет. написано: «Князь же Святослав Олгович иде в Рязань, и быв во Мченске, и в Туле, и в Дубке на Дону, и в Ельце, и в Пронске…» Рыбаков (Рус. 453) писал: «В Византийском Царьграде тоже был установлен идол русского Перуна, около которого скреплялись клятвой договоры с империей; Перун освящал, очевидно, договоренность о военных делах, о мире и военной помощи, а Велес – торговую сторону договора». Раскоп новгородского святилища под открытым небом (с восемью кострищами вокруг его круглой площадки, выстроенными симметрично и точно в восьмилепестковой форме цветка «перуника», «богища») напоминал «болотные городища» (со святилищами в них) под Смоленском и святилища Подолии. Адам Олеарий, побывавший в Новгороде в 1654 г., застал уже на месте святилища Перуна (одного из них, т. к. вокруг Новгорода их было несколько) Перунский монастырь. Рыбаков писал, что на противоположном берегу Волхова, на Славянском холме, была построена в 1198–1202 гг. каменная, замещавшая более раннюю деревянную, церковь Ильи, что соответствовало по христ. календарю времени праздника Перуна.
   Он писал: «Новгородцы… имели идола, называвшегося Перуном, т. е. богом огня (молний), ибо русские огонь называют «перун». И на том месте, где стоял этот идол, построен монастырь…. Божество это имело вид человека с кремнем в руке, похожим на громовую стрелу (молнию) или луч. В знак поклонения содержали неугасимый ни днем, ни ночью огонь, раскладываемый из дубового леса. Деревом Перуна был дуб, ему посвящались священные дубовые рощи. И если служитель при этом огне по недоразумению допускал огню потухнуть, то наказывался смертью». Вот откуда пошел «вечный огонь»!
   По сторонам новгородского святилища Перуна IX в. (под ним находилось более древ., предположительно посвященное Роду или Огню) открыты еще два капища богов. На одном из них позже была построена церковь Рождества Богородицы, праздник которой 8 сентября совпадал с праздником рожениц. Здесь могла быть статуя Рода, Лады; могли почитать предков. Что Рыбаков называет Jassa, Jesse, Яша, Ящур-пращур, или предок. А может быть, это был дух или бог воды (или дух реки Волхов, обитавший в Волхове ниже Словенска – Великого Новгорода). Ведь все живое и предки вышли из воды. Это были три святилища в одной системе.
   В Коренице, гор. поморских слав., поклонялись богу Поренутису (Перуну) вкупе с двумя др. – Поревитом и Ругевитом, храм П. с дубовой статуей бога описан у Саксона Грамматика. Была найдена надпись XII в. на надгробном Микоржинском камне в Польше на массовом захоронении воинов: «Прове мертв[ил]», так слав. выразили мысль, что смерть этих воинов произошла по воле П. В Любеке известно, соответствовавшее П., изваяние Проно, описанное в Саксонской хр., которое представляло собою человека в венце с куском железа в руке – символом суда, здесь упор на одну из функций П. – справедливого судьи, законохранителя. В Юж. Польше было святилище П. на г. Гродова (градовая) гора. В Крыму – Перунов древний огромный дуб, срубленный в IX в. христ. св. Кириллом, философом и лингвистом, усовершенствовавшим слав. азбуку, названную в его честь кириллицей. На днепровском о. Хортица (в честь бога Хорса) рос большой дуб, которому, согласно лет., в IX в. принесли жертву русы, спасавшиеся от печенегов на пути из Византии. Этот момент отмечен у К.Багрянородного. Перунов дуб с воткнутыми в него 4 головами кабанов (свидетельство принесенной жертвы) найден в р. Десне, кабан приносился в жертву П. и его дереву – дубу.
   Безусловно, крупный культовый центр был в Киеве еще при Игоре и Святославе, отце кн. Владимира, но Владимир обновил пантеон киевских богов. В «Повести временных лет» под 980 г. написано: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древянна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери…». В русск. переводе «Хроники» Иоанна Малалы (втор. пол. XIII в.) говорится о поклонении «Перкунови, рекше грому». «Лифляндская рифмованная хроника» (ок. 1290) уп. Perkune. В XIV–XV вв. писали: «Начаша требы класти Роду и рожаницам, преже Перуна, бога ихъ, а преже того клали требу упирем и берегиням». Почти в это же время в XIV в. в «Слове Григория Богослова» находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В «Слове и поучении против язычества» писалось: «Богы многы: Перуна и Хорса, Дыя и Трояна и инии мнози». В др. вариантах «Слова…» (XIV в.) звучит осуждение: «И ноне по украинам молятся… богу Перуну, и Хорсу, и Мокоше… Не могут ся лишити проклятого ставленья в я трапезы…»; «И веруютъ в Перуна, в Хорса… и в вилы… и куры имъ режютъ». В «Хождении Богородицы по мукам» христ. осуждали русск.: «… Они всех боги прозваша: солнце и месяц, землю и воду, звери и гады, от камня ту устроя Трояна, Хърса, Велеса, Перуна на богы обратиша». «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и всяким богам и (к) требам мерзким не приближайся». В XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». В Софийском сб. XIV в.: «…А друзии [поклонялись] Перену, Хоурсу, виламъ и Мокоши, оупиремъ, берегынямъ, их же нарицаютъ три θ (9) сестреницъ… А друзии [поклонялись] огневи и камению и рекам, и источникомъ и берегинямъ». В Густынской лет. о виленском П. писали: «Перконос, си ест Перун, бяше у них старейший бог, создан наподобие человече, ему же в руках бяше камень многоценный аки огнь. Ему же… огнь неугасающий з’дубового древия непрестанно паляху», это был «вечный огонь» перунов. В XIV в. на месте святилища воздвигнут кафедральный собор, а алтарь его установлен там, где когда-то постоянно горел «вечный огонь» в честь лит. Перкунаса. «Уклоняйся (верить) Поревну, и Аполовину, и Мокоши, и перегини» – «Поучение духовное детям» (XVI в.). В «Слове некоего христолюбца»: «И вероуютъ в Пероуна и в Хърса…»; в «Слове о том, како погани сущее языци кланялися идолом»: «Богомъ требоу кладоуть… Пероуну, Хърсу…»; в «Слове и откровении св. апостол»: «Мняще богы многы, Перуна и Хорса…».
   П., как бог очень древ., родович, олицетворял память деяний предков, воплощал мудрость дедов и прадедов, при нем заключали договоры, им и Велесом, как богами-законниками, клялись. Так поступали русск. кн. Игорь, Святослав, Ольга. На нарушителей клятвы призывалось мщение громовника: «да будут они кляты от бога и от Перуна и да погибнут от собственных своих мечей»; «А Ольга водиша и мужей его на роту; по рускому закону клашася оружьем своим, и Перуном богом своим и Волосом…»; «Заутра призва Игорь слы, и приде на хъолмы, кде стояше Перун, покладоша оружья своя и щиты и золото, и ходи Игорь роте и люди его…» (Афан.1,139). Здесь др. – русск. «рота» (не путать с «рота» – отряд солдат), клятва, присяга (Даль); а также установление, слово (условленность, условие), закон, договор восходит к вед. «рта», «рита» – космический закон (Бога), закон; и авест. «арта» – правда, закон. Русск. честно соблюдали закон, установление, договор. В одном таком договоре с греками Игорь писал: «Да не имуть (нарушители мира, договора) помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими и да посечени будуть мечи своими, от стрел и от иного оружия своего, да будуть рабы и весь век и будущий» (цит. по Афан. 1,218). Святослав в 971 г. договор с греками подтвердил клятвой: «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, – от Перуна и Велеса… и да будем желты, как золото, и пусть посечет нас собственное наше оружие». А уже в Лаврентьевской лет. под 988 г. написано: «Яко пустиша (Перуна по Днепру), и проиде сквозе порогы, изверже и ветръ на реце, и оттоле прослу Перуняна Рень, якоже и до сего дне словеть». Перынь, 4 км от Новгорода — важнейший культовый центр вост. слав. и святилище Перуна (в лет.: «жряхуть ему люде новгородьстии аки богу») IX–X вв. В 991 г. и новгородская статуя П. была сброшена христ. в Волхов.
   П. бородатый, усатый бог. Орудиями его были: палка (от «палить»), палица (По Афанасьеву, 1,130, «палица, как знамение карающего божественного орудия, сделалась символом власти и перешла в царский скипетр, жреческий и судейский жезл». Палица-ваджра у Индры, обнаруживала сходство с бычьим фаллосом, иногда и с целым быком: «Бык – твоя ваджра… бык – оружие» (РВ.IV.12.18). Булава, дубина (от «дуба»). Тваштар – бог-кузнец обточил дубину «золотую, тысячезубую», превратив ее в булаву. Индра берег ее для свершения героических деяний. Афан. писал: «Внутри тучи, этого дождевого мешка или дождевой бочки, лежит спрятанная громовая палица и вызывается оттуда только стуком грозы и напеванием бури; послушная такому зову, она тотчас вылетает из своего убежища и начинает разить неприятельские рати. Или вместо того… выскакивает из сумы (бочонка) несколько молодцев, вооруженных всесокрушающими дубинками». Стрелы (др. – русск. «стреле громьеи». Их называли «перуны», так же называли и молнии). Камень (польск. kamien piorunowy), кремень, или кресало, служил для высечения огня, как огниво, «громовой камень». Афан. писал (1,131): «В русской сказке герой бросает в колдуна, несущегося по воздуху черной тучею, кремень и огниво, и от того рождается пламя, в котором и гибнет злой волшебник. Это воспоминание о П. Топор, топор-саморуб (как и дубинка-самобой, громовая палица, громовая стрела, молот, клюка) – воплощение оружия бога-громовника в русск. сказках. Топор-саморуб строит корабли и города…: ударь жезлом по земле – станет дворец или город, ударь обухом – нет ничего! И корабль, и город означают здесь тучу, облако. Потому понятно внезапное появление и быстрое исчезновение тех сказочных городов, кораблей, постройка которых приписывается чудесным свойствам топора-саморуба…. Отсюда легко объясняется, почему в одной русской сказке топор-саморуб и дубинка-самобой являются вслед за ударом огнива о кремень. То есть тем же путем, каким бог-громовник творит молнии. Диковинки эти добываются сказочными героями от лиц мифических, олицетворяющих собою грозовые явления природы: великанов,… вихрей».
   Таков же и кий-бий – волшебное оружие русск. сказок, принадлежавшее в архаические времена богам Индре, затем – Перуну, в сказках же – различным персонажам (молодцам, или богатырям), воплощавшим образы Индры и Перуна. Афанасьев писал: «Русские сказки говорят о топоре-саморубе и диковинной палице (дубинка-самобой, кий-бий), которые, по приказу своего обладателя, устремляются на враждебные полки, побивают несметные силы и, покончив дело, – подобно Торову молоту, возвращаются назад в его руки, в них нетрудно угадать поэтическое изображение молнии. Место дубинки и топора занимает иногда меч-самосек, или кладенец, одним махом поражающий целое войско, помело (=вихрь) и клюка: где взмахнет помело – там в неприятельской рати улица, что ни захватит клюка – то и в плен волочет».
   Другое оружие – секира, молот. По Афанасьеву: «У литовцев пользовался особенным уважением огромный священный молот, с помощью которого… Перкун (или великан) освободил солнце из заточения (из-за темных туч)… Бог-громовник, разбивая своим молотом облачные скалы, высекает из них небесное пламя молний, точно так же, как сильным ударом о кремень высекаются из камня летучие искры…».
   Нередко в правой руке П. держал булаву, а в левой– колесо со спицами (именно так выглядел громовой знак – колесо жизни и щит от молний). Цвет П. красный. Фантастический цветок с 8 лепестками хорваты называли «перуновым цветком», словаки «солнечником», т. к. он распускался, когда весеннее солнце побьет черного волка – демона зимы, на Руси он назывался «светицветом», «жар-цветом», «цветком папоротника». П. властвовал над бурными грозовыми ночами весны, когда цвела рябина, в середине лета, когда рябина начинала краснеть, и в начале осени, когда ярко-красные ягоды созревали, поэтому бурные грозовые ночи получили название «рябиновые», «орабиновы». Рябиновая палка, как и нож, свеча – символы молнии.
   П. ездил по небу в огненной колеснице. Четыре коня его: Прекрасногривый (инд. Сугрива – прекрасногривый) белый, или Балачко, – облачко; черный, или вороной, – дождевая туча; златогривый, рыжий, – огонь небесный, всполохи, молнии и гром. Серебристо-серый Бурко (Бурка), или Сивый (Сивка), или Сивка-Бурка – вода из тучи, дождь. Кони его переливались и меняли облик (как облачные небеса). Конь иногда, в зависимости от состояния дожденосной погоды, мог быть один, или их два, четыре.
   Святилища П. устраивались на возвышенностях и холмах (как в Новгороде Перынь; в Киеве). В энц. «Мифы народов мира» (2,307) написано: «По всей древней области расселения славян известны названия возвышенностей и гор, которые происходят от имени П.». В Новгороде в четырех– (восьми-)членной структуре святилища П. на Перыни горел огонь восьми костров из дубовых дров. П. посвящался дубовый лес. В балт. и слав. мифол. П. ведал четырьмя сторонами света, четверг его день (ср. «после дождичка в четверг»; «чистый четверг»); в традиции полабских слав. называть четверг «днем Перуна». А слав. на Ниж. Эльбе называли четверг peründan. Т. е. Перунов день (аналогично герм. Donnerstag, но Donner здесь заменен слав. П.). Видимо в соответствии с сезонными ипостасями П. существовало представление о разных (или разнохарактерных) П., что выразилось в поговорке: «Перун есть многъ».
   Прототип П. – Индра – бог неба (одного из небес), энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод, «широких пространств» у арьев и всех протоиндоевропейцев. Корень слова, вероятно, имел два значения. 1. «Ин» – не такой, как все; инакий; единственный; один; первый. Не случайно Индре соответствуют скандинавский Один – «один»; слав. Перун – «первый». 2. Обозначал силу, плодородие. В «Мифах народов мира» (1.535) написано: «Слав. Jędrъ, «ядреный», «обладающий силой особого свойства», «родственно Indra»; «рожденный из (мужского) яйца», «происходящий из (мужского) яйца»; «мужественный». Индра, «…едва родившись, был мудр, как первый бог, (который) защитил богов силой разума…». В архаические времена «прекрасноблещущий» Индра организовывал и устраивал ближний космос, земную атмосферу (вместе с др. богами, прежде всего, близок он с братьями Митрой и Варуной). Ежегодно, на заре г., Индра своими огненными стрелами разрушал семь (соответственно семи месяцам приполярной зимы в то время) гор. демона зимы, убивая демона тьмы и полугодовой зимы Вритру, похищавшего (скрывавшего) солнце; он освобождал реки («выпустил для бега 7 потоков») ото льда, выводил из-за крепких затворов стада небесных коров-облаков, несущих благодатное облачное молоко, – дождь. Индра – первый на земле всадник на белом коне, убивающий змея-дракона. Потом этот древ. образ обошел весь и.е. мир, привлечен и христ. для воссоздания образа Георгия Победоносца. Изначально Индра был бог энергии Всего Белого Света, т. к. нигде не говорилось, чтобы он действовал ночью и зимой. Ночью и зимой он набирался сил для дневных деяний (а день на сев. длился полгода). Часто в ведах ему присваивали эпитет Parjanya – Парьянью, т. е. почти Перун. Parjanya – грозовое облако, а Перун – первый или первое из облак. Бог – покровитель воинов (вторичная функция). Архаичные его функции были забыты или редко вспоминались.
   В РВ Индре посвящено ок. 250 гимнов (больше, чем любому др. богу), и тысячи уп. его разбросаны по обширной вед. литературе. Слово это взято из более древних вед в Библию, а затем и в православие. Самодержец (сам бог, а не помазанник божий) – так величественно стали называть царей (помазанников божих), а их правление назвали самодержавием. Другие эпитеты: «царь богов», «царь всей Вселенной», «асура», «царь добрый», «властитель», «самодержец», «вседержитель», «щедрый», «даритель», «друг», «господин богатств», «господин дружеских договоров», «сын силы», «усиливающий», «побеждающий» и др. Когда вед. арьи перешли за Гималаи, они дали имя своего почитаемого бога стране, раскинувшейся перед ними, назвав ее Индия. Но вот парадокс: именно в этой стране он постепенно стал забываться, вперед выступили др. боги арьев, смешанные с богами местных темных племен (бог темных племен, например, Кришна – «черный», к индоевропейцам и славянам он никакого отношения не имеет).
   Индра – мужественный, воинственный, победоносный, ему подчинялись стихии; ветры – его спутники; он сражался против демонов и чуждых индо-славам племен. С Индрой связана победа над хаосом ночи и торжество широкого светлого пространства, разумно организованного и культурно обустроенного, где царили плодородие, процветание, долголетие. Он предводитель всех 33 (число эпическое) богов. Это к нему обращались предки и.-е. в ведах, устав от полугодовой зимы: «О Индра, я хочу достигнуть широкого света, исключающего страх! Да не погубит нас долгий мрак!» (РВ.II.2.27); «Да будем мы у тебя в милости, О Индра, и под твоей защитой!» (РВ.VII.18.3). Это его называли «многопризываемый». Он давал богатство, покровительствовал музыкантам, певцам, сказителям. На третьем райском небе И. находилась его резиденция, тысячевратный град Амаравати, а дворец его, окруженный райским садом, назывался Кремль. Сюда попадали воины, герои, погибшие на поле брани. Одно из пяти деревьев в саду рая Индры исполняло желания, оно называлось Сантана – непрерывное. Из стран света Индра был хранителем востока. Об Индре можно написать не только больше, но – книги и книги… Неудивительно, что имя его не кануло бесследно. Считавшие его отцом-покровителем, древ. предки и.-е. называли себя индами-вендами-виндами-венедами. Мн. топонимов с его именем сохранилось на Русск. Севере, в Евразии, Индии: Индерское (Индер) оз. недалеко от устья р. Урал, у подножья Индерских гор; Индига – пос. на берегу Баренцева м.; Индига – р. на сев. Архангельской обл., впадает в Индигскую губу Баренцева м.; Индоманка – р. в Новгородской обл.; Индога – р. в Вологодской и Мурманской обл.; Индварь – возвышенность; Индоль – оз., р., населенный пункт; Индера – р.; Индерка – ручей; Индичийок – оз.; Индигирка – р., впадающая в Восточно-Сибирское м. и текущая по Индигирской низменности; Индол – р. в Крыму; Индра – с. близ прав. берега Зап. Двины (ныне ю.-в. Литвы); Индура – г. в Гродненской обл. (Белор.); Инд – р. в Индии; сама Индия и др.
   Когда индо-славы ушли из приполярных областей, а день из полярного (день – г.) превратился в обычный суточный – значение Индры, как бога всеохватывающего, было снижено. Он превратился в громовержца. И в период христ. на Руси сохранялась память об Индре. Он прототип мн. сказочных и былинных героев, которые борются с врагом, со змеем, со злом. В период христ. все наши святыни были оболганы, превращены в свою противоположность (политтехнологии не вчера родились!), например, бог – в зверя (единорога и просто зверя, хотя народ и считал, что он «всем зверям отец»; его называли Индрик, Индрок, Вындрик, Индрик зверь), имеющего бивни, а также фантастическое животное (для русск. и слав. это слон или мамонт – священное животное бога Индры; т. е. для русск. это был Индра, воплощенный в слоне или нечто подобном). В «Голубиной книге» Индра «прочищает все ключи источные», т. е., как и в ведах, освобождает воды ото льда, а землю от зимы и мрака; «питает все живое, поддерживает жизнь на земле…»; дарует людям победы над земными и неземными врагами. На Руси ему подвластны «ключи глыбокии, воды кипучии, быстры реки, больши озера»; он – «оцепенение снимающий», «растопитель льдов», укрепляет солнце и гонит солнечный диск, сражается за солнце с демоном, повелевает потоками и приносит урожай. В засуху его молили дать воду, сберечь урожай.
   Числа Индры – 1 (первый), 3, 4, 7, (3 и 7 еще и числа бога огня), 8, 9 (9 и 3, 9х3, или тридевять). Наиболее употребительные – четыре и восемь, ибо в основания статуй бога, его храмов закладывали четырехугольную, восьмиугольную или четверик на восьмерике площадку. В Новгородском капище под статуей Перуна был восьмигранник, на котором постоянно горели восемь костров. Перунов цветок – восьмилепестковый. В «Махабхарате» (кн.10) употреблено выражение «восьмеричная власть». Полная царская власть с необходимыми регалиями (корона, держава, знамя, зонт и т. д.).
   Память Индры отмечалась в дни зимних святок, когда день начинал «прибывать», Индра пребывал на земле последние три дня старого г. В его честь устанавливали стелу, столп, ступу, ритуальное деревце. В день его отбытия начинался Новый г. Обычно эти действия называли: сошествие, посещение, восхождение Индры. Празднования, посвященные Индре, были у древ. и.-е. и в начале ноября. Уже в христ. времена «перуновы дни» и празднества, связанные с водой, грозовыми дождями, плодородием, были перенесены на дни Ильи-пророка и Юрия (Ягория Храброго). На Юрьев день 23 апреля первый выгон скота. Блр. пели:

     Святый Юрья, божий пасолъ,
     До бога пошовъ,
     А узявъ ключи золотые,
     Атамкнувъ землю серусенькую,
     Пусьцив росу цяплюсенькую
     На Белую Русь и на увесь светъ.

