-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Сергей Трищенко
|
|  Фальшивые лабиринты
 -------

   Сергей Трищенко
   Фальшивые лабиринты


   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

   


   Часть 1
   Фальшивые лабиринты


   Пролог

   Я открыл глаза. Простенькое движение далось с невероятным трудом и потребовало длительной подготовки – в сознание я пришёл довольно давно, а глаза открыть не мог. Будто слон наступил на веки и никак не хотел уходить. Маленький, тонн на пять. Или на шесть. А я долго пытался столкнуть его ресницами. И, наконец, удалось: слон упал. Или ушёл.
   Где я? Дурацкий вопрос. Особенно если он риторический. Задавать их в трезвом состоянии не следует. Выходит, я пьян? Это неплохо: протрезвею – и всё исчезнет. То есть появится, исчезать-то больше нечему.
   Пустота вокруг. Белая сверкающая пустота. Белое безмолвие. Снег? Но не холодно, а жарко. Значит, не снег.
   Пытаюсь повернуть голову влево, вправо. Не получается. Рукой шевельнуть – тоже нет. Ногой… бесполезно. Можно было и не пытаться: нога тяжёлее руки.
   Ладно. Главное – не паниковать. Сейчас разберёмся. Вернёмся к существующему положению: лежу. Глаза открыты? Открыты. Что они видят? А ничего не видят: белое небо. Или… потолок? Если потолок, значит, больница, палата. Лежал бы в операционной, видел бы врачей или лампы.
   Значит, палата. И лежу я, похоже, в гипсе, потому не могу шевельнуться.
   Я скосил глаза. Налево, потом направо. Так и есть: белое пространство в обе стороны. Простыни? Вот только слишком далеко они простираются, до самого горизонта. Да и не ткань подо мной, какая-то зернистая поверхность. Снег, или… песок. Песок? Белый песок пустыни… Да нет, там белое солнце, а не песок. Белый песок солнца…
   Я посмотрел в зенит. И там белое. Облака? Вопрос-загадка: сверху белое, снизу белое… где я? Ответ: в сметане. И я – муха. Весело, но не слишком.
   А кто же я? Ну-ка, проверим: Сергей Леонидов, двадцати пяти лет, холост… К счастью. Работаю на кафедре… Да! Информатики и математики, вот чего. Кафедра ИМ. Или ИиМ.
   Ну и что? Как из этого вывести моё местонахождение? Подключить профессиональные знания? Топология вмещающей меня поверхности… Тьфу! Бред несу. Но хоть соображаю, что бред. Уже неплохо.
   Какая тут топология! Плоскость, ровная плоскость. Икс равен нулю. И игрек равен нулю. Всё равно нулю. И сам я равен нулю. Нет меня здесь. И не может быть. И того, что я вижу, не может быть.
   Может, я всё же перебрал? Послепьяночный синдром. Перебрал и прикорнул на кухне, упираясь лбом в газовую плиту. Оттуда и жар. Строго по анекдоту: говорят лежащему пьянице «Садитесь!», а он отвечает: «Ничего, я постою».
   Да нет, я трезв. Как стеклышко. Как препараторское стеклышко гигантского микроскопа, под которым лежу…
   Это фигурально, разумеется: ни под чем я не лежу, ничто меня не давит, разве тяжёлые мысли. Но это фигурально.
   Где же я?
   Спрашивать не у кого: вокруг никого. Никого и ничего.
   Может, я в пустыне? Долго шёл, упал, тепловой удар – отшибло память. Очнулся – гипс.
   Я снова скосил глаза. В чём я хоть одет? Подходящая одежда для пустыни? Свитер… мой любимый, тёмно-вишнёвый, с рисунком. А что в пустыне носят? Какая там мода, ватные халаты?
   В небе появилась чёрная точка. Та-ак! Вот и стервятники появились. А я лежу в неподвижности – идеальный объект для питания. Может, я вообще труп?
   Я принюхался. Вроде не смердит. Зато нос работает, дышит. Но ничего не чует. А рот?
   Я попробовал закричать, но попытка оказалась безуспешной: звуки не выходили наружу. Они опадали в грудную клетку и скапливались мешающим глотать комком.
   Может, меня укусил скорпион? Или паук-фаланга? Отсюда и паралич.
   Точка вверху приближалась, увеличиваясь. Какая-то она странная… На стервятника не похожа. И на стерву – тоже. Чёрт, и в таких условиях я пытаюсь шутить. Правда, шуточки плоские, как окружающая поверхность. Это она влияет: бытие определяет сознание. Вернее, фрактальность бытия определяет фрактальность сознания. Кандидатский минимум я по философии недавно сдал, вот что. Поэтому в мозгах – идеалистико-материалистическая каша.
   Да это же… летающая тарелка!
   Тогда уж летающая вилка. Двузубая.
   Вилка подлетает ближе и трансформируется в конус, нацеливается на меня, зависает, опускается… Есть контакт. Куда?! Брысь!
   Я захихикал. Прикосновения оказались очень щекотными: тонкое острие пробежалось от шеи по плечам, рукам, залезло подмышки… Я захохотал в полный голос, попутно обрадовавшись, что дар речи не потерян, или восстановился. Но двигаться я не мог по-прежнему.
   – Эй, вы, прекратите! – заорал я, когда наконечник принялся безобразничать где-то внизу, – ах, вы!..
   Я добавил пару ругательств, чтобы разрядиться хотя бы таким образом. Это же надо – так издеваться над человеком!
   – А ну, пошли…! – завопил я изо всех сил, с указанием, куда.
   Конус исчез.
   Я выпучил глаза. Смотри, послушались. Вот, оказывается, как надо: я послал, они пошли… Понимающие гуманоиды. А дальше?
   Что-то мелькнуло перед глазами. И стало немного жарче.
   Я скосил глаза. Свитер исчез. Теперь я лежал в клетчатой рубашке. Миг – исчезла и она. Меня раздевали на расстоянии. Теперь поверю в истории о зловредных пришельцах!
   Прощально мелькнула майка, и я остался лежать абсолютно голый. Изверги! Сейчас кожу сдирать начнут: больше снимать нечего. Оказывается, я действительно лежу на огромном препараторском столе… или препарационном? Да какая разница!
   Как же они меня похитили? И когда? Почему ничего не помню? Отключили память?
   В небесах вновь что-то замаячило. Я напрягся. Сейчас что-то начнется…
   Предмет подплывал ко мне, увеличиваясь в размерах, и я увидел, что это… громадная кисть. Беличья. Или колонковая. Когда-то я в них что-то соображал. Или данное устройство просто похоже на кисть?
   Кисть, кисть… Где-то я подобную видел. Где? Во сне, в кино, на экране… телевизора?
   Кисть подлетела ко мне, прикоснулась – мне показалось, я ощутил холодок прикосновения – и я увидел, что становлюсь изумрудно-зелёным. Вот те на! «Зелёные человечки» в своего перекрашивают?
   «Кисть» продолжала порхать вокруг, как бы в нерешительности. Потом снова прикоснулась. И я стал ярко-красным. Алым. «Не стыдись, ты, пьяница, носа своего, он ведь с красным знаменем цвета одного…» ещё одно касание и я – негр. Как ночь, как вакса, как гуталин.
   Блин! Я почувствовал, что ледяной ужас начинает охватывать меня. Спокойно, спокойно. Это всего-навсего предположение, этого не может быть! Гнусное предположение, не спорю. Но вполне вероятное.
   Кажется, начинаю понимать, где я. Память возвращается. Но как попал сюда?
   Холодок догадки, возникший на затылке, продолжал ползти по телу: проник в сердце, спустился под ложечку, заморозив желудок… и ушёл холодить пятки. Душа в пятки ушла? Настолько холодная?
   Помню, трепался о прошедшей воскресной рыбалке… Только развёл руки – показать, какую якобы поймал рыбу – как Димка Костин щелкнул «Поляроидом». И я оказался здесь.
   Может, он – инопланетянин? Читал я недавно одну книжонку, там детей с помощью фотоаппарата воровали… то есть снимали копии. Может, и меня так? Если наша техника далеко вперёд ушла, что говорить об инопланетной?
   Но при чем тогда кисть, такая знакомая, и это перекрашивание… Ах, ты!..
   Буря чувств разом забушевала во мне.
   Я понял, где нахожусь!
   И что с того, что я понял?
   Вика! Это её работа. Что она натворила! И я – уже не я. Меня нет. Вернее, я есть, но…
   Я – внутри графического редактора. Что она предпочитает? Corel Photo paint, Photoshop, Paintbrush? Впрочем, неважно.
   Что она натворила!
   Что? Элементарно: взяла мою фотографию – ту самую, с разведёнными руками, – засунула в сканер, превратила изображение в графический файл… и теперь издевается, как хочет. И я ничего не могу поделать. Я лишён возможности двигаться.
   Самое странное: как я вообще соображаю? Почему ощущаю себя человеком? Хотя… что мы знаем о фотографии? Некоторые первобытные племена до сих пор верят, что «белый человек» фотоаппаратом похищает душу. Да и староверы не хотят фотографироваться… Может, они не так и неправы?
   Я принялся вспоминать всё, что знал о фотографиях, душах и сканерах, пока Вика продолжала издеваться надо мной.
   О, теперь я оказался в полной её власти! Как она, должно быть, торжествует! Садистка скрытая. Правильно я отшил её. А то было бы то же, но – наяву. Но я и сейчас наяву… И только мысль, что я – не настоящий, а компьютерный, немного помогала. Правда, слабо. Ощущения-то шли вполне реальные. Приходилось стискивать зубы и терпеть.
   Нет, Вика вообще неплохая девчонка… зря только возомнила, что я обязан в неё влюбиться. Влюбилась сама, мучайся в одиночку, зачем же вдвоем?
   А теперь я вынужден на своей шкуре прочувствовать всё, на что способна влюблён ная женщина. И, главное, я абсолютно беспомощен. В реальной жизни ещё можно уйти, скрыться… её послать, в конце концов. Нет, она неплохая девчонка – повторю, но… На лице, правда, черти горох молотили. Конечно, с лица воду не пить, и всё же… Вдруг придётся? За неимением другой тары.
   Главное, он там, то есть я там – и не подозревает, что я здесь. Не знает, что я мучаюсь и страдаю – и физически и морально. А если пока не слишком, то скоро начну по полной программе. По той, какую напишет Вика.
   Вика – хороший программист. Замечательный. Что называется, от Бога… или наоборот.
   С компьютером Вика творила чудеса. Я сам восторгался её оживающими заставками, не говоря о более серьёзных вещах, понять и оценить которые может только истинный программер.
   А теперь мне придётся в полной мере ощутить на себе мощь Викиного таланта. Пусть не мне, а моему электронному двойнику…
   Стоп-стоп-стоп. Что-то я перезаразмышлялся. Кто двойник, а кто – оригинал? От осознания того, что я являюсь электронной копией живого человека, существующей где-то в виртуальной реальности, занимающей энное количество ячеек оперативной памяти, я не перестаю ощущать себя самим собой, то есть Сергеем Леонидовым, двадцати пяти лет… ну, и так далее. У меня полностью сохранились моя память, мои ощущения – я потрогал языком недавно сломанный зуб: неудачно разгрызал орех, – мои привычки и знания…
   Вика между тем продолжала меланхолично издеваться надо мной: сделала серым в яблоках и принялась методично заштриховывать. Как бы подчеркивая, что я – серость. Но это её личная точка зрения, иногда озвучиваемая. Зачем тогда влюблялась? Облагородить захотела? Вот теперь и облагородит: сделает таким, как хочет.
   «Ну, хорошо, – размышлял я, – поиздевается она надо мной, а потом? Сотрёт файл – и поминай, как звали? Был я – и не стало. Весёленькая перспективка… Может, следовало больше обращать на неё внимания? Или, наоборот, меньше? Но куда же меньше?!»
   Я вздохнул. Что можно сделать в моей ситуации? Пошевелиться нет возможности. Кричать? Не докричишься: нет в графических редакторах звуковых вставок. Это не Word и не Power Point.
   Вика что-то решила: я с удовлетворением заметил, что серый цвет исчез. Уже радует. Но с телом начали происходить удивительные вещи. Сначала её стараниями я превратился в какого-то урода – я это понял по судорожным перекашиваниям лица, строящим гримасу за гримасой.
   Да и тело трансформировалось: ноги то вытягивались, превращаясь в длиннющие ходули, то сжимались, пародируя Чебурашку.
   Но потом Вика занялась любимым занятием: стала лепить из меня сказочного принца, свой идеал. Она, бывало, на любом свободном листке этих принцев рисовала, в плаще и со шпагой.
   Я почувствовал, что плечи у меня раздвигаются на невероятную ширину – и сразу вспомнил поговорку «косая сажень в плечах». Мышцы разрастались, словно у патентованного культуриста. Куда там Арнольду Шварценеггеру! Пусть отдохнет, малыш.
   Потом она перешла ниже… Если бы я мог покраснеть, то покраснел бы с удовольствием – может, полегчало бы. Во всяком случае, кровь бы прилила к лицу, отливая от…
   Что ты делаешь – я ходить не смогу! Я же буду спотыкаться на каждом шагу! С тележкой ходить придётся, для перевозки кислородных баллонов! Остановите эту сексуальную маньячку!
   Ф-фу! Наконец её вразумило. Она просто развлекалась, мечтала. А теперь образумилась. Правда, на мой взгляд, дала крен в другую сторону… Тьфу! Ладно, потом разберёмся.


   Вступление

   Вика задумалась. Что бы ему ещё пририсовать? Крылья, как у эльфов? Или рога, как у дьявола? Нет, пожалуй, хватит. Практически идеальный вариант. Вот если бы он выглядел таким на самом деле! Да был бы послушным… каким будет по программе.
   Теперь его надо одеть! Как же одевались рыцари? Перчатки, латы, шлем, забрало… Ах, нет, это потом, а под латы? Кружевное жабо, атласная курточка, бархатные штанишки… А теперь можно и латы. Что ещё?
   Вика подумала немного и пририсовала на поясе длинный меч, украшенный бриллиантами.
   Вроде всё. А теперь – основное. Или главное?
   Вика вздохнула, последний раз оглядела фигурку Сергея на рабочем столе и щелкнула мышкой на кнопке «Анимация».
   Фигурка задвигалась, забегала по листу и затрясла сжатыми кулачками.
   «Интересная программа!» – подумала Вика. Сюда она не влезала, целиком полагаясь на создателей аниматора. Она с удовольствием брала готовые блоки чужих программ, когда было лень разрабатывать собственные. Зачем изобретать велосипед, если имеется готовый?


   Принцесса

   Боже мой, во что она меня вырядила? Кружавчики, панталончики… И это – под боевые латы? А вспотею, что делать? Атлас плохо впитывает влагу. Сукно, сукно – вот боевая одежда! чёрт, где достать нормальные шмотки? И ведь не слышит, не видит, не соображает. Сколько ни бегай, ни тряси кулаками – тупо смотрит и думает о чём-то. Откуда у современных девчонок жуткая тяга к средним векам? Рыцари, дамы, турниры… И в фэнтезях этих – будущее описывают, а всё одно: мечи, кинжалы, шпаги, копья. Надёжнее, что ли? Без электроники, без отсыревающего пороха.
   Меч дурацкий. Побрякушек сколько на рукояти – того и гляди, алмазами руку исцарапаешь. Надо его выкинуть, или выковырять камушки, чтоб не мешали.
   Тьма окутала меня и долго-долго не хотела размываться. Светились одни бриллианты, но в их бледном свете я не мог видеть дальше носа, а он у меня, не в пример Викиному, короткий.
   Я в буфере обмена, скорее всего. Куда она хочет меня сунуть? А с мечом в темноте себя уверенней чувствуешь. Надёжнее. Не один – вдвоём.
   Погоди! Может, она ещё и золотую корону нарисовала? Возилась чего-то с головой…
   Я пощупал рукой. Так и есть!
   Я содрал корону с головы и зашвырнул в темноту. Хорошо хоть гвоздиком не прибила.
   Яркий солнечный свет ударил по глазам. Я зажмурился и закрылся свободной рукой, продолжая сжимать меч правой.
   – Рыцарь, что с Вами? – услышал я мелодичный голосок. – Вам плохо?
   Отняв руку от глаз, но продолжая щуриться, я повернул голову на звук, пытаясь что-нибудь рассмотреть.
   Прекрасная принцесса стояла рядом со мной, и в её лице лишь отдаленно улавливались отдельные Викины черты.
   Ни единой веснушечки на аккуратных розовых щёчках. Лилейно-белое личико обрамляют чёрные брови. Под ними глубокими озёрами распахиваются большие-пребольшие васильковые глаза. Маленький аккуратный носик венчает красные коралловые губки. Белокурые локоны, перехваченные ажурным золотым обручем, спадают ниже плеч. А в центре обруча сверкает огромная алмазная диадема.
   Платье – или как назвать это пышное одеяние: мантия, мантилья? (я не специалист от кутюр) – до пят, тоже усыпано сверкающими бриллиантами. Не принцесса, а алмазная буровая коронка! Правда, коронки делают из технических алмазов, а они тёмные и не блестят, но по сути! Пуда два на ней бриллиантов, не менее.
   – Нет, всё в порядке, принцесса, – галантно поклонился я, – просто слишком долго находился в буфере обмена, глаза привыкли к темноте, а тут – резкий свет…
   – В буфере? В каком буфере? – переспросила Вика-принцесса, подходя ближе. – Вы были в плену?
   – В каком плену? В буфере обмена графического редактора… или куда она меня спрятала?
   – Кто, злая колдунья?
   Я растерялся. Кто-то из нас двоих явственно косил под идиота. А может, это вовсе не Вика? Да вон её родинка на левой щеке! Родинку она оставила. Наверное, потому, что я кому-то из ребят как-то сказал, что родинка – единственное, что мне в ней нравится. Сознаюсь, грубо сказал, в сердцах, но что оставалось делать, довела она меня своими вздохами да полунамеками. Ну не нравилась мне Вика! И сейчас не нравится. Слишком кукольная красота. Пересластила Вика свою копию, пересластила. Чуть сироп со щёк не капает.
   Но что она говорит? Она что, не соображает, что нарисована… м-м-м… А ведь не соображает.
   Вика ведь не себя оживила в компьютере, а создала принцессу в своём обличье. Создала и вложила в неё определенную программу, в которой не оставила ни кусочка прежней жизни. Только короли, принцессы, балы, рыцари…
   Меня слегка замутило. Но мысль о злой колдунье понравилась: хороший выход из сложившейся ситуации. Во всяком случае, из сиюминутной. Что, если подыграть?
   – Да, принцесса, – я поклонился снова. – Злая колдунья Акив похитила меня далеко-далеко отсюда, когда я оторвался от свиты, охотясь за золоторогим оленем, в которого она превратилась. Она заманила меня сначала в дремучую чащу, а потом в болото, где мой конь завяз. Из-под воды вылетела тысяча крылатых демонов, которые окружили меня со всех сторон и захотели пленить, – я плёл, нимало не задумываясь над смыслом произносимых слов, заботясь лишь о складности, непротиворечивости повествования и плавности речи. – Но я отбился от всех, и если бы колдунья не наслала дремучие чары, от которых я моментально уснул, они ни за что не схватили бы меня…
   Принцесса смотрела широко раскрытыми глазами, чуть меньше приоткрыв рот.
   – Я дрался, как лев! – вскричал я и положил руку на эфес меча, сверкнув невыковыренными бриллиантами. – Убитые демоны валялись сотнями, болото стало сушей от их тел… а потом снова болотом, но уже кровавым, от вытекшей крови. Но злые чары паучьими тенетами охватили меня, и я не мог пошевелиться. Она схватила меня и заточила в темницу, – я понурил голову и едва не всхлипнул: так стало себя жалко. – Я просидел там три месяца, на хлебе и воде… – я прикусил было язык: такое тело, которым я владел сейчас, несомненно, можно получить только после строгой трехмесячной диеты из хлеба и воды. Правда, если хлеба дают вдоволь, то можно и поправиться… да и латы скрывают детали организма.
   Но принцесса не замечала логических несоответствий в рассказе – для неё он звучал истинной музыкой, всё шло в такт исполняемой партитуры. Она смотрела на меня с таким восторгом, что я не обеспокоился необыкновенной лёгкостью, с какой вылетала из меня вся словесная чушь.
   И продолжал, окрылённый вниманием принцессы:
   – Колдунья хотела, чтобы я женился на ней… Но я отверг её безобразные притязания! И сегодня она разозлилась на меня и запустила в лицо волшебным фартуком. Он и перенёс меня сюда, – скромно добавил я. – Даже не знаю, как…
   – Удивительная история, – произнесла принцесса. – А я гуляю тут… с мамками и няньками, – она указала на толпящихся в отдалении пёстро разодетых женщин. – Надоели они мне. Ни одного рыцаря рядом, такая скука.
   – Ни одного? Досадное упущение, – заметил я.
   – Да где их возьмешь? – посетовала принцесса.
   – А если дракон прилетит? – в шутку предположил я. – Кто тогда защитит тебя, о принцесса?
   – У нас о драконах давно никто не слышал, – отмахнулась она и вдруг побледнела, глядя мне за спину. – Ой!
   Я обернулся.
   Из-за дремучего леса, неспешно помахивая чёрными кожистыми крыльями, вылетал трёхглавый дракон. Изумрудно-зелёного цвета. Сочетание чёрного и зелёного показалось мне чрезвычайно вульгарным.
   Мамки и няньки, завидев дракона, подняли дикий визг и кинулись врассыпную. Но дракон, разумеется, не обратил на них ни малейшего внимания. Его взор привлекла сверкающая новогодней ёлкой принцесса, и он устремился к ней.
   «Одевалась бы нормально – проблем бы не было!» – подумал я, выхватывая меч.
   По моему личному мнению, драконы, словно сороки, в первую очередь обращают внимание на блестящие вещи. Поэтому принцессы сами виноваты в том, что их воруют драконы. Ведь ни одной скромно одетой девушки ни один дракон не похитил. Во всяком случае сказок о таких случаях не встречалось.
   Размышляя об этом, я выдвигался вперёд, заслоняя принцессу. Делал это я, скорее, по собственному желанию, а не повинуясь управляющей программе. Как бы там ни было, а женщин положено защищать. Особенно когда в руках меч.
   Дракон приближался, рыская из стороны в сторону, словно отыскивая, в какую точку на моем теле лучше вцепиться. Принцесса спряталась за меня и тоже совершала какие-то телодвижения – должно быть, тряслась от страха. Я взмахнул мечом, дракон изрыгнул троекратное пламя, что-то толкнуло меня в грудь, ударило по голове – может, он зубами, как ядрами, стреляет?
   Последнее, что я услышал, был душераздирающий вопль принцессы…


   Королевские разборки

   …Когда я поднялся, ни принцессы, ни дракона поблизости не оказалось, лишь на горизонте чернела быстро уменьшающаяся точка.
   А по полю бежали свирепые стражники. Они грубо схватили меня, встряхнули и скрутили, мигом отобрав меч.
   «Профессионалы, – подумал я, – дело знают…»
   Поэтому решил не сопротивляться: себе дороже. Я ведь не знаю, насколько хорошо владею мечом – что «забила» Вика в мою программу? Пусть я в детстве немного фехтовал, но профессионально не занимался. Да и куда бежать, даже если раскидаю всех? За рамки экрана не вырвешься.
   Но совсем остаться безучастным к своей судьбе я не мог, и потому пробормотал:
   – За драконами бы лучше следили! Где вы были раньше?
   – Это он! – завопили мамки и няньки. – Он заодно с драконом. Заговаривал принцессе зубы, а потом не стал её защищать!
   – Что вы мелете! – рассердился я. – Я знать не знаю вашего дракона!
   И тут я заметил странный отсвет в траве. Какие-то переливы, игра огней… Обрывки платья с бриллиантами?
   Я нагнулся, преодолевая сопротивление отчаянно упирающихся стражников, и поднял из травы большой алмазный коготь с частью кости и обрывком кожи. Из разреза сочилась чёрная кровь.
   – Видите! – воскликнул я. – Я ранил его мечом!
   – Король, король! – зашумели вокруг, и я увидел приближающегося седенького старичка, которого поддерживали под руки дюжие воины.
   – Где моя дочка? – прошамкал он.
   «Какая дочка? – удивился я, но вслух не произнёс. – Тебе лет девяносто-сто, а ей – восемнадцать-двадцать».
   Будто услышав мои слова, король принялся бурно молодеть: спина его распрямилась, седина исчезла, в походке появилась молодцеватость…
   – Где моя дочь? – громогласно провозгласил он, отстраняя поддерживающих его слуг.
   Никто не удивился метаморфозе, происшедшей с королем. Должно быть, такие превращения были в порядке вещей. Может, я был прав, рассказывая принцессе о злой колдунье? Только адресочком ошибся… А может, Вика поняла нелепость предыдущей ситуации и изменила внешность короля на ходу?
   Едва промелькнула эта мысль, как король снова сгорбился, постарел и прошамкал:
   – Где моя внучка?
   «Ага, она опять поменяла сценарий! – догадался я. – Пытается логично обосновать разницу возрастов короля и принцессы. Видимо, королю предстоит сыграть немаловажную роль, и дряхлость его имеет особенное значение…»
   – Какого чёрта? – произнёс король, вторично молодея. – Где моя дочь?
   «В общем, она вполне может быть и дочерью, – лихорадочно зарассуждал я, – если даже ему девяносто, а ей двадцать. В семьдесят лет иные мужики ещё могут быть мужиками…»
   Король, будто услышав мои рассуждения, приободрился.
   – Где моя дочь? – повторил он. – Отвечайте!
   – Ваше величество! – бросилась перед ним на колени старшая из мамок-нянек. – Не вели казнить, вели слово молвить!
   – Говори! – милостиво кивнул король.
   – Вот этот, – старшая мамка-нянка злобно покосилась на меня и ткнула в мою сторону острым пальцем (куда драконьему когтю! Палец намного острее) – работая на пару с драконом, похитил нашу принцессу!
   – Отрубите ему голову! – сказал король. – А потом посадите в темницу.
   – Ваше величество! – взмолился я. – Я бедный странствующий рыцарь (я не стал повторять байку, что рассказывал принцессе, посчитал, что король должен быть умнее), в болотах потерял коня, вышёл из леса и встретил принцессу. Я хотел попроситься на службу к Вашему величеству.
   Король размышлял недолго – если размышлял вообще.
   – Хорошо, – кивнул он, – всё равно кто-то должен идти выручать принцессу. И что нам проку, если он будет сидеть в темнице? Объест ещё – вон здоровенный какой… Пусть отправляется на поиски принцессы! – распорядился он. – И с ним, – король повернулся к стоящему за спиной угрюмому тёмнокожему верзиле, – отряд лучших воинов!
   – Воины в разъездах, – пробурчал верзила, – посылать некого. Локальные конфликты…
   – Ну, найдите кого-нибудь из свободной смены, – распорядился король.
   Он совсем не выглядел убитым горем. Можно подумать, что принцесс у него – пруд пруди. А что, вполне возможно. Как у царя Соломона: тысяча жён – и столько же детей. Почему нет? Королевство богатое, не отощавшее… то есть не захудалое, принцессы родятся пачками – что ему потерять десяток-другой? А, с другой стороны, он уверен, что её спасут – вон сколько героев кругом, и каждый губы раскатал на полцарства, причитающееся за спасение…
   Но я ошибся. Рыцари не устроили страшнейший гвалт, крича: «Я поеду! Я поеду!», не принялись выстраиваться в очередь и писать мелом номерки на ладонях… или на латах? – чтобы никто не сжульничал. Они даже не стали бросать жребий, чтобы выяснить, кому первому отправляться за принцессой. Стояли и смотрели молча.
   Неужели принцессы здесь не котируются? Или рыцари настолько дисциплинированы, что без санкции короля – никуда? Ни в огонь, ни в воду? Хотя где гарантия, что прикажи король – и кинутся? Это собаки своё дело знают и поднимают лай без приказа, а подчинённым обязательно нужно согласование с начальством.
   Зато мне согласования не нужно. И принцесса не нужна. Зачем плясать под Викину дудку? Я же прекрасно понимаю, что таков сценарий: похитили принцессу, я иду её выручать, потом женюсь…
   Меня замутило. Но не блевать же королю под ноги? И я сдержался: рыцарь я или не рыцарь?
   «А идти придётся, – подумал я, – особенно теперь. Или в темницу, или за принцессой… Выбора нет. Эх, Вика…»
   Я-то и собирался устроиться к королю на службу – а куда деваться в случившихся обстоятельствах? Быть вырванным из своей реальности и попасть в иную… Кем я мог здесь стать? Придворным математиком? Звездочётом? Механиком? Или школу для детишек открыть – и учителем? Нет уж: если меня сделали рыцарем, надо им оставаться. А рыцари всегда нанимались к королям на службу, испокон веков.
   Идти выручать Вику… Только в её бредовом сознании могла созреть эта мысль! Так подкузьмить! И, главное, никуда не денешься… или денешься? Можно ли изменить программу изнутри? Если бы я мог увидеть листинг! А как осуществить управляющее воздействие? Как понять, что чему соответствует? Ведь всё окружающее – всего-навсего набор символов, операторов, команд. Где найти ехе-файл? Изменить что-нибудь… Может, нарвать травы?
   Ладно, в другой раз. Сейчас могут неверно понять падение на колени. Подумают, выпрашиваю что. Изменить программу попробуем позже, а пока придётся выполнять чужую волю.
   Идти выручать Вику! Хотя какая она Вика, когда ничего не знает про буфер обмена? Вика основательно поработала над принцессой, стерев всякие упоминания о собственной личности. То есть получается, что принцесса – не Вика. А это меняет дело. Вику бы я выручать не пошёл. Да-да, вот именно! Спасёшь её, а она в меня влюбится… ещё раз. А интересно: если она влюбилась в меня в реальном мире, а я её спасу здесь, то что получится: влюблённость в квадрате? Или минус на минус даст плюс? То есть Вика избавится от влюблённости? И где, здесь или в реале?
   Но это лишь в том случае, если влюблённость была отрицательной. А если нет? Плюс на плюс – он плюсом и останется.
   Я было начал выводить уравнение влюблённости, но вовремя спохватился: король-то ждёт! Откашлявшись, я промолвил, поднимая алмазный драконий коготь:
   – Ваше величество! Мы пойдем по кровавым следам! Я убью дракона и освобожу принцессу!
   – Вот речь, достойная настоящего рыцаря! – провозгласил король и добавил, понизив голос: – Надо было убить его сразу. Не пришлось бы никуда идти…
   «Соображает! – восхитился я. – Не дурак. А внешне и не скажешь…» А вслух произнёс, пытаясь оправдаться:
   – Оружие неподходящее: копья у меня нет. Обычно я прикалываю хвост дракона к земле, а затем добиваю мечом. И коня нет. А дракон высокий, не дотянешься. Поэтому он сбил меня с ног и унёс принцессу. Он не хотел сражаться. Это трусливый дракон, я с ним легко справлюсь.
   – Тебе дадут и коня и всё необходимое. Проводите его к оружейнику, – распорядился король.
   Меня повели. Уже не как пленника, но и не как героя, пусть и будущего. Но меч вернули.
   – Всё необходимое… Откуда я знаю, что необходимо? – бурчал я, двигаясь вслед за вооружёнными воинами, изредка бросающими на меня косые взгляды. А может, они ведут меня в темницу, по собственной инициативе? Но король ведь ясно сказал: к оружейнику! Значит, надо экипироваться. Что является необходимым атрибутом борца с драконом? Копьё и меч? Моим декоративным мечом дракону только когти стричь. Нужен другой – подлиннее, потяжёлее. А копьё…
   Я с тоской подумал о том, что Вика могла бы предусмотреть на этот случай что-нибудь из арсенала DOOM’а, потому что тыкать в дракона копьецом, когда он будет держать тебя на расстоянии, изрыгая пламя… Плохо, что она не любит «думоподобных» игр и не знает их возможностей.
   Я представил, как мои латы медленно накаляются… Нет, я понимаю, какое-то время они продержатся, но потом? И, главное, мало исходных данных! Какова длина языков пламени, изрыгаемых драконом? Их температура? Без учёта расстояния, на которое дракон может метать пламя, невозможно вычислить безопасную длину копья! А чему равна теплоёмкость лат? Сколько времени они выдержат? Латы я предпочёл бы с огнеупорным покрытием. Или с асбестовым подбоем, на худой конец. Да нет, чесаться будет… и асбест, говорят, канцероген. Тогда керамические. И зазеркалить их – пусть отражают лишнее тепло. Водяное охлаждение поставить, вентиляторы…
   Я шёл и предавался мечтам, пока меня сопровождали (конвоировали?) к оружейнику, который должен… ну, если он настоящий мастер, ему не надо говорить, что должен делать.
   Оружейник для рыцаря – всегда полезное знакомство, так что можно сказать, что за первой неудачей меня ожидает небольшая удача.


   Попутные лабиринты

   Меня вели прямиком через луг, к аккуратно подстриженной параллелепипедом зелёной изгороди, из-за которой виднелись ветви плодовых деревьев, украшенные разноцветными фруктами.
   За изгородью начиналась дорожка, выложенная жёлтым кирпичом. Она извилисто повела нас между купами деревьев и кустарников, усыпанных красными, розовыми, чёрными и зелёными ягодами, поворачивая то под прямыми углами, то под острыми, то под тупыми. Дорожка пересекалась другими такими же, раздваивалась, троилась, учетверялась, образуя небольшие площадки. Часть дорожек сопровождала нашу, другие сворачивали в сторону, уходили сквозь густые зелёные изгороди на соседние участки сада-огорода.
   Да, и огорода, потому что через проходы порой виднелись ровные грядки овощных культур.
   «Дворцовое хозяйство, – подумал я. – Обеспечивает обитателей свежими фруктами и овощами».
   У меня возникло ощущение, что мы идём через огромный зелёный лабиринт. Второй лабиринт образовывала система дорожек – они уже начали ветвиться, теряя прямолинейность.
   На обширной лужайке, величиной с несколько футбольных полей, дорожки свивались жёлтыми спиралями, заканчивались тупиками, расходились, петляли – разве что не уходили вглубь и не поднимались ввысь. Но могли бы: топология программы позволяла.
   «Интересно, – подумал я, – а есть ли у них настоящее футбольное поле? Вот если бы не идти на поиски принцессы, я организовал бы парочку футбольных команд, и мы бы такие соревнования устроили!..»
   Незнакомый с системой дорожек человек – вроде меня, например – мог бы заблудиться, но стражники шли уверенно. Обычно в подобных случаях сопровождаемые плохо запоминают дорогу – считают, что в этом нет необходимости, надеются на провожатых. Но я на всякий случай запоминал. Автоматически. У меня математический склад ума: сознание работало самопроизвольно. Хотя, признаться честно, если бы я знал, куда идти, не обращал бы внимания на дорожки и лабиринты, а чесанул бы напрямик, через кусты!
   Система изгородей и дорожек не могла быть очень сложной: лабиринт-то плоский. Но я почему-то не мог её понять. Мне хотелось подняться над лабиринтом. Но и без того стало ясно, что система дорожек не связана с системой изгородей: некоторые дорожки утыкались в стены, а сквозь некоторые проходы не проходили дорожки.
   Когда после очередного поворота перед нами выросла громада королевского замка, я понял, зачем дракону алмазные когти: замок оказался хрустальным…
   Я вообразил, как дракон цепляется за стену, словно ласточка за карниз, проводит широкую окружность алмазным когтем, взмахивает тяжёлым хвостом и вышибает вырезанное отверстие. После чего проникает внутрь. Летающий стеклорез…
   Замок играл резными гранями на солнце, переливался разноцветными искорками сверху донизу. По низу шёл фундамент из чёрного хрусталя.
   Удивляло наличие окон в замке – при прозрачных-то стенах! Для чего они? Разве что для вентиляции и для красоты. Иначе бы замок выглядел обычной глыбой стекла, пусть и громадных размеров.
   Хотя, признаться, с первого взгляда отличить хрустальное окно от хрустальной стены не удавалось. Но потом я понял разницу: окна были гладкими, без резьбы.
   Днём в замке свет можно не зажигать: сквозь прозрачные стены и окна прекрасно виделось происходящее не только снаружи, но и внутри.
   Но свечи и светильники в замке, разумеется, имелись, и я представил, как замечательно он выглядит издали ночью…
   Мы вошли. Внутри замка продолжался прежний лабиринт, но уже хрустальный: пересечения и ответвления коридоров и переходов могли запутать кого угодно. А если учитывать особую прозрачность стен, когда насквозь просматривалось несколько комнат подряд, причём на разных этажах, то лабиринт становился трехмерным, сложность его возрастала во много раз!
   К счастью, оружейная находилась не слишком далеко от входа, на первом этаже. Не то, чтобы я боялся запутаться или заблудиться, но идти зигзагами надоело, тем более с перенапряжением памяти: наружный древесно-дорожечный лабиринт я запомнил, но запоминать ещё и хрустальный оказалось бы чрезмерным.


   В оружейной

   Оружейник-кузнец, здоровенный парень неопределённого возраста, с громадной чёрной бородой, в которой проблёскивали серебряные нити, завидев меня, заулыбался, будто встретил стародавнего знакомого.
   – Пусть говорят, что врут сны! – забасил он, бросаясь к железному шкафу в углу комнаты. – Неделю назад привиделось мне, что нужно изготовить доспех… – он многозначительно поднял палец, – для победителя драконов. Я изготовил, потому как знал, что понадобится он скоро. Не ошибаюсь?
   – В самое некуда, – мрачно произнёс я, нисколько не сомневаясь, что доспех придётся впору – ремешки подтягивать не придётся.
   Так и произошло. Но едва я сбросил прежние латы, как все – и кузнец-оружейник, и сопровождавшие меня воины – принялись громко ржать, завидев то, что было под латами. Конечно: разве бархат и велюр годятся в качестве подлатника? Но не оправдываться же, что меня вырядила Вика? Смех станет ещё громче.
   – Что было, то и одел, – негромко сказал я, – выбирать не приходилось. Враги напали внезапно, хорошо хоть оруженосец успел принести латы, а то и меня бы здесь не было. А его убили.
   Что я плету? Неужели Вика запрограммировала и все мои ответы тоже? Или только ситуативные? Тогда чего они смеются? Или она специально? Для того и вырядила? «Над кем смеётесь!..» – так и хочется сказать.
   Надо попробовать спросить что-то нестандартное. Да и тему невыгодную сменить.
   – Скажите, братцы, кошки в замке водятся? – как можно небрежнее спросил я.
   Стражники переглянулись. Вопрос явно пошёл вразрез – и с программой, и с ситуацией.
   – Бывают… – осторожно ответил один. – А зачем тебе?
   – Я хотел узнать, мышей они ловят?
   – Ловят…
   – А мыши тоже хрустальные?
   – Нет, обычные… – чувствовалось, что стражнику ответы даются с большим трудом.
   – Это хорошо, а то бы этакий звон стоял, когда они бегали бы! – фраза далась мне с не меньшим трудом, чем стражнику. Я словно через силу раздвигал рамки программы. Челюсти немели, но я переборол их.
   Стражники расхохотались. Мне тоже стало легче: что-то я могу и сам, без подсказки.
   Надев доспех и попрыгав, чтобы ничего не звенело, мне захотелось взглянуть в зеркало, и я вопросительно посмотрел на кузнеца-оружейника:
   – Зерцало у вас имеется?
   Тот обиженно чмыкнул и указал на серебристый прямоугольник в углу. Я направился к нему.
   Я ведь ещё не видел себя в новом облике!
   Высокий статный рыцарь с широченными плечами – казалось, разведи я руки, и то не смогу охватить их – приближался ко мне из тёмного пространства. Воронёные латы казались ожившим сгустком тьмы.
   Что за чертовщина?! Мне же казалось, что латы – зеркальные, когда надевал! Я ещё подумал: как у пожарных, драконово пламя будет отражаться.
   Или спецэффект возникает: зеркало – серебристое, латы – серебристые, минус на минус даёт плюс? Вот дались мне эти минусы…
   А волосы? Почему тёмные? Я ведь помнил себя почти блондином. Неужели Вика решила меня перекрасить?
   Я поднес руку к голове. Рыцарь в зеркале повторил жест. Так и есть – перекрасила! Ну, Вика… Если бы дракон унёс её саму, а не в виде принцессы – ни за что выручать не пошёл бы.
   Я придвинулся к зеркалу, чтобы рассмотреть черты лица – может, она и бородавку на нос посадила?
   Бородавки не оказалось, зато под носом чернели небольшие усики, которые издали я посчитал тенью или отражением от доспехов. Это ещё что? С детства усы ненавижу!
   Я ухватился за верхнюю губу и… усов не ощутил. Их не было! А значит, передо мной – не зеркало!
   Вид у меня был достаточно обалдевший, и поэтому засмеялись все: и кузнец, и стражники, и чёрный рыцарь в проёме двери, которую я принял за зеркало, поддавшись на розыгрыш.
   Я не стал ни хвататься за рукоять меча, разыгрывая оскорблённое самолюбие, ни бросаться в рукопашную драку с кузнецом-оружейником: парень крепкий, дороже выйдет. Просто стоял и смотрел, как они ржут, постепенно включаясь в процесс: очень уж заразительно у них получалось. Совместный смех, как и совместная выпивка, очень сближает, но обходится гораздо дешевле.
   Отсмеявшись, кузнец-оружейник протянул мне маленькое, в пол-локтя, зеркальце, где я успокоенно увидел собственную физиономию.
   – А в полный рост посмотришься в любом коридоре. Зеркал там без меры, – махнул рукой кузнец-оружейник и обратился к чёрному рыцарю: – Что, сэр Жеральд? Тебя за зеркальное изображение приняли?
   Сэр Жеральд, усмехнувшись, протянул ему руку:
   – Как знать, кто кому отражение? – туманно пробасил он, входя в оружейную. Длинный меч мёл по полу.
   – С каких пор ты начал так загадочно выражаться? – расхохотался кузнец-оружейник.
   – С тех самых, как меня приняли за зеркало, – не менее загадочно ответил сэр Жеральд. – Или ещё раньше: когда ты отказался примерить на меня зеркальный доспех, – с неожиданной для его сурового вида детской обидой протянул он.
   – Помилуй Бог! – воскликнул кузнец-оружейник. – Ты ведь и за старый не расплатился!
   – Я предлагал тебе коня! – воскликнул сэр Жеральд.
   – Коня! Что с ним делать? Я кузнец, а не рыцарь.
   – Продал бы, – гнул своё сэр Жеральд, присаживаясь.
   – Я не купец, – махнул рукой кузнец-оружейник, – торговать не умею. Приноси золото…
   – Золото всем нужно, – пробормотал я, чтобы не стоять молча, а поучаствовать в разговоре.
   – Верно говоришь, рыцарь! – поддержал меня сэр Жеральд, поворачиваясь в мою сторону. – Знаешь, что? Поеду я с тобой! А? У драконов в пещерах много сокровищ. Тебе – принцессу, а мне – золото? Пойдёт?
   «Лучше наоборот», – подумал я, а вслух сказал:
   – Согласен, доблестный рыцарь Жеральд! В опасном предприятии верный глаз и твёрдая рука будут весьма полезны. А золота хватит на всех.
   – Две руки! – загрохотал сэр Жеральд. – Я одинаково хорошо рублюсь обеими!
   – Вот и прекрасно, – согласился я, и мы изо всех сил пожали друг другу руки: небольшое негласное соревнование.
   Пожатие сэра Жеральда было крепким, но и моё не уступало. Это обрадовало: значит, я действительно силен, а не только кажусь таковым.
   – Но есть закавыка, сэр Жеральд, – продолжал я.
   – Какая? – нахмурился рыцарь.
   – Коня у меня нет. Может, уступишь своего запасного… в счёт будущих драконьих сокровищ?
   Сэр Жеральд несколько секунд смотрел непонимающе, затем рассмеялся:
   – Хорошо! Я дарю тебе коня!
   – Ну, а об оружии, – я повернулся к кузнецу-оружейнику, – следует договариваться с мастером?
   – Выбирай любое, – повёл рукой кузнец-оружейник. – Бери всё, что на тебя смотрит. Всё боевое.
   Я выбрал длинный меч – едва ли не длиннее, чем у сэра Жеральда, – копьё, короткий кинжал и щит.
   Правда, в глубине души сомневался, что смогу со всем этим управиться, но сам себе удивлялся: отбирал оружие уверенно, обмениваясь мнениями с кузнецом-оружейником так, что он зауважал меня к концу отбора. Видимо, какие-то базовые рыцарские знания у меня имелись. Неясно, правда, откуда – я ни рыцарский ликбез не проходил, ни курс молодого рыцаря… И, тем не менее, знаниями обладал. Да неужели сложно вложить в мой файл соответствующие сведения? Уж об этом, надеюсь, у Вики хватило ума позаботиться, если плазмоган не удосужилась подготовить.
   Сэр Жеральд смотрел на процесс экипировки восторженными глазами ребенка, перебирающего кучу новых игрушек, иногда отпуская короткие реплики, которые я принимал весьма благосклонно. Наконец, всё оружие в кузнице-оружейной было пересмотрено и перемерено.
   – А это, – произнёс я, отстегивая старый меч с бриллиантовой рукояткой и протягивая кузнецу-оружейнику, – возьми в качестве платы за доспех и оружие.
   – Спасибо, – покачал головой кузнец-оружейник, не ожидавший такой щедрости от бедного рыцаря. – Тут хватит на два доспеха!
   – Тогда мы все в расчёте! – подхватил сэр Жеральд, сделав объединяющий жест руками. – Я ему – коня, он тебе – бриллиантовый эфес! И за мой доспех мы в расчёте.
   – Согласен, – кивнул кузнец-оружейник, – но лезвие придётся перековать…
   – Ну, это ты сам, – заметил сэр Жеральд, увлекая меня к выходу.
   Мы вышли от кузнеца-оружейника в обнимку, почти друзьями. Надо обустраиваться в этом мире: надежды на то, что я смогу вернуться в привычный, и вновь работать математиком, не было. Нет, раз я стал электронной копией человека, то самое место жить в электронной копии мира. Благо воспринимаю я его почти как естественный – спасибо Викиному таланту! Богиня… чёртова.
   Сэр Жеральд провёл меня на конюшню и указал на шикарного першерона, который сделал бы честь потомкам рода владимирских тяжеловозов и ломовых битюгов. Причём обладая в то же время грацией орловского рысака.
   – Вот он, красавец! Малыш! – позвал сэр Жеральд. Конь подошёл и доверчиво ткнулся ему губами в ладонь. Сэр Жеральд достал из кармана кусочек сахара и угостил Малыша. Конь захрустел сахарком.
   – Когда отправляемся? – осведомился сэр Жеральд.
   – Незамедлительно!
   Это ответил не я: я бы повременил, мне не к спеху. Это ответил лорд-сенешаль, как он отрекомендовался, подойдя к нам и поприветствовав обоих.
   – По приказу короля вас снабдят всем необходимым. Нельзя терять ни минуты, каждый миг промедления может обернуться гибелью принцессы, а для всего королевства, – он наклонил седеющую голову, – трагедией.
   – Чёрт, даже помолиться не дали! – в сердцах произнёс я. Я-то надеялся уединиться в какую-нибудь дальнюю комнатку, типа часовенки, и там высказать Вике – если она за нами наблюдает, а она должна – всё, что думаю по поводу экипировки средневекового рыцаря и её пригодности для сражения с драконами. Ну и ещё пару ласковых… Я надеялся, что она меня услышит и как-то отреагирует. Снабдит, например, бластером. Но, с другой стороны, это вроде как жалоба получается? Ладно, справлюсь сам. Рыцарь я или не рыцарь?
   – Я поставлю за вас свечку, – пообещал лорд-сенешаль.
   – Надеюсь, за здравие? – поинтересовался я саркастически.
   – Две, две свечки! – потребовал сэр Жеральд.
   – Три свечки! – послышался тонкий голос, и юный рыцарь вступил в наш круг.
   – Ба, Юнис, да ты ли это? – загрохотал сэр Жеральд.
   – Я, добрый рыцарь, я, – с печальной улыбкой кивнул Юнис.
   Был он юн, худ и… Если бы я не был уверен, что Вика никак не могла заполучить мою фотографию десятилетней давности, то подумал бы … Но мне, видимо, показалось.
   – А ты что собираешься там делать? – продолжал пытать Юниса сэр Жеральд.
   Юнис покраснел, совсем незаметно. Так, что румянец можно было принять за краску ярости, каковая выступает перед битвой у настоящих бойцов – подобных тем, что отбирал для своего воинства Гай Юлий Цезарь.
   – Я… мне давно пора совершить подвиг. После того, как принцесса посвятила меня в рыцари, у меня не было возможности доказать ей свою храбрость и мужество, – твёрдо отвечал Юнис. – Турниры не в счёт.
   Э-э-э, да мальчик, видимо, серьёзно влюблён в принцессу. Что ж, она подходит ему более, чем мне. Вот только не будет ли он ревновать меня по всякому поводу и без повода? Станет ножки подставлять… моему коню. Может, ему досталась та часть программы, что Вике не удалось вложить в меня? Не успела? Или не захотела? Хорош бы я был: сгорающий от любви… к Вике.
   А что же досталось сэру Жеральду? Откуда он? Ладно, не стоит ломать голову понапрасну, она мне, надеюсь, ещё понадобится. И не для того, чтобы разгадывать хитросплетения Викиных интриг. Она вольна творить в своих программах, что захочет, а моё дело – вести себя так, как хочется мне, не оставаться пешкой в её игре. Поперёк основного замысла я, конечно, выступать не буду (или не смогу), но адаптироваться к новым условиям надо. И предстоящее путешествие следует использовать на сто процентов: с окрестностями мира познакомиться, друзей новых завести. И деньжата не помешают, пригодятся на обзаведение хозяйством. Почем тут, интересно, рыцарские замки?
   Экипировали нас практически мгновенно, несмотря на гору навезённых припасов. И как столько добра поместилось в перемётные сумы! Если бы я не знал, где нахожусь, сказал бы, что дело не обошлось без субмолекулярного сжатия. А если бы не знал о субмолекулярном сжатии, то и не представляю, что сказал бы: чудо, да и только. Колдовство.
   Нам не дали ни подменных коней, ни оруженосцев. А я-то думал, что те являются непременным атрибутом странствующих рыцарей.
   Все припасы мы погрузили сами. Ещё бы – такие першероны, особенно я с сэром Жеральдом! Да и кони у нас соответствующие.
   Другое дело Юнис – он-то глистёнок совсем. По сравнению с нами, конечно. Но посмотрел я, как он провизию в перемётные сумы мечет, сразу понял: мальчик решил отъесться за время похода. На свежем воздухе аппетит нагуляет! Правда, тут и возле замка воздух чистый – не то, что в городских кварталах. Можно на природу не ездить: дыши и дыши себе.
   Но Юнис, тем не менее, как был мальчишкой, так и остался: я заметил, как он, воровато озираясь – я подтягивал подпругу у Малыша и он меня не видел – положил в седельную суму целый мешок конфет «Золотой ключик». Полмешка занимала наклейка, почему я и обратил внимание. Между прочим, любимые конфеты Вики. Может, она себя запрограммировала под видом Юниса? Нет, ерунда, это у меня фантазия разыгралась, от эйфории предстоящего похода.
   Мы с сэром Жеральдом не отставали в комплектовании походных рационов и вскоре та гора, которую навезли слуги – на шести подводах! – полностью исчезла в седельных багажниках. Теперь, дай Бог, всё оттуда извлечь, когда придёт необходимость! Чтобы разжалось сжатое. А то придётся шарить под кустами в поисках бутербродов и аптечек. Или Вика не станет утруждать себя такими мелочами? Тогда будем охотиться по пути. Рыцари мы или не рыцари?


   В дороге

   Выехали мы словно три богатыря, в ряд. Ну, на заочную роль Алёши Поповича, кроме Юниса, иных претендентов не нашлось, а мы с сэром Жеральдом могли оспаривать две оставшиеся. Хотя я с удовольствием отдал бы ему ломового Илью Муромца и согласился на более скромного, но и более умного (на мой взгляд) Добрыню Никитича. К тому же сэр Жеральд и ехал в центре, по Васнецову.
   Ни собак, ни ловчих соколов у нас не имелось – то ли не полагалось по штату, то ли в дальних походах они не требовались. А может, поход не ожидается дальним? Спустимся в ту лощинку, поднимемся на тот холмик – и вот оно, драконово гнездо. Давай, круши, руби, разоряй! Или драконы в пещерах обитают? Плохо я знаю драконологию, вот что. Хорошо хоть Джон Пристли дал некоторую классификацию в своём «31 июня». Как это у него: вилохвостые, шилохвостые, копьехвостые, мечехвостые…
   Но ни о местах обитания, ни о повадках драконов он ничего не сказал. А не помешало бы. Может, сэр Жеральд что-нибудь знает? Или Юнис? Вдруг у них в школах этому учат? Надо поговорить. На мой взгляд, драконологию рыцарям должны преподавать, как жизненно важный предмет.
   И с оружием у нас не очень – если не найдём под кусточком или в дупле какой-нибудь ракетомёт, или, на худой конец, самопал, совсем кисло придётся. Вика что думает: если драконы программные, их убивать легко? А если программа самообучающаяся? И потом, это для неё он программный, а для меня настоящий. Я-то какой? Оцарапался при погрузке – кровь пошла. То-то и оно.
   Ехали мы молча, потому что торопились. Это неспешная поездка располагает к разговорам, а крупная рысь, когда приходится тщательно следить, чтобы язык не прикусить, позволяет разве переброситься парой слов. Галоп, правда, ещё менее пригоден для словесных упражнений. Ну, ничего, подождём привала.
   Капли драконьей крови, по пунктиру которой мы скакали, отчётливо выделялись на зелени молодой травки. Говорят, когда она засохнет и окаменеет, то превратится в самоцветы – в рубины, что ли. Ну а во что может превратиться красная кровь, как не в кроваво-красный камень? Хм. А откуда тогда я помню, что у драконов кровь чёрная? Или у разных – по-разному? Но у этого вроде чёрная была, когда я коготь отрубил. Или поначалу чёрная течёт, а потом переключается на красную? Двойная система кровообращения… Наверное, это удобно. А ну-ка, не ошибся ли я?
   Я полез под панцирь, где хранил алмазный коготь, вынул его и осмотрел.
   Кровь уже запеклась, и определить цвет не было возможности. Но на месте среза поблёскивали маленькие рубинчики.
   Я хмыкнул и спрятал коготь. А сколько времени стоило убедить короля оставить коготь мне!
   – Как мы иначе определим: тот ли дракон перед нами? – доказывал я королю.
   – А что у меня останется на память о дочери? – упрямился он.
   – У вас что, портрета её нет?! – возмутился я, подозревая, что король крутит пустой цикл.
   – Да, действительно, – увял король, и коготь взять разрешил.
   Занятый воспоминаниями, я не заметил белеющий в траве кусок материи, а мои спутники, зорко глядевшие на цепочку красных капель, заметили и отреагировали.
   – Тпру! – возопил сэр Жеральд, натягивая поводья.
   Лошадь остановилась так, будто он намертво зажал тормоза. Сэр Жеральд покачнулся в седле, но не упал – вот что значит выучка! Или небрежно написанная программа, не учитывающая столь «незначительных» факторов, как сила инерции.
   Юнис, между тем, быстро спешился и поднял лоскут материи. А у меня в голове понеслись невообразимые картины: дракон, проголодавшись, на лету принялся разделывать несчастную принцессу, отщипывать мелкие кусочки и совать в рот. Значит, кровь – принцессина? Понятно, почему красная. Без усложнений в виде двойной системы кровообращения.
   Юнис поднял скомканный кусок материала, но от волнения никак не мог развернуть, и чуть не порвал.
   – Дай сюда! – сэр Жеральд отобрал у юноши материю и развернул лоскут.
   Юнис скривился, но ничего не сказал.
   – «Моим спасителям! – прочитал сэр Жеральд. – Дракон решил не есть меня сразу, так что у вас есть время меня спасти. Но поторопитесь: он ранен и зол. Пишу его кровью на подоле своего платья, поскольку оно всё равно порвано и испачкано. Он несёт меня в свой замок на вершине горы (по его словам). Я уверена, что вы с честью преодолеете все испытания, которые встретятся на вашем пути. Мысленно я с вами. Ваша принцесса, моё высочество».
   – Дракон? В замок? – удивился я.
   – Оборотень, наверное, – пожал плечами сэр Жеральд, – опять будет хромать на левую ногу! Да какая разница: всё равно убивать. Хромой, не хромой… Нет, если отдаст принцессу добровольно, да ещё золотишка подкинет… Но так не бывает, кроме как в сказках.
   Он отшвырнул лоскут с письмом в сторону и вскочил на коня:
   – Поехали!
   Юнис наклонился, подобрал скомканный кусок платья и сунул за пазуху. Всё произошло за спиной у сэра Жеральда, и потому усмехнуться он не мог. А я не стал смеяться, потому что хотел кое-что обдумать и сделать выводы.
   Во-первых, сэр Жеральд уже воевал с драконами. Это хорошо. Такая практика нам пригодится. Во-вторых…
   – Юнис, – попросил я, – дай-ка взглянуть.
   Юноша посмотрел исподлобья, но лоскут вынул.
   Я развернул материю.
   На белоснежном материале, украшенном вспыхивающими звёздочками бриллиантов – я узнал их, это действительно кусок платья принцессы – отчётливо чернели затейливые закорючки.
   Но вот в буквы, а тем более в слова, они никак не складывались.
   Может, написаны не на том языке, на котором мы разговариваем? Но – почему?
   Что же читал сэр Жеральд?
   И что означает намёк о предстоящих испытаниях?
   Я вернул лоскут Юнису, он бережно свернул его и сунул за пазуху.
   Не скажу, что мы начали придерживать коней, но некоторая расслабленность в движениях появилась. Вернее, нас отпустило напряжение, которое держало с момента отъезда. Сэр Жеральд принялся насвистывать какой-то бравурный мотивчик, достаточно чётко ложившийся на дробь лошадиных копыт, а Юнис достал из перемётной сумы горсть ирисок и принялся мечтательно жевать, бросая в рот по одной.
   Меня же охватили совершенно иные мысли: я пытался разгадать логику Викиной программы. Собирается она гонять её изо дня в день? Или, позабавившись пару часов, выключит компьютер, стерев лишние файлы? Какова она, виртуальная смерть?
   Я поёжился. Не успел, можно сказать, родиться – и уже призрак смерти встаёт за спиной. С короткой стрижкой…
   Или беспокоиться не о чем? Ведь на неё я повлиять никак не могу, как и в жизни, поэтому лучше не забивать мозги ерундой. «Эх, пить будем и гулять будем, а смерть придёт – помирать будем!» – закрутилась в голове разухабистая мелодия. Словом, можно жить, как и раньше, особо не задумываясь.
   А если Вика собирается развлекаться до тех пор, пока я не спасу принцессу и не женюсь? А после этого точно сотрёт программу: Game over!
   Следовательно, моя задача – максимально затянуть поиски, чтобы подольше пожить.
   Возможен и третий вариант: игра с продолжением. Захочет Вика – оставит меня в компьютерном рабстве навечно. Поговорим мы в реальной жизни на повышенных тонах – заточит в темницу, а то и вообще бросит диким зверям на растерзание. Потом, конечно, вылечит: и руку оторванную пришьёт, и голову прирастит.
   И, главное, не могу я повлиять на ход событий: ругаться с ней буду не я, а мой реальный прототип. Хорошо, если у них останутся нормальные отношения. Тогда я имею шанс занять место старого короля и «жить долго и счастливо», развлекаясь охотами да мелкими вооружёнными конфликтами с соседями… Если только Вика не придумает новые приключения – второго дракона хотя бы, по бедности фантазии. Как в «Конане».
   Но это если будут нормальные отношения. Причём не переходящие в семейные, ибо и в этом случае моё существование окажется под угрозой, особенно если всё пойдёт хорошо. Кто занимается игрушками, когда в реальной жизни всё в порядке?
   Впрочем, зная себя настоящего, эта линия реальности казалась мне маловероятной: с чего вдруг я стану обращать на Вику больше внимания, чем до сего момента? Это здесь для меня произошла резкая перемена, а там всё, как прежде: хожу на работу, встречаюсь с Викой – по мере необходимости. В общем, рутина.
   Конь споткнулся на кочке, прервав ход мыслей и вернув меня к окружающему.
   Смеркалось. Это и удивляло и радовало: если бы Вика хотела прекратить игру, она обошлась бы одним днём, и я давно стал бы принцем. Но если она хочет продлить удовольствие, то… С чего я взял, что выключение компьютера равносильно смерти? Мы, то есть я, сэр Жеральд и Юнис, можем просто засыпать на это время. Запишет данные – и отдыхай.
   Солнце заходило за чернеющую полоску леса.
   Капли крови уводили вправо, и я подумал: хорошо, что дракон не проложил маршрут над лесом. А то пришлось бы залезать на деревья и искать следы на листьях. Впрочем, они уже слаборазличимы – не вспыхнули в ночи, как я ожидал, кроваво-фосфоресцирующим пунктиром. Значит, ночное путешествие не запланировано, а жаль: какие кровавые схватки могли состояться с алчными вампирами! Правда, это ещё возможно, так что лучше не кликать, на ночь глядя.
   – Не пора ли позаботиться о ночлеге, доблестные рыцари? – провозгласил сэр Жеральд, придерживая поводья.
   – Избушка лесника не видна, – усмехнулся я. – Придётся заночевать у костра. Тут нечисть не водится? – я указал на лес.
   – В этих лесах – нет. Это охотничьи угодья его величества, – ответил сэр Жеральд, – а вот подальше…
   – Ну, пока мы здесь, а не подальше, можно не беспокоиться, – резюмировал я.
   Мы спешились, стреножили коней – они принялись мирно щипать травку, – а сами занялись оборудованием бивака.
   Нам повезло: невдалеке проходила караванная тропа, и там, в окружении скальных обломков, обнаружилось место для очага. Но я бы удивился, если бы его не нашлось.
   – А что, сэр Жеральд, не приходилось готовить дичину на этом месте? – вскользь поинтересовался я.
   Он покачал головой:
   – Нет, так далеко мы не заезжали. Это караванщики. Дорога проходит из Борейи в Сибелию. Через столицу, но до неё полдня пути. Мы обычно располагались ближе к замку, чтоб была возможность послать слуг за следующим кувшином вина! – он подмигнул. – Закончим эту кампанию, и я покажу настоящие охотничьи места!
   – Спасибо, сэр Жеральд, ты настоящий друг, – ответил я, подбирая здоровенный сухой сук.
   В походе мы были равны, не считались родовитостью, не чванились знатностью… Да, собственно, пока и не представлялись друг другу по титулам. И потому хворост и сучья собирали сообща. Да и то сказать – те сухие стволы, что мы подтащили к костру, одному трудно было сдвинуть с места. А вместе, чего ж – разминка.
   Когда я вернулся к костру с последней охапкой хвороста, сэр Жеральд что-то рассказывал Юнису, возящемуся с тонкими прутиками и сухим мхом: он укладывал их в конструкцию, отдалённо напоминающую некий гибрид шалаша в Разливе с индейским вигвамом.
   Я прислушался к болтовне сэра Жеральда:
   – Против единорогов лучше всего выпускать коров. Или быков, но специально отобранных: чтобы рога у них не торчали в стороны, а были направлены вперёд и вверх. Ты скажешь, что рыцарь будет нелепо смотреться верхом на корове? Отнюдь! Должным образом подобранная сбруя, напротив, способна возвеличить седока. Лучшую лошадь можно загубить вместе с седоком, если седло подобрано неправильно, – и он выразительно посмотрел на меня.
   Но я молча положил хворост поодаль от намечающегося костра, а сам сел поближе.
   Сэр Жеральд продолжил:
   – Иная корова сто очков форы даст иному быку, почему я и сказал, что против единорогов лучше выпускать коров…
   – А почему? – спросил Юнис.
   – Очень просто! Рассуди сам: при использовании клинкового оружия, к которому можно отнести и рога, владеющий двумя предметами вооружён дважды… – сэр Жеральд отмахнулся от налетающего комара. – К тому же, если единороги способны только на прямые колющие удары, то корова с изогнутыми рогами может наносить и боковые, то есть сражаться направо и налево. Не будем забывать и о резервировании! Что станется с единорогом, который в пылу схватки потеряет единственный рог? И не имеет значения, сломает он его сам, либо отсечёт противник – второго рога нет. Он выведен из строя как боевая единица! Между тем корова и с одним сломанным рогом способна сражаться. Мало того: она становится более яростной!
   Юнис слушал, раскрыв рот и позабыв о костре. Я хмыкнул и лёгким шлепком убил комара на щеке. Пора бы и дымку подпустить. Но сэр Жеральд ещё не закончил.
   – Мало того! – продолжал он, распаляясь. – Главный секрет в том, что те единороги, что никогда не видели коров, впадают в ступор и на некоторое время становятся небоеспособны. Они начинают размышлять: что перед ними – оживший кошмар, или просто двоится в глазах от выпитого? Единорогам перед боем обычно дают ведро крепкого пива, чтобы лучше сражались, – пояснил сэр Жеральд.
   Я хмыкнул ещё раз и снова шлёпнул по щеке, хотя необходимости и не было.
   – Пожалуй, – заметил я, – пока мы будем разбирать тактику применения коров против единорогов, нас заедят комары… Не пора ли разжечь костёр?
   Сэр Жеральд засмущался и умолк, а Юнис ещё усерднее завозился над прутиками.
   Что говорить, Юнис разжёг костёр виртуозно и традиционно: с помощью кресала и кремня. Это наводило на мысли о длительной скаутской выучке и тщательном чтении «Энциклопедии юных сурков». У меня бы так не получилось, несмотря на не меньшую теоретическую подготовку. Но в подобных делах больше ценится практика.
   Юнис притащил откуда-то с десяток больших прозрачных камней, каковыми обложил выгоревшую проплешину кострища, вонзив острыми краями в землю.
   – Чтоб красивее было, – пояснил он, – больше походило на очаг, а не на обычный костёр. Как будто мы дома.
   Охотиться пока не было необходимости: в седельных сумках помещался месячный запас провизии на целую роту. Даже с учётом зверских аппетитов на свежем воздухе и нашу с сэром Жеральдом комплекцию.
   Копчёную дичь мы разогрели на костре, на прутиках же поджарили ломтики хлеба, и получился недурственный пикник. Не обошлось без фляжки доброго вина, так что ужин удался на славу – королевские экипировщики своё дело знали. Надо выразить им благодарность по возвращении, не забыть.
   Если не присматриваться к костру и не замечать, как пляшут в нём псевдосимволы – впрочем, они могли оказаться плодом моего воображения, – легко представлялось, что находишься где-нибудь на отдыхе, разве что без девушек. Но за одной из них мы как раз и ехали.
   – А скажи-ка пожалуйста, дражайший сэр, почему ты отправился выручать принцессу? – осведомился у меня сэр Жеральд, откидываясь на кучу предусмотрительно заготовленного лапника, подгребая, чтобы полусидеть. – Если не брать во внимание королевский приказ? Мне показалось, ты поехал с охотой.
   Чего он ко мне так обращается – чуть не в третьем лице? И тут я вспомнил, что до сих пор не представился… Вот незадача! Как же лучше назваться? Сэр Гей? Тьфу! Я не думаю, что тут знают о сексуальных меньшинствах, но всё-таки. Мне самому неприятно, а это главное. Вот нетрадиционно ориентированные – все слова перепортили! Сэр Сэрж? Тоже не звучит. Сэр Жуть? Ну, это я совсем не туда. Сэр Жик? Хулиганское какое-то, на жигана смахивает. Может, пройтись по иностранным аналогам? Сэр Го? Рэндзю… Сэр Ж? Коротко и неблагозвучно. Сэр Хьо? Нет, по-испански не звучит.
   А с чего я взял, что обязательно надо образовывать нынешнее имя от паспортного? Я вообще могу Рыцарем Печального Образа назваться – и никому дела не будет. Но было подобное, не хочется повторяться. А здесь однажды назвался – с тем именем и останешься, в паспортный стол не сходишь. Что же придумать поприличнее? Был бы Борисом, назвался бы Сэр Бор. Нет, настроение не тезоименитствующее. Может, отложить на попозже? Скажем, утро вечера мудренее. Ладно, меня спрашивают совершенное иное, надо отвечать на конкретный вопрос.
   – Понимаешь, сэр Жеральд, я не мог не ехать. Не потому, что мне грозила казнь. Просто я должен спасти принцессу. Она оказалась первым человеком, с которым я встретился здесь, в вашем ми…лом королевстве. Если бы я не вышел из леса и не заговорил с ней – может, дракон бы её не унес. Но, если он давно за ней охотился, то рано или поздно утащил бы. Поэтому своей вины в похищении принцессы я не усматриваю, а вот спасти – должен.
   – А ты, сэр Юнис? – обратился сэр Жеральд к юноше.
   Красноватые отблески костра на лице Юниса не позволяли сделать вывод, что он покраснел от заданного вопроса – всё можно списать на них.
   Юнис ответил неожиданно. То есть мы знали, что он поехал именно из-за этого, так что вопрос был задан чисто для проформы – сэр Жеральд не мог не спросить Юниса после того, как спросил меня. Но мы не думали, что он признается сразу.
   – Я люблю её, – сказал он.
   Наверное, мой ответ повлиял. Чувствуя на себе ревнивые взгляды Юниса, я догадывался, что он считает меня соперником, отказывая в этом праве сэру Жеральду. А теперь, услышав, что я не питаю к принцессе никаких чувств, кроме чувства долга, решил сразу признаться, чтобы облегчить душу. Любовь – это такая вещь, к которой каждый рыцарь относятся по-рыцарски. Если он настоящий рыцарь, конечно.
   Мы деликатно помолчали несколько секунд.
   – А она об этом знает? – осведомился я, чтобы продолжить разговор.
   Юнис покачал головой.
   – Не знаю. Её все любят. Её нельзя не любить. Но что я для неё? А вот когда я её спасу, – глаза его засверкали, – тогда и она полюбит меня!
   – А если она полюбит всех троих? – раздумчиво почесал затылок сэр Жеральд.
   – Но её-то люблю именно я! – воскликнул Юнис.
   – Логика железная, – пробормотал я, и обратился к сэру Жеральду: – А ты, доблестный сэр, поведай о своей причине. Мы-то с тобой на эту тему говорили, а наш спутник не слышал.
   – Да что же говорить? – развёл руками сэр Жеральд. – Это хорошее приключение, добрая схватка. Победить дракона – великая честь. А если удастся завладеть его сокровищами… Эй, смотрите-ка!
   Последнее выражение сэра Жеральда относилось к очагу, обложенному сверкающими камнями. Они во время всего разговора переливались, отражая и преломляя блики костра, а теперь вдруг засветились каким-то особенным светом.
   – Да они горят! – воскликнул сэр Жеральд.
   Действительно, камни, до того момента игравшие всеми цветами радуги, раскалились добела и вспыхнули. Маленькие синенькие язычки заплясали на поверхности.
   – Это алмазы! – воскликнул я.
   – Что-то ты не то глаголишь, – нахмурился сэр Жеральд, – как могут гореть алмазы?
   – Ну, конечно, – я принялся лихорадочно припоминать школьные уроки физики и химии, – алмаз состоит из чистого углерода, и при нагревании горит не хуже угля… Даже лучше, потому что не содержит неорганических примесей и потому сгорает без остатка, не оставляя золы.
   – Да-а, – протянул сэр Жеральд и уставился на Юниса. – Где ты их взял?
   – Тут, недалеко, – пролепетал Юнис, – вон за тем камнем… там много ещё.
   Он сорвался с места и убежал за огромный валун, охнул, оступившись, долго хрустел обломками скалы и, наконец, появился, держа в руках несколько огромных прозрачных алмазов.
   Сэр Жеральд жадно схватил один из камней, повертел в руках, внимательно осматривая, потом попытался нацарапать на поверхности черту своим бриллиантовым перстнем. Разумеется, у него ничего не получилось.
   – Ты смотри! – и он уважительно посмотрел на меня и благодарно – на Юниса. Потом повертел алмаз перед глазами, любуясь игрой разноцветных отсверков.
   Юнис неотступно следил за ним.
   – Мы на верном пути! – провозгласил сэр Жеральд. – Приближаются владения дракона! Правду говорили: там земля усыпана алмазами и золотом! Потому драконы и летают сюда, что у себя жрать нечего. Алмазы-то несъедобны.
   И он швырнул принесенные Юнисом камни в костёр.
   – Зачем, зачем это? – воскликнул Юнис растерянно.
   – На обратном пути наберём, – отмахнулся сэр Жеральд, – чего зря набивать сумки каменьями, лошадей морить? Давайте ложиться спать.
   Мы легли. Сэр Жеральд захрапел, едва перешёл в горизонтальное положение, а вот Юнис долго ворочался, укладываясь. Потом приподнял голову, прислушался: спим ли мы, осторожно поднялся и удалился за валуны.
   Я машинально прислушался, ожидая, что услышу тихое журчание, однако уловил лишь стук камней да негромкое бормотание. Потом появился Юнис, держа узелком подол камзола, и я понял, что он ходил собирать алмазы. Вот те раз! Не подцепил ли он алмазную лихорадку? Надуло из-за кустов… С этой мыслью я и заснул.


   Петля дракона

   Когда я открыл глаза, утро уже наступило.
   Но я так и не понял: выключала Вика компьютер, или сон был запрограммирован? Скорее первое, ибо в противном случае Вика не преминула бы учудить ночью какую-нибудь пакость – например, наслать полчища вампиров, или устроить разлив ближайшей реки, чтобы посмотреть, удастся ли нам выйти сухими из воды.
   Ан нет, ничего подобного не произошло: речушка спокойно текла в пологих берегах, и я с удовольствием умылся в прохладной воде, глядя на своё разбивающееся мозаикой отражение. Мелкие волны набегали на берег, и рассмотреть лицо подробнее не получалось. А хотелось узнать: не слишком ли помято я выгляжу?
   Вздохнув, я сделал несколько упражнений из комплекса утренней гимнастики, и вернулся на место стоянки.
   За ночь костёр догорел, не осталось и золы, лишь чернело выжженное пятно кострища. Но утром огонь не был нужен: мы позавтракали холодным мясом. Должен же завтрак хоть чем-то отличаться от ужина?
   Перекусив, мы поскакали по пунктиру кровавых капель. Застоявшиеся за ночь кони мчались с удовольствием, напоминая о том, что утренняя зарядка необходима всем живым организмам. Но нам пришлось заменить её тряской в седле, делая вид, что это массаж. Да, я успел сделать несколько разминочных движений на берегу реки, но искупаться не решился, опасаясь местных крокодилов – кто знает, что водится в здешних кодах, то есть водах? А вдруг бесконечный дифференциал? Так и изойдёшь на нуль.
   Кони скакали по невысокой траве, на которой чётко смотрелись кровавые капли, подобные редким ягодам. По счастью, настоящих ягод не было, и они не отвлекали внимание. Наверное, не сезон.
   Три пары глаз зорко высматривали красную цепочку, одновременно зыркая по сторонам: не лежит ли где-нибудь ещё один лоскут платья?
   И вдруг цепочка разделилась! Капли и до того лежали вразброс, не по идеальной прямой. Это было естественно, но неудобно: приходилось мотать головами из стороны в сторону, стремясь не потерять их из виду.
   Но, начиная с какого-то момента, пунктир капель начал явственно расходиться на три. Один стал забирать влево, второй вправо, а третий по-прежнему стремился вперёд.
   Всё произошло так быстро, что мы проскакали развилку прежде, чем до нас дошло, что тут что-то не так.
   Сдержать удивление мы не смогли, а вот коней – удержали.
   – Что за чертовщина! – гаркнул сэр Жеральд. Он всегда успевал отреагировать быстрее, и не только словесно. Что, впрочем, вполне понятно: Юнис грезил о принцессе, а я думал о своих проблемах.
   Возглас сэра Жеральда оторвал нас от размышлений и перевёл в плоскость действия.
   Место развилки мы миновали. Но не стали возвращаться, а остановились там, где следы разошлись совершенно отчётливо.
   – Что будем делать? – спросил Юнис. – Разделимся?
   – Как это получилось? – недоумевал сэр Жеральд. – Он что, трёхглавый? А кровь горлом пошла, от натуги? Принцесса тяжёлая, надорвался…
   Я растерянно пожал плечами:
   – Честно говоря, не помню. Скорее всего, трёхглавый: втроём не так скучно, всегда найдётся, с кем поболтать. Он и должен быть трёхголовым, раз нас трое: каждому по голове. И при чем тут трёхголовость? Я ему коготь отрубил!
   – Что же будем делать? Разделимся? – вновь спросил Юнис, нетерпеливо ёрзая в седле.
   «Либо дырку протрёт, либо мозоль будет», – мельком подумал я, а вслух сказал, решительно и твёрдо:
   – Считаю, что так делать нельзя. Это может быть драконьей военной хитростью: поодиночке с нами легче расправиться.
   – Верно! – поддержал меня сэр Жеральд.
   – Тем более непонятно, – продолжал я, – как капающая кровь разделилась на три потока? Даже если дракон трёхголовый, даже если перенапрягся… Он что, с изменяющейся полётной конфигурацией? Каждая голова способна лететь отдельно? Тогда это ассоциат, а не целостный организм.
   – Мудрёно говоришь, но верно, – покачал головой сэр Жеральд. – Едем вместе, негоже разделяться. Поодиночке нас вернее ухлопают, чем гуртом.
   Юнис вынужденно согласился с большинством, хотя было видно, что он не в восторге: ему хотелось освободить принцессу самолично. Подумаешь, какой-то вшивый дракон!
   – По какой дороге поедем? – спросил он, скрепя сердце, – то есть по каким следам?
   – Я бы поехал прямо, – сказал сэр Жеральд, – по средней. Нет ничего дороже золотой середины.
   – А я бы – по правой, – сказал Юнис. – Наше дело правое…
   – А я бы подумал, – сказал я.
   Жаль, что я не знаю, как вызвать карту. Во всех «бродилках» такая возможность имеется. Правда, там не всегда позволяют увидеть ещё не пройденный путь, но оценить обстановку удалось бы. А может, поискать кнопку вызова, вдруг получится? Как там: ноль на клавиатуре? Или клавиша «м»? Где её найти?
   Я потрепал лошадь по шее, провел рукой между ушей и потянул украдкой за левое ухо. Лошадь затанцевала, но карта не открылась. Эх, надо было за правое дёрнуть! Стоп, а почему лошадь? Я ведь в точности такой же электронный, как и она…
   Я пощипал себя за мочку уха, за вторую, почесал затылок… Нет, если где и скрывалась «горячая клавиша», то явно не там, где я. Что ж, попробуем иначе.
   Я попытался мысленно воспарить над местом стояния и представить его с высоты птичьего полёта. Увидать ту самую карту, представить её.
   Так… это стоим мы, это капли драконовой крови, развилка… Что-то она мне напоминает… Что? Букву «пси» греческого алфавита. Трезубую вилку, трёхглавого дракона, трезубец князя Владимира. Ну и что? А откуда она появилась, эта вилка? Обычным способом объяснить невозможно… Или возможно? Сказочным – проще всего, а вот обычным? Что может сделать дракон, чтобы нарисовать букву «пси» греческого алфавита? Причём в полёте?
   Но будет ли дракон писать букву «пси»? Зачем ему это надо? Даже если попросить: нарисуй, мол, букву «пси», он сморщится и скажет: «Фи! Зачем мне это нужно?»
   И будет абсолютно прав! Не надо рисовать букву «пси», а надо рисовать… букву «фи»! Тем более что нарисовать её проще простого, даже в полёте: летишь себе прямо, потом отклоняешься вправо, делаешь петлю и возвращаешься назад. И, пересекая свой след, уходишь налево…
   И получается аккуратный перекрёсточек, трилистничек буквы «фи». А если постараться, можно сделать, что и под острым углом следы расходиться начнут… особенно если включить реверсивную тягу. Интересно, есть ли у драконов реверс?
   Стоп-стоп-стоп. Параллельная мысль возникла. Вот она: а может, изрыгание огня драконом, которое любят описывать очевидцы, есть не что иное, как попытки дать задний ход? Тихое животное – безобидное, беззлобное, может быть, даже травоядное – вышло погулять, подышать свежим воздушком. Идёт спокойненько, дышит полной грудью – и вдруг налетают на него с мечами, с копьями! Поневоле затормозишь и подашься назад. А как? Изрыгая пламя: надо включить экстренную тормозную систему. А когда используешь реактивный принцип движения, то ничего лучшего, чем тормозной импульс, и не придумаешь. А эти олухи, видя выхлоп, начинают врать, что дракон изрыгает пламя, плюётся огнем… Вот и всё.
   – Поедем налево, – решил я.
   – Почему? – возразил сэр Жеральд. Нет, не возразил, а спросил: – Почему?
   – Сдаётся мне, доблестные сэры, что немалая хитрость со стороны дракона имеется. И если он не левша, то должен обязательно направо лететь, – туманно объяснил я.
   Юнис недоумевающе посмотрел на меня.
   – Но если дракон не левша, почему мы идём налево?
   – Математику учить нужно, – мягко пояснил я, и, видя, что Юнис продолжает смотреть недоверчиво, добавил: – Мне кажется, он развернулся и пересёк собственный след. Как заяц…
   Юнис посветлел: он понял.
   – Ха, ха! – захохотал и сэр Жеральд. – Дракон – заяц! Мне нравится сравнение, сэр рыцарь. Но если заяц начинает путать следы, это означает, что он хочет залечь на отдых. Может, и у драконов такие обычаи? Поспешим же: цель близка. Впереди – логово дракона!
   И мы поскакали.
   «Степь да степь кругом…» – почему-то захотелось запеть. Наверное, передалась уверенность сэра Жеральда. Он-то охотился и на зайцев, и на драконов. А я, наоборот, в «зелёном патруле» состоял, охранял живую природу.


