-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Ирина Эйр
|
| О вечном
-------
Ирина Эйр
О вечном
//-- * * * --//
Не вижу я в веке моём вдохновенья,
Ничто не коснулось заветной струны,
Грустны мои думы, грустны размышленья,
Ведь нет у народа прекрасной мечты!
На дне уж покоятся лучшие чувства,
Завалены глыбой ненужных проблем.
И в душах у многих давно уже пусто,
Они просто живут… а зачем?
И думы о смысле уж стали не нужны,
А вместо поэзии – осколки лишь прозы,
И даже любовь стала просто игрушкой,
Цветком изо льда иль искусственной розой!
Здесь мир в перевёртыши с нами играет.
Здесь лишь жалким писком становится крик!
И, может быть, люди не замечают:
Непрочным, бумажным сделался мир!
I
Там, где земля наполнена негой,
Где царят бескрайние поля,
Где леса макушками трогают небо,
Где волнуются пшеничные поля,
Где наполнен воздух ароматом
Свежескошенной травы
И где небо, опалённое закатом,
Стекает алой краской до земли,
Там жила как часть природы,
Как дитя её проказ
Надя – дочь самой свободы, —
Я о ней начну рассказ.
Она любила поутру
Проснуться с петушиной песней.
Любила, проводив зарю,
Уснуть под вечер с солнцем вместе.
Она любила звонко петь,
Сливаясь с соловьиным хором.
Она мечтала с птицами лететь,
Кружиться с ветром над земным простором.
Могла всю ночь она не спать,
Любуясь небом и луною.
Любила с вьюгой танцевать
И бегать под дождём порою.
Елена Петровна – мама Нади —
Была молода и красива.
И дни и ночи дочки ради
Старалась она, что есть силы.
Поутру она очень рано вставала,
Доила корову, кормила свиней.
Затем целый день кружева вязала
Из солнечных нитей и звёздных лучей.
Надюша те кружева продавала,
Возила их в город на дальний базар,
Немножечко денег она выручала
За свой прозрачный и лёгкий товар.
И каждый, увидев дочку и мать,
Всегда понимал, что они так похожи.
И надо, читатель тебе мой, понять:
У схожих снаружи и судьбы схожи.
Надюша была точной копией мамы:
Всё тот же высокий глубинный взгляд,
Всё та же улыбка, как солнце, сияла,
И тот же из русых волос наряд.
В той же деревне жил парень – Алёша,
И было ему девятнадцать лет.
(Надюша была на два года моложе, —
открою я вам свой секрет).
У мальчика не было папы и мамы,
А жил он со старым дедом.
Алёша – простой, добродушный парень,
Для деда был ясным светом.
Косил ли траву он иль строил что —
Всё спорилось, всё получалось.
Ему же казалось, как будто всё
Вокруг лишь него вращалось.
Надюша любила Алёшу как брата,
А он её несколько больше.
Она для него – отрада,
А он для неё – помощник.
С таким наслажденьем герой ежедневно
Её провожал на базар.
Мгновенье казалось просто бесценным,
Коль нёс её лёгкий товар.
Однажды Алёша под вечер,
Когда уж взошла луна,
Пришёл с думой к деду сердечному.
Герою сейчас не до сна.
«Любил ли ты, друг мой, когда?
Горело ли сердце огнём?
Мечтал ли о милой всегда:
И ночью, и утром, и днём?»
Алёша подумал немного
И продолжал свою речь:
«И ощущал ли тревогу
О том, как её уберечь?
Гадал ли о чувствах её?
Боялся ли, что нелюбим?
И смог ли сказать обо всём
Не речью… хоть словом одним?»
Старик покряхтел немного,
Дослушал Алёшину речь
И внуку сказал он строго:
«Алёша, позволь мне прилечь.
Я вижу, милок, ты влюбился.
Не в Надю? Скажи?» – «Да, в неё,
Но я ей ещё не открылся,
Не знает она ничего!» —
«Уверен ли ты в своих чувствах,
Правдивые ли они?
Быть может, ошибся ты просто
И принял за явь лишь мечты».
И дед посмотрел с укором,
Добавив: «Послушай, дружок,
Влюбляются все в твою пору,
Приняв за любовь лишь клочок.
Ты молод, горяч и доверчив,
И сердце любовью полно.
Ты даришь её бесконечно,
И ты получаешь добро.
Быть может, ты принял случайно
Привязанность к девушке той
За высшее чувство отчаянное,
За чувство с большой глубиной!»
Алёша лишь молчал
И слушал укор старика,
Но сердце его кричало.
Порыв удержал он в зубах.
Как горько ему было слушать
Суровый и грозный укор,
И звуки резали уши,
И сердце рвалось уже вон!
Когда же старик закончил,
Молчанье пришло в их дом.
Цвела тишина полночная,
И падала ночь за окном.
Алёша вздохнул глубоко
И тихо куда-то побрёл.
Он чувствовал: что-то широкое
Внутри набирало объём!
Оно стремилось наружу,
Оно оторваться стремилось.
Внутри напирало на кожу
И светом в глаза налилось.
И задрожали тут губы,
Огнём загорелись глаза.
Алёша разжал тут зубы
И выпустил в воздух слова.
«Однажды утром пахучим
Я в поле траву косил
И слушал песнь птицы певучей,
Малиновый звук в поле плыл.
То было дивное утро,
Оно наполняло меня!
От этого чудилось, будто
Ребёнком был маленьким я.
Мне чудилось, будто сливался
Я с утром и солнцем мечты
И будто весь мир смеялся,
И мне улыбались цветы.
Играли друг с другом ромашки
Касанием лепестков,
И танцевала кашка
С соцветьем других цветов.
А воздух был наполнен
Столь мягким ароматом.
И небо казалось бездонным,
Душа наполнялась отрадой.
Прилёг отдохнуть я на стоге
И слушал песнь птицы небесной,
Как вдруг услыхал недалёко
Другой голос нежный, прелестный.
А птичка моя замолчала,
Как будто заслушавшись песней,
Везде лишь она звучала.
И не было песни чудесней!
Я спрятался тихо за стог,
Боялся спугнуть ту певицу.
Дышал я так тихо, как мог.
И вновь запели вдруг птицы.
Сливалися птиц голоса
С той песней, высокой, хрустальной.
Она неслась в высь, в небеса,
Мотив был немного печальный.
Вдали появилась девушка,
Что пела ту песню дивную.
Она собирала бережно
Цветы в небольшую корзину.
Глаза её излучали
Столь чистый, таинственный свет.
И я пред тобой ручаюсь, —
Прекрасней их в мире нет.
Хотя я не видел море,
Скажу всё же наверняка, —
Глаза её глубже вдвое,
Лазурней, чем в море вода!
Тот образ мне был так приятен,
Что глаз отвести я не мог.
Он чист был и необъятен,
В него не вселился порок.
А девушка улетала,
Играя, смеясь с мотыльком.
С отрадой за ней наблюдая,
Я думал тогда лишь о том,
Как завтра я утром свежим,
Лишь солнышко только взойдёт,
Увижу образ столь нежный,
Волос её нежных полёт.
На следующий день я не встретил
Её, пусть весь день и прождал.
Как день пролетел – не заметил,
Как синяя ночь подошла.
Когда я вернулся, уж было
На улицах наших темно.
Весь мир мне казался постылым,
Где горе царило одно.
Надели берёзы серёжки,
А я лишь о ней мечтал.
С волненьем, почти безнадёжно,
Её я лицо написал.
Глядели, как настоящие,
Её неземные глаза.
Я их написал блестящими,
Такими, как были тогда.
Когда просыпался, сразу
Смотрел я на лик всегда:
В нём жил образ светлый, прекрасный,
И мне улыбались глаза.
На фоне небес бесконечных,
Над шумом земной суеты
Парил лик прозрачный, чудесный.
А взгляд был такой глубины,
Что знал сотворенье Вселенной,
Промытый слезами, огнём прокалён,
Сквозь тысячи перерождений
Познал то, зачем мы живём.
Часами бродил по деревне,
Мою незнакомку искал.
Мне силы давали деревья,
И веру я не потерял.
И много недель миновало,
Я мог только небо молить,
А денег осталось так мало,
Что не на что нам было жить.
Лишь образ любимый дарил вдохновенье,
Но делать уж нечего было!
С отчаяньем и сожаленьем
Решился продать я картину.
На рынке я сразу понял:
Внутри было что-то не так,
Душа моя в счастье тонет,
Почувствовал – это знак.
И вдруг, оглянувшись, узнал я
Ту девушку возле меня.
Она что-то быстро вязала.
Товар был её – кружева.
Узнал я образ нежный
И ясный её светлый взгляд,
И лёгкий её белоснежный,
Простой, невесомый наряд.
Я подошёл к ней и сразу
Решился заговорить.
Хвалил кружева её разные,
И всем захотелось купить.
И люди вставали в очередь,
Боялись – не хватит им,
Визжали от радости дочери,
Купив ворот к платьям своим.
Она же смотрела так ласково.
В глазах благодарность читал.
И жизнь показалась прекрасною,
Сбылось то, о чём я мечтал.
Домой возвращались мы вместе
Она прошептала вдруг мне:
«Спасибо!.. Ты был мне полезен,
Я так благодарна тебе!»
Улыбка любовью светилась,
И счастьем горели глаза.
Сказала она: «Я молилась,
И мне помогли небеса.
Товар мой берут очень плохо,
Порой я сижу допоздна.
Сегодня купили так много!
И быстро я всё продала.
Спасибо тебе, мой спаситель,
Спасибо за помощь твою.
В долгу пред тобой, покровитель,
Проси, – я всегда помогу!»
В ней не было крошки жеманства,
Кокетства девичьего нет.
Всё было в ней просто, прекрасно.
И шёл от неё тёплый свет.
Смутился я тут немножко.
«Помочь мне приятно было,
Меня называй Алёшей.
Скажи мне лишь твоё имя!»
Она, не смущаясь нисколько,
Сказала, сияя в отраде:
«Коль этого надобно только,
Зови меня просто Надей!»
С тех пор мы с ней крепко дружим,
И мир для меня прекрасен.
Как сильно же я ей нужен, —
Вопрос для меня не ясен».
//-- * * * --//
И снова пришла тишина,
Заполнив собою все щели.
Царила повсюду она,
Себе открывая двери.
Тишина – это просто воздух,
Но немного другого состава,
Что приходит помпезно и грозно,
Что приходит, когда это надо.
Больше в смеси её кислорода,
И поэтому легче дышать,
Людям честным, душою свободным,
Ложь на правду не стал кто менять.
Ну, а тот, кто порокам поддался,
Задыхается, гибнет в ней.
Тишина заставляет бояться
Не других, а себя скорей.