   Афан. (1, 334–335) писал: «Для племен пастушеских, а такими были все племена в отдаленную эпоху своего доисторического существования, богатство заключалось в стадах и ими измерялось… По этим сходным признакам пастухи и пахари первобытного племени обозначали творческие силы природы… Одно из древнейших и наиболее распространенных верований представляет дождевые облака – быками и дойными коровами Индры, а дождь – молоком, ниспадающим на землю в то время, когда бог-громовник разит их своими молниеносными стрелами. Такое верование должно было опираться на поэтические выражения языка, уподобившие летнее облако, питающее дождем нивы, быку, семя которого плодит стада, и корове, молоко которой кормит семью пастуха. Гимны Ригведы преисполнены поэтическими изображениями, в которых тучи рассматриваются как черные небесные коровы; Индра доит их своею громовою палицею (молниями), проливает из их сосцов освежающее молоко (дождь) на землю и выводит из-за рассеянных облаков золотое сокровище=солнце… Нередко гимны называют его прямо быком: «ты наш бык! Отверзи облака, всегдашний податель благ».
   Зная все это, мы лучше поймем образ русского Перуна.
   Перун (еще раньше Индра) также и бог превращений, иногда внезапных, иногда их можно было предвидеть. Но все равно люди считали их волшебными. Например, он мог внезапно, неизвестно чем (невидимым кресалом, огнивом) высечь гигантские молнии, высоко в небесах раскатать громы, превратить пар облаков в воду дождей или в град и снег. Вдруг открыть «небесные врата» («шлюзы», «хляби», опрокинуть «небесную бадью») и низринуть тонны вод на землю. Особенно волшебно выглядели видимые глазом превращения кочевых облаков. Голова «коня» через несколько минут становилась «медведем» или «человеком», «корабль» – «птицей» и т. д. Именно поэтому с Перуном, Индрой происходило больше всего волшебного. Люди отвели для них волшебное воображаемое царство – Индейское царство, Индея богатая – мифич. пространство русск. фольклора (например, былин о Дюке Степановиче, Илье Муромце и др.), не имеющее ничего общего с реальной страной Индией. Скорее – это небесный мир бога Индры (а позже – Перуна) с его облачными (создаваемыми облаками) образами различных химер, похожих и не похожих на живые существа. Так в переводном (с греч.) сочинении «Сказании об Индейском царстве», которое широко бытовало на Руси с XIII–XIV вв., было весьма популярно, мифич. «индейский царь» (сам Индра) описывает: «Царство мое таково: в одну сторону нужно идти десять месяцев (столько тогда, когда создавалось это предание, было светлых и теплых месяцев в году; а раньше их было меньше, а больше темных и холодных, зимних. – А.Б.), а до другой дойти невозможно, потому что там небо с землею встречаются. И живут у меня в одной области немые люди, а в другой – люди рогатые, а в иной земле – трехногие люди, а другие люди – девяти сажен, это великаны, а иные люди с четырьмя руками, а иные с шестью, а есть у меня земля, где у людей половина тела песья, а половина – человечья. А у других моих людей очи и рот в груди. В иной же моей земле у людей сверху большие рты, а другие мои люди имеют скотьи ноги. Есть у меня люди – наполовину птица, наполовину человек, а у других людей головы собачьи…». Такое описание могло быть бесконечно, как бесконечны антропоморфные и зооморфные образы кучевых облаков. Далее описываются богатства Индейского царства и самого царя, столь же облачно, молнийно, снежиночно-звездно, градо-капельно, злато-серебряные, сколь таковы и подлинные творения бога-громовника.
   Индру изображали на др. – русск. знаменах, оружии, о чем есть письменные свидетельства. В одном документе 1676 г. писали: «Во 2-й пищали 7 пудъ 2 четьи, признака вылитая левъ, да индракъ, да змия съ крылами». В др. – 1682 г.: «На седьмом знамени земля желтая… на земли кругъ блакитной, въ кругу индракъ блакитной, на кругу 4 репья»; «Знамя тафты черные, на нем признакъ: кругъ, среди круга индрикъ». Кроме того, русск. были известны слоновые или мамонтовые кости (последних и в ХХ в. выкапывали в Сибири мн., и до того; недавно на Волге обнаружена кость мамонта, на которой выгравировано изображение самого мамонта, ученые-археологи с помощью радиохимии определили возраст находки – ок. 40 тыс. л.), их они называли «индриковыми», «индраковыми», а из инд. мифол. мы знаем, что слон (на сев. в мифол. времена это мог быть и мамонт) – животное Индры. Из посольской грамоты 1673 г.: «Да у меня же… посла, было даров: 5 иноходцов, 2 рога индриковых»; «Белое в бумажке, и то индриковы кости, а далъ ему рязанецъ сынъ боярский… для гадательства» (1675). Др. животные Индры – голубь, петух, ягненок, бык, корова, вепрь, щука. Жертвовали ему хлеб, мясо, молоко. Зная все это, мы лучше поймем образ русск. П.
   Бог грозы в и.-е. традиции связывался с военной функцией и, соответственно, считался покровителем военной дружины и ее предводителя (у слав. – кн.), особенно на Руси. У болгар еще в XVIII в. во время засухи ряженая молодежь ходила по домам с песнями, просила П. о дожде.
   Особое внимание уделил изучению образа бога земной энергии и магнитосферы Афан., по всей его книге «Поэтические воззрения славян на природу» разбросаны десятки высказываний о П.: «Множество разнообразных поверий, преданий и обрядов, несомненно, свидетельствует о древнейшем поклонении славян небесным громам и молниям. Торжественно-могучее явление грозы, несущейся в воздушных пространствах, олицетворялось ими в божественном образе Перуна… Молнии были его оружие – меч и стрелы, радуга – его лук, тучи – одежда или борода и кудри. Гром – далеко звучащее слово, глагол божий, раздающийся свыше. Ветры и бури – дыхание, дожди – оплодотворяющее семя. Как творец небесного пламени, рождаемого в громах, Перун признается и богом земного огня, принесенного с небес в дар смертным…» (1,47). «Белорусы представляют его статным, высокого роста, с черными волосами и длинной золотой бородою: восседая на пламенной колеснице, он разъезжает по небу, вооруженный луком и стрелами, и разит тьму нечисть; а литовцы еще помнят о девяти силах Перкуна и тридевяти его названиях (здесь «девять сил», видимо, девять весеннелетне-осенних месяцев последних тысячелетий, в которые властвовал П., а «тридевять» – число эпическое и понимается как мн. имен бога. – А.Б.). Как божество, посылающее дожди, Перун явился творцом земных урожаев, подателем пищи, установителем и покровителем земледелия. Земля, по народному русскому поверию, не растворяется (=не открывает своих недр на рождение злаков) до первого весеннего грома, т. е. до выезда на небо Перуна в его громовой колеснице (=облаке). С этим поверьем согласуется другое, что весенние ветры, дующие из ясени, разбивают почку деревьев. Следовательно, и деревья начинают распускаться только с пробуждением бога-громовника, в свите которого шествуют весенние ветры, пригоняющие дождевые облака. Поэтому дождь называется крестьянами кормилец… Когда раздастся удар первого грома – все спешат умыться водою, которая в это время молодит и красит лицо, дает здоровье и счастье. Ту же чудесную силу приписывают дождю. Девицы при первой весенней грозе умываются им или водою с серебра и золота, утираются чем-нибудь красным. Серебро и золото – эмблемы блестящих лучей летнего солнца или золотистых молний. А вода – эмблема дождя, который обновляет (=молодит) землю, украшает ее зеленью и цветами и водворяет на ней общее довольство. Об этом обыкновении упоминает царская грамота 1648 года: «в громное громление на реках и в озерах купаются, чают себе от того здравия, и с серебра умываются»… В искусстве возделывать землю плугом… видели божественное изобретение, и самая летняя гроза изображалась в поэтической картине вспахиванья облачного неба громоносным Перуном. Так как, по другому воззрению, та же гроза уподоблялась битве, то, сближая оба эти представления, народная фантазия допускает сравнение битвы с возделыванием пашни. «Чръна земля, – говорит «Слово о полку…» – под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугою взыдоша по Русской Земли». Так же и в украинской песне: «черна роля заорана и кулями засеяна, белым телом заволочена и кровою сполощена» (1, 219–220). «…Тучи вдруг помрачают солнечный свет и как бы превращают день в ночь. И пока не будут разбиты могучим оружием гневного Перуна – задерживают в своих затворах золотые лучи солнца и драгоценную влагу дождевых ливней. Весенние ветры, пригоняющие дождевые облака и очищающие воздух от вредных испарений, признавались благодатными спутниками Перуна, его помощниками в битвах с злыми духами; из далекой страны вечного лета они приносили на своих крыльях семена плодородия на землю, навевали в сердца юношей и дев горячую любовь и своим дыханием восстанавливали здоровье болящих…» (1, 56–58). «Так как именно в весенней грозе видел древний человек источник жизни, начало мирового творчества, то понятно, что воинственный громовержец должен был выдвинуться в его сознании вперед и занять первостепенное, почетнейшее место между другими богами» (1, 69). «Древнейшие религиозные обряды большею частию возникали как подражание тем действиям, какие созерцал человек в небесной сфере. В грозе представлялась ему битва Перуна и подвластных ему духов с полчищами облачных демонов. И вот, когда наступала весна и приводила с собой дождевые тучи, предки наши приветствовали их появление играми, символически означавшими борьбу стихий. Были убеждены, что воинскими кликами, стуком оружия они пробуждают бога-громовника и его творческий подвиг. Во время летней засухи тот же обряд вызывал Перуна начать битву и пролить на поля освежающий дождь…» (1,132). У болгар еще в XVIII в. во время засухи ряженая молодежь ходила по домам с песнями, просила Перуна о дожде.
   Возделывание земли издревле совершалось волами; та же работа приписана была и небесным быкам, с помощью которых Перун, как могучий пахарь, бороздил облачное небо.
   Многосложное, детально обогащенное представление о боге энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод – громовержце – в космоцентричной вере слав., и.-е. опровергает мнение христ. о примитивности дохристианских богов.
   ПЕС (СОБАКА) – животное бога смерти в и.-е. мифол., страж подземного царства, проводник в мир мертвых. П. иногда воют, предвещая смерть, т. к. они более чувствительны к лярвам смерти, способны их распознать, увидеть. Собака у индоевропейцев страж, защищающий не только от врагов видимых, но и от непроявленного, невидимого зла (как в «Сказке о мертвой царевне…»), которое она угадывает, так как собака особо чувствительна к астральному миру. Существовал запрет есть П. как нечистое животное. Считалось, что даже если ребенок съест что-либо обнюханное П. – он заболеет болезнью, называвшейся «собачья старость» (этот запрет мог основываться на практическом опыте: люди сталкивались с заражениями болезнями от животных: бешенством, инфекционными заболеваниями, заражением паразитами). Выражение «собаку съесть на чем-то», «насобачиться» значило научиться, познать. Так же как «состариться» – помудреть рано, обрести знания. В основе этой фразеологии представление о приобретении знания или умения через антиповедение (поведение наоборот), имеющее магический (колдовской) смысл. Поедатель П. как бы приобщался к вещим способностям собак: предвещать смерть, чуять демонов, умению проникать в мир мертвых и т. д. И тогда получалось: «собаку съесть» – обрести такую полноту знания или настолько совершенное умение, что оно может быть достигнуто только с помощью магии или высших способностей. У серб. есть песня об обучении дитяти: «ко урече дететину как не полуби псетину». В словац. ритуальной песне о дожинках ратковских жнецов, видимо потому, что они быстро справились с большим объемом работ, предполагается магическое объяснение: им сварили в котле «беременную суку… с двадцатью щенятами – каждому жнецу – по одному щенку». В полесской купальской песне есть текст: «…на Купала сучка в борщ упала, девчата тянули граблями, а хлопцы – зубами». Т. е. здесь намек на антиповедение, магическое действо, подразумевающее сакральные познания и обретение новых волшебных свойств молодыми людьми. Выражение «вот где собака зарыта!» не предполагает сколько-нибудь точной географической локализации; по авест. традиции, собаку, как нечистое животное, нельзя зарывать, хоронить в земле; в этом случае нечистое тело провоцирует гнев земли, т. е. всякого рода бедствия. Найти «где собака зарыта» – найти причину тех или иных событий, мудрое решение.
   Собака воспринималась как жертвенное животное – проводник в мир мертвых, которое обычно находили в могилах. С этими представлениями связаны поговорки: «всех собак вешать» на кого-либо – значит человека явно «опускать», «топить», «хоронить»; «как собак нерезаных» – ук. на форму заклания, обряд. У блр. есть выражение «выскалiý зубы як собака на пятницу». Пятница – метафора имени богини судьбы Макошь, которая связана (все боги проникновенны в три мира) с загробным миром, предками, умершими; собака «видит», чувствует и предвидит смерть. Следовательно, блр. хотели сказать, что собака обругала («выскалилась») смерть. Связь П. с загробным миром нашла отражение в былине «Вавило и скоморохи». «Инишшое цярьсво», которым правит «царь Собака», – иное. На тын вокруг двора «царя Собаки» насажены человеческие головы (черепа; как у слав. Бабы Яги, прародительницы, связанной с потусторонним миром. Черепа – символ подземного царства мертвых). Вед. царь мертвых Яма сопровождался двумя собаками Шарабарами-Шарбарами (вот почему греч. аналогичные псы назывались Церберами). Иногда вместо двух собак была одна с двумя, тремя головами или четырехглазая собака или две четырехглазых. Яма мог и сам принять обличье собаки. В ведах собак иногда называли «сарамеи» – дети быстроногой Сарамы, собаки Индры. В РВ: «истинным путем избегни двух бледных четырехглазых собак, детей Сарамы, и ступай к отцам, которые блаженствуют вокруг Ямы». Или (VII.55.2): «Когда ты, белозубый сын Сарамы, оскаливаешь зубы, о коричневый, как копья сверкают они в пасти жаждущего загрызть». Отсюда следует, что собаки были коричневые, или пестрые – белые с коричневым или черным. Или, по крайней мере, одна пестрая. Или «два похитителя жизни, с широкими ноздрями, два Удумбала, два вестника Ямы, бродят они среди людей», Х.14.12. Здесь Удумбалы – коричневые; уп. еще Шарвара – пестрая собака, и Карвара – черная. Т. е. всего встречающихся в РВ мастей собак четыре. Черная, коричневая, пестрая – белая с коричневым или белая с черным. Египет. бог мертвых периода Древ. царства Анубис почитался в образе П., шакала или песьеголового, шакалоголового человека. Перевозчик мертвых в греч. мифол. Харон (от «хоро»; погребальное солнце; солнце мертвых; у славян это был Хорс, Кродо, Кала) первоначально выступал в образе П. Собаку, которая усиленно лает (а значит, может предвещать, «видеть» за спиной облаиваемого человека смерть), называют «бешеной С.», «бешеным П.» и говорят: «заткни пасть бешеному псу». Афан. (3, 142; 1, 376) писал: «Две четырехглазые собаки оберегают дорогу, ведущую к жилищу Ямы, где души праведных успокаиваются от своего блуждания… Персы верили, что умершие должны были переходить мост Шиневад (=радугу), ведущий на небо и охраняемый сильною собакою… в чем выразилось воззрение на собак как на путеводителей душ в царство блаженных. Равным образом в греч. мифол. страшный трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями (=молниями), сторожил мрачный аид». У греч. Гериона была С. о двух головах.
   Еще Афан. писал (3, 388): «По мнению Миклуцкого, слова хорт (хръть, литов. куртас) – борзая собака и хръль – сеlеr одного корня». Хорт – мифич. собака-ветер русск. фольклора (а также собака-волк; в заговорах хорт представлен в виде волка), которая бежит вслед за змеем, когда тот выезжает на битву верхом на богатырском коне. Хорт олицетворяет Хорса или Кали (время, вечность). В волшебных сказках хорт выступает помощником героя в добывании смерти Кащея. В инд. мифол. есть демон Тришра («трехглавый»), который иногда демон, иногда – трехглавая собака третьего мира. У белорусов известны псы Ставр и Гавр, которых, по преданию, похоронил их хозяин – кн. Бой. С тех пор они стали символом памяти об умерших. Поминальная суббота перед Купалой, которая в др. регионах слав. мира называлась Летние, Троицкие или Семушные деды, в блр. называлась Ставровские деды или Ставры. В это время после поминального обеда в честь предков (дедов) хозяин собирал ч. еды, бросал ее на пол и трижды повторял: «Ставры, Гавры, гам, приходите к нам!»; в иных местностях блр. Ставровские деды проводились вечером накануне 14 сентября. Ставры характеризовались поминанием предков, оставлением им еды, голошением женщин, чтением молитв.
   С царством мертвых связан и змей. Поэтому змея нередко отождествляют с собакой. Например, в болг., серб. фольклоре: «нагнали его собаки – три лютых змея»; «прилетели девять собак змей, прилетели на охридское поле». В Супральской рукописи, где говорится о мученике св. Кодрате, св. обращается к нечистой силе, называя ее одновременно «бесом» (что характерно для христ.), «псом» и «змеем», сгущая т. о. зло в понимании христ. до предела: «бесъный пьсе кръвопивый змию». У укр. и у юж. слав. песьеглавец изображался с одним глазом (похожий на подслеповатого змея) – это типичный признак змеиной породы; пес-ищейка мог найти что-либо как бы с закрытыми глазами, не глядя, пользуясь только нюхом, как змея, имеющая свои невидимые навигационные приборы. Поляки называли волка как pies, так и gad. Ложь, обман приписывали как змее, так и П.: «брешет, как собака»; «брехня»; «брехня собачья»; «песий лай». Часто духи, имеющие попечение о терр., назывались собаками. По инерции эти представления попадали и в христ. источники. Например, в «Слове Даниила Заточника»: «сългалъ еси аки песъ». В проклятиях, отсылая зло, злых людей, нечистую силу, тело врага в нижний мир, и зная, что на имя бога подземного царства накладывалось табу, его имя боялись вызывать – использовали его метафорический образ в виде замещающей его собаки. Например, у юж. слав.: «пес е возьми»; то же и в проклятиях с насыланием болезни (польск., укр, серб.): «чтоб тебя песья скверна убила». В русск. сказке Чудо-юдо едет на коне-драконе и бранит коня: «Что ты, собачье мясо, спотыкаешься… ты, песья шерсть, щетинишься?». Опричники разъезжали с песьими головами, что символизировало, с одной стороны, очищение от скверны, с др. – собачью преданность царю; считалось, что П. неподкупен, как бог смерти. Иногда лютого врага отдавали псам буквально, например, тело Стеньки Разина после четвертования было брошено псам. У серб. на русальной неделе были «песий вторник», «песья среда» и вообще «песьи дни», «морьски дни» (от слова «мор», «мара») или «волчьи дни» (волки относятся к семейству собачьих). «Песьи дни» у слав. и русск. были 23 июля – 23 августа и связывались с восходом Сириуса. «Чистый понедельник», «собачий понедельник», был после Масленицы: ясно, кончился сезон мертвого царства зимы, где волк или П. – страж. Зимние Святки называли по погоде – «собачий холод» или «волчий холод».
   В связи со словом «пес» следует рассмотреть такой ряд: pisu в лит. соответствует «пес»; pisus – по лит., склонный к совокуплению; pisnus, pislus – распутник; тот, кто часто мочится; pizà – лит. «вульва», Пизюс у лит. мифол. персонаж, приводящий невесту к жениху и почитаемый юношами. Чешск. рsice – сука, проститутка; полабск. Sauko – потаскуха. Отсюда употребление слов «кобель», «сука» в значении «распутник», «распутница», как собака, бесстыжий, безнравственный (по людским понятиям) человек. Слово «сука» в отношении женщины – связывает женщину с псом, как и в выражении «сукин сын», снижающем статус адресата проклятия.
   Погребение собак и.-е. известно с мезолита (IX–VII тыс. до н. э.). Их хоронили отдельно и вместе с людьми, которых собаки должны были охранять во время их потусторонних странствий. Например, в Прибайкалье (стоянка Усть-Белая), на Камчатке (стоянка Ушки) найдены захоронения с собаками, сделанные 10 тыс. лет назад. В Новосибирской обл. в могильнике бронзового в. (XVII–XIV вв. до н. э.); на юге Сибири, в Казахстане (андроновская культура, ок. XVI–XIII вв. до н. э.). В период ранней бронзы, раннего железа особенно было распространено захоронение С. В Сибири (Томская, Новосибирская, Омская обл.). На Енисее найдено 90 погребений со 106 особями собак. Практиковались захоронения собак в Египте и др. странах.
   По инерции в христ. продолжали применять запреты к собакам. Например, запрещено называть их христ. именами, в то время как кошку можно звать Машкой, Васькой, Ксюшей, Дашей, она входила в храм и ловила там мышей, собаке же вход в храм был запрещен.
   ПИР – 1. Форма ритуальных трапез, посвященных богам и предкам. 2. Ч. ритуальных поминальных трапез в составе Тризн. 3. Форма дохристианских политических, экономических и военных советов (совещаний, переговоров, съездов). Такие П. называли «честными», «почестными». Потому что каждому участнику их, как дипломатическому представителю своей земли, города, народа, рода, оказывались (протокольные) почести и уважение, подчеркивались их заслуги; оскорблять и унижать участников дипломатических переговоров и совещаний «на высшем уровне» на таких П. запрещалось этикетом тех лет (что и ныне сохранилось в дипломатической практике). При кн. Владимире известны П., которые длились до 8 дней. По «Повести временных лет», кн. Владимир: «…устави на дворе и гридьници пир творити и приходити бояром и гридьм и сътьскым и десятьскым и нарочитым мужем… И бываше на обеде томь мъножество мяс от скота и от зверины, бяше по изобилию от вьсего… Володимир любя дружину и с ними думая о строи земльнем и о ратьх и о уставе земльнем».
   Христ. ненавидели П., игры слав., больше всего негодовали против жертвенных мясных блюд, обильно подававшихся на пирах, а также музыкантов и скоморохов, игравших и певших для пирующих.
   ПЛАКУН-ТРАВА – иногда луговой зверобой, иногда дербенник иволистый, «всем травам мати». По преданию, эта трава выросла из слез или росы. Растет дербенник по влажным местам, в сырую погоду на кончиках его листьев появляются капельки росы, он как бы плачет. Использовалась для амулетов. Часто уп. в заговорах. «Плакун, плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чисту полю, не разносись твой вой по синю морю. Будь ты страшен нечисти… Будь мое слово при тебе твердо и крепко. Век веком!». Заговоренный т. о. корень обладал чудесной силой против нечисти и врагов. В разных областях с П.-т. отождествляются разные растения.
   ПЛЕВОК (чаще троекратный) – магическое действие, передающееся со слюной, которая наряду с др. выделениями и ч. тела (потом, мочой, зубами, волосами, ногтями), с одной стороны, воспринималась как носитель жизненных сил человека. А с др. – относилась к виду нечистот. Это магическое действие имело отгонную и обезвреживающую семантику, использовалось в охранительной практике (заговоров, заклинаний, проклятий) при отвращении от опасности (сглаза, болезней, нечистой силы, ран) и сбережении себя и домашних животных. При творении заговоров и заклинательных формул П. оказывался своеобразной закрепкой, призванной усилить действие ритуала или магического текста (как аминь). В то же время человек, плюющийся нечистыми мокротами, должен был сделать себя непривлекательным для носителей опасности и нечистой силы. Существовали запреты на П.: на посевную землю, на беременную женщину и т. д.
   ПОБРАТИМСТВО (ПОСЕСТРИМСТВО; НАЗВАНЫЕ БРАТЬЯ) – одна из форм ритуального духовного родства (в отличие от кровного), известная гл. образом у юж. и вост. слав. Наряду с кумлением. При этом кумление еще носит ярко выраженный инициационный и временный характер. П. часто заключалось в знак благодарности между спасенным и его спасителем. П. носило благородный характер, названые братья (сестры) обменивались клятвами, ритуальными предметами или памятными подарками, одеждой, конями, совершали совместную ритуальную трапезу из одной посуды, обменивались едой и питьем. В заговорах и фольклоре юж. слав. широко известно П. с высшими силами природы, растениями и животными: «О водица, по Богу сестрица, не гоняй по морю ветры, а схвати и привяжи больному желудок…»; «по Богу брат, солнце мое яркое, постой немного за зеленой горой…»; «даже волк, если с ним побрататься, не причинит зла» (серб. погов.); в Полесье к дубу обращались: «Посватаймося, побратаймося…»; а у русск. героиня сказок – «лисичка-сестричка». Древний испытанный принцип П.-посестримства и.-е. и слав. переняла церковь для своего обобщенного обращения «братья и сестры».
   ПОГРЕБЕНИЕ (ПОХОРОНЫ) – обычай, связанный с разл. способами захоронения. Выражает отношение людей к умершим и к смерти. П. – обряд, освещающий отн. между живыми и мертвыми, потомками и предками, тем светом и этим, а также отн. внутри рода. Ученые связывают само возникновение религии с началом П. умерших (хотя др. ученые связывают зачатки религии с началом почитания огня пращурами людей ок. 3 млн. лет назад). П. отличает людей от всего остального живого мира. Большое разнообразие погребальных обычаев у разных народов определилось условиями быта и бытия, традициями и религиозными представлениями о смерти. Археологами установлено, что умерших хоронили в ямах, пещерах уже в каменном в., в средн. и позднем палеолите (П. на стоянках бывшей тер. СССР: Тешик-Таш, Староселье, Мальта и др.). А также – сжигали (мистический переход через огненную р. по Калинову мосту богини вечности Кали). Иногда с погребенным вместе добровольно соглашалась уйти и женщина или девушка, любившая его. Такое П. описал побывавший на Руси в Х в. Ибн Фадлан. Он подробно изложил, как готовили знатного руса к П.: его одели в парчовые одежды, соорудили парчовую постель, обложили подушками, положили с ним его оружие, перевезли по р. в ладье с каютой для умершего. На берегу выстроили деревянный помост – краду, водрузили на нее ладью, в которую поместили жертвы: двух собак, двух быков, двух коней, курицу и петуха, женщину, добровольно вошедшую на краду, которая пела песни перед этим и прощалась с родными. После чего краду подожгли, а после насыпали над ней холм с деревянной табличкой, указывавшей имя покойного. Когда путешественник спросил переводчика о странности этого обряда – «сказал рус: «Вы, арабы, глупы, вы берете самого любимого человека и бросаете в грязь на съедение червям, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он входит в рай немедленно». Афан. писал (2,15,63): «Очистительное значение огня, прогоняющего темную, демоническую силу и вместе с нею все греховное, нравственно нечистое, побудило отдаленнейших предков наших соединить с сожжением мертвых мысль, что усопшие, сгорая на костре, очищаются от всякого зла и неправды и, просветленные божественным пламенем, водворяются в стане вечного блаженства. Русы объясняли арабскому путешественнику Ибн-Фоцлану (или Фодлану), что они сожигают трупы с целью доставить умершим невозбранный доступ в райские обители…». Уход души в небо предки часто ассоциировали с подъемом ее в гору (а иногда и на высокое непрерывное вечное древо). По Афан.: «…Небо называется горою. У белорусов есть поговорка: «горе научиць глядзець к-горе», т. е… горе обращает к Богу; у чехов гора называется верхом (vreе); сравни прилагательные горный и горний (небесный): «переселиться в горняя» – значит умереть, отойти к Богу… Наши поселяне рассказывают, что на конце мира, где небо сходится с землею, можно прямо с земли взобраться на выпуклую поверхность небесного свода… У славян до сих пор живо старинное предание о том, что души умерших должны взбираться на какую-то крутую, неприступную гору. В разных местностях Русской земли крестьяне уверяют: …по смерти каждому придется влезать на высокую крутую гору, столь же гладкую, как яйцо… В Подолии рассказывают о стеклянной горе, на которую надо будет «драпаться» на том свете… Очевидно, что гора и небо здесь тождественны… Древние литовцы также верили, что тени усопших, отправляясь на тот свет, должны карабкаться на неприступную высокую и крутую гору (Anafielas), на вершине которой восседает верховное праведное божество, судит души покойников и сообразно с их земною жизнию – определяет им ту или другую участь. Чем добродетельнее была жизнь человека, тем легче душа его возносится на эту гору, и наоборот: отчаянных грешников… пожирает дракон у самой подошвы горы… На погребальных кострах, вместе с трупом, литовцы сожигали лапы хищных зверей, когти разных птиц, рысьи и медвежьи, чтобы покойнику легче было взбираться на гору вечного блаженства; с тою же целью теперь сожигают они обрезки собственных ногтей… Думают, что сожженные ногти улетают вместе с дымом к небу и что по смерти каждый получит их обратно… Рассказы о стеклянной горе известны в Польше, Белоруссии и Литве; на ней стоят золотые палаты, растет дерево с золотыми яблоками, кожица которых мгновенно заживляет раны; живая вода (=дождь) бьет ключами, а золото, серебро и драгоценные каменья лежат там в несметном количестве. В солнце, месяце и звездах древний человек видел сияющие в небесном чертоге драгоценные камни… В лубочной сказке «о золотой горе» или «трех царствах: медном, серебряном и золотом» повествуется о том, как царевич, отправляясь в означенные царства, достиг страшно высокой и крутой горы и влез на нее с помощью железных когтей, прикрепленных к ногам и рукам… При похоронах великим кн. литовским Скирмонтом (XIII в.) своего отца Швинторога, когда было «сожжоно тело, тогды при них кладывали когти рыси або медвежи для того… иж бы… на суд до бога ити».
   Кроме сбережения ногтей, которые должны были помогать усопшему подняться на высокую гору небес, для той же цели, по народному убеждению, могли служить и лестницы. По свидетельству жития князя Константина Муромского, вместе с умершими полагались в могилу сплетенные из ремней лестницы: «и по мертвых ременные плетения древолазные с ними в землю погребающе». Еще доныне в некоторых уездах родственники умершего, собираясь в сороковой день после его кончины творить поминки, ставят на стол, вместе с блинами… нарочно сделанную из теста лесенку… думают, что по ним душа восходит на небо = в рай. В Воронежской губ. в самый день похорон приготовленная из пшеничного теста и запеченная лестница, величиною в аршин, ставится при выносе гроба, чтобы усопшей душе легче было взойти на небо. В Курской губ. поминальные пироги с маком и медом (покрытые сверху плетением из теста. – А.Б.) называются лестовки… (или) крестьяне пекут большие продолговатые пироги, верхняя корка которых выкладывается поперек перекладинами: пироги эти называют лесенками… В некоторых деревнях… лесенки имеют семь ступеней, что стоит в связи с сказанием о седьми небесах…».
   Часто П. рассматривалось как переправа (перевоз) умершего через мифич. р. загробного мира. Афан. (1,294) писал: «Эти верования, сблизившие понятия корабля, ладьи и гроба, породили обычай совершать погребение в морских и речных судах и самим гробам давать форму лодок… Ибн Фоцлан описывает обряд сожжения покойников у русов в лодке». В иных местностях на сев. Руси гробы «выдалбливались, – по мнению Афан., – из цельного дерева – точно так, как делались в старину лодки; в прежнее время это было почти общим обычаем». На Руси погребальным сооружением могли быть еще и сани, изогнутые лодьей. Нестор, повествуя о смерти кн. Владимира (Первого, Святославича, случившейся в июле), говорит: «ночью же межю клетми проимавше помост, обертевше в ковер и ужи свесивша на землю. Възложьше и на сани, везъше поставиша и в святеи Богородици, юже б съездал сам». Из «Выходных книг» русск. царей видно, что сани служили традиционно в похоронных обрядах XVII в. погребальным одром, носилками; так гроб царя Алексея Михайловича, отца Петра I, был вынесен на постельное крыльцо, а здесь «поставлен на сани и на санях несен»… На др. – русск. лубочной картине, изображающей погребение кота мышами, «покойника» везут в санях.
   Вера в загробную жизнь породила двойственное отношение к умершему: с одной стороны, заботясь о нем, его украшали, одевали в особые погребальные одеяния, иногда одевали в саван, словно пеленали, как дитя. Оставляли ему пищу, орудия, оружие, иногда и средства передвижения (сани, лодку, повозку, коней), эти оставления связаны также и с желанием отправить на тот свет все, связанное с умершим, укладывали умершего в гроб, колоду («колоды дубовые», отсюда кладбища – колодбища. Кладбища воспринимались как селения мертвых), «домовину», «хоромину», «хату», «домы предвечные», «гроб-домовище» и т. д. С др. стороны, опасаясь покойника, старались его обезвредить, помешать его возвращению в мир живых. У слав., как у большинства и.-е., наиболее распространенным считалось захоронение в землю (могилу, могильник, некрополь, холм, курган; над П. устанавливали бдын, сруб, окруженный частоколом, памятник, портретную скульптуру, стелу, столб, крест, надгробие). При этом многозначное слово «столп» имело еще значение надгробия в виде домика («на столпе, на путях» – в «Повести временных лет»). С эпохи бронзы известно сожжение умерших (в лодье и без), после которого прах погребался в землю (поля погребений). Иногда этому способствовали урны – «судины малы», горшки. Орнамент на горшках имел бесспорные магические знаки плодородия и счастья. Подкова (как зарубинецкий горшок из могильника Велемичей), волнистые линии, символизировавшие воду (как горшок из Черняховского поселения Бовшев), горошинки – цари плодородия (как в Бовшеве). Лицевые урны встречались еще во II тыс. до н. э. и в XII в.
   По авест. традиции, труп запрещено было предавать священным стихиям: воде, огню, земле; трупы помещали в особых башнях и отдавали на съедение птицам.
   У слав. П. сопровождалось сложным многодневным ритуалом – тризной (для наиболее знатных родов) и поминками (для рядовых людей). В современном мире используются как П., так и кремация – и то и др. выражает уважительное отношение к покойному, заботу о ритуальном устройстве его тела в загробном мире.
   В «Илиаде» Гомера П. Патрокла и Гектора проходили в течение не менее 12 дней. На Руси покойник находился дома три ночи (чтоб совершались бдения и молитвы), три утра (чтоб петухи трижды отпели покойника), три дня (чтоб успели проститься ближние и дальние). Днем третьего дня уже хоронили, на четвертую ночь покойник не оставался дома. При этом, как правило, при П. приносили в жертву животных черного цвета и неплодных (мертвым не нужны плоды), а богам приносили животных белого цвета в расцвете сил, молодых. Нередко при П. девушки ее одевали в наряд невесты, а за гробом юноши первыми шли девушки, одетые в белые (невестины) платья, что символически объединяло свадьбу и похороны, умерших «женили» с землей, могилой, это еще больше подчеркивало трагичность ситуации, утраченные возможности покойного.
   При погребении и поминках у слав. сочетались две тенденции: плач и «великий вопль» по умершим, а после – игры («бесовские игры», по мнению христ.), пляски, пение. Это было совершенно непонятно и чуждо христ. Между тем все было ясно: игры, плясание, верчение, пение – действия, призванные отогнать смерть от живых, отделить жизнь от смерти, отогнать нечисть, противопоставить мертвенному началу начало жизнеутверждающее.
   ПОДАГА – богиня погоды, природы, подательница благ зап. слав. Ее статуя находилась в гор. Плуне, близ Любека в земле мекленбургских слав. – вагров; уп. у Гельмольда в «Слав. хронике», ок. 1172: «…Они прикрывают невообразимые изваяния своих богов храмами, как, например, изваяние в Плуне, имя которого Подага».
   ПОЛЕЛЬ – в слав. мифол. бог брачных уз, брат Леля (поЛелю следующий); воплощение юности и силы весенне-летней природы. Его свирель звучала для двоих любящих сердец, он играл на свадьбах; любил весну, когда в сердцах пробивается любовь, и осень – пору свадеб. Образ П. и Леля соответствует Арьяману и Бхаге вед, эти боги были адитьями, братьями Индры, Ушас, Сурьи, Варуны, Висасвата и т. д. – всех солярных богов; были устроителями браков, присутствовали на свадьбах.
   ПОЛКАН, ПОЛЪКОНЬ – полуконь (кентавр; полуконьполучеловек), химера древ., олицетворявшая происхождение всего живого от одного прапредка, обладал сверхъестественными способностями. Афан. (1,319) считал, что образ кентавра фактически восходит к одному из гандхарвов-стрелков вед, который преследовал бога Индру, когда тот в образе сокола похитил напиток богов: «…Смешанный получеловеческий, полулошадиный тип встречается в русских сказках под именем Полкана, но в сказках лубочных, отзывающихся сочинением, или заимствованных изчужи (таковы сказки о Бове-королевиче, Добрыне и об Иване-богатыре, крестьянском сыне), само название Полкан… перешло в народ путем книжным. В чисто народных произведениях о Полкане не упоминается; тем не менее, обстановка, в которой является он в лубочных изданиях, не противоречит преданиям о кентаврах. Полкан с головы по пояс человек, а туловище лошадиное; в один скок делает он семь верст; на картинках изображают его с луком и стрелами или с вырванным из земли деревом». П. и кентавры, которым свойственны превращения, скорости и чудесная сила, соотносятся также с Ашвинами вед, произошедшими от коня или от матери-кобылицы. Именем П. очень часто называли собаку.
   ПОМИНКИ – ритуальная трапеза, проводившаяся после погребения. Через 3 дня после смерти – третины; др. русск. названия: тризна, страва, обед, стол; болг.: трапеза, хляб; макед.: задуша, задушница; серб.: подушие, помен и др. Через 9 дней – девятины; на санскр. «навь» – девять; навьи проводы; душа от покойника отлетала на 9-й день. Через 40 дней – сороковины, сорочины, сорокоуст, шестины – имеется в виду 6 недель. Душа покойника покидала землю или нижний слой небес, где обитали живые. Еще это называли: отпускать покойника, отпустить душу, проводить душу. Ежегодно (годовщина) в день кончины родственника. А также в установленные дни поминания предков 1 марта, в апреле, на Радуницу, родительские дни во время Масленицы, Святок и т. д. Само слово может происходить из разных источников. 1. «Поман» – действо, призванное поманить, привлечь внимание души покойника и внимание к покойнику. 2. От слова «по Ману» – человеку – совершенное действо (Ману – в ведах первочеловек среди и.-е.). 3. От слова «память». Афан. (3,144) писал: «Весною, вместе с возрождением солнца и бога-громовника, души пробуждаются (воскресают) для новой жизни… Полное освобождение… совершается весною, и тогда же наступает обычная пора сношений между усопшими и живыми… в эти дни домохозяева накрывают для них столы и готовят жертвенные яства… В русском народе ходит сказание, что где-то далеко есть царство, в котором люди умирают на зиму и воскресают на вешний Юрьев день (23 апреля), т. е. праздник бога-громовника, пробудившегося от зимнего сна… Еще с наступлением марта у всех славян начинаются обрядовые посещения кладбищ, оставляют на могилах разные яства… На Руси, по свидетельству Стоглава, рано в четверг (день, посвященный громовнику, рукою которого возжигается пламя жизни) на седьмой неделе поста жгли солому и кликали мертвых. Отсюда объясняется обычай полагать умирающего на солому… В апреле месяце покойники, по мнению поселян, скорбят о прежней жизни и жаждут свидания с своими родственниками; чтобы утешить их, старухи выходят ранним утром на могилы и окликают, причитывая: «уж ты, солнце, солнце ясное! Ты взойди, взойди со полуночи, освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не во тьме сидеть, ни с бедой горевать, ни с тоской вековать. Уж ты, месяц, месяц ясный! Ты взойди-взойди со вечера, освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не крушить во тьме своего сердца ретивого, не скорбеть во тьме по свету белому, не проливать во тьме горючих слез по малым детушкам». Это говорит о том, что поминали умерших словом: окликанием, закличкой, молитвой об умерших душах. Еще Афан. (1,192) писал: «кутья и мед считаются необходимыми при похоронных и поминальных обрядах. При начале весны, когда земля умывается дождями и пробуждается от зимней смерти, крестьяне ходят на кладбища и поливают могилы родичей медом». Кутья символизирует семейный угол, принадлежавший Кутному богу, а зерно в ней – символ возрождения к жизни, неумирания, бессмертия; мед – символ жизни, ее сладости и сладости ее воспоминаний. Поминали умерших яйцами – символом возникновения жизни на земле. Курами (птицы вообще символ души, а кур – символ времени, вечности, конечности бытия и его бесконечности, бесконечных витков вращения), маслом, мясом, хлебом, пирогами, кашей, клюквенным киселем, грибами, блинами и т. д.
   ПОПЕЛ (ПОПЕЛЬ, ПОПЕЛЬВАР, ПЕПЕЛ, ИВАН ПОПЯЛОВ, ИВАШКО ЗАПЕЧНЫЙ, ИВАН ЗАТРУБНИК – от «за трубой»; ПЕПЕЛУГА, ПЕПЕЛЮГА, ПОПЕЛУЗКА, ПОПЕЛУШКА – ж.) – в слав. традиции воплощение энергии возрождения, торжества жизни, символ предков. Архаические легенды (в частности, в польской традиции Попель из рода Котышки и др.) повествуют о герое, изгнанном своими соперниками и погибшем или почти погибшем (заеденном мышами), но возродившемся (восставшем из пепла). У вост. слав. ему соответствует Иван Попялов, который 12 лет лежал в пепле, затем стряхнул с себя 6 пудов пепла, убил «змеиху», а пепел рассыпал. П. – мифопоэтическое воплощение возрождения (цикличного, ежегодного) жизни в виде богатыря. На первый взгляд домашнего (третьего, младшего сына), печного, запечного, лежащего на печи 33 г. – время эпическое, символизирующее три зимних месяца, или 12 лет – символ 12 месяцев. Так проводил темное и зимнее полугодие Индра в архаические времена, когда зимнее и темное полугодие совпадали. У русск. это Перун. В сказке иногда змееборец превращается в кота (ср. пол. Котышку). Подслушивает разговор змеихи с ее дочерьми. Из этого же ряда и литературно обработанный народный сюжет «Золушки». Возможно, образ П. весьма архаичен и воплощает не только годовое (ежегодное) возрождение жизни, но и (цикличное) возрождение жизни из космического пепла через миллиарды лет.
   Афан. (2,245) писал: «У всех индоевропейских народов существует обширный разряд эпических сказаний, в которых изображается борьба могучего богатыря со змеями (драконами), или, прямее, – бога-громовержца с демонами-тучами. Это обыкновенно меньший из трех сказочных братьев. В великорусской сказке о трех змеиных царствах он назван Ивашко Запечный; то же прозвание дано в венгерской сказке младшему брату, который постоянно сидел у печки. В Южной России третий брат, победитель змеев, известен под именем Ивана Попялова… В словацкой сказке ему соответствует Popelvar, владеющий всеми атрибутами громовника – мечом-самосеком и конем Тотошем и также побивающий драконов… Очевидно, что этот герой, являющийся в преданиях различных народов под именем Запечного, Попялова, Popelvar’а… (в женском олицетворении Popeluška, Пепелуга), есть лицо, тождественное с мальчиком, который нарождается из полена, положенного на печь. Бог-громовник пребывал на земле в священном пламени, разводимом на домашних очагах; почему фантазия и присваивает его сказочным представителям прозвания, указывающие на печь и пепел. Рожденный из дерева, огонь истребляет его, превращает в уголья и золу и сам покоится в пепле, как в мягкой постеле. Позднее, позабыв первоначальную основу мифа, народ связал с означенными именами объяснения, на которые наводили его, с одной стороны, религиозное поклонение огню, а с другой – наклонность видеть в замарашке, покрытом сажею, существо, нелюбимое в семье, невинно страдающее и преследуемое злою мачехою. В таком страдальческом положении изображал миф светлых богов в холодные месяцы года, когда над всем миром властвует скупая мачеха Зима, и подвиги, совершаемые в сказках героем-замарашкою, имеют целию разрушить владычество зимы и возвратить ясные дни лета. Сидеть вблизи очага, оберегателя семейного счастья и покоя, – знак, что человек отдает себя под покровительство и охранение родных пенатов, знак особенной привязанности к домашнему крову… наконец, знак полного подчинения прародительским уставам и принятия на себя хозяйственных забот и трудов. Под замаранною от дыма и пепла одеждою должны таиться чувства набожности, любви, кротости, готовность переносить незаслуженные притеснения, рапорядительность и трудолюбие; всеми этими качествами и наделены сказочные герои и героини – Попяловы и Пепелюги… По польским же и чешским преданиям, родоначальником славянского племени был Попель – личность мифическая, в которой мы узнаем сказочного героя, происшедшего из древесного обрубка». Вот из каких мифологических народных источников, оказывается, происходят позднейшие литературные Золушки и Буратино. Далее Афан. пишет (2,297), что в сказках сила змея и сила змееборца «зависит от количества поглощенной им воды (дождя). Добрый молодец сам упивается этой водою, побивает змеев несокрушимой палицею (молнией) и таким образом совершает подвиг освобождения. Этот богатырь, избавитель похищенной девы, – не кто иной, как бог-громовник; в некоторых сказках он носит имя Ивана Затрубника, Запечного и Попялова, что указывает на близкое отношение его к божеству очага».
   Существовали и др. использования символики П. Например, П. домашнего очага выступал как символ самого дома; ритуального костра (святочного, купальского и т. д.), обрядовых предметов (бадняка, священного дуба) способствует плодородию полей. Как оберег, П. смешивали с семенным зерном, чтобы предохранить зерно от насекомых и злых сил. В похоронной обрядности П. замещал умершего и хранился в урнах или керамических горшках. Поговорка «посыпать голову пеплом» – значила горевать об умершем. П. использовали для гаданий (по следам и знакам на нем и по его количеству).
   Существовала Пепельная среда, которая отмечалась в первую среду после Масленицы, она же первая среда весны, т. к. Масленица – проводы зимы, преимущественно у юж. и зап. слав. – чехов, словаков, поляков, словенцев, хорват и др. (у вост. слав. действия, соответствовавшие действиям на Пепельную среду, проводились в составе масленичных празднеств). Пепельная среда оказывалась в пограничном положении меж предыдущим с.-х. г. и следующим. Поэтому считалась опасной, нечистой. В этот день необходимо было избавляться от прошлогодних вещей (которые сжигали), делать благопожелательные обходы (благоприятной оказывалась пришедшая к хозяевам девочка, которую одаривали яйцами и деньгами). Но больше всего было действий, связанных с плодородием, и особенно плодородием людей.
   Подчеркнутое назойливое внимание оказывалось молодым людям брачного возраста, которые не успели в прошлом г. и на Масленицу вступить в брак. В традиционном обществе строго следили за тем, чтобы в жизни человека все происходило в свой срок. Особенно важным считалось своевременное создание семьи. Если молодые люди соответствующих предписаний вовремя не выполняли, то им напоминали об этом. В один из масленичных дней молодые женщины, собравшись небольшими группами, отправлялись «вязать колодки». В кон. XIX – нач. XX вв. этот обычай не был уже строгим ритуальным действом, а скорее традиционным развлечением. Но еще в XVII–XVIII вв. было принято ловить холостых парней брачного возраста и привязывать к их ногам дубовые колоды. Такие клали на могилы. Необычный характер ритуального действа объяснялся: холостой, что мертвый, – оба бесплодны. Холостому молодые бабы пели:

     Ой да наша Масленица,
     Ой да белый сыр, белый сыр.
      А кто не женился —
     Ой да сукин сын, сукин сын!

   Молодые мужчины должны были «откупаться» от всяких «навесок» щедрым угощением.
   У поляков, словаков, словенцев и хорватов это была «колодка», связанная с волочением бревна девушками и парнями с последующим выкупом (у русск. то же происходило на Масленицу). У хорватов и словенцев популярной формой осуждения безбрачия были соломенные куклы, выставленные на крыши домов, на окна, на деревья, прислоненные к дверям: для девушек Pust, Ded (словен.), для парней – baba, nevesta (словен.), Pepelnica (хорв.). В Нижней Краине «Пуста» приносили к дому девушки и здесь «хоронили» в снегу или сжигали. В Польше, наказывая девушек, не вышедших замуж, ряженые парни в ночь на Пепельную среду разбивали о стены их домов горшок с пеплом, с навозом или с кислой похлебкой. Все это сопровождалось фривольными комментариями, обидными стихами и песнями. Ряженые бесчинствовали, обходя дома, они мазали девушек сажей, били соломенными кнутами, били в домах посуду. В Хорватии вблизи домов, где жили старые девы, клали на ворота или столбы старую проросшую репу и т. д.
   ПОПУТНИК – одно из имен бога дорог и путей. С древ. времен дороги освещали Ашвины (русск. Авсень-ОвсеньУсень), Солнце, Хорс (в «Слове о полку Игореве»: «Хърсови дорогу перерыскаше», т. е. кн. Всеслав выехал до восхода Солнца), охраняли предки, в частности Траян, бог мира мертвых. В «Слове св. Григория» сказано о поклонении слав. «скотноу богоу и Попутникоу и Лесну богу». Чаще всего П. называли Траяна. Не случайны сказочные три дороги (где три число эпическое, дорог может быть сколько угодно, но третий путь, как правило, – путь предков, или – к предкам): налево, направо, прямо. У римлян была покровительница дорог Диана Тривия.
   ПОРЕВИТ – бог семени (пор, спор, ядер, бобов, зерен и т. д.) и рождающей силы у зап. слав. Кайсаров писал: «Френцель думает, что он был бог беременных». П. изображался с 5 лицами, безоружным. Его святилище находилось в культовом центре Карензе (Каренце, Коренице) на юге о. Рюген. В этом месте было три храма под открытым небом со статуями богов внутри каждого, искусно вырезанными из дуба, стоявшими друг против друга, – Ругевита, П. и Поренута (Перуна). В одном из перечислений богов в «Книтлингасага» уп. П. Число «пять» ассоциируется с образом вед. бога-творца всего живого Брахмы («брахмо» – семя), который сотворил мир из пяти элементов – воды, огня, земли, воздуха, эфира. По одной из инд. легенд, когда на земле еще не было никого, Брахма с помощью произнесения священного слога сотворил из половины своего тела богиню Гаятри («песня», в инд. мифол. мать четырех вед и четырех высших варн людей; иногда ее представляют в виде птицы, Гаятри также олицетворяет жизненное дыхание; этот сюжет позаимствован создателями Библии в ч. появления Евы), она была столь прекрасна, что Брахма, очарованный ею, создал себе четыре лица, чтобы на все четыре стороны, где будет Гаятри, не отрываясь смотреть на нее. Когда Гаятри, заметив страсть Брахмы, отправилась на небеса, к братьям, Брахма создал себе пятое лицо, обращенное вверх. Позже бог третьего мира, преисподней, разрушитель жизни, отрубил Брахме пятую голову. Как раз этот этап в жизни Брахмы или его следующая ипостась бога с четырьмя лицами и одно – пятое на груди, отображен в образе Поревита. Поревит, по Гусевой, возможно, соотносится с встречающимся в РВ понятием «паривид», означающим всезнание, высшее понимание, прозрение, озарение. «Но об этом можно думать только предположительно», – добавляет Гусева. Христ. церковь переняла древ. принцип четырехглавия и пятиглавия вед, воплотив его в строительство четырехглавых, а чаще пятиглавых храмов (одна голова в середине и выше др. четырех, ближе к небу). У русск. П. соответствует Род.
   ПОСТ, ПОКАЯНИЕ – магические ритуалы, существовавшие у и.-е. задолго до христ. В ведах они не календарные (по периодам жизни одного святого), а адресные. Например, родители, желающие сына, молились и постились, каялись и молили богов о даровании сына. В РВ (Х.183.1) жена говорит: «я видела тебя в мыслях… родившийся от покаяния, окрепший от покаяния… Продолжись благодаря потомству, о желающий сына!»
   ПОЯС – особо значимая у слав. ч. одежды, принимающая форму круга, часто употреблялся в качестве оберега как символ границы между человеком и окружающей его средой, считалось, что подпоясанного человека нечисть боится, к тому же П. оберегал пупок – сакральное место соединения человека с матерью, с предками; символ дороги, пути через мифич. и реальные преграды. П. – признак зрелого человека, ответственного за свои поступки. До нас дошла надпись XXV в. до н. э. на плите из Верх. Египта «Опоясавшийся поясом (зрелости)». Издревле П. украшался знаками-символамиоберегами. Снятие П. – приобщение к потустороннему миру. «Добыть П.», «развязать П.» – снять запрет, разъять круг. П. – символ одетости, принадлежности к культурному цивилизованному миру людей. Русск. «распоясаться» – значит утратить приличие поведения. У болг. это же слово обозначает – вступить во внебрачные отношения. Сорвать, снять с чел. пояс, у слав. в древ. значило тяжело оскорбить, обесчестить (как у европейцев – бросить перчатку). Есть ист. пример: русск. кн. Василий Косой (XV в.) был оскорблен на пиру снятием П., что послужило предлогом к войне. Отсутствие П., в представлениях слав., – знак принадлежности к иному, «чужому» миру или потустороннему. П. участвовал в гаданиях слав. Во время Святок девушка клала П. под подушку со словами: «пояс мой, пояс, покажи жениха и поезд». Или к П. прикрепляли замок со словами: «суженый-ряженый, отомкни меня». Молодых символически связывали П. в свадебном обряде, «чтоб согласнее жили». А если чел. заболевал, он обвязывал своим П. осину со словами заговора: «осина, осина, возьми мою трясину, дай мне здоровье».
   ПРАВЬ – одно из основополагающих понятий любомудрия Др. Руси, как всеобщий закон, установленный Всевышним; олицетворение светлых сил закона, справедливости, ясности, абсолютной реальности, гармонии. Понятие подобно «cattvа» инд. философии (ясность, гармония, лад).
   ПРИЧИТАНИЕ (ПРИЧЕТ, ПРИЧЕТЬ, ПЛАЧ, ЗАПЛАЧКА, ВОПЛЬ, ОПЛАКИВАНИЕ) – и вид молитв, и лирический жанр народного поэтического творчества, связанные с древнейших времен со свадебными и похоронными обрядами и даже (с XVIII в.) рекрутскими проводами. П. известны у всех и.-е.: сохранились в ассирийских, егип., др. – инд., др. русск. памятниках письменности. П. создавались всем народом и профессиональными вопленицами. Например, П. олонецкой вопленицы (XIX в.) Ирины Федосовой обладали высокими художественными достоинствами. П. ценные памятники народного искусства слова, яркие документы исторического прошлого. Вот причитание Северного края Руси:

     Хоть с чиста поля явись ясным соколом,
     Хоть с глубокого озера серой уточкой,
     Хоть с погоста прилети да сизой галочкой…
     Хоть с-под кустышка приди да серым заюшкой,
     Из-под камышка явись да горностаюшком.

