Агата Кристи
Убийство Роджера Экройда

   © перевод с английского Е. Калявина
   © перевод с английского Ю. Калявина
   © ИП Воробьёв В.А.
   © ООО ИД «СОЮЗ»

   Посвящается Панки [1 - Панки – домашнее прозвище сестры Агаты Кристи Мэдж.],
   поклоннице ортодоксального детектива,
   где есть убийство и расследование,
   а подозрение падает на всех героев по очереди

Глава 1
Доктор Шеппард за завтраком в семейном кругу

   Миссис Феррарс умерла в ночь с четверга на пятницу. В пятницу 17 сентября в восемь часов утра меня вызвали в ее особняк. Но медицина была уже бессильна – хозяйка скончалась несколько часов назад.
   В начале десятого я вернулся домой. Открыл дверь своим ключом и на какое-то время задержался в прихожей, оттягивая момент, когда придется переступить порог столовой. Чересчур долго вешал шляпу и легкое пальто, которое благоразумно надел тем стылым осенним утром. Признаться, я был весьма расстроен и обеспокоен. Не стану утверждать, что предвидел события последующих недель. Ничего подобного. Но какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что впереди еще много забот и волнений.
   Из двери по левую руку, ведущей в столовую, донесся звон чашек и сухое покашливание моей сестры Кэролайн.
   – Это ты, Джеймс? – спросила она.
   Нелепый вопрос, ну кто еще это мог быть? Сказать по правде, именно из-за моей сестры Кэролайн я так долго топтался в прихожей. Как утверждает мистер Киплинг, на семейном гербе мангустов начертано: Беги, Разузнай и Разнюхай [2 - Приводится цитата из рассказа «Рики-Тики-Тави» Р. Киплинга (пер. К. И. Чуковского)]. Если Кэролайн когда-либо решится обзавестись гербом, я посоветую ей изобразить на нем восстающего мангуста. Первую часть девиза вполне можно опустить. Кэролайн способна выяснить очень многое, преспокойно сидя дома. Не знаю, как ей это удается, подозреваю лишь, что в число ее осведомителей входят деревенские разносчики и слуги. А когда Кэролайн все-таки выходит в свет, то делает это не для сбора информации, а для ее распространения. Тут ей тоже нет равных.
   Из-за этого свойства ее характера я и не мог сейчас решить, как же мне быть. Что бы я ни рассказал Кэролайн о смерти миссис Феррарс, уже через полтора часа об этом будет знать вся деревня. Разумеется, я профессионал и умею хранить врачебную тайну. Поэтому привык скрывать разные деликатные подробности от моей сестры. Она, конечно, и сама все разведает, но у меня по крайней мере чиста совесть.
   Супруг миссис Феррарс умер чуть больше года назад, и Кэролайн со дня его кончины твердит (без малейших на то оснований), что жена его отравила. Сколько бы я ни повторял, что мистера Феррарса свел могилу приступ острого гастрита, вызванный злоупотреблением спиртными напитками, мои заверения сестра встречает презрительной усмешкой. Согласен, симптомы отравления мышьяком в отдельных случаях можно счесть проявлениями гастрита, но Кэролайн свои обвинения строит совсем на других уликах. «Ты только взгляни на нее!» – вот ее главный довод.
   Миссис Феррарс была весьма привлекательной женщиной, пусть уже и не первой молодости. Одевалась она хоть и неброско, но с большим вкусом. Платья и костюмы всегда сидели на ней отлично. И все же множество женщин заказывают свои туалеты в Париже, но из этого необязательно следует, что они отравили своих мужей.
   Пока я стоял у вешалки, размышляя обо всем этом, Кэролайн снова окликнула меня – на сей раз уже более резким тоном.
   – Что ты там торчишь, Джеймс? Ты что же, завтракать не собираешься?
   – Иду, моя дорогая, – поспешно отозвался я. – Я вешал пальто.
   – За это время можно было повесить десяток пальто!
   Она была совершенно права, и я не стал спорить. Я вошел в столовую, привычно чмокнул Кэролайн в щеку и сел вкушать яичницу с беконом. Бекон уже успел остыть.
   – У тебя был ранний вызов, – заметила Кэролайн.
   – Да, – сказал я. – «Королевская лужайка». Миссис Феррарс.
   – Я знаю, – сказала сестра.
   – И как же ты узнала?
   – Мне сказала Энни.
   Энни – наша горничная. Симпатичная девица, но неисправимая болтушка.
   Наступила пауза. Я продолжал поглощать свою яичницу. Тем временем кончик длинного и тонкого носа мой сестры слегка задергался – так всегда бывает, когда она заинтересована или взволнована чем-либо.
   – Ну? – не выдержала она.
   – Летальный исход. Я ничего не мог сделать. Очевидно, она умерла во сне.
   – Знаю, – снова сказала сестра.
   На этот раз я рассердился.
   – Ты не можешь об этом знать! Я сам ничего не знал, пока не пришел по вызову, и еще никому об этом не говорил. Твоя Энни что – ясновидящая?
   – Мне рассказала не Энни, а молочник. А он узнал от кухарки миссис Феррарс.
   Как я уже сказал, Кэролайн не нужно выходить куда-то за новостями. Они сами стекаются к ней.
   Сестра продолжала допрос:
   – От чего она умерла? Сердечный приступ?
   – А разве молочник тебе не сообщил? – съязвил я, но этот заряд сарказма был потрачен впустую. К сбору информации Кэролайн подходит очень серьезно и ожидает соответствующего отношения.
   – Он не знал, – без тени улыбки объяснила она.
   Я сдался. В конце концов рано или поздно Кэролайн все равно обо всем разузнает. С таким же успехом она может услышать это и от меня.
   – Она умерла от передозировки веронала. Какое-то время она пила его от бессонницы. Должно быть, приняла слишком много.
   – Чепуха, – отрезала Кэролайн. – Она сделала это нарочно. И не вздумай меня переубеждать!
   Странно, но если у вас есть какое-то тайное подозрение, а вы ни за что не желаете говорить это вслух, то стоит кому-то еще его озвучить, как вы принимаетесь все яростно отрицать. Я, конечно, тут же разразился возмущенной отповедью.
   – Ну вот, опять измышления на ровном месте, без доказательств и причины! – воскликнул я. – С какой стати миссис Феррарс совершать самоубийство? Богатая вдова, еще молодая, отменного здоровья – почему бы ей не наслаждаться жизнью? Это же абсурд!
   – Ничего подобного. Даже ты должен был заметить, как она изменилась за последние полгода или около того. На ней буквально лица не было. Ты сам только что сказал, что она не могла спать по ночам.
   – И каков же твой диагноз? – холодно спросил я. – Полагаю, несчастная любовь?
   Сестра покачала головой и с наслаждением произнесла:
   – Угрызения совести!
   – Угрызения совести?
   – Именно. Ты не верил мне, когда я говорила, что она отравила мужа. Теперь я более чем когда-либо убеждена в этом.
   – Тебе не кажется, что ты сама себе противоречишь? – возразил я. – Если женщина способна на убийство мужа, значит, у нее хватит хладнокровия пользоваться результатами своего преступления, не терзаясь муками раскаяния. Что за сентиментальная чушь!
   Кэролайн покачала головой.
   – Возможно, и есть такие женщины, но миссис Феррарс явно не принадлежала к их числу. Она была настоящим комком нервов. Непреодолимый порыв побудил ее избавиться от мужа, потому что она из тех людей, кто не может выносит страдания бесконечно – а жене такого субъекта, как Эшли Феррарс, несомненно, пришлось вытерпеть немало… – Я кивнул в знак согласия. – И вот с тех пор ее преследовали воспоминания о содеянном. Мне ее очень жаль.
   Не думаю, что Кэролайн хоть раз пожалела миссис Феррарс, пока та была жива. Но теперь, когда бедняжка ушла туда, где вряд ли сможет щеголять в парижских нарядах, Кэролайн была готова проявить сочувствие и понимание. Я твердо заявил, что все эти предположения – вздор чистой воды, и тон мой был тем более непререкаем, что в глубине души я соглашался по крайней мере с половиной из них. Но нельзя же допустить, чтобы Кэролайн изрекала истину, опираясь лишь на собственное вдохновение. Она примется ходить по деревне, излагая свои домыслы, а все будут думать, что они основаны на медицинских данных, предоставленных мною. Я не собирался поощрять подобное поведение. Жизнь врача и так порой нелегка.
   – Чепуха! – заявила Кэролайн на все мои доводы. – Вот увидишь: она оставила предсмертную записку, в которой призналась во всем. Спорю на что угодно.
   – Никой записки она не оставила! – резко отреагировал я, не замечая расставленной ловушки.
   – Ой! Так значит, ты ее искал! – просияла Кэролайн. – Джеймс, я и не сомневалась, что на самом деле ты рассуждаешь точно так же, как и я. Ах ты, мой милый старый плут!
   – Я всегда в подобных случаях обязан предполагать возможность самоубийства, – сказал я с подавленным видом.
   – Значит, будет дознание?
   – Не исключено. Это во многом зависит от меня. Если я с полной уверенностью заявлю, что произошла случайная передозировка, никто не станет устраивать разбирательства.
   – А у тебя есть эта полная уверенность? – спросила сестра, демонстрируя свойственную ей проницательность.
   Я не ответил и встал из-за стола.

Глава 2
Деревня Кингс-Эббот и ее обитатели

   Прежде чем перейти к изложению нашей дальнейшей семейной беседы, неплохо было бы дать читателю некоторое представление о, так сказать, местной географии. Деревня Кингс-Эббот, где проживаем мы с Кэролайн, очень похожа на любую другую деревню. До ближайшего большого города – Кранчестера – девять миль. Молодые мужчины стремятся при первой же возможности покинуть Кингс-Эббот, чтобы найти свое место в жизни. Зато у нас наблюдается переизбыток незамужних леди и отставных военных. Наши увлечения и развлечения можно описать одним словом: «сплетни».
   В Кингс-Эбботе лишь два богатых дома. Особняк «Королевская лужайка», который миссис Феррарс унаследовала после смерти мужа, и усадьба Фернли-Парк. Ее владелец, Роджер Экройд, по моему мнению, чрезмерно похож на образцового деревенского сквайра – куда больше, чем любой настоящий землевладелец. Он напоминает одного из тех краснощеких спортивных джентльменов, которые обычно появляются на фоне зеленых лугов в первом акте старомодной музыкальной комедии и поют песенку о том, что собираются поехать в Лондон. Сейчас на смену музыкальным комедиям пришли ревю и это нанесло сокрушительный удар типажу деревенского сквайра.
   Конечно, Экройд никакой не сквайр, а весьма преуспевающий фабрикант (если не ошибаюсь, он производит вагонные колеса). Это сорокапятилетний жизнелюб с румяным лицом и добродушными манерами. С викарием их связывает задушевная дружба и Экройд весьма щедро жертвует на приходские нужды (хотя поговаривают, что в домашних расходах он чрезвычайно прижимист). Он судит крикетные матчи, шефствует над молодежными клубами и пансионатами для ветеранов-инвалидов. Короче говоря, он душа нашей мирной деревушки Кингс-Эббот.
   Когда Роджеру Экройду исполнился двадцать один год, он женился на красивой женщине, в которую страстно влюбился. Она была пятью или шестью годами старше, успела овдоветь и осталась с маленьким сыном на руках. История их короткого брака была крайне печальной. Говоря напрямую, миссис Экройд страдала хроническим алкоголизмом. Этот недуг свел ее в могилу через четыре года после свадьбы.
   В последующие годы Экройд не проявлял ни малейшей склонности повторно связать себя узами супружества. Ребенку его жены от первого брака было всего семь лет, когда умерла его мать. Сейчас Ральфу Пейтону двадцать пять. Экройд всегда относился к нему как к собственному сыну, воспитывал его соответственно и постарался дать хорошее образование. Однако юноша вел себя весьма легкомысленно и успел доставить отчиму немало хлопот. Тем не менее, все мы в Кингс-Эбботе души не чаем в Ральфе хотя бы уже за то, что он так красив.
   Как я уже говорил, в нашей деревне любят посудачить. Обитатели Кингс-Эббота давно заметили, что Экройд и миссис Феррарс отлично поладили, и эта дружба стала еще больше бросаться в глаза после смерти мужа миссис Феррарс. Они часто вместе проводили время, и как-то само собой было решено, что по окончании траура миссис Феррарс станет миссис Роджер Экройд. Казалось, их супружество предначертано свыше. Ведь общеизвестно, что жену Роджера Экройда сгубила выпивка, да и Эшли Феррарс много лет до своей кончины пил запоем. Вполне естественно, если бы жертвы несчастного брака с неизлечимыми алкоголиками решили возместить друг другу пережитые страдания.
   Феррарсы переселились в Кингс-Эббот лишь года полтора тому нзаад, но личная жизнь Экройда уже много лет была окружена слухами и сплетнями. За то время, пока рос и мужал Ральф Пейтон, в усадьбе сменилось множество экономок, и за каждой из них Кэролайн и ее приспешники наблюдали с величайшей подозрительностью. Можно с уверенностью сказать, что в течение пятнадцати лет вся деревня, затаив дыхание, ожидала, что Экройд вот-вот женится на одной из своих экономок. Последняя из них, грозная особа по имени мисс Рассел, самоуправно царила в доме целых пять лет – то есть, вдвое больше любой своей предшественницы. И если бы не появление миссис Феррарс, Экройду вряд ли удалось бы избежать участи, которую ему все предсказывали. Его спасло еще одно обстоятельство – неожиданный приезд из Канады невестки с дочерью. Миссис Сесил Экройд, вдова непутевого младшего брата Экройда, поселилась в Фернли-Парке и, по словам Кэролайн, сумела поставить мисс Рассел на должное место.
   Понятия не имею, что представляет из себя «должное место» – но, судя по всему, пребывание на нем крайне неприятно. Во всяком случае, мисс Рассел ходит теперь с кислой улыбочкой на губах и не устает выражать сочувствие «бедняжке миссис Экройд», которая полностью зависит от крох со стола мужниного брата. «Но хлеб благодеяний горек, не правда ли? Как бы я была несчастна, если бы не умела сама зарабатывать себе на жизнь».
   Не знаю, как отнеслась миссис Сесил Экройд к слухам о скорой женитьбе деверя на миссис Феррарс. Лично ей этот брак, безусловно, был невыгоден. Она всегда очень любезно, если не сказать, слащаво, разговаривала с миссис Феррарс при встрече. Впрочем, по словам Кэролайн, это еще ничего не доказывает.
   Вот что занимало умы жителей Кингс-Эббота последние несколько лет. Дела Экройда – как финансовые, так и личные – подвергались пристальному вниманию общественности. Наконец появилась миссис Феррарс и стала предметом самых жарких дискуссий.
   Теперь, когда все так круто переменилось, нам придется от праздной болтовни о том, кто бы какой свадебный подарок выбрал для новобрачных, перейти к обсуждению случившейся трагедии и скорых похорон.
   Я совершал привычный обход пациентов, прокручивая все это в уме. Серьезных случаев не было – что к лучшему, поскольку мысли мои все время возвращались к загадочной смерти миссис Феррарс. Неужели она действительно покончила с собой? Но ведь в таком случае она непременно оставила бы предсмертную записку или письмо? По моему опыту, женщины, решившие свести счеты с жизнью, всегда стремятся объяснить причины, которые привели их к роковому поступку. Даже на краю могилы они жаждут внимания.
   Когда я видел миссис Феррарс в последний раз? Кажется, еще недели не прошло. Тогда она держалась абсолютно естественно, учитывая – ну, учитывая всё.
   Тут я вдруг вспомнил, что встретил ее вчера, хотя и не говорил с ней. Рядом с миссис Феррарс шел Ральф Пейтон, и это меня весьма удивило, ведь я понятия не имел, что он приехал в Кингс-Эббот. Я уже опасался, что Ральф окончательно рассорился с отчимом – они не виделись добрых полгода. А теперь молодой человек шагал по дорожке рука об руку с будущей мачехой, она что-то сбивчиво ему рассказывала серьезным тоном, а он слушал очень внимательно.
   Должно быть именно в этот момент меня посетило первое предчувствие беды. Пока еще ничего конкретного – просто смутный намек на грядущие проблемы. Вчерашний тет-а-тет между Ральфом Пейтоном и миссис Феррарс произвел на меня неприятное впечатление.
   Я все еще думал об этом, когда неожиданно столкнулся с Роджером Экройдом.
   – Шеппард! – воскликнул он. – Вас-то я и искал! Господи, какой кошмар!
   – Значит, вы уже знаете?
   Он кивнул. Было очевидно, что это известие стало для него ударом: румяные щеки побледнели и ввалились, он как-то сразу постарел. Всегда такой полнокровный и жизнерадостный, сейчас мой приятель выглядел совершенной развалиной.
   – Все куда хуже, чем вы можете себе представить, – сказал он вполголоса. – Слушайте, Шеппард, я должен с вами поговорить. Можете проводить меня до усадьбы?
   – К сожалению, не могу. Должен навестить еще троих пациентов и вернуться к полудню, когда начнутся приемные часы.
   – Тогда после обеда… или лучше вечером. Приходите на ужин. В полвосьмого вас устроит?
   – Да, к тому времени я уже управлюсь. В чем дело? Опять Ральф?
   Не знаю, почему я это сказал – должно быть слишком уж часто причиной огорчений становился Ральф. Экройд тупо уставился на меня, явно не понимая, что я имею в виду. Я заподозрил, что дело и впрямь серьезное. Никогда прежде я не видел Экройда таким расстроенным.
   – Ральф? – рассеянно переспросил он. – Да нет же, Ральф не при чем. Ральф в Лондоне… Черт! Сюда идет эта старая сплетница мисс Ганетт, а я не в состоянии обсуждать с ней случившееся. Увидимся вечером, Шеппард. Жду вас в семь тридцать.
   Я кивнул, и он поспешил прочь, оставив меня в полном недоумении. Что значит «Ральф в Лондоне»? Ведь вчера я собственными глазами видел его здесь, в Кингс-Эбботе. Конечно, он мог вернуться в столицу прошлой ночью, или ранним утром, и все же из слов Экройда я определенно вынес впечатление, что он не видел пасынка несколько месяцев.
   Однако на дальнейшие размышления у меня уже не оставалось времени. Рядом изнывала мисс Ганетт, жаждавшая информации. Мисс Ганетт во многом напоминает мою сестру, но ей недостает безошибочного чутья и способности к молниеносным выводам, которые придают маневрам Кэролайн оттенок подлинного величия.
   Мисс Ганетт захлебывалась вопросами. Не правда ли, какое жуткое происшествие с бедной дорогой миссис Феррарс? Поговаривали, что она уже много лет принимала наркотики. Люди бывают так жестоки и несправедливы! И ужасней всего, что в самых злых наветах всегда есть зерно правды, вы согласны? Нет дыма без огня! А еще ходят слухи, что мистер Экройд прознал об этом и разорвал помолвку, ведь они, разумеется, были обручены!
   У нее, мисс Ганетт, есть неопровержимые доказательства. Конечно, я должен знать обо всем куда лучше – ведь доктора всегда все знают, но ничего не рассказывают, верно?
   Все это время она не сводила с меня пристального взгляда глаз-бусинок, стараясь подловить на какой-то реакции. К счастью, долгие годы проживания под одной крышей с Кэролайн приучили меня в любой ситуации хранить невозмутимое выражение лица и держать наготове целый арсенал лаконичных, ни к чему не обязывающих замечаний.
   Поэтому я от души поздравил мисс Ганетт тем, что ей так успешно удается противостоять злобным сплетникам. Это ненадолго выбило старую деву из колеи, и прежде чем она смогла опомниться, я уже откланялся.
   Все еще ломая голову над новыми загадками, я вернулся домой, где в смотровой меня дожидались страждущие.
   Опустив, как я думал, последнего больного, я решил перед обедом немного отдохнуть в саду, но внезапно обнаружил, что меня ожидает еще одна пациентка.
   Она встала, чтобы поздороваться, и я с изумлением узнал в ней мисс Рассел. Не знаю, почему я так удивился. Должно быть, мне всегда казалось, что у этой дамы железное здоровье, во всяком случае – она определенно выше того, чтобы поддаваться житейским немочам.
   Экономка Экройда – женщина статная, красивая, но с весьма непреклонным выражением лица. У нее суровый взгляд и плотно сжатые губы. Будь я младшей горничной или судомойкой, я бы спасался бегством, лишь заслышав ее грозную поступь.
   – Добрый день, доктор Шеппард, – сказала мисс Рассел. – Не будете ли вы так добры взглянуть на мое колено?
   Я взглянул, но по правде сказать, ровным счетом ничего не увидел. Симптомы мисс Рассел описала так расплывчато и неубедительно, что будь на ее месте женщина менее безукоризненной репутации, я заподозрил бы, что она симулирует. На мгновение мне пришло в голову, что экономка явилась ко мне с выдуманным недугом, чтобы расспросить про смерть миссис Феррарс, но я тут же убедился в своей ошибке. Мисс Рассел лишь мельком упомянула о случившейся трагедии. И все же она явно хотела задержаться и о чем-то поговорить.
   – Что ж, доктор, спасибо за мазь, – сказала она наконец. – Не то, чтобы я и впрямь надеялась, что она хоть как-то поможет.
   Я тоже очень в этом сомневался, но по долгу службы выразил протест. Уж во всяком случае никакого вреда мазь не принесет, а врач обязан защищать свои средства производства.
   – Не верю я во все эти медикаменты. – Мисс Рассел окинула пренебрежительным взглядом полки с пузырьками и склянками. – А сколько бед могут натворить наркотики! Скажем, пристрастие к кокаину.
   – Ну, если вы об этом…
   – Это очень распространенная привычка в высшем обществе!
   Не сомневаясь, что в осведомленности насчет пороков аристократии мисс Рассел даст мне сто очков вперед, я и не пытался спорить.
   – Вы мне вот что скажите, доктор, – не унималась мисс Рассел. – Предположим, человек и вправду стал наркоманом. Его можно как-то вылечить?
   На такой вопрос в двух словах не ответишь, пришлось прочитать краткую лекцию на тему зависимости организма от алкалоидов и опиатов. Экономка слушала так внимательно, что я вернулся к прежним подозрениям насчет миссис Феррарс.
   – А вот если взять, к примеру, веронал… – закинул я удочку.
   Но веронал мисс Рассел ничуть не интересовал. Она быстро сменила тему и спросила, действительно ли существуют редкостные яды, которые нельзя обнаружить при вскрытии.
   – Ага! Значит, вы почитываете детективы! – констатировал я.
   Она призналась, что да.
   – Во множестве детективных романов упоминаются редкие яды – преимущественно, южноамериканского происхождения. – сказал я. – К примеру, какое-то затерянное в джунглях племя дикарей смазывает таким веществом свои стрелы. Смерть мгновенна, и наша наука бессильна обнаружить причину. Вы имели в виду что-то подобное?
   – Да. Такое и в самом деле возможно?
   Я с сожалением покачал головой.
   – Боюсь, что нет. Разумеется, существует яд кураре…
   Какое-то время я описывал ей свойства кураре, но она опять утратила интерес к беседе. Спросила только, есть ли у меня шкафчик с редкими ядами, и когда я ответил отрицательно, то, боюсь, весьма упал в ее глазах. Мисс Рассел сказала, что ей уже пора, и я проводил ее до прихожей. Как раз в это время прозвучал гонг к обеду.
   Вот уж никогда не заподозрил бы в мисс Рассел поклонницу детективных романов! Забавно было представлять себе, как она распекает провинившуюся горничную, а затем спешит в свою комнату, чтобы углубиться в чтение очередной «Тайны седьмого трупа» или чего-то в этом роде.

Глава 3
Человек, который выращивал кабачки

   За столом я сказал Кэролайн, что буду ужинать в Фернли. Она нисколько не возражала, наоборот – обрадовалась.
   – Отлично. Там ты обо всем разузнаешь. Кстати, что за новые неприятности с Ральфом?
   – С Ральфом? – удивился я. – Ничего подобного не слышал.
   – Тогда почему он остановился в «Трех вепрях», а не в Фернли-Парке?
   Я ни на секунду не усомнился в правдивости этой информации. Раз Кэролайн так говорит – значит, так и есть.
   – Экройд сказал мне, что Ральф в Лондоне, – в изумлении я даже отступил от нерушимого правила: всегда держать полученные сведения при себе.
   – Ах вот как! – И я опять увидел, как кончик носа Кэролайн лихорадочно задергался. – Он заселился в «Три вепря» вчера утром, – сказала она. – А прошлым вечером у него было свидание с девушкой.
   Меня это ничуть не удивило. Свиданиям с девушками Ральф посвящает большинство своих вечеров. Хотя, конечно, весьма странно, что он приехал для этого в Кингс-Эббот, променяв круговерть столичных развлечений на наше захолустье.
   – Это что же, одна из официанток? – проницательно предположил я.
   – В том-то и дело, что нет. Они встретились не на постоялом дворе. Я не знаю, кто она такая.
   (Какое горькое признание из уст Кэролайн!)
   – Но я догадываюсь, – продолжала моя неутомимая сестра. – Я терпеливо ждал. – Это его кузина!
   – Флора Экройд? – удивленно воскликнул я.
   На самом деле Флора Экройд, конечно, не состоит с Ральфом Пейтоном в родстве, но Ральф уже так давно считается сыном и наследником Экройда, что семейные узы как бы подразумевались сами собой.
   – Флора Экройд, – торжественно кивнула Кэролайн.
   – Но если он хотел ее увидеть, то почему не отправился прямиком в Фернли?
   – Тайная помолвка! – с упоением объявила моя сестра. – Старик Экройд даже слышать об этом не хочет, им приходится встречаться украдкой.
   В теории Кэролайн имелось немало прорех, но я благоразумно воздержался от критики. Случайное замечание о нашем новом соседе повернуло беседу в другое русло.
   Коттедж «Лиственницы» недавно пережил вторжение нового жильца, о котором нам ровным счетом ничего не было известно. К бесконечному неудовольствию Кэролайн, ей удалось узнать лишь то, что он иностранец. Разведывательный корпус потерпел сокрушительное поражение – разумеется, наш сосед употреблял в пищу молоко, овощи и мясо в должном количестве, как и простые смертные, однако никто из поставщиков и разносчиков оказался не в состоянии разжиться хоть какой-то информацией на его счет. Фамилия его вроде бы Поррот, но звучит она как-то неправдоподобно. Единственное, что удалось выяснить – он увлекается выращиванием кабачков.
   Разумеется, эти жалкие крохи лишь раздразнили неуемный аппетит Кэрролайн. Ей необходимо знать все: откуда он родом, чем занимается, женат он или вдовец, есть ли у него дети и какую фамилию носила в девичестве его матушка – и так далее, и тому подобное. Иногда мне кажется, что анкеты для паспортных столов придумывает кто-то вроде моей сестры.
   – Моя дорогая Кэролайн. Насчет профессии этого человека не может быть никаких сомнений, – сказал я. – Он парикмахер на покое. Достаточно взглянуть на его усы.
   Кэролайн категорически со мной не согласилась. Если бы он был парикмахером, доказывала она, то завивал бы волосы. Тщетно я приводил в пример несколько парикмахеров, которых знал лично – все были гладко прилизанны. Кэролайн мне не удалось убедить.
   – Я никак не могу его раскусить, – сказала она удрученно. – На днях я попросила его одолжить кое-что из садовых инструментов, и он был очень вежлив, но о себе так ничего и не рассказал. В конце концов, я напрямик спросила, не француз ли он, а он сказал, что нет. И почему-то мне не захотелось расспрашивать его дальше.
   Теперь и во мне пробудился жгучий интерес к нашему загадочному соседу. Человек, способный заткнуть рот Кэролайн и отправить ее восвояси, посрамленной аки царица Савская [3 - Согласно арабским и еврейским сказаниям правительница легендарного аравийского государства Шеба/Саба, прибыла к израильскому царю Соломону с богатыми дарами и задавала ему хитроумные загадки с целью развенчать его ореол мудреца, но была вынуждена признать его превосходство и удалиться ни с чем, или даже, как утверждают некоторые предания, униженной хитроумно расставленными ловушками. В текстах Ветхого и Нового Завета, напротив, утверждается, что царица Савская отправилась домой с дарами, намного превосходящими те, что были преподнесены Соломону.], должен быть личностью незаурядной.
   – Если не ошибаюсь, – мечтательно произнесла Кэролайн, – у него имеется одна из этих электрических машинок, пылесос…
   Я узрел опасный блеск в ее глазах, означавший, что она обдумывает новый предлог для визита к соседу, и поспешил в сад. Люблю покопаться на грядках. И вот, когда я был полностью поглощен выпалыванием особенно упорного одуванчика, раздался упреждающий крик и какой-то тяжелый снаряд, просвистев у моего уха, разорвался под ногами с отвратительным хлюпаньем. Это был кабачок!
   Возмущенный до глубины души, я огляделся. Слева, над забором, показалась яйцевидная голова, частично покрытая неправдоподобно черными волосами, пара зорких глаз и огромные усы. Вот он, наш таинственный сосед, мистер Поррот.
   Он тотчас рассыпался в извинениях.
   – Тысячу раз сожалею, мсье. Мне нет прощения. Вот уже несколько месяцев я выращиваю эти кабачки. Сегодня утром мое терпение лопается. Я посылаю их подальше – увы, не только в переносном смысле, но и в буквальном. Я швыряю кабачок через ограду. Мсье, мне так стыдно. Я раздавлен и унижен.
   Перед таким потоком оправданий мой гнев тут же испарился. Кроме того, злополучный овощ меня даже не задел. Однако я искренне надеялся, что метание даров огорода через забор не войдет у мистера Поррота в привычку. Это вряд ли поспособствует добрососедским отношениям.
   Удивительный человечек, казалось, прочел мои мысли.
   – Ах нет, не волнуйтесь! – вскричал он. – Обычно я так себя не веду. Но вообразите, мсье, что человек, поставив перед собой определенную цель, трудился всю жизнь не покладая рук, а получив, наконец, возможность предаться досугу и невинным увлечениям, обнаружил, что тоскует по былым дням, исполненным напряженной работы, и по старым занятиям, которые так стремился оставить!
   – Да, это я могу понять, – медленно сказал я. – Думаю, так происходит довольно часто. Я сам тому пример. Год назад я получил наследство – вполне достаточное, чтобы осуществить давнюю мечту. Я всегда хотел путешествовать, повидать мир. И что же – прошел год, а я… я все еще здесь.
   Мой маленький сосед кивнул.
   – Мы рабы привычки. Мы работаем, чтобы достичь желаемого, а обретя его, обнаруживаем, что тоскуем по тяжкому ежедневному труду. И заметьте, мсье, моя работа была исключительно интересной, пожалуй, это самая интересная работа в мире!
   – А именно? – поощрил его я. Сейчас в меня вселился дух Кэролайн.
   – Изучение человеческой природы, мсье!
   Ну совершенно же ясно, что передо мной парикмахер на пенсии. Кому как не парикмахерам ведомы все тайны людской натуры?
   – Кроме того, я лишился своего друга, который был рядом много лет. Порой он проявлял ужасающую наивность, но тем не менее, был мне очень дорог – не поверите, сейчас я скучаю даже по его глупости! Его прямолинейность, честный и открытый взгляд на мир, способность искренне радоваться и удивляться работе разума, превосходящего его собственный – не могу даже выразить, до чего мне этого не хватает.
   – Ваш друг умер? – сочувственно спросил я.
   – О нет, что вы. Он живет и здравствует, но на другом конце света. Он уехал в Аргентину.
   – В Аргентину! – Я подавил вздох зависти. Я всегда мечтал отправиться в Южную Америку. Подняв глаза, я встретил понимающий взгляд мистера Поррота. Было в этом коротышке что-то, располагающее к полной откровенности.
   – Стало быть, хотите отправиться туда? – спросил он.
   Я сокрушенно покачал головой.
   – Мог бы отправиться… год назад. Но я был глупцом, хуже того – глупцом жадным. Рискнул необходимым в надежде приобрести излишнее.
   – Ясно. Играли на бирже?
   С печальным видом я кивнул головой, но втайне эта доверительная беседа меня немало повеселила. Этот нелепый человечек сохранял такой важный, осведомленный вид!
   – Нефтяные месторождения в дельте реки Поркьюпайн [4 - Поркьюпайн – река, протекающая по территории Канады и штата Аляска.]? – спросил он вдруг.
   Я оторопел.
   – По правде сказать, я думал о них, но в конце концов соблазнился золотоносной шахтой в Западной Австралии.
   Мой сосед внимательно изучал меня, у него было странное, непостижимое выражение лица.
   – Это судьба, – сказал он наконец.
   – Что вы имеете в виду под словом «судьба»? – спросил я с невольным раздражением в голосе.
   – Что мне предначертано жить рядом с человеком, который верит в нефть долины Поркьюпайна и золото Западной Австралии. Скажите, вы случайно не питаете слабость к женщинам с рыжевато-каштановыми волосами?
   Я смотрел на него, разинув рот от изумления, и он расхохотался.
   – Нет-нет, не бойтесь, я вовсе не сумасшедший. Простите мне этот нелепый вопрос. Видите ли – мой друг, о котором я вам рассказывал – человек молодой, убежденный в том, что все женщины достойны восхищения, а большинство из них – красавицы. Но вы-то, доктор, прожили уже достаточно, что бы познать суетность и тщету этого мира. Ну-ну, где же дух соседского добросердечия! Примите в знак моего искреннего расположения мой лучший кабачок и прошу вас от моего имени преподнести его вашей превосходной сестре!
   Нагнувшись, он поднял с земли гигантский экземпляр упомянутой овощной культуры и передал мне поверх ограды. Я принял подарок с изъявлениями признательности, достойными торжественной манеры, в которой он был сделан.
   – Ну что ж, утро прошло не зря, – весело сказал коротышка. – Я познакомился с человеком, который во многом напоминает моего далекого друга. Кстати, хотел бы задать вам вопрос. Несомненно, вы знаете всех и каждого в этой маленькой деревне. Кто этот темноволосый молодой красавец, который ходит с гордо поднятой головой и легкой улыбкой на губах?
   Описание не оставляло места сомнениям, но я поколебался, прежде чем ответить:
   – Должно быть, это капитан Ральф Пейтон.
   – Я не мог видеть его раньше?
   – Нет, здесь он давно уже не появлялся. Он сын, точнее, пасынок мистера Экройда из Фернли-парка.
   Мой сосед с досадой хлопнул себя по лбу.
   – Конечно! Я должен был сам догадаться. Мистер Экройд много мне рассказывал о нем.
   – Вы знаете мистера Экройда? – удивился я.
   – Когда я работал в Лондоне, нам доводилось встречаться. Я просил его не рассказывать никому в Кингс-Эбботе о моей профессии.
   – Понятно, – сказал я, хотя на самом деле меня поразил такой чудовищный снобизм.
   Но человечек продолжал с невозмутимой, почти величественной улыбкой:
   – Предпочитаю сохранять инкогнито. Я не стремлюсь к известности. Я даже не удосужился исправить местную версию моей фамилии.
   – Ах вот как! – Я не знал, что и сказать на это.
   – Капитан Ральф Пейтон, – задумчиво произнес мистер Поррот. – Так вот он каков, жених очаровательной мисс Флоры Экройд.
   – Кто вам сказал, что они помолвлены? – спросил я в полном изумлении.
   – Мистер Экройд. Где-то неделю тому назад. Он был очень доволен, что обручение состоялось, и вообще, как я понял из его слов, давно желал этого союза. Мне даже подумалось, что на молодого человека было оказано некоторое давление. Это совсем не разумно. Молодой человек должен жениться, чтобы угодить самому себе, а не для того, чтобы порадовать отчима, от которого во всем зависит.
   Моя теория о роде занятий нашего соседа потерпела полный крах. Не могу себе представить, чтобы Экройд стал откровенничать с парикмахером и обсуждать с ним свои надежды на брак племянницы и пасынка. Конечно, Экройд охотно покровительствует представителям низших классов, но чувство собственного достоинства у него развито очень сильно. Очевидно, Поррот зарабатывал на хлеб как-то иначе.
   Чтобы скрыть свое замешательство, я сказал первое, что пришло мне в голову:
   – А что заставило вас обратить внимание на Ральфа Пейтона? Его привлекательная внешность?
   – Нет, не только это – хотя для англичанина он, конечно, необыкновенно красив. На страницах дамского романа его сравнили бы с греческим богом. Нет, есть в этом молодом человеке какая-то загадка, которую я пока не могу разгадать.
   Последнюю фразу он произнес задумчивым тоном, от которого у меня мурашки побежали по коже. Он словно бы взвесил и измерил мальчика и рассмотрел его поведение в свете каких-то фактов, известных лишь ему одному. С этим ощущением я и отправился домой, повинуясь зову сестры.
   Войдя, я увидел, что Кэролайн снимает шляпку. Очевидно, она только что вернулась из рейда в деревню. И с места в карьер начала доклад.
   – Я встретила мистера Экройда.
   – Вот как?
   – Конечно, я остановилась перекинуться парой слов, но, казалось, он куда-то очень спешит, все норовил закруглить разговор.
   Ну еще бы! Не сомневаюсь, что Экройд стремился избежать задушевной беседы с моей сестрицей так же отчаянно, как утром хотел уклониться от встречи с мисс Ганетт. Только вот от Кэролайн не так легко отделаться.
   – Я сразу же поинтересовалась, что здесь делает Ральф, и его как громом поразило. Он понятия не имел, что мальчик сейчас в деревне. Он даже сказал, что я, должно быть, ошиблась. Ошиблась! Я!
   – Смешно, – заметил я. – Ему следовало бы знать тебя лучше.
   – Затем он сказал мне, что Ральф и Флора обручились.
   – Я уже знаю, – вставил я со скромной гордостью.
   – Кто тебе сказал?
   – Наш новый сосед.
   Кэролайн заколебалась – ни дать не взять, шарик, зависший между двумя ячейками на рулетке. Но решила не поддаваться искушению и не отвлекаться.
   – Я рассказала мистеру Экройду, что Ральф остановился в «Трех вепрях».
   – Кэролайн, ты никогда не задумывалась, что твоя привычка выкладывать все, что тебе известно, всем и каждому без разбора, может кому-то сильно навредить?
   – Чепуха, – отрезала сестра. – Люди должны знать новости, которые их касаются, и я считаю своим долгом сообщить их. Между прочим, мистер Экройд был мне очень признателен.
   – Ну? – подбодрил я ее, поскольку это явно было еще не все.
   – По-моему, он сразу же отправился в «Три вепря», да только вот вряд ли он найдет там Ральфа.
   – Неужели?
   – Да, потому что, когда я возвращалась домой по лесной тропинке через лес…
   – Ты возвращалась через лес? – прервал ее я.
   У Кэролайн хватило совести покраснеть.
   – Чудесная погода! Я решила немного прогуляться. Лес в своем осеннем уборе так прекрасен!
   Кэролайн ни во что не ставит все леса земного шара в любом их уборе. Лес она считает крайне неприятным местом, где легко промочить ноги, а на голову то и дело сыплется всякая дрянь. Нет, в наш лес ее завел инстинкт мангуста. Ведь это единственное место в окрестностях Кингс-Эббота, где можно назначить свидание молодой женщине, не привлекая к себе внимание всей деревни. К тому же он примыкает к парку поместья Фернли.
   – Что ж, продолжай, – сказал я.
   – Как я уже говорила, я шла по лесной тропинке и вдруг услышала голоса. – Кэролайн сделала паузу.
   – И что же?
   – Один голос принадлежал Ральфу Пейтону – это я сразу поняла. С ним была какая-то девушка. Разумеется, я не собиралась подслушивать…
   – Ну еще бы, – вставил я с откровенной иронией, которую Кэролайн проигнорировала.
   – …но не затыкать же мне было уши! Девушка что-то сказала – я не расслышала, что именно, а Ральф ответил, причем очень сердито. «Моя дорогая девочка, – сказал он. – Разве ты не понимаешь, что старик может оставить меня без гроша в кармане? За последние годы я порядком помотал ему нервы. Из-за любого пустяка он может сорваться. А нам с тобой позарез нужны деньжата, солнышко. Когда старикан откинет копыта, я буду очень богат. Он, конечно, скряга, но капитал нажил немалый. Я не хочу, чтобы он изменил завещание. Положись на меня и не волнуйся». Вот что он сказал, слово в слово. Я отлично все запомнила. К сожалению, в этот момент у меня под ногой хрустнул какой-то сучок, они сразу перешли на шепот, а потом вообще ушли. Конечно, гнаться за ними я не могла, так что девушку разглядеть не удалось.
   – Представляю, как ты расстроилась, – посочувствовал я. – И, конечно, ты поспешила в «Три вепря», там внезапно ощутила слабость и попросила стаканчик бренди, а заодно проверила, на месте ли обе официантки?
   – Это была не официантка, – без колебаний произнесла Кэролайн. – Вообще-то я почти уверена, что это была Флора Экройд, вот только…
   – Только это не имеет смысла, – согласился я.
   – Но если это не Флора, то кто?
   Сестра стремительно пробежалась по мысленному списку всех девиц, обитавших в округе, поочередно выдвигая доводы за и против.
   Когда она замолчала, чтобы перевести дух, я пробормотал что-то о срочном визите к пациенту и выскользнул из дома.
   Я собирался тайком наведаться в «Три вепря». Скорее всего, Ральф Пейтон уже вернулся туда.
   Я очень хорошо знал Ральфа – пожалуй, лучше, чем любой из обитателей Кингс-Эббота. Возможно, близкое знакомство с его матерью помогло мне понять кое-какие черты его характера, которые ставили в тупик остальных. В определенном смысле он был жертвой наследственности. И хотя ему не передалась пагубная склонность матери, слабоволие стало его проклятием. Мой новый приятель сегодня днем совершенно справедливо заметил, что Ральф необычайно хорош собой. Шести футов ростом и безукоризненного сложения, с изяществом во всех движениях, темноволосый, как и его мать, смуглое лицо в любую минуту готово озариться улыбкой. Ральф Пейтон был рожден завоевывать симпатии окружающих стремительно и без всяких усилий. И хотя он был самовлюбленным шалопаем, причем довольно беспринципным, его удивительное обаяние и приятные манеры обеспечили ему множество преданных друзей. Могу ли я что-нибудь сделать для мальчика? Я полагал, что могу.
   Наведя справки в «Трех вепрях» я узнал, что капитан Пейтон только что пришел, и, попросив не докладывать обо мне, поднялся в его номер. В какой-то момент, вспомнив все, что я видел и слышал, я усомнился, что меня ждет радушный прием, но Ральф тут же развеял мои опасения.
   – Ба, да это Шеппард! Как хорошо, что вы пришли! – С протянутой для приветствия рукой он шагнул вперед, милая улыбка осветила его лицо. – Вы единственный человек, с которым мне приятно встретиться в этой адовой дыре.
   Я поднял брови.
   – А что же могло с вами здесь случиться?
   Он засмеялся, но смех был раздраженным.
   – Длинная история. Плохи мои дела, доктор. Может, выпьем по одной?
   – Спасибо, с удовольствием.
   Он нажал на кнопку звонка, а вернувшись ко мне, с размаху бросился в кресло.
   – Сказать по правде, я чертовски влип. Понятия не имею, как выбраться из этой передряги, – признался он с мрачным видом.
   – В чем дело? – сочувственно спросил я.
   – Да в чем же еще, как не в моем проклятом отчиме.
   – Что же он сделал?
   – Вопрос не в том, что он сделал, а в том, что он, вероятнее всего, очень скоро сделает.
   Вошел коридорный, и Ральф заказал напитки. Когда слуга удалился, мальчик с подавленным видом скорчился в кресле.
   – Все действительно… настолько серьезно? – спросил я, и он кивнул.
   – Что ж, я сам во всем виноват, – сказал он с неожиданным спокойствием в голосе.
   Услышав этот новый, несвойственный ему серьезный тон, я понял, что на этот раз с мальчиком случилась настоящая беда. Должно произойти что-то невероятное, чтобы Ральф утратил свое легкомыслие.
   – Если я могу чем-то помочь, – робко начал я.
   Но Ральф очень решительно покачал головой.
   – Премного вам благодарен, доктор. Но не годится впутывать еще и вас. По этой дорожке мне придется пройти одному.
   Он немного помолчал, а затем повторил дрогнувшим голосом:
   – Да, придется действовать в одиночку.

