-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Ева Львова
|
| Английское дело адвоката
-------

Ева Львова
Английское дело адвоката

   – Нет никого вреднее английской няньки, – сердито пробурчал клиент, сопя длинным носом. – Такое впечатление, что британские леди снимают нянек для своих детей прямо с пальм. А если хозяйка поручает няньке еще и уборку! – он обреченно махнул рукой. – Главное, прожили всего-то полгода, но убили квартиру безвозвратно!
   Протяжный вздох перешел во всхлип. Я подняла глаза от записей и оглядела человека напротив себя. Некогда известный певец Расмус, в миру именуемый Романом Гореловым, в настоящий момент переживал не лучшие времена, и это было заметно. Растянутая тенниска «Лакоста» утратила от многочисленных стирок первоначальный цвет, зато одутловатое лицо певца приобрело несвойственный ему ранее лиловый оттенок. Лысеющая голова, длинный тонкий нос и воспаленные веки довершали безрадостную картину. Поговаривали, что после разрыва с известным продюсером Виталием Коперником певец серьезно запил, и потрепанный внешний вид кумира двухтысячных не оставлял в этом сомнений. Год назад Горелов вынырнул из небытия, мелькнув на экране во время передачи «Культ личности». Но продержался он там недолго – после второго тура Расмус выбыл из состязания забытых певцов и вот теперь появился на пороге адвокатского бюро «Устинович и сыновья», требуя защиты. Старейшая сотрудница конторы секретарша Кира Ивановна, не признав помятого героя, скучным голосом осведомилась о цели визита и, попросив обождать в приемной, отправилась в кабинет. Оглядев склонившихся над бумагами адвокатов, она нашла всех при деле. Младший сын владельца фирмы и большой мой друг Борис Устинович, прозванный Джуниором, корпел над делом антрополога Зелинского, главная красотка адвокатского бюро Маша Ветрова готовила бумаги по бракоразводному процессу для передачи в суд, и только я бездельничала, раздумывая: а не пойти ли мне на кухню и не попить ли чайку? Секретарша задержалась взглядом на моем безмятежном лице и сухо уточнила:
   – Агата Львовна, вы свободны?
   Я осторожно кивнула, подозревая, что кроется за этим вопросом. И опасения мои были не напрасны. Вот уже битый час, блуждая рассеянным взглядом по стенам конторы, я выслушивала рассказы певца о семье англичан. Вполне пристойные на вид арендаторы сняли у Горелова квартиру в элитном жилом комплексе на год, но съехали, в нарушение договоренностей, уже через шесть месяцев. По словам Расмуса, злокозненные британцы хоть и прожили всего ничего, но оставили после себя невообразимый погром. Я продержалась с полчаса и, не в силах расстаться с мечтой о чаепитии, радушно предложила клиенту чашку чая, но тот, погруженный в переживания, с негодованием посмотрел на меня.
   – Какой там чай! – хорошо поставленным голосом возмутился Горелов. – Я до сих пор в себя не могу прийти от абсурда происходящего! Когда мадам Шерман попросила сменить на окнах ручки, поставив механизмы с замками, я удивился, но подумал, что у них есть маленькие дети. Однако английский свиненыш оказался вовсе не розовощеким литтл бейби, а тринадцатилетним раздолбаем с клюшкой для гольфа в руках. Этой клюшкой буйный Джек переколотил все розетки «Легранд», обил углы, размолотил стекло в детской комнате. А ненормальная мамашка, кулинарка чертова, спалила варочную панель и так загадила духовку, что впору новую покупать. Но самое неожиданное, что англичане вывезли все мои вешалки, плед из детской и, вы не поверите, даже игрушки!
   – Какие именно игрушки? – уточнила я, записывая каждое слово клиента и стараясь не показывать, что не слишком-то верю рассказчику. Честно говоря, у меня сразу же закралось подозрение, что Роман Михайлович ломает комедию. Нанял обнищавшего англичанина, заключил с ним договор аренды элитной недвижимости, чтобы при помощи скандала на этой почве вызвать интерес к своей персоне. Известный прием, срабатывает безотказно. Меньше всего мне хотелось участвовать в этом шоу, но показывать, что я раскусила коварный замысел клиента, было не профессионально. К тому же Эд Георгиевич явно заинтересовался ситуацией, раз приоткрыв дверь кабинета, время от времени мелькал в образовавшемся проеме и прислушивался к нашей беседе. Должно быть, перспектива скандала не казалась владельцу «Устиновича и сыновей» такой уж унылой.
   – Мягкие игрушки, – мрачно проговорил Горелов, отвечая на мой вопрос. – Если вас интересует конкретика, то медведя, слона и обезьянку.
   – И вы хотите обратиться в суд с иском о возврате похищенного зверинца? – иронично вскинула я бровь, рисуя в блокноте улыбающийся пирожок, который лежал в моей сумке в компании пяти румяных приятелей с грибной начинкой и терпеливо ждал, когда я до него доберусь. Вчера Ида Глебовна напекла целый таз разнообразных пирогов, основное место среди которых занимали пирожки с белыми грибами и обжаренным до золотистости луком. Уж не знаю, как бабуля это делает, но сезонность совершенно не влияет на наличие грибных пирожков на нашем столе. Должно быть, запасы сушеных боровиков в бабулиных кладовых неистощимы. Сглотнув слюну, я перевернула страницу, отложила ручку и с сарказмом посмотрела на посетителя. – А также иск о возврате вешалок и пледа?
   Но клиент моей иронии не разделял. Склонив голову к плечу, словно поклонившись, он с достоинством выдохнул:
   – Именно. А также вешалок и пледа. Это вопрос принципа. Я законопослушный налогоплательщик, вовремя произвожу платежи. Почему я должен раздавать свое имущество кому ни попадя?
   – А может, все-таки чая? – улыбнулась я, как бы ненароком переворачивая страницу тетради обратно и искоса любуясь пирожком.
   – Благодарю, не надо, – раздраженно отозвался Горелов, не замечая моих страданий. – Игрушки тоже стоят денег. Кроме того, я выставлю счет на сожженную систему кондиционирования – нянька включала ее на обогрев при температуре минус двадцать и, ясное дело, сожгла мотор. Приплюсую к сумме иска счет за сгоревшие теплые полы – жильцы не задали температурный режим, и полы шпарили на максимуме круглые сутки, пока не вышли из строя, и, уж конечно, не забуду про разбитое окно в детской комнате.
   – Но, насколько я знаю, с арендатора берется депозит как раз для компенсации такого рода ущерба, – откликнулась я.
   – Семейка Шерманов нагадила так, что никакого депозита не хватит для компенсации, – злобно фыркнул клиент. – Стивен Шерман – человек небедный, пусть платит за свои художества.
   – И что из себя представляет ваш арендатор? – полюбопытствовала я.
   – Откуда я знаю, – пожал плечами клиент. – Знаю только, что все они граждане Великобритании и имеют возможность арендовать сто пятьдесят квадратных метров в жилом комплексе «Фрегат мечты».
   – Мы можем поехать на место происшествия и оценить масштабы катастрофы? – уточнила я, вглядываясь в лицо собеседника и стараясь уловить в нем следы притворства.
   – Легко, – смутившись под моим изучающим взглядом, торопливо кивнул клиент, поднимаясь с места и одергивая застиранную тенниску. Джинсы его выглядели не лучше. Они висели мешочком на худом заду певца, некогда славившегося атлетической фигурой, заставляя задуматься о стремительном беге времени и бренности всего сущего.
   – Вы на машине? – осведомилась я.
   – Нет, на такси приехал, – замявшись, ответил клиент. – В последнее время не могу садиться за руль, с утра принимаю успокоительные препараты, иначе весь день буду бешеным. Нервная система стала ни к черту. Как вспомню про Шерманов, всего трясет!
   – Не переживайте так, все образуется, – ободрила я Горелова, улыбнувшись как можно доброжелательнее и погладив певца по худой спине.
   Мы вышли в коридор и только собрались пройти через приемную, как дверь кабинета Устиновича-старшего скрипнула и приоткрылась.
   – Агата Львовна, можно вас на минуточку? – подал голос маячивший в дверном проеме шеф. Эд Георгиевич имел странную манеру обращаться на «вы» ко всем, даже к собственным сыновьям и малым детям.
   – Вы идите, Роман Михайлович, я вас догоню, – любезно проговорила я, устремляясь на зов и прикрывая за собой дверь начальственного кабинета.
   Оставшись один на один с владельцем адвокатского бюро, я вопросительно посмотрела на владельца конторы. Устинович-старший выглядел обеспокоенным.
   – Э-э, видите ли, Агата Львовна, – затянул он в своей обычной витиеватой манере, снискавшей ему славу на адвокатском поприще. – Дело в том, что ситуация складывается довольно пикантная. Если британец обратится в свое посольство и поднимет шум, вся эта история тут же станет достоянием общественности. Не хотелось бы выглядеть клоунами, взявшимися защищать фигляра Горелова, решившего раздуть из мухи слона и, воспользовавшись благоприятным случаем, оклеветать гражданина великой державы. Но и разбрасываться клиентами мы тоже не можем. Это подорвет нашу репутацию.
   Шеф замолчал, ожидая, когда я включусь в игру, с ходу уловлю его мысль и пообещаю сделать все от меня зависящее, чтобы не подставить под удар родную контору. Но я воробей стреляный, подобные заявления не раз выходили мне боком. Нет уж, пусть Эд Георгиевич четко и ясно сформулирует, на какие действия он дает мне добро. Шеф побарабанил по столу пальцами, тяжело вздохнул и, так и не дождавшись помощи, кинул на меня обиженный взгляд.
   – В общем, Агата Львовна, – холодно проговорил шеф, – действуйте сообразно обстановке. И ехидно добавил: – Вы ведь этого от меня добивались?
   – Я вас услышала, – улыбнувшись уголком рта, щегольнула я модным ныне концеляризмом, широко распространенным в офисных кругах. – Эд Георгиевич, я могу идти?
   Устинович-старший устало махнул рукой – дескать, иди уже, не мозоль глаза – и отвернулся к окну, снова забарабанив пальцами по покрытой сукном столешнице. Я удовлетворенно кивнула, поправила у зеркального бара челку и, помахивая сумкой, вышла из кабинета.
//-- * * * --//
   Добираться до сдаваемой квартиры нам предстояло на служебном автомобиле адвокатской конторы. В конце прошлого года в офисе появился шофер со своим авто, ибо сотрудникам частенько нужно было успеть в довольно много мест за короткий промежуток времени, и, что уж там скрывать, машина для служебных разъездов была необходима. Непрактичный Эд Георгиевич из всего многообразия явившихся на кастинг кандидатур выбрал Павла Банкина – жуликоватого парнишку с периферии на убитой отечественной «Ладе» неизвестного года выпуска. Вскоре выяснилось, что Банкин не только не знает города, но и не очень-то любит водить, поэтому его авто чаще всего находилось в ремонте. А пока машина ремонтировалась, Банкин сидел в комнате отдыха, между нами именуемой кухней, пил чай, смотрел телевизор и уничтожал припасенные для клиентов сладости. А в жизни адвокатов ничего не изменилось – как не было у конторы машины, так, получалось, что и нет. И вот две недели назад шеф внял просьбам сотрудников и купил новенький «Рено-Логан», заставив Пола Банкина честно отрабатывать свой хлеб. И хотя начальник настоятельно требовал, чтобы шофер оставлял машину у конторы, на ночь Пол все-таки забирал «Логан» домой якобы помыть и привести в порядок салон. Врать не буду, машина и в самом деле каждое утро выглядела отлично, чего не скажешь о самом Банкине. Водитель приезжал на работу помятый и сонный, словно всю ночь напролет собственноручно драил машину.
   – Либо бомбит по ночам, либо девчонок катает, – с одобрением в голосе заметил Борис, рассматривая хмурую Пашкину физиономию.
   Пол пропускал комментарии Джуниора мимо ушей, а на прямо поставленные вопросы о ночном времяпровождении уклончиво отвечал, что вечерами занимается актерским мастерством, ибо готовится поступать в ГИТИС, потому и не высыпается. Борис понимающе кивал головой, и в глазах его сквозило недоверчивое ехидство. Однако придраться было не к чему, версия шофера выглядела довольно правдоподобно, ведь все мы знали, что Банкин приехал в Москву, чтобы стать артистом.
   Дорога до метро «Щукинская» сюрпризов не преподнесла. Как обычно, на Ленинградке наш «Логан» застрял в пробке, и Павел попробовал было воспользоваться образовавшейся паузой в корыстных целях, выясняя у моего клиента, что нужно сделать, чтобы стать знаменитым певцом. Но погруженный в свои мысли Горелов отмахнулся от докучливого водителя, продолжая жаловаться на англичан. Банкин на время замолк, но при подъезде к комплексу снова оживился, сделавшись раздражающе болтливым. Заметив розовую громаду зданий, нависающих над Москвой-рекой, он восторженно протянул:
   – Ох и ни фига себе! Мы туда, что ли, едем?
   – Ну да, – польщенно заулыбался Горелов. – Мы с Коперником купили здесь квартиры одними из первых, я взял себе террасную на седьмом этаже, Виталик – подо мною, на шестом. Хотели сделать лестницу от него ко мне, чтобы можно было в любое время ходить друг к другу в гости. Мы тогда еще дружили, это теперь Коперник стал продюсировать всяких там Дженнифер Лопес, в России появляется раз в год, живет в Америке, в общем, знать меня не хочет и говорит, что гусь свинье не товарищ. Ну ничего, отольются кошке мышкины слезы!
   Я подняла глаза от смартфона и кинула равнодушный взгляд на «Фрегат мечты». Жилой комплекс на берегу Москвы-реки был некогда легендой. Теперь же три первоначально возведенных корпуса, издалека и вправду казавшиеся быстроходным парусником, закрывали остальные корпуса, выстроенные безо всякого архитектурного изыска. Застройщик следовал принципу «раз есть спрос на квартиры – обеспечим предложение». И некогда красивый комплекс превратился в хаотично наставленные строения, далекие от представлений обывателя об элитном жилье. Клиент предъявил на въезде пропуск, охранник придирчиво осмотрел его через лобовое стекло и поднял шлагбаум. Павел запарковался на выложенном брусчаткой дворе между «Ягуаром» и «Инфинити» и вопросительно посмотрел на меня.
   – Посиди в машине, я сейчас, – строго проговорила я, делая вид, что не замечаю мольбы во взгляде шофера.
   – Может, я тоже поднимусь? – с излишней развязностью, выдававшей крайнюю степень любопытства, предложил Пол.
   – Это еще зачем? – недовольно нахмурился клиент, подозревавший всех и каждого в праздном желании посмотреть, как живется обитателям «Фрегата». Он был недалек от истины, многие хотели попасть на охраняемую территорию жилого комплекса, не говоря уже о визите в квартиру.
   – Нет, я, конечно, могу и здесь посидеть, – с деланым равнодушием проговорил шофер, поигрывая ключами от авто. – Только учтите: англичане – парни резкие, уважают бокс. Вдруг Шерман захочет вам, Роман Михайлович, по морде надавать? Ключик от вашей квартиры у него имеется, наверняка этот ваш Стив предусмотрительно сделал дубликат.
   – Какой там дубликат, один комплект ключей англичане мне просто не вернули, – горько усмехнулся клиент.
   – Вот видите! – обрадовался Банкин. – Открываете вы дверь, а на вас несется гора мускулов с горящими глазами и той самой клюшкой для гольфа, которую вы так часто поминаете. А с вами только хрупкая девушка, которая не сможет вас защитить.
   На лице клиента отразилось сомнение, и стало заметно, что его уверенность в правильности принятого решения заметно поколебалась. Ободренный успехом, Пол продолжал дожимать певца:
   – Агата, ты не владеешь единоборствами?
   Я смущенно улыбнулась, что можно было расценить как «Да ну, какой из меня боец!», так и «Не люблю хвастаться, но в случае чего поколочу любого так, что мало не покажется». Чтобы клиент понял мою мимику именно в том смысле, который он вкладывал в свой вопрос, Пашка сурово проговорил:
   – Вот видите? Не владеет. Потом, Роман Михайлович, не говорите, что я не предлагал вам свою помощь.
   Клиент тоскливо поднял глаза к небу, как бы говоря: «Боже, дай мне силы», – перевел их на окна здания и, скользнув взглядом по украшенному лепниной фасаду в районе седьмого этажа, где, возможно, таился неприятель, махнул рукой.
   – Ладно, пошли, – буркнул он, направляясь к раздвижным дверям первого корпуса.
   В просторном фойе стояла приятная после летней жары прохлада, нагнетаемая приточной вентиляцией. Пол присвистнул и сдвинул на затылок стильную серую шляпу с маленькими полями. Хрустальная люстра спускалась с потолка витой сосулькой, вдоль стен стояли кожаные диваны, около больших, во всю стену, окон зеленели растения в кадках, а за высокой стойкой восседал безразличный ко всему консьерж. Он делал вид, будто что-то внимательно изучает у себя на столе, скрытом от жильцов перегородкой, на самом же деле в оконном стекле за его спиной отражался светящийся экран монитора, в который страж дверей и устремил сосредоточенный взор. Если верить оконному стеклу, на экране мелькали воинственно настроенные фигуры – должно быть, консьерж смотрел боевик. Проводок наушника, ненавязчиво тянущийся из уха сотрудника жилого комплекса под стол, дополнял визуальную картинку одному ему слышным звуком. На нас он даже не посмотрел, и думаю, консьерж не заметил бы не только нас, но и роту кремлевского караула, промаршировавшую по холлу от дверей к лифтам, печатая шаг, как на параде.
   – А еще удивляются, почему в нашем комплексе участились кражи, – раздраженно хмыкнул клиент. – Мимо рояль пронесут, консьерж и глазом не моргнет! За что только деньги платим! Кругом бардак! На территорию можно въехать и без пропуска, дав охраннику у шлагбаума сто рублей! В подъезд заходят все кому не лень, потому что консьержи подолгу у нас не задерживаются, каждый месяц приходят новые, они в лицо никого не знают и предпочитают пропустить чужого, чем показать, что не помнят жильцов своего корпуса!
   Банкин сочувственно покивал головой, выражая свое полное согласие с клиентом. Кабина подошедшего лифта была пуста, Пашка, заскочив внутрь, быстро оглядел дисплей с кнопками и, сделав молниеносное движение правой рукой, нажал на верхнюю. Клиент дернулся, попытавшись опередить шофера, но тот оказался проворнее. Загородив собой дисплей, Пол по-детски протянул:
   – Роман Михайлович, давайте до самого верха прокатимся? Я всю жизнь мечтал увидеть Москву с высоты сорокового этажа!
   – Черт с тобой, давай прокатимся, – хмуро согласился клиент, рассеянно скользя глазами по стремительно уносящимся вниз машинам, домам и людям. По пути наверх нас несколько раз останавливали, спрашивали, не вниз ли мы, и, услышав, что вверх, набивались в кабину. Пол косился на обитателей «Фрегата», и на лице его мелькали самые противоречивые чувства, начиная от восторга и кончая лютой ненавистью. На сороковом этаже мы пробыли ровно секунду, потом нас вызвали на тридцать второй, и мы понеслись вниз. Приключение завершилось на седьмом этаже, где мы осуществили высадку из кабины и устремились по изогнутому дугой коридору к дальней квартире. Пока мы шли вдоль выложенных мозаикой стен, у клиента зазвонил телефон, и Расмус кому-то раздраженно ответил, что и рад бы, но не сможет принять участие в гастрольном туре по Монголии, потому что прямо сегодня улетает до конца недели на Бали. Пробормотав проклятия в адрес звонившего и сунув аппарат в карман, Горелов отпер замок ключом на массивном брелоке, немного поколебавшись, рывком распахнул дверь и, так и не дождавшись нападения, жестом пригласил нас войти. Шагнув через порог следом за Полом, разувшимся в углу прихожей и сразу же направившимся в туалет, я с любопытством огляделась по сторонам. Везде и в самом деле царил хаос. Он присутствовал в спертом воздухе, в захватанных грязными руками желтых стенах, в давно не мытых окнах. Большая часть квартиры являла собой лофт, объединяющий гостиную, посреди которой стоял разрезанный чем-то острым диван, почерневшую от жира кухню и террасу – зимний сад, в котором шумели сухой листвой завядшие растения.
   – Я пришел в свой дом и увидел этот кошмар, – сообщил клиент, подбирая с пола остатки того, что некогда было вешалкой. Мягкий бархат, обтягивающий пухлый каркас, был вспорот, а поролон выпотрошен. – Между прочим, эти вешалки от модного дома Кензо, в свое время я отвалил за них уйму денег! Я требовал их вернуть, а Дженнифер прикидывалась, что не понимает, о чем я говорю! Она делала большие глаза и уверяла меня, что не видела никаких вешалок. При виде этих обломков она лишь пожала плечами и заявила, что видит эту вещь первый раз в жизни.
   Не зная, как комментировать рассказ клиента, я прислушалась к звуку льющейся воды в том санузле, где заперся Пол, и отправилась дальше. За лофтом шла приватная зона – спальня хозяев, при которой имелся другой санузел с засоренным умывальником, а далее располагалась детская. Стоило мне туда войти, как меня охватило ощущение, что крашенный синей краской потолок того и гляди рухнет мне на голову. На рыжеватых обоях имелся серый, невыразительный рисунок географических карт, теряющийся на фоне занавесок цвета маренго с яркими разноцветными бабочками.
   – Зачем вы так изуродовали помещение? – обернулась я к хозяину квартиры.
   – Я изуродовал? – фальцетом возмутился Горелов. – Да я сдавал шкатулочку, а не детскую! Здесь были поклеены обои в розовых тонах с танцующими феечками, потолок был белейший, а эти чокнутые англичане попросили разрешения сделать комнату для мальчика-подростка. Я по глупости разрешил и теперь пожинаю плоды своей доброты.
   Я внимательно оглядела неровные стыки обоев, кое-как обрезанные края, отошедшие местами углы и ощутила легкое возбуждение, как охотник, почуявший дичь. Обои клеил явно не профессионал, причем делал это в жуткой спешке, стараясь как можно скорее наляпать бумагу на стены, нимало не заботясь о качестве поклейки.
   – Англичане сразу попросили у вас разрешения сменить обои? – уточнила я, разглядывая потолок. В углу рядом с окном он был замазан краской сильнее, чем везде. Возможно, это было случайностью, если, конечно, допустить, что ремонтировала комнату все та же английская нянька, а возможно, что и нет. Может, таким образом пытались скрыть некие следы.
   – Вы знаете, не сразу, – оживился клиент. – Меня еще удивило, что почти полгода арендаторы прожили с розовой детской, а перед самым отъездом им понадобилось делать ремонт. Да еще такой убогий…
   – Значит, обои переклеили перед самым отъездом, – повторила я. – А куда англичане переехали?
   – Понятия не имею, – пожал плечами Роман. – Даже не интересовался, если честно. У меня есть паспортные данные Стивена Шермана, думаю, что для подачи искового заявления этого достаточно.
   – И чем жильцы мотивировали досрочное расторжение договора?
   – А ничем, – поморщился собеседник, колупая ногтем неровный стык обоев. – В декабре сказали, что квартира холодная, они сильно мерзнут. Я приехал и заклеил им террасу, оставив оконный утеплитель для остальных окон. Мало того, я даже показал этой чертовой нянюшке Олив, как именно заклеивать окна, но она только косилась на меня и хихикала, прикрывая рот ладошкой. Да что там говорить, одно слово – дикарка. В общем, окна они так и не заклеили, а их, на минуточку, в этой квартире тридцать две штуки! Панорамное остекление – это не только много света и воздуха, но и большие теплопотери! Обязательно надо заклеивать окна на зиму, а Шерманы посчитали, что это ниже их достоинства. Поэтому и кондиционеры мне сожгли. Они ими, видите ли, грелись, потому что у несчастных не было другого выхода. Смешно сказать, когда они спалили систему кондиционирования, знаете, из-за чего они больше всего расстроились?
   – Переживали, что заставят платить? – выдвинула я наиболее вероятное предположение.
   – Вовсе нет! – победоносно сверкнул на меня глазами Горелов. – Они огорчились потому, что не знали, как им прогреть помещения. Тогда я смеха ради предложил порубить мебель и развести в гостиной костер, и нянька приняла мое предложение всерьез. В глазах ее загорелся азарт, и Олив тут же осведомилась, где можно взять топор. Она больная на голову, точно вам говорю!
   – А вы не пробовали купить им радиатор? – спросила я, подтаскивая стул к заинтересовавшему меня углу и забираясь на сиденье, чтобы получше рассмотреть темное пятно на потолке.
   – Я предлагал, они отказывались, – безнадежно махнул рукой Роман. – Дженнифер говорила, что радиатор опасен, он может загореться и все такое прочее. Причем она даже не вникала, что есть совершенно безопасные обогревательные приборы. Не надо – и все тут.
   Слушая Горелова, я продолжала эксперимент. Стул подо мной ходил ходуном, особенно когда я балансировала на краешке сиденья, стараясь дотянуться до потолка и повозить по нему влажным пальцем в попытке размыть краску и увидеть, что же старался замазать неведомый маляр, но потолок оказался слишком высоким. Осознав бесплодность своих потуг, я слезла со стула и деловито осведомилась:
   – Надеюсь, у вас есть стремянка?
   – Само собой, как бы я лампочки вворачивал, – пробурчал клиент, выходя из детской и направляясь по длинному коридору в сторону зимнего сада.
   На террасе имелся небольшой шкафчик для инструментов, замаскированный под грот, где хранилась вполне приличная стремянка, которую хозяин и вытащил на свет. Сначала он было собирался отнести ее в детскую сам, но вдруг, заметив на полу царапину, сунул лестницу мне в руки и, тихо матерясь, принялся оттирать керамогранит носовым платком.
   – Ну что это за люди! – стонал он, ползая на четвереньках по террасе. – Мал им был, видите ли, холодильник, говорю – купите свой! Купили морозильную камеру. Спрашивают: можно на террасе поставить? Ладно, говорю, хрен с вами, ставьте где хотите! На террасе так на террасе. Но зачем тащить морозилку волоком? Можно же было грузчиков нанять! Так нет же, судя по глубине царапины, экономная Дженнифер сама ее с Олив в зимний сад затаскивала! Как я ненавижу английских нянек!
   Предоставив владельцу разгромленных апартаментов сокрушаться над вновь обнаруженными убытками в одиночестве, я подхватила лестницу и двинулась в детскую. Взобравшись на верхнюю ступеньку стремянки, я колупнула потолок и получила подтверждение своей догадке – под синей краской темнело бурое пятно. Не спускаясь со стремянки, я обвела взглядом комнату и удивленно присвистнула, увидев, каким оригинальным способом повешены шторы. Крючки на тяжелых занавесках зачем-то зацепили за нитки, которыми были пришиты ленты, предназначенные для крючков.
   – Сумасшедший дом, – вздохнула я, проворно спускаясь вниз. – С головой у английской няни действительно большие проблемы.
   Любопытно, что могло заставить Шерманов взять на работу человека, который не умеет ничего делать? Неужели хваленая толерантность европейцев дошла до того, что они готовы взваливать на себя заботы о неумелой прислуге из стран третьего мира, только бы никого не обидеть?
   – Одну пару ключей так и не вернули, – продолжал жаловаться клиент. – Джениффер швырнула в прихожей связку ключей, хотя обязана была отдать две, как и получала от меня при въезде! Наглые, бессовестные люди!
   Стенания Расмуса прервал вышедший из ватерклозета Банкин.
   – Ну что, можем ехать? – стряхивая с волос капельки воды, поинтересовался он. Мне это сильно не понравилось. Как-то уж слишком поспешно шофер покидал апартаменты певца.
   Мучаясь этим вопросом, я попрощалась с клиентом и, пообещав держать его в курсе дела, отправилась в контору.
//-- * * * --//
   – Ну вот, посмотрел, как Расмус живет, – заходя в контору, важно сообщил секретарше Пол, опускаясь в кресло для посетителей.
   – Какой же это Расмус? – рассмеялась Кира Ивановна, выглянув из-за стойки.
   – Может быть, вы не заметили, Кира Ивановна, а у Агаты клиент – Роман Михайлович Горелов, широко известный под сценическим псевдонимом Расмус, – горделиво сообщил шофер, словно это Пол Банкин был адвокатом певца, а не я.
   – Расмус – красавчик, спортивный, широкоплечий, а этот облезлый тип просто его однофамилец, – фыркнула секретарша, гордившаяся тем, что знала буквально все обо всех когда-либо живших звездах.
   – Любите вы поспорить, – обиделся Пашка, покидая кресло и двигаясь в сторону кухни. – В Интернете посмотрите его нынешнюю фотку, если не верите.
   – И посмотрю, – пообещала Кира Ивановна, принимаясь воинственно стучать пальцами по клавиатуре.
   – Да брось ты, Паш, смешно ведь обижаться на пожилого человека, – примирительно сказала я, устремляясь в кухню следом за Банкиным и мечтая наконец-то испить чайку.
   Мы с Полом доедали по второму пирожку, когда в кухню заглянула секретарша и чуть слышно сообщила:
   – Это и в самом деле Ромочка Горелов!
   Прошествовав в помещение и звякнув чашкой о полку, Кира Ивановна принялась наливать себе чай, раздраженно ворча:
   – Все прекрасно знают, как я люблю этого певца, и мне никто ничего не сказал!
   Смущенные и притихшие, мы с Банкиным переглянулись и сделали вид, что полностью поглощены едой. Мы и в самом деле забыли про Киру Ивановну, большую поклонницу попсы.
   – И где только совесть у людей? – продолжала патетический монолог секретарша, испепеляя Пола сердитым взглядом. – Подумать только, сам Расмус прошел мимо меня, и никто не шепнул мне на ухо, что это он!
   Понимая, что Кира Ивановна не успокоится и будет продолжать брюзжать еще очень долго, я торопливо допила остатки чая и ретировалась из кухни. Проходя мимо стойки ресепшн, я не удержалась и кинула взгляд на экран компьютера секретарши, где застыл кадр с изображением клиента. Кира Ивановна отыскала подтверждение наших слов на Ютьюбе, просмотрев ролик с участием Расмуса. Нажав на треугольник пуска, я увидела, как певец в пробке на Третьем транспортном кольце в районе Сущевки схватился не на жизнь, а на смерть с пассажирками «Мерседеса». Вытащил их из машины и чуть не избил, требуя вернуть вешалки и игрушки. Было понятно, что подвергшиеся нападению особы – это та самая англичанка Дженнифер Шерман и ее чернокожая няня, а сидящий в машине мужчина, должно быть, Стив. Он имел заграничный вид, приятное лицо и сногсшибательную ямочку на подбородке, способную лишить сна любую красотку.
   Любители уличных скандалов запечатлели на камеры своих смартфонов самый разгар потасовки, когда Расмус петухом наскакивал на испуганную няньку, обвиняя ее в похищении вешалок. Дженнифер выпрыгнула из машины и грудью вставала на защиту прислуги, беспомощно бормоча по-английски про дикую страну и безумных людей. Похоже, сначала их спутник планировал пересидеть заварушку в авто, но видеть выходки Горелова было выше его сил. Он выбрался из машины, сильной рукой отодвинул Дженнифер в сторону и по-английски заявил в лицо Горелову, что так этого не оставит и подаст жалобу в суд, на что разошедшийся боец не обратил внимания, продолжая наскакивать на иностранок.
   – Мужик собирается обратиться в суд! – перевел Горелову водитель ближайшей машины, с интересом взиравший на конфликт, и только это смогло остановить распоясавшегося певца.
   – Я первый пойду в суд, – буркнул Роман, ретируясь к своему автомобилю.
   – Горелов не знает английского, – констатировала я очевидный факт, задумчиво глядя на экран. – Очень интересно!
   Набрав номер клиента, я услышала в трубке его раздраженный голос:
   – Слушаю!
   – Роман Михайлович, это Агата Рудь. Каким образом вы общались с Шерманами, если не знаете английского, а они не говорят по-русски?
   – Через подругу Дженнифер Оксану. По всем возникающим у арендаторов вопросам мне звонила именно она.
   – Скиньте мне эсэмэской номер ее телефона, – попросила я, рассчитывая разговорить женщину и выяснить у нее причины столь стремительного съезда британцев со съемной квартиры.
   Но сделать это оказалось не так-то просто. Звонки на номер Оксаны проходили, но никто не снимал трубку. Пока я дозванивалась, звук колокольчика над дверью оповестил о прибытии очередного посетителя. Обернувшись, я увидела, что в дверях конторы стоит клиент Бориса – профессор Зелинский. Держась за сердце, маленький толстячок привалился к косяку и блуждал по приемной потерянным взглядом, промокая платком покрытую испариной лысину. По расстроенному лицу антрополога градом катился пот, из раскрытого рта со свистом вырывалось дыхание, будто профессор всю дорогу бежал резвой рысью.
   – Максим Карлович, что случилось? – забеспокоилась я, засовывая смартфон в карман брюк и бросаясь к посетителю со стулом в руках.
   Тот покорно подогнул ноги, опускаясь на предложенное сиденье, и обреченно выдохнул, мотая головой:
   – Все пропало! Все пропало!
   – Объясните, в чем дело! – потребовала я, расстегивая клиенту верхнюю пуговку на рубашке в попытке облегчить доступ воздуха, но тот сидел, откинувшись на спинку стула, и тихонько стонал.
   На шум из кабинета вышел Эд Георгиевич, сделал страшные глаза, прогоняя меня прочь, помог клиенту подняться и повел к себе. А я отправилась к своему столу и принялась названивать деду, рассчитывая получить у него сведения относительно личности мистера Шермана. Передо мной лежала его визитка, любезно предоставленная клиентом, и я рассчитывала на связи деда в определенных кругах, позволяющие узнать то, что другим не под силу. Дед был в отъезде, но со дня на день планировал вернуться домой, и первое, что я спросила, набрав его номер и услышав в трубке аппарата родной голос, – где он сейчас находится. В последнее время Владлен Генрихович много времени проводил в разъездах, консультируя по вопросам безопасности и спецслужб. Спецотдел «Сигма», который некогда возглавлял дед, до сих пор работает над изучением проблем мозга, и дед частенько наведывается туда по просьбе руководства, оказывая помощь в разработке проектов и программ.
   – Привет, мисс Марпл, – обрадовался дед. – Я пока еще не дома, но через несколько часов собираюсь вылететь в Москву. Так по вам с Идой соскучился, что сижу на чемодане в дверях гостиничного номера и считаю часы до отлета.
   – Дед, мне нужна твоя помощь, – заныла я. – Мой клиент подает в суд на англичанина, и, прежде чем начинать судиться, не мешало бы узнать, кто этот Шерман такой. Не мог бы ты по своим каналам пробить все, что о нем известно?
   – Ну что с тобой делать, – крякнул дед, очень не любивший, когда я обращалась к нему с подобными просьбами. – Ладно уж, сбрось эсэмэской его данные, постараюсь о нем что-нибудь выяснить.
   – Вот спасибо! – обрадовалась я, чмокая трубку и нажимая на отбой.
