&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Мария&nbsp;Евгеньевна&nbsp;Некрасова<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Лагерь ужасов<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мария Некрасова<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лагерь ужасов<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;© Некрасова М., 2013<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава I<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Овраг<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невидимые челюсти вцепились в мой бок и дернули изо всех сил. Сон вылетел из головы, я распахнул глаза. Даже, кажется, треск услышал: опять! Ночь. На телефоне половина второго. Да я и трех минут не проспал! Почему это всегда приходит неожиданно и все норовит выдернуть из сна?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боль сверлила в боку. Зубы, или что там, впивались в меня и тянули в темноту. Нет, шевелиться нельзя, только хуже сделаешь. Я подтянул ноги к подбородку и вцепился в матрас: вот так! Попробуй теперь, сдвинь меня с места! Но это не желало так просто отдавать добычу. На этот раз оно вцепилось мне в ногу, дернуло… Дернуло, дернуло, дернуло… Мама!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прикусил кусок спальника: от крика сразу проснется Кит и начнет, как всегда, разглядывать мои вены, бить по щекам… В конце концов, покрутит у виска и даст снотворного, а этого мне совсем нельзя. Нельзя засыпать слишком крепко. Нельзя раздеваться перед сном, нельзя… Да ничего мне уже нельзя! Можно только бояться и ставить крестики в календаре: день прожил – и слава богу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ногу не отпускали. Я, кажется, даже слышал, как хрустнула кость, но только сильнее вцепился в матрас. Главное – остаться на месте, не дать себя унести. Если не идти на поводу у минутной боли, не поддаваться, это уйдет, я знаю. Подергает за ноги, понюхает, полижет и уйдет, я все-таки невкусный для него. Для кого? Понятия не имею. Даже не знаю, зверь это или птица. По ощущениям, вроде похоже на гигантский птичий клюв…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как будто подтверждая мою догадку, где-то в лесу закричала сова. Из окошка палатки пахнуло холодом, зашумели деревья снаружи. За сутки я уже в который раз подумал: случись что, здесь нас будут искать в последнюю очередь. Скорее, вообще никому не придет в голову ехать сюда, в огромный лес, где до ближайшей деревни не знаю сколько, но грибников не встречал. От станции мы добирались на попутке, наверное, час, а потом еще столько же шлепали пешком. Вот занесло-то! И ведь сами, сами на карте искали лесок подальше, чтобы никто даже случайно не нашел наш секрет. Мой секрет. И вот как все обернулось. Если что – никто нас тут не найдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нога уже онемела, и я почувствовал, что замерз. Зубы стучали. Заледенели даже сжатые кулаки… А хватка ослабла. Значит, на меня напала птица. Они не вгрызаются, они клюют… Или все-таки зверь? Я привычно зажмурился и закрыл глаза руками: если птица, то странно, отчего сразу не начала с самого вкусного, с глаз? По пальцам ударили, как ножом. Еще и еще… Привет пернатым. Я закрывал руками глаза, стараясь не оставить ни щелочки. Невидимый клюв долбил упорно, царапая руки, кажется, мне залило кровью лицо. Я подтянул ноги еще выше, уткнул в них физиономию, закрылся сверху руками, и свежая боль ударила меня в колено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тварь! Лети домой к своим птенцам, я невкусный, вот привязалась! Невидимый клюв хватал то за пальцы, то за коленку, силясь добраться до глаз. Я лежал, свернувшись в клубок, и молился, чтобы это поскорее закончилось. Я всегда молюсь, когда оно приходит. В окопах не бывает атеистов, на войне как на войне. Даже убежать не могу, потому что не убежишь. Как в любом бою: откроешься – получай под дых, только не рукой, а клювом или зубами… А главное: не видишь, кто перед тобой, можно только гадать по силе укуса. Сегодня зверь, завтра птица, и ты не видишь ее и не знаешь, когда она придет… Остается только свернуться клубком и молиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уходи, уходи… – Слова молитвы бежали в уме как будто сами, вслух я шептал это нелепое: «Уходи» – и еще думал о Ваське: как он там без меня? Я крепкий, я и не такое выдержу, а он… Господи, пусть у Васьки все будет хорошо. Я выдержу, лишь бы он сам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клюв воткнулся под лопатку. Я взвыл и на секунду отнял руки от лица. Птице этого хватило, чтобы полоснуть меня по виску, еще б миллиметр, и прощай глаз. Слезы кольнули где-то в носу: Ваську жалко. Зачем я оставил его одного в лесу, он же не сможет один, он же маленький! Пусть Васька будет молодцом! Пусть у него все будет в порядке, пусть… Я, кажется, уже молился вслух, жуя несчастный спальник, когда птица лениво стукнула в плечо и притихла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня снова обдало холодом. Под кожей будто бегали маленькие льдинки, и тонна зимней одежды меня не спасала. Улетела тварь? Необязательно. Если бы я хоть что-то видел, а так… Нет, я не буду раскрываться, пока не пойму, что птицы больше нет рядом. К тому же холодно. Я свернулся еще плотнее и натянул спальник на голову. Мне последнее время вообще неохота раскрываться. Если бы в школу не гнали, я бы так, свернувшись, и лежал целыми днями. Не надоело бы! Когда тебя могут убить в любую минуту, такая ерунда не может надоесть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Классе во втором, когда по утрам не хотелось в школу, я мечтал о собственной комнате в четвертом измерении. Этаком пространственно-временном кармане, не знаю, как правильно назвать. Из любого времени, из любого места шагнул в сторону – и ты уже там. В малюсенькой комнате, чтобы только диван помещался и компьютер, конечно. Комната отдыха, комната для тайм-аута: сиди себе, хоть весь день, никто тебя не найдет, никто не хватится. Потому что вернешься ты из нее в то же самое время и место, откуда пришел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здорово? Я вот мечтал о такой. Потом подрос и понял, что шуточки с субъективным временем добром не кончатся, что состарюсь я быстро, может быть, даже слишком… А сейчас мне плевать! Я снова, и гораздо, гораздо больше, чем тогда, мечтаю о такой волшебной комнате. Черт со мной, что я там быстро состарюсь. Ведь пока я там, ничего не случится. Это же здорово: пространственно-временной карман, да я бы с удовольствием там состарился, если бы у меня такой был!.. Там никто не достанет, и я хотя бы высплюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит сопел в полуметре от меня, даже не проснулся. А если бы и проснулся, какой от него толк? Нет, Кит хороший друг. Из тех, кто сперва согласится поехать с тобой в лес дождливой осенью, а потом уже спросит зачем. Он не верит во все эти мистические штучки и меня последнее время держит за сумасшедшего. А я, кажется, и правда схожу с ума. Пару месяцев назад, когда мы оставили Ваську в этом лесу, Кит сказал: «Надеюсь, ты наконец-то вернешься на землю?» Я был бы рад, но как? Как это вообще можно, спокойно жить, ходить в школу, ругаться с отцом, зная, что за много километров от тебя Васька пропадает в лесу? Здесь полно хищных зверей и птиц, здесь болото, наверное, здесь… Я не смог. Я уговорил Кита вернуться забрать Ваську, если еще не поздно. Место, где мы его оставили, конечно, никто не запомнил, я специально не запоминал, не рассчитывал, что вернемся… Мы блуждали уже вторые сутки, с перерывами на ночевку, и надежда найти Ваську таяла с каждым часом. Еще я почти перестал спать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я свернулся покрепче и в очередной раз почувствовал себя огромной мокрицей. Они сворачиваются в такие серые шарики, будто великан козявки катал. Вот этим самым я себя и почувствовал. Бросил Ваську. Птичку боюсь так, что вставать не хочется. Не хочется – и не буду. Я уже привык засыпать в одежде (ее труднее прокусить) и свернувшись так, что никто не подступится. Я привык, и от этого хотелось выть больше всего. Я бросил Ваську. Бросил Ваську – от этих двух слов сосало под ложечкой и стучало где-то в животе. Я боялся, что Васька нас не дождется, не доживет. И сам себя спрашивал: «Чем ты думал, когда сам же привез его сюда?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Думать об этом было невыносимо. Мне захотелось вскочить и прямо сейчас бежать в лес одному и без Васьки не возвращаться. Ночь длинная, я найду. Еще вернуться успеем до того, как проснется Кит. Фонарик у меня хороший, не заблужусь. Страшно? Страшно, когда Васька один неизвестно где. Я его найду, и все будет хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я разогнул пораненные, затекшие ноги, боль резанула коленку, но тут же прошла. Надо идти. Потихонечку расстегнул «молнию» спальника (Кит нервно всхрапнул), выбрался в предбанник. Нашарил фонарик в рюкзаке, сапоги (надеюсь, мои) и ступил в ночь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По лицу тут же ударил ветер и горсть осенних листьев, как пощечина: ищи давай иголку в стоге сена. Пальцы сейчас же скрючило от холода, даже мыслишка предательская мелькнула: «Скорее назад в палатку!» – но нет. Хватит терять время, надо искать. На цыпочках я отошел от палатки и включил фонарик. Наконец-то рассмотрел свои руки: думал, тварь до кости исклевала, а нет, пустяки. «У страха глаза велики» – это про меня. Руки как руки. Красные, шершавые, чуть подпачканы кровью, несильно, будь фонарь послабее, я бы не заметил. Пара царапин всего. Нельзя ж так всего бояться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позади послышался шорох целлофана. Разбудил Кита! Или ветер? Я направил луч на палатку. Целлофановый тент развивался на ветру. Плохо закрепили. Но шуршал не только он, мне показалось, я слышал звук застежки или…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изнутри палатки правда дергали «молнию» и как будто лупили в брезент кулаком. Нервно так дергали. Стучали, как будто очень, очень торопятся. Ну да, проснулся Кит, увидел, что меня нет, заволновался, спешит искать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я здесь! Не доламывай застежку. – Прятаться уже не было смысла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит задергал бегунок еще сильнее и почему-то не ответил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я здесь, глухая тетеря!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сразу два кулака врезались в стену палатки, что-то зашуршало внутри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, ты не молчи там!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На входе уже открылась малюсенькая щель, но бегунок, похоже, заклинило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит! – Звон бегунка и больше ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да что происходит?! – Я рванул «молнию» и получил в лицо залп холодного воздуха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из палатки на меня вылетела огромная черная птица, может быть, ворон, кто их ночью разберет. Она мазнула меня крыльями по лицу и пропала в темноте. Я отшатнулся, больно ударился копчиком и сел в грязь. Перед глазами поплыли цветные пятна. «Птица. Это всего лишь птица», – я твердил про себя, чтобы успокоиться. Сердце стучало в ушах. Как она проникла туда? Мы же застегнулись на все застежки? И как там Кит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я притушил фонарик и осторожно заглянул в палатку. Цветастый горб-спальник плавно вздымался и опускался, и никакие птицы не мешали ему. Вот сон у человека! Я даже позавидовал. Разбудить, что ли? Все не одному маяться. Пусть идет со мной искать Ваську, в конце концов, мы вместе в это влипли, вместе и выплывать. А он – спит. Хотя ночью, пожалуй, Кит не пойдет. А то и меня не пустит. Скажет: «Совсем ты сбрендил!» – и будет прав. Я действительно совсем сбрендил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потихоньку выбравшись из палатки, я сто раз проверил, хорошо ли застегнута «молния», отошел, стараясь не шуршать листьями, и только тогда включил фонарик. Там, где мы оставили Ваську, был овраг и, кажется, заброшенный погост. Кит подозрительно посматривал на низенькие давно заросшие холмики, слишком аккуратные, чтобы не быть рукотворными, но молчал. Я тоже молчал, потому что не хотел его пугать, а сам думал, что в таком месте Ваську точно никто не найдет. За двое суток мы прочесали, наверное, две трети этого леса, мне осталось совсем чуть-чуть. Может быть, управлюсь до утра, и поедем домой. Я сверился с компасом и решительно свернул вправо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В самой чаще ветра почти не было, я слышал каждый листик под ногами и каждый шорох в кустах. В Интернете пишут, что зверь здесь водится, но мы лично с Китом не видели ни одного. А если все-таки есть? Я даже замер на несколько секунд, чтобы получше осветить все кусты вокруг. Если здесь водится кто-то крупнее белки, то как раз сейчас, по закону подлости, ему самое время выскочить на меня. Я один, без Кита…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кустах как будто что-то мелькнуло, мелко зашуршали осенние листья под чьими-то шустрыми лапками. Явно мелочь. Надо идти. Я направил вперед луч фонаря и услышал новую порцию шорохов. Кто-то впереди торопливо уходил, ломая ветки. Эти шаги были уже тяжелые, как в ботинках на толстой подошве. Неужели человек? Ну и что, даже если так? Может, оно и к лучшему, что здесь встречаются люди. Не так страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, кто здесь? – Собственный голос показался далеким и каким-то жалким. Как будто не я звал, а меня. Несколько секунд я стоял и прислушивался, но никто не ответил. И даже не шуршал больше листьями. Но мне нужно было именно туда, откуда послышались шаги. Я выждал еще немного и пошел. Интересно, кто там и почему прячется? Может, такой же ненормальный трус, как я? Даже ответить испугался? Или бомж какой-нибудь, зачем ему незваная компания? Еще, говорят, сектанты любят такие места, где можно без свидетелей провести какой-нибудь ритуал с жертвоприношениями. Они бы, конечно, предпочли кладбище, но ведь и здесь где-то есть заброшенный погост.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думал все это и шел вперед за лучом фонаря, туда, откуда слышал шаги. А может, все-таки крупный зверь? Пройдя несколько метров, я зашарил лучом по кустам, где мой невидимый спутник? Шагов больше не было слышно, значит, ушел он недалеко. Может, это Кит за мной шпионит? Скорее всего, так оно и есть, где еще такого дурака найдешь, гоняться за мной ночью по лесу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит! – позвал и тут же передумал. Я ведь не так далеко ушел от палатки, вдруг он там спит себе и ни о чем не подозревает. А тут я ору из леса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не отозвался. В луче фонарика кривлялись ветки, поблескивала грязь и мокрые опавшие листья. Никого живого. Я медленно шел, оглядываясь на каждый свой шаг, казалось, что ветки хрустят не только под моими ногами. Скорость пешехода в лесу два-три километра в час. Да нам столько и осталось того леса! Вперед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этой мыслью я решительно ступил на особо громкую ветку. Она хрустнула так, что зубы заболели, а земля на секунду ушла из-под ног. За одной веткой хрустнула другая, третья… Я уже осознал, что скатываюсь в яму, а ветки еще хрустели за спиной пулеметной очередью. Из-за толстого слоя одежды я почти не чувствовал их, только слышал хруст и уже гадал, сумею ли выбраться из той ямы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звуки стихли разом, даже птицы замолкли. Я лежал на земле и смотрел, какое светлое, оказывается, небо в ночном лесу. Над отвесными черными стенами оврага плыла светло-серая полоса неба. Слава богу, я уж испугался, что угодил в волчью яму. Хотя откуда им тут взяться-то! А овраг – не беда. Из оврага как-нибудь выберусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сел и стал нашаривать вокруг упавший фонарик. Выключился, конечно, выключился, по закону подлости, иначе никак. Под руки попадались ветки, камни, даже обломки каких-то железок и осколки (а я-то вообразил, что мы далеко от цивилизации!). Я загребал руками, как экскаватор, и все попадалось не то. Плюнул, стянул перчатку и тут же схватил в кулак здоровенный кусок стекла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боль врезалась почему-то в обе ладони, я отбросил стекляшку и заткнул царапину скомканной салфеткой. Вот и сходили в поход! Несколько секунд я просто сидел, вглядываясь в черное дно оврага: вдруг блеснет где-нибудь мой фонарик? Корпус металлический, что ж ему не блеснуть? Царапина болела, я зачем-то сильнее сжимал кулак, хотя от этого становилось только хуже. А наверху шелохнулись сухие листья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднял голову. На краю оврага на фоне светлого неба чернели стволы. Мне показалось, я видел какое-то движение там, между ними, но сколько ни вглядывался, деревья оставались неподвижными. Нервный я стал последнее время! Ох, какой нервный! Фонарь вот найти не могу, хотя не мог он здесь далеко укатиться. Осторожно, рукой в перчатке я ощупывал дно оврага. Ветки, камни, корни. Поползал на карачках туда-сюда, не мог он, правда, далеко закатиться. Вот остаться наверху или зацепиться за что-нибудь на стене оврага – запросто. И почти наверняка так и произошло. Вот радость-то! Теперь мне выбираться вслепую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На ощупь я нашел какой-то выступ в стене оврага, поставил ногу. Схватился за длиннющий корешок, торчащий из земли, подтянулся… и рухнул навзничь! В лицо мне посыпались комья земли, да много так! Я увертывался, даже отряхиваться успевал, а земля сыпалась и сыпалась, как будто надо мной ковш экскаватора. Как будто, вырвав этот корень, я обвалил всю стену оврага. Корень я еще держал в руке. Комья земли летели в лицо, как мокрые пощечины, я еле увертывался, а под ногами уже была приличная насыпь. Что ж, легче будет вылезать. Где-то наверху опять хрустнула ветка. Но это все обвал, и внимания обращать не стоит. Я все-таки инстинктивно глянул в ту сторону и опять заметил движение среди стволов. Ветер. Обвал. Ерунда, надо выбираться. Фонарик я теперь точно не найду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Землей меня засыпало по колено, пришлось побарахтаться, чтобы встать на насыпь. Стена оврага после обвала стала еще более отвесной, как будто ее заровняли великанской лопатой. Я пощупал землю здоровой рукой, поймал на макушку несколько запоздалых комьев, нет, здесь не вылезти. Надо пройти дальше по дну оврага, может, найдется более пологая стена. Кое-как продираясь сквозь насыпь, я побрел вперед. Из стен торчали коряги, впереди поблескивали серые стволы с ободранной корой. Бурелом. По нему-то и выберусь. Первые минуты я не видел почти ничего, кроме этих стволов, но скоро из-за туч показалась луна, и овраг показался мне во всей красе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И кто из нас решил, я или Кит, что здесь не ходят люди?! В метре от меня на земле валялась белая тряпка, чем-то перепачканная. Я зачем-то шевельнул ее носком сапога, и пятна, подсвеченные луной, показали свой цвет. Ржаво-красный цвет крови. Я еще соображал, что бы это значило, а глаз уже отметил, что тряпка когда-то была чьей-то майкой, просто ее разодрали на бинты. Рядом валялся пустой аптечный пузырек темного стекла. Ничего страшного. Просто кто-то здорово поранился здесь в овраге, вот и все. Вон сколько острых сучков! Потом ему полегчало, он снял бинт и ушел, а тряпки остались. Здесь же никого нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хрустнула ветка. На этот раз впереди, в самом буреломе, я аж подпрыгнул, так близко был звук. Луна освещала поваленные стволы, сухие ветки, ковер пожухлых и недогнивших листьев с пробивающимися запоздалыми травинками. Особняком стоял засохший куст борщевика. И могу поклясться, что секунду назад он был еще целым! Зонтики его еще покачивались на обломанных ножках, как маятники, здесь точно кто-то был и выскочил передо мной!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зверь. Это зверь. Если испугался меня, значит, некрупный, а то пришел бы сам разбираться, что я делаю на его территории. Всего лишь зверь. И он убежал. Я сел на землю и уговаривал себя, наверное, даже вслух, что это зверь, и бояться нечего. Да и что бы там ни было, оно уже ушло и оставило мне бурелом, чтобы спокойно вскарабкаться наверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осторожно одной ногой я наступил на поваленный ствол и попробовал его на прочность. Вроде ничего, держит. Подергал ветки повыше – сойдет, вцепился, подтянулся… И еле успел отскочить, чтобы здоровенное бревно не рухнуло на меня. Остатки подгнившего ствола свалились мне под ноги и рассыпались ошметками. Надеюсь, они не все такие? Следующую ветку я выбирал долго. В конце концов, нашел поцелее, но она оказалась слишком короткой, чтобы до нее дотянуться. Тогда я стал карабкаться по стене, лишь иногда опираясь на поваленные деревья. Одно чуть не уронил себе на ногу, другое скатилось само и устроило еще один обвал. Воевать в темноте с сухими ветками – то еще удовольствие. Я зажмуривался, отворачивался, и все равно исцарапался весь. А самое главное: мне казалось, что я и на миллиметр не приблизился к свободе. Как будто овраг проседал подо мной, хотя под ногами был уже добрый метр пройденного пути, его верх казался таким же далеким.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то закричала птица, и луна ушла за тучи. Я выкинул наконец-то скомканную окровавленную салфетку, которую держал все это время, вцепился в очередную ветку, шагнул. Наверху кто-то хмыкнул так близко и отчетливо, как будто ждет меня на краю оврага и не верит, что я выберусь сам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сухие листья шаркнули под чьей-то ногой, и снова все стихло. Кит, что ли, за мной шпионит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я тут застрял!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ответ наверху захихикали. Негромко, но высоко, точно Никита меня выследил! Вовремя он!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, Кит! Ты, чем прятаться по кустам, дал бы руку или… Ногу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там наверху сделали шаг, и до меня как-то сразу дошло, что никакой это не Кит. Кит выше ростом, и не носит на голове такого дурацкого цветастого платка по самые брови…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отпустил корешок, который держал, съехал на пузе вниз и рванул через бурелом дальше, по дну оврага. Стволы и корни под ногами я перепрыгивал каким-то чудом, ни разу не споткнулся тогда. Нашла нас! Добралась! Ничего, мы еще посмотрим, кто из нас раньше найдет Ваську!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За себя я, конечно, тоже боялся. Боялся и летел через бурелом, как по гладкому асфальту. Боялся и думал: где-то ведь кончается этот овраг. Что тогда? Она спустится за мной? Обязательно спустится, я видел, как она неспешно бредет по краю оврага, а я там бежал, и мы двигались наравне. Я был в ловушке. В любой момент она могла спуститься, и тогда… Она просто играла со мной, как сытая кошка с едой, даже не с мышкой, а куском, например вареной курицы. Мышка хоть бегать умеет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бежал и боковым зрением продолжал видеть ее платок, как я прежде-то не заметил, идиот, она небось меня вела от самой палатки! Откуда она взялась, я уже себя не спрашивал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Луна стояла высоко в небе, а впереди показалась серая от листьев отвесная стена оврага. Приплыли! Кончился овраг! Черный цветастый платок мелькнул наверху, я заметил, что он стал еще ближе ко мне, может быть, на пару шагов. Стены оврага стали ниже. Впереди маячил тупик, а я все бежал и притормозить не мог, как тут затормозишь! У самой стены я даже зажмурился, поднажал, сделал несколько тяжелых быстрых шагов по размытой земле, вцепился на ощупь в какой-то корень и выбрался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под ногами уже была ровная земля, вокруг лес, а в метре от меня была она. Я нырнул в кусты и побежал напролом, не считая царапающих веток. Не спотыкался я просто чудом, казалось, что самые разлапистые коряги в лесу специально сползаются мне под ноги. Я смотрел только на черный платок в метре от себя и молился, чтобы он отстал. Деревья сгущались передо мной, я боялся, что сейчас не впишусь, рухну, и она меня тут же схватит. Вытянул руки и летел на ощупь, пока не выскочил на поляну, где стояла наша палатка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навстречу мне выбежал Кит. Он махал руками и что-то кричал, я не слышал что. Приближался к нему, но не слышал лучше. Остановился я только тогда, когда заметил, что платка больше нет рядом.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава II<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местные<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот же неймется людям! Выловить бы по одному! – Кит сплюнул на песок розовую слюну и посмотрел на меня так, будто я во всем виноват. Видок у него был аховый: нос разбит, над глазом наливается здоровенная слива, на неделю как минимум. Кулаки ободраны, будто стену каменную лупил. – …Так ведь они только стадом ходят, бе-е! – Он показал язык в сторону поселка, где, скорее всего, и жили наши обидчики. И ведь приличный с виду поселок: аккуратные новые домики и целая улица навороченных таунхаусов. А сами – шпана шпаной, как в старых детских фильмах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спорим, теперь не отвяжутся?! – ворчал Кит, загребая из реки водички с песком, чтобы отмыть руки. – Каждый день нас тут караулить будут, а может, и в лагерь явятся. А все ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я умывался в реке и рассматривал свое помятое отражение: вроде ничего, отделался разбитой бровью. До Кита мне было далеко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего я-то? Сам не захотел никого с собой брать: «Да ну их, настучат еще!» Пошли бы большой компанией, фиг бы кто к нам привязался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Настучат! Помнишь, что в прошлый раз было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прошлый раз нас тут поймали тепленьких: Леха, воспитатель нашей группы, пошел купаться после отбоя и наткнулся на своих. На нас. Я думал, такие глупые ситуации бывают только в кино: непонятно, кто кого застукал. И если бы один придурок (Сашкой звать) не побежал к Лехе первым и не начал оправдываться, то все бы обошлось. Но что сделано, то сделано: нагоняй с донесением родителям получили все, а кое-кто чуть не вылетел из лагеря, потому что попался не в первый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит приложил к больному глазу камешек из реки:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теплый, черт… Теперь точно стукнут! Над нами пол-лагеря хохотало. – Он кивнул на решетчатый забор в паре сотен метров от нас. Между лагерем и берегом реки – ни куста, ни деревца. Через голое скошенное поле было прекрасно видно, как на заборе висит малышня и, кажется, горячо обсуждает постыдно короткую драку между нами и местными, которую только что видели. Надеюсь, они хотя бы болели за нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пересчитывать раны, когда на тебя пялятся, было неуютно, как будто ты случайно уселся в праздничный торт на сотню человек и подвернул ножку. Обычно мы сбегаем купаться под откос, дальше по берегу, то место от забора не видно. Но в этот раз местные пришли к реке раньше нашего… Долго рассказывать. Мы сидели на берегу напротив самого лагеря, как на ладони. Битые и злые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и пусть! – Я поднял камешек, демонстративно швырнул в сторону забора и, конечно, не добросил. – Нам-то что? Домой все равно не выгонят. Сколько там, говоришь, путевки стоили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да не, я так. – Кит опять потрогал заплывающий глаз. – Сходили окунулись! – Он загоготал так противно, что я понял: расстроился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я в детстве думал, что «местные» – это ругательство. Приедешь в лагерь, тебе сразу: «За территорию не ходи, местные побьют»; а если в лагере пропадет или сломается что-то ценное, говорят: «Местные балуют». Мы с Китом каждое лето куда-нибудь ездим, у него отец торгует путевками в детские лагеря… И везде эти местные! Мне кажется, они специально селятся рядом с лагерями, чтобы всех там доставать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, – говорю, – хоть стекла им побьем для острастки. А то ведь правда не отвяжутся. Узнаем, где живут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я видел дом! – Кит вскочил, сверкая опухшей своей физиономией, и выставил вперед скрюченный палец. – Вон туда они побежали к убогой избушке. Она небось заброшена давно, вот они там и кучкуются! Набирай камней! – Сам присел и поспешно стал собирать камни в снятую майку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убогий бревенчатый домик стоял чуть на отшибе, как будто сторонясь раскрашенных новеньких избушек и таунхаусов. На их фоне он и правда здорово выделялся, как будто забыли снести. Но вид имел вполне жилой: занавески на окнах, в огороде парник и какая-то ботва…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты уверен?