Тишина заставляет думать,
В глубь себя объективно смотреть.
И, снимая слой фальши и шума,
Она может людей всех раздеть.
Тишина – это просто воздух,
Беспрестанно, что расширяясь,
Заполняет собой всё, что просто,
А от трудного отстраняясь.
//-- * * * --//
Дед дослушал речь горячую
И тихонько Алёше сказал:
«Ты прости меня, милый, незрячего,
Ты прости меня – я очень стар.
Не узнал я порыва прекрасного,
Притупились все чувства мои.
Сам когда-то любил деву красную.
Не сердись на меня и прости…
Помню, ты спросил меня вначале,
Не любил ли и как всё ей рассказал.
Завтра я отвечу, обещаю.
От речей сегодня я устал».
//-- * * * --//
Только солнце проникло в окошко,
И пропели ему петухи,
Уж проснулся герой мой Алёша,
Погрузился уж в думы свои.
Накормил не спеша он скотину
И сходил на ручей за водой,
Пощипал для услады малину,
Всё мечтая о Наде одной.
//-- * * * --//
У любви, конечно, нет границы.
У неё нет ни начала ни конца.
О любви нам надо лишь молиться,
Ею награждают небеса.
О любви, мой друг, мечтать не стоит, —
Её можно отпугнуть и испугать.
Той любви, придуманной тобою,
Всё равно на свете не бывать!
Ведь нельзя же пережить нам дважды
Ту любовь, что создали мечты,
И любовь, что к нам придёт однажды, —
Дважды в одну реку не войти!
Жизнь тебя лишь для любви готовит,
Открывает твоё сердце для любви.
Но не каждый той любви достоин,
И не каждому её дано найти!
Подари любовь свою, ты, людям,
Думай ярче, чувствуй глубже ты!
И поверь, что в сердце не убудет,
А умножится любовь твоя внутри!
//-- * * * --//
Вечером, чуть начало смеркаться,
Лёша к деду своему пришёл.
Дед давно его уж дожидался,
В нём он собеседника нашёл.
«Что ж, Алёша, ты хотел услышать
Про любовь, про молодость мою,
В моём сердце та любовь всё дышит,
Я её никак не усыплю», —
Начал сказ свой дед старинный,
На плечах тащил что целый век.
И рассказ вмещал, хоть был не длинный,
Всю ту боль, что знает человек.
«Раньше жил я в городе большом,
С интересом я учился на юриста.
Полон сил был, думал лишь о том,
Как бы стать большим специалистом.
Жизнь прекрасна! Я был молод,
У меня всё получалось и везло!
Я, как ты, любовью весь был полон.
Очень важно в жизни было то,
Что любил я однокурсницу – студентку.
Знаю я, – любила и она.
И любовь дышала в каждой клетке,
В сердце жарком пела и цвела.
Мы гуляли с Машенькой ночами
(Так зовут её, забыл тебе сказать).
С ней не знали мы ни горя, ни печали,
Собирались звонко свадьбу мы играть.
Но однажды стала молчаливой
И задумчивой любимая моя.
Грустной стала, боязливой.
Избегать вдруг начала меня.
Как-то вечером она мне говорила:
«Я с тобой сегодня не пойду,
Уезжаю я к подруге, милый,
К ней приеду – тут же напишу».
Я, конечно, очень испугался
И спросил: «Когда же ты вернёшься?»
А она: «Не надо волноваться.
Я не знаю, как всё обернётся».
И она уехала…
Ждал письма я очень долго,
Жизнь была помехою,
И я понял, – нет в ней толку!»
//-- * * * --//
Жизнь никчёмна, нелепа,
Если нет в ней любви!
Ты не рад солнцу лета
И красотам зимы!
Суета всё на свете!
Глупо всё и уныло.
Смысла нет в жизни этой,
Если рядом нет милой!
Задыхаешься, гибнешь!
Ведь незнанья нет хуже!
Всё, что хочешь, отнимешь,
Но не это. О Боже!!!!!
Ты кричишь о пощаде,
Землю лбом пробиваешь,
Всё отдашь ты, не глядя,
На любовь променяешь.
Что-то режет, дробит
И грызёт твою душу.
Будь уверен внутри!..
И люби… – станет лучше!
//-- * * * --//
«Где-то через три месяца
Получил я письмо.
Сердцу грустно и весело, —
Понял я – от неё.
Грустны были те строки,
Что погибель несли.
И тряслись мои руки,
И крутило внутри.
В том письме говорилось,
Что не любит меня,
Что уехала с милым
Навсегда! Навсегда!
То, что он её любит
И что дарит колье,
Что она позабыла
О всех чувствах ко мне.
«Понимаешь, ты беден,
Мне не дашь ничего.
С ним весь мир мы объедем», —
Говорило письмо.
Я решил тогда твёрдо,
Что не стоит мне жить.
Я ходил, словно мёртвый,
И не мог говорить.
Позже понял: не надо
Себя жизни лишать,
Ведь любовь – есть награда.
Грех – себя убивать.
Не сама жизнь берётся, —
Не тебе отнимать.
Жизнь Всевышним даётся,
И лишь Он сможет взять.
Я уехал в деревню,
Чтобы Машу забыть,
И оставил стремленье
Я диплом получить.
И решил, что в деревне
Я забвенье найду,
Чувства прочные, бренные
Позабыть я смогу.
Только память всплывала,
Только чувство росло.
И, цветком расцветая,
Ещё ярче жило.
И однажды зимою,
Лунной ночью, во мгле
Вдруг увидел её я —
Наяву – не во сне.
Она горько рыдала,
У порога стоя,
И к груди прижимала
Своё нежно дитя.
Она мне говорила,
Свои слёзы роняя:
«Милый, ясный, любимый,
Знаю, что потеряла!»
И дитя целовала
B кричала: «Прости!
Я люблю тебя, Ваня,
И любила внутри!»
Я её не простил…
Боль была меня выше.
Ночью Бога молил,
Чтоб меня Он услышал,
Чтобы момент возвратил.
Я б тогда на коленях
У неё попросил
Неземное прощенье.
Лёша слушал сказ деда,
Глядя прямо в глаза.
И из глаз, словно с неба,
Покатилась слеза.
//-- * * * --//
Прощайте любимых, прощайте!
Ведь там, где любовь, нет зла!
Оно исцеляется счастьем,
Чтоб шире любовь росла.
Прощайте вы, что б ни случилось,
Прощайте за боль и печаль.
Любовь – это Божия милость,
Как Бог, постарайтесь прощать.
Прощайте всё, не судите
Вы строго любимых своих,
Тогда и судимым не быть вам.
Творец завещал: простить!
Прощайте любимых, прощайте!
Любовь ведь, как жизнь, одна!
Дана, чтобы нести людям счастье.
Любовь, чтоб прощать, дана.
II
Деревня есть Божие место,
И всё здесь – творенье его.
Поля, лес, простор поднебесья —
Всё создано Божьей рукой.
Конкретно, что было условным,
Здесь жить можно только душой,
Чтоб стать, как природа, свободным
И фальши чтоб снять капюшон.
И жизнь здесь и смерть перед вами.
Добро, ложь и зло – всё налито.
Что лучше – узнаете сами.
Всё честно здесь, всё открыто.
Для нас создан мир идеальным.
Пред нами поставлен был выбор.
Любви бы нам выбрать венчанье,
Но мы выбираем гибель.
И счастье Творец предлагал нам,
Весь мир положил перед нами,
Но мы выбираем страданье,
Что гибель идёт – мы не знаем.
Она чёрной краскою грозно
Прольётся, людей заполняя,
А выбирать будет поздно, —
Она только смерть предлагает.
Не за речное теченье,
Не за природу свою.
За то, что у слов есть значенье.
За правду деревню люблю.
//-- * * * --//
В лесу под высокой берёзой,
Макушкой что небо гладит
И листья роняет, как слёзы, —
Там ждёт мой Алёша Надю.
Внутри у него суматоха,
В груди что-то больно колет,
Язык онемел немного,
И руки он сжал до боли.
//-- * * * --//
Нет хуже, чем ожиданье,
Ты – раб, время – полный хозяин.
В душе гробовое молчанье,
А голос себя теряет.
Неведенье мощной рукою
В твои ударяет колени.
Какое-то чувство немое
В душе поселяет сомненье.
Оно разрастается, душит.
Минуты невыносимы.
И внутренний голос твой глушит
Какая-то дивная сила.
Она изнутри в тебя давит,
Стараясь до сердца достать.
И в сердце покой исчезает.
Нет хуже, чем просто ждать.
//-- * * * --//
Но Надя не опоздала,
Спасла этим Лёшу она.
Надюша прекрасно знала,
Что ждать не любила сама.
Она улыбнулась Алёше,
Улыбкой весь мир освещая,
И стало всё в мире вдруг проще,
Не стало тревоги, печали.
Алёша со светлой душою
Сказал, разрушая сомненья:
«Не думай, коль плохо скажу я,
Слова не имеют значенья.
Не слушай ты слов моих глупых,
А лучше взгляни мне в глаза,
Ведь только они могут думать
И лучше всё смогут сказать.
О встрече, лишь только о встрече
Всегда небеса я молю.
И сердце уходит в вечность.
Пойми, я тебя люблю!»
Надюша смотрела на Лёшу
Серьёзным, но добрым взглядом.
«Алёша, пойду я лучше,
Ведь поздно, а дом мой не рядом.
Прости, не готова к ответу,
Признаний я не ждала.
Не думала я об этом,
Но чувства твои приняла». —
«Постой, мне не надо ответа.
Не думай, а просто чувствуй.
Сказал я, чтоб знала ты это.
Не мог удержать в себе просто». —
«Мой друг, я тебя понимаю,
Слова нам сейчас ни к чему.
Твоим я глазам доверяю», —
Сказала Надюша ему:
«Мне надо остаться одной,
Мне надо себя узнать.
Пойду я, Алёша, домой.
Не надо меня провожать».
Алёша смотрел вслед ей долго,
Глазами её провожая.
Она оглянулась на тропке,
Навеки свой взгляд оставляя.
//-- * * * --//
Зажглись уже звёздочки-свечи,
И воздух ласкал, маня.
Алёша почувствовал вечер,
Мокрый вечер дарил себя.
Повсюду парил тонкий запах
До нитки промокшей земли.
А коль потревожишь, лес плакал
Слезинками тёплой мечты.
И слышно, как вечер дышит,
Своим обнимая дыханьем.
И нет ничего легче, тише,
Чем вечера пониманье.
Земля вся окутана паром
От зноя уставшей травы,
А небо пылает пожаром
От звёзд и холодной луны.
Природа устало вздыхает
И хочет от дня отдохнуть.
И вечер глаза закрывает,
Поёт себе, чтобы уснуть.