Глава 4
За ужином в Фернли

   Был такой чудесный вечер, что до Фернли-Парка я решил пройтись пешком. Оставалось буквально несколько минут до половины восьмого, когда я нажал на кнопку звонка у парадного входа. Паркер, дворецкий, впустил меня с умопомрачительной быстротой. Я шагнул в большой квадратный холл и пока Паркер помогал мне снять пальто, мимо нас прошел секретарь Экройда, приятный молодой человек по фамилии Реймонд. Очевидно, направлялся в кабинет – в руках он нес целую стопку бумаг.
   – Добрый вечер, доктор. Ужинаете с нами? Или это профессиональный визит?
   Последний вопрос был явным намеком на мой черный медицинский саквояж, который я поставил на дубовый ларь.
   Я объяснил, что одна из моих пациенток в интересном положении и я должен быть готов в экстренному вызову в любую минуту. Реймонд кивнул и пошел дальше, крикнув напоследок через плечо:
   – Идите в гостиную, вы же знаете дорогу? Дамы вот-вот спустятся. А я отнесу бумаги мистеру Экройду и скажу, что вы здесь.
   Паркер во время нашего разговора незаметно удалился, так что я остался в холле один. Я поправил галстук перед большим, в полный рост, зеркалом и направился к двери напротив, которая, как я знал, вела в гостиную.
   Когда я поворачивал дверную ручку, изнутри донесся какой-то звук, который я принял за стук опущенной оконной рамы [5 - В описываемое время в большинстве английских домов окна поднимались и опускались; соответственно, доктор Шеппард решил, что услышал, как кто-то закрыл окно.]. Но зафиксировал я его совершенно машинально и в ту минуту не придал этому никакого значения.
   Я вошел, на пороге столкнувшись с мисс Рассел, которая как раз покидала комнату. Мы оба начали извиняться.
   Я поймал себя на мысли, что впервые смотрю на экономку и думаю, какой же красавицей она, должна быть, когда-то была, да, пожалуй и до сих пор осталась. В темных волосах не было даже намека на седину, а легкий румянец, игравший сейчас на ее щеках, лишал ее облик привычной суровости.
   Подсознательно я отметил, что она, должно быть, откуда-то только что вернулась в большой спешке: дыхание ее было прерывистым, будто она бежала.
   – Боюсь, я заявился немного раньше, – повинился я.
   – О, не беспокойтесь, доктор Шеппард. Уже почти половина восьмого. – Она немного помолчала, а потом сказала: – Не знала, что вы… что вас ожидают к ужину сегодня. Мистер Экройд не упоминал об этом.
   У меня возникло смутное впечатление что мой сегодняшний визит ей по какой-то причине неприятен, но почему – я даже представить себе не мог.
   – Как ваше колено? – спросил я.
   – По правде сказать, без изменений доктор. Я должна идти. Миссис Экройд спустится с минуты на минуту. Я… я зашла только взглянуть, все ли в порядке с цветами.
   Она стремительно вышла из комнаты. Удивляясь, с чего ей вздумалось оправдываться передо мной, я подошел к окну и увидел то, что, разумеется, давно знал – все окна были французские, до самого пола и выходили на веранду. Так что стук, который я услышал, никак не мог относиться к обычному окну, которое закрывается сверху вниз.
   Лениво, больше для того, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, чем по любой другой причине, я развлекался, пытаясь угадать, что же могло вызвать этот шум. Треск углей в камине? Нет, звук был совсем другим. Задвигали ящик бюро? Нет, тоже не то.
   И тут мое внимание привлек длинный столик со стеклянной крышкой, если не ошибаюсь, такие называют витринами для коллекций. Сквозь стекло видно содержимое – предметы искусства и всякие редкости, а крышку при желании можно поднять. Я подошел к витрине и принялся изучать экспонаты. Были здесь парочка серебряных кубков, детский башмачок, принадлежавший Карлу Первому, несколько китайских статуэток из нефрита и довольно много вещиц из Африки – оружие и всякие диковинки. Желая поближе рассмотреть одну из нефритовых фигурок, я приподнял крышку. Внезапно она выскользнула из моих пальцев и захлопнулась.
   Я сразу узнал негромкий, но отчетливый звук, который слышал из-за двери. Тот, кто закрывал крышку, явно старался не шуметь. Для того, чтобы утвердиться в своей догадке, я пару раз повторил эту операцию. Затем вновь открыл витрину, чтобы внимательнее ознакомиться с коллекцией Фернли-Парка.
   Пока я стоял, склонившись над экспонатами, в гостиной появилась Флора Экройд.
   Найдется немало людей, которые недолюбливают Флору Экройд, но даже недоброжелатели ею восхищаются. А со своими друзьями она обычно обаятельна и мила. Ее редкостная красота поражает с первого взгляда. Настоящий скандинавский тип – золотистые волосы, глаза, голубые, как воды норвежского фьорда, и белоснежная кожа, подсвеченная легким румянцем. У нее стройная мальчишеская фигура – прямые плечи и узкие бедра. Для усталого взора медика Флора – истинная отрада, приятно видеть такое воплощение здоровья.
   Безыскусная и прямодушная английская девушка – зовите меня ретроградом, но на мой взгляд, трудно найти что-то лучше.
   Флора присоединилась ко мне у открытой витрины и выразила еретические сомнения в подлинности башмачка короля Карла.
   – И вообще, – добавила она, – ажиотаж вокруг вещей, которые когда-то принадлежали знаменитостям, кажется мне такой бессмыслицей! Сейчас-то их никто не носит и не использует! Вот, скажем, перо, которым Джордж Элиот якобы писа́ла «Мельницу на Флоссе» – ведь это самое обычное перо! Если кому по вкусу Джордж Элиот – пусть купит «Мельницу на Флоссе» в дешевом издании и читает на здоровье.
   – Полагаю, вы, мисс Флора, подобную старомодную чепуху и в руки не возьмете?
   – Ошибаетесь, доктор Шеппард. Я люблю «Мельницу на Флоссе».
   Мне было очень приятно это услышать. Просто оторопь берет, когда видишь, что́ читают нынешние молодые женщины – да еще и заявляют вслух, что наслаждаются подобным чтивом!
   – Так и не дождалась поздравлений, доктор Шеппард, – сказала Флора. – Вы ведь уже знаете? – Она протянула левую руку. На безымянном пальце сияло колечко с изысканно оправленной жемчужиной. – В общем, я выхожу за Ральфа. Дядя в восторге, что я не покину семью.
   Я взял обе ее руки в свои.
   – Дорогая моя! Надеюсь, вы будете очень счастливы!
   – Мы обручились еще месяц назад, – продолжала Флора голосом, лишенным всяких эмоций, – но официально о помолвке объявили только вчера. Дядя намерен привести в порядок усадьбу Кросс-Стоун и отдать ее нам, а мы станем притворяться, будто занимаемся сельским хозяйством. А на самом деле мы, конечно, будем охотиться, проводить сезон в Лондоне, а летом плавать на яхте. Я люблю море. И, конечно, я заделаюсь примерной прихожанкой и не пропущу ни одного собрания «Клуба матерей».
   В этот момент вошла миссис Экройд, рассыпаясь в извинениях за свое опоздание.
   С прискорбием вынужден признаться, что я терпеть не могу миссис Экройд. Сплошные зубы, кости и многочисленные цепочки. На редкость неприятная женщина. У нее крошечные льдисто-голубые глазки, и даже когда она обрушивает на собеседника поток притворно-сердечных фраз, взгляд этих глаз остается жестким и оценивающим.
   Я подошел поздороваться, оставив Флору у окна. Миссис Экройд протянула мне для пожатия набор костяшек, унизанных кольцами, и тут же начала изливать душу.
   Разумеется, я уже слышал о помолвке Флоры? Ах, какой удачный брак! Юные голубки полюбили друг друга с первого взгляда! Просто идеальная пара – он такой темный, а она такая светленькая!
   – Не могу передать вам, дорогой доктор Шеппард, какое это утешение для сердца любящей матери! – Миссис Экройд глубоко вздохнула в знак того, что ее материнское сердце переполнено чувствами. Но при этом не переставала сверлить меня изучающим взглядом. – А знаете, о чем я сегодня думала? Вы так давно дружите с дорогим Роджером. Все мы знаем, как он вам доверяет, как ценит ваше мнение. Вы, конечно, понимаете, как трудно мне пришлось, когда я потеряла моего бедного Сесила. А теперь столько новых утомительных хлопот – приданое и так далее. Я ничуть не сомневаюсь в том, что Роджер намерен обеспечить нашу милую Флору, но вы же сами знаете, когда речь заходит о деньгах, он такой оригинал! Я слышала, что все они, славные капитаны нашей промышленности, чуточку прижимисты. Вот мне и пришло в голову: что если бы вы смогли самую малость его подтолкнуть? Флора вас так любит, и мы всегда считали вас старым другом, несмотря на то, что знаем вас всего два года…
   Дверь гостиной снова открылась, и миссис Экройд резко оборвала свою красноречивую тираду. Я воспринял появление нового лица с большим облегчением – ненавижу вмешиваться в чужие дела, а просить Экройда заняться приданым Флоры у меня и вовсе не было ни малейшего намерения. Без сомнения, миссис Экройд вскоре предпримет новую атаку и я буду вынужден сообщить ей об этом.
   – Доктор, вы ведь знакомы с майором Блантом?
   – Ну, еще бы!
   Гектора Бланта, должно быть, знают все – во всяком случае, понаслышке. Он непревзойденный специалист по истреблению фауны и перестрелял неправдоподобное количество животных в самых разных экзотических местах. Стоит упомянуть его фамилию, и кто-нибудь обязательно воскликнет: «Тот самый Блант? Знаменитый охотник на крупную дичь?»
   Меня всегда озадачивала их взаимная привязанность с Экройдом – в жизни не встречал двух более несхожих людей. К тому же Гектор Блант лет на пять моложе Экройда. Они подружились еще в юности, и хотя впоследствии их пути разошлись, эта дружба сохранилась. Примерно раз в два года Блант гостит в Фернли пару недель, и чудовищных размеров голова с развесистыми рогами, чей остекленевший взгляд преследует каждого, кто входит в парадную дверь – свидетельство его неизменно теплых чувств к хозяину дома.
   Блант вошел в комнату своей особой поступью – энергичной, но бесшумной. Знаменитый охотник – крепкий мужчина среднего роста, довольно плотного телосложения. Лицо с годами приобрело оттенок красного дерева, да и выражение его несколько деревянное. Взгляд его серых глаз, кажется, всегда устремлен в некие чужеземные дали. Он очень молчалив, а если удается втянуть его в беседу, говорит мало и так отрывисто, словно слова извлекают из него против воли.
   Вот и теперь лишь бросил резковатое: «Как поживаете, Шеппард?», а потом застыл перед камином, уставившись поверх наших голов на что-то крайне любопытное, происходящее в Тимбукту.
   – Майор Блант! – окликнула его Флора. – Не расскажете, для чего эти африканские штучки? Уверена, вы все о них знаете.
   Гектор Блант прослыл чуть ли не женоненавистником, однако я усомнился в этом, глядя, как стремительно он рванул на зов Флоры. Они вдвоем склонились над витриной с диковинками.
   Я не на шутку испугался, что миссис Экройд возобновит разговор о приданом, и начал поспешно пересказывать содержание статьи в «Дейли мейл», которую прочитал этим утром. В статье шла речь о новом сорте душистого горошка. Миссис Экройд ничего не смыслит в цветоводстве, зато она тоже почитывает «Дейли мейл» и нипочем не признается, что не в курсе злободневных тем, затронутых на ее страницах. Словом, мы смогли вести эту увлекательную беседу, пока к нам наконец не присоединились Экройд и его секретарь. Сразу после этого Паркер объявил, что ужин подан.
   Меня усадили между миссис Экройд и Флорой. Блант был соседом миссис Экройд по левую руку, а рядом сидел Джеффри Реймонд.
   За столом было невесело. Экройд был сам не свой. Он выглядел очень несчастным и почти ничего не ел. Разговор кое-как поддерживали миссис Экройд, Реймонд и я. Флора, казалось, заразилась депрессией от дядюшки, а Блантом овладел обычный приступ молчаливости.
   Сразу после ужина Экройд взял меня под руку и увлек в свой кабинет.
   – Кофе подадут сюда, и больше нас уже никто не побеспокоит. Я велел Реймонду проследить, чтобы к нам никто не входил.
   Я ничего на это не сказал, но не переставал пристально за ним наблюдать. Экройд явно пребывал во власти сильнейших эмоций. Он расхаживал туда-сюда по комнате, и лишь когда вошел Паркер с кофейным подносом, наконец опустился в кресло перед камином.
   Кабинет Экройда был уютной холостяцкой берлогой. Вдоль одной из стен тянулись книжные стеллажи. Кресла были большими, обтянутыми темно-синей кожей. Обширный письменный стол у окна занимали стопки документов, тщательно рассортированных и разложенных по папкам. На круглом столике лежали журналы и спортивные газеты.
   – В последнее время у меня возобновились колики после еды, – как бы между прочим заметил Экройд, наливая себе кофе. – Вы должны дать мне еще немного этих ваших пилюль.
   Я удивился, что он так явно пытается создать впечатление, что наша встреча вызвана медицинскими проблемами, но решил подыграть.
   – Так я и думал. Поэтому прихватил кое-какие снадобья.
   – Что бы я без вас делал! Давайте их сюда.
   – Они в моем саквояже, а он остался в холле. Пойду принесу.
   Экройд задержал меня жестом.
   – Не трудитесь. Паркер сходит. Принесете саквояж доктора, Паркер?
   – Слушаюсь, сэр.
   Паркер вышел. Я уже собирался заговорить, но Экройд упредил меня.
   – Не сейчас. Подождите минутку. Вы же видите, я так взвинчен, что с трудом держу себя в руках.
   Да, это я видел отчетливо. И от этого мне было очень не по себе. Мною вновь овладели дурные предчувствия самого разного сорта.
   – Вы не могли бы проверить, плотно ли закрыто окно? – вдруг попросил Экройд.
   Я удивился, но исполнил его просьбу. Окно в кабинете было обычным, с верхней и нижней рамой. Тяжелые портьеры из синего бархата задернуты, но верхняя рама открыта.
   Паркер вернулся в кабинет с моим саквояжем, а я все еще стоял у окна.
   – Все в порядке, – сказал я.
   – Вы проверили шпингалет?
   – Да, да. Что с вами, Экройд? – Я едва смог дождаться, пока Паркер закроет за собой дверь.
   Экройд помедлил минуту, прежде чем ответить.
   – Моя жизнь превратилась в кошмар, – сказал он. – Нет-нет, уберите ваши чертовы пилюли, я упомянул о них только из-за Паркера. Слуги такие проныры. Идите сюда и садитесь. Дверь тоже плотно закрыта, взгляните?
   – Да. Никто нас не подслушает, успокойтесь.
   – Шеппард, вы и представить себе не можете, что мне довелось пережить за последние сутки. Если можно сказать о человеке, что его мир рухнул – то этот человек перед вами. Очередная выходка Ральфа стала последней каплей. Но дело вовсе не в нем. Это… это куда серьезнее. Не знаю, что с этим делать, а решение нужно принять незамедлительно.
   – Но что случилось?
   Экройд молчал довольно долго, и мне уже стало казаться, что он вообще передумал что-то мне рассказывать. А когда он наконец заговорил, я обомлел. Ничего подобного я не ожидал услышать.
   – Шеппард, вы ведь лечили Эшли Феррарса перед его смертью?
   – Ну, разумеется.
   Казалось, следующий вопрос застрял у него на языке, Экройд долго боролся с собой.
   – А вы не подозревали… вам никогда не приходило в голову… что… ну, словом, что его отравили?
   Я не торопился отвечать, подбирая слова. Но, в конце концов – Экройд не Кэролайн.
   – Скажу вам как на духу. В то время я ни о чем таком не думал, но пустая болтовня моей сестры зародила кое-какие сомнения, и я уже не мог от них отделаться. Однако уверяю вас, никаких доказательств этому не было.
   – Его отравили, – сдавленно сказал Экройд.
   – Кто? – резким тоном спросил я.
   – Его жена.
   – Откуда вы знаете?
   – Она сама мне обо всем рассказала.
   – Когда?
   – Вчера! Господи, это было только вчера, а кажется, уже прошло десять лет!
   Наступила пауза, а потом Экройд нашел в себе силы продолжить:
   – Шеппард, я сообщаю вам это по секрету, и вы должны молчать, как если бы хранили врачебную тайну. Но мне нужно посоветоваться – не могу я нести такой груз на совести в одиночку. Понятия не имею, что мне теперь делать.
   – Расскажите мне все с самого начала, чтобы я мог разобраться. Как вышло, что миссис Феррарс призналась вам в своем поступке?
   – Дело было так. Три месяца назад я попросил миссис Феррарс выйти за меня замуж. Она мне отказала. Вскоре я вновь просил ее руки и она согласилась, но запретила афишировать помолвку, пока не истечет срок траура. Вчера я навестил ее и напомнил, что после смерти ее мужа миновал год и три недели, а стало быть нет никаких причин скрывать наше обручение. Надо сказать, она вот уже несколько дней вела себя очень странно, а тут внезапно сломалась и… и рассказала мне все. О своей ненависти к грубияну-мужу, о том, как росла и крепла ее любовь ко мне, об ужасном средстве, к которому она прибегла в конце концов. Яд! Боже мой! Это было преднамеренное, хладнокровное убийство!
   Лицо Экройда выражало ужас и отвращение. Несомненно, миссис Феррарс тоже видела его реакцию. Экройд отнюдь не тот герой-любовник, который может простить даме своего сердца любой грех. Он слишком законопослушный и порядочный гражданин. Вся его простая, честная натура должна была возмутиться, услышав это откровение.
   – Да, – продолжал он тихим монотонным голосом, – она призналась во всем. И оказалось, есть человек, которому известно о ее преступлении. Он преследует ее и вымогает огромные суммы. Она устала жить в таком напряжении, и уже буквально сходила с ума.
   – Кто этот человек?
   Внезапно перед моим внутренним взором предстала картина: Ральф Пейтон и миссис Феррарс рядом. Я вспомнил беспокойство, которое ощутил, завидев, как эти двое шепчутся. Предположим… Нет! Разумеется, это невозможно. Достаточно вспомнить, как приветливо встретил меня Ральф. Абсурд!
   – Она не захотела назвать мне его имя, – медленно сказал Экройд. – По правде говоря, я даже не уверен, что это мужчина. Но, конечно…
   – Конечно, – кивнул я. – Скорее всего это мужчина. И вы никого не подозреваете?
   Вместо ответа Экройд застонал и уронил голову на руки.
   – Как я могу? – отозвался он. – Все во мне закипает, стоит лишь задуматься об этом. Мне стыдно говорить даже вам, какие дикие мысли приходят мне в голову. Безумие, конечно, но порой мне сдается, что она намекала на кого-то из моих домашних. Нет, не может этого быть! Наверное, я что-то не так понял.
   – А что вы ей сказали в ответ на ее признание?
   – Что я мог сказать? Конечно, она видела, каким ужасным потрясением стали для меня ее слова. И я поневоле задался мыслью: в чем состоит мой долг? Как ни крути, она сделала меня своим соучастником постфактум. И поняла это даже быстрее, чем я сам. Я ведь был слишком ошеломлен и мало что соображал. Она попросила у меня отсрочку в двадцать четыре часа, взяла с меня обещание ничего не предпринимать за эти сутки. И упорно отказывалась назвать имя негодяя, который ее шантажировал. Вероятно, боялась, что я отправлюсь прямо к нему и сверну ему шею, а тогда все непременно выплывет наружу. Она сказала, что через двадцать четыре часа я получу от нее известие. Боже милосердный, Шеппард! Клянусь, я даже не догадывался, что она задумала. Самоубийство! И это я довел ее!
   – Нет-нет, – запротестовал я. – Не берите лишний груз на свою совесть. У вас просто разыгралось воображение.
   – Вопрос в том, что же мне теперь делать? Бедняжка умерла. Стоит ли ворошить грязное белье?
   – Склонен с вами согласиться, – кивнул я.
   – Но как мне поступить с подлецом, который убил ее так же верно, как если бы он сделал это собственными руками? Он знал о совершенном преступлении и терзал ее, как мерзкий стервятник. Она поплатилась за свой грех. А он останется безнаказанным?
   – Понятно. Вы хотите его выследить и разоблачить, – с расстановкой сказал я. – Тогда не удастся избежать огласки.
   – Да, я уже думал об этом. Не могу решить, как же мне поступить.
   – Согласен с вами, что злодей должен понести наказание, но следует осознавать цену, которую придется заплатить.
   Экройд встал, взволнованно прошелся по комнате и опять опустился в кресло.
   – Послушайте, Шеппард, пока что нам не стоит ничего предпринимать. Если от нее не придет весточки, оставим мертвое прошлое хоронить своих мертвецов.
   – Какую весточку вы имеете в виду? – с любопытством спросил я.
   – Я не могу отделаться от предчувствия, что прежде чем уйти из жизни, она должна была оставить или передать для меня какое-то сообщение. Доказательств этому нет, но я все равно верю и жду.
   Я покачал головой:
   – Предсмертной записки не было. Я проверял.
   – Шеппард, я убежден, что она это сделала. Видите ли, у меня такое ощущение, что, решившись на самоубийство, она хотела отомстить человеку, который довел ее до этого, стремилась, чтобы правда вышла наружу. Уверен, что если бы я увиделся с нею, прежде чем она сделала роковой шаг, она назвала бы мне имя шантажиста и позволила поступить с ним так, как он этого заслуживает.
   Он заглянул мне в лицо.
   – Вы не верите в предчувствия?
   – В определенном смысле, конечно, верю. Если вы действительно убеждены, что она должна была написать вам…
   Я осекся. Дверь бесшумно открылась, и вошел Паркер с подносом, на котором было несколько писем.
   – Вечерняя почта, сэр, – сказал он, протягивая поднос Экройду. Затем забрал кофейные приборы и удалился.
   Наблюдая за действиями дворецкого, я на несколько мгновений отвлекся, а затем снова взглянул на Экройда. Он сидел с остолбенелым видом, уставившись на длинный голубой конверт, лежащий перед ним. Прочие письма рассыпались по ковру.
   – Она мне написала, – прошептал он. – Должно быть, она выходила к почтовому ящику ночью, как раз перед… перед тем как….
   Он распечатал конверт, в котором лежало несколько листков бумаги. Затем принялся озираться вокруг.
   – Вы уверены, что окно заперто? – спросил он.
   – Совершенно уверен, – сказал я, удивившись такой реакции. – Чего вы боитесь?
   – У меня весь вечер странное ощущение, что кто-то наблюдает за мной, подсматривает, подслушивает. Что там такое?
   Он резко повернулся. Я тоже. Нам обоим показалось, что ручка двери тихо задергалась. Я подошел и распахнул дверь. за ней никого не было.
   – Нервы разгулялись, – пробормотал Экройд себе под нос.
   Он развернул послание и начал читать вполголоса:

   Мой дорогой, мой бесконечно любимый Роджер! Жизнь за жизнь. Я это понимаю. Я прочла это на твоем лице сегодня днем. Так что у меня нет выбора. Поручаю тебе покарать человека, из-за которого я свой последний год на земле прожила в аду. Не хотела называть его при нашем последнем свидании, но сделаю это сейчас. У меня нет ни детей, ни близких родственников, чье доброе имя нужно было бы щадить, огласка уже никому не навредит. Если можешь, Роджер, мой ненаглядный Роджер, прости меня за то зло, которое я чуть было не причинила тебе – ведь когда пришло время, я все-таки не смогла…

   Уже взявшись за страницу, чтобы перевернуть ее, Экройд просительно взглянул на меня.
   – Шеппард, не обижайтесь, но я не должен читать это вслух. Письмо очень личное и предназначено только для моих глаз.
   Он сунул письмо в конверт и положил на стол.
   – Позже, когда буду один, дочитаю.
   – Нет! – вскричал я, поддавшись необъяснимому порыву. – Прочтите сейчас!
   Он с изумлением воззрился на меня, и я покраснел.
   – Прошу прощения. Я имел в виду – конечно, вы должны читать его про себя. Но сделайте это, пока я еще здесь.
   Экройд покачал головой.
   – Нет, я лучше подожду.
   По какой-то совершенно непонятной для меня причине, я продолжал его уговаривать.
   – По крайней мере назовите мне имя этого человека!
   Но Экройд всегда был чертовски упрям. Чем настойчивее его просят сделать то-то и то-то, тем больше в нем решимости ни в коем случае этого не делать. Все мои аргументы пропали втуне.
   Письмо доставили без двадцати девять. Без десяти минут девять, когда я покинул Экройда, письмо все еще оставалось непрочитанным. Держась за ручку двери, я заколебался, окидывая взором кабинет. Все ли я сделал, что мог? Больше я ничего не мог придумать, покачал головой и закрыл собой дверь.
   И вздрогнул, заметив, что в холле маячит Паркер. У него был весьма смущенный вид, и я заподозрил, что он подслушивал наш разговор. Какое жирное, самодовольное, лоснящееся лицо у этого человека. И до чего скользкий взгляд!
   – Мистер Экройд не желает, чтобы его беспокоили, – холодно сказал я. – Он просил вам это передать.
   – Очень хорошо, сэр… Мне просто показалось… что хозяин звонил.
   Это была такая очевидная ложь, что я не удостоил ее ответом. Паркер проскользнул мимо меня к вешалке и помог надеть пальто. Я вышел в ночь. Луну затянули облака, вокруг было темно и тихо. Когда я миновал ворота, часы на деревенской церкви пробили девять. Я свернул влево и чуть не врезался в человека, идущего навстречу.
   – Мистер, это дорога в Фернли-Парк? – хрипло спросил незнакомец.
   Я пригляделся к нему. Шляпа надвинута на глаза, воротник плаща поднят. Лица не рассмотреть, но вроде бы молодой парень. Голос был грубым, с простонародным выговором.
   – Вот ворота усадьбы, – показал я.
   – Премного благодарен, мистер. – Он сделал паузу и добавил невесть зачем: – Я, вишь, чужой в здешних краях.
   Он уже проходил в ворота, когда я повернулся, чтобы посмотреть ему вслед. Очень странно – его голос напомнил мне чей-то другой, очень знакомый. Но я никак не мог вспомнить, чей именно.
   Спустя десять минут я уже был дома. Кэролайн засыпала меня вопросами – отчего я вернулся так рано. Пришлось на скорую руку состряпать более или менее убедительный рассказ о том, как я провел вечер. Но, кажется, он не вполне ее удовлетворил. Порой у меня возникает тревожное чувство, что сестра видит меня насквозь.
   В десять часов я встал, зевнул и предложил ложиться спать. Кэролайн согласилась. Обычно по пятницам я завожу часы, и этот вечер не стал исключением. Тем временем сестра проверяла, крепко ли заперла прислуга кухонную дверь.
   В четверть одиннадцатого мы уже поднимались по лестнице, и тут в прихожей зазвонил телефон.
   – Миссис Бейтс, – с уверенностью предсказала Кэролайн.
   – Боюсь, ты права, – уныло кивнул я.
   Я сбежал по ступенькам и взял трубку.
   – Что? – закричал я. – Как вы сказали? Конечно, я приду сию минуту!
   Я опрометью взлетел наверх, схватил саквояж, затолкал в него несколько лишних пакетов с марлей.
   – Звонил Паркер из Фернли, – крикнул я Кэролайн. – Роджера Экройда только что нашли убитым.

Глава 5
Убийство

   Я мигом вывел из гаража автомобиль и покатил в Фернли. Выскочив из машины, взбежал на крыльцо и позвонил. Мне никто не открыл, и я стал звонить чаще и нетерпеливей. Наконец звякнула цепочка, дверь распахнулась. На пороге стоял Паркер, с обычным для него бесстрастным выражением лица.
   Я протиснулся в холл.
   – Где он? – задыхаясь, спросил я.
   – Прошу прощения, сэр?
   – Ваш хозяин, мистер Экройд. Что вы стоите и пялитесь на меня, как болван? Вы уже вызвали полицию?
   – Полицию, сэр? То есть, вы имеете в виду – полицию? – Паркер уставился на меня так, словно перед ним был призрак.
   – Да что с вами, Паркер? Вы же сами сказали, что вашего хозяина убили…
   Паркер поперхнулся.
   – Хозяина? Убили? Сэр, этого не может быть!
   Настала моя очередь оторопело глядеть на него.
   – Разве не вы звонили мне пять минут назад, чтобы сообщить, что мистера Экройда нашли убитым?
   – Я, сэр? Конечно, нет сэр! Я ничего подобного не делал!
   – Хотите сказать, что это какой-то розыгрыш? И с мистером Экройдом ничего не случилось?
   – Сэр, позвольте, я уточню: говорите, звонивший назвался моим именем?
   – Повторю все, что слышал, слово в слово: «Это доктор Шеппард? Звонит Паркер, дворецкий из Фернли. Пожалуйста, сэр, приходите немедленно. Мистер Экройд убит».
   Мы с Паркером тупо смотрели друг на друга.
   – Если это шутка, сэр, то весьма дурного тона, – сказал наконец потрясенный до глубины души дворецкий. – Так поступать не годится.
   – Где же мистер Экройд? – перебил его я.
   – Все еще в своем кабинете, сэр. Дамы легли спать, а майор Блант и мистер Реймонд в бильярдной.
   – В таком случае я загляну к мистеру Экройду на минутку, просто чтобы убедиться, что все в порядке, – сказал я. – Знаю, он просил, чтобы к нему никто не входил, но этот дикий розыгрыш меня тревожит.
   – Да, сэр, мне тоже как-то не по себе. Вы не возражаете, чтобы я сопроводил вас до дверей, сэр?
   – Нисколько. Пойдемте скорее.
   Я свернул направо, в небольшой коридорчик, откуда лестница вела в спальню Экройда. Паркер следовал за мной по пятам. Я постучал в дверь кабинета.
   Никакого ответа. Я нажал на ручку, но дверь была заперта.
   – Позвольте-ка, сэр! – оттеснил меня Паркер.
   Весьма проворно для человека его телосложения он опустился на одно колено и приник глазом к замочной скважине.
   – Изнутри вставлен ключ, сэр, – сообщил он, поднявшись. – Должно быть, мистер Экройд запер дверь, а потом задремал.
   Я наклонился и проверил сам.
   – Может, вы и правы, но, Паркер, я должен разбудить вашего хозяина. Пока я не услышу из его собственных уст, что все в порядке, я не смогу с чистой совестью вернуться домой.
   С этими словами я задергал дверную ручку и закричал: – Экройд, Экройд! Откройте на минутку!
   Но из-за двери не слышалось ни звука. Я оглянулся на дворецкого.
   – Не хочу переполошить весь дом, – нерешительно сказал я. Тогда Паркер тщательно закрыл дверь из холла, через которую мы явились.
   – Думаю, никто ничего не услышит, сэр. Бильярдная находится в другом крыле, равно как и буфетная, и спальни обеих леди.
   Я с облегчением кивнул. Затем изо всех сил замолотил по двери, нагнулся и прокричал в замочную скважину:
   – Экройд, Экройд! Это Шеппард. Впустите меня!
   По-прежнему тишина, никаких признаков жизни внутри запертой комнаты. Мы с Паркером переглянулись.
   – Слушайте, Паркер, мне придется выломать эту дверь – точнее, мы сделаем это вдвоем. Беру на себя всю ответственность.
   – Как скажете, сэр, – протянул Паркер с некоторым сомнением в голосе.
   – Так я и говорю. Я должен выяснить, что случилось с мистером Экройдом.
   Я оглядел коридорчик и поднял тяжелый дубовый стул. Паркер взялся за него с другой стороны и мы устремились в атаку на дверь. Раз, два, три! На третьем ударе замок поддался и мы ввалились в кабинет.
   Экройд сидел там же, где я его оставил – в кресле у камина. Голова его наклонилась, и было отлично видно, что чуть ниже ворота пиджака поблескивает витой кусок металла.
   Мы с Паркером приблизились к обмякшей фигуре. Я услышал, как дворецкий со свистом втянул воздух.
   – Сзади пырнули, – пробормотал он. – Страшное дело!
   Паркер вытер влажный лоб носовым платком и потянулся к рукояти кинжала.
   – Ничего не трогайте, – резко сказал я. – Немедленно идите звонить в полицию. Сообщите, что произошло, а потом поставьте в известность мистера Реймонда и майора Бланта.
   – Слушаюсь, сэр.
   Паркер поспешил прочь, все еще утирая пот с лица.
   Я сделал то немногое, что еще оставалось сделать. Зная, что надо быть очень осторожным, я старался не переместить ненароком тело и не касаться кинжала. Это было ни к чему – Экройд был мертв уже какое-то время. Впрочем, совсем недолгое.
   Я услышал голос молодого Реймонда, испуганный и недоверчивый:
   – Что вы такое говорите? Это невозможно! А где доктор?
   Он ворвался в кабинет, да так и застыл на пороге, белый как мел. Чья-то рука, взяв секретаря за плечо, отодвинула его в сторону. Вошел Гектор Блант.
   – Боже мой! – воскликнул Реймонд из-за его спины. – Так это правда?
   Твердой поступью Блант подошел к креслу и склонился над телом. Мне показалось, что он, подобно Паркеру, собирается извлечь кинжал из трупа. Я отстранил майора.
   – Нельзя ничего касаться до прибытия полиции, – объяснил я. – Все должно оставаться как есть.
   Блант понимающе кивнул. Его лицо было невозмутимым, как и всегда, но на миг мне показалось, что под этой флегматичной маской проступили признаки волнения. Наконец Джеффри Реймонд настолько овладел собой, что смог присоединиться к нашему бдению над мертвецом.
   – Это ужасно, – пробормотал он. Он принялся протирать пенсне, и было нетрудно заметить, что руки его трясутся. – Вероятно, это ограбление? Как убийца попал внутрь? Через окно? Что-нибудь пропало?
   Он подошел к письменному столу.
   – Так по-вашему, его убил грабитель? – медленно произнес я.
   – А кто же еще? Не хотите же вы сказать, что это самоубийство?
   – Никто не смог бы заколоть себя подобным образом, – с уверенностью сказал я. – Убийца знал, что делает. Но каков мотив?
   – У Роджера в целом мире не было ни единого врага, – тихо сказал Блант. – Видимо, и в самом деле причиной ограбление. Но что же именно похищено?
   Он внимательно осматривал комнату, пока Реймонд лихорадочно рылся в бумагах на столе.
   – Вроде бы все на месте. И ни один из ящиков не взломан. Странно все это, – наконец сказал секретарь.
   Блант сделал легкое движение головой.
   – Вон на полу валяются какие-то письма, – сказал он. Я пороследил за его взглядом. Три или четыре конверта по-прежнему лежали там, куда их сбросил Экройд. Но голубой конверт с письмом миссис Феррарс исчез.
   Я уже открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент раздалась заливистая трель дверного звонка. В холле послышался сбивчивый хор голосов, а затем в сопровождении Паркера появились наш местный констебль и инспектор полиции.
   – Добрый вечер, господа, – сказал инспектор. – Беда-то какая! Мистер Экройд был таким славным джентльменом! Дворецкий сказал, произошло убийство. Несчастный случай или суицид исключаются, доктор?
   – Абсолютно, – сказал я.
   – Что ж, это очень скверно.
   Инспектор подошел, склонился над трупом и с подозрением спросил:
   – Вы его не перемещали?
   – Помимо установления факта смерти – а это было нетрудно сделать – я вообще не касался тела.
   – Угу. И как я понимаю, убийца скрылся – ну, до поры до времени, конечно. Что ж, расскажите все по порядку. Кто обнаружил тело?
   Я подробно изложил события последнего часа.
   – Так, говорите, вам поступило телефонное сообщение от дворецкого?
   – Я никуда не звонил. Я весь вечер даже не подходил к телефону. Наверняка найдутся свидетели, которые это подтвердят, – истово заверил Паркер.
   – Странно все это. Ну ладно, стало быть вы поспешили сюда, взломали дверь и нашли бедного мистера Экройда вот в таком виде. Что скажете, доктор – давно он мертв?
   – Не менее получаса, возможно, чуть больше, – заявил я.
   – И говорите, дверь была заперта изнутри? А что насчет окна?
   – Ранее я собственноручно закрыл его и защелкнул шпингалет по просьбе мистера Экройда.
   Инспектор подошел к окну, раздвинул портьеры и хмыкнул:
   – Ну, теперь-то, во всяком случае, оно открыто.
   Нижняя рама и в самом деле была поднята до упора.
   Инспектор достал карманный фонарик и осветил подоконник.
   – Вот так он и забрался в дом, – заметил он. Полюбуйтесь.
   В луче яркого света можно было ясно различить следы – очевидно, от обуви на рифленой резиновой подошве. Самый четкий отпечаток обращен носком в комнату, второй, частично перекрывший первый – наружу.
   – Просто, как дважды два, – сказал инспектор. – Что-то ценное пропало?
   Джеффри Реймонд покачал головой.
   – На первый взгляд вроде бы нет. Впрочем, мистер Экройд никогда ничего особо ценного в этой комнате и не хранил.
   Инспектор задумался.
   – Хм. Значит, этот тип увидел открытое окно. Влез в комнату и увидел, что мистер Экройд сидит в кресле – возможно, он задремал. Преступник выхватил нож, нанес удар сзади, затем потерял самообладание и пустился наутек. Но оставил довольно четкие следы. Думаю, мы сцапаем голубчика без особого труда. В округе в последнее время не шлялись подозрительные незнакомцы?
   – Ох! – вырвалось у меня.
   – Что такое, доктор?
   – Сегодня вечером, выходя из ворот, я встретил какого-то человека. Он спросил у меня дорогу в Фернли-Парк.
   – В котором часу это было?
   – Ровно в девять. Выходя из ворот, я как раз услышал бой часов.
   – А как он выглядел?
   Я постарался составить как можно более подробный словесный портрет незнакомца. Инспектор повернулся к дворецкому:
   – Приходил ли в дом кто-то, соответствующий этому описанию?
   – Нет, сэр. Сегодня вечером у нас вообще не было посетителей.
   – А могли его впустить через заднюю дверь?
   – Не думаю, сэр, но я наведу справки. – Паркер уже собрался выйти, но инспектор остановил его взмахом широкой ладони.
   – Нет, погодите. Я предпочитаю сам задавать вопросы. Но прежде всего нужно как можно точнее установить время убийства. Кто и когда видел живым мистера Экройда в последний раз?
   – Вероятно, это был я… дайте-ка подумать – где-то без десяти девять, – ответил я. – Экройд сказал, что не хочет, чтобы его беспокоили, и я передал это Паркеру.
   – Совершенно верно, сэр, – почтительно подтвердил Паркер.
   – В половине десятого мистер Экройд был еще жив, – вмешался Реймонд. – Я сам слышал из коридора, как он разговаривает с кем-то.
   – И с кем же он разговаривал?
   – Этого я не знаю. Конечно, тогда я воспринял это как должное, думая, что с ним в кабинете находится доктор Шеппард. Я хотел задать ему вопрос насчет документов, над которыми в тот момент работал, но услышав голоса, вспомнил, что мистер Экройд выразил желание побеседовать с доктором Шеппардом с глазу на глаз, и предпочел ретироваться. Но, как я понимаю, к этому времени доктор ушел?
   Я кивнул.
   – В четверть десятого я уже был дома и никуда не выходил, пока не раздался звонок.
   – В таком случае кто же был с покойным в половине десятого? – спросил инспектор. – Может быть, вы, мистер… э…
   – Майор Блант, – пришел на помощь я.
   – Майор Гектор Блант? – с уважением в голосе уточнил инспектор.
   Блант лишь утвердительно кивнул.
   – Кажется, мы уже встречались здесь прежде, сэр, – сказал инспектор. – Сперва я вас не узнал. Вы гостили у мистера Экройда в мае прошлого года, не так ли?
   – В июне, – поправил Блант.
   – Вот именно, в июне. Так вот, вернемся к нашему делу: это не вы разговаривали с мистером Экройдом в девять тридцать вечера?
   Блант помотал головой.
   – Вообще не видел его после ужина, – заявил он.
   Инспектор вновь обратился к Реймонду:
   – Вам ничего не удалось разобрать из этого разговора, сэр?
   – Я услышал лишь обрывок, – сказал Реймонд. – И эти слова меня тогда удивили – ведь я думал, что он беседует с доктором Шеппардом. Постараюсь припомнить в точности, что было сказано. Кажется, мистер Экройд произнес: «За последнее время обращения к моему кошельку сделались настолько частыми…, – да, именно так! – … что боюсь, в данный момент для меня не представляется возможным исполнить эту просьбу». Я, конечно, тут же удалился, так что больше ничего не слышал. Но все это выглядело очень странно, ведь доктор Шеппард…
   – … не имеет привычки просить взаймы ни для себя, ни для других, – закончил я его мысль.
   – Вымогательство, – задумчиво сказал инспектор. – Может быть, в этом суть дела. – Он повернулся к дворецкому: – Так значит, Паркер, нынче вечером вы никого не впускали через парадную дверь?
   – Именно так я и сказал, сэр.
   – Тогда, по всей видимости, мистер Экройд должен был сам впустить этого незнакомца. Но я не совсем понимаю… – Инспектор на несколько минут будто погрузился в грезы наяву. – Ясно одно, – сказал он, наконец очнувшись. – В девять тридцать мистер Экройд был в добром здравии. И, насколько нам известно, с тех пор его живым никто не видел.
   Паркер смущенно кашлянул. Инспектор вздрогнул и зыркнул в его сторону.
   – Ну, любезный? – резко сказал он.
   – Прошу меня извинить, сэр, мисс Флора видела хозяина уже после этого.
   – Мисс Флора?
   – Да, сэр. Примерно без четверти десять. Именно тогда она сказала мне, чтобы мистера Экройда сегодня вечером больше не тревожили.
   – Он послал ее, чтобы сообщить вам об этом?
   – Не совсем так, сэр. Я принес поднос с виски и содовой. Мисс Флора как раз выходила из этой комнаты. Она остановила меня и сказала: ее дядя не желает, чтобы ему докучали.
   Инспектор посмотрел на дворецкого с куда большим вниманием, чем уделял его персоне до сих пор.
   – Но вы же ранее уже получили распоряжение не беспокоить мистера Экройда.
   Паркер начал заикаться. Его руки тряслись.
   – Да, сэр. Именно, сэр. Совершенно верно, сэр.
   – И все же вы опять пошли в кабинет?
   – Я забыл, сэр. Видите ли, я всегда приношу виски и содовую примерно в это время, сэр, и спрашиваю, не будет ли каких-то других распоряжений. И сегодня вечером я пошел сюда машинально, не подумав.
   В этот момент до меня начало доходить, что смятение Паркера выглядит весьма подозрительно. Жирный дворецкий все время извивался и дергался.
   – Хм… – протянул инспектор. – Я должен немедленно встретиться с мисс Экройд. Пока оставим здесь все как есть, я могу сюда вернуться после беседы с молодой леди. Впрочем, на всякий случай я все же закрою и запру окно.
   Предприняв эти меры предосторожности, он выпроводил нас в коридор, а сам замыкал шествие. Взглянув на маленькую лестницу, он многозначительно помолчал, а затем через плечо бросил констеблю:
   – Джонс, тебе лучше остаться здесь. Не позволяй никому войти в эту комнату.
   – Прошу прощения, сэр, – почтительно вмешался Паркер. – Если запереть дверь в холл, то никто вообще не сможет войти в эту часть здания. Эта лестница ведет в личные апартаменты мистера Экройда – там только спальня и ванная. Они никак не связаны с остальными помещениями. Когда-то наверху была и вторая дверь, но мистер Экройд приказал ее заложить. Ему нравилось чувствовать, что его комнаты полностью изолированы от других.
   Чтобы прояснить ситуацию, прилагаю примерный план первого этажа дома.

   Маленькая лестница, как Паркер и сказал, ведет в большую хозяйскую спальню (две комнаты объединили в одну) и примыкающие к ней ванную и уборную.
   Инспектор мигом оценил преимущества варианта, который предлагал Паркер. Мы вышли в холл, а инспектор запер за собой дверь и сунул ключ в карман. Затем вполголоса отдал констеблю несколько указаний и тот поспешно удалился.
   – Надо заняться этими следами от обуви, – объяснил инспектор. – А я прежде всего должен расспросить мисс Экройд. Она последняя видела своего дядю живым. Ей уже сообщили?
   Реймонд покачал головой.
   – Ну, в таком случае лишние пять минут ничего не изменят. Будет лучше, если она даст показания, не зная страшной правды о смерти дядюшки. Скажите, что была совершена кража со взломом, и спросите, не соблаговолит ли она одеться и спуститься к нам, чтобы ответить на несколько вопросов.
   Реймонд отправился наверх с этим поручением.
   – Я передал мисс Экройд все, что вы сказали, – отчитался он, вернувшись. – Она сейчас придет.
   Минут через пять по лестнице спустилась Флора, закутанная в кимоно из бледно-розового шелка. Она выглядела озабоченной и встревоженной.
   Инспектор шагнул вперед.
   – Добрый вечер, мисс Экройд, – вежливо сказал он. – Боюсь, произошла попытка ограбления, и нам потребуется ваша помощь. Это что за комната – бильярдная? Пойдемте, присядем.
   Флора, держа спину очень ровно, опустилась на широкий диван, тянувшийся вдоль всей стены, и посмотрела на инспектора.
   – Я не совсем поняла. Что именно было украдено? И чем я могу быть вам полезна?
   – Дело обстоит вот как, мисс Экройд. Паркер утверждает, что где-то без четверти десять видел вас выходящей из кабинета вашего дяди. Это так?
   – Все верно. Я зашла пожелать ему спокойной ночи.
   – А время указано правильно?
   – Примерно – да, а точно не могу сказать. Может быть, было немного позже.
   – Ваш дядя был один в кабинете?
   – Да. Доктор Шеппард уже ушел.
   – А вы случайно не заметили, было ли открыто окно?
   Флора покачала головой.
   – Не могу сказать. Шторы были задернуты.
   – Да, действительно. А ваш дядюшка выглядел и вел себя как обычно?
   – На мой взгляд, да.
   – Не могли бы вы рассказать, что в точности происходило между вами, пока вы находились в кабинете?
   Флора помолчала, словно собираясь с воспоминаниями.
   – Я вошла и сказала: «Спокойной ночи, дядя, я иду спать. Устала я сегодня вечером». Он что-то пробурчал в ответ, тогда я подошла и поцеловала его, а он сказал что-то вроде: как хорошо я выгляжу в этом платье, а потом велел мне исчезнуть, потому что он очень занят. Ну, я и ушла.
   – А он просил, чтобы его больше не беспокоили?
   – Ах, да! Совсем забыла. Он сказал: «Передай Паркеру, что мне больше ничего не нужно, и пусть мне вечером никто не докучает». За дверью я увидела Паркера и передала ему дядино распоряжение.
   – Все верно, – кивнул инспектор.
   – А вы не могли бы сказать, что именно было украдено?
   – Мы не совсем… уверены, – нерешительно сказал инспектор.
   В глазах девушки обеспокоенное выражение сменилось настоящей паникой. Голос звучал напряженно:
   – Что случилось? Что вы от меня скрываете?
   Двигаясь бесшумно и неуловимо, как умеет лишь он один, Гектор Блант встал между девушкой и инспектором. Она беспомощно протянула руку, и майор взял ее обеими руками, успокаивающе похлопывая, как будто она была маленьким ребенком. Флора подалась к нему, словно его флегматичная несокрушимая особа сулила ей поддержку и защиту.
   – Плохие новости, Флора, – негромко произнес Блант. – Плохие для всех нас. Ваш дядя Роджер…
   – Что с ним?
   – Для вас это будет ударом. Мужайтесь. Бедняга Роджер мертв.
   Флора отшатнулась от него, ее глаза расширились от ужаса.
   – Но как? – прошептала она. – Когда?
   – Боюсь, это случилось вскоре после того, как вы с ним простились, – хмуро сказал Блант.
   Флора поднесла руку к горлу, вскрикнула, и я метнулся к ней, чтобы подхватить, пока она не упала. Она лишилась чувств. Мы с Блантом отнесли девушку в ее спальню и уложили в постель. Затем я велел ему разбудить миссис Экройд и сообщить о случившемся. Вскоре Флора пришла в себя. Я дал ее матери указания, что нужно сделать, и снова поспешил вниз.

Глава 6
Тунисский кинжал

   Я наткнулся на инспектора, когда тот выходил из двери, ведущей в кухню и людскую.
   – Как себя чувствует молодая леди, доктор?
   – Уже лучше. С ней сейчас ее мать.
   – Ну и слава богу. А я допрашивал слуг. Все в один голос утверждают, что никто посторонний сегодня не заходил в дом через заднюю дверь. Но дело в том, что ваше описание этого незнакомца малость расплывчато. Нам нужно что-то конкретное, за что можно зацепиться.
   – Боюсь, не смогу вам помочь, – извиняющимся тоном сказал я. – Понимаете, ночь была довольно темной, к тому же воротник плаща у этого парня был поднят, а шляпа надвинута на глаза.
   – Хм, – сказал инспектор. – Похоже, он не хотел, чтобы кто-то разглядел его лицо. Уверены, что никогда его раньше не встречали?
   Я ответил отрицательно, но не так решительно, как раньше – вспомнил свое смутное впечатление, что в голосе чужака слышались какие-то знакомые интонации. Довольно сбивчиво я попытался объяснить это инспектору.
   – Значит, голос был грубый, простонародный?
   Я согласился, но тут же мне пришло в голову, что эта грубость была какой-то преувеличенной, явно наигранной. Если, как говорит инспектор, незнакомец пытался скрыть лицо, с таким же успехом он мог попытаться подделать и выговор.
   – Не могли бы вы снова пройти со мной в кабинет, доктор? Хочу еще кое о чем вас расспросить.
   Я не возражал. Инспектор Дэвис отпер дверь, ведущую в апартаменты Экройда, а когда мы прошли в коридорчик, снова повернул ключ в замке.
   – Мы же не хотим, чтобы нас беспокоили, – мрачно сказал он. – Или, паче того – подслушивали. Итак, рассказывайте. При чем тут шантаж?
   – Шантаж! – вскричал я, пораженный до глубины души.
   – Паркеру померещилось? Или вы о чем-то таком говорили?
   – Если Паркер слышал наш разговор о шантаже, – медленно сказал я, – он должен был подслушивать прямо под этой дверью, прильнув ухом к замочной скважине.
   – Более чем вероятно, – кивнул Дэвис. – Я, знаете ли, провел дополнительное расследование – выяснял, чем был занят сегодня вечером Паркер. Сказать по правде, не нравится мне, как он себя ведет. Этот субчик явно что-то скрывает. А когда я решил прижать его, он струхнул и залопотал нечто невразумительное о шантаже.
   Я мгновенно принял решение.
   – Очень рад, что вы затронули этот вопрос. Я колебался, не зная, стоит ли откровенничать. Вообще-то я уже собирался все вам рассказать, только ждал подходящего момента. Теперь он представился.
   И я тут же поведал о событиях сегодняшнего вечера – все, что изложено на предыдущих страницах. Инспектор слушал очень внимательно, изредка кое-что уточняя.
   – Невероятнейшая история, – сказал он, когда я закончил рассказ. – Так значит, письмо исчезло? Это плохо пахнет. Таким образом теперь у нас есть то, что мы искали – мотив.
   Я кивнул:
   – Понимаю.
   – Вы сказали, мистер Экройд намекнул вам, что подозревает кого-то из своих домашних? «Домашние» – довольно растяжимое понятие.
   Я решил выдвинуть собственную гипотезу:
   – А вы не думаете, что под него попадает тот же Паркер?
   – Весьма правдоподобно. Он подслушивал у двери, когда вы выходили из кабинета. Позже мисс Экройд наткнулась на него, когда прощалась с дядюшкой. Предположим, как только она наконец убралась с дороги, Паркеру представилась еще одна попытка. Он вошел, ударил Экройда ножом, запер дверь изнутри, вылез в сад через окно и обогнул дом, чтобы войти в боковую дверь, которую заранее оставил открытой. Как вам такая версия?
   – Тут есть лишь одна неувязка, – медленно сказал я. – Экройд намеревался прочесть письмо сразу после моего ухода. Узнав, что шантажист – Паркер, он не стал бы еще целый час сидеть в задумчивости и листать страницы. Он тут же вызвал бы Паркера, обвинил его и устроил бы великолепнейший скандал. Не забывайте, Экройд обладал холерическим темпераментом.
   – Допустим, он не сразу прочитал письмо, – возразил инспектор. – Мы знаем, что в половине десятого с ним в кабинете кто-то был. Этот посетитель появился сразу после вашего ухода, а ушел перед тем, как мисс Экройд вошла пожелать дяде спокойной ночи. Что ж, в таком случае до десяти у мистера Экройда не было времени заняться письмом.
   – А как же телефонный звонок?
   – Звонил, конечно, Паркер – вероятно, он не подумал о том, что дверь осталась запертой, а окно открытым. Потом вспомнил или же просто запаниковал, вот и решил отрицать, будто что-то об этом знает. Вот вам и разгадка, доктор.
   – Ну, может быть, – протянул я, все еще не убежденный.
   – В любом случае, правду об этом телефонном звонке мы выясним на коммутаторе. Если окажется, что звонили отсюда, то никто кроме Паркера не мог этого сделать. Будьте уверены, Паркер – тот, кто нам нужен. Но никому ни слова об этом, иначе мы его спугнем еще до того, как соберем все доказательства. Я прослежу, чтобы он от нас не ускользнул. А пока сосредоточимся на вашем таинственном незнакомце.
   Инспектор встал из-за письменного стола, за которым сидел верхом на стуле, и подошел к неподвижной фигуре в кресле у камина.
   – Орудие убийства может послужить зацепкой, – заметил он, подняв на меня взгляд. – Судя по виду, оно совершенно уникально – какая-то восточная диковинка.
   Он наклонился, внимательно разглядывая рукоять кинжала и я услышал, как он удовлетворенно хмыкнул. Затем очень осторожно взялся за лезвие чуть ниже рукояти и извлек клинок из раны. Держа оружие так, чтобы не прикасаться к рукояти, он поместил его в широкую фарфоровую вазу, стоявшую на каминной полке.
   – Да, это явно произведение искусства, – заметил инспектор. – Не думаю, что отыщется много подобных ему.
   Кинжал и впрямь был очень красив. Сверкающий клинок, сужающийся к острию и рукоять, украшенная филигранью искусно переплетенных металлических полосок. Инспектор осторожно коснулся пальцем лезвия и скорчил одобрительную гримасу.
   – Вот это заточка! – воскликнул он. – Даже ребенок играючи мог бы воткнуть его в человека, точно в брусок масла. Опасная игрушка.
   – Могу я теперь как следует осмотреть тело? – осведомился я.
   – Валяйте, доктор. Оно в вашем распоряжении.
   Я провел тщательный осмотр.
   – Ну, и каково ваше заключение? – спросил инспектор, когда я закончил.
   – Не стану перегружать вас медицинской терминологией, прибережем ее для дознания. Удар нанес правша, стоявший позади жертвы, смерть, скорее всего, была мгновенной. Судя по выражению лица покойного, я сказал бы, что он не ожидал нападения. Вероятно, он умер, так и не узнав, кто его убийца.
   – Дворецкие умеют ступать мягко, как кошки, – сказал инспектор. – С этим преступлением не будет много мороки. Посмотрите на рукоять этого кинжала.
   Я посмотрел.
   – Осмелюсь предположить, что вы ничего эдакого не замечаете, но я вижу их совершенно ясно. – Он многозначительно понизил голос. – Отпечатки пальцев руки!
   – Я догадался, – кротко сказал я.
   Не понимаю, какой реакции он ожидал – разве что вообразил, что я совсем уж тупица. В конце концов, я читаю детективы и газетную хронику, интеллектуальные способности у меня выше среднего уровня. Вот если бы на рукоятке обнаружились отпечатки пальцев ноги – тогда другое дело! В таком случае я смог бы выразить надлежащее изумление и благоговение.
   Однако я остался спокоен, чем явно разочаровал инспектора. Прихватив фарфоровую вазу, он пригласил меня сопроводить его в бильярдную.
   – Хочу выяснить, не может ли мистер Джеффри Реймонд сообщить нам что-нибудь об этом кинжале, – пояснил Дэвис.
   Снова заперев за собой дверь из холла, мы направились в бильярдную, где обретался Джеффри Реймонд. Инспектор протянул ему вазу с уликой.
   – Вы когда-нибудь видели раньше эту вещицу, мистер Реймонд?
   – Ну… кажется… да нет, я почти уверен, что этот сувенир подарил мистеру Экройду майор Блант. Он привез этот кинжал из Марокко – нет, из Туниса! А что, это орудие преступления? Невозможно! Просто не верится! И все же – вряд ли найдется другой такой же кинжал. Разрешите, я позову майора Бланта?
   И, не дождавшись ответа, выскочил из комнаты.
   – Симпатичный молодой человек, – отметил инспектор. – Такое честное, открытое лицо.
   Я согласился. За два года, что Джеффри Реймонд прослужил у Экройда, я ни разу не видел, что бы он был не в духе или чем-то раздосадован. И, кстати, зарекомендовал себя как превосходный секретарь.
   Спустя пару минут Реймонд вернулся вместе с майором.
   – Я был прав! – выпалил с порога Реймонд. – Это тунисский кинжал!
   – Майор Блант его еще даже не видел! – запротестовал инспектор.
   – Увидел, как только вошел в кабинет, – сказал невозмутимый Блант.
   – И сразу же узнали?
   Блант кивнул.
   – Вы об этом ни слова не сказали, – с подозрением покосился на него инспектор.
   – Момент был неподходящий, – ответствовал майор. – Если сболтнуть лишнего в неподходящий момент – беды не оберешься.
   Пристальный взгляд инспектора ничуть не потревожил его безмятежное выражение лица.
   Наконец инспектор перестал буравить его глазами, хмыкнул и поднес вазу с кинжалом поближе к Бланту.
   – Вы совершенно уверены, сэр, что можете опознать этот кинжал?
   – Абсолютно. Даже не сомневайтесь.
   – А не могли бы вы сказать, сэр, где обычно хранилась эта… диковинка?
   На этот вопрос ответил секретарь.
   – В гостиной, в витрине для редкостей.
   – Что? – вскричал я. Тут уж все уставились на меня.
   – Ну, доктор? – ободряюще спросил инспектор.
   – Нет, ничего.
   – Ну же, доктор? – повторил инспектор еще более ободряюще.
   – Да глупости это, – виновато сказал я. – Просто вечером, когда я пришел к ужину и входил в гостиную, то услышал, как хлопнула крышка этой самой витрины.
   На лице инспектора поминутно сменяли друг друга выражения подозрительности и недоверия.
   – С чего вы взяли, что это была крышка витрины?
   Я был вынужден пуститься в подробные объяснения – длинные, утомительные объяснения, которых я всей душой стремился избежать.
   – А когда вы рассматривали коллекцию, этот кинжал был на месте? – спросил наконец инспектор.
   – Не знаю. Я его не заметил, но, разумеется, он вполне мог там и лежать.
   – Позовем-ка экономку, – заключил инспектор и позвонил.
   Через несколько минут Паркер привел в бильярдную мисс Рассел.
   – Не помню, чтобы я подходила к витрине для коллекций, – сказала экономка в ответ на вопрос Дэвиса. – Я заглянула в гостиную, чтобы убедиться, что цветы в вазах свежие. Ах, да, вспомнила! Я увидела, что витрина открыта, а это, конечно, непорядок, так что, проходя мимо, я опустила крышку.
   Она с вызовом взглянула на инспектора.
   – Понятно, – кивнул тот. – А когда вы закрывали витрину, вы не заметили там вот этот кинжал?
   Мисс Рассел без всякого трепета взглянула на орудие убийства.
   – Не могу вам точно сказать. У меня не было времени глазеть на безделушки. Господа должны были спуститься с минуту на минуту, и я хотела поскорее уйти.
   – Спасибо, – сказал Дэвис. Казалось, он колеблется, решая, какие еще вопросы можно задать, но мисс Рассел предпочла истолковать это сомнение в свою пользу и выплыла из комнаты.
   – Ну и мегера, – поежился инспектор, глядя ей вслед. – Так, дайте подумать. Значит, этот столик с редкостями стоит у окна, так вы сказали, доктор?
   За меня ответил Реймонд:
   – Да, возле левого окна.
   – А окно было открыто?
   – Они оба были приоткрыты.
   – Ну, не думаю, что стоит копаться дальше, выясняя, кто открывал и закрывал крышку. Кто угодно – пока что назовем его просто Некто – в любое время мог достать этот кинжал, а когда именно это произошло, не имеет особого значения. Я вернусь позже вместе с начальником полиции, мистер Реймонд. А до той поры ключ от этой двери останется при мне. Хочу, чтобы полковник Мелроуз увидел все как есть. Насколько мне известно, он гостит где-то на другом конце графства и домой его ожидают лишь утром.
   Инспектор бережно взял вазу с кинжалом.
   – Надо очень тщательно ее завернуть. Это важнейшая улика в деле.
   Когда спустя несколько минут мы с Реймондом покидали бильярдную, секретарь вдруг хихикнул и дернул меня за рукав. Я проследил за его взглядом. Инспектор беседовал с Паркером. Казалось, Дэвиса очень интересует мнение дворецкого о его карманном ежедневнике.
   – Грубая работа, – шепнул мне на ухо Реймонд. – Так значит, главный подозреваемый – Паркер? Не снабдить ли нам инспектора наборами наших отпечатков?
   Из лотка с колодами на игральном столе он вытащил две карты, тщательно вытер их шелковым носовым платком, затем протянул одну мне, а другую крепко сжал сам. И с ухмылкой передал их инспектору.
   – На добрую память, – сказал он. – Номер один – доктор Шеппард, номер два – ваш покорный слуга. Сувенир от майора Бланта вам доставят утром.
   Юность всегда жизнерадостна. Даже жестокое убийство работодателя и доброго друга не могло заставить Джеффри Реймонда унывать слишком долго. Наверное, так и должно быть. Не знаю. Сам я давно утратил эту душевную гибкость.
   Домой я вернулся очень поздно, надеясь, что Кэролайн уже спит. Мне следовало знать ее лучше.
   Она поджидала меня с кастрюлькой горячего какао. Пока я его пил, сестра выуживала из меня информацию о событиях этого вечера. Мне удалось умолчать о шантаже, но о том, как был обнаружен труп, пришлось поведать все до мельчайших подробностей.
   – Полиция подозревает Паркера, – сказал я, вставая из-за стола и мечтая о том, чтобы поскорее добраться до постели. – Кажется, против него есть серьезные улики.
   – Паркер! – фыркнула моя сестрица. – Ерунда! Этот инспектор, должно быть, круглый дурак! Паркер! Скажете тоже!
   И, закончив беседу на этой маловразумительной фразе, мы разошлись по спальням.

