-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Каринэ Альбертовна Фолиянц
|
| Серафима прекрасная
-------
Каринэ Альбертовна Фолиянц
Серафима прекрасная
Светлой памяти моего брата Александра Фолиянца
У кого-то из великих я очень давно прочитала фразу, что, мол, мужчина – это портрет, а женщина – только рамка к этому портрету. Я эти слова очень хорошо запомнила. И они всегда вызывали у меня протест. Дело в том, что я считаю – в нынешнее время женщина может быть и должна быть личностью. И я писала свой сценарий, а теперь и роман «Серафима прекрасная» про личность. Про человека, который, даже пройдя через самые сложные обстоятельства, не ломается, не подстраивается ни под кого, не дает себе слабинки. И Серафима такой получилась – сильной личностью. Хотя сама о себе она говорит: «Я обыкновенная русская баба». Так вот эта обыкновенная русская баба, каких, как выяснилось, миллионы, зачастую может больше, чем мужчина. Она строит свое дело. Она спасает своих близких. Она является тем центром, вокруг которого группируются добрые силы. Поверьте, что Серафима не придумана. Я встре чала множество таких женщин. И в каждой из нас живет Серафима.
Каринэ Фолиянц
Предисловие
Перед вам книга о женщине сильной и мужественной. О той, которая коня на скаку остановит, в горящую избу войдет в прямом, а не переносном смысле этого слова.
Одноименный многосерийный художественный фильм «Серафима прекрасная» неоднократно показывали на телеэкранах как в России, так и во многих других странах. И везде Серафима вызывала бурные эмоции. Этот фильм либо любят, либо ненавидят. Картина уже завоевала две телевизионные премии ТЭФИ – за лучший сценарий и за лучшее исполнение главной женской роли.
Кто-то считает Серафиму героиней, кто-то осуждает ее поведение. Но никогда и никого она не оставляет равнодушной.
Каринэ Фолиянц, автор сценария и режиссер-постановщик «Серафимы прекрасной».
Когда я писала этот сценарий, я вовсе не старалась «попасть в точку», создать некую совершенную модель, угодить всем. История рождалась очень легко и непринужденно. И, явившись однажды, образ Серафимы словно повел меня за собой, заставляя рассказывать все перипетии ее нелегкой жизни. Я сама была под обаянием этой героини – подлинно народной, очень узнаваемой и реальной. Серафима действительно вела меня за руку, окуная в свою собственную жизнь, – в историю ее великой любви, ее небезгрешного, но удивительного существования.
Моя аудитория – это, прежде всего, женщины. В отличие от многих мужчин-режиссеров и мужчин-сценаристов я совершенно этого не стесняюсь и этим горжусь. Но понятие «женское кино» или «женская проза» всегда подразумевает под собой нечто слащаво-сентиментальное. А почему? Потому что в глазах многих женщина – это некое слабое подобие мужчины. Она менее разумна, менее интересна человечески, не так умна, не так деловита… У кого-то из великих я очень давно прочитала фразу, что, мол, мужчина – это портрет, а женщина – только рамка к этому портрету. Я эти слова очень хорошо запомнила. И они всегда вызывали у меня протест. Дело в том, что, я считаю, в нынешнее время женщина может быть и должна быть личностью. И я писала свой сценарий, а теперь и роман «Серафима прекрасная» про личность. Про человека, который, даже пройдя через самые сложные обстоятельства, не ломается, не подстраивается ни под кого, не дает себе слабинки. И Серафима такой получилась – сильной личностью. Хотя сама о себе она говорит: «Я обыкновенная русская баба». Так вот эта обыкновенная русская баба, каких, как выяснилось, миллионы, зачастую может больше, чем мужчина. Она строит свое дело. Она спасает своих близких. Она является тем центром, вокруг которого группируются добрые силы. Поверьте, что Серафима не придумана. Я встречала множество таких женщин. И в каждой из нас живет Серафима.
Для меня она стала своего рода мерилом жизни. Теперь, когда мне самой очень тяжело и ситуация кажется безвыходной, я думаю: а как бы поступила моя героиня? А ведь она смогла бы преодолеть это! И за минутную слабость мне становится стыдно. Прожив определенный отрезок жизни, я дошла своим умом до простой истины: каждый человек в этой жизни должен полагаться прежде всего на себя, а потом уже на других. Это умеет моя Сима. И я пытаюсь жить точно так же. Поверьте, это не легко, но очень правильно. Мы не можем перекладывать решение всех своих проблем на чужие плечи. Если мы чего-то хотим в этой жизни, то надо уметь это воплощать самостоятельно. И, как бы ни банально это звучало, каждый человек – кузнец своего счастья. Я не люблю нытиков, людей, ропщущих на жизнь и не делающих ничего для того, чтобы улучшить ее. Я не понимаю тех, кто просто «плывет по течению».
Много раз журналисты в интервью меня спрашивали: «Кто прообраз Серафимы?» И я отвечала, что такого человека нет. Несколько лет спустя я поняла, что в общем-то писала про себя. Про ту себя, которой бы хотела быть. У нас с Серафимой нет биографических пересечений. У меня не было такой сильной любви, которая была у Симы к Вите Зорину. Мне не приходилось делить любимого мужчину с другой женщиной на протяжении двадцати лет. Как не приходилось и лечить больного ребенка. Но очень много похожих ситуаций происходило и в моей жизни. Они тоже требовали огромных человеческих усилий, силы духа, умения сосредоточиться и никогда не полагаться «на волю случая».
Некоторые женщины в своих письмах, а писем мне приходит до сих пор огромное количество, пишут: «Серафима прет по жизни, как танк». Но это не так. Она просто, говоря ее словами, «не плывет по течению щепкой безвольной», умея приспосабливаться к обстоятельствам, борясь с ними. У кого-то из великих я прочитала еще одну запомнившуюся мне фразу: «Любить можно только непокорное». Любить можно, опять же, Личность с большой буквы. Я не знаю, была ли девочка Сима с рождения такой личностью, но она ею стала. Она сделала себя. И для меня это в ней особенно ценно.
Я бесконечно рада тому, что мою картину знают и любят. Роман о Серафиме прекрасной написан на основе сценария поставленного мной фильма. Но он отличается от кино. Здесь есть некоторые сцены, не вошедшие в фильм. Есть рассуждения и комментарии, дающие оценки поступкам героев. Хотя конечно же в целом – это новеллизация полюбившегося зрителям кинематографического произведения.
Очень многие просили меня снять продолжение этой истории. Сделать, что называется, второй сезон Серафимы. В какой-то момент я на это согласилась и написала синопсис. Его я тоже предлагаю вашему вниманию как эпилог романа, с одной только оговоркой – снимать это продолжение я не буду. Почему? Потому что история Серафимы Зориной доведена до логического финала. Не хочется повторяться, не хочется дважды пережевывать одно и то же. Пусть Сима для зрителя остается такой же счастливой, стоящей в последней сцене вместе с Андреем на горе, обдуваемая ветрами, достигшая высшей точки своего счастья, заслужившая это счастье.
Пусть все останется на этом пике радости, а что будет дальше – это сможет каждый додумать сам…
Глава 1
//-- 1980 год --//
…Гладь степи простирается до самого горизонта. Горит ковыль багрянцем в лучах заходящего солнца. По степи гуляет табун лошадей. Красивый вороной конь носится за пегой кобылицей. Весь табун перебаламутили! Скачут, не замечая никого… Ноздри раздуты, то и дело раздается ржание… Копыта выворачивают землю, отчего пыль стоит столбом…
Двенадцатилетняя девочка Сима с отцом-пастухом смотрят на скачущих лошадей.
Неказиста Сима, некрасива… Толстенькая, приземистая. Глазки, правда, умные. Глаза взрослого не по годам человека. Она поворачивается к отцу:
– Папа, а что – любовь у них? Да ты не бойся, я большая, все понимаю!
– Точно, дочка, любовь у них и есть. Все замечаешь, умница! Ты у меня учительницей будешь! В институт поступишь! О! Как есть – в город уедешь, ученой станешь! – улыбается отец.
Сима обиделась:
– Да ладно тебе, пап! Меня в школе и так профессором дразнят!
Вздохнув, девочка достала из кармана очки в толстой роговой оправе и нацепила их на нос. Очки Симу, и без того не красавицу, уродовали еще сильнее.
– Ну и дураки, что дразнят! Умный-то не станет дразнить! А ты, дочка, не обращай на них внимания. Живи по-своему, как живется. Жизнь-то она и покажет, где правда, – возмутился отец.
– Точно покажет? А то ж мне тяжело живется, знаешь, пап…
– Ты это брось. В нашей стране всем живется хорошо. Мы ж не в Америке какой. В Стране Советов все равны!
– Пап, да мы что, на партсобрании, что ли?
– Ты чего такое говоришь, Симка! Ладно, ехать уже надо. Солнце садится. В школу тебе завтра. И лошадкам отдыхать надо.
… Отец встает и созывает лошадей. Табун сбивается в кучу, и лишь вороной конь все кружится вокруг своей возлюбленной.
Отец садится в седло, подхватывает Симу, и скачут они вперед. Обернувшись, Сима смотрит на своего любимого коня, а он все бежит за пегой кобылкой.
Дочь продолжает разговор:
– Пап, вот ты говоришь, что детей малых в капусте находят. А жеребята в конюшне родятся – сама видела. Это как?
– Тебе-то оно зачем? Рано еще про такое знать! – испугался отец.
– А вот вырасту, заведу себе десять лошадок. Нет, сто!
– Как это ты сто штук лошадок-то заведешь? Ты чего, колхоз, что ли? Или ты в председатели метишь?
– А это поживем – увидим!
– Тоже верно. Только не бабское это дело колхозом командовать.
– В нашей стране все равны. Сам говорил!
– А ты меня слушай меньше. Это ты у нас профессор. А у меня чего – семь классов образования. Да и у матери тоже. Ну, пошла! – Отец подгоняет свою лошадь, и она несется еще быстрей, а за ней скачет весь табун.
Осталось позади ковыльное поле. И скала огромная, у которой пасся табун. Солнце вскоре скрывается за линией горизонта, освещая ковыль багряным светом. От этого степь вокруг кажется красной-красной…
Лошадь под отцом скачет быстро-быстро, от этого девочке становится страшновато, и она крепче цепляется за отца.
– Не боись, Симка. Держу! Вот как сама станешь ездить – знай, в седле-то надо крепко держаться, чтобы никто вышибить не мог!
– Выучусь! Ты, пап, за меня не бойся. Говорю тебе – выучусь!
//-- * * * --//
Маленькое одноэтажное здание почти на краю деревни – Симина школа. Стены недавно побелены. На входе висит плакат: «Учиться, учиться и еще раз учиться».
Весь Симин класс слушает Марию Ивановну – классную руководительницу, учительницу литературы.
Мария Ивановна – тощая, в синей кофточке и с жиденькой косой, уложенной на голове крендельком, – разбирает тетрадки на столе и вещает недобро:
– Стыд вас должен заесть за такие-то оценки по родной литературе! Из пятнадцати оболтусов у троих только четверки за сочинение. Пять двоек – где это видано, а? Зорину вообще хоть единицу ставь! Люди хотят дать рекордам звонкие свои имена! На Олимпиаде в этом году сколько наших спортсменов золотые медали выиграли! А ты, Зорин… ты… Через два года в комсомол вступать! Какой такой комсомол, если ты в шестом классе слово «корова» через «а» пишешь! Это в советской-то школе. Встань, Зорин, горе наше общественное!
Витя Зорин хоть и двоечник, зато самый красивый мальчишка в классе! Глаза большие такие, ясные, голубые, светлые волосы. Встал лениво и пробубнил:
– А чё я-то, Марь Иванна? Я чё, хуже всех?
– Самокритика – это замечательно, Зорин. Это по-пионерски, – обрадовалась Мария Ивановна. – Да, Зорин, ты хуже всех. Книгу ты прочел одну в жизни. Называется «Букварь»!
Класс зашелся от смеха, а учительница продолжала возмущаться дальше:
– Тише, тише! А все почему, Витя? Потому что мать твоя, вместо того чтобы в колхозе как следует трудиться, теплицами занимается, помидорчики растит – и ты при ней! И ничего ты в этой жизни не знаешь, кроме этих куркульских помидоров! В теплице целый день пашешь, вместо того чтобы читать… Гляди, на базаре еще раз увижу – уши тебе надеру! Грамотей!
Класс снова засмеялся. Мария Ивановна подошла к Симе:
– Симочка Кузина, возьми ты над ним пионерское шефство. У тебя есть чему поучиться!
– Мария Ивановна, а если он не захочет? – тихо спросила девочка.
– Не хочет – заставим. Не может – научим! Смотри, Зорин, на Симочку. У нее у единственной пятерка по сочинению. Она на нашем учебном фронте передовичка. Самая передовая передовичка.
Дети промолчали, лишь одна девочка прыснула со смеху. Это была Ира Долгова – первая красавица в классе.
– И нечего лыбиться, Долгова. У тебя-то самой кроме ветра в голове ничего не водится! – заметила педагог.
А та кокетливо возразила:
– Зато я не очкастая и не толстая.
Мария Ивановна рассердилась не на шутку:
– А ну выйди вон из класса! Кому сказала!
Долгова поднялась, поправила свои хвостики и начала неторопливо собирать портфель.
– Кого ждем? Шевелись, шевелись!
Долгова очаровательно улыбнулась:
– Мне, Марь Иванна, одной скучно. Можно Зорин со мной пойдет? Идешь, Витек?
Витька по зову красотки встал немедленно и тоже начал собирать портфель. Одноклассники за этим внимательно наблюдали. А внимательней всех смотрела на это Сима… С болью смотрела. Нравится ей Витька, а он Иру любит…
Учительница перешла на крик:
– Да вы что, хотите, чтобы я директору пожаловалась? На совет дружины хотите? Вылетите из школы, потом обратно никто не возьмет! А ну, Зорин, сядь на место! Сядь, я кому сказала!
Класс шумит, и кто-то один громко крикнул:
– Марь Иванна, он к помидорам своим торопится!
– Я вам покажу помидоры! Я тебе, Зорин, покажу теплицу! Ну, кто еще хочет выступить? – завелась Мария Ивановна.
Воцарилась гробовая тишина…
– Попробуйте только рот открыть – всем неуды по поведению вкатаю. Всем… Кроме Симы. Вот тогда завертитесь, как рыбка на крючке! Симочка, иди сюда! Бери своего подшефного Зорина, будешь ему пересказывать содержание «Капитанской дочки» – он сам ее в жизни не прочтет! Давай!
Сима встала и сделала шаг к Зорину, но он заявил рассерженно:
– Тебя еще не хватало!
Ох, неизвестно, чем все это бы закончилось, но только в класс заглянул сухопарый мужчина лет сорока – это был директор:
– Мария Ивановна… можно вас?
Учительница быстренько прихорошилась и побежала к выходу – весь класс, вся школа и вся деревня знали, что любит она директора давно и безответно. Дети загудели. В дверях Мария Ивановна обернулась:
– Про неуд по поведению помним все! Встали!
Класс встал. Только Мария Ивановна вышла за дверь, как к Симе подошла Ирочка Долгова, коварно улыбаясь.
– Витек, а хочешь знать, кто про мамку твою и про помидоры Марь Иванне настучал? Вот эта… – Она кивнула на Симу.
– Неправда! Я не стучала! Я никогда не стучу!
Симу трясло от обиды! Ведь в Витьку она давно была влюб лена, а вот Ирочку терпеть не могла!
Долгова не унималась:
– Да? А чего ты тогда в отличницах ходишь – просто так, что ль?
– Я занимаюсь, потому и отличница! – честно ответила Сима.
– Ой, она занимается! – хихикнули девчонки.
– Стучит, стучит! На каждого! И перед директором на задних лапах ходит, и перед Марь Иванной! Я слыхала все! – подливала масла в огонь Ирка.
– Симка, а ну докажи, что это не так? – вступился за Симу кудрявый Вовка.
– А чего мне оправдываться? Это она дура! – кивнула Сима на Долгову.
– А ты… ты жаба! Гляньте, девчонки, на морду ее скособоченную. Ты же зеркала дома боишься? Боишься! – закипела хорошенькая Ирка.
Класс снова засмеялся. Сима, не выдержав, сильно пихнула Иру, и кто-то крикнул:
– Бей ее! Бей жабу!
А детям только того и над было… Окружили ее плотным кольцом…
– Бей жабу!
… Удары сыплются на Симу со всех сторон. Оголтелая толпа бьет ее, бросает на пол. Сима молчит, не зовет на помощь.
… Сквозь плотное кольцо своих мучителей она увидела, как неподвижно стоит у доски Зорин. Вот кто-то сорвал с нее очки. Долгова крикнула:
– Дай сюда! Ослепни, жаба!
Красавица со злостью бросила Симкины очки об пол…
Витя не выдержал:
– Хорош, ребята! Эй, ща Марья вернется. Пошли, говорю!
…Витин голос отрезвил мучителей, они стаей вылетели из класса. И он тоже готов был уйти. Только задержался, подобрал с полу полуразбитые очки.
– На! Держи.
Он протянул их избитой девочке. Сима посмотрела на него с нежностью и благодарностью:
– Спасибо! Витя, постой, а как же «Капитанская дочка»?
– В другой раз! – усмехнулся Витька.
В дверь заглянул друг Зорина:
– Витек, атас! Там Марья в конце коридора! Чешем отсюда!
И Витя убежал…
– Витя, постой! Постой! – закричала вслед ему Сима.
Марья Ивановна, войдя в класс, увидела растрепанную, с разорванным школьным фартучком Симу, которая напяливала на нос пострадавшие очки:
– Что здесь было, кто тебя так? Зорин, да? Симочка, ты что молчишь! Он у меня из школы вылетит, охламон такой! Сима, говори, ну…
Сима повернула к Марии Ивановне гордое личико:
– Не бил он меня, слышите, не бил! Просто я упала! Я сама, случайно!
– Как это – просто? – удивилась учительница. – Просто не падают, да так, чтоб стекла из очков повылетали! Как это так?
– А вот так! – ответила Сима и вышла в коридор, хлопнув дверью…
Сима понуро брела по деревенской улице, чуть не по земле волоча портфель.
У забора ее дома шептались две соседки:
– В кого Симка такая уродилась? Иван парень ладный. Лида в девках вообще красавицей была! А эта! Ни кожи, ни рожи…
– Погоди еще! У меня вон Танька была колобок колобком, ты вспомни! А сейчас от женихов отбоя нет.
– У Таньки сызмальства морда была – загляденье, – возразила одна соседка другой. – Как твоя свекровь померла да перестала ее молоком парным пичкать, так у Таньки фигура и нарисовалась! Ты чего сравниваешь Таньку и эту…
Сима вошла в дом. Соседки продолжали толковать у забора.
Подошла к старому трюмо, угрюмо глянула на себя… Неказиста. Ростом мала. На носу очки разбитые… Плакать захотелось!
– Уродина ты! И уродиной будешь! Жаба!
Схватила подковку, что лежала всегда на этажерочке, – на счастье, видимо, отец ее туда положил…
Замахнулась подковкой – и шарах по зеркалу!!!
Старое стекло не выдержало, треснуло, разлетелось на куски…
Соседки встрепенулись.
– Господи, да что же это?
А Сима, разбив трюмо, долго плакала одна в комнате. От того, что некрасивая. От того, что не любит и не полюбит ее Витя. Никогда… От того, что никому в классе она не нужна…
Так страшно, когда ты никому не нужен, никем не любим…
Вечером вернулась с работы мать Симы – Лида. Она недоумевающе смотрела на разбитое трюмо.
– Симушка, да кто же это сделал?
– Это я! – ответила Сима.
– Да как же это ты? У тебя и сил не хватит! – удивилась Лида.
– Хватило…
– Так это еще уметь надо, а… Ты же знаешь, что примета плохая – вдребезги-то битое зеркало… Да и жалко трюмо – от матери досталось!
В комнату вошел отец:
– Ишь еще, трюма ей жалко! Да ему сто лет в обед!
– Конечно, тебе хоть всю мебель в доме переломай! Лишь бы телевизор был цел! А по мне, так мебель нужная! – ответила Лида.
– Нужная! – передразнил жену Иван. – Это, Симка, знаешь у нее что? Это, Симка, у нее вещизм! Заболевание такое! Это когда вещи дороже человека. Э… да ты бы, Лида, лучше спросила… чего это у дочки с лицом!
Он заметил ссадины и кровоподтеки над бровью у Симы:
– В школе получила, а? Давай только не ври. При матери не хочешь говорить – мне скажи, я их собственными руками…
– Не скажу! Ничего не скажу! – выпалила девочка.
Не любила Сима жаловаться, даже родным людям.
Иван засмеялся:
– Вот вся в меня. Как осел упертая.
Он прижал дочь к себе.
– Что, профессор, дурнушкой, поди, назвали, да? А ты им всем еще покажешь, что они дурней тебя. С лица, дочка, воды не пить. А зеркало бить глупо – оно не виновато! А я тебя обрадовать хотел, – вдруг сменил тему Иван, – перед самыми выходными в ночное пойдем, коней купать! Тебя с собой беру!
Сима ожила:
– Не врешь?
– А когда я тебе врал?
– Па, а можно Витьку с собой взять?
– Какого такого Витьку? – спросил отец.
– Да Зорина Витьку из нашего класса.
Иван нахмурился:
– Стоп, погоди, а тот Витька тебя не обижал ли, а?
– Нет, нет, он хороший!
– Ладно! Завтра с матерью с утра в город едем – новые очки тебе справим.
– В красной оправе?
– Да хоть в зеленой, если в городе такие найдутся! – засмеялся Иван.
В комнату вернулась Лида, укоризненно качая головой:
– Вань, шел бы спать, а! Ехать завтра с утреца в город. Мне еще утром Зорьку подоить!
– Мам, не надо, я сама, сама! Ты выспись! – сказала Сима. – Я Зорьку подою! И бутерброды вам в дорогу сделаю!
Солнце еще не встало. Речка, поля, домишки на косогоре тонут в тумане. Красивые места в Симиной деревне…
Сима доит Зорьку – большую пятнистую корову. Руки у девочки золотые. Корова послушно мычит, но с места не двигается.
– Стой, Зоренька, стой! А мычать-то громко и не надо, мамка пусть еще поспит!
Струйки молока бьют по дну и стенкам ведра.
– С добрым тебя утречком, Зорька! – закончив доить, сказала Сима корове. – Спасибо тебе за молочко!
Подоила – да и пошла снова спать.
В седьмом часу петухи закукарекали, проснулся отец.
Солнце уже поднялось.
– Лида, Лида, да что ж ты! Никак проспали!
– Господи, да как же! Автобус-то в шесть… – вскочила Лида. – Вань, а может, сегодня не поедем, а? Поездку отложим на пару-то дней? У меня что-то на душе неладно!
Но Иван был непреклонен:
– Чего удумала! Ночь всю проедала мне плешь за это зеркало дурацкое – вынеси да вынеси! Тоже мне коммунистка, передовичка, а как бабка старая в приметы веришь! Едем, тебе говорят! Пальто тебе нужно? Нужно. Матери моей, хоть и старуха, а тоже нужно! Очки дочке нужны? Нужны. Пока все не проели – надо в город смотаться! А потом огород начнется, и отгулов не наберешь! Знаем мы это завтра! Собирайся.
– Ой, ладно! Пойду на Симку погляжу!
– Не буди, пусть спит! У нее вторая смена!
Мать заглянула в комнату к дочке, поцеловала спящую Симу:
– Умница моя, и коровку подоила! И бутерброды в дорогу сделала!
Отец из-за спины Лиды с любовью смотрел на дочь:
– Красота ты моя! Никому не верь, что уродина! Загляденье ты мое, профессор! Будут тебе и красные очки, и пряники шоколадные! – и тоже поцеловал дочку.
//-- * * * --//
Днем Симка торопилась в школу, когда вдруг Витька Зорин перегородил ей путь.
– Стой! Поговорить надо, – заявил Витя.
– Ну говори! Слушаю…
– Ты того, Марь Иванне ни слова… А про Ирку забудь вообще – не она это была. Поняла? Не она тебя стукнула!
– Да наплевать мне на твою Ирку! – дернулась Сима.
– Больно было? – Витя смущенно смотрел на девочку.
– А ни капельки! – вдруг гордо выпалила Сима. И тут же ласково: – Вить, а с отцом и со мной в ночное поедешь перед выходными? На конях покатаемся! Ночью в речке искупнемся, а?
– Это можно. Только ты того, не сдавай ребят. Из пионеров же погонят!
– Да уж сказала! Не сдам! И про помидоры – не я это наябедничала! Что, не веришь?
– Да верю! – пожал плечами красавец Витя.
Он протянул руку к ее поломанным очкам, которые Сима зацепила резинкой за ухо, потому как одна дужка была полностью отломана.
– Хочешь – починю? – спросил мальчик.
Сима улыбнулась:
– Не надо! Мне отец из города привезет. Сегодня. Красную оправку обещал, ага!
– Ну пошли, что ль?
Они двинулись к школе…
– А вот поедешь с нами в ночное – я тебе еще одну тайну расскажу. Самую, самую важную! – тихо прошептала Сима.
– Это какую же?
– Да ты потерпи! Уже немного осталось – два дня всего-то!
Так хорошо было с Витькой до самой школы идти, что Сима забыла и про битые очки, и про то, что ее называют жабой…
…Лида с мужем вышли из автобуса на дороге у станции, нагруженные авоськами и сумками. Надо было делать пересадку, чтобы добраться до родной деревни.
– Смехота да и только – за колбасой в город гоняем! – сказал Иван.
– Да тише ты, дурак. Чё несешь-то, думай!
– А то вокруг все не видят! Слепые, ага!
– Ты лучше думай, что нам теперь часок-другой на дороге стоять! Не поспели мы на двухчасовой.
Иван радостно махнул рукой проезжающему водителю на грузовике:
– А вот и попутка! А ты горевала! Эй, Паш, стой! Ты домой, что ль?
– А то! Садись! – ответил ему из кабины Паша.
Язык у колхозного шофера Пашки Кулакова малость заплетался. Такое за ним водилось, и часто. Не дурак он был выпить.
– Вань, да он же, как всегда, выпимши! Ты как хочешь, я не еду! – возмутилась Лида.
Но Иван уже подсаживал жену в кабину:
– А я тебя спрашиваю? Полезай, и все! Симка ждет очки свои и пряники!
Он потряс авоськой, где и впрямь лежал большой кулек с пряниками.
– Садись, тебе говорят, а то простоим тут до ночи! Дите пряники ждет с шоколадной начинкой!
Грузовик петлял вправо-влево, потому что руки вечно пьяного Пашку не слушались. Лида кричала:
– Ты чего ж, ирод, за рулем потребляешь, а? Средь белого дня!
Паша в кабине повернулся к Ивану:
– Баба у тебя болтливая. Ты б ей язык-то прикрутил!
– Ты баранку крути как следует, а с бабой я сам разберусь! – ответил Иван.
Паша ухарски запел песню да прибавил скорости.
Лида снова вздрогнула:
– Ты ж, дурень, людей везешь, не дрова!
А машина выписала на дороге пируэт.
– Ой! – заверещала Лида.
– А не нравится – слазьте! Ждите вона автобуса, я силком не сажал! – возмутился Паша.
– Да ладно тебе. – Иван было успокоил жену, а потом и сам взревел от Пашкиной езды. – Ты чего ж, черт, делаешь!!! Стой! Остановись!
– Да не дрейфь ты, Ваня! Тут гаишников на сто километров вокруг не сыщешь! С ветерком помчимся! – ответил Павел и опять прибавил скорости…
А Сима на уроке ни о чем другом думать не могла, как только о походе в ночное с лошадьми, которых любила с детства, и о Витьке, конечно…
Она смотрела на него влюбленно и восхищенно. И только дурак мог не заметить любви в ее взгляде.
А Витьке чего? Он на Ирочку свою уставился. Ирочка и впрямь красавица. Вон прядь выбилась из косичек и так на щеку легла…
Застыл Витя. А Мария Ивановна как закричит:
– Зорин! Ты в каких облаках витаешь! А ну повтори, что я говорила!
Зорин встал, переминаясь с ноги на ногу:
– Это…
Сима сзади подсказать пыталась…
– Серафима, умолкни! Мне понятно, что ты все знаешь! Зорина послушаем! – сказала учительница. – Ну, что хотел сказать Лермонтов своим стихотворением?
А в это время в кабине грузовика Лида и Иван с остекленевшими от ужаса глазами смотрели на петляющую дорогу. Ехал по ней лихач Пашка – не ехал, а летел. Да еще и горланил пьяным голосом песни.
Впереди завиднелся крутой овраг.
– Осторожней, тише езжай! – Иван попытался выхватить руль у Паши. – Остановись, я сказал!
– А вот хрена тебе! Лапы-то убери, моя техника, мо-я-я…
Паша вцепился в баранку. И так крутанул, что не удержалась машина.
Грузовик сорвался с узкой дороги, полетел в пропасть с крутого склона. Взорвался бак.
Чудом уцелевший Паша бегал вокруг пламени и вопил:
– Люди, люди, помогите!!!
Пассажиры были мертвы…
В траве, неподалеку от горящей машины, лежали выпавшие, очевидно, из Иванова кармана новые дочкины очки. В красной оправе. По земле рассыпались пряники…
В Симином классе продолжался урок. Дверь открылась, вошел взволнованный директор.
– Садитесь, дети! Мария Ивановна, на минутку!
Класс зашушукался. Мария Ивановна подбежала к директору, тот ей что то зашептал на ухо. Учительница побледнела, с ужасом перевела взгляд на Серафиму…
Сима, словно почувствовав неладное, встала с места…
– Симочка, поди сюда, детка… – признесла учительница ласково.
Сима на ватных ногах подошла к ней и прошептала:
– Что?
– Симочка… Мама с папой… в грузовике… по дороге… – Она умолкла, не в силах больше произнести ни слова.
– Нет! – отчаянно закричала Сима, словно криком своим могла спугнуть беду. – Нет, не верю!!!
Оттолкнув директора и Марью Ивановну, девочка выбежала из класса.
Она летела по коридору, наталкиваясь на людей, сбивая их с ног, как маленькая беспомощная ракета.
Голос ее эхом звучал в коридоре:
– Не-е-ет!!!
Она выбежала на лестницу. Все закружилось перед ее глазами… Ступени, ступени, ступени…
Сима кубарем полетела вниз с высоченной лестницы…
Она очнулась в своей комнатке, в кровати, два дня спустя.
Когда Сима открыла глаза, рядом с ней была бабушка. Старенькая, в черном платочке на голове. Ее морщинистое лицо еще больше сжалось от боли.
– Баб, ты? А где… – еле выговорила Сима.
Бабушка не смотрела на Симу. Только очень тихо сказала:
– Схоронили вчера сыночка моего, Ванечку. И Лиду схоронили… А ты вона два дня в себя прийтить не могла… Да пришла, слава Господу…
– Я к тебе хочу, баб, не бросай меня!
– Не потяну я тебя… Слабая… Годов мне много. Ваню поздно родила, дура. Кабы знать…
– Ба, я все сама могу! И Зорьку доить, и полы мыть! И борщ варить мамка учила! Забери к себе! Я хорошая! – закричала Сима.
Бабушка гладила ее по голове:
– В другой дом тебя определили, голубонька моя… В детский… Не плачь, там детишек много! Тебе и не страшно будет…
– Я не хочу! Не хочу! – вырывалась девочка из бабушкиных рук.
Поздней осенью небо словно плачет, не в силах остановиться. Почти все дороги размыло беспощадным дождем.
У Симиного дома остановился уазик. Участковый милиционер с трудом потащил упирающуюся Симу и ее маленький чемоданчик в машину.
– Ну чего ты. До Лыткарина ж рукой подать! А бабаня тебя навещать будет по воскресеньям в детском твоем доме. Сиди смирно, мигом доедем…
Бабушка стояла у забора, неподвижная, точно статуя. Лишь рукой махала вслед.
Машина тронулась с места. Вдруг Сима прямо на ходу выскочила из нее. Побежала как сумасшедшая…
Участковый за ней:
– Куда ты, Симка? Куда?
А Сима просто увидела Витю. Подбежала, поймала, вцепилась в рубаху:
– Витя, Витенька, я люблю тебя! Меня в детдом отдали… Понимаешь, я ж теперь не знаю, когда тебя увижу… Ты не говори ничего, Витька!.. Только знай, что очень тебя люблю! И всю жизнь любила. И любить буду!!! Больше всего на свете, потому что кроме тебя никого и нету! Никого! – Она прокричала все это ошарашенному мальчику.
Выскочивший следом страж порядка схватил Симу в охапку, мокрую, вырывающуюся, безумную:
– До нитки ж вымокла, дуреха, пошли, пошли!!! – и потащил ее обратно.
Но Сима больше не стеснялась никого. Она кричала так, что все ребята, идущие в школу, остановились.
– Люблю! И всю жизнь любить буду! Помни это, Витька-а!
И никто из детей не засмеялся. Все застыли… Они смотрели вслед отъезжающему уазику, в котором уезжала маленькая Серафима.
– Помни, Витя, люблю и буду любить!!! Помни это! Помни!
Глава 2
//-- 1986 год --//
Прошло шесть лет. Едет грузовик к деревне. В кабине сидит Сима. Ничего не изменилось за эти годы: те же домишки, те же сарайчики. Вот и забор ее дома показался… Сима внимательно смотрит из окошка грузовика. Все такая же некрасивая. Полноватая. Вот только что выросла да очки не носит. И движения порывистые, грубые, скорее мужские, чем женские.
– Ты всю дорогу-то молчала, а я все спросить хотел: ты чего ж к нам, насовсем или с кем повидаться? – спросил смешной и маленький росточком шофер Слава.
– Насовсем… – неохотно ответила Сима.
– Так ведь в деревне-то у тебя никого. Баба Сима твоя померла уж год как.
– Знаю…
– Ну? Чего ж вернулась-то, к кому?
– Домой к себе.
– Тебя в детдоме-то не обижали?
– Я сама кого хочешь обижу… – усмехнулась Сима. – Скажи, Слав, кто теперь вместо отца-то коней пасет?
– Вспомнила! Коней тех в помине нет! Не до коней теперь колхозу. Посерьезней вопросы, чем кони твои. Техника вся в упадок пришла, а новой нет как нет. Я вон эту колдобину седьмой год поменять мечтаю… – засмеялся шофер.
– Ну а еще чего нового?
– Известно что – перестройка, мать ее за ногу. Водку в магазине хрен купишь. Вот и все новости. Так, гляди, и колхоз лопнет!
– Ты чего несешь?
– А чё?
– Ты это скажи, а Витек Зорин… он тут? Учиться еще не уехал? – тихо спросила Сима.
– Да куда ему учиться? Десятилетку еле дотянул! На комбайне пошел работать после окончания школы. Мать у него померла. Ну, помнишь, помидорами торговала, теплица у ней своя была! Понаехали корреспонденты с города, писали всякую гадость про теплицу ту, ну у ней сердечко и не выдержало после собрания-то, где ее песочили… Короче, один теперь Витька. Как ты… Ну ничего, на Иришке Долговой скоро женится. Ее-то, поди, тоже помнишь? Ну такая вот красавица-то. Сейчас еще красивей стала! Ну вот. В армию Витька скоро пойдет – ясно дело… После армии, наверное, и распишутся! А что?
– Да это я так. С одного класса мы.
– А… так, может, привет передать? Я ж его через час увижу.
– Сама передам, – грубо отрезала девушка.
– Ох ты, самостоятельная ты девка, Серафима. Все сама да сама! Гляди, такую самостоятельную никто и замуж брать не захочет! Мужики таких не любят!
– Тут останови! – скомандовала Сима.
Машина поравнялась с домом с заколоченными ставнями – ее домом.
Сима спрыгнула на землю:
– Спасибо, сколько с меня?
Она деловито достала деньги из выреза платья… Шофер посмотрел на нее укоризненно:
– Да брось ты, свои ж люди! С одного села. Чего ты ерунду-то городишь! Да убери ты деньги свои, говорю! Ишь самостоятельная!
Грузовик уехал. Сима подошла к дому, остановилась, глядя на заколоченные окна. Недолго думая схватила одну из досок, отодрала одним движением, прямо с проржавевшими гвоздями.
А потом зашла в дом. Распахнула окна, раскинув старенькие занавески. В таз воды налила. Стала мыть полы руками, чтоб дома чисто было…
Вот так началась ее новая жизнь в родном-то селе…
Вернулась…
//-- * * * --//
Сима прибиралась в доме умело, шустро. Подняла голову, увидела в окно все тех же соседок у забора. Словно стольких лет-то и не прошло – сидели на скамейке деревенские сплетницы, все подмечали, обо всем имели свое мнение.
Прислушалась – соседки обсуждали ее приезд…
– Симка, что ль, вернулась? Вот те на! Вот не гадали, не думали! Она ж в отличницах ходила, отец-то мечтал об институте! – сказала первая.
– Вона институт твой! Поломойничает!
– А с лица как – изменилась?
– Ага, жди не дождешься! Кем родился, тем помрешь… Ой, Сима!
Женщины увидели Серафиму в проеме окна. Улыбнулись.
– Сим, с возвращением. Может, помочь чем?
– Сама обойдусь. – Она захлопнула окошко.
А как работу закончила, авоську в руки и в сельпо пешочком. Прямо по грязи, по дороге неасфальтированной, топая своими большими ножищами в немодных стоптанных ботинках…
Набрала, что в сельпо было: хлеба, икры баклажанной, огурцов банку… Погрузила в авоську свои покупки. Ей недобро улыбалась продавщица Нинка, размалеванная, в платье цветном кримпленовом, что модно было лет десять назад… Сима усмехнулась и голосищем своим низким выпалила:
– Водки еще дайте.
– Ты никак пить научилась? – укоризненно спросила красотка не первой свежести.
– У вас не спросила. Две бутылки.
– Не положено две. По одной в руки… Но есть самогонка, хорошая, сама гоню! – хитро подмигнула Нинка.
Сима только насупилась:
– Не надо! Сколько с меня?
Тот самый шофер грузовика, что подвозил Симу, подъехал в обед к полевому стану. Механизаторы уже ждали еды, что привез с собой водитель. Повариха быстро и умело разлила суп по тарелкам. Среди обедающих был и Витя Зорин – он почти не изменился, только вытянулся сильно… А глаза те же, голубые. И чуб русый до бровей. Красавец одно слово. Только вот какой-то он невеселый…
– Витька, а я, знаешь, сегодня кого в село подвозил – Симку, ну учились вы вместе, – сказал шофер.
– Жабу, что ли? – сразу вспомнил Витя.
Мужики засмеялись. Пожилой бригадир дядя Петя откликнулся:
– Грех так говорить, мужики. Девка сирота, Иванова дочка. Хороший он был. И она девчонка смышленая.
– Смышленая-то смышленая, а страшна как смертный грех! – огрызнулся Виктор.
Мужики снова захохотали.
– Так не тебе с ней спать! – прокричал сквозь смех бригадир.
А Андрей, друг Виктора, белобрысый и долговязый, хлопнул его по плечу:
– Ты лучше про Ирку свою думай! Про то, как вам ребенка заделать до армии!
– Это еще зачем?
– Чего тебе, в Афган, что ли, загреметь хочется? Ирку обрюхатишь – и всех делов! Витек, тебе чё, помочь, что ли? Сам не справляешься?
Витя обозлился:
– Ща как дам!
Механизаторы притихли. Андрюха тоже пошел на попятную…
– Да ладно, шучу! Ты меня погоди бить-то, главное, чтоб она тебе дала!
Тут Витя не выдержал, кинулся на Андрея с кулаками – уже не на шутку. Дядя Петя, водитель Слава и другие мужики стали их разнимать… да куда там!
На поле, на фоне стоящих комбайнов, началась настоящая куча-мала…
– Помогите, да что ж это делается!!! – кричала повариха, так и не накормившая бригаду. – Да вы с ума посходили, мужики! Обед-то остывает!
Только никто ее не слышал. Потому что Витька с Андреем не могли утихомириться и все катались по полю.
//-- * * * --//
Этим же вечером в сарае Витя обнимал красавицу Ирочку. Она все отбивалась, пытаясь ускользнуть от него.
– Пусти! Я ж тебе сказала: нет! До свадьбы и не мечтай!
– Ир, да я разве жениться отказываюсь? Я ж люблю тебя, дура! Так люблю, что никогда и никого больше любить не буду! Не веришь, что ли? – страстно шептал Витька.
– А если и не верю – что тогда?
– Значит, точно дура! Мужики надо мной смеются!
– А для тебя это главное? – зло оскалилась Ирочка. – Ты ж пойми, я хочу, чтобы все по-человечески! Что тут такого? Хочу, чтобы мы в город переехали. Хочу, чтобы у нас все было как у людей настоящих! Вон Ленка Попова дура дурой, а в городе живет! Хата у нее трехкомнатная! Машина у нее красная! Мебель у ней румынская – прям стеночка такая, я аж как увидела – расплакалась!
– Ты мне про эту проститутку брось втирать!
– Да? Чем же это она плоха?
– Сама знаешь, чем твоя Ленка живет!
– Ой, подумаешь! Главное, что живет по-человечески! А ты чего хочешь? Закопать меня в этой глуши! Да? Во придумал, а? Ты всю жизнь комбайнером работать будешь, а я птичницей? Или на ферму отправишь – коров доить? Так у меня маманя всю жизнь дояркой проработала. Навидалась я такого счастья. Бабе сорок лет, а по виду все сто сорок!
– Что ж ты так на мать родную? – опешил Витька.
– А как я должна? Я в глаза правде смотрю, а ты все уворачиваешься. Ребеночка, говоришь, родить тебе надо, чтобы от армии отмазаться, – так это не со мной! Я для себя пожить хочу! Ничего, сходишь послужишь. Авось и не заберут тебя в твой Афган. А заберут, так выживешь. Ты, Вить, живучий! – не по-доброму засмеялась Ирочка.
– Так ведь ты не дождешься, я знаю. – Витя чуть не плакал.
– Ну не дождусь, значит, судьба твоя такая!
– Эх, убил бы тебя! Ей-богу бы убил!
Он крепко сжал Иру сильными руками. Не то с любовью, не то с ненавистью…
– Пусти, дурак, пусти! Кричать буду! Пусти, тебе говорят! – пролепетала Ира сдавленным голосом.
– Эх, Ира, Ирка, что ж ты не любишь-то меня, а?
– Как могу, так и люблю!
Витя отпустил ее, повторив с усмешкой:
– Как могу… Эх…
Утром Витька встретил Серафиму. Она принарядилась – видно, что в первый раз надела платье в крупный горох. Только платье ее не украсило – это не стройная красавица Ирочка.
– Ну, здравствуй, Витя. Узнал?
– А чего не узнать-то, слыхал, что приехала…
– Не изменилась?
– Да нет, почему… Выросла… Как все мы… Ты ж вроде в институт собиралась, училась отлично.
– Так я медаль и получила. И поступила на заочное. На ветеринара учусь. Раз в году сессия. – Сима опустила глаза. Она очень боялась этого разговора. И так же сильно он был ей нужен!
– А сюда-то чего? – спросил Витя уже из вежливости.
– Да так… Соскучилась… Ты вот что, мне помочь-то не можешь? Просить никого не хочу. Тебя вот, что называется, по старой дружбе…
– Так мы друзьями никогда и не были… Вроде как… – удивился Витька.
– Ты про очки-то мои разбитые помнишь? Я очков больше не ношу. Видеть стала хорошо. Я, Вить, многому за эти годы-то научилась. Так зайдешь? – Она посмотрела на него просяще.
И как-то Витьке неловко стало. Ну, одноклассница все же, да еще сирота, хоть и жаба…
– Ну ладно, зайду. Только скажи, чего там стряслось, чтобы я инструмент взял.
– В воскресенье, а? После обеда. Крышу мне надо починить, прохудилась, протекает в дождь. Помоги!
– Ну, попробую… – пробубнил он.
Вот и настало воскресенье.
Сима стол накрыла – любо-дорого посмотреть. Чего на нем только не было! И грибочки солененькие, и сало, и картошечка, присыпанная укропчиком… Витя вошел и с порога обомлел. Он-то привык всухомятку питаться да в рабочей столовой…
Сима поставила на стол бутылку водки.
– Так ты ж это, про крышу говорила… – не выдержал Витя.
– А не убежит крыша. Сядь вон, поешь, тебя ж кормить некому. Все по столовкам шастаешь. Что, не так?
– Так. Ну ладно… Чего не поесть-то, поем! Перед работой не поесть – грех. А это… – он указал на бутылку, – где взяла-то? И зачем?
– В сельпо и взяла! Так… по чуточке, за встречу! Ну положено же!
– Ну, вроде как да… – согласился Витя.
А Сима уже плеснула ему полную стопку.
– А если положено – чего зря традиции нарушать. Давай за моих… ну и за мамку твою. Когда она?…
Витя опустил глаза:
– Да уж три года как. Молодая была еще… Ладно, Сим, будем!
Они выпили не чокаясь.
Витя до дна. Сима стопку еле пригубила. И так посмотрела на Виктора, как будто что-то задумала.
– Давай еще по одной. За здоровье теперь надо, – сказала она.
– Давай! – согласился Виктор.
На этот раз разливал он. И пожалуй, даже охотно. Сима внимательно наблюдала за каждым его движением.
– Ну, будь!
– И ты тоже!
Рюмки зазвенели…
– А теперь грибочков поешь, да и картошки тоже. А то еще щи есть зеленые. Щи-то будешь?
Ну как тут отказаться?
По деревенский улице шла Ира Долгова с матерью.
– Твой-то сегодня к Симке пошел, – усмехнулась мать, – чего, не сказал тебе, а?
– Сказал, мам. Знаю, крышу чинить ей собрался.
– Ой, искусник, мастер золотые руки! Лучше б нам забор починил!
– У тебя свой муж есть, его и проси! – огрызнулась Ира.
– А то ты не знаешь, что он десять лет как не просыхает. Его к тому забору только самого прислонить можно! – завелась мать.
– Мне ваши отношения неинтересны. Он мне не отец!
– Ты как разговариваешь-то? Ты себя-то послушай. Он тебя вырастил! А за своим гляди получше! – закричала мать.
– У меня таких своих, как тот Витька, – вагон и маленькая тележка, – закатила глаза Ирочка. – Я, может, и не решила еще ничего. Да зачем он мне, мам, нужен, если ему через месяц в армию! Да потом он голь перекатная, а главное дело – он даже это не понимает!
– О дела! А говорила, что любишь! – удивилась мать дочкиным словам.
– Себя надо, мам, любить в первую очередь! Себя! – поучала Ирочка.
– Тебе видней, а только счастья своего не упусти!
– Ой, господи! Эко счастье! Да и кто у меня его оттяпает. Сима твоя косорылая? Жаба жабой. Мы ж ее с детства жабой звали! Такой она и осталась!
– Ты гляди, как бы тебе та жаба козью морду не сделала!
– Ну напугала! Ой, напугала! Ой, уже смеюсь! Ну, мама, ты даешь! – залилась смехом Ирка.
А зря смеялась…
Серафима шла к задуманному правильным путем, хотя никогда никаких книг по обольщению мужиков не читала. Все делала по наитию, а это, пожалуй, вернее всех психологических советов…
Пока Витя чинил крышу, Серафима снова накрыла на стол.
Вот стук стих, появился Витя с инструментом в руках.
– Ну вот и все, пустяковая была дырочка. Делов-то – на две минуты.
– Спасибо!
– Не за что, пойду я.
– Куда ж ты через всю деревню ночью. Ты оставайся, я тебе в спальне родительской постелю!
– Не, я пойду! Там вроде дождь накрапывал. Пока ливень не начался, добегу.
– Так он уже начался! Да ты не бойся, Вить! Белье свежее, и в комнате я прибралась, как приехала. Там хорошо! А то еще поешь. Проголодался ведь за два часа, а?
– Ну, есть немного… Я бы остался и поел. И по рюмочке еще пропустили бы… А вдруг как Ирка узнает? Она скандал закатит!
– Да про меня узнает – не закатит. Если б кто другой… – засмеялась Сима. И наполнила Витину рюмку.
Тот оглядел Симу с головы до ног:
– Ну да, из-за тебя не закатит. А так она ревнивая… – и выпил.
– А вы с ней… Ну… – Сима ждала ответа.
Но Витя отчаянно замотал головой:
– Да нет еще. Она до свадьбы ни-ни… Ну, короче, не доверяет! – вздохнул парень.
– Ну ты-то твердо решил в ЗАГС идти?
– А то! Мы ж с пятого класса вместе. Да ты помнишь…
Сима внимательно и долго посмотрела на Витю, как-то недобро усмехнулась:
– Помню! Все я помню, Витя!
Грянул гром, сверкнула молния за окном.
– Ну вот видишь, гроза какая знатная. Оставайся, другого выхода нет просто. Оставайся, – тихо повторила хозяйка.
Она говорила таким убежденным голосом, что Витя, словно попав под ее гипноз, опять повесил пиджак на стул…
– Твоя правда…
Наступила ночь. Виктор мирно спал на кровати Симиных родителей. И не увидел он, как в дверях появилась Сима в длинной ночной рубашке. Медленно она подошла к кровати, медленно откинула одеяло и легла рядом. Повернулась к спящему Виктору. Провела пальцем по его лицу. Глаза ее светились счастьем. Виктор резко вскочил:
– Ты чего здесь делаешь? Ты чего, офонарела совсем? Ты чего? А ну уйди!
– Не уйду! Никуда и никогда от тебя не уйду! Ты слабый, а я сильная, я тебе нужна, а не Ирка. Я твоя половина, а не она!
– Да ты с ума сошла. Ты на себя глянь в зеркало, дура!
– У меня в доме зеркал нет. Все перебила! Понял? И слова мне твои не страшны!
Снова грянул гром. Только Сима перекричала тот гром. Она кинулась на Виктора – точно большая белая гора…
– А будешь уходить – кричать стану. Кто поверит, что ты тут просто так, а? Все твоей Ирке доложат! И тогда уж не спасешься, ничего не докажешь!
Утром Виктор был полон тяжелых раздумий. Как такое могло с ним случиться? Что это вообще было? Как он не отбился от жабы, остался… Не то что другим, как это самому себе объяснить!
Несколько недель ходил смурной и напуганный. Все ждал, что Сима на горизонте появится. Но она не появлялась.
Прошел почти месяц. Вроде как можно было забыть о неприятном происшествии. Только вот это происшествие имело необратимые последствия.
В тот день Сима пришла на деревенское кладбище положить букет на родительскую могилку. С ней пришла родных помянуть Мария Ивановна. Учительница почти не изменилась, только похудела немного, носик острее стал. Все с той же причесочкой старомодной и криво накрашенными губами.
– Симочка. Моя Симочка… Как же так вышло… – Мария Ивановна утирала глаза платочком. – Такие молодые оба были, такие красивые…
Сима молчала. Ни слезинки не проронила. Потом произнесла тихо:
– Ну уж вот так вышло… Вон сколько воды утекло с тех пор. Да вы, Мария Ивановна, не плачьте. Я к маме с папой с хорошей новостью.
– Это с какой же?
– Беременная я! – спокойно ответила девушка.
– Как? Ты что же такое наделала? И кто этот негодяй? Сима, говори кто! – Марию Ивановну словно током прошибло. Ну уж на кого б никогда не подумала, так это на Симку. Только с детдома вернулась – и на тебе, беременная… Господи, да кто ж на нее позарился?
– Пойдемте, не надо тут кричать, – сказала Сима учительнице. – И не негодяй он никакой, а любимый человек.
– Детдомовец? Ну, чего ты молчишь? Отвечай же!
– Наш, здешний. Я из-за него и вернулась. Все годы о нем в детдоме помнила! Бывало, кто обидит меня, я в кухне спрячусь, повариха у нас там была хорошая, тетя Шура, вот она меня к кухне и привадила… Ну вот, в кухне спрячусь, за котлом огромным, и о нем все думаю. Все годы думала. А теперь вот беременна! – улыбнулась Сима.
– Ужас, ужас-то какой, Симочка! А учиться как? А как же ты жить будешь? А? А что люди скажут? Вот что ведь главное!!!
– Что люди скажут – мне плевать. Главное, его сын будет. А он… Хочет – пусть женится, хочет – нет!
– Это когда ж ты успела! А? Ты признавайся-то по-хорошему, Симка! – вошла в роль Марья Ивановна. – Все рассказывай, ничего не таи!
– Так три недели назад и успела. Он в выходные ко мне приходил. Крышу чинить.
– И что? С одного раза все и случилось?
– Ну да… А чего, второй нужен? – не поняла Сима.
Учительница смутилась:
– Ну он тебя хоть… любит?
– Я его люблю. Это главное. А он свое дело, считайте, сделал!
– Это ты брось! Знаю я этих мужиков! Ох знаю!
– Как же вы это знаете, если замужем не были? Ладно, не обижайтесь на меня, Марь Иванна… Я не со зла… только вот бездетной помирать не собираюсь, хороша я с рожи или нет. Я-то для себя это давно решила. А врачи говорят, чем раньше родить, тем лучше. Так что рожать буду точно!
– А раз такое дело – я поговорю с ним! – решила педагог.
– А чего с ним говорить. У него невеста есть!
– Значит, ты его просто затащила в постель? Ой, что это я сказала!
– Что есть, то и сказали, – спокойно ответила Сима. – Так оно и было! Затащила! Захотела – и затащила! Может, для меня это самое главное в жизни! Я ж не по дурости, не от блажи. Люблю его. Всю жизнь люблю. Так люблю, что даже самой страшно! Ну, пойдемте…
Сима спокойно пошла вперед. На полянке паслась лошадь. Девушка остановилась, залюбовалась животным. Мария Ивановна мелкими шагами семенила за Симой.
