&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Игорь&nbsp;Митрофанов<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Несуразица<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь Митрофанов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несуразица<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;©Митрофанов И. 2013 г.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предлог дл использовани :<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскрыть и ознакомиться, если на Вашем необитаемом острове кончился последний патрон, и вовремя не пришла вчерашняя газета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно листать от середины наперед, переворачивать снизу вверх или просматривать по диагонали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюжет все равно не упустите. Зато, попадая пальцем в глупое слово, скоротаете час пустой до прибытия шлюпки, гребущей в тумане на подмогу!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все стилистические и синтаксические промахи, здесь допущены умышленно. Препинания знаков расставлены, иногда, специально не правильно. Тавтологии преднамеренны. Ошибки проверены, найдены и оставлены. Но, если Вам удастся обнаружить вопиющую безграмотность… бросьте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не Вы – первый!<br>
&nbsp;//--&nbsp;ПРИЯТНОГО ПРОСМОТРА!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы потер ли интересную мысль, не горюйте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она давно уже кем-то найдена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы нашли интересную мысль, не ликуйте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она давно уже кем-то оставлена.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый Год явился, как всегда, негаданно, исподтишка январского «завтра», и привычно, невпопад ошарашил город вынужденными праздниками. Шутка ли! Новых Годов не было уже, без малого, год! Поэтому целые пол с половиной недели до конца декабря радость была весёлой, непоседливой и, балуясь, совсем не мешала серьёзным проблемам. Нетерпеливые нарядные выходные подпрыгивали, махали издалека встречающим и, дурачась, подталкивали в спину последние неуклюжие, рабочие дни. А те, неповоротливые от эдакого натиска и шума, ещё больше толпились, путались в ногах и застревали в проходе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Будни! Проходим! Проходим живее! Не задерживаем праздники!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встреча Нового Года наступила. Да так чувствительно, что по пути отдавила носок ботинка, смяла манжет штанов и, надорвав карман рукава, запятнала блузу костюма прилипшими к пролитому вину конфетти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, в общем-то, никого к себе и не приглашал! Просто молчаливость отказа звучала для всех, как призывный клич беременного лося в брачный период. Вот почему многочисленный праздник безжалостно лихачил сейчас по родному линолеуму, до боли знакомым обоям и отеческому паркету, не оставляя безучастным даже вечно плюющий в себя потолок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждая любая компания по интересам «отдыха» единогласно настаивала на том, чтобы ОН присутствовал в ней, являясь «фишкой», «развлекашкой», «погремушкой» торжества. А, в конце меропринятий, ещё и мероприятным «неваляшкой», когда, поздним звёздным утром третьего дня, мог сплавлять «в доску» матерящиеся «брёвна» с места боевой славы по местам дисклокации. Желая быть нужным, ОН мирил эти свои «должности» с собой, почёсывая между ушами мурлыкающее самолюбие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шампанского! Шампанского! Быстро! Шампанского! Двенадцать!» – не успевал вопеть чей-то полузнакомый «зачинщик» 1–го января. Хлопотун умудрялся нависать всем торсом над массой неоткупоренных совсем бутылок, почему-то не наливая, а создавая волну и вскидывая руками, как будто подводная рыба салями наотмашь тащила его на дно. Бесполезного крикача отодвинули, и пробки полетели в старенькую, позолоченную краской, люстру. «Бом! Бом! Бом!» – бил себя в грудь телевизор и, выставляя на весь экран царь-циферблат, приказывал народу загадывать разумно выполнимое желание. «Бом! Полночь! Бом!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Опять Москва врёт!» – икнулось где-то в Екатеринбурге. Куранты, как всегда, спешили но, как всегда, жалко – не поспевали за страной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, только два часа назад было полдвенадцатого! Вчерашний год, не успев повзрослеть, ушел насовсем и, не специально задев локтем, слегка подтолкнул жизнь ближе к краю. Санкционированное веселье, тем не менее, тушило свет без оглядки на застольное свинство и заоконную слякоть. Праздник буйствовал, подспудно кратко натыкаясь на нежный детский вдох мандариновой хвои или на взрослое тёплое ощущение лишнего выходного дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН ретировался на балкон, до отказа забитый лишними вещами и ничейными гостями. Все предметы находились на своих исконных иконных местах со дня новоселья. Рыжие железки от велосипедов, длинные занозы лыж, тазики без ушек непонятной конфигурации с чёрными продыринами глазков и ещё много кой-чего, так же необходимого для правильного ведения балконного хозяйства, как археоптериксу – руль набора высоты или выхухоли – подгузник. Только нося на себе рудиментарный атавизм маминого: «Пускай стоит. Оно никому не мешает!» терпелось не сбросить всю эту бижутерию на головы зевак улицы Тельмана. Сейчас, с желанием коснуться влажного воздуха, ОН тихо протиснулся между двумя – мужчиной и женщиной – на волю. Внимательно, на боках подошв, чтоб сильно не топнуть в резонанс и в то же время медленным шагом, дабы, перемахнув всю узкую ширину сразу, не выпорхнуть [1 - Резкий, небдительный выход на воздух мог понести тяжёлые и необоснованные потери личного состава человеко-единиц. Во-первых: порог из двери залы в дверь на балкон был настолько высоко над полом, что перешагивающий почти касался коленом подбородка, как будто хотел завести мотоцикл «Иж Планета Спорт» с первого раза. А во-вторых: обездоленная ещё при мучительной стройке рождения площадь балкона не могла даже представить себе, что пространство – существует. Поэтому любой недотёпа, чревато не замолкающий в сторону, на скорости коснувшись перила животом, мог улететь «прочь – в ночь».] из «гнезда», притёрся к покрученной перилине, поместившись собой на одной шестой части суши белья, и стал наслаждаться капельками ниспадающей на лицо ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вытеснившись на мнимую наружу, опрометчиво думая, что спасён, и жадно вдыхая моросящий ветряной туман, ОН тут же попал спиной в объятья соседки, в засаде ожидавшей удобного момента с будущего начала прошлого года. /Балкон, по проекту, облизывал две квартиры/. Соседка являлась уроженкой Верхнего Иерихона и, естественно, никогда не повышала голоса без надобности. Но потребность её голосовых связок связывать громкие бессвязные предложения перекрывала все звуки региона на сорок два часа в сутки. Если у рядовых граждан потребность голосовать за царскую бзду о царской мзде просыпается только раз в несколько лет – на «выборах», то соседка «голосовала» из окна бескорыстно все 367 дней в году. Теперь же, вперёд орящая, захлестнула гарроту цепких пальцев на кадыке беспечного и наивного собеседника [2 - Собеседник – сокращённый собирательный образ соседа по беседке.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Те пальцы по локоть пахли майонезом и скользили. Это таило надежду улизнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты, мой дорогой! – рычала самогонными свиристелями Моисеевна, с новогодней отзывчивостью расслабляя зажимы «струбцин» [3 - Струбцина – один из видов вспомогательных инструментов, используемый для фиксации каких-либо деталей в момент обработки, либо для плотного прижатия их друг к другу, например, при склеивании (прим. редактора).], не давая сразу умереть до смерти: – Наконец-то я тебя словила, красавца! От щас прямо – спробуй отвернуть равнодушное внимание. Будешь слухать мою доброту стоко, скоко я не выдохнусь! Я всегда знала, шо ты иногда спустишься с высоты свого птичьего помёта и тебе ох, как придётся…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего «придётся» было недосказано, так как хватка соседки отвлеклась на неожиданно свободно пробегающего в дверном проёме её больного супруга. Выдернув горло из «крабовых палочек», ОН по инерции ввалился в квартиру, по ходу движения ударяясь обо всё, что не смогло увернуться. Используя очередной всеобщий тост: «За сбычность мечт!», включив защитное поле, напустив на себя побольше дыма, притворившись незаметной кроличьей шапкой-невидимкой и перестав работать на приём сигналов, ОН прорвался в подъезд и вошёл в мир истинный – мир улицы. /Все подъезды непременно ведут в дом. Этот, почему-то, всегда вёл на улицу!/ Теперь, совсем не думая, можно было слоняться по новогодним лужам, и освобождённые мысли выстраивались за спиной чётко-точным ритмом джаза. Этот дух импровизации давал свободу смеяться вслух, думать вслепую, читать стихийные или упрознёные строфы и гулять – не впопыхах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут одна едкая, но ёмкая ФРАЗА вынырнула и всплыла – то ли из сырости воздуха, то ли из памяти, то ли из подворотни. Она прикидывалась как-то импозантно выглядеть, но храбрилась неубедительно и бездомно. Звучала ФРАЗА приблизительно так: «Грузите апельсины бочками!» Несмотря на непонятность подозрений, ОН смалодушничал. Не цыкнул, не замахнулся, не дал пинка! Да даже просто не убежал! А ФРАЗА, коснувшись «тепла», зацарабкалась наверх, шмыгнула в голову и, выгнув спину, шершаво полизываясь, заурчала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дружите дружбы друзьями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой я тебе друг!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответил ОН вопросом. Но наглость не была подлой, поэтому настроение идти не упало. Забыв, чего хотел, путь продолжал лежать. «Стоять!» – подумал ОН и интуитивно повернул к самой вульгарной уличной ёлке города – главной общей цацке года. Да не пребудут детские игрушечные праздники шуточными для взрослых! [4 - Заметьте, те, кому не удалось побывать ребёнком: для детей Новый Год – это серьёзно!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта юдо-ёлка торчала из центральной площади и была самой единственной – по росту, и самой эксклюзивной – по миганию огней. Просто мракобесие, ей-богу! Даже у мэра, в его квартирах, не было ничего расфуфыреннее по пушистости и ослепнее – по лампочкам. Все в городе с рождения примирились с природным явлением: «ночью должно быть темно». Население склонялось к чьему-то мнению, что столбы в городе не для света, а для проводов с подвешенными кедами. Куда ещё садиться уставшим птичкам? А литературные языковеды вывели происхождение слова «фонарь». Мол, это столб, об который чаще всего набивают синяки под глазом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, ладно. Не горело никакого света никогда – «хоть глаз выколи» – себе, и не горело – привыкли. Но так, как не горело того же самого света сегодня! Затмение какое-то! «Попробуй, попади ещё – у себя тот глаз найти, чтоб выколоть!» А всё по тому, по той и по тем, что дополнительная последняя, одна резервная мощность котельной и запасной аварийный режим работы аккумуляторной подстанции, со всеми вытекающими отсюда электричествами, были брошены на предельную яркость генеральной криволапой ёлки района при явной бесхалатности администрации. В Новый Год городская депутатия не щадила себя в щедрости.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА [5 - «Метка» – узелок в памяти.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никогда не щади себя в щедрости!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас это ёлище – символ административного вмешательства в заботу о населении, «детищё» отцов города – испускало дух света на головы со благодарных граждан. Над верхушкой в звезде поднимался дымок сияния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильная мокрость сверху постепенно превращалась в слабую снежность везде. Вышедшие за рамки своих трущовок на праздник огней люди были настолько рады выдумке про зиму, что, вопреки грязи, пытались играть в «снежки» всем попавшимся под руку, и бросались супом из снега, кашей из града и компотом из лёда. Подходы к центральной смотровой площадке города громко не скучали звуками человеческого праздниколикования. Даже заблудшему незрячему глухому было «с легка лёгкого» сориентироваться сейчас в основном направлении неуверенного продвижения. Со всех сторон подталкивали только в одну сторону. Все шли на небесный свет. Шли, шли и шли к тому месту, где издалека, боковым зрением небо казалось дневнее ночи. Шли к ёлке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ёлку ту по краям украшали, охраняли и усугубляли два помпезных гомерических казуса: Дед Морозко и Снегурка Отморозка. Трёхметровые фигурки из залитого дождливой водой серого позапозавчерашнего снега. «Наши нэцки» – любовно, «по-японски» называли их горожане из-за уродливости одутловатых пузатых безглазых форм и оттопыренности припугнутых оскалов. Этих щелкунчиков из армии Урфина Джюса вот уже семнадцать лет подряд подрядом мэрии отлеплял местный искусствовед и экскурсовод музея шотландской, канадской и новозеландской диаспор, свободный веятель – ваятель Нэвэртий. Под творческим псевдонимом Васылэга-Дэрибас. Нет! Трудился человек не похоти ради! Нет! А только из-за своей короткой ежегодной трёхобзацной заметки в районной «Правде октября» [6 - «Правда октября»??? Хочется надеяться, что где-то в других весях торгуют также «Истиной января». Продают «Порядочность февраля». Покупают «Мартовскую преданность». Зачитывают до дыр «Апрель без вранья». Обворачивают колбасу «Майской былью». Стоят в очередях за курортными изданиями: «Целомудрие июня», «Верность июля», «Непоколебимость августа». Заучивают наизусть «Правильность сентября». Прикрывают голову от дождя «Непогрешимостью октября». Подтираются «Честностью ноября». Стелют на стол «Обет тридцать первого декабря». И убирают со стола «Покаяние нового января», уже заказывая наперёд «Февральскую исповедь».] о себе и о том, что находятся ещё люди, которые, несмотря на тяжёлые невзгоды, приукрашают и без того ужасную жизнь остальных!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту заметку самого краеведческого лица местности набирали всегда на третьей – последней странице газетки. Там, где обычно поздравляли и скорбели. По логике вещей, должна была существовать и четвёртая страница, но её не было. /Какая логика может быть в глубокой периферии?/ Очевидцы говорят, мол, четвёртую страничку занимал «некогда» /остальные твердят: «никогда»/ строительный раздел под названием: «Известь и я». Несколько лет там писалось про ударные прорабные стройки и ремонты районщины. Писалось-писалось, пока на глаза не попалось! Остроумный, видно, редактор колонки «Известьия» исчез, а с ним посадили и четвёртый перегиб издания. И по сей день никто не отваживался ступнуть – тьфу-тьфу-тьфу – на опальную площадь районного брехунка. И выходило несчастное бесплатное «еженедельё» с остающимся чисто-серым последним заворотом. Так же не существовало в газетуньке, в этом «папирусе правды», и раздела «Культура», куда можно было бы заверстать, от глаз подальше, мнение столь творческой личности. /Место для культуры – это бюджетные гроши – в кручу!/ Вот и ютилась статейка промеж двух, жирно наведённых коммерческих объявлений: грустного и весёлого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грустное:<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;«Василий Зю. З. – директор фабрики —&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;принимает&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;искренние скорбления и соболезнования&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;по поводу скоропостижной утраты его тёщи&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Варвары Е. Жэ., от работников фабрики».&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Непонятно: то ли тёща скоропостижно утратила Василия от работников фабрики, то ли Василий до сих пор «принимает», то ли работники приносят Василию Зю. З. только одни скорбления?/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весёлое:<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Друзья, родственники и муж&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;сердечно поздравляют&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Грэжу Марию&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;с днём ровной юбилейной даты!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;От их имени в нашей газете звучит любимая&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;юбилярина песня!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Дальше следовал текст и нотные знаки про «Ах! Какую женщину!»/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот в какие рамки запирали местного культуроведа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Почему с каждым новогодьем статьи Нэвэртия теряли патриотизм надежды и, опять же, почему новое каждогодье Нэвэртия знаменовалось всё бОльшим и бОльшим устрашнением деда мороза и снегурочки? Об этом общественное равнодушие не подозревало. Зато врачебная тайна всей районной больницы и её филиалов знала наверняка: у больного Васылэга прогрессировала язва желчи, а у больного Дэрыбас часто находились камни в мочевыводящей простате путей. Но для города важны были статуэтки, а отнюдь не выражения их лиц! Тем более выражения тех, кто, задрав голову, пытался присмотреться, превалировали нехорошими словами, когда шапки-обманки ронялись мехом в разлитую площадную мряку. А «своя шапка ближе к шее» была важнее всяких полуметровых неточностей на выпуклых харях деда внучки и внучки деда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Смотрите! У неё в носу нет морковки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точно подметил вундеркинд, потомок тех, кто давным-давно, подкупленный оппозицией и сладкой вафелькой, кричал, спрятавшись за урну: «А король-то голый!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но родители, видимо педагоги, рассудительно объяснили его неточность:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она внучка, её ещё не лепят. Вот когда станет бабой, то и стёкляшки вместо глаз, и нос оранжевый, и рот вставной, и все эти овощи будут ей к лицу, и испорченный портрет не улучшат!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, я понял! – заорало, перебивая, последствие излишней заобразованности. – Баба, это когда дырявое ведро вместо головы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно, сын!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказал папа, ткнув незаметно супругу в бок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно правильно, сыночка! – среагировала уязвлённая в поясницу, мама: – Это как у папиной матери – бабы Варьки. …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Подгребая по центральной течее, куда стекались ручьи веселья, ОН споткнулся всеми ногами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Держите равновесия балансами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поддержала за локоть ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Причиной спотыкновения явился сильно дремавший посредине всех перекрёстков аккордибаянист, кой сравнялся с лицом земли. Больно ударенная огромная гармонь, независимо от исполнителя, выдала первые аккорды мелодии «гляжусь в тебя, как в зеркало». «До головокружения…» прохрапел автоматом профессионал, переодетый бурым мишкой и наглухо пристёгнутый ремнями к кнопкам клавиатуры. Музыкант висел животом на инструменте и лицом не доставал до протекающей мимо воды. Это положение не давало утонуть, но и не позволяло умыться. Аккуратно обойдя необоснованно потревоженную преграду, засмотревшись, ОН вновь споткнулся. Теперь уже основательно – коленями о бетонный блок, охраняющий пешеходную часть тротуара от автомобилей. Щитки с коваными наколенниками сегодня были сняты /всё-таки праздники!/, поэтому боль от раскровившихся брюк отдавалась сейчас в правую переносицу. Поругав духовные ценности и неодушевлённые предметы, не став перетаскивать брошенный кусок строительства (видно, рабочий день закончился неожиданно посередине работы, и тащить перестали, оставив там, где есть), ОН, весь мокрый, подумал плескавшейся поодаль мыслью: «Жаль, что не захватил с собой акваланга», и вдруг громко запел:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как-то в Годо Новый свежий день пробежал по городу тюлень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но никого это не занимало. Какие тюлени! Какие олени! Новый Год – все вперёд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН пошёл осторожно продвигаться дальше. И постепенно оставался не один, а потом, и вовсе не оставаясь один, окунулся в бурлящее русло стекания воодушевлённой массовости. Вокруг трахали петарды! Громко шипели бенгальские огни! Веселясь, не забывали рычать жёны. Обрычённые, и не собирались прекращать свистеть мужья. С брызгами хлюпали по припорошенным лужам раздражающие свои и чужие дети! (Родители уже триста шестьдесят пять раз пожалели, что обещали деткам сегодня не спать!) Но вольно-невольно, рано – не поздно, странно, как не странно, ненароком – з Новым Роком, сегодняшняя активная районственность выливалась на площадь с прилегающим парком деревьев и почётных досок. Зачем?! Чтобы ещё больше пообщаться заранее неожиданными встречами с надоевшими знакомыми. Для этого каждая компания тягла сумки со звенящими ингредиентами предстоящих нечаянно обусловленных встреч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Шевелите направления копытами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спеша, грубо толкала на «лобное место» ФРАЗА, боясь пропустить щемящее зрелище теряния чьих-то последних разумных голов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, нет! Многим-некоторым по рангу было не положено терять голову! Такие носили свои головы с собой, всё время проверяя: на месте или нет. Выхаживая гуськом и жеманно обнимаясь шеями с некими, равными себе, выводками, они присматривали. Их политическое кредо «всегда» складывалось из формулы: «других подсмотреть и себя не казать». Но эти – не важно! Их самих – нет. Они не существенны, хотя и существуют! По-настоящему живут обыкновенные! Хоть и обыкновенно живут! [7 - Хотя жить, и хотя существовать – дело личного хотения каждого!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Карнавал свирепствовал! Кто сказал: «без масок»? Ого! Попробуй выдумай, спроектируй и изготовь такие наличные образа! Не хватит фантазии! Нииииикакие надуманности в жизни не сравнятся с реальностью! Наблюдения – на блюде! Зырь! Секи! [8 - «Зырь», «секи» – слова из далёка времён. Простой перевод – «смотри» – абсолютно не передаёт детских оттенков темперамента.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Подтрамбованный почти вплотную к ёлке-красавице из сборных элементов: железной трубы, закрашенной пульверизатором в нитро масляную эмаль: «Краска Зел. ГОСТ 32–65 Втор. Чер. Мет», с густо натыканными в приваренные трубки сосновыми лапами, ОН был невольно прижат к основанию постамента зверозубой снегурки. Но, как вишнёвая косточка между пальцев, выстрелился в сторону. /Благо, изваяние являлось скользким типом материала/. На просторном свободном дециметре лучше не стало. Пришлось попасть собой по вниманию пары десятков осоловевших глаз представителей дружественных организаций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ООООО! Новый Год – всему делу приплод!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наизусть декламировал свою вчерашнюю оправдательную речь перед пайщиками председатель колхоза села Столпяги. – Ты как сюда оказался? Но я рад! Не ожидал! Ну-ка, агроном, откупорь из нашего председательского фонда дорогому гостю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я, вроде, не в гостях, а у себя в городе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи, не скажи! Вот станешь мэром, вот тогда и будешь «у себя в городе»! А сейчас ты – у нас в районном центре! Не обижай! А то, значит, когда я к тебе со своими проблемами – я твой гость, так получается? Дай и мне сегодня погостеприимничать «на славу»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, какой же ты гость, если – с проблемами? Ты – просто пострадавший! А я, со своей стороны, обязан перед собой оказывать помощь всем, пострадавшим ни за грош!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ни за грош страдаю! Это ты как в поверхностный бриз полного штиля глядишь, всё глубокое дно обозревая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Блеснул» демагогическим образованием «пред» хозяйства, где работники не получали заработной платы с января шесть лет назад прошедшего года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но нечестно между нашим общением проводить разделительную межу, отталкиваяся от доброй души на дурняк! Давай, отказывайся не вздумывать со мной выпить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может: «Не вздумывай отказываться!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, кого я уважаю! Смотри, агроном, мать нашу! И учись! Каким бы он ни был серьёзным, а всегда у него найдётся редкое дорогое время и лишнее умное слово на поправку моих ошибок, мелких и незаметных в нашем большом и неограниченном хозяйстве, в своей респектабельности посевов и пожатий! (Давала о себе знать подготовка к зимней сессии в высшей партийной школе). Нет, я всё-таки заберу у тебя свою «Сузуку», шо я дал тебе поноситься, а ему куплю «Мэрс» посолидней! Если бы у меня не было всех бездарных колхозных твоих бригад, а был бы только он один, то мы вместе превратили бы массу колхозного удобрения и гору всеобщего неодобрения в сады нашего процветания!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слова председателя хоть и были повёрнуты в пустоту главного агронома, но прямого отношения к нему не имели. Тот, в это время находясь под общим наркозом и под большим вопросом, звенел, как растянутая тетива без лука, нащупывая руками погоду и тщательно пытался удержаться глазами за небо. То есть, был неЯкий! Сегодня грех было быть другим! И все были такошенькие-никакошенькие! Но корнеплод был зарыт в том, что агроном был никакой всегда, даже в короткие промежутки между праздниками. Да и по одежде его было заметно, насколько он себя не любит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что такое «никакой»? Понятно! Но что такое «ниЯкий» – объяснимо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни отказать – ни согласиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни поддержать – ни возмутиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни в драку лезть – ни схорониться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни умереть – ни возродиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни изумить – ни удивиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни отобрать – ни поделиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни помечтать – ни приземлиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни перепрыгнуть – ни свалиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни воспитать – ни научиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни закипеть – ни охладиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни быть собой – ни притвориться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни погулять – ни потрудиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни подтвердить – ни усомниться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни склеиться и – ни разбиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни приманить и – ни влюбиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни высохнуть и – ни облиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни развестись и – ни жениться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни правым быть – ни ошибиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни притянуть – ни отстраниться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни замолить – ни откреститься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни прожевать – ни подавиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни примыкнуть – ни отделиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни пригласить и – ни проститься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни разговеться – ни поститься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни потерпеть – ни обмочиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни бросить пить – ни похмелиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни слух ласкать – ни материться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни отравить – ни удавиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни согрешить – ни помолиться!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое неисчислимое «ни» в ничтожном «не»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главный земледел был удобен, потому и был!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отрапортовавшись в агрономовское «никуда», председатель «совещания» повернул свою словесную брызгалку к лицу – цели всецелого своего обращения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А давай, а, ко мне! А? Ну?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кормите козлов капустами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вовремя подсказала в правое ухо ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстро загнав ситуацию на поправку «режиссёра», ОН, посматривая по многолюдным сторонам, прикусывая копчёную осетрину, которую ненавидел как рыбу, уверенно вымямлил, словно отвежливился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаешь, Ваня! Это не для помпы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой насос?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Забудь! Никакого насоса в твоём колхозе нет, просто, действительно, Ваня, пойми: гектарные просторы не безграничны для инициативности свободы окультуривания бизнес программы в угоду текущих показателей плана прибыли с площади вариации реализаций закупленного опта поставки ресурсов топливоотдачи в неурожайный двухгодичный период сезона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Без лишних запятых, речь не спотыкалась и не давала быстро подумать. А когда «все» устали, ОН смог дипломатично «съехать»./<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но мне для согласия нужны точные выкладки. Я после ближайшего дня посижу дома, проанализирую, согласую и, соглашаясь, оглашу результат потерь. Но – это мелочь! Смотри лучше, кто чешет собственным имиджем! Сам не сам, а начальник ОРСа, лови!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ты всё вовремя подмечаешь! Я просто завидую! Позови его, а?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, нет! Дерзай воочию индивидуально! А я сдвинусь вежливо, с позволения! На одном месте застоялся. Меня вашей пургой задуло совсем! Надо шевелиться! Когда-нибудь обязательно ещё пообщаемся.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Редкие общени сохран ют долгие отношени.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН сделал существенный, необсуждаемый подвИг в сторону, вежливо с силой снимая плотное ощущение двух рук с лацканов пальто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С Новым Годом! С Новым Счастьем! С Новым Снегом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подняли сзади за поясницу, не желая приземлять. ОН обрадовался, не оборачиваясь, узнав первый в этом году желанный голос. /Очень добрый знак – обрадоваться уже в начальный день нового года!/ Это хороший начальник снабжения «Завода продовольственных товаров» оказался тут как тут и, ещё не показав себя лицом к лицу, уже оставил приятное впечатление. Человек на сладкой до приторности должности и – не быдло! Редкий случай постыдной действительности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, Господи! Слава Богу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Молите Богов поступками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перекрестилась ФРАЗА. Ответить было просто кощунственно! Да и кто посмеет возразить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радость встречи была настоящей. И не могла быть неестественной! Сильно смеясь над всем произнесённым, засандалив рюмки по три, оба растворились в приятности общения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помолчите, осуждатели вездесущие! [9 - Не рюмка красит общение, а общение – рюмку!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смеялись откровенно и – в охотку, не жалея щёк и всех остальных мест кожи, где от длительного веселья появляются морщины. Хорошенько посплетничали, с придыханием ловя прошлогодний снег, невзначай залетевший «на ёлку». /Он (снег) уже шёл/. Санька рассказал по ходу пару «новых» анекдотов, от которых они оба давно пересмеялись по нескольку раз, но, подправляя концовку, всё равно ржали, признавая удачность шуток…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как мало нужно, чтобы серость промозглая засветилась радугой для одних, но запахом прибитой пыли – для других! [10 - Ищите радугу в нашем обесцвечивании!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, притулившись к выездной торговой лавке – вагончику «Завода продтоваров», они продолжали балдеть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об этом, так сказать, «заводе» вообще разговор особый! При системе «общего равноправия» там хозяйственными людьми смоглась создаться ситуация замкнутого утопического социализма в реальности всех, торчащих вокруг, отвратительных открытых переломов общества. Киев смотрел на это, не поощряя, но и не подавляя, сквозь загребущие пальцы своих интересов. Производя всё необходимое для вредной, но не привередливой средней начальственности, мир майонеза, водки, селёдки, коньяка, зефира, мармелада существовал окрэмо /отдельно/. Волшебный мир четырёх(!) видов качественных колбас, сладкого варенья, ароматной горчицы, зелёного горошка и сгущёного молока являлся миром, параллельным всеобщеизвестному миру, и процветал за своим высоченным забором. /Любая Герда мечтала бы там потерять счёт времени!/ Покровители, имеющие багажники загрузки к каждому, будь то будню, будь то не будню, накладывали «добро» на любое «вето», в плане безочередных поставок сырья и безграничных кредитов туда, для необузданных деликатесных поставок – оттуда. Половина продукции шла на рты покровителей завода. Остальная, гораздо большая половина, кормила руководителей завода, а украденное рядовыми сотрудниками завода шло на рядовых сотрудников завода. Но зарплату выдавали вовремя, несмотря на различные выкидыши оборзевшей системы, где воровство возведено в ранг предприимчивости, а коррупция – в ранг ума руководства. Поэтому завод еды и припасов не мог не благоухать, разносясь по округе запахами съестного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прямо на территории производства находился животный питомник с ламами, собаковидными енотами и невиданными панцирными черехапами неизвестной завозки. Живодёрня Оскания Нова, стесняясь, заключала договоры на поставки и обслуживание редких водоплавающих пернатых за получение ещё более редкого водостойкого майонеза и занесённого в «Красную книгу» «птичьего молока». На заводской территории, в водоёмчике с камышами и карасями, изменяя дух воздуха и поднимая дух сотрудников, вазодрыпилось множественное число неизвестных простому обиходному жителю твёрдоклювых с трудными названиями и непонятными родовыми видами происхождения хвостов, лап, зобов, гребней, холок и крупов. Некие лебеди и лебёдки, шипуны и ревуны, нырки и чурки, кандибоберы и дебаркадеры, квашки и кваши, саги и форсайты, гаги и гагарки, павлины и пингвины… С павлинами оказалось договориться легче. Эти птицеголовые были неупрямыми плохишами. За дополнительные физические посылы и метафизические посулы те совсем научились заходить в воду и, худо-бедно, стали учиться плавать. А вот пингвинов пришлось отправить поездом неизвестно куда: назад в Северную Ледовитую Арктику, в Крымский ботанический сад, в колхоз на уборку червяков или ещё куда подальше – в суп. Их, видите ли, среди лета не устраивал искусственный айсберг в натуральную величину из жидкого азота и действующий(!) макет утёса из цветного металла! Жёлтобрюхие королевские особы-особи привередливо отказывались питаться водоёмными живыми несолёными карасями, ивасинными мёртвыми пряными сельдями и категорически не хотели усваивать уроки открывания консервов с другой килькой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Продтовары» имели в своём наличии добротную огромную яхту, на которой переотдыхало всё номенклатурное панибратство, залитое до безобразия коньячным 96 %-ным спиртом, добавляемым из пипетки в тонну кондитерских конфет и цистерну будущего лимонада. /«Напиток» назывался «чемергес». После «напитка», уже с первых трёх литров, отличить грот мачту от матча в гроте и форштевень от форшмака не могли, даже настойчиво позвенев в судовой колокол/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яхта каждый год участвовала в регате по Днепру с выходом в Чёрное море и непременно занимала там место. Этим гордились потом дня три, не приступая к работе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Организация владела своей санаторией-профилакторией в Кириловке, столичном крае одного из мелких берегов Азовского моря…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Служащий персонал завода получал право бесплатно обедать в шикарной столовой с водопадиком, японскими рыбками, оранжерейкой, волнистыми попугайчиками и с таким ассортиментом еды, за которым было не угнаться и за дорогие деньги двум вместе взятым общепитовским ресторанам города!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, это было что-то в чём-то и где-то с кем-то!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устроиться сюда техничкой [11 - «Техничка» – не имеет отношения к высоким технологиям. Техничка это пожилая тётенька со шваброй (устар.).] было возможно, но не реально! Поступление в МГИМО по сравнению с «этим» – лёгкая прогулка по замкнутым углам дипломатии с ленивым слесарем или огибание краёв полемики с наглым комбайнёром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завод продовольственных товаров – вот преодоление всех языковых барьеров! Вот вершина дипломатии! Вот идеал мира и сотрудничества!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А сейчас веселуха под криволапой ёлкой, в радиусе одного километра, продолжалась! Асфальтно скрипели ржавыми полозьями полузубатые полузабытые санки с полупотерянными детьми. Весёлая толпа, заботливо спрашивая: «Вы чьё, мелочьё?» громко, посреди хип-хопа с прихлопом и галопа с притопом, заказывала по микрофону из сцены загулявших родителей, объясняя под какой из колонн находится их укутанное чадо. На что раздражённые родители, тоже в микрофон, возмущались в ответ: «Если я запомнил место, то теперь вы все виноваты! Где я сейчас найду эту вашу колонну? Кто двигал моего ребёнка? Как я его потом узнаю!? Никогда «не твоё» не трогай!» Призыв сопровождался громким хохотом и аплодисментами. Хлопали и хохали неизвестно чему, просто веселье было тут, как тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танцевали на плечах парней девчонки, забравшись высоко, видимо, чтобы разглядеть магнитофон и колонки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блуждали хороводом милиционеры, для порядка, не отказываясь от каждой предложенной «мерки»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводили крутые пике пьяные птицы. В эту ночь разрешалось на кормушках в кусочках сала делать дырочки и наливать туда водку, поэтому снегири, синицы и воробьи летали сейчас на спине над плечами, как шмели, сильно вертя крыльями, но почти не передвигаясь. Толпа была в экстазе, когда очередной, подвыпивший «в три погибели» дятел, пытался долбить металлическую трубу ствола липовой ёлочной атрибутики, вися одной лапой на электрическом проводе вниз головой. Хорошо, что к этому дню все журавли успели эмигрировать. …Бездумная жестокость [12 - Бездумие жестокости (ой! я не хотел!) не вылечит пострадавших.] людей не думала о том, чем бедным птицам завтра похмеляться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё в проходе нескольких часов, побузив вместе и порознь, тщательно отфильтрованная компания без ненужных примесей, лишних компонентов и вредных консервантов, отправилась к себе в гости. Ночь затянулась в приятельном окружении и усиленно сопротивлялась переходить в безлюдное, безликое, уставшее послепраздничное утро тридцать третьего декабря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дав ситуации происходить самой, ОН честно проводил все эти сутки у нормальных людей, искренне принимая участие в торжественном обряде обязательного перевешивания настенного календаря. Новый, заранее купленный в «Союзпечати», всегда одинаково пахнущий нетронутыми, идеально гладкими, чуть прилипающими к пальцам страницами вешался в прихожей. А старый, уже долистанный до самой плотной последней картонки, передвигался в туалет, неся в себе недалёкое прошлогоднее, в виде ностальгии сезонных репродукций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тема искусства не опаздывала и к столу. ОН, отвечая на вопросы о тонкости написания застольного изобилия или пищевой скудности натюрморта, доказывал, что само полотно говорит о мере мировосприятия художника. Все шумели, возражая, но, услышав доводы, соглашались, наливая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, смотрите! – выступал Он, помахивая с полчаса назад наполненной рюмкой: – Только в натюрморте раскрываются внутренности настоящего живописца! Кто, вы спросите, напишет холст с израненной рыбой, выброшенной на стол разбушёванной стихией? Только Айвазовский! Кто сможет так изысканно умастить птицу оливками? Пикассо! А утреннюю медвежатинку под берёзовым сочком в сосновом дымке! А?.. Не иначе – Шишкин, и не сомневайтесь! Если апельсин чернее куба – эскиз Малевича «Проглоченное солнце». Коричневая золотистая шпротинка в бокале рижского бальзама – Паулс Раймонд! А кто ещё… Цитатник, гранат, кагор – Рабиндранат Тагор! Аппетитная порция бесхозного багульника на сопках – безвестный художник! Баба, в истоме топящая жир на солнце? Ну! Кто?! Рэмбран-д-т! А красного коня искупать слабО?! Это деревенский художник Петров увековечил день, когда в сельмаг завезли водку! В честь того памятного события даже изменив фамилию. Петров мазал холсты, впредь прикрываясь Водкиным. …И, конечно же, солёные огурцы в крынке прокисшего молока с подсолнечным маслом. Внутренности подкопченного на солнце рыбьего живота «с душком», размазанные по свежей вчерашней острой злободневной газете! Кто же ещё, если не Кукрыниксы! Одна их «кликуха» заставляет несколько раз смыть! …«Кукрыникс»! Это ж надо! «Ку-клукс-клан» – и то звучит добрее!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над полной и убедительной ахинеей смеялись – в шутку, смеялись – всерьёз, но воспринимали и продолжали отдыхать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По настоянию всех, ОН мелкими глотками оставил горячую рюмку без содержимого и начал продолжать, сводя «на нет» любые поползновения других вставить дополнения, исправления и комментарии. /Если микрофон в руке только у одного, то, умело им манипулируя, легко сделать инакомыслящих вовремя неслышными или слышимыми – в выгодном для себя ракурсе. У какого Вани сегодня микрофон, тот Ваня сегодня и Ургант!/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот! – диспутировал ОН, дискуссируя. – Поэт набросал слова, и удачные причём. Чувствовал по опыту – будет народная песня! Но концовка артачилась, упиралась, ломалась и никак не давалась, как «твоя» девушка, еле вернувшаяся к обеду после ночной «учёбы у подружки». Что ржёте, знакомо? Не отвлекайтесь!.. Боясь забыть ритм строфы, стихач заполнил будущий припев схематическим размером: «там-тарам, там-тарам, там-тарам, там-тарам» и так далее. Потом оказия вышла! Не дочистил. Захлопотался, или пошёл в запой, или композитор с филармонией поджимали, или премию какую ходил по инстанциям выбивал, или коварная домработница с управдомом выкрали из урны сырой материал и, не смогя дорифмовать, продали черновики в редакцию редколлегии, а там не досмотрели и всё, как есть, напечатали в скрипичном ключе. Это всё неизвестно. Только в итоге вся страна, как огромная дура, задушевно заподпевала:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там, за горизонтом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там, за поворотом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там, за облаками,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там! Там-тарам! Там-тарам!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После смеха кто-то робко заметил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не по теме! При чём тут художники, натюрморты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, тема любого веселья – смех. И, если все продолжают терять зрение от хохота, значит – это в тему! Тем более мы от искусства всё равно где-то недалеко. Я, например, могу и по литературе паровозом проехать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это в смысле по «Анне Карениной»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Любвеобильная была женщина. Под простым паровозом смогла кончить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пошлите! Она не сама! Её туда граф Толстой засунул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Лес рук! Расходились! Дисциплина в классе! Я не о том. Просто, если хочешь прославиться в эпистолярном жанре, то обязательно – найди какого-то дядю и от него отталкивайся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спонсора?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да какого там спонсора! Просто начинай плясать от дяди! Обратите внимание! Два самых великих русских произведения начинаются, как одно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Скажи-ка, дядя, ведь недаром» [13 - Все классы, во все годы, во всех школах, читали так:Скажи-ка, дядя, ведь недаром?Москва, спалённая пожаром,Французу отдана (была) …Лермонтов концом строфы – словом «отдана» – резко тормознул, и все невнимательные поколения продолжают натыкаться на этот «бампер».]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мой дядя самых честных правил?..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третий, в пенсне. Так тот весь свой роман «Дядей Ваней» обозвал. Да и Пьер Безухов был не тётей! А Чацкий! Тот ещё «дядя»! Колледж в одной Европе, университет – в другой! Старики подогревают выше облисполкома! Можно умничать! Приехал, весь на понтах! Конечно: волость Выползки Натягайловского уезда! «Транваев нет-с! Куда вам меня понять! Все вы тут темень-тьма, а я пойду по свету! Карету мне! Карету!»… Нет, слышите? Не просто такси. А, видите ли, «карету»!.. Так что «дядя» – это уже половина успеха! Как говорят французы: «Ищите дядю!», то есть: «Шерхльше ля дядЯ!» /«рхль» – прононс, дядЯ – ударение на второе «дя»/. …Ладно, дядя дядей, а у нас Новый Год! Глянь-ка! Там есть ещё пиво?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пользуюсь законом сохранения пива! Сколько купил – столько выпил! Значит, сколько не купил, столько и сохранил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, ты ж ненаглядный наш, неописуемый нами жлобяра! Получается, наше выпил, а своё не поставил? Ты и в школе после каждого предложения выключал ручку, чтоб чернила не высыхали. Видать, тогда ты соблюдал закон сохранения чернил? Я смотрю, ты куришь одну за одной, а на столе возле тебя всё время открытая пачка с двумя сигаретами! Что это? Закон сохранения сигарет?! И кошелька у тебя два, небось: в один – только кладёшь, а из другого – никому не одалживаешь? Я уж не говорю, что не платишь – не «складываешься» со всеми поровну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чё это я должен со всеми складываться! Я лучше сам. Общие деньги – это растраты. Свои деньги – это накопления.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общие денежные отношени всегда – в ущерб интересу каждого в отдельности.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот же человек! Для других – чего только не пожалеет!.. Ладно! Тащи, там на веранде ещё ящик пива размораживается! Пользуйся праздником. Сегодня нам настроение не испортишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А представляете, если бы не было ни одного такого жадного! Как хорошо бы было!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда как бы ты узнала, милая, кто добрый?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, опять я что-то не то захотела!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно! Пукнула, не подумав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здрасте! Я вообще пукаю не тем местом…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! И что ты принёс? Две бутылки на всех! Нет! Таких, как ты, и впрямь – надо давить в самом разврате!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле: «в самом зачатии»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты попробуй зачать без разврата! А? Слабо? То-то! А я могу! Итак, зачинаю! Девочки-мальчики, белочки-зайчики, слушайте тост!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один орёл взлетел высоко-высоко. Так высоко, что совсем улетел, и никто его больше не видел. А ждать – ждали. Сначала ждали в энтузиазме спора, устанавливая сроки быстрого возвращения. Затем ждали, злорадно насладиться: «Мы же говорили!». Потом ждали, выдумывая сплетни о том: «почему так долго?» – «но никуда не денется!». Дальше устало ждали с надеждой [14 - Да, да, да! Бывает надежда и на «плохое»! /Как правило: на чужое «плохое»/.] на то, что «орёлику» очень тяжко, и только стыд не пускает вернуться! В конце ждали – просто посмотреть! Ждали, ждали, и случилось непоправимое! Забыли, чего ждут! И родилась притча-речитатив:<br>
&nbsp;//--&nbsp;«Забудь ждать, если ждёшь, забыв!»&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А там, где не ждали, что-то рухнуло с неба, и стало нежданным событием. «Он орёл!» «Он – с неба!» И вознесли ему хвалу-халву, мёд-молву да лесть-пастилу! Возвели его до небес и подвели новую черту-притчу:<br>
&nbsp;//--&nbsp;«Возвращайся туда, где тебя не ждут!»&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а пить-то за что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А пить за то: «как встретишь, так и проведёшь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! Первый закон гоп-стопника: «По уму встречают, без одёжки провожают!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А второй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А второй закон: «перу» все возрасты покорны!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дом был свой. С времянками во дворе, с пристройками по бокам, где жарили на огне, пели, дымили… Каждая комната и открытые помещения утопали в кутерьме споров, бесед, каких-то музык, причуд… Двери – настежь! Всюду смех, сказки, танцы – общение без капроновых чулок на голове! Если бы всегда все были свои!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты видел последний кэвээн?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там, значит, начинается песня: «Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе, Земля в илл…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты можешь короче!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Короче! Начинается песня: «Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе»… не сбивай! «Земля в иллюминаторе видна», тут, такой, командир корабля, испуганный, в скафандре выскакивает и кричит: «Какой идиот понасыпал земли в иллюминаторы!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН одновременно присутствовал везде, потихоньку принимая участие в каждом «капустнике», «конкурсе» и всякой игре, будь то соображалка, отвечалка или добрая перепалка с элементами различных философий – серьёзных остроумных или – безмозглых каламбурных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Сытая Хитрь всегда выдумкой Голи богатеет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи! И сытая Хитрь, и голая Думь – это края. А края топырьщатся, заламываются, подрубываются и обрезаются! Поэтому давно уже голая Думь хитрит, а сытая Хитрь задумывается…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай! А как у тебя с Тамарой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Я уже на ближних подступах! Только тихо! Ей не говори!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, а можно вопрос?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ещё! Нет у меня никаких вопросов!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эти штаны у тебя от какой кофты?..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? Если блондинка, то всегда красивая? Ты ты небритый лобок некрашеной блондинки видел? Мечтатель! Это же кавыль рыжая!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты чё не смеёшься вместе со всеми? Я за тобой давно наблюдала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне нравится более серьёзный юмор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы знакомы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возможно, а вы?<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пойму. Это ты ко мне заигрываешь, или я к тебе клинья подбиваю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;* – Это, ведь, как одно не разорвёшь – целое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же! Это такие близкие понятия, как быть в Париже и не побывать в Эрмитаже!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ох, уж эти женщины! Мне тут случай рассказали, как раз по теме. …Сидят двое голых на шкуре. Один говорит другой: «Единственная моя! Несравненная! Для меня никого на свете не существует, кроме тебя, Ева!» А та, выкусывая блоху под мышкой, отвечает: Всё-то ты врёшь! А куда с копьём по утрам на три часа убегаешь, пока я сплю? На рыбалку? И откуда фрукты таскаешь, весь поцарапанный? А как на задницу саблезубой тигрицы вчера вылупился, не дыша, пока мы прятались! Я всё вижу! Небось, не мне одной такие трели заливаешь, Адам! И на что ты только рассчитываешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, иди, потанцуй, я тебе потом объясню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бессовестный! Никакого стыда на тебя нет! В гостях, при людях!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я тебе серьёзно заявляю! Всё в жизни даётся только и только путём кропотливого, тяжёлого, ежедневного и большого… богатства!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, хлебом единым богат не будешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Директор хлебокомбината об этом не догадывается! И не вздумай ему намекнуть, а то поперхнётся крошкой от ржачки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы думаете, сладость жизни – всегда хорошо? Ложка мёда, допустим. Две – предположим. Пять – боль в зубных дырках. Десять – отмой рот внутри залипших щёк. А искупайся в бочке мёда в одежде, да погуляй так часок-денёк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! И об шоколад можно измазаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не говори! И от блеска до дыр незаметность неизбежности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Ой! «Незаметность неизз»… как-как? «Бежности? Нез бежности?» Господи помилуй! Присядь ближе к земле, сын мой! Не возносись не в сроки своя!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Везёт тебе! Ты страшненькая всё время. Тебе так легко всех удивить! Оденься неожиданно нормально. Накрасься. Появись один разок в таком виде и собирай отпавшие челюсти! А мне, знаешь, как невыносимо трудно! Я красивая! К моей красоте привыкли и, уже не присматриваясь, сразу тащат в угол. Вот и выдумывай из себя как бы что-то типа умное или – нетронутое. Ужас!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Постой! Дай я переверну мясо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это твоё постоянное «дай» меня в шахту загонит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;* – А что я сделала!? Я? Как это не пригласила! Ну, ты посмотри! Я им говорю: «Мы вас приглашаем, только глядите – если не сможете, скажите сразу! Мы кого-нибудь другого пригласим. Ну, и что тут такого? Так они берут и не приходят! Я как в воду глядела. И я, значит, ещё и виновата?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;* – Вот ты из-за чего развёлся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из-за чего женился, из-за того же и развёлся – из-за секса.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильное оживление от анекдотов из открытого сарайчика разжаривало угли под шашлыком во дворе, потом загашивало и снова распаливало. Смех катился волнами. Ударял, отбегая-нарастая. Захлёстывал, переворачивал и, не давая передышки, кувыркал между вдохами и выдохами. Волны смеха – это, минимум, десять накатов, сливающихся в один непрерывный громопад:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Смех тех, кто не досмеялся от предыдущего смеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Смех по инерции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Смех от слов следующего: «А вот ещё…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Смех некоторых в середине анекдота, как бы первых, «догнавших» смысл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Смех самого рассказчика, заранее знающего концовку, на последнем слове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Смех тех, кто понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Смех при шумном объяснении тем, кто недопонял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Общий смех всех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Послесмех с повтором последней фразы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Смех тех, кто не досмеялся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Встретились две сковородки, а поговорить-то нечем!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посмотри, как мы безграмотно разговариваем! Как мы корёжим язык! Заметил наши единицы мер, например?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это недалеко, минут пятнадцать». «Я поеду на один поезд позже». «Короче на два этажа». «Младше на пол курса». «Старше на одно звание». «Ширина в три стежка». «Где? Через два дома».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно! Я тоже прикалываюсь! «Сколько стоит? Десять тонн». «Далеко? Пешком подать!». «Объём поставок ассортиментом!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы за язык не переживайте! Он сам себя не может иногда сложить! Вот, смотрите. Нет в русском языке слова «победить» в будущем времени единственного числа. «Я победю»? «Я побеждю»? Только стадное: «Мы победим!» Есть всегда за кого спрятаться, на кого свернуть в случае неудачи. Но зато при частичном успехе: «Я победил!». Странно, куда же делось «мы»? Язык не зря не имеет слова в своём лексиконе! Значит, это слово во веки веков не употреблялось! Вывод: ссышь перед будущим, на себя – никакой надежды! В толпе силён, как веник – «не сломаешь». (Кто тот дурной веник ломает? Это инструмент! Им, дебилом, метут!) А, когда пахнёт жареным, можно в сутолоке смыться и напенять на других, которых потом уже никогда не спросить. Мол, «это всё они!». А в случае положительного исхода открывается идеальная возможность поднять столько звони от слова «я»! Наступить на горло погибших, пострадавших, преодолевших и, вынырнув из своего заднего небытия, получить значки, регалии и вензеля. Все вперёд! С вами я побежу!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ты хватил! Всем хватилам хватил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ремарка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, его, а кого же ещё?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставьте Ремарка! Язык. Какой язык? Это теперь настолько не важно! Тут один из новорождённых банковских владельцев обратился: «Слышь! – говорит. – Одно выражение меня напрягает, помоги скомплектовать, а! Рекомендацию я пишу своему родственнику. Самое положительное из его черт – насобирать много денег. Строчка характеристики звучит так, послушай. «Одним из деловых качеств моего протеже считаю скарпулёзное копление? Копение? Копёж? Или копля разных валют? Ну, что скажешь? Оставить один эпитет или несколько?» Я его спрашиваю в ответ: «В твоём рекомендательном письме не откажут?» – «Ага! Я им откажу!» – «Ну, тогда подойдёт всё, даже убедительней будет!» – «Дельный совет! Точно! Ну, ты молодчак! Просекаешь? Твой язык хорошо, а мои деньги грамотней!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Язык, язык! Иногда казусы перевёртыши встречаются. Сравните!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;«Как ты смел! Герой!»&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;«Как ты смел!? Подонок!»&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, для иностранца – тупик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А одно слово с тремя ударениями!? Дитя – не рАзвито. Мысль не развИта. Социализм не развитОй…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага! «Не отрывай, минимум, до трёх месяцев из земли. Не отрывай, минимум, до трёх месяцев от груди! Не рви с места! Не рви на новые ботинки!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это: «собрались как-то золовка, сноха, деверь и слесарь. Вроде и родственники, а «кто кому кто» – так и не разобрались. Так, напились просто так, без повода, да так, что и себя не узнали!». Четыре «така» – в одном предложении, с разными значениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или какой иностранец не загнётся от перевода литературного диалога: «А правда же – эта ложь на правду похожа?» – «Правда-то правда, вот только правды в ней нет!» – «Твоя правда! Ложь, она и вправду – ложь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, для нерусского это – настоящая мина! Переведи, не взорвавшись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А представь глаза того, кто пытается по буквам трактовать связку слов русской женщины: «Войди в моё положение!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Для иностранца настоящий паралич наступает, когда на его ломаное, месяц репетированное предложение: «Не сделаете ли вы мне одолжение принять моё приглашение?» следует абсолютно нормальный несложный ответ: «Да нет, пожалуй».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дааааааа! Три в одном! То же самое, как: «спросила гиена Гену про гигиену гангрены».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я о чём!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, а причём тут Гена?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и я говорю: «Если ты крокодил Гена, то гены тут не причём!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, типа того, растопырив пальцы: «Ты не гони на гены, крокодил Гена! Поял?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Цветные стёклышки веселья перекручивались из коридоров на улицу, с улицы снова куда-то внутрь стен. И каждая картинка мозаики светилась добротой! Новый Год сам не ожидал такой горячей встречи и сейчас скакал вместе со всеми, радостный, что пришёлся по душе!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН продолжал гулять театр одного зрителя, жадно впитывая колорит подвыпившего раздолья. Ловко поймав настроение, ФРАЗА наигранно высморкалась и соткровенничала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Любите людей временами!»<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Где-то на уровне обувной полки слышалось соло: «И сосеедям всем сказаала, что ты луучший из мужчииин!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;* – Та ты мне щас, как родной! Нет! Даже больше! Как двоюродный! Понял, как я к тебе отношусь?<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так та бамбула вчера оделась на утренник в такой(!) костюм! Ты себе не представляешь! Мне бы такое порвать и выбросить было б стыдно! Ну, не дурка!?<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ты не понимаешь! Моя жена мне где-то начинает нравиться!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каких-то вещах надо быть скрупулёзным! Вот почему я никогда ничего не теряю? Потому что самое важное находится у меня всегда в одном месте!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для этого не нужно быть семь аршинов во лбу! – Да, семь – это не нужно.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И, как только начинается десять часов, вдруг заходит…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А можно нескромный тактичный вопрос? Что лучше: «нету, чем есть» или «есть, чем нету»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ??? А у нас есть минута на обсуждение?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да какая минута! Передай ему мою ложку и пускай не гундосит!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Наше общество? Да? Общессство? …Хочешь, нарисую густыми мазками цветными мелками картину этого «нашего общизтва»? Любуйся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом верху – жирное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В самом низу – сгоревшее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мелкоизмельчённая середина варится в собственном соку. Крутится и пускает накипь. С неё – весь навар. Её и жрут!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я так думаю: делай добро, но не ищи добра!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно! Делай добро, и все вернётся к тебе черепицей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не «черепицей», тормоз! Всё вернётся к тебе чечевицей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та не «чечевицей», а сторицей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, кстати, вы хоть знаете, кто такая сторица и когда она вернётся? Вот и я по этому вопросу прихрамываю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слово «сторица» ассоциируется с поносом, запором и изжогой, вместе взятыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и делай добрые дела, когда всё вернётся тебе такой сторицей!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я не понял! Всё куплено? Или всё продано?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты участвовал в сделке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Мне ничего не перепало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, для тебя эти понятия однородны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Продано» и «куплено» – это синонимальные антонимы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Мы на этом выросли! И не можем без этого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, мы не можем фанатично обойтись без «ТОГО», на чём выросли! Но мы не можем деликатно обойтись с «тем», во что «это всё» превратилось сейчас! Давайте вместе соберём отрывки из жизни «водоплавающих» и назовём это: «Метаморфозы неких пророков в своём отечестве, не ушедших из жизни вовремя» [15 - Тяжело читать о себе некролог, когда ты умер! Но ещё нелепее – петь о себе гимн: «я живее всех живых» в горячем, слепящем, на себя направленном прожекторе, не замечая твоего опустевшего зала! И, не желая слышать, как в новом свете при твоём появлении гремит нескрываемый шёпот: «Этот сдох и завонялся!». Мемориалы стоит иногда мыть хлоркой от их собственного запаха и драть напильником до их собственной кожи! Люди помнят! Идолы-болваны забывают! /Символы синонимы древних языческих поклонений: «идол» и «болван» по какой-то причине докатились до нас понятиями, противоположными по смыслу! Но и теперь эти символы неразрывны (синонимальные антонимы). Болваны выбирают идола, идол превращается в болвана и кричит, что он один – идол, а вокруг одни болваны!/ И вообще! Все кумиры созданы в кумаре.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люби, не поклон сь!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Когда-то, при случае, одному из «реликвий» социалистической музыкальной сцены ОН, задетый, выпивши, ответил: «Мы-то такими и останемся без вас. А вот кем вы без нас останетесь?!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стадии или акты деградации любимых идолов (от первостепенного до шестёрки):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Упёртый, выделяющийся, гадкий утёнок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Независимый, талантливый, гордый селезёнок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Сверкающий, великолепный, но уже наглеющий «вожак утиных поколений».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Ещё иногда – популярная, жирная утка-проститутка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Слегка, с трудом ещё пописывающий для проформы, весь покрытый плесенью спеси пропавший утиный паштет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Кусок вонючего сала, плавающего в собственном жиру, с комками толстых волос и палок, торчащих из остатка жёлтой утиной задницы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Но хотелось бы верить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотелось? Верь! Это единственное из того, что «хотелось», которое так легко исполнить!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не встревай! Ты можешь помолчать, когда разговариваешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;* – …Вот, гаад! …А как тебе это? Я говорю: «Он осунулся, не находите?». А этот гад так серьёзно: «Да он просто лежит не по центру гроба». Представляешь? Вот, гаад!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это всё твой дружок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та какой он мне дружок!? «Нализались, да облобызались!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты, хорошая, не стесняйся своих чувств! Кошку в мышке не утаишь!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если ты за те наши с тобой месяцы отдала мне свои лучшие годы, то представляю твои худшие годы! Интересно: кому и на сколько они достанутся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да пошёл ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже бегу! В Новый Год – без старого счастья! Ура!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Один, маклер такой, ко мне подкатывает: «Ой! Девушка! Скоро Новый Год, а я не вижу блеску в ваших глазах!» А я ему: «Так в вашем универмаге один блеск для губ».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так и сказала? «В универмаге»? А я-то думаю: чё это тот «маклер» побежал от тебя по стенке, как прусак – от дихлофоса?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Ой! Та так уж и «побежал»!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слышь, а для чего в кухне на кране накручено ситечко?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как для чего? Воду измельчать, чтоб тарелки не бились!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему я на Рождество не хожу в церковь? Между Богом и мной не должно быть посредников! Я молюсь, как могу. Без канонов и заученных бормотаний, но откровенно. И верю, что Бог слышит меня чаще, чем тебя – по праздникам, через золочёные стены собора. Священник в церкви – обыкновенный, простой служащий, на своём рабочем месте «с восьми до пяти». Так почему я своё сокровенное должен передавать Богу не лично, а через «секретаршу», торопящуюся с работы! Любой смертный бы обиделся! А Бог – не любой! Бог – единственный и неделимый!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Священник выслушивает всех,&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;но вряд ли кого-то слышит!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Бог никого не выслушивает, но слышит всех!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как много людей! Как много веселья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если бы было меньше людней, то было бы больше веселей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ??? Не понял!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ж, тут непонятного? Чем меньше гостей пригласил, тем больше за столом кандидатур для обсуждения!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, кого-то «осудить» – это нам как пескастрюльщику песком кастрюли начистить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сказал: не «осудить», а «обсудить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, конечно! Как будто «обсудить» – это обхвалить с ног до головы!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему тупой нож пробку не открывает, а палец порезывает!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня, знаете ли, всегда интересует: зачем людям две фамилии сразу? Это ж неудобно! Ещё и через чёрточку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как зачем? Фамилии у нас по кому?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По кому?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По отцу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По отцу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То бишь, если у человека две и более фамилий, значит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит??<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит у него – у человека – было два или более отцов. Но я вам должен сказать! Когда у ребёнка много отцов, то это и есть «безотцовщина»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! На эту тему анекдот! Щас вспомню!.. А! Вот! В общем… …Из квартиры доносится невообразимый гвалт. Сосед напротив курит на площадке и без всякого интереса спрашивает мальчика из той квартиры: «Что там?» Мальчик, вырезая лезвийкой на периле несложное слово, так же неинтересно отвечает: «Та, Мамин-Сибиряк приехал, а мама в то время с Римским-Корсаковым. Так Сибиряк Корсакова в Рим собирает, а маму – в Корсаков». «Понятно. А твоя фамилия как, хлопчик?» «Апостолов-Рюмин мы!»<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Последняя ракушка, и та мечтает о ракушёнке! – Да, но, думая рожать или не думая рожать, необходимо включать мозги!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мозги как раз в деторождении вещь последняя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Есть же границы! Ведь количество детей напрямую влияет на их качество! Кто-то недополучит любви, кто-то – образования, кто-то – просто хлеба! Ну, а кто-то, замазанный маслом, будет скользить по жизни, оставляя пятна жирные повсюду! У всех различные причины, но, если без физических дефектов и физиологических проблем, то можно порассуждать так:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нету детей – позиция.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один ребёнок – несостоятельность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двое детей – минимум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три ребёнка – ладно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четверо – рассеянность или первые три – одного пола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятеро детей – растерянность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шесть – побойтесь Бога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семь – ни себе, ни вам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемь – сам помни имя своё.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девять – «Дети, воспитательница повесилась. Я ваша мама!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А десять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Десять детей – не бывает, потому что это уже не отдельные дети, а подрод одного вида!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А одиннадцать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора топить гинеколога, кастрировать аккушерку и ставить спираль обществу!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я понимаю! Но отчего именно такие стили-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отчего? А что – отчего! Все стили плавания взяты из эпоса издревле плавающих народов эпохи полиомиелита. Народы верили и поклонялись всяким силам. Так, в воде всегда обитало водное чудовище, в небе – небное чудовище, в земле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Причём тут небо, земля и чудовище! Мы говорим о спортивном плавании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно! Вот представьте все: баттерфляй. Представили? Человек всеми силами выпрыгивает из воды, пытаясь оттолкнуть тянущее за ноги чудовище. Но попытки тщетны! Тот, кто в воде – сильнее! Понаблюдайте. Брасс. Человек постоянно пытается нырнуть и подсмотреть: что там, на дне? Но чудовище даёт ему пинка и ныряльщик, широко раскрыв рот на взлёте, снова падает, пытаясь заглянуть под воду. Вольный кроль – бег по воде локтями. Чудовище отпускает человека, даёт волю, засекает до десяти и неторопливо догоняет. Тут бы и ноги помогли, только нет под ногами опоры, одна вода. А на спине. Заметили? Этот стиль вызывает в движениях плавуна некие неординарные потуги. Ладошки как-то наружу, неестественный повод плечами, ритмичные повороты таза, с придыханиями… Видимо, чудовищу нравилось находиться сзади снизу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда зажёвывало очередную кассету, слышно звучала гитара вместе с песней про очередной ёжик резиновый, колышек осиновый, с дырочкой в правом боку… Потом в перерывах, пока Дима, муж Гали, перекручивал магнитофон назад, прорывались отголоски всяких любимых мелодий, с искажениями невдумчивости в пол оборота, типа:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Он наестся Петербургом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он оправится Москвой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Александра, Александра<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что там трется между нами?..»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если музыка заигрывала снова, все привычно окунались в крик всеобщего неслышанья и громкого переспрашивания. Люди поближе тянулись от друга ко другу и вместе ощущали восторг настроения. Праздник извне был сейчас внутри каждого. Несказанно радовал, радовал и радовать не переставал! …Пока, в какое-то только им известное сеечасье, времена суток медленными, неожиданными скачками не приблизили безысходность будущего ухода в следующие дни и вынудили, хотя и нехотя, запрощаться в сторону дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Бедный израненный пятый этаж держался, всё же, живее, совсем убитого четвёртого! «Лучше жить на двадцать восьмом с лифтом», – тосковал ОН, взбираясь, взбираясь, взбираясь и насвистывая басню Крылова. Передыхая [16 - «Передыхая» – это не значит, что: «первый раз сдох неудачно». Это значит: переводя дыхание из состояния одновременного вдоха и выдоха в состояние сначала выдох, а потом уже вдох.] возле междуэтажного окна [17 - Окно находилось по-настоящему между этажами, то есть с нижнего этажа было до окна не допрыгнуть, а с верхнего, чтобы выглянуть, надо было лечь и вдавить голову в пол, ниже туловища.] с плоской решёткой, стало смешно за Крыловскую ворону, и ОН поймал на себе улыбку. «На ель ворона взгромоздясь!!!» Ну и ну! Как вам видок? Птица – «тяжёлый бомбардировщик», кряхтя, всеми своими четырьмя лапами вцепившись в кору до крови под ногтями, хвостом обвив ствол, делает поступательные движения, ближним крылом прикрыв глаза, боясь взглянуть вниз. Почему четырьмя? А попробуй, залазя на дерево, передние отпустить! Да ещё с сыром в клюве! Полёт будет неземной!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Позавтракать, уж было, собралась. На ту беду лиса внизу…» «На ту беду!» Интересно, какая такая беда Крылова таилась в утреннем завтраке? Видать, вчерашний вечерний завтрак протекал настолько экспрессивно, что сумбур рассвета страшил, пугал, мелькал, кружил и дёргал. Рот залипал ощущением нахождения внутри сыроварни, а на ту беду ещё и вчерашняя «лиса» внизу с претензиями… Ох уж эти буйные поэтические Крыловские вечера!.. Господи! Что только в голову не прилезет! Кыш!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Послепотопная потоптанная квартира, подлизываясь, прятала по углам остатки скисшего позавчерашнего праздника и, как обиженная жена, настойчиво требовала от тебя ухода уже при входе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мочите тряпок швабрами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посочувствовала ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, вражеская радистка! – ответил ОН и закатал рукава. – Прежде всего – порядок! А потом уж – беспорядок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Фильтруйте языки базарами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дважды взвизгнула ФРАЗА, почти увернувшись от ударов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вынося мусор частями, после около часа ОН стал различать проявляющиеся, знакомые очертания егомаминой квартиры. Забывшийся всеми выключиться телевизор показывал совсем из другой комнаты на кухню, через стену балкона. По экрану широкоротнооткрытно изливалась наружу белорусская оптимистично-отпевальная. Солист, загибая пальцы, перечислял, над чем всё летит и летит белый аист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неловко подпрыгивая, пытаясь прикрыть за собой дверь предплюсной ноги (пальцы, запястья, локти, мышки – всё, что под ними, и зубы были заняты подвешенными тяжёлыми кульками), ОН мельком уха отслушивал, как вокально-инструментальный ансамбль лирически домучивал слухача и глядача, достанывая один из третьих куплетов:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Где-то в топи болот погребен остывающий гроб…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бросило в жар и иней покрыл лодыжки до самых щиколоток. Но, вместе с тем, полегчало! «А ведь где-то, судя по пению, вооооообще плохо!»…Первоянварская шутка ползала по стране.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На одиннадцатом выволакивании мешков с остатками карнавальной ночи, ОН наткнулся спиной на взгляд соседа по площадке. Тот засвидетельствовал своё присутствие равнодушно-вдумчивым вопросом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помочь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Я просто переезжаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! А твой Казанский вокзал провожал тебя, провожал двое суток, пока само всё вече не уехало давеча далече. Один вагоновожатый до сих пор у меня на кухне семафоры не может настроить. Ты его заберёшь? Или я сброшу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Семён! Отстань, а! Видишь, я занят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я и спрашиваю: «помочь»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, помогай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот! С Новым Годом, сосед! Где пить будем? У тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Там уже чисто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – на площадке! Сейчас я вынесу! У меня уже давно всё стынет!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранним рассветом, устав от тщетного ожидания побудки (соседка уехала в санаторий бывшей песни и пляски военных лет), с трудом разыскав глаза, обеими руками отклеив голову с подушкой от ковра, ОН попередвигался к ванной, так и не разлепив нёбо от языка. Последствия встречи Ногого Гога были на лицо, на рёбра и на локти. Принятие достойного вида под душем с водой приводило обратно к себе. Резус-фактор воды был отрицательным. ОН специально продрог, чтобы с головой покрыться гусиными пупыришками и от этого согреться. В холодильнике нашлось пиво (как будто оно там терялось) и, уже просветлённым, ОН включил «кабельное».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«След росомахи»… переключил – «Планета обезьян», перемотал вперёд – «По следу единорога», мотнул назад – «Тигры появляются ночью», нажал несколько разных кнопок сразу и покусал пульт – неожиданно побежали титры. И, хотя буквы было не догнать внятным чтением, «озверевшее» отсутствие радовало. Устав глазами от бегущей по экрану прозы, ОН решил опоэзить ситуацию и, закурив с удовольствием, достал ветхую тетрадку со стихами, написанными в древнем детсадовском возрасте. Писать их ОН уже не мог. (Как можно написать сто раз прочитанное-написанное?) И неловко как-то во взрослом возрасте говорить стихованно, да ещё за собой записывать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А когда-то! В детском саду, через дорогу, ОН был ещё так безмерно талантлив (как все дети в свои годы), и воспитательница, надолго убегая от них «по делам», сажала группу на стульчики напротив, и ОН, по её просьбе, должен был, отвлекая всех, выразительно почитать чего-нибудь вслух. Это «чего-нибудь» было рассказом про красного армейца, который попал в окружение белых офицеров. /В белой гвардии, подло, заранее не предупредив, окружали только офицеры. Всегда – по пятеро на одного комсомольского бойца/. Но молодой солдат, как и положено, не сдался и достал гранату из-за пазухи. ОН читал четырёхлетним сверстникам эту траги-трагедию изо дня в день, но однажды, в обыденный послеобеденный полдник, видя, что красная граната за потной пазухой непомерно надоела среднегруппникам, неожиданно, встав ногами на стульчик, начал декламировать что-то одно из своего раннего:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плыви, корвет! Куда? Не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не буду у руля стоять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебе судьбу свою вверяю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суть будем разом постигать.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперёд, родной! Не ведай страха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И штиля не познай стыда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна нам жизнь, но, если плаха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;То и она для нас одна.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наплюй на вахтенны журналы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Минуй затоптаны пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не верь, что всюду есть причалы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Что девства гавань не найти!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом, коль с жизнью будем квиты,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Познав личину бытия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть невредимы, хоть разбиты,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернёмся на круги своя.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомый берег вдруг предстанет<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне, в бреду, в сознаньи ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волна шампанским в борт ударит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как «Здравствуй!» от Родной Земли.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А зачем стесняться лирики, сидя на горшке! Когда маститые мужики (чьи книги, даже «рубо», не влезали в полки библиотек), размазывали козявки по письменным столам и козюльки под писательскими креслами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Белеет парус, небо кроет, уединенье, тишину, что кинул он, что ищет он, и ночь, и звёзды, и луну, да пруд под сенью ив густых… [18 - «…Да пруд под сенью ив густых» – аттестационный плакат у логопеда.Если глаза да прочтут быстро,если язык да произнесёт внятно,если уши да поймут сразу,если мозги да перескажут близко,то можешь быть свободен!Ты прошёл курс лечения.]» – почти то же самое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том возрасте ещё не было «апостолов Пушкиных», «архангелов Лермонтовых» и «ангелов Есениных». Лажа воспринималась по-детски правильно, как есть, и никто не мог убедить, что: «Стоял ноябрь уж у двора» – это гениально. Только потом, с пониманием пришло не обращание вниманий на исковерканные слова, кучу междометий и удобно поставленные поэтами для рифем удАренья, Ударенья, удареньЯ [19 - Цените с открытыми глазами.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вчитывайтесь в молитвенники.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После стихотворения детей сначала переклинило, потом – замкнуло. За окном стало отчётливо слыхать далёкое крадущееся наступление многочисленных тёмных сумерек, мечтающих поквитаться со скрывшимся ещё утром одиноким светлым рассветом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тишина! Но тут – пять, четыре, три, два, один и… как прорвало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа, не всегда вспоминающая свою воспитательницу в лицо, уже не помнила и себя от поэтического экстаза! До сих пор не умеющие писать, начали вдруг читать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Андруций – самый высокий, а, значит, смелый, который каждый день мечтал быть шофёром (они с папой копили на «Жигули»), резко выдохнул и, подмяв под себя крохотульку-стульку, «влупил»!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Путей – не счесть, дорог полно<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для лёта и для ползанья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – чтобы выносить дерьмо,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – выложенных звёздами.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девочки, с театральным визгом, сильно зажмурившись, заткнули уши ладошками. Оно и понятно. Было как-то грубо с рифмой. Но смысл не хромал, и Андрюша продолжил:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На водопой, и – на убой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;К театрам, и – меж свалками,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для тех, кто «свой», для нас с тобой —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И шаткие, и валкие.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особняком или гурьбой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы топчем пыль векОвую,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считая, что мы, что мы, что —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прокладываем новую.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По три раза «мы» и «что» являлось явным прорывом в поэзии!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, что столь тонкый модернизм не нашёл отзвука в мещанских умозрениях и, как следствие, был нещадно освистан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наташа выкатилась на «сцену» со своей любовью, как с торбой дуста:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не люби меня, не люби!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я от знаков твого вниманья не таю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше жвачку мне «Лёлик и Болик» купи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я снова прощу тебя, на первый раз, жевая.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут, вроде, и рифма не хромала почти, но враз захромала Натали, в порыве пожёванного чувства упав со стульчика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово взял Лаконя (за фамилию и за лаконизм прозванный). Двумя руками указывая на Андруция, а другой рукой – на Наталью, он отчитал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орррловская длиннорррылая барррсучная скачет, Как курссская гладкопёрррая несссучная кудахчет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Познания Лакони в зоологии не поддавались сомнениям. (Его мама была педиатром).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эстафету неизвестных поэтов перехватила, белая от смелости волнения, староста. И стих её тоже сильно побледнел от жестокой жестикулирующей реальности:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть же буря мглою небо<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроет вихрем, зверем воет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ж, как гордый буревестник,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возлечу над пеной моря! И, назло пингвинам, Горький<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обо мне легенду сложит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кабы обо мне та песня,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бы знала, что мне делать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я б резвилась в шторме птицей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб вскормиться, взнереститься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, крылом волны касаясь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я б запомнилась навеки<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам – в ревлюциях несмелым!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уберите старуху Изергиль с утёса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кричали эрудированные. Орали и остальные. (А чё б не поорать). Староста отбивалась по-настоящему отчаянно – и клювом, и когтями, только перья летели! Пришлось повозиться, а за это время наслушаться много оскорблений с угрозами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваше поведение совсем недопустимое из всех рамок! Сейчас придёт воспитатель детей, и я ей всё расскажу подробнейшим образом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будущую активную кандидатку и делегатку сначала «слётов», а потом «съездов» [20 - На «слёты» слетались ещё неоперённые кукушата и бакланята. На «съезды» съезжались уже круторогие козлы муфлоны.] запихали в ящик, плотно закрывающийся от детей. Ящик с игрушками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но и в этом замкнутом пространстве, придерживая одной рукой незаметно поднятое вещественное доказательство – надорванную политическую брошюру про подвиг гранатомётчика, она другой рукой неусыпно диктовала себе список провинившихся. И была тайно счастлива в борьбе! Её час настанет! Их час нагрянет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позицию на стульчике занял Сюзя:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разворачивайтесь правой, орущие!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доставшие паспорт в паузе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прозастоявшиеся и птиц жующие!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваше место – в пентхаузе!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вылепленные из гвоздей люди!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смотрите на выгрызающего бюрократизм волка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В купе иностранца, едущего к Люде,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спасёт ни маузер, ни трёхкалиберная двустволка!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюзя в данное время всерьёз увлекался пятилетней Людмилой из художественной гимнастики, но та, увы, на ближайшее «навсегда» была занята скакалками и булавами.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если в марше не развернуться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если площадь помоста, плотничая, не эквивалентна!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фарисеи! Вам лучше заткнуться, ёрничая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мол, кто там махает лентой?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот оратор быстро, на восьмом куплете полупесни был табуретнонизвержен из-за требухи, которую нёс и из-за того, что всем тоже не терпелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С вытаращенными от страха и без того узкими разрезами глаз, с расплющенной нижней губой от обиды, что её не предупредили о празднике, бочком начала свой куплет блинолицая Ибубекирова («мисс» ненецкий автономный округ):<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День Седьмого Ноября —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красный Лист Календаря…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она бессмертно читала всё это, с большой буквы, уже два года на всех утренниках и никогда не уходила без подарка /условный рефлекс Павлова: лапой – на рычаг: «День Седьмо»… дзынь – карамелька в руку; «го Ноябр»… дзынь – ириска в кулак; «Красный Лист Ка»… дзынь дзынь дзынь – призовая игра/. Но сейчас, когда хлопчики вежливо, без обиняков и синяков, парой пинков объяснили, что праздник её закончен и подарунка не будет, молодая исполнительница тихо заплакала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торжество рифмы широкой поступью шагало по детскому садику «Вэсэлка»! Неизвестно как, по секрету услыхав новость, на территорию, занятую повстанцами, постепенно просачивались гонцы из младшей и старшей групп /подготовительная мудро отказалась: надо было подойти к школе без видимых эксцессов/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за спин желающих коварно выглядывал Викул. В левой руке он сжимал оторванную тяжёлую голову плюшевого медвежьего животного. Викула не выпускали специально, усиленным патрулём, догадываясь наверняка, что поэзия и стульчик будут нещадно унижены и растоптаны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом, заодно, не выпускали и Тютюрикова (настоящее фамильное название семьи). Этого не выпускать было легче, потому что Тютюриков сам не лез никуда, а только орал из-под окна, как будто его били девочки:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автомотовелофототелерадиомонтаж!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автомотовелофототелерадиомонтаж!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не стих, не стих, не стих! – били его девочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же не стих? Я его два месяца из окна наизусть учил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не выкрикивайте с места, больной! – протирая его лицо платьем от куклы, увещевала Варя. – Это и вправду не стихотворение, но не волнуйтесь так! У вас ещё получится!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Варвара хотела, когда станет взрослой, помогать людям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марина, нагло улыбаясь, взяв двумя щепотками пальцев края юбки и, растянув это почти до головы, томно, но чётко зашипела:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочешь, мы будем? Хочешь – не будем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочешь – прибудем? Хочешь – побудем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочешь – разбудим? Хочешь – забудем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочешь на людях? Хочешь при людях!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочешь – не хочешь! Будем и будем!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марина была слабая, но сильная.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слабость сильнее силы! Ее не надо доказывать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она крепко захомутала соседа по подъезду – второклассника. Тот и не собирался «хотеть» вместе с Мариной. Бедный, он каждый день прилагал всю свою сноровку, фантазию и скоростные качества для быстрого просачивания в квартиру родителей. Это в подъезд-то всего с одной нижней дверью! Чердачный люк был заварен, в междуэтажные окна не пролазила даже кошка, а балконы висели неприступными пыльными стеклянными будками. После сексуальной террористки трибуну достойно занял Вася (это не было его настоящим именем, но фамилия, извините, начиналась на «Ва»). Являя в себе тонкого философа, изящного математика и стройного физика в одном тощем лице, он рассказывал всем о жизненной несправедливости и после каждой строфы кланялся, надеясь на серьёзную адекватность реакции толпившихся обывателей:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё с дороги той – на Лысу Гору…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Равнодушьем загубив тогда;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порешив: «то не моя беда»,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посмеялись своему же горю!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И от сей позорной процедуры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тащим крест насилия и лжи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наплевать, что точатся ножи,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишь бы не по «наши добры шкуры»!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкурные интересы Васи были сбиты с толку метким попаданием в грудь одноглазого плюшевого чудовища. Вася, встав с колен, гордо отряхнулся и стал калямалякать на обоях новые соображения про подлость удара из-за спины в открытое сердце!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Викул же, отвоевавший место под солнцем лампы, быстро, ещё толком не вскарабкавшись на «подиум», затараторил, зная, что у него есть только несколько секунд:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я вчера, на мой именинов день, подопивал из всех маминых рюмок и как сочинил, стаскивая скатерть со стола, на бегу:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему же всё кругом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завертелось, закружилось<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И привстало на рога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Холодец – за винегретом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отбивная – за паштетом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запеканка – за рулетом<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За инжиром – курага.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За стаканами – бутылки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За салатницами – вилки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За печёнкою прожилки,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А за рёбрами – нога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё разбилось, поломалось<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне «осталась только малость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только выстрелить в висок,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иль – во врага!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо было быть только Викулом, чтобы в свой ежегодный День Рождения умудриться получить ремня! /Это – даже реже, чем Первомай и реже даже [21 - Кому не захочется еще несколько раз повторить: «Реже даже – даже реже» – как бальзам с души.], чем День шахтёра вместе взятые!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда юного алкоголика-плагиатора всей поэзии начала середины конца двадцатого века за оба шорта сдёргивали с флагштока, он, усиленно в полёте цепляясь чешками за стульчик, орал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И где концы, и где началы – не понять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все середины не найду я: «Спасибо, мать!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа заочно тоже благодарно отнеслась к такой его матери. Но стул затрещал, наклонясь, и лопнул – в дрова! Ситуация при этом неожиданно улучшилась. Пострадавшие щепки спрятали в тот же ящик к старосте (видно, всё непотребное ассоциировалось народом с ящиком для игрушек), а сцену соорудили из парты, и это давало возможность участвующим быть выше равнодушных. Используя добавленное пространство, можно было теперь идти вприсядку, садиться на шпагат, делать другие резкие движения и жесты для большей убедительности своих стихов. Так, спортсмен Никлесон стал приседать на одной ноге «пистолетом» и почему-то вдруг, «ни в замочину, ни в уключину», запел. Слова от мелодии подозрительно напоминали либретто на рапсодию:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не одна я в поле кувыркалась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не одной мне в копчик ветер дул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вспомнить весь этот шедевр не представлялось сейчас никакой возможности, но физические упражнения запомнились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше – больше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мишка Громов нанёс ощутимый удар в сторону дошкольного печатного правописания:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю тетради в линию,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Как не любит Гамлет Оливию.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю тетради в клеточку,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Как не любит Миронова Деточкин.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю тетради в косую,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как карты, когда не тасую.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю тетради чистые,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как девок, что – худоглистые.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю тетради измаранные,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как лапшу с молоком переваренную.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не люблю…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно инициативу перехватила Соня – у всех перехватило дыхание. От Сони до сих пор, за годы, проведённые вместе, никто не слышал ни одного слова, кроме храпа в «мёртвый час». Если бы единственная гуппия в зазеленевшем аквариуме под названием «Живой уголок» заговорила сразу с двумя, тоже единственными там, улитками, то это вызвало бы меньший шок!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уйду в морозы севера,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ледяное слушать безмолвие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улечу в стратосферу я,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё на тех же условиях!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открою пещеры дальние,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отыщу я места пустынные,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб не слышать слова банальные,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб забыть вашу речь постылую!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спущусь в морские глубины —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Далёкие от болтливой суши…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Соня, блин, не тяни резину! Давай мы просто тебя оглушим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хамски выкрикнул Алёша, уже находясь первым в очереди к почёту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соня стала хватать воздух в какой-то неимоверной судороге и опять замолчала. Теперь, видимо, навсегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо бы родителям её сказать, что она разговаривает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Робко предложил сердобольный кто-то, но все уже стряхнули наваждение, и феерия вспыхнула с новой силой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алёша, ведомый своей порядковостью, выступил в порядке перебитой им очереди:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё должно быть на своих местах:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порох – в пороховнИцах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нож – в ножнИцах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колобки – в сусеках,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дрова – в дровосеках.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читаписец повторил то же самое с другим акцентом на ударение:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порох – в порохОвницах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нож – в нОжницах.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сусеки и дровосеки пошли по жизни неизменные! Потом Алёша попытался публично упорядочить ещё томатный сок с наждачной бумагой, но его грубо смахнул со стола бунтарь группы Голоднюк. Клички: «карась», «хомяк».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Карась» – потому что, хорошенько побузив, мог вовремя лечь на дно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Хомяк» – потому, что обладал незаурядной способностью, луская семечки во время занятий, не выплёвывать шкорлупу (было бы заметно), а накапливать большое её количество за щекой. Потом, в удобный момент, наклоняясь, опорожнял всё в жменю и перекладывал тихонько внутрь стола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три раза хихикнув, Карась начал заводить толпу:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;По-видимому, вовсе не богов<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настигла мысль перекромсать просторы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть много кануло, живучие заборы<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дошли до нас из затхлости веков.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понятно! Бесконечность – чистый вздор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Её – ни дать, ни взять, ни бросить в дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отрадно глазу то, что ближе к телу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что далеко – отнюдь не тешит взор!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И Дарвин был совсем не дилетант,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придумав эволюции ученье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как такомУ прямое подтвержденье —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развитие строения оград!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несчётное количество преград<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возвысилось величественно-строго<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из слов, дверей, параграфов, порогов,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из душ, характеров, поступков и бумаг.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С проезжей части – белизной блестят,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А со двора – прореха над дырою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да разве важно, что нутро гнилое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда столь изумительный фасад!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если ты ещё до этих пор<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живёшь открыто, словно на ладони,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты, мягко говоря, немного болен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или «открытость» – это твой забор?<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но если нет, то поспеши скорей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отгородиться, только сделай тут же:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Широки ворота – ввозить снаружи<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И для отдачи – маленькую щель.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С зачатья – чрева гулкая стена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стена земли, когда затих в постели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Круши заборы, чтоб они летели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб солнца свет от нас скрывать не смели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И выпей чашу общности до дна!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не имеющие своего мнения тут же поддались и подались ломать декоративную перегородку между столовой и игровой комнатой. Другие стали пить оставшийся в кухне, не помытый кефир на брудершафт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда улеглось, осознав, что натворили «Бох зна, шо», все пошли просить Макса как-то исправить положение. Макс иногда мог успокоить в трудной ситуации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откашлявшись в голову близстоящего и немного заикаясь, как умел, Макс начал сеанс одномоментноодновременной психотерапии:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вытри слёзы свои после плача<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И футболку с пятнами-знаками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это сизая птица «удача»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для везенья тебя закакала!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вытри слёзы свои после стона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бывших стёкол оставь осколки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видишь целостность рам оконных?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, без форточки, да и только!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вытри слёзы свои после воя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ищи эти зубы молочные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты теперь, как небитых двое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдыхай, стоматолог конченый!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вытри слёзы свои после рыда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всех забрали, а ты ещё в садике!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так зато воспиталка-трында<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опоздала на случку с Вадиком!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настроение улучшилось!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Липко – Липа картавил, шепелявил, тянул буквосочетания от «бэ» до «мэ», но звуки «че», «чё», «чь», «чю», «чя» звучали из него чётко, чеканно, с каким-то пронончоусом, и укрепляли необоснованную уверенность начинающего оратора в своём красноречии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас! Прочту! Про что? Про двоечников-неудачников-зачинщиков и отличника, героически стоического! Начну с четвёртой части:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счёл честью извлечь<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«стечкина» птенчик застенчивый,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;опорочить чтоб порченых прочих<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;прочность опрометчивую.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, читатило! Отчитался? Починь с почётом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свихнули чудо с пьедестала, оттянули за правую трусину и, замазав щекой об ковёр, оставили забываться ещё при жизни. Пока устраивали свержение, прозевали выползание на стол Дамалега. Тот был таким по отцу, в любых падежах, временах и числах. «Дамалега». Как это писалось? Вряд ли повторили бы, если б и умели. Догадки были, а вот вариантов было несколько. То ли «Дом Олега», то ли «Дамол Ега», толи «Дама Лего», то ли «Да, Мол, Его»?.. Остановились на том, что называли, кто как мог. /Так часто бывает: вроде, и к отцам никаких претензий, но отчества фамилий угнетают!/ Дамалега любил помогать нянечкам убирать с пола, мыть тряпки, заправлять пододеяльники. И все ласково называли его по имени героини любимой сказки:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотрите, смотрите, опять ЗолушОк наш пошкандылял. …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас Домолего быстро-быстро, совсем непонятно без выражения «гнал», озираясь по сторонам и немного вниз:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жили-были дед да баба,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ели кашу с молоком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дед на бабу рассердился,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бац по пузи кулаком!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А из пуза – два арбуза<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покатились в дом союза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В домсоюзе говорят:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Надо бабу в детский сад»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в детсаде говорят:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Надо бабу в зоосад»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В зоосаде говорят: …<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В зоосаде, скорей всего, посылали бабу в лимонад. Из лимонада не было другого пути, как только в Кёнигсбёрг… Но до конца никто не доосознался, потому что Дамалега всеми губами лёг на стол, помогая себе слезть, и бубнил внутрь себя. Скоропостижность его поведения сообразили до конца, когда проследили за ним до туалета…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из спальни, ничего не осознавая, выковыривая из глаз лишнее, пошатываясь от непрошедшего сна, но уже понимая, что в группе происходит событие не по расписанию, ковылял Гном, оставленный в этой группе на второй год. (В своём пятилетнем возрасте он всё ещё не возмужал и был ниже четырёхлетних девочек). Но год разницы от сверстников давал неоспоримое превосходство в повышенной умственности. Гнома уже никогда не будили на полдник и на все остальные, «разнообразные» мероприятия. Это было бесполезно! Он, как штык, просыпался, когда основная масса родителей уже натягивала запасные сухие колготки своим отпрыскам для ухода домой. Сейчас Гном, встав раньше из-за невообразимого шума, пробирался к ключевой точке. Ничего не говоря и не спрашивая, медленно, но тщательно закарабкавшись на стол, при этом ухватившись за ноги ещё пары «ораторов», которые просто молча ходили по «сцене», Гном сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь – я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тихо, тихо! – выкрикнула остроумная Эличка Колёсникова: – Послушаем ораторию «Когда спящий проснётся».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гном даже не удостоил подкольщицу резкостью взгляда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Название произведения «Сладкий сон», читаю один раз и – навсегда! Кому не нравится, можете не слушать. Прошу не перебивать и не вмешиваться! А кто не снился мне сегодня, приснитесь завтра, по порядку. Внимание!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куда попал я? Ну, дела!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наполнено всё светом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Лежит на солнце камбала<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Со скумбрией «валетом»…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут хвастовства да сплетен нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оступишься – поднимут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живут здесь много зим и лет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влияет добрый климат!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не взлезет в твой карман<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не оттопчет пятки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Родство – не в счёт. Всё – по делам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроты играют в прятки…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет денег! Вижу белый дым —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горят всех справок кипы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И больше нет просящих спин,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возни и волокиты!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И нет, куда я ни войду,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приёмных, кабинетов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сидит на стуле какаду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сиреневых штиблетах…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Талант большой, но без чинов,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не давит глупость «в чине».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любая дверь – не на засов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; Бояться нет причины!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь, без заборов и кулис,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё на виду, как в бане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В саду гуляет рыжий лис<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В малиновой панаме…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здоровы все и нет врачей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все честны – нету судей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военных нет и палачей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А звери все, как люди.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сонату льют колокола!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лиловый слон трезвонит…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;****** ******&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулся! Это со стола<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вся группа мудозвонит!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под неимоверную тишину восприятия, так же медленно, Гном слез со стола и втянул на вдохе:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я рассыпал, а вы собирайте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следы его простыли где-то в спальне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вам говорила: «зомби!». А вы – «лунатик, лунатик!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встревожилась Элька:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эко его присыпИло! Утопическим животным миром по башке присЫпало!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В углу покашливал, пытаясь обратить на себя внимание массивный, но тактичный, Шклёда. Он молчал, пока не спросили. Так и не спросили. Так и молчал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конкурс «Алло, не ищите таланты, они все здесь!» продолжался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близнецы (всего полгода разницы) Нина, Дина и их кузина Полина станцевали хором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адидас с хрустом съел стеклянный стакан, измазанный маканием кисточек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Света села в позу «лотос». Сесть – не встать! Некоторым маньякам потом доставляло удовольствие вытягивать её из этого цветочного состояния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все при том – рассказывали стихи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стол-подмостки переходил из ног в ноги. Читали в подлиннике и вподлую перевирая. Чесали беспошлинно пошлости, не признаваясь, что надеются на признание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось, торжество поэзии невозможно притупить! Но вдруг такая тупость нашлась: появился шестнадцатилетний сын завхоза детского садика Любы Григорьевны. И, почему-то тоже встав на стол, стал играть на аккордеоне марш «Мы красные кавалеристы». Этот длинный стрюк корявыми мелодиями заполнял все утренники и раз в году был дедом морозом. Талант его был на лицо (оно было бордовое), да и весь он был похож на то, что «родила царица в ночь». Но одна положительская черта брала у него своё: инструмент было «не отнять»! От этой рожи у детей сразу пропало желание поэзить. «Метать бисер» горстями, читая сокровенное, откровенно перехотелось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН точно не вспомнил, чем всё закончилось в этот день. Кажется, родительским собранием послезавтра и ременной передачей хороших манер – по домам. Однако, после открытого дня поэзии, в группу пришла любовь! В туалете тайное стеснительное показывание друг другу интимных мест уже перестало быть хаотичным. Оно обрело двустороннюю любовную целенаправленность.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это утро соседка тоже пропустила. Она упорно молчала и все четыре дома проспали. Колокол Моисеевны являлся неотъемлемой атрибутикой двора и поддерживал существование дворян. На эту достопримечательность приходили заслушаться и другие дома. Но сразу, сходу не могли определиться. То ли это у них хорошо, что потише, то ли – это тут неплохо, раз погромче. Голос Сеевны (так звали её коллеги по лавочке) был необходим, как нужность дождя при осенней грусти, и как участие солнца в сгорании плеч. Поэтому сегодня двор вдруг расшатался, поник и оглох от дохлой тишины утра, прозевавшего рассвет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что же где? Типа: «Как же так?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одно из двух вторых: либо Моисеевна не встала, либо муж из последних сил наконец-то задавил её подушкой, либо одно из третьего: соседка с ночи заняла очередь на почту за пенсией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, день приподнимался тихий и солнечный до тошноты! Радость таилась во всём и пугала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Может, войти в депрессию? – придумал ОН. – Нужно только напиться вчера! Нет, не выйдет. Что бы такого сочувственного вспомнить? А, «Белый Бим, чёрное ухо»… Нет. Это – в старом детстве отплакалось».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грусть не наводилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Побегу пройдусь! А там всегда найдётся повод затосковать. У работы, в кои веки, выходной! Жаль терять!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «У работы выходной, пуговицы – в ряд!» – цитировалось, обуваясь. – Нет! Каким «интеллектом» можно дойти до такой мозговой катастрофы? «Пуговицы – в ряд»… – ОН обулся и весь вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На газоне сквера в парке, между табличками «Собакам нельзя!» и «Осторожно! Огажено!», проходил митинг, явно вызванный спонтанно. Сколоченное наскоро из строительных щитов возвышение подскрипывало, а микрофоны, использующиеся больше для записи, чем для воспроизведения, подсвистывали. Тему ОН прочёл на самопальном плакате: «Поддержим использование нерабочих механизмов, прошедших амортизацию!» Шестеро ораторов, заплёвывая микрофоны, призывали четырёх независимых слушателей внизу высказаться. ОН стал целым пятым, но к микрофону полез первым из всех, кто не хотел. Давно думалось опробовать себя в караоке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Грузите уши спагеттями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подключилась ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН с речью были внятны до убедительности и серьёзны до юмора! [22 - Речь без юмора – несерьёзная речь!]<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;– Прибор, при длительном высоком напряжении, работает на износ, а человек – на вынос!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Товарищи!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;И, если показания аппарата умножают&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;на процент погрешности, то погрешности человека приравнивают к его чистым показателям!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Это всегда является ведущим «руководством по эксплуатации» вас для вашего руководства!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Товарищи!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воодушевлённый пониманием и поддержкой «товарищей», ОН разогнулся и разогнался продолжать. Но президиум отобрал и захватил «свистульку». Как всегда, организаторов процесса было больше, чем участников, и большевики взяли власть руками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть ОН и любил выступать, но его не сразу понимали… его не понимали вообще! Так же было в прошлый раз, когда, однажды, студёный ОН из лесу вышел и впору угораздил на «поляну» зелёных пацифистов. Маёвка проходила под девизом: «За мирные инициативы». Дерзнув не промолчать на сходке, ОН, как ему потом доверительно сообщили, сумел «наплести, не зная, что:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда мир умиротворённо замирает<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;от «миротворческого» примирения,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;усмирённые в «смирительные»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;не мирятся с вымиранием!