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно тебе говорю, туда они побежали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К нам домишко был ближе всех, и к лагерю – тоже, удирать будет удобно. Я набил карманы камушками и побежал за Китом, который уже хромал по песку вершить правосудие. Камень в окно – и бегом. Ой, а как он побежит, хромой-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! – кричу. – Давай хоть велики в лагере возьмем, у тебя нога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит только отмахнулся и прибавил скорости, как будто показывая, что нога ему не помеха. А я уже засомневался в своей идее. Вот всегда так: сперва ляпну, а потом жалею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да подожди ты! Слушай, ну не все же они в одном доме живут?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не дрейфь, Котяра, будешь толстый и красивый. Какая тебе разница? Проучим одного, другим неповадно будет. Я видел, как они бежали сюда, а кто из них тут живет, не все ли равно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На «толстого и красивого» я обиделся, потому что я и есть толстый и красивый. У каждого свои недостатки, что ж теперь, всякий раз напоминать?! Но момент был неподходящий для ссоры, так что пришлось обижаться молча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пощупал камни в кармане. Чем ближе мы подходили к злополучному дому, тем больше я сомневался: стоит ли? Вот кто тянул меня за язык? На заборе лагеря висела мелкота, предвкушая зрелище, точно ведь стукнут! Но Кита было уже не остановить. Он вприпрыжку прибежал к щербатому дощатому забору, раздраженно оглянулся: «Ну где ты?» – и присел, как будто его так не видно из дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окна были наглухо зашторены, но в заборе не было половины досок. Если бы эти в доме захотели, они бы нас увидели. Но к окнам пока никто не подходил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тщ! – Кит потянул меня за майку, заставляя пригнуться. – Обходи с той стороны, а я здесь. Бросим камни одновременно, чтобы сразу с двух сторон зазвенело. Ух они забегают! – Он побрякал камнями в майке и выбрал один. – Иди уже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я послушно пополз вдоль забора на другую сторону и вполз прямехонько в заросли репейника. Укрытие было хорошее, я присел и раздвинул лопухи, ожидая команды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай! – Кит махнул рукой, и тотчас послышался звон. Надо же, сразу попал! Я швырнул один камень не глядя (мимо), полез за вторым и тут в доме хлопнула входная дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На порог вышла женщина. Платок на ней закрывал пол-лица так, что возраста не разберешь. Она рассеянно уставилась прямо на меня, но, кажется, не видела. Губы ее шевелились, но я не слышал ни воплей, ни ругательств, будто она сама с собой разговаривала или напевала. А где все? Ну эти, которые, Кит говорил, побежали в этот дом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С другой стороны дома послышался такой топот Кита, что я сразу очнулся и решил, что пора удирать. Кинул второй камень наугад, услышал, как со звоном посыпались стекла. Вскочил, оставив репейнику хороший клок своих волос, и рванул к лагерю. А тех, местных, в доме-то и не было! Хотя, может, просто не захотели выходить. Женщина что-то крикнула мне вслед, но кто же прислушивается к проклятьям в спину!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бежал к забору и думал, что меня она точно запомнит и точно в лагерь явится искать. Шевелюра у меня приметная: белобрысая, а сейчас на солнышке выгорела – вообще седой стала. Запомнит! Как пить дать, запомнит! Из-за моего дурацкого языка мы с Китом можем запросто уехать домой раньше срока, сколько бы там ни стоили путевки. Вот всегда я так! На днях Егору сказал, что он придурок, прям при его бабушке. Узнал много новых ругательств, а подзатыльник получил такой, что до сих пор голова гудит. Трудно жить балаболам. Но весело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мелочи у забора уже не было, похоже, все ушли на обед. Сейчас и нас хватятся! А Кит, кажется, еще не пришел. Странно, он же убежал вперед меня… Я потихоньку шел вдоль забора к перелеску, наверняка Кит ждет меня там, чтобы не светиться в скошенном поле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У деревьев меня окликнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наконец-то! А то мы ждем-ждем, неудобно вас как-то по одному лупить. И так много чести! – Между березами стоял долговязый парень, в спортивной куртке на голый торс и девчоночьих красных кедах. Из-за этих кед я его и запомнил, а то лица у всех местных какие-то одинаково сизые, не различишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За спиной у «кед» стоял парень в тельняшке и двое мелких без особых примет. Мне даже весело стало: надо же, подкрепление вызвали: полчаса назад мелкий в этой компании был только один. Напротив, ко мне спиной, стоял Кит и теребил в руке камешек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы что это хулиганите, стекла вздумали бить в чужом поселке? – «Кеды» некрасиво сплюнул под ноги и вопросительно уставился на Кита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что, дует? – спрашиваю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я те ща дуну! – Парень в тельняшке рванул на меня с кулаками, но «Кеды» его удержали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди ты, не горячись! Просто интересно, чем люди думали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты чем думал, когда на берегу пристал? – проворчал Кит и слета получил от «буйной тельняшки». Конечно, дал сдачи, конечно, получил еще. «Кеды» и мелкие сначала пытались разнять, но, кажется, специально зацепили меня по носу, и кулаки мои среагировали сами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше плохо помню. Я врезал разок «Кедам», а потом пытался достать мелких, пока затылок мой не встретился с землей. В небе закружились верхушки деревьев, по лицу неловко мазнула чья-то нога, «Кеды» сказал: «Хватит», – и мы с Китом опять остались пересчитывать раны. Еще одна короткая бесславная драка. Вторая за час, причем с теми же самыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, ну ты видел? – Кит присел на корточки, опершись на ствол спиной. Его глаз, подбитый на берегу, заплыл окончательно, разбитые кулаки опять закровили. Вид был жутковатый, Лехе на глаза лучше не попадаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто им скучно жить в деревне, вот они и цепляются к городским.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну! – Кит потрогал подбитый глаз. – Давай, что ли, ребят из лагеря соберем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стенка на стенку? Нас тогда точно выгонят. Если в драке не убьют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот они где! Вас весь лагерь ищет! – Сашка подкрался, как тот капец. Он стоял по другую сторону забора и старательно вдавливал свою физиономию между прутьями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе чего? – Кит повернулся к нему лицом, и Сашка отпрянул. Я бы тоже отпрянул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Никита, кто тебя, а? – Сашка даже оглянулся, будто опасаясь, что Китов обидчик еще где-то прячется и вот-вот выскочит, чтобы Сашке тоже досталось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не бойся, – говорю. – Они уже ушли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит раздраженно зыркнул на него, неужто хочет отыграться на Сашке?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто надо. Чего хотел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка поймал его взгляд и на всякий случай отошел от забора:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, в столовку идите. Только потихоньку, как будто вы там и были. Вас уже ищут все… Ну Никит, правда, кто? Вась, хоть ты скажи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я промолчал, потому что я не «хоть».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будешь много знать, такой же красивый будешь. Пошли. – Последнее Кит бросил мне и полез прямо через забор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лагерь как будто вымер. Никто не носился по дорожкам туда-сюда, малышня не выскакивала из кустов с брызгалками, на баскетбольной площадке не стучал мяч, даже на стадионе никого не было. Ну и что, что время обеда! Обед – дело добровольное, и совсем не такое, чтобы обезлюдел весь лагерь. Мы брели к столовке, а я ловил себя на дурацком страхе: сейчас зайдем, а там – никого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У самой столовки все-таки нашлись два живых человека. Они ревели в голос, изредка обмениваясь короткими тумаками с расстояния вытянутой ноги. Я прибавил шагу, потому что один из них явно был Егор. Приметный парень, здоровенный, выше и шире даже нашего физрука. То, что он выл, как малявка рядом с ним, и гримасы корчил такие же, могло означать только одно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ведь злобный карлик! – прошипел Кит и рванул бегом. Странно, что на рев еще не сбежались воспитатели, значит, мы успели к самому началу. Вечно мелкоте неймется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит подскочил к парочке первым и тряхнул малявку за шиворот:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так! Быстро отдал ему банку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При слове «банка» Егор нервно обернулся и вопросительно глянул на нас типа: «Где?» Отчего-то мне всегда неловко смотреть ему в глаза. Я быстро уставился на мелкого, будто он меня очень интересует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже! – Мелкий всхлипнул и поднял физиономию, украшенную здоровенным фингалом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черт… Где болит, говори. Руки-ноги гнутся? Пошевели пальцами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мелкий опасливо косился на Кита, украшенного синяками, но сопротивления не оказывал. Только всхлипывал, размазывая по лицу грязь, похоже, Егор успел его и в земле повалять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя мама учила не связываться с придурками? – спрашиваю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Егор не расслышал меня, потому что опять заревел, как сто бизонов, а малолетка неоригинально ляпнул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пошутил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и дурак. – Кит подтолкнул его в спину. – Получил, пойдем теперь к медсестре сдаваться. Только быстро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сам. – Мелкий вырвался и дал стрекача, будто боялся, что Егор или мы побежим догонять. Бежал он в правильном направлении, так что все нормально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Егор стоял к нам спиной и выл, прижимая к себе пакет с драгоценными своими банками. Обычными металлическими из-под всякой там кока-колы. Они у него всегда с собой в этом замусоленном пакете с порванной ручкой, завязанной узлом. Егор даже спит, говорят, с пакетом в обнимку. Что с него, дурачка, взять! Где он эти банки находит в лагере, который день и ночь убирают тучные стада техничек, – загадка. Подозреваю, что он так и приехал со своим пакетом. Однажды, когда мы пошли купаться с его группой, Егор чуть не погиб из-за такой вот банки. Увидел на дне и пытался достать, пока трусы за корягу не зацепились. Ревел потом, потому что так и не достал. Уходить не хотел, еле уволокли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киту нравится думать, что Егор эти банки сдает. Так хоть какая-то польза есть, а значит – и какая-то логика в Егоркином поведении. Но это все Китовый трусливый оптимизм. Мне, может, тоже хочется думать, что все инвалиды в метро вечером расправляют подогнутые ноги и едут домой ужинать. А вот чтобы Егор добровольно отдал кому-то банку, даже за деньги, я себе не представляю. Это не заработок, это страсть. Ненормальная, больная, как все страсти. Только еще и дурацкая. Так-то Егор хороший парень, добрый, если святое не трогать. Но угадайте, какое любимое развлечение у малышни в лагере и за что получил конкретно тот пацан?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Злобный карлик! – Кит сплюнул мелкому вслед, а Егор успокоился, как по команде, и разулыбался нам:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы купались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А? Черт, волосы-то мокрые! – Кит зло потянул себя за челку и выжал на нос пару капель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – говорю. – Вспотели просто, бегали. В столовку с нами пойдешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Егор покачал головой и ушел, брякая своими банками. Призывать его к порядку, говорить: «Думай иногда, кого бьешь», – было бы глупо. Егор старше нас, а читает по слогам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит толкнул дверь, и я не услышал привычного столовского гвалта, но удивиться не успел, вошел. Все были здесь. Несколько сотен человек сидели за столами – не стучали ложками, не болтали, как все нормальные люди, а, кажется, пялились на нас. Кит, ничего не замечая, уже шел к нашему столу, а я так и застрял в дверях, неудобно, когда на тебя все смотрят. Я уставился в ответ поверх голов типа: «Че пялитесь!» – а сам слушал Китовы шаги, такая была тишина. Но кто-то в конце концов стукнул ложкой, кто-то разочарованно брякнул: «Живые». Мне стало смешно, я захихикал, кто-то подхватил, и столовка тут же наполнилась нормальными человеческими звуками вместо этой похоронной тишины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нашего стола Кита уже отчитывал Леха. Меня увидел:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тебя касается! Поедите – сразу ко мне. Пока без вещей. Родителям долго за вами ехать, успеете собраться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Леш, да ты что! Мы только на минутку вышли!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я все сказал. Жду. – И ушел с таким видом, будто у него дел много.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Остынет! – подмигнул мне Кит и пододвинул поднос с обедом. – Держи, я тебе уже взял. Здесь, говорят, в первую смену кто-то пропал, вот все и стали параноиками. Будем ныть, что вышли на минутку за улетевшим мячом. Простит, он отходчивый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы что, у забора в футбол играли? – Только сейчас я заметил Сашку. Этот балбес сидел прямо рядом со мной и пальцами выуживал ягоды из компота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! – Мы рявкнули это хором с Китом, потому что нечего всяким Сашкам правду знать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А подрались-то с кем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Между собой. Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так бы и сказали. А то Леха весь лагерь на уши поднял, меня вот послал вас искать… В ту смену в нашей группе, и правда, двое мальчишек пропало. Одного нашли потом мертвого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашку мы уже не слушали. Кит вдохновенно налегал на картошку, а я ковырялся в тарелке и думал, что домой не хочу. Не наотдыхался еще. Мне и здесь неплохо. Есть, конечно, свои минусы. К речке, вот, приходится сбегать, потому что режимом предусмотрено два купания в неделю, да и на те Леху не уговоришь. Этот человек будет счастлив тогда, когда мы все разляжемся по кроватям и заткнемся. И чтоб до конца смены! Думаю, он бы и еду нам в постель приносил, лишь бы не рыпались никуда. Когда его нанимали воспитателем, похоже, не предупредили, что работать придется в детском лагере, а не в доме престарелых. Вот он и злится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А живот у него был вспорот очень странно: ни на зубы, ни на нож не похоже, а как будто руками рвали. Все кишки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фу! Че за столом рассказываешь?! – Я залепил Сашке подзатыльник и локтем опрокинул тарелку. Красная лужа борща стекала со стола мне на штаны. Вот и поели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Псих! Дуй за тряпкой давай! Я правду говорю, а ты дерешься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам знаю, куда мне дуть! Поговори еще!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит изумленно уставился на нас обоих: он, похоже, и про кишки не слышал, был занят своими мыслями. Я, конечно, пошел за тряпкой, выслушивая в спину, какой я псих. А когда вернулся, застольная беседа о трупах была в разгаре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты видел? Ну, кишки, живот вспоротый, что там еще… Ты же здесь вроде с первой смены кукуешь. Должен был видеть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – насупился Сашка. Кит пожал плечами, о чем, мол, тут говорить, и занялся своей картошкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но мне Леха сам рассказывал! – не сдавался Сашка. – Он врать не будет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне даже смешно стало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он, – говорю, – чтобы ты за территорию не ходил, и не такое соврет. Погоди, сейчас послушаем, что он для нас с Китом придумал. Я тебе перескажу, вместе посмеемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка надулся, а я вытер стол, отнес тряпку, сел и стал ждать Кита. Есть больше не хотелось, не люблю, когда мне за столом про кишки рассказывают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ж тогда вторую смену собрали и лагерь не закрыли? – Похоже, Кит просто дразнил наивного Сашку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так поймали одного. – Сашка тут же забыл, что надулся, и с удовольствием продолжил: – Из местных. Только он еще до суда в камере повесился. Потому что не виноват.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не виноват, так чего бояться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Много ты понимаешь! Тело второго мальчика не нашли. Убийца бы не забыл, куда спрятал. А самое главное, я слышал: человек не мог нанести такие раны. Да и зверь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто ж тогда? И что в тех ранах особенного?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаешь, не говори!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только парень умер не от ран, а от испуга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кишки наружу, а умер от испуга? – влез Клязьма. – Я б от такого испуга…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак! Раны уже потом нанесли, а помер он целехоньким.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда знаешь? На вскрытии был?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рассказывали. – Сашка пробормотал так жалобно, что мы засмеялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тогда подумал, что это очередная лагерная страшилка. Этакий детский фольклор, в котором правда, может, и есть, но весьма в умеренном количестве. Мальчики, может, и пропали, но нашлись, например, где-нибудь в автобусе по дороге домой. А Киту было интересно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И кто, по-твоему, его так напугал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка сразу сделал серьезное лицо и выдал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаю, это какая-то потусторонняя сущность!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Красная рука! – крикнул Клязьма (все-таки за общим столом никуда не деться. Все тебя слышат и всегда готовы поддержать разговор). Мы заржали, но Кит неожиданно нас одернул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погодите вы! Мне ведь отец тоже что-то такое рассказывал про эти места. Я сам не верил, но когда вторую историю подряд слышишь про один и тот же лагерь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже я навострил уши. Кит ничего такого не говорил, когда мы сюда уезжали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот, один парень стоял у корпуса администрации… Высоченный стеклянный корпус, я специально проверил на днях, там до сих пор окно не вставили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разбилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Причем как будто само изнутри. Во всяком случае, те, кто был в здании, признаваться не спешат. И осколок, значит, рухнул прямо на того парня. Шейные позвонки ему перебил, почти обезглавил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это, почти?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Голова на одном куске кожи болталась, шеи уже не было толком. И знаете, что самое интересное? В метре от того места, где все произошло, под дерном нашли прикопанного глиняного человечка. Без головы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отодвинул стакан с компотом: теперь уже и пить не хотелось. Санек тоже вынул из стакана мокрые пальцы и даже не облизал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Магия вуду? Здесь, в лагере?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже не очень верю, – пожал плечами Кит. – Может, совпадение. Мало ли по лагерю всяких глиняных поделок раскидано без рук – без ног. Только стекла в том окне до сих пор нет, можешь проверить. И поделка, говорят, была особенная. У нее были приклеенные волосы, очень похожие на волосы того парня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну, фигня! – Клязьма встал и демонстративно начал собирать тарелки, он дежурил сегодня. – Это древняя магия рабов. Ты хоть одного негра в поселке видел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне стало смешно, а Кит, похоже, оскорбился. Сашка встал на защиту:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что! Все магии древние, и у всех есть первооткрыватели, что с того? Теперь их используют все, кому не лень, и необязательно негры. Вон в битве экстрасенсов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уймись! – цыкнул Кит. – Хотя Клязьма правда ерунду говорил. При чем здесь негры?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты ту куклу видел? – не унимался Клязьма. – Черт с ним, со стеклом….<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно поискать, – пожал плечами Кит. – Вряд ли ее кто-то взял на память. Скорее всего, выкинули в яму – и все. Только я не пойду! Мне как-то фиолетово, верите вы мне или нет. Оно не стоит того, чтобы копаться в мусоре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и не болтай тогда, – пробубнил Клязьма и ушел со своими тарелками. Могу поклясться, что он тогда поверил и, может быть, даже собирался навестить здоровенную мусорную яму на задворках лагеря. Но замечен не был, так что не считается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К Лехе мы шли, обсуждая эту историю. Кит показал мне выбитое окно и место, где, по его прикидкам, все случилось. Место как место. Подъезд без козырька, наверняка парень заходил или выходил по каким-то своим делам, а тут… Не свезло. Я зачем-то вглядывался в штукатурку на стене, сам не понимал, зачем, пока не увидел малюсенькие красные крапинки. Хотя нет, ерунда, мне тогда так показалось. Случись что, кровищи было бы побольше. Хотя, может, ее затерли давно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи честно, что ты все выдумал. Ну почему, например, я не слышал? Если бы такое было, шумиха была бы на всю страну! В Интернете бы точно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не было тогда еще Интернетов, деточка, – не моргнув глазом, сообщил Кит. – Этой истории лет двадцать. Просто отец увидел знакомое название на путевке и вспомнил. Он же сто лет этим занимается, про каждый лагерь страшилок понарасскажет, только спроси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так бы и сказал… Погоди, а стекло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что стекло? – пожал плечами Кит. – По-твоему, в здании администрации не может быть выбито стекло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леха встретил нас на улице и кивнул, пошли, мол. Мы побрели в его комнатку, оклеенную плакатами и календарями двадцатилетней давности. В комнате еле помещались кровать, стол и стул, такие же древние. Леха уселся на стул, оставив нам только возможность топтаться в проходе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ж, родителям я вашим позвонил, но выгонять пока не буду. Смотрите, чтобы в последний раз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы заверили его, что раз самый что ни на есть последний, и уже собирались сматываться, довольные, что легко отделались. Но Леха не может без нотаций:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я смотрю, вы с местными успели познакомиться. – Он провел пальцем у меня над бровью, а Кита щелкнул по распухшему носу. – Вот за это у меня в другой раз и вылетите. Это не шутки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что? – прикинулся шлангом Кит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то! О пропавших пацанах вам уже небось доложили? Мало вам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ведь поймали того…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сего! Поймали не поймали, а с местными лучше не связываться, ясно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ясно. Они психи. – Кит потрогал распухший нос. – А это что у тебя? – Он кивнул на коробочку на столе, откуда торчали фитили, как иголки ежа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леха покосился на коробку как-то виновато, но быстро нашелся:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У малышни отобрал, фейерверки. Вроде до Нового года еще далеко, а все в лагерь с собой петарды тащат. Что за игры у вас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не у нас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да идите уже! Чтобы в последний раз, вы слышали?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы хором рявкнули: «Да!» – и побежали восвояси. Кит, конечно, улучил момент и стянул за фитиль одну петарду (Леха удачно отвернулся). Я, конечно, тоже не отстал и стянул еще одну. Да ни за чем! Сперва сделал, потом подумал, что у Лехи они, наверное, все сосчитаны.