//-- * * * --//
Гуляла по небу луна
И злобно над всеми сияла.
Надюша задумчиво шла,
Её она не боялась.
Она не боялась людей,
Она не боялась природы.
И жизнь не страшила ничем
И привлекала свободой.
И долго Надюша так шла
Не к дому, а в мыслях витая,
А ночь такой тёплой была
И девушке жизнь показала.
Она показала ей царство,
Где много улыбок и света.
Здесь многие ищут счастье,
Но жизнь здесь лишь плёнка, кассета.
И всё от неё лишь зависит.
Здесь музыку в жизнь воплощают.
И жизнь зарождается, дышит,
Пока лишь кассета играет.
Здесь царствует страсть и желанье,
И каждый живёт в другом мире.
А в воздухе водки дыханье
Даёт людям ум и силу.
И пахнет всё смрадом и дымом,
Слова не имеют значенья,
Никто здесь не хочет быть милым,
Любовь здесь – игра, развлеченье.
Пред Надей открылась картина:
Невзрачное зданье средь тьмы,
Вокруг было шумно и дымно,
И нервно мигали огни.
В дыму таком, словно в тумане,
Особенно были страшны
И здания серые камни,
И надпись на жёлтой двери.
На улице люди стояли
(Попробую их описать).
Девчонки парней обнимали,
Давая себя целовать.
Они так противно визжали,
Готовые юбку задрать,
А парни их на руки брали
И жадно тащили назад.
А кто поскромнее, другие,
Ребят уводили с собой
И что-то потом говорили,
Слегка прикасаясь рукой.
В углу, освещённом красным,
Там парень с девчонкой играл.
Он трогал рукой своей грязной
Слегка обнажённый стан.
Она его обнимала
Руками и голой ногой
И губы к себе прижимала,
Тихонько вздыхала порой.
Он страстно хватал её ногу,
Лизал обнажённую шею,
К губам возвращался снова
Он всей наслаждался ею.
Она здесь нашла, что искала,
Глаза её загорелись.
Его она толком не знала,
И знать ей совсем не хотелось.
Здесь счастия ищут люди,
Короткого, только на ночь.
И пусть потом мерзко будет,
Сейчас – беспредельная радость.
И подъезжали сюда то и дело
Поношенные машины.
И выходили столь смело,
Смотря свысока, «джентльмены».
Из кожи лезли, старались,
Девчонкам шептали так лестно,
А девочки звонко смеялись
И думали: «Как здесь чудесно!»
Здесь девки и парни серьёзно
Бутылками водку глотали,
Затем без прелюдий, а просто
Друг с другом любовь начинали.
С крыльца доносились крики,
Девчонка кричала: «Нет! Нет!..»
Ей парень дал много выпить,
Потом прошептал её сонет.
Сейчас же хотел с ней развлечься,
Он был сейчас просто как все,
Руками ласкал её плечи
И пил её губы в вине.
Кричала и билась в оковах
Из рук его сильных и плеч
Но он разорвал её кофту
И начал огнём её жечь.
И быть она здесь не хотела,
И долго, как птичка, билась,
Но голову всё ж наклонила,
Ему она покорилась.
И замерли карие глазки,
И сердце её рвалось вон,
Лицо залилось красной краской,
И рот испустил страшный стон.
И, как поражённая громом,
Надюша в сторонке стояла.
Всё тело наполнилось звоном,
Сознанье она теряла.
Мешалось всё перед нею,
И открывалось виденье:
Все парни и девки – немые,
Но то же у них поведенье.
Безглавыми были все люди,
И жалко болталась шея.
А руки и ноги, как прутья,
Вились и тянулись за нею.
Над Надей кружились глаза,
Стеклянные и большие,
И что-то хотели сказать, —
Безмолвны стекляшки пустые.
Ей прутья тянули бокал
С каким-то напитком прозрачным.
Вдруг кто-то на нём написал:
«Попробуй жизнь настоящую».
И тут разошлись небеса,
И ангел тянул ей руку.
Тут Надя открыла глаза:
Всё мутно, вокруг пахло луком.
Когда же в разум пришла,
То над собой увидала
Пустые, немые глаза, —
Впервые она закричала.
А парень стоял над ней
И начал руками тянуться.
Тут вмиг Надя стала смелей, —
Бежала, не смев оглянуться.
И ноги её так несли,
Как будто бы были чужими.
Но знала: святые спасли,
Бежит она с высшею силой.
Шептала молитву она,
Бежала, и звёзды неслись,
Но снова, опять темнота
Её натолкнула на жизнь.
Вдали показались три тени,
И Надя решила, что вновь
Лишь только злое виденье
Решила поведать ей ночь.
Но тени всё приближались,
Отчётливей облик стал.
Биенья в груди учащались,
Вновь кто-то по сердцу стучал.
Бежать назад не было мочи,
И не было сил кричать.
Надюша шептала: «Отче,
Прости меня и не серчай!»
И что-то сердце кололо,
Подкатывал к горлу ком,
Мечтала она, чтобы снова
Услышать забвения звон.
//-- * * * --//
Страх… Вы знаете, что это?
Попробую вам описать.
Когда внутри рвутся колики,
И нет вовсе сил кричать.
Когда душа, мысли замерли,
Когда голова пуста,
Когда мыслей нет, нет и знамени,
Что нужно нести до конца.
Внутри всё пустынно, вакуум,
Ладони сомкнуты вместе.
А губы холодные замкнуты,
Душа завывает песню.
И пустота заполняется
Беззвучною песней души,
Клубком, что внутри разрастается,
Вобрав в себя нервов пошив.
Становится всё тяжелее,
Когда тот клубок растёт.
Он отнимает у шеи
Все нервы на свой оборот.
И нервы с натягом крутятся
На этот зловещий клубок.
От этого кровь в венах мутится,
Бурлит, словно горный поток.
Когда жуткий страх исчезает,
Клубок тот раскрутится вмиг.
А дух оживёт и воскреснет,
Очнётся весь внутренний мир.
Наступит в душе облегчение,
Как в поле после дождя.
Внутри снова будет свечение,
Идёт что от сердца-огня.
//-- * * * --//
То чувство для Нади новое,
Ей прежде был страх незнаком.
И смерть не пугала суровой,
Своей костяною рукой.
«Да, смерть – это самое лучшее,
Что может случиться со мной,
Когда улечу вслед за тучами,
И ангел помашет рукой.
И это, видимо, значило б,
Что я не нужна больше здесь,
Что роль мне другая назначена,
Что мне пора в царство небес.
Зачем же живём мы на Свете? —
Легко и так трудно сказать.
Пока я не знаю ответа,
Его надо в жизни искать.
Отче, прошу тебя, Господи,
Помилуй меня и прости!
Скажи мне, зачем люди-особи
На этой земле жить должны!
Направь ты меня на путь истинный,
И жить ты меня научи!
Ответ на вопрос трудный, жизненный,
Прошу, помоги мне найти!
Не смерти боюсь, ты пойми меня,
Боюсь, без ответа уйти.
Боюсь, я уйти в мир невидимый,
Уйти, не познав тайн души!» —
Так Надя шептала отчаянно,
Она превратилась в мольбу.
Цвела тишина печальная,
Шаги разрезали лишь тьму.
Виденье когда стало ближе,
То Надя во тьме разглядела:
Три парня шли, средний был выше.
Все в дико плохом настроеньи.
Все трое неплохо одеты
(Ну, для деревни, конечно),
Курили они сигареты,
И дымом пропахла одежда.
Один был брюнет невысокий,
Что шёл походкою нервной.
И взгляд был серьёзный и строгий,
Он думал о чём-то, верно.
Другой тоже смуглый брюнет,
Примерно такого же роста.
В потёртый пиджак одет.
Он шёл как-то мелко, но грозно.
А третий, что выше всех, —
Блондин был довольно приятный.
Казалось, что был он из тех,
Кто силой владел необъятной.
И шли они медленно в ряд,
Как волки в лесу на охоте
За зайцем пугливым следят
В надежде набить свой животик.
Вдруг новый звук слышится Наде —
То быстрый был стук каблуков.
Шаги приближалися сзади,
И слышен был запах духов.
Тот запах столь резкий, дешевый,
Что слышала в клубе она,
Для здешних он очень знакомый,
Что девушка знала сама.
Она от любви убегала,
Что только что в клубе нашла.
В душе гадко, мерзко ей стало.
Она убежала. Ушла.
Девчонка нашла, что хотела,
И в страсти на время забылась.
Сейчас она в землю смотрела,
Себя опасалась, стыдилась.
Столь громко сапожки стучали,
И запах её выдавал.
Не знала она вначале,
Что ей приготовлен капкан.
Те парни её окружили
И потянулись руками.
Брюнет сказал: «Вова, держи!»
Блондин: «Посмелей, дорогая!»
А тот, что шёл нервной походкой,
Воскликнул: «Катюша, здравствуй!
Вот это подарок! Находка!
Подарим друг другу ласку!»
Она отвечала: «Уйдите!»
Но знала, что это впустую, —
«Не буду я с вами, поймите!
Устала я очень. Пойду я…»
«Ну что ты, Катюша, милашка, —
Мурлыкал брюнет, улыбаясь, —
А как же твоя мордашка!
Нам будет весело, знаешь!»
Блондин тут сказал: «Ну что вы!
Мужчины вы или детки!
Тащите её вон к дубу!
Зачем же нужны ещё девки!»
А Надя, не в силах стоять,
И боль подступала к груди,
С готовностью правду сказать,
Решила девчонку спасти.
//-- * * * --//
Ничто не бывает случайным.
Всё время нас учит жизнь.
И надо нам думать отчаянно,
Зачем нам минуты дались.
Любое событие, случай
Приходит не просто так.
И вовремя думать нам лучше,
Потом не попасть чтоб впросак.
Минуты, как высшие сны,
Рассказывают о грядущем.
Всё время мы думать должны,
О чём говорит этот случай.
Ведь в жизни нет совпадений,
Мы жизнь свою строим сами,
А для обстоятельств стеченья
Мы почву готовим заранее.
//-- * * * --//
Надюша не видела раньше
Того, что открыла ей тьма,
Поэтому, может, отважно
Она к тому дубу пошла.
Она подошла к парням строго
И оттолкнула блондина.
Он девушку за руку трогал,
Лежала что в середине.
Тут Надя её разглядела:
Лицо было нежным и белым,
А карие глазки глядели
На них с отвращеньем, но смело.
Как кратеры южных вулканов,
Они горели огнём
И, будто на бой вызывали,
Кричали: «Приблизься – сожжём!»
В глазах можно было читать,
Что многое Катя видала,
В любовь стала рано играть
И ласку мужскую узнала.
В них хитрость и смелость царят,
Они всегда завлекают.