– Симочка, ты не бойся, я этого так не оставлю. Назови только фамилию!
– Зачем? Я сына на свою запишу!
– Ты что! Ты брось мне эти штучки. А ну говори фамилию! Я так не отстану! Колокольников… Нет, это же с прошлого выпуска… Гурьев… Нет, тот уж женился. А! Зорин! Как же я раньше-то не догадалась!
Сима вздрогнула. Мария Ивановна обрадовалась:
– Двоечник хренов… Ой, прости! Ничего, этого мы женим обязательно! Его бригадира внук в моем в классе. Петр Сергеич завтра на собрание придет! Все расскажу!
– Не надо! И не вздумайте.
– Как это не надо! Как спать, так первый. А как ребенок, так в кусты? Не выйдет! Не любит – полюбит. Не хочет – заставим! Не бойся, и не таких обламывали!
Сима перегородила дорогу учительнице, глядя на нее в упор:
– Марь Иванна, вот что я вам скажу. Я свои проблемы сама решать привыкла. Так что, если надо, и сама скажу, не безъязыкая. Вы вон директора все любили-любили, а признаться так и не решились. И чего? Сколько годов-то вам, сорок пять? А детишек нет как нет. На что такая жизнь, Марь Иванна…
– Да ты что, Сима, да чего… Да я… Да откуда? Откуда знаешь-то?
– Да ладно, все знают, вся школа. Да и вся деревня. Пойдемте, чего в поле зря стоять! – Она обняла растерянную учительницу. – Ко мне пойдемте, чайку попьем! Нынче только чай, наверное, и пьют в гостях!
Танцы в клубе закончились. Молодежь расходилась по домам, парочками и компаниями, почти все навеселе. Кто-то продолжал выпивать прямо у порога клуба. Другие пить открыто боялись. Дружинники могли замести, в стране – антиалкогольная кампания, пить в общественном месте значило проявить необыкновенную смелость!
Витя провожал Иру, обняв ее за плечи. Она его девушка, никто ничего не посмеет ему сказать.
Хулиганистый парень, большеглазый лысый Леня Зубов, полушутя-полусерьезно окликнул Иру:
– Ты чего, Ирка, к нему как прилепленная. Других, что ли, нет? Гляди, он кадр-то ненадежный! Через месяц свалит в армию – и поминай как звали! А мы уже в этом раю отгуляли. Ну, может, к нам, а?
Витя огрызнулся:
– Да пошел ты! Знаю я, в каком ты раю отгулял!
– Витек, я ж не тебе, я девушке. Я с тобой вообще не разговариваю. Ирочка! – прокричал Ленчик.
Ира улыбнулась в ответ ласково-призывно:
– А вот уйдет Витька в армию, Ленечка, тогда и пообщаемся.
Да еще помахала хулигану ручкой.
Дружки Ленькины заржали. А у Вити кровь к лицу прилила:
– Ты чего такое говоришь, а? Ты чего себе позволяешь? Ты знаешь, откуда он явился не запылился?
– А то не знаю, Ленчик это Зубов, освободился только. В тюрьме сидел, ну и что?
– Ну и чего ты уголовнику глазки строишь, а?
– Я тебе что, собственность? Чего меня за шкирку схватил и поволок? Чего ты вообще такое сделал, чтоб я тебя женихом считала? Может, колечко подарил? – зло прошипела Ира.
– И подарю, когда надо будет!
– Когда надо будет, – передразнила красотка кавалера, – до пенсии не дождусь!
Витя обнял ее, прижал к себе:
– Ир, брось ты со мной так разговаривать, прошу тебя по-человечески, я ж все-таки мужик, а не тряпка какая!
– Ты мужик? Так ты мне это еще не доказал! Может, кому другому, только не мне!
Она рванулась, пытаясь уйти от Вити.
– Тебе чего, сейчас, здесь это доказать, да? – завелся он.
– Не! Здесь и сейчас не получится! Точно тебе говорю – не получится…
В темноте за забором притаилась Серафима и следила за ними. Она застыла как изваяние, чтобы быть незамеченной. И только зло и напряженно смотрела на соперницу.
– Да не провожай, сама дойду, вон, два дома осталось. А то мать все ругается на тебя – где я взяла такого непутевого! Девкам вон женихи подарки делают, а ты…
– Да сделаю я, сделаю, вон деньги к концу месяца получим! – оправдывался Витька. – Ты подожди только немного.
– И в прошлый раз так говорил! Долго ждать твоего конца месяца, ох долго! Боюсь, не дождусь! Ох не дождусь! – запела Ирочка, вырываясь из рук влюбленного Зорина.
Ира скрылась в калитке – дом-то ее рядом с клубом. Витя стоял как в воду опущенный, пошевелиться не мог. Ну, чем крыть? Подарков не дарит. Сам не передовик. Премий нет как нет… А она-то красавица!
Тут Серафима вышла из укрытия. Прикоснулась робко к его плечу. Витя вздрогнул от неожиданности:
– Ты? Тебе чего здесь? Подсматриваешь? Или чего уже наболтала? А? – Виктор с ужасом вспомнил происшествие месячной давности в доме Симы.
– Я не болтливая. Я, Вить… беременная. От тебя, между прочим!
– Че-г-о-о? – Глаза у парня округлились.
– Что слышал! От тебя и есть. Ирка-то замуж не хочет, не пара ты ей. А у нас ребенок будет. И служить ты не пойдешь! Отсрочку дадут, а там придумать можно чего-то.
– Ты кто такая? Ты чего в жизнь мою суешься. Да я тебя! Ишь чего придумала!
– Да не придумала я, правда это, матерью клянусь! – глядя ему в глаза, прошептала Сима.
Витя схватил Симу за шиворот, встряхнул… А тут и компания подвыпивших парней из-за угла вышла. И увидели их вместе.
– Вот это Витек! С одной ушел, с другой по углам обжимается. Вот это скорости космические! – заржал Ленчик. – Так это ж Сима, квакушка наша, вернулась со своего детдома… Лягушонка наша в коробчонке на карете приехала! Здрасте… И чё у вас тут, любовь намечается? Прямо вот тут, да? Отлично, а мы посмотрим!
Его дружки радостно зашумели. Витя недолго думая с размаху заехал Ленчику в рожу. На него кинулась вся компания. Били его жестоко. А Сима не стояла в стороне – дралась с мужиками на равных.
– Не троньте его, не троньте, я кому сказала!!!
В руках у Ленчика блеснула заточка. Сима нож увидела и успела крикнуть:
– Витя!
Витя обернулся в тот момент, когда противник кинулся на него, вонзил заточку ему в бок. Витя покачнулся…
– Пацаны, валим! – приказал Ленчик.
Сима увидела кровь на боку у Зорина, просочившуюся сквозь рубаху.
– Витя, Витенька, – не дала она ему упасть.
Вечером Витя очнулся. Лежал он на той самой кровати, где все месяц назад и случилось. Сима вошла, положила ему на голову холодную повязку.
– Скорую и милицию звать не стала. Чуть не убили тебя, гады. Не бойся, Вить, я любых твоих врагов отобью. И Ленчика обратно за решетку отправлю – свистнуть не успеет! Я сильная! А рана-то у тебя неглубокая, по ребру прошла заточка, ничего не задела. До свадьбы заживет.
– До какой еще свадьбы? – Витя в ужасе попытался подняться на кровати.
– Поженимся. Сын родится, дальше – как знаешь. Мне-то от тебя ничего больше не надо! – отвернулась Сима к окну.
– Вот тварь! Только о себе думаешь! А ты обо мне подумала?! А об Ирке подумала, а? Я ж ее люблю! Я ж без нее не хочу ничего и никого! А тебя так подавно! – крикнул Витька и бессильно упал на подушку.
Сима с усмешкой посмотрела на Витю:
– Чего я только не наслушалась. И такого, и похуже. А твоя Ирка обо мне и вовсе не думает. Кабы была девка стоящая, не тронула бы я тебя. Честное комсомольское, не тронула бы. А то ведь баба она дрянь дрянью! Продаст и бровью не поведет! Да как ты этого не видишь!
Витя снова попытался приподняться, но у него сильно закружилась голова. Он упал на подушки, тяжело дыша.
– Не отвечай мне, – тихо прошептала Сима, – потом ответишь. Сил у тебя нету. А у меня их много. И я с тобой поделюсь ими, силами своими! Потому что люблю тебя больше жизни.
– Ох и сволочь ты… – крикнул Витя, сорвал с головы повязку и кинул в Симу. – Убирайся!
– Да, сволочь, – обернулась Сима в дверях, – только не для себя одной стараюсь, Витенька, и для тебя тоже. Ты это потом поймешь.
Наутро соседки Симы снова сплетничали у забора.
– Видала его в окне? Витьку-то? Приворожила его, точно говорю. К ведьме Кузьминичне ездила в Лыткарино, где детдом ихний! Порошков-то привезла с собой небось! – сказала первая.
– Стиральных, что ли? – удивилась вторая.
– Тьфу, ну и дура ты. Откуда у них в Лыткарине порошок стиральный-то в продаже? У них как у нас – шаром покати. Ведьминых порошков привезла. Вот те и уродка, а парня приворожила! Да какого!
– Ерунду ты несешь, Зоя! Бабкины сказки. Никаких порошков в помине нет! – засмеялась подружка. – Она ему просто водку носит. Вот и все волшебство. Таньки моей муж, если ему бутыль показать, тоже становится как доброй волшебницей заколдованный. А потом, как выпьет, тарелки от ревности бьет. Ведь весь сервиз побил, что я на свадьбу им подарила, сукин кот, злодей! Ненавижу!
– Что ты мне своим зятем глаза колешь? Дома на него наорешься. Вона, гляди!
В окне Симиного дома показался силуэт Вити. Он ходил по комнате, пошатываясь от слабости.
– Ну дела! Ну Сима! Отхватила себе кусок счастья. А как же невеста его? – задумались сплетницы…
Ира с матерью развешивали белье во дворе своего дома.
– Вот проворонила свое счастье, довыпендривалась! – возмущалась мать.
– Да что ты несешь, мама! Да он от меня никуда не денется.
– Да? Делся уже! Он у нее ночует. Ночует, ты это понимаешь или мала еще такое понимать? – крикнула мать с издевкой.
– Ночует? Тебе кто сказал? – замерла Ира с наволочкой в руках.
– Все! Только ленивый про это не болтает. Спит он с ней, поняла – спит! А ты дура дурой, даром что красавица. Мозгов тебе Бог не дал, думаешь, все рожей смазливой взять можно – так хрен тебе!
Ира замахнулась на мать мокрым полотенцем:
– Замолчи, врешь ведь!
– Я тебе покажу, как на мать руку поднимать. Я те покажу! – завизжала женщина. – Сама дура виноватая! Сама!
Вцепившись друг в друга, женщины сорвали веревку с бельем. Ире удалось вылезти из-под мокрых простыней, и, толкнув мать, она рванулась к калитке.
– Куда несешься, полоумная? Остынь! – кричала мать ей вслед.
Но разве ее догонишь…
Как угорелая неслась Ира к Симиному дому. У забора она чуть не сбила с ног соседок-сплетниц. Даже не поздоровавшись с ними, без стука ворвалась в дом. Соседки переглянулись.
– Вот теперь уж точно будет кино и немцы, – сказала первая.
Симы дома не было. А Витя все мерил шагами комнату, все маялся: как же быть ему теперь? Как через все село домой идти?
Дверь хлопнула, Витя вздрогнул… На пороге стояла Ира собственной персоной.
– Ты? – остолбенел Витя.
– Я! Не ждал? А вот пришла сама! Вот тебе!
В бешеной злобе Ирка, словно фурия, закатила ему такую пощечину, что парень отлетел к стене.
– Не ждал? Не ждал, да?! – вспыхнула Ира. – А я вот она. И знаю теперь, что мать правду-то говорила! Где эта жаба? Убью ее! Где?
– Ты, Ирка, постой, погоди… Я тебе потом все объясню, – лепетал Зорин, – ты не горячись!
Но остановить Иру было невозможно.
– Ты про любовь мне вещал, а сам с жабой спал. И теперь у нее отсиживаешься! Да надо мной вся деревня в голос смеется! Урод ты, козел! Никогда к тебе не вернусь, никогда, так и запомни! А жабе своей передай… Убью! Покалечу, глаза выколю!
Витя поднял глаза на Ирину:
– Не сейчас только. Беременна она.
– Что?
До Ирки не сразу дошел смысл Витиной фразы. А как дошло, захохотал Ира как безумная.
– Ах, вот где собака-то зарыта! Беременна… Со мной фокус не прошел, а с этой, значит… Ох, дешевка ты, Витька, день тот проклинаю, когда с тобой связалась, дешевка. Только из-за этого? Чтобы от армии отмазаться? Да? Да!
Не выдержал Витя тех слов, схватил Иру и силой вытолкнул вон.
– Уходи, уходи и больше не появляйся! Уходи, слышишь!
Вот так и выгнал свою любимую, сам того не желая. Выгнал, да и затосковал страшно – любовь для него кончилась. И счастье тоже. Потому что Ирочка Долгова была Витькиным счастьем…
Домой Витя ушел через пару дней, рана и впрямь оказалась неглубокой. Ушел, даже не попрощавшись с Симой, – в глаза ей противно смотреть было…
К Симе нагрянула Мария Ивановна собственной персоной. С загадочным видом достала из потрепанной сумочки фату, старомодную, смешную.
– На, Симочка. Себе шила когда-то. Да вот какое дело – не пригодилась. А ты надень!
– Да куда уж! Какая мне фата, Марь Иванна? – возмутилась Сима.
– Я Марья Иванна, а ты у меня Серафима Ивановна. Мы с тобой как родные. Так что надень. Надень, говорю! Я все надеялась-то на счастье с Сергеем Петровичем, ну, с директором нашим, ты знаешь… а он женатый. Побоялась я семью рушить да свое счастье строить… Зря, может быть, Симочка. До сих пор на него глядеть больно. Ведь нет ему с женой счастья. Да и не было никогда. А ты надень и за себя, и за меня! И счастливой будь. За нас обеих. Ты сумеешь, Симочка. Потому что не ленивая ты у меня. Работящая. И человечек ты у меня хороший!
Сима усмехнулась:
– Что ж, счастье, по-вашему, тоже, что ль, работа?
– Еще какая! Самая тяжелая на свете… Поживешь – узнаешь. А теперь вот что: с ЗАГСом договорилась, распишут вас дома. И месяца ждать не будут. А на Леньку-сволочь ваше дело – подавать заявление в милицию, не подавать…
Сима голову опустила:
– Витька сказал, подавать не будет. Скандалов не хочет. Да и мать Ленькину жалко.
– Знаю. На младшего сына похоронка пришла три месяца назад. Погиб в Афгане. Один у нее Ленька, хоть и гад… Ну а Витя-то как?
Сима махнула рукой. Никогда он ее не полюбит. Тащит она его под венец – вот такое положение. Силком тащит!
На следующий день в поле мужики окружили Витю.
– Ну чё, Витек, говорят, женишься? Чего ж теперь, армия побоку? Что мне, одному теперь топать? – спрашивал друг Андрей с укоризной.
– Чего одному? А Толик Лунев? – пробубнил Витя.
– Сравнил себя с Толиком. Ты мне друг, а он кто?
– Ничего, подружитесь! Сам же говорил: заделай Ирке ребенка, от Афгана откосишь!
– Ты чего, шуток не понимаешь? А потом я ж про Ирку! – засмеялся Андрюха. – Слушай, а ты сколько выпил, чтоб с этим крокодилом Симкой лечь, а? А то про завтра-то думал – чё делать-то будешь? Как же ты всю жизнь по утрам от страха такого просыпаться станешь?
Проходящий рядом дядя Петя посмот рел на Зорина недобрым взглядом.
– Что ж ты, Зорин, с одной гулял, а на другой женишься? Не по-советски это! Не по-людски! – возмущенно заявил бригадир.
– Да не женюсь я, вот пристали! Чего в душу лезете, а? Дался я вам! Кто это ляпнул, что я жениться собрался? – заорал Витя.
– Это как же не женишься, если обрюхатил, да еще сироту! – еще пуще завелся дядя Петя.
– А вот так не женюсь, и все! Да откуда вы про это знаете? Кто вам сказал, что она беременная! Андрюха наплел, да? Ну ты друг!
Андрюха от страха голову вжал в плечи:
– А чё я, чё я, вся деревня знает!!!
– Не женюсь я, не женюсь! В армию пойду! И не подумаю жениться! – бесновался Витька. – Не хочу я жениться на этой!
А все глядели на него и только головой качали. Куда, мол, ты денешься-то, парень?
А он не сдался – добровольно в военкомат пришел. Хочу, мол, служить!
Военком – подтянутый дядька лет сорока пяти – отчитывал Витю:
– Как мужик мужика я тебя понимаю. Я ее видел, эту твою Серафиму, потому как она вчера приходила сюда. Просила за тебя. Ну и это… Справку принесла из медучреждения… Понимаю, Витя! Но как советский человек советского человека… Нет! Извини! Сделал дело – вымой тело! Тьфу… То есть я хотел вот что тебе сказать… что жениться надо!
Он сел к Вите, обнял его по-отечески за плечи:
– Сынок, надо, понимаешь!
– Да же я же сказал – я хочу выполнить этот… Свой… Свой интернациональный долг!
– Да не интернациональный, мать твою, – взревел военком. – Как я людям в глаза смотреть буду, если тебя там убьют, а? В Афган, говоришь? Там же страшный ад!.. А тут сын родится! Вить, надо жениться! Это единственный выход, понимаешь!
– Нет! Не хочу! Не буду! Да с какого перепуга вы решили, что ребенок мой? Может, она нагуляла, этого ребеночка!
– Она? Нагуляла? Ну ты шутник! – Военком хмыкнул. – Видал я твою Серафиму. Кто к ней станет-то приставать, к такой-то… ой, прости… Женись, Витенька, всем легче будет!
Короче, с армией не вышло… Угроза женитьбы давила на Зорина. И никуда от нее не деться.
//-- * * * --//
В клубе закончились танцы. Молодежь расходилась веселыми шумными компаниями. На лавочке пьяный Витя с пьяным другом Андреем допивали бутылку.
– Люблю я Ирку, понимаешь, люблю! – чуть не плакал Витя.
– А чё прогнал тогда?
– Так она ж не мириться приходила, не выяснять. Сразу кинулась, как змея, дешевкой обозвала. Ты б стерпел?
– Я б не стерпел, – зло стукнул по лавке кулаком Андрей. – Я б с такой стервой ни одного дня не стерпел! Чё любить-то там, я не понимаю? Одни кудри да глазки? Да стерва она!
– Убил бы! Убил! – завелся Зорин.
– Кого? Симку или Ирку?
– Обеих! Всю жизнь порушили! – зарыдал Зорин.
Вот ведь действительно – порушили. А он-то ни в чем себя виноватым не чувствует…
В бессильной злобе ударил Витя бутылкой о дерево. Раскололась она на мелкие кусочки. Андрей испуганно обернулся: не видел ли кто?
– Э-э! Ты потише! Менты набегут, самогонку увидят – пиши пропало. Ща, брат, за самогонку-то как за убийство. Слышь, Вить… Ты Симку пока не трогай. Все ж таки твой ребенок, она б врать-то не стала. Пожалей ее, да хрен с ним, с этим паспортом. Надо ей штамп – пусть будет штамп, испачкай паспорт, не бойся! Твоей же кошке драной, Ирке, больней будет! А ревность-то она сильней любви. Может, поумнеет Ирка? Да к тебе вернется? Ревность великая сила!
– Это ты в кино такое видал? – заорал Витя.
– Да, и в кино тоже! Тише, тише… Да чё ты, ладно, не мучь себя, регистрируйся. В драку ввяжемся, там посмотрим!
В эту минуту на площадь перед клубом влетел милицейский уазик с мигалкой. Два мента выскочили, за ними – еще два…
– Атас! Облава на пьяных! Рвем, Витек, отсюда! – дернул друга Андрей.
Они скрылись в темноте, за деревьями.
– Тут найдут, двигаем дальше!
Они побежали по темной улице, вслед раздавались милицейские свистки и гул толпы… Витя остановился, отдышался. И Андрей остановился:
– Ты чего, Вить?
Вите трудно было бегать – рана еще свежая. Он держался за ребро.
– Да больно, Андрюх!
– Сердце, что ли?
– Нет, порез… Сердце по-другому болит.
Андрей подошел, другу руку на плечо положил. Жалко стало Витьку.
– Отболит у тебя сердце по Ирке твоей. Не боись! Жизнь-то длинная! Ну, решайся! Добровольно решайся, все равно не отвертишься!
Вот она, свадьба деревенская! Дома у Симы накрыт свадебный стол. За столом гостей человек пятнадцать с молодыми Симой и Витей во главе. Витя угрюм, молчалив, невесел. Костюм на нем сидел как на корове седло. А галстук и вовсе набекрень съехал, хоть и трезв был жених.
И Сима невеселая. В том платье, что Витю встретила, и в учительской фате, укороченной только.
Вся Витина бригада за столом. И соседки Симины, тетки-сплетницы. И Мария Ивановна – радостная, оживленная – командует весельем:
– За здоровье молодых! Совет им да любовь, да детишек крепких! Сегодня, друзья, рождается новая советская семья. Как этому не радоваться! Они же ко мне в школу вот такусенькими ребятишками пришли. А несколько лет пройдет, и своих приведут учиться. Будьте счастливы, Симочка и Витя! – Она всхлипнула. – Ну, горько!
Все закричали:
– Горько!
Нехотя встали из-за стола Сима с Витей. Осторожно и нежно поцеловала жениха в щеку невеста. А тот стоял как каменный. А гости все подначивали:
– Ну, давай еще! – и снова кричали: – Горько!
– А лица-то у обоих не как на свадьбе, а как на похоронах! – шепнула первая соседка подружке.
– Дура ты, Зоя! От того, что зять мой сидел на свадьбе гоголем, много ль Танька моя радости видела? – зашипела вторая.
– Думаешь, эта, что ль, увидит? Бросит он ее, вот на что хочешь спорим, через полгода бросит!
Бригадир дядя Петя повернулся к Андрею в недоумении:
– А я чего-то не понял. Что, кроме шампанского тут ничего не наливают, что ли?
– Нет, дядя Петя. Как говорится – от безалкогольной свадьбы к непорочному зачатию! – хохотнул Андрюха.
Дядя Петя махнул рукой:
– Да знаю я, что ей по весне родить. Мы-то за что страдаем. Вот тоже перестройка – в магазине с двух часов, да свадьба вот без водки. А колхоз как нищал, так и нищает!
– Ты чего, выступать сюда пришел? Вон в газету пиши, сейчас все пишут. Торжество тут! – прервал его младший товарищ. – Не важно, алкогольное, безалкогольное. Понял? Горько!
Гости снова подхватили свое «горько». Только жених и невеста вовсе не хотели целоваться. У Зорина лицо как на плаху ведут. Да и у Симы не краше…
Мария Ивановна частушки под баян затянула, но веселья это не прибавило.
Андрей склонился к уху бригадира:
– У меня, дядь Петя, в пиджаке самогонки Нинкиной чекушка, будешь?
– Нинка – святая женщина! – обрадовался дядя Петя. – Вся округа без ее самогона перемерла бы! По молодости все про нее говорили – б… да б… А она оказалась святая! И берет недорого, и гонит справно! Все пьют ее самогонку – никто еще не помер! Так поделишься?
– А то!
Во дворе своего дома Ирка грузила в машину чемоданы. В город собралась. Поцеловала мать на прощание:
– За меня не бойся! И гони ты своего сожителя-алкаша. Молодая баба, еще жизнь свою можешь устроить!
– С кем? С таким же алкашом? Они ж в этом возрасте все-все такие, доченька. Ты б свою жизнь устроила, а мне больше ничего и не надо! – заплакала мать.
Ирка тряхнула густой гривой:
– Да ладно, мама. За меня не бойся, я свое зубами оторву. Поняла? Я в канавах барахтаться не буду. В город еду – и в городе себе жизнь устрою. И дети мои городскими будут, поняла?
Мать вытерла слезы.
– Мечтать-то не вредно. Да кто тебя там ждет? Мужики – люди ненадежные. Вон на Виктора твоего погляди. Ведь женится же на жабе, а тебя, красавицу, бросил…
Ира вскипела:
– Я его бросила, а не он меня! Сколько раз говорила – про него больше ни слова!
Загудела машина, что ждала Ирку.
– Да иду я, иду!
Она побежала к калитке, мать за ней. Обняла дочку:
– Как ты там, дите ты мое…
– Ну, хорош тебе нежничать. Не помирать еду – жить! – оттолкнула ее дочка и прыгнула в машину, хлопнув дверью. И поехала…
Свадебное веселье с песнями продолжалось – как и положено. Только невеселую песню пел нестройный хор голосов, а печальную, про несбывшуюся любовь: «Но нас с тобой соединить паром не в силах – нам никогда не повторить того, что было!»
И Витя с Симой по-прежнему сидели с кислыми лицами. И у гостей физиономии не веселее.
Проезжая мимо Симиного дома, Ира услыхала «Паромщика».
– Ну-ка, тормози! Я им добавлю веселья, – сказала она, чуть не на ходу выскакивая из машины. Как шаровая молния, она ворвалась в большую комнату.
Ее сразу увидели только Сима с Витей, потому что сидели лицом к двери. Витя встал. Сима вслед за ним. А Ирочка с порога выпалила:
– Будь ты проклята, жаба!
Гости обернулись. Песня стихла.
– На чужой беде хочешь ты себе счастье построить? Ни фига у тебя не выйдет, Симка. Жабой ты была, жабой и останешься!
– Ты что такое, Ира, говоришь? Ты, что ль, ему счастье хотела принести? А? – возмутилась Мария Ивановна. – Ты чего без спросу врываешься в чужой дом, людям веселье портишь?!
– Да замолчите вы, не на уроке! – прервала учительницу Ира. – Ну что, воровка, слова сказать не можешь? Подавилась тем словом! Нет тебе счастья и не будет. Горько!
Она с силой дернула на себя угол скатерти. Посуда и еда опрокинулись на гостей. Поднялся переполох.
А Ира была такова – заскочила в машину. И – исчезла через миг.
– Гони давай! – крикнула она шоферу.
– Ты что творишь, а?! – обалдел тот. – Ты чего им свадьбу попортила?
– Не твое дело!
А в доме шумели гости. Витя выскочил за калитку, бежал за машиной в клубах пыли и кричал:
– Ира, прости меня, Ирочка, стой! Люблю тебя, слышишь, люблю! Ира!
Он упал на дорогу. Когда открыл глаза, над ним стояла Серафима.
– Пойдем, Вить. Перед людьми стыдно!
Зорин поднялся на ноги, схватил невесту и закатил ей оплеуху.
– Стыдно! Мне жениться на тебе стыдно! Стоять с тобой рядом стыдно, не то что в койку ложиться. Стыдно и противно, поняла? Поняла? Ты поняла меня?
К ним выбежала Мария Ивановна.
– Зорин! Зорин, прекрати! Отпусти ее! Она же ребенка твоего носит, ирод ты!
Новоявленный муж тряс Симу, как грушу.
– Убил бы, если б знал, что не сяду!
– Убивай! Только вот родить дай и убивай! – закричала она.
Витя уже замахнулся, чтобы снова ударить Симу. Только ее последние слова его отрезвили. Развернулся, качаясь, пошел к дому. Мария Ивановна бежала за ним.
– Зорин, извинись сейчас же, слышишь? Извинись, тебе говорят!
Витя зло обернулся:
– А то что? Из класса выгоните? Не за что мне извиняться. Сами знаете – не я виноватый!
Гости сгрудились у окна: смотрели, как идет Виктор, за ним семенит учительница, а следом шагает семимильными шагами большущая Сима.
– Так если бьет, может, тогда любит, а? – спросила первая соседка подружку.
– Ну ты сказанула! Слышь, Андрюх, самогонки-то не осталось? – вспомнил бригадир дядя Петя.
– Обижаешь, бригадир! В пиджаке-то два кармана!
Молодые вошли в комнату. С пола уже прибрали, стол к стене отодвинули. В комнате появился сельский фотограф со стареньким фотоаппаратом.
– Я чуток припозднился, а тут уж глядь – все попили да поели! Да и драка, видать, уже была… Это хорошо, на свадьбе полагается!
– Ой, да мы чего-нибудь сейчас сообразим вам выпить-закусить. Нюра, что там на кухне осталось? Неси Андреичу! – крикнула по-хозяйски Мария Ивановна.
– Потом, потом выпить да закусить! – отмахнулся фотограф. – Давайте все в кучку, сделаем фото на память. Вот, веселей гляди, Витек, ну, улыбочку. Серафима, извиняй, конечно, ты б синяк-то припудрила.
– И так сойдет! – мрачно пробубнила Сима.
Тетки шикают на нее осуждающе, но фотограф торопится:
– Быстрей, товарищи дорогие! Мне еще лучших доярок на стенд снимать – в будний-то день их и не соберешь. Кучней, кучней. Вот, отлично!
– До родов с тобой доживу. Потом делай что знаешь! – сквозь зубы процедил Витя Симе.
– Улыбаемся! Снимаю! – звонко крикнул фотограф и щелкнул своим аппаратом.
Вот так они и получились на фотографии: жених с лицом человека, напившегося уксусу, и невеста с фингалом под глазом, в платье в горошек и старомодной короткой фате.
Глава 3
Эта свадебная фотография так и висит на стене. А под ней на диване сидит Сима с огромным животом и готовится к экзамену.
В окошко заглянула Мария Ивановна:
– Симочка, да ты не вставай лишний раз, у тебя открыто?
Учительница зашла, засуетилась у стола, вытаскивая продукты:
– Вот тебе, Симочка, варенье свежее. Клубничное. Вчера клубника с огорода, сегодня уже в банке с сахаром.
– Марь Иванна, да нельзя мне клубнику, аллергенная она!
– Господи, я же забыла совсем! Вот дура-то! Но пирог-то с капустой можно?
– Можно! Хотя, конечно, поправиться боюсь. И так уж разнесло!
– Ничего, Симочка, богатырь у нас родится! – заулыбалась учительница. – Ты ешь, ешь, не бойся.
– Да мне, в общем, бояться нечего. И так не худая была. После родов, наверное, ни в одну дверь не пролезу! – хмуро пошутила Сима.
– Да брось ты на себя наговаривать! Ешь, тебе говорят. Тебе силы нужны! Сессию-то поедешь сдавать?
– Ну а как! Вот готовлюсь.
– А не тяжело?
– Да ведь сами знаете – никогда не тяжело то, что в охотку делаешь. Мне всегда нравилось книги читать.
Мария Ивановна вздохнула понимающе:
– Это я знаю! Ну а… а Витя – как?
Сима помрачнела:
– Опять третий день не ночует. Пьет… Понятное дело.
– Ты меня, конечно, извини… Может, это и нехорошо… Да, я наверняка знаю, что нехорошо… Но все же! Может, к ворожее? Помогает, говорят… Тут живет одна, в лесу-то, за деревней. Ей уж за девяносто перевалило – опыт! – зашептала гостья.
– Марь Иванна, ну что ж вы-то, женщина образованная, а туда же! Никакое колдовство не поможет тут. Не любит он меня! Это ясно было… Сглупила я, должно быть, а только вот если все сначала начать – я б опять так поступила. Потому что мой он. Я ему нужна, а не она. И на все Иркины проклятия мне начхать!
Мария Ивановна задумчиво помешала чай ложечкой:
– Ты… ты про Иру-то слышала?
– Слышала. Слышала, что замуж она в городе вышла, днями. Витька тоже слыхал. Потому и не просыхает… – вздохнула Сима.
– Симочка, милая, что ж ты в нем нашла, а? – вдруг искренне закричала Мария Ивановна. – Дурак ведь неотесанный, прости, пожалуйста, деревенщина…
– Ну давайте, вы еще про помидоры вспомните! Как тогда, в пятом классе! Да ведь какая разница, за что любишь? Главное, что любишь – и точка. И жизнь готов положить за этого человека. И на край света за ним пойти…
– Это ты готова, а он? Думала: остепенится с твоей беременностью, а он… Работу забросил, пить начал. На что жить будете, Сима?
– Заработаю. Мне бы только родить. А там я быстро на ноги встану. Я и теперь-то без дела ни минуты не сижу.
Сима кивнула на швейную машинку в углу комнаты.
– Тете Зое кофту с юбкой за ночь сшила. А дяде-Петиной жене шаль вяжу, ажурную, из ангорского пуха. Спасибо маме, научила меня ручками работать! А давайте я вам тоже платье сошью. Ну, платье новое, а? Весна ведь!
Учительница испугалась:
– Зачем мне новое-то? Я что, помирать собралась? Мне теперь, Сима, только по этому случаю и может новое понадобиться!
– Да что ж вы на себя наговариваете? Мы еще на вашей свадьбе погуляем…
– Скажешь тоже! Это если только дед какой овдовеет! Но я, знаешь, Сима, за деда не пойду!
Обе засмеялись. А потом вдруг Сима спросила серьезно:
– А за кого эта вышла… Ирка, слыхали вы?
– Ну… Говорят, какой-то большой партийный начальник! В возрасте… Ей-то вот все равно – дед не дед, лишь бы начальник да с деньжищами…
Месяц прошел с Иркиной свадьбы. И прикатила к ней мать – поглядеть на ее хоромы городские. А поглядеть есть на что!
Квартира большая, светлая, хорошо обставлена. Ирка красуется перед мамой в новых туалетах. Ну не узнать, какая стала красавица. И уж не коса у ней, а по плечам волосы распущены. И брюки на ней шелковые. И поясок золотой… Царица!
Мать, прямо-таки рот разинула. А дочка ей майку новую протягивает:
– На, мамуль, носи на здоровье!
А на майке надпись английскими буквами… Таких маек ни у кого в деревне просто нет!
– За подарочек, дочка, конечно, спасибо, только больно яркая!
– Носи, носи, надо со временем в ногу шагать!
– Господи, дочка, и стенку в гостиную купили? Дорогущая, наверное?
– Да, дорогущая, а как ты хотела, мам? Пятьдесят лет с одним бабкиным шкафом, как ты, да? Нет уж, у нас все по-современному. Вот еще в кухню гарнитур купим новый – вообще будет караул!
– Да чем же этот плох?
– Темная ты! Гене все новое полагается. Он в райкоме партии работает, а не коз пасет. А что ему сорок исполнилось – так это не страшно. Годы – не самый большой грех для мужчины. К тому же у меня Геночка боксер. В прошлом, между прочим, чемпион города в легком весе. Спортом до сих пор занимается, форму держит.
– А что же он, Гена твой, до сорока лет дожил да только теперь женился?
– Мама, я ж тебе сто раз говорила: он вдовец, – капризно повела плечами Ирочка. – И к счастью, без детей! Так что я ему и за жену, и за доченьку. Вот смотри, что он вчера мне подарил!
Ира вытащила из ящичка стенки коробочку, в ней жемчужное ожерелье.
– Гляди! У себя в деревне такого не увидишь! Жемчуг натуральный! Ну как, подходит? А вот еще ниточка бус к другому платью, этот жемчуг и вовсе розовый! Сейчас еще такое покажу – упадешь!
Она убежала в другую комнату. Мать в это время робко подошла к окну, открыла его. За окном городской гул.
– А вот и я! Ну?
Ирка появилась в новом вечернем платье. Платье до полу. И все украшено блестками… Красивое такое, что даже на картинках не всегда бывает.
– Ой! Это что же, кримплен? – удивилась мать.
– Какой к черту кримплен! Твой кримплен уже десять лет как из моды вышел! Это Геночка из Венгрии привез. У него постоянно командировки заграничные… А ты все зудела: Зорин, Зорин. Хороша б я была, дура, если б замуж за него, нищего, вышла! А я умная, я за Гену вышла.
– Да уж, наверное, правду говорят: не было счастья, да несчастье помогло. – Вздохнула мать. – А Зорин твой пусть с Симкой мается! Дочка, а машины-то как за окном шумят, страсть прямо.
– А мне нравится. И что гарью и копотью пахнет – тоже нравится! Все лучше, чем навозом. Я городская. И домой никогда не вернусь, ни за что! Вот так-то!
Она подошла к матери и вдруг спросила тихо:
– Мам… ну а Зорин-то что? Пьет, наверное, а?
Мать усмехнулась:
– Так тебе же до него дела нету!
– Ну а все-таки?
Витя пил. Каждый день пил. Работу забросил. Дома почти не появлялся – горе заливал.
На скамеечке у клуба он с двумя дружками-алкашами глушил самогонку. Одним огурцом на троих закусывали, хрупая его по кругу. Собутыльники его – пожилой дядя Митя, с пропитым лицом мужик лет шестидесяти, и совсем еще молоденький Лешка, пацан еще, можно сказать.
– Ну, хорошо пошла. Дай Бог Нинке здоровья – знатную самогонку гонит. Если б не она – померли б всем селом, – похвалил Нину дядя Митя.
– Это точно! А вот соседний-то район, Ольховский, тот вообще безалкогольным объявили. Вот там вешалка! – сказал Лешка и весело опрокинул стакан.
– Это точно. Отбери у человека бутылку, и что в итоге останется? – поддержал его Витька.
– А ничего. Все радости жизни поотнимали. До последней добрались… – возмущался дядя Митя.
– Нет, дядь Мить. Последняя – это бабы! – вставил Леша.
– Какая там радость? Ты Витькину жену хоть раз в глаза видел?
– Ну видел.
– Это радостью можно назвать?
– Не, нельзя! Точно нельзя! – засмеялся Леша.
– Ну вот, не знаешь, а говоришь!
Хоть и хаяли они его жену, а не вступился за нее Виктор. Да и какая она ему жена! Стерва, всю жизнь испортила!
– Была у меня радость, – вздохнул пьяный Зорин, – так в город уехала. Муж у нее в райкоме работает. Твоего возраста, дядь Мить… А ей, суке, нравится! И хата, говорят, у ней отдельная, в три комнаты. И добра полон дом. И на машине его персональной, белой «Волге», ездит она маникюр делать!
– Врешь наверняка! – съязвил Лешка.
– Что это я вру? – оскалился Витя.
– А то врешь, что если б она на его служебной «Волге» в маникюр ездила, то ее мужа давно бы уволили.
– Кто ж его уволит-то? Он начальник. Это вон Витьку отовсюду уволили, – вмешался дядя Митя.
– Не твое дело. Я вон, может, скоро к председателю в шофера личные пойду! – заявил Зорин.
– Это ты точно заливаешь! – не выдержал Леша. – Не возьмут тебя.
– Что это я заливаю? – озверел Витька.
– Не возьмут тебя, лютая алкашня ты! Алкашню и прежде не жаловали, а теперь вовсе гнобят. Пить – здоровью вредить. – С этими словами Леша снова опрокинул стакан.
– А я так по-другому слыхал! Кто не курит и не пьет – тот здоровеньким помрет! – хихикнул дядя Митя. – Мы, Вить, с Лехой на кровные трудовые копейки пьем, а твоя… прости господи… царевна-лягушка и шьет, и вяжет, и огород копает на девятом месяце своей драгоценной беременности, и тебя, дармоеда, содержит! Ты ж дармоед!
– Не твоя печаль! Пусть пашет! На то она и жена! – заорал Зорин.
– Козел ты, Виктор. И точно загремишь за тунеядство, – заявил нетрезвый Леха.
– Не загремлю!
– Загремишь! – хихикнул Леша. – Ой загремишь!
– Сейчас ты у меня загремишь! – И Лешке в морду кулаком – хрясь. А потом лавочку перевернул, вместе с недопитой самогонкой… И понеслась драка, даже дядя Митя разнять не смог.
Ну а вскоре что менты приехали…
Сима с огромным животом еле поспевала за милиционером.
– Опять его в парке взяли, Серафима. Вон в «обезьяннике» сидит и лыка не вяжет! – вздыхал участковый на ходу. – Ну куда ж это годится… Ты проходи, погляди сама!
Сима зашла в отделение. За решеткой «обезьянника» сидел на лавке понурый Витя. Сима посмотрела на мужа. Тихо прошептала:
– Пойдем, Вить!
– Не пойду никуда.
– Не позорь перед людьми. Пойдем домой.
– Здесь мой дом. Все одно: клетка.
– Не дури, Вить, мне родить на днях!
– Тебе родить – ты и иди!
– Пойдем. Я щей сварила кислых. Поешь – полегчает, – мирно просила она.
– А я не хочу, чтобы мне легчало! Вон в мусорку их вылей! Уйди!
– Никуда я не уйду! – упрямо заявила жена.
Подошел милиционер, открыл дверь «обезьянника» ключом.
– Да выходи ты, Зорин!
Витя сидел в клетке не шевелясь.
Сима вошла в «обезьянник», тихо села рядом на лавку рядом с мужем.
– О чем думаешь, Вить?
– Не боись. Не о тебе – об Ирке думаю, – усмехнулся Витька.
Весна в разгаре. Из подъезда выскочила Ира. И впрямь у подъезда ее ждала белая «Волга». Шофер, смазливый мальчик лет двадцати, угодливо открыл дверцу.
– Здрасте, Ирина Александровна. Куда едем?
– В парикмахерскую. Поторопись, Валя, а то опаздываю!
Белая «Волга» горделиво едет по улицам города – Ирочка спешит в парикмахерскую!
– Нравится мне, Ирина Александровна, что вы за собой так ухаживаете! Через каждые три дня – новая прическа. Как птичка – чистите свои перышки. И парфюм у вас всегда хороший. Французский, наверное!
– Ну а как ты думал? Конечно, французский, – заулыбалась Ирочка. – Я сама, Валечка, живу здесь, в городе, почти год – и всему не нарадуюсь! И Геннадий Васильевич у меня такой внимательный! И мастера в моей парикмахерской отличные. Правду говорят – жизнь прекрасна, а временами – удивительна!
– Красиво вещаете, Ирина Александровна! Ну, вы ж в рядовом-то заведении не стали бы причесываться! У вас все элитное!
– А у меня и должно быть все самое лучшее и самое хорошее! – кокетливо заулыбалась Ирочка.
– И это точно! Нравитесь вы мне, Ирина Александровна. – Валя томно посмотрел на прекрасную пассажирку.
– Ой, брось ты глупости болтать. А то мужу пожалуюсь. Ну ладно, шучу, шучу! Все, приехали, останови.
– А я не шучу, Ирина Александровна. Вы вот только детей заводить не торопитесь!
– Валя, щас как дам! Нашелся мне советчик! – Ирочка снова засмеялась. – Да какие дети в мои годы! Я дачу планирую построить. Гене уже участок дали большой, соток двадцать. И никаких там огородов, а только розовые кусты, беседки и мангал для шашлыков. А детей пусть дураки заводят!
Медсестра везла на каталке новорожденных на кормление. Врачи в белых халатах ходили по коридору. Леша – Витин дружок – вышел из дверей кабинета. У него поверх одежды тоже был накинут белый халат. Витя стоял у окна, подперев стенку. Хмурый, и, видно, с бодуна.
– Ну чё? – спросил он.
– Ты даже не суйся туда. Там доктор Морозов – мужик суровый, а от тебя перегаром несет за три версты.
– Сказали чего?
– Сказали – роды сложные у нее. Положение плода, это… какое-то не то… Короче, ждать надо. А мы пока тут не нужны. Можно еще к Нинке сгонять, взять по чуть-чуть…
– А это мысль, – обрадовался Витька.
И стали они с Лехой мелочь считать, что по карманам завалялась…
Тут-то их и увидала бегущая по коридору Мария Ивановна.
Презрительно окинув взглядом их явно нетрезвые рожи, учительница заголосила на весь роддом:
– Зорин, шел бы ты отсюда, а? Иди, говорю! С какой бы я радостью схватила тебя за шкирку и вышвырнула сама, как щенка паршивого. Ни на что ты не годен, Витя, ни на что! В такой момент… пьяный… тьфу!
Доктор Морозов – пожилой, огромный, как гора, и впрямь очень суровый – вышел из кабинета:
– Тише, пожалуйста! Вы родственники Серафимы?
– Да, а что с ней? – встрепенулась Мария Ивановна.
– Сделаем, что можем, но, если честно, готовьтесь к худшему. Я, знаете ли, не оптимист по жизни. Правду люблю.
– Да что же вы такое говорите? – испугалась учительница.
– То, что есть! Ты муж? – схватил доктор Виктора за плечо.
– Да какой он муж! – завопила женщина. – Это не муж, это просто недоразумение!
Доктор поднял брови:
– Не понял?
– Да муж он, муж! – пролепетал Леша.
– Ты останешься, остальные пусть уйдут, – подвел итог Морозов, – а то кричите тут, как цыганский табор!
– Никуда мы не пойдем! Я ее тут не брошу. Какой он муж к чертовой матери – название одно… – продолжала возмущаться Мария Ивановна.
– Ну это вы потом решите. А пока один остался, другие – ушли. Положение, повторяю, серьезное, шутить с вами некогда!
Лешка еле увел возмущенную Марию Ивановну. А Виктор вдруг кинулся к Морозову:
– Доктор, ты мне ребенка спаси, спаси ребенка, слышь? Главное, чтоб ребенка ты спас!
– Пошли к ней! – приказал Морозов.
И, точно щенка в прорубь, закинул Витю в палату к Серафиме…
Она лежала на койке, корчась от боли.
– Мама! Ой, мамочка, ой… За что?
Витя вошел и опустился на стул. Жена кричала так, что ему стало страшно! Лицо Симы было покрыто испариной. Было очевидно, что ей очень плохо. Но Сима узнала его. Повернулась к нему:
– Чего пришел? Посмотреть на меня? Я виновата сама… Сама виновата… Украла тебя у Ирки… А вот теперь расплачиваюсь!
Виктор молчал.
– Одно прошу – обещай. Если со мной чего случится… сына не бросишь. Обещаешь?
Он кивнул.
– Ты поклянись!
– Клянусь! – еле выдавил из себя Зорин.
А сам с ужасом смотрел на перекошенное от боли лицо Серафимы.
– А теперь уходи! Уйди же, тебе говорят! Да уйди ты! – закричала Сима.
И он выбежал из палаты…
Ирочка в новеньком шелковом халатике в своей уютной квартирке наводила красоту – опробовала новые тени.
В дверь позвонили. Ирочка открыла дверь. О, как угадала! На пороге стоял красавчик шофер Валя с сумками.
– А, это ты. Ну проходи, – промурлыкала Ирочка.
– Вот, Геннадий Васильевич просил к вечеру все доставить. Ой, а какие духи у вас, Ирина Александровна. Прям не жить! – Он закатил глаза.
– Да ладно! Французские, «Мажи нуар» называются. Черная магия! Проходи, неси продукты на кухню!
Шофер с сумками охотно двинулся на кухню. Ира возмущенно закричала ему вслед:
– Ну ты посмотри! Наследил по чистому-то паркету! Хоть бы ноги вытирал. Вот, честное слово, как будто не я из деревни, а ты. Господи, только ногти накрасила! Вот, вычищай теперь за тобой грязь, оно мне надо, а?
– Вам домработницу надо, Ирина Александровна! Как же можно такими-то ручками полы мыть? – Валя выгружал продукты на стол.
– Так и я давно говорю мужу! Продукты хоть хорошие принес?
– Простите уж меня, Ирина Александровна, ради бога простите! Вот, видите, сколько я хорошего принес! Тут и икорка свежая, и колбаска копченая…
Ира улыбнулась, увидев продукты:
– Ну, неплохо. А за Геной когда поедешь?
– Так ведь еще не скоро, Ирина Александровна. У них совещание сегодня, а это надолго!
Валя вдруг двинулся ближе к Ире.
– А духи у вас и правда магия. И вся вы – магия. Колдунья! Я вас как первый раз увидел, меня как током прошибло! Честно, не вру…
Ира смущенно запахнула шелковый халат поглубже.
– Ты это брось, брось… Что ты несешь…
А у самой грудь ходуном ходит от дыхания неровного – видно, что взволновало ее Валино признание!
Валя подвинулся к Ире еще ближе, взял ее за руки.
– А не брошу! Не могу бросить. Нет у меня таких сил!
– Перестань!
– Ни за что! Ирочка, Ирина Александровна…
Он набрался смелости и… кинулся коршуном на Ирку. Красотка сначала отпрыгнула от него к холодильнику, но когда он прижал ее к двери, ноги у Ирочка словно обмякли. Тут Валя и не растерялся, кинулся целовать ей шею…
– Я понимаю, как тебе несладко со старым мужем. Такая молодая, красивая… Королева прямо. Не бойся, не догадается, ни о чем он не догадается… Никогда.
Поцелуем впился в ее губы. А она и не вырывалась… Подхватил ее Валя на руки и понес в спальню, на супружеское ложе…
– Не бойся, ты ничего не бойся… Никто не узнает! Моя ты! Моя…
Ирочки закрыла глаза и млела от страстных Валиных поцелуев…
//-- * * * --//
Вечером в доме Симы Витя и Леша пили, не закусывая.
Сима еще не родила. Ну чего им в больнице торчать? Взяли у Нинки бутыль – и домой, переживать, так сказать…
За окном гроза, грохочет гром.
– Ну а помрет она – вдовцом останешься. Вот и строй свою жизнь как хочешь… – тихо прошептал Лешка.
Витя угрюмо опрокинул стакан.
– Хоть и жалко ее, конечно, – вздохнул гость, – а на все, как бабушка моя говорила, воля Божья… Я слыхал, у Симки и родители молодыми померли.
– Вон они! – кивнул Зорин на портреты Ивана и Лиды. Смотрели они с фотографии, точно осуждали зятя.
– Страшно-то как! Молодому помирать вообще страшно… – опять зашептал Лешка. – Нет, ты пойми, я тебя, конечно, больше жалею – все знают, что окрутила тебя, жениться насильно заставила… А все же смерти желать ей – грех на душу брать…
– Да заткнись ты, балабол! – озверел от его речей Витя.
– Вить, а ты чего же, хочешь, чтобы она… Того?… Не, ну честно, хочешь, а?
Витя с ревом вскочил вдруг, стол уронил. Точно кто его позвал – метнулся к двери. Ни зонта не взял, ни сапог не обул! Как есть выскочил на улицу. Побежал под дождем.
– Ты куда? Стой же, а! Стой! – орал из окна Леха. – Да бутылка ж еще почти целая! Недопили ж!
Бежал Витя так, точно его кто гнал. Спотыкался спьяну, падал в лужи, но не останавливался. Дождь нещадно лупил его по лицу. А он все бежал…
Ноги сами его привели к роддому. У входа санитар преградил ему путь:
– А ну, домой заворачивай, ты же пьяный в лоскуты! Домой, я кому сказал…
Но Витя грубо отшвырнул санитара:
– Пусти! Пусти! Жена там рожает да помереть может… Сын мой там! Сын! – И ворвался в больницу.
//-- * * * --//
Ирочка нежилась в постели с Валей.
– Ну ты сумасшедший! Десятый час уже! – счастливо улыбаясь, вздыхала Ира. – А домой тебе не пора? Муж ведь скоро вернется!
– Да брось ты! Гена твой раньше одиннадцати не освободится. Дела у него поважнее, чем наши. Ах ты моя красавица! – Валя снова нежно обнял Иру. – Иди ко мне…
– Ой, как есть – псих ты! – захихикала она.
– Этот псих теперь от тебя не отстанет ни за что на свете, Ирулька моя!
– Да пойми ты, я Гены боюсь как огня! Хорошо, будем встречаться, только обещай, что не здесь! Он же в любой момент может вернуться!
– Ирина Александровна! Какая ты недоверчивая. Партия занята заботой о судьбах народа, – серьезно сказал Валя. – До одиннадцати вечера народ может отдыхать спокойно – начальство обкомовское к ним приперлось, я ж тебе уже говорил! Совещаться будут до потери пульса! А потом пить за всех членов политбюро по очереди и поименно! А я любить тебя буду до потери пульса!
– Ну и шуточки!
И они снова слились в поцелуе…
Витя бежал вверх по лестнице, туда, откуда доносились крики Серафимы. Это кричала она – он точно знал! За ним гнались два санитара, только ему на это было плевать. Ступени мелькали перед глазами, он оступился, остановился на мгновение… Вверх, вверх, вверх…
В городском доме Иры другие ноги в хороших ботинках поднимались по лестнице к лифту. Лифт открылся, оттуда вышла женщина с собакой.
– Добрый вечер, Геннадий Васильевич. А я думала, вы давно дома! Машина ваша служебная за углом с шести часов стоит! – улыбнулась она.
Геннадий Васильевич посмотрел на соседку ошарашенно:
– Машина? Ах, да-да, я знаю. Спасибо.
Гена, представительный сорокалетний мужчина, выскочил из лифта на своем этаже. Остановился перед дверью в квартиру, тревожно прислушался. Вытащил из кармана ключи, стал нервно открывать дверь. Руки не слушались, ключ не лез в замочную скважину…
Наконец он открыл дверь. Не зажигая света, он быстро прошел через все комнаты к двери спальни… Тихо заглянул туда.
На кровати в недвусмысленной позе лежали, обнявшись, его шофер и жена.
– Убью, сука! – Гена ворвался в комнату.
Ира завизжала, шофер вскочил как ужаленный, успев прикрыться простыней.
– Геннадий Васильевич, вы не так поняли, простите! Геннадий Васильевич, это не я, честное слово не я… Она меня…
Валя не договорил. Мощный уверенный удар боксера, пусть и легковеса, свалил его с ног замертво. Ира страшно закричала:
– Не-е-е-ет!
Глава 4
Витя Зорин услышал крик. Нет, не Серафимин. Это кричал его ребенок, только что рожденный Серафимой сын.
Витя вздрогнул! Лицо его как будто озарилось светом. Он закрыл глаза от страха и неожиданности.
Из родильного отделения вышел доктор Морозов. Маску с лица снял. Сразу стало видно, как он устал.