   Встреча с медведем

   Скакали мы недолго: следы стали забирать вправо и вскоре повернули на сто восемьдесят градусов. Я почувствовал себя неловко: дракон оказался левшой. Назло мне.
   – Ну что же, – сказал я, когда мы вновь выехали на место пересечения следов крови, и Юнис посмотрел презрительно, – я ошибся: дракон оказался левшой. Но зато теперь мы точно знаем, с какой стороны к нему подходить, как атаковать, куда отскакивать…
   Сэр Жеральд одобрительно хмыкнул и покивал головой. Но Юнис думал о другом.
   – Я так и знал! – выпалил он. – Надо было ехать направо!
   – А чего не сказал? – огрызнулся я. – И откуда такие сведения? Ничего, потеря невелика, минут двадцать.
   – Не будем спорить, доблестные рыцари, – вмешался сэр Жеральд, – поедем по следам.
   Ох, не хотелось мне туда ехать! Подступавший слева к дороге лесочек, в котором мы собирали дрова, исчез. Вернее, остался позади, и, не окажись дракон левшой, мы бы продолжали скакать по чудной зелёной травке, скрывающей старую заросшую дорогу, которая, несомненно, вела прямиком к драконьему логову. И как я её вчера не заметил? По ней в незапамятные времена окрестные жители возили дракону дань: кур, баранов, свиней, быков и молоденьких девушек. А потом жители обленились, или обнищали, и дракону пришлось самому добывать пропитание.
   И вот дорога, вместо того, чтобы вести влево – «в поля, в луга, на берег речки», где «пасутся белые овечки и сена высятся стога», – принялась упорно уклоняться направо, а там дремучился тёмный лес. Подтверждались мои худшие опасения: нам-таки придётся залезать на деревья, отыскивая кровавые следы. Интересно, годятся рыцарские шпоры в качестве монтёрских «кошек»?
   Мы подъехали к опушке. Лес стоял прочно, вечно, заколдованно.
   Сэр Жеральд нахмурился, снял со спины арбалет, взвёл и пристроил на луке седла. Юнис проделал то же самое.
   Чёрт, если бы я знал, как пользуются этой штукой! Нет, когда-то в детстве, помнится, мастерил подобные самострелы: кусок деревяшки, гвоздик, резинка от трусов… Шагов на двадцать стрела летела. Тут принцип действия тот же, но сбивать птицу на лету не стоит и пытаться: практики маловато. Лучше чего-нибудь попроще.
   Я вытащил из ножен меч и положил поперек седла.
   Сэр Жеральд покосился на меня, но ничего не сказал.
   – От нечисти, – пояснил я, – острая сталь.
   – А, да! – лицо его разгладилось. – А я и позабыл… Обычных ворогов ожидаю.
   Дорожка неотвратимо сжималась, превращаясь в тропинку. Наверняка мы не тем путем поехали! По такой тропке только заготовители хвороста ходят. Чего вдруг она исхудала?
   – Не обошлось без колдовских чар, – вдруг произнёс сэр Жеральд, поднимая арбалет. Он словно услышал мои мысли: находясь в одной программе, это немудрено.
   – Поеду-ка впереди, – решил я, беря меч в правую руку, а левой подбирая поводья, как положено по уставу. – А ты, сэр Жеральд, если что – рази без промаха.
   – Не беспокойся, – отвечал сэр Жеральд, – моя рука не дрогнет!
   Тропинка принялась выписывать неожиданные повороты – иногда под прямым углом – и я сразу вспомнил зелёный лабиринт подстриженных кустов у королевского замка. Не сдублировала ли Вика программу? Но кусты по обе стороны тропинки росли нестрижеными, дикими. Лес же.
   И внезапно зашевелились справа, и оттуда показалась огромная оскаленная медвежья морда.
   Я замахнулся мечом, но ударить не успел.
   – Не ходите сюда, добрые люди, – послышался хриплый голос, и я вспомнил сакраментальное выражение пёсика Фафика: «Улыбаться – это всегда немного показывать зубы». Но не может говорить медведь, не оскаливая пасть, если не чревовещатель. А при разевании пасти зубы оскаливаются автоматически. Значит, медведю надо шептать. А тогда дикция ухудшается. Вот незадача!
   – Ты предупреждаешь или угрожаешь? – уточнил я, отводя меч в сторону, но продолжая держать наготове.
   – Предупреждаю, предупреждаю, – галантно ответил медведь, защищающимся жестом выставив лапы с крупными когтями.
   Как верить такому зверю? А поверить надо. Хорошо, с детства сохранились тёплые воспоминания об игрушечном плюшевом мишке. Представлю, что это он и есть…
   – А почему нельзя? – причину выяснить всё равно необходимо.
   – Это заколдованный лес.
   – А ты вроде сторож? И оклад хороший?
   – Нет, я на общественных началах, – грустно произнёс медведь. – Дело в том, что я сам заколдован. Раньше я был добрый молодец…
   – А теперь – добрый медведь, – продолжил я. – Хорошо хоть доброта у тебя сохранилась, а то как бывает: подхватит кто-то СПИД по глупости – и давай всех подряд заражать. Чтобы, мол, не одному страдать. Вот количество зла в мире и увеличивается. И, главное, ему самому лучше не становится! Смерть всё равно у каждого своя…
   – Не-е, я не такой, – протянул медведь, замотав головой, – я предупредить хотел. Может, потом меня расколдуете… – добавил он застенчиво, но с надеждой.
   – Обязательно! А кто тебя заколдовал-то?
   – Да я сам не знаю, – понурился медведь. – На колдовскую мину, видать, напоролся… Тут недалеко колдунья живёт, верно, она подходы к избушке и заминировала.
   – Вот нам к ней и надо. А то, вишь, дракон унёс принцессу, а мы выручать её идём, да сбились с дороги. Ранил я дракона (я не стал уточнять, куда), кровь из него капает. Пока ехали по лугу – видели след, а теперь кровь на деревьях, на листьях. Снизу не разглядеть.
   – Эх, был бы я белкой! – воскликнул добрый медведь. – Помог бы вам!
   Меня тронула его искренность.
   – И поможешь, если укажешь, как к избушке подобраться, да на мине не взорваться…
   Я перестал понимать: где говорю сам, а где – под влиянием программы. Чьи переходы со сказочно-славянского на вульгарный: мои или запрограммированные?
   – По тропинке идите, она выведет, – махнул лапой медведь. – В сторону не забирайте. По тропинке колдунья ходит, боится минами себя заколдовать. А другой дороги нет, никто в иное место прийти не может, только к избушке. А там она с любым справится: дома и стены помогают.
   Распрощались мы с добрым медведем, и пошли дальше.
   – Ты ему веришь? – проворчал сэр Жеральд, когда удалились от места встречи.
   – Почему и нет? – пожал я плечами. – Морда внушает доверие…
   – А меня так и подмывало пальнуть в него из арбалета, – признался сэр Жеральд.
   – Стрельнуть, – машинально поправил я, – из арбалета – стрельнуть, потому что стрелой. Пальнуть можно из огнестрельного оружия.
   – Один чёрт! – махнул рукой сэр Жеральд. – В этих лесах я никому не верю.
   – Бывал, что ли? – поинтересовался я.
   – Рассказывали всякое, – проговорил он уклончиво.


   В избушке у старушки

   Полянка открылась неожиданно, сразу после того, как кусты близко подступили к дорожке и пригрозили совсем её задушить.
   А на поляночке сидела старушенция в сиренево-сером платье и слушала Луи Армстронга: перед ней на вкопанном в землю одноногом столике стояла маленькая клеточка, в которой он и распинался. Как положено, с саксофоном в руках, звучанием которого перемежал вокальные экзерсисы.
   Старушка время от времени бросала в клетку кусочки чего-то съестного, и маэстро, закончив номер и раскланиваясь, подбирал их с пола и торопливо совал в рот, проглатывая и давясь.
   Завидев нас, старушка вытерла руки о подол платья и поспешила навстречу.
   Пока шла, я успел заметить, что дракон здесь пролетал: капли крови криво пересекали полянку, взбегали по скату на крышу домика и исчезали за ним.
   «Гемофилией, наверное, страдает, – подумал я, – вторые сутки кровь капает… Прижёг бы, что ли – огонь при себе. Но Вика тоже даёт: так над Армстронгом издеваться! Она что, скрытая садистка? И ещё: такую программку на скорую руку не соорудишь. Может, у неё имелись фрагменты, или давно играет в этот мир, а теперь решила закинуть сюда и меня?»
   Я вспомнил, что раньше не обращал внимания на то, что Вика делает за компьютером: не люблю заглядывать через плечо. Так что всё возможно – и скрытый садизм, и сказочный мир.
   Старушка подошла поближе, и я с удивлением заметил, что у неё острый длинный нос. Очень острый. Настолько, что на него с размаху насаживались звенящие в воздухе комары.
   Что-то мне это напоминало… где-то я её уже видел…
   Присмотревшись, я ахнул: передо мной стояла ожившая картинка из стенгазеты, которую я нарисовал к какой-то дате, или на тему вылазки в лес. Не то карикатура, не то дружеский шарж на Вику, в котором обыгрывал её фамилию – Остроносова. И даже комары на носу, по-моему, были те же самые.
   – Ба! Кто к нам пожаловал! – воскликнула старуха.
   – И кто же к вам пожаловал? – осведомился я.
   – Да, действительно… Кто вы такие, доблестные рыцари?
   Вот те раз! А я-то надеялся перехватить управление программой: я думал, колдунья сама назовет моё имя, не придётся вспоминать. То есть, что я? Я – Сергей Леонидов… но это моё реальное имя, а вот виртуальное, электронное? Но я же собирался его придумать! Например, сэр Леон – звучит? Ещё как: «Леон» значит «лев». Подойдёт. Для рыцаря в самый раз. Вот так в неожиданные моменты и приходит озарение. Да, но отвечать-то бабуле всё равно надо. А как? Да как положено!
   – Что ж ты, бабушка, не накормив, не напоив молодцов, а спрашиваешь? Не надо нарушать неписаные традиции. Тем более нас трое. Значит, тройного почёта требуем.
   Я хотел сыграть на магическом для всех сказок числе «три».
   – А не заколдовать ли вас? – задумчиво произнесла колдунья, далеко выпячивая нижнюю губу. – Кормить не придётся…
   Спутники мои побледнели.
   – А мы уже заколдованные, – хладнокровно произнёс я, имея в виду прежде всего себя. – Так что я бы на твоём месте не рисковал. Минус на минус даёт плюс.
   – Это почему? – подозрительно спросила колдунья.
   – Математику учить нужно, – важно ответил я, смутно сознавая, что начинаю повторяться.
   – Ну, пойдёмте, коли так, – предложила старуха, сошмаргивая комаров с носа и стряхивая наземь. Ими тут же заинтересовались какие-то пичуги.
   Оставив коней у коновязи, где разлеглось длинное корыто с овсом, весьма напоминающим расплющенные хлопья «геркулеса», мы вошли в избушку и огляделись.
   Снаружи мне казалось, что мы в ней не повернёмся, ан нет – избушка оказалась словно «фиат» из рекламы: внутри больше, чем снаружи. Причём в несколько раз. Я думаю, при желании мы разместились бы вместе с лошадьми.
   Да и интерьер помещения мало напоминал виденные мною маленькие избушки.
   Я смотрел по сторонам и думал: почему мне до сих пор не встречаются знакомые по компьютерным играм места? Должна же Вика что-то заимствовать из существующих программ? Например, избушка и старушка – я бы содрал их из чего-то вроде «Crow». Но всё кажется оригинальным. Что лишний раз говорит о Викиной квалификации.
   Бабуля принялась накрывать на стол. Не то, чтобы сильно хотелось есть (хотя и подошло время обеда), да и из соображений безопасности следовало отказаться от приёма пищи (я не забыл предостережение доброго медведя), но мне казалось, что коварство колдуньи нам не грозит. Да и горяченького захотелось. Да и пахло, признаться, очень вкусно.
   Замечательно пахло, я даже удивился. Ну ладно: изображение, цвет, звук на компьютере получаются очень хорошо, но они получались хорошо и в кино и на телеэкране. А об электронном моделировании запаха пока никто не заикался. Откуда же берутся запахи? Неужели, находясь внутри программы, начинаешь чувствовать себя настоящим человеком? Или просто память подключается: видишь что-то, вспоминаешь, как пахнет – и пожалуйста. А если встретится нечто незнакомое, что тогда?
   Тонкий парок струился над тарелками. Из хорошего фарфора тарелки, с ручной росписью, не с шелкографией.
   Юнис провёл над своей тарелкой правой рукой, будто крестя. Блеснул бирюзой камень в печатке.
   – Можно есть, – сказал он, – яда нет.
   Я усмехнулся. Сэр Жеральд тоже.
   – Юноша, – наставительно произнёс он, – от колдовства никакие камни не помогут, только амулеты. – И взялся левой рукой за висящую на шее ладанку.
   – Этот поможет, – упрямо ответил Юнис, беря ложку и опуская в тарелку. – Его дала крёстная, а она в таких делах толк знает.
   – Фея Серебряного Озера? – переспросил сэр Жеральд. – Тогда я спокоен.
   И тоже взял ложку и погрузил в варево.
   Вошла колдунья, неся на большом блюде целого жареного индюка.
   – Кушайте, гости дорогие! – расплылась она в улыбке. – А то заскучала я. Никто у меня не появляется, все боятся чего-то…
   – Наверное, того, что заколдуешь их, – заметил я, поднося ложку ко рту.
   – Кто? Я? – всплеснула она руками. Хорошо, что блюдо поставила на стол, а то бы уронила. – Да напраслина всё! Чего заколдовывать-то? Всё до меня заколдовано! Я же тут недавно, без году неделя…
   – Направленница, что ли? – спросил я, но колдунья только зыркнула взглядом в мою сторону и ничего не ответила.
   – Вот взяла бы – и расколдовала, – произнёс Юнис, облизывая ложку.
   – Да как я могу? – искренне удивилась колдунья. – Не мной заколдовано, не мне и расколдовывать. Чего силу свою тратить на чужие колдовства? К тому же, колдовская этика… И потом: у каждого колдуна свои приёмы и ухватки. Чужое расколдовывать… ой-ой-ой! Такое может получиться, что не обрадуешься: вместо расколдовывания получится двойное заколдовывание. По мелочам кое-что можно попробовать, но не более.
   – А как же зовут тебя? – неожиданно в упор спросил сэр Жеральд, укладывая ложку у пустой тарелки. – Слыхал я о тебе или нет? О местах этих давно недобрая слава ходит…
   – А зовут меня, – колдунья пронзительно посмотрела на меня, взгляд её стал острее носа, – Акив!
   – Кхгм! – я поперхнулся борщом и перестал ощущать вкус. Ну, теперь всё: если Юнис или сэр Жеральд находились в свите короля, когда я ему вешал лапшу на уши, то вспомнят, что я ссылался на колдунью Акив, которая меня заколдовала. Мне осталось уповать, что их там не было. Либо что они забыли. Хотя на последнее надежды мало: у сэра Жеральда память как винчестер большой ёмкости, всё вмещает. Нет, в свите я их вроде не заметил. И с сэром Жеральдом встретился в оружейной. А вот Юнис… В конце концов, сошлюсь, что колдуньи – тёзки. Или сёстры родные.
   – Ага, – сэр Жеральд замолчал, вспоминая, потом покачал головой: – Нет, не слышал. Сивеллу слышал, Желтину слышал, этого… – он перекрестился, словно отмахивал муху, – Морога слышал. А тебя – нет.
   Индейка – или индюк? – оказалась очень вкусной, и мы умолотили её за пять минут.
   – Поели? – осведомилась колдунья, потирая руки. – Теперь – информация! Ничто не ценится у нас так дорого, как хорошая информация. Кто вы, откуда, и куда путь держите?
   Первым начал Юнис, по старинной армейской традиции, когда первым высказывается младший:
   – Я – Юнис Селерон, герцог Аксцезский.
   Вот те на! Юнис – герцог. Значит, надо называться минимум принцем крови. Иначе несолидно получится.
   – Жеральд Мегатренд, барон Эксельский! – провозгласил сэр Жеральд.
   Ну, это полегче. Но всё равно, какую бы глупость сморозить: Майкрософт Ворлдский? Или Ворлд Майкрософтский?
   Я на мгновение задумался, но губы помимо воли произнесли:
   – Сэрж-Леон де Альгвазил, граф Сен-Викийский!
   Боже мой! – я едва не схватился за голову. Ну, Викочка, удружила! Одно хорошо: самому не надо придумывать. Но лучше быть безымянным бродягой, чем терпеть такое издевательство! А ведь придётся. Ну, спасибо, Викочка. Уж я тебя уважу, если получится: залезу в систему и переформатирую винчестер! Перед сдачей отчёта по хозтеме. Чтобы знала, что я не раб, а свободный человек.
   Но надо брать себя в руки и продолжать переговоры с владелицей избушки:
   – А идём мы на поиски принцессы, которую унёс свирепый дракон…
   – А-а-а! – закричала страшным голосом колдунья. – Так это вашу принцессу дракон пронёс над моим домом?
   По форме вопроса можно подумать, что над избушкой что ни день пролетают драконы с принцессами, причём всякий раз с новыми.
   Сэр Жеральд, видимо, подумал так же, поэтому сказал:
   – Другой вроде быть не должно, – и уважительно посмотрел на меня. Не безродный рыцарь, граф в друзьях.
   – И вы собираетесь дракона убить? – вкрадчиво спросила колдунья. – А принцессу – освободить?
   – Хотелось бы… – выжидающе сказал я, пытаясь предугадать реакцию: вдруг она двоюродная сестра дракона? Мало ли какие родственные отношения у нечистой силы?
   – Тогда я вам помогу! – решительно произнесла старуха. – Он мне крышу кровищей закапал: не мог, скотина, в сторону свернуть. Теперь либо перекрашивать, либо скипидаром оттирать. А драконья кровь едучая! – она сожмурилась. – Это сколько скипидара уйдёт? – потом переменила тон и предложила: – Идёмте в светёлку.
   А где мы сидели, в горнице, что ли? Или в трапезной? Ну-ну, Вика… Графы, бароны, герцоги – и светёлка, вишь. Прямо смесь французского с нижегородским. Или бульдога с носорогом, – додумал я, вспомнив детский прикол.
   В светёлке, оправдывая название, было светло и чисто. Посредине стоял такой же стол, как в трапезной, а вдоль стен, на украшенных вышитыми полотенцами полках, разлеглась коллекция фарфоровых тарелок.
   Старуха, приподнявшись на цыпочках, споро достала одну, поставила на стол (по ободку тарелки вилась затейливая надпись «ВЭФсоник»), и, вытерев о передник розовобокое яблоко, снятое с той же полки, катнула по тарелочке жестом опытного рулеточного крупье. Ещё и подкрутила большим пальцем.
   На тарелочке, подрагивая, медленно прояснялось изображение богато украшенных палат. Узкие стрельчатые окна, забранные узорчатой разноцветной мозаикой, бросали радужные блики на девушку, сидящую на длинной деревянной лавке и грызущую морковку.
   Изображение мерцало и подергивалось, к тому же казалось затянутым серой паутиной.
   – Опять с настройкой что-то, – буркнула старуха. – Сигнал нечёткий. Ионосфера, что ли, шалит?
   Она сняла яблоко с тарелки, протерла её подолом платья и вернула яблоко обратно.
   Изображение улучшилось, но ненамного: муар исчез, но мерцание осталось, и добавились поперечные полосы.
   Колдунья щёлкнула пальцем по яблоку. Изображение поморщилось.
   – Нет, это чёрт знает что! – возмутилась старуха.
   Она схватила яблоко с тарелки и принялась внимательно осматривать.
   – Ага! – завопила она страшным голосом, увидев входное отверстие яблочной плодожорки. Ещё секунду осматривала яблоко и, не найдя выходного, ухмыльнулась, приложила яблоко к уху, затем покрутила и решительно куснула.
   С хрустом раскусив яблоко, она тряхнула его, и на пол, извиваясь, упал большой бело-розовый червяк.
   Жалобно причитая, он быстро-быстро уполз с места падения и спрятался под шкаф. Баба-Яга, не предпринимая никаких действий, задумчиво провожала его глазами, догрызая яблоко.
   – Может, раздавить? – поглядывая на суетящегося червячка, предложил сэр Жеральд, которого утомило бездеятельное сидение, и он решил хоть как-то развлечься.
   – Пригодится, – отрезала старуха, доставая из шкапа другое яблоко. Внимательно осмотрев его и погрозив кулаком червячку – он осторожно выглядывал из-за ножки шкафа, – пустила по блюдечку.
   – Кто это? – спросил я, кивая на червячка. С чего такая забота об обычном плодовом вредителе?
   – Мастер-наладчик, – пренебрежительно махнула она рукой. – Работает неплохо, но иногда забывается.
   Тарелочка засветилась вновь. Изображение осталось прежним, хотя качество значительно улучшилось. Но слева вклинилась бесформенная зеленеющая масса.
   Принцесса говорила тихо, постепенно повышая голос:
   – Не пойду я за тебя замуж, чудище ты трёхголовое. Я – порядочная девушка, а не шлюха какая-то… Ты мне групповуху не предлагай, гнида зелёная! Скоро явятся рыцари мои верные, срубят головы твои поганые, а тебя на кусочки разрежут, сожгут и пепел по ветру развеют!
   Речь принцессы, на мой взгляд, также страдала смешением стилей: возвышенно-высокопарного и приблатнённого. Или это из-за неотлаженной программы?
   – Садистка ты, принцессочка, – услышали мы сиплый голос, и зелёная масса шевельнулась, открывая костяной гребень на спине: масса оказалась плечом дракона. – Это мне и нравится! А на рыцарей ты напрасно надеешься: изведу я их! Вот им, рыцарям твоим! – услышали мы драконий рык, и в поле зрения показалась зелёная фига. Конфигурация пальцев на лапе дракона сильно отличалась от человеческой, поэтому фига получилась экстравагантная.
   С секунду мы смотрели на произведение драконова искусства, а потом на месте фиги появилась оскаленная драконья морда:
   – Слушайте вы, рыцари стоеросовые! Убивать я такую шикарную принцессу, конечно, не буду. В темницу бросать – тоже. А будет она сидеть в высокой-превысокой башне. А вас, милые мои, обязательно изведу. Особенно того, кто мне любимый коготь отрубил. Так что сидите дома и не рыпайтесь! Всё, конец связи!
   Изображение исчезло. Баба-Акив попыталась немного покрутить яблоко, покопалась в оборотной стороне тарелки, но ничего не добилась.
   – Может, эти попробуем? – кивнул я на стоящие на полках тарелки с надписями «Панагрюндиг» и «Филипкайи».
   – Не работают, – поморщилась колдунья, – всё не соберусь представителей фирм вызвать. Ну, кто в нашу глушь доберётся? – пригорюнилась она. – А тот вообще барахло, – и она указала на стоящий в углу комнаты старинный рекордер с затейливой вязью на передней панели: «д’Непруха». – Музейная редкость.
   – Вы обещали помочь, – напомнил я.
   – Да! Покажите наглому драконишке, на что вы способны.
   – Он намекал на какие-то угрозы.
   – Да какие угрозы! Стандартный набор: непроходимый лес, непроходимое болото, непроходимые горы…
   – И непроходимость кишечника… – пробормотал я. Но ведьма услышала:
   – До этого он не додумается, хотя это, пожалуй, самое эффективное. Впрочем, и от него имеется средство.
   – Это всё, что он может предложить?
   – Да, продолжим. Короче, все четыре стихии могут работать на него: земля, воздух, огонь и вода. То есть: бескрайнее обычное море, огненное море, воздушный океан и земля – от края и до края. Но обычно ограничиваются морем песка. Пустыней то есть. Там встречается одновременное сочетание нескольких факторов: зной, сухость, расстояние…
   – Не много ли?
   – Что, испугался? Нет, может, чего-то не будет, но лучше ко всему подготовиться. Лучше перестраховаться, чем не застраховаться. Возможна также ледяная пустыня с метелями. Ветер северный, умеренный до сильного. Вроде всё. Может, если пройдёте, ещё что-нибудь подкинет… Джунгли, например. В том числе и каменные, город то есть.
   – М-да… – я был ошеломлён. Мне казалось, что нам осталось совсем немного пройти, до драконовой башни. А потом – короткая схватка с драконом, и всё. Но Вика, очевидно, решила подключить что-нибудь вроде «Prehistorik’a». Ну что ж, это радует: жизнь продолжается… продляется то есть – я постоянно помнил об угрозе стирания программы. Memento mori. А пока буду жить да радоваться, если не погибну неожиданно на каком-то из препятствий. Но тут есть надежда на аварийную запись файла, то есть на backup.
   Драконовы препятствия… Вот если бы нам встретилось что-нибудь из логических игр, типа «Stounage» или «Ugh!», тогда бы я показал класс!.. Математический склад ума – это вам не мечом махать…
   – Было бы проще, если бы убегали вы, – прервала колдунья бахвальные мысли. – Бросил щёточку – лес вырос, бросил камушек – гора, бросил зеркальце – море, бросил…
   – А обратный процесс возможен? – перебил я. Испугался, что будет перечислять все природные явления и катаклизмы. – Если препятствия базируются на том же субмолекулярном расширении, значит, возможно и субмолекулярное сжатие?
   – Ты представляешь, о чём говоришь? – всплеснула руками колдунья. – Для сжатия необходима специальная аппаратура, ею надо окружить весь лес, всё море, всё болото… Нет, у убегающего всегда преимущества.
   – А по-волшебному? – вкрадчиво и провокационно спросил я.
   – Всё равно: надо видеть, что творишь. И потом, я же говорила, что чары одного волшебника с трудом перебиваются чарами другого. Тут возможно всякое: захочешь, чтобы лес исчез, а он вдруг станет каменным. Захочешь, чтобы море высохло, а оно скиснет, в кислоту превратится.
   – А как же в сказках да фэнтези, когда колдуны да волшебники друг с другом воюют?
   – Э-э-э, то специальные боевые волшебства! Вы, рыцари, мечами да копьями сражаетесь, палашами да алебардами… А сеялкой пробовали? – грозно спросила она. – Или токарно-винторезным станком? Так и тут: рабочие заклинания – совсем не то, что заклинания боевые, с ними по-простому не выйдет.
   – А-а-а, – протянул я, – ясно. Но что-то подобрать можно? Для компенсации.
   – Всё будет зависеть от того, в каком порядке будут встречаться препятствия, – пояснила старуха. – Если дракон дурак, то вывалит всё в кучу, ни с чем не считаясь, а вы, мол, разбирайтесь… Или ошибётся и поставит, скажем, горы перед морем. Тогда вы спокойненько опрокидываете горы в море – и готова дорожка, идите по ней, аки по суху, то есть по мосту. Или море перед огнём: вы сдвигаете море на огонь – и нету ни огня, ни моря.
   Я хмыкнул:
   – Ловко!
   – Годится также, если море будет после огня, – продолжала колдунья, вдохновляясь всё больше, – вы сдвигаете огонь на море, и оно высыхает. Сдвигающему заклинанию я вас обучу, – бабуля увлеклась процессом. – Или огонь возле горы: можно раскалить её, а потом плеснуть морем, она и рассыплется. Физику в школе учил? – строго спросила она.
   – Учил, – уныло ответил я, и спросил: – А если будет не в таком порядке?
   Старуха задумалась.
   – Может быть, clipboard, карман какой-нибудь предусмотреть? – предложил я. – Взял море с собой, потом вылил в огонь. Использовать по необходимости, после того, как перевалишь через гору. Или взял лес, пришёл на берег моря, построил корабль… Или сделать мост через море из леса… А?
   – Нет, хуже будет. Тогда придётся помнить, где что находится, да и clipboard таких размеров… – колдунья находилась в замешательстве. Потом спохватилась. – Слушай, а зачем тебе это нужно?
   – Что именно? – не понял я.
   – Принцесса… Ну, убьёшь ты дракона, спасёшь её, получишь полцарства – и что? А я тебе дело предложить могу…
   – Какое? – заинтересовался я.
   – А вот какое. Доходишь, к примеру, до леса, выращенного драконом из щётки…
   – И что? – не утерпел я. – Это мы проходили!
   – Это же неучтённый лес! Ни в одном реестре не значится! Вырубай весь – никто из гринписовцев не прицепится! Ни тебе лесовосстановительных работ, ни рубок ухода. Руби под корень! И продавай по бросовым ценам, разоряй конкурентов. Ни налога за землю платить не нужно, ни арендной платы… Вся прибыль – тебе! Леспромхоз откроешь, обрабатывать древесину начнёшь: сырая-то недорого стоит. Крупным лесопромышленником станешь, уважаемым человеком!
   Чём-то она мне напомнила цыганку.
   Я задумался. Заманчивая перспектива. Действительно, жених царской дочери – не профессия. А я укорениться хотел…
   Колдунья продолжала очаровывать блестящими перспективами:
   – Или возьмём море… Вообрази: полностью твоё, частное! Хочешь – купайся, хочешь – рыбу лови, хочешь – радиоактивные отходы затапливай. Полная свобода действий. Опять же, гринписовцы…
   – Море с другими морями соединяется. Радиоактивные нельзя, – показал я знание географии. – И как купаться, если радиоактивность? И вдруг холодное?
   – А может, не море, а озеро будет?
   – Озера мало…
   – Ишь какой… – старуха растерялась, потом воспрянула: – А горы! Это же золотая жила – и в прямом, и в переносном смысле. Сколько рудных месторождений, полезных ископаемых, сырья для строительной индустрии! Да на одном граните для памятников состояние сделать можно! Или по-другому: солнце, воздух, снег сверкающий, пейзажи… – она зажмурилась от удовольствия. – Базы отдыха откроешь, санатории, горнолыжные курорты, отели! Горный туризм – самый высокий вид отдыха, – процитировала она. – Полюбоваться на вид в горах приедут массы туристов, – произнесла она тоном экскурсовода и добавила обычным голосом: – Со всего мира народ потянется.
   – А огонь?
   – Ну-у, огонь! – загорелась колдунья. – Имея море огня, можно открывать металлургическое предприятие! И не только металлургическое, но и химическое, и нефтеперерабатывающее. Да любое! Представь: вечный, неиссякаемый источник тепла и света! В условиях нефтяного кризиса…
   – Ну, уж и неиссякаемый? – усомнился я.
   – А как же? – удивилась колдунья. – Будь он временный, достаточно дождаться, пока погаснет – и иди дальше. В том-то и дело, что вечный…
   – Ничего вечного не бывает, – упрямо проговорил я.
   – Бывает, – отрезала колдунья, – места знать надо!
   На мгновение она задумалась, потом продолжила рекламу:
   – Имея огненное море, можно создать новые, невиданные отрасли бизнеса. Например, производство зажигалок. Представь: крошечный язычок пламени порхает внутри асбестовой коробочки, всегда готовый разжечь вашу сигару, трубку или сигарету…
   – Курить вредно, – пробормотал я.
   – Рыцари не курят! – добавил вслушивающийся в разговор Юнис. Сэр Жеральд, развалившись на стуле, зевал и смотрел в потолок. По потолку ползла муха. Или паучок. Bugs…
   – Ну, костёр разжечь, – проговорила старуха и повернулась к товарищам: – А не заскучали ли вы, рыцари? Мы деловые разговоры ведём, а вы…
   Она поднялась с места, сделала несколько шагов к стене, порылась во встроенном шкафу и метнула рыцарям толстенные проспекты: холодного и огнестрельного оружия, лошадей, а также лат – с инкрустацией и без, ещё какие-то…
   Доблестные сэры настороженно развернули проспекты, но вскоре послышались их восхищённые восклицания.
   А колдунья вернулась ко мне.
   – Мало ли где в наши дни применяется открытое пламя! – таким пассажем завершила ведьма рассказ о высокоприбыльном использовании огненного моря.
   – А болото? – вспомнил я.
   – И болото!.. Лекарственные растения, травы, клюква, торф… Метан собирать можно. Да! Там же нефть бывает! Все основные нефтеносные залежи располагаются под болотами… и пустынями, – предупредила она следующий вопрос.
   – А что можно из пустынь выжать? – поинтересовался я.
   Колдунья перевела дух. Видно было, она немного подустала. Но продолжила:
   – Я не буду говорить о том, что песок – ценный строительный материал, сырьё для железобетонной, автодорожной и стекольной промышленности…
   – А если её обводнить? – задал я провокационный вопрос, чтобы сразу исключить описания индустриального использования пустынь. Но колдунья не заметила подвоха и подхватила подсказку, продолжив в развитие темы:
   – То можно выращивать по три урожая в год!
   – Это сколько воды понадобится! – притворно ужаснулся я, попутно радуясь: она попалась в ловушку. – Опять северные реки к югу поворачивать?
   – Не обязательно, – поморщилась Акив. – Можно пробурить глубокие скважины, улавливать атмосферную влагу. В конце концов, устраивать контролируемые осадки!
   – А джунгли? – я решил сменить тему: начинало надоедать. Но хотелось выслушать все имеющиеся предложения.
   – О-о-о! Это: редчайшие и ценнейшие породы деревьев, экзотические животные… – чувствовалось, что и она начинает выдыхаться. Но всё же выдавила, из последних сил: – Какие фильмы можно снимать! Вспомни Спилберга.
   Мне почему-то стало её жалко, и я решил прекратить дальнейшие рекламные излияния:
   – Большое спасибо, но в данный момент ничего из предложенного меня не интересует.
   – Почему? – искренне удивилась ведьма. – Я предлагаю огромные богатства! Стоит приложить минимум усилий… Кстати, если остановитесь на одном из вариантов, фирма имеет удовольствие предложить любое оборудование и материалы по льготным ценам. Выплаты – с рассрочкой на четыре года!
   – Нет, спасибо, – решительно отказался я, – надо выручать принцессу.
   Мне показалось, что рыцари за спиной облегченно вздохнули и заскрипели стульями, расслабившись.
   – Жаль, очень жаль, – колдунья действительно выглядела разочарованной.
   – Но, думаю, – я оттопырил нижнюю губу, – позже мы вернемся к данной проблеме и обсудим ваши предложения…
   – Нет уж! – выпалила колдунья. – Наше дело предложить, ваше – отказаться. Не захотел поймать удачу за хвост, когда шла в руки – пеняй на себя. Я два раза не предлагаю!
   Со стороны сэра Жеральда и Юниса послышалось лёгкое шевеление. У меня создалось впечатление, что они положили руки на мечи, намереваясь при необходимости прийти на помощь.
   «Настоящие друзья!» – мелькнула тёплая мысль.
   В последних словах колдуньи заключалось логическое противоречие: нельзя поймать удачу за хвост, если она идёт в руки. Разве что хвост у неё спереди. Но тогда получается, что удача – рак? Теперь понятно, почему она легко уходит от одного и приходит к другому: щёлк хвостом – и в другом месте!
   – Хорошо, – процедил я, – вернёмся к первоначальному разговору. Помнится, вы обещали помощь в отыскании дракона?
   – Да, – согласилась ведьма и добавила немного непонятно: – Будем считать, что первое испытание ты выдержал…
   – И помочь преодолеть все препятствия, что он устроит? – продолжил я, не обращая внимания на последние слова.
   – Да, – вздохнула колдунья.
   – И вы поможете? – резюмировал я.
   – Да, – кивнула старуха. – Давши слово – держись, а не давши – крепись.
   – Итак, – я вновь начал пытать её, – что дадите для преодоления дремучего-предремучего леса?
   Старуха задумалась, но ненадолго.
   – Есть масса способов… – нерешительно сказала она, – могу предложить на выбор…
   – Не надо, – быстро сказал я, – беру все. Что за способы?
   Старуха вздохнула: ей не хотелось отдавать всё.
   – Самый быстрый и эффективный, – начала она, – бензопила «Дружба». Снабженная встроенным левитатором и портативным блоком памяти, она способна в считанные минуты проделать в лесу просеку шириной в три и длиной в триста тридцать три метра…
   – За сколько минут? – уточнил я.
   – За три минуты, – твёрдо сказала старуха.
   Мне ответ не очень понравился: сильно смахивал на периодическую дробь.
   – А другие варианты? Они реальные или гипотетические?
   – Вполне реальные, – развела она руками. – Биологические средства: толпы бобров, мириады термитов, полчища жуков-древоточцев. Древесина сжирается до корня и даже глубже. Недостаток: работают несколько медленнее, в основном в тёплое время года и не всегда в желательном направлении. Трудно управляемы, могут быть проблемы с утилизацией биомассы…
   Я представил копошащуюся массу жуков, сожравших все деревья и ищущих, чем бы ещё поживиться… Меня замутило. Нет, этих брать не будем.
   – А огонь? – спросил я.
   Старуха скривилась:
   – Пока сгорит, пока угли остынут… И неизвестно, куда ветер подует, куда понесёт.
   – Хорошо, – вздохнул я, – давайте бензопилу.
   Старуха покопалась в стоящей на столе маленькой шкатулке и достала брелок: маленькую бензопилу, окрашенную в красный и синий цвета.
   – Такая крохотная? – изумился я.
   – Бросишь на землю – вырастет, – пожала плечами старуха, подавая брелок.
   К маленькой бензопилочке была пристегнута на цепочке обычная двуручная пила, тоже маленькая.
   – «Дружба-два»? – я поднял брови. – А она зачем?
   Старуха замялась:
   – Ну-у… подарок фирмы: если с бензопилой что-то случится… Для подстраховки.
   – Так что, нам вручную пилить придётся? – возмутился я.
   – Нет, она будет сама пилить, правда, чуть медленнее.
   – А это не та ли самая, какой пользовался Емеля? – спросил я. Имея в виду: не слишком ли устаревшая конструкция?
   – Из той же серии, – уклончиво ответила Баба-Яга.
   Я понимаю, что называть её так было не совсем корректно, но очень уж ситуация показалась схожей.
   – Ладно. Что у вас имеется для преодоления горных хребтов?
   Старуха закопошилась в шкатулке.
   «Сейчас достанет комплект альпинистского снаряжения, – подумал я. – Трикони, альпенштоки, ледорубы…». Но не угадал.
   – Вот, – она протянула миниатюрный отбойный молоток.
   – Это что? – я не понял очевидного.
   – Отбойный молоток. Для разрушения гор. Подчистую. До подножия.
   – А сжатый воздух откуда берётся? – меня заинтересовали технические детали.
   – Из окружающей среды, при помощи встроенного компрессора. Воздух засасывается через кольцевой зазор, затем сжимается, – пояснила старуха, обнаруживая неплохие инженерные знания. Не в пример иным менеджерам, которые сами не понимают, что продают. А могла просто сказать: «Не знаю», или «По волшебству!» – и не придерёшься.
   Вопросы я задавал с дальним прицелом: желая выявить «люфт» Викиной программы, её возможности, а также степень своей свободы, поскольку просто покопаться в листинге не мог. Пока ограничений не чувствовалось. Все слова шли исключительно от меня, а не как с магнитофонной ленты – когда я представлялся. Ну, хорошо, а как быть с реакцией противоположной стороны? Откуда ответы, грубо говоря?
   – Так. Хорошо, я его беру, – согласился я, протягивая руку. – Модель, надеюсь, также с левитатором?
   – Разумеется! – обрадовалась старуха. – Набор стандартный: левитатор, блок логики, азимовский ограничитель…
   – То есть? – не понял я.
   – Три закона роботехники, – пояснила старуха.
   – А-а-а, – протянул я, – Помню, помню. Годится.
   К отбойному молотку была пристёгнута небольшая кирка.
   – Это если атмосфера закончится? – сыронизировал я. Но колдунья не смутилась:
   – Комплект предназначен и для безатмосферных планет.
   – Понятно, – кивнул я. – Что ещё?
   Колдунья вытащила из шкатулки длинную, гибко подрагивающую полупрозрачную трубочку.
   – Это защит… в общем, силовой тоннель. Предназначен для огненного моря, но может использоваться и в условиях пустыни, моря, леса… чего угодно. Полная изоляция от внешних условий, кроме входного и выходного отверстий.
   – Замечательно. А он один в наличии?
   – Да. Видите ли, в инструкции хоть и говорится, что от него можно отрывать кусочки, пропорциональные требуемому размеру, но я бы не рекомендовала, особенно когда не знаешь точной длины препятствия. Если она известна, то в масштабе один к тремстам можете делать всё, что заблагорассудится. Прикиньте длину препятствия плюс десятипроцентный запас, и – пожалуйста.
   – Понятно. Ещё что?
   На старушку было жалко смотреть: таяли последние запасы волшебных вещей. Но я был неумолим: назвалась груздем – полезай в кузов. В конце концов, она предложила помощь.
   – Если что-то не понадобится, мы вернём, – пообещал я.
   Колдунья повеселела.
   – А ещё вот о чём прошу, – сказала она. – Когда доберётесь до логова и победите дракона, свистните в свисток, – она протянула алмазный свисточек на золотой цепочке. – Мне хочется самолично покопаться в его сокровищницах…
   Сэр Жеральд, до того спокойно листавший журналы, поднял голову и насторожился. Даже хотел предупредительным жестом поднять руку – я видел, как та дрогнула.
   – …волшебных вещей, – продолжила колдунья.
   Сэр Жеральд успокоился и вновь уткнулся в проспект, на этот раз – боевых коней.
   – Договорились, – я повесил свисток на шею.
   Колдунья повеселела ещё больше.
   – Вот это – для пустыни, – и она достала три маленькие верблюжьи фигурки.
   Я усмехнулся:
   – Корабль пустыни… А лошади на чём поедут? Они же боятся верблюдов…
   – Не боятся, а не выносят запаха, – поправила колдунья и добавила, явно намекая на что-то: – А лошадей вы к тому времени уже съедите.
   Я приободрился: путешествие предстояло сверхдлинным. Печальный финал оттягивался. Я даже не обратил особого внимания на необходимость съедания коней. Не тронула меня как-то эта мысль, я посчитал её само собой разумеющейся и не стал уточнять обстоятельства и оспаривать неизбежность – надо, так надо.
   Колдунья между тем вытащила фигурки трёх лягушат.
   – Для болот? – тревожно догадался я.
   Она кивнула.
   – И верблюдов к тому времени мы… того?
   Она снова кивнула:
   – Да вы не огорчайтесь: они очень вкусные. Кстати, знаете, как арабы готовят верблюдов для свадебного угощения?
   Я покачал головой и хотел отнести упоминание о свадьбе к разряду провокационных, а заодно отказаться от и верблюдов, но сдержался: дают – бери, бьют – беги.
   Старуха между тем смаковала рецепт:
   – В брюхо верблюда – выпотрошенного, разумеется – вкладывают барана, брюхо барана набивают гусями, а гусей предварительно фаршируют яблоками. И всё это жарят на вертеле. Очень вкусно получается.
   Я кивнул – мол, примем к сведению. У Юниса на свадьбе и приготовим. Что у нас, альтернатив нет? А вот следующий вопрос надо выяснить детально:
   – А нас не укачает при бешеной скачке на лягушках?
   – Это специальные лягушки, с гидростабилизаторами в трёх плоскостях, – важно пояснила колдунья.
   Я понимающе кивнул.
   – Лягушек тоже съесть придётся? Гидростабилизатором не подавимся?
   – Ну-у, французы едят – и ничего. Весь цивилизованный мир питается устрицами. А стабилизаторы встроенные, органические – умнёте за милую душу!
   – А что-нибудь менее съедобное, но более эффективное есть? – спросил я, пряча и фигурки верблюдов и фигурки лягушек. Мало ли что придётся встретить. А насчёт съедания – посмотрим.
   Старуха покопалась в шкатулке. Значит, не всё выгребла, есть где ковыряться.
   – Вот! – она достала раздвижную пожарную лестницу. – Лестница-чудесница! – провозгласила она. – Пожарные с её помощью чудеса делают.
   – Лучше эскалатор, – пробурчал я.
   – Эскалатор годится только для подъёма… ну и для спуска, – возразила старуха, – а лестницу можно использовать шире. Например, над морем: бесконечно раздвигаясь, она донесёт вас до любого берега, как бы далеко тот ни оказался.
   – Хорошо, я всё беру, – произнёс я, вставая.
   – Только одно условие, – остановила меня колдунья.
   – Какое?
   – В моем лесу бензопилой не пользоваться. А то начнут туда-сюда шастать всякие… по просеке.
   – Хорошо. А лес скоро кончится?
   – Я покажу короткую тропинку.
   Мы вышли из избушки. Кони приветствовали нас радостным ржанием. Овса в колоде не осталось, а бока их ощутимо раздулись. Захотят ли они тащить ещё и нас? Впрочем, по лесу мы быстро не поедем, так что успеют растрясти съеденное.
   Следуя указанному направлению, мы продирались по узкой тропинке, почесывая бока коней о торчащие ветки. Пока им это нравилось. Потом моя лошадь – я ехал первым – шарахнулась в сторону, а мне в спину уперлось копьё сэра Жеральда: он держал его наперевес. Ощущение было не из приятных, невзирая на кольчугу.
   Из кустов высунулась морда доброго медведя. Нет, я бы не узнал его, но он тихо спросил:
   – Это я, не узнаёте?
   – Почему нет, узнал, – сначала я соврал, а потом вспомнил.
   – Я хотел спросить…
   Я развёл руками:
   – Извини, пока не получается. Не эта колдунья тебя заколдовала, поэтому расколдовать не может. Но я буду пытать всех встречных колдунов и найду того, кто это сделал. Слово рыцаря!
   – Спасибо, – тихо произнёс добрый медведь. – Удачи вам!
   Мы проехали мимо. Я оглянулся. Медведь стоял на тропинке, глядя нам вслед и махая лапой.


   Под дождём

   Выехав из леса, мы оказались на опушке, которую резко очерчивала река.
   Ещё когда мы преодолевали последние метры зарослей, и сквозь ветки блеснула водная гладь, у меня ёкнуло сердце.
   «Начинается! – подумал я. – Бросил дракон ленточку – появилась река».
   Но то оказалась обычная река, естественная, и на непреодолимую преграду она не тянула. Либо ленточка у дракона была очень узкой.
   Мы перешли речку вброд, и лишь в одном месте копыта лошадей на мгновение оторвались от дна и они немного проплыли.
   Выбравшись на берег, мы продолжили движение по путеводному следу из капель драконовой крови.
   Кони шли скоро, равномерно встряхивая гривами. Тут бы и поговорить, но говорить не хотелось: каждый вдыхал полной грудью чистый воздух, напоенный ароматом полевых трав, что после глуши колдовского леса принималось особенно приятно.
   Наверное, это был единственный момент в путешествии, когда я отдохнул. Нет, мы продолжали выискивать следы, остерегались врагов – непонятно, правда, каких: кроме дракона других пока не было. Но так ласково светило солнце, такая тишина разливалась вокруг, что я отдыхал всей душой.
   Тишина прерывалась лишь стрекотанием кузнечиков: один из них, вспугнутый конём Юниса, приземлился на гриву моего. Идиллия стояла полнейшая, что было особенно необходимо после напряжённой беседы с колдуньей Акив. Всё мы взяли из того, что пригодится в будущем? Или что-то упустили?
   Я перебрал по памяти все предметы: три верблюжонка, три лягушонка, лестница-чудесница, туннель сквозь пламя, бензопила, отбойный молоток… и алмазный свисток. Всего семь. Больше она, наверное, и не дала бы: магическое число. Я усмехнулся: свисток можно не брать в счёт – нам от него никакой пользы.
   «Мало взяли, надо было ещё что-нибудь захватить, – подумал я, глядя на клубящиеся на горизонте чёрные тучи. – Так вот почему кузнечики стрекотали!»
   – Дождь будет, – произнёс сэр Жеральд, указывая на тучу.
   – Настоящий или колдовской? – поинтересовался Юнис.
   – Настоящий, вон кузнечики как стрекочут, – успокоил его сэр Жеральд.
   – А кузнечикам разве не всё равно, перед каким дождём стрекотать, настоящим или колдовским? – сказал я. – Они же реагируют на изменение погодных условий… – и в меня незамедлительно закралось сомнение. Вот что значит быть городским жителем и плохо знать народные приметы. Последнее я отнес как к себе, так и к Вике.
   Сейчас мне стало казаться, что кузнечики, наоборот, замолкают перед бурей и грозой: что-то у них намокает от повышения влажности воздуха и перестаёт стрекотать. Но быть уверенным я не мог. Сэр Жеральд утверждает, что это так, но сэр Жеральд – такое же порождение Викиной фантазии, как и Юнис… да и я сам, в общем-то.
   И я ещё раз подумал, что знание – сила. Знай я приметы погоды – мог бы поймать Вику на первом же несоответствии! Правда, не знаю, что бы это дало. Не лучше ли привыкать к окружающему, если не получается его изменить?
   Следом пришла в голову другая мысль: виртуальный мир тем и хорош, что его можно построить на базе собственного воображения и личной глупости. Можно взять за основу любое представление об окружающем мире, даже самое нелепое, вплоть до размещения Земли на спинах трёх китов или слонов – кому что нравится. Захотелось, чтобы кузнечики стрекотали перед дождём – пожалуйста, захотелось, чтобы коровы летали – пожа…
   На левое плечо что-то увесисто капнуло. Я с опаской скосил глаза, а потом перевёл взгляд в небо, опасаясь увидеть летящую корову…
   Но нет: на наплечнике расплывалось водяное пятно. Небеса всё больше затягивало чёрными тучами. Дождь. Обычный, или?..
   Прищурившись, я принялся разглядывать клубящиеся тучи, стараясь увидеть… Что? Крыло дракона? Отблески когтей? Но увидел огромные, медленно падающие дождевые капли – раз в сто больше той, что шлёпнула по плечу.
   Ого! Ну и капельки здесь! Мешки воды! Цистерны!
   Я ворвался в каплю – или она врезалась в меня – и чуть не захлебнулся. Вот что следовало просить у колдуньи – зонт! Или балдахин. Каждому!
   Мы попытались лавировать между каплями, но, удачно объехав одну, тут же напарывались на вторую.
   Кое-кто в подобной ситуации рекомендует спрятаться под брюхом коня. Но, во-первых, советчик не попадал под ТАКОЙ дождь, а, во-вторых, мы жалели коней. А им и под нами было ничуть не легче: всадник – слабая защита от дождя. Кони отфыркивались и отплёвывались вместе с нами.
   Может, это обещанное море? Сбросил дракон зеркальце, а оно ударилось о плотные слои атмосферы и разбилось. И упало огромными каплями. Но солёной вода не была. А бывают пресные моря? Или из зеркальца получается не море, а озеро? А может… плохо я знаю физиологию драконов, а то предположил бы, что они могут обойтись и без зеркальца. Собралась свора сородичей…
   Нет, это фантазия – обыкновенный дождь, только масштабы не выдержаны. Может, у Вики что-то с компьютером? Или она импровизирует на ходу? Придумывает, а отладить не успевает. Или специально такой дождь запрограммировала? А может, она плачет, и слёзы стекают на клавиатуру… Тьфу!
   Земля не успевала впитывать падающую влагу. Вода пошла поверх травы. Копыта коней начали скользить на водяной плёнке на поверхности. Кони уподобились жукам-водомеркам.
   Вода продолжала прибывать. Я лихорадочно думал, чем из колдуньиных вещей воспользоваться. Силовой трубкой? А что делать, когда встретится огненное море? Лягушками? А куда деть лошадей? Лестницей-чудесницей – вылезти за облака?
   А потом разозлился на себя: что мы за рыцари, если паршивого волшебного дождика испугались? А если не волшебного, тогда просто паршивого.
   Капли продолжали падать, взрываясь тяжёлыми фонтанами. Сэр Жеральд соскочил с коня и повёл в поводу. Мы последовали его примеру, хотя вряд ли это было лучшим выходом: вода доходила почти до колен. Но очень хотелось помочь лошадям, жалко было смотреть, как они скользят и чуть не падают.
   – Надо выбираться повыше! – прокричал сэр Жеральд, перебивая шум дождя. – Впереди какой-то курган!
   И повёл нас за собой.
   Я опасался за сохранность съестных припасов, но заметил, что на крупах коней и на перемётных сумах вода не задерживается, и успокоился. Зато мы стали мокры, словно мыши.
   Я брёл, не поднимая головы, глядя под ноги, и лишь изредка взглядывал на спину сэра Жеральда.
   И увидел непонятное: с водой что-то происходило. Она перестала нестись сплошным слоем, а заструилась отдельными потоками, между которыми проглядывала земля. Отдельные струи воды покрывали землю, словно сетью. И брызги от капель оставались лежать сплющенными шарами разного размера.
   Мы раздвигали шары, и шли как по стойкой мыльной пене или же по мелким стеклянным шарикам. Они слипались между собой, образуя сложные лабиринты, но мы шли по прямой, иногда перешагивая через стенки из капель, а иногда поддавая ногой, и тогда капли лопались, разбивались на более мелкие.
   Я заметил ещё кое-что: отражения в каждой капле. Они неуловимо отличались друг от друга – несмотря на то, что находились рядом. В подобном явлении нет ничего удивительного, его можно объяснить множеством факторов: разная кривизна капель, другой угол падения света, движение, и всё же… Один «я» не был похож на другого, сэр Жеральд не был похож на себя, а Юнис вообще не был похож ни на кого! А в некоторых каплях отражались совсем другие люди!
   Зрелище было эффектным, но скоро исчезло: мы всходили на курган, уровень воды падал, водяные шары не удерживались на склоне и скатывались, накапливаясь у подножия гребнями и валами.
   И я подумал, что в этом дожде заключены тысячи дождей и тысячи людей, когда-либо попадавших под дождь. Но, кроме меня, никто этого не заметил: сэр Жеральд смотрел прямо перед собой, а Юнис вертел головой в разные стороны.
   На вершине холма мы остановились, глядя на затопленную равнину. Стоять здесь было не в пример веселее.
   Меня удивило, что не разразилась гроза, хотя, судя по цвету и густоте туч, в них пряталась не одна сотня молний. Но ни одна не выскочила наружу, разорвав туман пространства.
   И ветер стих, что тоже радовало. Если бы дождь был с грозой и ветром, представить страшно, что бы творилось вокруг. Но, как ни печально признавать, дождь и без грозы сильно навредил нам: следы драконовой крови неминуемо растворились и исчезли в необычном ливне. И мне стало казаться, что дракон всё-таки приложил к ливню свою грязную когтистую лапу.
   Дождь, выполнив чёрную задачу, утихал: капли сильно уменьшились и падали всё реже и реже. Сэр Жеральд отбил кулаком последнюю, летящую на него, и она, трепыхаясь, упала к подножию холма, где затерялась в куче себе подобных.
   Проглянуло солнце. И сразу под пологом удаляющихся чёрных туч заиграли радуги! И не одна, а тысячи! Потоки разноцветных сияний, переплетаясь, расходились из разных точек, рисуя переливающиеся круги, воронки, полотнища, создавая невообразимое зрелище. И всё дополнялось мириадами сверкающих искорок – точь-в-точь блики света на поверхности моря.
   – Потрясающе! – проговорил сэр Жеральд. Мы с Юнисом тоже смотрели, широко раскрыв глаза. Чем-то мне зрелище напомнило… но я позабыл точное название программы, да и много перевидал подобных. Даже сам занимался написанием, на ранних этапах программотворчества. Но здесь всё выглядело более впечатляющим, чем на экране монитора. Вид изнутри – всегда не то, что со стороны.
   Когда отполыхали последние вспышки зарниц, мы осмотрелись. Надо же было определить, где находимся. И почти одновременно заметили торчащую из-за горизонта башню замка…


   В замке

   – Вот она! – завопил Юнис, указывая рукой.
   – Возможно, – согласился я, – но надо подождать, пока сойдёт вода. Надо немного обсохнуть. Хорошие мы бойцы: мокрые курицы!
   – Да там воды почти нет! – загорячился Юнис, и я подумал, что уж он-то высохнет раньше всех, от внутреннего жара.
   Собственно, особой усталости мы не чувствовали: успели отдохнуть, пока любовались на игру радуг. Да и солнышко пригревало жарко, и до замка оставалось довольно далеко – если это замок дракона. Так что высохнуть можно и в пути.
   Мы потихоньку спустились с холма и двинулись к башне, ведя коней в поводу, чтобы не перегружать до схватки. Во время дождя им и так досталось.
   Башня исчезла за горизонтом, едва мы спустились с холма, ориентир был утерян. Поэтому мы шли, поглядывая на солнце, чтобы не сбиться с направления.
   Но нам повезло: скоро отыскалась тропка, и не пришлось проламываться сквозь кусты, пугая засевших птиц и зверей. Хотя одного зайца всё же спугнули. Он залёг на днёвку в кустах возле дороги, и его разбудило копыто лошади сэра Жеральда, стукнувшее рядом.
   Заяц шарахнулся от нас, не разбирая дороги.
   Сэр Жеральд проводил его печальными глазами и вздохнул. Видно было, что в иной ситуации он вскочил бы на коня и с гиканьем и свистом помчался бы вслед.
   Идти, на удивление, пришлось совсем недолго. То ли Вика применила увеличенный скроллинг экрана, то ли какое-нибудь аппаратное ускорение, то ли что-то ещё. А может, путь показался коротким.
   Миновав лощинку, перелесок и два поля, мы вышли к фруктовому саду, за которым сначала зачернели каменные стены замка, а затем преградил дорогу полузасыпанный ров. Водой в нём и не пахло.
   Мы переглянулись.
   – Не хитрость ли это драконова? – вопросил Юнис.
   Никогда не любил риторические вопросы. Те более что на хитрость похоже не было. Похоже было на заброшенный замок: башня торчала обломанным зубом, таковыми же выглядели и зубцы на стенах. Кариес напал на замок, кариозные монстры.
   Однако крупных проломов в стенах не замечалось – во всяком случае, в ближайшей. Подъёмный мост валялся во рву, выглядя абсолютно неподъёмным; решётка на воротах ощерилась сломанными прутьями.
   Замок смотрелся покинутым, и являлся таковым.
   – Не дракон ли его разрушил? – продолжал задавать вопросы Юнис.
   – Скорее, дедушка нашего дракона, – заметил я. – Или бабушка, рассердившись на дедушку.
   Сэр Жеральд, тронув поводья, направил коня вокруг замка. Мы молча последовали за ним.
   Объехав замок по периметру, и убедившись, что враги нигде не скрываются, а стая драконов не поджидает нас под кровлей – ввиду отсутствия последней, – мы въехали во внутренний двор.
   Тут тоже царил беспорядок: стояла, покосившись, телега без одного колеса (оно лежало рядом), направив оглоблю вверх, словно тыча пальцем в небо, и на ней сидела ворона, тяжело снявшаяся с места при нашем появлении. Валялись битые горшки, рваные тряпки и охапки полусгнившей соломы.
   Ни искалеченных скелетов, ни сломанных копий и треснувших стрел, которые бы говорили о кровопролитном сражении, нигде не было. Вероятно, до сражения дело не дошло, ограничились бегством.
   Не повстречалось нам и крыс, даже когда мы вошли внутрь замка. Это тоже о чём-то говорило, но вот о чём – я не смог понять.
   Кони не прядали ушами и не всхрапывали, а остались спокойно щипать травку, изрядно покрывшую свободное пространство двора. То есть невидимой опасности они не чуяли, как мы не замечали видимой. Следовательно, ни одной не имелось.
   Большой зал встретил нас грудами мусора на полу, осыпавшейся штукатуркой, выбитыми окнами и небрежно лежащими повсюду сломанными стульями и скамьями.
   Две винтовые лестницы в противоположных углах ощетинились расщеплёнными ступеньками.
   Странно, а я всегда думал, что винтовые лестницы скрываются в толщах стен… Ах, да, откуда же Вике знать это! Хотя… по рыцарским романам должна помнить. Или она не читала ни «Айвенго», ни «Квентина Дорварда», не говоря о «Роб Рое»? Темнота!
   Острые обломки большого пиршественного стола лежали у стены кусками двухдюймовых досок. Над ними тускло блестела бронзовая табличка. Она выглядела эталоном целостности среди царящей в замке разрухи.
   «Наверное, на ней написано что-то вроде: «Тут славно погулял барон Бузотерский», – подумал я, подходя поближе. Но меня опередил сэр Жеральд.
   – Гм, смотрите, – произнёс он, разглядывая табличку, – здесь написано: «Карта окрестных земель», и стрелка указывает вниз.
   – Чтобы не перепутали, – пробормотал я. – Вдруг кто подумает, что карта на стенах, а там штукатурка осыпалась…
   – Неплохо бы взглянуть на карту, – сэр Жеральд испытующе посмотрел на меня, – я совсем не знаю здешних мест. За колдовским лесом не бывал никто…
   – Придётся расчищать, – согласился я.
   – Всё? – ужаснулся Юнис.
   – Посмотрим. Если удастся обойтись половиной… – и я махнул рукой. – Всё, конечно.
   – Ясно, – вздохнул Юнис. – А чем? Ничего же нету: ни лопат, ни мётл… или метлов?
   – Достаточно одной метлы, – прервал я филологические эксперименты. – Пойди и поищи.
   Я не сомневался, что скоро он принесёт пару совковых лопат и великолепную щётку: неужели Вика не предусмотрела поблизости уютный дворницкий чуланчик, в котором и хранится это богатство?
   Юнис вышел, сэр Жеральд полез на второй этаж, цепляясь за сломанную винтовую лестницу, а я подошёл к бронзовой табличке и попытался разобрать, что на ней написано. Бесполезно!
   Табличка показалась изъеденной коррозией, даже стрелку в направлении пола я не разглядел. Кто делает карту на полу трапезной, где её неминуемо заставят столами и стульями? Из снобизма: я попираю окрестные земли? Ну, допустим. Но буквы где? Что читал сэр Жеральд, эти закорючки?
   Повторялась ситуация с лоскутом, но и письмена на лоскуте, насколько мне помнится, не имели ничего общего с письменами на табличке. Что же такое? Или там – рукописные буквы, а здесь – печатные? А где они? Надо спросить сэра Жеральда, поговорить начистоту.
   И вдруг ледяная мысль пронзила меня насквозь – будто в подземелье замка открылась осклизлая дверь, и оттуда выбрался могильный холод, охвативший ознобом: а вдруг мои мысли о Вике – бред сумасшедшего? А я в самом деле рыцарь Серж-Леон, граф де Альгвазил? Изгнали меня из родного поместья враги, вот я и повредился рассудком, разучился читать и писать… если вообще умел. В самом деле: неужели Вика не могла написать по-русски? Или, на худой конец, по-английски? Ведь закорючки совсем нечитаемые! Как программа воспринимает незнакомый алфавит?
   «Но сумасшедшие вроде не осознают, что они сумасшедшие? – я робко попытался успокоить себя. – Может, я ещё не совсем?»
   Вошёл Юнис и прервал мои дикие мысли.
   Потом додумаю как-нибудь. Что он говорит? Ничего не нашёл? Странно…
   – Тогда срежь пару кустов и свяжи веник, – сказал я и спохватился: не надо было этого говорить. Может, если поискать как следует, дворницкая всё же отыщется? А то Вика услышит и не станет «подбрасывать» лопаты. И тогда я не пойму: в программе я, или без памяти? Вика… Какая вика? О чем я? Вика – это бобовое растение, конь мой его ест…
   – Лопат тоже нет, – развёл руками Юнис.
   – А зачем лопаты – досками от стола будем работать. Рыцари мы или нет? Голь на выдумки хитра.
   С улицы неожиданно вошёл сэр Жеральд, держа в руках кусок пергамента. Очевидно, спустился где-то в другом месте.
   – Там, наверху, – мотнул он головой, – была библиотека, или что-то вроде. Книги погрызены мышами… в основном. Я нашёл вот это, – он встряхнул пергаментом, – и свинцовый карандаш. Когда расчистим карту, надо перерисовать.
   Я кивнул:
   – Начнем от окон, чтобы не ходить по завалам. Будем выбрасывать мусор наружу. Сначала крупный, а потом всё остальное.
   Работа закипела. Стулья и ненужные обломки стола мы вышвырнули быстро, оставив три самые широкие и крепкие доски, остро обломанные с одной стороны – они легче вонзались в кучи мусора.
   Кучи-то мы убрали, но пол продолжал скрываться под тонким слоем песка и пыли. Мозаичная карта проглядывала в разных местах, если как следует шоркнуть ногой.
   – Придётся мыть, – растерянно сказал Юнис. Ну, ещё бы! Слуг здесь нет.
   – Во дворе колодец, – заметил сэр Жеральд, – с бадьёй. Глубокий, но вода вкусная.
   – Замечательно! – кивнул я. – Вкусной водой намного приятнее мыть полы.
   Из валявшихся во дворе горшков мы отобрали наименее дырявые, наполнили водой и, пустив в ход подобранные попутно тряпки, тщательно вымыли пол.
   Он заблистал первозданным блеском, обнажая нежно-салатный цвет лугов, тёмно-зелёный – лесов, синий – рек и озёр, жёлтый – дорог, коричневый – гор… И красный пунктир, пересекающий всю карту, из угла в угол.
   – Это что, постоянный маршрут драконов? – мрачно пошутил сэр Жеральд. – Или река вытекшей из них крови?
   – Это маршрут рейсовых драконов, – поправил я его, – а кружочки – места остановок.
   – Нет, – более приземлёно возразил Юнис, – это, наверное, граница между двумя соседними владениями, а кружки – точки изменения направления границы. Сторожевые башни, может быть.
   Доля смысла в его словах имелась, но другая деталь сильнее привлекла моё внимание: все замки на карте были выкрашены в белый цвет, а тот, в котором находились мы (он выглядел крупнее всех) – в оранжевый.
   – Жаль, что у карты нет легенды, – заметил я.
   – А что такое легенда карты? – спросил Юнис. – Я знаю легенды о былых временах, а легенд о картах не слыхал…
   – Позже расскажешь свои легенды, – остановил я его, – а в картографии легендой называется совокупность условных значков и их словесное описание.
   – А-а-а, – протянул Юнис, – понял.
   – А если понял, скажи, почему замки разноцветные? – потребовал я.
   – Золотой замок – сюзерена, – предположил Юнис. – А серебряные – вассалы!
   Что ж, и это походило на правду. Не думать же, что оранжевый цвет – цвет пламени, потому что замок разрушенный, сгоревший. Но следов-то пожара не видно! Выходит, его разрушенным построили? Нет смысла. И если сюзерен побежден, что будет с вассалами? А почему замок разрушен? Один вассал восстал? Или все вассалы восстали?
   Пока я размышлял, сэр Жеральд ходил по залу, зарисовывая карту и бормоча:
   – Левония… Правония… Центрония… Нет, на границу между владениями линия не похожа, разве гипотетическую. Вон сколько разных владений: Северония, Югония, Западония, Востокия…
   «Опять семь!» – подумалось мне.
   – Вот, – сказал сэр Жеральд, подавая лист пергамента с картой, – я срисовал её!
   Я взглянул на лист. Юнис заглядывал сбоку.
   Сэр Жеральд постарался. Он даже раскрасил карту – не пойму, как ухитрился однотонным свинцовым карандашом? Но то, что на листе пергамента была точная копия мозаичной карты с пола, не вызывало сомнения.
   Судя по карте, мы находились в нижнем левом углу. Позади, по нижней границе, струилась речка, которую мы не так давно пересекли, а впереди расстилалась целая страна: поля, леса, замки, дороги… По верхнему обрезу листа проходила цепь гор.
   Всё было разбросано в живописном беспорядке, как и на любой карте, но мне показалось, однако, что картинка на что-то смахивает. Какая-то аналогия просматривалась… Что-то знакомое виделось в извивах рек, пятнах полей и лугов.
   Я поворачивал карту и так, и этак, то отдаляя, то приближая к глазам. И вдруг замер. Мне показалось, что… Да нет, этого не может быть! А почему не может? Если я впрямь сумасшедший. Или если Вика существует и умеет столь изощрённо издеваться. Да нет, это на Вику не похоже. Она ни при чём, всё подстроил дракон: и разрушил замок, и нарисовал карту. Но когда успел?
   Карта напомнила мне…
   Да, так и есть, сомневаться не приходилось: карта напоминала фигу дракона, заполняющую экран телевизора-тарелочки!
   – Что такое? – переполошился Юнис, глядя на моё побледневшее лицо. Но не мог же я признаться!
   – Где-то я видел эту местность. Должно быть, в вещем сне, – соврал я, возвращая карту сэру Жеральду. – Надо снять парочку копий. Пусть будет у каждого.
   Сам я понимал, что пожелание моё абсурдно: я запомнил карту в момент. Но по логике событий оно представлялось разумным, и потому сэр Жеральд повёл Юниса в библиотеку, на поиски пергамента. Я, сославшись на желание запастись свежей водой в дорогу, вышел во двор и принялся крутить ручку ворота, тупо глядя в глубину колодца.
   «Заодно и коней напою», – подумал я, видя перед глазами колышущуюся фигу дракона – карту.
   Показалась бадья.
   Я подтягивал её с опаской, боясь, как бы в ней не оказалось сюрприза: маленького дракончика, зелёной жабы или гранаты-»лимонки». Но мои опасения оказались напрасными: в дубовой бадье плескалась чистейшая питьевая вода. Я с удовольствием напился, напоил коней, заправил фляги, а согревшийся остаток вылил на голову – чтобы окончательно прийти в себя. Мог бы и полностью облиться, но мы так поплескались под дождём, что не хотелось.
   Из замка вышли сэр Жеральд и Юнис. Последний нёс в руках две карты, скатанные рулончиками.
   – Выбирайте любую, сэр Леон! – выпалил он с каким-то напряжением, протягивая обе.
   – Да какая разница! – я взял правую.
   Юнис облегченно вздохнул и свою спрятал – видимо, на ней имелся скрытый дефект или помарка, и ему было стыдно.
   А я свою развернул:
   – Куда поедем, доблестные сэры рыцари? Я предлагаю сюда, – и ткнул пальцем в ближайший белый замок. – И от красной черты недалеко. Если дракон здесь пролетал, его мог увидеть кто-нибудь.
   Рыцари согласились, вскочили на коней и вынеслись из ворот. Вслед нам донёсся грохот падающих камней: замок, выполнив свою миссию, разрушился.
   – Вовремя успели! – пробормотал сэр Жеральд, оглядываясь.
   – Ага, – уныло согласился я. И с чего бы ему разрушаться? Чтобы я не забывал, где нахожусь? Так я и без того знаю.


   Рыцари Грааля

   Кони скакали по неплохой полевой дороге. Я подумал, что каждое время удивительно гармонично: полевые дороги хорошо ложатся под копыта коней. А на асфальтовых или булыжных кони чувствуют себя неуютно: больно копытам. Зато асфальтовые годятся под автомобильные колёса, которые на булыжнике чувствуют себя неважно. Эпоха – это совокупность деталей, хотя обычно что-то одно считают символом эпохи.
   Скачка на конях – совсем не то, что езда на автомобиле. Пусть дорога не так быстро несётся навстречу, но ощущение упругого сопротивления ветра трудно достижимо даже в открытом кабриолете. Единства с природой не получается: мешает шум двигателя. Может, нечто подобное удаётся почувствовать на мотоцикле без щитка… Но куда деть рёв мотора, заглушающий натуральные звуки?
   Ритм копыт создавал неповторимое ощущение. Вокруг – природа, конь – природа, я сам – природа! Предстоящая жизнь кажется долгой и удивительной. И хотя я – всего лишь скопление электронных импульсов внутри Викиного компьютера, постоянно перемещаемых с одной микросхемы на другую, опускающихся на мгновение в файл подкачки, выпрыгивающих с лучом развёртки на экран монитора… Но сейчас я ощущал себя настоящим человеком.
   Если мир предстаёт перед нами сквозь набор сигналов (практически тех же самых!) от органов чувств, то не всё ли равно, чем он является на самом деле: настоящим или виртуальным? Я-то воспринимаю его как реальный!
   Не всё ли равно, по какому адресу прописана зелёная травка, каким алгоритмом задаётся солнце, и по какой формуле рассчитан топот копыт, если трава приятно радует глаз нежным цветом, солнышко тепло пригревает, а копыта бьются в унисон с твоим сердцем? И пусть, если присмотреться, острые травинки пырея предстают набором торчащих «единичек», а круглые листочки спорыша – «ноликов». От этого они не становятся хуже: острые точно также колют ладонь, а круглые – гладят, как если бы росли где-нибудь в лесах Подмосковья или Рязанщины.
   Где гарантия, что так называемые «нормальные», обычные люди – действительно живые, а не набор тех же электронных, ионных, фотонных, тахионных или каких-нибудь идионных импульсов на чьём-то гигантском компьютере? Да какая разница, если есть дорога, есть друзья, есть дело, которым нужно заниматься? А если нет ни дороги, ни друзей, ни дела, надо их найти, и тогда всё будет в полном порядке. Вот, оказывается, как просто: есть дело – делай, нет – ищи. Есть дорога – иди по ней, нет дороги – ищи. Есть друзья – встречайся с ними, разговаривай, помогай и принимай помощь. Нет – ищи друзей. Может, кто-то из пока незнакомых людей скоро станет твоим другом. И неважно, где ты находишься: под ослепительным реальным солнцем или под не менее ослепительным кибернетическим.
   Я скакал, и всё во мне пело. Мы вымокли под дождем – мы высохли на солнце. Мы очистили карту, и пусть она – лишь фига дракона, издевательская шутка, рано или поздно мы найдём его и заставим разъяснить все загадки, которые он загадал. А не объяснит – не важно: поймем сами, или придумаем ответы. Лишь бы они соответствовали логике действительности.
   Найдём дракона, освободим принцессу… а там посмотрим. Весь мир впереди!
   Мы скакали милю за милей… или километр за километром… Да что считать: всё равно пиксель за пикселем. Оглядывая окрестности, я обнаружил ещё одно подтверждение своего электронного существования – нет, не в себе, в окрестном пейзаже.
   «Что за пейзаж, если без пейзан?» – подумалось мне.
   И в самом деле: скачем по дороге битый час – или битовый? – а то и больше, а раньше целых два дня скакали – и никого не встретили. А ведь горячая пора: лето. Поля должны кипеть от сельскохозяйственных рабочих, то бишь, от крестьян! А они не кипят. Неужели впрямь опустошительная война прокатилась? Или так сделано для экономии системных ресурсов? Чтобы не расходовать по пустякам оперативную память.
   А вообще-то плюнуть надо на подобные рассуждения, а то ненароком вправду рехнусь. Нет, забывать не следует, но и думать постоянно нельзя. От меня здесь ничего не зависит, повлиять на ход событий я пока не могу… Буду наслаждаться тем, что вокруг: это моя страна, мой мир, и мне в нём жить.
   Удивительно другое: вслух я ничего не произношу, слышать меня никто не может, однако стоит о чём-то подумать, как оно тут же объявляется. Подумал о драконе – он и унёс принцессу. Поневоле задумаешься: то ли я на окружающее влияю, то ли имею дар ясновидения. И откуда он взялся: был у меня, или я получил его здесь?
   Правда, я и раньше замечал за собой нечто подобное: стоило о чём-то подумать, как оно вскоре сбывалось. Если о встрече с кем-то – обязательно встречался, в тот же день или на следующий. И не я один такой. Любой человек, покопавшись в памяти, отыщет в своей жизни подобные факты. Вот и думай: то ли мы все находимся внутри компьютера, то ли «реальный» мир устроен несколько иначе, чем считается?
   То же произошло и сейчас: едва я посетовал (про себя, не вслух!), что пустоват обитаемый мирок – и на тебе: скачут навстречу три рыцаря. Как положено: в забралах, шлемах, панцирях. Значит, война… По-походному доспехи за спиной возят, не надевая.
   Рыцари подъезжали, постепенно замедляя шаг, и вскоре мы остановились друг напротив друга, словно отражение в зеркале.
   Уж не нас ли они ловят, по наущению дракона? А вот я на вас отбойный молоток напущу – каково в латах-то будет?
   – Мир вам, добрые рыцари! – первым начал сэр Жеральд, подняв правую руку, как бы показывая, что в ней нет оружия. – Кто вы будете и куда путь держите?
   Повторялась ситуация с колдуньей. Если сейчас кто-то из них скажет: «Сначала накормите, а потом уж спрашивайте!..» я не выдержу и расхохочусь.
   Но ничего подобного не произошло. Средний рыцарь, стоящий зеркально к сэру Жеральду, также поднял руку, отсалютовал и глухо произнёс, не поднимая забрала:
   – Просим простить, добрейшие рыцари, что не открываем лиц своих. Дали мы обет никому их не показывать, пока не отыщем чашу святого Грааля.
   – Чашу святого Грааля? – удивился сэр Жеральд. – А что это такое?
   Средний рыцарь качнул головой.
   – Мы и сами не знаем, – сказал он печально, – потому что ни разу её не видели. Но, как только увидим, непременно узнаем.
   – А-а-а. Ну, если так, тогда ладно, – успокоился сэр Жеральд и спросил: – А не есть и не пить вы обета не давали? Что-то я не вижу ваших запасов продовольствия! Не обидитесь ли вы, если пригласим вас перекусить? По-моему, приспело время обеда.
   Рыцари переглянулись.
   – Мы не можем нарушать обет, – нерешительно произнёс говоривший, – но от предложения разделить трапезу не отказались бы…
   – Вы можете не снимать шлемов, – предложил я, – это, конечно, неудобно, но нам необходимо поговорить. Нужно кое-что выяснить…
   – Хорошо, – согласились рыцари, спешиваясь.
   Расположились мы рядом с дорогой, на полянке.
   Судя по скорости поглощения пищи, странствующие рыцари проголодались изрядно. И хотя обедать в шлемах очень неудобно, еда исчезала в забралах с поразительной быстротой.
   – А скажите-ка нам, доблестные рыцари, – произнёс я, когда, насытившись и откинувшись на затрещавшие кусты, мы принялись тянуть вино из фляг через соломинки, – не встречался ли вам низколетящий дракон? Он похитил принцессу, и мы хотели бы вернуть её папе и маме.
   Рыцари вразнобой покачали головами:
   – Нет, не видели.
   – Не встречался.
   – Но в городе, через который проехали вчера, рассказывали о каком-то драконе.
   – Наверное, наш, – кивнул я, – если драконов у вас не как мух на навозной куче.
   – Что вы! Драконы большая редкость в наших местах, – сказал один.
   – Все только о нём и говорят, – подтвердил второй.
   – Если бы не чаша Грааля, мы бы обязательно за ним погнались, – добавил третий. – Сразить дракона почётно для каждого рыцаря.
   – Значит, видели, – резюмировал я. – Это хорошо. Будем знать, куда ехать.


