Дмитрий Горчев
Я не люблю Пушкина (из Живого Журнала)

   В настоящем издании сохранены авторская орфография и пунктуация

   © Дмитрий Горчев, наследники, текст, ил., 2013
   © ООО «Издательство АСТ», 2013

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предупреждение

Данный дневник является личным и частным дневником и содержит личные и частные мнения автора этого дневника. Дневник не имеет лицензии Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций и никоим образом не является средством массовой информации, а потому автор этого дневника не обязуется предоставлять кому бы то ни было правдивую, непредвзятую и даже осмысленную информацию, равно как не обязуется публиковать в нём тексты высокой художественной и нравственной ценности, равно как не публиковать в нём тексты, призывающие к насилию, межнациональной розни и оскорбляющие личное достоинство отдельных граждан.
Сведения, содержащиеся в этом дневнике, не имеют никакого юридического смысла и не могут быть использованы при разбирательствах в гражданских, военных или арбитражных судах, равно как вообще нигде, для доказательства или опровержения чего бы то ни было.

2001

//-- [25 Jun 2001|02:11am] --//
   Заведение ливжурнала похоже на рассказ Носова «Телефон».
   Когда сначала звонят друг другу, кричат алло! алло! ты меня слышишь? И я тебя слышу! А позвони мне! О! Звенит! А я сейчас Бобика приведу, чтобы он в трубку полаял!
   А потом это всех заебывает, стоит аппарат и стоит, разобрать его, что ли, посмотреть, что там внутри? Не, даже это неинтересно.
//-- [26 Jun 2001|06:38am] --//
   В прошлом году у меня на балконе свила гнездо Птица Мира.
   Я как-то пожалел выгрести совком для мусора это гнездо, там лежали два грязненьких яйца, одно поменьше, другое побольше. Из того, которое побольше, вылупилось очень неприятное Существо, покрытое жесткими серыми волосами. Потом я его за какими-то важными делами забросил, а однажды выглянул на балкон – еееб твою мать!: висит под потолком огромное, черное, как ворон-невермор, но вниз головой, с красными глазами, страшное.
   В общем, прижилось. Иногда гремит подоконником: водит своих баб по родным местам, типа вот моя деревня. Потом ебет их на балконе и, кажется, пожирает, потому что перьев очень много.
//-- [01 Jul 2001|04:46pm] --//
   Вдохновившись успехом книжки «Красота Мерзость», тираж которой (10 экз.) разошелся моментально, всего за неделю, задумал я выпустить Поэтический Сборник.
   У всех есть Поэтический Сборник, а у меня нету. А я, как известно, очень завистливый.
   Сборник я назову «Гениталием тряся» и сопровожу его вступительной статьей, рассказывающей, почему.
   Осталось только собрать по разным гостевым разбросанные там Сокровища, типа:

     Он был парнишкой молодым,
     паял детекторный приемник.
     Был голос чист его и звонок
     как у певца Кола Бельды.

     Ах, время! – тополиный пух:
     стал мальчик старцем слишком бойким
     и, притаившись на помойке,
     клюкой насилует старух.

   Ну и другие, тоже очень хорошие стихи.
   Это будет итоговый сборник. Потому что стихотворением

     Когда две коровы ебутся под елкой,
     я достаю из ягдташа двустволку,
     палю прямо в неба бездонную высь,
     и мне заебись.
     Как же мне заебись!

   я покончил с Поэтическим Творчеством.
   Писать стихи – подло и безнравственно.
   Давно собираюсь написать статью «Поэзия как разновидность дрочения в стакан», но все руки не доходят.
   И все равно никто не опубликует. Нравственность крепчает.
//-- [04 Jul 2001|09:36pm] --//
   Вот за что люблю бомжей и все время про них пишу: приятные они.
   Какая-нибудь блядища с грязными ногами как скажет: «Молодой чеек, угостите меня сигареткой!» Тьфу ей в харю.
   А бомж не так: он пройдет мимо не торопясь, встанет в отдалении, чтобы не напрягать, и спросит солидно: «Табачком не богат, Батя?» Или Бригадир. А то даже Гражданин Начальник.
   Не дашь – не обидится, поковыляет дальше по своим важным делам. И даже не подумает про тебя плохого. Не злой.
//-- [09 Jul 2001|12:38am] --//
   Пел в ванной такие песни: Группа Крови, Звезда По Имени Солнце, Я Хочу Быть С Тобой, Прогулки По Воде, Полковник Васин и Серебро Господа Моего.
   Вроде бы и ничего – живу я сейчас совершенно один и никого особенно не побеспокоил. Ужас заключается в другом: все это я пел с БОЛЬШИМ ВООДУШЕВЛЕНИЕМ.
   Совершенно трезвый.
   К психиатру сразу не пойду, надо сначала сходить к невропатологу – может, это всего лишь что-нибудь вегетососудистое.
//-- [10 Jul 2001|09:16pm] --//
   Если на эскалаторе двумя ступеньками выше едет Прекрасное с Ногами, Жопой, Спиной и Руками, то, если доехать до самого верха, обогнать и обернуться, нос у нее достает до нижней губы.
//-- [11 Jul 2001|05:33pm] --//
   Я так думаю, что мироздание – оно как я: не злое в общем-то, но к людям очень невнимательное.
   Чтобы оно на тебя обратило внимание, надо ему ныть. Тогда оно, чтобы от тебя отделаться, подарит тебе все сокровища царей земных. И тут главное вовремя заткнуться, а то прихлопнет, чтоб не напрягал.
   Вот я с утра поныл мирозданию про тринадцать рублей – оно тут же сто баксов подкинуло. Не состояние, конечно, пасеку не купишь, но пива о-го-го сколько можно выпить и курить еще при этом беспрерывно.
   Вот и славно. А там видно будет.
//-- [13 Jul 2001|12:35pm] --//
   Вчера составлял список существ, имеющих право звонить мне в течение двух часов с интервалом 30 секунд. Оказалось, что в этом списке нет ни одного человека, ни единого, а Господь Бог вряд ли может быть таким мудаком.
   Поэтому трубку так и не поднял.
//-- [14 Jul 2001|06:08pm] --//
   Все-таки вот эти, которые на улице всякую херню всучивают, они разбираются.
   Мне, например, еще ни разу не подсунули приглашение на распродажу ювелирных изделий, зато какой-то пыльный дзенсатанист гнался за мной от Литейного до Фонтанки с разноцветными своими книжками.
   Суровый человек, у которого я купил «Лимонку», посмотрел на меня проницательно и предложил литературное приложение к газете «Завтра». Но Проханова там не было, а я из этой компании больше никого не читаю, нудные.
   Еще всегда хватают за штаны карикатуристы – халяву ищут, сволочи: меня любой ишак хвостом нарисует: нос, борода, очки, делов-то.
//-- [18 Jul 2001|05:04pm] --//
   Хожу на работу мимо магазина «Товары для женщин».
   Это очень печальный магазин. В нем продают нехитрую женскую сбрую, прокладки и сальники, краски для росписи, рвотные массы для намазывания на лицо и электрические механизмы для выдирания волос из разных женских мест.
   Все женщины врут, будто бы они все это покупают, чтобы нравиться самим себе. А на самом деле это придумано женщинами для того, чтобы потный волосатый мудак, у которого весь утренний туалет состоит из чесания яиц, ухватил грязными ногтями их нежные груди, сунул им под нос свой вонючий хуй: на-тко полюбуйся, какой красавец, а потом жамкал их, расщеперивал по-всякому, раскорячивал, сопел, чавкал и тыкал куда попало, пьяный в жопу.
   Целый магазин для этого.
//-- [20 Jul 2001|02:03pm] --//
   На станции метро Удельная в вагон зашла пыльная собака, скромно посидела в углу, вышла на Черной речке и направилась к эскалатору.
   Совсем суки обленились. Я понимаю, если бы ей было надо через весь город в Колпино или в Рыбацкое, а тут одну остановку пешком пройти не может. Если ее маму ризеншнауцер ебал, так сразу уже графья.
//-- [22 Jul 2001|02:29pm] --//
   Нашел изгрызенный карандаш, еще с алма-аты. Его как раз изгрызла единственная моя собака, под названием Марта, которую я неизвестно зачем завел по настоянию тогдашней своей подруги, хотя точно знал, что скоро свалю из казахстана.
   Существо было как раз почти ризеншнауцером и было очень непростое. Когда я в семь утра с закрытыми глазами выводил его как наказанный под дождь, оно влезало во все собачье говно на улице пастера, но само не срало принципиально. Срало оно на линолеум сразу после возвращения домой и глядело на меня при этом с восхищением. В остальном существо было вполне приятным: не пиздело, не напрягало и появлялось из чемодана только когда его хотели видеть. Неизвестно, как оно это определяло, но всегда правильно.
   Хозяйка же квартиры, которая приходила по четвергам убирать, утверждала, что более Хамского Животного она в жизни не видела. Хамское Животное валялось с грязными ногами на моей постели, чесало себя Везде и только что сигару не курило. Когда Хамское Животное сгоняли с постели, оно разгрызало веник и ссало на только что вымытом.
   Однажды существо спасло меня, вероятно, от смерти, когда я, как классический мудак из передачи дорожный патруль, уронил в кресло сигарету и пошел спать. Существо больно укусило меня за ногу, зато все остались живы.
   Потом я навсегда уехал в питер и оставил существо той самой подруге, типа некуда мне ее брать, пидарас.
   Семейка там была неважная: дети, бабушки, порядочек, спать в десять. Видимо, существо это дело быстро заебало, и оно вскоре свалило на помойку.
   Я сильно надеюсь, что она там нашла свое сучье счастье, потому что должна же быть хоть какая-то Бляцкая Справедливость, а то я совсем тогда не согласен.
//-- [25 Jul 2001|04:02pm] --//
   Два дня производил эксперименты над мирозданием: молчал, что деньги опять кончились – всё ждал, что кто-то сто баксов под дверь подсунет или в метро незаметно в карман подложит. А вот хуй. Не ебут мирозданию мозги – оно и довольное, пальцем не шевельнет.
   Пришлось-таки включить аську, там иногда можно что-то найти до получки.
   Всё сам, всё сам, всё вот этими вот ручками.
//-- [29 Jul 2001|03:29pm] --//
   При наступлении тихой, размеренной и трезвой жизни я становлюсь Очень Опасным.
   Например вчера купил огромный эмалированный бак для согрева воды, а теперь смотрю на него в задумчивости, размышляю: а не засолить ли в нем малосольных огурцов? Если я не буду себя контролировать, то обязательно пойду на базар покупать ключ для закручивания банок и крышечки, важно, чтобы на них было написано «огурцы», «салат из кабачков», и картинки обязательно, без картинок плохие крышечки.
   Вообще, пристрастие к домашнему консервированию – один из самых постыдных моих тайных пороков. Даже когда я в жопу пьяный, если со мной заговорить про засолку огурцов или изготовление квашеной капусты, я тут же становлюсь очень неприятный, с влажными ладонями, бегающими глазками и мокрым языком, хуже чикатилло.
//-- [02 Aug 2001|01:55pm] --//
   Утром потерял сто баксов. Сильно расстроился и не утешился, даже когда они нашлись. Сделал мирозданию замечание за дебильные шутки. Мироздание удивленно подняло бровь, и у меня тут же что-то сильно заболело внутри.
   Теперь лежу неподвижно, с мирозданием не общаюсь, оно ходит у меня наказанное, хамло.
//-- [11 Aug 2001|11:11am] --//
   В моем холодильнике третий месяц лежат сливы. Как новые.
   С одной стороны, холодильник именно для этого и предназначен. А с другой стороны, все остальное в нем давно уже сгнило.
   Нехорошие это сливы, пришлось выбросить.
//-- [15 Aug 2001|02:44pm] --//
   Когда я был маленький белобрысый мальчик, на всю жизнь испуганный газетой пионерская правда, мне периодически снился сон про ядерный гриб за окном.
   Сон этот снился много лет, постепенно обрастая подробностями из знакомых зданий, людей и девочки Лены Жуковой, которую необходимо было спасать.
   Потом сон стал сниться реже, а потом и совсем пропал, спасибо Михал Сергеичу.
   Вместо него стало сниться, будто бы меня во второй раз забрали в армию в ту же военно-строительную часть, но там меня уже все забыли и надо заново отвоевывать у ингушских и армянских ефрейторов чифирно-коньячную синекуру изобразителя наглядной агитации.
   Потом и это прошло. Теперь мне постоянно снится, как я залил соседей. Видимо, слишком сильным было потрясение, когда я, вернувшись с каких-то двухдневных удовольствий, был встречен на подходе к дому очень неприятными соседями. И действительно, залил я их тогда очень качественно: с седьмого этажа по первый. Некстати дали горячую воду.
   Взял я тогда конвертик с зарплатой и пошел вниз по этажам. На шестом без споров отдал двести, пятый почему-то был залит не очень сильно, но энергичная старуха сама отодрала от пола линолеум и полила его парой ведер воды, сошлись на семидесяти. На четвертом сказали, что подают на меня в суд, но согласились на пятьдесят, на третьем послали нахуй и взяли двадцать, на втором бабка с собачками попросила взаймы на две бутылки водки. На первом никого не было дома.
   И никто ведь не брал денег просто так: сначала я обязательно должен был рассказать им про то, какой же я мудак, долбоеб, и как мне от этого перед ними неудобно.
   Но оказалось, что я все равно не откупился.
   Теперь, уже совсем в другом месте, в шесть утра в дверь начинает безумно звонить старуха с нижнего этажа. Она волочит меня к себе на кухню и торжественно указывает на небольшое мокрое пятно над мойкой.
   Ну, – говорю я тупо. – Мокро. Высохнет.
   Как это ВЫСОХНЕТ? – кричит старуха. – Оно же будет ЖЕЛТОЕ!!!
   И я понимаю, что да. Оно действительно будет Желтое. Уж лучше бы я этой старухе на подушку насрал, она, может быть, и простила бы. А вот этого – никогда.
//-- [17 Aug 2001|09:46pm] --//
   Похоже, что Мудаки активизировались. Воздух вокруг им способствует, что ли.
   Ехал в электричке до комарово, электричка набитая, кругом пиздец, мужик в тамбуре начинает искать огонька: у тебя прикурить есть? А у тебя? А спроси вон того, может, у него есть (это мне). Бабуля, у тебя прикурить нет?
   Доехали до Парголово.
   А вы знаете, почему Парголово так называется? – спрашивает мудак. – Потому что ПАР ИЗ ГОЛОВЫ!!! Слышал, да? Пар из головы – парголово! Слышал, да? А ты, тетка, слышала такое, а?
   Я никогда не борюсь со злом. Зло необходимо, чтобы бороться с неприятным Добром, поэтому оно должно быть.
   Но я сказал. Папаша, сказал я, потуши сигарету и помолчи, а?
   Папаша обвел всех горьким взглядом и сказал: А ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО КУЛЬТУРА ГОРОДА ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ КУЛЬТУРОЙ ПРОЖИВАЮЩИХ В НЕМ ЖИТЕЛЕЙ?!
   Люди прятали от меня глаза и старались меня не касаться.
//-- [25 Aug 2001|03:15am] --//
   Мучительно хочется заниматься чем-нибудь никчемным, неинтересным и совершенно никому, главное, чтобы и мне, не нужным. Например пройти все тридцать уровней в дум-два, остопиздевшем еще лет семь назад. Или смотреть по телевизору футбол, в котором мне последовательно насрать на: ливерпуль, баварию, королевство монако и неизвестный кубок, за который они все играют.
   Это означает, что мне дали аванс за еще не сделанную работу. То есть теперь надо работать задарма. Никогда нельзя брать никаких авансов.
//-- [29 Aug 2001|08:01pm] --//
   Пошел платить за электричество и случайно нашел универсам, который искал много лет.
   Ничего корейского в универсаме все равно не продавали, поэтому накупил много разных вещей: селедки, сметаны, крупы, еще чего-то, полную сумку.
   Принес домой, понюхал – все какое-то невкусное.
   Сложил в холодильник, чтобы хорошенько сгнило, а то просто так жалко выбрасывать.
//-- [30 Aug 2001|08:46am] --//
   Сегодня утром вспомнил давно забытое счастье от погружения в Горячий Кипяток.
   Должно быть осень.
   Комары тоже расстроились: сидят тихо на потолке и кровью моей чуть теплой больше не интересуются. Да и толку от этой крови, все равно потом все яйца поморозишь.
   Всю ночь провел в снегах. Шел через пургу на вокзал встречать одно Очень Прекрасное Существо, но вместо Существа приехал Ким Ир Сен в бронепоезде, настоящем, из революции, с поворотными турелями на крыше. Я прятался от бронепоезда в сугробе и радовался, что корейские пулеметчики не умеют стрелять, когда снег, потому что они никогда снега не видели, у них же там пустыня Гоби, в Корее.
   Это означает, что нужно доставать из шкафа душное тяжелое одеяло, а также обдумать вопрос о скорейшем приобретении пижамки: байковой в мелкий аленький цветочек.
//-- [30 Aug 2001|09:20am] --//
   Всё думаю: как бы так устроить, чтобы кто-то делал за меня разную Мелкую Неприятную Хуйню?
   Жениться не помогает, я пробовал – от женитьбы количество Мелкой Неприятной Хуйни увеличивается раз в восемьсот.
   Есть по телевизору очень возбуждающая реклама про Сев. – зап. ГСМ: будто бы нужно набрать *123 – и можно дальше валяться в кресле-качалке, зевать, потому что Неизвестная Субстанция уже всё за тебя сделала.
   Например съездила хуй-знает-куда и заплатила хозяину квартиры за следующий месяц, да еще вспомнила при этом оба блядских шифра на ебаных дверях его пидорастического подъезда.
//-- [31 Aug 2001|12:10pm] --//
   Вчера мне дали Огромную Сумму Денег.
   Я испугался, что тут же воображу себя Очень Богатым, найму цыган с Медведем и пойду на Невский разбрасывать десятирублевки под «к нам приехал-к нам приехал».
   Поэтому немедленно отдал сто баксов долга, еще сто наоборот дал в долг и опять стал бедный и счастливый.
//-- [06 Sep 2001|12:48pm] --//
   Давно-давно у одного моего приятеля жила сбрендившая бабка. Бабка-Анютка, как она сама представлялась, царствие ей небесное, я сам с полотенцем на рукаве опускал ее в землю, за что мне поднесли Стопочку.
   Бабка-Анютка, пока была живая, обязательно задавала всем входящим и выходящим три и только три Самых Главных Вопроса:
   Вас, мОлодец (барышня) как зовут?
   А Вы далёко живете?
   Папа-мама есть?
   Все три вопроса она задавала подряд, ответов не слушала.
   Видимо, бабка, даром что сбрендившая, просто глумилась над всеобщей идиотской привычкой задавать ненужные вопросы.
   Вопросов вообще никому никаких задавать нельзя. Я даже думаю, что надо выковырнуть отверткой кнопку с вопросительным знаком из клавиатуры. Вот прямо сейчас и выковырну.
//-- [06 Sep 2001|05:03pm] --//
   На работе не дают курить. Не дают курить на работе. Вырывают изо рта сигареты, топчут, потом берут за уши и об колено, не будешь курить, не будешь! и носом в пепельницу: вкусно? нет? а нам вкусно твой дым нюхать, а? отвечай!
   Больше никогда не пойду на работу, никогда.
   Пошел курить на улицу, зачитался объявлением про то, что нужно сбросить вес и подготовиться к менопаузе.
   Блядь, менопауза, чем себя занять, когда наступит менопауза. Все нормальные люди давно уже про это задумались, и про менопаузу, и про пенсию. Меня тоже спрашивают: а у тебя трудовая книжка хоть есть? Да, отвечаю, вроде где-то есть, там последняя запись от девяносто третьего года: ув. п.с.ж. из сш № 18 ст. 32 КЗоТ РК.
   КАК?! – спрашивают с ужасом. – А Пенсия?
   Пенсия, прекрасная Пенсия, окошко на почте, я, злобный старик в пальто, из пальто вата, колочу клюкой не в меру прытких старух, которые лезут без очереди.
   Надо готовиться, готовиться надо, а курить не надо, курить Вредно, от капли никотина умирает блядь Лошадь.
//-- [11 Sep 2001|01:05am] --//
   Когда меня восьми месяцев от роду отдали в круглосуточную ясельную группу и посадили в койку с веревочной решеткой и двадцать лет подряд обоссаной холодной клеенкой, я сразу же насрал им в колготки специально жидкого говна, а потом перетер беззубыми деснами веревку, дополз до кухни и обварился там кипятком нахуй, чтобы уволили блядских нянечек, которые, суки, полоскали меня под холодным краном, чтобы знали, проститутки, что за все в этой жизни надо однажды заплатить, за каждую блядь слезинку младенца, то есть меня.
   В средней группе я целовался с девочкой, больной свинкой, Воспитательница сказала, чтобы к ней никто не подходил, а я ее любил, ее звали Таня, она была толстая, а потом оплевал всех лучших друзей – и Вову Дудника, и Павлика Толстого, и Кайрата Жолдасбекова, потому что они не поверили, что я плюну, и они все тоже заболели свинкой, и вся группа заболела, и я заболел, и морды у всех потрескались на две недели нахуй.
   Еще я их научил играть в игру На Кого Бог Пошлет, когда надо бросать в воздух совки, заводные машины и железные кубики, а голову руками закрывать нельзя, кто закрывает, тот Ссыкун, надо стоять и ждать, кому что по затылку ебнется. Меня этой игре другой друг научил, не из нашего детсада. Он был Хулиган, мы с ним собирали Карбит и подкладывали под казахские дома.
   Потом я принес книгу бидструпа с Голыми Женщинами, и Павлик Толстой рассказал, что у девочек бывает Пизда. Мы ходили к девочкам в туалет смотреть Пизду, девочки нам показывали, но там ничего интересного не было, пустое место и все, наебка в общем.
//-- [13 Sep 2001|12:46am] --//
   По телевизору рассказывают, будто бы теперь всё будет Иначе.
   Это означает, что будут показывать разные другие картинки. Но по тому же самому телевизору.

     Вот стоит гермафродит
     сам ебется, сам родит.

   А в подъезде как было нассано, так и есть нассано. И помидоры все те же невкусные продают, что двадцать лет назад.
   Хотя что-то меняется, конечно. Вот купил сыру с плесенью, он приятный. Раньше с плесенью я выбрасывал.
//-- [16 Sep 2001|01:51pm] --//
   Обязательно должна быть Справедливость. Без Справедливости нельзя.
   Справедливость это или Несправедливость – вычисляется математическим путем. При этом Справедливость всегда должна быть больше, чем Несправедливость.
   Вот допустим пришел человек в магазин, дал продавцу десять рублей и ждет, что тот даст ему взамен бутылку пива. Если так оно и произошло, то говорить не о чем: нет тут никакой ни Справедливости, ни Несправедливости. А вот если продавец деньги взял и говорит: давай, мол, давай ступай отсюда, что стоишь как пень? тогда это Несправедливость, и чтобы снова была Справедливость, надо поджечь магазин, чтобы сгорело тысяч на пятьдесят, это как минимум. Лучше бы, конечно, еще расстрелять продавца, и его хозяина тоже неплохо бы.
   Или если рассказать старушке, которой я в метро место не уступил, что у меня девяносто девять долларов украли, она обязательно бы обрадовалась, потому что опять наступила Справедливость. Я конечно могу возражать, что тогда уж лучше бы дал сто рублей, чтобы бабушка доехала в теплой машине куда ей надо, но для настоящей Справедливости столько денег мало.
   Хорошо бы написать специальную программу, типа эксела, которая считает Справедливость. А то все считают в уме, считать мало кто хорошо умеет, поэтому у всех разное получается – у одних вроде Справедливость, а у других совсем Несправедливость, и все от этого спорят, ругаются, потом не здороваются друг с другом, в общем непорядок.
//-- [21 Sep 2001|03:55pm] --//
   Вчера у меня кончились настоящие Русские деньги, которые все берут, и пошел я наменять их себе на доллары. У меня теперь почти всегда есть доллары, с тех пор как я научился рисовать Покемонов.
   Прихожу я в обменник, а там стоит очередь, большая. И обменник сам на технический перерыв закрытый, это значит, что курс у него внутри Хороший, не станут люди просто так стоять, если курс Плохой.
   Ну я тоже встал. А тут вдруг выходит охранник, отпирает ключом окошко, в котором этот Хороший курс написан, и достает цыфирку 7 из надписи 28–70. Все прямо не дышат: а что же он заместо нее туда вставит? неужели 9? Вот бы счастье какое! А он долго-долго роется в кармане, качалов блядь, и вставляет в надпись нолик.
   От этого вся очередь вздыхает и расходится нахуй. Потому что все Жлобы.
   А я остался, потому что я не Жлоб, мне семь рублей не жалко. Да я семь рублей могу запросто хоть любому первому встречному алкоголику отдать, если ему Хуево. А я хорошо разбираюсь, когда Хуево, меня не наебешь, я не доктор какой-нибудь из поликлиники, который любому бюллетень выдаст, если тот нос канцелярским клеем намажет. В этих поликлиниках вообще неизвестно что творится, там еще доктора специально дорогие лекарства всем выписывают, потому что им за это из аптек приплачивают. Все жулики потому что.
//-- [22 Sep 2001|10:50pm] --//
   Какие мы все-таки старенькие, какие мы дряхленькие, ножки слабенькие, палочкой тюкаем: на Рок-Концерт пришли.
   А внутри ходят девушки, и у каждой Колечко в Пупе. Если в такое колечко попасть с тридцати метров дартсом, то можно за него подергать: дзынь-дзынь. И еще раз: дзынь-дзынь.
   Но девушки смотрят мимо наших одутловатых щек, и дартсов никто не приносит, и мы натягиваем на уши поглубже черные шляпы, чтобы никто не догадался про наши Тайные Плеши, огромные и безжизненные, как у артиста-боярского.
   А потом все расходятся по домам и мы тоже, и едем мы в сияющей изнутри маршрутке, такие соблазнительные для Сумасшедшего Снайпера, но ничего, доезжаем куда нужно, какие там снайперы, все снайперы спят давно.
//-- [25 Sep 2001|01:11pm] --//
   О беззаветные труженики! О не покладающие рук домашние хозяева!
   По шляпкам вбитых вами гвоздей можно два раза сходить до луны. Соструганным вами паркетом можно в четыре слоя покрыть Францию, Бельгию и Люксембург. Рамами из застекленных вами балконов можно накрыть Антарктиду и вырастить там огурцы. Если бы вы сверлили в одном месте, по этой дыре можно было бы пустить четырехполосное метро от Бомбея до Лондона.
   Но почему блядь все это происходит надо мной, подо мной, а также слева и справа? Почему эти трудолюбивые люди до сих пор не валят лес, не копают каналы, не шьют телогрейки наконец? Почему они вообще не на работе? Где блядь Сталин? Зачем уморили Андропова, суки? А? Я вас спрашиваю.
//-- [26 Sep 2001|02:24am] --//
   Звукоизоляция в нашем доме не сказать чтобы совсем негодная, бывает и похуже, но слова в сериалах по телевизору разобрать через стенку можно.
   Я обычно ложусь спать часа в четыре ночи, так что все хорошо слышу. Я понял Страшное: мои соседи – они не Люди. Они может быть Роботы. Или Инопланетяне засланные.
   Они НИКОГДА НЕ ЕБУТСЯ. Они никогда не ругаются. Они вообще не разговаривают. Телевизор у них разговаривает, а сами они нет. Они не ходят ночью поссать. Или ходят, но за собой не смывают, что за такими трудолюбивыми соседями даже смешно заподозрить.
   Я думаю, что ровно в десять часов вечера они просто застывают неподвижно с дрелями и закаточными ключами в руках и так стоят до восьми часов утра, когда они снова оживают и продолжают дальше сверлить, строгать, греметь крышками и гудеть пылесосом.
   Я ни разу не видел, чтобы они выносили мусор в мусоропровод. Куда они девают стружки? Я знаю: они их едят. Они состругают весь паркет на стружки, а потом новый укладывают. А огурцы закатывают для отвода глаз, на случай, если Милиция придет их проверить.
   Я иногда езжу с ними в лифте или просто на площадке встречаю – нормальные вроде люди, но так ведь не определишь. Нужно к ним подослать специального человека, будто бы доктор пришел прививки делать. И взять у них кровь на анализ. А там, может, и крови никакой нет: один солидол или кислота ртутно-гафниевая.
//-- [29 Sep 2001|07:13am] --//
   Кстати, пошел третий год, как я живу в Петербурге.
   До сих пор не знаю толком, ненавижу я этот тяжелый отсыревший город, или все-таки это единственное место, в котором я могу жить. Я приехал в него осенью и живу в нем осенью. Когда тут вдруг появляется солнце, он становится похож на старуху, накрашенную кондукторской помадой.
   Здесь нужно сочинять Идиотъ, преступление и наказание, в конце обязательно писать, что скучно жить на этом свете, господа.
   Я езжу по нему сверху, только когда пьяный. Два раза через Неву и один раз через Чорную речку. Почему-то страшно люблю Неву, даже зимой, когда на ней валяются кокакольные бутылки.
   Если бы я вдруг стал красивый и богатый, как писатель Акунин, я купил бы квартиру на Фонтанке, с эркером, я там уже себе присмотрел. Пил бы в эркере коньяк, потом гулял бы в длинном пальто, заложив руки за спину.
   Кони на Аничковом мосту так себе, правда. Попса. Я бы ходил в другую сторону, на чижика-пыжика пепел стряхивать.
//-- [03 Oct 2001|02:32pm] --//
   Совершенно не понимаю, зачем нужно рыться в чьей-то аське например.
   Вот например я. Положа руку на сердце, не скажу, что у меня огромные Моральные Устои. Или что такой уж я Порядочный. Тем не менее я никогда не читаю забытых перед зеркалом бумажек, и, если Любимая Женщина просит принести сигареты из сумочки, я всегда приношу всю сумочку целиком, пусть сама там полчаса роется. Потому что ничего хорошего в этих сумочках не носят и на этих бумажках не пишут. Вероятность найти в сумочке собственную зацелованную фотографию довольно невелика. Я бы даже сказал, что ничтожна. А вот найти полупустую пачку гондонов – это запросто. То же самое с бумажками и блокнотами, аськами и почтами. Вряд ли там написано про то, какой я Фантастический Ебарь, Красавец и Гений, вряд ли. Женщины вообще очень редко ценят выпавшее им Счастье. Потом спохватываются, конечно, но уже поздно, улетело Счастье-то.
   То есть я не понимаю цели. Целью всякого действия должно быть получение Радости. Ну нашел я пачку гондонов, а Радость-то где? Радость Познания, что ли? Спасибо, мне моего текущего уровня Скорби вполне достаточно для более-менее адекватного функционирования.
   Конечно, с одной стороны, всегда хочется быть в контексте, владеть ситуацией, и довольно неприятно узнавать какие-то удивительные новости о себе самом последним из всех окружающих, это да. А с другой стороны, если вспомнить, что мы даже толком не знаем, зачем родились на свет, в чем Цель Жизни и где Правда, то все это такие пустяки, что даже говорить про них смешно.
//-- [04 Oct 2001|12:12am] --//
   Бомж: Извините, пожалуйста, не будете ли так добры оставить мне бутылочку, я в сторонке постою, чтобы Вас не беспокоить.
   Я: Да пожалуйста, но боюсь, что моя бутылочка вряд ли Вас заинтересует. Ноль тридцать три, извините.
   Бомж: Да, действительно. Я сегодня, знаете ли, за одной такой побежал через всю площадь, нога сами видите какая, еле добежал, а там такая же стоит, как у Вас. А что за пиво-то?
   Я: Три Медведя.
   Бомж: Да уж. Но пиво-то хоть хорошее?
   Я: Так себе, в рекламе по телевизору лучше.
   Бомж (мечтательно): По телевизору… Ну всего Вам доброго!
   Я: Ну и Вам всего доброго!
//-- [05 Oct 2001|01:17am] --//
   Пиздец, говорят, приходит незаметно.
   Это плохой Пиздец приходит незаметно, видели мы такой. Выскочит из кустов, Хуй покажет: оп-ля! Вот уж удивил так удивил.
   Настоящий Пиздец приходит не так. Настоящий Пиздец выходит торжественный и сияющий как авианосец Миссури из Порта Приписки до Пойнт-оф-Дестинейшн. Проходит Суэцкий канал, Панамский, Гибралтар, огибает Мыс Доброй Надежды, раздавливает по пути сейшельские острова с лучшим на Земле климатом, даже не замечает, разве что пара кружек на камбузе треснула.
   А мы мечемся по периметру нашего мелкого брунея: а? что? куда копать? вглубь? вширь? чем запасаться: крупой? водой? постным маслом? пистолетом с одним патроном, чтоб поднять на себе флаг и затонуть? Или просто встать на берегу гордо, как Пушкин на картине Айвазовского-Репина и рассказать прибою свои накопившиеся претензии? Хуй его знает.
   Одно в таком Пиздеце приятно: он большой, а мы мелкие. Если он с первого раза не попал, то, пока он вокруг Африки развернется, мы уже бороду сбрили, зубов навставляли, два раза женились да и окочурились от естественных причин, извините уж.
//-- [05 Oct 2001|11:03pm] --//
   Я вот так думаю, что на этом свете есть три-четыре вещи, не больше.
   Безусловно есть Любовь, я верю в Любовь.
   Кроме того есть еще Ненависть, Смерть и Жизнь.
   В Добро и Зло я не верю, ну это ладно.
   А все остальное: Электричество, Интертекстуальность, Индекс Доуджонса и Паровое Отопление они непонятно зачем придумали, лишнее это, ни к чему, сильно мешает.
//-- [14 Oct 2001|06:57pm] --//
   Надо жениться, вот что.
   Жена должна быть огромная и страшная как мадам козявкина. Она бы встречала меня вечером: Опять НАЖРАЛСЯ! И куда ж ты его ЖРЕШЬ! И куда в тебя ЛЕЗЕТ! И как ты еще не ЛОПНЕШЬ!
   Потом бы она меня слегка пиздила и выворачивала деньги из карманов. И вообще все деньги бы отбирала, чтобы покупать на них разные никчемные вещи: Шторки, Полочки Для Ванной и Капусту. А я бы делал от нее Заначки, чтобы покупать вкусное и полезное Пиво, чтобы пить его с Идиотами, один из которых просто Алкаш, а другой еще и Придурок в придачу.
   Эти Заначки я бы хранил в специальном Железном Ящике, который есть у каждого семейного мужчины, где хранят разные ненужные Шурупы и треснутый патрон от лампочки, и Отвертку, и вообще всё. Там бы у меня было Секретное отделение и в нем под ржавыми гвоздями хранилась бы Сторублевка.
   И не сидел бы я сейчас как Последний Мудацкий Болван без сигарет.
//-- [18 Oct 2001|05:55pm] --//
   Я сильно полюбил макдональдс.
   Раньше, когда я приходил на перекресток шестой линии и среднего проспекта, меня немедленно начинало тошнить от прогорклого глютамата натрия, которым макдональдс как раз и знаменит на весь мир. А теперь ничего, теперь я запросто захожу внутрь, говорю: а дайте мне Двойной-Роял-Делюкс-С-Игрушкой. Когда я насобираю все необходимые игрушки, я принесу их назад в макдональдс и мне дадут Вафельный Рожок, а может, сфотографируют на скамеечке рядом с Кловуном, а то и с самим Павлом-буре, ведь бывает же счастье, я это точно знаю.
   Потом я обязательно хожу поссать в их туалет, даже если не хочется, потому что если я туда не схожу, они обидятся, что я побрезговал, и зря они там швабрами мыли каждые две минуты, и не пустят меня, когда я опять приду в макдональдс.
   Потом я ухожу, на дверях у них написано: ОТ СЕБЯ и НА СЕБЯ, нужно угадать, а еще потом я выпиваю возле киоска небольшую бутылку пива ноль тридцать три, чтобы отбить запах. А то мало ли что, вдруг кому-то неприятно.
//-- [28 Oct 2001|02:11am] --//
   На самом деле способность испытывать Любовь, она факультативна.
   Я встречал людей, которые способны и которые неспособны, а в общем-то ничем они друг от друга не отличаются, все молодцы.
   Я например способный, но честно скажу: радости от этого никакой. Всю ту радость, которую можно из этого дела извлечь, ее потом все равно вычтут из твоей же жизни.
   При этом совершенно непонятно, по какому алгоритму они там считают, но все время есть такое подозрение, что очень сильно наебывают.
   В общем дурное дело, негодное.
//-- [04 Dec 2001|01:02pm] --//
   Пора уже выращивать у себя в голове Пустоту, а то задолбали уже там галдеть.
   Только не ту спижженную дзеньпустоту, которую подсовывали Русскому Народу некоторые справедливо уже забытые писатели. От чужой Пустоты ничего хорошего не выходит, это ещё раз хорошо видно из истории с Дж. Харрисоном, царствие ему небесное.
   Простому Русскому человеку наподобие меня нужна Торжественная Православная Пустота, скорее даже не Пустота, а Простор, и чтоб на десять тысяч вёрст ни одной живой души. И грачи улетели нахуй.
   И тишина.
   Бомм. Боммм.
//-- [10 Dec 2001|04:05pm] --//
   А в купе храпели три мужика, и каждый храпел по-своему: один басом и равномерно, другой тенором и прибулькивал, а третий вступал в самые патетические моменты. И я лежал на нижней полке и думал, что если бы мне тоже удалось заснуть и тоже захрапеть, я бы стал тем самым Четвёртым, и мы вчетвером создали бы Волшебную Гармонию, и наш поезд оторвался бы от рельсов и полетел бы весь сияющий над Чорной Тверью, потому что новый год же скоро и обязательно должно быть Счастье.
   Только нихуя ничего не вышло, и я зевал, ходил курить и покупал в твери каменный пирожок. Потому что этот мир так устроен, что если в нём хоть в одном месте наступит Гармония, неважно из-за кого: из-за Мужчины и Женщины или из-за четырёх храпящих мужиков, то ему сразу же придёт Пиздец. И будут тогда и первый Ангел и третий, и саранча и полынь, и вылезут из вод морские гады и откусят вам всем Хуй. И мне откусят, потому что вот так оно всё блядь устроено.
   А потом пришла сдобная московская проводница и сказала сдобным московским голосом: «Вставайте, мальчики, Ленинград скоро».
   Все москвичи до сих пор думают, что есть на свете такой город Ленинград, город на неве, а в нём всё как в Москве: и Третья Улица Строителей, и ключи все подходят, и вообще всё-всё точно такое же, только мельче и хуже конечно.
//-- [17 Dec 2001|06:05pm] --//
   Будучи принуждён слабым здоровьем к довольно продолжительной трезвости, могу добавить несколько соображений о плюсах и минусах трезвости и пьянства.
   С одной стороны, в результате трезвости появляется масса свободного времени. А с другой стороны, всё это свободное время немедленно используется на освежающий сон. А для чего освежающий? К чему освежающий, если проснулся в семь часов вечера? Хуй его знает.
   От трезвости очень улучшается аппетит. Сегодня, например, я проснулся в шесть утра и немедленно пошёл на кухню жрать сосиски. Ну и какие же это Деньжищи надо, если жрать сосиски с шести утра до самой ночи?
   Зато просмотрел телепередачи, которые показывают тем, кому Бог даёт. Передачи были телепузики и городок.
   Ну, городок понятно: обоссался от смеха и пошел на работу рассказывать, как стоянов маврою оделся. А телепузики очень страшные. Это даже не Сатана, у Сатаны хотя бы лик Чорен и Прекрасен, а у этих Бел и Творожист и вообще похожи они на трупов, выпущенных на прогулку во внутренний дворик морга для убиенных младенцев, чтобы не завелась в них в трупах микрофауна. Непонятно, зачем нам такое с утра показывают.
   Вот так и живём мы, трезвые люди, так и живём.

2002

//-- [03 Jan 2002|05:11pm] --//
   Два главных Мущинских вопроса:
   1. ТЫ ГДЕ БЫЛА?!
   2. НЕТ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ: ТЫ ГДЕ БЫЛА?!!!
   Людей, которые такое спрашивают, нужно отводить к нквдэшной женщине, чтобы она отдавливала им каблуком яйца. Совершенно непонятно, зачем спрашивают, совершенно.
   Чего хотят услышать?: «Ебаться ходила. Потому что ебаться с тобой – это как носок на поварёшке штопать. Милый». Или про подругу и метро-закрыто-телефон-сломался?
   Я, когда очень давно был муж, тоже такие идиоцкие вопросы задавал. А потом всё прошло. Не то чтобы поумнел, так просто прошло, и всё.
//-- [21 Jan 2002|01:31am] --//
   Вчера мы ели фондю.
   Фондю оказалось довольно неплохой штукой: оно постоянно обеспечивает всех сидящих приятными хлопотами по неперепутыванию палочек, процесс этот крайне увлекательный, так что питаться можно часами.
   Кроме того, Чорный котёл с кипящим маслом вызывает полезные мысли о том, что скоро мы все умрём и пойдем в АДЪ, если немедленно не задумаемся над своими блядь жизненными ценностями. В частности над тем, нужно ли мешать коньяк с виски.
//-- [01 Feb 2002|06:38am] --//
   Мне дали Членский Билет про то что я будто бы Писатель, а не Хуй Собачий.
   Сегодня же выну из заднего кармана штанов подозрительный нерусский паспорт, навеки приобретший курватуру моей правой ягодицы, и заброшу его на шкаф. Потом нажрусь и пойду с Членским Билетом на улицу посылать всю милицию нахуй, потому что МНЕ можно. Потому что мне теперь можно ругаться матом при дитях и беременных женщинах, о чём есть специальное постановление Совета Всех Писателей за подписью Б. Н. Стругацкого, долгих ему лет жизни.
//-- [20 Feb 2002|11:36pm] --//
   Покупал жетоны в метро. Рядом с кассой мучалась женщина: Оййй – и я уехала, а она совсем уже плохая была… Ну почему я не осталась? Мужчина, не поможете рубль доехать? (мужику передо мной).
   Мужик равнодушно уходит.
   – Вот козёл! – говорит женщина вослед. – А вы, мужчина, рубль не поможете?
   – Нет, – отвечаю я, – я к сожалению тоже козёл.
   – Да нет, – говорит женщина, смотрит на меня внимательно, – вы не козёл, у вас денег просто нет.
   Отворачивается, чешется.
   И ведь действительно: нет. Дома в шкапчике лежат рублей пятьсот или даже семьсот, а с собой ну нихуя нет, только на метро.
   А они откуда-то всё это знают.
//-- [02 Mar 2002|03:57pm] --//
   Оказалось, что меня вчера ограбили, да.
   Я пришёл домой изрядно выпив пива, а оно вот как.
   Перечислим всех похищенных поимённо, чтобы помнили:
   1. Компьютер Селерон 500 образца девяносто восьмого года.
   2. Монитор элжи 15 дюймов, видимая площадь дюймов тринадцать, не больше, не мерял (себе на заметку: измерить наконец линейкой свой Хуй, а то так и издохну, не узнав, какой он был).
   3. Сканер, который даже когда его покупали новый в солидоле три года назад, стоил пятьдесят пять долларов.
   4. Китайская двухкассетная мыльница, осталась от предыдущего обитателя.
   Ещё Злодеи зашли в шкаф, но там висит то, что я сам стесняюсь носить, в общем, они расстроились и вывалили полный мешок окурков на недавно, между прочим, недели всего назад полторы пылесошенный ковёр. Не насрали. За что им спасибо, хотя по контексту это было бы оправданно.
   Смешно, что они не заметили Главных Сокровищ, как-то: романа Дм. Быкова Оправдание с дарственной надписью «любимому горчеву от любящего его быкова с любовью», образка Дм. же Солунского, приобретённого по случаю в одноимённой церкви неподалёку от ст. м. удельная, и сосисок с сыром в холодильнике полкило, хотя уже впрочем меньше.
   Наша правильная Православная Библия, тоже в прихожей, раскрытая на первой попавшейся странице пообещала Хуесосам сады такие редкие и стада такие худые, что даже малый мальчик сможет сделать их опись. Вот так, Суки.
   В общем, я всё могу понять и простить, абсолютно всё, и компьютера не очень жалко, даже лучше, что его спиздили, буду читать книжки и гулять в озерки.
   Но Ёбаные Суки всё равно должны сдохнуть, потому что я совершенно не переношу когда чужие Ублюдские Мудаки роются в моих блять личных вещах.
//-- [08 Mar 2002|12:34pm] --//
   Прекрасные, удивительные и единственно возможные!
   Пусть вам ничего не будет из того, чего вы хотите, потому что хотите вы всегда никому не нужную хуйню, а будет вам просто Женское Счастье Лишь Бы Милый Рядом. Или там милая, это несущественно.
   Немного о себе.
   Вчера в вашу честь я былинно и исконно нажрался, как не нажирался уже довольно давно, месяца наверное два. Доебался до бесцветного белобрысого молодого человека и объявил его Сатаной, потому что Сатана по моему мнению в его земных воплощениях именно вот такой бесцветный и белобрысый. Всех в споре победил, остался за столом совершенно один, выпил ещё водки и лёг спать на диване в Геликоне.
   Проснулся весь в Кровище, но к счастью ничего романтического, никого даже не зарезал, так просто кровь носом пошла, скучно.
//-- [11 Mar 2002|05:41pm] --//
   Жизнь снаружи компьютера без компьютера не очень сильно отличается от жизни внутри компьютера. Снаружи компьютера показывают скверный фильм азазель, а внутри рассказывают, что снаружи показывают скверный фильм азазель.
   Люди снаружи ходят в основном те же самые, что внутри, а тем людям, по которым сразу видно, что они не изнутри, мы подаём пустую бутылочку или ничего не подаём, потому что воняют или вон морда какая здоровенная, пусть работать идёт. Работы вокруг много, а шпалы никто не хочет укладывать, не нам же этим заниматься – у нас в компьютере дело: мы в него впечатываем буковки и в ответ тоже получаем буковки, от этого буковок становится всё больше и больше, скоро они полезут из компьютера как вечная каша, и всем-всем достанется много-много миллионов красивых маленьких аккуратных буковок, и тогда уже никому не нужно будет никуда ехать, и шпалы уже будут не нужны и вообще ничего никому не будет нужно, потому что и так будет Заебись.
//-- [12 Mar 2002|01:15pm] --//
   Во. Принесли персональное блять приглашение:

   ============
   Уважаемый Дмитрий Горчев!
   Центр Современной Литературы и Книги
   имеет честь пригласить Вас на дискуссию за круглым столом: «Обсценная лексика в художественной литературе»
   …
   В процессе дискуссии будут рассмотрены как лингвистические аспекты ненормативной лексики в художественной литературе, так и морально-нравственные издержки бесцензурной прозы и поэзии.

   Работники библиотек предъявят образцы современных книг, возвращенных читателями в библиотеку с гневными комментариями.
   …
   ======

   Про фуршет ни слова.
//-- [25 Mar 2002|07:33pm] --//
   Меня совершенно разлюбили Вещи. Всего за месяц у меня спиздили дома компьютер и на работе из компьютера память. Вчера за один день дома перегорели четыре лампочки. Два крана на кухне не открываются, один в ванной не закрывается. Телевизор каждые три минуты самостоятельно переключается на бывший ТВ-6, где теперь всегда идёт один и тот же без начала и конца футбольный матч.
   Это всё потому что я их не уважаю. Я не обмываю Вещи тёплой мыльной водой, не тру их вехоткой и не увлажняю их специальными жидкостями. Я наоборот роняю на них пыль и пепел, опрокидываю на них пиво, кофе, кефир и пепельницы. Я никогда не приношу им новых интересных Вещей из дальних стран.
   В конце концов Вещи обидятся окончательно, и однажды я вернусь домой и как Федора из детства увижу там только несколько мусорных четырёхугольников.
   Почему-то в детстве я думал, что Федора – это старенькая такая старушка, хотя в тексте никаких указаний на это не было. На самом же деле, уже позже в одной книжке Федора была нарисована правильно: бодрая вполне тётка, даже слегка блядоватая.
//-- [12 Apr 2002|05:14pm] --//
   Если вам вдруг стало скушно жить в городе Петербурге, нужно сделать так: зайти в трамвай с какой-нибудь знакомой и громко ей сказать: «Я вот эту КОРЮШКУ не понимаю – дрянь какая-то, а не рыба: минтай и то лучше». После этого можно смело идти домой, там уже будет интересно: во-первых, вы узнаете, что вас уже ограбили до нитки, а что не вынесли, то полили подсолнечным маслом; во-вторых, у вас отключили горячую воду, принесли счёт за переговоры с америкой на тысячу восемьсот долларов и отрезали электричество. Поэтому вы не сможете включить петербургское телевидение и посмотреть по нему сюжет про то, как вас полчаса назад отпиздили в подворотне.
   Между прочим, петербургское телевидение – самое удивительное телевидение в мире. Когда во всём остальном мире показывают про взрывы и землетрясения, петербургское телевидение передаёт в последних известиях такую новость: один значит боцман привёз из плавания попугая, назвал кешей. А в доме боцмана как раз отключили отопление. Боцман, чтобы попугай не мёрз, поит его из чайной ложки водкой. Есть такая опасность, что попугай скоро станет алкоголиком.
   Или вот ещё: два бомжа поженились: один бомж мужчина, а другой бомж женщина. У них берут интервью, бомжи показывают электрическую плитку, которую установили на чердаке.
   Каждая новость занимает ровно пятнадцать минут, поэтому больше ни про что рассказать не успевают, даже про погоду. Что, наверное, и правильно – дрянь, а не погода, два раза в год бывает хорошая, но тогда даже телевидение не показывает, потому что все на улицу выбегают пялиться.
//-- [06 May 2002|07:07pm] --//
   На больших вокзалах всегда стоят страшные тётки и продают какие-то чудовищные зловонные не то беляши, не то кулебяки, не то вообще что-то не виданное ранее на белом свете. Они стоят там всегда, каждый день, днём и ночью, в жару и стужу, и проходящего мимо пассажира более всего поражает то, что некто видимо у них эти штуки покупает, а иначе зачем же они здесь стоят?
   От такой мысли пассажиру становится дурно, и он бежит от них как можно далее. Но там уже поджидает его человек, который самым своим видом сообщает: «Я негодяй, и хочу тебя дурака сейчас обчистить до нитки». И лицо у него негодяйское, и нос, и голос, и одет он в особую одежду, какую носят одни только негодяи. Кажется, что если такой человек в каждый час кого-нибудь не облапошит, то верно у самого себя что-нибудь украдёт и себе же продаст втридорога. Хватай такого человека, выворачивай ему карманы, и окажется, что на какой бы самый большой срок ни посади его в тюрьму, всё равно будет мало.
   Но милиция, которая в другое время по одной только походке разглядит в самом благонадёжном гражданине потаённейшие его несоответствия установленным порядкам и допросит по всем своим милицейским правилам, пройдёт равнодушно мимо этого негодяя и будет в шестой уже раз проверять документы и рыться в баулах у тамбовского крестьянина, которого угораздил Господь уродиться на свет слишком уж бородатым и чернявым.
   Купил ли негодяй эту милицию? Да откуда же у него деньги покупать милицию, когда от него в ужасе бежит самый тупой болван и самая идиотская дура, какая только может забрести на вокзал с сотенной бумажкой в обширном лифчике?
   Нет, решительно нет числа загадкам на российских вокзалах.
//-- [05 Jun 2002|02:17pm] --//
   Есть на телевидении один такой футбольный комментатор, не помню фамилию. Вчера когда забил гол японец Судзуки, этот комментатор пять раз сказал: «Судзуки ворвался в штрафную как на мотоцикле».
   Когда с кем-то играли датчане, этот страшный человек раз шесть или семь сообщил, что в ходе игры датчане превратились из гадких утят в прекрасных лебедей, хотя это было чистейшее вранье.
   Если бы играли колумбийцы, он бы обязательно сказал, что их центральный нападающий сто лет стоит в одиночестве и ему никто не пишет.
   Для футбольных комментаторов такой большой кругозор очень вреден, телевидению нужно за этим внимательно следить.
   А вот про Бельгию он не придумал ничего сказать. Совсем ничем эта Бельгия не прославилась, неизвестно даже, на каком там разговаривают языке. Хуйня какая-то, а не страна.
//-- [19 Aug 2002|06:42pm] --//
   За время моего отсутствия в Комарово голубь-невермор разродился у меня на балконе двумя утятами. Каждый из утят последовательно гаже родителя примерно на порядок. При попытке выйти на балкон, невермор шипит, пиздит крыльями и срет, видимо для устрашения.
   Матушки у утят никакой нет и не было, но то, что их уже в два раза больше, чем папашки, уже страшно – я с детства боюсь геометрической прогрессии, с тех пор как прочитал про шахматы и зернышки.
//-- [24 Aug 2002|06:14pm] --//
   Я вот недавно что подумал.
   Что если взять различных нынешних творческих деятелей, то если мне сразу все понятно, не обязательно нравится, чтобы так уж обосраться, но понятно про что он поет-пишет-рассказывает – значит мы с ним примерно ровесники. А иногда еще и родились неподалеку друг от друга.
   Вот я помню, ходил по осени на спектакль Гришковца и не понимал – почему люди смеются, когда он рассказывает, как в детстве шел утром в школу? Ну понятно, почему я смеюсь – потому что Я ЗНАЮ. Я – оттуда же примерно, и из того же времени, и у меня есть в голове картинка про то, как спящие дети, замотанные в шубы-шарфы до полной неузнаваемости бредут в полной тьме по протоптанным в снегу примерно по пояс глубиной тропинкам, которые все ведут к этой поганой школе, которая сидит в самом центре как паук, и светятся сволочные ее желтые окна.
   Но остальные-то люди, которые сидят в зале, этого не знают! Они представляют себе совсем другую школу в другом месте, и освещение не то, и время, и ветер у них в морду не дует с мелким таким сухим снегом, и они не знают, какое это счастье наступает, когда мороз ниже тридцати пяти и пурга, и это обозначает, что по радио отменили занятия с первого класса по седьмой и не нужно идти в школу, а нужно играть в хоккей и в хозяин-горы.
   То есть происходит коммуникативная наебка.
   И она происходит везде и всегда. Мы не знаем, как выглядел бал у губернатора, или кузнец вакула и чем воняли три мушкетера, ничего вообще не знаем, неправильно.
   Это похоже на бутылочку Мэри Поппинс – кто-то пил из нее молоко, а кто-то пунш с ромом.
   Ну или один видит в кляксе кошечку, а другой Марьиванну, стоящую раком.
   Это недопустимо.
//-- [01 Sep 2002|10:49pm] --//
   А еще мы забыли фантомаса.
   Когда нам показывали, как из его машины выдвигались крылья и хвост и еще что-то, и она взлетала, мы тогда сразу же обсирались.
   А когда появлялся комиссар Жюв, то мы все валились на пол и дрыгали ногами и ползали под креслом, потому что не уссаться было вообще невозможно.
   А потом через много лет про Фантомаса сняли другой фильм, как будто бы тот же самый и артисты те же, только фильм специально очень тупой и скучный, и показали по телевизору, будто бы это тот самый фантомас.
   Совершенно непонятно, нахуя им это было нужно.
//-- [16 Sep 2002|02:34am] --//
   Замерзшие комары все до единого набились в мою квартиру, сидят на потолке и стучат зубами – ждут, когда я лягу спать. А я колочу их за это свернутым пополам первым выпуском покемонов.
   Вообще, я давно уже понял, что дарвин был Дурак и Пиздун – если бы естественный отбор действовал ну хоть чуть-чуть иногда, в мире давно бы уже появились бесшумные комары, тараканы, раскрашенные под божьих коровок, и крысы с пушистыми беличьими хвостами.
//-- [18 Sep 2002|11:26pm] --//
   Сегодня ровно три года, как я приехал жить в город Санкт-Петербург. Восемнадцатое сентября.
   Еще ни разу не пожалел, хотя приступы ностальгии, конечно, возникают: а вот пройти по Абрикосовой, свернуть на Виноградную. В городе Алма-Ата действительно есть такой район, где есть улица Грушевая, Вишневая, еще какие-то. Район называется Компот.
   Но это такие, довольно ненастоящие все приступы.
   Вчера пили пиво с [Евой], она так рада, что приехала в этот прекрасный город.
   Я сказал ей что-то кислое, типа, а вот ты еще не видела, какой тут ноябрь. Но неубедительно сказал. Нормальный ноябрь, страшный конечно, но более подходящего места для встречи этого ноября во всей его ёбаной красе вряд ли где еще найдешь.
//-- [27 Sep 2002|03:19pm] --//
   Во. Напоздравляли. Даже не знаю чего отвечать, как-то все неожиданно.
   Еще мне подарили сотовый телефон, номер не скажу, потому что еще не умею на него отвечать. Пока никто не звонит, слава богу. Показали, как его отключают, это очень полезная в нем функция.
//-- [08 Oct 2002|12:11pm] --//
   Петербуржская милиция наконец спохватилась и решила посадить меня в кутузку.
   Ангел мой хранитель требовал, конечно, чтобы я поймал тачку, но меня задавила жаба менять тысячу рублей, тем более что метро было еще вполне открытое. А там значит уже стоит милиция, день кончается, а у нее еще вся ночь впереди и хочется ей тоже выпить напитков. А тут я иду очень целеустремленно прямо в сторону эскалатора, и если меня не остановить, то точно остановит какой-нибудь негодяй, потому что такого человека не остановить нельзя.
   Но в этот раз милиция сильно просчиталась, потому что с прошлого раза, когда она меня останавливала, я уже научился без церемоний сразу доставать корки члена союза писателей и литфонда и трясти у нее под носом – да вы вообще понимаете, КОГО останавливаете?
   «Что пишете?» – спросила интеллигентная петербуржская милиция, ощупывая меня со всех сторон. «Прозу, – сказал я, – очень короткую прозу. В основном про милицию». «А зачем так напились, Дмитрий Анатольевич?» – поинтересовалась милиция, запирая меня в обезьянник. «Для сбора жизненного материала», – сказал я, закинул ногу на ногу, достал мобилу и стал вспоминать, где у нее кнопки. «Э! Э! Куда?» – заволновалась милиция и стала отпирать обезьянник. «Куда-куда, – сказал я грубо. – В союз писателей. В литфонд».
   Склонилась милиция кружком над столом, пошепталась и меня выпустила. Я ей на прощание пообещал написать в следующем своем произведении про нее что-нибудь лестное.
   Все-таки хорошо быть писателем. Журналиста бы наверняка отпиздили.
   И нихуя не отобрали даже – ни тысячу рублей из штанов, ни сто баксов от издательства, ни мобилу, да вообще ничего.
   В общем, хорошо-то как.
   Особенно хорошо, что книжки моей у меня с собой не было, а то хуй бы отпустили, сволочи.
//-- [31 Oct 2002|03:28pm] --//
   «У детей в школе празднуют Хэлловин, западные праздники постепенно становятся нашими», – пишут юзеры.
   Правильно. Хеловин нужно встречать в макдональдсе. Пить кокаколу, есть макфлури, макчикен и макнагец.
   Ровно в полночь Клоун оживёт и всех поубивает. И прилетит гарипотер и добьёт еще живых.
   Последними пройдут телепузики, откладывая в свежие трупы личинки из бледных своих яйцекладов.
//-- [28 Nov 2002|05:55pm] --//
   А всё-таки я думаю, что они нас к сожалению победят.
   Таджицкая женщина сидела с грудным дитём на голом асфальте. Второе дитё лет пяти натурально валялось в луже и хохотало. На улице слегка ниже нуля.
   И не начнётся у дитя насморк и пневмония. И у таджицкой женщины не отпадут придатки, и нарожает она запросто ещё семнадцать штук таких же взамен пяти убитых.
   А наши дети от кондиционера уже инвалиды.
//-- [06 Dec 2002|02:02pm] --//
   Ненавижу пунктуальных людей, просто ненавижу. Их нужно селить где-нибудь отдельно, подальше от нормальных людей, пусть они там назначают друг другу встречи на тринадцать ноль-ноль и приходят на пять минут раньше.
   Однажды давно я нанялся переводить одному английскому банкиру из мирового банка – он раздавал невьебенно льготные кредиты для поддержки малого бизнеса. В городе Джезказгане у него была назначена встреча с какими-то гусеводами на десять часов утра. Мы с ним пришли на встречу за полчаса, а ровно без пяти банкир встал и сказал: «Им это не интересно. Уходим». И мы ушли. Несчастные гусеводы потом два дня рыдали по телефону, но банкир был старобританского киплинговского образца, он еще успел в молодости всю индию истоптать в пробковом шлеме, так что нихуя-то у них не вышло.
   Вот в этом и заключается самая главная подлость пунктуальных людей: хочешь получить денежки, работу, заказ – обосрись, но приходи вовремя. Бабушка у тебя померла, машина по дороге сломалась, будильник встал – не ебёт, твои проблемы.
   Их не очень волнуют пять минут, им приятно побыть сверхчеловеками. Точно так же как многие люди не курят и не пьют не потому что так уж сильно беспокоятся о своем здоровье, а для того, чтобы морщиться, глядя на всех нас остальных и быть Выше.
   И вообще, самые страшные в мире люди – это всевозможные воздержанцы – вегетарьянцы, абстиненты, антисексуалы и правдолюбцы.