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В той речёвке чувствовались грубые зазубилины, но «в корне» всё было верно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Так и сейчас, ОН лишился вещания и не раздал ни одного автографа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утренний пиво пился за углом. Заострив внимание, было заметно, что угол этот тупой, поэтому прохожие спешили его срезать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Режьте тупость остротами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сглупила ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже сидя за столиком, ОН стал подсматривать за приближающейся дамой. Дама фланировала походкой «груженого цементовоза под гору». Её прокатный стан двигался разбалансированно-расшатанно, как будто гайки между собой разболтались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пройдёт или не пройдёт?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она прошла с «запасом», почти не зацепив соседний светофор, на ходу сбросив из бомболюка два отдела парфюмерного магазина. ОН оглянулся на неё вперёд-походу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интересно! Если ноги растут от коренных ушей, то где-то в этом месте и должен находиться верхний головной мозг? Действительно, две доли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять задница горит! Наверно, кто-то обсуждает, – прорвалось у неё, но перед тем думающаяся ею мысль была настолько глубока, что тут же снова заполнила всё её соображание: – Если они думают, будто я о них думаю, то почему они не думают о том, что они думают обо мне!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН допил кружку. Над примороженной лужей клокотала собака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше – взахлёб, чем – захлёбываясь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процитировалось само.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Точно! Пойду-ка я к Алкашам! Послушаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль показалась неумной, и ОН её передумал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему бы и не пойти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…При стуках в гаражи, услышалось долгожданное «эхо» потустороннего мира:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пароль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отзвук голоса радовал, но смысл слова озадачил. Это было что-то новое! Усилили бдительность?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пароль!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настаивал гараж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Забыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН вернулся уходить, загрустив на развороте. Но спохватился – аж подпрыгнул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вспомнил! Вспомнил! «Первый раз стратил» – не считается! Наш пароль: «Принёс!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отзыв: «Молодец!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрипанули ворота, расщеляясь для своего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ОН вошёл полностью, каждого было не слыхать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это вы сегодня молчите? Скажите что-нибудь думное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алкаши замолчали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один, племенновождно наливая стопарик и оторвав перочинкой ломоть корки, подавая между ножиком и большим пальцем, буркнул оскорблённо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думай, что говоришь! Говори, что думаешь! Но «думой» нас не оскорбляй! Государственная дума [23 - В начале предложения все равны: и «алкаши», и «госдума» – с большой буквы.] – порнуха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там все лижут попу с искусственными стонами, сплёвывая и растирая чужие страдания. При этом нагло, не стесняясь, глядят в камеру, стелясь и выворачиваясь, чтобы их сняли на второй срок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно! А им не в камеру смотреть надо, а из камеры!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добавил кто-то. Не соглашаться совсем не хотелось, и ОН проглотил «соточку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись, в ногах правды нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно! Вся правда в заднице!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все довольно всхрюкнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водка разогнала кровь по сосудам. Кровь теперь сидела в сосудах и не высовывалась, побаиваясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беседа продолжала прыгать с кочки на кочку, иногда проваливаясь в зыбкую трясину пустоты порожнего переспора. Но, в конце концов, всегда выходила на стремнину всеобщего интереса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прерываться не хотелось, но опять наступила очередь, и ОН пошёл за сывороткой правды в напитке истины. А куда пошёл? Хуже не придумаешь! В ба-ка-ле-ю! В бакалею!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продавец был вежливейшим, культурнейшим в третьем поколении (из тех, кто пальцем проверяет чистоту стакана), и отсвечивал улыбкой № 37, с которой явно не дружил. В собирательном образе «хозяина жизни» сквозило: «По капле выдавливай из себя улыбку и, может быть, в отдалённых закоулках своего недоразвитого подсознания ты едва ощутишь слабый отблеск полуоттенка чувства, похожего на часть радости, полученной от твоей работы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не сломай зубоскулы об губоскалы, «столичная».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним предложением ОН попытался разбить «скульптуру» и, одновременно, заказал покупку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Детям до двадцати одного не отпускаем. Ваш паспорт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не искажая гримасы (отдадим ему должное, но потом, не за прилавком), процедил халдей, при этом назад и вперёд продавая водку «без сдачи» тринадцатилетним младенцам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришлось доставать корочку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там адрес моего дня рождения, приглашаю и вас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не на шутку рассмешил ОН. Но нашла мясорубка на кость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы знаете, как раз этот день для вас заказан отсутствием меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грубыми и совсем не такими словами всё-таки сорвался продавец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цель была достигнута. Общаться дальше не желалось, и ОН отвалил, не посчитав недостающую сдачу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Травите змеев ядами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вприпрыжку держалась за руку ФРАЗА, забегая вперёд и подхалимно заглядывая в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бутылка была доставлена и начались «распри деления». Все легко намекали, что ОН не очень-то умно поступил, купив одну, подразумевая: «пошли дурака за водкой, и тот принесёт один литр!» ОН выкручивался, говоря, мол, «водка» не бывает во множественном числе и такому подобно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помирил всех от ссоры поэт Непечтаный. (То ли ошиблись в паспортном столе, то ли это была настоящая фамилия матери, то ли так его звали в связи с отношением к нему печатных органов, то ли с детства придерживался принципа «не печь в штаны», то ли, что совсем уж странно, поэт не носил с собой печать).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непечтаный, привставши весь, сел на край бочки и, схватившись за ключицы явно-тайных читателей-почитателей, начал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что есть Земля?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гнилой трухи комок?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где злая тля<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О паре рук и ног<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Урча, грызёт<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кишащую родню,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в щель ползёт<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С проклятьем – белу дню?<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или Земля,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как самородок тот,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что мать Судьба<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единожды даёт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живой глоток<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прохлады Бытия,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Который смог<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На свет явить тебя!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что есть мечты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сомнительная блажь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или хандры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прикресельный мираж?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где ореол<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тусклый свет лампад,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где – кедром пол<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – золотом халат?<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или в мечту<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё существо вложил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горел в поту,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тянул до срыва, жил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Себя распял,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безмозглым курам – в смех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И столп поднял<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В шеренге старых вех!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В чём жизни смысл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пожалуй, воздержусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нелепый мысл,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ходить учусь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ходить поэт уже на все сто не мог, да и «мысл» его был нелепее коленки в наушниках! Поэтому Непечтаного, как битое стекло с наклейкой: «Только кантовать!», аккуратно попереворачивали до дому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В углу, на ящике для снарядов (в наших гаражах есть всё), восседал, как на барабане, бывший профессор некого института и требовал соседа конспектировать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я потом проверю выдержки, так что сосредоточься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слушатель «кафедры» внимательно не пропускал ни одной рюмки и кивал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Методом проб и ошибок… запятая, – диктовал профессор, – я специально много раз наступал на грабли, но примитивное… тивное… записал? Орудие загребания плоской поверхности так и продолжало лежать. Успеваешь? Тем самым! Пиши: Тем са-мы-м! Пиши правильно! Не ломай бумагу понапрасну!.. Я опроверг ещё одну протухшую теорию о том, будто грабли чему-то учат! Это ж как низко надо пасть! Чтобы набить шишку на лбу на уровне пола, да ещё и головой угодить именно в данное сельскохозяйственное устройство. Всё записал? Записал? Ты думаешь, я для кого стараюсь? Ты думаешь, я для себя стараюсь? Да! Да! И да! Ты трижды прав!!! Для себя! «Сила учителя в его учениках!» Чувствуешь мощь моей личной цитаты? Макаренко – детские тюрьмы! Сухомлинский! Сердце отдаю детям, печень отдаю треске, голову – на отсечение, шею – на мыло, спину – на матрас! /Эта долька для ежа, эта долька для стрижа/… Уроды, цитируемые уродами!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Тот Учитель, кто может опуститься&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;к своему ученику – в полное незнание —&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;и вместе с учеником подняться снова&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;до уровня всех высот владения предметом.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Но тот, кто вполголоса начитывает материал&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;и раздражённо «объясняет» ученику&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;его «элементарные» ошибки,&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;тот не учитель, тот – учебник!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Товарищи студенты, по моему предмету вы не успеваете!» «Его предмет!» Оттого и не успевают студенты, что науки стали личными предметами пользования преподавателей-недоучек. Что – не так!? Чётко и правдиво! Это как «F = MA»! Попробуй, возрази! Живёт законом, само себя не понимая!.. О! Родился тост! «Сегодня в Государственной Думе, под напором общественного мнения, с третьего чтения, был принят второй закон Ньютона! Ура!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/В это надо было вдуматься. Поэтому всем смеяться не довелось/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ни фраза – то афоризм!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восторгался ОН, не теряя услышанных слов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ФРАЗА прослезилась, принимая к своему сердцу всё, близко сказанное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В гаражах жизнь не обострённей и не притуплённей. Просто – реальней, без трезвой придуманной шелухи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, рука отдохнула? – продолжал лектор. – Тогда поехали дальше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не-а! «Кони хочут пить!» – упёрся копытцами летописец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! И курить?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага! А вы не помните, случайно? Кто-нибудь написал мало-мальски стоящее трезвым, да без табачной трубки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же! И не случайно! Татьяна Ларина, например, письмо Онегину. «Татьяна, бедная Татьяна!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да, да! А какой был при этом Пушкин? Кто видел? – дерзко не сдавался сороколетний «студент-заочник».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты смотри, с характером! Ну, давайте! За плодотворный спор и за умное упорство! «Ежедневно рожай себя, иначе станешь выкидышем!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стойте, стойте! Мне не хватило мензурки! Дайте, во что налить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На вот, подфарник от «габаритов», немного надтреснутый, зато не вытечет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно мыслите, молодой человек! Необходимость определяет целесообразность предмета! Почему нельзя помешать похлёбку молотком? Гвоздик забить, например, пистолетом, а поварёшкой копать ямки под саженцы? Даже масло может нести различную нагрузку, добиваясь искомого результата: то ли – умасливание, то ли – кипящее в глотку. Хотя, с другой стороны, чарка и плафон – на разных полюсах растрёпанности! Не наводи микроскоп на звёзды! Не ищи телескопом бактерии! Один увеличивает! Другой – приближает! Никогда не спутывай близкую кривду с далёкой неправдой! Вот такой помпезный кардамюр!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как пишется «кордомюр»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я один должен всё помнить? Поимпровизируй грамматикой! Ты уже не маленький Петя и волк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учёный «на бочке из-под ящика» слыл известным в своей среде и, написав, защитил целый ряд диссертаций для амбициозных работников и сотрудников института. Те, время от времени, должны были подтверждаться, соизмеряя свои научные степени с высокой нужностью чинов и должностей. Тем самым постоянно доказывая острую необходимость развитого общества в изысканиях данного преумного учреждения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но больше всего доктор наук любил вспоминать первую свою крупную научную работу. Его дочь тогда начала играть на пианино. Умилённый звуками нестройных гамм, громко и несмело вырывающихся из-под корявых детских пальчиков, молодой талантливый отец, ещё не зная над чем будет работать, дал название своей, рождающейся под музыку вдохновения, диссертации:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Доминантное Реанимирование Микозной Фазы Сольвента Ляписным Синхроном До Донного Синтеза Лямды Сольсодержащих Фабул Минимальной Резистентной Дозы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То, что этот человек сутками не выходил из лабораторий, создавая научные труды всем институтским «людям без участья»: профоргу и комсоргу; парторгу и «перспективным» партийными полизышам; декану и секретарше декана; проректору и «отставному козы барабанщику» проректора; портнихе ректора – «чтоб не чинила зла», собаке ректора – «чтоб ласкова была», не спасло его от травли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через много лет, когда ему всё-таки дали «щедрой дланью» стать маститым профессором, учёный пострадал за смелые суждения. Это случилось в тревожных восемьдесят пятых, когда вся страна надела значки «борцов с трезвостью». Время, когда на комсомольских свадьбах водку газировали, подкрашивали и подавали под столами из чайников в кофейные чашечки, а на партийных праздниках лили самогон из супниц в глубокие тарелки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его, может быть, и не отправили бы на пенсию только за то, что несколько бдительных аспирантов «случайно» заметили, как преподаватель в районном центре, за сто пятьдесят километров от института, выйдя из дома своих родственников ночью, пошатываясь, садился в такси. Нет! За это тогда не выгоняли даже из вражеского Кембриджа и ненавистного Гарварда! Профессор просто перешёл все границы дозволенного и посмел заговорить(!) из зала, даже не находясь в президиуме(!), на партийном(!) собрании института. Сборище ленивой челяди проводилось по поводу жалобы жены-коммунистки на мужа-коммуниста со стажем о супружеской халатности и об отклонении от линии семьи в сторону оппортунистически настроенной, беспартийной части остального несознательного женского населения. Партком с воодушевлённым единодушием вынес [24 - Партийные собрания – это такие приятные и полезные вечеринки. Внёс предложение? Вынеси постановление! /И туда – с чем-то! И оттуда – не с пустыми руками!/] постановление члену организации вернуться в лоно жены активистки. И всё было бы как всегда – ничего, но тут «наш» профессор, несанкционированно подняв руку, подал голос. Мол, негоже всей партийной организации, нетактично и некультурно вмешиваться в личные сношения между семьёй! От его слов на неразвращённые умы партийцев пахнуло мохеровой групповухой. Некоторые даже перекрестились. А ректор, не сходя с трибуны, зачитал приказ о немедленном увольнении наивного, опрометчивого дядечки – рядового коммуниста, предъявив всем, передав по рядам, оказавшееся в подвернувшейся за спиной руке письмо аспирантов о ночных пьяных оргиях профессора. Все осудили ртами: «цы-цы-цы», удивились шеями в стороны: «ай-ай-ай» и отшатнулись руками вверх «ну-ну-ну» – за увольнение, хотя голосовать от них никто не требовал. Решение давно было административным, ждало момента и гласило: «Отправить на пенсию в связи с достижением предпенсионного возраста». А лучший друг из коллег [25 - Лучший друг из коллег, лучший друг из спортзала, лучший друг из универмага… Друзей не наживают! Друзья или есть, или сил на них не хватает. А наживают – болезни и хлам!] от себя громко по бумажке добавил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пускай отольются тебе слезами страдания палестинского народа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Профессора вышвырнули, как выжатую потрёпанную поролонку. Сила безумия в который раз доказала бессилие ума. /А так безумно хочется, что бы ум имел силу!/ …Теперь новые научные труды профессора из старого неопубликованного потихоньку издавал его племянник, чудом проживающий в Канаде. А сам сочинитель, ставший почётным членом академий Монреаля и Квебека, патриотично(!) отказываясь от лекций и консультаций за океаном, зачитывал отрывки из своих мемуаров в родных, для своего нутра, гаражах:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Я мыслю, значит, существую!» – продолжал монодиспут [26 - Монодиспут – спор между двоим собой.] профессор. – Я мыслю, значит, существую! Нет! Вы слышали?! Это же надо такой фразой ударить по векам и остаться в истории! Я говорю: «по векАм», а не «по вЕкам», в смысле – это не веки, которые у Вия, а – века, в которых Славься! Какая весомая мысль! Он, значит, мыслит, он, значит, существует! А если не мыслит, значит, что? Значит – не существует, правильно? И вот бредёт это мыслящее существо (оно, извините, сам поставил себя в средний род), на ходу мыслит, глаза от высоких мыслей задрал над деревьями. Когда… «Ябс!!!» – об булыжник. Палец – сломан, ноготь – сорван! Руками не успел придержать землю, потому что «заготовки» витали далеко в воздухе, помогая мозгам. Умной мордой – прямо в сдохшего на прошлой неделе барсука! Тот и при жизни-то вонял – вся природа убегала! А сейчас!!! Ну, и как? Рвота, боль, визг! Нет! Не может быть! Камень не существует, потому, что не мыслит! Сломанный палец сам не мыслит, значит его существование мнимо! А вонь! Блевота! Как же, не мысля, это всё может так сильно иметь место! Надо, видимо, мыслить дальше. Да, но моя гениальная «тема» размножена и делает меня великим на вЕки! А! Продал, пускай жрут!.. Ну, как вам, господа?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё раза три переспросил профессор, похрустывая передними зубами об огурец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что-то там, типа «Если я знаю, что ничего не знаю, то я уже что-то знаю»! Такое даже быку на рога не наколешь, лучше сразу того быка заколоть! И это – великое наследие? «Если я знаю – знаю, то я не знаю – не знаю». Вот с такой сумой и ходим по миру! Этот, как его? Да вы все знаете! На хорь озернулся – хореем озарился. А! Вспомнил! «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я» – намного глубиннее той ахинеи про «знаю – не знаю, что знаю». Эй, ты, хомо сапиенс! Живи и думай! А не мысли и существуй! Чем? Чужими надписями на заборах? Нет аксиом! Всё требует твоего личного осмысления и доказательства! Садко, говорите, на дне моря на гуслях играл? Подумайте! Кто его мог там слушать? У рыб нет ушей! Дерево, говорите, растёт, солнце греет, ночью темно, июль – лето, Земля крутится? Разумеется? Бред! А если дерево – ещё не посаженное или уже – паркет? А если солнце в феврале? А если ночь под Карелией? А июль в Южной Африке – разгар зимы! А Земля, значит, крутится? Кто сказал? Кто сказал, тот сгорел. Есть, правда, эти – несколько десятков подопытных в скафандрах. И как они это видели? Когда сами по небу крутились, как раки в баке, притиснувшись, словно застряв в зимнем трамвае на кольцевой, не понимая, кто давит сзади, куда упала шапка, откуда запах, где верх, где окно и в какую сторону выпрыгивать на ходу или выползать при полной остановке. А для обывателя – это не реальность. Пускай та Земля и крутится, только утром глянешь из окошка – опять та же грязная стена сарая, как ни крути!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Профессор с пылу с жару тряс попавшегося под руки мужичка, отрывая тому уши от шапки. Но мужичок и сам не дергался, преданно, с выражением автопилота в глазах смотря сквозь «оппонента» на стенку с инструментом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Театр всегда заканчивается вешалкой, поэтому, не дожидаясь разборок одежды, пропустив финальную сцену, ОН оставил всех воихнеяси и уплыл по вечернему воздуху…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон был не по теме и не к месту, как сказка, ещё никем не придуманная:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зацепила как-то щука уличная на крючок шатающегося после зарплаты Емелю. Не совсем понравилось это Емеле. Хотел он щуку кулаком-кулаком, хотел он щуку кирпичом-кирпичом! Да в проруби-проруби утопить-утопить! Но взмолилась тварь божья ласковым человеческим голосом: «Хочешь, всё сделаю по твоему велению, по твоему хотению, всего лишь за плату символическую? За то, что осталось у тебя от зарплаты месячной после трактира вечернего». Но Емелю не проведёшь, он и сам дойдёт! «Нет, щука расчешуенная! Рыбнадзор тебя подери! Не хочу я своё напряжение месячное за один раз спустить!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;4<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подутром соседка подняла улицу своей канонадой на час раньше, считая, что проспала. ОН вскочил и побежал в кладовку, в надежде найти какое-либо средство защиты от внешнего мира. Каску, шлем или, хотя бы, подходящие пробки в уши – для обеззвучивания окружающей среды. Кажется, нашёл! Это резиновое изделие всегда трудно надевалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выдыхать, потом натягивать? Натягивать, а потом вдыхать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН совсем запутался и прикемарил от усталости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давным-давнишние уроки на кафедре военной токсикологии оказались напрасными. Занятия тогда вёл подполковник в отставке, Черенков. (Эта наука так и называлась: «черенкология».)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Левым мизинцем, – нудил важный отставник, – протираем левое очко, затем, по порядку, мизинцем правой кисти рук по часовой стрелке – правое очко, и от щёк к ушам аккуратно и быстро производим надевание. Аккуратно, чтобы не повредить поверхность лица. Быстро потому, что зорин, заман и ви-газы имеют свойство поражать в первую очередь того, кто в данный момент телится и щёлкает клювом, тогда как лица остальных добросовестных бойцов уже находятся в укрытии. Напоминаю! Только зачем, не понимаю! Если вы и с первого раза не запомнили! Так! Внимание! Не напоминаю, а сразу показываю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черенков брал полевую сумку со средством защиты и минут пять, тщетно потея, пытался водрузить это на себя. Но маска с хоботом всё время соскальзывала и больно била его по щекам. В итоге красный от пощёчин подполковник оставлял затею «продемонстрировать лично» и сконфуженно, со словами: «Ну, в общем, вы поняли», переходил к другой теме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дело было в том, что диаметр его лица тянул, минимум, на шестой размер противогаза, но студенты до занятия меняли сумку, подсовывая, максимум, «троечку». Черенков был добрым человеком, поэтому и шутили над ним уж больно не зло. Часто, дабы не утомляться навязчивой учебной трехомудией, разговор специально заводили об армии, и препод, не замечая подвоха, два битых часа вспоминал о жизни, не фиксируя, что по третьему кругу говорит одно и то же. Но группа занималась своей личной вознёй и радостно не обращала внимания на повторы и несоответствия в повествовании по сравнению с этой же историей, рассказанной неделю назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На каждом занятии слушатели кафедры нагло перевирали утреннее воинское приветствие, рапортуя приблизительно так:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Товарищ генерал-подполковник! Второе, ордена красного знамени, воздушно-сапёрное отделение кавалерийской бригады имени Ноно Мордюкова вышло из окружения к занятию по военной токсикологии без потерь, за исключением отсутствующих близнецов: Минина и Пожарского, ушедших в тыл врага за «языком».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чистый, открытый дебилизм проходил по одной причине: офицер запаса «терялся» сразу после очередного «присвоенного» ему высокого звания – вначале, а включался только на отсутствующих «по уважительной причине» – в конце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что вы, товарищи бойцы! Я всего лишь скромный подполковник запаса, не надо преувеличивать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рдел от удовольствия Черенков, поправляя пыль на погоне. Потом преподаватель долго не находил отсутствующих в журнале, во-первых: потому, что такие фамилии вообще не учились в институте, а во-вторых: «подброшенный» ему на стол журнал был хорошо ещё если другой группы, но мог спокойно являться переписью населения другого факультета. Приветствия стали записывать на переносной магнитофон, чтобы потом, при массовом прослушивании в общаге, решить: какая группа самая придурошная на этой неделе. Однако подполковник, надеясь в будущем всё-таки сличить недостающих учеников с оригиналами списка, вёл отдельные скрупулёзные заметки для подачи заведующему кафедрой. И, когда количество не присутствующих в течение семестра набралось для формирования батальона, Черенков, моментально адекватно среагировав на ситуацию, захлопнул журнал и хитро-прехитро заставил дежурного «честно доложить при всех, как нужно» десять раз подряд без запинки и ещё пять раз, чтобы закрепить. Только тогда старичок-кадровичок, показав, что иногда видит и слышит, разрешил отделению сесть на кончики сидений, и учебная пара смирно отдала честь и часть внимания гражданской обороне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем-то, сама идея защитить граждан и «уметь быть готовыми» к нападению с турецкой стороны и «некоторых» (всех остальных) недружественных стран была похерена самой «гражданской обороной» – должностными онанистами, хапающими безголово из бюджета несметные средства и для этого раздувающими пожар мыльного пузыря, не проводя ничего кардинального. Обороняющиеся граждане же были знакомы заочно только с терминами: «Вспышка слева!», «Вспышка снизу!», «Улыбочка, снимаю, вспышка!». Но без приказа по мегафону залечь, используя рельеф местности, как-то не хотелось – одежду марать. (Однако когда произошла Чернобыльская «вспышка внутри», граждане, не раздумывая, легли своей мошонкой на амбразуру!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никчемность грандиозной и совсем нешуточной брехни о защите населения почувствовалась во время первых же занятий на кафедре «куда уже серьёзнее» – из всех. Преподаватель военной подготовки будущих офицеров крупного престижного государственного института подполковник Черенков повёл взвод на секретный объект для осмотра одного из убежищ города. Секретность была необходима в целях безопасности, дабы заранее не создать панику. /Рядовые сограждане не должны были узнать наперёд, где их будут спасать во время катастрофы/. Рассказывая два часа о преимуществах подземного мегаполиса, «экскурсовод» в конце нечаянно проронил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В случае ядерного взрыва, если плотина будет разрушена (а наверное – нет), это убежище окажется полностью под водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На логичные вопросы без году неделя командного состава советской армии:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем тогда всё это, на фиг, надо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Социалистично-реалистично-искренно последовал ответ:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тиховашуматьмолчать! Вы ещё молодые, чтобы думать! За вас всё продумано! Поэтому глупых и лишних вопросов не задавать! Командиры отделений, к концу текущего нынешнего занятия подать списки сомнительно интересующихся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, раз и навсегда, серьёзная кафедра сама превратила каждое занятие в придуривание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вся группа, по договору, без малейших эмоций и с нормально сосредоточенной мимикой, начинала мычать. Очень тихо и назойливо. Если преподаватель подходил к эпицентру звука, тут всё замолкало, но возникало в других местах. Это мешало, раздражало, и было непонятно тому, кто не мог знать. А «зудящий звон» продолжался, пока не уставали гланды у немого хорового коллектива или пока кто-то, перемудрив и сорвавшись, не брал смешную ноту, под общий расслабившийся хохот. Препод не понимал, до сих пор выискивая мух вокруг головы, и обижался. Ему объясняли, что смеются не «с него», а над чем-то там, за окном. /Окно находилось, приблизительно на седьмом этаже и выходило на далёкий берег Днепра. Редкая птица долетит до середины окна/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стулья-вертушки в этих кабинетах постоянно меняли свою высоту. Не предупредивший других, а сам выучивший «втихаря» домашнее задание и поднявшийся при ответе доброволец, потом, садясь на место, оказывался либо коленями – на уровне стола, резко ударяясь крестцом, либо больно цеплялся подбородком за край столешницы, не находя седалищем опоры. /Студенческая доброта не знает границ/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед занятием, когда добросовестный генералиссимус /ему в очередной раз внеочерёдно повысили безобидное звание/ заполнял число в журнале, нынешний «цвет» и будущий плод общества разыгрывал новую буффонаду. Одного садили на плечи другого. Надевали длинный халат на верхнего, закрывая по пояс нижнего. Эта фигура, сильно наклоняясь на своих ходулях, заглядывала в кабинет и, невзначай здороваясь, извиняясь, тихо удалялась. Через десять секунд, после прихода в себя и наконец-то удивившись, бедный пенсионер резко дёргал дверь и, осторожно выглядывая, смотрел почему-то высоко на пожарную сигнализацию. Но, находя всех нормально уравновешенно – по росту – курящих у туалета, задумчиво и постепенно заходил обратно. Кафель на полу читал в его зафиксированных глазах: «схожу-ка я дня на три в запой!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое апреля в этих кабинетах длилось два семестра, до экзамена. Вот там, правда, совсем не наивный КГБэшник отыгрался «всласть». Но всем было «никакно»! Богадельня была тщательно подготовлена для новых шутников, которые на первом же занятии по «черенкологии» заставят подполковника в отставке сказать сакраментальную фразу: «Опять смешливые попались!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как хочется вспоминать доброе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хочется переиграть проигранное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хочется подсказать очевидное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хочется переозвучить сказанное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но поезд уже ушёл, и – не с тобой в окнах!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этой думкой-дымкой ОН вздрогнул от дрёмы и автоматически посмотрел на место обычного висения часов. Времени было невидимо. Сняв противогаз, ОН заметил, что находится в кухне, а эта вентиляционная дырка «в ромбик» с паутиной в копоти вовсе не часы, идущие на стене в зале другой комнаты.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свои часы ОН никогда никуда не переводил. Особенно в момент, когда объявляли «зимнее время». … В этой стране всегда самое важное объявляли:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить власть советам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить амнистию уголовникам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить следующую остановку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить всеобщий воскресник на Пасху, чтобы, не дай Бог, в церковь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить женский день один раз в год, скажем, в марте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить курс американского доллара по шестьдесят две (62) советских копейки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявить!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но всё это тычинки и пестики! Настоящий бутон-балабон выдали, когда в первый раз объявили время «зимним»:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза и личный генеральный секретарь постановили: завтра объявить государственное время «зимним»! Дорогие товарищи! С сегодня на завтра, в три часа пополуночи, во всей стране наступает зимнее время. Ура! Не забудьте отсчитать час назад!» [27 - Про этот «то час назад, то час вперёд» в народе заходила частушка:«Стрелки сдвинули на часНа советском глобусе.Раньше «он» вставал в постели,А теперь – в автобусе!»/Народ убеждённо полагал, что глобус – советский, как и все остальные достижения космоса, к примеру: знаки зодиака. Ведь не зря солнце и луну первый раз открыл Гагарин, а второй раз – Терешкова!/]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь время на работе и на улице будет отставать от настоящего в этих стенах. ОН совсем не протестовал. ОН только настаивал на своём. Зато весной, когда страна переводила стрелки назад – на час вперёд, в панике соображая: как это будет утром – «раньше или позже», ОН удовлетворённо осознавал, что Время можно повернуть вспять и спокойно протирал все циферблаты в квартире, идущие с ним (со временем) в ногу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Смотри-ка! А первое дело, которое я делаю, открывая глаза, это – смотрю на время часов. Никогда не задумывался», – задумался ОН, направляясь одновременно в ванную, душ, туалет, умывальник, сушку для носков, маникюрную для ногтей, цирюльню для волос, раздевалку для тела, прачечную для одежды и свободную кабинку для себя, если на остальной площади бушует тайфун гостей. Приводя себя к «образу и подобию» в этих четырёх квадратных(!) метрах (нормальная полезная площадь, ханжи зря жалуются) [28 - «Жаль, что не жили вы в землянках!», «Жаль, что не мёрзли вы в окопах!», «Жаль, что не голодали вы в блокадах!». «Если б натерпелись, как следует (!), тогда б ценили…» – очень распространённые фразы старых и пожилых – молодым да юным в семидесятых годах. То, есть: «Жаль, что вам, нашим детям, отчасти лучше, чем нам!» Ну и общество!], ОН вернулся к мысли о современных взглядах на часы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Про часы.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Оглядываются на часы – соревнующиеся.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Посматривают – опаздывающие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Не отрывают взора – ждущие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Косятся – завидующие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Присматриваются – воры.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Замечают – нашедшие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Приглядываются – покупатели.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Смотрят – прибившие на стену.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Грезят – коллекционеры.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Ослепляются – часовщики.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Примечают – любители.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Разглядывают – экскурсанты.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Опускают взор – прицепившие на шею.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Глядят с прищуром – не переведшие стрелки.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Глазеют – туристы.&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скучно! – ОН зевнул. – Надо оживить!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Осматривают – таможенники.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Тупо взирают – разбившие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Подглядывают – заседающие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Впиваются взглядом – усопшие.&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже веселее!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Дыбают исподлобья – из-под лобья дыбающие.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Зырят насупившись – не знающие цифр.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Лицезреют – обкурившиеся.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Уничтожают взглядом – дежурящие в Новогоднюю&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;ночь.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Наблюдают – несчастные.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;И только знающие – видят!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восклицательная концовка не понравилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Утомительно, однако! Нужно отвлечься. Поеду, деревья посчитаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый автобус остановился далеко впереди. ОН побежал – не успел. Сзади подъехал второй. Подбежал, снова не успел (водитель хоть и заметил, но был сегодня не добрый). Подошёл третий. «Не тот», – подумал ОН и сел. Бордюр оказался тёплым. Четвёртый был «наш». ОН зашёл, встал на правую сторону. Повезло. Окна ещё не запотели. Дерево, дерево, дерево, дер… – промелькнул автомобиль с номером. Число на номере не совпадало с деревьями. Сбился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, теперь номера машин считать? Нет, начал деревьями, значит надо «ехать» до конца. Хорошо, хоть, несколько первых запомнил, всё же – не сначала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришёл домой. Снимая одну из брюк, ОН, автоматически подпрыгивая, включил «главное домашнее искусство, являющееся для нас». Деревянный электрический ящик был намного хуже гроба. Гроб тянул вниз от жизни уже после жизни, а «этот» забирал жизнь у ещё живых и полуживых, иногда оставляя жертвы на потом, для забавы, как вампир, не убивая сразу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала всегда что-нибудь спортивное. Нашёл: «…и французы выигрывают золотую медаль в настольном(!) футболе по версии Борзини(!)»… Лёгкий ступор… Тут комментатор не виноват. Его заставили вести этот репортаж. А вообще, спортивные комментаторы уверены, что их никто не слышит. «Несут», подчас, просто непроизносимое, «острят», будто на своей тупой кухне. Заговариваются сами, нередко пропуская действия на площадке, на поле, на корте, на треке – события, которые комментируют. ОН иногда запоминал некоторые ляпсусы: «…И знаете – с кем? Не думайте, не просто с кем-то там, а самим тем, кто не получил ни одного нокаута!» – дословно. «…Что-что, а трамбовать он может! У него на вооружении такие два тромбона!» – цитата. «…Единственное место в Барселоне, где мы с операторской группой за эти дни не побывали – это Мадрид, столица…» – точно по тексту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эй, уважаемые! Вас, отчасти, можно понять. Несколько часов подряд трындеть – язык сводит. Однако иногда щёлкайте тумблером в головной коробке! «Микрофон включён!» Мы вас не слушаем, даже звук убираем, но ох(!), как фиксируем всю вашу стыдобу! И пожалуйста! Так открыто угловато не «болейте» за «своих», гадко и подло принижая в эфире спортсменов соперников. Хоть на спорт не напяливайте привычную для общества оголтелую предвзятость! ФУ!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переключил. Шла «студенческая» передача. Реклама неутомимо утомляла, но ещё больше висел на ушах ведущий, который так любил продлять… лять… себя в эфире, что с трудом добирался до конца надуманной витиеватой фразы. Когда-то его случайно здесь примаслили, а теперь называли создателем. Его создание с рождения тоже было тут и кривило улыбку в удобном камерном ряду. /У талантливых родителей талантливые дети. Жаль, только, что поделать с этим никто ничего не может…/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом была «Песня будущего года». Певица работала номер с двумя медведями в подтанцовке. Она с акцентом учила страну русскому языку: «Дитя любви, я родилась на море, но небеса мне дали пару крыл».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поняв, что устал, вышел в комнату. В комнате было мелым-мело. ОН едва успел подставить руки, прикрывая глаза от пороши. Порошила новая Феня этажом ниже, выбивая ковёр. Старая Феня, видимо, уже спала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН не мог заснуть, но во сне слышал: «Дитя любви, была бы я глухая, но небеса мне дали пару ух»… Вздрогнул от треска дров на кухне. В кухне горел телевизор. Запах струился ржавой пеной и не давал соскочить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Надо двинуться, тогда спрыгну. Нет, если спрыгну, то не двинусь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двинулся, думая, что спрыгивает, и «полетел» на кухню, напевая на ходу: «Дитя любви, я б обоняла слабо, но небеса мне дали пару ноздрь». Тревога была ложная. Телек уже не горел, а только светился. Светили светила знати – «знатоки». Не добравшись до конца ответа, ОН ушёл, оставив знатоков без телезрителя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отомстили. Догнали во сне. И сон потёк по интеллектуальному телеуклону. «Что, где, когда» – элитный клуб. Всё так по-господски! Одни господа – полукругом, некуда ступить! Господа гости! Господа сами! Господин ведущий! Ну, ладно, и телезрители – господа! Уж кто-кто! «Вопрос от госпожи Пусько – жительницы посёлка Люськины Дуськи. Госпожа Пусько спрашивает голосом нашего корреспондента, потому что с господами из Люськиных Дусек второй год нет переписки, пересылки и перепутья»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господин ведущий! А можно оставить господ телезрителей в состоянии покоя и поиграть в нашу игру с вами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы что, собственно, делаем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это вы всегда с нами играете, собственно. А сегодня мы с вами хотим. А в порядке экономии дорогого эфирного времени предлагаем называть вас, господин ведущий, сокращенно: «Гэ Вэ».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ж, это очень неожиданно, как и всё в нашем клубе… И, тем не менее, я согласен. Только без фамильярностей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первый вопрос знатоков: И-и-го-го-го-го! Внимание на экран, господин ведущий! Почему в элитном клубе все тяжело дышат, отдуваются, краснеют, бледнеют, потеют, обтираются и выпучиваются?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ответ готов! Это как в родильном доме: прежде, чем на свет что-то появится, надо долго напрягаться и тужиться. Поэтому мой ответ: «Знатоки сильно думают».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Внимание! Правильный ответ: «Всё это потому, что в элитном клубе нет кондиционера!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та-да-да-дат, та-дам! 1:0 – в пользу знатоков!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй вопрос: И-и-го-го-го-го!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господин ведущий, почему самый наиболее эксклюзивный в стране элитный клуб не содержит в себе кондиционера?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ответ готов! Потому что нам никак не удаётся заручиться спонсорской поддержкой фирмы, выпускающей кондиционеры /это для нас непрестижно/, а одними денежными вкладами и сотовыми коммуникациями, знаете ли, воздухом свежей не будешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ваш окончательный ответ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не давите на меня! Это я – наверху в кабине за рычагами, а вы все – под крюком! Мой ответ: «нет»! А, поскольку знатоки сами не знают ответа на поставленный вопрос, то любой ответ ведущего является и объявляется правильным!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та-да-да-дат, та-дам! 1:1!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третий вопрос! И-и-го-го-го-го!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему «деньги и связь»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! Это не вопрос для марксиста-лениниста! Сначала всегда – банки и телеграф! …А по сути-то если, по-нашему, по-простому, то вот, например, явились вы домой после второй смены. Хотите кушать. А дома – ничегошеньки! Вы к холодильнику – пусто! Вы к полочкам – ни крупиночки! Вы в амбар – ни крошечки! Вторая кухня – ни таракана! За стойкой бара – ни капельки! Третий этаж – ни соринки! Домашний боулинг – шаром покати! Морозильные камеры в подземных гаражах – только лёд! Возле бассейна – не к кому руку за коктейлем протянуть! Зимний сад – ни помидорки, ни морковочки, одни орхидеи! Соседи в ближайшем поместье не открывают, они охотятся на гепарда в Южной Африке. Не отчаивайтесь! Вам нужно всего лишь помнить номер вашей кредитной карты и иметь под рукой мобильный телефон! Через полчаса – вечеринка у бассейна уже вся сверкает людьми, огнями, музыкой, едой и напитками! Вы сыты и довольны! И вас уже не гнетёт синдром «закрытого гастронома», мания: «не купил хлеба» и паранойя: «завтра снова будет «нету есть»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1:2 в пользу ведущего! Та-да-да-дат, та-дам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И позвольте последний четвёртый вопрос, для ровного счёта?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Позволяю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И-и-го-го-го-го!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если мы знаем ответы на вопросы, значит мы – «знать»? Или мы – как «знать»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как знать, как знать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1:3 в пользу ведущего! Та-да-да-дат, та-дам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это: «Та-да-да-дат, та-дам»? Нуууу, не честно. Почему не ничья 2:2?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если вас, козлов, тут и откормили, то это не значит, что кто-то вас здесь будет спрашивать! Ведите себя по-господински!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему вы опять произносите мою фамилию с маленькой буквы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С какой смотритесь, с такой и читаетесь. Как сказал однажды хранитель наших традиций, переворачивая Платона на непрожаренную сторону: «Сократ ему друг, а истина дороже!»* И поэтому, господа, все получают по сове. На тебе по сове! По сове! По сове! – Ой! Бооооль…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усомневайтесь в те. истинах, которые «дороже»!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сон сам, по привычке, переключился на спортивный канал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соседство будущего многоэтажного дома своим возведением выводило стадион из себя. Все, присущие большому строительству, аномалии: вакханалия звука, пелена цвета, гарь запаха, сыпучесть привкуса и осязание вдоха сбивали с привычного напряжённого ритма тренировочный процесс и не давали проходить соревнованиям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего! Скоро новый дом заблестит и затихнет, любуясь собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ох! Отольётся горькими слезами его жильцов каждый матч на этом стадионе!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон о чём-то напоминал, но сам же и мешал вспомнить. Ладно, проснётся – осмыслится. Ночь – дуры дочь. Утро до пудры – мудро.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;5<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было ещё темно, а соседка уже вышла на поле отборной брани. (С людьми жить – по людьи выть!). Но орала она не на балконе, с осторожностью боясь простудить двенадцатиперстную кишку. Вопли её раздавались внутри другого подъезда, но всё равно – «впритык» за стеной [29 - Что за планировка ненормальная: кто-то входит совсем в другой подъезд, а оказывается прямо у тебя за стенкой!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Межквартирная перегородка из ДСП стонала, но с панфиловским упорством сдерживала натиск двадцати восьми звуков фена, пылесоса и камнедробилки вместе взятых, исходящих из горла Моисеевны. Когда та была «в ударе», а без удара не проходило и дня, можно было не включать утренние новости. Зачем? Бесполезно! Помехи от соседки шли, как при электросварке, да и более достоверных новостей, чем от Моисеевны, страна не производила на свет со времени расшатывания ограды Зимнего. /Тогда ненастоящим выстрелом было убито правдоподобие, и до скончания веков информация так и осталась холостой/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дарите восьмыемарты подарками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ляпнула без умысла спросонья ФРАЗА первое, что без замысла пришло ей в голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчи, устрица! Сейчас апрель, а восьмое марта было несколько месяцев назад, сразу после Нового Года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захотелось напиться и загулять на всю катушку. ОН так и сделал: проглотил пол литра молока и вышел на балкон. Мерзость погода совала горячий пепел за шиворот и отбирала всё тёплое, что только осталось. Присмотревшись, ОН пригляделся. От этого ящерица, сидевшая на антенне соседней крыши, вдруг взмахнула крыльями и улетела, расписав по небу своё настроение. Чего только не привидится с холоду:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Близок май, но снег летит – странно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слизок ветер всё зудит: «Рано…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Рано нежиться в весны чуде!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знамо! ПрОдалась, как вы, люди!»<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Младость, толком не родясь, гибнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В сладость» снежной жижи грязь липнет<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сиплый день, раскисший весь, болен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимний и осенний – смесь, что ли?<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-то смял три стороны света.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё тут есть. Но след весны где-то…<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Числа жмут на поворот в лето.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смысла в ходе их вперёд нету.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Людям всё дано решать!» – Где там!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будем зябко, робко ждать лета…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то я совсем растёкся. «Пора и честь знать»! – встрепенулся ОН. – Нет! Поеду всё-таки на матч! Да и сон подговаривал!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Полностью долбанутая, футбольная столица хоть и отличалась от многогранно прибацнутой столицы театральной, однако любовь к красоте и вдохновению была одинаково присуща как воздуху лавок, фуфаек, фунфуриков, крика и трёпа, так и атмосфере ложей, фраков, бокалов, вздохов и жеманства. ОН покорялся обоими полюсами, всё время пытаясь перемешать камни в воде. Получалось неодновременно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вчера позвали завтра на футбол. ОН согласился сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Районное село входило в Киевскую областную разнарядку билетов на матчи, так как тут колосилась команда, которая играла на первенство области, и каждый год могла постоять на уроненной чести района. За это команде полагалась льгота: пропуска на международные матчи с приличными местами по незначительной скидке. Такие билеты, даже по значительной накидке, купить было невозможно жителям известных городов русскоязычных, где тоже многие хотели своими глазами поехать на большой футбол в Киев. (Москве было, как шилом в жилу, что только из Киева показывали Большой Футбол).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Директор сельскохозяйственного стадиона, спортзала, кабинета, каптёрки и всей спортивной обуви (почему-то всегда «оставшихся» маленьких размеров), а по совместительству – магнат распространения билетов на массы, производил бескорыстное деление. Колобок, – а так прозывали его за спиной и с боков, не мог не отдать какую-то толику сельской футбольной команде, пусть даже и не хотел, потому что это и были билеты команды. Толику толикой, а в команде не было ни одного Толика, кроме двух. Это раздражало полузащитника, нападающего, вратаря и судью Васю. Человек-футбол Вася мог заменить собой всех по одному и при этом, в любом амплуа, оставался незамеченным на футбольном поле. Зато он был человек хозяйственный (имел свой тракторок), трудолюбивый и хороший семьянин. Каждый раз, когда делили билеты на Республиканский стадион в Киев, Васе давали, как ему казалось – несправедливо, всегда только один билет и ни корешка больше. И дело не в том, что, получив бы ещё, предположим, один, Вася не смог бы придумать, куда определить реликвию, просто нюх чувствовал предательство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колобок, как истинный дипломат (без такого дара он не стал бы директором спортивного комплекса на холме за сельрадой) объяснял:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, Вася, в одной игре выполняешь одну различную функцию. В другой игре, через неделю, ты функционально отличаешься от того, кем был в предыдущем матче. А в следующее воскресение ты вообще не играешь, а только стоишь на воротах. Поэтому заслуженно можешь получать на разный футбол разные билеты, но – лишь по одному в одни руки, понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Васи начинали вращаться белки вокруг зрачков от количества одновременно услышанного. Но главное было понятно: исполнитель государственных обязанностей по сельской физкультуре явно темнил! Колобок был всегда рад, чтобы кому-то из команды не хватило. Но справедливость в виде очередной его набитой морды брала своё, и весь состав футболистов села, вместе с «длинной лавочкой запасных» [30 - «Лавочка запасных» – игроки на замену.«Длинная лавочка запасных» – много игроков в запасе. (Больше, чем на поле).], был первым в списке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лавочку обычно ставили в проходе автобуса, а в свободное от поездок время прятали в дальнем, самом тёмном углу спортзала, куда никто не бегал, разве что случайный мяч залетал и сразу же отскакивал на освещённое место – в центр площадки. Всю амуницию, все снаряды, весь инвентарь и всё остальное прятали, чтобы не украли. На стадионе и прилегающих к нему угодьях было украдено всё! Доски – сидения на трибунах. Доски спинок сидения на трибунах. Болты и шайбы с гайками для крепления досок-спинок и досок-сидений на трибунах. Металлические уголки, на которых болтами и шайбами с гайками крепились доски сидения спинок. Железные трубы, к которым были приварены уголки для крепления болтами и шайбами с гайками досок сидения со спинками сидений к трибунам. Застывший бетон, в который намертво были влиты железные трубы с приваренными металлическими уголками для болтов и гаек для крепления досок. Глубокие ямки, в которые железобетоном были залиты трубы вместе с приваренными к ним уголками, держащие на себе болтами и шайбами с гайками доски-спинки и доски-сидения на трибунах. Сами трибуны. Битум с беговых дорожек. Сами дорожки. Песок из ямы для прыжков. Следы шиповок в песке ямы для прыжков. Турник. Брусья. Подозревали, что и трава на лысом футбольном поле не сама выгорела и не вытопталась колхозным стадом, а была снесена ночью на чью-то фазенду. И даже куда-то ушла табличка, сделанная из снегоуборочной лопаты, с надписью, придуманной тренером:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В поле сеяна трава,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ходить по ней нельзя!<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, а если кто пошёл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знайте – то бредёт осёл!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтические призывы к людской сознательности с частичными оскорблениями не спасли ни траву, ни табличку. Но, к чести односельчан, футбольные ворота остались стоять на своём.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, билетов в Киев на всех хватало с лихвой. Эта лихва состояла из случайных родственников [31 - Краткость – сноха обескураживания.] и неслучайных знакомых, желающих<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Родственники всегда случайны. Их не выбирают.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;на «шару» посетить столицу и побухать по одной краткой&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, но самой веской в этих краях для жены причине: «Я – купить колбасы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, совсем не смешно! Колбаса имела возможность купиться только в стольном граде. В районных центрах она просто не произрастала. Благо, что главное место выращивания колбас, вкусного хлеба – за смешную цену – и всего остального, любимого народом, находилось географически недалеко. /Они проживали в центральной глубинке, откуда их прабабки ещё в лучшие времена всего за месяц доходили пешком до «Матери городов русских», чтобы помолиться в престижной церкви/. Люди, подкупая в городе хлебушек, слышали презрение ненависти в спину и вжимали голову, с конфузом прячась от словесных плевков: «У этих колхозников и так всё своё, а ещё и наше мешками скупают! Продавец! Не давать больше одной буханки на руки! Они хлебом свиней кормят!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мы не виноваты! У нас в магазинах ничего нет!» – роптали жители сёл, «с позором» вынося всё, ЧЕСТНО купленное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«На местах», и это чистая правда, не торговали приличной едой, а если что-то и перепадало, то намного сомнительнее качеством и всегда почему-то дороже, чем для ленивых жлобов, копошащихся у столичного корыта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«У них и так всё своё!» – ещё один позорный штамп общества!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» не бывает «и так».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» – восемнадцать часов за сутки без массажа, без консультации диетолога, без тренировки по фигурному катанию, без логопеда – поясницей в позе радикулита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» – семь дней за неделю без маникюра, без увлажняющего крема, без индивидуальных занятий по французскому, без солярия – руками в земле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» – пять недель за месяц без маски из огурцов, без «укладки» и «фена», без сольфеджио, без понятия об архитектуре позднего ренессанса, без щипцов для омара, опасно близко к копытам и навозу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» – двенадцать месяцев за год без информации о последнем обвале рынка ценных бумаг, без годового абонемента в театр, без мундштука, без новостей на сайте высокой итальянской моды – в резиновых сапогах с помоями и комбикормом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всё своё» – сто долгих лет за жизнь до пенсии без зарплаты. Сто остальных лет – без доплат «за выслуги», без выплат «за заслуги», без «персональных», без «заслуженных», без «государственных», без «народных», без «международных», с пенсией меньше, чем у продавщицы билетов в городском кинотеатре!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За что! За что, скажите, провинился человек, по рождению (не по распределению) попавший в село! Который из матки, извините, через влагалище, извините, попал сразу в глубокий анус! Не извиняйте! Попал, так попал!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зато – «всё своё»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;…ОН из задумчивости вернулся к футбольной поэтике:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как таинственны туманы над трибунами!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто блуждал в этих туманах в поисках места,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;кто много страдал перед матчем,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;кто летел в мечтах над этой поляной,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;неся в себе непосильный груз предвкушения,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;тот это знает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он без сожаления покидает туманы раскуренного,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;болотца разлитого<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;и реки расплаканного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отдаётся с лёгким сердцем<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;в руки уходящей толпы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; зная, что только она одна…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да простит меня Михаил Афанасьевич, но никем больше так красиво не подумать про футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этим всем в голове, ОН запрыгнул в автобус, уже излишне воодушевлённый болельщиками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутренность ржавой «консервной банки» уже поделилась на группы распития, но порыв был общий. Из одной посиделки к другой перекатывался гомонящий энтузиазм, отчего «ветхий развозчик» ещё больше шатало, даже пока без езды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Готовьте парашюты стаями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забеспокоилась ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН отмахнул назойливую «муху» и причалил к одной из компаний в заднем проходе уже заметно тронувшегося с места транспортного средства. Это повидавшее виды и повозившее возы несчастье газировало «салон» своими выхлопами и было точно-наверно переплавлено из плавучей лоханки, которая ходила по Балтике (единственная вода, где бортовая и килевая качка одновременно). Достав водку и закусь, ОН сразу повысил свой рейтинг «болельщика». Автобус был доверху переполнен футболом и едва сдерживал себя, чтобы не взлететь от ража ажиотажа. Даже куркули, для которых первоначально преобладали только низменные гастрономическо-колбасные ценности, как-то незаметно для себя громче всех стали принимать своё крайне-боковое участие в общем футбольном настроении. Все пристроившиеся уже справедливо ощущали себя частью большого события, может быть, в первый раз происходящего с ними, а не проходящего где-то за наружной стороной забора. Через полчаса, неожиданно даже для себя, они произносили наизусть весь основной состав «Динамо», знали помощников тренера, массажиста команды и стали на равных со всеми, до хрипоты, пользоваться особыми футбольными терминами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сеня, та разливай же нормально, в самом-то деле! «По диагонали» и «на свободное место»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты аккуратней «на выходах» и «не лезь в борьбу»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Останавливали Баламута, пытающегося через спинку сидушки перебраться к другому «столу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э, родной, твой «подкат» не проходит, ты «провалился». Быстро «вернулся домой»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зелёному больше не наливать! Он в «офсайде».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каком «офсайде»? Ты, «боковой», не размахивай флажком, а то я «начну движение уже после удара»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто сейчас подаёт? «Угловой»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я подавал в прошлый раз! Вы, «хавбеки» ленивые!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда ты даёшь ему «резаный»! Дай «в недодачу», нам ещё обратно ехать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне «штрафной»! Мне «штрафной»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убери руку от стакана! У тебя «рука» и ты получаешь «серию пенальти»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри! Мы «закрыли» только второго, а он – уже третьего! «Страхуй»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я «сыграл на опережение».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда «замена»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что всё время «по центру наливаешь»? «Краёв» не видишь? Подыми голову, сачок! Хоть раз «навесь по краю»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дали тебе «вывалиться один на один», так «покати мимо опорной ноги»! А с таким «дурным замахом» конечно «мяч свалится»! – бормотал Иван, поднимая с прохода уже успевшего упасть Мяча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пей «в одно касание», «время на табло выходит»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Нет! Такой хоккей нам не нужен!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поперхнувшись спиртом, выдавил из себя единственную фразу, которую знал про футбол лично от телеОзерова, директор водокачки, поддерживая предматчевую суматоху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Средний фестиваль на тему футбола в автобусе всё равно был веселее субботнего на тему кино, в клубе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый раз отъехавшие так далеко от села два приушипившихся кума были загнаны дружелюбной командой «на колесо», где трусило особенно с жестокой жёсткостью. Кумы не жаловались на судьбу. Они жаловались себе на того, кто посоветовал! Упираясь коленями в скулы, как сдавленные пружины, бегая глазами из-под губ, склеенных до синевы, эти «одно целое двое» разливали самогонку плоским пятилитровым термосом от импортного тракторного масла. Ту канистру они припасли для смутного настоящего и неведомого будущего. Но всё равно, откровенно прямо сейчас, несмотря на выпитое, сильно начинали бояться. Нет, конечно! В этом автобусе их уже перевозили (с медкомиссии там, или на те же похороны), да и водитель был, вроде, знакомый, но что-то непонятное упорно не давало опьянеть! Было страшно, как увидеть глаза кувырком! Их «поддерживали» неожиданными ударами по спине, обниманиями за голову и жуткими криками в ухо, мол, какие молодцы, что сегодня, вырвавшись от хозяйства, будут запоминать этот день на всю жизнь! Массовая поочерёдная забота опытных односельчан не то, что не окрыляла новоиспечённых болельщиков-фанатов. Насильная забота [32 - Любая излишняя забота – это диктат! Любой диктат требует восстать! Заботьтесь тихо, чисто, не «на людях» и не для того, что «вам зачтётся»!] наоборот – убивала!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, как бы там ни было, неживые-немёртвые [33 - Пессимист скажет: «Этот кум – наполовину мёртвый». Оптимист возразит: «Нет, этот кум – наполовину живой».] кумы так подозрительно и не пролили ни одного глотка из заветного термоса никому из всех.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в автобусе, более не тем, жизнь продолжалась. Водка в изобилии заливала сидения, брюки, глотки, воротники и рукава. Карты замелькали местами, а все места замелькали картами. Искусительница «трынька» брала своё. Шахматы в автобус не пускали. Деньги комкались из стороны в сторону. Везение было у многих, но лучше получалось у братов Лысенков (их было больше).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога в сот километров вообще не показалась из окна ни длинной, ни короткой. Дорога была никакой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бедный водитель! Он сидел недалеко спиной и настолько очень близко воспринимал всё происходящее, что вгрызался в руль и специально-невольно тормозил на прямой трассе с откровенным желанием: «Что б вы все подавились!» Но, несмотря на всё, Мыкола был дока и, когда въехали в столицу, он, скрипя рессорами и пукая выхлопной, прорвался через целый ряд гаишных заграждений с криком в приоткрытое лобовое стекло: «Родственники»!?!?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаишники, голубые по форме и замызганные по содержанию, всегда боялись этого слова. Не решаясь переспросить: «Чьи родственники?», приставляли краги к козырькам, спешно убирая с дороги «противотанковые ежи». Внутренность автобуса каждый этот раз была в экстазе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После третьего, пролетевшего сквозняком, блокпоста водиле даже налили стаканюру, отрывая от себя, и поднесли большой лапоть мочёной капусты. Но вёдший в этот момент был настолько сосредоточен и высоко ответственен, что отказался от капусты, занюхав мигающей приборной доской…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце концов, матерящуюся ржавую железяку удалось засунуть между новенькими «Икарусами» и, по команде капитана команды, (среднего брата Лысенко): «Уси впэрэд!», горячая толпа, без страховки, проворно высадилась с подножек зависшего лайнера, щурясь от яркого дождя и разливаясь перегарной струёй по городу. Приехали!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город сегодня нуждался в помощи психиатра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болело всё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болел «стотысячник» от нежелания находиться под ногами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели счастливые, которые достали билеты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели не купившие возможность видеть матч воочию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели жёны, зная, что мужья придут под утро (сразу со стадиона), издавая в дверях последний хрипящий возглас: «Как мы им дали!». И им (жёнам) не удастся поддать хорошенько этим сволочам, как хоть изредка, но случается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели младшие сёстры, догадываясь, что, в случае проигрыша, ничьей или выигрыша братья, явившись домой, флагами и шарфами загонят их (сестёр) за синий лес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели матери, которые не дождутся сегодня сыновей в день дежурного проведывания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели бабушки от полиартрита и остеопороза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели бабушкины дедушки от страдания своих бабушек, «на цыпочках» начиная поиск футбольной программы, каверзно подлицимеривая, что обязательно разбудят своих бабушек на повторение двести одиннадцатой серии теленовеллы. Как же так можно! Пропустить важную тайную встречу в прачечной ресторана отеля шантажиста массажиста Хулио с подло ожившим выкидышем аборта соперницы богатой рыбной доярки Себастьяны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болел отец Каси, – на всякий случай заранее открыв окно, однажды уже выбросивший телевизор после неудачной игры «Динамо».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели все, проживающие в радиусе десяти километров от футбольной «пиалы», закрыв окна подушками и крест-накрест заклеив стёкла изолентой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болело метро от запора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели дороги от изобилия сегодняшних ментов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели менты от обилия сегодняшних дорог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болели солдаты срочной службы от того, что вечером, в своё свободное время, им не удастся ещё раз перечитать «Устав срочной службы», а придётся, открыв рты от восхищения, насильно стоять перед передними рядами и глазеть на «звёзд» мирового спорта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Болелось всем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В городе крупно шёл дождь, но жареным солнцем светился ореол-футбол над головой каждого болельщика!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра-Надежда уносила подальше от общей никчемной жизни!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра-Вера дарила азарт, как никакая другая – за деньги!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра-Любовь забирала душу и тело без остатка, не изменяя до смерти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вера, надежда и любовь миллионов – Валерий Васильевич, послевечная Вам честь и хвала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН отвлёк от себя искренний пафос и включился в реальность оттого, что вдалеке-далеке приметил парочку, похожую на «кумов с термосом», робко пробиравшуюся к эпицентру. Было заметно, что под ремнём одного – неразлучная канистра давит на брюхо. Колбаса под двумя мышками очень мешала обоим. Они, купив за углом заветные деликатесные рулоны, от радости не нашли спасительный «дом на колёсах» (забыли запомненный номер), и всё своё богатство пёрли теперь за собой на футбол. Руки, сомкнутые в никелевый потный замок (правая одного и левая – другого), мешали пройти через заслонку, и это вызывало подозрения у «фильтровальщиков: пущать – не пущать». И без того растерянные по мокрому асфальту, кумы ещё сами по ходу терялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задрав голову на громаду «Колизея», один выхрипнул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, что это?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй промолчал, понимая, что вопросительное восклицание – не к нему. А хоть и к нему, так что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребусы с цифрами секторов и словами ярусов решить было невозможно. ОН хотел, было, помочь, но по ходу отвлёкся на симпатичных продавщиц мороженого из техникума торговли и с головой ушёл в заигрывание, взяв на себя продажу сладкого хлада. Люди велись на возгласы: «Кто с «Динамо» – тот с эскимо!», «За Киев орать – пломбир покупать!», «Не пивом единым болельщик силён! Мороженным ты удивишь стадион!», «”Динамо Киев” никогда не растает!», «В обвёртках ищите приз – бесплатный билет на выход со стадиона!», «Кто ещё не бросил в судью мороженным? Подходи!» и на другие неудачные, горбатые, навязчивые, вопящие, тупые приставания. Тут подключился и Саня Лысенко из их автобуса, прибежавший на истошный знакомый крик, думая, что: «Наших бьют!»… Вдвоём вообще пошло-поехало! Народ, смеясь, скупал всё охапками, отделываясь от назойливого препятствия на пути к своим местам. Девчонки влюбились за несколько минут, мороженое было распродано ещё раньше. Всем хотелось продолжения! Но нужно было бежать на зрелище, и они распрощались, не познакомившись [34 - В восторженной суматохе нередко проскакиваешь нужные остановки.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Обойдя раза два по кругу всё сооружение (это как сходить на тракторную бригаду и назад – девять километров двести пятьдесят семь метров), не без чьей-то помощи, кумы, к концу первого тайма, (движение они начали часа за два до начала матча), добрались к «своим».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Игра сегодня началась нервно. Дождь орошал двадцать девятый сектор верхний ярус с тщетным желанием, чтобы там подрастала культура. Но все некультурно-громко продолжали надеяться на быстрый гол. К счастью, это произошло. ОН, изловчившись, выхватил у вскочившего нижесидящего какое-то непромокаемое покрывальце и надел себе на голову. Дождь сразу перестал беспокоить, зато забеспокоился потерявший «наседку». Но сложная ситуация на поле отвлекла от примитивно-потребительских мыслей и человек навсегда забыл, на чём основывался вначале. До конца первого тайма «нам» удалось забить ещё один гол. Во время этого всеобщего восторга как раз и подтянулись потерявшиеся кумы. Их хватали, обнимали, мяли, целовали и передавали дальше по ряду. Прослезившиеся блудные сыны села никогда не думали, что все сто тысяч настолько волновались и так восторженны их появлением (даже нижний ряд из Бердянска и верхний ряд из Мелитополя). Кумы, уже ревущие от чувств, вытрепанные и вымокшие, но безмерно счастливые, втиснувшись на одно, подвинувшееся для них место, стали лить из канистры и разрезать из-под мышек, раздавая всё налево и направо, на верх и на низ. Это было как можно более кстати, и никто, с воодушевлением, не отказывался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судья в поле пронзительно свистнул, давая сигнал трибунам «оправиться!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перерыв в матче всегда сводился к одному «сюрреализму»: суметь отлить накопившиеся эмоции, при этом, усиленно лавируя и изворачиваясь, не попасть самому в сюрчащий, бурлящий жёлтый поток, вытекающий далеко не только из многочисленных, приспособленных для этого построек по всему диаметру стадиона. После удачно проведённого «круговорота воды в природе», все, со слезами на глазах, начинали, не торопясь, подкупать пива к той водке, что осталась под лавочками и, бурно обсуждая ситуацию, уже вальяжно, вразвалочку, возвращаться на свои места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине второго тайма кумы совсем освоились и, допив пластмасску «до последней железки», храбро взглянули вниз на футбольное поле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А наши какого цвета?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весело спросил один. Крик его получился неосторожно громким и весь сектор, делающий в это время «живую волну», упал! Пронзительный многотысячный взгляд, выискивающий того, «кто это сказал», обещал пару-тройку в крошево разбитых об голову, выдранных с корнем дубовых лавок, как лёгкое избавление. Кумов спас очередной гол в ворота «Барселоны» [35 - Кстати, о серьёзном. Ван Гааль, тренер «Барсы», по итогам того футбольного года был признан лучшим тренером мира. Лобановский, в этом же году, в очной встрече с тем «лучшим» тренером, «похоронив» «Барселону» дважды с общим счётом 7:0(!!!), (0:4! такого позора каталонский легендарный стадион «Кампф Ноу» не терпел никогда!), удостоился второго места. Ничто не познаётся в сравнении!], и они, «не будь придурками», больше не задавали вопросов, а только сильно сдавили остатки колбасы бёдрами и затаились руками в коленях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…К автобусу сливались маленькими разрозненными группами из разных направлений, порой даже противоположных месту нахождения стадиона. Все активно жестикулировали, так как попытки что-то выкрикнуть заканчивались сипением, шипением и свистением на вдохе. Раздражённые горлянки выдавали весь набор звуков, похожих на те, что издаёт уже пустая пластиковая бутылка шампуня, когда из неё усиленно пытаются выдавить последний мыльный пузырь. В запечатанном автобусе неожиданно нашли Юрку, которого сегодня не пропустили на стадион, потому как его координация в проходе сильно напоминала движения опытного сёрфингиста на большой волне. Юрка посмотрел весь матч по автобусному радиоприёмнику, всё равно не пропустив ни одной подробности, даже не моргнув и совсем не намокнув. Его настроение почему-то нисколько не было хуже, чем у остальных. Причину Юркиной безудержной радости обнаружили уже сразу – рассевшись и не найдя несколько нычек, спрятанных для ликования по дороге домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мыкола ехал назад быстрее, чем вперёд, потому что хотел. Ему ещё предстояло не забыть накрутить спидометр на пару сотен километров, слить «сэкономленный» колхозный бензин в канистры, да и побухать по-людски, прикалываясь над этими футбольными телепнями, на которых он наваривал паливо /топливо/ для своего «жигулёнка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около половины четверти третьего, слабо попрощавшись со всеми, футбол закончился, чтобы завтра, смакуя подробности, взорваться на газетах и в телевидении, с новой силой подогревая всеобщую гордость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подутренней ночью после матча приснился голос, не произносящий ни слова. И, хотя в спорте нет религий, голос молчал, в чём-то упрекая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это заставило постыдиться, не просыпаясь, покаяться, не находя вины, и помолиться, оправдываясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, зная, что Бог добрый, боятся «рогатохвостого». Побойтесь Бога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда мы, стараясь делать богоугодные дела, иногда оступаемся – это одно. Но, когда грешим, наплевав!.. О! О!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог не станет делать плохого. Просто отвернётся. Нет ничего хуже! Покатимся в преисподнюю ещё при жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом кричим: «Почему Бог не помогает?! Он нас не слышит! А ведь вокруг так – «не по-честному!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы часто настолько низки в своей маленькой, нужной нам «вере», что канючим прямую отдачу за свои мольбы (даже не молитвы!). Причём, всё сразу! Хотим прощения, хотим исполнения, хотим спасения, хотим, хотим, хотим… Но нашими привычками, устоями, реалиями мы громоздим гору между собой и Богом. Мы оказываемся на тёмной стороне безбожия, даже не закладывая и не продавая никому душу. Управители миром время от времени делают вид, что «вышли», давая возможность нам самим решиться на решение.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не кл нчите и не проклинайте! Не сбрасывайте себ со счетов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам, и только вам эти счета оплачивать!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон осадил пыл легкомысленности и торжества. К чему? Видно, что-то днём задело, забеспокоило и засело-запряталось. А ночью – вылилось.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;6<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН был в отпуске и смаковал ленивое безделье в собственном соку. Но соседка не дремала. Она вопила в сторону мужа, нарушая хрупкую конструкцию балкона:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты почему выселся тут под ногами на солнце! Тебе что, не хватает домашнего тепла? Быстро зайди в хату!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН весь ёкнул и, накинув на себя тапочки, решил решительно себя выказать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не можете не кричать не в такое время? – уверенно-вежливо высказал ОН себя. – А то из-за вашего «кукаре-ё» мои мысли сами отвлекаются друг от друга!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соседка выдвинула глаза чуть вперёд глазниц и сделала короткую гипервентиляцию лёгких. Этого момента и ума хватило для того, чтобы, совершив манёвр, проскользнуть назад в квартиру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты вообще появляешься на свет каждый день только благодаря мне! Лучше двигай в умывальник, сними окалину с зубов, накипь из глаз, намажь лаком ногти, кремом локти, поскоблись и шуруй работать на это долбаное общество! А ко мне больше не звони, у меня нет твоего телефона, и я всё равно не услышу твои гудки! Но ты получишь всем моим автоответчиком по двоим ушам и по твоим мозгам, шо там ещё у тебя остались! Ты понял! Нет, ты понял?! Не слышу! Почему ты заставляешь меня орать? Ты не ценишь моего уважения!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да! “Уважения”. Как же! – подумал ОН. – Человек повышает голос из уважения к другим только в одном случае: когда кричит: “Помогите!”».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН стоял в посреди квартиры:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Видимо, придётся вставать! Утро начинается с расцвета хамства. Забреду-ка я в неведомые дали доброты и вежливости!.. Что-то перещеголял с мыслью!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не зная таких конкретных мест, ОН, выйдя из записсаного и записанного парадного, пошёл туда, куда пошлось. Обе ноги неожиданно споткнулись возле аптеки, руки среагировали и придержали асфальт на весу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это знак», – отряхнувшись, подумал ОН. Ушибленная ФРАЗА, потирая коленку, пожаловалась:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Лечите травмы аптеками!», но, привыкнув, что к ней не относятся, изобразила серьёзный надутый вид.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришлось зайти в заведение с таблеткой на всю витрину окна. На дверном стекле маячили две надписи, бросающиеся на всякого, со всем сюда входящего:<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;«Приносить с собой и распивать нелицензионные&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;упаковки строго запрещается!»&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;«На себя!»&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна надпись относилась к людям, вторая – к дверям. Слова: «строго» и «запрещается» сразу несли организованность в несерьёзные умы легкомысленных народных масс, а табличка: «На себя» предотвращала любое давление на аптеку уже при входе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН зашёл и удачно втиснулся под косяк у алоэ-каланхоэ с горшком, встревая интересом в наблюдение происходящего, совсем не желая того. Но обзор не давал пропустить калейдоскоп мимо себя. (Лицо могло пялиться только в одну сторону, как в автобусе спиной к движению – и хочешь не глядеть, да глаза натыкаются).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А барабанные перепонки не сдерживали громкость нечаянно хорошей акустики…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согнутая бабушка смущённо допытывалась у отверстия под стеклом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему те свечи, которые она купила за пенсию, на прошлой неделе, кончились так быстро? Зато всё время липли к зубам, не горели и не помогали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-то на другом окошке, краснея от неловкости, громким шёпотом, заглушая гул, спрашивал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эти порошки принимать перед расстройством или после?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё более стеснялась студенческая пара, покупая два теста на беременность, держа вдвоём одну купюру, как перед алтарём:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извините нас, пожалуйста, за необоснованное беспокойство, но вы не могли бы объяснить, на сколько вопросов нужно правильно ответить, какая категория сложности, где предварительно почитать литературу и как отличить, простите, мужской тест от женского?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это я про вас читала в «Жалобной красной книге рекордов Гиннеса»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не нашлась «остроумно» смолчать проходящая мимо заведующая аптекой, положив на прилавок третью упаковку «теста»:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это, если два первых не помогут, – с сознанием дела опытно снаглела она, толкнув примолчаленного фармацевта, и закричала куда-то внутрь: – Разгружай в лобаллаторию, а что не влезет – тащи в кухню! – И, повернувшись к студентам, не сбавляя крика, посоветовала: – Да, чуть не забыла! Лакмусовую бумажку макать только в первую утреннюю мочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слышно было и на улице, потому что прохожие, сделав руками «подводные маски», прилипли снаружи к стёклам, как жабы клювами, посмотреть: «кому и в какую мочу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не меняя интонации, начальница снова громко заобращалась через стенку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разгрузил? Подожди, я проверю! Да смотри там, спирт не трогай! А то я тебя знаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем она это кричала, не понятно. Спирт невозможно было потрогать, даже если «я тебя не знаю», потому что он (спирт) хранился в запечатанных сургучом бидонах в комнате с железной дверью, с наваренными решётками, под сигнализацией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У дальнего прилавка слышалось лёгкое препирательство:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне надо природную, натуральную, чистую эхинацею от всех болезней, я читала в последнем номере журнала «Фабрикантка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот вам кора дуба, пожалуйста, два пятьдесят в кассу, следующий! – в одной тональности дурила тётю уставшая по жизни «продавщица аптеки», страдая от хронической аллергии на людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мужик весом два центнера с гектара кожи, влезший без очереди с претензией: «Мне срочно, я знаю Марьяну Карповну», потребовал «виагру». Услышав в ответ цену, он на весь зал заорал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Марьяна!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заведующая находилась в подсобках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ж тебе крышу ремонтировал! Где ты? Почему так дорого? Куда смотрит «Минздрав»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Минздрав» в это время, видимо, никуда не смотрел, и уж тем более не смотрел на сокровенное этого болвана, который пытался воскресить всё малой ценой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От «ничего не поделаешь» грубо согласившись с оплатой, доверяя кивнувшей из внутренних дверей «шахине», вместе с которой они жили много лет на Второй Подвальной, мужик спросил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это надо принимать? До еды или после?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не «до» и не «после», – заёрзала провизорша, – а когда она захочет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если я не хочу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поменяйте её на свежую и купите себе гипс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришёл на выручку ситуации мальчик, до этого старательно выдёргивающий кактус под усиленно тихие замечания мамы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дёшево и надолго, только через месяц сильно чесаться начнёт. Я знаю, мне уже всё гипсовали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дядя задумался и купил ещё навесную спринцовку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аптекарша нашипела на мальчика и поползла, тяжело подвигая станину, во внутреннюю дверь, чтобы вовремя не пропустить период своего кормления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решив, что уже до конца подсмотрел бесплатное приложение к представлению, не дождавшись своей очереди (колено само затянулось), подчерпнув для себя новые формы давно старого, не дожидаясь, собственно, рутины самого «фильма», ОН покинул «киносеанс» во время «киножурнала» и, пружиня прекрасным настроением, погулял дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Цените театры антрактами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отставая, семенила ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись! И бегом через дорогу, пока красный!.. – весело пожелал ОН ФРАЗЕ «всего наилучшего».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле пединститута кипела нарядная толпа. Сегодня был «день открытых дверей». «Высшая школа» слабо и неубедительно пыталась приманить выпускников «средней школы» в непрестижный вуз. ОН не отказывал себе в ленивом удовольствии покурить на солнышке парапета, наблюдая за молодёжным шевелением. (На жаре сигарета не горела, а тлела, сжигая бумагу и пуская дым).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так же когда-то, случайно, ОН удосужился поступать в институт. На заводе было почему-то только восемнадцать дней отпуска, а справка о подаче документов в ВУЗ давала разрешение позволить себе ещё дополнительные полмесяца погрустить вне стен родного цеха. Куда «поступать»? Определённой мысли не было. Только однозначно не с математикой под уклоном на алгебру. Нет! Математику ОН умел и соображал. Но она убивала своей жизненной непригодностью. Извините!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, если подойдут подряд два автобуса № 24, это не заменит один автобус № 48?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, когда планируешь сложить две зарплаты вместе, то в конце второго месяца получается сумма гораздо меньше первого аванса?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему из одной рюмки 80 градусного спирта можно сделать две 40 градусного, а из двух рюмок водки не получается одна чарочка восьмидесяти градусов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему семеро одного ждут, только если их зависимость равняется «семь к одному»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему десять миль бегом гораздо длиннее, чем пятьдесят миль на кузове?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему уравнение людей решается несколькими неизвестными, и в результате получается величина, которой можно пренебречь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему корень не всегда квадратный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему избыток продукта создаёт его дефицит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему результат твоего отдыха сведён к полному нулю, когда за два часа до рассвета у тебя ещё находятся два гостя, забежавшие вчера в два часа по полудню на две минуты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, чтобы двигаться со скоростью сто километров в час, достаточно десяти минут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему Константа из соседнего подъезда такая не постоянная?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему один час на работе длится полтора часа, на отдыхе – полчаса, во сне – три секунды, а на севере – час за два?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, выкопав ямку в два метра глубиной, не получается горка в два метра вышиной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему чётных домов на этой улице, по правую сторону двадцать три, а нечётных – по левую – восемнадцать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему количество посадочных мест всегда не соответствует количеству проданных билетов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, когда для сна тебе хватает пять часов в сутки, в выходной день нельзя выспаться за пятнадцать часов на три дня вперёд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему, когда вы садились за карточный стол, у вас было поровну, ты проиграл только сто, а у него сразу стало на двести больше?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, математику уж точно нельзя было брать за основу будущей жизни!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбрав что-то среднее между гуманитарным, планетарным и экстраординарным, ОН сдал документы в самый последний день, последний час и последние минуты институтской подачи. Студентки-секретарши уже собирали папки и пытались улепетать на две минуты раньше. Он уговорил, убедив, что действительно живёт в другом дальнем тупом углу отчизны и поезд ходит с туда только каждого нечётного 24-го числа полного месяца, после обеда. Для убедительности развернул на двух столах «упавшие» под руку схему эвакуации в случае пожара и сейсмическую карту Латинской Америки. Тыкнув куда-то пальцем, стал настойчиво показывать место, откуда злосчастный поезд рискнул сегодня отправиться. Потом ОН серьёзно замолчал. Девки, глубоко вздохнув от жалости к себе, пошли навстречу этому клоунашке, немного запав на глупые прибамбасы да и на внешний вид «по фирме», конечно: сабо, штруксы, батник, отлив, клёпки, выточки, «хамелеоны», дамский длинный коричневый «эс-тэ Морис» – по сигарете в «презент», жова «bruclin» – по пластинке в подарок… В общем, пришлось конструктивно, в течении двадцати минут заполнять анкеты, негромко, вежливо матерясь «вовсю», просматривая при этом вполоборота паспорта, метрики, характеристики и ворох других справок, говорящих о личности этого лица больше, чем оно есть на самом деле. Что тот не был около, не сидел рядом, не стоял возле, не привлекался в качестве, не имел количества, не пил импортного, не ел экспортного, не дышал запретным. В каких командах играл, в каких ансамблях участвовал, в каких кружках занимался, в каких артелях мастерил, в каких обществах внеклассил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумажек оказалось достаточно для массивного «Дела». Это называлось безобидным: «подать заявление». Пройдя конкурсный отбор, ОН отправился за общежитием. Дали – в корпусе по «тридцать восемь сталеваров». Получив место, поднялся на какой-то там этаж и заматрасил один из четырёх пружин в чулане с солидным названием: «комната номер сорок восемь». Застолбив пару вешалок своими вещами и галстуками, ОН решил пойти осмотреть городской пляж имени Жданова, находящийся – как сказали – рядом. /Бедный Жданов, кто бы ты ни был! Это ж надо, так достойно(!) прожить свою жизнь, чтоб потом тобой обозвали грязный, засиженный, обделанный песок речного побережья!/ Задумав с серьёзным усилием готовиться ко вступанию, ОН прихватил с собой какое-то толстое пособие для последнего курса, вовремя выпавшее из шкафа и существенно повлиявшее на форму нового(й) левого(й) босоножка(и). С этой тяжёлой книженцией солидность образа была заказана, и ещё: массивный однотомник мог пригодиться как подушка для головы. Пляж считался пятой аудиторией института. Четыре для лекций находились непосредственно в студенческом городке, а шестой аудиторией являлся пивной бар – через балку, прозванный «реанимация». В нём жили студенты. Нередко там приходилось слышать общую дежурную шутку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько бокалов берём для начала, пятьдесят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, это уж слишком! Завтра зачёт! Сорок девять пока достаточно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером первого дня, нажарившись с солнцем, накормив собой жару и вдоволь назнакомившись с другими иногородними людьми, ОН, возвернувшись, вступил во что-то липкое и засасывающее: вечернюю жизнь общаги. На коридорах, кухнях, подоконниках, лестничных площадках, холлах, умывальниках и вестибюлях всё двигалось, стояло, гремело, шуршало, толкалось, кокетничало, читало, зазнавалось, конфузилось, спотыкалось, брезговало, удивлялось, рассказывало, тюкало, недоумевало и тут же привыкало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свою комнату ОН вычислил сразу, благодаря особой наблюдательности и яркому узелку «на память», который загодя намертво прикрутил к дверной ручке. Остальные ориентиры тоже не давали о себе спать: разрушенной штукатуркой, близким нахождением к ступенькам между этажами и неоднократно, годами выбиваемой ногами двери. Сейчас в этом проживалище на трёх остальных, ободранно-ржавых, обвисших до пола гамаках-качелях обосновалась серьёзная молодая поросль – будущий сад общества. Безошибочно знающие, чего хотят от жизни, строго держащие курс на зажиточное грядущее с хрусталём в импортном серванте и «авто» в собственном гараже, соучастники предстоящего розыгрыша этогогоднего тиража жевали книжную герань. Их напыщенность заставляла задуматься о своей никчемности. Обложавшись трудами хитрой школьной программы и обоклавшись умными источниками дополнительной литературы, покашливая и пошмыгивая соплями в себя, семнадцатилетние, перенасытившиеся мудростью и опытом фобофилы изредка позволяли себе расслабиться, сбросив через плечо поправку о единообразии первого поколения у Менделя, о темновой фазе у Фотосинтеза или о хромосомном наборе у Митоза. И дальше прослюнявливали насквозь запотевшие страницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взглянув с пристальным мельком на эту, невообразимо естественную картину акварелью: «Индюки прилетели, сели и писают горячим кипятком перед этапом забития», ОН слегка познакомился и на стене, которая уже давно перехотела быть светлой, фломастером написал: «Поступил! 1920 век!». Затем расписался под исподлобые косяки и, не став мешать себе, удалился. Благо, ОН уже имел в «знакомых» нормальную абитуру всех полов, характеров и национальностей, с которой можно было провести время, не вдаваясь в подробности завтрашней битвы больше, чем с двумя остальными человеками на «место».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, из всех «однокомнатных» поступил только ОН. Даже не смешно как-то, а – однозначно!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как ты относишьс к жизни, так и она – к тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люби жизнь, а не используй!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый день экзаменов был, в первую очередь – «родительским днём». Отеческо-материнские войска сидели на подступах к корпусам, висели на окнах, проводили рекогносцировку, бегали в разведку, брали в окружение «отмучившихся», пытая и выуживая вопросы на ответы, «подбадривали» плачущих, неудачливых сегодня чужих детей, втихаря потирая руки оттого, что одним конкурентом для их отродка стало меньше. Гадко липли к экзаменаторам, вышедшим покурить, заранее тайно выспросив и записав на ладонях имена-отчества, при этом всё равно ошибаясь. Носили из «вазов» и «москвичей» сухой паёк в баночках с ложками своим, отбрыкивающимся от стыда, чадам, и занимали все туалеты от расстройства чувств, разума и желудка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН спешил на экзамен, не могя подвести компанию, которая, от нетерпения свесившись из окон, кричала вслед на мягком суржике:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поторопись! Потому что солнце уже встало, шашлык замочен, купальники надеты, на улице лето в разгаре, и вообще, нечего мозги ерошить, пора отдыхать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нетерпеливые «повесы» успешно сдали свой экзамен вчера и позавчера!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протолкавшись вплотную близко к ещё закрытым дверям экзаменационной «камеры пыток», вежливо не пренебрегая по пути честно занявшими очередь /те сами предлагали пройти вперёд/, ОН нагло постучал в дверь задолго до начала времени «запуска». Слабые стенания отпрянувших возмутившихся были хрупкими. Либо зазубрившиеся скворушки боялись отвлечься на пару слов в сторону и рассыпать при этом все накопленные знания, либо силились сдержать сфинктеры и дрейфили сделать жидким стулом под себя от вчерашней опрометчивой отваги «быть первыми». Как бы там и тут ни было, когда дверь открылась, ОН зашёл, так как считал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если тебе уже открыли, не лицемерь, что случайно здесь оказался. Не толкайся по своим ногам, и не убегай. Просто, «добро пожаловать», а ситуация разовьётся сама собой!». И тебе повезёт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А везёт сильнейшим!» – любимый афоризм тренера.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА!*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попросилс зайти? Заходи!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взяв со стола экзекуторов «проездной», сев за средний стол, ОН начал читать с первого вопроса, прикрывая рукой остальные, как будто натягивал карту нужной масти:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Электромагнитные колебания»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстро-уверенно и крупно, насколько позволил формат страничных листов, стал формально отписываться, как учили газеты [36 - Даже лживая пустота чему-то учит!]:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Электромагнитные колебания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В природе, до конца неизведанной, существует множество физических явлений, открытых, научно доказанных и подробно изучаемых человеком. Для этого и служит «Физика». Так, наряду с другими великими достижениями, в этой науке не последнее место занимают электромагнитные колебания! Сейчас уже можно с уверенностью сказать: электромагнитные колебания имеют существенный вес в законах электричества и магнетизма. С развитием научных достижений, в свете современных разработок, основанных на новейших методах и сверхвысоких технологиях, учёные пришли к интересным выводам».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН попросил ещё три чистых листка, поднимая свою себестоимость. Теперь, торгуясь, можно было продать себя подороже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Так, опытным путём было определено, что электромагнитные колебания не однородны по своей природе. Некоторые из них могли затухать, другие же не затухали с течением заданного, определённого времени. Что сразу наталкивало на некий порядок и осмысленность в бессистемном, на первый взгляд, движении электромагнитных колебаний. Это открытие заставило по-другому взглянуть на окружающий нас мир с точки зрения свободной науки социалистического общества. Научные умы дали названия видам электромагнитных колебаний. Так электромагнитные колебания, которые не затухали, были названы «незатухающими», а электромагнитные колебания, имеющие тенденцию затухать, соответственно – «затухающими». Каково же было откровенное удивление научного мира, когда выяснилось, что сами, как затухающие, так и незатухающие электромагнитные колебания, подразделяются на типы. Этими типами являлись колебания «вынужденные» и колебания «невынужденные»! Сколько предстоит изучить ещё в отрасли колебаний! Сколько интересных и поучительных открытий в этой сфере науки ждёт нас впереди!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этим восклицанием ОН решил завершить ответ на первую тему. Время не позволяло особо распространяться, ограничиваясь рамками сжатого, сокращённого, точного, конкретного объяснения. Такова физика – сильно «воду не польёшь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не рассчитал! Внизу, на пятой странице, осталось ещё «на два пальца» – несколько дюймов неиспорченного места. Но это не смутило и не остановило бодрой поступи перехода ко второму вопросу, потому что более исчерпывающей информации по первому невозможно было представить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй вопрос заставил задуматься об инквизиторской жестокости тех, кто пытался спросить это. Всегда так! Если в начале легко, жди капкана в середине! Настораживала непонятность формулировки и неизвестность терминов. Здесь явно таился подвох, как растяжка на пограничной заставе: попробуй – тронь! «Сработка», и тебя дурака захапают с потрохами! В который раз посетила уверенность, что в жизни всё не так гладко, как сейчас в голове насчёт второго вопроса. Мозг поблёскивал безупречной стерильностью и это был момент, когда идеальная чистота не радовала. Идеи по второму вопросу закончились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы кончиться, надо сначала быть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень уж умно, но совсем не к месту, пронеслось мимо. ОН поднял размышляющие глаза от злополучной бумаги и обнаружил впереди сосредоточенно-необъятную спину с мерно подёргивающимся правым предплечьем. Видимо, у «спины» процесс написания находился в непрерывной фазе. Закралась надежда на лучшее, и ОН, протянув ручку, нежно, кончиком фиолетового стержня, дотронул наиболее близко эрогенно открытую правую лопатку, намекая на тайные отношения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спина дёрнулась от третьего прикосновения, в движении, как овод отмахивается от назойливой коровы, но на четвёртый раз всё же слегка повернула профиль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут ОН понял, что со стороны этого лица помощь не поступит, даже если внезапно наступит инфаркт у самого Миокарда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левые черты носа, щеки и уха глумливо радовались:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помнишь меня? А я тебя помню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Память на лица, независимо от мозга, сработала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давече ОН и Гоша заходили к девчатам «попросить сахарку». Гастрономический продукт вовсе не был тут при чём, просто они бродили по дебрям общаговских просторов в поисках неизвестно чего, а сахар нарисовался первой мыслью, когда на дороге попалась дверь со щелочкой света. Пришлось вломиться. Девочки, довольные, что их насильно оторвали от учебников, даже не спросив: «зачем всё это нужно в два часа тридцать две минуты после ночного лунцестояния», гостеприимно достали полную трёхлитровую банку с надписью «для чая». /Это догадывало мысль, что в платяном шкафу ещё есть банки, как минимум, «для компота» и «для кефира»/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваш сахар, случайно, не из пустыни?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из какой ещё пустыни? Из буряка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, просто есть пустыня, названная в честь сахара. Так и называется: «пустыня сахара», я читал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та не пустыня сАхара, а пустыня СахАра! Гоша, ну ты даёшь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благоговейно слушая бред несущих и «случайно» зашедших, утомлённые жаркой летней учёбой курсантки, наскоро надев лифчики (кто под халат, кто сверху), подали стакан для отсыпки и утруски «песка». Гоша, не прекращая благодарить не понравившихся с первого взгляда девчонок, наполнил стекляшку до краёв и поставил на стол, а с банкой на груди стал пробираться к выходу. Когда обитатели пищевой комнаты сообразили всю подлость происходящего, Гоша уже маячил в дверном проёме. Вслед ему понёсся визг обиженных по полной программе девчат и полетел домашний тапочек, угодив между ушами в среднюю часть затылочной кости. Но было весело и вельветовый удар бубончиком по бетонному темечку остался незамеченным… Сахар они потом подарили другой девчачьей комнате за несколько яиц и половину непрожареной курицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но суть в том, что хозяйка тапочка сейчас являлась впередисидящей и ухмыляющейся во весь профиль спиной! Эта улыбка категорически утверждала: «Правильного ответа на второй вопрос не существует!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе не нужно ничего подсказать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дипломатично ретировался ОН. Ответ последовал под столом, так же дипломатично, в виде сложной конфигурации пальцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третья была задача:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пуля попала в дерево, пролетела там несколько метров (что за дерево такое) и застряла».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если бы навылет, была бы хоть слабая надежда, что не задеты живородящие органы», – подумал ОН. Но надо не думать, а искать решение! И условие насильно напоминало об этом. Нужно хотя бы приблизительно рассчитать силу, скорость, направление ветра, сопротивление ствола, площадь поверхности гильзы, упавшей поодаль и ещё какие-то величины, о существовании которых общество даже не догадывалось. Как можно, не зная всего этого, так безответственно не просыпаться по ночам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задачи по физике всегда убивали своей надуманностью изысканной ситуативности с заранее заданной неопределённостью. То есть «На тебе условия невиданные, используй знания неоткрытые и найди ответы неведомые! Копай, Емеля, от тель до селе, твоя неделя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То ли дело – арифметика, непригодная для жизни, но простая, как аллегория на аллигатора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предположим! Упало три яблока: одно – неспелое, второе – в кусты, а третий огрызок вымазался об скатерть. Сколько шерсти весит килограмм, если два утконоса уже улетели, состарившись, а фигура на сломанной ветке карниза не отбрасывает тень в полтора метра?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё конкретно ясно, фантазия – побоку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расплывчатая же физика ещё в школе давала повод для расстройства. Однажды давно ОН из-за этой физики испортил отношения с новой учительницей, когда первым неправильно решил задачу о горячей воде в ванне. Получилось больше температуры кипения. Смеяться одному было скучно и ОН, трясясь, вкратце рассказал всё соседу Марику. Улыбаться тихо оба они не умели! Не зная, о чём речь, но заводясь от их идиотских гримас и спазмов, стал «потихоньку» ржать весь класс, в надежде когда-нибудь всё-таки услышать причину. Но несколько длинных минут эти двое, показывая синхронно на доску, только булькали, кряквали и царапали комсомольскими значками парту. Засмеялась, не удержавшись за какое-то наглядное пособие, и физичка – «русалка местной канализации», прозванная так уже на первом уроке. /Учителя, относитесь к детям уважительно, и тогда вы до пенсии будете носить безобидные клички/. Через увесистый кусок времени, когда, между гоготанием, блеянием и кряхтением, стали появляться проёмины, ОН, наконец, смог объяснить всем причину, предъявляя свой полученный ответ: температура воды в ванне 110 градусов. Для полной убедительности использовался анекдот про то, как папа купал ребёнка и, чтобы не обжечься, держал того за ухо пассатижами. Класс завёлся по второму кругу. Все подливали дров в костёр словечками, упражняясь в остроумии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В момент, когда ученики на время обессилили, физичка воспользовалась паузой для написания на доске условия новой задачи (как – как, а урок – урок). Написанное читалось так: «куда направлена сила мамы, толкающей коляску с ребёнком в гору под наклоном тридцать семь градусов». Кроме того, учителька попыталась на доске изобразить всю картину схематически. Дааа! С рисунком она лоханулась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Класс захлестнула новая истерика. Откуда-то взялись силы на импровизации: «почему мама не вызвала такси?», «где, собственно, папа?», «зачем маму понесло в гору под таким градусом, ребёнок едет стоя?» и «какая сила у мамы, если на схеме она толкает танк Т-34?». Нагрузка на мышцы живота удвоилась и класс медленно, беззвучно, с одинокими всхлипываниями полностью варварски разрушил физику как дисциплину, а школьную дисциплину – как физическую величину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН был тщательно затрамбован на заднюю парту, и они с физичкой прекрасно с трудом видели друг друга на её уроках до десятого класса. Но, когда училка выходила замуж, ОН был в списке гостей. Видимо, ей и на свадьбе не хватало «горьких» слов из-за дальнего стола…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и сейчас, в задаче про пулю ОН, «физически» недомогая, написал все уравнения и формулы, которые знал из этой физики, прихватил краешек химии и чуть заехал на геометрию. Получилась солидно чисто-замаранная страница. Нетронутыми специально были оставлены законы трёх «святых»: Ньютона, Гей-Люссака и Бойля-Мариотта. Эти законы ОН ещё в школе проходил мимо, а сегодня утром выучил между бритьём и умывальником, успев повторить между завтраком и коридором. Почему? В кулуарах сказали, что на этих трёх быках зиждется вся физическая школьственность. Сейчас ОН обладал секретными пятыми козырными тузами (в рукаве, за воротником и ещё в рукаве) для того, чтобы вовремя выложить их на стол и огорошить всех, если разговор на экзамене вдруг коснётся физики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всегда приятно заэкспромтить до неузнаваемости своего собеседника заранее подготовленной неожиданностью!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поймав на себе тройной взгляд тех, кто сегодня «с завязанными глазами держал ручные весочки», ОН уверенно, не подгибая конечностей, взошёл на эшафот. Оглядев бумажные терзанья, внимательно изучив две предыдущие отметки по профилирующим предметам (оценки оставляли желать худшего), добрая женщина спросила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы действительно будете учиться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, смутившись, Светлана Ивановна*, увидев в ответ безоглядную<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всегда помните имена бескорыстных благодетелей ваших!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;недоумённость искренне-беззаветно-преданного взгляда «а ля патриот», быстро осеклась и проронила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С заданием, в общем-то, вы справились, но для окончания нашей уверенности, вот вам три сложных, но дополнительных вопроса: третий закон Ньютона, закон Гей-Люссака и закон Бойля-Мариотта!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Получив своё «отлично», медленно выплывая из корпуса, отпустив голову вниз, чтобы не споткнуться на крутых ступеньках, ОН сразу же был взят в осаду несколькими недремлющими парами родителей. Те сердечно советовали не падать духом и как следует готовиться поступать сюда уже после армии. Желая по-отечески «только хорошего», они хамлово вызуживали условия экзаменационной задачи, не прося, а «придавливая».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что тебе жалко! Ты всегда ДОЛЖЕН помогать другим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нагло, беспардонно, на «ты» наезжали те, помощь от которых людям «обычно пишется в день скорби на венках, как причина смерти: «от сотрудников», «от соседей»…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему все решили, что ОН «пролетел»? Видимо, меряя других по своему жалкому образу и подобию, эта шваль в отрешенном спокойствии чьей-то опущенной головы слышала звуки такого сладкого для всех падальщиков реквиема.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ах, так! Ну, получайте!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН гаденько-прегаденько ухмыльнулся и тихо, «по секрету» поведал кровососущим, что находится под грузом тяжёлого счастья, так как был несколько минут назад зачислен в институт без всякого экзамена. Ректор утром лично издал указ: «Первый по очереди абитуриент на третьем по счёту экзамене во втором по названию учебном корпусе будет назван «стотысячным»!» Автоматически получит статус «почётный студент» и будет учиться, независимо от успеваемости, на выбранном по желанию факультете, с практикой в Европе, стажировкой на Канарских островах и распределением в Северной Америке».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН врал честно. И вся эта, в одно мгновение «совсем невыдуманная», белиберда проимела эффект неожиданно пыхнувшей огнём газовой горелки посреди вошколупящихся тараканов. Насекомые и паукообразные резко отлетели, задрыгали опалёнными конечностями и рассыпались в одночасье. Долго ещё слышалось в соседних палисадниках визгливые упрёки, типа:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебе говорила, иди первой! А ты, дурак, чего молчишь? Скажи что-нибудь дочери!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расправившись с вурдалаками, ОН размеренно приближался к общаге, чувствуя перелив внутреннего настроя в сторону чудесных эмоций нетерпеливо «вскидывающейся» ватаги собитуриентов.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбросив воспоминания и третий окурок, ОН встал с нагретого парапета и пошёл дальше – вглубь. Двухдневная небритость, местами не глаженная от стирки тенниска, мытые, со вчерашнего дня босые ноги в удобных сандалиях [37 - Одеваясь, всегда приходится чем-то жертвовать. То ли модой, то ли удобством, то ли устоями, то ли красотой.] и само начало отпуска – всё это благодатно влияло на состояние души. Ни о чём не думать – как это иногда окрыляет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнитесь, осуждающие! Завидуйте все! Я на свободе и хочу мороженого пива!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он пританцовывал при ходьбе, подпевая музыке города. Мелодия зависит от сеечасного твоего самочувствия, сееминутного твоего настроения и от сеемесячного расположения к тебе луны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будь в тебе физическое недомогание, душевная боль, психологическая мука – немедленно всё вокруг обретает вид раздражающего усилителя страданий. Самые красивые, милые, интересные, любимые, смешные вещи не отвлекают, а увеличивают несчастье, ассоциируясь с тяжёлым моментом даже потом, когда всё давно отмучилось и выздоровелось. Но, если ты счастлив и находишься в гармонии с собой, если сердце поёт, душа захвачена радостью, а дыхание свободное, то хочется откусить всем по кусочку от своего сладкого настроения. В этот миг ужасное, жалкое, низкое и разное всякое такое получает твоё снисхождение в виде лёгкой доброй ухмылки с весёлым молчанием. И это вместо того, чтобы справедливости ради «поставить на место», наказать, заклеймить и разное всякое такое. Живите сегодня! Чтоб вы сдохли! Но только в положенное вам время, и – ни секундой раньше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже мэрия, этот сволочной рассадник, нынче выглядела безобидно и светилась окошками на солнце. Почему-то умилял центральный фонтан с мусором вместо воды. А совершенно не раздражающий сегодня облупленный памятник «воссоединения» с саксофонистом «под низом» получил двушку мелочью. Ещё двушку, но уже бумажкой, пришлось почти силой всунуть стесняющемуся бедненькому, который и просить-то как следует не мог, но, по виду, чувствовал себя очень плохо [38 - Лучше лишний раз подать притворе нечистоплотной, чем пройти мимо нужды стыдящейся.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Но всякое серебро чернеет, всякое добро бито и всякая жалость – злу на руку. И жалкость, и жалостность – одинаково прискорбны и одинаково пагубны!../<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиво из бочки было неразбавленно холодным, в честь отпуска, и отдавало запахом пива. Вот так да! Ура! Хорошее настроение началось продолжаться! По общему обоюдному мнению всех знакомых-перезнакомых, ОН не мог обходиться без своей общительности и поэтому всегда должен был /кому должен?/ мирить аргументом, помогать словом, воодушевлять делом, сопереживать вместе, разрешать споры, запрещать споры, сострадать честно, сатирить остро, выступать смело, вмешиваться вовремя, воодушевлять неунывно и юморить уморяя. ОН всегда настаивал на своём. На чём – никто не знал. Но настойка получалась отменная. Если ОН вдруг развивал тему: серьёзно, чётко, безапелляционно (специальность должности требовала), то получал недоумённый дрожащий вопрос:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что у вас случилось! Почему вы сегодня злой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серьёзный – это злой! Всегда хотелось ответить соответственно, ответственно показав, что такое «злой». Но получалось бы ещё нелепее, поэтому ОН мудро съезжал с тупой горки на подвернувшейся шутке и восстанавливал цвет лица начальства или подчинённых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смеялся ОН часто, но редко. Шутки часто сам придумывал лучше, поэтому терпеливо-снисходительно относился к чьим-то вычитанным. Рассказчиком ОН был неплохим, слушателем – отвратительным. Анекдот невежливо додумывал в середине. Все в один голос затухали: «С тобой не интересно! Отвернись и не слушай! Иногда ОН из вежливости гасил в себе свойства догадки, и загорался вместе со всеми. Ничего особенного ОН сам собой не представлял. Давал «представлять» о себе другим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, но никто и помыслить не хотел, что ОН нравил уединение. Временное отстранение не унывало и не тяготило. Две крайности: общительность и отобщённость уживались, усиживаясь вместе, не разбавляясь серединчатостью. Взаимоисключаемость черт только обогащала… Стоп! Поняв, что, заступив на трясину размышлений, топит себя полностью, ОН перестал думать вообще «Пьяните тела ресторациями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поддержала ФРАЗА и, потакая подстреканию*, к концу дня пришлось заглянуть в злачник.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не потакайте подстрекани м!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кабаке, как всегда, было скверно, шумно и людно. Сквернили, шумнили и людили максимум четыре столика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый был заполнен до отказа почти пустой бутылкой водки с одиноким, нетронутым увядающим лимоном в надколотом блюдце, тонко нарезанным на четыре ломтя и посыпанным рафинадом. Хозяин стола не наблюдался в упор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– напротив входа, просто «светился» от приветности ко всем входящим. За ним сидело трио: две мышечные массы и «хорошее отношение к людям». Рожи обоих были настолько фигурально гиперболичны, что кукловоды точно находились где-то поблизости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доброта никогда не проводила время в прищуренных глядницах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллект просквозил мимо, даже не обдав ветерком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совесть, взглянув на них, дёрнулась в припадке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Честность, увидев несчастных, сразу навсегда отдала честь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ведь при этом они как-то жили! Даже не «как-то», а «лучше всех» – считала фригидная общественность…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН с минуту вдыхал откровенную подозрительность к себе и своим родственникам, но за это время шлифованные затылки, узнав одношкольника и однодворника, расслабились и осклабились (им везде виделось покушение на доходы их):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, привет, умник! Ну, сколько ты теперь получаешь в день, в отличие от нас – меньше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот вопрос всегда заменял им приветствие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Миллион! – язвительно законопатил ОН все подозрительные отверстия, при этом специально назвав фантастическую сумму, подавая обоим правую руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та не гони! Почти половину от нашего?