   На постоялом дворе

   Мы поблагодарили рыцарей, помогли взобраться на коней и сесть в сёдла. Юнис отсыпал каждому на прощание по горсти ирисок «Золотой ключик», и мы разъехались. Нас ждал город, а их – святой Грааль.
   Собственно говоря, ни нас, ни их никто не ждал. Просто хотелось так думать.
   – Город-то хоть на карте есть? – спросил я, вытаскивая карту. Сэр Жеральд посмотрел на меня и сделал то же самое.
   – Разве этот красный кружочек, – предположил Юнис, доставая свою.
   – А пунктирная линия – торговый путь, – резюмировал сэр Жеральд, укладывая карту обратно, – и никаких рейсовых драконов…
   – Возможно, – я не хотел отказываться от красивой гипотезы. К тому же не давала покоя драконова фига и её несомненное сходство с изображением на карте. Но что тогда символизировал красный пунктир? Царапину на лапе?
   И всё же на месте красного кружка оказался именно город. Классический, огороженный высокими крепостными стенами, с железными воротами, за проход через которые мы выложили по большой серебряной монете. Монеты неожиданно кстати оказались в перемётных сумах. Мы, помнится, их туда не укладывали. Спасибо лорду-сенешалю, позаботился.
   – Какой постоялый двор рекомендуете? – надменно поинтересовался сэр Жеральд у начальника стражи.
   – Такие благородные рыцари не могут довольствоваться меньшим, чем «Бордовая лягушка», – проговорил офицер, подкручивая усы. – Там останавливаются титулованные особы, и не бывает местной рвани.
   – Как туда проехать? – милостиво кивнул сэр Жеральд.
   – Прямо, до городской площади – и направо, – указал начальник стражи. – А там увидите вывеску.
   «Ему, наверное, хозяин отстёгивает за рекламу заведения», – подумал я, трогая поводья.
   Мимолётный взгляд упал на спящую собаку, свернувшуюся колечком у городской стены. Или то был адрес чьей-то электронной почты?
   Мелькнул указатель со стрелочкой: «Центр», и я подумал, что почему-то никогда не встречал указателей, чтобы написали «Периферия», или «Окружность»…
   Постоялый двор оказался действительно хорошим, почти на уровне полуторазвёздочных гостиниц. В помещении было чистенько, светло, без пьяного гвалта и без мордобоя, что мне особенно понравилось. Сразу видно, что Вика сделала его на основе представлений о постоялых дворах «титулованных особ», то есть был он, следовательно, идеальным. Но так и лучше. Грязи и в реальности достаточно.
   Владелец двора, беспрестанно улыбаясь и кланяясь, прижал к сердцу брошенную сэром Жеральдом золотую монету и выделил нам лучшую комнату на втором этаже. В ней благоухало мятой и лавандой.
   В комнате стояли три кровати. Дубовые, широкие, мощные. Мне с сэром Жеральдом они пришлись как раз впору. Юнисов свободно можно было уложить пяток на одну кровать.
   Поужинать мы спустились в общий зал, хотя хозяин предлагал сервировать стол в номере. И перемётные сумы лежали в шкафу, так что голод нам не грозил. Но больше, чем ужинать, хотелось пообщаться с местными жителями: кто-то же видел пролетающего дракона?
   Нам повезло: едва сошли вниз, заметили сгрудившихся людей возле крайнего стола у стены, и услышали продолжение разговора, а практически – самое начало:
   – …самолично видел. Дракон держал в когтях принцессу с золотой короной на голове, и они отчаянно переругивались.
   «Узнаю Вику», – подумал я.
   – А куда они полетели? – спросил любопытный из окружения, упредив наш вопрос.
   – Туда, на юго-запад, – не глядя махнул рукой рассказчик, случайно мазнув соседа по носу. Тот утёрся, но промолчал, увлечённый рассказом.
   – Судя по карте, – прошептал мне на ухо сэр Жеральд, – это поперёк красной линии. Ещё немного – и выедем за пределы карты.
   – Что ж, понадобится – выедем, – согласился я.
   Кто-то из вновь прибывших высказал сомнение в увиденном, задев рассказчика за живое. Но тот не успел возмутиться, как другой посетитель поддержал говорившего:
   – Был дракон! И коготь на правой передней лапе отрубанный подчистую. Я сам видал!
   Услышав это, я проникся необычайной гордостью за свой поступок, но хвастаться, подобно лягушке-путешественнице, не стал.
   Вечер прошёл без эксцессов. Никто не орал дурных песен, не щипал служанок за ягодицы – служанок не было. Лишь слуги мужского пола сновали по залу. Должно быть, во избежание соблазнов.
   «А чего ещё ожидать от Вики? – уныло подумал я. – Не будет же она райский сад с гуриями устраивать?»
   И, чтобы отколоть какую-нибудь штуку, сделать независимую от Вики выходку, я дал себе слово, что как только спутники уснут, выберусь из комнаты – лучше через окно – пройдусь по ночному городу, и если не влезу в самый разухабистый бордель, то уж по работающим всю ночь постоялым дворам пошастаю… Во всяком случае, поищу другие гостиницы.
   Но я совсем забыл, что ночь – это выключение компьютера. А какие шастанья электронных импульсов, когда микросхемы не под напряжением? Вот если бы мы сидели на сервере! Он-то включен постоянно…
   Так что пожелания мои так и остались пожеланиями. Но были же!


   Считаем ворон

   Ночь прошла, словно её и не было. Да её действительно не было. Разве что вдруг спонтанно включился бы компьютер, и какая-нибудь паразитная программа заставила нас спасаться от наводнения, извержения вулкана или нападения соседних варварских племен, вот тогда…
   Но ничего подобного не случилось: мы спокойненько проснулись утром, умылись, позавтракали – и выехали на юго-запад. Сюда, если верить случайному очевидцу, полетел дракон.
   На сей раз сельхозугодия встречались регулярно, и усталые крестьяне, отрываясь от полевых работ, провожали нашу троицу мимолётными взглядами, вялыми, словно капустный лист.
   Спрашивать их о драконе мы не решились: не хотели отрывать людей от дела. Вряд ли кто что-то видел: дракон летит бесшумно, а они смотрят вниз, на убираемый урожай. Это более важно, чем дракон с незнакомой принцессой. Вот если бы дракон летел с душераздирающим грохотом, словно прорывающий звуковой барьер истребитель, тогда бы они обратили внимание. Но драконы так не летают.
   Вместо расспросов мы время от времени прикладывались к карте, ориентировались на местности и отмечали пройденное расстояние, что являлось единственным развлечением. Да ещё Юнис грыз ириски, а сэр Жеральд считал ворон. Мне заняться было нечем, и я, позевав недолго, присоединился к сэру Жеральду.
   Вороны летели равномерно и уныло: возникали на горизонте справа спереди, вяло взмахивая крыльями, пересекали небо и исчезали слева сзади. Пролетая над нами, иногда негромко каркали, свесив голову – нехотя, будто сквозь зубы.
   Не успевала одна исчезнуть сзади, как впереди появлялась следующая. Исчезновение и появление происходили до того синхронно, что я обнаружил аналогию с пульсирующим процессом.
   «К югу, что ли, тянутся?» – лениво подумал я и зевнул, прикрывая глаза. А когда открыл, вороны исчезли с небосвода.
   – Удивительно, господа! – провозгласил сэр Жеральд. – Ровно триста шестьдесят пять штук!
   В тот же момент мы увидели ещё одну, спешащую догнать товарок и торопливо взмахивающую крыльями. Что удивительно, в стиле кроль – попеременно.
   – Триста шестьдесят шестая! – торжественно сказал сэр Жеральд, делая жест рукой, будто перебрасывал костяшку счётов.
   Мы с интересом ожидали продолжения, но, очевидно, лимит ворон на сегодня исчерпался.
   – Не означает ли это, что нам придётся целый год гоняться за драконом? – мрачно пошутил сэр Жеральд.
   «Это было бы неплохо!» – подумал я, но промолчал.
   Юнис поперхнулся ириской.
   – Целый год? – прочавкал он. – Так много!
   Некоторое время ехали молча, обдумывая символизм встречи, потом решили впредь не обращать на ворон внимания.
   «К тому же все они, по логике вещей, одна ворона, – подумал я, – сопряженная с календарём. Был бы бинокль, не сомневаюсь, удалось бы разглядеть на брюшке каждой число и месяц».
   – Всё, – прервал сэр Жеральд мои размышления. – Можно выбросить карту.
   И сделал движение, будто собирался метнуть листок в близлежащие кусты.
   – Не торопись, – удержал я его, – вдруг дракон сделает крюк?
   Границу карты мы пересекли, переправляясь через реку на плоту-пароме, управляемым огненно-рыжим паромщиком, сильно смахивающем на паромщика из Кирандии.
   «Очень удобно, – подумал я, – борода вместо спасательного жилета, видна издалека. Не оттого ли жилеты оранжевого цвета, что в паромщики раньше рыжих отбирали?»
   – А скажи-ка, друг, – поинтересовался сэр Жеральд у паромщика, – не видал ли ты…
   – Дракона, что ль? – перебил его паромщик и сплюнул в реку. – Как не видать, видал. Туда полетел.
   И он указал примерно в ту сторону, куда мы направлялись.
   – А что там за места, можешь сказать? – осторожно поинтересовался я.
   – Места как места, – лениво отвечал паромщик, крутя ворот и время от времени сплевывая в воду. Может, боялся, что река пересохнет, и он лишится работы? – Точно такие же, как тут.
   И указал в сторону, откуда мы пришли.
   Больше вытянуть из него ничего не удалось: он высказал всё, что знал, и начинал повторяться.
   Снова начинались неизведанные земли, а спросить было не у кого. Паромщик отплыл обратно, нагрузившись несколькими телегами с крупной репой и молчаливыми хозяевами оной, которые не ответили ни на один вопрос, как мы ни спрашивали. И на берегу никого не осталось.
   Что впереди? Куда двигаться? Вопросы множились, а ответов не добавлялось.
   – Эх, сейчас бы лавку сувениров встретить, да карту купить! – пробормотал я, надеясь, что вздох мой будет услышан, кем следует. Должна же быть какая-то подсказка. Иначе как узнать, куда мы попали? И куда направиться?
   Но придорожная местность оставалась пустынной: лавка не встречалась. Паслись стада коз, овец, коров, кур. Пастухи играли на жалейках, сопелках, дудочках и волынках. Игра сопровождала нас всю дорогу. Но, несмотря на смену музыкальных инструментов, мелодия не менялась.
   Конечно, где-то они жили, но ни сёл, ни деревушек вдоль дороги не было. И становилось непонятно: куда ведёт дорога, если не выполняет главного предназначения, не соединяет населённые пункты?
   Юнис не выдержал испытания молчанием и неизвестностью, и направил коня к ближайшему пастушку. Но тот, заметив, что к нему скачет целый рыцарь, выпучил глаза на манер овечьих, испуганно подхватил котомку, дудочку и скрылся в кустах.
   Юнис, чертыхаясь, повернул обратно: спросить у овец он не догадался. А я бы на его месте спросил, и не сомневаюсь, они бы ответили!
   Меня существующее положение дел устраивало: я знакомился с географией страны, её нравами и обычаями. И не одной страны, а нескольких. Спасение принцессы откладывалось, а значит, продлялось моё существование. Хотя сейчас мне отчаянно захотелось пройти по коридорам института, сделать математическое обеспечение какому-нибудь хоздоговорному проекту… Получить скупую благодарность от ВэНээСа, ведущего научного сотрудника, а может и небольшую денежную премию – и прокутить в тёплой компании.
   Но и тут жизнь почти наладилась: компания подходящая, люди встречаются мирные, не приходится поминутно лезть в драку и кричать: «Мой меч – твоя голова с плеч!». Погода в последнее время тоже устраивала.


   На мельнице-немельнице

   За поворотом дороги блеснула излучина реки. Натуральный синий цвет, каких в природе не бывает: блестяще-глянцевый. Нет, на море – пожалуйста, в кино – сколько угодно, а у настоящих рек я такого цвета никогда не видел.
   Реку перегораживала неширокая плотина, рядом с которой стояла водяная мельница. Колесо не вращалось.
   – Если кто хочет русалок увидеть, то искать недолго. Тут им раздолье. Самые русалочьи места, – произнёс сэр Жеральд, придерживая коня.
   – Мельник прикармливает, что ли? – пробормотал я.
   – Сами разводятся, – отвечал сэр Жеральд. – Вода стоячая, тихая, а пруд им, что зал для бальных танцев. Любят они танцевать на воде.
   – А давайте зайдем к мельнику и спросим о драконе… а заодно и о здешних краях, – предложил Юнис.
   – Дело! – поддержал его сэр Жеральд.
   Подъехав к мельнице, мы увидели… ну, не полный упадок и развал, но небольшое запустение.
   Двор порос травой, дрова на траве двора – тоже, хотя поленница выглядела внушительно: под крышу сарая. Трава росла и на крыше.
   Сначала я подумал, что растут зерновые – те, что мелют на мельнице. Понятно: упало зернышко, закатилось, не захотело попадать под жернова – вот и проросло. А может, мельник эксперимент ставит. Очень удобно: выросла пшеница на крыше – везти никуда не нужно. Можно тут же и молоть.
   Но оказалось – растет обычная трава: тимофеевка и тимьян.
   – Эй, есть кто-нибудь? – гаркнул сэр Жеральд. От крика всполошились воробьи, привычно оседлавшие охлупень амбара.
   Скрипнув, растворилась дверь, и из мельницы, весь в белом и сам совершенно седой, вышел мельник. А кем ещё мог быть вышедший, в таком-то обличии?
   – Здравствуйте, добры молодцы! – произнёс он.
   Мне его обращение не понравилось: ни с того, ни с сего вспомнил доброго медведя. Тот тоже был-был добрым молодцем, а потом – хлоп! – и нате вам: медведь. И, что особенно плохо, добрый. Как ему в лесу жить? Нам его доброта на пользу пошла, а ему каково? Ни птичку не съесть, ни рыбку… Любой заяц обидеть норовит, а за волков и говорить не приходится. Так что с дедом надобно поосторожнее: будет угощать – откажемся. Но пока всё шло спокойно.
   – Далеко ли путь держите? – продолжал мельник.
   Так, фразы стандартные, заклинаний не содержат. Это хорошо.
   – Хотели узнать, – надо с ходу ошарашить, – не пролетало ли что по небу в прошедшие дни?
   – Да много чего летало… – мельник остановился в замешательстве. – Вечером – комары да мошки, да ночные бабочки, а днём – мухи, воробьи, вороны… И опять же бабочки, но дневные. Пчёлы…
   – А покрупнее ничего не встречалось? – продолжал наседать я.
   – Дракон, что ли? – старичок сразу обрадовался. – Ага, пролетал. И в когтях держал что-то дивно сверкающее, аж в глазах слепило…
   – Ага… И куда полетел?
   – Да во-он туда, – старик махнул рукой.
   – А по карте показать не можешь, дед? – вкрадчиво спросил я, в то же время опасаясь, как бы он не сказал: «А давайте карту – покажу!» – Мы с собой твой взмах не заберем, а вдруг понадобится ещё взглянуть?
   – Да… – старичок вроде как застеснялся, – была карта, и не одна, да только…
   – Что случилось? – сэр Жеральд расправил плечи. – Может, отнял кто? Ты расскажи, не таи. Догоним, схватим, да и намнём бока, а то давненько не разминались, пора кому-нибудь кости переломать!
   – Нет, нет! – успокаивающе повел ладонями старичок. – Никому ничего ломать не надо. Просто… дело вот какое, – наконец решился он. – Стар я стал, вот что. Всю жизнь проработал здесь, в прачечной…
   – Где?! – мои брови полезли наверх, сплющивая лоб. Да и у товарищей-рыцарей тоже. – Это что, не мельница?
   – Нет, – грустно ответил старичок, – прачечная.
   – А ты, стало быть, прач? – уточнил я, пытаясь образовать название профессии «прачка» в мужском роде.
   – Пральник, – возразил старичок. – Работал я, работал, да состарился. А белья в стирку навезли горы. Полные сараюшки, – указал он. – Навезти-то навезли, а постирать не могу. С силами не соберусь.
   – Но хозяева хоть напоминают? Бельё-то, небось, потребно?
   Старичок совсем закручинился:
   – Они не могут прийти, пока не постираю. Если бы постирал – пришли бы, а не постирал – не идут. Таков закон… Но что я могу сделать? Я так стар…
   – Ладно, оставь причитания, – прервал его сэр Жеральд, – ты что-то говорил о карте?
   – Да! – с жаром воскликнул старец. – И не о карте, а о картах, потому что их несколько! Но я не помню точно, сколько, – добавил он, – запамятовал.
   – И где же они? – спросил Юнис.
   – А? Они? Ах, да, карты! Да-да-да, карты там, тоже там, – и он махнул рукой на сараюшки, – все там.
   – Карты – в грязных тряпках? – возмутился сэр Жеральд.
   – Какие это тряпки? – возразил старичок. – Там платки, только платки, наша национальная одежда, как женщин, так и мужчин. Ими покрывают голову, их повязывают на шею, ими перевязывают рукава рубах, ими подпоясываются…
   – …ими вытирают сопли, – добавил Юнис, для которого последнее действие было особенно незабываемо, поскольку происходило совсем недавно.
   – Да, да, и в этом нет ничего страшного: и сопли и слёзы. И раны тоже перевязывают платками, – добавил старичок. – Поэтому на них может быть всякое.
   – И их надо выстирать, – мрачно резюмировал сэр Жеральд.
   – Да, – просто ответил старичок. – И когда платки станут чистыми, тогда вы и найдёте свои карты… то есть ваши карты нашей страны… то есть наши карты, которые станут вашими… – он запутался и замолчал.
   – Так, благородные рыцари, – сэр Жеральд обвёл нас взглядом, – переквалифицируемся в прачки?
   – В пральники, – буркнул я.
   Перспектива стирать засморканные и окровавленные платки меня не прельщала. Но иначе мы не добудем карту! Мне снова захотелось плюнуть на всё и поехать в свободный поиск по городам и весям. Наняться к какому-нибудь королю в рыцари, или открыть своё дело при помощи колдуньиных вещей.
   И если бы не данное себе самому слово, я бы, наверное, так и сделал. Зачем мне принцесса, если я, быть может, умру в тот самый момент, когда освобожу её? Стоит ли принцесса смерти? Добро бы ещё был выбор: принцесса или смерть. А то вопрос стоит иначе: принцесса и смерть, либо ни принцессы, ни… а вот это неизвестно. Не будет принцессы – всё равно может быть смерть. Что лучше: смерть с принцессой или смерть без оной? То вроде героем погибну…
   Перебирал я невеселые мысли, пока мы разгребали сараюшки и вытаскивали горы платков – сотни, тысячи, миллионы! Юнис по молодости попытался словчить, и, чтобы старик не слышал, прошептал, что попробует отыскать и выстирать только платок с картой. Но когда увидел, что все платки имеют одинаковый серый цвет, полученный не то от долгого вылеживания в сарае, не то от въевшихся пыли, паутины и плесени, не то по иной, непонятно-сказочной причине – отказался от хитрости и принялся понуро таскать платки в мельницу… то есть в мыльницу, то есть в пральницу… тьфу! – в прачечную. После первого же рейса вернулся повеселевший и рассказал, что вручную стирать не придётся: там стоят машины.
   Заинтригованный, я нагрузился кипой платков и поволок на стирку, чуть не спотыкаясь.
   В прачечной действительно стояли машины. Разумеется, не сверкающие хромом и никелем, не блистающие разноцветным пластиком, а скорее наоборот. Но те деревянные чаны и мешалки, что находились в помещении, внушали уважение не только размерами, но и оригинальностью конструкции. Если это ещё и будет работать, то создателям сего, несомненно, следует присудить по меньшей мере степень магистра-механикуса. И на каком только сайте Вика их содрала? Не бывает таких механизмов!
   Старичок был тут как тут. Он засыпал в чаны порошок, открывал и закрывал вентили на трубах, двигал рычаги… По всему было видно, что его болтовня о собственной немощи – не более чем отговорка, вызванная желанием заполучить дармовую рабочую силу.
   И только однажды он поманил к себе Юниса – повернуть самый главный рычаг, поднимающий заслонку на лотке, подающем воду на мельничное… прачечное колесо.
   Юнис, усмехаясь, потянул рычаг. Да не тут-то было! Рычаг не шелохнулся, а Юниса инерцией притянуло к стене. Тогда он, покраснев, повис на рычаге едва ли не всем весом, да ещё уперся ногой в стену. И рычаг медленно-медленно, по миллиметру, стал подаваться. Юнис восторжествовал.
   Что до меня, то я сразу понял причину задержки, едва выглянув в окно: русалки, играя, уцепились за заслонку и не давали той подняться. Я шикнул на них, и они с писком попадали в воду, подняв тучи брызг.
   Освобождённый рычаг легко пошёл вниз, вода с шумом ударилась о колесо, оно заскрипело, повернулось, завращалось – и пошло приводить в действие многочисленные механизмы, за скрежетом которых совершенно потерялся тонкий русалочий писк.
   – А русалкам моющие средства не повредят? – спросил я у старичка-прачечничка, который полностью преобразился, занимаясь любимым делом. Он буквально светился, что было совсем нелишним в полутёмном помещении.
   – Какие моющие средства! – возмутился старичок. – Обычный мыльный раствор! Кому повредит мыло? Хоть помоются! В кои-то веки…
   – Нет, но всё-таки мыльная вода, по-моему, отрицательно влияет на водную флору и фауну, – авторитетно заявил я.
   – Только не на русалок, – предупредительно произнёс старичок, – у них от мыла чешуя лучше блестит. Мыло-то на основе природных компонентов, экологически чистое. А дышат они всё равно кислородом из воздуха.
   И, видя моё недоверчивое выражение лица, добавил:
   – Пойдём, посмотрим.
   Мы вышли на небольшой балкончик над нижним бьефом плотины. Крутилось колесо, весело разбрызгивая воду и передавая вращение на уходящий в стену толстый вал.
   Старичок указал вниз.
   – Смотри-ка! Сюда сбрасывается отработанный раствор и промывные воды.
   Из стены торчала труба, а из неё била мощная водяная струя.
   Место падения воды кишело живностью. Рыбы, головастики, взрослые лягушки, громадные жуки-плавунцы, ещё какие-то невообразимые существа и твари – иного слова не подберу – глотали мутную воду, яростно процеживали через жабры, бросались в струящийся поток, чуть ли не дрались за каждую каплю.
   А русалки катались на колесе, со смехом балансируя на замшелом ободе. Оказавшись внизу, они в два взмаха мощного хвоста доплывали до берега, попутно подхватывая что-нибудь из воды, или из копошащейся живности, и торопливо прожёвывая. Затем обползали вокруг плотины по мокрой траве в верхний пруд, и продолжали забаву.
   – Соскучились, – ласково сказал старичок, – проголодались…
   – Так у вас в верхний пруд ничего не попадает? – догадался я. – Он чистый?
   – Ничего, – подтвердил старичок, – оттуда только забираем, а всё сбрасываемое питает множество организмов. Выходит-то сплошная органика! Они привыкли за многие годы. Что одним грязь, другим – пища.
   – Хорошо, что есть такие существа, – согласился я и повернулся к верхнему бьефу плотины.
   По зеркальной глади верхнего пруда медленно кружились русалки, распластав на воде зелёные-зелёные, с перламутровым отливом волосы.
   – Наелись, – ласково сказал старичок, – отдыхают.
   Мы вернулись внутрь.
   Первая партия выстиранных платков была готова. Юнис ждал новых указаний.
   Старичок-прачечник показал, как пропускать платки через отжимные вальцы. Они выходили практически сухими! Но и это не всё: другие вальцы, разогреваемые от трения друг о друга, высушивали и выглаживали платки. Юнису оставалось одно: аккуратно складывать. Он добровольно вызвался на это довольно горячее место.
   Серый цвет платки теряли на самом последнем этапе, когда проходили через сушильные вальцы. Платкам возвращался первозданный вид. Тут было на что полюбоваться! Платки становились разноцветными, пёстрыми, с рисунками, в том числе и тематическими, изображающими картины былых сражений, с портретами полководцев и прочими атрибутами людской культуры и быта.
   Но карт среди них пока не попадалось.
   Время шло, груда грязных платков таяла, чистых – росла, а карт всё не было.
   Юнис начал подозрительно поглядывать на старичка-прачечничка, но тот продолжал хранить невозмутимый вид.
   Наконец Юнис не выдержал:
   – Что это такое! – воскликнул он, бросая один из оставшихся платков, так и не сунув в вальцы гладильно-сушильного агрегата. – Нет тут никаких карт!
   – Позвольте, юноша, – старичок вежливо подобрал брошенный Юнисом платок и ловко опустил в сушилку. И – о чудо! – невзрачный серый платок, пройдя сквозь горячие валки, превратился в настоящую топографическую карту масштаба 1:10000!
   Мы, оставив все дела – они, собственно, уже закончились, – бросились рассматривать карту.
   Я с опаской посмотрел на расстилающийся на платке ландшафт: не покажет ли и он фигу? Но фиги на карте не было. Карта напоминала… лабиринт. Лабиринты ведь разные бывают, не все состоят из каменных стен и прямых углов. За множество веков человечество придумало массу всяких лабиринтов. Есть земляные, травяные, деревянные, костяные… Но самыми сложными бывают жизненные – в них люди блуждают дольше всего…
   И через очередной лабиринт, на этот раз ландшафтный, нам предстояло провести свой путь, ровный и прямой, словно полёт дракона.
   Старичок между тем пропустил через вальцы оставшиеся две тряпки, и в наших руках очутились ещё две карты. Точно такие же.
   И снова точка нашего стояния оказалась в левом нижнем углу. Но соседний правый занимала застиранная до белизны зона. И никакого красного пунктира.
   – Перехлорировали? – пробормотал старичок, растягивая карту-платок. – Обесцветилась?
   Он расстелил две оставшиеся карты, но и на них белело треугольное пятно.
   – Наверное, место Колдовского леса, – неуверенно сказал старичок. – Там никто не бывал, поэтому о нём ничего не известно. Оттого и на карте белое пятно.
   – На старинных картах тоже встречались белые пятна, – заметил Юнис, – Но там обычно рисовали всяких чудовищ, – он поёжился.
   – А не тот ли это Колдовской лес, который мы проходили? – развернул плечи сэр Жеральд. – Если так, он нам не страшен! Мы прошли через него – и живы!
   – Что-то мы постоянно крутимся возле Колдовского леса, – пробормотал я, – не в нём ли и живёт дракон? А всё остальное – его увертки, попытки заставить нас кружить вокруг да около?
   – Вам просто повезло. Там действительно встречаются разные чудовища, – сказал старичок, отвечая сэру Жеральду. – Но о драконах никто не слышал, – повернулся он ко мне.
   – Значит, дракон полетел не туда? – спросил я.
   – Нет, не туда, – обрадовал нас мельник-мыльник, – он летел вот так, – и указал путь вдоль кромки заколдованного леса, – а куда после свернул, уж и не знаю…
   – Хорошо. Не могли бы вы рассказать о вашей стране? Надо же нам узнать хоть что-то.
   – Страна у нас хорошая, – старичок почему-то оглянулся, – чистые реки, высокие горы, тут обширны поля и обильна земля…
   Что-то мне его слова напомнили.
   – И люди у нас хорошие, – продолжал он, – сеньоры заботятся о своих вилланах, те платят им тем же… И если бы не соседство с этим, – он указал на белое пятно на месте Колдовского леса, – была бы полная идиллия.
   – Расскажите немного о городах, – попросил Юнис.
   – Зачем тебе это? – прервал его сэр Жеральд. – Наше дело – найти и убить дракона, а там видно будет.
   – Для общего развития, – огрызнулся Юнис, – когда ещё здесь побываешь?
   – Возьмешь тур – и приедешь, – успокоил я его.
   – На коне быстрее, – отмахнулся Юнис, – где я тура искать буду?
   Я не стал ему объяснять разницу между туром, конём и ослом, а принялся прощаться со старичком-прачечником:
   – Большое спасибо за карты и за сведения о драконе. Я думаю, вы скоро услышите о нас.
   Сэр Жеральд согласно заулыбался и закивал.
   – Вам спасибо, – хитро сощурился дед, – без вас я бы никогда со стиркой не управился.
   – Это точно, – подтвердил Юнис.
   Отъезжая от мельницы-прачечной, мы встретили спешащих навстречу радостно улыбающихся людей – на подводах, конных и пеших.
   – За платками едут, – догадался Юнис и удивился: – И как только узнали?
   Я обернулся. Подъезжающие окружали старика-прачечника, обнимали его – только что не качали и не подбрасывали в воздух. Люди разбирали платки, взмахивали в воздухе, образуя пеструю радужную метель. Потом грянула песня, и собравшиеся пустились в пляс.
   – А нам – ничего! – пробормотал Юнис, сжав кулаки.
   Сэр Жеральд усмехнулся:
   – А чего ты хотел? Это не тот подвиг, за который чествуют рыцарей.
   «Да, – подумал я, – Геракл вычистил Авгиевы конюшни – и что? Эти скоты опять загадили… Но Гераклу хоть легенда осталась. А кто их чистил после – никто не знает. Разве что Авгий ликвидировал конюшни, пустив животных на мясо – чтобы отпраздновать грандиозный подвиг Геракла… Но это вряд ли. Недаром история умалчивает о подобном факте».


   Кровавая схватка

   Речка, вдоль которой мы ехали, постепенно сходила на нет. Сначала верхний мельничный пруд, довольно протяжённый, сжал берега и превратился в обычную малую речушку. Затем и она истончилась в мелкий ручеёк, а вскоре исчез и он, и лишь более зелёная и высокая трава указывала место, где бил родник и откуда всё начиналось.
   – Сверимся с картой? – предложил я, но сэр Жеральд махнул рукой:
   – Всё вдоль леса и вдоль леса. Я помню.
   – Капель крови не видно, – указал я. – Как мог дракон пролететь, не накапав?
   – Верно, – сэр Жеральд задумался, потом предположил: – А может, зажило?
   – Как на собаке? – подхватил я.
   – Как на драконе, – улыбнулся сэр Жеральд.
   – Два дня не заживало, а тут зажило? – усомнился Юнис.
   – Зализал на лету! – захохотал сэр Жеральд.
   – Или кровь вышла, – усмехнулся я.
   – Может, перевязал кто, – предположил Юнис.
   – Дед? – продолжал упорствовать я. – Платком?
   – А что предполагать? – пожал плечами сэр Жеральд. – Наше дело ехать и спрашивать, спрашивать и ехать. Может, смыло дождями.
   – Тоже верно, – согласился я, и подумал, что надо было у колдуньи клубок попросить, или яблоко, чтобы дорогу указывали. А мы, понадеясь на следы крови, позабыли о столь эффективных сказочных средствах. А колдунья то ли тоже забыла, то ли пожадничала. Хотя откуда у неё клубок, если она не занимается вязанием. Зато яблок у неё – завались… Откуда берет? – лес кругом. Дички, наверное. Потому и тарелочки показывают некачественно.
   Интересно другое: если бы она дала яблоко, а в нём оказался червяк, как бы это повлияло? Правильный путь яблоко показывало бы, или нет? Забирало бы, наверное, в сторону, от дисбаланса. Яблоко со смещённым центром тяжести…
   Мне подумалось, что на самом деле яблоко никакого пути не указывает: всё делает червяк, а яблоко служит ему пристанищем да пищей. Своего рода скафандр или вездеход. Есть яблоко – будут и путешествия.
   Нет, это же надо так нелепо распорядиться возможностью в два счёта добить дракона! Взяли бы яблочко, узнали бы дорогу, пришли в самое логово напрямую, отрубили бы дракону голову, и освободили принцессу. А, с другой стороны, почему нелепо? Мы получили массу полезных вещей, которые помогут впоследствии. Но и клубочек не помешал бы. Правда, его может смыть дождем, он может сгореть в огненном море… Да моль почикает, в конце концов! Так что хватит жалеть о неслучившемся. Надо делать дело, и делать так, чтобы потом не жалеть о сделанном.
   Всё так, но всегда остается несделанное…
   – Может, привал устроим? – мой спор с самим собой перебил голос Юниса. – Есть охота! Вон полянка подходящая.
   Полянка выглядела привлекательно. Толстые стволы окружавших её дубов – видимо, срисованных Викой в Кирандии – создавали впечатление надёжности, устойчивости и комфорта. Природный ресторан с отделкой из дуба.
   Мы решили устроить «большой» привал – после напряжённой трудовой смены мы его заслужили. И хотя кони не работали, а выщипывали траву во дворе мельницы-прачечной, мы и им устроили отдых: сняли перемётные сумы, расседлали и пустили пастись на край поляны.
   От костра решили отказаться: жаркая работа просила отдыха на свежем воздухе. Не хотелось добавлять в тёплый и без того день ещё и жар костра.
   После сытной трапезы сэр Жеральд лёг на спину и раскинул руки. Мы последовали его примеру. Но лежали недолго.
   – Скучно, – сказал сэр Жеральд, укладывая руки под голову. – Хоть бы подраться! Давненько я мечом не махал. Поди, и отвыкнуть можно.
   – Сплюнь – сглазишь, – возразил я ему, – успеется…
   Мы замолчали. Говорить не хотелось. Хотелось лежать и смотреть на медленно проплывающие по небу облака, чем я и занялся.
   Все они, до единого, были похожи на белых драконов и лишь одно – на принцессу… Или я успел уснуть?
   Разбудило меня дикое ржание лошадей.
   «Волки? – мелькнула в голове мысль, но её перебила другая: – Волки, днем?»
   Но то были не волки – скорее, наоборот…
   Из-за деревьев, густо окружавших полянку, послышался громкий треск сучьев, затем неявное движение и… огромные куски мяса, размахивая трясущимися лоскутами плоти и брызгая кровью, набросились на нас. Штук семь, не меньше… Или восемь. К каждому из нас кинулось минимум по двое, и несколько тасовались на подхвате.
   – Сэр Леон! – услышал я испуганный возглас Юниса.
   Сэр Жеральд машинально подхватил с земли арбалет и безуспешно разрядил в одного из наступающих. Стрела воткнулась в центр туши (на месте сердца у человека – успел я заметить) и осталась торчать без малейшей реакции. Увидев это, сэр Жеральд зарычал, отбросил арбалет, ухватил меч обеими руками и принялся орудовать направо и налево, обстригая большие лохмотья с доставшихся ему двоих противников.
   Я вскочил, опираясь на копьё, воткнутое в землю возле меня, выдернул его и с силой метнул в кусок мяса, бегущий к сэру Жеральду. Кусок собирался помочь собратьям. Мой удар намертво пригвоздил его к стволу большого дуба, и он задергался в безуспешных попытках освободиться.
   Рыцарское копьё – это не охотничья пика, которую трудно выдернуть, но зато она может пройти насквозь. С рыцарского копья так просто не соскочишь: посредине древка оно имеет солидное утолщение, служащее упором для руки при ударе на скаку – и защитой от встречного удара, – которое и мешает продеть копьё сквозь поверженного противника. Поэтому пригвождённый кусок мяса никак не мог соскользнуть.
   Затем мне пришлось вспоминать уроки в школе фехтования, детские баталии с деревянными мечами, сражения с лопухами и колючками… Кое-что, как оказалось, перепало и от программы: некоторые выпады и атаки я выполнял автоматически, нисколько не задумываясь, но на удивление удачно.
   Трудность боя состояла в том, что колющие удары, на которые щедры занятия со шпагой, не годились. И врубаться с размаху в кровоточащую тушу – бесполезно.
   Лучше всего было вращать мечом, как пропеллером, наподобие ножа мясорубки или кухонного комбайна. Тогда удавалось быстро перемалывать мясо. Однако долго выполнять такое движение невозможно: руки сильно уставали. Несмотря на то, что я часто перебрасывал меч из одной в другую.
   Вот когда я позавидовал индийской богине смерти, шестирукой Кали! Ей бы усталость в подобной схватке не грозила! Наверное, потому и отрастила шесть рук.
   Потом я применил другую тактику: отрубать кусочки с краев, постепенно вгрызаясь в основной массив. Обстригаемые лохмотья падали на землю и, слава богу, не двигались.
   Прошла первая горячка боя, я освоился, огляделся, и увидел, что Юнис вполне пришёл в себя от первого испуга и теперь успешно обороняется от двух чудовищ, нанося им удары попеременно. И всё же ему приходилось туговато: его теснили в чащу. А там наверняка скрывались более мелкие и потому более трусливые, но не менее кровожадные создания.
   Сэр Жеральд также заметил тяжёлое положение Юниса и, отпрыгнув в сторону, двумя мощными ударами разрубил начетверо ближайший нападающий кусок мяса, и, отхватив солидный лохмот от второго, бросился на выручку к Юнису. Но остановился в недоумении: как истинный рыцарь, он не мог нападать на противника сзади. Но… где у куска мяса перед, а где зад? Разумеется, опытный мясник по любому куску филе запросто определит, из какой части туши тот вырезан, где у животного находилась голова, а где – ноги. Но сэр Жеральд мясником не был и потому заколебался. Однако кусок мяса сам помог ему, двинувшись навстречу, не разворачиваясь, чем и показал, что мясу безразлично, куда двигаться. Сэр Жеральд тотчас просветлел лицом: если враг наступает, то наступает передом – а как же иначе?
   Мне тоже пришлось нелегко: с самого начала мне досталось три куска, и если бы такая ситуация возникла на званом обеде, при подаче жаркого, то три куска в тарелке можно бы было приветствовать. Но здесь положение складывалось обратное.
   Огромные – размером с хорошего симментальского быка, сочащиеся кровью, со свисающими в разных местах толстыми ломтями, будто уродливыми щупальцами осьминога – куски мяса вызывали отвращение. Но одновременно заставляли задумываться и о том, как прекрасно они смотрелись бы на сковороде. Подобающих размеров, разумеется.
   Быстренько поотрубав тянущиеся ко мне ломти – аналоги рук, – я принялся за основной массив, напоминая себе поваренка, крутящегося по кухне белкой, чтобы угодить шеф-повару.
   Полагаю, на моем месте профессиональный мясник или спортсмен-саблист управились бы гораздо лучше и быстрее. А я, будучи небольшим специалистом ни в фехтовании, ни в рубке мяса, просто-напросто отрубал всё, что тянулось ко мне, дабы избежать холодного прикосновения кровоточащей плоти… Хотя чего я взял, что оно холодное? Они шустро двигаются, могли и разогреться от внутреннего трения. Да и вообще: мясо могло быть парным! Но тёплые прикосновения представлялись мне ещё неприятнее.
   Хорошо, что меч у меня был острее бритвы. Поэтому любое прикосновение металла к мясу заканчивалось не в пользу последнего.
   Собственно, что они могли нам сделать? – через несколько минут схватки ко мне вернулась способность рассуждать хладнокровно. Искусать не искусают, рогов – или рог? – у них нет, копытов тоже… или копыт? Тьфу! Ну разве задушат в тёплых мокрых объятиях.
   Я сражался и думал: вот бы разогреть их так, чтобы они зажарились! Такая масса, двигаясь, неминуемо должна разогреваться от внутреннего трения. Но, что я ни делал, ничего не получалось: пар шёл от меня, а не от мяса. Наверное, этого добиться невозможно. А идея хорошая.
   Мои соперники-куски становились всё меньше и меньше. Увлеченный процессом и захваченный пылом боя, я перестал поглядывать на товарищей и вновь обратил на них внимание только когда смог смотреть поверх сильно уменьшившихся, обстроганных мной кусков.
   Юнис, которому сэр Жеральд помог собраться с силами, доканчивал последнего противника, превращая его в гуляш, а сэр Жеральд, вернувшись к своим, одного из которых опрометчиво разрубил на четыре куска, теперь по очереди гонялся за ними по поляне, измельчая до состояния фарша.
   Вскоре всё было кончено. Отдуваясь и вытирая со лба пот пополам с мясным соком, мы собрались вместе.
   – Что теперь с ними делать? – спросил сэр Жеральд, указывая на расстилающуюся на поляне панораму мясной лавки. – Поджарим да съедим? Пррекрасное мясо!
   – Тьфу! – Юнису досталось больше всех: один кусок, видимо, сумел приложиться к нему, изрядно перепачкав с головы до ног. – Это похоже на каннибальство! Есть своих противников…
   – Да ну, – возразил сэр Жеральд, поддевая мечом с земли кусок попригляднее, – обыкновенная телятина.
   – Нет, что-то не хочется, – отказался и я.
   – Как хотите, – пожал плечами сэр Жеральд, но разводить костёр не стал, также отказавшись от мыслей об обеде. – Оставим волкам, пусть устроят настоящий пир!
   – Смотрите, а этот ещё живой! – указал Юнис на пригвождённый моим копьём к дереву кусок мяса. Кусок ворочался у ствола, безуспешно пытаясь отцепиться.
   Убивать больше не хотелось. Я выдернул копьё и кусок, совсем по-человечьи зажимая раны лапами-отростками, устремился в лес.
   – Зря, – сказал сэр Жеральд, провожая его взглядом, – он может позвать на помощь, а если их будет в два раза больше, нам придётся туго…
   – Тогда догони и убей, – устало сказал я.
   – Да ладно, – отмахнулся сэр Жеральд, – я придумал иное.
   – Что? Думаешь, он расскажет, что с нами связываться опасно?
   – Нет, огонь. Сражаться факелами или раскалёнными противнями. Будем сразу их жарить. Не думаю, что они смогут двигаться зажаренными!
   – Жаль, что у нас нет собак, – сказал я. – Собаки сожрали бы их на подходе.
   – Приручим волков? – предложил Юнис.
   – Нет, постараемся купить собак где-нибудь в городе… если будем возвращаться этим путем.
   – Лучше не надо, – помотал головой Юнис.
   – Может, выследим, где их логово? – предложил сэр Жеральд. – Надо обезопасить себя.
   – Ну да. И приведет он нас к какому-нибудь мясокомбинату, – усмехнулся я. – Правда, такие куски могут быть вырезаны разве что у китов. Или у бронтозавров. Но это нереально.
   Собственно, почему нереально? Тут всё может быть реально. Дракон что, реален? Значит, и бронтозавров можно увидеть.
   – А что такое бронтозавры? – спросил Юнис.
   – Похожи на драконов, только не летают, и с одной головой, – пояснил я. – Тонн полтораста туша, с одной стороны хвост, с другой – длинная шея. Но раз ты спрашиваешь, значит, не видел.
   – Почему не видел? Видел, – возразил Юнис. – У моего дядюшки полное поместье. Он их разводит.
   – Вот как? – удивился я. – А чего тогда спрашиваешь?
   – Только зовут их не бронтозавры, а длинношеи, – продолжал Юнис. – В озере пасутся, камыш едят. Котлеты из них хорошие, – вздохнул он.
   – Так может, попробуем? – кивнул я на куски мяса.
   – А вдруг это мясо не оттуда? – усомнился Юнис. – Лучше не надо.
   – Давайте поищем воду, – предложил сэр Жеральд, – хорошо бы обмыться.
   Предложение было дельным, а, главное, своевременным. Мы развернули карты – не возвращаться же на прачечную – и в полумиле по ходу движения обнаружили небольшой пруд.
   Ехать в мокрой от крови, постепенно высыхающей и становящейся колом одежде было очень неприятно. Утешало одно: ехать предстояло недолго.
   Сразу за рощицей мы увидели небольшой живописный пруд: голубая вода в обрамлении зелёной травы, украшенная ожерельями жёлтых кувшинок.
   А возле пруда, на взгорке, заметили двух совершенно обезвоженных коров – скелеты, обтянутые кожей – и убегающий от них кусок мяса; быть может, тот самый, которого мы отпустили. Выходит, они не так уж безобидны?
   Я живо представил себе наши мумии, лежащие рядком на лужайке… Бр-рр!
   – И ты его пожалел? – сэр Жеральд испепелил меня взглядом и поскакал вслед за куском.
   Мы с Юнисом переглянулись и устремились за ним. Отдохнувшие лошади несли быстро, и мы догнали кусок в два счёта.
   Сэр Жеральд успел пригвоздить его копьём к земле и теперь, соскочив с коня, кромсал на части. Мы с Юнисом спешились, и в три меча быстренько превратили кусок в мясное пюре.
   – После коров я не мог оставить его в живых, – сурово сказал сэр Жеральд, выдергивая из земли копьё и пряча меч в ножны.
   – Ты прав, – согласился Юнис, а я просто положил сэру Жеральду руку на плечо:
   – Извини, я забыл, что если кто-то нападает, то неспроста. Тем более если нападает не человек… Да, они хотели нас съесть. Но теперь, надеюсь, поняли, что это нелегко.


   Новое сражение

   Мы подъехали к пруду.
   – Купаться! – объявил я.
   – А если куски вернутся? – предположил Юнис. – Может, будем дежурить по очереди?
   – Они нас боятся, – успокоил я его, – вспомни, как убегал последний…
   И мне в голову пришла дикая мысль. Я вспомнил, как мамы говорят детям: «Не доешь этот кусочек – он будет за тобой гоняться!». Может, это те самые кусочки, которые кто-то из нас не доел в детстве? Они выросли, разжирели, а потом решили сами съесть бывшего едока. Но за собой я ничего подобного не помнил. Значит, виновники – Юнис или сэр Жеральд?
   Я им так и рассказал. Но они расхохотались над моим предположением. Юнис пробормотал, что недоедал только манную кашу, так как терпеть её не мог – тут мы немного посмеялись над Юнисом и представили, как бы за ним гонялось разросшееся озеро манной каши… Смеялись мы не потому, что было смешно, а потому что требовалась разрядка после битвы. Сэр Жеральд заметил, что за собой ничего подобного не помнит: в детстве доедал всё, да ещё и просил добавки.
   – Что касается более зрелого возраста, – сказал он, – то не доесть кусок мяса можно только на пиру, но там всё недоеденное подбирают слуги и собаки, так что об этом думать нечего.
   – Значит, это не наши куски, – резюмировал я, – и нам опасаться не стоит.
   Несмотря на это, сэр Жеральд и Юнис обнажили мечи, и в воду вошли вместе с ними. А я обнажил себя, а меч оставил в ножнах, хотя и положил у самой воды, на всякий случай. Но мне казалось, что повтор битвы невозможен: сколько можно крутить один и тот же цикл?
   Я опасался, что Вика может в момент купания выкинуть какой-нибудь фортель, но, очевидно, она довольствовалась малым: созерцанием нас. Впрочем, сэр Жеральд и Юнис всё равно прикрывались, входя в воду – по средневековой рыцарской привычке, даже находясь в нижнем белье. Так что я не могу сказать, были ли они прорисованы с полной тщательностью.
   Пока постиранные камзолы сохли на воткнутых в землю копьях, я позагорал, а сэр Жеральд и Юнис облачились в запасное нижнее бельё с кружевами и шитьем. Глядя на них, я подумал, что мода циклично возвращается: в двадцать первом веке она почти такая же, как в семнадцатом, то есть мужская одежда приближается по фасону к женской. Собственно, экспансии предпринимались с обеих сторон: взять хотя бы женские брюки. Может, не так уж не правы были классики марксизма-ленинизма, когда говорили о стирании граней между городом и деревней, умственным и физическим трудом, между мужчиной и женщиной… Э-э-э, нет, это Стругацкие устами профессора Выбегаллы, да и то в шутку. Другое дело, кому и для чего это нужно? Кому нужна нивелировка разных людей? А, по-моему, главное – не обращать ни на кого внимания, и оставаться самим собой. А во что ты одет, не столь важно.
   Когда мы оделись, сэр Жеральд обозначил новую проблему:
   – Где ночевать будем, доблестные рыцари? На свежем воздухе оно, конечно, приятно, однако перспектива новой встречи с мясными кровниками (он решил обозвать их так) меня мало прельщает.
   – Ты же недавно жаловался, что рубиться не с кем! – заметил Юнис.
   – Я рыцарь, а не мясник! – возразил сэр Жеральд. – И тем более не повар, чтобы готовить бефстроганов.
   – Успокойтесь, доблестные сэры. Не хватало ещё, чтобы вы схватились друг с другом, – сказал я, изучая карту. – Но до города довольно далеко… Успеем ли?
   – А это? – ткнул пальцем Юнис.
   – Похоже, избушка лесника. Едем туда?
   – Да, но там им проще окружить нас, – произнёс Юнис.
   – Зато у лесника наверняка есть собаки.
   – Я вообще не понимаю, как куски мяса живут в лесу? – возмущенно произнёс Юнис. – Волки, лисы, медведи… да они же на мясо бросаться должны!
   – И барсуки, – солидно добавил сэр Жеральд. – Они тоже мясо любят. У меня на гербе – барсук!
   – А у меня… – начал было Юнис.
   – Оставим геральдику в покое, – прервал я рыцарей. – Как насчёт этого? – я указал на квадратик чуть в стороне от нашего пути.
   – Монастырь? – поморщился сэр Жеральд. – Не люблю монахов.
   – Да что тебе в них? Переночуем – и уедем. Зато стены крепкие и высокие.
   – Ты думаешь, я боюсь? – побагровел сэр Жеральд.
   – Нет, конечно. Я же видел тебя в бою. Просто к слову пришлось. В монастырях всегда высокие и крепкие стены, чтобы монахи не убежали…
   – А может, доскачем до города? – предложил Юнис.
   Я задумался. Проверить, разве что? Не всё же нас проверять…
   – Знаешь, можем попробовать. Поскакали!
   – По коням! – закричал Юнис.
   У нас был всего один шанс добраться до города: если Вика не выключит компьютер.
   И она не выключила! Уж и не знаю, задержалась ли на работе, или сегодняшний длиннейший и сумасшедший день уместился в пару часов – мы наверняка действовали не в масштабе реального времени, – но после бешеной двухчасовой скачки, соревнуясь с медленно багровеющим солнцем, мы въехали в город.
   Не помню точно, где и как ночевали, ужинали или сразу завалились спать; спрашивали ли кого-нибудь о драконе или нам без расспросов всё рассказали – ничего не осталось в памяти. Наверное, Вика выключила компьютер – вот причина беспамятства.
   Или ничего не помнили мы по другой причине: прискакали на постоялый двор, выпили на радостях больше, чем следует – память и отшибло. Отмечать-то было что: и удачную победу, и своевременное прибытие на постоялый двор… может, рекорд скорости установили – ещё один тост. А мясного в качестве закуски не взяли, по крайней мере, мы с Юнисом: после битвы смотреть на мясо не хотелось.
   Впрочем, кое-что всё же вспомнилось, но по частям и значительно позже, когда мы покинули постоялый двор и отъехали от города. О драконе, оказывается, мы спрашивали, и нам рассказали, куда и как он полетел, причём очень подробно. Почему мы и выехали рано-рано утром в боевом приподнятом настроении. Цель наша казалась близка: дракон, по слухам, находился в ближайшем замке. Во всяком случае, очевидец (!) клялся и божился, что самолично видел дракона, планирующего внутрь замкового двора.
   – Его встречали фанфарами! – уверял он.
   Фанфары нас добили. Нам стало чудиться, что они вот-вот загремят и в нашу честь. И мы ринулись в погоню!


   Битва с драконом

   Мы торопились, но не настолько, чтобы не беречь коней, которые весьма полезны в битве с драконами. А вот окрестных пейзажей, становящихся с каждым шагом всё сумрачнее и сумрачнее, практически не замечали – до тех пор, пока они не стали совсем мрачными и гнетущими. Исчезала яркая зелёнь лесов и лугов, таяла голубизна рек, заменяясь пепельной серостью. Окружающее словно припорашивала зола.
   «Может, что-то с монитором? – мельком подумал я. – Выгорел люминофор? Или недостаток системных ресурсов вынуждает Вику переходить на чёрно-белый режим?»
   Показался замок. Выглядел он чрезвычайно мрачно и зловеще: окрашенные в чёрный цвет зубчатые башни нависали надо рвом, заполненным слабо мерцающей мутной водой; тусклые синие огни пробегали в узких глазницах бойниц… Окружающее было затянуто невыразимой тоской и печалью.
   Подъёмный мост был поднят, ров наполнен до краёв – из него время от времени высовывались зубастые пасти крокодилов, щёлкающие в воздухе и высекающие фиолетовые искры.
   – Вот это да! – пробормотал Юнис. – Как же мы попадём внутрь? Я думал, дракон выйдет в поле…
   – Он же трус! – заревел сэр Жеральд. – Жалкий трус!
   Но башни замка хранили молчание. Если здесь и были принцесса с драконом, они никак не отзывались.
   Впрочем, нет! Услышав рык сэра Жеральда, в окне самой высокой, главной башни, показалась белая фигурка и замахала руками:
   – Ура! Ура! Храбрые рыцари приехали меня выручать!
   – Принцесса! – воскликнул Юнис и споро развернул коня, в готовности направить его в ров.
   Я едва успел схватить парня за камзол, удержав от необдуманных действий:
   – Погоди. Она ждала больше, подождёт ещё чуток. Где дракон? Сначала надо его убить!
   – Он спрятался! – рванулся Юнис. – Потерял себя от страха!
   – Но мы-то не должны терять голову. Как ты собираешься попасть в замок?
   – У тебя же есть волшебные вещи! – вспомнил Юнис, остывая.
   – Верно, – поддержал его сэр Жеральд, – пора применить их!
   «Вот и пришло время расставаться с нашими богатствами, – подумалось мне. – А я так рассчитывал на них в «свободной жизни»!»
   Но свободную жизнь требовалось заслужить, отвоевать в тяжкой схватке. И для победы следовало использовать все имеющиеся силы и средства.
   Делать было нечего. Что же применить в первую очередь? Лягушек? Крокодилы разорвут их в два счёта, и спасибо скажут за диетическое питание. Силовую трубу? Нет, при таком узком рве нет смысла идти полкилометра по трубе. А вот пожарная лестница-чудесница…
   Я достал из перемётной сумы раздвижную лестницу, бросил на землю – как положено по инструкции – и она мгновенно выросла до стандартных размеров.
   Но крутить колесо, чтобы раздвинуть, пришлось вручную.
   Крокодилы жадно щёлкали зубами, но ничего не могли сделать с раздвигающейся над головами лестницей.
   Единственно, чего я боялся, так это того, что защитники замка – или сам дракон – сбросят конец лестницы со стены. Однако конструкция пожарной лестницы допускает вращение, поэтому повороты нам не грозили гибелью. Разве кто-то случайно сорвётся. А просто оттолкнуть её нельзя. Некуда: стопора мешают. Самопроизвольно пожарные лестницы не складываются.
   Правда, обороняющиеся могут плеснуть кипящую смолу… Это неприятнее. Воспользоваться силовой трубой? А если смолу выльют в трубу? Бр-р!
   Поэтому я и решил использовать лестницу: ничего более подходящего не имелось.
   Первым полез сэр Жеральд, он рвался в бой. Юнис, правда, бормотал что-то, но я убедил его, что основные сражения впереди, и что мне понадобится помощник, чтобы развернуть лестницу на стену – если её сдвинут в сторону. Сэр Жеральд, правда, для таких целей подходил больше, но я надеялся на использование рычага, а не только на силу.
   Сэр Жеральд, зажав меч в зубах, пополз по лестнице. Арбалет он повесил на шею.
   Мы с Юнисом напряжённо следили, не покажутся ли из-за гребня стены защитники, но те, очевидно, хорошо спрятались. Напугал их, должно быть, сэр Жеральд своим рыком.
   Вот он добрался до стены, перескочил на неё, взял меч в руки, повёл головой вправо-влево и недоумённо пожал плечами.
   – Тут никого нет! – услышали мы его изменённый расстоянием и туманом голос.
   – Странно, – пробормотал я, а Юнис, недолго думая, полез по лестнице.
   Вскоре и Юнис перебрался на стену замка и махнул мне рукой, чтобы я присоединялся к ним.
   «Нет ли здесь ловушки?»– подумал я, и, помотав головой, чтобы отогнать ненужные мысли, принялся перебирать ступеньки руками и ногами.
   Однако мысли просто так отцепляться не хотели, и, пока я лез, продолжали морочить голову: вдруг лестница сложится или уменьшится, и я шлёпнусь в приветственно раскрытые пасти крокодилов? Вдруг среди крокодилов притаилась парочка летающих? И потом: сказочные замки обычно сторожат грифоны, а они летать умеют… И тому подобные глупости.
   Но всё обошлось, и скоро я стоял рядом с Юнисом и сэром Жеральдом, сжимая в руках меч.
   – Попробуем пройти вон там, – указал сэр Жеральд вправо, – там должна быть лестница. Мы спустимся со стены, пройдём во внутренний двор, заберёмся в башню и освободим принцессу.
   – А дракон? – спросил Юнис.
   – А он, наверное, за другой принцессой полетел, – предположил я, – наша капризная оказалась. Видишь, его нет дома.
   – Но ведь он может вернуться! – не унимался Юнис.
   – Тогда и поговорим, – сказал сэр Жеральд и повёл нас к лестнице, ведущей со стены во двор замка.
   Внизу мрак сгустился ещё больше. Стало темно. Ну, не как глубокой ночью, а как глубоким вечером.
   Однако в башню нам попасть не удалось: с разных сторон раздался пронзительный противный визг – и на нас бросились крысы!
   Огромные, в половину человеческого роста, причём вооружённые: каждая держала в лапе шпагу или кинжал. Некоторые вооружились деревянными дубинками.
   Мы мигом образовали круговую оборону: стали спина к спине. Засверкали мечи.
   Крысы гибли десятками: они мешали друг другу, не давая своим как следует размахнуться; они бестолково толкались вокруг, размахивая шпажонками и кинжальчиками. А наши мечи не знали промаха. Честное слово, жалко было убивать их: я до сих пор сохранил тёплое воспоминание о белой крысе, которая жила у меня в детстве. Правда, та была добрая и ласковая, а эти – серые и злобные.
   И очень худосочные: дракон совсем не заботился о слугах, не кормил их, целыми днями пропадая в обществе различных принцесс.
   Нам угрожала единственная опасность – захлебнуться в потоке нападающих. Но и она миновала: мёртвые крысы не скапливались грудами вокруг нас, как следовало ожидать – их утаскивали за хвосты свои же собратья. Может, для того, чтобы сожрать. Такая крысиная тактика нас устраивала, и мы, не питая к нападающим особо неприязненных чувств, просто защищались, медленно прорубаясь к башне. Мы расчищали проход, работая словно дворники зимой – споро и хладнокровно.
   Вдруг крысы прекратили сражение, побросали всё, что держали в лапах, и разбежались. Наверное, посчитали, что мы ухлопали достаточно собратьев, чтобы остальным хватило на пару дней сытого существования.
   – Каково? – спросил Юнис, указывая на разбегающихся крыс.
   – Слабовато, – поморщился сэр Жеральд, – я и размяться как следует не успел.
   – Сейчас разомнёшься! – послышался сверху дикий рык, и во дворике стало ещё темнее, хотя, кажется, темнее стать не могло. Расправив огромные крылья, во дворик опускался дракон. Затем снова посветлело: дракон начал изрыгать пламя всеми тремя пастями.
   – Канделябр летающий! – выразился сэр Жеральд, поднимая меч. – Стоял у меня когда-то на ночном столике похожий на тебя, только фарфоровый. И я его разбил. И тебя разобью! – зарычал он не хуже дракона, бросаясь в драку.
   Деваться было некуда, и мы с Юнисом присоединились к сражению. Нельзя сказать, что наше положение было удачным: без копий и без коней приходилось туговато. У дракона имелось преимущество в росте.
   Теперь я понял, почему Георгий Победоносец изображен с копьём и на коне: это необходимое условие победы над драконами. А мы скакали по дворику сами, уворачиваясь от изрыгаемых языков пламени.
   Впрочем, и дракону было неудобно: из-за узости дворика он задевал крыльями за стены и башни. Вот что значит не строить под заказ, а пользоваться чужим жилищем! А вёл бы себя достойно, не воровал бы принцесс, не отбирал чужие замки – и жил бы в собственном, удобном и комфортном…
   Юнису удалось поднырнуть под крыло дракона, и он остервенело рубил его. Я бы так опрометчиво не поступал: отрубит крыло, и дракону станет легче перемещаться! Сейчас бы наоборот, плеснуть в пасть… или сбрызнуть сверху каким-нибудь эликсиром, средством для ращения волос… то бишь крыльев, и ещё пару крыльев отрастить. Тогда бы он точно завяз во дворе, и мы бы легко с ним справились!
   К счастью, Юнису хватило соображения не отрубать крыло до конца. Он лишь подрезал сухожилия, и теперь оно волочилось за драконом, мешая маневрировать. Да и сэр Жеральд повредил огневыделяющую железу нападающей на него головы, благодаря чему в дворике хоть и стало чуть темнее, однако дракон лишился трети огневой мощи. И мне повезло: воспользовавшись тем, что дракон повернул левую голову, чтобы помочь правой – когда я обманно отскочил назад, – я прыгнул вперёд и со всего размаха рубанул по натянутой коже. Голова отлетела напрочь, а меня окатило фонтаном холодной крови из дергающегося обрубка шеи.
   Тело дракона свело судорогой, и тут уж друзья-рыцари не подкачали и поотрубали оставшиеся головы.
   Моментально стало светло – будто тень дракона застилала солнце, а теперь исчезла.
   И первое, что бросилось в глаза, была кровь дракона, целые лужи которой заливали пространство двора. И мы перепачкались ею изрядно.
   Кровь была чёрная!
   – Выходит, не того дракона убили? – спросил я. – И освободили не ту принцессу? Кто же на ней женится? Ты, Юнис?
   – Я люблю нашу принцессу, – ответил Юнис, опустив глаза.
   – Значит, ты, сэр Жеральд?
   – Я женат, – коротко ответил тот, раскрывая медальон, висящий на шее и показывая портрет весьма милой дамы.
   – Ну, а я пока не собираюсь жениться, – отрезал я, чтобы предупредить всякие попытки и поползновения. – И вообще: я должен освободить нашу принцессу. Да сколько их тут? – последний возглас относился не к новому прилетевшему дракону, а к принцессам.
   – А полцарства? – попытался уколоть сэр Жеральд.
   – Да ну их… – отмахнулся я, подумал и сказал: – А откуда ты знаешь, что и за эту дадут полцарства?
   – Должны, – пожал плечами сэр Жеральд, – а как иначе? Таковы правила, такая такса.
   – Давайте сначала освободим принцессу, – распорядился я. – А вдруг это всё-таки наша? Мало ли: у дракона состав крови поменялся, гемодиализ давно не делал, в кровеносных сосудах грязь накопилась.
   – Пошли! – сэр Жеральд стукнул кулаком в стену, и кулак неожиданно провалился внутрь. Сэр Жеральд покачнулся и чуть не влетел следом за кулаком. – Что за чертовщина!
   Стены, до того плотные и твёрдые (а каким ещё должен быть камень?), внезапно заколебались, по ним прошли волны – и начали постепенно бледнеть, медленно исчезая. Всё растворялось в воздухе, будто он приобрёл свойства крепкой кислоты – и труп дракона, и лужи крови, и стены замка, и строения внутри, и высокая главная башня, из окна которой продолжала умоляюще протягивать руки так и не освобождённая нами принцесса…
   Исчезло всё, в том числе и ров с крокодилами. Мы очутились посреди ровного поля, а неподалеку нелепо уставилась в зенит выдвинутая пожарная лестница, возле которой мирно паслись кони.
   – Наваждение! – пробормотал сэр Жеральд. – Морок.
   Словно в ответ на его слова послышался издевательский хохот, похожий на смех Фантомаса.
   – Кто это? – закричал сэр Жеральд, стискивая меч и поднимая над головой. – Покажись – и сразимся!
   Лишь тишина стала ему ответом – владелец хохота не удостоил нас ни появлением, ни повторным смехом.
   – Трус! – завопил сэр Жеральд. И вновь никакой реакции.
   – Этого следовало ожидать, – пробубнил я под нос, – а то чересчур рьяно мы взялись за дело. Вика так быстро с игрушками не расстаётся…
   – О чём ты, Серж-Леон? – удивился сэр Жеральд, вкладывая меч в ножны.
   – Да так… вспомнилось кое-что. Ты прав: нас околдовали, это ясно, как окружающий нас день.
   – Но мы сражались всерьёз, это не игрушки!
   – Кому не игрушки, а кому… Ладно, разберёмся позже, а теперь хорошо бы убрать лестницу. Согласись, она может понадобиться не раз.
   Легко сказать «убрать», а как? Мы обошли её пару раз, сложили, покрутив рукоятку, но она осталась большой и громоздкой. В таком виде в перемётную суму она не влезет. Нет, конечно, если бы у нас имелся слон-тягач, можно было везти её за собой подобно стенобитному орудию. Но это бы сильно стеснило нас и ограничило манёвр.
   Я почесал затылок. В голову ничего путного не лезло. Два сражения подряд не способствовали мышлению.
   Но должен же быть какой-то выход? Как в сказках: бросил Иван-царевич на землю щёточку – вырос густой лес. А обратное действие? Что-то ничего не припоминается. Ах, да, было что-то вроде «…скатала Марья-царевна золотое царство в яблоко…» У Марьи-царевны получилось, а у меня? Мы лестницу скатали, то есть свернули, а вот как её уменьшить?
   Я ходил вокруг лестницы и думал, думал, думал…
   Оставить здесь? Жалко. Ведь пригодится. Неужели в сказках нет подсказки? Подсказка – это скрытый смысл сказки, сказка между строк, под сказкой…
   Бросил Иван-царевич на сыру землю… Стоп! Может, в этом всё дело? Атлант от сырой земли силу берет, Микула Селянинович – тоже. Всё от земли происходит и из земли растет. Потому Иван-царевич бросает, а не поднимает. А поднял бы… что тогда, а? Никто ж не пробовал. Попробуем поднять – может, уменьшится? Атлант-то силу потерял!
   – Давай поднимем? – предложил я, указывая на лестницу.
   – Зачем? – удивился сэр Жеральд.
   – Сдается мне, что она сожмётся.
   Сэр Жеральд хмыкнул, но ничего не сказал.
   Мы обступили лестницу и попытались поднять. Ничего не получалось.
   «Может, корни успела пустить? – подумал я. – Придётся подкапывать…»
   – Тяжеловато, – пропыхтел сэр Жеральд. – А ну, ещё разок! Раз-два, взяли!
   Мы упёрлись. Лестница дрогнула и оторвалась от земли. И… принялась стремительно уменьшаться, словно проколотый воздушный шарик.
   – Вот так-так! – воскликнул сэр Жеральд, глядя на лежащую на наших соединённых ладонях маленькую пожарную лестницу, а Юнис посмотрел на меня с уважением.
   – Ты настоящий колдун, Серж-Леон! – сказал он.
   – Мы все колдуны, – успокоил я его.
   – Ну, ты и сказанул! – выразился сэр Жеральд, и на всякий случай перекрестился.