2003

//-- [09 Jan 2003|06:17pm] --//
   Я не люблю Пушкина.
   Не знаю, какая детская или юношеская травма стала причиной этого печального моего положения. Скорее всего виновата была кошмарная книга Натальи кажется Долининой про Евгения Онегина. В этой книге каждая, абсолютно каждая строчка этого произведения Пушкина оказывалась исполненной как минимум двумя высочайшими смыслами и всё это подробно разъяснялось. Я читал эту книгу под конвоем своей матушки в течение кажется месяцев двух, по пять страниц в день.
   Хотя надо сказать, что и в раннем детстве я совсем не любил сказок Пушкина, и когда в программе мультфильмов вместо нупогоди показывали какую-нибудь сказку про золотого петушка, то считай всё – пропала программа мультфильмов.
   С тех пор я прожил с этим изъяном довольно много лет, не очень от него страдая, и думаю проживу ещё некоторое время, но иногда он всё же даёт о себе знать.
   Например, прошлым летом я вместе с разными писателями путешествовал на корабле на остров Валаам. До острова мы так и не добрались, впрочем, и корабль наш встал навеки у самого входа в бушующее Ладожское озеро.
   Где-то ближе к полуночи мы, уже изрядно набеседовавшись о литературе, зашли в кают-компанию, она кажется так называется. Там разумеется выпивала группа знакомых литераторов, и мы к ним подсели. За столом было весело, рассказывались различные морские байки, неморские байки, ну в общем всё как положено у маститых литераторов. Я тихо пил свою водку, баек не рассказывал, и вдруг кто-то по какому-то поводу упомянул, что вот, мол, а Горчев не любит Пушкина.
   За столом стало неловко. Кто-то, впрочем, ещё не верил и видимо надеялся, что это шутка, типа розыгрыш. Ну не может же так быть, что вот сидит вполне человекообразный мужчина, пьёт как все водку, а не сопли какие-нибудь с бородавками и при этом не любит Пушкина. Я попытался было как-то объясниться, дескать, мне кажется и я вот так думаю, после чего все окончательно поняли, что это не шутка и стали потихоньку расходиться по каютам. Нельзя же в самом деле сидеть за одним столом с этим вот Насекомым, с этим Головоногим, Двухордовым и Однояйцевым.
   Не помню, чем это всё закончилось – не то я неуклюже откланялся, не то расселся поудобнее, смотрел на всех Цынично и сморкался на пол, не помню, не важно это.
   А ведь я вовсе не ненавижу Пушкина: я не вступаю в лигу антипушкинистов, не царапаю слово Хуй на постаменте, не крадусь ночью в квартиру на Мойке, чтобы навалить там кучу. Я просто не люблю Пушкина. В том смысле, что не испытываю к нему Любви. Ну не трепещет моё сердце от буря-мглою. И не помню я чудное мгновенье, я помню много других чудных мгновений, но не там, не так и не с той. И Гений Чистой Красоты рождает во мне не более чувств, чем оранжевая женщина из журнала пентхаус. И когда учительница младших классов читала нам стихи Пушкина, слова стукались мне в лоб и падали на пол: Зимак. Ристьянинтор. Жысвуя. И не искрился вовсе снег, и багряная роща была точь-в-точь такая же тусклая как на репродукции картины художника-левитана из журнала огонёк, приколотой к доске для наглядности. И до сих пор я так и не знаю толком, что такое дровни, не интересно мне это, видимо что-то связанное с дровами.
   Интересно совсем другое.
   Вот если я выпиваю например с каким-то человеком, то мне глубоко насрать, любит он или не любит Пушкина. Да пусть он любит кого угодно – хоть Пушкина, хоть группу руки-вверх, лишь бы не включал. А это, оказывается, ВАЖНО.
   Иногда, знаете, очень хочется послать всех любителей Пушкина в Жопу. Но среди них есть довольно много вполне милых, приятных и даже замечательных во всех остальных отношениях людей. А для замечательных людей и без меня всегда кто-нибудь найдется, кто пошлёт их в Жопу, так что я не буду.
//-- [03 Feb 2003|08:40am] --//
   Ну вот он и Кирдык ко мне пришёл. Не успел ещё как следует распрощаться с Бодуном, как уже пришёл Грипп, насланный на нас видимо из калмыцких степей Злым Гением Кирсаном Илюмжиновым за то что мало мы почитаем Пушкина.
   От этого Гриппа человек узнаёт, что внутри него оказывается есть огромное количество разнообразных костей и все они трутся друг о друга.
   Вообще в идеальном человеке не должно быть никаких костей. Он должен быть как бурдюк, наподобие осьминога, только без щупалец, а то только дай ему щупальца, он сразу чего-нибудь ими спиздит. Такой идеальный человек должен стоять в углу и молчать. Питается он пусть азотом из окружающего воздуха.
//-- [06 Feb 2003|03:47pm] --//
   Ездил три часа по городу Петербургу и думал про то, что зачем-то в последнее время его совсем мало любил и забыл, что он прекрасный. А он очень прекрасный, особенно когда слякоть и мерзость, и с неба что-то брызжет, и у женщин его мраморных потрескались все груди и вообще он прямо на глазах у тебя разрушается и больше никто его не увидит. Потому что нехуй привыкать, что бывает красота. Надо, чтобы всё сурово и неказисто – ватник, портянки, кирзовые сапоги. Цвет бывает только серый и хаки, когда только что со склада выдали, потом опять серый.
   И не пиздеть.
//-- [08 Feb 2003|05:02pm] --//
   Хороший кинофильм «доживём до понедельника», хороший. Не потому хороший, что счастье когда тебя понимают – это дохуя умная мысль, а так просто хороший.
   Я разбираюсь – я в этих школах сначала учился, а потом ещё четыре года работал учителем. Какое же омерзительное это учреждение. И учеником быть хуёво, а уж учителем – это вообще пиздец.
   Педсоветы, на которых завуч в босоножках поверх шерстяных носков докладывает: «Товарищи учителя! Вы разве не замечаете, что наша Школа превращается, извините меня за это слово, в БОРДЕЛЬ! Наши ученицы КРАСЯТСЯ! Они носят СЕРЬГИ! Дмитрий Анатольевич, я не вижу в этом ничего смешного! Когда половина вашего класса, извините за такое выражение, ЗАБЕРЕМЕНЕЕТ, я посмотрю, как вы поулыбаетесь! Это же подсудное дело!»
   Я иногда просыпался утром и понимал, что не могу больше это видеть, и тогда вместо школы шёл в поликлинику и мазал там нос канцелярским клеем, чтобы мне дали бюллетень по ОРЗ и был тогда счастливый. Я вообще был очень хуёвым учителем.
   Когда я уволился, забрал трудовую книжку и уходил в последний раз из школы № 18, это был какой-то фантастически солнечный день и пели птицы. Я обернулся и в последний в жизни раз посмотрел на страшное серое здание, и всё, и всё, и больше никогда.
   Есть наверное где-то чудные школы и в них возвращаются полысевшие ученики и радостно сидят за любимыми партами, даже наверняка есть. Но мне не попадались ни разу почему-то.
//-- [14 Feb 2003|11:01am] --//
   Вчера узнал, как выглядит СЛАВА. Не моя слава, а вообще слава, известность и любовь почитателей.
   Выглядят они все очень и очень неважно. Представляют они из себя медленно сжимающееся кольцо сопящих людей, которые по отдельности видимо очень милые и приятные, а вот тут они выполняют совершенно другую функцию и даже не понимают какую. Они пожирают весь кислород вокруг вас и снова сжимают кольцо. Если бы их было раза хотя бы в полтора больше, никто бы оттуда живым не ушел.
   Вообще мне вчера сильно повезло, что я стоял рядом с Максом так сказать Фраем, а не с Дарьей извините за выражение Донцовой, а то был бы мне полный и окончательный пиздец.
//-- [16 Feb 2003|01:11am] --//
   Просмотрел вот зато про Мамонова телепередачу. Ну, про самого Мамонова можно долго рассуждать насчет того, в какой степени он на самом деле Ебанутый, а насколько прикидывается. С Мамоновым как раз всё понятно.
   Интересно было смотреть на этих всех людей с радиостанций. В них из-за Мамонова проснулось вдруг что-то Доброе, что-то Человеческое, ну как вот если бы у Буратино из пальца потекла кровь. Они стали это объяснять, но они же уже давно не умеют ни плакать, ни смеяться, у них это всё получается некрасиво. Но трогательно, впрочем, трогательно. Один только самый главный ведущий как пришёл с оловянными глазами, так до самого конца с ними и остался. Ему нельзя, он при исполнении.
   Жалко, что Мамонов выступает по телевизору. Ему нужно ходить по Руси и собирать милостыню, мы бы его тогда канонизировали.
   А вообще он меня тоже расстроил. Уйду я от всех. Деревня, ульик, пчёлки. Остальное всё хуйня неинтересная.
//-- [19 Feb 2003|02:40pm] --//
   А всё-таки в Петербурге живут гениальные люди.
   Вот например, что нужно сделать, чтобы сосульки не убивали людей? Думаете нужно чистить крыши и сбивать сосульки? Хуй! Нужно не убирать снег и мусор с тротуаров возле домов, тогда пешеходы не станут там ходить. А работы таким образом становится ещё в два раза меньше.
//-- [15 Mar 2003|02:41am] --//
   А я вот не понимаю, как это можно говорить человеку в лицо «мне не нравится». Неважно кому говорить – художнику, писателю, композитору или ещё кому-нибудь. Ан нет – каждый подойдёт, голову так склонит, сяк – нет, не нравится. Вы не писатель, а говно. И картина у вас хуёвая. И выкройка кривая.
   Вот мне, к примеру, у многих людей лица не нравятся. Едешь допустим в метро, и такая уж харя перед тобой сидит, что непонятно даже, как человек на себе может такое носить – ну ни единого, ни единого нет на ней человеческого чувства, кроме как что-нибудь спиздить и тут же сожрать.
   Но я ведь не подхожу к такому человеку и не делаю ему замечания: мол, как же это, милейший, вот такое у вас неприятное лицо. Потому что этот человек в самом лучшем случае пошлёт меня нахуй, а в худшем – набьёт мне мою высококультурную морду и будет совершенно прав. Потому что нету у него другого лица и не будет. И у писателя нет другой книжки, и у художника нет другой картины. Не нравится – не смотри, не читай и не слушай, пошёл нахуй и не мешай другим.
   Ну, конечно, если допустим кто-то дал писателю десять тысяч долларов и сказал: «А напиши-ка, братец, про меня такую книжку, чтобы все поняли, какой я охуительный мужик». И писатель деньги взял, а потом пил, конечно, запоем три месяца, ну а потом за две недели написал такую книжку, что даже самому перечитывать страшно. Тогда, конечно, можно и сказать «мне не нравится», но и тогда это можно только тому, кто дал десять тысяч долларов, а остальные все должны помалкивать.
   Ну или нанял кто-то молдаван строить дачу. Да много разных случаев бывает.
   А так, задаром-то критиков дохуя.
   Разумеется, если к вам приходит Писатель и говорит: «А что ты думаешь про мой последний Роман?» Или хуже того Поэт звонит вам среди ночи по телефону и начинает читать свои идиотские стихи, а потом интересоваться, насколько вы потрясены, то в этом случае, конечно, каждый порядочный человек должен им честно сказать, что написали они полную хуйню, и такой идиотской хуйни вы никогда раньше даже не слышали, и ещё посоветовать им немедленно прекратить этим делом заниматься, а заняться чем-нибудь полезным.
   Потому что скромнее надо быть – написал и написал, не надо это людям в морду тыкать.
//-- [22 Mar 2003|02:44pm] --//
   Скучные какие-то стали отношения у нас с милицией. Нет уже того порыва, сюжета, пропала загадка.
   Милиция меня вяло арестовывает, ведёт в кутузку, там я лениво показываю ей билет союза писателей. Она в двадцатый раз спрашивает, про что я пишу, я ей в двадцатый раз отвечаю, что про милицию. Она зевает и провожает меня на эскалатор. Запомнила бы она уже меня, что ли.
//-- [23 Mar 2003|12:09pm] --//
   Вот идёт по улице человек. Человек одет в кремовый плащ и кремовые ботинки. В левой руке у него мобила, а в правой органайзер. Он идёт по васильевскому острову и старается не запачкаться. На лице его чорные очки, чтобы этого всего не видеть и бородка так пострижена, чтобы никто не спрашивал закурить и который час.
   И он идёт и всеми брезгует: и мной брезгует, и вами, если ему встретитесь, и домами этими, и небом над ними, и тротуаром под ними. Зачем он здесь живёт? Как он вообще тут оказался? Здесь ведь нормально дышать полной грудью могут только косые, кривые, нищие и убогие. А он вон какой справный, вон какой ладный. О как поёт его серебряная мобила! Как сияет его органайзер!
   Отпустили бы его отсюда, чего зря человек мучается.
//-- [03 May 2003|11:32am] --//
   В два часа ночи на всём каменноостровском проспекте сдирали асфальт. Днём-то любой мудак асфальт сдерёт, а в два часа ночи – это не каждый догадается.
   Пошел ловить машину на речку-карповку, поймал конечно полную машину милиции. Смотрел на неё с неприязнью, пока она лениво шла ко мне вразвалочку. С ловкостью и непринуждённостью необычайными она вывернула мне все карманы, обнаружила опять билет союза писателей и опять долго допытывалась про что пишу. Я был неприветлив и сказал, что пишу всякую ХУЙНЮ. Милиция не обиделась, ушла. Ревизия карманов показала пропажу пятисот рублей.
   Какие-нибудь сволочи и бандиты конечно тоже бы отобрали деньги и ещё обязательно дали бы пиздюлей, а эти так отпустили, они же милиция, а не хуйня обдолбанная.
//-- [24 May 2003|07:25pm] --//
   Ни один швед книжку сволочи конечно не читал, поэтому никто меня тут за писателя и не признает. Из-за этого в городе Висбю меня поселили в чулан на раскладушку. Комната правда называется «факсром», но факса нигде не видно, может быть они подразумевали что-то другое.
   Зато над раскладушкой моей с одной стороны висит портрет дамы с очень хорошей левой грудью, а в ногах висит карта побед шведской армии. Там очень подробно изображено, каким образом шведы разгромили под полтавой петра первого. Кроме того на этой карте есть материк Гондвана, который шведы тоже давно завоевали, но сейчас там никто не живёт, так как он весь под водой.
   Ещё на этой карте есть две италии, но они обе очень маленькие, кривые и грязные.
   А я зато напиздил на пароходе много-много рвотных пакетиков и теперь могу спокойно тошнить в любом месте, в каком мне заблагорассудится.
//-- [25 May 2003|12:59pm] --//
   Увидел наконец шведскую армию. Армия видимо вела долгие изнурительные бои, поэтому половина армии ходит с палочками. Впустил в свой личный собственный туалет старшего лейтенанта. Лейтенант был довольно толстой женщиной со сломанной рукой на перевязи. Оправившись, лейтенант выразил благодарность на плохом английском языке.
   А вообще тут хорошо, только ненастоящее всё какое-то.
//-- [26 May 2003|01:04pm] --//
   В самой середине дремучего леса на острове Фаро стоит туалет. Не нормальный такой Православный нужник с очком и зелеными мухами, а обычный шведский туалет: четыре помещения – мужское, женское, общее и для инвалидов. Сияющие унитазы, горячая вода, сушилка, туалетная бумага. Ни единой души вокруг.
   Кто были эти люди? Кто тянул сюда водопровод, канализацию и электричество? Кто следит за наличием бумаги? Почему эти люди не полагают, что если посрать под деревом и подтереться лопухом, то ничего у тебя не отвалится? Нет ответа.
   Вообще, человек не окончательно лишенный совести, в Швеции лишён очень многих простых человеческих радостей, как-то: насорить, нагадить, наплевать, насморкать, всё заблевать и нацарапать слово Хуй. То есть, наверное это и можно видимо осуществить, но как-то неудобно.
//-- [02 Jun 2003|12:52am] --//
   И встретила меня Отчизна пятнистым унитазом на бензоколонке, толстой сонной продавщицей, кривыми деревами и горбатой старухой. На метро чёрная речка милиционер просверлил меня взглядом, но в этот раз решил пропустить. В вагоне, напустив лужу, спал участник празднования трехсотлетия города Петербурга. Возле метро проспект просвещения две старухи дрались за право торговать носками. Лифт в честь моего возвращения вонял мочой особенно пронзительно.
   И выпил я перцовки, и стало мне за-е-бись.
//-- [12 Jun 2003|03:14pm] --//
   Встретил сегодня солдата космических войск. Я бы его конечно не заметил, но космический солдат спросил у меня закурить. Он видимо только что вернулся с орбиты, где наводил кантики на обочинах пыльных дорог. Лицо его было изъязвлено метеоритами. Я посочувствовал нелёгкой его службе, но закурить впрочем не дал. Я вообще никому на улице закурить не даю – сублимирую таким образом генетическую свою жадность.
//-- [15 Jun 2003|12:14am] --//
   Совершал сегодня мизантропическую прогулку.
   Сначала поехал в издательство узнать, почему там не работает вебсервер – оказалось, что вебсервер не работает из-за того, что нет электричества и до понедельника не будет.
   Пошел бесцельно совершенно гулять до станции невский проспект, поплевал с дворцового моста, мысленно согласился с Лурье, который Самуил, про то, что вот эти все дома на английской набережной совершенно лишние и их нужно взорвать нахуй.
   Проходя мимо макдональца хотел дать им пятнадцать рублей, чтобы купить гамбургер, сказать ВАУ!!! и выкинуть его свиням или сожрать на страх империалистам, чтобы они наконец поняли, что Русский Народ никаким гамбургером не задушишь, но пожадничал. Потом заходил во все книжные магазины и проверял наличие в них моей книги, но её нигде не было. Ещё давился жабой над книгой инородных сказок.
   Потом какие-то люди спросили, где тут Белые Ночи.
   Дорогие гости Северной Столицы! В это время года Белые Ночи тут ВЕЗДЕ. Для того чтобы их увидеть, совсем не обязательно идти на стрелку васильевского острова. Можно поехать в купчино или на проспект просвещения – там этих белых ночей хоть жопой жри. А в городе Мурманске – там прямо среди ночи даже светит солнце – вот как заебись!
   В общем полезно погулял – завтра зато опять весёлый буду.
//-- [22 Jun 2003|06:05pm] --//
   Бродил сегодня ночью по Васильевскому острову. Никаких разведённых мостов не видел, я думаю, это наёбка для привлечения туристов. Впрочем, самих мостов я тоже не видел, так как гулял в других совсем местах.
   В одном круглосуточном магазине, вместо того чтобы написать «мы хотим спать, идите пожалуйста нахуй», было написано что-то про технические причины. Зато в другом удалось разбудить продавщицу и приобрести у неё сигарет и две банки ледяного совершенно пива. Теперь болит горло.
   Ещё на улице было очень много молодых людей в форме, они пытались ловить машины, чтобы отвезти домой ебаться счастливых посетительниц выпускного бала в военном каком-то училище.
   Зато прокатился на халяву на катерке по рекам и каналам. Ещё раз убедился в том, что город Петербург необходимо смотреть из рек и каналов, он специально для этого и предназначен, а на берег выходить никогда не нужно. Нехуй там делать потому что.
//-- [29 Jun 2003|03:26am] --//
   Ходил сегодня в бани. Фонарные называются. Это не та вот сауна, куда с блядями или детьми, а настоящие коллективные бани, где в парилке всё по-взрослому, серьёзные мужики.
   Один человек, весь в наколках, ну не тех, которые делают в тату-салонах, а в настоящих наколках, некоторое время слушал беседу, мы там разговаривали с ЖЖ-юзерами про возможность создания каких угодно миров при заданных начальных условиях, так вот он спросил. Он спросил: а вы наверное компьютерщики, да? Мы тут же конечно открестились, какие мы в жопу компьютерщики. Он разочарованно сказал, что жалко, а то у него претензия: вот компьютерщики, они всё посчитают – как свет падает, как оно этот свет отражает, а вот когда луна светит, ну вы видели? Ну то есть настоящая луна? Вы понимаете, что всякое искусство – оно АССОЦИАТИВНО?
   Это я не к тому, что нужно умилиться, вот мол какие встречаются люди в банях из простого русского народа, а к тому, что, похоже, он правильно сформулировал.
   А ещё я подходил прикурить к людям, которые обычно подходят прикурить к тебе. Люди сказали «ну на прикури», прищурились и мучительно думали, не издеваюсь ли я. Но я так просто подошёл, искренне, мне действительно нужно было прикурить, потому что потерял зажигалку. А у них был нарушен паттерн поведения, и я ушёл вполне собой довольный. Вот так с ними и нужно.
//-- [01 Jul 2003|01:12pm] --//
   Вот муж вернулся из командировки, а там жена с любовником. Муж хватает топор и обоих, как это принято, зарубает нахуй.
   А вот идут по тропинке мужчина и женщина, а из кустов выскакивает совершенно незнакомый им злодей и тоже их зарубает топором.
   При этом муж страшно волновался, руки у него дрожали, два раза промахнулся, а злодей вышел из кустов спокойно, с папироской. Муж рубил тем, что под руку попалось, а злодей два дня топор на станке точил. Муж потом два дня на себе рвал волосы и дрожал в погребе на даче, а злодей все награбленные деньги тут же спустил на водку и баб.
   Поймали их значит обоих и дали злодею пятнадцать строгого режима, а мужу шесть общего. Потому что он страдал, любил и сам себя не помнил.
   А жене его не обидно на том свете, что за какую-то неизвестную женщину воздаяние больше, чем за неё, которая как раз этого мудака столько лет терпела? Он её бил, потом в ногах валялся, потом кричал «проститутка», потом рыдал. Любил ведь от всей своей души.
   Как-то я это всё не понимаю.
//-- [12 Aug 2003|03:21pm] --//
   Всегда приятно, когда едешь скажем в маршрутке номер десять по кантемировской допустим улице, точнее не едешь, а стоишь в пробке между двумя страшными дымящимися механизмами. И вдруг из какого-нибудь вовсе непримечательного пассажира начинает играть Музыка – Бах или Моцарт или там Паганини. И эта Музыка – она играет из всех его отверстий, и пассажир не спешит скорее лезть в карман за телефоном, потому что Прекрасное – оно и есть Прекрасное, чего бы там ни пиздели.
   Очень жаль, что почему-то до сих пор не изобрели ещё такой штуки, чтобы, когда звенит телефон, на человеке загорались бы разноцветные огоньки и мигали в такт музыке. Такую штуку между прочим очень просто сделать, я даже сам такую однажды спаял в седьмом ещё классе, только она сразу у меня перегорела.
   Другое дело, что если на это всё смотрит завистливый человек (а я очень завистливый человек), его тут же охватывает печаль, ибо понимает он, что у самого у него такой красоты никогда не было и не будет. Что так и будет он проводить свои дни среди лопнувшего холодильника, тусклого телевизора и засорившегося мусоропровода.
   И не засияет перед ним домашний кинотеатр, не завращается бесшумный барабан стиральной машины и никогда, слышите, никогда не споёт он под караоке песен Виктора Цоя.
//-- [12 Aug 2003|06:05pm] --//
   Напротив метро просвещения с нечеловеческой скоростью уже почти возвели Торговый Центр. Возводят его днём и ночью в три смены, ибо истосковались жители проспекта просвещения и прилегающих культурно-художественных улиц и проспектов: художников, композиторов, поэтов, луначарского, есенина, кустодиева и прочих-прочих по настоящему отдыху – по боулингу, макдональдсу и казино. Весь день трудятся они в промзоне парнас, а вечером и пойти некуда.
   Вот на озерках всё как у людей – и стриптиз, и трахтенберг и всё, чего только можно пожелать. Теперь зато и у нас будет.
   Вообще всегда хочется помечтать. Например про то, что вот откроют этот Торговый Центр – а там можно купить все действительно необходимые для человека предметы, такие как поварёшка, шурупы и грибок для штопки дырявых носков.
   А то вот я однажды искал поварёшку, а мне везде предлагали набор из двенадцати предметов из особо прочной стали. А нахуя мне эта особо прочная сталь? Мне из неё заточку что ли выпиливать? Да ещё из этих двенадцати предметов я знаю назначение только собственно поварёшки ну и ещё шумовки, а остальные совершенно неизвестно для чего.
   А тут вдруг заходишь в этот Центр – а там ВСЁ есть – и прищепки, и алюминиевые ложки, и тройной одеколон.
   Ведь тройной одеколон – он был вовсе даже и не одеколон, это был Эликсир. Им всё можно было делать – лить его на себя перед свиданием с девушкой, пить, мазаться им, чтобы не кусали комары, он помогал от ожогов, порезов, глубоких ран, половых инфекций и эрозии шейки матки, он лечил мизантропию и примирял с некрасивой действительностью.
   Но нет, не будет там тройного одеколона. Выстроились уже туда в очередь со своими гадкими присыпками и кожными мазями ив-сен-лоран, гуччи, хуго-босс и злой фашыст шварцкопф. Тут будет элжы, а там – самсунг. И будет там всё вращаться, сиять и переливаться. И среди этого будут ходить огромные толпы людей, как будто что-то покупают. Но на самом деле они ничего не покупают, только вы чего-нибудь может быть купите. А потом попробуйте выйти за дверь и кому-нибудь это продать – никто не купит, никому оно нахуй не нужно, кроме лично вас, идиота.
//-- [05 Sep 2003|03:01pm] --//
   Кто-то зарезал моих соседей. Или может быть они кого-то зарезали или друг друга перерезали, не знаю, но вся площадка вчера вечером была довольно изрядно измазана Кровищщей неестественного какого-то клюквенного цвета.
   Милиция конечно сразу обрадовалась такому удачному поводу схватить меня прямо на дому. А то я в последнее время стал Хитрый и почти не езжу в метро, где она меня обычно дожидается.
   Милиция меня долго допрашивала, но я ни в чём ей не сознался, вообще ни в чём. Я даже не назвал ей номер своей квартиры, потому что сам его никогда не помню, помню только, что цифры все чётные. А нахуя мне спрашивается знать номер своей квартиры, если я и так помню, где она расположена. А газеты и журналы я не выписываю, потому что сейчас не стало хороших газет и журналов. Это раньше были моделист-конструктор и техника-молодёжи, а сейчас хуйня одна какая-то.
   Только кажется милиции это не очень понравилось. Человек конечно имеет право не помнить номер своей квартиры, это на здоровье, может быть он вообще пришёл домой из дурдома ванную принять, но милиции такой человек почему-то сразу сильно не нравится. Кое-как её из дома вытолкал. Обещала впрочем вернуться – у неё кажется есть мысль, что возможно это я всех зарезал.
//-- [27 Sep 2003|10:34am] --//
   Совсем с утра позвонила матушка поздравить меня, и я подумал, что наверное это очень печальное занятие – поздравлять своих детей с сорокалетием.
   Зато если внуков поздравлять с сорокалетием – это занятие уже нихуя не печальное, а вполне даже оптимистическое. А если правнуков, то совсем заебись – очень интересно было бы посмотреть на их лица. Ну и так далее.
   Вообще, все наши печали происходят от того, что ничего, ровно ничего не можем мы довести до окончательного логического конца. Какие-то мы все тут промежуточные, от чего и переживаем всё время.
//-- [11 Oct 2003|10:40pm] --//
   Я много дней внимательно смотрел рекламу и понял: они хотят чтобы было очень много шизофреников, которые будут покупать всё что им скажут.
   Они специально сначала говорят «невероятная сухость», а потом через тридцать секунд «беспрецедентное увлажнение». Человека ведь нужно запутать – он должен быть мокрым или сухим?
   Или вот волосы. Они должны быть шелковистые и пушистые или же их вообще не должно быть?
   Нужно нам дышать на родных и близких морозной свежестью или же запахом альпийских лугов? Это совсем разные вещи.
   Я вот уже скоро этот телевизор выброшу нахуй.
//-- [15 Oct 2003|03:25pm] --//
   За долгие годы своей в основном бессмысленной жизни я приобрёл тем не менее множество удивительных умений и знаний.
   Например, я могу выпиливать лобзиком, знаю четыре куплета песни Гаудеамус на латинском языке и умею ругаться матом по-грузински. Кроме того, я знаю устав караульной службы, умею хорошо наматывать портянки и знаю, как пройти к космодрому Плесецк, минуя КПП. Мне известно, к какой группе относится верхнелужицкий язык, и знаю практически всё о скандинавских заимствованиях в английском языке. Также я могу с трудом ходить на лыжах, взять несложный интеграл и оштукатурить небольшую стену. Я знаю, как выявить курицу, желающую стать наседкой и умею пилить один двуручной пилой. И это ещё не всё: дополнительно к этому я знаю, зачем звенит букса, чем занимается андерайтер, сколько разведано запасов нефти в Охотском море и как приготовить пиздопар.
   Удивительно, что несмотря на такое количество волшебных умений и знаний, я совершенно не могу освоить несколько простейших действий, доступных любому идиоту – например разговаривать по телефону, водить автомобиль и не пиздеть, когда не спрашивают.
//-- [09 Nov 2003|08:04pm] --//
   Вообще я так думаю, что человеку совсем не надо ничего думать. У человека так устроены мозги, что если он начнёт думать, то придумает обязательно Хуйню. А если не подумает, то может быть получится что-нибудь хорошее, а может быть и не получится, но всё равно шансов больше, чем если бы он думал.
   Вот например в Правители всегда выбирают людей не очень большого ума и это правильно, потому что если у Правителя сильно много мыслей, то это точно уже всем пиздец.
   Всё что я сделал в жизни хорошего – я всё это сделал не подумавши. И плохое всё тоже сделал не подумавши – потому что должно быть равновесие и гармония. А то что делал по долгом и тщательном размышлении – я его уже и не помню ничего, оно вообще не считается.
   Когда хочу на некоторое время спрятаться от человечества, я ему вру, что будто бы мне нужно некоторое время подумать о Важном и прошу меня не беспокоить. А на самом деле я от него прячусь как раз чтобы ни о чём вообще не думать – сидеть просто в ванне, курить сигарету и пить пиво балтика и думать что-нибудь вроде тырьям-тырьям или тыц-тыц. Но Враг рода человеческого не дремлет, и вдруг – хуяк! ну ёб же твою мать! – Мысль пришла, и такая она вся неприятная, и откуда только вылезла, блядь.
   А всё прародители наши – говорили им: не ешьте яблочко – умными не станете, зато мыслей будет ДОХУЯ.
//-- [27 Dec 2003|09:42am] --//
   Вчера в ночи произошла очередная моя встреча с милицией. Милиция разумно предположила, что вот этот вот с трудом идущий по мокрому снегу человек видимо уже убедился в абсолютной тщете бытия и идёт куда-то, чтобы там взорваться нахуй. Поэтому милиция очень тщательно проверила мои карманы на предмет наличия там гексогена и наркотиков. Ничего к сожалению не нашла и отпустила.
   Список утрат:
   50 долларов
   350 рублей
   мобила (уже говорит, что абонент недоступен).
   И самое трогательное – грамм двести коньяка во фляжке из-под виски. Даже немного жалко эту милицию, вот когда она садится за новогодний стол, и там всё как у людей, хоть и зарплата небольшая: суши, сашими, устрицы, блю лейбл и хенесси, и вот тут достают они фляжечку – а там ёб твою мать коньяк дагестанский три звёздочки.
   А в целом, всё заебись. Не убили ведь, хотя и могли бы, и никто бы их за это не осудил.
//-- [31 Dec 2003|01:10am] --//
   А всё равно всегда жалко, когда кто-то из наших уезжает ТУДА.
   Тут разные чувства на самом деле. Есть конечно обычная зависть провожающего к отъезжающему: вот я сейчас помашу им ручкой и вернусь всё в ту же самую заебавшую свою комнату и достану что-то из холодильника, чтобы разогреть, а они поедут мимо незнакомых нам пейзажей и встретят удивительных разных людей.
   И всё равно, хотя давно нету уже никакого Железного Занавеса, и Советского Союза нет, из которого можно было только ВЫДВОРИТЬ, как бы в Смерть, и давно уже можно совершенно спокойно ездить туда-обратно, всё равно осталась вот эта река-стикс. Ну, то есть, если они уехали, и потом вернулись, то уже не те, не настоящие. Или они вернулись те же самые, но зато мы уже совсем другие. Иногда, очень впрочем редко, оказывается, что ничего особенного в сущности и не произошло.
   Но в любом случае, остаётся какое-то недопонимание между теми, кто остаётся жить ЗДЕСЬ, среди обоссаных наших лифтов, ежедневно грабящей нас милиции, президента-чекиста, микробов и холестерина, Рогозина и Жириновского, и теми, кто может жить ТАМ, где всего этого нет и быть не может.

   Самые глупые из них говорят, что нас туда не берут. Самые глупые из нас говорят, что они позарились на колбасу. А кто тут молодец – этого как всегда никто совершенно не знает.

2004

//-- [01 Jan 2004|08:33pm] --//
   Выяснил наконец точно маршрут прогулки Нади после покупки билета Жене Лукашину.
   Значит так: она с Московского вокзала идёт мимо Исаакиевского собора в катькин дворец, затем к Никольской церкви. Оттуда она мимо двенадцати коллегий выходит на английскую набережную и там оказывается на пляже петропавловской крепости. Движется, судя по сюжету, она таки домой к себе на Ржевку. Людям, хоть сколько-нибудь знакомым с географией Петербурга или даже Ленинграда, этот путь никак не может не навеять очередных мыслей про то, что все вокруг ебанулись.
   А лично меня новый год встретил, не побоюсь этого слова, в полную Пизду разъёбаным окном в единственной моей жилой комнате. Видимо это фейерверк, но очень удивительно, что именно сейчас разрешили выпускать такие фейерверки, которые пробивают оконную раму насквозь.
   Но в целом, поскольку и даже в том, в чём мы все тут живём, непременно должен быть позитив, то он там и есть: когда это всё ёбнуло, меня не было дома и я не пил коньяк на расположенном под самым окошком диване, а во-вторых, ничего даже и не загорелось.
   Так что заделал я окошко по-блокадному суконным одеялом и всё в общем-то совсем даже и неплохо.
   И вам всем тоже запоздало желаю в наступившем времени всевозможного разнообразного всяческого счастья.
//-- [11 Feb 2004|04:16pm] --//
   Буду сам продавать свою книжку.
   Удобство тут заключается в том, что если я что-то напутал, кого-то обманул и обобрал, то искать кого-то виноватого долго не надо – вот он я.
   На этом деле я намерен озолотиться или хотя бы заплатить наконец за электричество.
//-- [19 Feb 2004|04:32pm] --//
   Я однажды, когда ещё был женатый, снимал квартиру на втором этаже, а на первом этаже жил ингуш по имени Сулумбек. Как-то раз, в самый разгар гайдаровской реформы он позвонил ко мне в дверь и не зная куда прятать глаза попросил у меня взаймы тысячу рублей. А у меня как раз была тогда тысяча рублей – в это время все жители бывшего советского союза стали расползаться по своим историческим родинам, и я, пользуясь некоторым знанием немецкого языка, переводил немцам разные необходимые для переезда документы. Таксу я устанавливал очень просто – я шёл с утра в магазин и выяснял там, сколько стоит самая дешёвая колбаса. Если шестнадцать рублей – то за перевод одного свидетельства о рождении я брал шестнадцать. Если шестьдесят четыре – то шестьдесят четыре. Вот так это страшное время всей семьёй и пережили.
   Сулумбек вернул тысячу, как и обещал, через два дня, но с тех пор чувствовал себя передо мною в неоплатном долгу. Он пригласил меня в дом и там мне оказали все возможные почести, которые только можно оказать живому человеку. Но он всё равно как-то полагал, что этого недостаточно. Поэтому однажды он отвёл меня в сторону и прямо спросил: «Дыма, может тебя кто-то обижает? Хочешь зарэжу?»
   Но у меня тогда никого на примете не было, а потом Сулумбек попал в автомобильную аварию, никого с тех пор не узнаёт, и в общем, очень удивительная она, эта ваша жизнь, я всё никак к ней не привыкну.
//-- [06 Mar 2004|11:56pm] --//
   В последнее время я стал много думать про деньги.
   Например сегодня я узнал, что книготорговля – это очень прибыльное дело.
   Вот буквально сегодня добрые мои читатели всего за два часа нанесли мне столько денег, что я из них отдал немного долгов, объелся китайской пищей и ещё даже принёс этой пищи домой, купил две пары носков, памяти в компьютер, которой, как известно, сколько ни суй – всё мало, ещё купил кабачковой икры, шампуню, того самого, который клерол-хербал-есенсес, а денег всё равно ещё осталось Дохуя. Ну не так, конечно, чтобы прямо девать некуда, но всё же.
   Очень не хочется отдавать их Чубайсу, прямо вот лучше выкинуть в мусоропровод, чем Чубайсу. Тем более, что его всё равно говорят скоро снимут с должности и посадят в тюрьму. А потом новый придёт и скажет, что те все деньги, которые Чубайсу заплачены, они не считаются, потому что он их все украл, так что платите снова.
   Я лучше немного подожду, посмотрю, кого президентом выберут, тогда видно будет.
//-- [05 May 2004|01:47pm] --//
   Удивительно мало людей отличают устную речь от письменной. Отчего-то считается, что написать Хуй на бумажке и закричать Хуй на улице – это одно и то же.
   Тем не менее, между письменной и устной речью есть огромная разница. В то время, как для письменной речи используются специальные знаки, наносимые на поверхность чего-нибудь, например бумаги или монитора, устная речь распространяется при помощи колебаний воздуха. И если письменную речь можно читать, а можно и не читать, если не нравится, то избежать устной речи можно, только если заткнуть уши ватными тампонами или же дать источнику устной речи в рыло, да и то ещё неизвестно, что из этого получится.
   Вот например помню, как в самом-самом начале рестраврации капитализма в СССР, году чуть ли не в девяностом, мой сосед по подъезду и даже некоторое время товарищ по детским играм по имени Замбек, будучи лицом кавказской национальности, как-то очень внезапно разбогател и приобрёл себе самый шикарный из возможных в то время автомобилей, то есть девятку цвета мокрый асфальт. Автомобиль этот был украшен разнообразными обтекателями, молдингами, кажется так они называются, а в самой середине его крыши торчала сияющая антенна. Замбека часто можно было видеть возле этой машины с бархоткой, которой он наводил на ней ещё более невозможный блеск.
   А в один из жарких июньских вечеров машина эта вдруг загорелась. Никто не видел, как это произошло, все услышали только хлопок, выскочили на балкон и увидели, что машина Замбека горит абсолютно вся – от носа до хвоста.
   Практически всем людям вид горящей машины очень приятен, в особенности если это дорогая машина. Помимо того, что каждому почти человеку присуща некоторая генетическая пиромания, вид горящей машины греет также чувство социальной справедливости, потому что понятно же, что на честно заработанные деньги такой машины не купишь. Вообще нашему правительству следовало бы тайно закупить сотню-другую бракованных мерседесов и жечь их время от времени на улицах и площадях – это очень поднимало бы настроение в обществе.
   Да. А машина Замбека горела недолго – минут от силы пять. Потом у неё взорвался бак и гореть стало нечему. Жители обсудили друг с другом происшествие и ушли внутрь ужинать и потом спать.
   Так вот об устной речи. Устная речь заключалась в том, что до шести часов утра Замбек, напившись пьяным, бродил по двору, обещая выебать всех жителей вместе и каждого по отдельности, вызывал кого-нибудь на поединок, но никто конечно не вышел, дураков нету. И все до единого жители двух пятиэтажных домов так и не заснули в ту ночь. Они ворочались в своих койках, выходили на кухню покурить и попить тёплой воды из крана, и снова ложились в койку, думая разные печальные мысли. Потому что вот ведь так оно всё устроено – горбатишься, горбатишься и думаешь наконец, что вот уже чего-то достиг и почитаешь себя хозяином своей судьбы, а тут хлоп – и через пять минут стоишь ты посреди чиста поля и обрывает ветер с тебя последние листья.
   А Замбек ближе к утру обессилел, а потом и вовсе куда-то пропал. Надломилось видимо что-то в его судьбе. Пал ли он при переделе мясных рядов на колхозном рынке или же уехал на историческую родину и попал там в засаду федералов – это неизвестно. А может быть живёт незаметно всё в том же подъезде и работает где-нибудь тихим менеджером – кто его знает.
   И спросить некого. Мало кто пережил ту страшную голодную зиму девяносто первого года. Да и те, кто пережил, не любят про это вспоминать. Не помним, говорят, совсем ничего не помним.
//-- [25 May 2004|10:26pm] --//
   Просмотрел кинофильм Шрек-2 на пиратском сиди, на котором по дороге потеряна половина перевода женских партий, но это несущественно, по мне лучше бы они вообще ничего не переводили.
   Кинофильм местами смешной, местами трогательный, ну и в целом, как и первая его серия, обладает всё же некоторой человечностью в степени максимально возможной для сложившейся мифологии нынешнего буржуазного кинематографа.
   Но любопытно не это. Любопытна эволюция идеи первого кинофильма про Шрека, которая заключалась в том, что вот я – безобразный вонючий мудак, но меня тоже можно полюбить, в идею «да, я безобразный вонючий мудак, очень этим горжусь, а вы все идите нахуй».
   В связи с этим мне опять вспомнился бывший мой американский начальник Тим Смит.
   Однажды он выписал себе из штата Аризона женщину под названием Айла. Он познакомился с ней во время отпуска в Луксоре, куда в день летнего солнцестояния собираются эзотерики всего этого мира, дабы впитывать меж развалин пирамид какую-то особую энергию с небес.
   Ну, женщины, они вообще редко когда хорошо влияют на мужчин, но после того как приехала эта самая Айла, с Тимом стало вообще невозможно общаться. В частности он приобрёл манеру демонстративно пердеть при людях, чего раньше за ним не замечалось. Если при этом рядом случалась Айла, она поднатуживалась и тоже пердела в ответ. После этого они оба счастливо хохотали. Именно от них я впервые услышал шрековскую идею насчёт того, что лучше наружу, чем внутрь, и вообще давайте будем проще.
   Сначала я не придал этому поветрию особого значения, потому что понятно же, что если человеку всё едино – что Будда, что Христос, что Змей Кецалькоатль, то какой в общем-то с него спрос.
   Но потом однажды начальник нашего проекта, плешивый блондин по имени Дэвид, вошёл в комнату, в которой я и ещё две девушки переводили какой-то срочный текст. Он некоторое время задумчиво постоял в дверях, затем оглушительно пёрнул и ушёл, так и не сказав ни единого слова. И вот тогда-то я и понял, что всё оно не так просто.
//-- [01 Jun 2004|12:20pm] --//
   Хозяин квартиры, в которой я живу уже пятый год, решил вдруг её продать, для чего дал в газету объявление. И теперь ко мне приходят ЛЮДИ.
   Они давят на звонок, стучат в дверь кулаком, а иногда даже звонят по телефону и требуют, чтобы я их встретил у подъезда. Они ведь Покупатели, которые всегда правы, потому что у них Деньги.
   Потом они заходят в мой дом и топочут там ботинками. Дом мой им совершенно не нравится. То есть собственно помещение, если конечно сделать в нём ремонт, то в принципе можно и поторговаться, а вот то, что находится в этом помещении в данный момент, включая, разумеется меня – всё это совершенно никуда не годится.
   «Так, – говорят, – эти антресоли мы сломаем и сделаем здесь Арочку».
   И ведь не знают даже, что на этих антресолях между прочим лежит дрель, которую если починить, то она ещё сто лет прослужит.
   «Разрешите воспользуюсь?» – спрашивает одна женщина, показывая на туалет. «Пользуйтесь, конечно, – говорю, – только там лампочка перегорела и сливной бачок сломался, надо пробку выдёргивать». «А почему не почините?» – спрашивает женщина с осуждением. «Не знаю, – говорю, – мне так удобнее. Пока пробку выдёргиваешь, так заодно и руки помыл». Женщина смотрит на меня с отвращением, но удобствами всё же пользуется, куда денешься.
   «А это что такое?!» – спрашивают другие люди с ужасом, заглянув на мой балкон. «Голуби, – говорю я, – пятое поколение подрастает». «А-а, – успокаиваются. – Ну это мы всё застеклим».
   Застеклят они, бляди. Невермора моего седенького, слепенького уже совсем, они застеклят. Ну да, конечно застеклят, а при необходимости и в асфальт закатают. «А здесь мы сделаем кладовку!» – говорят они уже на выходе, показывая на то место, где стоят мои зимние ботинки.
   Потом наконец они все уходят. Я залезаю в ванну и тут начинает звонить телефон. Долго звонит, минут сорок. Вылезаю, иду мокрый поднимать трубку: «Алло, – говорят, – извините, мы у вас уже были. А скажите, мусоропровод у вас есть?»
   Я не знаю, может быть и есть где-нибудь такой Святой человек, который желает этому человечеству добра, вполне может быть, что есть. Если бы я встретил такого человека, я бы обязательно пожал ему руку.
//-- [01 Jun 2004|10:28pm] --//
   В общем яду мне. Поллитра думаю будет как раз.
   С восьми до девяти они приходили по пять человек и по шесть. В одиночестве приходила только старушка в тапочках. Ей ВСЁ понравилось. «Чудесно, чудесно! – вскрикивала старушка. – Ах! Неужели голуби!» Ушла счастливая, сказала, что берёт. Вот скажите мне, откуда у старушки в тапочках сорок пять тысяч долларов, а?
   Я через двадцать минут потерял интерес ко всем этим людям, окончательно уже впал в ненависть и сел за компьютер рисовать Голую Женщину, пусть делают что хочут. Одна женщина позвонила как раз перед этим с мобилы и сказала, что они хочут посмотреть. Хочут – значит пускай смотрят.
   Понаехали блядь. В городе Пушкина, Достоевского и Гоголя они хочут. Я вообще не понимаю, кто таких людей в Петербург пускает. Тундра блядь какая-то из Чуркестана понаехала, а светоч российской словесности уёбывай значит нахуй.
   Не знаю вообще, куда милиция смотрит. У них наверное и регистрация у всех фальшивая.
//-- [08 Jun 2004|02:27am] --//
   Нет, здесь хорошо в целом. Всё время идёт дождь. Чем-то похоже на Москву в районе Чертаново или в том месте, где живёт Мошков, не помню уже, как платформа называется. Москва между прочим тоже не очень плохой город, что бы я там ни пиздел.
   Самое главное – это никогда не забывать, что вот в этом жёлтом здании в ложноклассическом стиле живёт Милиция. Она там возле входа роится и жужжит, и иногда, когда у неё образуется милицейская матка, она тогда начинает искать себе новое жилище, потому что две матки в одном здании жить не могут.
   Но от проблем всё же никуда не денешься: я вот теперь не знаю, как можно отсюда выбраться к людям. Кондратьевский проспект я конечно нашёл, но нужно решить, в какую сторону по нему ехать – налево или направо. Я так думаю, что вопрос этот нужно разрешить чисто эмпирическим способом, то есть ехать куда попало, а там будет видно.
   В продовольственном магазине стоят три деревянные бочки. В одной мадера, в другой бренди, а в третьей просто так красное вино без названия. Всё по смешным очень ценам за литр, но я ничего не купил. Присматриваюсь.
//-- [10 Jun 2004|12:53am] --//
   А я действительно очень правдивый писатель. У меня на самом деле был полный балкон голубиного говна. Любой человек, попавший ко мне в гости, легко мог убедиться в том, что у меня там живёт голубь-невермор, что у меня действительно насрано в лифте и прочитать на стене про печальную судьбу неизвестного жени. Я никогда не вру, если речь идёт не о работе. Про работу я тоже не очень вру, но говорю уклончиво, так, чтобы никто не понял, сделал я её или не сделал.
   Но если я написал, что у меня что-то сгнило в холодильнике, то оно действительно там сгнило. Если меня арестовала милиция, то она меня на самом деле арестовала. Я не беллетрист и у меня очень мало фантазии. Я не в состоянии придумать даже простейшего сюжета из несуществующей жизни, и это очень хорошо, потому что в противном случае я давно заработал бы себе огромное количество денег, стал бы пить какие-нибудь неестественные напитки и довольно быстро бы окочурился от какой-нибудь неопознанной болезни.
//-- [18 Jun 2004|12:11am] --//
   Забирал со старой своей квартиры разные забытые мелочи. Среди мелочей в частности обнаружилось в шкафчике давно уже недействительное обручальное колечко. Остальных других мелочей набралась огромная и грязная холщовая сумка, с которой я сразу стал похож на вора-домушника. Подумал впрочем про то, что если остановит милиция и пороется в этой сумке, то даже видимо она должна будет понять, что ТАКИХ вещей не крадут. Такие вещи вообще непонятно зачем носят из одной квартиры в другую.
   Присел напоследок на бывший свой диван, закурил. Пытался что-то почувствовать. Ну вот, думал, пять лет таки. Нет, нихуя. Вообще нихуя, чужая чья-то грязная квартира. Невермор, а может и не он сидел ко мне жопой на перилах на балконе, не обернулся даже.
   Ну и я тоже пожал плечами, оставил ключ на столе, захлопнул двери. В общем да и хуй с ним. Со всем.
//-- [23 Jun 2004|04:41pm] --//
   Решил постирать вчера себе штаны, а то я их на прошлой неделе все изгадил во время открывания в чулане у математика Дужина стеклянной банки фуагры. Охуеть просто, какая жирная штука эта фуагра. У какого-то телевизионного ведущего от неё всё время лоснились губы, забыл его фамилию – его давно уже не показывают, потому что неприятно на это смотреть.
   А потом ещё я ронял на те же самые штаны шашлык, изготовленный юзером Кошкиным неподалёку от города Ломоносов, потому что перед этим мы выпили с Кошкиным из горлышка литровую бутылку перцовки, а потом ещё что-то вроде бы пили. Кстати сказать, Кошкин изготовил несмотря на это второй съедобный шашлык, который я съел за всю свою жизнь. А так обычно шашлыком называют горелые или сырые куски мяса, которые подаются к расстеленному покрывалу, когда всем уже всё равно.
   Ну в общем я решил постирать штаны и повесил их на балкон, чтобы они быстрее высохли. А когда к утру штаны эти совсем промокли, я стал искать себе другие, чтобы поехать куда-нибудь по срочным разным делам. Штанов в шкафу нашлось чрезвычайно много на любой вкус: с дыркой на жопе, с дыркой на колене, штаны на четыре размера больше, чем нужно, просто Очень Грязные Штаны, а также штаны от бывшего костюма, вполне приличные, но тоже с жирным пятном на колене, не помню от чего – я не носил костюма уже лет пять наверное.
   Так что и не поехал я никуда и правильно сделал. Там в середине города и без меня народу не протолкнуться. А тут в окошко выглянешь – ни одного человека, до чего ж хорошо. Иногда проезжают правда машины, но там внутри никого нету. Я их как-то пробовал останавливать, чтобы куда-то доехать, но ни одна вообще не остановилась, неприятно им внутри себя людей возить потому что.
//-- [27 Jun 2004|12:35am] --//
   А ещё у меня прямо возле подъезда, то есть на заднем дворе милиции стоит домик за забором. Настоящий такой домик – с трубой, сортир можно рассмотреть в кустах.
   В нём живёт Мама Милицейского Капитана, старенькая седенькая старушка. Когда Милицейский Капитан устаёт ловить бандитов там, блядей разных, алкоголиков и наркоманов, он приходит к своей Маме, садится на крыльцо, стаскивает с себя сапоги, разматывает портянки, шевелит босыми пальцами. Закуривает папиросу беломор, щурится. Мама выносит ему из погреба холодной окрошки, жалуется на то, что сломалась щеколда. Капитан говорит, что починит, но забывает всегда. Потом спит на койке с шариками, где днём всегда стоят три подушки, накрытые кружевной накидкой.
   А утром потом просыпается, моется в рукомойнике с такой штукой, которую нужно теребить, чтобы текла вода, потом пристёгивает кобуру, делает строгое лицо и идёт на работу.
//-- [01 Jul 2004|09:57pm] --//
   С Медведем я пересекался два раза в жизни.
   В первый раз он пришёл ночью, когда я стоял дневальным по роте. Стоять дневальным – это только называется, что стоять, а в основном ты весь день чего-нибудь начищаешь или отмываешь, большей частью крантики в умывальнике, чтобы по указанию прапорщика Ревякина они сияли как у кота яйца, а потом всю ночь пытаешься как хоть нибудь поспать и не пропустить при этом обхода дежурного по части. Ну и вот вместо этого дежурного как раз и пришёл Медведь. Я услышал, что кто-то сопит за дверью, и вышел в тамбур послушать. Дверь была к счастью заперта. Но это была не такая дверь, за которой нам не страшен серый волк, так себе была дверь. За ней было что-то Страшное и Огромное. Похожее чем-то на свинью Борьку, когда он вздыхал внутри своего свинарника, но сильно больше чем он, раз наверное в тысячу, это минимум, и очень, очень злое.
   Никакого оружия в военно-строительных войсках не полагается, не для того они предназначены – я автомат-то держал в руках всего один раз во время принятия присяги, да и тот был фальшивый. Рядом правда висел пожарный щит с алыми топорами, багром, с помощью которого очищали одеколон, огнетушители, инструкция. Я на это всё посмотрел и очень отчётливо понял, что все эти предметы – топоры и прочая хуйня, они абсолютно бесполезны, ну вот как если бы я вышел к медведю с брызгалкой из шампуневого флакона или с шумовкой например.
   Нельзя сказать, что я сильно пересрал. Я пересрал так, как ни разу до того в жизни. Позже потом правда бывало и похуже, но в тот момент это было ещё несущественно. Я не насрал к счастью в штаны и не обоссался почему-то, я не поднял даже дежурного по роте, потому что я вообще ничего не мог. Я просто так стоял.
   Потом Медведь ещё немного посопел и ушёл в сторону наверное помойки доедать не съеденную нами за ужином тухлую капусту. Я знаете ли не стал выглядывать, чтобы посмотреть, куда он там направился.
   А во второй раз я видел Медведя уже совсем издалека. Он выскочил на пригорок по медвежьим каким-то делам и ускакал куда-то вдаль.
   Многие люди думают, что лошадь скачет. На самом же деле, лошадь СОСЁТ, а вот Медведь действительно скачет.
   Был ещё правда совсем первый, будем считать его нулевым, раз. Это когда-то давно совсем в детстве мы объедали лесную малину с родственником моим Витькой, а с противоположной стороны кустов пристроился тоже кто-то очень большой и необъяснимый, но это не считается, потому что мы его не узнали.
//-- [06 Jul 2004|12:27am] --//
   Я вот за свою жизнь дал штук пять или может быть шесть интервью. Интервью эти печатались в заводской какой-нибудь газете или вообще нигде не печатались.
   Но никто, никто из интервьюеров (так они кажется называются) ни разу не задал мне самого важного вопроса, который следовало бы задать (если бы я сам брал у себя интервью, конечно, в Идеальном Мире): «Дмитрий, а жалеете ли Вы о том, что однажды Вам пришлось служить в армии?»
   Я бы с огромным наслаждением ответил на этот вопрос в том смысле, что я не только не жалею, я, хуже того, чрезвычайно благодарен за этот факт печальной и идиотской моей судьбе.
   Да, меня забрали с первого курса института иностранных языков и за два года я так и не выучил ни одного нового английского слова. Да, это было в предсмертное время советской империи, где-то в архангельской области в стройбате, и было это всё чрезвычайно страшно и много лет после этого мне снились кошмары о том, что я обратно туда возвращаюсь, но я, если честно сказать, на них (на кого?) не обиделся.
   Не за опыт (опыт – это хуйня), не за впечатления (впечатления тоже хуйня), а за некоторое представление о том, как я себя буду вести, если у меня отобрать вообще всё.
   Именно там я совершил самый первый из немногочисленных моих подвигов. Ну и подлость самую гнусную совершил конечно там же. Там я наконец определил свои очертания – осадку, водоизмещение и вооружение, которые какие есть, такие и есть.
//-- [11 Jul 2004|01:58pm] --//
   Как-то пару раз в культурных компаниях я сказал, что перевод произведения «Над пропастью во ржи», сделанный Райт-Ковалёвой, это чрезвычайно скверный перевод. В обоих случаях на меня смотрели так, как если бы я на сборе пионерской дружины сказал бы вдруг, что Ленин тоже какал.
   Вообще произведение зе кетчер ин зе рай я прочитал по необходимости курсе на третьем института иностранных языков – оно входило в обязательную программу изучения английского языка. В школе никогда не случалось, чтобы я взял и полюбил произведение, входящее в обязательную программу – Тургенева до сих пор ненавижу, а Гоголя смог перечитать лет только через десять после того, как мы подробно изучали тараса бульбу и мёртвые души, а вот тут случилось. Я потом перечитывал эту книжку в бумажной обложке издательства прогресс, на которой был нарисован Холден Колфилд в красной кепке, раз наверное десять. От этого она совершенно развалилась на части и постепенно потерялась, хотя некоторые куски видимо ещё можно найти где-нибудь у меня на родине.
   А потом я однажды случайно взялся где-то в гостях почитать русский перевод этой книжки. Это была чудовищная наёбка – вместо Холдена Колфилда – мелкого мудака, чрезвычайно недовольного устройством окружающего мира и носящегося со своей тонкостью и ранимостью, как с писаной торбой, то есть практически меня, там под него косила немолодая женщина с высшим филологическим образованием. Ну, наподобие тех артисток-травести, которые играли в тюзах тимура и маленького принца, и ещё разговаривали счастливыми голосами в передаче пионерская зорька, которую я ненавидел более всего в мире, потому что окончание этой передачи означало, что нужно надевать шубу и валенки и хуячить в полной темноте в блядскую школу, где первый урок – это именно урок этой самой литературы.
   Впрочем, про это гораздо лучше рассказывал Гришковец, он разбирается, мы с ним проживали тогда не очень далеко географически, хотя когда я был в пятом классе, он был ещё в четвёртом. Но это однако несущественно опять.
//-- [14 Jul 2004|03:31pm] --//
   Есть какие-то штуки, которые делашь просто так. Не для Вечности, не за деньги, ни для чего, просто нравится.
   За эти штуки, как это ни удивительно, тоже однажды платят деньги. Помню своё изумление, когда ещё в прошлом веке получил вдруг по почте перевод от Игоря Моисеевича Иртеньева на четыреста рублей за рассказ про Гитлера, опубликованный в журнале магазин. Ну, приятно конечно. Типа ни за что, просто так дали.
   То есть всё, что ты делаешь с удовольствием, неважно что – лапти плетёшь из бересты или лепишь из говна фигурки, всё оно рано или поздно так или иначе оплачивается. Но чаще поздно, то есть не сейчас. А за квартиру платить надо сейчас. И жрать чего-то надо прямо сейчас, и сигареты кончились.
   И тогда ты делаешь такую работу, за которую деньги платят сейчас. Делаешь календарик с кошечкой, обложку для старушечьих мемуаров, переводишь про лоцманские буи в охотском море. Но делаешь ты это очень плохо и все тобой недовольные, и сам ты тоже страдаешь, и в общем все несчастные. И денег этих хватает ровно на то, чтобы как раз заплатить за квартиру, купить пищи и сигарет. А на то, чтобы купить себе хотя бы пару месяцев, не говоря уже про лет, свободы, чтобы заниматься тем, чем хочется – нихуя не хватает.
   Поначалу кажется, что всё это можно совмещать: с девяти до шести сидеть в офисе, а потом плести прекрасные лапти, и какое-то время это даже получается, а потом вдруг нет. Потом вдруг оказывается, что после того, как ты наделал кошечек и собачек, единственное, что ты можешь сделать – это купить пива и тупо хуячить Фашыстов в игре вольфенштейн.
   И тогда надо чего-то решать. Чего-то решать блядь надо.
   Это я впрочем не к тому, что нуждаюсь в чьём-то мудром совете. Я сам в этом лучше всех разбираюсь. Это я так просто, попиздеть вышел.
//-- [29 Jul 2004|04:25pm] --//
   Затея моя с тем, чтобы торговать своими книжками и на этом озолотиться, естественным образом накрылась сами знаете чем. В конечном итоге я, разумеется, совершенно запутался, кому чего послал, кому не послал, какие-то книжки вернулись – и что с ними делать? В общем, я впал в ступор и почувствовал себя мерзавцем и жуликом.
   И следует честно признать, что идея изначально была совершенно идиотская. Экслера из меня не получилось.
//-- [30 Jul 2004|03:43pm] --//
   В который уже раз, стоя на тучковом мосту и выпивая пиво, наблюдаю такую картину: со стороны ладожского озера в направлении финского залива плывёт огромнейшая баржа под названием «Невский 33». Внутри баржи находится корыто, которое до краёв наполнено самой обыкновенной водой.
   Почему она возит эту воду? Зачем? Кому в финском заливе не хватает воды?
   Я так думаю, что это давно затонувшая мёртвая баржа, которая не может найти успокоения. Корабли – они же тоже люди, даже вон чёрствые практические англичане в различных морских уложениях называют корабль «ши». Она каждый день всплывает в ладожском озере неподалёку от Шлиссельбурга, проплывает под всеми мостами и снова тонет в финском заливе. А на следующий день опять всплывает в ладожском озере.
   И глупые разукрашенные водкой-флагман дуры на подводных крыльях шарахаются от неё в сторону и уступают ей дорогу, хотя и не знают ещё ничего про дряхлую старость и уж тем более Смерть.
//-- [02 Aug 2004|04:00pm] --//
   Типография Печатный Двор отказывается печатать книгу Дм. Горчева «Осенняя Жаба» (изд. 3-е, исправленное, дополненное и окончательное), так как в ней содержится ненормативная лексика.
//-- [03 Aug 2004|02:01pm] --//
   В Омск я похоже уже не доберусь. Что печально.
   Зато в конце августа в Вильнюсе будет сборище самых юмористических юмористов северных стран, типа исландии и норвегии, на котором Российскую Федерацию представляет, извините за хамство, ваш покорный слуга, который на самом деле гражданин Казахстана.
   А почему я блядь не гражданин России, а? Нет, мне не нравится лозунг «Россия – для русских». Я может узбеков люблю, точнее узбечек. Мне они совершенно не мешают. И грузинские бомбилы не мешают, и армянки, которые продают помидоры, тоже в основном хорошие. Но блядь почему РУССКОМУ человеку для того чтобы жить в России нужно вступать в фиктивный брак или стоять четыре года в очереди или платить пять тысяч долларов для того чтобы получить этот блядский паспорт? Почему еврей имеет автоматическое право жить в Израиле, немец – в Германии, а русский не имеет права жить в России? Это ведь такое специальное вроде бы место, выделенное лично Господом Богом для проживания русских. Остальным тоже можно – неграм, китайцам, корейцам, всем можно, но им хотя бы есть где ещё жить, если не пустят. А русскому где жить? Только не надо говорить мне про Казахстан – Казахстан прекрасная страна, но там ничего никогда не происходит и не произойдёт.
//-- [14 Aug 2004|11:12am] --//
   Вышел на кухню сварить кофе. Внезапно запел такую песню: «Земля! – запел я очень громко. – Небо! Между землёй и небом – война! И где бы ты НЕ был! (пэтэушник, блядь, подумал я) И что б ты не делал!» Ну и так далее.
   Факт этот меня чрезвычайно насторожил. Я вообще-то не являюсь большим поклонником творчества покойного Виктора Цоя. У меня даже в компьютере нет ни одной его песни. Кати Лель дохуя, а вот Цоя – нет совершенно.
   Возникли у меня по этому поводу смутные подозрения. Пошёл в интернет, набрал в гугле «погиб виктор цой». Правильно – завтра он погиб, то есть пятнадцатого. А сегодня тоскует, тут совсем неподалёку, потому что не хочется ему завтра погибать.
   Что интересно – в жилой комнате его совсем не слышно, а в кухне – очень хорошо.
   А вы ещё говорите, что Царство Мёртвых не существует.
   Сходить что ли на кладбище, раз уж такое дело.
//-- [21 Aug 2004|08:35pm] --//
   С 26-го по 30-е число я намереваюсь быть в городе Вильнюс на сборе юмористов. С сожалением должен сообщить, что пива я временно не пью по состоянию здоровья. И виски я тоже больше не пью. От вин у меня изжога, от абсента я теряю телефоны, а текилы я всегда презирал. В связи с этим, очень важный вопрос – как в государстве Литва обстоит дело со вкусной и полезной водкой? Или лучше брать её с собой? Это очень важный вопрос. А то помнится в Швеции никакой вкусной и полезной водки не было, а была невкусная и вредная водка абсолют за нелепые какие-то деньги с одиннадцати до семи, кроме выходных и праздников, когда вообще не продают, и ещё очередь отстоять надо. Видели мы эти европы.
   Да, будучи полным и идиотским кретином, визу я себе заказал всего на пять дней, а потом только прочитал программу мероприятия, на которое собираюсь, и понял, что если я буду ей следовать, то вообще никого не увижу: там подъем в шесть утра, зарядка, завтрак, утренний развод ну и так далее по распорядку до двенадцати ночи, когда все отправляются под конвоем слушать джаз в ночном клубе. Отбой в два часа ночи. И так четыре дня. До полуночи тридцатого числа мне необходимо пересечь границу Белоруссии, чтобы не попасть в какие-нибудь застенки.
   Впрочем, литовцы, кажется, по происхождению несколько ближе к славянам, чем к немцам, так что очень надеюсь на некоторое распиздяйство и бардак. Без них русскому человеку смерть.
   Можно конечно нажраться пьяным, что было бы крайне естественно со стороны русского юмориста с казахстанским паспортом, и сказать организаторам, что ебал я ваши именины, но человек я в целом не злой и вполне тихий, так что в общем видно будет.
//-- [25 Aug 2004|12:48pm] --//
   Вслед за внутренними часами, которые сломались давным-давно (это знают все, кто договаривался со мной встретиться в какое-нибудь конкретное время), сломался внутренний календарь: отчего-то я был уверен, что в город Вильнюс мне ехать завтра и настроил на сегодняшний день множество планов, которые теперь разумеется идут все в жопу.
   Чего там ещё у меня внутри осталось? Компас? Гироскоп? Астролябия?
//-- [26 Aug 2004|03:21pm] --//
   На компьютере в интернет-кафе клавиатура с русскими буквами и четыре языка: английский, литовский, русский и иврит. Литовские подростки режутся в каунтер-страйк. Ругаются видимо матом, но я не понимаю. Вот один сказал пИзда – это он матом или как?
   Прямо напротив моей гостиницы расположен магазин «книгос». Зашёл, ну и хули – книгос, как книгос – тот же самый гаррипоттер на почётном месте.
   У меня есть триста литов, а я даже не знаю, много это или мало. Судя по ценам на сигареты – очень мало. Стоит закурить на улице, как тут же набегают русскоязычные стреляющие.
   Главное тут блядь не заблудиться – ни одной сколько-нибудь прямой улицы я пока не нашёл. Хожу как в игре дум – всё время поворачивая налево.
//-- [27 Aug 2004|06:08pm] --//
   Сижу в неизвеcтном мне ранее городе Юрбаркас. С балкона видна речка, в ней плавают гуси. Их правда не видно, но слышно очень хорошо.
   Суровый хозяин интернета, похожий на перекачанного челентану позволил мне даже установить на компьютер русский язык.
   Замечено и никогда не нарушается: во всех интернет-кафе мне выделяют компьютер № 13.
   Так до сих пор и не встретил ни одного человека, который не говорил бы по-русски. Очень литовский бармен вчера в каком-то заведении, когда я попросил его дать мне пятьдесят грамм водки, сказал «да хули пятьдесят, бери сразу сто – чего два раза ходить». Но всё впрочем кончилось благополучно и я тихо заснул в своём номере, а не где-нибудь ещё. Утром даже вышел прогуляться. Утренние опрятные бомжи возле помойки изучали устройство выброшенного каким-то зажиточным литовцем телевизора таурас советского ещё производства.
   Нашёл ещё церкву в которой царь-пётр окрестил в православие черномазого дедушку Пушкина, но так и не понял, зачем для этого нужно было ехать так далеко.
//-- [29 Aug 2004|11:08am] --//
   Соскучившись от обилия людей, разговаривающих на неизвестных языках, сказался больным и пошёл домой, то есть в гостиницу, по пустынному вечернему городу Юрбаркас. Кто я? Где я? Как я сюда вообще попал на чужую эту улицу в чужом городе в чужой стране? – орал внутренний мой попугай.
   Сзади медленно наехала машина литовской полиции, изнутри смотрели внимательные глаза, но я, впрочем, был вовсе не пьян, лишь слегка выпимши. Так что литовская полиция не пожелала участвовать в чужом контексте, решив, что арестовывать меня в Литве – это будет чрезмерно интертекстуально, так что прибавила ходу и уехала.
   Вообще все литовские прозаики до сей поры до такой степени увлечены постмодернизмом, что даже я внезапно вспомнил навсегда казалось бы забытое слово «симулякр».
   Метров через двести после полиции был встречен группой подростков, удручённых печальной судьбой литовской баскетбольной сборной на олимпийских играх и от этого крайне пьяных. Подростки задали мне на литовском языке тот же вопрос, который задают в таких случаях на всех остальных языках, то есть «Папаша, закурить не найдётся?»
   Внутренний попугай немедленно заткнулся, зато проснулся внутренний волк, который посоветовал мне по-русски с подростками не говорить. Это вам тут не Вильнюс, чтобы по-русски разговаривать. Я как раз накануне уже покупал тут по-русски зарядник для мобилы, ага. Нету говорят зарядников, нету, не было никогда и не будет. Потом я догадался наконец зайти в очередной омнител, сделав европейское лицо, и заговорил по-английски – так сразу пять зарядников разных принесли.
   «Хай, гайз, – сказал я подросткам приветливо с неопределённым европейским акцентом. – Анфорчунатли ай донт спик лисуэниан. Вот ду ю экчули вонт?»
   Подростки засияли от радости – не каждый видимо день в Юрбаркасе встретишь англоязычного гражданина и показали мне знаками, что хотели бы закурить. Я доброжелательно протянул им пачку галуаза, они вежливо взяли одну всего сигарету, раскланялись и проводили меня пожеланием приезжать ещё обязательно.
   Вообще, доброжелательность – это страшная сила иногда.
//-- [01 Sep 2004|01:27pm] --//
   Да, а я кстати вернулся.
   Блядь! Как же я ненавижу купейные вагоны! Но за десять минут до отхода поезда никаких плацкартных вагонов в продаже не было. Я с тоской подумал о подполковнике в отставке и женщине с орущим младенцем, но действительность оказалась изобретательнее – в моём купе от Вильнюса и до самого Петербурга проезжал МУДАК. Мудак был чрезвычайно похож на телеведущего Дмитрия Нагиева, но толще и гаже, и назывался он Гена.
   «Четырнадцать лет! – воскликнул Мудак Гена, пытаясь открыть бутылку пива при помощи специальной штуки, которая есть на нижней стороне железнодорожного стола. – Четырнадцать лет я ехал к тебе, милая тётя! Я опоздал! Всего на полгода опоздал! Я не положил тебя в гроб! Всего пять месяцев! – февраль, март, апрель, июнь, июль… Пятнадцать лет! Она была мне как мама», – обратился он ко мне за сочувствием. «Ага», – ответил я чёрство. «А чего же ты так долго ехал-то, сынок?» – спросила старушка из Новгорода, очень похожая на маму Егора Прокудина из кинофильма калина красная (блядь, паноптикум какой-то – подумал я, потрясённый всеми этими схожестями). «Но я же должен был приехать как Человек! – отвечал Мудак Гена. – Как Человек, понимаете!» После этого Гена заплакал.
   В среднем один мудак способен испоганить пространство в радиусе метров десять, но если его поместить в замкнутое пространство, концентрация мудачества становится совершенно нестерпимой.
   Не в силах вынести всего этого более ещё одной секунды, я ушёл курить в тамбур. Там курил огромный литовец педерастической наружности, вокруг которого суетилась крошечная Еврейская Мама, едва достигавшая до его пояса. «Витас, – беспрерывно говорила Еврейская Мама, – ты слишком много куришь, перестань курить, мы скоро будем переезжать границу, тебе нужно покушать, ты слишком много куришь и ничего не кушаешь, нам нужно подготовить паспорта, на наши места кто-нибудь усядется, пока ты тут куришь…» Я вернулся в купе. Мудак Гена уже забыл про тётю, и другая мысль завладела его сознанием: «Я еду в самом дорогом вагоне в поезде! Я имею право курить где хочу, потому что я заплатил больше всех денег! А эта Оля, проводница, мне говорит иди кури в тамбур! Она заплатила столько денег, чтобы говорить иди кури в тамбур? А я заплатил и имею право!»
   По приходе сначала литовских, а потом белорусских пограничников Гена присмирел, пытался встать по стойке смирно, сказал белорусскому пограничнику «ачу» (это значит спасибо – гордо объяснил мне Гена шёпотом).
   От всего этого разило такой неприятной нереальностью, какая бывает только во сне, что я выпил купленной в привокзальном супермаркете водки гера, залез на верхнюю полку и заснул нахуй.
   Проснулся часа через два, вышел в тамбур покурить. Там пили пиво Мудак Гена и литовский мужчина. «Какое право она имеет выбрасывать мой самогон в окно! – кричал Гена. – Мой дедушка гнал этот самогон, я заплатил за самый дорогой билет, а она выбрасывает в окно! Дедушка, понимаешь! Я шестнадцать лет ехал и увидел только могилки! А она в окно!» Я понял, что речь идёт об Еврейской Маме, и ушёл в вагон-ресторан.
   Там ко мне вышла сонная печальная женщина. «А не дадите ли вы мне чего-нибудь съесть и водки сколько-нибудь?» – спросил я её. «Не знаю, – ответила женщина, – сейчас поищу, может осталось что-нибудь». Вынесла мне минут через десять холодную котлету с холодными макаронами и сто грамм тёплой водки. «Годится?» – спросила женщина. «Спасибо вам огромное», – ответил я искренне. Женщина села за соседний столик, закурила и стала смотреть в чёрное беспросветное окно. «Когда мы уже куда-нибудь приедем, вы не знаете?» – спросила она вдруг. Я пожал плечами – мне-то откуда про это знать.
   В купе очень громко храпел угомонившийся наконец Гена (мудак не может не храпеть), он спал не снимая дорогих видимо очков. Я двинул его кулаком в бок. «А? Что?» – испугался Гена. «Храпишь» – сказал я ему мрачно. «А», – успокоился Гена и снова захрапел.
   Проснулся я от того, что солнце светило мне прямо в морду. Выглянул в окошко – мы стояли на безвестной какой-то станции. Прямо напротив нашего вагона было заведение с вывеской «Бюро ритуальных услуг». «Родина» – понял я.
   Гена всё так же храпел в очках. Я слез вниз, надел кроссовки и, распрямляясь, въехал со всего маху в чугунное ограждение, придуманное неизвестным кулибиным для того, чтобы матрас не съезжал с верхней полки. Старушка из Новгорода перестала рассказывать про неудачные сосиски, которые она купила две недели назад («Каша, ну чистая каша, раньше хорошие были и недорогие, а тут купила – каша, я к продавщице пришла, говорю, зачем же вы мне старушке кашу продаёте, а она говорит кушайте что привезли»), замолчала и стала смотреть на меня с ужасом. Я улыбнулся старушке, чтобы её ободрить, но тут сам заметил, что мне на штаны и по очкам тоже льётся кровищща. Потом забегала проводница с идиотским своим йодом, но я впрочем вылил просто себе на голову остатки литовской водки и все в конце концов успокоились.
   Потом мимо окна проехало кладбище очень ржавых паровозов, город Пушкин, начались спальные районы, в которых я никогда не бывал и надеюсь никогда не побывать, надписи на гаражах «Ленин – вождь, а Путин – вошь», «ВЛКСМ», «Свободу Лимонову», просто так ХУЙ красивыми буквами. Угрюмый и неприветливый мудак Гена проверял содержимое своего чемодана – не спиздили ли чего. Такой чемодан в семидесятых годах был у нас дома – рыжий, прямоугольный, с металлическими уголками и ржавыми застёжками.
   Ну и всё, ну и приехали. И вышел я на перрон с разбитой своей головой и залитыми кровищщей штанами, посчитал в уме список восполнимых и невосполнимых потерь и приобретений (у меня очень строгая внутренняя отчетность, несмотря на внешнее распиздяйство) и подумал вот про что. А в общем не помню я про что я подумал.
//-- [07 Sep 2004|11:53pm] --//
   А в целом необходимо признать, что в вечной борьбе Добра со Злом, победило как обычно простое и безнадёжное мудачество.
//-- [12 Sep 2004|11:40pm] --//
   «Молодой человек, вы не знаете, что это за дом?» – спросил меня очень старый старик с двумя всего зубами во рту, один слева сверху, а другой справа снизу, и показал пальцем на домик, который расположен у меня прямо во дворе. «Не знаю, – притворился я. – Извините». «Как?! – поразился старик. – Вы тут живёте и не знаете?! Да ведь этот дом Владимир Ильич Ленин подарил медсестре, которая за ним особенно хорошо ухаживала! Вот тут смотрите крышу перекрыли – раньше была деревянная, а теперь железная, лаком ещё покрыли, я тут семьдесят лет живу».
   Я потом поднимался в лифте и думал про то, что всё равно моя история про Маму Милицейского Капитана – она была лучше, хотя скорее всего и неправда.
//-- [25 Sep 2004|02:54pm] --//
   Вообще редкий мой день рождения можно вспомнить без содрогания. Но особенно запомнились два юбилейных.
   В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году в свой день рождения я стоял дневальным по роте. В наряд меня отправил командир отделения Ваха Хамхоев, с которым у меня был затяжной конфликт, закончившийся в конце концов огромными пиздюлями. Мне, конечно, а не ему, но это ладно. Ну вот значит, где-то уже после отбоя пидарашу я взлётку (то есть мою полы в коридоре для построений) и тут вызывают меня срочно в штаб. Ну, я оправляюсь, застёгиваю крючок на горле и иду в штаб получать очередной какой-нибудь пизды (просто так же в штаб не вызывают, тем более срочно). А там сидят нарядчики – Вова Захаров, Витя Заплаткин и Марк Цынман, довольные страшно. Налили мне чаю, даже с сахаром и вручили мне подарок: пачку сигарет дюбек, которую купили вскладчину. Вот вам крест – это был самый прекрасный подарок, полученный за всю скучную мою и неказистую жизнь.
   А когда мне исполнилось тридцать, я как раз разводился с женой и обдумывал, как бы съебать куда-нибудь подальше, но это впрочем тоже неинтересно. В общем проснулся я утром, включил телевизор, а там шла программа из тех которые передаются для придания бодрости тем, кому надо в девять часов быть на работе. Я к тому времени к счастью ни на какой службе уже не работал, так что смотрел её просто так. Ну и вот в этой программе лично для меня ансамблем крематорий была в то утро исполнена песня: «Ну вот нам уже тридцать лет. Ну вот нам уже тридцать лет. Ещё тридцать лет – и пиздец».
   В принципе так не бывает, но тем не менее это чистая правда. Я дико расхохотался, быстро поругался с супругой и пошёл в магазин. Купил там себе две бутылки водки и обе их, между прочим, выпил. Вечером потом пришли какие-то гости, приличные все люди, но я их не очень помню. Помню только что никаких продуктов я в тот день принципиально не покупал, так что супруга моя кормила их квашеной капустой, водку я всю выпил, и гостям кажется было не совсем весело. Зато я сидел во главе стола и был совершенно всем чрезвычайно доволен.
//-- [17 Oct 2004|12:42am] --//
   Ах! какую машину я поймал вчера на углу каменоостровского проспекта и улицы профессора Попова (в Петербурге принято всегда, при назывании улиц и площадей, называть звания, имена и отчества: никто никогда не скажет «остановите на площади Толстого», обязательно скажут «Льва Толстого»). Я был несколько выпимши и поэтому забыл, что я не блондинка, чтобы возле меня останавливалась такая машина. Ну в общем большая и толстая. Ну я значит открываю дверь: «Кондратьевский-Бестужевская» говорю. Потом вижу, что всё переднее сиденье завалено хризантемами. «А? Что! Ты кто? Пшол! Пшол вон!» – закричал водитель.
   Нет, ну понятно, что первой моей рефлекторной реакцией было сказать «а кусай ты захуй, перхоть ты подзалупная». Но я не стал ничего этого говорить. Во-первых, потому что он выскочит и начнёт Пиздеть, потом начнёт махать руками, возможно даже набьёт мне морду, а вопрос тут какой-то до такой степени второстепенный, что морды жалко, а во-вторых (и самое печальное), проблема состоит в том, что я его в общем-то понимаю.
   Ну неприятно ему нас видеть – выпивших своих соотечественников в мятых штанах и пыльных кроссовках, тем более в тот момент, когда, судя по хризантемам, должна к нему вот-вот выйти та самая прекрасная блондинка, которой я безусловно не являюсь.
   Вот это самая большая моя проблема – я их всех в принципе понимаю и даже наверное жалею. То есть хуёвый я боец. Когда их всех повытаскивают из толстых машин, я вряд ли буду пинать их ногами.
   Да мне даже президента Путина жалко, вы будете смеяться. Ну вот нашёл мелкий чиновник оброненное кем-то колечко, стал властелином всего, и искренне верит, что он молодец и что вот ещё чуть-чуть и всех победит. И никто не скажет ему, чтобы посмотрел он на своё лицо в зеркале – ни равнодушные его подданные, ни верные соратники. Жена одна наверное что-то понимает, но он с ней не разговаривает в последнее время.
   Вот кого, кстати, больше всего жалко – это как раз её. Мы-то чего. Не таких видали.
//-- [23 Oct 2004|04:46pm] --//
   В первой половине девяностых годов Соединённые Штаты Америки начали оказывать большую помощь тому, что осталось от бывшего Советского Союза. Ну, например, были выделены какие-то неисчислимые сотни миллионов долларов просто так, даром, только на организацию фондовых рынков в бывших республиках, в которых как правило никаких вообще рынков, кроме центрального базара отродясь не было.
   Однако, раз уж сотни миллионов выделены, то почему бы и не организовать фондовый рынок? И организовали. Например в Казахстане на фондовом рынке продавались акции дрожжевого завода в Каскелене, ниточной фабрики в Чемолгане и один процент акций государственной компании Мунайгаз.
   Европейский Союз, увидев такое дело и хорошо зная, что американцы просто так денег платить ни за что не станут, тоже решил поучаствовать, но по бедности, а скорее по жадности развивал в основном электричество и водоснабжение.
   Да их вообще смешно сравнивать – сша и еэс. Юсаид (United States Agency of International Development) на выделенные средства немедленно откупил себе малосемейное общежитие возле американского посольства на улице Фурманова, выселил жителей и произвёл там такой ремонт, что я туда как-то заглянувши, охуел – вот чего оказывается можно сделать из простой малосемейки (кто жил, тот знает). А европейский Тасис (Technical Assistance to the Commonwealth of Independent States) снимал в основном комнаты в разных НИИ, типа геологии и картографии. В одном из офисов Тасис я даже некогда, ещё студентом, когда подрабатывал ночным сторожем, даже хранил в стенном шкафу запрещённый матрац.
   Ну и понятно, что совсем без местных жителей обойтись они не могли. Переводчики, шоферы, уборщицы – не повезёшь же их из америки и англии. То есть довезти-то можно, но за такие деньги (долларов сто-двести) они работать не станут. Так что надо делиться выделенными деньгами и с коренным населением, хочешь не хочешь.
   Я тогда только что приехал обратно в Алма-Ату и снимал в долг квартиру с двухногим столом и койкой-с-шариками на углу улиц Комсомольской и Дзержинского (к тому времени Толе-би и Наурызбай-батыра) и срочно искал работу, потому что денег, заработанных на строительстве унитазной фабрики в Джамбульской области, не осталось даже на жигулёвское пиво, не говоря уже про пищу. Ну и как-то в пятницу, а может быть в среду, мне было назначено сразу два собеседования в качестве переводчика – одно у американцев в компании кей-пи-эм-жи, а другое у европейцев (предыдущее у австралийцев я совершенно просрал, потому что не понял вообще ни одного слова, чего они говорят).
   Американцам меня предложила бывшая моя, не знаю как это называется, не сожительница, а такая женщина, к которой ездишь за тысячу километров, чтобы три дня поебаться. К тому времени она впрочем была уже в процессе вступления в брак с израильским евреем по имени Зохмар и действовала чисто благотворительно или не знаю, хуй их женщин разберёт. А к европейцам меня направила бывшая подруга бывшей моей жены. В общем, никуда в этом мире без баб, да.
   После беседы со мной американцы предложили мне двести пятьдесят (в девяносто четвёртом это было не много, но нормально). После этого я пошёл к европейцам, которые предложили уже триста. Я пошёл обратно к американцам и сказал, что вот такая история, и они мне тут же предложили триста пятьдесят, азарт видимо такой. Если бы на моём месте был умный человек, он бы пошёл опять к европейцам, а потом к американцам и так далее. Но я никогда не был слишком умным и поэтому согласился на оба предложения, только они об этом так никогда и не узнали.
//-- [23 Oct 2004|10:24pm] --//
   И с тех пор начался в моей жизни чрезвычайно безоблачный период.
   Я просыпался в восемь часов утра, мылся в сланцах под душем, распевая хоп-ов-деливеренс, скакал дворами на службу (там было ровно двенадцать минут ходьбы) и кокетничал на ресепшыне с девушкой Надей.
   О прекрасная девушка Надя! Где-то и по сей день лежит в моих ностальгических бумажках приглашение на её фаревел-парти с припиской карандашом. Всё могу простить американцам – Кубу, Ирак, Косово, но девушку Надю сволочам этим и пидарасам не прощу никогда. Ну и что, что максимальная степень моей с ней интимности состояла в том, что я провожал её до автобусной остановки. Это никого не ебёт, какая была степень интимности, но ответить им однажды блядь сукам таки за всё придётся.
   Ну впрочем ладно. Я уже открыл дверь на балкон и злобно туда подышал, так что да и хуй с ними.
   Английские буржуи выдали мне первый в моей жизни персональный переносной компьютер. Вы сейчас такого компьютера не найдёте ни за какие деньги: это был лэптоп тошиба весом в девять килограмм, триста восемьдесят шестой процессор, сто двадцать шесть мегабайт диск и восемь мегабайт памяти. На нём работали все программы, которые есть у меня сейчас, только гораздо быстрее. На нём я научился всему тому, что умею сейчас: выковырять дискету при помощи плоскогубцев, отформатировать диск, уронить этот компьютер на пол, чтобы у него треснул экран, играть в дум-два (на нынешнем моём компьютере кстати не запускается, я пробовал недавно). В нём был разложен первый в моей жизни пасьянс и обнаружены все мины в игре сапёр. Он первым из моих компьютеров подхватил вирус, заболел и перестал загружать виндовс. Я его две недели лечил всякими средствами, возил потом к доктору и он выздоровел.
   А отдал я его через пару лет обратно совершенно бездушно – железка, она и есть железка. Разные мы.
//-- [24 Oct 2004|01:01am] --//
   Работа на две конкурирующие конторы оказалась вовсе не такой страшной. Я тогда ещё не был такой ленивый мудак как сейчас, и при переводе текста с одного языка на другой у меня тогда ещё не начинался насморк.
   С европейцами я договорился, что буду работать дома, а у американцев я должен был сидеть в офисе с девяти до шести. Что между собой совершенно не конфликтовало. То есть, если я не успевал перевести что-то вечером европейцам, я переводил днём, сидя в офисе у американцев.
   Но зато когда я получил первую зарплату! Ой, блядь, нет, не будет никогда у меня больше такой зарплаты, сколько мне ни заплати, хоть миллион.
   Я получил в одном месте триста, потом пошёл в другое место, и там мне дали триста пятьдесят. Я перешёл улицу и купил себе телевизор. Пересчитал деньги – а их ещё пятьсот! Я блядь этот телевизор пытался купить все четыре года, которые проработал учителем в школе. И всегда он, сука, стоил ровно в два раза больше, чем я мог скопить, независимо ни от какой инфляции и экономических реформ. Если я зарабатывал триста рублей, он стоил шестьсот, если десять тысяч – он стоил двадцать, ну и так далее. Я всё время от него отставал. А тут вдруг я вырвался вперёд и купил его таки, пидараса.
   Он честно мне показывал чего-то лет пять, а потом я его тоже бросил вместе с обгорелым креслом и спутниковой антенной, когда уезжал однажды навсегда ранним утром в город Петербург. Ну не продавать же его, прости Господи.
   Купив телевизор, я прошёлся по периметру коммерческих киосков. Остановившись возле каждого из них, я с удовлетворением думал, что могу купить всё, что в нём находится вместе с продавщицей. Но я так ничего и не купил, кроме пары банок пива туборг с потным человеком на картинке. Возможность купить что-либо без ущерба для кого-либо совершенно лишает покупку постыдной радости. Ну вот когда я, опять же работая учителем, купил себе однажды тайком сникерс, вместо того, чтобы отнести деньги в семью, и с наслаждением сожрал его вместе с обложкой за киоском – это было стыдно конечно, но вкусно. А так – хоть сто их покупай, хоть двести. Нет, не хочется.
   Ну не то чтобы я вдруг додумался до такой умной мысли, что не в деньгах счастье – оно безусловно не в деньгах. Но хоть радость-то должна быть? Когда ещё телевизор покупал и присматривал себе видеомагнитофон – она была. А тут вдруг устал как-то, кончилась.
   Ну пришёл домой, выпил пива да и спать лёг.
//-- [30 Oct 2004|12:53pm] --//
   Жить осталось чуть-чуть, а жизнь несмотря ни на что прекрасна.
   Фикус после пересадки в бывшую кастрюлю, опасаясь шизофрении отсушил у себя ненужную вторую ветку и теперь расцвёл махровым совершенно цветом, выдавливая из себя в каждый день по новому листу. Скоро он станет в два раза больше чем я.
   За окном происходит самая удивительная осень, которую я когда-либо видел в городе Петербурге. В первую свою тут осень ещё прошлого века я так никогда и не увидел солнца – оно появилось только в следующем марте.
//-- [01 Nov 2004|12:33pm] --//
   Был в субботу на Сытном рынке, очень удивился, что там везде продают очень много тыкв. Я вообще только одно знаю полезное применение для тыквы – добавлять её в манты. Но манты тут никто делать не умеет, а предположить, что петербуржцы вдруг полюбили тыквенную кашу – такое может прийти в голову только такому человеку, который эту кашу никогда не ел.
   Вообще с развитием прогресса всё больше попадается на улице странных вещей. Очень много стало сумасшедших, которые на ходу громко разговаривают сами с собой.
   Основной болезнью населения похоже сделался правосторонний отит – часто можно видеть людей, прижимающих ладонь к уху, обычно именно к правому. В самый неподходящий момент у некоторых людей вдруг что-то начинает шипеть и щёлкать внутри или там начинает разговаривать масяня – видимо у них сломался Органчик и им пора идти к часовых дел мастеру починяться.
   Про хелувин же чего сказать? Можно конечно одеться скелетом, научить своих детей петь джингл-белз, самому на днях рождения петь хэппи-бёздэй, дарить любовнице картонное сердечко на валентинов день и жарить индейку в день благодарения, и почитать себя по этим причинам жителем Цивилизованного Мира. Только не надо увлекаться. А то ведь эдак можно однажды решить, что всё это по-настоящему, нарядиться в костюм того же бэтмана да и полететь устанавливать справедливость этажа эдак с шестого. Бэтману – бэтманово.
   Видел я кстати однажды кино про этого бэтмана. У него торжество Добра всегда состоит в том, что всё вокруг горит, всё разломанное, валяются повсюду дохлые людишки, а он стоит посреди всего этого ну такой блестящий, такой охуительный – вот оно и счастье наконец пришло к жителям Проклятого Господом Города.
//-- [07 Nov 2004|05:13pm] --//
   Я никогда не был особым поклонником того воплощения Идеального Мира, которое столько лет строили Ленин-Сталин-Хрущёв-Брежнев.
   Более всего оно напоминает мне те модели, что строили у себя в ящике известные роботы Трурль и Клапауций: отнять свободу слова – вернуть свободу слова, всех посадить – всех выпустить, всё засеять – всё повыдергать, собрать камни – разбросать камни.
   Хороший парикмахер знает, что после таких экспериментов единственное, что можно сделать умного – это побрить клиента наголо и начать всё сначала.
   Вот собрались люди строить узкоколейку. Поначалу-то все горели. «А давайте вот так сделаем! А ещё вот так! А если вот так попробовать?» А потом, когда стало ясно, что и так и эдак всё равно чем дальше, тем узкоколейка кривее, все погасли как-то, устали, стало скучно. Один сказал «да какая хуй разница», другой в лес пошёл посрать и не вернулся, остальные заподозрили, что он в бараке мыло спиздит, побежали его искать, сами спиздили у всех мыло и тоже не вернулись. А контуженные идиоты наподобие павки-корчагина к тому времени уже все померли.
   Ну и сдали узкоколейку буржуям на металлолом за возможность сниматься в рекламе пиццы и хрустеть со вкусом.
   Так что с последним вас праздником мечты о том, что можно жить по-другому, дорогие вы мои товарищи.
//-- [08 Nov 2004|05:41pm] --//
   С буржуями смешно разговаривать про Россию. Они все в курсе, волнуются за нас – юкос там, чечня, путин очень недемократический.
   Они искренне за нас переживают: ну почему, почему бы нам не сделать всё как у людей и зажить как люди так же хорошо, как все живут. Ну ведь хорошо, хорошо ведь? – обводят они рукой цветущий свой пейзаж. Ну да, – соглашаюсь я, – чистенько.
   Хуже нет людей, чем те, которые от всего сердца желают кому-то добра. Но они же своего добра желают, а не того, которое на самом деле этому кому-то нужно.
   Но впрочем люди все вежливые, приветливые. Но почему же блядь так домой-то хочется? Что-то было про это в самом гениальном романе двадцатого века под названием незнайка на луне.
   А какие они блядь доверчивые. What do you REALLY think about this – и он тебе расскажет, что он на самом деле про это думает. Нет, про дела компании – про это он не расскажет, хоть режь, а про бабу свою, как он с ней ебался и что из этого вышло – это уже хочешь не хочешь, а прослушаешь. Надо делиться, надо, не нужно хранить ничего в себе, нужно проговаривать, так станет легче. Человек должен быть открытый, никакой угрозы снаружи нет. Он не сидел никогда в тюрьме, не служил в армии, не пиздили его менты. Есть игра, и правила её никогда не меняются, они раз и навсегда. Если правильно играешь и повезло чуть-чуть – ты виннер, если нет – лузер. Если Бог тебя любит, то есть у тебя кадиллак, если не любит, то стало быть нету.
   Дети, ну чисто дети.
//-- [22 Nov 2004|08:38am] --//
   А мне вот до сих пор удивительно, что я живу в городе Петербург. Да, я уже давно знаю, что это тяжёлый, злой и мокрый город.
   Но всё равно – это очень прекрасно знать, что в любой момент можно сесть в троллейбус и через шесть остановок оказаться на финляндском вокзале, где стоит ЛЕНИН на броневике. А самый короткий путь от финляндского вокзала на васильевский остров проходит мимо крейсера АВРОРА. А если вместо того, чтобы ехать на финляндский вокзал, дождаться сто пятого автобуса (он очень редко ходит), то кривым очень путём через Охтинский мост можно доехать до Таврического сада и сидеть там на скамейке, пить пиво и никуда не спешить, потому что приехал же просто так, а не по делам. Потом конечно хочешь не хочешь попадёшь обязательно на бессмысленный и ненавистный невский проспект, чтобы на площади искусств сесть на автобус номер сто и уехать в свою Пискарёвку по фонтанке мимо цирка-чинизелли и зимнего летнего сада.
   И пиздато всё до такой степени, что только руками развести, а объяснить внятно всё равно никак не получится.
//-- [27 Nov 2004|10:38pm] --//