Глава 7
Профессия нашего соседа

   На следующее утро я до неприличия сократил время визита к пациентам, торопясь поскорее завершить обход. Оправданием может служить лишь то, что, к счастью, у меня на тот момент не было тяжелобольных. Когда я вернулся, Кэролайн дожидалась меня в прихожей.
   – Здесь Флора Экройд, – объявила она взволнованным шепотом.
   – Кто? – Я с трудом скрыл изумление.
   – Она очень хочет повидать тебя. Сидит уже полчаса.
   Я проследовал за Кэролайн в нашу маленькую гостиную.
   Флора в черном платье сидела на диванчике у окна и нервно сплетала и расплетала пальцы. Я был потрясен тем, как изменилось ее лицо – казалось, с него схлынули все яркие краски. Но когда девушка заговорила, голос ее звучал спокойно и твердо.
   – Доктор Шеппард, я пришла просить вас о помощи.
   – Конечно, он вам поможет, дорогая! – пообещала Кэролайн.
   Не думаю, что Флора так уж радовалась присутствию Кэролайн при нашей беседе. Уверен, она предпочла бы поговорить со мной наедине. Но, кроме всего прочего, она явно не желала терять время, поэтому смирилась с ситуацией.
   – Я прошу вас сопроводить меня в коттедж «Лиственницы».
   – «Лиственницы»? – с удивлением переспросил я.
   – Повидать этого забавного человечка? – в унисон воскликнула Кэролайн.
   – Да. Вы же знаете, кто он?
   – Мы решили, что он бывший парикмахер, – признался я.
   Голубые глаза Флоры распахнулись до предела.
   – Да ведь это Эркюль Пуаро! Неужели вы его не знаете? Прославленный частный детектив! Говорят, он творил чудеса – прямо как сыщики из романов. Год назад он вышел на пенсию и переехал жить сюда. Дядя знал, кто он такой, но пообещал никому не рассказывать, потому что мсье Пуаро жаждал покоя.
   – Так вот оно что, – медленно произнес я.
   – Вы, конечно, слышали о нем?
   – Безусловно, я старый осел и отстал от жизни, как не устает напоминать мне Кэролайн, но об Эркюле Пуаро я, тем не менее, слышал.
   – Уму непостижимо! – изрекла Кэролайн, уж не знаю по какому поводу – возможно, поражаясь собственной неспособности узнать правду.
   – И вы хотите пойти и повидаться с ним? – с расстановкой спросил я. – Но зачем?
   – Не корчи из себя идиота, Джеймс. Конечно же для того, чтобы поручить ему расследовать это убийство, – выпалила моя сестрица.
   Но я вовсе не корчил из себя идиота. Просто Кэролайн не всегда понимает, к чему я клоню.
   – Вы что же, не доверяете инспектору Дэвису?
   – Конечно же не доверяет. И я тоже! – отрезала Кэролайн.
   Можно было подумать, что убили дядю Кэролайн.
   – И с чего вы решили, что он возьмется за ваше дело? – продолжал я. – Сами же говорите – он окончательно ушел на покой.
   – Вот именно. Так что придется его уговорить, – бесхитростно ответила Флора.
   – Вы уверены, что поступаете разумно? – спросил я, все еще хмурясь.
   – Конечно разумно! – снова встряла Кэролайн. – Я сама пойду туда с ней, если она пожелает.
   – Не обижайтесь, мисс Шеппард, но я предпочла бы, чтобы меня сопровождал доктор.
   Флора отлично умеет в нужных случаях выражаться начистоту. Кроме того деликатными намеками Кэролайн все равно не проймешь.
   – Видите ли, – девушка тактично постаралась смягчить свою прямолинейность, – ведь именно доктор Шеппард обнаружил тело, к тому же он врач и может сразу же сообщить мсье Пуаро все детали и подробности.
   – Понимаю. – Кэролайн сдалась, но была разочарована.
   Я взволнованно прошелся взад-вперед по комнате.
   – Флора, послушайтесь моего совета, – сказал я очень серьезно. – Не впутывайте сюда еще и этого сыщика.
   Флора вскочила с дивана. Ее лицо заливал гневный румянец.
   – Я знаю, почему вы так говорите! – закричала она. – И как раз по этой причине я так тороплюсь встретиться с мсье Пуаро! Вы боитесь! А я – нет! Я знаю Ральфа куда лучше, чем вы!
   – Ральф? – всполошилась Кэролайн. – Причем тут Ральф?
   Никто из нас не обратил на нее внимания.
   – Может быть, Ральф слабак и бесхребетный дурак, – продолжала Флора. – Пускай в прошлом он наделал глупостей, пусть он даже совершал довольно скверные поступки – но на убийство он не способен!
   – Нет-нет! – воскликнул я. – Я никогда и не думал ни о чем подобном!
   – Тогда зачем прошлой ночью вы заходили в «Три вепря»? – в лоб спросила Флора. – По пути домой? После того, как обнаружили тело дяди?
   Я смешался и умолк. Напрасно я надеялся, что мой визит останется незамеченным.
   – Как вы об этом узнали? – ответил я вопросом на вопрос.
   – Рано утром я сама отправилась в гостиницу, – сказала Флора. – От слуг я слышала, будто он остановился там…
   Я прервал ее.
   – Вы что же, не знали, что он приехал в Кингс-Эббот?
   – Нет. Для меня это было полнейшей неожиданностью. Я понятия не имею, зачем он приезжал. В «Трех вепрях» мне сказали то же, что, как я понимаю, сообщили и вам: он ушел вчера около девяти вечера, но так и не вернулся.
   Она с вызовом встретила мой взгляд и, будто прочтя в нем невысказанные мысли, крикнула:
   – Ну, а что в этом такого? Он мог отправиться куда угодно! Мог даже вернуться в Лондон!
   – Оставив все свои вещи в гостинице? – мягко спросил я.
   Флора топнула ногой.
   – Все равно. Этому должно найтись простое объяснение.
   – И поэтому вы решили обратиться к Эркюлю Пуаро? Не лучше ли оставить все как есть? Поймите, ведь полиция вообще не подозревает Ральфа! Они копают совсем в другом направлении.
   – Как бы не так! Именно под Ральфа они и копают! – воскликнула девушка. – Сегодня утром из Кранчестера прикатил инспектор Ре́глан – мерзкий плюгавый проныра. Когда я утром пришла в «Три вепря», оказалось, он там уже побывал. Слуги рассказали мне, о чем он их спрашивал. И он явно подозревает Ральфа.
   – В таком случае, следствие пошло совсем другим путем, – задумчиво сказал я. – Значит, этот Реглан не согласен с Дэвисом, что убийство совершил Паркер?
   – Паркер! Еще чего! – снова фыркнула моя сестра.
   Флора подошла и положила руку мне на плечо.
   – О, доктор Шеппард, давайте сейчас же отправимся к этому мсье Пуаро, он обязательно выяснит правду.
   – Моя дорогая Флора, – сказал я, с нежностью кладя свою руку поверх ее. – А вы уверены, что мы хотим знать эту правду?
   Она устремила на меня серьезный взгляд и торжественно кивнула.
   – Вы не верите в него, – сказала она. – А я верю. Вы не знаете его так, как я.
   – Конечно же он этого не делал! – вмешалась Кэролайн. Бог ведает, каких усилий ей стоило хранить молчание так долго. – Ральф порой бывает сумасброден, но он милый мальчик и у него прекрасные манеры.
   Меня так и подмывало сообщить Кэролайн, что большинство знаменитых убийц получили отличное воспитание, но присутствие Флоры мешало это сделать. Решимости у девушки ничуть не убавилось, и я был вынужден уступить. Раз уж ничего не поделаешь, следовало удрать прежде, чем нас настигнет очередной залп откровений моей сестры, начинающийся ее излюбленным «Конечно».
   Дверь «Лиственниц» открыла пожилая служанка в громадном бретонском чепце. Выяснилось, что мсье Пуаро дома.
   Нас препроводили в маленькую опрятную гостиную, обставленную со скрупулезной симметрией. Не прошло и двух минут, как появился мой вчерашний знакомец.
   – Мсье ле доктёр, – улыбнулся он. – Мадемуазель.
   Он поклонился Флоре.
   Я решил, что сам изложу наше дело:
   – Вероятно, вы уже слышали о трагедии, которая случилась вчера вечером.
   Улыбка сбежала с лица Пуаро.
   – Разумеется, я слышал. Это ужасно. Мадемуазель, я соболезную вам от всей души. Чем могу служить вам?
   – Мисс Экройд, – сказал я, – хочет, чтобы… чтобы вы…
   – Чтобы вы нашли убийцу, – звонко и внятно сказала Флора.
   – Понятно, – сказал маленький человек. – Но ведь, насколько я знаю, полиция уже ведет расследование?
   – Они могут допустить ошибку, – сказала Флора. – И мне кажется, они собираются сделать это прямо сейчас. Пожалуйста, мсье Пуаро, не могли бы вы нам помочь? Если… если это вопрос денег…
   Пуаро поднял руку.
   – Умоляю вас, мадемуазель. Дело не в этом. Не подумайте, что я вовсе не придаю значения деньгам. – В его глазах мелькнул лукавый огонек. – Я уважаю деньги и всегда уважал. Но вы должны четко уяснить себе одну вещь: если я возьмусь за это расследование, я доведу дело до конца. Знайте, хорошая ищейка никогда не бросает взятый след! Как бы в конце концов не пожалеть, что вы не оставили все в руках местной полиции.
   – Я хочу знать правду, – сказала Флора, глядя ему прямо в глаза.
   – Всю правду?
   – Всю правду.
   – Тогда я возьмусь за дело, – тихо сказал человечек. – И надеюсь, что вы не раскаетесь в принятом решении. А теперь расскажите мне все в деталях.
   – Доктор Шеппард справится с этим лучше, – сказала Флора. – Он знает больше, чем я.
   Исполняя возложенное на меня поручение, я начал подробнейшее повествование, включавшее все факты, которые я уже изложил ранее. Пуаро внимательно слушал, изредка задавая вопросы, но по большей части храня молчание и глядя в потолок.
   Я закончил на том моменте, когда мы с инспектором покинули Фернли-Парк прошлой ночью.
   – А теперь, – сказала Флора, – расскажите ему все о Ральфе.
   Я заколебался, но ее повелительный взгляд не позволил мне промолчать.
   – Значит, прошлой ночью по дороге домой вы заглянули в эту гостиницу – «Три вепря»? – подытожил детектив, когда я завершил свой рассказ. – А зачем?
   Я помедлил, а когда снова заговорил, то тщательно обдумывал каждое слово.
   – Я решил, что кто-то должен сообщить молодому человеку о смерти его отчима. Когда я уехал из Фернли, мне пришло в голову, что, возможно, никто, кроме меня и мистера Экройда, даже не знал, что Ральф остановился в деревне.
   Пуаро кивнул.
   – Совершенно верно. И это единственная причина, по которой вы наведались туда, а?
   – Других причин мне не требовалось, – сухо сказал я.
   – А вам не хотелось… как бы это сказать… успокоиться по поводу этого юноши?
   – Что вы имеете в виду?
   – Думаю, мсье доктор, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, хотя и притворяетесь, что это не так. Полагаю, вы испытали бы большое облегчение, если бы выяснилось, что капитан Пейтон весь вечер провел у себя в номере.
   – Ничего подобного, – отрезал я.
   Маленький детектив грустно покачал головой.
   – В отличие от мисс Флоры, вы не испытываете ко мне доверия. Но это неважно. Важно то, что капитан Пейтон пропал при очень подозрительных обстоятельствах. Не буду скрывать – это выглядит скверно. И однако же, все может иметь вполне невинное объяснение.
   – И я говорю то же самое! – с жаром вскричала Флора.
   Пуаро больше не касался этой темы и решил немедленно отправиться в полицейский участок. Он попросил меня сопровождать его и познакомить с офицерами, которые ведут расследование. А Флоре предложил вернуться в усадьбу. Мы согласились с этим планом и немедленно приступили к его выполнению.
   Инспектора Дэвиса мы нашли на крыльце полицейского участка – вид у него был безутешный. С ним был начальник полиции графства полковник Мелроуз, и еще один человек, в котором я, вспомнив описание Флоры, без труда опознал «плюгавого проныру» инспектора Реглана из Кранчестера.
   С Мелроузом мы давно знакомы. Я представил ему Пуаро и объяснил ситуацию. Начальник полиции был явно раздосадован, что к делу привлекли частного детектива, а инспектор Реглан – тот прямо почернел от злости. Зато Дэвиса раздражение вышестоящего начальства, кажется, весьма утешило.
   – С этим убийством все ясно, как божий день, и нам ни к чему, чтобы под ногами путались любители, – буркнул Реглан. – Подумать только, ведь любой дурак мог бы догадаться, что произошло вчера вечером, – он бросил мстительный взгляд на бедного Дэвиса, который встретил его, не моргнув глазом. – И мы бы не потеряли понапрасну двенадцать часов!
   – Разумеется, родные мистера Экройда вправе предпринимать любые шаги, которые сочтут нужными, – сказал полковник Мелроуз. – Но мы не можем допустить вмешательство посторонних в ход официального расследования. Разумеется, я осведомлен о превосходной репутации мсье Пуаро, – вежливо добавил он.
   – Что поделаешь? Полиция себя рекламировать не вправе, – сухо сказал Реглан.
   Пуаро сумел разрядить обстановку.
   – Сказать по правде, я окончательно удалился от дел и даже не помышляю о возвращении к прежней профессии, – заверил он. – Больше всего я опасаюсь огласки и посему вынужден просить вас, джентльмены: если мне посчастливится внести свой вклад в разгадку этой тайны, мое имя не должно упоминаться.
   Лицо инспектора Реглана немного просветлело, да и полковник заметно оттаял.
   – Слышал о ваших замечательных удачах, – сказал он.
   – У меня большой опыт, – скромно ответил Пуаро. – Но львиной долей своих достижений я обязан представителям закона. Я безмерно восхищаюсь вашей английской полицией и сочту за честь оказать содействие инспектору Реглану, если он позволит мне помочь.
   Лицо Реглана окончательно разгладилось.
   Полковник Мелроуз отвел меня в сторону.
   – Судя по тому, что я о нем знаю, этот малышок и я впрямь добивался поразительных успехов, – вполголоса сказал он. – Конечно, нам не хотелось бы привлекать Скотленд-Ярд. Реглан мнит, что напал на след и разгадка у него в кармане, но я не вполне разделяю его уверенность. Видите ли, я знаю… эээ… представителей заинтересованной стороны лучше, чем он. Кажется, ваш знаменитый сосед за лаврами не гонится, а? Поработает с нами из-за кулис, так сказать?
   – К вящей славе инспектора Реглана, – торжественно подтвердил я.
   – Ну что ж, – бодро возвысил голос Мелроуз, – нам следует ввести мсье Пуаро в курс дела.
   – Благодарю вас, – поклонился Пуаро. – Мой друг, доктор Шеппард, упомянул, что вроде бы на подозрении был дворецкий?
   – Сущий вздор, – мгновенно отреагировал Реглан. – Эти напыщенные слуги из богатых домов до того трусливы, что ведут себя подозрительно даже когда ни в чем не виноваты.
   – А что же отпечатки пальцев? – заикнулся я.
   – Они совершенно точно принадлежат не Паркеру. – Инспектор криво усмехнулся и добавил: – И не вам доктор, и не мистеру Реймонду.
   – А что насчет отпечатков капитана Ральфа Пейтона? – негромко спросил Пуаро.
   Втайне я восхитился, как он сразу же взял быка за рога. Оценил это и инспектор Реглан – в его глазах явно мелькнуло уважение.
   – Вижу, вы не промах, мистер Пуаро. Уверен, работать с вами будет одно удовольствие. Мы обязательно сравним их, как только нам удастся найти самого молодого джентльмена.
   – По-прежнему считаю, что вы ошибаетесь, инспектор, – благодушно заметил полковник Мелроуз. – Я знаю Ральфа Пейтона с его детских лет. Он никогда не унизится до такого вульгарного поступка, как убийство.
   – Всякое бывает, – сказал инспектор ничего не выражающим тоном.
   – А какие у вас улики против него? – поинтересовался я.
   – Вчера вечером вышел из гостиницы часов в девять. Около половины десятого был замечен в окрестностях Фернли-Парка и с тех пор его никто не видел. В последнее время испытывал серьезные денежные затруднения. В номере обнаружена пара спортивных туфель на рифленой подошве. У него две такие пары, практически одинаковые. Сейчас пойду и сравню их со следами на подоконнике в кабинете. Там под окном дежурит констебль – следит, чтобы никто ничего не трогал.
   – Мы все немедленно отправимся туда, – заявил полковник Мелроуз. – И мсье Пуаро с нами, не так ли?
   Мы подъехали к усадьбе на машине полковника. Инспектору не терпелось поскорее добраться до следов, и он попросил высадить его у сторожки привратника – здесь от подъездной аллеи ответвлялась тропинка, которая вела к террасе под окнами кабинета Экройда.
   – Пойдете с инспектором, мсье Пуаро, или хотите сначала осмотреть кабинет? – спросил начальник полиции.
   Пуаро предпочел остаться с нами. Двери нам открыл Паркер. К нему вернулись прежние манеры, исполненные почтительного самодовольства. От вчерашней паники не осталось и следа.
   Полковник Мелроуз вытащил из кармана ключ, отпер дверь, ведущую в апартаменты Экройда из холла и провел нас в кабинет.
   – Тело, конечно, унесли, мсье Пуаро, но в остальном в комнате все выглядит так же, как и прошлой ночью.
   – А где именно было обнаружено тело?
   Как можно точнее я описал положение, в котором был найден труп. Кресло Экройда стояло на том же месте у камина. Пуаро подошел и уселся в него.
   – Доктор, когда вы покидали кабинет, где было то самое письмо в голубом конверте, о котором вы рассказывали?
   – Мистер Экройд положил его на столик справа от себя – вот сюда.
   Пуаро кивнул.
   – За исключением письма отсюда ничего не пропало?
   – Вроде бы все на месте.
   – Полковник Мелроуз, окажите любезность, сядьте в это кресло на минуточку. Благодарю вас. А теперь, мсье доктор, будьте добры, продемонстрируйте, где именно торчал кинжал.
   Я исполнил его просьбу. Маленький сыщик отошел к двери и оттуда следил за моими действиями.
   – Да, в таком случае, оружие было бы заметно уже с этого места. Вы с Паркером сразу его увидели?
   – Да.
   Пуаро подошел к окну.
   – Когда вы обнаружили тело, электрический свет в кабинете, конечно, был включен?
   Я ответил утвердительно и присоединился к нему у подоконника, где он изучал следы.
   – Рисунок такой же, как и на подошве туфель капитана Пейтона, – тихо сказал он и снова вернулся на середину комнаты.
   Его опытный взгляд скользил по стенам, мебели и предметам обстановки, подмечая каждую мелочь.
   – Вы наблюдательный человек, доктор Шеппард? – внезапно спросил он.
   – Думаю, да, – сказал я не без удивления.
   – Вижу, вчера здесь топили камин. Когда вы взломали дверь и обнаружили тело мистера Экройда, огонь еще горел? Насколько интенсивным было пламя?
   Я деланно рассмеялся, досадуя сам на себя.
   – Я… я и в самом деле не обратил внимания. Ничего не могу сказать по этому поводу. Возможно, мистер Реймонд или майор Блант…
   Маленький детектив грустно улыбнулся и покачал головой.
   – Я совершил принципиальную ошибку, задав вам этот вопрос. Всегда надо придерживаться метода. Каждый замечает лишь то, что лежит в области его знаний. Если мне потребуется описание внешности и состояния пациента – от вашего профессионального взора не ускользнет ни одна деталь. Понадобится информация о документах на письменном столе – никто не может быть осведомлен лучше мистера Реймонда. А что касается огня в камине – нужно спрашивать человека, который по долгу службы обязан замечать подобные вещи. Позвольте-ка…
   Он направился к камину и позвонил.
   Спустя пару минут на пороге кабинета появился Паркер.
   – Я слышал звонок, сэр, – нерешительно сказал он.
   – Войдите, Паркер, – пригласил полковник Мелроуз. – Этот джентльмен хочет задать вам несколько вопросов.
   Паркер устремил почтительный взгляд на Пуаро.
   – Скажите, Паркер, – начал тот, – когда вы с доктором Шеппардом взломали дверь вчера вечером и обнаружили вашего хозяина мертвым, огонь в камине еще горел?
   Паркер ответил незамедлительно:
   – Еле-еле, сэр. Пламя уже практически потухло.
   – Ага! – воскликнул Пуаро, и в его голосе послышались торжествующие нотки. – Посмотрите вокруг, любезный Паркер. Комната выглядит так же, как тогда?
   Взгляд дворецкого обежал комнату и остановился на окнах.
   – Портьеры были задернуты, сэр, и горел электрический свет.
   Пуаро одобрительно кивнул.
   – Что-нибудь еще?
   – Да, сэр, вот это кресло располагалось иначе.
   Он указал на внушительных размеров кресло с высокой спинкой, стоявшее между дверью и окном.

   – Не могли бы вы показать, где именно оно находилось? – попросил Пуаро.
   Дворецкий отодвинул кресло на добрых два фута от стены и повернул так, чтобы его сиденье было обращено к двери.
   – Курьез! Как любопытно, – пробормотал Пуаро. – Не могу себе представить, чтобы кто-то захотел сидеть в таком неудобном положении. И кто, хотелось бы знать, поставил его на прежнее место? Не вы, мой друг?
   – Нет, сэр, – сказал Паркер. – Я был слишком расстроен смертью хозяина и прочими обстоятельствами.
   Пуаро посмотрел на меня.
   – А вы, доктор, его не двигали?
   Я покачал головой.
   – Когда я привел полицейских, сэр, кресло уже стояло на месте, – неожиданно добавил Паркер. – В этом я ручаюсь.
   – Любопытно, – снова сказал Пуаро.
   – Возможно, его отодвинули Реймонд или Блант, – предположил я. – Это ведь не имеет особого значения?
   – Это не имеет совершенно никакого значения, – сказал Пуаро и как бы про себя добавил: – Вот почему это так интересно.
   – Простите, я сейчас вернусь, – сказал полковник Мелроуз и покинул кабинет вместе с Паркером.
   – Как по-вашему, Паркер говорит правду? – спросил я.
   – Насчет кресла – определенно. По поводу остального пока что сказать не могу. Знаете, мсье доктор, подобные преступления всегда имеют одну общую характерную черту.
   – Какую же? – Я сгорал от любопытства.
   – Каждому, кто к ним причастен, есть что скрывать.
   – И мне тоже? – с улыбкой спросил я.
   Пуаро внимательно посмотрел на меня.
   – Думаю, что и вам тоже.
   – Но…
   – Вы уверены, что рассказали все без утайки об этом молодом Пейтоне? – Заметив, как я покраснел, он улыбнулся. – Не волнуйтесь, я не собираюсь выбивать из вас признание. В свое время я и сам все выясню.
   – Мне бы очень хотелось проникнуть в суть вашего метода, – торопливо сказал я, желая скрыть свое смущение. – Например – почему вас заинтересовал огонь в камине?
   – Ну это же очень просто. Вы покинули мистера Экройда без десяти девять, не так ли?
   – Да, примерно так.
   – Окно в это время закрыто на защелку, а дверь не заперта. В четверть одиннадцатого, когда обнаружен труп – все наоборот: дверь заперта, окно открыто. Кто его открыл? Очевидно, это мог сделать лишь сам мистер Экройд – по одной из двух причин. Либо потому, что в комнате стало жарко (но поскольку огонь почти погас, а вечером наблюдалось резкое похолодание, этот вариант отпадает), либо для того, чтобы впустить кого-то, кто пришел из сада. И этот «кто-то» – добрый знакомый мистера Экройда, ведь ранее он проявлял немалое беспокойство по поводу этого самого окна.
   – Действительно, все очень просто, – согласился я.
   – Все выглядит просто и логично, если расположить факты в нужном порядке. Теперь нам нужно установить личность человека, который находился с мистером Экройдом в его кабинете вчера в девять тридцать вечера. Все говорит о том, что этот человек попал в дом через окно, и хотя позже мисс Флора видела своего дядюшку живым и здоровым, мы не приблизимся к разгадке тайны, пока не узнаем, кем был этот посетитель. Окно было оставлено открытым после его ухода, и убийца проник тем же путем, или же этот загадочный гость вернулся позже. А! Вот и полковник.
   Вошел полковник Мелроуз, очень оживленный.
   – Наконец-то удалось отследить этот телефонный звонок, – сказал он. – Вызов был не отсюда. Доктору Шеппарду звонили в десять пятнадцать вечера из телефонной будки на станции Кингс-Эббот. А в десять двадцать три ночной почтовый экспресс отправляется в Ливерпуль.

Глава 8
Инспектор Реглан совершенно уверен

   Мы обменялись понимающими взглядами.
   – Вы, конечно, наведете справки на станции? – спросил я.
   – Непременно, но, честно говоря, я не особо надеюсь на успех. Сами знаете, на что похожа эта станция.
   Разумеется, мне это было хорошо известно. Кингс-Эббот – захолустная деревушка, но в то же время – важный железнодорожный узел. Здесь останавливается большинство скоростных поездов, передвигаются стрелки и формируются составы. Вечером впритык друг к другу прибывают сразу три пригородных поезда – чтобы пассажиры успели пересесть на вечерний экспресс, идущий на север – он прибывает в 10.19 и уходит в 10.23. На станции есть два или три телефона-автомата, и крайне мало шансов на то, что кто-то в суматохе заметил на платформе подходящего по описанию человека, когда тот звонил из будки или садился в вагон.
   – И зачем вообще было звонить? Вот что самое странное! Не вижу в этом поступке ни цели, ни смысла! – недоумевал полковник.
   Пуаро тем временем симметрично расставлял фарфоровые безделушки на одной из книжных полок.
   – Вот увидите, причина для этого была, – бросил он через плечо.
   – Но какая?
   – Когда мы ее выясним, мы узнаем все. Этот случай весьма любопытный и нетривиальный.
   Последние слова он произнес едва ли не с наслаждением. Казалось, он смотрит на дело со своей, особой точки зрения и простым смертным не дано увидеть то, что открыто его взору.
   Маленький детектив подошел к окну и остановился там, глядя в сад.
   – Стало быть, доктор Шеппард, незнакомца у ворот вы встретили ровно в девять?
   – Да, я слышал, как били куранты на колокольне.
   – Сколько времени ему потребовалось, чтобы добраться до дома – к примеру, до этого окна?
   – От силы пять минут. Если он сократил путь по тропинке справа от подъездной аллеи, то вообще минуты две-три.
   – Но для этого он должен был знать о существовании этой тропинки, понимаете? В таком случае мы могли бы сделать вывод, что он уже бывал здесь и изучил окрестности.
   – Ваша правда, – сказал полковник Мелроуз.
   – Думаю, пора выяснить, не приходил ли на этой неделе к мистеру Экройду незнакомый посетитель.
   – Об этом нам мог бы рассказать юный Реймонд, – сказал я.
   – Или Паркер, – предположил полковник Мелроуз.
   – Или они оба, – с улыбкой закончил Пуаро.
   Начальник полиции отправился на поиски Реймонда, а я позвонил, призывая дворецкого.
   Полковник Мелроуз вернулся почти сразу же в сопровождении молодого секретаря, которого он и представил Пуаро. Джеффри Реймонд выглядел еще более юным и жизнерадостным, чем всегда. Казалось, он поражен и необычайно счастлив познакомиться с прославленным детективом.
   – Я даже понятия не имел, что вы жили в нашей деревне инкогнито, мсье Пуаро, – сказал он. – Большая честь – получить возможность наблюдать за вашей работой… Алло, что это вы делаете?
   Пуаро стоял слева от двери. Теперь же он отошел. Оказалось, пока я был повернут к нему спиной, он споро выдвинул кресло, чтобы оно заняло положение, о котором говорил Паркер.
   – Хотите, чтобы я уселся здесь, пока вы будете брать у меня кровь на анализ? – легкомысленно предположил Реймонд. – Что вы задумали?
   – Мсье Реймонд, это кресло стояло вот здесь прошлой ночью, когда мистер Экройд был найден убитым. Кто-то вернул его на место. Это были вы?
   – Только не я, – не колеблясь ни секунды, заявил секретарь. – Я даже не помню, что где стояло, но верю вам на слово. Однако кресло передвинул кто-то другой. А что, он испортил улику? Жалость какая!
   – Ничего, – сказал детектив. – Это не имеет ровно никакого значения. На самом деле я хотел спросить вас вот о чем, мсье Реймонд: приходил ли к мистеру Экройду на этой неделе какой-нибудь незнакомец?
   Секретарь нахмурился и на минуту задумался. В это время явился Паркер.
   – Нет, – наконец сказал Реймонд. – Ничего такого я не помню. А вы, Паркер?
   – Прошу прощения, сэр?
   – На этой неделе приходил к мистеру Экройду кто-нибудь посторонний?
   Дворецкий тоже ненадолго задумался.
   – Разве что молодой человек, который приезжал в среду, сэр, – сказал он, поразмыслив. – Насколько я помню, он представлял фирму «Кертис и Траут».
   Реймонд нетерпеливо отмахнулся от него.
   – Да, помню! Но ведь он не был незнакомцем. Мы сами его пригласили. – Он повернулся к Пуаро и пояснил: – Мистер Экройд задумал приобрести диктофон. Мы бы смогли работать гораздо эффективней. Фирма, о которой говорит Паркер, направила к нам своего представителя, но из этого ничего не вышло. Мистер Экройд так и не принял окончательного решения насчет покупки.
   – Не могли бы вы описать мне этого визитера, мой добрый Паркер? – попросил Пуаро.
   – Он был светловолосым, сэр, и невысокого роста. Одет очень аккуратно, в синий саржевый костюм. Весьма презентабельный молодой человек, сэр, для своего положения.
   Пуаро повернулся ко мне.
   – А человек, которого вы встретили у ворот, доктор, был высокого роста, не так ли?
   – Да, – сказал я. – Где-то около шести футов.
   – Значит, это не он, – заявил бельгиец. – Большое спасибо, Паркер.
   Дворецкий обратился к Реймонду.
   – Сэр, только что прибыл мистер Хэммонд. Ему не терпится узнать, может ли он быть чем-нибудь полезен, и он был бы рад поговорить с вами.
   – Сейчас же встречусь с ним, – отозвался молодой секретарь и поспешно вышел. Пуаро вопросительно взглянул на полковника.
   – Семейный поверенный, мсье Пуаро, – пояснил тот.
   – У этого мсье Реймонда сейчас забот хватает, – пробормотал Пуаро. – Но он кажется весьма энергичным молодым человеком.
   – По-моему, мистер Экройд считал его лучшим секретарем из всех, что у него были.
   – И как долго мсье Реймонд на него работал?
   – Около двух лет.
   – Свои обязанности он выполняет неукоснительно, в этом я уверен. Но как он развлекается? Он спортсмен?
   – У личных секретарей не слишком много времени на развлечения, – улыбнулся полковник Мелроуз. – Реймонд вроде бы играет в гольф. А в летнее время – в теннис.
   – А он не посещает эти… как их… лошадиные бега?
   – Скачки? Нет, уверен, что он ими не интересуется.
   Пуаро кивнул, и его мысли явно обратились к другим предметам. Он еще раз придирчивым взором обвел комнату.
   – Здесь я, кажется, уже видел все, на что стоило посмотреть.
   Я тоже осмотрелся напоследок.
   – Если бы эти стены могли говорить, – пробормотал я.
   Пуаро покачал головой.
   – Дар речи – этого еще недостаточно, – сказал он. – Если бы они умели смотреть и слушать! Но не думайте, что эти бездушные предметы, – и с этими словами Пуаро мимоходом погладил книжную полку, – всегда столь уж молчаливы. Со мной они, бывает, беседуют и очень охотно. Кресла, столы… порой у них имеются любопытные сведения.
   Он направился к двери.
   – Какие сведения? – с интересом спросил я. – Что вы узнали от них сегодня?
   Маленький бельгиец посмотрел на меня через плечо, забавно приподняв одну бровь.
   – Открытое окно. Запертая дверь. Кресло, которое, как выяснилось, перемещается без посторонней помощи. Я спрашиваю у них: «Почему?» и не слышу ответа.
   Он покачал головой, выпятил грудь и стоял, глядя на нас с прищуром. Он был до такой степени преисполнен сознания собственной важности, что это выглядело просто нелепо. Я невольно задался вопросом: а в самом ли деле он так уж хорош в своем ремесле? Не стоят ли за его непомерно раздутой репутацией блестящего детектива просто-напросто несколько счастливых случайностей?
   Судя по тому, как нахмурился полковник Мелроуз, та же мысль пришла в голову и ему.
   – Хотите еще что-нибудь осмотреть, мсье Пуаро? – отрывисто спросил он.
   – Не соблаговолите ли показать мне витрину, откуда достали кинжал? И больше я не стану злоупотреблять вашей добротой.
   Мы направились в гостиную, но по пути полковника перехватил констебль. После обмена репликами приглушенными голосами, начальник полиции извинился и оставил нас одних. Я продемонстрировал Пуаро витрину для коллекций, и он счел себя обязанным пару раз поднять и отпустить крышку. После чего толкнул створку окна и вышел на террасу. Я следовал за ним.
   Там мы встретили инспектора Реглана – он как раз вышел из-за угла дома. На лице его было написано мрачное удовлетворение.
   – Итак, мсье Пуаро, вы здесь, – сказал он. – Ну что ж, расследование было недолгим. Какая жалость – приятный молодой человек, но свернул с пути праведного.
   Лицо Пуаро вытянулось.
   – Боюсь, в таком случае моя помощь вам не потребуется, – сказал он, но без особой горечи в голосе.
   – Может быть, в другой раз, – утешил его инспектор. – Хотя, признаться, в этой глуши следующего убийства придется дожидаться долго.
   Пуаро взирал на него с восхищением.
   – Вы проявили изумительную сноровку, – заметил он. – Если позволите, я хотел бы узнать, как вы действовали.
   – Извольте. Прежде всего – метод. Я всегда повторяю: без метода ничего не выйдет.
   – Ах! – вскричал Пуаро. – Это ведь и мой девиз. Метод, аккуратность и серые клеточки.
   – Клеточки? – оторопел инспектор.
   – Серые клеточки мозга, – пояснил бельгиец.
   – А! Ну, полагаю, мы все ими пользуемся.
   – Но не все одинаково успешно, – пробормотал Пуаро. – Кроме того, есть различия в качестве мозга. Когда метод выработан, следует установить психологическую подоплеку преступления.
   – И вы тоже ушиблены этим дурацким психоанализом? Ну, я-то мужик примитивный…
   – Уверен, миссис Реглан с этим бы не согласилась, – сказал Пуаро и слегка поклонился.
   Инспектора Реглана это до того ошеломило, что он поклонился в ответ.
   – Вы меня не поняли, – сказал он, ухмыляясь до ушей. – Господи, как порой трудно разговаривать с иностранцами. Я имею в виду, что к работе я подхожу без выкрутасов. Вот вам мой метод. В последний раз мистер Экройда видела живым племянница, и это произошло без четверти десять. Это факт номер один, не так ли?
   – Допустим.
   – Не допустим, а так оно и есть. В половине одиннадцатого доктор установил, что мистер Экройд мертв уже как минимум полчаса. Вы подтверждаете это заявление, доктор?
   – Конечно, – сказал я. – Полчаса, или немного больше.
   – Отлично. Это дает нам четверть часа – отрезок времени, в течение которого и произошло убийство. Я составил список всех, кто находился в доме, и проработал каждого, делая пометки, чем занималось данное лицо в промежуток от девяти сорока пяти до десяти вечера.
   Он вручил Пуаро лист бумаги. Я тоже стал читать, заглядывая бельгийцу через плечо. Вот что там было записано аккуратным, четким почерком:

   Майор Блант – в бильярдной с мистером Реймондом (подтверждается последним)
   Мистер Реймонд – бильярдная (см. выше)
   Миссис Экройд – до 9.45 наблюдала за игроками. Отправилась спать в 9.55 (Реймонд и Блант видели, как она поднялась по лестнице)
   Мисс Экройд – из кабинета дяди отправилась наверх (подтверждается Паркером, а позже горничной Элси Дейл)
   Слуги:
   Паркер – сразу ушел в свою комнату (подтверждается экономкой, мисс Рассел, которая пришла обсудить хозяйственные вопросы в 9.47 и пробыла там не менее десяти минут)
   Мисс Рассел – см. выше. Ранее, в 9.45 беседовала наверху с горничной Элси Дейл
   Урсула Борн (старшая горничная) – в своей комнате до 9.55. Затем в общей комнате для слуг
   Миссис Купер (кухарка) – в общей комнате для слуг
   Глэдис Джонс (младшая горничная) – в общей комнате для слуг
   Элси Дейл – наверху, в спальных комнатах (подтверждают мисс Рассел и мисс Флора Экройд)
   Мэри Трипп (судомойка) – в общей комнате для слуг
   Примечание: кухарка служит здесь семь лет, горничная Урсула Борн – восемнадцать месяцев, Паркер – чуть больше года. Остальные слуги поступили недавно. За исключением Паркера (тут что-то нечисто) все они вне подозрений.

   – Весьма подробный отчет, – сказал Пуаро, возвращая список инспектору. – Но я совершенно уверен, что Паркер – не убийца.
   – Моя сестра тоже совершенно в этом уверена, а она обычно бывает права, – встрял я, но на мои слова не обратили внимания.
   – Это всё касательно домочадцев, – продолжал инспектор. – Теперь мы подходим к одному очень важному пункту. Жена привратника, Мэри Блэк, задергивая занавески прошлым вечером, увидела в окно сторожки Ральфа Пейтона, который проходил по подъездной аллее.
   – Она не могла обознаться? – резко спросил я.
   – Она совершенно уверена, что видела именно его. Она хорошо знает капитана в лицо. От ворот он свернул на тропинку, которая является кратчайшим путем к дому и ведет к террасе.
   – И в котором часу это было? – спросил Пуаро, сохраняя непроницаемое выражение лица.
   – В двадцать пять минут десятого.
   Наступила тишина. Затем инспектор снова заговорил.
   – Дело ясное – все совпадает до мельчайших деталей. В девять двадцать пять капитан Пейтон проходит мимо сторожки; около девяти тридцати мистер Джеффри Реймонд слышит разговор в кабинете: некто просит денег, а мистер Экройд отказывает. Что же дальше? Капитан Пейтон уходит так же, как и пришел – через окно. Он идет по террасе, растерянный и озлобленный. Подходит к открытому окну гостиной. Скажем, это произошло примерно без четверти десять. Мисс Экройд в это время желает спокойной ночи своему дядюшке. Майор Блант, мистер Реймонд и миссис Экройд находятся в бильярдной. Гостиная пуста. Ральф Пейтон крадется в комнату, берет из витрины кинжал и возвращается к окну кабинета. Сняв туфли, бесшумно проскальзывает внутрь и… ну, нет нужды вдаваться в подробности. Потом снова уходит через окно. Он не решается вернуться в гостиницу, а спешит на станцию, оттуда звонит доктору…
   – Зачем? – вкрадчиво спросил Пуаро.
   Я вздрогнул – так неожиданно он прервал инспектора. Маленький бельгиец подался к нему всем корпусом. В его глазах горели странные зеленые огоньки.
   Инспектор Реглан на мгновение тоже растерялся.
   – Трудно сказать, зачем он это сделал, – наконец ответил он. – Убийцы часто совершают самые нелепые поступки. Если бы вы служили в полиции, вы бы это знали. Самые умные из них зачастую допускают глупейшие ошибки. Но пойдемте со мной, я покажу вам эти следы.
   Мы вместе завернули за угол и прошли по террасе под окно кабинета. По приказу инспектора дежуривший там констебль достал туфли, изъятые из деревенской гостиницы.
   Инспектор приложил их к следам на подоконнике.
   – Тютелька в тютельку, – заявил он непререкаемым тоном. – Вообще-то это не та пара, которая оставила эти отпечатки, в тех туфлях он уехал. А это такие же, но более поношенные – посмотрите на подметки.
   – Мало ли кто носит туфли на резиновой подошве с протекторами, – возразил Пуаро.
   – Это верно, и я не стал бы так уж полагаться на эти отпечатки, если бы не остальные улики, – сказал инспектор.
   – Какой глупый молодой человек этот капитан Пейтон, – задумчиво сказал Пуаро. – Оставить так много свидетельств своего присутствия в доме…
   – Ну, знаете, вечер стоял погожий, дождя не было. Капитан не оставил следов ни на террасе, ни на дорожке. Но, к несчастью для него, в конце этой дорожки из-под гравия проступает ручеек от подземного родника. Сами посмотрите.
   Усыпанная гравием тропинка заканчивалась в нескольких футах от террасы и здесь земля была влажной, болотистой. В мягкой почве виднелись цепочки следов и среди них четко различимые отпечатки туфель на резиновой подошве.
   Пуаро прошелся немного по тропинке, инспектор шел рядом.
   – А женские следы вы заметили? – спросил вдруг бельгиец.
   Инспектор рассмеялся.
   – Ну, разумеется! Но здесь прошли сразу несколько женщин – да и мужчин тоже. Ведь это кратчайший путь к дому. Разобрать где здесь чьи отпечатки практически невозможно. А вот следы на подоконнике – это действительно важно.
   Пуаро кивнул.
   – Дальше идти нет смысла, – сказал инспектор. – Там опять везде гравий, причем укатанный очень основательно.
   Пуаро снова кивнул, но его глаза были устремлены к небольшому сооружению слева от нас – к нему ответвлялась усыпанная гравием тропинка. Это была вместительная беседка, своего рода летний павильон.
   Пуаро подождал, пока инспектор вернется в дом. Затем перенес свое внимание на меня.
   – Вас, должно быть, действительно послал мне ле бон дьё – добрый боженька. Вы замените мне моего друга Гастингса, – подмигнул он. – Вижу, вы следуете за мной по пятам. Как по-вашему, доктор Шеппард, не осмотреть ли нам эту беседку? Она меня заинтересовала.
   Он открыл дверь, и мы вошли. Внутри было почти темно. Можно было разглядеть пару садовых скамеек, набор для игры в крокет и несколько раскладных шезлонгов.
   Я был поражен поведением своего нового приятеля. Он рухнул на четвереньки и принялся ползать по полу. Время от времени он раздраженно тряс головой – видимо, поиски не давали результатов. Наконец он присел на корточки.
   – Ничего, – пробормотал он. – Впрочем, этого следовало ожидать. Но как бы помогло делу, если бы…
   Он вдруг замолчал и весь напрягся. Затем протянул руку к одной из скамеек и отцепил что-то от ее сиденья.
   – Что это такое? – воскликнул я. – Что вы там обнаружили?
   Он улыбнулся, разжал ладонь и показал мне свою находку – кусочек белого, плотно накрахмаленного батиста.
   Я взял этот лоскуток, с любопытством повертел в руках, а потом положил обратно на его ладонь.
   – Как думаете, мой друг, что это? – спросил он, пристально глядя на меня. Я пожал плечами:
   – Обрывок носового платка.
   Пуаро снова метнулся к скамейке и подобрал ощипанный стержень птичьего пера, скорее всего, гусиного.
   – А как насчет этого? – торжествующе воскликнул он.
   Я мог только тупо пялиться на него.
   Он сунул перо в карман и снова посмотрел на клочок белой материи.
   – Фрагмент носового платка? – размышлял он вслух. – Возможно, вы правы. Но вспомните: хорошая прачка никогда не станет крахмалить носовые платки.
   Он со значением кивнул мне, а затем осторожно вложил лоскуток между страниц своей записной книжки.

Глава 9
Пруд с золотыми рыбками

   Мы вместе пошли обратно к дому. Инспектора нигде не было видно. Пуаро задержался на террасе и встал спиной ко входу, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.
   – Белль доме́н. Прекрасная усадьба, – наконец сказал он одобрительно. – Кто ее унаследует?
   Этот вопрос поразил меня. Как ни странно, до этого момента мысль о наследниках не приходила мне в голову. Пуаро пристально смотрел на меня.
   – Для вас это как гром среди ясного неба, – сделал он вывод. – Неужели вы никогда об этом не думали?
   – Нет, – признался я. – А надо было подумать.
   Маленький детектив все еще смотрел на меня, и в его взгляде сквозило любопытство. – Интересно, что вы имеете в виду. Нет-нет, не говорите! – предупредил он мой ответ. – Что бы вы сейчас ни сказали, это не будет отражением ваших сокровенных мыслей.
   – «Каждому есть что скрывать», – процитировал я его с улыбкой.
   – Так и есть.
   – Вы все еще придерживаетесь этой теории?
   – Упорнее, чем когда-либо, мой друг. Но не так просто скрыть что-то от Эркюля Пуаро. У него есть свои способы выяснять правду. – С этими словами он принялся спускаться по ступенькам, ведущим в голландский сад [6 - Голландский стиль в оформлении садов характеризуется тщательной планировкой, зонированием с помощью живых подстриженных изгородей, обилием цветников, водоемов и фонтанов.]. – Прогуляемся немного, – позвал он меня. – Нынче такой чудесный воздух.
   Дорожку по обе стороны обрамляли клумбы, разбитые по всем правилам геометрии, она упиралась в круглую мощеную площадку где можно было посидеть у пруда с золотыми рыбками. Однако Пуаро свернул в сторону лесистого склона – здесь сделали вырубку и на опушке установили скамейку. Отсюда открывался живописный вид на нашу деревню и вышеупомянутый пруд, окруженный цветниками.
   – Англия очень красива, – сказал Пуаро, обозревая местность, а потом улыбнулся. – Как и английские девушки, – добавил он, понизив голос. – Тс-с! Друг мой, полюбуйтесь на прелестную картину, которая открывается внизу.
   Тогда-то я и увидел Флору. Она шла по оставленной нами дорожке и что-то напевала, пританцовывая на ходу. Несмотря на траурное облачение, она была живым воплощением радости. Внезапно она поднялась на цыпочки, закружилась так, что оборки ее черного платья так и порхали по воздуху, а потом запрокинула голову и от души расхохоталась. В этот момент из-за деревьев вышел какой-то человек и я узнал в нем Гектора Бланта.
   Девушка вздрогнула. На ее лице появилось виноватое выражение.
   – Как вы меня напугали! Я и не видела, что вы там стоите.
   Блант ничего не сказал, просто молча смотрел на нее какое-то время.
   – Что меня неизменно в вас восхищает, – сказала Флора язвительно, – это то, какой вы живой и остроумный собеседник.
   Мне показалось, что под своим многолетним загаром Гектор Блант покраснел. В его голосе, когда он наконец заговорил, звучало странное, несвойственное ему смирение.
   – Никогда не умел вести светские разговоры – даже в молодости.
   – Я полагаю, это было очень давно.
   Я уловил нотки сарказма в тоне девушки, но Блант принял все за чистую монету.
   – Да. Слишком давно, – только и сказал он.
   – И каково это, чувствовать себя Мафусаилом?
   На сей раз поддразнивание было более явным, но Блант не поддержал игру.
   – Помните того типа, который продал душу дьяволу? Чтобы снова стать молодым? Об этом еще опера есть.
   – Вы имеете в виду Фауста?
   – Его самого. Чудна́я история. Кое-кто пошел бы на такую сделку, если бы только мог.
   – Вас послушать – так из вас уже на ходу песок сыплется! – воскликнула Флора наполовину шутливо, наполовину раздраженно.
   Блант снова замкнулся в угрюмом молчании. Затем отвел взгляд от Флоры и сообщил дереву по соседству, что кое-кому пора возвращаться в Африку.
   – Очередная экспедиция? Будете стрелять диких зверей?
   – Ну, обычно так и бывает. Как правило, мы в них стреляем. В зверей, то есть.
   – Это вы прикончили страшилище, голова которого висит в холле?
   Блант кивнул. Затем, содрогаясь и нещадно краснея от смущения, выдавил:
   – Любите хорошие шкуры? Я бы мог раздобыть для вас.
   – Ой! Пожалуйста, я буду очень рада! – вскричала Флора. – Вы правда не забудете?
   – Я не забуду. – Внезапно Блантом овладел приступ разговорчивости и он добавил: – Мне надо уехать. Я не создан для такой жизни. Мне не даются изящные манеры и все такое прочее. Я неотесанный чурбан и давно потерян для цивилизации. Никогда не знаю, что сказать, не умею выражать чувства. Да, пора смываться.
   – Но вы же не сию минуту уезжаете? – взмолилась Флора. – Вы же не покинете нас сейчас, когда случилась такая беда? Прошу вас! Если вы уедете…
   Она не закончила и отвернулась.
   – Вы хотите, чтобы я остался? – спросил Блант просто.
   – Мы все хотим…
   – Меня интересуют только ваши желания, – напрямик высказался Блант.
   Флора снова медленно повернулась и встретилась с ним взглядом.
   – Я хочу, чтобы вы остались… если это имеет какое-то значение.
   – Только это и имеет значение, – отозвался Блант.
   Повисла тишина. Они сели на каменную скамью у пруда с золотыми рыбками. Казалось, ни один из них не знает, что говорить дальше.
   – Сегодня… такое чудесное утро, – наконец сказала Флора. – Понимаете, несмотря ни на что, я не могу не чувствовать себя счастливой. Наверное, это чудовищно?
   – Это вполне естественно. Вы знали своего дядю меньше двух лет, а до того никогда его не видели. Разумеется, вы не можете горевать день и ночь напролет. И так гораздо лучше, чем лицемерить.
   – Есть в вас нечто ужасно утешительное и уютное, – призналась Флора. – Вы умеете все так просто и доступно объяснить.
   – Как правило, все в жизни довольно просто, – пожал плечами охотник на крупную дичь.
   – Не всегда. – Флора сказала это почти шепотом, и я увидел, как Блант повернулся и посмотрел на нее (оторвавшись с этой целью от созерцания африканского побережья). Очевидно, он по-своему истолковал изменение ее тона, потому что пару минут спустя бросил довольно резко:
   – Знаете, вам не стоит так переживать. Насчет этого парнишки, я имею в виду. Инспектор – осел. А все остальные знают: подозревать Ральфа – полнейший абсурд. Был кто-то посторонний. Грабитель. Это единственное возможное объяснение.
   Флора подняла на него глаза.
   – Вы действительно так считаете?
   – А вы, что же, думаете по-другому?
   – Я… ну да, конечно, вы правы.
   Снова молчание, и тут Флора выпалила:
   – Я… я скажу вам, почему я чувствовала себя такой счастливой нынче утром. Вы сочтете меня бессердечной, но я все равно хочу рассказать. Приезжал дядин поверенный… Хэммонд. Он ознакомил нас с условиями завещания. Дядя Роджер оставил мне двадцать тысяч фунтов. Только подумайте – двадцать тысяч!
   Блант выглядел удивленным.
   – Это так много значит для вас?
   – Много? Да это значит для меня все! Это свобода! Жизнь! Больше никаких интриг и расчетов! Как же я устала изворачиваться, лгать…
   – Лгать? – резко перебил Блант.
   Флора на миг оторопела.
   – Вам не понять, – неуверенно сказала она. – Приходится притворяться благодарной за унизительные подачки от богатых родственников. С восторгом принимать от них поношенные пальто, юбки, шляпки прошлого сезона…
   – Я не разбираюсь в женских нарядах, но должен сказать, что на мой взгляд вы всегда были одеты превосходно.
   – Но знали бы вы, чего мне это стоило, – тихо сказала Флора. – Все было так ужасно, что я даже вспоминать об этом не хочу. Сейчас я так счастлива! Я свободна! Могу делать то, что мне нравится. И теперь мне уже не нужно…
   – Не нужно – что? – быстро спросил Блант.
   – Уже забыла, что хотела сказать.
   У Бланта в руке была трость, он тыкал ею в пруд, пытаясь что-то нашарить.
   – Что вы делаете, майор Блант?
   – Там что-то блестит, интересно, что бы это могло быть? Золотая брошь или что-то вроде того. Но теперь я взболтал тину, замутил воду, и уже ничего не видно.
   – Возможно, это был золотой венец, – предположила Флора. – Как тот, который увидела в воде Мелисанда.
   – Мелисанда, – задумчиво повторил Блант. – Это же тоже из оперы [7 - Оперу «Пеллеас и Мелисанда» (первая постановка в 1893 г.) композитор Клод Дебюсси написал на сюжет пьесы Мориса Метерлинка.], да?
   – Верно. А вы, я смотрю, настоящий знаток оперы.
   – Меня туда иногда водят, – печально сказал Блант. – Никогда не понимал, какое удовольствие находят в этом остальные. Сплошной шум, звон и вопли. Хуже, чем туземные песнопения под тамтамы.
   Флора рассмеялась.
   – Но эту Мелисанду я запомнил, – продолжал Блант. – Она вышла замуж за старика, который годился ей в отцы.
   Он швырнул в золотых рыбок камешком и повернулся к Флоре, резко меняя тему разговора.
   – Мисс Экройд, я могу что-нибудь сделать для вас? Я имею в виду, по поводу Пейтона? Вы, должно быть, ужасно беспокоитесь о нем.
   – Благодарю вас, но ничего делать не надо, – холодно сказала Флора. – У Ральфа все будет в порядке. Я заполучила самого замечательного детектива в мире, и он быстро во всем разберется.
   Вот уже некоторое время я испытывал определенную неловкость из-за положения, в котором мы оказались. Нельзя было сказать, что мы подслушиваем – тем двоим, в саду, достаточно было поднять головы, чтобы увидеть нас. И все же я непременно постарался бы как-то обозначить наше присутствие, если бы не мой спутник. Пуаро предостерегающе сжимал мой локоть, призывая меня хранить молчание.
   Но теперь он вскочил на ноги и звучно откашлялся.
   – Пардон, но не могу допустить, чтобы мадемуазель столь незаслуженно превозносила меня до небес в моем же присутствии! – крикнул он. – Говорят, тот, кто подслушивает, не услышит о себе ничего хорошего, но это не мой случай. И чтобы не сгореть со стыда, я должен присоединиться к вам и принести свои извинения.
   Он поспешил по тропинке к пруду, а я следовал за ним.
   – Познакомьтесь с Эркюлем Пуаро, – сказала Флора. – Полагаю, вы о нем слышали.
   Пуаро поклонился.
   – Я тоже наслышан о подвигах майора Бланта, – учтиво сказал он. – Рад встрече, мсье. Тем более, что мне нужно кое-что у вас узнать.
   Блант взглянул на него вопросительно.
   – Когда вы в последний раз видели мсье Экройда живым?
   – За ужином в вечер убийства.
   – И после этого вы не видели его и не разговаривали с ним?
   – Не видел. Слышал его голос.
   – Что вы имеете в виду?
   – Я вышел на террасу…
   – Позвольте, в котором часу это было?
   – Примерно в половине десятого. Я ходил взад-вперед под окнами гостиной и курил. Потом услышал голос Экройда из кабинета.
   Пуаро наклонился, чтобы вырвать какой-то микроскопический сорняк, осквернявший дорожку.
   – Как я понял, с той части террасы, где вы гуляли, голоса из кабинета расслышать невозможно.
   Он даже не смотрел на Бланта, зато смотрел я и с изумлением увидел, что тот вспыхнул, как школьник.
   – Я завернул за угол, – неохотно объяснил он.
   – Ах вот как! – в самом тоне Пуаро таился деликатный намек, что сказано недостаточно.
   – Кажется, я что-то видел – женщина скрылась в кустах. Просто мелькнуло что-то белое, знаете ли. Должно быть, ошибся. Это случилось, когда я стоял на углу террасы. И услышал голос Экройда, который говорил с этим своим секретарем.
   – С мистером Джеффри Реймондом?
   – Так я думал тогда. Видимо, ошибся.
   – Мистер Экройд не обращался к нему по имени?
   – Нет.
   – В таком случае осмелюсь спросить, почему вы решили…
   Блант принялся старательно объяснять, хотя для него это было сущее мучение.
   – Я счел само собой разумеющимся, что это Реймонд, потому что незадолго до того, как я вышел, он обмолвился, что понесет Экройду какие-то бумаги. Я и подумать не мог, что там кто-то другой.
   – Помните, о чем шел разговор, который вы слышали?
   – Да я ничего толком и не слышал, какие-то обрывки фраз, совершенно обыденных. В тот момент я был занят своими мыслями.
   – Ну, да это неважно, – пробормотал Пуаро. – Скажите, это вы переставили кресло из кабинета назад к стене после того, как было обнаружено тело?
   – Кресло? Нет, конечно. С чего вдруг мне это делать?
   Пуаро пожал плечами, но ничего не ответил. Он повернулся к Флоре.
   – Вам я тоже хотел задать один вопрос, мадемуазель. Когда вы с доктором Шеппардом рассматривали коллекцию редкостей в витрине, тунисский кинжал был на месте?
   Флора надменно вздернула подбородок.
   – Инспектор Реглан уже спрашивал меня об этом. Повторю вам то, что сказала ему. Я абсолютно уверена, что кинжала там не было. Инспектор же убежден, что он там лежал, и что Ральф стащил его позже. И… и он мне не верит. Он думает, я лгу, чтобы защитить Ральфа.
   – А это не так? – серьезно спросил я.
   Флора топнула ногой.
   – И вы туда же, доктор Шеппард! Да что же это такое!
   Пуаро тактично перевел разговор на другую тему.
   – Мне кажется, вы правы, майор Блант – на дне пруда лежит какой-то блестящий предмет. Посмотрим, получится ли у меня его достать.
   Он опустился на колени, закатал рукав по локоть и очень медленно, стараясь не потревожить ил на дне, погрузил руку в водоем. Но увы! Несмотря на все предосторожности вода замутилась и он был вынужден отказаться от поисков. Увидев, с каким отчаянием маленький бельгиец смотрит на пустую запачканную ладонь, я предложил ему носовой платок, который он принял с пылкими изъявлениями благодарности. Блант посмотрел на часы.
   – Скоро прозвучит гонг, – сказал он. – Нам пора возвращаться.
   – Пообедаете с нами, мсье Пуаро? – спросила Флора. – Я хотела бы познакомить вас с мамой. Она… очень любит Ральфа.
   Детектив поклонился.
   – Буду счастлив, мадемуазель.
   – Вы тоже останетесь, не так ли, доктор Шеппард?
   Я заколебался.
   – Прошу вас!
   Мне очень хотелось узнать, что будет дальше, поэтому я решил не ломаться и не отнекиваться.
   Мы направились к дому, Флора и Блант шли впереди.
   – Какие волосы, – тихо сказал мне Пуаро, кивком указывая на Флору. – Настоящее золото! Из них получится красивая пара. Она – и темноволосый красавец капитан Пейтон. Вы не согласны?
   Я с подозрением покосился на него, но он, казалось, был всецело поглощен крошечными капельками воды на своем рукаве. Пожалуй, во многом этот забавный коротышка походил на кошку – эти зеленые глаза, и привычка постоянно охорашиваться.
   – Только понапрасну забрызгались, – посочувствовал я. – А все-таки интересно, что же там лежало на дне пруда?
   – Показать вам? – предложил Пуаро.
   Утратив дар речи, я воззрился на него, а он кивнул и укоризненно сказал:
   – Мой добрый друг, как вы могли подумать, что Эркюль Пуаро станет рисковать своим костюмом и выставлять себя в смешном свете, если не уверен, что достигнет поставленной цели? Абсурдное предположение!
   – Но вы показали нам пустую ладонь! – воскликнул я.
   – Бывают моменты, когда стоит проявить скрытность. Вы ведь не всегда откровенничаете со своими пациентами, доктор? И своей милой сестре вы тоже рассказываете далеко не все, не так ли? Да, я продемонстрировал, что в руке у меня ничего не было, но предварительно переложил свою находку в другую руку. А вот что я выудил из пруда.
   Он протянул левую руку. На ладони сверкнул маленький золотой ободок. Женское обручальное кольцо.
   Я осторожно взял этот трофей.
   – Посмотрите с внутренней стороны! – велел Пуаро.
   Я так и сделал. Мелкими буквами там было выгравировано:

   От Р., 13 марта

   Я поднял глаза на Пуаро, но он был занят тем, что придирчиво разглядывал отражение собственной физиономии в крошечном карманном зеркальце. Особое внимание он уделял усам. На меня он не смотрел вовсе, и я понял, что он не расположен давать объяснения.