   В монастыре

   И снова перед нами встала задача: куда идти? Как и в прошлый раз, ночёвка на свежем воздухе, весьма привлекательная с точки зрения улучшения здоровья и единения с природой, могла обернуться своей противоположностью, дать отрицательный результат. Ночевать в обмороченном месте не хотелось: вдруг бы мы проснулись в драконовой темнице, скованные цепями? Или, того хуже, обгрызенные давешними крысами, с удовольствием взявшими реванш за поражение – и голые наши скелеты укоризненно глядели бы друг на друга, покачивая головами и молча упрекая: «Ну, и что ты теперь?», «А ты?».
   Любые города казались, как ни странно, наименьшим злом: они нас пока не подводили. Если же ехать в очередной замок, вполне можно очутиться в той же ситуации, то есть опять вляпаться в неприятность. Мы уже приехали в замок, послушали «очевидца». И на карте замок обозначен – а что получилось?
   Я снова предложил монастырь, тем более что теперь он оказался намного ближе, за лесочком. А может, то был другой монастырь? Или тот же самый, но в другом месте. Подобное ведь не вызывает особенных трудностей: скопировал и перенёс в любое место.
   – После всего, что случилось, нам просто необходимо запастись святой водой, – утвердительно сказал я.
   – А почему рядом со святым местом мороки водятся? – упорствовал сэр Жеральд.
   – Элементарно, – я сделал подчеркивающий жест рукой. – Монастырь, представляя собой святое место – с этим, надеюсь, никто не спорит? – вытесняет всякую нечисть за свои пределы. Но далеко оттеснить не может: у любой силы имеется свой радиус действия. И потому на определённом расстоянии от монастырей всегда существует зона повышенной концентрации нечисти. И наоборот: если где-то есть особо нечистое место, его неминуемо должно окружать так называемое «кольцо святости». Так они и чередуются: святость-нечисть, святость-нечисть… Как протоны и электроны, или северный и южный полюса магнита.
   Сэр Жеральд, поражённый моей эрудицией, замолк, а Юнис поинтересовался:
   – А это мужской монастырь, или женский?
   Я пожал плечами:
   – Кто его знает? Тут не проставлено ни буквы «м», ни буквы «ж»… Да что беспокоиться: в любом монастыре есть гостевая комната, то бишь келья, где принимаются странники любого пола.
   – Хорошо, пошли в монастырь, – согласился Юнис. Сэр Жеральд хмыкнул, но, скрепя сердце, кивнул:
   – Едем. Думаю, нам это не повредит. Во всяком случае, сильно.
   Мы поехали.
   Я-то ответил Юнису, что не знаю, какой монастырь, но сам предполагал, почти не сомневался, что монастырь окажется мужским. Мне уже представлялись строгие изможденные лики монахов, моления и бдения, царящий повсеместно дух ладана… Ну не позволит мне Вика переночевать в женском монастыре! Такие искушения, такие соблазны, такой запах… интересно, перебивает ли святой дух – женский? Да она измучается ревностью, глядя на экран!
   А, с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг она специально? Устроит мне одновременно и испытание и искушение. Или испытание искушением. А чуть что не так – выключит компьютер. Или выдумает что-нибудь более зловредное.
   Мне начали рисоваться картины её садистской изощрённости: вот я, разговорившись с какой-нибудь особо привлекательной монашкой, прошу у неё разрешения – или принимаю предложение – посетить её келью, дабы… Ну, например, помолиться вместе, или посмотреть уникальную икону, или оригинальное издание Библии, или… Да мало ли на что можно посмотреть в келье, оставшись наедине с молодой красивой женщиной?
   Я ехал, ничего не замечая по сторонам, и моё воображение живописало разные вдохновляющие картины: вот мы уединились с молодой монашкой в её келье, развернули… молитвенник… И в самый неподходящий, я бы сказал, пиковый момент, разверзаются небеса – или, наоборот, трескается и расходится пол, – и оттуда появляется… ну, не знаю, что, но что-нибудь обязательно появляется. Вот Вика и посмотрит на мою реакцию… или эрекцию.
   Пардон, но если я это допускаю, то должен вести себя строго наоборот: по-пуритански целомудренно, идеологически выдержанно: «Руссо туристо! Облико морале!» Попробуй, проверь!
   Однако, предполагая, что я могу знать о её планах, Вика в свою очередь может что-нибудь спровоцировать. И подобная провокация, как мне кажется, должна проявиться в массовом подмигивании монашек, построении ими многоэтажных глазок, приглашающее-завлекающих жестах, а то и в синхронном обнажении белых ножек – как в кордебалете. Правда, это не совсем вяжется со статусом монастыря, но ради своих целей, я думаю, Вика пойдет и на изменение статуса. Откуда я знаю, как она представляет себе женский монастырь? Может, чем-то вроде гарема.
   Но нет, эти мысли – чисто мои, и Вика не имеет к ним никакого отношения. Просто я нафантазировал картины предстоящих оргий и развратов. Зачем Вике лишние хлопоты? Ничего подобного не будет, а будет обычный мужской монастырь со строгим уставом, где бородатые и усатые монахи занимаются домашним хозяйством, и у которых я должен буду научиться экономному и рачительному ведению оного, что впоследствии мне пригодится в счастливой супружеской жизни… Не исключено, что пребывание в монастыре запланировано исключительно ради трудового воспитания: я буду убирать, стирать, готовить обед, ухаживать за домашними животными типа коров, свиней и коз (а также кошечек и собачек), обрабатывать землю, подстригать плодовые деревья… И так далее, и тому подобное.
   Мне захотелось повернуть коня: если сбудется то, что я сейчас намыслил, лучше переночевать в замороченном месте! Мне казалось это меньшим злом. Бог не выдаст – свинья не съест.
   По обе стороны дороги появились возделанные поля. На них трудились… Половую принадлежность работающих я определить не смог – вследствие большого расстояния и одинаковости монашеской одежды, равно пригодной как для мужчин, так и для женщин.
   Показались белые стены монастыря, из-за которых золотились маковки пятиглавой церкви и блистающие на ней кресты. Выходит, монастырь – христианский? Но сбоку ворот висел большой гонг, как в монастырях тибетских, и сидела статуя Будды. А ворота были почему-то украшены арабской вязью. Но бывают ли в арабских странах монастыри? Может, верно моё предположение насчёт гарема?
   Юнис соскочил с лошади и ударил в гонг.
   – А я хотел поднять лошадь на дыбы и долбануть его копытом! – усмехнулся сэр Жеральд. – Показать чудеса вольтижировки.
   – Зачем же так грубо? – заметил я.
   Скрипнув, приоткрылось окошечко в дверях.
   – Кто такие и зачем пожаловали? – раздался тонкий голос, могущий одинаково принадлежать как женщине, так и специфическому мужчине.
   – Мы – мирные странствующие рыцари, – начал Юнис, – хотели бы переночевать в вашем монастыре…
   – И набраться святости, – продолжил сэр Жеральд.
   – Входите, – ворота распахнулись. Привратник (ца?) отошла (шёл?) в сторону.
   Мы направили коней в ворота: Юнис в поводу, мы с сэром Жеральдом – верхом. Конечно, это было не по уставу: полагалось спешиться. Но мы замешкались, глядя во двор монастыря, и не сдержали коней, а они устава не придерживались.
   По двору чинно сновал тёмный монашеский люд. Я впился глазами в окружающее, стремясь разрешить мучащую меня загадку.
   Строгая одежда свободного покроя легко скрадывала формы тела, но не могла скрыть походку.
   Монастырь оказался женским!
   Я почувствовал, как конь уходит из-под ног, и я падаю. Неужели на меня так подействовало? Не может быть!
   Оказалось, копьё зацепилось за перекладину ворот и едва не сдёрнуло меня на землю, но я вовремя среагировал и сделал вид, что спрыгиваю сам. Хорошо хоть не шлепнулся навзничь, на всеобщее посмешище!
   Монашки пересекали монастырский двор в разных направлениях, плетя свои, только им известные сети, словно пауки – паутину. Или создавая лабиринт, в котором мне предстояло запутаться и заблудиться.
   Но это вновь заработала моя фантазия, а они о том и не думали, а просто спешили по делам. Низко надвинутые капюшоны не давали возможности разглядеть лица. Молодые или старые? А то Вика может и очередной финт выбросить: я к монашке, а она у истоков христианства стояла.
   Нет, по возрасту они все разные, допустим, но надо же знать точно, где какая… хотя бы для общего развития.
   Привратница показала нам гостевую комнату, коней отвели на конюшню две молчаливые монахини в тех же капюшонах.
   «Скрытные люди», – подумалось мне.
   Юнис всё порывался рассказать привратнице, что мы, дескать, давно преследуем дракона и хотим освободить принцессу. Но привратница мягко пресекала его попытки разоткровенничаться, отвечая в том духе, что монастырь принимает всех нуждающихся, что о нас будет доложено матери-настоятельнице, которая наверняка нас выслушает. А если кто захочет исповедоваться, то примет и исповедь. И если мы хотим оставить пожертвование монастырю, то это лучше делать тоже через мать-настоятельницу. Если же мы хотим ужинать, то ужин принесут сюда, потому что негоже молодым мужчинам смущать монашек и послушниц, не за тем они сюда пришли…
   Всё это она произносила тихим голосом, не поднимая головы, так что её лица мы не увидели.
   – Пардон, – перебил её сэр Жеральд, – а отхожее место у вас где?
   Я подозрительно покосился на него: он явно перехватывал инициативу. Едва я собрался задать этот нестандартный вопрос, как он тут же его озвучил! Вот и гадай, что это означает: обычное совпадение, предугадывание моего вопроса или же что-то иное? Например, непосредственное восприятие сэром Жеральдом моих мыслей? Единство через программу.
   Монашка поперхнулась.
   – У ко… у ко… у конюшни, – еле выговорила она, – слева…
   – Мерси, – поблагодарил сэр Жеральд, – можно пройти самому, или позовёте сопровождающих?
   – Идите, – уничтожающим тоном произнесла привратница. – Да не шастайте по двору без толку!
   Она удалилась. Сэр Жеральд, ухмыльнувшись, направился в другую сторону. Мы с Юнисом принялись рассматривать комнату.
   Белёные стены полуарками переходили в потолок. В углу, у иконы с неявным ликом, теплилась лампадка. Четыре мощные дубовые кровати стояли вдоль стен. Середину комнаты занимал прочный стол и придвинутые к нему стулья. Шкаф притаился в углу.
   – Интересно, – сказал я, – а если приедет больше четырёх человек, где они будут ночевать? На полу?
   Юнис не ответил, он молился: стоял у иконы и неслышно шевелил губами. Странно, раньше за ним подобного не замечалось.
   Вошёл сэр Жеральд. Юнис тотчас отодвинулся от иконы. Сэр Жеральд покосился на него, но ничего не сказал.
   Снова хлопнула дверь. Вошла монахиня – та же, или другая, по одежде было не разобрать.
   – Я – настоятельница монастыря! – звучным голосом произнесла монахиня и откинула капюшон за спину.
   Я пошарил возле себя рукой, обнаружил стул и сел.
   На меня смотрела Вика!
   – Здравствуйте, гости дорогие! – произнесла она, присаживаясь. – Не проголодались ли? Сейчас вас накормят…
   Она картинно хлопнула в ладоши, дверь распахнулась, и в комнату, одна за другой, вошли две монашки – или послушницы? Говорят, их статус можно определить по одежде, но я бы не взялся: не специалист. Они несли блюда с едой – бараньим пловом. Это что, намёк? Очень тонкий.
   – Кушайте, гости дорогие, – угощала мать-настоятельница (лучше я буду звать её так, по роли), – сегодня у нас скоромное (ты смотри – вспомнила!), так что вам повезло. Таким бравым рыцарям надо много есть, чтобы восполнить затраты энергии. Куда путь-то держите?
   – Да так, гоняемся за одним драконом… – небрежно произнёс я, пытаясь рассмотреть под капюшоном лицо ближней послушницы. Мне показалось, будто…
   – Дракон унёс принцессу! – с жаром воскликнул Юнис, запуская ложку в груду плова. – И мы поклялись освободить её!
   – Похвально, похвально! – мать-настоятельница одобрительно закивала.
   – А вы случайно не видели, куда полетел дракон? – поинтересовался сэр Жеральд.
   – Дракон? – спросила мать-настоятельница. – Видели мы одного. Полетел… – она покрутила головой, вспоминая направление, – оттуда туда. Не пустой летел, гружёный. Да они тут часто летают… – она осеклась и принялась потчевать: – Кушайте, гости дорогие, кушайте! Сёстры – мастерицы на все руки, и в поле и дома…
   – По карте отметьте, пожалуйста, – попросил я, доставая карту и расстилая её.
   Мать-настоятельница склонилась над платком-картой.
   – Вот отсюда летел вот сюда.
   – Точно?
   – Истинный крест, – и она перекрестилась левой рукой.
   – А скажите пожалуйста, – вдруг спросил сэр Жеральд, – сколько сестёр в вашей обители?
   – Монастырь у нас большой, – вздохнула мать-настоятельница, – триста шестьдесят пять душ, если со мной, а в високосный год – триста шестьдесят шесть…
   – А если без тебя? – пробормотал я. Но она услышала и тихо сказала:
   – А без меня – никого.
   Я кивнул и принялся есть. Мать-настоятельница продолжала рассказывать:
   – Живем мы тихо, скромно, спокойно, на отшибе, в стороне от больших дорог. Хозяйство ведём сами: и готовим, и убираем.
   Мы с сэром Жеральдом молча кивали, поглощая пищу. Юнис не оставлял попыток пересказывать нашу историю, но сквозь плов выходило плохо. Так и не знаю, поняла ли мать-настоятельница хоть что-либо из его рассказа, и было ли ей это интересно.
   Поев, мы запили жирный плов великолепным вишнёвым компотом – для вишни, на мой взгляд, был не сезон, но я вспомнил, что это любимый компот Вики, да, признаться, и мой, и успокоился. Зачем поднимать шум по мелочам? Вот если бы случилось что-нибудь неприятное, можно было и придраться.
   Мать-настоятельница удалилась, сэр Жеральд принялся готовиться ко сну, а я подбил Юниса посетить заведение, где недавно побывал сэр Жеральд – то самое, слева от конюшни…
   Выйдя из туалета, я прицепился к Юнису:
   – Дай ириску!
   – У меня нету! – защищался он.
   – Врёшь! Я знаю, что у тебя есть всегда! – продолжал наступать я.
   – Здесь будешь есть? – он сменил тактику и решил укорить меня. – Грязными руками?
   – Я не для себя – я Малышу.
   Юнис сдался, и, покраснев, сунул мне в руку несколько ирисок.
   Я заглянул на конюшню.
   Кроме наших коней, в ней стояли ещё две или три клячи – по сравнению с нашими богатырскими конями – и несколько длинноухих серых ишаков.
   Я угостил Малыша ириской, потом ещё одной; пожалев, сунул по ириске лошадям Юниса и сэра Жеральда и обернулся, услышав сзади сдавленный писк.
   Сквозь щель в деревянной перегородке на меня смотрели два глаза. Два сияющих глаза. И, сдаётся мне, два очень знакомых глаза.
   – Вылезай! – скомандовал я.
   Монашка нерешительно встала во весь рост из-за перегородки, за которой пряталась.
   Да, я ожидал чего-то подобного, поэтому в обморок не упал.
   Монашкой тоже была Вика!
   – И все триста шестьдесят пять – на одно лицо? – догадливо поинтересовался я.
   Монашка кивнула:
   – Это очень удобно: никто никому ни в чём не завидует. Все одинаковые.
   – Клоны проклятые… – пробормотал я себе под нос.
   Она не поняла. Она не поняла бы и в своём нормальном облике, а не то сейчас, когда вынуждена разыгрывать тупую деревенскую девку (интересно, что она для этого применила: пустой цикл или просто отжала кнопку «турбо»? – у неё очень старый компьютер).
   – Что? Какие клопы? У нас клопов не бывает, всё чисто… керосином травим.
   – Да нет, это я так… Ты что тут делаешь?
   – Тебя жду, – тихо произнесла она, – каждый день. Жду, когда посмотришь на меня, когда полюбишь…
   Меня чуть не замутило.
   – Это я уже слышал… там, наверху. А по легенде что делаешь? Как монашка, сейчас?
   – Ишачонка кормлю… вчера только родился, славный такой!
   – Детёныша ослицы? – уточнил я. – Маленького ослика? Ослёнка?
   – Да… Хотите посмотреть?
   – Нет, спасибо, – я отказался, потому что подумал: взгляну на ишачонка – а у него моё лицо. – Меня друзья ждут, извини.
   И быстро вышел.
   Триста шестьдесят пять Вик. По одной на каждый день, а в високосный год тоже не отдохнешь – появляется дополнительная, триста шестьдесят шестая.
   Да, ни о каких ночных походах и речи быть не могло – спать, спать, и спать! И поскорее.
   Ночью меня мучили кошмары: мириады Вик водили вокруг меня хороводы, я путался в них, как в лабиринтах, и не мог отыскать выхода. Да и где выход, если куда ни пойди – всюду Викино лицо?
   Ну, хорошо, а как она кошмары-то насылает? Или это мне самому снится, а компьютер она выключила? Но тогда это удивительно вдвойне. Зато радует: я начинаю получать самостоятельность.


   Спасём дракона!

   Уснуть спокойно мне удалось лишь под самое утро, но, как ни странно, я успел выспаться. Мало того – я проснулся с острым ощущением чего-то несделанного и с огромной жаждой деятельности.
   Посмотрев на товарищей, я заметил, что они также горят желанием совершать великие дела. Юнис, по-моему, даже дымился.
   – Итак, – коротко сказал я, – не будем терять ни минуты. Все прекрасно знают, что нам предстоит сделать. Нам нужно убить принцессу и освободить дракона!
   – Правильно! – гаркнул сэр Жеральд, расправляя плечи.
   – Такая большая, а мучает такого маленького… – всхлипнул Юнис.
   – По коням! – скомандовал я.
   И мы поскакали. Мы даже не стали завтракать. Я был сыт по горло желанием немедленно расправиться с принцессой. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало мне, куда следует скакать, чтобы как можно быстрее выполнить предназначение. И тогда всё: свобода, награда, все блага мира окажутся у моих ног.
   Правда, второе внутреннее чутьё, намного слабее первого, копошась где-то на дне сознания, подсознания, кэш-памяти, шептало, что тут что-то не так, что наоборот: мы должны убить дракона и освободить принцессу. Но явная нелепость мысли лишь немного смущала, но не заставляла задуматься. Как можно убивать дракона, когда он – хороший? А принцесса – злая. Она похитила его и унесла в железной клетке. Все так говорят, все очевидцы. Не далее как вчера нам в трактире рассказывали:
   – Схватила прямо на лету – огромная, злая, зубы ощерила… Лапищей своей огромадной… Он, бедный, чуть не задохнулся, а уписался точно. А она его за это чуть не задушила. И в клетку сунула. Бросила ему воробья дохлого, а он цветочки любит… и ягодки!
   – Ну и принцессы нынче пошли, – вторил ему другой, – в наше время таких не было!
   Показался замок. Я узнал, узнал типовой проект средневековых замков! Все замки в этой проклятой стране построены на одно лицо. Так экономнее, не надо напрягать фантазию, не надо расширять память, не надо заниматься апгрейдом.
   И пусть он выкрашен в весёленький красно-зелёный горошек на белом фоне – я знаю, что внешность обманчива, и в нём скрывается злобная и коварная принцесса, которая похитила маленького и слабенького дракончика. А я-то надеялся, что он станет мне усладой в одиночестве и опорой в старости…
   Я нёсся и не понимал, что несу. Но общая логика первого внутреннего чутья не находила никаких противоречий в мыслях; они плавно перетекали из извилины в извилину и лишь чуть-чуть спотыкались на втором уровне. Но только спотыкались, не задерживаясь.
   Вон, вон она появляется, принцесса – гороподобная, величиной до неба. её платье украшено алмазами величиной с пятиэтажный дом – то-то будет добыча!
   В руках у неё огромный меч, она изрыгает пламя, но мы её не боимся. Длинный меч – длинный рычаг, а ещё Архимед доказал, что длинный рычаг проделывает слишком длинный путь, или же для его поворота требуется большая сила. На чём-то одном она обязательно проколется!
   Нас трое: трое друзей, трое рыцарей, трое воинов… Что это за рёв? А, это ревёт принцесса, это её боевой клич. Она что, родная сестра иерихонской трубы? От её крика высыхают горы, рушатся моря, листва облетает с елок и сосен, а птицы умирают на лету и остаются висеть в небе чаинками, прилипшими к экрану монитора…
   На небе сияет мультипликационное солнце – это не солнце, это смайлик: оно жёлтой аппликацией приклеено к синей бумажке неба, на котором написано «Рецепт», а лучи, медленно поворачиваясь, вспахивают зелёную бумагу травы, прорывая её и распугивая залегших на днёвку зайцев и ёжиков.
   Сэр Жеральд цепляется за луч, чертыхается, ухватывает обеими руками, дёргает и отламывает. И уже едет торжествующе, с лучом наперевес, словно с копьём. А за его плечами сверкает ещё одно копьё, настоящее! Теперь у него два копья!
   Нам с Юнисом завидно, мы тоже хотим иметь солнечные копья. Мы останавливаемся, подпрыгиваем, пытаемся схватить хотя бы один луч… Но солнце испугалось остаться без лучей, оно прячет, поджимает их. И больше не улыбается – улыбающаяся мордочка на диске сменилась мордочкой грусти: ему жалко сломанный луч.
   Так тебе и надо, не растопыривай лучи как попало!
   Гороподобная принцесса приближается, размахивая мечом. Сэр Жеральд с бешеным гиканьем пришпоривает коня и поудобнее перехватывает солнечный луч для броска. Мы с Юнисом устремляемся следом, поднимая копья. Великанша-принцесса взмахивает мечом, но не успевает опустить – прав старик Архимед, прав! Сэр Жеральд, не доезжая до принцессы, замахивается и мечет солнечный луч ей в грудь.
   В это время я и Юнис, обогнав сэра Жеральда, вонзаем копья в принцессины башмаки и пригвождаем к земле. Принцесса, поражённая солнечным лучом, взмахивает руками, роняет меч и падает навзничь. Мы окружаем её и успеваем нанести по нескольку ударов, пока она не поднялась. Добить сражённого врага! Спасти дракончика!
   Но принцесса ещё жива, она вскакивает, подбирает меч и принимается размахивать направо и налево. Но нас-то трое! А она не может махать мечом сразу в три стороны. В правую, в левую… и ещё в какую-то.
   Что нам её меч! Он нам не страшен: у нас три меча, а у неё один. Три больше одного!
   Это хорошо, что она не спряталась в замок, а вышла в чистое поле. Мы на конях, мы окружаем её… Изрыгай же своё пламя, противная принцесса, мы его не боимся! Что же ты ела, что пила, если рыгаешь пламенем? Бакинские нефтепромыслы? Сибирские перегонные заводы? Иранские танкеры? Всё равно, что бы ты ни изрыгала, мы искрошим тебя мечами – в азу, в гуляш, в фарш. Мы хорошо потренировались на кусках мяса, мы умеем делать фарш!
   Всё! Больше не будет гулять эта девица во саду и в огороде: кто-то – кто это? Сэр Жеральд? – спасибо тебе, сэр Жеральд! – вышибает у неё из рук меч, второй кто-то – кто это? Юнис? – спасибо тебе, Юнис! – отрубает ей голову, а третий кто-то – кто это, я? – спасибо тебе, я! – вонзает ей меч прямо в сердце…
   Всё, принцесса убита. Но сделано не всё. Главное – спасти бедного дракончика! Маленького хрупкого дракончика, томящегося в ржавой железной клетке. Эта похитительница не захотела посадить его в красивую эстетическую, экологически чистую клетку из нержавеющей стали!
   Где же он? В башне из слоновой кости? В башню, в башню, на самый верх! Что это – винтовая лестница? Почему она не вращается? Для чего Архимед изобрёл винт, если он не вращается? Архимеда сюда! Пусть разберётся со своим винтом! Ладно, обойдёмся без Архимеда, с Архимедом потолкуем позже – наверх, наверх!
   Вот он, вот он, мой хороший, мой любимый дракондильчик! Зелёненький-зелёненький, изумрудно-зелёненький, с золотой-презолотой короночкой на голове, весь сияющий изнутри, светящийся… Лети, мой светлячок неоновый!
   Я беру клетку, открываю, подношу к окну, распахиваю одним ударом ноги – цветная мозаика витражей лёгкой пылью сыплется наружу – и выпускаю дракончика из клетки. Лети, лети милый мой! Голубок зелёненький…
   Дракон исчезал в синей мгле бесконечного неба. Мы стояли у окна и синхронно махали ему вслед левыми руками.
   Когда не стало видно и малой точки, в которую он постепенно превратился, мы очнулись…
   – Что это было? – прохрипел сэр Жеральд, хватаясь за голову.
   – Мне плохо! – простонал Юнис, соскальзывая на пол по стене, к которой успел прислониться.
   Я посмотрел на свои руки.
   Кровь.


   Фальшивые лабиринты

   Значит, мы убили принцессу? Какую? – мелькнула в голове страшная мысль. Огромную, созданную… ну, не знаю, кем – компьютерным вирусом, вероломным хакером, или самой Викой, разозлённой моим очередным отказом? Или маленькую, ту самую, которую собирались спасти, но обмороченные… опять же, кем? – так-таки и убили? Хотели спасти – и убили?
   Я выглянул в окно. Оно выходило на другую сторону башни, противоположную месту битвы, и из него виднелось лишь бескрайнее поле золотой пшеницы, да синяя полоска леса на горизонте.
   Я бросился вниз.
   «Лучше бы это был очередной морок, лучше бы это был очередной морок…» – повторял я, стуча каблуками и звеня шпорами по лестнице.
   Может, дракону надоело уговаривать принцессу выйти за него замуж, и он решил от неё избавиться, причём нашими руками? Кого люблю, того убью? Чтобы другим не досталось… И нас погубить на веки вечные, и принцессу.
   Что нам останется, если мы действительно убили её? Только одно: броситься на меч. Или убить друг друга, а последний бросится на меч.
   Я выбежал из башни и остановился, втайне надеясь, что морок развеялся, и я увижу зелёный луг и мирно пасущихся на нём коней – больше ничего. И втайне боясь, что увижу маленькую убитую принцессу, и тогда останется только упасть ей на грудь и рыдать, рыдать, рыдать…
   И оба моих друга присоединятся ко мне. Но…
   Луг заливали потоки крови, и кони испуганно ржали, пятясь от громадной туши, тяжело лежащей посреди поля – в геометрическом центре, как я наскоро определил. Математическая жилка, ничего не поделаешь.
   Морок продолжался, и, честное слово, мне стало легче. Во-первых, это означало, что нашу принцессу мы не убили; во-вторых, мы хорошо сражались и победили. Позже разберёмся, кто наслал на нас морок: дракон ли, Вика, какой-нибудь злой волшебник… Главное – путь продолжается!
   Я вдруг подумал, что морок, перехват программы, тривиальный взлом, сделал я сам – тот, большой «я», который остался в реальном мире. Увидел случайно, чем Вика занимается, зашёл на её компьютер и сделал по-своему. Могло ведь быть так? – спросил я сам себя и сам же ответил: – да, но только если сильно разозлился. Вообще-то я никогда не занимаюсь хакерством, и…
   – Надо бы убрать, – сэр Жеральд взял меня за плечо и кивнул на труп-громадину. Я согласился:
   – Давай поищем лопаты и закопаем. Досками не справиться, придётся рыть большую яму.
   Но мы не успели двинуться с места: окружающее внезапно задрожало, небо покрылось сетью мелких трещин, облака покатились на землю комками ваты, постепенно исчезая. Они таяли, словно снег, падающий на тёплую землю…
   Фигура убитой великанши-принцессы тоже осыпалась вниз лёгким пёплом, будто кремируемая.
   Всё это очень походило на действие вируса, который я однажды наблюдал на компьютере Тоши Пятакова. Он ужасно любил экспериментировать со всякими компьютерными прибамбасами и примочками, и собирал приколы типа «Привет Лозинскому!». Ну, вы знаете: вирусы в блоке питания, и прочее. У него была целая коллекция приколов: с переворотами экранной картинки на сто восемьдесят градусов, представлением нортоновской таблицы в рукописном курицелапском исполнении, звучании разных неприличных слов вроде «Слава КПСС!»… И так далее и тому подобное.
   И однажды он поймал настоящий вирус…
   Скоро окрестный пейзаж осыпался вниз мелкой шелухой, и лишь мы да кони выделялись яркими разноцветными пятнами на тёмно-сером фоне люминофора.
   Выглядело это довольно страшновато. И всё же я мысленно перевёл дух: значит, не вирус… А то бы и я лежал сейчас такой же кучечкой шелухи, а вирус бесчинствовал бы на винчестере, громя и его.
   Миг – и всё восстановилось… Кроме трупа великанши: он исчез бесследно. Как будто поработало бесчисленное скопище гигантских жуков-могильщиков, спешно окопавших труп и погрузивших, по своему обыкновению, под землю.
   Это ещё сильнее убедило меня в том, что кто-то влез на Викин компьютер и помог нам: она бы заставила нас рыть могилу. А может, я ошибаюсь.
   – Во! – только и сумел сказать сэр Жеральд, а Юнис удивлённо покрутил головой.
   Только я хранил относительную невозмутимость. Вот что значит догадываться о причинах происходящего! Пока вокруг тебя творится чёрт знает что, и ты не можешь найти разумное оправдание происходящему – ты потерян. Ты тыркаешься в разные стороны, ты мечешься взад-вперёд, проходя три раза по одному и тому же месту, ты ожесточённо чешешь затылок – но ничего не вычесывается, кроме нескольких горстей перхоти. А всё почему? Потому что не знаешь причину случившегося. А вот если бы знал заранее, мог бы приготовиться. А чтобы знать, надо предполагать, надо думать.
   Юнис, похоже, находился в аналогичном мечущемся состоянии.
   – Да что же это такое? Да сколько же можно? Один морок, второй… В монастыре побывали – не очистились. Кто за кем охотится, мы за драконом, или он за нами?
   – Брось истерику! – кинул я ему, а сэр Жеральд дружески обнял за плечи и прошептал:
   – Не всё так просто, дружок! Если бы наш маршрут был прямым, я удивился бы. Он и должен быть запутанным. Мало у кого жизненный путь представляет прямую линию – разве что у того, кто меряет жизнь прямой кишкой. В жизни свои лабиринты, свои пороги и подводные камни. И чаще всего жизнь – запутанные зигзаги.
   «Это точно, – подумал я. – Если проследить за линией жизни человека от рождения до смерти и отмечать её на карте, то зигзаги и повороты она выписывает – дай бог. И даже если всё происходит в масштабах одного города, то петли будут тоже весьма значительны».
   Но если рассматривать не положение человека в декартовом пространстве, а его положение в обществе? Например, работал слесарем – стал замминистра. По какой линии происходит это движение?
   А если рассмотреть линию жизни относительно совсем другой системы координат? Например, взять листинг программы, которая описывает петли и зигзаги? Строчки-то все ровненькие! Начинается программа наверху страницы, заканчивается внизу, и если не обращать внимания на бесчисленные «go to», а аппроксимировать начало каждой строки, то можно получить идеальную прямую!
   Так что вид линии жизни зависит от системы координат и точки отсчёта. Полная запутанность может смениться идеальной ясностью. Поэтому вполне возможно, что кажущиеся извилистыми лабиринты судеб являются прямыми линиями, прямыми от рождения и до смерти; и если они пересекаются и спутываются, то это одна видимость…
   Человек выходит из одной точки и исчезает в другой. И в то же время линии всех людей тесно увязаны между собой, перепутаны, переплетены… Но это иллюзия, это фальшивые лабиринты. Истинная линия жизни – прямая, что бы мы ни видели, что бы нам ни казалось. Прямая хотя бы потому, что следует стреле времени…
   Жизнь представляется лабиринтом для тех, кто не знает, куда идти, кто мечется, разыскивая дорогу. А тот, кто знает, не станет тратить время на лабиринты. Для него есть только один путь – прямо к выбранной цели.
   – Так может… – Юнис постепенно начал успокаиваться, – надо специально делать зигзаги? Чтобы скорее выйти на финишную прямую?
   – Посмотрим, – сэр Жеральд ещё раз крепко приобнял его за плечи и отпустил.
   – Так что же делать? – всхлипнул Юнис в последний раз.
   – Ехать, – сурово ответил я, – искать. Выполнять свой долг.
   – Долг кому? – угрюмо спросил Юнис. – И чей?
   – Себе, – ответил я. – Свой.
   – А я не теряю надежды разжиться драконовым золотом, – добавил сэр Жеральд. – И надеюсь, что ведьма поможет нам переправить его, куда надо. – И он указал на алмазный свисток на моей шее.
   Я согласно кивнул.
   – Что же касается крючков и помех, – продолжал сэр Жеральд, – то… Помню, отправились мы как-то за золотом гномов. Вот там были крючки! Эти гномы…
   – Потом расскажешь, – перебил я его, – поехали!
   – Принцесса, – вздохнул Юнис, – найду ли я её?
   – Найдёшь, найдёшь, – успокоил я его, – ещё и королём станешь… Давай-ка посмотрим, что нам нарисовала мать-настоятельница?
   Я развернул карту. Линия выходила от мельницы-мыльницы, пересекала монастырь и проходила над местом, где, по логике развития событий, мы стояли. Здесь на карте не было обозначено ничего, кроме трёх дубов.
   Я поднял голову, пошарил глазами по окрестностям. Нет, дубов поблизости не было. Три пенька разве, трухлявых. Малость устарела карта.
   – Если продлить линию, она упрётся в город, – заметил Юнис.
   – Город – замок, замок – город, – покачал головой сэр Жеральд, – не странная ли закономерность, сэр Леон?
   – Ну почему? – вмешался Юнис. – А мельница, а монастырь?
   – И лес, – заметил я. – Не совсем тот, правда, который нам нужен, – я потрогал мотопилу. – И пустыни пока не было. И чего ещё? Гор, морей…
   – Море – на самом краю карты, – успокоил меня Юнис, – за горами.
   – Это наверняка не то море, – возразил я. – Того на карте быть не должно. Оно появится внезапно, из зеркальца дракона…
   – Какой тонкий эвфемизм, – заметил сэр Жеральд, – я бы выразился грубее.
   – Спасибо за шутку, – кивнул я. – Ну что, поскакали?
   – По коням! – скомандовал сэр Жеральд.
   Да, только бешеная скачка может успокоить! Чтобы ветер бил в лицо, сдувая ненужные мысли, сомнения, заботы – и уносил их назад, в забытие, в прошлое. Пусть поют копыта, разбивая в прах камни наших ошибок. Пусть, рассечённая конской гривой, отлетает назад тоска – по деньгам, по принцессе, по невыполненному долгу… Вперёд, вперёд – и только вперёд!
   Дорога изменилась. Обычная полевая, пусть и каменистая, усыпанная слоистым минералом, превратилась в тёсаную брусчатку. Копыта коней заплясали, высекая подковами искры. Те испуганно разлетались в стороны, стараясь спрятаться в придорожных кустах – к счастью, зелёных, а не сухих. Иначе пришлось бы останавливаться, искать искры и заталкивать обратно в подковы, во избежание пожара.


   В Игроград!

   Мелькнул указатель – массивная каменная стрелка с буквами «Игроград».
   «Наконец-то я могу читать, – подумал я, – а то показалось, что разучился… Или Вика подобрала соответствующую систему кодировки, или не замечала, что пользуется старыми шрифтами – ANSI-шными, должно быть».
   – Дракон повеселиться полетел! – ухмыляясь, прокричал сэр Жеральд, пришпоривая коня. – Повеселимся же и мы!
   – Можно подумать, у них свадебное путешествие! – прокричал я в ответ. – Монастырь посетили, теперь в увеселительные заведения направились!
   – Замолчи! – закричал Юнис, сжимая кулаки с намотанными на них поводьями. Он чуть не огрел меня плетью, но я вовремя ушёл в сторону, и ему стало не с руки замахиваться.
   – Чего он циркулирует по всей стране? – продолжал сэр Жеральд, начиная придерживать коня – вдали показались ворота города, и он не хотел влепиться в них на всём скаку, – неделю за ним гоняемся!
   – Пять дней, – ответил я, тоже натягивая поводья, – но ты же не знаешь, какова максимальная скорость дракона. Может, он за два часа пролетит столько, что нам неделя и понадобится, чтобы добраться до его логова.
   – М-да? – неопределенно произнёс сэр Жеральд, а я принялся высчитывать:
   – Предположим, скорость дракона равна пятистам километров в час, тогда за два часа он пролетит тысячу. А лошадь за сутки больше двухсот не пройдёт – если её не загонять, конечно. Вот и получается неделя. Другое дело, что дракон – тоже живое существо, а среди живых существ никто не может развить скорость в пятьсот километров. Стрижи в пикировании достигают двухсот-двухсот пятидесяти километров, но кратковременно. Организм не выдерживает таких нагрузок. Длительное время птицы могут лететь со скоростью не более восьмидесяти-ста километров в час. Точной же скорости дракона мы не знаем. Можно лишь предполагать, учитывая большую прочность чешуи по сравнению с оперением, ряд других факторов, которые я и постарался учесть, сделав сей вывод.
   – А не мог ли он лететь с отдыхом? – предположил сэр Жеральд.
   – Вполне вероятно. Тогда он мог улететь на большее расстояние, но затратить больше времени.
   – Эх, рыцари, – произнёс Юнис, – спорите вы неизвестно из-за чего.
   Лошади уже перешли на шаг, и он успокоился.
   – Вспомните: у колдуньи мы были на второй день пути, а она показала по тарелке дракона в своём замке.
   – Ну? – хором спросили мы с сэром Жеральдом.
   – То есть я хочу сказать, что он летел не больше одного дня.
   – Ценное предположение, – язвительно заметил я, – я пытаюсь рассчитать, сколько он пролетел за два часа, а ты говоришь, что он мог лететь целый день! Стратегический бомбардировщик получается, а не дракон.
   – А может, он стратегический дракон? – обиделся Юнис.
   Он хотел сказать ещё что-то, но поперхнулся и протянул руку вперёд:
   – Дракон!
   Но то был не дракон, а змея, удав. Очень толстая, и с потрясающе оскаленной зубастой пастью. Она ползала среди кочанов капустного поля и поглощала зайцев, снующих туда-сюда, и периодически набрасывающихся на капусту. Увлечённые питанием зайцы и составляли небогатое меню змеи, удлиняющейся с каждым съеденным.
   «Что-то знакомое, – подумалось мне, – но в данной реальности встречается впервые…»
   – Обожаю зайчатину! – произнёс сэр Жеральд, облизываясь.
   И через мгновение я увидел, как у змеи сменилась голова: у неё проявились черты сэра Жеральда с чёрными усиками и модной причёской. Венчала её кокетливо сдвинутая набок шапочка с пером. Голова разинула пасть и резко увеличила скорость передвижения и заглатывания. На лошади же сэра Жеральда восседал незнакомый рыцарь с головой змеи.
   – Э-э-э, нет, вернись обратно! – запротестовал я.
   – Ты кому говоришь? – не понял Юнис, оборачиваясь ко мне.
   Но лицо сэра Жеральда успело вернуться на прежнее место, прежде чем Юнис посмотрел на него.
   Сэр Жеральд смущенно откашлялся, облизнулся и разгладил усы, смахивая заячий пух.
   – Пардон, увлекся, – извинился он.
   – А это игра для удава, или для зайцев? – спросил Юнис, только теперь заметивший прыгающих зверьков.
   – Скорее, для зайцев, – пояснил сэр Жеральд, – для удава это еда…
   «Да тут, оказывается, можно стать кем угодно, по желанию! – восхитился я. – В рамках программы, разумеется. Мигрирующие гены? То есть файлы?..»
   – Ну что, поехали дальше? – предложил подкрепившийся и потому полный оптимизма сэр Жеральд.
   Но дальше ехать было некуда: мы упёрлись в кованые городские ворота, и джинн летал перед воротами вправо-влево, бросаясь белыми звёздами.
   Мы закрылись щитами и принялись маневрировать, время от времени обстреливая джинна из арбалетов.
   Скоро вся земля перед и под нами заблестела от звёзд. А джинн всё метал и метал. Топтать звёзды? Ах, ты!..
   Интересно, что невесть откуда взявшиеся зеваки принялись ржать и отпускать разного рода шуточки, едва мы ушли в глухую защиту. Попытки сэра Жеральда и Юниса прицельно выстрелить из арбалета вызывали ещё большие взрывы хохота.
   – Странно работает привратник, – заметил сэр Жеральд. – Если бы он защищал ворота от врагов, тогда понятно, а сейчас? Сюда разве не могут войти все желающие? Какой же это Игроград?
   Через толпу зевак к нам протолкался один, смеявшийся меньше – может, потому, что у него меньшее чувство юмора? Или потому, что остальные лежали от смеха вповалку, и не могли подойти?
   – Ловить надо звёзды! – задыхаясь, проговорил он. – А вы отбиваете!
   – Ловить? – изумился сэр Жеральд.
   – Ну да! – воскликнул зевака. – Это же игровые жетоны! Теперь вы обязаны купить все упавшие. Если бы вы поймали пару штук и метнули в джинна монеты, он бы сразу прекратил. Теперь же все будут считать вас завзятыми игроками. Или так оно и есть? – и он с уважением отошёл.
   – М-да… в некотором роде, – протянул я и запустил в джинна золотой монетой.
   По монете бросили и Юнис с сэром Жеральдом.
   Джинн подхватил монеты, моментально успокоился и перестал кидаться звёздами-жетонами. Но и того, что нам пришлось собрать, я думаю, хватит на все аттракционы Игрограда. Если, конечно, сама продажа жетонов не розыгрыш.
   Мы въехали в ворота.
   И оказались на безграничном шахматном поле. Вернее, среди шахматных полей. Они раскинулись по обе стороны дороги так, что между ними не оставалось ни малейшего просвета. Хорошо, на самой дороге не было клеток. Впрочем, мы и без них чувствовали себя пешками.
   Фигуры приветственно махали руками, коронами, хоботами, хвостами… Наши кони вежливо откликались на тихое ржание шахматных.
   Что интересно, шахматы были не только белые и чёрные, но и синие, и жёлтые, и зелёные, и красные…
   А мне кажется, оптимальной раскраской для шахматных фигур будет раскраска под зебру. Для обеих сторон. Просто надо договориться, чьи фигуры будут с белыми полосами на чёрном фоне, а чьи – с чёрными на белом…
   Нарды усиленно трясли костями, завлекая желающих поиграть. При этом выстукивалось что-то забавно-непонятное: не то калинка-малинка, не то летка-енка. У математиков, сами понимаете, неважно с музыкальным слухом: один из моих собратьев вообще говорил, что музыки нет, а есть маленький шум и большой шум…
   Мне понравились шашки: маленькие, бочкообразные. Они почему-то перекатывались с поля на поле: попрыгав на одном и доигравшись до снятия с доски, они быстренько перебегали на другое и принимались прыгать там, иногда совершенно по другим правилам.
   – Что с вами? – остановил я одну.
   – Подрабатываю! – пискнула она. – Отыграла в стоклеточные шашки – бегу в обычные, затем помчусь в рэндзю, потом в Го… На одну зарплату разве проживёшь? Пустите!
   Ошарашенный, я уступил ей дорогу, и она покатилась дальше.
   «Го, – это по-японски «пять», – подумал я. – А по-нашему «крестики-нолики».»
   Засмотревшись на танец шарика по рулеточному блюду, я почувствовал себя не в своей тарелке: окружающее поплыло вокруг, и я очутился на вращающемся кругу. На меня мчался огромный шар со злобно ухмыляющейся физиономией дракона, в которой постепенно, отражением, начали проступать мои собственные черты…
   Миг – шар промчался сквозь меня, и наваждение исчезло. Мы опять стояли на улице и пялились на скачущий шарик рулетки.
   Кем я был в этом наваждении? Шариком? Драконом? Самим собой?
   Казино рангом повыше сияли переливающимися рекламой вывесками, манили окнами, завешенными тяжёлыми портьерами. У входа стояли привратники и требовали заполнить анкету. Очевидно, таким образом казино пыталось бороться с жульничающими клиентами. Но кто потребует анкету у казино?
   Мы двинулись вдоль столов, щедро бросая жетоны и, разумеется, проигрывали. Приходилось успокаивать себя мыслью, что везёт дуракам.
   В казино мы не заходили. Вряд ли туда пустили бы коней, а оставлять четвероногих друзей не хотелось: их могли увести и пристроить где-нибудь на шахматной доске.
   Сновали зазывалы. Один осторожно прижал стремя моей лошади к сердцу и предложил отправиться в подземный лабиринт собирать микросхемы, второй, подошедший с правой стороны – искать алмазы. Хорошо, что они боялись подойти к Малышу сзади. Да и спереди тоже.
   В этом квартале предложения прогуляться по лабиринтам попадались на каждом шагу: висели на стенах, торчали на щитах-указателях, летели на воздушных шарах… Просто удивительно, как часто люди стремятся попасть в тупиковые ситуации только для того, чтобы отыскать выход. И им это нравится! Может, они думают, что из самостоятельно созданного лабиринта проще выйти? Но обычно эта иллюзия запутывает больше всего.
   И всё же мы прошли улочки-лабиринты, не запутавшись!
   И оказались на огромном, бескрайнем игровом поле. А может, на обычном незастроенном пустыре. То есть на незанятом пространстве винчестера.
   И увидели приближающееся облако пыли.
   Несмотря на то, что за пределы Игрограда мы не успели выйти, облако расценили как потенциальную опасность, и на всякий случай примерились к копьям и мечам. Но тревога оказалась напрасной, а опасность – мнимой.
   Мимо промчался здоровенный красный колобок – распаренный от погони, – а за ним летели огромных размеров ножницы, угрожающе щёлкая лезвиями.
   – Чего это они? – спросил сэр Жеральд.
   – Подстричь хотят, – пояснил проходящий мимо зевака. – А он не желает.
   – Да он и так лысый! – удивился сэр Жеральд.
   – На нём удивительно быстро всё отрастает. Пока они его догонят, волосы успеют вырасти.
   – А я думал, он побрился, а платить не хочет, – предположил я.
   – Тогда уж не побрился, а постригся, – возразил сэр Жеральд.
   – И побрился и постригся, – я был непреклонен. – Ты представляешь себе лысого колобка с бородой?
   – Будет мешать катиться, – согласился сэр Жеральд.
   Далее пошли ряды логических головоломок – мои любимые игрушки! Я хотел включиться в решение, но одна деталь остановила меня: думали одни, а двигать камни или тяжёлые сундуки приходилось другим. И именно здесь, на передаточных звеньях от решения к действию, неизбежно возникали искажения и путаницы.
   Едва мы свернули на соседнюю улицу, как были оглушены. Тут в тирах стреляли, пуляли, ракетили, взрывали массу монстров, мешки мишеней, тучи тарелочек и невероятное количество невообразимых космических кораблей.
   У сэра Жеральда и Юниса засветились глаза – точно подсветка инфракрасного прицела. Я тоже был не прочь развлечься, и мы малость задержались – и чтобы отвести душу, и чтобы израсходовать жетоны.
   Но нам приходилось не только отдыхать и развлекаться.
   – Дракона не видали? – спрашивали мы чуть не у каждого игрока.
   Некоторые в ответ отрицательно мотали головой, некоторые вертели у виска пальцем, а один с гордостью произнёс: – Я пять штук убил! – за что его самого чуть не убил сэр Жеральд.
   Впрочем, инцидент мы быстро исчерпали в ближайшей пивной, где подавали выпивку за те же жетоны. Ёмкость инцидента оказалась равной шести кружкам пива с каждой стороны.
   Эротических кварталов нам не встретилось – то ли они находились на окраинах, то ли включались после двенадцати ночи, то ли Вика хотела оградить нашу нравственность. Хотя если она решила меня проверить, надо было проверять до конца…
   Нет, мне удалось… увидеть распахнутую настежь дверь, в которой стояла восхитительная обнажённая блондинка. Но из-за её плеча скалил зубы какой-то ужасный вирус – не то «I Love you», не то сифилиса.


   Башня пыток

   И вдруг я заметил унылую физиономию светящегося, словно светлячок, фиолетового человечка. Он был единственный, который не улыбался среди шумного карнавального веселья и показного великолепия, переполненного неумолчным стрёкотом музыки и натужным смехом, едва не рвущимся от напряжения.
   Он сделал знак рукой и скрылся за углом дома.
   Заинтригованный, я свернул за ним, позабыв о товарищах. Но, поворачивая за угол, заметил, что товарищи сделали почти то же самое: сэр Жеральд остановился возле молодки с козочкой, а Юнису удалось разговорить юную монахиню – а может, монахине удалось разговорить Юниса, чтобы всучить что-нибудь из религиозной литературы.
   Но у меня не возникло и тени опасения, что нас разлучают.
   В переулке людей было мало – отдельные прохожие пунктиром тянулись по длине тротуара. А человечек выглядывал стены дома: фиолетовый на сером. Очень контрастно.
   Он нетерпеливо махнул рукой, подзывая.
   Я приблизился.
   – Не верьте тому, что увидите, – прошептал человечек, – вас обманывают. Здесь вовсе не такая идиллия, как кажется. Знаете, что это? – он указал рукой на квадратную башню, наискосок через перекрёсток.
   – Откуда? – удивился я. – Мы здесь впервые. А что это?
   – Это Башня пыток, – прошептал человечек и исчез.
   – Ну и что? – спросил я вслед.
   Человечек выглянул их стены немного дальше.
   – Как что? – возмущённо сказал он. – Идите и посмотрите, что там творится! Вы рыцарь или нет?
   И он снова исчез.
   Я пожал плечами.
   Башня Пыток… Ну и что? Не буду же я взламывать все встречающиеся темницы? А вдруг это государственная башня? И безобразия, что там творятся, творятся по закону?
   А может, это новый аттракцион? А фиолетовый – зазывала…
   А вдруг это ловушка? Тогда я пойду туда!
   Я проверил, как ходят в ножнах меч и кинжал, и направился к башне. Надо бы предупредить Юниса и сэра Жеральда, но… Выкручусь. Разве что… коня-то я в башню не возьму.
   Я пошептал Малышу на ухо несколько слов, нисколько не сомневаясь, что он всё поймёт и сделает как нельзя лучше.
   Малыш зацокал копытами по брусчатке.
   У подножия башни я остановился. Ни вывески, ни стражей у ворот, ни запоров. Странная Башня Пыток.
   Светящийся фиолетовый человечек высунулся из стены самой башни.
   – Чего вы медлите? – прошептал он. – Вход свободный.
   – А выход – платный? – пробормотал я, но он уже исчез.
   Его поведение было очень подозрительным, но я рискнул открыть дверь и потянул за ручку, готовый при первой же опасности метнуться влево, вправо, упасть на колени и перекувырнуться, упасть на спину и перебросить через себя…
   Дверь открывалась медленно-медленно. И беззвучно.
   Я протиснулся внутрь.
   Там страдал человек.
   Нет, он не был прикован, совсем наоборот: он прыгал обезьяной по всему пространству башни, он извивался дугой, наклонялся, приседал; он кружился, запрокинув голову кверху.
   А сверху падали странные фигурки. Небольшие, удобно помещающиеся в руке, не очень тяжёлые – судя по его поведению – и разноцветные. А он протягивал к ним руки, он ловил падающие из ниоткуда, возникающие из воздуха детали. И вертелся, стремясь одним глазом не упускать их из виду, а вторым искал свободное место на полу, куда пристроить.
   Я понял, что он хотел заполнить все впадины и ямки, добиться идеальной гладкости пола. Но когда в полу не оставалось ни одной дырки, выложенный с таким трудом слой исчезал, и обнажался предыдущий, который не удалось составить без изъянов, с отверстиями в разных местах…
   Фигурки падали самые разнообразные: и ровные пластинки, и торчащие во все стороны выступами – но все одинакового размера, равновеликие.
   Что-то мне это действо напоминало…
   «Тетрис!» – вспомнил я как раз в тот момент, когда с лёгким хлопком и вспышкой исчез очередной слой, раздался мелодичный звон, и фигурки принялись падать быстрее.
   Несчастный выдыхался, при каждом движении от него отрывались крупные капли пота. Он едва не скользил на них, и наверняка падал бы, если бы не цеплялся большими пальцами ног за выступы и впадины фигурок.
   Я попытался помочь, и схватил одну из падающих деталей. Но… рука моя прошла насквозь, а он, укоризненно взглянув на меня, перехватил фигурку и, покрутив, двумя ударами забил куда-то в угол.
   – Что с тобой? – спросил я.
   – Я заколдован, – хрипло отвечал он, продолжая ловить разноцветные фигурки, – меня заколдовал злой волшебник Билгец и его подручный, паж Итнов… Я обречён всю жизнь ловить и укладывать фигурки.
   – А когда вся башня заполнится? – с ужасом прокричал я.
   Он махнул рукой и поймал очередную детальку.
   – Я не хочу об этом думать, – чуть помедлив, сказал он, – всегда остаётся какая-то надежда… Может быть, что-то случится, произойдёт, изменится…
   Временами вместо фигурок падали овощи, фрукты, какая иная пища, а то и бутылочка с водой. Когда он ловил их, падение немного замедлялось, и он, одной рукой продолжая хватать фигурки, второй торопливо засовывал еду в рот и глотал, почти не жуя.
   И я ушёл, захлопнув за собой наружную дверь, оставив его внутри квадратной глубокой башни, заполняемой постепенно падающими сверху разноцветными равновеликими фигурками…
   А снаружи к башне подбегали Юнис и сэр Жеральд. Они спешились и обнажили мечи. Лица их выражали твёрдую решимость сделать всё возможное и невозможное, но спасти друга из любых когтей, из любых передряг, уберечь от любой опасности!
   – Спасибо, друзья, – сказал я, – но мне помощь не нужна.
   – А кому нужна? – мрачно спросил сэр Жеральд, пряча меч в ножны. Юнис последовал его примеру.
   – Здесь каждый спасается сам, – туманно пояснил я.
   Мы не стали возвращаться на шумную улицу, а поехали узкими улочками, в окружении высоких стен с маленькими калитками в них. На калитках были начертаны магические спирали, астрологические круги и треугольники. Но насчёт магичности треугольников я сомневаюсь, поскольку не присматривался: а вдруг то были игровые поля для преферанса?


   У оракула

   Возле маленькой железной двери, над которой переливалось и мерцало слово «Оракул», сэр Жеральд остановился.
   – О! Вот то, что нам нужно! – провозгласил он, быстро открывая дверь и входя внутрь. Мы с Юнисом не успели отреагировать и последовали за ним. Коней принял вышедший навстречу слуга в вышитом звёздами балахоне.
   Оракул, седенький старичок в светящейся мантии, с путающейся в ногах бородой, встретил нас приветливо, и сходу предложил выпить пойло из сушёных летучих мышей на верблюжьей моче. А когда мы отказались, опорожнил все четыре чашки и принялся порхать по комнате. И борода перестала путаться под ногами.
   – Чего узнать изволите? – пропел оракул, поднимаясь под самый потолок.
   Я посмотрел на него и подумал, что мы зря отказались от пойла. А всё природная брезгливость. Летели бы спокойненько за драконом… А если и коней напоить… Попросить? Но гордость, или глупость рыцарская, не позволяли. Только раки ходят задом, и пусть они тоже в кирасах, на этом их сходство с рыцарями заканчивается. В каком бы положении мы оказались, если бы выяснилось, что пойла больше нет?
   Всегда так: сразу не сообразишь, а потом приходится расплачиваться втридорога… Может, и от принцессы с полцарством не отказываться? Но это же Вика!
   – Ищем мы, всеведущий, дракона, – сказал сэр Жеральд. – Но не простого, а того самого, что принцессу из Хрустального замка увёл.
   – Это я знаю, – перебил его оракул, – ты о сути говори, чего узнать хочешь?
   – Хотим узнать, где дракона отыскать и как убить, – уточнил я. – Он, надеюсь, в Красную Книгу не занесён?
   – Вам повезло, – оракул протянул нам небольшую стрелочку, болтающуюся на тонкой нитке. На одном конце стрелочки было написано: «Логово дракона».
   – Это драконий компас! – воодушевлённо возгласил оракул. – Раньше он принадлежал дракону. Когда тот напивался допьяна и забывал, кто такой, где находится и как добраться домой – смотрел на компас. Но однажды наклюкался до такой степени, что потерял компас. Он будет показывать вам кратчайший путь к логову дракона, причём по хорошим дорогам: в пьяном состоянии, сами понимаете, через буераки не попрёшь…
   – Спасибо, – сказал я, протягивая руку за драконьим компасом.
   – Что «спасибо»? – удивился оракул. – Давайте по золотой монете!
   Пришлось раскошеливаться, но пока я искал монету, компасом завладел сэр Жеральд. Я не стал спорить: какая разница, у кого он будет? Главное – не придётся расспрашивать очевидцев, дающих противоречивые сведения.
   Покинув оракула – дверь в стене исчезла, едва её захлопнули – мы решительно направились к выходу из Игрограда, поклявшись никуда не заходить, а жетоны отдать местным нищим – бывшим неисправимо-азартным игрокам.
   Мы сели на коней, взглянули на дракомпас – и поскакали.
   Дракомпас сэр Жеральд повесил на носовой стрелке шлема, перевернув последний и пристроив на луке седла, чтобы уберечь от вредных воздействий. Так он сделал, разумеется, по моему совету.
   Поначалу стрелка удивительно удачно указала на выходящую из Игрограда дорогу. Впрочем, что удивительного? У дракона-то компаса не было, вот он и вынужден был придерживаться известных ориентиров – тех же дорог, городов и прочих выдающихся мест. И оракул предупреждал, что дракомпас будет показывать путь по дорогам. В общем, это было удобно – и для нас, и для дракона, и для оракула.


   Лесопылеса

   Дорога подводила к лесу, и лес, издали слегка синеющий, с каждым шагом нравился мне всё меньше и меньше: он не зеленел по приближении, а серел.
   Сначала я подумал, что у него какая-то мания; но когда мы остановились на лесной опушке, чувство нерешительности охватило нас.
   Лес покрывала паутина. Паутина и пыль.
   Это был пыльный лес. Никто и никогда ни разу не вытряхивал его, не проходился по нему с пылесосом или влажной тряпкой, не делал генеральную уборку… Всем, решительно всем обитателям данного леса – от медведя до самого последнего зайца – было на него плевать. В переносном смысле. Если бы плевали буквально, было бы грязно, но не пыльно.
   В лесу, судя по всему, никто не жил: все, кто мог, уехали, а кто не сумел уехать – вымерли.
   А может, его кто-то заколдовал?
   – Непарный шёлкопряд… – прошептал сэр Жеральд, и мутная пелена спала с моих глаз. Ну, конечно, непарный шёлкопряд! Его гусеницы затянули деревья серой паутиной. А потом гусеницы состарились, из них начал сыпаться песок, то есть пыль – гусеницы-то маленькие – и покрывать растительность серой порошей.
   Но стрелка дракомпаса упрямо указывала «вперёд», и нам ничего не оставалось, как осторожно въехать под смыкающиеся над головами пыльно-паутинные ветви.
   Свет сквозь них сочился тоже пепельно-серый, запорошенный, запудренный, забивающий мозги мешающей думать серостью. И, однако, кое-что интересное можно было усмотреть вокруг, если вглядываться.
   О-о-о! Это был непростой лес, тут произрастала масса редких и ценных древесных пород. Но запустение сказывалось и на них: железное дерево заржавело, сандалии на сандаловом перезрели, вымахали аж до сорок пятого – сорок седьмого размера. Это те, которые висели, а большие уже попадали на землю, черенки не выдержали. На грабах гирляндами раскачивались надранные в «экзешниках» картинки – в основном, скабрёзного содержания.
   Видно было, что лес очень старый. Может, и находится он на какой-нибудь икстишке?
   Или же… Неужели Вика решила таким образом проверить мою способность бороться с пылью? Но мы ведь убирали в замке, когда искали карту! Должно быть, просто въехали в какую-то обветшавшую программу.
   – Хочется взять метлу и вымести отсюда всю нечисть! – не выдержал Юнис, брезгливо озираясь.
   – Вот-вот, – иронически подхватил я, – отрежем лошадям хвосты, привяжем на копья – и получатся великолепные метёлки!
   – И куда выметать? – поддержал меня сэр Жеральд. – Всюду пыль.
   – Всё равно – противно видеть такое! – Юнис раздражённо ударил рукой по свисающей над головой ветке.
   Плюх! Громадный пласт пыли сорвался с неё и, ударившись о землю, окутал нас серым облаком.
   – Тьфу! – заплевался сэр Жеральд. – Думай, что делаешь!
   Но было поздно: освобождённая от пыли ветка, рванувшись вверх, задела соседние, и те принялись радостно сбрасывать пылевой груз нам на головы.
   «Наконец-то мы дождались свободы!» – словно закричали деревья.
   – Ходу! – скомандовал я, пришпоривая коня. – Шарф на рот! Прижмурить глаза!
   Вокруг забушевала пылевая буря, дышать и смотреть стало практически невозможно. Лишь неясное пятно впереди указывало приблизительное направление движения, но мы то и дело задевали за ветви, добавляя хаоса в бушующий ураган…
   Пыль набивалась в глаза; шарфы, поднятые на рот, помогали слабо. Топот копыт сопровождался синхронным кашлем. И как только лошади не задохнулись? Наверное, потому, что у них морды длинные, и они успевали просунуть голову между клубами пыли до того, как те достигали ноздрей. Кони скакали не глядя, ориентируясь исключительно на чистый воздух, пока ещё струящийся навстречу по просеке. Мы чувствовали его, и шпорили и шпорили коней. Но те и без нас знали, что делать.
   Была ли пыль обычной запрограммированной пылью, или же пылью от самоизноса программы, понять нельзя. Особенно находясь внутри программы. Вот если бы мне удалось взглянуть на распечатку!.. Распечатка сейчас пригодилась бы хотя бы для того, чтобы прикрыться от падающей отовсюду пыли. Но распечатки не было, и приходилось довольствоваться рукавом.
   Задыхаясь и кашляя, со слезящимися глазами, мы вырвались на свободу. Стало светло. Мы скорее почувствовали свет, чем увидели – и еле-еле успели остановиться, заметив выросшую на пути высокую жёлтую стену. Сквозь потоки слёз, застилающие глаза, увидеть её было весьма сложно.
   – Что за чертовщина! – завопил, соскальзывая с седла, сэр Жеральд. Он не сумел затормозить и врезался в стену боком. Но лошадь успела развернуться. – Стена мягкая!
   Мы поспрыгивали с коней и выхватили мечи: полуослепшие, кашляющие, но готовые дать отпор любому врагу. Ведь это враги перегородили дорогу стенами из соломы или камыша – высокие плетёнки возвышались и по сторонам. И лишь сзади продолжал клубился пылью тёмный провал прохода, откуда по-прежнему доносились глухие удары пылевых пластов.
   Эх, нам бы рвануть назад! Тогда бы мы спаслись от плена. Но возвращаться в пыль никому не хотелось, а потом стало поздно: четвёртая стена возникла перед глазами, отрезая нас от пыльного леса. Затем поверхность под ногами заколебалась, затряслась, и я почувствовал, что нас поднимают на большую высоту. Ощущение было, как в лифте, но что почувствовали сэр Жеральд и Юнис – не знаю. Ездили ли они в лифтах?
   От неожиданности мы свалились на зем… на пол… на поверхность, на которой оказались – кстати, тоже похожую на толстую соломенную циновку.
   – Мы в корзине! – прокашлял сэр Жеральд.
   – Великан! – заорал Юнис. – Циклоп!
   Вверху возникла страшная одноглазая морда, осклабившаяся в ухмылке.
   Сначала я подумал, что циклопность морды идёт от той же пыли, которая заставила и меня прищурить один глаз. Так что сначала я даже посочувствовал великану, как товарищу по несчастью: попала пыль в глаз, он и закрыл. А поскольку глаз большой, то и пыли набилось много.
   Потом я протёр свои глаза и увидел, что циклоп – природно одноглазый.


   У циклопа

   – Попались, голубчики! – проревел циклоп.
   Я принялся лихорадочно вспоминать известные факты о жизнедеятельности циклопов. Как назло, ничего существенного не вспоминалось: мысли путались от непрестанной качки. Все силы уходили на поддержание равновесия, а когда пол уходит из-под ног, особо не раздумаешься.
   «Так ведь и морская болезнь приключится!» – успело мелькнуть в голове.
   Зато сэр Жеральд не размышлял: схватил арбалет и, не целясь, выстрелил циклопу в глаз.
   Но циклоп презрительно дунул – и стрела отлетела в сторону.
   – Но-но, не балуй, – пророкотал циклоп, – ничего страшного с вами не случится. Просто мне нужны помощники. Моих старых слуг загрызли мыши, и я ищу новых. Мне кажется, вы подходите как нельзя лучше. Вы такие бравые парни… и мечи с пиками у вас есть, будет чем обороняться от мышей. Вы прослужите у меня долго! Я очень привязываюсь к слугам… – сентиментально добавил он.
   – Не дождёшься, – процедил сквозь зубы сэр Жеральд, – чтобы барон Мегатренд служил какому-то циклопу.
   – С мышами мы уже сражались, – заявил и Юнис, – нам неинтересно. Не люблю повторяться.
   Но циклоп ничего не услышал и не отреагировал: он закрывал крышку коробки.
   Корзина сильно раскачивалась, у лошадей началась морская болезнь, и они заблевали весь угол.
   Глядя на них, побледнел и Юнис. Видно было, как он стискивает зубы и дергается, сдерживая позывы к рвоте. А мне, как ни странно, полегчало: я сумел уловить ритм движения и гасил толчки, пружиня на ногах. Более того: я начал находить в упражнении удовольствие! Почти как на качелях, или на морской волне.
   К счастью, раскачивания скоро прекратились, почувствовался последний толчок – корзину поставили на твердую поверхность. Затем сдвинули куда-то в сторону, от чего люди попадали на пол, а лошади испуганно заржали. Спустя несколько мгновений откинулась крышка.
   – Можете выходить, – проговорил циклоп. – Моя пещера.
   Стальные прутья клетки, в которой мы очутились, терялись в вышине.
   – Ух! – сэр Жеральд в сердцах ухнул кулаком по стенке корзины, и она откинулась аппарелью.
   Мы выбрались наружу.
   Корзину окружала частая решетка, сквозь которую просматривались скалистые стены. Посреди пещеры, имитируя лесной пожар, пылал очаг. Торчащие из огня целые стволы деревьев с полуобгоревшими ветвями делали картину вполне натуралистичной.
   – Присматривайтесь, – одобрительно проговорил циклоп, – отныне вы будете здесь жить. Долго-долго!
   – Нам нельзя долго-долго! – закричал Юнис, подбегая к решетке и хватаясь за неё. – Мы должны спасти принцессу!
   – Спасут и без вас, – пожал плечами циклоп. – Желающих получить полцарства много.
   – А откуда ты знаешь, что за принцессу дают полцарства? – вкрадчиво спросил я.
   – А за принцесс обычно полцарства обещают. Что у короля ещё есть, кроме царства? Но обещать – одно, а отдать – другое… Ладно, – прервал он сам себя и, поставив на стол большую корзину, из которой высовывались хвосты морковок, свеколок, пучки зелени и торчал зелёный глобус капусты, приоткрыл дверцу клетки. – Пора заниматься делом.
   Мы угрюмо молчали.
   – Я не людоед, – продолжил циклоп. – Я вегетарианец, и вас есть не буду. Но вы должны приготовить мне овощное рагу. Вот картошка, морковка, свёкла, капуста. Изрубите их мелко-мелко и бросьте в кастрюлю. А я поставлю её на медленный огонь. Кстати, вы будете есть из той же кастрюли, чтобы у вас не возникло желания меня отравить.
   – Мы рыцари, а не овощерезки! – гордо выпрямился Юнис.
   – Поработаешь овощерезкой, – спокойно возразил циклоп. – Отдых это перемена деятельности. Да и, опять же, навык рубить противника потренировать можно.
   – Не буду! – продолжал упорствовать Юнис.
   – Придётся, – пожал плечами великан.
   Он щёлкнул пальцами, и овощи в корзине задвигались, вылезая наружу.
   – Тебе это ничего не напоминает? – прошептал сэр Жеральд мне в ухо. – А мне что-то помнится…
   – Что, что… куски мяса, – ответил я. – Один обед мы уже приготовили, второй на очереди.
   – Не обед, а ужин, – возразил великан. – На ночь и рыцарям мясо есть вредно.
   Овощи между тем подходили всё ближе, собираясь напасть, и нам ничего не оставалось, как выхватить мечи. Не отступать же перед морковкой?
   – Вам соломкой или колечками? – сказал сэр Жеральд, принимая боевую стойку.
   – Всё равно, – безразлично махнул рукой великан, – лишь бы помельче. Можете просто строгать.
   – Разомнёмся? – предложил я. – Пусть лопает.
   – И сами поедим! – подхватил Юнис. – Он же обещал…
   И, подпрыгнув, отрубил раскачивающийся от движения длинный морковкин хвост.
   Овощи вели себя менее агрессивно, чем куски мяса, они просто двигались, поворачиваясь с боку на бок, чтобы мы могли удобнее рубить и строгать. Видно, никаких эмоций они при этом не испытывали. То ли циклоп их загипнотизировал, то ли они были индифферентны от рождения.
   В десять минут с овощами было покончено. Напоследок сэр Жеральд с кряканьем разрубил два небольших запоздалых помидора – они позже всех выбрались из корзины – в половину своего роста, для кислоты.
   – Отойдите-ка, – великан сгрёб нашинкованные овощи со стола в кастрюлю.
   Пока готовилось рагу, мы оглядывали внутренность пещеры. Всегда полезно узнать, где находишься, а заодно и выяснить возможные пути манёвра. Не только для отступления, но и для атаки.
   На стеночке пещеры висел не замеченный ранее натюрморт: среди груды арбузов, тыкв, гроздей бананов и мешков с зерном я заметил парочку трупов – мужчины и женщины.
   Картина поражала отсутствием перспективы. Всё выглядело плоским и безжизненным.
   Циклоп, сидящий за столом и поглядывающий то на нас, то на очаг, где тушилось рагу, перехватил мой взгляд и, как показалось, несколько смутился.
   – Это фамильная реликвия, – пояснил циклоп. – Досталась от прадедушки. Он сам рисовал, с натуры должно быть, – вздохнул циклоп. – Очень уж реалистично. Но я вегетарианец, – строго повторил он, словно отказываясь от прадедушки.
   «Прямо по грузинской пословице, – подумал я, – дед винограда наелся, а внук оскомину набил».
   Так ли это? Может, он нам зубы заговаривает? На всякий случай нужно провести дополнительную рекогносцировку: осмотреть окрестности, проверить крепость решетки, оценить высоту положения.
   Я осторожно подошёл к краю стола и заглянул вниз. Расстояние до пола равнялось примерно высоте пятиэтажного дома, но если применить пожарную лестницу… Жаль, правда, оставлять её здесь, да и кони… Ничего, поскачем на верблюдах, или на лягушках.
   Да, кстати, зачем оставлять лестницу? Мы её сначала раздвинем, маленькую, а потом спустим на веревках: к каждому седлу веревка приторочена. А внизу лестница, коснувшись земли, вырастет; мы слезем, а потом заберём с собой. Вот только кони… Были бы и они портативные, складывающиеся, как те же верблюды.
   – Хотите попробовать? – великан поставил на стол кастрюлю с дымящимся рагу. – Вы хорошо постарались, замечательно приготовили… Мне кажется, получилось очень вкусно.
   Мы переглянулись.
   – Давай! – решительно махнул рукой сэр Жеральд.
   Циклоп зачерпнул ложкой рагу, плюхнул в какое-то корытце и поставил перед нами.
   Мы попробовали.
   – Действительно, недурственно, – согласился сэр Жеральд, облизывая ложку. – Умеешь готовить.
   – Я рад, что вам понравилось, – улыбнулся циклоп. – Я вижу, мы сработаемся. Только берегитесь мышей.
   И принялся за еду.
   – Скажи, а ты циклоп или киклоп? – обратился к нему Юнис. – Как правильно называть? Я слышал, по этому поводу идут споры.
   – Квиклоп, – пробурчал я, наблюдая за тем, как он поглощает пищу. – Очень уж быстро лопает.
   – Видишь ли, – важно произнёс циклоп, насытившись и облизав ложку. – Эту букву в начале слова в древнегреческом языке произносили то как «к», то как «ц» – например, кентавр и центавр. Но если там больше прижилась буква «к» – исключая созвездие Центавра, то в форме нашего видового произношения возобладала буква «ц»…
   – А может, вы нас всё-таки выпустите? – робко спросил Юнис, из чего я заключил, что разговоры о форме циклопьего имени были не более чем заговариванием зубов. – Нас принцесса ждёт…
   Циклоп покачал головой.
   – Не могу. Я слишком долго ждал, пока кто-нибудь проедет… И опять ждать? Зачем, когда вы – вот они.
   – Нам нужно убить дракона и спасти принцессу! – в отчаянии выпалил Юнис.
   Циклоп задумался.
   – Убить дракона? Это несколько меняет дело… Драконы – злейшие враги циклопов, как вам должно быть известно. Старинные, традиционные, извечные. Уж никто и не вспомнит, кто положил начало вражде, а вишь… Да… Нет, не могу. Пока не могу. Соскучился по овощному рагу. Потерпите до утра, утро вечера мудренее. Ложитесь-ка и вы спать.
   Мы посмотрели друг на друга, сэр Жеральд едва заметно подмигнул мне и демонстративно улегся прямо на столе. Не думаю, что циклоп заметил его подмигивание, но скомандовал:
   – Нет-нет – в клетку!
   – Да мы тут!.. – запротестовал сэр Жеральд, но циклоп был непреклонен:
   – Нет, не пойдет, – помахал он пальцем, – я ОБЖ, основы безопасности жизнедеятельности для циклопов, проходил. Знаю, что Одиссей сделал с Полифемом! И потом: не забывайте про мышей! Для вашей же безопасности.
   Пришлось возвращаться в клетку и укладываться спать там. Постепенно все утихли и захрапели. Я уснул последним.
   Ночью – удивительно! – я проснулся от того, что кто-то совсем рядом сопел и щекотал мне чем-то под носом.
   Я открыл глаза. В неярком свете догорающего очага – циклоп не стал гасить его на ночь – я увидел длинную мышиную морду, пытающуюся просунуться между прутьями клетки. Она-то и щекотала меня усами.
   Ну и мышка! С меня ростом, не меньше. Куда тем крысам, которых мы рубили в замороченном замке.
   – Тварь! – выругался я и ткнул в неё мечом, лежащим под изголовьем. – Спать не даёшь!
   Мышь взвизгнула и пропала.
   Я поднялся и обошёл клетку по периметру, чувствуя себя одинокой канарейкой, распростёртой в ночи. Друзья спали: сэр Жеральд на спине, раскрыв рот и храпя, Юнис на боку, свернувшись калачиком и подложив руку под щёку. Повесив головы, спали кони. Только Малыш почуял хозяина и встрепенулся. Я сунул ему последнюю из случайно оставшихся ирисок и вернулся на ложе. «Утро вечера…» – подумал я и уснул.
   Утром меня разбудило громоподобное зевание циклопа. Ему вторило рычание сэра Жеральда.
   Поразмыслив немного, я решил присоединиться, и несколько минут мы зевали сообща, образуя гармоничное трио с голосом и подголосками.
   На Юниса наши упражнения не оказали ни малейшего влияния: он продолжал спать.
   – Нет, мне здесь не нравится, – цыкнув зубом, произнёс сэр Жеральд, – надо менять место обитания.
   – Поддерживаю, – я ухватился за прутья клетки и несколько раз сделал «уголок», – тут даже зарядку как следует не сделаешь: негде и неудобно.
   – Сейчас будет зарядка! – рявкнул циклоп, услышав мои слова. – Живо завтрак готовить!
   Его рык разбудил Юниса, который открыл глаза, потянулся и перевернулся на спину.
   – А я думал, ты мне приснился, – разочарованно сказал он циклопу.
   Тот ухмыльнулся:
   – Кошмары мучили?
   – Нет, почему же? – возразил Юнис. – Наоборот, мне снилось… – но циклоп продолжал, не слушая:
   – А я спал прекрасно! То каждый день думал: как мелкую морковку резать? Она у меня меж пальцев проскальзывает! А теперь я спокоен.
   – Лишь бы между зубов не проскочила, – мельком заметил я.
   Циклоп захохотал, но как-то неуверенно.
   – Шутки шутками, а работать надо, – заметил он, отсмеявшись.
   – Кто-то обещал нас утром отпустить, – напомнил я.
   – Я передумал, – отмахнулся циклоп, – кто будет готовить еду, резать овощи?
   – А дракон? – напомнил я. – Извечный враг циклопов?
   – Ну и что, дракон? Жили раньше, и ещё как-нибудь проживем, – легкомысленно сказал циклоп. – Встреча с драконом может случиться один-единственный раз в жизни, а вот завтракать, обедать и ужинать надо каждый день.
   – И одного раза достаточно, чтобы больше не завтракать, не обедать и не ужинать, – пригрозил сэр Жеральд.
   А у меня мелькнула мысль… Жалко, но куда деваться? Иначе придётся до скончания века сидеть в пещере и шинковать овощи.
   – Есть вариант! – сказал я.
   Все повернулись ко мне.
   – Если мы обеспечим тебе ежедневное приготовление овощного силоса на завтрак, обед и ужин – ты нас отпустишь?
   Циклоп задумался:
   – Ну, если так… в общем…
   – Что ты хочешь сделать? – недоумевающе спросил сэр Жеральд.
   – Увидишь, – сказал я, доставая из подвесного кармана-кошеля бензопилу «Дружба».
   – А-а-ах! – вымолвил Юнис. – Жалко…
   – Что за фитюлька? – спросил циклоп, прищурившись.
   – Где овощи? – спросил я, не удостаивая циклопа ответом.
   – Вот, – циклоп поставил на стол огромную миску. – Помытые.
   – Поближе, пожалуйста, – попросил я, отстегивая цепочку с двуручной пилой и пряча обратно в карман.
   Циклоп переставил миску.
   Я небрежным жестом швырнул в неё пилу-брелок. Сердце ёкнуло: а вдруг не сработает?
   Но взревела пила, полетели ошмётки овощей над краем миски, а сама миска затряслась, завибрировала на месте.
   Миг – и пила выскочила из миски и улеглась рядом. Причём ничуть не уменьшившись: она осталась реальных размеров! Что-то новое в пиловедении.
   Единственное, чего я опасался – что рагу окажется испорченным бензиновым выхлопом и станет неудобоваримым.
   Но нет: циклоп недоверчиво всмотрелся в месиво, внюхался, и с удовлетворённой улыбкой вывалил в поставленную на огонь кастрюлю.
   – То, что надо! – объявил он. – А то зубы к старости уже не те становятся, пора переходить на пюре. А эта машинка, – он пододвинул её пальцем, – в самый раз. Беру.
   – Так мы свободны? – с напором поинтересовался я.
   – Свободны, – на мгновение задумавшись, вздохнул циклоп, – скучновато будет, правда, пока кого другого не поймаю…
   – А зачем кого-то ловить? – удивился я. – Машинка всё сама сделает. Смахивай её со стола в миску – обратно сама выскочит. Видел ведь?
   – Принцип работы я уяснил, – сказал циклоп. – Но скучно одному. Тоскливо. Поговорить не с кем.
   – С такой машинкой ты можешь харчевню для друзей-циклопов открыть: и развлечение – и прибыль! – заметил я.
   – И в самом деле… – задумался циклоп.
   – А когда мы убьём дракона, – пообещал я, – и заберём его волшебные вещи, я попрошу колдунью прислать тебе что-нибудь для досуга. Хотя бы одно из блюдечек с яблочками.
   – Знаю я эти вещи, – махнул рукой циклоп, – яблочко начинает вянуть и тогда показывает одни ретрофильмы. А потом становится сухофруктом – и они идут только в чёрно-белом варианте.
   – Поищем что-нибудь другое, – пожал я плечами, – небось у дракона есть множество разных штучек!
   – Ну, разве что, – протянул циклоп. – Может, позавтракаете горяченького? Как раз поспело…
   – Не люблю пюре! – поморщился сэр Жеральд, но Юнис неожиданно согласился:
   – Горяченького с утреца – в самый раз! Кишочки прогреть – очинно пользительно!
   Я недоумённо воззрился на него.
   «Ничего себе герцоги выражаются!» – подумал я. Но и у меня неожиданно забурчало в желудке – кто знает, когда удастся поесть свеженького? И мы с Юнисом наскоро съели по несколько ложек овощного пюре. Сэр Жеральд к нему принципиально не притронулся. Достал из перемётной сумы баранью ногу, и, глядя перед собой, сглодал молча.
   – Неплохо получилось! – облизнулся Юнис.
   – Пюре намного лучше рагу! – согласился и циклоп.
   Он взял нас со стола по одному – ощущение, когда тебя касается гигантская лапа, и ты чувствуешь себя жёлтым пушистым цыплёнком, нельзя назвать очень приятным – и поставил на пол.
   То же он проделал и с лошадьми. Но лошадям можно от избытка чувств выпучить глаза и растопырить ноги, почуяв вокруг пустоту, мы же были лишены такой возможности: рыцари должны держать марку.
   Однако совсем без эксцессов не обошлось: сэр Жеральд ошарашено крутил головой, Юнис щупал сзади штаны… Всё же циклоп перестарался со скоростью опускания. Бережнее надо было, бережнее!
   – Скачите, – вздохнул циклоп, – и покажите этому дракону, что ещё Польска не сгинела…
   «К чему это он? – подумал я. – Он что – поляк? Или произошёл несанкционированный прорыв из лодзинского сервера?»
   – Где раки зимуют… – продолжал циклоп, – на что вы способны…
   «Похоже, он думает перебрать весь синонимический ряд», – подумал я, успокаивая Малыша поглаживаниями.
   – Нужны ему те раки, – уныло протянул Юнис, – дракон же, наверное, пива не пьёт?
   – Если опасается пригасить огнеизрыгающий орган, то не пьёт, – согласился я.
   Циклоп откатил мельничный жернов от входа, и мы выехали из пещеры в ряд, как три богатыря. И снова сэр Жеральд ехал посредине, я – справа от него, а Юнис – слева. Но сидел он как-то неуверенно, бочком.
   Я думал: не обманули ли мы циклопа? Вдруг закончится бензин, и пила перестанет работать? Что он о нас подумает? Но, с одной стороны, что для нас важнее? Спасти принцессу! Следовательно, требовалось покинуть пещеру любой ценой. А, с другой стороны, поскольку бензопила берёт энергию от земли, а в земле и нефтепродукты содержатся, и все остальные полезные ископаемые. И, судя по тому, что она работала на столе, работать должна и дальше. По-видимому, на неё повлияло скальное окружение – пещера-то под землёй. Значит, беспокоиться не о чем: здесь земной энергии достаточно. Пила даже не уменьшилась по концу работы!
   Успокоенный, я вздохнул и устремил взгляд на расстилающиеся передо мной новые горизонты.