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не доверяя, загоготали дебилы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужики, я не хочу сегодня говорить о бизнесе. Можно я аккуратно посижу один, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Презирает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подскочил первый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Имеет право! Доходы позволяют!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угомоняя, застолбил первого второй, с хрустом отбивая горлышко толстой бутылки. ОН хотел отходить, но неожиданное представление задержало:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А – у – нас – всё – рав – но – боль – ше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отрепетировано, привстав, ударяясь лбами, забакланили сильные слабого мира сего:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И – вто – рой – раз – что – бы – не – по – со – ри – ца! Га – га – га – га!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напевно отработанно пропели «красавцы», ударяясь «набалдашниками».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто сказал, что чугун хрупкий? Добавь туда углерода и железо – тут, как тут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Углерода в этих «чугунках» хватало через край, поэтому звук отозвался звоном, даже крошки не полетели, только посыпалась перхоть в рюмки с, якобы, дорогим коньяком. (Парни полагали, что здесь количество денег улучшает качество).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Главное – престиж себя! А всё остальное купим! Бизнес живее всех живых! Га-га-га!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гуси-гуси, я всё же полетел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проронил ОН, уходя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты сказал!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В спину резко, как на дрожжах, вздулся первый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спи, братан, он нормально, ровно полетел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вовремя снял накипь второй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, ну, если нормально! Эй! Куда ты ломанулся без подарка? Возьми «конину» от нас, сам не хочешь – поменяешь назад на баксы! Га-га-га! Ну, как я залепил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та ты щас был лучший! Га-га…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ясно, лучший! Не, ты приколись, мы вчера в такую сауну закатились! Все медузы сохнут! Аж кости вспотели…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, не спеша, не дослушивая, уже был на расстоянии выеденного яйца и направлялся к углу, кажущемуся по-уютней [39 - Под «уютом» часто ошибочно подразумевают «угол».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Берегите отношения расстояниями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не переставала оглядываться ФРАЗА, всё до конца не веря, что они благополучно оторвались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присев от нечего полчаса делать, дожидаясь службу «ненавязчивого быстрого реагирования», ОН, не обращая внимания, заметил в двух метрах от бокового окна третий столик, уже занятый в это, ещё полувечернее, время. Там тоже сидели двое, друг против друга [40 - Друг не должен быть против друга, иначе – что это за друг!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Их столик хромал, минимум, на три ножки, а столешница горбатилась и прогибалась одновременно. Когда кто-то из сидящих говорил, то, невольно приближаясь к собеседнику, надавливал локтями на свой край: «клац» – пролитое потекло к говорящему, «клац» – не вытертая лужа покатилась в обратную сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Соблюдайте равновесия подкладываниями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем охренела ФРАЗА, думая, что, невежливо поддёргивая других, заслуживает вольного панибратского доверия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затоптав ФРАЗУ в грязный пол / со стороны это могло показаться, как нервозность посетителя, топающего ногами/, ОН вернулся на колесо обозрения столика у штор окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорили они странно, почти по очереди. Отвечали тоже по одному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Издалека это напоминало шахматную партию: «клац» – «Ваш ход, сударь!» «Клац» – «сам пошёл!» Однако с древней игрой было существенное несоответствие – повышенный тон кричащих. Как будто они находились во время пурги на разных льдинах. Так спорят возле взлетающего самолёта. Но «пурга» в кабаке обычно начинается попозже, да и «визжащие турбины» ещё не отплясывали, пока светло. Крик за столом был – спора не было. Говорили про одно и то же, по нескольку раз, с одинаковой интонацией, просто подбрасывая бензин в керосин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Прислушайтесь иногда. Ведь сокричащие, часто ссорясь, мусолят пустую тему, выглядывая при этом из «того же окопа», находясь на одной стороне. На них не наступает враг, не целятся в спину, однако этот бастион обречён на взрыв внутренним излишним запасом пороха! Если рядом нет трезвого комиссара…/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговор же там (там же) сводился к следующему: вокруг все сволочи, начиная от мастера фанерного цеха и заканчивая тем(!), кого никто не выбирал, а он там сидит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Остыньте! Он там совсем не сидит. А если и сидит, то потому, что как раз не вы(!) его выбирали. Посмотрите на себя – вам ещё кого-то выбирать? Вы до сих пор верите, что стране нужно очень много оружия для того, чтобы не было войны! Вам бы начать понимать! Иначе отведённая вам роль останется на вечные «всегда»: бухать и роптать!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысль перебила стремительная официантка, которая неожиданно (не прошло и часа), медленной изящной походкой «сажала я картошку» подгорнула к столику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– добрыйвечерчтобудемпить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Без пробелов, с маленькой буквы, отсутствующей интонацией, сквозьзубым тоном выдохнула она скривленной губой в сторону перегоревшей лампы, подразумевая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«ещё один…», тем самым отказываясь заранее от всяких чаевых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН не стал скатываться до мелочных придирок и, вежливо привстав, как подобает при даме, сделал сначала комплимент:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От вас исходит столь дурманящий аромат пригоревшего масла на чесноке, что трудно усидеть! Проходите здесь, пожалуйста, почаще!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А затем последовал заказ, которого она заслуживала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне не нужно «чтобудемпить»! Мне, если вас не затруднит, плавник самца акулы во второй внебрачный период, жабры сиамских головастиков, попавшихся на отлив в конце майского дождя 1974 года. А на десерт глазные яблоки ёркширского гладкошёрстного кота, заправленные валерианой. Только валериану подливайте с уклоном 47 градусов, не задев зрачки, иначе всё испортите, они закатятся, и тогда будете есть их сами! Не советую!.. Куда вы побежали? (Постаревшая за время «заказа» официантка вросла в пол, как фикус). Да! Чуть не забыл: рёбрышки моллюска по-верблюжьи и ароматические выделения японского омара в заргезунде. Я думаю, всё! … Вы до сих пор здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН не шутил. Действительно хотелось чего-то необычного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зато, оправившись от стосекундного замешательства, взяла и пошутила она:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шо!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом ещё с минуту отстоялась, как выдохшийся квас, и выдала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такие умные тут не сидят! Такие умные знаешь, где сидят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этих понятных слов, ОН догадался: здесь сей реалистичный заказ не реален и, смягчившись, попросил «Меню» – жалобную книгу каждого ресторана на убогий ассортимент продуктового разнообразия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Морите аппетиты голодом!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сочила слюной ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Меню» принёс официант мужского рода. Видно, ту что-то покоробило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она сейчас доказывала буфетчице, какой идиот некультурный ей только что попался и, несмотря на третье неудачное замужество, она не откажется обнаглеть и показать ему: откудова раки зимуют! Только слегка подкрасится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буфетчица взывала ко глубоко посаженному разуму младшей подруги:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та ты щё, справди дурна? Ты ж вжэ наштукатурэна, як кривэнька стиночка з выпыраючымы цеглыкамы! Хиба ж цэ можлыво, знову шукаты чоловика, колы останний ще дыхае?!?! А! Робы, щё мусышь, та як знаешь! Мэни, дийсно, всэ набрыдло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Нет, ты нормальная? Как ты можешь ещё подкрашиваться, когда на тебе уже восемь сантиметров замазки, скоро сама отпадёт и лицо станет видно на фоне морщин! Скажи спасибо, что последний твой муж подслеповатый, и тебя в живую, без фонограммы не видел! А!!! Мне всё анастоело! Делай, что знаешь! (Перевод с незлого украинского ворчания, близкого к здравому смыслу)/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Меню» лежало на столе, стесняясь своей наготы, прикрытой отпечатанным фигом. Между строчками жирными пятнами проступала жалоба ресторана на нехватку многих блюдо-продуктов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый пункт: «Котлеты поКиевские».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прелесть! /Не суди, не вникнув!/ [41 - И вникнув, не суди!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вникаем. /Когда «грамотные» доучивались в десятых классах, некоторые уже самоотверженно осваивали специальности кулинаров и приносили пользу обществу, варя солянки для рабочих и охлаждая окрошки для крестьян. А что важнее? Без ошибок написанное меню или – сама еда?/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему общепит всеми своими ужасными полусъедобными, полусырыми, полужаренными, полуломтями, полулаптями цепляется к Киеву, как будто там находится центральный стратегический котлетный запас страны?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отвернуло! Он отвернулся и захлопнул путеводитель по уборным местам, богатым традициями. Но, не желая сидеть без дела (не то время и не то место), снова открыв, стал заполнять масляные липкие пробелы авторучкой и своими познаниями в пищеварении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Брудебейкеры в панчоусном финском заливе под холодную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хремзлехи со шкварками, запеканенные в забое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пудинг с лёгким сердцем, тяжёлым лёгким и печенью ананаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Протозяблики израненные в продурбоненном салате под дзуржетку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фаршированная гусем утка с говядиной под молодым козлёнком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подрумяненный пикантный сметанник на редисе, в кожуре проваренного турнепса, без добавления взбитого подсолнечного масла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вермишель в тушёном желудке с помадкой, начинённая луковым клопсом (южный вариант).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заварные огурцы с брусничным инжиром из яблок – в нагрузку к каждому блюду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сглотнув слюну, откинув в сторону использованное «Меню», не продолжая бесконечное измывательство (блюд в голове хватало до конца ядерной зимы), ОН заказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То же, что и всем – фирменное! Два раза!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ФРАЗА преданно благодарно промолчала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно заметились музыканты, выходящие к верстакам. Но их всех не было видно по фамилиям потому, что некое матовое пятно закрывало обзор. За стойку микрофона (с этой стороны) держался обеими руками, видать, арендатор столика с завядшим без водки лимоном. Как было видно по влажным штанам, «налётчик» уже давно поджидал исполнителей и, при их появлении почти остановившись в «разброде и шатании», потребовал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай Мадонну в роке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чувак любил в жизни три вещи: водку – как напиток, Мадонну – как женщину, рок – как музыку. Со временем любовь к водке превратилась в банальную привычку, но привычка – это уже не любовь, а просто обязательства, и многолюб, с сожалением вычеркнув напиток из списка, продолжал не предавать ни разу Мадонну и рок! И сейчас, требуя «Мадонну в роке», пристраиваясь удобнее изо всех сил, чтобы не упасть, меломан желал совместить в себе две любви одновременно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, даму в кокошнике?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ковыряясь в зубах и усаживаясь за ударную установку, задев тарелку, отозвался «синкопой» барабанщик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Я хочу Мадонну в роке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитарист отрыгнул и, совсем не подумав, выдал перл:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мадонна никогда не поёт в роке, уважаемый! Мадонна работает только в попе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не уступая, с трудом оторвав одну руку, неизвестно откуда заказчик достал мятую, припорванную иностранную валюту, непомерно высокую для этих мест. Музыканты взъерошились и резко послали за помощницей поварихи, Катей, которая давно мечтала петь. /Почему она не пела до сих пор? Не известно. Видимо, реальность всегда сильней мечты/. Катя перестала резать лук, заплакав по-настоящему. Затем ещё раз опешила и согласилась. Её, через напутанные провода, потихоньку вывели на середину музыкантского приступка и она, от счастья, заспотыкалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будешь сегодня Мадонной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказал авторитетный гитарный тип, пощипывая усы. Кате вручили в руки открученную ножку от пюпитра, резиновым набалдашником ко рту и, на счёт барабанщика: «Раз-два, раз-два-три», медленно с ускорением заиграли «семь-сорок». Новоиспечённая певица силилась как-то подпеть, но тут гитарист нажал на что-то ногой, и его драйв заполнил все, доселе недоступные места ресторана, проникая в кухню, бойлерную и выходя через чёрный ход на крышу. Музон получился отпадный. Любитель рока и картины Леонардо, оторвав вторую руку от стойки, выпал. Поднимать его никто не торопился! В такт с падением прозвучал последний аккорд. Лабухи «умыли руки», присвоив купюру. Теперь надо было срочно решать проблему с Катей. Она сама уходить от популярности не собиралась, и её пришлось выносить. Когда одна нога уже проскользнула в проём, вторая – перпендикулярная, крепко зацепилась за косяк. Счастливая, насмотревшись по телевизору, как надо вести себя, если уже поёшь, но до сих пор не умеешь, в исступлении кричала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я люблю вас, я не вижу и не чувствую ваши руки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут, конечно, Катерина кривила душой. Может, четыре пары рук, выносивших её вперёд ногами (так вышло не специально: хотели – головой, но головой об косяк – это больно), она и не могла видеть, но не почувствовать на себе сорок пальцев было невозможно. «Дебютный микрофон» прирос, прикипел, примёрз к её ладоням, и этот алюминий из осторожности никто даже и не пытался отобрать. Наконец, Катю удалось затрамбовать в огромный производственный холодильник, из которого потом ещё долго доносились песни поэтов советских композиторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четвёртый столик был особым. Это был столик Зиночки. Она изредка была с кем-то, но, в основном, грустила сама, за исключением частого «тогда», когда её печаль проходила. А проходила тоска после выпивки (не сразу, а когда – подействует). Пила Зинаида немного, как все, и после достигнутого результата её энергия восторжествовывала битой посудой, тяжёлым вскидыванием сиреневой плиссированной юбки и плясками на тему: «Загнанных лошадей пристреливают? Та ни в жизь!» …Так и сегодня, сразу после упадка «рока», Зиночка с достоинством, громко стукая пол, подкатила к музыкантам:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ребяяятки! Сделайте мою!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вяло насиловала она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желание делать «её» у сильно поизношенных «ребяток» было даже не нулевое, а где-то далеко за минус. Но потёртый опыт говорил: играть надо, даже бесплатно. Успокаивало одно, что скулить Зиночкину «вещь» про горный цветок будет гитарист-солист, а остальные покемарят на инструментах. Иногда песню продолжали специально несколько раз подряд, делая хорошо сразу всем: и дремали – время шло, и Зиночка «тащилась» – потом целых полчаса не доставала, и солист психовал – опять же приятно. Сейчас, примирившись с судьбой, гитарист, икая только что съеденной водкой, с чувством «а почему бы и нет», объявил, накрутив ревербератор:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас… час… час… час! Для нашей гостьи Зиночки… ки… ки… ки! Звучит следующая композиция позиция… зиция… ция… я… я… я!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Растягивая сладостный полусон под звуки баса: пум, пум-пум; пум, пум-пум, музыканты, не слушая отчаянного крика солиста: «кода!!» [42 - «Кода» – на языке всех настоящих музыкантов, умеющих играть без дирижёра, означает: последний такт, тарелка, тишина.], в который раз заходили на первый куплет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Певцу пришлось, в который раз, повторять пошлость: «В нашей жизни всё бывает…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зиночка томно плясала, но кроме неё никто не реагировал на висящую в душном воздухе «композицию». Да и само слово «композиция» сгорало от стыда за то, что им грязно воспользовались, объявляя дешёвку самого низкого эстрадного пошиба. Музыканты были не виноваты. Они честно профессионально работали на потребу публики, а нетребовательная потребность публики частенько опускалась до непригодного к употреблению. Вот и сейчас – инструменты были баснословно дороги, аккорды красиво безупречны, слова отменно выучены, звук чисто выставлен, но почему-то ради искушения слушать «это» не хотелось заложить душу рогатокопытному. Да и ангелы спали, устав от ритмичного: «пум, пум-пум».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лаван-да-а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выгребал на зловонную гладь певун:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ГорДая лаван-да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Букву в «горная» давно поменяли, в угоду Зиночке. Она требовала это несколько сезонов подряд. Видимо, с гордостью и этой мелодией у Зиночки в прошлом веке было что-то связано. Та далёкая связь так и подмывала Зиночку и, уже подмытая, она приглашала кого-нибудь идеального пройти с ней до конца долгий тур по залу. Сегодня этот «кто-нибудь» находился за шатающимся «шахматным» столиком. И, совершенно уверенно думая, что его внешность и услышанное всеми специально громкое красноречие увлекли эту женщину, смело не отказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подмигнув, мол, «учись» заместителю мастера фанерного цеха, прыщавый «ловелас» заскакал за плиссированной юбкой. Сегодня он «выставлял кабак» начальству, чтоб его повысили. Но сейчас уже забыл, для чего этот праздничный стол вообще был накрыт. Неудачный подхалим, думая, что новая должность «в кармане», а методы подмазки рестораном новы, как мир, допустил непростительную глупость (похожую на всю его жизнь), и вмиг потерял будущую конструктивную зарплату старшего фасовщика в семь дополнительных рублей (грязными). Он, нестёпный, думал и дело устроить, и удовольствие получить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, извините, одним пальцем на двух ласточек не укажешь! И на двух воздушных шариках в разных руках обязательно пойдёшь в разлёт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ему нужно было сейчас затаиться и, скромно опустив глаза, предложить женщине более достойного партнёра, пахнущего нитроглицерином от случайного приступа и нафталином – от случайной моли. Но тупая и неразумная бравада смазала все усилия продвинуться, загнав ситуацию в цейтнот, потому что Зиночка давила сейчас всей тоскующей массой, не давая дышать, а несправедливо променянный на «непонятно кто» зам достал блокнот и, имея хорошую, но незлую память, вычеркнул недостойного из претендентов. Вся идея и главное – зарплата жены, придумавшей эту ресторанную встречу, от одного неправильного движения сошла на «нет». Но зато «как потанцевали»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем подавленный Зиночкой неумеха, вернувшись на место и не найдя фигуру партнёра, покрутившись на месте, махнул дерзкой дулей на пустые двери выхода и продолжил пропивать деньги жены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постепенно стали вырисовываться другие столы. Как по кальке – тушью, привидения. Сначала только белая густая пустота, потом очертания карандашом, обвод контуров чернилами, в цвете, в звуке, в движениях, и вот уже невыносимо лезущий в глаза этюд, настолько живой, реальный, закладывающий уши, что невозможно стереть, жирно закрасить шариковой ручкой, придавить подушкой или вынуть из розетки. Невообразимый шум медленно поднимался, вставал столбом, а затем резко начинал метаться по залу с визгами, брызгами и жутким царапанием, как котяра, упавший в бочку с водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всяких стулов, стуликов, стольев, стольчиков перестало доставать. Их стали доставать из ниоткуда и подставлять всюду, нарушая первоначальную ровность проходов. Непрерывно прибывающий люд сиропом вливался в зал и, растекаясь, равномерно заполнял пропущенные углубления и пустоты замкнутого краями пространства. Гульба каждого застолья то выделялась, как будто выхваченная порывом ветра, то пропадала в пене общего наката:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та не может быть!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять, перекрикивая всех, слышалось через два прохода:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты в жизни не пройдёшь туда без блата. Не может быть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, развалившись, сквозь табачный гул искоса наблюдал голоса:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не думай! Я не последняя шлюха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верещала костистая шклявая мадемуаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Успокойся, пожалуйста! Ты не последняя, нет! Ты – первая, только успокойся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В другой стороне тарелки дребезжали от низкого женского тембра, хотя это было визжание:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же ты совсем не пил! А? У тебя ж бутылка пустая на четверть, а в стакане осталось только сто двадцать пять грам. У меня глаз – топаз! Я двадцать лет в гастрономе на разливе. Или ты забыл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такое забудешь! На твоём недоливе и познакомились. Лучше б я тогда не спорил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то удар кулака по бифштексу продолжился угрозой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будешь плохо себя вести – на мой день рождения останешься без подарка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что ты, милый!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через два прохода, в очередной раз тем же громким нажимом неслось:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, как же! С такой высоты, а потом встал и пошёл? Не может быть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Задолбал! – вскипел ОН внутри. – Чё орать! Не верь молча».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водятся в гулянии такие зипуны подчастую, которые разрушают интерес общения подчистую. И своим тяжёлым запахом недоверия-неверия портят атмосферу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бывает «неверующий Фрол». С того – взятки гладки. Тот – обыкновенный, нормальный идиот, и может навредить только самому себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь уже нет мостика, его снесли, не иди, упадёшь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да что вы там говорите! Я знаю!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюях!! Только брызги – кусками. Не страшно. Нажрётся муляки, вылезет и дальше погребёт по жизни, гордо не веря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но бывают особи совершенно другого склада. Их неверие коварно-злое и завистливо-опасное. Отрицают эти всегда агрессивно. Кто не встречал в компании такую вот, всё отвергающую, баранную быколобость, враждующую с дружбой?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он не мог за один раз бросить курить после стольких лет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не мог решить эту задачу, потому что у неё нет решения, потому что невозможно, потому что мы не решили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А, когда решение объясняется и оно существует, то тем же ртом, как ругательство, следует:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не мог решить эту задачу САМ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не его стихи! Даю сто процентов! Я их где-то читал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не важно, но это – не его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она не в состоянии столько выучить, значит – списала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они не могли так нарисовать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не вы играете на кассете, слишком профессионально!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты бы в жизни такого начальству не сказал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Его приняли туда только из-за знакомых! …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда вся такая желчь недоверия-неприятия исходит от зависти. Ведь сам до такого не дошёл полшага, не додумался близкой мыслью, не дотянулся кроху, не прочувствовал – остался дома, не рискнул – не выглянул, не поднял руки – не выступил, не потерпел чуток – не выстоял. …Тогда – это страшно, жди подлости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда стена неверия строится из невежества. Ожидай насмешек и сплетен [43 - Невежество порой не заслуживает всей правды.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А иногда «не может быть!» – из-за такого всегдашнего поведения: сперва, не думая, кричать, а потом опять кричать, не думая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН любил кидать одну, самую примитивную подставу таким крикунам. Поймав момент, когда эдакая личность уже задрала всех своим всезнанием и затыканием ртов, ОН неожиданно вставлял:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вчера слышал по радио, что один мужик в Китае бежит за одну секунду десять метров. Представьте: «раз и…», а тот уже где-то за четыре стола от нас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как правило, эта безобидная и незлая информация «не к месту» натыкалась на язвительный ответ отрицателя, с претензией на острую шутку, типа:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вчера слышал, что одна баба из Зимбабвы бежит сто километров за час. Я же об этом не говорю? Хоть бы думал! По радио, видите ли. Ха, ха, ха…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Для тех, кто забыл, не зная: мировой рекорд в беге на сто метров у мужчин уже давно меньше десяти секунд)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Вы тоже не ухмыляйтесь, так как получили сейчас эту информацию, не приложив ни каких усилий: подумать, вспомнить, сопоставить или быстро посчитать [44 - Уже объявленный вслух правильный ответ всегда кажется до смеха лёгким!]. А в ситуации неожиданной даже самое простое порой кажется невероятным/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН заметил тенденцию. Именно те крикачи, кого ОН подсаживал на «крючок», первыми подцеплялись, как гнилая коряга. Но это почти не удивляло. Занятна была реакция остальных, принимавших участие:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;60–70 % сразу тоже категорически отрицательно относились к этой, без зла умышленной, реплике про бегуна на десять метров, словами и жестами показывая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ты хватил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та не!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А!!! (с отмашкой вперёд рукой: «отстань»)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или молча, сильно мотая головами, с закрытым жующим ртом переходили к запиванию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процентов 20–30 начинали, оторвавшись от всего, поднимать глаза к потолку, наклонять голову набок, трогать пальцем кончик носа, морщить лоб, потирать руками, поднимать нижнюю губу, делая смешной горбик на подбородке. Наклонялись вперёд, кладя руки на колени, ставили локоть на стол, подпирая нижнюю челюсть, закидывали руки за затылок «в замок», чесали ухо, притопывали ногой. В общем, задумывались (хорошее человеческое качество). Наконец додумывались и громко смеялись классной огорошине. И только один – двое сразу ловили подколку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Отвлекайте внимание музыкой!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настойчиво дёргая за карман, отрывала от всплывших раздумок ФРАЗА, и ОН привлёкся к площадке для гольфа, чулка или всякого другого элемента красивой экипировки, «невзначай», подчёркнуто показанной в выбрыке танца. С удовольствием выпитая «соточка» позволяла быть активным всёпонимающим зрителем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Музыканты наигрывали лирический танец. Басист явно, даже в этом «медляке», не поспевал за аккордами. Вернее, аккорды, которые он брал, и мелодия на протяжении всей песни ни разу не встретились. Поэтому бас-гитара была не очень нарочно отключена от микшерного пульта, а дополнительные «низа» давал клавишник. Нет! Терпения, упорства и усердия басисту было не занимать! Он стёр до крови все свои пучки пальцев рук, учась у гитариста мастерству доходного ремесла, но оказия вышла в том, что слух участника музыкального коллектива крепко спал с рождения и просыпался с первого раза не раньше, чем в случае, когда кричали и толкали: «Витя, неси томатный сок, водку будем пьянствовать!» Сок был прерогативой только Вити! Витя мог достать его (прерогативу) из-под земли в любое время дня и ночи, весны и осени – из маминого погреба. Тем паче, что ключи у Вити водились (семья ещё ему доверяла). И, когда томат – эта густая лава – медленным, ровным помидорным слоем догоняла проскользнувшую бобслеем по жёлобу пищевода водочку, все, отведавшие раритет, с ленивым удовольствием были благодарны «басисту». Однако в «банде» Витя числился не из-за этого (во всяком случае, не только). Его положительная черта, кроме симпатичности для девок, млеющих от музыкантов из «живой эстрады», была неизвестна потребителям. Витя был единственным паяльщиком в группе и знал досконально все шнурки, джеки, штекеры. Какой из них «папа», какой – «мама», и в каких неведомых запутанных местах всё это должно законтачить электричностью, чтобы звучать. Если «усилок» вдруг переставал усиливать, а «примочка» – мочить. Ревер перевирал, а «обратка» молча фонила пробитым динамиком… Ох! Тут Витя становился солистом, и коллеги в безропотной надежде нюхали канифоль с припоем, считая, что в данный момент лучших запахов на свете не существует!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас Витя, «профессионально» не глядя на гриф, заигрывал с официанткой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Губите посредственности талантами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карртавила ФРАЗА куском непрожёванной мясной прожилки, намекая на то, чтобы ОН пошёл «попел».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставь свой язык и заткнись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поставив рюмку, поставил ОН ФРАЗУ в недоумение, откровенно соврав:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я на публику не работаю! [45 - Лучше коротко соврать, что ничего не было, чем долго и подробно врать, как это было!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я должна фразировать! Ничего не подумав, ничего не сказала ФРАЗА, находясь в шоке. ФРАЗА и в этот раз нашла для себя некое новое и опять удивилась, замолкая на пару часов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от людей, ФРАЗА была крайне тактична и, даже подтрунивая, не желала ничего плохого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/«Труна» – по-украински «гроб». Представляете теперь, что вы желаете другому, над ним подтрунивая?/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В зал гадючника продолжала и продолжала просачиваться массовка, чтобы потратить последние кукиши с мыслью: «Плевать, один раз живём!». Потом всегда они продолжали жить здесь второй, третий, пятый, четвёртый и седьмой раз – с той же мыслью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут, на горизонте всего входа, появилась очень целенаправленно-целеустремлённая кавалькада и, расклинив всю танцплощадку, попрямувала наувпростець (направилась напрямую) к музыкантам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто здесь главный? – спросил вожак стаи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Халтура», – подумали в ответ «в одно слово» не доигравшие песню под улюлюканье недоданцевавших танец. /Халтура – шабашка – подработка – основной заработок/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! – скромно подкручивая колки, отозвался гитарист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Свадьба у нас восемнадцатого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У вас в восемнадцатом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вырвалось у несдержанного барабанщика (привык «лупить» сгоряча). Все хором на того цыкнули и «ударник» отполз за шторку – жахнуть семидесятипятипяшечку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вопрос барабанщика «поперёк такта» был действительно уместен. Заказчику свадьбы было за 60 (шестьдесят). Сзади, всё время натыкаясь на спину, шкандыбала, по-всему, «невеста» на много лет его старше. (Женщины в сельскохозяйственных районах всегда выглядят мудрее и морщинистей лет на десять вперёд, ведь им приходится каждый день «обходить» мычащее, хрюкающее, бекающее и матерящееся хозяйство, не считая десятков пернатых, ушастых и тысяч в земле растущих).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/«Обходить» – это слово придумали мужья-«хозяйны», по утрам выплывающие с голым пузом на грядку – сорвать сочный помидор и, обтерев об трусы, надкусив, скривившись, выбросить через забор к соседу/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не остри, стукач по вёдрам! – уже давно недолюбливая барабанщика, киданул словом в спину «хозяин ситуации», по секрету слыхав от свояка о том, что кто платит – тот заказывает музыку [46 - Заказать можно исполнителей, а музыка – общая.]. – Доця выходит! Кивнул он затылком на тридцатисемипятилетнюю «божью коровушку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Куда выходит все поняли и тоже кивнули, не рискуя произнести «давно пора женить внуков»/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужна эстрада, и точка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Минутку. Это… так неожиданно, настолько!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В который раз наработанно «не растерялся» гитарист, почувствовав запах свадебного капустняка из печи, гречки с парными котлетами и сельского холодца, который не трусится, не шатается, а, стоя, не пускает в себя ложку сплошным слоем мяса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я должен посмотреть, свободны мы или нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он достал из гофера пустой блокнот и, глядя на страничку именно с восемнадцатым числом (так всем должно было показаться), изрёк:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Занято, как всегда! Но, но, но, но (не давая отцу семейства в бороде отрыть рот), мы можем всё исправить, если только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если что – только?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звякнул глава ходоков, чувствуя неладное. При этом все его сыновья и братья подсунулись на чрезмерно передний план, выражая выражением скул не оборонную тактику, а, скорей, «захватническую быструю победу на чужой территории»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам нужно доплатить, чтобы мы вернули задаток другой свадьбе, случившейся одновременно с вашей, – вежливо, интеллигентно-веско вставил клавишник Палыч. /Его называли по отчеству из уважения – он, в свободное от кабака дневное время, подрабатывал офтальмологом в районной поликлинике/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После короткой перепалки стороны сошлись в цене, и бригада поддержки невесты отвалила до восемнадцатого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воодушевлённые музыканты с творческим энтузиазмом, бесплатно, начали отрабатывать коронные номера под щенячий восторг вульгарно брыкающейся даром публики. Движения людей, в жилах коих сейчас бродило «чёртичё», напоминали ритуальные безумия первобытных поклонений. Только странно – вроде бы, превознося хорошее, прося доброго, желая чистого, находясь в радости, тела и гримасы почему-то разнузданно выделывали неестественные краковяки, выставляя на посмешище всё урочище человеческого облика, так тщательно прикрываемое в ежедневности насильно воспитанным поведением. Куда девались потупые взгляды, галантное уступание, поправление «бабочек» и сдувание ниточек? Куда делись следения за словами, краткое, едва заметное остроумие, незаметная поддержка за локоток, «простите» при перебивании, зардевшееся «извините» при просьбе пройти выйти? Куда подевались культурные ответы нахалу, прикрывание рта при отрыжке, тихое пукание внутрь себя и помощь при переходе через прорвавшуюся канализацию? Видимо, это всё осталось по ту сторону попойки. Общее поведение было сейчас так вызывающе, что ОН тоже не преминул вызваться. Что-что, а оттянуться в вальсе уж ОН-то умелпосиламбылокакженепоказать! Ещё где-то между юностью и молодостью, выступая за свой 211 цех, участвуя при этом в смотре завода на художественную самодеятельность, ОН получил навыки хореографии. Те два танца (народный и современный), оставили чёткий отпечаток и давали право мочь двигаться под любую музыку… Скромно, но умело показав себя в ритмах зарубежной эстрады, ОН, дыша тяжелее обычного, пробирался к недопитому графинчику, по ходу прочувствовав, что является темой разговора. По губам и мерцаниям взглядов текст был, как на ладошке, хоть и на расстоянии. А подтверждением стал резкий отворот трёх пар глаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не только сидит один, а ещё и танцует! Да и заметь, коньяк на столе, причём не весь выпит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Цепляй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подтвердила другим голосом вторая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестаньте, сучки! Он мне правда «ничего»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уставшие бесплатно делать музыку, объявили последний номер и ОН специально-«случайно» столкнулся с уже собравшейся уходить, покрасневшей милой новой знакомой. Они дотанцевали до скручивания инструментов и тушения света. Пошли домой в робкую обнимку, прихватив не важное совсем шампанское со всякой шоколадной фигнёй…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соседка поутру опять орала раньше вовремя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН прокинулся не один. Чужой локоть давил на ребро, и чьё-то тело комкало простыню, но странно не раздражало. Проверяя ощущения, ОН прижался на полчаса к тёплому и податливому. Затем, немного погодя, не дыша, тихонько, медленно отстранившись, аккуратно освободился. Скользнул в душ с идиотской мыслью, что при возвращении всё «лишнее» исчезнет и с ненормальной надеждой, что – нет. Не исчезло! Обрадоваться бы! Куда там… Пришлось отбиваться от себя самого:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня сегодня встреча… ранняя… важная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В субботу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От этого стеснительного полушёпота ОН вообще струсил и нагрубил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не религиозный!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грубость никогда не сделает теб храбрее!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Я не хотела! – как-то сразу вскрикнула она и, заторопившись, не попадая в одежду, вымелькнула из квартиры с паскудным чувством во рту и на душе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже не хотел! – выбежал на площадку ОН…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ФРАЗА, помотав головой, добавила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Молчите неловкости словами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь возразила, истошно возскрипев: «Любовью не командуют! Любви подчиняются!» и оставила себя открытой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сожалея о том, что не запомнил непроизнесённого телефона, ощущая на теле запах несмываемого приятного и близкого [47 - Чистоту не смоешь!], ОН, куря с балкона, смахивал с себя пепел самоуничижения.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;8<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опустив голову с плеч куда-то вниз, ОН пронаблюдал вдруг на тротуаре суетящегося человечка с огромной неподатливой сумкой, пытающегося громко предложить купить текущую свежую прессу журналов и газет в утренний, всеми выходной день. Первая «накидка» пренебрежения ушла с понятием*, что «почтальон» просто пытается заработать на необходимые элементарные финики с молоком.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не накидывай пренебрежени без пон ти.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интересно, а если крикнуть неожиданно: «Спорт экспресс!», какая будет реакция?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбросил ОН докуренный фильтр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продавец пустых жёлтых страниц, почувствовав взгляд косвенной заинтересованности сверху, отряхнулся, выковырял окурок из-за воротника и, повернув голову затылком вниз, вскрикнул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас я подымусь. Как вас найти, приблизительно? Вы на конечном?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Найдёте. Крыша не пустит! Дверь ещё не закрыта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процедил ОН спиной на входе к холодильнику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вынимать и нарезать закуску стали вместе, так как новый знакомый возлетел на пятый не иначе – катапультой по перилам (воистину, скрытые возможности наших подъездов не изучены и имеют дополнительные ресурсы!).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почтальон оказался кандидатом наук, уволенным из-за сокращений……<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Что это такое “кандидат-шмандидат?”»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассуждал ОН, не подавая голоса и кивая. Тем самым поддерживая инициативу приятеля рассуждать вслух разными интонациями голосов. Воспитание и выпитое давали неограниченные возможности обоим думать, беседовать, соображать, не мешая один другому, и приятно общаться, не вступая в полемику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кандидаты бывают только «на» что-то. То есть, «некие претенденты «на». Единицы, более других множеств подходящие на соискание, на получение, на местосидения, на награждение, на присвоение, на отчисление, на вынесение, на съедение, на захоронение, на всякое другое «ание – ение». Кандидат наук – это тоже «на». Это кандидат на что? На ук. А на что это? А кто будет вдумываться, интересуясь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Но как же кандидаты «в»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вряд ли даже риторически, лениво разогнувшись от работы, спросит «равнодушный» среднестатистический пахарь страны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Хотите, хоть это и не в тему, продолжим уходить в сторону?» – спросили внутри мозгов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А куда ни пойти, всегда будет «в сторону», в зависимости от вашего нахождения. В смысле не «где вас нашли», «и где вы были»; в смысле не «где вы были», а «где сейчас». А в смысле – где вы находились, когда «куда ни пойти – всегда в сторону». /Изложение ясное, дополненное/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кандидат в депутаты»… «Кандидат в» – неграмотно, господа! Неграмотно, товарищи! Кандидат в кого, в чего, во что, во кто???<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И бытуют понятия неграмотные. Стыд и срам! Стым и срад!! И жизнь плохая не от неграмотности полной, а от неграмотности угодной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кандидаты «в» государственную думку, «в» парламентарички – «в» депутатушечки. /Все эти «игрушки» раздаются из отдельных ящиков над головой и за спиной остальных/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И царит, и барствует, и ханыжит над нами, господа потерпевшие, малая грамотность! Как же мы, други, допускаем до власти лиц, не проверив их грамоту и их грамоты: «за достижения», «за честность», «за доблесть», «за труд», «за спасение утопающих на пожаре». Да хотя бы «за третий класс», да хотя бы «за прилежное поведение», да хотя бы даже не «за отметки»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот после этих наших трусостей – попустительств и получаем катастрофу людскую:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на богатствах земли своей – нищету государства;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на трудолюбии своём – безработие;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на человечности своей – вражду;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на уме своём – быдлость безграмотную во властие;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на доброте своей – жадность чиновничью бессрамную;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на терпении своём – издевательства;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на славе предков своих – позор страны невиданный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на силе своей – унижения заморские;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на любви к жизни своей – выживание мучительное да смерть несвоевременную!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А разогнуться да привстать? Невозможно. «Правительство» позволит привстать лишь на табуреточку, да вытянуться лишь в петеличке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН из далека «вернулся» к собеседнику. Тот продолжал рассказывать историю своей жизни. Его сократили и, что ужасно, название диссертации учёного было о сокращениях в языке глухонемых или в языке жестов, что-то в этом роде. …В институте оттого много лет скрывали, что он еврей по деду. А потом, ни с того бухта, ни с сего барахта, негласно объявили об этом и выперли, не соли нахлебавшись. Ах, досадно! Как досадно! Ведь столько лет, с рождения, научный работник вёл себя, как промозглый кацап – по матери, и как заскорузлый хохол – по отцу. Эх! Знай бы вовремя принадлежность к другим корням, Прохор Степаныч смог бы уж наверняка показаться тонким дипломатом: только умно бы лез на рожон к начальству, развивал бы дружеские отношения и деловые партнёрства. Был бы энергично полезно-нужным для всех и, скорей всего, до сих пор давно руководил бы кафедрой, а там, гляди, и факультетом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бы, бы, бы – ешь бобы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но у свежевыпеченного почтальона прямо счас не было тоски для уныния. Почтальон Прохор хвастался [48 - Хвастовство – это, отчасти, мечта, опрометчиво рассказанная всем.] водке, что чувствует себя далёким важным соратником Кеви Кёстнера!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Хорошенько посидев с ледяной водовкой под руку, повысказавшись и поустав, они проводили друг друга «до встречи». Держась за панели, научный сотрудник, забыв безотчётно взятое под отчёт «читаево», пошагал вниз через три ступеньки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да! “Наука далеко шагает”».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всплыло в голове чьё-то высказывание, висевшее когда-то бельмом на центральном подходе ко второму этажу в школе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Наука далеко шагает, но только тот сможет достигнуть [49 - «Достигнуть». Почему не «достичь»? Проверочные слова: «настигать в переулке» и «растигать пувицы».] её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам». К. Маркс Ф. Энгельс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти двое писали для вторых этажей. На третьих-четвёртых этажах, вешались надписи посерьёзней:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мега, кило, гекто, дека, деци, санти, мили, микро, нано, пико, фемто, атто». Авторы не указывались. Догадка тех, кто иногда хотя бы хотел догадаться, подозревала Древнюю Грецию. Откуда ещё могло взяться такое неизученное? /Дальше и древнее разум нормального школьника не распространялся/. Во вторых десятилетиях 21-го века только начнут заговариваться о нанотехнологиях, отговаривая «на нет» мозги основных – не важных народных масс. О пико, фемто и аттотехнологиях заговорят ли вообще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот на тебе! В простой разгар социализма, в простых средних школах, на простых стенах спокойно висели такие понятия, и любой восьмиклассник мог без труда ими оперировать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почёсывая молнию на брюках, застывший в своём переходном возрасте и заткнувшись в жевании брызгающегося чебурека, ученик параллельного восьмого «Г» прилип к предпоследней ступеньке с видом на транспарант высказывания двух бородатых немцев про советскую науку. Звонок на урок прозвучал давно, и никто не толкал в спину. Это позволяло в первый раз подробно рассмотреть, вдуматься и не спеша прокомментировать заученный невольно, выцветший до изнанки, лозунг:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, кретины! Представляете такую науку, которая далеко шагает? Как наша директриса, походкой полковой кобылы, через две ступеньки. Та что, она не может идти спокойно, как нормальная баба? Представляете её сияющие вершины? Как могут сиськи светиться? Это ж не гирлянды! Представляете: «кто не страшась усталости». Ах ты, смелый и выносливый! Та заряди ей в дюндель! И она – твоя, даже при усталости! А представляете, кто ещё может карабкаться по ней? Дура! Бегом к кожвендерматологу! Не, вы представляете её каменистые тропы! Это что, она только по гальке «тащится»?! То есть – по покатым осколкам? Та она ж извращенка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карл с Марксом и Энгельс с Фридрихом, проклиная того одного, кто их вообще прочитал на немецком, вертелись в одноместном гробу не первый миллион раз. (Они, даже в ином мире, не понимали: за что их выбрала оплотом необьятная нетёплая неграмотная территория «руссиш курка яйка»). Чья была цитата? Истории партии не известно. Но все привыкли хоронить этот жизненный капитал в одну яму. Карл-Фридрих Последний стоял на постаменте целостной единой фигурой и продолжал оказывать влияние на успеваемость уже даже в университетах, при перекатывании конспектов из рук в руки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Школа, школ, шко, шк, ш… Хочется помнить – не хочется не вспоминать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пьяная водка оттягивала на жалостные воспоминания, и ОН, насильно вытряхнув из себя всё хорошее, вернулся к реальности. Но хорошее оказалось сильнее, «как всегда в жизни», и школа завоспоминалась опять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на то, что нужно было «как-то хорошо себя вести», зарабатывая в табель «примерное поведение», все десятые классы от «А» до «Дэ» баловались, не задумываясь о плохих отзывах хороших учителей. Да что там, «десятые»! Эти – баловни, эти – само собой! Другие, менее старшие или наоборот, более младшие, тоже оставляли за собой жирный след в кабинетах, коридорах, вестибюлях и галереях «славы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё в седьмом, продолжая свою эпопею, на дежурстве по школе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дежурство по школе! Это – привилегия. Проводилось дежурство оное по очереди, и только – старшеклассниками: от седьмого «А» и «держи выше»! До самого последнего десятого, включительно. А это тебе не просто по торжественной линейке один раз в год первоклашку на плечах потаскать или отдать пионэрский «салют» пожилой пионервожатой! Это – ответственность всего тебя перед школой за порядок правильного протекания и за коэффициент полезного действия целого учебного процесса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дежурство включало в себя: проверку на главном входе в школу наличие сменной обуви; отметку опоздавших; оценку глазомером настоящего комсомольца длины волос у мальчиков и короты юбок у девочек; фиксирование нарушений правил поведения; запись на переменках быстро потнобегающих; учитывание громко орущих; учёт старшим прохода не уступающих; подсчёт с учителями не поздоровавшихся; подъём с пола учительниц, попавших под «табуны» младшеклассников; нажимание на заветную кнопку звонка, проверив время по нескольким разновисящим часам; осмотр верхней одежды в раздевалке. Осмотр самой раздевалки после звонка на урок для поимки скрывающихся шалунов. Скомканное гороизвержение пальтов, шубов, шарфов, куртанов и плащов являлось лучшим местом укрытия беглых каторжников системы обучения. Тем более что недобрая половина одежды лежала на полу с оторванными петельками и создавала заслон снизу до середины. А верхнее, из последних сил висящее на кривых крючках, разношерстное, но такое однотипное «прикрывало», заслоняло вид от посередины доверху. Сплошные непроходимые пущи-чащи для партизан, засевших под откосом образования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дежурная бригада несла в себе и функции соблюдения общей гигиены, просматривая ладони голодных перед вбегом в столовую, беспощадно ссылая тех, у кого на руках были видны грязные микробы, к умывальникам. Где под ржавыми, дребезжащими, рычащими водяными кранами проводился обряд омовения обмылками коричневого хозяйственного мыла с мягкими толстыми краями. (Это мыло никто не скрёб, но почему-то у всех оно оставалось под ногтями ровным белым слоем). Дежурный класс имел право орудовать и на кухне: помогать кухаркам – тётям Машам – чистить картошку, относить и выносить, заносить и приносить, вёдра и не вёдра. Вытирать, насыпать, наливать, накладывать, выжимать, натирать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот тут-то и таилась сладкая свежая изюминка в чёрной чёрствой заплесневевшей корке! Скрипя сожалением, разрешалось дежурным ученикам одеваться не «по школьному парадному», а – «по рабочему запасному», то есть «по нормальному человеческому»! Форменная одежда была призвана упорядочить внешний вид: усреднить разностороннее; укоротить выдающееся; уплотнить тонкое; запрятать выделяющееся. Эта роба имела вид плотного грязносинего костюма с пришитой на всех местах резиновой «раскрытой книгой» (так казалось художнику-модельеру), в виде хвоста торчащей неразорвавшейся бомбы лаврового листа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но! Тем, кто дежурил по столовой! Дозволялось! Являться не в ужасной ученической форме, а в любой другой одежде!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, что у некоторых дома была другая одежда, знали только случайно жившие по соседству или нечаянно столкнувшиеся друг с другом в летних каникулах. Вот было обсмехалово! Никто никого не узнавал. Неистово цепляясь за ранее где-то уже видимые черты на лице или едва знакомые жесты на теле под цветастой тряпицей, проходившие мимо встреченного усиленно долго, всё позабыв, пытались вспомнить: «где я её видел?».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас, во время дежурства по столовой, эти люди приходили в класс странно-смешно-красивыми, какими-то родными незнакомцами. Рубашка с погончиками, завязанная на животе. Штанишки, укороченные до икр, косыночка на лбу, изящно затянувшая волосы. Немного развязная, специально короткая футболочка с видом на пупик. Широкий круглый вырез, открывающий конопатое послешеее предгрудье. Высокие подошвы, «забытые» тени на веках, колечко на пальце и жевательная резинка, небрежно переминающаяся из стороны в сторону чуть приоткрытого рта. Это было восхитительно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так вот. Ещё в седьмом классе на таком дежурстве по всей школе и её помещениям бригада, в свободное от нечего делать время, устав от пустого хохотания и от полного придуривания, в паузе между стонами глубокого дышания, призадумала вскользь так, нечаянно-наивно, бросить полезный общий клич. Ничего сильнее, чем написать крупное цветное объявление, не родилось в ещё растущих умах хлопчиков и девчаток. Кто-то с жадлостью, под общим прицелом, выделил свои польские фломастеры (наши, советские, были ещё чёрно-белыми с сильным разливом и грязным намазом). Объява гласила:<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Внимание! Внимание!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Внимание!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;В воскресение состоится утренний воскресник!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Младшим классам явиться с родителями.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Старшим классам – только с совками.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Явка всех обязательна!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Списки подать до субботы!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;По приходу отмечаться у секретаря директора.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Возле «учительской».&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Вытирать ноги и не хлопать дверьми!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Чистота наше богатство!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Приукрасим и приумножим его!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;Администрация.<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повесив всё это на главную доску объявлений по центру, закрыв большим ярким пятном бледные, отпечатанные от руки какие-то узенькие предыдущие писючки, повеселившись с минуту на эту тему и сразу же забыв, звено нежелательно отправилось в класс урока. /Количественный состав дежурившего коллектива в урочное время, с небольшим разрешенным опозданием, но всё же должен был являться на свои занятия/. Прыгая по плечам, играя в «три-пятнадцать», делая подсечки, пинки, кувырки (всё, что возбраняется делать взрослыми в общественных местах, учителями – в школе, а родителями – дома), компания, стараясь как можно тише создавать шум, потянулась в конец третьего этажа для тягостного присутствия на уроке. Путь был не близкий, если не торопиться, поэтому давал повод для придумывания различных версий появления в тридцать шестом кабинете аж последнего этажа. Смекнули вламываться не всем сразу, чтоб не сыпаться в дверях, как из кузова тяжёлой пыльной кучей «щебень – гравий». Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решили заходить культурно, по одному, но с интервалом. И в момент, когда один – предыдущий – стучал в дверь классной комнаты, следующий – другой – сразу начинал своё движение от начала длинного коридора (метров шестьдесят)…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН двигался последним, ещё от низу замешкавшись на отлавливание реактивного першоклассника, «удачно» выгнанного за добросовестно не выученные новые согласные звуки из домашнего задания. Разбышака ёжисто сворачивался в клубок, шипел и выкручивался, как только мог, даже, упав на спину, закрыв глаза и задрыгав «лапами», попытался притвориться мёртвым. Но, с опаской побаиваясь старшего, мальчиш-кибальчиш принял-таки приказ. Как пленный повстанец, который недовольно выдаёт военную тайну до конца лишь при крайней необходимости безвыходного положения или если враг обещает льготы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пряник и кнут всё перетрут!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот, кто обещает льготы – враг!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пацан-кибальцан получил задание: нажать на кнопку звонка ровно через надцать минут и едесят секунд /часы, одни из всех, висели и ходили рядом/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, вот под этим углом наклона должна висеть короткая палочка, а под этим локтём загиба – стоять высокая дылда. Только не спеши и не проворонь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам ты «проворонь»! – бубнил в сторону разгильдяй-кибальдяй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не двигай их пальцами. Быстрее не будет! Палочки сами дойдут, а от прикосновения любого двоечника из первого «Жэ» табло может испортиться. Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам ты «табло»! – сдерзил смельчак-кибальчак: – А я из первого «Зэ», и понимаю время по часам, понял! Вот, тупица! Небось из седьмого, да ещё и «А»?! – схамил обалдуй-кибальдуй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Название «А» было почётно для родителей, а для школьников это было оскорбухой. Неизвестно, по шо-чьему веленью, по шо-чьему хотенью, но в классы под знаком «А», ещё с садика, отбирались лучшие успевающие. «Заслуженные учителя» тоже присуждались только ведущим «А»-классы. Поэтому первая буква была как ненавистна всему остальному большинству, так и непонятна, подобно многому другому. Например, почему «отличники», а на двери буква «А»? Также и на улице сплошь и рядом непонятка: почему «остановка», а на крыше тоже буква «А»? Было и оставалось явное ощущение несправедливости, но подвох всё время ускальзывал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ОН (тук-тук, можно?), в середине урока попросился зайти в класс, все предыдущие стояли «в углу», занимая половину кабинета. На «тук-тук, можно?» была очень дурная реакция, видимо, заходящие попеременно использовали тот же пароль к дверям. Карась-Голоднюк-Хомяк (тот же, что и в садике бунтовщик, только изрядно выросший), причёсывал за спинами одноклассников гладкий пыльный и лысый посередине макушки бюст Ленина, демонстративно выдувая «волоски» из своей плоской расчёски. Делая всё время своё коронное «Хи-Хи», Карась намекал на удачное продолжение забастовки. /Потом в каком-то краю бескрайней Родины, то ли в Красноярском, то ли в Хабаровском (а для жителей Краснодарского Края это как всё равно, так и не важно), Хомяк стал, всё же, председателем стачкома/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это время учитель(ница) украинского(ой) языка(ратуры) напала на последнего вошедшего, как на зачинщика каких-то беспорядков. Беспорядки чувствовались налицо, но все заходили тихо, чинно, по одному, поэтому подвох в который раз ускальзывал. Однако на всякий случай надо было кого-то журить (профессия обязывала). ОН, оправдываясь, демонстративно посмотрел на часы Могилы (Могильченко Юры), заявляя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– При чём тут я? Ещё даже «звонок на урок» не было!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас тебе как будет! «Урок на звонок не было»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскинулась незлобная и невредная, но слегка сбитая с панталыку Вера – дочь Григория. В это время школа зазвенела. /Лоботряс-кибальтряс внизу был точен. Главное, чтоб теперь сумел вовремя унестись/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, видите, и звонок с перемены даже на две минуты раньше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять вызывающе поглядел ОН на уже заранее поднятую и, развёрнутую наружу руку Могилы – часами напоказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала, задумавшись о внезапном и неожиданном событии, тоже внимательно посмотрев на часы Могилы, сравнив со своими, потом решив убедительно, что нужно менять режим питания, учительница разогнала всех, уже загнутых от приступов смеятельного постанывания, по местам сидений со словами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что вы со мной делаете, паразиты проклятые!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это время, с неизменным «тук-тук, можно?», в дверь громко упал учитель из соседнего «тридцать пятого» с часами возле уха. Педагоги, громко шушукаясь, перевели свои часы по «общемогильному» времени и, тяжело повздыхав, разошлись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот пятница так и прошёл обидно-безобидно и спокойственно-тускло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но понедельник!!!!!!! Ой! Мамочка! Зачем ты, родив, выставила меня на люди в таком дурном Свете!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На химию с самого, самого утра ворвалась Светлана. (Классный руководитель, взявшая наивных деток приступом несколько лет назад, сразу после института). В руках её цветасто реяло разорванное на пять сотых, а потом собранное по клаптикам объявление. Перемешивающие спокойно колбы не сообразили сразу топающее, подпрыгивающее, крутящееся, качающееся и комкающее что-то в руках настроение заскочившей на тачанке в безмолвный храм науки миниатюрной взрослой девочки. Даже Наталья Андреевна – химичка, но высокоинтеллектуальная, называющая всех без исключения: и школьников, и коллег на «вы», заметила неладное, забеспокоилась; поднеся стакан дистиллированной воды и погладив по спине, спросила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Светлана Ивановна, ну, что у вас опять случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продышавшись и проглотив чуть ли не со стаканом воду мимо рта, тяжело взявшись за правую сторону сердца, разъярённая «классная», размахивая остатками ошмётков, просипела, суча подошвами и ища кого-то глазами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто это написал?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После третьего громкого сипа ОН сам, «без дураков», вышел на свободную площадь пола, ещё не вспоминая объявление пятницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бери всех, и – к директору!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развернулась она уже не подошвами, а всем телом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Взяв» всех, кто не спрятался, ОН двинул на первый этаж в «директорскую». /Иногда ситуация заставляет спуститься до уровня твоего директора!/<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спускайтесь изредка на место директоров Ваших. Ибо нуждаютс они в жалости.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клара Романовна, вчера растерявшись и до сих пор не собравшись, была строга, являясь директрисой, но при этом разрешила сесть на стулья кабинета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, кто?.. Вы понимаете, что вся школа вышла на незапланированный «гороно» субботний воскресник? Нет, на воскресный субботник… Нет, на субботнее воскресение…. Нет! На… На… На уборку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я и вижу утром: вокруг так чисто! Думал – школу перепутал, хотел домой возвращаться, – заметил всегда рассудительно-скромный Крава (Игорь Кравченко).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не паясничайте! Не умничайте и молчите, когда мы и Клара Романовна говорит! – дёрнулась в дверях Светлана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто это написал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему сразу – мы?! В школе тысяча сто учеников!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вас заложили, так что будьте спокойны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто написал?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти полторы минуты молчания позволили всем вспомнить лучшие дни жизни, помянуть и простить родственников, рассмотреть мельчайшие дефекты покраски пола, расслышать запуск очередного искусственного спутника Земли с Байконура, почувствовать ток крови по малому кругу кровообращения и ощутить давление всего атмосферного столба на каждый джоуль массы тела…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алик вдруг, привстав со стула, выронил, не поднимая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И я! – подскочил ОН, сначала не собираясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если всем держаться до конца, то это – общая вина. Но сейчас Алик брал вину всех на себя. А это уже несправедливость! Надо было разбавлять ответственность, хотя бы – вдвое. Мужественный поступок Алика заслуживает уважения на всю оставшуюся жизнь. /Кто не учился при социализме, тому не понять героичность этой «плёвой» ситуации/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы двое! А мы совсем и не сомневались!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Облегчённо вздохнула директриса, тихонько дописывая Алика в списки прокажённых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Все получают «неуд» по поведению за четверть, а эти двое – возможно, и за год! В среду родительское собрание вместе с родителями!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, а можно вопрос? – отважно спросила комсорг класса, почувствовав смягчение ситуации. /Она заранее была в кабинете/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, Людмила, задавай. Вот ведь насколько ответственная! Пришла поболеть за врученный ей коллектив. И в горестях за вас переживает, бесстыжие! – поднимаясь, делая кулачками упор в стол, на повышенных снова, привычных тонах оклемалась, воспрянув духом, директорша школы: – Ну, что ты хочешь спросить? Надеюсь, ты не собираешься защищать их?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Клара Романовна! Это крайне некультурно – говорить о присутствующих в третьем лице. Что значит «их»? – из последних сил мужества произнёс Крава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчать! …чать, чать, чать!! Вы хоть понимаете, как вы «прославились»! Вас из комсомола пора исключать! … чать, чать, чать!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно? – вздрогнула Людмила после улетевшего эха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему «неудовлетворительно» – всем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе – нет! Будет прямо сказано!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что комсорг, сама собой, собственноручно-старательно выводила невообразимую ересь по листу преступной сейчас бумаги! Но теперь, когда пришло спасение «откуда не ждали», крылья её осанки расправились, поймав нужный ветер. Однако и ей надо отдать должное. На ступеньках, догнав Алика, она тихо сказала «спасибо». Всё-таки этот седьмой «А» был ещё не до конца скотячим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После родительского собрания, так и не прочистившего детские мозги, некоторые нормальные родители громко смеялись:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слава Богу! Они хоть запомнят что-нибудь из школы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другие, ещё нормальней, шли под ручку с преподавателями, выторговывая своему ребёнку скидку по поведению…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот проступок вывел школу на почётное переходящее третье место, с награждением огромной синей грамотой, в которой само «облоно»(!) (как гороно, только областное), выносило благодарность директору школы за воспитание в питомцах настоящей комсомольской инициативы. Область выделила на прославившийся добровольным воскресником город одну путёвку в пионерский лагерь «Артек», для лучшего комсомольца. Таким оказался Ринад Юсупов, который нигде не был и ни в чём не участвовал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, улыбаясь чему-то, подтянул к сердцу дверцу холодильника, открыл и достал сигарету. На столе в сосуде ещё поигрывала оставшаяся водочка. Затянувшись хрусталиком граммов на тридцать пять и глотнув затяжку вредненького дымка, ОН вернулся назад в класс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В восьмых и остальных классах урочные срывы в этой школе на «городской ветке» были не частыми, но постоянными. Соблюдая дистанцию и чувство меры, избаловывались пару раз в неделю, а каждый день только вкратце сходили с ума, не забывая учиться(!).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В один из разов, выгнанные вон в составе «пол класса» или «половины класса» (по дороге все спорили, какого рода правильнее, и сошлись на среднем понятии: «большинство класса»), выкатились во внутренний двор школы и вместо того, чтобы совершать непристойные поступки, устроили траурную церемонию. Оторвав спинку от лавочки, положив туда кого-то с горящей сигаретой в сложенных на измождённой груди руках, процессия начала свой поход по кругу. Колонна причитала, верещала, пищала, горланила и стонала. Голоса одноклассниц подходили для траура:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На кого ты нас подкинул! Мы хотим с тобой! Не уходи, мы тебя отнесём! Я хочу от тебя котёнка! Не лежи на холодном! Ой! Осторожно поворачивайте, он сейчас свалится!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впереди нёсся по ветру прихваченный где-то в обильной школьной галерее портрет то ли первой Марии Кюри, то ли имени другого известного хирурга. Когда это всё надоело и горящий окурок стал обжигать ногти, все, приделывая назад спинку к лавочке, долго наблюдали в окнах этажей в округе обалдевшие лица учеников от мала до велика, дырявящие стёкла указательными пальцами и расплюснутыми носами, крича что-то в поддержку. Школьники негодовали, что вчера снова по телевизору не было никаких новостей, кроме «программы время», и они не знали о разрешении мочь пропустить урок! Как сейчас старшеклассники внизу в связи с акцией протеста за свободу Луиса Корвалана, его жены Анжелы Дэвис, их матери Терезы и сестёр Долорес Ибаррури и Галимы Шугуровой вместе взятых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно было бы вспоминать долго обо всём школьном. Как, например, класс, сорвавшись с уроков, сбежал на городской пляж реки, и учителя, последив, последовали по следам, забрали с песка одежду и не поленились отнести к кабинету директора, сбросив в кучу отглаженные вещи. А радостно и несерьёзно брызгавшиеся старшеклассники, не заметив всего этого вовремя, шли по дневному центру города, мимо «Вечного Огня», прикрывшись всем тем, что осталось от тряпочек, честно разделив на всех предметы одёжной роскоши. А потом, одетые в принесённую всеми, кто близко живёт, одеждочку девчонки, встав кругом, прикрывали ватагу мальчишек из племени «Сиу» в углу под «учительской», чтобы миру не было стыдно за «педагогические» методы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да! Можно было бы вспоминать долго! Но жизнь в десять лет не утрамбуешь в два часа подвыпившей ностальгии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН решил пойти проехаться. Мимо автобусной остановки двигался велосипедист. Его жёлтая от пота майка «лидера» развевалась без ветра. Педали в кроссовках мелькали с невероятной скоростью. Однако колёса почти не крутились, не обращая внимания на титанические нажимы седока. Несмотря на правильно низко посаженный на руль корпус /для оптимальной обтекаемости/, спортивный велосипедный инвентарь делал максимум семьдесят километров в квартал с крутой горы, убегая от снежной лавины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное, «цепь» или «звёздочка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметил ОН соседу по ожидалке, но тот, присмотревшись и не увидев на наезднике ни цепочки, ни звезды, многозначительно ответил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вряд ли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотелось как-то провести взглядом спортсмена и хотя бы запомнить номер, но не удавалось. Ездун находился всё время напротив…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автобус резко дёрнулся с места, не ожидая, когда все упакуются. От рывка те, кто не успел как следует схватиться, пробежались по салону, как лошадки, притопывая припадающие на переднее копытце…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно привлёкся разговор на нижнем сидении:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Машинка стиральная поломалась, надо кого-то вызвать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какая марка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Весна».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тю! Так это пасик полетел. У меня постоянно такое в магнитофоне: то не играет, то не перематывает. Или провода отказали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня всё получалось. И автобус догнал, и деревья сходились. Для уверенности на обратной дороге, снова встав у правой стороны, ОН специально пересчитал сначала – всё было правильно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сон струился кусками и, не успев закончиться, переходил в другой отрывок, тут же заблуждаясь в новой недопоказанности. В это время рядом, на улице Нэпмана, происходило что-то неладное. Умер сам Нэпман. То ли он поселился здесь после наименования улицы, то ли улицу переименовали после его заселения? То было неведомо и вносило в умы города злословицу, а в городские умы – закрадывающуюся неизвестность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и сам весь город не был создан Богом. И Бог бы рассердился, если б, не дай Бог, узнал о его существовании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот пункт городского типа находился где-то на западо-востоке от случайных населённых мест и назывался «город Только». Имя, какого-то среднего рода, дали ещё в старые, злые, слабо прогрессивные времена, видимо, останавливаясь здесь только поменять лошадям овёс. Лошадей давно сменили, но название от города не отколупали, прозвище не отклеили. Оно и сейчас подходило.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Название определ ет судьбу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Либо назовешь, как есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Либо как назовешь, так и будет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Праздники выпадали здесь только на выходные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дождь здесь шёл только, когда укладывали асфальт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Листья с деревьев отпадали только один раз в году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Птицы вились в стаи только с появлением первых весенних пролежней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Густая водная преграда Ряженка не омывала берегов и текла только, когда в неё что-нибудь сливали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Профтехучилище принимало без вступительных экзаменов только после восьмого класса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тучи здесь выходили только из-за солнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Субботняя шахматная секция только мешала обществу филателистов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Олимпиады проводились только по телевизору.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трамваи ходили только в областном центре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воскресение наступало только в конце недели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Городской каток заливался только зимой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги в казну выделялись только из бюджета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дети, не задумываясь о своей старости, разбивали коленки и только замазывали одежду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопреки всему этому, специально протестуя, угловой дом № 1, где ещё вчера жил проживающий здесь Нэпман, с виду был неказистым, а изнутри – ещё даже неказистее, чем всем казалось. Родня по разделу имущества, навестившая несчастного в такой каверзный момент, мялась во дворе под солнечной давилкой, превращаясь в жидкое пюре, но не решалась приступить непосредственно к скорбнонеобходимому дележу остатка. Что-то мешало. Во-первых: воздух был неистово горячим, во-вторых: на столе ещё стояло громоздкое что-то с кем-то, а в-третьих: не знали, с чего начать, потому что наглядно начать было не с чего. Все выжидали, косясь на каждого из других с подозрением. Ведь не зря же те припёрлись сюда в такое пламя, да ещё запасных детей притащили /больше рук для выноса ценностей/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нэпман всегда был тот ещё плющ-моховик и попадал периодически – три раза – «под конфискацию» со времён НЭПа до времён рэпа, умудряясь скрытно и незаметно, с однобокой стороны, процветать за высоким покошенным забором и высоким не покошенным бурьяном. Это вызывало подозрения не только у каждой перемены власти, но и у других. Обветшалость постройки на углах двух улиц /что само по себе уже двойственно, тем более вторая улица была имени Героя Папанина, и дом, соответственно, наводил тень Нэпмана на плетень Папанина/, ущербность двора и ветхость задворища не оставляли сомнений о разных жизнях усопшего прохиндея. Не каждый выдержит 70–80 лет притворяться нищим инвалидом детства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОБХСС /отдел борьбы за хищение социалистической собственности/ пристально толкался поодаль и, ещё окончательно не сняв слежку с самого Нэпмана / вдруг смерть – это очередная хитрая уловка/, сразу частично переложил всю всякую уголовную ответственность на недаром живых и лениво скорбящихся по участку родственников, замешанных во всём, но пока не проявляющих себя в активности преступных деяний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мимо улицы, очень вблизи, третий раз медленно профигурировал «Камаз», гружённый трубами. Трубы были сдвинуты совсем не просто так, и своей длинной стороной царапали остатки дороги позади кузова. Происходящее что-то смутно закрадывало, поэтому неспроста заляпанные специальной грязью номера грузовика были зафиксированы на плёнку повышенной чувствительности, а с водителя «Камаза» был не сведён глаз. Предугадывая намеченное непредвиденное, работники органов нэбэспэкы [50 - …и не спрашивайте… Ладно! – «безопасности» (с укр.)] запросили подкрепление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подъехал участковый «уазик» с крутилкой мегафона и три раза профонил, требуя у шофёра трубопровоза документы. В это время от другого угла вывернул бортовичок без бортов, с ковром на кузове, с неестественными огромными цветками и группой лиц нетрезвой национальности, с музыкальными трубами и большим барабаном. Ситуативность ухудшилась этим непредвиденным осложнением. Образовалась спровоцированная пробка, которая заткнула весь оперативный обзор простора неожиданных действий. Участковый теперь метался промеж музыкантами, не разрешая слезть (мешая тем самым – собой – снайперу), а другой рукой держал за брюки водителя «Камаза». Раскал ситуации уже не мог измеряться по Фаренгейту – на шкале не хватало градусов, но внешняя обстановка оставалась обыкновенно спокойной только благодаря героически скрытым внутренним усилиям профессионалов из органов. Тут, где-то вдали, в эту сторону стал подворачиваться трактор с прицепом пустых бидонов молока, и его грохот и звякот совсем не обнадёжили образовавшуюся панику среди блюстителей строгости обзаконивания. Вдруг совсем уж откуда-то вымахнула новенькая «Лада» и всей своей правой стороной колёс заскочила на левый бордюр сзади. Из открывшейся тихонько дверцы появился бородатый верзила в тёмно-чёрном балахоне до кроссовок. Под полотнищем халата спереди оттопыривалось пузатой конфигурацией килограммов сорок лишнего веса, на которой лежало другое что-то с два кило массой, наталкивающее на умысел о кресте, напоминая замысел о Христе. Хаос невызнанный! Хаос невыжданный! Хаос хаотический! [51 - Хаос – всегда спланирован!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут впору было вызывать вертолёт! Но в районе числилось только два «кукурузника» отделочно-посевных работ с горизонтальным взлётом по твёрдой зиме и приводнением на весенние паводки, да и те были не пригодны сейчас, поскольку являлись собственностью не милицейской авиации, а сельской мелиорации…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересный страх выгнал всех обитателей соседских домов вплотную к заборам:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять у Нэпмана всё, как не у нас – людей. Даже умереть спокойно не может!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора бы быть поответственней!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всю жизнь тихушничал. Если б его вовремя разоблачили, то получил бы сейчас по заслугам и десять раз жалел бы, что умер не в срок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А так остался чистеньким и дует не в ус!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ему наплевать! А мы тут извелись настолько, что волнуемся всеми нервами!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотрите! Сколько неусыпного внимания к этой «персоне»! Шпион недобитый!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я ещё ему пользу хотел принести с работы! Говорю как-то, мол, давай забор твой подчиню чуток, у меня в мастерской подходящие досочки спрятаны, не украдут, никто без меня не знает. А он мне, мол, спасибо, мне и заплатить-то нечем. Как же «нечем»! Вон сколько техники на свои похороны согнал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо бы костылей его две пары на драгцветмет проверить, не зря из рук всю жизнь не выпускал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не удастся! Погляди, родни сколько!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откудова только? Всю жизнь один-одинёшенек! А тут, на тебе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не говори, полный двор тайных единомышленных аферистов. Бурьян выкосить приехать было некому! Зато сейчас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы ещё и на похороны должны сдаваться! Из-за только, что соседи нечайные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Причём здесь! За всю жизнь толком и словом добрым с ним не перемолвились. Мы ему ничего не должны, и всё тут!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдали сильно замелькало и загремело. Воздух, разморённый жарой, забеспокоился и стал метаться, не попадая в брюки, быстро собираясь, чтобы вовремя убежать. Деревья, нелепо присев, согнулись и панически оглушительно зашептались, срывая свой страх на листьях. Шла буря!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон стал беспокойно ворочаться и проснулся, но, засопев, задремал на другом боку, более удобном для всех…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Камаз» с трубами не исчез. Водила мытарился, сжигая соляру, в поисках злочасной частной строительной организации для сдачи груза. Но ездить было трудно. Мешали качающиеся об землю, сдвинувшиеся концы. Опять помогла Витина мама. Она всегда по-отечески относилась ко всем, невзирая. Видя чуть не плачущую растерянность в поведении водителя-экспедитора, наливая тому козьего молочка, ответила без вопросов, не лукавствуя мудряво, как можно всё исправно поправить: и ситуацию, и дело, и положение, и состояние, и обстановку, и трубы на кузове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там, возле стадиона, стоит плоская с двух сторон, дурная такая стена. Дааавно стоит. Её когда-то бетонщики наши отлили для досок почёта. Но потом на ней так никого и не привешивали. Видно, профили лиц не получались отчётливыми в бетоне. Эта беда уже с пол веку маячит, портя натуральный пейзаж природы и других домов, которые привыкли здесь стоять. Ты никогда сейчас не сомневайся, а, как свечереет, загодя подъедь к той стене. Она с виду крепкая. Упри всё, что у тебя там провисает, да газани задом. Глядишь, охапка и задвинется поближе к кабине. А потом едь спокойно по своей нужде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поблагодарив неравнодушие женщины большим спасибо, камазист, немного поплутав, прямо перед собой периферическим зрением узрел нелепое возведение и сделал всё, не со зла посоветованное. Лишний перегиб уставших раскачиваться труб был поправлен. Тут-то было бы облегчённо расслабиться, но не тут-то было! Стенка рустнула и хрукнула, разбившись на крупную толстую крошку. Звуковая волна накрыла тихий центр плотным взрывом и обдала парк сломанными кусками цемента. «Камаз», не разогрев двигатель, дёрнул превышенной скоростью по тротуарам с места оплошности и скрылся «только его и видели!». Только его, а откуда другие-то «Камазы» возьмутся в такой глуши в такую темень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часов в десять утра люди, присмотревшись, отметили сей факт и непременно поблагодарили мэра за заботу над внешностью города. В это время мэр звонил в область, содрогаясь от смелости своих, сразу двух одновременных вопросов: «Очистить место падения стены?» или «Оставить нетронутыми вещественные доказательства отпечатков до прибытия следственной группы?»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь сон был бестолковым, но толковался не грустно. Кости от рыбы не отделялись, кровь из выпавшего зуба родственников не запеклась, невеста была без фаты и без жениха, среда не была «с четверга на пятницу», так что никакой предсказатель осьминог Глоба не предрёк бы казусов. Даже некая невзрачная намёкность воодушевляла зыблемостью незыблемого и волновала добротой проснутости.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;9<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня ОН решил приготовить что-нибудь на еду. Это всегда было отменно под настроение. А настроение как раз присутствовало в наличии своего воодушевлённого пребывания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Сейчас мы пойдём скупимся-не поскупимся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорить с собой полу-вслух, полу-в голос, полу-про себя, полу-про других и во множественном числе было странной привычкой, когда ОН увлечённо чем-то занимался. /Знакомый врач-специалист просил подойти без очереди, просто побеседовать/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Базарный день весь шевелился, начинаясь от автовокзала, продолжаясь по широкой трассе (в этот день движение не работало), захватывая непосредственно колхозный рынок, вертикально уходя за горизонт и там пропадая. Польские, турецкие, китайские шмотки не увлекали сегодня, как никогда-всегда. ОН решительно, целеустремлённо двигался к съедобной части народного гулянья. Воскресный променад по базару считался неотъемлемой частью активного отдыха знати, интеллигенции и других прожилок, пристроек и прослоек районного общества. /Рабоче-крестьянское купечество не гуляло. Оно торговало, с ночи отвоёвывая друг у друга для себя и для друга пятачок торгового места/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слово «выходной» – от слова «выход». Если не вышел в выходной на базар, то выходной день прошёл безвыходно-буднично! Прохаживались целыми семьями, компаниями, поодиночке, врассыпную, вразнос, вразброс. Нарядные, важные и никуда не спешащие (как когда-то – в церковь). Здоровались налево и направо. Обсуждали новости. Выискивали и, как правило, находили тех, кого в будничные дни невозможно было обнаружить даже на работе. Высказывали своё неискреннее почтение и своё искреннее презрение. Приглашали или напрашивались на бокальчик пивка с хвостиком рыбки или на рюмочку коньячка с корочкой апельсинка. В общем, отдыхали по всей программе районного центра, невзначай что-то подкупая в антрактах между основными действиями спектакля. Глядя на это живое движение, душа радовалась, сердце стукало, печень работала, а свежесть ума находила подтверждение тому, что рыночные отношения, о которых так много говорят большевики, зябут и крепнут [52 - Зябут – проверочное слово «прозябать». Крепнут – проверочное слово «жёсткий крепёж».]!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодняшний базар был богатым, раскидистым и сочным:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Печень трески! Печень трески!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ж говяжья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно, что не рыбья – в скотском ряду! Корову звали Треска. Но печень замечательная, большая! Я эту тёлку специально для печени выращивала. Чистой брагой поила! Вот! На, попробуй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так она ж сырая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты – пальцем. Зачем всё подряд сразу в рот тянуть! Не хочешь? Тогда возьми язык. Посмотри, какой он нежный. Корова за свою жизнь ни одного слова не мумукнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, после браги лыка не вязала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не умничай! И не заслоняй товар почём зря!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Растительное масличко! Лучшая олия в районе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А оно рафинированное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, ты що! Самое, шо ни на есть, домашнее!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отрежьте, пожалуйста, мне немного от этой большой части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Це тебе не часть! А давно готовый кусок! Ровно на двадцать пьять рублей. И никто никода ничего от него уже не отръежет! Понял? Той кусочичек, мой ненаглядный, такой и есть, с рождения!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайте мне, пожалуйста, две свеклы, не очень большие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та дэ ж я тоби, сынку, знайду дви свеклы? Ты чы з миста, чы справди з лису? В мэнэ ж тикы одын буряк! /Да где же я тебе так срочно найду целых две свеклы? Сиротинушка несчастный! Ты и правда из лесу, или из большого города?! У меня же только один буряк! (с укр.)/<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему курица такая жёлтая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Голубых не держим! А жёлтая потому, что нормальноё куриноё сало такоё. Ты что, не видел курей в кубиках? Так те ж кубики только из таких специальных жёлтых курей и рубають!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Творожок! Сметанка! Сливочки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где тут где?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе что, повылазило? Творог – в кульках. Сметана – в банках. Сливки – в ведре. Не хочешь? Проходи дальше, там тебе даже не покажут, что в чём!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас нету побольше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Эти самые маленькие.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно сало не такое жирное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …? …Конечно можно! Вот, пожайлуйста, кусок дермантина с моего кожаного фартука! Слыышь! Кума! Тому – кости мясистые, а этому – сало не жирное! Не день, а этот, как его, Петросьян сплошной! Комусь расскажи, так не до смеху будет!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Яички, яички! Только свои! Продаю девять штук, как за десять.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А можно это попробовать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, как же! Один попробовал – не могли всем колгозпом изо рта вырвать! И потом – вдруг ещё подавишься, а мне отвечать. На, купляй, а дома пробуй, хоть не проглатывая! Пищесварение твоё.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подайте вон тот кусочек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, этот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Другой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ещё другее!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне нужно посадить лук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты попала точно по адресу. У меня есть. Де мой кулёк? А, вот! Обрати внимание, час назад купленный, свежий! Знакомая дала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это на посадку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, это на огород.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему такой крупный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так то ж лучше! Можно садить, можно сажать, а можно сразу кушать и не закапывать на целый год вперёд…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Подошла тайная налоговая инспекция, которую все знали в лицо/:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему это вы продаёте вязаные кофточки, а у вас есть лук?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чё ты влазишь в честные торговые отношения?.. «Принесло нечистую!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дивчинка, на цыбулю даром и иди от греха. Тут злыдни [53 - Злыдни – лентяи, воняющие попрошайки. В любом мире есть горсточка работы, чтобы не просить, и есть ведро воды, чтобы не вонять! «Мнимая» жалость к этому отродью унижает всех честно, трудно работающих и оплачивающих законное безделье столь массовой половы. Но ещё хуже, когда злыдни находятся во всех чиновничьих структурах любого делопроизводства и – на каждой ступени официального государственного «контроля»!] наихалы! Время кормёжки… Так что ты там спрашивал? Почему у меня есть лук? А потому! Вдруг «налоговая» спросит: «Как это вы продаёте вязаные кофточки, и у вас нету лука? Непорядок!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что, налоговая инспекция такое спрашивает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Налоговая инспекция», с вашего позволения, как вы о ней изволили выразиться, задаёт и не такие каверзы! Например: «Почём опиум для народа, а почём – для нас?» И ты – оттуда! Быстро тихо выписывай штраф, не пугая людей, и «скрывайся» дальше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вы догадались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та вашу мать-стать по запаху за километр видать! И шапочка с бубенцами Арлекины на лысине гремит на сто метров вперёд, от продавца к продавцу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, вы платите налог только с кофточек, скрывая свои луковые доходы! Получите квитанцию! В понедельник прибудьте и оплатите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отбудем и приплатим официально, не сомневайся! Вот только тебе, семяизвержение случайное, ничего не перепадёт! …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…ОН, отсдоровавшись раз сто пятьдесят, вежливо наотказываясь от «важных» бесед, существенных предложений, заманчивых слов, отскупился почти незамеченным и дёрнул в сторону своего дома, делая большой круг дворами и пустырями. Так было короче по времени, хотя и длиннее по расстоянию. ОН когда-то засекал секундометронометром: по прямой, через всех, получалось минимум до вечера и без продуктов, а если совершить обход, то приготовленный завтрак наступал уже к обеду, как положено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ноги несли домой целые руки покупок. Предвкушение приятного процесса и томительный тощак торопили. В колдовстве «готовить покушать», как и в любом деле с фантазией, нужен исключительно пустой желудок [54 - Сытость – враг творчества!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ты поел, запахи не чувствуются, вкус притуплён, энергия отключена, импровизация в глубоком засаде [55 - «Глубокий засад» – это как «первая-космонавт»] и, самое главное, полный желудок убивает желание. А желание – это всё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дай Бог так готовить, как приходится отбывать наказание на кухоньках смертельно уставшим после работы жёнам. Сильно спешащим, потому что «милый» уже три часа дома на диване чешет яйца, а ещё ничего не ел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дай Бог варить жратву, как многие куливары в столовых, тестолепни в «пельменных» и кашерубы в «ресторанах». Те, что возле плит-жаровень исполняют свои обязанности. Они наизусть знают количества и очерёдность забрасывания предметов в кастрюльные литражи и сковородочные объёмы. Их талант, виртуозность, сноровка, опыт умирают в натягивании из двухсот граммов целого килограмма да на приготовление из жил, отрубей, костей, хлеба и вчерашнего несъетого-разогретого всего сегодняшнего «свежего» мясного к «гарниру».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дай Бог творить украинский борщ такими неумелыми мозгами и такими безмозглыми руками, – как Наташа Королёва в «Смаке». Это то же самое, что насильно распопуляренной «певице» напеть новый шлягер, не попадая в тональность, – как Наташа Королёва в «Смаке».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дай Бог забурдячить насмарку недешёвые продукты под бурдотню какого-то бурдилы из телепередачи «еда-бурда». Несколько дней будете потом, не сходя с «места», бурдеть, стесняясь снять крючок и выйти в коридор. Энциклопедическая бурда в голове – кто сказал, что это преимущество? Клейкотянущаяся бурда с языка – кто сказал, что это не воняет? Размешанная бурда в корыте внутри телеэкрана. Кто сказал: «Приятного аппетита!»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет! Таким, всем этим, можно питаться, но есть – нежелательно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помыв тщательно продукты, разложив всё на трижды чистом столе без единой помехи, ОН достал приятно знакомые с собой предметы. Любимую разделочную досточку /пластиковую потому, что деревянная впитывает в себя соки мяса, овощей, фруктов и оставляет в продуктах невидимые занозы/. Ножи: один длинный, другой – с очень мелкими зубчиками, которые с похрустыванием перерезают всё на дольки и ломтики любого размера без лишней выделившейся капельки. Ложку для помешивания. Только эту, особую, бабушкину, из оккупации, изумительно удобную до сих пор. Повесил на плечо мягкое кухонное полотенечко для открывания обжигающих, слишком тёплых крышек, и для вытирания рук после воды /руки в обряде часто приходится ополаскивать вместе с продуктами/. Поиграл на весу тяжёлой кастрюлькой и сковородочкой чёрного матового цвета, с секунду полюбовавшись идеальными округлыми формами. В этих даже уголь не пригорит – подрумянится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, открыл морозильник и взял самый необходимый атрибут предстоящего действа – холодное пиво. Откупорив бутылочку с хлопочком, налив в бокальчик, мелкими глотками пролив это чудо в себя, рявкнув и вытерев губы от пеночки, опять раздваиваясь, ОН произнёс:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, приступим! Что мы сегодня приготовим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как будто не придумав заранее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давайте зафаршируем перчик! Ага, точно! Тогда достаём рис и замачиваем его в водичке… Вот так! Стаканчик… нет, ещё горсточку… и ещё маленькую щепоточку! Где наша мисочка? Вот она, родная! Хорошо. Водичка. Убираем всё всплывшее – лишнее, ещё раз помешиваем, и пускай постоит, попьёт. Достаём из рук скользящую, тёплую, мягкую, колышущуюся под шкуркой половинку слегка обожжённой, свежей курочки. Медленно укладываем её, беленькую, в водичку с солькой-пряностями, запускаем огонёк под будущим бульоном. Это основа! Это – базис! Это – первый навар! Именно здесь, но не в воде сырой, будут потом маяться наши перцы-бочонки, распираемые из внутри всякими яствами. А пока врубаем музычку. Эх! Классно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утреннее солнышко помогало из окошка, старенький «шарпик» чистенько наигрывал приятные душе мелодии звуков. Пивко согревало из нутричка. Подпевая в пританцовке, ОН хореографически двигался у кухонного столешия, манящего рассыпанной по себе природной красотой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ровно двенадцать ярко красных перчин «ратунда», отобранных «одна к одной», упругими сочными выпуклостями перекатывали по себе капельки влаги;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ещё не загоревшие луковки жеманно лукавили: «откуси, и захлебнёшься от сладости!»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– морковь выпендривалась закруглённостью форм и идеальной гладкостью молодой кожи;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– сёстры-тройнятки, помидорки, едва сдерживаясь, призывали: «Оболочка – блеф! Только коснись поострее, и мы брызнем в улёте!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– матрона – гроздь чеснока, не мельтешась, подобрав белые хОлмы царского платья, восседала в центре;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– банан всё время пытался подкатиться к «обществу», но его излишняя желтизна и некая горбатость форм отталкивали;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– баклажан-нарцисс держался особняком, переливаясь цветами тугого толстокожего сюртука-хамелеона;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– совсем ещё зелёных кабачков и огурчиков никто не замечал, а крупное, колерованное разными колерами яблоко вообще не встревало в согласия-разногласия полов и интересов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живительность и живизна натюрморта заводила все шесть чувств, где-то далеко задевая неведомое седьмое своей природной идиллией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С курочки снимаем накипь и, помешивая, добавляем несколько капелек выжатого лимона, для прозрачности…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если у друга случиться беда, Маску участья не поздно надееть никогда»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весело, с притоптыванием в такт, подкрикивал ОН магнитофону, начиная готовить фарш:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Берём куриный, самый нежный, немного пересаливаем, затем – говяжетелячий. Он – грубенький (перемолотый телёнок обычно не того возраста, как ему бы и нам хотелось), но, смешиваясь с «птичкой» – ай, ай, ай! Добавляем перчика. Перец горошек насыпаем в пластмасску с ручкой и дробим, покручивая. Только так! Если взять готовый – молотый, фарш даже не чихнёт. Ой! Мы забыли, рис уже утолил жажду и его надо подварить. Какую же кастрюльку? Вот как раз небольшая… прекрасно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Он играет на похоронах и танцах…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воодушевлял кассетник на приятное, заставляя двигаться под музыку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помешиваем рис. Сольку – чуть-чуть. Нет, больше! Класс! Огонёк минимальный… хорошо… всё! Дальше снова – фаршик. Теперь время свининки. Его – побольше. Перемешиваем ручками. Ну, вот, пусть три мясика впитываются одно в одного. Переходим к овощам, по ходу помешиваем рис и… пиво. Уахх! Замечательно! Ножичек?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Друзьям раздайте по ружью! И дураки переведутся!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршировал магнитофон наивностью призыва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ритмы совпадали с обалденным настроением и заставили, в неимоверной пластике, один раз отскочить и три раза припрыгнуть к столу. /Здесь искренне не проводится никакой диагонали Макаревича со «Смаком» и параллели – Маргулиса с выходным днём. Просто их песни иногда подходят под настроение/ [56 - Под хорошее настроение подходит многое.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала погружаем помидорчики на минутку в кастрюльку с рисом, пока ещё рис не забрал всю воду. Прилипшая кожурочка потом снимется за секунду, как миленькая, оставив незащищённую голую томатную мякоть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, овощи… ОН любил почистить всё сразу, сложив в пластмассовый тазик, чтобы потом уже больше не заниматься оболочками, кожицами, шелухами. Споласкиваем всё, отлично! Где пиво? Вот оно, родимое! Иэхх!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как замечательно одному находиться у плиты! Творить самому, без кудахтанья, без машки крыльями вокруг, без советов и без вопросов: «Почему кислое, сладкое, мелкое, маринованное, разноцветное, крупное и хмели-сунели будет находиться в одном блюде?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я могу разложить и на два блюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, ты не понял! – продолжается недоумение и не отступает подозрительность. – Почему всё это варится вместе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответ-заготовка был давнишний (гости пёрлись на кухню всё время раньше времени), потому произносился без всякой единой запинки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Облом готовить несколько блюд по очереди. Поэтому «первое», «второе», пол «третьего», кисель, десерт и коньяк с сигарой в кабинете совмещаются в одной скоровародке и экономят время трапезы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Быстрое многословье ответа всех устраивало, так как заставляло невозможно задуматься, а это случалось никогда-редко. Люди любое «задумывание» промахивают, не напрягаясь/. Так и сегодня, довольный, что никто не засовывает нос в кастрюлю, где ещё даже нет запаха, ОН напевал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда продукты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волшебной станут едой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда воскликнешь: «Ух, ты!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И зальёшься слюной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тру бадудат, тудааа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда в закатных лучах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;При свечах<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё будет на столе,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я дам тебе зна-ать, и ты вернёшься ко мне».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подхватившись, допел магнитофон и повторил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я дам тебе «знать» и ты вернёшься ко мне!»…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Готовим фруктово-овощную добавку для фарша. Кстати, рис на две трети уже готов, и мы его высыпаем на мясное чудо. Сыпем так, горяченьким. Он комплементарно смешивается, придавая холодным розово-красным тонам белую горячность. Эх! Где фотокамера?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Натираем по-крупному морковку, много. Теперь так же – яблочко. Режем лучок… не кольцами, не полукольцами, конечно, а маленькими квадратиками. Немножко бананьчика (а его и нет множко – один, больше не надо), мелко… /Кстати. Никто не говорит: «БанаНчик». Все говорят: «БанаНЬчик!» Так почему пишем непроизносимое?/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сковородочка с раскалённым маслом уже готова принять на себя обворожительную массу. Сначала-лучок, двадцать секунд. Ах, красавчик! Морковка, постоянно помешивая деревяшечкой, сладкие компоненты и, на тлеющий огонёк – мякоть одного помидорика, чесночок. Подсаливаем и ждём, нарезая кубиками кабачок, баклажан и огурчик. Чесночок – ножом, без всякой чеснодавилки, косилки, дробилки, молотилки. Не отдаём сок понапрасну. А что у нас в сковородочке? Боже! Красота! По вкусу, виду и запаху – готовченко! Половину отдадим фаршику, а другую стелим в нетерпеливую кастрюльку. Начинка для перца, готовая ко всему, возбуждённая и подрагивающая от прикосновения, стоит в сторонке, но – недалеко. Вобрав в себя последние цветовые гаммы, она просит: «не вари воду, ешь меня так!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну-ка давай ополоснём тщательно освобождённую сковородку. Сейчас, залитая очередной порцией масла, она, раскаляясь, будет ждать новых клиентов. Распределив равномерно по площади «синенький» и всё остальное порезанное, добавляем два оставшихся измельчённых помидорчика и мелкокусочный уже, разноцветный перец. /Красный – вкус, зелёный – аромат, жёлтый – ни то ни сё – цвет/. Так! Чем же всё подсолить? Может, лучше солью? Подперчим, удавим огонь. И – начинаем начинять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эх! Вот так бы всегда! Заниматься только красивым добрым делом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пусть другие побеждают в войне. И сжигают мосты-ы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окунул «мордой» в «лёд» магнитофон. Вечно земля ударяет, как ни взлетай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бэ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Показал ОН язык кассете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот не было бы ни войн, ни поджогов, когда бы каждый занимался только красивым и добрым делом! Понятно!? Откреститься и рушить просто. Попробуй, протестуя, возводить! «Мостожоги»! [57 - С лёгкостью всегда сжигаются те «мосты», что, выстраданно, возведены не тобой.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ножом с острым концом аккуратненько протыкаем и вырезаем отверстие вокруг зелёного перчичного вмятого пупыришка с хвостиком. /Есть красивый секретик: если мы встречаем гостей и хотим подать фаршированный перчик как одно из многих блюд на глубоком глиняном подносе, разноцветными шеренгами, то вырезанный ломтик с хвостиком – очень важный компонентик! Мы не жалеем место в кастрюльке и устанавливаем вертикально только один ряд перчичков с начиночкой, не затрамбованной и не выпирающей а ля «дальше не куда», нет. Мы сохраняем ямочку для «крышечки». Тут опять, в который раз, можно сымпровизировать и поменять местами эти «крышечки». Получится настолько красиво: зелёная перчинка с красной шапочкой, красная – с жёлтой кепочкой, жёлтая модница в зелёном беретике набекрень… Толстые хвостики. Гости обомлеют! И вы увидите не понаслышке, что: «на вкус и цвет товарищи есть!»/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но гостей не ждалось. «Разве что, марсиане с луны свалятся для разнообразия или, на худую милость, из другой страны кого таможня завернёт на голову…» – ОН засмеялся сам с собой, возвращаясь к тому, чего не покидал [58 - Не отталкивай сиюминутность! Это единственное, что у тебя есть!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где мы были? А! Вынимаем сердцевинку. Трусим об ладонь семена, вот так! Вот наша чайная ложечка? Зачем? А ею мы соскрёбываем внутренние белые перепоночки. И этой же ложечкой, тщательно, без суеты, утрамбовываем начинку в полное пустое пространство сладости. В сковородичке, к этому времени, вся масса чуть меняет форму на более изысканную и шепчет о своей готовности выйти в свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах ты, красавица моя! Ну-ка, поди сюду! Перекладываем тебя вторым «шаром» в кастрюленцию. Замечательно! Всё! Парад построен! Музыка льётся, салют брызгает! Начинают прибывать основные гости!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перечные, распирающиеся докрасна грудки укладываются стоя. Теперь заливаем их остывшим куриным бульончиком. Не кипятком (толстая накидка сморщится). Даём осторожно кипнуть первый, несмелый разок и – вновь перец да соль, соль да перец-«горошек». Два лавровых листика, чесночёчичек. Медленный огонь! Враг повержен! Всё! Крышка! Кайф! Укроп ждёт полного приготовления и нырнёт только после прекращения подачи газа в самые отдалённые регионы придонья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вуаля!!! Состояние, близкое к искомому! Осталось совершённому чуду самому, без вмешательства потустороннего, настояться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН помыл посуду вручную, вытер столы происшествия и, с утомлённым удовольствием, томно присел на табурет. Развалившись, почувствовал красивую боль в суставах, связках и мышцах. Вчерашняя тренировка радовала. Сегодняшнее творчество ублажало. Одухотворённое спокойствие возносило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё так вкусно смотрится! Есть жалко!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аромат нежным дымком покрыл окрестности из приоткрытого окна. /Запах всегда вкусней еды/. И перестали ползать по крыше голуби, и завыла, где-то на уровне третьего поверха, собака, и заглохла, окунаясь в этот запах, соседка, на какую-то минуту давясь и проклиная все свои слюнные железы, вместе взятые…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День удавался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, господа! Если у вас специально найдётся лишний «выходной». Свободная кухня. Доброе утро. Ласковое солнце. Простая музыка. Холодное пиво. И желание хорошего настроения. Считайте, что самый замечательный перец у вас в кармане!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ФРАЗА добавила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Получайте настроения собой!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крыть было нечем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе ко сну приснилась песня Макаревича, причём, покуплетно:<br>
&nbsp;//--&nbsp;1&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Опять к этим идти. Спорим, она натянет платье выше колен с рюшечками. Блёстки вокруг глаз. А он: галстук, завязанный, сколько себя помню, … лет назад. Встанут на дверях: Ах! Ах!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тихо! Пришли!.. Ой! Милые мои! Какие вы сегодня красивые!»<br>
&nbsp;//--&nbsp;2&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А мне селёдку! Нет, не винегрет. Водка под селёдку. Ну, за тёплую обстановку!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тебе уже хватит!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Заткнись!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«О! Музычка! Ах, эти ярмарки-краски, разноцветные качели… Все! Все! По кругу! Машем ногами! Выше, выше!..»<br>
&nbsp;//--&nbsp;3&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Он опять тебя лапал! Я видел. Ну, всё, я ухожу! Пошла вон с дороги! Я сказал – ухожу!» В носках, без пальто. Хлоп дверью! Вниз по лестнице. Хлоп дверью!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 Закрылась в туалете, вырвала, заревелась, размазалась вся… Какие там гости! Тут хоть вешайся!<br>
&nbsp;//--&nbsp;5&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на балконе – ругань, толкание, оскорбления! «Один – на один»: пуговицы – по полу, кровь – по зубам, по носам, по рубахам…<br>
&nbsp;//--&nbsp;6&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замёрз, вернулся. Дверь в подъезд захлопнута. Стучал, кричал, свистел, кидал камни. Так и заснул на лавочке, скрутившись ежиком. Утром сосед открыл, помог расправиться.<br>