     Забудьте ваши глупости – обиды и победы.
     Расколотую супницу и с отопленьем беды.
     О чёрном снеге в африке, о белом кашалоте,
     о солнца отражении в лягушке на болоте,
     о кошке и собаке, и о сверчке за печкой
     кому-нибудь когда-нибудь замолвите словечко.

   Вот такой я был сентиментальный лет всего десять назад. Да я и сейчас сентиментальный. Все действительно злые люди, они обязательно сентиментальные. Если кто сидел в тюрьме или в армии, они это хорошо знают.
   Тогда же я написал, помнится, очень сентиментальный рассказ про Гитлера. Смешно конечно сейчас, но это было вообще первое моё произведение, опубликованное в периодической печати.
   Я даже помню, как пытался получить за него первый в моей жизни гонорар. У меня как раз тогда как обычно в москве кончились вообще все деньги.
   Я тогда приехал на улицу Тверскую-Ямскую, которая, в отличие от улицы просто Тверской, расположена в москве в совершеннейшей какой-то жопе, возле станции метро белорусская, кажется. Я был в тот момент не то, чтобы мертвецки пьян, но очень сильно утомлён предыдущим трёх или четырёхдневным пьянством, и поэтому пристроился в спину к примерно такому же как я похмельному человеку в надежде, что он меня выведет туда, куда нужно. Он шёл, шёл, очень долго куда-то шёл, потом вошёл в какой-то подъезд, сел в лифт, мы с ним вместе доехали до пятого этажа, вошли в комнату с надписью «журнал Магазин», он сел за стол и придал лицу приветливое выражение: «Слушаю вас», – говорит.
   «Здравствуйте, – говорю, – а вы наверное Иртеньев? Игорь Моисеевич, у вас тут у меня вышел это типа рассказ и я пришёл типа ну вот». Я до сих пор не умею в редакциях солидно разговаривать. «А! – говорит человек, – так вы тот самый Горчев, который про Гитлера что ли? Вы вон там в углу поройтесь, там должен быть рассказ с Вашим произведением и мы ещё вам триста рублей должны, но у меня сейчас с собой нет, если завтра зайдёте, то здесь будет наш Главный Бухгалтер и он вам выпишет».
   А Иртеньев, он был неплохой поэт когда-то.

     Нет! Мы империя Добра!
     А не империя мы Зла,
     как мы услышали вчера
     от одного мы тут козла!

   Ну в общем гонорар потом выслали почтовым переводом.
//-- [04 Dec 2004|10:27pm] --//
   Проснулся сегодня с утра с чётко сформулированной мыслью: смерть – это когда у нас отобрали наше имя и мы больше так не называемся. Ну Дима Горчев, например.
//-- [07 Dec 2004|04:12pm] --//
   Есть много разных конспирологических теорий про то, кто же действительно тайно правит миром: масоны, Жыды, семь бессмертных старцев, инопланетяне, да много кто.
   А вот хуй! Не скажу за другие страны, но Россией совершенно точно тайно управляют сержанты милиции. Все, абсолютно все законы направлены на повышение их всегда недостаточного благосостояния. Я уже не говорю про отсутствие регистрации, которое теперь стоит две тысячи пятьсот рублей, а у собственно ментов её продают с выгодной скидкой за полторы. Скоро ещё что-нибудь придумают, курить например на улице нельзя или целоваться. И никто не может этим сержантам отказать – ни депутаты, ни губернаторы.
   Удивительнее же всего то, что этим людям ещё и платят зарплату, выдают казённое обмундирование и автомобили! Это ведь они должны покупать лицензию на то, чтобы ходить по улицам с дубинами и пистолетами и грабить любого не приглянувшегося им гражданина. Ну вот как феодал позволял неким разбойникам грабить всех проезжих купцов на своей территории, а разбойники соответственно платили за это феодалу какую-то подать. И ведь разбойникам этим не могло даже взбрести в голову, что можно пойти к феодалу и пожаловаться ему, что вот, мол, кистеня поизносились и дубины поизмочалились, да и жалование хорошо бы накинуть. А эти ничего – жалуются. Иногда покажут такого в телевизоре на фоне разъёбанного уазика, так прямо хоть благотворительный счёт для него открывай в сбербанке, до чего жалко.
//-- [15 Dec 2004|12:36am] --//
   Пока не работал телефон и интернет, просмотрел впервые за много прошедших лет кинофильм кин-дза-дза. Кинофильм безусловно гениален, причём именно потому, что сделан на коленке и с таким бюджетом, про который сейчас никто даже и не станет разговаривать. Я навскидку думаю, что тысяч пятьдесят советских рублей.
   Тем не менее страшно интересно было бы переделать этот кинофильм так как нужно. Ну в частности, плесень и ржавчину уже давно никто в кинофильмах не снимает с натуры – есть специалисты, которые квалифицированно делают плесень и ржавчину гораздо лучше, чем они выглядят на самом деле. Есть ещё эксперты по ядовитым испарениям, мусорным свалкам, трясинам, болотам, сгнившим трупам, безжизненным пустыням и так далее. А пепелац! Как бы он летал!
   Я вообще сочинил целый сценарий, но он охраняется копирайтом, так что я не буду его сюда писать задаром. Только в общих чертах.
   Там, в частности, присутствует временно угнетённый пацак Би – он конечно негр, а вместо нудного грузина Гедевана Александровича действует комический пидор наподобие того, который был в кинофильме пятый элемент. Прораб дядя Вова Мошков – он вообще очень суровая женщина.
   Но самое важное в кинофильме – это финальная сцена. Над финальной сценой будут рыдать все.
   В общем, над планетой Плюк появляется звёздный корабль с планеты Земля и из него на счастливые лица выползших на поверхность пацаков медленно-медленно падают спички. Тысячи и десятки тысяч тонн спичек. По лицам пацаков текут слёзы, пацаки сметают людей в красных штанах и яцелопов, и играет прекрасная песня про то, что любовь – она вечная, так что давайте любить все друг друга. И спички, спички как снег.
   По-моему, это прекрасно.
//-- [26 Dec 2004|07:58pm] --//
   Хорошо как.
   Телефон не то отключили, не то сломался. С того телефона, который переносной, сняли абонентскую плату и тут же отключили. Домофон внизу не работает. Осталось поломать дверной замок, и тогда уже совсем никакой неприятель не страшен. Ну разве что МЧС.
   А на улице собственно и делать нехуй, был я там сегодня – дождь в рыло и Жопа в небе летает. В смысле дед-мороз на голубом вертолёте из петропавловской крепости.

2005

//-- [07 Jan 2005|03:01pm] --//
   Проснувшись утром, пошёл на кухню жадно жрать Полуночного Гуся. Громко чавкал и облизывал пальцы. Гусь прекрасен уже тем, что он не курица. Ненавижу городских этих фальшивых курей за мягкие их кости и бумажное безвкусное мясо. Время от времени покупаю зачем-то в гастрономе горизонт жареную курицу, приношу домой, отъедаю у неё ногу ниже колена и смотрю на неё с недоумением: ну и нахуя ж я тебя купил, дура ты ёбаная?
   Ночью считал по свечкам в окошках проживающих вокруг меня Православных. Таковых, помимо меня, нашлось две штуки, хотя про одного есть подозрение, что это было просто отражение фонаря.
   По телевидению показывали день рождения Президента Российской Федерации. Его беспрерывно поздравлял старичок со сдобным козлиным голосом, тот же самый, который в прошлую Пасху поздравлял его с воскрешением из мёртвых. Кстати сказать, вот что удивительно! – в самое главное и центральное капище Воображаемой Империи не могут нанять певцов с нормальными голосами. Ну не знаю, взяли бы кого-нибудь из большого театра или из ансамбля песни и пляски, а то ведь невозможно же слушать.
   А я, между прочим, однажды даже бывал там внутри, ещё при Ельцине, и вышел совершенно живой и невредимый, потому что всё время бормотал про себя Отче наш, как Хома Брут. Вия не видел, врать не буду, зато видел очень много охранников в пуленепробиваемых пиджаках с рациями.
   Сейчас стали умнее делать. Помню смотрел тоже телепередачу, там когда президент Путин выходил из ХХС, на ступеньках стояла богомолица в платочке и тщательно сканировала вверенный ей сектор. Это очень умно – под платком не видно наушника, да и в бюст можно натолкать большое количество спецсредств.
   А вообще, Православные, с праздником.
   Я так думаю, что в самом конце концов мы всё равно всех их победим. Может быть даже мы уже и победили, только этого не заметили, потому что, собственно говоря, нам всё это глубоко похуй.
//-- [07 Jan 2005|08:05pm] --//
   По телевизору всё время показывают молодых людей, которые сидят в офисе за компьютером, потом колбасятся на дискотеке и сообщают друг другу по новейшему мобильному телефону про то, что они уверены в завтрашнем дне.
   Это по-видимому социальная реклама, потому что для того, чтобы в существующем пространстве быть уверенным в завтрашнем дне – это нужно быть совершенно слабоумным идиотом.
   Ещё показывают какой-то шампунь и говорят «ощути энергию океана».
   Перестану я пожалуй опять смотреть этот телевизор. Раньше у него хоть изредка ремиссии случались, а сейчас уже совсем ебанулся.
//-- [20 Jan 2005|01:07pm] --//
   В дверь настойчиво позвонили. Нашёл штаны, надел, открыл. Стоят две чрезмерно доброжелательные тётки.
   «Не хотите ли Вы с нами поговорить?» «Нет, – говорю чёрство, – не хочу. Я знаю, кто вы такие». «А кто мы? Кто мы?!» – закокетничали тётки прихорашиваясь, но я этого уже впрочем не слышал.
//-- [21 Jan 2005|01:43am] --//
   Почитал книжку писателя Лимонова «Это я эдичка», раньше как-то не попадалась.
   Книжка в целом не понравилась – не люблю я этой истерической искренности, которая почему-то всё время связана с дрочением в заляпанные чужой спермой трусы любимой женщины.
   Но я не о том. Я просто вдруг вспомнил подростка Савенко, когда он, глупый, старый, с козлиной бородой хрипло орал на анпилова что ли или на другого такого же мудака в идиотском каком-то телевизионном шоу. И мне стало страшно, невыносимо его жалко. Потому что он как был подросток Савенко, так он и остался навсегда – мальчик среди взрослых людей.
   Ну я не знаю. Помните, была омерзительная сказка для детей, написанная Взрослым человеком – Праздник Непослушания. Там детям разрешили всё сделать так, как они хотят, чтобы они поняли, что так жить нельзя и позвали обратно к себе Взрослых, потому что у них самих не получается.
   А подросток Савенко, сто раз отпижженный, всеми выебаный, всё мечтает построить страну для детей.
   И Советский Союз, между прочим, в идеальном его виде был именно страной для детей, и те старухи, которые сейчас галдят возле гостиного двора – они именно те внезапно состарившиеся дети из кинофильма – а как он кстати назывался? Они хотят пирожное и морожное и чтобы праздник и шарики, а взрослые люди – путин там или матвиенко, им говорят, что дадут какую-то карточку. Вам когда-нибудь в детстве дарили на день рождения рубашку? Не велосипед, не автомат с лампочкой, не сборную модель самолёта Як-40, а действительно полезную вещь?
//-- [25 Jan 2005|02:15pm] --//
   В Италии по указу прогрессивного президента Берлускони запретили курить вообще везде, только у себя в квартире можно.
   Я думаю, скоро и в России такой закон примут. Потому что очень хочется, чтобы «как в европе». Ну не в смысле зарплаты, такая хуйня никому в голову не придёт, а чтобы вот так вот эдак вышел – а там красота: и замок на горе, и лебеди в пруду и наружную рекламу читал бы не перечитал. А тут блядь назад приедешь – говно, мерзость и свиные рыла. В европе тоже свиные рыла, но добродушные, а тут все хмурые и мечтают в морду дать.
   С другой же стороны, ещё хуй разберёшь, что надо делать, чтобы «как в европе»: царь пётр заставлял бояр курить табак, чтобы «как в европе», а теперь стало быть надо запрещать курить табак, чтобы опять «как в европе». Непонятно, что бы ещё сделать. Ну вот светофоры стали выть, как в европе, а всё не европа. Может пидоров разрешить венчать, негров побольше завезти? Хуй его знает.
   А я вообще поддерживаю запрет на курение, хотя сам курю всегда и везде. Но только при одном условии: что одновременно будет запрещена езда на автомобилях в общественных местах. Потому что один автомобиль выделяет в воздух гораздо больше дряни, чем тысяча курильщиков, а дурного примера для подрастающего поколения не в пример больше. Ведь посмотрит подрастающее поколение на сияющий порш и поймёт (оно не такое глупое, как нам кажется), что на такой автомобиль на металлическом заводе не заработаешь за всю свою жизнь, даже если будешь работать в три смены и давать в каждую смену по четыре нормы. Стало быть надо грабить или искать такую работу, чтобы брать взятки.
   Так что нехуй ездить. Построй у себя дома подземный гараж и езди там сколько влезет.
//-- [04 Feb 2005|01:48am] --//
   Человек смотрит телепередачу, в которой спорят два человека про что-то очень важное – про евреев например или про демократию, а внизу мелькают циферки – за кого сколько. А человек тоже волнуется, хватает трубку, звонит по межгороду в москву и смотрит на экран – вроде бы за нашего быстрее замелькало. Ещё звонит на всякий случай десять раз, но всё равно наш проигрывает. Мало нас в современной России мыслящих людей, печально думает человек, нас адски мало, и самое страшное, что мы врозь. Ну давайте, давайте же быстрее возьмёмся за руки друзья!
   И не догадывается он, что передачу эту сняли на прошлой неделе вместе с циферками и что в Москве она идёт на полчаса раньше, чем в Петербурге, а в Петропавловске-Камчатском вообще уже скоро утро. И поэтому довольный – отдал свой голос, подал так сказать сигнал единомышленникам.
   А то ещё иногда человек ходит на выборы и озираясь и замирая голосует, как велит сердце – за президента Путина (а то даже и против!), но уж точно против единой россии. И читает тоже потом результаты этих самых выборов и опять видит, что не так уж наших и мало – четыре целых процента почти, и если взять четыре процента населения, да собрать всех на васильевском спуске или на васильевском острове, то покачнётся ненавистный бюрократический режим и взойдёт наконец солнце свободы и европа нам поможет и снова мы возьмёмся за руки друзья.
   И опять верит он, что кто-то там читал эту его бумажку и поставил где-то плюсик а где-то минусик, и сам Президент тоже прочитает наутро результаты и подумает: «А вот четыре-то процента против! Может я чего-то делаю не так? Может ходорковского выпустить, ну или выдать ему дополнительную смену постельного белья хотя бы? Да и со старушками как-то некрасиво получилось».
   И от таких приятных мыслей человек засыпает с чистой совестью, потому что он сказал где надо да, а где не надо – нет и потому что он настоящий гражданин, а не хуй собачий.
//-- [05 Feb 2005|02:32am] --//
   Всякий из нас зажигал однажды лампу где-нибудь на веранде далеко от города в непроглядной ночи.
   И собирались на эту лампу страшные какие-то существа: соседи приходили попиздеть про им одним интересное что-то, и крысы вдруг решали что сегодня им всё можно и нюхали нас внимательно; выходило вдруг из темноты испуганное какое-нибудь существо – женщина или может быть кошка и смотрело на нас фосфоресцирующим взглядом, оценивая оттуда, из темноты – злой мы или не злой.
   А в основном стучали очень сильно об лампу разнообразные насекомые. Вот уж кого действительно дохуя.
   Ну и комары конечно.
//-- [09 Feb 2005|11:45am] --//
   Нет людей хуже издателей, разве что только авторы.
   Всякий издатель мечтает напечатать любого автора как можно гаже: на самой плохой бумаге с самой неподходящей обложкой, в самом скверном переплёте, так, чтобы книжка рассыпалась после первого же перелистывания, и ещё старается перепутать страницы, а то и вовсе засунуть внутрь что-нибудь вообще из другой книги совсем другого автора. И ещё издатель велит специально наделать внутри самых нелепых орфографических ошибок, чтобы всякому было сразу понятно, что криатифф гавно, а аффтар мудаг.
   Выпустив наконец тираж (всегда через два года после обещанного срока), издатель складывает его в сундук и спит на этом сундуке, чтобы упаси Господь, никто не купил ни одной книжки. А когда автор приходит поинтересоваться, покупают ли его книжку, издатель разводит руками: совсем не покупают! Ни единой не продали, убыток страшный!
   Автор же всегда точно знает, что его книжку нужно выпустить тиражом как минимум миллион экземпляров и тогда все будут есть с золотой посуды. В пример всегда приводится Дарья Донцова (вот если уж Дарья Донцова издаётся такими тиражами!). Автор иногда точно знает, какая обложка нужна для его произведения и приносит фотографии родственников и покосившегося флигеля, но к сожалению не все авторы такие. При чтении корректуры автора обычно посещает вдохновение и он начинает вычёркивать целые страницы и дописывать новые. Автору не нужно знать, что такое вёрстка и что значит «она поедет» – он же не верстальщик, верстальщиков вон сколько, а авторов очень мало, да собственно говоря вообще никого нет – в магазине и купить-то нечего. Ещё автор подозревает, что издатель таки напечатал миллионый тираж и продаёт его тоннами и действительно ест на золоте, в то время как автор вынужден по-прежнему жевать свой капустный лист.
   А вообще лучше бы им никогда не встречаться, ничего хорошего из этого всё равно обычно не выходит.
//-- [06 Mar 2005|12:45pm] --//
   Всякий петербуржец знает, что на стрелке васильевского острова делать абсолютно нехуй. Я за шесть почти уже лет жизни в Петербурге бывал там от силы раза два, и то потому что автобус сломался или ещё что-нибудь. Там рядом нет никаких помещений, где жили бы живые люди – там всё неживое: кунсткамера, зоологический музей, пушкинский дом.
   И если хочется выйти оттуда к людям, нужно непременно пройти через Площадь Сахарова. На площади имени покойного академика стоит монумент, изваяный неизвестным, но гениальным армянским скульптором. Гениальность скульптора заключается в том, что Андрей Дмитриевич похож одновременно на ловца пиявок Дуремара и на собственно выловленную им пьявку. Скульптуру эту хочется похлопать по боку и сказать либо «да ничего, ничего, бывает и хуже», либо «ну что ж, каждому по делам его».
//-- [14 Mar 2005|11:13am] --//
   В Москве во всех автомобилях и интернет-кафе поёт покойный курт кобейн, про которого я давно уже забыл, что он когда-то существовал. Несмотря на заморозки и даже метель повсюду пышно цветёт педерастия, как мужская, так и женская. Над центром управления полётами в секретном городе Королёв парят невидимые аппараты тяжелее воздуха, на выставке же достижений бывшего хозяйства возле павильона несуществующей Армении какой-то сумасшедший надувает воздушный шар с надписью юкос, чтобы улететь отсюдова и никогда-никогда больше никого из нас не видеть.
   Если я проживу сегодняшний день, я тоже надую себе воздушный шар и буду жить вечно.
//-- [06 Apr 2005|02:34pm] --//
   Ездил сегодня в метро и прочитал там, что Алла Пугачёва находится в депрессии из-за развода с киркоровым. А я даже не знал, что они развелись! Вот что значит редко ездить в метро – ничего никогда не узнаешь, так и издохнешь. Кстати на заметку коллективному нашему геворкяну: про пугачёву я задаром прочитал – у соседней женщины через плечо, нихуя не заплатил правообладателю этой новости, ни одной копейки (ещё музыку бесплатно послушал на входе в метро из киоска). Это во мне развило жадность, и я стал смотреть, чего бы ещё бесплатно спиздить через плечо, но ничего больше интересного не было, одни кроссворды и на стенке ещё была реклама лекарства троксевазин от трещин в жопе.
   Потом уже не в метро, а рядом как временно непьющий купил себе нарзану и налил какому-то интеллигентному человеку в пластмассовый стакан (он говорил, что ему от желудка помогает) и ещё одному без ноги хотел дать три рубля мелкой монетой, но он сказал горько «вы наверное надо мной надсмехаетесь!», выбрал копейки покрупнее, а остальные приказал выбросить. Но я не выбросил, мне самому потом пригодится, когда все деньги кончатся.
   А ещё в доме моём проснулись мухи и летают теперь. А больше не знаю про что писать.
//-- [12 Apr 2005|02:04am] --//
   А я всё-таки доехал. У меня сожжённый от китайской пищи в Хельсинках язык, в пути у меня разбился заварочный стакан, в разных карманах штанов у меня есть шесть шведских крон, полторы евры и пятьдесят четыре рубля, но я зато доехал. Ещё часов пять назад, сидя на камушке в городе Нюносхам (он именно так называется, а не так как кажется тем людям, которые читали это название только на дорожных указателях), я ещё сомневался. Нет, с одной стороны билет у меня уже был. Но с другой стороны шесть крон – это на наши деньги двадцать четыре рубля, а что такое двадцать четыре рубля в стране, где кило сахару стоит сорок? (Я его купил в нюносхамском гастрономе на всякий случай, мало ли чего, и ещё купил напиток, но он оказался сироп, который нужно разводить один к семи, но это я потом прочитал, шведский язык вообще очень непонятный.) Как-то я по этому поводу некоторое время переживал, а потом уже на пароме вышел на палубу, а там ночь и месяц с левой стороны до того неприятно жёлтый, и посмотрел я на воду за перилами – и вот там действительно пиздец, даже посочувствовал от всей души леонарду дикаприо и бабе его, хоть она и выплыла, а тут-то хули, живые ходим, тёплые вполне. И денег завтра дадут или послезавтра
   Так что в общем всё хорошо. И спокойной ночи.
//-- [12 Apr 2005|07:46pm] --//
   Купленный в шведском гастрономе сахар оказался очень несладким (обычно я кладу в чашку две ложки, а этого нужно три с половиной), что навело меня на размышления о буржуазном обществе потребления.
   Единственная задача консумеристического общества, как известно, состоит в том, чтобы впаривать людям как можно больше (чаще всего совершенно ненужных) продуктов. Поэтому необходимо лишить даже нужные продукты тех свойств, из-за которых их собственно и потребляют: сахар должен быть несладкий, соль несолёная, горчица пресная, а масло немасляное (всё это втюхивается под видом «здорового» образа жизни). Хороший пример – бигмак из макдональца: вроде бы предполагается, что это булка с котлетой и овощами, но на самом деле булка и котлета сделаны из одного и того же картона, салат и помидоры выращены на физрастворе и всё это полито бесвкусной горчицей и синтетическим майонезом. Понятно, что пищевая ценность такого блюда такая же, как у рулона туалетной бумаги: брюхо набить можно, а жрать всё равно хочется. Можно конечно съесть пять или десять бигмаков (ведро воды, как известно, заменяет стакан сметаны), но тогда человек становится очень жирным. И это хорошо! Потому что он платит огромные деньги за то, чтобы похудеть.
   Ну или можно не есть десять бигмаков, а купить особые добавки, которые делаются из того, что не положили в бигмаки, типа гербалайф или витамины. Но всем известно, что в биодобавки и витамины добавляют наркотики, чтобы человек один раз их попробовал и потом уже не мог без них жить. Это дело, кстати, очень давно изобрели поляки – они под видом безобидных капель от насморка «галазолин» продавали сильнейший наркотик. Я знал нескольких женщин, которые без этого галазолина даже не могли выйти из дома, а некоторые, говорят, умирали, если вовремя его не употребляли.
   Кроме того, от негодной пищи у людей развивается множество болезней, которые нужно лечить дорогостоящими лекарствами. А они, как известно, помогая, например, от печени, разрушают при этом селезёнку, а от лекарства от селезёнки немедленно перестаёт стоять хуй. А вы думали, откуда столько писем про виагру?
   В общем пиздец. А я пойду лучше на велосипеде кататься, пока не стемнело совсем – у них тут ещё и время какое-то совсем другое.
//-- [12 Apr 2005|11:32pm] --//
   Вынужден сказать несколько приятных слов про шведское метро и электрички. В прошлый раз я так их и не посетил, а зря. Человек, который хотя бы раз в жизни ездил ну скажем до станции Репино, или, прости Господи, от Чертаново до города Чехов, не может не поразиться тем, что никто, абсолютно никто не предлагает ему купить в пути мороженое, чипсы, собрание сочинений солженицына, вечный фонарик, пять ручек за четыре рубля и ВООБЩЕ НИЧЕГО. Единственный человек, который прошёл по вагону за весь долгий путь, был женщина, которая, страшно извиняясь перед каждым пассажиром, проверяла билеты.
   Впрочем, в нашем суровом климате эти вагоны не протянут и двух дней: ну разве можно не вспороть эти зелёные кресла и не посмотреть, чем они набиты? Я уже не говорю про написать слово хуй – нигде ни одного раза оно не написанное.
//-- [13 Apr 2005|11:13pm] --//
   Купил себе в магазине продукт под названием артишокен, каковой продукт, как и следовало ожидать, оказался нестерпимой мерзостью. Что ещё раз подтвердило правильность моего убеждения в том, что человеку надлежит жрать только те растения, которые могут вырасти у него под ногами. Все эти авокады и фейхоа – их пусть негры жрут, а русскому человеку полезны главным образом репа, редька, хрен, солёные огурцы и квашеная капуста.
   Эх, я вот иной раз куплю редьки на полюстровском рынке, натру её на крупной тёрке, да с постным маслом! Наешься её и тут же начинаешь икать – это организм так выражает свою благодарность, хорошо ему потому что. Какие там блядь артишоки?
   А тут нету редьки совершенно – вроде бы полный магазин, сельдерею одного десять разновидностей, а редьки – хуй!
   Нет, не буду про редьку, а то навалится на меня тоска по родимой стороне, а это пока ещё чересчур рано даже для такого беспримерного патриота своего отечества как я.

   Писатели тут в доме живут очень странные – еще и полуночи нет, а они все уже спят. И хоть бы один напился бы, поорал, за женщинами бы погонялся с топором – хуй там, тишина мёртвая.
   Не знаю я, не знаю, что такие писатели могут хорошего написать.
//-- [16 Apr 2005|10:51pm] --//
   Вот надумает иной достойный человек посрать в чистом поле, спустит уж было штаны и усядется гордо орлом. Но охватит вдруг его беспокойство: а не сидит ли на том же самом поле совсем другого полёта птица – человек без совести, чести и принципов, стервятник и падальщик? Пристало ли почтенному человеку, ничем вовеки себя не замаравшему, даже и срать с таким на одном поле?
   Вскочит достойный человек, оглядит окрестности зорко: нет никого. Но это ни о чём ещё не свидетельствует: отчего же не видны вокруг другие достойные лица? Может быть чем-либо опозорено уже это поле? Не иначе, что сам тот, чьё имя нельзя даже произнести среди приличных людей, приходил сюда и насрал кучу в самой середине! Или завтра же придёт и насрёт. Как покажешься тогда в приличном обществе?

   Скрепляет тогда себя достойный человек, натягивает обратно штаны и идёт искать другое поле, на котором сидел бы безусловно беспорочный человек, не только ни разу не подавший руки негодяю, но и не дышавший с ним одним даже воздухом. Но нет нигде такого места! Пусть и раскинулись поля во все стороны, но они все либо безлюдны, либо расселись на них люди сомнительных нравственных качеств, а приличные граждане проходят всё поодаль, кивая благосклонно достойному человеку, но близко всё же не приближаясь.
   И понимает тогда он, наконец, самую главную мудрость нашего времени, заключающуюся в том, что в подлый и развращённый наш век, когда все кругом за редчайшим исключением скоты, подлецы и мерзавцы, единственное, куда и остаётся посрать человеку, не желающему ничем себя запятнать – так это только к себе в штаны.
//-- [17 Apr 2005|10:29am] --//
   Окружающее пространство начинает постепенно приобретать если не осмысленность, то хотя бы некое подобие организации. Продукты в магазине мало-помалу разделяются на съедобные и непонятно для чего нужные. В бесформенном доселе пространстве сгустились гастроном, неизбежный макдональц и спиртной магазин системболагет, совершенно мне впрочем не интересный, поскольку у меня с собой есть два литра синопской водки, настояной на хрене и укропе, которую я намерен выпить на Пасху. Креветки и груши в гастрономе радуют необычайной дешевизной, а двадцать крон за буханку хлеба напротив вызывают уже возмущение таким грабежом, а не одно только изумление (хотя хлеб очень вкусный, надо признать). Дорога же в этот самый гастроном перестала быть слишком запутанной – нужно просто держаться крепостной стены (кому, интересно мог понадобиться этот торчащий посреди моря остров?). Предложение «часы на башне пробили полночь» из области готической переместилось в повседневную жизнь, а в неизвестном доселе языке стали различаться отдельные слова: уршекта, вашагод, такшомюкё. То есть и местные жители, оказывается, тоже говорят по-видимому нечто осмысленное.
   В общем, всюду жизнь.
//-- [21 Apr 2005|11:48am] --//
   Пристрастился тут курить трубку. Я и раньше пробовал её иногда курить, но для суетливой и бессмысленно городской жизни она мало годится: дёрнуть пару затяжек на автобусной остановке – вот и всё, что остаётся городскому жителю. Наполеон, говорят, пока не было Жозефины, или когда уже не было, не помню, ебал баб, не снимая шпаги, чтобы не отвлекаться надолго от государственных дел.
   А курение трубки есть дело неспешное и скрупулёзное – если у тебя есть меньше получаса времени, то не стоит и браться.
   Так что утренний туалет занимает тут у меня никак не менее двух часов: проснувшись, я размышляю полчаса о тщете бытия, затем долго принимаю душ, потом варю очень огромную чашку кофе, больше в шкафу не нашлось (кофе жокей я предусмотрительно привёз с Родины – и правильно, потому что местный ядовитый порошок под названием Лёфбергс Лила пить решительно невозможно) и минут сорок курю трубку. А там и вечер.
//-- [22 Apr 2005|09:59pm] --//
   Не так давно, ещё на родине, посмотрел я как-то в интернете репортаж со съёмок фильма по роману мастер и маргарита. Не то чтобы это у меня считается какой-то особо святой роман, а так просто – интересно, чего у них в этот раз получится.
   И что меня поразило на фотографиях со съёмочной площадки: тётки там на балу у Воланда все в трусах! Ну, эдаких с переливчиком и в пёрышках. «Вот же блядь! – подумал я. – Этим блядь людям поручи снимать кинофильм про грехопадение праотцов наших, так они и Адама с Евой тоже нарядят в трусы!»
   И Маргарита, понятное дело, тоже в трусах – актриса, она же приличная женщина, мать, ей неудобно жопой при людях сверкать, тем более, что показывать кинофильм планируется ранним вечером, и могут увидеть дети.
   О да! Дети! Это и есть самое страшное, что может произойти: они УВИДЯТ! Что станет после этого с этими детьми? Самые неспелые из них начнут морщить небольшие свои лбы, мучительно припоминая: «Где? Где же блядь мы только что вот совсем недавно это всё видели? Что-то такое страшно знакомое! А что? Что это вообще с нами было?» Сделается от этого у детей задумчивость, покроются они сыпью, всё расчешут, а там дальше онанизм, плохая успеваемость в школе, ранние эякуляции, белый билет, ограниченная трудоспособность, шизофрения, дурдом. Ну или другая дорожка: раннее созревание, групповое изнасилование, тюрьма, туберкулёз, сифилис, смерть от ножа пьяной сожительницы. Путей-то много, а конец один.