   Дождь вокруг

   И опять вилась впереди дорога, но теперь мы ехали не наугад: у нас был дракомпас, и сэр Жеральд внимательно следил за колебаниями стрелки. Да и мы с Юнисом время от времени поглядывали на неё. На неё и на пустынную дорогу. И почти не смотрели по сторонам, и поэтому вздрогнули, когда резкий порыв холодного ветра прошёлся по спинам.
   Мы обернулись и заметили быстро догоняющую нас чёрную тучу.
   – Дракон? – нерешительно произнёс Юнис. – А как же стрелка компаса?
   – Нет, – возразил я, – дракон должен быть огнедышащим, а не холододышащим. Может, мутант?
   – Не знаю, – растерялся Юнис.
   Вот и думай, чего он не знает: то ли слова «мутант», то ли ледяных драконов?
   Но то оказался не дракон, а буран, шторм, тайфун, торнадо. И оно налетело на нас.
   Лошадей швыряло ветром, словно шлюпки в бурю, струи ливня засекали со всех сторон, ветер вертелся вокруг, забрасывая нам на спины хвосты лошадей и хлеща по лицу.
   Вымокли мы мгновенно, и я подумал, что в такую погоду лучше всего ехать в машине. А если против дракона – то в танке! Но что поделаешь: за удовольствие скачек по хорошей погоде приходиться расплачиваться неудобствами езды в ненастье.
   – Укрыться бы где! – прохрипел сэр Жеральд, отплевываясь. Раскрывать рот было нельзя: он моментально заливался дождем.
   Струи текли у сэра Жеральда по лицу, шлем с дракомпасом наполнился водой, и она переливалась через край. Вот чудак – надел бы на голову! Или боится выплеснуть стрелку?
   – Грозы нет, можно спрятаться под деревьями! – я указал рукой на лес, чернеющий на фоне темного неба.
   – Колдовской? – испугался Юнис. – Надо глянуть на карту!
   – Не до карты! Поворачивай!
   Какая карта? Мы про неё давно забыли: получив дракомпас, перестали смотреть на карту, что недопустимо и непростительно. Никто ведь не задался вопросом: давно ли проходил дракомпас госповерку, и проходил ли? А вдруг он не соответствует ГОСТу, испорчен или заколдован? Короче, пользуясь неповеренным дракомпасом, мы могли попасть куда угодно, в том числе и в самое пекло.
   Но не сейчас: холодный дождь и пекло, я полагаю, несовместимы. А дождь лил такой, что, казалось, смоет с деревьев листву, и они станут грозить небу голыми ветками.
   Мы укрылись под развесистым дубом, куда вода почти не попадала. Дуб укрыл нас вместе с лошадьми, таким был великаном.
   Юнис испуганно озирался и дрожал – то ли от холода, то ли от страха, и всё бормотал:
   – Колдовской дождь… Колдовской лес…
   Его настроение постепенно передавалось и нам. Чудилось: из-за потоков воды и стволов деревьев наблюдают чьи-то острые глаза; от взгляда неприятно покалывало затылок. А ещё мелкий стук Юнисовых зубов у самого уха…
   Сэр Жеральд наконец-то сообразил вылить воду из шлема, но надевать на голову не спешил: холодно и сыро. Просто перевернул шишаком кверху и поставил у дуба, чтобы снова не натекло. Вылитая вода имела ядовито-синий цвет.
   Юнис, увидев это, чуть не впал в истерику и снова заталдычил про Колдовской лес.
   А я, поразмышляв, предположил, что стрелка – медная, а дождь – сернокислотный. Вот медный купорос и получился. Либо железо шлема образовало с медной стрелкой гальваническую пару, с тем же результатом. Возможно также появление некоторых клатратов… (Я нахватался подобных сведений, когда работал с химиками на теме, поэтому немного «козырялся»). Сэр Жеральд принял моё предположение молча, Юнис всхлипнул.
   Сэр Жеральд, желая спасти Юниса от простуды – да и от страха – вынул фляжку и заставил отхлебнуть несколько приличных глотков, после чего подкрепился сам и дал глотнуть мне.
   По этой ли, по какой другой причине, но нам сразу полегчало.
   И в самом деле: какие чудовища по такой погоде? Даже если лес Колдовской – пойдем на поводу юнисовских страхов, – то все чудовища наверняка сидят в логовищах и носа наружу не кажут. Зачем им мокнуть? Пусть они чудовищны, но не глупы.
   Единственно, кого я не удивился бы увидеть, так это водяного: столько воды! Я представил, как он медленно проплывает между деревьями, качаясь на струях дождя…
   Или русалок. Знаменитое пушкинское «русалка на ветвях сидит» наверняка пришло с натуры, зарисовкой. Во время подобного ливня нетрудно спутать, где вода, а где небо, и преспокойненько выплыть из-под водного кустика прямо на дерево. Как бы иначе она попала на ветви? И ничего сложного: один мощный дождик – и, пожалуйста! Черви дождевые из земли вылезают, почему русалкам на дерево не влезть? От кислотного дождя и не туда залезешь.
   «Что может символизировать дождь? – думал я, прижавшись мокрым лицом к стволу дуба. – «И дождь смывает все следы»? «Уплыви с водой»? «Много воды утекло»? В общем, судя по приметам, ничего хорошего он не сулит. Единственный плюс: умываться не надо! Правда, и вытереться нечем».
   Так я пытался отыскать хорошее в плохом. Хотя некие люди, наоборот, в хорошем стараются отыскать плохое. Не этим ли и отличается оптимист от пессимиста?
   Дремучим оптимистом я себя не считал, но думаю, что всегда лучше посмеяться или просто улыбнуться. Шире улыбка – шире рот – легче дышать, если нос заложит. И без всяких ментоловых таблеток!
   Дождь заканчивался. Ещё всхлипывали наверху тучи, ещё продолжало лить, а не капать, однако сила ливня стала уже не та, основная мощь сникла, и продолжал он падать сверху как-то растерянно, больше по привычке, чем по необходимости.
   – Если это и Колдовской лес, ливень вымыл из него всё колдовство, – повернулся я к Юнису, – до нуля.
   И мой взгляд упал на мокрый мох, в промоину между деревьями.
   И точно: у корней ближайшего дерева лежала большая россыпь нулей.
   «Программку – и ту до нулей смыло, – подумал я. – Вот это дождик!»
   – О, смотри – золотые монеты! – обратил на них внимание и сэр Жеральд. – Ливень вымыл клад!
   – Очень кстати, – заметил я растерянно, – а то наши финансы изрядно порастряс Игроград. Набираем!
   «Вот и началось! – подумал я, подбирая последний золотой. – Аптечки под кустами, арбалеты в дуплах, сапоги-скороходы вместо коней… Или мы изначально имеем «вечную» жизнь (я криво усмехнулся про себя) и бесконечное количество боеприпасов?
   Я потрогал меч. Во всяком случае, подтачивать его пока не приходилось. Вот ещё бы лошадей не кормить… Правда, они сами питаются, в рот запихивать ничего не приходится. Разве что ириски… Но это – от большой привязанности.
   А кстати, в сапогах из лошадиной шкуры не быстрее ли ходить и бегать, чем в говяжьих и свиных? Вот раньше носили лосины и сами носились, словно лоси. И друг другу рога отшибали на дуэлях… Кто-нибудь изучал, как влияет на характер человека носимая им одежда? Пища – та влияет, ещё и поговорку придумали: «Человек есть то, что он ест». А одежда? Не объясняется ли нынешнее очерствение людей увеличением процента использования в одежде синтетических материалов? Они ведь грубее, чем естественные. Поэтому и отношения между людьми стали жёсткие, жестокие…
   Пока я философствовал, дождь прекратился.
   – Если не выглянет солнышко, мы пропали! – спокойно заявил сэр Жеральд, снимая сначала камзол, затем рубашку, и выжимая.
   – Зачем так мрачно? – возразил я. – Давай разведём костёр.
   – А что гореть будет? Всё промокло насквозь! И зелёное.
   – А вон ёлка сухая… то есть засохшая, – предложил Юнис. – Сейчас спилим и подожжём.
   – А пилить чем? – продолжал упорствовать сэр Жеральд. – Пилу-то отдали циклопу!
   – А вот, – я достал маленькую двуручную пилу. – «Дружба-два». Заодно проверим работоспособность.
   – Давай! – обрадовался сэр Жеральд. – Только пилить, чур, будем вручную, чтоб скорее согреться!
   – Я, я с тобой! – рванулся к нему Юнис, шлепая посиневшими губами.
   Я бросил пилу на землю. Она мгновенно напиталась от земли и превратилась в пилу обычного масштаба.
   Юнис наклонился к ней, чтобы поднять, но когда распрямился, в руке вновь оказался маленький макет пилы.
   – Ха! Как же вы будете пилить? – заинтересованно, но с изрядной долей ехидства спросил я.
   Юнис разочаровано пожал плечами и почесал пилой затылок.
   – Осторожно, полысеешь! – пугнул я его.
   Он отдёрнул руку.
   – Брось пилу! – приказал я.
   Юнис бросил. Пила выросла в нормальный размер, но не двигалась.
   – Будет ли она работать? – заметил сэр Жеральд, недоверчиво глядя на недвижимую пилу. – Может, она без той не хочет?
   Меня осенила гениальная догадка: я похлопал по стволу дерева и сказал:
   – Пили, пила!
   Пила чуть подпрыгнула и вгрызлась в комель дерева, скользя по верхушкам травы. При этом цепочка, которой она пристегивалась к мотопиле, осталась волочиться по земле.
   Ага! Значит, цепочка связывает землю и пилу, по ней пила получает силу. Тогда всё в порядке!
   – Видишь, – сказал я. – Та работает автоматически, а эта – полуавтоматически: ей нужно указание, что пилить.
   – Понятно, – недовольно протянул сэр Жеральд, – а я хотел сам поразмяться.
   – Обрубай сучья, – предложил я, – боевым топором. Чтобы не заржавел.
   В несколько минут засохшая ёлочка превратилась в аккуратную поленницу.
   Мы развели костёр и принялись отогреваться и просушивать одежду, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком.
   Днём костёр смотрится совсем иначе, чем вечером или ночью. Как-то неискренне, что ли? Ещё бы: ему приходится конкурировать с солнечным светом, а это всегда проигрышно.
   – Едем? – спросил сэр Жеральд, хотя от него ещё валил пар.
   – Едем! – отозвались мы с Юнисом, чей внешний вид не так сильно напоминал свежесваренную картошку. Что мы сюда приехали, костры разводить? Сейчас устроим такую скачку – мигом согреемся!
   Однако скачки не получилось: раскисшая во время ливня земля жидко разъезжалась под копытами коней, и те беспомощно скользили, еле переползая с места на место.
   Проелозив несколько десятков метров, мы перебрались на травку. Ехать стало не в пример веселее. Кони приободрились.
   Солнце, правда, продолжало скрываться в тёмных тучах. Низкие облака неслись по небу ошалелыми курицами, но внизу ветра не чувствовалось. Может, ветерком скорее бы подсушило землю, но и без того мы немного освоились. Копыта коней, вытираемые о мокрую траву, заблестели новенькими копейками, и мы чувствовали себя Святыми Георгиями, отправляющимися в поход на змия. И лишь общая мрачность пейзажа, усугубляемая косыми дождями на горизонте, мешала насладиться ездой в полной мере.
   Дракомпас чуть колебался из стороны в сторону, но следовал дороге. Я подумал, что оракул-маг-волшебник верно заметил, что пьяный дракон держался дорог. Другое дело, почему дракон и сейчас, трезвый, летел не напрямую, а обязательно мимо встречных городов и замков? Красовался?


   Тарелочный замок

   Дорога ощутимо пошла вверх, склон холма закрыл поле зрения, но почва оказалась песчаной, и копыта перестали скользить: вода ушла в песок.
   Взобравшись на излом холма, мы увидели длительный спуск, утыкающийся в ворота замка.
   Удивительного замка, в виде фарфоровой тарелки. И тарелка была заполнена водой до краёв. С одного бока вода переливалась, образовав промоину, а затем окольцовывала замок, образуя классический ров. Через него, как положено, перебросили подъёмный мост, в настоящее время поднятый. Ворота скрывались за краем тарелки. А может, их вовсе не было.
   Если бы не мост, я бы подумал, что на лугу приземлился инопланетный корабль – набрать воды. Бывает же инопланетянам нужна вода?
   А может, события развивались иначе: в незапамятные времена потерпели инопланетяне аварию и приземлились. Или приземлились и потерпели аварию. Поняли, что своими силами с ремонтом не справятся, и принялись обживаться на новом месте. Вырыли вокруг тарелочки ров, сделали мост – как во всех окрестных замках, – да и живут себе. Или жили. Но это мы сейчас выясним.
   Пока мы спускались к замку, то ломали голову, как лучше форсировать ров, из которого хоть и не высовывались головы крокодилов, зато сам он выглядел намного шире и глубже. Вода сияла густой голубизной, и если в неё специально не добавляли краситель, подобный цвет указывал на значительную глубину. А красивые завитки на поверхности намекали на возможные водовороты.
   Собственно, при наличии пожарной лестницы о рве можно не беспокоиться: какого математика заботит решение аналогичной задачи? Примени известный алгоритм – и дело с концом!
   Но не подходило старое решение: куда мы попадём, перейдя ров по лестнице? На крышу замка? И на крыше вода! Переползти на подъёмный мост? Как его опустить? Хорошо, если он на канатах: перерубил – и готово. А если на цепях? Меч сломаешь.
   Но нас, похоже, ждали. Хотя мы не заметили ни малейшего движения ни на стенах, ни в окнах, но едва остановились на дальнем быке моста, цепи подъёмного устройства пришли в движение, загрохотали в клюзах, и плита медленно опустилась перед нами, прочно встав на положенное место.
   – Нет ли здесь подвоха? – пробормотал Юнис, но сэр Жеральд уже направил коня на мост, и звонкое цоканье копыт огласило окрестности.
   «Металлический, что ли? – подумал я, приглядываясь к рифлёному настилу. – Точно: инопланетяне!»
   Сэр Жеральд тем временем проскакал пролёт и замахнулся древком копья, чтобы ударить в ворота. Он даже успел крикнуть:
   – Отворяйте! А то!..
   Но фарфоровые ворота распахивались сами. А может, от звуков голоса.
   Тут сэр Жеральд остановился и повернулся в седле, поджидая нас.
   Мы подскакали и очутились под нависающими над головой стенами замка-тарелки.
   Я сразу стал казаться себе тараканом. Ещё бы! Прямо перед глазами возвышался глянцевый бок огромной фарфоровой тарелки с надписью «Дулёвский фарфоровый завод». Синие узоры изображали фантастических птиц, животных, цветы.
   С другой стороны ворот чуть меньшими буквами было написано: «Здесь спрятан самый большой секрет дракона!».
   – Любопытно! – сказал я. – Какой может быть секрет у дракона, помимо секретов из органов секреции? Кулинарный? Рецепт любимого блюда, которое можно использовать в качестве приманки? А в состав блюда входят свежие рыцари…
   – Самой большой! – восторгался Юнис, не слушая меня, а сэр Жеральд спокойно сказал:
   – Войдём – и узнаем.
   Кони зацокали под аркой.
   Оценивая наше поведение с точки зрения безопасности, можно сказать, что оно было опрометчивым: нам открыли ворота, попросту заманили внутрь! А вдруг ловушка? А мы едем, даже не обнажая мечи. Но, если вдуматься, живущие в фарфоровом замке должны быть предельно осторожны и гостеприимны – фарфор ведь хрупок… А тут рыцари с железными мечами и копьями.
   Арка привела нас в большой зал – не во внутренний дворик, а прямо в зал. Впрочем, в замке, в виде наполненной водой тарелки, не может быть дворика. Это будет не дворик, а бассейн.
   Въехав в зал, мы остановились: на полу грудами лежали… тарелки – точные копии замка, разного размера.
   «Этого следовало ожидать», – подумал я, хотя это ни из чего не следовало.
   И хотя кони не походили на слонов, но, помня пословицу о слоне в посудной лавке, мы привязали их у входа.
   На стене красовалась надпись:
   «Тот, кто вымоет все тарелки, прочтет главный секрет дракона!»
   Я порадовался, что прочёл сам: что-то у меня внутри восстанавливается. Началось с Игрограда. А раньше и слова прочитать не мог.
   «Слишком интригующе. – подумал я. – Но реально ли? Сейчас перемоешь тарелки, а там ещё одна фига дракона. Или что похуже…»
   Малыш нагнул голову и слизнул с ближайшей тарелки остатки салата «оливье», обнажив букву «Р». Я счёл это добрым предзнаменованием: Р – значит, реально. А может, поручить мытьё коням? Эх, была бы у нас свора голодных собак! Они бы вмиг вылизали.
   – Приступим? – спросил я.
   – Это что, всё мыть?! – послышался возмущённый голос Юниса, до которого наконец дошёл смысл предстоящего.
   – Ну да, – хмуро отозвался сэр Жеральд, оглядываясь по сторонам. – Вон и фартуки.
   У сверкающей нержавеющей мойки на три отделения висело три фартука. Очень миленькие, в цветочек, с оборочками и… фамильными гербами каждого: моим, сэра Жеральда и Юниса. На полочке стояли три бутыли со средством от жира.
   – Постойте, – остановил я сэра Жеральда и Юниса, когда они с недовольным видом облачились в фартуки. Юнису фартук очень подошёл, сэру Жеральду оказался немного мал, мне – великоват. – Если на каждой тарелке одна буква, значит, надпись зашифрована расположением тарелок?
   – Перемоем все, а там посмотрим, – легкомысленно заявил Юнис.
   – Рассортируем по буквам, – предложил сэр Жеральд.
   Я хмыкнул.
   – Мы очутимся в роли ученых времён Галилея, когда шифровали описания открытий в виде анаграмм. То есть все одинаковые буквы ставили в одну строчку. И сиди, думай: что сделать из двадцати пяти «а», десяти «б», восьми «в»… и так далее. Не кажется ли вам, что затея невыполнима? Учитывая тарелочные горы.
   Никогда не видел, как синхронно чешут затылки. Сэр Жеральд и Юнис продемонстрировали мне такую возможность.
   – Д-да… действительно, – произнёс сэр Жеральд в дополнение. Юнис промолчал, но задумался.
   – Попробуем сохранить их существующий порядок? – предложил я.
   – Попробуем, – кивнули оба, просияв, словно чисто вымытые тарелки.
   Стопки тарелок нависали одна над другой. Становилось страшно: вдруг посыплются, поплывут, поедут в сторону? И разобьются, и порядок нарушится.
   И чего только с них не ели! Но… кто ел? Если хозяева замка – то где они? Если гости, то ясно: поели и ушли. Но кто готовил пищу? И кто открыл ворота и опустил подъёмный мост? То есть наоборот: опустил подъёмный мост и открыл ворота?
   Вопросы оставались без ответа, но терзали они одного меня: ни тени сомнения не мелькало на лицах друзей. Они будто обрели новое призвание. Так же спокойно, как рубились с крысами – без шуток и подначиваний – налили воды в мойку, добавили моющего средства и принялись мыть тарелки. Будто всю жизнь этим занимались.
   Юнис схватил первую стопку тарелок, а сэр Жеральд ждал с тряпкой, которая удивительно смахивала на его усы, увеличенные в несколько раз: так она свисала по обе стороны кулака.
   Работа закипела. Вода из кранов оказалась тёплой – видно, подогрелась в бассейне на крыше здания. На солнце ведь находится.
   Самым трудным было сохранить порядок тарелок, не перепутать.
   И всё же… червячок сомнения не давал отнестись к работе с полной ответственностью. Чтобы заморить его, я переключился на содержимое тарелок. Нет, не вылизывал – просто смотрел и философствовал, надеясь, что философское течение мыслей смоет с тарелок грязь. То есть остатки пищи. Но, по образному высказыванию Менделеева, грязь есть химическое вещество в неподходящем месте. Диалектический переход продуктов от еды к грязи совершился, едва тарелку отставили в сторону. Даже если содержимое выглядело съедобно.
   На первый взгляд выходило, что ели избалованные люди, успевшие основательно подкрепиться: порции или вовсе нетронуты, или чуть пригублены. Но исковыряли их вилками на славу! По принципу: если не мне, то никому! Или чудилось им по пьяни, что зубья вилок – их собственные зубы?
   Каждую икринку в бутербродах проткнули в нескольких местах, а некоторые даже разрезали на несколько частей.
   И чего только не ели на тарелках! Копчёные анчоусы соседствовали с жареным салом в шоколаде; маринованные маслины купались в земляничном муссе; апельсины с селёдками смотрелись точками и тире азбуки Морзе… Словом, винегрет был ещё тот. Но зато сам винегрет!.. У меня не хватает слов для его описания.
   Технология была проста: мы счищали недоеденно-налипшую и нетронуто-размазанную снедь в бочки из нержавеющей стали, окунали тарелки в мойки, куда время от времени плескали моющее средство, и протирали тряпкой. Чистые ставили на прежнее место.
   Когда первая стопка тарелок очистилась, я остановил друзей, потянувшихся за следующей. Чем-то мне эта система не нравилась.
   – Подождите, – заметил я. – Что дальше? Перемыть, а потом разбираться?
   – Да, – ответил Юнис, играя тряпкой: наматывая на указательный палец и сматывая с оного. В новом фартуке он походил на юного поварёнка.
   – Что-то я засомневался, – признался я. – Слишком как-то просто. Или, наоборот, сложно. Давайте разберёмся с первой стопкой.
   Найдя свободное место, мы разложили тарелки слева направо, начиная с верхней, и я попытался прочитать получившееся слово. Получилось вот что: «РРРСХАТОПОЛТУУКВАСКТУ».
   Полнейшая бессмыслица. Если не считать случайно выскочивших слов «пол» и «квас», а также аббревиатур «ТУ» – технические условия и «КТУ» – коэффициент трудового участия. Но их же не все знают!
   А если прочесть справа налево?
   «УТКСАВКУУТЛОПОТАХСРРР».
   Ничуть не лучше. Смысла ещё меньше. Попробовать по принципу Галилея: не обращая внимания на порядок букв, составить осмысленную фразу?
   Я немного покрутил буквы в голове и бросил. Букв не хватало. А может, я снова разучился читать? Сейчас проверим…
   – Вы что-нибудь видите? – поинтересовался я.
   Сэр Жеральд и Юнис молча покачали головами. Так, отлично. Значит, дело не во мне.
   – Может, обойдёмся без драконова секрета? – предложил я.
   Сэр Жеральд и Юнис снова покачали головами, но смысл в покачивание вложили другой.
   – Тогда… Есть ещё одна мысль.
   Я подошёл к стопке немытых тарелок, взял верхнюю, очистил и поставил на место. То же самое проделал со следующей верхней в соседней стопке, потом ещё и ещё. Сэр Жеральд и Юнис наблюдали за мной, молча поворачивая головы.
   Когда верхние тарелки в восьми рядах стали чистыми, я попытался прочесть то, что получилось: «УУПСАВЫХ».
   – Бред! – на секунду Юнис прервал молчание, но затем оно воцарилось вновь.
   А на меня накатило нехорошее предчувствие. Никогда до настоящего времени я не читал здешних надписей – пока не очутился в этой тарелке. Может, не следовало мне вмешиваться в естественный ход событий? Перемыли бы спокойненько все тарелочки, потом сэр Жеральд с Юнисом разложили их, как посчитали нужным, прочитали послание – и всё стало бы в ажуре. Или в шляпе. Или в тарелке.
   А теперь что? А, может, ещё не поздно? Отдать инициативу Юнису и сэру Жеральду, они всё сделают, как надо. А моё дело – мыть. До посинения.
   Но меня задело: не хочу следовать правилам чьей-то программы! Я хочу действовать самостоятельно! Просто я втянулся в игру, привык, начал ощущать жизнью. Хотя и не могу хлопнуть дверью, перейти на другую работу, уехать в соседний город. Здешние правила более строгие, они не отпустят меня так просто. Но кое-что сделать могу.
   Потому-то я и начал читать, что буквы показались знакомыми. А может, зря беспокоюсь? Может, стоит помыть всё – и тарелки автоматически расположатся в нужном порядке?
   Ведь до настоящего времени мы честно получали карты местности: и когда вымыли пол в зале, и когда постирали платки… То есть делай, что требуется – и получишь, что нужно?
   Юнис между тем сосредоточенно ходил между тарелками. Губы его слабо шевелились. Может, молился? Или повторял беспрестанно: принцесса, принцесса, принцесса?
   Потом вдруг взял две крайние – Р и У, присоединил их друг к другу, поставил рядом. Затем взял две другие: К и А.
   – А это зачем? – мрачно спросил сэр Жеральд. – Гадаешь?
   – Смотрите! – воскликнул Юнис, зажимая в руках по две тарелки и показывая нам. – Цифры!
   Действительно, на обращённых друг к другу краях тарелок вырисовывались маленькие синие цифры. Они были включены в общий орнамент, поэтому я их сразу не заметил. 23–23 и 24–24 – на тарелках с «А» и «К», а ведь цифры, казалось, я должен замечать всюду!
   – Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался сэр Жеральд.
   Это могло оказаться выходом.
   – А на остальных? – деловито произнёс сэр Жеральд, наклоняясь к другим тарелкам.
   – Триста семьдесят пять – триста семьдесят пять, четыреста двадцать один – четыреста двадцать один, шестнадцать – шестнадцать, десять – десять, семьдесят девять – семьдесят девять! – громко прочитал Юнис.
   – Ага! Значит, порядок есть! – обрадовался я.
   Азарт работы снова захватил меня, жизнь приобрела очередной смысл. И пусть пока он заключается в мытье грязных тарелок – впоследствии он переменится, вместе с обстоятельствами!
   Ошмётки с тарелок летели в чаны, тарелки – осторожно! – соскальзывали в мойки, губки сновали так быстро, что тарелки высыхали от трения.
   Теперь не было необходимости следить за порядком тарелок. Главной задачей стала другая: не разбить ни одной.
   Среди тарелок попадались и пустые, без букв. Но цифры в обрамлении орнаментов стояли непременно.
   «Это пробелы между словами!» – догадался я.
   На других красовались знаки препинания: точки, запятые, двоеточия…
   «Большое послание, – подумал я. – Значит, секрет значительный. Что же там может быть? Секрет полёта? Принцип работы огневыделяющей железы? Но это по Стругацким… А откуда Вика возьмет что-то своё?»
   Я думал, а руки работали автоматически. Лучше всего думается, когда выполняешь механическую работу.
   Да, секретов может быть много. Взять хотя бы секрет полёта: такая туша – и летает! Или секрет огнедыхания: как дракон себя не обжигает? У него что, глотка асбестом футерована? А огонь откуда берётся? Или…
   В этот момент пищеотходы из стоящей передо мной нержавеющей бочки стали быстро уходить куда-то вниз…
   А я уж решил, что придётся бросать объедки на пол. Оказывается, всё предусмотрено. А куда отправляют пищеотходы, в подземный свинарник? Не мешало бы и внизу всё исследовать. Может, удастся разжиться свининкой. Но кто кормит свиней, если долго не попадаются путники, жаждущие узнать секрет дракона? Или отходы нуль-транспортируются в другое место? А может, бочки – приёмные бункера дробилок, перемалывающие сброшенное и отправляющие в канализацию? И нет ни мистики, ни фантастики, ни свиней в подполье.
   И я подумал, что Вика могла бы выдумать испытание с мытьём посуды ещё в монастыре. Тогда бы оно смотрелось органичнее: добрые рыцари, желая помочь дамам, перемывают посуду…
   И тут же возразил самому себе: после чего? После доброй монастырской попойки? После пьяной оргии с братьями из соседнего монастыря?
   Не-ет, в монастыре не получилось бы. И не было бы драконьего секрета – а вдруг он всё же есть?
   Нет, она поступила абсолютно правильно и логично: странный замок, странное послание на стене, шифр… Очередной каприз экзальтированной особы.
   Последняя тарелка канула в пенные волны моющего раствора. Юнис торжественно пополоскал её, вынул, вытер насухо и показал.
   На ней красовалась буква «ю».
   Мы распрямили ноющие спины… выпустили воду… бросили тряпки в мойки… содрали фартуки и повесили на прежнее место. Оставили пост таким, каким приняли.
   Теперь начиналось самое интересное: отыскивать тарелки с последовательными номерами и раскладывать по порядку.
   Есть не хотелось, хотя времени с прежнего приёма пищи прошло изрядно, мы поработали на совесть и успели устать. Я заметил, что работа по сбору и утилизации пищеотходов не способствует повышению аппетита, скорее наоборот. Ещё в армии, помнится, наряды в посудомойке – на дискотеке, как у нас говорили – научили философскому отношению к жизни. Когда сбрасываешь в чан для отходов вполне доброкачественную пищу – не доели, плохой аппетит, ошибся дежурный в числе порций, осталось по другой причине – то, несмотря на сожаление по поводу выбрасывания хорошего продукта, понимаешь, что еда в жизни – не главное.
   Дзинь! – звук разбитой тарелки прервал мои мысли.
   Юнис стоял, прижав кулак ко рту. Вид его выражал крайнее смущение, вплоть до отчаяния, переходящее в искреннее раскаяние.
   – Да брось ты! – успокоил его сэр Жеральд, – Не всю же стопку разбил… Как-нибудь прочитаем!
   – Он уже бросил, – пробурчал я, больше для себя.
   Раскладка тарелок дело несложное, но нудное: не туда положил, просчитался – особенно при больших числах – и приходится перекладывать весь ряд.
   Всего оказалось восемьсот семь тарелок, с учетом разбитой Юнисом. Но на ней всё равно ничего не было: пустой пробел.
   Прочтённый с превеликим трудом текст (пришлось ходить над тарелками, как официантам перед свадьбой, и считывать по букве) гласил:

     Не всякий, надевший дракона личину,
     Сумеет сыскать тому злую причину.
     Но множество самых различных причин
     Не вызовут к жизни подобных личин.
     А если понять захотеть до конца,
     То сложно под ликом не видеть лица…
     Иные личины меняют,
     А смысла их не понимают.
     Ни лика, ни чина не терпит личина,
     Хотя и сгорает легко, как лучина
     И если не хочешь на лике личин,
     То средство бывает одно: залечи!
     Лететь от личины легко чудачине,
     Забывшему о назначеньи мужчины.
     Личины меняются плохо
     И нам остаётся лишь охать.
     Когда же на лике личина дракона,
     Сдержать на устах не получится стона,
     Но ты присмотрись: сей ужасный дракон
     Вдруг тот, что ты ищешь? Конечно же, он!
     Дракона личину он должен таскать,
     Поскольку замучила злая тоска:
     Повсюду ходил он один и один
     Лишь в обществе разнообразных личин.
     Но если отыщутся пары,
     То сразу развеются чары.

   Да-а… Закончив чтение, я только и смог, что почесать в затылке. У Вики всегда было плохо со стихосложением.
   Мы дружно переглянулись.
   И ради этой ерунды мы перемыли горы тарелок?
   – Что, други-рыцари, – нарушил молчание сэр Жеральд, – как вам пришёлся по вкусу главный секрет дракона?
   – Зря мы мыли тарелки! – зло сказал Юнис. – Серж-Леон был прав!
   – Может, ты и прав, что я прав, – согласился я, – но тут явно что-то зашифровано. Не может быть, что это написано ни для чего. Надо переписать стишок, и на досуге подумать, о чем он повествует.
   – Переписывай, – пожал плечами Юнис, – а я считаю, что это – ерунда.
   Я тоже так думал, но старательно переписал стих на оборот карты. С чего вдруг Юнис стал против? Это несколько удивило меня.
   – Ну что, поехали? – сказал сэр Жеральд, когда я уложил свиток со стихом за пазуху.
   – Погоди, – остановил я его, – здесь имеется ещё одно дело.
   – Какое? – переглянулись рыцари.
   – Похоже, в подземельях замка томятся узники…
   – Какие узники? – загорелись глаза Юниса, а сэр Жеральд решительно сдвинул брови.
   Но я продолжал гнуть своё:
   – Попутно можно запастись провиантом…
   – Что? Этими отбросами? Ты спятил, Серж-Леон!
   – Нет. Мне кажется, отбросами питается не одна дюжина поросят. Упитанных розовых поросят, которые только и ждут, чтобы их превратили в ветчину и окорока! Кто-то ведь должен поедать пищеотходы?
   Друзья расхохотались. Им понравилась мысль.
   – Разве не в традициях рыцарства воспользоваться добром побеждённого врага! – провозгласил сэр Жеральд. – Тем более что мы его честно заработали, мытьём посуды!
   И мы принялись искать лестницу вниз. Но, сколько ни выстукивали полы и стены в поисках потайной дверцы, ничего не нашли. Стены были гладкими, без барельефов с завитушками и выступами, на которые удобно нажимать, чтобы обнаружить скрытый проход.
   Единственным логичным путем к вожделенным свинюшкам оставались ёмкости для пищеотходов. Если у них подвижное дно, то…
   – Остается последний путь, – произнёс сэр Жеральд, кивая на пустые баки.
   Сэр Жеральд снова озвучил мои мысли. Но опасение оставалось: а вдруг возврата не будет? Окажешься прямо в пасти у той свинюшки, которую хотел съесть. Вот уж она отыграется! Свинкам-то всё равно: что окажется в кормушке, то и съедят. Любого схрупают. Бывали такие случаи.
   Юнис сбегал за копьём и, перегнувшись, потыкал в дно. Оно не шелохнулось.
   – Надо надеть латы, – твёрдо сказал я.
   Но Юнис – мы с сэром Жеральдом и ахнуть не успели – перемахнул через край и опустился на дно бочки. Тут уж я ахнул. Но аханья никто не услышал: его заглушил звон юнисовских шпор.
   Дно проваливаться не хотело, видимо, не считая Юниса пищеотходом.
   Сэр Жеральд так и выразился:
   – Говно ты! – произнёс он в сердцах. – А если бы провалился?
   – Не бойся, сэр Жеральд, я держусь за края, – хладнокровно успокоил его Юнис.
   Ничего не происходило. Юнис немного попрыгал, но дно стояло незыблемо.
   – Должно быть, веса одного человека мало, – глубокомысленно заявил сэр Жеральд и поднял ногу.
   – Погоди, – остановил я его, – это может быть ловушкой…
   – Ты что, боишься? – он удивленно поднял брови.
   – Нет, но следует проявлять осторожность.
   – Да ладно! – и он залез внутрь.
   Подобная легкомысленность со стороны сэра Жеральда? Как неосмотрительно!
   Но снова ничего не произошло.
   – Наверное, у механизма более высокий порог срабатывания, – заметил я и тоже полез в бак. – Ладно, рискнем!
   Мы торчали из бака, словно три котёнка из кастрюльки.
   – М-да, – проворчал сэр Жеральд, вылезая обратно, – не повезло. Что ж, прощайте, свинюшки!
   – Да, может, никаких свинюшек не было. Запаха-то нет, – произнёс я, вылезая. – И река навоза из-под замка не вытекает. А если и был какой-нибудь худосочный поросёнок, так что, из-за него замок переворачивать?
   – Тебя не поймёшь! – рассердился сэр Жеральд. – То предлагаешь искать, то – бросить.
   – Сразу не подумал, – признался я, – очень хотелось свежей свининки…
   – Подумал, не подумал… – проворчал сэр Жеральд.
   И, пока мы шли к выходу, пока седлали коней, пока выезжали из замка, он сокрушался о непойманных свинюшках. Я так разбередил его воображение, что он время от времени хрюкал от огорчения.
   – Ничего, сэр Жеральд, – попытался успокоить я его, – зато мы узнали тайну дракона, – и похлопал себя по внутреннему карману камзола.
   Сэр Жеральд хрюкнул особенно яростно, но ничего не сказал.


   Освобождение узников

   Я ехал, повторяя записанные – нет, на память выученные строки:

     «Иные личины меняют,
     А смысла их не понимают».
     Есть ли смысл здесь?

   Тайна дракона… При чём тут тайна дракона? Может, тайна Вики? Выходит, Вика и есть дракон? Да, в некотором роде. В той части, в какой она является сэром Жеральдом, Юнисом… да и мной. Все мы несём отпечаток её личности, хотим того или нет. Недаром она столько времени возится с графическими редакторами, всю душу в них вкладывает. Потому-то окружающая природа и имеет какую-то встрёпанность, лохматость, непричёсанность.
   Компьютер – единственное место, где человек может сотворить мир по своему разумению, почувствовать себя Творцом. Но я об этом уже философствовал, поэтому оставил эту мысль, а с ужасом подумал: какое новое испытание Вика мне приготовит? Проверит отношение к детям?
   Я представил миллионы мокрых носов, тысячи испачканных пелёнок, мириады стеклянных бутылочек с сосками… Разбитые локти, коленки, бессонные ночи… Чьи, от кого, ради чего? Нет, это слишком абстрактно: это не мои дети. А своих у меня не было. Я не знаю, как буду на них реагировать. Своё – это всё-таки своё…
   Или она захочет проверить мои способности по рачительному ведению домашнего хозяйства? Буду считать домашний бюджет: стоимость буханки хлеба, килограмма колбасы, полкило мясной вырезки и трехсот грамм костей, десятка яиц и полкруга сыра… – и всё на минимальную зарплату?
   Уборку дома? Это мы делали, в замке. Ковры разве не выбивали, но пыльный лес, по-моему, заменит не одно поколение ковров.
   Хождение в гости, так называемые «хорошие манеры»? Умение поддерживать светскую беседу?
   Способность организовать отдых? Туризм, море, экскурсии? Для этого имеются турфирмы.
   Придумать можно что угодно – например, умение управляться с бытовой техникой, делать мелкий ремонт электророзеток, утюгов, табуреток…
   Я представил мир, оплетённый искрящими проводами, капающими трубами, скрипящими стульями, выпадающими дверцами шкафов, оскалившийся зубами выбитых стекол…
   Ко мне подползает огромная красно-оранжевая гусеница.
   – Кто ты? – дрожащим голосом спрашиваю я, протягивая навстречу вибрирующий меч.
   – Я – короткое замыкание! – рычит гусеница.
   – И что мне с тобой делать? – вежливо осведомляюсь я. – Удлинить? Или укоротить ещё больше?
   – Нет, уничтожь меня! – ревёт гусеница, разевая пасть, и меч из руки, подхваченный мощным электромагнитным полем, улетает куда-то вдаль. А меня тянет к гусенице, в разинутую пасть. Я пытаюсь сопротивляться, но удержаться не за что, меня отрывает от земли, и я лечу, лечу, лечу, охваченный огненным вихрем…
   Я пошатнулся и едва не упал. Пришлось встряхнуть головой, чтобы прийти в себя и оглядеться по сторонам.
   Отъехали мы от замка-тарелки не очень далеко. Не успела дорога повернуть за растущий на склоне холма лесок, куда мы взобрались, выбравшись из долины Фарфорового замка, как в соседней долине показался другой замок – тёмный и мрачный.
   Не здешние ли обитатели пировали по соседству? Не любят питаться дома, потому и ходят в гости – чтоб посуду не мыть.
   Но очень уж тёмным и мрачным выглядел замок. И хотя выполнен был по тому же типовому проекту, что и остальные, смотрелся гораздо угрюмее и зловеще. По-моему, и Крысиный замок не мог бы потягаться с ним в зловещности.
   Подъехав поближе, я понял причину гнетущей мрачности: нет цветных витражей-мозаик в окнах, вместо них – чёрные тюремные решетки из толстых прутьев.
   Охрана, однако, не высыпала на стены и не приветствовала нас ни радостными криками – как будущих клиентов, – ни угрозами и проклятиями – как освободителей узников.
   Замок выглядел покинутым, но отнюдь не разрушенным: чёрные стены смотрелись плотно и монолитно, отсутствовали и лишайники, обычно сплошь покрывающие стены заброшенных замков. И одинокая берёзка не росла, склонившись, на дырявой крыше малой сторожевой башни.
   «Что-то многовато заброшенных замков, – подумал я. – Этот, кажется, третий? Куда же подевались обитатели? Не отражение ли это общего кризиса фэнтези и фантастики? Исчезли герои, не стало о чём писать – потому и книг хороших нет?»
   Как бы то ни было, ни одного живого существа мы не увидели. А есть ли кто внутри, предстояло проверить. Освобождение узников – главная задача рыцарей. Ну, после спасения принцесс. Или я не прав?
   Но если замок Фарфоровой тарелки смотрелся светло и приподнято, то этот – мрачно и приземлённо, хотя его окружала та же тишина. И во всём остальном сходство замечалось разительное.
   И ворота были закрыты, и подъёмный мост – поднят. Но поскольку стены не ощетинились копьями и стрелами, мы сделали вывод, что охраны в замке либо нет вовсе, либо она крепко спит. Хотя последнее представлялось невероятным. Просто страна малонаселённая, и жители регулярно меняются профессиями: поработал тюремщиком – пошёл в хлебопашцы, и наоборот. А поскольку сейчас сезон уборки, все отмобилизованы на поля.
   Есть и другое объяснение: трудно программировать осознанно движущиеся объекты, это вам не дрожание кленового листа с постоянной амплитудой.
   И всё же наши отношения с замком поначалу складывались так же, как и с предыдущим: едва мы остановились на дальнем быке моста, цепи подъёмного устройства пришли в движение, загрохотали в клюзах, и плита медленно опустилась, прочно встав на положенное место.
   – Нет ли здесь какого-то подвоха? – пробормотал Юнис, но сэр Жеральд, переворачивая копьё древком вперёд, направил коня на мост, и звонкое цоканье копыт по настилу огласило окрестности.
   Меня слегка качнуло: возникло ощущение ранее происходившего, известное как «deja vu», что в переводе с французского означает «уже видел».
   Сэр Жеральд ударил древком копья в ворота.
   И тут сходство закончилось.
   – Пароль! – хрипло взревело за воротами. Ага! Значит, кто-то там всё же есть?
   Сэр Жеральд недоумённо пожал плечами и оглянулся на нас. Юнис пожал плечами и оглянулся на меня.
   Значит, отдуваться предстояло мне. Еще бы! Кто здесь главный герой!
   Но я знал только один пароль – из сказки об Али-Бабе и сорока разбойниках. Оставалось надеяться, что Вика тоже читала только эту сказку…
   – Сим-сим, откройся! – провозгласил я.
   Никакой реакции.
   Ах, да!.. Применительно к компьютерам…
   – SIMM-SIMM, откройся! – попросил я. Дверь не шелохнулась. Или надо указывать общую ёмкость памяти? Или же…
   – DIMM-DIMM, откройся! – использовал я последний шанс.
   Воротина нерешительно откатилась в сторону.
   Современные ворота, нечего сказать.
   За воротами никого не оказалось.
   Кто же кричал? Да никто! Запись магнитофонная. Или попугайчик: прокричал – и улетел.
   Сразу от ворот шёл книзу тоннель, слабо освещённый мерцающими факелами.
   Сырые стены слегка поблескивали в меняющихся бликах света, но чёрные прямоугольные впадины по обе стороны прямо указывали, что именно там и находятся двери подземных камер, в которых томятся несчастные узники.
   У первой же темницы я спрыгнул с Малыша и толкнул дверь. Она открылась легко и свободно. Даже обидно: вышибать не надо, не удалось силу продемонстрировать.
   Оглядев камеру – здесь факелы светили ещё слабее, – я заметил прикованного к стене узника и бросился к нему.
   Вырвав из камня железные кольца и разорвав цепи – они подались на удивление легко, – я приподнял повисшую на грудь голову и сказал:
   – Ты свободен, друг!
   – Сергей! – прошептал узник.
   Я опешил и чуть не сел на пол.
   – Откуда ты меня знаешь?
   – Да я ведь Пашка… Павел Рогачёв. Из проектной части, лаборатория водоснабжения и канализации… инженер-проектировщик.
   Я ахнул. С Пашкой мы были почти друзьями. Но как он изменился!
   – А тут ты как оказался?
   – Сам не знаю, – слабым голосом прошептал Павел, – помнишь Новый Год?
   – Ну…
   – Отказался танцевать с Викой Остроносовой – настроения не было… Она вроде и не обиделась, я деликатно так отшил… Потом Толик Никонов меня сфотографировал «Поляроидом»… а потом я вдруг тут очутился. Голодом морят… и крысы…
   «Ну, Вика! – подумал я. – Надо разобрать её на собрании трудового коллектива…»
   – А недавно повезло, – продолжал рассказывать Павел, – вчера или позавчера, не помню… А может, неделю назад, я счёт дням потерял. Такую кашу вкусную дали. Вон, в миске осталась. Ну, думаю, грядут перемены. И точно – ты… – и он заплакал.
   Я – не знаю, для чего – поднял с пола миску с «кашей». Её внешний вид и запах недвусмысленно говорили о том, что недавно она была объедками с вымытых тарелок.
   Вчера или позавчера? Неделю? Бедный Паша: сегодня это было, утром. Только что.
   – А ты откуда здесь? – спросил он, беря меня за руку. – Рыцарем… Что это такое… вообще? Ты это или не ты? И похож – и не похож… Я сплю?
   – Ладно, Паша, извини, – отстранил я его. – После узнаешь. Надо выручать других узников, ты не один. Сможешь идти?
   – Никого тут нет, – прошептал он, перебирая руками по стене и пробираясь к выходу. – Я пробовал перестукиваться, никто не отвечает…
   – Или очень толстые стены, – заметил я, глядя на сэра Жеральда и Юниса, шагающих в окружении десятка человек. Им не надо было пускаться в воспоминания да объяснения, поэтому они успели освободить гораздо больше народу. Некоторые настолько ослабели в темнице, что шли, поддерживая друг друга.
   Одного я узнал даже в неверном свете факелов.
   – Иван Яковлевич! – ахнул я. – А вы здесь почему?
   – Откуда вы меня знаете, молодой человек? – печально произнёс Доброхвалов. Я ответил уклончиво:
   – Слухами земля полнится…
   – Да, много времени прошло, – прошамкал Доброхвалов. Из него буквально песок сыпался, устилая тоннель светлыми крупинками. Но тут что-то произошло, внутри него протяжно щёлкнуло – я испугался: не позвоночник ли? – и он начал молодеть на глазах, всасывая с пола песчинки наподобие пылесоса.
   Я не стал спрашивать, почему он тут. Было ясно: чем-то насолил Вике, она выдрала его из общей фотографии – правое плечо выглядело деформированным, обрезанным – и бросила в темницу, на хлеб и воду.
   Остальные освобождённые оказались тоже знакомыми, кроме двух молодых ребят и трёх девчонок. Они, очевидно, входили в круг неинститутских знакомых Вики, и потому я их не знал.
   Среди прочих я заметил и двух девушек – Виолетту Осипову и Джульетту Собакину. Обе плакали и размазывали косметику по лицу.
   Куда их теперь? Брать с собой? По пять человек на лошадь? «Пятнадцать человек на сундук мертвеца… – уныло запелась где-то старинная песня и завершилась глухим вздохом: – Йо-хо-хо…»
   А может, пошарить в тюрьме – вдруг найдутся лошади? Не понравилась которая Вике, она и её посадила? Или обрызгавший автомобиль…
   Почему-то я чувствовал ответственность за спасённых. Они вообще не ведали, почему очутились здесь. Если только Вика не являлась для пояснений и экзекуций к каждому, затянутая в чёрную кожу, с длинным хлыстом, в эсэсовской фуражке и с малиновыми энкавэдэшными погонами на плечах… Но это мои личные фантазии.
   Куда их? Ни проектных, ни научно-исследовательских, ни учебных институтов здесь пока что нет. Чем они будут заниматься?
   И почему я обязан о них заботиться? Почему Вике не подумать о тех, кого перенесла сюда? «Мы в ответе за тех, кого приручили» – даром старался Сент-Экзюпери? Но она не приручала – наоборот, хотела отомстить. Но отомстить хотела живым, а страдают их копии, абсолютно невинные. И за что мстить? За недостаток внимания к собственной персоне? За, может быть, справедливое замечание директора института? Или она считает, что мы – чучела, по которым можно лупить изо всех сил, потому что они ничего не чувствуют? Да, куклы не чувствуют, но детям жалко и кукол – дети-то чувствуют!
   Так или иначе, а спасённым надо привыкать к новой действительности, новой реальности, начинать новую жизнь. Взять их с собой… а им это нужно? Зачем им чужие проблемы, чужой дракон, чужая принцесса?
   Пусть устраиваются, как смогут – погонщиками верблюдов, водоносами, стражниками. Если кому-то повезёт, станет купцом или учёным. Неужели в средние века, пусть и компьютерно смоделированные, не смогут найти себе применение научные работники двадцать первого века?
   Когда мы вышли из темницы – сырость стен и недостаток освещения давили, – я сказал речь, хотя терпеть не могу это делать.
   – Я понимаю, мы не на профсоюзном собрании, – начал я. – Обстановка для всех более чем необычная, но надо примириться с реальностью. Другой не будет. Я не стану возвращаться к причинам, которые забросили вас сюда, я их не знаю (я решил немного слукавить), но в настоящее время наилучшим выходом для каждого из вас будет принять окружающее, как данность. Страна, в которую вы волею судеб перенеслись, замечательная: тут есть всё. Единственный недостаток – или, наоборот, достоинство, – что она находится на уровне средневековья. Отсюда недоразвитость промышленности, экономики, быта… и всего остального. Перед вами раскрывается масса возможностей: зная – приблизительно – законы развития общества, вы можете неплохо устроиться. К сожалению, мы лично не можем заняться вопросами вашего обустройства, мы обязаны осуществить возложенную на нас миссию… распространяться о которой не стану. Я рекомендую вам отправиться в ближайший город и попробовать прижиться. Впоследствии некоторые, если освоятся, могут предложить свои услуги местным сеньорам, а то и королям. Может, кому-нибудь повезёт, и он сам станет королем… Но до той поры постарайтесь держаться вместе. Иван Яковлевич – хороший организатор, надеюсь, он сплотит вас и здесь. Со своей стороны, мы поможем вам всем, что имеем…
   С этими словами я передал Ивану Яковлевичу свою карту окружающей местности – как на платке, так и на пергаменте, перерисованную с пола замка. Объяснил, что где находится, и как лучше добраться до ближайшего города. А также разделил золотые монеты поровну между всеми.
   То же сделали и сэр Жеральд с Юнисом – как истинные рыцари. Впрочем, свои карты они оставили при себе. Имея одну карту, освобождённые вынуждены будут держаться вместе. Но вопрос денег, как наиболее щекотливый, мы разрешили сами: чтобы изначально не создавать богатого сеньора и нищих вассалов.
   Мы снабдили бывших узников на первое время и провизией из наших неистощимых багажников. Деньги деньгами, но их нужно научиться тратить. А продукты – доставай и ешь.
   Юнис, расчувствовавшись, отдал девушкам половину стратегического запаса ирисок, за что они, приподнявшись на цыпочки, чмокнули его в обе щеки, и он зарделся спелым помидорчиком.
   Да, тащить с собой всю компанию было бы большой обузой. А сейчас мы чувствовали себя почти благодетелями. В самом деле: они – взрослые люди и нянькаться с ними не нужно.
   Иван Яковлевич, как человек обстоятельный, пытался разузнать принципы построения властных структур в стране. Я ему толком ответить ничего не смог, лишь, пожав плечами, произнёс: «Королевская…», на что он, хмыкнув, пробормотал: «Понятно…». Но видно было, что ему ничуть не стало понятнее, потому что он, помолчав, снова спросил: «Нет, но влиятельные фамилии…». Я развёл руками и сказал, что знаю не больше него, у меня не было времени выяснять, кто более влиятельный, кто – менее, а пришлось отправляться в путь, чтобы самому не попасть в темницу.
   При слове «темница» он помрачнел, но когда услышал, что я мотаюсь по стране целую неделю, горько усмехнулся и сказал:
   – Неделю? А я, молодой человек, почти полгода здесь муки принимаю… – и еле удержался, чтобы не пустить слезу.
   Я постеснялся спрашивать, какие муки ему пришлось принимать. Но, похоже, Вика здорово проштудировала данный раздел человеческой истории – возле камеры Павла я увидел полный палаческий набор. Дверь каземата была распахнута, и на ней имелась скромная надпись «Пыточная».
   От этого Вика стала выглядеть в моих глазах изощрённейшей садисткой. Оправдать её могло лишь то, если она не использовала инструменты по прямому назначению, а просто содрала картинку из курса истории, чисто для устрашения.
   Я подумал: мы отправляем людей в город, а существуют ли города без нас? Мы видим их, пока они нужны, но когда уходим, они исчезают с экрана, и хранятся в виде каких-нибудь dat-овских файлов. Увидят ли их узники?
   Но поскольку и люди появились неожиданно для нас, то и они – те же файлы. Как и мы, разумеется. А потому беспокоиться не о чем: если исчезнут, то в такие же файлы, где подождут до следующей встречи. Так что для них главное – добраться до городских файлов… то есть квартайлов… то есть кварталов.
   – Так, ребята, – сказал я, когда мы подошли к развилке дороги, – вам налево, в город, а нам направо, навстречу приключениям. Может, встретимся на обратном пути, или ещё когда-нибудь. А может, и нет… Удачи вам!
   И они удалились нестройной толпой, о чём-то переговариваясь – должно быть, строили планы. Это хорошо. Если им удастся сохранить единый коллектив среди царящей вокруг феодальной раздробленности, у них появятся неплохие шансы.
   А перед нами вновь разворачивалась дорога, и копыта коней выбивали привычную мелодию, не перебиваемую пустопорожними разговорами.


   Степь в Excel’e

   Снова вокруг тянулась степь, и дорога рассекала её ровно пополам.
   Над нами, распластав пальчатые крылья, парили орлы.
   Суслики, тушканчики и тарбаганчики перебегали, прыгали и стояли столбиками, словно отмечая пройденный километраж. Мне показалось, что на спинках проставлены соответствующие цифры.
   Потом началось непонятное: степную равнину рассекли внезапно проступившие из-под земли четкие линии – рвы и валы, поросшие травой.
   Не то, чтобы ехать стало труднее – рвы не были противотанковыми, а валы – Перекопами. Они просто отграничивали один участок земли от другого, а не служили препятствием. Другое дело, что на отдельных участках-клетках лежали металлические трубы разных размеров: в каждой клетке – свои. На других грудами валялись вентили, тройники, уголки, смесители, а в отдалении я заметил умывальники, унитазы и ванны.
   «Да это же сводная ведомость потребности в сантехнических изделиях по хоздоговорной теме номер три-пятнадцать! – догадался я. – Я недавно ею занимался! Значит, Вика одновременно маракует над автоматизированием подборки? Интересно, как осуществилось наложение одной программы на другую? Прорыв из Excel’a? Из-за того, что Вика работает в мультимедийном режиме? Гонит и нас, и институтские расчёты?»
   Миновав последнюю трубу, а за ней – несколько пустых клеток, мы вступили в продуктовое царство. Тут высились пирамиды сыров, штабеля консервных банок, вороха палок колбасы и бастионы кругов сыра.
   – Что за чертовщина! – не выдержал сэр Жеральд.
   – Чудеса! – воскликнул Юнис.
   «Это Викина «левая» работа! – снова догадался я. – Вот чем она занимается в свободное время! Разрабатывает программу горпищеторгу!»
   – Не подхарчиться ли? – подал голос Юнис, завидев многоярусные коробки конфет с любимыми наклейками «Золотой ключик». – А то мы многовато отдали освобождённым узникам…
   И, не выдержав искушения, перемахнул через черту, спешился и принялся забрасывать ящики в свои перемётные сумы.
   Глядя на него, и сэр Жеральд спрыгнул с лошади, и, не пересекая границу, принялся таскать за хвосты палки колбас.
   И я, признаться, поддался общему настроению и не устоял перед соблазном метнуть в подсумки несколько десятков копчёных окороков, пяток ящиков вяленой рыбы и столько же коробок с овощными консервами. Лишь бы Малыш выдержал! Но он парень крепкий, а у короля, помнится, нам побольше грузили.
   А потом мы просто пошли по рядам, опуская в перемётные сумы всё, до чего дотягивались руки. Мало ли… Я помнил предсказание колдуньи о том, что нам предстоит съесть собственных лошадей, и пытался оттянуть данный момент, сколько возможно. Не то, чтобы у меня было предубеждение против конины – наоборот, конская колбаса мне очень нравилась. Но я не мог смириться с мыслью, что мой Малыш – не более чем модель, электронное подобие лошади, по сути, всего лишь горсть нулей и единиц. А нулей и единиц я никогда не ел.
   Когда он осторожно брал с ладони круто посоленную краюху хлеба тёплыми мягкими губами, я забывал о нереальности происходящего. И сияние фиолетовых глаз в этот момент как будто становилось ярче… К тому же он – единственное существо, которое искренне привязалось ко мне. Недаром говорят, что симбиоз всадник-конь выходит за рамки обычных отношений и приобретает почти мистическую силу. Да что говорить: лучше я лягушек наловлю в болоте и поем!
   И всё же наше поведение – гнусное, как стало мне казаться после того, как перемётные сумы раздулись – сильно смахивало на мародёрство, и его следовало прекратить. Я некоторое время боролся с собой, уговаривая, что это не мародёрство, а взятие трофеев на поле боя, или счастливая находка… В самом деле: кому и какой ущерб мы нанесём? Вике достаточно, грубо говоря, «сохранять напряжение» в точках баланса и, сколько бы мы ни брали, ничего не убудет. И никакого парадокса: если дважды два – четыре, то, сколько раз ни вычитай из четвёрки, пока знак умножения действует, четвёрка будет вновь и вновь появляться в итоговой ячейке. Уяснили? Своеобразный электронный рог изобилия. Ну, образуется повышенный расход электроэнергии. Но насколько – на несколько милливатт? А если эта провизия нам жизнь спасёт? И нам, и коням…
   Что такое?.. Сэр Жеральд неожиданно раздвоился!
   Только что он вылавливал из кучи бананов самые спелые, как вдруг его стало двое! И оба держали в руках по охапке бананов.
   Услышав удивлённые возгласы, сэры Жеральды начали оглядываться по сторонам, заметили друг друга, синхронно бросили бананы на землю и потянули из ножен мечи.
   Ну вот, не хватало нам поединка между своими!
   Мы рисковали остаться без сэра Жеральда – зная его неукротимый характер.
   Но что произошло? И что делать? Как убрать второго? Или лучше оставить? Лишний боец никогда не помешает, а тем более такой, как сэр Жеральд. Надо будет удвоить и коня! Но всё же: что произошло? Наверное, он по ошибке ступил не на ту ячейку и умножился. Но почему добавился один, а не два, не три, не дюжина? А может, и нам с Юнисом раздвоиться – или удесятериться, чтобы удесятерить наши силы? Никакой дракон с нами не справится!
   Я принялся вертеть головой и выискивать нужные ячейки, но спохватился: сколько проблем прибавится! Они удесятерятся: десять сэров Жеральдов станут делить драконово золото, десять Юнисов – принцессу… Сейчас есть более важная задача: помирить двух сэров Жеральдов. Поэтому не стоит увеличивать их количество.
   Но Вика, видно, оторвалась от решения параллельной задачи и вернулась к нам: второй сэр Жеральд исчез, сеточная равнина со всякими вкусностями – тоже. Одновременно с ней исчезли и угрызения совести.
   Вокруг нас снова распростёрлась обыкновенная степь…


   Драконов лес

   Вокруг, но не впереди. Там густой стеной стоял дремучий лес, и дорога упиралась в него, словно обрезанная. Ни тропинки, ни просеки.
   Но зато слева, почти у самого горизонта, наблюдалось беспорядочное шевеление, слышался стук топоров, визг пил, громкие крики и шум падающих деревьев.
   Мы переглянулись.
   – Туда! – скомандовал сэр Жеральд. – Наш лес рубят!
   – Какой он наш, – пробормотал я, но неприятный осадок остался: лес-то действительно «предназначался» для нас. И колдунья Акив так расписывала преимущества лесопромышленничества, что я себя ощущал ограбленным.
   Но скандалить по поводу вырубки не собирался: они начали лесоразработку первыми, а документов на лес у нас нет. То есть юридически доказать права мы не можем; единственный, кто может их подтвердить – сам дракон. Но послать ему запрос нельзя: не знаем адреса, а если бы и знали, нет гарантии, что он подтвердит наши права – хотя бы из вредности.
   Поэтому я постарался справиться с тем неприятным ощущением, которое возникает, когда не удается взять то, что тебе не принадлежит, и предупредил сэра Жеральда и Юниса:
   – Скакать не торопясь, а как бы прогуливаясь. «Благородным» гневом не пылать, в злобном оскале не кричать! Никаких фраз типа «Кто разрешил рубить лес?» или «Это наш лес, уходите отсюда!» Лес не наш, и скажем спасибо, что они помогают его вырубить. В первую голову нам надо прорваться сквозь него. А потом посмотрим.
   – А можно тихо и скромно… гаркнуть во всю глотку: «Бог на помощь!»? – спросил сэр Жеральд.
   – Я думаю, можно, – согласился я с важным видом.
   Юнис хрюкнул.
   Но наша злость таяла на каждом шагу: лица работающих светились улыбками, мы заметили приветственные жесты. Услышали шутливые – а может, и серьёзные – прибаутки: «Помощники приехали!», «Кстати, кстати!» и «Добро пожаловать!». У кого после такой встречи язык повернётся обложить людей до третьего колена? У нас не повернулся.
   Мы остановились, огляделись, будто принимая парад, и дружно произнесли: «Здравствуйте, работники лесного хозяйства!», спрыгивая с коней. На что нам также хором, будто репетировали, ответили «Здрасть!», на минутку приостановив работы.
   К нам, чуть не спотыкаясь, подбежал производитель работ, прораб – как он отрекомендовался – в зелёном комбинезоне и зелёном же берете с тремя дубовыми листьями в виде кокарды и, радостно улыбаясь, произнёс:
   – На усиление?
   – Мы по своей инициативе, – остановил я его, но он продолжил улыбку:
   – А, вы прослышали о нашей удаче и намерены включиться в работу? А я думал, купцы из соседнего города приехали.
   – Слухами земля полнится, – буркнул я, решив не уточнять, кто мы, откуда, и какие права на лес хотели бы получить: он бы не понял. Да и не могли мы предъявлять никаких прав. Нечего выдавать желаемое за действительное.
   Но он и не слушал, продолжая сыпать фразами и заглушая порой перестук топоров и визг пил на лесосеке:
   – Как нам повезло! Сидели-сидели безвылазно посреди степи в нашей богом забытой деревушке, только что лебеду не жрали: суховеи постоянные, ничего не растёт… Ни реки рядом, ни дождя всё лето – хоть слезами поливай. Безработица колоссальная… И вдруг летит дракон. Бросает что-то вниз, чуть не на голову. Сразу треск, гром, грохот, шум! И вырастает вдруг лес до небес, дремучий-предремучий. Тут мы и смекнули, в чём для нас польза. Во-первых, работа, во-вторых, занятость, в-третьих, прибыль и достаток в семье. Ведь дерево – это ценнейший строительный материал, сырьё для всевозможных поделок. Это и ложки, и плошки, и поварёшки, и обувь… Мало того: основа для лесохимической промышленности! Мы решили организовать широкое производство… уже есть заказы. Мы не успеваем выполнять их, вот почему нам позарез нужны рабочие руки.
   – Я сейчас, – сказал сэр Жеральд, деликатно прикрывая рот ладонью, чтобы не заметили зевка. Не любил он разговоры на темы, не связанные с охотой или турнирами. – Поеду, посмотрю вокруг, как и что…
   – Я с тобой, – коротко добавил Юнис. Не могли они оценить радости дорвавшегося до работы человека.
   У меня было другое мнение.
   «Деловой мужик, – подумал я, – хватка имеется, даже завидно. С таким можно иметь дело», – а вслух сказал:
   – Мне нравится ваш подход. Возьмете в долю?
   – Подключайтесь и работайте, – удивился человек, – какая доля?
   – Понимаете, – проникновенно произнёс я, – мы сейчас чрезвычайно заняты и сами работать не в состоянии. – Но посильную помощь окажем. И, думаю, вы её оцените.
   Прораб замялся. Видно было, что он не готов к такому повороту. Но постарался удержать марку:
   – А что вы предложите? У нас сжатые сроки, контракты, договора…
   Я пожал плечами: имел я в виду ваши контракты – и вынул пилу.
   Он недоумённо посмотрел на неё и покривил губы, ожидая продолжения.
   Я бросил пилу на землю, она быстренько развернулась в нормальный размер и врезалась в ближайшее дерево. Минута – и дерево рухнуло, а пила перешла к следующему.
   – Красиво работает, – пробормотал прораб, – пожалуй, на пять процентов я могу согласиться…
   – Нет, – я покачал головой, – десять. Гляди внимательно: дерево падает точнёхонько туда, куда надо. А выход деловой древесины? Где ты встречал такие пеньки? Ниже травы! Прислушайся, как работает: тише воды! К тому же я не один… А вернёмся – лошадей на перевозке задействуем, – добавил я следующий козырь.
   Он задумался, наблюдая за работой пилы.
   – Да, пилит хорошо, – согласился прораб, – с душой. И лошади… Я согласен. А скоро вернётесь?
   – Судя по всему – через недельку-другую, – прикинул я.
   Он кивнул.
   – Подойдёт. К тому времени мы как раз…
   Подъехали сэр Жеральд и Юнис.
   – Изучали дислокацию, – заявил сэр Жеральд.
   – И что же выяснили? – поинтересовался я.
   – Лес очень большой…
   Я ознакомил их с достигнутой договорённостью и предложил немного размяться, в счёт наших процентов:
   – Всё равно не сможем ехать, пока не пропилим просеку, – пояснил я.
   Сэры рыцари молча согласились и засучили рукава.
   – Я предлагаю в первую очередь сделать просеку в продолжение дороги, – сказал я прорабу. – Удивляюсь, почему вы сами до этого не додумались? Это позволит расширить рынок сбыта ещё и в этом направлении, восстановит нарушенные экономические связи. Если дорога существовала, она должна быть, – выразился я более понятно.
   Прораб согласился, и отрядил одну бригаду нам в помощь.
   Работа пошла споро. Смолистый запах хвои и свежих опилок пьянил… и я подумал, что работать намного приятнее, когда работа нравится.
   Но вот что меня поразило: я не услышал ни одной птицы. Они, наверное, не успели появиться в лесу. Ну что ж, зато не потревожим гнездовий… Во всём можно отыскать положительные стороны, если покопаться как следует.
   Просека продвигалась заметно – мы старались не за страх, а на совесть. Лишь Юнис немного ворчал, что приходится задерживаться, что принцесса ждёт вторую неделю… Но и он понимал, что сквозь густой лес мы не проедем: надо пилить.
   Подвезли обед. Организация работ, следует признать, была идеальной. Да и аппетит на свежем воздухе мы нагуляли – будь здоров.
   Подошёл прораб, посмотрел на сделанное и шепнул, что десять процентов – железно наши.
   – Можно оформлять договор? – деловито осведомился я.
   Он недоумённо посмотрел на меня и ответил, что у них всё на доверии, никаких бумажек.
   – Вот построите целлюлозно-бумажный комбинат, – пригрозил я, – и погрязнете в бумагах. Лучше привыкайте сразу.
   Прораб не ответил, занятый организацией обеда: он помог сгрузить несколько судков и удалился к следующей бригаде.
   – Неплохо похлебать горяченького! – воскликнул сэр Жеральд, ставя миску на свежесколоченный стол и потирая руки. – Прошу к столу!
   Усаживаясь, я случайно зацепил ложку, и она свалилась со столешницы в траву. Нагибаясь, я заметил деревянный гребешок, торчащий зубцами вверх, и чуть не схватил его.
   Но вовремя спохватился и отдёрнул руку. И не потому, что за зубцы зацепился грязный клок длинных волос, присыпанных перхотью – гребешок был чистым. А потому, что до меня дошло: да это же тот самый гребень, который бросил дракон! И, подними я его, лес вмиг исчезнет – а чем станут заниматься люди? Снова бить баклуши? И как с нашими процентами? Конечно, дорога станет свободной, и можно будет ехать сейчас же, не занимаясь лесоразработками. Но нельзя же думать только о себе! Пропилим просеку, куда она денется! Уже совсем немного осталось, ровно половина пути пройдена, если верить учетчикам.
   Почему я решил, что он – тот самый гребень? А откуда посреди дремучего леса, на свежеспиленной просеке появился гребень? И потом, мы прошли половину пути, а лес наверняка разрастается равномерно во все стороны от места падения. Может, и не по идеальному кругу: гребень сам не круглый. Но в геометрическом центре фигуры он должен находиться обязательно, если рассуждать логично.
   Как сделать, чтобы никто его не поднял? А то плохо будет…
   Интересно и другое: когда спилят последнее дерево, исчезнет ли гребень? То есть существует ли обратная связь между ним и лесом? Или можно будет поднять его и бросить снова, чтобы вырастить следующий лес – и так без конца? Если это возможно, то мы осуществили неплохое вложение капитала – благодаря дракону, следует признать. Но его в долю не возьмём! Он сам отказался от гребня.
   Но как сохранить гребень нетронутым хотя бы до нашего возвращения? А то найдётся какой-нибудь лохматый гражданин, захочет расчесаться… и от одного движения станет лысым целый лес. Может, соорудить какую-нибудь стелу? В память о?.. О чём? Да о чудесном появлении леса!
   Кивнув сэру Жеральду и Юнису, которые увлечённо молотили ложками, я притормозил процесс и коротко обрисовал суть дела, указав на гребень:
   – Ребята, – сказал я, – если хотим продлить своё счастье, следует позаботиться об этой штучке.
   – Об этой? – и сэр Жеральд потянулся за гребнем, чуть не повторив мою ошибку.
   – Стой! – зашипел я.
   – Что такое? – не понял сэр Жеральд, но остановился.
   – Да ведь это гребень дракона! – выпалил я.
   – Вдоль спины? – уточнил сэр Жеральд.
   – Из которого лес вырос, – пояснил я.
   – А-а-а! – протянул сэр Жеральд, и прикрыл рот ладонью, сделав вид, что зевнул. И на всякий случай осмотрелся по сторонам.
   – Надо сделать так, чтоб к нему никто не притронулся, – сказал я. – Я предлагаю соорудить над ним памятный знак!
   – Дело! – согласился сэр Жеральд.
   – Правильно, – поддержал его Юнис.
   И мы быстренько соорудили над гребешком треугольную пирамидку из тонких стволов, которые не годились в качестве деловой древесины. Затем затесали табличку на куске бревна и вырезали на ней: «Сооружено сие в честь чудесного появления леса, спасшего от безделья многих людей».
   Показали прорабу. Он одобрил.
   – Я и сам подумывал сделать нечто подобное, – признался он, – да всё руки не доходили. Молодцы!
   Просеку закончили на следующий день. Ночи будто и не было, она выпала полностью: то ли мы сильно устали, то ли столь глубоким оказался сон на свежем воздухе среди выросших за один миг вековых сосен, то ли Викин компьютер не работал.
   – Нам пора ехать, – сказал я прорабу, едва за стволами забрезжило свободное пространство.
   Он удивленно поднял брови.
   – Пилу мы оставляем, – успокоил я его, – как вклад в концессию.
   – Обстоятельства складываются таким образом, что нам нельзя не ехать! – подхватил сэр Жеральд.
   – А может, обойдутся без вас? – робко намекнул прораб.
   – Без нас не обойдутся! – отрезал Юнис, и я подивился его напору.
   – Ну что ж… – развёл руками прораб.
   – Но мы вернёмся, – я многозначительно поднял палец.
   Прораб кивнул и помахал нам вслед.
   И снова степь стелилась перед нами. И снова стервятники чертили круги, намереваясь замкнуть нас в их границы, и снова мы вырывались из теснеющих объятий, и мчались всё дальше, дальше, дальше…
   Пока не упёрлись в высоченную гору.


   Драконова гора

   – Умный в гору не пойдёт, – заметил сэр Жеральд, задирая голову. – Придётся в обход.
   – А может, мы её того… поднимем? – предложил Юнис. – И она превратится в малюсенький камушек.
   – Смелое предложение, – заметил я, – а за что ухватимся? И… покопайся-ка в сумке, не забыли ли туда положить бутылочку с эликсиром силы?
   По горе начала проступать зелёная травка, прыгали горные туры и козы, её объедая, а на вершине потихоньку оседал снег, образуя тонкие языки снежников и ледников.
   – Километров пять, – на глазок определил высоту сэр Жеральд, – и масса соответствующая…
   Юнис понял свою ошибку, но сдаваться не захотел, ляпнув следующую глупость:
   – Может, напрямик, перелезем? Вверх, а потом вниз. Как на санках!
   – Давай лучше обойдём вокруг, – поддержал я предложение сэра Жеральда, – поищем… – Я не стал договаривать, кого или что предлагаю искать, но предполагал однозначно: таких же предприимчивых людей, как и на лесоразработках.
   Искать пришлось недолго: пройдя четверть окружности вокруг горы, мы увидели карьер в её боку – гору принялись разбирать на составные части. Камни увозили на подводах, запряжённых мощными волами.
   Прораб – точная копия предыдущего, только комбинезон и берет были коричневыми, а на берете кокардой лучились три самоцвета – пересказал нам происшедший с ними чудесный случай едва ли не слово в слово со своим лесным коллегой:
   – Как нам повезло! Сидели-сидели безвылазно посреди степи в нашей богом забытой деревушке, только что лебеду не жрали: суховеи постоянные, ничего не растёт… Ни реки рядом, ни дождя всё лето – хоть слезами поливай. Безработица колоссальная… И вдруг летит дракон. Бросает что-то вниз, чуть не на голову. Сразу треск, гром, грохот, шум! И вырастает вдруг гора до небес, высоченная! Вот тут мы и смекнули, в чём для нас польза. Во-первых, работа, во-вторых, занятость, в-третьих, прибыль и достаток в доме. Ведь камень – это ценнейший строительный материал, сырьё для всевозможных поделок. Мы решили организовать широкое производство… уже есть заказы. Мы не успеваем выполнять их – вот почему нам позарез нужны рабочие руки.
   Здесь нам удалось выторговать целых пятнадцать процентов – под отбойный молоток и кирку, – и в придачу возможность не работать самим: сослались на неотложные дела.
   Увидев работу отбойного молотка и кирки, прораб облизнулся, глаза его загорелись: горные работы – более тяжёлые по сравнению с лесоразработками, поэтому и механизация больше приветствовалась.
   – Единственное, о чем хочу предупредить, – заметил я, – не давайте отбойному молотку и кирке вгрызаться в гору слишком глубоко, чтобы не завалило. Извлечь будет очень сложно.
   Прораб обещал лично присматривать за чудесными инструментами.
   Сэр Жеральд и Юнис проявили большую заинтересованность к горному делу, чем к лесоразработкам, и весь разговор с прорабом просидели рядом, честно хлопая глазами.
   Позже, когда прораб удалился, сэр Жеральд сказал:
   – Туннель, я надеюсь, рыть не будем?
   – Не будем, – согласился я, – обойдём гору вокруг. Кони резвые, а местность ровная. Быстрее получится.
   – А камушек? – напомнил сэр Жеральд. – Краеугольный…
   – Камушек… – я задумался.
   Краеугольный камушек, действительно, являл собой серьёзное беспокойство. Но, судя по всему, он находился в самом низу, под массой горы и поэтому особой проблемы пока не представлял. Хотя мы рисковали потерять его навсегда, когда последние самосвалы или подводы со щебёнкой потянутся от места бывшей горы. Как потом отыскать его в массе подобных? И что будет, когда его сбросят на предполагаемое место строительства? Хорошо, если щебень пойдёт в основание дороги – ну, вырастет гора, обойдут. А если попадет в приёмный бункер бетонорастворного узла? Вырастет на месте бывшего узла гора, и начнут по ней скакать горные козлы! Но узла-то не станет. И человеческие жертвы возможны.
   Утешало одно: это произойдёт не скоро, а к тому времени что-нибудь придумаем.
   Я постарался более связно передать друзьям те сумбурные мысли, что возникали в моём мозгу:
   – Камушек под центром горы, и тоннель был бы кстати. Мы бы сразу получили контроль над второй волшебной вещью. Но строительство тоннелей – сложное дело. И потом: как распознать нужный камушек среди прочих? Перебирать по одному? Если бы он светился, или пищал, или ещё что-нибудь… Тогда бы мы знали, что делать: воздвигли бы над ним плиту из бронированного стекла и написали бы что-то вроде «Громадные горы начинаются с маленьких камушков».
   – Это от нас не уйдёт – резюмировал сэр Жеральд.
   Поэтому мы просто-напросто обогнули гору, доказав правильность изречённой пословицы. Я подивился недальновидности дракона: как он нерационально, расточительно использует волшебные вещи! Камушек надо сбрасывать на головы настигающих врагов, чтобы придавить их. Кто же бросает камушек посреди степи? Тут надо не одну гору, а целый хребет ставить, чтобы перегородить дорогу поперёк. А гору что: обошли – и всё. Пусть дольше, зато безопасней.
   Что мы и сделали: обогнули гору, отыскали продолжение придавленной ею дороги, и снова поскакали по степи, ориентируясь как на указания дракомпаса, так и на стремящуюся вперёд дорогу. Дорогу позади мы не замечали: мы не раки, чтобы оглядываться назад.
   Но ехать пришлось очень недолго: дорога обрывалась в море, и пенные волны лизали исчезающие в пучине тележные колеи…


   Драконово море

   – Что будем делать? – спросил сэр Жеральд, оглядывая водную гладь. – Рыбаков попросим?
   – Откуда взяться толковым рыбакам? – выразился я. – Этому морю максимум неделя от роду!
   – А вон крутится кто-то, – указал Юнис.
   И точно, по левую руку от нас тасовалась бригада рыбаков с надоедливо-знакомой мордой бригадира, или прораба, в синем комбинезоне, с синей береткой на голове и тремя серебряными рыбками в качестве кокарды.
   – А что мы им предложим? – мрачно спросил сэр Жеральд. – Был бы у нас крючок-самолов или сеть-самоловка!
   – М-да. Значит, в долю войти не удастся, – резюмировал я. – А как насчёт обычной переправы?
   – Поговорим, – буркнул сэр Жеральд.
   Рыбаки встретили нас спокойно, без восторгов, но и без настороженных взглядов.
   Бригадир – я не успел его прервать, вернее, пытался, да не получилось – сразу рассказал свою историю:
   – Как нам повезло… Сидели-сидели безвылазно посреди степи в нашей богом забытой деревушке, только лебеду не жрали, суховеи постоянные, ничего не растёт… Ни реки рядом, ни дождя всё лето – хоть слезами поливай. Безработица, сам понимаешь, колоссальная, не знаем, чем заняться… И вдруг летит дракон. Ни с того, ни с сего бросает что-то вниз, показалось – нам на голову. Сразу гром, грохот, шум, плеск! И разливается вдруг море до горизонта, широченное! Вот тут-то мы и смекнули, в чём для нас польза. Во-первых, работа, во-вторых, занятость, в-третьих, прибыль и достаток в доме. Море всегда было кормильцем человека, и не потому, что здесь – неисчислимые косяки рыбы. В море содержатся громаднейшие запасы минерального сырья, практически вся таблица Менделеева. Мы решили организовать широкое производство… уже есть заказы. Мы не успеваем выполнять их – вот почему нам позарез нужны рабочие руки.
   Однако говорил он как-то вяло, словно снулая рыба, и потому особой веры словам не было. Какое сырьё в новом море? Ни осадочных пород на дне, ни солевых отложений по берегам, ни железомарганцевых конкреций – бактерии не успели развиться. Одна вода… Ну и что, что в ней вся таблица Менделеева? А как её извлечь? Рыба – другое дело. Но и ту поймать нужно.
   Но потом бригадир закончил обязательную программу и проговорился о своём, о заветном:
   – Я всю жизнь о море мечтал – бредил. Чуть не каждый день бога молил, чтобы на море очутиться. И он услышал мои молитвы…
   – Вот как? – удивился я. – Выходит, дракон ни при чём?
   – Как ни при чём? – возразил бригадир. – Бог послал дракона, чтобы тот принёс море.
   – А-а-а… – протянул я, и продолжил: – на тот берег перевезёте?
   – Какой берег? – удивился бригадир. – Мы ловим рыбу, рыба по берегу не ходит. Ловим в море, привозим сюда.
   – А как насчёт экспорта? – вкрадчиво поинтересовался я. – На ту сторону моря?
   Бригадир почесал голову.
   – Об этом я не подумал, – признался он.
   – Пять процентов за идею! – влез Юнис. Ты смотри, какой прыткий! Недаром говорят, что нынешняя молодежь всё на лету схватывает.
   Бригадир искоса взглянул на него.
   – Посмотрим, – буркнул он.
   – Может, сейчас и смотаем? – продолжил я. – Разведаем конъюнктуру?
   Бригадир задумался.
   – Заодно новый вид бизнеса освоите: паромную переправу, – добавил я бархатным тоном. – Вдруг рыба перестанет ловиться?
   Он заинтересованно хмыкнул.
   «Вот тебе и сбрось гору в море, – думал я, топая к лодкам. – За кого баба-яга нас принимала, за великанов? Ей что: подцепила мышкой – и вперёд. Недаром есть пословица: мышь гору точит. Именно тот случай».
   – Лошадей придётся оставить, – безапелляционно заявил нам бригадир. – Не поместятся в лодки.
   – Свяжете лодки по две – поместятся, – отпарировал я. – Вы должны попрактиковаться в перевозке крупногабаритных, грузов. Они выгоднее.
   Бригадир пожевал губами, но не ответил. Должно, согласился.
   Я заспорил с бригадиром из-за пророчества колдуньи – а может, то была просто присказка? – что мы съедим лошадей. Ведь если лошадей не станет, что будем есть?
   И взгляды бригадира на лошадей не понравились: он чуть не облизывался. Будто готовился съесть их сам, пусть не в буквальном смысле. Видно, прикидывал, как приспособить их для перевозки даров моря на ближайший рынок.
   А может, выговорить пять процентов – и пусть поработают, пока не вернёмся? Но Малыш в упряжке – это невероятно! Он рыцарский конь, а не ломовой битюг!
   И что за рыцарь без коня? Дракона надо найти, а пешим за ним не угонишься. И сколько искать – неизвестно. И сражаться с драконом без коня тяжело. Не на лягушках же? Тем более что лягушки дракону какими-то дальними родственниками приходятся, те же пресмыкающиеся. Или лягушки – не пресмыкающиеся? Что-то я биологию подзабыл, хоть в учебник лезь. По-моему, какое-то родство между ними имеется.
   А интересно, как поведут себя лягушки в сражении с драконом? Будут ли драться с родственником? Или голос крови пересилит, и они дезертируют с поля боя? А то и перекинутся на сторону врага?
   Я представил шлепок мокрой лапы, сбрасывающей меня с седла… А потом потопчут грязными ластами.
   Нет, конь надёжней.
   Золота у нас не осталось, однако консервы имелись, и были приняты с благодарностью. Пищевой кризис, должно, сказывался. Рыба рыбой, но и она приедается. Если каждый питается только тем, что производит, рынка не получится.
   Караван лодок отплыл на ту сторону моря после длительной подготовки, куда вошло связывание лодок, их опробование, бешеная ругань, долгие торги, взаимные обвинения и упреки.
   Что за отношение к рыцарям? Поистине, мир должен перевернуться! Я возмущался, но альтернативой было поголовное истребление мятежников, а этого я сделать не мог: мешало то ли врождённое благородство, то ли запрограммированное.
   И всё же мы отплыли. Море медленно качало лодки, рыбаки – теперь уже моряки – мерно махали вёслами, распевая весёлую песенку.
   Глядя на их работу, я подумал, что слово «весло» произошло от слова «весело».
   Потом задумался: как образовалось море посреди степи? Какая у него глубина?
   Как хотите, а это чудо – самое непонятное из всех.
   Лес – ясно: растёт на ровном месте из гребешка. Тривиально и понятно. Гора – то же самое: растёт из камушка. А море? Ну, упадёт зеркальце на землю, а откуда глубина возьмётся?
   В самом деле: если глубина задаётся толщиной зеркальца, то глубина моря не сравнится с шириной. Будет метра два, три, ну десять, в конце концов! Но не больше. Вылей всю воду, не то, что в море – в океане – на ровную степь с высоты пролёта дракона, так глубже почву не размоет. А сколько растечётся по уклону? Да выпито будет, в конце концов, вечно жаждущими обитателями степи!
   Значит, я ошибся в рассуждениях. Очевидно, море образовалось иначе: судя по цвету воды, глубина метров сто, или сто пятьдесят. Наверное, зеркальце растёт вглубь по-другому, чем вширь. Ведь оно вмещает гораздо больше, когда отражает окружающее. И толщина стекла ни при чём. Не в этом ли дело?
   А может, если лес растёт, и гора растёт, то растёт и море? То есть гребешок и камушек являются зёрнами-зародышами леса и горы. А зеркальце – зерно моря.
   Но это гипотеза. Проверять её должны другие. Я математик, моё дело выдвинуть модель и обсчитать, обосновать теоретически. А подтверждать экспериментами – не моя забота.
   Почему я обо всём этом говорю? Сам поражаюсь. С тех пор, как очутился внутри компьютера, я начал разбираться в таких вещах, о которых раньше не задумывался. Не произошёл ли во мне столь часто описываемый фантастами симбиоз человека и компьютера? И я получил автоматический доступ ко всей имеющейся на электронных носителях информации? Причем не только на Викином винчестере, но и на соседних – локальная сеть ведь в институте установлена, и работает.
   Так я рассуждал, пока плыли. А больше заняться было нечем: азартных игр, кроме охоты, сэр Жеральд с Юнисом не признавали, на утлых лодчонках в волейбол не поиграешь, разве что в воблобол – перебрасывание свежепойманными воблами. Оставалось сидеть да наблюдать за рябью на волнах, да за редкими чайками, осваивающими новые места. И как они учуяли, что появилось новое море?
   Плаванье прошло без эксцессов, хотя лягушек я держал наготове: гребная практика у рыбаков была недостаточная.
   К тому же я то и дело косился на море: вдруг выскочит оттуда спрут да ухватит нас щупальцами! Щупальцев бы как раз на всех хватило.
   Но подобной живности в море не водилось. Наверное, не успела завестись. Хотя какой-нибудь драконий паразит, типа вши или блохи, мог свалиться в море со спины зачесавшегося дракона – и эволюционировать в спрута. Или случайно оставшееся отражение в зеркале могло превратиться в морское чудовище. Однако подобного не случилось.
   Очевидно, им не хватило времени для эволюции. Хорошо хоть рыба появилась – из пузырьков газа в стекле, непроваров, свилей и прочих дефектов. Как стекла, так и амальгамы.
   Даже странно, что дракон не создал морских чудовищ. Ведь зеркальце предназначалось для обороны, поэтому в него следовало напихать чего угодно. Во всяком случае я бы так и сделал: моё море не переплыл бы никто! Оно бы кишело всевозможной живностью, смертельно опасной для преследователя. Но дракон до этого не додумался.
   Море было спокойным на всём протяжении пути – как Тихий океан во время плавания Фернана Магеллана. Потому Магеллан его так и назвал. Но я не стал называть море Тихим, потому что знаю, почему океан был тихим: он так поразился наглостью Магеллана, что не смог поднять волну. У него буквально опустились волны.
   А наше море было очень юным, волны не успели вырасти.
   Показался низкий берег – цель нашего путешествия.
   – Можете подождать здесь, – сказал я бригадиру, – скоро мы вернёмся.
   – Нет, – поёжился он, – лучше приплывём попозже.
   – А в окрестностях нет деревень?
   – Как нет, были, – он указал вдоль левого берега, – вон в той стороне. Может, сходим туда… Родственники живут, – пояснил он. – Стоит повидаться, давно не виделись.
   – Да, море объединяет, – глубокомысленно заметил я.
   Мы выгрузились на берег и распрощались с рыбаками.
   – Глянь-ка на дракомпас, сэр Жеральд! – попросил я, рассматривая выходящую из моря дорогу и не сомневаясь, что по ней нам и предстоит идти.
   Но я ошибся: дракомпас указывал вправо, вдоль берега.
   Море не переходило плавно в болото, как следовало ожидать, а неутомимо било волнами в круто обрывающийся берег. Прямо как обрезало: вот – море, а вот – суша, та же самая степь. Нет, глядя на компьютерный мир, нельзя не удивляться.