В такие глаза загляни,
Не девочка – сразу узнаешь.
Спадали до талии кудри,
Что чёрные, словно смола.
И Наде казалось, будто
Скульптурою дивной была.
Играла на ней мини-юбка
И красная кофта в обтяжку.
Чуть порвана чёрная куртка,
Короткая и блестящая.
И Надя узнала девчонку,
Что в красном углу видала.
Она подтянула юбчонку,
Спасения не ожидала.
Хотя Надя знала, что Катя
Не раз через это прошла,
Но обошла её сзади
И речь свою начала.
Она к тем парням обращалась,
И крепок был голос и твёрд.
Сейчас, ничего не стращаясь,
Воскликнула: «Бес в вас живёт!
Не люди вы – дикие звери,
Что только влеченьем живут
И что лишь инстинктам верят,
И к каждой что суке бегут.
Им всё равно, кто такая.
Им важен лишь только пол.
Одна сейчас, позже другая.
Ей тоже не важно, кто он!
Инстинкт – да, лишь только этим
Возможно зверей оправдать.
Кого б на пути пёс ни встретил,
Влечёт его – надо догнать.
А вы? Что же? Те же собаки?
О нет! Вы все хуже в сто раз!
Собаки доходят до драки
За то, чтоб решить, кто сейчас!
А вы! Вы готовы все вместе
С девчонкой любой играть,
Наверное, так интересней:
Не надо ни драться, ни ждать!
Для вас, как для псов,
Она – тело, которое можно лишь пить,
Но псы всё ж готовы так смело
Друг друга за суку убить.
А люди… вы знаете… люди
Отличные тем от собак,
Что человек думать будет
Пред тем, чтоб пустить душу в мрак.
Он может остановиться
И подавить влечение.
Он хочет души добиться!
Позор для него – развлечение!
Намного же проще, конечно,
Испив вино страсти, забыть.
И быть беззаботным, как прежде.
Так проще, так легче жить.
Ведь тела добиться легче.
И всё, что здесь нужно – лишь сила.
Слов надо намного меньше,
Не нужно стараться быть милым.
Здесь всё равно: умный, глупый.
Богач ты иль, может, бедняк!
Весёлый ты, может быть, нудный!
Права я? Ведь это так!
А душу!.. Попробуй добиться!
Что, трудновато? Пожалуй.
Хоть силой, хоть мило смейся,
Красавцем хоть будь, – толку мало.
А людям, вы знаете, людям,
Им нужно души единенье.
Коль просто у них тело будет, —
То это лишь униженье!
Задумайтесь хоть на мгновенье
О столь беспросветной жизни!
Поймите, что, к сожаленью,
Она не имеет смысла!» —
Так Надя кричала, краснея,
Парней не боялась она.
Она поняла всех скорее:
Людей настигает беда.
//-- * * * --//
Беда уже близко подкралась,
Неслышно и незаметно,
В сердца она к тем стучалась,
Служил кто ей беззаветно.
И кто-то открыл ей уж двери,
Душою кто хил был и слаб,
Кто сказкам красивым поверил,
Попал уже в сеть её лап.
Беда и хитра, и коварна:
Коль мелкую щёлку найдёт,
Проникнет в неё мягко, плавно,
И щель уже в пропасть растёт.
А в душах людских щелок много.
И люди их не замечают.
Беде открывают дорогу
И жить ей в себе позволяют.
Прошу! Будьте бдительны, люди!
И чувствуйте глубже, острей!
А коли стучаться к вам будет, —
Гоните беду поскорей.
Потом зашивайте прочнее
Ту щель, что беда нашла!
Нет в жизни задачи сложнее!
Но шейте – отступит Беда.
//-- * * * --//
Беда уж давно жила в душах
Парней, что над Катей стояли.
Беда закрывала им уши,
И слов они не понимали.
Они смотрели на Надю
И тупо глазами моргали.
Глаза их, столь дымные, в смраде,
Ничто уже не выражали.
Конечно, им трудно понять
Слова той девчонки горячей,
Но речь может душу достать
И из слепых сделать зрячих.
Но думать они не хотели,
А чувствовать было больно,
На Надю так злобно глядели,
Сожрать готовые будто.
Блондин тут сказал сквозь зубы:
«Смотрите, ребята, их двое».
И Кате он впился в губы.
Брюнет: «Пригодятся обе!»
Глаза запылали пожаром,
От злости горели они,
И что-то забытое, старое
Ударило с силой в мозги.
То было всё то, что старались
Ребята с Катюшей забыть,
Что долго на дне оставалось,
Сейчас же надумало всплыть.
Но в душах нет покаяния,
Нет боли за жизнь и себя,
И нет к исправленью желания,
Вновь правду свою обретя.
Нет, нет! Всё не так-то и просто,
Ведь людям лучше в незнании,
А память зарыть глубже можно,
Подальше, за грани сознания.
Они позабыли про правду,
Про главные ценности Света,
И жизнь их им кажется славной,
И верят, что правильно это.
И проще не знать иль забыть всё,
Что было, что будет потом.
Им от себя надо скрыться
Под страсти огромным плащом.
От разума к подсознанью
Так сложно построить мост,
Поэтому легче незнанье,
А правда несёт лишь злость.
Брюнет сильно сжал Наде руку,
Не в силах смотреть ей в глаза.
Вдруг начал кричать что-то в ухо
И потащил назад.
Блондин тут вдруг сделался зверем
И начал кричать на него.
Брюнет, видно, не был уверен,
Пустил, не сказав ничего.
«Не трогать! – сказал блондин грозно, —
Послушай, девчонка, меня!
Кричать на нас, думаешь, можно?
Боятся нас здесь, как огня!
Ведь ты нас совсем не знаешь,
Мы самые сильные здесь.
Ты зря нас сейчас оскорбляешь,
Не будем терпеть того ведь!»
И голос его был грозен,
Он громом повсюду гремел.
Верхушки дрожали у сосен,
Он зверем на Надю смотрел.
«Ты знаешь, с кем говоришь-то?
Сидел ведь я за убийство
Шесть лет, я не помню, иль три».
Брюнет, тот, что нервный, прокрякал:
«Зачем рассказал ты о том,
Пускай лучше даст свои тряпки,
А мы продадим их потом!»
//-- * * * --//
Я понимаю, читатель,
Что в прозе писать надо это,
Но с лирикой мир лучше ладит, —
Она покрывает всё светом.
//-- * * * --//
Блондин перервал: «Молчать всем!
Пусть слушает всё обо мне!
Животным ты назван несчастным!
Она живёт, словно во сне!..
Родители умерли рано,
Отец – когда было мне восемь.
Любил просто выпить он рьяно,
Не мог, не хотел он бросить.
А мать второй раз замуж вышла,
Но отчим детей не любил.
Он пил под вечер лишку,
А после сестру мою бил.
Он бил её очень жестоко
(Она меня младше была),
И стало ей как-то так плохо,
Что чуть она не умерла.
Однажды, вернувшись под вечер,
Услышал я крик её дикий.
Подумал: убьёт ведь, конечно…
Всадил ему нож прямо в спину.
Всё замерло вдруг. Всё затихло,
Он страшно тут застонал.
Задел ему сердце я, видно,
И замертво он упал…
Сестра моя сделалась бледной,
И нервно дрожали глаза.
А встреча была та последней,
Не виделись впредь никогда.
Мне было тогда пятнадцать,
Меня посадили на три.
Тогда я решил не сдаваться
И перерождался внутри.
Но вскоре письмо получил я
От матери старой тогда.
Писала: беда случилась,
Сестрёнка твоя умерла.
С тех пор предо мной дрожали
Её, как в тот вечер, глаза.
Но вечер тот скорби, печали
Я не изменил б никогда.
И я не жалел об убийстве,
Его повторить бы я смог.
Жалел об одном только в жизни,
О том, что сестру не сберёг.
Но, всё равно, я не сдался,
Решил лишь для матери жить.
Тогда я себе обещался
Её, как икону, хранить.
Два года прошли незаметно.
И верил я в счастье одно.
Писал я домой – безответно.
Как вдруг на постели – письмо.
Тогда мне привиделось, словно
Тот белый конверт почернел.
Боялся открыть его долго.
Стоял я и просто глядел.
Потом прочитал так красиво
Написанные две строки:
Мать умерла твоя, Дима.
Мне очень жаль, прости».
Тут голос рассказчика грозный
Сменился на тихий и рваный.
Лицо было жалким, тревожным,
А мысли мешались, скакали.
«Я вышел и сразу уехал
Туда, где не знал никого.
Я жил под открытым небом,
Не ел и не пил ничего.
Я плохо всегда одевался,
Всегда были очень бедны.
Когда же один я остался,
То понял, что деньги нужны.
Мне было тогда восемнадцать.
Брать на работу боялись.
И с местными начал общаться,
В деревне без дела слонялись.
Я жил, у кого попадётся.
Кто добр был ко мне – приютил.
А ел я тогда, что найдётся.
И так я три года прожил.
Потом повзрослел я и понял,
Что надо бы денег достать,
Что лучшей я доли достоин.
И начал тогда воровать.
Два раза меня поймали,
Я смирно сидел свой срок.
Досрочно всегда отпускали.
Опять воровал, что мог.
И ездил по всей стране я,
Скрывался всегда от тюрьмы.
Всё меньше боялся, взрослея,
Всегда имел деньги свои.
Наверное, спросишь меня ты,
Чего ж не работаю я.
Свои документы я спрятал,
Узнают – посадят меня».
Надюша стояла, не смея
Ни слова сказать, ни дышать.
Смотрела в глаза, бледнея,
Хотелось помочь ей, обнять.
Она удержала порывы,
Сказала: «Не знала, прости.
Ужели нельзя быть счастливым,
И вечно с клеймом будешь жить?» —
«Мне сделают паспорт поддельный,
Начну тогда новую жизнь.
Работником стану я ценным,
А ты за меня помолись.
Ты мне девчонку напомнила,
С которой я в детстве дружил.
Задела струну ты далёкую.
Поверь, буду честно я жить…
Ну ладно, уже очень поздно.
Пойдём, я тебя провожу.
Тебя не обижу, не бойся.
Опасно одной – защищу.
А вы, проводите Катюшу.
Смотрите, не троньте её.
Прости нас, не знаю, как лучше…
Сказать не могу ничего».
И шли Надя с Димой молча
И, попрощавшись в конце,
Сказал: «С пониманием проще,
Желаю удачи тебе.
Спасибо за то, что слушала,
За то, что меня поняла.
Достойна ты самого лучшего,
Словами меня ты спасла».
//-- * * * --//
Как трудно хранить своё я,
Когда ты на свете один.
Когда, не поймут тебя
Ни друг, и ни мать, и ни сын.