   Выполнив просьбу деда, я вошла в Интернет, намереваясь покопаться в Сети в поисках сведений о Шермане. Во Всемирной паутине за пару часов можно нарыть такое, чего не раздобудешь за месяц беготни. Но источники информации деда оказались оперативнее Паутины. Дед скинул мне информацию по Шерману уже через десять минут, к тому времени я успела просмотреть новости и прочесть небольшую статью, подробно разъясняющую, что прямо завтра не стоит покупать новую машину или дорогущий телевизор, а лучше с покупкой подождать, ибо желаемая вещь буквально через полгода станет в три раза дешевле.
   Ознакомившись с письмом, я сделала любопытное открытие. Стив Шерман вовсе не был похож на мужчину с ямочкой на подбородке, ехавшего в машине с Дженнифер по Сущевскому Валу. Судя по присланному фото, Стив был высок, нескладен и поразительно похож на актера Хью Лори в роли доктора Хауса. Также из полученных сведений я узнала, что Стивен является единственным сыном баронета Кристофера Шермана, владельца корпорации по производству ламп дневного света «Электра». Сэр Кристофер проживает в Арбингтоне, графстве Мерсисайд, в том же городе находится электроламповый завод, а сына баронет отправил в Москву для того, чтобы тот открыл российское представительство компании. Офис «Электры» в Москве расположен на Берсеневской набережной, и порядки там заведены самые суровые. Будучи фанатом джоггинга, рабочий день своих сотрудников Стивен Шерман начинает с получасовой пробежки, заставляя клерков в белых рубашках облачаться в кроссовки и рысить по набережной под ироничными взглядами прохожих. Несмотря на внешнюю сдержанность и невозмутимый нрав, глава российского представительства отличается характером жестким и бескомпромиссным, без сожаления и раздумий увольняя сотрудников за малейшую провинность. Дженнифер – его вторая жена, а Джек – единственный ребенок, который после смерти деда и отца унаследует огромное состояние семьи Шерманов и титул баронета.
   Покончив с досье на оппонента, я поблагодарила судьбу, что у меня есть уникальный дед, и покосилась на Устиновича-младшего, прочно застрявшего в Интернете. Борька собирает информацию по вопросу антрополога уже вторую неделю, но дело, похоже, не слишком продвинулось вперед. Надо сказать, что профессор Зелинский попал в историю неожиданно для себя. Он читал курс лекций в одном из Британских университетов и случайно услышал, что в местной тюрьме отбывает пожизненный срок полицейский Мак-Корник, заколовший двух человек по всем правилам ритуального жертвоприношения жителей Океании. Заинтересовавшись этим феноменом, профессор дочитал запланированные лекции и выхлопотал разрешение на встречу с заключенным. Свидание не принесло желаемого результата – Эндрю Мак-Корник наотрез отказывался признавать себя причастным к преступлению и рассказывать ученому, как он совершал убийства. Той же ночью преступник сбежал. Полиция тут же решила, что профессор Зелинский и есть организатор побега, запретив ученому въезд на территорию страны. Потрясенный несправедливостью решения британских властей, антрополог обратился к нам в агентство, рассчитывая на реабилитацию своего доброго имени, и Борис взялся за дело. Первым делом Джуниор вступил в переписку с лучшим другом сбежавшего полицейского, сержантом Генри Кампински, и вызвал парня на откровенность, надеясь выведать что-нибудь о Мак-Корнике. Кампински тут же принялся слать Боре содержательные посты, заключающие в себе немало интересного. Вскоре Борис знал практически всех собутыльников бравого полицейского не только по имени, но и кто чем занимается, как и с кем живет и какие напитки предпочитает, заглядывая в местный кабачок. Устинович-младший охотно комментировал послания британского осведомителя, тратя на это все рабочее время. Вот и сейчас Джуниор увлеченно молотил по клавишам, прикусив от усердия кончик языка. Покончив с письмом, приятель отправил сообщение и обессиленно откинулся на спинку кресла.
   – Ууф, – протяжно выдохнул он, с хрустом потягиваясь. – Могу поклясться, что знаю об Арбингтоне все.
   – Вот как? Твой подзащитный оскандалился в Арбингтоне? – оживилась я, услышав знакомое географическое название.
   – Ну да, именно там, – согласился кудрявый друг. – Так что теперь я в курсе дел всех арбингтонцев. Кто пил, когда, где, с кем и сколько.
   – Вот видите! – раздался за нашими спинами кислый голос антрополога. – Так я и знал, что ошибся в выборе адвоката!
   Борис быстро повернул голову в сторону раздосадованного клиента и в первый момент сделал движение ладонями, точно собирается загородить от него экран, но вовремя опомнился и взял себя в руки.
   – Максим Карлович, вы не понимаете! – невозмутимо обронил он, снова откидываясь на спинку кресла. – Для защиты мне необходимо собрать материал.
   – Это я пять долгих лет собирал материал, подтверждающий мою гипотезу о значении жертвоприношения верховному божеству у народов Океании, а вы, уважаемый, не собираете материал, а валяете дурака! – вспылил клиент, багровея лицом. – Знаете ли вы, что я рискую потерять все, над чем так долго работал! Через три недели в Лондоне состоится конгресс, на котором я заявлен как докладчик, а мне из-за глупого побега сержанта Мак-Корника отказывают в визе!
   И, обернувшись к шефу, статуей застывшему в дверях, Зелинский обличительно ткнул в Устиновича-старшего пальцем.
   – Вы, Эдуард Георгиевич, клятвенно обещали, что ваш сын сделает все возможное, чтобы мне помочь, а воз и ныне там!
   – Борис обязательно поможет! – солидно пробасил шеф, поправляя узел галстука, внезапно сдавивший ему горло.
   – Уж не думаете ли вы, – ехидно пропел профессор, давая петуха, – что я буду ждать, пока ваш сын соизволит проявить внимание к моей скромной проблеме, отвлекшись от обсуждения попоек в Арбингтоне?
   – Умоляю, не нервничайте так! – всполошился Эд Георгиевич, видя возбужденное состояние клиента. – Вот посмотрите, все решится самым благоприятным для вас образом!
   – Само собой, я не буду нервничать, это не продуктивно! – пообещал антрополог, мигом успокаиваясь. И хмуро пригрозил: – Я просто откажусь от ваших услуг и обращусь в адвокатское бюро Ванштейна!
   Услышав фамилию злейшего конкурента, шеф кинул злобный взгляд на нерадивого отпрыска, но Джуниор предпочел сделать вид, что с головой погружен в созерцание экрана, где красовался снимок толстяка с пивной кружкой в руке.
   – Вы напрасно принимаете скоропалительные решения, – так и не дождавшись оправданий и извинений, в одиночку пытался выкрутиться из неприятной ситуации владелец адвокатского бюро. – Я как раз собирался послать Бориса в Англию, чтобы он на месте разобрался в ситуации с побегом.
   – Вы предлагаете мне оплатить заграничные турне Бориса Эдуардовича? – вскинулся клиент. – Чтобы Борис Эдуардович на практике убедился, что пьет его виртуальный приятель из полицейского управления Арбингтона? Не держите меня за дурака!
   – Ну что вы, Максим Карлович, вам эта поездка ничего не будет стоить, вы оплатите гонорар по обычному тарифу, – уговаривал насупленного клиента шеф.
   – Потеряны две недели драгоценного времени, до конгресса осталось всего ничего, – расстроенно сообщил антрополог. – Я не могу так рисковать! Я все-таки обращусь к Ванштейну!
   Идея съездить в Англию за счет конторы пришла ко мне в тот самый момент, когда я случайно встретилась взглядом с удрученными глазами шефа. Завод папаши Шермана находится как раз в Арбингтоне, и было бы нелишним до суда навести справки об этой семейке там, где их хорошо знают. Причем, отправляясь в паре с Борисом, можно будет не светиться и действовать под видом помощника кудрявого друга, в то же самое время анализируя ситуацию с Шерманами.
   – Я могу проконтролировать Бориса Эдуардовича, – подала я голос. – Дело профессора Зелинского серьезное, вдруг коллеге понадобится помощник?
   – Само собой, поездку Агаты Львовны контора тоже берет на себя, – расцвел улыбкой Устинович-старший, кидая в мою сторону благодарный взгляд. Заметив, что Борис снова потянулся к клавиатуре, шеф шагнул к нему, нагнулся к самому Борькиному уху и, скроив лютую мину, прошипел:
   – Клянусь могилой матери, если вы хоть пальцем прикоснетесь к компьютеру – уволю!
   – Да ладно, бать, чего ты раскричался, – отпрянул от отца Борис. – Я только хотел почту проверить.
   Он убрал руки за спину и так сидел, стараясь выглядеть паинькой.
   – Ну что с вами делать, – с сомнением покачал головой клиент, переводя глаза с отца на сына и обратно. – Если вы гарантируете быстрый результат…
   – Само собой, мы сделаем все от нас зависящее, – осторожно пообещал Эд Георгиевич, подхватывая клиента под локоток и выводя из комнаты адвокатов. – Кира Ивановна, – донесся из приемной голос шефа, – закажите Борису Эдуардовичу и Агате Львовне билеты в Арбингтон. И чем скорее адвокаты смогут вылететь, тем лучше.
   Расстроенная секретарша пробормотала что-то нечленораздельное про то, что командовать все мастера, а шепнуть секретарше про любимого певца некому, а мы с Джуниором переглянулись, и кудрявый друг шепотом воскликнул: «Есс!»
//-- * * * --//
   Зная исполнительность Киры Ивановны, я больше всего опасалась, что секретарша отправит нас на берега Туманного Альбиона уже этой ночью. А мне так хотелось повидаться с дедом! Остаток рабочего дня Кира Ивановна дозванивалась до билетных касс, но ничего конкретного нам так и не сказала. Я уже собиралась уходить домой, но для очистки совести еще раз набрала номер Оксаны и очень удивилась, когда после длинной череды гудков мне ответил высокий детский голос:
   – Алле!
   – Добрый день, – обрадовалась я. – Могу я поговорить с Оксаной?
   – Не можете, – отрезал ребенок. – Мама пошла в процедурную мне за лекарством, потом она выйдет на улицу покурить – в больнице курить не разрешают, а потом у нас ужин.
   – И что же с тобой случилось? – сочувственно осведомилась я.
   – У меня перелом ключицы, – важно сообщило дитя.
   – Ты что, упал?
   – Вы что, тетя? – искренне удивился мой собеседник. – С чего бы я стал падать? Мне дядя Стивен руку сломал. Долбанул по плечу клюшкой, и привет руке!
   – У дяди Стивена фамилия Шерман? – показала я хорошее знание предмета.
   – Ну да, – кисло откликнулся мальчишка. – Мы с ним и с Джеком играли в космических пришельцев, и он сказал, что я Мегазло и меня нужно уничтожить. И ударил клюшкой по руке.
   – А мама твоя что сказала? – допытывалась я, удивляясь невозмутимости Оксаниного ребенка.
   – Мама ничего не сказала, ей жалко китайский фарфор, который их Джек обязательно переколотит.
   – Что за фарфор?
   – Коллекционный. На бабушкиной даче навалом старинной посуды, бабушка уехала навсегда к маминому брату Николаю Петровичу в Испанию и все оставила нам, а мама пустила в бабушкин дом Шерманов пожить, но про фарфор забыла, а теперь ей неудобно его забирать, ведь Стивен Шерман – папин начальник, может обидеться и папу уволить с работы. А нам ипотеку двадцать пять лет выплачивать.
   – Понятно, – протянула я. – А из полиции к тебе уже приходили?
   – Из полиции? – растерялся мальчишка. – А зачем?
   – Поговорить насчет дяди Стивена, – усмехнулась я.
   – Про него никто не знает, – рассмеялся собеседник. – Мама сказала участковому лейтенанту, что сама случайно стукнула меня по плечу. Ой, мама пришла, даю ей трубку.
   На том конце провода раздался сердитый шепот, ругавший сына за самодеятельность, и я поняла, что разговаривать дальше со мной не собираются. И, прежде чем Оксана успела нажать отбой, я требовательно заговорила громким официальным голосом:
   – Оксана Петровна, это из полиции! Старший сержант Зайцева! Из больницы поступил сигнал, что вы нанесли серьезную травму своему ребенку.
   – Но мы ведь уже все решили с участковым Володиным! – раздраженно проговорила женщина. – Артур Васильевич обещал уладить это дело.
   – За такие обещания лейтенанта Володина и сняли с занимаемой должности, – не растерялась я. – Сейчас участковым занимается служба собственной безопасности, а мне поручили опросить вас, Оксана Петровна, и выяснить, при каких обстоятельствах вы сломали руку собственному ребенку.
   – Никитка сам упал, – быстро проговорила женщина, и я поняла, что на правильном пути.
   – Следствие разберется, – холодно отрезала я. – Будьте любезны, возьмите ручку, запишите адрес управления, завтра я жду вас к десяти утра у себя в кабинете. И найдите сиделку – может так случиться, что вы долго не увидитесь с Никитой. Вам понадобится хороший адвокат, чтобы остаться на свободе.
   – Что вы такое говорите? – испугалась женщина. – За что же меня посадят?
   – По заключению врача, травму Никите нанесли тяжелым тупым предметом, причем сделали это умышленно. Если вы сами беретесь объяснить суду, зачем вы избивали своего сына железной палкой, тогда, конечно, можно обойтись и без адвоката.
   – Я никогда не поднимала на Никиту руку! – прошептала моя собеседница.
   – А кто поднимал?
   – Джек! Никиту ударил Джек!
   Понятное дело, это была ложь, правду сказал Никита, а Оксана, боясь увольнения мужа, просто пыталась выгородить его начальника.
   – Но это вышло случайно, честное слово! – торопливо частила женщина. – Я сама видела! Дети играли, и Джек промахнулся и нечаянно попал Никите по плечу.
   – Ну да, а метил по голове, – усмехнулась я, но тут же строго приказала: – Диктуйте адрес Джека, мы должны с ним поговорить.
   – Не нужно этого делать, Шерманы – англичане, они не говорят по-русски, – выпалила Оксана. – Неужели вам недостаточно того, что я вам рассказала? Вы же не будете судить ребенка? К тому же инвалида?
   – Джек Шерман – инвалид? – оторопела я.
   – Да, мальчик сильно хромает, – подтвердила женщина.
   – А что с ним?
   – Как объяснила Дженнифер – это его мать, – мальчик таким родился, в их городе неважно с экологией, – немного подумав, ответила моя собеседница.
   – И все-таки будьте добры, назовите адрес Шерманов, – настойчиво повторила я. – Вы, должно быть, не в курсе, что родители несут ответственность за поступки своих несовершеннолетних детей. Так что можете быть спокойны – инвалида Джека судить никто не будет, мы просто побеседуем с Дженнифер.
   Оказалось, что Шерманы перебрались в старый дачный поселок на Киевском шоссе, где-то в районе Толстопальцева. Конечно, не Рублевка, но место вполне приличное. Ну что же, господа британцы, если успею до отлета, прямо завтра и нагряну к вам в гости. Я кинула веселый взгляд на Джуниора. Отлученный от стационарного компьютера, Устинович-младший сидел со смартфоном в руках и переводил через Гугл очередное послание от британского друга. Прибор жалобно пискнул, требуя подзарядки, и приятель с надеждой посмотрел на меня.
   – Агатка, у тебя с собой зарядное устройство?
   – Осталось дома, – ответила я. – И нам по домам пора.
   – Будь другом, дай смартфон, – взмолился кудрявый друг, просительно глядя на меня. – Мне необходимо отослать ответ. Вот напишу пару слов – и сразу домой.
   – Только, пожалуйста, не забудь вернуть, – залезая в сумку, выдвинула я обязательное условие, при котором была готова оказать Джуниору дружескую помощь и поделиться своим «Гелакси».
   – Само собой, – обиженно протянул он, сгребая с моей ладони белый приборчик. – Что же я, не знаю, как тяжко живется без смартфона?
   Устинович-младший снова с головой погрузился во Всемирную паутину, а я стала ждать, когда он вволю напереписывается.
   – Борь, – позвала я минут через двадцать.
   – У? – нехотя откликнулся кудрявый друг.
   – Поехали по домам?
   – Угу, – донесся глухой голос.
   – Смартфон верни.
   – Завтра.
   Я еще посидела в ожидании кудрявого друга, но, так и не дождавшись, засобиралась домой, подумав, что и в самом деле ничего не случится страшного, если я заберу свой «Гелакси» не сегодня, а завтра.
//-- * * * --//
   До дачи я добиралась под тропическим ливнем. В этом году лето выдалось на редкость дождливое, однако солнце не переставало светить даже во время грозы. Пряный запах мокрых сосен врывался в открытые окна машины, но уже от поворота на подъезде к нашему участку сосновый дух перебил аромат бабушкиной выпечки. Ида Глебовна готовит так, что даже признанная кулинарка Кира Ивановна частенько берет у нее рецепты. Поставив машину во дворе, я взбежала на веранду и услышала голоса – мужской и женский. Подумав, что дед уже приехал, я радостно рванула на себя дверь, но, заглянув в гостиную, с огорчением поняла, что к нам пожаловал незнакомый мужчина. Напряженно выпрямив спину, незнакомец сидел на краешке стула, и руки его, прижимающие к боку новенький портфель, заметно подрагивали. На вид ему было лет сорок пять, но напряженное выражение лица делало его значительно старше. Глаза гостя смотрели в одну точку, нога в старомодном узконосом ботинке выбивала по паркету нервную дробь. Ида Глебовна изо всех сил старалась поддержать светскую беседу, но ее попытки не имели успеха. На все слова бабушки гость лишь рассеянно улыбался, невпопад кивал взлохмаченной головой и с трудом выдавливал из себя односложные ответы. На столе перед ним стояла нетронутая чашка чая, а на блюдце покоились знаменитые бабушкины пирожки, те самые, о которых я сегодня мечтала. Но гость, похоже, так и не отведал предложенного угощения, и это было странно. Стоило мне появиться в дверях, как на лице хозяйки промелькнуло заметное облегчение.
   – Ну наконец-то ты пришла! – воскликнула бабушка, поднимаясь с кресла и устремляясь к выходу. – Пойдем, Агата, поможешь мне на кухне.
   Ида Глебовна силой увлекла меня за собой и, как только мы достигли кухни, включила воду и тревожно зашептала:
   – Этот товарищ явно не в себе! Он пришел сегодня утром со станции пешком, то и дело оглядываясь по сторонам, и сообщил, что желает видеть Владлена. Я сказала, что Владлен сейчас в отъезде и вернется ближе к ночи, но он все равно остался его ждать. Все это время сидит на одном месте и не шевелится, и я не представляю, что с ним делать.
   – Ты что, ба, не знаешь, кто это такой? – изумилась я, испепеляя бабушку сердитым взглядом. Бабушка смущенно кивнула и опустила глаза.
   Как это на нее похоже! Пустить в дом неизвестно кого и весь день развлекать незваного гостя приятными беседами и кормить горячими пышками! И эта доверчивая женщина проработала всю жизнь вместе с дедом в структурах госбезопасности! [1 - Подробнее читайте в романе Евы Львовой «Состояние аффекта».] Фантастика!
   – Нужно осторожно проверить, нет ли у него в портфеле оружия, – свистящим шепотом проговорила бабушка. – Что-то мне не нравится, как он держит этот портфель. Как будто там бомба. И зачем ему непременно нужно увидеть Владлена? Как бы при появлении Влада гость не привел бомбу в действие.
   – Надо проверить – значит, проверим, – легко согласилась я, принимаясь перебирать в голове варианты решения поставленной задачи.
   Способов проверки портфеля было множество. Самым простым и эффективным мне показался вариант с электричеством. Не может мужчина продолжать восседать на облюбованном месте в тот самый момент, когда слабые женщины в кромешной темноте на ощупь копаются в распределительном щитке, пытаясь выяснить причину отключения электроэнергии.
   – Найди мне какой-нибудь дедов портфель, похожий на портфель гостя, – инструктировала я бабулю. – Потом я выключу свет во всем доме, а ты стой у щитка и зови на помощь. Гость прибежит помогать и положит портфель на пол, чтобы обеими руками пошарить в щитке. Ты чиркай спичками, чтобы потянуть время, и проси его поскорее найти неисправность, чтобы не отвлекался на портфель, а смотрел на тумблеры. Я как будто бы побегу за фонариком и заодно прихвачу его вещички с собой, чтобы спокойно проверить их содержимое, а дедов портфель пока будет валяться на полу на случай, если он будет время от времени ощупывать ногой местность вокруг себя. Затем я принесу фонарик и верну портфель на место.
   Бабушка понимающе кивнула головой и с сомнением в голосе произнесла:
   – Надеюсь, у нас все получится.
   Но у нас не получилось. Даже несмотря на кромешную тьму, гость так и продолжал сидеть на своем месте. Стоя в коридоре у распределительного щитка, бабушка жалобно кричала в темноту, призывая на помощь, но на зов хозяйки никто не откликнулся, и мне ничего не оставалось, как включить тумблеры обратно. Заглянув в гостиную, мы застали гостя сидящим на краешке того же самого кресла. Локоть, которым он продолжал прижимать к себе вещи, подрагивал от напряжения. Угощение по-прежнему оставалось нетронутым. Дело принимало скверный оборот. Гость и в самом деле больше всего походил на подрывника-самоубийцу, и его, во что бы то ни стало, следовало обезвредить. Лучший способ получить желаемое – это ошеломить противника. Поэтому я, проходя мимо гостя, как бы ненароком выплеснула на него чашку горячего чая. Мужчина издал крякающий звук, но поклажу так и не выпустил. Отряхнувшись от кипятка, он первым делом полез проверять содержимое портфеля. Я стояла за его спиной и тоже во все глаза смотрела, что же он так оберегает. Как ни странно, оружия там не оказалось, но было много бумаг, разложенных по пластиковым папкам, и потому особо не промокших. Убедившись, что с драгоценными папками все в порядке, обваренный гость вскинул на меня разгневанные глаза и сердито спросил:
   – Зачем вы это сделали?
   – Я же не нарочно, – соврала я. И мстительно добавила: – Вот если бы вы помогли бедным женщинам починить электричество, этого бы не произошло.
   Не понимая, что я имею в виду, мой собеседник раздраженно пожал плечами, и тут я услышала, как во двор въехала машина деда.
   – А вот и Владлен Генрихович, – улыбнулась я. – Можете ему на меня пожаловаться, если хотите.
   – Нет уж, увольте, ябедой я никогда не был, – недовольно пробурчал гость, поднимаясь с места и устремляясь к входным дверям.
   С уставшим дедом он столкнулся в прихожей. Владлен Генрихович как раз целовал бабушку, здороваясь, когда распахнулась дверь, и из гостиной почти бегом выбежал заждавшийся страдалец.
   – Владлен Генрихович, я к вам, – взволнованно сообщил он, и дед изменился в лице.
   – Анатолий Сергеевич? Что-то случилось в институте? – забеспокоился дед, торопливо передавая бабушке дорожную сумку, с которой отправлялся в поездки.
   – Случилось, и именно в институте, – упавшим голосом поведал гость и двинулся в кабинет следом за хозяином дома.
   Я же устремилась вверх по лестнице и в считаные секунды оказалась в своей комнате, расположенной прямо над кабинетом деда. У меня имелся свой способ подслушать, о чем говорят в кабинете, и я не сбиралась упускать случая им воспользоваться. Расположившись у вытяжки, я приложила к решетке стетоскоп и, стараясь реже дышать, обратилась в слух.
   – Владлен Генрихович, у меня большие неприятности, – без долгих предисловий начал визитер.
   – Давайте по порядку, – распорядился дед.
   – Институт органических исследований, который я возглавляю, провел серию экспериментов, увенчавшихся успехом. Можно с уверенностью утверждать, что наши нейрофизиологи разработали специальную программу позволяющую читать мысли.
   – Боюсь, вы неоригинальны, – усмехнулся дед. – Каждый руководитель института, подобного вашему, уверен в том же самом, дорогой Анатолий Сергеевич.
   – Дослушайте до конца, – повысил голос директор института. – Мы отобрали сто пятьдесят добровольцев, которым предстояло пройти хирургическую операцию на мозге по удалению опухолей или лечению эпилепсии. Им вживили по двести пятьдесят шесть электронов в верхнюю и среднюю височные извилины. Это, как вы знаете, область восприятия звука. Добровольцы с вживленными электронами входили в комнату, оборудованную звукоизоляцией, надевали наушники и прослушивали многочасовые монологи на самые разные темы. При этом электроны считывали импульсы, которые в это время проходили в коре головного мозга. Компьютерная программа запоминала, какой импульс соответствует тем или иным словам и фразам. В результате у нас в руках оказались сто пятьдесят спектрограмм. Их поочередно накладывали на звуковые монологи, которые слушали пациенты. Такая процедура позволила составить «словарь головного мозга». Вот, взгляните, эти наушники созданы на базе «словаря». По сути это протез, позволяющий людям с нарушениями речи воспроизводить то, о чем они думают. Ретранслятор мыслей. Надевайте смелее, не бойтесь. А теперь нажмите клавишу.
   В кабинете тут же зазвучал раздосадованный голос деда:
   – Я устал как собака, а он чушь какую-то городит! Даже неловко за него. Вроде бы солидный ученый, а…
   Послышалась возня, словно кто-то в спешке что-то с себя срывал, и радостный голос Анатолия Сергеевича закричал:
   – Вот видите, а вы мне не верили! Это ведь ваши мысли, верно, Владлен Генрихович? Да ладно вам, не смущайтесь, ваши-ваши!
   – Э-э, ну я, конечно, скептик и не очень-то склонен доверять людям на слово, поэтому предпочитаю убедиться во всем сам, – извиняющимся тоном затянул дед.
   – Не надо извиняться, вы лучше помогите мне решить непредвиденную проблему, – умоляюще проговорил гость.
   – Что такое? – заволновался дед. – Не стесняйтесь, господин Кузичев, рассказывайте все как есть.
   – Как только мы закончили разработку прибора, ко мне прямо на улице подошел представитель американской фирмы, предложивший купить наше изобретение за баснословную сумму. Я сначала было согласился, но этот тип – его незаметно сфотографировал – поставил обязательное условие – заключенный с ними договор должен быть эксклюзивным.
   – Позвольте взглянуть на снимок, – попросил дед, и я страшно пожалела, что до сих пор не придумала, как подсматривать беседы деда.
   – Это известный мерзавец, – между тем говорил дед.
   – Вы его знаете? – заинтересовался Кузичев.
   – Не только знаю, но и имею несчастье быть его учителем. Это Коля Жакетов.
   Я тоже знала Жакетова и даже встречалась с ним, еще не зная, что он мой биологический отец. Я говорю «биологический», а не «родной», потому что родным отцом считаю другого человека, приемного сына деда и бабушки Льва Рудя, а вовсе не ушлого проходимца Жакетова, повинного в смерти моего папы. Прежде чем стать участниками одного из проектов отдела «Сигма», Лева и Николай росли и воспитывались в одном детдоме, но после судьба развела их в разные стороны, столкнув лбами только тогда, когда они оба полюбили одну и ту же женщину – мою мать. До недавнего времени я ничего не знала об этих событиях, уверенная, что папа жив, он ученый и работает где-то в Африке, но неприятная история, приключившаяся с бабушкиной подругой, открыла мне глаза [2 - Подробнее читайте в романе Евы Львовой «Состояние аффекта».].
   – В принципе, вам нечего опасаться за свою жизнь, – говорил дед. – Он не станет идти напролом, Жакетов придумает обходные пути.
   – Это не слишком обнадеживает, – уныло протянул Кузичев. – Так вот, я, естественно, категорически отказался от сотрудничества с американцами. Тогда Жакетов пригрозил, что найдет способ заполучить изобретение в обход меня. И тут я вспомнил про вас, Владлен Генрихович. Вы много лет сотрудничали с нашим институтом, знаете все подводные камни. Я собрал пакет документов, очень вас прошу присмотреть за ним, пока я ищу достойного инвестора.
   – Ну что же, оставляйте ваш портфель и не забудьте положить в него наушники, а то супруга, не дай бог, перепутает с обычными, наденет ваш ретранслятор, и я узнаю о себе много нелестного, – пошутил дед. И тут же пригласил:
   – Ну а теперь, может быть, чайку?
   – Не откажусь, – с облегчением выдохнул Кузичев. – Со вчерашнего дня ничего не ел, я так голоден, что готов буйвола съесть!
   – Что же, вам хозяйка ничего не предложила? – недоверчиво осведомился дед, прекрасно знавший хлебосольный характер своей жены.
   – Ида Глебовна предлагала, но мне кусок в горло не лез, – смутился гость. – Ваша жена – отменная кулинарка. И внучка у вас замечательная. За словом в карман не лезет. Думаю заслать к вам сватов. Вы как, Владлен Генрихович, не против породниться?
   – Почту за честь, только эти вопросы решаю не я, спросите у Агаты.
   – Вот все закончится, и обязательно спрошу, – пообещал ученый.
   Хлопнула дверь кабинета, и все стихло. Быстро переодевшись в домашние джинсы и майку, непроизвольно выбрав ту, что понаряднее, я выждала для очистки совести несколько минут и пошла вниз, к столу.
   За время нашего отсутствия бабушка накрыла стол в гостиной и теперь колдовала в кухне, украшая отварную осетрину веточками укропа. Играл первый концерт Рахманинова, который бабушка очень любила.
   – Ба, я все узнала, волноваться за деда нечего, – шепотом доложила я. – Это Анатолий Кузичев, он директор института органических исследований и пришел к нам за помощью. Кстати, я завтра уезжаю в Англию.
   – Это замечательно, – оживилась бабуля. – И куда?
   – В графство Мерсисайд, – откликнулась я.
   – Желаю приятной поездки, – улыбнулась бабушка. И, мечтательно прикрыв глаза, добавила: – Знаешь, Агата, лет двадцать назад я была под Ливерпулем и привезла оттуда шикарный мед. Владлен мигом вылечил свой гастрит. Привези-ка ты из Англии медку! В таких глиняных бочонках, знаешь?
   – Как у Винни-Пуха? – подмигнула я. – С надписью «Hоnеy» на боку?
   – Вот именно, моя девочка, – засмеялась бабушка, ласково потрепав меня по щеке.
   Я втянула носом ароматы, источаемые блюдами, и сглотнула слюну. «Все-таки здорово иметь такую бабушку и такого деда, как у меня!» – думала я, потихоньку стаскивая с тарелки кусочек рыбки.
//-- * * * --//
   Стоило мне перешагнуть порог адвокатского бюро, как Борис, стоя у конторки Киры Ивановны, хмуро заметил:
   – Агатка, пляши. Хорошие новости. Вылетаем сегодня в пятнадцать ноль-ноль.
   – Что же вы не позвонили мне домой, я бы вещи сразу прихватила, – обиделась я, с укоризной глядя на секретаршу.
   – Какие еще вещи, зубную щетку на месте купишь, – отмахнулась та. – Едете-то всего на пару дней. Я про другое хотела сказать. Эд Георгиевич урезал лимит на гостиницу, и селиться вам придется в одном номере с Борисом.
   Борька многозначительно хмыкнул, а старушка хитро посмотрела на меня.
   – Ты как, не против?
   Само собой, я была против, ибо с тех самых пор, как мы с Устиновичем проучились вместе пять долгих лет, я привыкла видеть в Борисе исключительно друга [3 - Агата лукавит. Про ее отношения с Борисом Устиновичем читайте в романе Евы Львовой «Адвокаты не попадают в рай».], однако коллеги отчего-то все время пытаются нас поженить.
   – На месте разберемся, – пробурчала я.
   – Пойду куплю что-нибудь пожевать в дорогу, – озабоченно сообщил Джуниор, ретируясь из конторы.
   – Ну, как там дела у Ромочки? – осведомилась Кира Ивановна таким тоном, как будто речь шла о ее любимом племяннике.
   – Да не очень, – честно призналась я. – Вот слетаю в Арбингтон, побольше узнаю про Шерманов, тогда будет какая-то ясность.
   – А что про Шерманов уже известно? – заинтересовалась секретарша.
   – Только то, что они занимаются у себя в Англии производством ламп и пытаются реализовать их на нашем рынке.
   – Так себе бизнес, – поморщилась Кира Ивановна.
   – А еще известно, что у них есть дикая нянька и хромоногий сыночек Джек с психическим отклонением – лупит по всем предметам железной клюшкой для гольфа.
   – Какой ужас! – всплеснула руками секретарша, усаживаясь на кресло с явным намерением поболтать.
   Над входной дверью звякнул колокольчик. С улицы пахнуло летним жаром, и следом за раскаленным воздухом в кондиционированную прохладу офиса вкатился профессор Зелинский. Выглядел он так, точно пришел свататься. В первый момент я растерялась, подумав, что нарушаю его матримониальные планы, и заподозрила Киру Ивановну в том, что она-то и есть объект профессорской страсти. Но я ошиблась, клиент Устиновича-младшего заглянул к нам совсем по другому поводу.
   – Э-э, я бы хотел повидать Эдуарда Георгиевича, – смущаясь и краснея, протянул антрополог.
   – А его нет, он уехал в суд, – безмятежно откликнулась секретарша, не замечая, что наносит клиенту сокрушительный удар.
   – Какая жалость, – вздохнул Зелинский, на секунду задумавшись, но все же расстегивая сумку и роясь в ее содержимом. – Я книжку свою привез, как обещал господину Устиновичу. Авторский экземпляр, с автографом.
   Клиент извлек на свет брошюру и принялся суетливо оглядываться по сторонам.
   – Нет ли у вас бумаги книгу обернуть? – деловито осведомился он у Киры Ивановны.
   – Писчая подойдет? – без особого энтузиазма откликнулась секретарша, роясь в столе.
   – Нет, благодарю, писчая слишком маленькая, – отклонил предложение клиент. И, что-то припомнив, снова полез в сумку, приговаривая:
   – У меня есть газета! Я всегда ношу с собой газеты. На всякий случай. Они частенько бывают полезны. Мало ли что – книгу обернуть, или еще для чего пригодится.
   Рассуждая о пользе газет, Зелинский старательно обернул книжку и протянул секретарше.
   – Очень вас прошу, передайте господину Устиновичу.
   – Не беспокойтесь, передам, – благожелательно проговорила Кира Ивановна, принимая книгу из рук автора. Но, как только за антропологом захлопнулась дверь, Кира Ивановна тут же выдвинула ящик для прочитанной прессы и небрежно кинула подарок в стопку потрепанных журналов «Космополитен» и «Авторевю».
//-- * * * --//
   В аэропорт нас отвозил Пол Банкин. Сегодня, как ни странно, он выглядел гораздо лучше, чем обычно. Был он отдохнувший и посвежевший, как будто всю ночь проспал на превосходной кровати вместо того, чтобы намывать машину. Правда, «Логан» по-прежнему смотрелся ухоженным, и я всю дорогу размышляла, что бы это могло означать. Так и не придя ни к какому выводу, я попрощалась с Пашей, высадившим нас у стеклянных дверей аэропорта, и устремилась следом за кудрявым другом. Войдя в просторный стеклянный зал, Борис подошел к светящемуся табло, сверился с часами и, что-то прикинув в уме, размашистым шагом направился прямиком к буфету. По пути он остановился у книжного киоска и принялся выбирать, что бы такое купить почитать в дорожку.