   Заметённые снегом

   – Мы приближаемся к цели! – провозгласил сэр Жеральд. Он остановился, посмотрел на дракомпас, и вытянул руку в сторону от моря. – Дракон там!
   А жаль покидать берег: под шум волн так хорошо думалось…
   – Почему ты так считаешь? – спросил я.
   – Слишком много препятствий подряд: лес, гора, море… Всё, как положено, полный комплект. Пора облачаться в доспехи: скоро сражение! – и сэр Жеральд спрятал дракомпас в перемётную суму, а шлем водрузил на голову.
   – Боишься, как бы очередная драконова штучка не тюкнула? – спросил я.
   – Мне кажется, он до сих пор летит перед нами, – признался сэр Жеральд, – хотя пошла вторая неделя…
   – Да, затянулась прогулка, – согласился я.
   – Скорее бы схватиться с ним, – поддержал разговор и Юнис.
   – Мы ведь уже сражались с одним, – усмехнулся я.
   – То не взаправду… – протянул Юнис.
   – В самом деле? – иронично поинтересовался сэр Жеральд. – А у меня до сих пор обожжённая левая бровь не отросла!
   – Так, други-рыцари, – преувеличенно бодрым тоном произнёс я, – давайте угадаем, что будет следующее: пустыня, болото или огненное море?
   – Пустыня, – безапелляционно заявил сэр Жеральд, – после степей всегда начинаются пустыни.
   – А почему не болото? – продолжал допытываться я.
   – Море мы прошли, степь сухая – откуда взяться болоту?
   – То же самое я думал относительно моря… – пробормотал я.
   – А чего дракон хочет? – спросил Юнис.
   – Как чего? – не понял сэр Жеральд. – Задержать нас в пути и подготовиться к обороне замка.
   – Лучший способ защиты – нападение! – Юнис указал на приближающуюся чёрную тучу. – Вот она, новая ловушка дракона!
   – Думаешь, это он? – сэр Жеральд лихорадочно облачался в доспехи. Я не отставал от него, Юнис – тоже.
   – Сам, или кто-нибудь из подручных.
   – А если опять ливень?
   – Очень уж тёмная туча – разве что из смолы…
   – Холодом веет…
   – Может, не дракон?
   – А что?..
   Последние слова заглушил налетевший ледяной вихрь.
   Вот они, знаменитые степные бураны! С подобными знаменитостями лучше не встречаться. Такой автограф напишут – ничего не захочешь.
   Сражаться с врагом намного проще, чем ожидать сражения. Но сражение скоротечно. Зато подготовка к сражению, путь к нему, препятствия на пути, обычно гораздо тяжелее и сложнее, да и обходятся дороже.
   Сейчас перед нами вставало новое.
   Температура резко упала – ниже поверхности почвы: земля мгновенно замёрзла, превратилась в ледяной каток. И по катку неслись целые сугробы снега, сбивая с ног.
   А мы оказались не готовы! Не было у нас ничего против, как с морем. Но там помогли рыбаки, да и на лягушках, полагаю, переплыли бы. А вот со снежной стихией мы бороться не могли.
   – Это колдовской буран! – прокричал сэр Жеральд. – У нас никогда не бывает снега!
   – Мы, наверное, забрались далеко к северу, и в здешних местах снег не редкость, – предположил я.
   Если сэр Жеральд и пожал плечами, то я не увидел. А вскоре и слушать стало невозможно: рёв урагана заглушал, а снег залеплял уши. Мы превращались в снеговиков, и красные носы морковками торчали из-под снега. Движения становились вязкими: поверх доспехов намерзала корка льда.
   Самым благоразумным было дать снегу засыпать себя, а потом переждать буран под снежным накатом. Мы так и сделали.
   Мелькнувшую у меня мысль – применить силовую трубу – унесло ураганом. Та же участь постигла бы и саму трубу.
   Мы поставили коней на ветер, и сами стали спиной к буре. Вскорости вокруг намело сугроб. Я надеялся превратить его в снежную хижину-иглу, и внутри развести костёр. Правда, иглу строят из плотно слежавшегося снега, но у нас не было другого выхода.
   Но оказалось, что выхода не было совсем.
   Да, нас засыпало снегом, да, мы смогли, барахтаясь, соорудить под ним некое подобие пещерки. Кони стояли, как вкопанные, или уже замёрзшие. Но, прислушавшись, я различал их дыхание. Латы пришлось снять, очень уж холодили тело.
   Но разжечь костёр не удалось: на всём протяжении пути мы не испытывали недостатка в костровом материале, будь то хворост, засохшие деревья или сухая трава. Поэтому и запаса топлива не везли. Прокапываться же до земли не имело смысла: травы там очень мало, и она заснеженная.
   Что нам оставалось делать? Некоторое время мы боролись с налегающим снегом, двигались, насколько было возможно. Однако попытки прорваться наружу показывали, что снегопад продолжается, ветер ревёт и моментально заносит проделываемое отверстие. Ещё некоторое время мы согревались из фляжек, но и они опустели.
   У нас остался последний выход: замёрзнуть. Либо на поверхности, превратившись в ледяные статуи, либо в пещере, уснув и не проснувшись.
   Неужели Вика настолько жестока? Или что-нибудь произошло наверху? Такое, что она моментально охладела ко мне. Что же? Мой прототип женился? А при чем тут я?!
   – Вставайте! – я принялся расталкивать Юниса и сэра Жеральда. – Лучше выбраться наверх! По крайней мере, погибнем стоя!
   – Зачем? – пробормотал Юнис, пытаясь пальцами раскрыть слипающиеся веки. – Отстань, я хочу спать!
   – Замёрзнешь!
   – Нет, – отрезал он. – Не мешай. У меня сейчас свадьба с принцессой.
   И принялся насвистывать непослушными губами что-то похожее на марш Мендельсона.
   – А ты? – наклонился я к сэру Жеральду. Но тот храпел и ничего не ответил.
   Жаль было оставлять друзей, но ещё печальней было то, что сделать я ничего не мог. Единственное – погибнуть стоя. Чтобы доказать… Вике? Себе? Не важно, кому! Но если такая судьба мне уготована – во всяком случае, не лёжа.
   Я выбрался наружу.
   Ветер завыл торжествующе, завивая вокруг снежные вихри.
   «Так и буду стоять – ледяной статуей», – подумал я, опираясь спиной на вонзённое в снег копьё.
   Снег постепенно залеплял лицо, и не было желания протереть глаза. Да и что можно увидеть? Снег да снег кругом…
   «Только бы не упасть», – подумал я, сцепляя руки на копье. Я представил, как Вика смотрит сейчас на экран компьютера, где на вершине снежного сугроба стоит маленькая фигурка… Смотри, смотри, ты этого хотела?
   Очередной порыв ветра сорвал с лица снежную маску. Мне показалось, что ветер – тёплый…
   Я раскрыл глаза. Ледяная корка на лице исчезла.
   Вдали, сквозь туманную снежную пелену, просвечивало что-то большое, розовое… Солнце? Очень уж большое, и на севере?
   Оно приближалось. Снежинки таяли, превращаясь в капельки воды, мелкой моросью омывающие иссечённое льдинками лицо.
   Начал таять снег. Сугробы оплавлялись, разрываясь жемчужными бисеринками капель.
   А то – большое, тёплое, красное – приближалось. Но по-прежнему было трудно разобрать, что оно такое, из-за поднимающихся от земли испарений.
   Показались торчащие из снега копья сэра Жеральда и Юниса, затем головы коней, они сами… А вот и лежащие на мокрой земле мои друзья… Они просыпаются, поднимаются, недоумевающе оглядываются… отряхивают с одежды остатки снега и воды.
   Становится всё жарче. Одежда высыхает, пар перестает подниматься от неё и от земли, вокруг становится виднее… Свет полыхает будто бы совсем рядом… И я, наконец, угадываю, что сияет – ярче солнца, жарче пламени.
   Сердце. Огромное человеческое сердце.
   «Тоже мне – Данко…» – подумал я, падая.
   Должно быть, я потерял сознание от жара, потому что очнулся, когда кто-то – сэр Жеральд или Юнис – плеснули мне в лицо водой. И откуда они её взяли, всё высохло. Ах да, из фляжки…
   Я приподнялся на локтях и осмотрелся.
   Вокруг расстилалась та же степь, как будто не было ни бурана, ни неминуемой смерти, ни чудесного спасения. А может, и не было?
   – Глянь-ка на дракомпас, – попросил я сэра Жеральда. – После такого жуткого бурана немудрено сбиться с дороги.
   Сэр Жеральд вынул дракомпас, подвесил стрелку на нити.
   – Туда, – указал он. – На восток.
   – Вижу, – кивнул я, – может, перекусим?
   Перекусили, со зверским аппетитом набрасываясь на содержимое консервных банок и колбасных оболочек. Пустые банки и шкурки зарыли в землю, чтобы не оставлять следов. Зачем мусорить, пусть и среди бескрайней степи? Конечно, кому-то кучка пустых банок могла послужить ориентиром, но мы предпочли убрать за собой. Пусть о нас останется воспоминание как о людях, а не как о свиньях.
   После обеда поехали молча, и ехали долго, сосредоточив внимание на переваривании пищи, созерцании небогатых окрестных пейзажей, да на воспоминаниях о происшедшем. Потом вернулись мысли о предстоящей схватке с драконом. Ими требовалось обменяться.
   – А хорошо, – разговор начал Юнис, и мы с сэром Жеральдом удивлённо воззрились на него, – что мы сражались с тем драконом. Теперь знаем, с какого бока подойти, как ударить.
   – Дракон дракону рознь, – проворчал сэр Жеральд, – то был намороченный, а это неизвестно какой…
   – Нет, всё-таки, – продолжал настаивать Юнис, – то был тренировочный, а этот…
   – Боевой, – криво усмехнувшись, завершил сэр Жеральд.
   – А может, будет ещё одна тренировка? – предположил Юнис.
   – Возможно, но рассчитывать на это нельзя, – твёрдо сказал сэр Жеральд. – Сражаться каждый раз надо всерьёз.
   – Понятно, – пробормотал Юнис, и разговоры стихли.
   Вечерело. На западе догорала полоска зари.
   А на востоке занималось новое зарево.
   – Что это? Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса? – процитировал я Пушкина.
   – Нет, мы не в таких высоких широтах, – неуверенно протянул сэр Жеральд.
   – Белых ночей не наблюдалось, – поддержал его Юнис.
   «Может, опять сердце? – подумалось мне. – Сколько их у неё?..»
   – Это же… – неуверенно начал Юнис, а сэр Жеральд воскликнул громогласно:
   – Огненное море!
   Да, это было огненное море. А мне в голову пришла дикая мысль, что дракон тут ни при чём, а море образовалось из переизбытка жара Викиного сердца, которое – чего скрывать – спасло нас во время снежного бурана. Но сейчас я относился к происшедшему более спокойно: сама засыпала – сама спасла. Значит, совесть проснулась…


   Огненное море

   Мы выехали на берег огненного моря и, не сговариваясь, принялись разбивать лагерь для ночлега – конечно, на безопасном удалении от берега, чтобы не ощущать палящего жара.
   Штурмовать море с ходу не хотелось, пусть и был в запасе силовой тоннель, специально для случая огненного моря предназначенный. И ночной штурм мог бы дать многое: дракон наверняка бы спал, но… Кто знает, как далёк замок от моря? Логично предположить, что поскольку огненное море – последний бастион, то замок должен находиться где-нибудь рядом. А вдруг у дракона окажется в запасе ещё что-то? А мы не выспимся и переволнуемся при переходе через море огня. А потом окажется, что сражение откладывается. Боевой пыл погаснет. Перегорим…
   На берегу огненного моря все мысли шли с тепловым уклоном.
   Теплилась где-то в глубине души надежда, что не сможет оно долго гореть, погаснет. Вот ещё денёчек, вот ещё полдня, ещё пару часов… Никто же не знает, сколько оно горит. Неделю? Две? Что в нём может быть такого, чтобы полыхать целую неделю? Да притом так, что сила пламени не ослабевает! Какая физическая причина пламени? Может, это атомный пожар? Но и у него должен быть период полураспада. Или горит какое-нибудь нефтегазоносное месторождение? Его, пожалуй, хватит не на один месяц.
   Но не похоже: пожары нефтяных вышек, которые я видел в кино и по телевизору – это фонтан огня и тучи копоти. А тут спокойное горение, бездымное. Танцуют языки пламени, поднимаясь метра на три-четыре в высоту – и всё.
   Версию о дровяной причине пожара лучше не рассматривать – вследствие низкой теплотворной способности данного топлива и малой длительности горения. Можно объяснить огонь возгоранием мощного пласта угля, случайно оказавшегося в месте сброшенного драконом факела – инициатора горения. Вот его бы я с удовольствием взял, и приподнял бы, и держал до полного исчезновения пламенного моря. Но, увы, найти его ещё менее вероятно, чем иголку в стогу сена. Там хоть имеешь дело с разнородными предметами: сено и иголка. Можно, к примеру, применить мощные магниты… а тут – как найти нужный огонёк в море огня?
   Втайне я надеялся на человеческую предприимчивость: сейчас увидим бригадира в алом комбинезоне и огненно-красном берете с тремя искорками или тремя язычками пламени на кокарде, а он организовал людей, и они растащили море на отдельные факелы – хотя бы для освещения жилищ. Или открыли мощное металлургическое производство (их бы с горняками скооперировать!). Но нет: врождённый страх человека перед огнём оказался более стойким, чем жажда наживы – а может, предприимчивых людей в окрестностях не нашлось. А огненное море, я думаю, могло бы утолить любую жажду наживы – если подойти к нему, как говорится, с огоньком.
   Нет, мы проскакали вдоль берега Огненного моря: Юнис – в одну, а сэр Жеральд – в другую сторону, пока я разбивал лагерь и готовил ужин. Но никаких следов человеческой деятельности не встретили, она словно выгорела. Пришлось им возвращаться на место базового лагеря, и устраивать ночлег более капитально.
   Единственной практической пользой, которую мы получили от моря огня, была та, что не пришлось разводить костёр – в подобной ситуации он смотрелся бы смешно. Мы просто подогрели ужин на пламени моря.
   Используя зеркальные доспехи и применяя длинное копьё с насаженным на него окороком, как я понял, можно неплохо защититься от палящего пламени.
   За ужином мы не разговаривали, хотя море горело исключительно бесшумно и не заглушало разговоров, как треск костра.
   И лишь когда мы легли, отвернувшись от трепещущего света колеблющихся языков пламени, и глядя в черноту ночной степи, откуда ощутимо тянуло свежим ветерком, сэр Жеральд нарушил тишину:
   – Волков можно не опасаться, – усмехнулся он.
   – Тут, похоже, вообще никого не водится, всё выгорело, – согласился я с ним, и мы уснули.
   А утром… утром величие громадного пожара померкло в свете восходящего солнца.
   Сэр Жеральд долго чесался и не хотел вставать. Юнис хоть и встал, но с тоской смотрел на огненное море, над которым разгорался восход.
   «Интересно, появится на огненном море дорожка от солнца, или нет?» – заинтересовался я, вставая рядом с Юнисом. Дорожки, разумеется, не оказалось.
   Все прочие отсрочки – в виде завтрака, утреннего кофе, долгого умывания и чистки зубов, равно как и утренняя гимнастика – также оказались исчерпаны. Перед нами в полный рост и со всей неизбежностью встала проблема необходимости испытания первого в мире силового противоогненного тоннеля…
   Сэр Жеральд и Юнис выжидающе уставились на меня.
   Вздохнув, я медленно вынул из перемётной сумы макетик силовой трубки. Он дрожал в руке пластиковым протезом гусиного горла, и мне казалось, что его дрожь передается мне…
   И вот такая, с позволения сказать, хреновина, спасёт нас от испепеляющего жара?
   Надо было выяснить у колдуньи, сколько времени он выдержит в огне… Может, облиться водой перед входом? Или внутри и так обольёшься потом?
   Тщательно сориентировав трубочку перпендикулярно линии берега, я бросил её на землю на максимально терпимой близости от пламени – чтобы ненароком не закосило в сторону и не пришлось жариться несколько сот лишних метров, или чтобы не войти в самую глубину Огненного моря.
   Хлоп! Передо мной стремительно возник круглый вход в белесоватый полупрозрачный тоннель, в нескольких метрах от входа окрашиваемый жёлтым цветом, который постепенно темнел, сгущался, багровел и в отдалении переходил в тёмно-вишнёвый. Мой любимый цвет. Но ещё дальше он, кажется, становился чёрным – или инфракрасным? Но от этого легче не становилось, а, наоборот, навевало нехорошие мысли.
   Выходного отверстия не наблюдалось. Однако и языки пламени навстречу не вырывались. Более того, казалось, что лицо овевает свежий ветерок.
   – Рискнем? – сказал я, кивая на пасть входа.
   – Другой дороги нет, – мрачно пробормотал сэр Жеральд.
   Юнис ничего не сказал, только побледнел ещё сильнее, но отсветы пламени мигом перекрасили его лицо в жёлтое.
   Кони стояли спокойно.
   – Пошли, – я потянул Малыша за повод. Тот мотнул головой, будто кивая, и двинулся следом за мной.
   Я ступил в тоннель. Идти было удивительно легко – но, быть может, потому, что силовая труба лежала на земле? Дно тоннеля казалось толстым, и едва проминалось, почти неощутимо. Я шёл, будто по толстой твёрдой резине.
   Но вот под ногами разверзлась огненная бездна, и мы повисли в пылающей пустоте. Языки пламени обвили трубу с обеих сторон, но внизу они выглядели неподвижными. А сверху полоскали огненные сполохи, через которые временами проглядывала полупрозрачно-молочная голубизна неба. И это было так приятно! Снизу же менялся лишь цвет огненных струй, играя оттенками красного, жёлтого и оранжевого, но сами струи не исчезали. Интересно: какая здесь глубина? Или высота?
   Дышалось легко. Даже на берегу огненного моря казалось жарче. Здесь же воздух веял почти что морской прохладой. Ну а как же – море всё-таки, мало что огненное…
   Мною вдруг овладело удивительно восторженное состояние. Захотелось завизжать, затопать ногами, запрыгать, закричать что-нибудь вроде «Первое в мире испытание силового огнепроходного тоннеля проходит успешно!». Но я сдержал себя, подумав, что под ногами – бог знает какая глубина, и, затопай я от восторга ногами, трубка неожиданно проломится, прервав и мой восторг, а затем разорвётся надвое и загорится.
   Живая картина предстала перед глазами: мы не удерживаемся на ногах, соскальзываем вниз и летим, летим, летим – в огненную пустоту. А над нами скручивается, корчась, горящая спираль трубы…
   Поэтому я только глубоко вздохнул, загоняя восторг поглубже. И немного ускорил шаг, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы и в самом деле не прорвать неведомую толщину силового поля и не осуществить столь ярко представляемый кошмар.
   – Сколько ещё идти? – услышал я хриплый писк Юниса и понял, что сэр Жеральд заставил его идти вторым, ибо в противном случае Юнис мог остаться – под мнимым предлогом обеспечения арьергарда.
   – Сущая ерунда, – отозвался я, стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней и естественней, – перепрыгнем сей костерок – и на месте…
   – А посерьёзнее? – напряжённый голос Юниса не понимал шуток.
   Я пожал плечами, хотя при быстрой ходьбе сделать это весьма затруднительно. Скажем так: передёрнул.
   – Если это море такой же ширины, какое мы переплыли, придётся устраивать привал. Иначе устанем.
   Юнис застонал.
   – Но я так не думаю, – поспешил успокоить я его. – Пятьсот метров огня являются непреодолимой преградой даже для танков, а для кавалеристов – если бы удалось заставить лошадь войти в огонь – достаточно и пятидесяти: не хватит кислорода. Лошадь же не научишь задерживать дыхание. По крайней мере мне такие случаи неизвестны. Вряд ли дракон рассчитывает обороняться от танков. Значит, скоро придём.
   Не скажу, что мои дилетантские рассуждения успокоили Юниса, но немного отвлекли от зрелища огненной бездны под ногами, пусть и на несколько минут.
   – А ты не смотри вниз, – посоветовал я ему, – глянь лучше, как мой Малыш весело машет хвостом…
   Совет оказался не лишним: в этот момент Малыш остановился и выбросил из-под хвоста несколько килограммов «конских яблок». Юнис еле успел отскочить в сторону.
   – Ты что, продавцом фруктов решил заделаться? – закричал я на Малыша и дёрнул за повод. – Смотри, получишь пару горячих!
   Тем не менее, Юнис успокоился, и принялся напевать какую-то бодренькую мелодию со словами «Моя любимая принцесса» – во всяком случае, иногда в его мычании проскальзывали именно эта фраза.
   Я шёл молча. Меня не оставляла мысль, что скоро всё закончится. По обстановке было видно, что Вика выдохлась. Что она могла ещё придумать? Нет, придумать можно много чего: взять несколько аркадных игр, довесить квестовских – и иди, выискивай берёзовый листок, оберегаемый плюющимися огнём монстрами.
   Пламя бушевало вокруг, и я подумал, что теперь-то знаю, как чувствует себя песчинка в топке котла. Не частичка топлива, не молекула кислорода – им предстоят превращения, – а обычная песчинка, которая случайно попала в топку с углём или с воздухом, а теперь наблюдает буйство стихий, её не касающихся и на неё не влияющих. Да, ей жарко, она испытывает всякие эмоции, но непосредственно в процессе горения не участвует и потому считает себя сторонним наблюдателем.
   Цвет трубы впереди медленно менялся. Посветлело. Тёмно-красные тона размывались, постепенно уступая место оранжевым, лимонно-жёлтым и… вновь темнея. Не изогнулась ли труба, и не ушла ли снова в глубь пламени? А может, изогнулось само огненное море? Образовался на нём, скажем, какой-нибудь огненный залив…
   Но нет, потемнение не было красным, скорее… зелёным! Изменился цвет огня? Откуда-то появились соли меди?
   Но такое предположение было более невероятным (хотя и вполне возможным), чем то, что страхи наши наконец-то заканчиваются!
   И – точно! – скоро под ногами зазеленела трава, по бокам проявились кусты и деревья, мутно выглядывающие сквозь пелену силовой трубы. Но труба не кончалась.
   Мда-а-а. Стоило, наверное, оторвать от неё кусочек, приберечь на будущее. Но кто знал, что море окажется таким нешироким – по моим прикидкам, не более километра. И сколько теперь идти по трубе? Куда она заведёт? А вдруг мы протопаем мимо цели? Или придём прямо в пасть к дракону?
   Из мутноты справа выдвинулась большая тёмная масса, полоснула по туннелю громадными клыками и с воем удалилась. Один клык, медленно соскальзывая по стенке трубы, окрашивал её узкой полоской в слабо-розовый цвет.
   Зря я боялся прыгать, выражая восторг.
   – Однако! – произнёс сзади сэр Жеральд. – Может и хорошо, что труба не кончилась?
   Но вот появился и выход – заблестел яркой точкой солнечного света.
   На всякий случай я обнажил меч, остановившись перед воткнувшимся в зелень травы краем силового тоннеля: вдруг бродят посреди этакой красоты саблезубые собратья напавшего на трубу? – и, выставив меч перед собой, шагнул вперёд.
   Малыш приветствовал траву тихим ржанием, погрузил в неё морду, выхватил здоровенный клок и начал жевать.
   Значит, монстров поблизости не было.
   Юнис и сэр Жеральд, тоже с мечами в руках, потеснив меня, выбрались из отверстия, щурясь от яркого света.
   Когда глаза немного привыкли к солнцу, мы огляделись по сторонам. И замерли.
   Перед нами высился замок дракона.


   Логово дракона

   В этом не имелось ни малейшего сомнения: и ворота, и зубцы стен, и башни – украшали скульптурные, лепные и чеканные изображения драконов. Я бы даже сказал, обезображения драконов: очень уж они безобразно выглядели. То ли их скульптор испохабил, то ли жизнь скрутила и измочалила, но смотреть на них было неприятно.
   Были ли это статуи предков дракона – владельца замка, либо его собственные скульптурные формы? Если он страдал, например, ярко выраженной манией величия. Но по внешнему виду статуй диагноз мы поставить не смогли – не великие физиономисты, а спросить было не у кого.
   Но и без скульптурных изображений мы догадались бы, чей замок. Потому что над воротами высился полукруг готических букв: «Логово дракона». Написано было по-русски. Во всяком случае, мне так показалось.
   Мы переглянулись.
   – Пришли! – всхлипнул Юнис.
   Я подозрительно посмотрел на него. Что это – страх, сентиментальность, нервный срыв? Или просто расчувствовался? Всегда был, словно сжатая пружина, а тут… А может, хуже: влияние замка? Особый рубеж обороны: если нападающие станут плакать, кто будет сражаться?
   Следовало внести элемент дисциплины – на случай, если неожиданно спикирует дракон.
   – Опустить забрала! – скомандовал я.
   Юнис подчинился, но неохотно: забрало мешало вытирать слёзы.
   Тогда я решил зайти с другой стороны:
   – Что будем делать с силовой трубой? – деловито предложил я. – Может, перетянем на эту сторону?
   – Пусть лежит, – махнул рукой сэр Жеральд, тоже утирая слезу (нет, налицо зловредное влияние замка!). – Если победим дракона, то вернёмся назад, а если победит он, она не понадобится.
   Я растерялся: бойцы теряют боевой дух, не успев вступить в схватку. И ладно бы я их не знал! Что с ними творится? И вдруг я услышал спокойный голос Юниса:
   – К чему такой пессимизм, сэр Жеральд? – Юнис обнажил меч и расправил плечи. – Она пригодится нам самим!
   – Или обойдемся без неё и воспользуемся услугами бабы-Акив… – пробормотал я. – В обмен на драконовские волшебные вещи колдунья доставит нас, куда угодно. Если уж собирается сама прибыть сюда…
   – Тоже верно, – согласился сэр Жеральд. Похоже, и он взял себя в руки. Справился с нервным напряжением после перехода через огненное море. – Тогда уберём?
   – Пока не надо! – запротестовал Юнис. – Вдруг дракон нападёт в момент работы?
   Довод показался веским, и мы принялись готовиться к последнему сражению.
   Мысли мои мешались. Сейчас, через несколько минут, всё решится. Убьём дракона, спасём принцессу – на этот раз без дураков, мороков и обморочных состояний. А потом? Кинется она мне на шею, или обнимет Юниса, а может, сэра Жеральда? То есть обнять она должна всех, как спасителей, а потом? Какое развитие событий предусмотрела Вика?
   Но для себя я решил твёрдо: что бы Вика ни выдумала, я на принцессе не женюсь. Ни за что! И не потому, что Юнис вызовет меня на дуэль, а мне не хотелось ни убивать его, ни быть убитым. А потому, что если он любит – он пусть и женится!
   Но, в любом случае, моё существование под угрозой. Может, мне осталось жить те же несколько минут… Не лучше ли умереть от когтей и зубов дракона?
   Но такая смерть мне не грозила. Это неинтересно – ни для Вики, ни для меня.
   Бросить всё и убегать? Убегать бесполезно: с винчестера никуда не денешься.
   Словом, что бы ни случилось, сражаться надо в полную силу. Нельзя подводить друзей.
   «Ладно, – решил я. – Будь что будет».
   Мы направились к замку, как положено: верхом на конях, в полном боевом облачении, с копьями наперевес.
   Рва вокруг стен не было. К чему ров с водой, если замок окружает стена огня? Был бы ров, вода бы высохла. И не от огненного моря – до него относительно далеко, – а от самого дракона, он ведь огнедышащий… Стоп, а не заправляется ли дракон огнём из огненного моря? Но это всё шутки, домыслы, попытки заговорить зубы самому себе перед решающей битвой.
   Нет, дракон может жить и безо рва и без подъёмного моста – одни саблезубые чудовища, что в зарослях бегают, чего стоят… Не нападёт ли одно сзади?
   Я оглянулся. Сзади никого не маячило. С боков – тоже. Это успокаивало.
   Мы подъехали к воротам замка. Ворота стояли плотно закрытыми, а на левой воротине висела стеклянная табличка со светящейся надписью:
   «Дракона нет дома».
   – Что за шуточки! – возмутился сэр Жеральд.
   Надпись мгновенно сменилась другой:
   «Вы мне не верите?»
   – Конечно, не верим! – хором закричали сэр Жеральд и Юнис.
   «Вы думаете, у меня один дом?» – помедлив, осведомилась надпись.
   – А где же ты? – чуть не закричал Юнис.
   «Ищите», – ехидно сморщилась надпись, и исчезла.
   – Может, перелезем через стену и поищем? – предложил сэр Жеральд.
   – Придётся… – пробормотал я, копаясь в перемётной суме и выискивая пожарную лестницу.
   – Стой! Дракомпас, вытащи дракомпас! – вспомнил Юнис.
   Сэр Жеральд полез за дракомпасом, вынул его…
   И удивленно воззрился на стрелку.
   Надпись «Логово дракона» исчезла, вместо неё красовалось одно слово «Дракон».
   Сэр Жеральд хмыкнул и подвесил стрелку на нити.
   Стрелка незамедлительно развернулась в противоположную от замка сторону.
   Я был обрадован и разочарован одновременно. Но обрадован больше.
   Что бы ни случилось – жизнь продолжается!



   Часть 2
   Иллюзия отражения


   В обратный путь

   – Значит, что, возвращаться назад? – хмуро спросил сэр Жеральд, глядя на стрелку дракомпаса. – Может, помародёрствуем немножко? Где у него волшебная комната?
   Как бы в ответ на его слова табличка на воротах замка вновь замигала, зажглась, и на ней проступило следующее сообщение:
   «Дом абсолютно пуст (слово «абсолютно» было подчёркнуто двойной чертой). Никаких сокровищ в нём нет. Omnia mea mecum porto».
   После чего надпись вновь погасла.
   «Ты смотри, что он знает», – подумал я.
   – Что он сказал? – не понял стоявший в стороне Юнис.
   – Omnia mea mecum porto. То есть «Всё моё ношу с собой». По-латыни, – пояснил я.
   – А-а-а, – протянул Юнис.
   – Не верю я ему! – сэр Жеральд сжал кулаки. – Ох, не верю! Какова грузоподъёмность одного дракона? С чего он будет на себе все богатства таскать?
   – Так он же, наверное, не один, – успокоил я его, – у него ещё челядь имеется, слуги… Вон их сколько понатыркано, – я указал на многочисленных драконов, карячащихся на стенах замка. – Не одна эскадрилья.
   – Так и носят богатства с места на место? – недоверчиво произнёс сэр Жеральд. – Давай свистнем в свисток. Пусть прилетит колдунья, поможет разобраться. Она по волшебным вещам дока.
   – Она ведь не предупреждала, чтобы не свистели по пустякам, – поддержал его Юнис. – А мы как-никак стоим у самого логова.
   Я пожал плечами, соглашаясь: всегда приятно переложить ответственность на кого-то; достал из-за пазухи свисток и свистнул.
   Ничего не произошло.
   – Может, ей время нужно, чтобы прилететь? – неуверенно произнёс Юнис. – Далеко ведь…
   Я свистнул ещё раз. Послышался сварливый голос:
   – Слышу, слышу… Дракон прав: тут ничего нет, замок пустой. Не знаю, как у него получается, но он действительно таскает всё с собой, причём никто ничего не может увидеть. Сокровища появляются только после смерти дракона. Или вы правил не знаете?
   Я покачал головой: чего-то подобного и следовало ожидать. Сказочные правила строги, но хороши хотя бы тем, что неизбежно выполняются. Это не российские законы.
   – Ладно, – кивнул сэр Жеральд, – поехали. Будем снова искать. Разве не рыцарская работа – постоянные поиски приключений?
   – На свою голову, – пробормотал я в сторону, чтобы никто не услышал. Никто и не услышал.
   Кивнул и Юнис, но по выражению его лица было видно, что он жалеет, что не выбрал предметом обожания какую-нибудь другую принцессу.
   И снова перед нами встала дилемма: что делать с силовой трубкой? Оставлять не хотелось: вдруг дракон повторит трюк с огненным морем где-нибудь в другом месте, а трубки с нами не будет? И вдруг огонь когда-нибудь погаснет, а трубка останется лежать без пользы. В ней же крысы поселятся, травой зарастёт. А то и стащит кто-нибудь, концов не найдёшь.
   С другой стороны, если дракон вдруг вновь сделает круг, и нам придётся возвращаться сюда, то трубка как раз и пригодится.
   Однако оставлять силовую трубку не хотелось: а вдруг по ней – если и огонь не погаснет, и крысы не поселятся – на ту сторону переберутся саблезубые чудовища. Да как начнут наводить в окрестностях свои порядки?
   Вот какую ответственность мы почувствовали. Поэтому решили убрать силовую трубу, сделать так, как было до нас.
   Но как взять её с собой? Как оторвать от земли, чтобы она уменьшилась? Поднимать ведь придётся на всём протяжении. Было бы нас человек двадцать… да и то: основная часть трубы лежала здесь, возле драконова замка. Уберём – как перебираться назад? Не ждать же, пока море погаснет.
   Думал я, думал, да наконец придумал: нарубили мы деревьев – не слишком толстых, не слишком тонких, а средних, чтобы с одного удара мечом перерубались, – наломали веток… И всё под трубу подложили – от выходного конца до огненного моря. Так, чтобы труба земли не касалась и не могла из неё питательные соки получать.
   Очень лёгкая она оказалась, нетрудно поднимать да ветки подсовывать, втроём справились.
   А потом спокойненько вернулись туда, откуда пришли. Тот-то конец трубы касался земли, поэтому она и не уменьшилась.
   Когда возвращались назад, огненного моря почти не боялись. Пусть мы не победили дракона, но преодолели страх.
   По пути мне новая мысль пришла: пока мы в трубе, дракон также преспокойненько в замок вернётся, пользуясь тем, что мы его не заметим. И начинай сначала. И будем мотаться по огню взад-вперёд, пока труба не прогорит.
   Поэтому я первым делом, как из трубы вышли, попросил сэра Жеральда на дракомпас взглянуть, не переменилось ли чего. И сам посмотрел. Нет, всё нормально – от замка стрелка указывает. Значит, не вернулся дракон.
   Ну что ж, возвращаться придётся по изведанным местам. Но сначала – последнее, завершающее действие. Я его мог выполнить и один, трубку-то бросил почти у самого огненного моря. А в нём ни приливов, ни прибоя не бывает, захлестнуть вход не могло. Поэтому и была она с этой стороны много короче и легче.
   Взял я трубу обеими руками, поднял над собой, чтобы оторвать от земли – на той стороне она почвы не касалась, на ветках да стволах деревьев лежала. А огненное море – не земля, из него ничего не высосешь, оно само из чего угодно всё высосет.
   Белая молния пронеслась над огненным морем и завершилась у меня в руках. И положил я в переметную суму маленькую полупрозрачную трубку, аналог гусиного горла…


   По старым местам

   – Возвращаемся по старым местам, – заметил я, – по известным. Всё знакомо: и препятствия, и опасности.
   – А что у нас на очереди? – спросил сэр Жеральд и, внезапно вспомнив, побледнел: – Снежная буря?
   – Обыкновенное море, – успокоил я его. – Буря – это не местность… Да и дуть должно в спину. Скорее доедем.
   – Тогда поехали! – воскликнул сэр Жеральд.
   Честно говоря, я боялся увидеть на месте моря если не солончаковую пустыню, то солёное болото – наверняка. Не может море долго просуществовать без питающих его рек! Если не является частью океана, конечно. Ведь количество воды в зеркальце ограничено, а часть неизбежно должна впитаться, часть – испариться, а то, что останется, морем назвать будет нельзя.
   Но, как ни странно, море осталось морем – ну, самую малость усохшим. И на берегу мы обнаружили постоянно действующую паромную переправу. Нам даже пришлось стоять в очереди!
   – Привет, Питер! – обрадовано воскликнул я, заметив знакомого паромщика, бывшего бригадира рыбаков. – Ты последовал моему совету и теперь процветаешь?
   – Не то, чтобы процветаю, – глубокомысленно протянул паромщик, – но постоянное занятие имею… А вы куда?
   – Опять дракона искать, – вздохнул я. – Увернулся, подлец. Испугался нас.
   Паромщик хмыкнул, подняв брови, но ничего не сказал.
   Обратный путь обычно протекает без приключений, но для меня главным приключением являлось само возвращение – тем же путем, каким мы приехали. Интересно было посмотреть на произошедшие изменения.
   «В чём причина? Что случилось с Викой? – думал я, глядя на плещущие о борт парома волны. – «Ты на море похожа, переменчив характер твой гордый…» Вот и у неё: попала волна… то есть вожжа, под хвост – и придумала что-то новое… Либо просто замыслила продлить удовольствие».
   Я дал себе слово ничему не удивляться. Даже если мы в конце концов вернёмся в тот же хрустальный замок, из которого выехали, и встретим дракона в качестве короля. А может, Вика в раздумье, поэтому и ёрзает бесцельно мышкой? А нам приходится расплачиваться за это многокилометровыми маршами.
   Противоположный берег моря встретил нас пристанью, портом, городом – с каменными домами, мощёными мостовыми и фонарями на чугунных столбах. Цивилизация отливалась в законченные формы.
   Мы проехали через город, сопровождаемые удивленными взглядами, но никто не проронил ни слова. Должно быть, вследствие отсутствия звуковых файлов.
   И за городом цивилизация сопровождала нас: вымощенной тёсаным камнем дорогой. Поэтому ехать пришлось по обочине, оберегая копыта коней. Я уже высказывался по поводу скачки по булыжнику: ломовым битюгам, может, всё равно, по чему телеги тащить, а рыцарский конь должен копыта беречь. Они ему в сражениях пригодятся.
   Ожидая увидеть знакомые места, я упустил момент, когда из-за горизонта пятипало высунулся пучок гор – практически из одной точки.
   – Что за чертовщина! – пришёл мой черёд так высказаться. Спутники оказались подогадливей:
   – Это наша гора! – горделиво произнёс сэр Жеральд, оглаживая усы. – То есть наши горы.
   – Пора брать проценты, – смекнул Юнис.
   Дорога привела нас из города в посёлок у подножия… горного хребта, что ли?
   А он откуда? Где горный мастер? Может, что-то объяснит?
   У здания с вывеской «Управление горных работ» мы остановились. Развитие посёлка шло невиданными темпами: под окнами конторы стояло несколько основательно пропылённых «джипов». Но существовала и коновязь, к которой мы привязали своих не менее пропылённых скакунов.
   На площади перед конторой валялось множество пустых пластиковых и стеклянных бутылок, жестяных банок из-под пива и безалкогольных напитков, обёрток от конфет и шоколадных батончиков, окурков папирос и сигарет, поломанных аудио– и видеокассет, кусков автомобильных и мотоциклетных шин.
   Я вспомнил, что в прошлый приезд характер мусора был иным: кучки подсолнечной лузги, обрывки старинных газет, окурки самокруток да голенища истоптанных сапог…
   Прогресс был налицо.
   Неведомо откуда выскочивший слуга в ливрее повесил перед мордой каждого коня торбу овса, куда они с блаженством погрузили головы.
   – Если так пойдёт дело, – озвучил я предыдущую мысль, собираясь войти в дверь, – скоро нам понадобятся мотоциклы… Как насчёт Харлей-Давидсона, сэр Жеральд?
   – Мне лошадь больше нравится, – отозвался сэр Жеральд, – запчастей не нужно и заправочных станций – тоже…
   – Чего? – изумился я.
   – Корм можно найти где угодно, – поправился сэр Жеральд.
   – А ну-ка, постой, – я стремительно обернулся и подбежал к ближайшему «джипу».
   Что-то мне эти анахронизмы перестали нравиться. Наверняка что-то случилось…
   Так и есть – муляж. Внутри «джип» оказался таким же запылённым, как и снаружи. Но это были цветочки! В нём не оказалось ни панели приборов, ни рукояток управления. Пустая коробка.
   Оставив на душе непонятное ощущение – нечто среднее между горечью и восторгом, – я вернулся к ожидающим на пороге управления друзьям.
   Мы вошли внутрь.
   – Ба, кого я вижу! – поднялся из-за стола прораб-бригадир в прежнем коричневом берете с тремя самоцветами. Но теперь на нём был коричневый костюм. Костюм, а не роба. И из хорошего материала, заметил я. – Наши компаньоны!
   Про себя я моментально отметил явную несуразность: никогда кабинет руководителя не начинается от входных дверей. Ни коридора, ни приёмной… Верно, Вика взяла блок из какой-то старой игры. Или он не руководитель, а привратник?
   – Что с нашими горами? – я решил удовлетворить жгучее любопытство, оставив разговор о дивидендах на закуску.
   – О, с ними целая история! – воскликнул прораб-бригадир, и глаза его заблестели. – Неделю назад произошло, мы ещё не отошли, как следует. Ведём, значит, горные разработки… некоторые, правда, ворчали, что гора засыпала несколько входов в старые карстовые пещеры… а там вроде стоянки древних людей обнаружили. Но этих мы успокоили, сказав, что всё откроется, когда сроем гору. Да они и сами угомонились, понимая, чем явилась для нас гора. И вдруг ночью – треск, гром, грохот! Думали, землетрясение! Обвал! Катастрофа! Я выскочил на улицу в одном белье. Подумал: может, начали под верхушку подрываться, она и обвалилась? А когда очутился на улице, то в неверном свете молодой луны, временами прячущейся за несущимися по небу облаками («Какой слог!» – восхитился я про себя) обнаружил на месте одной горы целых пять! Шестая лежала разрушенной у их подножия. Чудо!
   «Чудо, чудо, – скептически подумал я, – любому чуду можно дать логическое объяснение – неважно, верным оно будет или нет. Главное, чтобы соблюдались правила формальной логики. А результат зависит от исходных посылок и известных фактов. Человеку легче жить, когда всё объяснено, всё ясно и понятно: гром с неба – Илья-пророк ездит в колеснице, Ева – из ребра Адама… И так далее, и тому подобное. Позже система объяснений может смениться, но неизменным останется требование душевного спокойствия.
   А в данном случае… Что могло произойти? Да хотя бы вот что: карстовые пещеры. Дракон не учёл характер подстилающего грунта, бросая камушек. Вот и случилось: первая гора, навалившись громадной тяжестью на источенную карстовыми полостями внутренность земли, продавила одну из них. Свод лопнул, малый камушек упал на дно полости и вырос вновь, вызвав новое нарушение во внутренних воронках. Затем провалился в новую трещину – или упал на очередной уступ – и всё повторилось снова. Пять раз подряд. Или шесть? Что ж, им повезло: сырья хватит надолго.
   Я так и сказал:
   – Нам повезло! Теперь карьер долго не закроется: сырьём будут обеспечены и внуки!
   – Да, – самодовольно произнёс прораб-бригадир, – это факт. А поскольку вскрылись и карстовые полости, мы получили доступ практически ко всем недрам нашего края. Теперь мы богатейшие люди!
   – Часть можно получить наличными? – влез Юнис. – А то мы поиздержались в дороге…
   – Можно… – прораб-бригадир открыл сейф и вытащил оттуда три мешка с золотыми монетами. – Держите!
   – Отлично! – мы разобрали мешки.
   – Месторождения драгоценных камней пока не вскрылись? – поинтересовался я.
   – Подбираемся… – протянул прораб-бригадир, – а откуда такие сведения? Об этом пока никто не знает!
   – Мы знаем всё! – отрезал сэр Жеральд, и прораб-бригадир развёл руками:
   – Я и не собирался скрывать. Сначала хотел уточнить всё досконально.
   – Мы и не думали, что вы что-то скроете, – тактично произнёс я. – Но сейчас нам снова надо ехать.
   – Опять дракон? – дипломатично поинтересовался прораб-бригадир, незаметно, но с облегчением переводя дыхание.
   – Да. Убегает, проклятый, – аналогично вздохнул и сэр Жеральд.
   – Боится, – добавил Юнис.
   – Поймаем – привезём вам алмазный коготь, – пообещал я.
   – Лучше крыло, – попросил прораб-бригадир. – Оно станет символом нашего города! Будем по горам летать, – уточнил он.
   – Не забывайте о дельтапланеризме, – кивнул я. – Оставьте одну горку, пригодится. А коготь тоже может стать хорошим символом.
   – Мы подумаем… – вздохнул прораб-бригадир.
   – А пообедать можно? – вдруг спросил Юнис.
   – Юнис, – удивлённо произнёс сэр Жеральд, – с каких пор ты интересуешься едой?
   – С утра, – мрачно ответил Юнис, – я плохо позавтракал.
   – Пройдём в столовую, – предложил прораб-бригадир, указывая на соседнюю дверь.
   Интересно, какова столовая в средние века? Вернее, на стыке веков.
   Столовая оказалась в духе времени: факела по стенам, мощнейший стол с воткнутыми охотничьими ножами, такие же капитальные стулья. Ну а остальной антураж – геральдические щиты на стенах (упоминание о тех, кто здесь ел), скрещённые палаши и алебарды, головы кабанов, оленей и прочей мелкой живности (упоминание о тех, кого ели) – и описывать как-то неловко, настолько оно обыденно, стандартно и присутствует в каждой рыцарской столовой, то бишь трапезной.
   Меня удивило другое: на полу мозаикой была выложена карта местности… Но большая её часть скрывалась под столом и стульями, а также под удобными диванчиками вдоль стен, так что я не стал сравнивать её с имеющимися у нас. Для этого пришлось бы ползать по полу и отодвигать мебель. Я посчитал, что поскольку на стенах не усматривается лозунгов и призывов посмотреть карту, то и необходимости в ней быть не должно.
   Обслуживание оказалось на высоком уровне: никаких официантов, дабы не возникало соблазнов опробовать на них обычно недостаточную в общепитовских точках остроту кинжалов.
   В столовой царил шведский стол: вдоль стены изгибалась длинная стойка, уставленная разнообразнейшими блюдами. Чего тут только не было! И поросята на подстилке из гречневой каши, и печёные осетры в зелени, и политая густым соусом оленина (теперь я понял, почему у звериных голов на стенах такие скорбные выражения: им каждодневно приходилось взирать на пожирание себе подобных), и горы фруктов на расписных блюдах…
   – Самообслуживание? – поразился сэр Жеральд.
   – Да, – самодовольно произнёс прораб-бригадир, – за счёт фирмы. Тем более для пайщиков.
   Обед прошёл при полной тишине: щёлкали челюсти, хрустели хрящи, трещали кости, звенели ножи – звучала камерная симфония на тему «Поглощение пищи».
   После обеда Юнис долго не хотел вставать из-за стола. Не потому, что чего-то не попробовал, а потому что сильно отяжелел и не мог отдышаться.
   – Погодите, – умолял он, – переведу дух…
   – Однако ты, дружок, дорвался, – осуждающе произнёс сэр Жеральд.
   – Сам не знаю, что со мной, – пожаловался Юнис.
   – Что тебе, грузчиков вызывать? – рассердился сэр Жеральд. – Чтобы подняли?
   – Обойдёмся, – я взял Юниса под одну руку, кивнул сэру Жеральду на другую, и мы вынули товарища из-за стола и поставили на ноги.
   Прораб-бригадир с улыбкой наблюдал за нашими эволюциями.
   – Я рад, – сказал он, – что вам понравилась наша кухня. Прошу расписаться на стене для почётных гостей.
   И мы вывели свои вензеля на чистом месте стены, и прикрепили под ними значки с геральдическими гербами. После чего попрощались и вышли, поддерживая Юниса.
   – Взгляни на дракомпас, – потребовал я у сэра Жеральда, когда мы спустились с крыльца и взгромоздили Юниса на лошадь. – Обратно ехать не придётся?
   – Думаешь, дракон успел пролететь, пока мы были внутри? – удивился сэр Жеральд. – Мы бы услышали крики людей.
   – Ты прав, но всё же…
   Нет, дракомпас показывал прежнее направление – теперь в сторону леса, выращенного из гребешка.
   – Может, тебя привязать? – заботливо поинтересовался сэр Жеральд у Юниса. – Не упадёшь?
   – Удержусь, – хмуро отвечал Юнис, отдуваясь и подбирая поводья.
   – Вперёд! – воскликнул сэр Жеральд. – Курс – на лес!
   На бывший лес.
   В лесу оставалось срубить не более нескольких стволов. Но зато рядом с ним вырос деревянный город.
   – Вы, ребята, метанули, – сказал я прорабу-бригадиру в зелёном комбинезоне и с зелёной береткой на голове, полными отчаяния глазами провожающему лесовозные платформы с хлыстами, идущие по бывшей просеке. В них были впряжены здоровенные битюги. При нашем приближении прораб-бригадир вскочил с пенька и вымученно улыбнулся.
   «Хоть тут анахронизмов нет!» – обрадовался я. Но тут же заметил вдали пару тракторов, натужно тянущих груз, и молча выругался. Потом взял себя в руки и попробовал обрадоваться тому, что тракторы не муляжи, как «джипы».
   Завидев нас, глаза прораба-бригадира несколько посветлели: в них засияла надежда, но я ошарашил его вопросом:
   – А кто будет лесовосстановительными работами заниматься?
   – Как это? – не понял прораб-бригадир.
   – Очень просто! Сажать надо молодые деревца, пусть растут. Тогда и будет что пилить вашим детям и внукам.
   – Э-э, сколько ждать придётся! – скривился прораб-бригадир. – И дети и внуки успеют вырасти.
   – А не делать, вообще леса не будет! – пригрозил я. – И детей с внуками не будет. Либо голодом уморишь, если уже появились. Снова будете сидеть, положа зубы на полку. Да и полки не будет: она-ить тоже деревянная!
   Прораб-бригадир задумался. При сильном внешнем сходстве со своим «горным» коллегой, они разительно отличались по характеру и сообразительности. Этот был несколько дубоват.
   – Ладно, – сжалился я, – попробую помочь в последний раз. Но не забывайте: лесопосадки также дают рабочие места, и требуют большого количества рабочей силы. Правда, отдача не столь скорая, но…
   – А кто им платить будет, лесопосадчикам? – буркнул прораб-бригадир. – Они-то прибыли не приносят.
   – За всё платит потребитель, запомни. Чуть-чуть повысь цену на лес, отсюда и заплатишь. Я не хочу, чтобы долгосрочная концессия прервалась из-за твоих поисков сиюминутной выгоды, понял? Кстати, как насчёт нашей доли? Пила-то ещё пилит? Точить и разводить не нужно?
   – Пилит, – буркнул прораб-бригадир. – Не нужно… Пойдёмте в контору, получите долю.
   Он проводил нас к стоящей поодаль избушке, мы вошли внутрь, оставив лошадей пастись – траву выкосить не успели.
   Интерьер избушки сильно напоминал «Управление горных работ», но выполнен был не из камня, а из дерева.
   Прораб-бригадир так же неспешно подошёл к сейфу и вытащил три таких же чёрных кожаных мешка с монетами. Правда, мешки выглядели несколько отощавшими.
   Мы разобрали их и вышли.
   Прораб-бригадир выглянул проводить нас на крыльцо.
   – С нами поедешь? – предложил я ему. Тот неохотно махнул рукой:
   – Чего ехать… Посижу, подумаю, как лес разводить.
   – Это полезно, – одобрил я. Лишние глаза в данном случае ни к чему.
   Мы вскочили на коней.
   – Поехали к памятнику, – сказал я. – Попытаемся возродить былую славу леспромхоза.
   На бывшей просеке я первым делом отыскал памятную пирамидку и уложенный под ней гребешок. И поднял его.
   Едва я взял гребешок в руки, как последние несколько деревьев, оставшиеся нетронутыми, исчезли, словно и не было – как корова языком слизнула. Остались только те, что были срублены или погружены на трейлеры.
   Обиженно тенькнув, прилетела и улеглась у моих ног пила: работа закончилась.
   Я нагнулся и осмотрел её. Практически не износилась – качество металла великолепное. А зубья, похоже, самозатачивающиеся.
   Я немного постоял с гребешком в руках, оглядывая пустые окрестности… Потом осторожно бросил гребень на прежнее место.
   С резким треском выросли из-под земли деревья. Правда, были они пониже и потоньше, чем первоначально. И я подумал, что данный феномен объясняется высотой сброса гребешка: во время падения гребешок набрал некоторую кинетическую энергию, которая при ударе о землю не перешла в тепловую, как следовало ожидать, а израсходовалась на увеличение древесной массы. Это мы имели в прошлом. А сейчас я бросил гребешок с высоты своего роста, поэтому и деревья выросли поменьше.
   – Хо! – с восторгом воскликнули компаньоны: сэр Жеральд и Юнис.
   А потом замолчали, и стало слышно, как испуганно-радостно аукают заблудившиеся вдруг в знакомом лесу рубщики и пильщики.
   Я ожидал, что и мы окажемся посреди дремучего леса и что придётся пробираться к выходу, рубя новую просеку, и порадовался, что пила вернулась сама. Но просека так и осталась не заращённой: пролитый керосин и смазочные масла из тракторов сделали почву непригодной для роста.
   Пила тенькнула обрадовано, и понеслась на оставленное место работы. Скоро я услышал её тонкий визг и звук падающего дерева.
   Из леса мы выехали прежней дорогой, другие основательно заросли.
   Я задумался. Что нас ожидает в ближайшем будущем? Таблицы Excel’а? Вряд ли второй раз случится такой полезный прокол. Да нам, в общем, и не нужен дармовой склад: сейчас у нас есть деньги, можем купить всё, что угодно… Было бы, где. Замок-миска? А может, нам придется запачкать все тарелки? Всё возвращается на круги своя… Да нет же, нет! Появились новые города – Лесной и Горный. Да и Морской, я думаю, будет развиваться. Море объединяет людей.
   – У нас нет карты этой местности? – обратился я к сэру Жеральду. Тот развёл руками:
   – Увы. С тех пор, как появился дракомпас, мы перестали смотреть на карту… и снова выехали за пределы известных земель!
   – Да… – пробормотал я. – Лучше бы поползали под столами и стульями в столовой «Управления горных работ», да перерисовали тамошнюю карту. Опять оплошали!
   – Да, – подхватил и Юнис, – или хотя бы попросили прорабов-бригадиров набросать кроки местности. Если нет карты, её надо рисовать самостоятельно!
   Я подозрительно покосился на него. То ли он меня цитирует, то ли издевается.
   – Опросим местных? – предложил сэр Жеральд.
   – А что дракомпас? – вспомнил я.
   – Во! – указал рукой сэр Жеральд, заглянув в шлем.
   – Хм. Совсем непохоже на дорогу к замку-миске. Мы меняем направление?
   Сэр Жеральд пожал плечами:
   – Похоже, что так.
   – А вы не помните случайно, где Колдовской лес? – спросил я, вертя головой и обращаясь сразу к обоим.
   – По-моему, там, – сэр Жеральд указал в противоположную сторону.
   – По-моему, тоже, – согласился с ним Юнис.
   – М-да… Тогда мы, кажется, тут ещё не бывали.
   Начинались неведомые земли.


   В избушке колдуна

   Степь казалась полностью выгоревшей под солнцем. Степной пожар даёт совершенно иные результаты. Может, он завидует солнцу? Пытается превзойти? Оно ведь никогда ничего не выжигает дотла, как бы о том ни говорили, а вот пожар… Насколько же солнце величественней! Или насколько пожар мелочнее.
   Ни тушканчиков, ни сусликов на пути не встречалось. Существуй у них цивилизация, я бы сказал, что они сейчас в подземных городах пьют прохладительные напитки, отдыхают, общаются… Сиеста. Но на деле сказать можно было лишь то, что они забились в норки и носа оттуда не кажут.
   И змеи не грелись под солнцем – под таким солнцем и у змей наступает перегрев.
   И в вышине не выписывали круги стервятники: казалось, давление солнечных лучей мешает им парить над землей, сбивает вниз и загоняет под землю.
   Степь была совершенно застывшей – это в жару-то! – и мёртвой.
   Но что это? На горизонте зародилось какое-то движение. Что-то большое и красное стремительно катилось к нам… нет, в стороне – и мимо. Какой-то огромный колобок, за которым тянулся тонкий шлейф пыли. По такой жаркой погоде и пыли было лень подниматься в воздух. Поэтому взлетали лишь самые молодые и непоседливые пылинки.
   – Колобок-колобок, я тебя съем… – машинально пробормотал я, хотя вряд ли сумел бы протолкнуть в горло чёрствый кусок.
   Колобок услышал, слух у него был под стать размерам.
   – Я не колобок, я SUPAPLEX, – прохрипел он басом, бешено ворочая глазами, и пролетел мимо, не останавливаясь. Испугался, как бы его и в самом деле не съели, ошалев от жары.
   За ним гналось, или просто следовало в ту же сторону, белое меховое существо с красными глазками: один мех и глаза, больше ничего. Нет, были ещё ручки и ножки, но тоже меховые. Оно беспрестанно подпрыгивало на каждом шагу.
   – А ты кто? – грозным голосом спросил я. Раз уж мы здесь, словно три богатыря в дозоре, надо выполнять пограничную функцию.
   – Я – PUTUP! – гордо заявил он, хотя никаких признаков рта я у него не заметил.
   – Может, начнём задерживать? – предложил Юнис.
   – И что с ними делать? – осведомился я. – В кутузку сажать? В холодную, как раньше говорили? Так они рады будут, при такой-то жаре.
   Пыление между тем продолжалось, а мы ехали навстречу.
   Маленький мышонок, решая свои маленькие проблемки, спасался от маленького удавчика, то и дело подсовывая тому под нос невесть откуда взявшиеся в степи камни. И сам удавчик поминутно отвлекался от погони, чтобы схватить валяющиеся в траве то тут, то там золотые монеты, своеобразно иллюстрируя пословицу о погоне за двумя зайцами. Из-за постоянных отвлечений их движения напоминали путь по лабиринту, хотя самого лабиринта я не заметил.
   – А ты кто? – продолжил я роль сурового стража.
   – Master Mouse, – пропыхтел мышонок, потея на глазах от страха и шарахаясь в сторону: количество врагов увеличивалось.
   – Мы не враги тебе, мышь, – тихо сказал я.
   Пронёсся, отстреливаясь во все стороны от невидимых врагов, какой-то мутный мужчина, по-моему, ещё EGA-шный. Кстати, очень знакомый мне – его почему-то очень любил гонять младший брат Вики, игнорируя более красочные игрушки, когда, случалось, приходил к ней, и компьютер не был занят. Ковбоя я спрашивать не стал: звукового файла у него быть не могло.
   Последним пропылил, жонглируя чёрными и белыми шариками, ARCANOID, и всё затихло.
   – Что это было? – испуганно спросил Юнис.
   – Должно быть, Вика чистит винчестер, – спокойно сказал я, но внутри меня что-то дрогнуло. С чего вдруг она расставалась с любимыми игрушками?
   Смеркалось.
   – Пора подумать и о ночлеге, – сказал сэр Жеральд.
   На небе загорались первые звёзды. Одна звёздочка зажглась совсем низко и выглядела намного больше и желтее остальных. Окошко!
   – Избушка лесника… – машинально пробормотал я.
   – При чём тут лесник? – возмутился Юнис. Он почти клевал носом и отреагировал несколько более раздражённо, чем обычно. – Кругом же степь!
   – Ну, тогда степняка… – поправился я.
   – Степняка! – усмехнулся сэр Жеральд. – Степняки – это кочевники.
   – Только не надо лекций из истории половецкого ханства! – поморщился я. Мне, как представителю точных наук, все исторические изыски казались не более чем плодом чьей-то фантазии. Было такое-то царство, не было такого-то царства… Доказать невозможно. То ли дело: дважды два – четыре! Попробуйте исказить этот научный факт! Ничего не выйдет. Поэтому история как наука для меня не существует. Слишком сильно влияние субъективного фактора: каждый «великий деятель» считает, что до него ничего хорошего в мире не происходило, и потому стремится переписать историю, едва придя к власти.
   Мы направились к горящему вдалеке окошку. Хуторок в степи? Сейчас увидим…
   Неправы оказались мы оба, как часто бывает в подобных случаях. Мы наткнулись, разумеется, не на избушку лесника – по причине отсутствия леса, – ни, тем более, не на избушку степняка – по причине отсутствия у оного избушки, – а на избушку колдунка, то бишь колдуна.
   Избушка, впрочем, оказалась вполне комфортабельной, и с запасом вместила нас троих – кони остались снаружи, хотя свободно влезли бы и они. Чем-то мне убранство избушки напомнило избушку колдуньи Акив… Наверное, у всех колдунов есть что-то общее во вкусах.
   – А лошадей волки не съедят? – заопасался Юнис, пугливо оглядываясь на тёмные окна.
   – Волков в округе не водится, – успокоил его колдун, – оборотни разве. Но они мясного не едят, заговорённые.
   – А чего ты здесь, а не в Колдовском лесу обитаешь? – поинтересовался я.
   – Был я там, – махнул рукой колдун. – Теперь каюсь.
   – Ты – каешься? Перед кем?
   – Ты думаешь, мне незачем каяться? – усмехнулся колдун. – Ошибаешься. У всех всегда найдётся, в чём каяться.
   – А я-то думал, ты свободен.
   – Никто не свободен в этом мире, – печально сказал колдун.
   – И даже ты? – ахнул Юнис, сон которого прошёл, сменившись любопытством.
   – А что я? – мрачно усмехнулся колдун. – И я такое же порождение слепых сил, управляющих нашим миром.
   «Слепых сил, слепых сил… – лихорадочно думал я, – ну, конечно, если под слепыми силами понимать силу питающего компьютер электрического тока, колеблющегося пятьдесят раз в секунду, или его напряжение, которое зависит только от параметров генератора на электростанции. А параметры определяются количеством воды в реке, то есть её расходом, перепадом высот верхнего и нижнего бьефа плотины… Если «слепые силы» понимать таким образом, тогда ладно. Но информация? Программа? Не может же Вика действовать в виде слепой силы? А если она ошибается? Видит ли она то, что хочет сделать? Выступает ли хотя бы в роли плохого архитектора, по Марксу, а не хорошей пчелы? А хороший архитектор? Видит ли он дальше, и кто – или что? – даёт ему силу взгляда, позволяющего различить мельчайшие детали, мельчайшие последствия своего творения? Результаты развития, саморазвития, все случайные факторы… Или все мы идём вслепую по гигантскому лабиринту, неизвестно, кем, когда и для чего созданному?
   Или все лабиринты пути являются отражением лабиринтов сознания? Которому не хватило ясности, силы знаний, света, чтобы озарить дорогу перед собой? Не хватило знаний о дорогах, о препятствиях, способах преодоления – каждый зациклился на чём-то одном: на накоплении денег, на поглощении пищи, на карьерном росте… И получилось, что каждый видит один кусочек мозаики, потому что его глаза не способны воспринимать другие лучи спектра…»
   Когда я вернулся в избушку из мысленного путешествия, Юнис продолжал пытать колдуна – прошло, оказывается, совсем немного времени:
   – Что же ты сделал, что тебя сюда сослали?
   – Ты лучше спроси, чего я не делал! – выпалил колдун. – Одни колдовские мины чего стоят. Моё излобретение, – признался он.
   – Излобретение? – удивился Юнис.
   – Ну да, что такого? Изобретение зла всегда будет излобретением.
   – Колдовские мины? – включился я, услышав знакомый термин. – Так это ты заколдовал доброго медведя!
   – Откуда я знаю, кого заколдовал? – искренне удивился колдун. – Кто наступит, тот и заколдуется.
   – А почему в медведя? – поинтересовался я.
   – Гуманизм замучил, – вздохнул колдун. – Запрограммировал мины так, чтобы заколдованный имел шанс выжить в окружающем мире.
   – А расколдовать можешь?
   – Могу…
   – Прямо отсюда?
   – Да. Мины дистанционного действия. С возможностью разминирования.
   Он откинул занавеску со стенной ниши, выдвинул клавиатуру компьютера и щёлкнул выключателем системного блока. Засветился экран монитора.
   Колдун уселся за терминал, пробежал пальцами по пульту, задумался на мгновение, шевеля губами – вспоминал пароль, – набрал кодовое слово и шлёпнул по клавише Enter.
   – Всё! Ваш медведь больше не медведь.
   – А кто? – решил уточнить я. От колдунов можно ожидать всяких подвохов.
   – Добрый молодец, кто же ещё? – искренне удивился колдун.
   – А остальные заколдованные? – не отставал я.
   – Так они же не просили!
   – Ну и что?
   – А может, им заколдованными лучше! – продолжал упираться колдун.
   – Не морочь голову! Расколдовывай! Дезактивируй все мины!
   Поступая так, я вспомнил, что рыцари всегда боролись с колдунами. Даже книжка специальная есть, вроде учебника… «Мечи против колдовства», или что-то подобное. Надо поддержать традицию. Рыцари мы или нет?
   Впрочем, колдун не сильно сопротивлялся – то ли потому, что каялся, то ли потому, что его лично не касалось. Захотел – заколдовал, попросили – расколдовал.
   Несмотря на это, ужинать мы не стали, а сразу легли спать. И сразу переночевали, то есть выключились и включились. И всё же мне показалось, что эта ночь длилась намного дольше, чем другие. Вот ведь интересное явление: как будто и то, и другое – ничто, и в тоже время кажется, что одно ничто больше другого.
   Утром колдун не стал предлагать ни жареных мышей, ни копчёных пиявок. Так что если вчера мы не захотели ужинать, опасаясь наесться каких-либо экзотических продуктов, то наши опасения оказались напрасными: пища на столе появилась самая простая – хлеб, масло, сыр, чай. Но выглядел колдун несколько более смущённым и озабоченным, чем вчера.
   – Да-с, – сказал он. – Что собираетесь делать дальше?
   – Искать дракона! – провозгласил сэр Жеральд, похлопывая по дракомпасу. – Других занятий у нас нет. До полной и окончательной победы.
   – Понимаете… Просто так туда не проедешь.
   – Куда туда?
   – Дело вот в чём, – колдун указал на дисплей, на котором высвечивалась карта, и я вспомнил, что, когда мы ложились, он продолжал сидеть за компьютером. – Я просчитывал ваш путь и вспомнил, что в этом месте, – он постучал ногтем по экрану, – находятся две скалы…
   – Сцилла и Харибда? – перебил Юнис, стремясь показать, что и он что-то читал.
   – Нет, – поморщился колдун, – самые обыкновенные скалы-счётчики. Но это ещё хуже. Они никогда не пропускают мимо себя больше трёх живых существ за раз. А потом отключаются, отдыхают, набирают энергию.
   – И долго набирают? – уточнил я.
   – В зависимости от массы объекта. От нескольких минут до нескольких часов.
   – Это что, целые сутки ждать придётся, чтобы всем пройти? – нахмурился сэр Жеральд.
   – И это не всё, – продолжал колдун, – ночью скалы перемещаются в другое место, и их придётся искать…
   – Как это? – не понял сэр Жеральд. Да и я, признаться, тоже.
   – Нет, я неправильно выразился, – колдун нагнулся к экрану, разбирая высвеченные в углу руны. – Сейчас… Налево пойдете – сами живы будете, а кони ваши подохнут, направо пойдёте – кони живы будут, а вы сами подох… гм… помрёте. Прямо пойдёте… ну, тут сплошная нецензурщина… А, нет, нет – это из чужого сообщения, ваше вот оно: в следующий раз едущие оказываются на другой дороге. Из скал-счётчиков выходит двенадцать дорог, и по каждой они пропускают всего троих путников. Так что если путешествующих больше трёх, остальным придётся ожидать целых двенадцать суток, чтобы встретиться вновь.
   – А другой дороги нет? – уныло поинтересовался Юнис.
   – Другой нет, – отрезал колдун.
   – Какой-то шаговый искатель получается! – возмутился я.
   – Скажите спасибо, что не генератор случайных чисел, – вздохнул колдун, – а то вообще никакой закономерности отыскать было бы нельзя.
   Мы помолчали, обмысливая информацию. Потом во мне мелькнула какая-то догадка:
   – Посмотри-ка ещё раз на руны. Ты ничего не перепутал?
   – Ничего я не перепутал, – с досадой сказал колдун. – Тут чётко обозначено: только по три путника в одном направлении. Следующая тройка отправляется в другом, третья – в третьем… ну, и так далее.
   – Всадник и конь – одно целое! – возразил сэр Жеральд.
   Колдун покачал головой:
   – Это аллегория. Скалы этого не понимают. Они тверды, как кремень… они и есть кремень… кремний. В результате самопроизвольных процессов возгонки, сублимации и конденсации, продолжавшихся тысячи лет, и образовавших ряд циклов, – он словно читал лекцию, содранную с какого-то сайта, даже тон переменился, – возникли скалы-счётчики. Они представляют собой спонтанный гигантский процессор, построенный Природой по новейшим принципам плёночных технологий… Данный процессор выполняет свою функцию много лет.
   – Понятно, – пробормотал я, – всё логично, всё обоснованно.
   – Да, ещё вот что, – словно вспомнил колдун, – считаются только те существа, что имеют связь с почвой, иными словами, идут своими ногами, не паразитируя на ином существе. Или сами летят. Всё остальное безжалостно срезается и отбрасывается. Так что вам неминуемо придётся спешиться, если хотите пройти сквозь скалы. Иначе вас забросит неведомо куда… если вообще останетесь в живых.
   – Ситуация, – пробормотал я. – А обойти их нельзя?
   – Нельзя, – сурово сказал колдун, – повсюду непроходимые пропасти, бурные реки, высокие горы…
   – И они никогда не ошибаются? – подал голос Юнис.
   – Никогда, – отвечал колдун.
   – А зачем такой строгий учёт? – не отставал Юнис.
   – Чтобы не было перегруза по путникам, – пробормотал я. Колдун пожал плечами, а сэр Жеральд принялся высчитывать:
   – Трое нас да трое коней… Скажем, я с двумя конями сначала, а вы с одним – потом…
   – А где набрать ещё десять троек странствующих? – возразил Юнис.
   – В ваших местах напряжённый странникопоток? – спросил я колдуна.
   – Какое! – махнул он рукой. – Иной раз едва пять человек за месяц набирается…
   – Так выходит, нам целый квартал ждать придётся? – возмутился я.
   Колдун развёл руками.
   – Есть один выход… – неуверенно предложил он. – Правда, не знаю, согласитесь ли вы?
   – Какой? – спросил я.
   – Вам надлежит объединиться со своими конями.
   Мы высказались одновременно:
   – Как это? – я.
   – Не понял! – сэр Жеральд.
   – То есть? – Юнис.
   – Ну-у-у… стать кентаврами, – пояснил колдун. – Ненадолго.
   – А обратно? – грозно спросил сэр Жеральд.
   – М-м-м… Обратный процесс невозможен. Но… – он поднял руку, видя наши возмущённые физиономии, – вы вернётесь в прежнее состояние, но ваши кони…
   – Что с ними случится? – возмущению сэра Жеральда не было предела.
   – Они… пойдут на ваше питание. Грубо говоря, вы их съедите.
   – А другого выхода нет? – Юнис, как обычно, был неоригинален.
   Колдун пожал плечами:
   – Мне он неизвестен.
   И продолжил, глядя на наши помрачневшие лица:
   – Вы не переживайте: коней кормить всё равно нечем будет – дальше пойдет сухая, безводная степь, на много дней пути. Не знаю, как вы сюда доскакали! Они погибнут, так или иначе. Вы-то сможете перебиться консервами да сусликами, а травоядным придётся плохо. Неужели лучше их прирезать, когда не смогут идти? А так вы некоторое время сможете совсем не есть, питаясь запасами их тел.
   – Это людоедство, – проворчал сэр Жеральд. – Съесть друга…
   – Почему же? Конина как конина… – возразил колдун. – Ах, да! Я понимаю: вы к ним так привыкли, что ощущаете частью себя.
   – Вот именно! – продолжил рычание сэр Жеральд.
   – А потом… после трансформации… вы сможете реально ощутить их частью себя. Разве не самое замечательное для всадника – слиться с конём? Вы ведь говорили, – он повернулся к сэру Жеральду, – что всадник и конь – одно целое? Вы сделаете это буквально!
   Мы помолчали. Потом сэр Жеральд поднялся:
   – Мы согласны, – выразил он общее мнение.
   В молчании мы покинули избушку колдуна, подошли к коням – каждый к своему. Те тихо заржали, узнавая нас.
   Колдун вынес три чашки с зельем и дал выпить нам. Затем намешал три ведра пойла, и дал выпить коням. Те пили жадно, будто в последний раз. У меня защипало в носу…
   Колдун торопливо обрызгивал всех каким-то составом.
   – Последний поцелуй! – провозгласил он.
   – Прощай, верный друг! – проговорил сэр Жеральд и поцеловал своего коня в морду.