   Помню классная наша руководительница Любовь Семёновна очень хорошо всё это формулировала: «Вот ты, Горчев, – говорила она, – сегодня сменную обувь не принёс, завтра у товарища деньги украдёшь, а послезавтра мать свою зарежешь!»
   Меня тогда навсегда потрясла эта необратимость и неизбежность спуска по лестнице грехопадения, так что да, действительно пусть они будут все в трусах.
//-- [27 Apr 2005|06:00pm] --//
   Просматривая гостевую книгу (бумажную) того учреждения, в котором живу, наткнулся на краткую благодарственную запись от Т. Толстой. Сразу как-то представилось, что вот выходишь утром на кухню сделать себе кофию или изжарить яишницу – а там!!
   Но впрочем, может быть это была какая-нибудь другая Т. Толстая, однофамилица – если уж одних писателей с такой фамилией не менее четырёх, то сколько же их должно быть среди остальных людей?
   Впрочем да и ладно. Ходил тут на днях производить инспекцию местных фортификаций: хуеватые были фортификации у древних шведов! Непонятно даже, от кого они могли защитить – разве что от пригородных крестьян, разгромивших по случаю Пасхи казённый системболагет. Не хотел бы я быть комендантом этой крепости – пять-шесть новгородцев, высадившись с ладьи, взяли бы её за пятнадцать минут и за два дня выебли бы всех прославленных туземных блондинок. И, судя по наличию в городе Новгородского переулка, они это таки сделали.
   Закончив этот неудовлетворительный осмотр, я сел на прибрежную лавочку (блядь! – через каждые десять метров и на каждом пригорке стоит лавочка и рядом урна) и долго любовался своим профилем с трубкой в лучах заходящего солнца. От такого удовольствия трубка даже треснула, и пришлось потом заклеить её липкой лентой.
   Ещё потом я ходил по пустым улицам – меньше всего народу на улицах по выходным: у шведов считается, что пить алкоголь – это очень постыдно (приличному человеку зайти на глазах у знакомых в спиртной магазин – это всё равно что у нас зайти в вендиспансер), а не пить они по генетическим причинам не могут. Поэтому по выходным шведы запираются в своих домах и бесшумно там пьянствуют. А так, чтобы выйти на улицу с гармошкой – я такого вообще ни разу не видел.
//-- [30 Apr 2005|12:24am] --//
   Покрасил яйца, для чего выгрёб в гастрономе из лотка всю луковую шелуху. Для отвода глаз купил ещё две луковицы, но тётушка на кассе всё равно посмотрела на меня с удивлением, хотя ничего и не сказала – вежливые они тут. Я всегда становлюсь к одной и той же кассе – к поседевшей блондинке лет пятидесяти. Она говорит приветливо «хей», я тоже говорю «хей». Потом она называет мне неразборчивую сумму по-шведски, я смотрю на циферки на кассе и стараюсь дать ей денег без сдачи и говорю тогда «вашагод», а она говорит мне «так», а если не получается без сдачи, она даёт мне много монеток и мы говорим всё наоборот: она «вашагод», а я ей «так». В общем ничего сложного.
   Когда я красил яйца в кастрюле, два тутошних поляка (один мужчина, другой женщина) посмотрели на меня как на идиота – Пасха-то давно прошла! Но тоже ничего не сказали, и я промолчал – как-то мы с ними тут не подружились. Вообще с поляками у меня плохо складываются отношения: ещё когда сюда ехал и болтался без дела в гавани Нюнесхам, до меня немедленно доебался в кафе какой-то поляк, дожидающийся парохода в Гданьск. Узнав, что я русский, он немедленно решил сделать меня лично ответственным за пакт Молотова-Риббентропа, кое-как от него съебался.
   А вообще чего-то тут не хватает. Вроде бы всё хорошо и сделано всё специально так, чтобы всё было удобно, а хуй его знает – витамина какого-то в окружающем пространстве нет, что ли, ну или не знаю чего. Значит пора собираться домой, к себе на пискарёвку.
//-- [05 May 2005|12:57am] --//
   Я в последнее время стал очень часто выходить из парома.
   Когда только начинаешь выходить из парома, там стоит большая толпа людей, которые тоже выходят и толкаются, и вообще не пропихнуться. И на самом выходе встречают всех нас такие страшные люди с табличками, что начинаешь радоваться фактам, которые вообще не должны даже приходить нормальному человеку в голову: тому, например, что фамилия твоя не Сёдёрстрём и это чрезвычайно охуительно!
   А потом, когда уже окончательно выйдешь, всегда оказывается, что ты стоишь один посреди пустой площади, ветер воет и в какую сторону ни пойди, везде будет примерно одинаково: не так чтобы очень хорошо, но и пиздеца явно выраженного тоже хуй отыщешь.
//-- [08 May 2005|12:08am] --//
   Ходил вчера на пристань покупать себе уже окончательный билет с острова до Стокгольма. Подошёл к свободной кассе, купил, пошёл к выходу и вдруг увидел, что везде на скамейках сидят люди, которые оторвали в специальном аппарате билетик с номером и ждут, когда им покажут этот номер на табло, чтобы им тоже можно было подойти к кассе. И все до единого смотрят на меня с осуждением. И я в общем-то хорошо уже знаком с этой здешней системой, которая ловко скрывает наличие очередей, но просто я про неё совсем забыл, потому что как раз вспоминал, как дед мой Юрий Васильевич, царствие ему небесное, трудился в фашистском концлагере Маутхаузен.
   И задумался я тогда вот о чём. Нет, не о том вовсе, что обидел шведских жителей (переживут, хули там), а о том что оказывается страшно устал от вот этой разсинхронизации, то есть неспособности, не включая лишний раз сознание, совершать самые простейшие бытовые действия (переходить улицу, покупать капусту, выбрасывать мусор) в автоматическом режиме – независимо от того пьяный ты, задумался или вообще у тебя нету половины черепа. Ну вот самый простой пример: приезжий человек в Москве или Петербурге удивляется тому, как часто его останавливают в метро для проверки регистрации, а всё просто – он не умеет сойти с эскалатора, не приготовившись к тому, что он вот-вот сейчас кончится.
   Способности эти не такие уж хитрые и обучиться им вполне возможно, но смысл? Это в армии, прожив первые и самые страшные в твоей жизни двадцать четыре часа, ты чётко понимаешь, что либо ты обучаешься жить в этих условиях, либо пиздец тебе. А потом, вернувшись, вдруг узнаёшь, что с таким трудом приобретённые умения (например, не задумываясь бить собеседника в рыло) оказываются в опять изменившихся обстоятельствах скорее вредными.
   Ладно, что-то распизделся я опять. Пойду паковать чемодан – и до ППП Торфяновка. Всем спасибо, всё было хорошо и даже замечательно, но сил моих тут уже больше никаких нет.
   Только не рассказывайте мне пожалуйста про ужасы встречи с кривой моей и угрюмой Родиной – я уже возвращался.
//-- [12 May 2005|12:05am] --//
   На Родине очень хорошо: идёт непрерывный мелкий дождь, а под окнами пока ещё вместо соловья поселился зяблик, но неопытный слушатель легко спутает его с соловьём. Я – неопытный слушатель, и мне от этого хорошо. За границами Родины я слушал всё время в наушниках песню глюкозы про снег, но не ту, которая про болею очень, температура, а другую, гораздо лучше – там вроде бы всё по-русски, а о чём песня, понять совершенно невозможно и это-то и прекрасно. И ещё опять смотрел завалявшийся в компьютере фильм кин-дза-дза и было мне всех жалко, потому что да – это правда очень страшно, когда женщину вынули и автомат засунули. Хуёво нашему человеку там, ну то есть тут, то есть собственно уже почти везде.
   В гастрономе горизонт, куда я немедленно разумеется побежал покупать малый возвращенческий набор как-то: сало, студень и водку, по счастию всё по-прежнему; лишь несколько молодых продавщиц сменились другими, но точно такими же. А старые все те же, у продавщиц – у них ведь как у учителей: молодые меняются быстро, зато старые работают вечно.
   Музей подводных сил России (что возле закопанной в землю подлодки адмирала Маринеско) всё на том же месте и внутри всё наверняка то же самое: пыльное чучело водяного (реконструкция) да засохшая русалочья икра под стеклом. Впрочем я там никогда внутри не бывал и скорее всего ничего там этого нет, а есть лишь один бронзовый перископ и по стенам развешены портреты людей с такими лицами, за любое из которых нынешний депутат муниципального совета отдал бы половину своих откатов. Но увы! – не делают более таких лиц.
   Ну а я вот сейчас достираю штаны, засаленные от плаваний в заграничных паромах, да и уеду лучше в поезде читать стихи в городе Ростов (вот же блядь умеют устроиться эти писатели! – подумает если не со злобой, то с некоторым справедливым раздражением иной читатель, которому с утра на работу). А лучше всего то, что в кассе мне дали, как я и просил, боковую верхнюю полку – самую мою любимую.
//-- [18 May 2005|05:17pm] --//
   Я всё-таки это осуществил! В два часа ночи в жопу пьяный я подписывал книгу Сволочи для линейной милиции на вокзале города Ростов-на-Дону.
   Милицию всю звали Алик. После подписания книжек она стала совсем ручная: подходила прикурить и вообще всем своим видом мне подмигивала.
//-- [21 May 2005|01:10am] --//
   Главная проблема того фальшивого капитализма, который понастроили в России во многих районах Москвы и чуть меньше в Ленинграде – это отсутствие или совершенно нелепая дороговизна самых простых предметов. Я уже на это жаловался однажды: два месяца искал по всем магазинам простую обычную поварёшку – хуй! Есть набор из шести предметов драгоценного нержавеющего металла. Так и не нашёл – купил пластмассовую какую-то хуйню французского производства за двести рублей (надо же чем-то черпать борщ из кастрюли). За простым чугунным казаном надо ехать на блошиный рынок возле метро удельная, а в том, что продают в магазине – это они пускай сами себе сотэ блядь варят.
   Обычную механическую мясорубку я искал полгода, пока Житинский не купил её наконец в Финляндии за сумасшедшие какие-то евры, причём при распечатывании очень красивой коробки оказалось, что сделана она в Китае (это почти всегда так бывает). Чудовищное это изделие китайского военпрома отлито из цельного куска губчатого чугуна и весит килограмм восемь. А собственно мясо она мелет очень посредственно.
   Так что когда я увидел на центральном ростовском рынке армянина, торгующего простыми алюминиевыми мясорубками советского ещё производства, я немедленно купил у него мясорубку за двести рублей и стал до такой степени счастливый, что меня тут же остановила милиция для проверки наличия папирос беломор.
   Понимаю, что шутка с милицией, которая меня везде останавливает, уже изрядно заебала (в том числе и меня), но к несчастью, это чистая правда.
   Я больше того скажу: раки на ростовском базаре продаются маленькие по три, а большие по пять. Можно сколько угодно кривиться от невыносимой пошлости этого факта, но от этого он никуда не денется: именно по три и именно по пять. Совсем огромные – по семь.
//-- [25 May 2005|04:26pm] --//
   Держитесь, дорогие москвичи, держитесь!
   В нечеловеческих условиях, без кондиционера, в душном офисе, в лифте – держитесь. Ползёт уже, ползёт электромонтёр с фонариком, чтобы зажать зубами обрывки кабеля и ценою жизни своей включить вновь джипиэрэс, вап и эмэмэс! Заструятся вновь поезда по серой ветке, засияют светофоры и хлынет отовсюду прохладная вода. Через обугленный его трупик вновь побегут важные сообщения, будет наконец раздобыта розовая упаковочная бумага, завершена важнейшая пиар-кампания и пройдут торги на фондовой бирже. Всё будет прекрасно!
//-- [31 May 2005|03:29pm] --//
   Вот мне всё же вот что непонятно. Люди, которые десятилетиями показывали отменную непробиваемость к любой пропаганде, были вдруг внезапно навеки контужены десятком номеров коротичевского огонька и яковлевских москоу нюз. Если сейчас этим людям сказать, что Сталин и Берия может быть всё же не в каждый день съедали по невинному младенцу на завтрак и непорочну деву на ужин, они перестанут с тобой здороваться. Они не считают тяжёлым идиотом человека, который ещё в чине президента СССР снимался в рекламе пиццы-хат. У них на глазах суетливые люди с бегающими глазами рассовали по карманам огромную страну, но они всё равно ходят с самодельными плакатиками к мещанскому суду. Они получают всё те же советские сто сорок рублей, но считают, что феррари на большой пушкарской – это движение в сторону свободы и почитают за главного гуманиста двадцатого века человека, предлагавшего смыть америку при помощи ядерной торпеды.
   Нет, ничего не понимаю.
//-- [13 Jun 2005|11:26am] --//
   В десять часов утра на автобусной остановке у меня стрельнула сигарету девушка в шикарном вечернем платье. Я поделился с ней союз-аполлоном. Девушка была очень довольна.
   Когнитивнейший из диссонансов – это когда на утренней зорьке в недвижной воде без искажений отражается весь окружающий мир и соловей прокашливается, дабы завести пронзительнейшую свою песнь (позднее лето, да), и тут у кого-то начинает вдруг мелодично звенеть мобильный телефон. Какие такие важные сведения хочет он донести из безобразного и ненужного другого пространства? Хуй его знает. Если бы это был мой телефон, я бы его конечно отпиздил и утопил без малейшего сожаления, но свой я отключил ещё в начале апреля и ни разу об этом не пожалел. О! сколько упущенных возможностей видимо разбилось о чёрствый голос неживой мегафонной барышни. О! Как это прекрасно.
   А вообще я стал немного лучше относиться к людям, хотя их это конечно же не спасёт.
   Так что до свидания.

2006

//-- [02 Sep 2006|02:30pm] --//
   Через десять лет после окончания школы я, пересилив отвращение, с наслаждением перечитал «Мёртвые души». В прошлом году – «Преступление и наказание».
   Сейчас уже думаю: а вот взять да и перечесть «Войну и мир»! А что? – вдруг она тоже не та тоскливая хуйня, которую мы проходили в школе.
   Всё-таки коммунисты были дураки, что отменили преподавание в школах Закона Божьего.
//-- [02 Sep 2006|06:30pm] --//
   Открыл счёт в банке. Заплатил за коммунальные услуги. Немедленно почувствовал себя членом Социума.
   Пересчитал оставшиеся деньги: сто рублей и мелочь. Не, всё в порядке.
//-- [04 Sep 2006|08:36pm] --//
   Да, а в телевидении я больше всего люблю рекламу. Это звучит как петросян, типа юмор, но мне это похуй.
   Тут ко мне приходили в прошлом году две девушки, позвонили в дверь. «Здравствуйте, – говорят, – а вам нравится реклама по телевидению?» Это какая-то наёбка на бабки, но я не знаю, в чём она состоит, потому что мне неинтересно это узнавать. Я им говорю: «Очень нравится!» А у девушек такой ответ в мозгах не заложенный, поэтому они говорят: «А хотите смотреть передачи без рекламы?» Ну дуры в общем, как все девушки, которые ходят по квартирам или стоят возле метро. «Не хочу» – сказал я твёрдо и они ушли, я даже их не позвал выпить чаю.
   А реклама – она действительно очень хорошая. Это такой сгущёный продукт про то, что на самом деле происходит в мире.
   Например там всё время восклицают «О нет!» Я точно знаю, что такие люди бывают, они ещё ходят в МакДоналдс (без мягкого знака) и едят там Большой и Вкусный. И это их личное право: хочешь Большой и Вкусный – и вот он уже пред тобою.
   Ещё там одна девушка пиздит у лучшей своей подруги какое-то моющее средство – и довольная! И совершенно ебанутые молодые люди ищут какой-то «айс», а сами даже не знают, что это такое. В общем всё как в жизни, только лучше.
   Про Пивной Мир я уже как-то писал: я туда хочу. Там плывут пароходы, летят самолёты, сами раскрываются двери – и никого нет, ни единого человека! По-моему охуительно.
   А вообще мне многих там жалко. Вот эти две блондинки, изображающие жувачку, которые приходят в пересохший рот и его увлажняют, они ведь даже не догадываются, что это не океан на горизонте – это СЛЮНИ.
//-- [09 Sep 2006|11:48am] --//
   В интернете очень много юмора. По количеству юмора на одного посетителя интернет давно уже перегнал всех переодетых старух, все кэвээны и кривые зеркала вместе взятые. Уже даже юмористы из телевизора потихоньку пиздят шутки из интернета, потому что у них самих столько шуток нет.
   На один квадратный сантиметр интернета приходится как минимум одна шутка и это только если не угодить в специальное шутливое место – там-то настоящий пиздец: помимо обычных шуток, которые изготовлены из букв, там есть шутки фотографические и даже кинематографические. Например можно посмотреть сюжет о том, как какая-то американская женщина вела передачу с мотоциклетных соревнований, а тут в неё хуяк! – врезается мотоцикл! Полбашки нету. Ну там много разного смешного.
   Нормальный человек конечно старается обходить все эти места стороной, но всё равно ведь не убережёшься. Иной раз приличный вроде бы человек, от которого не ожидаешь никакого подвоха, вдруг тоже найдёт какую-нибудь шутку и давай её всем показывать! Как малое дитё, ей-богу – подымет с земли какую-нибудь гадость – и сразу в рот. И товарищам ещё всем даст пожевать.
   Это всё потому, что в интернете все люди очень весёлые. Если появиться в интернете без смайлика на боку, можно очень быстро схлопотать в рыло. В интернете вообще очень просто схлопотать в рыло: только что вроде были друзья не разлей вода, а вдруг ни с того ни с сего забросали друг друга такими страшными хуями, которых у самих даже и нету, и пообещали тут же сесть в поезд или самолёт и самолично разбить пидарасу ебало.
   Только никто конечно никуда не садится: дела у всех – завтра утром на работу.
   Если бы хоть один процент таких обещаний выполнялся, в интернете давно бы не осталось ни одного неискалеченного человека, но этого пока не наблюдается. Говорят, что будто бы кто-то кому-то когда-то действительно дал при встрече в рыло, но никто не припомнит случая, чтобы хоть кто-нибудь попал хотя бы в травматологию. Так – посопят, поваляются на полу, как первоклассники, надёргают друг другу бороду или там пейсы, тут их и растащат. Ну, потом конечно каждый будет повсюду рассказывать, как вломил этому пидарасу.
   А на женщин в интернете обижаться не принято: считается, что у них непрерывно происходит Цикл, так что чего с них взять, с дур.
//-- [11 Sep 2006|06:28am] --//
   Есть у меня несколько аристократических привычек, хотя, казалось бы, самый образ моей жизни этого не позволяет.
   Например, проснувшись утром, я мелю кофейные зёрна в специальной мельнице и, выпивая кофе из большой фиолетовой кружки, прочитываю две-три страницы из Фёдора Михайловича Достоевского – я однажды купил полное собрание всех его сочинений в букинистическом магазине на финляндском вокзале всего за тысячу рублей.
   Потом я иду в ванную комнату, где читаю шесть-семь страниц из романа «Незнайка на Луне» (там шрифт очень крупный).
   После этого я обтираюсь зелёным полотенцем, усаживаюсь в кресло, раскуриваю трубку и читаю Священное Писание. Никакой книги лучше чем Священное Писание никогда не было и не будет: она смешная и страшная одновременно. Но за один раз не нужно читать больше, чем одну страницу: очень там всё концентрированно – примерно как есть бульонные кубики.
   После этого я размышляю над прочитанным, захожу в интернет, отвечаю на некоторые письма и снова ложусь спать – утро-то уже кончилось.
   Иногда сам себе завидую: как пиздато я всё же тут у вас в конце концов устроился.
//-- [11 Sep 2006|06:51am] --//
   Да, тут меня на днях пытали на тему того, как я отношусь к преподаванию Православия в школах.
   А я и не знаю, что на это ответить. Мне, как Русскому Православному Человеку, этот вопрос, в отличие от атеистов, протестантов и иудеев, совершенно не интересен. Хотите преподавайте, не хотите – не преподавайте.
//-- [11 Sep 2006|02:22pm] --//
   Нет такого человека, который не мечтал бы жить в Москве. И если кто-то говорит, что терпеть не может Москву, то москвичам с этим человеком нужно быть особенно осторожными: как раз он больше всех и хочет в ней жить, но его туда не берут и он от зависти всех ненавидит. Такого человека если пустить в Москве в свою квартиру переночевать, он наутро попросит его временно зарегистрировать (будто бы для того, чтобы милиция не арестовала), а потом и рот разинуть не успеешь, как он уже прописал на твоей жилплощади всех своих родственников из Медвежьегорска и требует размена квартиры. Таких надо сразу гнать в три шеи.
   Нормальный же человек просто не может не хотеть жить в Москве – так было всегда и всегда так будет. Если бы в Москве с давних пор не было ограничений на прописку и регистрацию, в ней давно бы уже жили все двести пятьдесят миллионов жителей бывшего Советского Союза. Московская прописка всегда была самой лучшей наградой – лучше любого, самого почётного ордена.
   Сколько нашествий желающих поселиться в Москве было отбито её жителями! Татары, поляки, французы, немцы – все хотели в ней жить. Орды и полчища. И все отбиты – лишь немногие бежали назад в свои европы и азии в одних подштанниках, стуча зубами от горя и холода.
   Потом, уже совсем в мирное, казалось бы, время рязанские женские отряды штурмовали Москву в стальных электричках и жадно рвали изо ртов коренных жителей докторскую колбасу и сливочное масло – и их тоже отбили.
   И по сей день миллионы приезжих из самых отдалённых краёв света каждую секунду высаживаются на московских вокзалах, аэродромах, идут из Сибири пешком, едут в телегах и тарантасах со своими матрасами, юртами, чумами и саклями. Абитуриенты из Крыжополя, девушки для фабрики звёзд, вебдизайнеры, да кого только нет – все мечтают хотя бы поставить ногу на московскую землю, уцепиться зубами, пустить маленький тоненький корешок.
   И это понятно. Во-первых, конечно, культура: театры, музеи, Третьяковская галерея, Мавзолей.
   Во-вторых, люди – именно потому, что поселиться в Москве всегда было очень непросто, в ней поселялись только самые лучшие и талантливые люди. Где ещё, как не в Москве, можно встретить любимого артиста, писателя или телеведущего вот так запросто – где-нибудь в супермаркете? Стоишь, например, в очереди в кассу, а за тобой пристраивается с тележкой Лолита Милявская или Максим Галкин.
   Кроме того, Москва – очень красивый город. Только в нём растут электрические деревья и на каждых двух жителей приходится один эксклюзивный бутик.
   Ну и деньги, конечно. Деньги, хотя и не в них счастье, тоже, что ни говори, не самое последнее дело. А через Москву ведь проходит самая толстая в мире денежная труба. Каждый москвич, у которого есть хотя бы десять метров жилплощади – миллионер. У москвичей вообще нет никаких денег мельче, чем тысяча рублей. Они за всё всегда дают тысячную бумажку – за чай, кофе, жетон в метро. Если им вдруг дают сдачу, они очень удивляются: что это ещё за мятые бумажки? А если видят у какого-нибудь приезжего монетку в один рубль, то смеются и просят подарить для коллекции.
   Понятно, что такого счастья для всех быть не может. Но не стоит опускать руки. Просто, если хочешь жить в Москве, нужно много работать, ходить в фитнес-центр, к стоматологу, в солярий. Брить ноги и подмышки. И тогда всё получится. Мечты – они ведь иногда сбываются.
//-- [14 Sep 2006|06:17pm] --//
   Будни сквернослова.
   Утром спросонья зашёл в кухню и прочитал на пачке, что стоит на подоконнике: ЙОБОНЫЙ КЛЕЙ.
   Всем привет. Уехал в сторону Москвы.
//-- [18 Sep 2006|08:41am] --//
   В Москве говорят так: «Станция Нагорная». Затем, выдержав подходящую к случаю паузу: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Нагатинская».
   В Петербурге же говорят: «Пионерская. Следующая станция – Удельная». После этого тоже делают паузу и говорят «осторожно, двери закрываются».
   Тот человек, который не заметил, в чём тут разница, он может и дальше её не замечать.
//-- [18 Sep 2006|11:18pm] --//
   Последний день фестиваля юмористических писателей Балтийского моря в городе Юрбаркас заканчивался моим выступлением. Было воскресенье, местным жителям было абсолютно нехуем заняться, так что на выступление пришёл весь город (десять тысяч человек).
   По счастью организаторы заранее меня предупредили, что собственной персоной я читаю только первый абзац по-русски, чтобы зрители оценили мелодический рисунок чуждой речи, а затем в дело вступит переводчик на литовский язык (рижский еврей).
   Я, слегка трясясь от чувства ответственности, прочёл абзац из рассказа про айкидо и сел на лавку возле камина. Далее читал Еугенас или не помню как его там звали. Из его речи я понял только «трикратос нахуйос» (перевод, похоже, был правильный). Публика смотрела на меня прищурившись, вспоминая, где она меня уже встречала за последние три дня.
   Я незаметно вышел на лужайку.
   Изнутри бывшей церкви, где я только что выступал, раздавались взрывы литовского хохота (читали рассказ про влюблённых).
   «Водки можно?» – спросил я у суровой блондинки за стойкой передвижной палатки и вынул из штанины два лита. Блондинка утвердительно кивнула головой и налила пятьдесят. В плазменном телевизоре по евроньюз показывали осаду школы в Беслане. «Родина» – подумал я с нежностью. Ветер носил по лужайке использованные одноразовые пакеты от гамбургеров.
   Через некоторое время публика стала расходиться по домам, ну и я тоже пошёл, хотя в тех местах у меня никакого дома не было.
   До обитаемых районов идти было довольно далеко – минут сорок наверное. Ну и чтобы было не скучно, со мной всю дорогу пиздел американский литовец: русского языка он никогда не знал, но зато и того литовского, которому его научили родители в Америке, никто тут в бывшей колонии не понимал, так что проще всего ему было разговаривать со мной: я всё же когда-то проработал пять лет в американском офисе в Казахстане.
   Ну пришли мы в ночной бар (у них там на десять тысяч жителей есть ночной бар – европа, хули там) и сели бухать. Они, значит, все бухают, а я один сел сбоку и не то чтобы затосковал, а просто взял сразу двести и задумался.
   «Господи! – задумался я. – Господи, Боже ж ты мой. Ну сделай, пожалуйста, какое-нибудь чудо, что-нибудь прекрасное, потому что иначе это ведь жопа какая-то! Пожалуйста!»
   Ну и что происходит? Нихуя ничего не происходит: просто подсаживается к моему столу блондинка, уже вторая в этом небольшом тексте (блондинок в Литве ровно столько же, сколько не блондинок, на них никто не обращает внимания), и говорит: «А вы разговариваете по-русски?» Это я?! Разговариваю ли я блядь по-русски?!
//-- [19 Sep 2006|12:32am] --//
   Да, а почему собственно двести.
   В Литве я, как единственный представитель бывшей Империи, тщательно заботился о том, чтобы поддержать образ Настоящего Русского Писателя. То есть без водки меня никто никогда там не видел. Но и пьяным тоже: более ста я обычно за один раз не заказывал.
   А тут, как раз в этом ночном баре, я пошёл заказывать пятьдесят и по дороге меня остановил один из выдающихся литовских прозаиков, Херкус, кажется, его звали. Я с ним познакомился в предыдущем году на шведском острове Готланд и он был там чрезвычайно приветлив. Однако по какой-то причине в родной стране он совершенно меня позабыл и на две-три попытки с ним поздороваться посмотрел с недоумением и так и не поздоровался.
   Но в этот раз он меня почему-то узнал: «О, Димка! – воскликнул он. – Садись к нам бухать!»
   «К нам» – это потому что рядом с ним сидел молодой человек, очень похожий на журналиста из кинофильма крепкий орешек (как выяснилось позже, он действительно был сотрудником какой-то прессы). «Ага, Херкус, – ответил я приветливо. – Сейчас вот только водки возьму». «Да у нас есть!» – воскликнул Херкус (тут я заметил, что он изрядно пьян), указывая на графин. «Нее, – подумал я мрачно. – Я уж лучше своёво выпью». Не люблю я этого воодушевления.
   Ну, взял пятьдесят, сел. Улыбаюсь. Возникло молчание. Журналист (тоже уже пьяный) тщательно меня осмотрел, собрал у себя на лбу тяжёлые складки: «На каком языке предпочитаете разговаривать?» «Ну, раз уж вы, как я вижу, говорите по-русски, – сказал я наивно, – то я предпочёл бы по-русски – очень, знаете ли, устал от английского за последние дни». «Тебе нравится говорить по-русски», – уточнил журналист, собрав даже ещё больше складок на лбу. «Да, – охотно подтвердил я. – Поскольку русский – это мой родной язык, то говорить на нём мне легко и приятно».
   Простая эта истина журналисту отчего-то чрезвычайно не понравилась. «И ты, наверное, хочешь, чтобы мы тут тоже все разговаривали по-русски?» «Да нет, что вы! – сказал я доброжелательно и выпил водку. – Вы смело можете говорить на том языке, на котором вам удобно. Впрочем мне уже пора, меня там заждались. Было очень приятно побеседовать».
   Я вежливо откланялся и направился в другой зал. «Щщщщщкатертю дорощщщка», – почти беззвучно прошипел мне в спину журналист. Я притворился, что не услышал и ушёл как последний солдат уже не страшной армии. Было мне смешно и противно.
   Никто меня конечно нигде не ждал, так что я взял у другой стойки сразу двести и подсел к мрачнейшему юмористу Рикку Корхунену. Рикку пил не то чтобы беспробудно, но очень удивительно: он, например, заказывал по пятьдесят грамм коньяку, егермайстера и бейлиса, внимательно на на них смотрел и затем выпивал одним духом.
   «Давай выпьем, Рикку, – сказал я. – За советско-финскую дружбу». Рикку пожал плечами, и мы выпили.
//-- [19 Sep 2006|04:04pm] --//
   По реке Немунас плыл пароходик, ну, такой, с музычкой. Это потом я, хлопнув себя по лбу, сообразил, что Немунас – это и есть тот самый Неман, который отцы наши и деды форсировали без всяких плавучих средств, чтобы спасти человечество от коричневой чумы.
   Я тоже был на этом пароходике – мы как раз только что посетили крепость, организованную великими князьями Ягайлой и Свидригайлой будто бы с оборонительными целями. На самом же деле, как призналась экскурсовод, крепость служила в основном как оптовый перевалочный склад на пути из варяг в греки.
   Внутри чистенько, цветочки, всё как в европе. А так крепость как крепость – у нас таких в псковской-новгородской области понатыкано через каждые двести метров. И никто их за достопримечательности не почитает: насрано, нассано, ебутся и пишут слово «цой».
   На пароходике почему-то не подавали водки, а вместо неё предлагали бесплатное пиво. Но мы с организмом считаем так: если уж взялся пить водку, то и пей водку. А если водки нету, то не пей. В общем я был скептичен и поэтому вяло жевал копчёные свиные уши – местный деликатес. В Петербурге, кстати, такие уши предлагают почему-то только в китайских ресторанах, а больше нигде, что странно: лучше закуски к пиву для некошерно-неверного человека трудно придумать.
   Заметив, видимо, мой скепсис, ко мне подошла пожилая женщина и решила меня развлечь: «Вы ведь из Ленинграда?» – спросила женщина. Я задумался. «Ну, уже видимо да», – согласился я. «Как хорошо! – обрадовалась женщина. – А я там в восьмидесятом году („ровесница“ – подумал я) училась в текстильном техникуме!» Это была уже четвёртая женщина за три дня, которая училась в текстильном техникуме в Ленинграде – удивительная всё же была национальная политика в бывшем Советском Союзе.
   Тут разговор решил погибнуть, но я напрягся и протащил его ещё на некоторое расстояние: похвалил копчёные уши, окружающий пейзаж и даже тот джаз, который исполняли три музыканта, и его тоже похвалил.
   Нигде нет столько джаза, сколько его есть в Литве. Там на завтрак джаз, на обед побольше джаза, ну и дальше до утра.
   Больше, чем джаза в Литве только баскетбола. Если приезжий не знает, чем занимается каунасский жальгирис, его расстреливают на месте, потом вешают, потом закапывают в землю, потом выкапывают и грязного скармливают речным ракам, а потом его самого этими раками кормят, перемешав их с собственными этого человека головными мозгами. Если же вам никто не рассказывал, что делают с теми, кто не знает, что такое «сабонис», то вам повезло: возможно что вы не кричите по ночам и не ходите под себя.
   Женщина наконец ушла, а пароходик всё плыл и плыл куда-то.
   Писатель Рикку Корхунен у противоположного борта неторопливо охмурял блондинку с выдающимся бюстом. «Вот же финская морда!» – подумал я с завистью.
   Затем стал размышлять, как бы прекратить весь этот джаз: перевернуть пароход, выброситься за борт самому или же просто вырвать у солиста банджо и растоптать? Последний вариант был самым осуществимым, но мне не хватало солдатских кирзовых сапог для концептуальности.
   За этими приятными размышлениями я и заснул.
//-- [20 Sep 2006|12:09am] --//
   «Слушай, Дима, – задумчиво спросил меня Рикку, когда в восемь часов утра мы возвращались из ночного бара в гостиницу, и надолго замолчал. Я не стал его подгонять: финн нетороплив – это знает даже режиссёр Рогожкин. – Вот эта девушка…» Рикку снова задумался.
   Мимо пронесли за руки-за ноги литовского журналиста.
   «Ну, с которой ты разговаривал до утра… Извини, мне просто действительно интересно… (тут я вынужден перейти на английский, на котором мы собственно и разговаривали, потому что боюсь что-нибудь неправильно сформулировать, а Рикку действительно думал над этим вопросом) Why did you? Were you actually fascinated with her Really Big Tits?»
   «Ю ноу, Рикку, – ответил я и тоже надолго задумался. Рикку удовлетворённо кивнул: серьёзный вопрос требует такого же серьёзного ответа. (теперь можно обратно на русский – себя я обратно переводить умею) Сиськи у неё да, – сказал я, внимательно всё обдумав, – хорошие сиськи. Но это типа бонус. То есть он не обязательный. Если бы у ней вообще не было никаких сисек, я бы всё равно пиздел бы с ней до утра».
   Рикку посмотрел на меня с большим уважением, но, кажется, не поверил. Тем более, что мы всё равно уже пришли.
//-- [20 Sep 2006|02:08pm] --//
   Большинство моих знакомых, когда я говорю им, что собираюсь пару месяцев пожить в Южной Корее, с недоумением спрашивают: «А что ты там будешь делать?»
   Почти про все страны известно что там делать: в Египте нырять и смотреть пирамиды, в Турции – покупать дублёнки, в Таиланде – ебать морковок, в Гоа – курить траву, в Японии – есть суши, ну и так далее.
   И всего две страны есть на земном шаре, в которых делать абсолютно нехуй: Южная Корея и Монголия.
   Именно поэтому-то я и еду в Южную Корею.
   Одно только плохо – меня после этого никогда уже не впустят в Корею Северную.
//-- [21 Sep 2006|05:25pm] --//
   Сегодня чуть было не забыл сумку в корейском консульстве. Но мне этого сделать не позволили: «Сумка! – закричали одновременно все консульские работники. – Сумкааа!!!»
   Не завидую я им. И это ведь консульство всего лишь тихой и безобидной страны, которая не сделала никому ничего плохого, кроме монитора элжи и автомобиля дэу.
//-- [25 Sep 2006|10:49am] --//
   Понадобилось мне тут вдруг срочно сделать небольшой косметический ремонт в прихожей и ванной.
   Я сам вообще-то огромнейший специалист по косметическим ремонтам, но, поковырявши шпателем потолок, всё же понял, что занятие это отнимет у меня довольно большую часть оставшейся жизни, и вызвал специальных рабочих.
   Рабочие пришли хорошие: не гастарбайтеры какие-нибудь, а Миша и Саша. Трезвые и голодные. За три часа всё ободрали, зашпаклевали – любо-дорого посмотреть.
   Попросили авансу по тысяче на рыло. Дал конечно, я же не зверь. А что дальше – это все и без меня знают, что дальше: пришли утром белить и клеить – один вообще никакой, другой пока шуршит.
   Должен ли я испытывать по этому поводу раздражение? – задумался я и решил, что не должен. И не испытываю.
//-- [25 Sep 2006|12:43pm] --//
   Да, а пока он там шуршит, я задумался о печальном этом вечном конфликте между работодателем и исполнителем. Точнее о частном случае этого конфликта: между издателем и автором (извините, если вас это не касается).
   Вот издатель решил издать книгу. По какой-то причине он находит самого ленивого и пьяного мудака и именно с ним затевает издательский процесс.
   Закуплена бумага, офсетные машины смазаны солидолом, работники вызваны из отпусков, согласованы презентации и подготовлены сети распространения. Задействованы сотни людей (у всех семьи и детям на зиму ещё не куплены тёплые шубки).
   «А не получилось, – говорит автор (пьяный, хихикает). – Я в печке сжёг».

   Но издатель-то? Он же трезвый практический человек. У него есть тысячи долларов, работники, печатные машины, он что этого автора не видел что ли? Под рукой у него всегда есть миллионы людей, которые всё сделают качественно, точно в срок, в нужном объёме и на заданную тему. Нахуя ему, спрашивается, нужен этот мудак?
   А разгадка простая: это не мудак существует, потому что существует издатель. Это издатель существует, потому что существует мудак.
   Впрочем я вовсе не хочу сказать, что автор обязательно должен быть мудаком, чтобы его захотел издавать издатель. Люди, они разные.
//-- [10 Oct 2006|12:44am] --//
   Только забрал из ремонта мобильник, как тут же перегорело питательное устройство на компьютере. Но я сейчас чрезвычайно богат и поэтому завтра куплю новое. Следующий на очереди, судя по симптомам, телевизор – очень сделался синий и гудит. Туда ему и дорога. Вот уж телевизор я точно покупать не стану. Жаль, что так и не узнаю, кто же будет чемпионом в текущем году. И это тоже к лучшему: когда не знаешь, кто настоящий чемпион, то можно смело считать, что это ты и есть.
//-- [15 Oct 2006|11:30am] --//
   А вообще каждому человеку отпущено примерно одинаковое количество мудачества. Только используют они его все по-разному: один всё время немного мудак, а другой – мудак время от времени. Причём чем реже, тем хуже.
//-- [30 Oct 2006|12:20am] --//
   Я окончательно разочаровался в Южной Корее.
   И эти люди собрались победить Ким Чен Ира, сына Ким Ир Сена!
   Того самого Ким Чен Ира, которому Небесная Корова приносит молоко и мёд; которого ноги подпирают горы, а башмаки купаются в водопадах; слова которого подслушивают медузы и поют летучие рыбы; чьи палочки для еды движутся так быстро, что ни один человек не видел, как он ест; чей стальной бронепоезд без рельсов и угля бороздит материки и океаны; чьё собственноручно изготовленное солнце осветит скоро все уголки мира и тогда ничего тайного больше не останется в мире и будет сиять только единый ослепительный свет истины.
   Жалкие пигмеи.
//-- [30 Oct 2006|06:50pm] --//
   Давно замечено, что как раз у коренных москвичей отсутствует та самая «масковскасть», которая так раздражает остальных жителей бывшей империи. В этом отношении коренные москвичи похожи на коренных американцев: они либо не подозревают о существовании какой-то жизни за пределами транспортных колец, либо подозревают, но на эту жизнь им глубоко насрать.
   Понаехавшие же знают о той жизни гораздо больше, чем им хотелось бы о ней знать. Они постоянно видят один и тот же сон: что вот приехали они погостить в свой Мончегорск, Бодайбо или Усолье-Сибирское, а там день прошёл, неделя, месяц, полгода, а они почему-то никуда не уезжают. И вот смотрят они в окно, где вместо золотых дворцов горит одна только лампочка ночной сигнализации над крыльцом магазина культтоваров, да ещё где-то там, за пургой и слякотью сияет зал игровых автоматов с круглосуточной шавермой. И понимают они во сне, что из московского офиса их уже уволили, квартиру за неуплату очередного взноса забрал себе банк и теперь они снова будут жить тут всегда. Вечно. До самой смерти.
   И просыпаются они от ужаса на мокрой подушке, шарят вокруг руками – да нет, нет – всё на месте: и квартира, и будильник уже готовится пропеть побудку на милую постылую службу. Всё хорошо.
   Переворачивают подушку и счастливо засыпают. Жизнь удалась.
   Понаехавшие очень боятся, что та, другая, жизнь как-то всё же дотянется до них своими отвратительными щупальцами и утащит обратно под землю. Поэтому, едва завидев какого-то человека из той жизни, они делают всё, чтобы их не узнали, с ними не заговорили или, упаси Господи, к ним не прикоснулись: не ответить, нахамить, не услышать, только прочь, прочь от этого человека. Именно по этому их и можно легко узнать.
   Когда-нибудь у них это пройдет – лет через двадцать-тридцать. Ну или уже у детей.
//-- [30 Oct 2006|09:14pm] --//
   Да, и совсем отдельный феномен – это петербуржские москвичи (исключая Господина Президента – он настолько выключен из обычной человеческой жизни, что порой хочется его утешить: «Да ничо-ничо, всё хорошо, а теперь спатеньки»).
   Редко кто так проникается неприязнью к извечным петербуржским напастям, как-то: необязательности, безынициативности, вялости и водянистости, как они.
   Они становятся не просто другие, а Противоположно Другие.
   Почему так? Бог весть.
//-- [12 Nov 2006|07:21pm] --//
   Из всякой сколько-нибудь затруднительной ситуации всегда есть ровно три выхода: послать нахуй, пойти нахуй или же найти некое промежуточное решение.
   Любая, даже самая поверхностная, статистика использования этих вариантов различными народностями или группами населения могла бы прояснить очень многое. Но по какой-то причине такая статистика нигде не ведётся.
//-- [20 Nov 2006|02:59pm] --//
   На самом же деле есть три вида людей: верующие в то, что Бог есть, верующие в то, что Бога нет, и те, кому это похуй. Последние по понятным причинам в дискуссиях не участвуют.
   Верующие в то, что Бог есть, изрядно перерезав друг друга за последние несколько тысяч лет, пришли– таки к некоему худому миру (за вычетом совсем уж невменяемых фундаменталистов) и отложили доказательство своей полной и окончательной правоты на соотв. Судные Дни.

   С верующими же в то, что Бога нет (или в то, что они сами себе Бог, несущественно), дело сложнее: в промышленных количествах они появились в нашей стране совсем недавно – лет сто пятьдесят назад, как результат расхристианивания крестьян и нигилистических опытов над лягушками. Потом их поголовье очень существенно увеличилось в результате античеловеческих экспериментов ложных коммунистов Ленина-Сталина. Так что к концу семидесятых годов прошлого века появилось то, что должно было появиться: новая формация людей, для которых смыслом, целью и содержанием жизни является приобретение югославской стенки, чешского унитаза и автомобиля жигули. Опыт удался, страны не стало.
   Не дожидаясь окончания этого опыта, враги человечества начали внедрять его при помощи лженаук кибернетики и генетики и в буржуазных странах, где также уже можно наблюдать Нового Человека – того, который давится насмерть на сезонных распродажах, при том что вовсе не страдает от голода и холода.
   Таким образом мы имеем новую, совсем недавно возникшую религию, последователи которой ещё даже как следует не биты. Ну разве что исламскими фундаменталистами. Оттого-то они считают возможным хамить, сморкаться на пол и делать замечания. Но ничего, это у них тоже однажды пройдёт.
   Аминь.
//-- [24 Nov 2006|06:00pm] --//
   В мире между тем происходит много всякого интересного и странного.
   В продуктовом магазине под моими окнами торгуют ветчиной «Мичурин без костей». Вот так, брат Мичурин, оно всегда – не хочешь ждать милостей от природы, так непременно дождёшься их от людей.
   Мичурина на всякий случай покупать не стал – это у водки должно быть имя, а мясо пусть лучше будет инкогнито.
   (Кстати о водке, точнее о географии – на левашовском проспекте случайно обнаружена рюмочная, где водку подают по пятнадцать рублей за сто (!) грамм. Впрочем, хотя у водки даже было имя – «пшеничная», заказывать её я не рискнул – чтобы пить такую водку нужен особый кураж.)
   Да, о свинях. Тут меня кто-то в комментариях укорял за зверское желание научиться резать свинью, и совершенно справедливо: свинью надо покупать в магазине в виде брикетика. А вот так вот носить поросёнка под тулупом, называть борькой, кормить со своего стола, а потом воткнуть ему, доверчивому, тесак под лопатку – это не каждому под силу. Это пусть делают специальные бесчувственные люди. А мы уже потом съедим, когда у него не будет лица.
   Что там ещё на улице интересного?
   «Товарищи жильцы! – пишет на первом этаже безвестная старушка. – Не бросайте мусор в мусоропровод! Крысы!!!» А ведь пожалуй даже у ленинградских старушек не получится уморить всех крыс голодом, учитывая то, что одна крыса может питаться учебником зоологии не менее двух месяцев. И бесплатных газет каждый день исправно приносят килограмм двести. Если крыса их хорошо размочит слюнями, то получится вполне вкусная и здоровая пища для себя и потомства.
//-- [27 Nov 2006|12:47pm] --//
   Когда человек выпил вечером, проснулся утром и ему хуёво, он (если грамотный) знает, что это не жизнь говно, это уксусный альдегид – говно. Через сорок восемь часов этот альдегид выйдет из организма и всё будет заебись.
   А вот если вечером не пил, тогда всё сложнее – необходимо, видимо, задуматься о своей жизни.
//-- [29 Nov 2006|02:37pm] --//
   А интересно – когда собака перестаёт быть модной, с ней что делают? Собака ведь живёт иногда лет пятнадцать и даже больше, а такой длинной моды не бывает. И что – выходить на детскую площадку как чмо: в турецкой дублёнке и с устаревшей собакой «прощай молодость»?
   А просто так убить-закопать предмет, за который плочено сколько-то тысяч долларов, жалко наверное.
   А из питбуля ведь даже носков не свяжешь, не говоря уж про шапку.
//-- [10 Dec 2006|11:32pm] --//
   На Сенной площади, где я бесцельно бродил утром в ожидании открытия нужного магазина, ко мне обратился человек лет тридцати пяти: «Уважаемый! – сказал человек с достоинством. – Помогите старому доброму панку мелочью на алкоголь». Сказав эту фразу, Старый Добрый Панк задумался. «Да! – сказал он, торжественно подняв палец. – Именно на алкоголь!»
   Я отсыпал ему какой-то мелочи из кармана, и Старый Добрый Панк удалился.
   Но у меня всё же осталось ощущение, что он меня развёл и на самом деле он собирает деньги на ипотеку или, страшно подумать, на лечение больной мамы. Но кто в наш подлый и циничный век поверит в басни про больную маму? Никто. А на алкоголь подают, видимо, охотно.
//-- [17 Dec 2006|06:07am] --//
   Да, кстати о переименованиях городов. Когда в девяносто первом к казахскому народу вдруг вернулось чувство национальной самоидентичности, всем городам, ранее неправильно нанесённым на карту понаехавшими русскими, были возвращены исконные их казахские имена: Петропавловск стал Петропавл, Усть-Каменогорск – Ускемен, Семипалатинск – Семей, Уральск – Орал. Ну и для заключительного оскорбления чуждых правил правописания город Чимкент стал называться Шымкент и никак иначе.
   Да, меня можно и наверное нужно обвинить в имперском снобизме – за тридцать пять лет жизни в Казахстане я выучил на местном языке две фразы: «Дай закурить» и «Я твоего папу ебал». Бабушка моя до самой смерти называла казахов киргизами. Бабушку мог бы хоть немного оправдать тот факт, что в Казахстане она поселилась совсем небольшой девочкой в двенадцатом году прошлого века – как раз в год обретения казахским народом своей собственной личной письменности, но, увы, это её уже не оправдывает: во-первых, она давным-давно умерла, а во-вторых, столичным учёным Олжасом Сулейменовым неопровержимо доказано, что казахский народ весь происходит от египетских фараонов, а если быть точнее, то от древних шумеров, они же ацтеки. Показательно, что именно в девяносто первом году в древнем кургане в окрестностях города Кустаная был обнаружен основоположник всего на свете – Золотой Воин с нечеловеческих размеров Золотым Хуем в чешуе от змея Кецалькоатля. Воина этого категорически запрещено показывать кому бы то ни было и поэтому сейчас он лежит в самой дальней комнате бывшего Дома Советов на бывшей площади Ленина, накрытый ковром, самолично вышитым супругой Президента Сарой Алпысовной.
   А про Дом Советов я не буду вам ничего рассказывать, хотя и бывал в нём внутри ещё в те времена, когда он ещё был единственнм в городе семиэтажным зданием. Сейчас-то только подземных гаражей в нём четырнадцать этажей, не считая прачешных и походных кухонь. Рассказывают, что будто бы сам Никита Сергеевич Хрущёв забивал в его основание деревянный колышек и колышек этот сломался, а через два дня Никиту Сергеевича уволили с должности.
   Да много всякой дряни рассказывают: если всю её слушать, точно охуеешь.
//-- [19 Dec 2006|06:07pm] --//
   Вдумчиво наблюдал работу стиральной машины. Она целый час чем-то там внутри себя булькала, переливала жидкости из одного места в другое, шуршала, вздыхала, снова булькала. И всё это для того, чтобы в самом-самом конце на несколько секунд вообразить себя боевым истребителем, выбить головой окно и улететь к звёздам.
   Но увы! – злые люди всё заранее предусмотрели и установили ей пропеллер в противоположную сторону да ещё и приковали шлангами к вонючей канализации.
//-- [31 Dec 2006|06:22pm] --//
   А встречу-ка я новый год по-холостяцки: намажу батон икрой, налью в жестяную кружку синопской водки и загляну в неподкупные глаза нашего Президента.
   Если кто-то будет проходить мимо, кто знает, какие цифры жать на домофоне – жмите. Налью рюмку, но покормить не обещаю – лень готовить. Есть, впрочем, кабачковая икра и полкурицы от вчерашних посетителей.
   Только, пожалуйста, не зовите меня в гости: я всё равно не пойду, а вам будет обидно.
   Это ж ведь так редко удаётся: встретить новый год совсем-совсем одному.

2007

//-- [01 Jan 2007|05:10pm] --//
   Я вообще по происхождению крестьянин. И отец мой и мать родились в деревнях – отец в селе Журавлёвка Вишнёвского района в Акмолинской области, а мать – в деревне Привольное Чистопольского района другой области – Кокчетавской. Теперь там везде Казахстан и называется всё по-другому.
   Незадолго до смерти моего деда я пытался выяснить у него российские корни, но дед ничего не помнил – родился он уже в Казахстане в тринадцатом году.
   Если изобретать себе родину, ориентируясь на ощущения, то это скорее всего Вологодская или Архангельская губернии – страшно мне нравится тамошнее устройство быта: двухэтажная архитектура, в которой корову заводят в дом по специальному пандусу; печь посреди единственной жилой комнаты самым естественным образом делит эту комнату на спальню, гостиную, рабочий кабинет, умывальню и прихожую.
   Я себе обязательно куплю такой дом. Пятнадцать тысяч рублей – это деньги что ли? Посею лук, картошку и хрен. Во время заката, когда слепни уже заснули, а комары ещё не проснулись, можно будет сидеть на крыльце в сатиновых трусах до колена и курить трубку.
   И вообще мне кажется, что всё будет заебись.
//-- [02 Jan 2007|09:07pm] --//
   А вообще если есть смысл о чём-то говорить – так это только о своём. Про всё остальное напишет журнал космополитан.
   Я в общем чего так угрюмо задумался: родился тут у меня на днях сын (не надо поздравлений, умоляю вас). Лежит. Серьёзный. Даже, скорее, мрачный. Думает.
   И я тоже думаю: а про что это он, собственно, думает?
   Ну вот и сочиняю. А думает он, на самом деле, про совсем-совсем другое.
//-- [06 Jan 2007|05:05am] --//
   Из тех американских фильмов, которые мне довелось посмотреть (это за малым исключением фильмы для массового зрителя, каковым я и являюсь), выводится довольно простая картинка американского счастья: это когда счастливец едет по Лас-Вегасу на заднем сиденье непомерно длинного лимузина, обязательно с очень толстой сигарой и с двумя блядями по бокам – одна белая, другая чёрная. И ящик шампанского в ногах. И старый добрый рок-н-рол.
   Хорошо ещё сидеть в гавайских трусах всё с той же сигарой в шезлонге возле бассейна, где плавают бляди, но уже новые.
   А самый лучший бизнес, когда на тебя свалится счастье – это открыть собственное казино и бесплатно играть там на любых автоматах и всегда выигрывать джекпот.
   В общем простая и понятная мечта: устроить себе вечный Праздник Непослушания, то есть кушать только те пирожные и морожные, которые хард-воркинг мидл-класс может себе позволить раз в год.
   А вот из отечественного кинематографа я похожей мечты извлечь не сумел. Может быть я просто мало смотрю фильмов, но в тех, что видел, всё происходит наоборот, то есть начинается у бассейна с блядями, а кончается красиво простреленной белоснежной рубашкой. Все умерли, дом сгорел, в бассейне плавают пять трупов, лимузин коптит под обрывом.
   Возможно, впрочем, что именно так отечественный кинематограф и исполняет заветные мечты жаждущего справедливости массового зрителя.
//-- [13 Jan 2007|04:14pm] --//
   Два дня ушло на то чтобы присвоить младенцу имя.
   Нет, всё хорошо, у младенца имя уже есть, и фамилия – там к счастью не заметили, что у отца уже три месяца как просрочена регистрация на проживание в Российской Федерации.
   Я даже не могу представить их лица, когда они будут кому-нибудь выписывать ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ, которые они там в госучреждениях зарабатывают за десять лет ежедневного каторжного и бессмысленного труда: сначала внести множество никому не нужных данных (включая мой казахстанский адрес, который я и сам давно забыл) в компьютер, а затем переписать эти данные шариковой ручкой в особый разлинеенный гроссбух с нумерованными страницами.
   А впрочем, ладно. Главное, что Дмитрий Дмитриевич Горчев всё равно уже целых две недели существует совершенно безотносительно всей этой хуйни.
//-- [14 Jan 2007|10:01am] --//
   Кстати, когда по необходимости сталкиваешься с жизнью, как она есть, то есть осязаемой жизнью, а не той, которая присутствует в статистических сводках, телефонных опросах или телевизионных диспутах, она выглядит гораздо более утешительной: очередь в отделы регистраций всяких остальных поводов для обращения в загс (разводов, смертей, утерянных свидетельств) очень существенно короче, чем в отдел регистрации младенцев.
//-- [23 Jan 2007|12:32pm] --//
   Да, и напоследок сформулирую-ка я свою позицию по национальному вопросу, чтобы больше к этому не возвращаться.
   Я сам лично родился и вырос в «кузнице интернационализма», то есть в Казахстане, куда ссылали вообще всех. Я оттуда и уехал потому, что это очень хорошее место для ссылки, но никуда не годное место для жизни.
   На лестничной нашей площадке слева от нас жили греки, наискосок – казахи, напротив – хохлы. Под нами жили ингуши, под греками – евреи, под казахами – русские, под хохлами – казахи. И так до самого первого этажа.
   Я до сих пор наизусть помню наш классный журнал: когда учительница математики вела пальцем сверху вниз – кого бы вызвать на казнь, я читал вместе с ней: Абфелько, Базыкин, Бахытжанов, Веллер, Васильев, Гасевская, Гаух, ага! вот – Горчев. Блядь! Все облегчённо вздохнули.
   Никогда, ни разу в жизни мне тогда вопрос национальности не доставил ни малейшего неудобства, даже наоборот: известно было, что если зайти с утра в гости к Фариду, то там найдётся рыбный пирог и вчерашний чак-чак, а снимавшая у моей матушки комнату немка Екатерина Яковлевна Штер изготавливала чрезвычайно вкусное блюдо под названием «штрудель».
   Казахи были отдельно от всех – это да. Хотя помню, как сразу после обретения Казахстаном независимости забрёл на рынок в поисках самой дешёвой китайской водки и встретил там одноклассника Акылбека Нурмагамбетова – он осуществлял контроль над всем этим рынком. Он, к тому времени уже бывший боксёр с переломанным и так небольшим носом, долго тряс мне руку с восхищением вечного двоечника перед вечным отличником, и вручил мне самую лучшую бутылку водки, которая продавалась на всём этом рынке.
   Ну и в район частных домов, где компактно проживали чечено-ингуши, заходить не следовало. Ну не следовало, и всё тут. Отпиздят – это ладно. Но они как-то удивительно талантливо умели унизить.
   C тех пор прошло много лет и вдруг оказалось, что всё то, на что я когда-то не обращал внимания, оно имеет огромное значение. А я-то! У меня в любимых женщинах ходили татарки и узбечки. Я, как не умел различать людей, так и не умею. То есть, различать-то умею, но по другим признакам. При том, что я, в отличие от многих патриотов, знаю, какая огромная разница существует между туркменами и таджиками.
   Да что там, страшно сказать – я очень люблю евреев, если они конечно не утверждают, что при советском союзе евреям запрещали играть в шахматы и заниматься физикой (был такой случай, я тогда наговорил очень много всякого антисемитического, но это было уже в Петербурге).
   Да, а вывод. Вывод кошмарно банальный: если человек не верит в Господа нашего Иисуса Христа – это ещё не повод бить его в рыло. Если оскорбляет – тогда повод.
   И ещё – я очень не люблю слова «рашка» и «эта страна». Я очень неадекватный патриот.
//-- [02 Feb 2007|12:41am] --//
   Очень хорошо ездить в петербуржском метро после ноля часов и ноля минут. Там очень много места и можно сесть где угодно и притворяться, что ты спишь и ничего не замечаешь.
   Например того, как катастрофически изменяется привлекательность двух милейших девушек после того, как ранее сидящий между ними юноша вышел на станции Чёрная Речка, а они поехали дальше.
   В этом нет ничего плохого или страшного, просто в большинстве случаев, действительно, лучше не подглядывать.
//-- [02 Feb 2007|12:25pm] --//
   А зато я постиг наконец тайную глубокую мудрость советской медицины (а она и в нынешней РФ так и осталась советской в лучшем смысле этого слова): в ожидании доктора пациент либо издохнет, либо ему полегчает. Во втором случае доктор вздохнёт укоризненно: ну что ж вы, голубчик, занятых людей своими пустяками тревожите? А в первом случае все просто разведут руками: ну что ж тут поделаешь. Спасти можно лишь того, кого можно спасти, как совершенно точно заметил один поэт.
//-- [04 Feb 2007|08:32pm] --//
   Вот смотрите: идёт человек, перекошенный очень. Видно, что у человека этого не всё в порядке. То есть вообще всё не в порядке.
   А вы (допустим волшебник) решили этому человеку помочь: устроили его на другую работу, придумали ему новую жену, избавили его от дурных привычек, почистили ему мозги от плохих мыслей и, только было хотели сказать «и это хорошо», а он – хуяк! и помер. Не шевелится и обратно не заводится.
   В чём была ваша ошибка?
   А в том, что вы не знали, что если он идёт, пусть криво, пусть штаны у него не такие, как вам бы хотелось, но он ходит. И представляет из себя при этом чрезвычайно сложную конструкцию из гирек, верёвочек, палочек, ниточек, спичек, скотча, алюминиевой проволоки, спицы из зонтика – и при всём при этом эта конструкция умеет и, главное, хочет ходить.
   А вам показалось, что эта гирька висит не там, и бинтик надо заменить на более надёжное крепление, и ниточка ненадёжна. Ну и хули – полюбуйтесь, что из этого получилось.
   И, что самое печальное, это касается вообще любой конструкции: отчим ли пришёл в новую семью или Михал Сергеич Горбачёв решил улучшить СССР – конец один.
//-- [06 Feb 2007|06:44pm] --//
   Любой человек, побывавший в медицинском учреждении, немедленно становится больной.
   У меня вот тут на углу улицы Гаврской висит объявление: «1000 анализов за один час!» И я очень хорошо представляю себе человека, который зашёл в эту лабораторию совершенно здоровым, а через час вышел дряхлым, ни на что не годным, инвалидом. Ещё час назад он даже и вообразить себе не мог, что ему немедленно нужно ехать в Купчино на посев кала, что СОЭ и РОЭ у него совершенно не соответствуют друг другу, что в лёгких у него шумы, а в кишечнике – подземные стуки, что в мозгу у него затемнение, а в почках – размытость.
   Я сам сегодня провёл часа полтора в медицинском учреждении по пустяковому поводу, и вдруг задумался: а не сделать ли мне себе УЗИ? Подошёл старичок, явно не жилец, спросил, где тут сорок восьмой кабинет, ушёл. Я прислушался к своему организму, и действительно – что-то там очень не в порядке: шуршит что-то, булькает где-то не там. Закололо почку, заныла печень, селезёнка ёкнула. Потряс головой: свят-свят, отпустило.
   Я вообще так думаю, лично для себя, что узнать за три дня до смерти о том, что у тебя рак, оно гораздо лучше, чем четыре года лежать под капельницей и умереть в конце концов на два дня (месяца, года) позже.
//-- [08 Feb 2007|03:31am] --//
   Иногда интересно: можно ли что-нибудь поделать с тем фактом, что Фёдор Михайлович Достоевский сказал свою бессмертную фразу про слезинку ребёнка? Можно ли убедить хотя бы малую часть образованной публики в том, что на самом деле эту глупость сказал Иван Карамазов не очень задолго до того, как к нему стал заходить чорт в поношенном сюртуке?
   Удивительно, но в очень похожем случае, когда кто-нибудь в стомиллиардный раз приводит не менее замызганную цитату про разруху в головах, обычно уточняется: «как говорил профессор Преображенский».
   А вот Фёдору Михайловичу не повезло. Да ему всегда не везло, с тех самых пор, как он был мальчиком.
   Вряд ли я первый и даже тысячный из тех, кто уже указывал на эту несообразность, так что, видимо, это безнадёжно.