   – Мог бы взять с собой книгу Зелинского, – попеняла я приятелю, наблюдая, как он набирает стопку путеводителей по Великобритании.
   – Я из принципа не читаю мусорную литературу, засоряющую мозг, – надменно заметил Устинович-младший, складывая покупки в полиэтиленовый пакет.
   – По-твоему, научный труд по антропологии – это мусор? – возмутилась я.
   – Однозначно, – категорично махнул свободной от пакета рукой Борис.
   Регистрация на рейс застала нас в буфете. Боря доедал поджарку по-краковски, я допивала свой кофе. Покончив с едой, мы подхватили сумки и устремились к стойкам паспортного контроля. Оказавшись в буферной зоне, Устинович-младший потащил меня в дьюти-фри.
   – Ты же сама хотела купить пасту и щетку, – уговаривал меня кудрявый друг, подталкивая к полке со спиртными напитками.
   Наконец Борис купил все что хотел, да и я подобрала себе необходимые в дороге вещи, и мы отправились на посадку. Устроившись в салоне самолета, я с облегчением вздохнула и погрузилась в чтение купленного в киоске детектива. Но сюжет истории меня не захватил, и я отложила книгу в сторону.
   – Слушай, Борь, а про Шерманов ты что-нибудь знаешь? – поинтересовалась я сразу же после того, как мы пристегнули ремни и самолет начал выруливать на взлетную полосу.
   Джуниор вскинул на меня безмятежные глаза и выдохнул:
   – Нет, а кто это?
   И я поняла, что Борис, поглощенный перепиской с британским другом, пропустил мимо ушей все последние события, происшедшие в нашей конторе.
   – Вообще-то в настоящий момент меня интересует глава компании по производству энергосберегающих ламп Кристофер Шерман, проживающий в Арбингтоне, – сухо сказала я, не вдаваясь в подробности. – Просто я подумала, раз уж ты так хорошо знаешь про Арбингтон, то, может, и про сэра Кристофера что-нибудь слышал?
   – Про сэра Кристофера не скажу, не знаю, одно могу утверждать с полной уверенностью: с ним Генри не пил, иначе написал бы о старине Шермане, клевом парне и все такое прочее. А старина Шерман тебе зачем?
   – Прочла в Инернете, – ехидно откликнулась я, – что он вдовец, дай, думаю, познакомлюсь, раз все равно еду в его сторону, вдруг стану королевой энергосберегающих ламп?
   – Я бы не советовал, – убежденно заявил Борис, почесав кончик носа. – Раз Генри с ним не пил, значит, дерьмо мужик.
   Чей-то «Самсунг», разряжаясь, издал жалобный звук, и я посмотрела на Бориса, подозревая, что это пищит мой аппарат.
   – Что ты сидишь, проверь в сумке, это не мой смартфон?
   Борис напряженно молчал, избегая встречаться со мной глазами. Мне это сильно не понравилось, и я, заранее зная ответ и оттого внутренне холодея, вкрадчиво спросила:
   – Боречка, надеюсь, ты не забыл прихватить мой «Гелакси»?
   – Как ты справедливо заметила, «Гелакси» твой, – минуту помолчав, надменно заметил Устинович-младший, переходя в наступление. – Так почему бы тебе самой о нем не позаботиться?
   – Но это же ты вчера просил у меня аппарат, чтобы проверить почту, и обещал сегодня вернуть, – каменея от бешенства, проговорила я, прикидывая, смогу ли сдержаться и не убить приятеля прямо на борту самолета.
   – Я и вернул, – раздраженно буркнул Устинович-младший. – Положил к тебе в стол. Ты сама его оттуда не взяла, а теперь перекладываешь с больной головы на здоровую.
   Постаравшись отодвинуться от приятеля так далеко, насколько позволяло кресло самолета, я отвернулась к иллюминатору и минут пять молча бесилась, любуясь на облака. На все заигрывания Бориса я отвечала ледяным молчанием и, чтобы окончательно обозначить свое к нему отношение, взяла предложенную стюардессой газету «Ворлд Дайджест», раскрыла на первой попавшейся странице и начала читать.
   «СИДНЕЙ, 3 июля. /Корр. ИТАР-ТАСС Павел Ваничкин/. Полиция Папуа – Новой Гвинеи начала расследование ритуальных убийств, совершенных в провинции Маданг приверженцами так называемого «карго-культа». Как сообщил сегодня один из руководителей полиции страны Энтони Вагамби, речь идет об убийстве семи человек в округе Богиа, «к которому причастны очень много людей». Отметив, что мотивы преступников остаются пока неизвестными, Вагамби уточнил: «Мы знаем, что это очень широко распространенное движение». «Карго-культ» /поклонение грузу/ – термин, который используют для обозначения группы религиозных движений в Меланезии. Приверженцы этого культа, которых также называют «самолетопоклонниками», верят, что западные товары созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа.
   Классические культы карго были распространены во время Второй мировой войны и сразу после нее. Огромное количество грузов было десантировано на острова в ходе военной кампании против Японии, что внесло коренные изменения в жизнь островитян. Произведенные промышленным способом одежда, консервы, палатки, оружие в огромных количествах поставлялись на острова для обеспечения армии, а также островитян, которые были проводниками военных и гостеприимными хозяевами. В конце войны воздушные базы были заброшены. Чтобы вновь получать карго и увидеть падающие парашюты, самолеты или корабли, островитяне имитировали действия солдат, моряков и летчиков. Они сделали наушники из дерева и прикладывали их к ушам, находясь в построенных из дерева контрольно-диспетчерских вышках, изображали сигналы посадки, находясь на построенной из дерева взлетно-посадочной полосе, зажигали факелы для освещения этих полос и маяков. Члены культа верят, что их постройки привлекут транспортные самолеты, заполненные грузом, которые считаются посланниками духов предков.
   По данным полиции, ритуальные убийства никак не связаны с проходящими сейчас в стране парламентскими выборами. Тем не менее, голосование в Богиа и соседних округах провинции Маданг, которое должно было завершиться шестого июля, временно приостановлено».
   Всю оставшуюся дорогу я продолжала дуться на Бориса и размышлять над нелегкой судьбой папуасов, верящих в духов предков, сбрасывающих им с неба на парашютах заманчивые блага цивилизации. Время от времени я снова принималась читать детектив, но с головой уйти в сюжет не давали мысли о странных культах, которые изобретает для себя человек и потом свято верит, что так оно и есть на самом деле.
   Англия встретила нас солнечной погодой и ясным синим небом, кокетливо украшенным ажурными облаками. Гремя закупленными в дьюти-фри бутылками с виски, которые он собирался подарить другу по электронной переписке, Борька пристроился в конец небольшой очереди из людей, поджидавших автобус, и, размахивая руками, принялся рассуждать.
   – Я ведь специально не стал писать Генри, что мы приедем, – озорно блестел он глазами. – Нагрянем, как снег на голову, в полицейское управление. Только закинем вещи в «Олд отель» и двинемся знакомиться с Кампински.
   И в подтверждение своих слов Устинович-младший потряс пакетом с бутылками, заставив испуганно вздрогнуть стоящую перед нами старушку. За два с небольшим часа автобус привез нас из Ливерпуля в Арбингтон. Городок оказался небольшим и древним, словно возведенным при Вильгельме Завоевателе. Одноэтажные дома, обнесенные невысокими оградами, располагались на расчерченных квадратами улицах. Взяв у вокзала такси, до гостиницы мы добрались за считаные минуты. Двухэтажное здание с колоннадой и портиками выглядело довольно помпезно и напоминало театр в уездном городке. Расплатившись с таксистом, Борис оставил щедрые чаевые, толкнул плечом тяжелую дверь и уверенной походкой бывалого путешественника вошел в фойе. В холле гостиницы царил полумрак, но ламп здесь не зажигали. На полированных деревянных скамьях сидели люди, дожидаясь своей очереди. Должно быть, гостиница пользовалась популярностью, ибо народу и около стойки ресепшн толпилось изрядно. Устинович-младший не стал выяснять в районе скамеек, кто последний, а выискал по ту сторону стойки администратора, бледную худую служащую в массивных очках, и принялся сверлить ее взглядом. По прошествии пяти минут девушка заволновалась, ощутив дискомфорт, и, не понимая его причины, принялась оглядываться по сторонам в поисках раздражителя. Столкнувшись глазами с Борисом, улыбнувшимся жертве гипноза плотоядной улыбкой, девушка вспыхнула, поправила очки и жестом пригласила его подойти поближе. Я торопливо двинулась за кудрявым другом. А еще через несколько секунд выяснилось, что о брони, оставленной Кирой Ивановной, в гостинице ничего не слышали.
   – Начинается! – прошипел приятель, продолжая через силу выдавливать из себя улыбку.
   – Борь, дай твой смартфон, я позвоню Кире Ивановне, – потребовала я.
   – Я сам позвоню, – встрепенулся Борис, отходя в сторонку, и принялся названивать секретарше.
   – Не понимаю, Борь, какие ко мне претензии, – недовольным голосом откликнулась Кира Ивановна. – Вчера по Интернету я забронировала двухместный номер в «Олд отеле» города Арбингтона, мне скинули подтверждение, так что ошибки быть не может.
   – Слушайте, Кира Ивановна, перешлите это подтверждение мне на электронную почту, – попросил кудрявый друг, косясь в строну недовольной очереди, бурлящей вокруг него.
   Пискнуло сообщение, оповещая о прибытии нового письма, и мы в самом деле прочитали подтверждение, из американского города Арлингтона, о бронировании двухместного номера в «Олд отеле».
   – Вот дура старая, – выдохнул Борис. И, снова натянув ни лицо приветливую гримасу, принялся проситься на постой, минуя систему бронирования. Служащая проявила завидное хладнокровие и на все увещевания приятеля отвечала отказом, любезно повторяя:
   – Очень сожалею, но ничем не могу помочь. Гостиница переполнена, у нас в городе проходит чемпионат по керлингу.
   Та же самая картина ожидала нас в двух других отелях города. Похоже, смотреть битву керлингистов съехались болельщики со всего мира. От безысходности Борис собрался уже было откупорить бутылку виски и прямо в парке приложиться к горлышку, но я настояла, чтобы подарок был доставлен по назначению. К полицейскому управлению мы подъезжали заметно приунывшие. Здание управления являло собой компактную крепость, обнесенную невысокой стеной. Двери оказались обиты кованым железом, медная табличка извещала, что постройка датирована шестнадцатым веком и находится под охраной ЮНЕСКО. Внутри управление выглядело вполне современно, если не считать обитых дубовыми панелями стен. Панели смотрелись такими старыми и были так сильно изъедены жуками-древоточцами, что местами напоминали пробку. Зато к ним было удобно крепить информационные материалы, и сотрудники местной полиции этим широко пользовались. За стеклянной конторкой дежурного дородная девица с курносым носом и короткой стрижкой болтала с молодым симпатягой, опознанным Борисом как репортер местной газеты Пит Перкинс по прозвищу Питер Пен, дальше по курсу двое полицейских азартно обсуждали футбольный матч, именно к ним-то и направился Устинович-младший.
   – Привет, я вас знаю! – радостно сообщил он. – Ты – Джон, ты – Лесли. Парни, не подскажете, где мне найти Генри Кампински? – на приличном английском произнес Борис.
   Вообще-то Джуниор не силен в языках и переписывался с британцем преимущественно при помощи Гугл-переводчика, но в самолете он от нечего делать штудировал купленный в аэропорту русско-английский разговорник и теперь мог без особого труда переброситься с собеседником парой-тройкой дежурных фраз, особенно если перед тем, как что-нибудь сказать, подглядывал в нужную страницу. Горделиво выпятив губу, Устинович-младший ждал ответа. Парни переглянулись и, разом обернувшись к стеклянной перегородке, не сговариваясь, указали руками на рыхлую девицу.
   – Спросить у дежурной? – уточнил Борис, делая движение в сторону конторки.
   – Можешь не спрашивать, это она Генри Кампински, – широко улыбнулся приземистый крепыш, которого Борька называл Лесли. – Я знаю Генри лет двадцать, ни с кем ее не спутаю.
   – Генриетта! – уже кричал Джон, призывно махая рукой. – К тебе пришли!
   Лицо кудрявого друга вытянулось, зато дежурная расцвела улыбкой, жестами подзывая Джуниора к себе. Должно быть, она догадалась, кто стоит посреди приемной, растерянно хлопая глазами, и теперь всячески выражала радость по поводу неожиданной встречи. Женщина надела на коротко стриженную голову фуражку и приложила руку к козырьку, сделавшись похожей на те снимки, которые посылала Борису. В форменном головном уборе она и вправду была похожа на парня. Бормоча под нос: «Надо же, Генри – тетка!» – Устинович-младший двинулся на зов. Через стекло я наблюдала, как Борис представляется симпатяге Питеру Пену, после чего полицейская дама поднялась с места и, пожав Борису руку, с силой хлопнула Устиновича-младшего по плечу. Тот поморщился и присел на краешек стула.
   – Леди, мы можем вам помочь? – окликнул меня Лесли.
   – Хотелось бы поговорить с вашим шефом, – откликнулась я.
   – Ждите здесь, – распорядился Джон и двинулся по коридору в глубь помещения. Его коллега снял телефонную трубку и принялся куда-то дозваниваться.
   Минут через пять из дальней комнаты вышел похожий на бульдога человек со складчатыми отвисшими щеками. Он кинул беглый взгляд на конторку дежурного, где на ломаном русско-английском языке полным ходом шла дружеская беседа, и деловито устремился в мою сторону.
   – Добрый день, мисс. Майор Райд, что я могу для вас сделать? – любезно осведомился он.
   – Добрый день, майор. Я адвокат Агата Рудь из Москвы. Дело в том, что адвокатское бюро «Устинович и сыновья» представляет интересы профессора Зелинского, – издалека начала я. – Мы с коллегой приехали в ваш город, чтобы собрать как можно больше сведений о побеге сержанта Мак-Корника из-под стражи.
   – И ваш коллега не нашел для беседы никого, кроме Кампински? – иронично вскинул кустистые брови полицейский.
   – Вы считаете Генриетту плохим источником? – удивилась я.
   – Не слишком надежным, это точно, – покачал головой майор, и брыли его колыхнулись из стороны в сторону. – Если бы не родственница Кампински миссис Гануэй, выполняющая обязанности секретаря церковной общины, Генри не служила бы в полиции, точно вам говорю.
   – Генриетта – грязный коп? – усмехнулась я.
   – Да нет, коп-то она честный, только служба не пошла ей на пользу. Они с Мак-Корником каждый вечер отправлялись в ближайший бар, разве это подходящее место для приличной женщины? А семь месяцев назад ее дружок Эндрю допился до того, что убил врачей местной больницы Сьюзен Наварро и Роберта Гамильтона. Сью была прекрасным гинекологом, а Роберт лечил детишек.
   – Вы так уверенно говорите о виновности Мак-Корника, точно у вас имеются неопровержимые доказательства его вины. Должно быть, вы обнаружили орудие убийства с отпечатками его пальцев? – скептически осведомилась я, зная из рассказов Бориса, что это не так.
   – Мы взяли Мак-Корника с поличным, но оружие он успел скинуть, – посуровел начальник управления. – На допросе сержант заявил, что проходил мимо дома доктора Гамильтона, услышал его крики и кинулся на помощь. Заглянув в кабинет, он увидел распростертого на полу Роберта, из треугольной раны на шее которого натекло столько крови, что насквозь промокло сползшее с дивана одеяло. В крови плавали перья черной курицы и листья лунной пальмы – растения, которое растет в наших краях только в одном месте – в дендрариуме Шерманов. Короче, картина преступления выглядела точно так же, как у убитой той же ночью, но двумя часами ранее Сьюзен Наварро. Русский профессор, который приехал к нам в университет с курсом лекций по антропологии, уверяет, что именно так выглядят жертвоприношения Богине-Праматери у народов Меланезии. Королевский суд признал Мак-Корника виновным и приговорил к пожизненному заключению с правом на условно-досрочное освобождение не ранее, чем через двадцать один год.
   Я попыталась осмыслить услышанное, но что-то в картине преступления не сходилось. Зачем нетрезвому полицейскому городить огород с перьями и листьями, когда убийства пьяными совершаются спонтанно?
   – А ваш сержант эрудит, – протянула я. – Мне, например, тонкости ритуальных жертвоприношений меланезийцев неизвестны.
   – В осведомленности сержанта как раз нет странности, – качнул брылями майор. – У нас университетский городок, и десятки профессоров каждый день читают лекции по самым разным областям знаний. А Мак-Корник – ближайший друг председателя секции антропологов Эбинейзера Смита, и, поверьте, сержант имел возможность получить у своего приятеля подробную консультацию по любому вопросу из этой области.
   – Как у вас все складно выходит! – восхитилась я. – Может быть, вы знаете мотив, из-за которого сержанту Мак-Корнику пришлось обставлять смерть двух врачей столь экзотическим способом?
   – Мисс, я отлично знаю Мак-Корника, – убежденно сказал майор. – Эндрю – парень принципиальный, он требовал, чтобы нянька Шерманов Олив Мгамба парковалась по правилам, а не кидала машину посреди дороги, но ей это было не под силу, Олив и ездила-то с большим трудом. Но сержант отказывался делать поблажки, и каждый день, когда Олив привозила Джека к школе, подстерегал ее на парковке и выписывал штраф. Олив призывала на голову сержанта все кары небесные, грозила ужасными болезнями, проклинала его родных, и Мак-Корнику это надоело. Напившись, он решил подставить Олив и убил первых, кто подвернулся ему под руку. Олив как раз прибыла к нам в город с одного из островов Папуа – Новой Гвинеи, и каждый из жителей Арбингтона знает, что Олив в свое время спасли волонтеры от ритуального жертвоприношения. Поэтому Мак-Корник и устроил этот цирк.
   – А что за история с волонтерами? – заинтересовалась я.
   – Мисс Рудь, – приосанился полицейский, – нашему городу есть чем гордиться. Арбингтон имеет свой университет, приличную больницу, волонтерскую службу при приходской общине церкви Святого Марка, которую спонсирует баронет Кристофер Шерман, владелец компании «Электра».
   – Известное имя, – поддакнула я.
   Майор удовлетворенно кивнул головой и продолжил:
   – Его сын, Стивен, вместе с Дженнифер – тогда они еще не были женаты – принимал участие в поездке на острова, откуда и привезли Олив. Весь город встречал волонтеров, как героев. На воскресной проповеди глава волонтеров Эбинейзер Смит вывел Олив вперед и рассказал прихожанам, что дикарка была объектом ритуального жертвоприношения, и членам группы с большим трудом удалось отбить несчастную у соплеменников. Благодаря Божьей воле женщину спасли, и Олив теперь будет полноправной жительницей Арбингтона. Для многих из нас это стало сюрпризом. После этой поездки Стивен и Дженнифер сразу же поженились, и Олив Мгамба вот уже тринадцать лет служит в их доме. Я согласен, Олив – женщина непростая, характер имеет сложный и со многими горожанами успела поссориться. Однако у нас есть свидетельство уважаемой женщины, которая уверяет, что Олив в ночь преступления находилась рядом с ней.
   – И кто же эта женщина? – заинтересовалась я. – Уж не Дженнифер ли Шерман?
   – Да, я говорю про невестку сэра Криса, владельца компании «Электра», – подтвердил майор Райд. – Уверяю вас, миссис Шерман – образец правдивости и честности. И если она давала на суде под присягой показания, что Олив была рядом с ней, значит, оно так и было на самом деле, можете не сомневаться. Слово Дженнифер Шерман против слова Эндрю Мак-Корника. И Королевский суд, само собой, поверил Дженни. Ведь кто такой Энди Мак-Корник? Алкоголик, допившийся до белой горячки, а миссис Шерман – прекрасная жена, отличная мать, образец добродетели, член волонтерского движения нашего городка, и поверить в то, что преданная ей Олив Мгамба могла бы поднять руку на ее друзей-волонтеров, – это чистое безумие.
   – Убитые были волонтерами? – многозначительно осведомилась я. – А вы не допускаете такую вероятность, что между погибшими докторами и дикаркой Олив действительно могли быть затаенные обиды, и Королевский суд мог ошибиться?
   – Вы забываете про свидетельство миссис Шерман! – напористо повторил майор, хлопнув ладонью по столу. – Какие обиды между волонтерами? Волонтерское движение возглавляет Эбинейзер Смит, и он не допустил бы разногласий в своей команде! Спросите у любого в Арбингтоне, и вам расскажут, как велик авторитет Эбинейзера в нашем городе.
   – Пожалуй, так я и поступлю, – согласилась я. – Посоветуйте, с кем мне лучше пообщаться на эту тему.
   – Да вот хотя бы с викарием Вессоном, – оживился майор. – Эбинейзер выполняет обязанности псаломщика при преподобном, и святой отец лучше, чем кто бы то ни было, знает Смита и его волонтеров. Преподобный многое сможет о них рассказать. Какие-то еще вопросы, мисс?
   – Вы не могли бы объяснить, почему в побеге Мак-Корника обвиняют профессора Зелинского? Ведь дневная беседа с профессором и ночной побег заключенного могли быть простым совпадением. Из-за этого досадного эпизода известный ученый не может въехать в вашу страну.
   – Я не присутствовал при беседе сержанта Мак-Корника с вашим клиентом, – пожал плечами майор. – Думаю, можно попробовать переброситься словечком с директором тюрьмы, только вряд ли он станет с вами разговаривать. Дежурный охранник уверяет, что после беседы с русским профессором Энди Мак-Корник стал сам не свой, требовал в камеру начальство, но никого уже не было на рабочем месте. Сержант всю ночь шагал из угла в угол, а утром его не оказалось в камере. Мак-Корник выбрался через канализационную трубу, и кто-то ему в этом помог. У меня нет никаких сомнений в том, что профессор Зелинский замешан в этом деле. Точно так же думает и адвокат сержанта.
   – Могу я поговорить с адвокатом? – сухо осведомилась я.
   – Это не проблема, – почесал нос майор Райд. – Глава адвокатской конторы Arbington`s low Патрик Бьюкенен лично защищает сержанта Мак-Корника. Я свяжусь с Патриком, и, думаю, он не откажется с вами встретиться, мисс Рудь.
   Телефонная трубка тут же оказалась в его руке, и майор выбрал в памяти аппарата нужный номер и нажал на клавишу вызова. После непродолжительного молчания он бодро произнес:
   – Бесс, это майор Райд. Мистер Бьюкенен на месте? Соедини-ка меня с ним.
   Прошла еще минута, в течение которой руководитель полицейского управления бесцеремонно рассматривал мой профиль.
   – Патрик? – встрепенулся он, отрываясь от своего занятия. – Это я. К тебе на прием рвется молодая особа из Москвы, между прочим, твоя коллега. Она представляет интересы профессора Зелинского, и, следовательно, разговор пойдет об Эндрю Мак-Корнике. Ты как, свободен? Ну и отлично, сейчас она подойдет.
   Майор Райд положил на стол визитку с адресом адвокатского бюро и выжидающе посмотрел на меня.
   – Это далеко отсюда? – уточнила я, протягивая руку за картонным прямоугольником.
   – Да нет, здесь рядом, на обратной стороне имеется схема, так что не заблудитесь, – любезно улыбнулся майор. И заговорщическим тоном добавил: – Согласитесь, мисс Рудь, было бы глупо открывать адвокатское бюро вдали от полицейского управления.
   Я убирала визитку в сумку, когда дверь кабинета распахнулась и на пороге появился возбужденный старик. Грудь его тяжело вздымалась, клетчатая рубаха взмокла от пота, лицо перекосилось от ярости.
   – До каких пор полиция будет бездействовать, глядя, как мою семью ежедневно травят ртутью? – надсадно закричал он, вваливаясь в кабинет и с силой шарахая дверью.
   – Мистер Уэнсли, возьмите себя в руки! – оторопел майор.
   – Это я должен взять себя в руки? – захлебнулся возмущением старик. – Я? Который ежедневно пьет воду из отравленной реки, куда этот мерзавец Шерман сливает ядовитые отходы?
   – Сэм, вы лично пятнадцать лет назад продали Кристоферу Шерману три акра своей земли, по которой протекает река, и теперь баронет делает со своей собственностью то, что считает нужным! Имейте мужество это признать.
   – Но это не значит, что он может выплескивать в реку ртутную дрянь!
   – Сэм, имейте терпение! Судебное разбирательство подходит к концу, экологическая комиссия даст ответ на все вопросы. Если сэр Кристофер – преступник, его осудят, если он не нарушил закона – вы и ваши единомышленники публично извинитесь перед семьей Шерманов, которых вы в течение года преследуете инсинуациями.
   – Не будьте ребенком, майор! Шерман подкупит экологов!
   – Вы потому ненавидите мистера Шермана, что он занял место церковного старосты вместо вас, – жестко сказал начальник полицейского управления. – Вы сами в этом виноваты! После смерти жены вы опустились, вам стало не до прихожан.
   – Шерман купил вас всех! – закричал старик. – Он оплачивает Эбинейзеру Смиту его миссионерские поездки, а я не в состоянии это делать! Поэтому весь город на его стороне и готов пить из реки ртуть!
   – Да, баронет – почетный гражданин Арбингтона, он делает щедрые пожертвования, но не в этом дело, – отмахнулся майор. – Просто сэр Кристофер лучше вас выполняет обязанности старосты, и вы ему не можете этого простить!
   Заметив меня, притихшую и ссутулившуюся, чтобы стать как можно незаметнее и услышать как можно больше, майор рывком поднялся с места и широко распахнул дверь.
   – Всего хорошего, мисс! – рявкнул он так, будто это я была зачинщицей скандала. Но затем справился с переполнявшими его эмоциями и все-таки галантно добавил в мою удаляющуюся спину:
   – Если возникнут какие-то вопросы – милости прошу!
   Миновав коридор, я увидела, что за стеклянной перегородкой Джуниор как ни в чем не бывало продолжает разговор с Генриеттой, в то время как репортер уже ушел, оставив приятелей наедине. О чем они беседовали, мне не было слышно, но по оживленному лицу бравой Кампински я понимала, что женщина искренне рада нашему приезду. Должно быть, Борис объяснял ей, кто я такая, ибо его собеседница то и дело кидала в мою сторону озабоченные взгляды, а затем рассмеялась и махнула рукой, на что-то соглашаясь. Борис просиял, поднялся со стула и вышел из конторки, жестом распорядившись следовать за ним. Проходя мимо Генриетты, я почувствовала на себе ее напряженный взгляд и приветливо улыбнулась, помахав рукой. Не ответив на улыбку, женщина продолжала пристально меня рассматривать, так пристально, что даже сделалось не по себе. Ощущая неприятный холодок под ложечкой, я торопливо покинула полицейский участок.
   Привалившись к перилам крыльца и поставив сумку в ноги, Борис ждал меня на ступеньках.
   – Часа через полтора в «Единороге» начнется банкет в честь открытия турнира керлингистов, – оповестил меня кудрявый друг. – Мы договорились, что там и встретимся. Генри всегда приглашают на банкеты – она отлично драки разнимает.
   – Достойное занятие для девушки, – фыркнула я.
   – Да что ты понимаешь, – обиделся за новую знакомую Борис. – Я нюхом чувствую в ней потрясающую женщину. Просто ей пока не встретился настоящий мужик.
   После ошеломляющей любви, с головой накрывшей кудрявого друга, и столь же сокрушительного разочарования в любимой [4 - Подробнее об этой истории читайте в романе Евы Львовой «Адвокаты не попадают в рай».] Устинович-младший возомнил себя лихим повесой и пустился во все тяжкие.
   – Настоящий мужик типа тебя? – фыркнула я, скептически осматривая тучную фигуру приятеля, его горбоносое лицо с пушистыми ресницами вокруг нахальных глаз и медными пружинками волос.
   – Ирония в твоем голосе как бы намекает на мою мужскую несостоятельность, – насупился кудрявый друг. – А я говорю, что смогу разбудить в Генриетте женщину! Я видел, как она на тебя смотрела, потому что думала, что ты моя девушка. Я ей, конечно, рассказал, что мы – друзья. Но Генри, похоже, мне не поверила. Сколько бешеной злобы было в ее глазах, когда ты проходила мимо! Ты не заметила?
   Я отрицательно тряхнула головой, хотя так же, как и Борис, поймала странный взгляд полицейской барышни, но не собиралась задумываться, что бы он мог значить.
   – Борь, дай смартфон, я позвоню своим, – попросила я, собираясь сообщить бабушке, что мы уже не месте.
   Борис протянул мне аппарат, и я попыталась связаться с бабулей, но приема отчего-то не было.
   – Ладно, потом позвонишь, – нетерпеливо переминался с ноги на ногу Борис, наблюдая за моими бесплодными попытками. – Ну что, идем в «Единорог»? Кстати, это тот самый бар, про который Генриетта мне много рассказывала в своих письмах. Интересно посмотреть.
   – А жить мы где будем? – уныло осведомилась я, возвращая смартфон и поправляя сумку, оттягивающую плечо. – Тоже в «Единороге»?
   – Нет, там нельзя, там нет номеров, – с сожалением протянул Борис. – Только общий зал и кухня. Не думаю, чтобы нам разрешили спать в кухне, а в общем зале я и сам не стану. Зато Генри предложила остановиться у нее. Это в соседнем доме. Я сказал, что мы не против.
   И, глядя на мою недовольную физиономию, вкрадчиво уточнил:
   – Хотя, может быть, ты возражаешь? Тогда есть неплохой вариант переночевать в привокзальном парке, который тебе так понравился.
   Не то чтобы я возражала, просто мне не очень нравилась эта идея. Впрочем, как и сама Генри. Но деваться было некуда, спать на улице старинного английского городка мне хотелось еще меньше, чем останавливаться у этой странной дамы, представляющейся мужским именем и испепеляющей меня лютым взглядом.
//-- * * * --//
   Отогнав неприятные воспоминания, я тронула Джуниора за рукав и решительно сказала, помахав визиткой перед его лицом:
   – В «Единорог» мы отправимся позже, а сейчас нас ждут коллеги – адвокаты из конторы Ardington`s law.
   – С чего это они нас ждут? – насторожился Устинович-младший.
   – Владелец бюро защищал Энди Мак-Корника в Королевском суде. Разве тебе не хочется с ним побеседовать?
   – Ты знаешь, Агат, не возникает такого желания, но, как видно, придется, – хмуро проворчал кудрявый друг, вскидывая на плечо сумку и двигаясь за мной.
   Я шла по схеме, начерченной на обратной стороне визитки, внимательно следя за названиями улиц и нумерацией домов, пока не достигла нужного строения. Старинное здание адвокатского бюро уютно разместилось в тихом зеленом скверике. Перед ним расположился фонтан, в его центре застыл изготовившийся к прыжку мраморный лев, из раскрытой пасти которого с шумом вырывалась вода. На мощенной булыжником площадке рядом с фонтаном сидели на лавочке два джентльмена в костюмах и галстуках и, дымя сигаретами, оживленно спорили. Тема спора показалась мне интересной, и я присела на соседнюю лавочку, сделав вид, что рассматриваю мраморного льва. Мало что понимающий Борис в недоумении опустился рядом, шумно переводя дух.
   – Британская столица буквально плавится от зноя, – горячо говорил блондин с глубоко посаженными глазами цвета осеннего неба. – Малькольм Уоллис – ты его знаешь, – он проработал в нашем бюро около года, а потом перевелся в Лондон, так вот, он написал мне, что адвокатам, выступающим в Лондонском королевском дворце правосудия, даже разрешили в течение нескольких дней обходиться без париков.
   Должна заметить, что традиционная униформа британских судей, прокуроров и адвокатов существует уже на протяжении нескольких веков, однако официально последняя модель облачения служащих Фемиды была узаконена только в конце двадцатого века. В отличие от России, в Великобритании имеется два вида адвокатов. Работающий непосредственно с клиентом, но не имеющий права выступать в суде – это солиситор. И есть адвокаты-барристеры, которые непосредственно с клиентом не работают, а получают готовую информацию о деле от солиситоров и затем выступают со своими знаменитыми пламенными речами в судах. При положительном исходе дела вся слава достается барристерам, в случае удачной речи именно его имя остается в анналах судебной истории. Меня давно удивляла английская система правосудия с двумя категориями адвокатов, что не соответствует мировой судебной практике и объясняется в основном историческими причинами, консерватизмом английской судебной системы да и нежеланием барристеров терять привилегированное положение и материальные выгоды. Согласно принятому в девяносто четвертом году прошлого века закону, старшие выступающие адвокаты-барристеры должны быть одеты в шелковую мантию поверх адвокатской хламиды и короткий парик. Их младшие по рангу коллеги одеваются в матерчатые мантии и тоже носят короткий парик. Облачением для «внесудебных» адвокатов-солиситоров являются черные матерчатые мантии, а вот парики им вовсе не положены. Кстати, людей в мантиях и париках можно увидеть только в Королевском дворце правосудия. Члены магистратуры и мировые судьи ходят в обычных современных костюмах и галстуках, совсем как два разгоряченных жарой и беседой джентльмена у фонтана.
   – Уоллис пишет, что решение позволить адвокатам-барристерам снять на период жаркой погоды парики было принято не просто так, а по рекомендации врачей, – разглагольствовал блондин. – Причем на такую крайнюю меру пошла только третья судейская палата, и разрешение было дано лишь адвокатам. Судьи, как люди государственные, хотят они того или нет, должны демонстрировать стойкость и проводить заседания в полном обмундировании. Насколько я помню, случаи отказа от ношения парика за всю историю английского суда случались всего три раза, и каждый раз виновницей оказывалась жара. Да и то сказать, что за барристер без парика?
   – А я считаю, что парики и мантии – это пережиток прошлого, – сверкнул глазами на собеседника брюнет с резкими складками вокруг рта. – Мы с тобой хоть и барристеры, прекрасно обходимся костюмами!
   – Да нет же, старик, ты не прав! Атрибуты судейского облачения необходимо сохранить как часть английской истории! Они олицетворяют символ власти, напоминают судьям и адвокатам об их высоком предназначении, помогают людям, участвующим в процессе, разобраться, кто есть кто, ну и, в конце концов, парики и специальная одежда до какой-то степени меняют облик адвокатов и судей, что дает им некоторую степень анонимности. Это особенно важно для тех, кто участвует в громких уголовных делах.