   В русск. литературной традиции они были использованы как сильные элементы сказов. П. на Руси больше известно как плач – вид молитвы, печального гимна в честь почивших родных. В «Слове о полку Игореве» «жены руския въсплакашась, аркучи: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати…». Трогательны и глубоко поэтичные плачи Ярославны: «На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть: «Полечю – рече – зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле». Ярославна рано плачет в Путивле на забороле, аркучи: «О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши!.. Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?» Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: «О Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменные горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!» Ярославна рано плачет в Путивле на забороле, аркучи: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?» Эти поэтичные молитвы-плачи содержат традиционное трехкратное обращение к богам и силам природы: к ветру, воде (Днепру Словутичу), солнцу, которое называется сильно светлым – «тресветлым».
   Петр I запретил над покойником «непристойного и суеверного обычая выть, приговаривать и рваться над умершим». Хотя церковь дала людям взамен плачей молитву и панихиду (правда, сейчас в своей массе панихиды проходят заочно и вкупе с множеством др., что не предполагает здесь никакого человеческого участия), – выход эмоциям человека ограничен. В психологическом плане обряд тризны, похорон, оплакивания очень здоров, направлен на выход горя, отрицательной энергии, эмоций. Во время оплакивания происходило очищение души, откровенное жаление о творческих возможностях человека, об утраченной душе, перечисление дел покойника, что предполагало искреннее сожаление о его уходе. Очищение через сопереживание (по греч. катарсис) известно всем народам. Такие сопереживания делали людей общины, как правило родственников, еще более близкими. После запрещения плачей, кричания, стонов, стенаний по умершим, не говоря уже о музыке и пении во время похорон, люди стали горе и сопереживание загонять внутрь себя, своей души. Они накапливались. Человек страдал, происходили, инфаркты, нервные срывы, безумия, слабоумия и проч. болезни. А то и смерть, суициды. Полезные обычаи исчезали бесследно. Но на русск. сев. сохранились женщины-плачеи, знающие сотни заплачек и причитаний, полных поэзии сопереживания.
   ПЯТНИЦА – день недели, посвящался Макошь, др. богиням судьбы, богиням земли, сева, плодородия. Афан. считал: «По народному убеждению, от пятницы зависят обильные роды земли; ее молили об отвращении засухи, проливных дождей, неурожаев; в дар ей приносили земные плоды». Афан. (1,118) писал: «Культом Фреи – Сивы объясняется суеверное уважение, питаемое русскими простолюдинами к пятнице, как дню, посвященному этой богине… Во многих местностях русского царства по пятницам бабы не прядут, не варят щелока, не стирают белья, не выносят из печи золы, а мужики не пашут и не боронят, почитая эти работы в означенный день за большой грех… Во время неурожаев, засухи и сильных дождей, вредных для посевов, а равно по случаю скотского падежа и появления червей – были «обетные» пятницы; в XVI веке писались в таких случаях целым миром заповедные записи. Так крестьяне Тавренской волости (в 1590–1598) сговорились промеж себя и учинили заповедь на три года, чтобы «в пятницу ни толчи, ни молоти, ни камения не жечи»… Константинопольский патриарх окружною грамотою 1589 г. к литовско-русским епископам запрещал праздновать день пятницы наравне с воскресеньем». Так церковь боролась против П. как дня богинь судьбы и плодородия.
   П. – метафора для обозначения Макошь (Судьбы) в христ. период, когда дохристианские боги были запрещены, христ. св. Праскеву звали Праскевой Пятницей, ей приписали все свойства Макошь (труженица, прорицательница, оберегательница) и посвятили 12 пятниц в г. (см. Макошь). С этим днем связано мн. запретов на женские работы, особенно – прядение, ткачество, снование, вязание, шитье и т. д. Существовали поговорки: «Пятница – не работница», «кто в пятницу дело начинает – у того оно будет пятиться», «по пятницам мужики не пашут, бабы не прядут», «в пяток курицу на яйца не сажают – цыплята не живут»; о людях необязательных, на которых нельзя было положиться, говорили: «у него семь пятниц на неделе». В женской среде возникла примета: «пятничный сон – в руку», т. е. сны под П. вещие и непременно сбываются. Афан. сравнивал П. с итальянскою Бертою (3,67–68): «Берта носит белую одежду; у ней длинные льняные волосы и большая нога, которою она управляет колесом прялки. Подобные же поверья соединяются у славян с мистическою Пятницею… Пятница изображалась простоволосою, т. е. с распущенною косою; таинственный обход ее праздновали, по словам духовного регламента, символическим образом: водили простовласую женку под именем Пятницы. Праскева-Пятница в народе слывет льняницею; с 28 октября, когда чествуется ее память, бабы начинают мять лен». Учитывая яростное пристрастие к Пятнице (Макошь) народа, в 1207 г. в Москве была выстроена церковь Пятницы на торгу (отсюда Пятницкая ул.), тогда же Пятничная церковь была построена и в Чернигове.

Р

   РОДОГОСТ (РАДЕГАСТ, РАДИГАСТ, РАДОГОСТ, РЕДИГОСТ, РИДЕГОСТ) – от «род» и «гост», где «го» – жертвоприношение коровы или быка в честь пришедшего. Коренное значение «рад», «ред», «род» сохранилось в словен. reiti, redim – кормить, растить; лтш. rads – родственно род; raža – обильный урожай, многочисленная семья; в целом в корне «род» сокрыта идея восхождения, преумножения, положительной динамики, кратности – бог-родович и бог плодородия земли вильцев-лютичей, ретарей, бодричей, хижан, черезпенян, доленчан и др. зап. слав. («радивый» обозначало заботливый, старательный, трудолюбивый, а нерадивый – наоборот). Р., солнечного бога, называли Сварожич («и огневи молются, зовут его Сварожичем»; «Радигост – внук Кръсовъ», т. е. Хорса, солнца). Его изваяние было золотым, а завесы в храме пурпурного цвета. Храм находился на о. Долинце (о. маленькой долины), позже – Толензее в герцогстве Мекленбург (ныне Германия), со всех сторон окруженный водой, и был вторым по величине слав. храмом под открытым небом после храма Световида в Арконе. Фактически это был религиозный, общественный и культурный центр всех зап. – слав. племен. Р. имел воинские функции, как Род, Перун, Световид. В то же время зап. – слав. Р. был близок русск. Гостевиту, соответствовал и вед. Арьяману – воплощению дружелюбия, гостеприимства. Он покровитель семейного очага, семейных уз, дружбы, лада, покровитель семьи, рода, народа; родович. Возможно, и племя редарей (радарей) названо в честь Р. В его храме находились знамена (выносимые только для походов), а Р. и др. боги в его храме (6 статуй) были одеты в латы и шлемы.
   Так же, как и в храме Световида, в храме Р. был священный конь, который при гаданиях переступал через 2 копья. Его животные: петух (символизировал время, утро, день), лев (сила), вол (сила, упорство), вепрь (сила, свирепость), конь (быстрота и сила).
   Афан. (2,6) писал: «находим такое свидетельство у Дитмара, епископа межиборского (+1018 г.): «в земле редарей есть город по имени Riedegost (Riedegаst), треугольный, с тремя воротами, окруженный со всех сторон лесом огромным и священным для жителей. В двое ворот могли входить все, а третьи, что на востоке, меньшие и никому недоступные, ведут к морю. В городе нет ничего кроме храма, искусно построенного из дерева… Стены его извне украшены чудесною резьбой, представляющей образы богов и богинь. Внутри же стоят боги, страшно одетые в шлемы и панцири; на каждом нарезано его имя. Главный из них Сварожич; все… чтут его и поклоняются ему более прочих богов». Тут же хранятся и священные знамена. По мнению Срезневского, тот же самый храм, только позднее и, может быть, перестроенный, описывали Адам Бременский и Гельмольд. У первого читаем: «знаменитый город редарей, Ретра (очень похоже на то, что гор. Радигаст или Ридегост, существовавший еще до нач. XI в., и есть впоследствии, в XI–XII вв., перенесенный в др. место гор. Ретра, т. к. само слово Ретра означает «обращенный к прошлому», т. е. некое возрождение прошлого гор. Радигаста, при этом в первом храме было трое ворот, во втором 3х3=9, как в небесном граде-кремле Индры Амаравати, значит второй храм был больше и красивее. – А.Б.) – столица идолопоклонства; в нем воздвигнут большой храм богам, из которых главный Redigast. В городе девять ворот, и окружен он со всех сторон глубоким озером; входят в него по деревянному мосту, но это позволяется только тем, которые желают принести жертву или получить ответ». Слово Редиго(а)ст, приводимое Дитмаром, как название города, Срезневский считает за прилагательное Радиго(а)щь; он принимает этот Редигостов город за Ретру, а Редиго(а)ста и Сварожича – за два имени одного божества. В глоссах Вацерада Rаdiеost приравнивается Меркурию (=Гермесу), в котором чтился молниеносный бог. Согласно с этим значением, и Сварожич, и Редигост представляются распорядителями войн; хроники и тому, и другому дают священного коня, по поступи которого славяне гадали об исходе своих общественных предприятий». Срезневский в статье: «Об обожании солнца у древних славян» считает эти имена за различные прозвания божества солнца, удержанные отдельными славянскими племенами…. Одно и то же божественное олицетворение обозначалось на древнейшем языке разом несколькими названиями… Названия первоначально употреблялись, как описательные эпитеты, а потом уже обращались в имена собственные… Такой процесс… должен был происходить там, где однородное племя, распадаясь на ветви, расходилось в разные стороны и каждая ветвь удерживала в памяти какое-нибудь одно название… Он ограничился указанием только некоторых признаков, общих означенным богам с солнцем». Срезневский и Афан. правы, говоря о солнечной природе вышеназванных богов, хотя они даже не учли тот еще факт, что в ведах существовало много солнечных богов Адитьев – детей богини Адити («несвязанность», «бесконечность»), т. е. космоса, неба. Их в разное время было 7, 8, 9, 10, 12… Все они (мифопоэтически) родственники: братья и сестры. Среди них были Вивасват (слав. Световид), Индра (слав. Перун), Арьяман (русск. Гостевит; зап. – слав. Радегаст)и др. Родигаст держал секиру о двух остриях. Другие славянские боги изображались в шлемах и латах… Славянский Родигаст изображался с головою буйвола на груди… – Афан. добавлял в сносках: Индийцы чтили священных быков… египтяне поклонялись Апису (черному быку, с белым пятном на лбу), для которого был воздвигнут в Мемфисе храм… Конечно же, голова буйвола на груди Р. – напоминание о жертве быка для гостя; в то же время Р. недружественным гостям, гостям-врагам давал отпор как воин-родович – отсюда секира о двух остриях.
   Храм Р. в Ретре был дважды разрушен: в 1068 г. еп. Бурхадом, но не окончательно; и ок. 1127 Лотарем (уже окончательно). О Р. в Мекленбурге Кайсаров писал: «Это было божество оботритов, или мекленбургских славян. В правой руке держал он щит, на котором изображена была черная воловая голова, а в левой копье. Голова его покрыта была шлемом, на котором стояла птица с распростертыми крыльями… Между найденными в Прильвице кумирами случилось также изображение Радегаста, и при том – жертвенный сосуд, две чаши, два ножа и колокол». Кайсаров говорил о том, что на месте Ретры позже оказалась деревня лужицких сербов Прильвица (или Прилебица – что значит у слав. шлем с закрытым лбом), где найден клад с фигурками слав. богов, в т. ч. и Р. (о чем имелась надпись). Т. е. Р. сущестовал до XII в. не только как огромная статуя, но и как фигурка домашняя. Надписи «Радегаст» находили на жертвенном сосуде, на жертвенной раковине. В преданиях слав. как дети Р. или как волхвы его названы Славарад (пожелательное имя: радуйся славе!) и Козводиц (предводитель коз).
   Радогощь – городище (против Стародуба на р. Судости), уп. в одной из лет. под 1155 г. Кроме того, Радогощ был известен в Орловской губ., Радугощь – в Тульской, Радождено – в Калужской.
   РАДОНИЦА, РАДАНIЦА, РАДАЎНIЦА, РАДОВНИЦА, РАДОЖНОЕ, РАДОЛЬНИЦА, РАДОНКИ, РАДОННИЦА, РАДОШНИЦА, РАДОШНО, РАДУНЕЦ, РАДУНИIШНАЯ НЯДЗЕЛЯ, РАДУНИЦА, РАДУШНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, РАДЫНIЦА, РЕДОМНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, РОДОНИЦА (от слов «род», «родичи», «родня») – регулярный ежегодный день молений богу Роду и поминовения предков, родни у вост. слав. Сопровождался особыми ритуалами (как правило, 1 или 14 марта, в зависимости от того – по старому или новому стилю вести счет). Однако Афан. (2, 6) считал, что это слово происходит от др. корня: «рад-уница (рад-оница, рад-овница) – праздник обновляющейся весною природы, издревле получивший значение времени, посвященного чествованию усопших. Ибо с воскресением природы от зимней смерти соединялась мысль о пробуждении умерших, об освобождении их из мрачных затворов… Корень рад означает блестящий, просветленный; сравни лат. radio – блистать, сиять, radius – луч; весна, приводящая светлые дни, называется красною». Обращение к душам предков-покровителей было необходимо в весенние дни в начале с.-х. г. для успешного посева и хорошего будущего урожая; как правило, на Р. окликали первый весенний дождь. Для душ предков жгли страстные свечи. Для Р. заранее приготавливали ритуальную еду: кутью, пироги, калачи, блины, сырники, лапшевники, вареное мясо, студень, красные яйца, жареную яичницу. Крашение яиц – дохристианский обычай, т. к. яйцо – символ возникновения жизни на земле. С этой едой люди отправлялись на кладбища. На могилах плакали, причитали, «завывали», окликали умерших по имени, уговаривали поесть-попить и помочь своим родственникам хороший урожай вырастить, просить об этом землю. Плач сменялся весельем, т. к. люди радовались мистической встрече с родственниками, верили, что души умерших принимают участие в празднике и в судьбе своих потомков; духовный мир находится рядом, неподалеку, он проникновенен в мир людей. День заканчивался радостью. Отсюда поговорка: «На Радуницу утром пашут, днем плачут, а вечером скачут». Говорили: «Веселы песни о Масленице. А веселей того – о Радонице»; «Гульливая Радоница – светлой радости приятельница». Поминали родных не только на кладбище, но и дома. В некоторых местностях в конце Р. жители обставали кладбище с ножами в руках, разгоняя нечисть. Р. уп. Новгородской IV лет., Псковской 1 лет., в «Стоглаве», у Срезневского (III), у Гагары (1634 г.). В христ. времена идею Р. вынуждена была из-за небывалого почитания ее людьми перенять церковь, сделав Р. подвижным праздником (вторник Фоминой недели).
   РАРОГ, РАРИГ, РАРАШЕК – в чеш., словац., укр. мифол. огненный дух в виде птицы с распростертыми крыльями (орла, сокола; или в виде дракона с огненным телом и сиянием, вырывающимся изо рта; или – птицы с пламенеющим оперением; огненным вихрем, вырывающимся из клюва), связанный с культом очага. Возможно, Р. связан со Сварогом и огнем небесным.
   РОД – бог «Вселенной, всей природы и плодородия» (Рыбаков), бог изначального (досолнечного) света Вселенной, нематериальной жизненной силы, духовной и генетической «почвы» (в санскр. rόdas – земля) и явной материализации всего живого; идея света и его начала как импульса для творения, как движения, идея плодородия и его начала – оплодотворения. Коренное значение «рад», «ред», «род» сохранилось в словен. reiti, redim – кормить, растить; лтш. rads – родственно род; raža – на санскр. обильный урожай, многочисленная семья; раджа на хинди родовой кн.; природа тоже с корнем род. В целом в корне «род» сокрыта идея восхождения, преумножения, положительной динамики, кратности, заботы («радивый» – заботливый), вложенная в цепь предков-потомков. У русск. Р. – родоначальник или родович (бог-осеменитель; «правильно устанавливающий» плод во чреве), воплощение собрания потомков одного предка.
   Рыбаков писал (Слав. 20, 25): «…Концепция относительно Рода создавалась необъяснимо почему на основании только части материалов о нем, и притом наименее выразительной части. Следует поставить в упрек исследователям, что они просто пренебрегли таким важным, можно сказать центральным, персонажем славянской мифологии, как Род… Роду отводилась роль домового… Торжественные пиршества в честь Рода стали главным объектом церковных обличений, и церковники стремились убедить… считавших, что Род, а не христианский бог создал все живое на земле». Рыбаков обратил внимание на памятник письменности кон. XIV в., находившийся в сборнике Кирилло-Белозерского монастыря, о «Родных видениях», где автор обозначил восемь «родных видений» рождения мира, три первых из которых представляли собой возникновение Р. (света безвидного) и его гл. космические созидательные дела: «Первое же о бозе безвидное» (о возникновении из самого себя бога невидимого, но самого состоящего из света). «Второе – Умных Сил устроение» (сотворение этим богом – породителем космоса, планет и всего земного мира, движимого «умными силами»). «Третие – сущих составление» (сотворение богом света всего живого, «сущего»). Названный источник помогает раскрыть сущность представлений о боге Р. Ему, как свету изначальной энергии, был посвящен день недели воскресенье, или «неделя» (так же как и др. богам света Индре, Дажбогу, Хорсу, Солнцу, Световиду). В одной из русск. космогонических легенд Бог (Свет, Род) дает людям Солнце, доставая его из-за пазухи. Солнце – дар Бога, ч. Бога. Неудивительно, что Свет, Род и Солнце чтили как самых значительных.
   В христ. «Слове о твари и о днии, рекомом неделе» XII–XIII вв. осуждали культ света у русск., воплощенный в образ, статую: «невернии, написавшее свет болваном и кланяются ему», «твари, написанной во образ человечь». Осуждалось, что русск. поклоняются не только свету солнца («вещь бо есть слнце свету»), а «белому свету» Вселенной. Этот божественный свет, не имеющий видимого и понятного источника, «неосяжаемый и неисповедимый», как эманация (истечение) бога, творящего мир, и был предметом поклонения древ. и-е., в т. ч. и слав. Бог под названием Р. известен лишь вост. слав. В др. регионах и.-е. мира у родоначальника Вселенной были др. названия. Русск. поклонялись свету, написавши его «во образ человечь». Позже и Христос говорил: «Я – свет миру». Белый свет символически обозначался разными способами. Он и был разный: свет, солнце, огонь – небесный, земной, подземный: круг, крест, крест в круге, круг с шестилепестковой розеткой, или колесо с шестью спицами, круг с восьмилепестковой розеткой, или колесо с восьмью спицами. Рыбаков считал, что понятие изначального света Р. выражалось только шестилепестковой розеткой, или колесом с шестью спицами (их еще называли «громовой знак», что не противоречит идее света небесного). Именно эти знаки особенно часто слав. помещали на высоких местах: на щпице кровли, над стенами, а внутри домов – на потолочной матице-сволоке. Иногда на деревянных «полотенцах», спускающихся от верха кровли избы; на прялках.

   Род. Новгородская обл.

   Б.Рыбаков сообщал, что культ Р. был на Руси вплоть до XIII в. очень живым. Р. считался пребывающим уже не на земле, среди людей, не дома, под печкой живущим, а на небе, в космосе («на воздусе», «седя на облаце»). Он был богом природы и плодородия, олицетворяя собой размножение всего живого (ему приписывают и рождение молнии «родии» и земной воды – родников). Птицы, связанные с Р., – гусь, лебедь, гагара, утка; число его 4 (как у Брахмы; он видит и действует на все 4 стороны); цвет – красный. Р. среди др. вед. богов близок к Рудре (красноватый, рудой; руда – также одно из названий крови, корень «рд» – в том и др.). Рудра воспевался как осеменитель всего живого и породитель жизни, покровительствовал размножению, имел яростный, горячий нрав.
   Р. соответствует санскр. понятию Дхатри (Dеätr) – «установитель», «устанавливающий» плод во чреве женщины и тем самым предопределяющий судьбу и долю человека. В женской ипостаси Дхатри, «устроительница мира», и ночь, в ведах ассоциируется с зачатием, в т. ч. и космоса, а также с понятием судьбы.
   Иногда имя Р., как метафора, замещало имена др. богов – родоначальников протоиндоевропейцев, отраженных в ведах, в частности, Праджапати, Брахму, Дакшу, Рудру, Индру, у русск. и слав. – Дажбога, Хорса, Световида, Радигаста, Ругевита, Белбога и др., а также единого неизвестного бога, которого обозначали «Оно одно», «Нечто одно», «Неизвестный бог». Родители Р. в греч. мифол. – океан и океаниды. Дети Посейдона (Океана) там Р. и Рода. Рода от нереиды Амфитрити (Аполлодор 1,4,6), Р. от Афродиты (Диодор Сицилийский IV,6). Рода была супруга солнца – Гелиоса – и дала название о. Родос. Рыбаков обратил внимание на то, что у скифов был некий непонятный исследователям, но чтимый скифами-праславянами бог Гойтосир (слово дошло до нас в греч. транскрипции). В перечне Геродота он стоит среди важнейших богов скифов. Русск. «гоило» переводится как фаллос. «Весь комплекс слов с корнем «гой» связан с понятиями жизненности, жизненной силы. И того, что является выражением и олицетворением этой силы… как и позднейшее слово «Ярило» (у зап. слав. «Еerovitus»). (Рыбаков, Рус. 79). «Гоити» – живить, «изгой» – исключенный из жизни родственников, племени, народа, общества, из цивилизации. Геродот соотносил Гойтосира с греч. Аполлоном, также воплотившим свет. В праславянских городищах VI–V вв. на Днепре, где жили, по Геродоту, сколоты-борисфениты, в наше время нередко находили изваяния бога с рогом в руке и мечом за поясом, предположительно это и был Р., или – у скифов – Гойтосир. Какие-то функции Р. восходят и к вед. богу Рудре (имя его объясняется по-разному и от rud – реветь, и от санскр. rόdas – земля).
   Русск. любили и чтили Р. В мн. списках сб. «Златоустов» пересказывается перевод мысли LXV гл. Исайи с осуждением почитания Р.: «…раби мои… слоужат Богу и воля его творят, а не Родоу, ни рожаницам, ни коумирам соуетным… Вы же оставльше мя и забывающие гору святую мою и готовящие трапезу Родоу и рожаницам… – аз предам вы на оружие, и вси заколением падете… Вы же… служащеи идолом и ставляще трапезу Родоу и рожаницам взопиете в болезни сердца вашего и от сокрушения доуха всплачетеся… а вы поете песни… Родоу и рожаницам… и (делаете) ставления трапезы тоя коумирьскыя, нареченыя Роуду и рожаницам». В Паисьевском сб. (XIV в.) помещено «Слово св. Григория о том, какое первое погани сущее языци кланялися идолом и требы им клали», в этом слове читаем: «извыкоша влени класти требы Артемиду и Артемиде, рекше Роду и рожанице; таци же египтяне. Також и до словен доиде се слово, и ти начаша требы класти Роду и рожаницам»; «и ноне по украинам молятся ему проклятому богу Перуну и Хорсу и Мокоши и Вилу, и то творят отай: сего не могут ся лишити проклятого ставленья вторыя трапезы, нареченыя Роду и рожаницам». В XIV же в. в одном из списков «Слова об идолах» Григория Богослова находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В др. списке «Слова св. Григория» (XIV–XV вв.) христ. автор отмечал: «Начаша трапезу ставити (вариант «требы класти») Роду и рожаницам прежде Перуна бога их…».
   Относительно того, что было прежде чего, конечно, христ. не знает. Всем богам, духам и предкам требы приносились издревле и сполна. «Упиръ» – это не средневековых христ. времен вампир, как думают иные. Это от «пр» – переть, нести, быстро двигаться – «унесенный», «быстро ушедший», т. е. предок, умерший родственник. Христ. ненавидели жизнеутверждающий смысл идеи Р. и рожениц, которые были наиболее омерзительны для их сознания, презирающего, снижающего до самых темных бездн падения всякую плоть как изначально грязную, грешную. В слове христолюбца зловозмущение это также отчетливо прорывается: «молятся… Мокоши и Симу и Рглу и Перуну и Роду и Рожанице… не також зло творим просто, но и мешаем некии чистыя молитвы со проклятым моленьем идольским, иже ставят лише кутьяины трапезы законного обеда, иже нарицаеться беззаконная трапеза, мнимая Роду и рожаницам». Отсюда мы узнаем, что трапеза Р. «беззаконная», незаконная, а христ. богам, или, вернее, святым, – законная. Христ. односторонне, пользуясь силой сильного, объявили отеческую многотысячелетнюю веру праотцов русск. в их бога-творца вне закона. Также мы узнаем, что Р. и роженицам ставили кутью, намоленные караваи хлеба, возжигали огонь духам природных мест («вилам»), дома и двора («под овином»), чтоб вымолить у Р. приплод скота. И сами люди вкушали той трапезы, чтоб причаститься к делам Р. и его мощному духу. В рукописи Волоколамского монастыря (сб. Леонида, епископа рязанского) сказано (по Афан. 3,207): «аще ли кто крестит вторую трапезу родству (Роду) и рожаницам тропарем св. Богородицы, а кто яст и пиет, да будет проклят». То же в христ. сочинении (XII–XIII вв.) «Слово Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам». Т. е., согласно письменным данным, христ. в XII–XIII вв., поставляя первую трапезу (миску с едой) Христу, вторую, такую же, ставили Р. и роженицам. «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и (ко) всяким богам и требам мерзким не приближайся». Направленность христ. поучений против «родопочитания» (термин встречается в христ. тексте) особенно яростна, по сравнению с др. богами (хотя христ. осуждали всех отеческих дохристианских богов). Среди таких поучений преуспел Григорий Богослов. При нем церковный собор 381 г. ввел празднование Рождества Христова, приурочив его к 25 декабря (ст. ст.) – времени зимнего солнцеворота, времени Р., рождения нового г., света, рождения Коляды – солнца нового г. Христос должен был вытеснить Р. Тождество Р. и света должен был заменить один Христос. Рыбаков предполагал: «…Расплывчатое слово «свет» могло появиться как легальная замена запрещенного и преследуемого церковниками имени Рода». День 26 декабря (по ст. ст.) в христ. времена назывался собором, или «пологом», богородицы, и бабы приносили в церковь хлебы и пироги (что было идеей и обычаем дохристианским, исполнявшимся тысячи лет в местах святилищ). В одной рукописи Четьи Минеи есть приписка: «А се грехи: …Роду и роженицам по рождестве в понедельник – муку варити святей Богородици, а Роду примолвляюще». Русск. совершали пожертвования для складчины (ссыпки, братчины) продуктов («варили муку» – делали клецки или лапшу) – общего котла (как это делалось на кузьминки в честь Макоши). В это время в честь Р. произносились молитвы («Роду примолвливающе»). Здесь дохристианский обряд приурочен не к следующему за христ. праздником дню (как было обычно), а к ближайшему понедельнику после Рождества. Это делалось для того, чтобы разделить церковное и традиционное народное почитание Бога. Трапезы Р. устраивались на Коляду (Новый г.), а именно 26 декабря (в христ. времена на второй день после Рождества Христова или в первый понедельник после Рождества), когда начинал прибывать свет нового г., начинал помалу увеличиваться день. В Масленичную неделю (также знаменовавшую уход старого г. и приход нового, тогда, когда г. начинался весной), на рождение младенца и т. д. День почитания Р. и рожениц совпадал с христ. днем Богородицы, 8 сентября. Вернее, за Рождеством Богородицы следующий день, 9 сентября, посвящался Р. и роженицам. Так же, как и 8 октября, – это был праздник урожая. Завершался обмолот яровых, на которые приходился основной вес зернового урожая древ. слав. Итог с/х г. был известен, хлеб в закромах. «Вторая трапеза», пир, шла за первой – Рождеству Богородицы, что свидетельствует о значительном размахе культа Р. и рожениц на Руси до XIII в. При этом гл. был Р. Его имя всегда стояло первым, роженицы лишь сопутствовали ему. Больше всего ненавидели христ. именно трапезы, посвященные Р. Они проходили на итоговых (когда представляли всем, что уродилось) праздниках после уборки урожая и обмолота хлебов, сопровождаемых сушкой снопов. Группа земледельцев, как правило, одного рода собиралась на веселый праздник и пир, трапезу: пели песни, прославляющие Р., богов (Дажбога, Хорса, Световида, Белбога, Макошь, Плугу, Ладу, Живу, Ситу, Семаргла или Переплута и др.) и предков, столы были полны яств, по кругу ходили чаши с медом.
   У зап. слав. Р. соответствовал Световид, в имени которого уже присутствовал свет. Гельмольд считал, что у слав. есть гл. бог небесный (разные исследователи называют гл. разных богов и никогда не прекращают поиск «главного»; хотя правильнее говорить о равнопочитаемости всех богов и всех предков у слав.): «Между многообразными божествами, которым присвоены леса, поля, печали и радости, они признают единого бога в небесах, повелевающего прочими богами, и верят, что он, всемогущий, заботится только о небесном…». «Для восточных славян, – считал Рыбаков (Слав. 461), – таким «единым богом в небесах» (до XIII в.) был Род (в др. регионах юга русск. земель и южн. слав. – Дажбог. – А.Б.); ему же, вероятно, поклонялись под именем Света. Для западных славян божеством «белого света» был Световид…»
   Р. был и родовичем, и богом судьбы, рока (от «речение», «изречение», а эти слова от Рич – богиня речи и.е.). По преданиям слав., считалось, что он является неким мистическим пространством (книгой, или «книгой живота», свитком, стелой), где записана судьба каждого. Отсюда выражения: «на Роду написано», «так написано на Роду», русск. пословица «от Роду (=судьбы) не в воду!». по Афан., на «связь Рода и рожениц с судьбою указывает нам и народная поговорка: «так ему на роду написано!» – поговорка, мифическое значение которой вполне подтверждается хорутанским преданием о книге Рожденник, где записаны грядущие события в жизни каждого человека… Наши простолюдины верят, что ангел у всякого на роду пишет его судьбу… У славян сохранилось множество пословиц и поговорок, намекающих на стародавнее верование в судьбу, идея которой неразрывно связывается с рождением, браком и смертью человека: белор. не родзися красный, а родзися щасный; малор. не родись богатый та вродливый, а родись при доли та щасливый; не родись гарный, а родись щастливий… таков наш рок (от реку, как fatum от fari, т. е. приговор судьбы), что вилами в бок… що написано на роду, то й конем не объiидеш… кого Род судит, человек не разгудить». Заруганное христ. Средневековья «родопочитание» – это и вера в судьбу, данную Р. при рождении каждому. Иосиф Волоцкий писал в XV в.: «…И баснословиа некаа и звездозакония учаху и по звездам смотрити и строити рожение и житие человеческое, а писание божественное презирати, яко ничто-же суще». В XVI в. автор «Домостроя» обличал русск.: «…В получая (удачу, судьбу) веруют и в родословии (гороскопы), рекше в рожаницы и в обаяние по звездословию».
   Р. связан с пониманием роли крови и энергии жизни, как самой жизни. Он выразитель семейной любви и пламенного братства-сестринства. Не случайно люди до сих пор отличают родство по крови (кровных) от тех, кто стал родственником по свойству (брачным связям). Р. был законодателем, хранителем, оберегателем нравственных законов рода (как коллектива кровных родственников). В рукописном комментарии к Евангелию «О вдуновении духа в человека» (XV–XVI вв.) Р. поругается и противопоставляется христ. богу в аспекте сотворения человека: «Род, седя на воздусе, мечет на землю груды и в том рождаются дети… Всем бо есть творец бог, а не Род». Христ., постоянно проклиная Р., сравнивая его с гл. своими богами Саваофом, Христом, считали его «главным» (но не единственным), кому слав. приносили жертвоприношения (Рыбаков). Христ. автор XII в. называет огромный ареал культа Р. (Египет, Греция, Малая Азия, Рим, слав. мир. Хотя и в др. странах были соответствовавшие ему персонажи, называвшиеся по-другому). Изображался Р. и в виде фаллоса – инструмента, передающего не только телесную жизнь, но и некую нематериальную, генетическую, духовную, творческую связь меж поколениями родственников.
   Афан. (3, 160, 208) писал: «…творческая, призывающая к жизни сила принадлежала Роду и роженицам, на что указывают самые названия их, относящиеся к одному корню с словами: рожать или рождать, родитель, родильница, родной, роженый, родина, роды, народ, зародыш, урожай, порода, родник и мн. др… Словом род в древних памятниках означаются: родственники и потомки, земляки и целый народ, как образующийся через нарождение… Но все эти понятия, усвоенные роду, вытекли из того первоначального, основного его значения, по которому под ним разумелась производящая сила природы вообще». От слова «Р.» «родство» – связь между людьми, основанная на происхождении одного лица от др. или разных лиц от общего предка. Родство между предком и его потомком именуется прямым (например, между отцом и сыном, дедом и внуком); между лицами, происходящими от общего предка (например, братьями и сестрами), называется боковым. Дети по отношению к родителям и потомки по отношению к предкам являются нисходящими родственниками, а родители в отношении детей и предки в отношении потомков – восходящими родственниками». Афан. анализировал: «…наравне с другими богами Роду и роженицам воссылались молитвы, приносились жертвы и учреждались законные (обрядовые) трапезы…. Жертвенные яства в честь Рода и рожениц: хлеб и сыр».
   Изваяние и святилище Р. было в IX в. в Новгороде и существовало до 983 г., когда вместо него было возведено святилище Перуна. Святилища и священные места почитания Р. найдены в городище Родень на Княжей Горе близ устья Роси у Канева (Укр.). В Трахтемировом городище праславян I тыс. до н. э. на лев. берегу Днепра, недалеко от впадения в него р. Трубеж; в окрестностях Переяславля-Русского, находившегося на лев. берегу Днепра, у впадения в него р. Трубеж; в районах Поднепровья: Киева, Днепропетровска, Терновки, Медерово, Эрделевки, Первомайска, Станишино, Калиновки, Грушевки, Ясиноватого, Ступина, Сибиоара, Бутор, НовоВасильевки и еще некоторых сел Николаевской обл., и в др. местах. На мн. изображениях из камня Р. имел усы и бороду. Иногда изображение было стерто временем, или голова, ч. туловища отбиты, но остальное в позе бога оставалось традиционным, узнаваемым. Имел золотое или каменное оплечье (гривну), указывающее на его божественное высокое происхождение. В правой руке он держал рог изобилия, у пояса был привязан меч.
   РУГЕВИТ (РУЕВИТ, РУГОДИВ) от «руга» – земельные угодья (в санскр. rόdas – земля); «руга» и сбор съестных припасов в пользу бога Ругевита, а в христ. – в пользу священника; «руен», «руин», «руй» еще желтый цвет и сентябрь, когда созревал основной урожай; «ругинье» – дух ржи. Р. буйно-красный, горячий, огненный свет (кульминация, сконцентрированность света), бог жизненной силы, плодородия зап. и балт. слав.; а также родович и защитник рода. У Афан.,2,267: «Руjевит имел семь лиц под одним черепом», а восьмую держал в руке (8 – число сторон света; значит он видел все и защищал свой род со всех сторон; неслучайно число его 8.) и с семью мечами у пояса, а восьмой держал в правой руке. У Афан.,1,138: «Идол Руевита был вооружен семью мечами, привязанными сбоку в ножнах, а восьмой меч держал в правой руке наголо», что давало основания считать его также и богом войны. Его святилище находилось в культовом центре Карензе (Каренце, Коренице) на Ю. о. Рюген; по Кайсарову, «вместо стен окружали статую бога пурпуровые ковры; этот кумир сделан был из одного дуба… Величина и толстота его были необычайны, так что епископ Абсалон, поднявшись даже на пятки, едва мог достать до подбородка жезлом своим». Из трех храмов в этом месте, стоявших друг против друга, – Р., Поревита и Поренута (Перуна) – гл. считался храм Р. В одном из перечней богов в «Книтлингасага» Р. стоит на первом месте.
   Р., по всей вероятности, восходит к вед. богу Рудре (имя его объясняется по-разному: и от rud – реветь, и от санскр. rόdas – земля). В РВ Рудре посвящено 3 гимна и множество уп. в др. Там, с одной стороны, говорят о его милости, дружбе, готовности защищать и творить благо. А с др. – подчеркивается разрушительная сила Рудры, его яростный нрав (наиболее частые его эпитеты «убийца», «мужеубийца», «красный вепрь неба», «хозяин скота». Он и бык, и отец мира, и великий асура небес). Он медного или красного (или спина его красна, живот черен) цвета, жил в горах, носил шкуру. Иногда он многоформен. Рудра соотносится со всеми членами комплекса «смерть – плодородие – жизнь»; недаром его называли Трьямбака, «имеющий трех матерей» (т. е. три космических царства). Связанный со смертью, Рудра мог и отвратить смерть. Вед. арьи и наши пращуры обращались к нему с просьбой не убивать ни большого, ни малого, ни выросшего, ни отца, ни матери, не наносить вреда телу, семени, жизни, коровам (в некоторых вариантах мифов его жены – рохини, красные коровы, родившие марутов – ветры; ветры – дети Рудры) и лошадям. Смерть насылалась Рудрой и непосредственно, и через яд, через лихорадку. Его просили о лекарствах, дающих долгую жизнь, называли исцелителем и лучшим из врачей. Жил Рудра на Сев. (родине праотцов, ассоциирующейся с потусторонним миром, с раем предков). Рудра юн, быстр, силен, неуязвим, у него твердые члены, спутанные волосы, прекрасные губы. Он улыбался, как солнце, вместе с тем он свиреп и разрушителен, как ужасный зверь. У него колесница, в руке молния или палица, лук и стрелы (в АВ он не раз назывался лучником), в поздних самхитах он тысячеглаз (как правило тысячеглазый – эпитет неба). Репродуктивные черты Рудры неотделимы от связываемых с ним представлений о плодородии и жизни. Он окружен зооморфными символами сексуальной силы. Оплодотворяющий дождь – одно из средств Рудры против слабости (Земли и всего живого). К Рудре обращались с просьбой: «Да размножимся мы, о Рудра, через детей!»; о нем говорили: «Да создаст он благо нашему скакуну, здоровье барану и овце, мужчинам и женщинам, быку».
   Храм и статуя Р. были уничтожены епископом Абсалоном в июне 1169 г. Возможно, на сев. Руси существовал вариант Р. с приданием ему небесных функций – Ругодив, еще в XV в. в Шелонской пятине Новгорода существовала Ругодивская слобода; Ругодив – старое название Нарвы, встречается в Новгородской 1 лет. под. 1344, 1420 гг.
   РЯЖЕНИЕ – основанная на мифол. принципе оборачивания перемена облика человека. Символизировала переход из одного состояния в др. А также символизировала единение с природой (животными, растениями, духами и т. д.). Это обрядовое, игровое перевоплощение с использованием масок и др. приемов изменения внешнего вида. Чернение лица сажей, подкладывание горба, кутание в меховую шубу. Ношение необычных остроконечных шапок, ношение на голове тыквы с вырезанными глазницами или кудели, ношение утвари – кочерги, колодок, трубы, котомки или мешка для сбора подарков во время колядования. Обкручивание соломой рук, ног, навешивание на себя старых веников, лаптей, колокольчиков. Употребление ходуль, длинных зубов из репы. Р. наиболее характерно для участников календарных обходов на Святки, в т. ч. на зимние (колядование) и на летние (Купалу), на Масленицу, на свадьбу (время перехода), в период дожинок. Все гл. календарные переходы – зимние и летние Святки, Масленица, сбор урожая связаны с тем, что Новый г. в разные столетия начинался, то весной (Масленица – проводы прошлой зимы и преддверие новой весны); то летом – Купала; то осенью – дожинки или сбор урожая; то зимой – новый г. или зимние Святки. В это время как бы одно время (период) кончилось, кончились его законы, определенность, предсказуемость, а др. еще не наступило, не наступили законы нового г., поэтому докосмические силы майя, потусторонние темные силы выходили на землю и показывали свой лик. Поскольку никто не знал, как выглядит неведомый неземной, подземный, др. облика мир, – устраивали своего рода карнавал (в европейских странах это и называлось «карнавал»), переодевание, ряжение самого разнообразного порядка. Временем перехода были свадьбы (как правило, с ряжеными) и похороны (у них были свои правила переодевания в темные одежды, свои правила и атрибуты). В др. – русск. памятниках Р. уп. с XII в. как уже устоявшийся обычай, идущий исстари. Великороссы надевали «личины», «лярвы и страшила», «скураты», «длаки», рядились «в хари». Чаще всего употребляли маски лошади, быка, журавля, петуха, медведя, волка, лисы. Значительно реже – козы и козла. Рядились в солнце, подсолнух. А также в цыгана, арапа, немца, барина, солдата, нищего, странника, чудика, хухольника, стариков – деда и бабу. Женщины рядились в мужчин, мужчины – в женщин. Смешение всего со всем, единение со всеми помогали пережить и преодолеть трудное время перехода. Любую нелепость можно ожидать в будущем, будущее могло быть фантастическим. Р. помогали не бояться самого непредвиденного. Р. также символизировало переход в мир иной – повернуться, перевернуться, перекувыркнуться, удариться оземь, принять др. облик, облачиться в шкуру, одежду (др. или необычную), повернуть кольцо, дверь, в одно ухо войти, в др. – выйти, искупаться в кипящем молоке, побывать в ключе воды, в водовороте, побывать у Бабы Яги – все это явления одного порядка перехода-переворачивания. Р. казалось непонятной и дикой забавой христ. В челобитной 1636 г. нижегородского священника патриарху Иоасафу написано: «…На лица своя полагают личины косматыя и зверовидныя и одежду таковую ж, а созади себе утверждают хвосты… и срамные удеса в лицех носящее и всякое бесовско козлогласующе и объявляюще срамные уды…». «Срамные уды» игрушечные, ненастоящие приделывали Р. на свадьбах и празднествах, связанных с плодородием и торжеством вегетативной силы (Новый г., Масленица, летние Святки, праздники урожая). Церковь преследовала Р., которые «бьяху в бубны, друзии же в сопели сопяху, инии же возложиша на лица скураты (шкуры, маски, «лица косматые», «личины», «рожи», «хари». – А.Б.) и деяху на глумленье человеком. И мнозии оставивше церковь, на позор (зрелище) течаху и нарекоша игры те – русальи» (XV в.); «Грех е приложивши нос или бороду или голову чью смеху и сраму подобно» (XVI–XVII вв.); кто личину наденет на себя, церковь угрожала тем: «7 лет да запретится, поклонов 100 на день и 200 млтвъ». Ритуальные маски изображались на серебряных браслетах (маска льва). Известны и подлинные русск. маски, выкроенные из кожи, найденные при раскопках в Новгороде. Судя по дырочкам на краях, маски обшивались мехом или материей, чтобы придать ряженому облик того или иного животного. Известны игры в туры – где участники: бык рогатый и семь девушек (они изображены на подвесках XI–XII вв. из радимических курганов). Существовал и особый танец «бычок», он был известен еще во времена Державина. Играли и рядились в гуся. В новгородских жилищах X–XIV вв. найдено 36 деревянных палок-наверший (для магического «поезда» ряженых) с птичьими головами: 27 орлов, 5 лебедей, 4 утки.
   Для слав. карнавалов-ряжений были характерны закрытость, неопознанность («шоб тиэ ни угадали»): маски, скрывающие лица, платки («платками завесимся», «закосынкаемся»), закинутые вперед волосы, редкое полотно, под которым прятались, занавешивание лица коноплей, др. травами или венками со свешивающимися травами и цветами, надвинутые на глаза шапки с длинным ворсом; обмазывание лица сажей, краской, свеклой, белилами, обсыпание мукой и т. д. Фантазиям не было предела! Второе характерное – старость, или старинная одежда (страшная или странная одежда), мохнатость, кривизна. Эти тенденции отражались приделыванием бороды, усов, ветхой одеждой, лохмотьями, рваньем, старой обувью. Или одетой не на ту ногу; или один лапоть, а на др. ноге сапог, валенок. Мохнатость представляли звериные шкуры, вывернутые мехом наружу кожухи, меховые шапки, кудель, специально всклокоченные волосы, обкрученные соломой руки и ноги и т. д. Приветствовалось нарушение пропорций (кривизна): подкладывали на спину горб, сутулились, хромали, ходили на ходулях, приделывали непропорционально большие уды, груди, носы. В чешском христ. источнике 1580 г. говорилось об участниках масленичного Р.: «Наделают себе одежд мохнатых из кожи – волчьих, медвежьих, вепревых, телячьих, свиных, бараньих, козьих, собачьих – и так преображают себя. А у кого шкур нет, те выворачивают наизнанку кожухи. Мужи в одежду женскую облачаются, а жены в мужскую. И личины свои дьяволам подобными делают. Чернят лица сажей, дегтем, смолой». Чтобы выглядеть страшно, закутывались в белое полотно, вставали на ходули, вставляли в рот непомерно большие зубы, вырезанные из овощей, оскаливались, рисовали провал вместо носа, надевали старую одежду большого размера и набивали ее соломой, чтоб выглядеть раздутыми. Надевали пеструю, разностильную одежду, нелепый головной убор (ведро, старый горшок, тыкву). Дополнительные атрибуты Р.: коса, серп, вилы, кочерга, ухват, метла, мутовка, палка, веник, глиняный горшок, веретено, кукурузный початок, подкова, колокольчики. Характерны для Р. представители «чужой» этнической, социальной, профессиональной среды: «еврей», «цыгане», «турки», «немец», «казак», «шляхтич», «барин», «барыня», «солдат», «трубочист», «поп», «доктор», «нищий» и т. д. А также брачные пары: «дед и баба», «жених и невеста», «молодой и молодуха», «барин и барыня», «цыган и цыганка». Такие пары – обязательный элемент театрализованных представлений, пародирующих женитьбу в обрядовом плане. Для Р. характерно и особое поведение, которое можно назвать словами: «чудить», «шалить», «озорничать», «хулиганить», «прокудить», «проказничать», «проказы творить», «блазнить», «бесчинствовать». Р. толкались, валяли прохожих в снег, изменяли голос и тон, говорили «по-окрутницки», «по-кудесьному», «по-гульному», «не по нашему», громко стучали, звонили в колокольчики, производили невообразимый шум, крик, визг, лязг, треск, грохот трещоток, создавая общую атмосферу хаоса, безвременья, безначалия. Нередко Р. разыгрывали сценки. «Преследование виноватого и казнь», «болезнь и смерть персонажа», «оплакивание» (притворное), «похороны» (как это бывало с Ярилой, Мареной, Купалой и т. д.), «свадьба», «изгнание», «проводы», «торг», «поиск пропавшей овечки, телки», «врачевание – оживление», «обмолот зерна», «сбивание масла», «подковывание коня», «прядение» и т. д. К Р. относились по-разному: с радостью ожидания, со страхом. Но всегда с сознанием необходимости их визита (как неотвратимости поры безвременья и перехода), готовностью подчиниться воле, просьбам ряженых. Люди понимали: чтобы в будущем избежать плохого (неурожая, падежа скота, несчастий), надо все принять, все пережить.