– А, ты тут… Не ожидал, честно скажу.
– Ну? Доктор! Чего там?
– Сын у тебя.
– Сын… А она? Что? Живая или… нет?
Морозов внимательно посмотрел на Витю:
– Жить она будет. Только ребенок…
– Что с ним! Говорите, доктор!
– У ребенка, кажется, проблемы… Похоже на врожденный порок сердца. Ты бы пил меньше, парень! Ты бы думал немного о других, а не только о себе. Иди, завтра придешь, как протрезвеешь. Вот и поговорим.
– Да чё я, пьяный? Да я… – завелся было Зорин.
– Завтра поговорим. Я же сказал тебе! А сейчас – убирайся, я сказал.
Доктор так рявкнул, что Виктор мигом скатился со ступенек вниз…
Жива. Она жива… Ребенок… Ребенок болен…
Валя бездыханный лежал на полу. Ира в ужасе, завернувшись в простыню, встала с кровати. Она подошла к Валентину, тот не подавал признаков жизни.
– Ты… Что же ты наделал. Ты же его убил… Нет, Гена, нет!
Она перевернула тело любовника. Валя не подавал признаков жизни.
Муж сидел на кровати, закрыв лицо руками.
– Это же всему конец, Гена. Всему, понимаешь! Только жить начала, как человек, – вот так, глупо, почем зря! Господи, да за что же? Что же это такое ты наделал!
В истерике Ира металась по комнате.
– Тебя посадят, обязательно посадят! Господи, как же ты мог! Зачем ты это сделал? Зачем? А что со мной теперь будет? Ты об этом подумал?
Гена вдруг схватил ее, с силой бросил на кровать. Его перекошенное злобой и ужасом лицо склонилось над Ирой.
– Заткнись! Иначе удавлю! Мне теперь все равно… Сука! Ты во всем виновата!
Ира зарыдала в голос:
– Нет! Нет!
Солнце встало над рекой, над бескрайними полями, над крышами деревенских домишек.
Витя, не раздевшись, спал дома у Симы на диване. Проснулся, открыл глаза, тупо осмотрелся, с трудом вспоминая, что вчера было.
Лешка, верный друг, уже тут как тут – стакан поднес.
– На, поправься. С утречком добрым – если вообще утро добрым бывает.
– Ты бы шел домой, а? – рявкнул Витя хмуро, видно, вспомнил все же вчерашний разговор с Морозовым. И сына больного.
– Не, ну нормальный расклад! У чувака ребенок родился, а он… Лучшего друга на фиг с утра посылает! Нет чтобы выпить…
– Лучший друг мой – Андрюха, – взревел Витя.
– Андрюха твой из армии за год одно письмо написал, а я вчера ночью три раза за самогонкой к Нинке бегал через все село – и вот тебе благодарность! – возмущался Лешка.
– Сам знаешь, где Андрюха служит. Не больно напишешь оттуда. А тебя за бухлом никто не посылал! Вон вызвался, потому как сам лакать любишь! – огрызнулся Зорин.
– Витек, один ведь останешься. Наедине, так сказать, со своей Симой-красавицей.
– Не твое дело!
– Ты чего? Тебя что, от счастья повело? Давай за сынка твоего, ну давай же, давай! Чтоб рос он у нас красивым, здоровым. – Леха поднял граненый стакан, доверху наполненный самогонкой.
Но Витя отпихнул его так, что Лешка в угол комнаты отлетел, и стакан разбился вдребезги…
– Да оставь ты меня в покое! Больной он у меня уродился. Понимаешь ты, больной!
– Да чего я тебе сказал-то такого? Ну, больной так больной. А что у твоей жабы еще родиться-то могло? Ты ж не виноватый, Витя! Чего зря кулаками-то махать? Так же прибить человека можно!
– Уйди, – закричал Зорин, – уйди немедленно!
От страха подхватил Леша пиджачок свой и был таков!
Лешка брел, пошатываясь, по деревенской улице и вдруг увидел бегущую навстречу тетю Веру, мать Иры. На ней была незастегнутая куртка, а под курткой та самая майка, что Ирка подарила… Майка яркая, с надписью на английском.
– Эй, теть Вер! Ты хоть читала, что у тебя на майке написано? – захихикал Лешка. – Да стой ты, я тебе прочту! «Я реально сексуальна» – написано на твоей майке. Это кто тебе такое подарил-то, а, теть Вер? Тебе не по возрасту майки такие носить!
– До пошел ты, не до тебя! – отмахнулась женщина. – Отвали, балбес, со своей Англией! На автобус вон опоздала!
– Теть Вер, чё, зять взятки брал в особо крупном размере, и его с дочкой твоей вместе посадили? А? – хохотнул алкоголик.
– Типун тебе на язык! – Тетя Вера огрела его старым чемоданчиком. И побежала автобус догонять…
Лешка орал ей вслед:
– Посадили, знаю, что посадили. Вся деревня говорит!
В кабинете следователя заплаканная Ира давала показания:
– Я же говорила… Говорила вам… Это была чистая случайность. Нас с Валентином ничего не связывало… Просто…
Следователь ехидно посмотрел на Ирину:
– Ничего не связывало, и поэтому он был в десять часов ночи в вашей постели в костюме, простите, Адама…
– Какого еще Адама? Он голый был! – всхлипнула Ира.
– Вот-вот, и я о том же. С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
– Он приставал ко мне! – давясь слезами, рассказывала Ира. – Давно еще. Все проходу не давал: Ирина Александровна да Ирина Александровна… Я его отшивала как могла, а в тот день он решил в постель меня затащить насильно. Я сопротивлялась как могла! А потом пришел муж…
– И?…
– Но ведь мой муж все уже рассказал! Он сам к вам с повинной… Вы же все знаете, зачем вы мучаете меня?
– Все, да не все. Хочется поподробнее узнать о ваших отношениях с Валентином Воробьевым. И что думал по этому поводу Геннадий Васильевич? – ехидно спросил следователь.
– Он ничего не знал! До этого вечера ничего и не было! И вообще ничего не было… Гена же все рассказал, вы же ему верите! Он такой честный, он бы не стал обманывать!
– Гражданка Долгова, – сурово произнес следователь, – я вам на это вот что скажу: где гарантия, что он сказал правду? А может быть, это вы убили Воробьева, а муж из жалости ну… выгораживает вас! В нашей практике и такое бывало!
– Я? Убила? Да вы что? Да это он, он! Я ни при чем! Я не виновата! Я не смогла бы убить человека! – возмутилась Ирочка.
– Да вы успокойтесь!
Он сел поближе к Ире:
– Тут, понимаете, какое дело… Тут такое дело, что случись оно раньше – все можно было как-то замять, тем более что у Геннадия Васильевича покровители высокие есть! А теперь никак не замнешь! Теперь народу интересно знать: как это так, работник райкома партии убил человека! Теперь все об этом говорить будут в открытый голос – гласность называется! Так что утаить шило в мешке не удастся… Вы меня поняли?
Ирочка беспомощно закивала.
…Витя шагал из роддома через поле бурьяна, а за ним семенила Мария Ивановна:
– Ну так что же, что порок сердца! Это не значит, что смертельно. У меня ребятишки учились с врожденным пороком: их потом оперировали – и все, росли как все остальные! Витя, милый, ты Симу-то до могилы не доведи, а! Она же для тебя бьется, старается…
Витя развернулся, преградил женщине путь:
– Я вам не в пятом классе. И не в десятом. И хорош в жизнь мою лезть! Своей нету – так нами тешитесь, как куклами какими. Она вам кто, Серафима? Родня?
– Мне плевать на твои слова обидные. Она сирота, – прослезилась учительница. – Теперь вот сына больного родила. Да Сима мне как родная, понимаешь ты хоть это, сухарь! Чурбан ты эдакий!
– Да уж где мне, чурбану? Жизнь она мою сгубила, сирота ваша! Да и родила больного… Про него вон доктор сказал: не жилец! На кой мне ее забота? Оставила бы меня в покое! Вот бы я и был счастлив!
– Так и убирайся из ее жизни. Ничего, она проживет – без тебя. Она девочка сильная! – закричала вдруг Мария Ивановна громче, чем на уроке.
– Я бы из ее жизни и убрался бы. Да она из моей не уберется! – ухмыльнулся Витя и зашагал прочь…
//-- * * * --//
Крохотный Симин сын лежал в кроватке, пока Сима готовила обед. Мария Ивановна помогала ей.
– Никуда я его не пущу. Пропадет он без меня. А что сына родила ему больного – так ведь это правда… – вздохнула Сима.
– Как ты можешь так говорить! Сейчас медицина шагнула далеко. Вылечите вы ребенка!
– Доктор сказал: Ванька не операбельный. Сколько протянет – столько протянет, – прервала ее Сима, – я это все знаю.
– И что ж, сложа руки сидеть будешь?
– Нет. Не буду. Немного оклемаюсь – в город поеду Ваньку лечить. Не помрет он у меня. Люблю я его очень.
– А с Виктором что делать будешь? Он же дома не бывает. Ему ж наплевать на все: на тебя, на сына… Вот не хотела, Сима, говорить, а скажу – он у Нинки-самогонщицы целыми днями отирается! – зашептала гостья.
– Да уж знаю! Я к этому запаху привыкла. Весь уж пропах самогонкой, – горько усмехнулась Сима.
– Ты что ж думаешь, на какие он пьет? В долг, что ли? Или просто так она ему наливает?
Сима отложила нож, которым чистила картошку.
– Вы что ж сказать хотите?
– Да-да, то и хочу. Ты уж не девчонка, сама догадайся! Не за так ему Нинка наливает, за ласку.
– Врете? – Лицо Симы покраснело от обиды. – Врете ведь!
– Да не вру я! Не вру! Сама проверь!
Ирочка, расфуфыренная и нарядная, шагала по улице решительно и быстро. Остановилась, достала зеркальце, посмотрелась в него, губки подкрасила. Секунду помедлила, а потом снова вперед, еще решительнее.
Ее цель была – приемная большого начальника.
– Ну, пожалуйста, будьте любезны. Я здесь уже второй час! – подлизывалась она к толстой пожилой секретарше, очень нервничая. – Ну мне очень надо попасть к Пал Палычу!
– Я же сказала вам, что Пал Палыч очень занят! Господи, как от вас духами пахнет. Аж голова кружится.
Иру осенила идея:
– Так, может, они вам нравятся?
– Ну… своеобразный запах.
Ира вытащила из сумочки почти полный флакон.
– Берите-берите, это Франция, настоящая! Вам подойдет, честное слово. А у меня… У меня еще есть!
Рука секретарши схватила флакончик.
– Ну, раз от чистого сердца, пожалуй, возьму! Очень пахучие духи!
Спрятав флакон, она нажала клавишу селектора:
– Пал Палыч, тут к вам гражданка по личному делу, Ирина Александровна, – и – понизив голос: – Геннадия Васильевича жена…
Мужской голос ответил из селектора коротко:
– Пусть войдет!
Пока Ира атаковала больших начальников, Сима решилась сходить в магазин, поглядеть на Нинку-самогонщицу.
Магазин был закрыт на перерыв, но Симу это не остановило, и она громко постучала в дверь своими кулачищами.
От стука в дверь размалеванная, всегда готовая к приему мужиков Нинка вздрогнула. Она разливала зелье по бутылкам. Кинулась было прятать – да тут дверь и распахнулась от сильного удара. На пороге стояла Сима – решительная, злая.
– Ты? Тебе чего? Чё пришла-то? – попятилась Нинка.
– А вот ты у меня сейчас и узнаешь!
Одним ударом Сима снесла все бутылки со стола – рука у нее крепкая!
– Чё делаешь-то? Чё делаешь? – причитала продавщица. – Э-э-э… ты тут не дома!
А Сима продолжала все крушить. Нинка бросилась на нее и отлетела к стене, словно мяч, – силища у Серафимы не женская!
– Сейчас до аппарата твоего поганого самогонного доберусь! Будешь знать, как всю деревню спаивать и мужиков чужих у себя привечать.
Она рванула в святая святых – магазинную подсобку, где прятался самогонный аппарат.
Нина грудью кинулась на защиту аппарата:
– Не тронь мое добро! А за своим мужиком лучше следи! Он сам ко мне пришел, сам!
Сима схватила соперницу в охапку. Тряхнула не по-дет ски.
– Это на помойку снесешь – добровольно. Конец твоей самогонке! А узнаю, что Витька тут еще раз был – угроблю. Я не шучу, я шутить не умею!
И ушла, топая ножищами. И так грохнула дверью, что у испуганной Нинки и вовсе сердце в пятки скатилось.
Понурая и одновременно прекрасная Ирочка сидела в кабинете начальника. На столе были коньяк, конфеты. Пал Палыч молча мерил кабинет шагами.
Пал Палычу перевалило за пятьдесят, он был грузный и лысый, но при всей своей неказистости он работал большим начальником и считался покровителем Гены. Наконец он заго ворил:
– Да, неприятная ситуация, крайне неприятная. Я имею в виду прежде всего вас, потому что, уж простите, на Гене мы все уже крест поставили!
– Что же мне делать? – заныла Ирочка. – На вас была вся моя надежда!
– Самое большее, чего я могу добиться, – это закрытого судебного заседания. Ну чтобы, так сказать, наружу все не всплыло… Квартира… Вот чтобы оставить вас в этой квартире, придется немало потрудиться…
Ира в ужасе подняла глаза на Пал Палыча:
– Меня оттуда выселят… О нет! Это ужасно! Пожалуйста, пусть Гена сидит, только квартира… Не забирайте ее! Это возможно?
Выждав паузу, хозяин кабинета внимательно посмотрел на Ирочку, а потом обнял ее за плечи.
– Я постараюсь вам помочь – если и не выйти сухой из воды, то хотя бы с минимальными потерями.
– Я на вас так надеюсь! У меня же никого нет здесь, в городе… – взмолилась Ира.
Начальник склонился над плачущей девушкой:
– Будьте только очень благоразумны. Сюда больше не приходите, – и почти прошептал ей на ухо: – Мы встретимся в воскресенье? Идет? Но чтоб ни одна живая душа не знала…
– Да, конечно! – Ира вдохновилась и обрадовалась. Большой начальник клюнул! – Конечно же встретимся!
Ночью Сима мыла полы в темном школьном спортзале. Мыла руками, как дома привыкла. Добросовестно, потому что все привыкла делать только на «пять», основательно.
В зал зашла Мария Ивановна, запричитала:
– Ты на нее посмотри! Ну руками-то зачем, а? Швабра же есть! Ну чего ж ты так наклоняешься, тебе же нельзя. Вообще, Сим, это была глупая затея устроиться к нам уборщицей! Вот уж не думала, что ты будешь в школе полы мыть!
Сима выжала тряпку.
– Ничего, временно это. Отец всегда говорил: не место человека красит, а человек место.
Мария Ивановна посмотрела на чисто вымытый пол спортзала, вздохнула:
– Да уж, так чисто давно не было. Домой придешь – ложись сразу! Отдыхать тебе надо!
– Деньги мне нужны. Через месяц-другой с Ваней в город ехать надо. Поздно будет потом.
– Знаю… Буду думать, как тебе помочь, Симочка…
В комнате Витя смотрел по телевизору новости да семечки грыз.
– Да что ж он у тебя орет-то! – вошла Сима в комнату. – Сделал бы потише. Ванька только уснул!
– А чего ему будет – уснул и уснул! Ты у Нинки-самогонщицы была? – усмехнулся Витя.
– А что, не наливает больше? Да, была! И еще пойду, если надо будет.
Виктор встал, выключил телевизор. Вплотную приблизился к Симе:
– Если еще раз пойдешь – убью!
Сима глаз не спрятала, шаг навстречу сделала. Не робкого она десятка.
– Ну убей! Давай, считай, что я уже сходила. Ну!
Размахнулся он да как даст ей по лицу! Ох, сам не ожидал от себя такой смелости!
Честно – думал, сейчас она сдачи выдаст… У Серафимы-то кровь из носу потекла от удара.
Но она только прикрыла лицо, разбитое в кровь, да сказала тихо:
– Если помрет Ванька – ты ж себе не простишь, правда?
Виктор молчал.
– Не хочешь – не отвечай. Только пить брось. И в бригаду вернись. Деньги нужны, чтоб лечить его, понимаешь ты это?
И он почему-то послушался Симу. В бригаду вернулся. Без охоты, конечно, но на работу ходить стал. И пил поменьше…
Вот Витя едет на тракторе своем. Бескрайнее поле перед ним, колосится урожай, глядит он на поле, а в глазах такая тоска! И прямо перед глазами она стоит. Ирочка его любимая. И кажется ему, что бежит он за ней вдоль берега речки, а она смеется, ускользает, плещет в него водой… Локоны ее длинные и платьице светлое – все помнит, будто вчера это было! И речка горит на солнце волшебным блеском. И так счастливы они оба…
В зале суда Ира, волнуясь и теребя платочек, давала показания по делу мужа.
– И тогда мой… мой бывший супруг кинулся с кулаками на покойного, то есть на Валентина Воробьева. Я кричала, просила его не делать этого…
Ира повернула голову… На скамье подсудимых, за решеткой, Геннадий. Раздавленный, притихший, рядом – конвоиры.
– Но он не послушал, – продолжала она врать. – Я осуждаю его, я считаю, что происшедшее – трагедия, которую я лично очень тяжело перенесла… И подала, как видите, на развод. Я ни в чем не виновата…
Ирочка всхлипнула, пустила слезу.
– И я совершенно непричастна к этой истории, свидетелем которой стала случайно…
Скосив глаза, Ирочка увидела, как кивает ей из пустого зала Пал Палыч. Кивает удовлетворенно. Мол, все правильно сказала, как договаривались… Молодец!
Ирочка шмыгнула носом.
– Это все… больше мне нечего добавить!
Заседание суда окончено. Ира и ее мать шли по парку, что у здания суда.
– Квартиру, мам, к счастью, Пал Палыч помог мне оставить. Он теперь мне, мама, как родной, – радовалась дочь.
– Ну и курва ты, Ирка. О квартире только и думаешь!
– А о чем мне теперь думать? Как Гена будет жить на зоне? Так мне это все равно!
– Почему я тебя тварью такой родила? – усмехнулась мать.
– Да замолчи ты, деревенщина! Стыдно с тобой рядом ходить. Вон люди оборачиваются вслед!
– Люди-то мне вслед оборачиваются, потому что ты мне майку с поганой американской надписью подарила! – зашипела мать. – А плешивый-то, что у суда ждал, это и есть Пал Палыч, полюбовник твой новый?
– Словечки у тебя: полюбовник! Покровитель он мне, мам, покровитель! Одной женщине в этом мире и не прожить – это уж как ни старайся!
– И что ж, теперь за него замуж пойдешь? Или не возьмет тебя? Женатый?
Ирка промолчала. Потом сказала тихо:
– Не твоего ума дело.
– Значит, женатый, – захихикала мать. – Ой ты горе мое! А домой, значит, не вернешься?
– И не подумаю! Ишь, что сообразила – из городской квартиры со всеми удобствами да в ваш сарай! Погостить, может, приеду. Через месяцок. И то как сложится! – Ирка снова стала воображать. Положение ее не такое уж и страшное. Теперь у нее есть Пал Палыч! Хоть и не муж, а только любовник, но все же опора. Да и начальник повыше рангом, чем Гена!
Вдруг она остановилась, дернула мать за руку:
– Ма, гляди! Ну на ту сторону дороги – вон!
По аллее парка шагали Зорины: Сима с коляской да грустный Витька.
Ирка остановилась как вкопанная. И он словно почуял, вздрогнул, увидел Иру.
Они впились взглядами друг в друга.
Сима ушла далеко вперед. А Ира – вот она, только дорожку перебежать. Вдруг мать схватила Иру за локоть и потащила прочь.
– Да куда ты смотришь?
– Это ж Витя был со своей жабой.
– Знаю. Я ж с ними и ехала сюда, – сказала мать.
– Сын у него, да? – спросила Ира дрогнувшим голосом. – Сын, да?
– Сын. Больной только. Ты ее прокляла. Симка и ро дила больного. Лечить приехали. Только вот кто ведает – вылечат ли… Да какое теперь тебе дело до Витьки Зорина? У тебя своя жизнь, у него своя…
В кабинете городской поликлиники Ванечка кричал, не замолкая. Его успокаивала медсестра. А Сима слушала женщину-врача.
– Не все так просто, мамаша. Не делают у нас таких операций. У вас единичный случай, непростой.
– Так ведь у меня и сын единичный. Нету у меня другого, понимаете? – напирала Сима.
– Мы только областной центр. Но есть Москва. Есть уникальные кардиохирурги. Есть доктор Красин, тот вообще маг и чародей! Врач мирового уровня, лучший детский кардиохирург в стране!
– Пишите к нему направление, – потребовала мать.
– Направление! Он может не принять, не обязан. У них сотни, тысячи таких детей, к сожалению.
– Примет! Меня примет! Пишите! – настаивала на своем упрямая Сима.
– Ждать придется, очередь! И потом… Мал еще слишком ваш мальчик. Дороги-то до Москвы не вынесет. Годика через три поедешь – если доживет до трех лет, на твое счастье.
Вот такой был приговор…
//-- * * * --//
Сима вышла из поликлиники. Виктор курил у входа, все не мог отойти от встречи с Ирочкой. Она стала еще красивей. Совсем городская, без косы. И глаза, ему показалось, печальные у нее. И смотрела на него так призывно… Не до Симы сейчас! А она ему:
– Доктор сказал, в Москву надо ехать, ребенка лечить!
Виктор как закричит:
– Да ты совсем очумела: какая такая Москва! С какого перепуга! Что, тут врачей нет? Или вы особенные, сахарные?
– Вить, я б тебя убила, если б могла, – спокойно ответила жена, словно поняла, что у него на сердце творится, – убила бы, да не могу, люблю. Так же сильно, как и Ваньку. А за что мне такое наказание Господне, не знаю…
– Да успокойся ты с любовью своей – сыт я по горло этой любовью! – завелся Витя. Помолчав, добавил: – Сим, а я сейчас знаешь кого видел?
– Знаю. Ирку свою. – Серафима даже не удивилась. – Мать ее с нами в автобусе ехала. Что, увидел ее и пялился, пока она из вида не скрылась? Думаешь, у меня глаз нет? Все я знаю на этом свете, Витя. Мужа ее за убийство посадили. Мать к Ирке на суд ездила.
– За какое убийство? – живо встрепенулся он.
Сима усмехнулась:
– Любовника Иркиного грохнул. Скажи спасибо, что не ты на его месте. А то ведь с ней рядом или мертвым, или рогатым.
Ира стояла у окна в своей квартире. Постель была разобрана. Пал Палыч застегивал рубашку, завязывал галстук. Понятно, что здесь происходило несколько минут назад.
Мужчина тихо и уверенно произнес:
– Выйду первым. Ты подождешь полчаса минимум. Только потом из дому показывайся. И так рискуем!
– Тебе это не нравится? – попыталась пошутить Ирочка.
Пал Палыч обнял ее:
– Ты мне нравишься. А что риск – дело благородное, это разговоры глупые. Не в моем возрасте, знаешь ли, рисковать. Слишком много на кон поставлено. Знаешь о моем новом назначении?
– Знаю. Боишься – не ходи ко мне! – вырвалась она из его объятий.
– Хитрая ты девка, Ира! Кстати, бумагу-то на развод получила?
– Да! Вчера…
– Ну и отлично.
– Я, Пал Палыч, к маме хочу съездить, – вдруг серьезно попросила Долгова.
– По родным местам соскучилась? Или какой кавалер в деревне остался?
– Женился мой кавалер, – честно призналась Ира. – Да какое вам дело! Денег оставьте. Не с пустыми же руками мне к маме ехать!
– А, да, конечно! – Он порылся в бумажнике, достал несколько крупных купюр. – Вот, возьми!
Ирочка деньги взяла, аккуратно сложила в шкатулочку, что стола на туалетном столике. Чмокнула Пал Палыча в лысую макушку.
– Ну, спасибо!
Денег дает, и на том спасибо.
Глава 5
Прошло три года.
Сима складывала в чемоданы свой и Ванечкин нехитрый гардероб. Помогала ей Мария Ивановна. В комнате на диване сидел сам трехлетний Ванечка – худенький, слабенький ребенок. Сима везет его лечить в Москву. Наконец-то!
– Вот ведь, три года направление выпрашивала, а выпросила, – радовалась она.
– К самому Красину? – улыбнулась Мария Ивановна.
– А как же, к нему самому, к профессору, к светиле! Я, Марь Иванна, если что задумала – так тому и быть, вы меня знаете!
– Денег на Москву-то хватит? А то ведь могу и взаймы дать, – предложила сердобольная учительница.
– Да держите вы свои копейки при себе. Витька дом продал материнский.
– Да ты что?!
– Не хотел. Ругался. Орал: вот, мол, буду от тебя уходить – в дом мамин вернусь. Теперь и некуда ему.
– Ох, может оно и лучше, – рассуждала педагог, – зачем ему уходить? Ничего, Сим, еще пару годов перебесится, а потом и одумается! Так у многих происходит! А ты у меня терпеливая.
– Терпеливая-то терпеливая, а порой так тяжко бывает, – призналась Сима. – Держу я его при себе – Ванькой вот больным держу. А сама мучаюсь – права ли?
– Права, Сима, права! Не ты одна такая. Все бабы так живут. Мужикам вот волю дай – так институт семьи исчез бы вовсе! Держать их на коротком поводке – и весь разговор…
Она резко умолкла, в комнату вошел Витя.
Молча положил на стол пачку денег – купюры мятые, мелкие.
– На вот, Сим! Деньги за дом…
– Я, Сим, пойду! – заторопилась Мария Ивановна и скоренько исчезла.
Витя еще из кармана платок достал клетчатый. Развернул его – в платке толстое и старое обручальное кольцо, сережки с красными камешками.
– Вот еще в доме нашел. От матери память. Возьми с собой… Сдашь, если что!
– Спасибо тебе, Витенька, спасибо, родной! – просияла Сима. – Деньги возьму – а это нет. От моих-то родителей ничего не осталось. А колечко и сережки – для дочки, ко гда родится дочка, подарочек ей будет…
– Какая такая дочка, чего несешь? – заорал Витя. – Не будет никакой дочки, хватит с меня одного спиногрыза болезного. Хватит, поняла?
Он выскочил из дому, с силой хлопнул дверью. Ребенок заплакал, Сима бросилась к нему:
– Тише, Ванечка, тише! Не плачь, мама тебя любит! Папка тебя тоже любит, только зря кипятится. Характер у него такой, взрывчатый! Ну тише, Ванечка мой, мальчик мой, сыночек!
Знала Сима, что нет у Вити лучше друга, верней собутыльника, чем Леха. Молодой, здоровый, пьет так, как никто в селе! И с Виктором якшается. Сам-то Леха холостой, вот делать ему вечерами нечего. А Витя – надежная компания, никогда не откажется!
Давно и люто не любила Сима Лешку. Выследила его на улице, когда он к десятиклассницам приставал.
– А ты что, Ленка Круглова? Ну выросла! Ну невеста, иди поцелую!
Девчонка опешила, кинулась было бежать от навязчивого кавалера, да тут чья-то рука сгребла Лешку в охапку.
– Я тебе сейчас поцелую, жених хренов! Оставь девчонок. Пошли, разговор есть.
– А что мне с тобой говорить? Мне с тобой говорить не о чем, Серафима! Вот с мужем твоим поговорил бы охотно… Да не пускаешь ты к нему! – зло ответил парень.
– Вот про мужа-то говорить и будем. Оставь его, Леш, в покое.
– Вот это номер! Может, такие слова я тебе должен сказать: «Оставь его, Сима, в покое». А то учить она меня будет… – заржал Леха.
– Нет, Леш, не учить. Я ж не с пустыми руками к тебе. Вот!
Она на ходу вытащила из-за пазухи свернутые в трубочку деньги.
– Это что, взятка, что ли?
– Да, взятка. Ты, Леш, я слышала, в город хотел уезжать, учиться пойти. Вот бери, на первое время хватит!
– Ага! Бери и ездуй! – обиделся Витькин дружок. – Деньгами откупаешься, чтоб друзей-то от мужа отвадить. Вот баба! Страшная ты женщина, Сима.
– Я знаю.
– Да я не про рожу. Жить с тобой страшно. Все по-своему кроишь. Все по-своему шьешь. Я б на Витькином месте давно удавился.
– Ты уезжай! А мы сами разберемся! Кому давиться, кому топиться. На тебе денег! И сгинь с глаз долой, алкаш!
Леша деньги бросил Симе в лицо:
– Убери! Убери бабки. Я и так уеду. Тебе на радость, ему назло. Уеду, только все одно ничего у вас не изменится! Бросит он тебя, Симка, слышишь, бросит! Слово мое помяни! Не бывает счастья поперек человеческой воли. Упорхнет он от тебя, как птаха в небо, обещаю!
Сима спокойно деньги собрала:
– А это не твоего ума дело! Никчемный ты человек! Уезжай раньше, чем я в Москву двинусь. Не тормози меня, слышишь?
Лешка, подумав, вырвал деньги из ее рук:
– Ладно, гульну хоть напоследок. Не для твоей радости уеду – слышишь! – а для своего удовольствия.
– Давай, давай! Главное, чтоб ты надолго, а еще лучше навсегда. Слышь, я тебе в любой час готова отдать последние деньги, лишь бы ты в краях наших больше не появлялся, подонок!
Леша рванул от Серафимы, пугливо оборачиваясь. А она ему вслед посмотрела презрительно да улыбнулась – ее победа.
Мария Ивановна и Витя провожали на вокзале Симу с Ванечкой в Москву.
Виктор и не глядел на семью, курил в сторонке. Проводить, называется, пришел!
– Осторожнее там будь, Москва все же! – беспокоилась учительница.
– А вы за Витей приглядите! Если что – телеграфируйте сразу, – попросила Сима тихо.
– Будь спокойна!
– Все, пора! Вить! – окликнула Сима мужа. – Подойди хоть, поцелую.
– Чё целоваться-то? – зло отвернулся он от Симы.
– Так ведь прощаемся!
– Прощаемся, ага… На Луну, что ль, летишь?
– Зорин, ну у тебя совести никакой! – возмутилась Мария Ивановна. – Поцелуй жену-то на прощание!
– Марь Иванна, может, мне еще «Капитанскую дочку» прочитать? – съехидничал Зорин.
– Поздно, Зорин. Ушел твой поезд! – зло констатировала учительница.
– Ой, поезд, пора. Все! – Сима кинулась к вагону, потом остановилась, сама подошла к Витьке, смачно чмокнула его в щеку…
Он поморщился:
– Давай уже… Вон поезд сейчас двинется!
– Ну, бывай, Вить. Я как приеду – напишу!
– Глядеть буду в оба! Не волнуйся! – Мария Ивановна крепко прижала к себе Симу на прощание, а потом долго махала ей вслед, украдкой вытирая слезу.
А Зорин даже не обернулся вслед уезжающим.
Так и курил на перроне. А как поезд отправился, зашагал восвояси.
Сима поехала на поезде в Москву. Ира на автобусе из города в деревню, к маме на побывку.
Из окна видна дорога, тронутые желтизной лесополосы, домишки дальних деревенек. И река.
Ира в окно не смотрела. Смотрела в зеркальце, что достала из сумочки. Вот тушью реснички подвела. Вот помадой ротик подкрасила.
Женщина рядом глядела на нее с интересом – угадывает вроде, кто это, а вот до конца признать не может. А Ира все продолжает краситься.
– Я извиняюсь, ты не Веры Долговой дочка будешь? – решилась спросить соседка.
– Вам-то что? – с вызовом бросила Ира.
– Похожая очень. Только… совсем городская.
– А что вы хотели? Пять лет уже в городе живу.
– Вон оно как! Время-то быстро летит. Ты как, мамку навестить или какие другие дела у нас?
Ира хитренько улыбнулась:
– А это поглядим!
Поезд мчался в чистом поле. Колеса стучали по рельсам. Сима налила в стакан кипятку и возвращалась в свое купе. Ванечка заливался плачем – один он и минуты сидеть не привык! Сима торопилась… Торопилась – растянулась на ковровой дорожке посреди вагона, кипяток разлила, стакан разбила…
Толстая проводница выскочила из купе:
– Да мало того, что ты с ребенком больным, который орет громче паровоза, так ты еще и выпила, видать, ровно ходить не умеешь, всю посуду перебила! – заорала проводница.
Сима встала и смело пошла ей навстречу, как танк.
– Это ты где же видела, что я с ребенком пила? Совсем мозгов не имеешь, а?
Она так грозно наехала на проводницу, что та попятилась назад.
– Да я ж ничего, я так…
Из купе выглянула женщина с Ванечкой. Это была Полина, попутчица, миловидная дама, интеллигентная, лет сорока:
– Сима, да перестаньте вы выяснять с ней отношения! Ванечка вон плачет! Мне кажется, он голодный!
– Ой, бегу! – очнулась Сима.
В купе она покормила сына.
– Вот так, мой хороший, вот так! Я же его, Полина Сергеевна, до двух лет грудью баловала.
– Что же он у тебя такой худенький? – удивилась попутчица.
– Да ведь мы, Полина Сергеевна, в Москву лечиться едем… Не хотела говорить… Сердце у него слабое. Направили нас к кардиохирургу. Красин, кажется, фамилия его…
– Красин? Вы не ошиблись? – удивилась Полина.
– Нет. Точно Красин. Я ж три года пороги обивала, чтобы к нему направление получить.
– Видите ли, Сима, Красин – мировое светило. Не так давно я делала с ним интервью, я ведь журналист. Он такая величина, что вряд ли будет оперировать сам вашего сына. Хотя… Руки у него действительно золотые. И я удивляюсь, как в этой неразберихе он не двинул за кордон – сейчас ведь все уезжают. А его там наверняка ждут с распростертыми объятиями! – поделилась информацией женщина. – Вы точно верите, что попадете именно к нему, а не просто в его клинику?
– Ну да! К нему именно! А он, если хороший человек, ни в какую заграницу не уедет. Знаете, как говорят: где родился, там и сгодился. Он нам тут нужен, светило-то!
– Я мало с ним общалась, но мне кажется, что человек он действительно очень хороший! – улыбнулась Полина. – Да, вашему Ванечке хорошо бы попасть именно к нему!
Здание детской больницы, в которой работал Красин, было уже стареньким и давно нуждалось в ремонте.
К счастью для доктора, недавно городские власти приняли решение строить новые корпуса, почти в самом центре. Красин очень радовался этому. И мысленно готовился к переезду. Будут новые операционные, будут палаты у детей большие и светлые…
Для этого придется потрудиться, но ведь оно того стоит!
Красину недавно исполнилось пятьдесят. Поджарый, даже скорее худоватый мужчина с необыкновенными горящими голубыми глазами. В них всегда светилась решительность и четкое знание того, чего хочет доктор.
Вот к этому доктору и ехала Сима.
В приемной Красина раздался звонок. Секретарша взяла трубку:
– Приемная Красина, слушаю…
Грубый мужской голос прохрипел ей в ответ:
– Шефа позови к телефону, и немедленно.
– Извольте не разговаривать в таком тоне. Николай Николаевич занят, – разозлилась секретарша на хама.
– Подожди трубку класть. Для общего развития: зовут тебя Людмила, лет тебе тридцать шесть. Сын у тебя единственный, ученик шестого А класса школы номер шестьдесят восемь, Дима Арефьев. С мужем ты в разводе. А если шефа к телефону тотчас не пригласишь – сына твоего быстро найдем и проведаем… Шефу трубку! Живо!
Испуганная женщина, бледнея от слова к слову, глухо прохрипела:
– Хорошо… Сейчас…
Она открыла дверь кабинета шефа:
– Там вас… Пожалуйста, трубку возьмите!
– Из министерства? Я же просил не соединять ни с кем! – отрезал Красин.
– Николай Николаевич, умоляю! – почти прорыдала секретарша.
Красин посмотрел на нее удивленно, трубку поднес к уху:
– Да, слушаю!
Знакомый уже голос приветствовал Красина фамильярно:
– Ну, здорово, док!
– Кто это?
– А я думал – догадаешься!
– У меня очень мало времени, не морочьте мне голову, – почти прокричал доктор.
– О голове печемся? Это правильно. Нас тоже интересует ваша голова, Николай Николаевич.
– В каком смысле?
– В самом прямом! Плохо будет твоей голове, док, очень плохо!
– Не прекратите угроз, немедленно обращусь в милицию! – Красин был не из пугливых. – Что вам нужно?
– Брось пугать! Ты просто не успеешь этого сделать! Повидаться бы надо, профессор. Завтра в семь в ресторане «Золотое руно», это рядом с твоей клиникой. Приведешь хвоста – тебе не жить. Понял?
Из трубки послышались гудки. Красин от злости сжал челюсти.
Ему сразу стало ясно – это рэкет. И не просто вымогатели денег. Людей, которые звонили ему, интересует земля в центре, предназначенная под его новую клинику. Она безумно дорогая. И она очень нужна этим бандитам…
В купе Полина и Сима пили чай. Ванечка мирно спал рядом.
– Вы, Сима, смелая девушка. Только одно я вам скажу как женщина женщине: одной любовью вы долго человека не удержите. У вас должно быть в жизни дело, свое дело, которое не предаст вас никогда. Муж может уйти. Сын, дай ему Бог здоровья, вырастет и будет жить своей жизнью. А для себя что? – спрашивала Полина.
– Я про это думала. Только не знаю, удастся ли, – вздохнула Сима.
– Что?
– Лошадей хотела бы разводить: это мое. Отец мой конюхом был да меня с детства к лошадкам приучил. В грузовике он разбился, давно, вместе с мамой… А теперь у нас в колхозе и лошадей-то не держат. Я ведь потому и на ветеринара пошла, учусь заочно, – улыбнулась Сима, – о лошадях-то я с детства мечтаю…
– У меня друг – владелец крупного конного клуба в Москве, – вспомнила Полина. – Если начнете свое дело – помогу. А пока у вас главная забота – Ваньку на ноги поставить! И вот что, – решительно заявила она, – в Москве никаких гостиниц, остановитесь у меня!
– Неудобно как-то, Полина Сергеевна, – засмущалась Серафима, – чего мы теснить вас станем?
– Очень даже удобно. У меня, Сима, муж умер семь лет назад. Ну а детьми мы обзавестись не успели. Так что спасает меня одно – мое дело, которое я очень люблю. Ну и люди хорошие. А их тоже немало. Квартира большая, не стесните. А помочь вам мне очень хочется!
Сима обрадовалась:
– Вот спасибо!
Ирочка ужинала с мамой во дворе. Мать поставила перед ней крынку с молоком. Дочь поморщилась:
– Да убери ты! Отвыкла я, только магазинное пью… И то только в кофе добавляю.
– Скажите, какие мы! А если все так гладенько да по маслу, чего приперлась, а? Ты ж при хорошем раскладе сюда еще десять лет носу бы не казала, а? Говори, чего приперлась!
– Узнала, что отчим болеет…
– Ой ли? Так он тебе и нужен! Так я и поверила…
– Ну, по тебе соскучилась! – солгала дочка.
– Врешь! Ты скучать не умеешь!
– Ну хорошо… Мне Пал Палычу надо насолить! Он с женой за границу укатил в отпуск, а я одна. Скучно, – призналась Ира.
– Скучно – иди вон работай, – засмеялась мать, – ты ж ни одного дня не работала. Ни при Генке своем, ни при Палыче… Лентяйка ты!
– Пока женщину внешность кормит – можно и отдохнуть. А как перестанет кормить, так на пенсию выйду, – улыбнулась красавица.
– Ты хоть знаешь, сколько ныне пенсия? С гулькин нос. Что ж с тобой делать-то? – вздохнула мать и выпила молоко из крынки сама.
– Не дергайся. Я сама все улажу.
– Что, нового старика на себе жениться заставишь?
– Да никакой он не старик, мама, ему всего пятьдесят пять! – возмутилась Ира.
– Держите меня сто человек, – захохотала мать. – Куда ж ты лезешь, дурная? Пятьдесят пять, да он меня старше!
– Хватит смеяться. Не твое это дело. Вот отсижусь тут недельки две, там поглядим, – подвела итог Ирка.
Она придвинула к себе крынку с остатками молока:
– Ладно уж, давай сюда! Не пропадать же добру! – и жадно осушила ее до дна. – Фух! Вкусное! А что Виктор, мам, чего он делает?
– Симку в Москву отправил – сына лечить. Соломенным вдовцом живет. Пьет много. На Андрюху-то, дружка его, еще год назад похоронка пришла. Ранен был в Афганистане том, будь он неладен, в самые последние дни… В госпитале почти год провалялся, да вот и скончался. Ну, Витя вот уж неделю как не просохнет… А тебе-то что до него?
– Да я так просто спросила!
– А! Тут вона не знаешь, в какой стране живешь, да будет ли в той стране пенсия… А ты, значит, личную жизнь налаживать! Ну давай, старайся! – снова недобро засмеялась мать.
В назначенное время Николай Николаевич Красин вошел в зал ресторана. Огляделся. За дальним столиком мужчина в ярком пиджаке сделал ему знак рукой. Красин двинулся к его столику.
На свидание с доктором пришел другой бандит, куда более интеллигентный, чем тот, что говорил по телефону (но называть мы его все равно будем бандит).
– Садитесь, Николай Николаевич! Что будем заказывать? – спросил бандит в ярком пиджаке ласково.
– Не утруждайтесь. Я в компании с вами ни есть, ни пить не стану!
– Многообещающее начало! Мои люди сказали, что вы и по телефону грубили, – усмехнулся мужчина.
– Они еще не знают, как я умею грубить! – резко ответил Красин.
– Ну, мы тоже можем быть грубыми. Очень грубыми… К делу. Земля, выделенная под строительство вашего нового здания, очень нам приглянулась. Мы планируем построить шикарное казино. Удобная развязка дорог, район хороший…
– Я землю не отдам. – Красин не ошибся в своих подозрениях. Ну конечно, речь шла о земле под его клинику!
– Доктор, доктор, да мы уже наверху почти все решили. Просто ставим вас в известность во избежание лишних ненужных вопросов. Вы понимаете? – многозначительно подмигнул профессору собеседник.
– Я не хочу вас понимать! И я этого так не оставлю! – Красин встал. – Полагаю, разговор закончен и вам моя точка зрения ясна!
– Ну, точка-то ясна, а вот насчет окончания разговора это вы погорячились, доктор! Что ж, хотите идти, идите! Вас пациенты ждут. Только… как бы вам самому не стать… одним из пациентов. Или, гляди, того хуже!
– Угрожаете? – усмехнулся профессор.
– Предупреждаю. В стране бардак, никто за вас биться не будет, учтите! И не спешите с ответом. У вас есть неделя. Поверьте, мне хотелось бы решить вопрос полюбовно. Мы все-таки люди интеллигентные.
Красин готов был растерзать бандита в ярком пиджаке, но ответил спокойно:
– Насчет своей интеллигентности вы очень сильно ошибаетесь!
Он с грохотом отодвинул стул, мешающий пройти к выходу, и быстро, не оглядываясь, вышел из ресторана.
Проводница заглянула в купе к Симе и Полине Сергеевне:
– Собираемся, девушки, подъезжаем к Москве!
– Сима, едем сначала ко мне! – предложила Полина. – Хоть умоешься с дороги! Приведешь себя в порядок! Меня машина встречает, так что…
– Спасибо, да только я ведь сюда не на экскурсию! Вам, конечно, большая благодарность – за компанию и за приглашение. А все-таки меня лучше сразу в больницу! Отвезете?
– Как скажешь!
Через час Сима уже сидела в приемной Красина. И всеми правдами и неправдами ввалилась в его кабинет, рассказав доктору, кто она и зачем пожаловала.
– Хорошо, раз уж вы в такую даль приехали – мальчика мы положим и обследуем. Понадобится операция – у нас прекрасные врачи! Но вам надо не ко мне лично, а в регистратуру! Так положено, – ответил ей профессор.
– Что мне ваша регистратура, что мне другие врачи, – возмущалась Сима, – я к вам приехала, лично! Только вы чтобы операцию делали! Другим не доверяю. Я три года вас ждала!
– Послушайте, давайте вы не будете мне указывать, как быть и что делать. У меня ежедневно в клинику поступают двадцать-тридцать таких же больных малышей, как ваш! У меня нет возможности, поймите, физической возможности оперировать каждого из них.
– А для меня должна возможность быть! – закричала Сима.
– Я не делаю исключений, – с трудом сдерживая гнев, сказал Красин.
– Сделайте.
– Это пустой разговор. Идите и оформляйтесь.
– Так вы согласны? – улыбнулась она. – Вы будете сами Ваню лечить?
– Идите! Я же сказал! – крикнул доктор.
– Так я не пойду никуда. Пока вы мне слова не дадите. Что будете сами оперировать. Если я чего решила – это все, намертво, – стукнула по столу кулаком Сима.
– Вы что, ненормальная?
– А хоть бы и так!
Профессор нажал кнопку селектора:
– Люда, у меня в кабинете проблемная мамаша. Пожалуйста, сделайте так, чтобы ее не было в течение минуты.
– Так вы не на ту напали, доктор. Добровольно я не уйду! – заявила грозно Серафима.
– Значит, уйдете недобровольно! – констатировал Николай Николаевич.
Два медбрата – мужики здоровые – зашли в кабинет, схватили Симу под белы руки да и потащили к выходу.
– Пойдемте за нами!
– Ага, сейчас! А ну пусти, руку пусти, да пусти, тебе говорят… – отбивалась она.
С трудом два мужика уволокли Симу.
– Я еще вернусь, вернусь, вот увидите! – кричала она Красину.
//-- * * * --//
Ирке дома не сиделось. Прошла мимо дома Симиного. Видит, Витьки дома нет. Поняла, что на кладбище он, у Андрюшки. И не ошиблась…
Виктор сидел у свежей могилы друга. Налил стопку, глядя на фотографию друга.
– За тебя, Андрюха! Я на твоем месте мог быть. А вот нет, сачканул от армии… Теперь не живу, не умираю. Хреново тут, на земле, Андрюха… Если б не грех в петлю лезть, может, и полез бы… Ну давай, брат. По последней. Больше и не буду. Нет и в водке спасения, так-то…
Витя выпил.
Ира, спрятавшись за кустом, сначала молча наблюдала за ним, потом появилась внезапно.
Витя чуть не свихнулся от неожиданности.
– Ирка, ты?
– Не бойся, не призрак. Живая. Не к тебе я… К Андрюшке вот цветы положить.
Она положила букетик маленький на холмик…
– Прямо перед выводом войск наших его ранило, – тихо объяснил Витя. – На мину нарвался. В госпитале обе ноги отняли. Героем он был. Не то, что я. Говорят, в госпитале долго лежал. Жив был, а матери боялся писать, чтоб не расстроилась… Думал – выкарабкается. Не случилось. А напиши – так, может, мы чем и помогли бы.
– Чем? Будь ты, Витя, реалистом. Чем бы вы ему помогли, если он с гангреной, да без ног, да еще с кучей других ранений. Он же кусок мяса был уже, а не человек, – возмутилась Ира.
– Да не говори ты так, слышь! Друг он мне был!
– А ты не ори! Кладбище тут, а не базар! – оборвала она.
– Да я не ору… Не могу просто успокоиться… Опять же, тебя увидел. Не ждал совсем…
– Испугался? – усмехнулась Ира.
– Обрадовался, – признался он, – очень сильно… Уж и не мечтал, что тебя увижу. Зачем приехала?
– Тебя не спросила. Захотела и приехала, – передернула плечиком Ирка.
– Мужа твоего не выпустили?
– Никакой он мне не муж. Развелись мы.
– Так чего, значит, ты одна и свободная? – просиял он.
– Одна и свободная. Ну все, прощай… По деревне с тобой ходить не стану, больно уж языков злых много.
Она пошла по дорожке с кладбища, он за ней, не отставая ни на шаг.
– Да плевал я на те языки. Я вон тебя увидел – точно воды живой из родника напился! А ты…
– Прощай. И догонять не надо. Не смей! – приказала Ира. – Повидались, и довольно!
Она побежала. Витя за ней следом.
– Ирка, стой! Да не буду я тебя руками трогать! Мне бы только поговорить, Ира!
– Да не о чем говорить-то больше, Витя! У тебя вон сын растет!
– Ну что с того, что сын! У меня же еще сыновей может быть с десяток, я ж мужик-то молодой! Ну один здоровым не вышел, так то не моя вина, Симкина! Ира, да постой же ты!
Он почти догнал ее… Схватил за плечи. Прижал к себе.
– Нет мне без тебя жизни, ты хоть понимаешь это? Я, как Андрюха, в земле лежу зарытый. Знаешь, это как?
– Пусти! Ничего не выйдет. Ты меня предал, – злилась Ира не на шутку, – предал!
– А ты не предала? Или с мужем своим была счастлива, а? Ну говори!
– Не была! Не была! Это хочешь знать? Легче тебе жить от этого станет – не была! – кричала она, а он уже покрывал ее лицо поцелуями.
Повалил Витя Иру в стог, что у дороги стоял, жарко целовал, не выпуская из рук.
– Моя ты, моя! Не отдам никому. Ни мужу, ни черту, ни дьяволу… Никому не отдам!
– Пусти! Мне больно!
– А мне, думаешь, не больно было! А я, думаешь, чурбан бесчувственный… Мне без тебя жить каждый день больно! Нет без тебя жизни, Ирка!
– Пусти! – все еще кричала она, а сама все сильней и сильней прижималась к нему, сливаясь с Витей в страстном поцелуе…
//-- * * * --//
Вечером профессор Красин вышел из клиники. Уже темнело. Коллега окликнул его:
– Счастливых выходных, Николай Николаевич! Завтра на дачу?
– А как же! – весело откликнулся доктор. – Доклад буду готовить на свежем воздухе, почитаю хоть немного, в лес схожу!
Сима стояла неподалеку, наблюдая за тем, как Красин идет к машине. Словно почувствовав чей-то тяжелый взгляд, Николай Николаевич обернулся:
– Идите домой, вы слышали? Мне с вами говорить некогда и не о чем. Я уже все вам сказал! – Профессор вдруг стал суровым.
– Да уж слышала! – нахмурилась и Сима.
Поняла, что ничего ей не светит, не будет с ней говорить профессор. И пошла обратно в здание.
Красин сел в машину – красненькую старенькую «девяточку». Водитель включил радио, зазвучала классика.
– Ничего, если с музычкой, а, Николай Николаевич?
– Спасибо, что попсу слушать не предложил! Шопен – это прекрасно. Хорошо, Володя, что выехали в это время, сейчас пробок еще нет. Благодать!
Красин расслабился, радостно смотрел по сторонам. Даже улыбка появилась у профессора…
– Недельки через две дачный сезон закроем! А пока – четыре выходных в нашем распоряжении! Два этих – два на следующей неделе. Лишь бы дождей не было! – мечтательно произнес он.
– Да вы в кои-то веки на дачу собрались! Елена Анатольевна даже не поверила, когда я сообщил, что едем! – отозвался шофер.
– Едем, едем, Володя! В кои-то веки, но едем же! – Он засмеялся.
Сима поднялась по лестнице в отделение, где лежал Ваня. Заглянула в коридор, в котором пожилая нянечка мыла полы. В коридоре было тихо, рабочий день окончен.
– Тебе чего? – удилась нянечка, – Все ушли!
– У меня здесь сынок лежит, в шестой палате, Ванечка, – объяснила Серафима.
– Ну? Таких Ванечек, как у тебя, пруд пруди в отделении. Что надо-то, навестить? Иди как положено, с разрешения начальства.
– У вас, поди, спина болит сильно. Давайте я полы домою, коридор-то вон какой длинный! Просто так помогу, мне ничего не надо! – улыбнулась Сима.
– Просто так? Ты чего-то темнишь! – усмехнулась женщина.
– Ничего не темню. Просто помогу вам, и все! Ну чего же вы, совсем, что ли, людям в этой Москве-то не верите?
Не дожидаясь ответа, вытащила из рук нянечки швабру. И как пошла коридор мыть – быстро-быстро, чисто-чисто… никто так не смог бы!
Нянечка аж охнула.
– Ну ты даешь, девка! Может, я тебе тоже смогу чем-то помочь?
Сима перевела дыхание:
– Нет! То есть да… Мне б к Ванечке зайти в палату, поглядеть только, как он засыпает!
Через полчаса Сима зашла в подсобку к нянечке. Та чаю вскипятила, налила в стаканы.
– Я Ваньку-то поцеловала – он уснул! Как думаете, теть Галь, выправят они его? – спросила Сима нянечку.
– И не думаю, знаю: выправят! Тут не таких выправляли, – с уверенностью ответила та.
– Мне дома в больнице сказали: неоперабельный! – сомневалась Сима.
– Дома в больнице что угодно скажут. Ты Красина слушай – он тут царь и бог! Он хоть и моложе меня будет лет на десять, а как отец родной мне! Руки золотые, душа золотая! Его знаешь сколько раз в Америку манили? А он ни за что! Только тут жить буду, и точка. Вот каков! – гордилась своим начальством пожилая женщина. Да и Сима ей понравилась.
– Что-то я в нем доброты пока не заметила, – честно поделилась Сима.
– Да это ты сама потому что вредничаешь! Человек тебе объяснял русским языком: прооперирует твоего Ваньку его ученик!
– Нет, я никаких учеников не хочу, не за тем в Москву ехала! Я хочу, чтобы он сам! Только он сам и больше никто, – упрямо твердила Серафима, – только Красин!
– Вот ты настырная! Тебя в дверь, а ты в окно. Ты ж и полы у меня выпросила мыть, чтобы тут остаться. Думаешь, я не поняла ничего, дура старая да стреляная?
– А вам что – плохо? Отдохнете малость! – развела руками Серафима.