   – А я считаю, – раздраженно проговорил брюнет, – что человек в парике и мантии оказывает несомненное психологическое давление на жертв и свидетелей, особенно молодых и психологически уязвимых! Кроме того, ношение парика может спровоцировать развитие чувства собственной исключительности у его носителя! Разве ты не понимаешь, что парик как пережиток прошлого не дает и самой судейской системе шагать в ногу со временем? Я слышал, что против париков высказываются и адвокаты-солиситоры, так как, по их мнению, отсутствие париков на их головах дает повод клиентам и другим участникам процесса относиться к ним как к второсортным адвокатам, тогда как они проводят основную работу по подготовке дела к слушанию в суде. Да и не все адвокаты-барристеры также довольны этим аксессуаром униформы, так как, по их мнению, парик только мешает в работе – в нем жарко даже в прохладную погоду. Уж мы-то с тобой знаем, что редко кто из адвокатов заказывает парик специально для себя. В основном они передаются «по наследству», поэтому неудобны, как чужая, не по размеру подобранная шляпа, что тоже отвлекает от работы.
   – Ничего страшного, это поправимо, – не моргнув глазом парировал оппонент нетерпимого к парикам брюнета. – Я слышал, властями рассматривается вопрос о том, чтобы адвокаты и судьи имели право просто класть парик рядом с собой на стол как символ принадлежности к высшему судейскому эшелону, а не носить его на голове.
   – Какая чушь! – вспыхнул противник старых традиций. – В Лондоне я беседовал с владельцем фирмы по производству париков для нужд судебной системы мистером Стенли Гинзбургом, так вот, он отнюдь не является ярым поклонником париков! Как известно, парики для судей и адвокатов исторически производятся только в Англии, и если раньше этим занимались несколько фирм, то теперь они остались практически одни. Это ручная работа, и, чтобы изготовить один парик, требуется до трех с половиной недель кропотливого труда. Делают их из натурального конского волоса, с которым работать очень трудно. Кроме того, фасон париков довольно сложен и безнадежно устарел, вследствие чего мастерам приходится пользоваться допотопными технологиями. Настоящая стоимость одного парика не менее тысячи фунтов, тогда как фирма вынуждена продавать их по четыреста пятьдесят. Можешь себе представить, сколько они на этом теряют?! Но и цены поднять тоже нельзя. Маститые судьи и адвокаты, имеющие хороший доход, уже все при париках. Так что основными покупателями являются вчерашние студенты. А откуда у молодого человека такие деньги? Просить с них по тысяче фунтов Гинзбургу совесть не позволяет. Так что фирма-производитель была первой, кто поддержал кампанию за отмену париков.
   – По поводу чего холивар? – шепотом осведомился Борис, с интересом рассматривая вынувших по третьей сигарете спорщиков, судорожно щелкающих зажигалками в попытке прикурить на ветру.
   – Ты не поверишь, Борь, люди спорят по поводу париков и мантий адвокатов Королевского суда, – ответила я, поднимаясь со скамейки, делая шаг к фонтану и с наслаждением полоская в воде влажные от жары руки.
   – Делать им нечего, – пробормотал Борис.
   Следуя моему примеру, кудрявый друг шагнул вперед и, зачерпнув в фонтане полные ладони воды, умыл лицо, не забыв и про шею.
   – Хорошо-то как! – блаженно прищурился он на яркое дневное солнце, начиная лениво расстегивать рубашку. – Может, мокнуться в фонтанчик? Никто не увидит.
   – Борь, пойдем, а то опоздаем на встречу с мистером Бьюкененом, – заволновалась я, опасаясь неблагоприятных для Джуниора последствий.
   В Европе, конечно, принято в жару купаться в фонтанах, но как на это посмотрит уважаемая британская фирма, перед которой разбит фонтан? Вдруг она сочтет вид Джуниора, разоблаченного до закатанных до колена брюк, неуважением к себе и подаст иск с требованием возместить моральный ущерб?
   – Бьюкенен уйдет по делам, – как могла хитрила я, – и будем потом караулить его у дверей конторы.
   Устинович-младший кинул прощальный взгляд на голубую водную гладь, по которой ветерок гнал легкие барашки, и, уныло свесив истомленную жарой голову, поплелся следом за мной. Поднявшись на каменное крыльцо с литыми перилами, я взялась за медную ручку в форме головы льва, отполированную до зеркального блеска, и, потянув на себя массивную дверь, шагнула через порог. В адвокатском бюро стояла прохлада от кондиционера. Борис втянул носом воздух и воспрянул духом.
   – Ууф, здесь хоть дышать можно, – протяжно выдохнул он, опускаясь на кресло для посетителей и обмахиваясь взятой с журнального столика газетой.
   Чернокожая секретарша заинтересованно посмотрела в нашу сторону, услышав иностранную речь, а я с улыбкой проговорила по-английски:
   – Добрый день, мы из адвокатского бюро «Устинович и сыновья», у нас назначена встреча с мистером Бьюкененом.
   – Да-да, конечно, проходите, он вас ждет, – засуетилась женщина, поднимаясь из-за хай-тековской конторки и указывая рукой на стеклянную дверь, отделанную алюминием. Странное сочетание старинного здания и новомодной внутренней отделки рождало противоречивые ощущения, и я не сразу поняла, в чем дело, пока Борис не произнес:
   – А стойка ресепшн точь-в-точь такая, как барная в ночном клубе «Х-Zone» в Большом Коняевском переулке. Помнишь, Агат, мы с тобой ходили в дом-усадьбу Румянцевых, где открыли ночной клуб? Там был неплохой портер. Интересно, а тут наливают выпить?
   – Ты не пойдешь со мной к адвокату Мак-Корника? – удивилась я, глядя, как Джуниор делает секретарше знаки, дающие понять, что он не против пропустить стаканчик чего-нибудь прохладительного.
   – А зачем? – искренне удивился приятель, внимательно наблюдая за женщиной, скрывшейся под конторкой и позвякивающей там чем-то стеклянным. – Тебе я, Агата, полностью доверяю.
   Я пожала плечами и, ни слова не говоря, двинулась в указанном секретаршей направлении. Патрик Бьюкенен встретил меня, сидя за столом из полированного алюминия, на котором, кроме бронзовой Фемиды, не оказалось ни единой вещи, не считая планшетника. Адвокат Мак-Корника отвел взгляд от светящегося экрана и без особого интереса посмотрел на меня. Я отметила, что у Бьюкенена, как у большинства английских мужчин, слишком вытянутое лицо и, хотя большинство русских женщин находят этот тип весьма привлекательным, на самом деле в англосаксах есть что-то лошадиное. Водянистые глаза навыкате добавляли британцу сонной апатии и равняли меня с пылью на его дорогих туфлях.
   – Добрый день, мисс, – проговорил защитник Мак-Корника, вяло рассматривая меня сквозь полуопущенные веки.
   – Добрый, мистер Бьюкенен, – с вызовом откликнулась я, не отводя глаза от рассеянного взгляда барристера. Представив его в дурацком парике и мешковатой мантии, я обрела уверенность в себе и сразу же перешла к делу. – Могу я посмотреть бумаги по делу Энди Мак-Корника?
   – Пожалуйста, – кивнул он, вынимая откуда-то из-под стола тонкую папку, явно приготовленную заранее, и протягивая ее мне.
   Удивленная столь скромными объемами материалов дела, я быстро пробежала глазами с десяток покоящихся в папке страничек, внимательно рассмотрела фотографии мест преступления и, мало что понимая, недоверчиво спросила:
   – И на чем вы строили защиту?
   – На чистосердечном признании сержанта, – отозвался барристер.
   – То есть вы ни секунды не сомневались в его виновности? – опешила я.
   – Только признание вины улучшило бы ситуацию Мак-Корника, – флегматично пояснил адвокат. – В любом другом случае у Энди не было шансов. В сорок восьмом году в деле Рид против Лайонса решением Палаты лордов по аналогичному делу был создан прецедент, обвиняемый был приговорен к пожизненному тюремному заключению, и Королевский суд, вынося вердикт, сослался на этот случай. Рид так и не раскаялся, но если бы Мак-Корник признал свою вину, то дело, возможно, повернулось бы иначе. А так мой клиент, как и его предшественник, тоже получил пожизненный срок.
   Помимо диковинных нарядов, в странах англосаксонского правового поля сложилась еще одна нелепая традиция – при отсутствии строгой системы правовых актов применять по любому поводу прецеденты, то есть уже имеющиеся решения по похожим делам, пусть даже и сопряженные с судебными ошибками.
   – А доказать невиновность клиента вы даже не пробовали? – хмуро осведомилась я, поигрывая ручкой.
   – При всем моем уважении к сержанту я не увидел в этом необходимости, ведь невиновность клиента в сорок восьмом году уже пытался доказать адвокат Рида, но, как мы с вами знаем, он потерпел фиаско. Я попробовал пойти другим путем, но Энди Мак-Корник отказался со мной сотрудничать в этом направлении. Что ж, это был его выбор!
   – Больше вопросов не имею. Спасибо за уделенное время, – пробормотала я, поднимаясь со стула и покидая кабинет руководителя Ardington`s law.
   После беседы с Патриком Бьюкененом я отлично понимала осужденного, пустившегося в бега. При такой позиции адвоката и пожизненном сроке только и остается, что сделать из острога ноги. Захлопнув за собой дверь кабинета, я подошла к Борису, вольготно раскинувшемуся на кресле с бокалом пива в руках, и тронула приятеля за плечо.
   – И что? – равнодушно спросил Джуниор, делая большой глоток.
   – Ничего нового, – отмахнулась я.
   Сидевшая рядом с Борей огненно-рыжая девица с интересом взглянула на меня и собрала со стола бумаги, которые до этого показывала Устиновичу-младшему.
   – Посмотри, Агат, что за ерунду я подписал? – попросил кудрявый друг.
   – Скажите, вы тоже адвокат? – возбужденно спросила рыжая, протягивая мне стопку бумаг и не переставая тараторить. – Я представляю группу женщин-юристов Великобритании, – говорила она, – мы собираемся предъявить иск магазинам, которые продают эротические мужские журналы. Иск будет предъявлен от лица их собственных сотрудников и посетителей магазинов. Мы подготовили открытое письмо к супермаркетам и газетным киоскам, вот, прочтите и подпишитесь!
   Я приняла из ее рук листы и, просмотрев их, узнала, что демонстрация и продажа журналов с соблазнительными и откровенными фотографиями женщин на обложках представляют собой не что иное, как сексуальную провокацию или дискриминацию женщин, согласно Акту о равенстве две тысячи десятого года. Также в письме содержались призывы к ретейлерам прекратить продажу подобных журналов, иначе им грозит перспектива вполне реально применимых правовых мер. Письмо было подписано многими известными юридическими конторами, включая Matrix Chambers, где работает адвокатом Чери Блэр, супруга бывшего премьер-министра Великобритании Тони Блэра. Последней красовалась подпись Бориса, выступавшего как представитель адвокатской фирмы «Устинович и сыновья». Заметив, что я закончила читать, рыжая снова принялась болтать.
   – Что она говорит? – лениво поинтересовался Джуниор, допивая пиво.
   – Ставит тебя в пример и призывает примкнуть к их адвокатско-феминистскому движению, которое организовало кампанию «Долой мужские журналы», – монотонно переводила я. – Предупреждает о возможных последствиях создания враждебной, унизительной, оскорбительной среды для работников и посетителей супермаркетов среди этих журналов. Ты как, Борь, чувствуешь себя униженным и оскорбленным среди витрин с «Плейбоями»?
   – Я прекрасно себя чувствую среди «Плейбоев», – пробормотал Борис, попытавшись выхватить листы у меня из рук. – Дай-ка сюда, я порву эту глупость!
   Но рыжая феминистка была начеку. Угадав по интонациям Устиновича-младшего его намерения, она опередила Бориса и первая забрала у меня письмо, почти бегом ретировавшись в одну из комнат.
   – Совсем европейцы с ума посходили, – прокомментировал Джуниор ее поступок, проводив глазами скрывшуюся за дверью рыжую гривку волос. – Какие-то они здесь все испорченные цивилизацией. Но пиво у них хорошее, – немного подумав, добавил он, возвращая секретарше пустую кружку. – Ну что, госпожа адвокат, двинули в «Единорог»?
//-- * * * --//
   Легендарный бар находился в двух кварталах от адвокатской конторы. Борис шел к нему так уверенно, как будто проделывал это каждый день. По пути он показывал мне достопримечательности города.
   – Вот магазин элитного пива. Там более сотни сортов со всего мира! А во-он, видишь, высоченная башня выглядывает из-за полицейского управления? Это англиканская церковь Святого Марка.
   – Именно там и служит викарий Вессон, – оживилась я. – Давай-ка заглянем к преподобному. И с псаломщиком Смитом я бы поговорила.
   – Да ну его, этого Смита, – недовольно наморщил нос кудрявый друг, продолжая целеустремленно двигаться к «Единорогу». – Другого времени, что ли, не будет?
   – Между прочим, псаломщик может что-то знать об убийствах в Арбингтоне. Неужели не интересно с ним побеседовать?
   Устинович-младший кинул исполненный муки взгляд на вывеску бара и нехотя свернул в сторону церкви. Мы шли по усыпанной гравием дорожке к неоготической базилике красного кирпича, построенной в викторианском стиле, и остроконечные шпили башни, увенчанной четырьмя небольшими башенками, серебрились в лучах заходящего солнца. Кованые ворота церковного двора были заперты на замок, но калитка оказалась слегка приоткрыта, и я вошла в нее первая. За мной протиснулся Устинович-младший и, пыхтя и отдуваясь, уселся на скамейку, предоставив мне самой общаться с псаломщиком.
   – Может, задашь ему пару вопросов? – приставала я к приятелю, шлепая сумку рядом с ним.
   – Зачем? – уныло хмыкнул он. – Все равно половину не пойму, ты мне будешь переводить его ответы. Вот иди и поболтай с ним сама. А мне потом расскажешь.
   Направившись по дорожке к арочным дверям, я не могла не отметить, что церковь Святого Марка производит величественное впечатление. Поражали изъеденные временем потемневшие стены строения, высокие стрельчатые окна, украшенные затейливыми витражами, и пара терракотовых ангелов, расположившаяся над дверями, словно благословляя входящих в здание. До сего момента бывать в англиканской церкви мне не доводилось, и знаю о ней я исключительно по кинофильмам, поэтому с особым интересом осматривала просторный аскетичный зал, заполненный рядами стульев и больше всего походивший на актовый зал в каком-нибудь преуспевающем НИИ. На белых стенах были развешаны картины в современном стиле на библейские темы, икон практически не было, лишь в самом конце зала на небольшом возвышении располагалась кафедра с иконописным образом Спасителя. Справа от кафедры стоял прямоугольный стол под бело-зеленой скатертью, а дальше – украшенный живыми розами рояль. Проходя мимо уголка заметок, я остановилась как вкопанная. С газетного листа, прикрепленного к пробковой доске, на меня смотрел спутник Дженнифер Шерман, заступившийся за женщину во время стычки с моим клиентом на Сущевском Валу. На фото тот, кого я сначала приняла за Стива Шермана, улыбался белозубой мальчишеской улыбкой, и на подбородке его красовалась все та же шикарная ямочка, способная свести кого угодно с ума. Под снимком размещалась статья из местной газеты за авторством Питера Пэна, в которой говорилось о том, что Эбинейзер Смит недавно вернулся из волонтерской поездки по джунглям Бразилии, проделав большую миссионерскую работу и неся слово Божье в отсталые туземные племена. Погруженная в статью, я не заметила, как ко мне приблизился старичок в опрятном пиджаке и с тщательно зачесанными назад волосами, представившийся капельмейстером, и осведомился, что мне угодно. Услышав, что мне угодно повидаться с псаломщиком, он мягко улыбнулся и отрицательно покачал головой.
   – Сожалею, но Эбинейзер в отъезде.
   – И куда на этот раз подался Эбинейзер Смит?
   – Честно говоря, затрудняюсь ответить, – растерялся старик. – Возможно, преподобный Вессон знает?
   – Пожалуй, я не прочь переговорить с преподобным, – подхватила я.
   – Приходите после девяти вечера, викарий как раз вернется после ежедневного обхода больных, – посоветовал руководитель церковного хора и, сославшись на неотложные дела, медленно направился в сторону кафедры, откуда, должно быть, и пришел.
   Я приободрилась, почувствовав, что дело сдвинулось с мертвой точки, и, распрямив плечи, упругой походкой победительницы шагнула из церковных дверей на улицу. После полумрака молельного зала яркое вечернее солнце буквально ослепило меня, и я, щурясь и прикрываясь рукой, направилась к Борису.
   – Что, нет попа на месте? – обрадовался Борис, поднимаясь с лавочки.
   – Не попа, а псаломщика, – поправила я, следуя по пятам за приятелем, торопливо покидающим церковное подворье. И, вспомнив про викария, добавила: – Хотя попа тоже нет. Преподобный Вессон будет ждать нас после девяти.
   – Ну а теперь-то мы можем пойти в «Единорог»? – с вызовом проговорил приятель, прибавляя хода. – До девяти еще уйма времени.
   – Само собой, – переходя на бег, согласилась я.
   Несмотря на то что народу в баре было немного, свободных столиков не оказалось. Публика расположилась в передней части заведения, задняя половина зала готовилась принять любителей керлинга. Два ленивых официанта сдвигали столы, застилали их белыми скатертями и расставляли стулья, готовясь к предстоящему банкету, за остальными столиками сидело по одному клиенту, которые бейсболками, мобильниками и прочими предметами личного обихода занимали места рядом с собой для припозднившихся приятелей. Усевшись за стойку бара, Устинович-младший вытянул ноги и заказал себе порцию виски. Было вяло и сонно, и я, посчитав, что так же будет и дальше, решила ограничиться бокалом сухого вина, растянув его на весь вечер. Однако с появлением в «Единороге» Генриетты ситуация переменилась. По мере того как Кампински продвигалась по залу, нарастало оживление, приветственные возгласы переходили в дружный хохот, и я с удивлением поняла, что бейсболки и мобильники берегли места именно для нее. Как только женщина подходила к столику, парень за ним тут же освобождал придержанное место и требовал, чтобы Генри как можно скорее его заняла. Генриетта никому не отказывала, пропуская с приятелями по кружечке пива либо по стаканчику другого горячительного напитка. Затем поднималась и двигалась дальше, медленно, но верно приближаясь к барной стойке. Наконец она поравнялась с Борисом и хлопнула его по плечу.
   – А вот и я, – сообщила общительная дама, обессиленно рухнув на барный табурет. – Что будем пить?
   – Может, кофе? – сдержанно предложила я.
   – Ну да, конечно, я притащила сюда свою задницу именно для того, чтобы испить кофейку, – грубо оборвала меня Генри, испепеляя своим странным взглядом. И, оторвавшись от моего лица, широко махнула рукой: – Всем ставлю джин-тоник.
   Об стойку звякнули наполненные стаканы, и Генри внимательно проследила, чтобы мы с Борисом выпили до дна.
   – Нам с коллегой хотелось бы выяснить кое-какие моменты о твоем друге Мак-Корнике, – промямлил Борька, вынужденный вспомнить о деле после удара мыска моей босоножки по его щиколотке.
   – Понятия не имею, где он, – опрокинув спиртное в рот и закусив фисташкой, утерла губы тыльной стороной ладони румяная приятельница Бориса.
   – Нас не это интересует, нам нужно понять, почему Мак-Корник сбежал из-под стражи, – откликнулась я.
   – Значит, мисс, на то были причины, – жестко ответила Генри.
   – Когда я была в полицейском управлении, майор Райд упомянул про волонтерское движение Арбингтона и его координатора Эбинейзера Смита, – начала я издалека, надеясь постепенно подобраться к семейству Шерманов, спонсирующих этот проект. – Что он за человек?
   – Могу с уверенностью сказать, что Эбинейзер – прирожденный лидер. Эби Смит в будущем году заканчивает философский факультет Арбингтонского университета и думает сменить преподобного Вессона на посту викария церкви Святого Марка. Хотя у жителей города на этот счет имеется свое мнение.
   – Какое же? – встрепенулся Борис.
   – А, не важно, – махнула рукой женщина.
   – А миссис Шерман? – не унималась я. – Что она за человек?
   – Дженнифер? – усмехнулась Генриетта. – Это теперь она миссис Шерман, одевается исключительно у «Диора» и «Живанши», а раньше Дженни Роуз донашивала платья своей старшей сестры. Она из очень бедной семьи, мать – горничная в отеле, растила детей одна, и у каждого из братьев и сестер малышки Дженнифер папа был неизвестен. Когда на Дженни Роуз обратил внимание зубрила Роберт Гамильтон, отличник Арбингтонского колледжа, она была на седьмом небе от счастья, так и светилась вся. Роберт и Дженни стали встречаться. После окончания колледжа Гамильтон поступил в наш университет на отделение педиатрии, а не блиставшая умом Дженнифер устроилась на работу лаборанткой в корпорацию Шерманов. Будучи помолвленной с Робертом, она ухитрилась влюбить в себя Шермана и забеременеть от него. И все это во время волонтерской поездки в Папуа – Новую Гвинею. Стив Шерман в тот момент еще был женат на Сьюзен Наварро, до поездки у него и в мыслях не было бросать жену! Это была прекрасная пара, Сьюзен любила Стива, он любил ее, все были счастливы, но потом между ними встала Дженни. Ума не приложу, как это у нее получилось! Но, как бы то ни было, из Новой Гвинеи Стивен Шерман вернулся совершенно очарованный Дженнифер, и в конце года она родила Джека. А спасенная Олив стала его нянькой.
   – И почему Стивен так уверен, что ребенок его? – удивился Борис. – Ведь в то же самое время Дженнифер встречалась еще и с Робертом.
   – Шерманы не дураки, титулы баронетов абы кому не раздают, – раздался скрипучий старческий голос за нашими спинами. – Сэр Кристофер заказал экспертизу установления отцовства.
   Обернувшись, я увидела Сэма Уэнсли, скандалившего в кабинете начальника полицейского управления. Старик выглядел расстроенным и удрученным.
   – Моя Ирма, пока была жива, много об этом рассказывала, – с горечью добавил он. – Жена работала медсестрой Сьюзен Наварро, и доктор Наварро сама брала анализы у новорожденного малыша. Сьюзи была порядочной женщиной и хорошим врачом, ибо не каждая брошенная жена способна вести беременность и принимать роды у своей соперницы и не подменить результатов анализов на установление отцовства, коль имеется такая возможность.
   – Сью и Ирма были замечательными женщинами и прекрасными медиками, – подхватила Генриетта. – Выпьем за них!
   – Клайд, мне как обычно, – кивнул бармену вдовец Ирмы Уэнсли.
   Парень за стойкой привычным движением выставил в ряд десять стопок джина, и мистер Уэнсли тут же опрокинул одну из них в широко раскрытый рот, похожий на пещеру.
   – Не понимаю, зачем было делать экспертизу, когда и так видно, что мальчишка – вылитый Стивен Шерман, – хмыкнула Генри.
   – А Стивен – вылитая его мать, – крякнул Сэм. – Линда Шерман была не красавица, но истинная леди.
   – Я отлично помню матушку Стива, – подхватила Генри. – Линда умерла, когда Шерману было десять лет. Мать для Стивена стала святыней, он каждый день навещал ее могилу и рассказывал ей, как у него прошел день, а отца Стив уважал так, что буквально трясся, когда мы начинали высмеивать чопорность и заносчивость баронета. Он молотил всех без разбора, больших и маленьких, девчонок и мальчишек. И до сих пор при всей своей внешней сдержанности Стивен отличается крайней жестокостью и склонностью к насилию. Он бешено ненавидит всех, кто не разделяет его страсти к бегу трусцой, называет их жирными придурками, ленивыми тварями и щиплет за бока. Больной человек, что с него возьмешь!
   Генриетта говорила с такой скорбью в голосе, что было понятно: здесь замешано личное. Должно быть, полицейская дама сама имела виды на завидного жениха, и ей было обидно, что Стивен Шерман достался другой.
   – Справедливости ради надо заметить, что в городе не осталось здоровых людей, – подхватил Сэм Уэнсли. – Все, кто работает на ламповом заводе, болеют сами и рожают придурков!
   – Синдром Безумного Шляпника! – хмыкнула Генри. – Как известно, из-за постоянного контакта с парами ртути в позапрошлом веке шляпники частенько сходили с ума. Так и мы, арбингтонцы, все из-за ртути с приветом.
   – Да, и у Шерманов именно поэтому родился хромоногий Джек, и Ирма моя умерла от онкологии, потому что пила отравленную воду. И, странное дело, волонтеры, поднявшие шум вокруг корпорации Шермана, отчего-то были убиты согласно ритуальным традициям, принятым на родине няни Шерманов, аккурат после первого ультиматума сэру Кристоферу, на который он ответил отказом свернуть производство!
   Затронув больную тему, старик повысил голос и теперь говорил все громче и громче, переходя на крик.
   – Осудили невиновного человека – ведь ясно же, что Мак-Корник никого не убивал! А папаша Шерман почему-то спешно отправил семейство сыночка подальше от Арбингтона! Замечу, вместе с их дикой нянечкой!
   – Тише, Сэм! Экологическая комиссия занимается этим делом, и я уверена, что производство Шермана прикроют, – успокаивающим тоном проговорила Генри, похлопывая вдовца по руке.
   – Не понимаю, чего они тянут, – горячился старик. – Роберт и Сьюзи подняли шум насчет экологии Арбингтона еще семь месяцев назад, сразу же после смерти моей Ирмы, а комиссия до сих пор все рассматривает это дело. Неужели не ясно, что, если выливать в питьевую воду ядовитые отходы, страдают все вокруг? Не сегодня завтра мы все сдохнем!
   Повисла тяжелая пауза, во время которой одна за другой стукнули о стойку две стопки, опустошенные мистером Уэнсли.
   – Не подскажете, где здесь можно купить хороший мед? – вспомнив бабушкину просьбу, спросила я, чтобы разрядить обстановку.
   – У пастора Вессона отличный мед, – начала было Генри, но старик оборвал ее.
   – Здесь больше нет хорошего меда, – печально протянул он. – С тех самых пор, как ртуть загрязняет нашу землю.
   – Да будет вам, Сэм! – рассердилась полицейская дамочка. – Вы подавлены смертью Ирмы, это понятно. Заглянули бы к Летиции, поболтали с ней о вашей жене, все-таки моя тетка и ваша Ирма были лучшими подругами.
   – Летиция не хочет меня видеть, – капризно протянул старик. – В прошлый раз она выставила меня вон, заявив, что я выхлебал у нее весь эль, который она приберегала для керлингистов.
   – Ну да, была у тети Летти задумка сдать керлингистам парочку комнат, – хмыкнула Генри, – но те предпочли остановиться в гостинице, так что теткин эль все равно было бы некому пить.
   – Так, может, мы с Борей остановимся у твоей тети? – предложила я, оживляясь.
   – Ну нет, – взбрыкнул Устинович-младший, с раздражением глядя на меня. – Агата может остановиться у тети, а я воспользуюсь приглашением Генриетты.
   – Клево, дружище! – потрепала Генриетта его по волосам. – Ну что ж, пойдем кинем вещички, и я покажу тебе злачные места нашего тихого городка.
   – Только сначала отведите меня к тетушке, – напомнила я.
   – Ну разумеется, леди, само собой! – отозвалась сотрудница полиции, стаскивая Бориса с барного табурета и подталкивая в спину в сторону выхода. – Всего хорошего, мистер Уэнсли, не сильно напивайтесь!
   Я кивнула старику, прощаясь, вскинула на плечо сумку и двинулась за ними.
//-- * * * --//
   Дом Летиции Гануэй располагался за невысоким забором, вдоль которого росли дивные розы. Покрытый красной черепицей и выкрашенный белой краской, дом казался игрушечным, и цветущая на окнах герань еще больше усиливала это впечатление. Прислоненный к крыльцу, у ступеней стоял старенький велосипед, и Генри воскликнула:
   – О! В гостях у тетушки падре Вессон!
   – Минуточку, но ваш капельмейстер говорил, что в это время викарий навещает больных, – растерялась я.
   – А кто сказал, что тетя Летти здорова? – захохотала Генри, толкая Бориса локтем в бок. – Или ты думашь, Агата, что керлингисты просто так побоялись поселиться у тетушки? После смерти Ирмы Уэнсли тетка умом тронулась.
   Сделав вид, что не услышала последнего замечания, чтобы не пришлось давать задний ход, я дождалась, когда Генриетта вволю насмеется и позвонит наконец-то в звонок. Дверь открыла опрятная старушка в викторианских буклях и длинном платье цвета лакрицы, богато украшенном белым кружевом. В сухонькой руке хозяйка сжимала льняную салфетку, которой промокала рот. Увидев в дверях племянницу, она оживилась и воскликнула:
   – Генриетта! Как кстати! Вы как раз к ужину!
   – Спасибо, тетя Летти, мы поужинали. Я тебе адвоката привела. Зовут ее Агата, она русская и представляет интересы того самого профессора, на которого свалили побег Эндрю Мак-Корника. Она поживет у тебя, хорошо?
   – Конечно, дорогая! – радостно проговорила старушка, приветливо улыбаясь мне светлой улыбкой и не уточняя сроков проживания. – Добрый вечер, Агата. Мне очень приятно с тобой познакомиться, ты чем-то похожа на Ирму Уэнсли. И чтобы никаких «миссис Гануэй», зови меня просто тетя Летти.
   Я рассеянно кивнула, не спуская глаз с зажатого в свободной от салфетки руке старушки кухонного тесака. Заметив мой взгляд, Летиция Гануэй невозмутимо заметила:
   – Я не позволю дикарке с островов извести меня так же, как она извела бедняжку Ирму.
   В следующий миг я увидела то, чего не заметила сначала. Над дверью углем был жирно намалеван католический крест. Следующий крест чернел на стене на расстоянии полуметра от первого. Далее угольные кресты следовали на приблизительно равном удалении друг от друга и имелись везде, куда падал взгляд, подстерегая неподготовленного гостя в самых неожиданных местах.
   – А может, на чай останетесь? – проявляла гостеприимство хозяйка.
   – Я от чая, замечаю, мало толку получаю, – по-русски скаламбурил Борис и озорно подмигнул тете Летти. – Нам бы пива, – с интонациями Никулина добавил он.
   – Спасибо, тетя, мы с Борисом торопимся, – решительно проговорила Генриетта, делая Устиновичу-младшему знаки глазами.
   – В любое время милости прошу в гости, заходите ко мне запросто, не смущайтесь! – возбужденно говорила миссис Гануэй, глядя на удаляющихся племянницу и ее русского друга.
   Кинув прощальный взгляд на Бориса, я захлопнула за собой входную дверь и решительно направилась следом за хозяйкой. Выставив перед собой нож, точно в любой момент на нее мог наброситься притаившийся за углом убийца, миссис Гануэй повела меня в глубь дома. Миновав узкий коридор, по обе стороны которого шли дубовые двери с красовавшимися над наличниками символами христианской веры, хозяйка остановилась перед одной из них и, вынув из кармана связку массивных ключей, отперла замок.
   – Ну что же, Агата, переодевайся и выходи к столу, мы с преподобным Вессоном недавно приступили к трапезе.
   Едва заметив велосипед, я сразу же подумала, что сделаю все для того, чтобы поговорить с викарием, и упускать возможность посидеть с ним за одним столом не собиралась. Поэтому быстренько закинула сумку в шкаф и, наскоро сполоснув лицо и руки, припустила за тетей Летти. В столовой горели свечи и велась неторопливая беседа между двумя трапезничающими людьми. Напротив хозяйки восседал крохотный квадратный человечек в старомодном сюртуке и, ловко орудуя приборами, поглощал овощное рагу. Овальные очки на его массивном носу поблескивали золотой оправой, белоснежный воротничок оттенял смуглость обветренного лица.
   – Вот, преподобный, познакомьтесь, Агата из России, она адвокат того русского профессора.
   Викарий отложил приборы, снял очки, неторопливо протер их салфеткой и, снова водрузив на нос, внимательно взглянул на меня, склонив голову набок, отчего сделался похож на пожилого какаду.
   – Добро пожаловать в Арбингтон, – певуче проговорил он тем самым тоном, каким, должно быть, много лет подряд проповедовал прихожанам своей церкви. – Что привело вас сюда, юная леди?
   – Желание купить хорошего меда, – вырвалось у меня, прежде чем я успела понять, что говорю. – Я слышала, что вы, преподобный, держите пчел.
   – Вы так любите мед, что приехали за ним из России? – удивился викарий.
   – А я читала, что в России есть свой мед, – пожала плечами Летиция. – Особенно хорош липовый, не так ли?
   – Бабушка сказала, что была в Британии и запомнила ваш мед на всю жизнь. Она просила привезти баночку, – извиняющимся тоном проговорила я, твердо придерживаясь выбранной линии.
   – Отец Вессон, Агата шутит, – смущенно пояснила старушка. – Она адвокат и приехала совсем за другим.
   – Дорогая Летиция, неужели вы думаете, что я не понимаю истинной причины приезда этой девушки? – иронично вскинул брови святой отец.
   – Агата, угощайся рагу, вот здесь подлива, – придвинула ко мне блюдо с овощами и сотейник хозяйка дома. И, кинув недовольный взгляд на викария, добавила: – Я тоже не дура, святой отец, и понимаю, зачем в Арбингтон может пожаловать адвокат из России. Девушка приехала насчет побега Мак-Корника. Это и так понятно, если она представляет интересы русского профессора.
   Эта беседа мне и в самом деле напомнила чаепитие у Мартовского зайца из «Алисы в стране чудес», и я подумала, что Генриетта была права, когда говорила о странностях арбингтонцев. Уплетая овощи, я мысленно похвалила себя за предусмотрительность, ведь одно дело собирать сведения о беглом преступнике-сержанте, и совсем другое – об уважаемых горожанах, каковыми являются члены семейства Шерманов. Интересно, что бы стали говорить эти милые старички, если бы знали, по какому я здесь поводу на самом деле?
   – Нет, я действительно хочу купить мед, – с мягкой улыбкой сказала я, снова разворачивая разговор в нужное мне русло. – А Сэм Уэнсли сказал, что меда хорошего у вас нет, потому что все вокруг отравлено ртутью корпорации Шермана. И что из-за плохой экологии у Кристофера Шермана даже внук родился больной.
   – Какая глупость, – вспыхнула старушка. – Ртуть тут ни при чем! Джек родился совершенно нормальным. Его Дженнифер швырнула об кафель, когда к ней заглянул Роберт Гамильтон, чтобы осмотреть младенца. Дженни всегда любила Роберта и вышла замуж за Стива только из-за богатства Шерманов, ведь у девочки было такое тяжелое детство! Но сердцу не прикажешь. Ирма рассказала мне под большим секретом, что Дженни кормила в тот момент младенца грудью, и как только она увидела Роберта, в голове у бедняжки помутилось, и, не совладав с собой, она кинула мальчишку на кафельный пол, он ударился головой и повредил ногу.
   – Полноте, миссис Гануэй, – рассмеялся викарий. – Вы снова за свое!
   – Можете не верить мне, преподобный, но Ирма рассказала все как было, Ирма в больнице работала и знала, о чем говорит! – пришла в волнение хозяйка. – Между прочим, помимо Ирмы, при этом присутствовал, как вы сами понимаете, еще и Роберт Гамильтон, а также Сьюзен Наварро и эта ненормальная дикарка, Олив.