Когда, рассказав один раз
Друзьям вдруг о тайнах души,
Они не поймут. В тот же час
Ты скажешь себе: замолчи!
Так часто ты правду видишь
Там, где не видит никто.
А слово сказав, их обидишь,
Когда ты желал лишь добро.
Кричишь: «Замолчи!» – Это слово
Затянет мешок тугой ниткой.
Себя заключаешь в нём снова,
Чтоб не было слышно и видно.
Живёшь уж не ты – оболочка,
И прячешь себя – ты актёр.
Собой ты бываешь лишь ночью,
В мечтах даёшь чувствам простор.
Лишь тот, кто однажды сможет
Все мысли твои понять,
Кто их разделяет тоже,
Тот сможет мешок развязать.
Посыплется всё наружу,
Что долго таилось в мешке,
И вдруг стать собою сможешь,
И скажешь: «Спасибо тебе!»
Важнее всего понимание,
Не каждый способен понять.
Не прилагайте старанья,
Понятным чтоб каждому стать.
Такого не будет, читатель,
Ведь очень все разные люди.
Лишь тот, кто тебе понятен,
Душой твоей родственной будет.
III
Как трудно прощаться с друзьями,
Хоть знаешь ты, что вернёшься.
Прощаться с полями, домами
И с Родиной, что остаётся.
Как трудно сказать: до свидания,
Тем людям, кого ты любишь,
С кем ты нашёл понимание,
В кого ты вложил свою душу.
Как трудно! Ведь знаешь, останется
С людьми и частичка тебя.
Душа твоя будет маяться,
Теперь уж её не найдя.
И будет стараться вылететь,
Частичку свою отыскать,
Наткнётся на плоть и теперь
Будет метаться, стонать.
Как трудно! Но всё же приходится
Однажды всем уезжать.
И горечь подальше хоронится.
До встречи! – вам надо сказать.
Внутри жжёт боязнь перед будущим,
Предчувствие перемен.
Не знаешь ты, ждёт тебя что ещё,
Не знаешь – удача иль плен.
Уверен ты всё же: жизнь прошлая
Уже далеко от тебя.
И слышишь, как что-то хорошее
Зовёт, уж к тебе подойдя.
Не знаешь: обман или правда,
Но голос отчётливей слышен.
Кричит он: «Идти вперёд надо!»
Живёт он внутри уже, дышит.
Вобрав в себя силы побольше,
Ты делаешь шаг вперёд, —
Не может плотина ждать дольше.
Прорвалась, поток уж идёт!
//-- * * * --//
Проснулась моя героиня.
Уж утро. Везде светло.
Вставать не хотелось ей ныне,
Она не ленилась давно.
Нахлынули в голову мысли,
И вспомнила всё, что было.
Задумалась Надя о жизни,
О том, что не всем мир милый.
О том, что у всех пути разные,
Но разный и пункт отправления.
Один с детства, словно сыр в масле.
Другой – инвалид уж с рождения.
Один богачом уж родился,
С счетами, что жизнь украсят.
Другой – сиротой появился.
Он тоже мечтает о счастье.
//-- * * * --//
Загадка здесь кроется жизни,
Возможно, самая важная.
Рожденье имеет свой смысл.
Ступень смысл имеет каждая.
//-- * * * --//
Вдруг дверь тихонько открылась,
И к Наде вошла её мама.
Сказала: «Что, милая, снилось?
Вставай, уже солнышко встало.
Скажу я прекрасную новость.
Давай, поднимайся скорей!»
И, руки поставив на пояс,
Она улыбалася ей.
//-- * * * --//
Улыбка бывает заразной,
Когда смеётся душа.
И ты от улыбки той счастлив,
И жизнь, как цветок, хороша.
Такая улыбка хрустальна,
Она и легка, и нежна.
Того, кто был прежде печальным,
Она исцеляет всегда.
С улыбкой становится легче,
Она солнца свет несёт в сердце.
И фальши становится меньше.
Улыбка есть дезинфекция.
Улыбка бывает нечестной.
Бывает рисунком, помадой.
Она холодна, бесполезна.
Она не бывает отрадой.
Подделку, на самом деле,
Не трудно совсем отличить,
Мячом отскочив от тела,
Не будет от грусти лечить.
Она не способна проникнуть
Сквозь тело и жить внутри.
Не сможет потоком пролиться,
Истока коль нет у реки.
//-- * * * --//
Елена Петровна вышла,
Сказав: «Одевайся быстрее!»
И скрипнула дверь еле слышно.
А в небе уж солнце краснеет.
И Надю ласкал луч солнца,
Согрев её мягким теплом,
Чертил на подушке кольца,
На Надю кидал их потом.
И, будто бы малый котёнок,
Что просит хозяйку погладить,
Лицо подставляла спросонок,
Любила солнышко Надя.
Она прикрывала ресницы,
Ловила кусочек света.
Старалась она насладиться,
Увидев все краски спектра.
А солнышко – младший братик —
Её обнимало лучами.
Смотрела на солнце Надя,
Ему улыбалась очами.
Накинула лёгкий халатик
И, солнцу сказав: «С добрым утром», —
Из комнаты вышла в отраде.
В душе и легко, и трудно.
Предчувствие зайцем трусливым
Подкралось тихонечко сзади.
Оно набирало силу, —
Бутон набухал в сердце Нади.
В гостиной всё было светло,
И праздника запах летал.
На скатерти, розовой, бледной,
Кувшин с цветами стоял.
Надюша с улыбкой вбежала,
Увидев букет цветов,
И воздух с жадностью, с жаром
Вдыхала она потом.
Цветы она с детства любила
Всей сутью своей, всей душой.
В душе светло, чудно было.
Жила лишь любовью одной.
В таком состояньи счастливом
Смотрела, как в первый раз,
На мака цветочки резные.
Легко стало, дивно тотчас.
//-- * * * --//
Умейте вы тем восхищаться,
Обычным вам кажется что!
И, как в первый раз, улыбаться,
Увидев речонки поток.
Любуйтесь простым летним лесом
И первой травой по весне,
И небом, глубоким, чудесным,
И звуками, что в вышине.
В природе есть, чем любоваться,
Она не статична, жива.
Не может она повторяться:
Похожей не будет листва.
Не будет похожей и речка,
Не видим хоть этого мы.
И лес, хоть и кажется вечным, —
Текучи сосна и дубы.
Цените вы те моменты,
С природой что провели.
Природа – творение неба!
Творения неба и мы!
Наш век далеко от природы,
Увёл далеко нас прогресс.
Не нужна нам высь небосвода,
И нам безразличен стал лес.
От этого сердце грубеет,
А истина удаляется,
А жизнь быстрее стареет,
В бессмыслицу превращается.
//-- * * * --//
На скатерти рядом с букетом,
Собой привлекая, маня,
Лежало письмо без конверта,
Какую-то тайну храня.
А Надя в своём вдохновеньи
Не сразу письмо увидала.
И, счастья не пряча моменты,
Она от души танцевала.
Пусть не было музыки слышно,
И пусть не заметен был такт, —
В душе Нади музыка дышит.
Она превращается в шаг.
Не нужно ей ни инструмента,
Не нужен и зритель был ей!
Без этого столь вдохновенным
Был танец, родился что в ней.
«Надюша, письмо прочитала?» —
Послышался голос мамы.
На улице птица кричала,
Ещё было очень рано.
От крика той утренней птицы
У Нади в груди что-то сжалось,
И нервно застукало сердце.
Предчувствие к ней возвращалось.
Опять что-то кожу кололо,
Стук сердца опять давил уши,
Дышать стало душно снова.
И чувства те были всё глубже.
И, затаив дыхание,
Бутон превращая в цветок,
Она прочитала послание —
От тёти пришедший листок.
А тётя жила в столице,
И, видно, писала редко.
Высокие знала там лица.
Знакомилась быстро и метко.
Любила наук достижения,
Компьютеры и телефоны,
И в интернете общение.
Она говорила: «Ну что вы!
Как можно нам жить без прогресса,
Ведь с ним жить становится легче.
Он избавляет от стресса.
И думать приходится меньше!»
Следила за модой в Париже,
Читала английские книги
И принимала всё ближе,
Когда небоскрёбы свалили.
Письмо её пахло розой,
Но почерк неровный, нервный.
А слово казалось занозой,
Что резала глаз столь нежный.
«Здравствуй, Елена, – писала, —
Здесь всё нормально, отлично.
Давно я тебя не видала,
Хотела бы свидеться лично.
В Москве жить всё лучше и лучше!
Прогресс здесь давно обитает.
Сейчас появился вдруг случай, —
Тебе я письмо написала.
Поверь мне, что времени мало.
Я вся утонула в заботах.
Недавно в Париж я летала,
Увидела высшую моду.
Я также машину купила,
Водить научилась её.
Работы так много было,
Забыла и сон, и житьё.
В работе, конечно, везёт мне.
Все любят за ум и честность.
Народ здесь хороший, весёлый.
Ну, всё почти, как хотелось.
Но, знаешь, душе нет покоя,
Сама я не знаю, в чём дело.
Быть может, одна – надо двое..
Писать ведь я раньше умела.
Сейчас что-то слог стал корявым,
Слова не идут в предложение.
Пусть Надя приедет, хотя бы,
Не сможешь коль ты, к сожалению.
Давно я родных не видала,
И будто бы что-то исчезло.
Ну, всё! Всех целую, скучаю
И жду с нетерпеньем приезда!»
Надюша два раза читала
Письмо своей тёти далёкой.
И вдруг что-то грустно ей стало,
И жизнь не казалась уж лёгкой.
«Зачем же живём мы в разлуке, —
Сказала, заметив маму, —
Не думаем мы друг о друге,
Не делим друг с другом раны.
Зачем от родных уезжаем?
Зачем им не пишем? Зачем?
И, редко о них вспоминая,
Потом забываем совсем.
Ведь трудно нам жить без поддержки,
Поддержки родных и друзей.
Без слов их, столь добрых и нежных.
Без душ тех, кого нет родней.
Должны мы всегда друг за друга
Стоять непреступной стеной.
Одной в жизнь труднее дорога.
Нельзя быть по жизни одной.
К кому ж обратиться нам смело,
Не к тем, если в ком наша кровь!
Чужим зачастую нет дела.
Должны хоть мы верить в любовь».
Елена Петровна сказала,
Обняв Надю нежно за плечи:
«Со мною ты схожею стала,
В тебе узнаю свои речи.
Я так же, как ты, всех любила
И жизнь постигать стала рано.
Но меньше для практики силы —
Я только теорию знала.
Когда я была совсем юной,
Как ты, иль немного постарше,
Идеи цвели во мне бурно,
Идти я хотела всё дальше.