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава III<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стук<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я проснулся от чувства, что, если сейчас не открою глаза – мне хана. С похожим ощущением просыпаешься за минуту до звонка будильника, но не с таким, чтобы в ушах стучало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стучало. Звук доносился как будто со всех сторон, негромкий, но уверенный стук. Как будто кто-то идет вдоль корпуса и ведет палкой по ребристой стене… И по крыше. И по полу снизу. Звук доносился отовсюду сразу, у меня мурашки забегали от него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята спали. Я отчего-то робел даже сесть на кровати: лежал и гадал, что бы это могло быть. Не вставая, глянул в окно, и там ждала новая странность: на улице не горел фонарь! Ни один. Лагерь просто утыкан этими дачными фонариками, которые днем заряжаются от солнца. И с чего бы им не гореть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стук приближался. По стене из дальнего конца палаты он потихоньку усиливался, подходил все ближе, мне уже казалось, что этот с палкой стоит прямо напротив меня за стеной. Неужели правда местные явились? Да ну, с чего бы, спят небось у себя там давно. Хотя испорченные фонари – это на них похоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я осторожно толкнул Кита на соседней кровати, но он только повернулся на другой бок, проворчав что-то вроде: «Ща как дам!» Ну и ладно! Придется одному пойти посмотреть, кто там стучит среди ночи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На крыльце я споткнулся и чуть не расквасил себе нос, такая была темнота. Фонари действительно погасли во всем лагере. Я на ощупь спустился с крыльца и пошел по стеночке вдоль корпуса. Стук усиливался. Казалось, вот сделаю еще шаг и уткнусь в спину того, кто стучит. Я уже обошел корпус и оказался с той стороны, откуда звук был слышен лучше всего, именно отсюда я его слышал, когда проснулся. С той стороны нет окон, так что я мог не бояться, что меня увидят из палат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прислонился к длинной стене корпуса и смотрел вдоль нее, но только и видел, что границу между улицей и стеной. А звук был рядом. Как будто источник прямо подо мной, как будто… Из палаты казалось, что стучат снаружи, а теперь, похоже, наоборот. Чушь какая-то. Я уже собрался возвращаться, не такой я любопытный, чтобы искать на неосвещенной улице невидимого дятла. Но тут в шаге от меня мелькнула чья-то белая майка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот буквально перед носом: только что был один, а тут… Белое пятно в темноте хорошо было видно. Хозяин майки уходил от меня торопливыми шагами, и стук тотчас прекратился. Местные! Надо же, до чего дурные, поперлись ночью в лагерь, чтобы в стенку постучать. Мне тогда не пришло в голову, отчего, например, майка только одна, эти же всегда компанией ходят. Или почему они стучали, а не кинули камень в окно. Я так обрадовался, что странным звукам в ночи нашлось простое объяснение, что драпанул за белым, не думая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майка прибавила шагу, и я тоже побежал. Под ногами ни черта не было видно, да и вокруг – так себе. Робкий свет отражали стены белых корпусов, но не так уж их было много. Я бежал за белым пятном и думал: если этот выскочит за территорию, мне за ним бежать или ну его? Это здесь он один, а там… Огребать ни от местных, ни от Лехи больше не хотелось. Белый свернул в перелесок. Я напоролся ногой на корень, но старался не отставать: за перелеском будет забор, «майка» его перемахнет, и прости-прощай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятно удалялось. Я поднажал, хоть это и было нелегко, под ноги то и дело попадались корни, пеньки, да и распоротая нога болела. А перелесок все не кончался. По моим прикидкам, нам уже давно пора было выскочить к забору, наверное, «майка» заблудился в темноте и забирал чуть в сторону. Я влетел лобешником в какой-то ствол, схватился за ушибленное место, а когда отнял руку, «майки» передо мной уже не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед глазами плясали рыжие пятна. Я заморгал, потому что не сразу понял, что это такое. Впереди, в сотне метров от меня горели костры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Много-много маленьких костерков, вместе они складывались в причудливый рисунок или даже надпись, но я так и не смог ни прочесть, ни разглядеть толком, что же это изображено. Костерки весело потрескивали. От них тянуло дымом и хвойными ветками, кто их жжет-то на территории лагеря, и на территории ли? Я тогда подумал, что сплю. Ущипнул себя, ойкнул, и тут кто-то сзади быстро зашагал в мою сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рванул сначала вперед, но к кострам уж совсем не хотелось бежать. Рванул назад – там хрустнула ветка. Похоже, этот сзади, специально гнал меня в сторону костров, как собака зайца. Спотыкаясь о корни, я сделал крюк и, думая, что обманул невидимого преследователя, ушел в чащу. Место было незнакомое. Перелесок-то малюсенький, днем насквозь просматривается, а тогда я совсем потерялся и не представлял, в какой стороне лагерь, в какой забор. Летел наугад. Под ногами хрустели ветки, а я гадал, только ли мои это шаги или чьи-то еще. Стволы больно шаркали по плечам, а я летел, не разбирая дороги. Пока впереди не показался белый корпус первой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта махина стояла вообще в другом конце лагеря, как я ухитрился по перелеску сделать такой крюк, до сих пор не понимаю. А тогда тем более было не до того. У корпуса мирно прогуливался Егор, побрякивая своим пакетом с банками. С азартом дорвавшегося грибника он шевелил траву кривой палкой и заглядывал в каждую мусорку. Увидев меня, улыбнулся и помахал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светало. В перелеске проснулись птицы и орали, кто во что горазд. Кеды моментально намокли от росы, стало холодно. Точно не сплю. Я помахал Егору в ответ и опять бегом помчался к своему корпусу. Меня же в любой момент могли хватиться! Да и вообще, странно это все.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава IV<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять местные<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром Леха утроил бдительность. Я сквозь сон слышал, как он заходит в палату, стоит тихо-тихо, смотрит. Чего высматривает? А потом он подошел к моей койке и от нее – на улицу в ближайшую дверь, но тут же вернулся. Следы! Ночью меня где только не носило, конечно, я натащил грязи. Я на щелочку приоткрыл глаза, оценить палево, но Леха меня уже засек:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Открывай глаза, бить не буду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще полежал, делая вид, что не слышу и вообще не понимаю, к кому обращается Леха. Но когда это прокатывало?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кот, хватит притворяться! Открой глаза и посмотри, как ты спалился. У нас, кажется, был с тобой разговор вчера?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришлось смотреть. От входной двери до моей кровати лежала хорошая дорожка грязи. Такая, что не отмажешься. Ребята потихоньку просыпались и с любопытством смотрели на меня, интересно же, что я придумаю и куда вообще ночью ходил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И где ж ты был? Только ври убедительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я и не стал врать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ночью в стенку стучали. Я выходил посмотреть, но он убежал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я только плечами пожал: откуда мне знать, кто, если он убежал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просил же врать убедительно! Похоже, придется тебя отправить домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стучали-стучали, – не моргнув глазом заявил Кит. Санек молча закивал, поддакивая. – Я поленился, а Васька вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я почти спал, лень было расспрашивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята захихикали, но Леха, кажется, поверил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говорил вам, не связывайтесь с местными! Он один был? Ладно, разберусь. А вы двое. – Он посмотрел на нас с Китом. – Теперь будете подходить ко мне каждые полчаса и отмечаться. Раз пропустите – поедете домой. Я не желаю бегать за вами по всем окрестностям днем и ночью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, и ночью подходить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотря, как вести себя будете, – не моргнув глазом ответил Леха. – И убери за собой! – Он кивнул на глиняную дорожку к моей кровати и вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пошел за шваброй, а когда вернулся, все накинулись на меня с вопросами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, правда кто-то стучал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда-правда, я тоже слышал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну, тебе приснилось! Я полночи не спал, не слышал ничего. Как Кот выходил, помню, но никто не стучал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит странно посматривал на меня, было видно, что он тоже ничего не слышал, а Лехе соврал из солидарности. Я заметал шваброй следы и не верил своим глазам. Следы были не одни!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот мои: подошва елочкой, сороковой размер, все правильно. А вот еще одни: подошвы нет, босая нога. И размерчик посолиднее. Кто-то из ребят, что ли, ночью подходил? Или сам Леха наведывался посмотреть, не убежал ли я? Было бы похоже, но что-то в этих следах было не то. Я даже швабру отставил, чтобы получше разглядеть. Пальцы ног на тех следах располагались как-то странно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего разглядываешь? – Кит свесился с кровати посмотреть на след, и у него глаза округлились. – Кто тут еще босиком шлялся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, – говорю. – Видишь, какой странный след.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята притихли и уставились на следы. Сашка подошел с видом знатока и закивал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ведьмино копыто. Видишь, средний и безымянный пальцы срослись? Такое часто бывает, особенно у женщин. Считается признаком колдовской силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все разом смолкли и уставились почему-то на меня. Было слышно, как в своей комнате через две стены щелкает мышкой Леха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это, по-твоему, женская нога? – очнулся Кит. – Мой сороковой поменьше будет! – Он поставил свою ногу рядом со следом для наглядности – правда меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да Леха это! – крикнул Клязьма. – Больше некому. Косолапый большеногий и с ведьминым копытом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, правда такой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не приглядывался. Но посуди сам, кто еще? Снежный человек?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клязьма меня почти убедил. Я быстренько затер следы, чтобы больше не сомневаться, и нас позвали на зарядку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над лагерем стоял туман, садовые фонари тускло светили, надо же! А ночью притворялись поломанными. Леха бежал первым, и мы за ним ленивой цепочкой. Кит хромал впереди меня и ворчал, что добежит до ближайшей лавочки, а дальше – без него. Леха это будто слышал, и повел нас не по территории, а сразу в перелесок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мокрые ветки (вроде не было дождя-то) задевали плечи, майку на мне уже можно было выжимать. Все бежали и пыхтели – скукота, а я вглядывался в перелесок, пытаясь вспомнить, где меня вчера носило? Даже в тумане заблудиться было трудно, все насквозь просматривается, вон он, корпус первой группы… Я высматривал выжженную полянку (не приснилось же мне вчера!), но ничего такого не видел в тумане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит пыхтел впереди и примерялся к пенькам, чтобы присесть отдохнуть. Наконец, выбрал подходящий поваленный ствол и плюхнулся на него. Я присел рядом из солидарности и рассказал ему про ночные костры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего себе ты погулял! Мог бы и позвать. Вдвоем, может, и поймали бы кого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь, это местные?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто? Тебе уже мистика мерещится? Нельзя столько страшилок слушать, Сашка на тебя плохо влияет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне действительно мерещилась мистика, но пока я старательно отгонял такие мысли, и уж совсем не хотел говорить о них Киту. Мой друг удивительно неверующий Фома. Даже если у него во дворе приземлится летающая тарелка, он найдет этому простое объяснение и докажет инопланетянам, что их не бывает. Краем глаза я следил за ребятами, они нарезали круги поблизости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдем, пока Леха нас не хватился!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы пошли. Ребята бежали вдоль забора, отделяющего лагерь от внешнего мира. За низенькими кустами с той стороны решетки я прекрасно видел косматую макушку, но не придал этому значения. Пристроился у Сашки за спиной, побежал… И тут раздался взрыв!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня обдало песком и комками глины, за шиворот полетели камешки. На голову, куда только можно, насыпалась земля. Стоял бы к эпицентру лицом, точно бы без глаз остался. Глянул на Кита, он озадаченно отряхивал макушку. Ребята испуганно оборачивались, Леха уже бежал к нам, но, увидев, что два придурка в хвосте живы-здоровы, замедлил шаг и стал издали показывать кулаки. Я только шепотом спросил Кита: «Это ты?» – уже зная, что нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За забором хохотали местные. Они не скрывали своих лиц и голосов, что ж, Леха хотя бы на нас не подумает. Он подошел, оценил наш видок и этих за забором:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Брысь отсюда, пока не поймал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, боюсь! – вякнул мелкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кеды» (сегодня он был в сапогах) с вызовом уставился на Леху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А повежливее нельзя? Мы вообще ничего не делали, сами испугались. Что тут у вас взрывают пионеры, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его компания покатилась со смеху. Леха буркнул нам что-то вроде: «Говорил, не связывайтесь с местными» – и побежал, увлекая за собой остальных. В спину нам еще долго гоготала эта компания. Я хотел бежать их лупить прямо сейчас, но Кит благоразумно меня остановил. Вот ведь привязались!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За нас никто не подпишется, – неожиданно сказал Кит уже в столовке. Я и забыть успел про этих местных, а он… Хотя вру, конечно, не забыл, просто думал в тот момент о другом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если подпишется, – говорю, – сильно об этом пожалеет. Они отмороженные какие-то, эти местные. Давай колись, что придумал. Только не забудь, что нам у Лехи отмечаться каждые полчаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы ненадолго отойдем. Отметимся, сбегаем и вернемся, как раз через полчаса. – Он оттопырил карман и потихоньку показал мне фитилек от петарды. А я, понятное дело, кивнул и показал ему точно такой же фитилек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они думали, у нас петард не найдется! – добавил я, и на душе стало легче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В разведку послали Сашку. Его задачей было сидеть на заборе и обозревать окрестности с безопасного расстояния. Как только близко появятся наши друзья, Сашка звонит нам, и мы бежим к ним навстречу, стараясь уложиться в лимитные полчаса. Но то ли батарея у него села, то ли местные не попадались на глаза, мы ждали Сашкиного звонка, наверное, до обеда. Пока не надоело. Да, все это время мы каждые полчаса бегали к Лехе отмечаться. Я надеялся, что скоро ему самому надоест, но Леха – кремень, так и не сказал «довольно». В общем, дело шло к обеду, а Сашка все не звонил, и ничего хорошего это не предвещало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы выждали еще полчасика, в сто первый раз показались Лехе и рванули к забору наперегонки. Сашки там не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Купаться пошел, – оптимистично решил Кит, но через забор, конечно, полез. Я – за ним. Подтянулся, спрыгнул, пробежал вперед несколько шагов и почти сразу заметил Сашку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У развалюхи (так я про себя назвал дом, где мы побили стекла) торчала его светлая макушка, а вокруг… Ну да, те четверо. Кит сообразил быстрее меня, осалил по плечу типа: «Не тормози!» – и побежал вперед. Мы летели Сашке на выручку, а у развалюхи уже начиналась драка: один дернул его за нос, другой сделал подсечку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего ему на заборе не сиделось… – ворчал Кит, прибавляя шагу. – Эй, там! Четверо на одного! Нас подождать не хотите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут произошло странное. То ли шпана не узнала нас издалека, то ли правда испугалась (один – это вам не трое! Хотя двоих нас они уже били), но, пнув напоследок Сашку, вся четверка дала стрекача.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Кита это удивило, то виду он не подал. С криком: «Бей их!» – он в два прыжка настиг последнего, сделал ему подсечку, но останавливаться не стал, помчался за остальными, на ходу поджигая петарду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпана ловко сиганула через забор развалюхи, я подумал: «Уйдут!» – и тоже поджег петарду. Пока возился, двое успели скрыться на участке за ботвой, а третий уже лез к ним через забор. Кит ловко столкнул его, метнул петарду в спину убегающим и, спрыгнув, стал месить ногами мелкого, кажется. Я перемахнул через забор, попал мелкому на спину, зачем-то извинился и поискал глазами остальных. В глубине огорода шевельнулся какой-то куст. Я метнул петарду туда и, подхватив Кита, который увлекся поединком с мелким, полез обратно через забор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вся погоня не заняла и минуты. Сашка еще сидел на земле, а мы уже были на полпути к нему, когда бабахнуло: почти одновременно у забора и в кустах. С безопасного расстояния ругательства шпаны казались просто музыкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хлопнула дверь, я обернулся. На порог опять вышла женщина, та, что и в прошлый раз. Я думал, она будет искать раненых, но шпану как ветром сдуло: только что в огороде бурлила жизнь, а тут раз – и никого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По кустам попрятались. – Кит тоже заметил. – Значит, обошлось без увечий. Случись что, сразу бы к мамочке побежали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Женщина стояла на пороге и бубнила под нос. А в огороде даже кусты не шевелились. Хоть мы и были уже далеко, мне казалось, что она смотрит прямо на нас.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава V<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Контуженая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые говорят: «Я не верю во всю эту мистику-шмистику, не видел привидений и сглазов не боюсь. Меня нельзя сглазить, раз я в это не верю». Ерунду говорят. Незнание законов не освобождает от ответственности. Особенно законов природы. Я вот в физике не силен, но бутерброду по фиг: у меня он падает маслом вниз так же, как у профессоров физфака. Или вот кирпич. Ну теоретически, если кто-то добрый столкнет его мне на голову с крыши, то кирпичу будет все равно, знаю я физику или нет, верю в нее или считаю мракобесием. А главное – так всегда было. И задолго до рождения Ньютона предметы и люди падали с высоты, вот в чем штука. Даже когда ученых сжигали на кострах, земля все равно вертелась. Но это я так, от расстройства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру у меня жутко разболелся живот. Еле дошел до палаты, плюхнулся на кровать и тихо корчился. Леха дал мне таблетку, но легче не становилось. В животе как будто поселился единорог и рвался на волю, пробивая себе путь рогом. Я отчего-то вспоминал рассказ Сашки про того парня, которого нашли с распоротым животом: ни человек ножом, ни животное, а как будто рвали руками. Вот что-то похожее я тогда чувствовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глазах было темно, а на лбу – мокро. Краем уха я слышал, как в палате бурлит жизнь: кто-то за чем-то приходил, кто-то зачем-то уходил, все норовили поделиться со мной новостями, как будто все в порядке. Наверное, час я так пролежал, пока Леха не сообразил вызвать «Скорую». Синее расплывчатое пятно с дыркой вместо лица мужским голосом сказало: «Аппендицит», – а дальше начался мрак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трястись по колдобинам в «Скорой» с болью в животе – то еще удовольствие. Я пересчитывал кочки и бугорки, по которым проезжала машина, уговаривал себя, что это «лежачий полицейский», а значит, дорога уже асфальтовая и скоро приедем. Но мы все ехали и ехали, а живот мой все рвали на части. Я в красках представлял себе того парня в лесу, и казалось, что я уже выгляжу похоже. Синее пятно впереди иногда оглядывалось на меня, показывая дырку вместо лица. Оно что-то бубнило, и я даже ему отвечал. А сам только считал ухабы и мысленно просил меня пристрелить. Отчего-то казалось, что если попрошу вслух, мне не откажут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом мы все-таки приехали, мне даже стало легче от того, что больше не трясет. Еще помню – лифта ждали долго и лифтерша (противное розовое пятно) возмущалась, что ее отвлекли от чая. Она склонилась надо мной так низко, я даже почувствовал, как щекочутся ярко-рыжие волосы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю его. Из лагеря, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бу-бу-бу, – ответил синее пятно-врач. Я тогда подумал, что он говорит, как другие врачи пишут – не разобрать. Значит, матерый. Вылечит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да, из лагеря. Контуженую трогать – других дураков нет. Когда вы ее уже подожжете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верь не верь, а что ни лето, так ребят из лагеря к нам везут с острым животом, а то и чем похуже. Эй, пионер! – Она похлопала меня по щекам. – Признавайся, трогал Контуженую? Эту… Марьпалну? Яблоки небось воровал, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сказал, что не знаю никакой Марьпалны, и яблоки еще зеленые. Лифтерша довольно хмыкнула:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ж вас вожатые-то не учат, что с местными связываться нельзя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бубубу, – возразил доктор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ничего не выдумываю! Отчего, по-вашему, ее хибару до сих пор не снесли? Торчит, как бельмо, в элитном поселке. Думаете, ей вариантов не предлагали? Предлагали, да предлагатели быстро кончились. Вы травму спросите, сколько у них агентов-шмагентов перебывало? Я тот год только и возила, что на второй этаж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут мы, наконец, приехали. Рыжие волосы лифтерши уплыли, по глазам резанул свет ламп. Откуда-то из-за головы женский голос крикнул: «Острый живот приехал!» Звучало по-дурацки, но я в тот момент был совершенно согласен с формулировкой. А потом почти сразу меня отпустило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я видел странный сон. Как будто бегу по перелеску с Лехой, Китом и всеми нашими на зарядку. И вижу в кустах ноги. Подхожу, а там тот парень с распоротым животом. Лежит, смотрит, как живой, и ни тени боли на его лице. «Ты, – говорит, – зря с Контуженой связался. – А голос, как у лифтерши. – Берегись теперь». Я говорю: «Не знаю я никакой Контуженой, мы в поселке только с парнями дрались». А тут Леха подходит, берет меня за руку и ворчит, оттаскивая: «Сколько раз говорить, не связывайся с местными».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулся я уже утром. Живот побаливал, но терпимо. Открыл глаза – никого. Палата на четверых, и я один. Окно рядом. Я глянул: ничего себе, мы вчера проехали! А мне казалось, петляли целый час! За окном торчали одинаковые крыши таунхаусов и покосившийся домик, в котором мы били стекла. Даже забор лагеря было видать. Надо же! Совсем рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрел на ботву в огороде и ситцевую юбку (верхняя половина склонилась над грядкой). В голову стучалось что-то важное, но я плохо соображал. Вспомнил лифтершу и ее: «Не трогай Контуженую», – и гадал, не приснилась ли? Парень-то с распоротым животом понятно, что приснился. Когда у самого болит живот, хоть вой, и не такое приснится. А вот лифтерша и какая-то Контуженая, чей дом, как бельмо в элитном поселке… Не шучу, я на эту Контуженую смотрел целый час, а до меня все не доходило. Мне было легко после вчерашнего и тяжело после наркоза. Голова не хотела думать о плохом, но голос лифтерши упорно стоял в ушах, а цветастый зад Контуженой маячил перед глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я однажды палец порезал, сильно, до кости. Смотрю и думаю: «Так не бывает». Отрицание – защитный механизм стариков и смертников. Вроде и вот оно, а я не верю. И тогда, глядя в окно, я чувствовал что-то похожее.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VI<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосед<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые дни в больнице я почти не помню, все время спал. Иногда открывал глаза, потому что приходил доктор или сестра опять совала под мышку градусник. Иногда я просыпался просто так, но за окном была ночь, и приходилось засыпать опять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День на четвертый палату стали осаждать родители и Леха с ребятами. Ко мне еще никого не пускали. Санитарка бегала с записками туда-сюда и медленно зверела. Мать писала, что они будут рядом до моей выписки, уже сняли квартиру в таунхаусе почти у меня под окнами. Кит ограничился лаконичным «выздоравливай». Только Лехе хватило ума передать мне рюкзак со шмотками, зубной щеткой, телефоном и всем необходимым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я радостно копался в рюкзаке, а санитарка еще стояла над душой, ей надо было убедиться, что мне не прислали ничего съедобного. В куче барахла нашелся бумажный пакет, хорошенько замотанный скотчем. В рюкзак я такого не клал, но мало ли… Было жутко любопытно, и пакет я, конечно, вскрыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сперва на пододеяльник посыпалась грязь. Я прицыкнул на нехорошее предчувствие и дорвал бумагу. На одеяло вывалился кусок глины. Повертев это в руках, я все-таки разглядел в куске человечка с хорошим пучком волос на голове. Волосы мягкие, точно не синтетика. В животе у куклы была ямка, будто след от иглы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дав мне толком осознать, что это вообще такое, санитарка начала брезгливо стряхивать глиняную крошку с моего одеяла. На человечка она смотрела так, будто мне прислали живую змею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гадость какая! Нашли куда поделки передавать, здесь послеоперационное отделение, а не санаторий! Дай сюда, выкину! – Она так требовательно протянула руку и так это сказала, что я дал. Завернул обратно в пакет с дурацкими котятами и дал. Сейчас и писать такое боязно, а тогда просто вложил пакет в протянутую руку и спросил, когда можно будет поесть. Санитарка пробубнила что-то невнятное, сунула мой пакет в карман и вышла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В рюкзаке нашелся телефон, я успел по нему соскучиться. Битый час ковырялся в настройках просто так, потому что мне это нравилось. Потом поочередно врубал игрушки, уже старые, давно надоевшие, но тогда мне жутко нравилось в них играть. Соскучился. Меня никто не трогал, и я сам не заметил, как уснул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свет ламп щипал глаза, я видел только его и потолок. Сам, кажется, лежал на столе. Рядом цокали по полу каблуки, до меня доносились голоса:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот хирургам-то подарочек от волков!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От волков? Откуда у нас волки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну может, кабан какой… Или собака так озверела. Проснется – расскажет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там грязи – полная рана, просто битком. Сепсис там, а не проснется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговаривали женщины, судя по голосам, немолодые. Кажется, они обсуждали меня, но причем тут собака, волк и какой-то сепсис? Живот болел немилосердно. Я пытался спросить: «Что со мной?» – но не услышал собственных слов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будет труп, опять скажут: «Врачи виноваты».