   – Господь не одобряет клеветы, – устало проговорил падре. – А то, что вы, Летиция Гануэй, сейчас делаете, – это не что иное, как самая настоящая клевета на добропорядочную христианку Дженнифер Шерман.
   – Конечно, удобнее считать меня сумасшедшей, ведь подтвердить мои слова некому! – воинственно сжала кулачки старушка. – Все свидетели погибли – и Ирма, и Роберт, и Сью. Дикарку как свидетеля я не рассматриваю. А вы подумайте, святой отец, может, потому они и были убиты, что кому-то было очень нужно заткнуть им рты? Всем известно, как безгранично Олив предана своей спасительнице, ради спокойствия Дженнифер она готова пойти на все.
   – Но Ирму Уэнсли никто не убивал, – покачал головой викарий. – Она умерла своей смертью.
   – Это с какой стороны посмотреть! – возбужденно проговорила Летиция, сверкая глазами. – За неделю до смерти Ирма приходила ко мне и рассказывала, что видела, как Олив на заднем дворе дома Шерманов скакала у костра и кидала в огонь перья черной курицы и листву, что-то бормоча себе под нос. А когда нянька отправилась спать, Ирма пробралась к потухшему костру и нашла в нем обгоревший кусок своей собственной фотографии, опознав снимок по платью в горошек. Ирма всерьез считала, что нянька Шерманов наслала на нее смерть. Но я тогда посмеялась над опасениями подруги, а теперь и сама вижу, что Ирма оказалась права. Сгореть от лейкемии всего за месяц, разве такое возможно?
   – Ну хорошо, Летиция, допустим, что вы правы, – вздохнул викарий. – Тогда ответьте мне на такой вопрос: почему Олив Мгамба жгла фото именно вашей подруги? Почему не Роберта и не Сьюзен?
   – Да потому, что Ирма нарушила обещание и рассказала мне о преступлении Дженнифер! Вы понимаете, преподобный, чем рисковала Дженни, швыряя одного из Шерманов на пол? Вы отдаете себе отчет, что такое поднять руку на наследного баронета? Да Стивен бы Дженнифер своими руками придушил, ведь по вине Дженни их сын не только отстает в развитии, но еще и хромой и не может заниматься джоггингом, а Стив помешан на беге трусцой. Да и сэр Кристофер бы стер невестку в порошок, узнай он об этой истории. Ирма открыла мне тайну, а Роберт и Сью хранили молчание, потому и не умерли от проклятий дикарки. Хотя и они недолго прожили. Теперь только я осталась в живых из тех, кто знает правду о мальчишке Шермане, и преданная Олив не оставит меня в покое, но няньке меня не одолеть. Слабы ее проклятья против меня, истинной христианки!
   – Просто удивительно, как в вас, Летиция Гануэй, уживается мракобесие и истинная вера! – покачал головой викарий. – Я, конечно, нахожу вас пригодной для должности секретаря приходского совета, но Эбинейзер Смит испытывает на этот счет большие сомнения.
   – Много Эби Смит понимает! – пробормотала Летиция. – Он и в городе-то почти не бывает, все больше разъезжает по миру и спасает человечество от зла.
   – Преподобный, а не расскажете, как так получилось, что волонтеры спасли Олив? – подала я голос, посчитав момент благоприятным.
   – Меня там не было, – пожал плечами святой отец, – а пересказывать историю о легендарном событии – все равно что слушать, как друг напевает песню Карузо, и думать, что теперь-то ты знаешь о таланте Карузо все. В том смысле, что лучше спросить очевидцев.
   – Так назовите очевидцев, – потребовала я. – Так хочется узнать об этой истории побольше!
   – Отряд волонтеров состоял из пяти человек, – принялся загибать пальцы викарий, – руководителя группы Эбинейзера Смита, Стивена Шермана, Дженнифер Роуз, Роберта Гамильтона, Сьюзи Наварро и репортера городской газеты Питера Перкинса.
   – Мне бы хотелось поговорить с Эбинейзером Смитом, – простодушно выпалила я, вспомнив мальчишескую улыбку псаломщика и мужественную ямочку на подбородке. – Нельзя ли это устроить?
   – Это не просто сделать, Эбинейзер не сидит на месте, – с затаенной гордостью в голосе сообщил викарий. – Мой псаломщик находит на карте места, где больше всего требуется его помощь, и спешит туда.
   – А если мистер Смит сейчас в России, – с деланой наивностью захлопала я глазами, – то получается, что в Москве тоже требуется кого-то спасать?
   – О чем вы говорите, мисс? – удивился викарий.
   – На Ютьюбе есть видео, где мистер Смит сидит в машине с Дженнифер и Олив на одной из улиц Москвы, – пояснила я. – Может быть, вы знаете, зачем он к ним приехал?
   – Я не пастух псаломщику моему, Эбинейзер волен выбирать свой путь сам, – уклончиво ответил священник. – Пожалуй, я пойду, – поднимаясь из-за стола, тусклым голосом добавил он. – Дорогая Летиция, теперь вы не одна, и я за вас спокоен. Готовьтесь ко сну и никого не бойтесь.
   – Какие глупости, можно подумать, что до приезда Агаты я кого-то боялась, – фыркнула тетя Летти, протягивая руку к тесаку и привычным жестом берясь за ручку. – Постойте, преподобный, я провожу вас. Агата, ты не составишь мне компанию?
//-- * * * --//
   Дорога к дому викария лежала через засыпающий город. Было не поздно, где-то около девяти, но магазины и лавочки уже не работали, и житель Москвы, привыкший к круглосуточной торговле в мегаполисе, испытывал определенные неудобства. Мы неторопливо шли по выложенной булыжником мостовой, и Летиция, истолковав мой вопрос по-своему, пустилась в пространные объяснения относительно того, что купить вечером что-нибудь к чаю можно лишь в районе университета. Преподобный всю дорогу молчал, думая о своем. Простившись с викарием Вессоном у церковной ограды, миссис Гануэй повела меня в тот самый магазин, спросить о котором я имела неосторожность.
   – Там продают свежайшие профитроли, – щебетала она, придерживаясь похожей на куриную лапку ручкой за мой рукав. На запястье ее правой руки болтался пустой пакет из супермаркета «Маркс и Спенсер», служа прикрытием зажатому в кулаке тесаку. – Если купить сразу дюжину, пирожные отдают вместе с подносом.
   Свернув за угол, мы увидели внушительный замок, перед которым расстилалась просторная лужайка с идеально подстриженным газоном. Герб на воротах давал понять, что здесь проживает баронет.
   – Родовое гнездо Шерманов? – догадалась я.
   Старушка кивнула и, привстав на цыпочки, пробормотала:
   – Обычно сэр Кристофер в ночное время сидит в своем любимом кресле на террасе и читает Шекспира. Странно, сегодня его там нет. Уж не хватил ли баронета удар от треволнений с экологической комиссией? Случись что, так и будет лежать в своей берлоге, как старый медведь, ведь он один как перст.
   – У баронета нет прислуги? – удивилась я.
   – Кристофер Шерман категорически не выносит в доме чужих людей, – ответила старушка. – Пойдем-ка, милочка, заглянем на огонек, я знаю в заборе удобную дыру.
   Двигаясь вдоль забора, тетя Летти дошла до зарослей орешника, отогнула одну из крепких на вид штакетин и проскользнула на территорию Шерманов. Снедаемая любопытством, я устремилась за ней. Летиция Гануэй прошла в тени окружающих лужайку деревьев до террасы и, взойдя по ступеням, заглянула в окно.
   – Все в порядке, сэр Кристофер жив-здоров и потягивает виски, – с облегчением выдохнула она, покидая наблюдательный пост.
   И, замерев, точно ее осенила внезапная идея, Летиция тронула меня за плечо и спросила:
   – Агата, раз уж мы здесь, почему бы нам не заглянуть на задний двор? Мне бы хотелось посмотреть на ритуальный костер, о котором рассказывала Ирма.
   Остатки кострища обнаружились сразу же за каменным сараем, в котором держали садовые инструменты. Плотно утоптанная земля кое-где поросла травой, однако четко очерченный круг с черным от гари эпицентром продолжал привлекать внимание глубоко прочерченными в земле линиями в виде схематичной женской фигуры. Черные перья до сих пор встречались в самых неожиданных местах, но больше всего их было втоптано в землю перед зарешеченным окном подвала сарайчика. Присев на корточки, я заглянула сквозь прутья и поняла, что мне просто необходимо попасть внутрь.
   – В подвал сарая есть вход? – спросила я Летицию, обследовавшую кострище в поисках обгоревших бумажек.
   – Само собой, – с достоинством изрекла она. – В подвал ведет лестница из сарая, только туда лет двадцать никто не заглядывал. В таких местах обычно хранят старые горшки, поломанные тяпки и свинченные носики от проржавевших леек, надеясь, что когда-нибудь до них дойдут руки и хозяин приспособит этот хлам к делу.
   Прочный на вид замок на дверце сарая поколебал мою уверенность в том, что мне так уж необходимо поближе рассмотреть то, что я увидела через зарешеченное окно, однако шпилька для волос, случайно оказавшаяся у меня в кармане, сделала свое дело. Замок жалобно скрипнул и открылся, давая мне дорогу в мир неизвестности. Выпростав тесак из пакета, Летиция вызвалась было идти со мной, но я поставила старушку стеречь подступы к сараю и сигнализировать громким покашливанием об опасности.
   Сняв замок, я осторожно открыла дверь и шагнула в темное помещение. Глаза постепенно привыкли к полумраку и начали различать предметы. В дальнем углу сарая были аккуратно сложены лопаты, грабли, лейки и прочий садовый инвентарь. Ведущая вниз лестница обнаружилась у стены. Придерживаясь за каменную кладку, сырую и скользкую, я медленно начала спускаться вниз, пока не достигла пола подвала. Сверху, из зарешеченного окна, в подвал попадали слабые отблески заходящего солнца, причудливо изменяя вид тех самых стопок горшков, о которых говорила Летиция, и делая их похожими на фантасмагорические фигуры. К дальней от входа стене была прислонена каменная плита, на которой стояла фотография белокурой девушки в свадебном платье на фоне замка Шерманов. На руке у невесты красовались золотые часики от Salvatorio, а модный бренд этот, насколько я помнила, появился не так давно, где-то лет пятнадцать назад. Следовательно, невеста могла быть либо Сьюзен Наварро, либо Дженнифер Роуз, ведь когда выходила замуж мать Стивена Линда, таких часов еще и в помине не было. Снимок окружали нескольких десятков оплывших свечных огарков. Над головой невесты из вырезанных бумажных букв было выложено «Богиня-Праматерь». Приблизившись к самодельному алтарю, я осторожно, стараясь не прикасаться, рассматривала засохшие розы, устилавшие холодный камень, и вдруг увидела смятую вырезку из газеты, которая валялась тут же, прямо на сухих лепестках. Развернув газетный обрывок, я увидела фотографию парня и девушки. Подпись под снимком гласила, что доктор Роберт Гамильтон и доктор Сьюзен Наварро объявили о своей помолвке. Стараясь понять, как выглядит Сьюзен, я всмотрелась в газетное фото, но лица людей на снимке разобрать можно было с очень большим трудом. Бумага оказалась истыкана чем-то острым так сильно, что я не смогла толком рассмотреть ни Сьюзен, ни Роберта. К головам врачей были пририсованы рога, а через весь снимок было накарябано запекшейся кровью слово «смерть». Но все же было понятно, что невеста на фотографии с алтаря и Сьюзен – разные люди, ибо доктор Наварро имела черные волосы и ярко выраженные латиноамериканские черты, что было заметно даже на обезображенном газетном снимке.
   Надсадный кашель над моей головой вывел меня из задумчивости. Сжав в кулаке обрывок газеты, я отскочила в сторону, намереваясь укрыться за стопкой горшков, но было поздно. В подвале потемнело оттого, что кто-то рассматривал меня сквозь прутья решетки. Замерев на месте, я продолжала стоять, не зная, заметили меня или нет. Я стояла так до тех пор, пока Летиция не постучала в окно и знаками не дала понять, что опасность миновала. Продолжая сжимать в кулаке доказательство чьей-то злости и ненависти, я стремглав припустила вверх по лестнице и в считаные секунды оказалась наверху.
   – Что случилось, нас застукали? – задыхаясь от быстрого бега, выпалила я, распахивая дверь и выскакивая на улицу. И тут же осеклась, вопреки ожиданиям увидев рядом с миссис Гануэй представительного мужчину за шестьдесят, который держался так, точно собирался командовать полком.
   – Да, мисс, вас застукали, – сурово проговорил он, сдвигая к переносице породистые брови. – Позвольте представиться, Кристофер Шерман. С кем имею честь?
   – Адвокат из России Агата Рудь, – краснея до корней волос, проблеяла я. Редко когда мне приходилось сталкиваться нос к носу с противником при таких неприятных обстоятельствах, и вместо того, чтобы краснеть самой, я решила смутить соперника внезапным вопросом. – Мистер Шерман, я случайно заглянула к вам в подвал и обнаружила там некоторые странности, значение которых хочу спросить у вас. Вот, например, газета…
   Баронет продолжал смотреть на меня слегка насмешливо и как будто бы даже строго, но глаза его расширились, и он чуть заметно покачал головой из стороны в сторону, запрещая мне продолжать. Сама не ожидая от себя, я прикусила язык и замолчала, ожидая дальнейших указаний.
   – Ну что же, леди, я вас не задерживаю, – учтиво сказал он, навешивая замок на прежнее место и старательно поворачивая в нем ключ, болтавшийся на длинной цепочке. – Вас, мисс Рудь, ждет большое будущее, но только в том случае, если вы оставите в прошлом уголовные замашки.
   Удивившись прозорливости Кристофера Шермана, я еще крепче сжала в кулаке свой трофей и направилась по идеально подстриженной лужайке следом за тетей Летти…
   Я всегда говорила, что посудомоечная машина значительно облегчает жизнь. Это поняла даже старомодная английская леди, много лет назад раскошелившаяся на вместительный «Бош». Загружая на кухне посуду, Летиция Гануэй с облегчением говорила:
   – Кто бы мог подумать! Хранить в подвале садового сарая старые газеты! Какой он все-таки оригинал, наш сэр Кристофер! Подай мне, Агата, вон тот половник, его необходимо сполоснуть. Ну что же, пожалуй, все. Пора отправляться ко сну.
//-- * * * --//
   Отведенная мне комната была довольно уютна, если не считать свежевыструганного соснового распятия, приколоченного к изголовью кровати, и нескольких угольных крестов, украшавших обои. На старомодный комод я выложила пару белья, купленную в дьюти-фри, в стакан на тумбочке поставила пасту и зубную щетку, приобретенные там же. Перекинув через плечо полотенце, я подхватила стакан и двинулась к двери ванной комнаты. Принимая душ, я размышляла над странным алтарем и обрывком газеты, который на нем нашла, и с горечью должна была констатировать, что вопросов у меня накопилось гораздо больше, чем имелось ответов. Пока я с уверенностью могла сказать только то, что двое брошенных возлюбленных, Роберт и Сьюзен, решили пожениться, и кому-то в доме Шерманов это сильно не понравилось. И этот кто-то создал алтарь Богини-Праматери, которую идентифицировал с Дженнифер и за ее здоровье потрошил куриц, читая заклинания у костра. Первым делом я подумала об Олив, именно няня мне казалась самой подходящей кандидатурой для роли идолопоклонницы. Решив продолжить размышления под одеялом, я закрутила краны, завернулась в полотенце и вернулась в комнату, собираясь юркнуть в кровать, но стук камешка о стекло меня остановил. Пока я прислушивалась к происходящему за окном, гадая, кто бы это мог быть, в стекло ударил второй камешек, более увесистый. Подбежав к окну так, чтобы меня не было видно снаружи, я осторожно отодвинула угол занавески и выглянула на улицу. Перед домом Летиции Гануэй стоял едва различимый в потемках мужчина и собирался швырнуть в окно очередной обломок кирпича. Заметив колыхнувшуюся занавеску, он замахал руками и закричал:
   – Выйдите, мисс, дельце есть!
   По взволнованным интонациям, с которыми была произнесена эта фраза, я поняла, что пока лечь спать мне не удастся. Натянув на влажное тело блузку, я влезла в юбку, нацепила босоножки и, минуя темный длинный коридор, добралась до входной двери. Повернула ключ и оказалась на улице, не забыв прихватить ключик с собой. За забором, переминаясь с ноги на ногу, топтался репортер местной газеты, творящий под псевдонимом Питер Пэн.
   – Мисс Агата, – прокричал репортер, продолжая семафорить руками, – ваш приятель в большой беде!
   Ну конечно, стоило оставить Джуниора без присмотра, как он сразу же нашел на свою медную голову очередное приключение! В считаные секунды я добежала до Пита Перкинса и уставилась на него выжидающим взглядом. В первый момент парень открыл было рот, собираясь пуститься в объяснения, но затем махнул рукой.
   – Поехали, долго объяснять, – выпалил он, хватая меня за руку и увлекая в сторону припаркованного у калитки старенького «Линкольна».
   Следующие пять минут, в течение которых я пыталась выяснить, что же произошло с Борисом, водитель только отмахивался. Мы неслись по узким улочкам Арбингтона, пока не въехали в ближайшее предместье. Здесь пейзаж изменился, утратив милую патриархальность. Старинные домики сменились бараками. Кучи пластикового мусора оживляли обочины, трансформаторные будки украшали яркие разводы граффити. Миновав ряды автофургонов, расположившихся на ночлег на просторной стоянке, мы, описав полный круг, подрулили к длинному кирпичному гаражу, с каждой из четырех сторон которого имелись свои собственные ворота. Насколько я успела заметить, одни вели в мастерскую, вторые принадлежали автомойке, третьи были заперты, и понять, что находится за ними, не представлялось возможным. Зато грохочущая музыка, доносящаяся с четвертой, скрытой от глаз проезжающих стороны здания, и разудалые хриплые возгласы не оставляли сомнений в том, что там пьют и веселятся. Правдоподобность моей догадки подтвердилась в тот момент, когда мы подъехали ко входу. Название заведения не позволяло усомниться в основном контингенте этого милого местечка. Репортер вильнул рулем, кое-как паркуясь, и, до конца не выровняв машину, выскочил из салона авто.
   – Быстрее, мисс, мы можем не успеть! – прокричал он, устремляясь в распахнутые двери, над которыми красовалась светящаяся вывеска «Фургон с прицепом» и из которых то и дело вываливались здоровяки в бейсболках. На их грубых лицах было написано презрение ко всем, кто не сидит за рулем грузовика. Я знаю не много людей, готовых отважиться перешагнуть в одиночку порог подобного места, и парня, который очертя голову кинулся в двери этого ада, я не могла не зауважать. Посмотревшись в зеркало заднего вида и убедившись, что выгляжу вполне прилично, я отправилась за Питером Пэном. В зале бара было темно и душно, и казалось, что сигаретный дым заменяет воздух. Под грохот металла и утробный рык солиста неизвестной мне группы лениво покачивались на каблуках несколько девиц, изображая танец, но на них никто не обращал внимания. Здоровяки с въевшимся в ладони мазутом столпились в центре зала у одного из столов. Оттуда доносилась бешеная ругань и мычание Бориса, силящегося что-то сказать по-английски. Приблизившись к столу, я увидела один из тех пивных поединков, о которых мне доводилось столько слышать после возвращения кудрявого друга с фестиваля пива в Мюнхене. Боря даже утверждал, что занял там почетное шестое место, но ему мало кто верил. Устинович-младший от этого страдал и при каждом удобном случае пытался доказать, на что он способен. Приятель уже и сам понимал, что «Фургон с прицепом» – не самое лучшее место для самоутверждения, но было поздно. Сидевший напротив Джуниора громила имел сложение Геракла, квадратную челюсть, рельефные бицепсы и такие кулаки, что становилось страшно за того, кто перейдет ему дорогу. А по всему выходило, что в этот самый момент на пути у парня стоял Борис. Сосчитав пустые кружки, выстроившиеся в ряд перед соперниками, я прикинула, что догнать Устиновича-младшего – это утопия, а перегнать – и подавно, и начала судорожно оглядываться в поисках путей к отступлению. И сразу же увидела Генриетту, сладко посапывающую за соседним столиком. Рядом с ней присел на корточки Пит Перкинс и отчаянно тряс полицейскую даму за плечо, но та лишь недовольно отмахивалась от репортера, требуя оставить ее в покое.
   Волнение болельщиков достигло апогея, они подбадривали своего бойца, обзывали его слюнтяем и бабой и требовали уделать русского недоноска. Борька на оскорбления обижался и пытался ответить обидчикам на их языке, но у него получалось лишь невнятное мычание, которое я и услышала, когда вошла в бар. Каждую секунду подначиваемый дальнобойщик мог, упираясь кулаками в столешницу, медленно подняться, с грохотом опрокинуть стол, мешая в одну кучу свои и чужие кружки, и так двинуть кудрявому другу, что мне пришлось бы везти его предкам хладные останки в цинковом гробу. Такая перспектива меня не устраивала, и я решительно направилась к репортеру, продолжавшему бесплодные попытки разбудить собутыльницу Джуниора, втянувшую его в это приключение.
   – Оставь Генри в покое, никто не обидит сотрудницу полиции, – быстро проговорила я, дергая Перкинса за руку и заставляя подняться. – А Борю реально могут убить. Слушай меня внимательно. Я отвлеку парней, а ты уводи Бориса. Только очень быстро уводи, ты меня понял?
   – Кто отвлечет? Ты? – не понял Питер Пэн.
   Пропустив мимо ушей недоверчивые интонации, которые звучали в вопросе Пита, я деловито продолжала:
   – Ждите меня в машине возле мойки, а когда я сяду, сразу же жми на газ.
   Подбежав к бармену, я попросила поставить что-нибудь медленное и, как только в зале заиграла тема из кинофильма «Криминальное чтиво», влезла на стойку бара и принялась неспешно раздеваться. Двигаясь в такт музыке, я одну за одной расстегнула пуговицы блузки, медленно-медленно сняла ее с себя и, раскрутив над головой, швырнула в толпу оторопевших дальнобойщиков. Их лица выражали скорее крайнюю степень удивления, чем заинтересованность моей персоной. Дальнобойщики смотрели на меня так, точно я была кошкой, внезапно расстегнувшей молнию на животе и снявшей шкурку через задние лапы. Путь к отступлению я присмотрела еще до того, как взгромоздилась на импровизированную сцену, и теперь только ждала момента, когда репортер донесет то и дело сползающего с его плеча Бориса до двери и выйдет наконец с ним на улицу. Тогда-то я спрыгну по другую сторону барной стойки и со всех ног кинусь бежать туда, где, по моим расчетам, должна находиться мойка. И упаси меня господь ошибиться дверью! Все прошло почти так, как я задумала, с той только разницей, что «Фургон с прицепом» от мойки отделяла глухая стена, и я была вынуждена выскочить в левую дверь, туда, где голый по пояс механик возвращал к жизни подуставший на дорогах Объединенного Королевства грузовик. Нельзя сказать, что парень сильно удивился откуда ни возьмись появившейся дамочке в нижнем белье – ну да, юбку мне тоже пришлось снять, слишком уж долго Пит Перкинс шел с Борисом на улицу. Механик просто окинул меня критическим взглядом и ткнул черным от мазута пальцем в открытую дверь, точно я сама бы не догадалась, куда мне нужно. Зато тот путь, что я проделала по улице, огибая строение и добираясь до мойки, прошел под приветственные возгласы, свист и улюлюканье – это веселились проезжавшие мимо водители. В машине выяснилось, что Борис все-таки успел получить причитающиеся ему призовые. Правый глаз у него заплыл, превратившись в фиолетовую щелку, а из рассеченной брови хлестала кровь.
   – Технический нокаут, – объявил кудрявый друг, прежде чем откинуться на спинку переднего пассажирского сиденья и впасть в тяжелое забытье.
   – Парня надо везти в больницу, – стряхивая со своего плеча сползшую на его сиденье голову Джуниора, проговорил репортер. – Рана неглубокая, но швы наложить надо.
   – Чего стоим? – удивилась я. – Поехали!
   – Я вот думаю, – промямлил парень, – может, все-таки заехать сначала к миссис Гануэй?
   – Это еще зачем? – начала раздражаться я, видя, как Устинович-младший истекает кровью, а Пит Перкинс продолжает бездействовать.
   – Чтобы ты надела на себя что-нибудь, – выдавил из себя репортер, пряча глаза, и я поняла, что он стесняется моего нижнего белья гораздо больше, чем я сама.
   – У меня ничего нет, – с вызовом ответила я, дерзко глядя парню в глаза. – У меня вообще нет с собой вещей. Я не собираюсь здесь долго задерживаться.
   – А в чем же ты завтра будешь ходить? – изумился Питер Пэн.
   – Попрошу что-нибудь у Летиции Гануэй, – пожала я плечами.
   Пит Перкинс захохотал так искренне, что я тоже невольно заулыбалась, представив себя в лакричном платье тети Летти с кружевной отделкой.
   – Давай лучше я тебе майку и джинсы одолжу, – отсмеявшись, предложил репортер.
   – Тебе не жалко? – умилилась я столь великодушному предложению. – Хотя я, конечно, обязательно верну. Завтра же утром куплю себе платье и перед отъездом принесу твои джинсы назад.
   – Ну что, тогда в больницу? Только ты, пожалуйста, подожди меня в машине.
   Я согласно кивнула и, утерев влажной салфеткой залитое кровью лицо кудрявого друга, попросила Пита Перкинса поторопиться.
//-- * * * --//
   В хирургическом отделении больницы Арбингтона Бориса приняли без особых вопросов, всего лишь уточнив, уж не сам ли Пит Перкинс отделал так русского адвоката. Но после того как репортер клятвенно заверил дежурного хирурга, что он и пальцем не трогал Устиновича-младшего, парня с миром отпустили, оставив пострадавшего до утра, чтобы понаблюдать за ним в условиях стационара.
   – Ну что, поехали ко мне? – усаживаясь за руль, весело спросил Питер Пэн. – Надеюсь, мама спит, если нет – с ней случится удар. С ума сойти, сейчас я приведу домой девчонку в одном только нижнем белье!
   Возбуждение Перкинса мне совсем не понравилось, и я решительно сказала:
   – Знаешь что, вынеси мне вещи на улицу, я передумала к тебе заходить.
   – Да ладно, – оторопел он. – Ты что, испугалась?
   – Само собой, нет, – фыркнула я. – Просто мне не нравится твой настрой. Как будто ты рассчитываешь уложить меня в постель в оплату за свои джинсы.
   – Даже в мыслях не было, – смутился Пит, и по его дрогнувшему голосу я поняла, что попала в точку. – Я просто хотел с тобой поболтать, показать тебе свои работы. Я столько наснимал интересного, побывав в трех волонтерских поездках! Одна на Борнео, затем мы летали в Амазонию и на острова Папуа – Новой Гвинеи. Кстати, оттуда мы привезли женщину, предназначенную для жертвоприношения. Олив Мгамбу, может, ты уже слышала о ней? Между прочим, я много чего в тот раз снял на камеру. Не хочешь посмотреть?
   Посмотреть я хотела, и даже очень. Это было как раз то, о чем я думала с той самой минуты, как увидела Пита Перкинса под окном дома тети Летти.
   – Ладно, поехали, – сделав вид, что не до конца уверена в правильности своего решения, махнула рукой я. – Только сначала я прямо в машине оденусь, ты не возражаешь?
   – Прямо в машине? – удивленно округлил глаза репортер.
   – Ну да, – кивнула я. И пояснила: – А то как-то неловко входить в чужой дом в нижнем белье.
   – Как скажешь, – пожал плечами парень.
   – Чаем хотя бы напоишь? – улыбнулась я.
   – Кола подойдет? – просиял Питер Пэн, трогаясь с места.
   Мы подъехали к дому репортера, и я с облегчением вздохнула, увидев, что ни в одном окне не горит свет. Значит, матушка Пита Перкинса не выскочит на меня посмотреть. Дождавшись, пока парень вынесет мне обещанное, я быстро облачилась на заднем сиденье машины в мешковатые чистые штаны и новую, на моих глазах извлеченную из упаковки футболку, после чего отправилась в дом следом за репортером. Комната парня выглядела так, точно ему не двадцать пять лет, на которые он выглядит, а лет тринадцать, и при этом он фанат десяти различных групп. Заметив, что я рассматриваю фотографии его кумиров, приклеенные к стенам, Перкинс польщенно зарделся и проговорил:
   – Все эти ребята за последние десять лет приезжали к нам с концертами. Не думай, что я знаю хоть одну их песню. Мне просто нравится фотографировать. Сейчас я покажу тебе альбомы с фотками, их у меня штук пятьдесят, и все забиты до отказа.
   – Может, лучше посмотрим записи твоего путешествия на острова? – напомнила я. – Уже поздно, а мне, честно говоря, хотелось бы немного поспать этой ночью.
   – Да не вопрос, ложись в моей комнате, я лягу в гостиной, – оживился Перкинс.
   – Да нет, спасибо, – сдержанно улыбнулась я, – я привыкла засыпать у себя дома, а дом Летиции Гануэй мне стал уже почти что родным.
   – Ну что, колы? – галантно предложил парень.
   – И попкорна, – подмигнула ему я. – И можем приступать к просмотру.
   Хозяин не понял иронии и принес и то и другое, после чего включил планшет и отработанными движениями выбрал нужный файл. На экране появилась группа озабоченных людей, пересчитывающих багаж в зале аэропорта Хитроу. Собственно, чемоданы считал только Эбинейзер Смит, его красивое лицо с потрясающей ямочкой на подбородке чаще других попадало в кадр, но оператор не забывал и об остальных членах волонтерской группы. Вот помахала рукой в объектив смуглая брюнетка, и Пит Перкинс с теплотой в голосе сказал:
   – Это наша Сьюзи.
   За брюнеткой, приобняв ее за талию, стоял высокий, как шпала, волонтер, в котором я без посторонней помощи узнала Стива Шермана.
   – Получается, что во время поездки Сьюзен и Стив еще были вместе? – удивилась я.
   – Ну да, – пожал плечами парень. – Стив прямо в поездке переметнулся к Дженни, оставив Роберта и Сью у разбитого корыта. Но ребята молодцы, не стали теряться и пусть через десять с лишним лет, но все же пришли к мысли, что неплохо бы им пожениться. Роберт и Сьюзен объявили о своей помолвке, а на следующую ночь их убили.
   – Ни за что не поверю, что полиция не заинтересовалась столь удивительным совпадением, – протянула я.
   – Ну почему же, майор Райд разрабатывал версию убийства из ревности, но, как он ни старался, ему так и не удалось привязать Энди Мак-Корника к Сьюзен Наварро и уж тем более к Роберту Гамильтону. Эти ребята после свадьбы Шерманов держались особняком, даже друг с другом не общались, и только после смерти Ирмы Уилсон сплотились против корпорации «Электра» и пошли на сэра Кристофера крестовым походом.
   – Между прочим, тоже хороший мотив.
   – Да ну, что ты! – отмахнулся репортер. – У Кристофера Шермана крепкие тылы, ему блошиные укусы экологов до лампочки.
   – Удачный каламбур, ты б записал, а то забудешь, – посоветовала я, и Пит снова не понял шутки и схватился за ручку, занося в блокнот свое последнее высказывание. Покончив с записями, он продолжил начатую мысль:
   – «Электра» производит лампы с начала шестидесятых годов, и у корпорации могучие связи в правительстве, иначе Шермана давно бы прикрыли. Но он хороший мужик и не желает никому зла. Каждый год он выделяет средства на миссионерские поездки, а это, между прочим, приличные суммы. Вот, видишь, это городок Декаи, – показывая на одноэтажные домики, вытянувшиеся вдоль длинной улицы, продолжал пояснения репортер. – Сюда мы добрались от столицы Папуа и, проведя ночь в отеле с ведром воды и ковшиком в душе-туалете, рано утром поехали в аэропорт, чтобы успеть на первый утренний самолет. Эбинейзер без проволочек зарегистрировал нас, и мы зашли в зал ожидания, окна которого выходили прямо на взлетную полосу. Несмотря на раннее утро, на улице было плюс тридцать пять, а в помещении, где не было ни ветерка, жара допекала совсем. Ждем час, другой, третий. Кругом вроде бы ясно и безоблачно, но самолеты не прилетали. Коротать время было негде. Аэропорт похож на сарай – небольшой и одноэтажный. Рядом стояло новое выстроенное здание, но оно пока закрыто на замок. На улице слонялись бездельники папуасы в надежде что-то подзаработать и просто зеваки, которым вообще нечего было делать. Развлечением служил только одинокий казуар, которого выпасал какой-то папуас. Все фотографировались возле него и давали ему за это мелочь. Наконец где-то в час дня приземлился первый самолет компании «Лион эйр». Через час – второй, небольшой миссионерский. И наконец – третий, наш. Быстро загрузились и взлетели часа в четыре, не раньше. Хорошо, что досталось место у окна, а то другим стюардесса не разрешала пересаживаться. На мой вопрос: «Почему нельзя?» – ответила: «Если что-то случится, мы опознаем человека по его месту в кресле!» Весело, правда?
   – Все это очень интересно, но мне бы хотелось посмотреть, как вы спасаете Олив, – напомнила я, искоса поглядывая на окно, за которым занимался рассвет.
   – Да ладно, давай посмотрим, классное видео получилось, – хвастался репортер.
   Но я проявила твердость и, отхлебывая колы, пообещала:
   – Как-нибудь в другой раз обязательно посмотрим всю запись целиком, а сейчас покажи мне лишь самые выдающиеся моменты.
   Разочарованно вздохнув, он принялся проматывать куски записи, чтобы добраться до нужного места.
   – Останови! – потребовала я, увидев крупным планом лицо невесты с фотографии. – Это ведь Дженнифер, да? – спросила я после того, как Перкинс нажал на паузу.
   – Ну да, это Дженни, – согласился Питер Пен. И сразу же продолжил пояснения, пальцем водя по картинке за ее спиной: – Вот, видишь, здесь мы разбили лагерь недалеко от папуасской деревни, жители которой видели белого человека в первый раз в жизни.
   – Неужели сохранились такие места? – не поверила я.
   – И довольно много, – с видом знатока кивнул Перкинс.
   – И где, если не секрет?
   Почесав в затылке, парень скорчил уморительную рожицу, припоминая, и, уставившись в потолок, принялся перечислять, точно он был на уроке географии:
   – Северо-Западная Канада в районе гор Маккензи, леса по реке Конго, сельва Амазонки и Укаяли, да много еще где.
   – И как вас занесло на острова? – допытывалась я.
   – Эбинейзер постарался, он большой мастер выискивать проклятые Богом места, – усмехнулся рассказчик. – Ты слышала о карго-поклонниках?
   – Прочла кое-что, – уклончиво ответила я, вспомнив статью из газеты «Ворлд Дайджест», прочитанную в самолете.