С Анютой закончили школу
(Так звали сестру Елены)
И жаждали знаний новых,
Учиться хотели скорее.
Уехать хотели мы в город,
Мечтали открыть в жизнь все двери.
Деревню покинули вскоре,
В Москву мы отправились с нею.
Анюта всегда была строгой.
Что надо ей – знала всегда.
Ступая по ровной дороге,
Призванье своё поняла.
Мечтала стать экономистом.
Она не любила покой.
И путь был её ровным, чистым,
Казалось, он был ей знаком.
А я – совершенно другая.
Жила я душой, не умом.
Во всём и всегда успевая,
Хотела добиться всего.
Поэтому я и не знала,
Во что свои силы вложить.
Желанья я частно меняла,
С мечтой успевая пожить.
Меня в жизни всё увлекало!
И снова, как в первый раз,
Себя с головою бросала,
Во всё, что любила в тот час.
Мы вместе с сестрой поступили.
Она, своё дело хваля,
Сказала: «Полезней нет в мире!»
И тем увлекла и меня.
Учились мы очень успешно,
Была я довольна сперва.
Но стала душа вдруг мятежной,
«Не то!» – мне твердила она.
Терзаясь ненужным мне делом,
Училась три года я.
Москву покидать не хотела —
Любила её, как дитя.
Там чувство внутри возникало,
Что в мире нет лучше страны.
А люди, тебя пусть не знают,
Но всё же милы и добры.
О том говорить могу много,
Но к теме вернуться должна.
Я стала вдруг грустной и строгой,
В душе лишь смятенье нашла.
Письмо получила от мамы,
Где пишет, что тяжко без нас:
С хозяйством совсем трудно стало,
Зерна истощился запас.
Страдала, что помощи нет ей,
Всего же не сделать одной.
Я вспомнила лик её светлый —
Решила вернуться домой.
Уехала я зимним утром,
А Аня осталась в слезах.
Конечно… в разлуке жить трудно,
Но что же… – бывает и так.
Права ты, Надюша, я знаю.
Что надо хотя бы писать.
Писала я часто вначале,
Устала потом ответ ждать.
И Аня сначала писала.
Потом же всё реже и реже.
Когда лишь открытки мне слала,
Потом утонула в прогрессе».
//-- * * * --//
Елена Петровна спокойно
И нежно всё так говорила.
Глаза ж были мокры от боли,
А сердце от боли той ныло.
Она о сестре прячет память,
Привыкла ужё без неё.
Письмо ж начало сердце ранить,
Со временем что зажило.
//-- * * * --//
Разлука – дрянная старуха —
Ужель завернула плющом
Души столь прекрасные звуки,
С которыми вместе живём.
Ужель далеко заточила те души,
Что нет вам родней,
И жить без кого нет вам силы
И мир без кого стал дурней.
Я знаю, что жить тяжело вам
Без вашей частички души,
Но вы напишите ей слово.
Поверьте, слова ей нужны.
В словах ей себя подарите,
Поведайте ей о себе.
Письмом расстоянье сотрите, —
Письмо часто речи сильней.
Письмо ведь не знает пространства,
И так же, как разговор,
Общения дарит вам счастье,
Ведь буквы несут смех и стон.
Письмо есть души отпечаток,
Таится что в букве любой.
А голос звучанием сладок,
Он буквы слабей, хоть живой.
//-- * * * --//
«Конечно! – воскликнула Надя, —
Ты к тёте поехать должна,
А я позабочусь о саде,
С хозяйством управлюсь сама.
Давно ты её не видала,
Пора повидаться уже.
Езжай же!» – Надюша сказала,
И что-то кольнуло в душе.
«Нет, Надя, тебе надо ехать!
Ты дальше учиться должна.
Ты сможешь науки изведать.
Тебе улыбнётся Москва.
Москва любит тех, кто стремится,
Кто хочет добиться цели.
И языкам там учиться ты сможешь,
Я в тебя верю!
Ты очень способная, дочка,
Стремленья твои благородны.
Не ставь на себе ты точку,
Добейся всего, что угодно!
Исполни же ты мою просьбу!
Не просьбу, а больше – моленье:
Возьми от Москвы всё, что сможешь,
Что я не смогла, к сожалению!»
Прижав к себе крепко Надю,
Елена Петровна застыла.
Казалось, жила она ради того,
Что у дочки просила.
Она лишь о том мечтала,
Вернувшись тогда из Москвы,
О том, чтобы дочь продолжала
К её светлой цели идти.
Надюша моя согласилась,
Тем сделав счастливой и мать,
Что вся от улыбки светилась
И Надю влекла танцевать.
Они закружилися в вальсе,
Но грустен был танец этот,
Пусть губы от счастья смеялись,
И лица сияли пусть светом.
Но знала и дочка, и мама,
Что всё измениться должно,
Что жизнь не всегда будет славной,
Что ждёт их, – узнать не дано.
Они сейчас кружатся в вальсе,
Глаза их по-детски светлы.
Но знают: придётся расстаться.
Старуха настигла и их.
//-- * * * --//
Нет в мире прекраснее танца!
Он нежности полон, любви.
И души парят в ритме вальса,
И кружатся в паре мечты.
Приносит он людям забвенье,
В душе нежно звуки влекут.
Он крылья подарит спасенья,
Из мира что вдаль, ввысь унесут.
Они унесут на мгновенье
В чудесный, волшебный мир грёз,
Где можно, забыв опасенья,
Рукой дотянуться до звёзд.
Где можно взлететь, словно птица,
Коснуться рукой облаков,
С осенней листвою кружиться,
Внимать ароматы цветов.
Здесь можно с земли испариться
И тучкою сделаться вдруг,
Дождём знойным летом пролиться
И сделать ещё один круг.
В круженьи таится гармония —
Земного всего совершенство.
Храните в душе его доле.
В гармонии – счастья блаженство.
//-- * * * --//
Тропинка по полю петляла,
По ней, словно ветер лесной,
Надюша прощаться бежала с той жизнью,
Что стала родной.
А жизнь её – пышные травы,
Дарили что нежность и ласку,
И лес, милый, добрый самый,
Кто в детстве рассказывал сказки.
Он был для неё лучшим другом,
Кому доверяла всегда.
Делилась с ним счастьем, недугом, —
Лишь он не предаст никогда.
Бывало, придёт в лес в печали,
Обнимет свой дуб вековой
И слушает сосен молчание
И песнь звонкой птички лесной.
И, слившись с природой в целое,
Её совершенство поняв,
Проблема вдруг кажется мелкою,
Не стоит души что огня.
И, прибежав по тропиночке
В тот лес, что давно её ждёт,
Где знала любую травиночку,
Где всё её тайны несёт,
Прощалась Надюша с природою,
Была что дороже всего,
Слова здесь слабы благородные, —
Не слышен души разговор.
С друзьями прощалася птицами,
Что песни узнать помогли,
С деревьями – милыми лицами,
Дарили что знанья свои.
И с ветром – весёлым учителем —
Её танцевать что учил,
И с ручейком – в зной спасителем,
Что влагу её жизни дарил.
С природой прощалася нежно,
И мокрыми были глаза.
А лес был спокоен, как прежде.
Он молод и вечен всегда.
Природу родную любила
И знала – вернётся сюда.
Того она всё ж не забыла,
Кто ждёт её, любит всегда.
Да, ты угадал, мой читатель,
С Алёшей прощаться пошла
Прекрасная, светлая Надя,
Друзей не забудет она.
Алёшу застала на улице:
Траву перед домом косил.
От яркого солнышка жмурился
И лучики солнца ловил.
Подкралась Надюша поближе
И тихо за деревом встала.
Хотела найти слова легче,
Нежнее слова подбирала.
Но мысли не лезли в голову,
Была пустота, как назло.
И бестолку думать так более,
Решила окликнуть его:
«Алёша!» – промолвила тихо,
Так нежен был голос её,
Как песенка кошки дикой,
Котятам своим что поёт.
Алеше же показалось,
Что голос был этот вокруг.
Он оглянулся, качаясь,
В груди ощутил сердца стук.
«Начну я, Алёша, сразу, – сказала
С улыбкой, что ярче, чем луч,
Алёшу она освещала,
Как солнце средь бури и туч, —
Послушай, ты, друг мой сердечный,
Меня зовёт новая жизнь.
Меня мнят звёзды в путь млечный,
Кричат: «К своей цели стремись!»
Как будто бы Дева Мария
С улыбкой мне руку дала,
А ангелы дали мне силы,
Святая моя помогла.
Хотела сказать я короче,
Но радость моя многословна.
Я еду в Москву этой ночью.
Мой поезд в одиннадцать ровно». —
«Ну что же, – сказал тихо Лёша,
Улыбкой скрывая печаль, —
Ты счастлива, Надя, я тоже,
Не скрою, терять тебя жаль.
Не можешь деревню любить ты,
Ты хочешь красивую жизнь.
Права ты, конечно, и, видно,
Так мало деревню любить.
«Ты что говоришь! – прошептала, —
Меня ты не знаешь совсем!
Любви, знай, не может быть мало,
Её не заменишь ничем.
Ты вдумайся, Лёша, как следует,
Во всё, что сейчас я скажу.
Должна я души зову следовать,
Хоть лесом своим дорожу.
Ты, жизнь, не случайно лишь прожита,
Коль тот, кто её пережил,
Не землю топтал туфлей кожаной,
А жизни во благо служил.
Послушай! Послушай, Алёша,
Ты мог бы поехать со мной.
В Москве ты учился бы тоже,
Ведь случай подарен судьбой!» —
«Я речи твои понимаю,
Ведь ты, безусловно, права.
Но жизнь не всегда выбираем,
Она выбирает тебя.
У деда один я на свете,
А он очень болен и стар.
И за него я в ответе,
Его никогда не предам.
Теперь понимаешь, Надюша,
Что ехать с тобой не могу.
И так для меня, видно, лучше…
Не я свою выбрал судьбу.
Тебе же желаю я счастья,
Желаю повыше взлететь,
Не забывай край наш ясный,
Где было привольно нам петь.
Надюша… скажи, ты вернёшься?
Я буду тебя ждать всегда…»
И, нежно глядя в глаза Лёше,
Надюша ответила: «Да!»
//-- * * * --//
Москва – это сердце России!
Причём, невозможно назвать
Тех мест, где горит с большей силой,
Не следует вам их искать.
Горит оно ровно жарко повсюду:
И в центре, и на краю.
И, что б ни случилось с ней, люди,
Любите столицу свою!
Ведь выбрана не из-за места
И не за заслуги князей.
Всегда люди тянутся сердцем
К местам, что душе их родней.
Пройдя здесь по улочкам узким,
Купаясь во звоне церквей,
Любой ощутит себя русским!