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам-то что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За державу обидно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подумал, раз эти две – не врачи, мое дело совсем плохо. Боль в животе резанула так, что хотелось орать, но я физически не мог издать ни звука, даже мычать не мог. Судя по разговору, я точно в больнице, и меня покусала какая-то собака. Но это чушь, я же помню, как сюда попал. А почему так больно и что эти две несут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, мне еще этаж мыть. Убирай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громыхнуло жестяное ведро, и лампочки на потолке сдвинулись. Вперед, вперед и вперед. Я понял, что меня куда-то везут, хотя по-прежнему ничего не видел вокруг, кроме этих лампочек. Даже не видел, кто везет. Хотел спросить, и опять не смог даже открыть рот. Свет вспыхнул перед лицом, тотчас погас, и стало темно и холодно. Ужасно болел живот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня как будто парализовало. Хотелось вскочить, завопить, а я не мог даже пошевельнуться. Меня окружала темнота, и мелкие щипки холода продирались сквозь кожу, заглушая боль. Я продрог. В морг меня отправили, что ли? Очень похоже: здесь холодно, и я не могу пошевелиться. Мама! Как там называется это состояние, когда человек кажется мертвым, а сам вполне себе живой? Живой, а его хоронят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пытался уговаривать себя, что такое было только в глубоком Средневековье, с его средневековой медициной и такой же диагностикой. В современности это просто невозможно, но факты – упрямая вещь. Я в холодном темном месте, и я не могу говорить и двигаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осознав это, я стал дергаться изо всех сил, ну то есть пытаться, и орать тоже. У меня было чувство, что я хочу вырваться из собственного тела, которое стало чужим и тяжелым. Каменные руки и каменые ноги не хотели слушаться, но мерзли, отчаянно мерзли, как живые. Я напряг связки, выдавил из себя какой-то мычащий звук, и сразу открыл глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном шел дождь. Уличный фонарь подсвечивал капли и белые бугры подушек на пустых кроватях. На одной шевельнулась тень… Ничего, просто ветка за окном. Холод не проходил. Изнутри меня как будто разрывали тысячи мелких ледышек. Я дотянулся и стащил одеяло с соседней кровати. Темное, колючее, без пододеяльника, но кого это волнует, когда такой дубак. Я закутался в два одеяла и попробовал уснуть, но не смог. Я отчаянно мерз, как будто лежу в сугробе, а не в теплой больнице. А за окном сверкнула молния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно я не боюсь гроз, но тут в голову полезла всякая ерунда. Молния ведь может ударить, куда ей вздумается. Внизу, в одном из таунхаусов мои родители. А я здесь, может быть, я не зря оказался один в пустой палате. Если рассказы про ведьму – правда, то точно не зря. Пока я один, сюда может ударить молния, и случайные люди не пострадают. Только неслучайные. Только я. Ведьмы, они ведь умеют управлять стихией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громыхнуло так, что задребезжали стекла. Я плотнее закутался (холод не проходил) и вслух зубубнил дурацкую присказку: «Огонь-вода, не тронь меня». Это, кажется, осам говорят, но я другой не знаю. Молния за окном сверкнула ближе. Я ведь не боюсь гроз. Совсем не боюсь… Холодно. Я сидел на кровати (все равно не уснуть), кутался, стучал зубами, бубнил свой нехитрый заговор. А в углу напротив застонали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так вздрогнул, что в животе кольнуло. От этого вырвался непрошеный вопль и потревожил моего соседа в углу. Он опять застонал, и я разглядел кое-как, на какой кровати он лежит. Свет фонаря с улицы туда почти не попадал, вот я и не увидел сразу. Наверное, его привезли, пока я спал. В темноте был виден только белый пододеяльник и темные волосы на подушке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы как там? Я вас не видел. Медсестру позвать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосед что-то промычал, потом четко сказал: «Кукла!» – и захрипел, как в кино. Я не знал, что живые люди так могут. Конечно, вскочил (боль в животе опять резанула, но ходить было можно), подбежал к нему. Парень как парень. Лехе нашему ровесник. Закрыт одеялом до подбородка и весь утыкан капельницами. Надо, наверное, позвать медсестру. Я уже развернулся, а он сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой! Не уходи, а то она меня достанет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто? Да я просто медсестру позову…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет никакой медсестры. Не уходи, слышишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подумал, что парень бредит, мне под наркозом и не такое виделось. Решил не спорить и потихоньку попятился к дверям, бормоча: «Конечно-конечно».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой! – взревел мой сосед. В этот момент я уже дернул ручку двери, и мне стало по-настоящему страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь была заперта. Я дернул, потянул, толкнул, дернул-потянул-толкнул, дернулпотянултолкнул… Дверь была как будто замурована, она вообще не двигалась. Не шаталась, не ходила ходуном, когда дергаешь ручку. Она стояла намертво, куском дерева, вросшим в стену, а этот на кровати еще громче орал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не уходи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подумал, что на такие вопли медсестры должны сбежаться сами, и прислушался. Где ты, где, долгожданный стук каблуков по коридору, появись, пока я не сошел с ума в компании буйного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты еще здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молния за окном сверкнула совсем близко. В коридоре было тихо-тихо, я прислонил ухо к замочной скважине и услышал белый шум. Как в телефонной трубке. Что ж такое? Отчаявшись, я разбежался и долбанул в дверь плечом. Боль моментально отозвалась в животе, а уж потом в ключице, но чертова дверь так и не шелохнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я забарабанил в нее кулаками и завопил почему-то:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я здесь! – Как будто кто-то меня искал. Ах да, сосед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он даже успокоился, услышав мои вопли. Шумно выдохнул, шевельнулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, мы заперты. И медсестру не дозовешься… Апокалипсис прям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он шевельнулся странно, мне показалось, что он махнул рукой. За окном опять сверкнула молния. И этот еще… Чем я-то могу помочь? Ему и воды, наверное, нельзя, если он после операции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что с вами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он, казалось, меня не слышал. Лежал и что-то бубнил в потолок, от наркоза еще не отошел, точно. Я стоял, прислонившись к двери, одним ухом слушая тишину в коридоре, а другим – соседа. Слов было толком не разобрать, я выхватил только: «лес», «ведьма», «хана». А потом он распахнул глаза, блестящие в темноте, и совершенно четко произнес:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Береги куклу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я опять подумал, что он бредит, и он, будто подтверждая мои слова, забубнил так монотонно, будто рэп читает: «Глина, волосы – чушь, глина, волосы…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На меня опять накатил холод, за окном громыхнул гром. Молния сверкнула прямо в окна и осветила лицо моего соседа. Зрачков у него не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, мне показалось тогда, но подойти посмотреть я уже не решился. С криком я вскочил на свою кровать и подобрал ноги, как будто от мышки спасаюсь, глупо. Тогда я шумно опрокинул тумбочку (ну явись же, медсестра, хоть на грохот падающей мебели!) и стал отвинчивать ножку – какое-никакое оружие. Меня продирала дрожь, то ли от холода, то ли от происходящего. Ножка поддавалась плохо, засаленная годами, она выскальзывала из рук. Я взял полотенце, и пошло веселее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосед все еще бубнил про глину и волосы, а я наконец-то отвинтил ножку. Винт из нее торчал тоненький и длинный – то, что надо. Заточить бы еще… На пробу я ткнул ножкой в ладонь и взвыл, не рассчитав удара. Кровь моментально залила простыни, я намотал полотенце на руку, чтобы остановить. Жесткое, вафельное, оно больно впивалось в рану. Свободной рукой я сжимал ножку от тумбочки. Холод, продиравший меня до костей, казалось, усилился. Я смотрел на соседа, не зная толком, чего от него ждать. Казалось, если он захочет, легко встанет и доберется до меня. Но он только нервно мотал головой, как будто потерял меня из виду. И все бубнил свое: «Глина-волосы-чушь». Я сидел и потихоньку пальцем пробовал остроту винта на ножке тумбочки. Так и уснул с этой ножкой.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больница<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулся я от телефонного звонка. Мать радостно сообщила, что молния ночью повредила трансформатор, и весь поселок теперь без электричества. «Телик не посмотришь, ноут надолго не включишь, делать нечего, идем к тебе телефоны заряжать. Готов?» Шуточки у нее иногда, не соскучишься. Я сказал, что готов и чтобы они поторапливались, потому что… На этом месте я проснулся окончательно. Распахнул глаза и сам испугался собственных рук. Та, что держала телефон, замотана вафельным полотенцем с просочившимся пятном крови. Другая – еще сжимает ножку табуретки винтом наружу. Как я во сне не поранился – чудо… А кровать в дальнем углу была пустой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огляделся – никого, я один в палате. Похоже, моего соседа увезли ночью, а я не слышал. Санитары, наверное, долго ржали над моим видом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то случилось? – Ах да, мать на связи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – говорю, – нормально все. Приходите скорее, у меня тут скукота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я, конечно, соврал, чтобы не пугать раньше времени. Придут – сами увидят, что меня тут держат взаперти… Я отключился и быстро подскочил к двери: если ночью здесь кто-то был, может быть, он не запер дверь, когда уходил? Нет такого порядка, чтобы пациентов под замок, мы не в психушке. И туалета в палате тоже нет. Еще я ужасно хотел есть, пить и одеяло потолще: мерз как цуцик, пальцев на ногах не чувствовал. Завернулся в одеяло, какое было, пошлепал к двери, толкнул, дернул. Дверь по-прежнему была заперта. Что за ерунда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стал стучаться и вопить, но, когда замолкал и прислушивался, коридор отвечал мне белым шумом. Разве такое бывает? Чтобы в длиннющем больничном коридоре не было ни души, ни шороха, ни писка. Ночью дежурная медсестра, допустим, спала, а сейчас белый день, а больница не подает никаких признаков жизни. Да ко мне уже почти сутки никто не подходил! Ночные санитары, забравшие соседа, – не в счет. Если он вообще был, сосед. Я не видел, как его привозили, как увозили. Приснился, может?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С перепугу я так вмазал в дверь ногой, что живот разболелся. Я стоял, согнувшись от боли, наверное, пять минут, и успел кое-что придумать. Странно, что раньше не догадался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вытряхнул из рюкзака барахло, нашел нож и просто скрутил пластину допотопного больничного замка. Сломать личинку оказалось сложнее (молотка-то нет!), пришлось долбить ножкой табуретки. Упрямая личинка поддалась не с первого раза. Я так по ней грохотал, что на шум уже должна была сбежаться вся больница, но никто не пришел. Когда я выломал, наконец, личинку, сдвинул ножом язычок и вышел, в коридоре было так же тихо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дежурной медсестры за столом не было. За приоткрытой дверью кухни никто не мельтешил и не гремел кастрюлями, даже вода в туалете не шумела. Туалет я навестил первым делом. Потом вернулся в коридор. У двери кухни стояли холодильники с двусмысленной надписью «для пациентов», я, конечно, полез. Можно – нельзя, мне никто не сказал, так что ж теперь, сидеть голодным? Наверняка мать еще вчера передала мне что-то съедобное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В холодильнике почти ничего не было. Одинокое яблоко, явно давно забытое и бумажный пакет с накарябанной карандашом моей фамилией. Старательно не думая, куда делись все пациенты вместе с продуктами, я вытащил пакет, развернул…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На руки мне выпал кусок сухой глины с приклеенными волосами. Дурацкая поделка! Я ж ее вчера в руках держал, дал санитарке выкинуть. Наверное, перепутала, сунула в холодильник. Вот и поели. Я стал звонить матери, чтобы поесть принесла, вдруг забудет. Последние дни все кувырком… Куклу я автоматически сунул в карман треников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трубку не брали. Ну да, у них же электричество вырубило! Телефон небось разрядился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рассеянно прошел по коридору. Сунулся в ординаторскую (никого), на лестницу выглянул, но не стал спускаться, боялся пропустить мать. Заглядывать в палаты я откровенно побоялся: сейчас сунусь, а там пусто. Я один на всем этаже, с чего вдруг? И доктор не приходил уже сутки, разве так бывает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый час я бродил по коридору туда-сюда, иногда выглядывая на лестницу: не идет ли мать? И хоть бы кто-нибудь протопал или хоть лифт зашумел – тихо. От нечего делать я нажал кнопку вызова лифта. Вместо звука работающего механизма раздался резкий звонок: ну да, больничные лифты управляются изнутри. Сейчас кто-то познакомится с лифтершей… Но и лифтерша ко мне не торопилась. Из шахты не доносилось ни звука, что за чертовщина! В конце концов я вышел на лестницу, спустился в холл. Диван, пальма в кадке. Куча бахил в углу. И опять никого. Дернул входную дверь – заперто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут меня переклинило, я начал дергать все двери подряд: «для персонала», «ординаторская», «главврач»… Некоторые были заперты, другие поддавались и открывали пустоту. В комнатах не просто никого не было, там не было жизни. Я не сразу понял, отчего мне так показалось, а сейчас дошло. Открытые шкафы, тумбочки, – все в комнатах пустовало. Ни бумаг на столе, ни курток на вешалке, ни частокола папок в шкафу за стеклом. Все ушли, а я остался, вот как выглядели комнаты. В открытой кабине лифта стоял одинокий стул. Я угнал ее на свой этаж и пошел ломиться в палаты: неужели я здесь правда один?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большинство палат было заперто, но те, куда я попал, встретили меня тишиной. Даже кровати были не везде. Что же случилось, куда все девались и почему оставили меня? Я прогулялся еще по этажам (везде было заперто) и спустился в холл дожидаться мать. Вообще, ей давно уже пора было появиться, тут всего-то сто метров пройти. Но мало ли какие дела могут задержать в доме без электричества. Электричество! Наверное, молния зацепила и больницу, вот и пришлось в срочном порядке всех эвакуировать! В темноте небось не прооперируешь… А почему меня забыли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось, это чей-то дурацкий розыгрыш или сон. Я даже ущипнул себя: сколько можно спать-то?! Ладно, сейчас мать придет… Я глянул на телефон: с момента, когда звонила мать, прошло уже часа четыре. Долго же она собирается! Набрал ее номер, послушал, что аппарат абонента выключен, и вспомнил про чертову молнию. А если что-то случилось? Мне тогда казалось, что случиться может все, что угодно. Я сидел один в абсолютно пустой больнице, не зная, почему и как это получилось, а мать все не шла. Несколько раз я поднимался в свою палату, чтобы посмотреть из окна на таунхаусы, не видно ли где родителей? Домишки стояли тесно, такие одинаковые, и на балконы никто не выходил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я переоделся в уличное (все равно здесь не останусь), собрал рюкзак и снова спустился в холл, дожидаться мать. Я мог бы пойти к ним сам, но понятия не имел, где конкретно обосновались родители. Эти домишки такие одинаковые! К тому же я боялся разминуться с матерью. Я уселся с ногами на диван, показав язык невидимой санитарке (даже мечтал, чтобы она выскочила и дала мне по шее), положил под голову рюкзак и опять уснул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулся от того, что луна за стеклянными дверями больно бьет в глаза. На улице была глубокая ночь, где-то в деревне лаяли собаки. Несколько секунд я привыкал к темноте, потом разглядел на стене выключатель, щелкнул… Света не было. Ну да, поэтому все и уехали, оставив меня здесь. Садовые фонарики на улице, подзаряженные за день солнышком, ничего толком не освещали, только светили в лицо, создавая еще больший мрак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я достал телефон, чтобы подсветить: двенадцать пропущенных вызовов! Надо же так крепко уснуть! Все были от матери. Она ведь собиралась ко мне, а почему не пришла? Случилось что? Ладно, если звонила, значит телефон у нее заряжен. Я набрал мать и опять услышал про «аппарат абонента выключен». Сердце заколотилось так, что его звук отдавался в телефонной трубке. Что за… И тут я услышал шаги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-то легкий, женщина или ребенок, бодро бежал вниз по лестнице, перескакивая ступеньки. Я нырнул за диван и тут же подумал: «Вот глупость, это наверняка мать ищет меня по всей больнице!» Ну и что, что я лежал у самого входа: во-первых, темно, а во-вторых, мимо спящего легко пройти, не заметив. Но выбрался я не сразу. Вскакивать и кричать: «Мам, я здесь», – было отчего-то боязно. Я осторожно высунулся и стал смотреть на дверь черной лестницы, кто бы там ни был, мимо меня не пройдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут меня накрыл приступ кашля. В горле свербило так, что я боялся выплюнуть легкие. Кашель мой эхом разносился по пустой больнице, перебивая шум шагов. Еще я подумал, что, кто бы там ни был на лестнице, теперь он меня точно заметит. А раскашлялся я не на шутку, аж слезы выступили. В какой-то момент мне показалось, что меня держат за горло: воздуха не хватало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хрипел, а шаги приближались. Вот сейчас откроется дверь… Дверь действительно хлопнула, но не та, на которую я смотрел. Не помню, чтобы здесь был еще один выход… Если мать (а это, скорее всего, она) опять меня не найдет, мне несдобровать. Я, наконец, прокашлялся, подхватил рюкзак и побежал к лестнице, подсвечивая дорогу телефоном. Видно было прекрасно, даже песчинки на серой напольной плитке. Я потянул дверь на кондовой дребезжащей пружине и оказался на черной лестнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь было темнее, чем в холле, окошко между пролетами совсем маленькое, и лунный свет почти не проникал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я здесь. – Голос доносился будто из-под земли. Никаких посторонних дверей видно не было: лестница вверх, лестница вниз, в подвал… Туда она, что ли, отправилась? Проскочила выход, бывает. А почему не торопится выходить? Я спустился к подвалу и подергал дверь:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам! – Заперто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На всякий случай я постучал ногой и прислушался. За дверью был белый шум, как в телефонной трубке. Не знал, что в помещениях такое бывает. Показалось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, ты здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тишина. Похоже, я и правда перележал в больнице. Но в любом случае кто спускался по лестнице и хлопнул дверью? Я подумал, что мать спустилась с этажа на этаж, но вспомнил, что все двери, кроме нашего отделения, были заперты. Я пробежал пару этажей вверх, но быстро выдохся. Отрезанный аппендикс напомнил о себе, и мне пришлось сесть на ступеньку передохнуть. На лестнице было тихо, я только свое дыхание и слышал. Дышалось тяжело, и шов побаливал. Я сидел и шарил по углам лучом телефона. Не знаю, что я хотел увидеть, но тут сзади кто-то легонько потянул меня за рюкзак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопль вырвался сам собой, я даже не понял сразу, что ору. Рванул вперед, споткнулся, протаранил подбородком пару ступеней, вскочил… Телефон я держал впереди себя, как щит. И в голубом свете луча никого не было. Я завертелся на месте, как собака за своим хвостом, освещая обзор телефоном. Никого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй! Я таких шуток не люблю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тихо. Я пощупал рюкзак за спиной: «молния» застегнута. Опять показалось? Каких только вымышленных чудищ не встретишь ночью на пустой лестнице! В свет луча на полу попали чьи-то грязные следы, бахилы надевать надо. Что-то меня в этих следах смутило, но я не стал вглядываться, решил, что с меня хватит. Стал спускаться и все равно на полдороге понял: хозяин следов ходил босиком. Я четко видел пальцы, причем два из них… Чушь, чушь, хватит, хватит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым делом, я вышел обратно в холл, там светлее. Уселся на подоконник и попробовал еще раз позвонить матери. «Аппарат абонента выключен», – кто бы сомневался. Вообще, пора было валить из больницы, даже если на лестнице была мать, она рано или поздно соберется домой. Дойду до поселка, там разберусь. Хоть бы эсэмэской номер дома скинула, чем звонить двенадцать раз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворча, я дернул ручку входной двери: конечно, заперта! Прекрасно, прекрасно, я заперт ночью в пустой больнице, мои родители неизвестно где, а телефон у них не отвечает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот я болван! Как будто мне больше позвонить некому! Совсем здесь в больнице одичал. С этой мыслью, я стал набирать номер Кита. Ну и что, что второй час ночи, у меня экстренный случай. Трубку взяли сразу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну? – Конечно, я его разбудил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит! Меня заперли в больнице одного, представляешь? У них с электричеством что-то, все и уехали. Скажи Лехе, чтобы сказал моим, чтоб… Выручай, в общем! Я, конечно, могу высадить стеклянные двери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие двери? – Голос у Кита сонный-сонный, ясно, ничего человек не соображает. – Какие двери, когда тебя еще вчера выписали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да никто меня не выписывал! Я здесь, в больнице, один…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты там делаешь? – Я пообещал себе, что прибью Кита, как только окажусь на свободе. Пока крикнул ему: «Спи!» – убрал трубку и решительно оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Дома меня, конечно, по головке не погладят, но не сидеть же здесь, пока не починят электричество?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для начала я все-таки поковырял замок ножом, но чертова пластина сидела на очень мелких винтиках, мой нож был толще. Придется бить стекло. В холле стояли цветы на длинных металлических подставках. Я разгрузил одну, взял за ножку и попробовал на вес: то, что надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Уже размахнулся, чтобы как следует садануть подставкой по стеклянной двери, и тут меня накрыл новый приступ. Кашлять в этот раз не хотелось и не моглось, горло как будто сдавила невидимая рука. Я решил, что это от волнения: не каждый день я линяю из больницы и бью там стекла. Пальцы разжались сами собой, подставка звонка брякнула об пол. Я присел на пол и хватал воздух ртом, но его отчаянно не хватало. Уличные фонарики забегали перед глазами цветными пятнами. Знакомый голос где-то за спиной сказал: «Береги куклу», – и я шмякнулся головой об пол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легко стало почти сразу. Голова болела нещадно, зато стало можно дышать. Я еще лежал какое-то время, ни о чем не думая, просто наполняя легкие кислородом. Совсем расклеился я в этой больнице, уже в обмороки падаю. Надо вставать и выбираться отсюда. Сейчас ка-ак!.. Но едва я встал, горло опять стиснула невидимая рука. Присел – стало хуже. Тогда я растянулся на полу и сразу задышал. Что за ерунда?! Если я буду лежать, то сегодня отсюда не выберусь. И завтра и… Когда там все соизволят вернутся? Я вертелся на полу, ища удобную позу: рюкзак мешал. Тогда я его снял, отпихнул, и меня накрыл новый приступ удушья. А не надо было делать резких движений! Я корчился так и этак, пытаясь лечь поудобнее, но невидимая рука по-прежнему сжимала горло, и перед глазами заплясали цветные фонарики. Я запрокинул голову, больно ударился о рюкзак, и тот гулко свалился на пол. Тогда мне сразу стало легче. Несколько секунд я просто дышал и наслаждался тем, что дышу. А потом попробовал встать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голова болела, и отчего-то гудели ноги, но дышал я нормально. Вот ведь невезуха! Бегом-бегом отсюда, на волю в пампасы! Я уже потянулся к своей подставке, но тут за спиной послышались шаги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конкретные такие шаги, тяжелые, бряканье ключей, кашель… Я потянулся за телефоном, но меня первого ослепили лучом фонарика:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я. – Трудно было придумать более глупый ответ, и я развил тему: – Проснулся – на этаже никого. Меня должны были скоро выписать, может, потому и забыли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Охранник в синей форме разглядывал меня с таким сомнением, будто я залез грабить больницу. Моя подставка, аккуратно приготовленная у двери, в луч его фонарика не попадала. А вот рюкзак…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что в рюкзаке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вещи же! Зубная щетка там… Домой вот собрался, а тут заперто везде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я плохо видел его лицо, но мог поспорить, что он мне не верит. Интересно, что можно украсть в больнице? Ах да, лекарства! Наркота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фамилия?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сказал. Охранник велел мне ждать и удалился, брякая ключами. Не знаю, где он искал мою фамилию, но ждать мне пришлось столько, что казалось, будто больничный журнал заложили в фундамент и залили бетоном, а охранник его выдалбливал. Наконец, он вернулся и зашарил ключами в замочной скважине:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди уже, Вася. Спать надо меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бросил: «Спасибо!» – и мухой вылетел в ночь, пока этот подозрительный не заметил опрокинутую подставку. В лицо тут же ударил свет фар, а навстречу мне как из-под земли выскочил отец:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наконец-то! Я уже в больнице все окна обстучал, пока этого охранника добудишься… Здравствуй. Чего днем-то не вышел, я тебя здесь с обеда караулю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец меня малость ошарашил. Хотя здорово, что он приехал меня встречать, а то куда бы я пошел-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мать сказала – придет, я ее и ждал, пока не уснул…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И пропустил все звонки! Ясно. На работу ее вызвали срочно. Вот она и попросила тебя встретить. Небось звонила предупредить, а кто-то трубку не брал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сказал же!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно! – Отец открыл машину и буквально затолкал меня на переднее сиденье. – Едем посмотришь, как мы обустроились. Матери здесь нравится, хочет остаться до конца отпуска. Ты как, не против?