&nbsp;//--&nbsp;7&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулись с болью. Умылись, затёрли одежду, подтёрли пол, притёрлись скромно за вчерашний, упрощённый стол. Тихое опохмеление. Отвлечённый взгляд в стекло, разговор вполголоса, равнодушие, полуулыбка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ах! Какой был изысканный бал!..»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;10<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг за дверью, тщетно пытаясь позвонить, постучали, нарушив идиллию вечерней ночи. Звонок не работал. Но нажималка благополучно висела на проводе, подзадоривая или обескураживая всех назойливых своей тишиной. Кнопонька была однажды освобождена из рабства «звонить», когда на неё жали. /ОН давно скрутил «звонарю» все проволоки, аккуратно с хрустом и куском плиты выдрав это «квазимодо» из стены, чтоб не пугало/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас, оказалось, в дверь приехал из-за рубежа друг-детствасодногодвора [59 - Отнеситеськэтомубезпредвзятостей!] и инкогнито, спасаясь от всех знакомых, по стеночке сразу же «попал на фаршированный перец».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кучерявый! Привет, дорогой! Ты откуда? То есть, ты-то куда? То есть, ты не то здесь?! – нашёлся спросить ОН. – Здороваааа! Ну, щчас гульнём! Я позвоню утром тогда – на пару дней больничный возьму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Валерка (Кучерявый) /у него и в пионерском лагере было повышенное оволосение /, стал доставать из сумок разных водок [60 - Всё-таки, оказывается, действительно не верится – водок множественное число бывает, бывает и ещё как бывает! Даже на утро может остаться!], висок, коньяков и многого всякого остального, существующего за ненавистной границей. Вот, что значит неплановое безалаберное ведение хозяйства. Сплошные незапланированные излишки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое пищевое изобилие невозможно было поглотить в течение неких недель даже под пытками. Проглотить эту еду было эстетически формально нереально из-за стандартной площади желудка, а этически морально неудобно из-за продуктового положения стран, которые в этот момент голодают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слуушай! Ну, вы и живёте тут! В продажном магазине все кричат! Толкаются! Ругаются, хотя ничего не покупают! При этом матерятся и хамят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, какая красивая бутылка! Это, наверное, дорого!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь – да! Как целая ваша зарплата в Украине! А там у нас – копейки! Всего лишь как одна ваша зарплата в Украине. Ты, как всегда, тактично отбиваешь от темы! Я о магазинах, а ты о бутылке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ведь «бутылка» и «страна» – эти два понятия «не разлей ножом!». Ладно, что ты там нашёл в наших магазинах?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нашёл? Легче найти в лесу миксер с термометром от пылесоса, чем у вас в магазине «продукты» сами продукты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, ты не в те «продукты» угодил, с непривычки? Например: «Продукты перегонки нефти»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да пошёл ты! Там была фотография колбасы – на всё окно! В общем, так: ни корзинок, ни колясок! Всё таскаешь в руках, прижимая подбородком к груди! Отрезанное заворачивают в толстую шерстяную бумагу! Духота! Вонь непроглядная! Пот льётся на подозреваемую еду (сейчас на себе испробуем). Где кондиционеры?! Колбасы и сыры, ещё по моей глубокой просьбе, с третьего лишь раза накромсали стограммовыми шматками недовольными рожами, но когда попросил хлеб нарезать и упаковать!!! Получил очень конкретный отказ с неинтеллигентным предложением: намазать мне мышцы позвоночника изюмом из майского мёда! Подобрался, было, к секции со спиртными напитками – докупить, чтоб «было»: «Извините, говорю, пожалуйста, и пожалуйста, извините, но нельзя ли за мои деньги попросить некоторые виды напитков и пива подать не с витрины горячей и пыльной, а из чистого холодильника?» Так представляешь! Тот изобразил из себя телескопа в аквариуме, зафиксировав на лбу свиные вишни, и вдруг заговорил человеческим голосом: «Хана! Докатился! Последний холодильник из дому пропил!» А я только щас сообразил, что меня ненавязчиво пытались унизить! Ладно! Я его прощаю!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прощение – щедрость умных!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не нашёл винограда! Мне сказали уменьшительно, как хворому: «В такое время винограда ещё нет!». Я говорю: «Ну, хорошо, а вечером будет?» А они мне долго и снисходительно пошли в объяснимку: «арбузы, клубника и середина лета не бывают одновременно в одном месте, рыба идёт на нерест только по весне, медведи заваливаются спать на зиму, а сбор урожая приходится на осень. Законы природы не обманешь!» Бедные люди! Они не ценят своего счастья! А их счастье зиждется* просто на незнании, насколько плохо они живут!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счастье часто зиждетс на незнании. Не старайс знать все! А еще лучше – старайс знать не все!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А много ль «человеку» надо?! Плюшку – не подавиться! Пляшку – не захлебнуться! Плошку – не обваляться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На кассах нет полиэтиленовых пакетов для всякого купленного разного. Пришлось, потеряв очередь(!), вернуться – приобрести прямо там пару сумок хозяйственных. Какого хозяйства? Вопрос. С такими сумками любое хозяйство развалится! На выходе с разгона врезался в тяжёлые двери. Оказывается, они сами не открываются! На них надо жать, навалившись всей мощью массы тела или сильно тянуть, как бурлаки Волгу. Пружина тугая. Я, пытаясь выбраться, защемил себе лёгкое и получил удар сзади, по почке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такси под супермаркетом обыскался! Заказал какое-то приватное «авто». Внутри заросшая слякоть! Водитель всё время курит. Окно открыто – вонь летит!.. Ужас! Как вы тут живёте!?!?! Ладно, бросим! Ну, как вы тут живёте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально, только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отлично! Наливай! Потом накроешь, а то я с дороги, не видишь? А чё ты не спрашиваешь «как мы там живём»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да как-то не успел ещё из-за щебетни какого-то придурня. Но уже знаю, в общих чертах: большие яркие иностранные гастрономы с целлофановыми кулёчками, всё на тележках, работают вентиляторы, двери сами, без пружин открываются и помогают относить покупки прямо под просторные и чистые «такси», которые пристают всей улицей. Хлеб нарезан и намазан маслом. Куда ни шагни – холодная водка. Виноград сыпется, успевай подбирать! А зажравшиеся покупатели никак не придумают повод придраться к бедным продавцам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно!! Откуда ты знаешь? АААААА! Был у нас! И не заехал!? Я бы встретил и проводил! Как следует! Гордый, блюха-маха! Мог бы заранее мне позвонить или информацию скинуть, скотина редчайшая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я потерял спичечный коробок с адресом твоей электронной почты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грустно сострил ОН.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После третьей разговор набирал силу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не рады нам нигде! А ты был бы рад татарам, которые наехали ордой, да ещё оказались трудолюбивее и смекалистее на триста лет вперёд, чем местные небелунгмы!.. Нет! Конечно они «по-своему» для себя не глупые. Но тупорыыыыыылыее! Ещё далеко, здесь в институте, у меня в группе была студентка… Тупее невозможно себе придумать! Включая дополнительную фантазию в ночь на Ивана Купала. С получением диплома о высшем образовании для неё было всё решено заранее. Место в тихой волостной заводи, прикармливаемое родителями в течение многих лет и ожидавшее «наследницу»/. Хоть маленький и дерьмовый унитаз, но насиженный, согретый и доходный/. Все пять лет она выстаивалась таЯ себя и тАя от себя, где-то с заднего боку, отмалчиваясь за тенями передних фигур. А, когда раз в год эту несчастию спрашивали, её вставание косило на психушку перед «присяжными». На самом деле, «психушка» не со зла давно косилась на неё. И, если вдруг Томара [61 - «Томара» с буквой «о» было в паспорте.] Волошенко заговаривала… То это было «все, кто спрятался – выходите, я стратила». /Иногда, за долгие годы, несмотря на усилия родителей, нужно в институте произносить слова хотя бы для того, чтобы тебя узнавали по голосу!/… Интеллект потерпевшей обескураживал догадкой, что истинно – нет пределов для костей мозга, как вперёд – до бесконечности, так и назад – до запредельности! Томара Волошенко стала именем назидательно-нарицательным. Но не надсмехательным /над чем тут было смеяться!/. Единицу тупости назвали «один волошок» – сначала в группе, затем – на потоке, потом – на курсе, стало быть. И начались измерения. Полный кретиноид Вадик АлександрОв /это он сам так настоятельно просил всех делать ударение на «дрОв»/ дорожил только двумя вещами: одним чемоданом под кроватью, и вторым чемоданом под кроватью. Первый – собирал, а другой – тратил. Один служил для накопления неоднократно использованных носков (три пары), чулок (когда холодно), галстуков (одна штука, завязанная навсегда), маек подрубашечных летних, футболок с начёсом осенне-зимне-весеннего сезона (под ту же рубашку), двух красных плавок (Вадоша носил их под трусами летом: вдруг придётся искупаться, а зимой: чтоб не поддувало), и другой нательной утвари с затвердевшими разноцветными пятнами [62 - Свои носки не потеют!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот чемодан один раз в три – четыре месяца, когда соседи по комнате начинали тактично методично избивать Вадика, отвозился в частную постирочную прачечную, которой владела Александрова мать у себя на реке под домом, в проруби.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй чемодан был не менее, если не сказать более чем «не менее» дорог грядущему интеллигенту, так сказать, «будущему крему в самом вздутом слое начинки общества». Этот перламутровый беременный крепыш-чемоданище, давно сорвавший замки и крепления от натуги /видимо, ещё тогда, когда Александров старший таскал в нём поршня с РТС/, выдвигался из-под кровати каждое утро. Там были лекарства. Вадик набирал горсть таблеток, глотал без воды и бормотал, приговаривая: это – чтоб голова не заболела, а это – вдруг всё-таки заболит. Это – чтоб на второй паре не уснуть. Это – для не отвлекания на девок. Это – против туалета, чтоб, значит, не поносить не вовремя. Это – для памяти. Это – от геморроя в старости. Это закапаю в уши и глаза. Это возьму с собой – если повезёт, и профессору станет плохо. А остальное – на потом!.. Энтот красавчик тянул, по мнению курса, на все семнадцать «волошков». У тебя стаканов нет побольше? Что мы цедим! Yes! Погрохотало по организму! Лимоньчик и бананьчик сушёный! На чём я остановился?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На стаканах. Банки поллитровые покатят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Я не о том, не перебивай! А! Ещё был один не вырезанный, замедленный кадр – Гончаркруг Коля! Стройотряд прозвал этого «Коля» «Большим Ломом» за то, что тот ходил всегда с двадцатипятикилограммовым ломом – «качался»… Крушили мы стену одного амбара, построенного «кулаком» в начале позапрошлого века или ещё более ранешнего – неизвестно. Но очень видно было, что та вражеская, зажиточная морда всё делала «на совесть». Хапуга и не подозревал, как тяжело придётся свободным, счастливым людям через двести лет ломать всё это. Вот же ж сволочь хозяйственная! Кирпичики, понимаешь, тоненькие, подогнанные один к одному по ниточке, швы ровнёхонькие, поверхность идеальная! Как будто специально заранее глумился, гад, над успехами развитого социализма! Какой-то трактор молотил, молотил ковшом, потом – болванкой, пудов на сто. Хрен там! Стоит стенка, только крошка мелкая порхает. Устали мы с трактором, сели отдыхать с сигаретами, а Коле зашутили: ты, мол, с той стороны, с разгона, бей ломом, а мы внимательно посмотрим и покричим тебе, если кирпич сдвинется. Большой Лом раз сто разбегался и ломил на всю матуху. Лом притупился, отдача отбрасывала Колю на землю, но при каждом ударе, человек пятнадцать вяло кричали надтреснутым хором: «Есть! Пошло! Давай! Вперёд!» Неизвестно, кто больше устал – ломоносец или те, кто сидели за той же стеной с обратной стороны и давились табачным дымом, даже не вздрагивая при очередном ударе. Вечером Колю оштрафовали из предстоящей зарплаты за порчу и расшатывание основной стены будущего зернохранилища. Потому что решили больше не ломать её, а пристроить ещё несколько, и назначили ту, злополучную стену – ведущей. Получалось, что Большой Лом намеренно царапал основную базовую опору будущего социалистического хлебосборища страны. Ещё у Гончаркруга была тайна. Коля не ходил «по-большому» ровно три дня и три ночи. Мужик мужественно терпел и, как сам признавался /кто б ещё за ним следил?/, всё это – на пользу: «Внутреннее содержание, не находя выхода, оседает в мысцах» [63 - «Мысцы» – дословно переданное Колей произношение, даже интонация не изменена.]. Прошу учесть – этот человек учился на медицинском факультете, где физиология человека как бы больше, чем просто профилирующий предмет. Но Николаю можно дать скидку. Почему? Ведь про истинное значение «какания» курс должен был дознаться только в следующем семестре… Это счастье – Коля – тянул, по голосованию ответственного большинства, аж на двадцать шесть «волошков», не меньше! И ещё шесть дополнительных очков, как бонус, за крылатое выражение: «Сегодня – это вам не вчера!» /Выражение всеми потом использовалось, как ответ на любой затруднительный вопрос./ Были и другие уникумы! Несколько твёрдых, отборных десятков можно было бы набрать только по курсу! Не по факультету, не по университету, не по… и так далее. Неисчисляемо – по жизни. Вот, к примеру… А подай баночку с каракатицей, открою… наливай! Эх! Каракатица классно под редисочку катится! Ух, ты! От удовольствия срифмовал, как поэт песенный. Вот, похрусти на, с солькой. Ну? …А я что говорю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты говоришь: «Вот, к примеру…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, точно! Эти все примеры я привёл для сравнения специально, чтобы провести усреднённую параллель! Семьдесят процентов аборигенов там, где я сейчас живу, не дотягивают до 0,1 «волошка»! Их темперамент потакает безмозглости черепного бочонка. Прежде, чем включить подобие разума, они должны сутки заряжать его в розетке, и то – хватает на две ступеньки по лестнице или на два этажа в лифте. Потом, на подсаженных батареях, приматы в одежде /ты бы видел их «одежду»!/ начинают варнякать. Спрашивают подряд вопросов пять, не слушая и не желая понять ответов. Снова вопрошают и отвечают сами. Потом в том же ритме задают те же вопросы в обратном или смешанном порядке и снова галдят сами с собой, не соображая себя и других, к кому пристают. Самая большая наша ошибка в том, что мы ко всем прямоходящим относимся, как к людям, пытаясь оправдать их нечеловеческие повадки и поступки. /Быть рождённым среди людей – совсем не значит быть человеком!/<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не преувеличивайте человекообразное в обезь нах.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не будем уже чокаться, эх! Жув-жав-жов, паршивая колбасня! Так вот, сейчас я срисую тебе гравюру, хоть всегда плохо рисовал. Потерпишь! Представь! В супермаркете три молодых, перспективных (из тех, кто всю жизнь работает в поте отца), симпатичных по местным меркам образины громко толкутся возле стенда с арбузами. Арбузы порезаны пополам и затянуты целлофаном /целый – огромный, а в половине ещё и внутренности видны – удобно/. Я ж думаю: «Интересно, в чём тут масло-лес и сыр-бор?» Оказывается, всё просто, как горб у черепахи. Они спорят о том, какая половинка слаще. Долго стукая по мякотям кусков, прикладывая к уху в надежде, наверное, услышать сладость, принюхиваясь к тёплому полиэтилену, в истерическом поиске рождения спорной истины одно попандопуло всё-таки доказывает свою правоту, зубами надкусив подплёночную красную поверхность и поперхнувшись соком. Остальные соглашаются, тоже не преминув отведать, и отходят в сторону касс. Продвинувшись недалеко, «стайка ребятишек» /лет под двадцать пять-восемь/, снова начинает громко разбрасывать на жирных покупателей сопли изо рта. /Шестьдесят, шестьдесят два, семьдесят четыре с половиной процентов граждан жирные, как слономатки на вертеле у циклопа. Культ жратвы возведён во что-то большее, чем религия/. Парни одновременно, то есть вместе, доказывая друг другу недостаточность одной половинки арбуза на всех, возвращаются к ягодам /а я, уперевшись на швабру, наблюдаю/ и начинают поиск, теперь – целенаправленный. Нет, давай выпьем, а то я не могу. О! Ты смотри! Эта водочка чище! Ну-ка, кто производит? И икорочкой забрызгаем дёсна. Раскусим-ка её, упругую. Ага, слушай дальше: значит, так, один держит на весу понравившуюся опробованную половинку арбуза, а двое остальных по очереди прикладывают, прокручивая, все другие /штук тридцать/, по полоскам рисунка выискивая недостающую часть. Логика – не придерёшься! Не получается. Почему? Так не должно быть! Если есть половина, значит, существует вторая. А её нет! Что-то в этом супермаркете не так! Обман покупателей налицо! После долгого лихорадочного размышления вся проверка повторяется от конца до начала. Не удовлетворив свой глазомер, три «надежды страны» на лучшее настоящее и сказочное будущее скандально требуют к себе наёмного директора огромного магазина. Тот, переставая позировать в рекламе кисломолочных продуктов, быстро расшатывая зад в трёх известным нашему миру плоскостях, по ходу кетчупом разлизывая по всем щекам широкую белозубую радость, на присогнутых в обратную сторону коленных суставах трусцой подбегает к «всегда правым потребителям». Вмиг оценив ситуацию, главный управляющий по мегафону подзывает работников сферы укладки овощей и строго приказывает поднести несколько целых ещё арбузов. Затем, обращаясь к кретинам, говорит: «Извините, я не успел уследить, и вторую половину вашего арбуза уже кто-то купил. В следующий раз я буду внимательней, а в течение будущей недели обязательно накажу работницу одной из касс, которая не соизволила даже поинтересоваться у покупателя, половинку какого арбуза он выносит с собой из магазина. А сейчас, при вашем присутствии, я сам, лично разрежу несколько арбузов, затем перемешаю половинки и мы все вместе, я уверен, найдём точный компромисс каждой части одного целого. А тот кусок со следами чьих-то зубов возьмите в подарок, всего лишь за две трети полной стоимости целого арбуза. На кассе скажите, что от меня, вот вам визитка и в следующий раз, пожалуйста, если вам вдруг не понравится половина банки майонеза или внутренняя часть консервы, обращайтесь непосредственно ко мне, и я всё исправлю. С каждым его словом уши ослов росли, а заносчивость носопырок подымалась. Получив «своё», гордо возвысив челюсти, ишаки побрели расплачиваться, ощущая силу свою. Я подсмотрел за ними на выходе, мне было интересно. Они сели в «Мустанг» кабриолет и, врубив музон лабательный на все вольты шести колонок, грубо вырулили со стоянки, зацепив тихую безобидную «Пежу». Эээээхх! А водка действительно ничего! Чав-чав-хрум, огурцы пахнут огурцами, ну и ну! Да? Нет! Ты попробуй! …А там, представь! Павлины по школьному двору ходят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что? Сам представь! Если по двору нашей школы воробьи пройдут, кто-нибудь удивится? Живут они тут, вот и ходят себе!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто где живет, тот там и ходит.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колибри над цветком манго. Колорадский жук на листке картофеля. Обычные картинки местной действительности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После седьмой разговор набирал силу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё подчинено магнитным карточкам. Хочешь снять наличные со своего счёта /с другого – не дают/, проведи карточку и возьми из автомата, сколько хочешь, в размере твоего накопленного и немного ещё, дозволенного банком, сверху. Сделал покупки, дал свою кредитку, кассирша отбила, и иди домой спокойно без покупок. Их привезут в удобное для тебя время, на удобный для тебя этаж квартиры. Есть карточки постоянного клиента в фирменных магазинах для получения скидок, пластиковые карты твоей поликлиники /там всё твоё здоровье/, магнитный кард на работе, для прихода и ухода – пришёл утром или когда там, отбил карточку; ушёл, снова провёл, и в компьютере вся доскональная информация до секунды. Не нужен на проходной никакой человек с ружьём на штыке и кипятком в котелке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь – раритет! Настойка из морошки! Где достал? Не спрашивай! Раз попрОбнешь – навсегда попомнишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ууууу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После десятой разговор набирал силу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принёс я как-то на работу кетчуп. То ли «Душа хозяйки», то ли «Хозяин душка», то ли «Отдушина хозяйства»… точно не помню мудрёного названия, но из наших стран. Выставил на стол за обедом. Всех сразу озадачила форма бутылки и стеклянная поверхность содержимого. Сначала «ненормальные» пытались выдавливать себе на сэндвичи крапочку аппетитного на вид соуса, но стекло не поддавалось сдавливанию, и масса ляпала по всему столу огромными кусками, не замечая подставленной еды. Потом немного понимающий по-русски попытался прочитать, что это. /Его родители приехали из Рязани, но он родился уже тут/. Прочитать-то прочитал, но понял не всё. Позвали меня. Я объяснил, что это для мяса коровы, курицы и кролика. На последнем слове все охренели до оранжевости загорелых лиц. Дело в том, что, сказав «кролика», я перепутал немного и сказал «носорога». /Не знаю, как из мухи слона, но из кролика носорога я сделал, изменив всего один слог/. «Кого-кого?????» – «Носорога, «кого-кого». Что вы падаете с эвкалипта, обыкновенного но-со-ро-га». – «Кетчуп для мяса носорога?!» – «Да, кетчуп для носорога, серенького такого, иногда беленького. Что тут страшного?» – «Подожди, подожди! Что, в Украине есть носороги?» – «Ну, блин! Не только есть, но и в каждой второй сельской семье пасутся стадами в клетках, травоядные». – «Носороги, в клетках?!?!» Ты бы видел их лица – улыбка от боли. Это было похоже на то, как, я помню, у заснувшего на обочине пьяного заболела нога, а ему, ничего спросонья не понимающему, сообщают тактично, что по его ноге проехал трактор и извиняются… «Конечно в клетках. А где же ещё! Попробуй выпусти, так разбегутся, заразы, толкаясь задними лапами, не догонишь». – «Что, и продаются свободно?» – «Ну, нет, наверное! Только по интернету – из-под прилавка! Конечно, свободно! На базаре некуда плюнуть в сторону, попадёшь обязательно в носорога!» – «Стой! Стой! А что, их ещё и едят?» – «”Стой-стой”, – я и так никуда не еду. А что же с ними, по-вашему, делать? В аквариуме разводить? Конечно, едят. Мясо, правда, немного жестковатое, но если протушить как следует, то совсем ничего, годится. Самое главное, не обмануться и не купить кого-то другое. Для этого заднюю ногу оставляют со шкурой и мехом, чтобы покупатель не взял “кота в мешке”». – «И сколько лет едят эту тушу?» – «Какую тушу? Если семья большая – три, четыре человека, то на праздник и по два носорога уходит, а будь собака в доме, так и косточки не останется». – «И в этой неволе они размножаются?» – «Репродуцируются аж бегом! Даже есть пословица народная: “Плодятся, как носороги”. После рождения маленьких комочков самца, правда, сразу отсаживают в другую клетку, чтоб самка не нервничала. Она в послеродовой ярости бывает страшной. Топчет детей и бьёт головой проволоку загона. Но, если отец в другой клетке, то мать спокойна /как у людей/. Вообще, носороги безобидные, дети любят с ними играть, только когда их купают, нужно смотреть, чтобы вода в уши не попала, а то могут сдохнуть, жалко!» – «Ну, хорошо, а куда девают шкуру?» – «Куда, куда! Туда! Из трёх, четырёх шкурок получается тёплая шапка на зиму». – «В смысле, крыша на весь дворик?» – «Да нет, шапка на всю голову». – «Ну, у вас и шапки!» …Настойка ягодная, крепкая! Чем закусим? Ну-ка, ага, вот патисоньчик и грибочки, да буженинкой надавим. Подай-ка яйцо сырое, желточек оранжевый – сейчас в тему! Оооох, устал!.. Так вот, пришёл я домой и рассказал эту историю одной из /старшей и младшей/ дочерей. Она тут же поправила меня на пару букв, и всё встало на свои места. Утром несколько самых настырных человек, не приступая к работе, затараторили, что всю ночь пытались сопоставить в интернете Украину с носорогами, и это у них не вышло. /Как вообще интернет выдержал затребование данной информации и не самоликвидировался?/ Я, извинившись, успокоил дотошных правильным произношением «кролика», но все даже не улыбнулись – видимо, шок был конкретный, а исправить пережитое одним махом было невозможно и требовало времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После тринадцатой разговор был в силе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё-таки есть положительная черта в том, что страна советов, заветов и наветов находилась много лет за забором с протянутым по колючкам проволоки ядерным зарядом. Сохранились навыки «общего образования» и «примитивная» система обучения понятиям обо всём, что нас окружает. Система несовершенная, допотопная, – как мы её сами ругаем, но дающая познания элементарных азов всех процессов. Остался язык, выражения из которого бытуют во всём мире /и далеко не только мат/. Шутки, пословицы и поговорки – наши! Даже перевод с латыни на многих языках звучит, как у нас. А мы всё время стесняемся красоты и точности разнообразия нашей речи. Посмотри, когда «забор» сломали, вместе с неким чем-то безусловно хорошим на наши головы хлынула словесная канализация, причём если бы чистый английский, а то ведь сленговый брудной американский. Но, раз не уходить в сторону, то давай только об образовании и о знаниях чего-то того, без чего это что-то, настолько простое для кого-то, кажется чем-то невероятным, чтобы осознать и поверить чему-то, что мы отчего-то знаем как нечто то, что само собой разумеется… Пива, пива скорей! Фух! Пришвартовался! Ну, как отрапортовался? Нигде не загруз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почти хреново, но понятно. Девяносто трезвых обезьян не смогли бы сказать умнее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, ладно, не начинай! И не встревай, а то ты как начнёшь, так мне придётся слушать, а я хочу высказаться. Потому что кто-то должен слушать! А кто-то должен говорить. Но не наоборот! Я сейчас в образе и продолжаю – об образовании. Там дети, видите ли, с седьмого класса выбирают, какие науки будут изучать для получения аттестата об окончании школы: физику или химию, географию или язык, литературу или историю… То есть не всё для нормального развития, нет! А частично, типа, углублённее. Это «углублённое» – уровень нашего весьма поверхностного. Окончившие школу ребята с трудом отвечают на вопрос, как назвать шестьдесят минут одним словом. Задача: «что это – триста шестьдесят пять дней?» ставит их в тупик… Как-то несколько человек позднего студенческого возраста услышали мой вопрос: «А сколько это – тридцать часов?». Долго совещались, спросили правильный ответ и, когда я, проявив – как думал – чувство юмора, сказал: «две ночи и полдня», ушли, пошёптываясь, на другой край бара… На мой глупый вопрос: «Что тяжелее – килограмм железа или килограмм ваты?», хором орут: «Кило железа!». Молодые люди за двадцать не знают: отчего приходит ночь и наступает день. Почему случается зима и с какого парохода сваливается лето. Ответить, где какие материки, страны и, не дай Бог, столицы этих стран – лобовой столбняк! А когда я осторожно, негромко уведомил некоторых о том, что Солнце – это звезда, меня подняли на такой смех! «Солнце большое и – днём, а звёзды маленькие и – ночью», – осведомил меня, вытирая слюни от ржачки, самый разумный. Этот уже давно отслужил в армии, и его мнение уважали… Слушай, где ты был? Кому я это всё рассказываю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В туалете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что так долго?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вышло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зачем тебе сейчас стетофонендоскоп и бинокль???<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это знаки внимания к тебе. Чтобы лучше тебя прослушивать и наблюдать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даа? …Нуу, ладно…………..! Когда мы, значит, приехали, нужно было сразу определить детей в школы. Отправились на различные собеседования и учителя растерялись: младшая, не доучившись в третьем классе, выдавала уровень шестого, иногда заскакивая на седьмой. Сказали: «ну, в шестой мы её определить не можем по возрасту, а в пятый – пожалуйста, только ей там будет нечего делать». И действительно, в пятом классе ученики под линеечку с дырочками чертили отрезки длиной в три, пять и, что самое недосягаемое для всех /как дополнительное задание, в плане отбора на олимпиаду по математике/, в семь с половиной сантиметра и двадцать четыре миллиметра. Старшая, чуть-чуть не закончившая здесь десятый класс, пришла там домой после первого учебного дня, упираясь лбом в дверной глазок и поддерживая худой живот руками. Они сегодня, на уроке десятого класса, полдня умножали сто на десять, десять на тысячу и, с усложнением, сто одиннадцать на двадцать без калькуляторов. Американская система обучения исключает самоподготовку и желание узнать что-то дополнительно. Периодически проводятся контрольные. Пишется вопрос и на него даны четыре-пять ответов. «Выбери меня» называется. Ответить, зачеркнув правильную опцию, не трудно, если вопросы корректные, но маразм ситуации заключается в том, что несколько ответов могут являться верными. Например, приблизительно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дятел это:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Птица, которая летает и стучит по дереву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Птица, которая не летает, когда стучит по дереву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Птица, которая не гнездится на дереве в дупле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Птица, которая дуплится в дереве на гнезде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Рыба отряда длинноклювых птиц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верным является только один вариант. Вот и попробуй отметить наиболее нужное определение. В этой ситуации тебе придётся угадать настроение того дятла, который придумал этот вопрос и который вообще видит здесь правильный ответ. Письменный запрограммированный экзамен исключает твоё общение с преподавателем. Нельзя аргументированно отстоять свою версию, ссылаясь на многие источники. Невозможно показать не только эрудицию, но и способность рассуждать. В этом тестировании самое главное – угадать психологию вопрошающих, встав на их тяжёлое место, и недалёким взглядом оценить ситуацию, причём этот взгляд должен быть сильно притуплённым. Наши дети – психологи по жизни и справляются с задачей, как два пальца обжечь, в отличие от произраставших тут лантухов. Почему рюмки пустые?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я слушаю и пригибаюсь от размахивания твоих эмоций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно и наливать, и пить, и не отвлекаться, и вести себя воспитанно по отношению ко мне – одновременно! Вообще, о воспитании детей там – разговор бесконечный и неприятный. Дети возведены выдумано, искусственно, неумело в лик недотрог, непотрёб, недоспрос, недай Бог. С одной стороны, может, и правильно – «относиться к своим детям хорошо» / шутка/, но есть ещё минимум десяток сторон. Эти «ангелочки» до пяти лет возятся в колясках с сосками в ротовой полости и с памперсами – в противоположной. До десяти лет учатся говорить и до смерти потом не могут заткнуться. /Цыгане Советского Союза прослыли бы здесь культурными «Вас тут не стояло!»/. Лучше бы многим из них до ста лет не вынимать кляпов, чтобы помои оставались внутри… С детками: «тю-тю тю, лю-лю лю, зю-зю зю…». Никакусеньких тебе мизерных понятий о поведении, гигиене, стыде, уважении к себе, не говоря уже – к другим или к старшим. А какое уважение! Вот смотри!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотрю, смотрю. Тот не видит, кто не смотрит! Для чего, думаешь, бинокль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Смотри! Даже самим языком исключено уважительное отношение к ближнему. В английском языке «ты» кать невозможно / и «ты» на «Вы», и «вы» на «Вы»/. В русском языке «ты» кать возможно, но неприлично. А в некоторых языках вообще – «Вы» кать невозможно, все на «ты»: от бездомной собаки до пожилого инвалида, от гниды с нечёсаными от рождения вшивыми патлами, до незнакомой женщины на улице. Вот и последствия: ещё десятилетнее уже хамло кричит шестидесятилетнему учителю среди урока: «Заткнись! Ты что, не видишь – я по телефону говорю!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты английский знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но только понаслышке. Да при чём тут это! Ты где?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я в кухне сыр тру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сыр тру в кухне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тру сыр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты Трусыр? Трусыр! Ха-ха-ха! Что ты такое выпил без меня? Я тоже хочу быть Трусыром! Ладно, давай скорей, я дальше рассказываю. Учти, тебя не жду! Вот! Про детей. Одна тамошняя своя знакомая /учительница – не «так себе»/, с гордостью за себя делилась своими родительскими секретами: «Я младшего если меньше пятидесяти раз в день похвалю, считаю, что сегодня сын не получил правильного воспитания. Для этого я веду подсчёт в тетрадке…» Ну, что ты скажешь! Не сообщишь же дебилам: «вы – немножко неумные», всё равно не поймут. Поправлять ни к чему. Подправлять надо генетику, а на это уходят века. Самое жуткое, что те, недоразвитые сами, поганят чужих детей, находясь на официальных должностях. В большинстве своём закончив льготные полугодовые курсы, «став» после этого «психологами», «учителями», «воспитателями», «социальными работниками» и другими «службами спасения», которые диктуют родителям условия поведения с их собственными детьми. Причём не рекомендуют, а обязывают! Детей присаживают на наркоту! Чтобы меньше раздражали. Ребёнок непоседлив, резв. «Мешает другим» [64 - «Не крутись, ты мешаешь другим!» – формула, придуманная отвратительными учителями. Никому ты не мешаешь, просто рябишь в глазах у «педагога».]! Крутится, вертится, бегает, прыгает. То есть, ведёт себя совсем «неестественно», по понятиям взрослых горе-воспитателей и учителей, которым трудно в таких условиях учить и воспитывать. Легче всего «подать» этого ребёнка в список к психологу. И потом, без заключения того, недоученного «психолога», ребёнок не принимается в класс или группу. А в психологии два диагноза: гиперактивность и несосредоточенность. Лекарство одно – риталин. Наркотик! Превращающий живого ребёнка в среднюю субстанцию. Если такой «специалист» официально, с записью в документах «порекомендовал» таблетки, родители не могут воспротивиться по той же причине: в школу ребёнка не допустят. Относительно тихая жизнь почти обеспечена. Но беда в том, что попринимав эти таблетки, скажем, пару лет, человек попадает под наркотическую зависимость на всю оставшуюся жизнь. Потом, до смерти – только увеличение дозы. Это катастрофа! Причём, мирового масштаба. Рассказывали знакомые очевидцы: и в Америке, и в Штатах в детских садах в шкафчиках у многих детей лежат эти таблетки (для каждого – его дозировка), и воспитательница в определённое время объявляет: «Дети, пришло время пить наше лекарство!». В этом задействованы такие деньги фармацевтических корпораций, что все виды риталина широко рекламируются. Реклама на наркотики!!! Бывшие дети после 18-ти лет – как тряпки или тихо замкнутые какие-то. Ходят по аптекам, канючат, доходят до истерик (чисто их ломает), если рецепт неправильно выписан или срок получения месячной «дозы» не подошёл. С этим дерьмом общество хочет вырастить достойную умную, решительную, энергичную смену поколений… Безголовые люди, как всегда, «подправляют» Бога, пытаясь изменить характер, заложенный наследственностью. Безликая массовость испокон веков ищет средство против талантливых и энергичных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На первом уроке в школе детей заставляют выучить телефон полиции и настоятельно требуют(!): «Если дома с вами «плохо обращаются», «грубо» смотрят, повышают голос, жестоко «цыкают» или притрагиваются руками, сразу же вы должны вызывать полицию!». Дети свою безнаказанность и вседозволенность ощущают настолько чётко, что, подрастая, не стесняясь, начинают шантажировать маму и папу. На третий детский вызов родителей лишают материнских и отцовских прав, нормально?! Я знал одну состоятельную семью, довольно-таки крепко стоявшую социально: работа по специальности, выкупленная квартира, автомобиль, отпуск в любой стране мира. …Эта семья, тем не менее, была вынуждена спешно, почти тайно убираться назад в Россию. Только потому, что их девятилетний выродок, когда его заставляли делать уроки, втихаря из туалета вызывал полицию. Родителей лишили прав, вернее, должен был состояться суд о лишении родительства на их, не полностью сформировавшегося, подлёнка. Бросив всё за полударом, как в жутком сне, они двинулись на родину предков, в какой-то там Волочок, плача горькими слезами. А возврата обратно нет. С трапа самолёта – тюрьма…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После семнадцатой сила разговора имела место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мобильные телефоны там – это всё! Забери у них этот ингалятор, и страна, хватая воздух, потеряв ориентацию, с выпученными от изумления глазами забьётся в судороге сдыхания. Прижав плечом эту беду, они расплачиваются, ходят ходьбой, занимаясь спортом, смотрят кино, сидят на унитазах, жрут, обмусоливая всеми жирами аппарат, размахивают руками перед динамиком мимо руля в автомобилях /как будто собеседник их видит на дальнем конце разговора/, красятся, булькаются в «джакузи», продают, покупают, просят милостыню, играют в нарды, курят кальян и онанируют. В «телефоне» есть всё! Интернет, скидки цен, игры, службы знакомств. Новости, музыка лучших исполнителей по версии Соединённых Штатов. Вызов проституток и такси. Поиск работы и отдыха. Телевизор, фотоаппарат, зажигалка, нож, мангал, палатка и ещё столько всего, что можно только умиляться от ужаса! Давно позабыв своё предназначение, «мобильник» и сам не знает, что у него внутри. Иметь по два, три телефона – это нормально. Потому что звонить внутри одной и той же компании дешевле. Сотовых фирм много, а собеседники /которым «необходимо» ежедневно телефонировать/ – клиенты разных переговорных служб. Люди отбалтывают в месяц на четыреста – триста долларов без всякой надобности, не имея темы для разговора. «Аллё. Аллё! О! Это ты? Где ты? Что-что? Где-где? Как дела? Я? Я – здесь. Да, тут. Напротив там ещё такая парикмахерская. Нет, я не стригусь, просто жду. Как дела? И у меня. Всё по-старому? Почему так дорого! Нет, это я не тебе. Как дела? Ты её хоть видела? Нет, я видела, но не узнала. У меня? Да нормально всё. А у тебя? Я – на больничном, с антибиотиками. Нет, не на работе. Вчера? Были у этих, как их… Нет, ты их не знаешь. Но всё равно, тебе привет. Щас иду по городу. Я же болею. Рядом с «супером». Не думаю, что большие скидки, может завтра? Конец сезона… Позвони в фирму, хотя туда невозможно дозвониться. И я не могла в течение месяца. Нет, они находятся через дорогу. Нет, не твою дорогу, а мою! Нет не ту, а если ехать в направлении мэрии на «шестьдесят шестом» или на такси. Но ехать долго, можно пройти пешком, а там как всегда закрыто. Может, их офис переехал. Билеты я заказала и на тебя. Как работаешь! В субботу? Ты же учишься. Нет? А где ты? Как всегда там же в Кэмбре? Что за Кэмбра? Камбера? Какая Австралия? Ты что, с ума сошла? А я и слышу – акцент не наш. Ну, ты даёшь! Так твой билет вернуть? Да, на концерт через месяц. Ну, хорошо! Я вообще-то не с тобой хотела говорить. Бай, бай!..» Болтовня!!! Ещё до появления массового телефонного психоза бесконечное пустосмысленное словоиспускание доводило до тошноты. Но тогда хоть нужно было поймать партнёра, неосторожно посмотревшего в глаза, к которому можно было приболтаться, схватив за воротник… Да за что же такое наказание, Господи! И языки перемешал, и раскрасил в любые цвета, и по миру раскидал, и «разными» к себе верами-религиями перессорил! Без толку! Трескотня не уменьшилась! Болтание, болтанка, болтуха – бормотуха! – Уши! Ухи! Уха! А сейчас – телефон! На всю улицу. На весь дом. На всю больницу. На весь кинотеатр. На весь самолёт… Рассказывают, что в Японии, в общественных местах, люди пользуются, только «sms»-ками, и это даже без запретных табличек. Эх! Далека страна Япония! …Хотя, можно позвонить туда и проорать что-нибудь во время шахматной партии, молитвы или траурной церемонии… Болтоязычные, тпррру! Заткнитесь! Закусите удилами! Жрите маис с овёсом и овёс с маисом! Язык не устаёт, видимо специально, чтобы лился с треском понос жидких мыслей человеческих, мелкого соображения и пошлого восприятия – из ртов каждого и всех без остановки, показывая: кто есть что!.. Давай кофе попьём.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе с кофеином?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, положи две ложечки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А к кофю что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К кофю? Добавь воды. …Так вот, о чём это я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О том, что у нас с вами, иностранцами, непонятка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А! Верно! Тяжело они произносят наши фамилии. Путают самые простые, не то, что трёхсложные. Одного моего знакомого, по батюшке – Попинатченко, так это задолбало, что он на какой-то очередной подаче списков записал себя как «Холодильник Саморозмораживающийся». Русскоязычная аудитория долго немо изображала гнущуюся в разные стороны стелу из мраморной бронзы, когда ответственное лицо, корчась, пыталось выговорить всё это близко к тексту, одним предложением, проклиная всё русское и его родителей… А понятия! Да им же всё надо объяснять, измельчая самым мелким миксером, потом размазывать по губам и всё равно – переваривание не гарантированно. Бестолковые и безнадёжные! Один раз мои мозги стали похожи на ядра грецкого ореха, когда я весь испытался растолковать этим недалёким, почему надо пить водку и зачем. Говорю: «Жалко, когда есть водка и нечем заесть. Но ещё хуже, если вкусная еда остаётся без водки! Это – переводняк! Поэтому пить нужно, желательно, и – под хорошую закуску». – «Почему?» – спросили хором они. «Ну, как же? Если плохо и некачественно закусывать, мало, то можно опьянеть!» – «А зачем тогда пить, если не нужно опьянеть?» – «…??? Чтобы было весело!» – «Так выпей глоток без еды и веселись». – «Нет, вы не понимаете!» – «Да, мы не понимаем». – «Без закуски много не выпьешь, а какое веселье, если выпил мало!» – «Секунду! Ты много ешь для того, чтобы много пить, так?» – «Ну, так! Балбесы привалькованные! А как же ещё?» – «Но, ведь, если меньше пить, то не придётся и много есть!?» – «Нет! Если не есть, как следует, и много пить, то будет плохо, а тебе должно быть хорошо и при этом при всём ты должен быть нормальным». – «Так не пей!» – «Это не хорошо для всех!» – «При чём тут все? Ведь пьёшь ты! Ешь ты! Для себя, не для всех!» – «Вот я и говорю вам уже минут десять, велосипедные тормоза передние, что в гостях:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;много есть и мало пить – подозрительно;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;много пить и мало есть – отвратительно;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;мало пить и мало есть – неуважительно;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а много пить и много есть – убедительно!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«??? Можно ещё раз сначала?» – «Ладно, пытайте, я уже ничего не чувствую». – «Пить, чтобы опьянеть?» – «Правильно!» – «Есть, чтобы не опьянеть?» – «Ну, да!» – «Опьянеть, чтобы добавить веселья?» – «…!» – «Покушать сполна, чтобы уменьшить веселье?» – «Нет! Бетонные перегородки гофрированные! Есть, чтобы держать веселье под контролем. А запивать, чтобы трезвость излишняя не мешала хорошо проходить этому веселью, понятно? Вам что, всегда с таким скрипом нужно делать открытия, навесы дверные палаточные!? Просто представьте, растяжки жгутовые, что вы вдруг накушались или нажрались, но при этом не поели! Что будет? Молчите, речь отняло, дрезины партизанские!? А я вам сейчас предскажу это «что будет». Вы весь праздник опаскудите. Жениха перепутаете с призывником в армию, дадите кому-то мордой по кулаку, поскользнётесь всей щекой об забор, обругаете в танце президента колхоза, застираете рубашку в бочковых огурцах, убедив всех, что делали так, когда служили в речной пехоте, и рассол спасал в пустыне от москитов и диких моржей. Проиграете в карты всю сумму подарка вместе с конвертом. От торжества радости споёте в микрофон «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься…», накликая на свадьбу настроение кладбищенской неудержимой радости. Посреди застолья невесту перепутаете с официанткой и тихо, так, что услышит параллельный столик мест на восемьдесят, назначите немедленную встречу возле курятника, для убедительности своих намерений смачно, жирной пятернёй треснув её по задней части попы свадебного платья. Потом, помогая многочисленным кухаркам, отнесёте двадцать тарелок с нарезанными вафельными тортиками в будку злой собаки, которая сказала, что любит вареную сгущёнку. Затем, показывая, сколько раз вы сможете подтянуться на турнике, зависните на проводе, ведущем от столба к лампочкам и музыкантам, перекрыв поток электронов по двум соседним улицам. Подсунете сидящему рядом за столом дяде слегка разбавленный спирт, а в другую руку – закрашенную «бурячиху» [65 - Бурячиха – любимый самогонный напиток Хрущова. Крепкая самогоняра из свеклы с таким запахом, что, когда пьёшь, ботва из ушей лезет. Но наутро – голова чистая.], чтоб запить, и, когда этот малый, поперхнувшись вторым стаканом, торопливо разгребает воздух, отыскивая спасение на поверхности, всунете ему целый графин с тёплой самогонкой /можете считать, что пара девушек, сидящих напротив, быстро убегут домой переодеваться/… Уже потом, поздним ночным утром, вы ползком, наощупь отыщете приют поближе к столам, где завтра – через пару часов – похмеляют и, конфузясь от рассказов о своих похождениях, каясь за то, что вчера накорёжили, будете тихо выздоравливать с помощью наоборот совсем не обиженных, подбадривающих хозяев. И любовь к ближнему захлестнёт вас от вихра до пят, а ненависть к себе пронизает все ваши оголённые окончания, которые, затронутые, так больно искрят. Теперь поняли, как нужно и как не нужно пить водку?» – «Ааа. Это самоистязание! В этом физическом и моральном страдании вы, видимо, находите истину!» – «Ну, вот! Конечно, наконец-то! Мне нравится ваше определение!» Тут я с ними согласился, хотя и не очень, но тему надо было закрывать, – закончил взбудораженный Валерка монолог диалога с обитателями мира иного, не понимающего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После двадцатой разговор не имел никакой силы и пытался сам соскочить с губ, но застревал в густом вакуумном просторе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А один спрашивает: «А что это у вас за праздник такой – «Снаступающим»? И почему этот праздник может быть в любое время года? Необыкновенные вы какие-то!» …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А это что у тебя там?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие-то очки, кто-то забыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай померять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возьми, поноси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-ка, ну-ка… О! Ты смотри! Показывают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очки не показывают. Очки взирают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, может, очки втирают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, не знаю, отобстись от меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вязкая вялая речь, ленивые домыслия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг: трах-тара-бух-бум! Разметав причёску – по мозгам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стёкла в окнах дёрнулись, но выстояли. Где-то вдали, зазвенев цепью, отчаянно загавкала соседка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Реактивный преодолел звуковой барьер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. «Мусорка» приехала. Она всегда в этих числах приезжает. Да это ладно… А тебя не тянет к нам, назад?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смеёшься? Кто же захочет опять на этот зад! Человек заслуживает лучшего!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда человеку лучше, человек становитс лучше.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Всем сразу невозможно сделать хорошо, но возможно сделать лучше. А если человеку лучше, то – стране лучше. А если стране лучше, то она начинает плодить. А если много плодов, то всем хватит! А если цветение и плодородие вокруг, то ещё большая возможность обогащаться за счёт довольного народа! Неужели вы, жадные уроды, постоянно между собой воюющие за власть, своим членистоногим студнем в черепе не в состоянии понять этого? Кто же нормальный искореняет свои ресурсы? Донора надо хорошо кормить-заправлять, мыть-чистить-одевать, лечить-ремонтировать-смазывать и развлекать-окультуривать. Всего лишь!../<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…День с двенадцатое на четырнадцатое тянулся невообразимо долго. Иногда бывает так: время останавливается, и создаётся впечатление, что за этот промежуток проживаешь гораздо больше, чем за обычные, проходные сутки. Даже стрелки на часах чувствуют провалы и шагают «не в ногу». Длинная – никак не может догнать короткую, а та часами завязывает шнурки на бордюре очередной цифры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец блудливый день тихонько перелез через дремлющий вечер, шмыгнул под покрывало ночи и там пропал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне сонно присновиделось неизвестное, но уже знакомое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Магнитная карточка со своими жалобами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отбивают меня каждый день по нескольку раз, а ведь я – не азбука Морзе, не мяч и не кусок печёнки. Я – удостоверение их личности. Я – их деньги. Они без меня – никуда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же, «никуда»! «Без меня»! Посмотри на себя! Выглядишь, как шлюха использованная-переиспользованная!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Незло» захихикали одноразовые ароматизированные салфетки: Обрати внимание на нас! Мы каждый раз свежие! [66 - Сообразив, что тебя используют, хотя бы убедись в своей многоразовости.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да и магнетизм твой, милая, уже не тот, что был раньше, – скрипнул толстый похотливый маркер, пересовываясь на другой бок сумочки, поближе к блестящей [67 - Иной тоже кидается на яркое, тащит сверкающее, хватает блестящее, не замечая ценного и пропуская стОящее. Блеск слепит, сверкание – ослепляет.], слегка залапанной, развратной губной помаде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом снился огромный, вялый, кисло-солёный арбуз в маринаде, нашпигованный косточками из папье-маше, который, брызгая неприятным запахом, доказывал в консульстве, что сочная сладкая свежая скибка, живущая за границей, отрезана от него. Сморщенный прокисший «фрукт» требовал воссоединения «семьи» в сторону зарубежа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом ничего не снилось, потому что не спалось, пока не заснулось…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;11<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснувшись в сумерках, ОН включил телевизор, чтобы осознать: «когда». Осознанность сама не пришла. Убрав в холодильник так и недотронутый по-настоящему, настоянный фаршированный перец, сосредоточился на экране. Глаза были такими пристальными, словно на этот взгляд плеснули флакон атропина. Поймав «новости», ОН мудро взял газету с программой передач, желая по написанному начальному времени эфира определиться, в каких потёмках находится в данный момент: утренних, вечерних или солнце вышло за тучи на обед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Определяйте времена новостями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поддержала изумительную смекалку ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, но выпуски новостей повторялись за сутки все раз десять, утомляя своей одноитожестью. Хотя «новости» совсем не должны итожить во чью-то выгоду. «Новости» повинны просто нести информацию. ОН усиленно превратился в само внимание. От этого экран перестал быть фоном и начал показывать. Сейчас, стоит только дикторам отвлечься, раскрыться, расслабив желваки, как тут же появится неуловимый намёк на режим реального времени. Телечтуны справа налево сверлили выделенным честным взором текст, проходящий над обьективом камеры, вряд ли понимая смысл, который доносят до миллионов. На зажатых зафиксированных выражениях каждого было шито белым по белому: «не сбиться!» Когда нужно было добавить в паузе пару слов, потянуть время, или действительно прочитать из листка в руках, то сразу становилось стыдно за тройное враньё вещающих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз – врут самое, что ни на есть, враньё.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два – врут, что врут враньё не по написанному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три – врут, что их никто не заставляет всё это врать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да! Любые средства информации «хороши»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако на поверхности всякой длительной лжи всегда лежит настоящее. Со временем идеологи массового вранья особо уже не изощряются в фантазёрстве, используя те же приёмы. Ослабевают в бдительности и самооценке, повторяются в штампах, недооценивая «толпу». Тогда, сами не подозревая, становятся носителями правды до каждого вдумавшегося, немного присмотревшегося, внимательно послушавшего нечаянно, неко проанализировавшего и нашедшего вдруг явные пробелы между тайными прочёрнинами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Передавайте правды врущими!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каталась по ковру ФРАЗА, дрыгая коленями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестань! В этом посмешище нет ничего смешного! И не мешай. Видишь, я ловлю момент – вывести время на чистую воду, и складываю логическую цепочку. О, кажется, получилось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логика цепочки указывала на то, что вещание вечернее. Теперь оставалось отфильтровать – прямая трансляция или утренний повтор. Каждые пятнадцать минут шли пятиминутные рекламы всех «эмэмэм», «квантеррро» – близнецов братьев, кормящих экранодателей, чтобы присосаться к экраноносителям. ОН случайно взглянул на угол бегущей строки с цифрами. Это было либо число и время, либо время и число: 17.05.05.17. Как всё просто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцать часов, пять минут, пятого числа семнадцатого месяца… нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцатое число, пятого месяца, пятого года, семнадцать часов… нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцать минут пятого, пятого месяца в семнадцатом году… нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцатое мая, пять часов семнадцать минут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для сверки последней версии, которая показалась наиболее жизненной, ОН поднял голову к наручным часам, лежащим на быльце серванта. Там значилось пять минут и пять часов. Этот циферблат всегда точно, стабильно и уверенно отставал на двенадцать минут. Сначала облегчённо вздохнулось. Фух! Но потом понялось: ничего не доказано. Пять часов или семнадцать часов? В панике, случайно клацнув на евроспорт, ОН вытер пот и пошёл принимать утренний душ. Душ уже двое суток терпеливо ждал приёма и надеялся, что его соизволят принять! В спину из экрана наружу рвалась мясная аэробика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Под водой всегда всё лучше, если тебя не топят. Груз кажется легче, пространство – больше, звук – громче, краски – ярче, мысли – мутнее, глубже и прозрачней. Идеально! Без акул, конечно. Но рыбных хищников поблизости не наблюдалось и ОН, блаженно обтекая, мечтательно уносился в те места, где его сегодня нет. Это идея! Поеду к друзьям! Давно по поездам не шатался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Быть в дороге – приятно! Люди – те же, ощущения – тоже, но каждый раз привозишь с собой новую найденную, «закактившуюся бусинку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые переносят поездку, как ужасное дискомфортное передвижение между событиями. Комкают часы, сминают дни, ждут нервно даты /Опомнитесь! Жизнь идёт как раз в том промежутке, что где-то между «завтра» и «вчера»/. Они рано укладываются на вагонный топчан с мечтой о быстром наступлении важного утра. Сильно желают приехать, ещё не отъехав, и потому не могут заснуть. Измученные на следующий день, не радуясь конечной остановке, искоса снизу поглядывают на весело проснувшихся соседей, которые почти не ложились, но уже похмелились и, обмениваясь никому не нужными адресами, выцеловывают друг друга с пожеланиями удачи. Эти, «занятые по жизни», хмурые торопятся уже в поезде на решающую завтрюшнюю [68 - Редкие три «Ю»] встречу в другом городе, изматывая проводницу своим присутствием и убивая вопросами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– откуда только вас таких берут в проводники?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– сколько можно стоять, если можно ехать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– кому нужна эта музыка по радио?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– почём ваша одноразовая, дорогая постель?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– о чём вы только думаете, когда я опаздываю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– кто вы – вагоновожатая или что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– во сколько будем? /неоднозначный вопрос к девушке/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– зачем в вагоне стоп-краны, если стоим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– когда тронемся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– эй, куда это мы поехали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– во сколько раз быстрее лететь по воздуху, чем здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– где жалобная книга на ваш девятый вагон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– отчего так качает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– куда мы движемся, если вчера я сидел передом, а сегодня, на том же месте, еду спиной!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– кто бригадир всего поезда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– как вы позволяете двигаться не по расписанию?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– нельзя ли побыстрее?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– колёса стучат неодинаково, это правильно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– каким образом понимать, где мы, если на станциях нет надписей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– во сколько стране обходится каждый такой простой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– какой идиот придумал поезда?..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, самый главный, самый несусветный по тупости вопрос человечества: ПОЧЕМУ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На всех языках, у всех народов, этот вопрос звучит одинаково безмозгло. «Почему» произносится, когда уже всё ясно, когда предыдущая фраза собеседника отчётлива, понятна и закончена. И тогда это «почему» требует глупого, нелепого «потому, что…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас есть сумочка точно такая же, только поменьше, другого цвета, покруглее, с двумя карманчиками, пряжечкой посерединке, ручкой пошире и на боку чтоб был навесик блестящий, а внутри ещё кошелёк на крупной цепочке?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– (Пауза хорошего тона от правильного воспитания.) Потому что такая сумочка уже закончилась, и ещё не подвезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа… /«Глубокомысленное» сведение морщин всей лобешни в узел при глазном закате на полнолуние чёлки/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас есть места получше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже заняты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А Саша дома?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ушёл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А этот трамвай идёт только до конечной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там он разворачивается и идёт назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И почему дождь именно сегодня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По прогнозу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько стоит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сто пятьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такая цена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему опять наши проиграли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что – козлы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, сходим вечером в кино?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я не могу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;_______________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, их мотор может выжать сорок лошадиных сил, а наш – не может. Объясните мне, почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так тот же мощнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа… Ну, хорошо! А почему мы не сделаем такой же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вы ж главный конструктор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А новый губернатор-то кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да «кто-кто». Тот же самый гад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эта безнаказанная сволочь! Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выбрали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос «почему?» следует после констатации факта и не может ничего исправить, а только усугубляет ситуацию или, более того, губит её.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ты купил молока?» – «Нет». – «Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мне плохо, голова кружится». – «Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это лекарство без рецепта врача нельзя». – «Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не лезьте без очереди!» – «Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Останови где-нибудь на обочине. Я так хочу в туалет!» – «Почему?» «Ой! Я забыл деньги дома». – «Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Почему у тебя квартира больше, чем моя?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Почему вы думаете, что вам всё можно, если вы директор?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот почему тебя все любят, а меня – не очень. Почему?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И почему в мире одна несправедливость?»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мире всегда две несправедливости: тво и чь – то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Започемукав всю плацкарту до ненависти к себе, эти «захлопотанные» психуют и изводятся, пока основная масса попутчиков степенно начинает доставать необходимые гастрономические атрибуты общения со знакомством, мудро понимая, что жизнь блаженно застыла под укачивающие звуки:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ты дыт-ты ды,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты дыт-ты ды…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И торопиться нужно начинать только завтра в 9.15, сойдя на перроне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога – остановка в бестолковом движении. За тебя дёргается поезд, и ты не можешь, да и не хочешь подталкивать ситуацию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога – уравновешенное состояние между заоконным сумасшествием и внутрикупейной расслабленностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога – душевный покой, такой редкий и такой возвышенный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если, конечно, всё это не жёсткая плацкарта дрезины «Симферополь – Москва» накануне 1-го сентября. Верхняя полка с запахом на тамбур, сильно разбитый вид из окна /уши – в саже, хруст щебёнки на зубах/. Рядом немногословная кибитка из восьми кочевников, у которых есть ещё два вторых билета на твоё место. За фанеркой – дембеля со списанной на «гражданку» пограничной овчаркой, негромко тоскующей по службе. Напротив них, на боковухах – мать одиночка с грудными близнецами, похожими друг на друга скверными характерами. Через ячейку, но всё равно очень близко, детско-юношеская сборная Замоскворечья по настольному пинг-понгу, возвращающаяся из Крыма со «сборов», получившая в подарок две новые китайские ракетки и триста шариков. В середине общевагонного благополучия, на местах с 9 по 16 – провоненная пеплом сосновой смолы команда самых талантливых бардов юга, обнявшись за плечи, разучивающая на «три четверти» очередную пассивную финальную балладу предстоящего фестиваля песни на Красной Пресне в подземном переходе к станции метро Баррикадная: «Пресня, я и депрессия моя». Да ещё и в туалет хочется по большому счёту, но тот забит, заколочен, затарен, потому что сломан слив и нет воды… /Зачем в туалете вода? Кто там пьёт?/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, несмотря на часто-иногда ещё и хуже этого, дорога притягивает и зовёт!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долго не сомневаясь и не давая себе одуматься («одуматься» – это и есть «засомневаться»), ОН отправился в путь, захватив с собой самое необходимое – деньги. Конечно, зубная паста и помазок ещё необходимей, но с деньгами чувствуешь себя как-то и зубами – почище, и щетиной – поменьше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автобус домычал до метро. Добравшись под землёй до нужного места, ОН, вытянутый эксковатором эскалатора на поверхность, вытек с потоком из расширенных дверей и поплыл маленьким комочком по течению в сторону центральной клоаки, в сторону вокзала – самого отвратительного и самого притягательного места во всей вселенской вселенной. В числе большегрузных сумок на колёсах, ОН закатился в огромное здание с потолками до неба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направо был въезд в просторное, как ипподром на байдарках и каноэ в Крылатском, кассовое пространство, где волнами волновались очереди по всем направлениям к оконцам – на все направления. Когда-то, по радости поездки и по наивности запаса времени, ОН тоже тут пританцовывал: «две шаги – налево, две шаги – направо, шаг вперёд и две назад». Выжидал желатиновыми часами приближения окошка с дырочками микрофона, куда можно будет сказать номер поезда и громко, на непонятном разговоре, услышать компромиссный отказ с вариантами передвижения на попутках, так сказать: на «проходящих», довольствуясь непригодными даже для сидения местами без указания номеров. Сейчас ОН улыбался этой тогдашней прелести своей правильности и отчасти немного завидовал тому времени. Однако, только немного. Жаль, но с течением лет отроческая нормальность меняется под давлением и блеянием зрелого баранья, и наше взрослое естество переходит к скотскому приспособленчеству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Детство даётся, чтобы приобретать принципы, юность – чтобы безоговорочно следовать принципам, а всё остальное «взросление» – предаёт, торгует и манипулирует принципами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужна беда, чтобы распознать друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужен век, чтобы учиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужна седина, чтобы выявить беса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужно снять побои, чтобы сравниться с двумя небитыми гадами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужно целых семь раз «подумать», чтобы совершить поступок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам нужно опьянеть, чтобы высказать мнение о нехорошем и нечистоплотном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам надо спешить с оглядкой, чтобы ненароком не насмешить «зрителей», наблюдающих сложа руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы не плюём в колодец только из-за того, что: «вдруг нам ещё раз здесь водицы напица пригодица», а если – не нам? Плевать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы держим голь нищей, чтобы использовать её смекалку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас молчание – золото.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Семеро нас бросают раненого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Непойманный вор нам – достойнее не вора, а арестованный не вор для нас «зря пойманным не бывает».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы бережём «платье снову, а честь – смолоду». У нас сначала платье, а честь – потом. Материя для нас первична.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы жжём москвы с истошным криком: «Так не доставайся же ты никому!» Мы жжём мосты, боясь слабости «вернуться»! У самих духу не хватает даже сбежать без оглядки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы сор из избы, гнилой своей, не выносим, не желая очиститься и думая, что скроем от мира вонь тлена собственного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бога мы не поминаем даже всуе! [69 - Поднимите сборники пословиц и сами ужаснитесь «мудрости» вековой]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН вспомнил, что находится на вокзале, и заставил себя вернуться к действительности. Пройдя по огромным, тяжёлым (кто их поднимал?) ступеням на полу-второй, полу-четвёртый этаж, не озираясь, не оглядываясь и не поворачивая головы назад, ОН уверенными ногами, с безупречным лицом подошёл к залу для «инвалидов с войной и трудом», «матерей с ребёнком», «служащих с армией» и «командировочных с телеграммами». Тут было четыре кассы. Все они скучали от отсутствия очереди и изобилия билетов. Буфет здесь стоял, не отходя от касс, с такими же отбросами, но всё же не настолько вонючий, как десяток – внизу. Пункт обмена «знаков» тихо ютился в уголке без прилипающих «менял» и зал ожидания сначала отдавал мочой только издали, а в центре, привыкнув потОм, можно было сносно дышать пОтом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Размеренно-чётко походкой инвалида ветеранской службы разведки командировок, ОН тайно отчеканил паспорт в одно из ближайших окон и отрапортовался:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я адвокат матери жеребёнка, билет на 932 – второй «литерный», спальный со скидкой. Скидка нужной суммы – в ксиве, и настоятельно прошу специально для меня поезд не задерживать. Я рассчитываю перехватить его по пути следования. Вопросы и пожелания моему клиенту в письменной форме по рации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извините, ппожалуйста, но суммы вв ввашем паспорте не ххватает даже на ццену билета… – полупривстав, с левой рукой у виска, шёпотом кряхтела наглая служащая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отлично! Несмотря сквозь пальцы на вашу некомпетентность, я всё же добавлю до точной кондиции. Пусть вам будет стыдно! Но о моём визите никому ни слова не сообщать. Обо всём будет доложено инстанциям позже по селекторной связи. Я надеюсь на ваше полное непонимание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так точно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как точно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет!.. Да!.. Да нет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Свободны! Спасибо всем за сотрудничество!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Получив дрожащий шуршащий билет, подняв и посмотрев долго-внимательно водяными знаками на свет, тем самым ещё раз запугав «девушку», ОН двумя шагами «ать-два» подошёл к громоздкому комоду под названием «Филиал ресторана № 1» и заказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Белый налив и яблоко! Я надеюсь, вы ничего не слышали из моего предписания возле кассы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нееет. Упаси, Господи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Упасю, упасю, только побыстрее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот вам яблочко, а налива, простите, сколько? Пятьдесят или сто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На ваш вкус и давайте оставим дебаты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё-всё-всё! Мне уйти?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы должны сами понимать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я и понимаю сама, больше здесь никого нет! – на последнем издохе произнесла буфетчица и слиняла вниз, притворившись прилавком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН жахнул стопятьдесят /водка была качественной/ и, надхрустывая яблоко, осанисто профигурировал к выходу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До поезда ещё была уйма времени «успеть» не спеша, – через часа четыре. Два первых часа можно было подробно побродить, просто бестолково глазея на происходящее вокруг гигантского перевалочного театра действий, где лишь десятая часть проезжающих, а остальное – «братство» существ пасущихся: старателей, вымогателей, продавателей, менятелей, попрошателей, покупателей, охранятелей, подбирателей, предлагателей, предателей, спасателей, преподавателей, наблюдателей, скоросшивателей, обывателей;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;подвозителей, относителей, хвалителей, расхитителей, ознакомителей, распределителей, путеводителей;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;советчиков, буфетчиков, ответчиков, фальшивомонетчиков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ломщиков, паромщиков, взломщиков, падёнщиков, гонщиков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;бомжей, корешей, алкашей, беляшей;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;курящих, стоящих, гулящих, висящих, галдящих, манящих;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;скотов, ментов, кротов, бортов, котов без паспортов;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;квартирщиков, могильщиков, носильщиков, косильщиков, зачинщиков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;народов, приходов, самоотводов, разводов, пароходов, экскурсоводов;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;лохов, братков-катков-молотков у лотков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;зевак, бродяг, стиляг, доходяг, работяг;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;китайцев, иностранцев, посланцев, засранцев;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;музыкантов, деградантов, космонавтов, цветастых бантов;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;переселенцев, перераспределенцев, иждивенцев;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;хозяев, слюнтяев, лентяев, остальных негодяев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь мир человеческий представлен без кожи, своей нагой реальностью, будто перед истреблением. Присмотревшись, понимаешь: если Конец Света наступит, то он будет выглядеть, как глобальный вокзал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, обозревая действительность и размышляя ни о чём, ОН медленно тратил первые два часа до отправления поезда. Ещё два часа были оставлены на последующую, размеренную суетню. Запас в один час впоследствии уходил на поиск подходов к платформе, перешагивание через пути, возвращение к «справочному бюро», закрытому на переучёт, прочтение на табло всего ассортимента ненужных городов, методом исключения, в тёмных строках между надписями, выискивая «своё» отправление, и выяснение ситуации у проводников параллельных электрических возов. Далее ещё полчаса ОН отложил на поиск «головы» и «хвоста» уже найденного состава, а так же на выкуривание двух сигарет в ожидании открытия двери, самой ближней к вагону № 8. И оставил несколько минут до отправления на доказательства правильности билета, сличение фамилии с оригиналом и утрамбовку в «своё» купе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это будет потом, а сейчас, с билетом на груди и мнимым спокойствием улитки на скоростной трассе Пекина, ОН прогуливался. Внимание обратилось на яркую афишу и ничего не оставалось, как не преминуть подойти. Доска объявлений под крупным названием: «Объявления вешать запрещено! Штраф!» бросалась цветными «бантиками» между глаз всех, повернувших к ней голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курсы быстрого разговорного английского на русском языке ОАО глухонемых.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводим на чистую воду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Санитарно-технические виды работ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кооп. сантехников бывшего ЖЕКа № 13<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И добросовестному кляузнику, и меткому пулемётчику, и модному кутюрье дорога каждая строчка!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы не умеете до сих пор строчить и кроить, вышивать и отшивать? И спокойно спите по ночам? Прекрасно! Не просыпайтесь! За Вас всё сделает комбинат домоводства кройки и шитья жилмассива Нивки.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы терзаетесь идеями, но ничего не придумали, идите к нам! Мы – Ваш путь к известностям славы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши методы гениальны:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яблоком по голове, тело в ванну, штаны – Архимеду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поверьте! Вам сразу привидится таблица химических элементов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Братья Черепанов & и сын.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положитесь только на нас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша и Даша.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда управлять некем, учись управлять собой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выслушаю за смешную плату /можно по фотоснимку/, подскажу выход, изменю гороскоп на лучшее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Психопрорицатель.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Установим и отключим любую сигнализацию!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фирма «Безпреград».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы не можете, мы сможем смочь за Вас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Организация по сопровождению «Смог».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сдача сессии в любом ВУЗе на твёрдое «удовлетворительно».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо Вас, рискуя карьерой, выступают настоящие специалисты с учёной степенью.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявление о потере пинчера /собаки/ рыжей масти «сука» за вознаграждение, считать недействительным!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перестаньте сносить нам коричневых кошек, хомяков и черепах! Денег нет! Следующую пенсию пообещают только за два месяца до выборов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни одного обряда без нас!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Памятники, бюсты, барельефы. Лепим и ваяем как с ещё живого материала, так и с остывших копий. Вы всегда будете рады нашему профессиональному оркестру, а «настоящий батюшка» отпоёт Вас «будь здоров!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Государственный институт культуры имени Писэнныка Сутенёра Яйцеида Попалавського на территории Киево-Печерской Лавры.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восстанавливаю Дворянский Титул! Подтверждаю местоимения на октябрь 1917 года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть надёжный конец в Европе в виде родного внука графа Поскудова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Царь, царевич, король, королевич. Айн, цвай, драй – кого хочешь выбирай! (Посвящение в рыцари – в подарок!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дворянка высшей купеческой гильдии Прокурва Сучехвостова.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстрое и медленное фото!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любых цветов и размеров!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чёрное – дешевле!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белое – бесплатно! /Оплачивается только ватман и рамка/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фото изображения в красной рубашке на жёлтом клетчатом фоне – за обычную плату. Фото с Вашим изображением – за особую плату. Фото на загранпаспорт с женой – за двойную плату. Пикантное фото без жены – бесплатно для нежены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фото открыток с видами золотого кольца из алмазного фонда президента в домашней обстановке – за неограниченную плату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш фотограф даёт автограф!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Лично снимал Бонча в обнимку Бруевича на даче у Шушенского с аэроплана Чкалова!/<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Создаём тесные отношения!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Природные, постоянные и естественные, как у ромашки гадальной с одуванчиком под ветерком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как же мне, Рябине, к Дубу перебраться?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для вас это вопрос, для нас – программа действий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бюро знакомств «Находка»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приморский Край.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;ВНИМАНИЕ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гражданин в серой кепке с портфелем, выронивший свой кошелёк в маршрутном такси № 9 под вечер в четверг у всех на глазах. Вы – козёл! Зачем Вам кошелёк, если у Вас нет денег?!?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возмущённая общественность маршрута.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Искривляем недостатки осанки! Рихтуем мимику, растягиваем рост, устанавливаем суставы на место, выравниваем позвонки по радиусу и диаметру, меняем щитовидную железу на предстательную и наоборот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Школа олимпийского резерва боксёров классического и вольного стилей.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почувствуй вкус свежевыдавленных овощей и свежевыжатых фруктов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пей наши соки «Весь урожай на стол!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Срок годности – целый год: с февраля по февраль!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насладись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фруктно-Овощевое Хозяйство «Руку в брюкву»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрела всегда оставляет желать лучного! Малое предприятие по переводу стрелок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Предупреждаем! Последний раз! Кто со сломанным будильником к нам придёт, тот от него и погибнет!/<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куплю, продам, сдам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё, всем, всех!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОАО «Киоск обмена валюты с ограниченной безответственностью».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обуем всех!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только появитесь к нам – не пожалеем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Апшорная компания по закупке надувных ортопедических стелек за Полярным Кругом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А вот явно памфлет «врагов государства»: /Пишут памфлеты. Вносят смуту, только вряд ли тех преступников, про кого пишут, что-то смутит!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы, не сея и не паша, сохраним доходы ваши!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги ваши! Баснословные проценты – наши!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Развал-оборон-завод карпорейшен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Профсоюз-пенсион-взнос коммуникейшен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Полезно-залеж-ископ присвоейшен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под эгидой и при поддержке, самого надёжного вашего партнёра:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Верховно-Радакейшен»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/По вашему желанию мы в состоянии принять, а также быстро и основательно, без чтения, утвердить любой закон, вас не устраивающий! /<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Поржать бы, так больно!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сеансом гипноза по атеросклерозу, тромбозу и авитаминозу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сниму порчу – ничего не испорчу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только из-за диабета, проездом из Тибета, жёлтый маг Протопопко С. С. /лицензия № 010203040 /<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мелирование на жирный волос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маникюр с кровью на скорую руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маска на сухую и нервную кожу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё это и многое другое заставит Вас посетить нас перед званым ужином в дорогом ресторане!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Салон красоты «Измождение славянки».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваш лишний вес в наших руках!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Финансово ограничиваем желание беситься с жиру!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исправительный санаторий труда без отдыха «Грация».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не верьте здравнице «Грация»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любая прихоть Вашего веса с успехом решается только на территории ресторана-бассейна «Корсет»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы до сих пор один, весите 100 килограммов, у нас есть для Вас диеты на дискетах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если вы вдвоём недовешиваете до 100 килограммов, у нас есть для вас котлеты на багетах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не одушевляйте Ваше здоровье со своим эгоистичным организмом. Позвольте побеспокоиться нам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Корсет» – всему делу «привет»!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продаю автомобиль «Запорожец» 1980 года выпуска. Из последних рук! Как новый!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только у нас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новейшая пена для бритья – «Пеняйте на себя»!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;___________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Семнадцать мгновений» перестали быть достоянием весны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настоящий Штирлиц СС с пианисткой Кэт посетят вас прямо на дому. Эта весёлая компания /Мюллер – губная гармоника, Шелленберг – бубен/ украсит ваше скромное торжество!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданные заказы принимаются заранее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тарасик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главный режиссёр театра юного зрителя<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЫ с ВАМИ во все, по-новому старые, праздники!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не позволяйте себе случайных связей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посетите наши оргии в сауне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вы станете прочно привязаны к нам, не полагаясь на случай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас для вас есть всё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беня для битья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мила для мытья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петя для питья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И другие аттракционы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Также требуются молодые симпатичные девушки с опытом, гибкой фигурой, без комплексов для участия во всесторонних массажах. /Без секса/. Оплата высокая сдельно-сговорчивая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тренажёрный зал «Качельки»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Лечу от всех болезней!!!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;ТL. 7 # v 3 ‘ 0. >3 * Э&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телефон было непонятно. Кто-то подвернувшимся красным фломастером или помадой жирно намазал по верху всего номера:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От всех болезней не улетишь!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдоха, прощелыга, проходимец, прозерватив!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Теми же буквами, но иными, более употребляемыми в обиходе словами/.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только сегодня и только для вас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесплатная распродажа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Срочно заплатите символический взнос и получите, уже через неделю, совершенно бесплатно, по почте любую вещь, выбранную вами из каталога, приобретённого у нас со скидкой 70 %! Вы ничего не теряете! Потому что любой не понравившийся или не подошедший вам экземпляр вы без всяких проблем можете вернуть назад в течение любого времени.<br>
&nbsp;Компания срочных пересылок.<br>&nbsp;Торговая марка «Отваснеубудет»<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надоело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Срывайте объявления пачками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помотала головой ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестань, мне тоже больно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вслух подумал ОН. Однако на это есть спрос! Значит, всё нормально в Датском королевстве, несмотря на то, что и у нас люди ещё живут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От пёстрости предложений, услуг, желаний помочь ближнему и всем остальным, от серпантина шелестящих надрезанных многоразовых телефонных адресов в глазах заплясали лунные белочки. ОН, чтобы набрать воздуха, сбросить радужное мелькание и восстановить однотонность настроения, перечитав всё наскоро второй раз, поспешив запомнить ненужное, отошёл со скоростью звука. Звук напоминал ругание. При отходе корпус тела сам направился на «точку» с разливным пивом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только-только, холодное и свежее, оно начало отхлёбываться приятным залпом, как где-то со стороны наружной стенки стекла бокала раздался голос:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! И как думаешь?.. Кто станет чемпионом Европы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отпуская от лица руку с пивом, ОН выглянул ближним оком, отвечая сквозь глотки в глОтке:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно Бразилия, кто ж ещё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут же вернул взгляд своего глаза на содержимое кружки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стало понятно, что стремительным ответом ОН задал задачу задачливому знакомцу. Тот с полчетверти минуты думал в одну точку, потом, сделав отмашку, как будто стряхивает прилипший носовой платок, отвалил, забубнив:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даже не с кем поговорить не о чем!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Допив первый бокальчик, ОН полуобратил полувнимание на полушум. Это на углу «напёрсточники» били тётеньку, которая хотела своё золотое кольцо назад. Били и дяденьку, даже не знакомого той тётеньки. Дяденьку просто попутало проходить мимо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интересно, с какого расстояния сейчас отворачивается от происходящего милицейский усиленный наряд?» [70 - Наряд милиции – это как наряд невесты, такой же символический.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта мысль была до такой глубины высокая и в то же время настолько высоко глубинная, что мозг изо всех сил до неё не додумывал. Мысль – вспышка. Додумывать её, не значит – догнать. Домыслие – это слова и предложения, то есть попытка упорядочить недосягаемое. Но ОН и не старался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, вышагивая от пива, не спеша, бездумно рассматривал всевозможные, предлагающие себя, витрины. Огромный стенд «сексшопа» выделялся яркостью подсветки. Возле него, тыкая пальцами в предметы обихода первой необходимости, веселилась детвора, читая по слогам неоновую вывеску под всем этим «добром»: «С искусственным к естественному! От искусства к инстинкту!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, «искусство» и «искусственное» имеют один корень. Искусства на вокзалах маловато, если это не контрабанда, а вот искусственного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиво безалкогольное, сигареты пластмассовые, кассеты пиратские, шоколадные плитки не из шоколада, кофейный напиток – не кофе, разбавленный спирт – от «вина» до «коньяка». Украшения – «под старину», посуда – «под стекло», стекло – «под хрусталь». Зажигалки-пистолеты. Кинжалы бутафорские, пупсики с воздухом. Золото без пробы, серебро без сертификата, сладости без сахара. Супы с запахом курицы, соки со вкусом брусники, пакетики цвета чая. Авторучки с чернилами невидимыми, татуировки смывающиеся, мухи-пауки пластиковые. Dadias, линяющий уже до продажи. Улыбки продавцов надутые, товар продутый, цены раздутые, совесть задутая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А есть тут настоящее? Есть! Тоска от Родины!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Проводница, уже с расстояния, не хотела желать приятного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одежда – без всякой надежды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ножки, как у жокея Серёжки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ляжки, как у штангиста Яшки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, а личико – ва! Как у Чичикова! [71 - (Физиогномика обличья, как картошка помямленная)]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Аббатиса» старательно блюла лицо донбасского фирменного поезда «Уголёк», а возраст тщательно скрывала за образом жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постояв на своём, получив в засаленные пальцы билет, в замусоленное пятипястье – паспорт, а в сторону предполагаемого лица – намёк: «индюшка, расфаршируйся, сегодня не твой День Благодарения», королэва-мать отодвинулась на фут фунта фигуры в сторону, так ни за что и не променяв подозрение на доверие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просунувшись в вагон и определив логически по номерам расстояние до «своей» ночлежки, ОН понял, что протиснуться по инерции – сходу – к месту присядки не удастся даже несмотря на подпирающие в спину массовые неудовольствия астмо-дышащего, потно-вонящего, навалившись-стоящего, льготного-кричащего пенсионера железных дорог и насыпей. Прогалину коридорчика и промоину входа в дверь «палаты» занимал нагнувшийся «сугроб», который двигался, скребясь внутри купе, оставаясь частично снаружи, закупорив тонкий проход. Поднимая стуками, щёлкая замками, скрипя лежаками, суетя спиной, елозя локтями, семеня коленями, пыхтя плечами, потея бёдрами, тарахтея ключицами и волноваясь беспокойством. Но всё же, благодаря навязчивому толкачу с тыла, удалось утрамбоваться в отверстие кабинки, сильно ушибив колено об тазобедренный сустав замешкавшегося мешочника. Заодно и познакомились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы в порядке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спросил ОН, присев на поднятый краешек ребра спальника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответил рослый, длинный, высокий, а потому – сутулый человек, похожий на колодезного «журавля». Будущий одноразовый сосед не переставал тасовать сумку, пакет и кошелёк, никак до сих пор не пристроя столь «многочисленный» гамуз. Но, изловчившись из последних сил, нашёл за две критические минуты место для объёмного багажа, интуитивно почувствовав обрез времени ощутимым, пока ещё тактичным, постукиванием по своему голеностопному суставу чужой ногой. Вот тогда, утерев пот, попутчик, искривлённо боязливо развернувшись, спросил с рассеянной заинтересованностью:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы куда обычно прячете свои сумки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я, в общем-то, всегда без громоздкостей. Но когда что-то везу, то баул с маковой соломкой зашиваю в матрац, а чистый героин – в наволочку. Кладу всё наверх над входом. Частенько, когда «спецназ» ночью врывается, и всё с полки падает им на головы, я говорю, что это постель: соломенный матрац с порошковой подушкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– !!!.. Извините, пожалуйста, а можно я по вашей просьбе перестою всю дорогу в тамбуре? Ночи сейчас короткие, только, если вы позволите, я возьму свои вещи?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А куда ж ты в тамбуре спрячешь свой караван-сарай, если и тут десять минут не мог ему места найти? Ладно! Сиди! Я пошутил. Моё добро никому на головы не падает. Я весь груз перевязываю лентой с патронами, а сверху прижимаю станковым пулемётом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… не в этом дело… – И, оседая мимо краешка стола: – Просто я не хочу спать, а бодрствование определяется всенощным стоянием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всенощное стояние определяют умение партнёрши и количество водки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подхватывая у пола:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорош егозить, молодой человек! Я сегодня, как ты заметил, без товара. Давай, лучше, накроем на стол. О! И поезд пошёл. Двинулись! Усаживайся напротив. Куда ты уже делся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне как-то неудобно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно! Неудобно сидеть на верхней полке, когда столько сидячего места внизу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно я дверь оставлю открытой? А то дует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. Тут дышать нечем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все три минуты, пока ОН доставал купленное с собой съедобно-колбасное, коньячно-питьевое, хрустяще-батонное, маринадно-овощное и сладостно-десертно-тортовое, напротив стоял дым обледенелого молчания и пар упрямой измороси вглядывания в горизонт темени за окном через грязную сплошную черноту двойных стёкол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что там? Бологое иль Поповка? Перестань конфузиться. Давай отключимся от тревог, погонь, слежек и покушаем. Эх! Вкуснятина!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет-нет-нет-нет! Спасибо огромное! Я, вот, кроссворд купил, хочу порешать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Аппетитный ужин катился под смарку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочешь, значит, кроссворд порешить? А! Ладно! Тут нечему остывать. Начинай читать, а я буду отгадывать. То есть вместе, но только быстро! И поедим. А то когда слюна перестанет выделяться, можно перегореть, и страстная аппетитушка ушла от тебя к другому. Диктуй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заполнение дурных клеточек на двести слов длилось в течение часа, погрузившего в себя мимолётную проверку билетов, оплату за постели, заглядывания в открытую дверь случайно проходивших три раза мимо двух затридцатилетних «девок» /их курятник находился одной стеной дальше/, пронос холодного пива и горячей жареной картошки, приход и уход соседа с другой стороны с бутылкой и закусью «от нашего стола вашему столу»… Но ОН мужественно продолжал отгадывать словечки, на всякий случай засекая места потенциального веселья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребус был ничтожен и потому – уничтожен. Только несколько секретных слов остались не написанными, типа:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «приток Сеяжа, впадающего в Китяж со стороны Стояжа»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «в эпосе какого неизвестного писателя тюркской народности прозвучала известная строка: «Я не уйду, хоть и уйти не могу!»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «базальт из рода креолитовых, по яркости чаще – тусклый бердолин, реже – напоминает сглаженный сланец одной из пород слюды»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «шестнадцатая звезда созвездия Южного Артофея в галактике Приподнятого Сквозара»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «фамилия Боттичелли по матери отчима в период позднего творчества»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «профессия Арины Родионовны относительно стихотворений Александра Сергеевича»; /По всем буквам получалось «бэйбиситор», но мужской род слова и скудность познаний не позволяли заштриховать эту бредотню/;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «вымирающий вид горлицы кольчатой (не вяхирь и не витютень)»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «какую часть молодой косули зачищают и нарезают ломтиками для приготовления блюда «седло косули на шампурах», вошедшего в сборник «Пятьдесят самых лучших рецептов из косулятины»; изд. «Харвест» Минск партизан УДК 641.5 ББК 36.996 Г 74» /Интересно, по какой библиотеке нужно было так порыться/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При зачитывании данных формулировок сводило скулы от безнадёжья. Иногда даже уйма отгаданных вертикальных букв не проливала свет на горизонталь. По порядку подставленные литеры не помогали, и оставалось лишь предположить, что в этом «словоблудии» коварно использован нерусский алфавит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей «клетчатый маразм» вышел из-под крепких мозолистых рук персонального пенсионера Сазана Писюнчука, который вот уже восемь лет как забросил огород на простую пенсионерку Писюнчучку и, накрывшись энциклопедиями, занимался творчеством. Буквоед-словогрыз рассылал свою маету по коммерческим изданиям, гордясь, что напечатают, и надеясь, что заплатят. Но самые главные и талантливые работы: на 1000, 3000 и 5 тысяч слов Сазан каждый год, по два раза, отсылал в Москву, прямо Лёне Якубовичу. Писюнчук прожил долгую жизнь. Его было «не проведёшь!» Сазан был уверен, что из-за интриг и козней вокруг народной передачи до самого Якубовича его кроссворды не доходят, а теряются в паутине бюрократов и других штрейхбрейхеров. Если бы Лёня лично, сам, без подсказок и без подсматривания решил кроссворд из пяти тысяч слов, присланный от всего Писюнчукского сердца, то Сазан ещё восемь лет назад стоял бы под фанфарами финала. А потом скромно, с чувством собственного достоинства, помахивая ручкой своим спонсорам, отказывался бы от приза и в суперфинале выигрывал бы автомобиль. Спонсоры уже были предупреждены и восемь лет только ждали телеграммы из Останкино, чтобы дать Сазану на билет и услышать свои фамилии по размеру всего экрана. Готовилась и крупная их деревня сельского типа, сочиняя частушки:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Якубовича мы любим,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же его не любить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за Лёни всё забудем,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бросим пить и не курить!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё Писюнчук спал и видел, как отомстит своим обидчикам и завистникам, сказав на всю страну, что с ними совсем не знаком! Назовёт их всех по именам и пригвоздит навеки к позорному столбу справедливости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подарки для кунсткамеры Якубовича тоже готовились регулярно. Овощики, фруктички, ягодоньки, грибочики измерялись логарифмической линейкой, штангенциркулем и укладывались самим хозяином в дважды стерилизованные баночки. Пряности-специи, соли-сахары и трыны-травы добавлялись по точному весу до микрона комариного хвоста, а закаточные крышечки брались так трогательно, из нетроганного запаса – только новёшенькие, без ржавых пятнышек. В погребе этим банкам специально была отведена чистая полка с подвешенным банным термометром для наблюдений за перепадами температурного режима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько раз, с «морозным» захватыванием духа и громким бурчанием сердца, на самые торжественные гостевые праздники, долго ругаясь в сенях, семья позволяла себе открыть одно «сокровище» из Лёниных запасов. И тогда избранные односельчане, маленькими кусочками смакуя деликатесы, твердили, утверждая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Действительно сделано со вкусом! Видно, что не для себя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы всем досталось хотя б увидеть и потрогать, чета Писюнчуков, ничего не пробуя, довольно переглядывалась, горжась собой. В эти редкие моменты «было ради чего жить!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И поэтому до сих пор персональный пенсионер Сазан Писюнчук крапал в месяц по два кроссворда, неизменно, как настоящий художник, ставя свою личную подпись: центральное слово, с которого начиналось вдохновение, он загадывал так: «составитель данного кроссворда из восьми букв»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отгадывание этой «скарлатины» присблизило двоих в пошатывающейся конурке. Тень боязливости отсохла, оставляя немного нужной осторожности и необходимого недоверия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аркаша – так звали «молоденького совсем» /лихва с тридцатью годами/ попутчика, перестал подрагивать и, методом отвлекания себя в руки, совсем ополусмел, начиная разговаривать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выты где так научилися слова угадывать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перешёл Аркаша на осторожное «ВытыВы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На работе, а где же ещё? Если не считать школы, улицы, института. Книги иногда читаю. Телевизор изредка включаю. С людьми общаюсь то время, то от времени. Думаю. В общем, всего – понемногу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь… те? Значит, должность руководящая?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, вроде бы. Название есть, ответственности – по горло! Спрос – по высоким тарифам! Стандарты – по самому значительному уровню! А вот заработная плата тут совсем не причём!.. Вот тебе и «ха-ха-ха»!.. Что смешного? Зарплата – заплата. С одной ягодицы на другую переклеиваем-перелепливаем, а штанин и майки нет. Один воротник для «галстук повесить» /по рангу положено/, было б потом за что дёргать бы, и иной раз взять бы да подвесить бы, чтоб другим не повадно бы..! Значит, так! Хватит трепаться! Еды хватит! Стол просит присесть к нему, пища требует отъесть от неё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Нет! Я после шести вечера не ем, диета. Очень продуктивная, кстати. Вес теряю нормально, и ты знаешь… те, необходимость сдавать анализы каждый квартал отпала! Сейчас посещаю лабораторию всего пять-шесть раз в год: триглицериды – восхитительные, холестерин – замечательный, гемоглобин – изумительный, сахар – прекрасный. Просто восхищаешься результатами своего здоровья. Иногда ощущаешь недомогание неимоверное, или слабость сильную, или разбитость полную. Возьмёшь тут же последнюю распечатку из поликлиники и, любуясь, говоришь себе: «Нет! Меня не проведёшь плохим наружным самочувствием! Вон, какие чудесные внутренние анализы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дааа… Значит, я не живу! Или как же я до сих пор жив в таком наивном совершенном неведении. А вдруг у меня нет всех этих «цитов», «бинов», «ридов»? Может быть, я давно уже при смерти и ничего об этом не знаю! Слушай, возьми меня, пожалуйста, как-нибудь с собой на «анализы», а? Я должен обязательно их всем показать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты зря смеётесь. Себя нужно беречь! Моя жена даже на трёх диетах одновременно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Диета из лангустов, мангустов и капустов, – прошептал ОН, а вслух спросил: – Значит, по ночам вы совсем не едите? Ну, а по дням, хотя бы по нечётным, прощаетесь? То есть причащаетесь, конечно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, даже неограниченно, но в определённых калориях. Наш психолог определил, что мы должны оградить себя на сорок процентов, поэтому я пью только шестидесятипроцентную воду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы мазохисты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ха, ха, хаха! Неет! Мы – как все нормальные, просто вовремя знаем свой ракурс усвоения производных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как это? – ОН придуривался в поиске оправдательных моментов для напарника-соседа. /Есть такие: сначала надо убить, а потом уже искать общий язык/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что, правда, не понимаешьте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я правда не понимашью что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шутите… шь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ура!! Родился тост! «За ненормальное бытие, определяющее нормальное сознание об этом!» Коньячок, выдержанный всеми ревизиями, держи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не могу, честно! У меня в организме не вырабатывается восемь-оксихинолин-пергидрофенантрен-диизоогеназа. А значит, не расщепляется алкоголь в крови. Я выпью сто грамм и – пьяный три дня, спирт бродит по кровеносным венам, не исчезая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Везёт же больным!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не больной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, забыл, у тебя ж анализы такие симпатичные, что влюбиться можно. Слушай, не ешь, не пьёшь, в купе с первого раза не влазишь! Должно быть, есть тайное нераскрытое, то, что оправдывает твоё поведение на людях, всё компенсируя. Или ты заброшенный киллер, или закинутый ортодоксальный вероисповедалец, или «дурь» пыхаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Убивать я могу только микробов антибиотиками. А увлечения, конечно же, есть. Например, могу часами говорить по телефону, пошептаться, так сказать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А без телефона?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять шутишьте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну уж нет! Теперь я действительно серьёзней всех живых! Потому что тут можно умереть, и не увидеть Париж!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ещё люблю, если мне неуютно, проехать по бутикам, успокоить нервную систему дорогой покупкой. Проводить «шопинг» – это моё кредо. Благо, жена зарабатывает в коммерческой фирме. Но нам всё равно не хватает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И мне не хватает, естественно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Ты где работаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да так… часа два там, часа три здесь… Трудно найти призвание, а без души – это не работа. Но не о том речь. Я говорю, продающиеся вещи меня освежают. Если что-то понравилось, не могу себе отказать и буду торговаться до конца. Скинул цену и приятно сознаёшь: сэкономил! А жена не понимает, какую невероятно дорогую вещь я приобрёл за полцены. Конечно, частично мою супругу можно понять – долгов у нас лет на десять вперёд, даже с её солидной зарплатой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Держите языки зубами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вовремя сдержала ФРАЗА обувь от справедливой, жестокой расправы над червяком, рассуждающим в человеческий рост.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мир замигал! Расстёгнутым воротником стянуло горло. Нужно стало срочно выскочить в тамбур и восстановить дыхание с вестибуляцией несколькими глубокими затяжками. Курить тихо не возбраняли и здесь, но напротивный элемент не дал бы успокоить рваные, вывернутые наружу, нервные отвращения, которые рвались на «ком-нибудь» замкнуться. Да ещё и при каждом своём произнесении расхрабрившийся слизняк норовил наклониться близко. ОН, тактично отворачиваясь, сдерживал невольное подташнивание…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойду – пройдусь, а, может, и съесть чего повезёт. Ты не провожай меня, ложись по полкам, и не беспокойся о будущем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прихватив с собой всё со стола, Он ломанулся в соседний отсек. Там уже давно неожиданно ждали. Удивившись для приличия и на всякий случай «прикрывшись», желанно протянули ладони тыльными запястьями кверху, для мягкого рукопожатия. ОН, галантно не касаясь, «поцеловал» протянутое и стал размазывать себя по сидению, паштет – по маслу, икру – по паштету, нож – по икре, коньяк – по желудочку, дым – по потолку, а беседу – по воздуху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девочки! Хоть я и сам нахожусь в совершенном неведении, но как вы догадались сегодня тоже находиться так рядом? Это, не иначе, астральное слияние просквозило напутствием телепортироваться вам в зону пролегающего моего присутствия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Я тебя умоляю! Не надо о высоких материях!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Густо наведённым губной помадой, неправильным прикусом посмактывая бутерброд, томно растянула одна – та, что смотрелась постарше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, почему? Он смешной, мне интересно! – перебила та, что помладше не смотрелась [72 - Девушки, кому за тридцать пять. Врите о своём возрасте наоборот – в большую сторону. Тогда все будут по-настоящему поражаться, как вы прекрасно выглядите, а не ржать «в сторонку».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно! – вяло шутил ОН. – Что такое высокие материи? Это высокие технологии! Полилавсан, полиэстрол, полиэтиленгликоль… Где их былая, вспыхнувшая и погасшая, популярность? А простые, природные материи: шёлк, ситец, лён, ондатра, крокодил! Те и сейчас самые ценные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Ты не понял! Высокие материалы – это не материи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я понимаю. Материалы – это доски, а материи – это тряпки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! Нет! Это – не то! Как бы выразиться?…?…?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я прошу! Не выражаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ха, ха, хъа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну например: ты высоко материально обеспечен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нашлась не младшая, спасая старшую от привычной мысленной свалки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааааа! Значит, высоко материально обеспеченный человек тот, кто через высокий забор таскает материю на продажу! – допаясничался ОН до горшка № 3 из младшей группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Ну, ты дурач… ок! Ты смеёшься, кажется! Ну, хватит! Материи – это что-то непонятное, недоступное и, само собой, необсуждаемоещееся за нашим столом и за прекрасной компанией! Тем более когда все в сборе. Расскажи-ка лучше анекдот. Я совершенно обожаю что-то пикантное и недвусмысленное… /Ещё «не старшая»/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И наливайте, плизззз, джынтыльмен! Между вами дамы, между прочим! /Уже «не младшая»./<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Кстати! Знаете, как переводится «между прочим» с греческого? «Между ногами», вот! Вставляйте в любое предложение «между прочим», например: «Баски и Галки, между прочим, друзья!» или…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ииахаха… …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец-то в поезде всё стало на свои рельсы, раскачивая прозаическое сегодняшнее веселье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После всех этапов поочерёдности, истощившись от пресыщения, ОН шёл умыться в сторону туалета. И, преодолевая ширину прохода по длине, слабо отталкивая бьющие по плечам окна и двери, чуть не попал под «колёса» древней костлявой кожи, выскочившей в коридор с флаконом парфюма. Этим одэколоном мумия чертила вокруг себя магические большие круги, приговаривая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чур меня, чур меня, чур не меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глубокой юности, послушав самого Гоголя из-за двери в оригинале, «барышня» думала так примитивно избавиться сейчас от всей нечисти, что нас окружает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помогите! Мой сосед снял носки и храпит! О, Боже! И от вас запах! Как! Ттаких Земля держит!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас… ик!.. бабуля, нас держат шпалы. Фух%! О! Вымолвил с процентами вместе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая ещё «бабуля»? В мои годы Кобзон ещё поёт! Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! А я и не знал, что Кобзону ещё и ста лет нет. Вот увижу его – сообщу, обрадую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН запродвигался дальше, выручив Кобзона и оставив выпускницу Смольного института в истерике…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью умудрилось присниться, будто ОН прижат лицом щеки по всему огромному объявлению со скрюченными, скрученными за спиной руками, а холодный глушитель давит в ушную раковину и вот-вот оглушит с одной стороны навсегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я как раз этим ухом плохо слышу. Может, выстрелом прочистишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Смело», американскобоевиково опасничает ОН, чувствуя, что можно проснуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но кто-то убедительно-реально-ощутимо-больно заставляет прочитать объявление и подписать внизу собственноручно. Читать, а тем более писать в такой позе неудобно, но ОН, перестав улыбаться, исхитряется, под дулом убеждения, оставить дрожащую подпись. Над соглашающимся росчерком появляется текст:<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Отдых на горнолыжном курорте в течение недели.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Отдых без расслабления, курорт без гостиницы,&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;лыжи без креплений, барханы без снега,&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;неделя без шести дней!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером, без захода солнца, в маленьком уютном ресторанчике без навязчивых официантов и надоедливых поваров вы сможете посидеть без стульев, столов и пола у камина без вытяжки и без дров. Вас попотчуют безалкогольной водочкой без горечи, безникотиновыми сигарами без фильтра и безкофеиновым кофе без кружки. Вы с удовольствием отведаете крабов из искусственной резины, заливных рыб из желатина и свежее мясо из красной белковой массы. На десерт вы точно не откажетесь от мороженного без сливок, фруктового коктейля из аппетитных наполнителей без единого пестицидного фрукта. А потом, с блаженством тонкого гурмана, объедитесь тортом без теста и без сахара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь этот праздник современной жизни вам будут прислуживать самые сексуальные сёстры из лучшего женского монастыря.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Это что-то(!) без чего-то(!!)&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;Оплата без любых ограничений!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй сон был не хуже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коварные анализы мочи натекали со всех сторон, протягивали баночки и тихо сикали: «сдай нас, а не то когда-то обязательно умрёшь, да так и не узнаешь подноготной сути и поджелудочной мути всех результатов вскрытия»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прибыв на сортировочную площадку большого промышленного города ко второму завтраку, в реальном времени двухчасового опоздания, ОН набрал всяких съестногостей и отправился к друзьям детства, отрочества и юности, специально ничего не едя и не едя в такси, трамваях и метро. Пройдясь по проспектам, окунувшись в любовь к каждому выдолбленному кирпичику, ОН благоговел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Возвращайтесь в места, где вы были когда-то счастливы! Но – на одно лишь мгновение короткого первого вдоха. Этот вдох заставит замереть грудную клетку в больносладостном изнынии. И не прячьте слёз из носа! Погрустите на руках своего Минувшего, ведь это вы куда-то делись, а оно навсегда тут. Оно не может отправиться за вами и годами, безропотно ждёт вашего появления, чтобы снова, окрылив вас, воспарить хоть на несколько минут вместе с вами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обалденно проведя пару дней в забытости происходящего вокруг, призрачное ожерелье приятного не затягивая удавкой излишнего, ОН отправился назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если тронуться в Амстердаме и продолжить путь по Вене, то весь мир – на ладони. Если тронуться в Днепропетровске и продолжить путь шествия к Киеву, то весь мир – в кармане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кармане ещё позвякивало, поэтому весь мир был в солнечных тонах. Снова поезд, снова попутчик. Уже, правда, получше – из актёров, но с чувством юмора. Это заметилось сразу во время знакомства, когда хозяйка вагона, хоть и полная, как карта мира, но почему-то аккуратная и обаятельная [73 - Обаяние не украсишь, не укроешь, не укусишь и не украдёшь.], принесла счёт за заправленные уже постели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосед классно отрепетированно приклеив ко лбу тыльную сторону правой ладони, продекламировал в пространство:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах! Модельяни! Вы настолько низко сейчас скатились до уровня Постельони, что невозможно не ощутить возмущения! – И продолжил: – Я беру простыню и наволочку в аренду на восемь часов, а, судя по вашей цене, я покупаю акции нерентабельного цеха постельного белья. Ты ничего не путаешь, красивая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его непридуманная сегодня шутка развеселила всех троих и проводница сразу уже была согласна быть приглашённой в их общительный двухместник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда, куда вы удалились! Я свой позор сумею искупить! – пропел ей в спину новый знакомый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время совершенно нескучной трапезы, а, скорее, намного больше – наоборот, к ним подтянулись фланги. Один – сзади от хода поезда: «У вас смешно, громко, весело! Можно и я?». А другой – справа, если сидеть лицом на окно и спиной к двери: «Меня загундосила попавшаяся в мой «номер» старая молодящаяся верблюдица, агитируя продавать пищевые добавки и обещая за это часть своего богатства».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так на, отнеси двугорбой пищу к её добавкам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одобрительно приняли человека в свой круг, и «концерт» продолжился. Тема «ни о чём» подразумевала саму себя себе собой тему «обо всём». Между длительными расстояниями от разной станции к другой – следующей, подбегали проводницы уже нескольких вагонов и активно принимали участие в смеящемся общении. Актёр, приглашённый на Киевскую киностудию, показывал отрывки из открыток своих самых известных ролей и все, дружно удерживая носы и рты руками, не узнавали его в некоторых задних планах «Петровки 38», «Огарёвки 69» и «Божедомки 25». Главное, что артист не обижался и так же беззаботно растирал глаза от громкого смеха. «В отместку» театралу, директор металлургического комбината раскладывал глазированные фотографии высоких труб завода, снятых из своего кабинета, с видом на склады и трёхколейную железную дорогу, доказывая всеми руками, что в этом месте снимался «Адъютант его превосходительства». Главврач, антуражем входя в раж, демонстрировал рентгеновские снимки своих больных с редкими внутренними особенностями срастания, убеждая, что один из этих переломов в гипсе вдохновил весь советский кинематограф снять фильм «Бриллиантовая рука». ОН, завершая галерею просмотра, удивлял всех «своими иностранными знакомыми» с Рижской киностудии на ластиковых страницах, подвернувшегося престижного журнала, нечаянно ткнув пальцем даже в кадр из какого-то мультика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При всех этих «показаниях» гурьба бестолково, до слёз, шумно и откровенно «ползала по стенам» тонких купейных перегородок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Актёр всё-таки был зачиналой и разговор, хочь-не хочь, всё время упирался в лицедейство. Спор размахивался персонажами классиков и цитатами современников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто ещё думает, будто артисты играют? – отбивал ОН сильную, направленную подачу актёра о перевоплощении. – В каждой роли просматривается их личный мир. Как ни заучивай «прокрустово ложе» текста, как плотно ни напяливай «испанский башмак» образа, невозможно отрезать от замёрзшего масла кусочек, не ударив ножом масленицу, и твоё «я» выкипает из-под панциря сценарного героя всем естеством настоящих, твоих внутренностей. У кого – цветиком-семицветиком из асфальта, у кого – газами из нутра. Все достоинства и недостатки резко всплывают на поверхность, не боясь кессонной болезни. У кого – струёй на блевающем полёте, у кого – ароматом свежести. Интеллигентность, она и в роли отрицательного убийцы [74 - Большинство убеждено, что есть убийцы положительные.] интеллигентна. Всетеатральная шлюха и в роли монахини остаётся с ужимками своих привычек. А колхозная самодурша «помещица Салтычиха-Кабаниха» не спасёт ситуации от хамла своей рожи и не удержится, параллельно с тёплым текстом, кривизной своей мимики не отвалить дерьмовщину, играя мягкий образ жены честного председателя, имея через чёрточку хоть одну режиссёрскую фамилию, хоть две. Я не «спец», но мне кажется, что хорошие психологи-администраторы, подбирающие действующих лиц на вторые планы, исходят далеко не только из просмотра предыдущих эпизодов актёра в кадре, а включают и анализируют действия претендента на съёмочной площадке, в рюмочной, гримёрной, на отдыхе. Там этот тип типичнее. Не верите? Поглядите разок передачу «Кизяков и К. на дому». Что? Сплетни и подтасовки? Да, но буквально в двух, даже подрезанных и добросовестно смонтированных словах всё оголяется. /Жёлтая пресса дремлет на солнышке подоконника, всё прозёвывая!/ В каждом произнесении и повороте видна изнанка. У кого-то «шиворот-навыворот» намного красивее и богаче засаленного пиджачка, а у кого-то – обратка нафуфыренного, белого «Никакского» фрака выглядит наружу швами со вшами. Насколько становится приятно, когда вроде бы «незаметность» дальнеплановых ролей вдруг немногословно раскрывается умным, изумительным интересным человеком, и как похабно, когда вечный главный герой оказывается неучем, примитивным пошляком и откровенным болбоёдом! Дорогой! Популярный наш! Куда ж ты просишься под камеру в миру!? Сыграл серого смешного простакаку в сериале и, не му-мукая, быстро спрячься, закопайся, забуксуйся, забетонируйся так основательно, чтобы тебя, Мазая Герасимовича, отыскали с фонарём, в подполе, за старой шифоньеркой только перед твоим выходом в следующей серии. Тогда ты сможешь остаться милым хитреньким экранным идиотиком с большой кучей преимуществ и симпатий. Не стой в очереди, чтобы притащить насильно к себе на дачу съёмочную группу. Убогий ты, убогий! Это на экране всё прощается. И просчёты стираются, и проколы штопаются /сам удивляешься на просмотре: «вот это я даю!»/. Но в жизни – нет! Тебе придётся вымолвить пару слов не «рояльных», а реальных. И «компания» не только не вырежет, но непременно сакцентирует всё внимание на твоей «хлюпотне», показав крупным планом ещё и твоих деток-тупозявок, да твоих животных, лазающих на стол. Тут ты влип по самое «тону»! Пойди, попробуй оттереться, возомнимушка несусветная!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проводницы спальных вагонов привыкли к непонятным речам и странной пластике движений каждый раз едущих:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, они больше чего-то знают, отплатив за билет в дорогущем вагоне. Лучше не вникать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Длительное привыкание устоялось с негодованием от того, что за водкой всегда бегает очень знакомая, народная, автографическая личность, а другие, совершенно нигде не известные, посылают любимого артиста и панибратски оскорбляют недостойными кличками. Как хотелось высказаться в знакомое до боли лицо: «Вы ведь наша гордость! Неужели не можете приструнить администратора несчастного?» Но выработанное годами терпение, строгий инструктаж и жуткий страх потерять престижное место брали своё. Поэтому проводницы «блатных» вагонов, как никто другой, понимали: всех знаменитостей создают десятки более существенных людей, не выпирающих с переднего плана, а всех ответственных лиц делают визажисты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оживление громкого разговора продолжалось, затронув участие политики в искусстве /смех не прекращался/ и – участие искусства в политике /смех не прекращался ещё больше/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тот, кто пошёл в политику, однозначно – калека нравственный. Политика изначально, в зародыше своём, преступна! Деятели культуры, делайте то, что вы умеете, а ещё лучше – то, что вам нравится! Ведь выбранные во «власть» наивной людской симпатией к вашим ролям /не к вам самим!/, похлёбывая сейчас из дармовой свинячьей кормушки и похрюкивая на всю страну о высокой вашей чистоплотности, вы теряете всё своё ради того, чтобы всё было вашим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! И совсем уж интересно! Все вправду полагают, что выходец из «их» среды, вознесённый в номенклатурную ложу, станет ратовать там непременно за бывший свой круг, откуда его вытолкнули в верх неземной. Кинематографисты улыбаются победе своего кандидата, уверенные в скором подъёме несправедливо забытого вида искусства. Шахтёры рвут сухожилия за своего выдвиженца – «нормального парня» – директора шахты: «Ну, теперь заживём! Он так хорошо знает наши чаяния!» «А чего ж вы при этом директоре были всё время в гное?» «А он не мог! Ему мешали! Но теперь он при власти! Ох, наконец-то!» Солдаты и матросы сами по приказу верят, что их депутат, прошедший суровую бескорыстную дисциплину, опрестижит звания от офицера до рядового. Даже последний сельский учитель души не чает в администраторе районо [75 - Районо – это как облоно, только районное.], получившем мандат, и искренне верит в высокую значимость местной своей, упорной, удачной, предвыборной агитации. После которой реформа сельского образования грянет на днях, а то и раньше, и его скромные начинания в этом деле будут замечено-отмечены новой прогрессивной законодательной властью. Ай, нет, ребята! Это точно как гусеницы задирают свою «кабину» ввысь на легковесную бабочку: «Смотрите, порхает! А ведь она вышла из нас!» Однако бабочка генетически не собирается помнить то, что первопричиной её ломаного полёта было долгое и унизительное ползание. При собственном голововскружении нежелательно, неудобно и неосторожно смотреть вниз под себя. [76 - Зазнался, кем стался? – Забыл, кем был!