   В общем, желаю, чтобы все! Как говорил Михал Афанасьевич Булгаков.
//-- [16 Feb 2007|01:24am] --//
   Люди с мобильными телефонами (а сейчас уже почти не осталось людей без мобильных телефонов) полагают, что, когда им поступает звонок, окружающие люди не слышат их, точно так же, как человек, разговаривающий по мобильному телефону, не слышит окружающих.
   Но это не совсем так. Я вот сейчас много гуляю по улицам и лесопаркам и поэтому вынужден слышать много разных диалогов.
   Например идёт девушка по улице Гданьской и очень громко говорит в свой телефон: «Нет, Лёша. Я тебе не дам. Почему? А потому что дырка не железная!» Или наоборот, мужчина неприятной наружности, саркастический: «Чо, дура? Ебаться хочешь? А вот хуй тебе! Я тут с мужиками бухаю».
   Вообще, после того, как домашние телефоны стали носить по улицам, очень хочется купить себе какие-нибудь ушные затычки или наушники.
//-- [17 Feb 2007|12:54pm] --//
   А между прочим, хотя это вам и не интересно, моей самой лучшей в мире дочери сегодня исполнилось восемнадцать лет. Разница между младенцами довольно существенная.
   Поговорил с утра с ней и с её матушкой, похлюпали носом, вспомнили, как восемнадцать лет назад я катал коляску в парке на улице Жарокова в городе Алма-Ата. Эх, время, время, куда всё девается? Извиняюсь за банальность, но тут от неё никуда не денешься.
   Милая Алина Дмитриевна! Я тебя люблю.
//-- [27 Feb 2007|11:15am] --//
   Давно пора уже заново вводить сословия, чтобы как при царе – вот это Элита, а это – Быдло: если стоят перед твоей фамилией буковки «Кн.» или «Гр.» – значит ты Элита, а если не стоят – то Быдло, будь ты хоть десять раз Достоевский.
   А то нынче совершеннейшая неразбериха: одни считают Быдлом говнофотографов с говнозеркалками, те считают Быдлом говнофотографов без говнозеркалок, говночитатели иронических говнодетективов считаю Быдлом заумных говнописателей, говнописатели – говночитателей, зрители говнопередач по говноящику – тех, кто этих передач не смотрит, и уж тем более, наоборот. Ну а говноящик считает быдлом вообще всех, независимо от того, смотрят они его или нет. И нет этому конца и не будет.
   Так дальше продолжаться не может. Нужен закон «Об Элитах и Быдле», который вводил бы чёткие понятия «Элита Вообще», «Культурная Элита», «Уважаемое Быдло», «Неуважаемое Быдло» и так далее.
   Ну и смех смехом, а о цвете штанов тоже следовало бы подумать. То есть о знаках различия, чтобы случайно не ошибиться где-нибудь в общественном месте при общении с гражданами соответствующих категорий.
//-- [07 Mar 2007|01:00am] --//
   Самое же грустное – это то, что мы все вдруг стали уверены в том, что всё вокруг делается для нас. И чаще всего мы даже и не ошибаемся: для нас, именно для нас, выпекается в микроволновой печи гамбургер, зреет в протухлом чане картонная сосиска, опухает мясом фальшивая курица и вылезает из-под земли неестественно зелёный огурец.
   Это для нас поют и пляшут певцы и юмористы, для нас строчит писатель, блюмкает роялем композитор, снимается потешный сериал, буцкает мячиком футболист, стонет сладострастная теннисистка, печатается бесплатная газета и случайно вываливается из бюстгальтера тщательно ухоженная грудь американской артистки.
   А мы, если что-то из этого всего нам приглянется, его употребим, но без большого, впрочем, восторга. Они там деньги-то дерут, а корицы жалеют. Душу в продукт не докладывают, сволочи.
//-- [07 Mar 2007|09:57pm] --//
   Ну, судя по разрухе в моём лифте, праздник уже в целом успешно состоялся.
   Удивительно всё же устроена жизнь у трудящихся: восьмое марта у них седьмого, новый год тридцать первого, а то и двадцать девятого, а первое мая вообще в апреле.
   На перекрёстке проспекта имени Энгельса видел мужчину, который никак не мог перейти улицу на зелёный свет, потому что нёс предмету своей страсти или может быть любимой супруге коричневую розу, увы, безнадежно сломанную. Пока горел красный свет, мужчина скрупулёзно придавал розе вертикальное положение, после чего сам ронял голову на грудь, и от такого сотрясения тут же обрушивалась голова розы. Мужчина, встрепенувшись, тревожно смотрел на светофор (он был опять красный) и снова начинал выправлять непослушный свой цветок.
   А ещё, пользуясь всеобщим потеплением, возле метро удельная завелись многочисленные цыганки, одна из которых напророчила мне в спину много-много радости, а цыганки, как все знают, не могут ошибаться.
   Жалко, что я как раз шёл оплачивать коммунальные услуги и прочий интернет, и поэтому не имел возможности остановиться и побеседовать с цыганкой: даже такой не очень практический человек, как я, очень хорошо знает, что с цыганками ни в коем случае не следует беседовать, если в кармане у тебя больше одной тысячи рублей.
//-- [03 Apr 2007|04:30pm] --//
   Меж тем скоро целое лето. А я как-то очень давно, чуть ли не с прошлой осени не садился в поезд. А хочется. Хочется курить в тамбуре и пить коньяк из чайных стаканов и, главное конечно, смотреть в окошко. Я всегда беру с собой в поезд книжку, но никогда её не читаю, потому что всё время смотрю в окошко. Почему-то это мне не скучно.
   Зря я в своё время ушёл из проводников. Ездил бы сейчас, ездил. Если б конечно давно не помер от алкоголизма и железнодорожного триппера.
   Ну да ладно, что уж теперь.
//-- [9 Apr 2007|10:09am] --//
   На всенощную по случаю Светлого Христова Воскресенья в церкву нашу зашёл бомж. Натуральный такой бомж, аутентичный. Аккуратно сложил в углу свои пакеты и замер неподвижно. Характерный запах, которого не перебьёшь никаким ладаном, стал неторопливо расползаться по помещению.
   Прихожане, все приличные энергичные люди из новопостроенного окрестного «элитного» жилья пошушукались, от них отделились два серьёзных мужчины и бомжа вежливо, но непреклонно вывели на улицу в пургу. Бомж не сопротивлялся и ушёл покорно.
   «…или нищ ко мне прииде и его презрех», сокрушался когда-то св. Ефрем Сирин. Но к данному случаю это, безусловно, не относится. Потому что нечистым трубочистам стыд и срам.
   Но Христос всё равно воскресе.
//-- [11 Apr 2007|02:05pm] --//
   Нажрались вчера в вечеру на Казанской улице английского элю. Спитфаер или что-то в этом духе.
   Занятие вполне себе бессмысленное, ничем не хуже других, но зато благодаря ему я разрешил наконец-то давно мучившую меня загадку: нахуя англичане завоевали Индию а потом её так бездарно просрали?
   Английское пиво этот вопрос прояснило: вечером, конечно, Индия кажется очень соблазнительной – кшатрии там, шудры и всё такое. А с утра посмотришь: ну и хуй ли – кшатрии, шудры, говно, холера, по Гангу трупы плывут. Ну её в жопу, эту Индию.
//-- [13 Apr 2007|05:49pm] --//
   Узнал тут между делом ещё одно бесполезное сведение из той действительности, которая дана в ощущениях. Оказывается, что государство наше озабочено вовсе не одной лишь перекачкой углеводородных продуктов туда-сюда, нет! Оно оказывает своим гражданам вспомоществование, например за деторождение и поддержание жизни на Земле: всякому родившему оно совершенно даром выдаёт одноразовый купон на четыре тысячи рублей, что, согласитесь, не кот начхал. А если вы детей нарожали штуки три, то каждый (ещё раз: каждый) месяц вам будут выплачивать две тысячи шестьсот рублей. На каковые деньги можно было бы чуть ли не каждый день покупать пачку бюджетных памперсов хаггиз, но к сожалению, этого не получится. Всем известно, что если эти деньги выдать вам наличными, вы их немедленно пропьёте в ближайшей рюмочной, поэтому вам дадут бумажку с печатью, которую вы тоже можете сменять на памперсы хаггиз, но только в уполномоченном магазине, где эти памперсы почему-то продаются в два раза дороже.
   Какому-нибудь слушателю радио эхо-москвы такая благотворительность может быть покажется оскорбительной. А нам не кажется: могли бы и вообще ничего не давать, и хуй бы кто пискнул. А нам для деторождения государство не требуется, мы сами как-нибудь.
   Но претензия всё же есть: хорошо бы всё ж таки накопить сэкономленных на нас денег, да и захуярить пилотируемый аппарат куда-нибудь подальше, например, на Юпитер. А то очень сильно заебало это капиталистическое бессмысленное житьё. Нахуй нам ваши сраные пенсионные накопления – мы не собираемся жить вечно. А хочется уже чего-нибудь волшебного и никому не нужного.
//-- [16 Apr 2007|09:14am] --//
   Да, забыл записать для памяти, что недели три или может быть четыре назад меня вновь арестовала милиция. Событие это настолько незначительное и привычное, что досужему читателю оно вряд ли показалось бы интересным. Досужий читатель – он на то и досужий, что пишет, например, в своём дневнике, мол, видел на шестой линии васильевского острова куда-то спешащего писателя горчева. А нет бы подойти к писателю и одолжить ему двадцать рублей, чтобы спешащий писатель мог заказать себе в чебуречной пятьдесят грамм водки, а не давиться чебуреками в сухомятку (возможно пишется слитно, но ни в чём нельзя быть уверенным).
   Но снаружи, впрочем, всё кажется неинтересным и малозначительным. На меня же эта встреча с милицией произвела большое впечатление, потому что я наконец понял, что на неё нельзя обижаться, потому что она Бесы и по-другому не умеет, хоть как ты ей повышай жалование.
   Вчера же, разгуливая по подземным залам, где через каждые два метра стоял особо толстомордый представитель карательного режима (выписанный, судя по конституции, из каких-то более питательных мест, чем Петербург), я обдумывал слова не очень трезвого по случаю юбилея Эйлера математика Потапа: «Слушай, Горчев, – спросил меня математик Потап, который основную часть жизни проводит где-то в япониях и италиях, – а вот почему мы в этой хуёвой и очень неудобной стране такие довольные? В хороших странах все всем чем-то недовольные, а у нас тут всё заебись».
   Мы ёбнули коняку из горлышка возле цыфирной башни и я задумался – а ведь действительно: очень странное положение вещей.
   Нет, безусловно, интеллигентный человек не может не страдать от несовершенства мира и законодательства, да и тысячелетнее рабство хорошо бы уже как-то прекратить. Но вот сядешь эдак в трамвай и поедешь куда-нибудь, поедешь – трамвай скрипит, кондуктор жмурится от солнца на своём сиденье, и как-то оно на самом деле заебись.
//-- [20 Apr 2007|10:13pm] --//
   В рюмочной на Левашовском проспекте, что на Петроградской стороне (я туда заглянул по пути, проверить расценки – не повысились ли? Нет, не повысились), два выходящих посетителя очень вежливо пропускали посетителя входящего.
   Тот же, поскольку тоже местный, говорил «нет-нет, что вы, только после вас!» В общем назревал конфуз в духе покойного Николая Васильевича, но тут один из выходящих привёл разительный довод: «Внутрь – оно всегда нужнее, чем наружу».
   С чем входящий и согласился.
//-- [09 May 2007|11:51pm] --//
   Занесло меня сегодня на невский. Не в смысле обвязаться ленточкой и пощеголять (ленточка нынче модный аксессуар – её заплетают в косички, обвязывают ей щиколотку, очень сексуально), я просто билет покупал на московском вокзале.
   На вокзале, кстати, познакомился с чудесной кассиршей. Передо мною в очереди стояла девушка и ей сказали, что мол плацкарта нет, а есть только купейные и все очень сильно дорогие. Девушка отошла в грусти и я подступил к кассирше тоже с грустью: мол и мне тоже видимо остались одни слишком дорогие. «Ну что? – спрашиваю. – Мне тоже остались только с улучшенным питанием?» «Ну, это смотря, на какой поезд вам нужно, молодой человек, – отвечает кассирша. – Если на тот же, что девушка, то да». «Мне вообще-то до Москвы», – говорю. «Нет! Вы уж как-то решитесь: или до Москвы, или с девушкой». «А девушка куда?» – спрашиваю я тупо. «Девушка в Самару. Но ведь бывает же так, что вам нужно в Москву, а вы увидели девушку и решили, что вам нужно ехать в Самару». Я задумался. «Нет, – сказал я твёрдо. – Мне до Москвы». «Значит не полюбили», – расстроилась кассирша и со вздохом продала мне два билета в Москву: туда и обратно, хотя, если честно сказать, я и сам не знаю, чего я там в этой Москве забыл.
   А потом я ещё встретил на невском проспекте старенького-старенького адмирала с кортиком, его вела под руку старушка, наверное дочь, и всё вокруг этого адмирала было такое чуждое, и сам он был такой чуждый нашему нынешнему безобразному пространству, что я совсем уже расстроился и впервые за восемь лет зашёл в шаверму, не поесть конечно, а выпить пива. А что делать: китайское заведение на Караванной было слишком прекрасным для этого мира и на месте его теперь валяется битый кафель, а в блинной дома кино нестерпимо орала какая-то компания, так что оставалась одна шаверма. В шаверме тоже галдели, но деваться уже было некуда. Я заказал себе кружку пива, сел в углу и тут канал эм-ти-ви вдруг прервался минутой молчания. И все разнообразные компании, какие могут сидеть в шавермах, вдруг замолкли. А мне не надо было замолкать, я и так молчал. А потом конечно все загалдели опять по-прежнему.
   Я не знаю, есть ли какой-нибудь пафос в этом моём сообщении, но в общем-то лично мне это было приятно.
//-- [19 May 2007|10:39pm] --//
   Сегодня, между прочим, случилось знаменательное для меня событие: я в первый раз в жизни по-приятельски пообщался с милицией.
   Чтобы скоротать время до выпадения моего счастливого номера в железнодорожной кассе я пошёл побродить вокруг родного мне когда-то Финляндского вокзала, ну и забрёл на музыкальные фонтаны, которые брызжут водой точно в такт музыке бессмертного оркестра Поля Мориа. В здравом уме я туда бы, конечно, сроду не пошёл (вот уж не слышал я песенки из передачи в мире животных, пусть даже и под аккомпанемент водных струй), а если делать нечего, так и не туда ещё занесёт.
   А там как раз шло какое-то культурное мероприятие: подмостки, микрофон, невдалеке скучает милиция, одна в двух упитанных лицах.
   Кто-то мне приглянулся из зрителей, я полез в рюкзак, достал фотоаппарат, сфотографировал и собрался было уже прятать его обратно, как милиция уже тут как тут: «А разрешите на ваш фотоаппарат глянуть?» «Ну Ёб Твою Мать! – думаю я. – Сейчас растопчут». «Цифровик? – спрашивает милиция с уважением. – Сколько мегапикселей?» «Шесть», – отвечаю я, всё ещё ожидая подвоха. «Нормально, – говорит милиция. – Больше пикселей – больше шума. А можно щёлкнуть?» «Да щёлкайте, – говорю я совсем растерявшись. – Нет-нет, на дисплее он не показывает, надо в дырку смотреть».
   Милиция с трудом попала глазом в дырку и три раза с наслаждением щёлкнула. Посмотрела на результат. Результат ей понравился. Сделала мне комплимент: «Оптика у вас отличная!» Я не стал её разубеждать – пусть так и думает. «Спасибо! – говорит. – Было очень приятно».
   Дети, чисто дети. Злые, да. Дети, когда подрастут немного, они тоже злые.
   Да, а счастливый номер мне сегодня так и не выпал – касса закрылась.
//-- [21 May 2007|08:59pm] --//
   Ах какая женщина ехала сегодня в метро! Такие женщины просто не могут ездить в метро! Какие невиданные обстоятельства загнали её в мрачную нашу подземную трубу?
   Рядом с этой женщиной Монсеррат Кабалье казалась бы тусклой бомжовкой. Ах-какая-женщина была обтянута нежнейшим белым трикотажем, выгодно подчёркивающим все её соблазнительные складки (на одном только левом боку их было не менее шести). Жгучие очи ах какой женщины блистали драгоценными стразами, пышные её губы переливались перламутром, а густые волосы струились спелым баклажаном.
   Нет, изобразительный мой талант не в силах описать эту красоту. Думаю даже, что и сам Николай Васильевич Гоголь бросил бы в отчаянии своё перо от невозможности передачи этой красоты тусклыми петербуржскими словами.
   К счастью, я вёз на перевязи младенца и потому был без фотографического аппарата, а то не удержался бы, право слово, да и сфотографировал бы исподтишка. Вот тут бы и пиздец моей говнозеркалке, ибо при женщине был охранник в камуфляже с надписью «ОХРАНА», который очень бдительно контролировал пространство. Что понятно: просто так эдакая красота в метро, понятное дело, не поедет. А папарац с немытым объективом хуй бы проскользнул мимо его взора.

   В общем как всегда, всё сложилось удачно.
//-- [23 May 2007|11:38pm] --//
   Купил возле метро удельная кило самой мелкой корюшки, какая только нашлась. Не из жадности (хотя и из неё тоже), а потому что как настоящий петербуржец я кое-что понимаю в корюшке.
   Понаехавший бездуховный москвич, который про эту рыбу что-то такое слышал краем уха, купит конечно же самую большую корюшку, которая есть в продаже, но даже и от неё поморщится: маловата. Маловата будет! У них там считается, что чем больше, тем лучше: если памятник петру первому – так в пять этажей, если храм – так на целый квартал, если пробка – так на семьдесят километров. А в Петербурге считается наоборот. То есть раньше считалось, до того, как газпром из москвы не понаехал.
   Но на корюшку газпром не распространяется – не всё подвластно грязным нефтедолларам. Поэтому корюшка – она чем мельче, тем лучше (самая вкусная корюшка – это икра).
   Во-первых, её не нужно потрошить. Обвалял кое-как в муке с солью и хуяк на сковородку! И жарится она пять минут. А потом обкусал её со всех сторон – вот и всё. А во-вторых, в четыре раза дешевле. Москвичам этого, впрочем, не понять – они всю страну ограбили и теперь сами не знают, куда деньжища девать.
//-- [01 Jun 2007|10:26pm] --//
   Шёл по Суворовскому проспекту, нёс сиденье для младенца, утомился и остановился на углу какой-то Советской (их много там Советских – штук десять наверное или больше) попить пива. Стою весь положительный, пью из экономии балтику-тройку.
   Подходит ко мне такой же положительный бомж в пластмассовых очочках, с палочкой. «Извините, – говорит. – Позвольте попросить у вас сигарету». Ну я дал – такому культурному человеку отчего бы не дать. Бомж стоит, мнётся, не уходит – чего-то ещё хочет, но стесняется. «Зажигалку, наверное» – думаю. Наконец он решился: «Извините ещё раз, пожалуйста, но сейчас утро или вечер?» «Вечер» – сказал я уверенно. «Спасибо вам огромное!» – обрадовался бомж и куда-то торопливо поковылял.
//-- [08 Jun 2007|03:03pm] --//
   Вышел на балкон покурить.
   Младая дева, загоравшая до пояса на травке, скептически на меня посмотрела и направилась в кусты. Там она артистично спустила штаны и, сверкнув белоснежной жопой, бурно помочилась. Затем так же нетороливо натянула штаны обратно и пошла опять на травку.
   Я хотел было вызвать её на бис, но вовремя сообразил, что прямо сейчас она повторить не сможет.
//-- [13 Jun 2007|01:18pm] --//
   Нажал по какому-то поводу контрол-V.
   Высветилась так и не отправленная в пространство телеграмма: А не пошли бы вы нахуй?
   Вот до чего доводит людей рыбалка. Зато, выйдя позавчера с утра поссать, я нашёл единственный на карельском перешейке гриб-подберёзовик.
//-- [18 Jun 2007|09:56am] --//
   А меня нынешней ночью оскорбили по национальному признаку.
   Возвращаясь в полуночи с дня рождения гармониста и математика Потапа, зашёл в ночной магазин купить себе банку пива-балтика на сон грядущий. Днём там работает вполне адекватная вечно усталая женщина кавказской национальности, а ночью заступает её, видимо, дочка (что странно, логичнее было бы наоборот, но это не моё, впрочем, дело). Чтобы девушке не было скучно или страшно, с ней сидели два молодых человека.
   «Мне бы тройки банку», – говорю. Девушка было разинула рот, но её опередил её товарищ: «Нет тройки», – говорит.
   Если кто не в курсе, то такого ночного магазина в городе Петербург, где не было бы тройки, нет и быть не может. «Хорошо, – говорю мирно. – Тогда старопрамен». «Старопрамен тоже нет, – отвечает молодой человек. – Тебе никакой пиво нет, русский. Иди спать».
   Я прикинул диспозицию: увы, я не ниндзя и не берсерк, чтобы подпрыгнуть к потолку и шестью ударами ноги расхуячить весь магазин со всеми его обитателями. И все знакомые мне люди, живущие в районе станции Удельная (два математика и один художник), вряд ли держат в прихожей арматуру для того, чтобы наутро попасть в новостные сводки о безобразиях скинхедов.
   Так что пожал плечами и пошёл в соседний магазин на улице гданьской.
//-- [19 Jun 2007|12:04am] --//
   Подобрал сегодня на дорожке после дождя виноградную улитку. Другой человек её сразу же запёк бы в микроволновке и слопал под чесночным соусом, а я нет. Во-первых, у меня нет микроволновки, а во-вторых, невкусные оне, я ел как-то. Очень ненажористо и подванивает. А пока живая – ничего, симпатичная. Взял её к себе пожить на денёк – в среду всё равно уезжать.
   Улитка оказалась очень бесстрашная и любопытная (молодая ещё): за три минуты, на которые я отлучился на кухню, успела влезть в кисет с табаком и извалялась там как свинья. Пришлось даже мыть её под краном.
   Потом она стала исследовать окрестности, передвигаясь с такой страшной скоростью, что я на всякий случай запер её в стакане из-под вчерашнего пива, а то ночью она наверняка заползла бы мне в ухо или ещё куда-нибудь похуже.
   Думаю над её судьбой. Можно, конечно, отдать её в соседний дом на прокорм черепашкам (у них панцири облазят, кальцию нужно), но нет, не отдам – чем-то она мне симпатична.
   Так что отнесу её лучше куда-нибудь в заросли, где люди не ходят.
   Хотя хуй тут найдёшь такое место, где они не ходят.
//-- [02 Jul 2007|10:48pm] --//
   В нашем вагоне ехало очень много разных людей.
   Ехал человек, похожий на героя-агента из какого-нибудь телевизионного сериала. Враги, видимо, таки его поймали, потому что герой каждые две минуты ходил с палочкой курить в тамбур и там страшно кашлял.
   Ехал суровый пацан с образцово загорелой блондинкой. Блондинка носила майку, из которой во все стороны торчали соски, и всем улыбалась. Пацан угрюмо молчал и на простом его лице было страдание.
   В нашем купе ехали две старушки – одна лет шестидесяти, другая, видимо, моя ровесница, наверное её дочь. Усевшись в поезд в Одессе, они достали толстую пачку журналов с кроссвордами и, не произнося ни одного слова, тщательно заполняли их до самого Петербурга. Но всё равно все заполнить не успели, там ещё много осталось. Я украдкой заглянул в один кроссворд. Матушка моя, когда я был мальчиком, тоже очень любила кроссворды из журнала огонёк, там были вопросы вроде «роман Эмиля Золя» или «река в Южной Америке». Но этот был другой кроссворд – вопрос, который я прочитал, был такой: «фамилия жены Леонида Агутина». Старушка помладше аккуратно вписала в нужные клеточки немецкое вопросительное местоимение «варум». Мне стало страшно и я больше не читал этих кроссвордов.
   А на боковой полке ехала ещё одна блондинка, но уже пожилая (тоже примерно моих лет), с толстой жопой и очень дорогим телефоном. Телефон этот время от времени мелодично звенел и она выписывала из него какие-то цифры в особый блокнотик.
   Блондинка эта села в поезд среди ночи, где-то в Жмеринке или в Крыжополе. У нас были два верхних места, потому что меняли билеты уже в Одессе и никаких других не было. В общем, младенец спал как раз на месте этой самой блондинки. Мы очень надеялись, что в Жмеринке или Бердичеве на это место придёт юноша со скрипочкой, с которым можно будет поменяться местами, но не тут-то было. Пожилая блондинка прочитала нам мораль о необходимости заблаговременного приобретения билетов и потребовала полку немедленно от младенца очистить. Ну, очистили, что ещё сделаешь в два часа ночи. Блондинка тут же уселась на полку с ногами и приготовилась к обороне, но на неё так никто и не напал.
   Впрочем, надо сказать, что наверное в ней ещё осталось что-то человеческое – вроде бы и правда на её стороне и всё такое, но всё равно она видимо чувствовала, что как-то некрасиво получилось. За это она ненавидела нас весь оставшийся путь. Люди, они ведь очень не любят тех, кому сделали что-то нехорошее.
   Я поначалу обдумывал сказать ей какую-нибудь гадость, а потом махнул рукой и забыл. Тем более, что в Житомире всё равно освободилась нижняя полка.
//-- [03 Jul 2007|02:08am] --//
   Кстати сказать, никогда не понимал и сейчас не понимаю людей, которые предпочитают купейные вагоны плацкартным.
   В купейном вагоне степень близости с твоими попутчиками лично для меня чрезмерна. Никуда ты от них блядь не денешься. Можно отворачиваться в окно, можно притворяться спящим, но один хуй – вот они три или два абсолютно чуждых тебе человека, с которыми ты по непонятным причинам оказался заперт в одной камере.
   А если один (я не говорю про двое) из них Мудак? Куда от него деваться? Стоять в слишком узком проходе и пялиться в тусклый пейзаж? Непрерывно курить в тамбуре? Я очень много курю, но даже я не умею курить непрерывно.
   Да что там. Если отвлечься от тонких материй, то найдутся материи обычные.
   Вот ехал я прошлым апрелем по тому же практически маршруту – Киев-Одесса. В купе, как приличный человек. Там сидит Матушка (настоятельница какого-то женского монастыря) и беседует о Божественном. Я ничего не имею против Божественного, я только за, тем более, что Матушка говорит на таком суржике, что даже я всё понимаю. От Матушки пахнет бурой тиной, Золотым Ключиком и другой плесенью нашего телесного бытия. Я некоторое время внимаю, потом иду в тамбур жрать коньяк из горла.
   Выжираю, понятное дело, валюсь спать и вдруг я в четыре часа утра просыпаюсь от ЗАПАХА. Оказывается, Матушка сошла в Крыжополе а на её место заступил Тракторист В Носках.
   Я не очень нежный человек, честное слово. Я и в стройбате служил, и в общежитиях полжизни провёл. В общежитиях, там был такой метод обращения с носками, назывался «положить на экспозицию». То есть носки нужно положить под матрац. Через пару дней они выдохнутся и тогда их снова можно носить.
   А ещё сосед мой Лёша любил замочить их в тазике и забыть на пару недель. В общем нормально отношусь.
   Но тут я выскочил со слезящимися глазами, чихая и кашляя, и так и простоял в курительном тамбуре до самой Одессы.
   Так что плацкарт всё же лучше. Там на каждого Человека В Носках и даже на двух Человеков В Четырёх Носках приходится гораздо больше кубометров воздуха.
//-- [06 Jul 2007|11:49pm] --//
   На набережной канала Грибоедова возле местного отделения милиции выгружался из фургона мокрый омон с жестяными дырчатыми щитами.
   На лицах омона легко читалась ненависть к пожилым музыкальным пидорам.
   Элтон Джон приехал.
//-- [08 Jul 2007|02:01am] --//
   Между прочим, буквально вчера ЖЖ-комьюнити могло легко лишиться ещё одного своего члена. Мы с жж-юзером Потапом, бредя по берегам реки Смоленки, решили пересечь дорогу в совершенно законном для этого месте, то есть на пешеходном переходе.
   Я-то был проворнее и увёртливее, так что перешёл без нареканий. А вот Потап, пред которым с визгом затормозил водитель элитного автомобиля «ГАЗ-2131», выслушал-таки несколько неприятных слов в смысле «ебануть бы тебя по башке бутылкой».
   Вот что удивительно: в дикой по мнению местного патриота Украине я в самой отдалённой её провинции под назаванием «Голая пристань» пересекал дорогу совершенно спокойно вместе с младенцем на шее.
   И вот я думаю. На Украине на пешеходном переходе тормозят от большого количества демократии. В Белоруссии тормозят от тирании. А у нас, блядь, по какой причине не тормозят? Тут тебе и демократия и кровавый тоталитаризм – чего хочешь, то и есть. А дорогу переходить в любом месте страшно.
//-- [13 Aug 2007|11:23pm] --//
   Как-то так получилось, что единственной книжкой для чтения в деревне у меня оказался перестроечный роман «скажи юзюм» видного диссидента Аксёнова. Книжка эта была издана где-то в конце восьмидесятых каким-то прибалтийским издательством (то ли Рига, то ли Таллин) в чрезвычайно скверной обложке на очень плохой бумаге. Ну, тогда всё жрали что дают, это потом читатель охуел и затребовал сиську на обложке и прочий дизайн.
   Да, а книжка оказалась очень полезная. Выяснилось, что в доме нет совсем никакой бумаги кроме глумливого настенного календаря «хорошо в краю родном» за 1992-й год. Так что я прочитывал страниц десять романа (больше не получалось – полынь надо косить, то да сё) и тут же употреблял их на растопку двух печек – в доме никто не жил больше года, так что было сыровато.
   И так мы вполне мирно жили с этим романом и главным его героем фотографом Огородниковым дня два, пока наконец я не добрался до растопки бани.
   Баня топиться категорически отказывалась, а вообразить себе дом в деревне без бани – это мне не под силу. В отчаянии я извёл на растопку весь роман и даже его розовую обложку, но ничего не помогло.
   Только на следующий день я догадался залезть на банную стреху, где узнал, что труба совершенно прохудилась и никакой роман даже самого выдающегося писателя ей бы не помог. Только менять. Что мы с одним отроком и осуществили. После этого баня разгорелась без всякой литературы от простого толя, ободранного с крыши сарая, и разгорелась так хорошо, что я едва остался жив.
   Ну в общем так я и не знаю и никогда уже не узнаю, что там в конце концов вышло с этим фотографом, да хуй с ним.
   Из романа запомнилось впрочем одно место – где главный герой мечтает о том чтобы мрачный социалистический арбат украсился стильными бутиками и кофейнями с живописными посетителями. И ведь сбылась его мечта! (в этом месте находится так чаемый всеми ныне позитив).
   Да, а баня очень замечательная. Мыши правда на полу серут, но, как говорил слесарь Серпокрылов, приличный дом без мышей не бывает.
//-- [29 Aug 2007|04:02pm] --//
   Все сколько-нибудь работящие мужики уехали из нашей деревни в Белоруссию. Остались Серёга, дядя Витя, да дед Пахом, но про них как-нибудь в другой раз.
   А до Белоруссии двенадцать километров и все знают что страшнее места, чем Белоруссия нет. Ничего там нет: ни оппозиции, ни свободы слова, ни педерастии, ни прогрессивного искусства, ни макдональца, и вообще ничего нет, что бы не нравилось заскорузлому Батьке с фальшивым начёсом на лысине, но всё равно почему-то едут. И едут по одной причине: там в каждой деревне есть такая штука, которая называется «приём излишков сельскохозяйственной продукции».
   Вот вы задумайтесь: лично вам нужно куда-нибудь сдавать эти излишки? Или может быть кому-то из ваших знакомых это нужно? Готовы ли вы пожертвовать за возможность сдавать излишки вашей сельскохозяйственной продукции драгоценной возможностью пиздеть всё, что вам придёт в голову? И это при том, что вам никогда, вы слышите, никогда не позволят пройти по центральной улице города Минска в разноцветных колготках.
//-- [04 Sep 2007|08:48pm] --//
   А чего я собственно ебанулся с этой деревней? Я родился в городском роддоме и матушка моя была первой из всей семьи, кто вырвался наконец в Город. Туда, где течёт из крана горячая вода, где тёплый сортир и где не нужно каждый день топить печку.
   Она поступила в педагогический институт и дети её, то есть я, через двадцать лет тоже поступили в педагогический институт, и жить бы, казалось бы, да жить, в наше время вообще очень много возможностей для достойной жизни.
   А я вот сейчас смотрю в окошко на небо, отражающееся из окон расположенного напротив фальшиво-кирпичного элитного дома и мечтаю об одном: поехать бы сейчас в деревню и копать там яму под сортир, а то в старом говна очень много насрано.
//-- [17 Sep 2007|09:45pm] --//
   Беседовали с дедом Пахомом о насущных вещах, типа, где тут можно купить оконного стекла. Ну и бабка его конечно участвовала, бывшая бригадирша доярок, очень бодрая, очень.
   Речь, как водится, постепенно переключилась на соседей и их сына-алкаша. «И наркомана» – добавил дед Пахом, хитро улыбаясь. Он всегда вообще хитро улыбается, он сам очень хитрый фрукт, непьющий.
   «Да ладно тебе, старый! – возмутилась бабка. – Чего болтаешь-то! Скажешь тоже – наркоман! Алкаш он! Чистый алкаш!»
//-- [28 Sep 2007|05:13pm] --//
   Гости тут неделю назад приезжали. Нашли за околицей укрепления: окопы, блиндаж, на горке была вкопана пушка, чтобы как только из лесу выехал танк, так хуяк по нему прямой наводкой! За горкой ямка под лазарет для раненых. Очень всё разумно устроено и даже проникаешься некоторой симпатией к тем людям, которые это построили.
   Но только до тех пор пока не сообразишь, что наши-то шли с Невеля. То есть это в них из этой пушки стреляли, в наш танк тэ-тридцать четыре, а не в ихний тигр или там фердинанд. И в окопах этих сидели Фашисты и играли на губной гармошке. Те самые, которые срали под моим личным дубом и заводили немецкий свой патефон в моём доме, выселив меня спать в конюшню, чтобы я не вонял им своими портянками.
//-- [30 Sep 2007|12:13am] --//
   Мне никогда ещё не дарили в день рождения столько прекраснейших вещей.
   У меня теперь есть топор-колун, которым можно стругать щепу. Человек, знакомый с устройством топора-колуна, скажет, что это оксюморон. А вот хуй: такой топор бывает.
   Ещё у меня есть фомка, вся в солидоле, которой можно вскрыть все окрестные магазины.
   Белы валенки есть, те самые.
   И цепная пила. Та, которая вызывается цифрой один в игре дум-два.
   Я раньше почему такой был злой? А потому что у меня не было цепной пилы и я не знал о том, до какой степени хрупко и непрочно окружающее нас пространство. А теперь знаю: два раза вжикнул – и нету уже нихуя.
   Пилу эту к счастью от меня вовремя спрятали и поэтому мы все до сих пор живы. Но она лежит, лежит там, в старом шкафу.
//-- [05 Oct 2007|05:47pm] --//
   Никогда не ездите из Петербурга кишинёвским поездом, если вы не молдавский гастарбайтер.
   Полный поезд гастарбайтеров – это слишком много для обычного человека. Едва усевшись в поезд, они жадно пожирают варёные яйца и бутерброды с варёной же колбасой и немедленно засыпают, как отпускные солдаты.
   Ни одного пьяного, в проходах стоят чемоданы размером с хорошую домину, в которых наверняка спят другие гастарбайтеры, сэкономившие на билетах.
   На каждой станции в поезд садится милицейская бригада и проверяет у приглянувшихся ей пассажиров регистрацию. С пустыми руками никогда не уходит.
   А вот торговцы фaльшивыми раками и рыбой чехонь к кишинёвскому поезду даже близко не подходят, потому что люди из этого поезда скорее удавятся, чем что-нибудь купят. Они не за тем ездили в злую эту и неприветливую страну, чтобы в ней ещё чего-нибудь покупать.
   Сам же я, хоть и тоже в некотором смысле гастарбайтер, купил у разносчика разодетого в молдавскую хохлому две бутылки пива «Кишинёу», выпил и, так и не сказав никому ни слова, сам открыл себе дверь вагона и вышел в полночь один-единственный из всего поезда на станции Новосокольники и, никем не замеченный, пропал в тумане.
//-- [06 Oct 2007|10:38am] --//
   Проснулся утром от строгого стука в окно – так мог бы стучать только участковый.
   Вылез из-под одеяла, выглянул: Дятел. Тогда уже я сурово посмотрел ему в глаза – рамы-то у меня чай не казённые и если их будет долбить клювом всякий дятел, то не напасёшься.
   Дятел вздохнул и улетел обратно – долбить мой фикус, который на самом деле еле живая яблоня. Это на здоровье. Хотя волшебных птиц, как все знают, должно быть две. Но ничего – может по весне найдёт себе бабу.
//-- [19 Oct 2007|11:51am] --//
   По утрам я пью кофе гранд – другого наша автолавка не возит. С обложки его ухмыляется прибалтийский артист Калныньш и ухмыляется так убедительно, что нельзя усомниться: это охуительнейший напиток! А разведёшь в кружке, выпьешь – говно какое-то.
   И от рожи этого Калныньша вспоминается мне самый наверное гадкий из советских фильмов – зимняя вишня, страшно популярный среди домохозяек, матерей-одиночек и работниц бухгалтерии. Вся советская страна тогда вставала в конце фильма (когда героиня не уехала в какую-то страну с этим красавцем Калныньшем) и орала в один голос: «Дура!!! Ну ёб твою мать, какая дура!!!»
   Тогда же ведь не было такого вопроса – уёбывать отсюда или не уёбывать. Был вопрос КАК уебать, если ты не еврей, не немец и не замужем за иностранцем. Даже я, помнится, что-то такое подумывал в начале девяностых: а чего – языки знаю, в компьютерах тогда ещё разбирался.
   Но из-за лени и распиздяйства так и не собрался, слава Богу.
   Кстати, напомните потом кто-нибудь, пожалуйста, что в следующий понедельник я собирался съездить в центральную усадьбу нашего колхоза под названием Опухлики и зарегистрироваться там в качестве помещика.
//-- [19 Oct 2007|09:10pm] --//
   «Мороз сребрит увянувшее поле» – писал как-то про нынешний день бывший мой сосед Александр Сергеевич. Ну, не совсем сосед, конечно, но всё же.
   Хотел я было в очередной раз посмеяться над гениальным поэтом, потому что достаточно выглянуть в окно, чтобы убедиться в том, что ничего такого там не происходит: и мороза нет, и поле не такое уж увянувшее. Но к счастью вовремя сообразил, что сосед-то жил по старому стилю, а к началу ноября тут неизвестно что ещё будет.
   Зато, видимо специально в честь солнца русской поэзии над нашей губернией был произведён торжественный закат.
   Чего и вам желаем.
//-- [23 Oct 2007|10:27am] --//
   А вот интересно.
   Если высадить жёлтенькие цветочки по зелёной траве на площади в полгектара, так, чтобы получилось слово ХУЙ, смогут ли его прочесть в безоблачную погоду пассажиры пролетающих над нашим домом самолётов?
   А то совсем я как-то уже позабыл, что когда-то был создан на радость людям.
//-- [01 Nov 2007|12:08am] --//
   Опять ехал с гастарбайтерами. Но в этот раз не с молдаванами, а с белорусами. У каждого белоруса под левым глазом была гематома от встречи с российской милицией и вывернутые карманы. «Ну и нахуя ж мы сюда ездили?» – спрашивали друг друга белорусы и не находили на этот вопрос ответа. Стали бранить, понятное дело, батьку Лукашенко.
   Побранили, задумались, пригорюнились. Порылись в котомках. Оказалось, что милиция их обобрала не очень тщательно. В котомках нашлось пять или шесть бутылок водки хлебная дорога.
   Разлили по стакану, потом ещё по стакану, потом пошли все бурно курить в тамбур, потом свет в вагоне погас, все легли спать. Ну не все, конечно, двое остались. Говорили: «Ну ёб твою мать в пизду нахуй! Ябал я всё это в жопу блядь!» Но им сделала замечание ленинградская старушка с боковой полки: «Как же это вам не стыдно говорить такие слова?!» И матерщинники сразу зарделись, накрылись с головой одеялом и больше не сказали ни одного матерного слова.
   А потом началось страшное. Потому что они стали падать. Сначала в соседнем купе упал человек, ударившись со страшным стуком головой об стол, потом в нашем, тоже со страшным стуком. И хоть бы блядь храпеть перестали! Сосед напротив, Игар, некоторое время их подбирал и даже укорял: «Ну Сярога! Ну что ж ты?!» И пытался даже водрузить Сярогу на место, но у него не очень получалось. А потом он сам лёг спать на верхнюю полку и через пятнадцать минут тоже с неё ёбнулся.
   Я, впрочем, к тому времени уже заснул. В полседьмого прозвенел будильник, я спрыгнул вниз на что-то мягкое: Сярога или Игар – да какая в жопу разница.
   «Может разбудить? – спросила так и не заснувшая сердобольная гастарбайтерша из Украины (ехала до границы, чтобы обновить миграционную карту). – Простудится ведь». Я пощупал пол. «Да не, – сказал. – До Орши не простудится».
   Ну и вышел, потому что была моя станция.
//-- [03 Nov 2007|02:38pm] --//
   Отправился сегодня в путешествие до районного центра Новосокольники за оконным стеклом. На полпути к станции встретил очень дремучего колхозника: в грязной телогрейке, ватных штанах и, несмотря на сырую погоду, в валенках. Из левой его ноздри бурно росли неопрятные седые волосы.
   «Здравствуйте, – поприветствовал я Дремучего Колхозника. – А я успею на дизель до Сокольников?»
   Дремучий Колхозник надолго задумался. «Боюсь ввести вас в заблуждение, – сказал он наконец, – я сам этим поездом не пользуюсь. Но, кажется, он проходит где-то без четверти двенадцать. Так что, если вы поспешите, то вполне его застанете».
   «Благодарю вас! – ответил я, слегка охуевши от таких изысканных выражений, каких и в Петербурге-то услышишь не на каждом углу. – Всего вам доброго!» «И вам всего доброго!» – покивал Дремучий Колхозник и пошёл дальше своим путём.
//-- [12 Nov 2007|01:04pm] --//
   На российско-украинской границе в час ночи пришла таможня. Все люди чистой совести давно и безмятежно спали (бренди-коньяк-пиво-водка-виски). Не спал один я: в стране моих предков у меня была безнадежно просрочена регистрация.
   Паспорта были уложены в аккуратную стопку сообразно занимаемым сверху вниз спальным местам: Голубенцев-Горчев-Малина.
   (В качестве отступления: такие спальные вагоны с трёхместными купе откуда-то завелись в Советском Союзе при самом его закате. На них было написано красивыми иностранными буквами «шляфваген-кароцца кон летти». Мне в те времена так ни разу и не удалось в них проехаться, а тут вот выпал такой случай. Я твёрдо уверен, что конструктор советского плацкартного вагона в загробной своей жизни вечно бредёт по бесконечному проходу, в который на уровне лица с обеих сторон свешиваются ноги в таких вонючих носках, которых даже и не существует в нашем скучном материальном мире, но этот шляфваген устроен ещё глупее – в нём просто невозможно нормально сесть и внутри он болен зеркальной болезнью: рабочий тамбур расположен в нерабочем и наоборот).
   Паспорт Голубенцева таможню не заинтересовал вообще никак, равно как и паспорт московского гражданина Малины, а вот от моей синенькой книжицы с изображённой на обложке юртой (золото на голубом, вид сверху) таможня с таким предвкушением потёрла внутри себя ладонями, что даже пошёл некоторый дым.
   «Ну что, Дмитрий Анатольевич, – сказала таможня хорошо поставленным баритоном. – Чем занимаемся?»
   На этот вопрос у меня не было подготовленного ответа, он сам спустился мне на голову: «Я художник, – сказал я уверенно. – И писатель».
   Я так до сих пор и не знаю почему, но это заявление произвело на таможню точно такое же действие, какое производила загадка про а и бэ сидели не трубе на роботов из кинофильма отроки во вселенной.
   «И чем в Киеве будете заниматься?» – спросила таможня неуверенным тенором. «Встречаться, – ответил я, увеличиваясь в размерах. – Со зрителями. И читателями».
   Таможня безропотно поставила мне в паспорт зелёную печать и ушла. Я слушал, как она удаляется: «Художник… – бормотала она. – И писатель… Художник… или писатель…»
   Жалко только, что такой фокус работает только один раз.
//-- [21 Nov 2007|10:56pm] --//
   Объяснил сегодня двум школьникам средних классов, что такое толерантность. Получилось, по-моему, вполне понятно: «Толерантность – это когда человек урод, а ты с ним разговариваешь так, как будто он нормальный».
//-- [26 Nov 2007|11:37pm] --//
   А вот такая однако загадочная история:
   Я сейчас сижу на диалапе (заебался я уже проводить на каждом новом месте адсл) и соответственно пользуюсь обычным модемом. В модеме, как все знают, есть две дырки: линия и телефон.
   Так вот: когда я уходил сегодня из дома, модем работал нормально. Когда же я вернулся, он стал сообщать мне про отсутствие сигнала. Я проверил шнур от телефонной розетки – всё в порядке. Вытащил наконец компьютер из-под стола и заглянул ему в жопу: шнур был воткнут в гнездо для телефона, а не линии, как это должно быть. Переткнул обратно – всё заработало.
   В доме во время моего отсутствия были только кобель по имени Ять и лысая кошка Моня. В квартире ничего не пропало и странно было бы вообразить таинственных грабителей, которые вскрывают железную дверь для того, чтобы переткнуть шнур в моём модеме.
   Я не нахожусь в состоянии тяжёлого делириума, голосов не слышу, видений не наблюдаю и точно знаю, что шнура этого не перетыкал.

   Вот и думай теперь.
//-- [15 Dec 2007|02:17pm] --//
   «Брат! – обратился ко мне в тамбуре человек с коричневым туркменским лицом. Мы подъезжали к москве, в окне торчала останкинская телебашня. – До павелецкой далеко ехать?»
   Я мог бы и соврать, что, мол, до павелецкой от комсомольской три остановки по кольцевой, но я сказал правду: «Далеко, – сказал. – В метро не заходи, а то вообще никогда туда не попадёшь. Поймай лучше машину, только отойди от вокзала подальше».
   Но мой совет ему впрочем не помог. Во второй раз я его увидел на выходе с перрона по левую руку от милиционера с равнодушным свинячим лицом.
   Ну, как говорил один покойник, спасти можно лишь того, кого можно спасти.