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VIII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулся я от очереди эсэмэсок: «Абонент мама звонил вам полночи, да так и не дозвонился». Похоже, мать добиралась до Москвы электричкой и собрала по дороге все заглушки. Я набрал ее номер и опять услышал про «аппарат абонента выключен», что за ерунда?! Надо отца спросить, может, он дозвонился? Встал я не сразу. Голова кружилась, и воздуха как будто не хватало, хоть я и лежал в шаге от распахнутого окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В квартире, которую сняли родители, обстановочка была спартанская, точнее, почти никакой. В моей комнате: кровать, стол, стул, в большой – диван и телик, на кухне – плита и стол. А все остальное – место, чтобы в футбол играть. Квартира была огромная, здесь вполне могла встретиться парочка футбольных команд и еще болельщикам бы место осталось. Из моего окна на втором этаже была видна часть поселка, берег да кусок лагерного забора. На больницу выходили окна большой комнаты, я пошел туда будить отца. То есть сперва потихоньку сел, дождался, пока отбегают перед глазами цветные пятна… За сутки, оказывается, можно приноровиться ко всему. Встал, постоял, пока голова не перестала кружиться, и пошел на чужих ватных ногах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Диван в большой комнате был уже сложен. Откуда-то издалека доносился треск масла на сковородке и запах жареного. Тут и потеряться недолго! На кухне отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как спалось на новом месте? – Он стоял ко мне спиной и жарил что-то на газовой плитке. Ну да, электричества нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально. Слушай, ты с матерью когда созванивался последний раз? Мы уже сутки друг другу дозвониться не можем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не звонил. – Отец поставил передо мной тарелку, спихнул туда половину яичницы со сковородки. – На электричку вчера посадил и за тобой поехал. Набрал разок тебя, тут-то телефон и сдох. – Он уселся за стол и загреб на вилку желтковый глаз. – Погоди, дозвонишься еще. У нее сейчас небось совещание какое, вот и отключила телефон. Не просто же так из отпуска выдернули!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сделал вид, что согласился, но на душе было неспокойно. Есть не хотелось, хоть я и не ел уже тысячу лет. Из вежливости ковырялся в тарелке и думал обо всем этом. О больнице, о Контуженой, о следах, топоте, моем странном соседе и о том, что мы с матерью никак созвониться не можем. Может, это все и правда чреда глупых совпадений, и вся мистика-шмистика имеет рациональное объяснение. Как то, почему я остался один в больнице. Выписали меня еще позавчера вечером, а выгнать забыли в суматохе. Больница действительно осталась без электричества из-за той грозы, так что пришлось срочно перебираться в город. Про меня просто забыли, вот и все. Вспомнили, позвонили родителям. Но все равно было не по себе. Это все дурацкие совпадения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В окно ударил камешек. Отец подскочил, как будто из нас двоих это он – мальчишка с глючным телефоном, и его друзья зовут на улицу таким первобытным способом. Он прилип к окну и вглядывался куда-то, словно и впрямь искал знакомые лица своих облысевших друзей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никого. Местные балуются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже глянул в окно. Не знаю, куда смотрел отец, но я сразу же увидел рыжую макушку около забора. Местный из компании «Кед»… И что ему надо? По шее? Ну за этим в гости не ходят. Хотя кто их знает, местные нравы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий с независимым видом попинал камушек на дороге, поднял, замахнулся и тут увидел меня. Несколько секунд он пялился, будто гадая, я это или нет, а потом нерешительно махнул рукой типа: «Выходи».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дружков его поблизости не наблюдалось, но это ничего не значит, они могли прятаться… Не могли! Ни кустов, никаких подходящих мест для засады в поле зрения не было. Разве что, они очень далеко… И как узнали-то, где я живу?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сглотнул остатки яичницы и решил, что лучше выйти сейчас, а не ждать, пока внизу соберется вся компания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойду, пожалуй. – Мне уже стало любопытно, с чего вдруг Рыжий завалился ко мне один. Шпана ходит стаями, а нетипичное поведение всегда настораживает. Я оделся, взял у отца ключ от калитки и быстренько спустился во двор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двором это можно было назвать с большой натяжкой: три метра – дорожка до калитки, а все остальное – газон. Рыжий висел на калитке и делал вид, что меня не замечает. Калитку я открыл, вышел, захлопнул, прокатив Рыжего на двери (легонький!). Не заметить меня после этого было тяжело, но он старался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего тебе? – спрашиваю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий пожал плечами. Хочет в молчанку играть? Его право.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну раз ничего, то я пошел. – И потянулся ключом к замку. Тогда Рыжий грубо хлопнул меня по руке:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! Мог бы и спасибо сказать… И вообще, с тебя сто баксов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поворот был неожиданный. Нет, я слышал о сельских нравах и бытовом рэкете, но чтобы так внаглую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это кто придумал? – спрашиваю. – Твой дружок в девчачьих кедах? А сам чего не зашел, побоялся? Или ты у него шестеришь? – Драться с Рыжим совсем не хотелось, я после операции был неважный боец. Но его требовалось отлупить быстро и сразу. Пусть поймет, что не на того напал. Начнешь выспрашивать, почему да за что, не отвяжешься. Потому что, если спросил, значит, допускаешь возможность, что ты ему чего-то там должен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий глянул на меня странно: без злости, а с любопытством и жалостью, так новенькие глядят на Егора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не горячись ты, оперированный. Ты совсем ничего не понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я понял, что меня берут на понт, и ударил первым. Рыжий ловко ушел от удара, и я врезал кулаком в решетку забора. Прутья дзынькнули, палец хрустнул, как печенье под ногой, боль тотчас отдалась в животе. Мазила! Я сунул кулак между колен и старательно сглатывал слезы. Рыжий в это время бегал вокруг меня и приговаривал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подожди беситься, дай сказать! – Будто его перебивали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Палец синел на глазах. Я шепотом ругался на решетку и ждал от Рыжего сдачи, но ее не было. Что-то совсем на него не похоже! Минуты через две только, не меньше, я смог выдавить из себя слова без слез:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий сочувственно глядел на мой палец. Точно не собирался бить! Я что, опять уснул?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно. – Он взял меня за плечо. – Я пошутил про деньги. Пойдем, поговорим где-нибудь, тут небось из каждого окна пасут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молча кивнул. Рыжий повернулся спиной и пошел вперед меня в сторону реки. Я подумал, может, там нас его дружки поджидают, но отчего-то сам себе не поверил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты меня-то не бойся, тебе есть теперь кого бояться! – рассуждал Рыжий. – О Контуженой небось еще в больнице наслушался?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я опять кивнул, хоть он и не мог видеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эта. – Рыжий махнул рукой куда-то в неизвестность. Я догадался, что он показывает на старый дом. – Она ведьма. Настоящая, понимаешь? Может пожар тебе устроить или что похуже. Стройка, – он кивнул на таунхаусы, – знаешь, сколько раз горела? Контуженой, видишь ли, не нравилось, что у нее под окнами техника гремит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же теперь, поджигать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак, что ли? Она ведьма, понимаешь? Ей ничего поджигать не надо, она только захочет, и все само сгорит. Первый пожар вообще не смогли определить, как начался. Загорелось – и все. Ни следов поджога, ничего вообще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А второй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прораб с сигаретой уснул. Выжил! Только выскочить успел, как деревянные стены рухнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, а говоришь, ведьма!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак! – неоригинально выдал Рыжий. – Да что с тобой, дураком, говорить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы вышли на берег. Рыжий уселся на бревно и смачно плюнул в воду. Я с интересом ждал продолжения, но Рыжий демонстративно смотрел в реку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего надулся? – говорю. – Продолжай уже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Рыжий вдруг повернулся и двинул мне в нос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты все-таки за этим меня позвал?! – Я вскочил и врезал ему, сидящему, с ноги в подбородок и добавил сверху. Такая злость меня разобрала, даже не на него, а на себя. Купился, как маленький, вышел «поговорить» с тем, с кем только и можно что драться. Что я хотел услышать? Да бред это все! Он ездил мне по ушам, а сам небось поглядывал, когда подойдут его дружки. Их, кстати, не было видно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и где твои друзья?! – Я сплюнул на песок, поближе к его физиономии. – Опаздывают, да? Я-то думаю, что это он мне по ушам ездит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! – Рыжий сел и уставился на свои руки, как на чужие. – Ты куклу, случайно, не выкинул?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот уже второй человек за последние дни говорит мне об этой дурацкой кукле. Я, конечно, читал про магию вуду, но это же бред. Да и откуда той магии взяться в наших пампасах?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет вроде, – говорю. – Дома лежит. Ты давай, не финти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тащи сюда! – приказал Рыжий. – Если мать еще не выбросила. Я тебе лучше покажу. Я таких кукол по всему поселку находил, с тех пор как упустил свою… Тащи, чего стоишь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бегом я, конечно, не бросился. К тому же у меня назрел вопрос:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты, между прочим, откуда знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто тебе, по-твоему, ее в рюкзак сунул? Не спрашивай, как мне это удалось. – Он потер разбитый нос, вытер кулак о джинсы… Мне отчего-то его жалко стало, и я сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдем вместе. – Если пойдет, значит, не обманывает. Мне так почему-то казалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий поупирался, поворчал: «Это мне, что ли, надо», – но пошел, украдкой вытирая лицо. Правильно, у меня отец дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эта Контуженая, она ведь не просто так, – уверял меня Рыжий по дороге. – Она правда такая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле с головой не дружит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле воевала. Ну и с головой… Ее правда контузило, понял? Зрение потеряла, комиссовали ее. А дома – никто не ждал. Сестры решили, что им одного калеки хватит – отец у них старенький был, уже неходячий. Ну и завели ее в лес подальше, как в сказках прям. Бросили. Возвращаются, а дома уже враги с винтовками. Даже в дом не дали войти, прямо у калитки их уложили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А отец?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выжил. Эти, которые в дом залезли, даже ночевать не остались, пограбили и ушли. Похоже, его просто не заметили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как она из леса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В том-то и дело! Вернулась сама, представляешь?! Жила с отцом до конца войны, потом одна. Похоже, там-то в лесу у нее и открылся этот ведьмин дар. Жить захочешь – и не такое откроется! Говорят, она даже что-то видит. Не буквально, а так, внутренним взором. Сумела же как-то из леса выйти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вспомнил этот пустой взгляд, устремленный прямо на тебя, вот она разгадка… И повезло же человеку с сестрами!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То-то она так людей не любит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага! В прошлом году ей переехать предлагали. Поселок раньше другим был, это теперь, вишь, понастроили. А стояли домишки, как у нее, обычные, без распальцовок. Все снесли, она осталась. Ей сто раз предлагали переезжать, а она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю. Все агенты попали в больницу с травмами. Слушай, а тамошняя лифтерша тебе не родственница?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за лифтерши Рыжий неожиданно обиделся:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не веришь, твое дело. Только скажи, что ты не веришь, и я уйду. Что мне, больше всех надо, что ли?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, конечно, не сказал, и Рыжий приободрился:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда бегом, пока мать не выкинула! У меня предчувствие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, тоже экстрасенс? – не выдержал я и нажал на звонок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец не ждал меня так скоро, да еще и с гостем. Вышел такой в трениках, увидел Рыжего с разбитой физиономией и решил не стесняться своего вида.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего это? Нагулялся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы на секунду, пап. – Я протащил Рыжего в свою комнату. Отец шел за нами и, казалось, как-то странно смотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще с порога я увидел то, чего боялся Рыжий. Мой рюкзак валялся на кровати выпотрошенный, и в куче барахла я не увидел приметного бумажного пакета с котятами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Телефон искал, – объяснил отец. – Мой-то сел давно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молча переворошил кучу на кровати – пакета не было. Краем глаза смотрел, как вытягивается у Рыжего лицо. Кажется, только присутствие отца мешало ему бежать копаться в мусорном ведре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут пакетик был…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С глиной? Я выкинул, извини. Зачем он тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я побежал к помойке, потому что иначе Рыжий бы меня опередил. Он все равно первый ворвался на кухню, дернул дверцу шкафа под раковиной и осторожно, держа за края рваный пакет, вытащил куклу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь, царапину на лице? – Он плюхнул глину прямо на стол (отец пока не видел) и показал на кукольную голову, утыканную песчинками, волосками, исчерканную мельчайшими трещинками, как это бывает со всеми необожженными поделками из глины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим. Со стола убери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из комнаты к нам шел отец, ему тоже было интересно, что за ценный такой комок грязи, который и выкинуть нельзя. Рыжий торопливо завернул куклу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдем на улицу поговорим спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец еще не закрыл за нами дверь, а Рыжий уже рассказывал мне о той загадочной царапине на лице. По его, выходило, что он не сам меня ударил только что на берегу, а сделал это потому, что отец сильно швырнул куклу головой в ведро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И так во всем, понимаешь, во всем! Ее нельзя ронять, царапать, даже просто хранить там, где мало воздуха. Сам задыхаться будешь. Это как смерть Кощеева на игле, только хуже, потому что далеко не спрячешь. А ты ее в рюкзак…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вспомнил приступы удушья в больнице и сегодня с утра. Верить Рыжему не хотелось, в конце концов он сам меня ударил. Но приступы-то были, пока кукла лежала в рюкзаке. Я вертелся, елозил по полу с рюкзаком на спине, и кукла внутри тоже болталась. Приступы проходили, когда она переваливалась поближе к верху, к свежему воздуху. А мой аппендицит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай-ка! – Я взял у него сверток и осмотрел глиняное пузо: вот она, вмятина от иглы, я ж ее видел, просто забыл…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, с иголкой нашел, – подтвердил Рыжий. – Они все попадаются с иголками, реже – сломанные, тогда хана. Тебе еще повезло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы опять пришли на берег и уселись на бревнышко у самой воды. Я подумал, если Рыжий так спокойно говорит о таких странных вещах – точно разыгрывает. Но мне бы хотелось тогда, чтобы он меня разыгрывал. Так понятнее, и вообще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где, – спрашиваю, – попадаются? Ты их ведрами, что ли, собираешь, как яблоки, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий пожал плечами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чаще всего, в перелеске. Причем в одном и том же квадрате, я тебе потом покажу. Думаю, там какая-то волшебная земля, иначе Контуженая давно сменила бы место. Я ж их откапываю, иголки вынимаю. Наверняка она замечает. В том году двоих нашел с иголками. В этом тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И куда деваешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе первому отдал, уж больно шевелюра приметная. А так разве поймешь, где чья? Прикапываю в правильном месте, они тогда перестают действовать. Теоретически. Так-то разве узнаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ее не боишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий так на меня посмотрел, что сразу стало ясно: не боится. Надо же, а я его за труса держал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А остальные? Как вообще поселок до сих пор жив, с такой соседкой? За разбитое стекло!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сторонимся… Кстати, что это вам приспичило ей стекла бить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рассказал. Хотя мог бы и не рассказывать, Рыжий перебил меня:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да, Витек любит заманивать москвичей к ней на участок. Очень удобно, вроде и сам не виноват… – Он зло уставился на воду и в десятый раз, наверное, пока мы тут сидели, потрогал шею. Прям, нервный тик! Еще я подумал, что он банально поссорился со своим Витьком, а нет, так мы бы здесь и не сидели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он добегаться так не боится, Витек твой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боится, наверное. Мы все чего-нибудь боимся, правда? Это ж не повод отказывать себе в развлечениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я был готов с ним согласиться. А все равно звучало по-дурацки: куклы какие-то, ведьмы-ветеранки. Не хотелось мне верить Рыжему. Потому что если поверишь, то хана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я представил, как через несколько лет иду с этой куклой, например, в армию. В ранец убрать нельзя – задохнешься, придется нести так. Засмеют – полбеды, но ведь каждому захочется потрогать, повертеть в руках, а у меня потом синяки будут. А если скажешь: «Не дам», – покажешь слабину, то все. Будут забавляться, как мелкота над Егором с его банками. Выкрадут и начнут швырять по казарме от одного к другому, а ты бегай между ними, как дурак, потому что разобьется кукла – и ты разобьешься. Или без затей нечаянно сядут сверху, тогда вообще никто не поймет, от чего ты умер. Правильно Рыжий сказал: игла Кощеева, только еще хуже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как мне теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий опять потрогал шею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да прикопаем по правилам – и все. Только тебе придется подождать, новолуние еще не скоро… – Он увидел мою перекошенную физиономию и добил: – И не забудь, что Контуженая будет искать куклу, почти наверняка. Я точно не знаю, но скорее всего она за ними возвращается в тот перелесок. Иначе я бы больше находил. Мое-то место она пока не спалила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вспомнил топот на лестнице и как там кто-то потянул меня за рюкзак. Может быть, то и была ведьма? Да ну бред, откуда ей знать, что кукла у меня?! Хотя кому она еще нужна… А кто тогда приходил ко мне ночью в лагерь, когда никакой куклы еще не было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, а у этой Контуженой ноги большие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не приглядывался. А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рассказал ему про след «ведьминого копыта» в лагере и в больнице. Рыжий крепко задумался. Минут пять в реку плевал с отрешенной физиономией и все трогал шею. Я уже решил, что он забыл, но тут он очнулся:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, я что думаю? Жертвы проклятий становятся ближе к миру мертвых. Могут слышать голоса или видеть что-нибудь странное. Мертвые к ним тянутся, потому что уже держат за своих, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обнадежил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно тебе! Сказал же, прикопаем, и забудешь… А мертвяки только в сказках страшные. В жизни – наоборот: могут, например, предупредить об опасности или даже спасти, если у тебя протекция хорошая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну в семье ведь умирал кто-нибудь, правда? Бабушка там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Была бабушка! Только я ее почти не помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А она тебя помнит. И очень заботится, чтобы ты, балда, не лез, куда не надо, и не делал, чего не надо… Предупреждает, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то я ее не видел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот дурной! Она что тебе, должна явиться и сказать прямым текстом?! Это просто, что ли, по-твоему?! Нет, дорогой, она предупредит так, как сочтет возможным, с помощью знаков, знамений, просто попросит тех, кто умер где-то поблизости и недавно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так следы-то откуда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Следы, может быть, и ведьмины. А вот то, что ты выходил и она тебя не застала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понял-понял! Это меня, значит, мертвяки выманили. – Как-то складно у Рыжего все получалось. – А ты меня не дуришь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо ответа Рыжий взял у меня сверток, развернул. На колени ему выпал кусок глины с волосами. В нем с трудом можно было разглядеть фигуру человечка, но Рыжий осторожничал, будто у него в руках и правда что-то живое. Он взял глиняную руку и несколько минут дышал на нее, чтобы разогреть. Я смотрел, не вмешивался. А Рыжий: раз! Резко, двумя пальцами согнул там, где у бесформенной кукольной руки должно было быть запястье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже догадывался, чего конкретно ждать, и уселся нарочито смирно, положив руки на колени. Если я так буду сидеть и никуда не рыпаться, то ничего не случится. Я медитативно уставился на воду, а потом и вовсе закрыл глаза. Никуда не залезу, ни с кем не подерусь, запястье будет цело, и Рыжий обломается со своим розыгрышем. И тут меня хлопнули по спине:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ты где?! А я его ищу! Отец твой сказал… – Дальше я уже не слушал. Потому что от неожиданности клюнул носом реку. Вынырнул, схватился за бревно. Подтянулся и уже почти вылез, но в последний момент поскользнулся и больно мазнул по бревну запястьем. Левым. Тем самым, которое согнул Рыжий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым делом я стянул мокрую майку и запустил в Кита. Будет знать, как подкрадываться. Рыжий вскочил с бревна и теперь суетливо заворачивал куклу в бумагу с котятами, опасался, что Кит увидит. Правильно, я сам не очень-то верю пока, а то, что Кит не поверит, – можно не сомневаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тебе здравствуй. – Кит поймал мою майку, тряхнул-расправил и повесил на куст. – Мы тебя в лагере ждем-ждем, я уже и у отца твоего побывал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий исподтишка протянул мне сверток:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не забудь, это очень важно. Я, пожалуй, пойду. – Он трусливо глянул на Кита и так драпанул от нас по берегу, что песок летел из-под пяток. А Кит как будто и не заметил его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видок у тебя бледноватый после больницы. Идем уже, в лагере обсохнешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не стал спорить, в лагерь так в лагерь. К тому же в больнице я жутко соскучился по нашим.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава IX<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лес<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У корпуса нас окружили ребята. Все наперебой расспрашивали о больнице, а Сашка и Клязьма делились новостями:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Леха нас сегодня в лес ведет, прикинь? Прямо на него не похоже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да это Лена придумала! Представляю, сколько ей пришлось его уговаривать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лена – воспитатель девчонок. Девчонки в первую смену не пропадали, поэтому Лехиной паранойей она не страдала. Зато отличалась активностью и занудством, я уверен, что Леха поддался ее уговорам, чтобы только отвязаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята уже собирались у корпуса с рюкзаками, как будто не в лес ближайший, а пешком в Москву собрались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, а ты чего мокрый? – заметил Сашка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже сам успел забыть. Солнышко хорошо припекало, и мне было нормально в мокрых штанах, а майка в руке уже почти высохла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В реку свалился от радости, когда меня увидел, – ответил за меня Кит и подтолкнул меня в спину. – У меня там на кровати спортивки валяются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнул и пошел переодеваться. В палате уже никого не было. Я быстро скинул мокрые штаны, отнес в сушилку, к обеду высохнут. А когда вернулся в палату, на моей кровати сидел какой-то пацан. Пацан как пацан, мне ровесник. Новенький, что ли? В середине смены?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – говорю. – Ты новенький?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пацан смотрел на меня такими круглыми глазами, будто у меня нос на боку или там третья рука…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не. Я тут… По соседству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из другой группы, что ли? Ну давай знакомиться. Я Васька или просто Кот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пацанчик пожал протянутую руку, но имени своего называть не спешил. Он вообще был какой-то зашуганный. Не приняли его, что ли, в другой группе, вот и драпанул к соседям? Всякое бывает. Новеньких и у нас в школе любят потравить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я Володя, – выдал он спустя полминуты. – Ты куда-то собираешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В лес идем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это у тебя что? – Он кивнул на мой сверток. Мне на секунду стало даже не по себе: что это все так интересуются моим свертком?