Глава 10
Горничная

   В холле мы обнаружили миссис Экройд. Она беседовала с невысоким сухощавым субъектом с упрямо выдвинутым подбородком и острым взглядом серо-стальных глаз. На нем большими буквами было написано: «ЮРИСТ».
   – Мистер Хэммонд останется на обед, – сказала миссис Экройд. – Мистер Хэммонд, вы ведь знакомы с майором Блантом? И, конечно, дорогой доктор Шеппард – тоже близкий друг бедного Роджера. А это… позвольте-ка…
   Она замолчала, с некоторым недоумением глядя на Эркюля Пуаро.
   – Это мсье Пуаро, мама, – сказала Флора. – Я говорила тебе утром, что пригласила его.
   – О! Да, конечно, – неопределенно ответила миссис Экройд. – Конечно, моя дорогая. Он должен найти Ральфа, не так ли?
   – Он должен найти убийцу дяди, – напрямик сказала Флора.
   – Ах, дорогая, прошу тебя! Пожалей мои бедные нервы! – заныла ее мать. – Сегодня утром я сама не своя, я положительно разбита! Это просто кошмар, и я не могу отделаться от ощущения, что произошел какой-то несчастный случай. Роджер обожал возиться со всякими странными предметами. Его рука, должно быть, соскользнула, или что-то в этом роде.
   Эта теория была встречена вежливым молчанием. Я видел, как Пуаро подошел к стряпчему и что-то доверительно ему шепнул. Они отошли в сторонку и остановились в нише французского окна. Я пошел было следом, потом заколебался.
   – Я вам не помешаю?
   – Ни в коем случае! – казалось, возглас Пуаро идет от чистого сердца. – Мы с вами, мсье доктор – вы и я – должны работать бок о бок. Без вас мне не справиться! А сейчас, надеюсь, добрый мистер Хэммонд предоставит нам кое-какую информацию.
   – Насколько я понимаю, вы действуете от имени капитана Ральфа Пейтона, – осторожно начал юрист.
   Пуаро покачал головой.
   – Не так. Я действую в интересах справедливости. Мисс Экройд поручила мне расследовать смерть ее дяди.
   Мистер Хэммонд выглядел слегка шокированным.
   – Мне не верится, что капитан Пейтон может быть причастен к этому преступлению – какими бы вескими не были улики против него, – медленно произнес он. – Конечно, его денежные затруднения…
   – А он испытывал денежные затруднения? – уточнил Пуаро.
   Поверенный пожал плечами.
   – Боюсь, это было хроническое состояние Ральфа Пейтона, – сухо ответил он. – Деньги буквально утекали у него сквозь пальцы, и он то и дело обращался за помощью к отчиму.
   – А когда он обращался к нему в последний раз? Скажем, в этом году?
   – Не могу вам сказать. Мистер Экройд ни о чем таком не упоминал.
   – Понимаю. Мистер Хэммонд, я полагаю, вы знакомы с завещанием мистера Экройда?
   – Разумеется, именно поэтому я сегодня здесь.
   – В таком случае, учитывая, что я действую в интересах мисс Экройд, вы не откажетесь ознакомить меня с условиями этого завещания?
   – Они довольно просты. Если опустить всю юридическую терминологию, то помимо ликвидации задолженностей и кое-каких единовременных выплат…
   – Кому, например? – перебил Пуаро. Юрист немного удивился такой дотошности.
   – Тысяча фунтов экономке, мисс Рассел, пятьдесят фунтов кухарке Эмме Купер, пятьсот фунтов его секретарю, мистеру Джеффри Реймонду. Затем различные больницы…
   Пуаро поднял руку.
   – А! Отчисления на благотворительность меня не интересуют.
   – Да, конечно. Миссис Сесил Экройд обеспечен пожизненный доход от акций на сумму десять тысяч фунтов. Мисс Флора Экройд получает наследство в размере двадцати тысяч фунтов. А всё состояние, включая эту усадьбу и контрольный пакет акций компании «Экройд и сын» мистер Экройд оставил своему приемному сыну Ральфу Пейтону.
   – И как велико это состояние?
   – Очень велико. Капитан Пейтон станет весьма богатым молодым человеком.
   Наступило молчание. Пуаро и стряпчий обменялись взглядами.
   – Мистер Хэммонд! – жалобно воззвала миссис Экройд, стоявшая у камина. Поверенный направился к ней. Пуаро увлек меня к окну.
   – Полюбуйтесь на эти ирисы, – нарочито громко сказал он. – Они великолепны, не так ли? Очень аккуратная и эффектная клумба.
   В то же время его рука сжала мой локоть и он добавил уже вполголоса:
   – Вы действительно хотите помочь? Принять непосредственное участие в расследовании?
   – Еще бы. Очень хочу, – с энтузиазмом сказал я. – Вы не представляете, какую унылую жизнь я веду. В этом захолустье никогда не происходит ничего интересного.
   – Хорошо. Итак – мы партнеры. Полагаю, очень скоро майор Блант пожелает составить нам компанию. Милая мамочка уже изрядно его утомила. Я хочу узнать у него кое-что, но в то же время не желаю, чтобы он понял, как сильно меня это интересует. Так что вопросы предстоит задавать вам.
   – И что же мне у него спрашивать? – спросил я с некоторой опаской.
   – Нужно упомянуть миссис Феррарс.
   – И что дальше?
   – Это имя должно всплыть как бы невзначай. Спросите майора, был ли он здесь, когда скончался ее муж. Вы понимаете, что я имею в виду. И пока он отвечает, наблюдайте за его лицом, но только незаметно, ву компрене?
   На дальнейший инструктаж уже не было времени, поскольку, как и предсказывал Пуаро, Блант в своей обычной решительной манере покинул прежних собеседников и подошел к нам.
   Я предложил ему прогуляться по террасе, он согласился. Пуаро остался в холле.
   Я замедлил шаги, чтобы полюбоваться поздними розами.
   – Как многое может измениться за каких-то пару суток, – вздохнул я. – Помнится, еще в среду я расхаживал по этой самой террасе, а рядом был Экройд – полный жизни и надежд. И вот спустя три дня – Экройд умер, и бедняжка миссис Феррарс скончалась – вы ведь ее знали, не так ли? Конечно, вы были знакомы!
   Блант молча кивнул.
   – Вы видели ее в этот ваш приезд?
   – Заходил к ней в гости с Экройдом. Кажется, во вторник. Очаровательная женщина, но что-то в ней было странное. Глубоко скрытое. Ни за что нельзя было понять, что у нее на уме.
   Я посмотрел в его спокойные серые глаза. В них не было ни тени подозрения или тревоги.
   – Но вы встречались с ней и раньше? – продолжал я.
   – Да, когда гостил здесь прошлый раз. Они с мужем только что переехали и поселились в деревне. – Он помолчал минуту, а затем добавил: – Странное дело, она так изменилась за это время. Совсем другой человек.
   – В каком смысле «изменилась»?
   – Постарела лет на десять.
   – А вы были здесь, когда умер ее муж? – Я постарался задать этот вопрос как можно небрежнее.
   – Нет. Но судя по тому, что я слышал, для нее это было избавлением. Не по-христиански так говорить, но это правда.
   Я выразил согласие и решил копнуть чуть глубже:
   – Эшли Феррарса, конечно, никак нельзя было назвать хорошим мужем.
   – По-видимому, исключительный мерзавец, – отозвался Блант.
   – Не сказал бы. Просто человек, у которого было слишком много денег.
   – Ох уж эти деньги. Все беды в мире можно списать на них – или на их отсутствие.
   – А что стало бы большей бедой для вас? – поинтересовался я.
   – Я из редких счастливчиков. Мне достаточно того, что я имею.
   – Вы и впрямь счастливчик.
   – По правде сказать, в последнее время и у меня заботы с деньгами. Получил год назад наследство, и как дурак дал себя втянуть в какую-то авантюру с акциями.
   Я выразил сочувствие и рассказал о собственных неприятностях того же рода. Тут прозвучал гонг и все отправились обедать. Пуаро нагнал меня и увлек в сторонку.
   – Э бьен? Что вы узнали?
   – Он вне подозрений. Я в этом уверен.
   – Ничего… настораживающего?
   – Год назад он получил наследство. Ну и что с того? Разве он такой один? Могу поклясться, что это абсолютно честный и прямодушный человек.
   – Несомненно, несомненно. Не надо так близко принимать это к сердцу, – Пуаро успокаивал меня, как капризного ребенка.
   Мы вошли в столовую. Казалось невероятным, что прошло менее суток с тех пор, как я ужинал за этим столом в последний раз.
   После обеда миссис Экройд попросила меня посидеть с ней немного на диване.
   – Право же, я не могу не чувствовать нанесенную мне обиду, – пропищала она, готовясь пролить слезу и держа наготове платочек, явно не предназначенный для того, чтобы в него сморкались. – Обидно, что Роджер, оказывается, так мало мне доверял. Эти двадцать тысяч фунтов следовало оставить мне, а не Флоре. Уж конечно мать всегда сумеет позаботиться о деньгах в интересах своего ребенка. Намеренное пренебрежение, вот как я это называю.
   – Вы забываете, миссис Экройд, что Флора его родная кровь, дочь его брата, – возразил я. – Если бы вы являлись его сестрой, а не невесткой, завещание было бы иным.
   – Как вдова бедного Сесила, я вправе рассчитывать, что с моими чувствами хоть сколько-нибудь будут считаться, – она бережно промокнула ресницы платочком. – Но Роджер всегда был немного оригинален, если не сказать скуповат в хозяйственных вопросах. Нам нелегко приходилось – и мне, и Флоре. Бедная крошка даже не получала карманных денег! Правда, Роджер всегда оплачивал ее счета, но корчил при этом такую недовольную мину! Да еще ворчал, спрашивал, к чему ей все эти финтифлюшки – право же, как это по-мужски! И к тому же… забыла, что хотела сказать! Ах, да! На руки мы не получали ни пенни! Флору это оскорбляло – да-да, она была оскорблена до глубины души, хотя и помалкивала из уважения к дяде. Но любая девушка на ее месте возмутилась бы. Да, не могу отрицать, что у Роджера были довольно дикие представления о том, как вести расходы. Он даже не заказал новые полотенца, хотя я намекнула ему, что старые совсем износились. И кроме того, – продолжала миссис Экройд, с присущей ей непоследовательностью перескакивая на другую тему, – оставить такие деньги – тысячу фунтов, представляете, тысячу фунтов! – этой женщине.
   – О ком вы?
   – Об этой Рассел. В ее поведении было что-то странное, я всегда так говорила. Но Роджер не желал слышать ни слова против нее. Говорил, что она женщина с сильным характером и индивидуальностью, и этим заслужила его уважение и восхищение. Вечно твердил о ее прямоте, независимости, чувстве долга. Но меня-то не проведешь! Подозрительная особа! И определенно из кожи вон лезла, чтобы окрутить Роджера. Но я быстренько положила этому конец. И за это она затаила на меня злобу. Еще бы. Я-то ее всегда насквозь видела.
   Я начал задумываться, есть ли у меня шанс прервать излияния миссис Экройд и ускользнуть. Мне неожиданно помог мистер Хэммонд, который подошел попрощаться. Я воспользовался шансом и поднялся ему навстречу.
   – Хотел спросить насчет дознания, – сказал я. – Где, по-вашему, лучше его провести – здесь или в «Трех вепрях»?
   Миссис Экройд уставилась на меня с открытым ртом.
   – Дознание? – спросила она, совладав с первым приступом ужаса. – Но разве это необходимо?
   Мистер Хэммонд сухо кашлянул и бросил отрывисто:
   – Неизбежно. Учитывая обстоятельства.
   – Но доктор Шеппард, разумеется, мог бы посодействовать…
   – Мое содействие ограничено определенными рамками, – холодно сказал я.
   – Но раз его смерть была несчастным случаем…
   – Его убили, миссис Экройд, – грубо отрезал я. Она вскрикнула, и я безжалостно добавил: – И ни под каким видом это убийство не удастся выдать за несчастный случай.
   Миссис Экройд взирала на меня с видом страдалицы, но я не испытывал ни капли сочувствия к ее глупой и эгоистичной боязни лишних осложнений.
   – Но если будет дознание, то я… мне ведь не придется отвечать на вопросы и все такое прочее? Неужели они меня заставят? – пролепетала она.
   – Не думаю, что понадобятся ваши показания, – ответил я. – Полагаю, основной удар примет на себя мистер Реймонд. Он в курсе всех обстоятельств дела и может участвовать в официальном опознании жертвы.
   Стряпчий выразил согласие легким поклоном.
   – Вам и в самом деле нечего бояться, миссис Экройд, – сказал он. – Мы постараемся оградить вас от всех возможных неудобств. А теперь коснемся финансовых вопросов: вы достаточно обеспечены на данный момент? – Поскольку вдова Экройда-младшего посмотрела на него с беспомощным недоумением, он счел нужным пояснить: – Я имею в виду наличные деньги. Если нужно, я договорюсь и вам их доставят из банка.
   – В этом нет необходимости, – вмешался стоявший неподалеку Реймонд. Вчера мистер Экройд обналичил чек на сто фунтов.
   – Сто фунтов?
   – Да. На выплату жалования и всякие текущие расходы. Но их пока не тратили.
   – Где эти деньги? В его письменном столе?
   – Нет, мистер Экройд всегда держал наличность у себя в спальне. Если точнее – в футляре для воротничков. Занятно, правда?
   – Думаю, прежде чем я уйду, мы должны убедиться, что деньги на месте.
   – Конечно, вы правы, – согласился секретарь. – Давайте поднимемся и… Ах да, совсем забыл. Дверь-то заперта!
   Вызванный Паркер сообщил, что инспектор Реглан в данный момент пребывает в комнате экономки – понадобилось что-то уточнить. Но вскоре он появился с ключом и открыл нам дверь. Мы поднялись по маленькой лестнице, ведущей от кабинета Экройда. Дверь спальни была открыта, в комнате царил полумрак. Шторы задернуты, кровать заправлена – все точь-в-точь, как было вчера вечером. Инспектор раздвинул портьеры, впуская солнечный свет, и Реймонд подошел к бюро розового дерева.
   – Он хранил деньги тут? Подумать только, оно ведь даже не запирается! – заметил инспектор.
   Секретарь вспыхнул.
   – Мистер Экройд безоговорочно доверял тем, кто ему служил, – запальчиво возразил он.
   – Конечно, конечно, – поспешил согласиться инспектор.
   Реймонд выдвинул ящик, вытащил круглый кожаный футляр, открыл и извлек довольно пухлый бумажник.
   – Вот и деньги, – сказал он, доставая внушительную пачку банкнот. – Точно знаю, что эта сотня осталась нетронутой, потому что мистер Экройд на моих глазах положил ее в эту коробку из-под воротничков, когда переодевался к ужину. А с тех пор, разумеется, к деньгам никто не прикасался.
   Мистер Хэммонд взял у него пачку и пересчитал купюры. Затем резко вскинул голову.
   – Вы сказали, сто фунтов. Но здесь только шестьдесят.
   Реймонд остолбенел.
   – Не может быть! – вскричал он и подскочил к поверенному. Выхватив у него из рук деньги, он тоже пересчитал их – вслух.
   Мистер Хэммонд оказался прав. В пачке было шестьдесят фунтов.
   – Но… я не понимаю, – бормотал секретарь в полной растерянности.
   – Вы уверены, что мистер Экройд прошлым вечером спрятал именно эту сумму, когда переодевался в вашем присутствии? Он не мог к тому времени уже потратить часть денег? – взял его в оборот Пуаро.
   – Нет, я это знаю точно, потому что он даже сказал: «Не класть же в карман вечернего костюма сто фунтов – чересчур уж толстая пачка».
   – В таком случае все очень просто, – резюмировал Пуаро. – Либо мистер Экройд сам отдал кому-то эти деньги после ужина, либо их украли.
   – Верно сказано, – согласился инспектор и повернулся к миссис Экройд. – Кто из слуг заходил сюда вчера вечером?
   – Полагаю, горничная как обычно перестилала постель.
   – Вы ее знаете? Откуда она?
   – Она поступила недавно. Простая, славная деревенская девушка.
   – Нужно сейчас же все выяснить, – сказал инспектор. – Если мистер Экройд сам заплатил кому-то, это может пролить свет на свершившееся преступление. А что насчет остальных слуг? У них хорошие рекомендации?
   – О, думаю, что вполне.
   – Раньше из комнат ничего не пропадало?
   – Нет.
   – И никто из прислуги не заявлял об уходе?
   – Старшая горничная предупредила, что берет расчет.
   – Когда?
   – Кажется, вчера днем.
   – Она уведомила вас лично?
   – О нет, я не вхожу в дела с прислугой. Это обязанность мисс Рассел.
   Инспектор о чем-то поразмыслил, затем кивнул и сказал:
   – В таком случае мне нужно переговорить с мисс Рассел и с этой девушкой, Дейл.
   Мы с Пуаро сопроводили его в комнату экономки. Мисс Рассел встретила нас со своим обычным хладнокровием.
   Элси Дейл работает в Фернли пять месяцев. Хорошая девушка, расторопная и очень порядочная. Отличные рекомендации. Ни за что на свете не возьмет чужое, мисс Рассел ручается в этом.
   – Что насчет старшей горничной?
   – Тоже превосходная девушка. Сдержанная, с прекрасными манерами. И отличная работница.
   – Тогда почему она уходит? – спросил инспектор.
   Мисс Рассел поджала губы.
   – Я тут не при чем. Насколько я понимаю, вчера днем у нее вышла неприятность с мистером Экройдом. В ее обязанности входит уборка кабинета, и, кажется, она перепутала какие-то бумаги на столе. Хозяин накричал на нее и она уведомила об уходе. Во всяком случае, так я поняла из ее слов, но может быть, вам лучше спросить ее саму?
   Инспектор согласился, что это разумная мысль, и на зов экономки явилась старшая горничная. Ранее я уже обратил внимание на эту девушку – она подавала на стол за ужином. Высокая, с густыми каштановыми волосами, зачесанными в тугой пучок на затылке, и внимательными серыми глазами. Вот и сейчас она стояла перед нами, держась очень прямо и устремив на нас спокойный, открытый взгляд.
   – Вы Урсула Борн? – спросил инспектор.
   – Да, сэр.
   – Мне сказали, вы уходите?
   – Да, сэр.
   – И по какой причине?
   – Я случайно перепутала бумаги на столе мистера Экройда. Он очень рассердился, и я сказала, что мне, наверное, следует отказаться от места. А он закричал, что чем скорее, тем лучше.
   – Вы заходили прошлым вечером в спальню мистера Экройда? Например, чтобы убрать там?
   – Нет, сэр. Это обязанность Элси. Я вообще никогда не бываю в этой части дома.
   – Должен тебе сообщить, моя милая, что из спальни мистера Экройда исчезла весьма крупная сумма денег.
   И тут я увидел, что выдержка изменила Урсуле. Бледное лицо залила волна гневного румянца.
   – Я понятия не имею, о чем вы говорите. Если полагаете, что я взяла эти деньги, а мистер Экройд уволил меня за это, то вы ошибаетесь.
   – Я вовсе не обвиняю тебя в краже, девочка моя, чего ты так вспылила?
   Девушка одарила его взглядом, исполненным холодного презрения.
   – Можете обыскать мои вещи, – процедила она. – Но вы ничего не найдете.
   Внезапно вмешался Пуаро:
   – Так вы говорите, что мистер Экройд уволил вас – точнее, вы сами заявили об уходе – вчера днем?
   Девушка кивнула.
   – Сколько времени длился разговор?
   – Разговор?
   – Да, ваша беседа с мистером Экройдом у него в кабинете.
   – Я… я не знаю.
   – Двадцать минут? Полчаса?
   – Что-то вроде того.
   – Не дольше?
   – Во всяком случае, не дольше получаса.
   – Благодарю вас, мадемуазель.
   Я с любопытством посмотрел на Пуаро. Он точными движениями переставил несколько предметов на столе, располагая их симметрично. Его глаза сияли.
   – Свободна, – махнул рукой инспектор.
   Урсула Борн удалилась. Инспектор повернулся к мисс Рассел.
   – Как давно она здесь служит? У вас есть копия ее рекомендаций?
   Оставив без внимания первый вопрос, мисс Рассел подошла к бюро, выдвинула один из ящиков и вытащила пачку документов, скрепленных зажимом для бумаг. Она выбрала один и вручила его инспектору.
   – Хм, – сказал он, окончив чтение. – На первый взгляд все вроде бы в порядке. «Миссис Ричард Фоллиот, Марби-Грейндж, Марби». Кто эта леди?
   – Фоллиоты – одно из самых почтенных семейств графства, – сказала мисс Рассел.
   – Что ж, – сказал инспектор, возвращая бумагу, – теперь давайте побеседуем с той, другой – Элси Дейл.
   Элси Дейл была рослой светловолосой девицей с приятным, но немного глуповатым лицом. Она охотно отвечала на наши вопросы и заметно огорчилась и растерялась, узнав о пропаже денег.
   – Полагаю, она ни при чем, – отпустив ее, заметил инспектор. – А что вы думаете по поводу Паркера?
   Мисс Рассел снова поджала губы и ничего не ответила.
   – У меня такое чувство, что с этим человеком что-то не так, – продолжал инспектор задумчиво. – Беда в том, что у него просто не было возможности совершить кражу. Сразу после ужина он приступил к исполнению своих обязанностей, и у него имеется отличное алиби на весь вечер. Ладно, премного вам благодарны, мисс Рассел. Будем надеяться, что дело еще прояснится. Скорее всего, мистер Экройд сам выплатил кому-то эти сорок фунтов.
   Экономка сухо попрощалась с нами, и мы ушли.
   Я покинул усадьбу вместе с Пуаро.
   – Любопытно, – рискнул я нарушить молчание, в котором мы шагали по аллее. – Что же должна была сотворить с бумагами эта девушка, чтобы Экройд так взбесился? Интересно, имеет ли эта тайна какое-то отношение к преступлению?
   – По словам секретаря, никаких важных документов на столе не было, – как бы про себя заметил Пуаро.
   – Да, но… – Я запнулся.
   – Вам кажется странным, что Экройд пришел в ярость из-за пустяка?
   – Да, это на него не похоже.
   – А вдруг это был вовсе не пустяк?
   – Конечно, мы не можем знать, что на самом деле было в этих бумагах, – признал я. – Но ведь Реймонд однозначно заявил…
   – Оставьте на минутку в покое мсье Реймонда. Что вы думаете о девушке?
   – Вы имеете в виду старшую горничную?
   – Да, Урсулу Борн.
   – Она кажется славной девушкой, – нерешительно сказал я.
   – Она кажется славной девушкой, вот именно, – повторил Пуаро, сделав ударение на втором слове.
   После непродолжительной паузы он достал что-то из кармана и протянул мне.
   – Друг мой, взгляните-ка вот сюда. Я сделал там отметку.
   Врученный мне листок оказался списком, который Реглан составил и передал Пуаро сегодня утром. Проследовав взглядом за указательным пальцем маленького бельгийца, я увидел карандашный крестик напротив имени Урсулы Борн.
   – Возможно, в первый раз вы этого не заметили, мой добрый друг, но есть в этом списке один человек, чье алиби никем не подтверждено. Урсула Борн.
   – Вы же не думаете, что…
   – Доктор Шеппард, я волен думать, что мне угодно. Урсула Борн имела возможность убить мистера Экройда, но, признаюсь, тут я не вижу никакого мотива. А вы?
   Он посмотрел на меня очень пристально – так пристально, что мне стало не по себе.
   – А вы, доктор? – повторил он.
   – Ни единого мотива, – твердо сказал я.
   Его взгляд смягчился. Он нахмурился и пробормотал про себя:
   – Поскольку у миссис Феррарс вымогал деньги мужчина, Урсула Борн не может быть шантажисткой, а значит…
   – Да, но… – заикнулся я.
   Пуаро круто развернулся и заглянул мне в лицо.
   – Что? Что вы хотели сказать?
   – Да ничего такого. Просто, строго говоря, в письме миссис Феррарс упоминается «один человек», но нигде не указано, что это мужчина. Хотя мы с Экройдом, разумеется, сразу же решили, что речь идет о мужчине.
   Пуаро, казалось, меня уже не слышал. Он снова бормотал что-то себе под нос.
   – Но ведь это возможно – конечно же, возможно, хотя… Ах! Мне нужно полностью пересмотреть свою версию, – приговаривал он. – Мето́да, порядок – никогда я не нуждался в этом так сильно, как сейчас! Каждый факт должен занять положенное место, иначе я окажусь на ложном пути.
   Он прервал свои размышления вслух и снова обратился ко мне:
   – Где находится Марби?
   – Это в другую сторону от Кранчестера.
   – Как далеко отсюда?
   – Ну, вероятно, миль четырнадцать.
   – Вы могли бы туда прокатиться? Скажем, завтра?
   – Завтра? Дайте подумать… это будет воскресенье. Да, я вполне мог бы отлучиться. Что вы хотите мне поручить?
   – Посмотрите на эту миссис Фоллиот. Разузнайте все, что сможете, об Урсуле Борн.
   – Хорошо. Но… не слишком-то интересную работу вы мне оставляете.
   – Сейчас не время привередничать. От наших действий может зависеть жизнь человека.
   – Бедняга Ральф, – вздохнул я. – Но вы хотя бы верите в его невиновность?
   Пуаро посмотрел на меня очень серьезно.
   – Хотите знать правду?
   – Конечно.
   – Что ж, скажу начистоту. Друг мой, все указывает на то, что он виновен.
   – Нет! – вскричал я.
   Пуаро кивнул.
   – Для этого глупого инспектора – ибо он глуп – каждый новый факт встраивается в уже готовую версию. Я же ищу истину – но истина тоже каждый раз ведет меня к Ральфу Пейтону. Мотив, возможность, средство. Но я не оставлю тайн в этом деле, я переверну каждый камень. Я обещал мадемуазель Флоре. Эта малютка крепко верит в своего жениха.

Глава 11
Мы ждем Пуаро

   Стоя в полдень на крыльце усадьбы Марби-Грейндж, я чувствовал себя не в своей тарелке. Я недоумевал: чего Пуаро ожидает от этого визита и почему доверил эту работу мне. Возможно, как и в случае с майором Блантом, он желает выяснить что-то, оставаясь в тени? Но если тогда это казалось вполне логичным, сейчас конспирация выглядела совершенно бессмысленной.
   Мои размышления были прерваны появлением расторопной горничной. Да, миссис Фоллиот принимает. Меня провели в парадную гостиную и в ожидании хозяйки дома я с любопытством оглядывался по сторонам. Просторная комната, не загроможденная лишним хламом – немного старинного фарфора, прекрасные гравюры на стенах, чуть потускневшее шитье на портьерах и обивке. Одним словом, гостиная истинной леди.
   Я как раз оторвался от созерцания гравюры Бартолоцци [8 - Франческо Бартолоцци (1727–1815) – итальянский рисовальщик и гравер. С 1764 года проживал в Англии, где создал школу цветной репродукционной гравюры.], когда вошла миссис Фоллиот – высокая женщина с непокорной гривой каштановых волос и невероятно обаятельной улыбкой.
   – Доктор Шеппард? – неуверенно спросила она.
   – Да, рад знакомству. Простите, что явился без приглашения, но я хотел бы навести справки о горничной, которая у вас раньше служила. Ее зовут Урсула Борн.
   Стоило мне упомянуть это имя, как сердечная улыбка мигом исчезла с ее лица, манеры стали скованными и принужденными. Было очевидно, что она чувствует себя неловко.
   – Урсула Борн? – повторила она, словно пытаясь выиграть время.
   – Да, – сказал я. – Может быть, вы ее забыли?
   – Ах, нет. Конечно, я… я прекрасно ее помню.
   – Как я понимаю, она ушла от вас года полтора назад?
   – Совершенно верно. Да-да, так и было.
   – Но пока она работала здесь, у вас не было никаких нареканий? Кстати, сколько она пробыла у вас?
   – О! Год… или два… Точно не могу сказать. Она… она была очень старательной. Уверена, вы останетесь ею довольны. Я и не знала, что она уходит из Фернли. Понятия об этом не имела.
   – Вы можете мне о ней что-нибудь рассказать? – напрямик спросил я.
   – Что-нибудь… о ней?
   – Да. Откуда она, кто ее родные – все в таком духе?
   Лицо миссис Фоллиот превратилось в безжизненную маску.
   – К сожалению, не могу вам ничем помочь.
   – У кого она служила до того, как поступила к вам?
   – Боюсь, я не помню.
   Теперь сквозь ее нервозность явно прорывалось раздражение. Она вскинула подбородок – движение, показавшееся мне смутно знакомым.
   – Неужели так необходимо задавать все эти вопросы?
   – Вовсе нет! – Я принял удивленный вид и добавил с оттенком извинения в голосе: – Я не мог предположить, что вам будет неприятно на них отвечать. Прошу меня простить.
   Ее гнев сразу схлынул, она снова выглядела смущенной и растерянной.
   – О, я вовсе не отказываюсь отвечать. С чего бы мне отказываться? Это… это просто показалось немного странным, знаете ли. Вот и все. Немного странным.
   Одним из преимуществ профессии практикующего врача является способность безошибочно распознать, когда люди тебе лгут. Вопреки уверениям миссис Фоллиот, было очевидно, что она не желает отвечать на мои вопросы и лихорадочно размышляет, как бы ей выкрутиться. За ее смятением и нелепыми увертками скрывалась какая-то загадка. Я бы сказал, что передо мной женщина, которая терпеть не может лгать и ужасно страдает, когда обстоятельства ее к этому принуждают. Ей не удалось бы обмануть даже ребенка.
   Но было совершенно очевидно и то, что мне не разжиться здесь какими-то дополнительными сведениями. Какая бы тайна ни окружала Урсулу Борн, миссис Фоллиот явно не собиралась меня в нее посвящать. Смирившись с поражением, я еще раз извинился за причиненное беспокойство, взял шляпу и попрощался.
   Мне еще предстояло навестить некоторых пациентов, так что домой я вернулся лишь около шести. Кэролайн дожидалась за столом, неубранным после чаепития. Она с трудом сдерживала ликование – я хорошо знал это ее выражение лица. Верная примета того, что ей удалось раздобыть потрясающую информацию, или же сразить кого-нибудь наповал таковой. Одно из двух, но что именно?
   – У меня выдался очень интересный день, – сообщила Кэролайн, когда я опустился в свое любимое кресло и вытянул ноги к камину, где весело горело пламя.
   – Вот как? – отозвался я. – Что, мисс Ганетт заглянула выпить чайку?
   Мисс Ганетт – одна из наших главных разносчиц новостей.
   – Попробуй еще раз, – самодовольно сказала Кэролайн.
   Перебирая в уме всех членов разведывательного корпуса, которым командует моя сестрица, я наугад назвал несколько имен. С каждой новой попыткой Кэролайн все более торжествующе качала головой в знак отрицания. В конце концов она не вытерпела и сама назвала имя гостя:
   – Мсье Пуаро! Ну, что ты на это скажешь?
   У меня было что сказать по этому поводу, но при Кэролайн я не вправе употреблять подобные выражения.
   – И зачем же он заходил? – мрачно спросил я.
   – Ну конечно для того, чтобы повидаться со мной. Он сказал, что, подружившись с моим братом, не должен откладывать знакомство с его очаровательной сестрой – то есть, с твоей очаровательной сестрой, я имею виду.
   – О чем вы разговаривали?
   – Он много рассказывал о себе и о своих расследованиях. Ты ведь слышал о принце Павле Мавританском – ну, о том, который недавно женился на танцовщице?
   – Да, помню.
   – На днях в «Светском калейдоскопе» я прочла о ней весьма интригующую заметку. Автор намекает, что она на самом деле русская великая княжна, одна из царских дочерей, которой удалось сбежать от большевиков. Так вот, венценосным супругам угрожала опасность оказаться причастными к некоему зловещему убийству. Но мсье Пуаро распутал это загадочное дело и благодарность принца Павла не знала границ.
   – А принц подарил ему булавку для галстука с изумрудом размером с голубиное яйцо? – саркастически спросил я.
   – Об этом мсье Пуаро не упоминал. А что?
   – Ничего. Просто так принято. Загляни в любой детективный роман – кабинеты знаменитых сыщиков просто завалены рубинами, жемчугами и изумрудами от благодарных клиентов из числа августейших особ.
   – Было весьма интересно узнать подноготную этого случая от непосредственного участника событий. – Кэролайн явно пребывала на седьмом небе от восторга. Это так на нее похоже!
   Я не мог не восхититься проницательностью Пуаро – из множества дел безошибочно выбрать именно то, которое придется по вкусу старой деве, живущей в отдаленной от большого мира деревушке.
   – А он не сказал тебе, действительно ли эта танцовщица великая княжна? – осведомился я. Кэролайн приняла напыщенный вид:
   – Профессиональная этика не позволяет ему разглашать тайны клиентов!
   Я прикинул, насколько Пуаро пришлось погрешить против истины, беседуя с моей сестрицей. Возможно, он вообще говорил чистую правду, а остальное сообщал намеками, красноречиво двигая бровями и пожимая плечами.
   – А после всех этих потрясающих историй, ты, я полагаю, была готова есть у него из рук, виляя хвостом, – заметил я.
   – Не будь вульгарным, Джеймс. Не знаю, где ты нахватался подобных выражений.
   – Вероятно, от своих пациентов – единственной моей связи с внешним миром. К сожалению, моя практика не предполагает тесного общения с особами королевской крови и загадочными русскими эмигрантами.
   Кэролайн воздела очки на лоб и укоризненно посмотрела на меня.
   – Джеймс, ты сегодня очень раздражителен. Должно быть, это снова печень. Прими, пожалуй, перед сном голубую пилюлю.
   Увидев меня в домашней обстановке, вы ни за что не догадались бы, что я врач. Лекарства (как мне, так и себе) у нас прописывает Кэролайн.
   – Оставь в покое мою печень, – сварливо сказал я. – А обсудить наше убийство вы с Пуаро не удосужились?
   – Ну, разумеется мы о нем говорили, Джеймс. Ведь это убийство сейчас у всех на слуху! Мне удалось привлечь внимание мсье Пуаро к некоторым деталям, и он был очень благодарен. Сказал, что я прирожденный детектив, обладаю потрясающей интуицией и поразительной способностью проникать в глубины человеческой психологии.
   Кэролайн была точно кошка, вдоволь налакавшаяся жирных сливок. Казалось, она вот-вот замурлычет.
   – Еще он много рассуждал о важности правильного функционирования серых клеточек мозга. Его собственные – наивысшего качества, так он сказал.
   – Ну еще бы, – ядовито вставил я. – Его второе имя явно не Скромник.
   – Не употребляй этот ужасный американский жаргон, Джеймс. Мсье Пуаро считает крайне важным, чтобы Ральф отыскался как можно скорее, сам явился в полицию и объяснил свои поступки. Если на дознании объявят о его бегстве, это произведет очень скверное впечатление.
   – И что ты на это сказала?
   – Я с ним согласилась, – важно ответила Кэролайн. – Сказала, что он прав, потому что об этом уже толкуют по всей округе.
   – Кэролайн! – разозлился я. – Ты что же, сообщила мсье Пуаро о том разговоре, который подслушала в лесу?
   – Конечно, – самодовольно сказала Кэролайн.
   Я встал и принялся взволнованно расхаживать по комнате.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что наделала, – вырвалось у меня. – Ты потуже затянула петлю на шее Ральфа Пейтона – это ясно, как белый день.
   – Вздор, – совершенно невозмутимо ответила Кэролайн. – Меня крайне удивило, что ты сам не рассказал обо всем мсье Пуаро.
   – Я изо всех сил старался не проговориться. Мне нравится этот мальчик.
   – Мне тоже. Вот поэтому-то я и прошу: не мели чепухи. Я ни за что не поверю, что это сделал Ральф, так что правда не может ему повредить, и мы просто обязаны оказать содействие мсье Пуаро. Если ты дашь себе труд задуматься, то сам поймешь: поскольку Ральф провел вечер с какой-то девушкой – у него есть идеальное алиби на время убийства.
   – Что же он до сих пор не предъявил свое идеальное алиби? – усомнился я.
   – Не хотел, чтобы у девушки были неприятности, – рассудила Кэролайн. – Но теперь мсье Пуаро найдет ее и убедит, что ее долг – добровольно явиться в полицию и снять с Ральфа все подозрения.
   – Ах, какая романтическая концовка! – восхитился я. – Кэролайн, я всегда говорил: ты слишком увлекаешься бульварными романами.
   Я снова опустился в кресло.
   – О чем еще тебя расспрашивал Пуаро?
   – Только о пациентах, которых ты принял утром накануне убийства.
   – О пациентах?
   – Да, о больных, явившихся на прием. Он хотел знать, сколько из было и кто они.
   – Хочешь сказать, ты смогла предоставить ему эти сведения? – недоверчиво спросил я.
   Но Кэролайн не дала себя посрамить.
   – Почему бы и нет? – парировала она. – Из этого окна отлично видно крыльцо приемного покоя. А у меня отличная память, Джеймс – между прочим, гораздо лучше, чем у тебя.
   – Куда уж мне, – рассеянно пробормотал я.
   Сестра начала перечислять, загибая пальцы.
   – Первой явилась старая миссис Беннет, потом ты вскрывал нарыв мальчишке с фермы, следом прибежала Долли Грайс, которая загнала себе иглу в палец, затем пришел тот американец, стюард с трансатлантического лайнера. Так, это значит уже четыре. Да, еще приплелся старый Джордж Эванс со своей язвой. И наконец…
   Она сделала многозначительную паузу.
   – Ну и?..
   Кэролайн выжала максимум драматического эффекта из этой кульминации. Последнее имя она не произнесла, а прошипела в самом зловещем духе – благо, в ее распоряжении оказалось предостаточно букв «С».
   – Мисс Рассел!
   Она откинулась на спинку кресла и выразительно посмотрела на меня. А когда Кэролайн смотрит выразительно, невозможно сделать вид, что ты ничего не замечаешь.
   – Не понимаю, что ты хочешь сказать, – покривил я душой. – Тебя насторожило, что мисс Рассел понадобился совет врача по поводу ее больного колена?
   – Колено! Какая чушь! – фыркнула Кэролайн. – Она здорова, как лошадь. Нет, она явилась вовсе не за советом врача.
   – Зачем же тогда? – поинтересовался я.
   Кэролайн пришлось нехотя признать, что это ей неизвестно.
   – Но будь уверен, она-то и нужна ему – я имею в виду мсье Пуаро. В этой женщине есть нечто подозрительное, и он это знает.
   – Ты говоришь прямо как миссис Экройд, – сказал я. – Вчера вечером она тоже сообщила мне, что в мисс Рассел есть нечто подозрительное.
   – А! Миссис Экройд! – с отвращением произнесла Кэролайн. – Еще одна!
   – «Еще одна» – кто?
   Кэролайн отказалась объяснить свою загадочную реплику. Она лишь покивала со значением головой, свернула свое вязание и отправилась наверх, чтобы нацепить розовато-лиловую шелковую блузку со стоячим воротником и золотой медальон – это у нее считается вечерним туалетом для приема гостей.
   Я остался в гостиной. Вглядывался в языки пламени в камине и обдумывал слова Кэролайн. В самом ли деле Пуаро потребовались сведения о визите мисс Рассел, или просто изощренный ум Кэролайн интерпретировал все, приспособив к ее собственным представлениям?
   В поведении мисс Рассел тем утром определенно не было ничего, внушающего подозрения. Если не считать…
   Я вспомнил, как настойчиво она расспрашивала меня о наркоманах и наркотиках, а потом ловко перевела разговор на тему ядов и отравлений. Но в этом не было ничего настораживающего. Ведь Экройда закололи, а не отравили! И все же это выглядело странно…
   Я услышал пронзительный голос Кэролайн с верхней площадки:
   – Джеймс, поторопись, скоро ужин!
   Я подбросил в камин угля и покорно поплелся наверх переодеваться.
   Мир в доме дороже всего.

Глава 12
«Маленькая семейная ассамблея»

   В понедельник состоялось предварительное судебное расследование. Не стану подробно перечислять все изложенные обстоятельства дела, чтобы не толочь воду в ступе, повторяя уже рассказанное ранее. По предварительной договоренности с полицией, процедура была сведена к минимуму. Я представил заключение о причине смерти и указал приблизительное время. Коронер отметил факт отсутствия Ральфа Пейтона, но не стал заострять на этом внимание.
   После мы с Пуаро задержались, чтобы перекинуться парой слов с инспектором Регланом, который был необычайно серьезен.
   – Все это скверно пахнет, мистер Пуаро, – сказал он. – Я пытаюсь рассуждать непредвзято. Я сам здешний и много раз встречал капитана Пейтона в Кранчестере. Мне отчаянно не хочется считать его преступником, но как ни крути, а дела его плохи. Если он невиновен, почему не явится и не докажет это? Ведь у нас полно улик против него, а он мог бы дать им другое объяснение. Так почему же он этого не делает?
   Инспектор многое не договаривал, как я узнал позднее. Описание Ральфа Пейтона было разослано по телеграфу во все порты и на все железнодорожные станции Англии. И повсюду полиция была начеку. В Лондоне постоянное наблюдение велось не только за лондонской квартирой Ральфа, но и за всеми домами, которые он имел обыкновение посещать. Словом, облаву устроили по всем правилам искусства и казалось невероятным, что Ральф до сих пор не обнаружен. У него при себе не было никакого багажа, и, насколько известно, денег тоже не было.
   – До сих пор не могу найти никого, кто видел бы его в ту ночь на станции, – продолжал инспектор. – Местные жители отлично знают его в лицо, однако же ему удалось ускользнуть незамеченным. Из Ливерпуля тоже никаких известий.
   – Полагаете, он уехал в Ливерпуль? – спросил Пуаро.
   – Вполне вероятно. Телефонный звонок со станции был сделан всего за три минуты до отправления ливерпульского экспресса – тут что-то есть.
   – А вдруг все подстроено, чтобы сбить вас со следа? Тогда у этого злосчастного звонка появляется хоть какое-то объяснение.
   – Это мысль! – с жаром воскликнул инспектор. – Вы и впрямь думаете, что смысл звонка был именно в этом?
   – Друг мой, я понятия не имею, – вздохнул Пуаро. – Но вот что я вам скажу: когда мы найдем объяснение этому телефонному звонку, мы найдем разгадку убийства.
   – Помню, что вы уже говорили нечто подобное, – с любопытством глядя на Пуаро, заметил я.
   Маленький бельгиец кивнул.
   – И не устану это повторять, пока мы не докопаемся до сути, – мрачно пообещал он.
   – А мне кажется, это совершенно неважно, – заявил я.
   – Не согласен, – возразил инспектор. – Но должен признать, мистер Пуаро и впрямь преувеличивает значение этого звонка. У нас есть куда более серьезные зацепки. К примеру, отпечатки пальцев на кинжале.
   В речи Пуаро вдруг стал очень отчетливо проступать иностранный выговор – я уже заметил, что так случается, когда он чем-то взволнован.
   – Мсье инспектор, – сказал он, – остерегайтесь глухой…. комма́н дир… как бы это сказать… маленькой улицы, у которой нет продолжения.
   Инспектор Реглан недоуменно уставился на него, зато я проявил сообразительность.
   – Вы имеете в виду тупик?
   – Вот именно. Глухая улочка, которая никуда не ведет. Так может случиться и с этими отпечатками пальцев – они завлекут вас в тупик.
   – Не представляю, как такое может произойти, – возразил Реглан. – Хотите сказать, что они фальшивые? Я читал о таких трюках, но никогда не сталкивался с подобным на практике. Но, поддельные они или настоящие, куда-то они непременно нас приведут.
   Пуаро лишь красноречиво развел руками. Затем инспектор продемонстрировал нам увеличенные фотоснимки различных оттисков пальцев, засыпав при этом техническими подробностями о петлях и завитках. Пуаро даже не пытался изображать интерес, и в конце концов инспектора это разозлило.
   – Ну же, вы должны по крайней мере признать, что эти отпечатки принадлежат кому-то, кто был в доме тем вечером! – запальчиво выкрикнул он.
   – Бьен сюр, – кивнул Пуаро. – Разумеется, я это признаю́.
   – Ну так вот – я дактилоскопировал всех обитателей дома – поголовно. От старой леди до судомойки.
   Едва ли миссис Экройд пришла бы в восторг, услышав, как назвал ее инспектор. Она, без сомнений, тратит на косметику немалые суммы.
   – Поголовно! – повторил инспектор.
   – Включая и меня, – сухо прибавил я.
   – Вот именно. И ни один из этих оттисков не соответствует отпечаткам на рукоятке кинжала. Так что выбор у нас небогатый: Ральф Пейтон или таинственный незнакомец, о котором рассказал доктор. Когда мы доберемся до этих двоих…
   – Будет потеряно понапрасну драгоценное время, – перебил его Пуаро.
   – Что вы хотите сказать, мистер Пуаро?
   – Вы утверждаете, что сняли отпечатки у всех обитателей Фернли-Парка? У всех без исключений, мсье инспектор?
   – Конечно.
   – И никого не забыли?
   – Никого.
   – Ни живых, ни мертвых?
   Сперва инспектора явно ошарашило то, что он принял за библейскую отсылку. Потом до него медленно начало доходить.
   – Вы имеете в виду…
   – Покойника, мсье инспектор.
   Реглану потребовалось еще какое-то время, чтобы переварить эту идею.
   – Рискну предположить, – невозмутимо продолжал Пуаро, – что отпечатки на орудии преступления принадлежат самому мистеру Экройду. Это легко проверить – тело еще не захоронено.
   – А какой в этом смысл? Уж не хотите ли вы сказать, что мистер Экройд совершил самоубийство?
   – О нет. Моя гипотеза такова: убийца надел перчатки, или чем-то обернул рукоять кинжала. А после того, как удар был нанесен, поднял руку жертвы и сомкнул пальцы вокруг этой рукояти.
   – Но зачем?!
   Пуаро в очередной раз пожал плечами.
   – Чтобы сделать этот запутанный случай еще более запутанным.
   – Что ж, – сказал инспектор. – Я проверю. Однако что навело вас на подобное предположение?
   – Я заподозрил это, как только вы любезно разрешили мне осмотреть кинжал и обратили мое внимание на отпечатки пальцев. Вынужден сознаться в свое невежестве – увы, я очень мало знаю о завитках и петлях. Но я не мог не заметить, что расположение пальцев выглядит очень странно. Если бы я наносил удар снизу вверх, то держал бы оружие совершенно иначе. А вот если закинуть руку за спину и приподнять… Но это совсем другая позиция, убийца этого не учел.
   Реглан в изумлении воззрился на маленького бельгийца. А Пуаро изображал скромное безразличие – даже притворился, что стряхивает невидимую пылинку с рукава пиджака.
   – Что ж, это интересная версия, – наконец сказал инспектор. – Я ею займусь, но не огорчайтесь, если из этого ничего не выйдет.
   Было видно, как он изо всех сил старается сохранять прежний снисходительный тон. Когда он распрощался, Пуаро проводил его взглядом. Затем повернулся ко мне. В его глазах блеснула насмешка.
   – В другой раз мне следует быть осторожнее с его самолюбием. Э бьен, мой добрый друг, теперь, когда мы предоставлены самим себе – что вы скажете о маленькой семейной ассамблее?
   «Маленькая ассамблея», как назвал это собрание Пуаро, состоялась полчаса спустя в столовой Фернли. Пуаро восседал во главе стола, словно председатель какого-то таинственного совета заговорщиков. Никого из слуг не было, только мы шестеро – миссис Экройд, Флора, майор Блант, молодой Реймонд, Пуаро и я.
   Когда все заняли свои места, Пуаро встал и поклонился.
   – Дамы и господа, я собрал вас с определенной целью. Для начала хочу отдельно обратиться к мадемуазель.
   – Но почему ко мне? – удивилась Флора.
   – Мадемуазель, вы помолвлены с капитаном Ральфом Пейтоном. Если бы он решился довериться кому-то, он выбрал бы вас. И потому заклинаю: если вам известно его местонахождение, немедленно свяжитесь с ним и убедите явиться в полицию. Погодите! – упредил он Флору, которая уже подняла голову, собираясь ответить. Ничего не говорите, не обдумав хорошенько. Если бы он не скрылся, какими бы убийственными ни были улики, он мог бы иметь шанс объяснить их. Но это молчание, это бегство – что это может означать? В глазах полиции, общества – только одно: признание вины. Мадемуазель, если вы действительно верите в невиновность жениха, уговорите его вернуться, пока не стало слишком поздно.
   Лицо Флоры побелело как полотно.
   – Слишком поздно! – тихим эхом отозвалась она.
   Пуаро наклонился вперед, пристально глядя на нее.
   – Мадемуазель, – сказал он очень мягко, – послушайте папу Пуаро – старого папу Пуаро, который много знает и много чего повидал. Я ни за что не стал бы подстраивать вам ловушку, мадемуазель. Умоляю, доверьтесь мне и скажите: где прячется Ральф Пейтон?
   Девушка смело встретила его взгляд, встала, выпрямившись во весь рост.
   – Мсье Пуаро, – ясно и отчетливо произнесла она. – Даю вам честное слово, торжественно клянусь, что я понятия не имею, где сейчас Ральф, я не виделась с ним и ничего о нем не слышала, со дня… со дня убийства.
   Она снова села. Пуаро несколько секунд молча смотрел на нее, потом резко хлопнул ладонью по столу.
   – Бьен! Тогда вот что, – его лицо приняло суровое выражение. – Здесь собрались друзья и близкие молодого человека, пропавшего без вести. И теперь я обращаюсь к вам, миссис Экройд, майор Блант, доктор Шеппард, мистер Реймонд. Если вам известно, где скрывается Ральф Пейтон – говорите.
   За столом воцарилось тягостное молчание. Пуаро посмотрел на каждого из нас по очереди.
   – Умоляю вас, – сказал он очень тихо, – говорите.
   По-прежнему тишина. Наконец ее нарушил плаксивый голос миссис Экройд.
   – Должна сказать, что отсутствие Ральфа действительно выглядит странно, очень странно. Уехать в такой момент! Понимаете, это выглядит так, будто он в чем-то замешан. Я не устаю мысленно благодарить небеса, дорогая Флора, что о вашей помолвке не было объявлено официально.
   – Мама! – сердито прикрикнула Флора.
   – Провидение, – нимало не смутившись, заявила миссис Экройд. – Я свято верю в Провидение – божество, которое устраивает наши судьбы, как метко выразился Шекспир [9 - «Гамлет», акт V “Есть, стало быть, на свете божество//Устраивающее наши судьбы//По-своему.” (пер. Б. Пастернака)].
   – Но вы же не станете возлагать на всемогущее Провидение прямую ответственность за толстые лодыжки, миссис Экройд? – шутливо осведомился Джеффри Реймонд.
   Полагаю, он просто хотел немного разрядить обстановку за столом, но миссис Экройд бросила на него укоризненный взгляд и достала носовой платочек.
   – Провидение уберегло Флору от множества неприятностей и ужасающего количества злобных сплетен. Ни на секунду я не думаю, что дорогой Ральф имеет какое-то отношение к смерти бедного Роджера. Ни в коем случае! Но у меня слишком мягкое сердце – я сызмала отличалась доверчивостью и не способна подозревать худшее. К тому же, не надо забывать, что в детстве Ральф пережил несколько бомбежек во время воздушных налетов. Говорят, последствия порой проявляются спустя много лет. И люди в таком состоянии не несут ответственности за свои поступки, ведь они теряют над собой контроль и ничего не могут поделать…
   – Мама! – воскликнула Флора. – Неужели ты думаешь, что Ральф убил дядю Роджера?
   – По́лно, миссис Экройд! – поддержал ее Блант.
   – Я не знаю, что мне думать! – со слезами на глазах проскулила миссис Экройд. – Мои бедные нервы этого не выдержат! Подумать только, и что же будет с поместьем, если Ральфа признают виновным?
   Реймонд в ярости отодвинулся от стола на своем стуле. Майор Блант хранил спокойствие, глядя на миссис Экройд изучающим взглядом.
   – Понимаете, это можно назвать шоком после контузии, – упрямо продолжала та. – И осмелюсь сказать, что Роджер всегда давал ему слишком мало денег – с самыми лучшими намерениями, разумеется. Я вижу, что вы все против меня, но мне кажется очень странным, что Ральф до сих пор не вернулся, и я очень рада, что помолвка Флоры так и не была объявлена.
   – Она будет объявлена завтра, – звенящим голосом произнесла Флора.
   – Флора! – вскричала ошеломленная мать.
   Девушка повернулась к секретарю.
   – Мистер Реймонд, отправьте, пожалуйста, объявления в «Морнинг пост» и «Таймс».
   – Если вы уверены, что это разумно, мисс Экройд, – без тени обычного легкомыслия ответил тот.
   Флора порывисто повернулась к Бланту.
   – Вы меня поймете. Что мне остается? Не могу же я бросить Ральфа в беде. Разве вы не видите, я должна его поддержать?
   Она смотрела на него долгим испытующим взглядом, и наконец он тряхнул головой.
   Миссис Экройд разразилась визгливыми протестами, но Флора была неумолима.
   Затем заговорил Реймонд.
   – Я высоко ценю ваши благородные побуждения, мисс Экройд. Но не слишком ли опрометчиво вы поступаете? Подождите денек-другой.
   – Завтра, – решительно сказала Флора. – Мама, бесполезно устраивать сцены. Меня можно считать кем угодно, но своим друзьям я не изменяю.
   – Мсье Пуаро, – плачущим голосом воззвала миссис Экройд, – неужели вы не можете что-нибудь сказать, чтобы остановить это безумие?
   – Нечего тут говорить, – вмешался Блант. – Она поступает правильно. Я поддержу ее, несмотря ни на что.
   Флора протянула ему руку.
   – Спасибо, майор Блант.
   – Мадемуазель, – прозвучал голос Пуаро, – позвольте выразить восхищение вашим бесстрашием и верностью. И выслушайте мои слова так же мужественно: я прошу вас, настоятельно прошу отложить публикацию этих объявлений хотя бы на пару дней.
   Флора колебалась.
   – Я действую не только в ваших интересах, но и в интересах Ральфа Пейтона, мадемуазель. Вы хмуритесь. Вы не видите, как это могло бы ему помочь. Но я уверяю вас, что это так. Это не стариковский каприз! Па де блаж! Вы предоставили мне полную свободу действий – так не мешайте мне действовать по своему разумению.
   Флора помолчала немного, прежде чем ответить.
   – Мне это не нравится, – сказала она наконец, – Но я сделаю так, как вы просите.
   Она снова заняла свое место за столом.
   – А теперь, дамы и господа, – Пуаро заговорил напористо и энергично, – я подытожу все, что собирался сказать. Уясните: я собираюсь найти правду. Правда, какой бы неприглядной она ни была, всегда притягательна и прекрасна для того, кто ее ищет. Конечно, годы мои уже не те, и, возможно, мне уже недостает сноровки… – здесь он явно ожидал хора протестующих голосов, но не дождался и продолжил: – Вероятно, это последнее мое дело. Но Эркюль Пуаро не намерен закончить карьеру неудачей. Дамы и господа, повторяю: я собираюсь узнать правду. И я ее узнаю – вопреки всем вам.
   Последние слова он произнес вызывающе, швырнув их нам в лицо, словно обвинение. Мы даже немного отпрянули – все, кроме Джеффри Реймонда. Он сохранил обычное иронически-невозмутимое выражение лица.
   – Что значит «вопреки всем нам»? – спросил он, слегка подняв брови.
   – Но ведь так и есть, мсье. Каждый из собравшихся в этой комнате что-то от меня утаивает. – Он поднял руку, заслышав слабый ропот домочадцев Экройда. – Да, да, я знаю, что говорю. Это может быть пустяком, даже не относящимся к делу, но это так. Каждому из вас есть что скрывать. Я прав?
   Он обвел стол взглядом. И все, на кого падал этот вызывающий и обвиняющий взгляд, опускали перед ним глаза. Да-да, и я тоже.
   – Я получил от вас ответ, – сказал Пуаро с коротким неприятным смехом. Он поднялся с места. – Обращаюсь к вам в последний раз. Скажите мне правду, всю правду. – Наступило молчание. – Никто не будет говорить?
   Он снова издал тот же характерный смешок.
   – Се доммаж! Очень жаль!
   И с этими словами Пуаро вышел из комнаты.