   Кентавры

   Разноцветный вихрь исказил фигуры сэра Жеральда и его коня, сливающиеся огромными песочными часами, и через мгновение перед нами стоял великолепный статный кентавр, подкручивая усики:
   – Вы знаете, совсем неплохо! – загрохотал он. – Присоединяйтесь, друзья!
   Я прикоснулся губами к теплой бархатистой морде Малыша, вихрь красок ударил мне в лицо… И я взглянул на мир совершенно иным взглядом, отстоящим от прежнего на метр высоты.
   Ощущения были необычайные.
   Во-первых, четыре ноги – совсем не то, что две. Это я говорю, как математик. При двух ногах нельзя ни на секунду забывать, что ты стоишь, а не сидишь, иначе можешь и шлепнуться. При четырёх же можно расслабиться, как следует, и повиснуть на собственных ногах, как на гамаке. Даже спать можно – потому лошади и спят стоя. И не упадёшь!
   Во-вторых, сила. Она увеличивается многократно. Недаром говорят – лошадиная сила. Сила удара задней ногой может достигать пяти тонн, а это – дополнительное оружие. Эх, если бы дракон встретился нам сейчас! Теперь бы не пришлось отвлекать левую руку на манипуляцию с уздечкой, чтобы направить коня в нужную сторону. Даже если лошадь умная и хорошо понимает шенкеля, всё равно внимание всадника раздваивается.
   Но и это не все преимущества: нет опасения, что конь испугается и шарахнется в сторону в неподходящий момент. Действительно, полное единение всадника с конём! Если бы можно, я бы перед каждым боем обращался в кентавра!
   – Ну как, всё нормально? – озабоченно спросил колдун. – Нигде не жмёт, не трёт, не беспокоит? – он интересовался, как заправский портной.
   – Не-е-е-т! – проржали мы хором.
   – Возьмите на дорожку, – колдун вынес три корзины фруктов и овощей, которые споро уложил в перемётные сумы. А напоследок – три остро пахнущих пакета. Их он разместил сверху.
   – Это что? – потянул ноздрями сэр Жеральд.
   – Колбаска, домашняя, – улыбнулся колдун. – Сам делал, на лекарственных травах. Лучше не бывает. Обязательно съешьте, не откладывайте надолго. Она хоть и свежая, да со временем испортиться может. Остальное – фрукты, овощи. Эти полежат.
   – Большое спасибо! – поклонился за всех сэр Жеральд, прижав руку к груди.
   Поклон кентавра – это нечто значительное. При случае рекомендую не пропустить и посмотреть.
   – А теперь – счастливого пути! – проговорил колдун и, мне показалось, украдкой смахнул слезу.
   – Прощайте! – проржали мы, но сэр Жеральд и здесь не удержался и ввернул:
   – Но если что не так – мы вернёмся!
   Колдун грустно улыбнулся и махнул рукой в ответ.
   – Возвращайтесь! Я буду только рад!
   – Как самочувствие? – проржал… то бишь, воскликнул сэр Жеральд.
   – Прекрасно! – откликнулись мы с Юнисом.
   – Тогда поскакали!
   И мы поскакали. Теперь скакали действительно мы, а не кони, как раньше, когда мы лишь присутствовали при процессе скачки. Скакать самому куда информативней, чем вслушиваться в дыхание и сопение Малыша, чтобы сообразить: что ему нужно, а чем он недоволен, и успеть среагировать.
   Скакать в облике кентавра намного приятнее, чем бежать в людской ипостаси. Потому что человеческий бег – это упорядоченное падение, когда человек успевает вовремя подставить под себя нужную ногу, а скачка – это праздник движения, это полёт. То в воздухе находится одна нога, то две, то три, а то и все четыре! Какое многократное увеличение возможностей происходит из-за простого удвоения числа конечностей! Можно бежать рысью, можно – галопом, можно – иноходью (это когда сначала идут вперёд обе ноги слева, а затем справа: поясняю для тех, кто никогда не чувствовал себя лошадью). А можно придумать какой-нибудь иной аллюр, и назвать своим именем.
   И лишь одного аспекта я не могу не коснуться: нам крайне повезло, что у всех нас были жеребцы. Я не представляю, как бы изменилось наше поведение, а то и внешний вид, если бы у кого-то оказалась кобыла. Хотя сам вопрос теоретически любопытен… Но сейчас перед нами эта проблема, к счастью, не вставала, и мы могли полностью отдаться наслаждению скачки.
   Копыта взбивали пыль – наши копыта. И уже нельзя спрятаться от ветра за шеей коня – ветер бьёт прямо в грудь, развевая, за неимением гривы, ленточки камзола…
   Кстати, куда подевались панталоны? Ни на передних, ни на задних ногах их не осталось. Уж не оставил ли их себе колдун в качестве платы за трансформацию? А может, они вернутся после обратного превращения? Или потеряны безвозвратно? Обидно, если так.
   Но в перемётных сумах – наших перемётных сумах, теперь действительно наших, тяжесть которых мы ощущаем собственным хребтом – насколько помнится, лежит полный комплект одежды. Мы захватили его на случай промокания в дождях, горных реках и прочих водных источниках, когда нет возможности развести костёр и просушиться. Так что повода для беспокойства не имелось: если не вернутся старые штаны, наденем новые.
   А всё же интересно: куда они делись? И сапоги… Ладно сами сапоги, их можно съесть с голодухи – кожаные ведь. Поэтому они могли перейти в конские ноги. И мы их съедим. Или же они вошли составной частью в копыта? Материал-то почти тот же. А шпоры? Остались бы на ногах – то-то звенели бы! И пригодились бы при случае – скажем, залезть на дерево, или столб…
   Стоп-стоп-стоп! А что это у меня на задних копытах, подковы, что ли? А-а, так вот куда шпоры пошли! На передних – стандартные лошадиные… или лошажьи? Кованы-то лошади были по-летнему, на одни передние ноги. Значит, на задних появились новые подковы – шпорные, то бишь из шпор. Закон сохранения материи: ничто не возникает и не исчезает бесследно, но всё пропорционально переходит друг в друга… Ломоносов сказал.
   Единственное, что мне не нравится в теперешнем положении – блоха. Спряталась, гадина, где-то у репицы – основания хвоста – и время от времени покусывает. То ли скачка ей не нравится, то ли компания. Никогда не думал, что лошадей, как собак, блохи донимают. Век живи – век учись. Когда чистил Малыша – ни одной не видел. У колдуна он набрался, что ли? А если бы собаки у нас были, пришлось бы и с ними сливаться? Сколько бы мы тогда блох нахватали? Собак, по-моему, в походных условиях чистить бесполезно: блохи их атакуют, словно люди транспорт в часы пик. Не любят блохи пешком ходить. И зачем им тогда прыгучесть?


   Скалы-счётчики

   Скакали мы, как принято выражаться, три дня и три ночи. Трижды встречали восход и трижды видели закат. И за всё время ни разу не останавливались на привал. Вытаскивали на ходу из перемётных сумок овощи да фрукты, которые положил колдун, да пили воду из фляжек. Колбасы что-то не хотелось, да и не попадалась она почему-то. Видимо, скатилась вниз. И спать не хотелось, энергия в нас так и кипела.
   А утром четвёртого дня показались скалы-счётчики.
   Действительно, мудрено мимо них проехать. И не в том дело, что дорога строго между ними проходит, а там такой неприятный серый туман клубится, что при взгляде на него прямо мороз по коже подирает. Было бы куда в сторону свернуть да объехать – объехали бы, пусть сто километров ехать бы пришлось, не в том дело.
   А дело в том, что по обе стороны от скал-счётчиков стоит ровная гладкая стена, и продолжается до горизонта. И вверх вздымается на неведомую высоту – в облаках теряется. И не видно в ней ни разрывов, ни проломов, ни лестниц, ни туннелей.
   Но и следов на дороге не видно, а это означает, что никто сегодня к стене не подъезжал и не подходил. И нас как раз трое, так что беспокоиться не о чем: сейчас спокойно пройдём между скалами, а там разберёмся, куда они нас переместили.
   Сэр Жеральд сбавил ход, потом вовсе остановился и почесал правым копытом бок. Затем спохватился и дотянулся до зудящего места рукой. Должно быть, и его донимали блохи. Проснулись и решили позавтракать.
   И моя забеспокоилась, затанцевала вокруг хвоста, выбирая местечко помягче да поаппетитней.
   Подрал я то место рыцарской перчаткой – угомонилась блоха, испугавшись возможных травм.
   – Туда? – кивнул сэр Жеральд на скалы, между которыми клубился серый туман. Неужели трудно было поставить другую цифру background’ a! Этот жуткий цвет…
   – Больше некуда, – кивнул и я, на всякий случай покрутив головой по сторонам: вдруг поблизости имеется дублирующий комплект? Такую сложную систему нельзя оставлять без подстраховки. Но ничего не заметил.
   – Поехали! – воскликнул Юнис и первым въехал в серый туман между скалами.
   – Постойте! – услышали мы сзади чей-то голос и, обернувшись, увидели догоняющего нас чёрного всадника на чёрной лошади. Сзади развевались длинные полы плаща, или крылья – но я не понял: всадника или коня.
   – Вперёд! – закричал сэр Жеральд, одним прыжком оказываясь перед проходом. – Юнис уже там! Мы должны быть вместе!
   Просто поразительно, как лошадиная сущность повлияла на умственные способности сэра Жеральда: в нормальном состоянии он бы не оставил никого из нас – ни меня, ни Юниса – наедине с неизвестным врагом, а тут…
   Я задержался лишь на мгновение: посмотреть, не колдун ли нас догоняет? Может, что-нибудь вспомнил и решил предупредить?
   Если это и был колдун, то не наш, а совсем незнакомый. И даже наверняка колдун: он с силой швырнул что-то, со свистом пронёсшееся мимо меня и вонзившееся в туман между скалами вслед за сэром Жеральдом. А может, и задевшее его.
   После чего незнакомец моментально развернул лошадь и поскакал обратно едва ли не быстрее, чем догонял нас.
   Секунду я боролся с самим собой, находясь на распутье: то ли впрыгивать между скалами, надеясь, что незнакомец бросил туда неодушевленный предмет, а не живого мышонка или лягушку, то ли поскакать за незнакомцем и выяснить, кто он такой и что бросил, то ли сначала выстрелить ему в спину из арбалета, а потом разбираться.
   Я выбрал сочетание двух последних: выхватил арбалет и поскакал вслед за незнакомым колдуном, крича:
   – Стой, стрелять буду!
   Но всадник только сильнее пригнулся в седле и пришпорил коня.
   Откуда он взялся? Впрочем, о чём я? В этом мире возможны всего два варианта: либо «бог из машины», либо «дьявол из машины». Стрела у меня, правда, не серебряная, но попробуем…
   Тенькнула тетива, стрела сошла с направляющих и вонзилась незнакомцу в правое плечо. Он вскрикнул от боли и принялся медленно таять в воздухе, продолжая скакать полным ходом.
   Ещё мгновение – и я ворвался в его бледную размытую тень и разметал её по воздуху. Гнаться стало не за кем.
   Покружив немного на месте и малость порыскав, словно пытаясь отыскать следы растаявшего незнакомца, но так ничего не обнаружив, я вернулся к скалам-счётчикам.
   Почему-то мне показалось, что цвет клубящегося между ними тумана стал ближе к сиреневому…


   В одиночестве

   Я удержался, я не пошёл сквозь туман.
   Куда занесёт меня сдвинувшийся на одну двенадцатую позиции переход? Будут ли на той стороне стоять те же скалы, или местность окажется невообразимой?
   Передо мной открывались гигантские перспективы. Если я хотел начать новую жизнь, то начинать её следовало именно сейчас: в новом теле, на новом месте, да ещё с таким широким распутьем – не три дороги распахивалось передо мной, а целых двенадцать! У кого и когда были такие возможности? И если бы я чувствовал себя абсолютно свободным, я бы так и поступил.
   Но, увы, я был связан по рукам и ногам. Можно сказать, я находился в плену. И не только в компьютерном, который мог в любой момент вернуть меня на прежнее место, куда бы я ни двинулся.
   Поэтому я и не собирался никуда двигаться, во всяком случае, пока. Поскольку большей частью своего существа находился в плену собственных обязательств. Причём более морального толка, чем физического: обязательств по спасению принцессы, обязательств перед циклопом – я ведь пообещал привезти ему какую-нибудь развлекалку – и, главное, обязательств перед друзьями! Если бы я не замешкался перед скалами и успел проскочить вслед за сэром Жеральдом…
   Я представил, как по ту сторону барьера у скал-счётчиков мечутся сэр Жеральд и Юнис, топоча копытами и точно так же не зная, что предпринять: бросаться обратно? Искать обходные пути? Спрашивать окрестных жителей, надеясь отыскать иную дорогу ко мне? Или просто стоят и ждут, когда я появлюсь? В тяжёлом молчании…
   Конечно, мне чрезвычайно хотелось попутешествовать! Проехать по всем двенадцати лежащим передо мной виртуальным дорогам, познакомиться с достопримечательностями тех мест, с людьми, их населяющими, рассмотреть всё в мельчайших подробностях…
   Но ничего подобного я сделать не мог. Всего по одной-единственной, но самой главной причине: меня ждали.
   Я бродил в окрестностях скал-счётчиков, пытаясь отыскать выход из создавшегося положения. Думать мешала блоха: она принималась кусать именно в тот момент, когда, казалось, я начинал нащупывать верный путь.
   И она же, в конце концов, подсказала выход из ситуации: если незнакомец швырнул в туман нечто одушевлённое, которое скалы-счётчики приняли за третьего путника – почему цвет тумана и поменялся, – то мне надо сделать то же самое. А все разговоры колдуна о странствующих и путешествующих… В рунах ведь ничего не говорилось о размере путешественников! Чем мигрирующая мышь не путник? В конце концов, колдун мог и ошибиться в прочтении!
   Я решил, что тушканчики подойдут в самый раз. Зачем рисковать, гадать, куда забросит меня поворачивающийся неизвестно в какую сторону переход, когда я могу преспокойненько поймать тридцать три тушканчика – или тридцать четыре, для верности – и повторить полный цикл?
   Я так и сделал. Оказалось, тушканчики прекрасно идут на кусок хлеба – их вытягивало из норы будто магнитом, и я молниеносно хватал их свободной рукой. А тех, кого не успевал схватить, и они в панике убегали в степь, догонял и ловил на полном скаку, тем самым доказывая преимущества ловчей охоты перед скрадной, засадной.
   Тушканчиков я складывал в удачно обнаруженные в перемётных сумах пустые мешки из-под провизии. Я не стал отвлекаться, ловя и швыряя зверьков поодиночке, а потом отправляясь на поиски следующего: была опасность сбиться со счёта.
   Наловив нужное количество, я удобно устроился у прохода между скалами, как перед камином, и принялся наслаждаться эстетическими переливами туманного света, по-прежнему клубящегося между камнями-счётчиками.
   Цвет менялся каждые три тушканчика, периодически вбрасываемых мной в междукаменную мглу, из чего я сделал вывод, что избранная тактика приносит должные плоды. Конечно, если поэкспериментировать подольше, причём иметь возможность видеть те места, куда попадают тушканчики, я бы попробовал вывести корреляцию между цветом тумана и характером местности. А так просто стоял и любовался, словно беззвучной цветомузыкой: сиреневый, ультрамариновый, васильковый, изумрудный, салатный, лимонный, шафрановый, абрикосовый, апельсиновый, малиновый, вишнёвый…
   И когда мгла между камнями вновь приобрела столь ненавидимый мною раньше и столь горячо приветствуемый ныне серый цвет, я смело шагнул в пространство между скалами-счётчиками…
   Ох, и пришлось же им посчитать сегодня! Тридцать три тушканчика (тридцать четвёртого я выпустил, и он радостно запылил по степи), три кентавра и одно неизвестное живое существо непонятного назначения, брошенное неведомым, но явно враждебным колдуном. Тут немудрено и со счёта сбиться!
   Именно об этом я и подумал, очутившись на противоположной стороне прохода, на солнечной зелёной полянке, разительно контрастирующей с выгоревшей пыльной степью, покинутой мною с невероятным трудом и за неизмеримо высокую цену – тридцать три тушканчика!
   «Скалы-счётчики сбились со счёта! – мелькнуло у меня в голове, – запутались в тушканчиках! Или я запутался в них? Эх, надо было швырнуть и тридцать четвёртого!»
   Подумать иначе я не мог, потому что ни сэра Жеральда, ни Юниса нигде не было.
   А может, зверьков оказалось больше, я просчитался при ловле? Кинул пару лишних – и, пожалуйста, всё сместилось. У меня в глазах, должно быть, посерело, я и принял за серый какой-то другой цвет. Либо прав был колдун, когда говорил, что скалы могут пропустить не более трёх путников в день. Но ведь пропускали же! И меняли цвет… Может, потому, что тушканчики маленькие?
   Эх, зря не уточнил у колдуна размеры пропускаемых путников! Вдруг скалы перенапряглись, надорвались? Испортились, в конце концов! Откуда колдун узнал о двенадцати направлениях? И почему по три в день? Он ведь раз ошибся…
   Могло статься, что я очутился где-нибудь за сотни километров от друзей. Проскакать-то это расстояние можно, но сначала нужно узнать, куда скакать?
   Озираясь и оглядываясь, я заметил на зелёной полянке следы пребывания двух лошадей: трава притоптана, примята, а в самом центре сильно выщипана. В одном месте чётко выделялся след большого копыта, глубоко вдавившего несколько сорванных травинок в мягкую землю. Большое копыто слегка перекрывалось меньшим.
   Покружив ещё немного, я заметил длинную зелёную стрелу, аккуратно выложенную из пучков травы и направленную в ту же сторону, куда смотрело копыто.
   «Сэр Жеральд и Юнис! – обрадовался я. – Это могли сделать только они!»
   Прождав долгое время (пока я занимался ловлей тушканчиков), и не имея возможности вернутся назад (скалы-счётчики пропускали только в одну сторону; более того: здесь их не было), друзья решили двигаться дальше, следуя дракомпасу. А для меня выложили стрелу.
   Оценивая количество сорванной травы и объём травяной стрелы, я заметил, что тут имеется явный дисбаланс: кто-то – сэр Жеральд или Юнис, а может, и оба – не слабо прикладывался к срываемым пучкам! И это немудрено: трава выглядела невероятно привлекательной, была чрезвычайно зелёной и сочной!.. Но всё-таки стрелу выложили, всю не съели!
   Сердце моё переполнилось тёплыми чувствами, и я поскакал, временами чуть не взбрыкивая.
   Но, как ни стремился к встрече с друзьями, а не забывал поглядывать по сторонам, при этом с особым вожделением глядел на волнующуюся повсюду зелёную травку. Ох и вкусна, наверное!
   Я потянулся к сочным зарослям и сорвал пучок – рукой, правда, не губами, хотя очень хотелось или сильно наклониться, или упасть на колени. Но, не успев отправить в рот, опомнился: я же просто хочу есть! Мы столько времени скакали по голой степи, наслаждаясь новыми телами, а потом я гонялся за тушканчиками – и всё время ничего не ел!
   Требовалось восполнить затраты энергии.
   Я на скаку обтёр руки сорванным пучком свежей росистой травы – капли слюны смешались со срывающимися с травинок каплями росы… и отшвырнул в сторону. Не хватало окончательно превратиться в лошадь! Да, в такой пропорции – сто килограммов рыцаря и четыреста килограммов коня – превращаться нельзя: конь перебарывал. Требовалась подмога со стороны.
   Я опустил руку в перемётную суму – там обязательно должна остаться еда! – и мне в ладонь попало кольцо домашней колбасы, вовсю пахнущей чесноком, и краюха хлеба. Их положил колдун на прощание! Я, помнится, подумал: чего он такой щедрый да заботливый? Укладывал и приговаривал: «Не забудьте, обязательно пригодится. Есть захотите – съешьте обязательно, получше любого лекарства…»
   Не зря положил. Есть хотелось зверски, по-лошадиному.
   Однако желудок мой чуть не выпрыгнул наружу после первого куска: колбаса оказалась конской! Обычно я ничего не имею против конины, но сейчас получалось почти людоедство… то есть конеедство… кентавроедство.
   Запутавшись в определениях и заговорив таким образом зубы, я заставил себя проглотить кусок колбасы, сделанной, может быть, из твоего собрата, почти родственника – это говорил внутренний голос моей лошадиной половины, – и только тогда почувствовал себя вновь человеком.
   Мне помог хлеб, ароматный и душистый. Он елся легко, забивая запах конины; и я подумал, что хлеб – воистину святая еда, и если что осталось в жизни святого, так это хлеб.
   Есть больше не хотелось, и хотя я продолжал смотреть с грустью на сминаемую копытами и оставляемую позади мягкую густую травку, но думал уже о том, как славно порезвился бы здесь мой Малыш… Еды бы ему хватило надолго, даже питайся он вдоволь.
   Если бы удалось сохранить лошадей… Но я вспоминал сухую безводную степь и соглашался, что лошадей мы бы точно потеряли. Колдун был прав: мы скакали три дня и три ночи, не испытывая ни голода, ни жажды, и питаясь только своими – и лошадиными – внутренними запасами. Верхом на конях мы бы столько не проехали: они бы умерли от голода и жажды.
   И ещё я продолжал тревожиться об отрицательном влиянии на человеческий организм мощной лошадиной составляющей. И не беспочвенно.


   Снова вместе

   Я увидел стоящих на вершине холма сэра Жеральда и Юниса, вожделенно глядящих на пасущихся внизу кобылиц. Я нагнал друзей вовремя: они собирались спуститься вниз, и лишь спорили, как лучше: быстро или медленно? Сэр Жеральд настаивал, что спускаться необходимо медленно-медленно, дабы не спугнуть кобылиц и сэкономить силы. А Юнис, по юношеской горячности, предлагал броситься сломя голову, чтобы застать кобылиц врасплох.
   – А убежать они сами не убегут, – уверял он.
   Ситуация показалась мне анекдотически знакомой, но выручать друзей предстояло всерьёз.
   – Колбасу ели? – выпалил я вместо приветствия.
   Они дружно замотали головами:
   – Нет. С души воротит. Фрукты ели, овощи, трав… Лошади мы, и ничто лошадиное нам не чуждо!
   – Поехали с нами, – предложил Юнис, широким жестом указывая на лошадиных дев, лошадев, – смотри, сколько их! На всех хватит.
   – А дракон? – напомнил я.
   – Да ну его, того дракона, – рассеянно проговорил Юнис, наблюдая за игривыми перемещениями кобылиц, которые, вне всякого сомнения, заметили нас, но, по врождённому женскому коварству и кокетству, не подавали вида. Юнис и сэр Жеральд не приняли во внимание эту маленькую хитрость, но моя человеческая сущность вскрыла её подчистую.
   – Поехали, – снова предложил Юнис. – Смотри, какие красавицы!
   – Прекратите! – сорвался я на визг. – Мы должны съесть лошадей, а не лошади – нас!
   Я поведал друзьям о лекарственной силе колбасы, и силой заставил их проглотить по куску, как они ни отбрыкивались. Юнис попробовал сблевать, но я зажал ему мор… рот рукой и держал, пока он не сглотнул. Он глотал со слезами на глазах, и они светились неизбывной лошадиной печалью по ушедшим собратьям…
   Сэр Жеральд съел свой кусок стоически, но переложив двумя ломтями хлеба, на манер сэндвича, и лишь немного морщился каждый раз, когда глотал – как будто у него болело горло.
   После колбасы оба, однако, несколько приободрились, и в глазах появилось осмысленное выражение, хотя Юнис и сказал грустно:
   – Есть больше нечего, перемётные сумы пусты… А тут, как на грех, столько травки… Напутал что-то колдун: лошадей следовало оставить.
   – А нам – исчезнуть? – воскликнул я, ловя его на логическом противоречии.
   – Нет, я в смысле еды… – начал оправдываться Юнис.
   – Ешь себя! – грубо прервал я его. – Ты что, не понимаешь? Мы должны отбросить копыта! Как только отбросим, снова станем настоящими людьми. Или ты позабыл принцессу? – напомнил я.
   – Помню, – печально произнёс Юнис. – И кобылку её белую тоже помню…
   Он замолчал, а я подумал о том, как колдуну удалось положить колбасу с хлебом последними – то есть, вроде бы, сверху, а взяли мы их тоже последними, то есть, практически, со дна сумы? Не иначе как колдовством… А потом вспомнил, что IBM-овский стек подразумевает именно такой принцип: последним положишь – последним возьмёшь.
   Снова мы были вместе. Но теперь поиски дракона усложнились: мы не могли, как прежде, ездить по постоялым дворам и спрашивать о пролетевшем драконе. Разве только тут кентавры используются в домашнем хозяйстве, и люди к ним привыкли. Но тогда нас ожидают иные трудности.
   В любом случае я тихо радовался, что у нас есть дракомпас. Я, конечно, не знаю, как бы отнеслись к появлению кентавра у стойки бара, но могу предположить. Вы хоть раз видели, чтобы кентавры пили виски без содовой? Да и сиденья в подобных забегаловках мало приспособлены для лошадиного крупа.
   Вообще говоря, быть компьютерным героем не так плохо: появляются положительные стороны. К примеру: вторую неделю ездим, а ни разу не брились. Борода не растёт! Просто Вика не учла этот элемент мужского быта, за что её можно поблагодарить. Времени сей процесс отнимает премного. Она, верно, поступила по женской присказке: лучше один раз родить, чем каждый день бриться.
   Хотя при необходимости мы могли и побриться: мечи наши острее бритвы, и, как в старинной песне: «солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются…» К тому же у кавалеристов – гусар, драгун, казаков – всегда особым шиком считалось бритьё шашкой…
   И в туалет нам ходить не приходилось. Я, правда, иногда после еды пытался проявить самостоятельность и имитировать известные процессы, но всё было втуне: дальше имитации дело не шло… Монастырь был последней осуществимой попыткой. А далее Вика решила не заморачиваться.
   Хотя и не могу поручиться на все сто процентов, что мои действия были именно моими, а не Викиными. И довести до конца которые я не мог лишь по той причине, что ни в одной игре она содрать нужный файл не могла, а сама написать поленилась, или не сочла необходимым.
   А ведь есть мы ели нормально, и пили – дай бог! Вот я и думаю: куда оно девается?


   В дороге

   Теперь мы проходили в день гораздо больше, чем раньше. А всё почему? Раньше мы жалели коней: подменных-то у нас не было. А теперь, когда сами стали конями, потребность жалеть отпала. О себе настоящий рыцарь думает всегда меньше, чем о друге-коне. Нам теперь не приходилось чистить коней, купать, кормить – до того, как поели и умылись сами. То есть эти функции у нас совместились.
   Кстати, блоха перестала меня мучить! Она исчезла, как исчез бы любой паразит, как и обещал колдун, при переходе сквозь скалы-счётчики. Тогда же исчезли блохи и у сэра Жеральда, и, как оказалось, у Юниса. Так что с санитарной точки зрения следует поставить скалы-счётчики у каждого дома в качестве дезинфекционных камер, лишив их способности забрасывать человека в новое место… Хотя для непрошенных гостей можно и эту функцию оставить.
   Учитывая вышесказанное, я могу с полной уверенностью утверждать, что главной нашей задачей – после поимки дракона – стало не нахватать новых блох. Но человек не лошадь, он способен планировать свои действия, предвидеть и предупреждать последствия. Хотя бы иногда.
   – Господа! – провозгласил сэр Жеральд на очередном привале, когда мы готовились к ночлегу. Между прочим, с телом кентавра заготавливать топливо стало намного проще: помогала лошадиная сила. И, встав на дыбы, можно дотянуться на большую высоту: за привядшей гроздью винограда, например, как сейчас… – Господа! Мне кажется, мы допускаем одну грандиозную ошибку…
   – В чём она заключается? – холодно спросил Юнис. Холодность его вызывалась тем, что уже несколько дней не удавалось раздобыть провизии: перестали попадаться звери и птицы, а в съедобных ягодах и кореньях мы не были знатоками. Да и лошадиная составляющая перебивала: что казалось съедобным лошади, мало подходило для человека, и наоборот. Поэтому порой, взяв в рот какую-нибудь травку или листок, тут же приходилось плеваться. Кажется, только в овсянке человек и конь нашли общие гастрономические интересы.
   – Вспомните неудачу у драконова замка, – продолжал сэр Жеральд, – когда в нём не оказалось дракона!
   – Ну? – сказал я и поморщился: терпеть не могу этого слова! Вырвалось как-то непроизвольно, из дремучего подсознания лошадиных предков.
   – Не понукай, не запряг! – сварливо огрызнулся сэр Жеральд, но продолжил: – Как удалось дракону пролететь мимо и остаться незамеченным? Ведь он возвращался по тому же маршруту, которым летел в замок.
   – Я же говорил: рейсовый! – буркнул я, но сэр Жеральд продолжил, не слушая:
   – Не иначе он дождался, пока мы уснём, и незаметно прошмыгнул мимо! Поэтому предлагаю установить ночные дежурства, чтобы не пропустить новый маневр дракона. А то будем мотаться за ним на манер маятников.
   – Дежурство? – раздумчиво, но с оттенком недовольства протянул Юнис. Мне мысль тоже не понравилась. Хорошо, установим мы дежурство, а что будем высматривать? Габаритные огни на крыльях? Сигнал «я – свой»? Отсвет выхлопа? Будем выслушивать шум крыльев? Но крылья-то перепончатые, а от летучих мышей известно, что перепончатые крылья идеально подходят для бесшумного полёта.
   Лучше уж почаще взглядывать на дракомпас. В конце концов, дракон не железный и бесконечно метаться взад-вперёд не будет. Что, у него других дел нет, кроме как прятаться от нас?
   Всё это я высказал сэру Жеральду, после чего мы с Юнисом завалились спать, раскинув копыта, на боку. Спать стоя, как кони, мы так и не научились.
   Сэр Жеральд, в сердцах выругав нас, побродил немного по окрестностям, задрав голову в небо и ломая в темноте кусты, но вскоре тоже упал и захрапел.
   Я, находясь под впечатлением слов сэра Жеральда, полежал некоторое время, глядя на звёзды и следя: не закроет ли их случайно чёрная тень дракона? Полежал, насколько позволяла анатомия: лежать на спине было не очень удобно, копыта торчали кверху. А потом вспомнил, что ночью драконы не летают, потому что компьютер не работает (но как объяснить это сэру Жеральду? Он всё равно не поймёт) – и отключился.
   Утром, едва проснувшись, я полез за дракомпасом. Сэр Жеральд ещё спал, Юнис – тоже.
   Дракомпаса в шлеме сэра Жеральда почему-то не оказалось. Я сначала забеспокоился, а потом вспомнил, что сэр Жеральд взял привычку прятать стрелку во внутреннем кармане камзола, и решил его разбудить. Всё равно пора просыпаться. Если бы я полез в карман без спроса, сэр Жеральд мог и в глаз засветить спросонья. Лучше не рисковать.
   Сэр Жеральд буркнул что-то недовольное, когда я его растолкал, но сон с него слетел, едва я сказал, что нужен дракомпас. Ему разом померещилось, будто я увидел летящего дракона и хочу уточнить курс.
   Но стрелка дракомпаса упрямо показывала прежнее направление – видно, дракон был большой домосед, и вовсе не хотел кружить нам головы, водя по всей стране.
   Очередной завтрак пришлось ограничить водичкой из ближайшего ручья. Мне кажется, колдун неверно прочитал руны: здесь не было еды для нас, а не для коней. Но в нашем теперешнем кентаврском состоянии кони тоже голодали, заодно с нами. Без нас они отлично пропитались бы! Скорее всего, колдун имел в виду какую-нибудь иную реальность, куда могли забросить нас скалы-счётчики. Просто нам попалась наихудшая. Но потом я снова вспомнил трёхдневную скачку по безводной пустыне и подумал, что трое суток без воды ни один конь не выдержал бы.
   Мы выехали. Тоже удобно: ни седлать, ни рассёдлывать лошадей не требуется. Встал и поскакал, сам по себе.
   Сэр Жеральд привычно подкалывал Юниса, спрашивая, не завалялась ли у него пара ирисок, Юнис огрызался, я зевал на скаку. Не потому, что не выспался, а потому, что не сделал утреннюю гимнастику – я перестал её делать с приобретением кентаврьего… кентаврского… кентавриного… в общем, обличия кентавра. И не природная лень Малыша на меня повлияла – просто я не знал комплекса упражнений для кентавров. Когда вернёмся в прежние человеческие тела, снова начну делать зарядку. А пока пришлось ограничиваться потягиваниями да попрыгиваниями.
   Сначала мы бежали довольно медленно, но потом немного размялись и взяли неплохой темп. Мы настолько освоились в новом облике, что могли нормально говорить на бегу.
   Сэр Жеральд наконец отстал от Юниса и повернулся ко мне.
   – Просто удивительно: такие места – и никакой живности! – сказал он, срывая веточку и поднося ко рту.
   Я настороженно проводил её взглядом: уж не возрождаются ли у него лошадиные привычки?
   Он перехватил мой взгляд и усмехнулся:
   – Не бойся, Серж-Леон, я в зубах поковыряться. Может, удастся наковырять на завтрак? В лошадь я превращаться не хочу. Лошади не нужны ни золото, ни принцесса, ни дракон, а одна трава, которой тут навалом. Если бы вставал вопрос: жить или умереть? – я согласен превратиться в лошадь. Но вопрос стоит по-иному: жить лошадью или жить человеком, а это, согласись, совсем другое.
   – Существует масса вариаций, – усмехнулся я, – жить лошадью или умереть человеком, умереть стоя или жить на коленях, выжить любой ценой… История человечества даёт массу примеров.
   – Я научился на собственной ошибке, – кивнул сэр Жеральд, – которую сделал, когда пошёл на поводу у лошадиного тела… лошадиной части тела, – поправился он. – Лучше, конечно, учиться на чужих ошибках… или хотя бы учитывать их.
   – Исправляя одни ошибки, люди делают другие, – снова усмехнулся я. – Где же выход?
   – Пусть исправляют и следующие! – подхватил он. – На то они и люди…
   – Где, где люди? – не расслышав, заволновался Юнис. – Может, удастся купить провизии?
   – Нет, я так, – отмахнулся от него сэр Жеральд.


   В западне

   Перед нами стеной вырос дремучий лес. Дорога исчезала в его зелёной пасти.
   Дробный топот копыт по плотно утоптанной дороге эхом отражался от плотного свода экзотических деревьев. Пение птиц, доносящееся с разных сторон, дополняло царящую вокруг идиллию.
   И, однако, в моей памяти окружающая обстановка вызвала воспоминание о Пыльном лесе, и лишь отсутствие пыли и наличие птиц помешало напомнить о печальном событии сэру Жеральду и Юнису.
   А потом стало поздно: на повороте мы ударились грудью о протянутую поперёк дороги веревку, затем сверху свалились прочные сети, мы запутались в них и покатились в придорожные кусты.
   Сэр Жеральд громко ругался, Юнис стонал, я шарил рукой на боку в поисках кинжала, чтобы разрезать опутавшую сеть.
   – Прошу прощения, доблестные сэры, – послышался откуда-то громкий голос, – если вы не будете сопротивляться, мы оставим вас в живых.
   Повернув голову, я увидел приближающегося молодого человека с взведённым арбалетом в руках и в зелёном костюме, совершенно сливающимся с лесной растительностью. Особенно когда он остановился.
   Двое похожих молодых людей приближались по бокам, с аналогичными арбалетами. Они казались его точными копиями, и, вероятно, таковыми и были.
   – Мы оставим вас в живых, – повторил зелёный парень, подходя ближе, – нам нужны только лошади.
   Мы расхохотались. Ржали, что называется, от души, вкладывая в смех не только разрядку нервного напряжения, но и оставшуюся лошадиную сущность. Отчего им, наверное, и показалось, что мы упали вместе с лошадьми.
   – Вот и хорошо, что вы не против! – начал, было, парень, но тут нам удалось, помогая друг другу, подняться на ноги и встать во весь рост.
   Парень осёкся, замолчал, опустил арбалет и раскрыл рот. Долго он не мог ничего сказать, растерянно переводя взгляд с одного на другого, не врубаясь в происходящее. Потом до него стало доходить:
   – Вы… – продолжил он дрожащим голосом.
   – Присмотрись получше, друг мой! – проговорил сэр Жеральд, которому удалось выпутаться из сети и теперь он поднимал её над собой. – Можем ли мы отдать тебе то, что ты просишь?
   – Кентавры!.. – пробормотал парень, прижав арбалет к груди, как бы намереваясь спрятаться за ним, защититься. Чудак! Арбалетом не так защищаются!
   – Мы самые, – подтвердил я, исказив ответ, чтобы ещё раз пойти вразрез с программой. Обычно говорят «они самые». Но говорить о себе в третьем лице я не хотел. – Для чего вам лошади? Пахать на них вы не собираетесь. Не похожи вы на пахарей.
   Парень отвёл глаза.
   – На турнир хотели попасть, – сказал он проникновенным тоном, каким высказывают самые заветные желания.
   – На какой турнир? – живо заинтересовался Юнис.
   – В столичном городе. Традиционный ежегодный рыцарский турнир. Там такие призы! Мы полгода тренировались, своих лошадей до смерти загнали. Наши все первые места были бы… – протянул он.
   – А когда турнир? – продолжал уточнять Юнис. – И как попасть в столицу?
   – Ты думаешь, если нам не нужны лошади, нас допустят к турниру? – иронически спросил я. – А как насчёт допингового контроля? И были ли прецеденты, когда в турнирах участвовали кентавры?
   Зелёный парень принял последний вопрос на свой счёт, и помотал головой:
   – Не-е, кентавров никогда не было. Гиппо… как их? Гиппандры, что ли… те, что с головой коня и телом человека… просились, но им не разрешили.
   – Киннары, молодой человек, киннары! – прогрохотал сэр Жеральд. – Эти твари, о которых вы говорите, называются киннары. Ох, и тупые же скоты!
   Сэр Жеральд, раздосадованный происшедшим, решил немного отыграться на парне и продолжил:
   – Молодой человек, как вы собирались участвовать в турнире на нетренированной лошади?
   – Нам нужны именно тренированные лошади, рыцарские, – возразил парень. – Мы издали заметили ваши блестящие латы, рыцарские плюмажи, гербы, щиты… и всё остальное. Кроме главного… – добавил он упавшим голосом.
   – А привычка к лошади? – продолжал наступать сэр Жеральд. – И привычка лошади к всаднику? Выездка, слаженность? Нельзя сесть на лошадь, и в тот же день показать чудеса вольтижировки!
   – Турнир через месяц, – махнул рукой парень, – мы бы успели натренироваться.
   – Неужели вы не могли купить лошадей, вместо того, чтобы заниматься грабежом?
   Парень хмуро посмотрел на нас.
   – Мы бедные рыцари, – признался он, – но если бы и нашли денег, то не смогли бы найти лошадей: все готовятся к турниру и лошади раскупаются на корню… то есть жеребятами.
   – У вас так популярны турниры? – удивился я.
   – Слишком большие призы, – признался парень.
   – Мда-а… ладно, освободи нас… пожалуйста. Сети вам ещё понадобятся – вы ведь продолжите охоту?
   Парень угрюмо кивнул, собирая сеть.
   – А где можно купить лошадей? – поинтересовался Юнис. Я, как бы случайно, ткнул его копытом в бок. Юнис охнул. Я не хотел, чтобы зелёные парни узнали о наших деньгах: у них могли появиться иные соблазны. Мало ли, что лошадей раскупают на корню… Но парень понял вопрос по-своему:
   – Так вам же они не нужны? – удивился он. – Или… хотите себя продать? Так ведь никто не купит – я же говорю, на турнире только лошади нужны.
   – Ну, мало ли… – смутился Юнис и обратился ко мне. – Колдун ведь говорил, что когда-нибудь мы снова станем людьми.
   – Да, – кивнул я, сделав умный вид, – что-то припоминаю…
   – Вот тогда лошади нам снова пригодятся, – пояснил Юнис.
   – Ничего не получится, – помотал головой парень, – ближайшие лошади находятся очень далеко, – он махнул рукой вперёд, – у Кубалай-хана. Это почти на краю света. Надо идти сначала по болоту, а потом через пустыню… За месяц не управиться, если не знать дорогу. А её держат в тайне купцы, что торгуют с Кубалай-ханом.
   – А ближе? В столицу же съезжаются из разных мест?
   – Ближе не знаю, – отказался парень. – У Кубалай-хана лучшие кони. В столицу можно попасть и быстрее, но без лошадей на турнире делать нечего. А в столице лошадей не купишь, ослов разве. На них воду возят.
   – Будьте здоровы, – попрощались мы с ловцами лошадей, – желаем удачи!
   – И вам, – кивнули «зелёные братья», подбирая сети и вновь раскидывая их.


   Отбросив копыта

   – Может, следовало попросить у них провизии? – почему-то шёпотом поинтересовался Юнис, когда мы немного отъехали.
   – Или купить, – предложил сэр Жеральд.
   – Да? – возразил я. – Чтобы они отобрали у нас деньги и купили лошадей, которые вот-вот понадобятся и нам?
   – Пусть бы попробовали! – нахмурился сэр Жеральд.
   – А они и попробовали: кто в сеть попал? – продолжал я. – Зачем провоцировать? Они пока не грабители, не разбойники, а что-то вроде конокрадов: им нужны одни лошади. Если бы они хотели заполучить деньги, так бы и сказали: «Кошелёк или жизнь». Но, очевидно, не всё можно купить за деньги.
   – А еда? – напомнил Юнис.
   – Я предлагаю поголодать, – сказал я. – Чем скорее отбросим копыта, тем лучше. Мне зверски надоело быть кентавром, я хочу вернуть человеческую сущность. А если будем нормально питаться, а не жить за счёт лошадиных резервов, это произойдет не скоро. Хочешь попасть на турнир? Терпи!
   Юнис кивнул, но как-то неуверенно.
   – Сколько нам голодать? – спросил он.
   – Посмотри на себя: уже сейчас мы размером… пони не пони, но лошади Пржевальского – точно. Я считаю, не больше недели.
   – Так поскачем же! – воскликнул сэр Жеральд, переведя теоретические споры в плоскость практики, и нам с Юнисом ничего не осталось, как перейти на галоп. Но мне показалось, что Юнис украдкой вынул что-то из перемётной сумы и сунул в рот. Неужели у него до сих пор остались ириски? Вот негодяй!
   Скачка продолжилась. Лесная дорога сменилась полевой, которая превратилась в луговую, вывела на берег реки и повела вдоль неё. Река очень напоминала однажды форсированную нами, но все небольшие реки похожи друг на друга.
   Выбрав удобное место для входа в речку, мы с удовольствием искупались, причём я заметил, что сэр Жеральд так и норовит схватить мелькавшую в воде рыбку. А пиявку, впившуюся в правое заднее бедро во время неспешного выхода на берег, он оторвал обрадованно; и долго задумчиво смотрел на неё, прежде чем с сожалением бросить обратно в воду.
   Искупавшись, мы продолжили бег. Но скакать становилось всё труднее: трава поднималась выше колен, скрадывая постепенно исчезавшую дорогу, луг становился заливным, пока не стал лугом в кульминационный момент залива. И вскоре мы поняли, что хлюпаем по настоящему болоту.
   Но к тому времени мы так вымотались, что нас хватило лишь на то, чтобы отыскать сухое место для ночлега – пока такие попадались. Мы остановились на громадной кочке, словно срисованной с детской игрушки «CROW», и завалились спать под тихое переквакивание лягушек.
   Утром нас ожидал приятный сюрприз: проснувшись, мы обнаружили, что копыта исчезли, а ног стало две, причём прежних – в штанах и сапогах. Последние пришлись особенно кстати, как заявил сэр Жеральд, любовно подтягивая их.
   – Слов нет: кентавром передвигаться и воевать сподручнее, – заявил он, подкручивая ус, – однако звон шпор со звоном подков сравнить нельзя: шпоры звенят всё время, а подковы – только на булыжной мостовой.
   – Закажи чечёточные подковы, будешь всюду стэп выбивать, – посоветовал я. А когда он удивлённо посмотрел на меня, разъяснил, что танцоры-чечёточники имеют специальную обувь, чтобы отбивать чечётку на любых поверхностях.
   – Ладно, уж… – буркнул сэр Жеральд, сражённый моей эрудицией, – обойдусь.
   – По болоту так и так ничего не выстучишь, – сказал Юнис, указывая на окружающее. – А ласты для стэпа бывают?


   По болоту на лягушках

   За ночь воды прибавилось. Если раньше болото представляло собой равнину, поросшую травой, сквозь которую проблёскивала вода, то теперь предстало водной гладью, сквозь которую кое-где проглядывали пучки травы и отдельные моховые кочки.
   – В самый раз воспользоваться лягушками, – многозначительно поднял брови сэр Жеральд, решив взять реванш за чечёточные подковы. А я и сам видел, что в самый раз, просто он меня опередил.
   – Вы совершенно правы, дражайший сэр, – заметил я, доставая из перемётной сумы трёх маленьких засохших лягушек. – Метать всех вместе или каждый выберет свою?
   – Каждый – свою! – судорожно влез Юнис, а сэр Жеральд пожал плечами.
   – Мне всё равно, – заявил он.
   – Выбирайте, – протянул я ладонь.
   Юнис выбрал синюю, сэр Жеральд – зелёную, а мне досталась коричневая.
   – Синий – один из моих геральдических цветов, – пояснил Юнис, осторожно поглаживая лягушку.
   – Бросайте! – скомандовал я, и мы дружно бросили лягушек в воду, вызвав синхронный всплеск.
   Честно говоря, я боялся. Боялся, что лягушки настолько пересохли, что вряд ли развернутся в нормальных, а не то что в ездовых. Боялся и того, что лягушки уплывут, не увеличиваясь: зачем им тащить нас? К тому же мне вчера показалось, что едва болотные лягушки начали концерт, наши вторили из перемётной сумы. Тогда я на всякий случай потуже перетянул горловину сумы, накинув для верности ещё одну петлю.
   Но лягушки выросли. Более того, у них на спинах оказались сёдла со стременами: у моей – золотые, у сэра Жеральда – серебряные, а у Юниса – красные. Он недовольно поморщился – красный не относился к числу его геральдических цветов, но ничего не сказал: выбирал-то сам!
   – Ну что, Гнедко, поехали? – запрыгнув в седло и вдев ноги в стремена, сказал я. И тронул поводья, привязанные к передней луке седла.
   – Поехали, Зеленушка! – подхватил сэр Жеральд, подмигивая и кивая на Юниса. Он наклонился ко мне и прошептал: – Интересно, как он её назовет – Синяк? Синюха?
   Юнис задумался. Он ходил вокруг лягушки и делал вид, будто проверяет подпругу, стремена, уздечку… Наконец на что-то решился, просветлел лицом, взлетел в седло и радостно воскликнул:
   – Поехали, Синица!
   Мы с сэром Жеральдом рассмеялись, но смех был удивленно-одобрительный, а вовсе не уничижительный и не злорадствующий – Юнис удачно вышел из сложившегося положения.
   Скачек на лягушках, мне кажется, я бы не выдержал. Представить и то страшно – как она взлетает в высоту на четыре-пять длин и одновременно летит вперёд на пятнадцать-двадцать. А уж пережить такие прыжки, на мой взгляд, можно только в специальном противоперегрузочном костюме, в которых летают пилоты сверхзвуковой авиации.
   Но наши лягушки не прыгали: они плавно плыли по водной глади, огибая травинки, выставив над водой голову и спину. Мы сидели достаточно высоко от воды: лишь иногда набегающая волна задевала каблуки сапог. Встречающиеся на пути большие плоские островки, поросшие невысокой травой, лягушки преодолевали привычной рысью, но по-пластунски, припадая к земле брюхом. А потом снова соскальзывали в воду.
   Очевидно, чередование поверхностей «вода-трава-вода» приносило им приятные ощущения, потому что иногда чуть забирали в сторону, чтобы лишний раз проползти по заросшему травой островку – пощекотать брюшко.
   – Зря мы не спросили у зелёных парней, давно ли они помнят болото, – сказал я, поворачиваясь к сэру Жеральду.
   – Зачем? – повёл он плечом.
   – Чтобы знать: болото настоящее или драконовское?
   – А это зачем? – продолжал не понимать сэр Жеральд.
   – В настоящем за многие годы успела завестись всякая нечисть: болотники, кикиморы, страшные животные…
   – Страшнее наших лягушек, по-моему, никого нет, – прервал меня сэр Жеральд.
   – Тогда это драконовское болото, то есть болото, созданное драконом, – не унимался я. – Плюнул он сюда, или высморкался, или ещё что – вот и разлилось болото. Тогда трава – волоски из его носа…
   В этот момент слева от Юниса с шумом вырвался большой пузырь газа с отвратительным запахом.
   – Из носа ли? – усомнился Юнис, сморщившись.
   – Болотный газ образуется и в обычных условиях, – успокоил я его, – так что дракон, может, и ни при чём. Но тогда в болоте имеются старинные, заматеревшие опасности…
   Сэр Жеральд и Юнис на всякий случай притянули к себе копья.
   Однако вокруг было тихо, только слышалось плескошлёпанье лягушачьих лап по грязевому берегу, да тонкий звон в моём правом ухе.
   И не в только моём: сэр Жеральд и Юнис синхронно закрутили головами и повернулись вправо.
   Сверху приближался серый шевелящийся ком.
   – Комары! – истерично завопил Юнис, выхватывая меч.
   Ком комаров, чуть поколебавшись, разделился на три, и устремился к нам.
   Лягушки завращали глазами и тоже рассредоточились.
   Хлясь! Хлясь! Хлясь!
   Что выметнулось изо рта моей лягушки, я не понял. Нет, я знал, что это должен быть язык, что ничего другого там быть не может. И потом: я читал, как они охотятся. Но увидеть лягушачью охоту воочию…
   Словно надувной резиновый матрас взметнулся навстречу атакующим комарам, и те, не успев разлететься в разные стороны, исчезли в здоровенной лягушечьей пасти, намертво прилипнув к языку.
   Отдельные комариные особи, которым удалось спастись, тонко зазудели над ухом. Но справиться с ними удалось обычным способом: спрятав мечи в ножны и сняв с рук железные перчатки, чтобы не нанести травму самим себе.
   – Гы-гы-гы! – Юниса начал трясти нервный смех.
   – Ты боишься комаров? – удивился сэр Жеральд, оборачиваясь к нему.
   – У меня дедушку комары загрызли насмерть, – признался Юнис, а я вспомнил старинный, но очень интересный фильм «Каин XVIII», где с убийством комара на носу связан едва ли не ядерный взрыв. Во всяком случае, целое царство рухнуло. Я не стал уточнять, не снимался ли в фильме Юнисов дедушка.
   Лягушки, пожевав челюстями, несколько раз сглотнули и поплыли дальше. Но ещё долго мне казалось, что тонкий комариный звон продолжает доноситься из лягушиного брюха.
   – Заведу боевых лягушек! – высказался сэр Жеральд с восхищением.
   Юнис промолчал, но чувствовалось, что идея и ему пришлась по вкусу.
   Болото простиралось до горизонта. Залитое водой рисовое поле – вот какая ассоциация возникла у меня. И если бы не поросшие травой большие кочки, на которых, однако, не росло ни единого деревца, пусть и скрюченного, ассоциация была бы полнейшей. Но рисовое поле – это снующие между стеблями угри, это разноцветные бабочки, садящиеся на метёлки растений… А тут летали лишь комары да мошки, да плавали большущие головастики.
   Мелкие собратья наших лягушек, спугнутые с насиженных мест, недовольно квакали, прыгая в воду, а потом долго ворчали вслед, удивляясь нашим громадинам.
   Лягушки двигались так плавно, что мы чуть не задремали. И только мысль о том, что в воде могут подстерегать неведомые опасности, заставляла держаться начеку. Вдруг взметнётся поблизости длинное щупальце, стараясь схватить кого-нибудь, или вынырнет впереди оскаленная морда, приглашающе разинув пасть. А то и несколько морд наперебой примутся предлагать свои услуги по растерзанию и перевариванию.
   Но ничего подобного не происходило, и ладони слабели на рукоятях мечей, а затем и вовсе уходили, занимаясь другим делами: то почёсывая затылок, то проводя под носом, а то протирая глаз, пока новый близкий плеск не заставит вздрогнуть и вновь схватиться за рукоять.
   И опять оказывалось, что плеснула зазевавшаяся местная лягушка, наблюдавшая за нашими гигантами с обалдело разинутым ртом. До тех пор, пока переднее копыто… то есть передний ласт… не просвистел в опасной близости от расширенных от удивления ноздрей, заставив вздрогнуть от неожиданности и метнуться в спасительную воду.
   Позже мы перестали обращать внимание на такие судорожные всплески.
   Поэтому когда вдалеке сначала взлетел мощный пузырь, а затем забормотала гирлянда мелких, удаляясь в сторону, мы особенно не всполошились. Тем более что вместе с вздымающимися на поверхность бульбами ничего не выплыло: ни чудовища, ни чудовищной головы. Так, пяток полусгнивших веточек.
   Зато на соседней кочке внезапно появилась лягушка с золотой короной на голове, и принялась призывно махать лапой, громко крича:
   – Сюда, Серж-Леон, сюда!
   В другой лапе у неё была зажата длинная стрела.
   – Она тебя знает! – удивился сэр Жеральд. – Твоя знакомая?
   – В первый раз вижу, – презрительно процедил я сквозь зубы, но всё же направил свою скаковую лягушку к лягушке-царевне.
   – Здравствуй, князь ты мой прекрасный! – нараспев проговорила лягушка, и я, уловив в её речи знакомые Викины интонации, отвернулся, сдерживая позывы рвоты. Не хотелось портить столь прекрасное болото посторонними пятнами. Правда, на пустой желудок я бы и не смог этого сделать. Но лягушка успела переключиться на прозу:
   – Вот стрела твоя! – она подняла её вверх. – Помнишь то состязание, когда ты с братьями, по приказу отца…
   – У меня нет братьев, – мрачно проговорил я. – И отца тоже: я сирота.
   Но лягушка не слушала, исполняя звуковой файл программы:
   – …выстрелили в разные стороны, чтобы отыскать невест. Стрела старшего брата…
   – Слышали, слышали, – прервал я. – Ещё в детском садике.
   Лягушка поперхнулась.
   – Ну, ты и стреляешь! – восхищённо произнёс сэр Жеральд. – Две недели едем, а стрела вон куда залетела!
   – Да не очень далеко, – обмолвилась лягушка, внезапно обидевшись и потому решив принизить мои достижения, – его княжество…
   – Графство, – поправил я её, – графство.
   – Ах, извини, запамятовала, – поправилась лягушка. – Так вот, его герцогство находится совсем недалеко. Если идти в ту сторону, то за лесочком, – и она указала лапкой перпендикулярно нашему пути. – Так что можешь вернуться домой в любой момент… Вместе со мной… – и она потупила глаза.
   – Это ты, что ли, моя невеста? – спросил я.
   Не совсем вежливо, согласен, но мог бы сказать гораздо хуже.
   – Да. А что? – растерялась лягушка. А потом кокетливо поправила корону на голове и торжественно произнесла: – Поцелуешь меня – и я превращусь в прекрасную принцессу!
   Меня чуть не начал душить смех. В прекрасную… Вику!
   – Ну, не хочешь целовать – не надо, – обиженно протянула лягушка. – Я сама превращусь… после свадьбы.
   – Свадьбы – не будет! – произнёс я тоном Шурика из «Кавказской пленницы».
   – Тебя ждут дома, – подкатилась лягушка с другой стороны, – король-отец, королева-мать, братья-короле… графи… графья… графы.
   – Не морочь голову, – сердито сказал я. – Мне никогда не вернуться домой… по твоей милости. Не надо было баловаться со сканером!
   – Разве тебе здесь плохо? – подняла глаза лягушка. – А будет ещё лучше!
   – Лучше не будет, – я усмехнулся. – И вообще: я сам выберу себе судьбу!
   – Но это ведь твоя стрела, – грустно сказала лягушка. – Смотри! – и она показала мой фамильный герб, впечатанный в древко стрелы. Да и оперение раскрашено в мои геральдические цвета – золотой на белом.
   – Нет-нет-нет-нет! – замахал я руками. – У меня двое свидетелей, что я никуда не стрелял. И, к тому же, – привел я неотразимый аргумент, – это стрела из лука, а у меня нет лука, только арбалет.
   – Мы подтверждаем, – нестройным хором произнесли сэр Жеральд и Юнис. – Лука у него нет.
   Лягушка вздохнула. Потом её лицо – или морда? Или как это называется у лягушек? – просветлело, и она сказала:
   – Так ведь ты стрелял из лука до того, как познакомился с ними!
   Сэр Жеральд и Юнис посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами:
   – Тут мы ничем тебе не поможем, – сказал сэр Жеральд.
   – Мы не хотим лжесвидетельствовать, – сказал Юнис, – даже для друга.
   – Платон мне друг, но истина дороже… – пробормотал я. – Так говорил Аристотель. Правда, он и сам часто ошибался – как в истории о восьминогой мухе, например. Ну да ладно.
   – Так что скажешь, рыцарь? – воспрянула лягушка, истолковав последние слова, будто я на всё согласен.
   – Нет, – решительно произнёс я, – и не потому я не хочу тебя целовать, что ты лягушка, а потому, что я с незнакомыми лягуш… девушками не целуюсь. И потом: вдруг это прикол: я тебя поцелую, а ты останешься лягушкой!
   – Не останусь! – лягушка отчаянно замотала головой. – Только поцелуй…
   – Нет, нет и ещё раз нет, – решительно отказался я. На самом деле я не сомневался, что она неминуемо превратится в девушку… Но в какую? В Вику! А это мне ни к чему. Ты смотри, как она – не мытьём, так катаньем.
   – Нет, – словно услышала она мои слова, – я не та, о которой ты сейчас думаешь.
   – Откуда ты знаешь, о ком я думаю? – огрызнулся я. – Может, о… Мэрилин Монро!
   – Ты хочешь Мэрилин Монро? – лягушка всплеснула лапками, и стрела по красивой параболе улетела на другую сторону кочки. – Сделаем!
   – В другой раз, – сурово оборвал я её. И пришпорил скаковую лягушку, направив в сторону от кочки, возвращаясь на старый маршрут.
   Царевна-лягушка печально посмотрела мне вслед.
   Я весь кипел от распиравшей злости, и если бы находился в воде, она вздымалась бы пузырьками пара. Верховая лягушка почуяла идущий от меня жар и поплыла быстрее, временами чуть подныривая, чтобы набегающая вода охладила ей спинку. В результате я замочил штаны.
   – Стой! Стой! – закричал я лягушке, натягивая поводья.
   Лягушка мигом повернула к ближайшему островку, но на берег не вылезла, а осталась в воде, выставив наружу одни глаза. Продолжала охлаждать спину.
   Сэр Жеральд с Юнисом остановились рядом, и сэр Жеральд принял от меня поводья лягушки – кто знает, вдруг ей захочется насовсем избавиться от горячего седока?
   Я спрыгнул на сушу, прихватив перемётную суму с запасными штанами.
   Я остывал. Я понимал, что был не прав – по крайней мере, в отношении лягушки. Она-то при чём? Она лишь озвучивает замыслы хозяйки.
   – Помогите! – услышал я женский крик, и увидел барахтающуюся рядом с кочкой… Мэрилин Монро. Юную, лет восемнадцати-двадцати…
   Я остолбенел. Я замер с запасными штанами в руках, прикидывая, что делать: бросать штаны и прыгать в воду без них? Так было бы быстрее. Но прыгать к Мэрилин Монро без штанов? Можно надеть запасные, поскольку они в руках. Но это значило намочить и их. Самым рациональным решением было бросить запасные, надеть мокрые, и тогда прыгать в воду. Но это требовало времени. И к тому же мне показалось подозрительным столь быстрое появление Мэрилин Монро.
   А Юнис уже кинулся на выручку тонущей девушке. Она неумело отталкивала его руками и призывно глядела на меня. Но я переодевал штаны, преодолев прежнее замешательство и окончательно взяв себя в руки. Переодевал хладнокровно, повернувшись боком, и лишь искоса поглядывая на неё через плечо.
   – Что же ты! – упрекнул меня Юнис, помогая Мэрилин выбраться на землю. – Ты ведь был ближе. И штаны уже замочил… А теперь и мне менять придётся.
   – Оставь её, – холодно произнёс я, выкручивая мокрые штаны, – это не девушка, а морочь болотная.
   – Как? – растерялся Юнис, переводя взгляд с меня на спасённую девушку.
   Но, действительно, ноги у Мэрилин Монро остались лягушачьи – ступни с перепонками меж длинных пальцев. Видимо, Вика не успела сменить блок программы, наскоро намонтировав половину туловища Мэрилин на имеющиеся лягушачьи лапки царевны-лягушки. Должно быть, у неё не было фотографии Мэрилин Монро в полный рост.
   – Она спаслась бы и сама, – продолжал я. – Выплыла бы.
   – Тьфу! – Юнис оттолкнул Мэрилин, и она ускакала за соседнюю кочку большими прыжками, обиженно квакнув напоследок.
   Юнис тоже сменил штаны, мы привязали мокрые к копьям и отплыли под новыми знамёнами. Сэр Жеральд довольствовался старым.
   Некоторое время ехали молча. Я думал обо всём на свете – мысли оказались перемешанными, словно болотная растительность. Их следовало направить в одну сторону.
   Я перегнулся через луку седла – взглянуть на отражение: как повлияла на меня произошедшая встреча, не добавилось ли седых волос?
   В болотной воде лицо моё двигалось с искажениями, размываемое струями, выходящими из-под передних лап лягушки, словно мечущееся в замкнутом лабиринте и не находящее выхода.
   Мне вдруг захотелось поймать его, спасти, вытащить из двух измерений, в котором оно находилось, в третье, где пребывал я сам. И я вынул из-за пояса фляжку и принялся ловить отражение.
   Через некоторое время лабиринты струй продолжали кружение по воде, а моё отражение исчезло с поверхности болота, и, заглянув одним глазом во фляжку, я увидел там своё лицо, отражающееся ровно, как в зеркале. Седых волос на голове не добавилось.
   Глядя на меня, сэр Жеральд и Юнис тоже наполнили фляжки, и я одобрительно кивнул: мне казалось, что они всё делают правильно, и вода может пригодиться – если не нам, то лягушкам.
   Поглядывая по сторонам в поисках чего-нибудь столь же необходимого, как болотная вода, а также опасаясь, не появится ли откуда-нибудь ещё одна Мэрилин Монро, или Ким Бессинджер, а то и сама Клаудиа Шиффер, я заметил, что травка на одной кочке странно отличается по цвету и фактуре от прочей моховой и травяной растительности, и решительно направил лягушку туда. Чисто для того, чтобы узнать: какие ещё соблазны могут подстерегать меня на столь живописном болоте?
   Такой травы я нигде и никогда не видел!
   Из ноликов – видел, из единичек – видел, из псевдосимволов – видел… не помню, правда, где. А вот такую…
   На плоской болотной кочке, довольно внушительных размеров, росли… доллары. Колыхались, покачиваясь под невидимым ветерком. Причём исключительно сотенные бумажки.
   – Хоть косой коси! – непроизвольно вырвалось у меня, когда я поворачивал голову справа налево, оглядывая неведомо откуда взявшееся богатство.
   Слева меня ожидало новое открытие: у чахлой березки стояла остро отточенная коса, и яркие блики солнца отсвечивали на блестящем лезвии.
   Я взял косу в руки, прикинул по себе – как раз впору! А косить приходилось – и в деревне у деда, и в подшефном колхозе.
   Эх, раззудись плечо, размахнись рука!
   Я сделал несколько взмахов косой – и вороха долларов зазеленели у ног.
   Наклонившись, я поднял толстый веер банкнот.
   Обрезанные ровненько-ровненько, как будто не косой я их срезал, а они вышли непосредственно из-под типографского резака, с аккуратно проставленными номерами и неповторимым запахом новых денег…
   – Зачем тебе этот мусор, Серж-Леон? – обратился ко мне сэр Жеральд, подрулив лягушку к денежной кочке.
   – Это? – растерялся я. – Это – деньги, доллары.
   – Деньги? – удивился сэр Жеральд. – Деньги должны звенеть, деньги должны оттягивать карман, деньги должны радовать глаз золотым блеском, чёрт побери!
   – Если этих много, они тоже оттягивают карман… – начал оправдываться я.
   – Выбрось, – скривился сэр Жеральд, – это просто цветные бумажки. Это не золото.
   – И золото, если разобраться, тоже всего лишь цветной металл… – пробормотал я, выпуская банкноты из руки.
   Легкий ветерок подхватил их и опустил на воду. И они поплыли оборванными листьями кувшинки…
   Характер болота начал меняться: в нём стало появляться всё больше и больше моховых и травяных кочек, лягушки всё чаще и чаще переползали рысью, а когда вода и в виде маленьких лужиц исчезла окончательно, перешли на знаменитые лягушачьи прыжки.
   А я-то думал, что этого не выдержу! А оказалось, очень даже ничего. Сердце, правда, замирало, и душа уходила в пятки, но до чего же это было приятно! Лягушки прыгали удивительно мягко – гидростабилизатор в трёх плоскостях работал отлично! Сиденье подогнано исключительно по моей фигуре, и никаких неприятных ощущений не возникало. Отталкиваясь задними лапами, лягушки передними амортизировали приземление. Столь успешно, что никто из нас ни разу не щёлкнул зубами. Да и мягкость болотных кочек помогала плавности движения.
   И вдруг лягушки забеспокоились. Они принялись метаться то вправо, то влево, как бы чего-то разыскивая, иногда порываясь вернутся назад.
   «Вода! – догадался я. – Они ищут воду!»
   В самом деле, пересохшая кожа не позволяла лягушкам полностью задействовать кожное дыхание, и они начали задыхаться от нехватки кислорода.
   Дальше скачка продолжаться не могла. А если мы их загоним до смерти? Мне бы этого вовсе не хотелось. И не потому, что у лягушек диетическое мясо, а колдунья Акив предрекала, что мы их когда-нибудь съедим. А потому, что лягушки прекрасно показали себя в болоте, и терять таких ценных животных было непростительной оплошностью, если не сказать – глупостью. Так что ни о каком съедании не могло быть речи. Тем более что голод почему-то перестал нас мучить. Может, притерпелись?
   – Стой! – скомандовал я.
   Сэр Жеральд и Юнис дружно натянули поводья, недоуменно глядя на меня.
   Лягушки остановились. Они тяжело дышали, бока их опадали и вздымались почище, чем у коней.
   – Облить водой! – приказал я, и принялся плескать водой из фляжки на лягушку, одновременно растирая ей спину свободной рукой.
   Кожа лягушки словно впитывала влагу, становясь из сухой и сморщенной гладкой и упругой.
   «Куда там косметическим кремам! – мелькнула мысль. – Надо будет открыть производство питательного крема для лягушачьей кожи. Назвать его нежно «Тинка» или «Рясочка». На основе болотной воды и растительных компонентов. Торфа добавить, мха сфагнума – как отличных сорбентов. Но сначала развести верховых лягушек – обеспечить, так сказать, рынок сбыта. Кстати, сэр Жеральд хотел этим заняться. Он будет разводить лягушек, а я – производить для них крем…»


   На верблюдах

   – Дальше пойдём пешком, – объявил я. – Для лягушек слишком сухо.
   – Пешком? – заныл Юнис. – Далеко… И всё на себе тащить?
   – Поедем лучше на верблюдах, – поддержал его сэр Жеральд, – чего они у нас без толку валяются?
   – На верблюдах? – переспросил я, оглядывая горизонт. – А где пустыня?
   – А что, обязательно по пустыне на них ездить? Пока травка хорошая, пусть попасутся. А то кто знает, на сколько их хватит в пустыне? Вдруг они наполовину израсходованные? – заявил Юнис.
   Возражение было резонным, и мы убрали лягушек, то есть обступили по очереди, и, подняв каждую, подождали, пока уменьшится. А потом спрятали в пустую консервную банку, достав оттуда миниатюрные фигурки трёх верблюдов.
   – Можно мне бросить? – попросил Юнис.
   – Бросай, – протянул я ему фигурки.
   – Почему они все находятся у тебя? – прижав к груди верблюдиков, проговорил Юнис. – Вдруг с тобой что-то случится?
   – А с тобой? – пожал я плечами.
   – Помнишь, как прошлый раз, проходя через скалы-счётчики, ты не появился? А если бы ты нас не нашёл, что тогда?
   – Юнис, перестань! – оборвал его сэр Жеральд. – Ты всё равно был кентавром, зачем тебе тогда верблюд?
   – Нет, пусть хотя бы лягушки и верблюжки… то есть верблюды, будут у каждого! – упорствовал Юнис.
   – На, держи, – я протянул ему фигурку лягушки, – по-моему, это твоя.
   – Эх, Юнис, – покачал головой сэр Жеральд, но лягушку тоже взял.
   – Он прав, – сказал я, – хоть я и не думаю, что со мной что-то случится, но он прав. А теперь – бросай!
   Юнис бросил фигурки верблюдов на землю, и через мгновение перед нами стояли три великолепных двугорбых верблюда-бактриана, лениво пережёвывающих жвачку. Верблюды выглядели совершенно одинаково, и я тихо порадовался, что у Юниса на этот раз не будет причины завидовать.
   – Видишь? Жуют, – успокоил Юниса сэр Жеральд, – значит, не голодные.
   Юнис вместо ответа протянул ближайшему пучок травы, сорванный на соседней кочке, и верблюд так же меланхолично взял её губами и принялся жевать.
   – Видишь? – возразил Юнис сэру Жеральду. – Жуёт. Значит, голодный.
   – Ну, пусть малость попасутся, – решил сэр Жеральд. – И мы немного отдохнем.
   Мы походили босиком по мягкой травке, размялись – при езде на лягушках чувствуешь себя гораздо скованнее, чем при езде на лошади, поэтому разминка более необходима.
   Потом разместились на верблюдах.
   – Куда идти? – спросил я сэра Жеральда.
   – Туда! – указал он рукой, взглянув на дракомпас.
   И мы двинулись.
   Верблюды шли неторопливо, но мы не стали их пришпоривать, памятую древнюю восточную поговорку: медленный верблюд уходит дальше быстрой лошади. Да и могут ли верблюды длительное время выдерживать быструю скачку? То есть любят ли они быструю езду? Маловероятно.
   Верблюды не теряли времени даром, по пути наклоняясь к земле и срывая редкие кустики растительности, которой становилось всё меньше и меньше, а затем усиленно и ускоренно её заглатывали.
   Следовательно, мы вовремя сменили средство передвижения: верблюды что-то чуяли. Прав был Юнис: тащить на себе амуницию, в том числе и верблюдов, не находясь в обличии кентавра, значило быть ослом.
   Тем более что верблюды, по-моему, последнее из волшебств. Израсходуем, используем их – и конец пути.
   У меня в очередной раз ёкнуло сердце: что будет дальше? Продлит ли Вика дни моего существования, или я исчезну? Может, следовало спрятаться среди таблиц Excel’а? Там и прокормиться легче, среди изобилия продуктов. Но… кем бы я там был? Запятой? Двоеточием? Шестёркой? Или стоял бы в обрамлении таблиц?
   Прятаться компьютерной крысой?! Рыцарь я или не рыцарь! Будь что будет – встретим опасность лицом!
   Неизвестность всегда пугает больше, чем известная опасность. Другое дело, что когда она становится известной, и ты перестаешь её бояться, появляется новая опасность… И снова приходится выбирать: остаться среди старых страхов или предпочесть неизвестность, в которой, быть может, страхов когда-нибудь не станет вовсе…
   Но хорошо, когда выбираешь сам, а не ждёшь, когда выберут за тебя. Тогда придётся исполнять чужую волю. Куда уходит твоя собственная?
   – Пустыня! – объявил Юнис, указывая на горизонт. Объявил с удовлетворением, как бы подчёркивая: вот пустыня, а значит, не зря сели на верблюдов. – Что я говорил?
   Действительно, на горизонте просматривалась отчётливая желтизна, и лёгкое марево поднималось над ней.
   – Пустыня – и так близко от болота! – удивился сэр Жеральд. – Сначала пустыня, а потом болото… Может ли такое быть?
   – Может, может, всё может, – авторитетно заявил я. – Если из одного места забрать абсолютно всю воду и поместить в другое, в первом неминуемо появится пустыня, а во втором – болото.
   – Да-а? – неуверенно протянул сэр Жеральд. Но продолжения не последовало.
   Пустыня выглядела донельзя странно. Помнится, я читал, что красноватый оттенок пустыни Сахара объясняется наличием в песке большого количества окислов железа. Обычный песок, который встречается повсюду, жёлтого цвета, в крайнем случае – белого. В пустыне Кара-Кум, где я никогда не бывал, говорят, песок имеет чёрный оттенок, что и нашло отражение в названии: Кара-Кум и означает «чёрные пески».
   Здесь песок был белым. И по мере приближения становился всё белее и белее… с легчайшей примесью желтизны. Интересно, где на Земле встречаются такие пески? Такла-Макан? Гоби? Оклахома? Что послужило образцом для этой пустыни?
   Верблюды ступили на песок, и он странно захрустел под их ногами. Очень звучно, словно битое стекло, или же…
   Почему-то вспомнилась песенка, будто послышалась из-под разлапистых подошв верблюдов: «На свадьбу грузчики надели со страшным скрипом башмаки…»
   Верблюды шли, а песок пел, скрипел, хрумтел – словом, издавал всевозможные певуче-мелодические звуки. Где-то бывают и музыкальные пески… Что-то они предвещают, не помню – пыльные бури, кажется?
   Налетевший ветерок взвихрил, взметнул встревоженную верблюжьими лапами (язык не поворачивается называть стопы верблюдов копытами, хотя так оно и есть) мелкую пыль и запорошил нам лица, оставив на губах сладковатый привкус…
   Вот оно что! Догадка мелькнула и исчезла, затем появилась снова. Не может быть! Надо проверить.
   Я спрыгнул с верблюда и зачерпнул ладонью горсть песка, поднёс поближе…
   Очень, очень похоже. А ну-ка…
   Я осторожно прикоснулся языком к лежащей на ладони горстке песка. Потом втянул в рот несколько песчинок, пожевал. Рот наполнился слюной. Так и есть!
   Песок оказался сахарным!
   И я пожалел, что Бостонское чаепитие закончилось столь печально. Сюда бы те тюки чая, что американские колонисты побросали в море, вот тогда бы Мартовский Заяц и Шляпник могли не беспокоиться, что у них когда-нибудь закончится чай! Вообще говоря, я сомневаюсь, что весь чай честно утопили в Бостонской бухте. Может, парочку тюков и сбросили, но остальное прагматичные янки наверняка растащили по домам.
   – Можем пить чай! – объявил я продолжающим сидеть на верблюдах Юнису и сэру Жеральду. – Песок – сахарный!
   Сэр Жеральд только хмыкнул в ответ, а Юнис пожал плечами. Он любил кофе.
   Потянулась сахаропесчаная пустыня. Или песчано-сахарная? В ней ничего не росло, да и что могло вырасти на сахарных барханах? Разве леденцовые деревья да карамельные кусты. Сахар настолько абиотическое вещество, что в нём никаких вредителей не заводится, ни жучков, ни червячков. Его специально для консервирования используют. Может, и тут что-то хотят сохранить? Вот и засыпали сахаром. Не движемся ли мы по большой банке варенья? Или попали в место, куда выбрасывают излишки затоваренной продукции с сахарного завода, чтобы поддержать высокие цены на продукт? Надо запомнить место, нанести на карту – кстати, карту тоже нужно дорисовать. Дракомпас дракомпасом, но азимут по солнцу брать можно и без него. Плохо, что нет обычного компаса… В этих условиях точную карту нарисовать практически невозможно, но приблизительные кроки местности надо набросать обязательно. Сколько сахара пропадает! А если это естественное месторождение? Такая земля плодородная, что сразу сахар растёт, без промежуточных этапов в виде сахарной свёклы или тростника…
   «Однако жарковато становится, – подумал я, – как бы солнечный удар не схватить. Всякая ерунда в голову лезет…» Но мысли потекли дальше, расплавляясь под всё выше поднимающимся солнцем.
   Какие миражи могут быть в сахарной пустыне? Дворцы из кусочков рафинада со скульптурами из сахарных голов? Мармеладные реки и шоколадные горы? Карамельные водопады и облака сладкой ваты? А под леденцовыми кустами прыгают леденцовые зайцы, а на кустах кукарекают леденцовые петухи на палочках…
   Да, мир здешний совсем неизведанный! Может случиться, что он на трёх китах стоит! Боже мой, и чего Вика наворотила! Жаль, если решит уничтожить этот мир. Она ведь может и не догадываться, что мы воспринимаем его как реальность, для неё он – игра. А какая же это игра?
   Игра света на кристалликах сахара отвлекла меня от мыслей и заставила прищуриться. Солнце склонилось на небосводе, и сахарный песок заискрился фонтанами радуг, ударяя в глаза разноцветными переливами.
   Недаром врачи говорят: много сахара – вредно. Вон как на зрение влияет. Надо бы поискать тень. У нас же ни тёмных очков, ни альбуцида. Воспалятся глаза – что делать будем? Надо было у колдуньи в придачу к верблюдам тёмные очки попросить. В самом деле: мотопила с нагрузкой, отбойный молоток – с нагрузкой, а ни лягушек, ни верблюдов дополнительными устройствами не снабдили. Несправедливо… Ладно, лягушки с гидростабилизаторами, пусть встроенными, а верблюды? Им-то хорошо, они привычные, у них брови густые: нахмурили – и вперёд. И ресницы длинные… Красавцы, одним словом. А мы на кого станем похожи? Глаза воспалённые, веки опухшие – ни одна принцесса не взглянет… Надо что-то делать.
   – Надеть шлемы! – скомандовал я.
   – Зачем, Серж-Леон? – расслабленным голосом произнёс Юнис. Он словно засыпал, а сэр Жеральд спросил тревожно:
   – Что, враги? – и сжал рукоять меча.
   Его реакция мне понравилась, а вот Юниса… Я заметил:
   – Сквозь прорези забрала не так слепит солнце.
   – А у меня кольчужная сетка, – пожал плечами сэр Жеральд.
   – Всё равно: ослабит силу света.
   – Но дракомпас… – возразил сэр Жеральд.
   – Заметь направление и постараемся выдерживать некоторое время. Ориентироваться по цепочке следов, оглядываясь. Если линия прямая – едем правильно.
   – Верно! – обрадовался сэр Жеральд.
   Ехать в шлемах стало легче для глаз, но жарче для головы. Раньше её немного обдувал ветерок, а теперь он лишь иногда касался лица, сквозя в щели шлема. Сэру Жеральду было немного легче с кольчужным забралом, а мне с Юнисом приходилось терпеть.
   – И это называется сладкая жизнь? – пробурчал Юнис. – Вокруг столько сахара, а нам совсем несладко!
   Сэр Жеральд услышал его и усмехнулся:
   – Вот поднимется сахарная буря, почувствуешь её вкус!
   – Не надо! – испугался Юнис.
   – Зато ириски не нужны, – успокоил я его.
   Юнис охнул и испуганно сунул руку в перемётную суму, затем медленно, боясь испачкаться, вытащил слипшийся комок ирисок.
   Вот негодяй! А говорил, больше не осталось. И ведь сам терпел столько времени – забыл, что ли? Но говорить я ничего не стал, чтобы не выдыхать драгоценную влагу. Сэр Жеральд промолчал по той же причине.
   – Фу! – отбросил Юнис запузырившийся на солнце комок и вытер руку о передний горб верблюда.
   Верблюд обиженно заревел и рванул вперёд. Наши припустили следом. Может, воду почуяли? Если бы верблюд обиделся – плюнул бы. Хорошо, Юнис в шлеме…
   Характер движения изменился. И звук под ногами верблюдов стал другой. Даже сияние вокруг переменилось, в нём появилось больше жёлтых и красных тонов. Может, полоса сахарного песка закончилась, пошёл обычный?
   Натягивая поводья, нам удалось усмирить верблюдов, удержать стремительный бег – по жаре в любом случае бежать вредно, – и я, перегнувшись, зачерпнул рукой с верхушки небольшого барханчика.
   Горсть песка тяжело оттянула руку.
   Золото. Настоящее золото. Золотой песок. И палящий жар отражённого им солнца.
   Это шутка. Это всего-навсего милая шутка. Подарок. Мы ведь хотели добыть драконова золота. И вот оно, у нас в руках. Пусть не драконово, но наверняка настоящее.
   Вика, наверное, не знала, что золото превосходно отражает тепло: недаром стёкла в некоторых элитных домах делают позолоченными… И у сталеваров, кажется, лучшие защитные стекла делают такими же… Или добавляют золото в стекло – я не помню точной технологии производства стёкол.
   Суть в том, что оно прекрасно отражает солнечные лучи. И мы оказались в положении куриц гриль, припекаемых и сверху и снизу. И с боков – все окрестные мелкие барханчики не преминули внести посильный вклад в кулинарный процесс, направив на нас свою долю отражаемого тепла.
   – Может, наберём? – прошелестел я сэру Жеральду, качнув к нему ладонью с горкой золотого песка.
   – Перегрузить верблюда? – сухо прошипел он в ответ. – И погибнуть вместе с золотом? Покойникам оно ни к чему. И потом: мне дороже и приятней та добыча, за которую приходится драться. А нагнуться и поднять – это не по мне!
   – Да, ты прав, я пошутил… – произнёс я, разжимая руку.
   Золотой песок тонкой струйкой сбежал между пальцев.
   А жар всё усиливался. Ещё немного – и мы потеряем сознание, потом умрём, но не упадём, зажатые между горбов «кораблей пустыни», а будем продолжать сидеть день, два, три… А потом выносливые верблюды понесут наши высохшие мумии…
   Но где же ты, наш «бог из машины», Вика! Я обращаюсь к тебе, потому что сюда мы попали по твоей вине и по твоей воле. Пусть ты не настоящий бог, а компьютерный, но я тоже компьютерный, и потому ты для меня – настоящий бог. Ты можешь то, чего не могу я, что в здешнем мире может показаться чудом. Ты слышишь меня? Я – живой! И я умираю.
   Я чувствовал, что потерял в весе, что во мне резко сократилось количество ноликов и выросло количество единичек, нолики превратились в единички, высохнув… Нет, должно быть наоборот: есть вода – единица, нет воды – ноль! Почему же мне так плохо? Что-то же во мне осталось? Почему это не вода?
   Я понимал, что несу бред, но перед глазами всё плыло, кружилось, превращалось в огромный грандиозный ноль, в который я падал, падал, падал…