Да, русским, с волос до костей!
Приехав в Москву однажды,
Пусть дом сейчас далеко,
На землю ступив, скажет каждый:
«Я дома! На сердце легко!»
Здесь русской душе всё родное:
Дома и кирпич мостовой.
И, кажется, всё здесь живое!
Всё предано мысли одной!
//-- * * * --//
На лавочке в парке зелёном
Сидела Надюша моя.
И взгляд был её невесёлым,
Её погрустнели глаза.
Неделю моя героиня
Уже проживала в Москве,
И в ВУЗ она не поступила.
Ей очень печально теперь.
Сегодня, узнав результаты,
Она обречённо пошла.
И шла она долго куда-то,
И в парк потом забрела.
//-- * * * --//
В России много деревень
И много семей небогатых.
Они отдают дочерей, сыновей
В старые школы горбатые.
Способные там получают знания,
Прикладывая старания,
А лодыри и бездельники маются, —
Не нужно им образование.
И все они в одной каше варятся,
Бездельники часто в почёте.
Учителям мало в месяц платится,
Им легче, коль не придёте.
И знанья порой выгрызая зубами,
Ночами читая книжки,
Отличник едет в город часами
За образованьем высшим.
Придя на экзамен, профессор старый
Попросит о том его вспомнить,
О чём в учебнике не писали,
Не знал что учитель школьный.
С обидой на жизнь, потеряв в себя веру,
В автобусе дребезжащем
Уедет отличник в куртёнке серой —
Учёный не состоявшийся.
//-- * * * --//
Вдруг Надя услышала рядом:
«О! Девушка, я уже час
Любуюсь столь грустным взглядом.
Скажите, что мучает вас!
Не мог я пройти никак мимо,
Вы будто пленили меня.
И ваша печаль сразила,
Затронула меня.
Скажите же, что вас тревожит!
И легче вам станет тотчас,
А я помогу, быть может!
Я сделаю всё для вас!»
Тут Надя только увидела
Красивого юношу близко
И сразу ударом невидимым
От дум пробудилася быстро.
И был для неё столь новым
Чарующий юноши взгляд,
Что, прочно сковав в оковы,
Уже не отпустит назад.
От чар его освободившись,
Она колебалась сперва.
Но туча, дождём пролившись,
Не так уже тяжела.
//-- * * * --//
Когда тебе очень плохо
И слёзы текут по душе.
Когда никого нет около,
Ты держишь печаль в себе.
В себя глубже ты зарываешься
И слышишь лишь сердца стук.
И в миг ты с землёю сравняешься —
Ты ниже сейчас всех вокруг.
И всё будто ненатуральное,
Как будто бы мира нет.
Дома, люди – всё нереальное,
А есть только ты да свет.
В своей голове строишь стены,
Что с силою давят на мозг.
Вокруг всё становится серым,
И шаток сознания мост.
Те стены лишь слово разрушит,
Идёт что от центра души.
Тогда боль выходит наружу, —
В тебе её нет уже.
//-- * * * --//
И Наденька всё рассказала.
Горячими были слова.
Словами себя очищала,
Светлела её голова.
А юноша ей улыбнулся
И незаметно обнял,
Сказал: «Здесь легко обмануться,
Я случаи хуже видал.
Ты знаешь… ведь всё меняется
С течением многих лет.
Конечно, жизнь преображается,
Но не во всём – вот секрет.
С годами растём мы, конечно же,
И в городе это видней,
Но есть и побочное действие,
Оно неизбежно теперь.
Ведь за успехом есть алчность,
За ней появляется ложь.
За деньги затем без жалости
Пускается в ход острый нож,
Которым чинят не убийства
(а впрочем, бывает и так), —
Им режут все совести мысли,
Без них всё на свете – пустяк».
Надюша глядела грустно,
И мокрыми были глаза.
Упала под собственным грузом
Из глаз её тихо слеза.
И было уже очень поздно,
Где дом её Надя не знала.
Его отыскать непросто —
Она здесь ещё не бывала.
Серьёзно так улыбнувшись,
Вдруг юноша тихо сказал:
«Тебя провожу я лучше».
Дорогу домой показал.
Нетрудно понять мысли Нади
И всё, что творилось внутри.
Она молча шла чуть сзади,
И новым казался ей мир.
На следующий день по привычке
Надюша проснулась чуть свет
И знала, что день не обычный,
Что в тайну с утра он одет.
И, выбежав быстро на улицу,
Была околдована будто:
Весь город от солнышка жмурился, —
Сияло московское утро…
//-- * * * --//
Плыла тишина невесомая,
И только лишь иногда
Машина, спешащая, сонная,
Пронзала её, как стрела.
Иль птица, какая, проснувшись,
На миг поникала в неё,
Но в тишь не нырнув – окунувшись,
Вдруг таяла, как в жару лёд.
А воздух, холодный и лёгкий,
Как будто все звуки глотал,
Лишь луч пропускал в себя тёплый,
И медленно жар его брал.
Казалось, что в воздухе этом
Летела, парила Москва,
Наполнена утренним светом,
Она очищала сердца.
Не в церкви, не на вечерне,
Не средь величья икон,
А утром услышав волшебный
В душе колокольный звон,
Поймёте, что просыпается
Поутру столица святой.
В порок святость днём облачается,
А к вечеру тает порой.
//-- * * * --//
Весь день Надя просто гуляла,
Она наслаждалась Москвой.
И с нежностью воздух глотала,
Который всем русским родной.
Гуляя, она познавала,
Она изучала Москву,
Её на лицах читала
Людей, что в столице живут.
Навстречу попалась старушка,
В слезах что ей руку тянула,
Нежны были глазки-игрушки,
Но время ей спину согнуло.
Вот вышел одетый мужчина,
Что, видно, куда-то спешил.
Глаза его – словно в морщинах, —
А шея полным-полна жил.
Студенты шагали со смехом,
Глотая глазами киоск.
Вот дама в пальто с белым мехом
С мужчиной прошла, подняв нос.
Бродяга прошёл с чистым взглядом,
Другой – с серой мутью в глазах.
Машины спешили здесь рядом,
И плёлся трамвай наугад.
Побитые здесь же фасады,
И глади отмытых зеркал.
Всё с виду такое, как надо,
Другого никто не видал.
Москва Наде много сказала,
Конечно же, видя не всю,
Надюша Москву познавала,
Она принимала Москву.
Когда же уже стемнело,
Надюша вернулась домой,
Но вечер манил её смело,
И вышла она на балкон.
И замерло тут же дыхание,
Как будто не смея нарушить
Москвы с небом ночи венчания, —
Для глаза нет зрелища лучше.
Богата та свадьба, шикарна.
Повсюду рассыпаны блёстки,
А, может быть, просто янтарны
Невестины горькие слёзки.
И свадьбу смотреть если сверху,
Она бесподобно прекрасна,
Но только реальности нет в ней
И кажется всё декорацией.
И, будто бы перед съёмкой,
Повсюду прожекторов лампы,
Но нет здесь картины объёмной, —
Всё плоско, пусть смотрится ладно.
Машины, как в кинофильме,
Плывут среди ярких огней,
Пылают что красным на синем,
Как россыпь волшебных камней.
И, кажется, дивный художник
Москву самоцветами вышил:
На бархате нежно, тревожно
Писал он дороги и крыши.
А если вглядитесь в картину,
То, мысли отбросив все прочь,
Поймёте, что с небом едина
Москва в эту брачную ночь.
С восторгом великим смотрела
Надюша на празднество то.
Его покидать не хотела,
Боялась, исчезнет оно.
И в этот момент Надя вспомнила,
Что Рому увидит она.
И мысль эта сердце вдруг дёрнула
И дрожью по телу прошлась.
Такое случилось впервые,
Что краской покрылась она,
Как только представила имя
И странные эти глаза.
Как будто какая-то сила
Влияла на Надю мою,
Она прошептала: «Мой милый,
Быть может, я просто люблю!»
Любви ещё Надя не знала,
Ей трудно её объяснить,
Но что-то не так, – понимала,
Без мысли о нём трудно жить.
«Быть может, счастье недолгое
Мне здесь пережить суждено,
И жизнь отберёт его, подлая,
Но всё равно я люблю!
Люблю я за эту картину,
Что мне удалось испытать,
За счастье короткое, дивное
Готова я много отдать!
Ты, верно, уж ждёшь меня, Рома!
Я птицей к тебе прилечу,
И птицу певучую, скромную,
На волю из клетки пущу!»
Восторженно, тихо, с надеждой
Надюша шептала слова.
Ты понял, читатель, конечно,
Кем полна её голова.
Вчерашний знакомый галантно
Ей имя тихонько назвал
И как-то умело и плавно
Её прогуляться позвал.
И вот уж идут они вместе
Средь ярких московских огней,
И Рома заводит уж песню о том,
Что нет Нади родней:
«Ты лишь для меня, Надя, создана,
Нет в мире прекрасней тебя!
И говорю я серьёзно:
Тобой восхищаюсь, любя.
Богиня ты неземная,
Случайно что к людям пришла.
А речь твоя – песня лесная,
Малы пред тобою слова.
Как только тебя я увидел,
Я понял: пришла ты ко мне,
С собой чтоб вести в мир невидимый,
В мир чистой прекрасной любви!» —
Так юноша пёстрыми фразами
Надюшу усердно ласкал.
Она ж принимала речь страстную
И верила слепо словам.
Она с наслаждением слушала
И вся превратилась в слух,
Поверила в чувства лучшие,
Впустила в себя любви дух.
Они шли по улицам шумным,
Где всюду огни горели.
Красиво на улицах, людно,
Но Надя на мир не смотрела.
Она уж жила в своём мире,
Где всюду любовь и добро,
Где всё так открыто и мило,
Где правит лишь чувство одно.
А остальное – не важно,
То лишь суета из сует.
Случайно вдруг взгляд подняв влажный,
Увидела режущий свет.
И он раздражил сразу Надю,
Нарушил гармонию чувств.
И врезался шум сбоку, сзади,
А воздух от шума стал густ.
Везде всё горело, светилось
И было так людно вокруг.
Смеялось всё, веселилось,
Парил очень мутный дух.
Тут Надя остановилась,
Проснувшись от грёз до конца,
Увидела, что очутилась
У яркого дома она.
Вокруг всё как будто горело,
Столь ярким смотрелось всё.
И, проходя, все смотрели
В зеркальные стены его.
Сюда подъезжали машины,
В костюмах, при галстуках все
Из них выходили мужчины,
Открыв потом женщинам дверь.
Здесь все вокруг блестели,
Друг друга улыбкой маня,
Входили в открытые двери,
Всё время смеясь и шутя.
И Надино изумленье увиденным
Рома прервал. Сказал,
Что без всяких сомнений
Она пойдёт вместе с ним в зал.