Глава 13
Гусиное перо

   По просьбе Пуаро в тот же вечер я навестил его после ужина. Кэролайн с мукой во взоре следила за моим уходом: уверен, она много бы дала, чтобы иметь возможность меня сопровождать.
   Пуаро принял меня радушно – аккуратно сервировал столик для напитков: сифон с содовой, стакан и бутылка ирландского виски (который я не выношу), а сам занялся приготовлением горячего шоколада (как я выяснил позднее, это был его любимый напиток). Он любезно справился о здоровье моей сестры, охарактеризовав ее как весьма незаурядную женщину.
   – Боюсь, вы вскружили ей голову и теперь с ней вовсе сладу не будет, – сухо сказал я. – Хотите получить отчет о моей воскресной командировке?
   Он засмеялся и подмигнул.
   – Всегда предпочитаю доверяться экспертам, – сказал он, не поясняя, впрочем, что имеет в виду.
   – Во всяком случае, вы получили полный набор местных сплетен и слухов, – заметил я. – Как правдивых, так и ложных.
   – И много ценной информации, – тихонько прибавил Пуаро.
   – Например?
   Он покачал головой.
   – Почему вы сразу все мне не рассказали? – упрекнул он. – В таком местечке, как Кингс-Эббот, человек, подобный Ральфу Пейтону, всегда на виду. Если бы вашей сестре не случилось в тот день пройти через лес, за ним проследил бы кто-то другой.
   – Должно быть, вы правы, – буркнул я. – А с чего вдруг такое внимание к списку больных в приемной?
   Пуаро снова подмигнул.
   – Только к одному из них, доктор. Только к одному.
   – К моей последней пациентке? – рискнул предположить я.
   – Мисс Рассел, безусловно, очень интересный объект для изучения, – уклончиво ответил маленький бельгиец.
   – Так вы согласны с моей сестрой и миссис Экройд в том, что с ней что-то нечисто?
   – «Нечисто»? Это как?
   В меру своих скромных возможностей я растолковал значение этого выражения.
   – А что, о ней так говорят?
   – Разве моя сестра не сообщила вам вчера о своих подозрениях?
   – Возможно, что-то подобное она упоминала.
   – Но они не имеют под собой никаких оснований!
   – Ле фамм! – глубокомысленно изрек Пуаро. – Женщины – чудесные создания! Часто их слова кажутся чистейшим вымыслом – и непостижимым образом они оказываются правы. Женщины подмечают массу мельчайших деталей, даже не подозревая об этом. Их подсознание обобщает эти маленькие наблюдения – и результат они называют интуицией. Мне это хорошо знакомо, ведь я отлично разбираюсь в психологии.
   Маленький сыщик выпятил грудь с таким нелепым самодовольством, что я с трудом удержался от смеха. Затем он сделал деликатный глоточек из чашки с шоколадом и тщательно вытер усы.
   – Хотел бы я знать, что вы на самом деле обо всем этом думаете? – вырвалось у меня.
   Он поставил чашку на стол.
   – Вы действительно этого хотите?
   – Конечно.
   – Вы видели то же, что и я. Разве наши выводы не должны быть одинаковыми?
   – Боюсь, вы смеетесь надо мной, – сухо сказал я. – У меня ведь ни малейшего опыта в делах такого рода.
   Пуаро одарил меня снисходительной усмешкой.
   – Вы похожи на малыша, который непременно желает узнать, как устроена игрушка. Вы хотите взглянуть на дело не с точки зрения врача, а взглядом детектива, который, не будучи знаком с вовлеченными в него людьми, судит о них беспристрастно и подозревает всех без исключения.
   – Вы отлично все объяснили, – сказал я.
   – Что ж, прочту вам маленькую лекцию. Для начала нужно получить исчерпывающее представление о том, что именно произошло в тот вечер, при этом не следует забывать, что каждый из свидетелей может вам лгать.
   Я вскинул брови.
   – Значит, вечное недоверие.
   – Но это необходимо, уверяю вас! Без этого не обойтись. Ну, а теперь – приступим. Доктор Шеппард уходит домой без десяти минут девять. Откуда я это знаю?
   – Потому что я вам это сказал.
   – Но вы можете говорить неправду – или часы в холле, мимо которых вы прошли, могут спешить или отставать. Однако Паркер также утверждает, что вы покинули Фернли в указанное время. Итак, принимаем этот факт и идем дальше. В девять ровно за воротами усадьбы вы столкнулись с неким человеком – тут мы подошли к пункту, который я именую «Эпизод с Таинственным Незнакомцем». Откуда я знаю, что все так и было?
   – Я же говорил вам… – начал я опять, но Пуаро оборвал меня нетерпеливым жестом.
   – Ах! Вы сегодня не слишком-то сообразительны, мой друг. Вы знаете, что это произошло, но откуда мне это знать? Э бьен, могу вас успокоить: Таинственный Незнакомец – не плод вашего воображения, служанка мисс Ганетт видела его незадолго до вас, у нее он тоже спрашивал как пройти в Фернли-Парк. Итак, мы принимаем его существование за данность и таким образом можем постулировать два обстоятельства касательно этой загадочной личности: то, что в этих краях он чужой и что каким бы нежелательным ни был его визит в Фернли, гость не делал из него тайны, поскольку дважды спросил дорогу.
   – Да, – сказал я задумчиво, – я понимаю.
   – Далее передо мной стоит задача как можно больше разузнать об этом человеке. Я выясняю, что он выпивал в «Трех вепрях», официантка сообщает, что он говорил с американским акцентом и обмолвился, что буквально на днях приехал из Штатов. Вы не расслышали в его речи акцент?
   – Теперь припоминаю, – сказал я спустя минуту, в течение которой мысленно возвращался в прошлое. – Но очень слабенький.
   – Вот именно. И, наконец, улика, которую я обнаружил в летнем павильоне в саду.
   Он протянул мне стерженек гусиного пера. Сперва я смотрел на него с недоумением, затем некое озарение пронеслось в моем мозгу, перед внутренним взором всплыла книжная страница.
   Пуаро, наблюдавший за выражением моего лица, с удовлетворением кивнул.
   – Именно. С помощью таких стержней наркоманы вдыхают через нос так называемый «снежок» – героин.
   – Диаморфина гидрохлорид, – машинально пробормотал я.
   – По ту сторону Атлантики такой способ применения этого наркотика очень популярен. Еще одно доказательство того, что этот человек приехал из Канады или Соединенных Штатов.
   – А почему вас вообще заинтересовала эта беседка? – с любопытством спросил я.
   – Мой друг инспектор не сомневается, что садовой дорожкой пользуются лишь те, кто хочет сократить путь к дому, но как только я увидел этот павильон, я сразу понял, что по тропинке может пойти и человек, назначивший там кому-то рандеву. Нам доподлинно известно, что незнакомец не подходил ни к парадному, ни к черному входу. Значит, кто-то из обитателей дома вышел, чтобы с ним встретиться. А что может быть удобнее для такой встречи, чем этот уединенный домик? Я пошарил там в поисках улик и нашел даже две: лоскуток батиста и перо.
   – А при чем тут этот лоскуток?
   Пуаро выразительно поднял брови.
   – Вы не используете свои серые клеточки, – строго сказал он. – Ведь совершенно очевидно, откуда там появился клочок накрахмаленного батиста.
   – Только не для меня. – Я поспешил перевести разговор на другую тему. – Объясните мне вот что. Этот человек пришел в павильон, чтобы с кем-то там встретиться. Так с кем же?
   – Хороший вопрос, – сказал Пуаро. – Вы помните, что миссис Экройд и ее дочь приехали сюда из Канады?
   – Так вы это имели в виду, когда обвинили их в том, что они скрывают правду?
   – Возможно. А теперь поговорим вот о чем: вы поверили рассказу старшей горничной?
   – В каком смысле?
   – Сказала ли она правду о причинах своего ухода? Подумайте сами, неужели на то, чтобы уволить служанку, требуется целых полчаса? А эта басня о перепутанных бумагах – можно ли ей верить? И вспомните: хотя она и утверждает, что с девяти тридцати до десяти часов вечера была в своей комнате, никто не подтверждает ее слова.
   – Вы сбиваете с меня толку, – упрекнул я Пуаро.
   – Отнюдь, беседа с вами помогает мне видеть вещи яснее. А теперь поведайте ваши собственные идеи и гипотезы.
   Я достал из кармана лист бумаги и признался:
   – Я тут набросал кое-какие предположения.
   – Превосходно! Значит, у вас есть мето́да! Давайте-ка рассмотрим их.
   – Начнем с того, – изрядно смущаясь, продолжил я, – что к делу следует подходить с точки зрения логики.
   – То же самое говорил мой бедный Гастингс, – пробормотал Пуаро. – Но, увы! Он никогда не следовал этому правилу.
   Я приступил к чтению:

   «Пункт № 1. Мистер Экройд разговаривал с кем-то в половине десятого и это слышали другие.
   Пункт № 2. В какой-то момент до или после этого разговора Ральф Пейтон должен был забраться в дом через окно, о чем свидетельствуют отпечатки его обуви.
   Пункт № 3. Мистер Экройд в тот вечер пребывал в довольно взвинченном состоянии и впустил бы лишь того, кого хорошо знал.
   Пункт № 4. Человек, который беседовал с мистером Экройдом в девять тридцать, просил у него денег. Нам известно, что Ральф Пейтон крайне в них нуждался.
   Эти четыре пункта доказывают то, что в девять тридцать с мистером Экройдом разговаривал Ральф Пейтон. Однако нам известно, что без четверти десять мистер Экройд был еще жив, следовательно, убил его не Ральф. Ральф покинул кабинет через окно, оставив его открытым. Позже этим воспользовался убийца.

   – И кто же наш убийца? – спросил Пуаро.
   – Неизвестный американец. Возможно, он в сговоре с Паркером, и очень может быть, что именно Паркер шантажировал миссис Феррарс. Итак, если Паркер, подслушивая у дверей, сделал вывод, что разоблачение неизбежно, он мог дать знать сообщнику, что игра проиграна, а тот совершил преступление, воспользовавшись кинжалом, которым снабдил его все тот же Паркер.
   – Хорошая версия, – похвалил Пуаро. – Определенно, кое-какие клеточки у вас работают как надо. Но многие факты остались вами не учтены.
   – Какие же?
   – Телефонный звонок, отодвинутое кресло…
   – А вы и впрямь считаете, что это кресло так уж важно?
   – Возможно, что и нет, – признал мой собеседник. – Его могли передвинуть случайно, а кто-то – Реймонд или Блант – машинально поставил кресло на место и, будучи озабочен случившимся, впоследствии забыл об этом. Но есть еще пропавшие сорок фунтов.
   – Экройд дал их Ральфу. Возможно, он смягчился и передумал, – предположил я.
   – И все равно один факт по-прежнему остается без объяснений.
   – Какой?
   – Почему Блант был совершенно уверен, что с мистером Экройдом в девять тридцать разговаривал Реймонд?
   – Он же объяснил!
   – И вас это объяснение удовлетворило? Что ж, не буду настаивать. Лучше скажите вот что: зачем Ральфу Пейтону понадобилось скрываться?
   – На этот вопрос ответить сложнее, – признал я. – Попробую объяснить с медицинской точки зрения. Должно быть, у Ральфа просто сдали нервы! Он внезапно узнает, что его отчим был убит через несколько минут после их встречи – возможно, весьма бурной встречи – ну он попросту перепугался и дал деру. Так ведь часто случается. Абсолютно невиновный человек ведет себя как преступник.
   – Да, это верно, – согласился Пуаро. – Но нельзя сбрасывать со счетов одно обстоятельство…
   – Знаю, что вы хотите сказать, – перебил его я, – мотив! Ральф Пейтон после смерти отчима наследует огромное состояние.
   – Это первый мотив, – кивнул Пуаро.
   – Первый?
   – Ну конечно. Разве вы не видите, что налицо целых три не связанных между собой мотива? Прежде всего, кто-то определенно украл письмо в голубом конверте. Шантаж! Возможно, именно Ральф Пейтон шантажировал миссис Феррарс. Вспомните, Хэммонд сказал, что в последнее время Ральф вроде бы не обращался к отчиму за помощью. Похоже, у него появился иной источник финансирования. С другой стороны, вам Ральф признался, что он… как это вы говорите? – влип в какую-то передрягу и боится, что отчим обо всем узнает. И, наконец, есть мотив, о котором вы только что упомянули.
   – Боже правый, кажется, решительно все оборачивается против него! – потрясенно сказал я.
   – Разве? – спросил Пуаро. – Здесь я с вами не согласен. Три мотива – это уже чересчур. И несмотря ни на что я склонен полагать, что Ральф Пейтон невиновен.

Глава 14
Миссис Экройд

   После вышеизложенной вечерней беседы расследование, по-видимому, перешло во вторую фазу. Вообще все это дело можно разделить на два независимых друг от друга и четко различимых этапа. Первый укладывается во временные рамки с вечера пятницы, когда был убит Экройд, до ночи понедельника. И рассказывая о нем, я описываю события так, как они представлялись Эркюлю Пуаро. Я все время был рядом, видел то же, что и он, и изо всех сил старался проникнуть в его замыслы. Как выяснилось, последняя задача оказалась мне не по зубам. Хотя Пуаро не скрывал от меня своих находок – взять, к примеру, золотое обручальное кольцо – он умалчивал о самом главном: что он сам думает по этому поводу, к чему привела его дедукция. Я уже понял, что он вообще любит окружать свои действия атмосферой секретности. Он намекал, предлагал варианты, но дальше этого не шел.
   Как я уже сказал, события, происходившие вплоть до вечера понедельника я описывал так, как мог бы их описать сам Пуаро. Я играл роль верного доктора Ватсона при Шерлоке. Но после понедельника наши пути разошлись. Пуаро занимался своими делами, и хотя я был осведомлен о его действиях (в Кингс-Эбботе ничего невозможно скрыть), сам он не удостоил меня доверия. А у меня и собственных забот хватало.
   Оглядываясь назад, больше всего я поражаюсь тому, на какие сумбурные и разобщенные эпизоды делился тот, второй период. Расследование убийства походило на головоломку, фрагменты которой были у самых разных людей. Каждый привносил что-то свое: воспоминания, сведения, находки. Но на этом из задача заканчивалась. Лишь прославленный Эркюль Пуаро мог поставить хаотично перемешанные части на свои места.
   Некоторые происшествия в то время казались нелепыми, даже бессмысленными. Например, случай с черными ботинками… Но об этом позже. Если излагать все события в хронологическом порядке, я должен начать с рассказа о моем визите к миссис Экройд.
   Звонок поступил во вторник спозаранку. Поскольку вызов был срочный, я поспешил в Фернли-Парк, ожидая застать миссис Экройд на смертном одре.
   Эта дама и впрямь принимала меня в постели, полагая что заманив меня в усадьбу под предлогом недомогания, нужно играть роль до конца. Она протянула мне костлявую руку и указала на стул, стоявший у кровати.
   – Ну-ну, миссис Экройд, и что же с нами стряслось? – вопросил я с наигранным выражением бодрого участия, которое хорошо отработано у врачей общей практики.
   – Я в изнеможении, – слабым голосом сказала миссис Экройд. – Я абсолютно раздавлена. По-видимому это то, что называют отсроченной реакцией – когда удар настигает вас лишь спустя какое-то время.
   Иногда я жалею, что врачебный долг запрещает нам высказывать откровенно то, что мы думаем. Даже в таких тяжелых случаях, как этот. Сейчас я отдал бы все на свете, чтобы иметь возможность воскликнуть: «Какая чушь!»
   Вместо этого я предложил тонизирующее средство, и миссис Экройд покорно его приняла. Ни на минуту не поверив, что меня и вправду вызвали из-за того, что пациентка пережила запоздалый нервный срыв, я ждал следующего акта этого спектакля. Но миссис Экройд – не тот человек, который способен высказаться напрямик по какому бы то ни было поводу. Когда ей что-то нужно, она имеет обыкновение подходить к сути самыми извилистыми путями. Я изнывал от любопытства, не в силах угадать, зачем я ей понадобился.
   – А кроме того, эта ужасная сцена вчера! – продолжала страдалица.
   Тут она сделала паузу, давая мне возможность вставить реплику.
   – Какая сцена?
   – Доктор, неужели вы забыли? Этот отвратительный коротышка – француз, бельгиец, кто он там! Он же буквально терроризировал нас! Такая неделикатность – сразу после смерти Роджера. Мои нервы не выдержали.
   – Мне очень жаль, миссис Экройд, – сказал я.
   – Я не знаю, зачем ему понадобилось кричать на нас и что он имел в виду под этими ужасными словами. Надеюсь, никто не посмеет обвинить меня в скрытности и обмане, я всегда поступала как до́лжно. Я оказала полиции всю помощь, на которую была способна.
   Миссис Экройд снова сделала паузу, чтобы я смог заверить ее в том, что совершенно с ней согласен. Передо мной забрезжил свет – я начал догадываться, зачем я здесь.
   – Никто не посмеет сказать, что я не выполнила свой долг, – завела все ту же пластинку миссис Экройд. – Уверена, что инспектор Реглан полностью удовлетворен моими показаниями. С какой стати этот иностранный выскочка поднял шум? Эдакое нелепое существо – точь-в-точь комик-французик из ревю, и зачем только Флоре понадобилось впутывать его в наши дела. Причем я понятия не имела об этой затее, все было проделано за моей спиной. Флора, право же, слишком своевольна. Я знаю жизнь и я ее мать. Ей следовало сначала посоветоваться со мной.
   Я молча слушал весь этот поток жалоб.
   – Что он имел в виду? Я хочу знать! Он на самом деле считает, будто я что-то скрываю? Вчера вечером он… он… положительно обвинил меня в этом.
   Я пожал плечами.
   – Не принимайте это близко к сердцу, миссис Экройд. Поскольку вы ничего не утаили, что бы он ни сказал, вас это касаться не может.
   Верная себе миссис Экройд сделала крутой вираж и стала подбираться к сути с другой стороны.
   – Слуги доставляют столько хлопот! Они вечно болтают и сплетничают. А потом эти сплетни идут дальше – хотя в них нет ни грамма правды.
   – Слуги болтают? – переспросил я. – О чем?
   Миссис Экройд не спешила ответить, изучая меня весьма проницательным взглядом. Это совсем сбило меня с толку.
   – Что ж, доктор, кому же и знать как не вам. Вы же все эти дни сопровождали мсье Пуаро?
   – Верно.
   – В таком случае вам все известно. Эта девица, Урсула Борн, ее ведь уволили, знаете? И в отместку она напоследок желает всем напакостить. Ехидна, вот кто она. Они все на один лад. Доктор, вы ведь расскажете мне, что она там наплела? Больше всего я беспокоюсь, как бы все это не было истолковано в ложном свете. Право же, мы ведь не обязаны сообщать полиции каждую мелочь, в особенности если это чисто семейное дело, не имеющее ни малейшего отношения к убийству. Но, конечно, эта девица, с ее злонамеренностью, могла вообразить бог весть что!
   Мне хватило проницательности разглядеть суть за этими многословными излияниями. Пуаро был прав по крайней мере насчет одного из шестерых людей, сидевших вчера в столовой Фернли-Парка. Миссис Экройд совершенно точно что-то скрыла от полиции. И я должен был во что бы то ни стало выяснить, что именно.
   – На вашем месте, миссис Экройд, я поведал бы все без утайки – от начала и до конца, – без обиняков заявил я.
   Она вскрикнула.
   – Ах, доктор, как вы резко выражаетесь! Можно подумать, вы решили, будто я… Ведь я могу все объяснить.
   – Так сделайте это, – предложил я.
   Снова на свет божий появился носовой платочек с кружевами и миссис Экройд принялась лить слезы.
   – Доктор, вы же можете рассказать мсье Пуаро как все было на самом деле, ведь иностранцам так трудно принять наш образ жизни и наши обычаи. Даже вы не знаете – никто доподлинно не знает, как тяжело мне пришлось в этом доме. Мученичество – вот во что превратилась моя жизнь – бесконечное самоотречение и борьба. Не в моих привычках жаловаться и говорить дурно о мертвых, но что поделать, если любой счет на самую незначительную сумму приводил бедного Роджера в настоящее исступление. Он вел себя так, будто доход его составлял всего пару сотен в год, хотя (как сообщил мне вчера мистер Хэммонд) он был одним из богатейших людей графства!
   Миссис Экройд замолчала и принялась промокать глаза платочком.
   – Да-да. Вы говорили о счетах, – напомнил я ободряющим тоном.
   – Ах, эти ужасные счета! Некоторые из них мне вообще не хотелось показывать Роджеру. Мужчина не может этого понять. Он сказал бы, что нечего тратить такие деньги на ерунду. И вот счета всё накапливались…
   – Счетам это свойственно, – кивнул я.
   – А эти торговцы писали все настойчивее – стали просто-таки грубы, а под конец буквально перешли к угрозам. Уверяю, доктор, я места себе не находила. Я лишилась сна и никак не могла унять ужасное сердцебиение! И тут я получаю письмо от одного шотландского джентльмена – на самом деле было два письма – оба от шотландских джентльменов. Некие мистер Брюс Макферсон и Колин Макдональд. Такое совпадение!
   – Да, эти господа обычно представляются шотландцами, – сухо заметил я. – На самом же деле это ростовщики-евреи.
   – От десяти фунтов до десяти тысяч наличными, под расписку, – мямлила миссис Экройд. – Я написала одному из них, но возникло одно затруднение…
   Она сделала паузу. Я понял, что мы ступили на зыбкую почву. Сейчас не следует торопить ее с воспоминаниями. Никогда не встречал никого, менее способного на прямоту и откровенность.
   – Видите ли, – замялась миссис Экройд. – Все всегда упирается в перспективы, не так ли? Надежды. Заветные мечты. И хотя я, разумеется, ожидала, что Роджер обеспечит меня, но доподлинно я не знала. Я решила, что если мне удастся одним глазком взглянуть на копию его завещания… Конечно, мною двигало не вульгарное любопытство, а лишь желание узнать, на что мне рассчитывать…
   Она украдкой бросила на меня испытующий взгляд. Положение было действительно очень деликатным. К счастью, миссис Экройд умела искусно маскировать неприглядные поступки светскими фразами.
   – Никому другому, кроме вас, я не могла бы признаться в этом, дорогой доктор Шеппард, – с неожиданной горячностью произнесла миссис Экройд. – На вас я могу положиться. Вы не истолкуете превратно мои слова и передадите их мсье Пуаро так, чтобы он тоже все правильно понял. Это случилось в пятницу днем…
   Она снова запнулась и неуверенно сглотнула.
   – Итак, это случилось в пятницу днем, – терпеливо повторил я.
   – Никого не было дома – во всяком случае, я так думала. И я пошла в кабинет Роджера – мне там что-то понадобилось, сейчас не могу вспомнить, но, разумеется, причина была уважительная, ничего неблаговидного. И вот, когда я увидела все эти стопки бумаг на столе, меня озарило свыше: «Интересно, а не в этом ли столе Роджер хранит свое завещание?» Я очень импульсивна, доктор – это у меня с детства. Мне свойственно под влиянием момента совершать необдуманные поступки. Роджер оставил ключи в замке верхнего ящика – весьма неосмотрительно с его стороны.
   – Словом, вы обыскали стол. Вы нашли завещание?
   Я тут же понял, что допустил непростительную бестактность, ибо миссис Экройд протестующе взвизгнула.
   – Какие ужасные слова! На самом деле все было совсем не так!
   – Конечно-конечно, – поспешно сказал я. – Вы должны извинить мою бесцеремонную манеру выражаться.
   – Ах, вы, мужчины, такие странные! На месте дорогого Роджера я посвятила бы родных в условия своего завещания. Но вы, мужчины, такие скрытные! Нам порой приходится прибегать к маленьким уловкам – просто чтобы защитить себя.
   – И к чему же привела ваша маленькая уловка? – спросил я.
   – Это я и пыталась вам рассказать с самого начала. Когда я добралась до нижнего ящика, вошла Борн. Такая неловкая ситуация! Натурально, я тут же выпрямилась и находчиво обратила ее внимание, что пыль на столешнице следует вытирать получше. Но мне не понравилось, как она это восприняла – держалась-то она почтительно, но в глазах мелькнуло какое-то неприятное выражение. Чуть ли не презрительное, если вы понимаете, что я хочу сказать. Вообще, эта девица всегда меня раздражала. Конечно, она очень исполнительная и аккуратная, не забывает говорить «мэм» и не возражает против наколки и передника (а нынешних служанок не так-то легко заставить их носить, уж вы мне поверьте), и умеет не моргнув глазом говорить «Хозяев нет дома», если приходится открывать дверь вместо Паркера, и прислуживая за столом она никогда не издает эти странные булькающие звуки, в отличие от других горничных… Да, так о чем это я?
   – Вы говорили, что всегда недолюбливали Урсулу Борн, несмотря на множество ее ценных качеств.
   – Вот именно. Она… она какая-то странная. Есть в ней что-то непохожее на других. Слишком уж образована, на мой взгляд. В наше время вообще трудно провести грань между леди и девушкой из простонародья.
   – А что же случилось потом? – нетерпеливо спросил я.
   – Ничего. Ну, то есть, в кабинет вошел Роджер – а я полагала, что он отправился на прогулку. Он спросил: «В чем дело?», я ответила: «Я просто искала “Панч” [10 - «Панч» – юмористический британский еженедельник, издающийся с 1841 года.]», а потом взяла журнал и вышла. А Борн осталась, и я услышала, как она спрашивает Роджера, не может ли он уделить ли он ей минутку для частного разговора. Я сразу пошла в свою комнату, чтобы прилечь, потому что ужасно расстроилась.
   Опять повисла пауза.
   – Доктор, вы ведь объясните все мсье Пуаро? Сами же видите, это сущие пустяки. Когда он так строго заговорил о том, что нельзя ничего скрывать, я, конечно, сразу поняла, что Борн могла раздуть из невинного происшествия целую историю. Но вы ведь растолкуете ему, что в этом не было ничего такого, правда же?
   – Это всё? – спросил я. – Вы все мне рассказали?
   – Да. Ну, то есть… Нет, это все, – твердо сказала она.
   Но я заметил секундное колебание и понял, что кое-какую информацию она все же утаила. Вспышка просто-таки гениальной интуиции побудила меня задать вопрос в лоб:
   – Миссис Экройд, это вы оставили витрину для коллекций открытой?
   Даже под многочисленными слоями пудры и румян было видно, как она покраснела, и это было тем ответом, который мне требовался.
   – Как вы узнали? – пролепетала она.
   – Стало быть, я прав?
   – Да… видите ли, там хранится парочка старинных серебряных монет – весьма любопытных. Я как-то видела в журнале фотографию совсем маленькой монетки, которая была продана на аукционе «Кристи» за огромную сумму. Мне показалось, что в витрине я видела похожую. Я подумала, что в следующий раз, когда отправлюсь в Лондон, я могла бы захватить ее с собой, чтобы… чтобы показать экспертам. И если бы она действительно оказалась такой ценной, подумайте, каким очаровательным сюрпризом это стало бы для дорогого Роджера!
   Я решил сделать вид, что верю этой истории, воздержавшись от вопроса, вертевшегося на кончике языка – зачем ей понадобилось держать свои благородные намерения в такой тайне?
   – А почему вы оставили крышку открытой? По рассеянности?
   – Я испугалась. Я услышала, как кто-то идет по террасе, поэтому поспешно вышла из гостиной и едва успела подняться на верхнюю площадку лестницы, как появился Паркер, чтобы открыть вам входную дверь.
   – Должно быть, вы слышали шаги мисс Рассел, – задумчиво сказал я. Миссис Экройд нечаянно открыла для меня весьма любопытный факт. Каковы бы ни были на самом деле ее намерения в отношении серебра Экройда, пусть это останется на ее совести. Меня же заинтриговало то обстоятельство, что мисс Рассел появилась в гостиной со стороны сада, и, стало быть, мне тогда не показалось – она действительно очень торопилась и даже запыхалась. Где же она была? Я подумал о летней беседке и батистовом лоскутке.
   – Интересно, крахмалит ли мисс Рассел носовые платки, – я так увлекся своими размышлениями, что сказал это вслух. Очнувшись, я поймал на себе испуганный взгляд миссис Экройд.
   – Так вы расскажете все мсье Пуаро? – спросила она с тревогой.
   – Да, конечно. Уверен, он все поймет.
   Последовал новый поток бессвязных оправданий, и мне с трудом удалось наконец откланяться.
   Пальто в холле мне подала Урсула Борн. Теперь у меня были особые причины приглядеться к ней. Я заметил, что недавно она плакала.
   – Почему вы сказали, что мистер Экройд в пятницу посылал за вами? – спросил я. – Мне стало известно, что вы сами явились в кабинет, чтобы поговорить с ним. О чем?
   Девушка опустила глаза.
   – Я приходила с намерением уволиться. Я уже какое-то время назад решила уйти, – пробормотала она.
   Я ничего на это не сказал. Она открыла входную дверь, а когда я уже ступил на порог, неожиданно спросила:
   – Простите, сэр, о капитане Пейтоне по-прежнему никаких известий?
   Я покачал головой, вопросительно глядя на нее.
   – Он должен вернуться. В самом деле, ему во что бы то ни стало необходимо вернуться, сэр. – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – Неужели никто не знает, где он?
   – А вы? – резко спросил я.
   Она в свою очередь покачала головой.
   – Честное слово, я ничего не знаю. Но всякий, кто ему друг, сказал бы ему: он непременно должен вернуться.
   Я помешкал в дверях, ожидая, не добавит ли девушка еще что-нибудь. Следующий вопрос меня удивил.
   – Когда, по мнению полиции, было совершено убийство? Незадолго до десяти?
   – Так установило следствие, – сказал я. – В промежутке от девяти сорока пяти до десяти.
   – Не ранее? Не раньше, чем без четверти десять?
   Я поразился. В ее голосе звучала такая надежда на то, что я отвечу утвердительно!
   – Нет, это исключено. Миссис Экройд видела своего дядю живым без четверти десять.
   Она отвернулась и как-то поникла, словно ее придавила огромная тяжесть.
   «Красивая девушка», – сказал я себе, отъезжая от Фернли-Парка. – «Необыкновенно хороша».
   Кэролайн была дома. Оказалось, к ней наведывался Пуаро, и по случаю этого визита она раздувалась от чувства собственной значимости.
   – Я помогаю ему с расследованием, – похвасталась она.
   Я забеспокоился. С Кэролайн и без того никакого сладу. Если поощрять ее детективные наклонности, она сделается совершенно невыносима!
   – Ты что же, намереваешься обследовать все окрестные дома в поисках загадочной подружки Ральфа Пейтона? – скептически спросил я.
   – Может быть, я это выясню позже – для себя, – важно сказала Кэролайн. – Нет, сейчас я выполняю особое поручение мсье Пуаро.
   – И что же это за особое поручение? – вежливо поинтересовался я.
   – Он хочет знать, какого цвета были ботинки Ральфа Пейтона – черного или коричневого, – с величайшей торжественностью объявила Кэролайн.
   Теперь-то я понимаю, что дал промашку, не уделив должного внимания этим ботинкам. Но тогда я вообще не сообразил, о чем речь.
   – На нем были коричневые туфли, – сказал я. – Я сам видел.
   – Не туфли, Джеймс, ботинки! Мсье Пуаро попросил меня выяснить, какого цвета та пара ботинок, которая была в его багаже в гостинице. От этого зависит ход расследования.
   Считайте меня полным тупицей, но мне было невдомек, при чем тут ботинки.
   – И как же ты собираешься это выяснить? – спросил я.
   Кэролайн заверила, что с этим не будет никаких проблем. Наша Энни – ближайшая подруга служанки мисс Ганетт, Клары. А за Кларой ухаживает коридорный из «Трех вепрей». Кэролайн заручилась содействием мисс Ганетт, та предоставила Кларе выходной до вечера, так что необходимые сведения достигнут нашей кухни со скоростью курьерской почты.
   За обедом Кэролайн с напускным равнодушием обронила:
   – Да, насчет тех ботинок Ральфа…
   – И что же насчет ботинок?
   – Мсье Пуаро полагал, что они коричневые. Так вот, он ошибся. Они черные!
   И Кэролайн победно тряхнула головой, по-видимому, торжествуя, что превзошла великого сыщика.
   Я промолчал, ломая голову над неразрешимой загадкой: какое отношение к убийству может иметь цвет ботинок Ральфа Пейтона?

Глава 15
Джеффри Реймонд

   В тот же день я получил очередное доказательство успешности тактики, которую избрал Пуаро. Его обращение к домочадцам Экройда было умелой манипуляцией, основанной на глубоком знании человеческой природы. Первой не выдержала миссис Экройд – страх и чувство вины заставили ее выложить всю правду. А когда я вернулся после обхода пациентов, Кэролайн сообщила мне, что к нам заходил Джеффри Реймонд.
   – Он хотел повидаться со мной? – спросил я, вешая пальто в прихожей, а тем временем Кэролайн чуть ли не дышала мне в затылок.
   – Он хотел встретиться с мсье Пуаро. Сперва он зашел в «Лиственницы», но мсье Пуаро не было дома. Мистер Реймонд решил, что он может быть у нас, или ты можешь знать, где он.
   – Не имею ни малейшего представления.
   – Я уговаривала его подождать, но он сказал, что через полчаса попробует еще раз наведаться в «Лиственницы», и отправился в деревню. И зря, потому что мсье Пуаро появился буквально через минуту после его ухода.
   – Появился у нас?
   – Нет, у себя дома.
   – Откуда тебе это известно?
   – Боковое окно, – коротко пояснила Кэролайн.
   Мне казалось, что говорить тут уже не о чем, но сестра придерживалась иного мнения.
   – Ты что же, не пойдешь туда?
   – Куда?
   – В «Лиственницы», конечно.
   – Моя дорогая Кэролайн! Зачем мне туда идти?
   – Мистер Реймонд очень хотел его повидать, – растолковывала мне Кэролайн. – Ты мог бы узнать, что ему нужно.
   Я поднял брови и холодно ответствовал:
   – Неуемное любопытство – не самый главный мой порок. Я прекрасно могу существовать, не ведая, что делают и о чем думают мои соседи.
   – Не мели чепухи, Джеймс. Тебе это так же интересно, как и мне, просто честности не хватает признаться. Ты вечно притворяешься.
   – Ну, знаешь ли, Кэролайн! – вознегодовал я и ушел в приемную.
   Десять минут спустя Кэролайн постучалась в дверь кабинета и вошла, держа в руках что-то похожее на банку с вареньем.
   – Ты не мог бы отнести мсье Пуаро баночку желе из мушмулы? Он никогда раньше не пробовал ничего подобного, и я пообещала его угостить.
   – Почему ты не пошлешь Энни? – угрюмо спросил я.
   – Она занята штопкой. Я не могу отрывать ее от дела.
   Мы скрестили взгляды.
   – Очень хорошо, – сказал я, вставая. – Но да будет тебе известно, я просто-напросто оставлю эту гадость у него на крыльце.
   Сестра изобразила изумление.
   – Ну, разумеется. А разве кто-то просил тебя о чем-то другом?
   Поле битвы осталось за Кэролайн. Напоследок она выпустила мне в спину прощальную стрелу:
   – Если ты совершенно случайно увидишь мсье Пуаро, можешь передать ему то, что я узнала насчет ботинок.
   Разумеется, выстрел попал в цель. Мне ужасно хотелось разгадать тайну этих злосчастных ботинок. Когда старушка в бретонском чепце открыла мне дверь, я просто не мог не спросить, дома ли мсье Пуаро.
   Маленький бельгиец явно был рад моему приходу и выскочил, чтобы меня встретить.
   – Садитесь, мой драгоценный друг. Какое кресло вам предложить? Побольше? Поменьше? Не слишком ли здесь прохладно?
   По-моему, в гостиной царила удушающая жара – окна были закрыты наглухо, а в камине бушевало пламя – но я воздержался от критики.
   – Англичане помешаны на свежем воздухе, – сокрушался Пуаро. – Свежий воздух прекрасен снаружи, где ему и следует находиться. Зачем пускать его в дом? Но не будем говорить о пустяках. Если не ошибаюсь, у вас есть кое-что для меня?
   – Две вещи, – сказал я. – Прежде всего вот это – от моей сестры.
   Я вручил ему баночку с желе.
   – Как любезно со стороны мадемуазель Кэролайн так скоро исполнить свое обещание! А какая вторая вещь?
   – Это не материальный предмет, а информация.
   И я пересказал ему свою беседу с миссис Экройд. Он выслушал меня с интересом, но без особого энтузиазма.
   – Что ж, это многое объясняет, – задумчиво произнес он. – И очень важно, что косвенным образом подтвердились показания экономки. Помните, она заявила, что, проходя мимо витрины, увидела открытую крышку и машинально ее захлопнула?
   – А как насчет ее заявления, что она пошла в гостиную проверить, поставили ли свежие цветы в вазы?
   – О-ля-ля, мы ведь и не думали принимать эти слова на веру, не так ли, мой друг? Было очевидно, что это оправдание она придумала в спешке, чтобы объяснить свое присутствие в комнате, хотя вы, конечно, и не подумали бы расспрашивать ее об этом. Я полагал, что она могла переволноваться из-за того, что копалась в содержимом витрины, но теперь нам, очевидно, следует искать другую причину.
   – Вот именно, – подхватил я. – Она выходила, чтобы с кем-то повидаться. Но с кем? И с какой целью?
   – Так вы думаете, она встречалась с кем-то в саду?
   – Уверен в этом.
   Пуаро кивнул.
   – Согласен с вами, – сказал он задумчиво.
   Наступило молчание.
   – Кстати, – вспомнил я, – у меня для вас сообщение от моей сестры. Ботинки Ральфа Пейтона оказались черными, а не коричневыми.
   Я внимательно наблюдал за сыщиком, и мне почудилось, что на какой-то миг он забеспокоился. Впрочем, если на его лице и промелькнула тревога, оно тут же обрело прежнее безмятежное выражение.
   – Она совершенно уверена, что они не коричневые?
   – Абсолютно.
   – Ах, какая жалость! – удрученно пробормотал Пуаро. Не вдаваясь в объяснения, он тут же перевел разговор на другую тему. – Не будет ли дерзостью с моей стороны поинтересоваться, о чем вы беседовали с экономкой, мисс Рассел, когда в пятницу она пришла к вам на прием? Разумеется, если это не врачебная тайна.
   – Вовсе нет, – сказал я. – После того, как я выписал ей рецепт, мы еще несколько минут поболтали о разных редких ядах и о том, насколько легко или трудно обнаружить их после совершения преступления. Еще, помнится, мы говорили о наркоманах и наркотиках.
   – А точнее, о кокаине – не так ли? – подсказал Пуаро.
   – Да. Как вы узнали? – удивился я.
   Вместо ответа маленький сыщик поднялся из кресла и подошел к столу, на котором лежала подшивка газет. Он выбрал одну и принес мне. Это был номер «Дейли баджет» за пятницу, 16 сентября. Пуаро показал мне статью о контрабанде кокаина – автор явно бил на эффект и не пожалел мрачных красок.
   – Вот почему она завела речь о кокаине, друг мой, – сказал Пуаро.
   Я ничего не понял и собирался расспросить его подробнее, но тут доложили о приходе Джеффри Реймонда.
   Он явился, как всегда веселый и свежий как майская роза, и тепло поздоровался с нами обоими.
   – Как поживаете, доктор? Мсье Пуаро, я уже второй раз за утро посещаю вашу обитель, до того мне не терпится с вами поговорить.
   – Что ж, не буду вам мешать, – я приподнялся с места, без особой, впрочем, охоты.
   – Если вы уходите из-за меня, доктор, то очень прошу вас остаться! – воскликнул Реймонд и сам уселся в кресло, предложенное хозяином дома. – Я здесь, чтобы сделать чистосердечное признание.
   – В самом деле? – вежливо отозвался Пуаро.
   – Без сомнения, это сущие пустяки. Но после нашего вчерашнего разговора у меня тревожно на душе. Вы упрекнули нас в том, что все мы о чем-то умалчиваем, мсье Пуаро, и я признаю себя виновным. У меня и впрямь есть небольшой секрет.
   – И какой же, мсье Реймонд?
   – Как я уже сказал, это вряд ли имеет какое-то значение. У меня были серьезные денежные затруднения, и это наследство пришлось как нельзя кстати. Пятьсот фунтов позволят мне встать на ноги и еще даже кое-что останется.
   Он одарил нас искренней, подкупающей улыбкой, которая и делала его таким симпатичным малым.
   – Знаете, как это бывает – в глазах полицейских человек, запутавшийся в долгах, непременно навлечет на себя подозрения. Но я свалял дурака, что не рассказал обо всем сразу – ведь у меня имеется надежное алиби, без четверти десять мы с Блантом были в бильярдной. Так что нечего было паниковать. А вчера, когда вы подняли эту бузу насчет скрытности, меня совсем замучили угрызения совести, вот я и решил одним махом от них избавиться.
   Он снова встал и лучезарно улыбнулся.
   – Вы очень разумный молодой человек, – Пуаро одобрительно кивнул. – Видите ли, когда от меня что-то скрывают, я сразу начинаю подозревать, что это нечто скверное. Вы поступили правильно.
   – Счастлив наконец-то снять с себя подозрения, – рассмеялся Реймонд. – А теперь мне пора.
   – Только-то и всего! – воскликнул я, когда за молодым секретарем закрылась дверь.
   – Да, вроде бы сущий пустяк, – согласился Пуаро. – Но если бы у него не было твердого алиби – кто знает, как повернулось бы дело? Множество преступлений было совершено и ради меньшей суммы, чем пятьсот фунтов. Сколько нужно денег, чтобы совратить человека с пути истинного – вопрос относительный, не так ли? А вам не приходило в голову, друг мой, как много близких и домочадцев Экройда извлекли выгоду из его смерти? Миссис Экройд, мисс Флора, юный мистер Реймонд, экономка – мисс Рассел. В сущности, лишь один человек вне подозрений. Майор Блант.
   Он произнес это имя таким странным тоном, что я поднял голову и озадаченно уставился на него.
   – Что вы имеете в виду?
   – Двое из тех, кого я обвинил в утаивании фактов, уже поведали правду.
   – Думаете, майору Бланту тоже есть что скрывать?
   – Что до этого, то уместно вспомнить поговорку: англичанин таит лишь одно – свою любовь, – небрежно заметил Пуаро. – И у майора Бланта, я бы сказал, это получается весьма неумело.
   – Мне не дает покоя одна мысль, – признался я.
   – И какая же?
   – Почему мы принимаем как должное предположение, что человек, шантажировавший миссис Феррарс, и убийца мистера Экройда – это одно лицо? А вдруг мы ошибаемся?
   Пуаро энергично кивнул.
   – Очень хорошо, просто великолепно. Я все ждал, когда вы додумаетесь до этого. Конечно, это возможно. И хотя мы не должны забывать об исчезнувшем письме, если вы правы, то его необязательно забрал убийца. Когда вы обнаружили тело, его незаметно для вас мог стащить Паркер.
   – Паркер?
   – Да, Паркер. Мои мысли неизменно возвращаются к нему. Я не подозреваю его в убийстве – о нет, здесь он ни при чем, но кто лучше него подходит на роль таинственного негодяя, отравившего жизнь миссис Феррарс? Возможно, он разузнал что-то о смерти мистера Феррарса от прислуги в «Королевской лужайке». Во всяком случае, у него было больше возможностей получить такую информацию, чем у постороннего лица вроде того же майора Бланта.
   – Да, Паркер вполне мог взять письмо, – признал я. – Я заметил, что оно исчезло гораздо позже.
   – Насколько позже? До того, как в комнате появились Блант и Реймонд, или после?
   – Не могу вспомнить, – медленно сказал я. – Кажется, это случилось раньше… нет, все-таки потом. Да, я почти уверен, что я обнаружил пропажу уже после.
   – Это расширяет круг подозреваемых до трех человек, – задумчиво произнес Пуаро. – Но наиболее вероятным остается Паркер. Я намерен провести маленький эксперимент с участием Паркера. Не хотите прогуляться в Фернли, мой друг?
   Я согласился, и мы сразу же тронулись в путь.
   Пуаро попросил позвать мисс Экройд, и Флора немедленно к нам вышла.
   – Мадемуазель Флора, хочу посвятить вас в маленький заговор, – сразу приступил к делу Пуаро. – Я не вполне убежден в том, что Паркер не замешан в преступлении, и хочу с вашей помощью кое-что проверить. Мы должны воспроизвести действия и передвижения вашего дворецкого в тот роковой вечер. Но нужно найти какой-то предлог! А! Придумал! Я желаю убедиться, что голоса из коридора, ведущего в кабинет Экройда, можно расслышать с террасы. Будьте так любезны, доктор, вызовите Паркера.
   Я исполнил его просьбу, и вскоре явился дворецкий – как всегда корректный и предупредительный.
   – Звонили, сэр?
   – Да, мой добрый Паркер. Я затеял маленький опыт. Майор Блант сейчас стоит на террасе. Хочу проверить, мог ли кто-то вечером накануне убийства услышать оттуда, как вы разговариваете с мисс Экройд в коридоре. Нам нужно разыграть эту маленькую сцену снова. Пожалуйста, принесите поднос, или что там было у вас в руках.
   Паркер исчез, а мы расположились в коридоре апартаментов Экройда. Вскоре мы услышали шаги в холле и появился Паркер с подносом, на котором стояли сифон, графин с виски и два стакана.
   – Момент! – воскликнул Пуаро, воздев руку. – Все должно происходить в точности так, как это было в тот вечер. Такова моя мето́да.
   – Так принято за границей, сэр, не так ли? Это называется «реконструкция преступления», – невозмутимо сказал Паркер. Он стоял, почтительно ожидая дальнейших распоряжений.
   – А вас не проведешь, мой превосходный Паркер. Вы, как вижу, человек начитанный! А теперь, умоляю вас, проведем эксперимент как можно точнее. Вы выходите из холла. Так. Мадемуазель стоит… где вы были в это время, мадемуазель?
   – Здесь, – сказала Флора, вплотную подойдя к двери в кабинет.
   – Совершенно верно, сэр, – подтвердил Паркер.
   – Я только что закрыла дверь.
   – Да, мисс. Вы все еще держались за ручку, вот как сейчас.
   – Тогда – алле́! – воскликнул Пуаро. – Разыграем нашу маленькую сценку.
   Флора стояла, держась за дверную ручку, Паркер прошел через дверь из холла с подносом в руках. Он остановился прямо перед ней и Флора заговорила:
   – «А, это вы, Паркер. Мистер Экройд просил передать, чтобы этой ночью его больше никто не беспокоил». Все правильно? – добавила она вполголоса.
   – Если позволите, мисс Флора, вы тогда сказали «вечером», а не «ночью», – педантично поправил Паркер и, возвысив голос, заговорил в театральной манере: «Очень хорошо, мисс. Должен ли я запереть двери, как обычно?»
   – «Да, будьте так добры».
   Паркер вышел в холл. Флора последовала за ним и начала подниматься по парадной лестнице.
   – Этого достаточно? – спросила она через плечо.
   – Восхитительно, – вскричал маленький бельгиец, потирая руки. – Кстати, Паркер, вы уверены, что в тот вечер на подносе было два стакана? Кому предназначался второй?
   – Я всегда приносил в кабинет два стакана, сэр, – сказал Паркер. – Чем еще могу служить?
   – Больше ничего не требуется, благодарю вас.
   Паркер удалился, как всегда величавый донельзя.
   Пуаро стоял посреди холла и, нахмурившись, о чем-то размышлял. Флора спустилась и подошла к нему.
   – Ваш эксперимент удался? Я, по правде сказать, не поняла, зачем все это…
   Чело Пуаро разгладилось, он ласково улыбнулся девушке.
   – Это и не нужно. Скажите лучше вот что: в тот вечер на подносе Паркера в самом деле стояли два стакана?
   Флора на мгновение сдвинула брови.
   – Честное слово, не помню, – призналась она. – Кажется, да. В этом и заключалась цель вашего опыта?
   Пуаро снисходительно потрепал ее по руке.
   – Скажем так: мне всегда интересно выяснить, правду ли мне говорят участники событий.
   – А Паркер сказал правду?
   – Пожалуй, что да, – задумчиво произнес Пуаро.
   Спустя несколько минут мы уже шагали по дороге в деревню.
   – Почему вы спрашивали о стаканах? – спросил я с любопытством.
   Пуаро пожал плечами.
   – Нужно же было что-то спросить. Этот вопрос не хуже любого другого. – Я с удивлением воззрился на него. – Во всяком случае, – продолжал он куда более серьезным тоном, – теперь я знаю кое-что из того, что хотел узнать. И довольно об этом.

Глава 16
Беседа за маджонгом [11 - Маджонг – китайская игра, завоевавшая широкую популярность в Европе и Америке в первой половине ХХ-го века. В нее играют костяными фишками с узорами, изображающими различные масти. В классическом наборе несколько десятков костяшек трех основных мастей – «медяки», «бамбуки» и «числа» (или «иероглифы»), так называемые «благородные кости» – четыре «ветра» и три «дракона», а так же дополнительные – «цветы». Существует множество выигрышных комбинаций, главная из которых так и называется – маджонг, ею заканчивается раунд игры.]