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Рано или поздно утром все угомонились и заснули, так и не расходясь /вполусидя, вполулёжа, вполуулыбаясь/, с нечастым свойством видеть даже во сне только хорошее. Поездка была завершена и освежила бытие на некоторое время вперёд добротой своего завершения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже сон отозвался таким редким сейчас участием к человеку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько воды утекает, а люди всё не меняются! – журкнул сливной бачок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не говори, всегда запухшие, закисшие, воняющие, озлобленные! – скрипнуло над умывальником утреннее зеркало, пытаясь стереть с себя белые брызги. – Вы бы хоть раз из меня на них посмотрели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы бы из меня! На них посмотрели! Это ж задницы непроходимые и дерьмо несусветное! – ругательно смылся унитаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фи! Вы, как всегда, грубы! Что за тон! Приглядитесь хорошенько! Под неким первым слоем иногда проглядывается нежность отмытой, легко ранимой кожи! – душевно дзинькнула никелированным шлангом отдушина душа. /Она мыслила гибко и не стационарно/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да уж! «Нежность»! Вечные сопли и липкие слюни! – брезгливо съёжилась раковина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот-вот! А со мной вообще не считаются! Чисто не принимают меня! – съелозила каким-то звуком пышная фигуристая ванна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господа! Господа! Будьте благоразумны! Мы ведь делаем людей чище и изнутри, и снаружи! – мудро шипя, остановил всеобщие обиды нержавеющий кран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Не дайте нам медленно умереть! Это кто «господа»? Это вы «господа»? Заглохни, ты, вся холопь туалетная! – то вдруг, откуда ни возьмись, запереливались всеми цветами драгоценные камушки из колечка и серёжек, не к месту забытых на стеклянной полочке под зеркалом. – Только мы украшаем своим блеском невзрачных людишек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От таких слов несправедливости стало откровенно обидно за людей. Полочка с негодованием задрожала, шурупчики специально расслабились, и дорогой наборчик кувыркнулся в умывальник. Три изделия отчаянно цеплялись коготками огранки за гладкую поверхность, но неотвратимо скользили к отверстию. Раковина аккуратно растопырила свою крестовинку, и всё золотишко с «осколочками» провалилось вовнутрь. Даже труба с удовольствием поддала наглецам коленом, и те, скатившиеся, полетели до самого низа канализационной преисподней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, теперь уж точно люди нам за это спасибо скажут! – ликовала ванная комната…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;12<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как каждый новый зарождающийся день, это последующее утро было совсем нежелательным. Оно пыталось застать врасплох, заставить начать, застегнуть сновидения, застесняться вчерашнего, застучать ногами, засучить рукава, застирать мысли, застолбить место, застелить постель, застрадать прошлым, заартачиться предстоящему и – застрелиться. ОН уже прицелился, чтоб случайно не попасть, но последнее помешала сделать соседка. У соседки, наоборот от многих, мысли не поспевали за словами. Даже если изыщешь орудие застреляния, рука дрогнет при воплеобразном звуке недержания определённого содержания. Моисеевна грохала «затвором» по всему, тихо собирающемуся на работу, мегаполису. Эхо отбивалось об соседнюю пятиэтажку, стукало по трансформаторной будке и возвращалось ревербератором расщеплённого бумеранга. Удвоенная матюкня сглаживалась непонятностью слышанья и раздражала не содержанием, а громкостью. /Как объявления по вокзалу стадиона/. Реагировали на это по-разному. Кто, сдуру, начинал перекатывать гантели из плеч в руки, кто гонял зубную щётку из нёба в щёку, кто натирал блеск из воротника в лацканы, кто крутил яйцо по сковородке, проверяя – сварилось ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-кто, а сын директора украинского завода литейного машиностроения Арабаджи, по громкому знаку хлюпанья крыльев перепуганных Моисеевной крылатых засранцев – символов мира, начинал отстреливать голубей из папиного обреза. У птиц было странное свойство: летать над разными домами, поэтому дробь окучивала весь жилой Полигон, и желательно было не выходить на балкон без прикрытия боевой машины пехоты. Коли оная имелась не у каждого, балконы сиротски пустовали, надеясь хоть на временную капитуляцию сторон, а подъезды выпускали из себя по одному, перебежками, прикрывая дырявыми картонными дверями в паузах между перезарядками нарезного затвора спускового курка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Считайте ворон патронами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передёрнулась ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН тоже стал дёргать воротник на груди от кислородного голодания. Воротника на голом теле не хваталось, но всё равно хотелось свободно вдохнуть. Воздуха никак не доставало. Доставало как раз нахождения где-то у горизонта обогатительного комбината с длинными трубами. Может, тот комбинат кого-то и обогащал, но город был всегда обделённым наполовину. Дышали по очереди. Смеялись – по очереди. Горевали – по очереди. Когда ветер дул в одну сторону, радовалась противоположная часть города, и – наоборот. (Такие города ещё называли «комсомольскими», потому что всем была оказана высокая честь – не доживать до коммунистической зрелости). Сегодня роза ветров находилась прямо над квартирой Моисеевны, и из-за этого соседка громко сквозь ругань кашляла, не успев закрыть свою фортку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Лес! Лес! Лес! Обязательно съезжу, подышу! Да! Придумаю сегодня причину по работе: якобы, нужно в лесной госпиталь», – неожиданно решил ОН. Стало легче на лёгких. Появилось желание, а желание – это стимул для начинания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучшей ингаляцией свежего поветрия служил лес. Благо, что остатки зелени ещё сопротивлялись людообразным и пытались продолжать выделять кислород. Невзирая на все подлости своего двуного выкормыша, Природа не устала поглаживать по головке калечку-человечка: «Хоть уродливое, но моё. Нельзя его наказывать за свою ошибку, и пусть «детка» отгрызает мне соски, насытившись, и пусть насилует меня, пресытившись, но ведь он детище моё, которое обязательно одумается, и я окунусь в море сыновней благодарности!» Мать уже тем мать, что никогда не отречётся от дитяти своего безбожного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЛЕС! Изуродованный, но – красивый! Старый, но – мудрый! Опытный, но – добрый! Щетинистый, но – нежный! Непроходимый, но – тонкий! Оскорблённый, но – любезный! Избитый, но – упрямый! Затоптанный, но – недоступный! Оглушённый, но – поющий! Загаженный, но – чистый! Лишённый семени, но – родящий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лес – с язвами незалеченных искусственных полян, со струпьями недокорчёванных пней, с изжогой пепелищ, с волдырями– фурункулами народных гуляний, с тромбами лесопилок и запорами лесорубок, с сочащимися разрезами по живой коже деревьев, со страшным аллергическим зудом на ползающих по нему, умеющих разговаривать, громко кричащих паразитов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лес находился «рукой подать». Можно было обратиться к нему, если захотеть вдруг подышать да подумать о бренности и нетленности. Но это если забресть на несколько десятков полукилометров вглубь, затем специально заблудиться, потом и впрямь потеряться и выйти к ночи на неизвестный берег реки. Лес всегда выведет и проводит, тихо пошумев вслед поднявшимся ветерком нежелательного расставания. Можешь не оглядываться. Ты обязательно вернёшься сюда. Это необходимо и тебе, и лесу. Смочь побыть внутри своей души – вот панацея от бесконечной болезни короткой жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В большом многовековом лесу находился маленький «городок» парудесятилетней давности, но воздух портил по-взрослому!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для города нахождение в лесу – «нирвана», для леса нахождение города в нём – «ломки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вырвали по живому, ржавыми тупыми ногтями с заусенками, гнилыми больными зубами с зазубринами у леса бок с кожей, мясом и рёбрами! Постелили на дышащие ещё внутренности горячий асфальт и устроили сверху грандиозное буйное пиршество в честь «богини» Цивилизации – «богини» сокрытия грехов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Городок эдакий тот звался «Республиканский госпиталь для инвалидов Великой Отечественной войны». Громадная структура по меркам случайно пробегающего мимо районного центра. Идеозное звание «республиканский» значит: один такой в княжестве. Всё остальное, типа: клуб села Свитанок, почтамт Белой Церкви, урановый рудник Жёлтых Вод, дом быта Херсона, шахта Павлограда, кулинария Вольнянска и общественный туалет Пятихаток – структуры не этой республики, а немыленное фуфло неизвестного происхождения, портящее раздражённое, набрызганное и заклеенное пластырем «лицо» геополитического [77 - Всё, что «гео» – природно. Всё, что «полити» – анормально.] образования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Произрастание госпиталя в лесу сопровождалось врезанием в местную флору /фауну разогнали первые бульдозеры/ дымящей котельной, режущих глаза канализационных построек, смердящих отчистных сооружений. И не только. Рыхлые мусоросбросы – по периметру, остатки торчащих недостроек – по площади, огороды – по радиусу, дырявая колючая проволока на покошенных столбах – по диаметру, бетонные бункеры – вглубь, и корявые водокачки – ввысь. Всё это современно «украсило» исконный допотопный вид местности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До потопа Природа бегала, резвилась, наслаждалась своей выплёскивающейся красотой необьятности и вечной юности. Закружившись над Днепром, ожидала любовника-ветра, красивого, сильного, ускользающего на белом коне упавшего облака. И дождалась! Совершив бурный обряд соития, разбрызгала в экстазе новые сказочные пейзажи сине-прозрачных быстрых притоков, жёлто-песочных отвесных берегов и зелёно-лесных живых островов. Но, призаснув от радости лет так тыщ на пятнадцать, попала под растерзание вдруг откуда-то взявшихся человеков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И совершили варвары потоп! И закупорили могучий Днепр. И задушили плотиной, залив миллионы гектаров лесов, лугов и плодородных земель [78 - Если бы можно было бы с кого-то спросить! Представляете? Мы платим за тридцать метров убогой квартиры ползарплаты, а за уничтоженные миллионы квадратных метров не расплачивается никто!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И лежит, не дёргается это протухшее «водохранилище». И воняет стоячей водой искусственное гиперболото – сотворение всех «наук» социализма. А Каневская гидроэлектростанция – причина несусветного уничтожения, не в силах оточить током даже один непромышленный, горемычно-недоношенный областной «центр»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах, да! …Госпиталь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сама человеческая возня в госпитале происходила странноватая какая-то. Жили здесь местные, а поживали – приезжие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда самый первый раз ОН удосужился по перипетиям должности посетить премного популярный в узких заинтересованных кругах госпиталь, то стал вольным свидетелем характерного разговора. Беседовали одинаково равные: мал и стар [79 - Блаженны дети! Ими ещё младость глупит. Блаженны старики! Ими уже мудрость маразматит.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приставучелипкоклейкозанудный ветеран конца мировой войны второго созыва, от нечего делать по жизни, вяло донимал растёкшегося на жаре грязносоплеразмазанного по скамейке ребятёнка:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты тут делаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А гуляю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где ты живёшь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А там, в паламатой общаге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему ты не в школе до обеда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас лето до осени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто твои родители?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мамка, папка и сестра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где они работают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А в этом госпитале инвалидов несчастных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто кем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что, «мать»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кем работает твоя мать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, моя? А – в столовой. Жратву варит этим недобиткам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А… А… А…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А батько на «скорой», развозит старых бздунов на вокзал или в морг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А… Ы… А… Ы… А… Ы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сеструха капельницы вешает и клизьмы всовывает, чтоб те, прибацнутые, думали, шо их здесь кто-то собирается лечить, та не возникали. Вроде их можно вылечить! Надоели всем по самое дышло! Пятьдесят лет, как я ещё не родился, война кончилась, а их с каждым годом и месяцем всё больше и больше. Хоть жили бы, «был», как люди! Так нет! Портят жизнь всем остальным! Вояки, блин! Натерпелись бы они, не дай Бог, как моя баба Соня! Всю акоп… аккопа… акопацию, в общем, «под немцем» страдала, беглых пленных та вас, не успевших удрать от женщин и детей к Москве, подраненных, ховала в погребе, и всё – с двумя малолетними детьми на руках. Из-под снега и льда выкапывала по ночам картоплю там, моркву всякую – не себе, а людям носила в концлагерь, шоб выжили – не подохли, а потом – в Сибири на севере, а потом – в колхозе без грошей, а потом – на тяжёлом заводе, а потом – без пенсии… А эти: «война! война!». Та война, сдаётся нам, то самое лучшее, что у вас було! А то зачем вы все тогда уже сто лет только и превозносите ту войну? Только о ней и говорите? Рассказываете то, шо никто не проверит. Значит, хотите сказать, вы были хорошими героями давным-давно? А чё ж вы сейчас гавным-гавно? Ты як хочешь, дед, но зачем это я должен любить всех вас за ту войну! И шо вы завоевали? Ось такие ось общаги, по пять человек в комнате та без воды /хорошо Днипро рядом/, та свет – по часам, в холодильниках всё тухнет? Или гуманитарну допомогу? Ту, шо немцы привозят людям, а первым раздают вам? А посмотри, в чём ты ходишь! Наверно ещё то, что в сорок пятом строфеил? Шо, даже одёжки новой к старости себе не завоевал?! Так что отстань и издуй на свои процедуры, пока дышишь, а мне с тобой тут некогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А… а… А… а… А… а… А… а-а-а-а-а!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пи-пи-пи-пи-пи-пи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инвалид, спешно трусясь, достал, рассыпая, валидол и шаркнул в сторону своей палаты, в третий корпус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Не будите спящую блоху, гавкающие!/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассуждения 11-летнего молокоотсоса показались возмутительно-кощунственными и захотелось дать ему справедливый подзадрычник, но только – на первый взгляд. «Без прошлого не бывает будущего», – наверное, правильно. Однако если в настоящем всё время «надо и не надо» оглядываться в прошлое, то это значит не смотреть в будущее. А идти вперёд глазами назад, скажем так, не умно. Смешно и страшно постоянно по жизни крошить свой затылок об одиноко впереди стоящие «сосны-ели», проваливаться с треском в открытые «ямы-люки» и скользко наступать на нечаянно оставленные «каки-бяки»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Малец был прав, ведь он выдавал мнение взрослых. Мнение взрослых – это мнение общества, а «общественное мнение» не может ошибаться, как говорят манипулирующие им политиканы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ох! Заскребло у кого-то, ох, засвербило, ох, завоняло! Ох, захотелось снова всех остальных расстрелять! Ох, потекла слюнная юшка! Ох, брызнула в мочеприёмники желтизна! И капнули слёзы ярости даже у хороших, тихих людей, кто смотрит на ветеранов сквозь подсунутое когда-то «непоколебимое раскрашенное стекло». Через парад по телевизору, через фильм «Белорусский вокзал», через лошадь под Жуковым, через фотографию Егорова и Кантария, развесивших флаг на куполе в пятнадцатый день после взятия Рейхстага – под «случайно» пристальный взгляд подготовившейся военной фотохроники… /«Хроника» уже давно поджидала подходящего момента с выносом флага. Однако исторический кадр запечатления придерживала в «верхах» одна из тщательно предложенных кандидатур участников. Сначала хотели изобразить на куполе под флагом двух грузин, но всё-таки, на свой рискованный страх, решили осторожно втиснуть русского Егорова, горячо утверждая, что в написании и звучании «Егоров» было символическое упоминание грузинских горов с вершинами, а заглавная литера «Е» была взята без изменения из слова «гЕнацвали». Это должно было «всем» понравиться, тем более многонациональность дуэта была выдержана в духе времени. Так и случилось: джугашвили не возражали/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С затрамбованными в мозги, устоянными святынями, даже в ущерб собственной памяти, кто не осудит «преступного» мальчишку!? Кто? А тот, кто ежедневно по долгу службы или по необходимости домашнего соседства хлебает от вояка-мудака «вдоволь» хамства, плевков, изрядной грубости, матерщины, ненависти ко всем живущим. Вот этот совсем не посчитает слова не виноватого ни в чём мальца на лавочке обидными для страны «великой победы» [80 - Какая «победа»! Когда миллионы в прямом смысле слова «лежат костьми» посреди России, не откопанными!!! (Тем, кто не верит, и адреса точные можно подать – где неглубоко копать. Вопрос: «Кому это надо?» Ответ: «Никому»). Время затирает заботу об ушедших. Поди, поволнуйся о жертвах татаро-монгольского ига… Нелепо заставлять внуков и правнуков с утра до вечера «помнить» ту войну. Знать об этом нужно. Чтить это нужно. Но жить этим – хватит! О соровесниках должны заботиться современники! Не оставляя неудобность на «потом» и не перекладывая ответственность на потомков.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живёт себе добрый район! Но в этом районе обосновался злой ветеран. Вот уже долгие годы он тиранит всех, вся, всё и – вовсю! Инвалидской палкой машет, влезая без очереди за хлебом. Заполучив (вымутив всякими прописками, выписками, наследством, дарственными) третью «по справедливости» квартиру, каждый день занимает стул на приём к городскому комитету, требуя невыполнимого, жалуясь на надуманное, грозя непонятным, отрывая от дела десятки людей без повода. Районная аптека стонет, потому что весь месячный дефицитный запас уходит на этого пострадавшего. Областные инстанции не успевают сортировать в сортиры и подшивать в отшивы «для мусора» кляузы той отрыжки сороковых годовых. Во дворе гад больно откручивает уши громко заигравшимся детям и вечером заливает подростков с гитарой помоями из своего «дзота». /На что детвора отвечает безграмотно, но от всей души надписью половой краской по стене кирпича: «Здесь жывёт кнур-полицай» – попробуй, отмой!/ В автобусе инвалид всем своим сорок пятым, «победным» размером давит на ногу беременной женщине, «невольно» заставляя её встать и уступить «место». В продуктовой бакалее раненый «не понарошку» локтями доказывает своё право носить «удостоверение войны» и размазывает по стенам стариков «не ветеранов». /Хотя для кого для кого, а уж для него-то как раз существует спец. магазин ветеранов войны под народным названием: «Спасибо Гитлеру», где отоваривают победителя по полной дефицитной программе общества: начиная от кормовой гречихи и заканчивая германскими сосками-пустышками для тех, кто новорождённый/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В районной поликлинике, случайно завидев контуженного вблизи регистратуры, врачи тщательно прячутся, чтобы тот незабываемый не попал к ним на приём хотя бы сегодня. Дома у себя заслуженный на всю жизнь тиранит своих родственников, подозревая, что его, ненаглядного, давно хотят отравить и заставляет подавать ему лекарства только из новой упаковки со сроком годности да из нераспечатанного пузырька с цветом прозрачности. Параноик уверен, что его не проведёшь и в закрученный, полный флакончик нельзя домешать яда. При этом герой ежедневно бьётся о грудную клетку со зловонным возгласом: «За что я воевал!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За что он воевал? Неизвестно! За своё, вот такое жалкое, бесстыжее будущее? Или за вот такое для всех несчастное настоящее?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А воевал ли он вообще?!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Те, кто воевали, они либо остались там. Либо от ран ушли после. Либо, изрубленные войной, имея «неприглядный» вид калек, по тайному официальному приказу /чтобы своими культями, бездомным немытым запахом и попрошайничеством не портить картину радостной державы спасительницы – песенной страны победительницы/ в сорок седьмом за одни сутки были собраны, погружены в «товарняки» и вывезены этой НАШЕЙ страной десятками – сотнями тысяч в пустыни Казахстана-Джезказгана. Страна большая – есть куда вывозить. И там, чудом выжившие в адской многомесячной мясорубке /составы специально неделями мариновали на «сортировочных» без пищи, без воды и без туалета, в раскалённых вагонах/, были добиты условиями и отношением «своих».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот, кто воевал честно, и сейчас с честью несёт своё высокое звание «фронтовик», стесняясь лишний раз надеть пиджак с многочисленными планками ранений и наград. (Не медалек по возрасту и значёчков по юбилеям.) Ему неловко напомнить о себе в горкоме без существенной на то причины. «А что, мы плохо живём? Смотри, другим ещё тяжелее!». Он стоит в общих очередях и, когда люди сами пропускают его вперёд, краснея, отказывается. Этому человеку хватает до сих пор ездить на старенькой надёжной «инвалидке», и он отклоняет все поползновения зятя заполучить новую «Таврию» с ручным управлением. Его здоровье по-настоящему сильно подорвано, но он не догадывается, что можно «нахрапом» выбивать путёвки в санаторий или в госпиталь по два раза в год, и ждёт, ждёт и ждёт своей «законной» разнарядки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот таких – хороших, в порядке очереди, было в Республиканском госпитале инвалидов войны В. О. очень мало. /Или – для номинального разнообразия, или – в связи с отчётом, или из-за опечатки в областных списках, или – по ошибке, или – «а вдруг проверят»/. А вот те, первые – плохие, здесь составляли большинство. Ни один бедный район [81 - Для государства, едрит его мать-партию, все районы – неблагополучны! Уже б оставили себе только столицы, а всю неудобную, нерентабельную периферию раздали бы другим странам!] не хотел сложностей и с радостью посылал своего героя под ответственность республиканской администрации, чтобы самому району за месяц набраться сил, а если ещё и «повезёт» – не дождаться того назад. Как правило, районам не везло. Видимо, правда, что у тех, кто пьёт кровь окружающих, долгая продолжительность бессмертия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В госпитале было четыре контингента больных – всего 200 процентов:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 % – хорошие ветераны;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50 % – плохие ветераны;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40 % – блатные,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ещё 100 % – обслуживающий персонал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обслуживающие тех, кто лежал здесь по путёвкам /лежать не по путёвкам нельзя/, так же составляли собой двести процентов:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 процент – врачи хорошие, грамотные;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 процентов – врачи плохие, но сильно грамотные;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 процентов – не врачи, но с дипломами;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 процентов – главные и старшие медсёстры;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 процентов – медсёстры-трудяги;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40 процентов – другие медсёстры с санитарками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И 100 процентов – хозяйственные службы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вели хозяйство ещё минимум 200 % «захлопотанных» и «озабоченных»:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 % – секретарша с тремя заместителями и самим начальником;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50 % – транспортный отдел гаража;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 % – столовая с продуктами и<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100 % – главбухгл с заместителями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хорошо это или очень хорошо, но бухгалтерский учёт умудрялся выдавать из себя ещё не менее двухсот %:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;100 – главбухг с заместителями, главным экономистом и кассиршей;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;50 % – остальные;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;и последние /куда – последнее/ пятьдесят процентов – начислители зарплаты вручную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Тут должна быть остановка «по требованию»! Почему «вручную»? Такая необъяснимая вещь элементарно объяснима. Во время запаха веяния перемен от старого лучшего к новому неизвестному госпиталь, на правах организации «высшего разряда», без проблем получил два компьютера для ведения счётно-бухгалтерского учёта с целью упростить, уточнить и улучшить работу специалистов по поиску баланса между дебетом и кредитом. /Это почти то же самое, как добиваться консенсуса между дебилом и кретином/. Эти два компьютера, сволочи, умудрились начислить заработную плату работникам не только госпиталя, но и двух близродящих рыбных колхозов, лесного хозяйства и речной судоходной организации всего за полчаса. Допущена была только одна помарка – не помарка, ошибка – не ошибка, неточность – не неточность. В общем, в ведомостях почему-то числился первый космонавт Израиля. Как! Как эти глупые ящики могли учесть такое умопомрачительное количество нюансов? К примеру: 0,25 ставки, ноль пять ставки, ставка, один 25 ставки, полторы ставки! Отпускные, командировочные, курсовые, повышения квалификации, чернобыльские надбавки, выслуги лет, суровости зим, дождливости осеней, оттепельные скидки вёсен, должностные оклады, премиальные прибавки, вредность производства, полезность общественной деятельности, правильное посещение рабочих мест, несвоевременные прогулы за свой счёт, степени, разряды, тарифы, участия в конкурсах, пассивность на собраниях, декретные, подъёмные, заместительские, праздничные, льготные, добавочные, пособия, профсоюзные, оздоровительные, посмертные доходы и другие «статьи», о которых будничное население очень хотело бы только догадываться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непонятность происходимого ошарашила тайных свидетелей происходящего. Два телевизора показали за полчаса то, что восемь бухгалтеров с образованием мучительно рожали в течение месяца!!! Стало не по себе страшно. Информация не поспешила просачиваться к обывателю, а дикая оплошность моментально виртуозно была исправлена самим начальником госпиталя. /Воистину, возможности мозга человеческого неисчерпаемы, если находятся в голове!/ Директор распорядился от греха подальше убрать компьютеры и никому не показывать, спрятав надёжно: один – у себя на даче, второй – у своего сына на квартире. Тем самым временно был мудро предотвращён конфликт между человеком эмоциональным и машиной бездуховной. Удалось сохранить в нетронутости восемь рабочих мест и самое главное – коварным ухищрениям капитализма не пристало попрать, оскорбить и унизить целесообразность всего среднего бухгалтерского образования страны. Ничего не подозревая, счётные работники, продолжая нежиться в пене своей важности, прятались за пудовыми папками, сверлили ручной дрелью отверстия в 20-сантиметровых толщах сложенных формуляров и, проклиная свою каторжную работу, тащили труды в архив. Всё вернулось, никуда не уходя. И рядовые бухгалтеры по-прежнему – привычному – в течение тридцати дней гремя костяшками деревянных «счёт», продолжали корячиться над сложными формулами добавленного и высчитанного. А в начале следующего месяца вместе со всеми плелись к кассе, обналичивали убогие цифры и, тяжело вздыхая, садились за лоснящиеся от локтей столы начислять всё сначала/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гараж – он и в лесу гараж. Поэтому его 200 % представляли из себя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;на сто процентов – водители, автомобили, автобусы, «ямы» и эстакады.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 % – курилка для «пятиминуток» со шмурдяком-завгаром /что интересно: завгар часто менялся, но шмурдяк – нет/,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;40 процентов – уважаемый заправщик со своей(!) бензоколонкой и 50 % – плотников, строителей, слесарей, электриков, сварщиков, токарей, котельщиков. Специалистов, таких необходимых у вас дома – по уровню мастерства. И в то же время – такого неначитанного, непристойного, ничтожного, грязного, некультурного, необразованного «быдла» на вашей работе – по уровню субординации. «Знай, тесто, своё место! Из-под крышки вылезти и выглянуть можешь, но далеко не убежишь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё 200 процентов с лишним объединяли в себе кладовщицу, склады и лишнее. Здесь было всё, чем обладает страна, кроме нефти, алмазов и пушнины. Но, если можно было бы, не дай Бог, попользоваться остальным, то меха, бриллианты и нефтепродукты не заставили бы себя ждать. Материальные ценности госпиталя трудно было мысленно приумножить. Каждый год сюда выделялись невероятные суммы /по масштабам одной бюджетной организации/. Эти перечисления необходимо было «осваивать» в срок, так как на будущий год, если деньги недотрачивались полностью, фонды урезались. И вот администрация исхитрялась, давясь, расцарапывая глотку и внутренности, просовывать в себя огромный, не жующийся кусок приторного, тягучего, липкого пирога из средств налогов всегда нищего, рядового неплатежеспособника. «Конструктивно» обоснованные реконструкции строительств велись и претворялись постоянно, и на это, притворяясь, велись нужные верхние инстанции. Смена асфальта, бетонки, брусчатки. Внутренняя отделка корпусов художественной лепкой шабашниками из академии художеств. Наружная облицовка гранитной шлифованной плитой. Памятник /как без него!/. Поднятые на колоннах новые вестибюли из корпуса в корпус отменяли теперь прогулку в десять метров по воздушному, чудному лесу. Клумбы в кирпичной опалубке. Озерцо-болотце в камне. Мраморные красные ступеньки под главный вход. /Видимо, как воплощение несбыточной мечты контингента иметь свою плиту на Красной Площади/. Но тут вышла нестыковочка. При первых заморозках ступеньки заскользили. Многие инвалиды, рвущиеся к начальству со своими претензиями, посыпались и стали ещё инвалидней, переломав всё, что осталось хрустеть. Пришлось срочно сорвать «непригодный» материал, заменить его на удобоходимый, а отработанное, «бывшее употреблённое», с сожалением постелить на дно скромного бассейна неприметной дачной саунки. Не выкидывать же бесхозяйственно! Всё же – с Урала, под заказ министерства. А спросят:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вы что, выбросили?!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Нет, что вы! Как можно!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну, молодцы, ценим и хвалим! Видим, что не разбазариваете народные деньги налево и направо!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постоянное повторно-необходимое перестраивание давало о себе знать прыщами садовых двухэтажных построек и бородавками особнячков, где-то совсем не на территориях госпитального центра. Эти, невинно возведённые шалости, обставлялись, покрывались и обвешивались содержимым необъятных по содержанию складов «великой» лечебницы здоровья: от лампочки в бра до новенького «жигулёнка» последней экспортной модели в гаражике, сооружённом из госпитальных материалов госпитальными руками в госпитальное рабочее время. Машинки отстаивались как положено в боксах госпиталя нетронутыми нужное для списания время /ни больше, ни меньше/ и выкупались чуть ли не за две – три зарплаты заинтересованного лица. Ежегодно в отделениях, холлах, коридорах, переходах менялась мебель. А мебель эта была далеко-далёко не вровень той, что продаётся в магазинах для несчастливого населения. Годовой – полуторогодичный линолеум безжалостно срывался. Стелился – новый, со звуководомягкоэлектронепроницаемой толстой подкладкой. Сверху разматывались ковровые покрытия. Сотни метров штор, тяжёлых гардин, лёгкой воздушной тюли, тонны шкафов, столов, мягких уголков, кроватей, зеркал… И т. д., и т. ак д. ержать, и т. олько д. умай: «Зачем?!?!?» А затем! Безграничные фонды определяют безграничное пользование. Нет, не для личных целей, а – для побочных. А сколько там, простите, тех побочных невинных целей в масштабе странной [82 - «Странной» – не от слова «странь», а от слова «страна».] единицы? Смешно попытаться проконтролировать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот, если молодые стручки гороха с поля в объёме целлофанового пакета! Или – жменю смазки из мастерской для домашних дверных петель! Или две надкусанные котлеты из столовой для собачки! Вот тут ты и влип, пойманный народным контролем! Вот тут ты, ворюга, ответишь позорно перед всеми честными внутренними органами государства! [83 - «Государство», «государь» – слово-то какое редкое! По необъятности звучания – музыка! По красоте смысла – «дар Господний»! Перестаньте использовать это слово в связи со странами пока ещё преступными! «Президенство», «президент» – «презерватив брезентовый» – это точно подходит ко всем, бессовестно зарвавшимся до власти.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приобретение нового имущества предопределяло, само собой, уничтожение использованной и «сносившейся» утвари. На большом раскорчёванном и теперь уже «естественном» пустыре несчастного бывшего лесного куска происходила ежегодная плановая экзекуция четвертования и сжигания «ведьм». Главбухша – «баба жаба», так, брезгливо съёживаясь, называли её все семьсот сотрудников «за глаза» за безграничную ненависть к человеку и за неожиданное выползание из каких-то дыр, восседала на пригорке диванов и руководила процессом уничтожения атрибутов списания. /Бедные жабы! Не одна из них перевернулась замертво в своём болоте, узнав, что её обозвали главбухшей госпиталя!/ Зоркость, требовательность и неподкупность главного бухгалтера не оставляла никакой возможности оттащить какую-нибудь, даже не поцарапанную, тумбочку в бытовку сантехников или курилку слесарей. Это был показательный густой дым в глаза. Всё основное ценное уже давно было «распределено». А сейчас каждая доска рубилась на четыре части и на бумаге «шла» за два платяных шкафа. Подушка, явно принесённая кем-то из дома своей прабабки, «катила», в рулонах ведомости, за кресло. Тряпица размером с носовой платок заменяла постельный комплект белья на шестнадцать персон. Но всё равно – огромное количество хорошей мебели, не подходящей тем, кто уже «набрався, як жаба – мулу» [84 - Немножко завысил свои потребности. /«Набрався» – наглотался, нагрузился, назасовывался в себя до рвоты; «жаба» – пресмыкающееся; «мул» – болотный ил или то, что несъедобно, но – на «шару»/. То есть: «Нахапался, как шрэк – тины!»] и не знал, куда это всё свозить, сжигалось. Лес стонал, слезился и чихал от горящих матрасов и коптящей стружки тырсоплиты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эй! Вы, затейники-умники-аналитики! Вы ищете причины катастрофы какого-то нашего общества? Вот она! Нет, не воровство! Нет, не коррупция! Нет, не война за «трон»! Нет, не геноцид против своего народа! Нет, не дешёвая торговля бесценными богатствами страны на свой карман! Нет, нет и нет! Это всё естественно при любой власти, так как «власть» – зло изначальное! Самое страшное – нежелание помочь и поиск законного оправдания себя за эту «не помощь»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Детский сад рядом с госпиталем нуждается в ремонте, многие годы папы прибивают ножки к столикам и спинки к стульчикам, мамы пришивают головы к медведикам и лапки к зайчикам, стирая платья куколкам, а государственный госпиталь рубит и сжигает. Общежитие для медсестёр – семь лет без горячей воды, с падающими на землю балконами, а госпиталь не знает, что бы ещё надстроить и вылепить. Огромный интернат за десять километров для детей-сирот – без элементарной посуды, и девочки при менструации рвут простыни из мешковины, а госпиталь уничтожает совсем новое. Районная больница – без инсулинов, без систем переливания крови, без перевязки. И что там говорить о бумаге и канцелярских товарах, когда настоящие больные лежат на сетках кроватей, касаясь пола…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Помогите! Тихонько. Не выбрасывайте списанное. Перепишите – нам. Официально как-то найдите возможность! Ведь это неправильно! У страны нет денег на больницы, на детские сады, на школы – мы понимаем. Конец века. Разруха. Но у вас так много лишнего! Помогите!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Что? Да вы знаете, кто мы? Мы государственная структура повышенного значения! У нас непорочное звание! А вы кто? Нищета подкладная! Что вы вечно выпрашиваете? Кто бы нам помог! Не имеем права, даже если очень хотим! [85 - Враньё! В союзе советов работала одна поговорка: «Если нельзя, но очень хочется, то – можно!»] Есть правила, распоряжения и порядок, наконец! Вам только дай, так завтра это превратится в систему! Нет! Всё должно быть по закону!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Законы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН вспомнил, как когда-то, отдыхая в небольшом затишном кооперативном ресторанчике, столкнулся с соседними обитателями застолья. В той компании оказался знакомый, с которым некогда они неплохо знались, общаясь согласно занимаемым должностям, в плане отдыха с ружьями, парусами и берёзовыми вениками. Сейчас тот являлся хозяином некой столичной биржи, а сегодня привёз высоких гостей на тихую периферию, где можно было потешиться без оглядки на зоркие, пристальные взгляды коллег по элите и на рентгеновские просвечивания любителей «жареного». Встреча была и впрямь радостная. ОН, по настойчивому приглашению, передвинулся за их стол. Всё бы ничего! Да напрягали три огромных «джипа» сильного тёмного цвета по периметру террасы, которые никак не вязались с весёлой задушевной питейной обстановкой доброты и благости. Оказалось, что, приветствуя обитателей стола, ОН пожимал руки двум депутатам Верховной Рады. И даже это всё бы ничего! Но разговор от обыденного нескушного вдруг поменял направление к опасному. Эти два набухавшихся набухшихся клопа /казалось, вот-вот взорвутся насосанной, чужой кровью/, стали чокаться бутылками шампанского, разливая содержимое и, пренебрегая ушами окружающих, орали один и тот же тост: «Как мы сегодня протянули эту левую поправку к закону! А?! Теперь руки развязаны! Бабло – рекой!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тихо, люди же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто? Люди? А, люди! Да это – хрящ на блюде! Пускай землю грызут за то, что мы у них есть! Да если б не мы! Где б эти «люди» были!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, извинившись, ретировался, не желая оставаться прямым свидетелем упадка грязных законодателей в полную грязь. Знакомый не стал возражать. Извиняясь взглядом, погрузил туши в «бронетранспортёры» и двинул всех в столицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот вам – «законы»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Избранники» торопятся в свой срок максимально использовать перекупленные мандаты для стряпанья пластилиновых законов, принятых всем – на неведение, себе – на употребление…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из неопубликованного интервью:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Скажите, у вас уже всё есть?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну! Ха-ха! А что?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тогда зачем вы тратите деньги, чтоб попасть в парламент?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не понял! Ты ж сама, красивая, ответила! Я трачу деньги, чтоб попасть в парламент. Ха-ха!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Давайте перефразируем!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Давай! И красивую подружку возьми. Куда поедем?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Нет, я не об этом. Вы идёте в парламент несмотря на то, что вы ни в чём не нуждаетесь? Так? А значит – с единственной целью: «улучшить жизнь остальных и узаконить общее благополучие!» Так?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«При чём тут остальные к парламенту? А тем более – их благополучие! Мы – избранные! На всех нас не напасёшься! Я иду в парламент, потому что могу! Ты не можешь – не иди, кто тебя заставляет? И знаешь, не советую! Триста шестьдесят рыл заседает! Не представляешь, как тяжело придумать закон, который устраивал бы все триста шестьдесят тех (как его) официальных лиц!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но сейчас ОН думал не об этом. Человека поставили в такие условия, когда надо выживать самому, не уподобляясь «законно» отведённому для него образу мякоти, жома, слизи и сыворотки. Сейчас ОН продолжал размышлять о том госпитале, как об одной раковой клетке всего агонирующего организма…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самые последние 200 процентов в заведении облюбовали милиционеры. Дежурные в будках – 100 % /четыре смены по три человека/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И 100 % – вневедомственная охрана «тайных» подземных бункеров. Все эти «грифы» были совершенно секретны только для домохозяек Алабамной Пенсильвании и для моржей Гринвичской Гренландии. Но любая дочка колхозницы или крестьянки в любом детском садике на тысячу гектаров вперёд или на сто километров позади могла бы рассказать в подробностях про большой погреб для всего советского украинского начальства страны. (Где «объект» находится, чьими ключами отворяется и какой «дядя Вася» сегодня дежурит). Подземелья окутывали пространства под фундаментами корнями деревьев, и было удивительно, как до сих пор часть леса с наземными постройками не провалилась в пустоту. Плотность пролегания подземного железобетона плавно переходила в трёхэтажный подвал немаленькой виллы, стоящей особняком. Всё это было разработано ещё при социалистической холодной войне, кое-как надёжно. Конструкция, по всем расчётам, должна была выдержать, ни много, ни мало, а ядерную атаку с воздуха на кольца Сатурна в январе 2197 года. Ответственность за эту виллу всей полнотой возлегала на охране вне ведомства. Отсюда действующий президент в ситуации «форс мажор» должен был руководить страной в целом и регионами – в частности. Поэтому всё здесь было в солидоле, то есть «на мази», готово в любую секунду любой минуты принять генерально-президентский штаб обороны отечества. Биллиардные столы здесь стояли намертво, сауна не охлаждалась, настенное оружие не ржавело, зеркала не потели, унитазы не мочились, бары не осушались, а маленький радиоприёмник всегда был включен, и рядом лежали запасные батарейки. Этот домик, с резервуарами под своим чревом, был всеобщей тайной, и ветераны шёпотом, благоговейно передавали от «заезда» к «заезду», от кривотолка к кривотолку, о самом безопасном сооружении, которое станет оплотом отпора по врагу в тяжёлые дни чужой агрессии. Когда вечерело, нарушая режим, вместо кинофильма, инвалиды тайно прокрадывались к забору и пытались заглянуть в «святая-святых» своего воображения. И ночные разведочные выползки заканчивались почти всегда почти одним почти и тем же. Утром у начальника госпиталя лежало бдительное сторожевое письмо с докладом, что прошедшей ночью в главной сверхгосударственной усадьбе слышался визг, похожий на многочисленный женский, раздавались матюги на русском языке, судорожно двигались тени под иностранную музыку, гремели хлопки – не иначе, при отходе добивали своих. «Враги просачиваются, как моча из дырявого пакета по ногам. Мы, со своей стороны, берёмся охранять тайное прибежище уважаемого президента от захватчиков. Просим выдать нам оружие, сапёрные лопатки и сухой паёк на двое суток вперёд. Мы всегда готовы к отстою последнего бастиона и со всей ответственностью знаем из опыта, как никто, что руководство страны должно всегда иметь надёжное место, куда спрятаться, если завтра война!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начальник госпиталя, чётко реагируя на сигнал, как и подобает ответственному лицу, неравнодушному к чаянным подозрениям народа, собирал в задней комнате своего кабинета особо ретивых соглядатаев – авторов письма – и тихим голосом поведывал жуткую тайну:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пригласил вас, товарищи, прямо прервав лечебные процедуры, для того, чтобы, отодвинув свои функции в сторону, поведать вполголоса часть параграфа седьмой главы абзаца «тринадцать, точка, два бис-браво» из третьего предписания дополненного издания государственной тайны. Спасибо, что блюдёте бдиво ретиво, товарищи! Я в вас никогда и не думал сомневаться! Поэтому уверен, что наш разговор является субэкваториально-остроконфедициальным. Если на ком-то есть микрофоны, и они не отваживаются своей твёрдости, я всё пойму. Будет любезно с их стороны решиться прямо сейчас – вначале, и покинуть комнату. А со своей стороны обещаю: этих предателей не подвергнут преследованиям и ликвидациям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последующей паузе кресла чуть напрягались и замирали в скрежете тишины. Становилось резко слышно, как за двумя с половиной стенами секретарша поправляет нижнюю резинку трусов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все готовы? Значит, так! …Тяжело! Но беру на себя всю ответственность. Этого никто не знает! Ваши догадки – лишь догадки! Вилла является последним местом отдыха нашего президента страны. Фух! Даже не верю, что я это произнёс! Мама! Прости и благослови! Если державе пригрозит несчастье импортной интервенции, то здесь, на этой даче, будет главный совет отдачи по конкретно-условному противнику. Помните, как в ваше время состоялся совет в Филях? Так вот! Современные Фили пройдут именно тут! Но, чтобы любопытные народные массы не смогли заранее догадливо рассекретить это и не проболтались где-то по пьянке у пивного ларька будущим оккупантам, каждую ночь в здании включается громкая кассетная запись вражеских оргий, доставленная с риском для жизни нашими людьми из Боливии через вторые страны третьего мира. Таким образом, окружающие спокойно думают, что в корпусе по ночам – всего лишь банальные наркотики, обычный секс и недалёкие азартные игры. Перестают обращать всякое внимание, а затем совсем вычёркивают из своей памяти этот сверхсекретный гособъект, с вашего позволения…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тонко!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечали старые чекисты и, вымачивая окружность грейпфрута в сахаре, зачмокивая коньяком, поматывали головами. /Импонировало больше всего: «С вашего позволения»/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом они, причастившиеся, по одному расходились с дрожащими от гордости поджилками за то, что снова стали причастны. Начальник же набирал по коду первый номер области и матерился:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гришаня, ты опять вчера понавозил своих брижит-бардей в усадьбу! Сколько тебе говорить – бузи где-то в другом месте, мало у тебя территорий? Мои дзержинцы снова засекли вашу «ялтинскую конференцию». Угомонись немного, твою сестру! Ладно. Когда на кабана соберёмся? …Хорошо. Подходит. Привет жене!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Госпиталь не входил в сферу минздрава. Заведение напрямую курировалось Советом Министров. Поэтому лечения там не наблюдалось, зато «министерская» надутловатость морд сквозила в каждом лице, напоминая кислородную подушку с дерьмом, начиная от зав. клубом и – приканчивая последним шестым озеленителем по «штату». Если, не дай Бог, на оживлённой скоростной трассе рядом происходила авария, максимум, что делал республиканский госпиталь – это своей «скорой» отправлял тяжело или критически пострадавших в районную больничку. А в той больничке недостойные рядовые врачи вытаскивали людей с того света, складывая «вручную» по кусочкам, проклиная при этом госпитального «светилу», который отправил подальше от своей высокой лечебной ответственности нетранспортабельного больного на смерть в район, фактически добив по дороге. Самое главное достоинство «незамаранных белых халатов» элитного подразделения сводилось к тому, чтобы удовлетворить всякого плохого и блатного прибывающего и не получить на себя жалобу высокому грозному чину. /Ну, чем не букетик: клиент, шлюха и сутенёр?/ Приездящие диктовали врачам по своей бумажке перечень всего, что им должны немедленно затаблетить, заампулить и засвечить по самое внутриротно, внутрикровеноснососудно, и внутризаднесторонне. Заведующие отделений аж никак не возражали и ублажали. А чего противиться, если в запасах аптеки госпиталя не хватает шкафов, трещащих от забитости лекарствами. Пятьсот квадратных метров составляют только материальные комнаты хранения. Кроме того, медикаментами засыпаны: зал заседаний, банкетный зал для приёма пищи, автоклавная, кабинет аналитика, коридоры, «чердак» – сочленённое с аптекой, закрытое крыло верхнего этажа лаборатории, и подвал под всеми этажами. Персонал, передвигаясь, осторожно протискивался профилем торса между ящиками-пачками, коробами-бидонами, упаковками-рулонами, мешками-бутылями, канистрами-связками, тюками-батареями лечебных драгоценностей, недоступных остальной стране. /Район в 80 тысяч населения с таким богатством минимум три года не позволил бы себе болеть, не пополняясь ни одной пилюлей в течение всей пятилетки/. Но всё равно, дефицитность редких препаратов на одну единицу инвалида войны ощущалась здесь со всей строгостью! Архаровцы прямо с трапа, в обнимку с чемоданами, пёрлись непосредственно в приёмную начальства госпиталя, чтобы засвидетельствовать почтение к себе и удостовериться в готовности великой здравницы отрапортовать о наличии всего необходимого для их реабилитации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тот же начальник – истинный дипломатный знаток ветеранов и инвалидов, стоя принимая очередного, пополнившего ряды лежащих, натренированно и натеатраленно нажимал большую светящуюся кнопку, которая издавала мягкий зуммер по всему кабинету. /Кнопка такого размера, звучания и свечения сразу производила неотстирываемый удар по надломленному в дороге кандидату на выздоровление/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аптека, я первый! Что у нас готово к приезду Терёхина? – рычал крутым баритоном в микрофон начальник госпиталя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какого Терёхина? – надрывно шипело в динамике, а потом, быстро поправившись, либо покашливая и посипывая ухмылкой в кулак, либо посмаркивая и пописивая смехом на пол, но мигом взяв себя в руки и поменяв тон на торжественный, зав. аптекой уверенно держал серьёзный ответ: – Ааа! Известного Терёхина! Который написал Твардовского! Как же, как же, знаем! Всё готово, как с гуся об лёд! Упаковки упакованы, микстуры замикстурены ещё вчера – с вечера на ночь, стерильность автоклавная и только ждёт момента немедленной отправки в то отделение, куда сляжет геройский Терёхин!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот! Видите? Как у нас всё поставленно! Это вам не цацки-пецки, не фигли-мигли, не бирюльки-карюльки и, наконец, не щи лаптем каблука по трибуне хлебать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Печатал словеса руководитель структуры, отделываясь от очередного наезжающего. А тот, гордо спиной вперёд, начинал выходить из кабинета, удивляясь своей значимости:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое отношение! Как поставлена связь с областями и с моим прошлым. Даже заведующий аптекой знает Твардовского – моего зама по тыловым складам. Надо бы написать несильную благодарность на этот счёт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в таком настроении все терёхины начинали называть сотрудников и работников в белых халатах на территории «профессорами», приятно законфузя, однажды, этим званием рубщика мяса, вышедшего покурить в заляпанной белой курточке, который сначала растерялся, но потом, не растерявшись, уверенно показал дорогу в приёмное отделение. Если человека долго обзывать дураком, он перестанет отказываться, если того же человека с некоторое время насильно поназывать профессором – он привыкнет. Поэтому госпиталь представлял собой сплошную «профессуру».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Профессор» Борзяшко, чванно вышагивающий по территории, был завхозом по ахч, но всегда носился с белым халатом на тощем туловище. Персонал называл его «Швондер». Несколько раз в году тот лично отстреливал гуляющих без спроса на то собак, и занимался этим с таким остервенением и такой любовью, что всем становилось не по себе от «дэжавю». И, хотя в произведении классика «начальником отчистки» был совсем не Швондер, а душили и вовсе – кошек, неточность народного звания никого не смущала и была, скорее, специальная, чем ошибочная. Персонажный Шариков и живой Борзяшко представляли собой одинаково облезлых, трусливых, коварных и гадящих повсюду дворняг по масти и даже – по фамилиям, но имя «Швондер» было короче, точнее и смачнее для обзывания. Чем этот «хоз» занимался в госпитале ещё – знало, видимо, только подпольное движение «невидимый фронт глубокого тыла сторонников разрядки» села Ставище…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Профессор» Спассай был по диплому врачом, но какой специальности? Думается, что даже хитрый ГРУшник в отставке Макарыч – начальник отдела кадров, не докопался до точной информации. /Здесь, в лесу Центра, встретились те, кто друг друга стоили: большая часть не провоевавших ни секунды с большей частью ни минуты не пролечивших. «За что сражались – на то и нарвались!»/ Спассай не упускал ни одного шанса, шансика, шансочечка [86 - «Шансочечек» здесь как «возможность». Но не как музычка «русский шансочечек» – в доказательство того, что народ всю жизнь с восторгом жрёт дерьмо и при этом недоумевает, почему сам всю жизнь в дерьме. Оказия прям-таки!] в жизнюхе, чтобы «ухватить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врачушка имел все льготные карточки и справки для получения вне очереди, для наделения сверх лимита, поощрений, дополнительных благ и всяких не облаганий. Например, в его удостоверении «Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС» стояла дата выдачи за месяц до катастрофы. Явно, что эта «корочка» в инстанциях ценилась выше остальных. В его открытке «почётный донор» значилось рекордное количество годовых надоев крови /в переводе на вёдра/. В Афганистане он служил многие годы, не уходя в академический отпуск из института – так гласила преступная ложь. Никто сопоставлять числа, года и не собирался! /Это тебе не начисление пенсии колхознику, где каждый трудодень из пятидесяти лет работы в сельском хозяйстве для Собеза сомнителен. («Собез» – социалистическое безобразие)/. Удостоверение инвалида второй группы спасало Спассая от тяжёлого физического труда и освобождало от физкультуры. А свидетельство, подтверждающее положение жены на девятнадцатом месяце беременности, давало Спассаям дополнительную комнату в новом жилом доме, сдающемся, по плану, год назад. /Дом строился долгие леты, но документы подавались вначале прошлой пятилетки, поэтому беременность Спассаихи могла затянуться до смерти всей строительной бригады/. В госпитале её так и называли: «беременный Дункан Мак Клауд».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Спассай с годостью проболтался про всё это, в три слоя опьянев. И, хлобыстнув ещё рюмку, переспросил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты говоришь, что до сих пор не имеешь ни одной мало-мальской ксивы? Ну, эьето зряяя! Запас в задницу не шпыряет! А льготы всегда можно получить. Вот, ты в Чернобыле был и не потрудился добиться бумажки с подтверждением! А я – не был и не собирался! Но теперь я – при всех дотациях! Живи умнее! Наше общество недостойно честности голожопой! Понял!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН не возразил. С этим было не поспорить. Оставалось, только тупо мысленно не принять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасай сам придумал внедрить в жизнь госпитального дурдома иглоукалывание вместе с медицинским внушением. «Профессор» резко открыл всем скрытые в себе магическо-гипнотическо-магнетические чакры нетрадиционной медицины. Об этом ярко свидетельствовали несколько частных «независимых» писем ветеранов и «незаинтересованная» заметка полевого корреспондента, форсировавшего Вислу, в республиканской газете, с фотографией лекаря. Очередное врученное удостоверение гласило: «Внедритель аккупунктурной мануальной гериартрической терапии с сопутствующим аутотренингом и медитацией».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед тем, как начинать непосредственно укалывать, целитель укладывал очередную группу на полулежачие кресла и, незаметно заполняя больничные карточки, включал огромные бобинные стереофонические студийные магнитофоны, спрятанные в шкафу. Начинали раздаваться неожиданные звуки укачивания. Стерео создавало иллюзию двойной реальности, более правдоподобной, чем звучание жизни, отдалённой многолетними ушными пробками и дремучими слуховыми ушными аппаратами. Из динамиков, незаметных для неопытного полуслепого глаза – огромных навесных тумбочек, завуалированных под скворечники, прибитые к намалёванным на стене берёзам, лилось милое воспроизведение успокоения и блаженства. Сеанс всегда «случайно» проводился во время «сразу после обеда» – состояния расквашенной дрёмы и попукивающего естества «подопытного материала». Магнитофонных рулонов в «профессорской» фоно-писитеке было безразлично много. Можно было воспользоваться заграничными записями современной соновой терапии с элементами эротических звуков. Эти тайные кассеты были добыты агентами за океаном с целью внедрения у нас передовых методов иностранного лечения. Вдохи и выдохи на вздохе, отрицательные нашему обществу, выдавали в наиболее престижные некоторые учреждения, каким и являлся новаторский кабинет храпа и игловтюхивания госпитального врачного специалиста нетрудовой медицины. Кроме этого в коллекции Спассая-доктора нетрадиционных заболеваний под кодами: от 128 «Вини Пух» по 129 «Чунга-Чанга», числились контрабандные катушки американских программ из серии «Нейшенл джиографик».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Песня кондора под брачные игры, размашисто планирующего самца колибри в эпицентре торнадо над Гудзоном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стойкий, тихошипучий воздух скунса из его дупла у узкого устья Ниагары.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хруст сапог полного караула по гравию Капитолия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тихий звонкий щелчок биты по кости бейсболиста «Рэд Сокс».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вальс «Крёстного отца», переходящий в симфонию «Хэби бёзди тю ю!»…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спассай попробовал было воспроизвести дедам забавные фонограммы «дяди Сэма» в режиме создания атмосферы всеобщего отчуждения от мира сего-всего и прихода к состоянию, благоприятно-удобному для иголок тайной живительной силы. Но врачеватель-кустарь неожиданно столкнулся с нежелательной реакцией восторга полузаснутых испытуемых на шумы из Америки. Все неизменно нарушали идиллию покоя и срывались брататься с союзниками на Эльбе. Его принимали за американского генерала. Сначала звание нравилось /такого удостоверения ещё не было/. Но потом, когда руководителя проекта начинали настойчиво мять, неразборчиво подбрасывать, халатно ловить, дружески бить по «клетчатой каске» и торжественно окунать в унитаз – единственную проточную воду кабинета, врачуха стал сбегать и слегать на «больничный». После третьего раза Спассай стал «выбивать» себе инвалидность первой группы. Казалось, артель по очковтирательству разваливалась, но, лёжа необходимое время у себя же в палате, «профессор» допёр, как загнать не доверяющих ретроградов под прогрессивные иглы его воздействия: «Нужно что-то своё, родное!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз дыма без огня не бывает, то «дым отечества нам сладок и приятен!» Сделаем поярче звуки, основанные на самых знакомых инстинктах, с молоком матери когда-то вбитых гвоздями в младенческое сознание некрепкого темечка. Шелест непроходимой чащи, чавканье болотистого луга, грохот заводского цеха, скрип шахтёрской клети, стук дворового домино… Это ли не исцеление психики народа, такое необходимое государству!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И доктор Спассай не стал лениться, лично начав коллекционировать чарующие ноты музыки жизни. Его теперь можно было видеть в самых неожиданных местах, неизменно с громоздким ящиком-диктофоном. «Наши микромагнитофоны самые крупные микромагнитофоны в мире», – шутил «папарацци» чьей-то шуткой из кибернетического прошлого, усаживаясь поудобнее и настраивая деревянный микрофон на частоту приёма шумов. И очень главное, что скоро те потуги разродились. Записи получились: старички стали податливо-гибкие, как первый ледок. Застывшие-вздрагивающие, как недодержанный студень. И добрые-пошатывающиеся, как слепые цуцики. Во всяком случае, первая часть терапии – усыпление, удавалась. А всему виной было чарующее благозвучие, лившееся теперь из динамиков:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– близкое холостанье водопада насосной станции за горизонтом;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– мучанье добродушной коровки перед вечерней бойней;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– кряхтенье зайчика в кустиках;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– неназойливое зазузуние весёлого комарика на чьей-то ресничке;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– курлыканье куропаточки, присевшей на свои яички под комбайном в недоспевшей рже;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– беззвучное раскачиванье листьев лопуха возле завалившегося вишнёвого сада;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– брызганье пастухов, загнанных стадом в речку;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– цирцирканье не то кузнечиков, не то тока по высоковольтным проводам;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– заунывная ритуальная ругательная песня комбайнёра, вторые сутки идущего с бескрайних полей колосения домой, без дизельного топлива;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ночные шорохи выкапывания картошки с колхозного поля;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– шелест летучих мышей под чердаками правления колхоза;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– падение-скольжение уснувшего аиста с дырявого ската на высоком столбе;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– мягкий топот крадущихся грибников с ножами;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– капанье наивного берёзового сока по невинным трёхлитровым банкам и винным сорокалитровым бочкам;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– хлёсткий клёв рыбы цаплей в прикормленном макухой месте;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– эхо туканья дятла дятлихой в лесной глуши;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– потрескиванье последних деревянных частей догорающей сельской пожарной вышки;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– визг домашнего кабанчика с четырёхгранным шкворнем в области сердца;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– мягкость опадания веток с яблоками на подставленное одеяло;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– урчанье старенького тракторка, летящего с кручи;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– завывание дурака ветра, больно ударившегося о шифер;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– струганье сучковатой доски тупым рубанком, струганувшим с обильного похмелья столяром;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– рычанье не заводящейся моторной лодки, хлюпающей на вёслах с того берега;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– неритмичное осыпанье плитки со стен клуба;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– сёрбанье борща прямо из кастрюли;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ляпанье заднего содержимого тёлок об асфальт;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, последними аккордами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– правильные мерные удары кладбищенского звонаря по висячей рельсе, извещающего о том, что ещё одно место на погосте завтра будет занято.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти звуки отвлекания и так уже отвлечённых от действительности, доверчивых «объектов», цепляющихся за последнюю самую сомнительную невозможность для продления собственного бытия, приносили «галочки» и плюсики лишь в пазуху кустаря-инвентаря, но ну ни на ноль не делали никого здоровше. Причём тут «здоровше»? Главное – не навредить [87 - Спассай входил в какую-то новообразованную столично-региональную лигу: «Врачи витаминологи за здоровье!» с программным лозунгом как раз: «Не навредить!». Название и лозунг были мощными, поэтому «лига» имела успех, ну и, видимо, фонды. (Кто б туда попёрся?)] и не сделать кого-то больнейше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А где и когда вы видели, чтобы храпящий, двигающий порывами носового ветра мелкие предметы человек в это время болел? Полулежащее содержимое кресел растекалось и расползалось, принимая любую форму амёбы кисейно-кисельной, со сладкомолочными растёками, и Спассай приступал к работе с вязким материалом. Переход к «иглотерапии» требовал мастерства, сосредоточенности, таланта, умопросветления, ответственности, интуиции, точности сознания, целенаправленности и остальных разных серьёзных качеств – достаточных у тибетских монахов Шао-Линя, но совсем не ночевавших в «котомке» госпитального «горестрата» и «давицены». Непосредственно переходя к иглопредкновению, Спассай чётко присматривался к наскальным-настенным рисункам по «предмету», присланным его коллегой с Малой Арнаутской. Коллега регулярно получал тайнописи от родственника из Тайландии. Цветные иллюстрации «древних манускриптов» с иероглифами точно копировал и слегка приукрашивал знакомый художник со швейной фабрики. Плакаты висели на стенах и напоминали чертежи разделывания туш по предварительным выкройкам, слегка отождествляя собой внутренний мир человека в разрезе. Поглядывая на жирные красные точки прицела во все места, Спассай – штопор-мозгодур, вкручивал тонкие хитрые железочки куда ни попадя. Только, вот, явно не туда, куда надо. «Не навреди!» Наружный эффект был никакой. Никто ни разу не вскинулся. А это значило, как и следовало в этой практике, что основные воздействия происходили внутри организма. Процесс шёл. Тела не дёргались, и это страховало «профессора» от точного попадания в неведомую точку, отвечающую за определённый орган или соответствующий процесс. Что было бы, попади эскулап туда, он сам не догадывался, и был втайне рад, что не вмешивается в естественные процессы многолетних больных. «Врачи за здоровье! Не навреди!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маленький ущерб всё же имел место: дырки в кожаных покровах и раздражение массажистов, выдёргивающих забытые иголки из плеч, спин и бёдер пациентов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Профессор»-лор Заваляный был специалистом «оторвиухогорлонос и выкинь». Всё, что по ошибке природы находилось в горле, носу и ухе нещадно выкорчёвывалось отоларингологом, причём – у всех. Только те, кто по путевым листам пролёживал в госпитале, не страдали от Заваляных операций. Почему? А что с них взять? Тут медицина бесплатна. Тут медицина бессильна. Они законно без денег, при всех течениях болезней носа, горла и уха стабильно получали в этом кабинете в руки брызгалку «Ингалипт», а в задницу – пинок из кабинета с напутствием: «Два раза в день и много чеснока!» Чесночная терапия давала особенно знать о себе на практике: в автобусе, которым лора возили на работу, и в кабинете Заваляного. Выдавленный старый чеснок выползал из его рта и стелился ровным душным слоем от паркета до навесного гипсопотолка. «Это атмосфера здоровья, и не нужно затыкать носы на запах, рты на вкус, а уши на звук», – острило это «ларингологото» на отворачивающиеся уже от дверей замечания коллег.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если предупреждение лечения ингалятором с чесноком относилось к плановым больным «по талончикам», то к другим, наивно обратившимся к «профессору», применялась только оперативность вмешательства ланцетов, пальцетов и пинцетов в носоглотки и ухораковины. Это делалось сразу, безапелляционно утверждая, что в кажущихся на первый, непрофессиональный взгляд здоровых ушах, горлах и носах населения всегда таятся нездоровые гланды, полипы и лимфоузлы, которые нуждаются в постоянном удалении. Сразу предупреждалось о том, что доктор предпочитает кушать-пить. Называлась и денежная цена, как само-собоющаяся, символическая скромность спасённого лица от тяжёлого недуга. «В конце концов! Кому нужна эта сложная операция? В первую очередь – больному или в последнюю очередь – доктору?» Бывали случаи, когда горлонос на глазах у стеснительного принёсшего высыпал всю торбу съестного в урну, а скромную водку выливал в умывальник, приговаривая: «Будете знать, что доктор Заваляный такого не пьёт. Идите! И с таким чтоб я вас здесь у меня больше не видел!» И бедная семидесятивосьмилетняя бабулька, которой сегодня «профессором» лично, по блату, было уделено удалять гланды, уходила, потупившись и размышляла: «Яички свежие, сало мяконькое, с проростью мяска посрединке, молочко утряшнее, процеженное, самогоночка из чистого сахара – для себя гнала. Што ш он от меня хотит, супостат?»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Профессор» Джужака заведовал физиотерапией. Выгнанный начищенным острым сапогом в район хвостового отверстия с должности заведующего санитарно-эпидемической станции какого-то далёкого отсюда региона за беспредельные взятки и безграничное скотство, но не теряя знакомства в министерстве здравоохранения больных, прибился штормом к этому острову сокровищ и правил здесь бал ванн, душей, массажей и других престижных процедур. Хромал он сразу на две ноги. На одну – по правде, а на другую потому, что требовал от себя: «всё – по максимуму, никаких полумер!». Очень обожал Джужака контроль над своими двумя этажами. А ещё больше полюбливал власть над молоденькими медсестёрками и санитарочками, которых, в тяжёлых условиях безработицы, принимал в своё отделение с двумя условиями: поелозиться и помусолиться. Девоньки почти все почти не отказывались. Ни радости доставить, ни ущерба нанести этот ползунчик-попрыгунчик не мог, а несколько отгулов давал. Тоже неплохо! Можно съездить к жениху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В период смены общественного строя Джужакаобразный «профессор», включив все свои связи, участвовал в конкурсе на самого лучшего и красивого начальника госпиталя. Потому что состоял из одних неоспоримых достоинств, присущих настоящему высокому руководителю: умения, опыта, желания, старания и терпения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умения стелиться под «значимых».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опыта давить с хрустом «незначительных».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желания проскакивать между осквернённо-потерпевшими.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старания продать ближнего и дальнего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Терпения по капле точить вышестоящего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот протухший кусок хряка, естественно, брезгливо не поощрялся начальством, но так же естественно, с отвращением, был неприкасаемым. По первой заявке «его» отделения начальник с главным бухгалтером подписывали выделения дополнительных средств на новшества, реконструкции, обновления аппаратуры физиотерапии, урезая другие статьи госпитального бюджета. Лишь бы оно не воняло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джужака уже спал и видел себя будущим директором Державного реабилитационного центра для инвалидов войны. /Так стал значиться госпиталь после великого отсоединения народов/. Но обломали Сивкины вражки Сивке крутые рожки! Задремав на повороте от блаженства, Джужака прозевал обошедшую его на пол корпуса ещё более гнилую гнедую, которая обладала теми же способными связями, но была помоложе и покамест не хромала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот другой также был конченым санитарно-гигиенический факультет. /Этот факультет определяет впоследствии работу в лаборатории и санэпидемстанции. Специальность настоль же необходимую, насколь и незаметную в медицине/. Юрик – это тот, о ком идёт речь, должен был по жизни брать пробы, анализы, исследовать мазки со слизистых оболочек, мокроты из всех отверстий, уничтожать микробов, насекомых и грызунов. Ан, нет! Позвольте! Он двинулся по комсомольской скользкой стезе. Ну, а вожак молодёжи не создан для того, чтобы копаться в испражнениях и рвотных массах. Закончив попутно с партийной школой шестимесячные курсы врачей, Юрик резко стал гастроэнтерологом с далёкой претензией на высочайшее врачебное звание. Это примерно как слесарь второго разряда, исполняющий грубым напильником первичную грязную обработку стапелей /подставок/ для ракет во вспомогательном цеху секретного производства, пройдя полугодовые курсы, начинает успешно работать в конструкторском бюро и всерьёз претендует, в будущем, на место главного конструктора ракетостроения. Поскольку медику Юрику некогда было думать о медицине, его мысли простирались далеко ввысь над рядовой приземлённой прозой существования, то он совсем не считал зазорным, работая уже пока врачом, путать простые понятия профессии: кровь с лимфой, «острый живот» с гастритом, прободную язву с аппендицитом, пироксан с пироксикамом и пирацетам с парацетамолом. /Очень похоже/. Знакомый провизор заметил, что эти лекарства так же легко перепутать, как, скажем, печной дом с доменной печью. Но все эти «перепуталки» совсем не смущали Юрика, хотя округа ржала открытым текстом. Главное – не позволить себе перепутать угол приложения языка к седалищным мышцам восседающих на власти. Да ещё какой-то плетень в министерстве являлся седьмой калиткой по колену Юрика и отбрасывал тень на тихое продвижение комсюка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глядь в гладь, а Юрик уже на пару дней призаменил отсутствующего начмеда /начальника по медицинской части/. Потом стал подзамещать почаще. Затем почти совсем оборзел, привыкнув, а там, в неразберихе, и упал наконец-то в это жестковатое кресло. /Пружины в кресле полагались по рангу только начальнику/. Припав спиной к спинке и локтями к подлокотникам, Юрик слегка напрягся от издёвок персонала. Даже прачечная и мастерская угорали, взирая на подпись Юрасика в ведомостях на нижней, но ещё не самой последней, итоговой строке. Однако со временем все стали привыкать к смехаючной закорлючке на документах и раболепно приняли Юрка, сына Гришки, в объект своего почитания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А щё ж робыть!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время, когда вытянутые за уши и за очи выпускники-заочники сельскохозяйственной академии руководят всеми милициями, такие же выкарабкальцы из-под филиалов педогогических институтов – цари городков, городов и районов. Никчемный плюгавый инженер, не говорящий ни на одном из двух языков, уже претендует на премьерский пенал, а впоследствии – и на ранец президента несчастного суверенного государства [88 - Страна равных возможностей. «Любой кухарка может управлять государством!» Ленин жил!Ещё на всех социалистических востоках (киргивостоке, казавостоке, туркмевостоке), навсегда предрекали бессмертие батыра Ленина магическими рунами на транспарантах: «Ленин кыш, Ленин мыш, Ленин тохтамыш!» (Дракула не один раз сдох от зависти!)].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот в это(!) время телодвижения по перестановкам руководства в госпитальном лесу казались безобидными жмурками. Юрик беспрепятственно стал замещать начальника госпиталя, заменять того в столичных инстанциях, помогать доработать до пенсии, подтолкнул на заслуженный отдых и, само собой разумеется, первым вскочил в чуть-чуть приоткрывающуюся щёлочку двойной двери длинного кабинета. Ну и что! Инвалидам В.О.в., молодеющим [89 - Почему «молодеющим»? Да по всему по тому, что многие из-за возраста «метрик», не переписанных вовремя, являлись урожденцами тридцатых годов. То есть, эти озорники, получалось, убегали с уроков средних классов, из глубинки России, под осаждённый Рейхстаг, чтобы в портфелях подносить снаряды «Катюшам» и авиабомбы «ИЛ» юшам. «Гавроши» – сыны полков, теперь в конце века раскрылись настоящими многочисленными героями эпохи.] год от года, было кленово-тополёво, кто сидит в административном корпусе – Юрик или жмурик. Лишь бы наполучать всего «причитающегося» лечения и ухватить лишнего оздоровления впрок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Впрок! Впрок!» Привыкли копить: статуэтки, полотенечка, ручки без паст, перегоревшие лампочки, скрепочки, баночки с крышечками, потёкшие батарейки, салфеточки, болтики-гаечки, денежки в крупных купюрах под бельём в шкафу на чердаке старого деревянного туалета в конце огорода. Эта привычка – собирать и прятать от детей, явилась причиной преждевременной смерти многих из них, когда в 90 годах столетия жирный Павлов со всей, вместе взятой, худобой [90 - «Худоба». Перевод с украинского найдите сами. Вам понравится.] провёл реформу обмена сотенных купюр в течение одних суток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инвалиды войны бежали из госпиталя, на ходу застёгивая чемоданы, по дороге теряя вещички и остатки жизни, с последними криками: «Мама моя! Никто же не знает, где я их закопал!» Было жалко этих людей. Они заслужили сами к себе лучшего отношения…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это издержки. Все остальные почёсывали свою радость от удовлетворения, что их деньги «на сберегательной книжке», и им ничего не грозит. Через пару лет и они все упадут с копыт от очередного массового ограбления…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Один другому говорит в шутку: «Слушай! А ведь сколько деньжищ народом накоплено! Вот, взять бы их, и себе забрать!» А второй всерьёз: «Слушай! А давай! Мне интересно посмотреть, что нам народ за это сделает!» Третий: «Ставлю все сберегательные вклады, скажем, Тюменской… ой, нет-нет – Орловской области на то, что народ нам ничего не сделает!» «Конечно! Народ не будет даже знать, кому он что-то должен сделать!» «Вот умора!» «Принято!» «Когда выступаем?» «А вот с утра и начнём!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;____________________________________________________<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ветераны, прибывшие в госпиталь, требовали для себя весь ассортимент «остродефицитной группы лекарств», узнав через знакомых секретные списки. /Это не выдумка! «Остродефицитная группа» присутствовала в официальной терминологии Министерства здравоохранения от народа в самой лучшей, богатой и свободной стране двух полушарий и пяти пятишарий/. Инвалиды войны хотели непременно всё по заветному списку. Если дефицит, значит, это мне положено! Врачи робко, изредка пытались оспорить назначение того или иного препарата, заигрывая, словно на коленках у горшка, с мелким обосранцем: «Смотрите, какие я вам выписал таблетки! Красненькие! А те, что вы хотите, совсем некрасивые».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А я хочу – сиииние!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«То лекарство не от вашей болезни, вам оно уже никогда не поможет!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Что! Не поможет!? Да мне и так не помогают никто! Понял, ты? Выписывай дефициты, а там посмотрим, как не помогут! Не тебе решать! Я воевал!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ладно, больной, получите!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сам, ты больнойполучите! А я воевал, понял!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Хорошо, хорошо, воевал, понял. Поздравляю вас! Теперь вы во второй неврологии!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сам ты тут вечно во второй нервологии, а я воевал, понял!? Кого мне подставили! Это ж псих! Ладно, пиши там, что самое лучшее, и вон из кабинета! Понял? А ещё халат надел и разговаривает! Нас из боя вытягивали без всяких специальных халатов! Я наблюдал, как меня тянула молодая девка. Грязная, невоспитанная вся, в коричневой крови, рукав оторван, матерится! А ведь ещё и восемнадцати нет! Тащит меня, и всё время – по грязи. А я раненый, мне больно. Но я терплю и сквозь силы смотрю: дотянет эта пигалица, метр пятьдесят, меня к своим, или нет. А ещё «локтей» двести до наших. Дождь идёт прямо в лицо. Я ей говорю, мол, накрой меня, а то мне мокро. А она удивляется матом: «Ах ты, гнида! Так ты в сознании! А там тяжёлые!» Бросает меня на полпути и – бежать в сторону немцев. Хорошо, я успеваю сбить её ногами прямо в лужу. «Стоять, сука! – кричу. – Ты меня не дотянула, а уже сбегаешь?» Направил на неё револьвер, быстро согласилась. Я потом доложил, куда следует, о том, что бросила раненого и побежала к фрицам. Не видел её после этого. Убрали ссыкуху из Красной армии, а, может, и совсем «убрали»? Так ей и надо! Пусть там, на том свете, на старших по званию маты гнёт!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невропатолог вдруг пожалел, что родился врачом. Ему, даже со всеми своими отрицательными достоинствами, захотелось немедленно стать патологоанатомом, чтобы посмотреть внутренности этой особи вида млекопитающихся, класса живородящихся. Внутри должно было быть всё тоже членистоного, раз снаружи здесь не было ничего человеческого. Таким уродам – одно лечение: килограмм витамина «С» на зиму, по голове и серу – в четыре точки. /Серу в четыре точки колют в сумасшедшем доме, дабы утихомирить неугодного пациента. Это очень больно, а главное – приводит к реорганизации двигательных рефлексов. В этот момент ты даже не инфузория туфелька – не мечтай, потому что инфузория вся расслаблена, а ты закрепощён, как волнистая, изогнутая, залитая бетоном марки «600» арматурина. Либо ты после этого становишься человеком(?) и иногда начинаешь сам думать, либо – уже навсегда думают за тебя/. Но в госпитале такое не практиковали, как не практиковали медицину вообще. Да это было не так уж и страшно! Не странно и то, что эти врачи «ценились» в инстанциях выше простых – настоящих лечащих. Страшно стало, когда с течением короткого времени теми же методами, через тех же свояков, это Юрик – как руководство солидной госпитальной структуры здоровья всей страны, получило звание «Заслуженного врача Украины». Лаборант по образованию, Юрик, это недоразумение, не закончившее лечебный факультет, за свою «практику» не вылечившее даже морскую свинку у своей дочери, стало на постамент ведущих докторов страны «в сорок за» лет отроду! Что ж это такое надо совершить, чтоб такое получить?!? Правда, у нас и Гайдары в шестнадцать командовали «полками».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Побойтесь Бога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Амосову, академику многих университетов мира, было пожаловано это официальное звание после долгих прений. Нашлись, видите ли, сомневающиеся. /Чиновникам свойственно сомневаться, когда не затронута их собственная выгода/. И, когда, гениально отслужив людям несколько человеческих жизней, не отходя от дел, в возрасте «за 70», Заслуженный сошёл на пенсию, то всего, чего Мэтр удосужился от Украины – это пособия: в 70 денежных единиц страны /8–9 долларов каких-то вшивых Соединённых Штатов/. Ни одно падло из министерства не позволило бы себе даже и прикоснуться к взятке в таком размере…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН сильно обозлился, хотя редко позволял себе такое. Обозлиться, хоть и мысленно, значит – показать слабость, лишний раз заставив несправедливость торжествовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Давите ползучих пренебрежением!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выдвинув вперёд подбородок, гордо прошагала ФРАЗА, стуча барабаном, не сомневаясь в правоте поступи. ОН не вырвал у ФРАЗЫ палочки, настолько та была убедительна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А, тем не менее, Юрик, оскорбив собой высокое звание, как из лесу вышел, так дальше леса и не вышел. Санитарно-гигиенический Юрик и Амосов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, ничто не познаётся в сравнении!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Приехал как-то в госпиталь Кучма. Цель его визита совсем не составляла встречу со старыми воинами из середины двадцатого века. Отнюдь! Как раз наоборот: круг интересов первого лица сходился на молодых бычках конца того же века из районной племенной станции. Сперма этих бычков была гордостью отечества и, сама того не подозревая, даже после всех попутных карманов, приносила в казну сотни тысяч всяких валют из импотентной Европы и фригидной Канады. А президент, читая секретные сводки /его иногда вводили в курс дела, кидая кусок полезной информации, отвлекая от ненужной государственной рутины/, знал о тяжёлом положении в целом и о местах, в частности, где можно было ещё подавиться в свёрнутом до дырки тюбике доходов страны, используя безоговорочное своё временное положение. Нужно было торопиться сделать задел на будущее существование после жизни. Племстанция явно подпадала под личную «приватизацию».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По официальной версии везучего президентом отряда журналистики, ситуация высокого приезда обстояла как-то где-то приблизительно так:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сегодня, в канун 9 Мая Леонид Кучма, отставив дела, отодвинув проблемы, отложив официальную поездку по Крещатику, сам, собственноручной персоной, посетил Государственный госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны, как сказал эксклюзивно президент: «для дня победы». / У этого президента, по виду – чистой «бабки-ёшки», и изо рта всё всегда выходило как-то невнятно и – с маленькой буквы/. Это произошло для того, чтобы почтить, лично поприветствовать, а заодно и выразить свою признательность ветеранам за их, не оценённый никем, современный вклад в дело мира во всём мире. Президент от себя вручил подарки на все шестьсот коек лечебницы. Контингент был с восторгом признателен государственному лидеру за наручные часы, две пачки сигарет и праздничные «сто граммов», которые, из-за редкости случая, чокнувшись, пригубил и сам Леонид Данилович. Президент легко, по-братски позволил с собой сфотографироваться кавалерам орденов Советского Союза. В ответ ветераны уверили главу, что впредь постараются приезжать в этот госпиталь только под День Победы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот момент жена нашего президента, безутешная в порыве искренней благотворительности, найдя у себя специально для этого немного важного времени, посетила интернат исторического районного центра с одной лишь высокой целью: широко нести себя для помощи страждущим. Когда, своими руками, она вручала директору интерната целый, нераспечатанный, видеомагнитофон, дети хором, радостно хлопая в ладоши, встречали щедрый и бескорыстный поступок деловой леди словами: «Спасибо от всех сердец!» «Дец, дец!» – подхватывало эхо. На вопросы жены президента: «Как вы, дети?» И старшие, и младшие, бойко взявшись за руки, дружно, не задумываясь, скандировали: «Мы бодро веселы! У нас всё есть! Есть, что есть и есть, что петь! Только, если можно, подарите интернату легковую машину иномарки «Мерседес», для нужды». Директор интерната был так сконфужен «неожиданной» просьбой беспечных подопечных, что растроганно, не скрывая красноту своего носа, самоотверженно попросил за всех прощения. Однако первая жена страны похлопала его по плечу и пообещала «что-нибудь» придумать: «Не волнуйтесь! Вы не виноваты в детских ошибках».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так! В тяжёлые дни государства мысли руководителей прикованы к несчастным и ещё не столь богатым, как другие! Если будет так и дальше, то о счастливом будущем Украины можно уже спокойно не думать! А о высоком благосостоянии народа нужно давно перестать беспокоиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот журналистский обзор крутился по всем каналам четыре раза в день и ещё четыре раза – завтра, с глубокомысленно изменённым текстом первого слова: вчерашнее «Сегодня в канун 9 мая…» теперь звучало как «Вчера, в канун 9 мая…». Конечно, в короткий новостной репортаж не вошли некоторые моменты и лица, усиленно «скромно» лезшие в кинокамеры через плечи охраны, чуть ли не разбивая объективы. Что поделаешь! Прямая трансляция никогда, даже технически, невозможна, а не то мир увидел бы много интересного лишнего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодой директор госпиталя был тайно, заранее неожиданно предупреждён о высочайшем посещении. И бедный Юёрик так обпугался по самую рукоятку, что в клубе, набитом официальными реальными представителями, различительными сотрудническими лицами и другими – всеми подряд, пахнуло вонью страха от заученной до изусти речи. Начало было такое /дословно/: «Дорогой Леонид… Ильич!».!.!.!.!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым среагировал зал. У этого многочисленного зала резко погорели все звуковые лампы. Затем, через секунд 30–40, в тишине, прокашлялся Кучма и, хоть сам был не семь шрамов во лбу, но, успев два раза перечитать записку консультантов, сострил: «Ты больше меня никак не называй, а то в следующие разы обзовёшь ещё Эрихом Хоннекером!» А от себя добавил, не посоветовавшись: «А я глубоко не хоккеист!» Вот тут зал трухануло! Отслезились «на славу» сразу над обоими, прикрывшись «шуткой» президента. Этот момент всеобщего рэгота [91 - Рэгот – это такой смех, который не переводится с украинского.] тоже, в течение двух секунд, входил в телерепортаж под комментарием: «Хороший, здоровый смех на слова президента явился подтверждением поддержки старшим поколением линии руководства страны!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Везёт же народу на лёней! «Мавзолей – Лёнин», Брежнев – Лёня, Кравчук – Лёня, Кучма – Лёня и все мы, поэтому – отпанаханные лёни. Даже когда тебя называют по записи в паспорте, ты всё равно – лёня. Неси гордо имя наше! Надо всё поменять в корне. Понавыбирать бы, к примеру, Витьков? Новые Витьки уж точно изменят жизнь на лучшее, жертвуя лучшее на жизнь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мысли не закончились. Мысли остановились. /Они содержали в себе столько разного обо всех госпиталечадцах, что толстая книга сказок-фантасмагорий Андерсена на фоне этого показалась бы открыткой без картинок/. Мысли вкопались от того, что служебная машина затормозила у корпусов, беспрепятственно проследовав через центральный въезд. Ленивые менты не вышли, открыли ворота из нутра будки, когда ОН, даже не потрудившись повернуть голову, отмаячил в окно рукой. Воздух был первозданно настоящим. Говорят, что излишек кислорода вреден. Пускай говорят! Надышаться было просто невозможно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН дал задание водителю загрузиться парой ящиков чего-то и отвезти это на работу не раньше 16:30. Водитель всё понял /ему целый день с машиной на руках был, как находка в своих трусах чьей-то зарплаты/, быстро всё оформил и исчез с подлой благодарностью в глазах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН стоял и дышал лесом! Даже дым сигареты не мешал чистоте вдоха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дышите лёгкие воздухом!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жадно задыхивалась ФРАЗА, надуваясь, надуваясь и надуваясь, боясь выдохнуть хоть крупицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сдуйся, а не то лопнешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тыкнул ОН указательным пальцем в нипель. ФРАЗА, изменившись в лице, уменьшаясь, со свистом стала прыгать с бешеной скоростью, не подчиняясь никаким центрам тяжести. Бедная! Так и маялась, пока не прилипла расхлёстанной сопелькой к плечу. ОН с трудом отодрал прильнувшую ФРАЗУ от свитера и обтёр руки об руки. В это-то время, быстро замеченный из окон, и был взят в окружение встречающими. И.О. зав. аптекой Щпычак /фамилия/ громко пожал руку и, слюнно пристально подглядывая, невзначай, на два больших пакета, спросил с истомой надежды:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты к нам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Давай, разберись с делами, свистни массажистам и стоматологам, и пойдём в лес. Казацкий день всё-таки, отметим скромно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так мы – щас! Я ещё в конце месяца со всеми делами разобрался. Ты поднимешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я подышу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо! Всё сделаем чётко и слаженно! Эх! Молодец, что приехал! А то тоска! Спирт ох, как надоел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Массажисты быстро вдохновенно отмазали спины и шеи – в один приём. Стоматологи намеряли груду коронок в рекордный срок, протезируя по два рта одновременно. И делегация выступила в лоно ландшафта лесной глуши, радостно кукушечно перекрикиваясь и не уставая нести на себе приятную тяжесть предстоящего пикника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Что там было? Как ты спасся?» – ОН «помнил» со смутной опаской. Но из лесу выходили, уже не таясь, громко продолжая вечные темы насытившегося послестолья. И.О. беспрерывно пел, массажист Ганс подтанцовывал песням. А всё остальное, сквозь зубы, вторили стоматологи. Весь этот хорятник с балетником, крепко обнявшись единомышленно /чтоб не грохнуться о землю и не превратиться в пресмыкающихся/, автоматически передвигался к гаражу. Там стояли две дежурные «скорые помощи» – развозки по домам. Аптекарю пришлось, правда, наплевав на сигнализацию, залезть к себе в аптеку и, опустив бутылочки по локоть в бидоны, набрать /бу-буль-бульбь-бульбульбу-ль/ спирта. Разбуженные подкупленные водители были рады.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН был доставлен к дому на носилках с сиреной и мигалкой, в целости ноющего тела и сохранности стонущего сознания. Да! Дыхание леса пьянит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Среди смутной ночи, ближе к двенадцати часам по-полуутру, вдруг опять стал сниться тот кошмар, который часто являлся к нему без спроса:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они уже почти на сцене, нужно работать «домашнее задание», а ОН совсем не репетировал команду! Обычно в этом месте было просыпание с подёргиванием, но сейчас сон насильно был возвёрнут на двадцать минут назад и пересмотрелся. Кто сказал, что нельзя руководить сном? Кто сказал, что невозможно отсмотреть один и тот же сон дважды, откорректировав? Кто сказал, что сон не переглядеть по-своему? /Вроде и три вопроса, а, вроде, и один/. Фигня! Каждый «Я» – сценарист своего «Я»! И каждый «Ты» – режиссёр своего «Бы»! /Бравада/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон продолжался уже по сценарию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, не готовы? И это те, кто привык не проигрывать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН прибил пыльное паническое состояние группы талантов пожарным шлангом из красного стеклянного ящика. Никто не возмутился. Все поняли, что спасение близко и, полностью обтекающие, приготовились слушать. Доверяли! Верили! Потому что никому другому так не доверяли и не верили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всем стоять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже те, кто стоял, поднялись и встали, не отходя. То, что сейчас опять рождается их, очередная славка в жизни, понимали все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наше собрание как нельзя собранное! Играем модную тему – проблему сексуальных меньшинств. Таких актуально шутимых и ощутимых – на поверку злободневного дня, на побудку злобомесячного месяца и на побывку злобогоднего года. Не шутить над шутками этой проблемы считаю несвоевременным, несовременным просчётом! /Господи! Можно хоть во сне поспать без «лабуды»? Нет, надо действовать, «чтобы не было мучительно больно» даже за независящий от тебя сон/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тема сексуалки на сцене, как и в жизни, работает безотказно. А тем более предыдущие ребята, переодетые в костюмы пчёлок, убедительно наталкивают нас на мысль предстоящей экспериментации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/ОН всегда, нощно и денно, во всяческих президиумах, торжественно оперировал местоимением «мы». После употребления этого «мы» одни включаются думать, другие суетятся воспроизвести, третьи пытаются прочувствовать, четвёртые бросаются помочь, пятые шевелятся участвовать и общее желание причастности, захлёстывая, увлекает с головой, в водоворот творчества/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам абсолютно на руку и на всё остальное, что москвичи таскают свои полосатые задницы по сцене. Нас это наталкивает на мысль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну! Третий раз повторяю: «наталкивает на мысль»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Натолкнитесь будь ни кто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, нет времени на педагогическое развитие скрытых способностей каждого! Я – сам. Мысль такая: зацепиться за образы насекомых, вытолкнуть свою неподготовленность и, используя те же образы насекомых, затолкать предыдущих зарепетированных назад, в медовое дупло их уверенности предварительного просмотра. В зале подумают: «пародия», а, пока разберутся, время наше выйдет! Мы убежим со сцены, и пусть потом друг у друга переспрашивают: «было смешно-понятно или смешно-запутанно?» Сейчас же во всех надмерных «обществах» главное не то, что ты не понял, а главное, что ты, вместе со всеми, «правильно оценил». Мы «намалюем» на сцене полотно из тех вещей «редкого вкуса», от которых непременно вытошнит, если долго убедительно не объяснять, как это изысканно, и какой это «в кругах» баснословно дорогой автор! И проедем на авторитете. Типа: «У этих всегда было смешнее всех, а сейчас, значит, ещё круче!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всю эту «баранину» ОН нёс специально на плоском пафосном подносе. Ответственных, отчитанных и не совсем отпетых комсомольцев – ещё молодых, бескорыстных, энергичных, умных, красивых, талантливых людей воодушевляли собральные речи и нечётко сформулированные призывы, заставляя делать «на сухому – грязь». Да и соглядатаи разных мастей, наверняка, крутили поблизости своими пеленгаторами. А, чем больше речистости, тем невозможней подслушивающим потом дословно пересказать как надо кому следует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Готовый костюм пчёлки было бы логично позаимствовать, но обращаться к «Москвам» не позволит себе даже папуас на Барбадосе после «Кальвадоса»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так много ставится на карту! Такие вкладываются финансы! Такое высокое рекомендательное давление! Такая армия музыкантов, хореографов, писателей, стилистов, психологов, режиссёров и остальных «мастеровых» не спит, дабы сделать Москву столицей весёлых и находчивых! Но и в потугах жюри результат плачевный. /Кстати, заметили? На лицах любого жюри – заведомо заказанная надпись. «Жюри» по-русски – уже обман! «Ю» после «Ж»! Да бросьте вы этот «парашют»! Засомневайтесь! Закройте восторженные рты на «любимых» и «родных» жюриков. Понедоверчивайте отчасти. Пооценивайте сами!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА *<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оцените сто щее молча. 0ену дешевке объ вл йте во всеуслышание!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…ОН был собран. Процесс пошёл. Такая, торопливо горящая, бикфордова кутерьма заводила всех на запредел возможностей. Стрелка способностей зашкаливала, а концентрация делала команду невообразимой в «предсмертные» минуты. Продолжая махать «шашкой» налево и наотмашь, Он чеканил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девки, готовьте костюм балерины. Включайте свои умения! Командная аптечка в вашем распоряжении. Только никаких фантазий и розочек! Ушли! Три минуты! Следующие: всем вникать, никому не возникать! Запоминать, не буксовать и никаких эксклюзивных экспромтов от каждого! Тащим зрителям общий экспромт. Фика! Тебе полторы минуты на разминку и овладевание убедительностью красиво распластываться по деревянному покрытию. Уполз! Жилик! Ты балерина. Разминайся. Исчез! Квинтет! Текст будет. Петь точно по написанному. Распеваться! Три секунды и ко мне! Музыкальное оформление! Вспомнили быстро тему Евстигнеева на стих Панкрата Чёрнового: «Раз пчела, тра-та-та, весной, за ней гусеница с тоской: «Я хочу тоже крылья иметь, чтоб с тобой залететь…» Помните? Вперёд! Тональность ляминорно попроще! Никаких терций! Певцы могут не попасть, и народ вас всех отправит в кварту!.. И не скромничайте! Скромность – удел скоромных! Кажется, Вольтер (поправьте), кому-то не из нас сказал: «Если у вас нет никаких других качеств, кроме скромности, то она (скромность) вам как бы и ни к чему». Все! Вместе! Завязались узлом! Разбежались! Прыгнули! Падаем!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сляпано-сделано-подброшено, сейчас стукнется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полной тишине протитькав каблучками к микрофону, Майка стала присыплять публику зала на лирический лад некой увертюрой эротического ласкового тона. Её, подрагивающее от груди до бёдер, произношение с придыханием /она достигла столь изящного искусства риторики репетициями вне стен команды/, сразу сбивало энергию зрителя на отвлекающийся лад:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шестидесятые. Ещё нет секса. Но уже пробиваются полуразрешённые, для забавы пригретые крылышком новой власти, с непривычки заикающиеся, картавящие и скулящие веяния поэтики. Возбухание почек картиники, театралики и всей талантики. Общее желание – дотронуться до настоящего запретного. Но ещё нет секса. Страна в кризисе. Три четверти сексотов не определяют сексуальной направленности. Поэтому из остальной, последней четверти создаются меньшинства. Прислушайтесь, каким свежим семенем извергается обильная струя марша энтузиастов! Джаз! Стэп! Зима! Гагры! Вечер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майя, осторожно на носочках каблучков развернувшись в полнейшей тишине, простучала за кулисы. /Подкаблучный звук делали на синтезайзере, тембром цоканья копыт/. С последним шагом, в такт, на сцену ворвался ритм мощного показа «сырого» гагрового вечера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жилик, напяленный обжимающим белоснежным затянутым гольфом, пуантами, пачкой из марли, двумястами граммами ваты в паху, под колготками, и четырьмястами граммами той же ваты – сзади, под теми же колготками, конкретно отлебедил выпуск себя на сцену. Воткнувшись-затормозив и сняв пару дощечек с покрытия пола, балерин произнёс только что, за пять минут сорок раз насильно заученную строчку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я одна пчела нормальная! /Пауза, вытягивающая смех у своих болельщиков/. (Дальше – просто сокр. «Пауза»). Это они все альбиносы полосатые по трафарету! /Пауза/. Эй, какой там смекалистый мальчик в жюри произнёс: «А моль-то пьяный!» /Пауза/. Сейчас зайдёт кокон в положении горизонта! Увидишь «в живую» – поперхнёшься острить! /Пауза/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фика, по реалиям жизни – два метра четырнадцать сантиметров вверх, выполз по полу, всем своим талантом сделав из себя три метра пятнадцать сантиметров – вдоль. Смеха не было. Была задышка и задушка! Повернув ещё чудом не поцарапанное лицо в зал, «гусеница» произнёс зажатой по-пластунски гранатой микрофона:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Над чем смеётесь? Над длиной смеётесь? /Пауза/ Что на витрине, то и в магазине! /Пауза/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А, когда дошло, полуминутный визг без паузы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут на яркий свет выскочил мобильный «хор» «семи пятниц», стуча пятками и дуя в пионерский горн. /Девки, где-то за глубокими кулисами, поймали директора дворца культуры и раскрутили того на «духовой инструмент»/. Семеро начавших выскакивать по дороге потеряли двоих и все пять оставшихся долбили пол сильными неритмичными ударами, изображая чечётку и поя [92 - «Поя» – чудо, а не слово! Один известный импресарио, увещевая ещё более известного артиста перед опупительными гастролями, талдычил:– Ты можешь, послезавтра поя первую партию, хотя бы два последних дня до премьеры прожить, не пья?На что артист, ни с того, ни с сего, нашёлся:– Ну, да! Ты даже произнести такое не в силах! А мне предлагаешь так жить!Артист долго ещё потом радовал людей, пья с ними, и восхищал, поя для них.]. /Записи добротного стэпа за несколько минут хаотической подготовки найти не удалось. Пришлось работать «по-чёрному». То есть: своими угловатыми «кеглями» отбивать ритм, без надежды на акустическую поддержку/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон вернулся от отвлечёнки на сноску к обратному, то есть вернулся обратно до стыдного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, пятеро заняли всю сцену, гасая туда-сюда, не давая статистам ползком немножко поубирать реквизит и подготовить площадку для наступной /следующей/ команды. Топтаться быстрым ходом, сбиваясь-подталкиваясь, получалось. И создавалось впечатление намеренной смешной неслаженности. Держа в руках пюпитры, пристально уставившись /тем самым не обманывая никого в иллюзии, что на скорости могут считывать с нот/, пятеро охламонов летали по сцене эдакими трутнями– слепнями. Костюмами служили выражения лиц. Входить в этот образ никому было не занимать, а как раз занимать в этом образе было легче, поэтому образ был наработан жизнью и из него выходили редко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вымученный и замученный за минуту текст под уже более-менее сносные аккорды безжалостно резал уши. /Даже яблочко с каёмочкой, на блюдечке, не сразу усваивается слаженным организмом/. Но чёткость произношения и «отскакивания от зубов» каждого отученного слова шипела концентрированной кислотой нескольколетней привычки к тренировкам запоминания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Хор чечёточников/:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз пчела, будним днем, весной,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Втихаря свой покинув рой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полетела любовь искать,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб нектар поиметь.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/поворот/<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А внизу, по траве густой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За ней гусеница с тоской:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Ползущий Фика/:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ты скажи, пчеломатка, мать,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как с тобой улетеееть?<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Хор уставших чечёточников, сделав модуляцию /поменяв тональность/:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И, от страсти сгорая, она,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть дыша, проронила…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Фика – страдающая гусеница/:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сильно жаль! Это жало меня<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темной ночью хранило!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непредупреждённые музыканты, справились с переходом в другую песню. Замешательство было едва незаметно. Они, рассвирепевшие, выдержали и даже /честь им!/, для убедительности, сделали проигровку: «Тум-тум-тум-тум» с выходом на: «Смерть не страшна…» и замерли. («Тёмная ночь» вывернулась, не запнувшись).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медленно выкручиваясь из «тройного тулупа» в «позишн намбэ уван», находясь по инерции во вращении своего па-де-де, но, сложив крылья локтями по швам, белая «пчела» свысока жижикнула: «Рождённая ползать, пчеле – не гёрлфрэнд!» И, тихо «приземлившись», попереваливалась всей своей приподнятой ватной «прелестью» назад впереди «наглой» и «интересной» гусеницы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они ужасно-терпимо откатывали обязательные десять минут на примитивной теме о гусенице-лесбиянке и, естественно, потеряли целый бал, но, не завалив всю игру, выскочили на второе – проходное место…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН ушёл ото сна, перестав в нём участвовать. Запахнул щелку между огромными засценными шторами и отодвинулся. Всё было улажено, а до конкурса капитанов всегда есть время. Сон потёк дальше без сновидений, значит мозг, в кои-то веки отдыхая, мог завспоминаться приятным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды, когда задание заставляло продолжить известные забитые крылатые высказывания, ОН достался двум таким выражениям: «Да будет свет!» и «Горе от ума». Думать давали две минуты. Для каждого капитана стоял столик. Играли три факультета, значит – три столика, три карандаша, три листика. В жюри ректорат, деканаты и прочее важное. ОН тогда выдал неплохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое: «Горе от ума…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Горе от ума», – думал Эйнштейн, когда ему били морду два Наполеона из соседней палаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второе: «Да будет свет!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН взял паузу, сильно вздохнул и медленно, канюча, произнёс:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да будет, Свет! Я на тебе вчера нечаянно заснул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зал сыпался со стульев, жюри не знало с какого места смеяться, а с какого – плакать. /За окном, на дворе – жгучий социализм/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но они были на последнем курсе, поэтому наивно расхрабрились. ОН специально в этом году не взял в команду никого из младших, а только выпускников, так как сделал программу кислотно едкую и ядовито щелочную. Там не было меньше юмора, зато сатиры было не меньше. Хиле в этот раз ОН дал монолог про распределение /Заметка. В комиссии по распределению заседали не только представители администрации института и факультета. Нет. Там восседало всё сливочное, «так сказать», из однокурсников: профоргов, комсоргов, старост и подобных подсобных, то есть нескольких, самых активных единиц из пассива студенческого подстила. Зачётные книжки некоторых из них с «удовлетворительно» почему-то курсе на третьем резко терялись, и вся эта багряная семицветика уверенной поступью «продолжала» идти на красный диплом. Сейчас, в комиссии, их поправка: кого – в какую волость засунуть, имела косвенный вес/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот Хиля, на пафосе, подавал монолог:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я был сегодня на распределеньи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грехов мне приписали целый ворох!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судили меня там судом суровым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А судьи кто!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ударение было на «кто», улетая к высоким голосовым тонам такого презрения, что вряд ли хоть один Чацкий смог лучше воспроизвести эти три слова за всю свою жизнь. Хиля был распределён в те края, где, скажем мягко, никому не хотелось бы оказаться даже мысленно. И совсем никогда не думал в своей жизни, что «напутственные» слова: «Не место красит человека» – могут оказаться столь оскорбительными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А судьи кто!!??<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такие же, как мы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С кем проучились долгое мы время<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бок о бок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Друзья, что, улыбаясь нам все время,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лишь о себе пеклись?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Те, кто лишь числился активом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А делали-то что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не вспомни, как ни напрягись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь у них в руках<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все судьбы курса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смешно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они, не столько гибкостью ума блистав,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколь проявляли гибкость поясницы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот вам результат:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они достали все места в столицы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А нам сулят глухие, отдаленные места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для этих «вызов» – важный документ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для нас – бумажка,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подотри да съешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сие ж<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доколе будет?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам отвечу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доколе будет солнце!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«До дней последних донца»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дрожащей нашей «Альма Матер»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш курс аплодировал стоя и не давал, долго не давал продолжать «домашнее задание». Хиле потом несколько раз пришлось пытаться повторять последнюю строчку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До дней последних донца Дрожащей нашей «Альма Матер»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ермолайка:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Совсем уж не пристало<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам, барин, сквернословить этот матер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угодно ль выпить вам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ту жидкость затопить свои печали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дозвольте поднести? Пока не постучали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хиля, безнадёжно жестикулируя рукой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай! Пока не настучали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зал привстал! Тишина была не гробовая! Было совсем намного тише. /В это время в стране свирепствовала опричнина антиалкогольной компании/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николя, игравший Ермолайку, вынес на сцену огромный мешок, ну просто громадный! Поставил на стол и медленно, медленно, медленно стал разворачивать. Когда покрывало, скрывающее общий ужас, сползло /некоторые зрители закрыли глаза руками, чтобы не оказаться причастными/, на столе водрузился надсмехающийся над всеми треугольный пакет молока, размером со среднюю Египетскую пирамиду/. Девчата склеивали и раскрашивали «молочного гиперболоида» две ночи и три утра/. Разрядка в зале оказалась потрясающей. Болельщики трясли друг друга, а жюри сразу забыло предыдущие крамольные мысли и, расслабившись, умилённо что-то записывало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В тот самый их выпускной год почему-то очень много заявок было подано от Ворошиловградской области. И всех, просто «рядами и колоннами», трамбовали в эту малограмотную непроходимую маленькую грязно-чернозёмную губернию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в этом же КВНе прозвучала благодарность выпускников: Труба (Трубникова) – инициатор, хореограф и звукооператор, то есть одна из основных половин команды, отвесив вполруки пионерский салют, чётко отмутузила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ворошиловград не Магадан! Спасибо, дорогой декан!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ирка, за фано, заиграла громче, пытаясь отвлечь беснования публики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Бурый социализм! Кто там не был, спросит: «Что тут такого?!»/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но всё как-то проскочило. После непойманного-слетевшего, прорвавшегося-показанного и выстреленного-высказанного, за сценой, в суматохе «разборки полётов», неожиданно сзади похлопали по плечу. Декан! Но угрозы в этом не почувствовалось. Поздравив и моргнув, уходя, Алсеич вскинул за спиной два пальца вверх буквой «V». Типа, снисходительно так: «Распределился? Лети! Попугайчик цветистый говорливый. Я тебя отпускаю!..»<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;13<br></h3>&nbsp;//--&nbsp;Тема сегодняшней проповеди:&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;ВРЕМЯ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;НАСКОЛЬКО НЕЗАМЕТНОЕ – НАСТОЛЬКО&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;ЦЕННОЕ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;АЛЛИЛУЙЯ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время чувствует нас. Мы не чувствуем Времени!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время любит нас. Мы пренебрегаем Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время заботится о нас. Мы отталкиваем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время оживляет нас. Мы убиваем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время жалеет нас. Мы грубим Времени!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время дорожит нами. Мы разбрасываемся Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время учит нас. Мы пререкаемся со Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время лечит нас. Мы заражаем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время хочет нас. Мы стесняемся Времени!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время прославляет нас. Мы позорим Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время поёт нам. Мы сквернословим Времени!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время хранит нас. Мы предаём Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время думает нами. Мы глупим Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время вытягивает нас. Мы бросаем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время отдаётся нам. Мы пользуемся Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время собирает нас. Мы рассыпаем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время ищет нас. Мы теряем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время заслоняет нас. Мы прикрываемся Временем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время держит нас. Мы кидаем Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время спасает нас. Мы губим Время! Время строит нас. Мы рушим Время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время дышит нами. Мы душим Время!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время всегда наступает вовремя! Это мы не попадаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время вечно за нас! Мы, время от времени,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;сами не за себя!<br>