С

   СВАРОГ (санскр. svar – небо; svarga – движущееся небо, подвижное небо; svara – свира – звук, источником которого является жизненное дыхание, прана, жизнь; svarguā – ведущий в рай, приносящий блаженство) – небо северной прародины протоиндоевропейцев, суровых холодов, непогод, ураганов, смерчей, вихрей (отсюда слова «свариться», «свара» – громкая ссора, «небесная свара», «небо сварится» – непогода) и бог его Сварог (а иногда Сваргой называют небо Индры, что также небезосновательно) – бог неба верхнего яруса (или «тверди» небесной), почитался как один из старших и высших, властелин огня небесного. У русск. Бог и Сварог – одно и то же. Называли так и так, как, например, в клятве кн. Игоря: «да будет клят от Бога и от Перуна» тот, кто не выполнит договор. Или в договоре кн. Игоря с греками: «да не имут помощи от Бога, ни от Перуна» те, кто нарушает договор. Афан. (1,34) писал: «У славян отец Небо получил название Сварога: он верховный владыка Вселенной, родоначальник прочих светлых богов, прабог… В Ипатьевской лет. находим вставку из греч. хроники Маллалы: «…И после (после Сварога) царствовал сын его именем Солнце…»… Другой сын Сварога-неба был огонь… о котором выражается неизвестный христолюбец: «огневи молятся, зовут его Сварожичем»… Сварог, по древнему сказанию, предается покою, предоставляя творчество и управление Вселенною своим детям»; и в др. месте (1,67): «Сварог, как олицетворение неба, то озаренного солнечными лучами, то покрытого тучами и блистающего молниями, по указанию наших памятников, признавался отцом солнца и огня». Его деяния относятся к древнейшему периоду. В Ипатьевской лет. написано: «Некогда царствова на земле Сварог, высочайшее существо, отец света, научи человека искусству ковать и брачным связям… установил одному мужчине одну жену иметь и жене за одного мужчину выходить», т. е. он установил некоторые морально-нравственные нормы, разжигал искрами вдохновение в сердцах, огонь в кузницах мастеровых, покровительствовал кузнецам, ремеслам. Считалось, что применение огня наложило на действия первых людей печать цивилизации, а освоение металла придало ускорение развитию цивилизации. Установилась моногамия, значит уже появились этические законы общества. Русск. сказки о божественном кузнеце плуга «в 40 пуд», это сказки о С. Герой, получив чудесный плуг, победил страшного черноморского змея и пропахал на нем оборонительную межу – Змиевы (Трояновы) валы. Эти сказки близки к летописному рассказу о С., научившем людей обрабатывать Землю и сражаться. В свадебных песнях кузнец «кует свадьбу» – ведь это С. установил моногамию; он кует кольцо, венец. Накануне зимы «кует землю». В преданиях чехов, словаков, укр. С. мог воплощаться в огненный дух Рарог – птицу сокол. Считалось также, что небо С. – то небо, на котором после смерти живут души храбрых воинов, павших на поле битвы. Стол с ритуальной едой укр. называли «зварожиной» («сварожиной», или «бряшной»): «сидайтэ до зварожины», – приглашали они; это можно понять так: садитесь к тому, что небо дало, или – Бог послал.
   СВАРОЖИЧ – один из эпитетов (патронимический эпитет) бога Огня небесного, солнечного дня, ясного неба, податель благ. Иногда С. называют и Дажбога. В гор. зап. слав. Редигасте (Родогосте), а затем и в новом гор. Ретре находилось его изваяние в виде антропоморфной статуи бога, одетого в шлем-шишак (на изваянии были начертаны письмена), и храм. Здесь хранились знамена войны. Афан. (2,6) писал: «Славяне называли огонь Сварожичем, сыном небаСварога. Об этом божестве находим такое свидетельство у Дитмара, епископа межиборского (+1018 г.): «в земле редарей есть город по имени Riedegost (Riedegast), треугольный, с тремя воротами, окруженный со всех сторон лесом огромным и священным для жителей… В городе нет ничего, кроме храма, искусно построенного из дерева… Стены его извне украшены чудесною резьбой, представляющей образы богов и богинь. Внутри же стоят рукотворные боги, страшно одетые в шлемы и панцири; на каждом нарезано его имя. Главный из них Сварожич…».
   На Сварге – высшая истина, где мировые воды окружены огнем, огонь – воздухом, воздух – высшей истиной (разума) божественной субстанции. Возможно, Сварга представляет собой мир истины (у русских «небо правды», иногда название этого неба Правь; у украинцев «справедливое»), здесь право, справедливость, добродетель. На этом небе специальные хранилища росы, которой Бог воскрешает мертвых. Здесь поселяются души праведников, души еще не родившихся младенцев, сюда в конце жизни переселяется сам Брахма (семя, «господин потомства», прародитель всего живого; у русских Род); это небо называют иногда восьмым, именно оно показывается (дает знамения) перед войной, мором, голодом и прочими судьбоносными событиями.
   СВАСТИ (и «СВАСТИКА!») – небо, и богиня его, соответственно, Свасти, – благоденствие, процветание, удача, успех, счастье, рай. В иных интерпретациях – рай каждое из небес. Не исключено, что это небесная сфера, где существовали и вращались галактики. Но это догадка. С. символизирует вихревую энергию, создавшую Вселенную. Нынче ученые на солнце нашли вихревые потоки в виде восьмилучевой С.; так же закручены наша и др. галактики. Знак этот реально существует в природе как форма организации материи. «Межпланетное магнитное поле имеет свастикообразную конфигурацию, образующуюся за счет «вытягивания» солнечного магнитного поля потоками проводящей солнечной плазмы». Современными учеными получено документальное подтверждение изначальных представлений людей о физике солнца, отраженных в коловрат-свастике. Много выдумок и спекуляций около этого слова-символа. Причем порой с одной С.-символом (посолонь), которая вращается по часовой стрелке, а концы загнуты против часовой стрелки, ассоциируют все самое возвышенное и положительное, а со С.-символом, которая вращается против часовой стрелки, а концы загнуты по часовой стрелке, связывают втягивание ее в вихревой поток самых мрачных сил. Хотя с древ. времен оба знака одинаково ценны: первый был знаком благодати и символом жатвы, а второй – воинской эмблемой, защищающей от явных и тайных недругов. В рисунке мистический знак счастья (а иначе из вышесказанного и не получается) – четырехконечный крест с равными загнутыми под прямым углом концами – С.

Скифские сосуды VI в. до н. э. из раскопок у с. Аксютинцы на р. Суле (Укр.). Иллюстрация из книги В.А.Ильинской «Скифы днепровского лесостепного левобережья»

   Сосуды из Синташты. Индия. Из книги Н.Гусевой «Русский Север…»

   Свасти (ка) – санскр.: «svasti (su+asti)» – счастье; благословение кому-либо. У протоиндоевропейцев II тыс. до н. э. была богиня Свасти – персонифицировавшая благополучие, счастье, благодать. В РВ IV.55.5: «Богиню Свасти (я призываю) для дружбы».
   Вот цитата из «Махабхараты» («Дронапарва», гл.58) – литературного памятника одного из и.-е. народов: «…Совершил обхождение слева направо. Увидев затем и прикоснувшись к изображениям свастики, сулящим счастье…»; и на др. стр.: «Пожелай мне благополучия, о брахман, и скажи мне «свасти!». А в комментарии написано: «Этимологически слово «свастика» является производным от восклицания «svasti!» (su+asti) – буквально «хорошо есть», выражающего пожелание благополучия, счастья, успеха». Т. е., если сказали кому-либо «Всего хорошего!» – вы сказали, в переводе на древ. яз. и.-е. народов санскр., – «свасти!». С др. стороны, – не обязательно, подразумевая хорошее пожелание, пользоваться санскр. Достаточно произнести по-русски: «Счастливо доехать!», «Будь здоров!», «Удачи!», «Счастья!», «Успехов!», «Благоденствия!», «Процветания!», «Всего хорошего!», «Всего доброго!», «Всех благ!», «Здравствуй!», «Благословляю!» (с прибавлением к любому выражению «тебе», «тебя», «вам», «вас», «им», «их», «его», «ее». Или «Благослови Бог!», «Храни тебя Бог!», что мы и говорим постоянно.
   В разных странах: в Индии (особенно часто), в Китае, Японии, Древ. Египте, Иране, Трое, Элладе, Этрурии, Древ. Риме, Средн. Азии, Германии, Ирландии, в Приуралье (где в IV–II тыс. до н. э. кочевали ираноязычные арьи), у скифов (I тыс. до н. э. – I тыс. н. э.) и др. С. встречалась повсеместно. Один из наиболее древ. знаков жизни, света, вечного круговорота Вселенной обнаружен в Трансильвании (в I в. до н. э., а возможно и ранее, там жили гето-дакийцы), он датируется веком полированного камня (неолит, ок. VIII–III тыс. до н. э.). Этот знак украшал хитоны Ахилла и Аякса – героев Троянской войны. С. была на стенах первых римских христ. катакомб. С. – культовый сакральный знак в вед. религии, в этом качестве она и сегодня украшает вход в почти каждый индуистский храм. Звайгстике, Свастике – бог света и плодородия у древ. пруссов – способствовал росту хлебов и трав, приплоду скота.

   Кресты и свастики Софийского собора, Киев. Из книги Н.Гусевой «Русский Север…».

   Но не Индия, а Белоруссия, Украина и особенно Россия (абсолютное ее преобладание сохранилось на Русск. Сев.) являются самыми богатыми по применению символа С. Она служила здесь знаком благодати и оберегания от всяческого зла. С.-коловраты покрывали русск. оружие; стяги; дома; ворота; национальные костюмы (наносились на рукава и подолы одежды, пояса, фартуки, считавшиеся ритуальной ч. женского одеяния); вышивки; кружева. Обязательно – полотенца, особенно свадебные; ткани; предметы повседневного быта; посуду; культовые и погребальные предметы. Узоры сохранялись на протяжении мн. вв., тысячелетиями. Даже на фресках, украшавших ризы святителей в Киевском и Новгородском Софийских соборах (под куполом Новгородской Софии Вседержитель Христос-Пантократ, на плечах которого изображены «левая» и «правая» С.), на православных иконах (особенно Богоматери и Богоматери Державной) встречается С. В Москве пол гл. храма в Донском монастыре состоит из чугунных С.
   В России у обладающей сильнейшей духовной энергией свастики свое народное название коловрат – то, что вращается по кругу – «коло» (или вокруг себя). В России встречалась свастика слева направо для обозначения работы молодого активного солнца от зимнего до летнего равноденствия – 6 месяцев. Или 9 месяцев незимнего времени, когда трава, растения находятся в творческом росте. И свастика справа налево для символа спада солнечной активности, а также для обозначения самой зимы.
   Этнографическая книга «Русские лопари» (1890) Н.Н. Харузина вышла со С. на обложке. Свастиковые вышивки и сегодня можно увидеть в отделе народного искусства Государственного Русского музея в Петербурге. Десятки вологодских, архангельских, тульских, новгородских полотенец, воронежских, архангельских, вологодских, олонецких, каргапольских оплечий женских рубах, передники со С. воспроизведены в книге «Изобразительные мотивы в русской народной вышивке» (М.,1990). В. Стасов, описывая народные орнаменты Новгородской и Орловской губ., отмечал, «что… в вышитых узорах на рубашках, полотенцах, предметах быта широко использовались свастикальные элементы – носители русск. народного искусства. В течение тысячелетий вбирая золотые зерна орнамента из узоров своих пращуров, люди не могли не заметить и не оценить такой светоносный, полный сакрального смысла знак, как свастика. Он вошел в русскую орнаментику в период формирования наших национальных черт характера вместе с протославянской плотью в качестве основного оберега». Убиенная в Екатеринбурге императрица-мученица Александра Федоровна, супруга Николая II, изображала С. в своих письмах и начертала на стене дома Ипатьева.
   Дискредитация германским фашизмом общемирового символа привела к тому, что он оказался, по крайней мере в нашей стране, под запретом. На Русск. Сев., где С. вышивали даже дети, специальные отряды, направленные НКВД, ходили по русск. деревням, силой изымали у женщин поневы, юбки, передники, рубахи, полотенца и сжигали. Долгое время из спецхрана никому не выдавалась неприметная, на первый взгляд, книжица Б.А. Куфтина «Материальная культура русской Мещеры» (М.,1926), т. к. в ней, в числе др. материалов, был анализ распространенности свастикового орнамента среди русск. населения и касимовских татар. Фашистская свастиковая символика, похищенная у пращуров и.-е., продержалась четверть в. и сгинула в небытие. Но замаранность, словно след кровавой раны, еще идет за С., этот след пока не смыт временем.
   По мере поражения нашей страны вирусами др. символов С. оттиралась в глубины небытия или демонизировалась. Давление пятиконечной звезды в советское время вело к исключению из местного оборота иных символов. Активно внедряется в сознание народа как необходимый нынче символ мученический похоронный христ. крест. Древность, почитаемость С. у и.-е. и в России не учитываются. Напротив, символ большей силы испытывал и большее вытесняющее давление. В связи с этим, заплативший страшную цену за уничтожение фашизма, многострадальный наш народ понес не менее страшную потерю в сознании. Он был лишен первоначально гуманного знака благопожелания. Однако народ говорит: на всякий роток не накинешь платок, и наше, языковое, древнее, подсознательное, укорененное, традиционное в России: «Всего доброго!», «Всего хорошего!», «Здрасьте!» – с наивным лукавством разными голосами и ныне восклицает «Свасти!».
   СВАХА [от санскр. «свах» («сва» – свет)] – одно из (мн. условных ярусов, слоев) небес и богиня этого неба. В древ. у протоиндоевропейцев слово «сваха» использовалось как восклицание при жертвоприношении богам, как бы приглашающее их к жертвоприношению. Или, наоборот, восклицание производилось от имени неба, обращенное к небу, как бы приглашающее его в свидетели жертвы (чаще всего молитвой). А при жертвоприношении предкам восклицали: «свадх!», и оба имели смысл: «Да будет благо!», «Во здравие!», «Благослови!»; эти же слова замыкали молитву, были как бы замком, запирающим ее, усиливающим ее. С. – небо для продолжения жизни, способное соединять сердца двух людей для небесной (в бесконечности) жизни. Богиня неба Сва, или Свах, – Сваха (cvāеā – хорошо сказано, хорошо говорящая), это небо, где свершались браки (русск.: «браки свершаются на небесах!»). Богиня Сваха привержена огню, руководила жертвоприношениями, связанными с огнем, покровительствовала тем, кто владел (возжигал) словом и горел любовью. У древних индийцев одно из небес – Бхага и бог его Бхага (буквально «Бог»), покровительствовал невестам и женихам, свадьбам. На небе Свах, или Бхага (или индийское Таполока), хранится Вирадж («сияющий», «распространяющийся») – семя, сперма или зародыш – материальная основа женщины и мужчины (позже философская идея зарождения жизни). С этого неба Свах (Бхага) русск. реальная сваха из повседневной жизни – женщина, сводящая суженых, приглашающая их к совместной жизни. Считалось, что хорошая С. лучше знает предначертания судеб, или – умеет их угадывать; умеет понять божественный союз и создать его. Слово «сваха» понималось также как «хорошо говорящая», красно говорящая. Существовали поговорки: «на свашенькиных речах – хоть садись и катись!», «не выбирай невесту – выбирай сваху».
   От древ. санскр. «сваха» произошли и др.: сват, сватун, сватуха, сватовщик, сватальщик, засватчик, сватач, сватарь, сватальник, сватовник, а для женщины – сватья, сватица, сватунья, сватунька, сватовщица, сватовница, сватовья, сватове, сватуха – в разных регионах слав. мира свадебные чины со стороны жениха, участвовавшие в сватовстве, посредники в переговорах. Сват, сваха также свадебные чины со стороны жениха и со стороны невесты, чаще женатые, удачливые, богатые родственники, участники свадебного поезда. Сват, сватья – родители, старшие женатые родственники одного из молодых по отношению к родителям и родственникам др.
   Перед отправлением на сватовство сваты мылись в бане, одевались в праздничные одежды, жених свату давал руку через хлеб-соль – поручение идти сватать невесту. Для удачного сватовства все молились. Иногда С. трижды поворачивала ступу с приговором: «Как не упрямится ступа, так бы не упрямилась и невеста». Или становилась лицом к печной заслонке и приговаривала: «Как заслон у печки горяч, так бы у невесты горело по жениху сердце». С. старалась перед походом на сватовство разворошить в печи уголья, «чтоб слова найти самые горячие», чтоб с одного раза посватать (хотя сватовство могло проходить в 2, 3, 4 раза, а у болгар – до 12 раз). Сопутствующими символическими атрибутами могли быть: красный кушак или богато украшенный пояс, полотенце (рушник) или платок, перевязанные через плечо. Соломенное путо за поясом (или пряжа), чтоб «спутать» молодых (или кнут, ветка сливы, черешни, палка – как орудие благодати Ашвинов-Авсеней, память о нем; или кусок сети, «чтоб невеста была поймана, как рыбка»). У С. мог быть замок в руке, запираемый после договора в знак «нерасторжимости». Когда сваты приходили в дом к невесте, надо было быть как можно красноречивее, здесь шли в ход самые бойкие пословицы-поговорки, шутки-прибаутки, иносказания, параллели и аллегории. Часто использовались ряды параллелей. Дочь – сын; девушка – молодец; невеста – жених; княгиня – князь; товар – купец; телка – бычок; ярочка – баран; курочка – петушок; уточка – селезень; голубка – голубь; соколица – сокол; петелька – крючочек. А для соединения молодых употреблялись глаголы: случить, свести, спарить (запрячь пару), породниться. Сваты притворялись случайными путниками, говорили, войдя, что они случайно мимо проезжали, да увидели след на снегу или звезда указала этот дом. «Мы приехали не есть и пить, а дело делать»; «Мы пришли не по рожь, не по пшеницу, а по красную девицу». Сваты вручали дары, которые сбегались смотреть все односельчане. В конце удачного сватовства мать невесты вручала сватам хлеб или жито. Сваты участвовали во всех свадебных обрядах, начиная со свадебного сговора: вели переговоры о приданом, свадебных расходах, проведении свадьбы, присутствовали при рукобитье, передавали невесте подарки и гостинцы от жениха, участвовали в смотринах невесты и ее имущества, участвовали в обручении. Утром после брачной ночи сватов «с позором» притворным водили или возили в шутовском наряде по селу, обвиняя в похищении невесты, в домах подавали сватам в виде милостыни пирог или два яйца.
   СВЕТОВИД – бог жизненной силы зап. слав.; солярный бог, олицетворяющий свет на небе и на земле. Афан. считал С. богом дневного и ясного неба (1,50,69). Гельмольд считал, что под именем С. слав. подразумевали солнечную животворящую силу. Празднование в его честь совершалось в переходный период от одного года к другому, когда год начинался осенью, 1 сентября (в ведах года считали по осеням); это совпадало со временем сбора основного урожая, поэтому подчеркивалось: С. – один из богов плодородия. Световид полностью соответствует вед. Вивасвату (Vivasvat – «сияющий», «широкосияющий»). В их именах лишь переставлены ч. слова «свет» («сват») и «вид» («вив»). Вивасват – родоначальник людей, включая первочеловека Ману и первого смертного человека Ямы (у ир. ему соответствует Ийма), принимающего души мертвых в загробном мире. В РВ Вивасват уп. ок. 30 раз, он восьмой сын Адити («несвязанность», «безграничность»), родился без рук и без ног, гладкий со всех сторон.