   Позже у нас состоялась небольшая вечеринка – играли в маджонг. Подобные бесхитростные развлечения пользуются огромной популярностью в Кингс-Эбботе. Соседи приходят сразу после ужина, оставляют галоши и плащи в прихожей, мы пьем кофе, а чуть позже угощаемся чаем с пирожками и сэндвичами. Ну и, разумеется, обмениваемся сплетнями. На подобных посиделках никогда не смолкают толки да пересуды, и порой это серьезно мешает процессу игры. Раньше мы увлекались бриджем, но в него невозможно играть, если участники без умолку болтают. А потом вспыхивают нешуточные перебранки из-за того, что партнер пошел не с той карты. Мы нашли, что маджонг, где каждый сам за себя – развлечение куда более мирное. И хотя мы по-прежнему сурово критикуем манеру игры друг друга, дух раздора уже не витает над игровым столом.
   В этот вечер нашими гостями были мисс Ганетт и полковник Картер, который живет рядом с церковью. Кэролайн сразу повела мисс Ганетт в свою комнату, чтобы помочь ей выпутаться из многочисленных накидок и шалей. Полковник поспешил к зажженному камину.
   – Прохладный вечерок, а, Шеппард? – спросил он, грея поясницу. – В такую погоду поневоле вспоминаются афганские перевалы.
   – Вот как? – вежливо отозвался я.
   – Загадочная история приключилась с беднягой Экройдом, – продолжал полковник, принимая от меня чашку с кофе. – Чертовски запутанное дело, скажу я вам. Между прочим, краем уха я даже слышал слово «шантаж». – Полковник бросил на меня заговорщицкий взгляд, который означал: «Мы-то с вами знаем, что за этим кроется», а вслух сказал: – Без сомнения, тут замешана женщина. Помяните мое слово, без женщины не обошлось.
   Тут к нам, наконец, присоединились Кэролайн с мисс Ганетт. Пока мисс Ганетт пила кофе, Кэролайн достала коробку с костяными фишками для игры в маджонг и высыпала их на стол.
   – Перемываем косточки, – шутливо сказал полковник. – Так мы говаривали в Шанхайском клубе – «перемываем косточки».
   Мы с Кэролайн глубоко убеждены, что полковник Картер в жизни не переступал порог Шанхайского клуба и вообще не бывал восточнее Индии, где во время Великой войны [12 - В первой половине ХХ-го века так называли Первую мировую войну.] он занимался всякими махинациями в интендантском ведомстве, спекулируя консервами с говяжьей тушенкой и сливовым повидлом. Но полковнику нравится корчить из себя бравого вояку, а мы в Кингс-Эбботе привыкли потакать безобидным причудам наших соседей.
   – Ну что ж, приступим? – сказала Кэролайн.
   Мы сели за стол. На целых пять минут воцарилось полное молчание – каждый втайне от других старался поскорее построить свою «стену» из костяшек.
   – Начинай, Джеймс, – наконец велела Кэролайн. У тебя «Восточный ветер».
   Как обладатель старшей из так называемых «благородных костей», я открыл игру. Пару раундов слышались лишь монотонные возгласы «Три бамбука», «Два медяка», «Панг» а частенько еще и «Ой, нет, не панг!» со стороны мисс Ганетт – у этой леди была привычка чересчур поспешно объявлять выигрышные комбинации и забирать фишки, на которые она не имела права.
   – Сегодня утром видела Флору Экройд, – сказала мисс Ганетт. – Панг – нет-нет, не панг! Ошиблась.
   – Четыре медяка, – сказала Кэролайн. – Где вы с ней встретились?
   – Я сказала, что я ее видела. Она меня – нет, – сообщила мисс Ганетт с непомерной важностью и многозначительной интонацией, распознавать которую умеют лишь деревенские жители.
   – А! – с интересом откликнулась Кэролайн. – Чоу!
   – По-моему сейчас эту комбинацию принято называть «чи», а не «чоу», – поправила мисс Ганетт, которая ради такой возможности отвлеклась от своего сообщения.
   – Чепуха! – отрезала Кэролайн. – Я всю жизнь говорю «чоу».
   – В Шанхайском клубе мы всегда говорили «чоу», – встрял полковник.
   Мисс Ганетт была посрамлена.
   – Так что вы там говорили по поводу Флоры Экройд? – спустя пару минут спросила Кэролайн. – Она была не одна?
   – Очень даже не одна, – отчеканила мисс Ганетт.
   Дамы обменялись понимающими взглядами, и, кажется, молча досказали остальное.
   – Вот, значит, как, – возбужденно заметила Кэролайн. – Что ж, меня это ничуть не удивляет.
   – Соблаговолите сделать ход, мисс Кэролайн, мы ждем, – подал голос полковник. Порой за игрой он изображает пресыщенного жизнью брутального малого, которого ничуть не интересуют женские сплетни. Но это поза никого не способна обмануть.
   – Лично я считаю… – начала мисс Ганетт, – … вы только что выкинули бамбук, милочка? Ах, нет, теперь вижу – это был медяк… так вот, лично я считаю, что Флоре очень повезло. Просто-таки чрезвычайно повезло.
   – О чем это вы, мисс Ганетт? – спросил полковник. – С этим зеленым драконом у меня панг. – Почему вы решили, что мисс Флоре очень повезло? Она, конечно, очаровательная малютка, и все при ней…
   – Я, возможно, не слишком хорошо разбираюсь в криминалистике, – сказала мисс Ганетт, хотя весь ее вид свидетельствовал, что она считает себя непревзойденным специалистом, – но одно я знаю точно. Первый вопрос, который задают, приступая к расследованию: «Кто последний видел убитого живым?» И этого человека подозревают в первую очередь. А в нашем случае «этот человек» – Флора Экройд. И из-за этого она оказалась в скверном положении, очень скверном. И если хотите знать, Ральф Пейтон держится в сторонке, чтобы отвести от нее подозрения.
   – Ну, полно, – запротестовал я, – не хотите же вы сказать, что эта молодая девушка способна хладнокровно заколоть своего дядю?
   – Не знаю, не знаю, – откликнулась мисс Ганетт. – Недавно я взяла в библиотеке книгу, в которой описывается преступный мир Парижа. И там говорится, что зачастую самые жестокие убийцы – юные девушки с ангельскими личиками.
   – Так это же во Франции, – оборвала ее Кэролайн.
   – Вот именно, – поддержал полковник. – А вот послушайте любопытнейшую историю – в свое время она обошла все индийские базары…
   Рассказ полковника был необычайно длинным, нудным и никому не интересным. Разве можно сравнить историю, приключившуюся много лет назад в Индии, с потрясающим событием, случившемся в Кингс-Эбботе позавчера?
   К счастью, Кэролайн положила конец утомительным воспоминаниям полковника, объявив маджонг. Как всегда, мне пришлось исправлять подсчеты Кэролайн, имеющую весьма своеобразный подход к арифметике, и после непродолжительных препирательств мы начали новую партию.
   – Переход ветров, – сказала Кэролайн. – У меня есть кое-какие соображения насчет Ральфа Пейтона. Три иероглифа. Но я предпочитаю пока что помалкивать.
   – В самом деле, милочка? – навострила уши мисс Ганетт. – Чоу… то есть, я хотела сказать «панг».
   – Еще бы, – отчеканила Кэролайн.
   – А что там с этими ботинками? – вспомнила мисс Ганнет. – Ну, которые оказались черными?
   – Все в порядке, – важно сказала Кэролайн.
   – А зачем понадобилось это выяснять, как вы думаете?
   Кэролайн поджала губы и покачала головой с непреклонным видом хранительницы тайн, которые простым смертным знать не полагается.
   – Панг, – сказала мисс Ганетт. – Ой, нет, не панг. Думаю, доктору, который неразлучен с мсье Пуаро, известны все его секреты.
   – Далеко не все, уверяю вас, – сказал я.
   – Джеймс у нас такой скромник, – съязвила Кэролайн. – Ага! Закрытый конг!
   Полковник присвистнул. Перед лицом такой комбинации сплетни отошли на второй план.
   – Да еще из собственных «ветров»! А вдобавок два панга из драконов! Нам несдобровать. Мисс Кэролайн играет по-крупному!
   Следующие несколько минут игра шла без неуместных разговоров.
   – Этот мсье Пуаро, – прервал молчание полковник Картер, – он действительно такой знаменитый детектив?
   – Величайший из всех, что когда-либо знал мир, – торжественно сказала Кэролайн. – Ему пришлось поселиться здесь инкогнито, чтобы избежать огласки.
   – Чоу, – сказала мисс Ганетт. – Это, конечно, большая честь для нашей скромной деревни. Между прочим, Элси, которая служит в Фернли, дружит с моей Кларой, и знаете, что она ей рассказала? Что из дома похитили кучу денег, и в этом – я лишь пересказываю слова Элси – несомненно замешана старшая горничная. Она через месяц уходит, а еще она часто плачет по ночам. И лично я считаю, что девушка связана с какой-то бандой. Она всегда казалась мне весьма странной девицей – так и не подружилась ни с одной из наших служанок. Все свои выходные проводит в одиночестве – на мой взгляд, это противоестественно и весьма подозрительно. Как-то раз я пригласила ее на вечеринку, которую мы устроили для местных девушек, но она отказалась прийти. Тогда я принялась расспрашивать о ее семье, и откуда она родом, и тому подобное – и должна вам сказать, что манеры у нее просто невыносимые. Нет, она не проявляла открытого неуважения, но увильнула от разговора самым дерзким образом.
   Мисс Ганетт сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и полковник, приунывший из-за того, что беседа свелась к обсуждению прислуги, заявил, что в Шанхайском клубе незыблемым правилом является бойкая игра.
   Следующий раунд мы сыграли в очень бодром темпе.
   – Уж эта мисс Рассел! – вдруг воскликнула Кэролайн. – Явилась сюда в пятницу утром, якобы ей понадобилась консультация Джеймса. Если хотите знать, она разнюхивала, где у него хранятся яды. Пять иероглифов.
   – Чоу, – сказала мисс Ганетт. – Да что вы такое говорите? Впрочем, не удивлюсь, если вы окажетесь правы.
   – Кстати, о ядах, – оживился полковник. – Я рассказывал вам, как… э… Что? Мой ход? А! Восемь бамбуков.
   – Маджонг! – объявила мисс Ганетт.
   Кэролайн была крайне раздосадована.
   – Еще один «красный дракон», и у меня было бы три пары! – пожаловалась она.
   – А у меня все время было целых два «красных дракона», – признался я.
   – Как это похоже на тебя, Джеймс! – посетовала сестра. – У тебя совершенно отсутствует понимание духа игры!
   Сам-то я считал, что сыграл довольно умно – ведь в противном случае мне пришлось бы заплатить Кэролайн кругленькую сумму. Маджонг же мисс Ганетт был самым слабеньким из всех возможных, на что не преминула указать ей Кэролайн.
   Опять переход ветров и новая раздача.
   – Вот что я хотела сказать… – заговорила Кэролайн.
   – Что, милочка? – подбодрила ее мисс Ганетт.
   – Насчет Ральфа Пейтона. Меня недавно осенило.
   – Да-да, милочка? – сказала мисс Ганетт еще более ободряющим тоном. – Чоу!
   – Хороший игрок никогда не объявляет «чоу» так рано, – осудила ее Кэролайн. – Вы должны дождаться по-настоящему сильной комбинации.
   – Я знаю, – сказала мисс Ганетт. – Вы говорили о Ральфе Пейтоне. И что вас осенило.
   – Да. Я почти уверена, что знаю, где он прячется.
   Все как по команде замерли, уставившись на Кэролайн. Первым из нас обрел дар речи полковник Картер.
   – Очень любопытно, мисс Кэролайн. Вы что же, проводили собственное расследование?
   – Ну, не совсем так. Сейчас расскажу все по порядку. Помните большую карту графства у нас в прихожей?
   Мы хором сказали: «Конечно».
   – Так вот на днях, когда мсье Пуаро нанес нам визит и уже уходил, он остановился возле этой карты, внимательно посмотрел и отпустил одно замечание. Что-то вроде того, что единственный большой город поблизости – Кранчестер. Это ведь общеизвестный факт, и поначалу я не обратила внимания на его слова, а потом догадалась.
   – О чем же?
   – Что хотел сказать мсье Пуаро. Разумеется, Ральф в Кранчестере.
   От неожиданности я опрокинул стойку со своими костяшками. Сестра тут же попеняла мне за мою неуклюжесть – но как-то рассеяно, без подлинного энтузиазма. Она слишком увлеклась ролью проницательной сыщицы.
   – Кранчестер, мисс Кэролайн? Вряд ли! – усомнился полковник Картер. – Уж больно он близко!
   – В том-то и дело! – торжествующе воскликнула Кэролайн. – Сейчас уже доказано, что он не уезжал из деревни на поезде. Значит, он просто-напросто отправился в Кранчестер пешком! И держу пари, он все еще там. Именно потому, что никто не станет искать его так близко.
   Я привел несколько контраргументов, опровергающих ее теорию, но если Кэролайн взбредет в голову какая-то идея, ее оттуда не выбить даже кувалдой.
   – Так по-вашему, мсье Пуаро тоже считает, что нужно искать в Кранчестере, – задумчиво сказала мисс Ганетт. – Подумать только, какое совпадение! Сегодня я прогуливалась по кранчестерской дороге, а он проехал мне навстречу в автомобиле.
   Мы все переглянулись.
   – Боже правый! – вдруг вскричала мисс Ганетт. – Все это время у меня был маджонг, а я только сейчас заметила!
   Кэролайн тут же отставила свои детективные изыскания и напустилась на мисс Ганетт. Она заявила, что нет никакого смысла вообще играть в маджонг, если собираешь худосочные комбинации из одних чоу и смешанных мастей. Мисс Ганетт с безмятежным видом слушала эти упреки, в то же время подсчитывая свои фишки.
   – Да, милочка, я понимаю, что вы имеете в виду, – кротко сказала она. – Но ведь следует учитывать, какие фишки достались тебе при раздаче.
   – Вы никогда не соберете дорогостоящие комбинации, если не будете к этому стремиться! – не унималась Кэролайн.
   – Что ж, каждый играет как умеет, верно? – мисс Ганнет поглядела на счетную таблицу. – И ведь в конце концов, я пока что в выигрыше!
   Кэролайн, которая значительно отставала по очкам, не нашла, что на это возразить.
   Опять переход восточного ветра, и мы пошли на новый круг. Энни внесла поднос с чайными приборами и угощением. Кэролайн и мисс Ганетт были слегка взбудоражены – это тоже добрая традиция наших игровых вечеринок.
   – Попробуйте играть чу-уточку быстрее, милочка! – воскликнула Кэролайн, когда мисс Ганнет задумалась над очередным ходом. – Китайцы играют так, что костяшек не видно!
   Несколько минут мы играли как китайцы.
   – А вы, Шеппард, гляжу, хитрюга. Слушаете, как мы болтаем об этом убийстве – а сами ни гу-гу! – дружески поддел меня полковник Картер. – Вы же с великим сыщиком не разлей вода – хоть бы намекнули, что новенького появилось в деле!
   – Джеймс – это нечто, – возвестила Кэролайн, с негодованием глядя на меня. – Он просто не может заставить себя поделиться с другими тем, что знает.
   – Уверяю вас, мне ничего такого не известно! Пуаро не посвящает меня в ход расследования!
   – Весьма мудро с его стороны, – усмехнулся полковник. – Он, гляжу, себе на уме. Но вообще, они ловкие ребята, эти иностранные сыщики. У них масса всяких хитрых приемчиков.
   – Панг, – с тихим торжеством объявила мисс Ганетт. – И маджонг.
   Обстановка накалилась. Вознегодовав, что мисс Ганетт выиграла в третий раз подряд, Кэролайн решила сорвать раздражение на мне, пока я был занят возведением новой стены.
   – В самом деле, Джеймс, неприлично так себя вести! Сидишь тут как дундук, ни слова из тебя не вытянуть!
   – Но дорогая моя, мне действительно нечего сказать! – отбивался я. – Я имею в виду – по поводу убийства.
   – Чепуха, – рявкнула Кэролайн и принялась разбирать свой расклад. – Ты должен знать хоть что-нибудь интересное.
   Я не ответил – я на мгновение утратил дар речи. Я был ошеломлен, опьянен, вознесен на вершины. Конечно, мне доводилось слышать, что существует такая штука, как Абсолютный Маджонг – идеальная комбинация, пришедшая с раздачей, но я даже не надеялся, что когда-нибудь стану одним из счастливчиков.
   Изо всех сил стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, я выложил свои костяные фишки на стол одну за другой.
   – Как говорят в Шанхайском клубе – тин-хо! Идеальный выигрыш!
   Глаза полковника чуть не вылезли из орбит.
   – Разрази меня гром! – завопил он. – Это самое невероятное везение, с которым я когда-либо сталкивался!
   А я, упиваясь своим триумфом, ощутил безрассудное желание отомстить за насмешки Кэролайн.
   – Хотите услышать что-то интересное? А что вы скажете насчет золотого обручального кольца с датой и надписью «От Р.» внутри ободка?
   Опускаю сцену, которая последовала за этим. Меня расспрашивали когда, где, и при каких обстоятельствах мы обнаружили это кольцо. Меня заставили назвать выгравированную дату.
   – Тринадцатое марта! – повторила Кэролайн. – Ровно полгода тому назад. Ага!
   В конце концов из хаоса возбужденных предположений и догадок родились три теории:
   Первая (и самая очевидная) была выдвинута полковником Картером: Ральф и Флора тайно обвенчались.
   Вторая принадлежала мисс Ганетт: Роджер Экройд был тайно женат на миссис Феррарс.
   Третью предложила Кэролайн: Роджер Экройд связал себя узами брака со своей экономкой, мисс Рассел.
   Четвертая – супертеория – родилась у Кэролайн позже, когда мы проводили гостей и поднялись наверх, чтобы разойтись по своим спальням.
   – Помяни мое слово, – сказала на прощание сестра. – Я ничуть не удивлюсь, если обнаружится, что Флора вышла замуж за Джеффри Реймонда.
   – Тогда на кольце было бы выгравировано: «от Дж.», а не «от Р.», – возразил я.
   – Как знать! Многие девушки обращаются к возлюбленным по фамилии. И ты сам слышал, какие намеки насчет Флоры отпускала сегодня мисс Ганетт.
   Честно говоря, я ничего не понял из слов мисс Ганетт, но никогда бы не дерзнул усомниться в умении Кэролайн разбираться в недомолвках.
   – Ну, я бы скорее подумал, что Гектор Блант… – заикнулся я.
   – Чепуха! – оборвала меня Кэролайн. – Признаю́, он ею восхищается, очень может быть, что он даже влюблен в нее. Но ты уж мне поверь, девушка ни за что не увлечется мужчиной, который годится ей в отцы, если рядом крутится смазливый молоденький секретарь. Она может флиртовать с майором Блантом просто для отвода глаз. Девчонки такие хитрые! Но одно я могу сказать тебе точно, Джеймс. Флора Экройд не любит Ральфа Пейтона и никогда его не любила. Прими это к сведению.
   Я смиренно принял это к сведению.

Глава 17
Паркер

   Наутро возбужденное состояние, спровоцированное Абсолютным Маджонгом улеглось, и я начал подумывать, что, возможно, наболтал вчера лишнего. С одной стороны, Пуаро не просил меня держать в тайне обнаружение кольца. С другой стороны, сам он никому не обмолвился о находке – по крайней мере, насколько я знал, в Фернли-Парке об этом до сих пор ничего не было неизвестно. Я испытывал тягостное чувство вины. В Кингс-Эбботе новости распространяются со быстротой лесного пожара, и в скором времени на меня могут посыпаться справедливые упреки Пуаро.
   Совместные похороны миссис Феррарс и Роджера Экройда состоялись в одиннадцать часов. На них присутствовали все обитатели Фернли. По окончании печальной и торжественной церемонии Пуаро взял меня под руку и попросил сопроводить его в «Лиственницы». Вид у него был мрачный, и я решил, что он уже осведомлен о моем неблагоразумном поведении за игровым столом. Но вскоре выяснилось, что он озабочен иной проблемой.
   – Послушайте, друг мой, мы должны действовать совместно. Я хочу чтобы вы присутствовали при допросе свидетеля. Мы нагоним на него такого страху, что правда непременно выйдет наружу.
   – О каком свидетеле вы говорите? – удивился я.
   – Это Паркер! – пояснил Пуаро. – Я попросил его посетить мой дом в двенадцать часов. Он уже должен ожидать нас там.
   – Так вы думаете, это он? – я робко покосился на маленького бельгийца.
   – Я не знаю, что думать, знаю только, что я неудовлетворен тем, как поворачивается дело.
   – По-вашему, это он шантажировал миссис Феррарс?
   – Либо он, либо…
   – Либо? – переспросил я, так как он замолчал.
   – Вот что я вам скажу, мой друг. От души надеюсь, что это был он.
   Скованность его манер, за которыми скрывалось какое-то глубокое волнение, заставила меня прекратить расспросы.
   Когда мы прибыли в «Лиственницы», Паркер и в самом деле уже ждал в гостиной. Он поднялся нам навстречу, учтиво кланяясь.
   – Добрый день, Паркер, – любезно сказал Пуаро. – Прошу прощения, я сейчас.
   Он снял пальто и перчатки.
   – Позвольте мне, сэр, – бросился к нему Паркер. Он сложил вещи на спинке кресла у двери с аккуратностью, удостоившейся одобрительного взгляда Пуаро.
   – Спасибо, мой добрый Паркер. Пожалуйста, присядьте – наш разговор займет какое-то время.
   Паркер чопорно присел на краешек дивана, не касаясь спинки.
   – Как вы думаете, зачем я попросил вас навестить меня сегодня?
   Паркер кашлянул.
   – Я так понял, сэр, что вы хотели задать мне несколько вопросов о моем покойном хозяине – вопросов приватного, так сказать, характера.
   – Вот именно. – Пуаро одарил его лучезарной улыбкой. – Скажите, Паркер – вы ведь опытный шантажист?
   – Сэр?
   Дворецкий вскочил на ноги.
   – Не волнуйтесь вы так, – спокойно сказал Пуаро. – Ни к чему разыгрывать здесь комедию, изображая честного человека, на которого возводят напраслину. Вы изрядно поднаторели в шантаже, не так ли?
   – Уверяю, сэр, я никогда… меня никогда еще…
   – Так не оскорбляли, – закончил за него Пуаро. – Но скажите, мой превосходный Паркер, почему же вы так усердно подслушивали разговор доктора и мистера Экройда с той минуты, как прозвучало слово «шантаж»?
   – Я не… я…
   – Как звали вашего предыдущего хозяина? – неожиданно спросил Пуаро.
   – Моего предыдущего…
   – Да-да, джентльмена, у которого вы служили до мистера Экройда. Ну? Как его звали?
   – Майор Эллерби, сэр…
   – Вот именно – майор Эллерби, – подхватил Пуаро. – Майор Эллерби, который, увы, пристрастился к наркотикам – не так ли? Вы сопровождали его в той несчастной экспедиции на Бермудские острова, когда погиб один из участников – частично вина за его смерть лежала на майоре Эллерби. Дело замяли. Но вы знали, что он замешан в убийстве. Сколько майор заплатил вам за то, чтобы вы держали рот на замке?
   У Паркера отвисла челюсть. Он выглядел абсолютно сломленным и молча трясся от страха.
   – Как видите, я навел справки и знаю, о чем говорю, – ласково сказал Пуаро. – Вам удалось вытянуть из хозяина солидную сумму, и майор Эллерби продолжал оплачивать ваше молчание до самой своей смерти. А теперь я хочу услышать о вашей последней попытке шантажа.
   Паркер продолжал смотреть на него с ужасом.
   – Бесполезно отрицать. Эркюль Пуаро знает. Историю с майором Эллерби я ведь изложил точно?
   Паркер через силу кивнул. Его лицо было пепельно-серым.
   – Но я и пальцем не тронул мистера Экройда! – простонал он. – Богом клянусь, сэр, я тут не при чем! Я так и знал, что подумают на меня. Но говорю вам – я не… я не убивал его!
   Его голос поднялся почти до крика.
   – Я склонен вам поверить, друг мой, – сказал Пуаро. – У вас не хватило бы духу совершить такое преступление. Но мне нужна правда.
   – Сэр, я расскажу вам все, что вы хотите знать. Вы правы – я подслушивал у дверей кабинета тем вечером. Мистер Экройд заперся там с доктором, я понял, что у них какой-то секретный разговор и нужно держать ухо востро. Но полиции я не соврал, ей-богу сэр! Я и впрямь услышал слово «шантаж»! И тогда…
   Он запнулся.
   – И тогда вы подумали, что из этого можно извлечь какую-то выгоду, – мягко подсказал Пуаро.
   – Ну… ну да, сэр, так и было. Я подумал: раз мистера Экройда шантажируют, может, и я смогу чем-то поживиться?
   На лице Пуаро появилось странное выражение, он стремительно подался вперед.
   – А до того вечера у вас были основания подозревать, что мистера Экройда кто-то шантажирует?
   – Ни малейших, сэр, клянусь вам. Это стало для меня большой неожиданностью. Такой порядочный джентльмен, всегда соблюдал такую умеренность во всем!
   – Как много вам удалось подслушать из разговора?
   – Почти ничего, сэр. Мне все время что-то мешало. Во-первых, мои обязанности призывали меня в буфетную. Я пару раз делал вылазки, но сначала меня чуть не застукал доктор Шеппард, потом мистер Реймонд прошел через холл к кабинету, а когда я направился туда с подносом, мисс Флора преградила мне дорогу.
   Пуаро пристально и испытующе посмотрел на дворецкого, но Паркер выдержал этот взгляд.
   – Надеюсь, вы мне верите, сэр. Я все время был как на иголках, боялся, что полиция раскопает то старое дельце с майором Эллерби и тогда я стану главным подозреваемым.
   – Э бьен, – наконец сказал Пуаро. – Пожалуй, вы говорите правду. Но я должен в этом убедиться. У вас имеется банковская книжка? Я хотел бы на нее взглянуть.
   – Извольте, сэр. Она как раз при мне.
   Без тени смущения Паркер достал из кармана тоненькую зеленую книжицу. Пуаро взял ее и бегло просмотрел записи.
   – А! Вижу, в этом году вы приобрели сертификаты Национального сберегательного банка на пятьсот фунтов?
   – Да, сэр. Я скопил более тысячи фунтов, пока я…э-э… пока я заботился о покойном майоре Эллерби. А в этом году я немного играл на скачках – и мне повезло. Если помните сэр, нынешний кубок выиграл аутсайдер. А я, к счастью, поставил на него двадцать фунтов.
   Пуаро вернул ему банковскую книжку.
   – Что ж, я вас не задерживаю. Полагаю, вы ничего больше от меня не утаили. А если я ошибаюсь – тем хуже для вас, мой друг.
   Не успела закрыться дверь за Паркером, как Пуаро уже снова потянулся за пальто.
   – Куда вы собрались на этот раз? – спросил я.
   – Мы с вами нанесем визит добрейшему мсье Хэммонду.
   – Вы поверили россказням Паркера?
   – Что ж, они звучали довольно правдоподобно. Или он воистину гениальный актер, или в самом деле уверен, что именно Экройд был жертвой шантажиста. В таком случае к делу миссис Феррарс он вообще не имеет никакого отношения.
   – Но тогда кто же…
   – Вот именно – кто? Надеюсь, наш визит к мсье Хэммонду поможет это выяснить. Если мы установим, что наш шантажист – не Паркер, в таком случае…
   – В таком случае – что?
   – Вы должны меня простить, нынче я ни одно предложение не договариваю до конца, – примирительным тоном сказал Пуаро. – Есть у меня такая скверная привычка.
   – Да, кстати, я хотел вам кое в чем признаться, – смущенно сказал я. – Боюсь, я нечаянно проболтался о кольце.
   – О каком кольце?
   – О том, которое вы нашли в пруду с золотыми рыбками.
   – Ах, вот вы о чем! – Пуаро расплылся в улыбке.
   – Надеюсь, вы на меня не сердитесь? Это было очень неосторожно с моей стороны.
   – Нет, мой добрый друг, я вовсе не сержусь. Мы не договаривались хранить это в тайне, и вы имели полное право рассказать о нашей находке. Ваша сестра была заинтригована?
   – Еще бы! Это стало настоящей сенсацией и породило массу невероятнейших теорий!
   – А ведь здесь напрашивается самое простое объяснение, верно? Истина так очевидна!
   – Возможно – для вас, – сухо сказал я.
   Пуаро рассмеялся.
   – Мудрый человек не связал бы себя поспешными обязательствами, вы не согласны? Вот мы и пришли.
   Мистер Хэммонд был у себя в конторе, и нас немедленно проводили в его кабинет. Юрист встал и поприветствовал нас в своей обычной бесстрастно-официальной манере.
   Пуаро сразу же перешел к делу.
   – Мсье, мне требуются сведения определенного рода – то есть, я хотел сказать, надеюсь, вы будете так любезны, что поделитесь кое-какой информацией. Насколько я понимаю, покойная миссис Феррарс была вашей клиенткой?
   В глазах стряпчего промелькнуло изумление, но он быстро нацепил маску профессиональной невозмутимости.
   – Разумеется. Все ее дела проходили через нашу контору.
   – Великолепно. Прежде чем приступить к расспросам, я хотел бы, чтобы вы выслушали доктора Шеппарда. Друг мой, не могли бы вы еще раз пересказать разговор, который состоялся у вас с мистером Экройдом в минувшую пятницу?
   Я охотно и подробно изложил содержание нашей беседы. Хэммонд слушал с предельным вниманием.
   – Это все, – сказал я, закончив повествование о событиях того странного вечера.
   – Шантаж, – задумчиво произнес адвокат.
   – Вы удивлены? – спросил Пуаро.
   Поверенный снял пенсне и принялся тщательно протирать стекла носовым платком.
   – Нет, – наконец ответил он, – не могу сказать, что удивлен. Какое-то время я подозревал нечто в этом роде.
   – Таким образом мы подошли к цели нашего визита, – сказал Пуаро. – Если кто-то и может дать нам информацию о фактических суммах, выплаченных шантажисту, то это вы, мсье.
   – Не вижу смысла что-то скрывать, – подумав, ответил Хэммонд. – В прошлом году миссис Феррарс продала значительное количество ценных бумаг. Деньги поступили на ее счет, и никаких акций она на них не покупала. Так как после смерти мужа она жила уединенно и очень скромно, получая при этом большой годовой доход, мне представляется бесспорным, что эти денежные суммы были истрачены на какие-то экстренные цели. Однажды я затронул этот вопрос, и миссис Феррарс сказала, что чувствует себя обязанной поддержать каких-то бедных родственников со стороны мужа. Больше мы на эту тему не говорили. До сегодняшнего дня я полагал, что деньги были выплачены какой-нибудь женщине, имевшей претензии к Эшли Феррарсу. Мне и в голову не могло прийти, что объектом шантажа была сама миссис Феррарс.
   – А сколько она заплатила шантажисту? – спросил Пуаро.
   – В течение года она несколько раз снимала деньги со счета, и общая сумма составила не менее двадцати тысяч фунтов стерлингов.
   – Двадцать тысяч фунтов! – поразился я. – И только за один год!
   – Миссис Феррарс была очень богатой женщиной. А наказание за убийство полагается нешуточное, – уронил Пуаро.
   – Могу я еще чем-то помочь, джентльмены? – спросил мистер Хэммонд.
   – Благодарю вас, это все. – Пуаро встал. – Примите глубочайшие извинения за то, что мы вас расстроили.
   – Ну что вы! Вовсе нет!
   – В данном случае было бы уместнее сказать «побеспокоили» или «отвлекли от дел», – деликатно заметил я, когда мы снова вышли на улицу.
   – Ах! Мой английский никогда не усовершенствуется! – вскричал Пуаро. – До чего же сложный язык, не-с па? Весьма благодарен вам за любезное разъяснение, мой друг. Э бьен, а что же насчет превосходного Паркера? Думаете, имея на руках двадцать тысяч фунтов, он продолжал бы служить дворецким? Импоси́бль! Конечно, он мог завести другой счет на вымышленную фамилию, но я склонен полагать, что он нам не солгал. Он, конечно, мошенник, но слишком уж заурядный. Нет в нем размаха. Итак, нам предстоит выбирать между Реймондом и гм… майором Блантом. Кто же из них забрал письмо?
   – Вряд ли это Реймонд, – усомнился я. – Ему было нужно всего-навсего пятьсот фунтов.
   – Это он так говорит.
   – А что касается Гектора Бланта…
   – Я вам кое-что сообщу по поводу нашего бравого майора Бланта, – перебил меня Пуаро. – Моя работа – наводить справки, и я их навел. Так вот, насчет внезапного наследства о котором упоминал майор – знаете, сколько он получил? Около двадцати тысяч фунтов. Что вы на это скажете?
   Я был так ошеломлен, что с трудом мог говорить.
   – Не может быть, – наконец выдавил я. – Такая знаменитость как Гектор Блант!
   Пуаро пожал плечами.
   – Как знать? Во всяком случае, уж у него-то размах имеется. Должен с вами согласиться – он едва ли похож на шантажиста. Но вы упустили из виду другую гипотезу!
   – Какую же?
   – Камин, мой друг! Экройд мог сам уничтожить письмо в голубом конверте, швырнув его в огонь после того как вы ушли.
   – Это не слишком на него похоже, – подумав, сказал я. – И все же, возможно, вы правы – в конце концов он не захотел предавать это дело огласке.
   Мы как раз подошли к моему дому, и я пригласил Пуаро зайти перекусить чем бог послал. Я был уверен, что Кэролайн придет в восторг, но женщинам угодить трудно. Оказывается, сестра рассчитывала, что на обед мы съедим по отбивной, пока наемный персонал будет пировать на кухне рубцом с луком. Две отбивных на троих привели бы в замешательство кого угодно, но только не Кэролайн.
   С великолепным апломбом она сообщила Пуаро, что строго придерживается вегетарианской диеты, невзирая на бесконечные насмешки со стороны брата. Она восторженно расписывала достоинства ореховых котлет (которых в жизни своей не пробовала) и с наслаждением поглощала сырные гренки по-валлийски, сопровождая этот процесс едкими замечаниями о вреде мясной пищи.
   Когда же мы присели у камина, чтобы закурить, Кэролайн пошла в лобовую атаку на Пуаро.
   – Ральфа Пейтона еще не нашли?
   – А где я мог его отыскать, мадемуазель?
   – Ну, не знаю. Может быть, в Кранчестере, – с ужасающей многозначительностью сказала Кэролайн.
   Пуаро это предположение явно огорошило.
   – В Кранчестере? Но почему именно в Кранчестере?
   Я просветил его не без ехидства:
   – Один из многочисленных сотрудников нашего частного детективного бюро видел вас вчера на кранчестерской дороге.
   Пуаро уже оправился от замешательства и от души рассмеялся.
   – Ах, вот в чем дело! Но это был всего лишь визит к дантисту. Мой зуб болит. Я еду в Кранчестер. Зубу сразу становится лучше, и я подумываю вернуться домой. Дантист говорит: «Нет. Лучше удалить его сейчас». Я возражаю. Он настаивает. Он побеждает. Вуаля! Этот зуб не заболит уже никогда!
   Воодушевление Кэролайн лопнуло, как проколотый воздушный шарик.
   Мы перешли к обсуждению характера Ральфа Пейтона.
   – Слабовольный молодой человек, но не порочный, – утверждал я.
   – Ах! – всплеснул руками Пуаро. – Но кто скажет, где кончается слабость и начинается порок?
   – Вот именно, – поддакнула Кэролайн. – Взять хоть Джеймса – если бы я не приглядывала за ним…
   – Дорогая Кэролайн, я был бы крайне признателен, если бы ты оставила свою привычку переходить на личности, – раздраженно отозвался я.
   – Но ты и в самом деле слаб, Джеймс, – хладнокровно заявила сестра. – Я на восемь лет старше тебя – да-да, мне совершенно все равно, что мсье Пуаро это слышит…
   – Ни за что бы не подумал, мадемуазель, – с галантным полупоклоном вставил Пуаро.
   – … на целых восемь лет! Поэтому я всегда считала, что мой долг – позаботиться о твоем воспитании. Попади ты под чье-то дурное влияние – Бог весть в кого бы ты превратился!
   – Я мог бы жениться на роскошной авантюристке… – Я мечтательно уставился в потолок, пуская колечки дыма.
   – Авантюристка! – фыркнула Кэролайн. – Ну, уж если речь зашла об авантюристках…
   Она не стала заканчивать фразу.
   – Ну, говори же, что хотела сказать. – Я не смог сдержать любопытства.
   – Только то, что на поиск авантюристок необязательно ехать в экзотические страны.
   Кэролайн внезапно повернулась к Пуаро.
   – Джеймс утверждает, что вы подозреваете в убийстве кого-то из домашних. Все, что я могу сказать – вы ошибаетесь.
   – А мне бы очень не хотелось совершить ошибку, мадемуазель, – вздохнул Пуаро. – Это недопустимо в моем… как же это будет по-английски… в моем ремесле!
   – Все факты этого дела мне известны – я собирала их по крупицам, – продолжала Кэролайн, не обращая внимания на его реплику. – И, насколько я понимаю, из обитателей Фернли лишь двое имели возможность совершить преступление. Ральф Пейтон и Флора Экройд.
   – Но, моя дорогая Кэролайн…
   – Пожалуйста, Джеймс, не перебивай меня. Я знаю, о чем говорю. Паркер видел Флору, стоящую у закрытой двери, не так ли? Он не слышал собственными ушами, как дядя желает ей спокойной ночи – к этому времени она вполне уже могла его убить.
   – Кэролайн!
   – Я не утверждаю, что она это сделала, Джеймс! Я говорю, что у нее была такая возможность. На самом деле, хотя современные девицы ни в грош не ставят ни моральные принципы, ни своих родных и уверены, что им все дозволено, я глубоко убеждена, что Флора и мухи не обидит. Но будем действовать методом исключения. У мистера Реймонда и майора Бланта твердое алиби. У миссис Экройд твердое алиби. Даже у этой нахалки Рассел есть алиби, и, если хотите знать мое мнение, это для нее большая удача. Кто остается? Только Ральф и Флора. И говорите что хотите, но я в жизни не поверю, что Ральф Пейтон, мальчик, который вырос у нас на глазах – убийца.
   Минуту или около того Пуаро молча созерцал струйку дыма, поднимающуюся от огонька его папиросы. Когда он наконец заговорил, голос его звучал будто издалека, он произносил слова мягко и напевно, что было совсем не похоже на его обычную оживленную манеру речи.
   – Живет на свете человек. Самый обычный человек, без всякой жажды убийства в сердце. Но где-то в глубине его души есть трещина, надлом. До сих пор это никак не проявилось – возможно, и никогда не проявится, и он до конца своих дней останется добропорядочным и уважаемым членом общества. Но предположим, случилось нечто экстраординарное. Денежные затруднения… да нет, это даже необязательно! Он мог случайно проникнуть в чью-то тайну – тайну чьей-то жизни или смерти. И первым его побуждением будет исполнить свой гражданский долг, предать эту тайну огласке. Вот тут и дает о себе знать душевный надлом. Вот шанс получить деньги – огромные деньги. Он стремится к богатству, а его оказывается так легко обрести. И ведь для этого даже делать ничего не надо – только хранить молчание. Это начало. Жажда денег растет. Его завораживает мысль о золотой жиле, которая находится буквально у него под ногами. Он становится алчным и в своей алчности наконец переступает черту. Теперь он обречен. Мужчину можно шантажировать до бесконечности, но с женщиной это не пройдет. Стремление к полной откровенности заложено в женской природе! Сколько неверных мужей благополучно уносят свою тайну в могилу! И сколько женщин, обманувших своих супругов, сознательно рушат свой брак, с горьким упоением бросая правду им в лицо! Пускай потом они в этом раскаются – минутный порыв сильнее инстинкта самосохранения. Наш герой зашел слишком далеко, нажал слишком сильно – и поплатился. Его жертва готова раскрыть тайну – даже ценой собственной жизни. Выражаясь словами вашей пословицы, он сам зарезал курицу, несущую золотые яйца. Но это еще не конец. Нынче он уже не тот человек, которым был совсем недавно – скажем, год тому назад. Его моральные устои повержены в прах. Он в отчаянии. Он чует угрозу и готов на все, ибо разоблачение означает для него гибель. Он хватает кинжал и наносит удар.
   Пуаро замолчал. Я даже не буду пытаться описать впечатление, которое произвели на нас его слова. Его беспощадный и ясный анализ, сила созданных им образов, завораживали и ужасали.
   – После – почувствовав, что опасность миновала – он опять станет самим собой, обычным человеком, добрым гражданином, – продолжал Пуаро негромко. – Но если будет нужно – он, не колеблясь, убьет снова.
   Кэролайн наконец очнулась.
   – Вы говорите о Ральфе Пейтоне, – сказала она. – Возможно, вы и правы, но недопустимо осуждать человека, пока его вина не доказана.
   Тишину нарушила пронзительная трель телефонного звонка. Я вышел в холл и взял трубку.
   – Что? Да, доктор Шеппард у аппарата.
   Какое-то время я молча слушал, затем ответил в двух словах, повесил трубку и вернулся в гостиную.
   – Пуаро, – сказал я, – полиция задержала в Ливерпуле человека по имени Чарльз Кент. Они считают, что он – тот самый незнакомец, который приходил в Фернли в ночь убийства. Меня просят немедленно выехать в Ливерпуль на опознание.

Глава 18
Чарльз Кент

   Через полчаса мы уже сидели в вагоне ливерпульского поезда. Сопровождавший нас инспектор Реглан был взбудоражен до крайности.
   – Во всяком случае дело с шантажом точно должно проясниться! – ликовал он. – Судя по тому, что мне сообщили по телефону, этот парень – наш клиент. Прожженный тип, к тому же наркоман. Мы его расколем в два счета. Если бы отыскался хоть самый завалящий мотив, можно было бы попробовать доказать, что и мистера Экройда убил он! Но с чего, в таком случае, молодой Пейтон подался в бега? Сплошная неразбериха в этом деле, скажу я вам. Кстати, мсье Пуаро, вы были совершенно правы насчет тех отпечатков пальцев. Они принадлежали мистеру Экройду. У меня возникала та же гипотеза, но я ее отмел, как маловероятную.
   Я постарался скрыть улыбку, наблюдая эти отчаянные попытки спасти репутацию.
   – Этот человек, Чарльз Кент – он что же, под арестом? – спросил Пуаро.
   – Нет, задержан по подозрению.
   – А что он рассказал о себе?
   – Ровным счетом ничего. – Инспектор ухмыльнулся. – Он явно тертый калач. Говорит мало, в основном ругается.
   По прибытии в Ливерпуль я был изумлен восторженным приемом, который ждал Пуаро. Встречавший нас суперинтендант Хейс когда-то давно работал с Пуаро по одному делу и, по-видимому, сохранил самое высокое мнение о его способностях.
   – Ну теперь-то, раз с нами мсье Пуаро, мы мигом во всем разберемся, – жизнерадостно заявил он. – А говорили, вы ушли на покой, мусью!
   – Так и было, мой добрый Хейс, так оно и было. Но покой бывает так утомителен! Вы не представляете, как может наскучить однообразие, когда каждый новый день похож на предыдущий!
   – Да уж, тоска, наверное, смертная! Так вы приехали взглянуть на нашу добычу? А вы, стало быть, доктор Шеппард? Как думаете, сэр, вы сумеете его опознать?
   – Не уверен, – сказал я с сомнением.
   – Как он к вам попал? – спросил Пуаро.
   – Как вы знаете, повсюду разослали его словесный портрет. И в прессе тоже было описание примет. Конечно это не доказательство. Правда, у этого типа американский акцент, и он не отрицает, что в ту ночь был в Кингс-Эбботе, но спрашивает, какого черта мы лезем в его дела и рекомендует засунуть свои вопросы в…
   – Можно мне тоже с ним поговорить? – осведомился маленький бельгиец.
   Суперинтендант многозначительно подмигнул.
   – Рад, что вы здесь, сэр, и постараемся услужить всем, чем можем. Инспектор Джепп из Скотленд-Ярда уже спрашивал о вас, он слышал, что вы ведете неофициальное расследование. Не могли бы вы намекнуть нам, сэр, где прячется капитан Пейтон?
   – Сомневаюсь, что в данных обстоятельствах это было бы благоразумно, – сдержанно ответил Пуаро, и я сжал губы, чтобы не рассмеяться – как он ловко вышел из щекотливой ситуации.
   Перекинувшись еще парой слов, мы отправились взглянуть на заключенного.
   Это был молодой темноволосый парень, не старше двадцати двух – двадцати трех лет. Высокий, худощавый, он, по-видимому когда-то обладал значительной физической силой, но стремительно превращался в развалину – это было понятно по трясущимся рукам и бегающему взгляду голубых глаз. До этого момента я думал, что человек, встреченный у ворот Фернли напоминает кого-то знакомого, но если тем вечером я действительно столкнулся с Чарльзом Кентом, то первое впечатление было абсолютно ошибочным. Сейчас у меня не возникло никаких ассоциаций.
   – Встаньте, Кент, – велел суперинтендант. – К вам посетители. Узнаёте кого-нибудь из них?
   Кент угрюмо уставился на нас. Мне показалось, что на мне его взгляд задержался. Но он промолчал.
   – Ну, что скажете, сэр? – обратился суперинтендант ко мне.
   – Рост такой же, а что касается прочих примет, он вполне может быть тем человеком, которого я встретил. Но безоговорочно утверждать я не могу.
   – Какого черта вам нужно? – разозлился Кент. – Что у вас есть на меня? Валяйте, выкладывайте! Что я, по-вашему, натворил?
   Я кивнул.
   – Это он. Я узнаю его голос.
   – Узнаете мой голос, вон оно что? И где же вы слышали его раньше?
   – Вечером в прошлую пятницу мы столкнулись у ворот Фернли-парка. Вы спросили у меня дорогу.
   – Еще что скажете?
   – Так вы признаете это? – спросил инспектор.
   – Я ничего не призна́ю, пока не выясню, что вы мне шьете.
   – Вы что же, не читали газет в последние несколько дней? – впервые подал голос Пуаро.
   Парень с подозрением сузил глаза.
   – Ах вот оно что! Я читал, что в Фернли пришили какого-то старикашку. Пытаетесь повесить это на меня?
   – Вы были там тем вечером, – вкрадчиво сказал Пуаро.
   – Чем докажете, мистер?
   – Вот этим. – Пуаро достал что-то из кармана и показал задержанному. Это было гусиное перо, которое мы нашли в беседке.
   Лицо парня передернулось и он машинально потянулся к перу.
   – Нет, мой друг «снежка» в нем уже нет, – покачал головой Пуаро. – Мы обнаружили его пустым в летнем павильоне, где вы обронили его в тот вечер.
   Чарльз Кент нерешительно посмотрел на него.
   – А вы, индюк заморский, до черта много знаете об этом, как я погляжу? Тогда должны знать вот что: старикана укокошили между без четверти десять и десятью часами. Ведь так написано в газетах?
   – Верно, – согласился Пуаро.
   – Да, но так ли было все на самом деле? Вот к чему я клоню.
   – Справьтесь у этого джентльмена. – Пуаро указал на инспектора Реглана. Последний замялся, вопросительно посмотрел на суперинтенданта Хейса, затем на Пуаро и, наконец, как бы получив молчаливое разрешение, подтвердил:
   – Все так. Между девятью сорока пятью и десятью часами.
   – Тогда вы сцапали не того, – сказал Кент. – В двадцать пять минут десятого я был уже далеко от Фернли-Парка. Можете справиться в «Собаке и свистке» – это салун примерно в миле от Фернли по кранчестерской дороге. Помнится, я там немного побузил. Примерно без четверти десять это и было. Ну что, съели?
   Инспектор Реглан сделал какую-то пометку в блокноте.
   – И что дальше? – с вызовом спросил Кент.
   – Мы проведем расследование, – сказал инспектор. – Если вы сказали правду, вам нечего опасаться. Но в любом случае мы хотим знать, с какой целью вы явились в Фернли-парк.
   – Хотел повидаться кое с кем.
   – С кем же?
   – Не ваше собачье дело.
   – Повежливее, дружище, следите за языком, – предупредил начальник полиции.
   – К чертям вежливость. Я был там по своим делам и убрался еще до того, как произошло убийство – вот и все, что вам, ищейкам, надо знать.
   – Вы назвались Чарльзом Кентом, – сказал Пуаро. – Могу я спросить, где вы родились?
   Парень пристально посмотрел на него, а потом ухмыльнулся.
   – Я чистокровный англичанин.
   – Да, несомненно, – задумчиво сказал Пуаро. – Мне даже кажется, что вы родом из Кента.
   Задержанный взъерепенился.
   – Это еще почему? Из-за фамилии? Что ж по-вашему, каждый, кто родился в графстве Кент, так и прозывается?
   – Далеко не каждый. Такую фамилию получают лишь при определенных обстоятельствах, – с расстановкой сказал Пуаро. – Понимаете, о чем я? При весьма исключительных обстоятельствах.
   В его словах и тоне, которым он их произнес, таился какой-то намек. Полицейские с удивлением переглянулись. Что же до Чарльза Кента, он покраснел как рак, и в какой-то момент мне показалось, что сейчас он вцепится Пуаро в горло. Однако парень взял себя в руки, и отвернулся, издав сухой смешок.
   Пуаро кивнул с удовлетворением, точно получил необходимый ответ, и направился к выходу. Я последовал за ним, а вскоре к нам присоединились инспектор и суперинтендант.
   – Мы проверим его заявление, – пообещал Реглан. – Впрочем, не думаю, что он врет. Но как бы то ни было он должен все-таки объяснить, что ему понадобилось в Фернли. Подозрение в шантаже я с него и не думаю снимать. Однако, если он сказал правду, в убийстве он не замешан. Когда его задержали, при нем было десять фунтов – сумма немаленькая. Возможно, пропавшие сорок фунтов достались именно ему. Номера банкнот не совпадают, но любой на его месте, разумеется, сразу же обменял бы деньги. Должно быть, мистер Экройд заплатил ему, и он постарался побыстрее смыться. А почему вы так прицепились к месту его рождения? Что из того, что он из Кента?
   – Ничего особенного, просто маленькая идея, – легкомысленно махнул рукой Пуаро. – Я ведь этим и знаменит – своими маленькими идеями.
   – Чем-чем? – Реглан взирал на него с ошарашенным видом.
   Суперинтендант залился хохотом.
   – Много раз я слышал, как инспектор Джепп повторяет: «Ох уж этот мусью Пуаро и его маленькие идеи! Слишком уж вычурно для меня, но в них всегда что-то есть!» Так он говорил.
   – Вот вы смеетесь надо мной, – Пуаро тоже улыбнулся, – но имейте в виду: старики порой смеются последними, когда молодым уже совсем не до смеха!
   И с глубокомысленным видом кивнув на прощание представителям власти, Пуаро покинул управление полиции.
   Мы пообедали в отеле. Теперь-то я знаю, что к этому моменту он уже почти распутал дело. Оставался последний узелок.
   Но тогда я об этом даже не подозревал. Я видел, что он склонен к бахвальству и показным жестам, поэтому был уверен, что на самом деле то, в чем не смог разобраться я, столь же озадачивает и его.
   А главная задача была вот какая: что же понадобилось Чарльзу Кенту в Фернли? Снова и снова я задавал себе этот вопрос и не находил решения.
   Наконец я рискнул поинтересоваться, что думает по этому поводу Пуаро. Ответ последовал незамедлительно.
   – Мон ами, я не думаю – я знаю.
   – В самом деле? – недоверчиво уронил я.
   – Да, в самом деле. Если я отвечу, что в ту ночь он отправился в Фернли, потому что родился в Кенте – вам это что-то скажет?
   Я уставился на него.
   – Мне это определенно ни о чем не говорит.
   – Ах, какая досада! – с сожалением сказал Пуаро. – Ну, да это ничего. У меня есть еще одна маленькая идея.