&nbsp;//--&nbsp;ВРЕМЯ – ЭТО БОГ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;//--&nbsp;БОГ – ЭТО ВРЕМЯ!&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Времени нет, когда нам хорошо. Время стоит, когда нам плохо. Время рассыпается, когда мы им дорожим. Время тянется, когда мы его ждём. Время летит, когда нам семьдесят пять, а так и не пожили совсем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгое время ждётся – короткое время помнится. «Игра времени» – это только наше недоигрывание. Не «кто-то выигрывает» – мы проигрываем, разница ощутимая! Время идёт независимо от того, сколько сейчас времени! Но каждому времени – свой час! И на каждый, разный час существует его собственное время!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – собирать деньги, и время – разбрасываться деньгами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – заслуживать авторитет, и время – терять репутацию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – читать книги, и время – сдавать макулатуру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – таить силу, и время – скрывать слабость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – готовить съедобное, и время – сливать прокисшее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – следовать «тексту», и время – нести «отсебятину».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – раскладывать по полочкам, и время – переворачивать шкафы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – по «скоростной», и время – по «просёлочной».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – торопиться, успевая, и время – не спешить,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;опаздывая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время с замиранием сердца знакомиться, и время с остановкой сердца расходиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время – с утра бежать на стадион, и время – под утро выползать из кабака…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас было время просыпаться. Болела поверхность причёски, но трудно не было, совсем было не трудно, и не совсем было трудно подняться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оболочка повиновалась, но не находила отзыва в глубине. Всё невидимое снаружи страдало. Несознательное тело с сознательной душой были сейчас заодно. За здоровье!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трезвость – укрывание совести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пьянство – убаюкивание совести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похмелье – пробуждение совести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не тот заспанный, кто много спит», – подумал ОН, слегка преображаясь в отражении зеркала, чтобы как можно достойнее выйти на поверхность города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Путь держался правой стороны и протекал к магазину, который горел синим пламенем вывески: «Мы отперты 24 часа!». Сейчас «Мы отперты» были заперты. /Видимо пошёл уже двадцать пятый час/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вешайте уши спагеттями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрипнула ФРАЗА, которая тащилась поодаль, боясь приблизительно приплотниться, придвинувшись. У неё тоже болело. ОН стал зол на этот ссуточный магазин. Странно! Нет сигарет – умираешь, как курить хочется! Есть сигареты – не умираешь, как курить хочется! Парадайз! То есть, как бы, нелогичное несоответствие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришлось гулять с полгорода дальше. Там, принося себя народу в угоду, насмерть стояла надёжная пивная гандошница с вывеской «Кулинария».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Размазанная объявлением по всему стеклу муха предлагала не входить сюда из-за санитарного часа, прошедшего три года назад. Но волнистая картонка с подтёками:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«ушла на базу» хорохорилась трёхмесячной свежестью, наводя гордость на всё заведение. /Письменное подтверждение умения ходить необъятной белокаменной буфетчицы сносило с ног и заставляло уважать последнюю/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туда – не хотелось, но было надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На доходе до «точки» встретились двое, страшные, как небо и земля. Они с трудом влачили своё существование уже в обратную сторону к призрачному дому. Один был в пальто на голое тело. Видать, вчера вышел вынести мусор. Никакого ведра в руках не наблюдалось. Значит, вынес. Второй спортивно костюмился штанами с тремя лампасами по правую сторону и теннисной футболкой-свитером на босу грудь с разными, комбинированными по чистоте, укороченными рукавами. Воздушно-капельным путём к ушам долетели отрывки сосредоточенного критичного самоутверждения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты понимаешь! Ведь я же где-то глубоко женатый человек!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Носите платья карденами!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слабо взбормотнула ФРАЗА, засыпая на ходу, ударившись о спину. Но, предвкушая скорое похмеляние, не теряла в лице облика надежды. Подтолкнутый, ОН тоже споткнулся на входе о грязную меховую тряпку. Жирноватая [93 - Можно было бы вдаться в подробности «жирноватая». Мол, «сплошная вата в жиру на жерновах Ирновы в провинции Оватая», но не будем…] «тряпка» лениво отпрыгнула от несъедобной уже консервной банки и стала локтем или коленом, мурча, лизать морду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, не уклоняясь, окинул бросившийся в глаза высокий стоячий столик. Стол хоть и кинулся в глаза, но не нанёс травмы, потому что переговаривался «своими до боли» отголосками. Эти отголоски громко мирно беседовали. То оказались друзья их-его детства. «Откуда они здесь взялись? Наверное, так хочется!» ОН перестал сопоставлять и нырнул в общие обьятия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Класс! Мы – дома!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раскинув руки, закричали все втроём неизвестно из какого небытия дошедшее, никогда не использовавшееся ранее приветствие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ФРАЗА встрепенулась и, ни с того сего, сгрузила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Толкайте ядра пушками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слышь, ты, «маркитантка юная», похмелись и чеши, пока не убита! – отцедил ОН. – Или ложись в угол и сиди там! Я сегодня с друзьями!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взяли – обнялись! Взяли – налили! Взяли – выпили! Взяли – зажевали! Взяли – заговорили! Взяли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, наконец-то у нас будет триолог нормальный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН молчал, пристально улыбаясь до левого бакенбарда, что возле уха. Приход ещё не пришёл, но был на подходе. Начинала заигрывать согревающая желудочек музыка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вилкой прикалываясь к мёртвой жареной саранче с видом на жилистую рыбу, Никлесон спросил… /Никлесон – не кличка, не фамилия, не имя – просто редкая, выбранная тобой, родня. Таких людей не бывает! С этим человеком в разведку – за счастье! В гибельный поход – уверенно! На Смерть нахрапом – можно! Ограбить сволочной банк и раздать деньги нуждающимся – без сомнений! Ещё раз – под поезд – не пригибаясь! На край света с кучей баб и кучей бухла – а как же! Выпить? В такую жару? Ведро спирта? С горла? В пустыне? С Никлесоном? – Не-не-не-не-не-не, не возражаю!../<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Никлесон спросил, видимо, продолжая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты читал мой рассказ о боксёре, посетившем привокзальную закусочную? «Хук и Хек» называется. Нет? А мою повесть-бесстриллер, о бюрократах с чернилами в перьях: «ЧинганЧук и ЧингачГек»? Ты что, немой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, не твой! (Заколол «остротами»!) Дай человеку войти в себя! Потом ты его не остановишь! – защитил Макс, пытаясь укусить край эластичной кокклеты, которая, даже по вкусу, сильно напоминала вид расхлябанного шлёпанца – убийцы домашних насекомых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо! Извини! Жахни ещё и скажи: разве я виноват в том, что хочу, как лучше? Я же никому ничего плохого не делаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Каждый сам виноват в любых последствиях, – медленно жевал ОН язык тугими, ещё не внятыми никем, но уже произносимыми словами. – Даже когда ты ничего плохого никому не делаешь, и вдруг в своей квартире, в открытом море, тебе на педикюр большого пальца наезжает грузовой вагон со всеми прицепами! Виноват не стрелочник! Виноват ты! Потому что «никому ничего не делаешь»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом месте язык стал вязаться, какой-то педалью открыв глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Ребята! Как я рад! Вы здесь! Не смотрИте так! Я не помятый и не небритый. Я просто вчерашний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оправдывается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Становится похожим на человека!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Это я на входе был на человека только похож, только! А сейчас я – человек! И горжусь звучно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, поздравляю! Пошли глубокие осмысления. А раз так, то рассуди. Вот я к своей работе, может и физической, подхожу творчески. Тружусь много. Если за день присяду раз, так и то – на унитаз. Пользой моей пользуются, а мною, значит, можно пренебречь. Так получается? Я для них заметен, как бацилла на бахилах. И – всегда без вина виноватый!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Запиши! Подвиги в рабочее время запрещены!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Записал. Но ведь уровень жизни угнетает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не писай в керамику! Верь, что сама жизнь остаётся намного выше какого-то там твоего уровня её!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но ведь завидуют! Даже те, кто должностями позажиточней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Остынь! Завистник – это «зав», зависший на своей зависимости. Ведь сам не смог добиться элементарной зависти к себе. Только – пренебрежение. Брось! Не нравится? Подай заявление «по уходу № такой-то».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чё именно такой-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, подай просто «по уходу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По уходу за кем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По уходу за собственным желанием, не обращая внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотелось бы не обращать внимания, но жизнь-то это – моя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, конечно! Твоя! Тебе её дали поносить! Всунули без твоего желания. А, когда ты уже стал с ней свыкаться и где-то полюбил, убогую, могут, тьфу(!) забрать, тебя не спросясь, в определённый не тобой, любой момент!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты, Макс, вообще молчи! Нашёл поддержку со стороны. У тебя никогда нет своего мнения!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня? Да у меня знаешь, сколько много разных своих мнений! Всей твоей фантастики не хватит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ещё скажи: «беллетристики».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И скажу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, когда натренируешь произношение!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не паясничайте! И не эквилибрируйте словами! Давайте приговорим ещё по одной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– И Богу верю и – в людей тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты бы лучше в Бога верил и – людям тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Если веришь, не понимая, то хотя бы понимай, веря!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестаньте! Я иногда стараюсь быть попроще. Соскочить на обще усреднённый уровень. А результат: ещё больше пытаются прижать, довольные. Мол, даю слабинку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такт и уступание, вежливость и интеллигентность, жертвование собой и самоотречение караются публичными оскорблениями плевками и «избиениями»! /Декабристы были воистину правы! Находясь слишком далеко от народа!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зато потом их с народом сблизили, в Сибири!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Народ, он самобытный по разуму. С ним надо контактировать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не забывай о презервативах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подожди. Подожди!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не подожду, я уже тронулся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, подожди! Это ты о страшной шуточке: «Будь проще, и люди к тебе потянутся»? Ну, ты даёшь! Только подпусти себя на расстояние укуса! И те, кто окружает, потянутся когтями к твоему недотёпству! Вырвут из тебя всё самое хорошее сердце и, не зная, как это использовать, выбросят! /Как можно выбрасывать хорошее!?/ И побредёшь ты за ними, бессердечный, понуро, но покорно, к самому обрыву края! А ты хочешь этого? Хочешь статуса, когда тебя окружают? Спроси: «Как это?». Спроси у чудом вышедших из «котлов» окружений во всяких баталиях, если они живы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и темы! Жуть! Хорош нам ссориться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ненормальный не тот, кто ссорится. Ненормальный тот, кто не может ни поссориться, ни помириться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оба-на! Это точно от Эпифана, стих три с половины, сотый, глава третья слева, от учения нового навета!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наконец-то общаюсь с нормальными придурками, каких я помню! Я возьму ещё?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Не бери, наверное! Оставь на День Рождения!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, что вы так любо-дорого согласились! Я уж думал – вы на антибиотиках!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Сегодня ещё, а завтра – всё!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проречетативили хором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! А кто этот «неогранённый алмаз» первый раз из уст выдавил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто-кто? Агния Барто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не фарцуй понятиями и скажи, раз знаешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, знаю! Этот, ну, как его? Кто? Турух Макто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи мне – кто, и я скажу – кто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, вспомню – напомню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По-моему, Косточка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, точно! Этот иногда вспоминается.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА *<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Побудь оть разок орошо вспомненным молодым, чтобы не стать навсегда орошо забытым старым!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, полосатый пиджак, лаковые туфли и джинсы! Дискотека трепыхалась при его выходе на «подиум»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где он, кстати?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где-то на бескрайнем конце России, ближе к берегу Беринга. Приезжал как-то. Прятался. Думал, приставать начнём. Случайно усекли. Пристали. «Косточка! Поди, дорогой, отчитайся!» Кривая жалкая мимика, опущенная голова, драпающие глаза. Неловкость перед супругой за посёлок, где вырос, и за товарищей, панибратски обзывающих да громко уличающих его в знакомстве с «местными». А та «супруга» вообще – с острова эпохального эпоса тундры! Ни по карте, ни по GPS, ни по Сусанину не сориентироваться, ни Ермаком не открыть! Из мест с проточной водой, сочащейся из ягеля, продавленного оленьим копытцем. Где три месяца в году средство передвижения – каяк, а остальные девять месяцев – каюк. Но так поставила себя, чумовая (выросшая в чуме)! Жёсткие природные условия выживания, борьба за единственного на тысячи километров в стаде самца… Костя, перепуганный, узнанный, но не «узнающий», протирал спиной дешёвый пинжак обо дом своего детства, спешно и позорно пробираясь к родительскому подъезду по стеночке. /Хорошо хоть поисковые рефлексы отточил на мшистых болотах/. «Да, успокойся, дыши! Мы угощаем! И жену твою! Пойдёмте, там неплохо кормят, сегодня зарплата!»… Срам прямо, перед русской глухоманью далёкой. Глядя на этого, считают и нас по нему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У детства и у взрослости есть отличия! В детстве мы никогда не смирились бы с тем, что делаем в разумной зрелости. Эх! Хорошо бы все наши взрослые поступки отдать в наше же детство для редактирования, без права потом исправить по «мудрому»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Стыд за собрата!.. А чем занимается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он теперь автомобили собирает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле коллекционирует? Ну, даёт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле. Побитые собирает и назад отдаёт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После ещё нескольких «приседаний» и «взятий на грудь», пошло сплошное «помнишь?!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Кто-то, боящийся своего прошлого, вякнул: «когда говорят «помнишь», нет настоящего».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот, лажа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошлое питает и добавляет нежных красок к сейчасному, вдохновляя на не ожидаемое впереди хорошее. Если прошлое у тебя было! Но, раз нечего вспомнить, то нечего и дальше планировать. Зачем?! Ведь завтрашнее будет протекать так же. Ужас! /«Вытрите меня! Прошлое всё протекло! Настоящее даёт течь! И приготовьте сухое бельё. Будущее, подозреваю, тоже утечёт!/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспоминания попрыгали скоками-перескоками, не связанными между собой, но перевязанные розовато-золотистой, драгоценной тесёмочкой лучшего ихнего возраста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Игра в «Панаса». Почему Панаса? Сборник дитячих игр, развлечений, экзекуций и считалочек умалчивает. Может основатель такого весёлого занятия – дед Панас – был слепой? Может, хватал всё, что плохо спрятано, ловил того, кто клюёт носом, загонял любого пробежавшего и общупывал застывший намертво бардазур [94 - Найдёшь синонимы, свихни и закечигруй, асперкаво ёйса, наагля, пурдобойс! Атсихичач туэ раза, визаут черпис! Постомный свимтт!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра заключалась в том, чтобы одному завязывали глаза шарфом, а все удирали от него кругами, ставя помещение с ушей на тазобёдра. Такими закутками замкнутого по условиям игры пространства служили беседки случайно близпролегающего детского садика. /Садик детства не раз жалел, что пролегал близко/. Те беседки – строения для детских игрищ на открытом воздухе, были сляпаны напрочь из дуба. И оббиты полусантиметровой ширины, волнистой, с разбегу непробиваемой пластмассой. На случай наружного цунами. (Внутренний тайфун был халатно не предусмотрен). В помещениях, за каменными стенами, было, конечно, удобнее надсматривать за детьми, но в группах воздух был заперт оклеенными крахмалом окнами ещё с первой, напавшей внезапно, зимы. Беседки, по надёжности, не уступали кирпичным корпусам. Однако весь этот «кремень» с невероятным трудом, скрипом и стоном еле выдерживал натиск орды семнадцатилетних рыл, скрывающихся, ползающих, висячих и табунами пробегающих. По пути ломающих пол, рёбра и перегородки… Игру усложнили. Тем самым увеселили. Теперь завязывали глаза двоим. И эти двое кроме того, что пытались поймать некое чудо из разыскиваемых, старались ещё и друг с другом не столкнуться. Поймать кого-либо требовало хитрости и сноровки. Все тогда занимались спортом, были гибкими, сильными, увёртливыми, быстрыми и выносливыми. А ну ка, попробуй! Во-первых: взобраться на толстый кубический столб с очень острыми /не «прямыми», геометрия всё врёт/, углами. Во-вторых: провисеть там, не дыша, фантастически долгое время. Замереть, не моргая, чтобы стоящий под тобой в сантиметре растянутой сопли очередной «загоняющий» не почувствовал даже учащённой даты твоего рождения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Викул. Он был тяжёлый атлетик. И, килограммов за сто веся, вися на стропиле, выглядел как двухметровый удав на стебельке укропа. Ну, примостился, ужился и ладно. Да, но этот слонотип болтался над затаившимся водящим, приготовившимся к броску на любой шорох. Пауза на выносливость была проиграна, и Викул, с криком: «Всё! Не могу! Дёргаю за кольцо!», всей весовой массой тяжести рухнул на голову Петрены. Явно парашют не успел раскрыться! В соседних дворах был слышен звук отщёрбнутых зубов и хрустнутых, не размятых, позвонков. Очень долго не было видно без бинокля с крыши соседней девятиэтажки голову Петрены, на время заменившую шею…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дюпон, убегая от первого ловящего, срезал угол, как на хоккейном корте и, по пути встретив ещё одного с завязанными глазами, прыгнул, горизонтально положив корпус, с целью пролететь у того под мышкой. Пролететь-то он проскользнул, однако, не рассчитав силу толчка, влупился в рифлёную боковину беседки. Голова застряла между поломанным пластиком и деревом крепления. Дюпон на любой ледовой площадке выступал игроком таранного типа, поэтому на его биографии числился сломанный борт в Донецке вместе с судьёй на «зоне» Украины. /Зональные республиканские соревнования – это отборочные на финал Украины перед выходом на ЦЭЭС (центральный союз), то есть – на первенство Советского Союза/. За ним значились девятнадцать сотен минут удалений с площадки и щепки дорогих мастерских клюшек, залитых эпоксидной смолой, раскрошившихся о беззащитные головошлемы наивных соперников. Поэтому было странно сейчас наблюдать верзилу, застрявшего в ясельной беседочке. Дюпон рвал асфальт снаружи и дубовый пол внутри, но все видели, как он попал. Пришлось выламывать всю волнистую шиферину, дабы освободить защёлкнутую шею. /Голова торчала за беседкой снаружи, а безголовый овал торса дрыгался внутри/. Рассудительный Беза, похлопывая по закрепощённой с этой стороны спине Дюпона, совершенно без сарказма спросил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как там, снаружи? Дождя нет? Подтверди неудачный прогноз, раз уж ты выглянул. А то мы тут все волнуемся без зонтика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беседка разрывалась от «сдавленной» ржачки. Девятиэтажка почувствовала землетрус в один балл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подожди! Сейчас меня досрочно освободят, и я тебе покажу весь развёрнутый прогноз по твоей карте регионов, без суда и следствия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так низко пал! Неудобно как-то поднимать! Фю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Театрально сжеманил Беза и, отходя «верхним стритом», протяжно пропел густым голоском баритонального сопрано:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И где-то в глубине,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торжественно и чутко,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне слышатся слова,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что говоришь мне ты».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Срывая разнообразные реплики: «Браво, браво, браво!», Беза пошёл на ту сторону – оттопыривать вместе со всеми упругую прочную пластмассину, спасая напряжённое лицо застрявшего Дюпона…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Боксёр Шубин, водя, широко расставив кулаки, чиркнул апперкотом ногтя повешенную на четырёхгранную опору куртку-обманку. «Купившись» и добавив прыти, со всего разума хлопец врубился лбом в столб. Лоб был неимоверной сокрушительности. Таким запрещённым ударом Шубин сломал не один десяток наглых челюстей. Казалось, дубовая опора сейчас рухнет. Все в панике выбегали из «помещения», наступая муравьям на почки. Но стояк, завибрировав, звеня, выдержал. Вздохнув свободно, давя тех же муравьёв по печени, максимально-большое количество людей вернулось, зашатав беседочный остов до потенциального резонанса, то есть до «нЕльзя»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Бусик, принимая подлавочное состояние, прилип к тыльной, занозистой части доски и выжидал, наблюдая ходящие рядом ноги «ищущего». Тут пронеслось стадо «бизонов», уходящих от погони второго «охотника» и некультурно, ногами запрыгнуло на ту самую дощечку. Лавка сначала прогнулась, а потом надрывно хрустнула. Мало того, что Бусик под ней ощутил всю ораву на своих упругих широчайших мышцах спины, молодой человек ещё осознал, сколько острых осколков имеет неправильно ломающаяся древесина. Крики пострадавшего потонули в воплях ловящего: «Поймал! Поймал! Тихо! Сейчас я угадываю, кто попался!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, да, да! Удачно, без травм заловить – это был только первый этап. Определить, кого поймал – было посложнее. Все менялись одеждой до такой степени, что потом с большими проблемами находили свой гардероб не на том, кому отдавали, и не в том состоянии, в котором доверяли. Бывало, собрать весь комплект одевалова было невозможно. Осени стояли прохладные, но одни раздевались до трусов (так легче лавировать, удирая), другие – засучивали на себя всё схапанное несколькими слоями, как в широкоэкранном цветном фильме «Экипаж», с целью быть неузнанными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра не была скучной и по причине того, что с успехом придумывающие новую изнанку, создающие новаторские образы неузнаваемости, рано или поздно тоже становились «загонщиками». Поэтому фантазии не иссякали. Менялись формы лиц не только дурными гримасами, шевелением носами, ушами, кадыками. Но и – хлобыстанием челюстей о брови, рычанием подбородка, попытками подделать голос Левитана и Папанова под свой – невнимательно внятный. В ход шли инсинуации вспомогательными предметами, спекуляции детскими игрушками и мастурбации близкими образами. Теннисные шарики в носах, парики в респираторах, прищепки на губах, очки с «носами» на затылках, маски гномов на высоко поднятой заднице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К игре относились серьёзно. Тот, кто водил больше всех, всех же и проводил сегодня по вечеру на совсем не бесплатную дискотеку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рост высоких менялся приседаниями и «гусиным шагом». Рост низких коверкался подниманиями за ноги или подкладываниями под них нескольких мягких, ещё не пойманных людей-штабелей, коварно, но честно участвующих в весёлом обмане…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Детство – единственна игра, где все обманы честные!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но «искатели» были настолько знакомы с ужимками каждого! Так хорошо знали шрамы от шайб на переносице, зашитое ахиллесово сухожилие, порванное при прыжке в штрафной площадке соперника, подло наступившего на пятку, или рассечённую бровь; нелепый шрам от аппендицита или, ещё нелепее, шрам от брошенного в морду конька с ботинком в раздевалке под общую драку; искривлённую спину при жиме лёжа; сломанную в финале лодыжку при успевшем забиться решающем голе «юношескому московскому динаму», потушенный на спор об шею бычок, – что ошибок на все хитромудрые ухищрения приходилось немного. Это была КОМАНДА! Их тренер был сослан из-под Челябинска, где работал с Уфинской командой мастеров ведущей лиги страны по хоккею. Геннадий Васильевич учился в одной группе высшей школы тренеров вместе с Петровым и Харламовым. Вернее, учился вместо них, так как великие занимались по заочному, а этот – по честному. Тренер доказывал и передоказывал аксиому о том, что детей развивать легко. Упорнее, послушнее и одарённее нет никого! И, правильно обучая, можно из всех сделать чемпионов. Наставник немного кривил, будто «всех», но был прав! Им повезло! Если бы к каждой группе детей был вовремя приставлен настоящий профессиональный наставник! Сколько бы состоявшихся людей было бы на свете! Спортсменов, писателей, учёных, артистов! Но – нет! Кто-то ведь должен пускать слюну, пялясь на «фрэски» современных «мастеров» искусств! Заполнять клубы для массовых просмотров длинных тоскливых чёрно-серых фильмов! Читать неразворачиваемые «критики», справочники и альманахи! Ходить на концерты, не зная «кого играют»! Орать матом на стадионах, не понимая правил игры! И создавать девяносто семнадцать добровольно обдуренных процентов общества! [95 - Надо «воспитывать» неучей, чтоб над ними «возвышаться»!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё такое трезвое «разгуляево» /как ни странно, но тогда умели веселиться без спиртного бухла/, заканчивалось всегда одним и тем же: беседку окружали крадущиеся дружинники во главе с участковым. И начинался массовый ленивый побег по пересечённой местности садика, с перепрыгиванием заборов, решёток, качелек, кустов и собак. Почему вполсилы? Да потому, что мужикам в повязках – работникам завода, вышедшим вечером от жён-бензопилок в массовую общественную отмазку, хотелось отдыха. Хотя бы после двух смен работы. Хотелось дешёвого душевного покоя /в цеху и на дому этот покой не наблюдался/. Хотелось попрогуливать по всему заводскому посёлку ночью в открытую, с ощущением приятного выпитого и чувством выполняемого должного. Вместо пустого времяпрепровождения в своей трёхкомнатной душной тюряге, где некуда скрыться от тридцать лет назад прошедшей свадьбы. ДНД /Дэ эН Дэ/ – «Дэ Ни Дэ, абы нэ дома», но торжественно, под прикрытием обязанностей. Хотелось побухать официально. Поиграть в домино на правах дружинников. Поносить повязки наводителей порядка, посмотреть половину кинофильма бесплатно и получить положительную характеристику партийной организации. Сейчас расслабившиеся мужики в своё свободное время вынужденно вышли на «помощь» участковому «ловить» племянников соседей и детей знакомых! Это этически не могло хотеться и физически не могло мочься. Гоняться по-настоящему за спортивными мальцами – гордостью области и Украины по футболу и хоккею, было бы погоней за остановкой собственного сердца. Но вид создавался! Надо было «помогать» участковому утихомирить невообразимый гвалт, мешающий штабу народной дружины рассказывать анекдоты, а дворцу культуры – крутить очередного двухсерийного Радж Капура. И вот все убегающие трусцой и загоняющие, типа очень быстро, начинали играть в догонялки-отбегалки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Охъ, я до тебя дотронулся, значит, ты пойман, охъ, охохохь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам ты квач, дядя Вася!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановку нагнетал только участковый инспектор милиции, крича в рупор мегафона: «Всем остановиться! Я вас знаю всех и всегда, по адресам! Вы записаны пофамильно, в порядке нарушения проведения вечера! Вам, как и следует, нужно расписаться в журнале сегодняшних нарушителей!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заставить расписаться в содеянном удалось затащить сегодня только Викула, который, расшатывая свой убегающий корпус, зацепился в полупрыжке всеми лишними ногами за качельку-крутилку и подбородком челюсти сделал вмятину в государственном асфальте, распластавшись, как телёнок табака под утюгом, покоробив тефлоновое покрытие тротуара. Его соскребли и, довольные, вдесятером, перестав искать возмущающихся остальных, стоящих в полуметре, отнесли в «дружину». Интересно ещё то, что выглядела молодёжь – «кто, в чём был», переодеваться назад на ходу не хотелось. И это тоже было весело! Рядом трусили оголённостью «нудисты» и переваливались надутостью «скафандров» «космонавты».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чин в высоком прыжке перемахнул забор, но не рассчитал, так как был «загримирован» в чей-то длинный плащ, и бортами рубища зацепился за пики, которые торчали над кирпичами. /Скажите, в каком ещё обществе детские площадки обороняют опасными острыми копьями от детей?/ «Хорошо, хоть электричество «по периметру» забыли врубить!» – перекрестился Чин и продолжал висеть, не дёргаясь, чтобы не привлечь внимания затаившейся под забором тройной засады в сморщенных оранжевых повязках. Тройня «добровольной дружины» надёжно пряталась от событий, коротая свободное время постукиванием горлышка о стакан. Чину надоело висеть и он, прокашлявшись со всей силы, открылся, демаскируя себя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужики! Может, осмотритесь и спасёте меня? А то грязь от моих каблуков в темноте падает вам на кабачковую замазку батона. Зато и кашель у меня есть! Не помешало бы чего-нибудь горячительного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ААААА! Напугал! Сдурел совсем!.. Ага, значит, попался? Ну-ка, слазь и сдавайся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я б давно сам слез, так мне, вися, отсюда намного лучше видно, как кое-кто, при исполнении важных обязанностей, нарушает режим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот гадина, а ещё – молодёжь! «Не задушишь не убьёшь!»… Придётся тебе помочь. Только смотри, мы тебя не видели! Понятно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно. Вы меня не видели. А я вас?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сволочь! А ещё комсомолец! Давай мы тебя снимем. Вооооооот, таааак! Теперь беги к мамке! Она тебе покажет за порванный плащ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Больше, чем ваша Нинка, дядя Федя, она мне не покажет. Понятно? А я хочу сдаться! Вы от меня не отделаетесь! И доложу в управе, как вы несознательно дружините!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ууууууу, шантажист! Налей ему. Был бы ты моим сыном! Я б тебя задавил на зелёный свет! Ещё в кровати!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не волнуйтесь! Если бы я идентифицировал вашу причастность к моему рождению, я тут же удавился бы мамкиной пуповиной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вернулись в кулинарию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова закурили, продолжая разговор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тут, чуть не забыл, изобрёл метод добычи полезных ископаемых открытым методом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, расхищение могил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Добыча мяса и денег.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-ка, ну-ка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бросаешь тол в речку и – бах! Рыбы – на берегу, успевай собирать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Причём здесь «мясо»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А рыба из чего? Не из мяса?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, рыба из рыбы. В гастрономе видел, «Рыба», «Мясо», «Соки-воды» – это разные отделы? И причём тут «полезные ископаемые»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, здрасте, ку-ку! Ты чё, не учил в четвёртом классе: «ископаемые рыбы», «ископаемые пчёлы»…? До пчёл высоко, а рыбы – вон они. И очень полезные!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нельзя! Подумай о новых поколениях! Они вышли сюда нереститься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не проверял: «реститься», не «реститься»! Пошли завтра, набомбим, а какие целые упадут, пособираем и – на базар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, есть во всей этой бочке всё-таки ложка! То есть, «есть в этом что-то».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты! «То есть есть»! Дважды «есть» – это прорыв! Ван-туз сработал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да бросьте вы! Что вы ржёте, неоседланные!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Макс, а помнишь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это он не вспомнит никогда, потому как не знает – что вспоминать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда ты такой взялся, «забавный»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из прошлого века, как и ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё равно, классно было! Если бы не было этого, не было бы ничего! Правда, и сейчас нету ничего, но это хоть что-то!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, есть какая-то магия в законе о «сообщающихся сосудах»! Понаблюдайте! Когда мы чокаемся, то всегда долго сообщаемся. Сосуды наши лихо гоняют кровь, не переливая ни капли. И, чем больше льём в себя, тем уровень каждого подравнивается под общий уровень всех!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай! Ты классно подметил! Это так же беспрекословно верно, как: «не беритесь голой рукой за ручку двери общественного туалета!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну! Всё! Ты своим афоризмом притупил его сознание, и теперь он завязнет умственно, как тарантул в пластилиновом шарике на ниточке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчи! Остроликий ты наш! А то я начну выливать тебя из норы, как суслика!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я действительно, наверно, давно здесь не был! Мне в диковинку ваши приколы – сравнения с другими животными!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да никого мы ни с кем не сравниваем! Тебе показалось! Ты – птица далёкого подлёта из другого ареала обитания, упавшая на родное зловонное болото калачиком, эдаким куличком – поклевать ностальгически вкусных морских камушков с изюмом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, нет! Детство проходило не в болоте! А на широкой, проточной и прозрачной воде без берегов! Мы родились в нужном возрасте! Кстати! А сладкие камушки продаются ещё? Мне нравились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помнишь, как в клубе на мультиках – наберём по триста граммов, и – горстями в толпу! Войнушка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Помнишь» продолжалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучшее давнее время – обычное время, но оно юное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда отвязывались и извращались, как невеста – в последнюю внебрачную ночь. Придумывали выходящее за рамки и обязательно щекотливое, дабы захватило дух! Тот, кто изобретал хохму, должен был сам её исполнить. /Трепаться зря было не в чести!/ И только Надькину шутку придумали сообща вместе. Она долго выпрашивала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, пацаны! Ну, не гоните! Ну, я тоже хочу участвовать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы отцепилась, прибацали ей задание. Подумаешь, всего лишь прокатиться «контролёршей» от одной остановки к следующей в рейсовом автобусе и насобирать немного штрафов. Всё было легче тяжёлого, тем более что её встречали среди белого выходного дня, сопровождали и провожали от греха «свои люди». Во всём этом был маленький нюанс. На Надежде, по договору, должно было быть надето: ботинки с коньками /две штуки/. Наколенники – щитки пластмассокапроновые /две штуки/. Паховый бандаж «раковина», для некоторых мальчиковых видов спорта – на резинке вокруг пояса /одна штука/. Налокотники /см. «наколенники»/. Хоккейные краги пятипалые /согласно количеству рук/. Танкистский шлем с наушниками. И всё! Нет, правда, ещё её крупные соски заклеили крест-накрест синей изолентой, чтоб не выделялись на фоне груди. Всё было невнятно обиходным и придумано не тщательно. Только танкистский шлем явился чей-то удачной выдумкой, стоЯщей окрэмо (особо) и стОящей многого! Без этой изюминки прикол был бы тупой, как дирижабль. Если бы на ней была одета каска, даже вратарская, с решёткой по всему лицу и привязанные к спине ворота, то это логичное завершение костюма вряд ли, никого не буди, удивило бы. Едет девка себе на тренировку – и едет. Тем более что лето выдалось спортивное! Но шлемофон танкиста на теле! Удивление не должно было стать пределом изумлению! Надюха долго не соглашалась с экипировкой. Ведь она совсем не умела стоять на профессиональных, заточенных под канавку коньках в мастерских ботинках «Ботас». Всё её коньковое детство прошло в «двухполосках» по асфальту, а затем, быстро и неожиданно повзрослев, она подскальзывалась по катку на «снегурках». «Только без коньков» – пыталась сделать себе поблажку подруга. Но, извините: «Назвался груздем, не будь муздем!» И карусель олеников и лошадок закрутилась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда автобус, ничего не подозревая, вразвалочку, экономя бензин с горки, подкатился под посадку, и небдительные граждане отдали водителю приготовленные за полчаса в кармане горячие влажные монетки, тут всё и началось. Надька, подхваченная под локти «качками», влетела в запахивающуюся дверь, сбрасывая с себя покрывало:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Приготовьте, пожалуйста, ваши билетики! Сейчас я вас всех проверю каждого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Транспаранты, транспортёры, трансвеститы и остальные транссибиры, то есть пользователи общенственного транс порта державы, зашуршали по сумкам, карманам и портфелям, а некоторая масса резко засерьёзненных лиц попыталась, шаг за шагом, продвинуться подальше – поближе к задней двери убегания, в надежде, что та дверь вовремя приоткроется и получится возможность проскочить. Но в своей надежде зайчики просчитались! Надежда была с ними и всё «секла»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Водитель! Закупорить двери и на ходу не открывать! Это внезапная районная проверка из областного бюро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Надюня произносила всё официальное, когда-либо услышанное в кинематографических фильмах «про первую любовь сорокалетних толстых девушек к вихрастым морщинистыми парням на заводах, фабриках, бензоколонках и в трамваях»/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можете ехать, но медленно! Не жать до полика на газа и на тормоза! Пока я не напишу отзыв, ничего не предпринимать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пассажиры, дёргаясь и нервно отыскивая свои крохотные полубилетики, успокаивая своё дрожание и сами успокаивались, зажав надёжно в двух пальцах куцее оправдание проезда******.(Вернёмся потом к оправданию проезда. ОН загнул в голове шесть звёздочек, чтобы не забыть!) И теперь с кайфом злорадно наблюдали, как другие, ещё паникуя, крутят головой под ногами и шарятся по всем карманам. /Билетики были «с ноготок» не без причины. Водитель на каждых трёх половинках наваривал один для личной продажи/. Когда все, перепотев, понаходили «номерки», вот тогда-то их глаза, очухавшись, наконец открылись, заметив «кондукторшу». А, заметив, стали расширяться, раздуваться и лопаться от превиденного. Походка той выглядела странновато: коньки загибались то снутри, то – внаружу. Жёсткие ботинки ложились, выкручивая голеностопы ног, но Надька мужественно подходила к сидению каждого, давя на внимание. Упругими мощными привилегиями, с дрожащей на концах изолентой, она «неловко» тыкалась в нос каждого очередного дяденьки и, наклоняясь вкрутую, оставляла крутой повод для обзора нагло оглядывающихся тётенек. Бабы глазели, не стесняясь. Мужички отворачивались, переминая ногу на ногу. Древний, грохочущий всеми шпинделями, сарай Ликинского автобусного завода весь напрягался и двигался до следующей остановки девять с половиной недель. Движения прямоугольной, разбалансированной, дребезжащей коробки стали логично интересны. «Ковчег» весь напрягался, паломничал «вперёд-назад», меняя темп и скорость. АвтобАс втыкал! То однообразно, словно отвлекая. То – с ударом. То – резко, прямо. То – плавно меняя направления, притираясь к бордюрам. То, тормозя, зарывался вниз. То, взрываясь с места, дёргался до упора вверх. Водитель не отрывался от зеркала заднего внутреннего обзора. Дорога впереди была пофиг ровная и не мешала. В общем, пока этот автобус «съезжал» в промежутке двух километров, те, кто сажал исполнительницу главной роли на предыдущей остановке, покуривая, пешком сумели присоединиться ко встречающим. Встреча была коротка, но бурна!.. Вечерняя дискотека, своими слухами, принесла девчонке неописуемую честь и зависть подруг, не говоря уже о том, сколько поклонников осыпалось (как тырса на стружку), на голову не очень-то и некрасивой Надьки! Единственное, что было потом: «как больно, милая, как странно» – отдирать изоленту вместе с волосками. Но вся дружная компания и это пережила достойно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что ни говори, а любой честный поступок важен! Хотя бы для себя! Проявись! И ты – за пазухой красотки Молвы! Пользуйся! Заслужил!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, запам’ятав (не забыв), заставил всех троих вернуться к шести звёздочкам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;****** Интересен внутренний социалистический душевный дискомфорт: при виде очередного контролёра,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;даже если у тебя всё в порядке, узаконено документально и заплачено денежно, начинается мандраж с подтёками в штанах. Доказывая эту специфику, находясь когда-то на соревнованиях в столице, ОН выиграл крупное пари. Вся фигня заключалась в уверенности без особых трудностей запугать большое количество забитых людей в вагон метрополитена простой фразой. Ни пожаром, ни потопом, ни угоном поезда в Копенгаген! При этом, не подпадая под никакую уголовную ответственность. Конечно, все легко поклали суточные за десять дней на «банк»! Кроме тех, кто доверял безоговорочно и согласился без денег, всё равно предвкушая вечерний ресторан второго этажа «Столичный» напротив стадиона «Динамо». Это была КОМАНДА!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зайдя в вагон, под пристальным прицелом спорщиков и нейтральных свидетелей пари, достав из невзрачного кулёчка высокую фуражку с кокардой какого-то профтехучилища /длинные широкие крылья, расставленные в стороны/, ОН громко, звонко привлёк внимание: «Товарищи! Призываю к спокойствию! На линии контроль! Приготовить срочно проездные удостоверения для комплексной личной проверки!» Паника была тихая! Краснение, невнятное бормотание о том, что: «Не успел, не узнал, не прочувствовал, не подумал перед тем, как «садиться» в «Метро». «К своему стыду не знал! Не был в известности!» «Значит, отменили проходные пятаки?». Потом, с заднего крыла вагона, стало накатываться общее желание держаться всем вместе. «Вы не имеете никакого права в первый же день проверять без предупреждения!» «Где написано?» «Это в последний раз!» «Не задерживайте поезд между станциями!» «Сколько стоит абонемент?» «А можно у вас приобрести?..» Особенно убил вид убегающих на первой же станции…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люююююди, ау! Кабак был оплачен выигранным. Это была Пиррова победа. И таможня дала добро, и мзду взял, и за державу обидно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не грусти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неприятно!.. Но всё равно, я вам так расскажу, и как хотите! Встретились на банкете живописец с дантистом и поругались: «У тебя, совсем нет вкуса!» «А у тебя прикус отвратительный!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и к чему это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! К месту, как с вилкой для гольфа на кеннисном торте! Что ты мешаешь всё в одну кучу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты не мешай! Я это к тому, что нет ничего хуже в компании, чем узкий специалист. За соседним столом, уже полчаса, один рассказывает всем о преимуществе кривошипно-шатунных механизмов в развальцовке подшипников. Издержки любого профессионала, это – излишнее желание настойчиво, насильно поделиться своими узкими глубокими знаниями с широкой компанией гостей или собутыльников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи! Бывает и что-то похуже за общим чаепитием. Это заумность! Дурак тот, кто не понимает чего-то и не скрывает этого. Заумный глупец тот, кто даже в понятном ищет зёрна в плевелах и подводит под всю простоту некую заумную теорию [96 - Начитанность и запоминание подтверждают разум, но не определяют ум!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часто полезнее принять информацию, как она есть, а не «глубокомысленно» искать там плёку-подоплёку, каверзы-надкаверзы и смысл-зАсмысел. Дурак лучше, чем глупый заумыш. (Если выбирать между ними!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно! Дурака можно научить, глупого – никогда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не бойся повторить глухому. Не трудись повторять глупцу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, это тост! И я за это пью, «как олени – с колен»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ух, хорошо пошло! И вернуться не обещало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А помните, какая ещё незабудка случилась?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они с Мариком «заказали», что залезут на четвёртый этаж по балконам к однокласснице, а назад выйдут из подъезда невредимыми. Закарабкавшись, со смехом пополам, на нужный балкон, громко постучали по штапикам. /Стёкла болтались. Стучаться в них было опасно и пугательно громко/. Семья смотрела телевизор и не сразу поняла, то есть, сразу не поняла: от куда и в куда стучат. «Наверное, входной дверью ошиблись в темноте?» – нехотя покинув кресло и шоркая плоскостопием по ковру в сторону балконной двери, откликнулся папа, продолжая жевать о зубы что-то наваристое из тщательного ужина, одновременно не отрываясь взглядом от третьей серии. Но, подойдя к хрупкой двери, вдруг включился и медленно стал опешивать, выравнивась осанкой сутулости. «Не понял!» – некое время подумав, произнёс он и осторожно отжал щеколду на себя. «Почему это вы так долго не открываете? А? Мы же видим, что вы все, не впросак, дома. Ладно, всё равно, добрый вечер! Если не сказать большего. Мы сейчас идём по телефонному кабелю. Где-то на линии пробой, а где-то – прорыв, а ваша квартира лежит на пересечении одного из потоков связи. Разрешите отследить провод до выхода из квартиры. Только уговор: вы не чините препятствий – мы чиним поломки. Что вам известно о коробке передач на вашем подъезде?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ирка, завидев «монтёров», резко рванула в ванную и там стали раздаваться и разноситься надрывные звуки приступов острого токсикоза в третьем семестре беременности. (Она так смеялась). Её мама не успела узнать одноклассников дочери, потому что, сбиваясь, считала капли валокордина. Старшая сестра продолжала прятаться, торча краем из-за пианино, а папа, никогда не присутствующий на родсобрах в школе и не могя, поэтому, знать в лицо каждого идиота из 10 А, мужественно указал ремонтникам «на дверь»! Потом, тихо, по-английски, защёлкнув мягкий дермантиновый вход выхода в подъезд, забыв о майоре Клоце из киноэпопеи, уверенной походкой протараторил на балкон. Там, переклонившись через край, он размышлял: «Как телефонный кабель мог протянуться незаметно снизу вверх(!) до четвёртого этажа по совершенно отвесной стене?» Инженерная мысль сейчас работала хаотически тяжело и давала почву для нового рационализационного предложения, по над планом. Идея мельтешилась в голове, пробивая дорогу дополнительной квартальной премии, и отец семейства был благодарен двум ночным верхолазам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Чем раньше вспомнишь, тем второй раз вспоминать легче!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А в Москве, Шклёдик, в каком это году? Стоит так, стоит и пристально смотрит то на Куранты, то – на свои, то на Куранты, то – на свои… А потом с такой гордостью: «Пацаны! Куранты на две минуты отстают!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кулинарийное застолье крутилось и вращалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, были дни! А сейчас как-то всё не здОрово и не здорОво. Вот и штамм гриппа бушует, и ангина свирепствует!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ты с сарказмом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, наверное, с оргазмом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тихо, тихо! У меня есть метод восхитить воспоминания холодным шампанским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой! Не размахивайся! Давай хоть на шампанском сэкономим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо за намёк! Благодарю за бережное отношение к моим деньгам! Другие бы воспользовались. Но! Жалеть для себя самого, не дарить самому себе и экономить на себе самом – это последняя стадия жлобства!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Подумайте, копящие, с двумя рубашками в шкафу да с тремя зубами во рту! Поднимите подбородок глазами вперёд! Край жизни – перед горами!/ [97 - Богатство – это не спрятанные деньги! Богатство – это положение, поведение и ощущение, купленное на эти деньги!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, многоуважаемая! Шампанского нам, в ведёрке со льдом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Многоуважаемая» подперхнулась сразу всей надгрудной частью шеи и сбилась, считая выручку. /То есть, на сколько её сегодня выручили, помимо зарплаты. Странное дело! Зарплату платили только один раз в месяц, а жить нужно было каждый день!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, совсем, барбосяки! – ласково оправилась она от раздражения, за секунду прикинув доход с целого ведра шампанского, не считая дефицитного льда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, пока шампань охлаждается, пойду-ка я рыбкам воду поменяю. Намешал пиво с рыбой – вся тина со дна цедится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам виноват! Я же говорил: не собирай всё подряд внутри одного себя, образы потом расплывутся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчи, Макс! А то я из тебя сделаю такие собирательные образы – всей травматологией будут складывать пазлы по анатомическим картинкам твоей фотографии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойди, пойди, выгуляй себя! А то если ещё немного поугрожаешь, положение твоё станет угрожающим. Иди уже быстрее, да смотри, чтоб там, за углом, всё было из рук вон хорошо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, прощаю, а то у меня начались позывы, воды отходят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, трубы зовут к схваткам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В это время новое пластмассовое ведро было почти под ручку наполнено пеной из тёплых бутылок урожая будущего года. Судя по этикеткам, завод шампанских вин сильно перевыполнял план пятилетки. И то ведро, изо всех сил прижатое к животу барвумэнши, неслось к их столу, всё сметая с прохода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девушкаааа! Мы просили шампанское в ведре, а не ведро шампанского!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пОняла! Я слышала отчётливо: «Шампанское в ведре!» Или поспорим!? А ну, прекратить хулиганить! Ишь, ты! Мне не сорок пять, что я буду с вами тут играться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно не сорокопятка, а гаубица!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам ты – не жить, а убица! Всё точно, как просить заказывал! Двенадцать бутылок я уже слила, а тринадцатую налью при вас, шоб ничё не говорили потом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тринадцатая несчастливая и, по-моему, она туда не поместится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поместится, поместится, даже добрая половина через край перельётся! Так шо, платите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А лёд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё в порядке! Лёд уже на дне! Ты шо думаешь? Я сюда прихожу каждый день только шоб таких, как ты, дурить!?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, что с вами сделаешь, если вам не сорок пять? Оглашайте приговор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ровно сто семнадцать тридцать пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Получите и распишитесь! Сдачи не надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нигде я расписываться не собираюсь! – наостроёршилась тётя. – Мне не завезли бланки квитанций. Можете зайти на той неделе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я шучу!.. Да! Принесите, пожалуйста, половник, надо же как-то черпать этот шипучий бульон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сию минуту, весёлые вы мои!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мерной подходкой к столу возвернулся Никлесон:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Всё течёт, всё из меня!.. Ну! Ведро вижу, а где швабра и тряпка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Наше остроумие очистилось от шлаков и заблестело! Ты, надеюсь, возвращаешься не солоно хлебавши? А то тут есть, что хлебать – всласть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирная расслабленность не замечала дружеской грубоватости и проходила восвояси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо! А то у меня всё во рту пересохло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты собирай слюну и глотай. Напьёшься вдоволь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот это ты – в тему! То ж открытие Сани Вашковского из детства! Как ты вспомнил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И я помню! С каких-то кочегур, лет в двенадцать, добирались к вечеру. Еле ноги втыкали в песок, ещё труднее – вытыкали. Всем жарко до миражей в желудке. Рты, как форсунки пышущие. А Саня пристаёт ко всем со своим «ноу-хау»: «Вот смотри, накапливаю слюну во рту, потом глотаю – не напиваюсь, пробую сменить динамику: не накапливаю слюну, а глотаю чаще – опять жажда мучает. А ты слюну глотаешь?» А я ему, сквозь присохшие губы отвечаю: «Нэ, восцэ выффловывау, но сас – нэ мову».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убери пальцы от губошлёпов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не! То я сымитировал приклеенные губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убедительно, как: «Апачи в Аппалачах глушат чачу!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А, когда наступала неожиданно долгожданная зима, она, своим противоположно направленным к лету климатом, вызывала в Сашке новые эксперименты над собой. В этот трудный природный период Вашковский выдвинул теорию сохранения внутреннего тепла для обогрева организма. Задума заключалась в том, чтобы не писять в морозные дни, а если писять, то очень редко. «Присмотритесь внимательно! – докучал не открывшийся миру физиолог. – От мочи всегда на морозе идёт пар, значит, её температура условно близка к кипятку. А если выливать из себя много горячего, то, вполне естественно, организм может переохладиться, и ты на хоккейном корте, в разгар матча, можешь упасть и окоченеть!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даа! Талантов у Сани было – ни занять, ни отнять! Это же он придумал, как обмануть лифт! Однажды, когда лифт был перегружен доверху человеко-килограммов на двести, вундеркиндер предложил одновременно всем вместе подпрыгнуть. «Тогда лифт подумает: «все вышли», лифту станет легче, и лифт поедет». Идея настолько понравилась, что стали прыгать не один раз. Лифт так и не поверил. Вверху сильно хрустнули канаты. А двери пришлось открывать снаружи монтировками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот же были мозги у человека! И ведь в МФТи поступил с первого раза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А всё потому, что не соображал совсем! Не соображал совсем ординарно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, в Московский физтех не поступишь «почём зря!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там валили бедных одарённостей своими весомыми тестами все, вместе взятые, мэтры физического мата. Вопрос: «Сколько дверных ручек в нашем институте?». Безусловные дарования, исписавшие ещё в школе несколько общих тетрадей, склоняя по всем падежам теорему Ферма, Ферми, Ферму, Фермосибус, терялись и плакали от неожидаемой несправедливости. Или, например, ещё одно задание, которое вбивало математичных физиков в пол, а физичных математиков сбивало с платформы базиса и не давало сосредоточиться на главном: «Обойдите вокруг вон того стола, пожалуйста». Думаете легко? Так сразу. А представьте ещё такое! Наблатыканный олимпиадщик из специализированной школы с уклоном, запакованный в дополнительные знания из схоронов Ленинской библиотеки. Серьёзный, как тупик в конце тоннеля. Ответственный, как офицер на дежурстве в шахте возле ржавых ядерных боеголовок. Стойкий, как оловянный солдашка-неваляшка. Готовый быть растоптанным, срезанным, изжаренным заживо и съеденным, как белый гриб боровик, натренированный чихать на все взгоды и все редряги по пути к теоретическому подтверждению верности практики… И вот такой уникум сталкивается с пуленепробиваемым вопросом академиков: «Почему за то время, пока вы готовились, объём воды в стакане, стоящем на подоконнике, уменьшился только на треть, когда окно открыто на неполную четверть всей фрамуги, а экзаменационные вопросы стола в этот, заранее заданный промежуток времени, перевёрнуты листом вниз?» Уникум, хоть и подрагивая членами, но держа закалённый мозг в готовности к нелёгкостям и непростостям, смело не задумывается и нападает: «Физика не приблизительная гуманитарная наука! В ней не пристало рассуждать! Ею нужно точно мыслить, основываясь на цифры и полагаясь на доказанные закономерности! Поэтому для решения наказывающей меня задачи не хватает порядка данных, как то: скорость и вектор направления воздушных потоков в комнате по абсциссе и – прохладительных течений снаружи по оси ординат. Средняя влажность воздуха, определённая опытным путём, согласно показаниям барометра за несколько последних трёх суток. Температура испарения жидкости «так называемой» воды, формула Н2О, которая должна быть подтверждена на атомном уровне, таблицы погрешностей изменения объёма помещения, в зависимости от наполнения людской массой, количество микрофарад в приборах освещения, если это параллельная цепь подключения, и вольтаж при последовательном включении в сеть. Толщина остекленения стенок стакана и формула отторжения газообразного конденсата от влажной фазы. С этими данными, в течение тридцати семи минут, я максимально приближусь к решению, и за три оставшиеся минуты напишу вывод. Можно потребовать ещё восемнадцать чистых листов?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заканчивалось шоу, как правило, трагически для носителей крайнего физического склада ума. Оказывается: дверных ручек в институте в два раза больше, чем дверей. Обойти вокруг стола нужно было по кругу, коснувшись каждого угла, а не по периметру, как делали все недоумённые. /Вокруг – это значит, квадратный стол должен быть вписан в круг твоего деликатного обхождения./ Ну, а воды в стакане становилось меньше от того, что академик всё время понемногу отпивал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но зато кто уже поступал туда! Вот это кэйф! Работа мозгов обеспечена до последнего закоулка! А результат? Либо ты – выдающийся физик, либо, в конце – плакучий лирик, либо и то, и другое вместе взятое – в гаражах! Не зря, видимо, и автобусные остановки в ту сторону чередовались с логичным безумием. То ли: институт, дурдом, кладбище; то ли: детдом, институт, свалка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему говорят, что физики и лирики – две крайних странности? А вся усреднённая странность – лучше? Понятие «странность» надуманное. Кто-то не такое, как ты? Плохо? Нет, чудесно! Этот кто-то – другой, такой, как он. Вот и всё! Где-то было вычитано, что у Ньютона жила кошка, и для свободных кошачьих прогулок учёный вырезал в двери отверстие. Животное окотилось тремя кошатами (детскими котами) и, хотя у Исаака не было времени для житейских мелочей, он всё же не поленился проделать в той же двери три маленьких отверстия для кошенят. Что же тут странного? Видеть мир по своему – это нормально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и в МФТи был свой мир. Мир терминов, привычек и традиций. Например, видимо, для снятия напряжения, один раз в год проводился футбольный матч между факультетами, который длился сутки без перерыва. Окончательный результат был настолько трёхзначный! Баскетболу туда не допрыгнуть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорят, в Японии изобрели средство от стрессов у рабочих персонала компаний. В укромном уголке выставляются резиновые фигуры руководителей в человеческий рост, и подчинённые могут выместить на этих «грушах» всё своё отношение, включая глубокий поцелуй (настроение к начальству бывает разное.) Так вот, в физтехе всё это практиковалось с незапамятных времён. Каждая суббота была ритуальным днём. По экрану шёл Капица с передачей «Очевидное – невероятное». (По какой программе? Не было программ. Был один сливной канал!) Студенческий городок замирал во время рекламы:<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«О, сколько нам открытий чудных<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Готовит просвещенья дух!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И опыт, сын ошибок трудных,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И гений, парадоксов друг!<br>
<br>&nbsp;Александр Сергеевич Пушкин».<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы взорваться после первого же кастратского слова: «Дабрыдень» и показать бедному экрану разбушевавшегося студента! (Капица – самый гнилой преподаватель МФТи, был ведущим передачи.) Через час, уже с очередными новыми перепайками в платах, поменянными лампами накала и экранной трубкой, очищенной от толстого слоя налёта всего того, что в неё летело, телевизор, укрывающий за толстой прозрачной стенкой предмет всеобщего неравнодушия, мечтал только об одном! Сразу после субботней «Утренней почты», минуя, такое избитое «Очевидное – невероятное», транслировать воскресный «Будильник»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где теперь Сашка кто-нибудь знает? Несмотря на всё, у него была голова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та где, где. Здесь. Что с ним случится? Он был и продолжает есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же здесь хорошего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я имею в виду, не «здесь», а просто «хорошо».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Давайте ещё по тарелке шампанского и споём!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все отхлебнули большими глотками и заорали народную украинскую, когда-то придуманную на слова и голос Аллы Борисовны:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я у блакыть запустыв папэрОву гадюку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Думае гадына, нибы сама полэтыть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Я в облака запускаю бумажного змея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Думает серый рулончик, что сам полетит… (на русофобном)/.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время песни хозяйка заведения, закатав зрачки, всплакивала носом и пробовала подпеть интонацию. После ведра шампанского для них, позволив себе за счёт заведения сто плюс сто – для себя, она совсем привязалась к этому душевному столику и хандрила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотрите! Эта Пенелопа Гну слезу точит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видно, вспомнила молодость, коллективизацию, тяжёлый кулак мужа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Небось, знатный был кулак, раз она до сих пор икает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, зажиточный, поди! Всем колхозом еле раскулачили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жалко тётю! Но у неё есть один недостаток – она пьяноё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если у человека только один недостаток, тогда – это крылья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не. Какой там ангел? Ты глянь внимательно на эту медузу-гаргулу! Выглядит – дай Бог не каждому! В свои сорок пять – на «все сто»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хотел сказать «Не дай Бог каждому»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! То, что я хотел сказать, я вообще никогда не говорю!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Старческому маразму все возрасты покорны! Послушайте со стороны, что вы только «несёте»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Несём несомое! А ты не стой в стороне! Поддерживай душу отводить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда отводить? Далеко?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это как получится. Бывает, отводишь душу от всей души, отводишь, а утром: «Во! Блин! Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Когда обратный рейс и где моя ручная кладь?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да это просто спиртное сейчас мешает трезво мыслить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и выгравировал! Твоими бы устами, да книжки писать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вашими чреслами, да заткнуться! Бы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будьте, пожалуйста, обоюдовежливыми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Раньше отводили душу так, что всё и сейчас помнится! Как, например, Мета обогнал стадион? А?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обогнал, а обогнул. Это было на день военно-воздушной солидарности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не важно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тогда, как всегда, опять был спор на счёт куража. Предложение самого же исполнителя состояло в том, чтобы после праздничного матча, когда команды отправляются в раздевалки, а лавочки медленно постепенно остаются одни, пробежать круг по стадиону голым и босым. Согласились. Тут было, за что платить по трёшке. И Мета, содрав с себя одежду и сомнения, рванул. Ему всунули какой-то дрынок в руки, по замыслу изображающий горящий факел (традиции олимпиад нам не чужды), дабы спринтер был максимально приближен к древним грекам хотя бы по виду, пусть и отличаясь по содержанию. Если тогда бегун олимпиец бил характером по мозгам: «беги быстрее и попадёшь в Новую Историю!», то сегодня беглец-украинец стучал пульсом по вискам: «беги быстрее, чтобы опять не попасть в “историю”!» И, несмотря на то, что атлет находился не в лучшей своей форме (носки, забытые сняться, сползли и, едва прикрывая пятки, топорщились впереди ночными колпаками), бежал он с такой самоотдачей от асфальта и с такой стремительностью к кучке одежды на финише, что не замечал ничего вокруг круга, по которому летел. Он-то, может, и не замечал. Зато стали замечать другие. Этому способствовал улюлюкающий, орущий, визжащий, свистящий эскорт «соратников», не оставляющий никакой надежды прошуршать незамеченным! Носки горели, не оставляя дырки на дырке, «факел» «обжигал» руку, но мелькающая в бледных сумерках незагоревшая задница трусила к семейным трусам быстрее, чем дембель мореман [98 - Дембель мореман – пришедший из морфлота чувак.] в клуб [99 - Клуб – место, где он не был три года.] на танцы [100 - Танцы – девки.]!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это был не только личный рекорд, но, думается, рекорд страны и её окрестностей по чистому, честному /без договорного судейства/, открытому своей наготой спорту. Люди, кто посмелей, не отвернулись и, поддерживая ладошами, стоя топали по лавочкам «калошами». Из шумной компании в парке отделились двое в одних цветных трусах и попытались присоединиться, но, не выдержав темпа и попАдав, отползая, вернулись к дырявому, прожжённому, горбатому покрывалу застолья. Подпольная, подматрасная и забатарейная миллионэрша баба Дуня, монополистка на всю свободную стеклотару по стадиону и прилегающим местам массовых пикников, стала набожно креститься с просьбой: «прости и сохрани!», уронив об пенёк звенящую торбу и этим-тем расточительно разбила пару бутылок потенциальной прибыли. Кто-то орал, громкогласно приставив газету ко рту: «Эй! Ты что, с карусели упал или совсем с ума сдурел?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчи, бамбуло огородное! Мужик класс показывает! Молодец! Давай трудовой резерв общества «Буревестник»! Вперёд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, чтоб сейчас за ним всё районное «Динамо» не побежало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если ты не сообщишь, не побежит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто, я?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто слышал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах так! Иди сюда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завертелось: хруст, лязг, треск, мат… Отдых продолжался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ничего такого и не происходило. Ну, драка. Ну, песня. Ну, «наши», как всегда, «продули». Ну, какой-то неандерталец австралопитек с канделябром круги наматывает. Ну и что! В настоящей нормальной жизни ещё и не такое случается!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На дискотеке происшествие обсуждалось каждый раз новыми лицами и обрастало дополнительными подробностями. Очередной «баловень на час», улыбаясь, угощал всех. И, хотя потраченное давно превосходило заработанную сумму, выигравший, по инерции, продолжал платить за «проигравшую» компанию уже из своего кармана. Компания, веселясь, не обращала на это внимания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обыденный будничный выходной подходил к концу, и неотвратимый «день тяжёлый» уже маячил впритирку за спиной короткой ночи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора бы и что-нибудь съесть для аппетита! Не находите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не находим! Как можно найти то, что не теряли? Придётся покупать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Водку пили. Шампанское оставим. Берём пиво!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давайте придумаем вместе вместо «пиво!» какое-то диво! «Одна голова хорошо, а ещё две – лучше!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сказал палач практикант на курсах повышения квалификации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну почему – пиво?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ещё?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты как тот единственный в этом году выпускник десятого класса всего Ханты-Мансийского округа. Его спрашивают по программе «Время»: «Кем ты хочешь стать?» А у того ресницы из ноздрей – вразброс: «Нефтяником, конечно!» «А почему – нефтяником?» «А кем ещё?!?!?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Это, отчасти, и правильно! Когда есть много выбора, наступает перенагрузка, а потом угнетение умственной системы. И к тому же, если разнообразие многочисленное и длительное, то и оно становится нудным!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи! Изменять привычкам всегда приятно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но, коли постоянно чем-то меняться, то это приятно, как муха – на ухо! Есть один заяц, вот и гонись за ним. А что получится из разнообразия, когда одновременно выскочит и зайчиха? Результат: ни мяса, ни кожа, ни кости!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну, для двух зайцев существует двустволка! И вообще, пример с зайцами не совсем точен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точен, не точен, а по мне погнаться за двумя зайцами всё равно лучше, чем драпануть от двух собак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чё это тебе собаки не нравятся? У меня был Рэкс. Огромный, как восемнадцать килограммов пенопласта, тяжёлый, как резкий выход из запоя, а умный, как никто из всех! Уже ещё из квартиры узнавал чужого – по звуку шагов в лифте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не ум, это – инстинкт. Почему, ты думаешь, кот хитрый, коварный и ласковый такой? Потому, что это его котиный, зверячий инстинкт такой! Вот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наоборот! «Котячий», «звериный».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, это ты учил русский язык за два месяца по методу Илоны Давыдовой. Тебе лучше знать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, правда? Учил по методу Илоны? Иди ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не Эдиты, а Илоны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и как метод?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как и сам язык.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Главное – не язык, а чтоб он был всегда подвешен подковою, то есть, подковано подвешен! Не то можно утонуть в пучине рассуждений!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, выплывать всегда лучше, чем по дну собирать путину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Как раз по части «выплывать» был у нас Косточка! Тоже помнишь? Тот и в мороз грёб по фонтану с протянутой вперёд рукой, как ледокол «Ленин».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это совсем помнить не нужно, и так все знают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Косточка выдал «на гора» идею проплыть два круга по фонтану и один раз нырнуть там же, не выходя из воды. Риск был неоправданно сомнителен, и поэтому соучастники предложили только по одному рублю, чтобы отказавшемуся вовремя от безумной затеи Косте было легче отдавать. (Если человек, предложивший пари, в последнюю минуту отказывался и не выполнял уговора, то сам должен был заплатить остальным всю общую сумму, плюс свою десятку).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фонтанище имени дворца культуры машиностроителей претендовало собой на изображение всего, самого присущего тяжёлому машиностроению. Литые швеллеры, кованые уголки, загнутые арматурины в мраморе, гранитные груды, пруты с резьбой, спирали из титановой стружки, бетонные плиты разных прямоугольных конфигураций – всё это торчало фонтаном и, по затее архитектора, должно было тонко создавать образ грациозности механического завода-гиганта, а так же его вторую и третью, досрочно открытые, мощностя. Но горе-архитектор забыл спроектировать в помпезном монолите место для воды. Поэтому вода находилась там, как лишний девятый элемент, в основном в виде струй и, падая, сама находила себе место в щелях между нагромождениями апофеоза. Нерушимость металлощебневых конструкций напрочь лишала детские мечтательные умы в трусах сфантазировать себе побрызгаться здесь даже в самый солнцепёчный день июля, не то, что там – августа! Порезвиться в этом милом сердцу заводчан «фонтанчике» было опаснее, чем на горящей по срокам стройке в разгар самой стройки, под стрелой без каски, с двумя вёдрами кипящей смолы в одной руке, подпрыгивать на сваезаколачивающей машине, а другой, свободной мокрой рукой, цепляться за оголённые провода без резиновых на то сапог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проплыть же по акватории «водного» сооружения без лоцмана мог позволить себе только главный экстремал эпохи, а «нырнуть» придумал бы ну уж самый последний герой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Косточка не являлся никем из перечисленных, и был сейчас, отчасти, не радый, что его слово – не воробей. Но решительно двигался по направлению к воде, с подвижностью свинцового глубоководного водолаза конца ранней Севастопольской битвы. Сезончик стоял пасмурный. Где-то ноябрёк-декабрёк-снежок-холодок, а ледок, хрупкий на видок, совсем не успокаивал своим полным штилем и матовой прозрачностью. За время первого круга необходимо было разведать телом, где тонко, и раздавить полынью для возможности на втором зигзаге отмахнуться по-кроличьи. Одновременно проводились замеры глубины коленями и ширины свободного пространства – локтями. Ротозявы, собравшиеся радостно посочувствовать и участливо помочь, тут же советовали сверху пальцами, выкрикивая маршрут. Некоторые, по цвету более тёмной воды, определяли место последнего ныряния. По мнению всех, это место находилось в одном углу и более всего подходило под размер головы водоплавающего сейчас лёдореза. Там была возможность макнуться под воду всем лицом, не рискуя расцарапать щёки до зубов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ещё кружок накину и нырну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крикнул Косточка, проползая мимо наполовину в воде со скоростью утки в морозилке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его, как победителя, долго торжественно вытягивали наверх. Всю обдряпанную кожу смельчака покрыли куртками и свитерами, а, чтоб согреться, бегом повели в вестибюль дворца культуры. Там стакан водки – в четыре глотка – охладил Костин пыл-жар и дал расслабление. Даже диск-жокей, с уважением добавив громкости, проорал: «Тихо, все!» и на минуту отключил цветомузыку из розетки. Исполнитель главной роли уже не замечал всех ухаживаний и обхаживаний, поскольку дремал в ознобе бронхиальной эйфории. Потом Косточка неделю тяжело болел лёгкими. Все очень переживали, но не проведывали, хотя бы чтоб забрать куртки и свитеры, – от греха подальше. Зато, когда наступило выздоровление, и все увидели Косточку живого, в сухих лаковых туфлях, праздновальные мероприятия с похлопываниями заживших плеч продолжались целых полтора бурных вечера!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, за непотопляемость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Я уже пропущу неприятеля подольше, чтоб наверняка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! О! «Мы долго молча отступали. Богатыри – не мы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хоть от Ломоносова отстань! Замучил цитатами от бедра, не целясь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не путай Вуячича с Вучетичем! Это такой же Ломоносов, как ты партагеноса! Попозорился бы немного! Ты хоть из Лермонтова пару слов знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, не только знаю, но и пою часто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну-ка, спровоцируй подпеть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нате, завидуйте!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Летят скворцы во все концы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идут скворцы, скворцам – дорогу!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что, переглядываетесь? Ну, может, это не совсем из Лермонтова… Может, из Куянки, то есть от Куинжи или Бианки… И вообще, чё это я должен из кого-то что-то знать, когда он из меня ничего не знает! Резонно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, всё! Ты видел когда-нибудь беременное собачье копыто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Не довелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот, то, что ты спел и сказал – это ещё больше, чем в два раза тупее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай! Брось, а то уронишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сам пал так низко вдребезги, что тебя и бросать не надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам упал, сам и поскользнусь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Достал совсем, как буровая вышка в десне мудрости! Люби себя, но не до самоотречённости!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты совсем беспринципный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не люди становятся беспринципными. Это просто принципы меняются!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты его не защищай! Сторонний наблюдатель! Может, скажешь, и вкусы меняются?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то как же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? Тогда почему вкус Макса такой же примитивный, как и всегда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты меня пробовал?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй! Снующие в репейнике! Эй! Клюющие в рябиннике! Эй! Шипящие в питомнике! Эй! Доящие в коровнике! Эй! Кровящие в клоповнике!.. Эй! Эй! Эй!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, всё! Ничего не проходит. Идём на отвлекающий абсурд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужики, мужики, мужики! А можно или нельзя – я вас перебью! Есть более важная актуальная тема! Вот, интересно! Если пинчер – низкий, а доберман пинчер – высокий, то какой на самом деле должен быть доберман?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ??? – Поворот замолчавших голов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А? Проняло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты слона видел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему «слона»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что слон – это обычный муравьед, только покрупнее! Неуч!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Неуч не завуч! Но оба посажены, минимум, на второй год!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит понтеть и понтонить! Заискрили, сварки точечные!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? Понты – великая сила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, точно, и я где-то смотрел, что настойка из пантов марала и изюбра увеличивает мужскую силу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужскую силу увеличивает спортзал! А оленьи панты на голове увеличивают мужскую «славу»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, заострились! Смотрите, грифели не сломайте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Весело, но не смешно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, и не смешно, но из-за стола всегда нужно вставать с лёгким чувством юмора!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А откуда это «чувство юмора» здесь возьмётся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чувство юмора не приходит и не уходит. Оно или присутствует всегда, или – «не трудись искать!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так что ты там сказал? «Из-под стола нужно вставать с лёгким чувством собственного достоинства»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень да! И причём, на трезвой основе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как мы можем попробовать встать из-за стола, когда мы и так весь день у него стоим?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это всё пространственные нюансы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не! Это всё пространные нонсенсы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора сделать прерыв, или перервание!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно! Хорош галдеть! Запьём!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, не понятно! Мы говорим в перерыве выпивки, или прерываемся на питьё?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Мы ждём антракта в представлении, чтобы представиться в антракте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, парадокс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, амбуланс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ещё зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Затем, что там, где есть парадокс, всегда не повредит «амбуланс»! И – наоборот! Амбуланс и парадокс – близнецы сёстры!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Докажи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нате, ловите! Парадокс: водка на морозе не замерзает. Вначале леденит, затем согревает, а в результате минимум – обморожение конечностей! – Амбуланс… «Амбуланс» несётся с вызова. Зачем «дворники» спереди на стекле усиленно качаются, если дождь всё время идёт сверху? – Парадокс…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы совсем ополоумели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прекрасно! В нас ещё половина ума – целая! Вникай и встревай по делу. Потому как твои замечания издалека – они к месту, как клубни клубники на клумбе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или как… как… это… каштан на баштане! Вот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молодец! В первый раз с первого раза поддержал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я совсем не против того, что вы против за это. Но не до того же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это резюме?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Это – зуммер! Сигнал о близком приближении полного безумия! Совсем немного осталось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Осталось немного? Не беда! Щас ещё купим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если постоянно пить ядовитое, часто и малыми дозами, то у организма наступает иммунитет к не отравлению!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или необходимое привыкание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или медленное вымирание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что для тебя «нелогично»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не логично? Нелогично? Это в восемь часов ночи застрять возле красного светофора с вопросом: «Ну! И почему горим?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Светофоры красными не бывают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какие же они тогда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Железные такие, с разными огоньками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Мне всегда попадаются одни красные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Тяните. Везучий, вы наш!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тяну! Дааа! И предпочитаю свой таксистский парк вашему “ZOO”! И не гнушаюсь того, что везу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты везёшь не «что», а «кто»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? А ты знаешь, сколько из этого «кто» бывает разного «что»! Выслушать – в салон не помещается! Некоторые только для того и ловят «шашечки», чтобы высказаться! На психоаналитика денег не хватает. А тут, расслабившись, полулёжа за твоей спиной, хотят получить все жизненные безмерные ответы, оплачивая мерно – по счётчику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты не разговаривай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пробовал. Даже табличку прикрепил на всю заднюю дверь: «Разговаривать с водителем во время всего заезда запрещено!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и то! Сочувствуют: «Ох и строгий у вас водитель, товарищ шофёр! Но можете говорить! Я, со своей стороны, промолчу, если кто спросит. Вот, мой начальник мне тоже рот затыкает…» И пошло, и покатилось, и потарахтелось! Посудачилось, покарасилось и подощучилось! Пораздыбилось, пораскляпилось и покаряжилось! Позвездопадилось, поразвесилось и поразвеселилось! Посвинячилось, пораздулось и порасплакалось! Поскреблось, почванилось и посвирепенилось! Пожучилось, постелилось, похандрилось и поипохондрилось! Пораздобрилось, поразбулькалось и побекренилось! Повоздыбилось, погримасилось и позадыхалось! Поразмазалось и позапачкалось! Порубилось и попилилось! Позауськивалось и позабубенилось! Помелось, полилось и помололось! Побурчало и пожирилось! Пожурчалось и повосхвалялось! Погунделось, поразболелось, покислячилось и поклянчилось! Посволочилось и позарвалось! Позарделось и поразделось! Повоспырилось и позамудрилось! Посуконилось, поразсупонилось и понасупилось! Понапряглось и поразмяклось! Понамекалось и повопрошалось! Повыпекалось и повыпиралось! Позастучалось, позадиралось и поёкалось! Пораспалялось и пораспылялось! Позарочилось, попорочилось, пораскаялось и поразвеялось! Позавонилось, позанюхалось и почуралось! Покантовалось и поокантовывалось! Помычалось, понабычилось и пораспучилось! Посипелось и пораспелось! Повзбеленилось и почернушничало! Позачвакалось, покандыбилось, пораспушилось и посмутяжилось! Позарекалось и позаручалось! Посторонничалось, посторонилось, поотсторонилось и поотстранилось! Поразвязывалось, понавязывалось и поотрывалось! Повыпиналось и поотвесилось! Постепенилось и поостепенилось! Поразвенчалось, позавинчивалось, поразвенчивалось и поразвинтилось! Порасторговалось и порасторглось! Поматерилось, помастерилось и помастырилось! Поулежалось, поублажалось, поулеглось, повертелось, покрутилось и позакружилось! Пониклось, позавялось и повоссталось, повозмужалось! Позастылось и позастрялось! Поотворилось, позахлопнулось, позажималось и порасслаблялось! Поискренилось и позавиралось! Поишачилось и поразбышачилось! Погрубилось и погрубелось! Поворковалось, почирикалось и похрюкалось! Поблевалось и поразмаринилось! Покалякалось и порасклякалось! Поутвердилось и позатверделось! Позаимствовалось, посочинялось, посочилось и потащилось! Поглумилось, пособачилось и потеплилось, попереживалось! Поискрилось, поистопилось и поразгорелось! Постепенилось, поостепенилось, позаводилось и поотвадилось! Подырявилось, позаштопалось и позастирывалось! Побрызгалось и потуфтелось! Позаповедывалось, посрамилось и помаразмилось! Поисточалось, позатачивалось, порасточалось и пообесточилось! Помстилось и польстилось! Поохмурялось, похмурилось и поотмалчивалось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всё, всё, всё! Поотмалчивалось, поотмалчивалось, поотмалчивалось! Я первый заявил! На, запей, переведи дыхание! Перекури! Вот зажигалочка! Я уже тебе прикурил! Не волнуйся, скоро будем дома! Поставь на предохранитель! Не давай чувствам воли! [101 - Дашь чувствам волю – получишь неволю!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всем отойти, это не террорист. Бомба не у него! Чудо! Глухие да заговорят! Дайте свободный пол! Аккуратно, ему нужно мягко упасть. И идите к прилавку. Прилавок сегодня наливает за ваш счёт! Не толпитесь! Проверь, он на «ручник» поставил? Я по сторонам страхую!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фух! Потихоонечку встаёём. Затягивайся сильнее! Дай нам глаза на голове догнать, от волос отодрать и на место вкрутить! Да плюс с минусом не перепутать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По-моему, Шопенгауэр, Шнауцер, Фейхтвангер, Студэбеккер и этот земляной снаряд, как его… Шикель-грубер! – все вместе тут бессильны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да что там «бюргеры» и «вагнеры»! Сам Фритьоф Нансен застрял бы в этих торосах так глубоко, что пришлось бы звонить Крузенштерну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Я этого никогда ненавидел! Понабрались разных тяжёлых эпитетов! И рады – гады! Вы своё собственное хоть раз можете из себя выжать, как я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можем, конечно! Но не на стол, где едим! От твоей бормотухи пот янтарём рижским, слюна – стеклом чешским, а слёзы – фарфором китайским! Не говоря обо всём русском…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не надо! «Русским», «нерусским»! Я всех этих расистских выражений не люблю! Все равны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты что, афрорусский негр?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему это!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А только Африка и Россия, большинством лениво гнилых и тупо никчёмных, вечно требуют равенства. /Подошва плачется обуви на заносчивую выделанную кожу! Подкладка доносит шубе о пренебрежительном отношении меха! «Мы все равны» – считает подсобный материал. И самое главное! Нашли, недоделки, кому жаловаться!!!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень смешно! Разогнитесь! Истерики ненормальные! «Равенство» – это не шутка! А чем серьёзней идея, тем больше смеха она вызывает! Вы сами заставляете, чтобы я на какое-то время начал вами пренебрегать! В знак моего протеста против условностей разных названий. Нельзя обзывать стекло страной, самовар городом, а автомат человеком! Всё называется кому-то в угоду, почёсывая чью-то выгоду! Так что поэтому я замыкаюсь и много долгих раз буду вам двоим противоречить! Всё!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! Значит, ты один выражаешь интересы! А мы, вдвоём, основная масса, выражаемся неинтересно! Так, или не так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мак Дак. Жак и Ширак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не уходи от разговора!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Содом и Гоморра!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кажется, он рифмует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Швамбрания и Кондуит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что ж, интересно! Давай проверять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Муж не невеста, тёща не зять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я или ты – фразы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бриллианты, стразы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Начинай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мир, труд, май!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аэростаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гондурас в НАТО!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ствол от пистолета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отелло и Джульетта!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От пистолета ствол?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Валета на престол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бензопила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дерсу Узала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прекратим, или продолжим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не вопрос на брачном ложе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, значит так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рыбачит рак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтоб такое ещё?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гроб, двое в нём, кладбищЁ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Деньги на дороге?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разин уже в остроге!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Согласись, его ничем не проймёшь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Влюбились зачем вша и вошь? Как Монтеки и Капулетти. Это я сам добавил, заметьте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «И не друг, и не враг, а так!?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Охотник, грибник и рыбак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бронетранспортёр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирный волонтёр!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Летят самолёты: «Привет Мальчишу!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Коптят водомёты: «Долой анашу!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это мне надоело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это тебе за дело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно! Кончай уже пренебрегать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А двадцать раз прошло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не в склад, и не в лад, поцелуй коровин зад! – хором хороводом, с приседаниями, подпрыгиваниями, разводом рук и разведением ног на пяточку, в противоложную сторону вращения стола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестаньте мелькать! Не собирайте зрителей! Так не честно! Я знал, что вы оба коварны и притворны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Мы такие! Замышляем интриги по свержению. Расшатываем опоры. Подтачиваем основы. Забрасываем сети. Бьём по больному. Внедряемся в здоровое. Сомневаем постулаты. Заглушаем очевидности. Разглашаем правду. И, самое главное, нарушаем режим дня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой ещё режим дня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой? Обнаковенный! /Как сказал бы когда-то младший Фомена/. Хочешь, почитаю наизусть завтрашний мой режим дня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу, но читай, только сначала жахнем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, ходячая безответственность!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. Вставание утрее разбуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Б. Потягивания, не перенапрягаясь, чтобы снова не заснуть от усталости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В. Позавтракание и стряхивание крошек с постели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г. Построение и прогулка обязанностей до обеда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, и всё остальное, чётко распланированное до вечера. Точно не помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя в голове заворот кишок! Ты мне перечинаешь нравиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А человек не должен нравиться с начала или с конца! Человек должен нравиться всегда и даже завтра! Забудешь об этом, оставишь свою сущность, не спрятав, и – нет тебя! Многие забывают играть и от этого проигрывают! Не только «наша жизнь – игра»! Но и – ваша, и – их, и – всех! Старайся попасть в ворота кольца, в площадку сцены! Выбери мишень покрупнее и меть в «девятку». Оступайся только по твоему сценарию, но не перемудри, думая, что ты умнее самого себя, ослик копытный! Не перетяни пружинку! Не радуйся раньше. Не радуйся после. Не радуйся, когда скажут. Радуйся просто! Просто, радуйся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Досконально отъявленный спич! Аплодисменты! Дивертисменты! Орденские ленты! Но ты мне не перестаёшь не нравиться! Не хватает в твоей неразберихе слов смысла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты не ищи в словах понятие. Всё легко разборчивое лишь в некрологах и эпитафиях. Живое не нуждается в твоём понимании и совсем не желает быть разложенным тобой по косточкам! [102 - Ты живёшь своим понятием обо всём остальном. Но всё остальное живёт без твоего понятия о себе!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хоть и проезжий, но заметил, проносясь, из окна, что вы оба охренели! Отойду, а вы можете хотеть и продолжать! Вернусь через две секунды! И сделаем минуту молчания в честь тех, кто не может говорить, и зря сожалеет об этом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы заметили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чьььььь! Минута не прошла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас – прошла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Минута.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та, что перед этим не прошла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа! Та? Уже минуты две, как кончилась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так можно говорить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы что делаем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выпьем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы уже выпили целое море! Где суша! Дайте суши!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понял. Суши. Уже заказываю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, проезжий! У нас «сушами» торгуют в простых японских кулинариях, а это – кулинария славянская, особая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все трое от многочасового смеха еле сдерживали себя собой! Бешеная тряска напоминала о том, что никакое лечение здесь не уместно. Сама их срочная встреча являлась реанимацией от смертельной жизни [103 - Свою жизнь не переживёшь! Если спросят: «от чего ты умер?», отвечай: «от жизни».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вчера в это время было только десять, а сегодня уже полдвенадцатого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, чё! Пойдём? Мне ещё завтра работать. Послезавтра, правда, тоже работать, но завтра – ближе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как всегда! Придёшь домой, а дома ждёт «никого».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все трое расцеловались рука об руку и пропали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью, без разбора, без опроса общественного мнения, приснились какие-то гусиные истории:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Рождённый ползать, летать не может!» – нравоучал домашний толстый гусак в пятый раз упавшую с комода гусеницу. Мать гусыня из другой комнаты, возле зеркала подкрашивая помадой плоскогубцы, заорала: «Не упрекай ребёнка! Она вся – в папашу!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН проснулся. ФРАЗА дремала в ногах, но не мешала, только пробурчала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Будите сновиденья вздрагиваниями!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Невероятно, как хорошо мы с ребятами мне возоснились! – не теряя сказочного настроения, улыбался ОН. – Надо бы завтра им тоже присниться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будильник не раздражал. Просто не звонил. Было ещё рано. Можно подремать, не засыпая вслепую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Где-то рядом, шёпотом, чтобы не разбудить, препирались Наследственность и Среда Обитания о том, кто больше влияет на людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я врождённая. Я – характер! Меня не изменишь условиями хранения!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты всего лишь инструмент. А какой бы жёсткой кисть не была, во что её макнут, тем она и мажет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да вы обе поровну виноваты, так что заткнитесь! – швырнул ОН в них ногой и вскочил на утреннюю пробежку.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;14<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН ударил себя по лбу в нескольких сантиметрах. Сантиметры прошли на долю секунды, но удар оправдал действие и очнулся, раздумывая: «Сколько силоса выйдет, выкося небо палтуса?» Хватит спать втёмную. Надо пойти к окну и там у него развеяться. Так и сделал. «Развеялось» – безличное предложение. Ну, дожили до понедельника, и что? Скукотаа-а. ОН всегда старался задырять пустые места. Хоть ветер был слабый и дул, не дул – чёлка всё равно исправилась. Надо бы висок подстричь, да и мокасины вытерлись, совсем не в угоду. Ходить поменьше, что ли?.. Мысли подгоняли действия, но действия не хотелись торопиться. Пойти решиться или, может, решить пойти? Все похождения давались непросто и отдавались в ноги, без усталости. Судьба выхода всегда была похожа на предыдущую, и не охлаждала жара отстояться в тени долговязого вяза без иголок на стволах веток. Сколько можно! Сказали: «воткнули в вазон лимон», а цветут вишни?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Босиком – не находишься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Босяком – не натратишься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Косяком – не прикроешься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трусяком – не оденешься…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН переродился. Куда? Не известно. Вот ты, каждый, попробуй переродиться! Как для этого нужно себя воспитывать перед этим. Сколько останется плохого во всём новом? До свидания от свиданий. Подальше от обочин наваждения. Поближе к огням отражения. И не сомневайся, иначе застрянешь в заводи, как утка в яблоках: и не выбраться из яблок, и яблок из себя не выбросить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ликбез:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не принимай советов, но и не отталкивай участия. Умея жалеть, умей жалить! Не стремись улучшить хорошее – сломаешь. Передавай всё напрямую, без посредственности! Не учись быть умным. Установленный порядок не делай порядочней! Голодным не заходи в продовольственный. Крась, а не перекрашивай! Не начинай без зачатия. Помни: нет ничего синее, чем Красное море. Любая капля упадёт – круг идеальный. Не смотри на круг, различай капли. Не ходи мимо. Хватит! Гуляй, не задумываясь, и не задумывайся гулять. Это ни плохо и ни хорошо. Это – по-разному. Пам-парам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В башке шмелит электрофен! Странно: три раза за ночь спал, и не выспался. Надо выспаться. Старое новшество. Придумать посвежее? Вот, пожалуй: «спать тоже нужно вовремя, а не тогда, когда тебе хочется». Сколько своего ума накопилось! Надо бы балласт сбросить. А то цитировать напрямую – совершать нелепость. Сразу заподозрят: «Ого! ОН ещё и думает!» Это настолько примитивно-опасно! Как, к примеру, самому себе сделать на спине татуировку или купить любовнице картошку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голову включилось радио из приёмника:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Львы! Сегодня ваш день! Заставьте себя через силу сняться в новом сериале, и этот фильм потом ожидает финансовый успех!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что чего ожидает? Фильм успех, или успех фильм?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясно представилось, как все «львы», не дочистив зубы, не докрасившись, недозавтракав и не смыв, сорвались осаждать ближайшие съёмочные площадки… ОН отвернулся от радио. Ничегонеделание расслабляло. Отдыхать надо напряжённо! Тогда не будет жаль потраченный зря отдых! Жить надо живо! Живи, пока живой! ОГО! Дошёл до пошлости лозунгов? Загрубей и осунься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радио опять навязчиво поймало часть внимания. Там кто-то, прикалываясь, запустил «песенку» про заводской гудок однослаженной кучей раскрывающихся, отчуждённых от реальности голосортов. Интересно! Эти приголоски пятидесятых после записи были расстреляны «обществом» или докатились до наших дней, живя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Нас утро встречает прохладой…» Это – в ночные февральские «шесть утра»! А чё ж не прохладой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут же из дырявой пластмасски последовал резонный вопрос с хрипотцой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/И живёт же тёмное царство [104 - Безобразный царь не исчезнет, покуда существуют холопы, ибо жалкие создают «жалующих»!] рогов и копыт по день сей с такими дружными песнями!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кто-нибудь! Вообще! Может представить! Всю весёлость пения заводского гудка!?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дай вам Бог быть к этому причастными! Спасайтесь! Прикройте голову и бегите за угол соседней реки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда-то красивая и высокая девонька, знакомая на секунду одной недели, видимо, найдя опору, прислонившись со стоном после радости за танцплощадкой в парке возле завода, выдала сокровенное: «У тебя есть будущее! Бежим от ужасного «Сюда» со мной! Я для этого всё отдам!» (Девочки взрослеют раньше.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мне и здесь хорошо!» – быстро поняв, «снаивничал» ОН, сразу же потеряв красавицу, но приобретя себя назад [105 - Ни одна потеря с сожалением не даётся зря!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше по своей жизни быть самим, чем для чужой жизни стать подкидной доской – удобным чьим-то временным подспорьем в переступании и перепрыгивании!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заводской гудок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кирпичная общага напротив пожарки. Отопительный сезон – в разгаре. О чём говорит валящий из подвальной, лопнувшей трубы пар с запахом прелого кипятка. Батареи – не дотронуться на полметра. Зато остальное помещение жилого пространства «обдувается» из надтреснутых одиночных мёрзлых стёкол – окон. Лестничные проёмы по всем этажам покрыты инеем. Ни одной лампочки. Темно, хоть об темя лбом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устала! Отъишачила [106 - «Отработала по-ишачьи» – одним словом.] полные три смены! Ещё и за ту профуру!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечно, как конец месяца, так у неё больничный! В следующем месяце – хватит! Пошлю мастака [107 - Мастак – мастер цеха.] на хутор, бабочек ловить! А, ладно! Задёрганное существо из тех, что и захочешь мимо пройти, так нет, остановишься пыль протереть и искусственным цветкам, воду поменять! Пускай думает, будто кто-то ему подчиняется! Не сволочь, всё-таки! Да! Конец месяца – срочняки! [108 - Срочняки – это герпес «планового ведения хозяйства». Целый месяц цех работает, как положено, а в последнюю неделю нужно срочно перевыполнить план месячной нормы, о которой «знает» лишь плановый отдел.] Поступили наконец-то болванки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Времени – в обрез! А тут западло! Масло в станке потекло. Два резца сразу полетело. Сдуру-спсиху влезла рукавом в шпиндель. Чуть всю руку с головой не намотало! Слава Богу! До кнопки дотянулась! Да ещё эта задержка! Васька, козёл! Просила же, как человека: «Не кончай!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блиин! Хлеба нет. У Светки стрельну. Она сегодня с «ночной» была, может, купила? Так, пожарю картошку! Вроде, можно ещё что-то пожарить. Какие-то огурцы в банке остались, покатят. Надо всё взять сразу: масло – у Светки, нож, посуду… чтоб потом не бегать. Твари! Кухню на нашем крыле закрыли! Через весь этаж переться! Что ещё? А, там вспомню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Пацаны! Чё вы орёте, как подорванные! Помогите, я как раз нам «погрызть» замастырю. Свет! Свет! У тебя хлеб есть? И масло моё захвати в холодильнике. Ты где? Светка!.. Ну и бардак у тебя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не бардак! Это асимметрия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, «асимметрия», посмотри на себя! Хотя б зеркала постеснялась! Шуруй ко мне! Пацаны с Жанкой смагу притащили. Давай! Шевели поршнями! Да не орите, вы! Голова трещит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо бы и себе халат зашить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Разгуляево. Мирное, тихое, спокойное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жанка, где ты их надыбала? Ну, ладно, Серый! А это вежливое счастье – Дмитрий! Жан, ты чё, втихаря по библиотекам шаришься? Не открывай фортку, а то еле заклеила. Так дуло снегом – по кровати можно было на лыжах ходить! Лучше сделай дверь сквозняком! Дай сигарету. Итак, Димочка! Вы мне не могли бы помочь с подожжением моего прикуривания? Сейчас я правильно загнула фразу, по-вашему? А то после ваших стихов и всяких культурностей я неким образом торопею в столь знакомом мне месте! Я, можно сказать, снимаю перед вами забрало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага! Перед всеми, значит, трусы, а перед ним только, видите ли, «забрало»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, Серый! Чтоб тебя забрало! Димочка, ты не бойся! (Можно на вежливое «ты»?) Это мы на вид такие неотёсанные! А всегда мы, вообще, нежные, трепетные и ворсистые, как поле одуванчиков! Дунь ветерком потеплее, и мы – в улёте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во, дала сегодня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жанка, захлопни свою удивлённую мыльницу, сигарета выпадет! Я ещё сегодня никому ничего не дала. А вот выдала! Аж сама себя люблю! Димочка, иди, подкрадывайся ко мне поближе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваш тон напоминает мне разговор лисицы с колобком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же меня, только не называли! Какими животными! Но, «лисичкой»!!! Однозначно, иди сюда, мой герой! Чё вы ржёте? Наливайте! Дмитрий, мне кажется, ты такой доброй редкоты, что даже мухи едят из твоих рук!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что, голова прошла, Свет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда прошла? Если б прошла, я б заметила. Мимо меня не пройдёшь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, кто скажет тост?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, я, я! Значит, так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчать! Я – не пьяный! Я – неоткоординированный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Браво!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – о тосте! Счастья – в труде! Успехов – в любви! Радости – в здоровье! Каждого в жизни должны родить, построить и посадить! «Эй, баргузин, пошевеливай вал!» Короче, за свободу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Серый, Серый, опять твой Байкал всплывает! Ляг на дно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жан-ка! Семь килей под футом! Оооот вииинта!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно! Значит, сегодня твой винт уже не запустишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Цыц! Я, ты знаешь, куда ходил? Зато я знаю, куда я мотористом ходил! Сам Фидель(!), между прочим, сидел за нашим столом! Поняла, устрица! Вива, Фидель! Вива! Знаешь, какие муравьи в субтропиках! А? Такие муравьи, что тень отбрасывают размером с цветочный горшок! Во!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ласты они не отбрасывают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот дуура! Какие ласты? У муравьёв – клееешни!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно! Ты, наверное, приляг уже! Если лечь позже, то утро обязательно наступит раньше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э! Не укладывайся здесь, слышишь? Не падай осколками! Ой! Какой же ты тяжёлый! Жанка, забирай свою заготовку! Ты так же сильная. Тоже токарь, нечай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, токарь – не чай! Токарь – дуст!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пофилософствуешь в своей 33-тьей! Катитесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А Димка как же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть спит, валите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааааа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Подвинься, повернись ко мне. Холодно! Ды-ды-ды-ды! Ну и погодка! В такую погоду и вора из дому не выгонишь! Бррр! Иди сюда! Да не спи! Я ж тебе не новогодний голубой огонёк, чтоб под меня засыпать! …<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Что это! Вашу мать! Полчетвёртого! Только легла! Идиоты! Дверь сломаете! Васька, ты хоть думаешь или нет! Зимородок отмороженный! Чё ты ломишься, как с рублём в кабак! Да открываю! Открываю! Стой! Ой, руки! Больно! Как ты в общагу влез? Знаешь, что вахтёрша щас кипиш засадит! Нафига это мне надо! Чё ты мычишь? Вот, гад! Всё время – под утро, и всё время – «в крестах»! Я тебя последний месяц вообще трезвым не видела! Ой, больно! Я спать хочу, не понимаешь?! Не иди туда! Кто, кто… К Светке пацан приехал, а у неё муж вернулся! Этому негде спать. Вот я его у себя и положила! Не трогай его! Не бейтесь! Ой, полка! Та, блин, шкаф несчастный! Опять кровища, смотрите, вся простыня! А ты чё припёрлась? «Милицию, милицию…» Заткнись! Сама Ваську впустила! Ты вахтёрша или циновка бамбуковая? Мешаешь всем только потому, что трещишь, шатаешься, цепляешься за сумку и мельтешишь в глазах! Может, ты немного поработаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? А не ты или кто-то вечно упрашиваете: «Пропусти его, ну, пожалуйста, ну, тётечка!» Не было такого, да? Откуда я знаю, что сегодня твой Васька – не к месту? Знаешь, кто ты после этого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставь Ваську, он хороший! И не ори! Знаю! Все мы одинаковые! Только возраст разный! Ладно! Собирай свои кости – «дрова для крематория» – в охапку, забирай этих двух горе-пахарей и дуй! Дай мне переспать с самой собой хоть несколько минут! А завтра – с меня бутылка! Споём, наплачемся. Веришь? Ваасенька, прости, сволочь такая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Таак! Ну-ка, любовнички! Здрыснули по-тиху, поздраву, без переломов и контузий! А не то милиция с «воронком» аж бегом через две секунды будет тут!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ой, башкааа! Как завтра, с бланшем, на работу? Какое «завтра» – через час! Воды не осталось в ведре. Сушняк. Фингал кровит. Всё липнет. Пойду на кухню, помоюсь. Может, потом засну, да минут сорок пять посплю. «Сорок пять, сорок пять – это много или мало? Сорок пять, со…» – Шиферина с крыши скользит совсем! Господи, спаси и сегодня мою душу грешную!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;БАХ! Сирена воздушной тревоги! Прожекторы! Вой падающих бомб! «Эта сторона наименее опасна при обстреле!»… Конец сна! Начало яви! – Заводской гудок через дорогу!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше военный окоп во сне, чем мирный завод – на ву!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но из говорящей коробки какой-то дебил надтреснутым голосом педика, на фоне перекрикивающего себя смешанного хора, под скрипящую музычку, пошучивал: «…что ж ты не рада весёлому пенью гудка?»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пробуксовывающий кудрявый тенорок очень похоже перекривлял звучание электрического инструмента во время хирургического вмешательства в человеческую плоть. Ассоциация была мгновенной, даже пахнуло кафедрой медицинского товароведения. Там всяких инструментов валялось больше, чем существовало в медицине «в целом», и в больницах «в частности»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кафедра «медтоваров» кривоного выхаживала по семестрам образования жуткой, надутой, пузатой индоуткой. А являла собой, по сути, перхоть подноготную. Предмет «хореография» в этом университете и то стоял выше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но история превращения «полного нуля с минусом» в жирное размазанное, непонятное по значимости, число требует к себе внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эй! Где, ты? Взрослое дитя, которое шутило: «Мартышкин труд!», «Как из дерьма – пуля!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ивасык Тэлэсык грудной сосуной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не говори «Упс!», пока не обделался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из дерева, значит, берёзовый сок давить возможно, а из дерьма отливать пули – не получиться?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ещё из какого, ещё какие!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А кафедра медицинского товароведения в том институте – просто ракетная установка из жидкого стула!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руководил ею Иван Гаврилович. Если фамилию и тогда не знали, и сейчас не ведают, то кличка была знатная! «Ваня Гэ»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда-то просто «ванька» водил машину ректора. Шоферюга далеко не далёкий, но с царскими замашками. «Это я, гнида, решаю, когда человеческой голове почесаться!» Спорим, все видели таких! Водитель директора завода, водитель главного врача, водитель секретаря обкома, водитель начальника управления… – Хуже тварей не было! Они получали квартиры, машины, путёвки, льготы, премии и жратву из кормушки «хозяина». И вот выхаживает такое чмо по территории селезнем, надменно накручивая на указательном пальце ключи с брелоком («с брюлком» – по его словам), ждёт господина, а заодно в это время поделывает «дела». Снисходительно обещает кому-то «похлопотать», другому тихо поугрожает, обхамит третьего из квалифицированного персонала, «панибратски» посидит на столе у главного бухгалтера со слюной – из прираскрытого рта, предусмотрительно не получая тактичного замечания, приказным тоном с матами пристанет к девчонке из работниц, которая с ним ещё не «каталась», доводя до слёз… В общем, личность в коллективе приятная, как забычкованный в чьём-то кармане окурок посреди переполненного троллейбуса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как правило, сначала без среднего образования, вдруг эта мерзость уже учится на подготовительном отделении, затем – заочно, потом переводится сложными комбинациями на факультет повесомее, начинает тянуть на «Красный диплом», и происходит метаморфоза! Этот Ванюха становится аспирантом Иваном! /На, тебе! Засунь, куда хочешь!/ Постепенно, но очень быстро, ему защищают диссертацию. (А как вы думали?) И дают кабинетик с преподаванием курса «Медицинское товароведение». Так себе, курсик проходной, проскакиваемый в один прыжок, для «галочки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Студенты ловят преподавателя где-нибудь возле туалета, и учитель подмахивает всё, что хитрюги ему подсовывают. Да хоть журнал «Крокодил»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том затхлом, без окна, кабинетике, засунутом в закоулок этажа, ничему не учат, просто учатся «чтобы сдать», а не «чтобы знать». Какую из дисциплин Ванька-шофёр мог ещё преподавать? «Вождение»? Вряд ли! Водить он умел, но преподавать!!! Да и не было «вождения» в программе обучения института.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/…Рассказывали: когда Ваня был аспирантом, с ним случился казус в студенческой «Пирожковой». Ваня покупал полтора яйца «всмятку». До ровного счёта (чтобы заплатить точно), у него не хватало пятьдесят копеек. Пришлось, с сожалением, вынимать большую купюру. Когда Ваня получил сдачу с пятьюдесятью копейками, он понял – это именно те пятьдесят копеек, которых ему как раз и не хватало. Ваня стал требовать свою купюру назад, протягивая «найденный», недостающий полтинник для «без сдачи». Долго продавщица и вся студенческая рать доказывали, что пол рубля появились у него только со сдачей! И, если вернуть купюру, то у Вани опять не будет хватать пятьдесят копеек для ровного счёта! Все поняли, что Ваня так и не понял, почему нельзя дать монету, которой как раз не хватало, и получить свою новую шелестящую деньгу назад…/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому Ивану сдвинули что-то со словом «медицинское». Показали кабинку-комнатку со столиком-табуретиком и картой нескольких южных республик страны. /Предыдущий временный владетель табуретки и засиженного насекомыми, настольного пластмассового «прибора» со следами затвердевшего клея и оторванным видом Красной Площади самой Москвы был парнем с юга/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Показали Ивану дорогу, поздравили с должностью и ушли, думая никогда больше не вспомнить о том, что в институте существует такой курсик с таким Ваней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как они просчитались!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мы езьмъ Царррь!» – забыли? «У Нас шпорики, как у Рюрика!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мы вышли родом из народа!» «Мы вышли видом – Дином Ридом!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вид был такой: огромный, толстый грызун издалека по контуру профиля, и вблизи – по близкому рассмотрению. Казалось, сзади в штанине висит лысый хвост. Такое впечатление он оставлял у каждого, даже не знающего Ваню как человека. Хотя, как человека того так никто никогда и не узнал, вопреки доброй фантасмагорической истории, когда Ваня, якобы, проявил вежливость к студентам. Этой байке все не верили, но пересказывали от старших курсов – к грудным. Говорили, что один раз студенческая группа, прознав личный секрет преподавателя, в начале занятия, стоя хором, прокричала: «Сд-нём-ро-жде-ни-я-у-ва-жа – мый…….», чем застала Ивана в приятный расплох! И! Вот тут, растерявшись, и проявилась сердешность: «Спасибо! И вас так же!» – не собрался от потрясения Иванушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь мог же быть такой чебурашечкой-бумбарашечкой! А?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот, получив точку опоры, несмотря на такую комплекцию телосложения, Иван закрутился, как балерина по маслу на раскалённой сковородке! Кажется, нет ничего хуже хлопотливого болвана! Ан! Есть! Энергичный идиот и инициативный кретин! А если – три в одном! Да плюс амбиции египетского фараона, приглашённого за мешок картошки побыть почётным гостем на «дне села» села Днище! – То…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То неизбежность развития не остановить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть, недуг будет прогрессировать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть, прорвётся передовое наружу всем, раньше съеденным!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть, «ховайся!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть, «прячься!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – началось «нашествие жирных Болдуинов на Голливуд»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этаже концлагеря «Медтоваров» был вывешен приказ-клич, напрямую влияющий на все последствия отметок данного студента при последующем обучении в данном учебном учреждении, без эксцессов и экстравагансий. «Экстравагансий» – было выделено красным и подчёркнуто точкопунктиром!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В свете настоятельной рекомендации каждый студент должен был подключить свои связи, связи своих родных, связи родных соседей, связи знакомых родственников и связи окружающих, неизвестных лиц для того, чтобы принести и положить под эту комнатуху хоть какую-нибудь, самую завалящую, медицинскую металлоляку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звон, звяк и растущая баррикада из лязгающего железа не на шутку убивали соседние учебные классы. Происходящее напоминало сдачу оружия поверженных армий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, какие кафедры, подкафедры, надкафедры, отделения, филиалы и учебные аудитории тогда, на своё несчастье, имели место находиться на этаже, современная летопись умалчивает. Нет ни слова и у архива. А уж кто-кто, но архив точно пописывал всю полную историю рождения, подъёма, правлений и падений институтских монархий, патриархий и матриархий! Видно, отсутствие информации – не случайно! Страх до сих пор витал под потолками корпусов! А испуг вместе с воробьями и поныне мечется между надрезанными солнечными лучами. …Именно тогда бряцанье металла прозвучало набатом похоронного марша для окружающих наук, варварски отбрасывая тех на край институтской бездны и навеки стирая саму память о них самих и об их близких потомышах-довбушах и дальних последышах-келдышах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со дня второго пришествия своего рождения медицинское товароведение – этот рахит, этот дистрофик, мутируя, стал неимоверно быстро превращаться в монстра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коридор – широкий и светлый, напоминал теперь плотницко-столярные цеха. Работников нашлось днём с огнём, хоть пруд пруди – так видимо-невидимо! В институте всегда есть категория ретивых студентов, ратующих непосредственно «за то, чтобы»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За то, чтобы огород преподавателя был угноен и перекопан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За то, чтобы плитка в туалете зам. декана блестела по швам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За то, чтобы машина проректора сверкала шинами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За то, чтобы заседание парткома было отчётливо сфотографировано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За то, чтобы у президиума не было недостатка в сигаретах и газировке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И за то, чтобы на каждом этаже в учебном корпусе, на лестнице, под лестницей, вестибюле, фойе бросался бы со стен в глаза, как «бельмо науки» – Его Величество Стенд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стенд – волшебное, магическое слово! За стенды делались отметки, давались места в общежитиях, засчитывались зачёты и прощались отработки [109 - «Отработки» – эта такая штука-шу тка, придуманная преподавателями-институтками, дабы держать студента в узде.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый час пропущенной лекции или шестичасового практического занятия, даже если знаешь материал «от мозгов» «до зубов», отрабатывался! Каждое, показавшееся преподавателю, твоё нехорошее поведение на «паре» отрабатывалось! Каждое незнание материала – отрабатывалось! Каждое знание материала лучше, чем преподаватель – отрабатывалось! «Отработки» принимались по вечерам. Окна учебных корпусов горели до поздней ночи, мешая целующимся на природе. Сотни студентов пыхтели на кафедрах, спасая «подмоченную» репутацию, не занимаясь домашними заданиями по другим предметам, а значит, зарабатывая новые «отработки». Корпели, ублажая своим трудолюбием нечистое «честолюбие». Долгими часами делали выматывающую однотипностью практику к чьей-то научной работе, записывая показания и ставя многочисленные опыты к какой-то будущей диссертации. И, если на занятии многие подмазанные [110 - «Подмазанные» – те молчали и пять лет прятались. Тихо поступили, тихо «отучились», тихо ушли руководить.] и блатные [111 - «Блатные»?Таких нет. Какие блатные?Это только козни простых завистников!!!– «Мои» и не звонили, я поступила без проблем.– Такие совпадения, не поверите! Подойду, бывает, к профессору в конце лекции и спрошу непонятное из материала, как чувствую. И завтра на практическом занятии мой преподаватель меня просит рассказать точь в точь то, что вчера профессор – зав. кафедрой, мне объяснил.– А у меня – везуха! Вечером почитаю маме с папой пару тем! И как на зло – в экзаменационных билетах именно эти темы попадаются!– А мой отчим для ректора в театр ложу бронирует. Ну и что? Причём тут театр? Искусство, и моя учёба? Одно и то же, как белая ворона и чёрная ворона! Я ж не в институте какой-то там «культуры»!– А мне на вступительных дядя как нагадал, так точно тот вопрос и попался, представляешь! Ну, у дяди и чутьё! Начальник базара всего лишь. Ему бы самому – в институт!..– И я всегда говорю: «Не важно, что муж здесь преподаёт»! Мы с ним на территории института даже не здороваемся! Я и сама не вижу ничего сложного в этом институте!– А про меня здесь никто и не догадывается! Хорошо, что я запретила папе говорить кому-то, что он начальник городского аптечного управления!..– Вот, смотрю я на вас! И думаю: «Один я сам поступил! Мать преподавательша кафедры физического воспитания. Так она и в ректорат не совалась! Гордится мной сейчас!– А у тебя фамилия, случайно, не по твоей матери?– А причём здесь это?..] могли «проскочить», подняв руку на выученном абзаце, то размазанные – простые, попавшие под каток «отработки», должны были сдавать всю тему от титула до содержания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Частенько, оборотной стороной «отработки» являлась лишь похотливая причина. Просто, у эдакого препода дрожали чресла в кресле от желания склонить симпатичную, заранее намеченную, а потому нарочно преследуемую на занятиях всеми возможными придирками малолетку-студентку от связей научно познавательных (учитель – ученица), к связям плотским развратным (барин – дворовая девка). Иногда, реже (помещица – пастушок). Так один студент ходил, ходил на «отработки» к преподавательке, пока к осени свадьбу и не сыграли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По всему поэтому-то «отработка» есть, была и будет главным курсом обучения и познания! И кто не прошёл все перипетии этого «курса», вряд ли может претендовать на звание «Студент»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А за стенды «отработки» прощались!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Людей, которые являлись исполнительской стендовой группой, эту особую касту студенческого лизобратства, ОН когда-то назвал: «стендовики». Неизвестно, как потом, но тогда это тавро между «рог» прижилось и широко употреблялось. «Стендовик» – означало надпись на лбу: «мутило», «тупило», «извивало», «сдавало». Это «хитрило» почти никогда ничего не учило, и таким же специалистом выходило! Стендовики стучали молотками, стучали в деканате и стучали по нервам учащихся [112 - Справка. В институтах есть учащиеся.], получая зачёты заочно, сдавая сессии досрочно да получая практику получше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К примеру, один из таких, самых заскорузлых – Умнанский, получив диплом, уезжал из высшего учебного заведения с тремя специальными «профессиональными» чемоданами, в которых по полочкам, ячейкам и карманчикам была уложена всякая утварь. Начиная от гвоздичка для набойки каблука, резиновой прокладки водопроводного крана, продолжая шпателями, «растяжками» и «мастерками», а заканчивая куском рельсы для холодной ковки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пригодится! – по-хозяйски размышлял вслух деловитый мастеровой «левша» – выпускник медицинского факультета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Итак! Стендовики шествовали по этажу калечных «медтоваров» клацающей армадой, стенды надвигались кустарной громадой, по всем простенкам широкого коридора, свободным межоконьям, наддверьям, и иногда пытались хамски приставать к люстрам, типа: «Вас тут не висело!» Подоконники начинали мешать! Витрины угрожающе нависали над свободой чистоты побеленных стен других кафедр, которым не повезло с соседом-милитаристом. Не готовые к отпору, не обученные защищать свои границы своими патриотическими наглядными пособиями, мирные территории нещадно задавливались огромными бронированными адороблами [113 - «Адоробло»! Слово какое-то тяжёлое, ругательное, унизительное.Даже не зная смысла этого выражения, торопишься от него отклониться. Звучит, как прямое оскорбление предмета, а пишется не парфюмно, не серенадно, не костюмерно и не аппетитно. Так оскорбительно все эти стенды и выглядели!Зато на английском языке: «adorable» – это «восхитительный», «прелестный». Пускай! Если «адоробло» – это «прелестно», то и в Великой Британии ещё существуют проблемы!] от плинтусов у пола до плинтусов у потолка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под стёклами сколоченных наспех, на пару революций вперёд «громудил» неимоверным образом висела вся тяжесть притащенного и «пришитого» страшного металлохлама. Задние «панельки» из жести, покрашенные под цветной картон для ручного труда из универмага, стонали, но держали! /Теперь не стенды висели на стенах, теперь стены здания крепились к стендам/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за стёкол в ширину коридоров, отсвечивая, выглядывали наглядные пособия:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;зуборубы, плющители, костомолы;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;иглы глазные, спицы ноздревые, клещи ногтевые;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;гнутили, отбиватели, расширители;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;тисочки челюстные, загибатели пальцевые, ухваты ушные;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;губоразжиматели, кровечерпатели, коженадрыватели;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ножовки рёберные, пилы берцовые, лобзики хрящевые;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;бужи, катетеры, газоотводные трубки;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;струбцины тазовые, вытягиватели бедренные, растяжки плечевые;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;экстракторы, секаторы, польпуляторы;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;волосодёры щипцевые, коловороты ректальные, дёсноразворачиватели;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;сердцеизвлекатели, жироудалятели, рёброразравнятели;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;очки толстостенные искродержащие, перчатки металлургические, гвоздодёры отечественные и другое, удававшееся припереться с работы родителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основным компонентом гордости «музея» товаров, причастных к лечительному процессу медицинской промышленности теперь уже богатого по оснащению кабинета руководителя научного подразделения, являлся кухонный комбайн «Мрия» /на русском языке звучащем так же непонятно для народа, как и на украинском: «Мечта»/, не без труда вынесенный частями с завода сверхнадёжных орбитальных кастрюль и многоступенчатых трамваеносителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аппарат «искусственная почка», привезённый на паровозе, не удалось подвесить. /Пришлось бы рушить стенку с видом на другой учебный корпус. Поэтому прибор, обмотанный рулоном марли, не давал проходу между третьим и вторым этажами, выступая постаментом для двух бюстов Пирогова/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это всё хозяйство не напоминало, а являло собой музей пыток! Если бы такие политические стенды вывешивались в сорок первом, то они бы назывались: «Этим мы победим Гитлера!»… На блики от металла в стеклянных амбразурах было больно и страшно смотреть. Соседи по наукам пробегали мимо такой «наглядной агитации» зажмурившись, и быстро юркали в свои хлипкие кабинетики. Все они несколько времени, было, стали «повозражать» смелыми, дрожащими голосами, да и обсыпались! Кишка была тонка, а у медтовароведа Ивана на каждую кишку был готов индивидуальный зажим, рассекатель и отбрасыватель с закапывателем! Поэтому возражатели быстро отскочили и сдулись. Так местные знаньеробы и мирные чтеньепашцы сдались на «милость» агрессора! И, как всегда бывает, остались сначала без своих территорий на стенах коридора, а затем и вынесли варвару-захватчику символический ключ от второй комнаты на этаже! С «медтоварами» в деканате старались не связываться. Сами дали зелёный свет инициативе. А дерьмо назад в задницу не засунешь! И потому, затыкая носы и отмахиваясь, протянули под столом, отвернувшись, утверждённый уже официально, закреплённый за «медтоварами» второй кабинет на растерзание мудрёной науки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две комнаты – два имени! Стал Иванушка «Ваней гэ»! А если есть одновременно два класса, то нужно получить справедливо потребованную, вторую по штату – кадровую единицу преподавания! Двумя ногами в двух лодках далеко ли заплывёшь? Ваня гэ хоть и разрывался на части, но не до такой же степени! И скоро вторая, подчинённая, взаимозаменяемая «единица» отслоилась из пыли, паутины или плесени в виде облупленного приблудного Толика. (Думается, Ваня гэ и не искал личность). Толик был непонятного среднего рода, которого и ударить жалко! Даже не «масса пилюлярум», а «клопидогрель» какой-то! И к нему (Толику) стали относиться без презрения и сожаления, но с пониманием и сочувствием, как к самому исстрадавшемуся куску алфавита: «Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вывод! Два человека! Два кабинета! – Это уже что? Это уже КАФЕДРА, товарищи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И стала располагаться эта «кафедра» (мало места, блин!) на втором этаже. Между небом, «научным коммунизмом», «историей» и землёй. Научный коммунизм рвался покорять звёздные выси, а историю втаптывали в землю! Всё здание, до недавнего вторжения «товаров от медицины», безраздельно принадлежало кафедре «научного коммунизма» с подразделами: «атеизма», «политэкономии» и «истории». За исключением каких-то подсобных наук второго этажа, куда и всунули «товары ведения». На троне бессменно восседал научный коммунизм. Его главным денщиком, «с кем поведёшься, от того и захлебнёшься», был научный атеизм – подмастерье. (Типа, первый дружок, которого и продать не жалко, и выбросить не трудно). Их фавориткой являлась политэкономия. Она издалека, после всех пластических операций, подтяжек и толстого слоя маскирующего грима, старалась выглядеть симпатичной. Ну, а история была у них загнанной в подвал, забитой и посаженной на цепь падчерицей. Если политэкономия только танцевала на шесте под музыку, которую заказывал научный коммунизм, а включал научный атеизм, то история, гнушаясь, но почти уже не сопротивляясь, выполняла работу чёрную. Она стирала ими подкинутое, подмывала за ними, где было указано, подтирала грязь их мракобесий и прикрывала собой следы преступлений, создавая им алиби. История ходила вечно нагой, в наколотом по телу рубище. «Хозяева» подкладывали её под себя как и когда хотели. Пользовались ею в любых, удобных для себя, вариантах. В этих оргиях особенно ретивое участие принимала садистская политэкономия. Измывалась так, что иногда приходилось её оттаскивать, чтобы безмозглая не угробила кормилицу. После этого на истории оставалось, бессчётное количество шрамов, кровоподтёков, ссадин и укусов. Особенно потешились трое, когда по всему телу истории кололи надпись: «История КПСС со времён: до Рождества Христова, до времён: от Рождества Христова по наши дни». Во время пытки ржавыми от крови иголками история, неистово сопротивляясь, царапалась, извивалась, рвалась и дрыгалась, сжав зубы в истошном стоне. Но на неё наехали танком, суки! Не в первый раз! И, уже на полумёртвой, доделали своё праведное дело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кафедрой научного коммунизма и остальных разделов лженауки руководил заведующий, который не имел левой руки. Один из подчинённых преподавателей кафедры был лишён другой руки. Поскольку отсутствовали разные руки, то студенческое мнение бытовало. И несло это мнение такую нагрузку: в ресторан они ходят вместе не из-за дружбы, а потому, что один держит вилку, а другой – нож. Естественно, что и на волейбольной секции института этих двух было вообще кипятком не разлить! Ухмылки закончились, когда на кафедру перевёлся из академии военно-морских сил свежий преподаватель… без одной ноги. Все сели на крестец! О новом сотруднике в студенческих мастерских сразу была сложена песня:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты инвалид, Мишка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А это значит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что не страшны тебе ни травмы, ни грибок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты без ноги, Мишка,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А – без ноги не плачут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя бы просто что в неё не вдарит ток!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да!!! Но тут стало приходить ощущение сознания, что происходящее на кафедре «научного коммунизма» двуручие и стреноживание – это следствия глобального эксперимента, проводимого коммунистической партией тайно от других партий социализма в целях максимальной чистоты руководящих кадров и партийных лидеров – ласточек-трясогузок. Эксперимент, по подозрению, проводился и медицинскими, и идеологическими средствами одновременно, вместе поднятыми с постели. Испытуемому отхватывали конечность. Во время отхватывания, вместо наркоза, с больным беседовали политологи, «развлекая» пациента, и поддерживали несущественную, чужую боль. А, когда было особенно невыносимо, вступал партийный хор, своей политической мощью заглушая вопли простого подопытного. В этот важный момент коммунисты не сомневались, что взваливают страдания другого на свои плечи. Получалось, вместо испытуемого всё самое болезненное терпели неравнодушные окружающие, ради этого добровольно отпросившиеся с работы! Операции, наконец, стали приводить к положительным результатам! Хирурги с политологами уже потирали руки от запаха Нобелевской премии или, минимум, премии месячной. Ведь неспроста было замечено, что удаление конечности у рядового коммуниста резко повышает политическое сознание и партийную сознательность того же рядового коммуниста! Общее неквалифицированное мнение как всегда пыталось кротко спорить, мол, это из-за страха без наркоза потерять ещё какую-либо часть тела. Но политкорректность кого нужно силой затыкало всем рты свободного обсуждения. Статистика утверждала, что, если удалить у рядового коммуниста конечность, то резво возрастает его политическое ощущение партийной сознательности. Политсозательность после операции выростала в геометрической прогрессии: одна конечность – две сознательности; две конечности – четыре сознательности… напрашивается вывод: генеральный секретарь всей партии должен выглядеть эдаким мощно подкованным колобом, который от оппортунизма ушёл, от троцкинизма ушёл, от шовинизма ушёл, от бухаризма постоянно пытается уйти, а от тебя, бабушка, дедушка, жучка и мыши, подавно уйдёт и не вспомнит – и не всплюнет! (Внучку в машину!)…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь можно было издалёка определять политическую градацию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На костылях – секретарь горкома. На коляске с моторчиком и прикреплённым краснорусским полотнищем – бери выше, обком партии, а уж если без рук, без ног на трибуну выносят – на колени и шапки долой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Бэз ручьок, бэз ножок», – говорила на лекции по токсикологической химии Баба Валя. Она, и только она вела рассказ об очередных веществах и ядах, опасных с течением беременности. «Особенно вредными для вынашиваемого плода сулема и мышьяк являются в первую триаду и последнюю плеяду вынашивания беременности! – продолжала не давать спать Валентина Петровна. – Вот и рожаются потом детки бэз ручьок, бэз ножок…» «Подглуповатая»* Баба Валя имела в себе всех профессоров россыпью! Раскрывала уголовные дела. И в семьдесят лет от роду консультировала судебную медэкспертизу страны.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА *<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смотрите на бабушек свысока своей молодости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не считайте возраст недостатком!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН заблагоговел к себе от такой мысли! И первый раз подумал о себе хорошо. Без терзаний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…….. «Бэз ручьок, бэз ножок…» Рожаются, рожаются! Уж мне поверьте!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-то, кажется, Мишкин, прокомментировал с места, не вставая, не поднимаясь, не потянув руки и не выкрикивая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего страшного! Когда вырастут, смогут успешно преподавать на кафедре научного коммунизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Те, кто услышал, нестройным, но излишне громким хором поддержали версию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, кафедра медицинского товароведения огнездилась в центре истории религий коммунистической экономики. И стал Ваня с маленькой «гэ» доцентом – заведующим кафедрой с охренительной свалкой достоинств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представьте, где-то в горисполкоме:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тише! Это – заведующий кафедрой Государственного Медицинского Института!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И маленькая «гэ» Ванина стала вздуваться и пучиться, пучиться и вздуваться, пока не превратилась в громоподобную гегемону!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь несчастье из «ваниге» означало целую рубрику выражений!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваня, произносящий «семочки, камфеты», считающий Гольфстрим видом спорта, путающий «валедбол» с «Халхин-Гол», приказал увеличить размеры дверей его кабинета, чтобы проплывать осанисто, как подобает всему большому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ванина «гэ» стала произноситься с заглавной «Гэ» и теперь носила в себе все ругательные значения из Даля, и все матерные оскорбления без Даля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любимым развлечением большого «Гэ» стало выставление жирного «неудовлетворительно» каждому, с использованием крылатых фраз, наподобие: «Ну вот, голубчик! Что посеем, то пожмём!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если есть кафедра, значит, нужны соответствующие требования!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто мычание дословного пересказывания [114 - «Дословное пересказывание» – это не «прямо, очень близко к тексту»! Нет! Это – побуквенное произношение – по пальцу Вани Гэ, водящему в открытой в это время книге, и именно по тем местам, которые вы пересказываете. Если Ваня не успевал, шевеля губами, попасть в то же самое место, какое вы лихо проскочили (язык быстрее пальца), то это не считалось и определялось, как «фальстарт»! «А теперь! Сначала, студент! И не мельчить!..] целых абзацев из затрёпанного «Справочника по медоборудованию» уже не считалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не проходило теперь так же «простое» подбегание с зачёткой из-за угла в коридоре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё такое естественное, природное и натуральное, превратилось в: «О! Ужас!» – поглавное (по главам) заучивание вытянутого из глухого небытия сборника, толщиной с больничную тумбочку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но одного, найденного при раскопках кургана пособия для полного освоения материала всем «желающим» одновременно стало недостаточно! Появились распечатки на методической доске. Появилась сама – методическая доска!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По центру верха шли титры Ивана Гавриловича, ещё без портрета. А далее, собственно, перечисление учебного материала с рекомендуемыми первоисточниками:<br>