   Оберег с изображением Световида, держащего рог изобилия и орла, из Старо Място (в Моравии, у истока Моравы)

   Не таково ли и Солнце?! Братья и сестры его: Митра, Варуна, Дакша, Арьяман, Бхага, Анша, Индра, Ушас, Тваштар, Сурья. Вивасват умел делать невидимое видимым. Кроме Вивасвата ведийских арьев С. близок Апполону греков и предков славян гиперборейцев, русскому Дажбогу, богу длительного солнечного цикла, иранско-ведийскому Митре. Афан. (1,50,69) писал: «все славянские области признают его богом богов… древние славяне чтили петуха как птицу Световида». Петух птица богов времени и огня. К ним Световид имел прямое отношение.
   Саксон Грамматик описал святилище на о. Рюгене: на меловом утесе С.-В. мыса о. стоял небольшой укрепленный гор. – кремль Аркона, служивший для богослужений и укрытия жителей Рюгена во время неприятельских набегов. Посреди кремля была площадь, на которой стоял изящный храм с каменной статуей С. Вход в него был в виде деревянной арки, украшенной резьбой и рисунками. Храм делился на две части: посередине находилось отделение на 4 колоннах из дерева. Вместо стен – висящие ковры, с преобладавшей красной окраской; крыша покрыта красной кровлей. Статуя С. была с 4 головами на 4 шеях, что символизировало четыре стороны света. 4 и 8 его числа. Борода С. прибрана аккуратно. В правой руке он держал рог («рог изобилия»). Одежда – до колен, ноги стояли на земле. Рядом – седло, узда, огромный меч прекрасной работы, ножны и рукоять которого блистали серебром; ему принадлежали знамена и орлы. Особо почиталось боевое знамя рюгенцев, называвшееся Станиция, его появление возбуждало мужество. Когда однажды враги-датчане взяли это знамя – арконцы пали духом и потеряли гор., хотя до этого сражались с великим упорством. Цвет С. был красный, означал он также кровь, родство, род. Не исключено, что С. был родовичем некоторых зап. – слав. племен, хранителем рода, дававшим свет и жизнь, защитником, покровителем художеств, торговли. С. некоторые исследователи называли богом плодов земных и богом войны. Ему принадлежала 3-я ч. добычи, взятой на войне; гвардия в 300 конных воинов и столько же пеших стрелков. Ему приносили дары князья, купцы, правители иностранных гос-в. Кайсаров уп. датского короля Свена Отто, преподнесшего богу золотую чашу искусной работы. «Со всех сторон, – писал Кайсаров, – стекался к Световиду славянский народ». Микрелиус в соч. «Древнее Поморье» (I,163) писал, что драгоценные дары, золото приносил С. в кон. Х в. кн. бодричей и венедов Мстивой (в др. трактовке Мстибой).
   Были еще храмы С. разного достоинства (в Богемии, Иллирии), но в Арконе – гл. С. в Арконе принадлежал особо почитаемый белый конь, который использовался для гаданий. Коня подводили к трем рядам копий (или кольев, стоявших крестообразно), и если он спотыкался на левую ногу или сбивал копья, это считалось дурным предзнаменованием, если же ступал с правой ноги или переступал через копье – добрым. Кайсаров писал: «Теперь доходим мы до праздников, весьма пышных и великолепных, которые учреждаемы были в честь Световидову. Главное торжество происходило ежегодно после жатвы; тогда стекалось обыкновенно великое множество народа, который приносил… первенцы собранных плодов… Каждый год приносили в жертву Световиду сладкий пирог. Жрец становился за ним, и если пирог был так велик, что за ним жреца не видно было, то богослужение оканчивалось новым увещеванием пребыть навсегда верными служению Световида. Тут начинали пировать… видно, что предки наши еще издревле были добрые хлебосолы. Кумир Световида вместе с другими изображениями рюгенских богов разрушен епископом Абсалоном, чему Саксон был свидетелем. Это случилось в 1168 году». Храм разрушался епископом вместе с датским королем Вольдемаром I.
   Д. Шеппинг приводит малороссийский обычай «Щедрый вечер» во время зимних Святок: «31 декабря, когда хозяин дома, усевшись за ужин, прячется от детей своих за грудою вареников и пирогов, наставленных на столе, и спрашивает их: «Хибаж вы мене не бачите?» и на ответ: «Не бачимо, тату!» – «Дай же, Боже, шоб и на той рок не побачили!». Совершенно одинаковый обряд, – пишет далее Шеппинг, – совершается у западных славян на острове Рюгене.
   В осенний жатвенный праздник Световида жрец становился также за высоким пирогом и спрашивал у народа: видит ли народ его? И после отрицательного ответа изъявлял то же желание, чтобы и на будущий год его не видать было за высоким пирогом». Т. е. урожай следующего г. (символически – пирог) был бы очень высок.
   СВЯТИБОР – бог бора (леса) у зап. слав. Кайсаров писал: «Сербские (имеются в виду лужицкие сербы. – А.Б.)славяне чтили Святибора…. Подле Мерзебурга посвятили ему лес, в котором под страхом смертной казни запрещено было рубить не только целое дерево, но даже срезывать малейший сучок. О внешнем виде статуи бога мы ничего не знаем; а только известно, что около 1008 года как изваяние, так и лес были уничтожены христианским епископом».
   СВЯТКИ – празднества света в честь наиболее максимальной высоты солнца над горизонтом (летние С. – за несколько дней, обычно неделю, до 22 июня и несколько дней после). И наиболее минимальной высоты солнца над горизонтом (зимние С. – обычно 12 дней, с 25 декабря по 7 января, иногда с 22 или 24 декабря по 6 января – в разных регионах по-разному) – два самых гл. календарных праздника слав. в г., характеризующихся высокой концентрацией обрядов, магических действий, обычаев, запретов, разрешений, примет, поверий. Важное религиозное значение С. определяется их «пограничным» характером меж сдвижками тьмы-света, света-тьмы.
   Зимние С., осмысливаемые как пограничный период меж старым и новым г., период весьма опасный. Ибо старое солнце г. ослабевало, а новое было еще младенчески немощно, и на какое-то время мир оказывался как бы слабо управляем космическими силами. Когда солнце старого г. как бы умирало и нарождалось новое молодое солнце нового г. У вост. слав. праздник называли еще Коляда по имени новорожденного молодого солнца г. (или Сурвакары от санскр. Сурья – солнце у юж. слав.). Зимние С. – зимнее солнцестояние и солнцеворот – начинались Сочельником. От сочиво – фруктово-медовый отвар. Им сдабривали кутью, которая готовилась как жертвоприношение Коляде, Новому г. А также всем богам – Дажбогу, Перуну, Сварогу, Велесу, Макошь, Авсеню-Овсеню и их матери – Заре нового г., Световиду и др. Сочельник – Первая Коляда (ему соответствовала первая кутья), а 6 января – Другая Коляда (другая кутья) – Сочельник в честь Велеса. В Смоленске говорили: «Три Коляды у нас было. Коляда была первая… а другая Коляда называлась жирная. А третья Коляда называлась голодная». Знаменовала кон. обильных новогодних святочных празднеств. Кутья (от архаичного «кут» – душа) – обязательное ритуальное блюдо этого цикла из вареного цельного зерна и сочива – символ плодородия, богатства, сладкой жизни в предстоящем новом г. А также способ помянуть предков. С. – особо насыщенные магическими действами, обрядами, демонстрацией обычаев, регламентированные праздники. В вост. Сербии (Вел. Извор) в Сочельник пекли хлеб, называемый коледо. Берегли его до конца С. и наконец торжественно съедали. Тогда проходили гадания (предсказания), пения-моления в честь Коляды и др. богов, ритуальные танцы, игры, славления предков; колядования (обходы по кругу всех живущих в округе) – славления Коляды и хозяев; «авсеньканья» – славления Авсеня, Овсеня; «щедровки», «щедрования» – ношение «вичери» на «Щедрый вечер»: угощения кутьей, ритуальными хлебом-солью всех в округе. В первый день С. возвращались погостить с того света на землю души умерших, повсеместно проходили обряды, посвященные предкам, где гл. ритуальная поминальная еда – кутья. Каждого пришедшего в дом принимали как особу священную (как возможную посетившую их душу предка) и одаривали обрядовой пищей. Колядовали вечером до поздней ночи, а посевали углы изб овсом и пшеницей, пели «авсень» утром. В самые темные и длинные ночи зимних С. происходил разгул нечистой силы. Поэтому проводилась серия обрядов, обеспечивающих благополучие людей на следующий г. Проводились очистительные обряды: сжигали мусор, разжигали костры, прыгали через костры. В дом вносили святую воду, кропили ею углы, «умывали» стоявший в красном углу первый сноп прошедшего г., устилали пол соломой, разыгрывали магическую сцену – «прятались» за пирогами, чтобы обеспечить себе урожай в следующем г. (если пирог или каравай большой и хозяина дома за ним не было видно – урожай предвещал быть хорошим). Кормили кутьей домашнюю птицу, обвязав ее поясом, чтобы она держалась своего двора, угощали животных обрядовым хлебом – чтоб были сыты и здоровы.
   СГЛАЗ – магическое действо; вид порчи, результат которой достигается нематериальными способами воздействия на какой-либо объект, и не обязательно злонамеренно. Результатами С. являются болезни, разлад в отношениях, в хозяйстве, бесплодие (а иногда и смерть) людей и скота, неудачи в делах, неурожай и т. д. С. – результат воздействия взгляда, зрения, мысли («одумать»), оговора (злого слова), встречи. Иногда сам носитель «дурного глаза» неповинен в этом, такова судьба. «Злой глаз» приписывался и некоторым животным. Змее, саламандре, лягушке, жабе, зайцу, кошке, собаке, ворону, сове, кукушке. Наиболее подверженными С. считались люди или животные, находящиеся в переходном состоянии (младенец, беременная, роженица, молодожены, животные после отела, растения в период цветения и созревания). Или люди, занятые значимой работой: ткачеством, сбиванием масла, приготовлением теста, пахотой, севом, выгоном скота, охотой, рыбалкой и т. д. Лечили от С. проведением разных очистительных обрядов: умыванием. Окроплением неначатой водой или водой, взятой из трех родников, наговоренной водой. Обтиранием; окуриванием; огнем и дымом костра при прыжках через костер; золой; углем; сажей; солью; лечебными травами; яйцами; куриными перьями; кукишами; отгонными жестами и т. д. Но больше всего – заговорами, охранительными формулами: «соль тебе в очи, головня в зубы»; «камень ти у уста!»; «со и бели лук ти у очи!». Применяли обереги, амулеты; прием сокрытия предмета С. или сокрытия его имени, обмана. Называлось, например, не то действие, которое делается: вместо посадки – выкапывание.
   СЕМАРГЛ (СИМАРГЛ, СИМАРЬГЛ, СИМАЕРГЛ, СЕМИЕРГЛА, СЕМИЯРИЛО) – бог семян, посевов, ростков, корней растений. Один из богов плодородия, воплощение вооруженного добра, выступавший в виде крылатой орлоподобной собаки (с головой и лапами пса, с крыльями и в рыбьей чешуе, что символизировало его связь с воздухом, землей и водой, а также указывало на происхождение древних предков от этих стихий), охранявшей посевы. У ир. он мифич. птица Сэнмурв, или Симург, принесшая на землю побег древа жизни, все священные семена с неба или со священной горы. Он стал эмблемой Ирана. А поскольку он с древа всех семян или с неба постоянно циклично приносит семена, С. – символ бессмертия; посланец небес, исцелитель. В «Повести временных лет» под 980 г. написано: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древянна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери…». В др. – русск. памятнике письменности XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». С. был посредником между небом (о чем говорят его крылья) и подземным царством (собака в мифол. всех и.-е. охраняет вход в подземный мир); семена и корнеплоды, корни растений находятся в земле или под землей, поэтому они всецело отданы под защиту бога подземного царства, не случайно уже после XII в. на Руси место С. занял Переплут («обогащающий»), один из богов подземного мира. Сакральное число С. – 7, день – понедельник: когда неделя начиналась с воскресенья – это был 7-й день.
   В «Мифах народов мира» (2, 424) есть сопоставление: «Имя С. восходит, по-видимому, к древнему Sedmor(o)golvъ, «Семиглав» (ср., в частности, семиглавого Ругевита)». С. уп. в РВ, «Авесте». В др. русск. традиции он не единой природы, он «о трех естествах, трех образех», т. е. проникновенен в три мира. Чествовали слав. С. вместе с Ярилой во время Купальских дней. Еще в росписях трипольской культуры встречаются псы, прыгающие, кувыркающиеся, как бы летящие вокруг молодых побегов растений и охраняющие их, нарисованные с когтями, зубами и крыльями.

   Браслеты из Старой Рязани (XIII в.) с изображениями Семаргла-Переплута. Из книги «Мифы древних славян»

   В сюжетах русск. прикладного искусства X–XIII вв. часто встречается крылатый пес. Иногда его помещают на церковных дверях, например, в Суздале (XVI в.) или на фронтоне Большого театра в Москве (XIX в.). Среди русск. женских украшений в XI–XIII вв. были широко распространены русальские браслеты-обручи: на них изображались женские фигуры в длинных платьях с длинными и непомерно длинными рукавами, крылатые псы, гусляры, воины, чаши и кубки со священным напитком. Во время ритуальных танцев женщины снимали браслеты, зажимавшие рукава, и плясали «спустя рукава» до долу (этот обычай отражен в «Царевне-лягушке»). Длинные рукава подчеркивали связь с землей и водой и служили символическим усилителем для активизации плодородия, а растения охранял С., поэтому он и попал на браслеты русск. женщин. На браслете, найденном в Твери, девушка в длинной узорчатой рубахе с распущенными волосами протягивает кубок, изображающий крылатого пса. С. изображен на камне, установленном за много вв. до Куликовской битвы на Куликовом поле. Камень найден там близ р. Курцы.
   СИЛЬНЫЙ БОГ – одно из имен или метафор имени Бога трех миров у зап. слав. Уп. у Кайсарова: «Этот Сильный бог, по словам Раича, был представлен в виде пресильного человека, державшего в одной руке копье, а в другой шар. У ног его лежала человеческая и львиная голова».

   Сирин на колтах и др. древнерусских предметах. Из книги «Мифы древних славян»

   СИРИН – мифич. райская птица-дева (у грек. птицыдевы сирены), которая зачаровывает людей пением, спускаясь из рая на землю, олицетворение божественного пения и слова, пленяющего человека. Птица радости, удачи, славы. Уп. в русск. духовных стихах, в фольклоре: «Сирин бо есть птица краснопеснивая… поет песни красныя» (1677). Ее видят и слышат лишь счастливые, и то на миг, она так же быстро исчезает, как счастье, слава, удача. На русск. лубочных картинках часто изображалась вместе с Алконостом. Тело у нее птичье, грудь и лицо – женские. Греч. сирены сидели на веретене мудрой богини судеб Ананке («необходимость», «неизбежность»), они олицетворяли музы искусства потустороннего мира. На русск. прялках, женских серьгах, колтах, браслетах и др. украшениях изображали райских птиц. Они встречаются в др. – русск. книжной графике.
   СИТИВРАТ – нечасто встречающееся имя слав. бога, уп. у Вацерада, Эрбена, Якова Гримма, Афан., восходит к вед. богу Савитару («порождающий»; изначально был персонификацией абстрактного принципа стимулирования; связь его с солнцем – результат позднейшего развития; постоянный эпитет Савитара «золотой») и дочери его (по одной из версий) Сите («борозда», богиня пашни, у русск. еще известная как Сева, Сива, есть и др. названия). В и.-е. сознании они как-то слились в один образ (подразумевается Савитар, а называется Сита). В «Мифах народов мира» (2,439) написано: «Можно заключить, что первоначально Сита считалась супругой Индры (в частности в его ипостаси бога дождя Парджаньи)». Т. е. в календарной, или земледельческой, мифол. миф о Сите переплетается с мифом об Индре (и его ипостаси Парджаньи. У русск. Перун) и демоне зимы, тьмы, подземного царства Вритре. Афан. писал (3,372) в своих примечаниях о С.: «Яков же Гримм высказал догадку, что начальная половина этого имени должна указать на сито, которое, во 1-х, своею кругловидною формою приравнивается «колесу». А во 2-х, самым названием своим возбуждает мысль о посевах и земном плодородии (обл. ситиво, сетево – лукошко для высева хлебных зерен=сеялка, серб. ситар – сеятель). Таким образом, Ситиврат (=коло-врат) будет бог, поворачивающий солнечное колесо на лето и вместе с этим возвращающий земле силу плодородия… Память о Ситиврате уцелела в названиях некоторых местностей: Ситомир, Ситиваратенштейн=Ситивратов камень, и др.».
   Так и.-е., забыв вед. имя Савитар, сохранили его функции в образе бога С. В ведах Савитару посвящего 11 гимнов. Савитар один из древнейших асур («несолнечные»; не Сурья; только асурам был подвластен колдовской закон майя), перешедших в земные солнечные боги (иногда он – Адитья). В ведах Савитара связывали с Митрой, Сурьей, Пушаном, Бхагой, Ушас. Предполагается, что он олицетворял собой утреннее и вечернее солнце (имея в виду и утро-вечер дня, и утро-вечер года). Его называли господином творения и господином мира, он приводил в покой землю, удерживал и укреплял небо, охватывая три мира (все боги были проникновенны в три мира: небесный, земной, подземный), три неба, три земли, охраняя людей тремя обетами. Число его – три. Он – бог счастья, давал долгую жизнь (назначал жизненный срок, его молили о детях, мог дать волшебное средство для любви), защищал жертвователя, забирая его грехи, его называют «мудрейший из мудрых». Он знает источник океана, возбуждает мысли, может принять все формы. В разных мифол. легендах он то круглый, без рук, то с одной рукой, то с золотыми руками; золотые у него глаза, язык, волосы, одежда, колесница, кони.
   СКАНДА (древнеиндийское skanda – излитый), также обладающий суровостью – бог одного из ведийских небес (еще у него есть имя Кумара – юный), его отец Огонь, а мать Сваха, иногда его имя осмыслялось как имя бога войны. Сохранилось в русск. слове «скандал». Число его 6, животное – петух. В Юж. Индии С. еще и покровитель воров.
   СМЕРТЬ – богиня смертного часа (а не богиня подземного царства, как предполагают некоторые), богиня перехода человека из Этого мира на Тот свет, в потусторонний мир. Представлялась она в виде косматой костлявой старухи, пришедшей за душой человека (у Афан.: «является Смерть – костлявый скелет, дыша пламенем и щелкая зубами») с косой (серпом, граблями, заступом, пилой) в руке (которой она косит жизни «людей, отмеченных рукою Смерти»), с потухшим факелом, ее могли узреть только умирающие (она становится у ног и заглядывает им в глаза; поэтому покойников выносят вперед ногами), др. людям она невидима, но ее видят собаки, особенно первородные. У Гомера в «Илиаде»: «Безвременно Смерть роковая постигнет»; «Колют друг друга, метая стремительно медные копья. Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними». Эпитеты смерти в «Илиаде» «неизбежная», «страшная», «кровавая», «багровая». В ведах небытие, смерть, гибель – Ниррити (рита, рта – космический закон; ни-рита – незакон, отрицание всякого закона, беззаконие). У сербов старуха с железными зубами, воплощающая смерть, – Гвоздензуба.
   В битве человека со С. всегда побеждает С., ее нельзя обмануть (Афан. приводит пословицу: «на Смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь, от нее нельзя ни откупиться, ни отмолиться»); никто не может ее избежать, кроме богов. Афан. (3,167,180) писал: «Смерть является в преданиях с характером богини судьбы. Подобно роженицам, она, по свидетельству народных сказок, воспринимает новорожденных младенцев, и как те называются у чехов кумами, так то же название кумы присвояется и Смерти; в своих пещерах она хранит светильники человеческой жизни и определяет срок их горения. Из трех сестер-рожениц, устанавливающих судьбу младенца, мнение последней постоянно принимается за окончательное решение; она и есть действительная владычица смертного часа…»; «Смерть и парки (богини судьбы. – А.Б.) стоят в тесном родстве; но нигде так не очевидно владычество Смерти, нигде не предстает она в таком грозном могуществе, как в кровавой войне, и нигде так ярко не выступала идея рока, поражающего одних и щадящего других, как в шуме битвы».
   По некоторым преданиям, С. приходит с завязанными ушами, чтоб не слышать стенаний людей и просьб об отсрочке срока смерти. Кто ленив, медлителен в исполнении поручений, о том говорят на Руси: «его только за Смертью посылать». С. служит богам и богиням времени, судьбы, именно поэтому она неумолима, неотвратима {хотя существуют полные лукавства и надежды слав. сказки, где солдат (вариант – кузнец, мужик) перехитрил С., посадив ее в мешок}. Живущие долго говорили: «Знать смертынька моя про меня забыла. Чужой век живу». В то же время против С. в народе существовало мн. заклинаний: «сгинь, сгинь, пропади… – запашу, заколю, загребу, засеку, замету!»; «как на ту ли злую Смерть кладут старцы старые проклятьице великое!» Во время эпидемий людей и животных, дворы, села опахивали с особым ритуалом. По Афан. (1, 289): «Обводя село или деревню отовсюду замкнутою круговою чертою, верят, что за этот опаханный рубеж Смерть уже не в силах перейти».
   В сюжетах о С. чаще всего фигурирует Луна (постоянно умирающая и возрождающаяся), сон (во время сна душа вылетает; поэтому человек может умереть во сне; кроме того, считалось, что перед С. людям снятся символические указующие сны: умерший родственник, яйцо, дом без окон, белый конь, белые одежды, выпавшие зубы), змея (ежегодно сбрасывающая кожу и как бы возрождающаяся, преодолевающая С., в то же время змея олицетворяет мрак-темноту-черноту и зиму. Афан. (3,21) писал: «Сербы дают зиме эпитет черная; в одном из похоронных причитаний говорится о покойнике, что он уходит туда, где померкло солнце и царствует черная зима; там будет он вечно зимовать, и лютая змея выпьет его очи!»; «животные, впадающие в зимнюю спячку, по общепринятому выражению, – замирают на зиму». В Египте на стенах погребальных камер изображались кобры с красным диском – солнцем мертвых – на голове, змеи – проводники мумий. У египтян существовала змееподобная покровительница усыпальниц Мерит-Серет – «любящая молчание». Собака (сопровождающая умершего к входу на тот свет), чующая С., часто находится рядом со С. или перед ней. Считалось, что перед С. собака долго воет. «У петухов она отымает голос», – пишет Афан. (3,56), а курица, напротив, перед С. хозяина может запеть петухом; птица бьется перед С. в окно; кукушка «вещает», ворона каркает. И др. приметы С.: пол в доме трещит; звезды «падают» с неба. В заговорах – на о. Буяне «восседала и грозная птица Смерть». Кончина, момент расставания с умершим, требовала обряда оформления ухода. Без которого переход души в мир иной затруднителен. Покойника обмывали, обряжали, оплакивали, закрывали зеркала, совершали ночные бдения со свечами или факелами, сопровождали в последний путь, погребали, поминали, носили траур – это обеспечивало более легкий переход души умершего к предкам, с одной стороны, с др. – защиту живых от возвращения покойника и неприкаянного блуждания его души. Известен факт: 1 марта лужичане ходили на Тодесберг с зажженными факелами, поминали покойников, а на обратном пути пели: «Смерть мы потешили, новую жизнь зажгли!».
   С. – важнейший признак, отличающий людей от богов (боги умирают, когда угасают жертвенные огни). В Упанишадах (3,81) поэтически сказано, что С. – это «конечное омовение». Но представление о С. как только о конце не единственно. С. для материи и духа человека открывают разные пути. Существенная разница между ними заключается в том, что С. для материи означает ее деградацию и слияние с низшими формами материи – с чистой бесформенной энергией, для духа – освобождение от материи и слияние с высшими формами действующего духа. Происходит постепенное слияние реального и нереального миров и утрата С. своих четких границ. Т. е., как бы мы к ней ни относились, – С. необходимый элемент в процессе слияния-разъединения, рождения-умирания, круговорота жизни. Простейшая клетка, размножающаяся делением, практически бессмертна. С. для нее – всего лишь обновление в удвоенной копии. Нет индивидуальности – нет С. Усложнение организма, обретение им отличительных от др. черт за счет обмена генетическим материалом сопряжено с совершенно иным, качественным скачком. Убийственным, в конечном счете, для индивида.
   В природе все нецелесообразное гибнет, умирает. Например, колос, как только рожь или пшеница созрела, засыхает, хотя дожди в конце лета и в начале осени идут и земля та же. Смысл существования колоса исчерпан. Лосось, как только отметает икру, умирает, уступая дорогу в жизнь др. Человек, дав и вырастив потомство, исчерпывает смысл существования. С. от болезней и катастроф – это др.: трагическое неумение руководителей данной земли и народа справиться с обстоятельствами.
   Иногда в некоторых регионах слав. и и.-е. мира в конце зимы, г. (а г. в разные вв. начинался то 1 января, то 1 марта, то 1 сентября) люди сжигали чучело С. (порой это делали и во время мора, эпидемий, всенародных бедствий). Рыбаков считал, что это, как и уничтожение чучел Костромы, Купалы, Ярилы, Зимы, Масленицы, Марены, отголосок древ. обряда жертвоприношения живых существ божествам и силам подземно-подводного мира, содействующим плодородию, здоровью, жизни. Позже жертву заменили куклой, в данном случае куклой С. Кукольное представление и обставлялось театрализованно, с народной изобретательностью, красочностью, эмоциональностью: с «плачами», «причитаниями», погребальными элементами. «Жестокость» такого обряда кажущаяся. Жестоки не люди, а космический, непререкаемый закон (Рита или Рта, у русск. – Рота). По нему все рано или поздно умирает: время поедает своих детей. Люди лишь имитировали космическое действо понятными им средствами.
   СОЛНЦЕВОРОТ, СОЛОНОВОРОТ, ПОВОРОТ, ПОВОРОТНИК – время поворота солнца на новый г., на лето, 24, 25 декабря. День рождения Коляды – юного солнца нового г. Афан. (3,357) писал: «Солнце мало-помалу начинает брать верх над демонами мрака… День к новому году прибавляется на куриный шаг или на гусиную лапку». По-настоящему С. свершается бесповоротно к 25 декабря. Чаще именно с этого времени чествовали слав. Коляду.
   СОРОК – магическое число слав. мифол., обозначавшее долгое время (но оно было известное время, в отличие от вечности, бесконечности), «много» (многодостаточно, в отличие от бесчисленного множества, тьмы и тьмы), эпитет многого; сорок сороков – очень много; иногда использовали уточнение многого – сорок и один. Следующие за ними числа обычно вбирали в себя все неизвестное и роковое. Поминки проходили не случайно на 40-й день, и душа человека отлетала от земли в это время. При описании полной древ. охоты уп. 40 псарей, 40 егерей, 40 гончих псов, 40 борзых; 40 соболей – кафтан. Существовала бочка 40 ведер, или бочка-сороковка. Птица, мн. стрекотавшая, не случайно называлась сорока.
   СОРОКИ – праздник весеннего равноденствия, 22 марта. На Руси говорили: «на сороки день с ночью меряются. Зима кончается, весна начинается». Солнце начинает по-весеннему припекать, но по ночам, особенно под утро, еще бывают морозы числом 40 (число, конечно, эпическое; означает – много). Считалось, что к 22 марта из вырия возвращаются 40 (число эпическое) разных пташек, и первый из них – жаворонок; а сорока начинает строить гнездо и кладет в него 40 (число эпическое) палочек (символ счета дней ранней весны и времени выпроваживания зимы). На С. пекли летящих с распростертыми крылышками «жаворонков», которых раздавали детям. А те, надев их на палочки, бежали на пригорки закликать жаворонков и весну. В Пензенской губ. по «жаворонкам» гадали, запекая в них разные предметы (кольцо, щепку, монетку).
   СОЧИВО – фруктово-медовый отвар, который добавляли в ритуальную еду – кутью, изготавливавшуюся из вареного цельного зерна. Кутья с С. символизировала благополучие, богатство, сладкую жизнь. По этому слову получил название и день, когда сочиво с кутьей были обязательны, – сочельник – вечер накануне Нового г. Употребляли кутью при поминании предков, в др. ритуальных действах. Употребление этой ритуальной еды переняла церковь.
   СОЧЕЛЬНИК – вечер в ночь на новый г. (или 25 декабря – в разных регионах; Первая Коляда и первая кутья) и вечер в ночь с 6 на 7 января – Велесов день (Вторая, или Другая, Коляда и другая кутья). В эти вечера носили «вичерю» – кутью с сочивом. И от имени родителей («Батько и маты прислали вичерю…») угощали хозяев дома. Хозяева обязаны были попробовать кутью и в ответ щедро угостить пришедших с «вичерей». Угощали баранками, «козульками», кренделями, калачами, пирогами, плюшками, вертушками, сахарными «бабами». Всяким ритуальным печеньем, конфетами, медом и т. д.
   СПОРЫШ – дух семян и всходов, а значит – изобилия, плодородия колоса. Двойное зерно живет в двойном колосе, в венке из колосьев. С. чествовали в дни сбора урожая. Из двойных колосьев плели венки, делали снопы или куклу, завивали «бородку» из таких колосьев, специально оставляемых в поле для Велеса. Двойные колосья посвящали близнецам Авсеням, Овсеням (вед. Ашвинам).
   СРЕДА – день недели. С. называли «расторопной» или даже «заполошной». Этот день сулил множество встреч, деловых и дружеских контактов, недальних поездок и дел. Считалось, что «жадная» С. притягивает к себе такое чрезмерное количество всяческих забот, которых с лихвой хватило бы на два дня. Недаром существовала поговорка: «Не суйся, среда, наперед четверга». В античном мире полагали, что С. находится под покровительством бога Меркурия, энергичного, подвижного, который охотно помогал путешествующим, торговле, сводил людей и т. д. На Руси же говорили: «Среда – не беда. Дождись четверга». В ст. – слав. еще использовалось для обозначения С. слово «третийник» (третий день недели). С. связана и с богинями судьбы. Середа, Баба Середа — метафоры-имена богинь судьбы. Дни богинь судьбы – среда и пятница, в связи с запретом христ. диктатурой на имена отеческих богов эти дни недели персонифицировались и стали замещать собою имена богинь судьбы.
   СРЕТЕНИЕ – встреча. Календарный слав. праздник 15 февраля, когда «зима с весной встретилась», вар. – «зима с летом встретилась», вар. – «кафтан с шубой встретились». На С. «цыган шубу продает». В этот день часто бывает мороз и солнце; лед и капель. Как бы идет незримое соревнование, кто перетянет в движении: солнце – на лето, зима – на мороз. Понятие С. переняли христ., хотя смысл там др.
   СТОЛП (СТУПА, ДЕРЕВО, СТЕЛА) – ритуальный обряд и.-е., в т. ч. и слав., на Новый г., на Коляду: в это время рождения мира, торжества гармонии и закона (космического закона, в вед. rita; у русск. рота – присяга, закон, договор) каждый г. устанавливали С. с космическими законами бога на нем или просто С. У слав. чаще это было ритуальное вечнозеленое деревце: елка, сосна, ель – само по себе символизирующее закон жизни на земле, жизнь, поэтому надписи на нем были не обязательны.
   СТРАВА – поминальная трапеза в составе сложного ритуала похорон у всех слав. По Фасмеру: из sъtrava – трава, травить. Различные виды травянистых растений. Входили как в пищу (в т. ч. и ритуальную), так и в состав лекарств и ядов. Кроме того, в древ. С. – поминальные каша, кутья, хлеб (караваи, коржи, пышки, блины, пироги), которые вкушали на траве у могил. Позже – на поминках в доме. В др. русск. многозначный глагол стравить имел еще и значения: израсходовать, извести, извести понапрасну; умертвить, умертвить с помощью отравы, свести (каким-либо веществом), свести на нет; ослабить действие (в данном случае: действие жизни, энергию жизни), ослабить до предела. В роли силы, стравливающей жизнь славянина, выступала одна из богинь судьбы и смертного часа – Смерть, или Мара (Мор). В Др. Руси существовала р. Страва (гибельная, умертвляющая; или р., по которой мертвые переправлялись в мир иной), близкая по значению р. Каяле из «Слова о полку Игореве» (названной по имени вед. богини Кали – вечность, время) и реальной русск. р. Калке, греч. Лете, Стиксу (рр. забвения). По лет., в р. С. в 1348 г. в походе на ливонских рыцарей утонул (или, возможно, это метафора; он погиб) новгородский кн. Наримун Гедыминович, в кр. Глеб.
   СТРАТИМ-ПТИЦА, иногда СТРАФИЛ, СТРЕФИЛ (от древнерусского корня «стр» – простор, простершаяся, сама являющаяся пространством света; та же основа и в слове «страус») – мифическая птица света космического плана, простершая свет. Подобно Алконосту, Ногай-птице и др. она живет на Буяне-о. и обладает сверхъестественными силами, например, колышет воды и может потопить корабли. Она же способна укротить бурю, шторм, вихрь, а на ночь прячет солнце под крыло, утром его возвращая на небо. Может спрятать и землю, спасая ее от вселенских бед. С.-п. возвещает о начале утра, по ее знаку начинают петь петухи. В «Голубиной книге» сказано «Стратим-птица всем птицам мати… Живет Стратим-птица на океане-море… Стратим-птица вострепенется – океан-море всколыхнется… Когда Стратим встрепенется во втором часу после полуночи, тогда запоют вси петухи по всей земли». В апокрифе «О всей твари» в рукоп. сб. XVI в., хранившемся в Троице-Сергиевой лавре, есть отголоски предания о гигантском солнечном петухе (у русск. кур; петушок – золотой гребешок; белый кречет; Жар-птица), который живет на далеком океане (а м. ему по колено) и каждый день рождает солнечное яйцо. Образ С.-п. не что иное, как молодое солнце г., свет, его начало (или солнце г. в период после полярной зимы).
   СТРАХ-РАХ – мифическая птица с фантастическими чертами, уп. в русск. заговорах, воплощение огненного ветра – суховея.
   СТРИБОГ (санскр. stri – простираться, расширяться, охватывать) – бог воздушного пространства, просторов; бог стремительных потоков (стр – стремительность; а отсюда и устремленность, стрела), а потому он еще и предок ветров, ураганов, смерчей, вихрей – олицетворение стихии, ее сокрушительного натиска. В «Слове о полку Игореве» ветры названы «стрибожьими внуками». С. и помощники его ветры играли на музыкальных инструментах, пели, плясали, сочиняли музыку. Изобретателями музыкальных инструментов у мн. народов почитались боги – владыки гроз и ветров. Ветрам сопутствовали птицы. В «Повести временных лет» под 980 г. написано: «И нача княжити Володимиръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна… и Хърса, Дажбога, и Стрибога и Семаргла и Мокошь». В сборнике Софийском XIV–XV вв.: «А друзии веруютъ в Стрибога, Дажбога и Переплута, иже вертяче ся ему пиють в розехъ» (в рогах). В «Слове и поучении против язычества» XVII в. среди «иныя идолы мнози» уп. «Стриба, или Стрибог». А.А.Титов в книге «Ростовская старина» (Ростов, 1883) сообщал: Село Воронино в 21 версте от Ростова. По преданию здесь было… капище Стрибога, жрецы которого предсказывали будущее по внутренностям воронов, приносимых в жертву (Стрибогу)». Корень «стр» встречается во мн. топонимах: Истр, Днестр, Баньска Быстрица, Стрей, Стривигор, Стримон, Стримоникос (залив), Строн, Строна, Стронавка, Струга, Струд, Стружа, Струй, Струма, Струмень, Струмица, Стрый, Стряма и др. Во всех этих названиях – простор.
   СТУПА – [санскр. буквально – куча земли, камней; пирамида (иногда со ступенями), курган из камней на погребении]. 1. То же, что стела, столб, камень – символическое ритуальное или мемориальное сооружение: возвышение со ступенями к нему; хранилище реликвий в Др. Индии. С. поклонялись. На С. писались законы бога, царя, владыки, которым она посвящалась; или посвящения; отсюда – ступени, ведущие к С., называли «ступенями знаний». Такие сооружения были постоянные и временные (например, на Новый г.). Содержали законы мира и жизни. Много С. сохранилось в Индии. Первоначально Баба Яга передвигалась («разъезжала») на такой (вместе с такой) ритуальной С. с написанными на ней законами Рода. Под С. жили духи судьбы и предсказатели счастья-несчастья. Самая гигантская С. (круглое сооружение диаметром 42 м и выс. 20 м) была на Ю. Индии во втор. пол. III в. до н. э. в д. Амаравати (Амаравати – в ведах тысячевратный небесный град Индры, следовательно, С. эта была посвящена Индре). Сейчас остался только холм от нее, в Амаравати построен музей с моделью С., при раскопках обнаружены барельефы и скульптуры. В древ. Амаравати был не деревней, а городом науки, духовности, знаний, сюда стекались паломники из др. стран Востока.
   2. Бытовая и ритуальная С., в которой размельчались травы, минералы для ритуальных, магических, лечебных целей, зерна для еды. Изготавливалась из нижней широкой ч. целого дерева (выдалбливалась). Эта С. была символом плодородия не только из-за того, что в ней толкли зерно, но и из-за того, что С. и пестик как эротические символы напоминали акт творения человека и всего живого. В Гомельской обл. есть шуточное объяснение, откуда берутся дети:

     З неба упаý, да у ступу попаý,
     А с ступы вылез – и вот якой вырос!

   Свадебный обряд «толчения воды в С.» символизировал брачное соединение; молодые должны были ходить вокруг С. и смотреть: на что ук. символ, какое действие напоминает. В С. (мистически) можно было истолочь, уничтожить болезнь. С. часто уп. в заговорах, например в заговоре XVII в., записанном в Олонецкой губ.: «Стоит ступа железная, на той ступе железной стоит стул железный, на том стуле железном сидит баба железная…». Поскольку С. символизировала женское начало, а пестик – мужское, в заговоре речь шла об устранении женской болезни или немощи.
   Когда в России было утрачено первоначальное значение понятия С., то Баба Яга стала «ездить» в такой бытовой С.
   СУББОТА – день недели, обещающий предвкушение воскресного блаженства. В этот день не начинали серьезных дел, но подчищали все недельные «хвосты» дел: мыли, убирали, мылись в бане, заканчивая день чаепитием и домашним отдыхом. О С. немало песен. Например, «У нас нынче субботея…»; «Во субботу день ненастный…». В Псковской губ. на Святки в субботу вечером в доме у вдовы проводились молодежные праздники-посиделки – «субботки». Прибытие каждого молодого гостя девушки встречали величальными песнями. А парни вносили символическую плату за вход. «Субботки» посвящали молодому солнцу – Коляде и брачным планам-намерениям на предстоящий г. В С. поминали родителей.