Глава 19
Флора Экройд

   На следующее утро, когда я возвращался с обхода, меня окликнул инспектор Реглан. Я притормозил, и инспектор вскочил на подножку.
   – Доброе утро, доктор Шеппард. Ну, с этим алиби все в порядке – оно подтвердилось.
   – Вы говорите о Чарльзе Кенте?
   – О нем самом. Салли Джонс, официантка из «Собаки и свистка», прекрасно его запомнила. Из пяти фотокарточек выбрала именно его портрет. В паб он вошел без четверти десять, а от «Собаки и свистка» до ворот Фернли больше мили пути. Девушка заприметила, что у него при себе было много денег – на ее глазах он вытащил из кармана пачку банкнот. Говорит, для человека в таких башмаках, как у этого парня – это целое состояние. Ну, вот мы и выяснили, куда девались пропавшие сорок фунтов.
   – А Кент по-прежнему отказывается сообщить, что привело его в Фернли-Парк?
   – Он упрям, как мул. Хейс звонил сегодня из Ливерпуля – они ничего от него не добились.
   – А вот Эркюль Пуаро утверждает, что знает, почему ваш подозреваемый ошивался там тем вечером.
   – И почему же? – не на шутку разволновался инспектор.
   – По его словам, Кент пошел в Фернли-Парк, потому что родился в Кенте, – сказал я желчно.
   Замешательство на лице инспектора, столько похожее на то, что испытал я сам, стало мне наградой и утешением.
   С минуту Реглан продолжал недоуменно на меня пялиться, затем его лицо расплылось в понимающей ухмылке и он постучал согнутым пальцем по лбу.
   – Шариков не хватает. Я уже давно это подозревал. Бедный старикан, вот почему ему пришлось отказаться от практики и поселиться здесь. Вероятно, это у них семейное. У него есть сумасшедший племянник.
   – У Пуаро? – изумился я.
   – Да. Разве он никогда о нем не упоминал? Насколько я понял, паренек довольно смирный и с ним нет особых хлопот, но бедняга безумен, как шляпник.
   – Откуда вы о нем узнали?
   Ухмылка на лице Реглана стала еще шире.
   – Да ваша же сестрица, мисс Шеппард, все мне и рассказала!
   Нет, Кэролайн просто неподражаема! Она не сможет спокойно спать, покуда не вызнает в подробностях все семейные тайны нового знакомого. Каюсь, мне так и не удалось внушить ей, что правила хорошего тона требуют держать полученные сведения при себе.
   – Запрыгивайте, инспектор. – Я открыл дверцу машины. – Мы вместе наведаемся в «Лиственницы» и познакомим нашего бельгийского приятеля с последними новостями.
   – Да, полагаю, так будет лучше. В конце концов, даже если старик немного не в себе, совет-то насчет отпечатков пальцев был весьма полезным. Может, и в этой чуши, которую он наболтал насчет парня из Кента, обнаружится какой-то смысл.
   Пуаро встретил нас с обычным радушием и любезной улыбкой на лице. Он выслушал рассказ инспектора, время от времени кивая.
   – Кажется, этот парень чист, – заключил инспектор довольно мрачным тоном. – Не может же человек кого-то укокошить, если он в это самое время напивается в пабе в миле от места убийства.
   – Собираетесь его отпустить?
   – Не вижу другого выхода. Мы не вправе посадить его только по подозрению, что деньги получены нечестным путем. У нас нет доказательств.
   Раздосадованный инспектор швырнул в камин обгорелую спичку. Пуаро тотчас подобрал ее и аккуратно положил в коробочку, предназначенную специально для этих целей. Он проделал это совершенно механически – я видел, что мысли маленького детектива витают где-то далеко.
   – На вашем месте я бы не торопился отпускать этого Чарльза Кента, – сказал он наконец.
   – Что вы такое говорите? – уставился на него Реглан.
   – То, что слышите. Вы не должны пока что освобождать его из-под стражи.
   – Вы же не хотите сказать, что он все-таки замешан в убийстве?
   – Думаю, нет, но… пока что я ни в чем не уверен.
   – Но я же только что ясно дал понять, что мы не можем…
   – Мез уи́, мез уи! Конечно, я слышал, что вы сказали. Я не глухой, и, слава богу, еще не выжил из ума. Но вы подходите к делу не с того… как это сказать – не с того угла?
   Инспектор не сводил с него пристального взгляда.
   – Мне невдомек, как тут можно действовать по-другому. Слушайте, мы же знаем, что без четверти десять мистер Экройд был еще жив. Это-то вы признаёте?
   Пуаро посмотрел на него с улыбкой и энергично затряс головой.
   – Я не признаю́ ничего, что не было доказано!
   – Но у нас же есть доказательства! Ведь мисс Флора Экройд совершенно ясно сказала…
   – Что она пожелала дядюшке спокойной ночи? Простите, но я не верю на слово юным леди – даже если они так очаровательны и нежны, как мадемуазель Флора.
   – Но ведь чертов дворецкий видел, как она вышла из кабинета!
   – Ничего подобного он не видел! – Голос Пуаро прозвучал неожиданно резко. – Я убедился в этом на днях, проведя небольшой эксперимент – помните, доктор? Паркер увидел ее стоящей у двери и держащейся за ручку. Как она выходила из кабинета, он не видел.
   – Но… но откуда же она тогда появилась?
   – Возможно, спустилась по лестнице.
   – По лестнице?
   – Да, такова моя маленькая идея.
   – Но эта лестница ведет только в спальню мистера Экройда и больше никуда.
   – Вот именно.
   Судя по виду инспектора, он все еще пребывал в недоумении.
   – Так вы думаете, она была в спальне своего дяди? Но что в этом такого? Зачем ей понадобилось лгать?
   – А! В том-то и суть! Все зависит от того, что она там делала, не так ли?
   – Черт возьми! Уж не обвиняете ли вы ее в краже? Хотите сказать, это мисс Экройд взяла те сорок фунтов?
   – Я никого не обвиняю, – сказал Пуаро. – Однако подумайте вот о чем. У них – у матери и у дочери – была не очень-то веселая жизнь. Счета накапливались, постоянно возникали недоразумения по поводу всяких мелочей. Роджер Экройд, как мы знаем, был довольно скуп. Девушка вроде Флоры Экройд легко могла бы оказаться в затруднительной ситуации из-за сравнительно небольшой суммы. Давайте представим себе ее действия – шаг за шагом. Итак, она взяла деньги. Она уже спускается, как вдруг из холла доносится дребезжание стаканов. Без сомнения, это Паркер идет с подносом в кабинет мистера Экройда. Она ни в коем случае не может допустить, чтобы ее застукали на лестнице, ведущей в спальню дяди – ведь Паркер сочтет это весьма странным, а когда денег хватятся, непременно вспомнит, что видел ее там. У нее есть пара секунд, чтобы подбежать к двери кабинета и взяться за ручку, притворяясь, будто она только что вышла из этой комнаты. Она говорит первое, что пришло в голову – Роджер Экройд якобы просил ее еще раз передать прислуге, чтобы его не беспокоили. А затем идет к себе.
   – Да, но почему она не сказала правду потом? Ведь она не могла не понимать, как важны ее показания!
   – А потом, – бесстрастно сказал Пуаро, – мадемуазель Флора узнаёт, что в доме полиция и что произошло ограбление. Естественно, она лжет о своих передвижениях этим вечером. Услышав, что ее дядя мертв, мадемуазель Флора падает в обморок – а современные девушки, друзья мои, не лишаются чувств без веской причины. Э бьен! Отныне она должна придерживаться своей выдуманной истории, иначе придется поведать горькую правду. А юной прелестной барышне нелегко признаться в том, что она воровка, в особенности перед тем, чье уважение она стремится сохранить.
   Реглан трахнул кулаком по столу.
   – Не верю! Это совершенно… этого не может быть! А вы что же – все это время знали правду?
   – Я с самого начала заподозрил, что мадемуазель Флора что-то скрывает от нас, – признался Пуаро. – Чтобы удостовериться, я поставил маленький опыт, о котором уже упомянул. Доктор Шеппард мне помогал.
   – Вы же сказали, что хотите проверить Паркера! – упрекнул я.
   – Мон ами, ну должен же я был что-то сказать, – извиняющимся тоном произнес Пуаро.
   Инспектор поднялся с места.
   – Делать нечего. Мы должны немедленно встретиться с юной леди, застать ее врасплох. Поедете со мной в Фернли, мсье Пуаро.
   – Конечно. Думаю, доктор Шеппард довезет нас туда в своем авто.
   Я, разумеется, не возражал.
   Мы справились о мисс Экройд, и нас проводили в бильярдную. Флора и майор Гектор Блант сидели рядышком у окна на длинном диване.
   – Доброе утро, мисс Экройд, – сказал инспектор. – Не могли бы вы уделить нам время для приватной беседы?
   Блант немедленно встал и направился к двери.
   – О чем вы хотите поговорить? – нервно спросила Флора. – Не уходите, майор Блант. Он может остаться, не так ли? – обратилась она к инспектору.
   – Как пожелаете, – сухо сказал инспектор. – У меня к вам парочка вопросов, мисс, которые я предпочел бы задать вам наедине – и, осмелюсь сказать, это и в ваших интересах.
   Флора пристально посмотрела на него. Я видел, что с ее лица сбежали все краски. Затем она повернулась в сторону Бланта.
   – Я прошу вас остаться – пожалуйста, это очень важно для меня. Что бы ни хотел сказать мне инспектор, я желаю, чтобы вы это услышали.
   Реглан пожал плечами.
   – Что ж, если таково ваше решение, я умываю руки. Вот что, мисс Экройд: у мсье Пуаро появилась любопытная гипотеза. Он предполагает, что в прошлую пятницу вы не заходили к дядюшке, чтобы пожелать ему доброй ночи, что вы вообще не переступали порог кабинета и что когда вас увидел Паркер, вы спустились по лестнице, ведущей из спальни мистера Экройда.
   Флора перевела взгляд на Пуаро. В ответ он кивнул.
   – Мадемуазель, когда мы на днях сидели за столом, я умолял вас ничего от меня не скрывать. Я ведь предупреждал, что если папе Пуаро не говорят правду, он находит ее сам. Вы ведь это помните? Давайте, я облегчу вам задачу. Это вы взяли деньги?
   – Деньги! – резко произнес Блант.
   Наступила тишина, которая длилась не менее минуты. Потом Флора встала, выпрямилась во весь рост и заговорила.
   – Мсье Пуаро совершенно прав. Я взяла эти деньги. Я совершила кражу. Да-да, я обыкновенная вульгарная воровка. Теперь вы это знаете, и я рада, что все наконец открылось. Последние несколько дней я жила словно в кошмарном сне! – Она вдруг рухнула на свое место и закрыла лицо руками. Голос сквозь пальцы звучал сдавлено и хрипло: – Вы представить себе не можете, что за жизнь была у меня с тех пор, как я приехала сюда! Вечно нуждаться то в одном, то в другом, жульничать, чтобы это получить, мучиться из-за счетов, умолять об отсрочке, лгать, что скоро заплатишь… О! Когда я вспоминаю об этом, то становлюсь сама себе отвратительна! Вот что свело нас с Ральфом – мы оба слабаки! Я понимала и прощала его, потому что мы слеплены из одного теста. В одиночку мы бы не выжили – бесхребетные, жалкие, презренные создания.
   Она отняла руки от лица, посмотрела на Бланта и внезапно топнула ногой.
   – Что вы уставились на меня так, словно ушам своим не верите? Может быть, я и воровка, но лгуньей быть я больше не хочу. Не стану я притворяться девушкой, которая могла бы вам понравиться – юной, невинной и бесхитростной! Мне наплевать, если вы больше никогда не захотите даже посмотреть в мою сторону. Я ненавижу и презираю себя, но в одном вы должны мне поверить: если бы я знала, что это как-то поможет Ральфу, я бы, не колеблясь, сказала правду. Но я видела, что Ральф увяз по уши, и моя ложь уже никак ему не навредит.
   – Ральф, – медленно произнес майор Блант. – Понимаю – всегда Ральф.
   – Ничего-то вы не понимаете, – с безнадежностью в голосе сказала Флора. – И никогда не поймете.
   Она повернулась к инспектору.
   – Я все признаю́. Я оказалась в отчаянном положении из-за денежных неурядиц. Дядю после ужина я в тот вечер больше не видела. Что касается денег, поступайте, как вам заблагорассудится. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.
   Не выдержав, она опять закрыла лицо руками и выбежала вон.
   – Вот, значит, как… – Инспектор явно пребывал в растерянности, не зная, что делать дальше. Блант шагнул к нему.
   – Инспектор Реглан! Мистер Экройд лично вручил мне эту сумму, она была предназначена для особых целей. Мисс Экройд никогда не прикасалась к этим деньгам, а пследнее ее утверждение является ложью, призванной выгородить капитана Пейтона. Истина такова, как я вам ее изложил, и я готов подтвердить свои слова под присягой.
   Он судорожно дернул головой, что, очевидно, означало поклон, затем резко повернулся и вышел из комнаты.
   Пуаро мгновенно последовал за ним и догнал его в холле.
   – Мсье, будьте так любезны обождать одну минуточку.
   – Ну, сэр, что вам угодно? – нахмурившись, бросил Блант с нетерпением в голосе.
   – Дело вот в чем, – быстро заговорил Пуаро. – Меня и на секунду не провела ваша маленькая импровизация. Нет-нет, деньги и в самом деле взяла мисс Флора. И все же ваш поступок вызвал у меня восхищение. Вы – человек, который соображает и действует молниеносно.
   – Благодарю, но я ничуть не нуждаюсь в вашем одобрении, – холодно ответствовал Блант.
   Он сделал очередную попытку удалиться, но Пуаро, которого вовсе не обидела отповедь майора, вцепился в его локоть.
   – Пардон, но вы должны меня выслушать! Мне есть что сказать. На днях я говорил, что каждый в этом доме что-то скрывает. Вашу тайну я видел очень ясно. Вы всем сердцем любите мадемуазель Флору. Вы полюбили ее с первого взгляда, не так ли? Ах, не возражайте, оставьте эту чопорную английскую манеру делать из любви какой-то постыдный секрет! Вы любите мадемуазель Флору и пытаетесь утаить этот факт от всего мира. Это очень хорошо – так и должно быть. Но прислушайтесь к совету Эркюля Пуаро: не скрывайте свои чувства от нее самой.
   На протяжении этого монолога Блант несколько раз пытался вырваться и уйти, но заключительные слова Пуаро, казалось, приковали его внимание.
   – Что вы имеете в виду? – рявкнул он.
   – Вы убеждены, что она любит капитана Ральфа Пейтона – но я, Эркюль Пуаро, уверяю вас, что это не так. Мадемуазель Флора обручилась с капитаном Пейтоном, чтобы угодить дяде, а еще потому, что она увидела в замужестве возможность избавиться наконец от своего зависимого положения, которое день ото дня становилось все более невыносимым. Молодой человек был ей симпатичен, между ними возникло сочувствие и взаимопонимание. Но любви не было никогда! Сердце мадемуазель Флоры принадлежит вовсе не капитану Пейтону.
   – Что, черт возьми, вы хотите сказать? – повторил Блант, и я увидел, как на его щеках под загаром проступает жаркий румянец.
   – Вы были слепы, мсье. Слепы как крот! Конечно, пока Ральф Пейтон в опасности, мадемуазель ни за что от него не отступится. Эта малютка умеет хранить верность!
   Я почувствовал, что пришло время и мне молвить словцо-другое, чтобы помочь доброму делу.
   – Вчера вечером моя сестра сказала, что Флора никогда не была влюблена в Ральфа Пейтона и никогда его не полюбит, – ободрил я майора. – А моя сестра не ошибается в таких вещах.
   Но Блант оставил без внимания мой благонамеренный порыв – он не сводил глаз с Пуаро.
   – Вы действительно полагаете, что… – начал он и запнулся. Майор Блант – из тех хронических молчунов, которым трудно облечь свою мысль в слова. Зато его собеседнику подобный недуг был неведом.
   – Если сомневаетесь, спроси́те ее сами, мсье. Возможно, впрочем, что правда о пропавших деньгах вызвала у вас…
   Блант сердито фыркнул.
   – Да неужели вы думаете, что я поставлю ей это в упрек? Роджер всегда был невыносимым скрягой. Она попала в беду и не посмела ему признаться. Бедное дитя. Бедная одинокая девочка.
   Пуаро задумчиво посмотрел на боковую дверь.
   – Если не ошибаюсь, мадемуазель Флора ушла в сад, – пробормотал он.
   – Теперь я вижу, что вел себя как безнадежный остолоп, – отрывисто сказал Блант. – Ну и странный же у нас разговор вышел. Словно в одной из этих скандинавских пьес. Но вы молодчина, мсье Пуаро. Спасибо.
   Он схватил Пуаро за руку и так крепко пожал, что маленький бельгиец поморщился от боли. Затем майор устремился к двери, ведущей в сад.
   – Не такой уж безнадежный, – пробормотал Пуаро, осторожно разминая поврежденную конечность. – Просто влюбленный остолоп.

Глава 20
Мисс Рассел

   Самоотверженная ложь Бланта обманула инспектора Реглана не больше, чем нас. Всю дорогу до деревни он не переставал ныть и жаловаться.
   – Но это же все меняет! Теперь все придется начинать заново. Надеюсь, вы это понимаете, мсье Пуаро?
   – Думаю, что да, – откликнулся Пуаро. – Видите ли, ведь я уже какое-то время знал, как обстоят дела.
   Инспектор Реглан, узнавший это каких-то полчаса назад, посмотрел на него с несчастным видом и продолжил свои стенания.
   – Всем этим алиби теперь грош цена! Их требуется срочно пересмотреть! Выяснить, что делал каждый, начиная с девяти тридцати. Девять тридцать – новое время отсчета. Вы были правы насчет этого Кента – его ни в коем случае нельзя отпускать. Дайте-ка подумать… Значит, в девять сорок пять он был в «Собаке и свистке». Хватило бы пятнадцати минут, если бегом. Предположим, голос, который слышал мистер Реймонд, принадлежал Кенту – это он разговаривал с мистером Экройдом и просил денег, а тот ему отказал. Во всяком случае, ясно одно – это не он звонил из телефонной будки на платформе. Станция совсем в другом направлении и до нее не меньше полумили – стало быть, до «Собаки и свистка» добрые полторы… В пабе он пробыл примерно до десяти минут одиннадцатого… Проклятье, опять мы уперлись в этот чертов телефонный звонок!
   – Действительно, это весьма любопытно, – согласился Пуаро.
   – Допустим, звонил капитан Пейтон. Залез через окно в кабинет отчима, обнаружил труп, испугался, что его обвинят в убийстве, и убежал. Это возможно, не так ли?
   – Но зачем ему вообще понадобилось звонить?
   – Пейтон мог засомневаться – а в самом ли деле старик умер. Хотел поскорее вызвать врача, не выдавая при этом, где находится он сам. Как вам такая версия? Я бы сказал, это все объясняет, а?
   Инспектор напыжился и пребывал в таком восторге от самого себя, что наше согласие ему уже явно не требовалось.
   В это время мы подъехали к моему дому, и я поспешил к своим больным, которые давно заждались в приемной, а Пуаро с инспектором отправились пешком в полицейский участок.
   Отпустив последнего пациента, я прошел в каморку в задней части дома, которую называю мастерской – я очень горжусь радиоприемником, который собрал своими руками. Кэролайн эту мастерскую ненавидит. Я сам навожу в ней порядок и на порог не пускаю Энни с ее метелкой и совком – с нее станется перепутать мои драгоценные инструменты. Я как раз корпел над механизмом будильника, который женщины поспешили объявить безнадежно испорченным, когда дверь мастерской отворилась и показалась голова Кэролайн.
   – А, вот ты где, Джеймс, – уронила она с глубоким неодобрением. – Тебя хочет видеть мсье Пуаро.
   – Что ж, – сказал я довольно раздраженным тоном, поскольку при ее внезапном появлении вздрогнул и выронил крохотную деталь, – если он хочет меня видеть, пусть придет сюда.
   – Сюда?
   – Вот именно.
   Кэролайн неодобрительно фыркнула и вышла. Спустя минуту она явилась, сопровождая Пуаро, а затем снова удалилась, мстительно захлопнув за собой дверь.
   – Ага, мой друг! Думали, что избавились от меня? Не тут-то было! – Пуаро довольно потирал руки.
   – Вы закончили с инспектором? – спросил я.
   – На данный момент – более или менее. А вы уже приняли всех страждущих?
   – Вроде бы да.
   Пуаро уселся и, склонив набок свою яйцеобразную голову, посмотрел на меня с видом человека, который придумал забавный розыгрыш и намерен насладиться успехом своей затеи.
   – А вот и нет! Вам придется осмотреть еще одного пациента!
   – Кто же это? – удивился я. – Надеюсь, не вы?
   – Ах нет, мерси. У меня великолепное здоровье! Сказать по правде, это моя маленькая хитрость. Мне нужно кое с кем встретиться, и в то же время я отнюдь не желаю, чтобы вся деревня всполошилась и начала сплетничать, если ко мне с визитом явится дама. А к вам она уже приходила – в часы приема.
   – Мисс Рассел! – вскричал я.
   – Именно! Я очень хочу поговорить с ней, поэтому черкнул ей послание с просьбой записаться к вам на прием. Вы на меня за это не в обиде?
   – Ничуть, если, конечно, вы позволите мне присутствовать при этой беседе.
   – Помилуйте! Не стану же я вас выгонять из вашего собственного врачебного кабинета!
   – Знаете, – сказал я, бросая клещи, которые держал в руках, в ящик с инструментами, – все это чрезвычайно увлекательно! С каждым новым фактом, который возникает по ходу расследования, картина совершенно меняется – точно встряхиваешь калейдоскоп! Но зачем вам так срочно понадобилась мисс Рассел?
   Пуаро поднял брови.
   – Ведь это же очевидно! – воскликнул он.
   – Ну вот, вы опять за свое, – проворчал я. – Для вас-то все очевидно. А меня вы оставляете блуждать с завязанными глазами.
   Пуаро снисходительно покачал головой.
   – Вы неправы. Возьмем, к примеру, разоблачение мадемуазель Флоры. Инспектора это поразило до глубины души, а вы… вы и глазом не моргнули.
   – Мне и в голову не приходило, что она может оказаться воровкой! – возразил я.
   – Возможно. И все же я следил за выражением вашего лица. В отличие от инспектора Реглана, вы не удивились.
   – Наверное, вы правы, – немного подумав, согласился я. – Все это время я чувствовал, что Флора темнит, и когда правда вышла наружу, я, должно быть, подсознательно этого ожидал. Но бедняга Реглан и впрямь расстроился.
   – Ах! Этот бедняга был так удручен необходимостью пересматривать все свои версии, что я сумел воспользоваться его смятением и уговорил оказать мне маленькую услугу.
   – И какую же?
   Пуаро достал из кармана листок бумаги и прочел вслух то, что было на нем написано:

   Полиция уже несколько дней разыскивала капитана Ральфа Пейтона – приемного сына мистера Экройда из Фернли-Парка, который скончался при трагических обстоятельствах в прошлую пятницу. Капитан Пейтон был задержан в порту Ливерпуля, откуда он намеревался отплыть в Америку.

   Маленький детектив снова свернул листок и сунул его в карман.
   – Завтра, мой друг, это будет напечатано во всех газетах.
   Я оторопел.
   – Но… но это неправда! Его не было в Ливерпуле!
   Пуаро просиял.
   – Вы схватываете все на лету! Нет, его не задержали в Ливерпуле. Мне стоило труда убедить инспектора Реглана опубликовать это объявление. Я торжественно поклялся, что появление этой информации в печати на пользу делу, лишь после этого он сдался, оговорив, что снимает с себя всякую ответственность.
   Я изумленно уставился на Пуаро, он ответил улыбкой.
   – Не понимаю, чего вы добиваетесь, – сказал я наконец.
   – Вам следует задействовать свои серые клеточки, – посоветовал Пуаро. Он встал и подошел к моему верстаку.
   – Вижу, вы большой любитель всякой техники, – сказал он, рассматривая результаты моих трудов.
   У каждого мужчины должно быть хобби. Я похвастался перед Пуаро своим радиоприемником, и, ободренный его интересом, принялся демонстрировать хитроумные устройства собственного изобретения – всякие пустячки, полезные в домашнем хозяйстве.
   – Решительно, вы изменили своему призванию. Вам следовало стать инженером, а не врачом, – провозгласил Пуаро. – Но сейчас к вам явился пациент – я слышу звонок в приемной. Поспешим же туда.
   Я уже описывал впечатление, которое производило на меня лицо домоправительницы Экройда, хранившее следы былой красоты. Нынче утром оно поразило меня еще сильнее. Как всегда, она была одета очень скромно и опрятно, во все черное, и сохраняла свою горделивую осанку, но на ее щеках играл непривычный румянец. Сейчас я понял, что в молодые годы она, несомненно, была редкостной красавицей.
   – Доброе утро, мадемуазель, присаживайтесь, – приветствовал ее Пуаро. – Доктор Шеппард любезно позволил мне ненадолго воспользоваться его врачебным кабинетом, чтобы мы могли побеседовать без помех. Это очень важно.
   Мисс Рассел села на стул, сохраняя обычную невозмутимость. Если в душе ее и таилась какая-то тревога, внешне она никак не сказывалась.
   – Странный у вас способ вести расследование, позвольте заметить, – сказала она.
   – Мисс Рассел, у меня для вас новости.
   – Вот как?
   – В Ливерпуле арестован Чарльз Кент.
   Ни единый мускул не дрогнул на ее лице. Она просто округлила глаза и спросила с оттенком вызова в голосе:
   – Ну, а я здесь при чем?
   И тут до меня наконец-то дошло! Это сходство, все время меня преследовавшее, это ощущение, что в дерзких манерах Чарльза Кента проступает что-то неуловимо знакомое! Два голоса, один хриплый и грубый, другой невыразимо женственный – но оба до ужаса похожие по тембру и интонации! Незнакомец, встреченный в тот вечер у ворот Фернли-Парка напомнил мне мисс Рассел!
   Ошеломленный своим открытием, я взглянул на Пуаро, и он едва заметно кивнул.
   На вопрос мисс Рассел он всплеснул руками – эффектный, чисто галльский жест.
   – Я подумал, что вас это может заинтересовать, только и всего, – ласково сказал он.
   – С какой стати? Кто он вообще такой, этот Чарльз Кент?
   – Это тот самый человек, мадемуазель, который пробрался в Фернли-Парк в вечер убийства.
   – Что вы говорите?
   – К счастью для него, у него оказалось алиби – без четверти десять его видели в пабе в миле от усадьбы.
   – Ему повезло, – уронила мисс Рассел.
   – Но мы до сих пор не знаем, что ему понадобилось в Фернли. Вероятно, он с кем-то там встречался.
   – Боюсь, я ничем не могу вам помочь, – вежливо, но равнодушно сказала экономка. – Я ничего такого не слышала. Если это все…
   Она сделала движение, словно намереваясь встать и уйти. Пуаро удержал ее жестом.
   – Нет, это не все, – мягко сказал он. – Сегодня утром открылись кое-какие новые обстоятельства. Оказывается, мистера Экройда убили не без четверти десять, а раньше.
   Я увидел, как кровь отхлынула от лица мисс Рассел и оно помертвело. Экономка покачнулась на стуле.
   – Но ведь мисс Экройд… мисс Экройд сказала…
   – Мисс Экройд призналась, что солгала. В тот вечер она вообще не заходила в кабинет.
   – И что же это значит?
   – Это может означать, что Чарльз Кент – именно тот человек, которого мы ищем. Он был в Фернли в момент убийства и отказывается объяснить, что он там делал…
   – Я могу рассказать вам, чего он не делал! Он даже волоска на голове мистера Экройда не коснулся! Он и в глаза его не видел! Он вообще не заходил в дом! Клянусь вам, он тут ни при чем! – Она с мольбой во взоре подалась вперед. Ее железное самообладание рассыпалось в прах. Ужас и отчаяние были написаны на ее лице. – Мсье Пуаро! Мсье Пуаро, поверьте мне!
   Пуаро подскочил к ней и ободряюще похлопал по плечу.
   – Ну-ну, я вам верю. Мне просто нужно было заставить вас наконец заговорить.
   В ее взгляде вдруг вспыхнуло подозрение.
   – То, что вы сказали – правда?
   – Что Чарльз Кент подозревается в убийстве? Да, это правда. Только вы можете его спасти, рассказав, с какой целью он явился в Фернли-Парк.
   – Он приходил, чтобы встретиться со мной. – Она говорила глухо, торопливо. – Я велела ему ждать…
   – В летнем павильоне, да?
   – Откуда вы знаете?
   – Мадемуазель, работа Эркюля Пуаро заключается в том, чтобы узнавать мельчайшие детали. Я знаю, что перед ужином вы отлучились, чтобы оставить в беседке весточку с указанием времени, когда вы придете туда вечером.
   – Так и было. Он дал мне знать, что приедет, а я не посмела принять его в доме. Я написала ему, чтобы приходил в сад – я рассказывала ему об усадьбе и не сомневалась, что он сможет найти этот павильон. А испугавшись, что он не дождётся, я ненадолго улизнула из дома и оставила в беседке записку, там было сказано, что я приду примерно в десять минут десятого. Я не хотела, чтобы слуги знали о моей отлучке, и прошла в сад через гостиную. Наткнувшись по возвращении на доктора Шеппарда, я удивилась и испугалась – я не знала, что его ожидают к ужину, а он не мог не заметить, что я страшно запыхалась…
   Она умолкла.
   – Продолжайте, – сказал Пуаро. – Что случилось, когда вы пришли на свидание в девять часов десять минут? Что вы сказали друг другу?
   – Все так сложно. Понимаете…
   – Мадемуазель, – перебил ее Пуаро, – один вопрос мы должны прояснить раз и навсегда. То, что вы нам поведаете, не выйдет за эти стены – мы с доктором Шеппардом обещаем хранить вашу тайну. Если вам трудно говорить, скажу за вас: этот Чарльз Кент – ваш сын, не так ли?
   Она кивнула и залилась краской.
   – Никто не знал – никто, никогда. Это случилось давным-давно, в Кенте. Я была молода и не замужем…
   – Ясно. И вы дали ребенку фамилию по названию графства.
   – Мне повезло устроиться на хорошую работу. Я оплачивала его содержание и никогда не говорила ему, что он мой сын. Но он сбился с пути, стал выпивать, потом пристрастился к наркотикам. Мне удалось оплатить его переезд в Канаду. Несколько лет я не получала от него никаких известий. А потом он каким-то образом узнал, что я его мать. Он написал мне, попросил денег. Вскоре он снова объявился в Англии. Он сообщил мне, что хочет навестить меня в Фернли. Я не могла позволить ему переступить порог дома, в котором пользовалась таким уважением. Если бы кто-то узнал – мне пришлось бы распрощаться с должностью. Поэтому я устроила все так, как рассказала вам.
   – А зачем вы утром приходили к доктору Шеппарду?
   – Меня не оставляла надежда, что еще не поздно как-то помочь моему сыну. Он был вовсе не плохим мальчиком – до того, как его сгубило это зелье.
   – Понятно. Но вернемся к событиям того вечера. Что произошло между вами в павильоне?
   – Когда я пришла туда после ужина, он ждал меня. Он разговаривал со мной очень грубо, даже оскорбительно. Я принесла все деньги, которые мне удалось скопить, и отдала ему. Мы немного поговорили, а потом он ушел.
   – Назовите точное время, когда это произошло.
   – Должно быть, в девять двадцать – девять двадцать пять. Когда я вернулась, на часах не было еще и половины десятого.
   – Куда отправился Чарльз Кент?
   – Он ушел тем же путем, которым явился, по тропинке, что ведет до ворот усадьбы.
   Пуаро кивнул.
   – И что же вы делали дальше?
   – Вернулась в дом. Майор Блант расхаживал взад-вперед по террасе и курил, так что пришлось сделать крюк и войти через боковую дверь. Как я уже сказала, было около половины десятого.
   Пуаро снова кивнул. Он черкнул пару слов в своей микроскопической записной книжке.
   – Пожалуй, это все, – задумчиво сказал он.
   – Следует ли мне, – мисс Рассел запнулась. – Должна ли я рассказать обо всем этом инспектору Реглану?
   – Возможно, вам придется это сделать. Но не будем торопиться. Будем действовать разумно, придерживаясь порядка и метода. Официально Чарльзу Кенту еще не предъявляли обвинения в убийстве. Обстоятельства могут сложиться так, что ваша исповедь не понадобится.
   Мисс Рассел встала.
   – Благодарю вас от всей души, мсье Пуаро. Благодарю за вашу доброту – вы были очень добры. Вы… вы верите мне, правда же? Мой Чарльз не имеет никакого отношения к этому гнусному убийству!
   – Нет сомнений, что человек, который разговаривал с мистером Экройдом в его кабинете в девять тридцать, никак не мог быть вашим сыном. Мужайтесь, мадемуазель. Все образуется.
   Мисс Рассел ушла. Мы с Пуаро остались вдвоем.
   – Вот оно что, – сказал я. – Опять мы вернулись к Ральфу Пейтону. Каждый раз одно и то же. Но как вы поняли, что Чарльз Кент приходил именно к мисс Рассел? Вы тоже заметили семейное сходство?
   – Я понял, что неизвестный гость приходил именно к экономке, еще задолго до того, как вас пригласили опознать Чарльза Кента. Когда мы нашли это перо в беседке, я сообразил, с какой целью оно использовалось. Затем я узнал, что мисс Рассел расспрашивала вас о лечении наркотической зависимости, нашел статью о кокаине в утренней газете, и все стало яснее ясного. В то утро она получила весточку от какого-то наркомана, потом прочла заметку и явилась к вам за дополнительной информацией. Первым делом ей на ум пришел кокаин, ведь именно ему была посвящена статья. Испугавшись, что может как-то выдать себя, она поспешно переключилась на тему загадочных убийств с помощью ядов, которые невозможно распознать. Я заподозрил, что она тревожится из-за сына или брата – словом, из-за какого-то близкого человека, отношения с которым она предпочитает хранить в тайне… Ах, но мне уже пора! Вы опоздаете к столу.
   – Останьтесь, пообедайте с нами, – пригласил я.
   Пуаро покачал головой. В его глазах блеснул озорной огонек.
   – Ну нет, не сегодня. Мне не хотелось бы второй день подряд обрекать мадемуазель Кэролайн на вегетарианскую диету.
   Да, от Эркюля Пуаро невозможно хоть что-нибудь скрыть, подумалось мне.

Глава 21
Заметка в газете

   Наивно было бы надеяться, что от взора Кэролайн укроется визит мисс Рассел в мою приемную. Поэтому я заранее подготовил правдоподобный рассказ о больном колене домоправительницы Фернли-Парка. Но Кэролайн даже не собиралась задавать вопросы. В отличие от меня – она так и выразилась – сестра прекрасно знала, зачем на самом деле приходила мисс Рассел.
   – Выпотрошить тебя, Джеймс. Вытянуть из тебя все что тебе известно самым беспардонным образом. И не спорь, ты ведь даже не заметил, как она проделала это с тобой. Мужчины такие простофили! Она видит, что мсье Пуаро доверяет тебе, вот и пытается выведать у тебя секретную информацию. Знаешь, что я думаю, Джеймс?
   – Представить себе не могу. У тебя в голове так много невероятных мыслей!
   – Сарказм тут неуместен. Я уверена, что мисс Рассел знает куда больше о смерти мистера Экройда, чем рассказывает.
   Кэролайн с торжествующим видом откинулась на спинку кресла.
   – Ты действительно так думаешь? – рассеянно спросил я.
   – Ты сегодня какой-то вялый, Джеймс, ничем тебя не проймешь. Это все печень!
   И далее наша беседа развивалась в сугубо интимном ключе.
   Заметка, инспирированная Пуаро, появилась в нашей ежедневной газете уже на следующее утро. Не знаю, какие цели преследовал бельгиец, публикуя эту дезинформацию, но на Кэролайн она произвела эффект разорвавшейся бомбы.
   Немного опомнившись, сестрица начала с откровенной лжи: дескать, она всегда это говорила. Я выразительно поднял брови, но спорить не стал. Однако Кэролайн все же почувствовала укол совести, поскольку добавила:
   – Возможно, я и не указала конкретно Ливерпуль, но я с самого начала утверждала, что он попытается удрать в Америку. Как доктор Криппен [13 - Хоули Харви Криппен (1862–1910), более известный как доктор Криппен – врач-гомеопат и дантист, один из самых знаменитых преступников начала ХХ века. Был обвинен в жестоком убийстве жены, бежал вместе с любовницей в Америку и пытался скрыться, но был арестован. Первый преступник, чье задержание стало возможным благодаря использованию радиосвязи. Процесс над Криппеном вызвал огромную шумиху в прессе.].
   – Криппена поймали, – напомнил я.
   – Вот и Ральфа поймали. Бедный мальчик! Джеймс, ты обязан приложить все усилия, чтобы вытащить его из петли.
   – И что, по-твоему, я могу сделать?
   – Но ты же врач! Ты знаешь его с самого детства. Неподсуден по причине слабоумия – именно этой линии следует придерживаться. Кстати, я буквально на днях читала, что пациентам Бродмурской клиники для душевнобольных преступников живется совсем неплохо – там только избранное общество и все такое, это почти клуб для джентльменов.
   Вздорные рассуждения Кэролайн кое-что мне напомнили.
   – А почему ты мне не рассказывала, что у Пуаро есть сумасшедший племянник? – с любопытством спросил я.
   – А, так он и тебе все рассказал? Несчастный молодой человек, и такое горе для его родных! До сих пор они держали его дома взаперти, но это становится невыносимым и, по всей видимости, придется подыскать для него специальное заведение.
   – Вижу, ты уже в курсе всех семейных проблем нашего соседа, – заметил я раздраженно.
   – До определенной степени, – самодовольно кивнула Кэролайн. – Люди рады, когда могут излить душу и рассказать о своей беде понимающему человеку.
   – Если они делают это добровольно – разумеется. Но когда сокровенные тайны тащат из них клещами – это совсем другое дело.
   Кэролайн приняла вид христианской мученицы, дарующей прощение своим истязателям.
   – Ты такой бирюк, Джеймс, так ненавидишь что-то рассказывать или кого-то расспрашивать, что уверен, будто и все окружающие должны брать с тебя пример. Смею полагать, я достаточно хорошо воспитана, чтобы не совать нос в чужие дела. Например, когда мсье Пуаро заглянет к нам после обеда – а он обмолвился, что хотел бы зайти – я не стану допытываться, кто заходил к нему сегодня спозаранку.
   – У него утром был гость? – спросил я.
   – Ни свет ни заря, еще даже молоко не доставили. Я случайно выглянула в окно – услышала, как скрипнула ставня. У мсье Пуаро был посетитель. Он приехал в закрытом автомобиле, а воротник плаща был поднят, так что я не смогла рассмотреть его хорошенько. Но я скажу тебе, о чем я догадываюсь, а потом проверим, так ли это.
   – И о чем же ты догадываешься?
   Кэролайн напустила на себя таинственный вид.
   – Это приехал эксперт из министерства внутренних дел! – сообщила она свистящим шепотом.
   – Эксперт из министерства внутренних дел! – ошеломленно повторил я. – Однако! Кэролайн, дорогая моя!
   – Запомни мои слова, Джеймс, и вскоре ты убедишься, что я была права. Все проще простого. Эта Рассел стащила яд у тебя из смотровой и тем же вечером отравила Роджера Экройда.
   Я расхохотался от души.
   – Какая ерунда! Тебе не хуже моего известно, что Экройда ударили кинжалом в шею!
   – Уже после смерти, Джеймс, – сказала Кэролайн. – Чтобы запутать следствие.
   – Дорогая моя, я тщательнейшим образом осмотрел тело и знаю, о чем говорю. Эта рана не была нанесена после смерти, именно она и стала причиной смерти, так что выкинь все эти бредни из головы!
   Кэролайн промолчала с многозначительным видом, прекрасно зная, как это меня бесит.
   – Скажи мне, Кэролайн, есть у меня медицинская степень, или ее нет?
   – Конечно, у тебя есть медицинская степень, Джеймс – во всяком случае, насколько мне известно. Но чего у тебя нет – так это воображения.
   – Поскольку в нашей семье ты наделена им сверх всякой меры, на мою долю, очевидно, уже ничего не осталось, – огрызнулся я.
   Когда Пуаро явился с обещанным визитом, я позабавился от души, наблюдая за хитроумными маневрами сестры. Ни о чем не спрашивая напрямую, она всеми мыслимыми способами пыталась выведать у Пуаро, кто был его таинственный посетитель. Увидев насмешливые искорки в глазах маленького бельгийца, я понял, что эти ухищрения им замечены. Однако он сделал вид, что не понимает истинной цели ее наводящих вопросов, и парировал их так искусно, что в конце концов загнал бедную Кэролайн в тупик.
   По-видимому, вполне насладившись этой игрой, Пуаро встал.
   – Мне необходим моцион, чтобы держать себя в форме, – пояснил он. – Не хотите прогуляться, доктор? А потом мисс Кэролайн, возможно, угостит нас чаем.
   – Буду очень рада, – сказала Кэролайн. – А ваш… э… гость присоединится к нам?
   – О, как вы добры! – умилился Пуаро. – Но нет, мой гость отдыхает. Совсем скоро я вас с ним познакомлю.
   – Кто-то мне говорил, что он ваш старинный приятель, – предприняла последнюю героическую попытку Кэролайн.
   – Вот как? Вам и в самом деле так сказали? – рассеянно бросил Пуаро. – Пойдемте, доктор.
   Прогуляться Пуаро решил в сторону Фернли, и это не стало для меня сюрпризом. Кажется, я начал постигать суть его метода и понимать, как из мелочей складывается целая картина.
   – Друг мой, есть у меня к вам дельце, – довольно скоро заговорил маленький детектив. – Я намерен устроить сегодня званый вечер в моей гостиной. Вы придете, не так ли?
   – Конечно.
   – Бьен. А кроме того я хотел бы видеть всех обитателей Фернли-Парка: миссис Экройд, мадемуазель Флору, майора Бланта и мсье Реймонда. Пригласите их, пожалуйста, от моего имени. Эта маленькая ассамблея намечена на девять часов. Вы ведь исполните мою просьбу?
   – С удовольствием, но почему бы вам самому не позвать их?
   – Потому что сразу же начнутся вопросы: «Зачем?» «Почему?» Они примутся выпытывать, о чем пойдет речь. А, как вы знаете, друг мой, я терпеть не могу разъяснять свои маленькие идеи раньше времени.
   Я не смог сдержать улыбку.
   – Мой друг Гастингс, – продолжал Пуаро, – тот самый, о котором я вам рассказывал, частенько говорил мне, что я «устрица в человеческом обличье». Но он был несправедлив. Что касается фактов, я ничего ни от кого не прячу. Но каждый истолковывает их по-своему.
   – Когда мне приступать?
   – Лучше всего немедленно. Мы уже у ворот усадьбы.
   – А вы не собираетесь зайти?
   – Нет, я лишь прогуляюсь немного по парку. А через четверть часа встретимся у сторожки привратника.
   Я кивнул и отправился выполнять его поручение. Единственным, кого я застал дома, была миссис Экройд. Хотя было рановато для чаепития, она уже наслаждалась первой чашкой. Меня ожидал любезный прием.
   – Ах, доктор, я так вам благодарна за то, что вы объяснили мсье Пуаро это глупое недоразумение! – просюсюкала она. – Но наша жизнь – поистине череда испытаний! Вы, конечно, уже слышали о Флоре?
   – Что именно? – осторожно спросил я.
   – Новая помолвка – Флора и Гектор Блант. Конечно, это не такая блестящая партия, как бедный Ральф. Но я на первое место ставлю счастье любимой дочери. Именно то, что требуется милой Флоре – мужчина в годах, благонамеренный и надежный, к тому же Гектор в своем роде просто выдающаяся личность. Видели новость об аресте Ральфа в утренней газете?
   – Да, я читал об этом.
   – Просто кошмар. – Содрогнувшись, миссис Экройд закрыла глаза. – Джеффри Реймонд сразу будто помешался. Начал названивать в Ливерпуль. Но в полицейском участке ему ничего не удалось выяснить. Они вообще сказали, что им ничего не известно об этом аресте. Мистер Реймонд настаивает, что все это ошибка – как это говорят? – газетная утка! Я запретила обсуждать эту тему при слугах – подумать только, какой позор! А все выглядело бы куда хуже, окажись Флора связанной с ним безвозвратно.
   Миссис Экройд в ужасе зажмурилась. Я начал задумываться, как бы мне половчее сменить тему и передать приглашение Пуаро. Но прежде чем я приступил к выполнению этой задачи, миссис Экройд снова заговорила.
   – Вы ведь были здесь вчера, когда пришел этот жуткий инспектор Реглан? Жестокий человек, он до смерти запугал Флору, заявив, будто это она взяла деньги из комнаты бедного Роджера. А ведь на самом деле это все высосано из пальца. Просто милой девочке срочно потребовалось несколько фунтов, но она не хотела беспокоить дядю, ведь он строго-настрого это запретил. Зная, где он хранит наличные деньги, она пошла в спальню и одолжила столько, сколько было нужно.
   – Вам это рассказала сама Флора? – спросил я.
   – Мой дорогой доктор! Нынешние девушки так впечатлительны! Они так легко поддаются внушению! Вы, конечно, слыхали о гипнозе и прочих вещах в этом роде. Инспектор кричит на нее, снова и снова повторяет слово «кража», пока у бедной девочки не возникает фрустрация – или нужно сказать «комплекс»? Всегда путаю эти два термина. И вот уже она искренне убеждена, что и впрямь украла эти несчастные сорок фунтов. Я-то сразу поняла, как обстояло дело. С другой стороны, все к лучшему, это недоразумение помогло им объясниться – я имею в виду Гектора и Флору. И у меня просто камень с души упал – теперь-то я могу признаться, одно время я опасалась, что между ней и молодым Реймондом возникло взаимное влечение. Вы только представьте, какой бы это был ужас! – голос миссис Экройд поднялся до пронзительного визга. – Всего-навсего секретарь, живущий на жалованье, практически без всяких личных средств!
   – Это стало бы для вас тяжелым ударом, – согласился я. – Но я заглянул по срочному делу, миссис Экройд. У меня для вас сообщение от мсье Эркюля Пуаро.
   – Для меня?
   Миссис Экройд выглядела весьма встревоженной. Я поспешил ее успокоить и объяснил, чего хочет Пуаро.
   – Разумеется, – протянула миссис Экройд с некоторым сомнением. – Если мсье Пуаро так настаивает, полагаю, мы должны прийти. Но что же ему нужно? Я хотела бы узнать это заранее.
   Ничуть не покривив душой, я заверил вдову, что мне об этом известно не больше, чем ей.
   – Что ж, так и быть, – неохотно сказала она. – Я передам остальным, и к девяти мы будем у мсье Пуаро.
   Я распрощался и вернулся к Пуаро, который уже поджидал меня в условленном месте.
   – Боюсь, потребовалось больше четверти часа, – извинился я. – Но если одна знакомая вам леди начинает говорить – у собеседника нет ни малейшего шанса вставить хоть слово.
   – Ничего страшного, я прекрасно провел время, – успокоил меня Пуаро. – Этот парк просто великолепен.
   Мы отправились в обратный путь. К моему изумлению, Кэролайн распахнула дверь, не успели мы позвонить – видимо, она поджидала нас, выглядывая в окно. Взбудораженная до предела и преисполненная важности, она приложила палец к губам.
   – Урсула Борн. Горничная из Фернли. Она здесь! – прошептала сестра. – Я усадила ее в столовой. Она просто в ужасном состоянии, бедняжка. Говорит, что должна немедленно увидеть мсье Пуаро. Я сделала все, что могла. Принесла ей горячего чаю. Просто сердце разрывается, глядя на нее.
   – Так она в столовой? – спросил Пуаро.
   – Сюда, – сказал я и распахнул дверь.
   Урсула Борн сидела за столом и при нашем появлении подняла голову, которую, очевидно, до того уронила на сложенные перед собой руки. Ее глаза были красными от слез.
   – Урсула Борн, – пробормотал я.
   Пуаро подался к ней.
   – Нет, – сказал он. – Думаю, вы ошибаетесь. Не так ли, дитя мое? Урсула Пейтон. Миссис Ральф Пейтон.

Глава 22
Рассказ Урсулы

   Несколько секунд девушка молча смотрела на Пуаро. Затем, окончательно утратив самообладание, кивнула и разразилась рыданиями.
   Кэролайн оттеснила меня в сторону, подбежала к Урсуле, обняла и принялась утешать.
   – Ну-ну, моя хорошая. Все пройдет, – приговаривала она, поглаживая девушку по плечу. – Все образуется, вот увидите.
   Под маской закоренелой деревенской сплетницы в Кэролайн скрыт неиссякаемый источник подлинной доброты. Сенсационное разоблачение, сделанное Пуаро, отошло в ее глазах на второй план перед взрывом безудержного отчаяния, овладевшего девушкой.
   Впрочем, Урсула постаралась взять себя в руки, села прямо и вытерла глаза.
   – Глупо и недопустимо с моей стороны так себя вести, – пробормотала она.
   – Нет, нет, дитя мое, – ласково сказал Пуаро. – Можно лишь представить себе, что вам пришлось перенести за эту неделю.
   – Просто чудовищное испытание, – согласился я.
   – И вдруг выясняется, что вам все известно! – молвила Урсула. – Как вы узнали? От Ральфа?
   Пуаро покачал головой.
   – Тогда вы знаете и то, почему я сюда пришла, – продолжала девушка. – Из-за этого… – Она протянула смятую газетную страницу, и мне бросилось в глаза знакомое объявление, которое дал Пуаро. – Здесь написано, что Ральф арестован. Стало быть, все кончено. Больше нет смысла притворяться.
   У Пуаро хватило такта устыдиться.
   – Не стоит верить всему, что напечатано в газетах, мадемуазель, – пробормотал он. – Но, думаю, вы действительно должны рассказать все без утайки. Чистосердечные признания – вот чего нам очень недостает в этом деле.
   Девушка медлила. В ее глазах отразилось сомнение.
   – Понимаю, вы мне не доверяете, – мягко сказал Пуаро. – И все же вы пришли именно ко мне, не так ли? Почему?
   – Потому что я не верю, что Ральф виновен, – сдавленно произнесла Урсула. – А вы, кажется, очень умный, вы можете найти настоящего убийцу. А кроме того..
   – Да?
   – По-моему, вы добрый.
   Пуаро энергично закивал.
   – Это очень хорошо. Да-да, очень хорошо, что вы… Дитя мое, я и в самом деле считаю, что ваш муж невиновен, но сейчас все складывается не в его пользу. Если вы хотите, чтобы я его спас, вы не должны ничего скрывать – даже если вам покажется, что правда лишь повредит Ральфу, потому что улик против него прибавится.
   – Какое счастье, что вы всё понимаете, – выдохнула Урсула.
   – Значит, вы расскажете мне вашу историю с самого начала, договорились?
   – Надеюсь, вы не намерены выставить меня из комнаты, – заявила Кэролайн, с непоколебимым видом устраиваясь в кресле. – Потому что я тоже хочу знать все. И прежде всего – зачем эта девочка переоделась горничной.
   – Переоделась? – не понял я.
   – Вот именно. Зачем вы это сделали, детка? Это что же, какое-то глупое пари?
   – Это жизнь, – резко сказала Урсула.
   И, окончательно овладев собой, она начала рассказ, который я изложу здесь своими словами.
   Урсула Борн была не то седьмым, не то восьмым ребенком обедневшего ирландского джентльмена. После смерти отца его дочерям пришлось покинуть родной кров и искать счастья в большом мире. Старшей сестре Урсулы посчастливилось выйти замуж за капитана Фоллиота. Именно с ней я встречался в прошлое воскресенье, и теперь стали понятны причины ее смущения. Полная решимости зарабатывать на жизнь собственным трудом, Урсула отвергла профессию бонны – единственное ремесло, доступное неопытной девушке ее круга – и предпочла стать горничной, бесповоротно порвав с прошлым, чтобы не навлекать на себя презрительных насмешек. Единственный раз она обратилась за помощью к сестре – чтобы та предоставила ей рекомендации. В Фернли-Парке она прекрасно себя зарекомендовала, несмотря на некоторую отчужденность, которая, как мы сами убедились, быстро породила разные толки. Но работницей она была незаменимой – расторопной, умелой, вежливой.
   – Мне нравилась эта работа, – объяснила Урсула. – Я быстро со всем управлялась и оставалось достаточно времени, чтобы заняться своими делами.
   А затем приехал Ральф Пейтон и начался роман, который увенчался тайным браком. Ральф с трудом заставил ее пойти на этот шаг, она с самого начала была против. Он заявил, что его отчим и слышать не захочет о женитьбе наследника на нищей ирландке. Гораздо разумнее, убеждал Ральф, заключить брак негласно и сообщить мистеру Экройду эту новость немного погодя, выбрав благоприятный момент.
   Итак, дело было сделано, и Урсула Борн стала Урсулой Пейтон. Ральф провозгласил, что намерен расплатиться с долгами, найти работу, а затем, когда он будет в состоянии содержать жену, они признаются во всем.
   Но таким людям, как Ральф Пейтон, куда легче начать новую жизнь в теории, нежели на практике. Он рассчитывал на то, что отчим, не зная о женитьбе, заплатит его долги и поможет встать на ноги. Но услышав о размерах суммы, которую задолжал приемный сын, Роджер Экройд пришел в ярость и наотрез отказался как-то ему помогать. Прошло несколько месяцев, прежде чем Ральф снова переступил порог Фернли-Парка. Роджер Экройд не стал ходить вокруг да около. Брак Флоры и Ральфа был его заветным желанием, которое он и высказал Ральфу в виде ультиматума.
   Тут-то и проявилась слабость характера, унаследованная Ральфом от матери. Как всегда, он ухватился за самое легкое решение, не требовавшее немедленных действий. Как я понял, ни Флора, ни Ральф, даже не притворялись, что влюблены. С обеих сторон это было чисто деловое соглашение. Перед Флорой замаячила долгожданная возможность получить свободу, распоряжаться деньгами, повидать мир. Положение Ральфа было, конечно, куда более щекотливым. Но ему позарез требовались деньги, и он воспользовался последним шансом выжать их из отчима. Его долги будут выплачены. Он может начать с чистого листа. Не в его привычках было заглядывать в отдаленное будущее, но мне представляется, что он смутно надеялся, что со временем его помолвка с Флорой будет приличным образом расторгнута по обоюдному согласию. С Флорой были солидарны в одном – никому из посторонних знать об обручении не следует. Больше всего на свете Ральф хотел скрыть его от Урсулы, инстинктивно чувствуя, что эта прямая и сильная натура ни за что не смирится с таким отвратительным обманом.
   Кризис наступил, когда Роджер Экройд с присущим ему своеволием решил предать помолвку огласке. Он не стал предупреждать Ральфа, а Флоре в тот момент было все равно, так что она не возражала. На Урсулу эта новость свалилась как гром среди ясного неба. Она написала Ральфу, и тот немедленно приехал из Лондона. Они встретились в лесу, и это их беседу подслушивала моя сестра. Ральф умолял жену еще немного потерпеть, но Урсула была полна решимости покончить с этим невыносимым положением. Она без всяких проволочек расскажет все мистеру Экройду. Супруги расстались в ссоре.
   Урсула исполнила свою угрозу и в тот же день в разговоре с глазу на глаз открыла правду Роджеру Экройду. Их беседа протекала бурно, но взрыв мог стать куда сильнее, не будь Экройд уже озабочен собственными проблемами. Его негодование было в основном направлено в адрес Ральфа, но и Урсула получила свою долю упреков – Экройд полагал, что она расчетливо «окрутила» приемного сына состоятельного человека. В результате оба наговорили друг другу много резких и обидных слов.
   Вечером Урсула выскользнула из дома через боковую дверь и встретилась с Ральфом в беседке, о чем они договорились заранее. Свидание состояло из взаимных укоров и обвинений. Ральф заявил, что поспешные откровения Урсулы безвозвратно погубили его планы, Урсула упрекала Ральфа в лицемерии. Наконец они расстались. А спустя полчаса было обнаружено тело Роджера Экройда. С той поры Урсула больше не видела Ральфа и не получала от него никаких известий.
   Слушая эту историю, я все больше проникался сознанием того, как события рокового вечера могли повлиять на будущее молодых супругов. Останься Экройд в живых, он непременно изменил бы завещание – я слишком хорошо его знал, чтобы сомневаться в этом. Его смерть была чрезвычайно своевременной для Ральфа и Урсулы Пейтонов. Неудивительно, что девушка предпочла помалкивать об их женитьбе.
   Мои размышления прервал Пуаро. Он начал говорить, и по его тонуя понял, что и он вполне осознает серьезность сложившейся ситуации.
   – Мадемуазель, я должен задать вам один вопрос, а вы должны ответить на него с предельной откровенностью, ибо от этого зависит все. Когда именно вы расстались с Ральфом Пейтоном и покинули летний павильон? Подумайте хорошенько и назовите время как можно точнее.
   Девушка издала вымученный смешок, полный безысходной горечи.
   – Думаете, я не спрашивала себя об этом – снова и снова, без конца? Я вышла из дома в половине девятого. Майор Блант расхаживал по террасе, так что мне пришлось пробираться кустами. Где-то в девять тридцать три я наконец добралась до беседки. Ральф уже ждал меня внутри. Я пробыла там не больше десяти минут, потому что когда я вернулась, часы в холле показывали без четверти десять.
   Теперь я понял, почему Урсула на днях так настойчиво допытывалась о времени убийства. Если бы удалось доказать, что Экройда закололи до девяти сорока пяти, Ральф был бы оправдан.
   Очевидно, Пуаро тоже подумал об этом, потому что не преминул уточнить:
   – Кто первым вышел из беседки?
   – Я.
   – А Ральф Пейтон остался внутри?
   – Да… но вы же не думаете, что…
   – Мадемуазель, что я думаю, сейчас не имеет значения. Что вы делали по возвращении в дом?
   – Поднялась в свою комнату.
   – И до какого времени вы оставались там?
   – Примерно до десяти часов.
   – Может ли кто-нибудь это подтвердить?
   – Подтвердить? Что я была в своей комнате? О… наверное, нет. Я понимаю! Полицейские могут подумать… могут подумать, что…
   Я увидел зарождающийся ужас в ее глазах.
   Пуаро закончил предложение за нее.
   – Что это вы забрались в кабинет через окно и закололи мистера Экройда, сидящего в кресле? Да, они вполне могут так подумать.
   – И будут законченными идиотами, – возмущенно сказала Кэролайн и подошла, чтобы ободряюще потрепать Урсулу по плечу.
   Девушка закрыла лицо руками.
   – Ужасно, – пробормотала она. – Это просто ужасно.
   Кэролайн дружески встряхнула ее за плечи.
   – Не волнуйтесь, моя хорошая, – сказала она. – Мсье Пуаро ничего подобного не думает. А что до вашего так называемого мужа, нечего за него так уж переживать, скажу как на духу. Это же надо – удрать и оставить вас расхлебывать эту кашу!
   Но Урсула энергично замотала головой.
   – Нет, вы ошибаетесь! – воскликнула она. – Ральф сбежал вовсе не потому, что боялся за себя! Теперь-то я все поняла. Когда он услышал о том, что его отчим убит, он мог решить, что это сделала я.
   – Не могу в это поверить, – возразила Кэролайн.
   – Я была так жестока с ним во время нашей последней встречи – даже не слушала то, что он пытался сказать, не поверила, что он действительно огорчен. Я просто выложила ему все, что я о нем думаю – самые злые и несправедливые слова, которые только пришли мне в голову – и старалась лишь побольнее его уязвить.
   – И поделом ему, – сказала Кэролайн. – Никогда не беспокойтесь, что можете чересчур сильно обидеть мужчину. Услышав вещи, не слишком приятные его для самолюбия, он просто-напросто не поверит, что вы говорите всерьез – до того это тщеславный народ.
   – Когда я узнала, что произошло убийство, а Ральф так и не объявился, – продолжала Урсула, нервно сплетая и расплетая пальцы, – я впала в отчаяние. На мгновение мне даже показалось… но потом я поняла, что это не он, что он бы не смог… Но мне хотелось, чтобы он открыто и честно заявил, что не имеет к случившемуся никакого отношения. Зная, что Ральф очень привязан к доктору Шеппарду, я подумала, что ему он мог бы довериться.
   Она повернулась ко мне.
   – Вот почему я тогда заговорила с вами. Надеялась, вы передадите ему мои слова, что ему необходимо вернуться. Думала, вы знаете, где он.
   – Я?! – воскликнул я.
   – А почему вы решили, что Джеймс должен знать, где скрывается Ральф? – резко спросила Кэролайн.
   – Я понимала, что это маловероятно, – согласилась Урсула. – Но Ральф так часто называл доктора Шеппарда своим лучшим другом в Кингс-Эбботе…
   – Мое дорогое дитя, я понятия не имею, где сейчас находится Ральф Пейтон, – сказал я.
   – И это чистая правда, – вмешался Пуаро.
   – Но… – Урсула с озадаченным видом протянула газетную вырезку.
   – Ах, это!.. – Пуаро немного смутился. – Это пустяки, мадемуазель. Курьез. Лично я ничуть не верю, что Ральф Пейтон арестован.
   – Но как же… – растерялась девушка, но Пуаро, не давая ей опомниться, заговорил о другом:
   – Хочу спросить вас вот о чем: в тот вечер на капитане Пейтоне были спортивные туфли или ботинки?
   Урсула покачала головой.
   – Не помню.
   – Какая жалость! Но впрочем, как я могу вас винить? А теперь, мадам, – он шутливо погрозил ей пальцем, – прошу вас воздержаться от дальнейших расспросов. И не терзайтесь понапрасну. Будьте мужественны и доверьтесь Эркюлю Пуаро.