&nbsp;//--&nbsp;(смотреть ниже)&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бздзежинская Б. Б. «Слуховые трубки. Разновидности и применение на раненых больных». Туркбасмачиздат 28–29 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Реферат. З. и С. Алголоповы. «Кислородные подушки, переходные шланги и усилители ротовых насосов. Старение резины». Библ. Отд. им Стаханова 32 год. Шахтбез. Куссбаз. с.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Р. Р. Запачкинов «Атлас головных экстракторов». Подиздат июнь – сентябрь 1956<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Материалы военномедицинской конференции в горном ауле Мцыри: «О модернизации перевозных угольных автоклавов в полевых условиях засушливых времён суток при нежелательном отсутствии твёрдого топлива». Самиздат. Кромы – кромешн. Хлеб. Орл. об.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Заметки земского лекаря» неизвестного чеховского автора. Выписать издержки текста об аппаратуре лекарень до Великой Октябрьской Социалистической революции. Сравнить с современной – советской, попробовать найти отличия. Самостоятельная работа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кузадёпов Э. Ю. Я. «Типы легированных сталей. У 12 А, У 16 Д Ра Ба Да Н и другие, применяемые в инструментальном машиностроении».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Переписка Боярского с Тынисом Мяги «О необходимости следить за оборудованием». Запр. Лит. Издат. без дат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сноска: Литературу, в необходимых количествах не находящуюся в институтской библиотеке, искать в библиотеках публичных и выписывать наложенным платежом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Раз есть уже некоторое минимальное кол-во необходимой лит-ры, даже можно сходить и сказать – необходимое количество некоторой литературы, то не привстало нам, Ивану свет Гэ, качаться на пяточку с носочка, балансируя на одном семестре. (Это сложное слово «балансируя» Ваня Гэ, отойдя в сторонку, записал в бане, вспотев три раза). А вторую ногу куда поставить! Подать сюда целый год для обучения! То бишь, два семестра! Что это за «дифзачёт»?! Унижение! Пускай физика с физиотерапией, физиологией и физкультурой вместе диферринцируются! А Мы!!! Принимать экзамен будем! На том стояло, и стоять будет Медицинское Товароведение! А кто с мечом к нам придёт, тот с мечом и уйдёт, не надейтесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приблизительно с таким настроем и был придуман первый вопрос экзаменационных билетов:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. «Карл Маркс и Фридрих Энгельс – о медицинском товароведении»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господа! Всё утрированно, но прискорбно-правдиво! Можете специально забыть, считая это выдуманной сказкой про Олю и Яло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так легче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А можете на секунду прижать и не отпускать правду, даже если она неприятно пахнет, потная, с дороги из вашего прошлого.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…ОН тогда, помнится, тоже неожиданно внёс свою лепту в составление экзаменационных билетов. (Настолько неожиданно, что удивил даже ту лепту, которую внёс). На одном из занятий, зная, что всё равно вечером – на «отработку», но «идя до конца» и тараторя про зубную бормашину, неся околесицу не совсем внятную, в конце чётко громко и ясно ОН произнёс: «Бор машина была изобретена в конце девятнадцатого века Нильсом Бором». Ваня Гэ, почти не обращая внимания на общее: «Псссссс!», только заметив вскользь: «Я уважаю смех со смыслом и серьёзное чувство юмора! Не то, что как вы, скоморохи!», с интересом задумывания взял себя за подбородок рукой, вывел глаза к мухе, урчащей на потолке, и медленно, спиной вперёд, пробубнив: «Не муха, а колибри огромный, как назло. Мы с этим ещё разобрёмся!», ушёл за шкаф в свой предбанник. Оттуда донеслось: «Я вас всех наизнанку знаю!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так родился в двадцать седьмом билете второй вопрос:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Годы жизни и деятельности Нильса Бора. Его главная машина, как неоспоримый вклад в зубную технику, и другие изобретения. Оценка современников в свете последней политики партии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Инородное тело «медтовары» без отторжения вгрызалось в организм института и стало разбухать жирно-опопым уродливым клопом. А уж сколько кровушки студенческой было пососано!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваня Гэ являл собой уже просто само исчадие доброты и стоял стеной неприступной цитадели знаний! Теперь мало было знать всякую железюку наизусть: из какого сплава, принцип действия и место внедрения. Сегодня каждую главу нужно было переписать в тетрадь и, простите, изобразить всё, нарисовав (н а р и с о в а в), ублажая барина. С первого дня, по требованию, на кафедре всеми заводились общие тетради. («Общие» – это листов сто). За два семестра у каждого уходило на эту рвоту минимум четыре, компактно не перелистываемых, неподъёмных труда. Писать в институте уже умели все, но рисовать! Боже! Какие это только были рисунки! И какие это рисунки только не были!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тут и потешились!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, некоторый, конечно и потешался! У кого с первого раза получалось изобразить очередного «железного дровосека». А кто и поплакал, переплакал да выплакал каждый-любой «рисуночек». /Всю ночь, сгорбившись на кончике стула, высунув язык от старания, выпучив глаза от напряжения, вырывая листы, протирая до дыр страницы, натирая мозоль на среднем пальце от карандаша, а на большом пальце – от «резинки»/. Тут, в этих двух «изобразительных» семестрах, безраздельно правили те, кто мог быстро и точно срисовывать. Все «эти» были тогда реально накормлены и, образно, с притворным оргазмом обласканы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасибо Ване Гэ! А то где бы ещё у некоторых серых-средних вдруг проявились и заметились способности, кроме как мямлить сзади на свою «удовлетворительную троечку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН любил делать всякие каверзы в тетрадях с лекциями или практическими задачами. Так и тут! Очень рискуя, но «танцуя» и «балансируя» на «острие каната», старательно, типа «не умеет рисовать», ОН намалевал со всей тщательностью какую-то «аптечку» одноразовой помощи в виде задницы, а аппарат «искусственное сердце» – в виде смачной дули-фиги, направленной на проверяющего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда-то ОН постыдился, что обидел преподавательницу физколлоидной химии Галю Васю, выписав в середине лабораторной задачи целую страницу из «12 стульев». «Шапка» – заглавие и начало были выведены безупречно отменно, как ОН мог! Вывод в конце блестел своей непогрешимостью! Точностью! И убедительностью! А всю середину-сердцевину занимал Остап Бендер! И под этим всем, красным, рукой Гали Васи было поставлено «отлично» с подписью!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН некрасиво кичился «геройством», находчивостью и доказанностью того, что тетради толком не проверяются. (ОН тогда не понимал, что ЕМУ, а не другому, доверяют, и предал столь дорогое доверие). Эта лабораторная работа заходила по рукам и, в конце-концов, студентики – сучкИ-стукачки – донесли эту весточку на своих куцых, виляющих обрубках-хвостишках до кафедры.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предательство по глупости не перестает быть предательством!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну, зачем ты так?» – только и сказала Галина Васильевна – Человек и Преподаватель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если тогда было до красноты горячих мочек стыдно, то теперь ярко раскрашенный зад и цветастый кукиш на пол страницы доставляли немерянное удовольствие! В этот раз, «подстреленный» когда-то, ОН показал иллюстрации только Некоторым, не давая в руки. Пару раз за дни проверки тетрадей ОН переживал, вспомнив, но занюханная сочная ягодица и полученная по всему лицу дуля (слово мягкое, а рисунок был жёстким, с грязным ногтем…) вернулись, благополучно подписаны отметкой «Провер.» Приятно! На миг притуманилось, будто справедливость торжествует!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В студенческую аудиторию был подброшен анекдот, который с удовольствием пересказывался всеми по нескольку раз. Анекдот был неизвестно откуда, однако выдавался как точно придуманный тут, и непременно – о Ване Гэ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Декан заходит на кафедру медицинского товароведения и видит: пара сотен студентов ликуют, обнимаются, кидают в воздух медицинские накрахмаленные чепчики, приплясывают, целуясь не с мужьями, и пританцовывают, обнимаясь не с жёнами??? Но один студент сидит на подоконнике и рыдает навзплач!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за несанкционированный праздник? – спрашивает декан. – Почему мне не доложили? И в чём заключается ваш неудержимый День Победы, собственноручно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, скажем! Только немного протянем удовольствие!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно! Говорите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Товарищ, декан, Ал… …еевич! Это не праздник! Это карнавал! Ваня Гэ из окна вывалился. Хрясь! Прямо в грязь! Вон, внизу валяется! Видите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видели, когда ещё поднимались. Должность такая «всё замечать»! Ну, это я понимаю, радость объяснимая! А чего тот студент, на подоконнике, в веселье не участвует? Переживает, наверное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет! Он плачет потому, что не видел, как Ваня Гэ летел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Анекдот был удобен тем, что студенту на подоконнике можно было дать любую фамилию. В основном, это была фамилия самого рассказчика. Главное, все питали одинаковые чувства к Ване Гэ, и винить каждого за маленькую подтасовку, не хотелось. Окружающие весело, в который раз смаковали услышанное, добавляя новые пикантные детали падения и шмякания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А горы тетрадей куда девались? Спросят некоторые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ааа, рисунки? Нет, в галереях эти эскизы не пардонились и не экскъюзмились. Не успевали рукописи извиниться за своё несрамненное рукоприкладство, как попадали в толстый хламоотвод шкафов. Измученные до конца тетради тщательно у всех отбирались, складировались, трамбовались и, по наполнению двух одёжных демисезонных шкафов, выносились, грузились и вывозились стендовиками на… сдачу макулатуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваня Гэ получал за них очередного новенького Новикова-Прибоя и, любуясь, вставлял в сервант, выискивая место с такими же лакированными синими корешками. «Цусима» была навеки утоплена под стеклом, стиснутая «Людоловами» и «Незнайкой в Солнечном городе»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…По прошествии ста пятидесяти лет, проездом, ОН выпал из самолёта – специально здесь! Чужое было неинтересно, да и своего уже не было. Всё выцвело. Даже не навеяло! Даже не затронуло! Думал, зацепит. Странно! Видно, давно так отцепило, что как с цепи сорвался, не оглядываясь! Говорят, что студенческие годы – самые лучшие годы… ОН не знал этого. Для НЕГО все ЕГО годы были лучшими! А институт – это микросхема всей жизни. ОН помнил балансировку, совсем молоденьких людей, испачканных сложными прожектами своих родителей. Дети были хорошими, просто, следуя строго отчеканенному сквозь зубы приказу, шли наперекор себе. ОН и тогда знал, что живёт. Но многие считали, что это лишь трамплин перед жизнью! Правильно ли они оттолкнулись? Через какого «коня» перелетели и на какие «маты» упали? Не было желания проследить. Странно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А! Так вот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По прошествии многих лет, проездом, сделав крюк в пятьсот километров, ОН «заскочил» в институт. Интерес стоил того. А деньги позволяли интересу выделываться. Очертания, фигуры корпусов, потопанные тропинки мимо тротуаров, студенческое кафе, в котором сидели напротив Макар с Кутиковым, мечтая о пластинке в грамзаписи «Мелодия». Леонтьев тупил, смеша. Антонов, молодец, так классно лабал на фано. Кузя творил чудеса на простой «шестиструнке»… (Тёток, типа Ротару, не просили за кулисами подскочить в институт, это считалось дурным тоном). Что интересно, никто не отказывался поторчать у студентов за их коньячком. Хорошие ребята! Талантливые и отзывчивые. Говорят про них – «стали со временем нехорошие»? Да и Бог с ними! Ведь и время не стало лучше! Отнеситесь к себе критично, и у вас не останется эмоций критиковать всех других, более талантливых!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, ОН заскочил в институт. Опять же, очерченные памятью, кубики корпусов, дорожки, растоптанные по газонам – всё то, да не то! Даже – воздух!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На заходе в деканат пришлось столкнуться в проёме с Ваней Гэ, ещё более возбухшим от важности. «Баронованная особа» попыталась грубо оттолкнуть, по хозяйской привычке, «что-то мешающее» в дверях, но, ударившись о вежливое упорство солидно одетого не студента, иссякла в обмяке. Заняв весь проход, ОН пристально ловил убегающие глаза и не отходил. На чёрной «водолазке» пуза у того, лёжа, висело какое-то «родовое» гербовое изваяние, в виде, видимо, собственного фамильного барельефа… Выдержав паузу, ОН дал дорогу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как можно не знать декана?» – попала в непопад секретарша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты, стриженный под чубчик, смеёшься! «Из Гэ – пуля!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие из Гэ пули? – Не слыхали! А вот какие деканы – видали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! И день космонавтики в придачу!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;15<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно ОН был в разъездах. Но сегодня заканчивал работу на работе. Делать было там, в конце дня, уже нечего. Так, чисто время дожать. Красиво проводить персонал, проверить все углы, остающиеся здесь на ночь, затушить свет и, не поворачиваясь спиной, затворить перед собой с поклоном последнюю дверь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уважайте помещения, где проходит ваша жизнь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За день устал, так и не привстал. В общем, был занят: «лучше не будить»! ОН отпустил все мысли о работе в отгул и на «сегодня» никаких экспромтов не планировал [115 - Самый удачный экспромт – это тщательно подготовленный экспромт. (Глуп тот лектор, кто заранее не подготовит себе записки из зала!)].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нынче, тем не менее, удалось заработать немного «левых». Это «немного» было намного больше того, что «с барского плеча» «жаловала» [116 - И ведь до сих пор всё, по праву причитающееся тебе, называется унизительно – «жалование»!] власть народа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни взять, ни отказаться! Ни скопить, ни потратить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Скажите спасибо, что зарплату платим почти вовремя и почти в полном объёме! Везде вон, вообще раз в полгода! И то – продукцией дают!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН не говорил: «спасибо», но и не орал: «Скоты! Сами хапают! А нам – крохи. Да ещё и месяцами задерживают. Прокручивают наши денежки, негодяи!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По рабоче-трудовому законодательству в стране рабочие и труженики получали, зачастую, гораздо больше высококвалифицированных кадров, а в оставшуюся «не зачастую» – столько же. Это говорит о том, что меньше, чем «дипломированные специалисты», – как их обзывало государство, ещё не получало уже никто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдыхая, от «нечего делать» ОН решал кроссворд и, покуривая, думал, куда бы это потратить свободные деньги и заработанные завтрашние выходные? Да и сегодня оставалось ещё самое приятное время недели – вечер пятницы. «Казацкий день», как любовно называли его мужики! В этот вечерок жены обычно собирались под пьяный шумок слинять на блудки. Ну, а если кому из них сегодня не повезло, не удалось договориться и не досталось теплоты «вне дома», готовились, от злости, к атаке на врага-мужа или, «из принципа», долго не засыпая, «рыли окопы» и ставили «ежи» для обороно-тактических действий на своём переднем крае.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, что в городе не было казино! Во-первых, было бы куда оттащить лишние, или необходимые оставшиеся деньги, типа: «Горила хата, горы и сарай!» (Не наелся – не надышишься! /с укр./). Во-вторых: можно было там же нажраться «в подошву» за свой же проигрыш! /Двойной эффект: и продул, и пробухал одновременно!/ А в-третьих: жёнам не нужно было бы рыскать по всем нычкам, ведь местосборище ихних козлов-алкоголиков известно. И этим жёнам, после порева «на стороне», теперь снова, в поганом ракурсе вспомнив о «второй половине», можно было нагрянуть, ворвавшись на метле в этот шумный, прокуренный, угарный, укромный уголок, надавать пощёчин мужу и, расцарапывая лицо девчонке, стоящей подле него, материть в это время всех друзей, которые виноваты в развале семьи. Потом окатить крупье подвернувшимся под руку пивом с ног до головы и, требуя назад проигранные мужем деньги, вырывать у всех подряд мятые уже купюры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так повелось всеми в семьях. В конце концов (если, не от начала начал), доходит до того, что жена – «дрянь», а муж – «пьянь». И идёт в семье не прекращаемый спор-упрёк, не дающий ни одной стороне победы, а семье – покоя! И нет никакой возможности выяснить вместе, что раньше родилось: гулянье направо и налево, или буханье налево и направо. Не от того ли муж бухает, что жена гуляет от того, что муж бухает от того, что жена гуляет от того, что муж бухает от того, что жена гуляет от того, что муж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Причины и следствия так сплелись между собой, что их распутать, а тем более разрешить вечный семейный спор – невозможно, да ещё всё время психуя. Потому что и терпения все уже истерпелись до остервенённого изнеможения, и отношения истрепались до волос, лезущих в рот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это всё можно исправить, если не относиться к самому важному в твоей жизни, как к луку, воняющему в сарае, порванному шнурку, не найденной отвёртке, несправедливому начальнику. …Как – ко всем твоим проходным, дешёвым проблемкам, которые ты сам создаёшь и от которых сам же изводишься нервами и исходишься психами. Но ты срываешь всё на близком человеке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты всего лишь не благодарил(а) никогда того, кто вместе с тобой. Заметь не «рядом», а «вместе»! Вот разница, которую мы не хотим осознать! «Вместе»! «Вместе»! Взаимные оскорбления на скорую руку без остановки, без долгого побытия вдвоём наедине, как бывало. Помириться нервничая – это словно за пять минут раскрутить гирлянду из ста лампочек, с силой, спешно затолканную прошлым годом в банку. Распсихуешься и в изнеможении затолкаешь назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она: и фигуркой – оглядываются, и мордашкой – чуть мартышечка, но залюбуешься. И по правде жмётся к нему, и пахнет сладко, и пиво – в холодильнике, и как-то всегда свежо, и сигареты не забыла, и не споткнуться дома о чистоту. А он отталкивает руку, раздражается. «Отойди, не видно», «сам знаю, отстань!» и при любом удобном случае линяет куда-то в прокуренную, неопрятную хату, к выпившей какой-то, с вечно орущим, лезущим, никому не нужным ребёнком. Обувь на обуви, засохший торт на ноже, подушка без наволочки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парадокс? Нет! Амбуланс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он: заботится как-то, с детьми из школы, всегда из окна на виду – в домино во дворе, с эрекцией дружит (другие бы мечтали, а бабы так вообще!..). Купил чё-то, принёс, приобнял – отскочила: «Ой, не дави так!», «Сам ешь, некогда мне!», «Носки опять в ванну бросил! Не видишь, я замочила!»… Он – на работу «ни свет – ни заря», детей полусонных выпхала из дому раньше времени, ждёт у двери. Сосед, стуча по условному сигналу, оглядываясь на свои двери, шасть в семь тридцать. Пошоркались в спешке как-то, наощупь. Она и не кончила. Простынь – в стирку, и – на работу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парадокс? Нет! Амбуланс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дрянь!» «Пьянь!» – летит слюна и ярость в глазах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Некоторые рубят эти узлы, чтобы завязаться потом, по двум разным сторонам, такими же узами. А некоторые продолжают с этим жить. Причём, интересно: жена, ненавидящая мужа за пьянство, спаривается с совершенно нетрезвыми. А «всегда» пьяный муж, не смотря на все свои перегары, спокойно находит себе замужних баб, и те к нему мчатся «аж бегом!», как на крыльях, от своих козлов-алкашей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парадокс? Нет! Амбуланс! Всем надо лечиться!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А может, как раз лечиться и не надо? Это физиология. При ласковом обхождении замурлычешь, а при ожидании оргазма и вовсе механически закроются глаза на всё ненавистное остальное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так почему же это всё не дома?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моногамия – вот насилие над самими собой! Она в нашем стаде не заложена. И если разумом и придуман брак – женитьба – замужество – супружество – «вдвоём навеки», то природа спокойно, без усилий, с течением времени расцепляет объятья и разворачивает обоих передками по сторонам, превращая «супружеский долг» в затухающие вынужденные колебания. И ни одна подпись под официальным обязательством не удержит от затаптывания и попирания своих собственных обещаний и клятв.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На заборах иногда пишут истину:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Любовь до гроба!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дураки оба!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Адам и Ева тоже вряд ли выдержали. Сколько яблок раздора и разврата вокруг поспевало, да сколько змеев подлых, искусителей разных вокруг ползало/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моногамные в миру только два вида: лебеди и крысы. Прекрасные и ужасные, как ни странно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Не странно! У природы нет «ужасных» или «прекрасных». Это мы брезгуем или милуемся. А наши ощущения, извините, по большому счёту никого не интересуют. И даже когда мы вмешиваемся, считая, что нам «положено», природа очень больно бьёт нас «по рукам!»/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это для нас крысы отвратительны (мы для них ещё омерзительней!), а промеж собой, скорей всего, эти грызуны не только бывают симпатичны, но и чертовски красивые попадаются. Белки, кстати, те же крысы. Только: «Ой, какой хвостицик пусыстый!». А запусти стаю в дом! Да в подпол! Дай по тарелкам по грязным погреметь! Да мебель погрызть, да нагадить, да с люстр на головы попрыгать!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А лебеди? Такие уж прекрасные? Обманчивый белый пух. А когда эта прелесть зашипит да защипает! От чудесного и следа не останется! Успеть бы, до укуса, ногой по носоклюву попасть!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что кто тут «величие», а кто «пакость» – неведомо. Известно только, что те и другие наказаны семьёй…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, это чисто дела семейные!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если, например, дела только её – не семейные. У неё нет семьи. Она уже или ещё не замужем. Это она так считает, что «дела только её». Дела те же. Она хочет, чтобы мужик был с ней постоянно, а не появлялся временами, когда снизойдёт или приползёт, вдрызг засидевшись с друзьями или другими хорями в кабаке, и облом ему идти домой так поздно. Это потому, что ты [117 - Здесь «она» – только «третье лицо» переходит в «ты» – уже «обращение».] создала ему этот уют намеренно, и он лукается на это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты всегда ждёшь его, сейчас терпеливо жертвуя собой, потихоньку протискиваясь под их семейное одеяло. Даже и не мечтай его развести, дура! И самой стать его женой. Мол, у нас должна быть семья, как у всех!.. [118 - «Как у всех» – это плохая семья.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мужчина и муж – вещи несовместимые! Попытайся женить его на себе. И все качества, в которые ты влюбилась (чувство юмора, простота и интересность в общении, уважение друзей и знакомых, повышенное внимание противоположного пола…), все его достоинства начнут раздражать и, в итоге, станут для тебя его недостатками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас у тебя каждая встреча – романтика. Кухонка, дождь по открытому дребезжащей дверкой балкону. На нём смешно накинут твой домашний халатик… Сплошная обнимка, сигаретная струйка, рюмки, разговоркование, ночь, умилённый покой души, нега…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А только стань его женой! Ну, попробуй! Конец бесконечному сексу. Конец бессмысленным всенощным беседам, конец поцелуям во время ужинов-завтраков, сидя у него на коленях. Конец! Сырость скрипучей двери. Нетронутая никем тоска в тарелках… Вот и удивляйся тогда, замужняя: куда всё делось? А не на чужую ли кухню?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…ОН, стряхнув с себя чьи-то мысли, лезшие в голову, поставил загородку: «Ша, Прокоша, здесь забор! Свои-то в этой голове не укладываются, не хватало ещё чужих. Идите, откуда пришли!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скомкал кроссворд и бросил в корзину. Мимо! «Ветер не рассчитал!» Переходя к сканворду, размышления вернулись. Нет, действительно, большое упущение, что в городе нет казино! И неизвестно, по каким соображениям райком не додумывался до этого. Явный недостаток! Реальная недоработка в плане досуга сознательно-подкованного населения и граждан. А в плане поступления взносов в казну это уже была не только безынициативность, а попахивало, даже, фактическим нежеланием принести доход государству. А нежелание принести доход государству – это попустительство в накоплении депозитов страны. А попустительство в накоплении – это растранжиривание государственных средств. А растранжиривание – это необоснованная растрата. А растрата – это хищение. А хищение государственных денежных средств в крупных размерах – это! Это!! Это!!! Это пятнадцать лет с конфискацией имущества!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Эко я!» – подумал ОН. Хоть бы где вслух не ляпнуть! Сердце передёрнулось, как будто внутри подшипниковый шарик упал в пустое цинковое ведро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Гоните страхи прятками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порекомендовала шёпотом, из какого-то укромного места, ФРАЗА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН, по умному совету, решил накинуть дымовую завесу. Подошёл к шкапу, открыл створки, налил узенький хрустальный сапожок-стаканчик коньяком и, выпив «в глоток», чуть нервно закурил, держа сигарету между безымянным и мизинцем. Сев на место, ОН запрятался в другую страницу газеты-развлекалки. «Кроссворд – Весёлый». (?) (Так и было два слова с большой буквы, через тире.) /Как «Переяслав – Хмельницкий», «Владивосток – Москва» или «Спасский – Корчной»/. Горизонталь: 1. «Раз дощечка, два… Будет лесенка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мелодия пришла, уселась и никуда не собиралась. Отогнать было невозможно. «Ну, попал грильяж на зубы!». Сначала ОН не стал прогонять запевочку, даже стал ей подхрюкивать. Только слова выпендривались и ложились в музыку, оригинально перевирая оригинал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз комочек, два комочек —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будет плесенка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз грибочек, два грибочек —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спета песенка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе весело шагать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«На виселицу!» оборвал ОН грубым взрослым тоном беззлобную дитячу песенку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосредоточился, рассредоточился, снова сосредоточился, но продолжить предыдущую мысль не удавалось. Мысль была по размеру сформирована и скомплектована по длине так, что продолжаться не собиралась. ОН замыслил новую, которая не изменяла предыдущей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казино. Нет, надо по-хорошему намекнуть знакомым номенклатурным лицам об их доле и их долге перед согражданами, а, в первую очередь, перед руководством вышестоящей области, и подключить высокие районные «лица». Можно пошутить в кабаке, невзначай подкинув версию для разработки. Разве не идея? Почему райком партии не додумывался до этого? Было непонятно и было не понять! Не! Ясно, что там ещё с первой продразвёрстки гражданской войны дел накопилось: «ополоник не провернуть», «спиннинг не разогнуть», «голой рукой кирпич не перебить» – такое невозможное количество! А не дел накопилось ещё больше, чем дел! А вопросов!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уборочно-посевные; остро-нехватко-топливные; образовально-школовые; обороноспособные; мусоро-невывозимые; теплотрассово-аварийные; ямо-дорожно-щебневые; хлебозаводо-мощностно-нехватательные; производство-одного-единственно-электро-заводно-останавливаемые; слабо-здраво-охранительные; задержательно-снегоочистительные; эпидимически-нормосанитарные; коммуникационно-водно-прорывательные; празднико-проводимо-мероприятельные; музейно-оберегательные; животноводческо-откормлеченческие; земельно-участково-выкупаемые; участко-земельно-продаваемые; лесопосадодково-насаждаемые; кооперативо-открывамо-закрываемые; коррупционно-предело-допустимые; преступно-халатные; непросто-тактически-верные; стратегическо-проницательные; некомпетентно-народо-вразумительные; несознательно-личностно-агитационные; выборы-проводительные; просто-организационные; убыточностно-финансовые; дотационно-просительные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Как раз этот вопрос напрямую ставил другие вопросы: «А какие, товарищи, изыскиваются средства для изыскания денежных средств, чтобы погасить тилитиллионные долги района и покончить, наконец, с тралитраливаленькими дотациями государства?» Хватит заглядываться, товарищи, на государственный карман!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут, вдруг – казино!! Этот, далеко идущий, почин явился бы палкой о двух счастливых концах, монетой – о двух орлах, пустыней о двух морях, медалью – о двух орденах, болотом – о двух кочках, мартышкой о двух очках, лисапетом – о двух педалях или спиной – о двух горбах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-первых: явно можно было бы подтянуть сползшие до икр (не путать с красной и чёрной икрами) бухгалтерско-балансовые районные штаны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-вторых: обеспечить, прочно и надолго, досуг населения и сосредоточить сей досуг в одном, известном месте, чем самым, в третьих: облегчить, в том числе, и работу правоохранительных служб в раскрываемости по району!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три кита, три черепахи, три слона, на которых держится Земля, сразу могут быть убиты одним выстрелом!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И началось бы неувядающее процветание района по стране в целом! Деньги в казну поступали бы регулярно-спускаемым потоком! У народа всё равно не было денег. Значит, оставляя здесь всё и уходя после этого, у народа всё равно не было бы денег! То есть, народ в любом случае не страдал бы, а район становился бы богаче и богаче! А это и есть светлая цель переразвитого социализма! Народ не страдает – район богатеет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/При развитом социализме ещё местами народ пострадывает, а районы победствывают/. Богатство района в целом – это богатство страны в частности, как и – богатство страны в радости – это богатство народа в крайности. Вот и получается, что район страны ратует за народное благосостояние в то тяжёлое время, когда народ района заботится о благосостоянии всей страны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И совсем преждевременно думать, что скудность нынешней покупательской активности говорит о низкой покупательной способности. При общей малой денежной массе, оборачиваемой в сфере торговли, нашёлся бы сравнительно средний денежный вес каждого, который бы и сознательный клиент, и несознательный элемент весомо приносил в районное казино! Сознательный нёс бы деньги, ясно сознавая цель: он, чем может в данный момент, помогает своему родному краю. Так, этот рядовой герой (можно ввернуть для прессы или для обкома и, глядишь, это словосочетание станет крылатым: «Рядовой Герой»), несмотря на временное не сведение концов с концами и отбросив мещанские предрассудки о том, что семейное его «благосостояние» ниже уровня бедности, ратовал бы за свою батькивщину не на словах, не на деле, а существенно – деньгами своими. /«Если тебе патриот имя! Имя тверди деньгами своими!» Прекрасный девиз над входом из разноцветных таких лампочек/. И, уходя пустой, как дырявый бубен, слегка захмелевший от крепкого вина и лёгкой вины, этот достойный человек куражился бы принесённой в жертву пользой и гордился бы своей оказанной помощью на корысть людям! А потом, таким бескорыстным и беспомощным, торопился бы скорей домой бриться и уже вставать на работу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несознательный же элемент приходил бы сюда с заранее преступной целью: обыграть государство, нажиться без зазрения совести, причём унести с собой денег больше, чем принёс (вовсе неслыханно!), затем напиться, побузить и подраться. Вся, на первый взгляд, отрицательность побуждений чуждого обществу гражданина могла бы мудро быть приведена к положительному знаменателю [119 - Отрицательность результата иногда тоже вызывает восторг. Например, при сдаче анализа на сифилис.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, прежде всего, играть в азартные игры с государством – неоднократно доказано – неосмотрительно чревато, не говоря уже о чреватой неосмотрительности! А за дебош и пьяные выходки взымаются штрафы – тоже на общую пользу. Мало того, будучи наказанным за своё нехорошее поведение, гражданин был бы перевоспитан в течение пятнадцати суток труда и возвращался бы в общество более положительным элементом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее. Местные производители: хлебобулочный завод, маслозавод, завод продтоваров, рыбколхоз, яйце-инкубаторное хозяйство, сельхоз КООП и два убыточных общепитовских ресторана могли бы с честью конкурировать здесь своей продукцией, опробуя еду на клиентах и, в случаях массовых отравлений, отправлять её на доработку, а в случае массовых одобрений – ставить на поток, запуская в широкую торговую сеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Количество рабочих мест в районе резко пошло бы в гору, уменьшая армию праздношатающейся молодёжи или желающих найти сомнительные подработки в чуждых кооперативных структурах, индивидуальных коммерческих деятельностях, малых предприятиях и других киосках. Затем, с острой нехваткой профессиональных специалистов (крупье, кассиров-обменщиков денег, кассиров-обменщиков фишек, охранников, менеджеров игорного бизнеса, официанток, барменов, подсадных игроков, сбивающих выигрыши случайных везунчиков, агентов по выявлению шулеров, рекламщиков и завлекателей), напрашивалось бы, само собой, открытие сети профессиональных училищ для овладевания этими специальностями. Начал бы своё обучение женский техникум для переучивания уволенных «по сокращению» девушек со швейной фабрики на новые специальности и специализации ночного бизнеса по кабинетной системе и почасовой оплате. И студенческая гильдия девах педагогического филиального института могла бы с успехом брать здесь ночные часы подработки, а не надеяться только на деньги родителей и сомнительный, нестабильный заработок в подъездах, подвалах, автомобилях или где-то на холоде, по за углами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова, как непорочный круг, всем была бы и польза в радость, и радость в пользу, и щекотание нервов, и применение своих способностей, и угол преткновения своих возможностей, и камень приложения своих наклонностей, и району – состояние на благие дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А утром народ, отдохнувший, посвежевший от хороших впечатлений, добрый от переполняющих эмоций, приступал бы с удвоенным энтузиазмом к труду, выполняя по нескольку норм за раз, внедряя в жизнь рационализаторские предложения, беря новые социалистические обязательства, с лёгкостью хватаясь за самые тяжёлые работы и невыполнимые задания! А всё ради одной цели: показав своё рвение и талант, трудясь с полной самоотдачей, заработать аванс раньше времени, «получку» – вовремя, а премию – сейчас! Чтобы после трёх отработанных смен на вахте, в забое, у печи, за станком, под напряжением, с электродом, перед паровозом, возле столика напротив и над пропастью во ржи снова посетить сегодня ночное казино под названием «Дары ланив» [120 - «Дары ланив» – с украинского приблизительно-дословно – «Богатства земли полей наших – тебе, Человек!»] и получить ещё более насыщенный досуг против вчерашнего!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вот, и эта мысль вырубилась. Устала! (Это ж надо: «против вчерашнего!»). Но чистых мыслей было припасено до потери памяти, поэтому в голове ещё хватало, и ОН взялся за следующую. Но та вырвалась и сбежала с ужасом, что ею будут думать. ОН за ней не погнался, просто выбрал мысль свежую, неопытную, окрылённую:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С появлением казино незаметность города стала бы улетучиваться, а известность района не могла бы не нагнетаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Это «Бы»! Оно и помогает и мешает. Дальше нужно думать без «бы»! СлОва дозаправки, слОва лишнего вдоха, слОва – спотыкания. Да, и много места в мыслях занимает/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ОН задумался без «бы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город стали незаметно замечать. Затем обратили внимание. Потом увидели. И пришёл момент – просто неприлично затыкали на него пальцами. Сюда стали сползаться из соседних районов, затем, с расширением и усилением мощностей помещений, залов и рекламы, потекло в «нашу заводь» много рыбёшки, рыб и рыбов из области, из республики и (о, неслыханная победа!) из всей страны. Разные: ершистые окуньки, золотистые караси, щучки залётные, воблы копчёные, карпы зеркальные, омули скользкие, сомы толстосомые, краснопёры осетриные, а там и столичные бобры со своими ондатрами в мехах повадились да плотно присели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, понеслось! Гостиничный бизнес /вся гостиница круглосуточно переполнена/. Развитие туризма. Рыбалка, грибоводство, ягоды, орехи, каштаны, жёлуди. «Ой, не туда занесло», – подумал ОН и выровнял руль задремавшей мысли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все четырнадцать музеев – круглосуточно. Танки, самоходки времён второй мировой – на прокат. Крупный фотографический бизнес у памятника. Десятки экскурсоводов в одежде Богданов Хмельницких с булавами из сосны. Настоящую, с изумрудами и рубинами, стоимости, неопределяемой никаким «Сотби», украли ещё в 199… году [121 - Долг работника милиции, прежде всего, охранять покой мирных граждан! /Простите, в мирное время, в самой мирной стране мира кроме мирных граждан кто есть ещё???/Булава Богдана Хмельницкого(!) вышла пешком ясной ночью, как среди белого дня, из задрыпанного музейчика, взятая в стеллаже с простым оконным стеклом (в гастрономе витрина для сыра надёжнее).В это время нет, чтобы охранять исторические редчайшие ценности и музейные ценнейшие редкости – «достояние народа», милиция охраняла покой!Вместо аж двух(!) положенных по наряду, приставленных милиционеров /булава стОит только по каратам, без всяких добавочных эксклюзивностей, три четверти миллиона большИх(!) денег/, на посту не дремала лишь одна половинка милицейского работника, остальные полтора, с огурцами в кобурах и помидорами в головах, дрыхли, перехрапывая сигнализацию типа «ревун», которая сработала в честь своего сорокалетнего юбилея, но отрыгнула, закашлявшись пару раз, и издохла, не спугнув даже крупную летучую моль, сидящую вниз головой на ржавом «лифчике колокольчика». Но главная ценность страны – покой мирных граждан, не был нарушен! Поэтому всё районное милицейское начальство осталось с честью служить дальше по своим делам.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сотни комфортабельных лазов с видеомагнитофонами, «луна-парк» на площади с качелями, микроаэродром в парке с оркестром из военной части за углом. Намытые на хвойный лес пляжи с бунгало и жиголо. Ранчо для дикого отстрела одомашненных кабанов и уток, опорожненных банок и бутылок. Монте-Карло со всеми своими Монако и не мечтало о таких территориях! Отгрызают у моря по метру в год, расширяя жизненное пространство, тратя на это биллионы. …А тут – необъятные просторы для развлечений после работы, только протянутую руку приложи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ох! Загремел район на весь социалистический лагерь! Пошло паломничество! Только успевай сортировать и штабелевать, в зависимости от степени набитости кошельков и важной мордатости лиц. Зазвенели банковские подвалы монетой, зашуршали банковские коридоры купюрами, засверкали банковские чердаки золотом так, что деньги торчали из окон! /Помещение банка не было готово к этому!/ Стало фактически невозможно въехать в район или проскочить транзитом, даже за высокую пошлину ментам. (Кто ж из этого района захочет полететь по такой глупости, как взятка!) Прописку здесь /паспортный стол закрыли специально/, не мечталось теперь получить ни киевлянину, от безнаказанности зарвавшемуся, ни ташкентцу бухарскому с кошельком, от жира лоснящемуся, ни москвичу, от чванства кургузому, ни бакинцу хитрозагорелопопому… Потому как местное население стало наделено здесь пособием несметным, хватавшим не на одну жизнь. И не нуждались земляки теперь ни в условиях существования, ни в средствах передвижения. Стал край раем! Наступил неразвитОй коммунизм! Дальше даже мечта не пускала! Только, немного погодя, появилась необходимость выпустить один декрет-запрет. «Здешним жителям не разрешается играть в казино!» Потому как, сколько бы гражданин района (районное гражданство ввели раньше) ни проиграл, социальные службы обязаны были погасить весь долг проигравшего и десятикратно возместить моральный ущерб его, как потерпевшего при проигрыше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и эта мысль закончилась и вознеслась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, трудно мыслить адекватно без должной и упорной тренировки. Надо всё время заниматься над собой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тренировка! Сегодня!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН наткнулся на то, что вспомнил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, не пойду. Утром бегал. Хватит на день тройки – четвёрки километров. А с другой стороны, причём здесь утро к вечеру? Связь только косвенная, и то – задним числом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утренняя пробежка с разминкой надают нужную энергетику новому дню. Но вечерний, напряжённый тренинг придаёт необходимые навыки, без которых не справиться и не подняться в жизни. Силу, волю, выносливость, терпение, сноровку, характер, скорость, ловкость…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как можно без выносливости выстоять четыре часа в очереди за водкой!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как, не проявив волю, выдержать в течение этих часов запах пота, одеколона и выпитого накануне спиртного от притёртых к тебе людей!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как, без виртуозной ловкости, в прыжке поймать одновременно несколько падающих с прилавка, бутылок!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как, не применив недюжинную силу, с двумя полными сетками над головой продраться к выходу!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как, не показав характер, не продать это всё на выходе, оптом, за двадорога!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какую нужно показать скорость, чтобы, увидев за сто метров автобус, сделать рывок с отягощением в руках, и успеть к нему!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как, не изловчившись в сноровке, вскочить уже на ходу в закрываемую дверь!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое необходимо терпение – простоять на одной ноге, больно зажатым дверями, до своей остановки!?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где, показав все качества вместе, выпав, сгруппировавшись в полёте, специально перевернувшись в воздухе, мягко приземлиться на спину, не разбив ни единой бутылки, к восторгу мающейся в невыносимом ожидании компании кунаков!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот для чего нужны нагрузки на тренировках до тремора и крепатуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сегодня, этим вечером, хотелось отдохнуть без нагрузок, как-то по-свински. Ничего не делая, покачаться в грязи и не обратить на это внимания. Сейчас и биллиардный кий казался тяжёлым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, шары погоняю в будни, – закусил ОН второй хрусталик новой сигаретой. – Эх! Хорошо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А где-то рикша везёт гейшу. Везёт же рикше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН ещё раз затянулся:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А где-то мачо лижет лечо. Печёт же лечо!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Облом! Лбом об лом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лааадно. Пойду-ка сегодня проиграю в картишки! Нет казино? Ну, и не надо! И без него есть куда пристроить народный, необузданный азарт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Трынька» – вот бесчисленные растраты заработанных немыслимыми способами денег! /Нормальными, мыслимыми способами заработать деньги в этой стране невозможно!/ Нет, было ещё и домино, и преферанс, и гандбол, и пляжные шашки, но – реже. Так как трынька быстрее гоняла «бабки» из стороны в сторону, стремительнее обогащала или садила в долговую яму. Поэтому нетерпеливое, в этом плане, население предпочитало эту игру другим, мудрёным и плавно протекающим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трынька гуляла безнаказанно во всех местах, где можно было раздать карты на сравнительно плоскую поверхность. Начиная с травы лесных полянок, сидушек рейсовых автобусов, полов школьных подвалов, стульев водокачек и припечков котельных, заканчивая ресторанами, больницами, сельсоветами и ментовскими кабинетами. Это не преследовалось с пониманием жизненных мудростей: народ отдыхает. Пусть! Главное – не в ущерб и без последствий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН знал много мест, куда можно было бы отправиться на игру, но сегодня выбрал кинотеатр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут отыскалась ФРАЗА:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Трынькайте деньги трыньками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не каркай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Храните деньги чулками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поржала ФРАЗА, зная, что этого не будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идти было не тяжело и не далеко. Весь город укладывался в одну ходку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Надо бы лампочку купить», – вспомнил ОН.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, ладно! Лампочка сегодня не горит! Куплю завтра.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не откладывай на завтра то, что не сделаешь никогда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот коньяк и сигареты – это необходимо немедленно. Как же в дороге без пироги!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По пути встретился пятнистый Саня. Это был брат Кучерявого, который из-за рубежа. У Сани была кожная болезнь и всё тело в пятнах. Жена, забрав ребёнка, ушла. С работы аккуратно «попросили», когда одна клиентка по-настоящему испугалась, и её откапывали из-под прилавка корвалолом. И Саня остался один-одинёшенек, как гол и сокол. Да ещё и без суточных, и без месячных. Лечился, чем только мог! Мочу ребёнка кипячёную, упаренную в семь раз, пил (было такое массовое течение в народе), у шепталок, гадалок, иглоукалывалок, узелкозавязывалок – разных «бабок» ошивался. И голодал неделями. И кровь пускал. И пиявок присасывал. И на концерты Кашпировского ездил. И в местную секту пару раз записывался. Помогло, как пингвину вьетнамки. Кучерявый выслал ему несколько упаковок таблеток из-за границы, потратившись прилично, даже по их меркам, и убеждал в эффективности препарата. Но Саня не доверял. Переводил инструкции у разных учителей английского, потом, сверяя, выискивал погрешности. Показывал эти коробочки в медицинском училище – единственном оплоте медицины в местечке. Приставал к санитарам в акушерском пункте. Спрашивал всех знакомых (а вдруг – слышали). Надоедал в аптеках. Заставлял прятаться знакомого гинеколога и два раза стойко высидел очередь к ветеринару. Но, не добившись внятного для себя, вразумительного, компетентного, обоснованного положительного ответа, так и не стал глотать иностранную «отраву». Вот до сих пор и исходил пятнами, как красный жираф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Такая встреча на пути, перед игрой, наверное, плохая примета?» – спросит вполголоса, закусив губу, спотыкнувшись, реалист пессимистный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Наоборот! Знак хороший! В древности встреча с прокажённым, сирым, блаженным и убогим сулила удачу!» – радостно и больно ударив сгорбившегося зануду по спине, заорёт альтруист оптимистный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Оптимисты, пессимисты. Ведь они не выискивают специально в происходящем негативное или позитивное, они сразу воспринимают так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ура! Сегодня пятница!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, а в понедельник опять на работу.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, так болит, болит и болит, сил неееет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуйся, что болит! Если болит – это сигнал, что надо немедленно провериться у врача! Организм посылает своевременный импульс. А значит, иннервация в порядке, рефлексы работают! Ты здоров, мой друг! – Хрясь по спине!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтра зарплата!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До следующей ещё ровно месяц. Ну, что ты опять по спине…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Нельзя себя так гробить. Сегодня спортзал, а завтра пьянка. Это расшатывание организма. То холод, то жара, то дождь – камень трескается. Не трогай мою спину!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, я слышу в твоём голосе нотку восклицания! Поздравляю! Я – в плечо!.. Какое «расшатывание»! Организм осваивается с нагрузками. Тяжело в спортзале, легко в пивной! Лёгкие привыкают к курению, печень – к водке, сердце – к сексу! Красота! А после этого кросс на «десятку», да банька, да прорубь! Раскалить докрасна, изувечить молотом и – в ледяную воду. И так – много раз! Вот секрет несокрушимости стали!/…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Распрощавшись с Саней, не брезгуя, за руку, ОН продолжил путь вниз. Зная наверняка, как этот чудный вечер закончится утром, ОН всё равно настырным кроликом мазохично двигался по кратчайшей прямой в пасть к алчному голодному удаву. А чем это будет завтра? Головной болью, безнадёжьем, скорей всего, долгом, страшным табачно-самогонным запахом от всей одежды и от всей дыхательно-пищеварительно-опорно-двигательной системы /такая вонючая, огнедышащая коала/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заведовал клубом дома культуры кино не кто иной (иного представить вообще не кстати), как Николай Николаевич, для своих – Мыкола Мыколаойович. Жадный до азарта, то есть жаден до денег своих и азартен до денег чужих. /Неоригинальная фигура / [122 - От него пошла поговорка: «Кто первый вслух о долге вспомнит, тот его прощает! Но кто первый о долге не вспомнит, тот отдаёт вдвойне!» Справедливо. (А кто эту поговорку растолкует, тому – бесплатный приз от радио «70000 и один FM»).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собирались прямо за кулисами. Хорошо, что утренние сеансы отменили ещё лет двадцать пять назад (в безмятежное время кино крутили с утра до вечера), а не то остаточные явления ночных бдений на сцене и вся эта закулисная возня вряд ли дала бы что-либо разглядеть на экране до обеда. Кучковались человек с десять. Иногда меньше, иногда больше – несколько ждущих или наблюдающих за игрой и следящих за пополнением, наливанием, разрезанием припасов на отдельно взятом столе с продуктами насыщения и употребления. Почему количество клубилось вокруг цифры десять? Это не магический ровный счёт десятичных чисел. Просто колода, без шестёрок, не позволяла раздать на одиннадцатого. За вход, свет, тепло, удобства, завклуб взимал пятишечку. Сюда входила первая бутылка самогонки, цыбулына, горбушка от буханки и шматок баночного сала [123 - Густо солёное сало закатывалось шматками (кусочками) в трёхлитровые банки на зиму и так хранилось в погребах до следующего поросячьего визга.Цыбулына – как большая луковица, только крупнее.Горбушка – как корка хлеба, только черствее.Самогонка – как самогон, только женственнее.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё это уходило за милую душу обеих щёк. Руки обтирались о полотенце какого-то транспаранта, а в транспарантах за сценой, слава кпсс, перебоев не наблюдалось. Дожёвывая, гомонясь, участники усаживались за квадратный, вытертый газетами стол и показывали наличные. Меньше стольника за стол не пускались. Из клубной кассы Мыкола, за проценты, менял мелкими деньгами крупные. Маленькие деньги (один рубль, три рубля) нужны были для отметки на кон минимальной доли участия в раздаче. Устанавливался «потолок». Если отмечались по одному рублю, то «потолок» повышения ставок составлял десятикратную сумму и был – десять, если отметка по трёшке – соответственно повышали, максимум, на тридцать рублей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это только непосвящённому покажется: «Тьфу, ты! Из-за десяток, двадцаток сидят ночами». Нет. Представим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН представил развитие событий уже сейчас, при походке на место закулисных баталий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все получают по три карты. Первый после сдающего говорит своё «слово». Ну, даёт, скажем, рубля три (заметим, в банке уже десятка). Второй, считая, что карта его не позволяет докладывать деньги, «падает». Третий, изучив свои картинки, повышает, то есть даёт три рубля предыдущего и свою пятёрочку. Четвёртый и пятый, предположим, пасуют. Шестой, на которого уже идёт восемь (три первого и пять третьего), ставит эти восемь и повышает «потолком» – десяткой, посылая на седьмого восемнадцать рублей. Седьмой, представим, не решается соперничать и «выпадает». Восьмой, видя свою, очень хорошую карту, ставит восемнадцать и десять выше. На девятого, таким Евпатом Коловратом, идут уже двадцать восемь денежных единиц страны. Припустим – девятый, а с ним и десятый, сыплются в колоду, как привязанные альпинисты в пропасть. И тут снова приходит очередь первого (круг). На него наступает разница между его трёшкой и двадцатью восьмью. Нависают двадцать пять, ни дать ни встать, а положь, вынь и сядь! Зная свою карту, так как долго её изучал – было время, но время не делает карту лучше, первый сбрасывает её, потому что вначале давал трёшку лишь для острастки [124 - «Острастка». Ну и слово «стрстк». Наверное, оно появилось, когда алфавит от Кирилла был в сыром виде, а алфавит от Мефодия был негласным.] – посмотреть, кто как дышит, может, многие выпадут, а с оставшимися можно будет поторговаться с просьбой «заварить». На третьего благополучно надвигаются двадцать восемь минус его восемь – двадцать рублей, нуль нуль копеек. Третий уверенно даёт эти двадцать и повышает ещё на десятку. Шестой, правильно предполагая, что понты уже не проходят, сваливает. На восьмого движется десятка выше и даёт десять и десять на третьего. Денежный ком катается по столу, обрастая купюрами. Остаются в игре только те, кто уверен в своей карте. Двадцать и десять, двадцать и десять. «И я – двадцать и десять». Наступает цейтнот. Чтобы такое не длилось до утра следующего вечера (у всех дома семьи), или чтобы кто-то не «задавил банком» остальных, имея больше всех денег, существует порядок – договорное правило. Согласно этому договору, «крутить» разрешено лишь три круга, а потом (хочешь – не хочешь, можешь – не можешь, любишь – не любишь) надо «вскрываться», то есть – открывать карты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, на банке сейчас, после подравнивания и перед открытием карт «у кого больше», ровно триста девяносто семь, а приблизительно – четыреста тугриков! Это вам не физтех, и не мехмат, и даже не сопромат, это – высшая начальная прилагательная арифметика. Все смотрят на переворачивание карты. Стук пульсов, зубов, коленок заглушает удары листового железа на крыше от сильного дождливого ветра. Ну! Сколько у кого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У третьего – тридцать одно. У седьмого – двадцать девять. У восьмого – тридцать одно. Свара! У двоих – по тридцать одному очку! Что может произойти дальше или что происходит? Двое, у кого одинаково, могут, поделив деньги поровну, закончить кон. Практически это возможно, но в десяти случаях из девяти банк разыгрывается. В розыгрыше участвуют эти двое и все, кто пожелает, даже не игравшие в предыдущей раздаче. Те, кто играл, должны положить на стол полбанка. Кто хочет «вмазаться» со стороны – целый банк. Кто-то кладёт сам, иные – вдвоём или втроём – вскладчину, на одну розданную карту. К примеру, вступило три человека, это шестьсот плюс четыреста, которые были. Ну, как вам сумма, товарищи! А казалось десять рублей потолок – фигня. Во времена парадов, постулатов и поскриптумов, когда на одну копейку можно купить спички, карандаш, пачку соли, стакан газировки, а на всю зарплату едва ли перебьёшься до следующей, чтобы не занимать. В это самое время сумма в одну тысячу рублей наводит трепет и возводится в символ поклонения и мечтания. Как же! Целая не потраченная годовая заработная плата, без подоходного налога, одновременно, в одном месте, и её можно потрогать руками, пересчитать и даже… даже сейчас положить в кошелёк, если поместится! Тысяча рублей – это будет поболее, чем злая шутка! И сейчас она «шутится» между пятерыми несчастными. Кто заберёт? А, может быть, снова свара? Растягивание смерти для участников и щекотание интереса зрительских переживаний у наблюдателей. Сколько у кого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как считают очки? Во всех посёлках и полустанках, деревнях и сёлах, городах и городищах, станциях, станицах и столицах – свой подсчёт, свои нюансы, свои изгибы, но суть остаётся прежней. У кого-то всегда будет меньше, у кого-то обязательно больше, а у кого-то непременно – поровну, как сейчас. Что вообще такое «двадцать девять», «тридцать одно»…? Каждая карта несёт в себе не просто невинный рисуночек: циферку, мордочку, фигурку и всякие там крестики, сердечки, кувыркнутые квадратики, свёколки и «тю-ты, фу-ты». Колода смешна, весела и наивна своими изобразительными этюдиками, когда спит за стеклом в продажном киоске, когда мнётся ребёнком или когда удивляет «фокусами» скучную компанию плацкарты:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже ль ты дремлешь, друг безвестный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запомни карту, лох прелестный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснись, красавица, смотри!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, только стоит раздать карту на игру, тут же эта сволочь преображается и становится:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;верой-иконой-экстазом;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;надеждой-спасением-счастьем;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;любовью-ангелом-песней;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;видением-паранойей-манией;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ненавистью-роком-смертью!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карту не выбирают. Она сама приходит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/За исключением, когда колоду «заряжают» доморощенные – всякие Закупяны. Кстати, есть такой город Днепропетровск. Когда-то, во времена великого предолимпиадья, съехались туда отсидеться (их попросили), от греха столиц подальше, шпилёры (профессиональные картёжники). А тут бери, появись им Закупян, который как раз халтурил фокусами по стране Периферия. Видать, квартира прохудилась, жена похудала или до миллиона двух рублей не хватило – не суть. Но этот мастер дурильных искусств на картах сел «случайно» за большой стол, будучи уверенным, что всё ведает в шулерских забавах. Сел-то он сел, а вот вставать было сложнее. Пришёл себя показать, а получилось – других посмотрел. Шпилевые так развели Закупяшу, что тот год потом концертил с протянутой чалмой по городам и весям, дабы отдать все цяцьки-мацяцьки, которые проиграл за один присест…/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какая же карта сколько очков несёт в себе, сама по себе, и сколько – вместе с другими?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считать легко. Семь – это семь, восемь – восемь, девять – девять. Десять, валет, дама, король – десять. Туз – одиннадцать. (Любой, то есть и красненький, и чёрненький). Если легли две карты одной масти, они плюсуются, например: семь плюс восемь – пятнадцать… Наибольшая сумма из двух карт по масти – двадцать одно (туз плюс что-нибудь из десяти). Выше следуют два туза. После них выступает масть из трёх карт. Минимальный набор – двадцать четыре (семь плюс восемь, плюс девять). Бывает, бывает, ещё как бывает! Дальше – выше – обычно. Наибольшая сумма из трёх карт одной масти – тридцать одно. Но это ещё не всё. Ещё бОльшую радость приносят пришедшие три карты одного достоинства (три девятки, три дамы…). Они выше любой масти. Три короля – мечта. Однако ещё выше них – три семёрки (как самые младшие). Когда эта лузга-мелюзга собирается в кучу, то представляет собой угрозу. Втроём вместе семерюги становятся такими западлистыми, что и королям на них управы нет! Над всеми правят три туза. Три туза приходят нередко, но почти всегда, когда у других на руках не игровая карта. «Везунчик» частенько забирает на три туза только отметку – мелочь. Собирает сброшенные в колоду карты и тасует для новой раздачи. Потом обычно ругается сочно, вскакивает к столу с выпивкой, хряпает, не закусывая, и возвращается к картам, до сих пор не включившись от досады…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Об этом обо всём думалось во время прогулки к центру событий предстоящей ночи, и ОН, строя в голове хрупкие оправдательные карточные домики укрытия, в действительности-то выгораживал себя перед собой за то, что собирался так отвратительно и невыгодно продать ночь жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Лунушка долькой лимонной плюхнулась в байковый кисель ночи и забрызгала пушистую чёрную безупречность светящимися капельками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришагав к месту, где горнили сбор, ОН обошёл здание. Со светлого входа не заходили. Там было оживлюдно, потому что освещено. Задом же клуб упирался в большой тёмный садопарк. Тут было бесчеловечно, и именно отсюда осуществлялось проникновение на явочную квартиру. ОН торкнул ворота. Потом подобрал кирпич и саданул несколько раз в более звонкое место. «Отопри-и-и-и!» Не даёт отпора!.. Ворота были широты, вышиты, долготы и огромноты такой, что перекрывали весь вид здания с торца и немного с боков. Мало того, эти «держиморды», срубленные из брусов без всяких вкусов, покрытые сверху листовой бронёй, весили столько тяжестей вместе, сколько угля выдаёт нагора шахта имени Марата Казея за смену. От каких небелунгов, викингов, хазар, варягов, половцев, печенегов и других бандерлогов планировалось оборонять районную культуру в свете последней пятилетки – неизвестно. Может, от внутренних врагов? Через эти ворота завозили реквизит, музыкальную, осветительную аппаратуру, декорации, костюмы и все остальные атрибуты представлений. Открытие «шлюзов» всегда начиналось за час – два до прибытия гастролёров, чтобы успеть. Камаз, не глядя в зеркало заднего обзора, заезжал на полной скорости спиной и вся негабаритная фура свободно влетала в казематы, не задевая и половину воздуха пустого пространства, заблаговременно отворённого бригадой местных наёмников. С разных боков кузова могли ещё проскочить два броненосца с четой Потёмкиных, а сверху свободно зависало целых пол вертолёта гражданской авиации, с капсулой спасённых космонавтов на борту. Так что раздвинуть эти ворота вручную получалось с большим трудом, крепостным и подневольным. Поэтому сейчас ОН терпеливо ждал, когда изнутри будет приложена сила для создания щёлочки протискивания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через «около секунд тридцать две» после начала кряхтения с той стороны створка сдвинулась и показала сомнительную возможность просочиться в кулуары засценья. Измазав о дерево, железо, толстую резину живот, плечо и заднюю часть одежды, со звуком: «Ииидииииооотиизм, чьььтоо нельзяяя как людиии, Николааичч… шпок!!!» ОН проник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, как твой чёрный ход оскверняет одежду! Ты задолбал! Зашёл с тыла, а как будто с фронта вернулся! Пойди, открой клуб спереди, и я войду, как человек! – наехал ОН на Мыколаича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты ж уже зашёл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только это тебя и спасает, перестраховщик Зуев!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не Зуев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот я и говорю, все прекрасно понимают, чей ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все ржали и жестоко обогащали слово «Зуев».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мыкола Мыколаич лыбился, не обижаясь, предвкушая куш. Всё остальное его не задевало, тем более что задевали Мыколаича всегда. Но завклуб «обтекал», а не «впитывал». Сегодня состав был хорош! Денежка наклёвывалась прилично не хилая. Приоритеты были расставлены и мелочи с высокой цели не сбивали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оттеревшись кое-как, на мокрую руку, ОН поприветствовал всех и протянул тяжело звенящий кулёк:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На, поставь на стол коньячок. А то от того чемергеса, что добрый Мыкола Мыколаич нам спаивает, карты не разглядишь и ощущения, как последствия Чернобыля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Конина! Разливай. Та найди хоть стаканы не треснутые и не надкусанные. Мыкола! Что это за приём! Никакой культуры у тебя в этом доме культуры. Ну, стартуем! Будьмо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у меня как раз под коньяк и сладкое имеется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нарисовался опять завклуб с тремя половинками зелёного яблока. /Тот самосад, что за клубом, иногда плодил, но никогда не дозревал/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, Мыкола! Видать, ты точно от всей сердцевины душевной решил нас отравить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хы, хы, хы. Я ж для вас! Не для себя старался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять подхалимно подставил вторую щёку этот сеятель вечного, главного. Этот миссионер, несущий высокое. Этот культуровед, культивирующий культ культуры в умах провинциального повального большинства родины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй! Эй! Кто там третий раз подряд за раз? Оставьте коньяк! Кусайте зелепугу и гэй к столу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как садимся? Разыграем места или кто куда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расселись, скребя стульями пол. Пошатали стол, подложили под ножки, разложились деньгами и «кинули» на раздающего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закурив штук восемь сигарет, клуб начал свою работу. Это было и первое, и последнее прикуривание одновременно. Загоревшиеся сейчас сигареты уже не тухли до утра. У одного, у второго, разом у всех, по очереди, одна – от другой, третья – от прежней. Забывались в пепельницах, дотлевали на краях стола, оставляя в конце коричневую цяточку, падали на пол. Дым не висел, не стоял, не ходил. Дым лежал, плотно придавив пространство и время. В этом безвоздушном воздухе безраздельно правил сейчас Всадник Без Головы – Его Безумствие Азарт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну-ка, расскажи нам, негодник-угодник, о том, что ты не поддаёшься азарту, и приведи из своей жизни примеры твоей правоты, типа «Человек властен над собой…». Даже когда ты доказываешь, что силён «быть равнодушным» к страстям – это уже азарт! Если ты презираешь заведённость до самоотречённости, до умопомрачённости, то твоё стоическое «тьфу!» – это и есть азарт! Если ты – «непоколебимая бетонная стена», то «устоять» – это твой азарт! /Заметьте, как страстно иногда кто-то отрицает свою приверженность к страстям/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легко судить о «чём-то», не вникая в это «что-то». Легко никогда не курившему судить о том, как бросить курить… Можно вышагивать в стороне с растопыренными крылами, нахохленной гривой и щёлкающим зёбом, эдаким гоголем, не прикасаясь к моголю. А ты приближзсься! [125 - «жсьс» – для учительницы. Пусть голову поломает, какую букву перечеркнуть красным.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты замочи утиную лапку в сиропе – сразу станешь карамелькой! Тебя растиражируют, завернут в фантики и отправят на съедение. Тот, кто презирает, отвергает, не пробуя – трус. Тот – боится своей трусости. Тот дрейфит, попробовав однажды, занырнуть в это (грешное ли, праведное ли, но влекущее) с головой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окунись во что-то! Заразись чем-нибудь! Да хоть – гонореей. И то, жизнь станет разнообразней!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антон Павлович любил Лазурное побережье. Эта грустность Французской Ривьеры отпечаталась в поэтической прозе Чехова. Поплавывая на лодочке в Антибах, подпитываясь музой пейзажей Канн, Нис (Ницца) [126 - Почему русские названия широкоизвестных миру мест отличаются от историческипринятых? Привычка? Небрежно обзывать любое другое по-своему, не обращая внимания на всеобщее мнение. Рома – Рим? Нис – Ницца? Атина – Афины? Мексико – Мехико? Милано и только Милано – почему Милан? А французам на их столицу сзади такую(!) «же» прицепили – срамота! («Подшутили» над Наполеоном в 812-том! Назло врагу, подсунув французику одни головешки от Москвы: «Это ж, тебе ж, не Пари ж!» И поныне Пари с приставкой из «ж» в хвосте конфузится на радость языков русских).] грустного курорта (грустнее, наверное, только пионерский лагерь зимой), вдыхая концентрированные ароматы цветущего Грасса, Антон Павлович долго принципиально не посещал великое казино, отзываясь об этой забаве с презрением, как о пороке, перед которым можно устоять, не нагибаясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды наш писатель… А чей же ещё? (Если он долгую сознательную жизнь находился в Европе, не делает его меньше нашим). /Пешков тоже предпочитал сочинять своих русских буревестников под горькую со стороны Капри. Видно и правда – всё издалека отчётливей и патриотичней! Да и творить спокойней/ [127 - Предаваться ностальгие желательно подальше от каждых нижних новгородов, всякой средней полосы и разного верхнего поволжья! Планировать свержение царя лучше в Цюрихе, а опаздывать на революцию гламурней не иначе, как из Финляндии.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, и вот. Однажды Антон Павлович посетил всё-таки казино Монте-Карло. Может, дверь перепутал (казино и оперный театр находятся не только в одном здании, но даже входы в зрительный и игральный залы пролегают из одного фойе: «мальчики налево, девочки направо») – не известно, но посетил и на всю свою первую ночь здесь же и завис. Утром некая губерния России уже получала просительно-требовательную телеграмму выслать энную сумму в счёт будущих гонораров…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шаляпин там прямо, не переодеваясь, выходя из оперы, так Мефистофелем и загонял всех крупье под стол. Проигрывая просто несметные деньги, тут же пел, собирая фишки с восторженных почитателей, и снова ставил всё на кон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да что там Великие! Простые смертные, не зная о своих скрытых азартах, пробуя поиграть, срывают головы. ОН вспомнил, как на очередной крупной гулянке торжественным вечером их подруги попросили показать карточную игру на деньги, – просто разговор зашёл. Ну, хлопцы и просветили… на свою голову! Надо ж было так опрометчиво додуматься! Что потом началось! Женский пол не могли оторвать от карт и кошельков, и те клуши даже не взглянули, когда весь обширный мужской состав, толкаясь в дверях и гогоча, отправился на улицу гулять один…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Азарт нужен всем! Познайте себя в азарте к чему-то. Всё равно – к чему. Познаете, откажетесь потом от себя прежнего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Игра закрутила и понесла. Понесла над тихо перекрикивающимся вечером, над разогретым ужином в велюровых тапочках, над угадыванием правильных лёгких слов у «Поля чудес», над кухонными: «Посмотри на себя!», туалетными: «Ой! Как мне плохо!», дружескими застольными: «Пошли, выйдем!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понесла, как метла Маргариту. Над больницей-богадельней, столовой-трактиром, вокзалом-ночлежкой, интернатом-приютом, зоопарком-зверинцем. Понесла над всем этим цирком-балаганом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игра круговоротом взбалтывала тину в самом затхлом месте стоячего течения и, не сходя с места, торопила жить. Торопь всегда присуща игранию. «Этот кон зачеркну, начну сначала, тот не считается! Сейчас – с новой строки, с нуля! Ну, вот она карта, ещё не выдутая! «Выдувать» – медленно, одну над другой, вытягивать карты из-за первой. Например, краешек показывает, что вторая там тоже чёрная, оставляешь и тянешь третью… есть! Опять чёрная. Дальше смотреть, убивая впечатление, не хочется, и ты отвечаешь на любую ставку, а потом сидишь, как на стекловате – и мягко, и колется. Частично видимая тобой карта несёт облик загадочности, надежды и уверенности. Не посмотренная, она держит в себе спокойствие и аккуратность силы. «Дам-ка я, не глядя», – думает каждый. Не хочется портить впечатление от желания, которое греет руки и сердце. А если при этом ещё и первый туз! То «не можно глаз отвесть»! Прям, лелеяние и воздыхание какое-то! Деньги в банк сыплются без тормоза, – до определённого момента, конечно. Когда уже чувствуется – кто-то сидит уверенно, как на самоходной гаубице, и сдаваться не собирается. Тогда, чтобы не палить деньги, приходится глянуть: привёл ли туз за собой свиту или пришёл голый. Когда приходит сознание того, что туз один, как гога без магоги, никто не взрывается, разве только громко матюгается, но при этом бережно, словно дитя в колыбельку, целуя, укладывает туза в колоду. Обидеть карту – себя не уважать! Карта выбирает к кому прийти.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кому как положено, тому так и л жет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мыкола Завклубович (как его только не дразнили прямо в лицо), стасовал, кося плечами на подбородок, мурлыча опущенными глазами и трясясь пяткой об пол, как таранькой об газету, как выкуренной трубкой об пенёк, как заяц, выбивающий морковью по барабану азбуку Зорге. Если раздавал Мыкола то, само собой, взял предыдущий кон, значит – выиграл, значит – денег у него прибавилось, значит – он мог гыгыкать и не совсем было ему важно всё остальное, варварски творящееся в клубе. Хотя, контроль над не разрушением до основанья, а затем возведением не без основания, держали и соблюдали, но очень иногда имело место тяжёлое ранение лёгкой мебели, срывание всех личин– покрывал-лозунгов и добавление отверстий в сложно-белом, натянутом киноэкране с дырочками. Завклуб Мыколаич делал замечания, когда выигрывал, и сильно ругал, когда – наоборот. Но обращение внимания было на это как-тообразное. Всё шло чин чередом. Уже давно сразу закончилось коньячно-десертное. Пошло остальное, привезённое только что, вонючее крепкое – более привычное. Игра наматывалась постепенно на важную фазу. Где-то с двух до четырёх ночи происходили основные умные события, какие вообще могут иметь место в этой, «не сильно умной», забаве. Зав Клубович взял, почему-то, очередную свару рублей на двести и, похрякивая от удовольствия, складывал колоду. Витька Мурка, нахохлившись (он только что спустил приличную сумму), рассматривал свои карты. Но не как все, а наоборот – сощурившись, втупливался на тыльную сторону, на «рубашку». Ну, все воспринимали это спокойно, с пониманием. Человек только что проиграл, с каждым может случиться. Минутная дезориентация, дезинтеграция и дезорганизация. Никто не вмешивался. Все прохаживались, выпивали, прыгали со сцены в зал и – назад, хрустели суставами, выискивали нормальный ещё кусманчик сала, шоб загрызть. В общем, терпеливо, без замечаний [128 - Насчёт такта, интеллигентности. «Интеллигенция» самых больших и самых разных столиц, самых высоких и самых средних рангов частенько оказывается таким быдлом! Простые люди, без «образования» и «положения», нередко удивляют своей интеллигентностью. Это – в крови воспитания!] ждали, когда Мурка отдаст свои три карты в колоду, дабы можно было продолжить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Мурка всё же доглядел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ах, ты, ссукин сват!!!» Этот вопль взорвал всю акустику театра. У некоторых выпали рюмки, у кого-то из руки за воротник упала сигарета, а летучие мыши в радиусе километра – двух встрепенулись и немного полетали. Пока все приходили в себя, Мурка уже долго бил завклуба. Витьку разняли, Мыколу подняли и стали допытываться. Потом рассмотрели. Карты были краплёными. Сзади на общем рисунке была добавлена определённая точка, в зависимости от масти. Мыколаичу сильно добавили, но недолго. Всем хотелось продолжать игру. Под общий тост: «За то, чтоб знал!», Клуб Завовыч выкладывал все свои наличные на стол, утирая не горькие, а солёные слёзы. И всхлипывал, больше от обиды, что мало спрятал, чем от боли. Теперь всё нечестно найденное пришлось покласть на общее растерзание. Деньги, вытрушенные из всего Мыколы Мыколаича, разыгрывались по-честному, между всеми. Даже принимали участие те, кто вылетел и сейчас гулял сам по себе, просто так. Невероятно, но дали шанс и нехорошему, алчному человеку, опозорившему в своём лице всю интеллигенцию района перед глазами рабочих, крестьян и безработицы города! По-христиански поступив (прости, Господи!), пустили директора культуры, со слезами, и в эту свару. (Мол, покарали, и хватит!) Колоду заменили. …Пятьсот, почти больше, рублей выиграл завклуб. Улыбающегося Мыколу, похлопывая под зад обувью, провожали в туалет. Куда он запросился и из которого долго не выходил. Может, чуть-чуть обкакался, может, уже наученный, перепрятывал купюры из носков и трусов под стельки, может, пудрил носик, запёкшийся кровью и немного свёрнутый на бочок? А скорей всего – всё сразу. Но никто не серчал. Все обсуждали тему, закуривая и запивая случившееся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, надо ж Мыкола! Как дерьма объелся! (Так говорят в карточной игре про того, кому сегодня раз за разом везёт).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Появился умытый виновник и, ещё не проигравшие остатки, вернулись на стулки своя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пшик с Казбеком играли на пару. Это значит – скидывались перед игрой, а в конце делили проигрыш поровну. Играть вместе иногда выгодно – шанс увеличивается, а иногда и плохо, если партнёр такой же везучий, как ты, да ещё нет взаимопонимания. Для синхронных действий у каждой пары существуют свои знаки – маяки, обозначения, тайные «миги», жесты, так сказать, определённые: «моргунчик два гуся», чтобы показывать экая карта пришла и, в зависимости от этого, как должен вести себя партнёр. Закатывание глаз к потолку, почёсывание ноги почти над столом, закладывание ладоней за голову, держание карт в руках или аккуратное лежание их рядом с деньгами, а то и со стуком швыряние об стол с излишне показным разочарованием – напускным негодованием. Все эти замаячивания скрытны и серьёзны лишь по началу, а потом приобретают комичность, фарс и нелепость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько «глаз» пришло? Нужно было изощряться в остроумии, находчивости и артистизме, чтобы объяснить напарнику, «не показав» другим. В ход шли и напевы, и стихи, и бормотания со вставками, понятными только для партнёра (а, значит, по секрету и для всех, делающих вид и принимающих роль тють-матють, используя информацию для своей игры). Например, хотелось дать понять количество пришедших очков. Происходило, без утрирования, приблизительно следующее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А не пойти ли мне граммов эдак двадцать семь не накатить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтра день выдастся непомерно жарким для марта, обещали градусов тридцать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, завклуб! Какой коллектив музыкальный приезжает к нам выступать в ближайшее двадцать одно первое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Через три года в феврале будет двадцать девять дней, год будет високосный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или вдруг «стишок»: На прогулке утром рано повстречались два быка. (Два туза)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вот и сейчас думаю, всё-таки эти двадцать восемь бакинских комиссаров расстрелялись несправедливо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто слышал? Новый Год так и будет тридцать первого? Не перенесли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или песня: Все подруужки по троойкаам, в тишине собралиися /у меня/. Только я в этот веечеер засиделась с тобоой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было понятно, что сюда пришли три дамы и партнёр требует от напарника не выпадать, несмотря на свою плохую карту, а накручивать банк, повышая ставки, тем самым увеличивая сумму предполагаемого выигрыша. Иногда партнёр, уже в дюпель заиндевевший, не вкуривал нифига, тогда кто-нибудь из противников, или все вместе, объясняли этому лохмоту, что именно поётся в этой песне и какой смысл пытается донести до него напарник, привстав одной ногой на стол, а глазами касаясь носа недотёпы… Бывало, союзники так изощрялись в оригинальности своих придумываний, что сбивали партнёра. С того и так не было толку, а тут, сбитый с толку, бедный, вообще выкатывая оставшиеся мозги наружу через глазные яблоки, он пытался сообразить ужимки обезьяны, с которой играет на «одну руку», и собрать все намёки в ясную поляну действий. Часто хрупкий мосточек между партнёрами сыпался от слишком хитросплетённой паутины паролей. Ладно, если вместе по ошибке выпали в колоду с хорошей картой и не забрали пару червонцев. Неприглядно, но ладно. А представим, оба сыпали деньги в банк без остатка, надеясь на карту другого, да просчитались на коварную радость третьего стервятника-мессершмита, обогатившегося за счёт не слётанности этой пары. Тогда – намного хуже. Подъём и с обвинениями в адрес друг друга – в люлю спатки… Сейчас Казбек тщетно показывал Пшику, чтобы тот падал. Но Юрка упёрся и уже почти кричал: «А я даю десять и десять сверху!» – «Все выпали, идиот! Остались я и ты. Понял?» – «Понял, но у меня больше, понял?» – «Молодец! Иди, возьми конфетку!» – «Нету там конфет, только сало без хлеба». – «Тогда бери курятину, хочешь ватрушку?» /Бери закуривай, хочешь «Ватру»?/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непонимание подкатывало к своему апогею. Время переходило в мёртвую точку глухоты и отчуждённости. С четырёх тридцати до пяти тридцати утра – провалы. Бывало, что, играя планомерно, умно, не боясь рискнуть, но и не вступая в неоправданность, человек вдруг в этот интервал времени терял свой лик и становился лёгкой добычей. Всё накрапанное (копеечка к копеечке) за упорные часы состояние сейчас бездарно «псссссс» – в канализацию. Два раза «прогнал фандера», то есть сблефовал или блефанул /короче, «гнать фандера» – блефовать/ и превратился из уважаемого, уверенного в себе бойца в ноющего, жалкосмотрящего, просящего в долг поверженного пленного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четыре тридцать – 5.30 АМ. Утро выныривает из ночи и не понимает, где оно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странный промежуток времени. Час – вакуум. Час – инфаркт. Час – начало войны. Час – выноси со сторожем. Час расплоха. Час тумана. Это период, когда соображения-движения в стадии торможения. Ощущения полностью покрыты хлопьями тягучей ватной пелены. Слышимость – по губам; разговор – по глазам; видимость – по рукам; звон – по ушам; язык – по зубам; память – по нулям. Пол шестого обычно кто ещё в игре встряхивается, наливает хорошую дозу бухла и на последнем, втором дыхании доводит состояние до фурора или фиаско. На нуле не уходит никто. Либо – в минусах глубоких (занимают в надежде отыграться «завтра отдам»), либо – в прибылях, с настроением напоить всех завтраком. Потому никто и не уходит, ждут утреннего богатого сабантуя. Кроме Николай Николаича. Тот, при любом порядке кошелька, не сгорает от нетерпения хоть чуть-чуть стереть перед проигравшими радостную гримасу и сгладить косвенную вину выпивкой за свой счёт, под одобрительное отношение остальных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и сейчас остальные канючили:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мыкола давай грощи на смагу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та вы що! Я нэ дуже багато й выграв, – плавно сбегал завклуб от нежелательной растраты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри! Не ругай сук, на котором пригодится, свинья под дубом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блеснул кто-то всей культурной русской литературой, которую знал про Николаевича.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та нет! Расходитесь! Уже рано! Опять соседи скажут, что я с первыми петухами встал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты бы лучше с последними тёлками лёг, урод!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расслабились проигравшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставив дальнейшие разборки другим, ОН вылепётывал из дома культуры, припадая на ногу от долгого сидения на одном месте сверху жёсткого стула. Рядом задумчиво выходил школьный учитель:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай сигарету, есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У-у.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жаль. Надо пострелять бычки по пепельницам. /Пепельницами называются каменные урны в виде рюмок/. Хорошо, что отечественные сигареты, без сильного втягивания или вдувания, не тлели до конца сами! Это давало возможность одну и ту же сигарету начинать курить не один раз и нескольким людям. Благо, спичек в коробке было много.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учитель рыскал под ногами и, за какими-то бордюрами, надыбал пару штук с фильтром и одну без фильтра, но с помадой. Те, что с фильтром, были приятней на вид. Но в том, что «Прима», было больше затяжек. А если кончик зажать между двумя спичками, то вообще выходило три – четыре тяги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слышишь, педагог, не гони! А то я в гороно позвоню! (Гороно – это как районо, только городское).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН сипел, стоя на карачках от смеха, посреди газончика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Щас раздобудем где-тоО! О! Подожди! О! У меня бабки остались! Всё утро за… за… занимал у всех, а… а… а у… а у самого в… в… в заднем кармане – свои! Оооой, не могу-у!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь издыхал хрипотой, вытирая слёзы, учитель:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С деньгами после трыньки! А зачем ты вообще туда ходил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только теперь прицепилась мысль-насмешка. За ночь ушли, кроме денег: коньяк – три бутылки, сигареты недешёвые – четыре пачки, здоровье – не посчитать… Пришли: сознание нечистоплотности, шепелявение, тугодумие, головная боль, беспричинная смешливость и нарушение координации. Повеселился! Ну, хоть не всё протрынькал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За животы держались оба, нарушая звонкую тишину ранней субботы. Так, согнутые вполовину, дошли до какого-то дома, где жил ученик из школы учителя, и с родителями того ученика педагог был знаком более близко, чем с жителями других ближайших домов. Учитель зашёл в подъезд, а потом вышел из подъезда. При нём было две бутылки шампанского и две пачки сигарет, не считая жмени каких-то карамелек в липких бумажках, побитых временем и молочными зубами. («Конфеты», наверное, дали в подарок, бесплатно).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, не водку же брать! Всё ж таки, классный руководитель!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переопережая поднятые брови и предвосхищая любой вопрос, если тот возникнет, сразу быстро проговорил работник просвещения, а уж потом сладостно затянулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Теперь снова, с настроением, как и было, только – с шампанским!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В седьмом часу субботней росы, в садке с теми же молодильными яблочками, на мокрой травке с муравьями, раскинулись двое странных, не по месту объектов [129 - Нет, не субъектов! «Субъект» – это тот, кто сомнительный и – по подворотням.] в галстуках, с видом на интеллигенцию и на восходящее тёплое солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они громко чокались большими бутылками с пеной и безостановочно, не совсем естественно смеялись…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Замученный ночью, расстрелянный солнцем, похороненный одеялами, ОН пытался спать, но зажмуренные глаза никак не могли задремать сильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сейчас быстрей засну, чем не засну, – думал ОН, уже час больно глядя в подушку через закрытые веки. – Не засну, скорее…» А тут и кошка, как назло, в соседней квартире оглушительно топала по креслу, и при каждом её топе, казалось, сера из ушей сыпется. Да ещё где-то недалеко в кухне таракан плыл на спине и, пытаясь перевернуться, громко царапал пол. Жаль, что всю дневную дозу выспал позавчерашней ночью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако сон крутился где-то рядом, наскакивая, дёргаясь, отпрыгивая, выглядывая из-под сознания, срываясь, и снова цеплялся за брызги предыдущих видений. И всё равно то, что без позволения пыталось присниться, не лезло ни к пони в попону, ни в барсетку с виньеткой, ни в пух, ни в прах, ни в аут – ни в ворота, ни в сени – ни в сани, ни в седло – ни в красную армию. Снилось – на молекулярном уровне, не создавая конфигураций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попробовать заснуться. Мысли странные. Интересно! А ты точно уверен, что спишь во сне? А ты кто? Значит, во сне. Давай, пока спим, отморочимся по-полному. Не останавливайся в своей свежести. Не успокаивайся, дыша. Успокоение: «Всё образуется!» сродни пожеланию: «Моря да прольются!». Всё хорошо не сейчас, а только когда само будет. В остальном – тускло, как в первом ряду перед началом. Мучайся, но не мытарься! Продолжение следует, пройдёт и останется прологом. Просто, так всегда. Утром поднесёшь портфель однокласснице, днём позвонишь детям, а в сумерках, понимая, что всё больше людей младше тебя, забудешь в самолёте, сколько лет ты здесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не уродуй, орудуя, и не юродствуй, злорадствуя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Провинился много раз, повинись столько же, но не впустую!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы мокря бы не муравилась, то и декабрём хватило б заапрелиться. Сам порезонься! Хотелось оклематься, да климат съеживает и остывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты со мной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с тобой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты это кому?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Застучим стол или оставим крышку без ножки? А дно не разобьём? Можно. Только зачем? Скоро мозги загрузнут, загнутся и опрокинутся в бокал, надбив горлышко. А – нежелательно. Не оглядывайся! Если кто-то подслушает, то умрёт без приступа. Все на приступ! На приступ ярости, бешенства, ненависти. Нет, ненависть – это хроническое с рецидивами. И своя, и чужая ненависть уничтожает. Но, бывает, ненависть даёт силы тому, кого ненавидят. Чья-то ненависть дует ветром в поникшие паруса, удерживает на поверхности там, где засасывает, заправляет топливом, заряжает батареи, нагнетает кислород в лёгкие. Ненависть к тебе поднимает над землёй, над всеми, желающими зла, вопреки притягиванию и притяжению. Встряхивает от спячки. Поненавидь себя сам! Равнодушие к себе и к тебе – смерть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты классный! Ты лучший! Но не в твоей возможности себя проявить? Ложь! Проявляйся каждый Божий день! Тебе не нужна сцена, чтобы проявиться, тебе не нужно лететь в небо, чтобы проявиться, тебе не нужно совершать подвиг, чтобы проявиться, тебе не нужно всех победить, чтобы проявиться, и что ты ещё себе мечтаешь? Общайся без понтов, не прячь свои умения. Относись к людям хорошо, бережно, весело, но серьёзно. И тогда не будет к тебе равнодушия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Равнодушие душит! Ты – талант без почитателей, ты – болид без трассы, ты – секс символ без поклонниц, ты – первопроходец и покоритель без пройденного и открытого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не мельтешись! Никому нет дела – обращать на тебя внимание. Ты нолик с кучей, к тебе равнодуший. Будь чем-то! Если уж ноль, то – «Zero» на рулеточной раскрутке.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Падай, но, упав, прорастай!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А лучше – будь со знаком. Положительное и отрицательное – относительны. Неприятие плохого – тоже отрицание. А положительность? Положиться на всех, положиться на другого… Результат один. Ты после этого, обычно, в дурном положении. Положись, положительно, только на себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты согласен?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто, я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А к кому я сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это всё ученье нравов, а я хочу спать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так спи. Кто тебе мешает? Увечье нравов, видите ли……..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше сон стал немного упорядочиваться, превращаясь в броуновскую фантазию. Не приятное такое фантазёрство, созданное тобой себе в угоду и в утеху, а именно непридуманная свободная фантазия, без которой не существует ничего в этой жизни, и в других жизнях, и после жизней, и – всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фантазия – не глупость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только фантазия отделяет жизнь от простого пережития прожитого. Все наши самые высокие понятия и заповеди, слова-боги: Вера, Надежда, Любовь. Все они без фантазии – всего лишь бездуховный штамп, принятый за аксиому машинально, бессмысленно. Аксиому, произносящуюся как пошлое, разумеющееся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забери у Надежды фантазию – и нет Надежды!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фантазия делает Надежду стойкой и терпеливой. Фантазия замазывает раны, возносит в краткое ощущение правоты и сладкое забытьё. После которого – снова боль. Но фантазия сильна. Её не отнимешь и не оттолкнёшь. Она снова приходит, доставляя восторг и придавая силу. Надежда пытается раскрепоститься, но, вздрагивая от сфантазированных шорохов и силуэтов, не даёт себе полностью расслабиться и сгорает от несбыточности. Но фантазия снова тушит ожоги и зализывает слёзы. Если вдруг редко, почти никогда, Надежда получает шанс выстраданной реальности, то очень скоро недоумённо понимает, что всё, из-за чего стоило быть стойкой – всего лишь пустая оболочка глазури, дымка, мираж, пенка! Шаткий муляж, неловко скрывающий собой приземлённость. А ведь думала – летать! И становится ещё больнее от прозрения. Хочется вырваться от всего и вернуться назад к фантазии, с которой Надежда прокоротала свой век и с ней – единственной – познала счастье. Нет фантазии – надеяться не на что!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забери у Веры фантазию, и – нет Веры!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фантазия – источник. Фантазия рождает Веру, Вера своей фантазией создаёт божество (не наоборот). И если то, во что веруют, требует подпитки Верою, то сама Вера пьёт жизнь из фантазии. Объект чьей-то Веры всегда обитает в недостижимых высотах, вознесённый фантазией. И, если Надежда иногда может встретиться с реалиями своей фантазии, то Вере суждено только верить, не получая ничего взамен. Веру не сломить! Отобрать у неё сокровенное невозможно. Вера только один раз, и – навсегда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забери у Любови фантазию, и – нет Любови!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любовь – жжение. Любовь – истомное изныние между внутренностями и кожей. Причём тут сердце(!), когда низ живота прыгает к груди откуда-то от пальцев ног. Секс – это приклеенность, которую часто мешают с любовью. Но нет идеального клея. Всё отрывается. Любовь – нет! Она кровит Верой, Надеждой и фантазией. Любовь даже через тыщу лет, задавленная непробиваемым панцирем сотен отношений, встреч, переживаний и дружб, давно забытая, вдруг дёргается нелепой ассоциацией, запахом, чуйкой, ни с того ни с сего пришедшим образом посреди неподходящего под настроение момента. Видимо, двое снова встретились в этот миг через пространства и времена, коснулись друг друга и разлетелись далеко-далеко. Но прикосновение то пронизало насквозь души, расстояния и года. Попробуй, забери у Любови фантазию того винно-невинного пятнадцатилетия, с оголёнными окончаниями нервов и чувств, а потом расскажи кому-нибудь о зрелом влюблянии с добросовестными отношениями и о долгом долге с высокой ответственностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любовь бескрайняя и краткая, как вечность в годы взросления, ничем не восполнимая, по мелочности прожитой тобой последующей жизни возвращается фантазией, а не воспоминанием!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вера, Надежда, Любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три Великие Фантазии!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ну, вот! Сон стал успокаиваться. Как на волнах: вверх-вниз, вниз-вверх. И так, покачиваясь-убаюкиваясь, поплыл по течению, пока, с тихим тычком, не упёрся в конченый бережок – прИсказку-прискАзку, пАмятку-примЯтку о том, что промелькнуло наяву, не оставив следа бывшего, но всплывшего. Сам бы и не догадался вспомнить, так сон тихо подоткнул под подушку:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жил-был бобёр. И – молод, и – красив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зубом остёр и шерстью горделив,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На солнышке и при луне сверкая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньжат надёр, плотинки возводя,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заборчики из тёса городя<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И брёвнышки «на тихаря» сплавляя.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё выгрызалось и текло рекой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запасы, дом – над чистою водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И встреча с тихой сельскою бобрихой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бобру бобрят бобриха нанесла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но жизнь, вчера – халва да пастила,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня вдруг сполна глотнула лиха.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бобёр нашёл лишайчик на спине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом – на лапах ног, на голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зуд под хвостом, облезлость за ушами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказалась, видно, жертвенность собой,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжёлая работа под водой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И родственность с амбарными мышами.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Залысины с кусками чешуи<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыли: кто «чужие», кто «свои».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бобрята с мамой съехали в моменте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как появлюся с ним у свет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На нём живого ж места нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нехай мне переводит элименты!»<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дальше – больше. ДрУги и друзья:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брезгливость, прятки, «разговор» – мазня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пустой, «вокруг да около», порожен).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Привет!» А лапа потная – в карман…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Эй! Эй! Не трогай, это мой стакан!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знаю, не заразное, но всё же…»<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больничка заводи. Шкуринный кабинет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не излечился за сто лет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но здравствует и ныне заведенье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дикобраз, тарантул и змея,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Консилиум по пушнине проведя,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назначили бобровое леченье.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паук гипноза паутины ткал,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дикобраз иголками ширял,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Змея, обвив, шипела «во спасенье».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сеансы эти нужно продолжать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В неделю раз по двадцать – двадцать пять,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока не рассосётся воспаленье».<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На «процедуры» движимость пошла,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Которую бобриха не нашла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – прахом вся недвижимость боброва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Те жертвы и лишения – под хвост…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не снесли, конечно, на погост,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ни чуть-чуть не сделали здоровым.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут ненароком, из далёких стран,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Транзитом промаячился тушкан,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда-то иммигрировавший с Богом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он положенье вкратце оценил,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во что-то «дунул, плюнул», позвонил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мигнул родне и скрылся за порогом.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через неделю из-за синих гор<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришла посылка. «Кто здесь Билли Бобр?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лекарства. Получить и расписаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на словах просили передать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам нужно непременно всё принять,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб жабою пятнистой не остаться!»<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опешил бобр, чего греха таить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дилемма: не открыть или открыть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уж слишком ладная коробка – формой, цветом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капиталисты из-за рубежа<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам продадут и мёртвого ежа,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снабдив того поярче этикетой.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отвергнуть! Ясно! Если б не тушкан…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никак, свекрухи тёткиной братан!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он западло не кинет, надо думать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но всё же, чтоб не навредить себе, —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя же шкура, а не «так себе»,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желательно разведать и разнюхать!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крутил бобёр посылку, как хотел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надкусывал, лизал, на свет глядел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сургуч проверил: «вроде, не нарушен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Крепка!» Со зла об дерево метнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;С ней сдуру вместе под воду нырнул —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На массу – ноль, как теменем по груше!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но любопытство посильней, чем страх!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нажал на стрелочки в указанных местах,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открылась крышка с вакуумным хлопочком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взглянул во внутрь и – во смятенье впал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любой бы запа… запаниковал<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;От радуги таблеток по кулёчкам!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прочёл на иностранном сыч-толмач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Размножить вызвались скворец и грач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Листовки сбросила на головы сорока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь, в предвыборной кампании зверей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот победит, кто будет всех «бобрей»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И от бобра пошла плясать морока.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все проявить участие взялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во рвении настолько увлеклись,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что позабыли, собственно, идею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мим-действо, напускная доброта,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прыжки на месте, щёлканье хвоста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Важнее «шоу», чем сама затея!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собрали званый вечер над рекой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдельно посадили под ольхой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виновника всеобщего ненастья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Регламент голоснули невпопад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И приказали, будь то стар, то млад,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не принимать заморского напастья».<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бобёр заплакал и засвиристел:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Аль вечная хвороба – мой удел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боюсь! А вдруг снадОбие поможет!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свидетели кислятины такой<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПоднЯли «За», кто лапой, кто ногой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пей, только не скреби серпом по коже!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут снова бобр засвербил, как зуд:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вам всё равно, не вас же отвезут<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да похоронят: «поминай, как звали»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прощайте сны, мечты, стремленья… все! Босым бы пробежаться по росе!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глядите! В гроб чтоб чистое постлали…»<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всплакнули. И решили «запретить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем же снова душу теребить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не пей «отравы», ты и так нам дорог!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах так! Вам «серым-пегим» всё равно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что я на вид, как трухлое бревно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пойду и съем таблеток тридцать – сорок!<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Слышь, ссык! Достала всех твоя мотня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас разврат тут на повестке дня», —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За всех «долбнул» прямолинейный дятел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скандал! Все дружно повскакали с мест,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут «малец» енот «с поправкой влез»:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И не разврат, а бал, ты спутал, дятел». [130 - Самая лучшая рифма на слово «дятел» – другое слово «дятел».]<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кых! – кашлянул в сторонке ржавый лис. —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бы пошёл на некий компромисс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дадим вердикт, какой бобёр захочет…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все расписались под пустой строкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ди-джей дал звук, и над ночной рекой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полмира плачет, а полмира скочет!<br>