2008

//-- [21 Jan 2008|03:04am] --//
   Очень большая для меня загадка – это существование города Петербург с ноября по февраль.
   По какой-то причине в это время он по-прежнему указан на картах, в него отправляют почтовые бандероли и уходят в него с ленинградского вокзала поезда с пассажирами. Ни один поезд ещё не вернулся, но энергичные москвичи всё снаряжают их и снаряжают – вагонов у них дохуя и если все их отправить в Петербург, то глядишь – вот и освободилось место под новую многоэтажную застройку.
   Если в это время выйти в городе Петербург на улицу, то ровно ничего там не увидишь, можно было и не выходить. Если проснулся, то очень скоро поймёшь, что зря. Если с кем-то заговорил, то не ответят. Если тебя самого про что-то спросят – пожмёшь плечами и пойдёшь дальше. Всё происходит как во сне или после смерти: заходит мёртвый человек в круглосуточный магазин, покупает у спящей продавщицы бутылку мёртвой водки или пиво степан разин и тут же исчезает. Вот только что стоял и нет его уже.
   В это время и жить тут невозможно, и умереть толком не получится.
   Прекрасный город, прекрасный. Ни одну женщину я не любил столько долгих лет.
//-- [22 Jan 2008|09:01pm] --//
   Ну и в последний раз про толерантность.
   Я вот русский, православный, белый, двурукий, двуногий и ебу исключительно женщин. Однако никогда в жизни я не стану тыкать этими своими качествами в рожу тем, кто ими не обладает. Но когда меня начинают за эти качества упрекать, я становлюсь злой и неприятный.
   Я легко выпью водки с сатанистом, педерастом, фашистом, иудеем, мусульманином, негром, да с кем угодно при том условии, что они не начнут меня грузить своей заветной хуйнёй. И я их не стану грузить. И мы похлопаем друг друга по спине и скажем, что хорошо посидели.
   Не нужно. Не нужно вдаваться в подробности. Человеческое общение должно быть поверхностным. Погода, виды на урожай.
//-- [01 Feb 2008|12:35am] --//
   Я очень хорошо отношусь к животным, если они порхают или скачут где-то там, в дикой природе, украшают собой пейзаж или дают, например, молоко. Да если даже от них нет вовсе никакой пользы, то всё равно отношусь положительно, если они не ебут мне мозги, не сосут у меня кровь, не срут мне в тарелки и не желают меня съесть или растоптать.
   А вот к комнатным животным редко когда хорошо отношусь. Бывают исключения, но само понятие «комнатное животное» – оно уже идиотское: ты либо комнатное, либо животное, надо бы как-то определиться. А так – и человеком никогда не станешь, и по-нормальному, по-животному, не поживёшь.
//-- [02 Feb 2008|01:16pm] --//
   Интересна история детской песенки про десять негритят (Ten Little Niggers по-английски).
   Любому кретину понятно, что в наше вежливое и культурное время песни с таким названием быть не может. Просто не может и всё. Конец обсуждения, точка.
   Тогда какие-то недалёкие люди переименовали её в Ten Little Indians – думали, что индейцы этого не заметят. Ага! Это Зоркий Глаз и Ястребиный Коготь не заметят?
   Стали думать дальше: десять китайцев, десять албанцев и даже десять спартанцев тоже не годятся. Не годятся также хоббиты, эльфы и гномы – по последним переписям у них в разных странах довольно значительные диаспоры. За медвежат и поросят обидятся защитники животных. На Чужих и Хищников – копирайт у голливуда.
   И тогда кто-то умный предложил: а пусть это будут солдаты! Солдаты – они народ подневольный и обижаться им устав не велит. И вообще хороший солдат, он думает только о дембеле. Ну, это если он Настоящий Солдат, а не какое-нибудь оккупационное хуило, которому подавай журнал плейбой в сортир и разноцветные гондоны для крепкой и гигиеничной солдатской дружбы. Такие солдаты, конечно, тоже могут однажды обидеться.
   Ну и хуй с ней тогда, с этой песенкой – её просто уничтожат. И туда ей и дорога – совершенно она идиотская.
   А про известный детектив Агаты Кристи вообще не стали долго думать – теперь он называется «и не осталось никого» и внутри там, скорее всего, теперь пусто. Но я не уверен, потому что не читаю детективов.
//-- [05 Feb 2008|09:32am] --//
   А меж тем мало кто из вас знает, что где-то там до сих пор существует Настоящая Литература.
   Там до сих пор есть журналы Новый Мир, Наш Современник, Знамя, Звезда и другие толстые издания, в которых публикуют настоящую прозу, а не ту, которая в «Интернете» (пишется с кавычками). Ту, которая в «Интернете», они тоже с удовольствием публикуют, если им принести на дискете. А если не принести, они не знают, где её взять, потому что интернет в редакции только через диалап и вообще там вирусы, графомания и никто в редакции не умеет включать компьютер.
   Там до сих пор есть Фазиль Искандер, Андрей Битов, Евгений Евтушенко и многие другие. Кроме того, там есть множество премий: Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Белого, Чёрного, Букера, Антибукера, Большая Книга, Малая, Дебют, Успех, Триумф, да всех и не перечислишь. Их вручают кому-нибудь каждые два дня в очень торжественной обстановке.
   Молодёжную литературу время от времени собирают в каком-нибудь пансионате за городом и ласково наблюдают за тем, как бурно она между собой ебётся. А вдруг из этого что-нибудь да родится?
   Там постоянно идёт война: прогрессивные писатели воюют с мракобесами, а новые реалисты борются со старыми.
   Про всё это всё пишут специальные издания – Книжное Обозрение и, вы будете смеяться, Литературная Газета (тысячу лет её не читал – интересно, есть ли в ней до сих пор шестнадцатая страница?).
   Там говорят «проза», «моё творчество», там есть критики и антикритики, которые рассуждают о тенденциях и роли литературы в нравственном воспитании общества. Эту Настоящую Литературу иногда приглашают в Кремль и там с ней беседует Господин Президент или, на худой конец, Администратор Сурков. Настоящая Литература тогда закидывает ногу на ногу и требует себе автомобиль волга и домик в Переделкино. В Кремле обещают об этом подумать.
   А в общем-то пусть она будет, почему бы ей не быть? Я со многими людьми из той литературы выпивал. Люди они, как правило, приятные и не злые. Напиваются только очень быстро, но это понятно – непростая у них работа, нервная. Устают.
//-- [22 Feb 2008|09:09pm] --//
   Как же всё же хорошо в деревне. Принёс из сарая дров, бросил в печку, стало тепло. Простое действие, простой результат, никаких привходящих условий, типа «а вот если, то может быть, а может быть и нет».
   И утром встаёшь не по каким-то там экзистенциальным причинам, а потому, что если не встанешь, то замёрзнешь нахуй.
   Совершил сегодня самую выгодную сделку за всю свою жизнь. Встретил возде автолавки соседа, грустного. «Чего, – спрашиваю, – грустный?» «Да тялявизор, – говорит, – сломался, блядь, а матка сериал смотрит, боится серию пропустить». «Так бери, – говорю, – мой, я один хуй его не смотрю и смотреть не собираюсь, у меня и антенны-то нету». «Как это бяри, – сомневается сосед, – вещь ведь! Сломаю яшо. Давай я у тябя яго куплю». «Не, – говорю, – мы ж соседи, нахуй нам эти товарно-денежные отношения, бери так». «Не, так не возьму», – подозревает, видимо, какой-то подвох. «Ну ладно, – говорю, – давай меняться. Я тебе телевизор, а ты мне дров – ольхи или берёзы, а то баню уже нечем топить». «Во! – говорит, – вот это разговор! У мяня тут и конь застоялся – жрёт и серет, жрёт и серет».
   Заодно договорились про неограниченное количество глины, перемешанной с конским говном – а то у меня печка в бане прохудилась.
   В общем, я, похоже, что очень ловкий человек.
//-- [24 Feb 2008|08:32am] --//
   Условная моя тёща (ну нету у меня в жизни ничего безусловного) подарила к праздничку устройство «электрический кот» для борьбы с крысами.
   У этого устройства, собранного артелью инвалидов из города Смоленска, есть два режима: слышимый человеческому уху и неслышимый.
   Если прослушать его в слышимом режиме минуты полторы, то возникает непреодолимое желание найти в сарае верёвку и на ней немедленно удавиться. Но его, к счастью, можно выключить.
   В неслышимом режиме можно сидеть рядом с этим устройством вполне безопасно. Только возникают мысли о том, что мне сорок четыре года, денег нет никаких, ума нет и не будет, матери в последний раз отправлял сто долларов в прошлом году и вообще нахуй всё это нужно.
   И крысы тоже загрустили, пригорюнились и потянулись к Северной Гавани, чтобы уплыть оттуда на кораблях и больше никогда не вернуться.
   То есть устройство вполне работоспособное.
//-- [13 Mar 2008|10:12pm] --//
   Когда ночью начинают лаять соседские собаки, я слегка отодвигаю на окошке штору и тщетно вглядываюсь в темноту – в точности как негодяй Бад из кинофильма Килбил-2.
   Музычку бы ещё к этому эдакую тревожную. И мне ковбойскую шляпу. И ещё проигрыватель с грампластинками. Ну и дробовик с солью для полного сходства.
//-- [18 Mar 2008|08:51pm] --//
   Ну вот живёт у меня в сортире паучок, даже скорее Паук – солидный очень. То есть прямо сейчас он спит, но когда немного потеплеет, он проснётся.
   И будет сидеть в своём углу и ждать, пока в его сетку не попадёт что-то Живое – муха там или ещё кто-то. Тогда он к этому живому подбежит, замотает его по-всякому паутиной, залепит пасть чтобы не орало, и снова уйдёт в свой угол ждать, пока оно издохнет. Потом, когда оно помягчеет, съест, выкинет пустую оболочку, чтоб не мешалась, и будет ждать следующего Живого. Ну или сразу много Живых наловит и будет есть по очереди.
   И что его, Паука, за это осуждать что ли? Он делает то, что умеет делать: извлекает из воздуха пищу. Ну не умеет он собирать мёд и опылять клевер, не умеет, хоть лопни. Да, он живёт в сухом сортире, а не мокнет под дождём, но это же не повод его ненавидеть.
   Но все почему-то его ненавидят. А спроси почему, так даже и не знают – ну, ног восемь, глаз восемь, волосатый. Шмель вон тоже волосатый. «Нет, – возразят. – Шмель мохнатый».
   И если задуматься, то действительно: шмель мохнатый и приятный, а паук волосатый и противный.
   Ну, значит, такая у него судьба. Но сам он, похоже, по этому поводу не очень переживает.
//-- [03 Apr 2008|11:08pm] --//
   Совершили вчера с соседом конную поездку в центральную усадьбу Опухлики. Соседу нужно было выправить в сельсовете документ на коня, а мне на себя самого.
   Расстояние до деревни Опухлики выражается мнимым числом – сначала это было пятнадцать километров, потом двадцать два, а в приложении к нашей материалистической действительности составило все сорок. Например, выяснилось, что сосед мой близко знаком с абсолютно всеми жителями в радиусе этих самых сорока километров. Если навстречу нам попадался мотоциклет с коляской, то все останавливались и неторопливо обсуждали новости, случившиеся за последние десять лет. Потом сосед кратко сообщал мне полезные сведения о собеседниках, например: «Да это латыш, родную тётку свою зарезал по пьянке», ну или другое что-нибудь интересное.
   Кроме того время от времени сосед сворачивал с дороги, останавливался возле какого-нибудь дома, говорил: «Ну, ты тут пока посиди, я щас» и исчезал минут на пятнадцать. Потом возвращался, вытирая усы, и мы ехали дальше.
   Закончилось это всё в точности так, как должно было закончиться: уже на обратном пути, как раз тогда, когда мы срезали дорогу напрямки через бывший фашистский аэродром и я не имел ни малейшего представления о том, где мы и кто мы, сосед сказал: «А ябать!», накрылся с головой телогрейкой и заснул.
   Ну и что делать? Взял я вожжи и самым грозным голосом крикнул коню «НО!!! А ну пошёл!!! Давай-давай, скотина!»
   Кони, даже если они без яиц, не умеют хохотать, поэтому мерин Гоша громко пёрнул и неторопливо с видимым наслаждением посрал. Потом зевнул и побрёл куда-то самым медленным шагом, каким только может ходить конь.
   Где-то через час мы добрались до развилки. По моим представлениям о пространстве следовало повернуть налево, но конь повернул направо. Я не стал с ним спорить. И правильно: через полчаса показались знакомые деревья и озеро по правую руку и, стало быть, до дому ровно два километра. А дом – это дом, там печка и картошка, и бочка с мусором дымится со вчерашнего дня на огороде, и вообще ничего нет лучше дома.
   Тут и сосед проснулся и немедленно выпил вынутого из-под сена напитка чрезвычайно ядовитого цвета. «А ну зар-раза!» – крикнул он коню. Тот дёрнул ушами и прибавил шагу, но не чрезмерно.
   В общем всё закончилось хорошо. Ну и что, что собирались обернуться за пять часов, а обернулись за четырнадцать? В автомобиле бы так до сих пор и ездили.
//-- [11 Apr 2008|12:22am] --//
   Всякий раз, когда я возвращаюсь в Петербург, я напоминаю сам себе радиста Володю из кинофильма Вертикаль, который я в последний раз смотрел в далёком детстве – лет в пять что ли, или может быть шесть. Там этот радист после совершённых в горах подвигов тоже выходил из поезда на площадь трёх вокзалов и шёл в толпе скушных утренних жителей, в точности такой же как они и куда-то среди них исчезал.
   Кажется, это было в фильме именно так, хотя я могу ошибаться, потому что с тех пор его ни разу не видел.
   Вот и я, ещё вчера повелитель насекомых и огня, от чьих шагов дрожали в своих норах крысы и прижимали к груди розовых, как креветки, младенцев, директор и разнорабочий, истопник и поджигатель, уже на следующий день шмыгаю носом среди пенсионеров в очереди в почтовом отделении и трепещу от опасения, что денег мне возьмут да и не выдадут. Дрянь, в общем, а не человечишко.
   Ещё познакомился вчера по случаю с одним артистом. «Это, – говорят, – Саша, вы его наверняка узнали». «Ээ», – говорю я в большом затруднении. «Ну как же! – упрекают. – Он же очень известный! („Да не такой уж я известный“ – смущается артист Саша) Он же в сериале снимался!» Назвали сериал, но я не запомнил. «Извините, – говорю, – я телевизор не смотрю, я его сменял на конский навоз».
   Вот ведь подлое это моё городское пижонство: нет бы сказать чистую правду, что сменял в основном на дрова, а навоз был так, довеском. Так нет же! Дрова, они звучат как-то неэффектно, особенно для тех, кто даже не отличает осины от ольхи. А вот навоз – это да! Навоз – это мощно.
   Тьфу, дрянь какая. Пора обратно.
//-- [21 Apr 2008|12:40am] --//
   Если сидеть перед компьютером с интернетом и каждые тридцать секунд щёлкать по какой-нибудь ссылке или даже просто обновлять картинку, то почти всякий раз он будет показывать что-то новое, а иногда даже и интересное.
   Если же вообще не заходить в интернет неделю, а лучше месяц или два, а потом зайти, то можно легко убедиться в том, что ровно ничего нового и уж тем более интересного в нём за это время не произошло.
//-- [23 Apr 2008|11:28pm] --//
   Нашёл в огороде растение, очень похожее на чеснок. Надрал из него перьев, посыпал ими макароны. Съел.
   А потом подумал: откуда же там у меня может быть чеснок, если я его туда не сажал? А что, если это вовсе не чеснок, а ядовитое растение лютик? Или даже белена?
   Прислушался к организму: организм бурчит.
   Взял фонарик, пошёл снова в огород, выкопал остатки растения с корнем: на вид чеснок. Надкусил: нет не чеснок. Пожевал: опять чеснок. Вот ведь гадость какая!
   Плюнул на это растение, послушал в лесу пение собственной моей Совы, пересчитал в небе личные мои звёзды: всё на месте. Всё ж таки я очень жадный.
   Включил глушитель личных моих крыс. Спать.
//-- [11 May 2008|01:59pm] --//
   Не нравится мне хозяйство у деда Пахома.
   Придёшь к нему за картошкой, а там газончик, цветочки. Хоть бы где доска трухлявая валялась или там ржавая коса с треснутым косовилом. И собаки такие справные, что аж будки за собой на цепях таскают. И картошка прошлогодняя хоть бы одна проросшая, не говоря уже про гнилая.
   Прямо хоть сейчас зови корреспондента из районного телевидения и снимай репортаж про возрождение русской деревни.
   А по мне в хорошем хозяйстве непременно должны быть заросли крапивы и гнилая кадушка с лягушонками, кривой плетень с дырявыми вёдрами и сваленные за сараем серые доски с видом на закат и заросшую лебедой картошку. И чтобы малина росла где попало и яблоки валялись прямо на земле: бери и ешь.
   Вот такое хозяйство я и считаю образцовым и оно у меня почти всё есть. Разве что лебеда ещё не поспела и яблоки не попадали.
//-- [16 May 2008|04:56pm] --//
   Пожил четыре дня в городе. Сделался совершенно больной: никаких тут удобств – если в доме холодно, невозможно затопить печку. Если нет горячей воды, то согреть её можно разве что в чайнике. Тьфу на вашу цивилизацию, ходите и дальше по своим гипермаркетам и гей-клубам, а я поехал обратно.
//-- [18 May 2008|05:27pm] --//
   Крысы совершенно уже распоясались: стоило только выключить пищалку, как они среди бела дня спиздили со стола полбатона докторской колбасы и принялись запихивать его к себе в нору. За каковым занятием и были застигнуты. А нора-то заткнута колбасой. Пока я ходил в сени за кочергой, они повалили лавку и куда-то таки просочились.
   А ведь это была последняя колбаса в доме! Сижу теперь выдумываю на них какую-нибудь антигуманную кару.
//-- [20 May 2008|06:17am] --//
   Да и ладно. Что это я всё про крыс – у нас тут и другие животные тоже живут.
   Вот такое например буратино из нашего огорода. С немытой шеей, как это у нас тут принято.
   Ещё на горелом болоте за околицей живут неизвестные чёрно-белые птицы, а в небе циркулирует тоже неизвестный летучий хищник. До тех пор, пока у нас нету юных гусей, я отношусь к нему благосклонно и даже восхищаюсь удивительной его аэродинамикой. Замечена была также беременная цапля.
   В скворешнике на мёртвой яблоне живут, как это ни удивительно, именно скворцы. У скворчиной бабы очень скверный характер.
   На Дикой Горке в останках фашистских укреплений проживает одинокий лис, совершенно равнодушный к зрителям. Совы куда-то попрятались, видимо высиживают пучеглазый свой приплод.
   Зайцы всё вокруг истоптали, но никто их никогда не видел. Кроты присматриваются к моей редьке и скоро заработают себе яду.
   Ну и по мелочи ещё разнообразная чирикающая и жужжащая поебень.
//-- [26 May 2008|12:11am] --//
   Меня иногда спрашивают, почему я не заведу себе корову. А потому! Потому, пидарасы, что её нужно кормить каждый день, а иначе она сдохнет.
   А я её сегодня не смог бы кормить, потому что был на встрече с немецкими писателями. Нахуя я оказался на этой встрече, это я потом расскажу, когда сам пойму, нахуя я оказался на этой встрече.
   Пришёл на эту встречу, роюсь по карманам, достаю сигареты оптима: «Курят у вас тут, – спрашиваю, – или не курят?»
   Никто не знает, шушукаются: курят или не курят, скорее всего не курят, потому что европа, а может вдруг курят? Побежали узнавать, полчаса не было, тут кто-то прибежала: «Курят! – кричит. – Курят! Гюнтер Грасс курит – значит все тоже курят!» И закурила тут же.
   Ну и Гюнтер Грасс тоже вышел вслед за ней с трубкой. Положительный такой старик, основательный. Я бы ему доверил переложить свою печку в бане – он бы не подвёл. Даже думаю – может почитать чего-нибудь из него, что ли.
   Хотя основательные люди очень редко пишут хорошие книги, точнее никогда не пишут, но мало ли что бывает.
//-- [28 May 2008|02:29pm] --//
   На встрече с немецкими писателями совершенно случайно всплыл закон Ломоносова-Лавуазье, то есть, если в одном месте что-то прибудет, то в другом обязательно убудет. Ну вот у немцев объединились две Германии и тут же развалилось государство неподалёку. За иллюстрацией того, как этот закон сказался на человеческих судьбах, не пришлось даже выходить на улицу, хотя там как раз гастарбайтеры ремонтировали набережную Мойки – иллюстрация, то есть я, сидела прямо тут за столом. Ну да, вот я родился в Казахстане, живу уже почти десять лет в России, у меня тут ребёнок и дом в деревне, я никуда не собираюсь отсюда уезжать, но в любую секунду меня может остановить на улице милиция и всё это прекратить.
   Немецкие писатели недоверчиво выслушали перевод из наушников и уточнили: «Вы русский и вам не дают российское гражданство?»
   Я не клеветник и вообще люблю свою родину, и поэтому сказал чистую правду: «Нет, мне не отказывают в российском гражданстве. Просто процедура очень сложная, всё время меняется и мне пока не удалось пройти её от начала до конца». Немецкие писатели опять недоверчиво на меня посмотрели, но, поскольку перед тем выяснили из прочитанного мной текста, что я последователь Кафки, решили, видимо, что это моя творческая фантазия и разговор пошёл о чём-то другом. И я сам тут же про это забыл.
   Однако вечером после ужина, когда я уже встал, чтобы откланяться, Гюнтер Грасс меня вдруг спросил: «Дмитрий, скажите, вот эта проблема с гражданством – может быть я могу как-то помочь? Я ведь знаком с Путиным, мы с ним встречались».
   Мысль об обращении к Путину показалась мне настолько ни с чем не сообразной, что я в ужасе замахал руками: «Да нет-нет, что вы! Всё в порядке, спасибо большое!»
   Но русские писатели, с каковыми мы перед ужином посетили несколько лучших рюмочных Коломны, страшно развеселились: «Давай-давай! – говорят. – Надо написать Документ!»
   «А, в смысле, шутка» – сообразил я. Сел и сочинил спотыкающимся почерком документ с таким количеством канцеляризмов, что сам в них заблудился, тем более, что грамм пятьсот у меня уже внутри было. Переводчица перевела документ Гюнтеру Грассу, он посмеялся и подписал. «Данке шон, – сказал я. – Это самый лучший автограф, какой можно придумать».
   Шутка кончилась, я надел куртку и взял рюкзак. «Дмитрий, – сказал Грасс совершенно серьёзно. – Если какие-то трудности, я правда напишу Путину».
   Я посмотрел на него и понял: ОН действительно напишет. За совершенно ему чужого и даже чуждого хуя с горы из чужой страны – напишет.
   «Да нет, Гюнтер, – сказал я. – Спасибо вам огромное, но я что-нибудь придумаю».
   Но удивительный всё же старик, сейчас таких уже не делают.
//-- [14 Jun 2008|01:18pm] --//
   Вернулся домой.
   Испытываю страшное раскаяние: забросил я дом, предал. То с немецкими писателями разговаривал о какой-то хуйне, то с лауреатом Прилепиным пьянствовал, то пил спирт за Полярным кругом, а оно тут жило как-то совсем без меня, ждало, что вот-вот кто-нибудь приедет, вернётся, польёт.
   Выросло как сумело. Выдернул первым делом редиску, обтёр об штаны, откусил – пиздец, а не редиска, малярию ей только лечить – горькая. Ничего, проглотил. Хрен расчистил вокруг себя пространство и пошёл в корень. Хмель уцепился за забор, значит будет жить. Чеснок по пояс.
   Ничего-ничего, я теперь отсюда долго не уеду, победим.
//-- [16 Jun 2008|12:27am] --//
   Не понимаю тех людей, которые живут в той стране, которую они ненавидят. Ходят они, всё им не так, морду воротят – деревья кривые, погода гадкая, кругом одни свиные рыла. Когда что-нибудь ёбнет, провалится или наши долбоёбы как всегда в футбол просерут – радуются: вот так вот вам! Вот так и надо!
   Я вот не знаю решительно ни одной причины, по которой человек, желающий жить, например, в Испании или Франции, не мог бы там поселиться. Для этого нужно всего лишь приехать в эту самую Францию и там жить. Всё, больше ничего не нужно. Даже вон негры все, которые там хотели поселиться, уже давно живут, а что уж говорить про человека образованного и с профессией.
   Но нет, не едут почему-то, ноют, причины разные выдумывают – мама больная, дети, квартира, работа, собака, ремонт, радикулит.
   Это всё равно как жить с ненавидимым мужем, как это называется «ради детей». Нахуй такая жизнь нужна, и детям в первую очередь.
   Зато когда наступает отпуск, они со страшной скоростью бегут в аэропорт – подальше, подальше отсюда, вон, прочь! В засиженную Турцию, в Египет, куда угодно, лишь бы отсюда.
   Потом возвращаются, как солдаты из краткосрочного отпуска на родину, и уже с погранично-пропускного пункта всё им не так, и рыла у пограничников поганые. Что, впрочем, чистая правда.
   А предложи такому человеку провести отпуск где-нибудь, скажем, под Кандалакшей, он так на тебя посмотрит, как будто ты нассал ему на голову. А скорее всего и вовсе даже не поймёт, чего это ему такое сказали.
   А меж тем Кандалакша замечательна как минимум по двум причинам: во-первых, это родина великолепного телевизионного ведущего Андрея Малахова, а во-вторых, в Кандалакше самый высокий в России процент заболеваний венерическими болезнями на душу населения. И это ещё далеко не всё.
   А те, кому эти сведения не интересны, могут пиздовать в свою Италию. Лично мне с ними разговаривать не о чем.
//-- [16 Jun 2008|10:24pm] --//
   А вот война. Война – это самое гадкое занятие, которым можно заняться. Но так получилось.
   Сидит в двухстах метрах от, допустим, меня фашист, бреется. Песенку напевает. Другой фашист пишет письмо своей гретхен или как её там. Что вот мол скоро вернусь, ты даже и не сомневайся, и Гюнтеру не давай ни в коем случае, потому что приеду и отпижжу. Третий играет на губной гармошке, грустное.
   И я, на другой стороне, развесил на ветках портянки, шевелю пальцами ног и ветер их обдувает. А приказа об наступлении-отступлении ниоткуда не поступало. И чего мне – стрелять в ихнюю губную гармошку или им закидывать гранатами мои портянки?
   А вот был случай: немцы без боя сдали Невель, но будто бы случайно забыли на путях состав со спиртом. Ночью к нашей дивизии подкрались специалисты из СС и всех во сне зарезали.
   До этого пленных немцев сдавали кучами в спецприёмники для строительства жилья в Казахстане. А после этого случая ни одного пленного немца из Невельского района не поступало. Потому что западло во сне пьяных резать.
//-- [21 Jun 2008|05:53pm] --//
   В дизельном поезде Полоцк – Новосокольники мужчина средних лет, вяло развалившись на сиденье, разговаривал по мобильному телефону сдобным голосом с дамой своего сердца: «Дуняша, душенька моя. Я еду домой делать баюшечки. А ты пока сходи к Вале, помойся. Как зачем? Чтобы не пахнуть. Чтобы не пахнуть, говорю. А то ты, душенька моя, ВОНЯЕШЬ. А потом приходи ко мне. Да. Да. Будем. Только помойся обязательно».
   Договорил. Задумчиво полистал телефон. Вздохнул. Поезд подъезжал к железнодорожной станции Новосокольники.
//-- [14 Jul 2008|11:45pm] --//
   Заработал вот интернет со вчерашнего дня.
   Про то, что мне сейчас действительно интересно, не буду писать, ибо нехуй. Напишу про что-нибудь постороннее.
   Получил с утра очень трогательное письмо: директор центра Гёте в городе Петербурге (замечательный такой немец с непроизносимой фамилией и ницшеанскими усами) по просьбе Гюнтера Грасса волнуется о моей судьбе в связи с публикацией в немецкой печати статьи, где упоминается о том, что я живу в Российской Федерации без регистрации. Не повредит ли мне в моей жизни эта публикация?
   Искренне меня это тронуло. Какое-нибудь хуйло из интернета, которое напишет, что Горчев провинциальный мудак и сельский антисемит, он хуй когда поинтересуется, чем его слово отзовётся. А нормальные люди, они волнуются – не сделали ли они чего дурного или неловкого.
   Я в ответ написал, что если какие-то неприятности и есть, то они ещё до нашей деревни не доехали. И скорее всего кровавая наша гэбня пока что ловит кого-нибудь другого во время скучной своей службы с девяти до восемнадцати с перерывом на честно заработанный обед.
//-- [16 Jul 2008|11:13am] --//
   Не очень давно мы с петрозаводским писателем Новиковым сидели на берегу реки Варзуги возле села Кузомень, пили спирт и беседовали о литературе – а о чём ещё можно беседовать на заполярной реке Варзуге? За увлекательным этим разговором кончилась вода, которой я очень искусно разводил спирт (я очень хорошо умею разводить спирт речной водой). Я взял пластмассовое ведро и пошел к реке. Но забыл взять с собой кружку, а разводить спирт водой с песком – это плохо.
   Оставил ведро на берегу, пошёл обратно за кружкой, вернулся: ведро уже качается на волнах метрах в трёх от берега и медленно пока ещё направляется сначала в Белое море, а дальше как ему повезёт – может быть попадёт в тёплое течение Гольфстрим и выбросится на берег неподалёку от Мурманска или же обрадует своей неожиданностью полярников, доживающих свой век в ожидании спасительного вертолёта на треснувшей льдине. Или может быть затонет оно во время шторма и совьёт в нём себе гнездо какая-нибудь морская гадина и высидит там пучеглазый свой приплод.
   А в воду лезть – ну его нахуй. Оно, хоть и июнь, но по берегу ещё лежит снег.
   Ну и вот стою я, значит, на берегу и про всё это размышляю. «Проебал», – утвердительно сказал неслышно подошедший сзади Новиков. «Проебал», – согласился я – тут уж хуй поспоришь.
   Новиков не сказал более ни одного слова. Он приволок к воде наполовину собранную байдарку и стал в неё усаживаться. «Новиков! – сказал я устало и мудро (усталость и мудрость – непременные попутчики ежедневного употребления медицинского спирта). – Это ведро. Пластмассовое. Просто ведро».
   Новиков меня уже не слушал: он злобно грёб алюминиевым веслом в сторону ведра, но его совершенно очевидно сносило ветром и течением в море. Я отвернулся. Потому что не умею я на это смотреть. Чего блядь делать? Вызывать вертолёты? Бежать в деревню? Броситься в воду и утонуть за компанию?
   «Ты, Горчев, проёбщик, – рассказывал мне потом совершенно мокрый писатель Новиков, вернувшийся со спасённым из пучины ведром. – Я тоже был раньше проёбщик. Оно вот так и начинается – сначала ведро, а потом вся твоя жизнь. Вот ты коптилку в прошлый раз проебал…»
   Он говорил, говорил, а я сидел и думал: «Хорошо, что мы пока все живы». А ещё я думал о лошади из мультфильма ёжик в тумане: если бы лошадь поплыла за пластмассовым ведром, то она бы точно не вернулась.
//-- [25 Jul 2008|01:12am] --//
   Почитал тут недавно в интернете новости. Оказывается, космонавты в космосе сначала вырастили прямо у нас над головой за наши же деньги какого-то жучка, а теперь сажают капусту.
   Они охуели, честное слово. Это я могу у себя на огороде сажать капусту, но не сажаю, потому что я не проклятый, чтобы каждый день её поливать. У нас тут невесомости нету. У меня вон клубника сама по себе растёт, так я уже заебался её собирать. И крыжовник уже осыпается – хуй знает, что с ним делать. Что вообще делают из крыжовника?
   То бишь о чём я? Да! О космосе.
   Так вот, космонавты эти и кто там ими командует, они совершенно напрочь забыли, зачем человечество когда-то так стремилось в этот самый космос. Не за тем оно туда стремилось, чтобы растить там свёклу, окучивать картошку и заводить себе там курей и порося. Человечество может превосходно заниматься этим всем в нашей, например, деревне. Да ещё и корову может себе завести, хотя никто не заводит, потому что сено дорого, доить её каждый день и молоко зимой девать некуда. Но правительство наше над этим думает: вон уже поставило на столбе красный телефон. Правда уже кто-то сломал.
   А в космосе человечество мечтало заниматься совсем другими занятиями: летать в астероидном поясе, спасать товарища из колец Юпитера, подавлять бунт роботов и стрелять из ионных пушек.
   Коммунисты, правда, ещё мечтали насадить яблонь на Марсе, то есть опять заняться всё тем же земледелием. Но мы, кто постарше, знаем, как коммунисты занимались земледелием – у них и тут-то ничего не росло, а на Марсе бы и подавно.
   Но коммунистов давно нету, а теперь вот уже и последнюю мечту человечества проебали. Капусту они содют! Потом к ним дачники начнут туда ездить, потом студенты на сельхозработы. А ботву, суки, куда выкидывать будете?
   Всё изгадят. Вообще всё.
//-- [27 Jul 2008|09:57pm] --//
   Удивительное свойство т. н. «культурного» человека: когда ему предъявляют некое произведение, не важно что – картину, фильм, песенку или текст, он немедленно начинает со страшной скоростью рыться в картотеке у себя в голове: а на что это похоже? Как только находится нужная карточка, он вздыхает облегчённо, закидывает ногу на ногу и сообщает своё Мнение: «Неплохо – в стиле Брейгеля, но не Брейгель, конечно». Или «беспомощное подражание Бродскому». Или «фу! Да это же какой-то владимирский централ!»
   Если же вдруг случается, что нужная карточка никак не находится, он начинает нервничать и дёргать за рукав тех людей, у которых есть карточки вообще на всё, то есть знатоков искусств: «А это Искусство или поделка? А нравится это мне или не нравится? А это вообще что?»
   Если бы он спросил об этом человека некультурного, тот бы ему ответил: «Да это же дрисня какая-то по стенке размазана!» А знаток искусств авторитетно объяснит, зачем эта дрисня, почему, и в русле какого течения она туда надристана.
   И человек тогда успокаивается, заводит в голове новую карточку и чувствует себя ещё более культурным.
   Впрочем я и сам такой же.
//-- [07 Aug 2008|11:31am] --//
   Что-то я решительно запутался.
   Вот скажите, эти понятия «достойный уровень жизни» или «качество жизни» – они про что? Вёл ли достойную жизнь, например, Серафим Саровский, который десять лет просидел в ямке, кушая капустный лист? Или же прав один мой знакомый нижегородский психиатр, который сказал, что это был их клиент? Каково было качество жизни у условного рембрандта, не попавшего в обойму к тогдашним галеристам?
   Да взять опять же того же Александра Сергеича: он очень сильно старался вести достойную высококачественную жизнь, а чем всё кончилось?
   Нет, я не до такой степени дурак, чтобы не знать разницы между физикой и метафизикой. Но примерно раз в месяц, когда я вытаскиваю за цепь из-под сортира корыто, полное говна, задумываюсь: а вот если бы у меня был унитаз с подогревом и вытирателем жопы, стала бы моя жизнь более достойной?
   А хуй его знает, не нахожу ответа.
//-- [29 Aug 2008|08:19pm] --//
   Получил с адреса на мейлру приглашение поучаствовать в передаче школа злословия.
   Независимо от правдоподобности приглашения задумался: а пошёл бы я на эту передачу или бы не пошёл? Чисто теоретически.
   Я однажды участвовал в совместном мероприятии с Татьяной Никитишной в ныне уже несуществующем заведении кво вадис, что было когда-то на невском. Или может быть до сих пор есть, но там уже совсем другие хозяева.
   Собрались там тогда разные люди: популярный в те времена наркоман Баян Ширянов, Лёха Андреев, знаменитый тем, что подрался однажды с писателем Лукьяненко, митёк второго поколения на шэ но не Шинкарёв, писатель Житинский, ну и я в уголке. Сидели поначалу все тихо, ждали начала мероприятия, пили себе пиво. Тут значит заходит огромная такая Татьяна Никитишна, усаживается посередине и всё кругом выжигает напалмом. Потом спрашивает а где тут у вас курят, уходит за занавеску и оттуда валят гигантские клубы дыма. Потом возвращается, дожигает всё, что осталось живое и уезжает в автомобиле.
   Нет, ни за что. Я её боюсь.
//-- [30 Aug 2008|09:37am] --//
   В деревне кончился дачный сезон. В очереди к автолавке стоят постоянные и неизменные баба Маруся, баба Тамара, баба Аня, Медведиха да Генька. «А Райка где?» – спрашивает кто-то. «На похороны уехала – пашкин Колька помер». «Так молодой же!» «А все мрут – хоть молодой, хоть не молодой».
   Все снова стали внимательны друг к другу – впереди целая зима, и к кому бежать, если что – вариантов немного.
//-- [02 Sep 2008|08:38am] --//
   Меня тут некоторые спрашивают с осуждением, мол, неужто я и вправду собрался сходить в телевидение.
   А и собрался! У нас тут в деревне летом отключили все каналы, кроме первого и энтэвэ, а на остальное, говорят, покупайте тарелку за восемь тысяч. А восемь лишних тысяч тут ни у кого никогда не было и не будет, так что и смотрят все послушно эти последние два канала.
   А там вдруг я! Хоть и сам не увижу, потому что у меня телевизора нет, но зато у всех остальных-то шести жителей есть. И меня сразу пропустят без очереди в автолавку, где я куплю блок сигарет оптима красных, два окорочка и бутылку водки благодать для настоек и притираний. И из центральной усадьбы Опухлики пришлют мне машину дров и баллон, полный пропанового газа.
   И никто, никто уже больше не украдёт у меня колун.
//-- [07 Sep 2008|10:15am] --//
   Был вчера в телевидении. Из той хуйни, которую я там напиздел за полтора часа, можно нарезать абсолютно любой мой портрет. Так что вряд ли стану сам смотреть. Татьяна Никитична и Дуня добрые и замечательные, но очень усталые – они на работе.
   Стол посреди какого-то авиационного ангара в начале разговора немного тёплый от студийного освещения, потом становится теплее, потом горячее, а когда к нему уже нельзя притронуться, то значит всё – конец разговора, кончилась передача.
   «И немедленно выпил» – помечтал я уже выйдя на воздух, но было нечего и негде.
//-- [09 Sep 2008|08:50am] --//
   «Неубедительно вводите в заблуждение, – сказал мне украинский пограничник, когда я расказал ему, зачем посещал Украину и куда из неё направляюсь. – Документ, что вы писатель, есть?» А вот документ-то я давным-давно проебал. «Сейчас», – говорю.
   Зашёл в купе, поднял нижнюю полку, вынул из рундука рюкзак, засунул в него руку по локоть, долго рылся, выудил со дна. «Вот, – говорю. – Книжка».
   Пограничник открыл книжку где-то на середине, прочитал какой-то короткий текст, поморщился. Потом открыл книжку на последней странице и тщательно сверил выходные данные с моим паспортом. Ещё раз сверил фотографию в паспорте со мной. Неохотно достал штемпель, шлёпнул. Снова прочитал текст.
   «Могу подарить» – сказал я. «Да зачем мне» – ответил пограничник и ушёл наконец.
   Я заглянул в купе проводницы: «Извините, чаю можно?» «Чаю?» – лукаво спросила проводница. «Ну ладно-ладно, – согласился я. – Давайте пива». Пиво-оболонь как всегда, другого в украинских поездах не бывает. Ну и ладно, оболонь – тоже пиво, мокрое, и то уже хорошо.
   Пошёл в нерабочий тамбур, сел на табуретку (замечательное изобретение для нерабочего тамбура), выпил пиво, вернулся в вагон: снова украинская таможня, на этот раз в виде женщины. Дышит. Тема сисек раскрыта полностью и навсегда. Ещё один кубический сантиметр – и пуговицам на гимнастёрке пиздец.
   Идёт сразу ко мне. «Это вы писатель», – спрашивает. «Я!», – отвечаю, ни секунды не сомневаясь. В таких случаях рефлексия губительна. «Вы тут книжку предлагали, можно?» «Вам можно всё» – я хамею моментально, это хорошо знают все родные мои и близкие. «А подпишете?» Подписал. Прочитала, жарко зарделась: «Ну вы сразу комплименты!» «Девушка! – сказал я по-писательски строго. – Я не делаю комплиментов. Я пишу только о том, что вижу».
   Ушла. Я опять пошёл в нерабочий тамбур покурить. Тут пришёл российский, то есть наверное белорусский, пограничник с унылыми усами. Вставил мой паспорт в отверстие на животе, прочитал обо мне всё то, что я, если повезёт, узнаю только на Страшном Суде, ничуть не удивился, шлёпнул в мой паспорт неразборчивую надпись красными чернилами и ушёл навсегда, так и не поздоровавшись и не попрощавшись.
   Я снова дома.
//-- [15 Sep 2008|05:14pm] --//
   «Большой адронный коллайдер, длиной 27 километров был построен за 10 миллиардов долларов. На эти же деньги можно построить 13 километров четвертого транспортного кольца в Москве».
   Из чего совершенно очевидно следует, что вокруг Москвы нужно строить не четвёртое транспортное кольцо, а Охуеть Какой Большой Адронный Коллайдер. Денег на это уйдёт в два раза меньше, а результат будет не в пример лучше.
   Ведь когда он раскрутится на полную мощность, город Москва наконец превратится в самый настоящий Небесный Град Иерусалим и поплывёт, поплывёт прочь от нас в расчищеном аэропланами небе туда, где нет уже никаких колец: ни бульварного, ни садового, ни всевластья, ни нибелунгов, ни колец юпитера.
   И мы будем стоять внизу, задрав головы, и в последний раз завидовать счастливым москвичам. А потом вернёмся обратно в неказистые свои избы и нажрёмся от горя кислой водкой как свиньи: нас-то эти блядские москвичи на Небо с собой не взяли!
   Ну, а если этот коллайдер сработает как-то не так, то никому не будет за это стыдно, потому что этого уже решительно никто не заметит.
//-- [18 Sep 2008|06:07pm] --//
   А вот собака Степан.
   Завидев выходящего на крыльцо меня, собака Степан обсирается от счастья, даже если я вышел без ливерной колбасы в руках.
   «А ну пресмыкайся!» – говорю я ему грозно. Пресмыкается: ползает по земле и лижет ботинки. «Ну и чмо же ты, Степан!» – говорю я с неудовольствием. Степан чувствует неудовольствие, понимает, что сделал что-то не так, заглядывает в глаза, восторженно дышит, потеет языком.
   В то время, когда я не выхожу на крыльцо, собака Степан роет под сараем подземный ход. Метра два уже выкопал, перегрыз там доски, вытащил наружу, теперь копает дальше.
   Мечтает о тех временах, когда эта гнида (то есть я) больше уже никогда не будет его унижать.
   Впрочем, когда я спускаю его с поводка, он всегда возвращается: жрать-то хочется.
//-- [23 Sep 2008|07:20pm] --//
   А вот ещё расскажите мне, пожалуйста, что такое «состоявшийся человек».
   Ну, вот он состоялся. Это законченное действие. То есть совершённое (вот тут-то как раз очень важна буква ё). А дальше чего делает?
//-- [29 Sep 2008|09:43pm] --//
   Витебский вокзал города Петербурга – это такой совмещённый аналог Казанского и Киевского вокзалов города Москвы.
   Остальные вокзалы в Петербурге очень скучные. Московский, скажем, – ну что в нём интересного? Ездят с него в основном артисты телевизионных сериалов туда-сюда, туда-сюда, заебали уже. Ну и офисные работники, конечно. Все офисные работники в Москве родом из Петербурга, это давно установленный факт. Возят стареньким своим родителям свежие овощи из гастронома Ашан.
   С Ладожского вокзала поезда уходят в разнообразные ебеня: Петрозаводск, Мурманск, Кандалакша, Вологда, Апатиты. Пассажиры там либо заскорузлые поморы, либо никому нахуй не нужные байдарочники и любители пения у костра.
   С Финляндского ездят совсем уже какие-то идиоты. Я не знаю, сколько стоит спальный билет на поезд до Хельсинок, но точно знаю, что с площади Восстания то же самое стоит десять евров и поэтому в поезде ни один нормальный сигаретный спекулянт не поедет, даже если его предварительно расстрелять.
   С Балтийского не знаю чего ездит. Кажется только дачные электрички.
   В Варшавском нынче боулинг.
   А вот Витебский! О, Витебский! Все гастарбайтеры, которые не таджики, ездят на родину с нелегальных своих работ через Витебский вокзал: молдаване, гагаузы, белорусы, украинцы, да кого там только не встретишь. И все пьяные и у всех просроченная регистрация, если она вообще когда-то была.
   И милиция на Витебском вокзале такая румяная, какой более нигде в мрачном городе Петербурге не встретишь. Она даже не шевелится (а то треснут штаны на жопе), а только делает жесты пальцем – иди, мол, сюда, нелегальная сволочь, выворачивайся.
   Отправлением в наряд по Витебскому вокзалу награждают особо отличившихся сотрудников.
   Я, впрочем, хожу по Витебскому вокзалу совершенно невозбранно. У милиции, у неё же рентгеновское зрение. И что она им видит в моём рюкзаке? Два валенка видит с галошами: в одном валенке колун, во втором от него топорище. Запасные носки. Книжка, неинтересная. Давно снятый с производства фотоаппарат.
   В кармане штанов пятьсот рублей на обратный путь.
   Очень уж я ненажористый, даже и пальцем махать лень.
//-- [29 Sep 2008|11:17pm] --//
   Внутри все поезда, отходящие от Витебского вокзала, очень разные.
   В брестском поезде пассажиры всё время падают с полок. В кишинёвском стоят огромные чемоданы и внутри них что-то булькает при резком торможении. Никто ничего не пьёт, но все сели трезвые, а через полчаса уже пьяные. Милицейский наряд проходит по составу каждые двадцать минут и всякий раз за этим нарядом плетётся длинный хвост из искренне разводящих руками молдаван.
   Самый плохой поезд – одесский. В нём всегда едет очень много цыган. Я не знаю, почему это так, возможно, цыгане оккупировали освобождённые от евреев Жмеринку и Бердичев. И цыгане эти самого последнего разбора, неприятные. У нас тут в деревне тоже иногда появляются цыгане, но вежливые: сначала спросят у хозяина разрешения и только потом спиздят. Ну я вот, хозяин, ладно, говорю, спиздите, чего вам там приглянулось, я же понимаю, что вам без этого нельзя. А то иначе ведь не цыгане получаются, а какая-то совсем уже бессмысленная хуйня. Коня уже даже спиздить не у кого.
   А сегодня вот ехал во львовском. Абсолютная тишина. В тамбуре никто кроме меня не курит. Все женщины младше пятидесяти лет блондинки и все ненастоящие. В купе возле туалета – две монахини, пропитавшие всё пространство вокруг себя тем самым характерным запахом, который появляется, когда жизнь разложилась на плесень и липовый мёд.
   Я проехал в этом поезде часа три, не сказавши ни единого слова, и так бы ничего и не сказал, если бы тётка с тележкой из ресторана не перегородила весь проход, когда я как раз шёл, чтобы молча покурить.
   «Э?» – спросил я невразумительно. «Дуже швыдкой! – ответила тётка таким базарным голосом, какого я не слышал, пожалуй, со времён Советского Союза. – Чекайте!» «Та чекаю я, чекаю!» – раздражённо ответил я.
   И только потом уже, куря в тамбуре, подумал про то, что каких-нибудь года полтора назад я бы даже не понял, чего она вообще сказала.
//-- [13 Oct 2008|12:59am] --//
   Проснулся ровно в полночь. За некоторое время до полнуночи соседи зазвали в гости и угощали неведомой настойкой из черезвычайно пузатых рюмок.
   Поссал на свою тень возле забора. Везёт мне на полнолуния.
   Раскурил трубку и долго и тупо смотрел в синеватую бесконечность.
   Как-то очень сильно много любви накопилось в моём небольшом организме, а всё мало. То ли сдохну скоро, то ли буду жить вечно, хуй его знает.
//-- [15 Oct 2008|10:30am] --//
   Нет, не увидят мои односельчане передачу, где я сижу, закинув ногу на ногу: башню телевизионную в Новосокольниках сломали нахуй, то есть улучшают. Ещё полгода будут улучшать. Так что не видать мне два куба вагонки от колхозного правления в Опухликах и колун опять спиздят.
   Вот ведь заебали: улучшают всё и улучшают. Расширяют бесконечно дороги, меняют провода, из-за чего нет электричества, трубы – значит нет воды, строят новую развязку – значит пробка, укладывают новые рельсы – значит поезда не ходят.
   В городе Петербурге в шестой уже раз меняют совершенно новую тротуарную плитку, вокруг города всё строят и строят кольцевую дорогу, безнадёжную и бессмысленную, как кольцо Мёбиуса. Ни дойти никуда, ни проехать: все ругаются матом и трамваи выстраиваются равнодушной чредой – в них всё равно давно уже никто не ездит, они исполняют чисто ландшафтные функции. Разве что на проспекте просвещения ещё пока ездят – но и это до очередной смены рельсов. Дайте ж вы нам наконец пройти по всему этому прекрасному, проехать, умыть, в конце концов, морду. Нет, не дадут – снова всё выкорчевали, раздолбали отбойными своими молотками и ушли на обед.
   И ладно бы хоть была надежда на то, что правнуки наши будут ездить куда захотят по ровным дорогам, блестящим рельсам и летать в серебристых аэропланах в безоблачном небе, да хуй там. Не то что правнуки, а даже и нынешние потомки увидят всё то же самое: уснувший шведский бульдозер, вялых гастарбайтеров и картинку на заборе про то, как всё будет заебись, когда всё это счастливо завершится.
   Где ж, блядь, обещанный кризис – может у них деньги, наконец, когда-нибудь кончатся.
//-- [28 Oct 2008|07:11pm] --//
   А мы тут тихо и мирно живём в своей деревне вдвоём с юным Дмитрием Дмитриевичем.
   После перевода часов внезапно образовались долгие осенние вечера. Мальчик кормит печку щепками и категорически не желает надевать носки. Он со младенчества предпочитает ходить босиком, а если ещё и с голой жопой – так это вообще праздник.
   Я лениво конопачу оконные рамы ватой – впереди ещё целая псковская зима.
   Собака-степан вывернулась из ошейника и целые сутки гордо реяла по окрестностям, пугая соседских кур, но в конце концов приползла на карачках и в очередной раз выменяла свободу на кусок ливерной колбасы, довольно-таки небольшой.
   Вчера часов после десяти родственники вдруг начали поздравлять меня сообщениями по телефону с далёкой моей родины. Меня там, оказывается, показали по телевиденью. «Ты теперь знаменитость, наверное» – пишут. Я не стал их разочаровывать и рассказывать, какая это, на самом деле, хуйня. Пусть порадуются.
   В Казахстане вообще очень серьёзно относятся к телевиденью, особенно к московскому – у самих-то сроду ничего не происходит. Был вроде бы какой-то беглый в Лондон премьер-министр, но его уже даже никто не помнит, как фамилия – чай не Березовский. Правозащитные организации зевают от этой вегетарьяннейшей из деспотий и даже самая пламенная Валерия Ильинишна вряд ли сумела бы найти во всём этом антидемократическом государстве повод для хотя бы пятиминутной гневной речи.
   Там можно прожить достойную и безбедную жизнь, в продолжении которой решительно ничего не случится. Ну, разве что с женой разведёшься или с родственниками разругаешься из-за жилплощади.
   Практически рай.
//-- [30 Oct 2008|09:31pm] --//
   Из Москвы приходят всё более и более тревожные вести.
   Ну ладно – сообщение о том, что моментальный маникюр подорожал на пятнадцать процентов, может вызвать у человека, выковыривающего перегной из-под ногтей при помощи секатора, максимум что добрую улыбку, без всякого, впрочем, злорадства, ибо человек этот всё равно не понимает о чём тут речь и в чём состоит проблема.
   А вот сведение о том, что теперь не каждый работник среднего звена может себе позволить нанять в каждый день вечернюю няню – это очень серьёзное сообщение.
   Ведь это означает, что десятки, если не сотни, тысяч человек внезапно узнают, что вот эти вот ангелочки, поражающие всех своими не по годам развитыми талантами, они, оказывается, ещё и срут. Срут причём совершенно человеческим говном, почти таким же, как какой-нибудь бомж с Павелецкого вокзала. Ну, не совсем уж таким, не всё так безнадежно – питаются они всё же получше и не употребляют с утра брынцаловских жидкостей, но говно – оно и есть говно. А жопу вытирать пока ещё не умеют.
   Ещё у них из носа текут сопли. А в глубине этого самого носа нарастают огромные козюли, которые они выковыривают и с наслаждением поедают. Они приносят ужинающим родителям свои горшки и страшно гордятся их содержимым.
   Собеседники они так себе. Шутка, повторённая дважды – уже не шутка, а за шутку, повторённую семьсот раз, принято убивать на месте. Но их невозможно убить, потому что это невозможно.
   Есть специально обученные люди, которые знают, как со всем этим обращаться. Но человеку – обычному, нормальному человеку и без того измождённому насыщенным трудовым днём – ему-то зачем всё это нужно знать и уметь с этим обращаться?
   Вот тут-то многие и задумаются о преимуществах однополых браков.
//-- [31 Oct 2008|08:34pm] --//
   Прозевал сегодня автолавку. Вроде бы и выходил за ворота периодически, а всё равно прозевал.
   Ненадолго она сейчас задерживается – живых осталось шесть дворов, да и из тех не все выходят.
   Взял рюкзак и пошёл в сельпо в соседнюю деревню – четыре километра туда, четыре обратно, с горки на горку.
   О, тоскливейшая псковская осень – дождь даже не идёт, а просто так висит в воздухе и идёшь ты сквозь него, идёшь, медленно-медленно набухаешь, отсыреваешь, и текут по очкам слёзы и все почему-то снаружи.
   На сельпо в деревне висит какое-то смешное расписание его работы, под расписанием амбарный замок.
   «Ну ладно, – подумал я, – зато прогулялся». Достал из мокрого кармана мокрую пачку сигарет, мокрую коробку спичек, посмотрел на них и спрятал назад. Смотрю – идёт хозяйка магазина. Продавщицей её нельзя назвать – это в городе бывают продавщицы. А она хозяйка – топит в магазине печку, занавесочки на окнах. Весёлая: «Кошечка, – говорит, – тут в магазин зашла, такая хорошенькая. Я ей хозяина нашла. Они такие радые! А вы заходите, заходите!»
   Купил у неё крупы, яиц, банку тушёнки, почерневших от непривычного климата бананов. Пошевелил руками в рукавах и купил ещё бутылку водки с прилагаемой к ней в виде промобонуса рюмкой.
   Дошёл до озера, которое расположено очень удобно – в точности на полпути, точнее на четверти, если считать туда и обратно. Туда – четверть, обратно – три четверти. Смеркалось.
   Выпил рюмку, закусил бананом, содрогнулся. В кустах кто-то грозно кем-то захрустел.
   Вспомнил кучу говна примерно по колено высотой, наваленную неизвестным животным возле соседского дома, и решил про это не задумываться.
   Взобрался на последнюю горку, а под горкой уже наша деревня.
   Вот сколько уже времени здесь живу, а всё до сих пор никак не привыкну: идёшь по лесу, идёшь. Деревья скрипят от невыносимости бытия, по правую руку скелет бывшей свинофермы, ни огня какого и даже собака не забрешет. Кто я, где я? И вдруг – хуяк! – открываешь дверь, а там печка, на столе кружка с холодным чаем, на полу пластмассовый грузовик без двух колёс, раскрытая книжка про айболита и грязная кочерга. Дом.
//-- [17 Nov 2008|10:37pm] --//
   Мы злые, да. От чеченского мальчика с гармошкой в вагоне метро мы зеваем. Ветераны афганской войны без рук и ног не проницают наши сердца. Цыганка с негритянским младенцем пройдет мимо и дальше.
   А алкашу при ночном магазине в Новосокольниках мы дадим-таки десять рублей. Потому что мы умные и в человеческих бедах очень хорошо разбираемся.
//-- [19 Nov 2008|09:51am] --//
   У нас ветер. Выл ночью в трубе, стучал неподпёртой дверью сарая. Я хуёвый хозяин – всё время что-нибудь да неподпёрто.
   В восемь утра завыла автолавка на углу нашего огорода и я оказался возле неё чуть ли не первым, точнее вторым – первой была плохо различимая в шалях и тулупах баба Рая – у неё сегодня день рождения. Потом потихоньку подтянулись и остальные старухи – все кряхтя и жалуясь кто на ревматизм, кто на диабет.
   Собака-степан громко стучит зубами в конуре – это у него первая в жизни зима. Вот так-то, брат, – оно тут не всегда лето, надо привыкать. Кинул ему полкило ливерки, может станет ему теплее.
   А сам ношу пока охапками дрова. Хуёвые всё ж дрова купил – вроде бы и ольха, а толку чуть. Пых – и нету. Эдак и до весны не доживёшь. В следующий год буду умнее. Хорошо хоть осталась ещё половина прошлогоднего разобранного сарая.
   А вообще хорошо. Чистейшая, как слеза, дистиллированная тоска, лучше которой вообще ничего не бывает.
//-- [21 Nov 2008|04:05pm] --//
   В деревне сегодня Михайлов день. Все закупили в автолавке в два раза больше продуктов, чем обычно.
   Если рассказать жителям нашей деревни про тот повод, по которому празднуется этот праздник, то есть Собор (а по-простому военное совещание) Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных: Архангелов Гавриила, Рафаила, Уриила, Селафиила, Иегудиила, Варахиила и Иеремиила, они посмотрят на тебя как на идиота. Михайлов день – он и есть Михайлов день. Салатов ещё со вчера нарезали.
//-- [23 Nov 2008|07:49pm] --//
   Ну вот и славно: до остального мира с бедами его, печалями, кризисами, пиратами, сбежавшим с космической станции пауком и прочей хуетой теперь можно добраться только на тракторе.
   Днём погасло электричество. Я вынул из комода свечи, чтобы долгим вечером читать что-нибудь душеспасительное, но его через час снова включили. Придётся, значит, сейчас мыть посуду: я ещё с утра накипятил для этой цели ведро воды. Теперь уж наверное остыло.
   Прокопал во дворе тропинки к важным стратегическим объектам, как-то: воротам, дровнику, сортиру и Степану.
   Хорошо.
//-- [27 Nov 2008|03:18am] --//
   Собирался с утра поехать в Невель, но утром было как-то очень зябко, хотя и протопил с вечера печку. Проверил термометр на крыльце – аж целых минус четыре. И ветер. Какой там Невель.
   Перевёл будильник на семь-сорок. Отвратительное число, всю жизнь меня преследует. Я даже в Петербург из Казахстана улетал навсегда самолётом в семь-сорок.
   Выглянул из двери: стоят старухи, ждут. Вторую уж неделю автолавки не было, у всех пряники кончились и леденцы с подушечками.
   Утренняя автолавка чем удобная – она останавливается прямо на углу нашего огорода. Оно хоть и далеко, без шапки хуй дойдёшь, но зато с крыльца видно.
   Сварил себе кофию, мерзавцу из будки овсянки, выглянул: всё еще стоят. Потом ещё раз выглянул – разошлись, автолавка так и не приехала, кризис.
   Выпил кофию, лёг опять спать: вчера сидел зачем-то до четырёх ночи, роман, кажется, писал на триста страниц.
   Проснулся: в двери тарабанят. Вот же блядь! Деревня называется. Пойдём, говорят, водку пить.
   Автолавки нету, а водки зато дохуя, на коню за ней съездили. В деревне зимой водку пить легко и приятно: с утра выпил – вот уже и вечер. Не успеешь оглянуться, а уже лампочка сияет над тобой под треснутым потолком в невельском стационаре. Так что ну его нахуй. Еле отбрехался тем, что кончились сигареты.
   Надел вторые штаны, нашёл в сенях измазанные герметической пеной рукавицы, застегнул под горло куртку и ушёл в сельпо.
//-- [22 Dec 2008|10:23am] --//
   В москве пиздец – им тут уже больше нечего даже рекламировать. На кольцевой линии рекламируют конька-горбунька, вольгу с микитой селяниновичем и другие разные побасёнки.
   А пассажиры в метро при этом все какие-то удмурты и башкиры в пёсьих шапках. По-русски никто не разговаривает. К кому ни обратишься, то или секир-башка, или канпетка-дай.
   И лица у всех в метро очень ужасные, хотя может быть это только в семь часов утра так бывает, не знаю, я тут редко бываю.
   У меня вот сосед в деревне всё стесняется ехать в москву: куда я, говорит, с такой рожей да в столицу. Вот приеду обратно в деревню и его утешу – мол, будешь ты, Серёга, на всей кольцевой линии самый наипервейший красавец.
//-- [24 Dec 2008|03:55pm] --//
   «Ох, ох, – соседка прибежала баба Рая. – Бяда! Конь упамши и не встамши! Бяжим!»
   Ну бяжим, да. Соседи они для чего соседи – они, если что-то горит или ограбили или там рожает кто, они вопросов не задают, а хватают ведро, ружьё или чайник кипятку и бегут спасать.
   Бежим, значит, бежим, а я таки по скверной своей городской привычке думаю. Ну вот прибежим. А в этом коню полтонны весу. И любое его нервное копыто разбивает любую гуманоидную кость, да хоть бы и самый череп с наидрагоценнейшими внутри него мыслями, в очень мелкие и неприятные дребезги. А я не лошадник, совсем не лошадник, я не умею с этими животными разговаривать. Это дед мой умудрился в тридцать седьмом году сесть на двадцать лет из-за лошадей, а я уже нет, не сумею.
   Но в общем всё как всегда кончилось благополучно. Конь встал сам, долго рылся у меня в кармане в поисках сухаря, которого там не было, и я наконец осуществил свою детскую мечту, то есть сказал коню «ну-ну, ты тут не очень-то выёбывайся!»
//-- [31 Dec 2008|12:06am] --//
   Я в конце концов примирился с существованием мобильных телефонов. Ну не запихаешь же их обратно в ту пизду, из которой они вылезли – значит надо как-то с ними жить.
   У меня и самого в последние года четыре есть такой телефон, и я честно признаю, что он таки выполняет некоторые полезные функции – будит меня к автолавке или показывает время. Ну или вот интернет, например, в который я прямо сейчас пишу.
   А ведь когда они появились, ушла целая жизнь: «мы ждали оба, я у аптеки, а я в кино искала вас» – оно ведь уже невозможно, потому что быстренько созвонятся и встретятся. А нахуя, спрашивается, им это нужно?
   И часы теперь носят только президенты, олигархи и пижоны. И муж уже никогда внезапно не вернётся из командировки. И на вопрос «где ты была» ответ теперь «у меня телефон сел и деньги на нём кончились».
   Или вот это, помните – когда поезд вот-вот должен отправиться, какой-нибудь юноша на перроне пишет снаружи что-то пальцем на стекле отъезжающей девушке, и она что-то пишет, и оба ничего не понимают, кто чего пишет, но лица у них такие счастливые и влюблённые.
   А сейчас чего: «Ну, пока-пока. Ага, позвоню. И я тебя. Нет, пьяных мужиков нет, бабушка какая-то. И я тебя. Ага, сразу позвоню. Пока-пока».
   И ничего там, оказывается, интересного на этих стёклах не писали.

2009

//-- [04 Jan 2009|08:05pm] --//
   Когда к нам в деревню приезжают люди из города, они поначалу опасливо озираются, дышат через раз и немедленно заводят разговор про Кризис. А потом ничего – выпьют чаю или там настоек, кто употребляет, поспят и наутро уже про всё напрочь забывают.
   Потому что кризис – это что такое? Это когда жизнь была сильно хорошая, а потом вдруг стала сильно плохая. А тут всё всегда одинаково.
   Сосед вон порося зарезал. У бабы Тамары баллон с газом кончился. С утра было семнадцать, а потом внезапно потеплело до двенадцати. Процент полнолуния – сорок восемь.
//-- [09 Jan 2009|09:39pm] --//
   В очереди к пивному отделу стоят выкопавшиеся с ближайшего кладбища покойники: серые лица, навеки потухшие глаза.
   Непослушными руками протягивают продавщице мелочь. Получив пиво, прижимают его к пустой груди и, шаркая негнущимися стопудовыми ногами, уходят во тьму внешнюю.
   Праздник.
//-- [17 Jan 2009|10:34pm] --//
   Как бы уничтожить в себе городского жителя?
   Вот сегодня ехала к нам автолавка, ехала, да так и погибла в наметённых за ночь снегах. А жрать-то хочется! А курить-то нечего!
   Сосед стукнул в ворота: «Димка, в Отрадное поедешь?» Ну то есть в магазин. Ёб же, как же не поеду, поеду конечно. Оделся потеплее: пидорку на голову, валенки на ноги. Ватных штанов и варежек нет и никогда не было, то есть были, но только в армии.
   Сел в сани, поехали. «Замёрзнешь» – сказал сосед мудро. «Да хуйня» – ответил я легкомысленно.
   Ну, вернулись часа через два. Надо, думаю, водки выпить, а то пиздец мне. А пробку-то открутить не могу – промахиваюсь, потому что из холода в тепло – тут-то и понимаешь, что замёрз. А ведь ещё, думаю, надо стопку как-то донести до рта.
   Нет, без ватных штанов и тулупа я больше в санях не ездок.
//-- [21 Jan 2009|02:48pm] --//
   Мы вообще-то уже когда-то гнали самогон в городской квартире во мрачные времена горбачёвской перестройки. Мантоварка, сверху миска с холодной водой, под миской пиала для сбора конденсата. Ровно никакого представления о первой фракции, второй и уж тем более третьей, мы не имели, так что выпивали всё подряд. Остались живы. Молодые были организмы, хули.
   Сейчас прочитал множество теоретических материалов, и знаю, что температура кипения спирта составляет 73 градуса по цельсию, и все что испаряется до этой температуры – то уксусный альдегид и ацетон, а всё, что после – там вообще пиздец.
   А местные-то жители не знают! Гонют всё подряд, сливают в одну бутылку и продают по пятидесяти рублей за литр.
//-- [28 Jan 2009|06:59pm] --//
   Да вот, верю-не верю.
   Не знаю, может быть у меня лента друзей такая кривая, но ни разу не видел я там злобных криков от верующих в сторону неверующих, мол, хули, суки, не веруете! А наоборот – этого добра как грязи.
   Я сам очень спокойно отношусь к неверующим: ну не дал им Господь способности верить в него самого, так и не дал. Господу видней, как сказал один музыкант, который верует сразу в четырнадцать богов, и дай Господь, чтобы всё у него обошлось благополучно с этим шунтированием.
   Вот мальчик мой, которому два года, он сидит и, как принято нынче выражаться, втыкает в мультфильм на музыку не то Вагнера, не то Шуберта (я их не различаю). А там ничего в этом мультфильме не происходит: бабочки летают туда-сюда, туда-сюда. И родители его оба решительно не понимают чего там смотреть, как раз именно потому что не отличают Шуберта от Вагнера. Потому что не умеют слышать.
   То есть мораль состоит в том, что человека нельзя ругать за то, что он чего-то там не слышит или не умеет. Вот я, например, пытался не так давно прикрутить у себя в деревне к полу плинтус. И так крутил, и эдак, а чем дальше тем кривее всё получается. Пришёл сосед и за пять минут прикрутил всё как надо шуруповёртом. Ни единого зазора. Каждый умеет что-то своё.
//-- [05 Feb 2009|06:55pm] --//
   Ненавижу литературу, изданную за счёт авторов. Я её конечно никогда не читал, хотя некоторое время и рисовал к ней обложки.
   Самое главное её отвратительное свойство состоит в том, что печатают её почему-то всегда на мелованной бумаге, которая совершенно непригодна для растопки.
   И глянцевые журналы не люблю по той же причине.
//-- [6 Feb 2009|04:08pm] --//
   Ездили сегодня в город Невель. Меня часто спрашивают сотрудники разных журналов (ну я же почти медийная персона): «А с какого хуя вы, Дмитрий, уехали в эти ебеня?» Ну или не так они спрашивают, не помню.
   Отвечаю. А потому что! Потому что первые четыре километра мы ехали по белоснежному совершенно снегу, потом стало грязновато, потом вообще соль с говном, потом набились в машину цыганы, потом офис мегафона. Можно ли это не ненавидеть?
   Наверное можно, но я не пробовал.
//-- [14 Feb 2009|01:54am] --//
   Почитавши ввечеру ленту друзей, обнаружил целых два стихотворения про гондоны от приличных на первый взгляд людей.
   «День святого Валентина!» – догадался я.
   Сам я, правда, гондоном в последний раз пользовался ещё в прошлом веке и решительно не понимаю смысла гондонной ебли. Ибо ебля – это, впрочем об этом как-нибудь в другой раз.
   Но кому-то видимо нравится Безопасный Секс. Ну, вот их и с праздничком.
//-- [17 Feb 2009|04:52pm] --//
   Утром, гуманно впрочем, часов в одиннадцать в двери стукнул сосед: «Ну чего, дровы будем делать?»
   Будем-будем, а куда нахуй денешься – с дровами полный пиздец.
   Заехали в лес, свалили сухостоину. Ну как свалили: бензопилу дружбу сразу зажало, остальное топором. Потом таскать чурки к коню. На третьей примерно чурке я уже засомневался в благотворной роли товарища Сталина в подъёме народного хозяйства: а если вот так, да четырнадцать часов, да не жрамши и каждый день двадцать пять лет подряд? Ну его нахуй, лучше уж тогда капитализьм с ихним макдональцом.
   А так вообще, если абстрактно, то красиво конечно. Проперделись.
//-- [18 Feb 2009|08:02am] --//
   Четыре дня назад по поводу собаки-степан было принято мною непростое и жестокое решение: не повесить его, конечно, в лесу, но отвезти в город Пустошка и там отпустить нахуй на все четыре стороны. Пусть пореет там на свободе и испытает пред смертью короткое собачье счастье, но уже без моего участия. Ибо собако это охуело: одним движением челюсти оно перекусывало любую цепь, ебало свою родную матушку и на хозяина своего, то есть меня, ссало с безопасного расстояния. Будучи поймано и привязано, жидко задристывало всю доступную площадь, хамило и раздирало вдребезги оказавшийся случайно в пределах доступности матрац.
   Гуманизм мой огромен, но не безбрежен. Нахуй-нахуй. Я, может быть и сам не всегда исправно исполняю свои функции, но в штаны себе не сру – есть всё же некоторые пределы пиздоблядства.
   Экзюперианцам с криками про то, что мы в ответе, предлагается пойти подрочить.
   Но вот беда: в ту самую секунду, как было принято это страшно неприятное решение, в мире не стало более образцовой собаки, чем эта сволочь Степан. Он стал тщательно облаивать всех случайных прохожих, научился закапывать говно и смотреть на меня такими глазами, как будто бы он мой внебрачный сын. И я сам даже не понял, как это получилось, но вот я уже договорился с соседом и вручил ему деньги, чтобы он эту сволочь и гниду кормил, пока меня две или три недели здесь не будет.
   Ну и уродище тут же конечно расслабилось и насрало себе в миску.
//-- [08 Mar 2009|09:17am] --//
   Вообще-то я так думаю, что трудящиеся женщины могут испытывать международную солидарность только по одному пункту, как то: все мужики – козлы.
   Но в глубине души я тайно надеюсь, что может быть эту солидарность испытывают не все до единой. Может быть две-три не испытывают.
   Ибо мой идеализм в отношении женщин (не важно трудящиеся они или нет) совершенно ничем неистребим.
//-- [10 Mar 2009|01:48am] --//
   Как же я иногда завидую книжным неграм, пишущим под фамилией например «фридрих незнанский»!
   Встал утром, позавтракал, нахуярил трудолюбиво свои ежедневные десять тысяч знаков (считая пробелы), и весь день свободен. Главное побольше диалогов и вводных оборотов. А потом хоть водку жри, хоть голым пляши.
   В месяц триста тысяч знаков по десяти копеек за букву и даже за пробел – вот и семья почти накормлена.
   Меня эта синекура по счастию миновала, не знаю почему, но ни разу даже не предложили. Я бы отказался, конечно, хотя за всякие случайные заработки обычно берусь с готовностью. Но это какой-то такой заработок, как бы его сформулировать. Ну что-то вроде как когда барышня зарабатывает себе на приданное сосанием хуёв. Нет-нет, я ни в коем случае не осуждаю.

   А тут ходишь, ходишь. Туда-сюда, туда-сюда. Родные и близкие от тебя шарахаются, ребёнок, как увидит – плачет. У папы муки творчества. Он три недели назад сказал издательству, что у него всё готово, а потом перечитал то, что готово, и сам заплакал. Потому что половину, а лучше бы три четверти из того, что готово, нужно в резиновых перчатках отнести на вытянутых руках в плотно завязаном пакете в мусоросборник, а то, что останется – это будет экологически нейтральное унылое говно. На котором написана моя личная фамилия.
//-- [16 Mar 2009|08:42pm] --//
   Как-то тут давеча сформулировал для одного гламурного журнала (один раз не пидарас) своё отношение к домашним животным.
   Я животных вообще-то люблю. Особенно диких: крокодилов там, бегемотов, медведей, но издалека.
   А вот домашние животные – это совсем другое дело. Тут я полностью поддерживаю кота Матроскина: если некое животное получает гарантированный ежедневный харч, то оно должно его отрабатывать – говорить «кто там», нести яйца, давать молоко, охранять дом, ловить мышей. А иначе мы зря его кормим. Если животное не исполняет этих своих функций, оно выбывает: курица в суп, корова на мясокомбинат, остальные – нахуй. О да, это не очень соответствует гуманистическим идеалам. Тоже нахуй.
   Городского жителя можно понять: природы вокруг него никакой, вот он и заводит себе фальшивую жизнь на свою потеху – в аквариумах, клетках, горшках. Кошечку там, собачечку, которая валяется на хозяйской постели с грязными ногами и решительно не понимает, что же она должна делать в этой жизни.
   А в деревне живая жизнь – она везде. Она топочет на чердаке, жуёт крупу в шкафу, клюёт с окна замазку и разоряет мусорное ведро. И заводить себе ещё один источник говна, от которого нет никакой пользы, кроме этого самого говна – это весьма бессмысленно.
//-- [20 Mar 2009|10:11pm] --//
   Я вот тут почитал в интернете и подумал: ну неужто вот эти обладательницы сумок за пять тысяч баксов действительно настолько безмозглы, что со всем своим тончайшим чувством стиля и статуса не понимают совершенно очевидной вещи, как то: биркин-хуиркин – это для нищебродов и лузеров.
   Трусы с алмазами – это нихуя не круто. По-настоящему круто – это когда в заведение, где сидят тётки в этих самых трусах, заходит похмельный мужик в трениках с пузырями на коленях под руку с толстой бабой в бигудях и с фингалом под глазом, и лично хозяин заведения вежливыми пинками освобождает для них самый лучший столик.
//-- [24 Mar 2009|07:06pm] --//
   Будучи ненавистником всего живого, впустил в дом жить ещё одного обитателя. Хозяйка его отбыла в Луки, и никому он тут больше нахуй не нужен, тем более, что у него какие-то проблемы со здоровьем. Сдохнет ведь без меня.
   Сидит вот, мурлычет. Будет срать в доме – получит страшных пиздюлей. Назвать думаю Виссарионом. В честь самого лучшего литературного критика и папы Великого Кормчего.
//-- [31 Mar 2009|08:52pm] --//
   Маленький мальчик, просмотрев в два присеста кинофильм про буратино, собрал по всему дому разнообразные ключи, принёс их мне и теперь надеется, что я отопру дверцу.
   Увы мне.
//-- [02 Apr 2009|12:07am] --//
   Однажды к некоторому мудрецу, каковой сидел в хрущёвской кухне и неторопливо очищал картофель от кожуры, приступил с непомерно громкими воплями сын его, требуя немедленно подать ему слишком сладкое печение с верхней полки шкафа.
   На что мудрец, не прерывая своего занятия, ответствовал так: «О сын мой! Ты чрезмерно юн ещё и неразумен для того, чтобы понять счастье свое – иметь такого родителя, как я! Ибо родитель твой столь же отзывчив, как мясная колода, и столь же чувствителен, как тот синий горшок (да-да, вот этот), в который ты отправляешь свои надобности. Ты можешь вопить до тех пор, пока не потеряешь свой голос, упасть наземь и бесцельно болтать в воздухе своими ногами, но отец твой будет всё так же чистить картофель. Ибо сказано: не просите ни о чём больших и взрослых, потому что они сами к вам придут и дадут вам всё. Когда посчитают нужным».
   И речь эта, сказанная с превеликим хладнокровием, оказала на вопрошающего желательное действие, как-то: вопрошающий разинул рот и удалился размышлять о тщете всего сущего.
   Каковые размышления ещё никому не нанесли вреда, а некоторым, об этой тщете размышлявшим, таким как Царь Царей Соломон, даже причинили значительную пользу.
//-- [03 Apr 2009|01:02am] --//
   Жизнь как всегда куда увлекательнее глупых наших о ней представлений.
   Наслушавшись советов из интернета, оставил собаку-степана реять в свободном плавании на время моего отсутствия.
   Ну и хуле? Приехал – сидит снова на цепи, жалуется, лижет ботинки. Ибо вообще всех успел заебать.
   Эх, собака-степан, собака-степан. Дал ему сосиску, даже две.
   Но какой же на нём за зиму вырос подшёрсток! О если бы у меня был такой подшёрсток, я бы отправился пешком в Антарктиду и пугал бы там время от времени полярников.
//-- [03 Apr 2009|03:44pm] --//
   В детстве я это называл «помогать весне»: часа два самозабвенно сколупывал лёд с дорожек.
   Проходившая мимо соседка сказала скептически: «Да чо ябёсся? Само стает».
//-- [04 Apr 2009|09:14am] --//
   А весна всё ж таки действительно – целых две мухи проснулись.
   По дороге к автолавке встретил Пахома. «Ну как твоё ничего?» – спросил Пахом. «Да так – потихоньку-помаленьку», – ответил я обстоятельно. Поговорили. Мы люди солидные.
   Собака-степан, получивши после автолавки полкило ливерной колбасы, вновь обзавёлся собственными мнениями, которые у него всегда одинаковые: про ещё полкило колбасы. Он мне не сын, поэтому речей я перед ним произносить не стал, а сказал просто и кратко: «Что, скотина, пиздюлей давно не получал?» На что Степан, спрятавшись в будку, выразил на лице своём полное отсутствие мнений по каким бы то ни было вопросам.
   Вот и нехуй.
//-- [04 Apr 2009|02:18pm] --//
   Кстати, было дело, взяли прошлой осенью чистопородного какого-то спаниеля с непроизносимым именем, паспортом и родословной.
   Ну, он осмотрелся, а будь он хоть семьсот раз родословный, но всё равно животное стайное.
   Он очень быстро выяснил, кто тут в стае самый слабый и ненужный, и стал отбирать у него игрушки, гавкать и совсем уже было занял предпоследнее место в иерархии, но тут же был выпизднут нахуй, то есть возвращён прежней хозяйке.
   Потому что ошибка вышла: вот этот-то самый слабый был в этой иерархии самым главным.
//-- [05 Apr 2009|12:31pm] --//
   Чисто для памяти (из беседы с соседской старухой): «Пязду растопырит и сядит, пиво хлешшет. Барыня!»
   А у нас совсем уже тепло, гуси летят тысячами на север. Говна степанова понаоттаяло – это ж откуда из такой голодной собаки?
   Но всё равно прекрасно. Нет, я не Пушкин, я другой. Весну люблю.
//-- [08 Apr 2009|04:56am] --//
   В наших местах на кабана охотятся так: строят на дереве шалаш где-нибудь неподалёку от его логова и сидят там три или четыре дня с карабином, памперсами и двумя литрами спирта, пока этому кабану не станет противен ваш перегар и тогда он начнёт валить сосну, на которой вы сидите.
   Далее всё зависит от вашего хладнокровия, количества патронов и воли Божьей.
//-- [08 Apr 2009|07:57am] --//
   А я вот думаю, что советский союз разрушили вовсе не Астрид Линдгрен или Алан Милн. Советский союз уничтожили финские сапоги и чешские голубые унитазы. Ну и вокально-инструментальный ансамбль Битлз, это само собой.