– Мне-то хорошо отдохнуть! У меня-то спина больная. Да и к сестре съезжу, в деревню. Давно у нее не была. А тебе много ли толку с тех полов? – засмеялась тетя Галя.
– Да не из-за корысти я. К Ваньке хочется быть поближе. Другим детишкам хорошее сделать. Вот вы все тут орете на нас: мамки-клушки, кудахчете, работать мешаете! А ведь это наши детки, единственные! Ведь случись что… – Сима прослезилась.
– Ну-ну, перестань! Еще и плакать! А ну не смей, я сказала! Слышь, вот уеду на недельку к сестрице, проведать ее, а ты тут за меня пока побудешь. И Ванька рядом, ты права, тебе спокойней, а? – подмигнула нянечка.
Сима радостно кивнула, утирая нос. Все по-ее вышло!
– Я с врачом договорюсь, – объяснила тетя Галя, – но только и с тебя уговор!
Сима внимательно посмотрела на женщину:
– Какой уговор-то?
– Деньги за ту неделю, что ты меня подменяешь, тебе отдам. И чтобы все взяла до копейки. Тебе нужно. Поняла?
– Вот спасибо! – просияла Серафима.
– И еще – ты на Красина напраслину-то не лей. Он строгий – это да. Но хороший! Мужик настоящий, понимаешь? Таких сейчас днем с огнем и не найдешь!
Сима снова кивнула:
– Так ведь к нестоящему я б и не поехала!
Глава 6
Машина Красина на большой скорости неслась по загородному шоссе.
– Ты давай не лихачь! – забеспокоился Красин.
Шофер Володя посмотрел в зеркальце:
– А вон еще, Николай Николаевич, лихач похлеще меня!
Красин обернулся, увидел: за ними едет автомобиль, все быстрее и быстрее приближаясь к ним.
– Ну и пусть лихачат! А мы поедем как надо.
– Ладно, – водитель сбавил скорость, – как скажете!
Машина лихачей почти догнала машину Красина.
– Да кто это такие? Да они, похоже, за нами! – забеспокоился Володя. – Николай Николаевич, глядите, ха, у них и номеров нету!
Действительно, машина без номеров.
– Да, вижу! Твоя взяла – гони по полной! Гони, пусть отстанут! Давай, Вова!
Машина Красина рванула вперед. Только преследователи не отставали… «Ноздря в ноздрю» – дышат в затылок…
Автомобилю без номеров рукой подать до машины Красина. Вот из окна неизвестных выглядывает ствол автомата.
Выстрел по колесам красинского автомобиля: один, второй, третий… Целая очередь…
Стреляет мастер. Машина Красина на лету потеряла равновесие, скатилась в кювет, перевернулась. «Стреляющий» автомобиль исчез.
Обстрелянная машина Красина лежала в кювете…
Водитель первым пришел в себя, чертыхаясь, вылез из машины.
– Николай Николаевич, Николай Николаевич, как вы?
Он помог вылезти Красину.
– Жене ни слова, понял?
– Да я понять-то понял, да кто это были?
– Бандиты, Вова, обыкновенные. Теперь вся жизнь бандитами кишит. Только не в кино, а в реальности.
С руки Красина капала кровь.
– Аптечку тащи! Будем сами себе оказывать первую помощь.
– Так в милицию надо заявить! – испуганно пролепетал Володя.
– Ты ни во что не лезь. Сам все сделаю. Семья пусть пока на даче поживет, а ты у меня в отпуск отправишься, ясно? Ты же хотел в Чехию поехать? Ну вот и поедешь. В санаторий, в Карловы Вары! Путевку оплачиваю я! Подержи вот, помоги!
Он обработал свою рану, но прежде ссадины на лице водителя.
– Мы себя быстро в порядок приведем. Сапожник без сапог, Володя, никогда не останется. Голова цела, руки почти целы – это главное!
А между тем в деревне между Витей и Ирочкой наконец-то свершилось то, о чем так долго мечтал Зорин.
Теперь она, Ира, его – полностью, без остатка! Вот, лежит рядышком в их с Симой супружеской кровати, жмурится от счастья.
– Никогда не было так хорошо, как с тобой. Что же теперь будет, Витя?
– А что будет, то и будет. Только я тебя не отдам. Никому. Судьба меня не спрашивала, когда Симку в жены подсунула. Когда Ванька больным родился… А теперь я ее ни хрена не спрошу. Хочу счастливым быть – и буду!
– Люблю тебя! Я ведь из-за тебя приехала… Злая была на тебя, ненавидела. А как увидела – сердце екнуло, в пятки упало. Витенька! – ласково лепетала Ира.
И снова поцелуи. Страстные, бесстыдные, долгожданные…
– Иди ко мне! – шепчет Ира.
– Я, может, этого дня всю жизнь ждал. Всю жизнь! Ты понимаешь? – И обнял Витя ее крепко.
Жарко шептала она в темноте:
– Любимый!
В понедельник Красин вернулся в клинику. Рано утром, как всегда, обход. Он вышел из последней палаты, шагая вместе со свитой к своему кабинету. И вдруг…
Глаза его остановились на молодой нянечке, что протирала подоконники. Узнал Симу, разозлился:
– Что за маскарад, Зорина?
– Это не маскарад. Я вместо Галины Николаевны. Она сестру поехала проведать. На неделю. Я справляюсь!
– Работает Сима прекрасно. И с детьми ладит. У нее тут сын – Ванечка Зорин, – отозвалась одна из медсестер, идущих рядом с Красиным. – Мы тут ей не нарадуемся!
Красин угрюмо посмотрел на Серафиму. И пошел вперед…
Из кабинета вышла Люда, секретарь:
– Николай Николаевич, а вас уже ждут!
– Спасибо, все свободны!
Он вошел в кабинет. Сима внимательно глядела вслед ему. Ей было интересно, да что ж это за человек такой, к которому она никак ключей найти не может? А ей надо, очень надо! Он, только он должен делать операцию Ване!
Красин с порога кабинета увидел старого друга своего, полковника милиции Игоря Сабурова. Тот встал, они с Красиным обнялись.
– Ну здорово, Игорек, здорово. Знаешь уже?
– Наслышан, Коля. Потому и пришел. Сам, без приглашения. Ты что ж, не рад? – Полковник поднял бровь.
– Что пришел ты, всегда хорошо. А вот беспокойства лишнего не надо.
– Ну уж извини, это не тебе решать. Рассказывай-ка все по порядку!
Красин вздохнул. Жаловаться было не в его принципах. И все же он понимал – речь идет о жизни…
Ехал Витя по полю на тракторе и пел. Счастливый – аж светится. Навстречу ему дядя Петя, бригадир, с козой своей Белкой. Никогда он Зорина таким не видел! Витя, когда выпивал, совсем смурным становился… Приостановился дядя Петя, решил проверить – трезвый ли Зорин?
– Чё орешь-то громче трактора?
– А то и ору, что хорошо! Хорошо, дядь Петь, понимаешь ты это слово?
– А! Зарплату, что ли, получил один, раньше всей бригады?
– Старый ты дурак, разве ж в одних деньгах счастье!
Дядя Петя не понял. Почесал в затылке. Оно, конечно, не только в деньгах, но деньги-то позарез нужны!
А Витя снова завел песню и скрылся на тракторе за поворотом. А к дяде Пете Мария Ивановна выскочила – тут как тут.
– Добрый день, Петр Сергеич. Внук ваш, должна сказать, лодырь удивительный. В кого пошел – не знаю! Даже на трояки по всем предметам не тянет. Вы бы с ним провели беседу, дед все-таки!
– Я вот что на это скажу, Мария Ивановна! Вон Зорин тоже был лодырь удивительный. А теперь за троих пашет да еще поет! И при этом трезвый! Может, и мой поумнеет!
– А чего это Виктор ваш распелся? Сима с операции вернулась? – забеспокоилась учительница.
– Да не, про Симу он не сказывал. Просто, говорит, хорошо. Вот даже зарплаты не дали, а все равно хорошо, соловьем заливается. А вам, извиняюсь, в школе денег выдали?
Мария Ивановна отмахнулась:
– Да не выдали. И неизвестно, когда выдадут! Вы мне, Петр Сергеич, деньгами разум не мутите, вы объясните: это отчего же Зорину так хорошо?
– А вы у него и спросите!
– А вот и спрошу! Спрошу непременно!
Полковник Сабуров нервно ходил по кабинету доктора.
– Пойми ты, Коля, тут страна рушится, все по швам ползет. О какой справедливости ты говоришь? Может, мы когда голову и поднимем, но не теперь. Не может один человек повлиять на ход истории! Ни ты, ни я, ни мы, вместе взятые. Не сладить нам с ними сейчас, нет, не сладить! Бог с ней, с этой землей. Пусть строят свое казино. Временно это все, Коля. Как построят, так потом его и разрушим. А пока… Пока они сильнее. И тебе поберечься надо. Ты же знаешь, какая она хрупкая, человеческая жизнь. Не мне тебя учить!
– Значит, я должен сдаться, а они останутся безнаказанными?
– Я так не сказал, Коля. Мы уголовное дело все равно возбудим. Но посуди сам: где доказательства? Какие? У тебя есть запись твоего разговора в ресторане с этим бандитом?
– Нет, не догадался.
– А номера машины, обстрелявшей вас, ты видел?
– Я же сказал: номеров не было.
– Коля… пойми правильно: уехал бы ты, а? Я тебя двадцать лет знаю, я тебя ценю как, может быть, мало кого ценю в этой жизни! Тебя звали за океан, прекрасная клиника, отличные деньги, условия… Ты и там будешь приносить пользу, людям помогать, науку продвигать свою. А настанет другое время – вернешься, вернешься в другую Россию!..
Красин взорвался:
– Да что же вы все, черт возьми, отправляете меня за этот поганый океан? Я что, мешаю? Игорь, есть такое понятие – родину любить. Может, глупо, может, несовременно… Это как мать любить больную! Ты же не скажешь: Коля, уезжай, мама болеет, вот выздоровеет, похорошеет – тогда и милости прошу демонстрировать свои сыновние чувства… Это же чушь! Я врач! Я знаю, что, если любишь, надо за больным и горшки выносить, и уколы ставить. И резать, если требуется. И вот это и называется доказательством любви. А все остальное жевание соплей, уж прости… Я нужен здесь, понимаешь, нашим детям нужен, а не заокеанским. Там и без меня хватает светил! А бросать родину в момент, когда ей плохо, – подлость…
Полковник обнял Красина:
– Это ты меня прости, Коля. А только мы и вправду мало что можем сделать в твоей ситуации. Лучше побереги себя. Вот выделю тебе охрану…
– И не вздумай! Это смешно.
– Лучше быть смешным, чем мертвым. Откажись от строительства, Коля. Они ведь все равно все сделают по-своему. Когда в государстве идет передел собственности – щепки летят. Ох как летят!
– Нет! Об этом не может быть и речи! Я, Игорек, перестану себя уважать, если пойду у них на поводу. А для меня это самое страшное в жизни. Это даже страшнее, чем быть просто мертвым… – Красин был непреклонен. – Пойдем, провожу тебя!
Сима в палате заплела косички худенькой девочке.
– А вы нам сказку на ночь сегодня будете читать, тетя Сима?
– А как же, Лерочка! Обязательно! Ну а где твои бантики?
– Вот! – Девочка протянула две мятые ленточки.
Сима улыбнулась:
– Вот я их поглажу и тебе в косы вплету. Тогда будет очень красиво. А сейчас пока резиночкой завяжу, договорились?
Девочка кивнула. Потом обняла Симу:
– А у вас дочка есть?
– Нет… Дочки нет… Пока нет.
– Ну так вы ее родите! Это не очень тяжело! Вот нас у мамы пять человек. Мы все девочки! Вам обязательно дочка нужна. Вон вы как хорошо косы плетете! Так даже мама моя не умеет!
– Обязательно рожу девочку! Вот только сынка подлечу! Ну, до вечера! – улыбнулась Серафима.
– Тетя Сима! А врач пустую кровать велел вынести. Тут все равно никто не лежит, а нам тесно!
– Это я мигом, Лерочка. Ты только шибко по палате не бегай, тебе пока не надо! Я еще приду к тебе!
Сима подхватила кровать, да и понесла ее к выходу…
Вот такую несущую кровать Симу и встретили в коридоре отделения Красин и полковник.
– Зорина! Вы же надорветесь! Кровать же можно катить, она на колесиках! – воскликнул врач.
– Не надорвусь. У нее ножка сломана! А я привычная тяжести-то таскать!
– Да это ведь вредно для женщины, как вы не понимаете!
Серафима только рукой махнула и дальше потащила кровать.
Полковник рассмеялся:
– Да уж! Сразу стихи Некрасова вспоминаются: «Есть женщины в русских селеньях…» Что там: «В горящую избу войдет… коня на скаку остановит…» Уж прости, в поэзии не силен!
Красин очень серьезно посмотрел на друга и вдруг прочел наизусть:
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К Отчизне холоден душой.
Это тоже Некрасов, между прочим. К нашему с тобой разговору.
– Я тебя, Коля, еще больше после него зауважал. Только прошу, очень прошу – будь осторожнее! Ты не только мне нужен, как друг. Ты людям нужен!
Зорин с Ирочкой из кровати почти не вылезали. Которую ночь ночевала она в Симином доме! Которую ночь жарко обнимала ее мужа…
– Все не верю, что это правда! – шептал в темноте ей Витя.
– А ты поверь!
– И мне все это не во сне снится?
– Нет!
Они целуются… Они ничего не замечают… Они так счастливы…
А между тем их вдвоем в спальне увидела Мария Ивановна. Подошла к окну – да и увидела.
– Что же это? Да что же? Вот бесстыжие! Ой, Симка бедная! Ой, что ж делать-то? – Она с топотом бросилась бежать…
Витя вздрогнул, подскочил к окну. Увидел только удаляющуюся темную фигуру.
– Ир, Ира… Выследили нас!
Ира подошла сзади, обняла его:
– А хоть бы и выследили! Ты же у меня смелый!
В коридорах клиники уже темно. И в палате темно.
Сима наклонилась, поцеловала спящего Ванечку. Он и во сне тянул к ней руки. Она поцеловала его пальчики:
– Вылечим мы тебя, сыночек. Я не я буду, вылечим!
Вдруг в дверях появился Красин:
– Серафима Ивановна! Мы, по-моему, так не договаривались. Вы что, здесь и ночуете?
– Нет, ночую у знакомой, можете проверить! – ответила Сима гордо. – Я только днем тут работаю. А сейчас зашла сына проведать!
– А что за ленточки у вас в руках?
– Девочки Леры. Из пятой палаты. К ней мама не ходит. А Лера хочет косички красивые. Я ленточки погладила, заплету ей в косы и пойду домой, честное слово! – Сима встала, двинулась к выходу.
– Да, хорошо… Серафима Ивановна, постойте. Сына вашего будем оперировать в четверг.
– Это через два дня?
– Что-то не так?
– Все так, Николай Николаевич, только очень хотела я… Очень надеялась… что вы! Вы должны Ваню оперировать!
– Опять двадцать пять! Да я не знаю, буду ли я в это время в больнице! У меня заседание в Академии наук, а ждать Ваня больше не может. Вы это понимаете?
– Понимаю!
Обиженная Серафима пулей выскочила в коридор. Красин так и остался один в темной палате с маленькими спящими детьми.
– Что за женщина упрямая! – процедил он сквозь зубы…
Посреди ночи Мария Ивановна ломилась в дверь Иркиного дома.
– Откройте! Да откройте же!
Заспанная мать Ирины наконец отворила дверь.
– Господи, случилось чего?
– Случилось, случилось, Вера Викторовна.
– С Иркой?
– С Иркой!
– Да что такое, а?
– А то, что она с чужим мужиком в постели, Ирка ваша!
Мать вздохнула, рассмеялась грозному виду ночной посетительницы:
– Ну, слава богу, а то я думала, что страшное. Так уж это и не первую ночь. У Витьки она, что ли? А вам-то какое дело? Они уж не дети, между прочим. Чего хотят, то и воротят, нас с вами не спрашивают!
– Как же не стыдно, Вера! У него ведь жена, ребенок! Совесть у вашей дочки есть? – кипятилась педагог. – Так же не поступают честные люди!
– Ты б своей личной жизнью занялась – некогда было бы шляться по чужим-то дворам в час ночи. Сами разберемся! – Вера выпихивала Марию Ивановну из дверей во двор. – Иди подобру-поздорову!
Но та не унималась и уходить не хотела.
– Да как же вы так можете!
– Могу, могу! Чего не мочь-то. Ирке хорошо – и то неплохо. А жене, Симке той, поделом! Она первая чужого мужика увела. Как аукнется, так и откликнется.
Красина снова терроризировали по телефону.
– Так ты, похоже, ничего не понял? – усмехался из трубки знакомый хамоватый голос.
– Все я понял, прекрасно понял! И вот что я вам скажу: решений я своих не меняю. И точка. А запугивать меня бесполезно, не из пугливых!
– Ну мы это посмотрим. И учтем!
– Все! Разговор окончен!
Он бросил трубку на рычаг. Люда – секретарь – заглянула робко:
– Вас на конференции ждут, Николай Николаевич!
– Вызови такси. Забыл сказать тебе, что машина в ремонте.
– Хорошо! – Секретарша испарилась.
На секунду Красин остался один. Закусил от злости губу, он был настроен решительно и сдаваться не собирался.
Расстроенная Сима звонила в дверь квартиры, где жила Полина.
– Ну, здравствуй, проходи! Тебя уже целые сутки нет, что за мода ночевать в больнице! – Полина, открыв дверь, сразу начала выговаривать младшей подруге.
– Я ненадолго. Душ приму, посплю немного, а потом опять туда! Ване на днях операцию сделают.
– Красин сказал?
– Ну да.
– Так он сам согласился оперировать? – удивилась журналистка.
– Нет, Полина Сергеевна, не согласился.
– Ну не волнуйся. Все равно все будет хорошо! У них очень сильные врачи в клинике. Давай мой руки – и на кухню!
Полина кормила Симу. Для себя она никогда не готовила, а тут гость в доме. Пожарила котлеты, картошечку. Грибы достала маринованные. Сима наворачивала за обе щеки.
– А знаешь, что я слышала? У него неприятности, у Красина. Говорят, что его машину обстреляли по дороге на дачу, – тихо сказала Полина.
– Как это – обстреляли? И где это вы слышали? – встрепенулась Сима.
– Где слышала – моя журналистская тайна. Есть источники. И очень надежные. Ну а что обстреляли, не удивляйся, это раньше было в диковинку. Теперь уже нет.
– Да кому ж он дорогу перешел? Он же врач?
– Кроме того, что врач – он руководитель клиники. И тут его интересы могут идти вразрез с интересами этих бандитов. Я откопала кое-что. У Красина новое здание должно строиться. Место почти в центре, земля дорогая. Наверняка на этот кусок земли и позарились. В общем, буду писать об этом. Если меня тоже не…
– Да что вы говорите такое, – запричитала Серафима, – да не смейте даже думать про это!
– Журналист – профессия опасная, Серафима. Но я свою работу очень люблю. И не из-за денег. А потому что могу реальную пользу принести. Не всегда, правда, получается. Но даже если в одном случае из десяти тебе что-то удалось сделать доброго – это тоже результат! Согласна?
– Согласна! А где живет Красин? – вдруг спросила она.
– Ну, у меня, кажется, был его адрес. Зачем? Ты же завтра его увидишь в больнице?
– Не знаю, мне кажется, если б я к нему домой пришла, поговорила – вышло бы как-то спокойней, душевней… В больнице ведь все казенное! И разговоры казенные!
– За что люблю деревенских людей – за наивность, – засмеялась хозяйка. – За такую добрую наивность, которой давно нет в москвичах.
– Осуждаете?
– Нет, даже где-то завидую. Человек-то изначально был создан, чтобы верить другим. И уметь выслушивать и понимать. А вот мегаполис меняет его до неузнаваемости!
– Я б никогда в вашей Москве не осталась. Чего сюда люди прут, будто она медом намазанная? – Сима опустошила тарелку и тут же собралась ее мыть. – И врут тут, и стреляют, и не доверяют друг дружке… Полина Сергеевна, дайте мне адрес Красина.
– Сейчас! Ты мне скажи, котлеты как? Я их жарю раз в сто лет. Это для тебя специально!
– Да хорошие котлеты, съедобные! Честное слово, лучше, чем ваш борщ в прошлый раз. Адрес-то давайте!
Было уже совсем темно, когда в министерстве закончилось совещание. Споры не прекратились и после совещания.
– Ну, Николай Николаевич! Выступили вы сегодня… Просто на высоте! Вы прирожденный оратор, – восхищался Красиным собеседник.
– Я хирург. Детский доктор. А все остальное не имеет значения. Ни мои ораторские таланты, ни что другое.
– А что, вы без машины сегодня? Давайте-ка я вас подвезу.
– Нет, спасибо, я пешком пройдусь – давно не ходил! Всего доброго!
И Красин двинулся пешком к дому…
И Сима шла к тому же дому. В Москве, правда, она совсем не ориентировалась, а центр и вовсе сбил ее с толку. Музыка в кафе, огни, толпы людей…
В руках она крепко держала бумажку с адресом. Испуганно озиралась по сторонам. Москву она боялась. Москва пугала ее: обилием огней, вывесок, непрекращающимся потоком машин…
Словно в чужую жизнь заглянула она в окно ресторана, где непривычно красиво и уютно, где нарядные дамы и мужчины…
К ней подошел зазывала:
– У нас музыка живая и кухня превосходная. Может, зайдете?
– Я в общепите есть непривычная. Ты лучше скажи, где это? Я уж извелась и запуталась! – Сима показала молодому человеку бумажку с адресом.
– Вы почти у цели. Это во дворе. Дом такой большой, серый.
– Так ночью они все серые! – пробормотала Сима. – Ладно, бывай, сама найду!
Она вошла в арку, оглядела большущий двор.
Почти в это же время у подъезда остановилась машина без номеров. Из нее вышли двое мужчин в спортивных костюмах и кожаных темных куртках.
Сима спряталась за деревом и наблюдала, что будут делать подъехавшие. Те Симу не заметили.
– По моим расчетам, он с минуты на минуту появится. Двинулся с совещания пешком. Оттуда идти минут пятнадцать, – сказал первый.
– Отлично. В подъезде подожду. А ты уезжай, жди за углом. Если что, через крышу из крайнего подъезда выберусь. Езжай!
Сима быстро сверила номер подъезда на бумажке с адресом и номер, висящий над дверью. Третий! К кому это тут по ночам в гости ходят?
Один из мужчин зашел в подъезд, легко открыв код. Другой уехал.
Через секунду Серафима про них начисто забыла, потому что увидела Красина. Он оглянулся: нет никого? Двинулся к подъезду. Тут Серафима и вышла из тьмы в свет.
Красин замер:
– Опять ты, Зорина? Нет, ну я видел настырных людей, но это уже выходит за все рамки приличия! Ну, что тебе нужно, говори быстро, я устал.
– Да вы сами знаете. Я ведь поговорить пришла просто. И потом вот – это все, что у меня есть. В больнице как-то неудобно было предлагать…
Сима привычным движением вынула деньги из выреза платья. Протянула доктору:
– Вам это, от чистого сердца!
– Это что, взятка, да?
– Ну… считайте, что да! Вы берите, пока даю. По вашим меркам, может, и немного, но деньги все же…
Красин секунду молчал, а потом начал хохотать.
– А чего тут смешного? Я первый раз вижу, чтобы над деньгами смеялись… Ну – берете так берите, нет – так я уйду. Но обиду на вас затаю – это не скрываю.
Красин перестал смеяться:
– Убери, Зорина, свои деньги. Мне, знаешь, не такие взятки предлагали. Вот беда только – не беру я их.
– Потому что богатый? Или потому что принципиальный?
– Потому что мама с папой не научили. Иди домой, Сима, уже поздно.
Красин сделал шаг к подъезду. Сима преградила ему путь.
– Не пойду я никуда! На лестничной клетке у вас сидеть буду – замерзну и заболею, чтобы вам стыдно стало.
– Посмотри на себя со стороны! Это же ужас какой-то! То шантажируешь, то взятки предлагаешь! А еще говоришь, что в Москве все ненормальные! Уйди, Серафима! – занервничал доктор.
– Да подождите же, мне поговорить с вами надо!
– Пусти! Мы уже обо всем с тобой поговорили! Мне вставать рано, я не шучу!
Он отодвинул Симу и открыл дверь. Но Сима вцепилась в него мертвой хваткой.
– Профессор, миленький, но это же не по-человечески. Я в такую даль ехала. Муж дом материнский продал, чтобы у вас Ваньку оперировать! Я вас всю жизнь добрым словом поминать буду! Сделайте вы Ване операцию сами, я всю жизнь вам благодарная буду! Не нужны мне ваши помощники, даже самые хорошие и ученые! Мне вы нужны!
Красин ногой толкнул дверь. Сима схватила крепче обшлага его плаща.
– Я вас так не пущу! Не хотите денег, возьмите вот вареньице, крыжовенное. Сама варила!
Тут только Красин заметил в руках Симы авоську с громадной банкой варенья.
– Это что еще?
– Да говорю вам, варенье, свежее, крыжовенное, кисленькое на вкус, вам понравится!
– Ненормальная!
Красин ввалился в подъезд, но Сима не отставала.
Человек у лифта, поджидавший Красина, прицелился…
И в это мгновение Сима уронила Красина, потому как слишком крепко держала его, и он, вырываясь, потерял равновесие. Это было смешно со стороны, но именно это падение их спасло.
Прогремело два выстрела. Пули просвистели мимо.
Сима опомнилась первой.
– Помогите! Бандиты! Стреляют! – закричала она. И, мгновенно вскочив на ноги, побежала к лестничной клетке, откуда донесся выстрел…
От такой неожиданной наглости и бесстрашия ее бандит испугался сам… Рванулся к лестнице… Сима уронила варенье. Банка грохнулась. Красин, начиная соображать, что происходит, закричал:
– Стойте, Зорина, куда вы?
– Так ведь уйдет!
Сима гналась за бандитом как безумная.
– Ой, мамочка! Вон он гад, держи его! Он это стрелял. Ах ты, сволочь!
В два прыжка Красин нагнал бандита. Сима за профессором следом. Бандит вцепился ему в горло. И Сима била его по рукам, чтобы тот отпустил Красина…
Наконец Красин умелым движением заломал гада. Насел на него.
– Зорина, давай в милицию! А я его держать буду!
– Да я не знаю, где милиция! Давайте я сама подержу, я сильная! А вы туда бегите!
– Звони, тебе говорят! Автомат внизу!
– Это я мигом! – закричала Серафима и понеслась по лестнице.
На минуту она остановилась. На ступенях лежала разбитая вдребезги банка с вареньем.
– Господи, – заголосила Сима, – крыжовничек-то свежий совсем, этого года! Вот сволочи!
Глава 7
Красин и Сима сидели в отделении милиции.
– Какая машина была, вы запомнили? – спросил милиционер.
– Ну да! Легковая! – ответила Сима.
– А какой марки?
– Так я не разбираю!
– А цвет?
– Так ведь ночь! Все кругом серое!
– Оставьте вы ее в покое… Она такой стресс получила, – попросил Красин.
– О! Вспомнила! На машине той номеров не было. Точно, не было… – закричала вдруг Сима, – а еще тот этому говорит: ты, мол, заходи в подъезд, а я тебя за углом ждать буду. Это они в профессора стрелять собрались! Как же я сразу-то не догадалась!
Дверь открылась, в кабинет вошел знакомый уже нам полковник Сабуров. Обнял Красина:
– Коля, ну что? Тебя не задели?
– Не бойся, я в порядке. Вот, спасла меня. – Красин вдруг улыбнулся, кивнув на Симу. – Если б не она, каюк мне!
Полковник посмотрел на нее, тоже улыбнулся: – Есть женщины в русских селеньях… Так это ж та самая, что кровать одна по коридору тащила! А чего она в твоем подъезде делала? Она что, Коль, влюблена в тебя, раз преследует по ночам?
– Ну вы скажете тоже! – обиделась Серафима не на шутку. – Я замужем! Я мужа своего люблю. И кроме него никто мне на свете не нужен. А к профессору я просто с разговором. А тут этот – стрелять. Ну, мы его и скрутили. А как по-другому?
– Ну, извини, если обидел! Тебя как зовут-то? – спросил полковник.
– Серафима Ивановна, а что?
– Герой ты, Серафима Ивановна! Коля, они это были? Те, что машину твою обстреляли?
– Похоже, они. Погоди, это сейчас не самое важное!
Красин подошел к Симе. И совершенно неожиданно опустился перед ней на колени.
– Должник я твой, Сима. Проси, что хочешь!
– С колен-то встаньте, а что попрошу, вам и так известно!
Красин кивнул:
– Хорошо. Обещаю! Я тебя понял!
Ванечку Красин оперировал сам.
Сима в белом халате сидела на скамеечке у самой операционной. И лицо у ней было белое, как халат. Она ждала. Она молилась. Она не видела вокруг ничего и никого…
Только бы Ваня был жив! Только бы Красин спас его!!!
– Николай Николаевич, дыхание! У него остановилось дыхание! – закричал анестезиолог.
Сима точно почувствовала неладное! Замерла, напряглась, как струна натянутая: что, что там?
Врачи засуетились. Глаза у Красина были тревожные, но решительные. Не было в них страха…
Мальчик задышал вновь. И кажется, дрогнули скулы под маской хирурга. Он отдавал приказы, как полководец во время боя.
Сима поднялась со скамейки, потому что увидела, как идут дружной стайкой врачи из операционной.
Красин шел впереди. Сима к нему кинулась:
– Профессор, Николай Николаевич…
– Не реви ты, глупая! Страшное позади! Перевезут его в реанимацию. Через час тебя в палату пущу.
Сима упала перед ним на колени:
– Спасибо, Николай Николаевич, спасибо, спасибо…
Слезы градом, а кроме «спасибо» слова вымолвить не может…
Ирка набросилась на еду, как волк. Они с Витей не ели несколько дней. Не до того было…
Мать смотрела на нее странно.
– Ты ж фигуру бережешь! Что жрешь как зарезанная? Прямо не узнаю тебя!
– Ничего, иногда себя и побаловать можно, – улыбнулась Ирка.
– Балуйся, балуйся! Про баловство-то твое всем известно!
– Про какое?
– А то я дура и глаз нет, что по ночам ты шляешься.
– Мама, я давно уже взрослая!
За стеной орал пьяный отчим.
– Вон тебе дитя дорогое, за ним и смотри, за алкашом!
– Алкаш не алкаш, а муж законный, не добро ворованное, никто не тычет-то пальчиком, что чужое! – завелась мать.
– Ах, ты вот про что запела. А с чьих слов-то, мам, просто интересно. Кто видел?
– Кто видел, тот и видел! Развлеклась, да и уезжай от греха подальше. Баба у него опасная. Не захочешь и то забоишься. Сама это знаешь!
Ира двинулась к матери:
– Баба его – это я, поняла? А жаба вернется – он ее на болото и выкинет. Пусть себе скачет да квакает!
– Да, а жить где станете? У нас? Он хату-то свою продал.
– Не трясись заранее. На твое не заримся, в город его с собой увезу.
– Я-то не трясусь. А вот ты – остерегайся. Раньше надо было думать, когда бездетный был да холостой твой Витенька. А ты все нос воротила.
– Мое дело! Хотела и воротила. А теперь – хочу и ночую у него! Да, мам, нравится мне в чужой постели. Ну что уж поделаешь, такая я есть! – Ирка поднялась из-за стола. Вышла во двор, прихватив легкий плащик.
Мать за ней. Перекрыла ей выход, закричал:
– Стой ты, Ирка, бесстыдница! Дурья ж твоя башка, опасно к нему идти сейчас. Жаба-то в любой момент вернется!
– Плевать!
Ира оттолкнула мать и ушла.
Ирка шла к дому Симы, где ее уже заждался милый. Идет с гордо поднятой головой, ни от кого не таясь. Красавица же! Любима же! Чего не гордиться?
У самого дома ее подстерегла Мария Ивановна да как вцепится:
– Что ж ты, гадина, делаешь, а? Ты зачем приехала?
– Не ваше дело! – отрезала та.
Мария Ивановна стала трясти Иру:
– Не мое дело, говоришь! Очень даже мое! Я тебе покажу, как по чужим гнездам шастать! Ты увидишь…
Но та быстро вырвалась из ее рук.
– Как сами шастали по молодости да по чужим мужьям, так ничего. Не помните уже, да? А как я, так дрянь последняя. Постыдились бы! Пустите!
Ира грубо толкнула учительницу. И продолжила свой путь, на ходу поправляя разлетевшиеся локоны.
Мария Ивановна в страшном волнении мерила шагами темную учительскую. Даже свет не включала… Что делать? Как рассказать Симе о случившемся? Как быть? У ребенка операция, Симе и так несладко! А с другой стороны, как можно таить такое?
Думала, мучилась, а потом все же набрала междугородний телефонный номер.
– Девушка, мне очень нужно с Москвой поговорить… Когда? Через час? Хорошо, я подожду! Только вы примите заказ, запишите номер…
Сима сидела рядом с ребенком в реанимации. Ванечка еще не пришел в себя. Сима следила за каждым его вдохом.
– Ничего, сыночек, ты у меня поправишься! Ты еще бегать будешь, в футбол играть! Ты у меня сильный, правда ведь? – шептала Сима.
– Пойдем отсюда, Сима! Тут долго нельзя! Тебе и так исключение сделали! – ласково попросила медсестра. – Утром он проснется, вот тогда и придешь!
– Да никуда я не пойду! Никуда, слышишь!
Красин заглянул в палату – увидел Симу. Поманил пальцем в коридор:
– Я же сказал тебе! Посмотришь на него и выйдешь. А ты третий час сидишь!
Сима помотала головой:
– Никуда не уйду!
– Теперь одна надежда на его организм. Я все, что мог, сделал. Он должен жить…
Сима вдруг разрыдалась, уткнувшись в халат врача.
– Ну перестань. Пожалуйста, перестань! У меня персонал в отделении замечательный. Выходим твоего Ванечку.
Сима заплакала еще сильнее.
– Была команда не плакать! И сегодня тут не ночуй. Езжай к своей подруге! И никаких возражений.
В первый раз в жизни Сима ехала в такси по темному городу.
Вошла в квартиру Полины, та уже спала. Вдруг раздался телефонный звонок. Сима схватила трубку: вдруг из больницы! Но звонок был междугородним.
Через секунду Сима услышала взволнованный голос своей школьной учительницы.
– Да, Марь Иванна! Прооперировали! Сам Красин оперировал… Пока в реанимации, но через два дня в палату должны перевезти, – бодро рапортовала она.
Мария Ивановна сказала тихо:
– Симочка, я, наверное, не должна была тебе сейчас звонить в этот день. Но молчать не могу…
– Витя? Что с ним?…
– Да жив он, здоров как бык, кобель поганый твой Витя! Симочка, она вернулась, понимаешь? Симочка, она с ним у тебя дома живет! В открытую, на глазах у всей деревни! Чего делать-то будем, а?
– Да кто она-то? – переспросила Сима, будто сразу не поняла.
– Ирка!
Колеса стучали по рельсам. Поезд летел по бескрайней степи. Сима стояла, прислонившись к окну. Она не видела, что творится за окном. И словно видения, вспыхивали перед ней обрывки последних разговоров.
– …Куда ж ты рвешься? – спрашивал Красин.
– Вы сами сказали – Ваньке лучше. Не могу я мужа потерять. А вы… вы ж за Ванькой посмотрите?
– Конечно посмотрим, это наш долг.! Зорина, а то б осталась тут, в Москве! Руки у тебя хорошие, голова светлая. Я тебя в клинике оставлю работать. Выучишься на врача. Ну? На кой ляд тебе такой муж сдался, а?
Сима покачала головой:
– Надо ехать! Люблю я его!
Под стук колес Сима, как молитву, повторяла одно: «Не отдам его. Никому не отдам!»
Ира с Витей жарко целовались.
– Ты б ночник потушил, – проворковала Ира.
– Кому какое дело!
– Потуши!
– Скажешь – с неба луну достать, достану! – Он прижал к себе любимую…
Сима подошла к окошку. Увидела мужа и Иру: как лежат в кровати, как целуются, как ночник в комнате бесстыдно горит… Постучала крепким кулаком в дверь.
Ира встрепенулась:
– Стучат, что ли!
– Да и пусть стучат. Нам-то что! – Витя снова потянулся к Ире…
В этот момент, разбив стекло, в комнату с грохотом влетел здоровый булыжник. Витя вскочил, одним движением надел штаны.
– Я сейчас покажу, как стекла бить. Кто там такой умный, а? – Он распахнул дверь и отшатнулся.
На пороге Сима с чемоданом. Она молча прошла в комнату, оттолкнув мужа.
– Это я! Ну, здравствуй, Витя! – спокойно сказала жена.
Сима остановилась прямо у кровати, где лежала Ирка, прикрывшаяся до подбородка простыней.
– Ну и ты здравствуй!
Сима молча содрала простыню с Ирки. Та свернулась калачиком на кровати.
– Хороша! Спорить не буду! – усмехнулась хозяйка. – Нет у меня такого тела. И не будет. Судьбой не дано. А то, что дано, еще родами порчено.
Она бросила простыню обратно, повернулась к Вите:
– А чего ты не спросишь, как сын?
– К-как? – прошептал он.
– Позавчера оперировали Ваню. Красин сам оперировал. Хороший профессор. С головой мужик. И с душой доброй. И будет у нас Ванька как все дети. И в школу ходить, и физкультурой заниматься. И задыхаться, как раньше, не станет. А подрастет, так и спортом займется.
– Что ж ты его в больнице бросила? – пришел в себя Витя.
Сима усмехнулась:
– А у него сейчас реабилитация. Там врачи хорошие, и медсестры смотрят за ним. А через пару дней и мы за ним поедем. Вместе – ты и я.
– То есть как это? Как это – вместе! – пискнула Ирочка, – Как вместе?
– А вот так. Родители мы ему, оба. Бросать его сейчас без отца никак нельзя. Дети от болезни отходят, если дома все ладится. Так что вместе и поедем… – улыбнулась Сима.
– Витя, что ты молчишь? Скажи ей! – заверещала красавица. – Расскажи ты ей всю правду!
– Сима… Сима, отпираться мы не станем. Все, что ты видела, – правда. Я… Я люблю Иру. Она любит меня. И расставаться нам теперь нельзя! Невозможно! Мы счастливы, ты это понимаешь? – закричал Витя.
– Понимаю. Все я понимаю. – Сима голоса не повышала, и руки у нее не дрожали, и слезинки ни одной не проронила.
Она снова повернулась к Виктору:
– Развод я тебе не дам, да и не разведут нас в суде, ребенок маленький, после операции… Будем делить его, Ир, ты слышишь? По будням пусть тут живет, на земле работает – ему это привычней. Ну а в выходные к тебе, в город. Кто ж от такого тела-то даром откажется?
– Ты… ты с ума сошла?
– Да нет. Я в поезде вот ехала, все в уме вертела ситуацию-то нашу. Ну вот вам мое решение! Нравится?
Сима села за стол. Победоносно посмотрела на любовников.
– Витя, что же ты молчишь? Ну скажи ей, скажи! Это же дикость какая: она ж тобой распоряжается как вещью! – завопила Ира.
Витя голову опустил. Сима посмотрела на мужа жалостливо:
– Молчи, Витенька, молчи. Тебе тяжелей всех сейчас. Она ж семьи не хочет, ей бы только кувыркаться в кровати. А на кувырках далеко не уедешь! А? Не отвечай, Вить, не отвечай. Только сына бросить я не дам. И ты… не бросишь! Он ведь тебя любит.
– Виктор, да мужик ты или не мужик? – взвизгнула Ира. – Ну ответь!
– Права она, – тихо сказал вдруг Витя.
– Права! Потому что тебе, Ир, кроме постели ничего не надо. Ты за мужиком и смотреть не сумеешь. Ни постирать, ни приготовить. И понять не сможешь и простить… Непривычный ты к тому человек, Ира, не для него живешь – для себя. Так и живи дальше, как жила. А он к тебе каждое воскресенье ездить будет. Обещаю! А теперь убирайся из моего дома! – вдруг стала грозной Серафима. – Убирайся немедленно!
Ира вскочила с кровати:
– Да пошли вы оба! К чертовой матери! Ты – уродка, и он – урод моральный! Ненавижу!
Схватив в охапку одежду, Ирка пулей вылетела из спальни.
Витя за ней:
– Погоди! Погоди, пожалуйста!
Ира, на ходу надевая платье, отпихнула его от себя, хлопнула дверью. Сима посоветовала мужу:
– Ты за ней сейчас не беги. Бесполезно. Недельки через две остынет, тогда и поговорите!
– Змея! Змея ты! Ты не жаба, а настоящая змеюка! Да я тебя своими руками… – закричал Витя и бросился ее душить…
Кинулся на Симу – улетел в угол.
– Я в Москве киллера своими руками повязала. Не побоялась. Хочешь гулять – гуляй. Хоть направо, хоть налево, а бить себя не дам! Ты спи здесь. А я уж тут никогда не лягу!
И она гордо вышла из комнаты, метнув злобный взгляд на смятую кровать.
Нет ей теперь хода в супружескую спальню.
Сима заперлась в своей комнатенке, что была когда-то детской. Да так и просидела всю ночь на кровати. Даже плакать не могла. Не было у нее слез.
Бегал по степи красивый конь. Грива развевалась на ветру. Конь ржал, раздувал ноздри. И ничто не могло его остановить на бескрайнем просторе…
Сима с Марией Ивановной шли по дороге к деревне. Мария Ивановна смотрела на коня опасливо, а ну как на них помчится! А Сима животным любовалась. Есть в бегущей лошади что-то завораживающе-красивое!
Мария Ивановна нарвала маленький букетик полевых цветочков, Симе протянула:
– Гляди, последние. А в Москве, поди, уже холодно…
Сима кивнула. Она все смотрела на бегущую лошадь.
– Как же ты так смогла? Я думала, убьешь ее, глаза выцарапаешь, а ты… – вдруг не выдержала учительница.
Сима плечами пожала:
– Сделала как сердце велело…
– Ирка вчера подхватила чемодан, восвояси уехала. Твой… провожал ее, – горько заметила Мария Ивановна.
– Знаю, видела!
– Я вот поражаюсь, Сима! Что ты такая спокойная, а? Ты что, даже ему в морду не дала? И не высказала ничего? И не придушила на месте?
– Не дала. И не дам. А говорить… Чего тут говорить-то… Простила я его.
– Ну как ты так можешь? Ну что за мораль такая! Ты же умная девочка… ты… – завелась педагог.
Сима ее остановила:
– Вон лошадь по степи носится. А к вечеру домой вернется в конюшню, в теплое стойло. Было так и будет так… И Витя погулял – и вернется.
– То лошадь, а то человек. Сравнила тоже!
– Мне лошадь иной раз понятней человека бывает. А вы не судите меня. И понимать не надо, если не понимается. Нельзя всех в жизни одним аршином мерить.
Мария Ивановна отдала Симе букет:
– На! Поступай как знаешь…
Обиженная, она двинулась вперед по дороге. Сима догнала ее и обняла за плечи.
– Ну что вы… Я люблю вас, вы мне как родная. А терпеть – так это мне, не вам. А я вытерплю! Теперь, когда Ванька здоров, все вытерплю. Ну не уродилась я красивой, так чем-то другим надо брать! Так ведь?
Мария Ивановна смахнула слезу.
– Живи, Симочка, своим умом. Раз считаешь нужным так, значит, так оно и будет! Тут уж никто тебе не советчик.
Глава 8
//-- 1994 год --//
Грузовик, груженный кирпичом, проезжает мимо Симиных соседок-сплетниц. Они, годами не меняясь, сидят на лавочке, семечки грызут да кости всем моют.
– Видала, Симке повезли кирпич. На хоромы-то ее новые, – сказала первая.
– И что ж, большой домище-то строит? – спросила вторая.
– Да мне откуда знать? Я к ним не вхожа. Не компанейская она, ни в душу, ни в дом никого и никогда лишний раз-то не пустит!
– Может, оно и правильно? Вон Таня моя всем подружкам всегда все рассказывала. Я говорю: «Тань, у тебя язык-то как помело». А она: «Мам, мне на душе легче становится!» Легче-то оно легче, а мужик ейный ведь так и смылся – поминай как звали. Так и увеялся в дальние края зятек-то наш!
– Туда ему и дорога! Ничего, Танька при трех детях!
– А кормить их чем – этих детей? Колхоз вон развалился. С хлеба на воду перебиваемся… Было бы куда уехать – уехали б, как все! Хоть на рынке торговать, хоть в дворники, лишь бы подальше отсюда!
– Зато Серафима вон как поднялась за эти годы, прости господи, буржуйская ее душа! И коровы, и куры… И землю вон в аренду взяли, Витька самолично на тракторе пашет.
– Не буржуи это называется – фермеры, – поправила ее подруга, – теперь все новые названия, ты запоминай!
– Один хрен. А главное, что поразительно, при ее-то, прости господи, красоте, а ведь и не сбег Виктор!
Ехидно улыбнулась болтливая баба:
– Ну… Как мой зять-то не сбег. А что гуляет от нее, так это ясно! Каждые выходные в городе, понятно у кого…
– И как ей не противно?
Обе вздохнули.
Ну чего, правду они говорят! Каждые выходные Витя, как по расписанию, в город. К любимой Ирочке.
В выходные – у любовницы в городе. В будни с Симой в деревне. Тяжко, а все лучше, чем решаться на что-то… Такова природа мужская – половинчатость решений их не смущает! Ездит от одной к другой. А Серафима знает все – знает и молчит!
Разомлевшая Ирочка лежала на шелковых простынях.
– Хорошо как, господи! Вить, ну как с тобой хорошо!
Витя обнял Ирочку:
– Это потому, что я у тебя как праздник – раз в неделю! А жили бы бок о бок все эти четыре года – грызлись бы, как две собаки. И вся любовь кончилась бы. Ты ж, Ирка, даже стирать не умеешь!
Ира поморщилась:
– Стирать! Вот этими вот ручками? Фи! Я все в прачечную отдаю, ты же знаешь. Не способная я к этому… Зато… – Ира лукаво улыбнулась, – зато у меня другие способности есть! – И она сама кинулась на Витю…
Тут не вовремя зазвонил телефон.
– Господи, кто ж это? Может, квакушка твоя?
– Не! Симка не станет никогда звонить! – сказал Виктор.
– Ну вот скажи, ну честно, ты что, за все эти четыре года с ней ни разу, а? Ну что, ни разу? Ну, колись, колись! – смеялась Ирочка.
– Да я сказал тебе – ни разу! Она с ребенком спит, я один. А потом, она так упахивает меня по работе, вечером прихожу, валюсь с ног, даже жрать неохота! А ты глупости болтаешь… Скажи лучше, что ты делаешь, когда меня нет? – заинтересовался Зорин.
– Я? Я скучаю!
Пронзительная трель телефона раздалась снова.
Ира вскочила, схватила трубку. Звонил Пал Палыч:
– Привет, моя девочка. Не очень потревожил тебя?
– Нет, нет, что вы!
– Ну, судя по голосу, ты не одна, – засмеялся Пал Палыч.
– Да нет! Это вам показалось. Я слушаю!
– Надо бы нам встретиться и поговорить, Ирина Александровна. Завтра тебя устроит?
– Да, – прошептала она, чуя что-то неладное.
– Завтра в три. В обеденный перерыв в кафе «Купидон». Не забудь!
Ира положила трубку и вернулась в кровать.
– Кто это? – спросил Витя.
– Да так, по работе.
– Работа у тебя странная – целый день дома сидишь!
Ира взорвалась:
– Откуда тебе знать, что я делаю? Ты сюда раз в неделю нос кажешь! А я вон в магазине пять дней торчу, продаю китайское барахло, впариваю, как умею. А то, думаешь, на что живу? А ем на что? На твои подарки? Да всех подарков-то – два колечка… А простыни эти шелковые на что куплены? На мои трудовые! А маникюры, педикюры, чтобы тебе понравиться…
Она капризно захныкала. Витя обнял ее.
– Да ладно тебе. Я так сказал. Думал, с девчонками из магазина познакомишь – буду хоть знать коллектив твой, что там у тебя и как!
– Я что, дура тебя с подругами знакомить!
– Что, думаешь уведут? – засмеялся Витя.
– Ой-ой! Эко сокровище. Только я одна и могла на тебя польститься! А как я девкам в глаза смотреть буду, что я им скажу: здрасте, девочки, вот муж чужой, посещает меня по воскресеньям, да? Думаешь, это приятно кому! Да я со стыда сгорю людям в этом признаться! – запричитала Ира.
Ответить ему было нечем. Тяжело жилось Зорину до бурного романа с Ирочкой. А теперь стало еще тяжелей.
Приятный, небольшого росточка мужчина в очках обсуждал с Симой проект дома. Архитектора, который строил Симе дом, звали Василий Аркадьевич. Рядом стояла верная Мария Ивановна.
– Как вы просили, Серафима, кое-какие изменения я внес! Вот вместо одной спальни – две. Большая комната делится перегородкой надвое. Так устроит? – Он показал рисунок. – Тесновато, правда, но вы сами две отдельные спальни хотели!
Сима кивнула:
– Ну и отлично. То, что надо. И в каждой спальне свой балкон.
– Как и было задумано!
Сима забеспокоилась:
– До зимы-то успеем, Василий Аркадьевич?
– Обижаете! Вот-вот все будет готово.
– Осенью на переезд времени нет. Хозяйство большое!
– Цыплят считать будете? – улыбнулся Василий Аркадьевич.
– Ну и это тоже. Куры у нас тоже водятся, – согласилась Сима, – до зимы-то точно надо успеть!
– А куры-то ваши хоть несутся?
– Еще как несутся! Вы не представляете, Василий Аркадьевич, какая она у меня талантливая, – с гордостью заявила Мария Ивановна. – У нее все работает как часы: куры несутся, коровки доятся… Не нарадуемся!
– Сима ваша младшая сестра? – пошутил архитектор.
– Да ладно, льстить вовсе не нужно. Ну какая она мне младшая сестра: она моя ученица! – выпалила педагог.
Архитектор внимательно и лукаво поглядел на Марию Ивановну:
– Не поверю!
Учительница покраснела, прячась за Симину спину. Архитектор ей явно нравился!
– Вы мне, пожалуйста, Марию Ивановну не смущайте! Это член моей семьи, – велела мужчине Серафима. – Комната на нижнем этаже предназначена для нее. До деревни бегать не близко, будет у нас оставаться!
Архитектор внимательно и как-то очень тепло посмотрел на учительницу:
– А семья не против?
Мария Ивановна покраснела еще больше и опустила глаза:
– Я не замужем… Пока…
– Кстати, ваш супруг, Серафима, ни разу не видел проекта. Понравятся ли ему две раздельные спальни? – спросил архитектор.
– Понравятся-понравятся… – заторопилась Сима.
Ей хотелось быстрее перевести разговор на другую тему.
– А садитесь-ка вы в мою машину! – предложила она. – Поедем в райцентр. Там ресторан открыли, назвали, правда, по-дурацки, но кормят отлично! Мы им продукты поставляем. Все свежее, отравиться нереально, а вот поесть от души – самое то!
– Отлично. А музыка там есть? – повеселел Василий Аркадьевич.
– А музыка зачем?
– А когда в ресторане живая музыка, то и посетителей больше! Вы им про то скажите, Сима!
– Непременно! Поехали.
В зале маленького ресторана архитектор вдохновенно танцевал с Марией Ивановной. Он нежно держал ее руку в своих руках, женщина доверчиво прислонилась к плечу архитектора. Видно было, что нравится ему сельская учительница.
Сима задумчиво смотрела на них.
Музыка кончилась, Василий Аркадьевич подвел партнершу к столу:
– Благодарю!
– Господи, я не танцевала двадцать лет! Да, да, я не вру! Вот ровно двадцать лет! – прошептала счастливая Мария Ивановна.
– А я никогда не танцевала, – произнесла Сима тихо.
Архитектор услышал и удивился:
– Как?
– А так. В юности никто не приглашал – стенки подпирала. А теперь уж и некогда.
Архитектор встал и протянул руку Симе:
– Так давайте исправим положение. Я вас приглашаю.
– Спасибо! Уже горячее принесли. Поздно мне учиться, Василий Аркадьевич, – засмеялась Серафима.
– Глупость, Сима. Ошибки исправлять никогда не поздно. А что же ваш муж, вот он за вами ухаживал и что, никогда не приглашал танцевать?
Сима помрачнела.
– Вы курочку ешьте, на Симиной ферме выращена! И комбикорм сами заготавливали – никакой химии… – хвалила Симу Мария Ивановна.
– Спасибо, обязательно… Ну что же, Симочка, неужели не вспомнили?
– Нет, не вспомнила. Потому что вспоминать нечего. Он за мной, Василий Аркадьевич, не ухаживал. Это я его на себе женила!
Мария Ивановна подавилась. И архитектор стал нежно стучать ее по спине…
– А что, разве не так? – в лоб спросила Сима.
Она мечтала о лошадях, а все это время сама была рабочей лошадью. Пока вся деревня пила и костерила времена и правительства, Сима работала. Ферму строила, дом строила, за поросятами и курами сама ухаживала. Ну и главное – за Ванькой. После операции мальчик и вовсе перестал болеть. Рос смышленым и послушным… Мать не нарадовалась на него…
Не было у нее времени на себя и на свою внешность.
Ну а Ирочка Долгова как жила бездельницей, так и продолжала жить.
От разных кавалеров получала подачки, ну и на том спасибо. Подачек тех хватало, чтобы не работать и за собой следить.
По выходным ее навещал любимый Витя. В будни случались и другие – надо же женщине как-то жить!