   У Кубалай-хана

   Нас вынесли верблюды. Я уж и не знаю, что стряслось с Викой – вызвал шеф, она упилила на обед, или заболталась по телефону и забыла посмотреть на экран и отключить программу. Но пустыня всё длилась и длилась, россыпи золотого песка плотно скрипели под ногами верблюдов, те упрямо шли вперёд и вперёд, к какой-то своей, им одним известной цели. Мы давно сникли в сёдлах, потеряв сознание от палящей жары, а верблюды всё шли и шли, словно заведённые – а может, они и были заведённые? – и через неизведанное количество времени остановились у водопада.
   Отсюда начиналась синяя нитка арыка, отграничивающая с одной стороны пустыню, а с другой – цветущие поля.
   Водопад я увидел, когда очнулся. Меня разбудили попадавшие в лицо брызги и водяная пыль. Вода срывалась с небольшой скалы и, пробежав едва ли больше десятка метров, пряталась в песок. Золотой песок.
   Вода и золото – они всегда рядом. Особенно теперь, когда вода и была для нас золотом…
   Чуть дальше ручей вновь выныривал из-под земли, образуя неширокий арык. Чёткая синяя граница между золотым и зелёным тонкой линией уходила за горизонт. С другой стороны поднимались скалы. С них и катился водяной поток.
   И я – уже потом, когда очнулся, напился сам и подтащил к водопаду сэра Жеральда и Юниса, и поплескал им в лица водой, и они начали пить, сначала беспорядочно хватая губами воздух и капли, летящие из моих ослабевших рук, а потом всё с большим и большим интересом, осознанно – я подумал, что золотую пустыню создал сумасшедший золотоискатель, промывавший породу у водопада и отбрасывающий золото в одну сторону, а пустую породу – в другую. Но золото осталось безжизненным золотом, а на пустой породе успела вырасти великолепная растительность. Вот и подумай, что более ценно: золото, на котором ничего не растёт, или земля, породившая такое изобилие.
   – Может, наберём? – кивнув на золотой песок, предложил я сэру Жеральду. Когда мы немного отошли от состояния вяленой рыбы и начали хоть что-то соображать.
   Тот махнул рукой:
   – Я же говорил: это не золото. Я…
   Он не успел договорить: с гиканьем и свистом нас окружили всадники. Мы даже не успели схватиться за мечи. Да если и схватились бы: их было больше двух десятков, а мы ослабели от жары. Но они вели себя более чем благодушно: обезоружив, с шутками и прибаутками посадили нас на верблюдов и куда-то повезли.
   Я заметил, что их лошади не шарахались от верблюдов, из чего заключил, что были тренированы к верблюжьему запаху, столь неприятному для всех лошадей.
   – Куда вы нас везёте, уважаемые? – поинтересовался я, придерживаясь за луку седла связанными спереди руками.
   Я опасался, что услышу ответ типа «Для покойника это не имеет значения», или «На кладбище!», но получил довольно дружелюбный ответ:
   – К Кубалай-хану! – коротко ответил один, по всему видать – старший, сверкнув чёрными глазами. У остальных глаза были светлые.
   – Ба! Так он же нам и нужен! – воскликнул сэр Жеральд.
   Вот тут уж лошади шарахнулись – от его голоса.
   – Зачем он вам нужен? – нахмурился старший стражник.
   – Лошади у вас хорошие, – уклончиво ответил я, – хотим купить себе таких же.
   Всадники переглянулись, но ничего не сказали. Только сильнее пришпорили коней и повлекли верблюдов – и нас – за собой.
   Местность вокруг расстилалась самая благодатная и, судя по встречающимся на пути тучным полям, лугам и лесам, у Кубалай-хана и канарейки водились величиной с лошадь.
   Резиденция Кубалай-хана, однако, размещалась не в огромном беломраморном дворце, а в расшитом золотой парчой высоком шатре, богато украшенном изумрудами, рубинами и бриллиантами. Но, может, то его летняя резиденция? По причине хорошей и тёплой погоды. Либо не хотел пачкать капитальный дворец пленниками.
   Нас ввели внутрь. В шатре царил полусумрак, на пару с Кубалай-ханом, сидящим на высоких подушках, у ковровой перегородки. Халат на хане являлся точным слепком шатра – такой же блестящий и сверкающий. Теперь понятно, почему они экономили на светильниках.
   – О светлейший! – обратился к сидящему черноглазый страж, склоняясь в глубоком поклоне. – Эти трое пили из твоего водопада!
   «И всё выпили!» – захотелось добавить мне. Но я подумал, что не оценят, и промолчал.
   Брови хана сначала нахмурились, но затем удивлённо поползли вверх:
   – Они пришли с юга?
   – Да, о светлейший! – снова поклонился стражник и я подумал, что радикулитом здесь наверняка никто не страдает: каждый день тренируются, разминая поясницу.
   – Любопытно, – хмыкнул хан и обратился к нам: – Вы пришли из-за песков?
   – Да. А до этого – из-за болота, – ответил я.
   Но болото хана, похоже, не интересовало.
   – Их обыскали? – спросил он.
   – Да, о светлейший, – вновь склонился в поклоне старший стражник.
   – И?.. – хан застыл в нетерпении.
   – Ни песчиночки! – снова поклон.
   – Отлично! – хан сорвался с места. – Отлично!
   – Нашли… шесть мешочков с золотыми монетами, – нерешительно сообщил стражник.
   – Не моей чеканки? – быстро спросил Кубалай-хан.
   – Нет, – в очередной раз поклонился стражник, – неизвестной. На одних выбита высокая гора, на других – дерево.
   – Хм, ладно… Не знаю таких. А ещё что? – заинтересованно спросил хан. Он вёл себя, как ребенок.
   – Алмазный коготь… – пробормотал стражник. – Похоже, дракона.
   – Алмазный коготь? – удивился хан. – Зачем?
   – Мы ищем владельца этого когтя, – пояснил я. – Он украл нашу принцессу…
   – Ага, ага… ясно, – перебил хан, не слушая. Его интересовало продолжение:
   – А ещё что? – нетерпеливо спросил он.
   – Три… засушенные лягушки, – продолжал стражник.
   – П-ф! А это зачем? – обратился хан к нам.
   – В память о переходе через болото, – соврал я. – И как доказательство, что мы его перешли.
   – О, вы и через болото прошли! – удивился хан. Как будто я только что не говорил об этом. – По гатям?
   – Нет, вплавь, – я был недалек от истины. Но не говорить же ему, что мы плыли на лягушках!
   – О-о, вплавь! А как же?…
   – У верблюдов широкие копыта, – я продолжал фантазировать. – Они не только корабли пустыни, но и корабли болота… Наша экспедиция ставила целью изучить неисследованные способности верблюдов, а также доказать их широкие возможности. Мы хотим заняться верблюдоводством.
   – Да? – хан выглядел предельно заинтересованным и любознательным. – А это что?
   Он указал на миниатюрную пожарную лестницу, лежащую на подносе рядом с остальными конфискованными вещами.
   – Это? Это в память о моей службе в Драгомиловской пожарной команде, – нагло соврал я. – Коллеги по работе подарили…
   – Ага! – обрадовался он. Всё стало ясно, никаких недоговорённостей между нами не осталось. В глазах хана, надеюсь, мы теперь выглядели чистыми, как стёклышки.
   Хан вернулся на трон из подушек.
   – Чужеземцы! – провозгласил он. – Вы прошли через пустыню, вы пересекли болото – и вы заслуживаете награды. Просите же, чего хотите! Я так решил, и давно ожидал того, кто это сделает!
   – Нельзя ли ознакомиться со списком призов? – поинтересовался я. – Впрочем, нам многого не надо. Три коня – и достаточно.
   Хан нахмурился.
   – Три коня? Зачем вам кони, когда у вас великолепные, чудесные верблюды?
   – Верблюды – для повседневного использования, – пояснил я, – а конь – для праздника.
   – Да! Да! Конь – для праздника! – хан снова сорвался с места. – Как хорошо сказано: конь – для праздника!
   Он решительным жестом скинул с плеч халат. Это ничуть не повредило хану, поскольку под халатом оказался ещё один, точно такой же.
   Хан щёлкнул пальцами в направлении меня:
   – Наденьте на него халат! Я жалую ему! За слова: «Конь – для праздника!»
   Он повернулся к сидящему сбоку от подушечного трона человеку со свитком и пером в руках (я его сразу не заметил, настолько тот был невзрачным. Да и был ли он раньше?) и сказал:
   – Ты записал?
   Человечек склонился в поклоне. Поклон сидя выглядит очень оригинально. Особенно когда сидят по-турецки, скрестив ноги.
   – Завтра я прикажу выбить эти слова золотыми буквами на самом большом камне возле ристалища. Конь – для праздника! – снова повторил хан.
   – Ваше сия… о светлейший! – поправился я, запутавшись в степенях сравнения этой ходячей люстры. – Как насчёт лошадей? Слава о ваших конях летит по всему миру…
   Он вздохнул:
   – Это так. И хотя мне очень жаль с ними расставаться, я вам подарю по коню. Но сначала, – хан поднял кверху указательный палец, видимо, ему в голову пришла новая гениальная идея, – я познакомлю вас со своей дочерью!
   «Не надо!» – чуть не закричал я, но вовремя сдержался и лишь впился руками в ковёр, прорывая его ногтями. Знаем мы ваших дочерей! С вашими гаремами у вас их триста шестьдесят пять штук, а для високосного года отыщется ещё одна. И все они на одно лицо, и лицо это – Викино!
   Но, повторю, сдержался, ибо отказ могли воспринять превратно.
   Хан три раза хлопнул в ладоши…
   И почему используется такой примитивный механизм кодирования? Один раз, два раза, три раза… Хлопал бы, к примеру, по азбуке Морзе: один длинный хлопок – два коротких… Больше сигналов можно передавать. Или я не различаю нюансов, а он так и хлопает?
   Хан три раза хлопнул в ладоши – и в комнату вошла девушка в парандже.
   «Слава богу! – пронеслось у меня в голове. – Паранджу-то она снимать перед чужими не станет. Так что я свободен хотя бы от радости лицезреть Викино надоевшее лицо. А голос… буду слушать в сторону…»
   Я чуть не пожалел, что не откликнулся на приглашение лягушки из болота. Обкладывает со всех сторон: не мытьём, так…
   Девушка поклонилась – сначала отцу, потом нам.
   – Гюльчатай, – обратился к ней Кубалай-хан дрогнувшим голосом, – открой личико!
   Снова смешение программ! Явная компиляция из «Белого солнца пустыни» – у Вики есть видеодиск. Или специально издевается? Считает, мне деваться некуда? Ишь, имя сменила! А лицо-то опять Викино будет!
   – Перед такими почётными гостями, – продолжал хан, – я полагаю, можно…
   «Нет!» – снова чуть не закричал я. – «Не надо!» Наверное, следовало закричать. Но было поздно.
   Девушка откинула паранджу.
   Я непроизвольно зажмурился – защитная реакция на неприятное воздействие, – так и не успев рассмотреть лица. Но сидеть с закрытыми глазами нельзя. И я, заранее прикусив губу, чтобы не поморщиться, заставил себя взглянуть на дочь Кубалай-хана, сначала чуть приподняв веки.
   И… широко распахнул глаза и раскрыл рот!
   Девушка не была Викой!
   Настоящая восточная красавица смотрела на меня. Может, та самая Гюльчатай – я не помню её лица. И с каждым взмахом ресниц взлетало и падало моё сердце…
   Что же это творится-то?! А-а-а… ещё одно испытание. Видно, Вика решила пойти по другому пути, пути соблазнов. А вот возьму – и соглашусь! Но… не сейчас. Тем более что Кубалай-хан пока ничего не предлагает.
   Не на меня одного повлияла красота девушки. Сэр Жеральд крякнул и вцепился в усы, накручивая их, словно ручку патефона, Юнис открыл глаза ещё пошире моего, так что я немного позавидовал его возможностям.
   Хана, судя по всему, обрадовала реакция. Он откинулся на подушки и довольно заулыбался. Чуть не замурлыкал.
   – Как добрались? – спросила Гюльчатай, обволакивая бархатистым голосом.
   – Добрались отлично, а вот обратная дорога, я вижу, будет очень трудной, – сэр Жеральд счёл, что усы приобрели достаточно бравый вид, и можно высказаться.
   – Почему же? – удивилась дочь хана.
   – Блеск твоих глаз помешает видеть дорогу, – провозгласил сэр Жеральд, – а твои косы станут тянуть назад.
   – Так оставайтесь! – предложила девушка. – Отец, тебе ведь нужны отважные витязи?
   – Конечно! – хан снова сорвался с места. Походило на то, что у него в одном месте торчит шило. – Мне очень нужны отважные витязи! Я просто задыхаюсь без отважных витязей!
   Я, наконец, совладал с собой, и постарался придумать ответ, достойный настоящих рыцарей.
   – У тебя замечательная дочь, Кубалай-хан, – сказал я дрогнувшим голосом, – и мы очень благодарны за гостеприимство, и за честь, которая нам оказана. Мы обязательно вернёмся к тебе… как только выполним то, что должны сделать: победить дракона и освободить принцессу. Иначе какие мы будем отважные витязи?
   – А, так вы дракона должны победить? – удивился хан. – А я думал, вернуть ему коготь… (Хм, да он почти всё помнит!) А как же испытания верблюдов?
   – Это специальные верблюды, дрессированные против драконов, – твёрдо пояснил я, снова вступая на зыбкую почву догадок и предположений. – Они заплёвывают дракону глаза и тушат огненное дыхание.
   – Ты смотри! – поразился Кубалай-хан. – Не забудьте захватить их, когда вернётесь сюда. Я укомплектую ими пожарную команду. Да, а для чего кони, если у вас такие замечательные верблюды? – повторил он, видимо, решив сэкономить.
   – Для участия в турнире, – поклонился я. – В столичном граде намечается рыцарский турнир, а по правилам в нём нельзя участвовать на верблюдах. Вот почему мы и просим коней. Тем более что мы их вроде бы заслужили…
   – Ага, ага… – начал соображать хан, и я подумал, что если его умственные способности передались дочери, то… Требовалось как-то простимулировать его решение:
   – В столице мы всем расскажем, что победили благодаря твоим коням, о светлейший!
   – Да о них и так неплохая слава идет, – поморщился хан.
   – Дополнительная реклама никогда не помешает.
   – А у меня и другие дочери есть! – вспомнил Кубалай-хан.
   – Триста шестьдесят пять? – почтительно спросил я, внутренне холодея.
   – Больше, значительно больше! – замахал руками Кубалай-хан.
   – Мы вернёмся к этому разговору, о светлейший! – решительно проговорил я.
   – Да? – недоверчиво произнёс хан и вдруг замер и посмотрел на поднос, где лежали конфискованные вещи. – А это что?
   И я с удивлением увидел на подносе неведомо как сохранившуюся ириску «Золотой ключик» в обёртке. Абсолютно нетронутую. Как она уцелела-то?
   – Ириска, – жалобно произнёс Юнис.
   – Что такое ириска? – спросил Кубалай-хан. Мне в его ответе послышалось школьное «Was ist das «ириска»?»
   – Конфета, – пояснил Юнис, – сладость. Попробуйте!
   – Отравить хочешь? – нахмурился Кубалай-хан.
   – Что вы! – изумился Юнис, поражённый идиотской, с его точки зрения, догадкой хана.
   Он с видимым удовольствием развернул ириску, открыл было рот, чтобы отправить её туда… Но, к счастью, удержался, вздохнул, и, преодолев сильнейшее внутреннее сопротивление, ловким движением профессионала расщепил конфетку пополам.
   Потом, что-то вспомнив, взглянул на дочь Кубалай-хана и каждую половинку разделил ещё разок. Взял маленький кусочек в рот, тщательно разжевал и сглотнул слюну.
   – Последняя, – вздохнул он, протягивая четвертинку ириски Кубалай-хану.
   Кубалай-хан с опаской взял кусочек ириски, повертел между пальцами и осторожно положил в рот, готовый выплюнуть при первых же симптомах чего бы то ни было.
   Скоро его лицо приобрело довольное выражение, и он аппетитно зачмокал.
   – Великолепно! – воскликнул он.
   Дочь Кубалай-хана потянулась было к кусочку ириски, однако он легонько ударил её по пальцам, произнеся:
   – Детям много сладкого есть вредно! – и зажевал оставшиеся кусочки.
   На Юниса было жалко смотреть.
   – Больше нет? – спросил Кубалай-хан, облизывая пальцы.
   – Увы, – развёл руками Юнис.
   – Но в нашем королевстве их умеют делать, – подхватил я. – И когда мы наладим с вами торговлю…
   – Торговлю! – хан Кубалай ударил кулаком по ковру. – Я сейчас же отправляю купцов к вашему королю! Где это? Покажите по карте! Карту сюда!
   Четверо слуг внесли большую развёрнутую карту.
   Неужели мы наконец-то увидим полную карту всей страны? Как, интересно, её называют? Компьютерленд? IBM-ленд? Или… Викленд?
   На карте Кубалай-хана было всё: и пустыня, разделённая на две части – золотую и белую, – и болото, и все окрестные земли. И даже столичный город, куда мы так стремились на турнир… Но не было и намёка на те места, которые мы прошли, и которые были на наших картах.
   Но, даже с учётом этих кусков, полной карты не получалось: выпадал громадный фрагмент – тот самый, где находился Колдовской лес. Ровно на четверть территории. Это выяснилось, когда мы сложили все три карты. Правого нижнего куска не хватало.
   Кубалай-хан удивлённо поднял густые брови:
   – Откуда взялись эти места? Я о них никогда не слышал!
   Пришлось заниматься ликбезом. На сложенных картах мы указали Кубалай-хану кратчайший путь в наше королевство.
   – А тут что? – спросил хан, указывая на пустоту, где должен находиться четвёртый лист.
   – Колдовской лес! – хором ответили мы.
   Хан нахмурился.
   – Плохие места?
   Я пожал плечами:
   – Никто о них ничего не знает.
   – Возвращайтесь скорее, – отрывисто сказал Кубалай-хан. – У меня руки чешутся организовать туда широкую экспедицию. Я мобилизую всех магов и волшебников, витязей и героев – и мы сотрём белое пятно с лица страны! Я не люблю неясностей!
   Я невольно залюбовался им. Чувствовалась сила и скрытый интеллект… А чего же придуривался?
   – О светлейший! – обратился я к нему. – Прикажи своим учёным перерисовать все карты в четырех экземплярах.
   Хан хлопнул в ладоши. Вошли слуги и унесли карты. Пока приказание выполнялось, мы пили кофе.
   – Но всё-таки, – произнёс Кубалай-хан, – как велик мир!
   – Он ещё больше, чем мы думаем, – вздохнул я. – Если на одном компьютере помещается целая страна, а в одной стране может быть множество компьютеров, то…
   – Ты говоришь непонятное, но я понял, – кивнул Кубалай-хан. – Как малое может находиться в большом, так и большое – в малом. И так без конца. И где на самом деле находится каждый человек – никто не знает.
   – Да, – я кивнул, наклоняясь над чашечкой, где колыхалось отражение моего лица. Сколько раз я вглядывался в него! И каждый раз и узнавал и не узнавал его. Что-то было моё, что-то – нарисованное Викой, а что-то появлялось постепенно, в зависимости от происходящего. Добавлялись какие-то отдельные чёрточки. Время рисовало их? Каждый раз я воспринимал себя по-иному. А где и когда я видел своё истинное лицо? И видел ли? А увижу?
   Принесли карты.
   – А коней, о светлейший? – вновь обратился я к хану.
   – Приведите! – кивнул хан.
   Привели коней. Я глянул – и обомлел. Меня зашатало.
   – Малыш… – прошептал я, протягивая руку.
   Конь потянулся к руке. Я, не глядя, машинально схватил что-то с подноса – это оказалась бумажка от ириски, она была пуста. Тогда я взял кусочек колотого сахара из вазочки и протянул коню. Конь осторожно взял его губами и захрупал.
   – Конь сам выбрал хозяина! – довольно засмеялся Кубалай-хан.
   Узнали ли своих коней Юнис и сэр Жеральд, я не понял. Во всяком случае, вида они не подали, скорее всего – нет. Но и я, присмотревшись, понял, что это всё-таки не Малыш. Конь и не мог быть Малышом: Малыш исчез, растворившись во мне, растворившись в бешеной скачке через всю страну.
   Этот конь казался выше, стройнее… и был вороным, в отличие от гнедого Малыша. Но в компьютерной стране ничто не исчезает бесследно: хорошая программа живет долго, и лишь изредка модифицируется и обновляется. Заставить коня «вырасти» и «постройнеть» – минутное дело. Но у меня потеплело на душе.
   Мы распрощались с Кубалай-ханом.
   – Сегодня же пошлю к вам купцов! – прокричал он, потрясая руками, когда мы сели на коней.
   Я взглянул на бумажку от ириски, до сих пор зажатую в кулаке, и развернул.
   «Кондитерский концерн «Бабаевский»«– прочитал я. Усмехнулся. Далёконько придётся купцам ехать… Разве… разве что в «нашем» королевстве работает аналог концерна. Здесь это очень просто: сфотографировал, отсканировал – и выпускай готовую продукцию.


   Заколдованная корчма

   Верблюдов мы поначалу повели в поводу: чтобы не давать Кубалай-хану повода для обвинений в колдовстве. А когда выехали из ханских владений – проще говоря, удалились за пределы видимости, то сразу спешились, подняли верблюдов, уменьшили и упаковали в перемётные сумы. Кони наши хоть и не проявляли особого беспокойства по поводу верблюжьего соседства, но и восторгов не выказывали, сторонились. А когда верблюды исчезли, по очереди шумно вздохнули – показалось, с облегчением.
   Вскочив на коней, мы почувствовали себя помолодевшими, вернувшимися на две недели назад, когда начинали путешествие. Кони не скакали – нет, летели над землей! И до чего приятно было мчаться!
   Несмотря на то, что мы выбирали кратчайшее расстояние до главной дороги в столичный город (по карте), нам пришлось скакать два или три часа по узким тропкам, вьющимся меж живописных полей. А потом нас приняла широкая дорога.
   Дорога – это нечто особенное из всех творений человеческих. Хотя бы потому, что создана не руками, а ногами. А что ещё человек создал при помощи ног? Как ни вспоминаю, на ум не приходит ничего, кроме кадров из кинофильма «Укрощение строптивого», с Адриано Челентано, когда он давит ногами виноград. Может, поэтому дорога так пьянит?
   Дорога – словно живое существо, которое, извиваясь, ползёт от города к городу, от деревни к деревне – и несёт на себе всадников, телеги, фуры, колесницы, коляски… и пешеходов, разумеется. Потому-то по дороге легче путешествовать, что она сама помогает идти, помогает ехать. Дорога – великая путешественница, хотя лежит на месте. Лежит – и везёт. И привозит.
   На этот раз дорога нам попалась классическая: переполненная транспортом, всадниками, пешими путниками. И все шли туда же, куда и мы – в столичный город, на Большой праздник.
   Кого тут только не было!
   Акробаты, жонглёры и прочая цирковая братия зазывали на будущие представления, кувыркаясь и жонглируя на ходу. Двое клоунов на ходулях несли развёрнутый плакат: «Цирк «Рандомиз»! Все виды аттракционов!». Но артистов хватило бы, по-моему, не на один цирк, а минимум на десяток.
   Укротители тигров укрощали, укорачивали слишком длинных животных – перед нами в течение пяти минут шёл один-единственный тигр. Ну конечно, такому обязательно нужен укоротитель!
   Фокусники держали в руках большие параболические зеркала и линзы, и старались удержать окружающее в фокусе, иначе всё начинало дрожать и расплываться.
   «Явно какая-то накладка», – подумал я. Но мало ли программ на свете? Может, мы повстречались с какими-нибудь лингвистическими парадоксами.
   Степенные крестьяне везли на телегах мешки с мукой, корзины с овощами, ящики с фруктами и зеленью, кувшины с вином, бурдюки с кумысом, круги сыра и бочки с солениями. Гнали стада баранов, коров и коз. Всё, всё съест ненасытный город во время праздника!
   Шли нищие и калеки – на костылях, слепые и горбатые. Эти надеялись, что им перепадёт от щедрот праздных зевак. А может, что-то своруют сами!
   Шли сами праздные зеваки – в щёгольских нарядах, группами и поодиночке. Это из тех, что жили поближе и были победнее. Другие, побогаче, ехали на телегах и бричках. Некоторые начали праздновать в пути, приветственно поднимая фляжки и кружки, и обливая друг друга вином, когда телеги качало на ухабах.
   Ехали и рыцари, главные действующие лица центрального ядра праздника – турнира. И в одиночку, и в сопровождении оруженосцев. Было их столько, что я предположил, что турнир не ежегодный, а круглогодичный. Сэр Жеральд и Юнис не согласились.
   – Там не одна арена, – пояснил сэр Жеральд. – Сначала пройдут отборочные соревнования, а потом начнутся финалы…
   От дальнейших объяснений его отвлекли кареты с прекрасными дамами и знатными вельможами, и он принялся раскланиваться и махать шляпой, завидев кого-то из знакомых.
   Окружающее великолепие постепенно окутывали всё выше и выше вздымающиеся облака пыли.
   Реальность соблюдалась полнейшая. Я бы, во всяком случае, предпочёл обойтись без таких тонкостей, как пыль.
   Укрытая за переливающимся калейдоскопом людей и событий, на обочине дороги мелькнула небольшая стрелочка-указатель «Владения графа Сержа-Леона». Я вздрогнул, но проигнорировал, надеясь, что ни сэр Жеральд, ни Юнис ничего не заметили: стрелочка была не очень яркая, да и клубы пыли её частично скрывали.
   Но чуть дальше высился громаднейший щит с надписью «Владения достойнейшего сэра, доблестного рыцаря, прекраснейшего Сержа-Леона де Альгвазила, графа Сен-Викийского!». Не заметить его было нельзя, даже если очень стараться. Но сэр Жеральд и Юнис не старались.
   – Хо, Серж-Леон, да это ведь твои поместья! – обратил внимание на щит сэр Жеральд. – Может, заедем?
   – Там забыли указать расстояние, – пробормотал я. – Туда километров пятьсот, не меньше.
   – Нет, – указал пальцем Юнис, – внизу пометка: пять километров.
   – Сейчас не время, – холодно произнёс я. – После турнира – милости прошу. А после победы над драконом, – добавил я вдохновенно, – будете гостить у меня полгода!
   На время друзья-рыцари успокоились. Но меня ждало ещё одно испытание.
   На той же стороне дороги, в нескольких сотнях метров за щитом, возникла группа людей. Причём двое из них с золотыми коронами на головах, судя по всему – король и королева. Слуги держали в руках здоровенный плакат, частично дублирующий надпись на щите:
   «Приветствуем достойнейшего сэра, доблестного рыцаря, прекраснейшего Сержа-Леона де Альгвазила, графа Сен-Викийского!»
   – Смотри! – толкнул меня в бок сэр Жеральд. – Тебя встречают!
   – Я с ними в ссоре! – произнёс я со всем возможным ядом, который смог в себе отыскать. Впрочем, поиски длились недолго: я подумал о Вике, и яд выделился непроизвольно.
   – Может, помиришься? – предложил Юнис.
   – Попозже, – и я переехал на другую сторону дороги.
   Но меня заметили и там.
   – Сыночек! – заголосила королева, протягивая ко мне руки.
   – Не обращайте внимания, – прошипел я на негодующие взгляды друзей, – это такая же морочь, что нам неоднократно встречалась. Это вовсе не мои родные.
   – То-то и я гляжу: короны не графские… – пробормотал сэр Жеральд, приглядываясь.
   – Серж-Леончик! – кинулась ко мне красивая и статная молодайка, голова которой, очевидно, по ошибке, оказалась вровень с головой Малыша. – Ты обещал мне…
   – Обещанного три года ждут! – процедил я сквозь зубы. – А ещё двух не прошло!
   Откуда я взял цифру, не знаю. Но говорил я сам, а не автоматик внутри меня. Но, помнится, я и в реальной жизни, бывало, сначала говорил, а потом думал.
   – Дети плачут, папку просят! – не унималась она.
   – Изыди! – цыкнул я, и пришпорил коня. Молодайка отстала.
   Я не стал оглядываться: знал, что вслед может кинуться куча детей. К чему лишние волнения?
   Я не понимал, почему вдруг начали поступать такие предложения? Дракон решил применить иное оружие? Но Вика?..
   Запершило в горле – клубы пыли продолжали расти и оказывать удушающее воздействие на весь организм. Они являли собой явный парадокс: в природе всё растет при поливе, а тут наоборот – клубы пыли росли при отсутствии полива.
   Как бы то ни было, срочно требовалось отрицательный фактор нейтрализовать, а горло – промочить. Любыми доступными средствами. Устранить влияния при помощи вливания.
   Из последних сил ворочая головой, я заметил стоящее рядом с дорогой одноэтажное строение с неброской вывеской «Корчма», и кивнул друзьям. Мы резко свернули, спешились и вошли внутрь.
   Приятный полумрак и прохлада охватили нас.
   Озирая интерьер рассеянным взором, я подметил любопытное явление: обстановка ничуть не менялась, пока я спокойно скользил взглядом по предметам. Однако стоило чуть сконцентрировать внимание, например, на столах, как над ними тотчас появлялась стрелочка с надписью «Стол», а когда переводил взгляд на стулья, они обрастали аналогичными стрелочками «Стул».
   Я хмыкнул и продолжил обзор с пояснениями.
   За стойкой, на которой было написано «Стойка» стоял протирающий бокалы мужчина. Над ним парила стрелочка-указатель с надписью «Корчмарь». Справа от него трепетала другая стрелочка: «Корчмариха». Стрелочка указывала на дородную женщину, стоящую в дверях кухни.
   Потом надпись мигнула и сменилась другой: «Корчмарьша». Подержалась несколько мгновений, задёргалась, снова замигала, и на ней мелькнуло слово «Корчшмара!» – или нечто подобное.
   Ещё раз мигнув, надпись поменялась на строгое и нейтральное: «Жена корчмаря».
   Посетителей, как ни странно, в корчме не было.
   – Пива! – потребовал я.
   Корчмарь бросился к стоящей в углу большой бочке, и из сияющего начищенной медью крана наполнил три кружки.
   – Что-то вас посетители не жалуют, – заметил я, отпив немного: вдруг какая-нибудь гадость? Но пиво оказалось хорошим.
   Корчмарь развёл руками.
   – Торопятся на праздник. Рано ещё. С утра пить хочется не всем, – подколол он, – зато ближе к обеду… А завтра у нас проходу не будет. У меня есть отличный рассол, – он подмигнул, – могу предложить.
   – Оставь на завтра, – холодно сказал я. – Сейчас предложи другое: список участников турнира.
   – Вам разве не прислали? – удивился корчмарь. – Как всем участникам?
   – Мы были в разъездах… – уклончиво ответил я, – и не успели посетить оргкомитет. Может, и присылали, да нас дома не было – всё недосуг: то Змей Горыныч, то чудовище неописуемое…
   Корчмарь понимающе кивнул, достал большие белые листы и пояснил:
   – Прямо сегодня собирался вывесить. У нас обычно организуется небольшой тотализатор.
   Я хмыкнул, и мы приникли к листам.
   Свои имена мы отыскали достаточно быстро, что было удивительно по двум причинам: во-первых, мы не посылали заявку, а во-вторых, фамилии, имена и прозвища участников располагались не в алфавитном порядке. Но если первое могло объясняться тотальным учётом всех рыцарей в Киберландии (или Виклэнду – никак не удосужусь спросить: как же называется вся страна?) и их автоматическим включением в турниры, то второе – особыми соображениями устроителей, расположивших участников согласно каким-то неведомым критериям. По знатности, например, или по бойцовским качествам.
   Начинался список никому неизвестным Рыцарем Зелёного Яблока, а заканчивался не более известным Рыцарем Серебряного Копья.
   Мы, причём все трое, находились рядом, и располагались ближе к началу списка. Я не стал ни удивляться, ни высказывать иных эмоций по поводу местоположения. Но сэр Жеральд и Юнис, судя по всему, остались довольны.
   Нашими соседями с обеих сторон были: Рыцарь Красное Солнышко – сверху, и Рыцарь Тёртый Калач – снизу. Их имена тоже абсолютно ничего не говорили.
   Я просмотрел весь список. Знакомых не встречалось – ни Айвенго, ни Квентина Дорварда, ни Роб Роя, – что, впрочем, не удивительно: Вика вряд ли читала эти книги. Преобладали прозвища: Рыцарь Красного Коня соседствовал с Рыцарем Чёрного Квадрата, Рыцарь Зелёного Рассвета – с Рыцарем Белого Орла, Рыцарь Жемчужного Шара – с Рыцарем Золотой Ветки… и так далее, и тому подобное.
   Единственное, чему я мог подивиться, так бедности фантазии… но Вика никогда не отличалась богатым воображением.
   Я ещё раз перечитал: Юнис Селерон, герцог Аксцезский, Жеральд Мегатренд, барон Эксельский, Сэрж-Леон де Альгвазил, граф Сен-Викийский. Всё верно, ничего не перепутано, претензий предъявлять не за что. Ну, и не будем.
   Я сунулся отложить списки в сторону, как мой взгляд упал на строчку: «Рыцарь Алмазного Когтя». Она что-то напоминала, и я решил на всякий случай не забывать её.
   Расплатившись с хозяином корчмы, мы вышли к скучавшим коням. Основная масса народа схлынула с дороги, и пыль успела немного осесть.
   Вот так! Главное – выбрать подходящий момент, тогда и пылью дышать не придётся, и пива попить удастся…
   Однако, выходя из корчмы, я почувствовал, как что-то мешает идти – странная инерция появилась в движении; я начал переваливаться с боку на бок, словно утка. А в довершение чем-то зацепился за плетень, и обернулся посмотреть, чем.
   И увидел, что у меня вырос длинный хвост.
   Роскошный, лохматый, словно борода, из спутанных волос, в которых перемешались опавшие листья, конские яблоки, сухие веточки и дохлые мыши, сушёными грушами повисшие на веточках.
   Точно такие же хвосты ощупывали позади себя сэр Жеральд и Юнис. Каждый длиной… килобайта в четыре с половиной.
   – Что это, Серж-Леон! – в панике завопил Юнис.
   – Ничего страшного… ничего страшного, сейчас разберёмся, – попытался успокоить я его.
   – Колдовство это! – спокойно произнёс сэр Жеральд, вытаскивая меч. – Корчмарь заколдовал. Или жена его. Сейчас наладим…
   И он повернулся, чтобы вернуться в корчму.
   Но тут легкое вихреобразное кружение заблистало вокруг. Взметнулись потревоженные пылинки, сухие травинки взвились в воздух, шевельнулись кверху хвосты…
   И перед нами появился человек в белом халате и белой же шапочке с красным крестом. В руках он держал металлический чемоданчик с зелёной эмблемой в виде стилизованного паука.
   – Доктор Web! – отрекомендовался он с полупоклоном.
   Мгновенно раскрыл чемоданчик: блеснул набор всевозможных медицинских инструментов.
   Ещё мгновение – и хвосты были идеально обстрижены, свёрнуты и спрятаны в одном из отделений.
   А доктор закрыл чемоданчик, застыл столбиком и произнёс деревянным голосом:
   – Инфицированы три файла… исцелены! С вас пять дол… золотых за лечение!
   – Я же говорил, что доллары пригодились бы, – пробурчал я в сторону сэра Жеральда, расплачиваясь с доктором.
   – Чего там! – отмахнулся он. – Золото у нас есть!
   Доктор получил золотые, и исчез в том же вихревом шевелении, в каком и появился.
   – В корчму бы его! – пробормотал я.
   – А он туда и направился, – спокойно произнёс сэр Жеральд, указывая на мелко задрожавшую и начавшую подпрыгивать корчму.
   Изо всех щелей, окон, дверей и дымовой трубы корчмы полетели опилки, пыль, и ещё какая-то мелкая гадость. Вслед за ними вылетел и корчмарь.
   – Ну и вирусов там! – поразился я. – Прямо рассадник! А мы и не знали… Хорошо, легко отделались.
   – Ничего, – успокоил меня сэр Жеральд. – Зато в следующий раз знаем, куда обращаться.
   И показал рекламную сигнатурку с адресом электронной почты и веб-страницы.
   – Пользуйтесь услугами антивирусных лабораторий! – прочитал он и добавил: – Мудрёно что-то…
   – Как бы мы ехали с хвостами! – до Юниса дошёл весь ужас бывшего положения. – И кто бы нас допустил к соревнованиям? Только избавились от кентаврьего обличия, и опять…
   – Ничего, – успокоил его сэр Жеральд. – Всё обошлось.


   На турнире

   Вдали возвышались стены града столичного, и разноцветный хвост толпы втягивался в городские ворота, чтобы растечься по узким лабиринтам улиц.
   – Где соревнование? – спросил я стоящего у ворот унылого стражника, которому явно хотелось оставить пост и рвануть вслед за зеваками.
   – По какому виду? – хитро сощурился он, решив развлечься хотя бы за наш счёт.
   – Разве их много? – удивился я.
   – А как же? – удивился стражник в свою очередь. – Состязание арбалетчиков, алебардщиков, борцов, боксёров, гонки на колесницах, копейщики, лучники, прыгуны в длину, высоту, в сторону…
   – Стоп-стоп-стоп! – прервал сэр Жеральд, подняв руку. – Где, говоришь, состязание арбалетчиков?
   – На площади Звезды, – вытянув алебарду в требуемом направлении, указал стражник.
   – А рыцарский турнир? – всполошился Юнис.
   – На главном ристалище, – ответил стражник. – Это немного дальше и правее…
   – Поехали! – махнул рукой сэр Жеральд.
   Площадь Звезды распахнулась неожиданно – мы просто въехали по улице-лучу в толпу народа, окружившего состязающихся арбалетчиков и их мишени.
   Стреляли по-разному. Лучше всех получалось у бородатенького коротышки, который всаживал стрелы очень близко к центру мишени, но никак не мог поразить «яблочко». Видно было, что его это сильно беспокоит: он то и дело хватался за амулет, висящий на шее, и бормотал, оборотя глаза к небу, а потом принимался поправлять настройку прицела. Но помогало слабо.
   – Волноваться вредно, – назидательно произнёс сэр Жеральд.
   Он остановился за крайней мерной отметкой и, не слезая с лошади и не целясь, поднял арбалет и послал стрелу в мишень.
   Мишень глухо вздрогнула, пропуская стрелу. Именно пропуская, потому что снаружи осталось лишь ярко-алое оперение, сливающееся с цветом «яблочка», а всё остальное ушло внутрь.
   – Поехали, – скучным голосом проговорил сэр Жеральд, – тут неинтересно.
   Провожаемый восторженными взглядами зевак, сэр Жеральд удалился. Мы с Юнисом сопровождали его на почтительном расстоянии. Видно было, что у Юниса руки чешутся стрельнуть из арбалета, но он сдержался. Очень сложно перебить такой рекорд. Повторить – куда ни шло.
   Мне тоже захотелось молодцевато выхватить арбалет и, не целясь, выстрелить через плечо, но я передумал: это было бы слишком оригинально… К тому же я чувствовал, что Вика сменила благосклонность на противоположные чувства, а потому не исключалась возможность позорного промаха, а то и чего похуже.
   Я представил, как стреляю через плечо, а стрела попадаёт в маленькую собачонку, поднявшую ножку у колеса телеги. Вот смеху-то будет! Мало того: эффект от великолепного выстрела сэра Жеральда пойдет насмарку. И собачку жаль: она-то при чём?
   Мы проехали мимо площадки соревнований борцов, стрелков из лука, метателей диска… Наблюдаемые сценки напрямую напоминали «Olympic games» и «Mortal combat». В одном месте я заметил… конькобежные соревнования, что выглядело явным анахронизмом при царящей жаре. Но, опять-таки, при современном уровне холодильной техники возможно и не такое. Хорошо ещё, что не было гонок «Формула-1», а ведь могли встретиться!
   – Мы не опоздаем? – тревожно спросил Юнис.
   – Не думаю, – рассеянно протянул я. – Без нас, мне кажется, ничего интересного не будет.
   Сэр Жеральд хмыкнул, но ничего не сказал.
   – А это далеко? – не отставал Юнис.
   – Я знаю не больше тебя! – огрызнулся я, а сэр Жеральд указал рукой на стадион, в раскрытые ворота которого с разных сторон въезжали рыцари.
   Стадион выглядел вполне современно – что-то вроде «Мараканы», – но более приспособленно под рыцарские турниры: поле усыпано песком и опилками, сбоку дымит небольшая походная кузница, а у выхода трепещет на ветру полотнище с красным крестом. Под ним стояли пустые носилки.
   – Что делать будем, братья-рыцари? – зловещим тоном произнёс я.
   – Что такое? – всполошился Юнис, а сэр Жеральд понимающе нахмурился.
   – Копья у нас боевые, острые, а на турнире принято сражаться турнирными, тупыми. Если только нам не бросят вызов драться насмерть… Или придётся самим вызывать на смертельную битву. Но надо ли? Может, побережём силы для дракона?
   – А разве администрация не обязана снабдить участников турнирным оружием? – возразил Юнис.
   – Ты что? – возмутился сэр Жеральд. – Это же лишние расходы! В смете наверняка не предусмотрено.
   – Может, закажем у кузнеца? – оглянулся Юнис.
   – Или откажемся от участия? – в тон ему ответил я.
   – С ума сошёл?! – возмутился Юнис. – Только в турнирах рыцарь может снискать себе славу!
   – А дракон? – снова напомнил я.
   Юнис беспомощно оглянулся на сэра Жеральда. Тот уставился на дракомпас. Стрелка беспомощно дрейфовала, неуверенно рыская из стороны в сторону.
   – Создается впечатление, – сказал я, – будто над центральной трибуной кругами летает невидимый дракон.
   Сэр Жеральд кивнул, но возразил:
   – Скорее, под трибуной… – и добавил, не отрывая глаз от дракомпаса: – Пойдём к кузнице. Там должны быть запасные копья. Они ломаются чаще людей. Но придётся доплатить.
   – Не испортился ли дракомпас? – озабоченно проговорил Юнис, следя за стрелкой.
   – Он не знает, куда показывать, – пояснил я. – Здесь собралось столько рыцарей, готовых драться, как драконы, что глаза – или что у него? – разбегаются.
   Мы подошли к кузнице. Около неё толпилось несколько желающих разжиться турнирными копьями, и шёл оживлённый обмен мнениями.
   – Я никогда не беру из дома турнирного копья! – признался рыцарь с зелёной веткой на щите, подходя следом за нами. – Зачем тащить лишнюю тяжесть?
   Кузнец с подмастерьем, пользуясь случаем, драли безбожно.
   – Турнирное копьё – три золотых! – завозмущался рыцарь с зелёной веткой, узнав цену.
   – Не нравится – не плати, – возразил сэр Жеральд, взвешивая копьё на руке, – вези из дома, заодно накачаешься.
   Намечающийся спор прервал громкий жестяной голос: судья-распорядитель говорил в большой рупор:
   – На поле вызываются Рыцарь Серебряного Озера и Рыцарь Золотых Струй…
   Парад-алле мы то ли пропустили, то ли подобное мероприятие было не в традициях турнира.
   Рыцари – один в серебряных латах, второй в золотых разводах – выехали из ворот между трибунами, сделали круг по арене, поклонились судейской коллегии, сонмищу Прекрасных Дам в центральной ложе, знатным зрителям, потрясли копьями на манер индейских вождей, и разъехались.
   По короткому сигналу гонга противники с гиканьем донских казаков устремились навстречу друг другу.
   Трах! Трах! Тресь! Тресь! – двойной удар наконечников о щиты и треск ломающихся копий нарушили тишину ожидания и сменились криками восторга и разочарования.
   Рыцарский турнир на копьях, по-моему, наименее зрелищное мероприятие: разъехались, съехались – и всё. Ну и ещё пара ударов: либо два удара копьём, либо удар копьём и удар от падения тела на землю. Вот и все вариации. И ведь смотрят же!
   – Ничья! – объявил судья-информатор.
   – И за такие копья – три золотых? – возмутился сидящий рядом рыцарь с зелёной веткой.
   – На поле вызываются Рыцарь Голубой Стрелы и Рыцарь Красного Круга, – провозгласил жестяной голос.
   Интересно, а как они определяют, кому выступать следующему, и как предупреждают, чтобы успели подготовиться? Может, по рядам бегают мальчики-пажи?
   Происходящее на поле перестало меня интересовать, и я принялся рассматривать окружающее: трибуны, ложи, публику…
   Здесь находилось столько сиятельных и титулованных особ, что можно смело поднимать ранг ристалища – добавить для благородства буковку «д’»…
   – Принцесса! – прошептал Юнис. Он также оторвался от созерцания валяющихся на поле треснувших копий и лопнувших подпруг, и осматривал стадион.
   – Где? – механически спросил я, но и сам увидел. Принцесса, или очень похожая дама, покидала трибуны в сопровождении высокого рыцаря в алом берете с большим страусиным пером. Остальное скрывалось за сидящей публикой, виднелась лишь голова.
   – А может, не она? – засомневался я.
   – Она, она, я сердцем чую! – волновался Юнис.
   Дама спустилась с трибуны, и кавалер – между прочим, в тёмно-зелёном костюме с чёрной накидкой: цвета дракона! – подсадил её на коня, поддерживая стремя. Потом сам вскочил в седло, и они вылетели из ворот.
   Мы быстро спустились вниз, к лошадям, и устремились в погоню – пока ещё неизвестно, за кем. Потому что и принцесса могла оказаться не принцессой, и рыцарь… Но кем мог оказаться рыцарь? Уж не драконом ли? Вот нелепость! Хотя его костюм очень напоминал расцветку зелёного дракона с чёрными крыльями.
   Я так фыркнул от этой мысли, что Малыш завистливо ржанул, услышав моё фырканье. Рыцарь не может быть драконом… А дракон – рыцарем? – влезла в голову следующая мысль, и я посильнее пришпорил коня, чтобы набегающим встречным ветром выдуло идиотские мысли, выбило стуком копыт. Мчаться и мчаться – всё равно, за кем, всё равно, куда…
   – Глядите, глядите! – загалдели мальчишки, сидящие на опрокинутой телеге и пытающиеся хоть что-то рассмотреть через раскрытые ворота. На стадион их не пускали стражники. Как не достигших шестнадцати лет, должно быть. – Рыцари с турнира убегают!
   Сэр Жеральд так полосонул по ним тяжёлым взглядом, что они покатились в пыль.
   Мы пронеслись по улицам и выскочили за городские ворота.
   Уходившие от нас не ощущали за собой погони, они просто куда-то спешили. Но торопились так, что стук копыт их собственных коней – а не то, что наших – заглушало свистом ветра. Мы догнали бы их незамеченными, потому что расстояние медленно, но неуклонно сокращалось: наши кони – кони Кубалай-хана – были лучше. Но всё испортил Юнис.
   – Стойте! – закричал он.
   Его крик перелетел через догоняемых, упал перед ними и отразился в уши. Беглецы оглянулись.
   Недобрая улыбка исказила лицо рыцаря в зелёном костюме, и он принялся поворачивать коня, одновременно вытаскивая из ножен меч. Дама натянула поводья, прячась рыцарю за спину.
   – Стойте! – воскликнул и сэр Жеральд.
   – Стойте, идиоты! – хотел добавить и я, но Юнис уже спрыгнул с седла, взмахнул мечом, и…
   Совсем забыл сказать: он предварительно присел на корточки. Я ещё подумал, не собирается ли он подрезать сухожилия у рыцарской лошади?
   Итак, Юнис взмахнул мечом, и широким движением заправского косаря выкосил полукружье в зарослях тюльпанов, усыпавших поле и обочину дороги. Провёл левой рукой, собирая – и в руках оказалась целая охапка цветов.
   – Принцесса! – обратился он к даме, падая на одно колено и протягивая цветы. – Примите от меня ничтожный дар внимания вашему высочеству!
   Принцесса нагнулась, принимая цветы, и спрятала улыбку среди лепестков – добавила к ним бутоны своих губ.
   Рыцарь тоже улыбнулся – снисходительно, хотя немного напряжённо.
   – За этим вы и гнались за нами? – спросил он, не выпуская меча. Я заметил ошибку построения фразы, но подумал, что он, видимо, иностранец.
   – Мы отправились в дальний путь, чтобы освободить принцессу от когтей дракона, – продолжал Юнис, – но видим, что она свободна. Это вы освободили её? – обратился он к рыцарю.
   Тот не успел ответить. Выступила принцесса.
   – Я не принцесса, мой юный друг, – покачала она головой, – я герцогиня де Бражелон.
   – И она не свободна, – вмешался рыцарь. – Я герцог де Бражелон, её муж.
   – Растёте, ваше сиятельство, – усмехнулся я. – Дюма описывал вас ещё виконтом.
   Рыцарь подозрительно покосился на меня, но ничего не сказал. Потом улыбнулся и раскланялся, на всякий случай.
   – Мосье Дюма – мой старинный друг, – пояснил он.
   – Оно и видно, – кивнул я. – Хороший человек…
   – О, да!
   Сэр Жеральд прервал светскую беседу.
   – Приносим наши извинения, герцог, – поклонился он, – и вам, герцогиня. Наш юный друг немножко обознался, ослеплённый вашей красотой. Он так долго ищет даму сердца…
   – Бедняжка… – прошептала герцогиня, протягивая Юнису руку для поцелуя. – Я желаю вам найти её как можно скорее!


   Возвращение

   – А вот сейчас вернёмся и поищем, – хладнокровно произнёс сэр Жеральд, указывая Юнису на стрелку дракомпаса, когда герцог с герцогиней удалились. Стрелка указывала назад, на город. – Ты понимаешь, что это значит?
   – Дракон… там, – пробормотал Юнис, кивая на город.
   – А чего ты мчишься, как угорелый?
   Юнис опустил голову:
   – Я думал… Я узнал… Я думал, что узнал…
   Я поймал себя на мысли, что до сих пор не знаю, как зовут ту, ради которой мы предприняли длительное и опасное путешествие. Вот что значит обходиться титулами! Это почти как именование по должности: «Сэр ведущий инженер, не соблаговолите ли…», «Нет, сэр младший научный сотрудник…» Я собрался задать вопрос, но Юнис продолжил:
   – Мне показалась, что она – принцесса Викальда!
   Ага! Вот как её зовут! Ничего, звучит.
   – Пока будем возвращаться, – продолжал выговаривать сэр Жеральд Юнису, – могут объявить наши имена. А нас нет! И что тогда? Снимут с соревнований, дисквалифицируют!
   – Да, ребята, а если нас объявят в пары друг с другом? – спросил я, чтобы прервать воспитательный монолог сэра Жеральда.
   – Откажемся! – в один голос гаркнули Юнис и сэр Жеральд. – Объясним ситуацию и попросим пережеребьёвки. Мы же друзья!
   – Не знаю, примут ли судьи такое объяснение, – вздохнул я.
   – Поскакали быстрее! – заторопился Юнис, но сэр Жеральд сурово оборвал его:
   – Коня загнать хочешь? А где запасного возьмешь? У кузнеца? С тупым наконечником? Сам ты…
   Мы возвращались шагом, чтобы дать коням отдохнуть, решив, что если нас не обнаружат на месте, то сразу с соревнований не снимут, а разрешат выступить позже. Не финал ведь, в конце концов.
   Лишь однажды мы остановились, чтобы попить газированной водички. Газировалась она довольно оригинально: из больших кожаных мешков. Газ пробулькивал снизу множеством мелких пузырьков в большую бронзовую чашу, из которой продавец черпал правой рукой с зажатым ковшиком, а левой периодически поддавливая мешок с газом.
   – Чистая прохладная газированная вода! – кричал торговец.
   – С сиропом? – поинтересовался Юнис.
   – А как же, – с готовностью отозвался торговец, плеская в чашу ярко-зелёную жидкость.
   – А сироп какой? – поинтересовался сэр Жеральд.
   – Тархун, – уточнил торговец, указывая на торчащие за спиной метёлки растения.
   – Лошади будут пить? – спросил я, решив внести в диалог элемент неожиданности.
   Торговец опешил.
   – Бу… будут, наверное, – выдавил он из себя, округлив глаза.
   – Три ведра, – заказал я.
   Лошади выпили с удовольствием, и потом долго облизывались и пускали из ноздрей зелёные пузыри – торговец не пожалел сиропа.
   Мы вернулись на ристалище. Здесь ничего не изменилось: по-прежнему сзади бубнил, возмущаясь, рыцарь с зелёной веткой, по-прежнему судья-информатор объявлял новых бойцов, сэр Жеральд возился с дракомпасом, а мы с Юнисом оглядывали трибуны и ложи.
   Лишь на арене стало ещё больше лопнувших подпруг, поломанных копий… и всего остального.
   – Принцесса! – снова воскликнул Юнис, хватая меня за рукав левой рукой. Правую он вытянул к центральной трибуне.
   – Где? – машинально спросил я.
   Ситуация повторялась. Требовалось сбить её: мне не хотелось второй раз скакать по полю и наблюдать косарские упражнения Юниса. Надо что-то сделать: захохотать, запеть петухом, сделать «колесо» на трибунах… Но для начала я спросил:
   – У тебя, случаем, не галюники?
   Он не понял.
   – Ну, глюки, – пояснил я.
   Но тут вскочил с места и сэр Жеральд.
   – Дракон! – объявил он. – Стрелка успокоилась!
   – Где? – спросил я.
   Сэр Жеральд вытянул правую руку, продолжая глядеть на стрелку дракомпаса.
   Я посмотрел на правые руки сэра Жеральда и Юниса, и мне стало нехорошо: обе указывали на одно место. Принцесса – дракон? Или… они находятся рядом? Неужели он прилетел участвовать в турнире? Как один участник, или как трое – если считать по головам? Или решил извращённо съесть принцессу при большом скоплении народа?
   – Пойдём, – сказал я. – Надеюсь, сейчас всё разъяснится.
   Мы поднялись к главной ложе.
   Нас не хотели пускать два похожих на интегралы лакея.
   – Срочное дело к принцессе Викальде, – сухо сообщил я. Заодно проверим: она ли это?
   – Как доложить? – ещё сильнее склонился лакей, чуть не превратившись в ноль.
   – Сэрж-Леон де Альгвазил, граф Сен-Викийский… со товарищи.
   – Вас приказано пропускать незамедлительно! – прошелестел он, с подобострастием глядя на меня, не распрямляясь. Хоть что-то хорошее я поимел от «знакомства» с Викой.
   – Они со мной! – указал я на Юниса и сэра Жеральда, сомневаясь, что он правильно понял слова «со товарищи». – Это мои друзья!
   Лакей склонился ещё ниже, хотя ниже, казалось, было некуда.


   Принцесса

   Принцесса сидела у барьера ложи и смотрела на поле, на котором один незадачливый боец выбил из седла другого незадачливого бойца, и при этом сам не удержался на коне и упал.
   – Какая прелесть! – восторженно воскликнула принцесса и захлопала в ладоши.
   Хотя она не отрывала глаз от поля, я сразу узнал её – она ничуть не изменилась. Да и сильно ли человек меняется… за две недели? За месяц? Мне показалось, я давно потерял счёт дням – да и не вёл никогда.
   В её облике всё осталось прежним: и лицо, и прическа, и даже платье, усеянное крупными бриллиантами – как будто не отрывала она куска и не писала отчаянное послание о спасении…
   Но я на всякий случай решил уточнить.
   – Принцесса Викальда? – спросил я звучным голосом.
   Она обернулась. И обернулись все сидящие в ложе – симпатичный молодой человек рядом с ней, несколько богато одетых дам и вельмож.
   – Дракон! – раздался рядом со мной торжествующий голос, и сэр Жеральд встал справа от меня. Указательный палец правой руки был направлен на молодого человека. Левой сэр Жеральд сжимал дракомпас и переводил взгляд с него на принцессиного спутника.
   – Дракон? – тот нахмурился и встал.
   Я бросил взгляд на дракомпас. Его стрелка неумолимо указывала прямо в грудь статному рыцарю в изумрудно-зелёной одежде. А на камзоле переливался разноцветными огнями алмазный коготь! Рыцарь Алмазного Когтя!
   «Это же надо так обмануться! – подумал я. – Нечего сказать, мощный заряд дал компасу оракул из Игрограда: на любую атрибутику и безделушку клюёт, лишь бы связана с драконом! И что, мы всё время гонялись за этим камзолом? Или компас показывал на ближайшие предметы, где упоминался дракон: на герб с драконом, на скульптуру дракона, на сказанное от души ругательство типа «Забери тебя дракон!» И, в зависимости от силы влияния, переключался на соседний. Мотался, словно флюгер, а мы, идиоты… Нет, но как же принцесса?..»
   – Ах, дракон!.. – рассмеялся парень в изумрудно-зелёной униформе с алмазным драконьим когтем на груди.
   – Оборотень, – прошептал Юнис в левое ухо. Он подпёр меня плечом и положил руку на эфес меча.
   – Дорогая, – обратился парень к принцессе, – ребята, наверное, из королевства твоего папочки. Но они не в курсе. Объясни им.
   – Милые мои рыцари, – защебетала принцесса, порхая вокруг нас и прикасаясь нежными ручками то к груди, то к плечу, то к рукам каждого.
   Юнис от прикосновений просто млел, и на него стало жалко смотреть. Он совсем позабыл о своих опасениях, и убрал руку с меча.
   Сэр Жеральд держался настороженно, и меня это радовало.
   А принцесса продолжала щебетать:
   – Я очень благодарна, что вы отважно кинулись меня спасать! Считайте, что задача успешно выполнена: я спасена.
   – Ничего не понимаю, – пробормотал сэр Жеральд. – А дракон? А компас?
   – Это была спецодежда, – пояснил изумрудный рыцарь.
   – Не понял, – произнёс я, хотя зазвучали знакомые термины. – Как это?
   – Жорж – строитель королевского хрустального замка, – пояснила принцесса, – но папочка не хотел расплачиваться за строительство, хотя денег Жорж не требовал, а просил моей руки. Но папочка был против. И тогда Жорж решил меня похитить. Но я была не против: за время строительства мы полюбили друг друга. И разыграли сцену похищения!
   – Разыграли? – растерялся я. – Это был розыгрыш? Похищение?
   – Да… Ты извини, Серж-Леон, это я тебя сзади по голове ударила, – призналась принцесса, – золотой диадемой…
   – Спецодежда? – пробормотал я, словно меня снова ударили по голове. – Драконья шкура с алмазными когтями – спецодежда? Трёхголовая?
   – Голова была всего одна, – сухо пояснил молодой человек, – но были три плазменные горелки, для приплавки и резки стекла. Одной приходилось управлять зубами. Этот костюм – нечто уникальное. Встроенные манипуляторы с гидроусилителями, керамическая термоброня… Как иначе я мог построить хрустальный дворец?
   – А алмазный коготь? – вспомнил я. – Может, вернуть? У меня с собой.
   – Ну, коготь, – отмахнулся он, – расходный материал… Оставь на память.
   – Не верю! – решительным тоном Станиславского заявил я.
   «Человек-дракон» усмехнулся:
   – Едем в мой замок. Я всё покажу.
   – Подождите! – воскликнул Юнис. – А где же дракон?
   Все рассмеялись. Принцесса – весело, её муж – снисходительно, я – понимающе, сэр Жеральд – грустно, остальные – как придётся.
   Мне показалось, что принцесса… Вика хочет сказать мне что-то, но не прилюдно. Отсюда и предложение прокатиться в замок.
   – Но вы согласны остаться моей дамой сердца? – прошептал Юнис, мужественно выдержав смех.
   Принцесса кивнула и, привстав на цыпочки, чмокнула его в лоб.
   – Поехали, – повторил приглашение хрустальных дел мастер в изумрудно-зелёном костюме.
   – Поехали, – согласился я, и повернулся к сэру Жеральду: – Плакала наша добыча…
   – Эта плакала – другая засмеётся, – пожал плечами сэр Жеральд. – На свете много драконов и много принцесс, которых надо освобождать…
   – Правда? – робко спросил Юнис, прислушиваясь к словам сэра Жеральда. – Поедем искать следующую?
   – Чуть попозже, – сказала принцесса. – Сначала – в замок!
   И мы поехали. Весёлые, грустные, озабоченные – разные, хотя ехали одной гурьбой и в одно место.
   Мы миновали лабиринты городских улиц и выехали на известную дорогу среди поля тюльпанов. Миновали выкошенный Юнисом полукруг и свернули налево.


   В замке

   Показался замок – до него оказалось совсем недалеко, – сверкая многочисленными хрустальными гранями в лучах заходящего солнца.
   – Точно такой же! – вырвалось у Юниса.
   Владелец замка усмехнулся:
   – Не совсем. Непосвящённому, конечно, может показаться, однако специалисту заметны разительные отличия. Видите ли, я учел некоторые конструктивные упущения предыдущей работы…
   Он пустился в длительные рассуждения об архитектурных особенностях хрустальных дворцов и способах обработки хрусталя, но я не слушал. Я понимал, что всё означает, и мне стало грустно. Всё кончилось – погони, скачки, ожидания, приключения. Всё кончилось… здесь. Причём не совсем так, как я предполагал – хотя предполагал многое. Принцесса вышла замуж… за дракона, который оказался не драконом, а зодчим, архитектором, строителем. И не абы чего, а хрустальных замков. Рыцари ей больше не нужны.
   Что же произошло… там? Что случилось с Викой, если она решила придумать такой финал? Влюбилась в кого-то другого?
   И что будет со мной? Как плохо зависеть от кого-то!
   Мне вдруг показалось, что стою на краю громадной-громадной пропасти, залитой серым туманом, скрывающим дно… Но и до этой пелены лететь придётся довольно долго.
   Я отшатнулся… и наваждение пропало: я вновь ехал на лошади. Быть может, через минуту меня ждёт небытие? Но зачем она оттягивает эту минуту? Лучше сразу – ERASE! – и дело с концом. Что стоит стереть ненужную программу?
   Или она поняла, что мы – живые? И пытается найти иной выход?
   Кавалькада въехала в ворота замка, окружённого высокой стеной. За воротами мы увидели великолепный хрустальный замок – точнёхонькую копию того, где я успел побывать. Справа размещался открытый ангар, через распахнутые двери которого виднелся стоящий дракон… без голов. Головы лежали рядом.
   – Мои мастерские, – пояснил хозяин.
   Мы подъехали к главному входу, спешились. Подбежавшие слуги увели лошадей на конюшню.
   – Оставьте нас, – сказала принцесса.
   Хозяин, взяв Юниса и сэра Жеральда под руки, повел показывать владения. Юнис обернулся на меня, а сэр Жеральд – нет.
   Мы поднялись с принцессой в просторный хрустальный зал.
   – Серж! – принцесса бросилась мне на грудь.
   Вот что! Всё было лишь спектаклем: посмотреть, как я буду реагировать на такой поворот событий, если она выйдет замуж.
   – Слушаю, мадам, – холодно ответил я, отстраняя её. – Что-нибудь случилось?
   – Серж, милый, ты ничего не знаешь…
   – Почему же? Полагаю, что знаю вполне достаточно. Всё, что ты хотела сказать, по-моему, давно сказала – в настоящей реальности. Если придумала что-то новое… я могу выслушать, но из чисто теоретического интереса.
   Ну что она может сказать? Признаться в любви? Посредством компьютера это проще: всё превращается в разновидность игры, хотя компьютер – не игрушка, а инструмент. Вроде лома. Интеллектуального лома. Но к интеллектуальному лому требуется приложить интеллект.
   Нет, компьютер не игрушка. Под оболочкой программ, под обрамлением интерфейса, под перемещением световых пятен по экрану скрываются живые люди. И не только тут, но и там, в истинной реальности. Обмануть – и обмануться – можно в любой жизни. Обманывали, лгали, убивали – и с помощью гусиного пера и бумаги и, наверное, с помощью бересты и глиняных табличек. С помощью глиняных табличек это можно сделать буквально – если ударить по голове. Не оттуда ли пошло выражение «слово убивает»? Но это шутка, а всерьёз…
   Компьютер облегчает любую задачу – как задачу убийства словом, так и задачу исцеления. Он – величайшее искушение. И, может быть, тем более опасное, что вторгается в сферу нематериального, зыбкого: сознания человека, его памяти, взаимоотношений между людьми.
   Но таких искушений в истории человечества было достаточно: появление огнестрельного оружия, атомной бомбы, техники зомбирования… Любое изобретение, любое открытие меняет сознание человека. Слабые не выдерживают, остальные… остаются людьми, продолжая сохранять в себе то, что позволило человечеству дожить до настоящего момента.
   То же и с компьютером. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…». Главное – не думать только о красе ногтей, не думать только о компьютере. И не забывать о тех, для кого всё делается – о людях. Ведь каждый человек, взятый изолированно – ничто.
   А Вика… Ну, не нравилась она мне! И сейчас не нравится, причём ещё больше, несмотря на все ухищрения – или благодаря ним.
   Что она хотела доказать? «Если я тебя придумала, будь таким, как я хочу»? Это нельзя осуществить даже в виртуальном пространстве. История дала немало примеров, когда человека старались сломать – и что? Сломленный человек нужен только неполноценному, чтобы на фоне сломленных не замечалась собственная убогость.
   Да, с компьютерным персонажем проще сделать подобное. Можно заставить человека действовать по чьему-то желанию-программе. Но нельзя заставить думать так, как кому-то хочется! Думать я всегда буду так, как хочу. Иначе это буду не я.
   – Серж, милый! – глаза её были полны слез.
   Я тупо смотрел мимо – иной реакции не мог проявлять. Как надоело мне это там… и опять.
   – Сядь, – попросила она.
   – Зачем? – удивился я.
   – Сядь, я прошу.
   Я послушался.
   Она стояла передо мной, прижав руки к груди.
   – Ну? – довольно грубовато спросил я.
   – Серж, тебя нет, – отрешённо произнесла она.
   Это что, формула моей дематериализации?
   – В каком смысле нет? – спросил я.
   – Тебя нет… там, в реальном мире. Ты погиб. Машина… пьяный водитель… въехала на тротуар… Я не знаю подробностей, мне рассказывали из десятых рук… Говорили, ты кого-то спас, ребёнка, девочку… не знаю, может быть и врут, приукрашивают, но я знаю: ты мог это сделать! А сам упал под колеса. Насмерть…
   Я встал. Я был готов ко всему, но только не к этому. Меня нет. Меня – нет. Меня… нет?
   В глубине души я понимал, что нахожусь в нереальном мире, что сам нереальный, что происходящее со мной – не больше, чем фикция, игра электронных лучей по экрану монитора. Понимал, хотя жил, как принято говорить, полнокровной жизнью: ел, пил, сражался, дружил… И хотя относился к происходящему немного иронично, но это потому, что мне казалось, что всё происходит не со мной, что настоящий я – там, где-то высоко, на уровне богов, наблюдает за маленьким и всегда готов прийти на помощь… А, может, и приходил…
   И вот оказалось, что никакого «большого» не существует. Нет. Меня – нет. Больше нет. Больше нет большого. А маленький – остался. И должен жить самостоятельно, без оглядки «наверх». Но для этого нужна полная свобода. Иначе не будет жизни.
   Потеря человека – всегда потеря, тем более такого близкого, каким был для меня я сам. Но и это можно пережить.
   – Никто не волен над своей жизнью, – прошептал я.
   – Что? – не поняв, спросила принцесса.
   Я покачал головой, отстранил её и медленно спустился по лестнице. Вокруг никого не было, ни единого человека. Я шёл, как в тумане. Звенело в ушах.
   Конь ожидал меня у крыльца.
   – Н-но! – я дёрнул поводья и поскакал. Куда угодно – в пустоту, во мрак, в белое безмолвие…
   Я так боялся прекращения существования… и вот оно прекратилось. Здесь это не было смертью, а там оно – смерть. Здесь можно восстановить данные из файла… создать по новой, в конце концов! А там…
   Мне казалось, раньше я ощущал связь с собой живым, а теперь она прервалась. Да и была ли она? Говорят, у людей есть душа, она покидает тело человека в момент смерти… Где она? Пусть прилетит сюда, я ведь здесь, я живой! Я – живой?
   Да, но ведь я – живой.
   Я ехал и думал о том, что узнал. Мысли метались по черепной коробке, не находя выхода.
   Втайне я лелеял надежду, что удастся когда-нибудь выбраться из полусказочного безобразия в реальный, пусть не менее безобразный мир. Какие-нибудь новые технологии, непосредственная связь компьютера с человеческим мозгом. Чтобы удалось как-нибудь слиться сознаниями, вернуться в себя. Чтобы осталось в человеческом мозгу лишь мимолётное воспоминание о случившемся – как о сне, кино, чудесной сказке…
   И вот надежда исчезла. Умерла. «Когда умирает человек, умирают и все его надежды», – откуда-то вспомнилось мне.
   Но, собственно, почему умер? Я – вот он, я – жив. Я живой! Король умер – да здравствует король! Но… надолго ли?
   Я осмотрелся.
   Я находился посреди огромной белой равнины, подобной той, где очутился первый раз в этом мире. Что ещё придумает Вика? Что захочет сделать? Может… поговорить с ней?
   – Вика, – позвал я негромко, – Вика!
   Тишина.
   – Вика! – заорал я. – Ответь! Ты! Сама!


   Эпилог

   Вика приблизила микрофон к губам:
   – Я отпускаю тебя… Слышишь, Серж-Леон, ты свободен.
   Маленькая фигурка на экране, закованная в сталь, горько усмехнулась:
   – Свободен? От чего? От себя? Я никогда не мешал себе, не сковывал своих действий. Я жил в гармонии с самим собой.
   – Я больше не буду вмешиваться в твою жизнь. Живи, как хочешь.
   – Где? И сколько – до первой ревизии компьютера?
   – Я дала тебе доступ в Интернет! Ты сможешь путешествовать с сервера на сервер, с компьютера на компьютер. Абсолютно самостоятельно, по твоему собственному желанию…
   – Подобно вирусу? Чтобы меня отловили фаги?
   – Но ты же не вирус, – возразила Вика, – они тебе ничего не сделают.
   – Я чувствую себя сейчас в положении искренне верующего, – признался рыцарь, – которому с неопровержимой уверенностью доказали, что бога нет, и надеяться не на кого… Такая страшная пустота внутри.
   – Хочешь, я создам тебе даму? – предложила Вика.
   – На базе собственной персоны? – усмехнулся рыцарь. – Спасибо, не надо. Ты уже делала это… и не один раз.
   – А кого ты хочешь? – спросила Вика, одними губами. Но он услышал.
   – Никого. Я – электронный монстр… с человеческой душой. И это будет постоянно мешать мне. Я никого не смогу полюбить. Кого – такого же монстра? Лучше выключи комп и убей меня.
   – Не могу… – прошептала Вика.
   – Так будет, по крайней мере, гуманней. Всё равно что по отношению к бродячей собаке.
   – Но собака свободна…
   – Да. И её окружают ей подобные. А кто окружает меня? Жестко запрограммированные болванчики?
   – Но, может быть, когда-нибудь ты найдёшь подобного себе? Кто-нибудь, как я, создаст такую же электронную личность. И ты не будешь один!
   – Не знаю. Может быть. Да, мне хотелось закончить здесь кое-какие дела: принести циклопу развлекалку; узнать, как устроились освобождённые узники; принять участие в экспедиции Кубалай-хана в Заколдованный лес… И хорошо бы встретить бывшего доброго медведя – проконтролировать колдуна: рыцарь я или не рыцарь!..
   И ещё: не возлагай много надежд на Интернет. Он был нужен, чтобы создать иное пространство, отличное от реального. И оно создано… или вошло составной частью в существующее… и существовавшее очень давно: я имею в виду тот идеальный, мистический, потусторонний – называй как угодно – мир. Так что теперь не нужны ни серверы, ни спутники: связь существует сама по себе. Миры рядом, они смежные… как страны на карте. Я вижу, я чувствую это. Я всегда мог немного предвидеть будущее, помнишь те отдельные случаи? Считай, что это – моё прозрение.
   Вика слабо усмехнулась:
   – Ты всё такой же. Я рада. И… мне бы не хотелось, чтобы ты исчез бесследно. Может, когда-нибудь увидимся? С учётом новых пространств и реальностей?
   Рыцарь пожал плечами:
   – Может быть. И всё равно – прощай. Я ухожу.
   Рыцарь взмахнул копьём, будто протыкая экран или же салютуя и делая прощальный жест, и изображение погасло. Лишь в центре экрана вспыхнула постепенно исчезающая белая точка…
 //-- Конец --//