Т

   ТРАЯН, ТРОЯН (ТРИГЛАВ, ТЕРГАЦ) – бог трех миров: небесного, земного, подземного (все боги проникновенны в три мира), при этом Т. более всего связан с подземным и подводным третьим миром. В РВ (VII.104.11) говорится: «Пусть он (враг) провалится под три земли», т. е. царство мертвых вед. арьи помещали под «три земли». Т. сопряжен с троичной символикой. Т. знали и чтили на Руси. В апокрифическом сочинении «Хождение Богородицы по мукам» (XII в.) христ. осуждали русск.: «…Они всех боги прозваша: солнце и месяц, землю и воду, звери и гады, от камня ту устроя Трояна, Хърса, Велеса, Перуна». В «Слове и поучении против язычества» XVI в. писалось: «Богы многы: Перуна и Хорса, Дыя и Трояна и инии мнози». Т. изображали трехглавым.
   По описанию Эббона (писал об этом и Герборд), Триглаву в гор. Щецине, построенном на трех холмах, посвящалось святилище и изваяние на гл. из трех холмов, где он изображался с тремя головами (лицами); глаза и уста статуи бога были завешены золотошвейным покрывалом, для того чтобы не допустить созерцания богом людских слабостей. Храм был наряден, украшен серебряными и золотыми сосудами, буйволовыми рогами – для питий и для того, чтобы трубить из них. В храме было мн. оружия и всяческих запасов. Триглаву отдавали десятую ч. добычи воины и купцы, спасшиеся от бури в м. Празднования в честь Триглава знаменовались танцами, играми и пирами. Вороного коня Триглава трижды проводили через 9 копий в гаданиях о войне и мире, если конь не сбивал копий – предзнаменования к победе были хорошие. Т. о. Триглав был у зап. слав. и богом войны. Близ гл. храма стояли 3 здания без статуй богов, называвшиеся контины, где проходили веча, деловые встречи и пиры. Почитание Триглава в Щецине было так велико, что и после наступления христ. его изображение хранилось в пещерном храме и повсеместно почиталось. По житию Оттона Бременского, в Щецине имелся «идол из золота, который был спрятан» приверженцами отеческой веры; контина, «бывшая главнейшей, выделялась украшениями и удивительной искусностью постройки; она имела скульптурные украшения как снаружи, так и внутри. Изображения людей, птиц и животных были сделаны так естественно, будто они живут и дышат… Там же было изображение божества, которое имело на одном туловище три головы и называлось Триглавом».
   Триглаву посвящались храм и святилище Тергац в Краине. Было святилище Триглава и в Волине, близ устья Одера, и в Браниборе (Бранденбурге на Гарбургской горе). Афан. писал (2,238): «По хорутанскому верованию, земля волею божией вышла из морской бездны, в которой до начала мира была погружена… первая показалась из воды высокая гора Триглав (Татры)». Горный массив Триглав и гора Триглав в Юлийских Альпах, в Словении, называвшаяся еще Райской, уп. в Х в. до н. э.
   Выскажу предположение. Мало кто знает, что до Киева на его месте тоже был гор. В укр. легендах сохранилось докиевское имя гор. (который неоднократно разрушался врагами, сжигался и т. д.) – Троя. Сохранилось это имя и в «Слове о полку Игореве»: «О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы!» – «тропа Трояня» – здесь и поэтический символ далекого расстояния земного (не то до Киева со старым названием, не то до места последнего упокоения) и временного (не то до старого времени, когда г. назывался Троя; не то до времени-вечности), что в духе космоцентричного др. – русск. сознания. «На седьмом веце Трояни» – можно расшифровать и как 7-й век от исчезновения старого г. Трои. Тогда Киев основан на месте Трои в V в., что вполне может быть правдой. Четыре раза Т. уп. в «Слове…», еще – «века Трояни» и «земля Трояня», случайностью и оговоркой это считать никак нельзя: автор «Слова…» точно знал о древ. русск. Трое. Реален и топоним Троя, особенно для I тыс., ибо он распространен на Русск. земле и в слав. странах. Троя – на Полтавщине, Трояновка – под Полтавой, на Волыни, в Калужской обл., Троян – в Крыму, в Бессарабии и т. д. О том, что древ. гор. мог существовать в этом месте, говорят и слова из БСЭ (изд. 2-е, 20, 586): «На терр. Киева древнейшие следы пребывания человека относятся к периоду верхнего палеолита, когда окрестности Киева были уже густо заселены. Пещеры в лессовых отложениях по берегам Днепра и остатки поселений в районе Киева дают богатый археологич. материал, характеризующий т. н. трипольскую культуру позднего палеолита (III тыс. лет до н. э.) и… памятники культуры полей погребений».
   Траяну и Триглаву соответствует в РВ мало уп. архаический персонаж Трита (I,187,19; I, 52,5), а в АВ уп. Двита. В РВ же (VI. 44, 23) есть выражение «среди трит», «триты» даны во мн. ч. – это класс богов, живущих то ли на высшем небе, то ли на низшем – там и там. Не исключено, что архаичные боги трех миров назывались, например, «Первый», «Второй», «Третий». В какое-то отдаленное время Трита выполнял функции Индры (не случайно функции Индры у русск. и слав. перешли к Перуну – Первый), а затем был опущен в нижний мир. В ведах есть отзвук и др. легенды о трех братьях: двое старших (Первый, Двита) бросили младшего Триту в колодец. Он побывал в нижнем мире, на дне, в воде, откуда принес «живой воды», целебный напиток и др. древ. врачебные познания. Существует интерпретация гимна РВ.I.105 «Ко всем богам (Трита в колодце)» как отражение катаклизма в природе: солнечного затмения, произошедшего потому, что жертвоприношение и истина вдруг утратили свою магическую силу. Произошла несправедливость, нарушение закона (колодец, ночь). Трита боялся, что его род, восходящий к Трите Аптье – «третий водяной» («вон те семь лучей – дотуда дотянулась моя родословная. Трита Аптья ведает это. Он поднимает голос в пользу родства»), прекратится. Т. к. он может умереть, не дав в потомство сына, который будет поминать предков и его самого. Порядок нарушится. История Триты (одного из известных Трит), брошенного в колодец, представляет собой лишь одну из иллюстраций положения, когда порядок (закон, справедливость, благочестивость) нарушены. В др. гимне РВ.X.8.7–9, уп. «Трита в яме», зная родственное оружие, «зная оружие, идущее от предков», победил в борьбе. Т. е. просил, молил богов дать ему продлить род. Гл. оружие в борьбе с вечностью. Космический закон вновь восстановлен с помощью молитвы, данной Варуной – охранителем строгого порядка. «Варуна создает молитву. К нему, ведающему путь, мы обращаемся. Он открывает сердцем мысль!». Благодаря усиленным страстным молитвам Триты его спасает Брихаспати («господин молитвы», «господин речи» или «господин молитвы и речи»). В РВ сообщается, что у Триты Индра пил сому, он пригнал для него коров, разжег огонь; сам Трита поразил вепря. Трита в РВ выступает как праобраз жреца, совершившего первое жертвоприношение; он обнаруживает связь с персонажем Трита Аптья, уп. в РВ 40 раз. Прежде всего подчеркивается его отношение к воде. Он сидит, расширяясь в реках, несет к морю Варуну, восхваляет Апам Напата («потомок воды», «отпрыск воды», «подводное царство»). А в «Авесте» (в Яште 19.4652) Апам Напат – огонь в воде (жидкости) в местностях, изобилующих нефтью. Подчеркивается и его отношение к огню (раздувает огонь на небе, запрягает коня-солнце, сюжетно и в ритуале связан с Агни). Он же имеет отношение к небу. Трите свойственна функция соединения бездны и неба (воды и огня), природного и божественного, и – разделения справедливого и несправедливого («Власть Триты из круга наших друзей», РВ.I.11.19). Трита связан с Варуной. В АВ Трита находится очень далеко, на него в заговорах переносят болезни, чужую вину, грехи, дурные сны. Трита взял на себя чужое зло и грехи (РВ.I.105;II.34), убил сына Тваштара с тремя головами. В РВ (VI.44.23) Трита уп. во мн. числе как класс богов, живущих на высшем небе (небо – оно вокруг: то вверху, то внизу; или духов космических вод – вода также на небе и под землей): «среди трит».
   В поздневед. литературе уп. Тримурти (три лика) – триединый бог, осуществляющий творение, поддержание жизни и разрушение; этот бог соответствует трехчленной Вселенной, включающей в себя небо, землю и подземное царство, – Трилоке. Трипура – в вед. крепость асур, разрушенная богами (нижний мир). Встречается также Тришра – трехглавый (демон подземного мира; иногда таким эпитетом характеризовали собаку бога подземного царства). В РВ (II.11.1) уп. праздник Трикадрука («три сосуда для сомы» – напитка богов) – первые три дня шестидневного праздника выжимания сомы. У русск. такого праздника не было. Но существовали различные праздники урожая, плодородия. И конкретно жатвы, льна, капусты, яблок, меда, плодов и т. д. Т. е. предки, находившиеся во владениях бога третьего мира, помогали потомкам с урожаем, а потомки молили предков о помощи из сильного внеземного мира, и молились богам, воплощавшим мощные силы стихии космоса и силы законов космоса. «Три земли» уп. в ведах: одна населена людьми и две др. находятся под ней (подземных миров также несколько или множество, как и небесных сфер). Бог третьего мира связан с Родом и родством.
   Трита есть в ир. мифол., как и Траэтона, убивший змея с тремя головами – демона засухи: и пощел дождь, символизировавший победу над злом. Траэтона в «Авесте» выступал как первый целитель из числа первозаконников – парадата, получивший от Ахурамазды десять тысяч лекарственных растений, целебный напиток и древо бессмертия; он – изобретатель медицины и первый врач [Ясна,7.IX; Вендидад, VII; в Фарвардин-яште (131) Траэтоне дано имя отца медицины]. Болезнь мыслилась ир. арьями как приходящая от змея (как яд). Ангра Манью создал 99 999 болезней (Вендидад, XXII) – число эпическое. Он был изобретателем лекарств от лихорадки, чесотки, отравления ядами и др.; знал о «дурном глазе» и «добром глазе» исцеляющем; обитал в Апам Напат – подводном царстве.
   У и.-е. ему соответствуют: у грек. Тритон, сын Посейдона, обитавший в глубинах м. в золотом доме (в Ливии находилось Тритонийское оз. – тоже обиталище Тритона, куда буря занесла корабль аргонавтов, а Тритон помог аргонавтам выплыть в м.). Супруга Посейдона и мать Тритона – морская богиня Амфитрита. Тритон был главой класса морских божеств тритонов; сам он мог рогом в виде морской раковины вызывать или успокаивать бурю. Трисмегист («трижды величайший») эпитет бога Гермеса. Триптолем – в греч. мифол. герой, изобретший плуг, изображался в виде юноши в колеснице, запряженной драконами; это явно предок людей, ушедший в третий мир. У Гомера в «Илиаде» еще один вариант имени греч. богини Тритогена – эпитет Афины, в этом случае подчеркивается ее устремленность к третьему миру и проникновенность в третий мир: Ахиллес говорит Гектору во время боя: «Под моим копьем Тритогена скоро тебя укротит». У пруссов Тримпс – один из трех, объединявший три мира. Среди трех – Аутримпс, Потримпс (первый и второй бог плодородия). Тримпс изображался попирающим землю ногой. У латинян была Тривия – покровительница дорог, связанная с тремя мирами и тремя богинями: Гекатой, Дианой, Луной (Селеной). Триглав известен русск. и балт., он также связан с тремя мирами. В ю. – слав. и в. – слав. традиции триглавый персонаж называется Троян, в сербской сказке одна из голов Трояна пожирает людей, др. скот, третья рыбу (так сербы понимали представителей трех царств). Путешествовал он ночью (с ночным путешествием в преисподней связан, например, греч. Трисмегист), т. к. боялся солнечного света и тепла. Явно это архаический бог Приполярной прародины и.-е., спущенный в нижний мир. Сербский Троян, по Афан. (2,325), жил в Трояновом граде на горе Цере. У лит. Тратитас Кирбиксту – домашнее божество, которое гасит искры, божество, противостоящее огню и его разрушительной силе (явно связанное с водным происхождением). В русск. сказках есть Иван третий, Иван водович. «Троемирие» – термин «Махабхараты» («Сказание об избиении палицами») – небесный, земной и подземный миры. Возможно, с богом Третьего мира связано и понятие Траур – скорбь по умершему; знаки скорби по умершему.
   ТРЕБА (др. – русск. – надо; необходимость; то, что нужно; то, что требуется; исполнение долга; принесение пользы; общественное дело) – собирательное название жертвоприношений в дохристианской вере, совокупность всех действий. Капища и святилища др. слав. христ. называли презрительно «требища» (от слова «треба» произошли потреблять, требовать и производные от них: потребитель, потребление, требование и др.). Требище – место, где приносились и потреблялись жертвы. Христ. писали: «Иже требу кладет богом, да потребять я»; «Согради требище и возложи весь принос на нь». «Творящее требу кумиром». «Требы, кладомыя вилам…»; «Требы идольскыя…»; «Крады и требища идольская»; «Всяко село, в нем же требы бывают или присягы поганьскы…»; «Да раскопайте требища их»; «Храмы идольскыя и требища всюду раскопа и посече». Свои же действа попы обозначают: «отправлять церковные требы». Рыбаков (Рус. 227) писал о Т.: «…Терминология прочно вошла в христианский обиход: «Створим требу господеви и богови нашему». Требами называли выполнение основных обрядов православным духовенством; требником – книгу молитв, исполняемых при том или ином обряде». Ритуальное понятие сохранилось в названии р. Требишница на ю.-з. Сербии. Эта р. необычная: 97 км – значительная ч. течения р. – подземная. Это самая крупная карстовая р. на Динарском нагорье. Сток у нее в два рукава: в р. Неретву и Адриатическое м. (близ Дубровника). Есть Треблинка близ Варшавы; Требовле – гор. в Словении; Требинье (с Х в. уп. как Травуния) – гор. и ист. обл. Требинье в Сербии (Герцеговина), ныне Требине; Требоваль – гор. в Тернопольской обл. Несомненно, что это места, где издревле совершались Т., были святилища и жертвенники. Наиболее подробно описанное, характерное для слав. святилищ Т. описано Рыбаковым; Русановой и Тимощук как святилище у с. Ржавницы (Добрынинское гнездо) в Поднестровье, Черновицкая обл. (см. Святилища).
   ТРИЗНА (от др. – русск. «тризь» – трехгодовалое животное) – заключительная ч. погребального обряда, сложный ритуал, проводимый в память высокопоставленного усопшего (царя или царицы, князя или княгини, военачальника, знатного воина) у всех и.-е. народов, в т. ч. у скифов (в тысячах скифских курганов Днепровского лесостепного левобережья Укр. найдены следы Т.), русск. (до Х в. официально и повсеместно, но еще и после XII в. кое-где встречался) и слав., в основе которого было гл. действо – заклание трехгодовалого (потому что животное было в это время в самой цветущей, лучшей поре и потому что посвящалось богу третьего мира) жертвенного животного (чаще – быка; или нескольких животных), специально определенного («завиченного», запланированного, выращенного) для ритуальных чистых целей. В Т. входил и ряд др. процедур. Военные игры – «ристания на поприще». «Подвиги» (движения), конские состязания, скачки, борьба, песни, пляски, оплакивание. Молитвы к ветру, чтоб раздул костер, и др. богам, пир. В словаре Памвы Берынды «тризнище – месце, где бывают поединки, або бойования». На Руси до XV в. слово «тризнище» христ. относили к пространству для состязаний. Т. – не поминки только (как иногда думают; поминки – страва). Простой народ хоронили по-другому. Особые похороны были у волхвов и жрецов. Т. о. Т. – сложное и вовсе не рядовое повсеместное явление в древ. мире.
   Элементы Т., т. о.: борьба, состязание, подвиг, награда (подношение, распределение, наделение, присваивание). Эти «спортивные» термины могут дать повод для поиска какихлибо существенных различий, ускользающих от современного исследователя слав. мифол. и терминологии, меж тризником и простым борцом. У древ. и.-е.: слав., греков, скифов, сарматов и др. существовал особый вид состязаний как ч. погребального обряда – воинские игры. В комплекс ритуальных действий во время этого элемента Т. входили: объезд конными воинами трижды вокруг тела умершего или обход пешими (в погребальном обряде обязательно против движения солнца, например в серб. эпосе: «Свои копья долу опустили, повели да не по солнцу коло»). Подготовка тела усопшего к погребению или сжиганию, нередко при этом близкие срезали с себя немного волос (нередко ч. чего-либо символизировала целое, волос символизировал всего человека) и клали в гроб уже обмытого, одетого покойника; подготовка погребальной камеры или погребального костра у слав. – Крады (с тем, что должно быть захоронено или сожжено с умершим); плачи, оплакивания умершего («сердца удовольствуем горестным плачем») являлись особым моментом прощания с покойным, иногда в это время перечислялись заслуги-дела умершего, иногда его «корили» (от др. – русск. «карити» – укорять), что он рано ушел, многих оставил в горе, покинул близких и друзей; молитвы о душе покойного; заклание трехгодовалого животного или животных – собственно жертвоприношение – гл. ключевое действо Т. (у русск. «овен триз», «коза триза»; у грек. в «Илиаде» на похоронах Патрокла заклали мн. овец, волов, четырех коней, двух собак, 12 юношей троянских); похоронный пир и у грек., и у русск. (у русск. с «многими медами»). Слово «пир» тогда было уместно, т. к. оно носило древ. экспрессивный характер; позже только еда и питье, а до этого – обильная еда и питье за умершего. Еще позже стали употреблять для этого действа и др. слова-синонимы-метафоры: страва – от «трава», «травить» и поминки. Здесь был хоровод с вождением против солнца; народные спортивные игры (у Гомера: «друга усопшего играми чествуй») и ристания в честь умершего (включавшие конные ристалища – верхом или на колесницах или конные бега). Метание колец, камней (у Гомера: «только одними камнями меня премогли…»). Палиц, дисков (у Гомера в главе «похороны Патрокла»: «сколько пространства, с плеча повергаемый, диск пробегает, брошенный мужем младым»). Дротиков (у Гомера: «дротиком двух победил»), копий и т. д. Бои-поединки; борьба; бои группами. Кулачные бои (у Гомера: «Тризны творили… там я кулачною битвой бойца одолел…»). Бег на определенные дистанции (у Гомера: «ног быстротой превзошел знаменитого бегом…»). Стрельба из лука и проч. выражение меткости. Состязания силачей – в поднятии животного, камня, дерева, склонение к долу руки противника и т. д. Еще в XV в. на Руси «тризнищем» христ. называли место боя (арена, место состязаний). В комплекс Т. входило также сжигание и умащение огня или погребение; собирание костей в погребальную урну (при сжигании); оформление могилы или погребальной камеры, сооружение кургана. Иногда дни и дни после погребения требовались для доведения могилы или кургана до установленной нормы (досып насыпи или устройство долины, строение бдына или др. надгробного сооружения: камня, плиты, стелы, высадка молодого деревца или деревьев – «жальников»). Во время Т. раздавались подарки участникам похорон в память о покойном. На Руси в древ. это были животные из стад богатого воина, богатая утварь, доспехи, вооружение, богатая упряжь, позже – особенно у простого народа – платки (головные для женщин) и платочки (для мужчин), т. к. платок – символ прощания, расставания («помахать платком вслед»).
   Т. была распространена в Др. Руси, она демонстрировала торжество жизненных начал над смертоносными, памяти над беспамятством, забвением. Точность выполнения погребального ритуала обеспечивала преодоление смерти, восстановление контактов с двумя др. мирами, т. е. к новому созданию тройного (три здесь число эпическое) состава Вселенной; вечной смены в цикле жизнь-смерть-жизнь; вечного преодоления забвения души; проникновения, проницания ее по вертикали в три мира. Игры, которые христ. презрительно и уничижительно называли «игрищами» («иже есть пляска, гоудьба, песни мирьския, сопели, боубьни, и вся жертва илольска…» – Слово некоего христолюбца), в древ. означали восхваление и умилостивление божества (песнями-восхвалениями, гимнами, молитвами, пляской; густота слоя ассоциаций троичности в молитвах и гимнах связывалась с темой загробного мира, жертвоприношения; это производило достаточно внушительное впечатление и не могло быть отнесено за счет случая: в ритуалах наших предков угадывалась четкая продуманность). При этом имелось в виду, что игры ненавязчиво, легко подводили их участников к идее сакральной отмеченности богами, идее почитания предков и родных, а не к идее заклания животного как такового. Эта идея (игр-восхвалений) была забыта, а христ. и вовсе отвергнута. Т. как обозначение заупокойного жертвоприношения на 3-й день после смерти перешла в христ. в вынос тела на 3-й день и поминки в этот же день.
   Рыбаков считал, что классическая со всеми характерными особенностями Т. была совершена при погребении трех человек в черниговском кургане Черная Могила в 960 г. (время правления князя Святослава).

У

УПЫРЬ (из «у» и «пр» – быстро уноситься) – унесенный, унесшийся, ушедший, умерший, т. е. это скончавшийся предок. Слав. У. «клали требу» с древ. времен, т. к. предков особо почитали. В XIV в. в «Слове об идолах» Григория Богослова находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В XIV–XV вв. в «Слове св. Григория» написано: «Начаша требы класти Роду и рожаницам, преже Перуна, бога ихъ, а преже того клали требу упирем и берегиням». Слово У. не имеет ничего общего со словом «вампир», придуманным христ. в Средние века. В христ. Средневековье, ошибочно и необоснованно отождествляя У. и вампира, наплели вокруг этих образов немало ужасов и небылиц.

Ф

ФЕНИКС (ФИНИСТ ЯСНЫЙ СОКОЛ) – от греч. «фену» (пурпурный, багряный; ср.: русск. Жар-птица, словац. Птицаогневик) – постоянно умирающая и возрождающаяся огненная птица, воплощение цикличности времени природы, вращения солнца, космического времени, вечности жизни. В Др. Египте эта птица Бену (у инд. такая птица Гаруда – истребитель змей, связанная с солнцем, ездовая птица солнца; у ир. – Анзуд – посредник между земной и небесной сферами; у шумер – Анзу (прежнее чтение Зу, Имдугуд, Им-Дугуд, «буря – ветер») – никем не сотворенная, изначальная, божественная – в облике цапли олицетворяла солнце и Ба – душу, «жизненную силу» бога (солнца, света, дневного неба). Дерево ее верба (первое распускающееся весной). В начале мироздания Бену летала над водами и свила гнездо в ветвях вербы на холме Бен-Бен. Где впоследствии был построен храм Гелиополя (недалеко от совр. Каира на берегу Нила). Местом ее обитания и символом холма стали обелиски, покрытые листовой медью и золотом. Они считались местом пребывания солнца в полдень. По типу пирамидального холма Бен-Бен строились и пирамиды; пирамидальный холм Бен-Бен рассматривался как «семя» (яйцо, сперма, зародыш) космической птицы. С этой птицей связан и.-е. миф о том, что яйцо, из которого рождается солнце, снесла великая птица, великий гоготун, белая птица (гусь, цапля), которая первой влетела во тьму и нарушила вечное безмолвие хаоса.
Ф. известен и русск., а также встречается его сказочный чисто русск. вариант Финист Ясный Сокол. В сказках он в облике птицы тайно посещает возлюбленную, преодолевая препятствия. Затем он ее покидает, перед возлюбленной ставится условие (разновидность ритуальных испытаний), что она может обрести свою половину – супруга или возлюбленного – истоптав три пары железных башмаков, сломав три железных посоха, съев три каменных просфоры (здесь три – зимние месяцы, их преодоление). Выполнив условия, возлюбленная попадает в тридевятое царство (к волшебнице-Зиме), согласившись на ее условия (испытания), она проводит три ночи (три зимних темных месяца) у постели спящего Финиста Ясного Сокола, который в конце концов пробуждается от ее ласковых слов и упавшей на него слезы (весеннего солнечного тепла и капели), снявших чары волшебницы-Зимы, мертвящей на определенный срок все живое, которое возрождается с приходом Весны. Афан. (1,261) писал: «Геродот записал предание о чудесной птице Фениксе, с виду подобной орлу, с красно-золотыми перьями; в известное время взлетает она в святилище Гелиоса, запевает погребальную песню и, сгорая в солнечном пламени, – снова возрождается из своего пепла».

Х

   ХАРИ – (санскр. «светлый», «желтый»; «солнечный шар») 1. Круглые желтые, солнечные маски в честь бога Хорса (или Коляды, Коло) у русск. Во время ритуальных празднеств (Нового г., святочных игр, Масленицы, свадеб, праздников урожая и проч.) «наряжались в хари», «в лярвы и страшила». Ряжение «в хари» использовали скоморохи во время театральных и ритуальных представлений. 2. Харя – метафора для названия полного (как Хор-солнце) лица (здорового, красного, розового, холеного). 3. Хара – гора бога солнца у инд. арьев.
   ХЛЯБЬ, ХЛЯБИ – одно из небес. На нем хранятся космические воды; простор, пустота, глубь; бездна, пропасть. В космическом плане это Мировой океан, триединый (воздушно-земной-подземный, перетекающий один в др.). Х. слово санскр. Об Индре в РВ говорится: «он ударил Ахи и распространил волны по земле, и он развязал (отвязал) хляби с небесных гор…»; они упали с неба «как прорванная гать». Это небо устроено в виде гигантского ковша (бадьи) или ковшей, которые опрокидывает ниц (вниз – по-санскритски ничхинах) громовержец в течение летних месяцев: «с десятью Вивасвата (месяцами. – А.Б.) своим трижды бьющим молотом Индра опрокинул ковши небес вниз»; или этот противолежащий мир бывает поднят вверх дном. Тилак писал, что в «Ригведе» встречаются «три хранилища небесных вод» (на три летних месяца) и «три тока небесных вод»; в другом месте упоминается «семь хранилищ вод» (в этом случае имеются в виду все незимние месяцы). Русские говорят о проливном дожде: «разверзлись хляби небесные»; о слякоти, распутице – «сплошная хлябь», «там такая хлябь!», «хлябь ужасная!»; а о человеке несобранном – «расхлябанный». Отсюда и сохранившееся в простонародье и в диалектах «хляб» и «хляба» – в значениях сырой холодный воздух, изморозь, слякоть, дождь, водный поток, потоп, распутица, бездорожье вследствие размыва почв или разлива. В поучении «Слово о ведре и казнях божьих» находим: «Аз отъверзу вам хляби небесьныя».
   ХОВАЛА – одно из воплощений молнии, прячущейся в черной туче. Афан. (1,279) писал: «Искусство «морочить», «отводить глаза» приписывается поверьями… властителям туч и облаков. Из этих данных объясняется имя Ховалы; так называют в Курской губ. духа с двенадцатью глазами, которые, когда он идет по деревне, освещают ее подобно зареву пожара. Это знакомое уже нам олицетворение многоочитой молнии (с ней Афан. сопоставляет и образы Быстрозоркого, Вия. – А.Б.), которой дано имя Ховалы (от ховать – прятать, хоронить), потому что она прячется в темной туче; припомним, что тождественный этому духу Вий носит на своих всепожигающих очах повязку».
   ХОР – букв. «солнечный круг», групповая песня в честь бога солнца Хорса у русск. (у египтян и др. – Хора), изначально пелась людьми, стоящими в кругу, известна с древ. времен. Позже хоровое пение усложнилось и приобрело небывалое разнообразие.
   ХОРОВОД – ритуальный слаженный круговой танец с гармоничным пением в честь бога Солнца и времени Хорса. У укр. он назывался коломыйка – от бога юного Солнца Коляды. Мистический др. – русск. Х. и пение (моление Богу, прошение Солнца), которые начинались с весны, имели глубокий смысл приведения лучей Солнца в функциональное (по отношению к человеку) состояние после зимней относительной бездеятельности (или малодеятельности). Х. призван был восстановить все основные физиологические и психические системы человека, даже лучше, чем длительный сон (они оба важны, но восстанавливали по-разному. Сон пассивно, успокоительно. Х. активно, творчески). Он усиливал работу мозга, синхронизировал электрические ритмы обоих полушарий, способствовал увеличению, исправлению, гармонизации информационных, полевых и энергетических процессов в организме, гармонизации психической, физиологической и эмоциональной сфер человека. Вселенская тишина природы, где происходил Х., целительная природная красота, всеобщее ликование душ – давали колоссальный положительный биоэнергетический заряд людям на все лето. Цикличность и неизменность ритуала усиливала прочность эффекта трансового магического коллективного действа. Видов Х. по тематике, составу участников, стилю и сложности исполнения существовало великое мн. в разных губ., и все же в них было больше схожего, чем различительного. Основная фигура Х. – круг (что и отражено в названии), движение по кругу «посолонь» (только погребальный Х. водился наоборот), но были и фигуры в виде креста, восьмерки, веревки из трех пядей, ворот, через которые должны пройти все участники. Х. – своеобразный народный спектакль-опера, включающий стихи, музыку, драматические сцены из семейно-бытовой жизни и хозяйственной деятельности. Сеяния, ухода, уборки, обработки льна, проса, посадки капусты, ловли птиц, вышивания, покупки мужем подарков жене и т. д. Известный драматический Х. состоял в том, что один полухор рассказывал как вырастит просо; др. – как коней всех возьмет «на узду, на узду», конями «вытопчет, вытопчет», т. е. т. о. обмолотит просо. Брачный цикл хороводных песен также весьма обширен. Здесь встречаются мотивы умыкания, выкупа, выкупа за «вено» или выбора невест, передача их за «угрозы» или посулы. Славление Тура – символа силы, ярости и могущества, воплощавшего образ бравого жениха: «Ой, Тур, молодец удалой!». Существовали и особые «радуницкие» Х., прославлявшие предков, обращавшиеся к ним с молениями и просьбами. В качестве действующих лиц в отдельных актах Х. фигурировали заяц, олень, козел, ворон, лебедь, утка, гусь, воробей, голубь, коршун, царевич, скоморох. Во время танца воспроизводились повадки и пластика движений птиц, диких и домашних животных и др. персонажей, которым придавались характеристические черты и пластическая выразительность. Кульминацией Х. становилась сцена, в которой участвовали все. Хороводный календарный цикл открывался весной, в дни священного брака между Небом и Землей; идея любви и брака – гл. мотив почти всех Х. По Афан. (1,171): «Хоровод (коло), в котором песня сливается с драматическим представлением, несомненно, наследован от глубокой старины. Хороводы открываются с весною, когда небо вступает в брачное соитие с землею и как бы зовет к тому же священному союзу и человека. Именно эта идея любви и следующего за нею брака есть главный мотив, развиваемый в хороводных представлениях и песнях… И как бы ни были они подновлены или вовсе переделаны, давность их происхождения не может быть отрицаема». Афан. увидел в Х. «черты стародавнего быта» и священные песни, которые проникнуты духом и содержанием народной поэзии, сложены на чисто народном языке… Молитвенные воззвания и клятвы, наполненные обращениями к светлым стихиям, некогда обоготворенным…». Х. были радуницкие, в честь первого выгона скота на пастбище, на Красную горку, в ночь выгона лошадей в ночное праздновали всем селением с вечера до утра. Купальские Х. шли всю неделю или хотя бы три дня обязательно, они были наиболее богатыми на песенный и танцевальный репертуар, собирали огромное количество участников. Далее начиналась страдная пора. Следующий Х. открывался уже в конце июля – в августе с Перунова (Ильина) дня. Осенние Х. совпадали с началом Бабьего лета. Сбор фруктов, овощей, капусты (капустинские Х.) отмечались своими Х., которые иногда устраивали в огороде. Кроме сезонных календарных Х. существовали еще свадебные, связанные со снаряжением суженых к венечному поезду. Устраивались Х. и по др. семейным поводам.
   ХОРОМЫ (ХРАМ) (от «хоро», «коло» – круг, солярный знак) – в Др. Руси изначально круговая застройка вдоль последнего вала вокруг святилища, возможно, одни из распространеннейших были святилища богов солнца, времени, огня, света, поэтому с ними осталось наименование с корнем «хор» – Хорс), обращенная внутрь святилища, предназначенная для треб и пиров в холодное время г. или при неблагоприятных погодных условиях (такие Х. описаны Рыбаковым у с. Ржавницы как наиболее характерные для всего слав. мира (рус.228): «Интересным элементом ритуального комплекса в Ржавницах являются «длинные дома», расположенные вдоль внутренней стороны большого внешнего вала, на требище… На их месте выявлен культурный слой с углем, следами дерева и керамикой IX–X вв. Ширина «домов» – около 5 м, длина таких трех «домов» в Ржавницах – 20, 50, 60 м, они могли уместить до 300 человек. Затем Х. – большой жилой деревянный дом с круговой застройкой двора, состоявшей из отдельных строений, переходов, сеней, галерей и т. д.; хоры – верхняя открытая галерея дома. К гл. фасаду обычно примыкало нарядное красное крыльцо с лестницей, ведущей в верхние жилые помещения. Переносн. Х. – богатый дом. Круговыми были и древ. застройки весей и гор. Круг легче было укреплять и отгораживать от враждебного внешнего пространства». Рыбаков писал (там же): «Слова «хоромы» и в неполногласной форме «храм» некоторое время в средневековье означали постройку, жилище, усадьбу с ее замкнутым двором, напоминающим древние круговые постройки. Постепенно произошло смысловое разграничение: хоромами стали называть только большие, просторные светские постройки, а слово «храм» стало обозначением только церкви… в чем явно ощутим отголосок первоначального языческого значения «хором».
   ХОРС (КОРС, КОРСЬ) (санскр. еári – золотистый) – бог Солнца, времени, порядка (космического закона) у русск. Поддерживая миропорядок, циклично и регулярно, Х. воспроизводил свои действа: ночь сменял днем, зиму – летом. Один г. – др. и т. д., иначе мир рухнет. В и.-е. традиции известны подобные боги, в основе имени которых «коло», «коро», «хоро» – круг, солярный знак, это боги времени и вечности: вед. Кали (Махакали, Калка; санскр. «кала» – время); русск. Кала, Калка (в имени р. времени и вечности); греч. Крон, Хронос; егип. Хор; ир. Хвар (хварно – сияние вокруг солнца или святого, или просто человека); у урартов был Хор, Хара – бог дорог и времени; у этрусков бог смерти Хару (Харун), перевозчик душ умерших, как и у греков. Харон и т. д. Х. встречается в списках др. – русск. памятников с X в. Имя бога известно из «Повести временных лет», под 980 г. написано: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древянна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Даждьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери…». В «Хождении Богородицы по мукам» (XII в.) христ. осуждали русск.: «…Они всех боги прозваша: солнце и месяц, землю и воду, звери и гады, от камня ту устроя Трояна, Хърса, Велеса, Перуна». В XIV в. в «Слове об идолах» Григория Богослова находим: «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В «Слове и поучении против язычества» (XIV в.) русск. обвиняли: «И веруютъ в Перуна, в Хорса… и в вилы… и куры имъ режютъ»; др. вариант того же памятника XIV в.: «И ноне по украинам молятся… богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши… Не могут ся лишити проклятого ставленья в я трапезы нареченыя Роду и рожаницам». В том же памятнике XVI в. писалось: «Богы многы: Перуна и Хорса, Дыя и Трояна и инии мнози». В др. – русск. памятнике письменности XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». В «Слове некоего христолюбца»: «И вероуютъ в Пероуна и в Хърса…»; в «Слове о том, како погани сущее языци кланялися идолом»: «Тмъ же богомъ требоу кладоуть… Пероуну, Хърсу…»; в «Слове и откровении св. апостол»: «Мнящее богы многы, Перуна и Хорса…». Имя Х. встречается в «Житиях» кн. Владимира. В «Слове о полку Игореве», где кн. Всеслав «Великому Хоръсови влъкомъ путь перерыскаше», т. е. переезжал до восхода солнца («до кур»), – Х. назван «Великим Хорсом». В др. – русск. памятнике XII в. встречается выражение «пойде на всхоре», т. е. на восход. Х. ежедневно, ежеутренне борется с демонами тьмы и побеждает их, символ его – птица (орел, сокол, петух или кречет) с распростертыми крыльями, символом защиты и покровительства. В XII в. писали о Х.: «…гна белых кречетов через поле в поле», т. е. белые кречеты шли впереди Х., оповещали приход солнца и светлого времени нового дня. А когда наши предки прогоняли ночь или врага (темную вражью силу), летописцы, используя солнечную образность, писали обратное: «а словены гна черны враны с другы с березей дунайских в темны дебри, к ночи». В пермских сказаниях уп. Харк Харкович и Солон Солоныч – оба солнечные (или солнце).
   С корнем «хор» («кор») известные русск. слова. Хорошо, хороший (укр. гарный, почти харный, – хороший), хоровод, хор, хоромы, хоругви, храм, корона. Хорутане — др. название словенцев. А есть еще хорваты. С этим корнем немало топонимов. О. Хортица со священным на нем дубом – деревом Перуна христ. переименовали в о. св. Георгия; гор. Керчь, Корсунь (Корсунь-Шевченковский) на р. Рось, на правом притоке Днепра; гор. Корсунь в Сев. Причерноморье, на Ю. Крыма, ныне в Севастополе (назывался так до XV в., еще раньше с V по I вв. до н. э. – Херсонес, после XV в. – Херсон); гор. Херсон (от него Херсонская обл.), морской порт в устье Днепра (ныне – Укр.). Хорол – гор. в Полтавской обл., известный с 1083 г. Хорол – р., приток Псла, уп. в «Поучении Вл. Мономаха» (1117). Одна из киевских гор, где могло быть святилище Хорса, – известная Хоревица. Хорсово, по Рыбакову, местность недалеко от Переяславца-на-Дунае, где, вероятно, было святилище Х в. Рукописный синопсис XVII в. содержит текст об убийстве русск. кн. Игоря Старого: «…и князь этой земли Малдитто отрубил ему голову на месте, называемом Хоресто (Хорсово. – А.Б.), где и похоронили его». О том же у Орбини: «Игорь убиен был от Малдитта, князя древлян, на месте, называемом Корест (Хорс или Хорсово. – А.Б.), где и погребен труп Игорев». Кто называл град древлян Хоресто, Хорсово, Корест, кто – Коростень (солнечный), кто Искоростень (из солнца, подсолнечный). Некоторые исследователи (Робинсон) считают, что Х. был бог Полоцкой земли. Гор. Хорст есть на бывших землях зап. слав., ныне Сев. Рейн-Вестфалия (Герм.). Харино – с. в Вологодской обл.; Харловка – с. на берегу Баренцева м. на Кольском п-ве; Харлу – населенный пункт на север от Ладожского оз.; Харовск – гор. на берегу р. Кубена в Вологодской обл.; Хор – р. и гор. южнее Хабаровска; Хорлово на р. Москве; Хорол – р. в Полтавской обл. и гор. недалеко от нее; Хорстков на притоке р. Збруч Тернопольской обл. и др. Дни Х. – вторник (как бога повторяющегося времени, кругового времени), воскресенье (как солнечного бога).
   ХОРУГВИ – полотнища боевых знамен в честь бога Хора (в Египте, где Х. уп. в XXII в. до н. э. И римское военное знамя с орлами и проч. символами), Хорса – у русск. (поэтому слово произносилось «хоригови», «хорюгови», «хоругови»); полотнища крепились к древку (стягу), у которого имелось навершие (стружие). Войсковые Х. были, как правило, белого, солнечного, золотистого, красного цвета. Или на них изображалось солнце, или солярный знак – круг, коло, орлы и проч. В средневековой Польше и Литве Х. – воинское подразделение, соответствовавшее роте. Следовательно, Х. там было ротное знамя. В «Слове о полку Игореве» находим: «Чрьленъ стягъ, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружiе – храброму Святъславличю». В «Задонщине» XIV–XV вв.: «Дону великого, пашутся хоригови берчати, светяться калантыри злачены» (здесь «берчати» – острые, с остриями; «калантыри» от «коло»: оборачивающие вокруг – кольчуги). Нынче Х. – также знамена христ. церкви особой формы, на материи, деревянном или железном шесте, с изображениями Христа и святых.