   Ибо скотская человеческая натура при выборе между полётом на марс и покупкой автомобиля мицубиси-лансер неизменно выбирает мы сами знаем что.
//-- [20 Apr 2009|02:00pm] --//
   В который раз завидую маленькому мальчику: разгуливает по комнатам с голой жопой и совершенно счастлив.
   Я, когда жил совсем один, тоже любил разгуливать с голой жопой. Ходишь туда-сюда и благорастворение воздухов приятно эдак омывает. А нынче вот как-то не получается.
   И в деревне тоже не походишь: гуляешь, например, по комнатам с голой жопой, а тут входит дед Пахом. Нехорошо.
//-- [26 Apr 2009|12:22pm] --//
   Клюкнувши вчера под корюшку водки, затеял спор с двумя барышнями про деторождение.
   Барышни настаивали на том, что деторождение – это предприятие черезвычайно ответственное, к которому нужно тщательно подготовиться и создать для него материальную базу, каковая зарабатывается упорным трудом. А потом, после деторождения необходимо забросить все мирские дела и обеспечивать новорожденному Достойные Условия. После чего необходимо посвятить ему всю свою жизнь.
   Я же, как человек легкомысленный, полагаю, что дети являются на свет, когда Бог даст. И условий им никаких не нужно. Их нужно просто любить, а жизни они вовсе не мешают. Они – не подвиг, не самоотвержение, они просто приносят радость. И не нужно ни от чего отказываться. Если например жена моя желает поехать на куршскую косу за совершенно бесцельным занятием вроде кольцевания птиц, так она туда и едет, и мне совершенно не сложно пожить с мальчиком вдвоём, потому что он меня абсолютно не напрягает. Мы с ним прекрасно ладим и засыпаем обнявшись.
   Ведь он же не обуза, не квест, не проект и не объект, из которого необходимо вырастить сверхчеловека. Что вырастет, то и вырастет.
   Он такой же человек как и мы. Просто человек и всё.
//-- [27 Apr 2009|01:06am] --//
   Как же я люблю возвращаться сюда, домой.
   За железнодорожным переездом ждёт личный водитель Володя. «Ну как жизнь?» «Да никак, Дима». Потом молчим по-мужски многозначительно.
   При выезде из Новосокольников купить десяток яиц, пакет молока и булку.
   Окни, Ломыгино, Отрадное, Деино – а вот и дом.
   Собака-степан устраивает хвостом небольшой ураган – нахуй-нахуй, вот на тебе завалявшуюся с прошлого раза сморщенную сосиску.
   И звёзды, какие же тут блядь звёзды. Без всякой сентиментальности: охуеть, какие огромные.
//-- [27 Apr 2009|03:19am] --//
   А вот о Достойных Условиях.
   Ну вот приедет через неделю мальчик в деревню. Будет ходить босыми ногами по грязным лужам и обниматься с антисанитарным собакой степаном. Есть немытую клубнику, землянику, малину. Бултыхаться в непроверенном на эписторхоз озере.
   Посудомоечной машины нет и не будет, а о французском языке даже не может быть и речи.
   Есть ли у него шанс вырасти достойным человеком в таких условиях?
//-- [27 Apr 2009|01:45pm] --//
   По поводу медицины в глухой псковской деревне: скорая помощь, вызываемая с красного телефона на соседнем столбе, приезжает примерно через час, что не очень сильно отличается от города Петербурга.
   Прошлым летом старший сын моей жены, крася крышу, с неё свалился и достаточно серьёзно распорол себе ногу. Я не стал напрягать государственные службы и позвонил знакомому водителю в Новосокольниках, который приехал через полчаса. В единственной больнице этого, честно скажу, не очень выдающегося города совершенно трезвый (при том, что была суббота) молодой московский врач очень квалифицированно зашил ему всё что нужно и юноша по сей день совершенно здоров.
   В феврале мы ездили с соседом Серёгой проведать его мать в невельской больнице, и если я и нашёл в этой больнице отличия от петербуржских бесплатных учреждений, то все они были в лучшую сторону.
   Да-да, я знаю, что бывают прямо противоположные примеры, но я же пишу только о том, что видел собственными глазами.
//-- [27 Apr 2009|09:05pm] --//
   Обнаружил в огороде только что вылезший чеснок и немедленно его безжалостно сожрал. Возле сортира проклюнулась крапива, безобидная такая, ага, знакомы.
   Собако степан, вырастивши на себе непроницаемый для мороза подшёрсток, вывесил наружу язык и не знает, куда теперь этот подшёрсток девать.
   Хорошо.
//-- [01 May 2009|01:58pm] --//
   Морально готовлюсь к подвигу: доехать с соседями до станции, там они сядут в поезд, а мне нужно будет вернуться на том же коню в деревню, самостоятельно его распрячь и поставить в конюшню.
   Это вам не рецензию на роман Геласимова писать – тут дело серьёзное. Тем более что тут сейчас затеяли какой-то ебучий автопробег из Опухликов в кремль и еле успеваешь уворачиваться от уродов в тюнингованных автомобилях.
   По пути от станции до дома (ходил утром заказывать трактор) за сорок всего минут встретил целых аж четыре автомобиля, что для наших мест совершенно противоестественно.
//-- [01 May 2009|05:32pm] --//
   Эх, сорвался подвиг. Поехали они в автомобиле.
//-- [01 May 2009|06:21pm] --//
   Я вот тут сегодня шёл как раз от станции до дому, никуда не торопясь, и рассматривал обочины дороги.
   Летом эти обочины заросшие травой, а зимой, понятное дело, засыпаны снегом. А в мае всё очень хорошо видно. Какая бутылка из-под пива прошлогодняя, позапрошлогодняя, а какая только что выброшенная из окошка проезжающего автомобиля.
   Лес – он мощный, он всё переварит. То, что сразу не разложит, то засыплет иголками, листьями, ветками и этого хотя бы не будет видно и пускай оно там разлагается ещё сто или сколько там лет. Для леса это не срок.
   Но ведь сыплют всё новое и новое – блестящие банки, которые явно не пережили зиму, бутылку жигулёвского с непотускневшей этикеткой. То есть вот буквально вчера.
   И очень хочется применить к этим людям какие-нибудь страшно бесчеловечные меры. Самая из которых лучшая – это рассадить на всём пути (там не очень много) людей с бейсбольными битами. Ну и, когда вдруг из какой-то проезжей машины выпадет пустая банка пива-балтика, эти люди выскакивают из кустов и вдребезги хуячат эту самую машину. И если сидящие внутри неё подонки начинают чего-то пищать, то тридцать два зуба на одного человека – это роскошь, хватит и двенадцати коренных. И двадцать пальцев, опять же, на одного, пожалуй, многовато. А если он уже после этого никогда не сможет водить машину и выкидывать банки – так это только польза для нашей с вами экологии. Заодно и негра не обидит.

   Вот это и будет гринпис и антифашизм.
//-- [03 May 2009|04:40pm] --//
   Кстати, никому не нужен сценарий сериала? Чистая мексика, только в интерьерах псковской области, поэтому лучше.
   У меня за воротами сейчас идёт как раз его тридцать вторая серия в реальном времени.
//-- [03 May 2009|06:07pm] --//
   Коровье бешенство. Птичий грипп. Свиной грипп.

   Неспортивно как-то – два раза подряд грипп.
   Похоже, что у Всемирной Организации Здравоохранения, минздравов разных стран и фармацевтических компаний иссяк креатив.
   Для дальнейших смертоносных пандемий предлагаю такие названия как: баранья проказа, овсяная холера, комариная оспа, кошачья чума, муравьиная язва, рыбий столбняк, ну и проч. и проч.
//-- [06 May 2009|11:02pm] --//
   Учусь потихоньку управлять кобылой, то есть мерином.
   Конь – это очень интеллектуальное транспортное средство, оснащённое довольно нехуёвым естественным разумом. Он сам, если хозяин напился пьян и заснул, доставит его домой при том условии, что хозяин не свалился с телеги. Он сам объедет пешехода и разминется со встречным автомобилем.
   Но, как правильно предполагали писатели-фантасты, когда некоторое устройство делается слишком умное, у него заводятся собственные Мнения.
   В частности, когда конём управляю я, он в целом слушается, но даже по ушам его можно прочесть это самое Мнение: «А ЧТО ЭТО ЗА ХУЙЛО ТАМ НОКАЕТ? ОН ВООБЩЕ БЛЯ ХТО ТАКОЙ?»
//-- [12 May 2009|12:32pm] --//
   Вот выйдешь утром во двор. Покуришь, умоешься, пожжёшь мусор в бочке, покормишь скотину Степана, уберёшь за ним говно, нальёшь коту Осе молока в блюдце, поколешь немного дров, поговоришь с соседкой про погоду, посидишь бесцельно на крыльце, любуясь на распустившийся дуб, послушаешь кукушку, тут как раз придёт Ося со свежепойманной мышью (он почему-то не может их жрать в одиночестве), вернёшься в дом – и всё это заняло ровно один час.
   Включишь компьютер, почитаешь почту, жж и прогноз погоды (дождя сегодня опять не будет). Глянешь на часы: ёб твою мать! – трёх часов как не бывало.
   Машинка для пожирания жизни.
//-- [12 May 2009|03:12pm] --//
   В деревенской жизни есть две штуки, одну из которых я ненавижу, а другая меня вполне устраивает.
   Ненавижу я то, что они тут живут друг с другом какое-то немыслимое количество лет и за это время у всех накопилось огромное количество обид и претензий. Ну, как если бы на каком-нибудь летучем голландце экипаж был бы живой и так они там на нём живут и живут несколько тысяч лет. Спроси любого жителя деревни про другого жителя, и тебе расскажут такую кучу про него гадостей и мерзостей, что ты потом будешь ворочаться до утра.
   А устраивает меня то, что никто не хочет быть кому-то чего-то должен. Если я поменял бабушке газовый баллон, она мне обязательно даст два десятка яиц или насыплет ведро картошки. И мы разошлись.
   Я сначала этого не понимал и наливал соседу просто так. А потом понял, что это неправильно, и он страдает.
   Сейчас я стал умнее и, если он зашёл утром похмелиться пивом, то я говорю, что, мол, пива-то я налью, а косу отобьёшь? «Отобью!» – радостно говорит сосед и пьёт потом пиво с чистой совестью.
//-- [12 May 2009|08:25pm] --//
   Маленькому мальчику в деревне хорошо.
   Это в городе поход на улицу является целым предприятием, а тут граница между домом и двором – это всего лишь очень скрипучая дверь. Понятие «гулять» совершенно исчезает. Мальчик сам где-то там жужжит, приносит родителям выкопанных из навозной кучи червяков, гремит кочергой в бане, гоняется по картофельному полю за котом Осей и обнимается с собакой Степаном. В огороде ходит конь, которого мальчик поначалу панически боялся, но, проехавшись в телеге до соседней деревни, очень одобрил, но впрочем знает, что близко подходить не надо. За огородом пасётся коза, у соседей непрерывно вопят два петуха, в сарае трещат ласточки, в небе полнолуние, в соседнем саду орут соловьи и только бы добраться до койки, а там хлоп – и мгновенно заснул.
//-- [12 May 2009|10:23pm] --//
   Беседовал недавно с одной симпатичной барышней в городе москва.
   Баню, говорит, хотим построить на участке. Девять на девять. Нарисовала план: вот тут бассейн, тут бильярдная, тут санузел, тут душ. Во втором этаже живёт персонал.
   «А чем топить?» – задал я практический вопрос. «Газом, конечно».
   Вспомнил свою баню три на три. Печка треснутая, потолок весь в саже. Когда растапливаешь, дымит страшно. В предбаннике ветер. Санузел в крапиве, до ближайшей бильярдной пятьсот километров. Но я это впрочем перетерплю, потому что в бильярд наигрался с майорами ещё в советской армии до полного к нему отвращения.

   В общем так: и моя баня хорошая, и та баня тоже хорошая. Просто жанры разные.
//-- [15 May 2009|01:04pm] --//
   Чем меньше лошадиных сил – тем лучше проходимость.
   В автомобиле ламборгини (да-да, именно так произносится – албанский выучили, теперь учите итальянский) ездить можно только по специально уложенному асфальту. Я видел однажды грозно рычащую в пробке на Большой Пушкарской малиновую феррари: она выглядела так же нелепо, как, допустим, Ксения собчак, голосующая на проспекте просвещения, чтобы за пятьсот рублей отсосать у проезжего водителя.
   Джип – уже лучше. Но как гласит народная мудрость, чем мощнее мотор, тем дальше ехать трактору.
   Далее идут чудеса немецко-французско-японско-корейского автопрома из доступной ценовой категории. Ездят быстро, жрут мало, но чуть глубже колея – уже царапается брюхо и проскальзывают колёса.
   Про пятёрки-шестёрки-девятки гуманно промолчим, хотя древняя разъёбанная нива иной раз может приятно удивить.
   Лошадь пройдёт там где никто из вышеозначенных не пройдёт. Но ей всё равно нужна хоть какая-то дорога.
   Велосипед проедет там, где не проедет лошадь, но ему тоже нужна относительно ровная поверхность. Есть конечно юные велосипедные прыгуны по скалам, но половина из них уже убилась, а вторая половина тоже неизбежно убьётся.
   И только на ногах и руках можно взобраться на гору Эверест или дойти до Южного Полюса, когда уже сдохли все собаки.
   Разумный человек, конечно, спросит: а хули я там забыл на этом сраном полюсе?
   Ну, тогда ламборгини. Или, если бюджет не позволяет, то лансер.
//-- [16 May 2009|08:51pm] --//
   Попробовал себя в роли сельского калымщика: привезли с соседом на коню пару возов дров мне и три, как выражается сосед, жардины для соседской бабушки.
   Бабушка, как это принято, вынесла нам две сардельки и по стопке чистого спирта.
   В далёкой моей навсегда ушедшей молодости я, бывало, иногда выпивал чистый спирт – ощущение было как от стакана проглоченных гвоздей, но через некоторое время можно было отдышаться.
   А сейчас уже всё – нет того куража. Так что попросил ещё одну стопку и разбавил напополам.
   Годы, годы.
//-- [17 May 2009|11:08pm] --//
   Ещё одно положительное обстоятельство деревенской жизни состоит в том, что коммунальные услуги находятся очень неподалёку.
   В городе оно как: вот открыл ты кран, а оттуда одно шипение и две капли воды. Кому звонить, куда? Где этот горводоканал и какой у него теперь номер – это известно одному лишь губернатору Матвиенко, номера которой никто не знает, кроме особо приближённых лиц. И, даже если дозвонишься, то когда приедут – через три дня или пять?
   А тут вот захотелось тебе полить огород, а из крана то же самое шипение. Ну и хули – пошёл к соседу, и если он дома и не уехал в Луки, то он пойдёт и включит башню. А если уехал, то сам пойдёшь и включишь. Чего, я кнопку эту что ли не знаю?
   Можно было бы и без соседа обойтись, но он тогда обидится: он этой башней всё ж таки заведующий – двести рублей в месяц за неё из колхоза получает.
//-- [18 May 2009|12:21pm] --//
   Когда-то очень давно в Алма-Атинском педагогическом институте иностранных языков я изучал чистейший и благороднейший бибиси инглиш.
   Каким-нибудь людям из стерлитамака, которые по капризу судьбы оказались внутри третьего транспортного кольца города Москва, небось мерещится, что преподаватели мои скакали на работу на ишаках и жевали во время лекций курдючное сало, но я вынужден их разочаровать: в результате некоторых печальных происшествий прошлого века почти все они были коренными ленинградцами.
   Кстати сказать, роль товарища Сталина в деле подъёма культуры в районах тогда ещё неподнятой целины до сих пор совершенно не раскрыта.
   Отцу моему и сестре его, например, преподавал арифметику в сельской школе в деревне Вишнёвка математик с мировым именем, не помню как фамилия. В убогом нашем городе Целиноград ходили по улицам люди в таких страшных очках, которых уже не носит даже вдова покойного академика Сахарова.
   Но я, впрочем, как всегда, не об этом, а о том, куда подевался мой так тщательно выученный английский язык.
   А в жопу он подевался. Стоило мне только поработать пару лет в американской конторе кей-пи-эм-жы, так сразу бибиси инглишу и пиздец. Изер-низер вместо айза-найза, гоча, васап. Буква эр откуда-то появилась в слове бикоз и потом лет через десять один пьяный швед чуть мне морду не набил возле станции метро Слюссен в городе стокгольме, потому что принял за американца.
   И сейчас та же беда. Ябать, пязда, тые (вместо те), на коню. Малец, матка. Очень сильно прилипчивый вариант русского языка.
//-- [18 May 2009|05:14pm] --//
   Когда-то в девяносто третьем году я пришёл на собеседование к главному менеджеру алмаатинского отделения компании KPMG (это я для солидности написал английскими буквами, потому что очень тогда волновался). Контора эта тогда входила в биг сикс аудиторских компаний нашей вселенной, потом их стало биг файв, а сейчас не знаю, чего там от них осталось.
   Так вот этот самый главный менеджер Хью Оразко (я тогда ещё не знал, что внутри конторы русскоязычные работники зовут его не иначе как «Пидоразко») задал мне пронзительный вопрос: «What do you know about securities?»
   А я чего знал про секьюритиз в девяносто третьем году? Да ничего я не знал и сейчас ничего знать не хочу.
   Однако же, жрать-то хотелось. Я незадолго до того нехуёво наварился на строительстве унитазной фабрики в Джамбульской области на деньги чеченских магнатов – долларов, кажется, на двести, но они куда-то стремительно исчезли, так что к моменту собеседования я ничего не жрал уже дня два.
   И тогда в приступе вдохновения рассказал я ему про давилонскую баржу из третьего тома Николая Носова. Ну и был мгновенно принят на работу. Занял под это дело у кого-то тысячу тенге и купил десяток яиц и бутылку водки.
   Узнал потом множество ненужных английских слов: брокадилаз, андерайтинг, деривативз, фьючерз.
   А потом однажды солнечным осенним днём, уволившись навсегда из другой уже конторы, прайс, кажется, вотерхаус она называлась, выкинул в мусорный бак ошейник и с облегчением забыл про всё то, что эти слова могли бы означать.
//-- [19 May 2009|01:37am] --//
   Собако-степан повзрослело однако: гавкает только по делу, соседу-серёге, когда при исполнении, рвёт штанину, хотя он-то его и кормит, когда меня тут иногда нету.
   Вообще-то говоря, деревенская цепная собака – это, пожалуй, лучшая порода, выведенная нашим глупым человечеством: Степан легко спит в снегу и жрёт всё, что дадут. Сейчас вот облиняет и станет ему прохладнее. В автономном режиме он живёт месяц минимум, больше я не пробовал, но, правда, всех до единого в деревне за это время успевает заебать.
   Срёт вот только очень много.
//-- [19 May 2009|03:09pm] --//
   Очень ещё прилипчивая особенность местного языка: замена суффикса у слов с -ка: бумажина, бутылина, верёвина, морковина.
   Но в отношении самогонки это правило почему-то не действует.
//-- [22 May 2009|12:00am] --//
   В деревне завелась лиса.
   Не иллюзорная какая-нибудь лиса, у которой избушка была ледяная, а нормальная, обычная. Живёт где-то на Дикой Горке.
   Все куровладельцы в панике.
   «Дима! – сказала мне сегодня баба Маруся. – Не поверите, прямо вот сюда подошла! Я палку об забор сломала! Отгоняла! Может быть хоть вы убьёте?»
//-- [22 May 2009|09:50pm] --//
   Я обычно к себе принюхивась: не воняю ли? Как там носки?
   А вот в деревне я своего запаха почти не чувствую – тут других запахов дохуя.
   Приехал в прошлый раз в Петербург, сел в маршрутке на сиденье. И тут две барышни лет сорока позади от меня стали громко морщиться и прыскать в мою сторону достатым из сумочки одеколоном.
   Да, я пах. Печным дымом, травой, дровами, навозом. Ну и пива выпил, конечно, как же без пива. И мойся-не мойся – никуда эти запахи не денутся.
   Но можно же немного потерпеть – я уже на следущей остановке выйду, приму душ, постираю одежду и вновь стану таким же дезодорированным, как вы.
//-- [23 May 2009|10:16am] --//
   Приехал в город, иду к дому. Бежит навстречу мужичок – в трусах, не пьёт наверняка и не курит. Физкультурой занимается. Мимо него машины туда сюда – вжик-вжик.
   Содрогнулся: я в городе в первые два дня вообще дышу через раз, потому что не воздух тут, а коллоидный какой-то раствор. Потом ничего, привыкаю.
   А он же, пока бежит, этого воздуха в два раза больше меня потребляет.
//-- [24 May 2009|01:37pm] --//
   Я много лет пытался определить ту тонкую грань, которая разделяет публициста и литератора, и вот Максим Юрьевич Соколов мне её наконец-то окончательно прояснил: там, где пейзанствующий литератор или же наоборот литераторствующий пейзанин употребит множество ненужных слов, вроде «Да, я пах. Печным дымом, травой, дровами, навозом» (мог бы ещё добавить, что утренним туманом, нераспустившейся сиренью и только что вычищенным сортиром), публицист скажет кратко и бронебойно: «Разил козлом».
//-- [26 May 2009|09:44pm] --//
   Забрал сегодня картинки из лаборатории, напечатанные с плёнки, смотрел на них и думал, что вот какая гигантская разница с цифрой, а хуй объяснишь.
   Ну это как аудиофил не сможет объяснить разницу между винилом и компакт-диском – он будет только размахивать руками, но ничего членораздельного от него не услышишь.
   А разница между цифровым и аналоговым вот в чём: всё, придуманное Господом Богом – оно смертно и поэтому прекрасно. Плёнка тускнеет, пластинка запиливается, картина трескается и осыпается. Даже и Кащею Бессмертному был оставлен шанс умереть – та самая игла в яйце. В конце концов даже камни умирают.
   А вот цифра, она бессмертна. Ничего с ней не сделается, если, конечно не ставить на компакт-диск чайник и не колоть винчестером орехи. Но даже и тогда её, эту цифру, можно оттуда вытащить.
   И через много-много тысяч лет разумные и просвещённые тараканы, выкопав какую-нибудь хуйню из древнего города, если сильно постараются, смогут послушать владимирский централ.
//-- [27 May 2009|01:50pm] --//
   Вспомнилось почему-то, что где-то в середине семидесятых прошлого века американцы захуячили в космос некий дурацкий аппарат без руля и без ветрил на третьей космической скорости. А им, американцам чего – им денег не жалко, всё равно они все деньги этого мира и печатают. Сколько надо, столько и напечатают. Хочешь триллион – на вот тебе триллион, только скажи сначала ку пятьсот двенадцать раз.
   Но я впрочем не про обличение американского империализма.
   У аппарата этого на борту был единственный груз: табличка из какого-то бессмертного сплава. На табличке этой были выгравированы голый мужик, голая баба, дважды-два-четыре, пифагоровы штаны и бином ньютона. В смысле, мы тоже кое-чего кое в чём понимаем.
   Никакой обратной связи с аппаратом предусмотрено не было.
   И вот мне страшно интересно: а как он там сейчас? Если конечно не погиб в астероидном поясе, то уже наверняка миновал Плутон. А потом через тысячу лет всё равно ёбнется где-нибудь среди разумных мхов, если не сгорит. И разумные мхи поглядят на эту табличку и скажут: «Вобля! Это чо за хуёвина?»
//-- [27 May 2009|07:49pm] --//
   Старушка возле магазина долго считала, шевеля губами, мелочь на трясущейся ладони. Было очевидно, что эта мелочь у неё последняя.
   В конце концов она решительным шагом зашла в магазин и купила две упаковки киттикета.
//-- [28 May 2009|02:41pm] --//
   Обнаружил ещё одну прискорбную нелогичность в русском языке: слова «католик» и «алкоголик» грамматически ничем не отличаются. Но при этом почему-то «католицизм» и «алкоголизм».
   Тогда уж надо либо «католизм», либо «алкоголицизм».
   Назрела реформа языка, точно назрела.
//-- [01 Jun 2009|04:38pm] --//
   Да, и кстати сегодня в первый раз в жизни набрал телефон ноль-два, дабы милиция хоть раз исполнила– таки не обычные свои функции по отъёму денег у населения, а то, что записано в уставе, как то: защитила бы конституционные права законопослушных граждан, которым я в данный момент являюсь.
   Я, разумеется, не надеюсь на возврат имущества – оно давно обменяно на десять бутылок самогона, но если просто махнуть рукой, как я обычно предпочитаю, то начнут лазить каждую неделю. Поэтому зло должно быть наказано.
   Приехавшая из Невеля буквально через час милиция меня приятно потрясла своей интеллигентностью и компетентностью. Приятные молодые люди – один в форме, другой в гражданском. Очень вежливы, дружелюбны и профессиональны. Сняли даже отпечатки пальцев на выставленном стекле.
   От испытанного уважения даже подписал им книжку, вообще последнюю. Приняли с радостью. Милиция, оказывается, тоже бывает разная.
//-- [03 Jun 2009|12:30pm] --//
   К соседям приехали в гости два православных батюшки.
   Мы с другим соседом пошли из любопытства на них поглазеть. Батюшки сидели распаренные после бани, попивали пивко. Но очень умеренно – по бутылке ноль тридцать три на лицо.
   «Андрей, Андрей» – представились батюшки. «Дмитрий, Дмитрий» – представились мы.
   Посидели немного, поговорили о том, о сём, о пятом и десятом. Никакой фофудьи – ни единого упоминания о божественном, вопросов «а крещённые ли вы», чем так грешат набожные тётушки. Так – что-то про музыку, про Америку и прочую чепуху. Обычные мужики из Питера без оканья и церковнославянизмов.
   Один из Андреев рассказал про свою матушку (это так жена батюшки называется, вдруг кто не знает). Она по образованию энтомолог со специализацией на жесткокрылых, а если по-простому, то тараканах. И вот у них весь дом был заставлен банками с этими тараканами – бразильскими, гонконгскими, сенегальскими, ну и прочими.
   Когда матушка в первый раз была на сносях, она однажды сказала задумчиво: «Или дети, или тараканы». Вздохнула, собрала все банки в сумку и куда-то унесла.
   Поговорили, пошли по домам. По дороге сосед сказал злобно: «Ну и откуда у них деньги, чтобы в Америку ездить?»
   «Да ты не знаешь, что ли? – ответил я. – Опиумом торгуют, опиумом. Для народа».
//-- [05 Jun 2009|06:35pm] --//
   А про украинских пограничников можно писать бесконечно. Сагу или роман.
   «А что это вы, Дмитрий Анатольевич, посещаете нашу страну строго через каждые три месяца?» – спросил меня востроносый пограничник, рассматривая штемпеля в моём паспорте. «Да вот как-то так получается» – ответил я несколько озадаченный такой постановкой вопроса. «А мне кажется, – резюмировал пограничник, – что вы ездите в нашу страну с целью получения миграционной карты. А с такими целями въезд в нашу страну запрещён. Готовьте вещи на выход!»
   И что тут возразишь? Да, была такая цель. Это как с любимой женщиной, которая утверждает, что мне лишь бы хуй засунуть. Да! Я люблю засунуть в любимую женщину хуй, но не нужно думать, что наши отношения этим и ограничиваются.
   Но как это объяснить пограничнику?
//-- [05 Jun 2009|07:39pm] --//
   Да, и ну вот стою я с вещами в тамбуре.
   Через десять минут подходят востроносый с начальником наряда.
   Востроносый тычет ему в нос мой паспорт: «Вот смотрите – тут въезд второго, а выезд четвёртого, потом через три месяца въезд четвёртого, а выезд пятого. И так каждые три месяца».
   «Да подожди, – поморщился старшой. – Писатель, говорите».
   «Ага, – отвечаю. – Я тут барышне вашей дарил книжку. Ну такой» – показал примерный объём груди. Старшой поверил – есть у них такая сотрудница. Занёс штамп над паспортом. «А книжка с собой есть?»
   Есть. Я мимо украинской границы без книжки не хожу. Достал. Старшой открыл на первом попавшемся месте, прочёл про то, что все начальники идиоты, и поставил штамп.
//-- [06 Jun 2009|03:30am] --//
   Да, ну и конец истории.
   Еду я обратно в тот же день на том же киевском поезде. Уже клюкнувши.
   Заходит тот же наряд украинских пограничников с тем же самым востроносым и начальником караула.
   «Ага! – говорят. – Мы так и знали! Посидели на вокзале и поехали обратно». Я обиделся: «Хотите, – говорю, – я вам фотографии покажу?» «Нет, – отвечают, – фотографии нам ни к чему, а вот книжку оставить придётся. И подписать».
   Подписал: «Любимой таможне от любящего её автора». Дата, подпись.
   «Какая же мы таможня?» – слегка обиделись пограничники, но книжку взяли и пошли дальше по вагону.
   «Эй, – уже совсем охамевши крикнул я вослед, – а штамп-то поставили?»
   «Поставили-поставили» – несколько напрягшись от такого вольного с ними обращения ответили пограничники.
   «Ну тогда хорошо» – сказал я и вновь погрузился в чтение романа «Степные боги» писателя Геласимова (отвратительная фамилия, а роман хороший, я ему в нацбесте дал целый балл).
//-- [06 Jun 2009|04:32am] --//
   Ну и заебавшись каждые три месяца пересекать границу, решил сделать себе хотя бы вид на жительство, для чего нужно посетить поликлинику.
   Невельская поликлиника в очередной раз меня поразила: стеклопакеты, металлопластиковые двери, паркет. Приветливый персонал. Платный курс обследования мигранта из Казахстана у пяти специалистов стоит (тут надо стучать в барабаны) семьдесят три рубля и пятьдесят копеек.
   Единственная проблема возникла у психиатра. «Покажите, – говорит, – заключение вашего предыдущего психиатра». «Так я это, – говорю, – не обращался никогда, причин не было». «Ну тогда, – говорит, – езжайте в Великие Луки и получите».
   Вот же, блядь, опять Великие Луки.
//-- [06 Jun 2009|07:02am] --//
   Очень тронуло в Невеле: спросил у какой-то женщины, как пройти к автовокзалу.
   Она очень с большой доброжелательностью показала: «Вот сейчас идёте по это улице прямо, потом направо, потом ещё раз направо. Но будьте осторожны – там очень большое движение!»
//-- [07 Jun 2009|08:10pm] --//
   Подумалось: а пожалуй это правильно, что интеллигентные и тонко чувствующие Прекрасное люди редко оказываются во власти (бывали правда исключения – Гамсахурдия, например).
   А то ведь в каждом овире уже стоял бы детектор лжи, на котором задавали бы один-единственный вопрос: «Пушкина любишь, сука?»
   И не видать бы мне тогда российского гражданства вообще никогда.
//-- [08 Jun 2009|09:01pm] --//
   Сижу тут и всё дописываю и дописываю биографию Алексея КОНСТАНТИНОВИЧА Толстого к учебнику для старших классов.
   Закапываюсь всё дальше и, чем дальше, тем больше мне этот человек нравится.
   Ну вот познакомился он совершенно случайно с великим князем Александром. Бухали там, наверное, то да сё. Не потому что великий князь, а потому что человек хороший. А тут хуяк – папа у князя помер и просыпается он императором Александром II. А Алексей Константинович, он с завтрашнего дня уже флигель-адъютант (своих не бросаем). У него единственная должностная обязанность – это носить аксельбанты на торжественных приёмах.
   Через пару месяцев – егермейстер – это вообще как председатель совета союзного государства Россия-Белоруссия, то есть вообще нихуя делать не надо.
   И тут Алексей Константинович говорит императору: «Ты это, не обижайся, но я поехал в деревню. Заебало тут у вас всё». И уезжает в Черниговскую губернию.
   Уважаю.
//-- [09 Jun 2009|01:03am] --//
   И, кстати сказать, Алексей Константинович был первым русским писателем, погибшим от передоза. Но думаю, что не следует об этом писать в детском учебнике. Версии противоречивы: одни говорят, что он выпил пузырёк опия не в силах больше терпеть постоянную головную боль, а другие утверждают, что он принял слишком много по неосторожности. Правды уже никто никогда не узнает.
   А в историю русской литературы Алексей Константинович никогда не войдёт, потому что заранее наплевал всем в душу:
   И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее
   Русского безбожия и православия.
   Он по молодости сиживал на коленях у Гёте, изъездил всю европу, но помереть предпочёл в Черниговской губернии (ныне Брянская область).
   Он был ни за кого. Сам по себе. Наверное злой был, да, но все его знакомые утверждают, что добрый.

   Хороший был человек с моей точки зрения.
//-- [16 Jun 2009|07:11pm] --//
   Тут недавно к нам в деревню приехали в гости барышня Катя с мальчиком Степаном, который нашего мальчика старше на два месяца, из-за чего в доме установилась даже некоторая гармония: два Степана, две Кати и два Дмитрия.
   И очень любопытно было наблюдать за двумя мальчиками. У них ведь нет ещё всякой этой социально-статусной хуйни – всё по-первобытному.
   Вот возник конфликт вокруг Жёлтой Машинки (их вообще-то дохуя, этих машинок, но попалась жёлтая). Сначала мой мальчик ею жужжал, потом отвлёкся и её заграбастал мальчик Степан и стал жужжать очень демонстративно: а вот теперь это моя Жёлтая Машинка, а у тебя нету Жёлтой Машинки! Крутил её у Мити под носом: смотри, какая у меня замечательная Жёлтая Машинка! Митя рыдал.
   И как ему объяснишь, что самое правильное в таком случае – это сказать «а засунь ты эту машинку себе в жопу». Не от злости сказать и не от зависти, а потому что жёлтая эта машинка тебе действительно нахуй не нужна.
   Потом Митю увели в гости к соседям, а мальчик Степан остался со своей Жёлтой Машинкой. Пять минут он ещё по инерции жужжал, потом машинку бросил и совершенно про неё забыл.
   Потому что есть такие предметы, которые имеют ценность только тогда, когда кто-то завидует их обладателю.
   Ну вот например личная блондинка только что из солярия с накладными ногтями и замысловатым узором на лобке имеет смысл только до тех пор, пока кто-то из посторонних мечтает её выебать. А так – дура-дурой и даже хуй на неё не стоит.
//-- [19 Jun 2009|02:09am] --//
   Иду тут давеча с автолавки. У ворот стоит машина, девятка, цвета мокрый асфальт. Рядом стоят четыре милиционера: «Ну что, побеседуем?» А хули бы и не побеседовать.
   Пригласил в дом. Пошёл один, я его предупредил: громко не разговаривать – там два мальчика спят – Стёпа и Митя.
   Чем занимаетесь? – спрашивает следователь шёпотом. «Хуйнёй занимаюсь, – отвечаю я тоже шёпотом. – Книжки пишу». «Деньги хоть платят?» «Да какие там в жопу деньги». «То есть ущерб большой?» «Ущерб пиздец просто до чего большой». «Ну тогда распишитесь вот тут, тут, и ещё два раза тут, а здесь напишите „с моих слов записано верно“ и тоже распишитесь и ещё вот тут». «А вы в каком стиле рисуете?»
   Задумался. «Ну вот митьков знаете?» «Обижаете, – обиделся следователь. – Конечно знаю». «Так вот, я к ним не имею никакого отношения, но в принципе похоже». «Понятно, – кивнул следователь. – Вас вызовут. Всего доброго».
//-- [26 Jun 2009|09:05pm] --//
   Всем известно, что при наступлении сколько-нибудь плюсовой температуры все петербуржские женщины младше пятидесяти лет раздеваются практически догола, дабы впитать в себя лучи столь редкого в этом городе солнца.
   Что позволяет заезжему жителю из псковской области сделать некоторые статистические наблюдения. Как-то:
   С сиськами всё великолепно. Вкус и цвет, понятное дело, вопрос индивидуальный (я лично предпочитаю не объём, но аккуратность): всё расположено там, где оно должно быть, не выше и не ниже, и даже без бюстгальтера ласкает взор и вызывает смутные грёзы.
   С ногами же много хуже: от жопы до колен ещё ничего, а дальше что-то блокадное и авитаминозное. За четыре часа удалось встретить от силы двух барышень с правильными икроножными мышцами, да и те были наверняка приезжие.
   Про гармоничное же сочетание «жопа-ноги» вообще можно только плакать – там происходит какая-то гуманитарная катастрофа. То есть одно из двух.
//-- [06 Jul 2009|12:11pm] --//
   Отношение у откосивших (через дурку или купленное плоскостопие) к армии примерно такое же, как у атеистов к религии.
   Последние, чем больше сомневаются: а может быть Бог таки есть, – тем громче вопят о продажности и мракобесии. Лучше всего вопится о православии: старухи завсегда безопаснее шахидов.
   А первые, если они не женщины (у женщин своё биологически оправданное отношение к армии. С одной стороны они значительным своим процентом любят военных, красивых-здоровенных, а с другой лягут крестом за нежного своего мальчика, которого собираются в эти военные отдать), как правило не лишены-таки системы распознавания пресловутого доброзла, вшитой в каждого человека, каким бы он ни был говном. И система эта где-то там глубоко в душе попискивает.
   Негромко, но неприятно. Родину, говорит, надо защищать.
   Да какую, блядь, родину?! Рашку эту пидорашку?! Прогнившую эту и проржавевшую всю нахуй? Абрамовича с его, блядь, яхтами и Прохорова с его куршавелями и блядями? Ксению, блядь, собчак?
   Родину, сынок, родину. Берёзки-тополя. И в поле каждый колосок.
   Смешно, да? Так хули ж ты засираешь тут нам нашу канализацию? Она и без тебя еле справляется. Её со времён развитого социализма ни разу не чинили.
   Шенген есть? Гринкард дали?
   Если нету и не дали, то сиди, сопи и помалкивай. А если есть и дали – так чего сидишь?
//-- [29 Jul 2009|07:19pm] --//
   Заебали уже эти питерские дачники.
   Пойдёшь на станцию в ларёк за пивом – а они там весь посёлок шашлыками из магазина лента, что на пулковском шоссе, провоняли. И даже по запаху понятно, что шашлык у них говно, зажаренное до полной несъедобности на углях из бумажного мешка, политых жидкостью для растопки.
   «Ах! – жаловалась барышня вся в солярном загаре у магазина своей такой же закопчёной искусственным ультрафиолетом подруге. – Я тут прямо умираю! Совершенно нечем заняться!»
   Блядь! А картошка у тебя прополота? Окучена? Колорадский жук собран? Гриб лисичка как выглядит знаешь? Дитям сопли утёрты? Мужик, в конце концов, поёбан?
   Нечем ей, видите ли, заняться!
   Всякий раз, как обгонит меня на дороге автомобиль из девяносто восьмого региона, так непременно или плюну на землю, или высморкаюсь – до чего ж неприятные!
   Хорошо хоть москвичи сюда не приезжают.
//-- [30 Jul 2009|09:54am] --//
   Между прочим лжетеория проихождения видов легко опровергается даже на самом поверхностном бытовом уровне.
   Вот возьмём самую простую муху. В любой комнате, куда она случайно залетела, есть несколько десятков квадратных метров разных поверхностей, на которых она могла бы совершенно спокойно просидеть хоть до самой старости и высидеть на этих поверхностях сто миллионов пучеглазого потомства, которое потом бы заполонило весь белый свет.
   Но нет – она всегда и неизменно садится на мой высунутый из-под одеяла большой палец ноги. Один раз, потом другой, потом третий. Если палец спрятать, она полезет мне в нос. После чего я, понятное дело, возьму газету и муху эту уничтожу. И пиздец всему её потомству.
   Ну и где тут благотворный естественный отбор? Где та муха, которая ранним утром тихо жуёт вчерашнюю котлету и не жужжит?
   Нету таких мух и никогда не будет, даже если им предоставить для эволюции ещё сто миллиардов лет, которых по понятным причинам им никто не предоставит.
//-- [30 Jul 2009|11:56am] --//
   Да, и ещё про насекомых.
   Читал где-то, что однажды учёные люди произвели такой эксперимент с мухами-дрозофилами: они создали им идеальные условия, то есть жратвы навалом, врагов нету и вообще никакой естественный отбор их не касается.
   Так вот результаты этого эксперимента пришлось срочно засекретить из соображений политкорректности. Ибо уже в третьем поколении этих мух количество пидоров и уродов с двумя головами и одной ногой на жопе существенно превысило количество мух, пригодных к самостоятельной жизни и продолжению рода.
   И если об этом задуматься, то тут, сами понимаете, и до фашизма не очень далеко. Так что ну их нахуй, этих мух.
//-- [16 Aug 2009|12:30am] --//
   Совершая вчерашним днём долгое путешествие в автомобиле из деревни в Петербург, придумал наверняка давно банальную теорию, что всякий вид человеческой деятельности (будь то вождение автомобиля, создание предметов искусства или написание компьютерных программ) состоит из трёх этапов:
   Когда человек ещё не умеет и поэтому очень старается соблюдать известные ему правила, но это у него не всегда получается, потому что правил множество и всех их не упомнишь, а действительность хаотична, а порой и внезапна;
   Когда человек понял, что у него получается, и начинает забивать на правила, сначала по мелочам, потом по-крупному, а потом вообще. До полного прохождения этого этапа (особенно в отношении вождения автомобиля) добираются единицы: одни справедливо гибнут, а другие так до конца жизни и ездят безнаказанно по встречной пока не поразит их апоплексический удар;
   И, наконец, третий этап – это когда человек может не соблюдать вообще никаких правил и ничего ему за это не будет, но он всё равно их соблюдает, потому что так правильно.
   Или, если совсем коротко, то правила, как правило, лучше всех соблюдают те, кто умеют эти правила безнаказанно нарушить.
//-- [01 Sep 2009|03:32am] --//
   Всегда, когда мы возвращались в город Целиноград из деревни от тётушки, в городе обязательно шёл дождь. А грязь там в те времена была очень качественная – глинистая, с причмоком.
   Мать моя немедленно убегала в школу производить генеральную уборку к первому сентябрю, а я выводил на уже запотевшем окошке пальцем бессмысленные линии и слушал пластинку Аллы (тогда ещё не Борисовны) Пугачёвой про яркое, зелёное, весёлое.
   До свидания, ох, до свидания, ой не забудь мои страдания! – эту песнь дед Миша, клюкнувши пару стопок ликёра «голубой дунай» (так он почтительно называл самогон, изготовленный в бане бабой Дуней), исполнял вослед уходящим гостям.
   Да. С тех пор я успел превратиться в пожилого и много пьющего тунеядца, дед Миша и баба Дуня давно умерли, царствие им небесное, а Алла Борисовна Пугачёва превратилась в какое-то нечеловеческое ктулху.
   А мне всё равно почему-то грустно.
//-- [05 Sep 2009|10:58pm] --//
   Всякий раз, когда я возвращаюсь в деревню даже после краткого отсутствия, мне приходится устанавливать интернет (а вот хуй вам, а не с заглавной буквы) так, как будто его тут никогда не было.
   Раньше, пока рецидивист Лёша не похитил мой ноутбук, установка интернета состояла в хаотическом передвижении по дому трёх поставленных друг на друга табуретов с ноутбуком наверху: глядишь, где-нибудь да заработает.
   После же того как злодейский рецидивист всё украл, задача несколько упростилась: я купил мегафоновский модем и теперь только всего и нужно, что его правильно позиционировать, то есть расположить под нужным азимутом относительно очень далёкой башни.
   Обычно это удаётся с пятого-шестого вскарабкивания на лестницу, но за нынешнее дождливое лето яблоня у дома так разрослась, распустила столько листьев и принесла столь обильные плоды, что всякий сигнал в них решительно глохнет.
   Хотел уже было её спилить, но пожалел, тем более, что ножовку хуй найдёшь.
   Зато нашёл в рюкзаке шуруповёрт, вкрутил шурупы куда нужно, натянул обнаруженную на шкафу верёвку, при помощи деревянных граблей повесил на неё модем и оп-ля: вот уже и написал сообщение.
//-- [06 Sep 2009|09:43pm] --//
   Вот интересно, где находится та граница, за которой мировоззрение одного человека (безусловно абсолютно неприкосновенное, ибо это его личное дело) начинает очень сильно мешать и даже вредить окружающим и уж более всего, родным и близким? Если по-простому, то хочешь сидеть в лотосе, так и сиди на здоровье, если суп ребёнку сварен. А если нет ребёнка, то сиди, пока не окочуришься, не наше это собачье дело.
   Вот взять например вегетарьянцев. Почему-то жизнь моя сложилась так, что всё время вокруг меня был хоть один вегетарьянец.
   Начальник, например, мой американский Тим Смит был вегетарьянец. Поедешь с ним, бывало, в командировку в Бишкек и аж заебёшься: ну где в столице государства кочевников найти место, где подают пищу без мяса? Ладно, договоришься с официантами, они принесут чего-нибудь овощного жареного, а Тим этот Смит, он же унюхливый, сволочь, два раза откусит и тарелку отодвинет, мол в этой сковородке недавно жарили мясо и нежная его душа этого запаха не переносит.
   Ну ладно, хоть другим есть мясо не мешал, и на том спасибо.
   А то вот был ещё один грузин, тоже вегетарьянец. Я его, правда, видел только один раз, когда ходил однажды в ночи бить ему морду по женскому поводу. Так вот он, по рассказам, за обедом обычно говорил тем, кто ел мясо: «Ну ешьте уже свои трупы, пока они не завоняли». Рыбную икру он вообще за стол не допускал, ибо это тысячи нерождённых рыбок, а он за них переживал.
   Что, впрочем, не мешало ему быть профессиональным убийцей и личным врагом тогдашнего президента Гамсахурдии.
   А морду мне ему тогда так и не удалось набить. Он добродушно надо мной посмеялся и ни на одно оскорбление не среагировал. Кулак, нацеленный в морду, поймал легко, дружески пожал и сказал: «Слушай, иди спать».
   Я был унижен и оскорблён, но всё равно в конце концов победил его по всем правилам тогда мне ещё неизвестного айкидо: грузина давным-давно кто-то убил, предмет моих с ним разногласий чувствует себя превосходно, а я жарю картошку с грибами в Псковской области.
//-- [07 Sep 2009|02:42pm] --//
   Сходил, как у нас тут выражаются, в грибы.
   Встретил необычайное количество гигантских мухоморов. Однако же не стал следовать советам В. О. Пелевина и поэтому никаких зиккуратов и богинь не наблюдал, за исключением разве что соседской козы, которая, завидев меня, совсем как женщина присела на корточки и напустила огромную лужу.
   Обнаружил также невообразимое количество маслят (хоть жопой жри, как говорили в моём детстве), но нам, за нынешнее лето вусмерть перекормленным грибами, маслёнок кажется грибом презренным и недостойным к нему нагибания. Из приличных же грибов нашлись четыре подосиновика и один белый: слишком мало для засушки и слишком много для еды – глаза бы мои уже на эти грибы не смотрели.
//-- [08 Sep 2009|04:55pm] --//
   Каждые минут пятнадцать снимаю с окошка и выношу на крыльцо для отпущения разнообразных бабочек: крапивниц, адмиралов, павлиньих глазов, траурниц и разных других неопознанных. Откуда их столько и зачем они мне? Я ведь чай не Набоков.
//-- [09 Sep 2009|05:14pm] --//
   Вобля. Бабочки улеглись спать, теперь пошли шершни. Самый маленький с мизинец, самый большой – со средний палец в положении фак-ю.
   Они чего – вообще все решили зимовать в нашем доме?
   Следующими, видимо, будут крысы и кроты. Потом волки, совы, лисы, зайцы и барсуки. Ну а к февралю придёт селиться, как говорит маленький мальчик, Кабам со своей личной Свынёю и десятком полосатых поросят. Хорошо, что хоть Медведь зимой сам по себе спит.
//-- [10 Sep 2009|06:07pm] --//
   Высыпал собаке-степану останки грибов с картошкой из бесконечного казана.
   О, как горько и укоризненно посмотрело на меня оскорблённое животное! Но ничего – сожрало и не поморщилось.
   Ну ладно – завтра к утру приедет человек Лёша на машине, так куплю этому лживому охранителю кило ливерки в Опухликах, хотя он и не заработал.
   Вот вчера, например: пришёл сосед, а это уёбище хоть бы тявкнуло. Ну ладно, у уёбища есть небольшое оправдание: когда тут иногда никого нет, то этот сосед эту скотину кормит. Но должна же быть субординация! Пока я здесь – я хозяин, а он обязан подавать сигнал о любом движущемся в пределах его слуха и нюха предмете.
   А не хочешь подавать сигналы – так это на здоровье. Мы никого не неволим. Вон тебе прямо за околицей лес с двоюродными родственничками.
   Да, а сосед приходил занять пятьдесят рублей. Я не первый уже год живу в этих краях и очень хорошо знаю, какой тут предмет стоит пятьдесят рублей. «Слушай, – сказал я ему, – вот дам я тебе пятьдесят рублей. Ты поедешь в Отрадное, нажрёсся там самогону, а на обратном пути ёбнесся на своём мотоцикле об берёзу. А мне потом тебе яму копать, да?»
   Сосед задумался: «А ведь и правда: кроме тебя, копать некому».
   Помолчали. В каком-нибудь кинофильме в этот момент обязательно нужно было бы вставить тоскливый звук от виолончели. Но у нас тут виолончелей нету и звука никакого не получилось.
//-- [12 Sep 2009|10:58am] --//
   Растопил в честь приезда гостей баню.
   Печка в бане поначалу довольно изрядно дымит до тех пор, пока, как мне объясняли, в трубе не пробьётся некая воздушная подушка.
   Из-под пола вылезло столько бабочек, что я выносил их горстями.
   Баня же, истопленная на чистой берёзе – это самоубийство и кровавый пиздец. Я обычно разбавляю берёзу ольхой, но тут привалила целая машина вдольжелезнодорожных вырубок, так что можно не экономить.
   Я сначала думал, что подохну, но потом ничего – акклиматизировался. Не знаю, чего уж там подумали соседи, но крики, стоны и вениковый хлёст наверняка можно было услышать даже из проходящего в четырёх километрах поезда в город Львов. Вообще я так думаю, что русская баня придумана для того, чтобы русские люди хоть как-то отрабатывали свою вековечную вину перед прогрессивными народами.
//-- [12 Sep 2009|02:46pm] --//
   Да, а самое удивительное действие бани выразилось в том, что после выпитых по её окончанию, как это положено у приличных людей, по пятьдесят и потом ещё по пятьдесят, разговор зашёл не про баб, как это обычно бывает среди половозрелых мужиков, а про детей.
   Силы были неравны. Единственный бездетный участник беседы изложил известный тезис про то, что, прежде, чем рожать детей, нужно состояться как личность и обеспечить будущему потомству гарантии для того, чтобы это потомство не стало гопнегом, блядью и быдлом.
   Мы же, то есть один новоиспечённый отец и я, довольно уже староиспечённый, утверждали, что дети приходят в эту юдоль печалей и слёз сами по себе и им просто нужно дать возможность не стать гопнегом, блядью и быдлом несмотря ни на что.
   Каждый, впрочем, остался при своём мнении, но мирно, без мордобоя.
//-- [13 Sep 2009|02:27pm] --//
   Ещё в прошлом году, перегрызши бывало цепь, собака степан реял по трое-четверо суток по всей деревне, издавая с интервалом в пять минут характерные звуки с омерзительным козловским подвыванием в трёх местах одновременно. После того как ему удавалось заебать абсолютно каждого жителя нашей и соседней деревни, он усталый, но довольный возвращался домой.
   Вчера же, сжалившись, я отпустил его с цепи, пока ещё тепло. Ну и что: сбегал степан в соседний двор для того, чтобы оскорбить свою мать, потом в соседнюю деревню для того, видимо, чтобы нахамить отцу своему, погавкался с пахомовыми псами и доебался до жирного полутакса Тобика. Обоссал всё вокруг и всего-то через три часа пришёл в позе самого нижайшего смирения проситься обратно на цепь.
   Ибо мышь или крот – они, конечно, вкуснее, чем макароны, но не гарантированные. А тут будка обустроенная, быт налажен, да и вообще как-то привычнее. Ну и макароны, опять же, пусть и невкусные, но зато каждый день.
//-- [13 Sep 2009|06:31pm] --//
   Одним из неисчислимых преступлений человеческого рода перед природой, его матерью, является выведение неестественных животных себе на потеху: для ловли лис, зайцев, помещения в бюстгальтер или прыжков через искусственно созданные препятствия.
   Выведя безобразных этих существ, человечество не поленилось снабдить их самым худшим из того, что в самом себе накопило: теперь эти животныые болеют неврозами, шизофренией, язвой желудка, сенной лихорадкой и мировой скорбью. Они не могут выйти на улицу без того, чтобы без жилетки и ботиночек не заболеть воспалением лёгких или катаром верхних дыхательных путей.
   Для них создана целая индустрия из ветеринаров и дорогостоящих артефактов, ибо иначе они не выживут.
   И тут вновь появляется собака степан, который и есть та самая собака, предкам которой, очень-очень дальним, однажды когда-то позволили остаться во дворе. Которая жрёт то, что дадут, спит в снегу и честно исполняет свою обязанность: облаять того, кто не принадлежит к нашей стае для того, чтобы хозяин стаи знал, что к дому подошёл чужой, и вышел с топором.
   Как объяснить собаке, кто тут является хозяином стаи – на этот счёт у собачьих психологов мнения разделяются. Я же не стал мудрствовать: однажды, когда степан прошлой зимой взялся среди ночи громко жаловаться на нелёгкую свою собачью жизнь, я вылез из-под тёплого одеяла (кто вылезал, тот знает, как это непросто), обул сапоги, подошёл к будке и пнул его со всего размаху сапогом по рылу.
   Каковое деяние, наверняка уголовно преследуемое в культурных странах, возымело очень положительное педагогическое воздействие, как-то: собака степан раз и навсегда понял, что фамилия его начинается очень-очень далеко за последней буквой греческого алфавита. И ценность его туловища по нынешним рыночным расценкам не то, чтобы нулевая, а скорее отрицательная.
   Как очень верно сказал почтальон Печкин: «Таких, как вы, троих на шапку нужно».
   А он же, Степан, умный, что-то там соображает. По-своему, по-животному, но уж наверняка не хуже нас.
//-- [14 Sep 2009|01:19pm] --//
   Наблюдал возле сарая поучительную картину: шершень, намертво влипший в паутину, с аппетитом пожирал хозяина этой паутины.
   Как говорил один, утонувший в сортире, поэт-сквернослов: «Наутро там нашли два трупа». Или их было три? Лет уж тридцать произведение про Луку Мудищева не перечитывал ибо незачем его перечитывать.
//-- [15 Sep 2009|01:52pm] --//
   Да, и вполне резонный довод о том, что менеджер среднего звена является существом подневольным и просто (нравится-не нравится) выполняет поручения менеджера старшего звена.
   Почему выполняет, даже если не нравится – это понятно самому последнему кретину: жена, квартира, ипотека, кредит за машину. Жена, квартира и машина ему нравятся ровно в той же степени, в которой не нравятся распоряжения менеджеров старшего звена. То есть в сумме мы имеем ноль.
   Потом, понятное дело, хочется квартиру поширше, машину почернее и жену поблондинистее (ну, это, впрочем, у кого как), и количество неприятных занятий увеличивается строго пропорционально.
   Именно таким образом и поддерживается гармония этого мира.
   Ну а про менеджеров совсем уже старшего звена лучше вообще не думать – за них можно разве что поставить свечку, если вы слишком уж добрый человек, и три раза перекреститься на всякий случай.
//-- [15 Sep 2009|04:03pm] --//
   Провинция – это слово всегда звучит пренебрежительно. А я, чем дольше тут живу, тем больше мне нравится.
   Да, я очень-очень люблю Петербург, но, когда спускаюсь в метро или иду по Невскому, то часто думаю, что люблю его просто очень, а не очень-очень.
   Есть расхожая легенда про то, что будто бы в Петербурге, если спросить старушку, как пройти к Петропавловской крепости, то она проведёт вам экскурсию по всему городу с разными историческими подробностями. Не знаю, может быть и есть такая старушка, но за десять лет жизни в этом действительно прекрасном городе я её ни разу не встретил. Может быть померла.
   А вот в городе Великие Луки мы однажды с товарищем на машине спросили у идущей по тротуару барышни, как доехать до кожно-венерологического диспансера (мне для гражданства было нужно), так барышня эта доверчиво уселась в автомобиль, показала дорогу и рассказала кое-что из местного краеведения.
   И любой гражданин, спрошенный в Невеле про местонахождение электроэнергосбыта, никогда не скажет, что он не местный, а наоборот, доведёт практически до самого этого энергосбыта крыльца, хотя и находится оно в совершеннейших ебенях.
   Да что там говорить: вот даже взять государственные учреждения. В том же Петербурге для того, чтобы попасть в само помещение управления федеральной миграционной службы, нужно с вечера занять очередь из китайцев и таджиков, каковая очередь начинается ещё на улице, при том, что управление это находится на третьем этаже. А внутри кабинета, если посчастливится туда проникнуть, сидят озверевшие от этих самых китайцев и таджиков тётки, которые на всякий вопрос издают такой злобный лай, который не исполнит даже собака-степан.
   А в Невеле приходишь в управление на улице Ленина, заходишь просто в комнату – там цветочки и женский коллектив. Подходишь к женскому, опять же, лейтенанту и предъявляешь свои бумажки.
   Женский лейтенант ко мне, впрочем, очень сурова и придирчива. Всем остальным посетителям улыбается, а мне – никогда.
   Правда, в последний раз, когда я продлевал свою регистрацию, она вдруг эдак махнула пушистыми своими ресницами. Не знаю даже, как я увернулся, но выстрел попал в левое плечо. Кость не задета, рана чистая. Заживёт.
//-- [16 Sep 2009|05:37pm] --//
   Я вот сижу и смотрю в окошко. Мимо окошка едут безобразные камазы со щебнем – дорогу чинят. Лично я этому не рад: если починят хорошо, то пойдут мимо нашего дома ежесекундные фуры, и наискосок, напротив соседа выстроют круглосуточную шаверму для дальнобойщиков. То есть, надо будет отсюда уёбывать.
   Ну да ладно – до этого пока далеко, а я всё о том же. Вот почитаешь новости: кризиз там, хуизис. Первая волна, вторая.
   Картонный приёмник, волчьи глаза, журналистов и правозащитников каждый день убивают и к Рамзану Ахмадовичу такая личная неприязнь, что кушать не могу.
   А выйдешь во двор – там солнышко, собака зевает. Под ногами хрустят яблоки и чавкают сливы. На грядке искривился последний уже в этом году огурец. Дрова колоть надо – скоро зима.
   Две никак не пересекающиеся реальности. И кажется мне, что первую из них придумал кто-то очень нехороший.
//-- [17 Sep 2009|02:42pm] --//
   Ночами в деревне так тихо, что даже мышь звучит так, как будто на чердаке завелось порося. А если, не дай Бог, придёт крыса – то это вообще эскадрон гусар летучих и весь эскадрон в жопу пьяный. Проходящий в четырёх километрах одесский поезд звучит так, будто он проходит через наш огород, а заблудившийся какой-нибудь автомобиль при удачном ветре слышно уже из Сыроквашино.
   В отапливаемом доме всё немного лучше, но я доживаю сейчас последние недели на летней веранде (в «келе», как называет её маленький мальчик).
   А в двух метрах от угла этой кельи живёт многократно мной упомянутый степан. И вот часа в четыре ночи взялся он очень тихо и робко свистеть носом практически у меня под ухом.
   Я как раз пытался заснуть, потому как веду сейчас преимущественно ночной образ жизни, и свист этот показался мне слишком громким. Поэтому я не поленился надеть калоши цвета морской волны и выйти побеседовать.
   «Ну что, брат-степан, – сказал я ласково. – Дождь, да? Так это не дождь – это хуйня. Дождь будет с начала октября и до середины ноября. А потом, дорогой мой друг, будет снег. И будет он долго-долго, практически навсегда: ноябрь, потом декабрь, январь, февраль, март и ещё половина апреля. И мороз будет. Это в прошлом году максимум, то есть минимум было минус двадцать. А в этом, как что-то мне подсказывает, будет сорок. И поводов повыть у тебя будет ещё очень-очень дохуя. А пока, МОЛЧАТЬ, СУКА! Хотя ты и кобель».
   Каковые убедительно произнесенные слова возымели на степана желаемое действие даже без всякого пинка по рылу.
//-- [17 Sep 2009|10:23pm] --//
   Накладывая сегодня в миску скотине степану лапшу с куриным окорочком, задумался вот о чём.
   Ведь его же, то есть того степана, которого я описываю, не существует. Нет, он есть сам по себе, но всё, что я могу о нём сообщить – это мои собственные мысли, которые я мысленно напихал ему в голову. А на самом деле степан этот так же прост и бессмыслен, как сломанный ещё в прошлом году колун, подаренный мне двумя мореходами.
   То есть я сам его придумал.
   Хуже того – даже себя самого я тоже придумал, ибо если кто-нибудь не поленится заехать в нашу деревню, он там вместо меня обнаружит сонное существо с гноящимися от где-то подхваченного конъюнктивита глазами, которое ни разу не читало ни одной своей книжки и пора бы вообще-то ему сходить в баню.
   И деревню эту я тоже для себя придумал: если соседу показать фотографию этой деревни, он скажет: «Во, бля! А это где?»
   И так всегда и везде: разговариваешь с каким-нибудь человеком и опять же мысленно засовываешь ему в голову свои представления о прекрасном. И говоришь с ним так, как будто они там есть. А когда вдруг выясняется, что представлений этих там нет, никогда не было и никогда не будет, ну, тогда что: бить морду или, если человек интеллигентный, то вежливо послать друг друга нахуй.
   Значит человека этого придумать не удалось.
   Какие-нибудь умные люди наверняка давно додумали эту мысль до конца и изложили в популярной форме, но я книжек давно уже практически никаких не читаю.
//-- [18 Sep 2009|04:58pm] --//
   Прочитал удивительную новость:
   14:59
   Житель Подмосковья расстрелял попугая соседки.

   Подумал о том, что если бы я издавал газету в духе нынешних информационных поводов о жизни нашей деревни, то заголовки выглядели бы так:

   14:23
   Водонапорная башня опять не включена: жителям угрожает жажда и пандемия чесотки.

   15:32
   Мнение эксперта: гниющий урожай яблок способен вызвать нашествие гигантских червей.

   16:01
   Шершни-убийцы: можно ли спастись?

   16:32
   Первые жертвы собачьей лихорадки: собака степан чихает.