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, деталь одна для отцовой машины… А хочешь, с нами пойдем? В лес, а? Скажи, из какой ты группы, я договорюсь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не… – Пацан встал и направился к выходу. – Я пойду лучше, ты собирайся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как хочешь. Ну заходи тогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Если что, я тут, по соседству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да в какой ты группе-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рядом. Мы скоро увидимся. Только деталь свою здесь оставишь, и увидимся. – Он быстро вышел, а я так и стоял со штанами Кита в руках, соображая, что это было. Парень из местных, что ли? Похоже, если номер группы не назвал. А чего хотел? Ненормальный какой-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда я, наконец, оделся и повертел в руках пакет с куклой: брать с собой, не брать? Да ну, в лесу еще потеряю… Звери сожрут. Уже тумбочку открыл, хотел сунуть сверток туда, но в последний момент меня что-то остановило. Вот как будто за руку взяли: «Не клади». Тогда я сунул куклу в карман штанов и пошел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Леха поймал меня на выходе:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты с нами, пациент? Смотри, не теряйся. Я уже позвонил твоему отцу, он дал «добро». В палате есть кто еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помотал головой и побежал к своим. Нелегко дается Лехе этот поход! Интересно, он всем родителям звонил или только моему? Леха между тем пересчитал всех по головам (спасибо, хоть парами не построил), поскандалил с кем-то из опоздавших девчонок и наконец сказал, что можно идти. Сам он пристроился в хвосте (впереди шла Лена), и я чувствовал его взгляд у себя на затылке. Иногда я даже оборачивался и встречался с ним глазами. «Шаг в сторону – расстрел при попытке к бегству», – вот что читалось в его взгляде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка всю дорогу расспрашивал меня про больницу и хвастался, что сам ни разу туда не попадал. Кит цыкал на него и делился новостями из дома (кто из наших одноклассников куда поехал и как там вообще). Я сам не заметил, как мы дошли до леса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позади виднелись раскрашенные таунхаусы, крыша больничного корпуса и еще малюсенький кусочек лагерного забора. Леха вышел вперед и выдал нам суперкраткий курс молодого туриста:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шаг в сторону – билет домой. Вопросы есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клязьма, конечно, поумничал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Плацкартный или купе? А может, на самолет? Ну если я широко шагну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А за широкий шаг – у нас белый билет! – крикнула Лена уже из леса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недосохшую майку я оставил в сушилке, о чем тут же пожалел. Оголодавшие лесные комары набросились на меня с такой яростью, будто я один тут гуляю. Лена впереди что-то вещала про север и мох, Леха в хвосте прожигал меня взглядом. Я отмахивался от комаров, они ухитрялись прокусывать даже повязку на животе. Честно говоря, первые полчаса в лесу я только и видел, что комаров и затылки девчонок впереди. По дороге Леха велел собирать хворост, но мне было как-то не до этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А того парня, кстати, в этом лесу нашли. – Сашка ловко скакал туда-сюда за сухими веточками и ни к кому особо не обращался. А я, признаться, уже успел забыть эту историю. Вот честно! Все-таки люди быстро забывают все страшное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не ори, Леха услышит! Который в первую смену пропал, я же рассказывал, помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты его тут видел? – включился Кит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка обиженно засопел, я даже не успел сообразить, о каком таком парне речь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девчонки между тем приглядели поляну для костра и вон то бревнышко, чтобы сидеть. Сашка с Китом пошли за бревнышком. Мне, как прооперированному, Леха велел собирать хворост в поле зрения, а сам занялся костром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наблюдать, как Леха добывает огонь, было вообще-то увлекательно. Он взял с собой здоровенный рюкзак с шампурами, мясом, бумагой, я подглядел через плечо, когда Леха все это доставал. А вот зажигалку он не припас. Когда дрова, хворост и бумага были разложены, как полагается, настал момент истины. Леха рассеянно шарил в рюкзаке, при этом на лице у него была такая обреченность, что ясно: зажигалку он туда не клал и надеялся на чудо. Наконец, рюкзак был выпотрошен, а чуда не произошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Огонь у кого-нибудь есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тишина. Огонь есть, дураков нет. Так предложишь человеку зажигалку, а он тебе сразу: «Ты куришь?» Доказывай потом, что в жизни полно других поводов носить в кармане источник огня. В Китовых штанах на мне тоже болталась какая-то зажигалка, но я помалкивал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я спрашиваю, огонь есть? Что, все некурящие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! – раздался робкий девчоночий голос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы дружно заржали, потому что кто-то явно спалился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, некурящая, давай мне свою зажигу, а я закрою глаза и не буду видеть, откуда она прилете… – В этот момент ему попало по лбу. Веселое это занятие, поход в лес!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка с Китом притащили бревно, Леха уселся, продолжая ворчать, а Лена отправила их за следующим, посадочных мест явно не хватало. Мне она сказала: «Хватит хвороста, посиди», – хотя я только и успел поднять пару веточек. Рядом с Лехой уже громоздилась приличная куча хвороста, опять все сделали за меня. От нечего делать я стал подсовывать Лехе бумажки из рюкзака. Он ворчал, что пока не надо, но принимал и поджигал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, костер разгорелся. Леха умиротворенно отбросил зажигалку в толпу: «На кого бог пошлет», – и вытянул ноги. Ребята принесли еще бревен, и я сразу пересел к Сашке и Киту, подальше от зануды-воспитателя. Ребята не обратили на меня внимания, они шепотом заканчивали какой-то дурацкий разговор, начатый, похоже, еще в лесу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убедился, Фома неверующий?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – стоял на своем Кит. – Там ничего не написано. Может, он в то дерево на квадроцикле въехал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По ухабам и буреломам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что? В этом поселке психопатов, как деревьев в лесу. Как раз, по дереву на каждого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нельзя так говорить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, мой впечатлительный друг, пусть это будет волк, росомаха, черт с ним, маньяк пусть будет. Но никакой мистики…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне не хотите рассказать? – Надоело подслушивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит подпрыгнул, как будто сам чего-то маньячил и его застукали. Нет, он бы все равно мне рассказал, но тогда почему-то растерялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы лучше покажем. – Сашкин театральный шепот, похоже, слышали все. – Пойдем! – Он неосторожно вскочил, и Леха тут же среагировал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда это вы собрались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За хворостом. Я ему говорю, что хватит, а он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит, – подтвердил Леха. – Лучше вон шашлыки нанизывайте. – Он подтолкнул нам рюкзак с мясом и шампурами и продолжил рассказывать Лене какую-то пургу, над которой смеялись только девчонки и он сам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и глупо, – ворчал Сашка, нанизывая мясо. – Все равно все узнают и все увидят. Сейчас кто-нибудь в кусты пойдет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У Лехи, пожалуй, сходишь, – парировал Кит. – Котяра, блин, это мои последние треники! – Он шлепнул меня по колену, и только тогда я почувствовал жжение. Синтетические широкие штаны мирно тлели от шальной искорки, мне только тепло было, и все. А теперь, когда паленая ткань коснулась кожи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вскочил с воем и принялся хлопать по штанине руками. Кит швырял в меня землей, кто-то из девчонок схватил первую попавшуюся бутылку, но я успел прочесть: «жидкость для розжига» – и ловко увернулся. Сашка вопил: «Снимай, снимай», – а я не слушал и все пытался затушить штаны руками. Наконец, Лена отыскала у себя бутылку минералки и щедро облила мою ногу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паленая синтетика воняла утюгом. Я задрал штанину, ерунда: парочка маленьких красных пятен, быстро заживет. Нога и не болела толком… Правая, на которой штаны горели. А вот левую жгло как огнем. Я даже штанину потрогал, может и эта занялась? Нет, порядок вроде. А нога болела. Я закатал треники: на левой ноге, которой не касался огонь, было здоровенное красное пятно, от щиколотки до колена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В крапиву, что ли, лазил? – буркнул Кит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я, уже не стесняясь никого, достал из правого кармана свой бумажный сверток. Бумага не горела, а вот фигурка от жара, должно быть, чуть размякла с левой стороны. Глиняная нога была горячей и мягкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это у тебя? – Кит полез руками, но я его оттолкнул и перепрятал сокровище в другой карман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отсядем подальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давно пора. Ты, Котяра, малость одичал после больницы. Я тебя боюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сказал, что сам себя боюсь и сунул в карман кусок холодного мяса, чтобы охладить кукольную ногу. Кажется, я и правда схожу с ума. Кусок говядины со спичечный коробок величиной целиком закрывал размякшую ногу куклы. Моей собственной левой ноге от этого становилось легче и прохладнее. А кукла теперь лежала в правом кармане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка с Китом притихли. Девчонки достали гитару, кто-то уже что-то пел. Запахло шашлыком, быстро-то как. Я сидел и слушал, как отпускает больную ногу, даже комаров перестал замечать. Или они сами отстали, испугавшись дыма от костра?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там венок. – Ни с того ни с сего поведал Сашка, когда я уже успел забыть о разговоре. Леха протянул нам по шампуру, со смешной озабоченностью спросил меня: «А тебе-то можно?» Я с благодарностью принял и утвердительно ответил уже с набитым ртом. Леха отвернулся, а я опять успел забыть про какой-то там венок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Венок с фоткой пацана в лесу, слышишь? – не отставал Сашка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу. На квадроцикле, что ли, влетел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит захихикал, а Сашка посмотрел на меня, как на врага народа, и сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего смешного. Идем. – Он потянул меня так решительно, что я подвинулся: проще посмотреть, он же не отстанет! Сунул Киту свой шампур и, пригибаясь, чтобы Леха не увидел, драпанул за Сашкой в лес. Леха за спиной пел что-то лирическое, перекрикивая всех остальных. Мне хотелось верить, что он закрыл глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка тянул меня в какие-то колючие кусты, а я все еще думал, что за венок такой и что за пацан. Чтобы лезть сюда на квадроцикле, надо вообще не иметь ума или подвеску иметь такую, что ума не надо. Я споткнулся о корень, чуть не влетел в тонкое деревце, на котором висел венок, и забыл про все квадроциклы. При чем тут они вообще!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На маленькой лиственнице висел тяжелый венок с черной лентой и цветной фоткой. Пацан, мне ровесник. Лицо его мне показалось знакомым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видал? – Сашка кивнул на венок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знакомая физиономия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак, это парень, который пропал в первую смену. Здесь его тело нашли, помнишь, я рассказывал? И спал он на твоем месте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем он это сказал, я не понял. Попугать, что ли, хотел? Но пацана я тотчас же вспомнил, он приходил ко мне час назад. Этот странный в палате, который не знал номера своей группы. Я прилип к фотке и целую минуту разглядывал с разных ракурсов, мало ли что? Нет, точно он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чушь какая-то. У него брата не было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сестра младшая. А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он ко мне в палату приходил час назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такое бывает. – Сашка кивнул с таким пониманием, будто не удивился. – Мертвые могут наведываться к живым, чтобы предупредить о чем-нибудь… Что он тебе сказал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чушь не пори! Просто похож. Да и не сказал он ничего информативного. Все не мог вспомнить, из какой он группы. Говорил: «Я здесь, по соседству, мы скоро встретимся»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь! – Сашка испуганно уставился на меня. – Точно предупреждал! Как можно встретиться с мертвяком, если сам живой? Только… Тебе что-то угрожает! Еще что-нибудь говорил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прикусил язык и поверил Сашке. Вот венок, вот фотка. Рядом с лагерем, по соседству. Скоро встретимся, значит… Нет, он сказал: «Только оставь сверток здесь, и мы сразу встретимся». Я не оставил. В последний момент будто за руку отвели. Значит, парень и правда предупреждал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего притих? – Сашка испуганно поглядывал то на меня, то на венок. – Он должен был еще что-то сказать, что-то конкретнее, там: «Не садись в желтый автобус», а? – Это звучало как полный идиотизм, но было правдой. Я отмахнулся:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все нормально. Пойдем, нас, наверное, уже ждут. – И поплелся по кустам к костру. Все и правда было нормально, куклу я взял с собой, нигде не оставлял, мне ничто не угрожает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не бойся! – Сашка продирался за мной и еще пытался успокаивать: – Может, тебе показалось, может, и правда кто похожий, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой он Сашка и есть: сперва страшилок понарасскажет, а потом успокаивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может быть. – Я сказал, хотя как такое может показаться? Разве что меня кто-то разыгрывает? Ну, допустим, фотку на венке и визит парня легко устроить. Шаги на лестнице, с аппендицитом просто не повезло… Но вот ожог, ожог на левой ноге, это, извините, как? Нет. К тому моменту я уже не просто верил. Я знал, что влип, причем по уши… Из-за дурацкого разбитого стекла. Интересно, этот на фотке чем провинился?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К костру я вернулся притихший и злой. Леха ничего не заметил, а Кит умял мой шашлык, но до этого ли мне было? Я ждал, когда Кит спросит: «Ну как?» – или что-то вроде того, но он не спросил, и хорошо. Я с чистой совестью мог молчать, смотреть на огонь и думать: когда это все кончится? А главное – чем? Если ко мне уже мертвяки в гости захаживают, есть над чем подумать, правда? К Киту вон никто не приходил. Я вдруг подумал: «А почему? Стекла же вместе били?» Думал-думал, и выходило, что не почему! Я не мог сказать, что насолил Контуженой больше, чем Кит, и почему я должен огребать за двоих, мне было неясно. Может, это все правда дурацкий розыгрыш и Кит – инициатор? Я его, конечно, сто лет знаю, но именно поэтому… Нет, ерунда, Кит бы давно спалился на какой-нибудь ерунде. Просто мне не повезло. Просто я один из нас двоих оставил кусту репейника свои волосы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остаток дня я почти не помню. Мы жарили шашлыки, что-то пели, во что-то играли, опять жарили шашлыки… А когда, наконец, пришли в лагерь, нас ждал сюрприз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка первый влетел в палату, да так и встал в дверях, не давая никому войти. Я по инерции наскочил на него, все-таки протолкнул внутрь и увидел. В палате был бардак. Нет, не так: в палате явно был обыск, но полицейские вместе с понятыми нас не дождались. Перевернуто было все: матрасы, тумбочки, выпотрошены сумки, и даже подушки лежали отдельно от наволочек. Содержимое сумок и тумбочек валялось на полу одной живописной кучей, тут же громоздились матрасы с кроватей и одеяла без пододеяльников. Я присел на голую кровать и увидел, что моей тумбочки нет. На ее месте валялась теперь гора щепок, будто топором рубили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего себе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо погуляли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У кого что пропало? Надо Леху позвать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята обводили палату ошалевшими взглядами и ныряли в кучу вещей на полу, выискивая свои. А я уже знал, что ничего не пропало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В палату влетел очумевший Леха, огляделся и, выкрикнув: «Разберемся!» – побежал обратно. Через секунду он вернулся, будто что-то забыл, бросил мне: «За тобой отец пришел» – и уже сбежал окончательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не спешил. Зашел в сушилку, переоделся, попутно осмотрев каждый сантиметр штанов и майки: вдруг там булавка или что там втыкают ведьмы, чтобы сделать тебе гадость. Сказал всем: «Пока», – хоть почти никто и не ответил, все разгребали гору барахла на полу. А когда вышел, отец с порога вцепился в мой рукав и потащил восвояси:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не могу связаться с матерью. Уж бабушке, деду позвонил из лагеря, никто до нее дозвониться не может. Прокатимся в город, ладно?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава X<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поселок показался мне до безобразия длинным, я весь извертелся, ожидая, пока отец наберет скорость. На скорости было отчего-то удобнее сидеть, рана от операции меньше болела и ожоги… И ушибленный о решетку палец, и рука… Обо мне как будто вспомнили все болячки разом, я извелся весь, пока не выехали на шоссе. На скорости было легче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдоль дороги уже загорались фонари, куда девался день? Отец нервно рулил, объезжая мизерные ямки и даже, кажется, камушки. А я отчего-то был спокоен за мать, даже странно. Еще утром волновался, а теперь… Теперь мне казалось, что уж с родителями ничего мистического и просто плохого не может случиться. Особенно с матерью. Что может произойти с человеком, который, выходя из дома, сто раз проверит, выключен ли газ, целы ли набойки на каблуках, не истек ли срок годности у газового баллончика и достаточно ли близко он лежит, ежели что. Да у нее топлива в машине никогда не бывает меньше чем полбака! Если стрелка показывает половину, это ужас-ужас, надо срочно заправиться, а то обсохнем прямо на шоссе. Меня эти привычки жутко бесят, а отец вообще старается с ней не ездить, но сейчас, что может случиться с таким человеком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот я и ехал спокойный, как шланг: мать в городе, отец со мной, кукла… Кукла! Я пощупал карман, тот, где она была все это время, но мог бы этого не делать. На мне были узкие джинсы, в их карманы и брелок-то еле влезал. А кукла осталась в лагере в просторных трениках Кита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голову шибанула паника, я завопил отцу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой! – И он резко встал, будто перед ним пешеход. Несколько секунд он еще смотрел на дорогу, похоже, и правда, высматривал невидимого пешехода. Потом вопросительно глянул на меня. И что ему сказать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я кое-что важное забыл. Давай вернемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько секунд отец молча смотрел сквозь меня. Я знал, что в голове его открывается окно «яндекс-пробок». Час туда, час обратно, потом еще сколько-нибудь, и утром мы въедем в самый затор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, интересно, ты мог забыть? Все документы у меня, телефон твой вот… – Он тронулся с места, чтобы прижаться к обочине, а я уже внутренне запаниковал: неужели не вернемся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это правда очень важно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебя слушаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И что прикажете говорить? Наверное, надо было быстро придумать какой-нибудь чужой и очень ценный гаджет, который срочно требовалось доставить в Москву больной бабушке, но у меня как будто соображалка отключилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говори уже! Хочешь до утра тут простоять?! – Это он из-за матери психовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит просил кое-что передать домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А до конца смены не подождет его грязное белье?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, пап, это очень срочно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сутки потерпит. Никто ведь не думал, что ты уедешь сегодня, правда? А если дома все в порядке, мы все вместе вернемся завтра-послезавтра. Устроит тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такого глупого провала у меня, пожалуй, еще не было. Все-таки страх способен начисто лишить рассудка. Отец уже тронулся с места, а я еще раздумывал, как заставить его повернуть. Первый шанс я уже упустил, и теперь мне требовалось что-то совсем уж фантастическое. Отец, что отец, он собрался домой и едет себе. Чтобы развернуть его в лагерь, лагерь должен по меньшей мере гореть, а отец – везти в цистерне-прицепе последнюю в округе воду. Тогда, может, и согласился бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном мелькали фонари и деревья. Отец рассказывал какую-то ерунду, наверное, чтобы не уснуть, а я чувствовал себя как тот Кощей, у которого ларец сперли. Со смертью, ага. Причем Иван-царевич, чтоб ему пусто было, уже в пути. И в любой момент… Я прикидывал, что такого он может мне сделать, и тихо паниковал от разнообразия вариантов. Кит может не глядя скомкать штаны и сунуть в пакет с грязным бельем. Тогда я себе что-нибудь сломаю или задохнусь. Кит может все-таки достать пакет и банально выбросить. На помойке меня поджидают собаки, вороны или жуткая смерть под ковшом экскаватора. Куклу можно разбить (необожженной глине много не надо) и просто нечаянно сломать так, что ни один хирург не пришьет мне отломанного. Сжечь на той же помойке. Утопить под дождем, просто забыв пакет на улице. И, в конце концов, до куклы может добраться Контуженая. Утром увижу мать, сяду в электричку и поеду в лагерь один. Скорее доеду, а то пока отец соберется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под капотом странно щелкнуло, панель приборов засветилась всеми огоньками сразу. Отец чертыхнулся и вырулил на обочину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Началось!» – Я аж подпрыгнул от этой мысли. А вслух проворчал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говорил же: вернемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя никто за уши не тянул, – огрызнулся отец и стал нашаривать фонарик в бардачке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже знал, что нам оттуда не выехать. Поломка может быть какая угодно, да только автосервис далеко, и дурака, чтобы нас туда отбуксировать, ночью не встретишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди держи фонарь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я пошел держать фонарь. Поломку заметили сразу: ролик натяжителя разлетелся от старости, и ехать нам было не на чем. В городе это было бы ерундой: я бы сам сбегал в «Автозапчасти», выбрал нужный ролик и заменил. Не с закрытыми глазами, даже с отцом, но заменил бы. Ночью же на пустой трассе о таком даже мечтать было неумно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец остался на дороге ждать чуда, а мне велел сидеть в машине и помалкивать. Он прошел чуть вперед по обочине и встал под фонарем, чтобы его было видно с дороги. Машин не было совсем, кто нас тут подберет?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я устроился на переднем сиденье, подобрав ноги, и стал себя ругать за то, что не уговорил отца повернуть в лагерь. Нет бы сказать: «У меня живот болит», – слова абсолютно волшебные, и так они способны остановить даже пассажирский самолет (ну если бы отец был пилотом), а с учетом того, что я на днях из больницы… Уступил. Или просто надуться, проворчать: «Ну и ладно, обойдусь», – и демонстративно уставиться в окно. Отец бы повернул в лагерь из принципа, как бы ни торопился в свою Москву, он всегда покупается на этот фокус. Ничему его мать не учит!.. И сломались бы мы тогда у самого лагеря, в поселке, где сколько хочешь машин, а может, и магазинчик запчастей найдется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец стоял под фонарем и даже руки не поднимал: за десять минут на шоссе так никто и не появился. Вдоль обочины шевелились на ветру высоченные сосны. В темноте они казались гуще, так сразу не поймешь: лес или просто полоса у дороги. В окно постучали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У машины стояла девушка, лет на пять меня старше. У нее были красивые рыжие волосы и здоровенный синяк на скуле. Откуда она появилась, я не заметил. На всякий случай, глянул в зеркало: машин за нами по-прежнему не было. Девушка опять постучала в окно, мелко барабаня пальцами, как будто спешила. Я сперва опустил стекло, а уж потом подумал: может, не стоило? Ночь, трасса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте. Я тут сломалась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похоже, девчонка плохо разглядела меня в темноте, но все равно было лестно, что ко мне обращаются за помощью. Лестно-то лестно, а что я сделаю-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут недалеко! – Она по-своему истолковала мое молчание. – Всего пять шагов. Мне бы только машину вытащить, а дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы в яму, что ли, съехали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да! – Вот тебе и синяк на скуле. А я, признаться, не видел ничего, даже не заметил, как она подошла. Может, теперь так машины грабят? Деньги-документы отец взял с собой… Хорошая мысль – позвать отца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас! У меня отец рядом… – Я вышел, хлопнул дверью (пусть угоняют, а я посмеюсь!). Стоя девушка была выше меня на голову и уже могла бы разглядеть, что перед ней подросток, но звать отца все равно не захотела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, мы справимся. – Она взяла меня за руку и, раньше чем я успел возразить, быстро потащила вниз по склону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня перед глазами только мелькали заросли лопухов, кусты, деревья. Ничего себе она улетела! Если, конечно, не врет. Вопить «пап!», когда тебя уже волокут в кусты выручать девушку, было все-таки неловко. Я высматривал машину, но видел только деревья, мусор и ветки под ногами, даже аварийные огоньки нигде не горели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, погоди! Надо все-таки отца позвать, хотя толку… Мы ведь сами тут сломались…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сзади послышался визг тормозов, жуткий грохот и почему-то бряканье цепи. Девчонка резко встала, и я влетел носом в ее спину. Потом оглянулся и увидел, как тяжеленький кузов, радостно мигающий аварийкой, катится кубарем вниз по склону. Колеса мелькали, как лапы здоровенного диковинного животного. Казалось, что оно так играет. На том месте, где секунду назад стоял наш автомобиль, все еще тормозила фура.