Вот так думала Ирочка, без зазрения совести и на всю катушку используя свою внешность… Пока женщина молода и хороша собой, внешность ее кормит! Этому правилу она неукоснительно следовала. А других правил для нее и вовсе не существовало…
Ира бушевала, раскидывая вещи в разные стороны. Кричала на Витьку:
– Кто я тебе? Ты об этом хоть раз думал? Приедешь – поваляешься со мной в кровати и отвалишь обратно в семью! Что, думаешь, не обидно? Вот я молчу, а меня такая злоба разрывает! Она – жена, а я… я…
Ира упала на подушки и заплакала.
– Да где уж ты молчишь. Каждые выходные эту песню слышу! – нахмурился Витя.
– А мне уже и слова нельзя сказать!
Она опять зарыдала. Витя опустил голову, крыть нечем.
По будням он дома, с Симой и сыном, как примерный семьянин работает и почти не пьет… Ну а в выходные! Ну, не может лишить он себя такой радости!
– Ну потерпи еще немного!
– Чего терпеть? Куда уже терпеть? Иди вон к своей Симе, к своим курам и навозу, к своему Ваньке сопливому, – кричала Ира.
Вдруг Виктор вскочил, замахнулся на любовницу.
– Ты Ваньку не трожь! Не трожь, поняла?
Ира испугалась. Даже плакать перестала.
– Ты… Ты чего!
– Сын он мне! Поняла – сын! Нет у меня никого его дороже!
С той поры совсем перестала Ирочка про семью Витину разговор заводить.
Просто принимала его у себя раза три-четыре в месяц. Радовалась ему, ласкам его…
Странные у них отношения были, у всех троих. Странные… ну а в какой семье в шкафу скелет не спрятан?
Вернулся Виктор от Иры домой.
Ужинали они во дворе, потому что было тепло. Сима принесла еду на стол, увидела, как играет с подросшим Ванькой отец.
– А вот еще чего тебе папа из города привез! Гляди, это самолет! Вот какой! Вот, гляди, как он работает…
Виктор развернул коробку, достал большую красивую игрушку. Ванька аж подскочил от радости:
– Вот это да, папочка, спасибо! Пап, а давай полетаем!
– Сначала, Вань, суп, потом котлеты с картошкой. А потом полетаем! – сказала Сима строго.
– Пап, а нельзя наоборот? – умолял мальчик.
– Это как мама скажет!
– Нет, нельзя. Садись и ешь! – Сима была неумолима. Хотя, конечно, самолет ее обрадовал больше, чем самого Ваньку. Значит, любит сына Витя. И в городе не забыл в детский магазин зайти. Не только об Ирочке думает, но и о них…
– Видишь, мама как сказала! – поддержал жену Зорин. – Садись и ешь, а потом уже самолет!
– Мама строгая, а ты добрый! Ну ты же разрешишь? Ты же папа, ты главнее мамы, правда? – улыбнулся мальчик.
Он обнял отца. Сима посмотрела на ребенка, потом на Виктора.
– Конечно, Ванечка, главнее. Папа самый главный. Как решит – так и будет.
– Сначала – суп. Потом – игры, – сказал Витя строго.
– Поем, а потом полетаем! – обрадовался Ваня. – И ты со мной, да?
– Ну конечно!
Сима подняла глаза на Виктора.
– Что в городе нового?
– Все по-старому.
– В субботу тоже поедешь?
– А что?
– Просто тебя хотела попросить… Мастера к субботе фундамент закончат. Василию Аркадьевичу я доверяю… А все ж таки… Лучше б ты сам посмотрел!
– Конечно гляну. Да я и сам хотел! – виновато засмеялся Витя. – Дома я останусь, обещаю!
– Я все съел! Летим! Летим! – потребовал Ванька.
Витя подхватил мальчика и закружил над собой… Ваня хохотал от счастья.
– Нет! На самолете летим!
А Сима глядела на них и думала: «Вот и первые выходные без тебя будут, Ирочка…»
Ирочка шла на свидание к Пал Палычу в кафе «Купидон», как и договаривались.
Ира с годами стала еще эффектней: туфли на высоких каблуках, платьице в облипку. Окрас личика, правда, очень яркий, но ей идет!
– Прямо любуюсь тобой! Здравствуй, красавица! – Пал Палыч просиял, увидев ее.
Ира забыла о своих сомнениях и волнениях: поначалу что-то недоброе почудилось ей в звонке любовника. А теперь вот комплимент с порога, значит, все отлично будет!
– Привет! Зачем звал, да еще на люди! – Она села за столик, закинула ногу на ногу.
– Красавица! Прямо вот жалко с тобой расставаться, – вздохнул мужчина.
– Что? – встревожилась Ира. – Как это расставаться, с чего это расставаться, я не поняла?
– Ха! А вот с того. Дорого ты мне стоишь, Ира! – посмотрел на нее в упор любовник. – Ты бы работать, что ли, пошла! Все было бы дело. И не тосковала всю неделю. И денег бы не просила столько.
– Да сколько я прошу? Господи боже мой, даже стыдно говорить про эти копейки! – искренне возмутилась Ирочка.
– Стыдно? А мне вот не стыдно стало. И знаешь почему? Не один я у тебя, Ирочка. И все эти годы я прекрасно об этом знаю. Каждые выходные у тебя пасется этот хмырь деревенский. Так пусть он, а не я, семейный человек, оплачивает все твои расходы.
– Какой хмырь, Паша?
– Хмырь по имени Витя Зорин. Я давно все справки навел. Это для меня не новость. А новость вот какая: мы расстаемся. Так что вряд ли, Ирочка, могу быть тебе теперь чем-то полезен!
– Ты что же, другую себе завел? – Ира вся закипела. – Ты что же, вот так можешь меня оставить?
– А если и так! А если и завел? Мое право, Ирочка. А содержать двух любовниц я не в состоянии. Я – не падишах. Гарем мне не по карману. Все сбережения с книжек улетели в неизвестном направлении! Разве ты не знаешь об этом? Или в другом государстве живешь?
– Так ты… ты меня правда бросаешь? – До Иры только дошла серьезность его намерений. – Ты – меня, козел ты старый!
– Зачем так грубо? Мы расстаемся добрыми друзьями. Вздумаешь меня шантажировать – припомню тебе историю с Геной. И твое в ней участие. Так что расходимся по-доброму. В ресторане плачу за тебя последний раз. Дальше уже сама, голубушка. Да ты не плачь, не пропадешь! – усмехнулся Пал Палыч. – Такие дамочки, как ты, в огне не горят и в воде не тонут! Господи, где были мои глаза раньше!
– Ты что ж, меня больше не любишь? – стала давить на жалость красотка.
– Не кипятись и не ори на весь зал! Хорош комедию ломать, а? Про какую ты любовь говоришь, когда ты почти официально спишь с двумя мужиками? Ну что молчишь? Или нас не двое, а? Трое? А? Ну не молчи, королева! – И он засмеялся.
Этот смех был так отвратителен, так омерзителен, что Ирочке стало бесконечно жалко себя. Как она могла, как она могла дарить свое божественное тело этой старой обезьяне, этому сатиру, этому…
Про себя она обозвала его еще хуже, крепкие словечки в ее лексиконе еще как водились!
Ну, раз все кончено, так она уйдет первая! У нее Витька есть, он-то никуда не денется! Его-то любовь никогда не кончится!
Ирочка быстро вскочила и как дернет скатерть… На пол полетели и тарелки, и фрукты, и бутылка дорогого вина.
– Официант, счет, пожалуйста! – крикнула она на прощание.
Гордо развернулась и также гордо ушла – красивой походкой, через весь зал, постукивая каблучками…
Прощай, Пал Палыч! Не больно-то много она и потеряла!
Пока Ира с любовником разбиралась, Сима вместе с другими женщинами кормила цыплят. Вдоль забора, заглядывая на птичье хозяйство, шел Ленчик-уголовник с приятелем.
Постарел Ленчик, попил вволю, бороденку себе отрастил, а как был сволочью, так и остался.
– Ишь жируют буржуи! – сплюнул он. – Вдвоем не справляются, холуев наняли.
– Так, Лень, людям тоже надо где-то работать, – вмешался его приятель.
– Вот ты работаешь?
– Не!
– А к ним бы пошел?
– Да ни за что! Они же душу вытрясут, заставят пахать с утра до ночи, хуже любого колхоза. А пространство-то малое, все на ладошке, тут и не сачканешь. На фиг надо на них работать!
– Вот ты человек правильный, – подвел итог Леня. – И я тоже. А эти… Поубивал бы буржуев! Ничего, потрясем мы их еще! И скоро!
Во дворе нового дома Симы отмечали новоселье. Дом получился небольшой, но уютный, рядом с фермой.
Народу на новоселье собралось немного: строители во главе с Василием Аркадьевичем, несколько человек, что работали у Симы в хозяйстве, они с Витей, ну и, конечно, учительница Мария Ивановна.
– Разрешите все-таки тост! За хозяйку нового дома, за Серафиму! – поднял бокал Василий Аркадьевич.
Витя кашлянул, Сима поднялась:
– Нас тут хозяев двое – я и муж. Наравне мы. И дом этот такой же его, как и мой. И сын у нас общий. И ферма. Так что если уж хотите выпить, Василий Аркадьевич, так за нас обоих. Только так. И никак иначе.
– Симочка, ну… Ну не обижайтесь! Я просто Виктора знаю меньше. Но уважаю так же, как и вас. Все кругом рушится, а вы строите. И я, как человек, чья профессия – строительство, не могу нарадоваться вам. За вас! – смутился архитектор.
Все чокаются, говорят добрые слова.
– Так, может, поцелуетесь? – спросила Мария Ивановна бывшую ученицу. – Сима, Витя, давайте, вставайте, за вас же!
Народ радостно подхватывает идею:
– Горько! Горько!
Сима поглядела на мужа, подумала, встала было, да села опять…
– В другой раз, – ответила Сима строго, не захотела целоваться. Про Ирку вспомнила. И про то, что там он каждые выходные…
Витя тоже поднялся. Но, поймав взгляд Симы, все понял. Сел…
– Ну, тогда давайте за здоровье! – закричала Мария Ивановна, чтобы сгладить неловкость.
– Прекрасный тост, – поддержал ее архитектор, – Машенька, прекрасный тост! За здоровье!
И гости начали чокаться…
Гости пили-гуляли… А Ленчик с приятелем тут как тут, затаились у забора, дом разглядывают.
– Ты гляди – вот отгрохали дворец. А все на наши с тобой трудовые копейки, – окрысился Ленчик.
– А чего на наши-то?
– Ты считать умеешь?
– Ну?
– Закон есть такой в арифметике: если чего-то откуда-то убыло, значит, куда-то все это прибыло. Вот к ним и прибыло. А от нас, значит, убыло! Полдеревни с голым задом ходит. Да какой там полдеревни, вся! И мы с тобой, въехал? А буржуи шампанское глушат… У, ненавижу!
– А то! – согласился приятель.
– Так пусть поделятся. Витек, а Витек, поди сюда на минуту, – прокричал Ленчик через забор, подзывая Зорина.
Сима тревожно поглядела вслед Вите, вставшему из-за стола. Он двинулся к Ленчику. Никто, кроме Симы, этого не заметил.
Гости за столом пели песни. Архитектор склонился к уху Марии Ивановны:
– А другой тост за вас, старшая сестра!
– Да перестаньте вы, неудобно! И не называйте меня так, мне уже исполнилось так много… – смутилась Мария Ивановна, – так много, что я даже не могу вам назвать цифру…
– А вот это мне совершенно неинтересно! – перебил ее архитектор. – Мне интересно другое! – И он обнял учительницу за плечи…
У ворот Ленчик с приятелем наехали на Витю.
– Ты б хоть угостил, что ли! Чего жмотишься!
– Что пить будете? – хмуро спросил Зорин.
– А чего сами пьете?
– Вино сухое. Шампанское.
– О! Я ж говорил – буржуи! Ну, Витек, ну молодец! Да ладно, я пошутил. Я к благородным напиткам непривычный. Ты, брат, денег-то дай нам, хоть пивка попьем!
– Морда не треснет? – усмехнулся Витя.
– Чё, жадный стал, а? Мы ж тоже люди, – завелся Ленин приятель, – помним тебя с детства… Денег дай!
– Ладно! – Виктор протянул им несколько купюр. – Берите! И уходите!
Деньги они взяли, но не ушли. В кустах спрятались. А Виктор вернулся за стол.
– Ишь рожу наел! – сказал Ленчик приятелю, когда Витя уходил. – Треснуть бы по этой роже!
//-- * * * --//
Гости все пели. Сима на кухне с Марией Ивановной готовили чай, варенье по вазочкам разливали.
– Сим, ты представляешь, что он мне сказал?
– Василий Аркадьевич?
– Ну да. Говорит… ой, мне даже неудобно…
– В любви признался? – обрадовалась Сима.
– Хуже!
– А что ж тогда?
– Он сказал… не хочу ли я…
– Как?
– Не хочу ли я за него замуж выйти! – зажмурившись, произнесла учительница.
– А вы? Что вы ему ответили?
– Я ему показала паспорт!
– Господи, эка невидаль! Нашли что показать, – разозлилась Сима. – Он же старше вас годов на десять. У него же дети институт закончили!
– Я знаю. И что вдовец, я знаю. Но он-то не знал, сколько мне лет. Он же думал, что меньше! Симка, меня никто, никогда, ни разу в жизни замуж не звал!
Она заплакала, прижавшись к Симиному плечу.
– Так это ж здорово! – утешала ее Сима. – У вас семья будет! Я не знаю, как вы столько лет одна живете!
– Сама не знаю! Сим, что я сказала в ответ на его предложение?
– Что? – забеспокоилась Сима.
– А я сказала, что это глупо, что в этом возрасте молодиться грех. Что пошел бы он со своим предложением…
– Ну и дура вы, Мария Ивановна! Извините, но только дура вы полная.
– Я знаю, знаю, знаю! – плакала и смеялась учительница. – Я даже не ожидала от судьбы такого!
– А раз вы сами понимаете, что вы дура, я вам глупого поступка совершить не разрешу! Пойдете замуж! Василий Аркадьевич – чудесный человек, я это сразу поняла. Я видела, как он глядел на вас!
– А ты не дура? – вдруг спросила Мария Ивановна. – Я «горько» кричу, а она от мужа морду воротит. Или он все еще к этой ездит?
– Никуда он не ездит. Он по субботам в городе по делам бывает, – солгала Сима.
Никому, даже близкой подруге никогда она не рассказывала о поездках Виктора в город.
А как терпела – сама не смогла бы объяснить…
– Так, Мария Ивановна, вытерли слезы и пошли к гостям. Радоваться надо, а не рыдать! И теперь уж я вам точно свадебное платье сошью!
– Да когда тебе шить, тебе некогда!
– Ночами шить буду, не волнуйтесь! – заявила Сима ответственно. – И не вздумайте в магазине купить. Только в моем платье в ЗАГС пойдете!
Первую ночь в новом доме супруги спали каждый в своей спальне. За много лет уже привыкли ночевать в разных комнатах.
Спальня Симе нравилась, но уснуть на новом месте она никак не могла.
Раздался стук в дверь. Сима вскочила, на пороге стоял Витя.
– Тебе чего? – удивилась Сима.
– Так, поговорить.
– Утром поговорим! Завтра вставать рано, – грубо отрезала она.
Витя развернулся, чтобы уйти.
– Вить, а чего сказать-то хотел? – спросила вслед Сима уже по-доброму.
Витя вернулся. Зашел в комнату. Сел на кровать, а потом обнял жену, да так, что понятно стало, зачем пришел. Руки его заскользили по телу Симы.
– Да что ж ты… Да зачем… Да я…
Только не дал он ей договорить.
… Он вытянулся рядом с ней в кровати, а у нее слезы потекли по лицу рекой.
– Ну, чего ревешь?
– Так ведь забыла уж, как это бывает.
Витя усмехнулся, но уже не зло, как прежде. Он смотрел на зареванное лицо жены, и какая-то нежность в его взгляде мелькнула, доселе ею незамеченная. Она быстро отвернулась, пряча лицо в подушку. Вот запомнить бы, как он глядел на нее сейчас! Надолго-надолго! Ведь неизвестно, когда еще так ласково глянет!
//-- * * * --//
В городе обиженная Ира сидела на кровати. Витя протянул ей небольшую пачку денег.
– На вот, это тебе на первое время, пока без работы осталась!
– А я виновата, что магазин закрылся? Я все это придумала, да? А мне жить надо, жрать, пить, квартиру эту содержать… – причитала Ира.
– Ну, я на той неделе еще принесу.
Ох и дурак доверчивый Зорин! Думает, что и впрямь Ирочку сократили, а потому помочь ей надо! Не знает ничего о Пал Палыче, о том, что бросил он ее, и осталась она без средств!
– Да? Ты-то стал приезжать ко мне раз в месяц! Думаешь, ничего не замечаю? Что, с жабой своей спишь, да? – взревела Ирка.
– Прекрати.
– Ага, скажи еще, что она не жаба.
– Она не жаба, – тихо сказал он.
– Что? Что ты сказал? А ну повтори, повтори, повтори! Сутки ты здесь, я целые сутки только и слышу: трактор купили, конюшню строим… Разговоры, как у болвана деревенского.
– Так я и есть болван деревенский. Ты поди себе городского-то поищи! – засмеялся Витька.
– Что? Я на тебя пять лет жизни угробила, замуж второй раз не вышла, хотя могла бы, могла! Я, дурочка, уши развесила, пять лет тебя с женой делила… Ублажала! А теперь – поди вон, Ира, да?
Витя обнял ее.
– Да не сказал я такого, не сказал!
Ира начала расстегивать на нем рубашку и страстно целовать.
– И не скажешь… Не разрешу! Не пущу никуда!
На все теперь готова, только б не ушел!!!
Сима торопливо поднималась по лестнице ЗАГСа. Откуда-то сверху был слышен марш Мендельсона. И целая толпа людей, спускающаяся вниз, чуть не сбила Симу с ног. Счастливый жених нес на руках невесту. Ее-то, Симу, так никто никогда на руках не носил… Да и не удержал бы!
Подумала только про это, да голова закружилась, перед глазами все поплыло… Сима прислонилась к стене, тяжело дыша.
Она сделала еще несколько шагов вверх, и ноги подкосились. Она чуть не упала на ступени. А сверху слышен голос регистратора:
– Сегодня одной семьей становится больше… Вы вступаете в брак.
Симу подхватил молодой человек, помог ей встать на ноги:
– Женщина, вам что, плохо? Вам помочь?
Сима покачала головой:
– Нет! Дойду сама! Мне надо туда, скорее!
Она вырвалась из его рук и продолжила свой путь. Резко открыла дверь зала регистрации, как раз на последней фразе регистратора:
– Объявляю вас мужем и женой!
Гости стали чокаться бокалами с шампанским. Сима подошла к молодоженам. Мария Ивановна и Василий Аркадьевич кинулись целовать ее как родную.
– Симочка, прибежала все-таки, успела! Радость ты моя… Вот уж не думала, что на моей свадьбе погуляем, вот, гляди, какие фокусы-то жизнь вытворяет, а? – Учительница в сшитом Симой белом платье так и светилась счастьем да помолодела лет на десять. – Да ты чего такая бледная, а? – всполошилась Мария Ивановна.
Сима увела ее в сторону:
– Беременная я! Ой… поздравляю! – и вручила растерянной женщине огромный букет.
И тут уж все гости окружили новобрачных со своими поздравлениями. А Сима чуть в сторонке улыбалась, но было видно, что нехорошо ей. Пуговицу на блузке верхнюю расстегнула, чтоб дышать лучше.
Мария Ивановна от поздравляющих еле отделалась и снова к Симе кинулась:
– Симочка, а Витя, Витя-то знает, а? Ты Вите сказала?
Сима покачала головой:
– Нет. И вы молчите пока!
Сима знала, что теперь родится дочка. Она так долго мечтала о дочке, и небо ее услышало! Дочка, похожая на нее и на ее Витеньку…
Глава 9
Наутро Сима пошла встречать поезд на станцию. Приехала в их края Полина, журналистка из Москвы. А как не повидать подругу?
– Серафима!
Обернулась. Обнялась с Полиной Сергеевной.
– Господи, изменилась ты как-то, – удивилась Полина.
– Располнела?
– Да не сильно. А какая-то другая! Как Ванька?
– В первый класс пошел. Тьфу-тьфу, к врачам больше и не ходим. А профессор, ну, Николай Николаевич?
– Жив-здоров твой профессор.
– Это я знаю, по телевизору его видела.
– Огромный центр отгрохал на той самой земле. Какие-то иностранные инвестиции получил. Расширяется… Я все гда говорю: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Не во времени дело, а в самом человеке! – улыбнулась Полина. – А ты знаешь, он тебе привет передавал. Он тебя помнит!
– И я его!
– Институт-то закончила? – поинтересовалась гостья.
– Да, в прошлом году.
– С красным дипломом, надеюсь?
– С красным!
– Я и не сомневалась! Съезжу к вам в район, а потом на твою ферму, расскажешь, что к чему. Я ведь про фермерские хозяйства много пишу! – поделилась планами журналистка. – Вот скажи: не преследуют вас, не завидуют, гадостей не чинят?
– Да вроде нет. Я не замечала. – Сима засмеялась, хватая чемодан Полины. – Хотя – если честно – мне и замечать некогда! Идемте, я вас довезу. Я теперь на машине!
– Стой, дуреха! Он же на колесиках, его катить положено! – попыталась отнять чемодан Полина, но не тут-то было!
– Руками вернее донесу! Колесики ваши постираются еще, а мне не тяжело!
И Сима поволокла на себе чемодан к своей машине.
//-- * * * --//
Виктор пешком шел домой. Ему навстречу вышел нетрезвый Ленчик:
– Ну чего, добрый, что ль, вечер, буржуй!
– Не нравится, как ты меня зовешь, Лень.
– А сосать кровь трудового народа нравится, а?
– Это ты трудовой народ? Да ты на зоне, если так посчитать, почти полжизни пробыл, – усмехнулся Зорин.
Ленчик обиделся, потемнел в лице:
– Хорош прошлым попрекать, а! Денег дай. Мать надо в район к врачу везти, а у меня ни копья.
– Чего ты так часто повадился за подачками?
– За подачками! Экий ты, Витек, не добрый!
Витьке стало жаль Ленькину маму. Протянул ему денег.
– На в последний раз! Больше не дам, слышишь? Они у меня тоже на дороге-то не валяются.
Он двинул дальше, к калитке, а Леня вслед прокричал:
– Ну а чего? С двумя бабами-то живешь! Конечно обнищал!
Витя услыхал слова Ленчика. Вернулся в три прыжка.
– Заткнись, гнида!
– А не заткнусь и чё?
Витя размахнулся и что есть силы врезал Ленчику, тот отлетел к забору.
– Ножик достанешь – в третий раз тебя посажу, гад. Понял? Раз пожалел, теперь жалеть не буду! – пообещал Витя.
Леня корчился у забора от боли и шептал зло:
– Считай, сам себе приговор подписал, буржуй! Кончилась твоя мирная жизнь. Все, хватит!
Сима с Полиной осматривали дом.
– Тут моя спальня. Тут – Витина. Ну, гостиную уже видели. Кухня тоже внизу!
– Круто! Да ты, девушка, я смотрю, время даром не теряла!
– Время? Я его и не замечаю, время. Встаю в шесть. Ложусь не раньше двенадцати. Так и жизнь проходит. «Долог день до вечера, если делать нечего». Так говорят, кажется… Пойдемте, чаем напою! – повела Полину Сима в кухню, просторную и уютную. Налила чаю с вареньем.
– Варенье у местных бабушек берешь? – спросила Полина.
– Зачем? Сама варю, – обиделась Сима. – И компоты кручу на зиму, да много еще чего делаю. Я у мамы еще в детстве этому научилась. А что не запомнила, в кулинарной книге вычитала.
– Когда ж ты успеваешь?
Сима пожала плечами:
– Да ничего у меня нет, кроме работы. Вот и успеваю!
– И что, никаких конфликтов с местным населением?
– А вам конфликты нужны, чтобы написать про это?
Полина рассмеялась…
А Ирочка тем временем в красивом кружевном пеньюаре сидела у большого трюмо и расчесывала волосы. На кровати ее поджидал молоденький красавчик брюнет.
– Ну чего ты копаешься, Ир? – торопил ее Олег. – Иди сюда быстрее!
– Я не копаюсь! Я расчесываюсь! И все для того, чтоб понравиться тебе.
– Да нравишься ты мне, нравишься! Иди скорей!
– Что торопишься? Не на пожаре!
Он схватил ее и повалил на кровать…
– Смотри – увижу возле тебя кого – прирежу. У нас разговор короткий.
– Да нет у меня никого! Ты один! – клялась Ирочка.
– Ага! Так я и поверил.
Нравился Ирке Олег… Молодой, красивый, ревнивый. И в постели с ним было не хуже, чем с Витькой. Но разумеется, Зорин про Олега не знал, да и знать не должен был.
Олег это так, для души, решила для себя Ирочка.
А вот Витя… «Этот меня никогда не бросит! – думала она про себя. – Я в его жизни баба номер один. Что бы ни случилось!»
Высокого о себе мнения была Ира Долгова. Как, впрочем, все смазливые девушки.
Ночью под окнами Симиного дома Ленчик с приятелем пробирались к ее ферме. Вот и последнее окошко в доме потухло: Серафима потушила свет в спальне.
– Да не дрейфь ты! Пошли, теперь точно можно! У них там сторожей нету! – Ленчик поволок друга за собой.
Они подошли к ферме. Собака залаяла. Ленчик притаился.
Сима встала. Открыла окно, но никого во дворе не увидала. А что собака брешет, это ерунда, мало ли что почудилось псу! Снова легла, задремала…
А Леня с другом канистру достали, с бензином. Ленька ее разлил, да всего больше туда бензину плеснул, где лошадки Симины в стойле стояли. Немного их, лошадок, но они Серафимина особая любовь. Знал Леня – лошади огня боятся! Плеснул бензину, а дружку говорит:
– Ну давай, подноси спичку-то!
Тот от страха назад попятился:
– Я не могу! Страшно!
Ленька кинулся на него с кулаками:
– Я тебе покажу страшно, такое страшно покажу, что будешь до смерти заикаться. Подноси спичку, говорят тебе. А то в живых не останешься! – И вынул свой знаменитый раскладной ножик. – Ну! Поджигай!
– Я не могу… Нет… Люди же! Сгорят дотла! Посадят нас!
– Поджигай, я сказал!
Приятель трясся от страха, чуть не рыдал:
– Не, не могу-у!
Ленчик хладнокровно поднес нож к его шее. Лезвие сверкнуло.
– А так можешь?
Трясущейся рукой зажег парень спичку.
– Кидай!
Загорелось яркое пламя.
– Еще одну!
И еще одна спичка чиркнула. Третью сам поджег Ленчик.
– Ну, бежим! Бежим, тебе говорят!
С трех сторон заполыхала ферма.
И бежали от нее быстрее ветра два бандита…
А пламя разгоралось. И лошади уже ржали от страха, чуя ноздрями огонь.
Сима открыла глаза от дыма. Полыхало за окном зарево пожара.
– Витя! Ферма горит, ферма! – Сима кинулась из комнаты.
Скатилась кубарем по лестнице, упала, охнула, встала. Выскочила из дому в одной ночной рубашке – живность свою побежала спасать! Сквозь горящие бревна побежала к хлеву. И давай замки сбивать. Напуганная корова с диким мычанием выскочила из хлева, за ней – свиньи. А Сима вспомнила, что лошади-то, лошади ее остались! И – в горящую конюшню, накинув только на голову тряпку, что нашла на заборе, чтоб от дыма не задохнуться. Страшно было, а побежала спасать!
По одной Сима выводила лошадей. Выведет – и снова в объятую пламенем конюшню. Страха уже не было. Одно только на уме: лошадей спасти!
Витя проснулся от того, что Полина, оставшаяся у них ночевать, кричала:
– Вставай, Витя! К ней беги! А я в деревню, народ поднимать! Пожар ведь, пожар!
Витя бросился к ферме. Увидел издали, что жена коней выводит из конюшни, а на ней уже подол рубашки горит.
– Сима, вернись! Вернись, Сима! Сгоришь ведь!
С минуту постоял… Страшно было, а потом вслед за Симой бросился в глубь горящей конюшни…
Тут и Полина подоспела вместе с людьми. Бегут деревенские кто в чем спал. Бабы в основном, мужиков-то мало осталось. Бегут с ведрами воды да с лопатами, чтоб песком пожар засыпать.
– Симка горит! Люди, Симка горит!
– В пожарку звонить надо! – кричал бригадир дядя Петя.
– Да пошел ты, старый! В пожарку! Пока пожарка приедет – всей деревней сгорим! – возражали бабы. – Мужики, лопаты берите, песком засыпем!
А пламя полыхает. И дым выедает глаза. Не видно ничего Виктору в этом дыму.
– Сима, Сима, где ты? Сима! Уходи! Уходи, Сима! – кричал Виктор.
Нет Симы… Не отзывается…
Виктор еще глубже зашел… Господи, вот она лежит, держа под уздцы последнего коня. Не может уже пошевелиться. Делать-то что?
Он подхватил ее на руки и вынес из дыма и огня. Положил бережно на землю. Полина бросилась к ней:
– Сима, Симочка, очнись, глаза открой, Сима!
У конюшни запылала крыша, и огромная балка сорвалась вниз…
– Отходи! – кричали люди.
Витька снова взял Симу на руки и понес. Как дотащил до дому – не помнил. Тяжело ли было – не знал.
А Сима была без сознания и не знала, что он ее нес на руках – вперыве в жизни.
Сквозь пелену тумана увидела Сима в своей палате врачей и медсестер. Сестра убрала капельницу, вынула иглу из вены на руке.
– Ваня где? – спросила Сима тихо.
– Доктор, она в себя пришла! – обрадовалась медсестра.
Молодой симпатичный врач подошел ближе к Симе:
– Как вы? Говорить не надо, только кивните, ну, получше?
– Сын мой где? А Виктор где?
– С сыном все в порядке, не волнуйтесь, он не пострадал. А муж ваш вторые сутки в коридоре сидит – не спит, не ест! Все о вас спрашивает…
– Позовите…
– Серафима Ивановна, давайте завтра – отдохните пока! Он же никуда не денется… Ну!
– Позовите! Сейчас! – сказала она громче и настойчивей.
– Хорошо. Только недолго!
Врач вышел из палаты и наткнулся на Виктора, который беспокойно ходил по коридору.
– Идите к ней – очень просит. На пять минут, не больше, пожалуйста! Она очень слаба.
Виктор метнулся к двери. Врач остановил его:
– И вот уговор: о том, что она потеряла ребенка – не нужно сейчас… Она еще не готова к этому, только пришла в себя, вы слышите?
– Какого ребенка, я не понял?
– А, так вы и не знали… Вашего… Ни слова ей, понятно?
Виктор растерянно кивнул, зашел в палату. Сима увидела мужа.
– Подойди, сядь ко мне! – попросила Сима.
Виктор присел на край кровати.
– Прости, не сказала тебе. Не знала, как ты отнесешься…
– Ты о чем, Серафима?
– Не дури, Вить… Они уже все тебе… про ребенка сказали…
– Да жив Ванечка, все в порядке, что ты ей-богу! Завтра приду с ним тебя повидать! Сим, не волнуйся же ты… – попытался он улыбнуться.
Сима упрямо помотала головой:
– Не про Ваньку я. Про второго… Ты же знаешь. Потеряла я его, Витенька…
– Знаю! От чужих людей знаю! Чего же ты мне не сказала, что второго носишь? Чего? Молчала, как партизанка! – закричал он.
– Так ведь ты, Вить, не спрашивал.
– Не спрашивал… Ты не думай об этом, Сима! Не надо про это сейчас думать!
– Дурость ты говоришь, Вить! Больше всего на свете я этого хотела! Хотела, чтобы дочка у меня была. Помощница…
Она отвернулась к стене, чтобы муж не видел ее слез. Плакала беззвучно, не дрогнув телом, не всхлипывая. Только молча слезы капали по лицу, а губы плотно сомкнуты, чтобы стона из них не вырвалось. Витя сидел на кровати как потерянный.
– Врачу скажи, что я… Я сама догадалась. Молодой он, не знает, как слова подобрать, чтобы сообщить. Так и скажи – сама догадалась Сима.
– Ладно… Я с тобой еще посижу, можно? – спросил Витя робко.
– Иди, не сиди тут! – скомандовала она.
– Да я тихо…
– Сказала иди! Ну! – перебила Сима.
Виктор оставил кулек с яблоками и вышел из палаты.
И тогда уже она смогла зарыдать в голос, потому что никто теперь ее слез не видел и не слышал…
//-- * * * --//
Полина с Виктором шли по парку больницы.
– Я говорила с врачами… Вот уж не знаю, обрадует вас это или огорчит… – начала Полина. – Детей у нее никогда больше не будет! Выкидыш был, операцию ей делали. И уж не знаю: по врачебному ли недосмотру или грех их обвинять, но это приговор. Так что руки у вас теперь развязаны, Зорин! Можете уходить от нее, если сочтете нужным! Мне-то все известно про вашу жизнь, вы уж извините!
– А чего это вы со мной так разговариваете?
– А потому что ты этого заслуживаешь! Ты к ней как относились, Виктор? Как к скотине! Пашет, ну и ладно. Нет, к скотине лучше относятся! За ней хотя бы смотрят нормально! Поят, кормят… А Сима… Она для тебя чем была? Источником дохода? Живым толкачом? Да ты бы без нее спился и умер под забором.
– Да вы что несете, Полина Сергеевна?
– То, что есть! Что, правда глаза колет? Ты даже не задумывался никогда, кто рядом с тобой! Что это за человек, что за женщина. А женщина она замечательная! – завелась не на шутку Полина. – Таких поди поищи! И ты ее просто не стоишь.
– Вы не в свои дела не лезли бы. Сами разберемся! – буркнул он.
– А я буду лезть! Потому что люблю ее! Потому что она – личность! Все на свои плечи взвалила и не жаловалась никогда! И тебе была предана! А ты? Ты предан ей? Ты хоть знаешь, о чем она мечтала?
Виктор пожал плечами:
– Так ведь она все молчит больше! Она говорит мало, как же я пойму? Я мысли читать не умею.
– Эх ты, молчит! Чего с тобой общаться, ты же слушать не умеешь! Ты свою жизнь только на удовольствие и расходуешь. А что человеку с тобой рядом тяжко, никогда не замечал! – махнула рукой женщина.
– Это она вам такое сказала?
– Нет, она жаловаться не умеет. И жалеть себя не дает! Это я поняла и без слов.
– А про что Сима мечтала-то? Про дочку? – вдруг спросил он.
– Про дочку. Про свой завод конный. Лошадей она любит, Зорин!
– Точно! У нее же отец конюхом был! – вспомнил Витя. – Я с детства помню! Полина Сергеевна, какие теперь лошади! Ферма сгорела дотла!
– Молчать будешь? Ты же знаешь, кто поджег, – посмотрела она на него с укором.
– Я в милиции был. На Леньку дело завели уголовное. Я ему так не спущу в этот раз.
– Ну и правильно. Мне ехать пора. Жену береги. Не будет у тебя второй такой Серафимы. Знаешь, как говорится: «Что имеем не храним, потерявши плачем!» Симе ни слова, – попросила Полина.
– Да понял…
– Эх, Зорин, Зорин… Может, выйдет из тебя еще человек. Дай-то бог!
Ленчика допрашивал следователь.
– И ссоры у вас в тот вечер с Зориным не произошло?
– Да какая такая ссора, начальник. Он дружбан мне, денег дал для мамы. Он мне как родной! Чтобы я родному стал хозяйство палить? Ты за кого меня держишь, а?
– А вот потерпевший утверждает обратное. Вы угрожали ему. Он ударил вас. Вот тогда ночью вы прокрались во двор Зориных и подожгли хозяйственные постройки! Ведь все было именно так?
– Да чё ты лепишь в натуре? Я выпил да уснул дома. Мать подтвердит!
– Сказала уже – не было тебя в тот вечер дома! – Следователь грозно посмотрел на Леньку.
Тот сплюнул:
– Карга старая. Да чё она помнит, у нее головы уже нет!
– Все она помнит. И еще есть свидетели, как ты нес по деревне ночью канистру с бензином.
– Кто видел, кто?
– Не ори, рассказывай все по-доброму.
Ленька свернул огромный кукиш.
– Во видел? А Витьке передай: выйду с зоны – попишу так, что страшней своей бабы станет!
– А ты ему сам скажи! Зорин! – громко позвал следователь.
Витя вошел в кабинет.
– Можешь не повторять, Ленчик. Слышал все, дверь тут тонкая. – Он размахнулся и ударил Ленчика под дых так, что тот пошатнулся. Еще один удар. И еще…
– Все, все, Вить, хорош! Хорош, говорю! – остановил следователь. – Уведите подозреваемого! – крикнул он охраннику.
Вошли двое конвоиров. Заломав Ленчика, повели его к выходу. Он обернулся в дверях:
– Пригроблю ведь, Витька! Не сейчас, так потом!
– Иди-иди, не боюсь!
Дождавшись, когда Ленчика выведут, следователь вздохнул:
– Слушай, Вить. За решетку-то мы его упечем. А ведь выйдет и вправду прирежет!
– Кишка тонка! Да и не боюсь я ничего, товарищ капитан! И так я жизнью весь перерезанный…
Грузовик, кирпичом груженный, едет по улицам деревни. В кузове Серафима сидит на груде кирпича. Рядом архитектор.
– Мы тебе новую ферму отгрохаем, лучше прежней! Что, не веришь? – спрашивает Василий Аркадьевич.
– Это как получится. Мне лишь бы лошадкам крышу над головой построить! У меня тут новые кони скоро появятся!
– Ну и отлично! Не волнуйся, у меня получится обязательно лучше прежнего. Я ж твой должник. Ты мне, считай, Машу сосватала! А она – чудо! В пятьдесят пять лет впервые понять, что такое чудо дорогого стоит!
– Так ведь лучше поздно, чем никогда, Василий Аркадьевич!
– Шутить начала – значит, на поправку идешь! – обрадовался архитектор. – А как ферму отстроим, я тебе и дом обновлю! Сделаем тебе спальню – одну, но большую-большую, чтобы помещался в нее этот… Как его сейчас называют, о, сексодром! Ну, кровать такая здоровая!
– Да на кой он мне? – засмеялась Сима.
– В твоем возрасте самое оно, то, что доктор прописал.
– На кой ляд мне сексодром, если секса нету! – сказала Сима правду.
– Это как же нету! – удивился архитектор.
– А вот так, нету. Долг есть. Работа есть. Сын есть. Вроде как муж есть. А секса нету.
– Чего-то ты мудришь!
– И не думаю. Я женщина простая, как три копейки. Что на уме, то на языке. И знаете, вот что я вам скажу: нету этого сексу, а я и не жалуюсь! У меня на него все равно времени не хватило бы! Ну вот, приехали!
Грузовик проехал мимо соседок-сплетниц.
– Опять Симке кирпич повезли, – сказала первая.
– Только сгорела, а уже строится!
– Кредит, говорят, в банке взяла.
– А отдавать с чего будет? У ней же все дотла сгорело!
– Дотла-то дотла, а голова цела! При такой голове и пожар переживешь, и наводнение…
– Это точно. Вот моя Танька – будь хоть в пол-Серафиминого ума – не разбежалась бы с мужем. А то дура дурой. Тридцать пять лет, детей трое, а сидит на бобах!
– Не! Симка бы те бобы вытащила да на обед сварила! О как!
Обе засмеялись.
– А чего, Танька жалуется? Без мужика-то плохо?
– Не мед. Тошно одной-то… Сама знаешь. А что тут в деревне ловить: двух стариков да трех пионеров? Вот и все мужики наши!
– А что, думаешь, в городе их больше? Ага, щас! Ширше карман растяни!
– В городе мужики, поди, одни бандиты! Я так думаю, – вздохнула сплетница. – Бандиты одни и зарабатывают денежки. Гляжу, вчера соседские-то ребятишки в бандитов играют, как раньше в космонавтов. Вот дела пошли какие!
У Иркиного дома притормозила машина. Из нее вышел Олег.
– Можешь отъехать, через полчаса заберешь меня, – сказал он водителю.
– Э, я не понял, ты чё, скоростной трамвайчик? За полчаса не управишься!
– Еще чаю попью. Брысь отсюда! – захохотал Олег.
Машина отъехала. У подъезда дежурили двое, ну вроде мотоцикл починяли. Только Олег зашел в подъезд, вышли на связь.
– Короче, тут он, у телки своей. Сказал, полчаса хватит. Через полчаса и остальные подвалят. Ну, понял…
Ира, как всегда во всеоружии, открыла дверь.
– Ну что, заждалась? – обнял ее Олег.
– Еще как! Скучала по тебе, заинька! Ой как скучала!
– Только учти, я ненадолго! Дела… Это у тебя день на день похож. А я, знаешь ли, человек деловой. Ну пошли, займемся самым важным.
– Подожди, подожди, Олежка! Мне поговорить надо! – отбивалась Ирочка.
– Что-то я не помню, чтобы мы раньше много разговаривали. Может, потом, а? – удивился Олег.
– Но это важно! – не унималась Ира.
– Нет важней дела, чем поход с тобой в спальню! Ну!
– Олеженька, миленький, но это правда важно! – Ира преградила ему путь в комнату.
– Ну чего, говори…
– У нас будет ребенок. Беременная я.
Ошарашенный, злой Олег заорал на Иру:
– Что? Ребенок? Да ты чего, ты с ума сошла? Да мне это на фиг не нужно! Ты с ума сошла, что ли, Ирка, или шутишь?
– Что ж теперь делать? Я не шучу! – чуть не плакала Ирочка.
– Ты взрослая тетка, на три года меня старше: не знаешь, что делают в таких случаях? Топай к врачу, избавляйся…
– Я боюсь!
– Я тоже боюсь! Я много чего боюсь! Всю нашу бригаду вчера чуть не положили! Чуть разом на тот свет всех не отправили!
Он схватил Иру за волосы и притянул ближе.
– О, как страшно было, пули-то рядышком свистели. Это страшно, а ты фигню несешь. Не нужен мне ребенок, понимаешь ты – не нужен!
– Да я не смогу одна, ты что! Я не смогу!
Олег засмеялся:
– А чего одна-то? А где твой конюх-то деревенский, все приезжал на выходные?
– Да что ты такое говоришь?
– То говорю, что знаю! Найдешь его, вот на него свое потомство и вешай. Ты поняла?
Парень полез в карман. Бросил ей пачку денег.
– Все, что могу! И хватит про это!
– Нет! Не уходи, пожалуйста, не уходи!
Он отмахнулся от нее, как от надоевшего насекомого. Ушел, хлопнув дверью.
Ира упала на кровать и зарыдала.
Олег вышел из подъезда, закурил. Почти в ту же секунду подъехала машина с его подельниками-братками.
– Ну чё, успел? Во скорость!
Из машины послышался дружный хохот. Олег открыл дверцу машины, чтобы сесть. В эту секунду еще один автомобиль подъехал к другой стороне узенькой улицы. Да не остановился, а на ходу обстрелял машину Олега.
Олег метнулся к подъезду. «Мотоциклисты» быстро достали оружие. Выстрел. Еще выстрел… В упор!
Ира вздрогнула от выстрелов, что послышались за ок ном. Кинулась к окну. И увидела, как оседает на землю Олег, изрешеченный пулями. Как прыгнули в проезжа ющую машину два «мотоциклиста». И машина стремительно рванула с места.
Ира отшатнулась от подоконника… Побежала из квартиры на улицу.
Тело Олега распласталось на земле. Автомобиль его друзей был весь изрешечен. Все мертвы… На секунду Олег открыл глаза, когда Ира взяла в руки его голову, пытаясь приподнять.
– Олег! Олег!
– Прости. Лошку твоему деревенскому ребенка воспитывать надо, поняла? – Он потерял сознание.
– Олег! Олег!
Он больше не шевелился.
Ира быстро побросала вещи в дорожную сумку, что под руку попалось. И пока не явилась милиция, заперев квартиру на все ключи, уехала в деревню.
//-- * * * --//
Ване предстояло это осенью идти в первый класс. Сима этим гордилась. Только вот в школе набор маленький – нет первоклассников в их деревне. Мария Ивановна, переехав к мужу в райцентр, посоветовала Симе: пусть, мол, Ванька у нас поживет, в первый класс тут походит. А если надо, она с ним и позанимается дополнительно!
Не хотелось Симе сыночка отпускать, но друзья ее убедили – так лучше.
– Мам, я не хочу в райцентр! – канючил Ваня.
– Ты ж не к чужим едешь: будешь жить у тети Маши и ее мужа. Они же добрые. Ну что делать, если нет у нас в деревне ребятишек, вот школа и закрывается. В райцентре поживешь, а мы тебя навещать будем. Ладно?
– Я подумаю? Или вы уже за меня все подумали?
– Нет другого выхода, сынок. Есть такое слово «надо». Мы ж тебя не в интернат отправляем, а в добрую семью, к друзьям нашим. Ты же любишь тетю Машу? – уговаривала его Сима.
– Ну да, мам, вот ты будешь приезжать ко мне, я знаю. А папа все занят да по воскресеньям в город ездит. Он же не приедет ко мне ни разу!
– Разве? Он уже давно в город дорогу забыл. Вот увидишь, он будет к тебе приезжать! – обещала мать.
– Нет, мам, ты забыла. Или вспоминать не хочешь. В город он на той неделе ездил. Ездил-ездил, а ты в комнате сидела и плакала. Я помню!
Сима обняла сына:
– Тебе показалось!
Шел Витя по улице. Вдруг перед ним показалась Ирочка.
– Ты зачем здесь? – испугался он.
– За тобой! Долго не едешь. Не могу я одна, – хитро улыбнулась Ира.
– Уйди! Не время. Да и не было уговора, чтобы ты за мной приезжала! – отшатнулся он.
– Ты что, мне не рад?
– Ты б хоть сообразила сама, что здесь не надо появляться. – Видно, что Витя вовсе не хочет перед людьми с Ирой светиться.
– Я как соскучусь, у меня соображалка не работает! – прижалась она к нему. – У меня все мозги ниже.
Она бесстыдно взяла Витину руку и приложила к своему телу.
– Ничто не дрогнуло, а?
– Малахольная! Люди же увидят, – испуганно озирался по сторонам Зорин.
Ох, не узнавала его Ирочка! Что это он такой осторожный?
– Плевать на людей. Есть только ты и я! И никого больше на белом свете. Я тебя вечером жду у речки. Помнишь, где раньше встречались?
– Иди, иди! Я приду! Только с делами разберусь и приду! Обещаю.
– Верю. Не опаздывай, а то как бы я не раздумала! – снова своим серебряным смехом рассмеялась она. – Жду, Вить, жду-у-у-у!
Насилу вырвался, шел после этой встречи, и мотало его из стороны в сторону. Завернув за угол, он увидел двух соседок-сплетниц.
– Витька, что ль, выпил опять?
– А то! Она пашет, он пьет! Такой у них расклад в семье.
Витя обернулся, зло гаркнул:
– Идите своих зятьев обсуждайте, тетки!
– Видала! Горбатого могила исправит. Вот я думаю: хорошо, что дочка твоя с мужем-то разошлась. Одиноко, зато спокойно, – вздохнула первая соседка.
– И я о том! – поддержала ее подруга. – А то ведь при мужике жить, как на бочке с порохом сидеть. Весело, но опасно!
Ира пришла к поваленному много лет назад дереву. Сидела, скучала, злилась. Вити все не было.
В это время Сима и Витя провожали сына. В грузовик загрузили Ванины пожитки. Мария Ивановна подсадила мальчика в кабину.
– Все, Сима, долгие проводы – лишние слезы. Прощаемся-то на неделю! Через неделю как миленькая к нам прилетишь.
– А как же. Ко мне ведь в детдом никто, кроме вас, Мария Ивановна, и не ездил. Бабка старая была. А я каждые выходные ждала, у окошка сидела… Ладно, что это я! Ваня, умницей будь!
Она поцеловала сына. Мальчик обнял мать и не хотел отпускать.
– Вань, мужик ты или нет? Ну-ка, глаза-то высуши! – осадил его Витя.
– Ехать надо, чтобы засветло добраться. Ванечка, маму-то отпусти. У нее тут дела, а у тебя теперь новая жизнь начинается, – успокаивал ребенка архитектор.
– Не хочу без мамы, не хочу!
– Все, Иван, нахныкался. Езжайте! – приказала Серафима.
Грузовик отъехал. Сима и Витя стояли рядом, махали руками. Вот машина скрылась за поворотом, и остались они вдвоем на дороге. Сима усмехнулась:
– Ванька вот уехал, теперь даже не знаю, о чем с тобой буду говорить.
– Я пойду, пройдусь…
– К друзьям?
– Да какие друзья? Нет у меня друзей. Не любят нас люди, Сима! – зло произнес Зорин. – От меня как от чумы шарахаются. Поперек горла мы у них стоим своей фермой! Буржуями зовут, куркулями!
– Ты на людей напраслину не возводи. Бездельники не любят – это да. Так я им тем же отвечаю, – спокойно ответила Сима. – Хорошо лежать, в потолок плевать да жизнь хулить, какая она тяжелая. А самому ничегошеньки не делать! Не уважаю таких!
– Ладно. Я пойду. А ты ложись, не жди…
– Вить! А можно я с тобой? – вдруг попросила она.
– Да не надо, Серафима! Иди домой, иди!
Он быстро пошел прочь. Сима внимательно смотрела ему вслед. Точно что-то заподозрила…
Витя торопился на свидание с Ирой. Подошел к ней, обнял ее. Она прислонилась к его груди головой своей дурной и кудрявой.
– И не верю, что пришел. Час ждала!
– Сына в райцентр отправляли. Учиться там будет…
– На тебя похож? – вдруг спросила она.
– Одно лицо в детстве. Люблю я его очень.
– А меня?
Витя сжал ее в объятиях.
– Сама знаешь… Жизнь ты мне поковеркала, Ирка…
– А мою, думаешь, нет? Думаешь, что счастливая, с чужого стола крохи подбираю? Ну иди сюда, иди…
– Что же ты делаешь со мной, Ирка… Что делаешь!
Она увлекла его за собой… Оба медленно опустились на песок у реки. А река уже сияла в лунном свете. Тихая гладь переливалась серебристыми бликами…
Во дворе за столом мать с Ирой завтракали. Ира ничего не ела.
– Ты чего, на диете? Так в тебе и так кожа да кости! А мужики, сама знаешь, на кости не бросаются! – хихикнула мать.
Ира отвернулась.
– Опять небось своего Зорина приехала повидать, а? Как тогда!
– Ну, считай, угадала.
– Ой! Толку-то с ваших свиданий. Все одно он повязан насмерть. Хозяйство большое, общее. Ферму им спалили, так они новую через полгода отгрохали, – рассказывала Вера. – Богатство, оно, знаешь, какое. От него так просто и не отказываются, ты это держи в уме, дочка. Что тебе от Зорина надо?
Ира внимательно посмотрела на мать:
– Беременна я от него. Вот что.
Мать охнула, за сердце схватилась:
– Ой, люди добрые! Нашла же от кого, а! Что ж ты такая непутевая-то, а? Ну, пиши пропало. Считай, что ты мать-одиночка.
– Это почему же я так должна считать? Мы еще посмотрим кто кого!
Сима с помощницами кормила птицу, когда Виктор выезжал с фермы на машине.
– Поди сюда! – крикнула Сима.
– Ну? – нехотя отозвался он.
– Она приехала? – спросила Сима в лоб.
– Ну приехала!
– Виделись?
– Ну поздоровались.
– Ясно. Виделись. А она не сказала, чего из города так спешно, а? Не поделилась? Я семь лет ждала, что ты одумаешься. Семь лет! Не судьба, видимо.
– Ты на что намекаешь?
– А только на то, что есть. Одна я. Одна была, одна и останусь. Тебя нет! Вот ты возле меня, а не со мной. Давай разведемся по-честному, – вдруг предложила жена. – Иди, живи с Иркой своей. Ванька подрос уже. Я тебе препятствий не стану чинить, чтобы ты с ним общался… Что тебе еще надо? Денег надо – дам. Дом надо – отдам… Не могу так больше, Витя, не могу!
Сима развернулась и ушла. Витя застыл в нерешительности. Машину бросил, пешком пошел к Ирке…
Они лежали на песчаном берегу реки.
– Люблю тебя! Сто раз сказала себе – брошу насовсем. А не могу.
– Ир… Она развод согласна дать.
– Кто? Серафима? – не поверила своим ушам Ира.
– Ну да. С Ванькой, говорит, общайся. А я, мол, с дороги уйду!
– Врет!
– Что врать-то? Она тоже знаешь со мной намучилась!
– Так чего мы тут на песке валяемся? Разводись! И имущество дели – заживем, как люди, – обрадовалась красавица.
– Какое такое имущество? Ей все оставлю. Ей и сыну… Она строила, старалась. Да если бы не она, ничего бы и не было!
– Ты чё, сбрендил? – закричала Ира. – Да ты пахал на нее все эти годы! Да она на тебе как на осле ездила, ведьма такая. Да я ее…
Витя зачерпнул рукой воду и брызнул на Ирку.
– Остынь! Не надо мне ее добра. Ничего отсуживать не буду. Если разведемся, голым и босым уйду!
– Это последнее твое слово?
– Да.
– Ну так и живи с уродиной!
Ира вскочила с песка и убежала.
Понурая Серафима налила себе чаю, положила ложечку сахару. Подумала, положила еще две. Глотнула чаю, да и отодвинула – не пьется…
Серафима поднялась по лестнице медленно, будто каждая ступенька давалась ей с трудом. Так бывает, когда горестный груз давит на плечи человеческие. Вошла в комнату, открыла ящик письменного стола, достала бумагу и ручку.