   – Тогда не буду объяснять, к кому мы попали. После того как самолет высадил нас на небольшом плато, мы пересели на джипы и ехали примерно шесть часов, пока проводник не попросил остановиться у подвесного моста, натянутого над глубоким ущельем. Мы взвалили на плечи палатки, припасы, вещи для туземцев и еще ярдов сорок шли пешком по непроходимым джунглям. Папуасскую деревню мы обнаружили недалеко от водопада и расположились на некотором удалении от нее, наблюдая за местными жителями. Эбинейзер тут же собрал в сумку несколько банок консервов, фонарь, бинокль, антибиотики, бинты и зеленку, взял под мышку библию и, кликнув проводника, отправился знакомиться с вождем племени. Отсутствовал он так долго, что мы уже начали волноваться. Хотя некоторые волонтеры, занятые исключительно собой, плевать хотели на псаломщика.
   – Это ты о ком?
   – Я говорю о Дженнифер, – пояснил репортер. – Их с Робертом роман как раз был в самом разгаре, и, чтобы произвести на возлюбленного впечатление, Дженни вырядилась к вечеру в серебряное платье, надела туфли на каблуке, распустила свои белые кудри и накрасилась так ярко, что москиты разлетались от нее в разные стороны, как от дымовой шашки. Сьюзен готовила на костре ужин, когда вернулся Эбинейзер и сообщил, что наладил с туземцами контакт. Они оказались хоть и пугливы, но довольно приветливы и охотно угостили его печеным бататом, предварительно предупредив, что у них в деревне свирепствует страшная болезнь, усмирить которую могут лишь духи предков. Но бояться не нужно, болезнь скоро уйдет, ведь сейчас они принесут в жертву Богине-Праматери одну из жительниц деревни. А теперь смотри, что было дальше, – добавил он, перематывая несколько кадров и вновь включая запись.
   На экране, ломая руки, металась юная Дженнифер. Платье на ней было и вправду шикарное – длинное, развевающееся, с широким поясом и глубоким декольте, открывающим ее высокую грудь. Оно очень шло к пепельным волосам девушки и синим глазам навыкате. Дженнифер металась по поляне, каблуки под ней подламывались, но она этого не замечала. Вдали слышался барабанный бой, всполохи далекого костра озаряли небо, а девушка кричала:
   – И что, вы собираетесь сидеть сложа руки и смотреть, как дикари убивают женщину?
   – Дженни, успокойся, они знают, что делают! – увещевал волонтершу Эбинейзер.
   – Роберт, а ты почему молчишь? – взывала сердобольная девица к любимому.
   – Ну что ты, милая, я не молчу, я говорю, что Эбинейзер прав: надо оставить туземцев в покое, – рассудительно проговорил смуглый брюнет с решительным лицом. – Утром мы со Сьюзен отправимся в деревню и осмотрим больных. Ты у меня такая красавица, иди сюда, я тебя поцелую.
   – Ты тряпка, Роберт Гамильтон! – бешено заорала Дженнифер. – Раз вы все трусы, я сама пойду и скажу им, чтобы отпустили несчастную!
   Она подхватила фонарь и, увязая шпильками во влажной земле, побежала к деревне. Камера последовала за ней, запечатлевая, как девушка бежит мимо крытых соломой хижин, выбегает к костру, размахивает руками и, заглушая бой барабанов, кричит:
   – Немедленно прекратите! Что вы делаете? Вы что, с ума сошли?
   Туземцы, наряженные лишь в длинные чехлы из сушеных тыкв, надетые на пенис, клыки кабана, продетые в мочку носа и яркие шапки-венки из меха кускуса и перьев птиц, замерли с поднятыми над головой копьями, которыми до того ритмично потрясали во время танца у костра, и повернули к девушке раскрашенные белилами лица. Одетый в шкуры шаман отпрянул от жертвы, примотанной лианами к вертикальному столбу, и опустил занесенный над ее шеей длинный узкий стилет с клиновидным лезвием, больше похожий на женскую шпильку для волос, чем на кинжал, почтительно протянув его Дженнифер. При этом он что-то быстро говорил на своем языке, но волонтерша его не слушала. Она выхватила у шамана ритуальное оружие, перерезала им лианы, опутывавшие тело несчастной, взяла папуаску за руку и повела за собой. Подсвечивая путь фонариком, Дженнифер уходила прочь от костра, уводя чернокожую жертву, но никто из туземного племени не отважился пуститься в погоню. Наоборот, складывалось впечатление, что жители деревни очень довольны таким поворотом дела, ибо снова ударили барабаны, и танцоры начали ритмично приплясывать в такт музыке. Вернувшись к стоянке, героиня победоносно оглядела друзей и с вызовом сказала:
   – Так-то, трусы несчастные! Берите с меня пример!
   Репортер нажал на паузу и с любопытством посмотрел на меня.
   – Ну как, отчаянный я парень? – гордо приосанился он. – Сунулся с камерой в самое пекло! Ты бы знала, чего мне стоило бежать за Дженни, скрываясь за листвой!
   – А что было потом?
   – Следующие кадры сняты утром. Смотри.
   Он включил запись, и я увидела, что утром Эбинейзер позвал проводника и отправился к вождю, прихватив с собой Роберта и Сьюзен, однако волонтеры вернулись слишком быстро и выглядели смущенными.
   – Полагаю, нам лучше уехать, ибо вождь отказался от нашей помощи, – обескураженно проговорил псаломщик, вертя в руках непригодившуюся библию. – Жители деревни подумали, что Дженнифер – Богиня-Праматерь, которая спустилась с небес и забрала приготовленную ей жертву, и они не хотят портить с ней отношения, слушая истории про другого Бога.
   – Подумаешь, ну и уедем, – веселилась Дженни, очень довольная своим героическим поступком. – Зато мы спасли Олив. Да, кстати, я назвала ее Олив. Никто не возражает?
   Все обернулись к дикарке и посмотрели на нее. Круглое черное лицо девушки выражало экстаз, глаза закатились, сложенные лодочкой ладони она прижала к груди и что-то непрестанно бормотала.
   – Что она говорит? – заинтересовалась Сьюзен.
   Проводник подошел поближе и прислушался к чуть слышному бормотанию дикарки.
   – Она молится Богине-Праматери и просит, чтобы та забрала ее с собой в рай, – перевел толмач.
   Дженнифер подбежала к спасенной туземке и, приобняв ее за плечи, ласково заглянула в глаза.
   – Ничего не бойся, я заберу тебя в рай, – мелодично проговорила она, и новоявленная Олив, казалось, поняла и заулыбалась широкой белозубой улыбкой.
   На этом запись обрывалась, и Пит, смущаясь, пояснил, что возникли проблемы с батареей.
   – Но это ничего, самое главное я успел заснять, – похвастался парень.
   – Потрясающее видео, – похвалила я. – Почему бы тебе не попробовать сделать документальный фильм? По-моему, у тебя талант.
   – Я планирую через пару лет взять главный приз на фестивале документального кино в Берлине и стать мегазвездой, – деловито сообщил он и, придвинувшись ко мне вплотную, попытался опрокинуть на диван.
   – Стоп, с русскими девушками так нельзя, – отстранилась я. – Нас надо завоевывать и покорять.
   Горячо дыша мне в ухо, Питер Пэн зашептал:
   – Даю слово, что покорю и завоюю тебя, русская девушка.
   – Ну что же, я не против, – не стала я вредничать. – Для начала можешь переслать это видео мне на почту.
   – Отлично, так я узнаю адрес твоей электронки и завалю тебя признаниями в любви, – обрадовался Пит.
   Я проследила, чтобы видео было отправлено, и засобиралась уходить. Репортер вызвался меня проводить, и, честно говоря, я не очень-то возражала.
//-- * * * --//
   Спать я легла с первыми лучами солнца, но проспала недолго – меня разбудил деликатный стук в дверь. Стучала тетя Летти.
   – Прошу прощения, Агата, – пропела она под дверью. – Посыльный только что принес для тебя букет цветов. Куда лучше поставить – к тебе в комнату или в гостиную?
   – Ставьте в гостиную, – откликнулась я.
   И, повернувшись на другой бок, снова закрыла глаза, пытаясь уснуть. Но любопытство взяло верх, и я, наскоро одевшись и сполоснув лицо холодной водой, отправилась посмотреть на букет. В столовой сидел кудрявый друг и уплетал яичницу с беконом. Припухшую бровь приятеля перерезал небольшой шрам, прихваченный в двух местах медицинскими скобками. Подперев щеку кулачком и облокотившись на стол, Летиция Гануэй с умилением смотрела, как в прожорливом чреве Устиновича-младшего исчезают внушительные порции пищи. Посреди стола возвышался роскошный букет белых роз, и я почему-то подумала, что Борис принес его с собой, чтобы загладить вину за вчерашнее. Тем более что приятель бесцеремонно вытащил один из цветков и, обломав кусок стебля, сунул розу обратно в вазу, а отломанным фрагментом стебля принялся ковырять в зубе.
   – Это ты, что ли, цветы принес? – разочарованно протянула я, но Борис посмотрел на меня так, что я тут же поняла, что говорю глупость.
   – Да нет же, это не Борис! Это принес посыльный из цветочной лавки, – правильно истолковав мой вопрос, хотя он и был на русском, пояснила Летиция, поднимаясь из-за стола. – Агата, у тебя появился состоятельный поклонник, – добавила она, грозя мне пальцем.
   Отчего-то мне в голову сразу же пришел репортер, и мне сделалось необыкновенно приятно на душе.
   – Спасибо, было вкусно, – удалив из зубов все лишнее, учтиво склонил голову Борис. – Хоть поел по-человечески, – обращаясь ко мне, по-русски пояснил он. – А то вытолкали из больницы в шею, даже позавтракать не дали.
   – Не может быть, – не поверила я.
   – Очень даже может, – отрезал кудрявый друг, внимательно наблюдая за тем, как тетя Летти разливает по чашкам заварку. – К ним в хирургию самоубийцу привезли, полчерепа себе мужик из револьвера снес, но до сих пор живой, и им не до меня. Они всем коллективом за его жизнь борются.
   Борька повернулся в мою сторону и удивленно сказал:
   – А ты его знаешь! Это Кристофер Шерман, помнишь, ты про него в самолете спрашивала?
   Внутри у меня все оборвалось. Когда я видела сэра Кристофера, он совсем не походил на потенциального самоубийцу. Неужели похищение газетного обрывка из подвала сарая могло спровоцировать столь радикальный ответный шаг?
   – Эй, что с тобой, Агатка? – тронул меня за плечо Джуниор. – Ты и вправду мечтала стать леди Шерман, а теперь сокрушаешься об упущенных возможностях?
   – Борь, помолчи, пожалуйста, – вспыхнула я. – Как ты можешь пошлить в такой момент?
   – А чем этот момент хуже остальных? – заинтересовался Устинович-младший. – Тут что-то личное? Может, и цветочки от него?
   Над входной дверью звякнул колокольчик, и хозяйка, придвинув к нам чашки с чаем, отправилась открывать. Не успела я сделать и пары глотков, как в гостиную вошла Генриетта. Несмотря на раннее утро, выглядела она просто кошмарно. На сером от недосыпа лице женщины горели запавшие глаза, короткие волосы торчали в разные стороны, мятая полицейская форма висела мешком. Казалось, Генри за одну ночь сбросила килограммов десять, но я бы не сказала, что это пошло ей на пользу.
   – Кристофер Шерман признался в двух убийствах, – устало проговорила она, опускаясь на стул. – Это он убил Роберта Гамильтона и Сьюзен Наварро. Тетя Летти, нет ли у тебя чего-нибудь выпить?
   – Боже мой, Генриетта, ты же на службе, – всплеснула руками старушка.
   – Плевать, – отрезала полицейская дама. – Я только что допрашивала человека, у которого нет затылка! Думаешь, это легко?
   – Вот и отлично, – просиял Борис. – Раз Кристофер Шерман признал свою вину, значит, Эндрю Мак-Корник здесь ни при чем, и профессора Зелинского перестанут обвинять в пособничестве побегу сержанта. Следовательно, мой клиент преспокойно отправится на свой треклятый конгресс!
   – Да, конечно, это так, – вяло согласилась Генриетта, прихлебывая предложенный тетушкой чай.
   – Я так устал распутывать это дело, – пожаловался Борис, подливая себе еще чайку. – Пойду, пожалуй, домой, на пару часиков прилягу.
   – Иди, Боря, поспи, – согласилась Генри, отдавая русскому другу ключи от дома. – Надеюсь, увидимся еще. Ты же не улетишь в Москву, пока я на службе?
   – Что ты, как я могу, – отозвался московский гость, налегая на печенье, принесенное Генриеттой.
   Доев и допив, Устинович-младший отправился отдыхать. Я тоже поднялась из-за стола и, поблагодарив хозяйку за вкусный завтрак, пошла к себе в комнату. Мне было необходимо остаться наедине с собой. Заперев дверь, я достала из комода припрятанный клочок газеты и принялась его рассматривать. Так поступить с газетным снимком мог только слабоумный, а вчера я видела перед собой мужчину сильного и волевого, в пронзительных глазах которого светился недюжинный ум. Неужели сэр Кристофер надеялся, что я поверю в его причастность к этим убийствам? Да нет же, этого не может быть! Не могу я так ошибаться в людях. А может, я что-то не так поняла? Может, алтарь Богини-Праматери создавал не безумец, а человек расчетливый и умный? Может, для чего-то это было ему нужно? Необходимо немедленно вернуться в особняк Шерманов и заглянуть в сарай. Подойдя к двери, я повернула ключ в замке и распахнула ее настежь. И тут же отшатнулась от неожиданности – передо мной стояла Генриетта. В руках у нее был пластиковый пакет, в глазах затаилась тоска.
   – Можно войти? – осведомилась она и, не дожидаясь разрешения, перешагнула порог комнаты, протянув мне пакет. – На вот, возьми. Это твое, – добавила подруга Бориса, усаживаясь на кровать.
   Стараясь сделать это незаметно, я аккуратно засунула в карман джинсов обрывок газеты, который до этого держала в руке, и в ожидании стала топтаться на месте, мечтая как можно скорее спровадить незваную гостью, но решительная складка между бровями женщины не оставляла сомнений в том, что Генриетта прочно обосновалась в этой комнате.
   – Агата, нужно поговорить, – официальным голосом сообщила она, перебирая бахрому пледа, застилавшего кровать.
   – Конечно, давай поговорим, – охотно согласилась я, в душе сожалея о непредвиденной задержке.
   – Понимаешь, я люблю одного человека, – неторопливо начала мисс Кампински, рассматривая узор на занавесках, – и мне бы хотелось узнать, как он ко мне относится.
   «Это она о Борисе», – мелькнула в голове торопливая мысль.
   – Сегодня этот человек уезжает, и я подумала, что обязана прояснить этот вопрос, – продолжала женщина.
   – Насколько я знаю этого человека, он тоже от тебя без ума, – обнадежила я Генриетту, и та просияла, поднимаясь с места.
   – Генри, Борис может остаться с тобой еще на несколько дней, я его прикрою, – начала я и осеклась, услышав слова Генриетты, которые она произнесла, вставая.
   – Тебе понравились цветы, которые я прислала? – спросила она, порываясь меня обнять. И тут же переменилась в лице, пробормотав: – При чем здесь Борис?
   – Цветы от тебя? – в свою очередь опешила я.
   Мы смотрели друг на друга, и удивление на наших лицах постепенно сменялось неловкостью. Мысль о том, что женщина дарит мне цветы как знак обожания, была настолько для меня нова и непривычна, что я не знала, как на нее реагировать. Одно я знала точно: Генриетту в качестве спутницы жизни я видеть не хочу. Похоже, она догадалась об этом по выражению моего лица, но, нимало не смутившись, продолжала:
   – Ну нет так нет. Значит, останемся друзьями. Надо еще кое-что обсудить.
   Я снова напряглась, но Генри, хмыкнув, сказала:
   – Расслабься, я не буду к тебе приставать. Я хочу поговорить о Мак-Корнике. Я волнуюсь за сержанта, Эндрю не выходит на связь, как мы договаривались.
   – Ты все-таки знаешь, где он? – тонко улыбнулась я.
   – Само собой, – пожала плечами Генри. – Иначе фиговый я была бы друг! Эндрю двинул в Москву, я узнавала по его просьбе адрес Стива Шермана, и то, что сержант молчит, мне здорово не нравится. Не верю я, что Сьюзи и Роберта убил сэр Кристофер. Старик кого-то покрывает. Значит, Эндрю столкнулся в Москве с настоящим убийцей и сам попытался его задержать. Боюсь, это могло плохо кончиться. Ты можешь связаться с хозяином арендованной Шерманами квартиры и выяснить, как там дела?
   – Почему ты не хочешь попросить об этом Бориса?
   – Не думаю, что это хорошая идея, – поморщилась она. – Борис – хороший парень, но лучше я обращусь к тебе. Так что, ты выяснишь?
   – Конечно, но сначала я должна понять, почему Мак-Корник внезапно надумал пуститься в бега. Сержант не говорил, когда просил о помощи?
   – Нет, но я вполне допускаю, что охранник, дежуривший в ночь побега, может быть в курсе соображений Мак-Корника на этот счет.
   – В таком случае мне необходимо поговорить с охранником, – заявила я.
   – Ладно, устроим тебе свидание с охранником, – подмигнула мне Генри. – Ты где предпочитаешь увидеться с ним – в «Единороге» или в «Фургоне с прицепом»?
   – Мне бы хотелось поговорить на свежем воздухе, – без особых раздумий ответила я. – Можно устроить нам встречу в парке у вокзала?
   – Тюремный парк ничуть не хуже, – не согласилась моя собеседница. – Я отведу тебя к зданию тюрьмы часика через два, когда у парней начнется обеденный перерыв.
   – Отлично, – обрадовалась я.
   – А здорово ты вчера мужиков обдурила, – захохотала Генри, хлопнув себя по колену. И, став серьезной, добавила:
   – Лучше переоденься, тебе не идут портки репортера.
   – А ты не любишь Пита Перкинса, – прищурилась я.
   – Его и без меня есть кому любить, – многозначительно усмехнулась собеседница. – Через полтора часа я жду тебя у управления полиции. Надеюсь, к тому времени ты вернешь репортеру это барахло – я к нему заглядывала, Питер Пэн как раз сейчас дома.
//-- * * * --//
   Как только за Генриеттой захлопнулась дверь, я торопливо скинула с себя чужие джинсы и футболку и, аккуратно сложив, убрала в пакет, из которого вытряхнула свою одежду. Вещи репортера я решила не стирать – я и носила-то их всего ничего. Кроме того, на постирушки у меня не оставалось времени. Облачившись в родную юбку и натянув милую моему сердцу блузу, я подхватила пакет и направилась к Питу Перкинсу. Желание заглянуть на задний двор дома Шерманов не оставляло меня ни на минуту. Я торопилась, опасаясь, что, пока я буду разгуливать вокруг сарая, Пит куда-нибудь уйдет, и я буду вынуждена отправляться на встречу с Генри с дурацким пакетом в руках, что, несомненно, вызовет град колкостей в мой адрес.
   Дом Перкинса располагался в трех кварталах от дома миссис Гануэй, и я почти бежала по тротуару. Позвонив в звонок, я некоторое время подождала и позвонила снова и только тогда услышала шаги за дверью, после чего дверь распахнулась, и на пороге появился Питер Пэн. Не то чтобы он был удивлен, скорее парень был растерян, или обескуражен, или смущен – в общем, увидев его лицо, я сразу же поняла, что в дом меня не пригласят. Хотя вчера вечером, вернее, сегодня утром, мы расстались очень мило, даже поцеловались на прощание, и всю дорогу репортер мне твердил, что планирует покорить мое сердце.
   – Э-э, привет, – протянул Питер Пэн, пряча глаза. – Ты слегка не вовремя. Я тут немножко занят, пишу статью. Одним словом, работаю.
   Он переступил босыми ногами на ламинированном полу и повел из стороны в сторону голыми плечами, ожидая, когда я извинюсь за вторжение и уйду. Спортивные трусы, в которых он стоял, были надеты задом наперед. Я подумала, что Перкинс по этому поводу и испытывает неловкость, и, про себя улыбнувшись, сказала:
   – Привет, я тебе джинсы принесла. Только постирать не успела. Я сегодня улетаю.
   – Да? – удивился он. И, спохватившись, добавил с приличествующей случаю миной: – Жаль, что так быстро, я тебе фото так и не показал.
   – Как-нибудь в следующий раз покажешь. Ну ладно, пока, я побежала, – махнула я рукой и двинулась в сторону дома Шерманов.
   Чем ближе я подходила к особняку, тем чаще встречала взволнованных людей, обсуждавших странный поступок сэра Кристофера. Оно и понятно – все они были соседями Шерманов и хорошо знали эту семью. Возле запертых ворот прохаживался полицейский, недовольно поглядывая на толпящихся на тротуаре зевак. Мужчины и женщины самых разных возрастов с интересом рассматривали окна дома, как будто надеялись увидеть в них что-то интересное. Миновав толпу, я прошла вдоль забора, свернула за угол и двинулась к знакомому мне лазу в кустах орешника. Показанная Летицией Гануэй доска, болтающаяся на честном слове, по-прежнему давала возможность проникнуть незамеченной на территорию владений Шерманов, что я и сделала. Двигаясь вдоль забора и стараясь держаться под деревьями, я устремилась к заднему двору и в считаные секунды достигла сарая. Замок на двери давал понять, что в подвал после меня никто не спускался, но у меня на этот счет имелись серьезные сомнения. Вынув из укромного места шпильку и немного повозившись с механизмом, я открыла сарай. С трудом затолкав замок в карман юбки, чтобы ни у кого не возникло соблазна защелкнуть дужку, заперев меня внутри, я прошмыгнула внутрь помещения и торопливо спустилась вниз. Виденный мною накануне алтарь Богини-Праматери исчез. Не было больше надписи на стене, сложенной из букв, вырезанных из цветной бумаги, нигде не валялось ни одного засушенного цветка. Зато на чисто вытертой плите лежал конверт, на который сверху капала вода. Я подняла глаза и увидела, что у самого потолка подвешена наполненная лейка, наклоненная таким образом, чтобы вода понемногу лилась, размачивая оставленное кем-то письмо. Неведомый автор устроил так, что, в случае если конверт не попадет в руки адресата в течение сегодняшнего дня, бумага превратится в мокрую кашу и прочитать письмо будет невозможно.
   Отметив про себя оригинальность изобретения, я взяла слегка размокший конверт, стряхнула с него воду и совсем не удивилась, прочитав на нем свое имя. Оно было выведено каллиграфическим почерком перьевой ручкой, поэтому подмоченные чернила расплылись, образовав небесные разводы. Очень рассчитывая, что текст письма не пострадал от воды, трясущимися руками я открыла конверт и вынула послание. Развернув письмо, я пробежала глазами текст и, зажмурившись, до боли закусила губу. Как я и полагала, автором был сэр Кристофер, и писал он следующее: «Мисс Агата! Порой бывает трудно признать очевидные вещи, особенно если они причиняют нам боль. Вчера вы заставили меня взглянуть правде в лицо, и я понял, что дальше так продолжаться не может. Я сам сделал инвалида из моего мальчика и должен за это ответить. Я возьму его вину на себя и, рассчитывая на вашу порядочность, прошу вас уничтожить то, что вы забрали из этого подвала. Очень сожалею, что наша встреча произошла при столь неблагоприятных обстоятельствах, иначе я бы приложил все усилия, дабы добиться вашего расположения и ввести в свой дом в качестве леди Шерман. Глубоко уважающий вас Кристофер Шерман».
   И все-таки Стивен! Кто знает, что происходит в его бедной голове, отравленной, как у Безумного Шляпника, парами ртути? Только нездоровый человек мог так изуродовать газету. Сердце внутри меня оборвалось и рухнуло в пятки. Газета! Я убрала ее в задний карман джинсов, которые вернула репортеру! Если он в этот самый момент засовывает штаны в барабан стиральной машины, будет уничтожена единственная улика, которой я могла прижать Стива Шермана и получить с него солидную компенсацию за причиненный квартире клиента ущерб. Но, может быть, я еще успею ее спасти? Положив письмо сэра Кристофера в конверт, я аккуратно убрала послание за пояс юбки и спешно покинула сарай, не забыв вернуть замок на прежнее место.
   К дому Пита Перкинса я бежала так, что думала, у меня разорвется селезенка. С момента последнего свидания с репортером прошло не более двадцати минут, и я очень надеялась, что за это время он не успел никуда уйти. Навалившись на кнопку звонка, я трезвонила до тех пор, пока не заболел палец, но мне так и не открыли. Волевым усилием подавив зарождающуюся панику, я двинулась вдоль дома, выискивая незапертое окно на первом этаже. Оно обнаружилось на противоположной стороне дома, выходящей в сад. Скинув босоножки, я поддернула вверх юбку, вскарабкалась на подоконник и, осмотрев пустое помещение, спрыгнула на пол. Оказавшись в комнате, я внимательнее огляделась по сторонам и поняла, что попала в кабинет. Моего пакета нигде не было видно, и я отправилась на его поиски. Первым делом я решила заглянуть в прихожую, где, вероятнее всего, Пит Перкинс его и кинул. Устремившись прямо по коридору, я шла к входной двери, прозрачным прямоугольником белевшей передо мной. Протяжные стоны я услышала, не доходя до кухни, и, сбавив шаг, перешла на крадущуюся рысцу. Вытянув шею, я заглянула в дверной проем и тут же отпрянула, опасаясь быть замеченной, ибо картина, открывшаяся моим глазам, была довольно пикантной. Пит Перкинс прямо на кухонном столе занимался любовью с чернокожей красоткой. Волосы девицы имели редкий для темнокожих девушек белокурый оттенок, великолепно смотревшийся на алой столешнице. Такой потрясающий цвет волос достигается исключительно при помощи высококлассного парикмахера и немалых средств, потраченных на его услуги. В ушах еще стояли горячие обещания репортера покорить мое сердце, и темнокожая блондинка ну никак не вписывалась в нарисованную мною картинку наших отношений с Питером Пэном. Проглотив застрявший в горле ком, я на цыпочках прокралась мимо открытой двери и на полу прихожей увидела свой пакет. Вытряхнув джинсы, я извлекла из их заднего кармана обрывок газеты и тронулась в обратный путь. Убедившись, что репортер все еще занят, я вернулась в кабинет и хотела уже вылезти в окно, но разбросанные по столу снимки привлекли мое внимание. Мерзавец Пит нащелкал меня в тот момент, когда я одевалась в его машине, и имел наглость распечатать получившиеся снимки, чтобы посмотреть, как они выглядят на бумаге. Я кинулась к ноутбуку, собираясь удалить компрометирующие меня файлы, и, включив экран, замерла, читая высветившийся на дисплее текст. «В постели с русской» – гласило название новой статьи Питера Пэна. А дальше там было вот что: «Адвокат Агата Рудь приехала из России в наш город по делам, но это не помешало ей тут же отправиться на поиски сексуальных приключений. Я вызвался проводить ее. Русской не терпелось предаться разврату, и она, не дожидаясь, пока мы приедем в «Фургон и прицеп», начала срывать с себя одежду прямо в моей машине. Я взывал к ее разуму, но Агата Рудь точно с цепи сорвалась…». Скрипнув зубами, я уничтожила гнусный пасквиль, стерла из памяти иллюстрации к нему, после чего настроила веб-камеру и, подхватив ноутбук, неслышно прошествовала к кухне. Любовные утехи парочки были в самом разгаре, они не замечали ничего вокруг себя. Оставив работающий ноутбук на табуретке, я вернулась в кабинет и покинула его так же, как и попала сюда – через окно.
//-- * * * --//
   Генриетта дожидалась меня, сидя в полицейском автомобиле. Она нажала на гудок, привлекая внимание, и кивнула на пассажирское место слева от себя. Женщина жевала бигмак, запивая его колой. Распахнув дверцу, я увидела еще один бигмак, лежащий на сиденье. Рядом стоял стаканчик с газированным напитком.
   – Это тебе, – сообщила Генри.
   – Спасибо, не откажусь, – сдержанно ответила я, забирая угощение.
   Отхлебнув из стакана, я развернула бутерброд и впилась в него зубами, радуясь, что у меня появилась такая заботливая подруга. Прожевав и проглотив, я допила колу и безразличным голосом спросила:
   – Слушай, Генри, ты всех знаешь в городе, не подскажешь, что это за красивая чернокожая девушка с выкрашенными в белый цвет волосами?
   – Жена главного редактора городской газеты Марго. Хороша, чертовка! А что? – хитро посмотрела она на меня.
   – Да так, ничего, – невинно откликнулась я, многозначительно глядя на Генриетту.
   И мы тронулись в путь. Попетляв по улочкам Арбингтона, подъехали к высокой каменной стене, тянувшейся вдоль небольшого переулка. Тюремные ворота находились в самом его конце, и около них уже стоял тот, к кому мы ехали. Генри подрулила к парню в форме и крикнула:
   – Привет, Дик! Залезай к нам, поговорим в машине.
   Дик поправил фуражку и забрался на заднее сиденье полицейского авто.
   – Старина, – задушевно начала Генри, – ты знаешь меня не первый год. Мы выросли на одной улице, вместе лупили университетских зубрил, и если я о чем-то прошу, значит, это действительно нужно.
   – Да ладно, Генри, я тебя знаю, – насторожился Дик столь пафосному вступлению. – Не тяни, говори, что нужно сделать.
   – Дик, мы вместе помогли Энди Мак-Корнику обрести свободу, организовав побег из камеры, снабдили друга документами на чужое имя и авиабилетом до Москвы, но теперь Энди снова в беде, – продолжала Генриетта. – Эта девчонка может ему помочь. Короче, ты должен рассказать адвокату Рудь все-все, начиная с того момента, как к сержанту Мак-Корнику пришел русский профессор.
   – Так бы сразу и сказала, – с облегчением вздохнув, заулыбался тюремщик. – После фальшивого паспорта и билетов на самолет меня трудно удивить какой-нибудь просьбой. Рассказать про русского профессора? Это запросто. Он пришел с разрешением от директора тюрьмы и попросил оставить его один на один с Мак-Корником, но у нас так не принято. Поэтому я встал в дверях и сделал вид, что не слышу их разговора. Русский начал расспрашивать Мак-Корника, откуда он знает, что ритуальное убийство считается правильным только тогда, когда шаман проткнет жертве сонную артерию специальным стилетом, сделанным из бедренной кости казуара и именуемым туль? Может быть, Мак-Корник бывал в волонтерских поездках на островах и наблюдал весь ритуал целиком? Может, у него имеются снимки? Эндрю ответил, что в поездках не бывал, ритуала не видел и вообще не имеет к убийствам отношения и сидит не по своей вине. Профессор начал сокрушаться, что Мак-Корник не может рассказать подробности, потому что это величественное и прекрасное зрелище, но его мало кто видел из европейцев, а кто на нем присутствовал, тот уже ничего не расскажет. Тогда Эндрю сказал, что ученому лучше поговорить с Эбинейзером Смитом, только он сейчас в отъезде, или с Олив Мгамба, она как раз такая вот жертва, спасенная волонтерами. Уж Олив-то знает, как там у них все происходит. Русский разволновался и сказал, что ни в коем случае не станет этого делать, потому что племя выбирает для жертвоприношения не случайного человека, а того, кто представляет для соплеменников серьезную опасность. Это, как правило, человек, уже пораженный болезнью и часто лишенный разума, и если племя его выбрало, значит, для всех будет лучше, если он умрет. А если жертву спасти, то только навредишь и себе, и ей. Перед тем, как уйти, посетитель достал свою книгу, подписал ее и подарил Мак-Корнику. Энди, как ее увидел, побледнел и начал требовать начальника тюрьмы, но того уже не было на месте, и я позвонил тебе, Генриетта. А дальше ты и сама знаешь, что было. Ты пришла в камеру к Энди, и мы стали держать совет, как ему помочь. Мак-Корник настаивал на том, что ему необходимо как можно скорее попасть в Москву, и я обратился за фальшивыми документами к лучшему мастеру своего дела, некогда сидевшему в нашей тюрьме и сохранившему со мной прекрасные отношения. Он же помог и с билетом.
   – А где же книга? – поинтересовалась я.
   Охранник посмотрел на меня, как на неразумное дитя, и принялся терпеливо объяснять, думая, что я плохо понимаю по-английски:
   – Перед тем как отвести Мак-Корника в камеру, я забрал у него книгу для получения разрешения начальства, но Мак-Корник сбежал, не дожидаясь одобрения книги.
   – И где она сейчас? – затаив дыхание, спросила я.
   – Где-то валяется в комнате дежурных, – пожал плечами Дик. – Это же не «Плейбой», который парни обязательно прихватили бы домой.
   – Можно на нее посмотреть? – допытывалась я.
   – Да пожалуйста, – обескураженно проговорил служитель тюрьмы. – Только пока я буду ходить туда-сюда, обед закончится, и я останусь голодным.
   – Я взяла на твою долю еду в «Макдоналдсе», – жестом фокусника вынула Генриетта из-под водительского сиденья пакет с бигмаками и колой.
   – Тогда бегу, – распахивая дверцу, на ходу выкрикнул Дик, выскакивая из машины.
   Вернулся он минут через десять, неся в руках обернутую в газету книгу, и, обменяв ее на пакет с провизией, принялся уплетать холестериновые бутерброды. А я придвинулась поближе к Генри и вместе с ней стала рассматривать подарок антрополога. Это была такая же брошюра, что и та, которая валялась в ящике нашей секретарши, только на английском языке. Даже газета, в которую автор обернул свой подарок, была та же самая – «Метро», только на неделю постарше. Несмотря на то что газета потерлась, на ней еще можно было разобрать снимок певца Расмуса, устраивающего скандал в пробке на Сущевском Валу. Рядом с моим клиентом стоял Эбинейзер Смит и закрывал собой от разошедшегося русского Дженнифер и няню.
   – Вот это да! – крякнула Генри, с интересом разглядывая снимок. – Это же наш Эбинейзер! А вот и Дженни с Олив! Где это они?
   – В Москве, – ответила я.
   – А я-то думаю, что это Мак-Корника в Москву потянуло? А он, оказывается, увидел Эбинейзера рядом с Олив! Думаю, она и есть убийца. Эбинейзер, будучи руководителем антропологического кружка, это понял и поехал следом за Шерманами, чтобы предупредить их об опасности.
   – Выходит, что убийства совершила Олив? – удивился Дик. – А ребята говорили, что в них признался баронет.
   – Сэр Кристофер оговорил себя, чтобы его не упрекали в бездействии, – махнула рукой Кампински. – Ведь Мак-Корник много раз писал рапорты начальству, призывая лишить Олив Мгамбу права управлять автомобилем и запретить папуаске делать покупки в супермаркете, ибо она, попадая в торговый зал, становилась безумной. Она вырывала у покупателей их покупки и сваливала к себе в тележку, но жители Арбингтона относились к ее безумию с пониманием и героически сносили все выходки дикарки. Одно время Олив норовила отправиться за покупками топлес, в одной тростниковой юбке, пугая детей и пожилых леди, но и эти дикие выходки удавалось замять при помощи вмешательства сэра Кристофера. И вот теперь, когда она заколола птичьей костью двух врачей с университетским образованием, Кристофер Шерман признал свою ошибку и поступил как джентльмен.