Ц

   ЦАРЬ – от «цер» – порода дуба (Фасмер) – воплощение единства рода. В русск. народном фольклоре Ц. не занимает центрального места, которое обычно отдано гл. герою из народа (он, преодолевая препятствия, выказывая недюжинную силу духа, нередко сам становится Ц.). Иногда титул Ц. сближался с гл. духом какого-либо явления или субстанции: Ц.-Огонь, царица-Водяница, Ц. небесный, Ц.-змей, Ц. травы, Ц. или царица Зимы, Морозов и т. д.
   ЦАРЬ МОРСКОЙ (ВОДЯНОЙ, ПОДДОННЫЙ) – в русск. фольклоре бог морей и океанов. Само словосочетание древ., известное еще вед. арьям. Уп. в РВ (IX.107.16). Кайсаров считал, что слав. «повелителя морей можно по справедливости сравнить с Нептуном», а мы добавим: и с Посейдоном, и с Океаном. Кайсаров добавлял: «Царю морскому были подвластны морские чудища». Например Чудо-Юдо.
   ЦАРЬ ОГНЕННЫЙ ЩИТ И ПЛАМЕННОЕ КОПИЕ – вольный (т. е. неконкретного царства) царь русск. сказки о Еруслане, воплощение грозового неба – владения Перуна (в период христианизации фольклора имена русск. богов были запрещены и заменялись метафорами и образами различных богатырей). Афан. (1,110) писал: «Царь этот, по свидетельству сказки, ни в огне не горит, ни в воде не тонет; он испускает из себя пламя и пожигает своих врагов. На картине, оттиснутой в лубочном издании сказки, вольный царь изображен на коне. Голова его увенчана короною, в руках – круглый щит, подобно солнцу испускающий во все стороны огненные лучи, и копье, на острие которого горит пламя…. Все эти сказочные подробности не оставляют ни малейшего сомнения, что под именем вольного царя выведено здесь древнее божество грозового, облачного неба… живет он за теплыми морями = дождевыми тучами, молния – его пламенное копье, а солнце – его огненный щит. Во время грозы, которая обыкновенно уподоблялась битве, солнце, охваченное облаками, казалось бранным снарядом в руках небесного бога». Афан. (1,322) пишет о сказочном коне бога-громовника: «о восьми ногах: такое удвоенное число ног указывает на необыкновенную скорость его бега; (скандинавский) Один ездил на нем по водам и по воздуху, самое происхождение коня Слейпнира чудесно: он рожден богом грозового пламени Локи, превратившимся в кобылицу. На подобном же восьминогом коне разъезжал вольный царь Огненный Щит Пламенное копье, о котором повествует русская сказка о Еруслане». Здесь использован архаический ведийский миф об Ушас, превратившейся в кобылицу, родившей двух близнецов (коней) от бога, превратившегося на время зачатия в коня. Поэтому у коня 8 ног: близнецы-кони здесь полуслились.

Ч

   ЧЕРНОБОГ (ЧЕРНЫЙ БОГ, иногда ЧЕРНОГЛАВ) – бог третьего, темного, подземного мира зап. слав., но известный и вост.; возможно, одно из имен-метафор Триглава, или Траяна. Противоположен Белбогу. Ему подвластна чернота на земле и чернота на небе; он частично или полностью слеп, но видит не очами, зрение его особое. Уп. в «Слав. хронике» Гельмольда, XII в. Кайсаров говорил о статуе «Чернобога – воинственного с серебряными усами – в храме Ретры, его почитали венеды, принося чашу пития и творя заклинания, прося о том, чтобы Чернобог не причинил им вреда. В Саксонии также был кумир Чернобога, ему поклонялись тамошние славяне, позже онемеченные, в 1534 году епископ алтенбургский Вицелин уничтожил храм и запретил почитание Чернобога» Животные Ч. волк, собака, змея. Он давал приют всем, кто к нему послан, но отнимал память (в др. трактовках – ум), о нем говорили: памятохищен. Он не бог смерти, смертного часа, а хранитель безжизненной вселенской тьмы, бездны – в земле или за ее пределами. Возможно, люди в древ. предполагали, что существует некая «черная материя» особого рода, невидимая, которую ученые открыли только сейчас. Афан. (1,49) уп. места, связанные с именем Ч.: «Чернобожье – в Порховском у., Чернобожна – в Буковине, Чернобожский городок – в Сербии; в земле лужичан, близ Будишина, есть гора Чернобог и недалеко от нее другая – Белбог, о которых сохранилось предание как о местах… богослужения. В Бамберге был найден идол Чернобога, изображенного в виде зверя, с рунической надписью, начертанной так, как произносят славяне поморские: Царни бу; об этом открытии написал в свое время ученое исследование…
   Шафарик… Шафарик поклонение Чернобогу приписывает венедам и грубо сделанное изображение его принимает за льва; но справедливее полагать, что это волк, мифический представитель ночи, темных туч и зимы…. А на Украине уцелела клятва (проклятие): «щоб тебе чорнiй бог убив!»… В заговорах упоминаются «черные духи, нелюдимые» и творятся заклятия «от черных божиих людей»; «В «Сб. памятн. нар. творчества в сев. – зап. крае» напечатаны две песни, записанные будто бы в Минской губ., в которых упоминается про Черного бога» (3,381).
   ЧЕТВЕРГ – день, посвященный Перуну, считался легким днем, способствующим всем работам, связанным с водой и огнем. По Афан. (1,127): «у полабов четверг, день, посвященный богу-громовнику, называется Perendan – Перунов день». В Ч. перед Новым г. (г. начинался то 1 марта, то в июне, перед Купалой, то 1 сентября, то в январе) поминали предков, приглашали их к домашнему очагу. Или жгли костры на дворе, чтобы души предков могли прийти и согреться. Когда г. начинался 1 марта, – масленичный Ч. назывался «чистый Ч.». В это время пробуждался Перун от зимнего сна и умывался, поэтому чистому Ч., сопутствовали очистительные ритуалы: утром брали из р. воду, переночевавшую под звездами, «пока ворон не обмакнул крыла» (считали, что завистливый ворон спешил запастись здоровьем раньше людей), в воду старались положить серебряную вещь (серебро связано с оздоровлением). Сейчас христ. перенесли понятие «чистый Ч.» на Ч. перед Пасхой. В чистый Ч. считали поутру деньги, чтобы не переводились круглый г. (Перм. губ.), кормили домового. Стригли у себя, детей и скотины по нескольку волос, чтобы они росли лучше и вообще на здравие. В этот же день люди сжигали солому из старых постелей, окуривали себя можжевельником, раскладывали его или пихту в доме для защиты от вредоносных сил, выжигали солнечные и громовые знаки, обновляли заклинательные знаки на дверях, калитках, перепрыгивали через костер, очищаясь огнем. День был насыщен ритуалами скотоводческого характера. На ушах животных выжигали метки, подстригали у овец шерсть на лбу в надежде, что она у них будет длиннее и гуще; вносили золу в курятник, предварительно очистив печь; выкрикивали пожелания о приплоде животных в печную трубу; произносили заговоры. В «Поучении против язычества» XVI в. говорилось: «…И воду к кутьи заупокойней оставляють на столци. И сметье (мусор, солому) у ворот жгуть в великий четверг, молвяще тако: «У того огня души приходящие огреваются». Выделялся и Ч. на Зеленые святки, на купальской неделе (см.).
   Рядовой Ч. среди дней недели служил «перевалом». День этот слыл серьезным, «строгим», требовал особой рассудительности и порядочности. Пускаться на легкомысленные авантюры в Ч. не советовали, необходимо было остерегаться лгать, хитрить, плутовать – возмездие будет неотвратимым. Была еще примета: «кто в четверг до восхода Солнца умоется с серебра или с яйца, здоров и чист будет». По слав. легендам, в Перунов день вода сама собой освящалась (или освящалась Перуном), обретая особую целительную силу. Отсюда – различные магические обряды утреннего четвергового умывания, сохранившиеся до рубежа XIXXX вв., и прозвание Ч. поэтому «чистый». Афан., имея в виду христианизированный Ч. (3,342), но сохранивший традиционные дохристианские черты, писал: «Ранним утром в четверг Страстной недели, как в день, посвященный громовнику, предки наши, по свидетельству Стоглава, палили солому и кликали мертвых. День этот на Руси назывался чистым=светлым; крестьяне ходили в чистый четверг на проруби и закликали Весну».
   Из глубины веков пришла вера в «четверговую соль» (прокаленную на углях в Ч.), которой приписывали способность оздоравливать человеческий организм. В некоторых русск. губ. люди верили, что и хлеб, подаваемый на стол в Ч., бог освящает и благословляет, поэтому крошки, куски, оставшиеся от «четвергового стола», нельзя было выбрасывать, а напротив, нужно хранить, давать людям и животным во время болезней. Афан. (1,134) дополнял сведения о Ч.: «обращаем внимание на доселе уцелевшую поговорку: «после дождичка в четверг». В четверг, посвященный Перуну, крестьянин ожидал грозы и почитал этот день особенно счастливым, легким для начала всякого предприятия, обещающим исполнение желания и успех; позднее, когда пали древние верования, означенной поговоркою стали выражать сомнение: когда-то еще сбудется!».
   ЧЕСЛОБОГ (ЧИСЛОБОГ, ЗИСЛОБОГ, он же ЮТРАБОГ) – одно из имен-метафор Рода, преимущественно, у зап. слав. (от слав. «чесло» – тело; «чресла» – бедра, поясница (то, что мы нынче называем «ниже пояса», ч. тела, связанная с жизнью полов и производством потомства) или от слав. «ятра» – внутренности; также и мужские яички. Этот бог (или ипостась Рода) редко уп., найдены у зап. слав. его фигурки с вытянутыми по сторонам, как бы распятыми на кресте руками, с надписью его имени. Предполагается, что при таких фигурках происходили мистические действа. Осуществлялась связь с предками, гадания. В т. ч. и по внутренностям, по печени животных (т. к. «ятро» еще и печень), предсказания судьбы («что на роду написано»). Кажется из наших дней, что гадание на печени – сущая отсебятина. Но – нет. В древ. люди заметили, что печень животных одного вида, однолеток, живущих в одной местности в одно время, почти идентична (за исключением больных), но печень этих же животных не одинакова в разные гг.: например, в засушливые на ней одни знаки, в благополучные – др. Именно поэтому наблюдавшие за изменениями в чувствительной печени животных из года в г. могли предсказывать засуху, холодную, неблагоприятную зиму, мор и т. д. Сведений о Ч. крайне мало.
   ЧЕРТ, ЧЪРТЪ – слово и понятие др. – русск. дохристианское, в основе его тот же корень, что имеет межевая пограничная черта, иногда не начерченная, а воображаемая, условная, а иногда прочерченная, пропаханная, отмеченная пограничными столбами, «болванами», «бабами», межевыми камнями, развилочными камнями и столбами, граница. То, что за пределами «своего» пространства. Ч. – воплощение всего чужого; неизвестного, неосязаемого и аморфного врага. Всего темного, черного, злого, враждебного, непредсказуемого, страшного. Какая-либо антропоморфность в пластическом воплощении Ч. возникла в христ. времена под влиянием образа христ. дьявола и еврейского сатаны – демонов более мощных, чем аморфный Ч. Во время христианизации Ч. (как и всем персонажам слав. мифол.) – и до того погранично-заграничному образу чужака – придавались уродливые звериные черты, коварный характер, приписывались злые намерения. Именем Ч. стали заменять змей, облачных змей, драконов, демонов стихий – великанов, смещавших горы и камни, запружавших реки. Афан. (2,345) называл топонимы, связанные легендами с Ч.: Чертову гору в Могилевской губ., Чертово плечо – утес с двенадцатью знаками недалеко от древ. Коростеня у р. Уши; Чертову ножку – курган в Черниговской губ., близ Любеча; Чертов порог в Немане из лит. легенды; Чертово городище в Астраханской губ. из русск. предания; Чертов камень в карпатском Подкаменье; Черную гору в галичском Коломыйском округе.
   ЧИСЛА – мифопоэтические средства для преодоления хаотических начал и упорядочения космоса. Представления о сакральных (заветных) Ч. складывались у наших предков по мере развития абстрактного мышления. Кроме бытовых целей, счета, Ч. играли важнейшую роль в ритуальных и культовых отправлениях, в фольклоре и др. – русск. литературных текстах. Ч. и счет были сакрализованными средствами для репродуцирования структуры космоса, правил ориентации в нем человека, для космических законов (в ведах – рита, рта; в «Авесте» – арта). Ч. использовались для календаря и для периодического восстановления сезонных г. циклов. Магическая математика и символический смысл какого-нибудь Ч. не сводился к одному значению. Например, Ч. «1» обозначало не только первый элемент числового ряда, но и было символом единства и целостности. Ч. «2» часто указывало на двойственные начала: небесное и земное, светлое и темное, мужское и женское, правое и левое, верхнее и нижнее, западное и восточное, северное и южное, тот свет и этот и т. д. Это также символ противопоставления, разделения и связи, соответствия противоположных членов числового ряда. Однако, в отличие от «чистых» Ч. (1, 3), Ч. «2» считалось «нечистым». Даже опасным из-за его возможности зеркального (в т. ч. и водного) отражения и удвоения предмета (например, спорыша, сросшихся колосьев, близнецов), а также раздвоения его. Эта сильномагическая способность двойчатки была непонятной и пугающей. Ч. «3» являло собой образ динамической целостности, полного совершенства (например, 3х3=9 – давало все полновесные Ч., кроме 0). Соотнесение с 3 сферами мироздания, в которые были проникновенны все боги. «4» – создавало образ статической целостности, идеальной устойчивой структуры: 4 стороны света, четырехглавый бог – страж сторон света Световид, четыре времени г.; квадрига коней у бога Солнца и т. д. Из суммы 3 и 4 (из соединения динамической и статической целостностей) образуется Ч. «7», наиболее популярное в мифол. и фольклоре: 7 обязательных поленьев для жертвоприношения принято было употреблять в очень древ. (первые) времена, что отражено в ведах; 7 раз надо повторять имя (бога, предка) при молитве; 7 молитв (гимнов) достигали гармонии и успеха на небесах; 7 жрецов должны были участвовать в наиболее важных ритуалах жертвоприношения; 7 отверстий в человеческой голове; 7 цветов у радуги; 7 небес (по одной из версий, по др. З, 9, много); 7-е небо; 7 дней недели; 7 тонов музыки; 7 братьев и сестер в сказках (соотносились с 7 месяцами зимы и ночи в Приполярных обл., где жили предки и.-е. до ледникового периода); 7 верст (эпическое число, означающее много). «10», как и 1, играло основополагающую роль в числовом ряду. В сказках встречалось, наряду с «тридевятым», «тридесятое царство», «тридесятое государство»; по десять пальцев на руках и на ногах у людей (и когтей на лапах большинства животных); десять цифр в десятиричной системе счисления. Змей мог быть о 3, 9, 10, 12 головах (хоботах). «12» выступало как счастливое Ч. и было весьма емко. Оно делится на 2, 3, 4, созвучно с тройкой (1+2) и семеркой (3х4=12); существует 12 месяцев г. (считалось в древ., что им соответствует 12 солнц. Ибо каждый месяц солнце разное по долготе и силе света, по высоте над горизонтом); в новогодней обрядности руководили 12 старцев; на 12 снопах гадали о будущем урожае; 12 дней горел священный огонь (6 дней в кон. старого г. и 6 в нач. нового) на Новый г. 3х7=21 (обратная перестановка 2 и 1 вместо 1 и 2 в 12). Ч. «13» противостояло счастливому «12» как несчастное. Оно стояло за пределами счастливого объемного гл. и любимого 12-ричного исчисления и было неведомым, чужим, к тому же нечетным. Это число, превышающее на единицу полный комплект, чревато взрывом (перегрузкой), неведомым переходом к новому качеству и потому опасно; связано со смертью, переходом в мир иной. Кроме 2, 3, 7, 9, 12 к сакральным относили и ряд др. производных чисел (24, 30, 33, 36, 37, 40, 99 и т. п.). «Сорок сороков» – излюбленная мера для выражения эпического счета на Руси (абсолютная законченность для некоего мистического множества; хотя, например, древ. брахманы Индии для вычисления «века Брахмы» использовали невероятно большие числа: 311 040 000 000 000). Через 40 дней душа умершего окончательно покидает этот мир и переходит в иной, тонкий мир. В это время совершаются поминки – «сороковины». Древний человек был уверен в символической эквивалентности, магической тождественности любого многозначного Ч. с суммой (или др. соотношением) составляющих его знаков.
   ЧОХ – вид гадания и предсказания по способу чихания. В XVI в. русск. осуждали: «Господь не рече лековати (целити) чарами; ни въ наузы, ни въ встречю, ни въ полазъ, ни въ чохъ веровати». Афан. (2,174) писал: «По народным приметам: если чхнет больной, то наверно выздоровеет; кто чхнет рано натощак, тот в течение дня получит подарок, или неожиданное счастие, а по другому объяснению – это предвещает хорошую погоду. Доныне в обычае всякому чихнувшему желать здоровья и исполнения желаний».
   ЧУДО, ЧУДО-ЮДО (ЧУДО МОРСКОЕ) – название морских (водяного царя; или облачных – моря небесного) обитателей разного ранга, воплощает память о мифич. первосуществах, обитавших в начале становления мира в морских глубинах, имевших неясные формы или формы разнообразные, причудливые. По Трубачеву (8, 191), «юда» – мифич. существо слав., которое живет в горах, у озер. И носится вихрем по воздуху, резвится, буйствует. «Юдити» – двигаться, шевелиться, манить, подманивать, искушать, кривляться или искривляться в водной толще, обманывать. Герой, встречающий Ч.-ю., пребывает не только на дне морском, но и на небе, и в прошлом человечества. Афан. считал (2,112,150): «русские сказки говорят о двух ключах Чуда-юда (Морского Царя или змея): если испить воды из одного ключа – станешь сильномогучим богатырем; если помочишь голову в воде другого – будут волосы золотые; говорят также о двух чудесных мазях, принадлежащих тому же Чуду-юду: если натереть голову одною мазью – волоса будут серебряные, а натереть другою – будут золотые… Источники эти и сосуды находятся во власти облачных духов… и воды их не только золотят, но и… наделяют неописанною красотою и богатырскою силою».
   ЧУР – божество домашнего огня. Связан с дымом (духом) домашнего очага, границ и межей (рубеж, предел, край, мера как отмеренное) в виде межевого камня, стелы, столба (иногда лицевого), «болвана», «бабы». Обожествленный дух предка (в виде изваяния щура-пращура), гарант справедливости и закона; охранитель дома, собственности, жилой и хозяйственной среды. Д.Шеппинг считал, что «его имя употребляется как синоним границы». По Афан. (2,48): «В народных русских преданиях и заклятиях уцелело воспоминание о древнем мифическом существе чуре. В санскрите čur означает: жечь; слову этому в русском языке соответствует: курить (звуки ч и к в славянских наречиях взаимно сменяются: чадить и кадить, почить и покой и т. п.). От санскр. čur образовались слова: чурка, чурак, чурбак, чурбан – обрубок дерева, толстое полено. С помощью которого возжигается на домашнем очаге огонь, подобно тому, как палица (палка) стоит в связи с глаголом палить, а жезл с глаголом жечь. Чур – одно из древнейших названий, какое давалось домовому пенату, т. е. пылающему на очаге огню, охранителю родового достояния. Белорусы до сих пор рассказывают, что у каждого хозяина есть свой Чур – бог, оберегающий границы его поземельных владений. На межах своих участков они насыпают земляные бугры, огораживая их частоколом. Такого бугра никто не посмеет разрыть из опасения разгневать божество… Жилище и поле, обрабатываемое родичами, со всех сторон оберегала порубежная полоса, которая считалась неприкосновенною… В определенные дни глава семейства обходил по этой черте, гоня перед собою жертвенных животных, пел гимны и приносил дары; здесь же, в некотором расстоянии друг от друга, ставились крупные камни или древесные стволы, носившие названия термов. В яму, в которой утверждался терм, клали горячие угли, хлебные зерна, караваи, плоды, лили мед… Римляне, при постройке города, запрягали в плуг тельца и юницу. Обводили кругом глубокую борозду, которая должна была означать границу города… Кто входил в город не воротами, а перелезал через ров и стену, тот подвергался смертной казни… Межа была священною чертою. Межевые столбы и камни… служили вещественными, символическими знамениями владычества родовых пенатов… земля, со всеми ее угодьями, постройками, находилась под их покровительством и охраною. Деревянный столб (чурбан) был принимаем за воплощение Агни, так как в нем таился живой огонь… камень же – символ небесного пламени, которое возжег бог-громовник своим каменным молотом и низвел на очаг… Чтобы захватить чужое поле, надо наперед изменить рубеж, низвергнуть охраняющее его божество. Такое святотатство подвергало виновных жестокой каре: «его дом (говорит этрусский закон) исчезнет, его племя угаснет; земля не будет приносить ему плодов; град, ржа и небесные молнии истребят его жатвы; члены его покроются язвами и иссохнут… Понятие собственности у народов… было нераздельно с представлением очага; о частной собственности не знали, всем имуществом владел род сообща, который (как лицо юридическое) и был настоящим собственником или, говоря строже, – собственником было божество домашнего огня: в нем, с одной стороны, видели источник всякого богатства, начало всякого приобретения, с другой стороны – чтили в нем представителя родственного единства, старейшего праотца».
   В европ. традиции использовать оберегательные способности предков. Не случайно захоронения располагались вблизи границ освоенного племенем (селом, гор.) пространства. Это был способ магически оградить родную землю от посягательств. Ч. связан с миром, он защищал право собственности, оседлости человека на земле, гуманные нравственные принципы, закон (существовали аналогичные духи границ гос-в, дорог, ворот, дверей). Земля, на которой жили предки и в которой они покоились, переходила, наследуясь из рода в род, и считалась неприкосновенной для др. По поверьям мн. слав. народов, души тех, кто не уважал святости границ, передвигал межевые камни (столбы), хозяйничал на земле чужих предков, подвергались проклятию, после смерти блуждали без пристанища, или – такие люди вечно вынуждены были таскать камни и носиться по полям, нигде не находя покоя; или – носиться по полям блуждающими огоньками. Кайсаров не без иронии писал в нач. XIX в., что римский бог границ Терминус, «изображаемый сперва четырехугольным камнем, впоследствии получил однако ж голову, а наш Терминус, напротив того, остался навсегда безголовым, и Чур все остается чурбаном, каких и ныне еще находится множество на полях наших». Но русск. достаточно было такого Ч., остальное дополняло их космоцентричное воображение.
   Ч. категоричен, непререкаем, неоспорим; он участник мн. заклинаний: «Чур, ми!», Чур, меня!» (заклинание-оберег). «Чур, наше место свято!». Эти слова произносятся при заклятиях злых духов и снятии волшебных чар, при совершении гаданий. Слово присутствовало в древнейших магических текстах. По Афан., «сила этих слов заключается в призыве светлого, дружелюбного божества, присутствие которого заставляет удалиться демонов мрака». «Чур, мое!», «Чур, пополам!», «Чур, поровну!», «Чур, одному, не давать никому!», «Чур, не делать!», «Чур, не трогать!», «Чур, вместе!» (что тоже означает «поровну»). «Слово Чур получило значение проведенной черты (межи), как это очевидно из наречия чересчур и пословицы: «через Чур и конь не ступит», – говорит Афан. – Белорусское заклятие: «Чур тебе на язык!» (то же, что выражение «типун тебе!») и малороссийское: «Цур тобе, пек тобе!» состоит в призвании карающей силы огня на язык насмешника, ругателя, на голову обидчика». «Чураться» – очерчиваться, удаляться от коголибо, отстраняться. «Щуриться» – не желать кого-то видеть, делать вид, что не узнаешь, не видишь.

Ш

ШИШ (ШИШИГА, ШИШКА, ШИШОНКО) – энергичный дух бессмертного ядра (а также ядра живой клетки, зародыша, семени, шишки, яйца, споры, спермы), воплощение вечного неистребимого плодородия. Хранитель вечноживого семени (шишки), сжатого в малой форме ядра или зародыша жизни; сама самовозрождающаяся жизнь без всяких условий, др. сил (голая жизнь). Встречается Ш. в значении «кукиш», в этом случае он символизировал коитус и гениталии, употреблялся как жест, отвращающий враждебное, жест-заклятие (например, в заговоре: «глазной кукиш, на тебе шиш»). Имя Ш. древ. и.-е., имя Шишонк носили фараоны Египта (несколько поколений). Возможно, это древ. имя послужило толчком для возникновения др. имени нарицательного – Дурак. В русск. фольклоре Ш. всегда гол и беден (всклокоченное существо с торчащими шишом волосами – шишига), у Ш. «нет ни шиша» или – «шиш да маленько», но каким-то непостижимым образом он всегда выживает в любых условиях. Воплощение бедности – Ш. – живет в овинах, к нему посылают докучливых людей: «Иди к Шишу!» (а тот и даст шиш!). Для зачатия жизни у древ. ариев было особое время г. и отдельный сезон г. (когда было 5 сезонов) шишир – ранняя весна. Ш. воплотился и в географических названиях. Ок. Скопле в Македонии есть с. Шишово, Шиштавеци на границе Косова и Албании, р. Шиш, прав. приток Иртыша, с. Шишовка в Вологодской обл, с. Шишаки в Полтавской обл., Укр., с Шишицы юж. Минска и др.
ШИШИМОРА (от глагола «шишеть» – копошиться, возиться, шевелиться, украдкой беспрестанно что-нибудь делать. «Шишкать» – мешать, суетиться. А вторая ч. слова «мора», «мара» – смерть. В Киевск. губ., по Афан., их называли «нички=марухи). – Русск. и блр. дух сонных мечтаний, дух предков по женской линии, покровительствовавший женщинам. День ее 2 марта. Ш. представлялась малюткойневидимкой женского пола, обитающей в доме за печкой, в жилых дворовых постройках, постоянно занятой прядением, тканьем, шитьем, плетением кружев, уходом за детьми и животными. Афан. писал (2,54): «поселяясь в жилищах своих родичей, получали характер домовых гениев». В период христ. Ш. придавались злые намерения (будит детей по ночам), уродливые черты (голова с наперсток, туловище, как соломинка), стали считать, что она приносит мелкие неприятности, появляется как предвестник беды, смерти.

Щ

   ЩЕДРОВКИ – песни. Вариант колядок. Их распевали мальчики и девочки в «Щедрый вечер», на Новый г. Они ходили ватагами от дома к дому. Поздравляли, желая всякого добра хозяевам в новом г., собирая угощения.
   ЩУКА – мифич. рыба. В фольклоре она столь огромна, что иногда замещает кита. Или может лечь через широкое море мостом. Или проглатывает корабли с товарами. Волшебная рыба воплощает память о мифич. первосуществах, обитавших в начале творения мира в морских глубинах. Она выполняет желания сказочного героя в оплату за свое освобождение. В заговорах фигурирует «щука златоперая, чешуя медная». Заговоренного «запирают на замок», ключи от которого проглочены Щ. Щ. участвовала в гаданиях на богатство, урожай, долгожительство [Щ. живет до 267 лет, дольше жабы (36), сокола (100), черепахи (200), дольше живут только дуб, сосна – 400–500 лет]. Ее кости, зубы носили как оберег. Афан. (2,79) приводит русск. народную сказку о мальчике-семилетке, неслыханном силаче, который, переходя мост с вязанкой дров и топором, попал в пасть рыбы-Щ. (по др. списку: рыбы-кита). Внутри гигантской рыбы он нарубил дров, развел костер с помощью кресала. Рыба металась по морю-океану, разбрасывая корабли и лодки, испуская изо рта дым и огонь, затем выбросилась на морской берег, мальчик прорубил в течение четырех дней отверстие в боку рыбы и вылез на вольный белый свет. Афан. считал: «чудовищная… рыба есть громоносная туча, плавающая в воздушном океане, а мальчик-семилеток, который, сидя в ее утробе, высекает огонь и разводит страшно пожигающее пламя, принадлежит к породе мифических карликов, обитающих в облачных пещерах и приготавливающих там на сильном огне кузнечных горнов молниеносные стрелы. Семь зимних месяцев он пребывает в покое, или, выражаясь эпически: семь лет он растет и собирается с силами; но когда исполнится семилетний срок, т. е. с приходом весны, – заявляет свою богатырскую мощь. Подобно Перуну, он вызывает грозовое пламя ударом кресала о камень; подобно Перуну он вооружен топором». Так русск. сказка изображает грозу в виде громоносной рыбы, плавающей, мечущейся по воздушному океану. Исполняющая желания волшебная рыба отражена в сказках, где царицы исцеляются от неплодия, герои получают неслыханные богатства, о Емеле-дурачке (Щ., исполняющая все «по щучьему велению»), «золотой рыбке» и др. По Афан.: «сказки возникли из одного общего источника, и золотая рыбка тождественна с могучею щукою. Святочная подблюдная песня говорит о щуке серебряной, позолоченной, унизанной жемчугом и алмазами; следовательно, дает ей те же эпитеты, какими наделены и другие олицетворения тучи, сверкающей золотистыми молниями:

     Шла щука из Новагорода,
     Она хвост волокла из Белаозера;
     Как на щуке чешуйка серебряная,
     Что серебряная, позолоченная;
     Как у щуки спина жемчугом сплетена,
     Как головка у щуки унизанная,
     А наместо глаз – дорогой алмаз.

   Песня сулит богатство. Но реально это богатство выражается через золотосверкающую грозу и серебряный дождь, дающий урожай. Богатство в небе может быть и призрачным (исчезает), и реальным, если оно переродилось в земле, и чтоб его добыть, надо еще и быть тружеником. Так же предание о земле, плавающей на трех гигантских рыбах, не совсем неправда, если эти рыбы – гигантские тучи-облака, на которых или в которых плавает земля».

Э

ЭРА (от лат. аrea, букв. исходное число) – вся совокупность годов в той или иной системе, вся система летоисчисления; начало системы летоисчисления. Э. болгарская начинается с 5504 г. до н. э. С VI в. др. – русск. Э. начала исчисляться с 5508 г. до н. э. (с 1 марта). В Индии Э. – калиюга по имени вед. богини времени и вечности Кали («кала» санскр. – время). Новая, или Наша, Э. введена римским монахом скифского происхождения Дионисием Малым. По этой системе сейчас ведется летоисчисление в большинстве стран мира. Первоначально называлась Э. от Рождества Христова (с 1 января 1 г. н. э.).