Глава 23
Еще одна «маленькая ассамблея»

   – А теперь, – сказала Кэролайн, вставая, – девочка пойдет наверх и приляжет. Не волнуйтесь, моя хорошая. Мсье Пуаро сделает все, что в его силах… вам нечего больше бояться.
   – Я должна вернуться в Фернли, – неуверенно сказала Урсула, но Кэролайн решительно пресекла возможные возражения.
   – Ерунда. Я позабочусь о вас. Вы погостите у нас какое-то время. Что скажете, мсье Пуаро?
   – Превосходный план. Так будет лучше всего, – согласился маленький бельгиец. – Хочу, чтобы мадемуазель – прошу прощения, я хотел сказать «мадам» – приняла участие в нашей маленькой ассамблее. В девять вечера у меня дома. Ее присутствие крайне необходимо.
   Кэролайн кивнула и вместе с Урсулой вышла из комнаты. Когда дверь за ними закрылась, Пуаро снова опустился в кресло.
   – Пока все идет хорошо, – заметил он. – События развиваются своим чередом.
   – Но не в пользу Ральфа Пейтона, – мрачно заметил я. – Его положение осложняется с каждым часом.
   Пуаро утвердительно хмыкнул.
   – Да, это так. Но ведь этого следовало ожидать, не правда ли?
   Я покосился на него, удивленный этим замечанием. Пуаро откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза и соединив кончики пальцев. Внезапно он издал глубокий вздох и сокрушенно покачал головой.
   – О чем вы думаете? – не выдержал я.
   – О том, что порой тоска по моему другу Гастингсу становится поистине невыносимой. Я уже рассказывал вам о моем друге, который переселился в Аргентину. Сколько великих преступлений мы расследовали вместе! И его помощь была бесценна – да-да, частенько он помогал мне, даже не осознавая этого. Он умел случайно спотыкаться об истину, и нередко какое-нибудь невероятно глупое замечание давало мне ключ к разгадке! А самое главное – он вел прилежную хронологию, описывая самые интересные случаи из моей практики.
   Я сконфуженно кашлянул.
   – Ну, если это вам и впрямь поможет… – начал я и осекся.
   Пуаро резко выпрямился, его глаза сверкнули.
   – Продолжайте! Что вы хотели сказать?
   – Видите ли, мне довелось прочесть кое-что из сочинений капитана Гастингса, вот я и подумал, не описать ли и мне происшествие в Кингс-Эбботе от первого лица? Ведь едва ли мне еще когда-нибудь представится такая уникальная возможность…
   Я почувствовал, что краснею, и начал заикаться и запинаться, с трудом подбирая слова.
   Пуаро вскочил. На мгновение я испугался, что сейчас он кинется ко мне, чтобы заключить в пылкие объятия. К счастью, он сдержал свою галльскую экспансивность.
   – Но это же великолепно! Хотите сказать, вы фиксировали все свои впечатления о ходе расследования?
   Я молча кивнул.
   – Эпатаж! – завопил Пуаро. – Я должен их увидеть – сию же минуту! Умоляю вас!
   Это внезапное требование застигло меня врасплох. Я лихорадочно соображал, как бы мне выпутаться из неловкой ситуации.
   – Надеюсь, вы не станете обижаться… – пробормотал я. – Возможно, кое-где я позволил себе употребить… э-э-э… излишне вольные высказывания.
   – О, не продолжайте, я прекрасно вас понял! Вы пару раз прошлись на мой счет, возможно даже высмеивали время от времени? Это не имеет никакого значения! Гастингс тоже со мной не очень-то церемонился! Но разумный человек должен быть выше подобных пустяков.
   Все еще терзаясь сомнениями, я порылся в ящиках письменного стола, кое-как сложил беспорядочно разбросанные странички рукописи в стопку и передал их Пуаро. Надеясь, что когда-нибудь смогу опубликовать эту повесть, я разбил свою работу на главы. Накануне вечером я как раз закончил отчет о визите мисс Рассел. Таким образом, Пуаро получил двадцать глав и тут же жадно углубился в чтение.
   Мне пришлось уехать, чтобы навестить пациента, проживавшего довольно далеко, и вернулся я уже в девятом часу. Сестра ожидала меня с подогретым жарким и сообщила, что они с Пуаро отужинали в половине восьмого, после чего наш сосед удалился в мою мастерскую, чтобы без помех дочитать рукопись.
   – Надеюсь, Джеймс, ты был осторожен в выражениях, когда речь шла обо мне? – строго осведомилась Кэролайн.
   У меня отвисла челюсть. Я вовсе не был осторожен.
   – Впрочем, неважно, – сказала Кэролайн, угадав правду по моему лицу. – Мсье Пуаро понимает меня куда лучше, чем ты, и не обратит внимания на всякие нелепые выдумки.
   Я отправился в мастерскую. Пуаро сидел у окна. Рядом на стуле лежала аккуратно сложенная рукопись. Пуаро одобрительно похлопал по стопке бумаги.
   – Э бьен, мон ами, ваша скромность заслуживает высочайших похвал!
   – Моя… что? – я несколько опешил.
   – И ваша сдержанность тоже!
   – О! – Я по-прежнему не знал, что сказать.
   – Гастингс писал иначе, – продолжал маленький бельгиец. – На каждой странице «Я! Я! Я!» – беспрестанно. Что он делал, что говорил, о чем думал. Но вы – вы благоразумно держитесь на дальнем плане, ваши личные мнения и убеждения высказываются всего несколько раз – в сценах, скажем так, домашней жизни.
   Лукавые огоньки в его глазах снова вогнали меня в краску.
   – А по сути что вы можете сказать об этой рукописи? – нервно спросил я.
   – Вам требуется откровенное мнение?
   – Да!
   Пуаро отбросил свою шутливую манеру.
   – Очень скрупулезный и методичный отчет, – одобрил он. – Вы на удивление верно и точно фиксируете все факты, хотя, повторюсь, излишне тушуетесь, стараясь поменьше упоминать о собственной роли в происходивших событиях.
   – Вам помогли мои записки?
   – Да. Могу с уверенностью утверждать, что они мне очень помогли. А сейчас нам пора – нужно подготовить декорации для моего маленького спектакля.
   Кэролайн поджидала в прихожей. Без сомнений она рассчитывала на приглашение. Пуаро выкрутился из затруднительного положения с необыкновенным тактом.
   – Я бы очень хотел, чтобы вы присутствовали, мадемуазель, – сказал он с хорошо разыгранным сожалением. – Но в данном случае это было бы неразумно. Видите ли, все приглашенные мною люди являются подозреваемыми. Среди них я найду убийцу мистера Экройда.
   – Вы и впрямь на это рассчитываете? – вырвалось у меня.
   – А вы, я вижу, нет, – сухо сказал Пуаро. – Вы недостаточно верите в Эркюля Пуаро. Но вы еще не видели его во всей красе!
   В эту минуту Урсула спустилась по лестнице и присоединилась к нам.
   – Вы готовы, дитя мое? – спросил Пуаро. – Отлично. Пойдем все вместе. Мадемуазель Кэролайн, я ваш покорнейший слуга. Желаю вам приятного вечера.
   Мы вышли, а Кэролайн застыла на крыльце с видом собаки, которую не взяли на прогулку.
   Гостиная в «Лиственницах» была готова к приему. На столе красовались тарелки с печеньем, бокалы, рюмки и графины с различными наливками. Дополнительные стулья и кресла принесли из соседних комнат.
   Пуаро метался по комнате, добиваясь совершенства в обстановке – здесь передвинет стул, тут переставит лампу – и то и дело наклонялся, чтобы расправить какой-нибудь половичок. Особенно придирчив он был в отношении источников освещения: все они были сгруппированы таким образом, чтобы залить ярким светом часть комнаты, отведенной под «зрительный зал». В то же время авансцена, где, как я понял, будет восседать сам Пуаро, оставалась в полумраке.
   Урсула и я молча наблюдали за всеми этими приготовлениями. Вскоре послышался звонок.
   – Они уже здесь, – сказал Пуаро. – Что ж, у нас все готово.
   Дверь открылась, и в гостиную гуськом вошли обитатели Фернли-Парка. Пуаро выступил вперед, кланяясь миссис Экройд и Флоре.
   – Очень рад вас видеть. Добро пожаловать, майор Блант, приветствую, мистер Реймонд.
   Молодой секретарь, как всегда, искрился весельем.
   – Что вы тут затеяли? – жизнерадостно воскликнул он. – Дознание с помощью новейших достижений науки? Наце́пите на нас браслеты и будете регистрировать сокращения сердечного ритма? Я слышал, что уже изобрели такую машину – где же она?
   – Да, я тоже об этом читал, – признался Пуаро. – Но я старомоден и предпочитаю проверенные временем методы. Мои инструменты – исключительно мои серые клеточки. С минуты на минуту мы начнем, но прежде хочу сделать объявление.
   Он взял Урсулу за руку и вывел на середину комнаты.
   – Хочу представить вам миссис Ральф Пейтон. В марте она и капитан Пейтон обвенчались.
   – Ральф женился! В марте! – пронзительно взвизгнула миссис Экройд. – Абсурд! Не может быть! – Она уставилась на Урсулу так, точно видела ее впервые в жизни. – На Борн? Мсье Пуаро, я вам не верю!
   Урсула залилась краской и попыталась что-то сказать, но Флора ее опередила. Она стремительно подошла к девушке и взяла ее руку в свои.
   – Не обижайтесь, что мы так удивлены – мы ведь ни о чем подобном не подозревали. Вы оба отлично хранили свою тайну. Я… я очень рада и поздравляю вас.
   – Вы очень добры, мисс Экройд, – тихо сказала Урсула. – Хотя у вас есть полное право гневаться на нас. Ральф вел себя очень скверно, в особенности по отношению к вам.
   – Вы тут не при чем, – заверила Флора, поглаживая ее руку. – Ральф был загнан в угол, у него не оставалось выхода. На его месте, я, должно быть, поступила бы так же. Только зря он не доверился мне – я бы его не выдала.
   Пуаро легонько постучал по столу и многозначительно откашлялся.
   – Сейчас начнется эпохальное собрание, и мсье Пуаро призывает нас к молчанию, – сказала Флора. – Но прежде скажите мне главное: где Ральф? Если кто-то и должен это знать, то это вы!
   – Но я не знаю! – со слезами в голосе воскликнула Урсула. – Клянусь вам, что не имею об этом ни малейшего представления!
   – Я думал, он арестован в Ливерпуле? – удивился Реймонд. – Так было сказано в газетной заметке.
   – Он не в Ливерпуле, – коротко сказал Пуаро.
   – На самом деле никто не знает, где он, – подключился я к разговору.
   – Кроме Эркюля Пуаро, а? – поддел Реймонд, но Пуаро был предельно серьезен.
   – Да, я знаю все. Имейте это в виду.
   Джеффри Реймонд поднял брови и присвистнул.
   – Все? Вот это да! Нелегко, должно быть, удержать в голове такой объем информации.
   – Хотите сказать, вы действительно догадались, где прячется Ральф Пейтон? – недоверчиво спросил я.
   – Можете называть это догадками. Я называю это знанием, мой друг.
   – А где же он? В Кранчестере? – ляпнул я наугад.
   – Нет, – строго ответил Пуаро. – Он не в Кранчестере.
   Больше он ничего не сказал. Повинуясь его жесту, все заняли свои места. Затем дверь снова открылась, вошли еще двое и сели на стулья у входа. Это были дворецкий и экономка.
   – Все в сборе. Начинаем, – провозгласил Пуаро удовлетворенно. И я увидел как нечто вроде волны беспокойства пробежало по лицам собравшихся в гостиной людей. Возникло смутное ощущение, будто захлопнулась расставленная ловушка.
   Пуаро торжественным тоном начал зачитывать фамилии присутствующих:
   – Миссис Экройд, мисс Флора Экройд, майор Блант, мистер Джеффри Реймонд, миссис Ральф Пейтон, Джон Паркер, Элизабет Рассел.
   Он положил на стол листок, который держал в руках.
   – Что все это значит? – подал голос Реймонд.
   – Этот перечень лиц, подозреваемых в убийстве. У каждого из собравшихся здесь была возможность убить мистера Экройда…
   Миссис Экройд с воплем вскочила на ноги.
   – Мне это не нравится! Мне это совсем не нравится! – запричитала она. – Я хочу домой!
   – Вы не пойдете домой, мадам, – сурово осадил ее Пуаро. – Пока не выслушаете все, что я хочу сказать.
   Он выждал несколько секунд, затем откашлялся.
   – Начну с самого начала. Когда мисс Экройд обратилась ко мне с просьбой расследовать это дело, я отправился в Фернли-Парк. Доктор Шеппард любезно согласился меня сопровождать. Мы прошли по террасе, где мне продемонстрировали следы, оставшиеся на подоконнике. Оттуда инспектор Реглан повел меня по тропинке, ведущей к воротам. По пути я увидел летний павильон и немного позже тщательно его обыскал. Я обнаружил две улики – клочок накрахмаленного батистового полотна и пустой стержень гусиного пера. При виде лоскутка батиста мне на ум сразу же пришел передник горничной. А когда инспектор Реглан показал мне составленный им график действий и перемещений обитателей Фернли-Парка, я заметил, что у одной из служанок – старшей горничной Урсулы Борн – нет алиби. О том, что с половины десятого до десяти вечера она была в своей комнате, нам известно лишь с ее слов. А если на самом деле она была в беседке? В таком случае, она пошла туда, чтобы с кем-то встретиться. Со слов доктора Шеппарда, столкнувшегося у ворот с каким-то незнакомцем, мы знаем, что в тот вечер усадьбу посетил чужак. На первый взгляд все сходится – именно с этим человеком встречалась в беседке Урсула Борн. Без сомнений, это он обронил стержень от пера, благодаря чему я предположил, что здесь побывал наркоман из Северной Америки, ведь такой способ употребления «снежка» больше распространен по ту сторону Атлантики, а доктор Шеппард распознал в говоре пришельца заокеанский акцент.
   Но возникает одна загвоздка: время не совпадает. Урсула Борн никак не могла попасть в павильон до девяти тридцати, тогда как неизвестный мужчина должен был добраться туда получасом раньше. Конечно, он мог и подождать, но куда вероятнее иное предположение: в тот вечер в беседке состоялось не одно, а два рандеву. И как только я стал разрабатывать эту гипотезу, выяснилось несколько очень важных обстоятельств. Я обнаружил, что домоправительница мисс Рассел в то утро посетила доктора Шеппарда и выказала большой интерес к лечению жертв наркотической зависимости. Приняв это во внимание и присовокупив улику – гусиное перо – я предположил, что именно с мисс Рассел хотел повидаться незнакомый американец, посетивший Фернли. С кем же тогда встречалась Урсула Борн? Я недолго терялся в догадках. Сперва обнаружилось кольцо – обручальное кольцо с выгравированной датой и надписью «От Р.». Затем я узнал, что Ральфа Пейтона видели на тропинке, ведущей к павильону, в двадцать пять минут девятого. Мне также сообщили о том, что в тот же день Ральф Пейтон ссорился в лесу с неустановленной молодой особой. Я методично упорядочил известные факты и сопоставил их друг с другом. Тайный брак, объявление о помолвке в день трагедии, бурная встреча в лесу и вечернее свидание в беседке. Помимо всего прочего, это доказывало, что у Ральфа Пейтона и Урсулы Борн, вернее, Урсулы Пейтон, имелись весьма веские причины желать смерти Роджера Экройда. Попутно выяснилось неожиданное обстоятельство: Ральф Пейтон никак не мог находиться в девять тридцать в кабинете отчима.
   Итак, перед нами одна из главных загадок этого дела: с кем же мистер Экройд разговаривал в половине десятого? Не с капитаном Пейтоном – тот встречался с женой в беседке. Не с Чарльзом Кентом – он к тому времени уже покинул территорию усадьбы. И тут я позволяю себе самую дерзкую и невероятно проницательную догадку: а разговаривал ли он вообще с кем-нибудь?
   Последние слова Пуаро произнес, наклонившись вперед, а затем откинулся на спинку кресла с видом триумфатора, ожидающего рукоплесканий.
   На Реймонда, однако, это не произвело никакого впечатления. Он вяло запротестовал:
   – Мсье Пуаро, уж не пытаетесь ли вы выставить меня лжецом? Ведь не я один давал показания по этому поводу. Вспомните, майор Блант тоже слышал, как мистер Экройд с кем-то беседует в кабинете. Хотя он и не мог толком разобрать, о чем идет речь, но звук голосов доносился до него отчетливо.
   Пуаро кивнул.
   – Я не забыл об этом, – негромко произнес он. – Но ведь майор Блант в то время был уверен, что мистер Экройд беседует именно с вами.
   На мгновение Реймонд растерялся, но тут же овладел собой.
   – Что ж, теперь Блант знает, что ошибался.
   – Точно, – согласился майор.
   – И всё же должна быть какая-то причина, по которой у него создалось такое впечатление, – размышлял вслух Пуаро. – Нет-нет, не подсказывайте, – протестующе замахал он руками, – я знаю, что вы можете придумать подходящий аргумент, но я добиваюсь не этого. Вот что – надо подойти к делу иначе. С самого начала меня удивил характер этой беседы – построение и содержание фраз, которые мистер Реймонд невольно подслушал, а потом изложил в своих показаниях. Меня поразило и то, что никто не увидел в них ничего необычного и никак это не прокомментировал.
   Он помолчал немного, а затем монотонно процитировал: «… За последнее время обращения к моему кошельку сделались настолько частыми, что боюсь, в данный момент для меня не представляется возможным исполнить эту просьбу…» – Ну разве это не странно звучит?
   – Ничуть, – сказал Реймонд. – Он часто диктовал мне письма, используя эту фразу, практически слово в слово.
   – Вот именно! – вскричал Пуаро. – Это я и хотел услышать! Кто станет использовать такие обороты в обычной беседе? Невозможно представить себе живого человека, который выражается подобным образом. А вот письмо – другое дело…
   – Вы хотите сказать, что он читал это письмо вслух, – размышлял Реймонд. – Но даже если так, он же должен был читать его кому-то!
   – Ме пуркуа? Нет никаких доказательств, что в это время в кабинете был кто-то еще. Ведь вы, как и майор Блант, слышали только голос самого мистера Экройда!
   – Но ведь никто в здравом уме не станет читать подобные письма вслух самому себе!
   – Вы забыли об одном обстоятельстве, – мягко сказал Пуаро. – О молодом человеке, посетившем Фернли в прошлую среду.
   Все уставились на него.
   – Да-да, – ободряюще кивнул Пуаро, – в среду. Сам по себе молодой человек не представляет для нас интереса. А вот фирма, в которой он служит…
   – Диктофонная компания – выдохнул Реймонд. – Ну конечно же! Диктофон! Вот что вы имеете в виду.
   – Совершенно верно! Мистер Экройд, как вы помните, собирался купить подобный аппарат, и я навел справки в фирме, куда вы обращались с просьбой прислать образец. И мне ответили, что мистер Экройд действительно приобрел диктофон у торгового агента, которого они откомандировали в усадьбу. Не знаю, почему он скрыл это от вас.
   – Должно быть, хотел меня разыграть, – пробормотал Реймонд. – Он любил устраивать подобные сюрпризы, совсем как ребенок. Наверняка пару дней он забавлялся со своей новой игрушкой наедине. Да, теперь все понятно. Вы совершенно правы, никто не стал бы использовать подобные слова в разговоре с живым собеседником.
   – И это так же объясняет, почему майор Блант подумал, что в кабинете с мистером Экройдом находитесь именно вы. Обрывки фраз, которые донеслись до его слуха, были похожи на диктовку, и подсознательно он решил, что мистер Экройд общается со своим секретарем. Сознание же было занято совсем другим – белым платьем, мелькнувшим среди кустов. Ему показалось, что это мисс Экройд. На самом деле он, разумеется, увидел белый передник Урсулы Борн, пробиравшейся к летнему павильону.
   Реймонд уже оправился от первого приступа удивления.
   – Это, несомненно, просто блестящее умозаключение – я, к примеру, в жизни бы не догадался. И все же оно никак не влияет на общую картину преступления. Раз мистер Экройд в девять тридцать надиктовывал письмо, значит в это время он был еще жив. Доказано, что этот Чарльз Кент никак не мог пробраться в кабинет. Что же касается Ральфа Пейтона…
   Он запнулся и покосился на Урсулу. Та вспыхнула, но ответила спокойно и уверенно:
   – Мы с ним расстались около девяти сорока пяти. Он даже не приближался к дому, в этом я абсолютно убеждена. У него не было никаких причин туда заходить. Больше всего на свете Ральф боялся встречи с отчимом.
   – Не то чтобы я хоть на мгновение усомнился в вашей истории, – оправдывался Реймонд. – Я всегда был уверен, что капитан Пейтон невиновен. Но подумайте сами: ведь будет судебное заседание, там станут задавать вопросы… Ральф попал в чертовски скверное положение, но если бы он объявился и сам дал показания…
   – Так вы посоветовали бы ему перестать скрываться? – перебил его Пуаро. – Таково ваше мнение?
   – Конечно. И если вы знаете, где он…
   – Вижу, вы не поверили мне, когда я сказал, что знаю. А я повторяю: мне известно абсолютно всё. О телефонном звонке, о следах на подоконнике, об убежище, которое нашел Ральф Пейтон…
   – Где он? – рявкнул Блант.
   – Неподалеку, – улыбнулся Пуаро.
   – В Кранчестере? – спросил я.
   Пуаро повернулся ко мне.
   – Дался вам этот Кранчестер! У вас просто какая-то идея фикс! Нет, он не в Кранчестере. Он… здесь!
   И театральным жестом он указал в сторону выхода. Все головы как по команде повернулись туда.
   В дверях стоял Ральф Пейтон.

Глава 24
История Ральфа Пейтона

   Последующие несколько минут прошли как в тумане, и мне они дались нелегко. Когда я достаточно овладел собой, чтобы понимать, что происходит, вокруг раздавались удивленные и радостные возгласы, а Ральф Пейтон стоял рядом с женой, держа ее за руку, и через всю комнату посылал мне улыбки.
   И Пуаро улыбался, но в то же время красноречиво грозил мне пальцем.
   – Разве не говорил я по меньше мере тридцать шесть раз, что бесполезно скрывать что-то от Эркюля Пуаро? – спросил он. – Что он все равно узнает правду? Если помните, в прошлый раз мы встречались Фернли-Парке – за столом сидели шесть человек. Я обвинил пятерых в сокрытии важных сведений. Четверо так или иначе признались мне в своих тайнах. А доктор Шеппард предпочел оставить свой секрет при себе. Но все это время я продолжал его подозревать. В тот роковой вечер доктор Шеппард отправился в «Три вепря» чтобы повидаться с Ральфом. Он его не застал. Но предположим, сказал я себе, доктор встретил его на деревенской дороге, когда капитан возвращался в гостиницу. Доктор Шеппард явился прямиком с места преступления и уже понял, что все обстоятельства складываются против его молодого друга. Возможно, он знал куда больше, чем другие…
   – Знал, – покаялся я. – Думаю, настал мой черед сделать чистосердечное признание. Я видел Ральфа днем, и тогда он не решился полностью мне довериться. Но вечером рассказал обо всем – о своей женитьбе и о безвыходном положении, в котором он очутился. Я понял, что теперь, когда произошло убийство, полиция неминуемо заподозрит Ральфа, а если не его – то девушку, которую он любит. Я выложил ему все факты, и когда он понял, что, пытаясь оправдаться, неминуемо поставит под удар жену, то решил…
   Я замялся, подбирая слова, но Ральф меня выручил.
   – Смыться, – лаконично сказал он. – Видите ли, я испугался, что вернувшись в дом, Урсула могла решиться на еще один разговор с отчимом. Он и так уже наорал на нее в тот день. А вдруг он на этот раз оскорбил ее еще сильнее – так ужасно, что она, не отдавая отчет в своих действиях…
   Он запнулся, потому что Урсула выдернула свою руку из его руки и отступила на шаг.
   – Так вот что ты подумал, Ральф! Да как ты мог заподозрить меня в подобном!
   – Вернемся к преступному поведению доктора Шеппарда, – сухо сказал Пуаро. – Доктор Шеппард согласился спрятать капитана Пейтона от полиции.
   – Где? – спросил Реймонд. – В его собственном доме?
   – Нет, конечно, – сказал Пуаро. – Вы должны рассуждать логически и задавать себе те же вопросы, которые задавал я. Если добрый доктор вознамерился предоставить молодому человеку убежище, где лучшее место для этого? Оно непременно должно быть где-то поблизости. Я думаю о Кранчестере. Гостиница? Нет! Пансионат? Ни в коем случае! Где же тогда? Ага, частная лечебница! Санаторий для душевнобольных! Я проверяю свою теорию. Я изобретаю племянника с психическим расстройством и советуюсь с мадемуазель Кэролайн относительно подходящего заведения. Она дает мне адреса двух лечебниц в окрестностях Кранчестера, куда ее брат направляет пациентов. Я навожу справки, и в одной из этих лечебниц мне отвечают утвердительно. Да, утром в субботу доктор лично доставил к ним больного джентльмена. И хотя он поступил туда под другой фамилией, по описанию я без труда узнал капитана Пейтона. После некоторых необходимых формальностей мне разрешили забрать его, и вчера на рассвете он прибыл в мой коттедж.
   – Эксперт министерства внутренних дел, вот что решила Кэролайн, – удрученно пробормотал я. – Подумать только, а я ничего не заподозрил!
   – Теперь вы понимаете, почему я, прочитав вашу рукопись, упрекнул вас в излишней сдержанности! – сказал Пуаро. – Она правдива от начала до конца, но недостаточно всего лишь придерживаться правды, если ты умалчиваешь о чем-то важном, верно, мон ами?
   Я был слишком пристыжен, чтобы спорить.
   – Доктор Шеппард был мне верным другом, – вступился Ральф. – Он верил мне вопреки всем уликам и доказательствам. Он поступил так, думая что помогает мне. Сейчас, выслушав мнение мсье Пуаро, я понимаю, что скрываться было далеко не лучшим решением. Надо было явиться в полицию и достойно принять все последствия. Но, понимаете, мы там, в лечебнице, газет в глаза не видели, и я понятия не имел о том, что происходит.
   – Как предусмотрительно со стороны доктора Шеппарда, – бесстрастно заметил Пуаро. – Но я раскрываю все маленькие тайны. Это мое ремесло.
   – Мы хотим услышать твой рассказ о том, что произошло тем вечером, – нетерпеливо вмешался Реймонд.
   – Но вы уже все слышали! Мне нечего добавить, – развел руками Ральф. – Я вышел из беседки около девяти сорока пяти и побрел куда глаза глядят, размышляя, что мне делать со своей жизнью. Должен признаться, у меня нет ничего даже отдаленно похожего на алиби, но клянусь вам, что ноги моей не было в кабинете отчима и я вообще не видел его в тот вечер, ни живым, ни мертвым. Пускай весь мир будет против меня, мне важно, чтобы мне поверили вы.
   – Никакого алиби… Скверно… – пробормотал Реймонд. – Ты не думай, я тебе, конечно, верю, но… это никуда не годится.
   – Напротив, это очень упрощает дело, – весело сказал Пуаро. – Теперь мы знаем, как быть!
   Мы не сводили с него глаз.
   – Вы не понимаете, куда я клоню? Так вот: капитана Пейтона может спасти лишь одно – если сознается настоящий преступник. – Он обвел нас сверкающим взором. – Да-да, не удивляйтесь, я отвечаю за свои слова. Обратите внимание – я намеренно не пригласил инспектора Реглана присутствовать на нашем собрании. Я не хотел уведомлять полицию, что я уже раскрыл дело – по крайней мере до завтрашнего дня.
   Он подался вперед, и вдруг его голос и вся манера поведения резко изменились. От него повеяло… опасностью.
   – Я, Эркюль Пуаро, говорящий сейчас с вами, знаю, что убийца мистера Экройда находится здесь, в этой комнате. Я обращаюсь к убийце. Завтра инспектор Реглан узнает правду. Вы меня понимаете?
   Повисла напряженная тишина. Ее нарушило появление старой бретонки с телеграммой на подносе. Пуаро разорвал обертку.
   Раздался звучный и резкий голос Бланта:
   – Вы сказали, убийца среди нас. И вы знаете, кто это?
   Пуаро прочитал депешу и скомкал ее в руке.
   – Теперь знаю.
   Он похлопал пальцами по бумажному шарику.
   – Что это за телеграмма? – нервно спросил Реймонд.
   – Радиосообщение с парохода, направляющегося в Соединенные Штаты.
   Воцарилось молчание. Пуаро встал и поклонился.
   – Дамы и господа, наше собрание подошло к концу. Помните: завтра утром инспектор Реглан узнает всю правду.

Глава 25
Вся правда

   Почти незаметным жестом Пуаро пригласил меня задержаться. Я так и сделал – подошел к камину и принялся рассеянно поправлять поленья носком ботинка.
   Мои мысли смешались. Впервые я находился в полном неведении относительно того, что собирается предпринять Пуаро. На мгновение мне показалось, что весь этот спектакль был разыгран с целью потешить гигантское самомнение маленького детектива – он затеял эту «ассамблею» просто чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Но я не стал тешиться иллюзиями – такая глубокая убежденность прозвучала в последних словах Пуаро. И все же я не мог поверить, что он докопался до истины.
   Когда закрылась дверь за последним из гостей, Пуаро присоединился ко мне у камина.
   – Ну, мой друг, что вы обо всем этом думаете? – негромко спросил он.
   – Не знаю, что и думать, – вздохнул я. – Для чего все это? Почему вы просто не пошли к инспектору Реглану и не рассказали ему все? Зачем заранее предупреждать убийцу о своих намерениях?
   Пуаро сел в кресло и вытащил портсигар со своими крошечными русскими папиросами. Минуту-другую он молча курил. Затем наконец подал голос.
   – Воспользуйтесь своими серыми клеточками. У этого странного поступка имеется очень веская причина.
   Поколебавшись, я рискнул выдвинуть предположение.
   – Вероятно, вы все же не знаете, кто убийца, но твердо уверены, что это кто-то из ваших сегодняшних гостей. Вы хотели, чтобы преступник запаниковал и сознался публично?
   Пуаро одобрительно кивнул.
   – Хорошо придумано, но я хотел вовсе не этого.
   – Ну, возможно, вы пытаетесь спровоцировать убийцу, чтобы он себя выдал. Чтобы избежать разоблачения, он может попытаться заставить вас замолчать, как раньше заставил замолчать мистера Экройда.
   – Капкан на убийцу со мной в качестве приманки? Мерси, мон ами – для этого мне не хватит героизма.
   – Тогда я сдаюсь. Неужели вы не понимаете, что теперь преступник начеку и наверняка попытается сбежать?
   Пуаро с грустью покачал головой.
   – Он не сможет сбежать. У него лишь один выход – и этот путь не ведет к свободе.
   – Вы и впрямь говорите о ком-то из тех, кто собрался здесь сегодня? Среди нас был убийца?
   – Да, мой друг.
   – Кто же он?
   Какое-то время он хранил молчание, затем бросил окурок за каминную решетку и заговорил тихим, задумчивым голосом.
   – Приглашаю вас последовать по пути размышлений, которым двигался я сам. Шаг за шагом я подведу вас к финалу, и вы убедитесь, что все факты неоспоримо указывают лишь на одно-единственное лицо.
   Начнем с двух ключевых эпизодов и маленького несоответствия во времени, которые сразу же привлекли мое внимание. Во-первых, телефонный звонок. Если Ральф Пейтон действительно заколол отчима, этот звонок представляется нелепым и совершенно бессмысленным. Значит, сказал я себе, Ральф Пейтон – не убийца.
   Я убедился, что ни у кого из обитателей усадьбы не было возможности добраться до станции. И вместе с тем я был уверен, что преступника следует искать среди людей, находившихся в доме в тот роковой вечер. Поэтому я пришел к выводу, что звонить мог только сообщник. Этот вывод меня не вполне удовлетворил, но до поры до времени я опирался на него.
   Затем я принялся искать мотив этого звонка. Мне пришлось нелегко. Надо было понять цель, видя результат. А в результате этого звонка тело мистера Экройда обнаружили в тот же вечер, в то время как без него об убийстве стало бы известно не раньше следующего утра. Вы согласны со мной?
   – Да, вы правы, – признал я. – Это бесспорно. Раз Экройд категорически запретил его беспокоить, вряд ли кто-то из домочадцев рискнул бы войти в его кабинет.
   – Тре бьен. Мы продвигаемся, не так ли? Но в то время я столкнулся лишь с новой загадкой. Зачем преступнику понадобилось, чтобы труп нашли именно вечером? Все, до чего я мог додуматься – убийца хотел быть уверен, что попадет в кабинет сразу же после того, как взломают дверь. И тут мы подходим ко второму ключевому эпизоду – одно из кресел было отодвинуто от стены. Инспектор Реглан счел это несущественным – но я решил, что этот факт имеет первостепенное значение.
   В своей рукописи вы привели весьма тщательно выполненный план кабинета. Если бы сейчас он лежал перед нами, вы бы увидели, что кресло, переставленное на место, указанное Паркером, находилось на прямой линии между дверью и окном.
   – Окно! – вырвалось у меня.
   – А, я тоже сначала об этом подумал! Я предположил, что кресло поставили так, чтобы оно заслоняло от входящих в кабинет нечто важное, связанное с окном. Но вскоре я отказался от этой версии. Это старомодное кресло с прямой высокой спинкой все же не могло полностью закрыть обзор в этой части комнаты. Зато с его помощью удалось скрыть нечто иное – круглый столик с книгами и журналами, стоявший под окном. И впервые передо мной смутно забрезжил проблеск истины.
   Допустим, на этом столике находился какой-то предмет, который не должны были увидеть те, кто первыми окажутся в кабинете. Что-то, оставленное там убийцей. Пока у меня не было ни малейшего представления, что бы это могло быть. Но кое-что любопытное об этой вещице я понял уже тогда. Убийца не мог забрать этот предмет с собой, покидая место преступления. И в то же время стремился во что бы то ни стало убрать его из кабинета в кратчайшие сроки после обнаружения мертвого тела.
   До приезда полиции в кабинете постоянно находились четыре человека. Вы, Паркер, майор Блант и мистер Реймонд. Паркера я исключил сразу же, поскольку ему не было нужды устраивать эту мизансцену со звонком – в какое бы время ни обнаружили тело, он непременно тут же оказался бы в кабинете покойного, получив возможность забрать со столика компрометирующую улику. Кроме того, именно он обратил мое внимание на то, что кресло стоит не на своем месте. Таким образом, с Паркера были сняты подозрения в убийстве (но не в шантаже, я все еще считал возможным, что это он шантажировал миссис Феррарс). Но Реймонд и Блант оставались под подозрением, ведь они не обладали такой свободой передвижения по дому, как дворецкий, и если бы об убийстве стало известно лишь утром, они могли бы и не попасть в число тех, кто первыми окажутся на месте преступления.
   Но что же это за таинственный предмет? Сегодня вы узнали мои аргументы относительно подслушанных обрывков разговора в кабинете мистера Экройда. Как только мне стало известно о визите представителя фирмы по производству диктофонов, я сразу взял это на заметку. Полчаса назад, когда я изложил свои соображения перед собравшимися в этой комнате, все они согласились с моими выводами, но никто не обратил внимания на один важный факт: если мистер Экройд в тот вечер пользовался диктофоном, то где же этот диктофон? Почему его не нашли?
   – Я об этом даже не подумал, – вздохнул я.
   – Мы знаем, что мистер Экройд все-таки приобрел этот аппарат. Но среди вещей покойного его не обнаружили. Таким образом, если предположить, что убийца забрал что-то с круглого столика, кажется весьма вероятным, что это был именно диктофон. Однако возникает трудность другого рода. Любой в той ситуации мог незаметно от других подобраться к столику. Но диктофон – довольно громоздкий предмет, который не сунешь в карман словно коробок спичек. Нужно что-то, в чем его можно вынести.
   Видите, к чему я клоню? Фигура убийцы принимает определенные очертания. Человек, который сразу оказался на месте преступления, чего могло бы и не случиться, если бы тело обнаружили на следующее утро. Человек, у которого была возможность спрятать диктофон…
   – Но зачем его понадобилось прятать? В чем тут смысл? – перебил я Пуаро.
   – Вы точь-в-точь как мистер Реймонд – тот уверен, что раз в девять тридцать из кабинета доносился голос мистера Экройда, значит он был жив и сам надиктовывал письмо. Но потрудитесь вникнуть в суть этого полезного изобретения! Вы говорите в него то, что нужно… верно? А немного погодя секретарь или машинистка включают аппарат и ваш голос звучит снова…
   – Вы хотите сказать… – ахнул я.
   Пуаро кивнул.
   – Да, именно это я имел в виду. В девять тридцать мистер Экройд был уже мертв. За него говорил диктофон.
   – Который включил убийца. Так значит, он должен был в тот момент находиться в кабинете?
   – Возможно. Но не исключено, что он воспользовался дополнительным механическим устройством, приспособив к диктофону нечто вроде секундомера, или даже обычного будильника. В таком случае мы добавляем еще два штриха к воображаемому портрету нашего убийцы. Это человек, который знал о покупке мистером Экройдом диктофона, а также обладает элементарными инженерными навыками. Когда мы начали изучать следы на подоконнике, картина преступления уже сложилась у меня в головее. Здесь напрашивались три вывода. Первый – следы действительно оставил Ральф Пейтон. Он был в тот вечер в Фернли-Парке, мог забраться в кабинет через окно и обнаружить отчима уже мертвым. Вторая гипотеза – следы оставил кто-то другой, обутый в туфли на такой же резиновой подошве. Я сразу же исключил возможность совпадения – что в дом забрался злоумышленник в спортивной обуви, рисунок протектора которой полностью совпадал с узорами на подметках капитана Пейтона. Это выглядело совершенно невероятным. Ни у кого из обитателей Фернли-Парка подобных туфель не нашлось, а на ногах Чарльза Кента, по словам официантки из «Собаки и свистка», были непрезентабельные стоптанные башмаки. Третий вариант– кто-то намеренно оставил на подоконнике отпечатки обуви Ральфа Пейтона, чтобы бросить на него подозрение. Для проверки этой последней теории, я приступил к исследованиям. Одна пара туфель Ральфа оказалась в распоряжении полиции. Но ни сам Ральф, ни кто-то другой не мог бы расхаживать в них тем вечером, ибо туфли забрал вниз для последующей чистки коридорный из «Трех вепрей». Полиция пришла к совершенно справедливому выводу, что у Ральфа Пейтона было две одинаковые пары туфель. Но я пошел дальше и предположил, что у капитана имелась еще одна смена обуви, и поскольку ему едва ли требовалась третья пара спортивных туфель, я заключил, что это были обычные ботинки. Я поручил вашей сестре выяснить, какого они цвета. Каюсь, я притворился, что придаю важное значение этому обстоятельству, тогда как истинной моей целью было доказать сам факт наличия этих ботинок. Результат вам известен – Ральф действительно привез с собой пару ботинок, и первый вопрос, который я задал ему сегодня утром, когда он прибыл в мой коттедж: что было у него на ногах в тот роковой вечер. Он сразу же ответил, что надел ботинки – они все еще были на нем, ведь ему не во что было переобуться. Таким образом мы выяснили еще одно обстоятельство: убийца – человек, у которого была возможность забрать туфли Ральфа Пейтона из его номера в «Трех вепрях».
   Пуаро сделал паузу, а затем возвысил голос.
   – И последний момент: убийца имел беспрепятственный доступ к витрине, где лежал кинжал. Вы скажете, что его мог взять любой обитатель Фернли. Но я напомню – мисс Экройд совершенно уверена, что когда она рассматривала экспонаты, кинжала в витрине уже не было.
   Он снова замолчал.
   – Что ж, подытожим наши выводы. Кто же убийца? Человек, который в тот день побывал в «Трех вепрях»; человек, достаточно близкий к мистеру Экройду, чтобы знать, что он купил диктофон; человек, обладающий познаниями в механике, имевший возможность взять кинжал из витрины до прихода мисс Флоры; человек, который мог, не навлекая подозрений, носить при себе что-то, куда можно спрятать диктофон – к примеру, небольшой саквояж; наконец, человек, оказавшийся в кабинете жертвы, когда было обнаружено убийство, и который оставался там в одиночестве несколько минут, пока Паркер ходил звонить в полицию. Иными словами – доктор Шеппард!

Глава 26
…И ничего, кроме правды

   На несколько мгновений в гостиной повисло гробовое молчание. Затем я рассмеялся.
   – Вы сошли с ума!
   – Нисколько, – спокойно ответил Пуаро. – Я в здравом рассудке. С самого начала я обратил пристальное внимание на вашу персону – всему виной то самое маленькое несоответствие во времени.
   – Несоответствие во времени? – озадаченно переспросил я.
   – Ну да! Вы же сами говорили, что кратчайший путь от дома до ворот – по тропинке, ведущей от террасы. И все же, покинув дом без десяти минут девять – ваше заявление подтверждает Паркер – сторожку привратника вы миновали ровно в девять. Вечер был прохладный, вы торопились домой – к чему тратить десять минут на прогулку, если можно потратить только пять? Кроме того, я вдруг понял – приняв как данность, что окно кабинета было заперто, мы полагались исключительно на ваши слова. Экройд просил вас это сделать, но не стал проверять, исполнили ли вы его просьбу. Что если вы оставили окно открытым? Хватило бы вам десяти минут, чтобы выбежать в сад, переобуться, залезть в окно, убить Экройда и добраться до ворот до того, как церковные куранты отзвонили девять? Я отверг эту гипотезу, ведь Экройд, пребывавший в таком нервном возбуждении, непременно услышал бы, как вы пробираетесь внутрь, и заколоть его без борьбы вам бы не удалось.
   Но предположим, что вы убили Экройда до того, как ушли… когда он сидел в своем кресле, а вы стояли рядом. Затем вы вышли через парадную дверь, добежали до летнего павильона, где припрятали туфли Ральфа Пейтона, похищенные из его номера, обули их, прошлепали по грязи, чтобы оставить отпечатки на подоконнике, забрались в кабинет, заперли дверь кабинета изнутри, побежали обратно в павильон, переобулись в собственную пару и помчались к воротам. Я повторил все эти действия сегодня, пока вы беседовали с миссис Экройд – это заняло ровно десять минут. А потом вы отправились домой и обзавелись превосходным алиби – ведь диктофон должен был включиться ровно в девять тридцать.
   – Пуаро, дорогой мой, – звук собственного голоса показался мне чужим, – вы слишком долго напрягали мозг, размышляя над этим делом. Зачем мне понадобилось убивать Экройда?
   – Чтобы избежать разоблачения. Ведь это вы шантажировали миссис Феррарс. Кто, как не лечащий врач мог установить подлинную причину смерти мистера Феррарса? В день нашего знакомства, когда мы беседовали в саду, вы упомянули о наследстве, которое вам посчастливилось получить около года назад. Но я не смог обнаружить никаких финансовых следов, подтверждавших факт этого наследства. Вам просто требовалось как-то объяснить двадцать тысяч фунтов, полученные вами от миссис Феррарс. Эти деньги не пошли вам впрок. Большую часть вы потеряли на неудачных биржевых спекуляциях, вам потребовались новые средства, вы надавили слишком сильно, и миссис Феррарс нашла способ избавиться от этого давления, и это стало для вас ударом. Если бы Экройд узнал правду, он бы вас не пощадил… вы были на пороге гибели.
   – А телефонный звонок? – Я пытался собраться с мыслями. – Полагаю, у вас и для него наготове правдоподобное объяснение?
   – Признаюсь, когда я обнаружил, что вам действительно звонили со станции Кингс-Эббот, это выбило меня из колеи, ведь сперва я думал, что этот звонок вы просто-напросто выдумали. Это был очень умный ход. Вам требовалась обоснованная причина, чтобы примчаться в Фернли, обнаружить тело Экройда и получить возможность забрать диктофон, обеспечивший вам алиби. Как же вы подстроили этот звонок? Когда я впервые навестил мадемуазель Кэролайн сестру, интересуясь вашими пятничными пациентами, у меня не вызвал подозрений визит мисс Рассел – но это удачное совпадение отвлекло вас от истинной цели моих расспросов. Я нашел то, что искал. Одним из ваших пациентов в то утро был стюард трансатлантического лайнера. Кто как не он лучше подходит на роль невольного сообщника? Поздно вечером он уезжает в Ливерпуль на поезде и вскоре окажется в открытом море. Я узнал, что пароход «Орион» отплыл в субботу и, выяснив фамилию стюарда, отправил ему радиограмму, содержавшую один важный вопрос. И, как вы сами видели, получил на него ответ.
   Он протянул мне смятый бланк сообщения. Там было сказано:

   совершенно верно. доктор шеппард просил меня занести записку пациенту и позвонить со станции насчет ответа. я исполнил поручение, позвонил и сказал: «ответа не будет».

//-- * * * --//
   – Это была гениальная идея! – воскликнул Пуаро. – Звонок был настоящим. Ваша сестра видела, как вы сняли трубку. Но только один человек, знал, что на самом деле было сказано в ходе разговора – вы!
   Я зевнул.
   – Конечно, как теория это все весьма интересно. Но страшно далеко от области реальных доказательств, которые требуются следствию.
   – Вы в этом уверены? Вспомните мое предупреждение. Завтра утром инспектор Реглан узнает всю правду. Но ради вашей милой сестры я готов предоставить вам другой выход. К примеру, очередная передозировка снотворного. Понимаете, о чем я? Однако с капитана Ральфа Пейтона должны быть сняты всякие подозрения, на этом я настаиваю! Я советую вам закончить вашу весьма интересную рукопись, на сей раз отбросив прежнюю скрытность.
   – Вы раздаете много бесплатных советов, – заметил я. – Не слишком ли вы уверены, что им последуют?
   – Сейчас, когда вы напомнили мне, я должен сделать еще одно предупреждение. Было бы крайне неразумно с вашей стороны пытаться заставить меня замолчать тем же способом, который вы применили к бедному мсье Экройду. Сами понимаете, с Эркюлем Пуаро этот номер не пройдет.
   – Мой дорогой Пуаро, – слабо улыбнулся я, – кем бы я ни был, но я не дурак.
   Я поднялся на ноги и слегка зевнул.
   – Что ж, мне пора домой. Благодарю вас за за интереснейший и крайне познавательный вечер.
   Пуаро тоже встал, и когда я проходил мимо к выходу, поклонился мне со своей неизменной учтивостью.

Глава 27
Занавес

   Пять утра. Я очень устал, рука ноет от непрерывного письма, но я выполнил поставленную перед собой задачу.
   Неожиданный конец у моей повести. Я не сомневался, что когда-нибудь она будет опубликована как история одной из величайших неудач в карьере Пуаро. Странные шутки порой играет с нами судьба.
   С того момента, как я стал невольным свидетелем задушевной беседы Ральфа Пейтона и миссис Феррарс, меня не оставляло предчувствие беды. Тогда я подумал, что она доверилась именно ему. И продолжал так думать до разговора в кабинете Экройда тем вечером, когда я узнал о существовании письма.
   Мне жаль старину Экройда, и я рад, что дал ему шанс. Я ведь убеждал его прочесть письмо, пока не стало слишком поздно. Нет, сейчас надо быть честным хотя бы с самим собой. Подсознательно я понимал – лучший способ заставить упрямого осла не читать злосчастное письмо – попросить его сделать это немедленно. С психологической точки зрения нервозность Экройда в тот вечер – крайне любопытный феномен. Он явно предчувствовал удар, ощущал, что опасность близка. И все же он ни на миг не заподозрил меня.
   Кинжал был чистейшей импровизацией. У меня в саквояже лежало собственное оружие – очень удобная вещица, но увидев среди безделушек в витрине этот кинжал, я сразу же сообразил, насколько безопаснее будет использовать клинок, который никак не сможет навести полицию на мой след.
   Должно быть, я решил его убить еще до того, как отправился в Фернли. Как только я услышал о смерти миссис Феррарс, я уже не сомневался, что она все рассказала Экройду перед смертью. Когда я встретил его в деревне и увидел, как он взволнован, то подумал – это от того, что он уже знает правду, но не может до конца в нее поверить и хочет дать мне возможность оправдаться.
   Поэтому я отправился домой и принял меры предосторожности. Если бы оказалось, что волнение связано только с Ральфом – что ж, в таком случае, никто бы не пострадал. За день до того Экройд дал мне диктофон, чтобы я его отладил. Была небольшая неисправность, и я уговорил его не отсылать аппарат назад, а дать мне возможность покопаться в механизме и устранить неполадки. Я так и сделал – а вечером в пятницу принес диктофон в докторском саквояже.
   Я считаю, из меня получился неплохой писатель. Можно ли придумать более изящный литературный оборот, чем, к примеру, этот абзац:

   «Письмо доставили без двадцати девять. Без десяти минут девять, когда я покинул Экройда, письмо все еще оставалось непрочитанным. Держась за ручку двери, я заколебался, окидывая взором кабинет. Все ли я сделал, что мог?»

   Как видите, ни слова лжи. А предположим, я поставил бы многоточие после первого предложения. Дал бы кто-нибудь себе труд задуматься, что же произошло за пропущенные десять минут? Тогда, в последний раз оглядев комнату, я остался вполне доволен собой. Ничего не было упущено. Диктофон лежал на столике у окна и должен был включиться на воспроизведение в 9:30 (я очень горжусь остроумным устройством собственного изобретения, срабатывавшим по принципу будильника). Высокая спинка кресла полностью загораживала аппарат от взглядов тех, кто войдет в дверь.
   Должен признаться, столкнувшись в коридорчике с Паркером, я был изрядно ошарашен и честно указал это на страницах своей рукописи. Позже, когда труп уже был обнаружен, я отправил Паркера звонить в полицию. Какой удачный выбор слов: «Я сделал то немногое, что еще оставалось сделать»! Сделать и впрямь оставалось немного – бросить диктофон в саквояж и вернуть кресло на старое место у стены. Никогда бы не подумал, что Паркер заметит перестановку – ведь, с точки зрения логики, увидев мертвое тело, он уже не должен был отвлекаться на подобные мелочи! Я не учел, что опытные слуги обладают на редкость наметанным глазом.
   Заявление Флоры, что она видела дядю живым без четверти десять стало для меня полной неожиданностью. Вообще в ходе расследования этого преступления мне частенько приходилось недоумевать – казалось, каждый так или иначе приложил к нему руку.
   Больше всего я боялся Кэролайн. Каждую минуту я ждал, что она вот-вот обо всем догадается. Особенно нелегко мне пришлось в тот день, когда она напрямую заговорила о моей слабости. Что ж, правды она не узнает никогда. Как сказал Пуаро, есть лишь один выход…
   Ему я вполне могу доверять. Они с инспектором Регланом уладят все без лишней шумихи – во всяком случае, Кэролайн она не коснется. Сестра любит меня, но ее гордость не перенесла бы такого удара. Конечно, моя смерть причинит ей горе, однако всякое горе рано или поздно проходит.
   Когда я закончу, останется запечатать рукопись и адресовать Пуаро. А что будет потом? Веронал? Это стало бы своеобразным поэтическим возмездием. Не то чтобы я чувствовал угрызения совести по поводу кончины миссис Феррарс. Ее смерть стала прямым следствием ее собственных поступков. Ее мне не жаль. К себе у меня тоже жалости нет. Решено, пусть это будет веронал.
   И все же – какая досада, что Эркюлю Пуаро взбрело в голову отойти от дел и приехать сюда выращивать кабачки!

Агата Кристи Убийство Роджера Экройда

Глава 1 Доктор Шеппард за завтраком в семейном кругу

Глава 2 Деревня Кингс-Эббот и ее обитатели

Глава 3 Человек, который выращивал кабачки

Глава 4 За ужином в Фернли

Глава 5 Убийство

Глава 6 Тунисский кинжал

Глава 7 Профессия нашего соседа

Глава 8 Инспектор Реглан совершенно уверен

Глава 9 Пруд с золотыми рыбками

Глава 10 Горничная

Глава 11 Мы ждем Пуаро

Глава 12 «Маленькая семейная ассамблея»

Глава 13 Гусиное перо

Глава 14 Миссис Экройд

Глава 15 Джеффри Реймонд

Глава 17 Паркер

Глава 18 Чарльз Кент

Глава 19 Флора Экройд

Глава 20 Мисс Рассел

Глава 21 Заметка в газете

Глава 22 Рассказ Урсулы

Глава 23 Еще одна «маленькая ассамблея»

Глава 24 История Ральфа Пейтона

Глава 25 Вся правда

Глава 26 …И ничего, кроме правды

Глава 27 Занавес