   Все то время, что Генриетта рассуждала насчет мужественного поступка неудавшегося самоубийцы, Дик с удивлением рассматривал снимок на газетной обертке, бормоча себе под нос: «Надо же, и правда псаломщик, как я его не признал? А это и впрямь Дженнифер Шерман и ее чертова нянька».
   – Да, Дик, действительно, где были твои глаза? – усмехнулась Генри, видя недоумение приятеля.
   – Черт его знает, – смутился Дик. – Бросил книжку в угол, она там и лежала. С чего бы я стал ее рассматривать?
   – Ты хоть начальнику тюрьмы про нее рассказал?
   – Забыл, – честно признался парень. – Да и зачем? Эндрю все равно сбежал, ему книга не понадобится, значит, и разрешение получать не нужно.
   Я слушала рассуждения Генриетты и кивала головой в знак одобрения, но в душе знала, что она не права. Вовсе не за дикарку Олив переживал баронет, у него болела душа за единственного сына, руководителя российского филиала корпорации «Электра» Стивена Шермана, на которого у меня имелся компромат, дающий стопроцентные шансы на победу в деле Горелова.
//-- * * * --//
   В аэропорт нас отвезла Генриетта, заехавшая за мной к тете Летти вместе с готовым к отлету Джуниором сразу же после работы. Выспавшийся и отдохнувший кудрявый друг выглядел вполне прилично, и только рассеченная бровь и синяк под глазом напоминали о его пивной победе в «Фургоне и прицепе». Проснувшись в середине дня, Борис развил бурную деятельность и, дожидаясь возвращения Генриетты, созвонился с Кирой Ивановной и через секретаршу попросил конторского шофера приехать за нами в аэропорт. Международные звонки Борис беспечно осуществлял с городского номера гостеприимной хозяйки, нимало не заботясь о том, на какую сумму его британской подруге выставят счет. Об этом Устинович-младший вскользь обмолвился, уже сидя в машине, и, увидев, какими глазами на него взглянула Кампински, принялся предлагать ей деньги, но Генриетта, само собой, отказалась.

   Проезжая мимо дома Пита Перкинса, я увидела, как из открытого окна первого этажа сначала вылетела табуретка, а затем вылез сам репортер, спасаясь бегством от широкоплечего детины, появившегося в окне следом за Питом и покрывшего героя-любовника отборным матом на языке Байрона и Шекспира. На крыльце стояла блондинка-негритянка Марго и, обхватив себя за плечи, полными ужаса глазами взирала на происходящее.
   – Давно пора прищучить этого кобеля, – одобрила Генри. – Надо орден дать тому герою, который выложил его похождения в Интернет.
   Гордая похвалой, я приосанилась на заднем сиденье, а Устинович-младший, не понимая, о чем идет речь, все вертелся и спрашивал, что там происходит, и, не получая ответа, переводил рассеянный взгляд с меня на Генриетту и обратно.
   В дорогу Летиция Гануэй передала дюжину профитролей, о которых так живо рассказывала, вручив их с тем самым премиальным подносом, а викарий Вессон принес баночку меда. Как раз такую, о какой мечтала бабуля. Деду в подарок я купила хороший шелковый шарф, упакованный в красивую подарочную коробку. Прощались мы с Генриеттой так, как будто были сестрами. У полицейской дамы в глазах стояли слезы, и, обнимая меня перед тем, как покинуть зал ожидания, она прошептала мне на ухо:
   – Не забывай, что я тебе сказала. Если надумаешь, приезжай, я буду ждать.
   И добавила так, чтобы слышала не только я, но и Борис:
   – Все, завязываю с полицией. Решила пойти в университет на факультет философии и стать викарием.
   – Прости, не понял? – переспросил Устинович-младший, переставая рассматривать рекламный щит с красоткой-стюардессой, рекламирующей британские авиалинии.
   – Свяжу жизнь с нашим приходом, – продолжала Генриетта. – Весь Арбингтон упрашивает меня сменить на посту викария преподобного Вессона, только тетя Летти была против. До последнего времени она настаивала на кандидатуре Эбинейзера, а тут вдруг почему-то сменила гнев на милость. Хорошо, что в англиканской церкви священниками могут быть и мужчины, и женщины, но это новшество ввели только с девяносто второго года прошлого века, а до этого все было по старинке. Но прогресс не остановить!
   – Все у вас не как у людей, – пробормотал Борис по-русски, целуя Генри в щеку и помахивая на прощание рукой.
   В самолете Борис рассуждал о побочных эффектах демократии.
   – Совсем старушка Европа с ума сошла, – говорил он, потягивая предложенный стюардессой сок. – Адвокаты выступают в допотопных париках, оберегая вековые традиции, а в церквях служат женщины-священники! Маразм какой-то! Все с ног на голову. Я удивляюсь, как это мы еще ни одной однополой пары не встретили. Должно быть, Арбингтон – счастливое исключение из общих правил. Конечно, я не гомофоб, – поспешно добавил Устинович-младший, заметив кинутый мною в его сторону ироничный взгляд, – но жить в доме секс-меньшинства уж точно не стал бы.
   Я терпеливо слушала рассуждения кудрявого друга и думала: «Сказать – не сказать?» Но затем решила, что разочаровывать впечатлительного Джуниора себе дороже, и перевела разговор на другую тему.
   – Борь, ты точно знаешь, что Банкин встретит нас в аэропорту? Нам не придется брать такси за бешеные деньги?
   – Я, в общем-то, договорился с Кирой Ивановной, – не слишком уверенно затянул Борис, – но с самим Полом не разговаривал. Смартфон у меня разрядился, а зарядное устройство я дома забыл, так что позвонить ему не с чего.
   – Будем надеяться, что водитель за нами все-таки приедет, – уговаривала я сама себя, мечтая как можно скорее добраться до дома.
   Сразу хочу сказать, что надежды мои оправдались, хотя и отчасти. Банкин приехал, но не один. Машину адвокатской конторы мы увидели сразу, как только вышли из здания аэропорта. Она стояла на платной парковке, что было совершенно не в духе нашего водителя, и это меня сразу же насторожило. Дойдя до авто, тонированные задние стекла которого не давали возможности видеть с улицы весь салон целиком, Борис растерянно оглядел каменное лицо Паши, не сделавшего даже попытки выйти нам навстречу, и потянул на себя переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья. Я немного приотстала, воюя с профитролями, поэтому могла наблюдать, как лицо Бориса в машине каменеет прямо на глазах, а затем кудрявый друг принимается строить жуткие рожи, что-то, должно быть, пытаясь мне этим сказать. Так и не уяснив тайный смысл его посланий, я распахнула заднюю дверь «Логана» и сразу же увидела наставленный на меня охотничий нож из тех, что продаются в специализированных ларьках в переходах.
   – Садись в машину и не вздумать кричать, – на чистейшем английском языке скомандовал террорист.
   – Ребята, если не будете дергаться, он вам ничего не сделает, – металлическим голосом проговорил Пол, не поворачивая головы в нашу сторону. – Насколько я понял, он из Англии, ищет каких-то Шерманов.
   Догадка тут же мелькнула в голове, и, сопоставив факты, я уверенно заявила:
   – Судя по тому, что вы не Эбинейзер Смит, вы – Энди Мак-Корник.
   – А вы откуда знаете, дамочка? – вскинулся парень, и рука с ножом дрогнула, предоставив Борису прекрасную возможность выбить у нападающего оружие, но кудрявый друг, зачарованно смотревший на меня, ее упустил.
   – Что же вы, уважаемый, заставляете волноваться своих друзей? – продолжала я, не отвечая на вопрос. – Генри Кампински буквально с ног сбилась, ждет от вас весточки, а вы терроризируете нашего шофера. Нехорошо, Энди.
   – Что-то ты больно осведомленная, – хмыкнул Энди. – Знаешь Эбинейзера, Генри, меня! А знаешь, чего мне стоило добраться до вашей, будь она неладна, Москвы? Я с трудом проник в дом, где Шерманы снимают жилье, и увидел в квартире вместо семьи Шерманов этого клоуна, который ничего не может мне сказать по существу.
   – Так, минуточку, – похолодела я. – Что значит – пришел в квартиру, а там клоун? Пол, ты и вправду находился во «Фрегате мечты»?
   Банкин смущенно поерзал на сиденье и, перестав опасаться Эндрю, затравленно посмотрел на меня.
   – Павел Банкин, – официальным тоном проговорила я, – ответьте, пожалуйста, мне как адвокату Романа Горелова на прямо поставленный вопрос: что вы делали в квартире моего клиента в отсутствие хозяина?
   – Я и заехал-то всего один раз, – заныл Банкин. – Мне с девушкой негде встречаться! Что я, виноват, что в прихожей у Расмуса на полу тогда валялись ключи? Я их, само собой, на время взял. Думал – попользуюсь недельку, пока певец в отъезде, а потом верну. Скажу – нашел, но забыл отдать.
   – Ничего себе водитель в конторе «Устинович и сыновья»! – пробормотала я.
   – А что за девушка? – заинтересовался Борис.
   – Шикарная тетка, – похвастался Пашка, стараясь на меня не смотреть. – Известная актриса, ведет популярную передачу на первом канале. Не буду говорить какую, а то вы сразу догадаетесь.
   – И где была твоя актриса, когда тебя взяли в плен? – сурово осведомилась я.
   – Домой поехала, ночь ведь уже была, а она замужем, – простодушно ответил Банкин. – Людмила уехала, а я остался, и тут этот фрукт в дверь звонит. Ну, думаю, все – попался, хозяин про меня пронюхал, надо когти рвать. Он позвонил-позвонил и сделал вид, что ушел, а сам, гад, за лифтом спрятался. Я переждал с полчасика и только открыл дверь, чтобы смыться, а этот как выпрыгнет из-за двери, меня впихнул обратно в квартиру и начал требовать Шермана. Второй день на работу не хожу, Кире Ивановне сказал – от флюса все лицо перекосило, но она привязалась: езжай в аэропорт за Борисом, и все тут. Я англичанину как смог объяснил, что обязательно надо ехать, иначе поднимется кипеж, он вроде бы понял, но меч-кладенец все равно не убрал. Так мы с ним и катаемся.
   – А ты, значит, в чужой квартире спать лег, – медленно проговорил Борька, что-то обдумывая. – Людмилу свою спровадил и, как полный папа, в царских покоях на боковую завалился?!
   – А что же мне, в машине, что ли, ночевать? – возмутился шофер. – Жить-то мне где-то надо!
   – Не ври, тебе контора комнату снимает, – ревниво прищурился Джуниор, которому никто комнату не снимал, и Борису приходилось жить с родителями, что не слишком-то способствовало устройству личной жизни.
   – Я отказался от комнаты, – сказал Банкин таким тоном, как будто он был принц и отказался от престола. – Зачем мне комната, – секунду подумав, рассудительно заметил Павел, – если туда актрису не приведешь? Зато на сэкономленные средства можно пару раз в ресторан сходить.
   – Отличная подобралась компания, – скептически усмехнулась я. – Аферист-домушник, беглый каторжник и два вполне приличных адвоката из уважаемого бюро. Правда, один с фингалом под глазом. Да и вторая не лучше, – пробормотала я, припомнив незаконные проникновения в сараи и жилища британцев, которыми грешила во время командировки. – Ну что, господа уголовнички, карты на стол! Давайте обсудим дальнейший план действий.
   – Англичанин – беглый каторжник? – с интересом глядя на Мак-Корника, оживился Борис, в подростковые годы зачитывавшийся Джеком Лондоном и до вмешательства отца в его судьбу мечтавший стать человеком суровой профессии. – А откуда он сбежал?
   – Борь, в командировках нужно больше времени уделять работе и меньше – походам по злачным местам, тогда не будешь задавать ненужных вопросов, – отрезала я, совсем не настроенная пускаться в объяснения.
   – Ты просто мне завидуешь, – обиделся кудрявый друг.
   – Было бы чему завидовать, – фыркнула я.
   – Да чтоб ты знала, Агата Рудь, в мою честь в «Фургоне и прицепе» праздник устроили! – разволновался Устинович-младший. – Девушки плясали на столах! Меня из этого бара под крики «ура» на руках выносили!
   – И глазом об косяк случайно стукнули, – хихикнул Пашка, обретая свою обычную нахальность.
   – Вы что, другого места посмеяться не нашли? – вдруг гаркнул Энди Мак-Корник, устав от непонятных для него пикировок. – Я шутить не намерен: или везете меня к Стивену Шерману, или я перережу вас всех, как поросят.
   – Минутку, уважаемый, мы просто стараемся разобраться в ситуации, – миролюбиво заметила я и обернулась к Паше.
   – Пол, доставай свой мобильник, нужно сделать пару звонков.
   – Куда звонить будешь? – насторожился сообразительный Банкин.
   – Ты правильно понял мою мысль, – согласилась я. – Звонить будем в Англию.
   Шофер аж подпрыгнул на месте.
   – Вы что, охренели? Это же какие деньги!
   – Да ладно, Пол, ты ведь на квартире сэкономил, – парировал задетый за живое Борька.
   – Со своих телефонов и звоните, – продолжал упрямиться парень, все-таки вынимая из кармана новенький айфон.
   – Свои мы потеряли, вся надежда на тебя. Ого, какая у тебя игрушка, – похвалил кудрявый друг.
   – Актриса подарила, – польщенно откликнулся Банкин, передавая аппарат Борису.
   Тот в свою очередь передал его мне, а я уже отдала англичанину.
   – Звоните Генри, сержант, у нее для вас хорошие новости.
   Удостоверившись, что аппарат чистый и жучков в нем нет, Мак-Корник набрал номер коллеги и, когда на вызов откликнулись, быстро проговорил:
   – Генри, я в Москве, в машине с русскими. Два адвоката и шофер. Адвокаты только что прилетели из Англии и говорят, что у тебя для меня есть новости.
   Несколько минут он молча слушал, затем проговорил:
   – Отлично, что дело подали на пересмотр, но один я из Москвы не уеду. Мне нужно найти Эбинейзера. Да понял я, что Агата в курсе! Хорошо, буду на связи.
   Нажав отбой, он вернул мне смартфон и, пряча нож за резинку носка, устало проговорил:
   – Ну, Агата, раз ты в курсе, рассказывай!
   – Нет проблем, – легко согласилась я. – Но сначала я должна сделать еще один звонок.
   Набрав номер бабушки, я услышала в трубке длинные гудки, но особо не удивилась: когда бабуля готовит на кухне, она частенько не слышит телефон. Дед тоже не ответил на вызов – скорее всего, оставил аппарат в кабинете, а сам прилег на диване в гостиной. Решив, что позвоню через полчасика, я объявила, что общее собрание маргиналов считаю открытым.
//-- * * * --//
   Посовещавшись, мы приняли решение ехать в офис к Стивену Шерману, при помощи добытых мною улик прижать его к стене и выяснить местонахождение Эбинейзера Смита. Что-то мне подсказывало, что псаломщика нет в живых, но я старалась об этом не думать. Руководителю российского отделения компании «Электра» будет некуда деться, и сын баронета вынужден будет признаться в совершенных преступлениях, рассказав о местонахождении Эбинейзера Смита. И вот тогда-то Энди Мак-Корник возьмет преступника за руку и вместе с ним отправится в британское посольство, чтобы сдаться властям. Мне же от Шермана требуется и вовсе пустяк: всего-то и нужно, чтобы он признал иск моего клиента и выплатил требуемую сумму, само собой, предварительно вернув покрывало, игрушки и вешалки, прихваченные из квартиры Романа Горелова.
   Офисное здание на Берсеневской набережной вполне соответствовало присвоенному ему званию бизнес-центра класса люкс. На входе стояли бравые молодчики в костюмах и всех, кто не имеет пропуска, отправляли к стойке с внутренним телефоном, по которому следовало связаться с нужной компанией и заказать пропуск. Я набрала номер «Электры» и услышала в трубке хорошо поставленный женский голос.
   – Добрый день, компания «Электра», референт Галина, чем могу помочь?
   – Здравствуйте, Галина, – откликнулась я. – Я адвокат Агата Рудь из адвокатской конторы «Устинович и сыновья». Мне необходимо увидеться со Стивеном Шерманом.
   – Вы записаны на прием? – деловито осведомилась референт.
   – Поймите, я адвокат, и дело, которое меня привело к господину Шерману, весьма неотложно. Поэтому я должна увидеться с ним сегодня, а не тогда, когда подойдет очередь по записи.
   – Сожалею, но правила едины для всех: для адвокатов, риелторов, торговых агентов. Записать вас на вторник?
   Не знаю, как вас, а меня непроходимая глупость младшего персонала, мнящего себя повелителями судеб, дико бесит, и я начинаю выходить из себя.
   – Галина, не знаю вашего отчества, – прорычала я, – будьте так любезны, соедините меня с господином Шерманом! Или для телефонного разговора я тоже должна у вас записаться за полгода вперед?
   – Нет, по телефону я могу соединить вас с секретарем господина Шермана, и Ольга решит, может она вас соединить со Стивеном или нет.
   – Значит, вы, референт Галина, сдерживаете натиск врага с переднего фланга, а секретарь Ольга прикрывает тылы, – констатировала я.
   – Так вас соединить с секретариатом? – недовольно осведомилась девушка, и я уже хотела сказать «да», но тут увидела Стивена Шермана собственной персоной.
   Нахмурив лоб, англичанин целеустремленно шел через холл офисного центра к выходу, и я, бросив трубку на базу, припустила за ним. Лицо британца выражало тревогу, складка озабоченности залегла у его губ. Догнав руководителя московского офиса, я тронула его за рукав, и Шерман от неожиданности всем телом повернулся, чуть не сбив меня с ног. В глазах его застыла растерянность, точно у лунатика, разбуженного в момент ночной прогулки по крыше небоскреба.
   – Добрый день, мистер Шерман, – учтиво начала я. – Позвольте представиться, адвокат Романа Горелова Агата Рудь.
   Услышав имя моего клиента, Шерман раздраженно дернул щекой и, слегка отстранив меня в сторону, хотел было двинуться дальше, но я снова встала на его пути.
   – Господин Горелов имеет к вам ряд материальных претензий, которые мне необходимо с вами обсудить.
   – Моя жена сполна расплатилась с вашим клиентом, – сухо проговорил собеседник, понемногу продвигаясь вперед, хотя я и старалась удержать его на одном месте. – И у меня нет ни времени, ни желания сутяжничать из-за старого барахла. У меня отец при смерти, а я трачу время на никчемную болтовню с обнаглевшими адвокатами.
   – Я только что вернулась из Англии, – вкрадчиво проговорила я, доставая из сумки подсохший конверт с чернильными разводами. – Вам знаком город Арбингтон?
   Шерман дернулся и замер на месте, наконец-то перестав рваться к дверям.
   – Вы были в Арбингтоне? – переспросил он, пожирая меня глазами. – Вы не знаете, как там сэр Кристофер?
   – Перед тем, как сделать то, что он сделал, он оставил мне письмо, – пропустив мимо ушей вопрос, проговорила я, издалека демонстрируя конверт. – Вы узнаете почерк?
   – Дайте сюда, – шагнул ко мне Шерман, намереваясь выхватить улику из рук, но я ожидала подобной реакции и вовремя сделала шаг назад.
   – Я не намерена вести беседу на проходе, – с достоинством заявила я, начиная движение в сторону кафе, располагавшегося на первом этаже бизнес-центра. – Много времени я у вас не отниму.
   В кафе за дальним столиком у окна меня ждали кудрявый друг и Энди Мак-Корник. Пол Банкин не захотел покидать машину, опасаясь, что наш невзрачный «Логан» заденет на местной автостоянке какой-нибудь «Мерседес».
   – Покупают права и думают, что умеют водить, – протирая тряпкой фары, ворчливо бормотал шофер. – Глаз да глаз за всеми нужен!
   – Пол, дай смартфон, – попросила я, вспомнив, что мы все остались без средств связи.
   – Это еще зачем? – насторожился парень. И тут же категорично добавил: – Я не могу, мне звонить будут.
   – Актриса? – подмигнул Банкину кудрявый друг.
   – Ну да, – расплылся в улыбке водитель. – Договорились встретиться, я ее два дня не видел.
   – Нагуляетесь еще, – недовольно заметил Борис, – а пока гони аппарат, нам он нужнее.
   Пол Банкин скрепя сердце отдал свой айфон, и Борис теперь при помощи его аппарата лазил по Интернету.
   – О-па! – вдруг закричал Устинович-младший, и головы десятка яппи, потягивающих свой утренний кофе, повернулись в его сторону. – Этого парня я знаю! Во дает! А девчонка с ним просто супер! Пятнадцать тысяч просмотров! Да они мегазвезды!
   Борис протянул аппарат Мак-Корнику, и они принялись просматривать видео вместе. Надо отдать должное Стиву Шерману – нервы у него оказались стальные. Заметив Мак-Корника, Стив только сжал зубы так, что желваки заходили на его запавших щеках, и проследовал прямиком к столу сержанта. Усевшись, он поздоровался с присутствующими и выжидательно посмотрел на меня. Но разговор начала не я, а полицейский.
   – Стив, где Эбинейзер? – напряженным голосом спросил он.
   – Почему ты, Энди, меня об этом спрашиваешь?
   – Эбинейзер недавно виделся с твоими, – звенящим фальцетом ответил Мак-Корник.
   – Борь, забей в поисковик «Роман Горелов на Сущевке», – предвидя дальнейшее развитие беседы, тихо попросила я.
   Борис проворно забегал пальцами по экрану, а Шерман между тем не слишком-то любезно продолжал:
   – Что ты городишь, с какими моими?
   – С Дженнифер и Олив, – стоял на своем Мак-Корник.
   – Это кто тебе сказал? – пошел пятнами глава российского представительства. – Это Смит тебе сказал? Врет он все, мне Дженни рассказала бы об их встрече!
   Борис вопросительно посмотрел на меня, давая понять, что просьба выполнена. Я кивнула, и он, нажав на воспроизведение, передал аппарат Шерману.
   – Стивен, будьте так добры, взгляните на это видео, – попросила я, в то время как Джуниор вкладывал Шерману в руки включенный айфон.
   – Это Горелов! Что делает, гад! Ну, русский ублюдок, тебе не жить! – прошипел Шерман, бросая смартфон на стол. – Какого черта ваш клиент хватал мою жену? Я по судам его затаскаю, и ни один адвокат не сможет ему помочь!
   – Мистер Шерман, мне действительно жаль, что Роман Михайлович не проявил должного уважения к вашей супруге, – проговорила я, – но речь сейчас не об этом. Вы видели, что из машины Дженнифер вышел Эбинейзер Смит?
   – Ну вышел Смит, и что? – насупился оппонент.
   – Да то, что Эбинейзера после этого происшествия никто не видел, – рявкнул друг пропавшего псаломщика.
   – Что ты этим хочешь сказать? Что моя Дженни прячет Эбинейзера у нас под кроватью?
   – Не знаю, не знаю, с твоей Дженни станется!
   – Ах ты, недоносок! – вскричал оскорбленный муж, подскакивая с места и хватая обидчика за грудки. – Да Дженни святая! Она ни разу в жизни слова лживого не сказала!
   – Спокойно, парни, – оттащил Борис высокого худощавого Шермана от низкорослого плотного полицейского. – Держите себя в руках!
   – Мистер Шерман, позвоните своей жене и спросите ее, виделась ли она с Эбинейзером, – подсказала я наиболее простое решение конфликта. – Если она вам соврет – значит, не так уж она и заслуживает доверия, как вы тут нам рассказываете. И будьте добры, включите громкую связь.
   Трясясь от ярости и кидая на нас бешеные взгляды, Стивен вынул из кармана костюмных брюк последнюю модель «Самсунга» и стал дозваниваться жене. Услышав ее фальцет на том конце провода, он изменился в лице и мягким голосом спросил так, словно разговаривал с ребенком:
   – Дженни, милая, ты не встречала Эбинейзера Смита? А то некоторые утверждают, что он ехал в твоей машине!
   Использовав запрещенный прием с откровенной подсказкой, Шерман оглядел нас победоносным взглядом и стал ждать ответа. Но Дженнифер оказалась то ли глупа, то ли сильно напугана, ибо она не смогла уловить сути столь прямолинейного наводящего вопроса и начала неловко выкручиваться.
   – Нет, я его не видела, – поспешно выпалила она, не задумавшись ни на секунду. – А кто говорит, дорогой?
   – Да какая разница, – с досадой ответил супруг, отключаясь. И, исподлобья посмотрев на меня, мрачно потребовал: – Дайте сюда письмо отца!
   Его тон возмутил меня так, что даже перехватило горло.
   – Знаете что, мистер Шерман? – прищурилась я. – Ведите себя подобающе! Это письмо адресовано мне, и я вольна вообще вам его не показывать!
   – Вы обещали, – с просительными интонациями в голосе проговорил он, не сводя с меня покрасневших глаз.
   Мне стало его немного жалко, и я протянула сыну сэра Кристофера последнее письмо отца. Выхватив у меня из рук конверт, Стивен торопливо вынул письмо и быстро пробежал его глазами.
   – Ну и что папа хотел этим сказать? – пробормотал он с недоумением, возвращая мне исписанный листок бумаги.
   – Насколько я понимаю, ваш отец признал вину и наложил на себя руки, полагая, что это именно вы, мистер Шерман, являетесь убийцей Роберта Гамильтона и Сьюзен Наварро.
   – Вы проходимка и авантюристка, мисс! – брезгливо изогнул губы сын баронета. – Из письма видно, что вы заморочили пожилому человеку голову! Может, это именно вы и заставили папу взять вину за преступление, которого он не совершал, на себя, чтобы вытащить из тюрьмы вашего дружка Мак-Корника!
   Эндрю Мак-Корник сделал движение вперед, точно собирался подняться, но тут же вернулся в прежнее положение и продолжил рассматривать ногти.
   – Вот смотрите, сэр Кристофер пишет, что не может себе простить, что по его вине любимый мальчик стал инвалидом. Это же он про вас?
   – Совсем нет, я никогда не был его любимым мальчиком, – с недоумением протянул Стивен. – Папа так называл Джека, и, насколько я знаю, простить он не мог себе его хромоты, полагая, что Джек стал инвалидом из-за ртутных паров, загрязняющих водоем.
   – А разве… – начала было я, но Стивен меня перебил:
   – Вы, адвокаты, все поворачиваете в нужную сторону! Как только совести хватает в такой момент приходить ко мне со своими домыслами!
   – Но если все так, как вы говорите, – неуверенно начала я, уже сомневаясь в собственной правоте, – почему же сэр Кристофер попросил меня уничтожить вот это?
   Я вынула из бумажника вторую улику и положила исчирканный обрывок газеты на стол перед Шерманом.
   – Это Дженни испортила снимок, – обыденно сообщил Стив. – Я прекрасно помню, как она сидела в нашей гостиной и злилась на Сью и Роберта, разрисовывая, и продырявила газету. Я тогда еще спросил, почему она так нервничает, а она сказала, что когда-нибудь всем тем, кто разрывает нам сердца, Бог воздаст по заслугам. Ну и какой смысл в этом обрывке? Это всего лишь бумажка! Зачем вы должны его непременно уничтожить?
   – Этот кусок газеты был найден мной на самодельном алтаре, посвященном Богине-Праматери, который неизвестный почитатель Дженнифер организовал в подвале сарая за вашим домом в Арбингтоне. Вы ничего об этом не знаете?
   Этот вопрос я задала на всякий случай, просто потому, что нужно было что-то спросить, ибо по потрясенному лицу Стива Шермана и так было понятно, что он слышит про алтарь в первый раз в жизни.
   – Алтарь Богини-Праматери? – переспросил он, с недоумением щуря глаза и качая головой. – Ох, Олив, Олив! Ну как убедить нашу няньку, что Дженни – обычная женщина? Нет, конечно, Дженни лучше, чище, порядочнее всех остальных, и я, в принципе, не вижу ничего странного в том, что Олив считает ее богиней.
   Раздраженная его слепотой, я не выдержала и сказала:
   – Мистер Шерман, боюсь, что вы не все знаете о своей жене. В хромоте Джека виновен вовсе не ваш отец с его отравленным водоемом, а Дженнифер.
   – Что вы такое несете? – грубо прервал меня Стив, сжимая кулаки. – Немедленно заберите свои слова назад, а то я не посмотрю, что вы женщина, так вам двину, что надолго запомните, как клеветать на людей!
   – И не подумаю, – стояла я на своем. – Это случилось в родильном отделении больницы, когда Дженнифер кормила грудью Джека, а Роберт Гамильтон заглянул к ней в палату осмотреть малыша. При этом присутствовали лечащий врач вашей жены доктор Сьюзен Наварро, медсестра Ирма Уэнсли и, конечно же, неизменная Олив. Когда Роберт вошел в палату, Дженнифер не совладала с собой и бросила маленького Джека о кафельный пол, повредив ему ногу и ударив головой.
   – Вы это придумали только что, чтобы опорочить мою Дженни! – закричал Стив, багровея.
   – Кроме вашей жены и Олив, все участники этой истории по странному стечению обстоятельств уже умерли, однако медсестра Ирма успела перед смертью разболтать секрет своей подруге Летиции Гануэй. Надеюсь, эта дама вам знакома? Именно Летиция мне все и рассказала. Я знаю, как можно проверить, правда ли это! Ведь ваша жена вас обманывает, неужели вы не замечаете? Зачем она соврала про Эбинейзера? Для чего забрала чужие вещи из съемной квартиры?
   – Хватит про эти вещи, мы ничего у Романа не брали! Если бы у нас появились чужие вешалки, уж я бы, наверное, заметил! Кроме того, мы оставили Горелову морозильную камеру стоимостью полторы тысячи долларов!
   – Я не видела в квартире никакой камеры, но не в этом дело…
   – Нет, именно в этом! – истерично закричал Стивен. – Мне Дженнифер сказала, что не стала забирать новехонькую камеру, потому что та слишком тяжелая! Такая вещь сполна перекрывает стоимость пледа и игрушек!
   – Что значит – Дженнифер сказала? – опешила я.
   – Ну да, Дженни мне сказала, – раздраженно проговорил Шерман, – потому что сам я этого не видел. Меня не было во время переезда, я улетал по делам в Питер.
   – То есть вы не участвовали в переезде, всем занималась ваша жена, – констатировала я. – Кстати, мистер Шерман, по какой причине вы покинули арендованную квартиру, нарушив сроки договора?
   – Дженнифер решила, что в городе слишком много смога, это плохо действует на Джека. Она захотела перебраться за город.
   – Если вас послушать, складывается впечатление, что вы, мистер Шерман, всего лишь сырьевой придаток своей жены. Дженнифер сказала, Дженнифер подумала, Дженнифер решила… А вы-то сами хоть раз что-нибудь подумали и решили? Или у вас в семье решения принимает исключительно Дженни? Кстати, почему она так переживала, что Роберт Гамильтон женится? Уж не потому ли, что до сих пор его любит, но тщательно это скрывает? Ну что, будем проверять или вы и дальше будете слепо верить своей Дженни?
   Стивен задумался, и к нему постепенно начал возвращаться естественный цвет лица. Чем больше он думал, тем спокойнее становился. Энди Мак-Корник давно уже спал, откинувшись на спинку стула. Должно быть, сказалось напряжение последних дней, и теперь, когда близилась развязка, он расслабился и сразу же уснул. Борис с головой ушел в Интернет и тоже не торопил Стива Шермана. Прошло полчаса, а Стивен все еще продолжал размышлять. Звонок смартфона в кармане его брюк вывел мужчину из задумчивости. Ответив на вызов, он приложил трубку к уху и через минуту проговорил: «Да, я понял. Распорядитесь о кремации». Аккуратно положив аппарат на стол, он посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
   – Папа умер.
   – Соболезную, – искренне ответила я. Мне и в самом деле было жаль, что умер сэр Кристофер.
   Стивен снова ушел в себя, а когда он заговорил, передо мной сидел совершенно другой мужчина – спокойный и невозмутимый, настоящий баронет Шерман.
   – Ну что же, – тихо начал он. – Пожалуй, мисс Рудь, я приму ваше предложение. Если вы правы и Дженнифер – лживая дрянь, я полностью удовлетворю иск вашего клиента. Но имейте в виду, завтра мне надо быть в Арбингтоне на похоронах отца.
   – Сегодня все разрешится.
   – Будьте так добры, посвятите меня в ваш план.
//-- * * * --//
   – В принципе, удалить Дженнифер из Москвы будет не сложно, – сообщил Стивен, выслушав мои соображения.
   Он нажал вызов на смартфоне и проговорил в трубку:
   – Сергей? Я бы хотел отправить Дженни на денек в Париж. Не возражаешь, если Оксана составит ей компанию? Ну и что, что у твоей жены планы?! Отлично, если Оксана не может, я попрошу слетать с Дженнифер Ольгу. Ольга давно просит взять на твое место мужа. Оксана сможет? Вот и хорошо, скажи жене – пусть собирает вещи, самолет компании вылетает из Домодедова через два часа, шофер будет у дверей вашей квартиры через двадцать минут.
   – А вы не церемонитесь с подчиненными, – усмехнулась я.
   – На рынке труда России избыток предложения рабочей силы, – пожал плечами глава московского филиала. – Мои сотрудники это понимают. Они дорожат работой, поэтому относятся к моим просьбам серьезно.
   – Настолько серьезно, что готовы терпеть сломанные руки своих детей, – парировала я.
   – Руку Никите я сломал случайно, – помрачнел Шерман. – Просто возились по-мальчишески. Я принес Сергею свои извинения и повысил его в должности.
   – А премию не забыли выписать? – фыркнула я.
   – И премию выписал, – невозмутимо ответил Шерман, делая еще один звонок и медовым голосом, которым он обычно разговаривал с женой, воркуя:
   – Милая, помнишь, ты мне показывала белое платье в каталоге «Живанши»? Я подумал, что будет лучше, если ты его не просто закажешь по почте, а слетаешь в Париж и подберешь к наряду аксессуары. Посмотри себе туфли, сумочку, ну и что там еще полагается. С тобой полетит Оксана, она подскажет, что выбрать, у нее хороший вкус. Будь готова через час, за тобой приедет мой шофер. Целую, милая. Увидимся вечером.
   – Как у вас все просто, – восхитилась я. – Хочешь слетать в Париж за платьем – пожалуйста! Туда и обратно в течение одного дня. Самолет компании «Электра» к твоим услугам!
   – Отец всю жизнь строил нашу империю, – сухо заметил Стив. – И нет ничего удивительного в том, что он в этом преуспел.
   Партия Шермана была сыграна, теперь был наш выход. Я посмотрела на Устиновича-младшего, с головой ушедшего в Интернет, и требовательно окликнула его:
   – Борь! А Борь!
   – У? – отозвался кудрявый друг.
   – Сходи за Пашей, – попросила я.
   – Потом, – отозвался Борька. – Сейчас я занят.