Я

   ЯРИЛА, ЯРИЛО, ЯРУН [в санскр. jar – бодрствовать, jara – любовник; в русск. и др. и.-е. яз. яр (ъ, ый) – светлый, красный, живой, похотливый, молодой (ср. «ярка» молодая, еще не ягнившаяся овца), жаркий, горячий, сердитый, гневливый] – и мифич. персонаж, и ритуальная кукла с большим фаллом – воплощение мужского семени (семенника), сексуальной мощи природы, божество плодородия (чаще всего Я. связывали с плодородием людей и животных, но иногда с плодородием вообще). Афан. называл его «бог Ярила» (1,223–224) и писал: «Корень яр совмещает в себе понятия: а) весеннего света и теплоты, b) юной, стремительной, до неистовства возбужденной силы, с) любовной страсти, похотливости и плодородия: понятия, неразлучные с представлениями весны и ее грозовых явлений. У карпатских горцев ярь (пол. iar, iaro, чешск. gar, garo) – весна… ярець – май; костромск. яр – жар, пыл… серб. jaра – жар печи, jaрко сунце – то же, что наше «красное солнце». В немецких наречиях это перешло в обозначение целого года (в те века, когда год начинался весной. – А.Б.)– jaеr (гот. jêr, др. – вер. – нем. jâr, др. – сак. gêr, англос. gear, англ. year, скан. âr), подобно тому, как наше лето получает тот же самый смысл в выражениях: прожить столько-то лет…. Прилагательные ярий, преярий в Курск. губ. употребляются, говоря о животных, в смысле: второгоднего = пережившего одну весну. Ярый воск – чистый, белый («горит свеча воску ярого»), ярые пчелы – молодые, весеннего роенья; чехи тот же эпитет… придают и меду. Яроводье – высокая, стремительно текущая вода весеннего разлива рек; яр – быстрина реки и размоина от весенней воды; яро – сильно, шибко, скоро, яровый (яроватый) – скорый, нетерпеливый, готовый на дело, яровистый – бойкий, ярый (ярный) – сердитый, вспыльчивый, раздражительный, сильный, разъяренный – страшно раздраженный, неукротимый, серб. jрити се – гневаться… Яровать – кипеть и обрабатывать поля под весенние посевы; яровина (яровинка) – весною посеянный (яровой) хлеб, серб. jаро жито, пол. iare zboze, ярица – пшеница, серб. jарица – то же и jарина – летние плоды. Яровик, яровище – поле, засеянное яровым хлебом. Ярость – гнев и похоть, ярун – похотливый, поярый – пристрастный к чему-нибудь, яриться – чувствовать похоть, серб. jарич – любовный жар…
   Воспоминание об Яриле живее сохранилось в Белоруссии, где его представляют молодым, красивым… разъезжающим на белом коне и в белой мантии; на голове у него венок из весенних полевых цветов, в левой руке держит он горсть ржаных колосьев, ноги босые. В честь его белорусы празднуют время первых посевов (в конце апреля), для чего собираются по селам девушки, избрав из себя одну, одевают ее точно так, как представляется народному воображению Ярило, и сажают на белого коня. Вокруг избранной длинною вереницею извивается хоровод, на всех участницах должны быть венки из свежих цветов… Обряд совершается в чистом поле – на засеянных нивах… В деревнях Великой и Малой России весенний праздник Ярилы изначально был неизменно 4 июня, во времена христ. диктатуры, в связи со смещенным церковным календарем, перешел в чествование Юрьева дня; собственно же под именем Ярилова праздника известны были здесь и удерживались весьма долгое время те игры, которые древле совпадали с периодом удаления летнего солнца на зиму».
   Я. стал «семиком» – седьмым четвергом после Пасхи на Троицкой неделе. Березовые ветви – непременный его атрибут. Иногда Я. хоронили и на Купалу – 24 июня. Рыбаков считал, что праздник Я. «по разным местам… растягивается на весь июнь месяц, от 4 до 30 числа». Празднество сопровождалось играми, плясками, лакомствами, пирами, кулачными боями. «Тогда совершался знаменитый обряд похорон Ярила; изображение его делалось с огромным мужским детородным членом и полагалось в гроб; похороны сопровождались плачем и завыванием женщин – точно так же, как у финикиян и других древнейших народов смерть фаллюса оплакивали женщины, принимавшие участие в религиозной церемонии его погребения. Этим обрядом выражалась мысль о грядущем… замирании плодотворящей силы природы. О приближающемся царстве зимы… Обрядовая обстановка, с какою праздновали Ярилу в разных местностях, указывает на тесную связь его с летними грозами… бешеные пляски, сладострастные жесты и бесстыдные песни (символы небесных оргий облачных дев и грозовых духов) напоминали… в белорусских играх совершение обряда исключительно возлагается на девиц. В Воронежской губ. лицо, избранное представлять Ярила, убиралось цветами и обвешивалось бубенчиками и колокольчиками, в руки ему давали колотушку, и самое шествие было сопровождаемо стуком в барабан или лукошко; потому что звон и стук были метафорами грома…. У других славян Ярило был известен под именем Яровита… Яровит представлялся с бранным щитом; но вместе с тем он был творец всякого плодородия… Поклонение Ярилу и буйные нецеломудренные игры, возникшие под влиянием этого поклонения, – все, в чем… наглядно сказывалось священное торжество жизни над смертию (=Весны над Зимою), для христианских моралистов были «действа» нечистые… против них постоянно раздавался протест духовенства. Несмотря на то, стародавний обычай не скоро уступил назиданиям проповедников; до последнего времени на Яриловом празднестве допускались свободные объяснения в любви, поцелуи и объятия, и матери охотно посылали своих дочерей поневеститься». Афан. сравнивал Я. и Купало (3, 348): «Купало и Ярило обозначали одно и то же божество лета; такой вывод, во-первых, подтверждается старинным свидетельством о «бесстыдном» характере купальских игр, во-вторых – тем обстоятельством, что в Ярославской, Тверской и Рязанской губ. празднество Купалы еще недавно называлось Ярилою». Рыбаков считал, что похороны Я., как и уничтожение чучел Костромы, Купалы, Смерти, Зимы, Масленицы, Марены, отголосок древ. обряда жертвоприношения живых существ божествам и силам подземно-подводного мира, содействующим плодородию, жизни. Позже жертву заменили куклой, в данном случае куклой Я. Кукольное представление и обставлялось театрализованно, с народной изобретательностью, красочностью, эмоциональностью: с «плачами», «причитаниями», погребальными элементами. «Жестокость» такого обряда кажущаяся. Жестоки не люди, а космический непререкаемый закон (рита, или рта, у русск. – рота), по которому все рано или поздно умирает: время поедает своих детей. Люди лишь имитировали космическое действо понятными им средствами.
   «Яр» – метафора мужчины, вошедшего в пору половой и воинской зрелости; метафора ярости, силы, мужества. У скандинавов ярл – воин (Ярл Эйрик в 997 г. разрушил Старую Ладогу). Ярый – горячий, способный горячиться, кипеть. Яростный – защищающий и нападающий. Об огне тоже говорили яркий. Плодовитость и воинственность смысла, вкладываемого в понятие Я., заставляли слав. праздновать Я. с фривольными эротическими танцами, непристойными припевками, песнями, шутками, прибаутками, присказками и загадками, с одной стороны, а с др. – такое празднование сопровождалось кулачными боями стенка на стенку, «неистовствами-бесчинствами». Среди загадок была, например, такая: «Выбежал Ярило из-за печного столба, начал бабу ярить, только палка стучит» (помело). В Нижегородской губ. за неделю до Купалы организовывали торги или большие базары и гуляния, называвшиеся «Молодой Ярила», а в день перед Купалой – вновь были базары и веселье «Старый Ярила». Вокруг разряженного, нарумяненного Я. водили хороводы. Вот начало хороводной песни:

     Волочился Ярила по всему свету:
     Полю жито родил, людям детей плодил.
     А где он ногою – там жито копною,
     А куда он взглядает – там колос зацветает…

   В праздники Я. в Костроме, Галиче, Кинешме выбирали «ярилой» старика, привешивали ему игрушечные карнавальные преувеличенные гениталии, водили вокруг него хоровод. Хорошим делом считалось, чтоб привлечь творческие силы Бога на поля, оплодотворить женщину на свежевспаханном поле. Фаллические палки, которые использовались в великорусских ритуалах, демонстрировались в петербургской «Кунсткамере», они предназначались для игр во время праздников Я. и во время свадеб. В увещевании воронежцам христ. пастырь Тихон писал: «Из всех обстоятельств праздника сего видно, что древний некакий был идол, называемый именем Ярило, который в сих странах за бога почитаем был». Далее сообщается, что люди ожидали этот праздник как годовое торжество, одевались в лучшее платье и придавались «бесчинству», что на самом деле было демонстрацией торжества жизни. Ярун уп. в Суздальской лет., в Переяславском летописце уп. его статуя, а в Лаврентьевской лет. назван четырежды. Статуя его была в Галиче Мерьском. «В Костроме долгое время существовало обыкновение во всесвятское заговенье хоронить Ярилу. Похороны эти были до глупости безобразны, так, например, какой-нибудь бедняк, нищий, брал на себя поручение хоронить куклу мужчины с чрезвычайно развитыми принадлежностями производительности, положенную в гробике, а… женщины провожали этот гробик и нелицемерно плакали» (М.Забылин). В Нижнем Новгороде почитание Ярилы дошло до втор. пол. XIX в. Проводы и встречу Я. справляли на Руси вплоть до ХХ в. Почитание Я. отражено в топонимах: Ярынь – р. в бас. Припяти. Ярило – название высокой горы (ныне Гребешок) и простирающейся у ее подножья равнины (Ярилино поле)справа от Оки в Нижнем Новгороде; Ярилово поле – в Костроме; Ярилова роща, бывшая некогда под Кинешмою; Рыбаков уп. Ярилову плешь (т. е. как бы лысину, ту же Лысую гору); с. Ерилово в Дорогобужском у.; Яриловичи – урочища в Тихвинском и Валдайском у.; Ярилова долина около Владимира; Яремча на р. Прут, Укр.; урочище Яриновка у хутора Красный на левобережье Днепра, Укр.; Ярмен на С. Германии в бывших слав. землях; Яромерж на Лабе в Чехии; Яроцин в Центр. Польше и проч.
   ЯРОВИТ – бог весенней солнечной силы, молодости, свежести, плодородия у зап. слав., соответствовал в чем-то и русск. Роду. По Афан. (1,223): «У других славян Ярило был известен под именем Яровита…». Я. считался и богом войны, в его святилище на стене, возле статуи бога, находился щит с символом Я.) с золотыми бляхами, который несли перед войском в дни войны (в мирное время его нельзя было сдвигать с места). Культовый центр во время празднеств был окутан знаменами. Я. посвящался весенний праздник плодородия, в это время жрец напоминал, что Я. имеет власть над плодами земли и зеленью. Святилище его было в Вольгасте (Волегоще; ныне на С.-В. Герм.), ему поклонялись и за пределами этой обл. В связи с Я. уп. и Гавельберг, где балт. слав. гаволяне на празднестве в честь Я. несли разные знамена. Иногда зап. мессионеры наз. его Геровит, Еerovit, он же «еer» – мужской репродуктивный орган.
   ЯСНА (от корня «яз» – приносить жертву; от инд. арийск. «яджна» – богослужение огню) – богослужение огню у древ. и.-е. Во время обряда Я. под ноги жертвенному животному бросали траву, или жрец держал в левой руке пучок травы, символизировавший всякое живое (тело), позже это был пучок прутьев, веточек. Из дров, сухой травы и жира состоял жертвенный костер. У древ. этрусков пучок веточек был священным символом жизни и назывался «фасцио» («фасшио») – вместе, купно, в связке, в пучке. Этот символ переняли римляне; их воины во время богослужений или молитв держали пучок веток в левой руке. От слова «фасцио» позже произвели слово «фашизм», смысл которого далек от древ. смысла.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

   1. Абаев В.И. Доистория индоиранцев в свете ариоуральских языковых контактов. Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тысячелетие до н. э.). М., 1981.
   2. Абаев В.И. Дохристианская религия славян. М., 1960.
   3. Абаев В.И. Скифо-славянские изоглоссы. М., 1965.
   4. Авдусин Д.А. Смоленская берестяная грамота//Советская археология. № 1. 1957; № 2. 1966; № 3. 1969.
   5. Аверина В.И. Городецкая резьба и роспись на предметах крестьянского ремесла и домашней утвари. Горький, 1957.
   6. Авеста в русских переводах (1861–1996). СПб., 1997.
   7. Агбунов М.В. Загадки Понта Эвксинского. Античная география Северо-Западного Причерноморья. М., 1985.
   8. Адрианова-Перетц В.П. Задонщина (Опыт реконструкции авторского текста)//Труды ОДРЛ. Вып.6. М.-Л., 1948.
   9. Адрианова-Перетц В.П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы ХI – ХIII веков. Л., 1968.
   10. Азбелев С.Н. Новгородские летописи ХVII века. Новгород. 1960.
   11. Алексеев В.П. Этногенетические аспекты антропологического изучения Южной Азии//Истоки формирования современного населения Южной Азии. М., 1990.
   12. Алексеева Л.М. Полярные сияния в мифологии славян. М., 1995.
   13. Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян. М., 1973.
   14. Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1915.
   15. Анпилогов Г.Н. Бортные знамена как исторический источник//Советская археология. № 4. 1964.
   16. Античная география. М., 1953.
   17. Античные города Северного Причерноморья. М.-Л., 1955.
   18. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
   19. Артамонов М.И. Киммерийцы и скифы. Л., 1974.
   20. Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья. Киев, 1990.
   21. Арциховский А.В. Курганы вятичей. М., 1930.
   22. Арциховский А.В., Тихомиров М.Н. Новгородские грамоты на бересте: из раскопок 1951 г. М., 1953.
   23. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте: из раскопок 1952 г. М., 1954; 1956–1957, 1958–1961 гг. М., 1963.
   24. Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте: из раскопок 1953–1954, 1955 гг. М., 1958.
   25. Арциховский А.В., Янин В.Л. Новгородские грамоты на бересте: из раскопок 1962–1976 гг.: ХI – ХV вв. М., 1978.
   26. Астахова А.М. Былины Севера. М.-Л., 1938.
   27. Атхарваведа. М., 1995.
   28. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1995.
   29. Балушок В.Г. Инициации древних славян: попытка реконструкции //Этнографическое обозрение. 1993. № 4.
   30. Барсов В.В. Причитания северного края. М., 1872–1882.
   31. Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. 2-е изд. Варшава, 1885.
   32. Без-Корнилович М.И. Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся. СПб., 1855.
   33. Бессонов Петр. Белорусские песни. М., 1871.
   34. Бейлис В.М. Ал-Нуриси (XII в.) о Восточном Причерноморье//Сб.: Древнейшие государства на территории СССР. М., 1984.
   35. Белорусский сборник. Витебск, 1891. V.
   36. Беляев Юрий. Зверобоги древности. Мифологическая энциклопедия. М., 1998.
   37. Белякова Г.С. Славянская мифология. М., 1995.
   38. Бессонов П. Белорусские песни. М., 1871.
   39. Бибиков С.Н. Культовые женские изображения ранне-земледельческих племен Юго-Восточной Европы//Советская археология. Т.15. 1951.
   40. Библия. Синодальное издание.
   42. Богуславская И.Я. Русская народная вышивка. М., 1972.
   43. Богуславская И.Я. Русское народное искусство. Л., 1968.
   44. Бойс М. Зороастрийцы: верования и обычаи. Изд. 3-е. СПб., 1994.
   45. Бонград-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. М., 1973.
   46. Боровский Я.Е. Мифологический мир древних киевлян. Киев, 1982.
   47. Бубнова Ольга. Вышивка. М., 1933.
   48. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. – Т. 1–2. СПб., 1861.
   49. Бэшем А. Чудо, которым была Индия (пер. с англ.). М., 1977.
   50. Былины. М., 1916.
   51. Василенко В.М. Русская народная резьба и роспись по дереву XVIII–XX вв. М., 1960.
   52. Великая хроника о Польше, Руси и их соседях. ХI–XIII вв./Ответственный редактор В.Л.Янин. М., 1987.
   53. Вернадский Г.В. Древняя Русь. Тверь, 1996.
   54. Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Судьба-доля. СПб., 1879–1881.
   55. Виноградова Л.Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. М., 1982.
   56. Владимиров П.В. Поучения против древнерусского язычества. III. СПб., 1897.
   57. Воландский Ф. Памятники письменности славян от Рождества Христова. М., 1861.
   58. Волошина Т.А. Славянские топонимы мифологического происхождения//Вопросы славяно-русского языкознания. – Ростов-на-Дону, 1994.
   59. Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян. Ростов-на-Дону, 1996.
   60. Воронов В.С. Народная резьба. М., 1925.
   61. Восточнославянские языки. Источники для их изучения. М., 1973.
   62. Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956, т. XXXI.
   63. Галанина Л.К. Скифские древности Поднепровья. М., 1977.
   64. Гальковский И.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси: В 3-х т. Харьков, 1916.
   65. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870.
   66. Гедеонов С.А. Варяги и Русь. Ч. 1–2. СПб., 1876.
   67. Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963.
   68. Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В. Синташта. Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Челябинск, 1992.
   69. Геродот. История в девяти книгах. Л., 1992.
   70. Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян. М., 1874.
   71. Гильфердинг А.Ф. Онежские былины. СПб., 1895–1898; Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом. М.-Л., 1938.
   72. Гильфердинг А.Ф. О сродстве языка славянского с санскритским. СПб., 1853.
   73. Гиляров Ф. Предания русской начальной летописи. М., 1878.
   74. Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., 1996.
   75. Голубиная книга. М., 1991.
   76. Гомер. Илиада. М., 1982.
   77. Горнунг Б.В. Из предыстории образования общеславянского единства. М., 1965.
   78. Граков Б.Н. Скифы. М., 1971.
   79. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949.
   80. Григорьев А.Д. Архангельские былины и исторические песни. М., 1904–1910.
   81. Груздь-Марков А.В. История славян. М., 1997.
   82. Гусева Н.Р. Русские сквозь тысячелетия. М., 2007.
   83. Гусева Н.Р. Русский Север – прародина индо-славов. М., 2003.
   84. Гущин А.С. Памятники художественного ремесла древней Руси. X–XIII вв. Л., 1936.
   85. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1–4. М., 1978–1980.
   86. Дашкевич Я.Р., Трыярский Э. Каменные бабы Причерноморских степей. Вроцлав, 1982.
   87. Державин Н.С. Болгарские колонии в России (Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии): Материалы по славянской этнографии. София. 1914.
   88. Державин Н.С. История Болгарии. Т. 1. М.-Л., 1945.
   89. Державин Н.С. Славяне в древности. М., 1946.
   90. Диодор Сицилийский. Библиотека II//Очерки истории СССР. М., 1956.
   91. Дмитрий Ростовский. Летопись. М., 1784.
   92. Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. 1–4. СПб., М., 1891–1903.
   93. Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова Н.А. Народы нашей страны в «Истории» Геродота. М., 1982.
   94. Доннерт Э. Данные немецких источников раннего средневековья о славянах и программа восточной экспансии у Титмара Мерзебургского//Средние века. Вып. 27. М., 1965.
   95. Древлянский П. Белорусские народные предания // Прибавления к Журналу Министерства народного просвещения, 1846.
   96. Древнерусское искусство XIV–XV вв. М., 1984.
   97. Древнерусские княжеские уставы XI – ХV вв. М., 1976.
   98. Древнеславянская кормчая. XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906; Т. 2. София, 1987.
   99. Древние славяне и их соседи. М., 1970.
   100. Древность: Арьи. Славяне. Изд. 2. М., 1996.
   101. Древняя Русь и славяне. М., 1978.
   102. Дрезден М. Мифология Древнего Ирана. М., 1977.
   103. Дринов М. Заселение Балканского полуострова славянами. М., 1873.
   104. Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.
   105. Евстратов В.В. Мифы о Вселенной. Новосибирск, 1998.
   106. Елачич Е. Крайний Север как родина человечества. СПб., 1916.
   107. Елеонская Е.Н. Сельскохозяйственная магия. М., 1929.
   108. Ельницкий Л.А. Знания древних о северных странах. М., 1961.
   110. Ефименко П.С. О Яриле, языческом божестве русских славян. СПб., 1869.
   111. Ефименко П. Сборник малорусских заклинаний. М., 1874.
   112. «Живая старина», 1907, вып. 1, 2; 1909, вып. 1, 3, 4.
   113. Журавский А. Полярная Россия.//Известия Общества изучения Русского Севера. № 9—11. 1911.
   114. Забелин М.Е. История русской жизни с древнейших времен. М., 1876.
   115. Забылин М. Русский народ: Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1990.
   116. Законы Ману (пер. с санскрита). М., 1960.
   117. Зарубин А.А. Сходные сельскохозяйственные обычаи у индоарийцев и славян//Советское славяноведение. № 1. 1969.
   118. Зарубин А.А. Сходные изображения солнца и зорь у индоарийцев и славян//Советское славяноведение. № 26. 1971.
   119. Западно-русского географического общества (книга) по отделению этнографии. СПб., 1869.
   120. Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества. Т. VI. СПб., 1903.
   121. Зданович Г.Б. Архитектура поселения Аркаим//Маргулановские чтения 1990 года. Ч. 1. М., 1992.
   122. Зеленин Д.К. Древнерусский языческий культ «заложных» покойников. Пг., 1917.
   123. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
   124. Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии.
   125. Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
   126. Иванов С.В. Изобразительные мотивы в русской народной вышивке. М., 1990.
   127. Иванова И.К. Геологический возраст ископаемого человека. М., 1965.
   128. Изборник. М., 1969.
   129. Ильинская В.А. Скифы Днепровского лесостепного левобережья (курганы Посулья). Киев, 1968.
   130. Ильинская Л.С. Легенды и археология. Древнейшее Средиземноморье. М., 1988.
   131. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1960.
   132. Ирасек А. Старинные чешские сказания. М., 1986.
   134. История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1983.
   135. История русского искусства. М., 1961.
   136. Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола. Л., 1930.
   137. Кагаров Е.Г. Религия древних славян. М., 1918.
   138. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 1–2. М., 1989.
   139. Карсанов А. Об этнической принадлежности росомонов//Сб.: Имя. Этнос. История. М., 1989.
   140. Киевская старина. Т. 1—94. Киев, 1882–1906.
   141. Килиевич С.Р. Детинец Киева IX–XIII вв. Киев, 1982.
   142. Кирша Данилов. Древние российские стихотворения. СПб., 1901; М., 1938.
   143. Классен Е.И. Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов до рюриковского времени в особенности с легким очерком истории руссов до рождения Христова. М., 1854; СПб.,1995; 1999.
   144. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. Харьков, 1956.
   145. Ковалевский М. Хрестоматия по русской истории. Т.1. М., 1914.
   146. Козловская В. русские курганы и городища. Киев, 1914.
   147. Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962.
   148. Колесников И.Ф. Сборник снимков с русского письма XI–XVIII вв. Ч. 1. М., 1913.
   149. Колпакова Н.П. Лирика русской свадьбы. Л., 1973.
   150. Колчин Б.А. Новгородские древности. Резное дерево. М., 1971.
   151. Комарович В.Л. Культ Рода и земли в княжеской среде XI–XIII вв. ТОДРЛ. Л., 1960, т. XVI.
   152. Кондаков Н.П. Русские клады. СПб., 1896.
   153. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989.
   154. Корзухина Г.Ф. Русские клады IX–XIII вв. Л., 1954.
   155. Коринфский А.А. Народная Русь. М., 1901.
   156. Корнелий Тацит. Сочинения. В 2-х тт. Л., 1969.
   157. Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания: По сибирским археолого-этнографическим материалам. М., 2003.
   159. Котляревский А. О погребальных обычаях языческих славян. М., 1868.
   160. Кочергина В.А. Санскритско-русский словарь. М., 1996.
   161. Крайнов Д.А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972.
   162. Крачковский Ю.Ф. Быт западнорусского селянина. М., 1874.
   163. Круглова О. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1974.
   164. Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969.
   165. Кули Ш., Петровић П.Ж., Пантелић Н. Српска митолошки речник. Београд, 1970.
   166. Кулиш П. Записки о Южной Руси. Т. 1–2. СПб., 1856.
   167. Культура Древней Руси. М., 1966.
   168. Культура славян и Русь. М., 1999.
   169. Кухаренко Ю.В. Археология Польши. М., 1969.
   170. Кушелев-Безбородко Г. Памятники старинной русской литературы. Вып. 1–4. СПб., 1860–1862.
   171. Ламанский В.Л. О славянах в Малой Азии, Африке и Испании. СПб., 1859.
   172. Лебедев А.Н. Образование славянского мира. Киев, 1997.
   173. Летописи русской литературы и древности, издаваемые Николаем Тихонравовым. Т. 1–5. М., 1859–1863.
   174. Линева Е.Э. Великорусские песни в народной гармонизации. Т. 1–2. СПб.: Издание Императорской академии наук, 1904–1909.
   175. Липец Р.С. Эпос и Древняя Русь. М., 1969.
   176. Литература и культура Древней Руси. Словарь-справочник. М., 1994.
   177. Лобода А.М. Русский богатырский эпос. Киев, 1896.
   178. Ломоносов М.В. Древняя российская история. Ч. 1–2. СПб., 1766.
   179. Лосев А.Ф. Античная мифология. М., 1957.
   180. Львов А.С. Еще раз о древнейшей русской надписи из Гнездова. М., 1971.
   182. Майков Л.Н. О былинах Владимирова цикла. СПб., 1863.
   183. Макаров Н.А. Камень Антония Римлянина//Новгородско-Петербургский сборник. – Вып.2 (12). Л., 1984.
   184. Макарова Т.И. Перегородчатые эмали Древней Руси. М., 1975.
   185. Максимов Е.В. Зарубинецкая культура, Киев, 1980.
   186. Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты XIV–XV веков. М.,1966.
   187. Маринов Д. Народна вяра и религиозни народни обичаи. София, 1914, кн. XXVIII.
   188. Марков А.В. Беломорские былины. М., 1901.
   189. Марков К.К., Величко А.А. Четвертичный период (ледниковый период – антропогенный период). Т.3. М., 1967.
   190. Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки. М., 1978.
   191. Материалы по истории Европейского Севера СССР//Северный археологический сборник. Вып. 1. Вологда, 1970.
   192. Махабхарата. Ашхабад, 1983, 1984, 1985; М., 1950, 1974, 1987.
   193. Маясова Н.А. Древнерусское шитье. Альбом. М., 1971.
   194. Медведев А.Ф. Раскопки в Старой Руссе //В кн.: Археологические открытия 1972 года. М., 1973.
   195. Медведев А.Ф., Смирнова Г.П. Раскопки в Старой Руссе//В кн.: Археологические открытия 1974 года. М., 1975.
   196. Медынцева А.А. Тмутараканский камень. М., 1979.
   197. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.
   198. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. М., 1963.
   199. Мерперт Н.Ч. Древнейшая история населения степной полосы Восточной Европы (III тыс. – нач. II тыс. до н. э.). М., 1969.
   200. Миллер Вс. Ф. Исторические песни русского народа. СПб., 1915.
   201. Миллер В.Ф. Очерки арийской мифологии. М., 1976.
   202. Мифы древних славян. Саратов, 1993.
   203. Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1–2. М., 1997.
   204. Монгайт А.Л. Археология Рязанской земли. М., 1974.
   206. Мыльников А.С. В.Н.Татищев и «Чешская хроника» В. Гайка // Советское славяноведение. № 2. 1977.
   207. Мыльников А.С. Картина славянского мира: Взгляд из Восточной Европы. Этногенетические легенды. Догадки. Протогипотезы XVI – начала XVIII века. СПб., 1996.
   208. Народные русские сказки А.Н.Афанасьева в трех томах. М., 1958.
   209. Неведомская Л. Криминальная музыка // Чудеса и приключения. № 1. 1966.
   210. Неуступов А.Д. Святочные обычаи в Кадниковском уезде//Известия Археологического Общества изучения Русского Севера. № 1. 1913.
   211. Нечволодов А. Сказания о Русской Земле. Кн. 1–4. Кемерово, 1991–1992.
   212. Нидерле Л. Славянские древности. М., 2001.
   213. Новгородская Вторая (архивная) летопись//ПСРЛ. Т.30.
   М., 1965.
   214. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950.
   215. Новгородская харатейная летопись. М., 1964.
   216. Новгородская Четвертая летопись//ПСРЛ. Т.VI. СПб., 1848.
   217. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974.
   218. Обозрение пергаментных рукописей Новгородской Софийской библиотеки, составленное И.К.Куприяновым//Изв. АН по Отдел. рус. яз. и словесности. – Т.6: Рукописи XI–XIII вв. Вып.1. СПб., 1857; Рукописи XIV–XVI вв. Вып.4. СПб., 1857.
   219. Ономастика. Сборник статей. М., 1969.
   220. Онучков Н.Е. Печорские былины. СПб., 1904.
   221. Орбини М. Книга историография. СПб., 1722.
   222. Орбини М. Царство славян. 1601.
   223. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб., 1997.
   224. Палеографические и филологические материалы для истории письмен славянских, собранные из XV рукописей Московской Синодальной библиотеки Ф.Буслаевым //Материалы для истории письмен восточных, греческих, римских и славянских. М., 1855.
   225. Паранин В.И. Историческая география летописной Руси. Петрозаводск, 1990.
   226. Пассек В. Очерки России. Кн. 1–5. М., 1838–1842.
   227. Первольф И.И. Славяне, их взаимные отношения и связи. Т. 1–3. Варшава, 1886–1893.
   228. Песни, собранные П.Киреевским: Вып. 1—10. М., 1960–1974.
   229. Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. Т.1–4. М., Петрозаводск, СПб., 1861–1867.
   230. Песни южных славян. М., 1976.
   231. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков. Смоленск-М., 1995.
   232. Платон. Сочинения в 3-х тт. М., 1970.
   233. Плиний Младший. Письма. Панегирик Траяну. М., 1982.
   234. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961–1964.
   235. Поболь Л.Д. Славянские древности Белоруссии. Т. 1–3. Минск, 1971–1974.
   236. Повесть временных лет. СПб., 1996.
   237. Погожева А.П. Антропоморфная пластика Триполья. Новосибирск, 1983.
   238. Подкарпатская Русь. Ужгород. 1921.
   239. Подольская Н.В. Восточно-славянская ономастика. М., 1979.
   240. Познанский. Заговоры. Пг., 1917.
   241. Покровский Е.А. Детские игры, преимущественно русские. М., 1887.
   242. Полное собрание русских летописей. СПб., Пг., М., 1907–1980.
   243. Полоцкие грамоты ХIII – начала XVI вв. М., 1977.
   244. Померанцев Н.Н. Русская древняя скульптура. М., 1967.
   245. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975.
   246. Пономарев А.И. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897. Вып. 3.
   247. Попруженко М.Г. Козьма Пресвитер, болгарский писатель Х в. София, 1936.
   248. По следам древних культур. Древняя Русь. М., 1953.
   249. Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950.
   250. Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984.
   251. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Л., 1970.
   252. Пропп В.Я. Русский героический эпос. Л., 1955.
   253. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.-Л., 1938.
   254. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Г.Рубрука. М., 1957.
   255. Работнова И.П. Композиция северных русских вышивок. Тр. НИИХП. М., 1973, № 7.
   256. Радзивилловская летопись//ПСРЛ. Т. 38. Л., 1989.
   257. Рак И.В. Зороастрийская мифология. Мифы Древнего и раннесредневекового Ирана. СПб.-М., 1998.
   258. Ригведа. Мандалы I–X. Т.1–3. М., 1989–1999.
   259. Родник златоструйный. Памятники болгарской литературы IX–XVII вв. М., 1990.
   260. Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI–XV вв. СПб., 1992.
   261. Романов Е.Р. Белорусский сборник. Вып. 1–9. Минск, 1886–1912.
   262. Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972.
   263. Русанова И.П. Славянские древности VI–IX вв. между Днепром и Западным Бугом. М., 1973.
   264. Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 2007.
   265. Русская историческая библиотека, издаваемая Археологическою комиссиею. Т. 1—39. СПб., (Пг., Л.), 1872–1927.
   266. Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия. Л., 1984.
   267. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1974.
   268. Русские. Историко-этнографический атлас. М., 1970.
   269. Русские народные сказки Сибири о богатырях. Новосибирск, 1979.
   270. Русский филологический вестник. СПб., 1901–1907.
   271. Русский фольклор. М.-Л., 1966.
   272. Русское декоративное искусство. М., 1963–1965, т. II–III.
   273. Русское искусство XVIII в. М., 1973.
   274. Русское народное поэтическое творчество. М., 1978.
   275. Рыбаков Б.А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963.
   276. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988.
   277. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.
   278. Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия. М., 1978.
   279. Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Древней Руси X–XIV вв. Л., 1981.
   280. Рязанская народная вышивка. Л., 1959.
   281. Садоков Р.Л. Веселые скоморохи//Сб.: Глазами этнографов. М., 1982.
   282. Свод древнейших письменных известий о славянах. I–VI вв. Т.1. М., 1991; VII–X вв. Т.2. М., 1995.
   283. Северные предания (беломорско-обонежский регион). Л., 1978.
   284. Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982.
   285. Седов В.В. Очерки по археологии славян. М., 1994.
   286. Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979.
   287. Селиванов В.В. Год русского земледельца. Владимир, 1902.
   288. Сибирская живая старина. Восточносибирский отдел РГО. Вып. 1–9. Иркутск, 1923–1929.
   289. Сибирские летописи. СПб., 1907.
   290. Синопсис, или Краткое собрание от разных летописцев о начале славено-российского народа и первоначальных князей богоспасаемого града Киева. Киев, 1674; 1680.
   291. Скафтымов А. Поэтика и генезис былин // В кн. Статьи о русской литературе. – Саратов, 1958.
   292. Славяне и их соседи в конце I тыс. до н. э. – первой половине I тыс. н. э. М., 1993.
   293. Славяне и Русь. М., 1968.
   294. Славяне и скандинавы. М., 1986.
   295. Славянские хроники. СПб., 1996.
   296. Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 1—27. М., 1975–2006.
   297. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 1–6. М.-Л., 1965–1982.
   298. «Слово о полку Игореве». М.,1973.
   299. Словяно-руськi старожитостi. Київ, 1969.
   300. Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1837–1839, вып. 1–4.
   301. Соболев Н.Н. Русская народная резьба по дереву. М., 1934.
   303. Соколов Б.М. и Соколов Ю.М. Сказки и песни Белозерского края. М., 1915.
   304. Соколов М. Старорусские солнечные боги и богини. Симбирск, 1887.
   305. Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941.
   306. Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979.
   307. Сокровища русского народного искусства. Резьба и роспись по дереву. М., 1967.
   308. Срезневский И.И. Древние памятники русского языка и письма (Х – XIV вв.). СПб., 1882.
   309. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1–3. СПб., 1893–1912.
   310. Срезневский И.И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках: 2. СПб., 1876.
   311. Срезневский И.И. Свидетельства Паисиевого сборника о языческих суевериях русских // Москвитянин. 1851. № 5.
   312. Срезневский И.И. Славяно-русская палеография XI–XIV вв. СПб., 1885.
   313. Српски митолошки речник. Белград, 1970.
   314. Стасов В.В. Русский народный орнамент. Шитье, ткани, кружево. СПб., 1872.
   315. Стоглав. СПб., 1861.
   316. Страбон. География в 17 книгах. М., 1994.
   317. Стурлссон С. Младшая Эдда. Л., 1970.
   318. Сумцов Н.Ф. Хлеб в обрядовых песнях. Харьков, 1885.
   319. Суровецкий Л. Исследование начала народов славянских. М., 1848.
   320. Тарановская Н.В., Мальцев Н.В. Русские прялки. Л., 1970.
   321. Татищев В.Н. История Российская. Т.1–7. М., Л., 1962–1968.
   322. Тацит. Германия. ВДИ, 1949, № 3.
   323. Терещенко А.В. Быт русского народа. М., 1847–1848, т. I–VII.
   324. Тилак Б.Г. Арктическая родина в Ведах. М., 2001.
   325. Титов А.А. Ростовская старина. Ростов, 1883.
   326. Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля»//Советская этнография. 1947. Вып. 6–7.
   327. Тихомиров М.Н. Русское летописание. М.,1979.
   328. Тихонравов Н.С. Летописи русской литературы и древностей. I–IV. М., 1859–1862.
   329. Тихонравов Н.С., Миллер Вс. Ф. Русские былины старой и новой записи. М., 1908.
   330. Токарев С.А. Ранние формы религии и их развитие. М., 1964.
   331. Топоров В.Н. Санскрит и его уроки//Сб.: Древняя Индия. М., 1985.
   332. Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. – М.,1991.
   333. Треножкин А.И. Киммерийцы. Киев, 1976.
   334. Третьяков П.Н. Восточнославянские племена, 2-е изд., М., 1953.
   335. Третьяков П.Н. По следам древнейших славянских племен. Л., 1982.
   336. Трубачев О.Н. В поисках единства. М., 2005.
   337. Трубачев О.Н. Indoarica в Северном Причерноморье. М., 1999.
   338. Трубачев О.Н. К истокам Руси. Наблюдения лингвиста. М., 1993.
   339. Трубачев О.Н. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968.
   340. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2002.
   341. Українське народне декоративне мистецтво. Київ, 1956.
   342. Уоррен У. Найденный рай, или Колыбель человечества на Северном полюсе (пер. с англ.). М., 2003.
   343. Упанишады в 3-х книгах. Кн. 1–3. М., 1992.
   344. Фамницын А.С. Божества древних славян. СПб., 1884.
   345. Фасмер Макс. Этимологический словарь русского языка. Т.1–4. СПб., 1996.
   346. Феофилакт Симокатта. История. М., 1972.
   347. Флоринский В.М. Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни. Ч. I–II. Томск, 1894.
   348. Флоринский Т.Д. Славянское племя. Киев, 1907.
   349. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1980.
   350. Халанский М. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава, 1885.
   351. Ханенко Б. Древности Приднепровья. II–V. Киев, 1899–1902.
   352. Харматта Я. Протоиранцы и протоиндийцы в Центральной Азии во втором тысячелетии до н. э. (лингвистические данные) / Сб.: Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности. М., 1981.
   353. Хвойко В. Древние обитатели среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена. Киев, 1913.
   354. Хенниг Р. Неведомые земли. М., 1961.
   355. Хрестоматия по истории русского языка. М., 1990.
   356. Чертков А.Д. Пеласго-фракийские племена, населявшие Италию. – М., 1853.
   357. Чичеров В.И. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI–XIX вв. М., 1957.
   358. Чтение в Обществе Нестора летописца. Киев, 1892.
   359. Шафарик П.Й. Славянские древности. Т. 1–2. М., 1837–1848.
   360. Шеппинг А. Мифы славянского язычества. М., 1949.
   361. Шишонко В.Н. Пермская летопись с 1263–1881 г. Четвертый период с 1676–1682 г. Пермь, 1884.
   362. Шпилевский. Белорусские предания // Прибавления к Журналу Министерства народного просвещения, 1852.
   363. Этногенез, ранняя этническая история и культура славян. М., 1985.
   364. Этруски и Средиземноморье. М., 1994.
   365. Яйленко В.П. К вопросу об идентификации рек и народов Геродотовой Скифии //Советская этнография. № 1. 1983.

Александра Ивановна Баженова Легенды и боги древних славян