Вывела крупно: «Дорогая Полина Сергеевна!» Тут кто-то кашлянул за спиной. Сима испугалась, обернулась всем корпусом. В дверях стоял Виктор.
– Тебе чего?
– Да так… Узнать хотел, что делаешь…
– Письмо пишу Полине Сергеевне.
– Меня хаешь? Пишешь, такой, мол, сякой, неблагодарный…
– Нет у меня другой заботы! Человек у нее есть знакомый, может помочь в одном деле.
– Это в каком? – вдруг заинтересовался он.
– А что, интересно? Тебя ж моя жизнь прежде и вовсе не интересовала…
– Ну… Все ж восьмой год в одном доме живем. Попривык я как-то…
– Попривык, – передразнила Сима. – Лошадей хочу разводить, Витя. Мое это. Дело любимое и бизнес хороший. Я вон в газетах информацию собрала, правда выгодно.
– Полина говорила про лошадей, я вроде и не поверил. Слышь, а можно я тут посижу?
Он указал на диван, что стоял рядом со столом.
– Да посиди уж. Хочешь, посчитаем, сколько при хорошем раскладе лошади могут дохода дать!
– Сим, любишь деньги, а? – уличил он ее в корысти.
– Нет, дело люблю. Ваньку люблю. И тебя… тоже. Это – первое. А все остальное потом! – улыбнулась она. – Ну, садись, коль не шутишь!
Витя сел на диван, одной рукой обнял Симу за плечи, скорей по-дружески, чем любовно.
– Ну давай, считать будем. Мне и взаправду интересно!
Ире не спалось. Сидела во дворе на скамеечке в ночной сорочке. Мать подошла к ней, заботливо укрыла платком потеплее.
– Накинься! Головой-то думай – в положении и голой сидишь! Не май месяц!
– Не про то я, мама, думать должна!
– А про что?
– Как Виктора ребенка признать заставить! Я ж ему еще ни слова не сказала.
– Это почему?
– Вдруг не поверит. Скажет, нагуляла, а на меня вешаешь!
– Ну и я бы так сказала, тебя знаючи, – не по-доброму сказала мать.
– Вот спасибо! Вот ты добрая, мам. Так надо сделать, чтобы поверил! Выхода у меня другого нет, мама.
– За кого другого я бы и поволновалась. А в тебе уверена. Лиса-то ты первостатейная! Надуришь парня, к гадалке не ходи…
– Лиса лисой, а ведь люблю его, гада. Сколько других перебывало, а от него избавиться не могу. И не смогу, наверное… Вот что, мам, обидно!
– Ну а по-честному, его ребенок? – Мать придвинулась ближе.
– Может, и его. Был у меня кроме Витьки один, мам, да сплыл… Какая разница. Теперь считай, что точно Витькин. Помер второй мой ухажер, мам.
– Из-за этого ты и квартиру бросила да к маме? – все поняла Вера.
– Не бойся. Я на время. Чтобы там поутихло все. Да не смотри ты на меня так, это ерунда все, прошлое. Я о Витьке больше думаю… Обида просто жизни не давала все эти годы! Витя с ней, Симкой, а я так, сбоку припеку, потому и допускала к себе других. А теперь для себя решила: буду за Витю биться, зубами выгрызу у Симки.
– Ой, дочура, зубы-то не обломай! Она живой-то не сдастся!
– Живой, говоришь? – переспросила Ира.
– Э… Ты чего задумала? – испугалась мать.
Ира молчала…
Мария Ивановна с Симой гуляли в поле. Там паслась красивая лошадка. Чья – неизвестно. Сима залюбовалась ею.
– Чего засмотрелась?
– Да так, – ушла Сима от ответа.
– Сим, если с деньгами туго, у Васи сейчас заказов много, можем и одолжить! Ты ж коней Полине из Москвы заказала! Это ж не копеечка!
– Сама выкручусь! – отрезала Сима. – Я так привыкла.
– Мы тебе что, чужие? – обиделась учительница.
– Не чужие, родные. У родных тем более не возьму. Не бандиты, денег не воруете, знаю я, как вам деньги даются!
– Вася талантливый! У него это вот от Бога – придумать, а потом воплотить, – хвалила мужа Мария Ивановна. – У него ни один дом на другой не похож. Господи, как я счастлива, что он есть.
Сима засмеялась:
– А ведь не хотели за него идти! Силой-то вас вытолкала!
– Дура была, дура! Признаюсь – дура! Вот сколько людей мимо своего счастья проходит, боятся руку протянуть!
– Я вот руку протянула. Только где оно, мое счастье? – вздохнула Серафима.
Учительница обняла ее:
– Не гневи Бога! У тебя Ванька есть. А может, еще будут-то дети у тебя, а? Может, врачи ошибаются! Они ведь часто ошибаются, я точно говорю!
Сима покачала головой:
– Нет… Чудес на свете не бывает!
Ира подошла к покосившейся лесной избушке. Замерла у двери: войти или нет? Вдруг за спиной раздался голос.
– Ну коль пришла, так заходи!
Девушка резко обернулась. Перед ней стояла древняя старуха.
– Не бойся. Ведьмой только кличут. А никакая я не ведьма. Вот бабка ведьмой была – это точно. Я же даже наполовину у нее не выучилась. Ну, не стой на пороге. Заходи – не съем!
В избушке темно. По углам всюду пучки трав висят. Три громадных кота смотрели на Иру – серый, белый и черный.
– Ты гостинцев им принесла? – спросила старуха.
– Нет… Но в другой раз принесу!
– А почем знаешь, что второй раз будет? Может, за один управимся… Ты говори, какая беда-то тебя привела ко мне?
Ира торопливо вынула из сумочки деньги:
– Возьмите! Это вам! Я еще дам, если надо! Только помогите!
Старуха посмотрела на Иру насмешливо:
– Про меня разное в деревне болтают. Наслушалась небось. Поверила в силы мои особенные…
– Да, поверила. Я вот зачем пришла…
– Ребенка ждешь. Дочь родится. А ко мне пришла, чтобы соперницу истребить. Так? – перебила Иру старуха.
– Так.
– И чтоб по-тихому и без следов.
– Да…
– А коль не возьмусь?
– Сама порешу ее. Нет нам вдвоем на свете места, – решительно заявила Ирка.
– Кольцо у тебя на руке красивое! Бирюза. Мне такое суженый дарил, да на другой женился, – заметила бабка Витин подарок.
Ира вздрогнула.
А старуха продолжала:
– У тебя история как у меня, почти что такая же! Помогу тебе. Кольцо уж больно похожее, хоть я свое и потеряла.
Ира быстро сняла с руки бирюзовое кольцо.
– Мое возьмите! Только помогите.
– Может, и помогу. Не потому возьму, что тебя жалко, а потому что внука двоюродного моего Серафима твоя за решетку упекла, Ленечку Зубова. Повезло тебе, девка. Враг она мне, – затряслась от злости старуха.
– И мне – враг!
Старуха положила перед девушкой мешочек с травой.
– Сможешь мужа ейного уговорить, будет подмешивать ей в питье. Отступится от мужика она добровольно, забудет его. И будет тебе, девка, счастье.
– Пусть будет, бабушка, я его заслужила!
– Пол-ложечки травы в чай вечерний. За все хорошее, за Ленечку моего, что в тюрьме теперь мучается! Иди!
Ира, схватив снадобье, быстро выбежала из избушки. И понеслась по лесу не оборачиваясь…
В крытом манеже конного клуба – Полина. Она сделала полный круг верхом на лошади, в седле держась вполне прилично.
К ней поспешил берейтор:
– Полина Сергеевна, хозяин приехал, вы просили сообщить.
– Спасибо, Костя!
Полина соскочила с коня, бросив поводья парню, а сама поспешила навстречу симпатичному мужчине лет сорока.
– Ну, здравствуй, Виталик!
– Здравствуй, здравствуй, какими судьбами, Полина? – заулыбался тот. – Ты ж больше трех лет носу не казала! И не звонила!
– Прости, некогда, дел по горло. А в нашем мире, сам знаешь как, если нет к человеку конкретного дела, его достаточно просто помнить! Я тебя всегда помню, а если не звоню…
– Ладно, не оправдывайся! А если дело появилось, тем лучше. Всегда рад ответить добром на добро. Пойдем ко мне в кабинет! Там и поговорить сможем! – Он крепко и тепло обнял Полину. Увел ее за собой вверх, по лестнице.
В кабинете Полина рассказала о Симе, о ее ферме и о том, что хочет Сима племенных жеребцов разводить.
– Ну, дело хорошее, тем более что сейчас лошадьми мало кто занимается, – порадовался Виталий. – Загибается отрасль, как, впрочем, многие другие… Я помогу, если ты просишь! Только надежный ли она человек? А то ведь если так, поиграться, тут я не помощник. Лошади не игрушки.
– Я знаю!
– У нас бизнесмен один известный взялся было за это дело. Дорогих жеребцов приобрел, конюшню оборудовал – все по первому классу. Да вот беда, скоро наскучило дяденьке это хобби. Свалил из деревни и забыл о лошадках, – рассказывал хозяин. – Представь, Полина, полумертвых породистых животных нашли на той ферме через пару месяцев…
– Перестань! С Симой такого никогда не будет! Она железная баба, это совсем другой разговор. Я даже, знаешь, завидую ее характеру.
Виталий засмеялся:
– А тебе, Полина, совсем и незачем быть железной. Плохо это для бабы. Сама-то почувствовала, а?
– Прекрати о личном. Не люблю. Ну, поможешь?
Мужчина кивнул.
Виктор шел домой. У забора сидел мальчик, чуть постарше Ваньки.
– Дядь Вить, а Ваньку вы когда привезете?
– Когда четверть учебная закончится. А чего тебе, играть не с кем?
– Ну и это тоже.
– А еще чего?
– Дядь Вить, дайте сто рублей, я вам тайну расскажу!
– Тебя что, мать с отцом не кормят? Пошли к нам, накормлю! – предложил Зорин.
– Не, мне к вам не велено. Чего вам, ста рублей жалко, на них и купить всего можно две булки хлеба!
– Ты чего же милостыню клянчишь, если кормленый? – схватил Витя мальчика за ухо.
– Ай, ай! Да меня послали к вам вещь важную сообщить.
– Какую, говори!
– Ждет вас один человек у реки, как солнце зайдет… Тетенька одна. Вы ее знаете!
Витя от неожиданности ухо мальчишкино выпустил.
– А не врешь?
– Не вру, так и сказала: пусть, мол, к реке приходит, на старое место. Я его ждать буду. А если не придет – кинусь, говорит, в ту речку, и все тут!
– Беги, скажи, что приду!
– Так ведь она велела денег с вас взять за хорошие известия! А сама-то ничего и не дала!
Витя быстро отдал деньги мальчику.
– Давай вали! Ну, быстро!
Мальчик деньги схватил, отбежал, но вернулся.
– Дядь Вить! А дайте еще сто рублей, чтобы я тете Симе ничего не рассказывал!
– Да я тебя! Вон бизнесмены фиговы растут, а! В кого только?
– Ну, если вы жмотничаете, может, она больше даст за сведения?
Виктор уже сделал шаг к дому, но остановился.
– На, кровосос! Но если будешь трепаться, башку отвинчу. Тете Симе ни слова!
Мальчик быстро выхватил деньги.
– Я – могила! Ваньке вашему привет, – крикнул он, убегая.
Виктор посмотрел по сторонам, растерянный, напуганный. Он не верил своему счастью. Он уж думал, что Ира после последнего разговора его и видеть не захочет. Вот ведь, захотела. Сама захотела помириться!
Виктор ждал Ирочку у знакомого дерева. Та бежала к нему по песчаному спуску прямо в его объятия.
– Вот пришла. Не могу без тебя. Не могу! Всяким ты мне нужен. Любым! Не могу без тебя, не справлюсь! – Ира жарко целовала Виктора.
Из-за кустов за ними наблюдала Серафима. Рядом с ней мальчик, тот, что принес Вите весть о свидании, тоже смотрел, открыв рот. Серафима спохватилась, протянула ему деньги – не одну сотню.
– На, иди только отсюда. Нечего тут глазеть. А по деревне трепаться станешь, все обратно отберу.
– Да вы что, тетя Сима! Я – могила! – Спрятав деньги, он исчез.
А Сима напряженно слушала и смотрела.
– …Не сейчас, Витенька. Мне сказать тебе что-то надо – важное очень! Ребеночек у нас будет, Витенька. Вот какое важное у меня известие!
– Как? – не понял Витя.
– А что, думаешь, только Сима могла тебе родить? Я что же, неспособная? Ребенок у нас с тобой будет, Витя! Разводись с ней, разводись скорей, имущество дели! Будем жить, как люди, в любви, в согласии, в счастье! Жизнь, жизнь-то она одна! Ну скажи, скажи, ты согласный? От жабы твоей у тебя ребеночек болезный был, а у нас родится здоровенький, красивый! – уверяла Ира.
Прижал к себе Иру Витя и молчал.
– Ну что же ты? Ты не рад? Ты ж детей любишь, а у Симки больше их и не будет никогда. Вся деревня это знает. Ты-то знаешь?
Развернулась Серафима и зашагала вдаль от своего наблюдательного пункта. Шла и от горя шаталась, хоть и глыба…
Виктор разжал объятия, посмотрел на Иру внимательно:
– Ира, а когда ж ты успела? Ну… мы когда успели-то?
– Когда? Да больше месяца к тебе на свидания бегаю! Да и в городе…
– В городе я почти три месяца у тебя не был, Ира… Если не три с половиной. Что ж, срок так велик? – удивился он.
– Нет, Вить, это сейчас случилось. От большой любви, Витя. Ты же не бросишь меня с ребенком одну, не бросишь? Ты не можешь, не должен, нет… – молила Ирочка.
– Как же так могло случиться? – все не унимался Виктор.
Ира закричала:
– А вот так и могло! Так и случается, когда люди друг друга любят! Как тебя эта жаба на аркан поймала: залетела за один раз! Что, не помнишь? Вся деревня помнит и знает!.. А не хочешь сына моего, так пойду и утоплюсь, вместе с ним утоплюсь, слышишь? Жить не буду!
Точно пьяная, шатаясь, вошла в дом Серафима. Телефон зазвонил – с «корнем» вырвала его из розетки, с силой об стену грохнула – разлетелся в щепки.
Зашла Сима в ванную. Кран открыла – потекла в ванну струей сильной вода. Сима, как в детстве, подошла к зеркальцу небольшому. Глянула на свое отражение: лицо бледное и впрямь страшное от ужаса.
– Колода бесплодная! Жаба! Да кому ты нужна? – прошептала она страшному отражению. – Жаба!
Сима с силой треснула по зеркалу. Разлетелось оно на куски. Сима подобрала с кафеля острый осколок.
А Ирочка на берегу все уговаривала Витю:
– А если не отпустит тебя Сима, ты не бойся, есть у нас выход: простой, хороший да надежный.
Витя вопросительно посмотрел на Иру:
– Это какой же?
– Вот, гляди! – Она достала полотняный мешочек с травами. – Ты только не бойся сделать это сам! Вечером ей в чай щепотку. Через месяц сама перестанет по тебе сохнуть. Забудет навек! Это средство верное, Витя. Мне его одна старуха добрая дала. Ну? В чай Серафиме пару щепоток – и конец твоим мучениям, Витя.
– Ты что такое несешь? Ты что же, суда Божьего не боишься? Ты ж отравить ее хочешь! – догадался Зорин, и самому страшно стало.
– А у меня нет времени божьих судов ждать, – заявила Ира. – Я свой суд буду чинить тут, на земле! Не бойся ты – средство безотказное! И никакая это не отрава!
Витя в ужасе отшатнулся от Иры:
– Ты что? Ты в своем уме? По колдуньям шастать! Не стану я ей ничего подмешивать, и не проси.
– В своем я уме! В своем! Не будь дураком, Витька! Делай, как я говорю. Она нас обоих несчастными сделала! Зачем она тебе, если больше родить не сможет? Зачем она тебе, если пригвоздила тебя, как бабочку булавкой, к юбке своей. Витенька, ну! Не будь трусом, решайся!
Витя с силой отшвырнул Иру подальше:
– Ты с ума сошла! Замолчи! Как ты можешь!
– Могу! И сама все смогу – без тебя! Только пусть тебе стыдно будет от твоей слабости, от малодушия твоего, трус, ты трус! На, возьми, возьми же!
Она протягивала ему мешочек.
– Распродадим здесь все, в Москву уедем, а хочешь – еще дальше! Бери же! Бери, я сказала! Кольцо, твой подарок, колдунье отдала за эти травки. Будешь Симку поить – заживем счастливо!
– Нет! Не буду! Не буду! – Виктор побежал прочь.
По дороге к деревне ехала старенькая легковушка Василия Аркадьевича. В машине рыдал Ванька, Мария Ивановна его утешала:
– Тише, миленький, тише, тише! Сейчас до мамы доберемся, ты не бойся. Что ж ты так, а? Месяц домой не просился, а тут учудил!
– Господи, Маша, вот вечно ты всем потакаешь! Ну проплакался бы пацан дома! Нет, заставила меня на новой, только купленной машине по такой дороге тащиться, а! Да еще на ночь глядя, – нервничал архитектор.
– Это для тебя она новая, а ей сто лет в обед! Не мудри, Васенька, езжай быстрей, видишь, как Ванечка ревет! Ну тише ты, миленький, тише, сейчас к маме с папой приедем, они обрадуются, скажут: «Ванечка наш, родненький!»
Машина, подпрыгнув на кочке, остановилась.
– Ну, здрасте вам. Вот, приехали! Вань, сиди тихо. Выходи, Маша, толкать будем!
Мария Ивановна и архитектор выскочили из машины и принялись толкать ее.
– Господи, не машина, а просто какая-то коробка из-под китайского утюга. Сильней, Маша, сильней! – возмущался Василий Аркадьевич.
– Говорила: на кой она тебе!
– А как бы поперлась ночью? На рейсовом автобусе? Ну, еще немного – взяли! Ванька! Кончай плакать, а ну за руль и вот сюда нажимай.
Сима подняла рукав кофты, потом другой, тупо глядя на свои руки… С куском острого зеркала в руках залезла в ванну как есть, в одежде.
– Куда тебе с ней тягаться, жаба? Что ж раньше-то не поняла? А? Что ж тебе раньше непонятно-то было? – Она с шумом рухнула в ванну, наполненную водой.
Сима коснулась острым осколком вены на руке. Кровь – темная, густая – закапала, а потом и просто полилась из большого пореза в воду, окрасив ее в красный цвет…
Ира догнала Виктора, все еще протягивая ему мешочек с травами:
– Возьми же, возьми! Это наше спасение! И не бойся, никто не узнает. Тебе ничего за это не будет, Витенька, милый! Ну не будь же ты дураком! Это не отрава, не отрава!
Резким ударом кулака Виктор сбил Иру с ног. Скажи ему кто еще день назад – не поверил, что на такое способен!
– Уйди с глаз моих долой! Уйди, чтоб не видел никогда, змея. К Серафиме не смей, не приближайся, поняла? – И пошел прочь.
Ира ползла за ним по песку.
– Витенька, родненький, не бросай! Твоего же ребеночка ношу, твоего, родного. Витенька, не уходи!
Она голосила, а Витя не оборачивался. Вверх поднялся по крутому бережку. Вдаль зашагал, не слушая Иркиных криков.
Машина архитектора наконец сдвинулась с места.
– Маша, быстро садись, едем!
Виктор дошел до ворот дома и остановился, войти он не решался. Присел у забора, закурил. Увидел слепящий свет фар, вышел навстречу. Машина остановилась. Ванька выскочил из нее и повис на шее у отца.
– Папа, папочка! Я соскучился. Я к маме хочу и к тебе.
– А вы почему, Виктор, не дома-то? – спросил архитектор. – Время-то позднее!
– Так, покурить вышел! – соврал Зорин.
– Ты мальчишку не ругай, он не балованный! Просто сегодня хныкал весь вечер, я и сказала: едем к Симе. Она где? Легла уже? – спросила Мария Ивановна.
Виктор посмотрел: в окне спальни не горел свет.
– Да уж легла, наверное. Вы проходите, ночевать будете у нас – обратно не пущу.
– А ты думаешь, эта коробка из-под китайского утюга обратно доедет? Ой, господи, купил на свою голову! – застонал архитектор.
Ваня все верещал:
– К маме, к маме хочу!
Ваня забежал дом, метнулся к матери в спальню.
– Пап, а мамы в спальне нет!
– Да где же она? Ушла куда на ночь? – удивилась Мария Ивановна.
– Да не должна… – пожал плечами Виктор.
Они кинулись искать ее по дому. Увидели запертую дверь в ванную. Дернули – с той стороны закрыто! Стучать стали. Там тихо. И шума воды не слышно.
– Сима, Сима, открой, Ваня приехал! Сима… Сима, ты что, не слышишь?
Архитектор с Виктором вдвоем навалились на дверь. Мария Ивановна прижала к себе ребенка.
– Иди, иди сюда, Ванечка!
Дверь поддалась. В ванной, полной крови, лежала Сима.
– Маша, в скорую звони, быстро! – закричал архитектор.
Сима приоткрыла глаза, как в тумане увидела лицо Вити, склонившегося над ней.
– Что же ты сделала? Зачем, Сима?
Врачи скорой забинтовали ей руки.
– Ей было бы лучше сейчас поехать с нами. Так безопаснее… – посоветовали врачи.
Сима неподвижно лежала на кровати. Она была очень слаба, но сказала:
– Скажи им, Вить, никуда не поеду!
– Вы идите, я с ней сам поговорю! – выгнал Витя всех из комнаты.
Он склонился над женой:
– Чего ты удумала? А? Зачем?
– Видела все!.. Слышала… Там… У реки…
– Вот сукин сын пацан! Сказал тебе все-таки, да, сказал? Сима. – Он встал перед кроватью на колени. – Сима, она, ну Ирка, отравить тебя хотела, слышишь. Травами велела травить тебя колдуньими! Я ушел, я ее не послушал. Сима, я…
– Она ребенка ждет, – прошептала Серафима.
– Врет! Врет, меня поймать хочет, а ты и поверила?
– Не врет! Ты же ходил к ней на свидания?
Виктор опустил глаза.
– Знаю, ходил. Ну так вот, слышишь, скажи ей: пусть родит, а мы сами вырастим. Он ей не нужен. А мы вырастим… Наш будет ребеночек.
– Что ты такое говоришь? – Он не поверил своим ушам.
– Я любить его буду, как собственного. А сам не скажешь, я скажу ей…
– Погоди ты с ней разбираться, ты вон в себя приди.
– Приду, не бойся. Смалодушничала я, Вить. Прости… Так бывает, – слабо улыбнулась она.
– Это ты меня прости. Ты! Я во всем виноват! – почти кричал Виктор.
Но Сима его слов не слышала. Повторяла только, словно молитву заученную:
– Пусть родит, а мы сами вырастим. Наш будет ребеночек.
Мария Ивановна укрывала Ванечку.
– Спи, миленький. Мама заболела немножко. Скоро поправится.
– Я вчера сон видел, что маме плохо! Я потому к ней просился.
– Не бойся, Ванечка. Больше не приснится плохого. Хорошо все будет, Ванечка, только засыпай!
Сима уснула. Виктор задремал возле нее. Мария Ивановна тихонько вошла, тронула его за плечо:
– Иди, Ванька тебя зовет, не хочет без тебя спать! Иди, я побуду с ней.
Витя ушел. Сима открыла глаза.
– Ох и врезала б я тебе, Серафима! Ох и врезала б от души! – не выдержала учительница. – Что ж ты творишь! При живом ребенке? Да ты ли это?
– Не могла больше терпеть. Дура.
– А плакать не смей! Слезами горю не поможешь. Себя вини, никого другого. Сама его в объятия Иркины кинула! Сама разрешила встречаться, что теперь слезы крокодильи льешь, а? Думаешь, я не знала? Знала, Сима, знала, да молчала!
– Думала, так лучше будет. Думала, сам разберется, как повзрослеет!
– Да повзрослел он уже. И понял все, так мне кажется…
Сима хотела подняться.
– И не вздумай вставать! Телеграмма тебе от Полины из Москвы.
– Что?
– Что! Лошади твои едут.
– Вот спасибо! Вот радость-то! – Глаза ее потеплели.
– Не было у бабы хлопот – купила порося. А потянешь-то это? Коней растить – дело нелегкое.
– Потяну! Все потяну! Только б с Иркой решить.
Две лошади – превосходный жеребец и кобылка – гуляют на Симином дворе. Любуются ими все: Сима с Витей, Мария Ивановна с мужем, Ванечка.
Ванечка носится за лошадками, видно, что они ему нравятся… Сима подсаживает сына верхом без седла.
– Страшно, мам.
– Я тут, рядом. И папа рядом. Не бойся, сынок! Лошадки объезженные! Ну!
Лошадь с маленьким всадником медленно движется. И все смотрят на них. Ванька счастливо смеется. Витя улыбается…
Смотрит на них Сима. И понимает, какая же она была дура! Что же она вчера натворила! Симе стало стыдно за свою слабость. Она нужна сыну! Да и Виктор смотрит на нее сегодня так ласково…
У Серафимы сжалось сердце – а может, это и есть оно, счастье-то? Ванька с ней, друзья ее… Да и муж ее не предал!
…Ира собирала чемодан, а мать причитала над ней:
– Куда ж ты бежишь сломя голову? Куда как кипятком ошпаренная? Кто тебя ждет? Нужна кому?
– Замолчи, не твое дело! Иди вон возись со своим алкашом. Мои проблемы – мне и решать, – отрезала Ирка.
– Да стой ты! – Мать не давала ей выйти из комнаты. – Куда попрешься одна, беременная? Стой!
– И не подумаю! И до станции не провожай, сама доберусь, – вырвалась Ира.
Раздался стук в дверь. Обе женщины вздрогнули. В дом вошла Сима.
– А тебе что здесь надо? Пришла Ирке моей морду бить? Не позволю! – закричала мать.
Сима ответила спокойно:
– Никого я бить не буду, тетя Вера. Мне только поговорить с ней!
– Мне с тобой говорить не о чем! Я ребенка жду от твоего Виктора, так и знай, – сразу заявила Ира. – Мам, ты выйди, мы сами поговорим!
Вера испуганно вышла из комнаты…
– Я знаю, – Сима села на стул, – потому-то пришла поговорить с тобой.
– О чем? Все равно Витька моим будет – рано или поздно! – завизжала Ира.
– Нет, змея. Ошиблась ты. Кончилась твоя власть. Не будет. И ездить к тебе не будет, если в город вернешься. – Сима улыбнулась.
– Что?
– Роди ребенка. Мы его возьмем. Витькина кровь – любить буду как своего. Человеком воспитаем! – вдруг сказала гостья.
– Еще чего тебе!
– Ты ж растить его не будешь! Ты ж с ребенком возиться не станешь! Не нужен тебе ребенок! Не для того ты создана. А Виктор к тебе никогда не вернется – знай! – заявила Сима гордо.
– Это он тебе сказал? Или сама выдумала?
– Я на придумки слаба. Правда это. Хотели вот машину ему купить. Хотели завод большой конный строить. Все деньги тебе отдаем. – Сима достала увесистую пачку денег, обернутую газеткой. – Забирай все!
У Иры хищно сверкнули глаза.
– Дешево откупаетесь! Я аборт в городе сделаю, поняла?
– Не губи жизнь, человек ведь. Роди и отдай нам. Хочешь, денег еще добавлю? – Сима встала перед ней на колени. – Отдай ребеночка!
– Глаза твои бесстыжие! Ты у меня жениха увела! Ты все испортила. Счастье наше разбила. А теперь что удумала – ребенка у меня отнять? – От негодования Ирка вся тряслась.
– Да ты и так его отдашь, никуда не денешься. Я, Ира, долго про тебя думала. Ночами не спала. Покаяться хотела. А вот время прошло и поняла: а не в чем каяться. Нет на мне вины. Не любила ты Витю по-настоящему. И не любишь. Ты в любви удовольствие ищешь и выгоду. И только!
– А ты? Ты-то сама? – заорала Ирка.
– А я ничего не ищу в ней, – вздохнула Серафима. – Вот настигла любовь меня много лет назад, мучает, покоя, сна не дает. Работать заставляет. Прощать. Чаще страдать, чем от счастья скакать на одной ножке… Но и за то спасибо. Вот есть у меня Витька – пить бросил, работает, веришь ли: книги стал читать. Есть Ванька – операцию перенес, живет как всякий другой ребенок. Вот мое счастье. А что дом у меня свой, так этими руками заработан. Молчишь, думаешь, легко? Каждому чиновнику – взятку, перед каждым начальником шапку сними. Ложусь в три, встаю в шесть. Вот оно как добывается счастье мое…
– Что пришла, жизни учить? Давай проваливай! – зло засмеялась хозяйка.
– Учиться ты никогда не любила, я знаю.
Сима подошла к Ире:
– Не губи себя и ребенка. Ты ж его в лучшем случае матери подкинешь, в худшем – в детдом. Отдай нам, пусть при отце будет.
– Ага, чтоб ему со спокойной совестью жилось? Во, видала! – Ира свернула кукиш прямо перед Симиным лицом. – Никогда, поняла, никогда!
Как кричала когда-то в родильном отделении Сима, теперь кричала от боли Ира, вся покрытая испариной.
Врач Морозов, суровый мужик, принимавший Ванечку у Симы, вышел из родильного отделения в коридор.
– Родственники? – спросил он у Зориных.
– Как она? – с беспокойством спросила Серафима.
– Вы домой идите. Муж пусть остается.
– Это мой муж, – тихо ответила Сима, кивнув на Витю.
– Я думал, что это отец ребенка.
– Да, это мой муж, он отец ребенка. Останемся мы вместе.
– Расклад, прямо скажем, необычный, – хмыкнул Морозов. – Только в нашем деле ничего он не меняет. Роды трудные. Да и она – не девочка. Сделаю все, что смогу.
– Пожалуйста, чтобы с ребенком было все в порядке! И… и чтобы она жива! – молила Сима, хватая его за рукав белого халата. – Доктор, вы ж все можете!
Сима и Мария Ивановна готовили еду на кухне, Ваня рядышком с ними учил уроки.
– Серафима, а ты уверена, что так надо? Сможешь ли ты Иркино чадо любить, как Ваньку? – спросила Мария Ивановна.
– Да. И хватит об этом. Сами знаете, не та мать, что родила, а та, что воспитала!
– Поговорка поговоркой, а жизнь-то сложнее поговорок.
– А я про сложности стараюсь не думать. Иначе совсем будет страшно и без просвета. А я не хочу так, Марь Иванна. Я хочу, чтоб всегда просвет был и он будет, – сказала Сима.
– Мам, можно я к лошадкам пойду? – спросил Ванечка.
– Можно, сынок. Поглядеть на них погляди. А под ногами не путайся. Договорились?
– Ага!
Мальчик убежал.
Сима сосредоточенно крошила овощи в большую кастрюлю.
– Помню, как в детдоме сидела у окна, а дождь шел страшный, беспросветный. И так на душе тяжко – меня тогда только привезли, ни друзей, ни близких. Струи дождя лупят со всех сторон по земле. Небо обложено облаками черными… А тут вдруг сквозь пелену воды с неба солнце – возьми да и выгляни… Сначала одним лучиком, потом десятью… И дождь страшным быть перестал. И жить снова захотелось. Потому как вся жизнь – это вот такое солнце, что сквозь ливень пробивается.
– Хорошо ты говоришь, Сима, – вздохнула Мария Ивановна, – красиво и правильно…
Она обняла Симу.
– Ой, Виктор, вон идет! – вздрогнула Сима.
Зашкварчали в тишине овощи в кастрюле, что поджаривала для борща хозяйка. Витя зашел, шапку снял. Сима и учительница уставились на него.
– Дочка! – произнес Витя не то радостно, не то растерянно.
Сима заплакала, кинулась к нему.
– Дочка у нас, Сима!
Они обнялись. Мария Ивановна отвернулась.
– А она, как она? Ира-то как? – не выдержала Серафима.
– Жива. Кесарево сделали, но жива. Морозов говорит, ничего страшного.
– Ну и слава богу! Ваня! Ванечка! – закричала Сима в окно. – Иди скорей, сынок, иди, у тебя сестричка родилась! Ну, беги же быстрее!
Ваня побежал к дому.
Сима обняла мужа.
– Валечкой назовем. Верно ведь? В честь мамы твоей.
Витя благодарно прижал к себе Симу. Ванька во дворе остановился и увидел в окне счастливых обнявшихся родителей.
– Эй! А чего это вы плачете?
– От радости, сынок, от радости!
Ира открыла дверь своим ключом. Вошла в квартиру, точно в чужой дом. Медленно, осторожно прошла в комнату, озираясь по сторонам. Бросила сумку, провела рукой по поверхности стола – вся рука в пыли. Ира стряхнула пыль с руки, подошла к зеркалу. Она сильно похудела и осунулась, под глазами залегли круги. Усмехнувшись своему отражению, она сказала печально:
– А все равно красивая! Красивая!
Ира достала из шкафа бутылку коньяку и запыленный бокал. Бокал протерла платочком, до краев коньяку налила. Снова подошла к зеркалу. Чокнулась со своим изображением.
– Ну за тебя, красивая!
Выпила залпом. А потом села на стул и заплакала навзрыд.
Сима только что с фермы в галошах и ватнике забежала в дом и сразу же на второй этаж в детскую.
Детская – настоящий мир маленькой принцессы: кроватка вся в розовых оборочках, куклы, куклы, мягкие игрушки… На диване нянечка возилась с ребенком.
– Анюта, покормила?
– А как же! Ела за троих!
– Ты моя умница, ты мое счастье! Сейчас мама руки вымоет и тебя возьмет. А ты, Анюта, иди, иди отдыхай!
– Да это вы бы прилегли хоть на полчаса, Серафима Ивановна! А я могу еще с Валечкой посидеть!
– Нет, дорогая. Ты иди домой. А с ребенком я сама! Солнце ты мое ненаглядное. – Сима вглядывалась в лицо малышки. – Ну Витька вылитый! Ой, как на папу похожа! Папина дочка. Но и мамина тоже! Все, я руки мыть, а ты, Анечка, собирайся!
– Серафима Ивановна! У вас платье сзади порвалось, вон, на спине! – закричала ей вслед Анюта.
– О, точно. Сейчас зашью! – только заметила Сима непорядок в своем туалете.
– Да не по шву порвалось! Как вы зашивать-то будете? – не унималась нянечка. – Это все, выкидывать надо!
– Значит, залатаю, – улыбнулась Сима, – а выкидывать его не стану!
– Вы меня извините, конечно, но я вас в этом платье уже полгода вижу, – набралась смелости Анюта. – Вы ж не бедная женщина, могли бы себе позволить…
– Ну а чего позволять да не позволять, я так привыкла: постираю да надену, постираю да надену. Какой там полгода, платью этому, наверное, лет семь. Или восемь, не помню уж… А может, и все десять! – захохотала Сима.
К вещам она относилась просто – то есть никак. Про них она просто не думала. Нет, если это были Витины рубашки, или Ванькины, или Валечкины ползуночки – для них она покупала все лучшее. А для себя… Ну просто как-то времени не оставалось!
– Удивляюсь я на вас, – качала головой молодая нянечка. – Такое хозяйство, а гардероб пустой! Зимой в ватнике да в валенках, летом – также, одним цветом, что называется…
– Потому и пустой, что времени нет, да и денег тоже. Жалко мне на тряпки денег, Анюта! Новых лошадок купили, конюшню строим… Ты чего, шутишь, Ань? До платьев ли?
– Но вы же женщина!
– В каком смысле женщина, – удивилась Сима, которая ни разу не задавала себе подобных вопросов. – А, женщина, – спохватилась она, – ну да… Но мне же не под венец! У меня и сын есть, и муж, и доченька вон. Чего наряжаться?
Красавица Ирочка гордо шагала по улице мимо дорогих и прекрасных магазинчиков. (Пусть город и провинциальный, а улица такая есть везде!) Мужчины восхищенно смотрели Ире вслед. Вон один обернулся… Второй… Третий… Одета Ирочка была с «иголочки», в руках – много пакетов с покупками. Только не было радости в глазах, да и шла она пошатываясь – выпила Ирочка изрядно.
Вот и меховой бутик. Ира примерила норковую шубу, дорогую. В пол, что называется. Вокруг суетился молодой продавец.
– Ну, посмотрите, какая вы! Чудо! А?
– Да, чудо! – отвечала Ира, глядя в зеркало.
Она не очень хорошо держалась на ногах, но глазки ее еще были прекрасны, и денежки у ней водились. Сима-то много дала! А потому чего себя хоронить раньше времени?
– Советую брать! Вещь – ваша! – ласково ворковал продавец, указывая на шубку.
– Я возьму. Обязательно возьму! И еще к вам приду. Мне у вас понравилось. И ты понравился! – улыбнулась Ирка.
– Муж дарит, наверное, такую дорогую шубу? – поинтересовался парень, оформляя покупку.
– Нет у меня мужа. Зачем мне муж! – зло засмеялась Ира.
– А, ну сами, наверное, хорошо зарабатываете?
– Да не работаю я. На фиг мне надо работать!
Продавец недоумевающе посмотрел на нее:
– Так шубу брать будете? Платить вам есть чем?
– Буду! Я давно о такой шубке мечтала. Мне заплатили по-крупному. Хочу с этого память иметь. Имею право?
– Да, конечно!
– Имею! Вон платьев себе набрала. И шубку куплю. И еще одну могу… И туфельки, и колечки – все новое. А знаешь, за что мне заплатили, знаешь? – вдруг закричала она на весь магазин. – А за то, что я дочку родную продала, ты понимаешь? Дочку!
Продавец испуганно зашептал:
– Тише, тише, пожалуйста, тише! У нас тут приличные клиенты!
– Шубу давай, сразу надену! Видала я твоих приличных… Хочешь сказать, что я неприличная, да? Да мне плевать, что обо мне думают! – бесновалась она…
В шубе и с дорогими покупками пьяная Ирочка ввалилась в зал ресторана. Села за столик, как привыкла – нога на ногу. Подбежавшему официанту скомандовала:
– Шампанского принеси самого хорошего. И икры… И ананасов… Ну чего смотришь, пошел!
– Простите, может, шубку в гардероб отнести?
– Я тебя сейчас самого отнесу! Уйди, мне холодно!
Она укуталась в шубу и почти заснула за столиком.
Официант поставил на стол шампанское с фруктами, вазочку с икрой, как заказывала.
– Открой бутылку и пошел вон! – не открывая глаз, сказала Ира.
Официант налил в бокал искрящийся напиток. Ира, так и не открывая глаз, жадно выпила его до дна.
– Лей еще! Лей, не жалей, тебе говорят!
В глубине зала веселилась компания мужчин. Один из них повернулся, увидел ее, толкнул товарища в бок.
– Ты смотри, какая цаца в шубе норковой. Позовем, а?
Друг глянул на Иру и присвистнул от неожиданности! Это был не кто иной, как Ленчик Зубов! Тот Ленчик, что поджег ферму Симы да за решетку угодил.
– Опа! Какая встреча! Слава, сиди тут тихо, я сам. Эта цаца не про вас!
Леня подошел к Ириному столу:
– Позволишь присесть, мадам?
– Пошел вон! Или нет… еще дальше!
– Может, сначала разглядишь, узнаешь, поздороваешься? А потом уж я пойду по адресу…
– Ленчик? Ты?… Тут? – захохотала Ира.
– Тихо, тихо, тихо! Думаешь, по статье в тюряге чалюсь: а нет! Вытащили добрые люди, помогли… Только – тсс! Молчи про это. Ну что, Ирочка, смотрю, что тебе тоже не сладко, хоть и сидишь в мехах! Может, горем-то поделишься, я ведь не чужой тебе! А?
Ира несколько секунд смотрела на Леню, раздумывая. Потом приказала:
– Садись!
Тот сел, разлил шампанское по бокалам.
– Ну, давай! За неслучайную встречу!
Они чокнулись.
– Ну а теперь колись: как жизнь-то?
В уже достроенной конюшне обитала не пара лошадей, а с десяток. Красавец Кипарис гарцевал, пока его чистили конюхи. Сима любовалась им. Витя стоял рядом.
– Я отцу всегда говорила: хочу сто лошадок иметь, а он смеялся, – рассказывала Сима, – не верил в это…
– Ты, Сима, такая – если чего захочешь, это все, пиши пропало!
– Ну что поделаешь – характер такой! – призналась она просто, без гордости.
– Сим… слушай, а ты очень будешь смеяться, если я тоже ну… учиться пойду.
– Ты – учиться? Нет, ну что пить бросишь, в это могла еще поверить, ночами Господа молила, но что учиться – это уже сверх моих ожиданий, – удивилась по-хорошему жена.
– Так ведь жизнь дает больше, чем просим! – сказал Витя.
– Это ты правильно подметил. А на кого учиться?
– Ну на врача, на ветеринара. Есть же заочный, а? Не поздно, а? Не стыдно?
– Дурак ты дурак, чего ж стыдного! Стыдно чужое воровать, а за парту и в сорок не стыдно, и в пятьдесят. А какие наши годы, Вить? Нам еще ох сколько жить! – засмеялась она.
Счастливой была Серафима в этот день. Очень счастливой…
Леня и Ирка все еще сидели за столом в ресторане. Много уже было выпито и много сказано.
– Вот как, значит, с тобой Витек твой любимый поступил? Ну, как говорится, враги моих врагов – мои друзья.
Он протянул Ире руку.
– В постель не зову – баба ты капризная, да и не про мою честь. А вот Симе с Витей жизнь хорошую устроить – устроим! А? По рукам?
– Да пошел ты! И без тебя обойдусь! С такого дурака, как ты, много ль толку?
– Нет, Ирочка, не обойдешься. А ну пей, пей в свое удовольствие. Официант, еще шампанского даме! Увидишь, Ирочка, понадоблюсь я тебе еще! Вот тебе адресочек мой, я теперь тоже в городе обосновался!
Пока Сима с Витей возились с лошадьми, Ваня приметил Кипариса. Без страха, сам полез на лошадь. Кипарис заржал, Сима обернулась:
– Ваня, стой, стой! На Кипариса нельзя садиться, он шалый!
Но Ваня уже в седле, и Кипарис рванул в сторону… Люди вокруг застыли от неожиданности. Только Сима за ним бросилась, мгновенно среагировав. Надо спасать Ваню! Он вот-вот свалится наземь…
В три прыжка оказалась Сима у Кипариса, вцепилась в узду, но конь не остановился.
Сима упала на землю, но поводьев не выпустила… Кипарис рвался, безжалостно волоча Симу по земле… Ему стало тяжело, он заржал и остановился…
Кинулись люди – Ваньку, еле живого от страха, сняли из седла. Коня увели.
Витя поднял Симу: она была вся в земле и в крови, с разодранной щекой и рукой, одежда в клочья.
– Симочка, ты живая?
– Живая. Дышу, видишь!
– В больницу едем!
– Еще чего! Раны только йодом смажь… Отлежусь. Завтра дел полно. Встану.
– Сима, что ты говоришь!
– Налоговая завтра. Тут уж даже если всю кожу живьем сдерут – встречаться надо.
– Ну ты зверь баба!
– Просто баба, Вить. А Ваньку и Кипариса бить не смей…
Глава 10
//-- 1999 год --//
Пять лет прошло. Симиной фермы не узнать. Теперь это целые угодья: левада для выгула лошадей, аккуратные конюшни, у Симы работает целый штат конюхов. По конюшне пройтись любо-дорого. Серафима и Ваня показывали Полине хозяйство.
– Ну вот так и живем. Ширимся. Богатеем – это, конечно, не про нас. У нас любая копейка прибыли сразу в оборот идет. Кризис прошлогодний пережили. Тяжко было, да, слава богу, не померли. Мужа вот только учиться отправила, он теперь выпускные экзамены сдает.
– Не отпустила все-таки! – восхитилась Полина.
– Сам не ушел! Ванька, а ну уши закрыл, кому сказала!
Ваня уходит вперед.
– Я же его гнала. А он тоже лошадьми увлекся. На лошадях, видать, и спелись. Ветеринар он у меня теперь, дипломированный! – говорит Сима Полине с гордостью.
– Ну, Серафима, ну умница! Ванька-то как вырос! А где Валечка твоя?
– Валечка дома, с нянькой. Уж такая красавица – вся в отца. Ее в райцентр учиться не отдам – пусть учителя домой к нам ездят.
Сима остановилась у одного стойла:
– А это вот гордость наша, настоящий арабский скакун, зовут его Аргамак!
Полина обняла Симу:
– Ты моя гордость! Слушай, Сим, так я Виктора не дождусь?
– Дождешься! Он завтра с утра в городе последний экзамен сдает – и домой!
Виктор шел по улице – радостный, оживленный. Экзамены сдал, вот-вот диплом получит! Самому не верится!
Достал сотовый телефон – в их деревне это ох какая редкость, а ему Серафима на день рождения подарила, хоть и связи пока в деревне нет, но из города на домашний Симе позвонить самое оно! И приятно, и здорово!
Другим стал Витя, солиднее, спокойнее. Усы отрастил. Многие говорят, похорошел!
Сима сама на него не могла нарадоваться. Пять лет счастья – вот оно, долгожданное!
Виктор набрал домашний. Сима трубку сразу взяла, она всегда чувствовала, если это он звонит:
– Да, Витенька! Ну как экзамен?
– Сим, сдал! Представь – на пятерку! Да, в магазин заскочу. Все Валькины размеры наизусть помню. И про куклу тоже помню, да, в свадебном платье… А тебе, тебе что привезти? – засмеялся, услыхав ее ответ. – Себя, это понятно. Ну а что все-таки посущественней? Ты скажи только! Ладно, на свой вкус сориентируюсь. А Полине привет. И скажи, что к вечеру буду!
Виктор не заметил, что за ним следит женщина в темных очках. Не сразу в ней можно было узнать прежнюю Иру. Постарела сильно, лицо пропила основательно, морщинки на лице уже видны… Но если не всматриваться, то еще красавица!
Ира шла за ним, прячась за деревья, увидела, как он в магазин сворачивает детский. И решительно зашла туда же. Прячась за грудами игрушек, она следила за тем, как Витя выбирает куклу. Делал он это неумело и неуверенно: то одну в руках повертит, то другую возьмет… Продавщица прошла мимо, Витя к ней кинулся.
– Девушка, не подскажете, а вот такую бы, с золотыми волосами…
Девушка прошла мимо, не услышала. Но чей-то голос произнес:
– Я подскажу!
Витя обернулся. За ним стояла темноволосая женщина в черных очках. Она взяла в руки куклу. Потом сняла очки. Витя замер.
– Не годится вам эта кукла. Глаза у куклы должны быть синие. Вот тогда она – настоящая принцесса. А все остальное подделки… Скажи, Зорин, у моей дочки глаза синие?
– Ира?
– Расскажи мне, какая она. Ведь ты ей куклу покупаешь, а?
– Ей. Она красивая, – признался он тихо.
– Кто – кукла?
– Нет. Валечка. Она у нас с Симой очень красивая.
– У нас с Симой! Эх, Зорин, да хочешь, я весь этот универмаг куплю и тебя с потрохами в придачу? А?
– Нет, не хочу. Уйди, – вдруг оттолкнул он Иру.
– Не уйду.
– Тогда уйду я!
Он двинулся к выходу, но Ира схватила его за рукав куртки:
– Подожди! Но ведь не по-человечески это! Я пять лет молчала, я за пять лет ни разу не приехала, не помешала. Витя, ну погоди, погоди, пожалуйста, очень тебя прошу!
Витя остановился:
– Ну что еще? Нет тебя в нашей жизни и быть не должно!
– Но ведь я же была. Меня нельзя вычеркнуть. Я Валю родила! Я ее мать! Я! Пожалуйста, разреши мне купить эту куклу. Пожалуйста! – молила женщина.
– Хорошо.
Ира быстро побежала к витрине кукол, уронив все остальные коробки, быстро выбрала настоящую принцессу – золотоволосую, в свадебном платье, – и через минуту вернулась к Вите.
– Вот. Это то, что надо.
– Спасибо. А заплачу я сам. – Он двинулся к кассе.
Ира снова побежала за ним.
– Ты не можешь бросить меня здесь и даже ничего не рассказать про девочку, про мою девочку! Ты же человек! Ты же любил меня. Витя, пожалуйста, я на колени перед тобой встану!
И она посреди всего зала и впрямь упала перед ним на колени. Люди перешептывались, недоумевая.
– Ладно, пошли, не позорься. Встань! Только времени у меня в обрез, – поднял Витя Иру и повел за собой…
Они сидели за столиком в маленьком кафе. Он и его бывшая любовь.
– Я на все твои вопросы ответил. Пора.
– А чего ж меня ни о чем не спросил?
– А зачем? – Он пожал плечами. – И так все про всех в деревне знают. Замуж тебя не взял никто. Покровитель у тебя новый, тоже богатый, да, видать, не сладко тебе с ним.
– Ну, что еще в деревне знают? – усмехнулась Ира.
– Что в доме огромном у него живешь. Что машина последней марки красного цвета. А что о тебе еще можно знать, Ира? Денег тебе больше не надо. Получила ты свое!
– Все, да не все. Тебя я не получила в этой жизни. И ребенка.
– А оно тебе сдалось? Не приезжай к нам. И в нашу семью не лезь. Сима дочь растит. Она ей мать. А мне жена. Прощай! – Витя встал из-за стола.
Он ушел. Ира допила рюмку, знаком просит официанта повторить…
А что делать? Одно счастье ей осталось – бутылка…
Красивую золотоволосую принцессу в свадебном платье пятилетняя Валечка почему-то отшвырнула в угол.
– Ну, чем тебе не угодил, дочь? – спросил Витя. – Ты ж сама такую просила!
– Не хочу! Она плохая!
– Не серчай. Валька у нас такая: если нравится – к сердцу прижмет и не отпустит. Ну а если нет… Насильно мил не будешь, – сказала Серафима.
Она погладила Валю:
– Ничего, доченька! Будет тебе другая принцесса, покрасивее этой! Ты чего такой смурной, Вить?
Витя отвернулся. Девочка убежала к себе, так и не подобрав с пола куклу.
Сима сама ее подняла, на стол поставила. Красивая. И волосы как у Ирочки Долговой в юности.
– Чего молчишь, Вить?
– Да так… Устал малость с дороги.
А сам от Серафимы глаза отводит.
Сима вдруг спросила:
– А ведь это Ира ей куклу купила, верно? Ты не говори, я и так знаю.
– Я… – он обомлел от неожиданности, – я тебе все объясню…
– Да знаю я, что ничего не было. Просто страшно мне, что она снова в нашей жизни объявилась. Иначе, но страшно!
– Ты не бойся. Я с тобой. А она… Она ничего нам не сделает. По документам все чисто: она сама написала отказ. Ну что она может еще сделать, что?
Серафима тяжко вздохнула.
Нажала кукле на живот. Та пропищала голосом тоненьким: «Мама!»
Ира с Ленчиком прогуливались по улице. Нашла она его в городе, хоть пять лет прежде и не вспоминала.
– Говорил, Ирка, придешь ко мне горем делиться да совета просить.
– Я хочу забрать ее, понимаешь? Она моя дочь! Что мне делать, а?
– Вот что я тебе скажу. Сам-то я не из сообразительных. У моего, Ира, шефа голова как дом советов, как раньше-то говорили. Тут без него не обойтись. Сами их не угробим – он поможет. Мужик толковый и со связями. Познакомлю! Он, кстати, на Серафимину-то ферму глаз давно положил. Так что, считай, наш союзник. Ну как, согласная?
– Ничего и никого к этому делу я приплетать не желаю!
– А зря. Вот если кого просто пришить – это ко мне. А тут надо сеть тонко раскидывать. Мозгами работать!
– Понятно. Тебе-то раскидывать нечем, – ухмыльнулась Ира.
– Но-но! Ты шибко умная, как я погляжу! Продала дочку за понюшку табаку, а теперь от большого ума страдаешь! Не, Ир, сведу я тебя с Пал Палычем, обрадуешься как пить дать. Этот все устроит!
– С кем, с Пал Палычем?
– А чё? Знаком он тебе, что ли?
Схватил Иру за руку, та руку выдернула.
– Без Пал Палыча обойдусь! И без тебя!
И убежала…
Вот такая встреча получилась…
А Сима прощалась с Полиной.
– В другой раз приеду к тебе уже с покупателями! Жеребята у тебя замечательные. Грех добру пропадать. Тебе, Сима, надо расширять рынок сбыта. И вот тут я помогу! Рекламу тебе сделаю нужную. Пусть вся страна про тебя знает и про лошадей твоих! – обещала Полина.
– Вся страна – боязно. Да и не за славой я в это дело полезла. И даже, поверите, не за деньгами!
– Кому бы другому не поверила. А тебе – запросто! Сим, обещай одно!
– Ну?
– Платье с латкой надо выбросить на помойку! Купи другое, а? – засмеялась Полина. – Ну, не по статусу тебе в таком ходить!
– Обещаю. Вот к Новому году…
Журналистка перебила:
– Гляди не опоздай! Мужик у тебя молодой, красивый! Бабы-то на него по деревне до сих пор заглядываются!
– Еще чего! Меня боятся! Пусть только попробуют!
Полина засмеялась:
– Ой, Симка, ну смешная ж ты! А платье купи, слышишь!
– Вот клянусь, Полина Сергеевна. На той неделе вместе с Витькой поедем в город – если все будет хорошо, дай бог. Там и куплю! Да не одно куплю! Много!
– Должно быть все хорошо! Кто вам помешает!