   Я кинула на приятеля убийственный взгляд, от которого он должен был провалиться сквозь землю, но Устинович-младший даже не поморщился. Пришлось мне самой подняться из-за стола и, проговорив извиняющимся тоном: «Я отойду на пару минут?» – отправиться за Полом Банкиным.
   Машина конторы стояла на том же месте, но водителя ни в ней, ни возле нее не оказалось. Я заглянула в окно, постаравшись увидеть задние сиденья, но тонировка на стеклах не позволяла этого сделать. И все же мне показалось, что кто-то шевелится внутри салона. Смутное подозрение закралось в мою душу. Дело в том, что я планировала прибегнуть к помощи Пашиной актрисы, для чего мне нужно было сначала уговорить Пола, затем уже ее, но, похоже, задача существенно упрощалась. Вот было б так, как я подумала! Оглядев парковку, я увидела рядом с «Логаном» изящную дамскую «Мазду», которая раньше там не стояла. На лобовом стекле рядом со стилизованным изображением туфельки и сердечка красовался номер мобильника, под которым вилась затейливая надпись: «Я мешаю выехать? Хочешь об этом поговорить?» Подумав, что в любом случае ничего не теряю, я припустила обратно в кафе и, вызвав недоумение на лице Стива Шермана, выхватила смартфон из рук Устиновича-младшего.
   – Что, наш «Логан» угнали? – всполошился кудрявый друг, глядя на мое раскрасневшееся лицо.
   – Угу, вместе с водителем, – обронила я, убегая обратно.
   Картина на автостоянке не изменилась, все так же «Мазда» стояла рядом с «Логаном», и я решительно направилась прямиком к «Мазде». Набрав телефонный номер, указанный в обращении к участникам движения, я подождала, пока приглушенный женский голос ответит:
   – Слушаю…
   Набрав воздуха в грудь, я зачастила:
   – Скажите, у вас уже была царапина на крыле? А то я парковалась, случайно задела вас фаркопом и теперь не знаю, вызывать полицию на ДТП или можно уехать.
   – Стой там, где стоишь! – прорычала трубка, и абонент дал отбой.
   Буквально через пару секунд задняя дверь конторского «Логана» распахнулась, и из салона авто выскочила взъерошенная симпатичная блондинка лет тридцати. Не видя ничего вокруг себя, женщина ринулась к «Мазде» и принялась ее обследовать на предмет повреждений. Следом за блондинкой выглянул озабоченный Банкин и недовольно уставился на меня.
   – Так и знал, что это твои фокусы, – пробурчал он. И, обращаясь к женщине, добавил:
   – Людмила, все в порядке, коллеги мои шутят.
   Людмила прервала процедуру осмотра «Мазды» и вразвалочку направилась ко мне. Лицо ее не предвещало ничего хорошего. Поравнявшись с Банкиным, женщина смерила меня испепеляющим взглядом и презрительно сказала:
   – Это ты, что ли, шутишь?
   – Даже не думала шутить, – пожала я плечами. – Сотрудникам адвокатского бюро, в котором Павел числится на должности водителя, понадобились его услуги, и я вызвала его единственно доступным способом. Между прочим, я не думаю, что Эд Георгиевич одобрит использование служебной машины в личных целях в рабочее время.
   – Агат, ну что ты вредничаешь? – заволновался Пол. – Люся просто мимо проезжала, увидела меня и остановилась поболтать. Тебе что, жалко, что ли?
   – Нет, Паш, мне не жалко! Болтай сколько хочешь, – хищно улыбнулась я. – Тем более что нам сейчас очень понадобится помощь Людмилы.
   – Какая еще помощь? – насторожилась женщина.
   – Профессиональная, – пояснила я. – Вы же актриса?
   – Допустим, что с того? – крайне неохотно шла на контакт пассия Пола, но я, не обращая на это внимание, продолжала развивать свою мысль.
   – Значит, у вас есть знакомые гримеры, правильно?
   Банкин с горящими глазами ухватил меня за руку.
   – Агата, да что там гримеры! – возбужденно заговорил он. – Люся с самим Михалковым дружит! Знаешь, какая она талантливая? В театре играет, в кино снимается и на телевидении передачу ведет!
   – Значит, вам, Людмила, будет не сложно исполнить небольшую роль, – подвела я итог горячему выступлению Пола.
   – Не думаю, что это хорошая идея, – надменно отрезала женщина. – У меня каждый час расписан, я не стану играть никчемные роли в ущерб работе.
   – Павел говорил, вы замужем? – вкрадчиво спросила я.
   Женщина скривила красивый рот и угрюмо спросила:
   – Ты на что намекаешь? Шантажировать меня будешь?
   – Ну да, а что мне остается? – честно призналась я. – Тут все очень просто: если вы не станете сотрудничать с нашим адвокатским бюро, муж узнает о вашей связи с Павлом Банкиным.
   – Что ж ты прямо при Пашке? – рассердилась Людмила. – Мальчишку мне портишь! Он такой наивный, бесхитростный, чистый, а ты говоришь такие пошлые вещи прямо в лоб! Могли бы отойти в сторонку и обсудить наши дела без лишних ушей.
   Я сделала вид, что гневная тирада относится не ко мне, и деловито сказала:
   – В кафетерии бизнес-центра сидят люди, заинтересованные в вашем профессионализме. Мне бы хотелось, чтобы вы, Людмила, взглянули на объект, в который вам придется перевоплощаться, и выслушали сценарий.
   – Ладно, пошли в кафетерий, все равно от тебя не отвяжешься, – махнула рукой актриса, направляясь к бизнес-центру.
//-- * * * --//
   Гримеры у Людмилы и в самом деле были высочайшего класса, ибо за три часа сумели сделать из смазливой пассии Банкина стопроцентную Дженнифер Шерман. Рядом с гримерным креслом стоял Стивен и подсказывал, на какие участки лица стоит обратить внимание. Снимки жены, распечатанные с его смартфона, мастер прикрепила прямо на зеркало и больше смотрела на них, чем слушала указания Шермана.
   – Какое у модели неприятное лицо, – бормотала она себе под нос. – Как сделать глаза навыкате, словно у человека базедова болезнь, если имеешь дело с правильным разрезом?
   – Может, пусть Людмила все время их таращит? – подсказала я.
   – Да нет, она не сможет, – испугался за возлюбленную Пол.
   Когда из привлекательной Людмилы получилось пучеглазое создание с массивной челюстью, выпирающей вперед, Стивен признал в ней несомненное сходство с женой и скомандовал «стоп».
   Взглянув на часы, он велел поторапливаться, ибо Олив привозит Джека с футбольной тренировки на стадионе «Динамо» около пяти часов вечера, а уже почти три. Борис и Эндрю ехать отказались, сославшись на усталость и на то, что вреда от них будет гораздо больше, чем пользы. Борис поймал такси и отправился с новым приятелем в адвокатское бюро, решив дожидаться завершения операции в конторе.
   Дорога в дачный поселок в районе Толстопальцева, где обитала семья Шерманов, шла мимо похожего на свалку болота, откуда торчали остовы ржавых машин, куски арматуры, доски и прочий габаритный мусор. Стивен со знающим видом пояснил, что местные власти поступили мудро, разрешив сбрасывать населению отходы в болото. Таким образом, решаются две проблемы – осушение болота и ликвидация мусора. Я не без скепсиса подумала, что Шерманы – те еще экологи, им только давать нам советы, но вслух похвалила находчивость властей.
   Дом, арендованный у Оксаны и Сергея, оказался старой профессорской дачей со всеми удобствами. Участок был невелик, но довольно уютен, с выложенным из камня мангалом и альпийскими горками. Пол въехал в ворота, высадил всю нашу команду, после чего отогнал машину к поселковому магазину, а сам огородами вернулся на участок. Между тем мы выбирали одежду для Людмилы, собиравшейся играть Дженнифер.
   – Ты, главное, побольше плачь, – наставлял подругу Пол. – Чем больше потечет тушь, тем лучше. Все смажется, и будет непонятно, ты это или не ты.
   – Кто кого готовит в театральный? Я тебя или ты меня? – возмутилась актриса. – Как-нибудь сама разберусь!
   – И поменьше говори, твой английский тебя выдаст, – не унимался Банкин.
   – Да замолчишь ты или нет! – прикрикнула на парня Людмила и потребовала, чтобы шофер вышел из комнаты.
   Вскоре актриса, одетая в длинный шелковый халат Дженнифер, сидела в гостиной и ждала команды Стивена, когда можно будет начинать. Они даже немного порепетировали, и у женщины, пустившей на пробу слезу, уже начала течь косметика. Я заняла наблюдательную позицию в отделении платяного шкафа с вещами Стива и ждала момента истины там. Когда ноги начали затекать, Стивен вбежал в комнату и закричал на английском:
   – Это правда? Отвечай! Мне сказали, что ты в роддоме бросила моего сына на пол! Говори, не молчи! Я все равно узнаю правду!
   Согласно роли, Людмила упала на диван лицом вниз и, не сказав ни «да», ни «нет», принялась бурно рыдать.
   – Олив! – завывал Стив. Лицо его было страшно, мужчина весь побагровел, глаза побелели, и он, не переставая, кричал: – Олив, пойди сюда! Немедленно, слышишь! Все брось и иди!
   Сквозь щелку в шкафу я видела, как в дверь гостиной просунулась голова негритянки, и няня испуганно спросила:
   – Что случилось, Стив?
   – Смотри мне в глаза и отвечай: моя жена роняла Джека? Когда он был грудным. Роняла в роддоме или нет?
   Негритянка затряслась и сдавленно прошептала:
   – Она не хотела, он сам упал…
   Стив Шерман молча уставился на Олив изумленными глазами, ибо в душе он, скорее всего, ожидал другого ответа. Олив продолжала трястись перед ним мелкой дрожью. Пока они стояли так, глядя друг на друга, в гостиную вбежал подросток лет тринадцати и, хромая, припустил к дивану, где продолжала сдавленно рыдать Людмила. Стивен перехватил мальчишку на полпути и, ни слова не говоря, вышел вместе с ним из комнаты. Через минуту он крикнул: «Олив!» – но женщина не двинулась с места, продолжая стоять посреди комнаты. Я видела, как напряглась Людмила, не понимая причины заминки, ведь по нашему замыслу дальнейшее развитие событий должно было проходить так: Стивен садится в машину и увозит Джека и Олив куда-нибудь ужинать, а мы тем временем благополучно покидаем место действия. Но Олив продолжала стоять как вкопанная, не отзываясь на зов Шермана. Вдруг она заговорила:
   – Богиня-Праматерь! Помни, твой сын – бог, он лишит жизни всех, кто рвет твое сердце! Он воздаст твоему обидчику по заслугам, покарает, как покарал других, только верни Джеку туль! Нельзя у бога забирать его оружие!
   Джек! Роберта и Сьюзен убил мальчишка Шерман! И алтарь в сарае принадлежал ему. Сэр Кристофер это знал, потому и просил уничтожить обрывок газеты. Он до такой степени любил внука, что дорожил даже алтарем, на котором ничего не трогал и хранил все так, как было при Джеке. Даже обрывок газеты, на котором запечатлелась бешеная злость любящей женщины, обиженной на любимого. Сама не зная того, Дженнифер подвигла Джека на убийства, обмолвившись, что будущие молодожены причиняют ей страдания. Но Олив вбила в голову ребенка, что он, как и его мать, особенный, ему можно все, даже убивать. Мало того, дикарка вложила мальчику в руку стилет из бедренной кости казуара, который теперь намерена при помощи Джека обратить против его родного отца!
   – Оливия! – раздался совсем рядом голос Стивена, и он появился в дверях гостиной. – Оливия, сколько я буду тебя звать? Поехали ужинать.
   Женщина встрепенулась и тревожно спросила:
   – А Дженнифер?
   – Дженнифер надо побыть одной, – отрезал Стив Шерман, за руку уводя за собой Оливию.
   – Люсь, ну как ты? – выбираясь из другой половины шкафа, обеспокоенно спросил шофер.
   – Что это было? – хрипло произнесла актриса, поднимаясь с дивана. – Жаль, что бросила курить… У кого-нибудь есть сигарета?
   Пашка принялся хлопать себя по карманам в поисках курева и, не найдя сигарет, направился обратно к шкафу.
   – Пачка, наверно, выскочила, – говорил он, ползая по дну шкафа под плотной завесой из женских вещей. Они висели на таких же вешалках, как и та, поломанная, что валялась в квартире Горелова, с той только разницей, что на этих были вышиты золотом названия самых разных модных домов. Странное чувство близкой разгадки охватило меня, и, сбегав на кухню за ножом, я принялась одну за другой сбрасывать вещи на пол и вспарывать вешалки. Пока я воевала с вешалками, Пашка нашел сигареты и дал прикурить актрисе, которая с недоумением смотрела на меня, требуя объяснений. Я и сама не до конца понимала, что хочу найти в расшитых золотом бархатных вешалках. Мне просто нужно было вспороть их все до одной, как это начал делать тот, кто по какой-то причине спешил унести ноги из квартиры Горелова.
   Звонок в дверь застал нас врасплох. Мы с Полом тут же кинулись в свои укрытия, оставив на полу кучу дорогих вещей, сваленную кое-как.
   – Я не буду открывать, – выдохнула перепуганная Людмила, но я зашипела из шкафа:
   – Открой! Только не говори по-русски!
   – А по-английски можно? – осведомилась она.
   – Тоже не говори. Молчи и хлопай глазами.
   Людмила пошла открывать, и вскоре вслед за щелкнувшим замком я услышала сиплый мужской голос:
   – Здоров, хозяйка. Ты, я смотрю, одна. Это хорошо. Да знаю, знаю, ты русского не понимаешь, можешь не таращить бельмы. Не понимаешь – и не надо. Я тут подумал и тебе так скажу: мы морозильник твой не стали в болото выкидывать. Починить с мужиками решили. Я открыл, а его и чинить не надо – пашет, как зверь. Короче, того мужика, который там отдыхал с проломленной башкой, я прикопал в неприметном месте. Заплатишь сто тысяч – я его при тебе в болото отволоку, нет – ментам стукану. Я вот тут тебе на бумажке цифру написал, чтоб ты, значит, лучше понимала, сколько надо бабла. Завтра приду за деньгами, не будет денег – жди гостей.
   Зашуршала записка, хлопнула дверь, и Людмила, вернувшись в гостиную, опустилась на диван и принялась истерично хохотать.
   – Вот тебе и добропорядочная леди! – хлопая себя ладонями по коленям, всхлипывала она. – Мужика прибила и в морозильной камере решила утилизировать. Ай молодец баба! Куда нам, русским, до Европы! Наверное, он был ее любовником. И как этой Дженнифер с такой страхолюдной физиономией удается мужиков завлекать?
   – Эбинейзер Смит не был любовником Дженнифер, – тихо проговорила я.
   – А кем он ей был? – заинтересовалась актриса.
   – Никем, просто хороший человек, которому не все равно, – пожала я плечами.
   Пол первый заметил необычный предмет, который я осторожно крутила в руках, стараясь не стереть бархатной обивкой, за которую держалась, следов совершенного преступления. Это был длинный и острый стилет туль, который просила вернуть Джеку няня Олив. Я обнаружила его в одной из пресловутых вешалок. Он был вшит в каркас так искусно, что заметить его было невозможно. Должно быть, таким образом Дженнифер и вывезла из Англии орудие убийства и после уже поостереглась возвращать игрушку Джеку. На ее беду, в съемной квартире оказались точно такие же, как у нее, вешалки. Само собой, они перепутались между собой. Дженнифер предприняла робкую попытку найти туль, вспоров одну из вешалок, но женщина не могла рисковать, проверяя их все, ибо в любой момент могли вернуться Джек и Олив. Поэтому она просто-напросто сгребла вешалки в одну кучу и вывезла на новое место жительства.
   – Классная вещичка, – подскочил ко мне Банкин. – Дай посмотреть, а?
   – Нет, Паш, не дам, ты сотрешь отпечатки пальцев, а они для нас очень важны.
   – Ну все? Мы закончили? Могу я смыть эту жуткую физиономию? – повысила голос актриса, вручая мне записку.
   – Да, конечно, – ответила я, думая о своем. – Паш, дай мне смартфон, я позвоню домой.
   – Хорошо, что напомнила, – спохватился Банкин. – Пока я в шкафу сидел, мне Боря эсэмэс отбил. Надо немедленно ехать в офис, там тебя домогается Роман Горелов.
//-- * * * --//
   Всю дорогу я набирала телефон бабули, но абонент был вне зоны действия сети. Такое случалось крайне редко, только если бабушка отправлялась на машине за покупками и въезжала в момент звонка в тоннель. Дед тоже не откликался, его номер был заблокирован.
   – А ты разве не знаешь, что в Москве была гроза? – удивилась Людмила. – До сих пор некоторые операторы не могут наладить связь. Особенно плохо дело обстоит с «МТС». У вас какой оператор?
   – «МТС», – озабоченно буркнула я.
   – Тогда не волнуйся, все у вас в порядке, – успокаивала меня как могла подруга Паши.
   – Люсь, давай вечерком встретимся, – протянул Банкин, не на шутку встревоженный предстоящим свиданием с владельцем квартиры во «Фрегате мечты».
   – Что значит – вечерком? – удивилась актриса. – А разве я не еду с тобой в офис?
   – Люсь, у меня сейчас запарка по работе, – врал шофер. – Я подвезу тебя к твоей машине, а как освобожусь, мы куда-нибудь сходим.
   – Зачем куда-то идти? – недоумевала Людмила. – Давай лучше поедем к тебе. А сначала заехали бы в «Икею», купили постельное белье и посуду, а то живешь, как бомж. Агат, ты не поверишь, у Пашки из посуды только штопор.
   – Ко мне нельзя, – испугался Пол, пропуская мимо ушей заманчивое предложение заглянуть в «Икею». – У меня родители с дачи приехали.
   – А может, жена из командировки вернулась? – прищурилась женщина.
   – А хоть бы и жена, – ухватился за соломинку парень. – Ты-то у нас тоже дама замужняя.
   – Так я и думала, – фыркнула Людмила. – Все вы, мужики, одинаковые. Немедленно останови, я выйду!
   Пол поспешно прижался к обочине, словно только этого и ждал, и, когда актриса покинула салон машины, с облегчением вздохнул:
   – Все равно Горелов вернулся, и некуда Люсю приводить.
   Клиент поджидал меня на подступах к адвокатской конторе. Он сидел в своей машине и высматривал, когда я подъеду к офису, чтобы, не давая мне опомниться, везти в полицию.
   – Здравствуйте, Агата Львовна, – окликнул меня Горелов. – Садитесь ко мне в машину, поедем писать заявление на Шермана.
   – Какое заявление? – оторопела я.
   – Ну как же, Стив Шерман оставил себе одну пару ключей и в мое отсутствие приводил в квартиру баб! Это возмутительная наглость, и она обойдется господину Шерману в лишнюю тысячу долларов.
   – Ого, а что ж так много? – вскинула я брови, искоса глядя на Банкина. Пол старательно протирал влажной салфеткой приборную доску, делая вид, что разговор не имеет к нему ни малейшего отношения.
   – Именно во столько я оцениваю моральный ущерб, – пояснил клиент.
   – Роман Михайлович, очень хорошо, что вы приехали, – мягко проговорила я. – Сейчас мы с вами попьем кофейку и подождем Стива Шермана в офисе. Он должен подъехать чуть позже. Думаю, что до суда дело не дойдет, и мы решим вопрос полюбовно.
   – Вешалки он мне вернет?
   – Это вряд ли. Зато он компенсирует вам убытки. Кроме того, секретарша Кира Ивановна – ваша горячая поклонница. Она будет счастлива напоить вас кофе.
   – Кира Ивановна, говорите, – усмехнулся клиент, неохотно выбираясь из машины.
   – Паш, ты идешь? – окликнула я Банкина.
   – Вы идите, я сейчас, – отозвался шофер, надраивая и без того чистую доску и искоса поглядывая на Расмуса.
   Звякнув колокольчиком, я распахнула дверь и шагнула в родную контору. За мной шел Горелов. Секретарша вскинула на меня глаза и в первую секунду смутилась, но, заметив за моей спиной любимого певца, расплылась в улыбке.
   – Боже мой, – всплеснула она руками. – Роман Горелов!
   Клиент благосклонно кивнул ей и позволил увести себя в кухню. Я же отправилась прямиком к своему столу, мечтая наконец-то взять в руки смартфон и проверить входящие вызовы. Не может же быть, чтобы мои старики ни разу не позвонили! Выдвинув ящик, я осмотрела его содержимое, но ничего даже отдаленно напоминающего мой «Гелакси», не обнаружилось. Я принялась оглядываться в поисках кудрявого друга, но Бориса нигде не было видно.
   – Маш, – окликнула я Ветрову, при виде меня засобиравшуюся уходить. – Не знаешь, где Боря?
   – Боря? – переспросила Мария. – Повел англичанина обедать. Все, пока, я побежала.
   – Ты не видела мой смартфон? – не отставала я.
   – Смартфон? – снова переспросила коллега, чувствуя себя явно не в своей тарелке. – Нет, Агат, твой смартфон я не видела.
   Из кабинета выглянул шеф и, проводив взглядом Ветрову, кивнул мне, приглашая зайти. Я тут же направилась к кабинету и, уже стоя в дверях, услышала, как звякнул колокольчик, впуская новых посетителей. Обернувшись, я увидела Стива Шермана вместе с женой и сыном. Эд Георгиевич тут же переключился на них.
   – Добрый вечер, – на прекрасном английском приветствовал он семью оппонента. – Проходите, прошу вас. Агата Львовна обсудит с вами все имеющиеся проблемы, а я, с вашего позволения, откланяюсь.
//-- * * * --//
   Стивен пропустил жену вперед себя и, взяв сына за руку, вошел в кабинет. За ним проследовала я, замыкая процессию. Усевшись в разных концах дивана, супруги усадили сына между собой и напряженно молчали, дожидаясь, когда начнется беседа. Я вынула из сумки записку с коряво нацарапанной вымогаемой суммой, которую житель Толстопальцева передал Людмиле, и протянула ее Дженнифер.
   – Миссис Шерман, это вам, – сказала я, рассматривая лицо женщины. Она и в самом деле не была красива, хотя и старалась держаться, как звезда. Этому способствовало дорогое платье и шикарные туфли – должно быть, тот самый наряд, за которым она летала в Париж. Ну и, конечно же, надменное выражение лица, с которым миссис Шерман ни на секунду не расставалась. Глядя прямо перед собой, англичанка холеными пальцами приняла из моих рук сложенный вчетверо листок и пробежала его глазами. Лицо ее еще больше скривилось, и она протянула:
   – Это что?
   – Это вам, миссис Шерман, передал ваш русский знакомый.
   – У меня нет знакомых русских, – оборвала меня женщина.
   Стив Шерман не спускал злобного взгляда с жены, держа сына за руку и понемногу придвигая ребенка к себе.
   – Ну как же, – напомнила я, – это тот самый русский, которому вы поручили сбросить в болото морозильную камеру. Ту самую, которую, по уверениям вашего мужа, вы оставили в квартире нашего клиента. Припоминаете?
   Дженнифер молчала, отвернувшись к окну.
   – Как это – камеру сбросить в болото? – нахмурился Стив. – Дженни, объясни, что это значит?
   – Простите, мистер Шерман, но сейчас с вашей супругой разговариваю я, – оборвала я оппонента. – Так вот, господин из Толстопальцева просил вам передать, что обнаруженного в камере джентльмена с проломленной головой он пока что спрятал в укромном месте и ждет, что вы заплатите ему за молчание. В противном случае он обратится в полицию.
   – Дженни, вы что, ополоумели? – подскочил на месте Стив. – Кого ты спрятала в морозильник?
   Но вместо Дженнифер вдруг заговорил мальчишка. Джек встал и монотонно начал:
   – Он пришел вместе с мамой. Он начал на маму кричать. Он не должен был этого делать. Нельзя кричать на богиню. Я сын богини, я тоже бог. Я взял оружие и убил его.
   – Дженнифер, это правда? – сипло выдохнул Стивен, опускаясь на диван.
   – Да, да, черт возьми! – взорвалась женщина. – Джек убил соседа снизу! Олив забыла закрыть кран, а я ушла в магазин, а когда вернулась, парень снизу стоял у наших дверей и вопил так, точно его убивают, потому что Олив ему не открывала. Я вошла в квартиру, он ворвался за мной, мы с Олив побежали в комнату Джека, думая, что при ребенке он не посмеет нас тронуть. В детской сосед поскользнулся и упал, а когда он вставал, Джек ударил его по голове твоей, Стив, клюшкой для гольфа. Ты не представляешь, какой силы был удар! В крови были стены, потолок, занавески, игрушки – все, что было в детской, было в крови того парня. Что мне оставалось делать? Я собрала все вещи, которые не смогла отстирать, быстро переклеила обои, покрасила потолок, спрятала труп в морозильную камеру и уговорила тебя как можно скорее выехать из квартиры.
   «А ведь это она о Виталии Копернике говорит! – мелькнула в голове молниеносная мысль. – Аукнулись-таки мышке кошкины слезы!»
   – Никто не должен кричать на мою маму, – глухо проговорил Джек, глядя на меня исподлобья.
   – Не волнуйся, мальчик, я не собираюсь кричать на твою маму, – успокоила я подростка.
   – Она богиня, – заявил Джек.
   – Хорошо, пусть богиня, – не стала спорить я.
   – А я бог.
   – А Эбинейзер Смит? – вдруг спросил Шерман, думающий о чем-то своем. – Он где?
   – Откуда я знаю? – всхлипнула Дженнифер. – Ах да, я вспомнила, мы с Олив действительно встретили его где-то в центре и подвезли до авиакасс. Псаломщик собирался лететь куда-то на север, к эскимосам.
   – Миссис Шерман, – обрадованная тем, что Эбинейзер жив, возбужденно сказала я, – сами расскажете мужу, зачем забрали из квартиры Романа Горелова вешалки, или вам помочь?
   Женщина молчала, и я достала из сумки вешалку-тайник, прихваченную из дома в Толстопальцеве.
   – Эту вешалку, – начала я давать пояснения, – я обнаружила среди десятков точно таких же вешалок, но эта оказалась особенной. В нее зашит ритуальный нож туль. А теперь пусть миссис Шерман ответит, не тот ли это нож, который разыскивает полиция Арбингтона в связи с убийствами Наварро и Гамильтона?
   Лицо Дженнифер перекосилось, и она закричала:
   – Между прочим, твой отец знал, что Джек это сделал!
   – Что ты говоришь, опомнись! – взревел Стив. – Папа сегодня умер! Он умер потому, что думал, будто это он сделал из Джека инвалида! А это ты, мерзавка, швырнула мальчика на пол!
   – Не смей кричать на маму! – монотонно сказал Джек. – Она богиня.
   – А-а, ты знаешь? Тем лучше! – проорала Дженнифер, теряя человеческое лицо. – Перед помолвкой Роберт и Сьюзен пришли ко мне и потребовали, чтобы я уговорила сэра Кристофера прекратить сброс отходов в реку, они клялись, что в противном случае расскажут тебе историю с Джеком. А твой папочка за два дня до этого как раз показал мне алтарь Джека! Я не могла не попытаться! А потом твой папаша сидел на своей дурацкой террасе и видел Джека сразу же после того, как он убил Сью и Роберта! Если бы он отправился спать, ничего бы этого не было! Боже, как я любила Роберта!
   – Что ж ты за меня замуж вышла?
   – Да потому что ни одна девушка в Арбингтоне не смогла бы тебе отказать! Войти в семью Шерманов – это большая удача, хоть и приходится жить мне с тряпкой.
   – Вот как ты заговорила, – усмехнулся Стивен. – Удивительный цинизм! Бедная овечка обрела голос!
   – Да я всегда имела голос! Твой отец прекрасно знал, кто у нас в семье главный, не случайно он пришел с рассказом о Джеке ко мне, а не к тебе. Сэр Кристофер попросил уехать с семьей как можно дальше от Арбингтона и, самое главное, уничтожить улику – туль. Но Олив сказала, что убьет себя, если исчезнет последняя ниточка, связывающая ее с родным племенем, и туль я не стала уничтожать, а просто спрятала. Кстати, – невозмутимо заметила Дженнифер, глядя на часы, – пора заканчивать этот никчемный разговор. Нас Олив в машине заждалась.
   – Потрясающе! Ты сломала мне жизнь, искалечила моего ребенка, убила моего отца и печешься о какой-то дикарке! – взревел Стивен Шерман, вскакивая с дивана и опрокидывая стоящий у стола стул.
   – Ты невоспитанная свинья, Стив Шерман! – надменно сообщила Дженнифер, отворачиваясь от мужа в мою сторону и обращаясь непосредственно ко мне. – Цивилизованный человек понимает, что нужно относиться к жителям далеких островов с терпением, правда, госпожа адвокат? Трудно представить, с какими проблемами столкнулась Олив в нашей стране! Как тяжело ей давались язык, обычаи, привычка носить одежду. Вы ведь вернете мне туль, чтобы не расстраивать бедняжку Олив?
   Я отрицательно качнула головой, убирая улику обратно в сумку, а Стивен, больше не в силах сдерживаться, истошно завопил:
   – Ну и жалела бы Олив в одиночку! Какого черта ты дала папуаске воспитывать моего сына?
   – Не смей кричать на маму, она богиня! – проговорил Джек, медленно поднимаясь с места.
   – А ты бог! – подсказал сыну Стивен, давясь нервным смехом.
   – А я бог, – согласился подросток, сжимая кулаки и злобно сверкая глазами.
   – Господа, – подала я голос. – Мы собрались здесь для того, чтобы урегулировать вопрос с претензией господина Горелова к мистеру Шерману насчет компенсации материального ущерба. Вы как, мистер Шерман? Готовы компенсировать ущерб?
   Глава российского представительства компании «Электра» дико глянул на меня, точно не понимая, о чем это я, затем махнул рукой и сказал:
   – Пусть Горелов выставит счет, я оплачу.
   Не прощаясь, Стив Шерман вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Я выбежала за ним, опасаясь, как бы он не наделал глупостей. Звякнул колокольчик, и я поняла, что Шерман уже на улице.
   – Стивен! – позвала я, выбегая на крыльцо.
   – Что еще, мисс Рудь?
   – Все в порядке? – задала я неуместный вопрос, отлично понимая, что ничего у Шермана не в порядке.
   – Вы такая умная, мисс Рудь, – усмехнулся он, – скажите, что мне теперь делать?
   – Думаю, разумнее всего будет завтра утром отправиться в британское посольство и объяснить там ситуацию, а мистер Мак-Корник вас проводит. Я полагаю, ваш сын нуждается в лечении, и после того, как он его получит, я бы на вашем месте развелась с Дженнифер, забрала сына и уехала от этой женщины как можно дальше.
   – Пожалуй, так я и сделаю, – задумчиво проговорил Стивен. – Меня ничто не держит в Арбингтоне, папа перед смертью распорядился закрыть завод.
   – Я видела сэра Кристофера один раз, но прониклась уважением к вашему отцу, – стараясь держать себя в руках, проговорила я, хотя голос мой дрожал, а в глазах стояли слезы. – Мистер Шерман очень любил Джека и страдал оттого, что ничем не может ему помочь. В память о сэре Кристофере возьмите это и поступите с ним так, как считаете нужным.
   Я вынула из сумки вешалку-тайник и вложила ее в руку Стивена.
//-- * * * --//
   Проводив глазами Шермана, ушедшего к машине ждать семью, я устало направилась к двери офиса, чтобы поздравить клиента с удачным завершением дела, когда услышала голос Бориса, окликнувшего меня из темноты. Я пошла на голос и наткнулась на приятеля, сидящего за рулем его «Форда».
   – Агатка, давай подвезу, – предложил Борис.
   Честно говоря, я не ожидала увидеть кудрявого друга в столь поздний час около конторы, к тому же совершенно трезвым.
   – Борь, что ты здесь делаешь? – не смогла я скрыть изумления в голосе.
   – Тебя жду, – откликнулся Устинович-младший. – Отвез Мак-Корника к нам, сдал на руки матушке и вернулся за тобой. Поехали, подброшу тебя до дома.
   – Зачем? Я прекрасно доберусь сама. К тому же у меня дела в конторе.
   – Садись, говорю, – приказал Борис таким тоном, что я не посмела ослушаться.
   Усевшись рядом с приятелем, я увидела на торпеде свой смартфон. Взяла его в руки, убедилась, что он заряжен, и принялась просматривать входящие звонки, но среди них не попалось ни одного от бабушки или деда. Зато были звонки от соседей, звонки из конторы, и какие-то совсем незнакомые мне номера тоже отображались на дисплее. Я тут же набрала номер бабушки и снова услышала, что абонент недоступен. Не отвечал и дед.
   – Борь, я не понимаю, что могло случиться, – не своим голосом проговорила я, уже догадываясь, что стряслось что-то страшное.
   Борис молчал.
   – Боря, что? – сдавленно прошептала я.
   – Агатка, дед погиб, Ида Глебовна в коме, к ней никого не пускают, – выдохнул кудрявый друг и закусил губу так, что на ней выступила капелька крови.
   – Как? Когда? – не помня себя от горя, закричала я. – Ты врешь! Врешь! Этого не может быть!
   – Чистая случайность, произошел взрыв газа в дачном доме, – забормотал Борис, срываясь на сиплый шепот. – Мне позвонил отец, когда мы были в аэропорту. Твой смартфон был у меня, и батя, не дозвонившись тебе, перезвонил мне. Он хотел, чтобы ты вернулась обратно в офис. Но я подумал, что ничего не изменится, если мы слетаем в Англию и ты побудешь счастливой еще пару дней. Я выключил твой аппарат и всю дорогу таскал его в кармане, каждую секунду понимая, что в этот самый момент кто-то звонит тебе, чтобы рассказать страшную весть. Невозможно оставаться трезвым в такой ситуации, я и пил. Скажи мне, что я подлец, мне будет легче!
   Давясь рыданиями, я достала из сумки бочонок меда, который везла бабушке, дедов шарф и вручила подарки Борису.
   – Передай Фире Самойловне и Эду Георгиевичу, – с трудом выдавила из себя я, вываливаясь из машины. – Хотя нет, это я оставлю себе, – рывком забрала я у приятеля коробку с шарфом и пустилась бежать.
   – Агата, ты куда? – прокричал мне вслед кудрявый друг.
   – Мне надо побыть одной, – буркнула я, ускоряя бег и приближаясь к темноте летнего бульвара.
   Я знала, что случайностей в этой жизни не бывает, особенно когда где-то рядом появляется мой биологический папочка Николай Жакетов, мерзавец из мерзавцев, проявивший интерес к изобретениям института органических исследований, оставленным в нашем доме на хранение. На бегу я отшвырнула коробку и, зажав в кулаке дедов шарф, поклялась на нем, что, чего бы мне это ни стоило, найду и уничтожу негодяя, разрушившего мою счастливую жизнь.

Ева Львова Английское дело адвоката

Ева Львова
Английское дело адвоката