   16:53
   Прогнозы метеорологов неутешительны: зимой будет холодно.
//-- [19 Sep 2009|01:52pm] --//
   Надо бы обобщить свой опыт интернет-оскорблений в назидание будущим поколениям.
   В древние времена, когда большинство из вас в лучшем случае играло в денди с пластмассовым джойстиком, а в русскоговорящей части мировой сети все были друг с другом знакомы, я поначалу просто тупо гавкался с неприятелями, переходя порой на визгливый лай. Потом было очень стыдно.
   Затем я обучился азам ледяной вежливости, которая в некоторых случаях гораздо эффективнее. «Вы» с заглавной буквы и так далее.
   Потом я придумал такой метод: нужно написать неприятелю самое гнусное сообщение, которое только можно придумать, затем три раза вдохнуть и выдохнуть и нажать на кнопку кансел. Оно всегда доходило до адресата, уверяю вас.
   Ещё потом я сообразил, что самым большим оскорблением для оскорбляющего является полное отсутствие реакции со стороны оскорбляемого. То есть он расстрелял два рожка, а с дуба даже жёлудь не рухнул. Это в физической жизни оскорбление требует физического же ответа. А тут чего: нолики да единицы. Электричество.
   Ну и последний пока что метод – это просто не заметить, что кто-то там разрядил два рожка в твою сторону. Да хоть двести. Похуй.
//-- [19 Sep 2009|03:04pm] --//
   Ну и закругляя тему оскорблений.
   Есть такая легенда про смерть Брюса Ли (врут наверняка), что будто бы он на исторической своей родине однажды как-то невежливо поздоровался с тихим старичком и тот просто ткнул ему пальцем в грудь, а через два дня Брюс Ли помер.
   Сюжет этот более подробно раскрыт в кинофильме всеми нами нежно любимого Квентина килбил-2.
   Так вот. Если действительно очень уж хочется, аж сил никаких нету, кого-то насмерть оскорбить, то не нужно, подобно одному знаменитому повару, брызгать из брандспойта хуями и пиздами. Достаточно ткнуть пальцем в одну-две точки.
   Как их найти? Извините, не могу объяснить, но я иногда умею.
   Печальное же состоит в том, что лучше всех находить эти точки получается у самых нами любимых и близких людей, но это уже совсем другая тема.
//-- [20 Sep 2009|12:40am] --//
   Лет тому двенадцать назад произошла со мной до боли зубовной банальная история.
   Ну, то есть, была у меня тогда дико, даже, не побоюсь этого слова, до опизденения любимая женщина и самый лучший друг, которого можно вообразить – не в нынешнем смысле друг, а тот, который больше чем родня: он меня и из милиции вытаскивал, и последнюю сигарету пополам, ну и всё такое. Такой, с большой буквы, Друг.
   А тут хуяк!: в одну секунду ни женщины, ни друга. Человек современный, он бы пожал плечами: ну и что тут трагического? Но я же замшелый.
   И вот в небольшом моём уютненьком внутреннем королевстве вместо плюшек, самовара, по пиесят и женщины только что из-под душа – ветер свищет и собаки воют.
   Я тогда молодой ещё довольно был. Снаружи меня били не раз, а вот чтобы изнутри, да так внезапно – это тогда ещё было сильно больно.
   Ну, чего делать: купил ящик водки для того, чтобы мысли в голове как-то остановить и на всякий свой мысленный вопрос отвечать: «Ы?» Перестал ходить на работу и передвигался по дому строго на четвереньках. Спал на полу голым. Просыпаясь иногда, нашаривал рядом с собой бутылку и наклонял её ко рту. Так я провёл неделю или может быть две – увы, со счётом времени были проблемы.
   Почему я тогда не поймал белку и вообще до сих пор живой – это вопрос не ко мне.
   Но потом ничего – всё помаленьку наладилось.
   Женщину я через месяц реабилитировал: ну что с них взять, с этих баб? – они ж только пиздой своей думают.
   А вот бывшего друга я проклял навсегда без права помилования. Потому что это было как если бы он выстрелил мне между лопаток, а я выжил.
   Он приходил как-то мириться, но был безжалостно послан нахуй.
   С тех пор прошло двенадцать лет с половиною (да, в феврале то дело было).
   В позапрошлом, кажется, году приезжал в Питер томский профессор Валера, общий когда-то наш знакомый с этим бывшим другом, и насильно всучил мне бумажку с его лондонским телефоном. Но бумажку эту я тут же выкинул, потому что мне её было неприятно даже засовывать в карман.
   Это не острая какая-то обида, типа как в килбиле – я про неё вспоминаю не то, чтобы не каждый день, а даже и не каждый год, но всё равно. Не забуду, не прощу. Я не злопамятный – я просто всё помню.
   А тут, ворочаясь в своей келье и перебирая в памяти некоторые факты своей биографии (для дела нужно), наткнулся снова на эту историю.
   Разархивировал её из головного мозга, просмотрел ещё один раз и вдруг как-то очень легко и из самой глубины своей души произнёс неканонический, наверное, текст: «Ну ладно, Серёга, хуй с тобой. Я тебе больше не судья».
   И выпал вдруг из меня, пусть иллюзорный, но очень тяжёлый кирпич. И стало мне легко. Потому что это была наверное последняя серьёзная для меня обида, которую я зачем-то с собой столько лет таскал. И вытекли из меня слёзы (при том, что трезвый), аж подушку потом пришлось переворачивать. Хорошо, хоть никто не присутствовал, а то бы неудобно было.
   Желающие могут счесть это сообщение проповедью.
//-- [21 Sep 2009|07:25pm] --//
   Я не люблю государство, вообще никакое. Будь оно американское, европейское, дзен-буддийское или уж тем более своё родное.
   По внутреннему своему устройству я прирождённый анархист, хотя и не прочитал ни единого сочинения Кропоткина или Бакунина.
   Что, впрочем, не мешает мне в некоторых экстремальных случаях вызвать скорую помощь или набрать заветный номер ноль-два. Каковые, кривись тут или не кривись, и есть результат деятельности этого самого государства.
   Когда вдруг внезапно это государство починило дорогу от Порхова до шоссе Петербург – Псков, я готов пожать ему руку (целоваться, впрочем, со свиножопой этой мордой не готов).
   Мне не нравится нынешний президент. И прошлый не нравился. Позапрошлый был весёлый, но очень за него стыдно. Позапозапрошлому я бы с удовольствием набил морду. Не за министра иностранных дел Шеварднадзе, а за то, что мне лично из-за него набили морду в очереди за водкой в восемьдесят шестом.
   Двоих предшествующих пропускаем: ффух – и нету. А потом тихий и уютный, как американский винни-пух, леонид-ильич.
   Там потом, отматывая ленту назад, Никита Сергеевич с натёртой суконкой лысиной, иосиф виссарионович с герцеговиной флор, председатель Общества Чистых Тарелок, канонизируемый или уже канонизированный болван (мальчика жалко), и дальше, дальше обратно.
   Но я опять же вот про что. Ну не люблю я петра-первого, иоанна-грозного и даже, страшно сказать, на ярослава-мудрого я хуй клал с прибором.
   Однако же вот за это пространство, которое благодаря им или вопреки им, образовалось и пока что существует, я глотку при возможности выгрызу, выплюну и утрусь рукавом.
//-- [22 Sep 2009|07:00pm] --//
   Надо ехать завтра в город Петербург.
   Нет, по тем, к кому я еду, я весьма соскучился.
   Но для этого ж надо штаны стирать, калоши снимать и носки обувать.
   А приедешь – так там ещё, когда ходишь по улице, нужно городскую морду на лице изображать.
   Ох, грехи мои тяжкие.
//-- [30 Sep 2009|09:58pm] --//
   Вчера в городской квартире завёлся кот без имени и фамилии, и маленькому мальчику поручили его как-нибудь назвать. «Один» – сказал мальчик. Потом понял, что это не очень кошачье имя. «Семь-два», – сказал он, подумавши. Это была мысль в правильном направлении.
   В конце концов кота назвали Семь-сорок, для краткости Сёма.
   Должен же быть в доме хоть один еврей для того, чтобы во время приступов животного антисемитизма орать: «Опять под кресло нассал, жыдовская ты морда! В кране! Где вода в кране?! Почему отопление ещё не включено?!»
//-- [01 Oct 2009|10:45am] --//
   Говорят, в Литве готовят закон про то, что запрещено не возмущаться советской оккупацией.
   Процесс пошёл, как говаривал один пятнистый генсек.
   Ожидаю, что в скором времени каждому человеку, въезжающему в свободную и демократическую страну, будет вручаться список предметов и событий, которыми он обязан восхищаться и не имеет права отрицать под страхом тюремного заключения. Так, например, турист, путешествующий в Турцию через Азербайджан и Армению, будет обязан сменить своё мировоззрение не менее трёх раз.
   Орвел тихо сосёт в своём гробу.
//-- [08 Oct 2009|04:33pm] --//
   Как только чуть-чуть светлеет за окном, маленький мальчик немедленно садится в кровати и кричит с восторгом: «Папа! Утро!»
   Ох-хо-хо. Вылезаю с закрытыми глазами из-под одеяла, шаркая войлочными тапками, бреду на кухню, ставлю вариться кашу и два яйца в ковшике.
   Тут прибегает мальчик и с гордостью показывает горшок. «Отлично получилось! – говорю. – Можно выкидывать. Подожди, сейчас кашу засыплю и вытру попу». «Митя сам!» «В полнолуние, – говорю я назидательно, – попу не столько вытрешь, сколько размажешь». «А?» – озадачивается мальчик. Молодой ещё, классиков пока ещё не всех знает.
   Мы вот уже вторую неделю ведём в городе тихую холостяцкую жизнь: мама уехала на прославленную писателем Битовым Куршскую косу, чтобы кольцевать птиц, а мы тут поливаем растения, кормим черепах и пытаемся обнаружить недавно заведённого кота Сёму. Он точно где-то есть, потому что насыпанная в его миску пища исчезает бесследно. Сколько насыплешь – столько и исчезнет. А самого кота обнаружить невозможно. Точно – еврей.
   Потом мы идём шуршать листьями в парк Сосновка, который прямо через дорогу. То есть, это я шуршу, а мальчик с воплями носится между берёз, которых в парке Сосновка куда больше, чем сосен. Приносит иногда гриб: «Папа, хороший гриб?» «Плохой гриб, выброси». Бросает и яростно топчет. Убегает. «Папа! Малина!» «Митя! – говорю я опять назидательно. – В октябре малины не бывает».
   Приносит на ладошке, показывает: действительно две ягоды малины. Он же не знает, что в октябре малины не бывает.
   Что-то я сентиментальный совсем стал.
//-- [15 Oct 2009|04:11am] --//
   Начало безнадежной осени, а потом и ещё более безнадежной зимы у всех происходит по-разному.
   Кто-то достаёт из зеркального шкафа слегка уже заплесневшие дублёнки или что там нынче в моде; кто-то переносит бочку с крантиком из веранды в дом с отоплением, кто-то конопатит окна, ибо жизнь коротка, а стеклопакеты вечны и слишком дороги.
   Я же, приехав домой в деревню, со внутренними слезами переволок компьютер из летней кельи поближе к печке – пускай они вместе согревают пространство. Закуплено термобельё и влагонепроницаемые ботинки. Валенки согреваются на печке, собака-степан скуп на звуки, хмур и сосредоточен: ростит на себе подшёрсток. До апреля ещё стучать зубами и стучать.
//-- [16 Oct 2009|10:49pm] --//
   Ну и о хорошем.
   Неделю тому назад сдал наконец в издательство свою книжку.
   Ох, как же она меня заебала. Мне авансом выдали какие-то деньги (очень были нужны как всегда). Через два года напомнили: «Ээээ, Дмитрий, вы вообще-то книжку обещали».
   Я тогда пришёл к директору этого издательства, закинул ногу на ногу (потому что деньги у меня в тот момент были) и сказал: «А давайте я вам отдам деньги обратно? И никто не будет ничего друг другу должен».
   На что директор (уважаю) ответил мне так: «Мне ваши деньги нахуй не нужны. Мне книжка ваша нужна».
   И тогда я из уважения к директору сел наконец писать книжку. Я не мог её не написать. Она висела надо мной как гигантский кирпич.
   С тех пор прошло ещё два года.
   Каждое утро я просыпался с мыслью: а книжка-то не написана! Я тогда брал косу и шёл косить траву, дабы заглушить её шуршанием крики совести.
   И вдруг – хуяк, в самых неподходящих условиях, когда жена уехала кольцевать птиц на Куршскую косу, а я бродил с маленьким мальчиком по лесопарку Сосновка, я вдруг однажды ночью сел за компьютер и собрал в кучу всю ту хуйню, которую собирался собрать все эти четыре года.
   И посмотрел я на то, что получилось. Получилось что-то очень беззащитное, в которое можно сморкаться с двух метров. Не смешное.
   Лёг в кровать к маленькому мальчику. Было семь часов утра. Маленький мальчик обнял меня за шею и сказал во сне «Митя люблю папу».
   Через два дня сходил в издательство, мне там директор дал несколько разноцветных бумажек, которые я тут же отправил маме в город Астана. Но на банку пива, впрочем, немного денег осталось.
   Это я к тому, что в данный момент я, пожалуй, что счастлив.
//-- [17 Oct 2009|11:09am] --//
   А вы ведь небось думаете, что выражение «темно, хоть глаз выколи» – это некая художественная гипербола.
   Ага. Я вот тут вышел ночью, как тут выражаются «на двор», а если по-простому, то поссать и увидел, что такое тьма. То есть вообще нихуя не увидел. Постоял специально минут десять. Спелеологи рассказывают, что в пещерах, где нет вообще никакого света, у человека включается некое вторичное зрение. Не знаю, в пещерах может быть и включается, а на открытых пространствах – нихуя. И замёрзнуть, слегка выпимши, насмерть на собственном крыльце, потому что не сумел найти дверную ручку – это не анекдот.
   Ну да впрочем и хуй с ней, с тьмой. В утренней автолавке вот вместо перманентно пээмэсной тётки Лены завелась юная барышня Оксана. Когда она насыпает для скотины-степана два кило макаронов, я целомудренно смотрю в сторону, дабы не увидеть вытутаированный на ней чуть выше жопы узор. Ибо я люблю свою жену и никого больше. И тем горжусь.
//-- [17 Oct 2009|04:34pm] --//
   Да, и немного про Оксан.
   Когда мне было года двадцать четыре и я обучался в институте иностранных языков в городе Алма-Ата, я однажды насмерть разругался по пустяковому поводу (типа книжку кто-то у кого-то взял почитать и не отдал) с сожителями по общежитию и переехал жить к приятелю по пьянкам Андрюхе на угол Абая и Баумана. У него как раз комната пустовала, а времена были ещё не очень монетизированные, то есть задаром.
   Жили бурно. У меня был стереоламповый проигрыватель с подключенным к нему катушечным магнитофоном, на котором вращалась всякая прогрессивная музыка типо алан парсонз проджект. Каждый вечер, понятное дело, бабы, которых ебли, кому что достанется, в отдельных комнатах. Никакой групповухи, ни-ни. Горбачёв тогда только-только начал антиалкогольную кампанию.
   Да, так вот про любовь. Двор был общий с Андрюхиной тёткой – пышной еврейкой по имени Соня, в застёгнутом на одну пуговицу домашнем халате. Я, впрочем, хотя и не мог порой отвесть глаз от небрежно вывалившейся из декольте сиськи размера эдак примерно пятого, бил себя мысленно по рукам, ибо не для меня это вывалилось, а так, чисто случайно.
   А у Сони была ещё впридачу дочка. Восьмой класс, пятнадцать лет и привет режиссёру Поланскому. Розовое платьице, натуральная блондинка (свят-свят-свят) и серые прозрачные глаза, которыми она на меня как один раз посмотрела, так я их с тех пор и рисую, когда хочется рисовать.
   Ох, блядь, как же она надо мной глумилась и издевалась. Двор-то был общий и мы вместе собирали черешню и вишню. Мы сидели с ней как птицы на одной ветке и, когда никого из её родственников не было видно, самозабвенно целовались.
   Однажды, когда был дикий дождь, она пришла ко мне совершенно мокрая под одеяло.
   И я, молодой ещё тогда, дурак, понял одну штуку: не нужно лезть к этой девочке внутрь с круглосуточно торчащим по её именно поводу хуем. Она приходит сюда не за этим, а за, извините уж за такое слово, любовью, которой тут дохуя. Да, иногда любовь удачно совмещается с еблей, но это чуть позже. А пока что – спать.
//-- [17 Oct 2009|10:48pm] --//
   Да, забыл упомянуть, что предыдущее моё сообщение практически полностью спижжено у французского писателя-социалиста Ромена Роллана.
   Писатель этот знаменит, помимо личной встречи с Иосифом Виссарионовичем Сталиным, тем, что он полжизни писал необычайно нудный роман «Жан Кристоф» в четырёх томах, который даже я, готовый в молодости читать всякую дрянь, так и ниасилил.
   Ну и вот, совершивши этот титанический и никому не нужный труд, писатель-социалист взял вдруг и написал легкомысленную, как бонбоньерка, хуйню под названием «Кола Брюньон», каковую по личному, видимо, указанию товарища Сталина немедленно и абсолютно гениально перевёл на русский язык дедушка, а точнее, наверное прадедушка нынешнего матерщинника Тёмы Лебедева Марк Лозинский.
   Я эту книжку прочитал много позже – в восьмидесятом году прошлого века, то есть в год проклятой всем прогрессивным человечеством московской олимпиады, на которую приехали кубинцы, северные корейцы и вечно подмахивающие жопой в сторону текущего альфа-самца страны народной демократии.
   Да впрочем и хуй с ними – Николае и Елену Чаушеску расстреляют в прямом эфире лет через восемь, тогда же когда любимец Гельмана художник Врубель изобразит на берлинской стене целующихся Брежнева и Хонекера, а я был тогда счастлив.
   Счастье – странная штука. У всех, наверное, по-разному, но про себя я точно знаю: если я подумал «вот оно, счастье», то это нихуя не счастье. Счастье бывает только постфактум.
   Я жил тогда в общежитии Омского института инженеров железнодорожного транспорта на улице Маяковского, прямо за зданием, которое адмирал Колчак когда-то выбрал для своего штаба, и притворялся, что будто бы готовлюсь к экзаменам в политехнический институт по специальности «электронно-вычислительные машины». На самом же деле, подготовка эта состояла в том, что я утром брал книжку про Кола Брюньона, полотенце и шёл на реку Иртыш, каковая протекала в десяти минутах неспешной ходьбы. Потом шёл в читальный зал пушкинской библиотеки (это там, на горке, омские жители знают) и читал в читальном зале что-нибудь из братьев Стругацких, типа улитки на склоне.
   По понедельникам я ездил в посёлок нефтяников и лениво сдавал экзамены. И был, между прочим, принят на обучение. Да-да, мальчики и девочки, не заплатив ни одной копейки. Я вас не агитирую в те времена, ибо времена были довольно хуёвые, это я был молодец, но, тем не менее, такие фокусы были тогда ещё вполне возможны.
   Да, а при чём тут французский социалист Ромен Ролан и так и не выебанная мной юная девушка?
   Я тут давеча в городе случайно обнаружил на полке эту самую книжку, открыл. Никогда не нужно перечитывать тех книг, которые читал, когда тебе было шестнадцать лет. Но вот ведь какое чудо: иногда можно. «Слава тебе, Мартын святой, в делах застой, не к чему и надсаживаться». Мы с этим Кола Брюньоном уже практически ровесники: ему пятьдесят, мне сорок шесть.
   И про соседскую девушку Ласочку я уже понимаю ничуть не хуже, чем он. «Первая, кого любишь, это и есть настоящая, подлинная, та, кого должен был полюбить; её сотворили светила, чтобы нас утолить. И, должно быть потому, что я её не испил, меня мучит жажда, вечная жажда, и будет меня мучить всю жизнь».
   Пафос, да? Да. Но зато правда.
//-- [18 Oct 2009|07:34pm] --//
   Долго придумывал для себя повод, чтобы пройтись до соседней станции. Ну не пойдёшь же просто так? В магазин? Так продуктов же дохуя. Сигарет ещё восемь пачек нескуренных. Водки не хочу. О! Придумал: пива хочу. И мороженого. И лимон к чаю. И гороху, обязательно гороху – поставлю в декабре настаиваться такое пузыристое гороховое вино, от которого французы с фальшивым своим божоле, единожды это гороховое вино попробовавши, ушли бы дрочить и плакать.
   Я очень люблю эту дорогу. Пять километров туда, пять обратно. Если бы я был скрупулёзным человеком, я бы рисовал на стене палочки, чтобы не пропустить тот момент, когда я по этой дороге обойду вокруг Земли по экватору.
   Я знаю на этой дороге каждый пень и каждую ямку. А вот тут слева (если май) растёт земляника. А тут справа – мухоморы размером со спутниковую тарелку. Я их не употребляю, но уважаю за беззастенчивое хамство.
   Тут вот болотце, там в июне черника, каковая, увы, никак не отделима от комаров. А лесной комар – он не городской, у него один шанс из миллиона и потому он не вынюхивает, где там повкуснее, а втыкается с лёта, куда нос попадёт.
   Да, а вот и бутылка. Охота, креплёная спиртом. Может таки пригласить соседа в гости, налить ему грамм двести для анестезии да и ёбнуть тем, что осталось, по черепу? Побыть, то бишь, минут пять гринписом, хотя и не уважаю я эту организацию.
   А впрочем да и хуй с ним. Дома ждёт холодная постель, тёплый компьютер и обсирающийся от восхищения Степан.
   Всё идёт по плану.
//-- [20 Oct 2009|10:10pm] --//
   Ходили тут с гостями в соседнюю деревню.
   Дорога не очень долгая, но и не очень короткая. По пути задумались: а вот почему на псковщине нет ни единого ишака (один из гостей практически мой земляк, то есть возрос в городе Чимкент)? Ведь ишак в четыре раза компактнее лошади, жрёт в два раза меньше, а грузоподъёмность у них примерно одинаковая.
   Тщательно обдумав эту загадку, мы пришли к такому выводу, что ишаков тут нету потому, что им неоткуда тут взяться.
   В связи с чем у меня родился проект. Вполне, между прочим, осуществимый.
   Итак: я еду в Чимкент, покупаю там двух ишаков (мужчину и женщину) и отправляюсь на них к себе в деревню. Это около четырёх тысяч километров. Скорость ишака примерно равна скорости пешехода, так что, если проезжать по пятидесяти километров в день, плюс неизбежные остановки, путешествие займёт около трёх месяцев.
   Пробег этот будет посвящён укреплению российско-казахстанской дружбы и будет проходить под двумя флагами: триколором и жёлтой юртой на синем фоне (вид сверху). Рекламные места на боках, лбах и даже жопах животных продаются за очень большие деньги. Это вам не поездка на каких-то сраных джипах до Владивостока для того, чтобы эти джипы потом публично обосрать. Тут всё честно.

   Экипировка:
   1. Фотоаппарат.
   2. Ноутбук для ежедневного отправления отчётов в интернет.
   3. Палатка, мешок, рюкзак.
   4. Хорошо бы ружо или карабин от отечественного производителя, а то мало ли чего.
   5. Хороший GPS. Ибо ишаки не любят ходить по асфальту.
   6. Справку от санитарного врача Онищенко для пересечения животными границы.

   Остальное – мелочи. Маршрут по настроению. Приплод от ишаков – только личным знакомым даром.
//-- [21 Oct 2009|06:03pm] --//
   Встретили тут давеча бабушку, которая толкала в горку тачку с двумя небольшими брёвнами для фундамента теплицы.
   Ну, помогли, конечно, докатить тачку до дома. Бабушка по дороге рассуждала: «Ох, плохо, мальцы, дай вам Бог здоровья, без мужика в деревне. Я-то своего сама в гроб загнала. Пяздела всё, пяздела. Знала б, как всё будет, так слова бы не сказала. Гулял бы, бил бы – молчала бы. Только бы живой был. А вот двадцать лет уже мучаюсь».
   Заплакала. Мы скинули брёвна у неё во дворе и пошли дальше. Чего тут возразишь.
//-- [22 Oct 2009|01:58pm] --//
   Когда я был маленьким дурацким мальчиком, который не выговаривал ровно половину букв русского алфавита (тридцать три делите пополам без дробей сами – это не моя проблема), я читал книжки из замечательной серии про всякую географию – Тура Хейердала, Пири и Амундсена, Обручева и этого, как его, забыл фамилию, который залез на Эверест, а потом отстригал у себя ножницами пальцы на ногах. Я с наслаждением читал про закупку где-то в Перу бальсовых брёвен, съеденных со слезами на глазах собак, и про не то норвежца, не то датчанина, который на плоту Кон-Тики пошел на корму посрать и получил по жопе акульим хвостом.
   И верил я тогда, что жизнь моя бесконечна и я тоже буду отстригать у себя на ногах пальцы и плыть куда-то без руля и без ветрил на соломенной лодке.
   А тут вдруг хуяк! – и спохватился, буквально в нынешнем сентябре – мне ж уже вот-вот пятьдесят лет и совсем скоро останется мне разве что согревать грелкой созревший геморрой. Дерево посадил, родил дочку и сына, написал книжку. Осталось только собрать вокруг себя родных и близких, дать им ценные указания и со счастливой улыбкой лечь в гроб.
   А вот хуй вам. Я ещё живой, ну или, если честно, то хочу в этом ещё раз убедиться. Или не убедиться и сдохнуть где-нибудь в кызыл-куме. Эгоистично, конечно. Но зато хоть дети мои и их дети смогут с гордостью сказать: «А вот отец мой (ну, или дедушка) был вообще ебанутый».
//-- [23 Oct 2009|10:28am] --//
   Путешествие из деревни до города москва было не просто не очень удачным – оно было омерзительным.
   Я по своему обыкновению купил билет на нижнюю боковую полку, а в прилегающем купе ехали на первый взгляд тихие старичок со старушкой.
   Меня сразу насторожил странный уксусный запах, но, впрочем ладно – мало ли там чего бывает со старичками и старушками.
   Однако действительность оказалась жестокой: у старичка была с собой огромная бутыль судя по запаху яблочного уксуса, каковой он непрерывно всю ночь употреблял как внутрь, так и наружно. Употребив уксус внутрь, он долго икал. Старушка при этом дико храпела. Запах уксуса выветрился потом из меня только в районе станции метро Нагатинская.
   Судя по тому, как они спешили выскочить из вагона самыми первыми, они видимо должны были успеть на утреннюю передачу доктора малахова с новым рецептом вечной молодости.
   Ну да ладно, хоть не уринотерапия, и на том спасибо.
//-- [23 Oct 2009|04:03pm] --//
   А ещё я сегодня утром вдруг, впервые за много лет, почувствовал себя в Москве хорошо.
   Шёл мелкий противный дождь, было самое-самое утро и я сидел на мокрой скамейке неподалёку от станции пражская, пил черниговское пиво билэ и курил мокрую сигарету из мокрого кулака.
   И всё как когда-то очень-очень давно, когда я спекулировал сигаретами. И ничего-то в этом чертанове не изменилось, кроме окрестностей метро.
   И снова от алтуфьева до пражской лишь на первый взгляд далеко. И снова мне некуда пойти высохнуть, потому что отец опять хоронит какую-то троюродную сестру моей бабушки. А у меня в кармане триста рублей и карточка на две поездки в метро.
   И стало мне так привычно по-московски бесприютно и безнадежно, что я за малым делом чуть было не расплакался и не ринулся обратно в метро, дабы мчаться куда-то на электрозаводскую с надеждою на немыслимое счастие, а потом, как веничка, всё проебав, проснуться в полночь в том самом алтуфьеве, откуда никуда не ходят никакие поезда.
   Но не ринулся, конечно. Ибо. Ибо. Ибо всё давно проехато.
//-- [30 Oct 2009|06:25pm] --//
   По дороге в город Ростов я, по своему обыкновению, сидел и бессмысленно глядел в окошко, за которым ровно ничего не происходило.
   Я всегда езжу плацкартом на нижнем боковом месте, если на таковое есть в наличии билет, и никогда-никогда не вступаю в вагонные разговоры.
   В купе справа очень пожилой полковник в отставке рассказывал сержанту-контрактнику про то, как прекрасна была советская армия до тех пор, пока её не загубили Горбачёв, Ельцин, Чубайс и Березовский с Абрамовичем.
   Я хорошо отношусь к ветеранам, но это был не ветеран, а тот, из тех самых полканов, на которых я очень хорошо насмотрелся в своё время.
   «Дедушка, – сказал я бесцветным голосом, – та армия, про которую вы рассказываете, последнюю свою победу одержала в сорок пятом. У нас нет никакой армии. У нас есть несколько миллионов больных идиотов, которые не умеют стрелять из автомата, подводные лодки, которые все утонули, и ракеты, которые не умеют летать. Это у евреев армия, а у нас говно».
   Полковник посинел от ненависти, но ничего – остался живой. Хотя и кричал до трёх часов ночи: «Сталина на вас нету! А вот маршал Жуков!»
   А мы с сержантом ёбнули слегка в нерабочем тамбуре случайно оказавшегося у меня в рюкзаке коньяку. Сержант ехал в краткосрочный отпуск домой в Воронеж, дабы познакомиться со свежерождённым своим сыном от жены-дагестанки. Потом мы принудили дембелей (сейчас самый дембельский сезон) вымыть до блеска межкупейный проход из-за того, что один из них наблевал практически под мою полку.
   И я вспомнил вдруг те времена, когда я ещё не был тихим питерским интеллигентом в треснутых очочках. И с очень большим удивлением понял, что я ещё не совсем умер.
//-- [31 Oct 2009|11:06pm] --//
   Вышел во двор. Под ногами хрустит забытый с лета клевер. Собако-степан, обожравшись привезёнными из города сосисками, вяло махнуло мне хвостом.
   Встал возле забора. Это городские жители думают, что ссать нужно в сортир. А мне потом ломом что ли всё это расколупывать, когда оно в корыте замёрзнет?
   Ну, стою, значит, задумавшись, и вдруг замечаю от себя тень. Откуда у меня посреди ночи вообще может быть тень? А, ну да, полнолуние опять, вон прямо за спиной, огромное такое.
   И задумался я тогда вот о чём. Ну, ладно женщины – у них вообще вся жизнь устроена по лунному циклу. А я-то тут при чём? Почему в каждое практически полнолуние я сопли не столько вытру, сколько размажу?
   Посмотрел на Луну.
   Было дело, давнее совсем. Сидел я ночью в какой-то дискотеке, а там стробоскоп мигает и мигает, заебал. Ну, посмотрел я на него внимательно и он, хуяк – и перегорел.
   Это я не к тому, что я некий бытовой волшебник. Был бы я волшебник, так мои сообщения читать было бы некому, кроме нескольких женщин.
   Просто заебал этот стробоскоп и поэтому перегорел. Хуйня электрическая.
   А на Луну я посмотрел и подумал с уважением: небесное, однако, тело – хуй собьёшь.
//-- [01 Nov 2009|11:27pm] --//
   Все потуги изложить дела и проявления Божьи на человеческом языке – это дело, безусловно, увлекательное, но совершенно бессмысленное. Это то, чем занимался Иван Карамазов до тех пор, пока к нему не начал заходить господин в помятом пиджачке. Хотя, впрочем, для некоторых иногда довольно прибыльное.
   Ну вот в детстве я читал книжку про двухмерный мир, в котором ползают ромбы, треугольники и прочая дрянь. Так вот они воспринимали остальной мир по тем проекциям, которые на них падали. Одни говорили, что ложка – это длинный предмет, а другие говорили, что очень короткий. И все были правы.
   А мы ведь, относительно пространства Господа Бога, живём даже не в двухмерном мире. Как сказала одна моя знакомая, прислав мне в качестве своего портрета точку: «Это я, вид из космоса».
   Так ведь даже и этой точки-то нету. Мы живём вообще в каком-то минус двадцатом измерении.
   Не знаю, насколько это православно.
//-- [02 Nov 2009|12:50pm] --//
   Если бы я был президентом, то был бы очень добрым и всем бы делал только приятное.
   Например, я назначил бы Юрия Михайловича Лужкова пожизненным мэром северного полюса. Ну и южного сразу, чтобы два раза не вставать. И ещё поручил бы ему проложить линию экватора через сибирь и дальний восток. И заодно уж провести реконструкцию устаревшей системы параллелей и меридианов. Пусть бы он хоть по миру поездил. А то сидит в этой москве, сидит, света белого не видит. И супругу тоже с собой бы повозил.
   А любимую мной Валентину Ивановну я бы обнял, расцеловал в обе щеки и подарил бы ей свой портрет в золотой рамке с надписью «Валюша! Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду. Дима».
   Министру обороны я подарил бы дембельский альбом ручной работы из кожи гваделупского козла с тиснёной золотом надписью: «Кто не был, тот будет, кто был – не забудет. ДМБ-2009».
   Министру науки и образования я подарил бы балалайку из красного дерева и научил бы плясать на табуретке, чтобы он мог зарабатывать себе на жизнь.
   Земляку моему Миллеру я бы подарил электрическую шапку в форме газоскрёба. Он был бы красиво подсвечен и изнутри всё время играли бы гимны фанатов команды зенит. Снять её или выключить было бы нельзя. Ну и что, что неудобно. Зато красиво. Вон артист Боярский свою шляпу вообще никогда не снимает и ничего, не жалуется. Потому что это тоже красиво.
   Над Чубайсом я бы по-доброму подшутил: подарил бы ему коробочку из слоновой кости. Он бы открыл – а там пусто. «Вот видишь, Анатолий Борисович, – сказал бы я. – До чего наука-то дошла! Тут ведь целая гидроэлектростанция, электричество даёт. Нанотехнологии, ну ты сам знаешь. Только не видно её даже в микроскоп. И куда электричество девается – тоже хуй его знает».
   С Абрамовичем сложно. Ну что подаришь человеку, у которого и так всё есть? Вот! Я бы подарил ему авианосец. Пятидесятипалубный, инкрустированный палисандровым деревом. Ну да – нет такого авианосца. Но я бы подарил ему ещё и турпутёвку на Юпитер или лучше Плутон. Пусть бы он там погулял, развеялся. А то с бабами этими вечные проблемы, то да сё. А время на небе и на Земле течёт, как мы знаем, по-разному, когда он вернётся через пятьсот лет, то тут уже и ишак сдох, и падишах сдох. Нехорошо, конечно, обманывать, но ничего – он человек с юмором, не обидится.
   Владимира Владимировича (думаете, я про него забыл?) я бы немедленно произвёл в Генералиссимусы Всея Галактики и подарил бы ему рубиновые сапоги. Потому что форма такая.
   Ещё думал подарить ему нагрудные часы на золотой цепи, чтобы вешать на шею. У этих часов каждые пятнадцать минут открывалась бы дверка и оттуда вместо кукушки выезжала бы подводная лодка и говорила грустным голосом: «Я утонула». А потом изнутри раздавался бы тот потешный смех, который когда-то продавали в специальных мешочках.
   Но нет, передумал. Ещё обидится. Это вам не Абрамович.
   Ну а больше всех подарков и почестей получил бы санитарный врач Онищенко.
   Сначала я подарил бы ему банку именных шпрот, бутылку двусотлетнего киндзмараули и целую бочку боржома. И пока он мечтал бы о том, как сегодня же ночью всё это тайком под одеялом слопает и выпьет, я бы сказал торжественным голосом: «А теперь, Геннадий Григорьевич, пора нам уже заняться действительно масштабными задачами. К нам обратились за помощью из Африки. Там происходит пандемия. Все болезни неизвестны, но сообщают, что страусята уже визжат просто как поросята. Кроме того у бегемотиков какая-то кишечная инфекция. Нельзя терять ни минуты. Так что идите на склад и получите там необходимое количество гоголя-моголя, шоколада и градусников и вылетайте немедленно. Вас встретят».
   Вот такой это будет подарок. Ведь что может быть приятнее для Главного Мойдодыра и трижды Айболита, чем бороться с пандемией, спасая жизни? Ничего не может быть.
//-- [02 Nov 2009|04:36pm] --//
   Собаковедение.
   Шёл сегодня со станции. Возле озера, на полпути, смотрю – несётся на меня овчарка. Серьёзная такая. Не гавкает – значит сейчас вцепится в какой-нибудь совсем не лишний член моего организма. Я обычно хожу с моноподом от фотоаппарата, а тут чего-то забыл его дома. Да и монопод супротив овчарки – это довольно жалкая фистулька. Это с шавками мелкими он полезен.
   Сзади, метрах в пятидесяти, не торопясь идёт хозяин овчарки – мужичок лет пятидесяти наверное. «Да не боись, – говорит, – не тронет».
   Я не знаю ни одного собаковладельца, который не говорил бы этой фразы.
   Потом мужичок задумался. «А может и тронет, – сказал он меланхолично. – Она молодая ишо, глупая».
   Но шагу, впрочем, не прибавил.
   Ну да ладно – все мои члены, вроде бы, на месте.
//-- [02 Nov 2009|08:33pm] --//
   Пока составлял список кабинета министров для идеального государства, которым я буду управлять, совершенно забыл, что поставил себе и скотине вариться куриные окорочка. В результате чего получилось что-то студенистое вроде хаша.
   Ну вот остынет, попробую. Если несъедобно, то будет скотине счастье.
   Из чего следует важный вывод: даже занимаясь созиданием идеального государства, всегда необходимо помнить о скучных и повседневных нуждах своих подданных, какими бы они ни были подлыми скотами.
//-- [04 Nov 2009|12:46pm] --//
   Передумал я быть президентом. Античеловеческое это какое-то занятие.
   Вот я, ещё когда ходил на работу (не помню даже когда это было и когда закончилось, давно, в общем) просыпался иногда утром и думал как Стёпа Лиходеев: «вы можете меня расстрелять, но на работу я сегодня не пойду».
   Во-первых, потому что она меня заебала. Во-вторых, потому что хочу я не на работу, а пива. Какая там в жопу работа? До хоть галактико в опасности.
   Ну и звонишь по телефону и искренне врёшь в трубку, что, вот мол, заболел бруцеллёзом или там коровьим бешенством. В трубке люди всё понимают, вздыхают и спрашивают: «Ну завтра-то хоть придёшь?» «Конечно приду!» – отвечаешь им лживым, но очень убедительным голосом.
   А если бы я был президент? Вот растолкает меня утром камердинер. «Обама, – скажет, – уже вылетел, сейчас над атлантикой, скоро будет здесь. Вставайте, господин президент. Костюм поглажен, тезисы подготовлены и согласованы».
   «А иди ты в пизду со своими тезисами, – скажу ему я. – Жопы у вас у всех есть? Вот и запихайте туда эти тезисы, кому сколько влезет, а потом их друг другу рассказывайте. И Обаму этого сраного я видеть уже не могу. Заебал он меня. Вот скажи: чего он всё время лыбится? Типа все в говне, а он в шоколаде? Или зубы новые вставил? И вообще мы вчера с ним по телефону говорили. Я нихуя не понял, он нихуя не понял, но поговорили же. Чего ему ещё надо? Ты это, позвони ему, скажи, что у меня тётка померла в Воронеже, она мне как мать была. Не могу я не поехать на похороны. Пусть прилетает завтра. А лучше в пятницу. Пусть посидит пока во Франции, сыру их гнилого пожрёт. А лучше нет – не говори про тётку. Скажи: а пошел ты Обама нахуй! Разворачивай свой самолёт и пиздуй обратно в свою америку играть в баскетбол. Я тебе потом перезвоню».
   И чего будет? Опять железный занавес, холодная война, империя зла. Антенны вращаются, на радарах зелёные синусоиды. Готовность номер один, ракетные расчёты на боевом дежурстве без горячей пищи.
   Вы нам тухлые окорочка, а мы вам палёную водку.
   Только этого ничего не будет. Потому что верные мои друзья и соратники, тайные советники и серые кардиналы тут же удавят меня моим же шарфом, как императора Павла. Ибо лучше никакой президент, чем такой.
   Так что нахуй-нахуй. Обойдётесь без меня. Проведёте в каждый дом (хотят они или не хотят) двадцать четыре канала телевидения, реорганизуете армию путём пошива ей новых ботинок, оснастите МЧС пирогами и блинами и сушёными грибами для тушения пожаров на море, расскажете нашим детям, как оно всё было на самом деле, запретите употреблять слово Хуй даже мысленно, ну и так далее.
   Да вы и без меня всё сами знаете, что нужно делать. Страна большая, много чего смешного можно придумать.
//-- [07 Nov 2009|02:06pm] --//
   На одиннадцатом году проживания в Российской Федерации, родив тут ребёнка и купив дом, я вышел наконец-то на второй уровень волшебного квеста под названием «А ну-ка получи российское гражданство, русская свинья» – мне разрешили тут временно проживать.
   Озираю этот второй уровень с восхищением: в самом его конце находится заветная дверь с надписью «Вид на жительство».
//-- [09 Nov 2009|08:39pm] --//
   Не устаю восхищаться городом Невель. Прервал сегодня беседу двух старушек вопросом: «Извините, а не подскажете, где тут можно купить ошейник для собаки?»
   Собака – это слишком лестное слово для той скотины, которой этот ошейник предназначался, потому что прошлый удобный ошейник это ублюдочное существо сожрало прямо на себе и теперь сидит привязанное к капроновой верёвке.
   «Ах, Софья Аркадьевна! – всплеснула руками одна из старушек. – Вы ведь меня подождёте? Я должна проводить этого молодого человека до ветеринарной аптеки, а потом я немедленно вернусь и мы продолжим наш разговор!»
   Софья Аркадьевна не возражала, так что старушка довела меня непосредственно до дверей ветеринарной аптеки, на которой висел большой амбарный замок.
   «Ах! – вновь всплеснула руками старушка. – Я ведь совсем забыла, что в этом ужасном городе в понедельник закрыто всё. Вы непременно приезжайте завтра! И тогда купите своему питомцу (питомец, ёб твою мать, подумал я с ненавистью) всё что вам нужно».
   «Да-да, конечно!» – сказал я с энтузиазмом. Ну не станешь же рассказывать первой встречной старушке про то, что поездка в город Невель из моей деревни – это не подвиг, конечно. Но всё ж таки проснуться в полседьмого утра и тащиться на станцию по беспроглядному лесу, а потом возвращаться обратно по ещё более беспроглядному ему же – в этом есть, как говорили в одном кинофильме, что-то героическое.
   В общем посидит пока скотина на верёвке.
//-- [21 Nov 2009|05:20pm] --//
   Соседи в гости позвали: праздник – Михайлов день. Тётя Рая, которая обычно кормит скотину-степана в моё отсутствие, даже купила дорогой водки за сто двадцать рублей.
   Баба Маруся ещё пришла, та что на краю деревни и про всех знает то, что они сами про себя не знают.
   Навалили мне полную тарелку селёдки под шубой, винегрету и чего-то ещё. А я же с утра не ем обычно. Но ничего, съел, не подавился.
   Поговорили о вечном, как-то: о пенсиях и о дровах. О собаке-степане, которому я наконец-то купил новый ошейник, из которого он теперь хуй вывернется и перестанет заёбывать всю деревню своим козловским подвыванием. Повздыхали о нелёгкой нашей (у каждого по-своему) судьбе. Послушали телевизор.
   Хорошо в общем посидели.
//-- [22 Nov 2009|03:50pm] --//
   Сходили с собакостепаном до соседней станции. Степан с годами делается всё более положительным. То есть не уёбывает немедленно дразнить пахомовых псов на тему «вы, казлы, на цепи, а я свободный», а честно сопровождает. Пометил по дороге всю территорию (А кто тут последний в цари? Никого?). В пристанционном посёлке он, однако, почитал собачье жж и понял, что тут все супермегатысячнеги, прижался к ноге и не отходил ни на шаг.
   А на обратном пути я задумался. Вот сколько уже раз я прошёл по этой дороге? Двести? Пятьсот? Тысячу? А всё как не родной. «Ого-го!» – завопил я изо всех сил. Мокрый лес бесследно проглотил этот звук, даже эха не получилось. «Я опять открываю письмо, – сообщил я лесу интимную подробность, – и тихонько целую страницы». Собакостепан остановилось и прислушалось с недоумением. «Это всё ваши злые духи! – сказал я ему и лесу очень грозно. – Это тёмные мысли как птицы!! Что летят, блядь! Из флакона на юг! Из флакона нуи де ноэль!!!»
   Степан от ужаса обоссался и удрал в кусты.
//-- [24 Nov 2009|09:14am] --//
   Я всегда завидовал людям, у которых круглая голова. Потому что тогда можно эту голову побрить, а это очень удобно. Во-первых, не нужно причёсываться, а во-вторых, получается большая экономия на шампунях и парикмахерских.
   Вот взять к примеру юзера Кошкина из города Ростов-на-Дону. У него такая замечательно круглая голова, что даже хочется нарисовать на ней материки и океаны. И я уверен, что всякая женщина, когда видит такое совершенство, тут же мечтает поцеловать Кошкина в темечко.
   А у меня же вместо прекрасной планеты на шее болтается какая-то, прости Господи, цветная капуста. Одних только затылков три штуки. Когда меня единственный раз в жизни стригли бараньей машинкой под ноль в военкомате, парикмахер весь изматерился, выковыривая волосы из впадин и выпуклостей.
   Хотя, надо сказать, что это ещё ничего. В той же армии был в нашей роте один туркмен, так у него голова вообще имела форму буханки хлеба. Фуражку ему было носить совершенно невозможно: попробуйте-ка надеть фуражку на буханку – обязательно будут зазоры по бокам. Зато в бане он срывал бурный аплодисмент: хуй у него был почти до колена. Природа мудра и милосердна.
   Однако я отвлёкся от бритья головы.
   Для того чтобы носить бритую голову, нужна соответствующая шея, желательно покороче и потолще. А на чём болтается шишковатая моя голова? На какой-то тощей хуйне, посередине кадык. На такую шею златую цепь не повесишь, разве что крестик на верёвочке.
   Да и дальше не лучше: ручки тоненькие, рёбра торчат, живот почему-то тоже торчит. В ранней юности я мечтал, конечно, завести себе красивую мускулатуру и купил для этого разборные гантели и резиновый жгут. И занимался я с таким рвением, что однажды что-то хрустнуло у меня в плече и болело потом лет двадцать. Так и остался я без мускулатуры.
   На спину я свою давно не смотрел – наверняка те же рёбра, а жопу, пожалуй, вообще никогда не видел. А чего там смотреть? Жопа и жопа. Функцию свою выполняет, да и на том спасибо.
   Да! А вот оно: главное украшение моего туловища! Не мал, не велик, а в самый раз. Ни один предмет в мире я не держал в руках с разными целями так часто. Сколько счастья и горя он мне принёс!
   Ну вот и почти всё. Остались только ноги. Они ненамного толще, чем руки, и можно было бы про них вообще ничего не говорить. Однако у них есть замечательное особенность: они все покрыты пятнами разного размера и формы. Некоторые люди даже стараются держаться в банях от меня подальше, подозревая что-нибудь венерологическое. Хуй вам, а не венерологическое – я даже триппером за всю жизнь ни разу не болел, хотя для культурного человека это даже как-то стыдно.
   Это просто на память о советской армии. По какой-то причине – то ли из-за ракетного топлива в воздухе, то ли из-за витаминов, то есть полного их отсутствия, разные мелкие травмы, без которых не обойдёшься при укладке бетона, совершенно не желали заживать. Они не заживали месяц, два, полгода, год, всё увеличиваясь в размерах.
   Особенно страдали от этого южные жители – те же туркмены или узбеки. Увидишь такого в бане – ну чисто покойник из могилы выкопался. В медсанчасти это дело из-за его повальной распространённости считалось совершенно обычным. Даже зелёнки не давали. Потому что если всех мазать зелёнкой, то нужно было бы подгонять целую железнодорожную цистерну.
   У меня, как только я приехал в краткосрочный отпуск на родину, всё моментально зажило. Но увы! Карьера стриптизёра или демонстратора мужского бикини стала для меня совершенно недоступной.
   Ну вот, собственно, и всё. Где-то там, на краю вселенной есть ещё пятки, но до них так далеко, что лучше про них забыть.
   А вообще с тех пор, когда я стоял с распухшим от надавленных прыщей носом перед зеркалом, ничего кардинально не изменилось.
   Тогда я смотрел на этот набор неказистых предметов и с беспощадной ясностью понимал, что никогда, никогда ни одна женщина этого мира не пойдёт в койку с этой тупиковой ветвью эволюции, обречённой умереть, так и не оставив потомства, то есть со мной.
   Но жизнь, как уже замечено, мудра и милосердна и всякому даёт шанс, даже если у него вместо головы жестяной самовар.
   Поначалу я очень изумлялся, когда какая-нибудь вполне приличная барышня внезапно таки в эту койку шла. Объяснял я это, разумеется, своим гигантским умом и блистательным остроумием. Но потом заметил, что они меня вообще-то толком и не слушают, а говорят всегда о чём-то своём. Тогда я плюнул, перестал искать ответы и несколько раз бывал вполне счастлив.
   А бритая голова? Ну и ладно. В деревне вообще никто не причёсывается: натянул шапку на уши – и за самогоном в Опухлики.
//-- [26 Nov 2009|06:32pm] --//
   Да, а вот кстати как я угодил в православие.
   Мне, как и большинству здравомыслящих людей страшно не нравится то, чем это православие занимается сейчас, но, как говорили в кинофильме Брат-2, наши своих на войне не бросают.
   В православие я попал очень замысловатым образом – через американского писателя Сэлинджера. Еврей, конечно.
   Была у меня тогда (лет тридцать мне тогда было) знакомая барышня, очень продвинутая. Она научила меня слушать звуки ансамблей кокто-твинз, токин-хедз и рэйдио, опять же, хедз. Ну и на дорожку она давала мне почитать сочинения философа Розанова (ниасилил, потому что примечаний больше, чем текста) и американского писателя Сэлинджера на американском языке.
   Я Сэлинджера, конечно, читал и до этого по институтской программе, зе кетчер ин зе рай, а тут были рассказики про Фрэнни энд Зуи.
   И вот кто-то из них, не помню кто, начитался рассказов про некоторого русского монаха, который всё время бубнел «господи иисусе христе, помилуй мя». Барышня, не важно, Фрэнни или Зуи, решила это дело попробовать на себе, от чего её начало тошнить прямо в миску с улитками. Но еврейская семья с уклоном в буддизм её во втором рассказе от этого дела спасла и всё закончилось благополучно.
   Я же, как человек любознательный, тоже решил произвести этот эксперимент на себе. То есть ходил и двое суток произносил это заклинание. Язык мой высох, очень тошнило, в голове начали бить колокола и был мне Голос. Не с небес, а изнутри, добрый. «Иди, – сказал Голос. – Покрестись наконец».
   Ну пошел и покрестился. Младенцы орут, от попа перегаром воняет.
   «Отрекохся!» – крикнул я куда-то на запад.
   Вышел на улицу, произнёс заклинание – нет, не тошнит.

2010

//-- [07 Jan 2010|03:33pm] --//
   Вот уж хлопот было бы Господу Богу, если бы он желал быть во всех отношениях приятным!
   Нету снега – все ноют, мол, чего за зима такая мудаческая. Где блядь ёлочка, избушка, дымок, сияющие окошки, санта-клаус из камина и прочая поебень?
   Насыплешь снега – воют пуще прежнего: ах, моя машинка застряла! Ах, ботиночки промокли за семьсот долларов! Где Валентина Ивановна с фанерной лопатой? Зачем таджики шашлик-машлик кюшают вместо того чтобы мне дорожку солью посыпать?
   Засунь им в трубу семь санта-клаусов – так на пятом заскучают: бабу бы или мужика нормального, а не этого старого пердуна с салютом из жопы.
   И по телевизору всё галкин да галкин.
   А у нас синицы доедают сухарь за окошком. И снегу ровно столько, сколько нужно – примерно по колено. Праздники кончились, да и хуй с ними. Степан с наслаждением жрёт макароны с килькой в томате и не мучается тщетными сожалениями о новогодних утиных обрезках и прочих разносолах. Да и я тоже дожёвываю рисовую кашу и предпоследнюю печеньку. Чищу тропинки и много сплю. Доедет ли завтра автолавка или не доедет – то не нашего со Степаном ума дело. Дрова хоть и сырые, зато дохуя. Валенки сохнут на печке.
   Живому, ему всё хорошо.
//-- [13 Jan 2010|09:18am] --//
   Очень удобно в деревне зимой с продуктами.
   Это летом чуть не уследил – и вот уже потекло, прокисло, протухло, весь дом провоняло, а остальное мухи съели. Ну или сороки спиздили. Или крот выкопался, схватил что попало и бегом обратно в нору запихивать. А не видит же нихуя, слепой, вот и запихает куда-нибудь в галошу. Наденешь эту галошу – а там как-то внутри нехорошо.
   А зимой он пусть попробует выкопаться – я вчера лопату, воткнутую в землю ещё по осени в огороде, полчаса выколупывал из этой земли ломом.
   И продукты тоже: купишь в автолавке кирпич молока, кирпич кефира и что-то ещё каменное, кажется яйца, и пролежит оно хоть до самого апреля, если конечно не класть их в тёплое место вроде холодильника.
   Вчера вот, разбирая шкаф в сенях, нашёл пакет картошки. Хотел было эту картошку почистить, но ни один ножик её не взял, даже швейцарский. Ну, порубил топором на куски и так сварил. Получилось замечательное сладкое блюдо: чистый батат, которого я ни разу не ел.
   Хорошо, в общем.
//-- [17 Jan 2010|10:48pm] --//
   Надевая валенки, почувствовал затруднение: не лезет левая нога.
   Засунул руку внутрь и вынул горсть фасолевых семян. Без пакета, просто насыпанных в валенок.
   Много думал над тем, извините за выражение, мессиджем, который передала мне таким замысловатым образом параллельная крысиная цивилизация, и нихуя этого мессиджа не понял.
   Из чего сделал вывод, что уж если я, такой умный, ничего не понял, то цивилизация эта находится на очень низкой ступени развития и поэтому её можно и далее с чистой совестью кормить отравленным просом.
   А то топочут и топочут. Чингачгуки, бля. Где теперь все эти чингачгуки, а? Вот то-то. Учитесь книжки читать и осваивайте огнестрельное оружие. Тогда и поговорим.
//-- [20 Jan 2010|02:49am] --//
   Рецепт приготовления чего угодно в русской печке:
   Протопить русскую печку.
   Положить, насыпать, нарубить или напилить в казан что угодно, но желательно съедобное. Можно и не рубить – главное, чтобы влезло.
   Посыпать или залить чем угодно. Можно также ничем не посыпать и не заливать.
   Поставить в печь и забыть.
   Вспомнить, достать и есть. Время воспоминания может быть любым – хоть две минуты, хоть двое суток.
   Если есть невозможно, отдать собаке-степану.
   Всё.

   —
   Пока это писал, в печи готовился обледенелый судак, которого я принёс из сеней и как попало порубил топором.
   Попробовал.
   Увы, Степан, но утром в твоей турме опять макароны.
//-- [03 Mar 2010|01:20pm] --//
   Сосед вчера рассказывал про первого своего коня, которого взял ещё жеребёнком и про то, как плакал, когда сдавал его на мясокомбинат.
   Вообще-то это нетипично – брать жеребёнка. Деревенские кони – они, конечно, не мустанги, но и деревенские мужики тоже не очень-то ковбои. Так что приучить коня возить телегу и пахать огороды – это под силу только специально обученным людям.
   Заодно сосед рассказал, какой скверный у этого коня был характер до тех пор пока ему не отрезали яйца и каким замечательным, просто золотым этот характер стал после отрезания оных.
   «А что, – сказал я, – Серёга, может нам тоже того – характер себе улучшить? Возьмём топорик, ты мне характер улучшишь, я – тебе».
   Посмеялись, да.
//-- [06 Mar 2010|12:56pm] --//
   Чем больше я читаю новостей про милицию, которая каждый день кого-то давит на переходах и тротуарах, тем больше прихожу к выводу, что хватит уже. Ругать – это дело нехитрое, а на самом деле этой милиции нужно просто помочь (скоро эдак я стану главным защитником милиции на всей территории БСС).
   Она ведь, милиция, что? Она бы и рада никого не давить, да вот только не знает, как же это сделать. Ей же, как в том анекдоте, выдали палочку или там пистолет, а дальше крутись как хочешь.
   Поэтому нужно провести среди милиции занятия и медленно и подробно ей объяснить, что вот, например, если на столбике горит красный фонарик, то нужно остановить машину. А если на дороге нарисованы такие белые полосочки, то нужно опять же остановиться и пропустить тех, кто там идёт.
   Милиция конечно поначалу очень удивится, мол, это как же? Всех что ли пропускать? Ну, всех-не всех, но хотя бы старушку с палочкой или беременную женщину давить всё же не стоит. И детей тоже, хотя они и противные.
   Кроме того объяснить такую штуку, что за руль не нужно садиться слишком уж выпивши. Тут разумеется милиция поднимет гвалт: это что же получается, что после тяжёлой службы и по пятьдесят не выпить с верными товарищами? «Не выпить! – должен строго сказать преподаватель. – Езжайте домой и там пейте пока не лопнете, а за рулём нельзя». «Ну, дома ж жена, сука, – загрустит милиция, – не даст выпить по-человечески». Но, глядишь и задумается, что можно поехать ночевать, например, не к жене, а к бабе. Та пиздеть не будет.
   Вот и сотни спасённых пешеходов.
   И так потихоньку, помаленьку, как гениальный педагог Макаренко, терпеливо и настойчиво вдалбливать в эти пусть и не самые светлые головы такую простую мысль, что есть всё же некоторые правила, которые иногда касаются не только пешеходов, автолюбителей и людей с подозрительной внешностью, но и самих сотрудников.
   Правила-то не такие уж сложные: не ссать при женщинах в ресторанах, не стрелять без особой нужды в незнакомых людей, интересоваться иногда, что там хрустнуло под колёсами, не портить пожарный инвентарь, засовывая его в жопы задержанных, и проч. Их не так уж и много.
   Ну, а если кто-то не в состоянии освоить эти простые правила, доступные даже самому последнему кретину, тех нужно немедленно и безжалостно увольнять на все четыре стороны – может хоть там освоят какую-нибудь несложную профессию.
//-- [20 Mar 2010|06:33pm] --//
   К бывшим нашим прибалтийским государствам у меня есть целые две претензии.
   Первая состоит в том, что в поезде Рига – Москва, в котором я однажды путешествовал от Великих Лук до Москвы, все предметы стоят не меньше одного лата: стакан чаю – один лат, кофе – два лата. А лат – это не помню сколько, но очень сильно дохуя, рублей не то пятьдесят, не то шестьдесят. В этом смысле мне гораздо больше нравятся белорусские составы.
   Вторая претензия состоит в том, что в том же самом поезде, когда я хотел купить с утра бутылку пива, уборщица вагона-ресторана, который впрочем назывался культурно, по-европейски, барс, замахала на меня ссаной тряпкой, завопила «ара! ара!», то есть, если я правильно её понял, «пшёл вон» и в культурный этот барс так и не впустила.
   Ну да, я может быть и был слегка непричёсан и из ширинки моей возможно торчал кусок майки, но это же ещё не повод не продавать мне пива? В том же брестском поезде вообще можно приходить за пивом хоть с поросёй в подмышке.
   А больше у меня никаких претензий нету. Но попробуй-ка объясни это бывшим порабощённым народам. Ни за что не поверят, хоть лопни. Ну как же это может житель кровавой империи не мечтать о том, чтобы погрохотать на их тихих улочках своими коваными сапогами? Нет, не бывает такого.
   И в общем-то их можно понять. Бывает, когда про них уже все напрочь забудут, они тогда позовут каких-нибудь пидоров, нарядят их во всё кожаное и фашистское, то есть красивое и блестящее, да и выпустят на площадь. А пидоры – они ребята весёлые, их только свистни – они и голые поскачут с вениками в жопе, лишь бы не работать. Ну и давай рожи корчить, орать зигхайли и матка-млеко-яйки.
   Нормальный человек, он, конечно, посмеялся бы и забыл, но нет: из железобетонного здания в столице нашей родины немедленно вылетает многотонная чугунная нота и берёт курс на северо-запад.
   И кто тут больше идиот – этого уже не разберёт никакое кащенко, не говоря уж про онищенко.
   В общем, все кругом дураки, один я умный. И поэтому ту не проданную мне бутылку поганого пива не забыл и не простил.
   Это мы ещё посмотрим, у кого там чего из ширинки торчит.
//-- [21 Mar 2010|01:24pm] --//
   В оптимистических пространствах наступление всякого нового времени года сопровождается одними лишь приятными сюрпризами: то рождественская распродажа всего и даром, а там и весенние скидки подоспели.
   А тут и к нам пришла долго и безнадежно ожидаемая весна. О дивная и сладостная пора!
   Но про приезд автолавки на пару недель можно забыть. Старый верный водитель Володя, который вот уже несколько лет возит меня от поезда до деревни, мрачно сказал, когда мы тщетно карабкались на пригорок с тремя берёзками, под которыми в летнее время любит вольготно раскинуться с томиком Пастернака мой кум Потап: «Вовремя ты приехал – завтра дорога совсем упадёт».
   Упадёт – это значит, что по ней можно будет прошлёпать только на имперском бронтозавре из звёздных войн.
   Или вот взять любимца некоторой части публики собаку-степана. Сейчас растаяла только половина снега вокруг его будки, а наступить уже решительно некуда: засрано всё и весьма толстым слоем. И откуда ж из него столько повылезло? Корова столько за зиму не насерет, сколько это вечно голодное существо.
//-- [23 Mar 2010|06:49pm] --//
   Кстати, про Прелесть.
   Пересматриваю тут в качестве снотворного известную трилогию (действует великолепно – более десяти минут я не выдерживаю).
   Но там есть одна смешная штука. У Толкина в книжке тьма с востока – она совершенно очевидно монголоидная: урукхаи, улугбеки и прочие назгулы (у меня в Бишкеке была знакомая девушка по имению Назгуль).
   Однако по нынешним правилам приличия это совершенно невозможно и, соответственно, орки не должны быть похожи вообще ни на кого – ни на монголов, ни на (свят-свят-свят) негров, ни на австралийских аборигенов.
   Даже не представляю, до какой степени мучались по этому поводу гримёры, но в конце концов был найден счастливый выход: всех орков сделали похожими попеременно на Кощея Бессмертного и Бабу-ягу в исполнении великого и ужасного Георгия Францевича Милляра.
//-- [24 Mar 2010|12:54am] --//
   – Понимаешь, он ведь не плохой. Он не злой, не закладывает сильно и меня ни разу пальцем не тронул. – Зина лежала, уткнувшись носом в крепкое плечо Николая. – Мне завидуют все – и Ленка, и Светка. Повезло тебе, говорят, Зинка, вон какого мужика отхватила. А я и вида не показываю, да, говорю, повезло, не то, что вам, дуры. А сама каждую ночь, как он заснёт, в подушку реву.
   Зина шмыгнула носом, и Николай успокаивающе погладил её по руке. Зина благодарно потёрлась носом об его шею.
   – Да нет, я не реву. Я с тобой никогда не реву, потому что ты другой. Потому что у тебя есть мечта. Ты знаешь, чего хочешь и обязательно сделаешь всё-всё, чтобы твоя мечта осуществилась. А этот… Я его вчера вот спрашиваю: «Вася, у тебя есть мечта? Вот Ленин говорил – надо мечтать! А ты о чём мечтаешь?» А он думал, думал, потом говорит: хочу, говорит, штахетник починить. Понимаешь: «штахетник»!
   Слово «штахетник» Зина сказала специально глупым басом и сама прыснула от смеха, вообразив неуклюжего Васю со «штахетиной» в руках.
   Николай тоже засмеялся и выпростал голые ноги из-под одеяла. Потянулся к пачке на тумбочке, достал папиросу. Спичка осветила его мужественное лицо.
   – Отвернись, – сказал он. – Штаны одену.
   – Не отвернусь! – Зина явно расшалилась. – Ты у меня такой красивый.
   Она тоже высунула из-под одеяла голубоватую в лунном свете ногу и бесстыдно задрала её вверх.
   – А мне вот Светка рассказывала, что в городе теперь такая мода – брить ноги, – сообщила она и снова прыснула.
   – Так ведь, это… – неуверенно сказал Николай. – Колоться же будет.
   – Брить надо почаще! – засмеялась Зина. Николай украдкой провёл пальцем по своему подбородку. Да нет, всё в порядке. – Ладно, ладно, я отвернулась уже, надевай свои штаны. Смотри, Луна-то какая.

   Николай надел штаны, подошёл к окну и отдёрнул занавеску. Зина поправила сползшую с плеча лямку, подошла к нему сзади и обняла за шею.
   – Представляешь, – сказала она мечтательно, – а ведь совсем скоро на Луну можно будет летать на ракете, как вот мы сейчас летаем в Москву. Сел и полетел. Прилетаешь, а там такой купол… – Зина зажмурилась, представляя себе купол. – И цветы везде, цветы! И вот идем мы с тобой и ты меня держишь за руку, и музыка, музыка! А там, далеко-далеко, на Земле, стоит и на нас смотрит Этот, – Зина звонко и счастливо расхохоталась, – со штахетиной!

Дмитрий Горчев
27 сентября 1963 г. – 25 марта 2010 г.

Дмитрий Горчев Я не люблю Пушкина (из Живого Журнала)