Кто знает правду про Иркину жизнь? Никто. Только она сама. За пять лет не пять кавалеров сменила, куда больше.
Вот с последним жила вроде в его доме, все хорошо, все ладно… Да никто на ней жениться не хотел.
Через полгода жена законная приехала, про которую хахаль врал, что развелись… Жена Ирку из дому поперла. Орала, в милицию сдать обещала.
Ира и вернулась восвояси. В квартирку свою, что еще ее Гена получил. А денег немного, не накопила ничего, думала за чужой счет жить. Не вышло.
Собрала она все свои небольшие финансы и двинула к женщине, про которую ей рассказали, что, мол, способности у нее гадать и предсказывать. Да и не только предсказывать. Но и ворожить. С молодости верила Ира ворожеям. Но теперь даже не в любви дело. Поняла, глупая, как без ребенка тошно. Поняла, что сделала дурость страшную, отдав Валечку Симе. Как теперь отомстить? Леня с его Пал Палычем не вариант.
Вот колдунья…
…Ира оказалась в странном полутемном помещении. Вокруг горели свечи. На большом столе стоял огромный хрустальный шар, лежала раскрытая книга. Маленькая хрупкая женщина в очках – Ира не сразу ее заметила – поздоровалась.
– Ой, здрасте… А я к вам…
– Знаю, что ко мне. Знаю зачем. Воротить его не воротишь. Слишком крепко милый твой повязан.
Она крутанула шар хрустальный, заговорила быстрее:
– Что было – в прошлом все. И нет моих сил повернуть все вспять.
– Не хочу воротить. Отомстить хочу…
– Порчу навести? Это дорого.
– Заплачу, – согласилась Ира.
– Очень дорого, – усмехнулась колдунья.
– Отдам все, что есть! – Ира протянула деньги.
Женщина деньги взяла, вздохнула, снова покрутила шар.
– Есть она. И есть он. Его ты любишь, ее ненавидишь… С кого начнем?
Ира подумала… посмотрела глазами своими прекрасными на колдунью:
– С него!
– Точно, не путаешь?
– Он предал меня… С него! Потому что люблю его до сих пор и забыть не могу. С него!
– Будь по-твоему! – согласилась колдунья. – Денег ты заплатила достаточно!
Вечером в конюшне Виктор осматривал лошадь.
– Стой смирно, Альма, вот так. Не бойся. Что тут у нас с ногой? Ага, давай другую…
Сима появилась в конюшне внезапно.
– Чего ты? Спать пора! Что, некому кроме тебя коня посмотреть?
– Иду, Сим, иду!
– Ложился бы! Завтра в город ехать рано.
– Тебя от дела за уши не оттащишь. А я чем хуже? А?
Сима засмеялась, подошла к нему, обняла, взъерошила Вите волосы.
– Ты лучше! Ты самый хороший. Пусть мне все завидуют!
Маленький аккуратный джип Симы летел на бешеной скорости. Она сама была за рулем.
– Ты б не гнала так, а? – заволновался Витя.
– Хочу успеть быстро обернуться. Я Вале вечером обещала сказку прочитать.
– Ну няня ее прочтет. Она ж не безграмотная!
– Дурак ты! Мать должна с ребенком заниматься, а не чужая тетка. Мать… Ой, Витя, Витя, что с тобой?
Медленно, как подкошенный, Витя сползал вдоль кресла вниз.
– Витенька, что с тобой? Витя, Витя!
Виктор потерял сознание. Сима резко затормозила машину. Она хлестала Виктора по побелевшим щекам.
– Витя, родной, Витенька!!! Очнись, что с тобой, Витя!
Он пришел в себя. И, несмотря на сопротивление, в тот же день Сима отвезла мужа в больницу. Она ждала в коридоре врача, не находя себе места. Из палаты Виктора вышел доктор:
– Не буду говорить ничего, пока не готовы анализы.
– Доктор, может, я его домой заберу, там он скорей в себя придет! Отлежится. Он устал просто, устал!
– Он останется тут. А без анализов я никуда не пущу!
Сима сидела на нерасстеленной кровати в спальне. Она не могла уснуть. К ней пришел Ваня – большой уже парень двенадцати лет.
– Мам, чего не спишь?
– Иди к себе, Вань. Посмотри, как сестренка.
– Да она давно дрыхнет в обнимку с плюшевым мишкой!
– Ваня, ты уже взрослый. Ты один мне помощник. Если что, ты мне надежда и опора.
– Ну ты что, конечно, мам! – заверил мать Ваня.
– Если надо в Москву ехать, поедешь со мной?
– Ну конечно, мама! Не вопрос! А чего с отцом-то? Ты мне скажи: он чем заболел?
– Доживем до утра – узнаем!
Мучилась Серафима до утра, так и не уснула…
Утром примчалась в больницу ни свет ни заря. Ждала часа три, пока врачи с ней поговорят. Наконец ее позвали.
– Мужайтесь, Серафима Ивановна. Мои худшие подозрения подтвердились… – начал разговор врач.
– Что?
Врач назвал страшную болезнь. Ноги Серафимы подкосились, она чуть не рухнула, но в руки себя взяла. Она не имеет права быть слабой!
– Надежда есть? – только и спросила она.
– Надежда всегда есть, Серафима Ивановна. Лечиться вот надо серьезно и срочно! Я ничего ему не сказал.
– И не говорите. Я отвезу его в лучшую клинику. Я сделаю все. Он будет жить, слышите, будет! – кричала Сима, веря в свои слова.
Виктор был в палате один. Сима тихо вошла, села к нему на кровать.
– Только врать мне не надо. Знаю я все. У врача выпытал, Сима… – прошептал муж.
– Это не конец, Вить, слышишь, это не конец! Ирке тебя не отдала, а смерти тем более не отдам! Не отдам!
– Смерть тебя не спросит. Она никого не спрашивает, – горько усмехнулся Зорин. – За что, Сима?
Он повернулся к ней, обнял жену.
– Что же, я грешил больше всех? Что ж я сделал не так, Сима! Почему я? Ведь дети еще малые! Почему?
– А ну не раскисать! – вскочила она на ноги. – Ты нужен, Витя, нам. И мне, и Ване, и Валечке. Обещай, что будешь держаться, обещай мне, обещай же, обещай!
Она стояла перед ним такая большая, грозная и решительная, что не поверить ей было просто невозможно!
«Не раскисать!» – сказал он себе.
И началась у Симы самая страшная борьба – борьба за жизнь мужа!
Сима стояла в коридоре у запертой дверцы в купе. Она серьезна и сосредоточенна. Только иссохшиеся, потрескавшиеся губы выдают волнение.
Они едут в Москву. Лечиться и побеждать. Они победят болезнь – верит Сима. Она же сильная, а силой всегда надо делиться!
В квартире Полины прозвучал звонок. Полина открыла дверь, Сима стояла рядом. Пришел профессор Красин. Он постарел немного, но был все такой же подтянутый, поджарый.
– Завтра его положат в онкоцентр. Там друг мой завотделением. Сделают все, что возможно, Серафима.
– Мне не надо, что возможно! Мне надо, что невозможно… Нет меня без него, профессор. Просто нет!
Дочку Сима оставила на Марию Ивановну, а Ваню взяла с собой. Жили они у Полины. К Вите Сима приходила дважды в день: еду носила и с врачами разговаривала, пыталась поднять мужу настроение. Зорин почти никогда не оставался один.
Вот она ушла, уложив его спать. Но Виктору не спалось. С ним в палате лежал молодой человек, совсем мальчишка – Игорь. Он решил рассказать свою историю любви.
– А я подумал: ну зачем я ей? Зачем я ей больной, а она такая красавица. Я, Виктор Михайлович, ей письмо написал: мол, так и так, полюбил другую, а ты свободна.
– И она что? – поднялся с подушки Витя.
– Она, к счастью, поверила. Наговорила мне ужасно много обидных слов…
– А ты?
– А я молчал. Я плакать хотел, но я молчал. Потому что зачем я ей больной? Я же обуза. Не надо ей такого. Никого никогда напрягать не надо.
– Ну а если она любила тебя, а ты… Ты сделал ей больно.
– Если бы мы были вместе, а я умер – ей было бы гораздо больней. А так я думаю – забудет меня. И слава богу. И будет ей хорошо с другим… Я люблю, а когда любишь, о другом думать надо, не о себе…
– Что-то ты наворотил, парень! – вздохнул Витя.
– Нет. Я горжусь собой. И это меня ну… согревает, что ли. Она не знает, что я в Москве, здесь, в клинике… И не узнает… Она такая красивая! Я таких больше не видел… И не увижу… Дядя Витя, а у вас жена красивая?
Виктор задумался.
– Я ж вас спросил, дядя Витя!
– Так ты ж ее видел!
– Нет, – не унимался парень, – для вас она красивая?
– Она у меня замечательная, – улыбнулся Витя, – это ж больше чем красивая. Гораздо больше…
Зареванная Ира снова пришла к колдунье. Она узнала про болезнь Виктора, потому что в деревне ничего не скроешь. Именно оттуда пришло ей это страшное известие.
– Что еще тебе надо? – спросила ведьма, увидев Иру на пороге своего жилища.
– Я не хочу! Я не хочу! Он заболел! Это я виновата, я!
– Успокойся. Не вини себя. Давно уже болезнь в его теле. Я только увидела да и рассказала тебе, – спокойно ответила колдунья.
Ира зарыдала еще горче.
– Я любила его! Я думала… думала, что это в шутку, не всерьез. Я не верила вам до конца… Я не знала… Я не хотела плохого!
– Ты верила. Ты хотела. Ты все знала. Не лги себе. Иди, я ничего не смогу сделать. Я не лечу, я только предсказываю.
Ира взорвалась от бессильной злобы:
– Дура! Ты мерзкая дура! Шарлатанка! Дрянь! Он будет жить, будет!
Ира била и крушила все на своем пути – стулья, свечи, статуэтки. Добралась до хрустального шара – грохнула его об пол. А он не бьется.
– Иди домой, – спокойно сказала хозяйка. – Моя бухгалтерия тебе выпишет счет за погром. Но ничего не изменится.
Полина и Сима готовили Вите обед.
– Завтра, после консилиума будут думать: оставить его здесь или отправить на лечение в Германию, – сухо рассказала Сима последние новости.
– Сима, прости, денег-то хватит? – робко задала вопрос Полина.
– Я написала… Пусть продают всех коней. Пусть ферму продают… Если надо – и дом тоже… Деньги переведут в течение недели. Хватит.
В коридоре топтался парнишка лет восемнадцати с беспокойным взглядом, внимательно слушая женщин.
– Кто там? Это ты, Вадюша, пришел? – спросила Полина.
Вадим зашел, поздоровался.
– Здравствуйте, тетя Полли, по-английскому сегодня пять.
– Отлично! Симочка, это мой племянник, Вадик. Сестра прислала учиться в иняз. Первый курс и первая пятерка, потому что мы не очень трудолюбивы, хотя и способны! Вадюша, показал бы ты в выходные Ваньке Москву, пока тетя Сима в больнице. Вот он, наш Ванечка!
– Здрасте! – поздоровался Иван с племянником Полины.
– Непременно, тетя Полли! Вот только коллоквиум сдам! Вань, ты потерпишь?
Ваня кивнул.
Все, что говорил Вадим, звучало как-то фальшиво. Его глазам нельзя было верить, какие-то они были бегающие, недобрые…
Сима про себя отметила это, но, конечно, ни с кем делиться не стала – Ваня мал, Вите не до этого, а Полине про родного племянника такого не скажешь.
– Обязательно сдай свой коллоквиум и возьми мальчика гулять с собой! – приказала Полина.
– Почему он зовет вас тетя Полли? – удивился Ванечка.
– Сокращенное от Полина да на английский лад. Сим, пойди полежи, ты устала!
– Ну, если только часок, до вечера, – согласилась Сима. – А вечером опять в больницу схожу.
Ваня подошел, обнял мать:
– Мам, я не хочу смотреть Москву, я хочу, чтобы папу вылечили.
Сима поцеловала сына:
– Вылечат, непременно!
Прилегла Сима, но не спала, ворочалась. Сквозь пелену сонного тумана видела: тела Иры и Вити слиты воедино, Витя целует Иру, а потом… потом вдруг исчезает, словно испаряется…
Симу словно током тряхнуло. Она вскочила:
– Полина, Полина, я побегу!
– Куда?
– К нему!
– Дождись ты утра, господи, ну кто на ночь глядя!
– Нет, побегу!
Кровать Игоря пустовала, его два дня назад перевели в реанимацию. Пришли две санитарки и поменяли его постельное белье.
– Где он? – спросил Витя.
Женщины молчали.
– Где Игорь? Скажите? Скажите мне!
– Умер. Ложитесь, Зорин, вам нельзя волноваться.
Когда санитарки вышли из палаты, Зорин подошел к окну, он был в ужасе. Вот она какая хрупкая человеческая жизнь. Смерть никого не щадит. Игорь, совсем мальчишка! Была жизнь – и нету. Так просто, словно выключателем кто-то щелкнул, и лампочка погасла…
//-- * * * --//
Сломя голову Сима в ту минуту бежала вниз по лестнице. Словно кто-то или что-то звали ее…
А в ушах все звучали слова Игоря: «Зачем я ей больной, я же обуза? Не надо ей. Никого никогда напрягать не надо…»
Вите стало страшно. Ни к чему это – обузой быть. Где гарантия, что его вылечат? Где гарантия, что не останется он немощным инвалидом, сидящим на шее у жены и детей…
Страшно стало от того, что мучиться придется. От того, что он будет мучить Симу и детей.
В ту секунду он забыл о своем обещании – жить во что бы то ни стало! Бороться за жизнь! Устал, потому что в конечном итоге это ужасно тяжело.
Витя еще раз посмотрел в окно. Внизу – бездна, настолько высоко расположена его палата в корпусе высотного здания…
Бездна – это выход…
Как сумасшедшая, сломя голову бежит Сима. Одна улица, вторая, третья… Спотыкается, падает, встает и вновь бежит. Город мелькает перед ее глазами, город, который она толком не видела.
Витя уже стоял на подоконнике, он был готов к прыжку. В эту секунду в палату ворвалась Сима.
– Витя! Стой! Стой! Иначе я тоже прыгну. Витя, Витенька, слезай! – Она кинулась к окну.
Витя пошатнулся на подоконнике, чуть не потеряв равновесие от ее внезапного вторжения.
Глаза Симы наполнились ужасом.
– Витя! Не-е-ет!
Она сняла его с подоконника. Она спасла его от этого прыжка. Она кричала:
– Нет! Нет, не пущу! Нет!
Она тянула его к себе так сильно, что оба упали на пол…
– Что же ты делаешь? Что же ты творишь, гад такой! Ты зачем меня пугаешь? Ты зачем такое сотворить надумал? – Сима колотила его в плечо кулаком, словно забыв про болезнь.
– Сима, не жилец я, не жилец, понимаешь? Пусти, Сима, всем жизнь облегчу! Не хочу, чтобы ты со мной возилась. Не хочу, чтобы Ванька меня таким видел и Валюшка. Не хочу! Не хочу! – кричал он во все горло…
На крики прибежал врач и обомлел, увидев открытое окно с сорванной занавеской и Симу, которая изо всех сил лупила мужа.
– Это что такое, а? Зорин, вы что творите? А вы, жена называется? Что же вы колотите больного? Вы в своем уме?
Виктор, тяжело дыша, сидел на полу. Сима поднялась на ноги первая.
– Не он это, я виноватая, я! Дайте только молоток – я эти окна забью досками! Я не дам ему с собой покончить, не дам! Не дам!!!
Врач все понял. Подошел, закрыл окно.
– И вам, и ему сейчас дадим успокоительное. Уходите, Серафима Ивановна. А от вас, Виктор Михайлович, не ожидал…
– Нет! Никуда, никуда я не уйду! Не брошу его… Я тут, рядом ночевать буду!
И ведь никто не прогнал ее, хотя другим это строго запрещено…
Виктор лежал в кровати, Сима сидела рядом.
– Прости меня, за все прости! – вдруг сказал он. – И за то, что изменял. И за то, что обзывал. И за то, что бил… Дурак я был дураком. Серафима, сможешь ли меня простить, захочешь ли?
Сима гладила его по голове.
– Да я ж люблю тебя, дурень! А вот когда любишь – это все не важно. Лишь бы ты был! Со мной ли, без меня ли! Лишь бы был, Витенька! Бог мне тебя подарил, детей наших… Что ты, Витя, я такая счастливая!
Сима заплакала. Витя привстал с кровати. Обнял ее.
– Я тебе вот что сказать-то хотел, Сим… Я люблю тебя.
– Что?
– Я… люблю… тебя! – запнулся Витя.
– Да что с тобой, ты ж мне в жизни этих слов не говорил. Ты чего, Вить! Ты ко мне привык. Хозяйство у нас общее…
– Да что оно, твое хозяйство. Люблю я тебя, дуру, понимаешь?
Счастливая Сима не верила, она качала головой – мол, быть того не может. А Зорин все повторял:
– Люблю. И никого так не любил. И уже любить не буду!
В темноте палаты они сидели обнявшись и боялись шелохнуться.
Ваня учил уроки в комнате, когда туда заглянул Вадюша.
– Эй, как там тебя…
– Иван.
– Иван? Вот что, Иван. Я тут в ситуацию одну попал. У девчонки день рождения, а я на мели, ну, в смысле, денег нет совсем. А она цветы любит… Ты не поможешь часом?
– Помогу. – Ваня отзывчивый парень был, быстро вытряхнул карманы, что было протянул Вадику.
– Столько тебе хватит?
– Маловато… Ну да ладно, давай сколько есть.
Вадик быстро забрал деньги у мальчика, двинулся к двери. Обернулся:
– Слышь, Ванек, если тетя Полли спросит, показал ли я тебе Москву – скажешь «да». Заметано?
– Что же, я ей врать должен? – удивился Ваня.
– А ты что, никогда не врал?
– Нет. И не собираюсь.
– Похвально! Слушай, может, еще денег дашь? – захихикал Вадик.
– Но это последние. Честно.
– Жидковато! А я-то думал, вы деревенские богачи!
И с недобрым гоготом Вадик исчез…
Сима утром встречалась с Красиным.
– Конечно, операцию лучше делать за рубежом, – рассуждал профессор. – В Германии, например. У меня есть там знакомые, Сима, мои коллеги. Они пойдут мне навстречу, помогут, но…
– Что – но?
– Все равно это будет очень дорого стоить. Часть денег я дам.
– Еще что надумали! Ничего я у вас не возьму!
– Ты с ума сошла? Я тебе что, чужой человек? Чужой, да?
– Не обижайся, профессор, – Сима взяла его за руку, – не чужой. Только деньги я сама найду! Я так привыкла – все сама.
– Откуда тебе такие средства взять, ты в ценах-то хоть ориентируешься? Лечение за рубежом – это огромные, огромные деньги, Сима! – закричал Красин.
– Дом продам. Коней продам. Ферму. Кровь свою! Лишь бы он был жив!
Красин очень нежно и уважительно посмотрел на Симу:
– Ох, какая ты!
– А разве по-другому можно, если человека любишь?
– Я позвоню Паулю Штерну. Он прекрасный онкохирург. Такие чудеса творит!
– А он сам оперировать будет, а?
– Не бойся. Сам. Об этом я с ним тоже договорюсь. Я ж помню, какая ты настырная! – улыбнулся Красин.
Во дворе Вадик был совсем не таким смелым, как дома. Нахохлившись, он сидел на скамейке у третьего подъезда. Совсем не весело было Вадику. И вовсе он не спешил на день рождения подруги он спешил.
Из подъезда вышли трое: громила Штырь, размалеванная под панка девица по имени Алиса и подручный Штыря «колобок» по кличке Перчик.
– А, ты! Пришел, послушный мальчик! Бабки при тебе? – сразу наехал на Вадика Штырь.
– Ну да…
– Гони!
Вадик протянул деньги, что выманил он у Вани.
– Вот!
– Я чего-то не понял, ты меня чего, за фраера держишь? Это же копейки! – обозлился грозный Штырь. – Алиске на мороженое. Ты сколько у нас «дури» брал, помнишь? Или тебе память отшибло, а? Ты чего дураком прикидываешься?
– Я… я принесу, но попозже, – лепетал Вадик, скукожившись от страха. – Тетка сейчас денег не дает. Это все, что у тетки нашел!
– Э, ты чего! Штырь, я не въехала – мы чего, его на халяву содержим? Он нам сын, что ли? – вмешалась Алиса. – Пусть гонит бабло по полной программе!
– Ты, пацан, совсем офигел. Живешь без понятий. Тебе люди что, просто так кайф таскали? Ты за кого Штыря принимаешь? Ты думаешь, он с тобой будет нянчиться, а? – встрял в разговор Перчик.
Штырь молчал, угрюмо глядя на Вадика. Потом вдруг развернулся и как даст парню под дых! Вадик охнул, осел на землю. Перчик тут же включился – ногой Вадика по спине, еще раз и еще… Встать Вадик уже не мог, а хулиганов это только раззадорило.
– Мочите его, мочите! Будет знать, как кайфовать на чужие баблосы, козел! – подзуживала их Алиса.
Вадика били ногами. Он почти не уворачивался от ударов. Последний удар нанес Штырь, потом он склонился над неподвижным телом:
– Ну ты, ублюдок! Короче, мы ставим тебя на счетчик! Если бабла не будет через неделю – ты дохлый. Понял? Ты понял, что я сказал? Я не шучу!
Вадик смотрел снизу вверх на своих мучителей.
– Да! – прошептал он.
– Повтори громче!
– Да, я обещаю!
Мария Ивановна в Симином доме разговаривала с ней по телефону. По дому бесцеремонно ходили чужие люди – толстый мужик со своей свитой. Оглядывали все, трогали каждую вещь… Архитектор еле поспевал за ними – если бы не он, бог ведает, чтоб натворили.
– Да, Симочка, но по цене договориться не можем. Господин Кусаков называет сумму почти в два раза меньшую.
– Ни рубля больше не дам, так и объясни хозяйке! – кричал толстяк Кусаков.
– Ты слышала? Такой бесцеремонный, аж ударить его хочется, гада. Сима, ну что нам делать?
– Соглашайтесь на все. Деньги нужны срочно! Очень срочно! Середина недели – крайний срок.
– Скажите, что мы забираем всех коней и все хозяйственные постройки в придачу! – крикнул Кусаков.
– Да я уж поняла, – отозвалась в трубке Сима, – берите, только денег дайте!
Сима опустила трубку. Полина, стоящая рядом, все поняла.
– Вот жмоты твои покупатели! – возмутилась она.
– Кусаков – бизнесмен. Он прекрасно понимает, что я в безвыходной ситуации, и пользуется этим. Для бизнесмена, Полина Сергеевна, это нормально… – ответила Сима.
– Нормально! Сволочь, – сплюнула Полина.
– Мне главное – успеть вовремя. Успеть! Профессор договорился с немецкой клиникой. Господи, все забери, все, все! Только чтоб Витя был!
Ваня вошел в комнату:
– Мам, ты чего?
– Ничего, сынок!
– Ты плакала?
– Тебе показалось!
– Ты же сама учила всегда быть сильным.
– Я – сильная. И ты у меня сильный. И папа – сильный. Он победит болезнь, вот увидишь, Ванька! А про то, что мы ферму продаем и лошадей, ему ни слова, слышишь!
Медсестра только что поставила Виктору капельницу. В палату заглянул Ваня:
– Извините, теперь можно?
Медсестра кивнула, Ваня вошел, сел на стульчик возле отца.
– Ты поправишься! Ты обязательно поправишься, так мама сказала, а она никогда не врет!
– Знаю, Ванька. Ты вот что… Обещай мне, как бы то ни было, маму беречь. Чтобы ни один волосок с ее головы не упал. Чтобы никто и никогда ее не обижал! Мама у нас такая, какой ни у кого на свете нет. Ты это знаешь?
– Ага! Я так рад, папа, что ты это понял!
Витя ошарашенно посмотрел на сына.
– Ты лежи, не волнуйся, тебе нельзя… У тебя капельница. А я и так все понимаю, я уже взрослый. Ты, когда поправишься, больше никогда в выходные от нас в город ездить не будешь, правда? Ты раньше ездил, я помню…
Красин сдержал свое обещание, а иначе и быть не могло. С доктором Штерном говорил по-немецки, язык он знал в совершенстве. И не только немецкий…
– Да, Пауль, это лично моя просьба! И потом… эта удивительная женщина когда-то спасла мою жизнь. Поэтому я прошу тебя спасти ее мужа. Она любит его больше всего на свете, и это чувство достойно уважения.
– Что ж, этот господин Зорин счастливый человек! Хорошо, когда жена так любит мужа! – отвечал Пауль.
– Теперь по делу, без лирики. Всю историю его болезни и анализы я выслал тебе на электронный адрес.
– Да-да, мы уже все получили. Надо торопиться!
– С визами я помогу. Если все будет хорошо, к концу недели они прилетят в твою клинику. Пауль, часть денег я переведу со своего счета. Остальные госпожа Зорина привезет сама! Она настаивает на этом. И вот еще что, Пауль… Лучше соглашайся сразу оперировать сам! Это мой тебе настоятельный совет. И просьба…
Полина, держа в руках пустой кошелек, ругалась с племянником.
– Послушай, но ведь это уже не первый случай и не второй, когда ты воруешь у меня деньги. Ты думаешь, я слепая, глухая и ничего не понимаю? В институт ты не ходишь, у тебя сплошные пропуски, мне звонил декан! Шляешься целыми днями неизвестно где! А теперь… Теперь у меня пропадают регулярно деньги. Я уже не однажды замечала, как ты шаришь по дому… – Полина была зла.
– Да не брал я у тебя денег, не брал! – оправдывался Вадик.
– Брал! Точно знаю, что брал. Ты бы мог попросить, и я бы тебе их дала. Пойми меня правильно, Вадюша, дело даже не в деньгах. Я не знаю, как и на что ты их тратишь.
И я предполагаю, на что можно тратить столько денег. Это наркотики, да?
– Нет! Почему ты меня подозреваешь во всех грехах? – завопил Вадюша. – Я просто девушке на день рождения духи дорогие купил! Я с ней встречаюсь!
– Духи? Девушке! А давай ты меня с ней познакомишь? Я хочу знать твоих друзей!
– Еще чего!
– Я имею на это право. Мать с отцом поручили мне твою жизнь в Москве! И я хочу, чтобы ты учился, чтобы ты стал человеком, чтобы у тебя были нормальные друзья! – просила тетка.
– Нормальные? Да они получше, чем та деревенская кодла, которая поселилась у тебя в доме! – съязвил племянник.
Полина влепила ему пощечину.
– Не смей! Не смей так говорить! Не смей делить людей на городских и деревенских, на первый и второй сорт!
– А ты не смей меня бить! Не смей читать мне нотации и учить меня жизни! Кто ты такая, что ты для меня сделала? Койку выделила в квартире и в институт долбаный устроила, да?
– Как тебе не стыдно!
– А вот и не стыдно. Ты что, мне квартиру подарила, машину? Что ты для меня сделала, чтобы я танцевал перед тобой на задних лапках, а?
Полина схватила его:
– Кто тебя этому учит, а? Скажи, кто? Если ты подсел на наркоту – я тебя вылечу. Я матери твоей не скажу ни слова. Ты вернешься в институт, сдашь сессию, и мы забудем все наши распри. Вадик! Будь человеком! Признайся!
– А полы тебе дома языком не вылизать? Я тебя видеть не хочу. Живи со своими деревенскими уродами, а я ухожу, поняла?
Он схватил с вешалки куртку.
– Вадим, Вадим, не дури! – кричала вслед Полина.
– Я больше не вернусь сюда, поняла? Не вернусь!
Он хлопнул дверью прямо перед ее носом…
В обезлюдевшем после службы храме стояла Ира. Она озиралась по сторонам. Со стен на нее глядели святые. Ира пятилась назад, пока не наткнулсь на пожилую женщину, работницу церковной лавочки. Ира нерешительно обратилась к ней:
– Скажите, мне бы за здравие поставить свечку. И еще молебен заказать за человека одного… Он болеет…
– Только ты, милая, голову платком прикрой. А я тебе сейчас расскажу, как чего делать. Зовут как человека?
– Его Виктором зовут. Витей. Я очень перед ним виновата, – ответила Ира.
Женщина внимательно посмотрела на Иру:
– Проси у Господа прощения, дочка. Вот, платочек накинь, а свечечку я тебе дам…
– Я… Я тогда в другой раз зайду. Зайду потом. Я… спешу сейчас…
Ира выбежала из храма на улицу, где стоял и смеялся наглый Ленчик.
– Ну что? И рада бы в рай, да грехи не пускают? – съязвил Ленчик.
– Ты чего, шпионишь за мной? Шпионишь, да?
– Почему шпионю? Слежу! И не просто так слежу!
– Что нужно? – грубо откликнулась Ира.
– Поблагодарить тебя хочу. За ценную информацию.
– За какую?
– Ну так, ты проболталась: у Зориных несчастье, ферму продают и коняшек своих. Вот мы и воспользовались. Шеф мой, Пал Палыч, все и приобрел за бесценок. Ну, через подставное лицо – сам он светиться не любит. Доволен. Кстати, он привет тебе передавал. И вот еще что…
Он протянул Ире бархатную ювелирную коробочку.
– Что это такое?
– Да ты открой, посмотри! Может, не угодили?
Ира открыла коробку. Там лежал тонкий золотой браслетик.
– Краденый? – брезгливо поморщилась Ира.
– Может, и краденый, но тебе в самый раз. Да ладно, бери! И скажи спасибо, это не от меня, а от Пал Палыча.
Ира бросила подарок Ленчику:
– Ничего мне от вас не надо, понятно?
– Ишь мы какие гордые! Ишь мы чем себя вообразили! Давай садись в машину, отвезу тебя к нему. Он велел.
– Мне от вас ничего не надо! Живу на свои трудовые! И передай Пал Палычу, что я в нем не нуждаюсь!
– На чаевые ты живешь, официанточка, а не на трудовые! Видел я тебя в ресторане, теперь не отдыхаешь там, а с подносиком бегаешь! На чаевые живешь, которые платим тебе мы и такие, как мы. И ты эти подачки берешь! И еще благодаришь! Так что подбери браслетик с пола и надень на лапку. А шеф покупку в вашем ресторане обмывать будет. Вот там вас и сведу. Ну, чего ты грустная, Ирочка! Все ведь удалось! Конец Зориным! – загоготал он.
Ира вырвалась и убежала…
Серафима вывалила из хозяйственной сумки пачки денег на стол.
– Мать честная! Ты что, так их и несла по городу? – Полина была просто в шоке от увиденного.
– И не говорите, Полина Сергеевна, чуть не поседела, пока до вас добралась. Иду и думаю: вот ведь все мое достояние, вот ведь оно, Витькино спасение! Да не дай бог что! Это ж конец всему…
– Да ведь все это можно было сделать через банк, на что тебе наличные?
– Во мой банк! Самый надежный банк на свете, Полина Сергеевна! – Сима постучала себя по огромной груди. – Вот в бюстгальтере все и перла!
– А трусов со специально сшитыми карманами у тебя, случайно, нет? – спросила со смехом Полина.
– Есть! А как же, как же без этого, Полина Сергеевна? Это у каждого деревенского человека есть, если он нормальный, – совершенно серьезно ответила Сима.
– О нет! Только не это! – Журналистка давилась смехом.
– Ладно, смейтесь! Мне самой на душе полегчало. Все уже на мази, Полина Сергеевна. Доктор Пауль согласился оперировать Витю, визы завтра с паспортами заберем. Красин и билеты забронировал. Ну вот есть же люди добрые на свете, а говорят, нет в мире таких! Вы есть, Красин есть… Ваня, поди сюда, сынок!
– Что, мам? – спросил Ваня.
– Видишь эту кучу денег, сынок? Это – конь Кипарис твой любимый. И вся ферма… Только ты не расстраивайся, сынок. Главное, что эти деньги – папино спасение. И ты до пятницы никуда не выйдешь, а будешь здесь эти денежки караулить. Безвылазно. Сможешь?
Ваня кивнул:
– Конечно смогу!
– Ну и отлично!
Сима улыбнулась впервые за долгое время. Предчувствовала, что бой этот выиграет!
Хмурый Вадим бродил по парку, ища глазами знакомую фигуру парня-поставщика. Вот он сидит на скамеечке, долговязый очкарик. Вадим поспешил к нему:
– Кролик, привет. Есть, а? Мне очень надо, очень!
– Чё, колбасит, да? Так Штырь велел тебе больше в долг не отпускать. Накрылась лавочка бесплатных раздач.
– Кролик, будь человеком, а? Хочешь часы? Мне их тетка подарила. Вот!
Он протянул часы. Кролик презрительно глянул на часы:
– Туфта, древность отстойная. У тебя мобила была.
– Еще месяц назад загнал. Голяк у меня, Кролик, ну войди в положение!
– У меня знаешь сколько таких, как ты, клиентов? Если я буду во все положения входить, я сам из долгов до смерти не выйду, – обозлился парень.
Вадим упал перед ним на колени:
– Кролик, пожалей!
– Ты еще скажи, помилосердствуй! Я тебе что, мать Тереза? Вали, пока Штырю не позвонил. А вот и он!
Штырь и его компания подходили к их лавочке.
Вадик сорвался с места, но не тут-то было. Штырь уже заметил его.
– Эй, а ну постой! Парни, за ним! Привести его ко мне! – скомандовал Штырь.
Перчик и Кролик рванули за Вадимом.
Он перескочил через забор, они за ним. Он забежал в арку соседнего двора, они следом. По пути – гора ящиков у служебного входа в магазин. Вадим с грохотом уронил их, чтобы преследователи отстали. Отстали, но ненадолго…
Они нагнали его на детской площадке, повалили на землю, заломали руки…
– Вот ты и попался, дурило! Пошли за нами!
//-- * * * --//
Здесь в тесном темном подвале находилось царство Штыря. На высоком стуле королевой восседала синеволосая Алиса. Связанного Вадима бросили на скамейку в углу.
– Доброта твоя погубит тебя, Штырь. Бабла, как видишь, у него ни копейки. И он вообще не парился на эту тему. Я не права, Вадюша? – язвительно сказала Алиса.
Вадик молчал. Перчик изо всех сил ударил его по лицу.
– Отвечай, когда с тобой говорит дама.
– Да какая она дама, она…
Теперь уже со всей силой ударил Штырь.
– Это тебе за Алису, это за долги! И еще за долги! И еще!
– Не бей! Я знаю, где есть деньги! – закричал Вадим.
– Я тоже знаю – в банке.
– Нет! Нет! В квартире у моей тетки! Много, очень много.
– Да что ты? А их нельзя было принести раньше? Да? Это было так трудно?
– Я принесу, принесу, если вы мне поможете. Я ушел из дома! Я с теткой поругался. А там огромные деньги… – не унимался Вадюша.
– Ай-ай-ай! Он поругался с бедной, старой теткой, – издевался Перчик, – а она, оказывается, миллионерша. Во дурак!
– Умолкни, Перчик. Ты, чмошник, колись конкретно, что за тема – огромные деньги. Пусти его, Крол! – приказал Штырь.
– У тетки живет одна деревенщина, подруга ее из провинции, – заговорил Вадик. – Она дом продала, коров там своих, собак. И все эти бабки в квартире. Реально много, она мужу на операцию в Германии собирает.
– На операцию в Германии – хорошая сумма. Ну так пойди и возьми. Ключи от хаты у тебя? – спросил Штырь.
– Тетка меня заметет! Там у этой деревенской тетки сын, малолетка пацан, он один днем дома. Я отвлеку пацана… А вы…
– Короче, я въехала: ты нас подставить хочешь, а сам чистеньким остаться! – заподозрила неладное Алиса.
– Нет, никто не подкопается. Я его уведу из дому, вам ключи сдам. Я не гоню, все точняк! – вопил Вадик.
– Короче, завтра двинем, но смотри, Вадюша, если ты кидалово задумал, тебе впрямь крышка! – пригрозил Штырь.
– Вот увидите, я не вру! Вот проверьте!!!
Сима сидела с мужем в палате. Она все пыталась его развеселить, отвлечь разговорами.
– Помнишь, Ванька, первый класс когда закончил, приехал и говорит: мне ваша школа не нужна, потому что я придумал себе подходящую профессию – я буду банкиром. Я ему говорю: на банкира тоже учиться надо. А он говорит: глупости это. Вон у Толи Светлова папа десяти классов не закончил, а у него самый крутой банк в городе. А я ему говорю: сынок, банкиров отстреливают. А он мне: мам, у меня начальником охраны будет папа! И тогда я ничего и никогда не буду бояться. Ну, помнишь?
– Сима, прости, не помню. Жил ведь как в бреду, как в дурном сне. Как Ванька вырос, не заметил… Все в город мотался, к этой… – вздохнул Витя.
– Ну перестань, не надо, все, все!
– Не гулял с сыном никогда. По душам-то с сыном не говорил никогда. Все не до этого было… Сколько ж я времени потерял, Сима! Ничего, Симочка, если жив буду – все наверстаю. Все, слышишь!
В том самом ресторане, где сидела когда-то Ирочка в норковой шубе, она теперь шустрила официанткой. На большом банкетном столе Ира расставляла закуски.
А вот и компания ввалилась праздновать. Среди них Ленчик и Пал Палыч. Ленчик сразу подвел шефа к Ире:
– Наша нимфа, Ирочка!
Пал Палыч почти не изменился. Только лысина больше стала. Холеный и щеголеватый бывший Ирин любовник расплылся в улыбке. На нее смотрел ласково.
– Давно не виделись, Ирочка. Постарела, да… Но еще ничего! Дай хоть ручку поцелую!
– Я работаю, у меня руки заняты, – отрезала Ира.
– Ну-ну! Ты не в шахте уголь копаешь! Спасибо тебе, Ирочка. Я коней хороших за копейки оторвал, ферму в придачу. А все почему? Ты, голубушка, сообщила вовремя! Ну, считай, что мы с тобой квиты. Ты у меня больше не в долгу. И возобновить приятное наше знакомство было бы очень кстати. Я недавно овдовел…
– Сочувствую, – сухо сказала она, не глядя на мужчину.
– Сочувствую и все? А где тот самый томный блеск в глазах, что был прежде? Где моя ласковая Ирочка? Я ведь все помню… – погрозил Пал Палыч пальчиком. – Ну-ка, поди сюда!
Он хотел было Иру по щеке потрепать ласково, но она зло убрала его руку:
– Помню я, как вы меня выкинули из своей жизни, как щенка паршивого! Все я помню! И не хочу с вами знаться!
– Ну… Не я один так поступал с тобой в этой жизни… Ха-ха… Прости, Ира, прости. Я вижу, что большой радости от того, что с подносом бегаешь, не испытываешь, а?
Пал Палыч снова попытался дотронуться до Ирки, но она грубо оттолкнула его:
– Уйдите!
Пал Палыч опешил от ее наглости. А Леня кинулся на Ирку, как коршун:
– Ты что, сука, делаешь, а? Ты с кем шутишь?
– Не твое дело, шестерка! – закричала она зло.
Пал Палыч хмыкнул и двинулся к выходу, злой и недовольный. Свита встала из-за стола, поспешая за ним. Директор, толстенький мужичок, немедленно подбежал к Ире:
– Ты мне таких клиентов отпугнула, тварь! Тварь ты и есть! Они же банкет заказали, а теперь уходят! Ну ты у меня за это ответишь!
Недолго думая он отвесил Ире оплеуху. Ленчик усмехнулся, глядя на эту сцену:
– Вот видишь, Ируль, как уважают нас. И ты должна нас уважать.
В дверь квартиры Полины позвонили. Ваня подошел к двери.
– Открой, это я, Вадим!
– Я не могу никому открывать. У тебя же свои ключи есть. Вот ты ими и открывай квартиру!
– Открой, Вань! Я их потерял. Ну правда потерял. У меня к тебе срочное дело.
– Да ладно, сейчас! – вздохнул Ваня.
Он открыл дверь. Вадим взволнованным голосом сообщил мальчику:
– Бежим скорее в больницу! Там отцу твоему плохо, слышишь?
– Как? Но мама же велела мне не выходить из дому! – смутился Ваня.
– Ты что, с ума сошел? А вдруг ты даже не успеешь с ним попрощаться! Бежим! Дверь мы захлопнем, не бойся, ну!
Он уволок мальчика за собой, захлопнув дверь.
Штырь и компания, притаившись во дворе, увидели, что из подъезда выбежали Ваня и Вадим. Штырь проводил их взглядом. Достал ключ, протянул Перчику и Кролику:
– Все. Хата пуста. Идите! Только быстро.
Парни не очень торопились, переминаясь с ноги на ногу.
– Я кому сказал: быстро вперед! Ну! Будете уклоняться от работы – проучу! Топайте, шевелите ножками! – зло приказал предводитель.
Кролик и Перчик двинули к подъезду, пугливо озираясь.
– А ты сам чего не пошел? – спросила Алиса.
– Лисенок, я что, дурак, оставлять свои отпечатки?
– Эти уроды будут долго копаться и могут не найти денег! Им ничего доверить нельзя!
– Найдут, никуда не денутся. А мы тут понаблюдаем.
Вадим тащил за собой Ваню по улице.
– Подожди! Мы же можем на метро доехать или поймать такси! – очнулся Ваня.
– Деревня! Какое такси в час пик! Кругом одни пробки. Тебе что, ног жалко? У тебя отец помирает. Двигай, двигай, ну!
Мальчик задыхался, но бежал вслед за Вадюшей.
А в это время Перец и Кролик громили квартиру. Они перетряхивали шифоньеры, полезли в чемоданы Симы – пусто.
– Блин, он, кажется, нас надул! – заорал Кролик.
– Он, по ходу, не знает Штыря. За обман полагается смерть! Пошли на кухню. Моя бабка, будешь смеяться, хранит свои сбережения в банке с гречневой крупой, – вспомнил Перчик.
– Чё, в натуре? – не понял Кролик.
– Точняк. Я их вчера оттуда именно и стырил!
Завернув за угол, Вадик и Ваня выбежали к пустырю. Ваня остановился, налетел на Вадика.
– Ты куда меня привел? Здесь же нет больницы! Где мы? – возмущался он.
– А я откуда знаю? Ладно, слышь, ты давай сам дальше, а мне пора – у меня в институте лекции.
– Стой! Стой, тебе говорят! У меня даже денег на дорогу нет! – кричал мальчик. – Я даже номер больницы не знаю!
– Это твои проблемы! – Вадик убежал, сверкая пятками.
Кролик и Перчик рассыпали крупу по всей кухне – денег не было.
– Ты, урод бабушкин! Ты сейчас у меня всю эту гречку схаваешь, понял? Время! Нас Штырь уроет! Через пять минут надо смываться. Ищи как следует!
– Сам ищи! Нет тут денег. Вадик нас просто опрокинул, а сам смылся. Нет никакого бабла.
– Есть! На фиг ему так подставляться! Ищи бабло, я сказал!
– Пошел ты!
Вместо поисков они сцепились, упали на пол и стали колошматить друг друга.
Сима в палате кормила мужа.
– Ну что ты как дите малое. Я ему говорю, есть надо, а он!
– Не хочу, Симочка, прости, что обижаю…
– Обижаешь! Очень сильно обижаешь! Тебе силы нужны. Мы с тобой всё вместе преодолеем, Витенька! Я тебя вытащу! Мы тебя в Германии вылечим.
– Деньги-то откуда, Сима? Ну, говори!
– Только не ругайся, Вить… Продала я все. Хозяйство наше продала.
– Ты с ума сошла. А где детям жить, подумала, а?
– Дом-то наш жив. Крыша над головой есть. А через год-два заново на ноги встанем. Во весь рост с колен поднимемся, ты же знаешь меня!
Витя обнял жену:
– Сима, Сима, не стою я тебя, Сима. За что же ты полюбила меня, дурака такого, а?
– Бог не спрашивает за что. Так вышло! – тихо сказала она.
Штырь и Алиса нервничали.
– Где эти козлы, а? Уже час там копаются. Я говорила, их нельзя одних пускать! – Алиса уже дергалась от злобы.
– Ладно, стой тут. Я сейчас!
Штырь сам направился к подъезду.
Ваня бежал по улице, останавливая прохожих. Все спрашивал, где папина больница, только не мог объяснить какая… Они с мамой туда чаще всего на машине ездили.
Люди улыбались, им хотелось помочь мальчику, а как? Больниц-то в Москве много.
Мальчик остался наедине с огромным городом: потоки машин, толпы людей, громады домов… Наконец Ваня выбежал на обочину дороги и стал голосовать. Выскочивший из-за угла мотоцикл чуть не сбил его. Ваня отскочил в сторону. Девушка-мотоциклистка сняла шлем.
– Тебе что, жить надоело? Ты что под колеса бросаешься, а?
– Пожалуйста, помогите мне! Помогите! Мне надо найти больницу, где папа лежит. Ему плохо, мне сказали, совсем плохо! Мне надо его увидеть, понимаете?
Девушка смотрела на Ваню изучающе. Потом скомандовала:
– Садись! Найдем! Быстро ездить не боишься?
– Нет! Я ничего не боюсь, только к папе меня отвезите, пожалуйста!
Мотоцикл вместе с Ваней сорвался с места…
//-- * * * --//
Штырь оказался умнее своих сотоварищей. В чемодане Симы денег не было. Перочинным ножом он быстро вспорол дно Ваниной дорожной сумки. И оттуда посыпались деньги, много денег.
– Вот же бабки, козлы, у вас под носом! Урою обоих! – прохрипел он зло.
– Штырь, мы не знали, честное слово… – заныли Перчик и Кролик.
– А голова вам дана только для того, чтобы жрать в нее, да? Ублюдосы! Быстро собрали бабки, и валим отсюда!
Кролик и Перчик ползали по полу, собирая деньги…
Витя уснул. Сима сидела рядом, боясь пошелохнуться, смотрела на него нежно… Дверь открылась – на пороге появились врач и Ваня. Сима обалдела.
– Ваня? Ты почему здесь!
– Мама, мамочка, Вадик мне сказал, что папе плохо, что папа…
– Вадик? Да я его уже несколько дней не видела, он у тети Полины не ночует! – удивилась Сима. – А ну-ка, поехали к Полине! Тут дело не чисто!
Среди страшного хаоса, сотворенного хулиганами, стояла растерянная Полина. Она увидела истерзанную дорожную сумку и купюру на полу, забытую впопыхах. Мгновенно поняла все.
– Вот стервец! Господи, что же это такое? Что же он наделал!
Это же ее племянник, Вадюша, навел своих дружков на Серафимины деньги!!!
Вадим подошел к компании Штыря. Те радостно пили пиво в соседнем сквере.
– Штырь, ты мне кольцо обещал с брюликом и поездку на море, помнишь? – напомнила кавалеру Алиса.
– Да будет тебе все, что обещал! Штырь слово держит!
– Я тоже вас не обманул! Где моя доля? – спросил Вадим хулиганов.
Штырь скрутил ему фигу.
– Видал? Вся твоя доля ушла на уплату долга. Ладно, я сегодня добрый: Кролик, дай ему дозу. Пусть кайфанет!
– Вы оборзели? Там же столько бабла! Дайте мою долю… Иначе…
Штырь встал, грозно двинулся на Вадика:
– Что иначе, мальчик, а? Что иначе? Молчи, иначе твоя тетка первого сдаст тебя в ментовку!
– Это я сдам вас! Скажу, что вы заставили меня отдать вам ключ!
– Нет, Штырь. Он ничему не научился, – вздохнул Перчик.
Штырь наотмашь ударил Вадима по лицу.
– Еще! Еще, Штырь! В дыхалку его! – подстрекала Алиса. – Давай бей, не бойся, он заслужил!
Полина тряслась от рыданий.
– Сима, Симочка, прости меня! Он наркоман. Он воровал у меня деньги давно. А я молчала, дура, вместо того чтобы бить тревогу. Я виновата, я не знаю, чем мою вину искупить. Сима, я достану эти деньги, Сима, я в милицию пойду на него жаловаться.
Она схватила телефонную трубку:
– Алло, милиция!
Сима выхватила трубку, положила ее на рычаг телефона.
– Сама его найду, нечего милицию путать. Может, парень только оступился, а ты его в яму. А денег займу – мне есть у кого!
– Сима, Симочка, ты святая душа! – еще сильнее заплакала Полина…
– Ничего я не святая, Полина Сергеевна. Просто страдала в жизни много. А кто страдал, тот всегда другого поймет. Говори, где Вадика найти можно?
Ваня отозвался:
– Я знаю где, я тебя провожу!
Ирочка спешила к ресторану, почти бежала. Ее вызвал директор.
– Что случилось, Эдуард Ефимович? Меня вызвали срочно, а ведь сегодня не моя смена, – вбежала в кабинет Ира.
– Случилось, Долгова, случилось! Поговорить надо! Вот я что тебе, Долгова, хотел сказать – ты уволена.
– Как? Почему? – Ира такого не ожидала. – За что?
– Хамишь богатым клиентам. Мне так и сказали: пока эта сучка тут работает – наша компания сюда ни ногой. Вот такой ультиматум. Как по-твоему: кого мне надо было выбрать: их или тебя?
– Но что я им сделала?
– Это твои проблемы. Пиши заявление по собственному!
– Но это несправедливо, не по-человечески! На что я теперь жить-то стану! Я на вас жаловаться буду, вот так и знайте!
– Так, будешь рыпаться, я тебе еще вот что напомню: ты у нас сколько раз пьяненькая на работу приходила, а? Идешь мимо, а от тебя разит, как из бочки. Сама-то не замечаешь, что под «мухой» каждый день?
– Да вы что… да я… – замялась Ира.
– Да ты! Ты! Пиши заявление, иначе по статье уволю. Все. Окончен разговор!
Серафима вместе с Ваней бежала по парку, что недалеко от двора Полины. Аллеи подметал дворник, явно родом из Средней Азии.
– Товарищ! Товарищ! Мне с вами поговорить бы надо! – закричала ему Сима.
Дворник внимательно оглядел Серафиму:
– Что хочешь, женщина?
– Хочу очень знать: были тут ребята, ну лет восемнадцати? Ну такая компания, ну… не очень хорошая.
– Тут всегда такие ребята есть, женщина. Матером разговаривают, анашу курят, пьют, потом дерутся… Место нехорошее. Дети нехорошие. Одного ногами били – три мальчишки, один девчонка. Злой-злой девчонка, с синей головой! Сильно били. Сволош!
– И где паренек тот, которого били, не знаешь?
– Тот двор пошел! – указал дворник на соседний двор. – Они и меня однажды бить хотели, мой веник только испугались! – признался дворник.
– Так. Ты останешься тут, – скомандовала Серафима Ване.
– Ну мам!
– Это приказ. Понятно?
Сима быстро шла по незнакомому двору. Увидела Вадима в беседке. Избитый, он не пытался даже укрыться от нее.
Она присела рядом:
– Узнаешь?
– Это не я. Они! Они! Меня не бейте… – просил парень.
– Хочешь ментам не попасться, говори, кто они! – тряхнула его Сима что есть сил.
– Да они вас в порошок сотрут! Вы к ним не лезьте!
– Говори где, я сама кого хочешь сотру! Они деньги наши унесли, что на Витино лечение! Ну говори!
– Там, в подвале, – еле выдавил из себя Вадюша…
В подвале Штырь и его компания обмывали добычу. К ним присоединились друзья. Они слушали музыку, играли в карты. Пили не только пиво – все обитатели подвала были уже под кайфом.
Алиса обнималась со Штырем на диване.
– Завтра на море, лисенок мой! – нежно говорил ей Штырь. – Потерпи денек!
Дверь резко распахнулась. На пороге появилась Сима – огромная и гневная, как родина-мать.
– А ну, все встали, подошли сюда!
Она была так грозна и громогласна, что двое действительно от испуга встали с места. Музыка умолкла. Остальные замерли.
– Эй, тетка, ты ошиблась дверью! Вали отсюда! – не потерялся Штырь.
– Тамбовский волк тебе тетка! Деньги вернете – ментам ни слова не скажу. Ну?
– Ты чё? Ты чем накурилась, бедолага? Какое бабло? – пискнула Алиса.
Сима подошла к Штырю, схватила его, поднимая с дивана.
– У меня муж умирает, ты это понимаешь, сволочь! Деньги из сумки – вас Вадик навел.
– Пацаны, что вы стоите? Мочите ее! – вскочила Алиса, призывая к расправе.
Алиса первая кинулась на Симу, та мощным толчком отправила ее на пол. И тогда оголтелая стая кинулась на женщину. Сима дралась с подростками, отбивая их удары…
– Кто же вас растил, гаденыши? Кто вас сделал такими?
– Заткнись! – рычал Штырь, пиная ее ногой.
Она была одна. Их восемь!
Штырь с силой ударил ее по голове. Сима упала, теряя сознание…
– Валим отсюда! Не плачь, лисенок, все равно завтра на море! – крикнул Штырь.
Банда убежала, оставив Симу на холодном полу темного подвала.
Ваня увидел, как группа подростков – Алиса, Штырь, Перчик и Кролик – убегают через парк, подгоняя друг друга. Мальчик вздрогнул и побежал в тот двор, куда пошла мать.
Ваня осторожно спустился в подвал, приоткрыл дверь. Увидев избитую мать, лежащую на полу, Ваня кинулся к ней:
– Мама, мамочка, что с тобой? Это они тебя так? Сволочи! Мама!
Ваня зарыдал. Сима открыла глаза.
– Ничего, сынок. Жизнь иногда и не так бьет. Сама встану, не помогай! И запомни: если ты мужик – не плачь! Слышал?
Сколько раз она поднималась с колен! И теперь встала – сама, не опираясь даже на руку сына. Избитая, вся в крови, в разорванном плаще, измазанная грязью. Встала и пошла на свет божий.