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водитель выпрыгнул из кабины (мне показалось, что на ходу) и побежал вниз к нашей машине. Наверное, он думал, что там есть люди. Отец тоже бежал к машине и меня, конечно, не видел в темноте среди кустов и деревьев. Наверное, тоже думал, что я там. Я хотел крикнуть ему и почувствовал, что мою руку отпустили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и приехали! Отец расстроится… – Я повернулся к девушке, но ее больше не было. Ни впереди, ни справа, ни слева, я еще минуты три вертел головой: куда ж она подевалась? И где ее машина, которую надо вытаскивать? Я даже сделал несколько шагов дальше в заросли, пока не запутался в кустах и не понял: машина бы тут все поломала. Не было никакой машины!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Васька! – В пятидесяти метрах от меня отец пытался открыть помятую дверь нашей перевернутой легковушки. Даже фонарик не включил, иначе бы давно увидел, что меня там нет. Грохот стоял такой, будто он чеканит по двери кувалдой. Надо было бежать, чтобы успокоить его, а я стоял, как дурак, будто в землю врытый, и все думал: «А где девчонка-то? Где машина?» Пока тормозил, ноги среагировали вперед головы и все-таки побежали в нужную сторону. Надо было крикнуть, но голос пропал, как в страшном сне. Я поднял руку и помахал, хотя вряд ли отец смотрел в мою сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Васька!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не смог выдавить из себя никакого ответа. Бежал к отцу, пока не запнулся о какую-то проволоку. Растянулся на земле и буквально носом уткнулся в еловый венок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я здесь, пап! – Это сказалось само, в обход головы. Я все еще валялся на земле, уставившись на еловые лапы, переплетенные грязной лентой. На обочинах много таких венков. Без имени, без фотки и даты. Но тогда, лежа на пузе в двадцати метрах от перевернутой машины, я точно знал, кому повесили этот. Похоже, не в этом году дело было: вон как все вокруг заросло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Васька, жив? Ты как здесь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец сгреб меня в охапку и так держал долго-долго. Я даже успел кое-как осознать произошедшее и заодно изучить лицо водителя фуры. Он стоял в шаге от нас, курил и деликатно отворачивался, что-то бормоча под нос. Вроде не пьяный, а вот не заметил машины, мигающей аварийкой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посидите у меня в кабине, пока дэпээсников ждем. – Голос у него был молодой. А на вид не скажешь. Я бы дал ему лет сорок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец что-то пробубнил в ответ. Я так понял, что он согласился, и побежал вперед, бросив: «Мне нужно позвонить!» Отец еще кричал что-то из-за спины типа: «Осторожнее там», – а я уже отыскивал номер Кита. Ну и что, что ночь! Мое дело не терпит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где пожар на этот раз? – Голос у него был не сонный, уже хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я у тебя сверточек забыл в трениках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видел. Там что-то бьющееся? Я долбанул нечаянно, извини. – Он говорил об этом так спокойно, как будто там и правда дурацкая глиняная поделка. Кривая чашечка маме на Восьмое марта. Детский сад, вторая группа, Вася К.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ж ты!.. Не выкинул хотя бы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, в тумбочке лежит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сделай одолжение, разверни сейчас и посмотри, что там конкретно отколото.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе делать нечего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит! Я тебе все объясню при встрече. Не телефонный разговор. Просто сделай, не спрашивая зачем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В трубке послышалось шуршание, Кит разворачивал сверток. Я замер, как у врача на осмотре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за дрянь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конкретнее, Кит, конкретнее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да почти пополам разломлено… Держится на одном корешке… Это что, кукла вуду, что ли? С волосами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так и присел, где стоял. Представил себе смерть под колесами фуры. Груженая – сорок тонн. Да мне бы и одной за глаза хватило…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что, веришь в эту фигню?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потом, Кит. Я хочу, чтобы сейчас ты потихонечку нагрел ее в сушилке и слепил, как было. Только очень осторожно, лады?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего, Котяра, совсем спятил? Ночь на дворе! Да хоть бы и день…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит! Сделай, что просят, а? Объяснения потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну, глупости! Спи давай! – И он отключился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так и стоял, прижимая к уху мертвую трубку, потому что не мог так сразу поверить в такое легкое и быстрое предательство. Кит просто не понял, как все серьезно, надо было сразу ему объяснить… Я опять принялся тыкать кнопки, но Кит, похоже, отключил телефон.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XI<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кабина фуры оказалась неожиданно просторной. За двумя передними сиденьями, как в поездах, была полка. Георгий (водитель фуры) торопливо сбросил оттуда ворох грязных тряпок, припрятал куда-то под сиденье и велел:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ныряй, поспи. А мы с отцом дэпээсников подождем. – Голос у него был очень усталый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он плеснул мне чаю в крышку здоровенного металлического термоса, сунул пакет с колотым печеньем и голубой флисовый плед с мишками. Я отчего-то подумал, что дальнобойщика, наверное, бабушка в рейс собирала. Очень эти мишки нелепо смотрелись на фоне грязноватой кабины, пахнущей дерматином и топливом, обклеенной, где только можно, тетками в купальниках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я принял у Георгия горячую крышку. Чай в ней был налит до краев, а руки у меня еще тряслись. Конечно, я плеснул на штаны и даже не почувствовал кипятка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец сидел впереди и смотрел на меня в зеркало. Взгляд у него был скорбный и невидящий, как на похоронах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочешь вернемся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покачал головой, я уже ничего не хотел. Меня задавила такая апатия, будто я все-таки попал под эту фуру и уже ничего не могу ни чувствовать, ни хотеть. Пальцы с трудом удерживали крышку термоса. Я вернул ее Георгию, пробубнил «спасибо» и отвернулся к стене.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спать тоже не хотелось. Отец и Георгий молчали, наверное, чтобы мне не мешать, а меня пугала эта тишина, от нее уж совсем не до сна становилось. Я лежал и рассматривал обивку салона: рубчик черный, рубчик красный, дыра, бахрома… Потом отец захрапел и через несколько минут к нему присоединился Георгий. Потом в кабине стало светлее, а на улице зачирикали птицы и воздух посвежел, даже прохладно стало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Телефон показывал четыре утра. Перед моим лицом лежала отцовская сумка. Быстро, чтобы не передумать, я стянул оттуда ключ от съемной квартиры в таунхаусе, немного денег и блокнот. Написал записку, оставил на сумке, чтобы отец на нее сразу наткнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда вылезал из машины, конечно, всех разбудил, но быстро нашелся и буркнул: «Я скоро». Еще минут десять простоял у фуры, ожидая, пока отец с Георгием опять уснут. Боялся, что именно сейчас, не вовремя, приедут дэпээсники, и тогда меня хватятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попутка поймалась на удивление быстро и взялась отвезти меня почти до самого лагеря. Молодой парень на «Жигулях» сперва возмутился, что я лезу на заднее сиденье, потом спросил, не сбежал ли я из лагеря, и я ответил, что сбежал, но сейчас передумал. Парень еще рассуждал о том, что: «Правильно, а то дома заругают, вот я в твои годы тоже»… А я уже засыпал на заднем сиденье. Успел подумать: «Отчего мне не спалось раньше, ведь во сне совсем не страшно умирать».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стемнело за окном быстро, как будто солнце выключили. В поселке во всех домах горел свет (быстро же починили электричество!), только в доме Контуженой зияли черные окна. Ей небось лампочки не нужны… Я тоже сидел в темноте. У меня был здоровенный телик в полстены с домашним кинотеатром и кучей дисков. Еще вчера я бы включил его просто из любопытства, а теперь мне это и в голову не пришло. Я забрался с ногами в кресло у окна, прижал к себе сверток с куклой и нацелился так просидеть всю ночь. Мне хотелось стать невидимкой. Хотелось, чтобы все разом позабыли обо мне и вообще об этой квартире в таунхаусе или хотя бы об этом кресле. Нет меня, ясно? Точнее, нас нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далекий перелесок серебрился на ветру, в одном из дворов поблескивал костерок да мелькали светоотражающие полоски на одеждах. Похоже, кто-то затеял шашлыки. Где-то шумела газонокосилка, и даже какая-то музыка с улицы доносилась до меня сквозь толстый стеклопакет. Было странно осознавать, что вокруг кипит жизнь, когда у меня такое. Я был один в пустой огромной квартире с вай-фаем и прочими благами цивилизации. Я мог всю ночь долбиться в онлайн-игрушки и даже погонять в футбол (в прихожей завалялся хозяйский мячик, а места было в избытке). Не хотелось. Даже не думалось об этом. Если уж совсем честно, я не мог ни шуметь, ни развлекаться, ни даже думать о чем-то, кроме глиняной куклы. Кроме того, что произошло вчера и что вообще происходит. Мне как будто отрезали какой-то важный орган: ногу, почку, а судя по всему, голову. Дали в руки и сказали: «Носи так, а то обратно не пришить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вертел куклу в руках и невольно высматривал на ней следы поломки. Целый день склеивал. Залез в лагерь через забор, когда все еще спали, только Егор бродил по территории, громыхая своими банками. В палате быстро нашел свой сверток, Кит даже не проснулся. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь… Отнес куклу в сушилку, чтобы глина от тепла стала мягкой, и весь день склеивал под шепотки Клязьмы и Сашки и язвительные замечания Кита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Китом мы разругались вдрызг. Он, когда увидел, сказал, что я помешался на своем дурацком куске глины, а я, понятно, что ему нельзя доверить даже такой дурацкий кусок. В конце концов, из-за него меня чуть не переехала машина. Об одном жалею, что не выдержал тогда и рассказал Киту обо всем. О кукле, о Контуженой, об аварии, конечно, и о том, почему она случилась. Не стал говорить только, откуда у меня кукла, я ведь Рыжему обещал. Кит, конечно, мне не поверил. «Это, – говорит, – эффект плацебо, только наоборот. Внушаем ты очень, вот и понавнушал себе ужасов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После обеда ко мне в сушилку пришел Егор и предложил помощь. Я догадался, кто его на это подбил и на что этим хотел намекнуть. Пошел и врезал Киту хорошенечко. Мало правда, Сашка вовремя нас разнял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером позвонила мать и радостно сообщила, что попала в больницу с каким-то отравлением, но бабушка с дедом уже привезли ей зарядку для телефона и все, что нужно, так что мы можем не дергаться, она сама к нам скоро приедет. Я спросил: «Что ж они нам-то не сказали, отец с ума сошел!» – и услышал то, что всегда говорят в таких случаях: «Наверное, не хотели вас пугать». Бабушки иногда отжигают. Матери я сказал, что отец все равно уже в городе, так что пусть лучше звонит ему. То-то ему было весело приехать в пустую квартиру! Про аварию говорить не стал, пусть лучше отец сам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, так и прошел день. Я поссорился с Китом, склеил куклу, узнал, где пропадала мать. Отец позвонил позже, когда я уже перебрался в таунхаус. Убедился, что я в порядке и доехал, доложил, что сам добрался, и про мать, будто я не знаю… Не ругал, но, похоже, обиделся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В кухне я нашел полбанки кофе, полпакета молока и коробку сахара. Налил себе кружку сырой воды и грыз сахар, размачивая. Это вкусно, если запивать. И успокаивает. Хотя я все равно пугался этого хрупанья в ушах: мало ли что может случиться под шумок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдоль забора деловито трусила кудлатая собака. Она остановилась прямо у меня под окнами. У навеса, куда на ночь выставляли мусорные баки, но, похоже, мусор ее не интересовал. Собака села, уставившись прямо на меня, задрала башку и завыла. Никогда их прежде не боялся, но на эту спокойно смотреть не мог. Чего она? Говорят, собаки воют к покойнику…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я задернул занавеску, не вставая с кресла, и плотнее прижал к себе Ваську. Ну да, как еще называть глиняную фигурку, сделанную по твоему образу и подобию? Не то чтобы слепили очень похоже, но какая разница? Мне тогда уже начало казаться, что он живой, что у него есть характер. Неодушевленный предмет не может так регулярно находить себе неприятности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под окном зажегся фонарь. Свет его проник в кухню и попал на мое кресло. Я замер, как олень в лучах фар. Собака выла, как в страшных фильмах. Чертова псина, шугануть ее, что ли? Я открыл окно и стал шикать на собаку, но она была так увлечена своей песней, что не слышала меня. Что ж, сама напросилась. Радуясь, что хоть кто-то отвлекает меня от дурных мыслей, я не спеша выбрал литровую пивную кружку из хозяйской коллекции (этих кружек там была, наверное, сотня, на полках под самым потолком. Пришлось поставить на стол табуретку, чтобы достать), набрал водички похолоднее, открыл окно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, кому говорят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водяной шлейф описал красивую дугу в воздухе и приземлился у собаки между передних лап. Псина захлопнула пасть и удивленно понюхала лужу. Мне показалось, что она даже пожала плечами. Лакнув из лужи бесцветным языком, она опять задрала башку, готовясь завыть. Похоже, что на нее не попало ни капли. Но это мы поправим! Во мне проснулся снайперский азарт, я быстро наполнил следующую кружку, плеснул…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что-то тяжелое и пестрое мелькнуло перед глазами и чуть было не улетело вслед за струей воды. Я успел. Я сообразил в последний момент, высунулся по пояс из окна и схватил свой драгоценный сверток. Выпущенная кружка мелькнула в луче фонаря, упала в темноту и шумно разбилась об асфальт. Собака вскочила на лапы и удивленно отпрянула – наконец-то!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В доме тоже услышали. Кто-то хлопнул оконной рамой, кто-то крикнул: «Хулиганье!» Самое время было закрыть окно и прикинуться ветошью да подумать, как теперь быть с разбитой хозяйской кружкой. А я стоял у открытого окна, освещенный фонарем, прижимал к себе Ваську и думал, что и в этот раз обошлось. Не уронил, не разбил, жить пока буду. Может, Кит прав: я и впрямь слетел с катушек?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда внизу хлопнула дверь подъезда (похоже, кто-то из соседей вышел посмотреть, в чем дело), я, наконец, очнулся. Закрыл окно, отодвинул подальше кресло, чтобы фонарь на меня не светил… Кит, небось, уже спит себе, а я сиди тут, бойся. Чего? Да всего! Уронить куклу, забыть куклу, оставить на ночь на подоконнике и поздно проснуться, когда ее уже расплавит солнце. Ввязаться в драку с куклой в кармане, чтобы ее на кусочки раздробило… Оказывается, на свете есть куча способов умереть. А Кит живет и не знает. Говорит, что я помешался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глубине квартиры упало что-то тяжелое. Я вцепился в сверток и долго вглядывался в темноту дверного проема. Темнота казалась осязаемой, будто там повесили черную штору или встал кто-то очень большой в черном. Тишина. Я прислушивался, как мог, но если бы тогда хоть ветерок зашелестел листьями на улице, у меня, наверное, случится инфаркт. Кажется, я даже слышал белый шум, как в телефонной трубке. Как тогда в больнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прижимаясь к стене, я потихоньку пошел в комнату, откуда донесся звук. Окна в комнате были большие, и света от уличных фонарей проникало много, но все-таки недостаточно. Я прекрасно видел центр комнаты, даже рисунок на ламинате, но все углы оставались темными и диван… Он и так черный, а в темноте на нем мог запросто кто-нибудь сидеть, я бы не увидел его. Зиял чернотой проем в следующую комнату. Скорее всего, упало именно там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я крался вдоль стены, полируя спиной обои. Все злодеи в кино нападают сзади. Обернешься, а там… Я старался не оборачиваться, а когда не выдерживал, видел только стену и темноту в углах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По улице проехала машина, из крана капнула вода, и снова тихо. Я подошел к дверному проему и быстро щелкнул выключателем. В комнате никого не было. На полу у кровати валялась отцовская сумка, забыл, надо же! Скорее всего, она и громыхнула. Господи, ну нельзя же так бояться каждого шороха! На всякий случай я прошел дальше, в коридор, врубил там свет и несколько секунд зачем-то разглядывал обивку входной двери. Даже в глазок заглянул – никого. Совсем сбрендил, что тут говорить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кухню я возвращался, громко топая и везде включая по пути свет. Никого тут нету, я один, нервные клетки не восстанавливаются! Кажется, я выкрикивал это вслух. Совсем осмелев (или струсив?), врубил телик на полную громкость, так, что у самого уши заложило. По трубе тут же застучали соседи: здравствуй, жизнь, я по тебе соскучился! Я нарезал круги по ожившей квартире, заглядывая в углы, доказывая себе, что бояться тут нечего. Но чем больше я храбрился, тем больше меня щекотало чувство, будто я забыл что-то важное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Васька! Я раз пятнадцать прошел мимо кухонного стола, где оставил его. Даже успел стянуть еще пару кусков сахара. Развернувшись, где стоял, я рванул опять к кухонному столу и распахнул глаза: свертка не было!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы осознать этот факт, мне понадобилась, наверное, минута. Минуту я стоял и хлопал глазами перед кухонным столом. Внутренний голос отчаянно шептал, что неплохо бы просто поискать, прежде чем впадать в панику. Сверток мог банально упасть на пол… Столешница была стеклянной, и я, не нагибаясь, видел, что на полу никакого свертка нет. Достала! Все-таки. Она меня достала! Сам виноват. Надо было хватать Ваську и сразу ехать домой. Ну и что, что вернулся бы за полночь! Теперь вообще не вернусь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прислонился к стене, и тут что-то коснулось моей спины. Не завопить было сложно, но я сдержался. Обернулся: никого. Схватился за спину и тут же нащупал твердый бумажный сверток. Васька! Наверное, я его автоматически сунул под майку и забыл. Нашелся! Я достал сверток и готов был его расцеловать. Сам же забыл и уже напридумывал похитителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут раздался звонок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я схватился за телефон, хотя, конечно, понял, куда звонили. Началось. Дождался. Надо было сразу ехать домой, а не оставаться здесь на ночь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крадучись, будто мои шаги можно расслышать через железную дверь, я подошел к глазку и… Не заглянул. Я знал, кого я боюсь там увидеть, и отчего-то думал, что она тоже может разглядеть меня с той стороны двери. Я боялся встретиться с ней глазами. Я боялся незрячих глаз, которые могут видеть сквозь лес, а может, и сквозь стены. Надо быстро выключить телик! Путь думает, что меня нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока я на цыпочках бегал искал пульт, меня все-таки засекли. В окно ударил камешек. На ведьму это уже не похоже! Я выключил лампочку на кухне и осторожно из-за шторы глянул на улицу. Внизу под самым фонарем, не скрываясь, стоял Рыжий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тьфу ты, блин, напугал! Я уже хотел распахнуть окно и крикнуть ему, чтобы поднимался, но что-то остановило меня. Странное внутреннее «стой», которое не позволило мне оставить Ваську в палате, когда мы уходили в лес. Оно опять появилось. Но это же просто Рыжий! Или нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего-то мне тогда настойчиво не хотелось открывать ему дверь. Не от того, что ночь на дворе, не от того, что просто так в гости ночью не ходят (значит, там что-то срочное, к чему я не готов). Не поэтому. В горле шевельнулся ком – клубочек страха за хрупкий кусок глины, от которого теперь зависит моя жизнь. Я просто боялся впускать Рыжего, я видел в нем непонятную угрозу. Да что он может сделать?! А вот не знаю, но это-то и страшно. Просто мой мир столько раз перевернулся за последние дни, что я уже не знал, где свои, а где чужие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжий вглядывался в окно, а потом пошел в подъезд. Там вроде кодовый замок, а он открыл дверь спокойно, хотя из-за козырька я его манипуляций не видел, но… Нет, лучше не пускать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В коридор я все-таки вышел. Прилип к глазку и стал ждать. Мне казалось, опасность должна выдавать себя взглядом или видом. Хотя знал, что нет. А все равно прилип. Рыжий взлетел на этаж, будто за ним черти гнались, и затрезвонил в дверь. Я не хотел его пускать тогда, но у меня сработал какой-то неведомый рефлекс: человек торопится – пусти, потом разберешься. Рука сама потянула задвижку, ноги сами сделали шаг назад. Рыжий влетел и захлопнул за собой дверь, а еще спиной к ней прижался, как в кино про погоню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тщщ! Она меня заметила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объяснять мне не пришлось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она где-то здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя под окнами! Шутка… – Рыжий прошел в комнату, плюхнулся на то, что подвернулось, и попал на пол. – Во дворе она у себя. А я к тебе огородами бежал, чуть не наступил на нее, прикинь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фонарь за окном освещал встрепанную шевелюру Рыжего и надорванный рукав на несвежей футболке. Это зрелище меня неожиданно успокоило: я пошел на кухню, включил чайник, крикнул Рыжему, чтобы топал сюда, и уселся грызть недоеденный сахар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего это, меня чаем вздумал поить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кофе. Больше нет ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К черту кофе, нам идти надо. Ночь сегодня подходящая, новолуние. Если хочешь избавиться… – Он поискал глазами Ваську и прямо уставился на него. – У тебя тут небось и совочка детского нет. И я не захватил ничего. А, ладно, пошли! По росе земля мягкая… – Он порылся в кухонных ящиках и достал деревянную лопатку для жарки. – Палка-копалка! Сойдет. Ну пошли уже! Меня, знаешь ли, не премируют за ночные прогулки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он был так уверен, что я вот сейчас встану и с ним пойду, как будто все уже решено. Меня он не спрашивал, хочу я избавиться от Васьки или нет. По его выходило, что есть единственное верное решение, и я его, конечно, принял, иначе и быть не могло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Котяра, ты что? – Мы не включали света на кухне, и я молчал, но Рыжий как-то заметил мои колебания. Подошел, поигрывая лопаткой, заглянул в глаза, близко, будто бить собирается. – Кот, ты нормальный? Я тебе говорю, пошли! – Он говорил это так нахраписто, а глазки были неуверенные, как у торговца, который вламывается в квартиру и навязывает свое барахло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я даже улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, Рыжий. Давай в другой раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой в другой раз? – Он так и замер с этой дурацкой лопаткой. – Сегодня новолуние. Я сегодня и вырвался. Следующее через месяц, але! Да и ты уезжать собрался вроде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звучало убедительно. Для лохов, которые покупают всякое барахло у гуляющих по квартирам торговцев. А я вот не знал, слушать его или нет. Хотя вру: я не сомневался. Я был уверен, что закапывать Ваську нельзя ни в коем случае. Я к тому времени уже убедился: если его зарыть в землю, я тут же отправлюсь следом. Когда его проткнули булавкой, я загремел в больницу с аппендицитом. Когда его припекло костерком, у меня появился ожог. Когда его разбили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Решайся уже! Мне тут особо некогда… – Рыжий все больше походил на торговца. Мне не нравилось его рвение, совсем не нравилось: «Новолуние сегодня»; «Только вырвался»… Да какое Рыжему до меня дело?! И, кстати, о том, что я приеду из города именно сегодня, никто не знал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты откуда вообще узнал, что я здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дружок твой сказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кит?! Вы же друг друга терпеть не можете!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так и ты его тоже теперь не жалуешь, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая разница! – Хотя если Рыжий знает даже о нашей ссоре с Китом, то не врет. Был он в лагере. Оттуда и узнал. И все равно: что за нездоровый интерес к моей кукле?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Идем уже! Время не резиновое! Нам пять километров топать! Ты без меня не найдешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это самое выгодное предложение, в магазинах дороже», – пронеслось в моей голове. Нет, мне решительно не нравился Рыжий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, вот тебе что за дело до меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помочь хочу. Да ты что, Котяра, я ж тебе эту куклу приволок! Ты не веришь мне?! Совсем тебя запугали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не твое дело. А мне последнее время одни только мертвяки помогают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но помогают же! – Рыжий ни капельки не удивился «мертвякам». Даже не моргнул. Я понял: ему было важно меня убедить закопать куклу, и какая разница, что я там болтаю?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, хватит. Сегодня я никуда не пойду, усвой, пожалуйста, это. Спасибо за помощь. – Я встал, готовый его выпроваживать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Рыжий был с этим не согласен:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С ума сошел?! Ты без меня то место не найдешь! Ты уедешь завтра!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так оставь телефончик. Вообще, какая тебе разница?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не могу. Не прогоняй меня, Васька, тебе же хуже будет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот это уже была угроза. За нее и по шее дать не грех. Я шагнул к Рыжему, но он разгадал мой маневр и драпанул к выходу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак, я ж тебя спасти хочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартира была длинная, но, пока я гнался за Рыжим, так и не придумал ответа. Уже с лестницы он еще раз крикнул: «Дурак», – и все. Я осознал, что больше не слышу его топота и дверь подъезда тоже не хлопнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще раз явишься – точно получишь! – крикнул я пустой лестнице и захлопнул дверь. Потом сразу побежал на кухню, проверять, как там Васька. Васька был на месте. Он лежал на кухонном столе, черная глина выделялась на блестящей стеклянной столешнице. Закопать – ишь, чего удумали! Да я сам кого хочешь закопаю. Я теперь ученый.