Надюша уже окунулась
Во всё, что являл сейчас мир,
Но всё же, немного волнуясь,
Она зашла в дом тот. На миг
Она подняла свои очи,
По коже прошла колко робость:
Сияла на крыше средь ночи
Бордовая надпись «Пропасть».
Внутри было ярко и шумно,
За стойками пары сидели.
С желаньем, кипящим в них бурно,
Они друг на друга смотрели.
Те взгляды без слов понимая,
О высшем, меж тем, говорили.
Затем так любезно болтая,
Обнявшись, они уходили.
Огромное пламя невидимо
У Нади росло в груди.
Она это всё где-то видела,
Быстрее хотела уйти.
Тут Рома, взяв за руку крепко,
На улицу Надю увёл.
На воздух, вдруг яркий и терпкий,
Тихонечко дождик пошёл.
Надюша всем сердцем страдала,
И тяжесть давила в душе.
По ярким дорогам шагала.
Насквозь вся промокла уже.
Внутри наслоилися чувства:
Печаль прогоняла любовь.
Любила весь мир она просто,
Любовь уж вошла в её кровь.
И в мыслях уж всё исказилось,
Таился на дне уже дух,
Любовь сильной струйкою билась,
Сильней всё звучал сердца стук.
И шла пара долго по улицам,
А дождь становился сильней.
А Рома от холода хмурился,
Сказал: «Надо скрыться быстрей!» —
«Нет, нет, Рома, вовсе не холодно!
По-моему, так хорошо!
Ведь скоро расстанемся, может быть.
Давай погуляем ещё!» —
«Надюша, зачем расставаться,
Ведь уж недалёко мой дом.
В тепле можем мы пообщаться,
И будем мы вместе, вдвоём!»
И Надя моя согласилась,
Любовь от недуга храня.
Она, будто снова родилась,
Любовь, наконец, обретя.
Тепло было дома, уютно,
А Рома галантен так был.
С ним было Надюше не трудно.
По крыше же дождь звонко бил.
И, выпив из рук его красное,
Любовь воссияла совсем.
Серьёзным взглядом и страстным
Тут Надю Рома одел.
Но взгляд показался ей страшным,
Вселил он тревогу в неё.
А дождик звучанием разным
Сильнее всё бился в окно.
Уж Надя второй бокал держит
И пьёт с наслажденьем вино.
Вдруг вздрогнула: Рома не прежний,
Глаза не несут уж добро.
Тут, губы схватив поцелуем,
Он кофту расстёгивать стал
И, жадно её атакуя,
Стал крепко её обнимать.
А Надя была, словно птица,
Что бьётся у волка в зубах:
Сначала умчаться стремится,
Обмякнет, от битвы устав.
И, силы уже все потратив,
В отчаянье билась она,
Но дух нарастал где-то сзади —
Настали его времена.
Откинут невидимой силой,
Вдруг Рома её отпустил,
А дождь моросил всё, постылый,
Как будто за схваткой следил.
Надюша в слезах закричала:
«Зачем ты?! Люблю ведь, пойми!»
Дождь стих, тишина замолчала.
Он сухо сказал: «Уходи».
Шла Надя по улицам мокрым,
А губы слова шептали.
Внутри пустота. Лишь обломки —
Развалины всех ожиданий.
«Скажи мне, моя святая,
Зачем же случилось всё так?!
Зачем жизнь завязла в обмане?!
Зачем любовь светлая – мрак?
Везде ложь! Всюду неправда!
Здесь благородство – вуаль!
На самом же деле всё грязно,
Как в нашей деревне! А жаль…
Была я глухою, милая.
Я знаю: хотела сберечь
Меня ты словами сильными,
Увиденной грязью отвлечь.
Я видела все сигналы,
Что слала ты, чтобы спасти.
Но я о них думать не стала,
Хотела любовь обрести.
Любовь мне глаза закрывала,
Она закрыла мне уши,
Поэтому и не могла я
Ни думать, ни видеть, ни слушать».
Тут Надя вспомнила сцену,
Что ей не забыть никогда:
В деревне как девочка в белом
У клуба в бессильи сдалась,
Как замерли её глазки,
Застыло её как лицо,
Как билась она напрасно,
Но, все ж, покорилась потом.
Надюша вдруг вскрикнула: «Боже!
Спасибо, что уберёг!
Никто больше мне не поможет!
Спасибо!! Спасибо за всё!»
И дальше шептала: «Я знаю,
За всё принимаю Москву,
За боль, за страданье прощаю!
Москву всё равно я люблю!
Любовь объяснить не сумею.
Да, это не нужно! Зачем?!
Люблю я столицу и верю:
Не все кроют пропасть в душе!»
IV
Всегда хорошо возвращаться
В места, что родные душе.
И снова, как в детстве, смеяться,
Пускай ты не молод уже.
Дома все, любая берёзка
Хранят здесь частичку тебя.
Они только видели слёзы,
Что лил ты, от взглядов тая.
С тобой разделяли радость
И плакали вместе в беду,
Они знают даже ту малость,
Что ты не сказал никому.
Приятно ступить вновь на землю,
Снять обувь и встать босиком,
Ступнёй ощутить шаг свой первый,
Что был тяжелей всех шагов.
//-- * * * --//
Надюша приехала рано,
Лишь солнышко только взошло,
Живое что всё пробуждало
И к людям стучалось в окно.
Надюша душой созерцала
Природы родной пробужденье.
И счастье её наполняло,
Исчезли печаль и сомненья.
На фоне природы вечной
Все мелки проблемы земные.
Всё кратко, она – бесконечна
И знает все беды мирские.
В свой дом тихонько пробравшись,
Прекрасно на сердце стало.
И, с домом молчаньем обнявшись,
Душа её будто летала.
Терпеть не сумев ни минуты,
Она побежала к маме.
Узнав о приезде что будто,
В дверях уж её поджидала.
Обняв свою дочку так нежно,
Елена Петровна сказала:
«Теперь будет всё, как прежде!
Мне сердце беду нашептало».
Взяла Надя за руку маму
И нежно на ушко шепнула:
«Ведь правду сердечко сказало,
Но я миновала ту бурю».
Надюша тут всё рассказала
Про боль, про любовь и про дождь,
Про то, как счастье печалью
Сменилось в Московскую ночь.
Елена Петровна сказала:
«Ты, дочка, сильнее меня.
Подобное я испытала,
Но предали силы меня.
Ведь жизнь не любит слабых,
Лишь сильным она улыбается.
За счастье бороться надо,
Не всем оно открывается.
Ну, полно! Не надо печали,
Алёша тебя ждёт сердечно.
Так часто меня навещал он,
Слова его душу излечат.
Иди же к нему поскорее.
Он ночью ждёт, в утро ждёт светлое.
Он ждёт без конца и начала, —
Сердечко доброе, верное».
И вспомнила Надя Алёшу,
Взгляд тёплый и людям открытый,
И стало на сердце не сложно,
Исчезли туман и обиды.
Вдруг чувство вспыхнуло нежное,
Что мысли суровые прятало,
И лёгкость вернулась прежняя,
И ясность невероятная.
«Да, мама! – воскликнула Надя: —
К нему полечу быстрей ветра!»
Сказала, на дверь уже глядя:
«Лечу к тебе, образ мой светлый!»
Бежала она вместе с солнцем,
За нею что следом бежало,
Бросало вслед полосы, кольца,
Как будто бы в салки играло.
Алёша стоял уж у клёна,
Как будто её поджидая.
И друг его вечный, зелёный
Ловил лучи солнца, играя.
Заметив друг друга, несмело
Шагнули в смятеньи навстречу
И встали, как будто не смея
Ступить на мостик над речкой.
Река между ними плескалась
И нежно о чём-то журчала —
То песня любви – показалось
Обоим, и нет в ней печали.
А солнце, в реке отражаясь,
Теплом их нежно ласкало.
Лучами обоих касаясь,
Как будто бы благословляло.
И птицы, кружась хороводом,
Пропели любви совершенству.
И гимн любви пела природа
Сей паре, друг друга нашедшей.
И вдруг, словно от притяженья,
Друг к другу они устремились.
Свершилось души единенье!
Сердец единенье свершилось.
И долго стояли, обнявшись,
Ловя друг у друга дыханье.
Нашлись души, вдруг потерявшись,
И выдержали испытанья.
Под ними река серебрилась,
И птицы кружили над ними,
Сердца в унисон тихо бились.
Гармония сотворилась!
На этом мосточке над речкой
Надюша Алёше сказала
Про всё, что таилось в сердечке,
Про всё, что она испытала.
Алёша ответил: «Я счастлив,
Что ты вернулась ко мне.
Мне жаль лишь мечты твои страстные,
Ты, видно, страдаешь теперь». —
«О нет! Ты ошибся, поверь мне!
Сейчас поняла я так много.
И, если уж быть откровенной:
Теперь лишь нашла я дорогу!
Столица меня обманула,
Я видела много дурного.
Я горюшка там зачерпнула,
Не ведала раньше такого.
Но грязь есть не только в столице,
Её развезли уж повсюду,
Но всё же в каждом таится
Любовь, потому что все люди.
Но надо лишь к ней обращаться,
Питать добротою надо,
Будить тёплым словом почаще —
Любви тепло будет наградой.
И так день за днём, год за годом
Растить любовь надо нам просто.
Любая пора здесь пригодна,
Начать никогда нам не поздно.
И так не останется места
В душе для зла и притворства, —
Им станет с любовью тесно,
Пойдут туда, где просторней.
Представить теперь ты попробуй,
Что места нигде не найдётся,
Им нет лазейки пригодной.
И лишь умереть остаётся.
А цель моя очень простая:
Я солнце нести буду людям,
Что в душах любовь пробуждает,
Любви что пищею будет.
Моё светило – поэзия,
Волшебная, лёгкая, чудная.
Душе станет пищей полезною, —
Воскреснут все лучшие чувства!
//-- * * * --//
Ну вот и закончен рассказ мой.
И как уж воспримет душа.
Покажется тема всем разной,
Хотя, в общем, тема одна.
Взяла я пустой сосуд просто,
Сначала любви налила,
Обманом разбавила после
И к солнцу его подняла.
Я грязи щепотку добавила,
Величья и простоты.
Потом разбавляла страданием
И горстью земной красоты.
И фальши насыпала вволю я,
И музыки бросила кисть.
Тогда получилась гармония.
Тогда получилася жизнь.
Подобно тому, мой читатель,
С рожденья до смерти близкой
Сознательно и бессознательно
Сосуд наполняем мы жизни.
Прими же совет мой последний:
Средь мира сует быстротечных
По капле наполни мгновение,
Конечное с мыслью о вечном.