<br><br>&nbsp;//--&nbsp;МОРАЛЬ&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правда – ложь, да в ней укор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будь ты трижды лабрадор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будь ты бантом, будь узлом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но не будь таким козлом!..<br>
<br><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;16<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветер подметал улицу, как ленивый дворник – только посредине. Мусор с листвой, взлетая, кружились бешенным порывистым плясом и, устав, устраивались поудобнее на виду, не прячась, в закрытых боковых ложах. Откуда, недоступные, весело подзадоривали неловкий ветер. А тот, раздразнённый, продолжал гоняться за пылью на голом месте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно. Буду сегодня весёлым! Всё-таки удалось выспаться без эксцессов. Черкну по этому поводу оптимистично-погодное. Присел за гитару. Гитара всего не прикрыла. Но карандаш замелькал по бумаге. ОН напряг зрение, мелькать перестало и осталось серым по белому:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разомлевшие закаты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Птичьи слушают сонаты,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть последней летней даты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смят листок календаря…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всяк надеется лениво<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что тепло неодолимо,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но уже неумолимо<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мир во власти сентября<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, блаженны от прохлады,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мокнут летние эстрады.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дождь стучит в аллеях сада,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хрустальным о хрусталь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Диво всем: зверью и люду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точно ювелир, повсюду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Золотом по изумруду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инкрустирует сентябрь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот осенний день и был случайно спланирован для полёта на Западную Украину к товарищу, что когда-то работал в их городке, но, разобравшись в ситуации, пару лет назад махнул не в Европу, но, скажем, поближе к ней. Откуда эту Румынию [131 - Румыния – она и в Уругвае – Европа, а в Украине или Молдавии – и подавно европеее!] можно было рукой потрогать и ощутить близость к потусторонней жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буковина легла на тех же горах, дышала тем же воздухом, только ещё по эту сторону забора. И люди в Черновцах (столица Буковины) были разнодвусторонние, как сосны в лесу – с одного боку мшистые, а с другого боку – голые. Жители тут страдали от свежих ран и открытых переломов социализма и одновременно были навсегда заражены генным вирусом запада. Неудивительно. Всего лишь полтора поколения назад фашисты отдали их на растерзанье коммунистам. В 1939 эти фашисты заранее сделали себе бескровную победу. Пару стран на пару лет подсунули Советской Власти, и всё! И напали на земли те холопы всяческие: чапаевцы, будёновцы и корчагинцы без совести, чести, морали, и стали вырывать из ванных ванны, мол, большевикам не нужна роскошь мытья лёжа, а помещения пригодятся для других семей… До этого-то была жизнь не хорошая, а стала нехорошая «в доску»: кому повезло, кому не повезло – тех без досок и гробов скопом в одну общую яму. И уже в сорок первом люди до такой степени ненавидели режим «рабочих и крестьян» [132 - Написанное: «рабочих и крестьян» читать, как: «уголовников и челяди».], что с нескрываемым наслаждением выдавали всех коммуняк и их прислужников немцам. А то и сами отлавливали мародёров по лесам и кончали незваных иродов. (Ироды бывают зваными – история полна парадоксов). Не вернули эти земли западу и в сорок пятом, когда свергли немецкий «новый порядок» и установили советский – старый. И фашисты, и коммунисты (две катастрофы – на одну несчастную народную голову) раздавили людей, задавили развитие. Но воздух не сошлёшь на вечную мерзлоту и не пустишь в расход! Воздух этот и поныне витал, одухотворял и звал на ближний, столь близкий, запад. Запад – это такая дурь! Вчера – зацепило. Сегодня – потащило. Завтра – присадило. И нет лекарств против. Никто не говорит, что это хорошо. Но это, безусловно, лучше. Приоткрыли границу, – не распахнули, а только запустили в щелочку запах. Но этого хватило. Бросился люд честной за товарами в обмен на свои, украденные отовсюду. С заводов, тракторных бригад, авиамастерских, профтехучилищ, воинских частей… Металлоинструменты, электромоторы… Оборудование и оснащение вывозилось тоннами в простых сумках, в простых автобусах. То, что в Европе ценилось на вес настоящего золота, в безхозной стране валялось без применения, ухода и сохранности. А возвращалось это добро обратно фуфлом – тряпками и хавкой. Жутко смешно! Государство с территорией на полмира, с амбициями – на весь мир, не могло продать своему народу еду и одежду! При этом каждый ходил на работу, и всякие промышленности безостановочно производили, производили и производили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 90-стых Черновцы и стали одной из дырок, куда хлынула под напором струя простых челноков с неподъёмными сумками. Не простой люд, не честной народ, а ярые большевики, как и угрожал когда-то Ленин, шли другим путём, переправляя на Запад контейнеры-вагоны-эшелоны, трюмы-суда-флотилии, багажи-вертолёты-самолёты, тоннажи-грузовики-автоколонны, килограммы-верблюды-караваны. Эти оперировали эскадронами, эскадрами, эскадрильями и были всегда в другой жизни. А в этой жизни, у граждан от мира сего, появилась возможность скромно, но хорошо пожить. Одеваться по-людски и кушать по-человечески!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И потянулись трудяги-муравьи подбирать всякое пригодное, утаскивать на себе тяжеленное брошенное в близкие дали, возвращаясь с вещами, нужными для своего муравейника. Многим стало удаваться продавать излишки. Деньги пускать на закупку и отвозку. «Купи, обменяй, продай, купи…» Возрождение, как в первобытнообщинном строе – согласно законам развития. /Всего за семьдесят пять лет громадное общество отброшено далеко назад, за Нашу и не Нашу Эру/. По капельке заглянуло и возвратилось понятие собственника. Если у тебя нет ничегошеньки, то всё вокруг общее. А если честно заработать, честно сэкономить, честно купить и бережно использовать, то извините! Это моё! Я родил! Я пестовал! Руки прочь! Вот такие кулаки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легальная круговерть на границах давала возможность заработать и зажить. Особенно тем, кто географически мог перейти пешком на тот берег и даже безнаказанно вернуться. Этим прикордонным волостям завидовал сейчас весь остальной мир совдепа и госдепа. Таким, уже зажиточным, ещё советским краем и была Буковина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот туда ОН съездить и решил – посмотреть; возможность представилась. Товарищ Дима, который вовремя смылся отсюда, из сельскохозяйственного киевского района, постоянно созванивался со своим кумом. Много говорил, радовался общению, скучал и всегда, в конце, как принято, из вежливости, приглашал к себе в Черновцы. Кум его служил фельдшером на «скорой помощи». На той самой помощи, которой угораздило управлять врачу Диме после распределения из медицинского института. Отрабатывая вынужденный срок, надо-не надо, пришлось главному скорому врачу района не специально обзавестись всякими кумами и разными друзьями (каждого по паре). Как только рекрутский срок обязаловки здесь вышел, врач Дима семью в руки и – гэть! (Гэть – вон). Вон-то вон, но кумы-то остались! Вот и не замолкал телефонный шнур, связывая западную торговую Украину с центрально-чернозёмной. Приглашая всегда приехать к нему, Дмитрий совсем не специально желал этого. А уж как не желала этого же Димина жена – было слышно только всему многоэтажному дому! Да вот, только, люди из провинции так наивны, что все слова принимают близко к тексту. А между строк поздравительной открытки не видят места для сомнительных раздумий. И вздохнул кум со «скорой помощи», сам простой, как красный крест, и стал искать деньги на поездку. Если приглашают, надо! Пусть – в ущерб времени, бюджету, семье, себе! И обе стороны думают: «Какого сельдерея!». Обуза для обеих сторон тяжела, но неизбежна. А – вежливо откажись! И всем вдруг легко, хорошо! С небольшой пенкой накипи по краям, но удобно!.. Нет! Надо себя заставить! Гэй, славяне! Поехали! Мало того, что кум, так и они – друзей пара (без них бы кум сам не тронулся). Так что, они не виноваты, просьба исходила не от них!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отмечать поездку начали задолго до суток самого отъезда. Кум участия не принимал, а проводил последние дни с семьёй, тщательно собираясь. Хоть фельдшер и жил в высокоэтажном доме, но никогда не уезжал так далеко с Родины. От предстоящего подвига всё внутри звенело и отдавало в пах. Но кум боролся и победил, тем более у него была «поддержка». Утром, за два часа до отправления первого автобуса, редкий в этот час прохожий заметил одинокую фигуру фельдшера у закрытых дверей автостанции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло ещё несколько часов… Целых десять минут после своего отправления автобус, уже взведённый, не трогался с места. Держался на плаву, качался из стороны в сторону, рычал, давил всех выхлопами, вызывал напуганность, недоумение и сеял панику. Другой автобус не мог причалить для посадки и создавал трафик джем [133 - «Трафик джем» – мягче. «Пробка» – правдивей.] поперёк всей станции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А людям только дай понедоумевать. Сразу громкие предположения вслух, беготня на месте, страх за своё непонимание. Что случилось? Почему здесь один лишний автобус? Дополнительный? Кто-то из будущего, через пятнадцать минут отправления, по ошибке, нагло сгонял с «наших» мест усевшихся. Некто внизу запихивал торбы, разрывая петельки и ручки, утрамбовывая с разбегу двумя руками и коленом, свою поклажу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Все уедут! Все уедут!» – кричал кум, с силой удерживающий дверь. Шофёр, получивший трёшку за простой, спокойно ковырялся в носу, глядя в зеркало над головой и бурчал: «По пути нагоним!» «Ну, опаздывают!» «Все мы тоже люди!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец те двое опаздываемых, которые «тоже люди», увиделись издалека, с другой стороны площадки. ОН тянул одну сумку за лямки, а другую – за молнию на большом кармане. Манилов, второй из пары друзей Димы из Черновцов (или из Черновиц), шёл сам, без сумок, по прямой диагонали, наведя свой немигающий прицел на автобус. «Фу! Пронесло!» – всплакнул кум, отцепляя заиндевевшие, горячие пальцы от двери. На краске остались следы ногтей. Сунув водиле ещё два рубля, фельдшер побежал в вокзал. Пронесло, так пронесло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подходя к лазу, ОН сморщился. Открытая задняя крышка мотора давала полную возможность быть здохнутым от запаха соляры, от чада продуктов горения, от сажи, слетавшей с гигантского «вентилятора»-пропеллера, от звука турбины и от ужаса, что сейчас это всё взорвётся. Но «друзья» и не собирались умирать сегодня, так как мощно похмелились и находились в состоянии пространной экскурсии, то есть в состоянии лицезрения и умиления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем не удивившись, почему это автобус должен их ждать «видите ли!», протолкались к своим креслам-качалкам, проорали куда-то вперёд, подпрыгивая по очереди: «Подождите, ещё нет кума!» «Щас будет, он на пятиминутке!», оба стали усаживаться, толкаясь сумками в соседей. Громоздкая ручная кладь немного помешивала удобно устроиться. Наконец-то облегчённый, кум вдавился, неся на спине захлопывающуюся дверь. «Двоица» зафиксировала его появление громким, вульгарным индейским танцем, поддёвками через весь автобус: «Где ты был, тебя все ждут, мы тут автобус держим!» и «разрешением» водителю трогать. Кум обиделся и всю дорогу не кричал ничего оскорбительного в ответ. Так же обиделись, наверное, остальные, потому что помалкивали. Вся нутрь автобуса была переполнена как сидячими, так и подсаженными. Но возле этих двоих с запотевшими окнами, в проходе пустела пробрешина. Никто не хотел даже стоять с ними в соседнем районе… Поездка проходила на одном дыхании спиртного. Отворачивались, минимум, четыре сидушки людей, хотя и смеялись над громкими шутками и весёлой вознёй этих балбесов. Перегар забивали ещё и выхлопные газы, густо курящиеся в захлопнутом помещении горячим смрадом, выполняющие функцию внутреннего обогрева. Вот так ехалось автобусом. Ехалось, ехалось, пока приехалось на Дарницу. На вокзале добавилось и снова ехалось, теперь «частником», до аэропорта Жуляны. (Конечно, есть такой в Киеве!) Опять доехалось и, наверняка, опять добавилось! [134 - Каждый отъезд и каждый приезд стоят того, чтобы их отметить!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кум находился «на измене» всё это, неспокойное для него, время, проклиная момент согласия поехать, момент знакомства с двумя сегодняшними его попутчиками, момент вступления в ряды фельдшерско-акушерского состава «скорой помощи» и момент своего рождения. Те же двое находились за завесой личного состояния и творили всякие смелые неординарные поступки на грани прекрасной наглости, вежливого хамства, эрудированной необразованности и тупого остроумия. Несправедливость!!! Кум не притронулся к рюмке вчера и позавчера, не считая сегодня! Был «чёток, собран, напряжён». Руководил всей операцией. Но никто из этих двух дурогонов не оценивал по достоинству кумовы терзанья! Не оценивали его и окружающие. Всем нравились те клоуны, где бы они ни находились, что бы ни затевали и как бы нетактично себя ни вели! На аэровокзале с трудом, между «делом», слово за слово, выяснилось самое страшное! Отсутствие двух квыткив (билетов) на самолёт. Кум поседел и заплакал. А эти двое заржали, перебивая друг друга: «Прикинь! Билеты в кухне на столе, а мы – на аэропорте в аэродроме! А надо – наоборот!» Помотав гривами по конячьи минуты с две (пока кум сидел на полу, держась головой за локти), зажёвывая очередную «порцию» бутерброда, с заляпанными взглядами, два дурбецала стали «быстро» искать возможность не остаться без самолёта. Первая возможность тут же представилась и была не упущена за полы юбки. Это мимо проходили две стюардессы, одну из них, замешкавшуюся, удалось поймать с лёту. Кум не видел в своей и в чужих жизнях, чтобы такая бесцеремонность так поощрялась! Пока фельдшер диву давался, весь квартет уже смехом давился. Девчонки были после смены и не отказались от чистой водочки со шпротиками. А уж как они не отказались от двух пачек сигарет!.. Времена были опять тёмными [135 - Кто-нибудь когда-нибудь застал на Руси Киевской времена светлые?].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё было дефицитом, то есть всё было, но ничего не было! «Всё есть, да не про вашу честь!» Тем, кто, слава Богу, не понимает, можно рассказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак! Ты хочешь купить сахар. Просто сахар! Не ядерную боеголовку! Чего проще? В кошельке у тебя должны быть: семь пятьдесят рублей в деньгах; семь пятьдесят – в купонах, талончик на продукт «сахар», картонный номерок твоей очереди в этом месяце и паспорт. Подходишь по живой очереди, постояв некое время, назовём его: «приблизительная бесконечность» [136 - «Бесконечность» – это понятие растяжимое. А «приблизительная бесконечность» – вообще беспонятие!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продавец берёт талон на сахар. Сверяет со списком фамилию, сличает с паспортом лицо и ту же фамилию (в этом месяце ты не получал), проверяет номер очереди, хорошо. Сегодня действительно «твой день»! Всё совпало, придраться не к чему. Затем из огромного твоего листа обёрточной бумаги, разлинеенной в типографии на купоны, с печатью районного совета внизу, тот же продавун вырезает ножницами нужные квадратики «достоинством» «пять» и «два пятьдесят». Потом отсчитывает твои деньги (которые без купонов не действуют!!!!!!!!), и только тогда откуда-то из сейфа, за другой стеной, выносит насыпанный кулёк и, ещё до конца не доверяя, пристально глядя в глаза негодяя покупателя, полупротягивает тому выстраданные два килограмма крупных мокрых серых гранул сахара-песока, из которого можно лепить пасочки. (Продуны продуктов специально мешки с сахаром ставили рядом с ведром воды. Сахар натягивает влагу (по-научному-вображалавому – «сахар гигроскопичен»), и из двадцати килограммов в мешке получалось двадцать два. Плюс весы настроены на недовес (элементарно! – только ножку подкрутить). Итого три кэгэ – с мешка. И дома послаще, и самогоночка на праздник, и обменный фонд на другие товары… (Но это уже другая статья). Без одного из звеньев этой унизительной цепи семья по утрам пьёт горячую воду, как во время Отечественной войны (чайная заварка продаётся в том же порядке), заправленную любыми травами, растущими пока без купонов и талонов. /И это – в конце двадцатого столетия! В Европе! За что мы воевали!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такую ситуацию не под силу высмеять, засмеять и обсмеять! Рыдать надо! Так не! «Лучше похохочем!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У кого-то не хватало денег, но были лишние купоны. У другого не было купонов, но был талон. У третьего очередь на этот месяц позволяла приобрести денег, – и так далее по кругу. Сколько товарно-денежных спекуляций складывалось внутри только одного из абсурдов несостоявшейся власти. Государство, то есть представляющие его структуры, то есть соответствующие органы, то есть ответственные лица, то есть бесчеловеческие жирные рыла знают наверняка: сколько народ ни унижай, вдавливая указывающим пальцем, всё равно выскользнет, выпрыгнет на поверхность и поплывёт дальше по течению…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, времена были тёмными! Плохие сигареты харьковской табачной фабрики или Феодосии (одна зажигалка уходила на одну сигарету) – по две пачки на руки. Хорошие сигареты тоннами гниют на складах. Никакая или очень нехорошая еда – за деньги, купоны вместе с талонами, в порядке записи, на пустых прилавках, а хорошая жратва – из хранилищ общепита. Ужасное спиртное – по билетику, по часам, по ногам, по головам, по морде! Хорошее питьё – в пыльных ангарах эстакадами, кавалькадами и баррикадами из полных ящиков. /Если б ОН не знал, то не говорил бы! Сам питался только с этих нычек/. Три основных товара, три главных конвертируемых валюты: табак, еда и алкоголь. Три белых коня. Эх! Три белых коня: сигара, коньяк и икра! Вот, что нужно народу! Махра, магарыч и харч! Сделай это дефицитом – у холопов даже мыслей не возникнет о чём-то другом. Что и требуется! Продолжай продавать страну, её оружие и не стесняйся присваивать заводы, природные угодья и недра…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно в эти времена и протекал полёт из Киева в Черновцы. Поэтому две стюардессы уж никак не могли отказаться от двух пачек сигарет «Столичные» киевской табачной фабрики в твёрдой(!) упаковке! Очень смешно рассказывая о билетах на самолёт, которые остались «одни дома два», ОН даже не просил девушек помочь, так увлёкся. Стюардессы сами вызвались и по какой-то, только им известной, громкой связи отыскали экипаж борта, который, пролётом из Москвы через Киев, пикировал сегодня на Черновцы. Пошептавшись на весь терминал по рации, девчата выбили два места на одном ряду за четыре сигаретных пачки по двадцать штук в каждой. Всех это устроило, а кума не спрашивали. Тот потупо сопел себе в грудь, понимая, что концерт продОлжится и не спасёт ни конец света, ни всеобъемлющий пожаропотоп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В течение некоторого времени эти два эквилибриста не обращали внимания на досмотр, пропустили мимо ушей паспортный контроль и совершили упущение того, как прошла сама посадка. Но в «свой» самолёт не промазали и очнулись уже пристёгнутыми к задним сидениям, у выхода в хвостовое оперение. Кум доказывал, что на корму: посмотреть в лобовое стекло, изучить, как крепятся дворники и посчитать, сколько ножных педалей, их не пустили [137 - Как всё легко в тумане пьяни, славяне!Да уж! Пьяному море – по колено, горы – по бёдра, небо – по пояс, грязь – по уши!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЯК 40 – бедный истребитель эпохи возрождения холодной панической войны – оказалось, летать-то может! Как-то наискось, правыми иллюминаторами чуть вниз и вперёд, но может! Крылья, служа вёслами, совершали гребки в нужных направлениях, балансируя и выравнивая туловище звездолёта-недолёта, отдёргивая от очередной подвернувшейся воздушной лужи. Прилагал усилия и задний хвост, задавая трёпку неуправляемому недоделку Яку, затрещинами заставляя засранца вести себя «как следует».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небо стояло чистое, ровное, гладкое, без единой соринки облаков, боясь загородить дорогу. Птички остались внизу, боясь помешать. Ветер сделал глубокий вдох и затаил дыхание, боясь дунуть. Солнышко отошло в сторонку и держало кулачки, боясь сглазить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И всё равно – одинокий залётный странник-шатун умудрялся попадать в несуществующие ямы, чёрные дыры, запутанные лабиринты и тайные ловушки, расставленные коварным небосводом специально для него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же говорил, надо было мне за руль сесть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Орал Маня, стрельнув надутым бумажным пакетом. От «выстрела» самолёт повело чуть влево, но на пассажиров это не произвело никакого «Ой-ой-ой!». Им всем было уже некуда бояться. Весь страх дошёл до отметки «апатия» [138 - Апатия – это такое состояние, как желание марафонца пробежаться сразу после финиша. Или как стремление выжившего на «Титанике» ещё разок искупаться в северных морях…] по шкале Рихтера Святослава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть все извержения, трясения, цунами, торнадо, катаклизмы и катавасии не занимали больше умы и чаяния пострадавших от Яка Сорока, сидящих сейчас «на гвоздях» и хаотически думающих, как прекратить полёт. ЯК Сорок, придуманный не всяким яким, а самим потомком Яковов – Яковлевым лет сорок назад, мог бы и сейчас, конечно, ещё не портить борозды в невысоком небушке и заниматься пенсионерской-миссионерской-волонтёрской деятельностью, не путаясь под шассями современных авиалайнеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К примеру:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– порасбрасывать брошюры или навоз;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– попугать ворон, стряхивая афроамериканскожопых птиц с урожая, наполовину убранного («наполовину» – с горем пополам);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– попудрить огороды удобрениями, передразнивая местных кур, курей и куряней: «куд-куд-кудых-дых-дых»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– посеять панику у рыб, загоняя промысловые сорта в хитро расставленные силки рыбного хозяйства;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– погонять ветер, создавая пургу на съёмках документального фильма;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– потаскать за собой привязанные объявления, афиши и региональную рекламу туда-сюда. /«Туда-сюда» – это сильно сказано! Полёт мог происходить исключительно: сегодня – Туда, завтра – Сюда. Куда направлен нос самолёта. В воздухе разворачиваться не хватило бы траектории. Для этого следовало бы нарушить много раз воздушное пространство нескольких сопредельных государств Антанты, тем самым натянуть отношения между народами. Но, если бы даже мелькнула затея совершить столь головокружительный манёвр, то не хватило бы горючего. Поэтому воздушный мимоход летел сначала только Туда, приземлялся, перезаправлялся, разворачивался канатами и тягачами, устанавливался носом по направлению курса следующего полёта и, выспавшись, был готов утром лететь Сюда/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– посдувать с картофельных плантаций колорадского жука на бреющем полёте. /Бреющий полёт – основной полёт Яка. Зубр, бизон, буйвол вообще не могут летать/. А, пока жук очухается, перевернётся на живот, встанет на лапы, отряхнётся и начнёт взбираться по стеблям, завтра снова вернуться и – посдувать назад. И жуку надоест и, глядишь, за это время картофельная культура процветёт;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– поотвозить, не взлетая, детей из непроходимых сёл и дремучих деревень (видели, слава Богу, не дай Бог) в школу. Туда, где, по слухам, было радио и электричество [139 - Это не басенка для улыбочки горожанина. Во многих сёлах, в ста километрах от столиц, в 1963–65-тых годах зажглась первая «лампочка Ильича». В деревнях, убогие, думали – лампочку называют так по имени электрика на столбе, и не догадывались, что свет пошёл от Ленина! /Вот ведь, чудо-то! Ильич в главном морге на Красной площади, сам светится насквозь лет пятьдесят, а лампочки повсеместно продолжать зажигать не забывает!/];<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– использовать Як Сорок как наземное транспортное средство в связи с острой нехваткой передвижения в период уборочно-посевных работ, а в остальное заснеженное время проводить среднее образование прямо на борту. И чай детям, опять же, можно разогревать;<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Як Сорок мог послужить как передвижной лекторий – в недоступных для культуры районах: места пронумерованы и все лицом в одну сторону, как в клубе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько возможностей не использованных, сколько помощи невостребованной, сколько пользы не принесённой!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот «самолётвертолётувезименявполётавполётепустовырослакапуста» мог даже трюки всякие отчеславить! Например:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– завинтить «бочку»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– скрутить «фигу»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– залепить «крутое пике»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– сфинтить «мёртвую петлю»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– заходить «вприсядку»,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ЛЕТАТЬ! На расстояния Москва-Киев-Черновцы??? От конца Москвы до конца Украины!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут легенды, саги, песни, вестерны и эпосы слагать надобти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как ветров, да за тридесять! Как снегов, да за трисорок! Как за край небес, доселе неведанных! Как за сверхзвук, доныне не слуханный! Кинулся каменьком-лебедушком Якушечка Сорокушечка, самолётушка-сиротинушка, бумажна головушка, картонны крылаточки, моторчики несмелёхоньки, тельце во хворобушке да хвостик-перьечко! Но само, одинёшеньки сгинути не решаяся, попхалося – бедова головешечка за дальню далюшку, люд человековый в себе потащившити с десятин осьмеро! Ох! Чито тряслося в пути-дороженьке – не пропето, не осказанно! А чито сталося – ведомоти! Срам да честюшка! Долетел соколик до чужбинушки с крылышками надломленными, на хвостушке подпаленном! Лапками скрюченными за небко цепляючися! Да упал на бочок пораненный, оземь три разочека ударенный, но целёхонький, хоть безжизненный!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Очнувшись на самых последних, не опускаиваимающихся и не поднимаивающихся стульях с длинными спинками, ОН понял: «Всё хорошо! Полёт проходит». Окрутившись бережно по всем сторонам (беречь было что: сознание, голову и пойманную реальность), ОН совсем не обнаружил главный ориентир событий – кума фельдшера. Тот плотно прятался на своём посадочном, по билету, месте. Глубоко и далеко в посредине, делая вид одинокого бобыля: «Я ни с кем не знаком, путешествую один, сам, связей, порочащих меня, не имею!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вздрыгнулся и Маня, начав поворачивать голову на 360 градусов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто нас сзади рассадил? Прилетим самые последние! Пошли вперёд! Быстрее приземлимся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты можешь ещё ходить на лету?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, так и сиди, где очнулся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обнаружили липкость губ, сухость рта, затёклость ягодиц и стюардессу, сидящую параллельно, через проход, и вяжущую спицами какой-то половичок. Познакомились. Девушка достала бутылку тархуна. Такого химического зеленушного цвета, какой даёт аргентум при реакции с концентрированной азотной кислотой. Но пить хотелось! Так что, не желая мешать другим и не давая другим мешать, трое тихонько удалились в багажное отделение. Это кажется, что багажное отделение – что-то сложное и недоступное. Только не в Яке-Сорок. Хвост в летальной модели служил и багажником. Там насыпом грудились лишь бы как сваленные вещи пассажиров. В багажный отсек можно было попасть, просто отодвинув пару шторок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Найдя места поудобнее, вполулёжа на тюках и рюкзаках, откупорив очередную красивую бутылку, трое стали продолжать поездку лётом. Вторая бутылка тоже кончилась быстро, а тархун не убывал (запивон всегда бережно «экономится»). Когда третья звякнула пустотой, все забеспокоились! Стюардесса даже недорассказала про своё замужество. А без очередной соточки было неинтересно даже самой рассказчице. Поэтому быстро вспомнили про спортивную сумку фельдшера. Кум вёз большой самогонный подарок Западной Украине от Киевщины. Сделав в разговоре вынужденный перерыв, перерыв всю свалку вещей по периметру и по диаметру, искомую величину вычислили, несмотря на неточные данные об объекте. Никто не знал, как выглядела эта сумка, а стюардесса вообще в глаза её не видела! Но именно она отыскала заветную кладь по фамилии на ремне и по фотографии на кармане. Молодец, кум! Как далеко вперёд глядел, на всякий случай! Какой осмотрительный! Не зря прицепил опознавательные знаки! Чувствовал, что пригодятся! Все эти откровенные комплименты вертели сопящего кума в его кресле и делали его сон ещё намного беспокойнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Застолье» продолжилось! С тройным воодушевлением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка-невеста дорассказывала свою историю. Сегодня был её последний полёт. И пила-то она сейчас, как с чердака без ступенек катилась, из-за этой перемены в её жизни. Дух её перехватывало от счастья, а красивую грудь спирало от страха и безнадёжности. Девонька выходила замуж через несколько дней, за иностранца, и уезжала к нему. Иностранец был турецким подданным. Ладно бы ещё Бендер, совестливый, с кодексом чести, а то – настоящий турок восточный, егомать! Вот и металось, и трепыхалось девичье сердечко, как птичка внутри клетки грудной от случившейся уже неизвестности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дожились!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Украиночки милые за милую душу на милость басурманам в рабство сдаются. Лишь бы не пропадать здесь в бедности, да в крайности! [140 - Скажете криво: «Пусть бегут! Девки поганые!»Нет, товарищи! Место поганое! Из хороших стран и поганые девки не побегут!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Водка и двое ненормальных рядом отвлекали от всяких мыслей. Стюардесса рыдала от смеха, счастливая, что единственные два случайно попавшихся ей человека не осуждают, не жалеют, не стоят на мозоли, и так кровящей, а прикалываются, типа: «ты ж смотри, если заходишь в гарем, бей морду самой старой, тогда за тобой потянутся, и кровать у окна – однозначно! Истамбул видать будешь и опять же спиной к стене, никто не нападёт сзади. А украшения, даже золотые – в унитаз, да чтоб все видели! Пренебрежение без слов на Востоке – сильнее любого характера! Станешь единственной на время, но этого времени тебе хватит, чтобы оценить обстановку и сориентироваться! Есть знакомые сейчас? Сделай любыми путями два паспорта. Один храни в банке. Ничего не записывай! Ни говори вслух на русском и не полагайся на первую «несчастную» в гареме, она то и есть «подсадка». Запомни, где посольство любой страны. С тем загранпаспортом сможешь попросить убежища до вылета в Европу! Мы бы пошли с тобой, но у нас на лбу всё матом написано, спалят на первом же костре. Милая, мы за тебя волнуемся!..» Таких откровенных слов она не слышала даже от своих родителей. Рыдала от пьяного счастья и неожиданной поддержки, обнимая и целуя соплями двух неизвестных людей. «Почему я вас не встретила раааньшееее!» – плаксивило милое создание. Ей и им, от обоюдного честного хорошего отношения, какого не проигнорируешь и не встретишь просто так, в жизни, было легко! Как будто все трое воспарили над землёй, облаков не касаясь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В шторку постучали. «Можно к вам? Пожалуйста! Курить хочется! У вас тут так вкусно дымом тянет! А там скушно и болтает, как в електричке…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А самолёт полетающее можно было выбрать? Ладно, приляживайтесь. Но вы должны накатить рюмашечку, и с вас хорошее настроение!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я, как-то не могу так сразу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваш выбор: или назад в электричку, или у нас, в багажнике, но с проявлениями самого доброго и смешного, что у вас накопилось! Мы лучшую подругу провожаем надолго и не можем без слёз, а ваших слёз нам не надо! Веселите! С трёх раз не получиться, стюардесса официально покажет, где аварийный выход, а мы сорвём чеку и, как вы догадываетесь, парашют вам никто не предложит… Да расслабьтесь! Так легче сосредоточиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ох и самогоночка! Чистячок! Как слеза горючая. Такую не купить. Градусов шестьдесят, небось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Запивайте, запивайте! Тархунчик. Аэрофлот любезно предоставляет в наше пользование стюардессу и напиток. У нас тут весь полётный запас – восемь бутылок. Положенный лимит на трёхчасовое расстояние…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На смех потянулись робкие добровольцы, желающие променять жёсткие, трясущиеся места на тёплую компанию без мест:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы слышим, тут в бизнес-классе происходит «мастер класс» по самообладанию в летающих скороварках. Это так уморительно, упоительно и окурительно! Можно нам тоже к вам записаться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно, но по частям! – вступила в свои обязанности стюардесса, заметив, что людской наплыв на геморрой самолёта побекренил машину кадыком кверху. И драндулет полез в ненужно опасную стратосферу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не давите все сразу на руль высоты! А то: «слишком высоко взлететь – можно землю пролететь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, мы по проходу растянемся равномерно и будем передавать рюмки строго горизонтально по уровню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через недолго во всех вестибюлях, курильных комнатах, конференцзалах, будуарах, лобби, джакузи, лифтах, магазинах и пентхаузах самолёта тепло господствовала идиллия и лунала [141 - «Лунала» – нет красивей эпитета для песни! Задушевная песня на закате не слышится, не грезится, не стонет, не волнуется, не тоскует, не перекликается и не доносится. Она, родимая, «лунае». Как с луной колыбелится. Так красиво! Так недоступно и так по-родному! Спугнуть можно, дотронуться – нельзя. Только насладиться.] лирическая песня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шли на посадку смело и храбро! А, когда стукнулись лыжами объ земь, люди обнимали разные детали и конструкции, мысленно целуя всю Украину за то, что она посадила Москву в Черновцах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кум Дмитрий, который с плеча пригласил и к которому от всего сердца ехалось пешком, ехалось по дороге, ехалось по городу, ехалось по воздуху – волновался. Волновался долго, основательно, нервно, справедливо и нуегонахрено! И почему это вдруг? А потому это! Самолёт в Черновцы пришёл, упал, сел, поскрипел, замер и стоял себе до сих пор. Но все вышедшие из фюзеляжа, кабины, борта, хвоста, днища и всех остальных открытых мест не подходили по приметам на тех, кого восторженно надо было встречать! Оббегая Яка Сорока по контуру в четвёртый раз, неизвестно сколько разов спотыкаясь об трап, Дима вдруг, вспотев, обледенел, не желая того, как и не желая этого! …То увиденное(!) напряжённо расслабило. Наконец-то они здесь! Наверху, пытаясь спускаться, сползая спиной вперёд, как в плавательном бассейне, крепко схватив крайними руками поручни, осторожно пробуя невидимую ступеньку «под водой» носочком, а потом всей пяточкой и остальной ногой, слазили те, за которых волновались. В середине них, на согнутых «в замках» локтях, полувисело, подобрав коленки, качалось и маячилось что-то третье, похожее на бортпроводницу или на что-то такое. При более пристальном остальном рассмотрении с близи так и оказалось! Стюардесса приняла вид скрипящей качельки в старом парке и болталась скульптурой «писающая девочка» на двух перекошенных, расшатанных шарнирах, потерявших центр тяжести. Сзади всего аттракциона, как и положено, лицом вниз, виднелся кум-фельдшер. Хоть и в новой незнакомой рубашке, но похожий на себя, красный от трезвой неловкости и от тяжести лямок навешанного на него тройного багажа. Только по нему Дима и догадался: приехали!!! От фельдшера кум Дима расслабился! Прибыли те, из-за кого семья не спала последних восемь с половиной суток! (Со дня телеграммы). Те, которых слишком хорошо знали. В общем, за кого ему (Диме) «выдавали», в частности, сегодня утром…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но за четвёртую не договаривались!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима надеялся, что хоть работницу авиалиний отцепят вовремя, сбросят и потеряют, заранее прорабатывая «легенду» ограниченного количества мест в импортной малолитражке и версию острой нехватки спален в отечественной малометражке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дошли до земли сами, без недоразумений. Кум, почувствовав бетон, расслабился, поцеловал трап и упал, уже не контролируясь. Живой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обнялись. Фельдшер стискивал объятия так, вроде принял всеобщую капитуляцию и роды одновременно. Прослезившись, оглядевшись и найдя свою сумку разрушенно-разграбленной, кум стал пару раз, было, сильно обижаться. Но ему не дали долго дуться. Обсмеяли с головы до ног и заставили загоготать в ответ. Встреча была антидепрессивной и обещала продолжение ослепительного, оглушительного, безпамятного, сногвалительного «карнавала».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый день в Черновцах проходил, наверное, очень чинно, с застольями. Говорили, что ОН видел Димину жену с цветами и букетом. Рассказывали, будто сперва всю дорогу из машины искал цветочный магазин или базар с цветами. Один раз ОН попытался на ходу выскочить на клумбы возле памятника. Отговаривать устали и, нашедши через много времени, дружно быстро согласились на первый же попавшийся большой букет чего-то красного с гигантскими ветками укропа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй день после первого проходил так же незабываемо и, видимо, плодотворно. Ездили по городу, ходили по городу. Заглянули в здание старой, до какой-то военной постройки начала неизвестного века с атлантами и аркадами, кариатидами и колоннадами, пилястрами и алебастрами, ажурами и абажурами. Это была общага. Там тоже принимали, накрывали… Потом – конфетная фабрика, затем – звериный зоосад с животными, ну, и вечер. Успокоение не наступало. Всем казалось, что сумерки надо провести с шиком. Маня выспросил у местных, какой ресторан самый дорогой-популярный в городе. Выяснилось – «Черемош».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима отговаривал, мол, и дома много еды, и много и водки, и коньяка, и вина, и ликёра, и самогона… и – не согласились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вас не пустят! Места надо заказывать через знакомых, за месяц вперёд… и – не поверили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там так(!) дорого, что на эти деньги можно гулять месяц… и – не отказались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам Дима не мог пойти. У него было ночное дежурство на «скорой», а после двух беспросыпных дней сейчас надо было покемарить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отправились втроём, как и прежде, только была большая поправка. Кум уже ничего не боялся! Фельдшер теперь был не заподлицо, а выпирал за края, рассекал собой препятствия, точно волнолом, и грёб вперёд, как Махно через Ламанш, то есть через Сиваш…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ресторан встал перед ними всей своей величиной. Смотрелся, конечно, не вровень той общаге в городе, но выглядел необъятным параллелепипедом [142 - Именно такое неудобоваримое слово этот кабак и напоминал! Полный «пипед!»] из серых стеклянных окон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Размер его достигал до пяти – шести районных универмагов, связанных верёвкой в одну кучу-малашу-мамалыгу-мачмалу. Такими же параллелепипедами можно было обозвать и весь горделивый персонал обслуги, начиная с вешалки. Эта гардеробная могла в себя развесить пальто, эдак, с тысячу. Видимо, и зал мог рассадить столько задов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сняв и с силой втолкнув свою верхне-осенне-зимнюю одежду «вскидывающимся» протестующим висельникам, выбив-вырвав насильно деревяшки с номерами и шнурочками, троица построилась «свиньёй» и попёрла на зал ресторации. Никто не вчитывался в плакат-занавеску на пол входа – «Мест нет!». На дверях, со стороны «внутри», сидело копиё вывески. Такое же, из двух слов, административное «лицо», косвенно напоминающее женское начало и мужской конец, но не похожее ни на один из полов даже при подробном, повторном рассмотре. Должность «лица» называлась: «эти заходят пускай, тех – не пускай!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чё, вылупились? Видите, яблоку некуда упасть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы не яблоками пришли бросаться. Столик нам, на троих, самый лучший, пожалуйста. По вас видно, что не по вам отказать путникам, продрогшим, отощавшим! Да и кто, если не ваша отзывчивость, подаст нам соль-хлеб на добром слове! Правду говорят: «хорошие люди на деревьях не валяются». Потому как хорошие люди другим хорошим людям проходу дают и наоборот – мимо проходу не дают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с хвалебной песней, под тяжёлую трудовую длань столбовой дверянки, настойчиво засовывалось «убеждение» в искренности побуждений. То была новая хрустящая купюра достоинством в 25 номиналов и номиналом в 25 достоинств.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет увертюры без купюры!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумага с водяными знаками прошла по инстанции, была идентифицирована на ощупь и со звоном упала на благоприятную почву! Крэкс, пэкс, фэкс! Столик не только нашёлся! Столик сам пришёл, пооттеснял другие, встал поудобнее и накрылся цветноватой белоснежной скатертью оттенка желто-розовой просини. Фельдшер зааплодировал по спине Манилова с возгласом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Красиво! Как клубника с лимоном под снегом!» Мане тоже понравилось: «Оригинально. Похоже на марганцовку с мочой в унитазе» [143 - Отсутствие вкуса у каждого своё, зато восприятие цвета у всех разное. Поспешили некогда заявить, что на вкус и цвет товарищей нет. Ошиблись, но мнение оставили. Вот и бродят по свету в обнимку безвкусица и бесцветность.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А стол так и рассыпался в приборах, посуде, столовой утвари, предвосхищая уже самой фурнитурой атмосферу близкого празднества яства!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиалки, блюдца, тарелочки прозрачного раскраса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ложеньки, вилки, ножички искристого расплеска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фужерки, графины, бокальчики хрустального распева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кувшиники, соусницы, солоночки узорного расцвета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бархатки, салфетки, полотенечки ажурного расшива…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Все прокатились перед нами! Все побывали тут!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В нагрузку к столику выдавался официант. Молодой хлястик-хлыщик, обалдевший от «червонца» «за быструю реакцию и честное обслуживание», исчез, предвкушая назавтра новые джинсы. В чём убеждал «заказ» тех недоумков: насколько сложный, настолько и простой (не надо было ничего записывать). Манилов отчеканил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Сделай нам, милок сердешный, самое лучшее, какое у вас тут есть. То есть, ты понимаешь? Если мы будем пить нам известное, а на вилку попадётся на наш вкус знакомое, то ты пропал! Не получишь ни цента! Если понял, удивляй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Манилов сейчас, не думая, подписывал всем приговор. А Маня никогда не думал. У каждого было рублей по триста-четыреста, а «заказ» тянул на безразмер «сбережений». Маня был из тех личностей, которые всегда тащат других в пропасть. Этот приём часто используется в фильмах, превращая комедию в нервный триллер. Изображается персонаж подлый, но честный, потому что совершает подлости «по простоте души». Этот тип даже выигрышную ситуацию загоняет в смертельно-опасный угол. Такой скунс из Эйфелевой умудряется сделать Пизанскую, не задумываясь об окружающих, потерпевших от его поступков. Стыд за того гада сопровождает зрителя на протяжении всего фильма и всегда хочется зайти за экран и отмолотить сволочь. Но далеко ходить не надо. Наверняка найдётся такая сволочь рядом, чтобы хотеть отмолотить. «Этим» и был Манилов. С кем бы Маня ни общался, с кем бы ни водился, тот «кем бы» обязательно попадал в переплёт, по сравнению с которым «утонуть в канализации» считалось бы счастливым исходом. Манилов и не хотел никому ничего плохого, но его карма, его воспитание – на семи подушечках, его лёгкость в поступках, навлекающих беду на других, его перевёрнутое понимание нормальности и его однодневное существование отказывались представлять последствия сегодняшних поступков. Ответственность перед другими не существовала как понятие, а ответственное отношение к самому себе не родилось вместе с ним и не появилось в процессе взросления хотя бы в виде условного рефлекса. Вот и гадил этот тридцатилетний баловень на себя, вокруг себя, через себя, не принюхиваясь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН общался с Маниловым отчасти по работе, отчасти по веселью, отчасти просто так. А «всё, что просто, то не так. Всё, что «так» – не так-то просто»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасали Маню, выручали, отталкивали от края, вытаскивали из ям, ловили в падении, хватая в последний момент, все подряд. Но Манилов был неизлечим, в то же время не чувствуя, что болен!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему сейчас ОН не отменил смертельный заказ в дорогущем ресторане? Может, опасность отходила на задний план и пряталась за спину будьчтобудемости? А, может, Манина болезнь была заразной? Все последние сомнения разлетелись топнутой пылью, когда на столе стали появляться кушанья из царских палат. Что это было! /Можно будет внукам рассказывать! Общественное питание социалистического лагеря самоотравилось бы, подглядев!/ Первое время ушло на восхищания, второе время потратилось на открывания, третье время легло на антидегустации и нераспробывания, а остальное время лениво отдало себя на обновления никому совсем не нужных бакалеи и кулинарии. Сволочились без зазрения на порядочность! Новые бутылки некуда было ставить (мешали уже откупоренные, разлитые, надпитые, забытые). «Старые» блюда отодвигались, едва надковырянные и чуть поцарапанные. Салаты, филе, паштеты и «гарниры» засыхали друг на друге не потроганными. Обидно одно! Различать тонкие вкусы никто не желал, смаковать пикантные необычности никто не старался и понимать гастрономические экстравагантности никто не мог. Просто, за этим столом вели себя недостойно три гада. Спрашивается, откуда это в людях? / Отвечается! Помните, конечно: когда никого не было, встретились Адам и Ева? Встретиться-то встретились, а делать нечего, обсудить некого! Бегали себе голыми по природе, пока гад-змей не появился. И стало Адаму и Еве целыми днями теперь делать естьчего и естького. И пошло-поехало гулять по свету людское народье. А всё из-за змеюки. Так что, гадёныши все мы!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако гастроль «вечор, ты помнишь, вьюга злилась…» продолжался. Вечор и вьюга снимали с себя ответственность за поведение некоторых, в частности – всех троих. Танцевальная сцена не имела возможности отдохнуть и утереть пот от залётных ухарей, избивающих паркет под седьмой раз подряд объявленный танец: «А без Подола Киев не возможен…». На восьмой раз музыканты расстроились и, не взяв ещё одну «пятёрочку», чуть не пошли в драку. Пришлось, огрызаясь, вернуться к столу, которого было не видно из-за всего водружённого. Пробовать поесть было трудно. Рукава, пальцы, запястья постоянно натыкались на густо столпившиеся стаканы и попадали в шаткие пирамиды тарелок. А покласть локти на стол даже не мечталось! Время стояло, настроение оставалось там же. Разгалдёж был на пике и, не дожидаясь спада или потери формы, все вместе, почти не сговариваясь, решили смываться. Это была единственная общая умная мысль за последние дни и единственный выход, как в пищеварении. (Ну, в крайнем случае, обратно – через вход…)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маня с кумом ушли прытко. ОН – последний, заметая следы. Для этого размашисто заказал песню «Крещатик» в двух экземплярах, чтобы всем везде было долго слышно, что «киевляне» продолжают гулять. Затем вышел в холл и, несильно придирчиво перебирая, зацепил первых, бросившихся навстречу «курей», грудиные тушки которых «случайно» в течение последних часов курили, маявшись возле игровых автоматов. Отведя девочек в зал, ОН усадил их за скатерть-самобранку и, угощая, галантно попросился выйти. Дамы, польщённые обходительностью и обезоруженные одновременным количеством дорогого съедобного, не произносили ни слова, только мило, во весь рот, улыбались, серьгами царапая уголки губ… «Крещатик» гремел, «их» столик гулял – комар горла не промочит! Отход подготовлен. Красиво-расхлёстано забрав своё пальто, не ускоряясь, чинно вышел на улицу, дав трёшку «дверному». Отдёрнув руку от поклона-поцелуя, ОН глазами стал искать вызванные спасательные вертолёты. «Отряд по отходу» уже словил иностранную «Мазду» и, на всякий случай, открыв все дверцы, засел в кустах, даже не надев свои верхние тёплые белые одежды. Вскользнув в трёх лицах на заднюю сторону, все втроём крикнули: «Уходим!». ОН добавил: «Пожалуйста!». И частник тронул. Двери захлопывали на ходу, но это сильное захлопывание не перебило громкий стук рёбер в грудной клетке. Машина дёрнулась, ещё раз дёрнулась и сразу же, обойдя пару такси, вошла в скорость. С полминуты молчали, не оглядываясь. Надеялись, что молчание как можно дольше унесёт их как можно дальше. Потом довольно заелозились. Сердце снова пошло, но наглый второй вдох ещё какое-то время пытался влезть без очереди перед выдохом. Заметая следы, ОН попросил гальмануть (затормозить) в месте, уже узнаваемом, но ещё далёком от дома гостевания. Заплатил фельдшер. Манилова не просили, тот плыл глазами в глубоком озере киселя. Вытащив себя из спасительного мобиля, отдав честь «пилоту», присели возле лавочки. Какое-то время даже не было настроения пошутить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Ещё один кабак! Пошли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прокинулся Маня, как ни в чём не бывал, и все, отряхнувшись, побрели к плотно затворённым дверям заведения с мерцающим внутренним светом. Им открыли. Трезвые бы удивились, после того как те – трезвые, в первую очередь не постучали бы. А эти приняли, как должное и, насобирав по карманам «мелочь», рублей тридцать, сунули халдею через щелочку. Купили мартини «россо». /Мартини днём стоило десять, ну – двенадцать, ну – четырнадцать рублей. Однако сегодня ночью на цены не смотрели, потому что потраченное сейчас не входило ни в какое сравнение с уровнем «сэкономленного»/. Почему мартини? А представьте, как некрасиво заваливаться в чужой дом до рассвета, да ещё и без мартини! И – вправду! Димина жена, проснувшись, с удовольствием отведала напиток вместе с ними. О чём-то опять смеялись, и заснувших у стола Маню и кума пришлось растаскивать по спальням. Когда всё улеглось, похрапывая и постанывая, приехал Дима, проведать: «как прошло?». Врач был в халате. «Скорая» ждала внизу. Спать не хотелось, странно. ОН считал, что подействовал стресс, отбив всякий хмель и разогнав усталость по облакам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А поехали со мной! Подежурим ночь. Ты не против? У меня халатик есть и чемоданчик запасной. Коньяк и вино в машине, если что. Я уже обслужил два вызова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, поехали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так ОН попадал сейчас прямо с бала на корабль. Ночь греха и разгула плавно переходила в ночь богоугодного дела и благотворительности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пасмурная ночь отливала смуглыми разлитыми силуэтами под цвет дождя. Но ливневое небо прошло мимо, в сторону гор, обтерев воздух шершавым мокрым полотенцем, и оставило за собой влажный шлейф избыточной свежести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А попросту: было настолько сыро, мерзко, противно и скользко, что в такую, прости Господи, срань господню и рыбу в аквариум не загонишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в машине с мигалкой светло, тепло, уютно и хлебосольно-винномармеладно. Поехали! Эх, с сиреной! Внутри салона не слышно, зато на улице видно. Одинокие ночные автомобили дорогу уступают, оглядываются, убегают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закатились под больничку. Там ожидалка вызовов. Все экипажи, готовые сорваться по адресам, негромко дремлют в этом месте. Огромные комнаты, прохладные напитки, прогретый чай, растворённый кофе (без сахара или с сахаром без), ванильное и овсяное печенье, галаретки… Стаканчики и ложечки можно не складывать, не хранить, не мыть, а сразу же бросать в пластик-урну. Даже жалость – к горлу! Где мы? В нашей стране? В нашей, да не совсем… А главное, главное-то! Телевизоры! Огромные, подвешенные высоко, цветные! А по всем телевизорам – нерусское, по всем каналам – неизвестное, на всех экранах – иностранное! Да здравствует несоветское! Алллилуяяя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всякие мультики, спортики, фильмики, рекламики. Беспонятные, интересные, завлекательные. Ошеломительная рябь в глазах на фоне советского телебезрыбья, телебеззубия, телебеззвучия, телебесцветности, телеубогости. Телепортация из мира «совтел», мира «СТ» – мира старых, стёртых студий со стулом, столом, стендом, с товарищами, с творческим ступором, с топорной старательностью, считывающих строчки со страниц, в мир сумасшедших декораций, невиданных технических эффектов, салюта красок и остальной яркой мишуры, в которой нуждается общество. Люди просто: стояли – смотрели, ходили – смотрели, сидели – смотрели и, даже убегая на вызов, оглядывались – смотрели. Не вдаваясь в сюжеты, не хватая идею, не копая под содержание. /Может быть, потом, в будущем, это надоест, как только станет повседневностью, но сейчас, когда в столице сахар по талонам…/ И вовсе не помехой были помехи, жужжащие в глазах. Разные мигания – подёргивания телерамки не обращались вниманием. Заблудившиеся в небе, нарушившие советское воздушное пространство, зазевавшиеся импортные телеволны отлавливал бдительный наш железный гвоздь и, через заднюю дырку в телевизоре, посылал сигнал экрану изображения. /Кто-то может возразить, мол, наоборот: гвоздь ловил сигнал и посылал волны. Пускай. Изображение от этого не менялось/. И действия на «картинке» завораживали. Может, причиной тому служило сумеречное состояние между просыпанием и засыпанием. Или просто ночь обволакивала своей магией и уволакивала куда-то. Ведь всегда так. Если сейчас ночь, значит, ты находишься на обратной стороне Земли. От этого От этого потусторонние ощущения, сны и неестественные поступки. А, может, заграничное телевидение увлекало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН оторвался от экранов несильным толчком в плечо и рот по инерции защёлкнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наш вызов. Поскакали, деревянные лошадки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Как пел в их детстве Пузырь: «Ускакайи вехевяхые вофафки…» Пузырь умудрялся картавить даже гласными звуками и знаками препинания/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выдвигаемся на точку высадки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надев халат, ОН встряхнулся, зашмыгнулся, поправился и погляделся в зеркало. Приглянулся. Неплохой врачик, солидности не отнять. А чемоданчик подчёркивал серьёзность намерений. Вдвоём покинули «вертушку», не ожидая полного приводнения в огромную калюжу. Уверенно, в ногу, вошли. Этаж седьмой-восьмой. Квартира. Родители. Больной мальчик, лет восьми. Дима взялся чётко работать своими трубками и скопами. Лёгкие чистые, хорошо. Дыхание прерывистое. Жар. Бронхи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вы думаете, доктор?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН среагировал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Инфекция.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо. Я того же мнения. Сейчас антипиретиками сбиваем температуру и даём внутримышечно ударную дозу антибиотика, плюс антигистамины. Что-нибудь добавить, коллега?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аскорбиновую кислоту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима-то не смотрел, а тут взглянул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да-да, пятьсот миллиграммов, для повышения иммунитета. Так, пожалуйста, вот ваши рецепты. Утром – в аптеку. Сейчас мальчик будет спать, я сделал укольчики, не волнуйтесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приводя ребёнка в порядок, Дима негромко рассказывал о продолжении лечения таблетками и о новом, экспериментальном опыте работы городской станции «скорой помощи» по методам Восточной Италии и Западной Испании. На вызов выезжают несколько специалистов. …Врач оказал помощь, был уверен в правильности, поэтому, расслабившись, фантазировал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В скором времени будут выезжать команды составом: врач, фармаколог и психолог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Брадобрей, инженер и народный артист, – добавил ОН. Все рассмеялись и встали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы тут вам, пан доктор, та вам, пан консультант, приготовили кое-что. Если б мы знали, что два доктора – сразу! Извините!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Родители донесли до двери два объёмных пакета. Тепло распрощавшись, лифт поехал вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пан доктор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не заискивание, не подобострастие, не пригибание, а – Уважение! Такое отношение к профессии. Люди понимают, что это такое: хотеть стать доктором, поступить на доктора, учиться на доктора, а, уже получив «доктора», не бояться быть доктором и каждый Божий день брать на себя риск лечить людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отношение Запада к профессиональным специалистам – налицо. В отличие от воспитанного социализмом презрения к врачам всяким, учителям разным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Медицина и образование – «непроизводительная сфера»!!!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да только за такие «понятия» это общество не должно существовать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попахал бы этот врач несчастный, как я, по две смены за баранкой, быстро б отхотел важного из себя строить! «Вам «больничный» не положен». Ты посмотри на него! Он решает, больной я или нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Умные! Вон, учитель летом три месяца в отпуске! А в шахту бы его! На время каникул. Чтобы пользу приносил! Увидел бы, как мы живём. А то: «Ваш ребёнок должен больше заниматься дома. Почему вы с ним не читаете?» А школа зачем, если ещё дома читать?! Я б тебе, харя учительская, почитал бы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так и я говорю! Сидит целыми днями в белом халатике, чистопилюля! «Дышите – не дышите». Каждый дурак может! [144 - Если ты считаешь, что твоя работа тяжелее остальных, то ты ошибаешься. (Как терпимо, спокойно и вежливо сказано, а?)Если ты, не разбираясь в другой профессии, считаешь её легче твоей, это значит, что ты явно работаешь не мозгами. (Вот, уже лучше, хотя опять культурно).]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Врача» за сало купил! Когда мы в армии горбатились, он в институтике со студенточками развлекался! И сейчас рецептики выписывает, а получает, как все! [145 - В цивилизованных странах врач получает, как все… вместе взятые.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя б воля, так всех этих врачишек, учИтелек согнать на неплодородные земли в неурожайный год, без трактора, хлеб выращивать! [146 - Встретились хлебороб с хлебоделом. Пахарь с пекарем. Заспорили:«Выращивают хлеб или выпекают?» – «Не спорьте! – сказал нахлебник. – Хлеб едят!»]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот где проверили бы этих умников в деле! Посмотрели бы тогда, чего стоит их образованность! И как они все хотят помочь Родине по-настоящему!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кому это «Родине» – никто не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это «по-настоящему» – никто не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что будет, если помощь Родине вдруг увеличится – никто не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем помогать Родине – «самой могущественной» во всём мире – никто не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ответит сама Родина на твою помощь – никто не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но все продолжают рогами – бум! «Не спрашивай, что Родина сделала для тебя!» Бумм!! «Не спрашивай, что Родина сделала для тебя!» Буммм!!! «Не спрашивай, что Родина сделала для тебя!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одумайся! Не спрашивай, что Родина сделала для тебя, потому что потом Родина за себя не отвечает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спрашивай, потому, что сам за всё ответишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спрашивай, потому что Родина не отвечает за тебя, это ты отвечаешь за Родину!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спрашивай, потому что спрашивают не с тех, кто за всё отвечает, а с тех, кто спрашивает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому перестань спрашивать, почему Родина всегда позади тех, кто идёт «Вперёд, за Родину»? И почему Родина всегда покрывает тех, кто ею прикрывается?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но однажды наберись воздуха оставшейся честности, подними глаза оставшейся смелости и всё же спроси: «Родина, а что ты сделала для меня?» Ох! Пора с Родины спросить за ВСЁ, по самому большому счёту!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вообще. Если мы говорим о Родине, мы говорим о чём или о ком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А уж понятия на этой Родине перевёрнуты с головы на седалище с таким перегибом! Просто диву давишься – как без хруста хребта?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллигентность, учёность, грамотность, аккуратность – чистоплюйство. Деликатность – трусость. Такт – «ах, так тебе нечего сказать!». Обходительность – «специально подчёркиваешь, что все мы хамы!». Много знаешь – «слишком умный?»… Ну, а если ты, случайно, ещё и доктор, то чем это ты лучше других? Ты такой же, как все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ан, нет, господа! Поди-ка ты, «как все», стань врачом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И топчутся нещадно своей Родиной специалисты, вручную складывающие по кусочкам здоровье страны. «Как это «вручную»?» А так! Всё необходимое оборудование в здравоохранении существует только для тех, кто принимает законы. Для тех, кто уменьшает бюджеты больниц, таких нерентабельных. Для тех, кто, стоя у власти, мало того, что в двадцать первом веке, миллениум подери, оставляет людей без современного лечения, но ещё и врачей делает заложниками отвратительной медицинской помощи. А люди не хотят видеть причины. Линия огня проходит между лекарем и пациентом. И как относиться к врачам, если боль не прошла, если вовремя не распознали болезнь, если пенсии не хватает на свой диабет, если такие анализы делают только не в этом районе, если в больницу ложиться со своим катетером и если на операцию очередь в области на несколько лет вперёд, а ты можешь через месяц загнуться???…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, врачи – сволочи! И можно, в сапогах после навоза, завалить в кабинет и легко дать медсестре по морде!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всё это на отсталом, забитом Востоке, а на Западе, извините – как должное «пан доктор!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давным-давно, когда Пётр Первый тянул-толкал-пинал расплывшуюся тёмную Россию через форточку в Европу, уже тогда император понимал цену настоящим специальностям и специалистам. Сам учился. Людей посылал профессиями овладевать. Во главу государства деспот ставил ум, учёность, квалификацию, практику и нужность профессии. Царь был хваток на указы волевые и безоговорочные. Однажды, в целях экономии, Пётр издал такое: «Пекарям, лекарям и аптекарям жалованья не давать, ибо свой доход имеют!». Так, казалось бы, «ударив» людей этих специальностей, император признал высокую востребованность, профессионализм и главенствующее положение их в общественной жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас, в лифте, ОН всё ещё краснел от тяжёленького пакета в руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как-то неловко, вроде и не за что.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вскрикнул повышенным шёпотом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что! Не дай Бог отказаться! Ты унизишь не тех, кто благодарит, хотя и это тоже. В первую очередь ты покажешь, что не заслужил, значит, засомневался в оказанной помощи! А, если не оказал помощь как следует, значит, ты не врач и сделал их ребёнку ещё хуже! Ты представляешь, как это выглядит? Но, раз люди отдали своё спасибо в надёжные уверенные руки, да ещё двух специалистов в белых халатах, то они теперь спокойны за здоровье сына. И их уверенность в нас не даёт тебе права даже на волосок засомневаться в своей работе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь возвысилась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так продолжалось целую ночь. ОН благодарил Бога и Диму за то, что подпустили так близко и дали прикоснуться к великой стезе – лечению. Врач, с которым раньше лишь веселились и собутылили, сейчас являл собой медаль другой стороны. ОН неприлично, сбоку в упор любовался человеком, уверенно заправляющим делом целения. Дима настолько точно оперировал всеми инструментами и лекарствами, так ловко, без суеты, но быстро вправлял, мерил, колол, шил, прощупывал, определял, не переставая беседовать с родственниками, и вселял такую уверенность в окружающих, что никакого исхода, кроме счастливого, в комнатах не витало. Лица расцветали, озабоченность уходила, морщины растягивались в улыбках благодарности пану доктору.<br>
<br>&nbsp;//--&nbsp;Да здравствуют те, кто лечит людей!&nbsp;--//&nbsp;<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В середине девятого утра уже родная «скорая» довезла их до дому. Большие полные кульки вытаскивали в три приёма. Рафик уехал. А они курили возле целой кучи сумок. Глаза были красными, но всё остальное на лицах розовело от довольности [147 - Иногда ни с чем не сравнимо удовольствие праведной усталости!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я позвонил ночью знакомому. Щас завтракнём, пообедаем заслуженно, а потом – закатимся в баню! – мечтательно сказал Дима вверх и сильно затянулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тех сначала не трогали, но время не ждало, пришлось. Разбуженные в конце утра, часов в тринадцать, кум-фельдшер и Маня-Манилов никак не могли въехать в широкие солнечные ворота разошедшегося дня. Умы и взгляды их блудили от потолка до носков, но не находили точки преткновения, чтобы зацепиться, натянуть трос-страховку и выпрямиться от равновесия. Сам император Франции дважды облобызал этих «гвардейцев» в виде ста граммов коньяка «Наполеон» и кусочка торта «Наполеон».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И где он сейчас? На поле он!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торт подействовал, и жизнь запродолжалась. Уже с понятием слушался Димин рассказ про ночные будни сегодняшнего дежурства. Про совместную бригаду специалистов. Про то, как воодушевлённо встретили все коллеги в больнице этот почин. Идея получать «два к одному» доброжелательно приглянулась. А, чтобы всё оставалось в одном доме, решили работать семьями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маня и кум всё равно одномысленно до конца не понимали, как и когда это могло происходить. Ведь все только что пришли и сразу же проснулись. Где загвоздка? В чём начало нити напутанного клубка? Когда эти двое могли успеть всю ночь работать и путешествовать, если за это время некогда было даже протрезветь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вы что, ночью не спали? – Манилов превзошёл всех из двоих и догадался первым, после долгого подробного пятикратного рассказа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ура! У загадки есть решение! Маня, ты гений! Это надо пришпандорить к доске достижений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обзывайтесь с утра. Ну, догадался, но не до такой же степени – «гений». Дайте мозгам разморозиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нате, нате, мозги, получите ещё дозу «Наполеона».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Содержимое двух только пакетов из ночной добычи горело на кухонном столе разноцветным огнём. Остальное количество остального Димина жена по-хозяйничьи заложила в холодильник, бар и шкафчики, показав эти места хранения перед уходом на работу. Ещё два полнёхоньких ранца были заново укомплектованы для бани. Кум-фельдшер стонал от тоски:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За одно дежурство – свадьба! А у нас. За ночь работы – мат, блевота, разборки с бухими больными. Утренние доклады главврачу с оправданиями, объяснительными и лишениями премий… Я представляю: приезжаю на вызов по поводу драки, захожу в разнесённую дверь, а там мне пьяные, побитые друг другом муж с женой из последних сил: «Здравствуйте, пан фельдшер!» А ведь та же страна!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та же, да не та!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнечный луч падал на банкет и, высвечивая, подчёркивал торжество импортного начала. Изобилие сыпалось, лилось, сочилось, выпадало, струилось из Польши. Пшецька экономика не только не згинела, но и давила продовольствием всю Восточную Европу. Откуда там, на том пупке, могло всё это уместиться? На благодатной польской земле, как понималось по этикеткам, плодило, цвело, пахло, спело, неслось (в смысле яйцами), родило, водилось, плавало, летало и бегало всё съедобное. Как это – сушёные кальмары, и не из Польши! А откуда? Наверное, там беконы, при жизни, жрали маракую. Селёдка, до засола, поедала спагетти. Копченые ножки, когда бегали птицей, не слазили со сгущённого молока. А клубника гнездилась на одном кусте с бананом и, пока зрела, давилась йогуртами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Хватит подливать, хватит поедать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мусс ощущений надо было ломать, а возвращаться в жизнь стоило немалых усилий. Поэтому, повырывав из ртов очередные граммы, оторвав себя и остальных от размеренного «плавного съезда» [148 - «Плавный съезд» – этот метод был не нов, но научную концепцию подвёл под него Маня. Принцип заключался в том, что из-за медицинского термина: «синдром отмены» бросать пить нельзя резко! А нужно это делать медленно, постепенно, каждый день уменьшая дозу до полного «не могу». /Как лошадь, проскакав быстро длинную дистанцию, должна ещё долго, сбавляя темп, бегать, не останавливаясь, приходя в норму. Если та кобыла после скачек встанет, как вкопанная, то её придётся закопать/. Теория нравилась, но метод работал, в основном, на повышение доз. Поэтому «плавный съезд» мог превратиться в третий, четвёртый, пятый заезд по кругу, всё разгоняясь и разгоняясь, не видя вскинутый флажок, не слыша гонга и пролетая финиш.], – Дима громко запел. Все присели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весёлая отвратительная громкая Димина песня отряхнула от ничегоненадового состояния и заставила задуматься:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А морские рыбы пьют воду или нет? И, если пьют, то как они её опресняют?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего себе, решение каких проблем встаёт воочию остро! Видно, мозг отправился в недоступные, неоткрытые ещё памороки сознания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Дима, неожиданно перестав петь (все упали), приказал собираться:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все идут в баню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Началась вялая энергичная суетня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Веники берём? – «сострил» кто-то, хватаясь за метёлку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты думал! Берёзовые венички уже заготовлены и там, в кипяточке морятся. Какая уха без петуха! – важней, чем некуда, ответил Дима, стряхивая все крошки легкомысленности с серьёзной затеи. – Хватаем свои немытые мощи и тащим вниз. За нами приехали. Куда ты мыльницу прёшь? Оставь тазик! Там всё есть. Господи! А термометр с окна тебе зачем? В парилке температуру? Тогда и подставку для сковородки захвати, чтоб в зад не жгло! Поставь на место! Я пошутил. Всё! Разбились по парам! Взяли друг друга за руки, правое плечо вперёд! Шагом мммарш! Вниз, без лифта. Речовку за-пе-вай! Как в пионерском лагере: «Бери ложку, бери хлеб и садися за обед! Кто сказал, что Ленин умер? Ленин жив, жив, жив!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только так жёстко можно было организовать мародёров построить анархистов и собрать по лесам беглых партизан в одно членораздельное войско!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добирались до бани на Димином знакомом. Знакомый сослался на дела и откланялся от греха. Все остальные загурбились в банно-прачечный комбинат № 14. (Если верить с тяжестью висячей плите).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как много у вас комбинатов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для них была отдельно заказана комната не в общем зале. Тут был полный комплект банных услуг и снаряжения. Посредине теснился маленький глубокий бассейн, в котором и поплывёшь разве что сверху вниз, и то, если рядом никто не гребётся. Этот стакан с ледяной водой был предназначен: нырнуть туда после сауны, зашипеть, как аспирин «упса» и, пенясь, раствориться. Стол-крышка для еды с параллельными лавками по удобным сторонам. В середине, забирая всё пространство «комнаты отдыха» – избитый, испытавший промахи всех судеб, залатанный старыми шинельками, отставной биллиард с покоцаными бесформенными шарами и дырявыми насквозь, заматанными лёской [149 - Именно: «заматанными лёской».], лузами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Претворяющийся наполовину шкаф с простынями, полотенцами и посудой. Куцый, горячий снаружи холодильничек, рычащий поодаль. Душевые и сауна-парилка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Накрыли стол едой, а себя – полотенцами и полезли в банный отсек. По дороге (идти было три с половиной метра), хватились Манилова. Тот, уже голый, в полотнище через плечо, пытался возлечь на лавку у стола сенатором Рима с виноградинкой в руке и с рюмкой – тоже в руке. Вернулись, перехватили, надавали по рукам, взяли за конечности и, забросив в «топку», закрыли дверь, оставшись снаружи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Проследим, чтобы не подгорел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крики и стоны через стеклянное оконце были невыносимы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, пошли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маня пытался, на плечах входящих, вылететь из клети, но ему не дали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э! Куда вы меня заталкиваете! Это же духовка и мангал в одной печке. Тут любая микрофауна не выживет по-человечески!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Залазь, микрофлора! Обшмали немного свои рёбрышки, да смалец вытопи, а то пуп твой под двумя метрами сала колышется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ойййй! Как жарко! Мне нельзя! Я больной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы давно в курсе. Болей себе на здоровье! Но дверь закрой. Пар выпускаешь. А в парной пар выпускают только внутри, за плотно закрытой дверью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ложись. Не стой, сидя. Ложись. Понеси хоть раз наказание за свою безнаказанность!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я всё это предувидел! Вы поиздеваться меня взяли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Предувидел». Речь у Манилова всегда выходила хромой, как «Серая Шейка», и Маня не понимал, почему все вокруг смеются, когда на утюг он говорил «атюх», на жилет – «жилётка» или, в карточной игре, марьяж называл «маньяж». Отсюда и клички его пошли. Сначала – «Маня», потом персонажный Манилов. Мечты его были меленькие, как у гоголевского «мёртводушного» Манилова. Тот и этот грезили всем таким решаемым, что и мечтать об этом стыдно: мостиком через ручеёк, цветочками – по краям, птичками – на столбиках… Вроде, тебе подарили конструктор «Сделай сам», а ты днями, не открывая, глядя на него, томишься от мысли: «как бы умело собирались из цветных деталек маленькие домишки, тракторцы-подъёмные краники и обаятельные зверушки» [150 - Мечта должна быть подтверждена стремлением к ней!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так и у проживающего жизнь Мани – даже хвастовство выглядело каким-то не убедительно рассыпанным по крупинкам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты куда! Попарься раз в жизни!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, только дверь посильнее закрою, а то – утёк пара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У-тёк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У-у-тёк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У… тёк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, что вы давитесь! Я специально так сказал. А что, «утечка» – лучше звучит? Утечка! Ха, ха, ха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Размышления у парадного подъезда» – полезны! Но банные рассуждения – похлеще. И веничком похлещут и, чтобы отвлечься от температуры, минут пятнадцать люди, в кои-то веки, беседуют головой, предоставив телу самому изнемогаться. Темы настолько разные, что было бы, видимо, неплохо распаривать иногда мозги парламентам, думам, советам министров и другим органам, у которых должны быть мозги. (Господа те, конечно, тоже по баням шарятся, но не подумать-порассуждать, а, в основном, с проститутками – нужду справить)…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …и жила в своё удовольствие. И спорт, и массажные салоны, и личный врач, и психолог, и – по всему миру! А в итоге – в тридцать лет рак, и всё! Как мало пожила, и деньги не спасли. Судьба, ничего не поделаешь. А другая, вон, смотрите. Всю жизнь пашет, как проклятая, и болезней куча, и тянет внуков, правнуков. Уже почти девяносто, а «бегает». Вот чем объяснить, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и кому лучше!? /Тому, что: «Близёхонько! Всего пятнадцать километров пешком» или этому, который: «В такую даль! Пятьсот километров бизнес классом»?/ В своё удовольствие и не состариться или в муках до бесконечности. Над кем надо плакать и причитать? Может быть – над оставшимися?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возьми эвкалиптика, на камушки плесни, сделаем ингаляцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ох! Жар пошёл!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Терпи, Манилов! Атоматом будешь! И рассказывай. Так терпеть легче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А что рассказывать? Однажды мы на уроке придумывали предложения, которые редко употребляются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, и что ты придумал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я придумал: «Зишкя морчу сезватю!» Главное, буквы не повторяются!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …..???<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хоть не выиграл? Я надеюсь! «Сезватю».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не дали, завистники! Сказали, что не совсем понятно. А я говорю, мол, главное требование – редкость употребления! Всё равно не дали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И кто же выиграл в вашем придурковатом классе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничья! Один даже с матюками выступил. Сказали, что «такое» каждый день слышно, так что не победил никто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слава Богу! Справедливость восторжествовала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, справедливость. Вы её трогали? Вы слышали вообще, как выглядит «справедливость»? Кто-нибудь видел справедливость богатой, а богатство – справедливым? Кто-нибудь видел справедливость счастливой, а счастье – справедливым? Кто-нибудь видел справедливость у власти, а власть – справедливой? Кто-нибудь видел справедливость красивой, а красоту – справедливой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я видел! Когда этот, как его, в финале чемпионата мира, пенальти не забил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая ж это справедливость? Манилов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По игре восторжествовала, я так думаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может быть. Но для того, кто не забил, физическая смерть покажется спасением. Всю оставшуюся жизнь с «этим». Другие и забудут, что такой чемпионат был, и такой год был. А он, несчастный, будет до смерти всё подходить и подходить к тому мячу!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понял, Маня? Думай поменьше! Соображай побольше! Всё, что у тебя на уме, когда-либо выскочит с языка. Поэтому думать опасно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же вы, когда думаете, сами рассуждаете, а мне не даёте? Вы эгоисты! Правильно, кум? Эгоисты они?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Совершенно верно! Люди думают о себе, живут вокруг своего «эго» и не виноваты в том. Все ощущения исходят снаружи – в центр, а все действия из центра – наружу. А центр – это Я! Природа. Всё, что существует, я ощущаю собой. Весь мир – это МОИ ощущения мира. Нет меня – нет мира! Вы скажете: «Как! Мир существует и после тебя!» Нет, мир после меня существует только для оставшихся, а это – ИХ мир. Так же, как меня не существует в мире оставшихся, так и их мира не существует для меня. У меня нет мира, потому что я его не ощущаю. А то, чего я не ощущаю – не существует. Существование чего-то – всего лишь мои ощущения этого. Мир субъективен. И, если мир необъятен, то просто как объект сложен из миллионов наших субъективностей. Объективность – это и есть множество субъективностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Я понял! Если я хочу для себя больше, чем для других, я не виноват! Так заложено. Ура! Вот объяснение, а я-то всю жизнь себе голову ломаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри под ноги, ты ломаешь голову не об это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как я могу смотреть под ноги? У меня на подошвах ещё глаза не выросли! И не мешай! Отвлекаешь! Видишь, я философствую, как все!.. Значит, мне зря стыдно за то, что я люблю себя больше других? И получается, мания моего величия нормальна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, Маня величия, ты нормальный. Ненормальный тот, кто себя не любит. Но, любя себя, не будь эгоистом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же «не будь»? Если моё эго – это и есть я. А я – центр! «Центр» – «Юстасу». «Я тебя не ощущаю, значит, ты провален!» Ха, ха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда ты уже посерьёзнеешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты, фельдшель, не приставай! Видишь, высочайшие проблемы решаем. Аж прохладней стало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эх! Попался бы ты мне в стройотряде, когда мы двести метров свинарника очистили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, за что ты так к нему жестоко? Лучше живьём в перине закопать и в пиве утопить. Манилов от сиськи мамкиной оторвался, когда институт закончил, и то – от одной только. Ты сегодня звонил маме? Спрашивал, какие у тебя планы на вечер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можете надсмеиваться, сколько хотите! Шутники! От ваших искрометательных шуток даже у лысого бигуди с головы свалятся! Ха! Ха! Ха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сострил по-серьёзному! Смотри, не перетруди смекалку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не перетрудит! К труду Маня относится с такой страстью, как фрукты сохнут по компоту! А работой Манилов грезит, как ёлка мечтает отдаться Рождеству!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Маня с себя пылинки сдувает, а дома будет сидеть днями в пылище, пока не встанет и всё само не осыпется. А уж тарелку после себя в умывальник положить – только когда на диване мимо кухни проезжать будет, и та тарелка сама в руки бросится и точно в раковину отскочит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо! А холодильник, вы думаете, за меня кто открывает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот мы и думаем: «Кто, интересно?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит, критики! Белинские развелись тут! Не могу больше с вами терпеть! Дальше терпИте без меня. Фердшел! У тебя уже взгляд базедовый! Открой рот, воздух выпусти, а глаза назад впусти! И выходи со мной. Или хочешь, чтоб эти двое из тебя краснопёрку вяленую сделали? Будешь потом у вас на «скорой» глазами крутить в окно и плавниками красными махать, чтоб все разъезжались и пропускали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кум и Маня медленно выпарились из сауны через щелку, вместе с горячим воздухом, и поструились по кафелю в сторону бассейна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э! Вы куда? А венички! Сейчас похлестаемся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, оставьте, Дима! И так нам жизнь невыносима! – попытался пропеть кум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие ещё венички! Мы сами уже – «бери, мети»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как хотите, нам больше ударов достанется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но щас не об этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А о чём?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О том, кто летит в Ленинград.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дааа?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, шутка. Сейчас о том, что каждый находится сам на переднем плане своей жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажите, пожалуйста. Эко тебя засенило!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не. Это меня запарило. Весь истёк. На мне сухого места нет. Пот слоем в два «инч» по диагонали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот тебе и «ну»! Каждый живёт собой. Фотографии в альбомах интересны только тому, кто их показывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи, а папарацци?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Титры читает лишь тот, кто в них написан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто их, бегущих, невозможно прочитать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда ждёшь очереди рассказать свой анекдот, то не слушаешь чужие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из-за того только, что боишься забыть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда видишь себя в зеркале, заслоняешь всех за своей спиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зато все, кто с боков, не подкрадутся незамеченными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если берёшь интервью, тебя не волнуют ответы, ты сосредоточен на своих вопросах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что многие «известности» жалко мямлят в ответ! Стыдно за них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помогая кому-то, думаешь в первую очередь, как ты выглядишь со стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи! Я сегодня ночью со стороны видел, как ты помогал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока тебе хорошо, неправильность твоих действий сомнительна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно! Так устроено. Легко сделать проступок. Тяжело – поступок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему кричащее чужое горе никого не трогает? И почему тихое чужое счастье не даёт никому покоя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это просто болезненное восприятие обыкновенным маленьким человеком своих невзгод. Не нужно осуждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иногда – веришь? – жалеешь, что становишься взрослее. Ушло время, когда каждый новый человек был для тебя интересен. Сейчас, за минуту, видишь всех насквозь. Самое неприятное – недостатки отчётливы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доброе спрятано далеко, чтоб никто не наступил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это сначала ты ломишься под летящий паровоз неправды. Потом, чудом уцелев, продолжаешь жертвовать всем, бросая под разогнавшиеся вагоны без разбору даже дорогие для тебя вещи, ожидая от других того же и зная наверняка – жертвы твои не напрасны. Видя, как отлетают ошмётки твоих усилий, причём попадая бумерангом только в тебя и нанося боль, ты становишься умнее. То есть, проходя мимо насыпи, сторонишься сажи и аккуратно, не совсем ещё разуверившись, но уже не веря, отворачиваясь, подбрасываешь под колёса мелкие предметы. И в конце, мудрый, а значит – предсмертный [151 - Мудрость – это косвенная смерть, пусть даже до твоей физической смерти ещё далеко.], ты стоишь на смотровой площадке с телескопом, глядя через многократный объектив, как локомотив, тащащий всю нашу жизнь в пропасть, проносится где-то внизу, на расстоянии увеличенного равнодушного взгляда. Не участвуешь в кутерьме и даже продаёшь этот сюжет туристам, которые фиксируют выгодные кадры, не подозревая, что их смотровая площадка является площадкой просмотра для незаинтересованных лиц далеко напротив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя надо спасать! Ну-ка, давай-ка я по тебе веничком пройдусь побезжалостней, а то твои мозги запотели! Взять распаренный веничек! Сначала помахать на расстоянии, вот так!.. Да растереть листиком, воооот!.. Да потрусить берёзкой в сантиметре от кожи!.. Да погладить тонкими веточками!.. Да постегать по телу бренному, вгоняя в сок гранатовый! ЭээээХ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ай! Хорошо! А теперь я тебе отомщу!.. Что там у вас поближе к столице в свете новых веяний?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Веяния – веяниями, а чаяния – чаяниями. Поэтому делу служить продолжаем. Служим, может, чего и заслужим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не плохо! Только некоторые понятие «заслужить» понимают буквально и прислуживают всю жизнь. Высунутый язык, стойка, преданные глаза, преданые коллеги…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Смотри! Ты ещё не успел додумать до конца, а сразу нарвался своими мыслями на плагиат. Грибоедов умудрился содрать тебя в точности ещё в 19-том веке и без зазрения совести вставить в поэму: «Служить бы рад! – Прислуживаться тошно!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Действительно, похоже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и я постоянно замечаю. Как только своё придумаешь или сделаешь первым, каждый лезет украсть-поживиться! Даже из прошедшего времени умудряются! Напишешь музыку, ещё во сне, только намурлычешь пару аккордов, обязательно какие-нибудь Шуберт с Шаинским уже спёрли! Во дворе с мужиками партейку в шахматы организуешь, твой великолепный гамбит подсмотрят очкарики, слямзят, отправят в энциклопедию шахмат и наляпают на восемьдесят девятой странице под чьим-то громким именем! Стишок накумекаешь, так его не только стырят, а ещё и переведут на немецкий и опубликуют в неизданных сборниках Гёте и Гейне, чтоб ты не доказал! В футбол погонять с пацанами на пустыре захочешь – и то боишься, что твои финты обязательно исполнит какой-нибудь Мальдини-Капучини из «Реал» Мадрида три года назад в финале кубка «Чемпионов». А где гарантия, что твой обыкновенный праздничный мартовский поздравительный тост: «На любую женщину найдётся потребитель! Всё относительно!», не подхватится и не перерастёт в «Теорию относительности» где-то в Берне перед Второй Мировой войной? А уж философские свои выкладки-постулаты и мечтать не приходится донести в подлиннике до современника с бокалом напротив! Потому что все античные миры в охапку перенеслись сюда и стоят, уже за тобой заранее записывают на пергаментах и папирусах! И сейчас, наверное, припали к парилке и конспектируют. Эй! Всё записали, писуны?! – прокричал ОН.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима громко улыбался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плагиат – дело оспариваемое! [152 - Отыскавшийся в Израиле прямой потомок правнука Кирилла и Мефодия обвинил в плагиате всё русское население России за использование алфавита и потребовал денежную компенсацию.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас точно – жар!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли тушить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, идём скорее, а то те уже устроили основательный привал к столу. И нам пора! На отдыхе, как нигде, надо делать передышки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставим немного терпения на потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подоспев к частично объеденному обеденному столу, влиплись в новый разговор. Маня упрекал фельдшера:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только чучело огородное сутками на работе зависает! От работы богатым не станешь. Богатым надо родиться. А бедным не надо рождаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто лучше – бедные или богатые? Нет. Кому лучше – понятно. А вот кто из них хуже?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во-первых, смотря для кого и кто интересуется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Богатый может просто не дать ни гроша. При этом ни от кого ни на грош не убудет. А нищий хоть всё свое «ничего» отдаст, от этого ни у кого ни на грош не прибудет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нищий ещё может и грохнуть ни за грош!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А богатый может и последнее отобрать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут ещё возникают сопутствующие вопросы. Почему богатые богаты? – Это пища для адвокатов. Но почему нищие нищи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Богатым прикинуться невозможно, зато нищим стать – пожалуйста. Не работай, получай пособие и смерди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;/Это всё не про Украину. Там 90 % – нищие, и никто им пособия не платит. Украине до пособия нищим лет двести, пока не сотрётся генотип и фенотип нынешнего логотипа власти. А до этого изменений к лучшему не намечается, даже косметических, не то, чтоб космических!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, демагоги! Я тут надеялся, что вы выйдете пареными овощами, потеряете свой вкус сгрызаться и свои калории – закрывать нам с феллсшером рот. Идите обратно в баню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы и так в бане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы только и думаете, как меня обсуждать и указывать на мои огрехи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не занимаешь все наши мысли, не обольщайся. Таких, как ты – не только ты! А в твоём огороде не все камни наши. И не все наши камни – в твой огород! Но, если наши и попадаются, то это драгоценные, собирай и храни! Все бы о тебе так хорошо отзывались!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Сам не подставляй мнительность под всё пролетающее! И не лови своей корзиной чужие мячи!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА*<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Количество камней в твоем огороде напр мую зависит от степени твоей паранойи.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не правы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! Нету правости, единственной для всех. Правость многостороння. Каждый прав по его собственному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, конечно, дико издеваюсь! Но как это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твои измышления исходят из положения или предлежания? А может, коньяк мешает мыслить трезво? «Как это?» «Как это?» В детстве нужно было больше учить уроки, а не курить учёки. Мозг и так отдыхает, а ты ещё и разговариваешь – тратишь последний неприкосновенный фонд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Мозг»! Зачем мозг? Нужен разум!.. Значит, как со мной в дороге, так я нормальный, а сейчас я не такой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно! Надо ж на кого-то гнать за столом, разжигать угольки разговора, иначе разговор потухнет и не будет так весело! А там, глядишь, к этому и другие темы прицепятся. Так всегда! Нужна начальная кандидатура общего смеха. Гордись, ты – разжигатель!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, змеи! Напились и пристают. Скажи им, фердшель! Чё я, один?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы пристаём? Что ты себе возомнил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давайте выпьем уже, а?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И всё равно, я считаю: если человек прав, он прав со всех сторон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поменяй подгузник! На один и тот же предмет или действие взгляды настолько разные, что порой могут быть прямо противоположными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На углу дома растёт кустик. И всё. Растёт всего лишь кустик. Не кактус из Мозамбика, не проросший кусок тунгусского метеорита, не бледная поганка, не росянка, поедающая насекомых, не чернобыльский картофель, величиной с ведро, не карельская берёза… Об этих всех ещё можно было бы поспорить. Но тут – обыкновенный дегенеративный кустик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Со стороны тротуара – грязный, запылённый, суховатый;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны дворика – салатный, с плотными листиками;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны гусеницы – вкусный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны дворника – сборник мусора;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны крыши – точка;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны птички в небе – ничто;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны партии «зелёных» – полезный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны партии трудящихся – причина порванных штанов и разбитой морды;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны коммунального хозяйства – разрушитель асфальта;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны его веточки – папа;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны его цветочка – мама;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны ночи – чёрный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны дня – зелёный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны утра – золотисто-мокрый;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны вечера – тёмно-серый;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны паучка – дом родной;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны стрекозки – аэродром;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны блекленькой травки – симпатичный;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– со стороны густых непроходимых кустов, зарослей-туалета возле качели – ублюдок и отщепенец, а с нашей стороны – пример того, сколько разных взглядов могут сглазить один и тот же объект, сколько интересов он, бедный, затрагивает и сколько однобоких мнений он, несчастный, создаёт. Все видят его, но каждый смотрит из-за своего угла, оценивает – по своему углу и судит – под своим углом. У всех есть своё «по-своему» и все «по-их» правы. Так же и спорящие про одно и то же событие. Разнимать – разочаруешься. Разъяснять – разобьёшься. Сторона солнечная. Сторона лунная. Обе стороны правы. Как и обе стороны левы. Солнечная сторона ослепляет. Лунная сторона искажает. Чью сторону принять?.. Две стороны – один руль. Поворот руля вправо не всегда приводит направо. А если – назад? А если – по кругу? Плохое и хорошее. Доброе и недоброе. Чистая добродетель, порыв, не подкреплённый разумом, оборачивается, как правило, противоположными последствиями. Чистая добродетель – всё подчистую! Но нет хорошего антибиотика, убивающего только плохие микробы. Всё подчистую! Нет хорошего пылесоса, собирающего только нехорошее избирательно, оставляя нужные мелкие предметы. Всё подчистую! Нет хорошего экскаватора, вынимающего только землю, не дотронувшись до того, что в ней растёт и до того, кто в ней живёт. Всё подчистую! Даже по мелочам! Например. Хочешь превратить новый сверкающий тротуар в грязный, вонючий, с жирными подтёками и тучей мух? – Поставь посредине этого тротуара урну. А по-крупному будь ещё осторожней, благодетель! Не лезь со своей «помощью» к животным или непонятному народу. Не трогай! – Это лучшая помощь! Не ищи – не найдёшь, и ищи – не найдёшь, какая сторона единственно верна. Похвала или наказание. Отказ или потакание. Немирение или уживание. Подчинение или непослушание. Инициатива или невмешание. Приговор или оправдание…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я первый руку поднял! Профессор! Можно вопрос по теме? Здесь у нас пир горой или воздержание?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да. Едим, пьём, потом ещё раз зайдём.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Совсем не полезно после плотной еды – в сауну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это с какой стороны посмотреть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домой возвращались, размазанные по машине. Такими же втекли в квартиру и разлились по постелям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завтра опять будет завтра. Аминь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На день, следующий за прошлым, по объёмному плану туристической программы, после необходимых приготовлений, все скопом подались в Ивано-Франковскую область. (Две области посетить в одном недельном туре – заманчиво и разнообразно). Ивано-Франковская область Западной Украины боком соприкасалась с Черновицкой. Заранее было придумано «прокатиться» туда, дабы навестить хорошо знакомую родню Диминой жены. Цель была двойная: и родных посетить (давно не выбирались), и этих архаровцев отвезти на пару дней подальше от своего дома. Поехали без автомобиля. Все хотели принимать участие в радостных выходных, а «за рулём» как следует не повеселишься. Поэтому – опять автобусы. Сначала – большим, до какого-то города. А оттуда – «ПАЗиком», глубже в глушь пригородов. По дороге жена Димы в двух словах успела рассказать Черновицкую новость. Её коллега была замужем за кем-то из ресторана «Черемош» и, очень рассерженная, рассказала, что в ресторане произошло чепэ (чрезвычайное происшествие). Трое клиентов крутанули «динамо» на полторы штуки (на 1500 рублей)! Такого там ещё не случалось. Официанта уволили. Охрану вышибал поменяли. Администратора понизили. Перевернули, перекопали и штрафанули весь штат, вплоть до поваров. Из этого рассказа следовало, что в ресторане серчали не на шутку! Кто-то, ой как(!) вовремя, унёс шкодливые [153 - Шкода – вредительство (с укр.)] ноги, не попав под ох какую(!) горячую руку беззакония и тяжёлую руку правосудия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При своём рассказе Димина жена прищурливо пыталась заглянуть в глаза всех троих, но нарывалась на затылки, уши и лбы, так ничего и не высмотрев. Но большая догадка присутствовала. Дима пару раз, отвернувшись, тихонько взялся за голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В злачных местах нужно чаще делать кадровые перестановки. Так учит партия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Съёрничал ОН, меняясь цветом с лицом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Прикрывайте позоры шуточками!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Застыдила ФРАЗА…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тему оставили и забыли в Черновцах, полностью отвлекаясь на дорогу в Ивано-Франковск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«ПАЗик» пыхтел, стонал, задыхался, срывался верхней – запредельной для себя нотой уже четвёртой октавы. «У-у-у-у» – передёргивался, «кхх» – замолкал и, останавливаясь при переключении скорости на более «мощную», с удвоенным надрывом ступал дальше шаг за шагом по дорожным канавам-волнистостям, как будто выискивал за что ухватиться и подтянуть себя вперёд. По дороге на гору это «дитя достижений народного хозяйства», этот «сын автопарка страны» ложился на живот и по-пластунски (пластично распластавшись), зажмурив фары, расставив колёса в стороны, полз, упираясь всем остовом по бровке возле самой обочины, где асфальт не совсем протёрся, и можно было зацепиться за край лысой резиной. Пассажиры краснели от чувства вины за то, что являются обузой для больного старика «ПАЗа» и, привставая, тужились вместе с автобусиком, как бы облегчая схватки. Некто даже порывался выскочить на ходу и подтолкнуть. Но подъём, к счастью, иногда заканчивался и все, переводя дыхание и вытирая лоб, усаживались, медленно покатившись с горы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этой автобусной «модели» одно особое место находилось возле водителя и располагалось лицом к шофёру, возле горячего мотора, накрытого шерстяным одеялом. Если школьнику первому удавалось запрыгнуть на это место – класс! Можно было погреться зимой, повзирать на дорогу в огромное лобовое стекло, поподсматривать за водителем, подглядывая на приборную панель, и вообще почувствовать себя впереди сидящим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас на этом удобном широком месте просиживала жиночка, но не с пустопорожними руками. На ногах-коленях у неё взгромождалось кто-то, которое елозилось, крутилось, вертелось, непоседило, одним украинским словом – човгалося. Метод дедукции наталкивался на догадку о крупном взрослом ребёнке или о мелком незрелом телёнке в ботинках на босы копытца. Но вряд ли мамаша стала бы обувать телёнка в одежду для людей, и догадка возвращалась назад к ребёнку. Видно, что женщине было тяжело удерживать егозу на руках, обхватывая двумя руками. Всё было покрыто тайной верблюжьего одеяла. А в автобусе никто ничего не спрашивал. Неудобно было, да и пассажирка с сюрпризом выражала собой гранату без чеки. Все разумно не пытались «приоткрыть завесу». Пар со взрывом мог вырваться на рискнувшего неосторожно «заглянуть под крышку». Ситуация, к невыносимому интересу всех, должна была проясниться сама собой, без вмешательства извне. Так и произошло. В тишине надрывно стонущего мотора раздался голос, исходящий из ниоткуда:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мамо! Дэ мы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эхо от голоса было сильное, но приглушённое. Как будто кто-то, засунув рот в трёхлитровую банку, разговаривает с последним маринованным огурцом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маамо! Дэ мы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повторило себя эхо, загнанное в безвыходное пространство. В ответ – набравшее воздуха беззвучие перед взрывом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маамо! Ну, дээ мыы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В сраци!!! (В заднице) – выплеснула женщина накопившееся. Все вздрогнули, как от хлопка бича. И ещё больше вжались руками в сидения, а глазами – в окна. Но одна, самая близкая к эпицентру, бабулька, пошатав головой, прошмакала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нельзя же так! Там у вас ребёнок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рэбьёнок?! Ось подывиться на цю дытыну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Женщина развязала одеяло и, сняв, отбросила на крышку мотора. Пассажиры щипали себя, царапали, кололи, жевали губы, кусали зубы, но всё равно – не выдержали и «грохнули». Автобус тряхнуло и кинуло на десять незапланированных метров вперёд, опережая график прибытия. Засмеялась или заплакала и сама мамаша, закрыв лицо руками. /Хохот и рыдания – одни потуги. Отвернись, и по звукам никогда не поймёшь толком: ревёт человек или смеётся надрывно/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хиба ж це дытына! (Разве же это ребёнок!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Женщина уже рыдала, смеясь. Видно было, как с неё свалился камень-валун, аж автобусу стало легче. На руках у неё морочился хлопчик лет пяти – шести – снизу до плеч. А на тех плечах, вместо головы, как в фотошопе, «сидел» чугунный горшок. Инопланетянин, да и только! Голова внутри горшка уже не спрашивала: «Мамо, дэ мы?», видимо, получив исчерпывающий ответ от матери, подтверждённый общим хохотом смеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бачитэ? У космонавтив грався! Бисова дытына! /Видите! В космонавтов играл, чертёнок!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– З двома вэлэтнямы. Ти вже, килькы рокив, як ракэты запалюють. Горыще переробылы на мэжзиркову станьцию та кожного дня «выходять на орбиту». А я, писля праци, вэсь цей байконур пораю. /С двумя старшими балбесами. Те уже несколько лет ракеты зажигают. Чердак переделали в межзвёздную станцию и каждый день «выходят на орбиту». А я, после работы, весь этот космодром разгребаю/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я розумию, ти вже парубкы, дивок водять. Ни, ще молодшего трэба выкорыстовувать! Воны його преваблюють. Йому цикаво. Колы я вдома, вин зи мною. Алэ сьогодни працювала до ранку. Ось вам рахунок! Сыды, нэ човгайся! Космонавт, матка боска! /Я понимаю, те уже в возрасте, когда девки к ним бегают. Так нет, надо ещё младшего использовать. Они его заманивают, ему интересно. Когда ещё я дома, малой всегда со мной. А сегодня работала до утра. Вот вам результат. Сиди, не дёргайся! Космонавт хренов!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Натяглы на макитру цю горщик. Туды запхалы, а назад – вуха, та пидбороддя нэ дае. Добрэ, що я встыгла! Воны вже сварку размотувалы, ризать чугунок, гэть, по бошци! /Натянули на этот кумпол горшок. Туда засунули, а назад уши и подбородок не пускают. Хорошо ещё, что я успела вовремя. Они уже сварочный аппарат разматывали. Хотели резать чугунок прямо по башке!/<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас уся симья – тикы космонавты з насу. Их батько тры роки, як выйшов в видчинено повитря, так и розчинывся. Мы ойого бильш нэ бачылы. Заблукало, згубылося космичнэ тило, бога душу мать! Кружляе дэсь, по чужых сузиррях. /У нас вообще вся семья – одни космонавты из НАСА. Их отец три года назад как вышел в открытый космос, так и растворился. Мы его больше не видели. Заблудилось, потерялось «тело космическое», Бога душу мать! Крутится где-то по чужим «созвездиям»/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мушу до когось звернуться. Ось до ликарни иду. Може, справди, до слисарив краще? Нэ стасуй ногамы! Бо, я щас як прыкладуся! «Мамо, дэ мы»!.. /Вынуждена к кому-то обратиться. Вот и еду в больницу. Может, и правда лучше к слесарям? Сиди, не дёргай ногами, а то сейчас, как приложусь! «Мамо, дэ мы»!/ В кого ты тикы вдався? Нэ втямую! /И в кого ты только уродился? Ума не приложу!/ \Странный вопрос матери к сыну\.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Автобус остановился на их остановке. Вся компания выползала, чуть не позабывав рюкзаки. «ПАЗик» поехал и никто не услышал продолжения. Понадобилось время оправиться от всего этого. А выражение «Маамо, дээ мы!» стало нарицательным и употреблялось потом ни с того, ни с сего, ни к месту, а просто – чтобы по-дурному поржать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше всё проходило весело, но не так смешно, как в автобусе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова добротные зажиточные дома, большие дворы, столы, ломящиеся от своего (из сада, огорода, курятника) и – импортного. Застольные беседы, споры, толки, перепалки. Без агрессии, без злости, без опасности. Дружелюбие людей, уставших от плохого.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько вы уже женаты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оо! Сорок лет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вы выдержали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не трудно. Много лет вместе – это когда недостатки уже не достают, а достоинства уже достали.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да вы талантливы! Такая мозаика на заборе! Жаль, что не все видят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, почему? Мои работы в галереях нескольких стран. Я рад! Большой грех не проявить способности, данные тебе Богом! Но и «звездопадство» – нехорошо! Грех не малый – проявившись, присвоить всю славу себе, забыв о Боге.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привычки переходят в потребности! Один ужинает только при свечах, а другой без свечек уже и в туалет сходить не может!..<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Окружающую реальность нужно подстраивать под себя. Или самому подстраиваться, стараясь как можно меньше потерять. Но совсем от реальности не скроешься! Земной шар не даст тебе сбежать от действительности. Чем дальше ты убегаешь, тем больше, по кругу, ты приближаешься к нерешённым когда-то проблемам.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я что-то плохо сплю последнее время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально! Если ты хорошо спишь ночи напролёт, значит, уже возраст!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выключи это каратэ! Разговаривать мешает. Найди музыку. Всё равно в этих гонконговских гонконгских кунг-фу фильмах ничего не понятно. Час силишься узнать, кто хороший, кто плохой (по скорченным гримасам), затем остальные сорок минут до конца пытаешься определить, кто из кого в кого влюблён. А видишь только: Ху! Ха! – руки, ноги, кувырки.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы так изменились!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не меняюсь, меняется обстановка вокруг меня!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя появился мужчина? Поздравляю! Везёт! – А тебе-то что? У тебя ж муж есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Муж – это хорошо! Ещё б мужчину!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас много открывается. По телевизору показывают всё без цензуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да! Без цензуры! С приходом 90-тых цензура «пропала» только на тех, кто мёртв или ушёл с поста должности. У нас живым раболепно воздвигают постаменты, а смело «плохо» говорят только о покойных. По приказу: «Фас!» все «свободные» средства информации глодают прошедшее, отвлекая от настоящего, а все «занятые» средства информации продолжают угодливо брехать о неугодных. Посмотрите на этих популярных шестёрок, которые, до блеска вылизывая хозяину ботинки, зарабатывают «право» безнаказанно по-скотски относиться к окружающим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я так долго на лекарствах, что грех болеть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы стараемся общаться по-родственному, но не говорить всё время о своих проблемах, своих неудобствах, своих неудачах. Нехорошо, когда тебе сочувствуют или участвуют в твоих промахах. Не надо доводить до того, чтобы кто-то хлопотал о тебе или схлопотал из-за тебя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;МЕТКА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сама больша помощь своим близким в жизни – не создать им хлопот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Так прошло время в гостях. Ещё один день отвоевали у времени. Но сражались впустую. Время само отдало этот, не нужный ему, уже просроченный день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернулись в Черновцы, откуда через ночь отправлялись домой. Было облачно, пасмурно, а если честно, то валил снег кусками с такой частотой, что сумок в руках не было видно. Возвращаться по небу было невозможно. Небо было занято. Поэтому пришлось решение: ехать поездом. Некоторые осложнения создавало то, что сеть железных дорог не была заранее уведомлена о трёх неофициальных лицах, желающих назавтра прибыть в Киев. Но и это было улажено Диминой женой, с большим энтузиазмом. Дима только дал в конце, у самого перрона, трёхлитровую банку самогонки начальнику поезда и, тепло распрощавшись, троица расселась в «своё» купе. Не успели перевести дыхание и расслабиться, как в кабинку ввалился начальник поезда со всей полной трёхлитровой банкой. «Негоже так! А ну, повставали с полок! Я один не пью. Сами виноваты! Эхх! Хороша страна Болгария, а олени лучше!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О! Нееет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я бачыв дывный сон:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нэмов, переди мною<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бэзмолвна та пуста,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та дыка площина…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иван Франко.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон нибы з глузду зъихав. (Сон как будто с нормальности соскользнул). /С ума сошёл/.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приснилась какая-то быль не быль, былина не былина, сказ не сказ… [154 - Сказ – сумасшествие. Сказывся – сдурел. (Учите украинский).]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И жил дедЮшка Ледобор Давыдович на Взлесье под Взгорьем, а о Взморье мечта только рделася, да молва людска только молвилася. Прибегают к нему дядятый плёмушка Краснопёр да братушка по отчеству Водоплёс: «Бяда, дядька, бяда! Ворог окаянный у ворот самого Передполья Картоплянного! А Илья Мур – ни мурмур! Сыди до завалинки Илюховой да збуди племя сонное богатырово! Ток не заходь с плеча! Поперву-наперво нос заткни мякиною, ибо смрад от дитяти тридцать годков давишний, секирой оточенной стоить на семь пядей крУгом. Как народился, так пролежнем и закупорился, на печи резной с изразцами ободранными, тридцать годов не щекатуренными. Подымать надоть мощи мощные статные да толкать поперёк себя на кордоны бессильные перед ворогом. Чтобы всем коварным колымагам с берлагами да виннипегам с квэбэками не пришлось топтать землю нашу угрюмую да раздольную! И упёрся Ледобор батькович в дверь дубовую всей своей силушкой семя-сильною да ударил по ней всей своей удалью семипальною! «Вставай, Муромец Илюша ты наш! Ведь тридцать лет жрёшь да дрыхнешь! Заждалися все твоих дел ратных! Завонялся вон, что кобыла дохлая. Прокидайся, дубинушка занозённая!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Хорошо! Встаю, покемарю ток чуток. Будильничек, лыком вязаный, настройте ещё зимы на три, да разбудить только посмейте прозевать потом! Эээх! Раззудись плечо да под мышками!»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОН проснулся от промаячившего в глаза горячего луча солнца и от шумной повышенной активности внизу, под верхней полкой. Кум с начальником поезда выжили и спорили из последней мочи. Вчера ночью ОН настолько устал, что без слов, как зомби, медленно полез на полку, пренебрегая сокрушающими упрёками и пристыжениями. Мол, как всегда, армия отступает, а люди, оставленные на произвол судьбы, погибают. «Я вас оставляю не «на произвол», а на двухсполовинойлитровую банку». Слабо защищался ОН, засыпая в пути к верхней полке. Манилов тоже спал с лежака наполовину на пол и не шевелился. Куму пришлось не сладко! Но, судя по утренним отголоскам, фельдшер выстоял. ОН вслушался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты из Черновцов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! Из Киева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нелогично! Причём здесь Киев?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это, нелогично! А куда поезд, по-твоему, едет из Черновцов, а? Та и сколько там ехать: заснул в Черновцах, а проснулся в Киеве! Если ты заснул в своей квартире так, что ночь прошла, и ты уже в Дебальцево што ли? Нет. Так и тут. Ты утром в том же поезде, правильно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно. Только едет он не целую ночь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что, в поездах первый раз? Поезда ездят незаметно, только когда ты спишь. А, когда ты просыпаешься, они всегда стоят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же мы? Мы ж всю ночь не спали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно, не спали. А ты заметил, чтоб мы ехали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как объяснить, что уже скоро Киев?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не ищи всему в жизни объяснение. Есть необъяснимые вещи – и всё тут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, если мы то стояли, то ехали, то до Киева всего пол полной ночи езды по железной дороге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вонь ты учитываешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это-то как раз и не логично! Причём при всём здесь вонь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А притом при всём: зашёл в вонючий вагон где-то за шестьсот километров, ночь прошла, уже выходить в другом городе, а вонь всё та же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот! Так что на твой вопрос: «Откуда я, из Черновцов?», я снова отвечаю: «Да! Я из Киева!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даааааа! И ФРАЗА не осталась в стороне:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Грузите апельсины бочками!»…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жёстко, с травмами, но без увечий ОН приземлился дома. Оставались ещё заранее запланированные полтора дня для адаптации к разнице в пространстве перед выходом в жизнь. В жизнь песни размеренной из жизни пляски потерянной. Ещё в начале взрослого детства ОН решил не отпускать жизнь от себя далеко. Так и продолжал держаться к ней поплотнее, в песнях её и плясках. Поплотнее с жизнью, как с мячом на поле, как с врагом в драке, как с девчонкой в паре. Поплотнее с жизнью, чтобы не замечтаться, не запутаться, не отделиться и не потеряться, а потом не искать и не догонять. За эти дни ОН отшатнулся чуток, и сейчас настойчиво приходил в равновесие, сокращая образовавшийся зазор. Очищение! Духовное, моральное, физическое. Перед Богом, перед собой, внутри себя. Медитация и молитва. Приход к голове и уход от безголовья. Построение в ряд предполагаемого близкого будущего и полный отказ от себя вчерашнего. Атлетика и гимнастика. Омовение и отмывание. Очищение!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь – на второй замок. Телефон – из розетки и… – на свежий ночной воздух. После всех долгих необходимых экзекуций, разобрав себя по «винтикам», смазав и собрав, обязательно нужно пару часов подышать деревьями и, тяжело набегавшись, спрыгнув к реке, занырнуть в неё, ледяную, без остатка. Вода лечит, одухотворяет и возносит! Тишина обогащает! Ночь хранит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А завтра – здоровый сон, калории с витаминами и необъяснимое желание снова оказаться на пике жизненной круговертицы безделиц, бессмыслицы пустословиц и околесицы неурядиц!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот такая вот Несуразица!<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постьиграф:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дл рукописи не существует чистовика, даже если она уже много лет в печати<br>
<br><img border=0 src="i_001.jpg"><br><img border=0 src="i_002.jpg"><br><img border=0 src="i_003.jpg"><br><img border=0 src="i_004.jpg"><br><img border=0 src="i_005.jpg"><br><img border=0 src="i_006.jpg"><br><img border=0 src="i_007.jpg"><br><img border=0 src="i_008.jpg"><br><img border=0 src="i_009.jpg"><br><img border=0 src="i_010.jpg"><br><img border=0 src="i_011.jpg"><br><br>