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XIII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тварь<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я проснулся от грохота. Кресло, подпирающее дверь, ходило ходуном. Тяжелые лапы с той стороны ритмично долбили по полотну, и кресло приплясывало от ударов. Удар – прыжок, удар – прыжок. Оно отпрыгнуло сантиметров на пять, прежде чем я вскочил и вцепился в него со своей стороны. Придвинул, сел. В окно светил уличный фонарь, часы на телефоне показывали половину второго. Я поспал всего полчаса, и этот сон мог стоить мне жизни. Хлипкая дверь из ДСП ритмично ударялась о спинку моего кресла. Тварь с той стороны визжала и поскуливала, для нее это была всего лишь игра. Если бы ей захотелось, она бы снесла эту чертову дверь двумя ударами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ногой я притянул к себе тумбочку, где ночевал Васька, и сунул куклу под майку. Так будет сохраннее, если тварь все-таки ворвется. Дверное полотно стучалось о мое кресло. В окно скреблась ветка. Я сидел, упершись ногами в пол, прижимая к себе Ваську, и молился, чтобы это все поскорее закончилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кресло отлетело на добрый метр от двери, когти шваркнули по дверному полотну, щелкнула дверная ручка. Тварь! Значит, не приснилось? То есть приснилось, но… Снова громыхнуло кресло, по полу цокнули когти, совсем рядом со мной. Тварь подпрыгнула, дыхнув мне в лицо тухлятиной, прихватила меня за майку, и я физически ощутил ее зубы на своем горле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я распахнул глаза, сон улетучился, как не было. Часы на телефоне показывали половину второго. Тварь теребила майку в зубах, а у меня перед глазами забегали цветные круги. Она держала за горло Ваську, а не меня, но я чувствовал его боль, как свою. Переносицу и виски как будто намазали ментолом, так бывает, когда проваливаешься в обморок. Только отключиться мне сейчас не хватало! На ощупь я схватил двумя руками слюнявую челюсть, провел рукой вниз, к шее, нажал и оттолкнул… Тварь взвизгнула. Я глотнул воздуха, и в глазах тут же прояснилось. Под ноги удачно попался стул, я схватил его, замахнулся, но Тварь оказалась проворнее, только когти шкрябнули по полу – и нет ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрел за перемещением ножек кресла по полу. Сантиметр, два, пять… В комнате было уже светло: вот и еще ночь пережили. Я прижал к себе Ваську и смотрел, как Тварь с той стороны двери прорывается сквозь мою хлипенькую баррикаду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжелая туша распахнула дверь, плюхнулась на четыре лапы и деловито оглядела комнату. Мне показалось, что Васька даже шевельнулся у меня под майкой. Вот уже третью неделю Тварь с удивительным упорством пытается его сожрать, демонстрируя при этом чудеса сообразительности. Она открывает двери, шкафы, выдвигает ящики… Из-за нее, Твари, я уже весь в мелких царапинах и один крупный шрам обещает остаться… Но тут я сам виноват: не надо было вбегать во двор, не убедившись, что собак вокруг нету.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нащупал на подоконнике пульверизатор (мать цветы поливала и оставила) и наставил на Тварь как пистолет:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Брысь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тварь вздохнула и плюхнулась на пол в дверях, скорчив при этом умильную рожу: «Ну пусти!» Тогда я нажал на курок. Струйка воды метко брызнула в кожаную ноздрю, где легко поместился бы мой большой палец. Тварь обиженно взвизгнула, неуклюже вскочила и поцокала прочь, виляя задом. Наконец-то! Когда я уже повешу на дверь крючок?! Кучу нервов сэкономил бы, да никак руки не дойдут. А все отец!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, я сам просил собаку. Но это было давно, до Васьки. Отец долго отмахивался, а после той аварии понял что-то свое и купил Тварь. Я из лагеря приехал – она дома. Сюрприз! Не знаю, какой она породы, но точно не девчачья собачка в сумочке. Когда этот щеночек встает на задние лапы, мы лицом к лицу получаемся. Тварь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще месяц назад я бы до потолка прыгал от такого подарка, а тогда уселся в прихожей и заревел. Хорошо, мать не видела. На собачьей морде прямо написано было: «Ваське хана». И я тогда не обманулся. Тварь, конечно, грызет ботинки, мебель, все, что положено, но Васька, похоже, цель ее жизни. Она днем и ночью дежурит у меня под дверью, чтобы проскользнуть, улучив момент, и стащить вожделенный сверток. Стоит мне выйти, Тварь врывается в пустую комнату и ищет-ищет, где спрятан Васька. Однажды нашла, но я стараюсь об этом не вспоминать. Скажу только, что мне пришлось приклеивать Ваське голову, а сам я опять видел мертвяка. Тварь и ящики стола выдвигать научилась… Так что, теперь я всегда беру Ваську с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часы на телефоне показывали полшестого утра. Я уже не помню, когда высыпался последний раз, кому каникулы, а кому… Надо сегодня же повесить на дверь крючок. Отца, что ли, попросить, пусть купит? Я, признаться, не очень-то рвусь выходить из дома последнее время. На улице всякое может произойти. Иногда мне кажется, что это вообще большое чудо, то, что мы все еще живы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встал, скрипнув кроватью, и тотчас за дверью раздалось требовательное поскуливание. Рано же еще! Но нет, встал – будь добр гулять! Я пытался донести до матери, что неплохо бы пристроить Тварь в хорошие руки, но она и слышать ничего не хочет. «Это твоя собака, я в свое время о такой могла только мечтать», – прямо за отцом повторяет. Она сама сейчас чувствует себя неважно, еще после больницы в себя не пришла. Говорит, когда рядом собака, ей становится легче. А я сражайся. Баррикадируй дверь, ходи в туалет с куклой, мечтай о дверном крючке, а это, как выяснилось, не так-то просто. Одного Ваську дома не оставишь – Тварь сожрет, а на улице – тоже хватает опасностей. Последний раз, например, нас чуть не сбил мотоциклист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тварь требовательно поскуливала в коридоре и звенела своим поводком. Вот кто ее этому научил? Не в кино же она видела, как собаки приносят хозяевам поводок, чтобы намекнуть на прогулку. В другое время я бы, наверное, порадовался, что мне досталась такая умная Тварь, а тогда… Тогда поправил кресло, баррикадирующее дверь, достал сверток с Васькой и задвинул поглубже на шкаф, чтобы видно не было. Вдруг матери приспичит у меня убраться? Выкинет же! Вообще она уже лет пять себе такого не позволяет, но и на старуху бывает проруха. В последнее время все вокруг дружно сошли с ума (один отец со своим подарочком чего стоит!), так что не будем рисковать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оделся я быстро, Тварь, штурмующая мою комнату, не давала расслабиться. Бочком протиснулся в коридор, чтобы собаку в комнату не впустить, пристегнул поводок и выкатился по лестнице во двор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улице было свежо и пусто, только птицы орали, как ненормальные, и одинокий дворник с газонокосилкой примерялся к траве под окнами первого этажа. Сейчас как заведет жужжальник свой в шесть утра, сразу получит за шиворот ведро воды. У меня бы получил. Я уже не помню, когда последний раз высыпался по-человечески, меня будить – опасно для жизни. Тварь знает. И все равно ломится ко мне в комнату по нескольку раз за ночь и потом целый день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Газонокосилка взревела почти над ухом, я аж подпрыгнул. Хотел уже высказать дворнику, что он не прав, а потом увидел, что шумит не только дворник. Во двор заезжал старенький «Мерседес» Никитиного отца. Эта штука с дизельным двигателем тарахтит, как трактор, даже Тварь моя вздрогнула, услышав звук. На заднем сиденье, заваленном барахлом, сидел Кит и таращился прямо на меня. Приехал, значит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После того случая в лагере я не очень-то хотел с ним разговаривать. Но пойти поздороваться с его отцом было надо, а то неудобно как-то. Я подсек поводок, выдернув Тварь из-под куста, и пошел к парковке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и зверюга у тебя! Пап, смотри! – Кит выскочил из машины и побежал тискать мою Тварь. Я поймал себя на том, что не расстроился бы, если бы она испугалась этого резкого придурка и тявкнула своим басом, перебудив вторую половину двора. Кит бы в штаны, может, и не навалил, но все равно приятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда она?! – Кит теребил Тварь за брыли и уже по локоть вымазался в слюнях. Вид у него был совершенно счастливый, да и Тварь не возражала особо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От родителей, откуда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитин отец помахал мне с парковки и стал выгружать из машины барахло, не обращая на нас внимания. Я тоже ему помахал. Приличия соблюдены, можно уходить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я домой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди ты! Все еще дуешься? У меня для тебя потрясающая новость, только никуда не уходи, хорошо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пожал плечами, а Кит вскочил на ноги и, отбиваясь от слюнявых объятий Твари, побежал к машине. Он поднял с земли вытащенный отцом рюкзак, стал потрошить… Ждать не хотелось. Ну что он мне может показать? Наверняка какую-нибудь ерунду, диплом компьютерного кружка, самострел, глупости все это. Мы последнее время живем в разных мирах, и я не про лагерь и город. Пару месяцев назад я бы, конечно, впечатлился и самострелом, и дипломом, и собственной Тварью. Сейчас же для меня все на свете либо ерунда, либо угроза Ваське, как Тварь, например. И что бы там ни вытряхнул из рюкзака Кит, нам просто нечего обсуждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тварь с любопытством смотрела в Китову сторону и заинтересованно прядала ушами. Вот ей было интересно, что за хмырь такой: прибежал, потискал, теперь в рюкзаке копается, может, пожрать даст? Кит лихорадочно копался в рюкзаке, поглядывая на меня: не ушел ли? И я ушел. Дернул поводок и побежал к подъезду: неинтересно мне, да и некогда… Васька дома один. Кит что-то кричал мне вслед, но я успел хлопнуть дверью подъезда и ничего не расслышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мать встретила меня в прихожей. Судя по ее виду, она встала, нет, вскочила секунду назад и побежала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты с собакой ходил? – У нее было заспанное лицо и совершенно ошалевшие глаза. – Кто же тогда в твоей комнате?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Васька!» – кажется, вслух я этого не сказал. Сунул матери поводок и, не разуваясь, ворвался к себе. Васька, Васька там один, не знаю, что слышала мать, но что, если…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комната казалась пустой, только окно распахнулось от ветра, должно быть, я плохо закрыл. Мать из прихожей ворчала про грязные лапы. А я полез этими грязными лапами на стул, чтобы снять Ваську со шкафа. Встал, протянул руку и только тогда увидел ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворона. Всего лишь ворона влетела в открытое окно и заинтересовалась крошечным блестящим камушком на Васькином лице. Очищать глину, перед тем как куклы лепить, вряд ли входило в привычки слепой ведьмы. Этот камушек у Васьки был на месте глаза, но только один.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворона сидела на шкафу в десяти сантиметрах от меня и не улетала. Угольный блестящий глазок с любопытством разглядывал мою физиономию над шкафом. Глянцевый острый клюв, с палец длиной и толщиной аккуратно щипнул Ваську за живот и заинтересованно приоткрылся. Внутри ворочался короткий черный язык. Я смотрел в этот открытый клюв как, наверное, смотрят в дуло пистолета: чернота, темень, смерть. Да ну, это всего лишь птица!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замахнулся и, как пощечину, залепил вороне под зад ладонью. Ворона каркнула, что-то ударило меня в плечо, но я успел схватить сверток с Васькой и сунуть под майку. За спиной скрипнула дверная ручка, это вошла мать, но мне хватило, чтобы споткнуться и рухнуть навзничь с табуретки. Я еще летел, а по лицу хлопали черные крылья, меня снова кольнуло в плечо. Мать кричала: «Кыш» – и размахивала собачьим поводком. Карабин больно стеганул меня по глазу, и наконец моя спина встретилась с полом. Я даже сгруппироваться успел, так медленно падал. Почти не ушибся. Лежал и смотрел, как ворона мечется по комнате, громко каркая, как мать, размахивая тем же поводком, выгоняет ее в окно и как, радостно лая, скачет вокруг Тварь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы чего здесь? – Отец вошел аккурат в тот момент, когда ворона все-таки улетела. Мать с поводком он застал на подоконнике, Тварь – на столе у окна, а меня – лежащим посреди комнаты ботинками кверху.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XIV<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворона долбанула меня в плечо, причем дважды. Я нашел похожие царапины на Ваське, замазал и понадеялся, что это все. В поликлинику мать меня, конечно, погнала, мол, надо сделать укол от столбняка… В общем, утро я провел в очереди к врачу. А когда вернулся, меня уже поджидал Кит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сидел на кухне, теребил за ухо Тварь, а в свободной руке держал кружку с чаем и то и дело подносил ее ко рту (судя по его страдальческой мине, кружка была не первая и даже не третья). В промежутках он отвечал на расспросы матери про лагерь. Она отчего-то решила, что это ее болячки мне отдых испортили. А больницы моей как будто и не было. И теперь с сожалением слушала рассказ Кита о том, какой зануда Леха и какая гадость эта столовская каша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пришел! Ну как ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жить буду. А этот че приперся? – Я кивнул на Кита, но должного эффекта не последовало. Воспитанный человек сказал бы: «Могу и уйти» – и ушел бы восвояси, а Кит только сделал загадочное лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Увидишь. – Покосился на мать и потеребил свой рюкзак, намекая, что там какая-то страшная тайна. Мать поняла. Сказала: «Ладно, секретничайте» – и ушла к себе. Кит дождался, пока щелкнет дверная ручка в ее комнате, и достал из рюкзака пожеванную газету:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На, болезный. И не говори потом, что ты не видел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам такой. – Хотя обижаться тут было не на что. Плечо мне, конечно, перевязали, но рука теперь плохо поднималась, да и двигалась с трудом. В общем, я возненавидел ворон после того случая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Газета была не московская, судя по бумаге и незнакомым физиономиям на первой полосе. Кит ткнул пальцем в заметку и откинулся на стуле с видом триумфатора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это был некролог, и фотка женщины рядом показалась мне очень-очень знакомой. Я стал читать статью, уже догадавшись, о ком речь. Взгляд мой почему-то все время соскальзывал в сторону на фотку, сколько я ни пытался сосредоточиться на чтении. Глаз мой выхватывал только отдельные фразы: «на восемьдесят шестом году жизни»; «ветеран войны»; «героиня труда» – что там обычно пишут, когда умирают старики. С фотки на меня смотрела Контуженая, без платка, закрывающего пол-лица, она совсем не была похожа на ведьму. У нее даже имя человеческое было – Мария Павловна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего притих, Котяра? Скорбишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаю. Обычная бабулька вроде. Не из Африки, даже не с юга. Вон написано, что она родилась в Вологодской области. Откуда у нее это все? Вуду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты все еще веришь?! – Наверное, в этот момент я так взглянул на Кита, что он сам поверил. И выдал что-то правдоподобное:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так бабки любят всякую магию-херомантию. Может, телика насмотрелась, может, в газете объявление прочла, а может, ей правда голоса в голове нашептали, контузию-то никто не опровергает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она слепая была.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кит пожал плечами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая теперь разница? Главное, все кончилось. Выкинь свой кусок глины и вернись, наконец, к нормальной жизни. Я новую игрушку принес… – Он повертел перед моим носом коробкой с диском.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне так захотелось ему поверить, что я уже оттянул ворот майки и полез за Васькой, чтобы широким жестом отдать куклу Твари. Чтобы убедиться. Чтоб раз – и все: обрубить, не вспоминать, не задавать в пустоту глупых вопросов. Умерла так умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Васька у меня в ладони будто похолодел, хотя в кухне была жарища. Я тоже почувствовал какой-то странный холодок внутри. Ком в горле, который не оставлял меня все эти недели, будто стал больше… Глупости! Надо покончить с этим одним махом: раз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстро, чтобы не передумать, я выдернул Ваську из-под майки и швырнул Твари. Она ловко поймала зубами и радостно закрутила башкой: добилась, чего хотела, сбылась мечта идиота! Так бы мои мечты сбывались…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрел, как щенячьи молочные клыки-иголочки крошат сухую глину в муку, и физически чувствовал кукольную боль. В мой собственный бок будто впивались невидимые челюсти, и дышать опять стало трудно. Тварь шваркнула куклу на пол, и у меня в ушах загудело, как от удара по голове. Боль была несильной, такой, будто на тренировке, где удары принято лишь обозначать. Чтобы ощутить в полную силу все, что делала с Васькой Тварь, мне понадобился бы нож или кастет и парочка гопников. Но кое-что я все-таки чувствовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай сюда! – Я отобрал у Твари Ваську и заметил, что руки у меня трясутся. Кит покрутил мне у виска и уставился в газету с некрологом, будто раньше не читал. Мне было плевать. Я дышал на глиняную куклу, разогревая материал и заглаживая-замазывая раны. Бок, там, где у меня ребра, был вообще разодран, и на затылке такая вмятина… Может, все-таки пронесет? Господи, пусть пронесет, спасали же меня прежде те, кого Ты прибрал. От бо&#769;льших повреждений спасали. В конце концов, ведьма же умерла, почему тогда… Кит зашебуршил газетой. Я поднял голову и увидел дату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! Это ведь не сегодняшняя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да, вчерашний номер. Умерла она позавчера, а что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А все. Я убрал куклу под майку, как было (Господи, пусть в этот раз пронесет!). Плечо, покусанное вороной, еще болело. Слишком болело, чтобы поверить в чудо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то. Иди ты знаешь куда, Кит, со своими игрушками!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он еще что-то говорил про то, что я придурок и окончательно сбрендил после больницы. Что никакой магии вообще не бывает, а я себе все придумываю, и неизвестно, откуда у меня этот кусок глины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты бы лучше повнимательнее за ним следил, – говорю, – когда тебе его на сутки доверили. Может, я бы и меньше сбрендил тогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Кит меня не слушал, он бесился:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где ты ее вообще взял?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рыжий принес. При тебе, между прочим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю я никакого Рыжего. Ты правда свихнулся с этим куском глины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, я его выгнал. Газету оставил себе, потому что не верил ни Киту, ни глазам своим, мне надо было видеть эту газету. Игрушку Кит оставил нарочно, чтобы я хоть на что-то отвлекся. Я сперва и думать о ней не хотел, мне и так было, о чем подумать. А потом как-то успокоился, забаррикадировал дверь креслом, зарядил диск…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герой игры носился по катакомбам, мочил врагов, искал клады. Я давил на клавиши и думал, что вот она, долгожданная свобода, а я сижу, как дурак, и не могу решиться. Не выдержав, щелкнул Ваську по лбу и через полминуты сам приложился лбом о подставку для клавы, когда полез под стол за упавшим телефоном. Может, совпадение? А кто его теперь-то знает, совпадение или нет? Кто его вообще знает, почему так и спасет ли меня смерть злодея, как бывает в сказках? Когда Рыжий настаивал на том, чтобы Ваську закопать, я ему не верил. Не верил, что иначе будет хуже.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XV<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трое<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером родители ушли в гости. Звали с собой, но куда я с Васькой-то? Одного тоже не оставишь – дома Тварь. Я так и сидел у себя, забаррикадировавшись верным креслом, и долбился в игрушку, оставленную Китом. Мать сказала их рано не ждать, и я предвкушал полночи компьютерной игры. Если, конечно, не усну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часов в одиннадцать раздался звонок. Отец из гостей просил занести ему диск с каким-то фильмом. Я бы ни за что не пошел, но разве от него отвертишься! «Тут, – говорит, – две автобусных остановки всего. Заодно с собачкой выйдешь. Не гулял еще небось?» Возразить было нечего: с собачкой я, и правда, еще не гулял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваську я оставил на шкафу. Памятуя об утреннем происшествии, десять раз перепроверил, закрыты ли окна-двери, даже подергал вентиляционную решетку на кухне: вдруг у нас крысы водятся! Я уже предполагал самое невероятное, дальше только вторжение инопланетян. Лучше перебдеть. С утра вот не подумал о вороне и был наказан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тварь радостно скакала вокруг меня и рвала поводок в разные стороны. Две автобусные остановки мы прошли очень быстро, я все-таки боялся, что Васька дома один, и поэтому спешил. Отец сам открыл мне дверь. Вышел на лестницу, увлекая за собой еще пяток веселых гостей. Начался обычный спектакль: «Это мой сын, это мой пес!» – «Надо же, как вымахал» (от незнакомых людей); «Как в школе дела?» (летом-то!). Потом, наконец, вышел хозяин и стал приглашать нас с Тварью войти. Я решил, что пора сматываться: быстренько вручил отцу диск (он, похоже, успел забыть, зачем меня звал) и сбежал, соврав, что уроков много. Кажется, мне поверили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратно я летел еще быстрее, даже Тварь еле поспевала. За горло держал непонятный страх. Честно говоря, он меня и не отпускал последний месяц, но в тот раз был сильнее, чем обычно. Я просто знал: случится что-то плохое. И оно случилось. Я смотрел под ноги и по сторонам, обходил далеко все компании, какие встречались, даже лужи зачем-то обходил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они буквально вынырнули из-под земли. В метре, нет, в шаге от моего подъезда. Я уже ключи достал, когда меня тронули за плечо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда спешим? – Трое. Лет на пять старше меня, а рожи такие, что и днем лучше обойти. Один держал меня за плечо, крепко, но не сильно. У двоих руки были в карманах. Интересно, что там у них? Ножи или кастеты? Хотя какая разница, эти и ручками поколотят, мало не покажется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Домой. Собачка не в настроении гулять. Опять на прохожих бросается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они заржали, и я их понял: врать надо красивее. Тварь, ошалев от такого количества новых товарищей по играм, скакала на кривых ногах и пыталась лизнуть каждого в лоб, не ниже. Я ее, конечно, удерживал, но такого восторга на собачьей морде не могла скрыть даже темнота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Телефончик дай позвонить. Очень надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думал, это анекдот такой. А нет, они и правда промышляют телефончиками. Я бы и дал, ученый, даже карманы ощупал автоматически. Да только телефона у меня с собой не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не взял. Забыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ночью пошел гулять, а телефон забыл? А если найду?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот тут я сделал глупость: вместо того, чтобы развернуться и бежать, открыл бипером дверь подъезда. Резкое движение спровоцировало ответку, и что-то царапнуло меня по ребру. Я даже успел проскочить в подъезд. Дернул дверь на себя, понадеявшись, что они не успеют протиснуться за мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А потом я ударился затылком об пол, получил в челюсть, и перед глазами опять забегали цветные пятна. Три тени молча шманали мои карманы, а я радовался, что не взял с собой Ваську. Его бы они разбили или сломали просто для того, чтобы разбить или сломать. Тварь повизгивала и скакала по мне, кажется, все еще норовя лизнуть кого-нибудь из этих придурков. На прощание меня ткнули в ребра ножом, и я, наконец, отключился.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпилог<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лес как будто уснул: не шумели деревья на ветру, даже ветки под ногами не хрустели. Сапоги чавкали по невидимой грязи, под лучом Китова фонарика я видел метра на два впереди – и все. Тварь носилась по кустам в дурацкой жилетке со светоотражающими полосками. Жилетку я позаимствовал из отцовского багажника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сам виноват, – авторитетно заявил Кит, втыкая в землю ржавую саперскую лопатку. – Учи ее, чтобы тебя охраняла. А то что за собака получается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жалко… Маленькая еще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ее зовут-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Надо у матери спросить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом деле, мать мне, конечно, говорила, как зовут Тварь, да и сама при мне, наверное, звала ее тысячу раз, просто я не запомнил. Для меня это была Тварь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот тебе нужник, наслаждайся. – Кит почтительно отстранился от выкопанной ямки. – Заклинание читать будешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Друг меня понял и действительно отошел еще метра на два, только и видно было среди деревьев тонкую полоску света. Я и правда собирался читать заклинание, и нечего ему было подслушивать. Васька под майкой заледенел, и мне холодило живот. Я достал его и быстро, чтобы не передумать, швырнул в ямку. «Пусть проклятие, обращенное против меня, будет предано земле, как предана земле эта кукла». Дурацкое заклинание, но другого в Интернете не нашлось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ведь так и не смог связаться с Рыжим. Обзвонил всех из лагеря, поспрашивал, ни у кого не то что телефона его не было, они вообще отказывались вспоминать, кто такой Рыжий. Я даже еще разок съездил в лагерь сам. Полдня болтался по поселку, получил по шее от «кед» и компании. Но даже они не смогли припомнить никакого Рыжего. Хотя, может быть, просто вредничали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваську я присыпал монетками (так надо) и быстро-быстро забросал землей вперемешку с прошлогодними листьями. Тварь увидела и, приняв за игру, сама начала расшвыривать землю задними лапами. Мне в лицо залепила здоровенный комок, и даже Киту, кажется, досталось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты скоро?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Идем уже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы брели на шум электрички по ночному лесу. Коротенький лучик Китова фонаря освещал метра два впереди – и все. Лес молчал, только невидимая грязь чавкала под ногами. Я рукавом вытирал лицо, испачканное Тварью, и думал, что ком в горле потихоньку рассасывается.<br>
<br><br>