Ей надо вернуть деньги!!!
– Хорошо, что ты еще сказал мне, где тетя Сима! – кричала Полина на племянника. – Иначе бы я тебя точно сдала в органы. И ты бы у меня отсидел сколько следует, понял, Вадюша?
– Не кричи, Полина Сергеевна, в ушах звенит… Звонят там. Открой, Вань, – сказала только уставшая Сима.
Ваня убежал в прихожую, а вернулся вместе с Красиным. Профессор молча положил на стол пачку денег.
– Вы все равно полетите в Германию. Вот, бери. Это не обсуждается. А шайку воришек мы поймаем. Без тебя. Я уже звонил полковнику Сабурову! – Он повернулся к Вадиму: – Тебя завтра мы положим на лечение. И никаких «нет». Понятно? Будешь лечиться, как миленький. Пока не поздно.
Это был первый день, когда Сима не пошла в больницу к Вите. Ванька зашел вместе с Полиной. Полина с медсестрой говорила, а сын первым пришел в палату. Отец удивился:
– А где мама? Ты чего, опять на мотоцикле приехал?
– Я с тетей Полиной. Она в коридоре.
– Мама где?
Ваня опустил голову.
– Мама дома.
– Случилось что? Говори правду! – Виктор понял, что просто так Серафима дома не останется. Что-то случилось! – Говори, Ваня!
Полина вела мальчика домой и отчитывала его:
– Ну зачем, ну для чего ты все рассказал отцу, а?
– Мама учила меня правду говорить.
– Это не тот случай, когда правда приносит пользу, Иван!
– Он сам все выспрашивал! Я не виноват!
– Хорошо. При маме – ни слова. Она разнервничается, если узнает, что ты все отцу выложил.
– Ладно уж. Помолчу, – буркнул он.
– Ну и что ты надулся? Разве я прошу тебя о чем-то плохом?
– Вы учите меня врать.
– Не врать, а в некоторых случаях держать язык за зубами – для пользы дела, между прочим!
Не мог Виктор усидеть на месте, как заведенный ходил по палате: она все продала, а ее обворовали, избили. И что ж он, отомстить этим соплякам не сможет за Серафиму?
Заглянула медсестра:
– Виктор Михайлович, вам бы лучше прилечь!
– Да, хорошо! Только, пожалуйста, дверь прикройте!
Медсестра вышла. Виктор вытащил из тумбочки свитер и куртку, потом достал из-под кровати туфли. Он был решителен, собран и очень зол.
Виктор открыл окно палаты, но на этот раз не для того, чтобы выпрыгнуть из окна. Он спустился вниз по пожарной лестнице. Окно его палаты выходило не к центральному входу, а во двор больницы.
Как опытный скалолаз, он осторожно добрался до низу, спрыгнул на землю, озираясь, побежал подальше от своего корпуса.
Сима собирала вещи в комнате у Полины, Ваня ей помогал. В коридоре раздался звонок телефона и голос Полины.
– Как? Нет, здесь его нет… Сейчас я ее позову…
С трубкой она вошла в комнату.
– Сима, только не нервничай. Витя ушел из больницы! Нет его ни в палате, ни в корпусе… Одетый ушел…
Сима строго посмотрела на сына. Ваня съежился.
– Ты ему про деньги говорил?
– Ну… говорил…
– А про то, что меня избили, говорил?
– Нечаянно…
– А кто избил и где это было – тоже?
– Так он сам все расспрашивал: сам, сам! И про Штыря этого, и про Вадика…
Сима метнулась к двери…
На лавочке в уже знакомом дворе, где подвал Штыря, сидели несколько подростков. Виктор сразу нашел двор по описанию Ваньки. Прямиком направился к подросткам.
– Ребята, кто знает, где подвал Штыря?
– А вам зачем, дядя?
– Очень он мне нужен. Я родственник его.
– Чё-то не похоже, – хохотнул белобрысый мальчик, Ванькин ровесник. – А у Штыря и родни никакой нет. Мать одна и та алкоголица.
– Я брат ее.
– Штырев дядя? Так Штырь на юг махнул с Алисой. Ну эта, такая, с синими волосами.
– Когда?
– Ну, они с утра билеты взяли. Алиса еще моей соседке Ольге хвасталась, что в Сочи едут…
– Поезд когда?
– Это ты на вокзале, дядя, узнавай. Мы же не справочное бюро. Может, сегодня, а может, завтра…
Виктор достал из кармана деньги:
– Это тому, кто назовет адрес Алисы.
Белобрысый мальчик слез со скамейки, забрал из рук Вити купюры:
– Пошли провожу. Между прочим, про Штыря сегодня уже менты спрашивали. Но я его не сдал. А ты не мент часом?
– А что, похож? – удивился Витя.
Подросток засмеялся:
– Не, не похож. Пошли, тут рядом. Только с тебя еще деньги. Идет?
– Идет! – согласился Виктор и двинулся за мальчиком…
Во дворе, где ее избили, Сима никого уже не нашла.
Кинулась в милицию.
В дежурной части ей доложили:
– Их ищут повсюду. По всем вокзалам разослали установки. Дома Хлебникова нет.
– Хлебников – это кто? – удивилась Сима.
– Хлебников – это Штырь. Они где-то спрятались. Вряд ли вашему мужу их удастся разыскать раньше, чем нам. У Виктора Михайловича есть сотовый?
– Есть. Но он не отвечает.
– Ну, позвоните еще раз.
– Только что звонили! Отключен! Он никогда телефон не отключает! – кричала Сима. – Он болен, его надо самого срочно искать!
– Да не нервничайте. Найдем всех, никуда не денутся.
– А девушку, девушку такую с синими крашеными волосами, подругу Хлебникова, вы ищете? – вспомнила Сима.
– Имя и личность ее установили: Алиса Крылова. Только адрес пока неизвестен. Она ведь не москвичка, а где угол снимает – это еще надо разузнать…
//-- * * * --//
Провожатый привел Виктора прямо к двери Алисы:
– Ну, короче, тут Алиса зависает часто. Хата чужая, но по ходу они здесь. Бабки гоните.
Виктор вытащил все, что было в карманах. Подросток убежал.
Зорин позвонил в дверь. Никто не открывал. Он постучал кулаком. Тишина. Стал молотить в дверь изо всех сил – безрезультатно. Тогда он недолго думая выбил ее плечом… Дверь поддалась легко, и Виктор ворвался в квартиру. Он заглянул в кухню – никого. Потом в одну из комнат – пусто. А в третьей сразу увидал Штыря с Алисой на кровати.
– Ублюдок, это ты избил мою жену? – закричал он.
– Менты! – Штырь дернул Алису. – Менты пришли!
– Штырь, это не мент, это больной муж той бабы! – сразу догадалась Алиса.
– Мне по фигу – больной он или здоровый. Катись отсюда, пока тебя не отметелили также! – заявил Штырь Вите.
Виктор замер на секунду, а потом внезапно быстрым, ловким движением повалил противника на пол.
Алиса завизжала. Виктор снова бросился на Штыря, быстро подмял его под себя.
– Сукин ты сын! На женщину руку поднял.
– Это она-то женщина? Мамонт твоя жена, а не женщина!
Страшная пощечина оглушила хулигана.
– Женщина! Моя жена! И я не разрешу, чтобы волос безнаказанно упал с ее головы. Ты у меня увидишь!
Виктор изо всех сил швырнул Штыря.
– Дядь, ты чё! Хорош, все!
– Нет, не все! Все только начинается.
Он бил его безжалостно, круша все вокруг.
– Кончай! Отдам я тебе бабки, только не бей и ментам не сдавай, – плаксивым голосом просил Штырь.
– Одними бабками ты не откупишься, урод! Живешь, сволочь, небо коптишь! Наркотой торгуешь! Детям жизнь ломаешь. Убить тебя мало!
Он придавил шею Штыря коленом так, что тот захрипел.
Виктор быстро достал телефон:
– Ванечка, это папа. Сообщи в милицию! Я тут нашел их: и эту лахудру синеволосую, и этого Штыря. Улица Грекова, дом восемь, подъезд четыре, квартира сто три. Ваня, не перепутай, быстро!
Витя тряхнул противника:
– Скажи спасибо, что я тебя не убил! Сюда милиция едет! И ты попал! Вместе со своей девкой попал!
Виктор забыл про Алису. А та быстро рванула в другую комнату и вернулась с огромной битой. Не для игры в бейсбол.
Штырь молил о пощаде.
– Отдам, отдам бабки! Вот они, вот! Только не сдавай нас!
– Сначала деньги, потом будешь диктовать условия!
Штырь открыл диван, в недрах которого лежали пачки денег.
– Вот они, бери!
В эту секунду Алиса изо всех сил треснула Витю огромной битой…
Ударила прямо по затылку. И он упал замертво.
Милиционеры вместе с Симой сели в два уазика. Машины выехали за ворота и с включенными мигалками понеслись по улице на бешеной скорости…
– Так точно, товарищ полковник, пять минут назад выехали на задержание по указанному адресу, – докладывал дежурный по телефону полковнику Сабурову.
Глаза Штыря расширились от ужаса.
– А-а-а! Ты убила его. Смотри, он не шевелится!
Алиса сама дрожала от ужаса, не в силах пошевелиться…
Милиция уже бежала наверх, в квартиру. Сима неслась за ними. Один из сотрудников пытался ее не пустить в дверь.
– Вам нельзя!
Сима с силой отпихнула его:
– Да иди ты!
Она первой забежала в комнату. Ничего она не видела, кроме него… Виктор лежал, раскинув руки, его невидящие глаза смотрели в потолок.
– Витя, Витенька!
Алиса и Штырь забились в угол у окна.
– Стоять, руки за голову, не двигаться! – кричали милиционеры.
Они надели им наручники и увели из комнаты. Только этого Сима не заметила. Она опустилась к телу мужа.
– Витя… Витенька мой… Витя! – звала она его. Но он молчал и не шевелился. И глаза были также неподвижны.
Сима заревела раненым зверем:
– Витя, убили Витеньку!
– Скорую бы надо! – сказал оставшийся тут милиционер.
Сима закрыла собой тело Виктора:
– Нет! Не отдам!
Когда она пришла в себя, прошептала:
– Не надо скорую. Мертвый мой Витенька. Убили Витеньку. Из-за меня погиб муж мой. Защитить хотел…
В кухне сидели Красин и Полина Сергеевна. У обоих были мрачные, скорбные лица.
– Никуда ей не надо ехать. Ее сейчас лечить надо. Она ведь даже не плачет, а это страшно, – переживал Красин.
– Конечно, пусть живет у меня.
– В санаторий ее хороший отправлю под Москвой, Ваньку тоже, да и Виктора надо тут хоронить. Я договорюсь.
В кухню вошла Серафима. Лицо у нее было каменное.
– Спасибо, профессор. Только лежать он будет в той земле, на которой родился и которую пахал. Так я решила, и точка.
Красин и Полина посмотрели на Симу. Было что-то магически-сильное в ее застывшем от горя лице.
– Так я решила, так и будет!
Окаменевшая Сима сидела под большим портретом Виктора в траурной раме. Мария Ивановна умоляла ее:
– Сима, милая, поплачь ты, поплачь. Легче же станет! Сима, не губи себя, плачь, Сима, плачь. В слезах стыда нет! Сима!
Сама Мария Ивановна слез сдержать не могла.
– Видишь, я-то сдержаться не могу, не могу, Сима! – Она рыдала, а Сима продолжала молчать. – Господи, за что, за что тебе-то столько мук, Симка, за что? Поплачь, милая, поплачь!
Сима молчала. Архитектор заглянул в комнату:
– Маш, там эта пришла. Рвется в дом.
– Кто?
Архитектор не успел ответить. Ира Долгова оттолкнула его, ворвалась в комнату, пьяная, растрепанная. Сима встала и молча посмотрела на нее.
– Ты… Ты его убила, в Москву уволокла. Ты жизнь его съела! Ты…
Сима сказала тихо и спокойно:
– Не ори – в доме покойник. Иди, попрощайся с ним, он в той комнате!
– Пойдемте! – Архитектор увел рыдающую Иру.
Сима сидела с детьми под портретом, а в другой комнате истошно голосила и убивалась Ирочка. Так убивается и причитает, обливаясь слезами, всякая деревенская баба на похоронах.
Две соседки-сплетницы встретились у Симиного дома.
– Вот ведь какая – мужа-то полюбовницу пустила проститься.
– А чего теперь делить? Нет парня.
– Как Симка детишек-то потянет?
– Господи, да как тянула прежде, так и потянет. Не это самое страшное. Как она без него, без Виктора своего жить-то станет? И станет ли!
В этой комнате свадьбу их играли, в этой же и поминали. Витю хоронили из старого родительского дома. За столом поминальным сидела безмолвная Сима. Сын и дочка рядом с ней.
Плакала в голос, не могла уняться Ирочка. Мать толкнула ее в бок:
– Да уймись ты, Ирка, уймись! Перед людьми стыдно, что ты ревешь громче жены. Не поможешь слезами горю. Да поутихни ты!
Мария Ивановна, сидевшая рядом, остановила мать:
– Не трогайте ее. Пусть выплачется. И по своей любви несбывшейся, и по своей жизни непутевой.
Пожилой механизатор дядя Петя, что был когда-то бригадиром у Виктора, встал, откашлявшись, поднял стопку:
– Земля тебе пухом, Витюшка. Любили мы тебя, потому как ты без злобы человек был, не таил зла ни на кого. Не предательствовал, не подличал… Похоронили тебя рядом с другом Андрюшкой. Тот на войне пал. Ты в мирное время погиб. Оба от руки бандитской. Мало мужиков у нас на селе осталось, одни бабы за столом сидят. Сын твой, Ванечка, мал еще – тринадцать годков. У тети Насти внуку десять, у Маринки сынку пятнадцатый пошел… На них одна надежда. Может, они вытащат нашу жизнь. И будет она такой, про которую мы все только мечтали всегда, да дальше мечты дело не доходило. Спи спокойно, Витенька, любили тебя мы все!
Он опрокинул рюмку до дна. И за ним все остальные. Кто-то из женщин платочком утирал слезы. Ира рыдала опять во весь голос. А Сима ни одной слезы так и не проронила.
Расходясь после поминального стола, каждый подходил к Симе, Ване и Валечке, обнимал их, слова участливые говорил. Ира – последняя. Стояли они вплотную друг к другу. Смотрели друг на друга. Сима вдруг произнесла первая:
– В дом вернись. Поговорить надо!
Ира молча пошла за ней.
Кровать здесь убрана, комната полупустая. Та самая комната, в которой много лет назад увидела она их с Виктором в кровати…
Сима села на стул. Ира стоять осталась.
– Некуда тебе ехать, Ира! Не сложилось у тебя в городе. Оставайся с нами. Я тебя дурным словом никогда не помяну. Оставайся.
– Нет. Я и сама уеду, и дочку заберу. Ты вон сына расти, а я Валюшку.
– Да как же ты ее вырастишь, Ира? Ты ж вон мимо рюмки равнодушно не ходишь! Как я тебе дочь отдам?
– Так и отдашь. Не родная она тебе, а мне родная! – закричала Ира.
– Нет. Это Витина кровь. Моя, значит!
– Витина? Да это я ему наплела! Хотела, чтоб бросил тебя, чтоб женился на мне. Ничего Витиного в ней нет, поняла? Моя она и только моя, все ей скажу! И заберу, заберу, заберу у тебя, слышала? – истерично вопила Ира…
Вот она что задумала!
– Нет. Валечка – она Зорина. – Сима стояла на своем.
Ира с кулаками кинулась на Симу.
– Моя дочь! Моя! Ты, гадина, все забрала у меня, все, все. – Она била Симу, но та не отвечала.
Забежали в комнату Мария Ивановна и Василий Аркадьевич, с силой выволоки Иру, из Симиного дома.
– Что ей надо, этой дуре? – спросила учительница у Серафимы, вернувшись к ней.
– Известно что. Валюшку.
Мария Ивановна страшно ахнула…
Мать тащила истеричную, пьяную Иру домой.
– Я все скажу ей, все. Кто мамка ей родная, скажу! И поглядим тогда! – орала Ирка.
Мать остановилась, влепила звонкую пощечину взрослой дочке.
– Сама родное дитя продала. Теперь уж поздно.
– Ничего не поздно. Не поздно ничего, слышишь?
– Замолчи, не ори на всю деревню! – пыталась утихомирить Иру мать.
– Деревня! Плевать я на вашу деревню хотела, повымирала да поуезжала вся ваша деревня, все поля бурьяном заросли. Дочку заберу и в город увезу! Уйди, уйди от меня!
Ира отпихивала мать и упала, потеряв равновесие…
Архитектор и Мария Ивановна собирались уезжать. Машина их стояла у дома Симы. Учительница обняла Серафиму, которая таким же каменным изваянием стояла у ворот.
– Детей береги! Они теперь одна твоя подмога и отрада. А мы всегда с тобой. Не бойся, через пару дней вернемся, мы тебя не бросим, Симочка. Никогда не бросим!
Вдруг они увидели, как по дороге к дому шла Ира. В руках она несла большущую куклу.
– Приперлась стерва! – ошалела Мария Ивановна. – А ну стой, Вася, мы никуда не едем.
Ира подошла ближе.
– Ну здравствуй, доченька. Это тебе! – Она протянула красивую куклу Валюше.
Валюшка испугалась, прячась за спину Симы.
– Я, доченька, твоя мама родная. А не эта тетя! Я… я! Слышишь, я!
Мария Ивановна взорвалась:
– Да уйди ты, бесстыжая! В такой момент отношения выяснять, посовестилась бы!
Сима жестом остановила ее.
– Мама, мама, что тетя такое говорит? – переспросил Ваня.
Серафима быстро отправила его в дом. А сама не ушла. И дочь не увела. Молчала, глядела, что дальше будет.
– Доченька, подойди ко мне! Вот тебе кукла красивая. Я тебе еще сто таких куплю! Тысячу! И платьев много и бантиков. И мы в город с тобой уедем, доченька, миленькая моя! – уговаривала Ира испуганного ребенка. Она упала перед девочкой на колени. – Пойдем со мной, Валечка, пойдем же, детка! Вот, бери куколку в ручки!
Вдруг девочка с силой отшвырнула куклу.
– Не хочу тебя! И куклу твою не хочу! Ты чужая, ты плохая, уходи! Уходи!
– Слыхала? Уходи, Ирка. Уезжай, – произнесла наконец Сима, – чужая ты ей.
– Ничего! Жизнь еще все по местам поставит! Не бывать Вальке твоей дочкой. Моя она! Моя! Моя! – бесновалась Ира. – Подрастет, все поймет, все узнает! Ненавижу тебя, ненавижу!
– При дочке-то не ори. Три дня только как схоронили Витю. Совесть имей! – уговаривали Иру учительница с мужем.
– А нет у меня совести, нету, ясно вам? С Витькой спала всю жизнь и дочку свою отниму, дайте срок только! А эта… Пусть ей дня счастливого больше не будет! Ни одного! Никогда! Жаба! – вопила Ира.
Вот уже полгода прошло. Сима рыдала на могиле мужа, так рыдала, что земля тряслась.
– Зачем жить теперь, Витя? Для чего? Что ж ты сделал со мной! Что ж ты ушел так рано, что ж ты меня бросил?
Голосила она так, что над всей деревней, над полями, просторами, над речкой слышен был ее бабий рев. Да не рев даже, а вой.
– Что ж ты наделал со мной? Ви-тень-ка!
Ваня с сестренкой робко подошли к могиле. Мальчик потрогал мать за плечо.
– Мама, пойдем, пойдем, мамочка! Ты тут уже пятый час лежишь. Пойдем, мам, Валька голодная! – просил Ваня.
Сима очнулась. Глянула на детей – слезы вмиг высохли. Встала, во весь рост поднялась, вся в земле, грязная. Дети стоят перед ней. Отряхнулась Сима. Подошла к ним.
– Пошли, детоньки. Пошли домой. Голодные вы у меня. Идем, идем… – И повела их домой. Потому что одна у нее забота и отрада – Ваня да Валечка…
На поляне у кладбища пасся конь.
– Мам, смотри, на нашего Кипариса похож, – показал на коня Ванька.
Сима остановилась. Залюбовалась на коня. Гулял конь по поляне, гривой тряс. Увидел Симу с детьми, заржал – будто радостно.
Сима обняла детей.
– Ничего, Ванечка, будет тебе еще и Кипарис, и других лошадок много!
– Папа ведь их любил?
– Папа и нас всех любил. И мы его любили. Очень. Мы всегда его помнить будем. И он всегда будет с нами. Пойдем.
В городском кафе за столиком сидели Ира и Пал Палыч. Она сама позвала его на встречу. Пал Палыч ласково улыбался.
– Вот и умница, что пришла. Прощаю тебе все твои дурацкие выходки. Понимаю: нервы! Много ты глупостей натворила, Ирочка, но все это поправимо, если слушать меня будешь. И помогать. Ты на Леньку, односельчанина своего, погляди: верно мне служит и хорошо за это имеет. Я своих друзей не забываю!
Ира печально кивнула.
– Мы с тобой друзья. А может, даже больше чем друзья, а? – Пал Палыч взял ее руку в свою.
Ира снова кивнула, не отнимая руки.
– Подлечиться тебе надо. Алкоголем совсем себя вымотала, не дело это. Отправлю тебя в теплые края, в далекие, но хорошие. А вернешься – новой жизнью заживешь. И дочку вернешь. И Серафиме отомстишь. Помогу тебе, помогу, если служить мне будешь честно. Ну так да или нет?
– Да… – тихо согласилась Ира.
Знала – никто ей больше не помощник, нет у нее ни друзей, ни родных.
Глава 11
//-- 2006 год --//
Сима шла вдоль своих заново отстроенных владений: новой фермы и конюшни. Вот открытая левада, где гуляют кони и маленькие жеребята. За ней поле, засеянное клевером и люцерной.
Симу сопровождали Полина и два телевизионщика. Один Симу расспрашивал, а другой снимал на камеру.
– Ты расскажи людям с телевидения, с чего все начиналось? – просила Полина.
– Так с отца, – отозвалась Сима. – Он колхозных коней пас. Меня в три года в седло посадил. Потом, когда я уже выросла, а колхоз долго жить приказал, мы с мужем покойным землю в аренду взяли. Полина Сергеевна тогда помогла из Москвы жеребца и кобылку чистопородных приобрести… Спалили нам в тот год ферму. Ну да, мы всякое пережили… Теперь у нас таких чистопородных лошадок тридцать. В прошлом году наш жеребец Орлик выиграл приз элиты в области. А два русских рысака выступали на ипподроме в Москве.
– Значит, рысаков разводите? – поинтересовался журналист.
– Да не только. Вот пойдемте, что покажу! – повела за собой Сима.
Сима шла вдоль денников, где содержались лошади.
– Это вот кобыломатки, тяжеловозы. – Она засмеялась. – Я сама как тяжеловоз. Вот уж много лет назад впряглась в это дело, а только бросить не могу – люблю очень. Хотя, если по-честному, не самое, наверное, прибыльное на свете дело! Лошадь-то вырастить – это как ребенка! Ее ведь калечить дурным воспитанием нельзя. Добротой надо, лаской и только. Ни грубости, ни крика – с лошадками ни-ни! Тогда они и становятся друзьями.
– Вы и детей своих так воспитывали? – улыбнулся журналист.
– Так детей с лошадьми вместе и воспитывала. Они их любят безумно, ну как я сама. Старший, Ванька, армию дослуживает, Валюшка почти барышня – пятнадцать ей скоро. Вот со мной на ферме с утра до ночи.
– Ладно, про детей ты потом. Ты про своих тяжеловозов расскажи. На что они тебе нужны? – упрашивала Полина.
– Так кобыломаточки мои дойные, – с гордостью отозвалась Сима. – Кумыса хотите попробовать? Люда, угости людей! – Сима скомандовала одной из девушек-работниц.
Та принесла крынку с молоком.
– Да я как-то к кумысу непривычный, – замялся журналист.
– Не бойтесь, это вкусно. А пользы вообще не перечислить: и от туберкулеза лечит, и от желудка, и от нервов, – со знанием дела рекомендовала Сима.
Мужчина робко сделал несколько глотков.
– Ну как? С непривычки-то как?
– Очень даже вкусно!
– Очень даже хорошо – вот что я вам скажу. У меня его санатории скупают да и куча торговых точек. Кобылье-то молоко почти как женское. Им даже грудных детей можно выкармливать. Не знали? – засмеялась хозяйка.
– А мне кумыса? – попросила Полина.
– Вам дома налью. Пошли, чего еще покажу!
И снова они вышли из помещения к открытой леваде. Берейтор выезживал красавца жеребца.
– О, видали, каков? Это Сюрприз, он у нас родился. Я лично роды принимала. Чуть не померла от волнения. Ага! Самой рожать было легче, честное слово, – засмеялась Сима. – Ну а теперь вон какой красавец вымахал! Откуда к нам только не приезжают за этими лошадками! Ну, пойдемте в дом!
В большом просторном холле Сима принимала гостей. Василий Аркадьевич обещание сдержал. Вот уж три года как дом перестроили и подремонтировали, краше прежнего стал да и побольше. Дети ж растут! Сима мечтала, что и внуки тут родятся!
– И кумыс будем пить, и чай. Чего захотите. Алкоголя, извините, не держу. Сама не потребляю и ребята мои, а их на ферме шестнадцать человек работает, капли в рот не берут! – сообщила она.
– Серафима Ивановна, давайте оператор наш пока поснимает лошадок, а интервью с вами запишем тут, дома, – предложил журналист.
– Лошадок – пожалуйста. А меня вот не надо! – наотрез отказалась Сима.
– Это почему? У вас одна из лучших частных конеферм в стране. Не, так не пойдет!
– Пойдет! Рылом я не вышла, в телевизоре светиться. Валюша, поди сюда!
С лестницы вниз спустилась Валя – красивая девочка, похожая, конечно, на Ирочку. Только мастью темненькая.
– Здрасте! – поздоровалась девочка.
– Вот она у меня красавица, она и будет говорить, – представила гостям дочку Сима. – Валюша моя, доченька.
– Ну, что правда, то правда: красавица! Наверное, вся в папу, да? Ой, то есть я хотел сказать, что и мама, конечно… – растерялся журналист, но Сима спокойно перебила его:
– Да, вся в отца. Муж мой, Виктор, мужик был видный. Да чего там говорить, таких и не сыщешь!
– Он погиб семь лет назад, – тихо шепнула Полина журналисту.
– Да, уж семь лет. А я каждый день к нему хожу. Тут рядом, на кладбище могилка его. Приду да и расскажу, что со мной за день стряслось. А надо, так посоветуюсь. Ну что, будете еще кумыса?
– А наливайте! – согласился весело журналист.
Валя разливала гостям кумыс.
– Ну, спасибо, барышня!
– На здоровье! Только с непривычки не увлекайтесь! – кокетливо улыбнулась девочка.
– Это лицом она в отца, а характером вся в меня, – подвела итог Сима. – Ну чего, Валюш, будешь по телевизору выступать?
Уехали журналисты и Полина. А Сима пошла на кладбище к Витеньке.
С годами боль потери вроде утихла, а тоска по человеку осталась.
Сима сидела у могилы мужа. Памятник ему отгрохала огромный. Вся могила в живых цветах и клумбах.
– Так что, Витенька, Полина приезжала. Валя им для телевизора рассказала все как надо. Вадюшка Полинин, слава богу, за ум взялся, институт закончил. В Москве работает. Я простила ему все, Вить, хоть и виноват он был, конечно… А ты? Ты простил? Господи, как же мне тебя не хватает! Как же плохо без тебя, Витенька, родненький ты мой…
Не плакала Сима, а просто тосковала. Такая тоска безысходная иногда посильнее слез будет… Никогда своего Витеньку она не увидит. Никогда. Слово-то какое страшное…
В это время к Серафиме сзади подошел юноша в военной форме. Она его не видела.
– Не хватает мне глаз твоих, Витенька, ясных и рук твоих сильных. Ох как не хватает, – говорила Сима мужу.
Юноша обнял Симу. Она резко обернулась…
– Ванька! Вернулся! Ох, господи, вырос как! Ну взрослый мужик!
– Мама! Мамочка!
Они кинулись обниматься. Вот она, Витькина частица – Ванечка! Родной!
Серафима целовала сына, чуть не плача от радости.
– Мам, пойдем! Пойдем домой! Я по Вальке соскучился, по лошадками, – тянул он ее.
– Погоди. Ты с отцом поздоровайся. Скажи ему хоть два слова!
Ваня подошел к памятнику отцовому. Поклонился:
– Здорово, пап! Я из армии пришел. Я хорошо служил, пап. Грамоту привез почетную… Ну вот…
Сима смахнула с глаз набежавшие слезы.
– Папка за тебя радуется. Он все-все видит и знает!
Она обняла сына. И пошли они вместе с кладбища…
Валюшка крепко повисла на шее брата.
– Ванька! Вернулся! Ванечка!
– Да погоди ты, задушишь! – смеялся Ванька.
– А хоть и задушу! Мой брат, собственный! И никуда от нас больше не уедешь!
– Мам, это кто там? Это Сюрприз так вымахал? Он же совсем махонький был, как я уехал. Ух ты! – обрадовался жеребцу Ваня.
Ванька смотрел, как конь в леваде носился галопом.
– Погоди! Тебя таких сюрпризов еще десятка два ждет! – смеялась Серафима.
Люди с фермы: конюхи, берейтор, кузнец – все выбежали навстречу Ване, обнимали его, приветствовали. Люда, красивая девушка лет восемнадцати, та, что кумыс журналистам подавала, радовалась больше всех! Видно, нравится ей Ванька!
Сима отошла в сторонку.
– Ну, теперь мужик в доме есть – все спокойно и хорошо, считай. Теперь и вздохну с облегчением, – сказала Сима дочери.
Хозяйка небольшого уютного бутика в центре города собрала персонал – трех девушек-продавщиц и охранника.
– Ну что ж, давайте знакомиться! Я – ваша новая хозяйка, Ирина Александровна.
Работники представлялись по очереди:
– Марина.
– Ольга.
– Лариса.
– Виктор.
Ира посмотрела на охранника чуть дольше, чем нужно.
– Работать будем по-новому. И так, чтобы к нам повалили все первые модницы области.
Она двинулась по магазинчику, все поспешили за ней.
– Витрину поменяем обязательно! Вещи на кронштейне вывешивать надо в совершенно другом порядке. А что касается обслуживания, тут у меня будут особые требования. Я шесть лет прожила в Италии и видела, как там работают хорошие продавцы.
– Я извиняюсь, а вы в Италии магазином владели? – спросил охранник.
– Я, кажется, не давала вам права задавать вопросы! Ваше дело – охрана магазина! Так вот, я шесть лет прожила в Италии и буду возить сюда новейшие итальянские коллекции! А их надо уметь представлять. Это вам не рыночное китайское барахло! Я потребую от вас предельной вежливости с клиентами, прекрасного знания ассортимента и железной дисциплины, а иначе будете уволены к чертовой матери! Ясно?
Ирка вновь похорошела, хоть и немолода теперь. Видно, что пить бросила. Видно, что приобрела европейский лоск. Стрижечка у нее стильная. А глаза те же. Лукавые и большие глазищи. Только держится она ныне с особой гордостью. И осанка такая, что на козе не подъедешь! Любит себя пуще прежнего Ирка.
– Вам все ясно? – спросила она.
– Да! – ответили девушки.
– Да, Ирина Александровна! – улыбнулась Лариса.
Ларису Ира сразу приметила. Красивая девка. Чем-то на нее в молодости похожая. Выше росточком, правда, но есть в ней такая же стервозность и уверенность бабы, которая внешность свою любит и ценит. Кто думает, что красота – это форма носа, или губ, или фигурка хорошая, тот ничегошеньки не знает про жизнь. Красота – это значит чувствовать себя уверенной и прекрасной. Ирочка почти всегда такой была. И Лариса из таких.
Рыбак рыбака видит издалека. Ира в ответ тоже улыбнулась Ларисе:
– Отлично, Лариса!
Сима с детьми и Марией Ивановной сидели в холле у телевизора. Они смотрели ту передачу, что снимали на их ферме. Ваня и Сима – на диване, Валя накрывала маленький столик.
«В последнее время лошадь практически списали с подворья. На смену тяговой силе пришли новые технологии. Коневодство переживает своего рода кризис. Поголовье лошадей сокращается. И это при том, что потребность в этих животных – как в сельском хозяйстве, так и для российского конного спорта, – остается очень большой, – говорит с экрана журналист. – Зачастую функции государства в коневодческой отрасли неплохо исполняют частные предприниматели».
И вот на экране телевизора их ферма.
– Валя, Валентина, скорее сюда! – закричала Сима.
– Валечка, тебя показывают, – восхитилась Мария Ивановна. – Ой, прелесть-то какая!
«Одно из лучших лошадиных хозяйств – ферма Серафимы Зориной. А это ее дочь, юная Валя Зорина, она полноправная хозяйка этого предприятия, хотя девушке исполнилось только пятнадцать лет!» – продолжал ведущий.
– Валька, ты! Вот здорово! – просиял Иван.
Валя отмахнулась:
– Чего здорово? Я даже причесаться не успела и накраситься тоже.
– Я те дам накраситься! Куда тебе краситься? И так все свое на месте, – оборвала ее мать.
«У нас, кроме лошадок, которые дают кумыс, содержатся орловские рысаки. Это – живой символ России, – рассказывала с экрана хорошенькая Валечка. – Правда, в самой России они популярностью сегодня не пользуются. А жаль, по-моему, они недооценены. В других странах местные породы считаются элитными, а у нас все наоборот».
– Вот молодец, Валька! У, как сказала! – похвалил ее брат.
– Точно! Валечка, точно!
– Вы мне ее не захваливайте! – заворчала Сима, но видно было, что она сама довольна.
«А как собирается развиваться ваша ферма?» – спросил ведущий.
Валя с экрана улыбнулась:
«У нас будет строиться крытый манеж, чтобы здесь можно было заниматься выездом лошадок, будет отдельный ветеринарный блок, душевой денник… В общем, планов много! А еще мы хотели бы выращивать лошадок для самых маленьких – пони. По-моему, это тоже здорово». – И она засмеялась.
– Что смеешься-то, когда тебя снимают. Вся страна на нее смотрит, а она смеется. – Симе не понравился легкомысленный смех дочки.
– Сима, прекрати ее критиковать! Я тебе просто запрещаю! – вмешалась Мария Ивановна. – Вон слушай!
«Хотелось бы, чтобы коневодство в России переживало настоящий ренессанс. Надо, чтобы не просто появлялись представители редких пород лошадей, надо, чтобы сформировался новый прогрессивный взгляд общества: лошади не только объект спортивной карьеры. Лошадь – это красота, дарованная людям природой!» – вещал ведущий.
Валя на экране вырвала из рук ведущего микрофон.
«А я еще скажу: вот побудешь возле лошади десять минут и чувствуешь, что на душе стало лучше! Нет, это не выдумка – правда!» – И она снова рассмеялась.
Передача закончилась.
– Валь, ну ты просто телезвезда! – восхищалась девочкой Мария Ивановна.
– Да, Валюшка, даже не знал, что ты так говорить умеешь! – поддержал ее Ваня.
– Ага, особенно когда микрофон из чужих рук тащишь! – буркнула Сима. – Не люблю, когда девчонки наглые!
– Мам! Ну я же не специально, так получилось, – оправдывалась Валя.
– Все отлично получилось, отлично, – успокаивала девочку учительница. – Ты, Сима, просто очень требовательная. И к себе, и к детям!
– Ну, давайте к столу. За Ванино возвращение тост поднимем! – Сима вдруг поглядела на сына. – А чего ты Люду не позвал? Она все же твоя девушка! Вон тебя как ждала, на ферме рук не покладая работала. Она мне нравится, Вань, правда нравится.
– Правда, Вань, отличная девчонка. Мне она подружка! – продолжила Валя.
– Вот вам нравится – вы и зовите. А мне она никакая не девушка, так, на танцы пару раз сходили, что я теперь, жениться должен? – разозлился Ваня.
– Ладно, рано о женитьбе! Тебе еще учиться надо. – Мария Ивановна первая подвинула к себе тарелку с едой. – Хлебушка подай, Вань! За девчонками еще набегаешься! В институт вон поступай!
На двери бутика висела табличка «Обед». Оля, Марина и охранник Виктор пили чай и ели бутерброды прямо в салоне магазина, на журнальном столике. Из подсобки вышла Лариса, посмотрела на них недобро.
– Ирина Александровна, между прочим, запретила чаи гонять в салоне. Здесь вещи дорогие – перепачкаете ненароком! Идите вон в подсобку… – недовольно сказала Лариса.
– Да ладно, чё ты… – отозвался охранник Витя миролюбиво. – Она и не узнает, если ты не скажешь!
– Ишь правильная какая! Ты эту Ирину Александровну в пятки готова целовать, – возмутилась Оля.
– Она мой работодатель, – возразила Лариса.
– Ой-ей-ей, подумаешь! – засмеялась Марина.
– Кроме того, она тетка потрясная. Как одевается! А какие у нее духи. Я б хотела так сохраниться к сорока-то годам. И быть такой же элегантной! – искренне сказала Лариса. Она и впрямь восторгалась Ирочкой!
– Подумаешь! Моей матери сорок шесть, а она ничуть не хуже выглядит, только одевается победнее. Ей бы Иринины шмотки – и о-го-го! – заспорила с ней Оля.
– У Ирины врожденный вкус! Она в Италии жила, – хвалила Иру Лариса.
Ольга захлебнулась чаем от смеха.
– Держите меня сто человек! Ты хоть знаешь, что она в Италии этой делала, а? Сначала нянечкой работала, потом домработницей, а потом в постель к какому-то старикану прыгнула…
– Заткнись! Ты врешь!
– Я вру? Да твоя Ирина Александровна здесь в ресторане посуду мыла, моя соседка ее сто лет знает! А приехала вообще из деревни… И в Италию поехала домработницей от безысходки, потому что отовсюду здесь уволили! – не унималась Ольга.
– Ты просто ей завидуешь, вот и врешь. Заткнись немедленно!
– И не подумаю!
Лариса схватила Ольгу за волосы:
– Врешь, завидуешь и врешь!
– Нашла кому завидовать – этой старой мымре… Знаем мы таких!
Они стали драться по-настоящему. Марина и Виктор попытались их разнять. Но те в драке уже уронили столик, вся еда разлетелась по полу…
– Ой! Что мы наделали! – очнулась Марина.
Тут послышался стук каблучков. Вошла Ирина, остановилась, увидев безобразие на полу.
– Что здесь происходит? Я спрашиваю: что тут происходит?
Продавщицы замерли.
– Это я виновата, Ирина Александровна, не доглядела за ними. А они… – Лариса зло обернулась на коллег, – они о вас тут гадости говорили, а я сказала, что слушать не хочу…
Ира усмехнулась:
– Вот как? Гадости? Я, значит, вас облагодетельствовала, а вы гадости! Интересно, какие гадости?
– Про вашу итальянскую жизнь, Ирина Александровна. И… про вашу жизнь вообще, – тихо сказала Лариса.
– Вот, значит, как? Что ж, подобрать персонал в такое престижное место – раз плюнуть. Я вас предупреждала… Вы уволены! – крикнула зло Ирочка.
– А я-то при чем? – удивился Виктор.
– Уволены, и немедленно убирайтесь! Иначе вас вышвырнут отсюда силой, ясно? – Голос Ирочки звенел железом от негодования.
– Пошли отсюда. Невелика потеря. – Марина толкнула Ольгу.
– А то! Думаете, без ваших благодеяний сдохнем. Нет!
Обе вышли. Виктор побежал за ними. В магазине остались Ирочка и Лариса.
Ира вдруг улыбнулась:
– А ты, Ларисочка, останься!
– Я?
– Да, милая. Ты у меня будешь теперь старшим продавцом. Плюс двадцать процентов к окладу. Но докладывать будешь все, что происходит в коллективе. Договорились?
Лариса просияла:
– Договорились, Ирина Александровна!
…В леваде Ваня сам выезживал лошадь. За ним внимательно наблюдала Люда, девушка молодая, хорошенькая и робкая. Смотрела она на Ваню влюбленно – это было видно невооруженным взглядом. К ней подошла Валя, обняла за плечи:
– Ты извини, что мы тебя вчера не позвали!
– Да что ты, Валюш, это ж ваше, семейное торжество!
– Ничего, мы тебя еще в семью примем! – похлопала Валя Люду по плечу.
– Ну ты тоже скажешь! Это ж не тебе решать, Валечка, хорошая ты моя!
– Ну не мне, конечно. Но я все силы приложу! – улыбнулась Валюшка.
Мать ее позвала строго:
– Валюшка, а ну иди, помогай мне!
Валя убежала. А Людочка все стояла, не в силах отвести от Вани глаз. Ваня спрыгнул с коня, бросил поводья Людмиле, не глядя на нее.
– Вань… А ты вечером чего делаешь? – спросила Люда робко.
– Я в город сейчас поеду, по делам. Не знаю, когда вернусь, поздно, наверное…
– А-а… – разочарованно протянула она.
Не глядел на нее Ваня. А она так ждала его возвращения!
Люда увела лошадь в конюшню, а Ваня поехал в город.
Он шел по центральной улице, любуясь городом. Остановился у ресторана, задумался. Вошел. Сел за столик. Перевернул страничку меню. Сделал заказ официантке.
– Бифштекс. А к бифштексу хорошей жареной картошки.
– Какая есть, такую и подаем. Хорошая, нехорошая… Это вы дома носом крутить будете!
– Какая вы нелюбезная!
– Пить что будете?
– Как что? Воду минеральную.
Официантка фыркнула насмешливо, ушла.
Через два столика от Вани сидела веселая компания молодежи. Среди них Лариса – теперь уже старшая продавщица магазина Ирочки Долговой. Волосы у Ларисы длинные, ноги красивые, глаза с поволокой…
Ваня как увидел, так больше оторваться от нее не мог…
– Ну, давай, Лариска, за тебя! Карьеру делаешь! – сказал тост один из парней.
– Скажешь тоже – карьеру! Это так, мелочи! Погодите, погодите, я еще всем в этом городе покажу… – улыбнулась Лариса.
– Чё, прям всем покажешь? Я первый посмотреть! – засмеялся парень.
– Да замолчи ты, дурак. Вечно не о том думаешь! – осадила его строго девушка.
Ваня внимательно смотрел на тонкую, изящную, капризную Ларису. Она совсем не похожа ни на мать, ни на сестру, ни на Люду. Та обернулась, заметив взгляд симпатичного молодого человека. На секунду глаза их встретились. Потом она прервала эту переглядку. Потому что по-женски мудрая была – пусть он ее добивается, если уж так хочет!
А Ваня продолжал восхищенно смотреть на эту воздушную девушку.
Как она смеется…
Как пьет до дна свой бокал…
Как отбивается от кавалеров, пытающихся ее поцеловать…
Он больше не слышал слов компании, расположившейся за соседним столиком. Он видел только ее. Влюбился с первого взгляда мальчик, ох влюбился!
Сима готовила с дочкой ужин.
– Что ж Ванька не звонит? – волновалась она.
– Так он сказал, если что, у товарища останется. Ты не бойся, мама.
– Да я не боюсь… Просто как-то на сердце неспокойно. И с Людочкой он встретился… Ну как-то не так. Я другого ожидала!
– Мам, ну чего ты! Он парень молодой, ему хочется по городу прошвырнуться…
– Что за словечки такие – прошвырнуться?
– Ну хорошо, хорошо, прогуляться. Он целый год в казарме сидел. Ты хоть про это помни.
Сима поцеловала Валю.
– Ты у меня умница, все понимаешь. А все же, если бы он с Людочкой прогуляться поехал, мне было бы спокойнее!
Не предполагала Сима, что про Люду Ваня начисто забыл. И про нее, про мать, тоже забыл. Забыл все на свете!
Шумная компания во главе с Ларисой уже собиралась уходить.
– Мне счет, пожалуйста!
Ваня все смотрел на Ларису.
Она тоже постреливала глазками, но так, что и не поймешь: интересен он ей или нет? В неведении держала его Лариса. Хоть и все поняла прекрасно! Хитрая!
Ваня не глядя отдал деньги официантке и выскочил из ресторана вслед за компанией. Ребята на улице рассаживали девчонок по машинам.
– Ларик, на выход! Твоя карета уже у подъезда.
– Иду! Иду! – крикнула Лариса. На прощание она еще раз обернулась на Ивана. И таким взглядом обожгла его.
– Народ, едем в клуб «Калипсо». Там дискач! – крикнул кто-то из ее друзей.
– Нет, меня до дому подкиньте. Мне утром на работу, – громко возразила Лариса.
– Скучная ты, Ларка! – захохотали друзья.
Ваня подошел к пустому такси:
– Мне за той тачкой. Только не отставая. Заплачу – не пожалеешь.
– Это можно! – Таксист открыл дверцу.
У дома Ларисы была настоящая засада! В кустах сидели охранник Витя и Ольга, которых уволили из магазина.
– Думаешь, она из кабака домой вернется? – спросил Виктор.
– Знаю. Она такая. Если утром на работу, стопудово вернется.
– Оль, ну… мы ж не бандиты, бить ей морду.
– А кто сказал, что мы ее бить будем? – изумленно возмутилась Оля. – Просто поговорим. Ты, Витя, странный. Она нам такую подлянку устроила, а тебе ее жалко!
– Да не жалко, просто я с бабами разборки не устраиваю. – Вите явно не нравилась эта идея, но Ольгу одну не бросишь…
– Ты не устраиваешь, а я устраиваю, – завелась Ольга. – За подлости наказывают. Ты только поприсутствуй, понял!
Машина, в которой ехала Лариса, остановилась во дворе. Девушка выпорхнула из нее, помахала рукой:
– До завтра… – и пошла по дорожке к дому.
– Ну, я же говорила, вернется! Пошли! – скомандовала Оля.
Они бесшумно двинулись за Ларисой. В это время к углу дома подъехало такси Вани. Он вышел из машины и, спрятавшись за деревом, стал наблюдать за происходящим.
Лариса увидела бывших коллег:
– Что нужно?
– Угадай с трех раз!
– Да мы это… поговорить! – смутился Витя.
– Да мне с вами и говорить-то не о чем. Кто вы такие? Я вас знать не знаю и ведать не ведаю.
– Скажите, какая у нас короткая память! Это он с тобой поговорить хочет, а я… – Оля отвесила бывшей подруге пощечину. – Вот тебе, стерва! Предательница, стукачка!
– Э, ты чего, мы так не договаривались! – закричал Витя.
Но поздно. Ольга кинулась бить Ларису.
– На, получи, гадина! Прилипала! Вот тебе, за твою дорогую Ирину Александровну!
Увидев, что Ларису бьют, Ваня мгновенно оказался возле дерущихся. Ольгу он просто оттолкнул, да так, что она отлетела и села на землю, а на Витю кинулся с кулаками.
– Ты чё? Я ее трогал? – не понял Витя. – Э-э-э… Остановись, парень!
Но Ваню было не остановить!
Лариса не без удовольствия наблюдала за этим поединком сильного Вити и ловкого Вани.
Схватил охранник Ваню, а тот вырвался, да и повалил противника. Колено на грудь ему поставил, как победитель.
– Тронете ее хоть пальцем, в порошок сотру, ясно? – крикнул Иван.
– Витька, брось, бежим! Он бешеный! У нее все хахали такие – быки натуральные, – испугалась Оля.
Они бежали с поля брани… Лариса подошла к Ивану, тот, тяжело дыша, смотрел на девушку с восхищением.
– Ну спасибо. Спасли! Как вас зовут, богатырь?
– Иван.
– Иван-царевич, значит! – засмеялась Лариса.
– А вы…
– Я Лариса!
– Извините, я в ресторане на вас так пялился. Даже самому неудобно.
– Нормально! Ну пойдем, Иван-царевич, я тебя чаем угощу. Правда, надолго ко мне нельзя – квартира съемная. Да и что люди подумают. Но на часок пущу!
И плавной походкой она пошла к подъезду. А он поспешил за ней…
Симе не спалось. Приоткрылась дверь, заглянула Валечка в ночной сорочке.
– Мам, ты не спишь? К тебе можно?
– Чего спрашиваешь? Иди сюда, доченька!
Валя забралась на материнскую кровать.
– О чем думаешь?
– В соседнем районе Власова померла, Елена Алексеевна. Ну, помнишь, у ней тоже ферма и кони.
– Так это полгода назад случилось!
– А наследники за лошадками и не смотрят. Конюхам полгода не платили… Вот три жеребца ахалтекинских породистых с голоду померли. Я им звоню, говорю: продайте лошадок. А они смеются: мол, не до этого нам, пусть подыхают! Им животное – что пустое место! Держат скотину в недостроенном телятнике, на холодном цементном полу.
– Вот гады! – воскликнула девочка.
– Ничего, Ванька вернется, поедем вместе, побеседуем да и поторгуемся. Забрать их надо, Валюш. Никаких денег не пожалею. Как думаешь, поутру-то он вернется?
Лариса поила Ваню душистым чаем.
– Бедненький, значит, ты кроме своих лошадей ничего в жизни больше не видел?
– Ну… Я еще в армии был.
– И там служил в кавалерийском полку?
– Не, не удалось. Я целый год по коням скучал.
Девушка улыбнулась как роковая женщина.
– Ох, какие мы сентиментальные!
Ваня смотрел на нее внимательно.
– Ты… ты очень красивая. Я не вру. Я никогда не вру!
Лариса перестала улыбаться:
– Я знаю!
– Ты… извини, что я спрошу: а ты в кого-нибудь влюблена?
– Нет. А ты?
– А я, кажется, да! – вдруг сказал он. – Честно-честно.
– Ну и как же ее зовут? – Лариса сама придвинулась к нему поближе…
А Валюшка все сидела у мамы на кровати.
– Мам, а что ты все про ферму. Вот ты скажи, вот ты, когда такая, как я, была, ты в кого-нибудь влюблена была?
– Да, дочь. В отца твоего. Я его с первого класса любила, как нас посадили за одну парту. И такая это любовь была, что я сама себе завидую. Все на свете он был для меня. И есть…
– А он когда в тебя втюрился? В школе?
– Нет, дочь, не в школе. И не втюрился, а полюбил. Потому как любовь – она не скороспелка…
– Ну когда это было, когда? – нетерпеливо спрашивала дочка.
– А уж когда вы родились.
– Ой! Так поздно?
– Поздно. Да навсегда. Я тебе после все расскажу. Не теперь. Иди-ка спать ложись!
Валя поцеловала мать.
– Мам, а чего у нас в доме ни одного зеркала нет? – вдруг спросила она.
– А на что они, зеркала-то? У зеркала кривляться – только время терять. Ванька – мужик, мне оно ни к чему. А у тебя-то в комнате есть! Верно?
Красивая Лариса, расчесывая длинные волосы, смотрела на свое отражение в зеркале. В зеркале же она видела смущенного Ваню, сидящего у краешка стола.
– Поздно уже. Шел бы ты.
– Да… Я пойду сейчас. Пойду…
Он встал, робко подошел к Ларисе:
– Спокойной ночи. Спасибо за чай!
– И все? – удивилась она и сама, первая вдруг обняла Ивана.
Краска прилила к его лицу. Вот это девушка! Он и мечтать об этом не мог! Их губы слились в поцелуе, а тела поползли вниз.
В зеркале они больше не отражались, там, в отражении, осталась только комната с пустыми чашками на столе…
Соседки Симы, уже изрядно постаревшие, брели по улице, катя тележку с овощами. Навстречу им вылетел красивый красный автомобиль, чуть не сбив с ног первых сплетниц деревни. Но водитель за это был наказан – машина споткнулась о кочку и… встала. Из нее вылезла Ирочка.
– Ненавижу! Ненавижу все эти дороги, блин, деревенские! Одни колдобины, будь оно все неладно! – Она копалась с машиной, пытаясь ее завести.
– О! Да это ж никак Ирка! Семь лет сюда носу не казала – прикатила! – остановилась одна из сплетниц. – Да она ж, говорили, в Италию-то поехала проживать!
– Итальянец-то ее по матушке послал, вот она и вернулась! – сообщила вторая ехидно.
– По какой матушке? Он же итальянец. Ты думай, чего говоришь-то!
– А что, у итальянцев матерей нету? Есть! Да ладно, видать, не сгодилась она ни здесь, ни там. Человек-то, если никчемен, он по всему земному шару никчемен, куда ни катись.
– А куда это она собралась? Вера, мать ее, померла. К кому едет?
Ира завела машину, сорвалась с места.
– А! Так она к Симке на ферму. Ясное дело! Ой, чего будет!
Тетки почуяли, что дело-то пахнет жареным.
Красная машина действительно притормозила у дома Симы. Ира постучала в калитку. Открыла Валечка.
– Здрасте, а мамы дома нет. С утра еще уехала в другой район.
– А можно… Можно я ее подожду? Я ведь очень издалека к вам ехала! – Ира разглядывала девочку.
– Подождите, конечно! Да вы проходите в дом.
Прежде чем войти в дом, Ира внимательно осмотрела территорию фермы.
– Тебе сейчас сколько, пятнадцать?
– Да, вот будет скоро. Меня Валей зовут.
– Я знаю. А я Ирина Александровна.
– Я, я… где-то вас видела? – спросила девочка.
– Да. Мы об этом сейчас поговорим! А ты, Валечка, что же не учишься?
– Нет, почему. Учусь экстерном. А так маме на ферме помогаю. Целый день крутишься, крутишься…
– И что, не скучно? – очаровательно улыбнулась Ира.
– Нет, что вы, ни капельки!
Валя беспечно засмеялась.
А Ира все время напряженно разглядывала девочку. Похожа. На нее похожа. Та же улыбка очаровательная, тот же взгляд! И глаза, и ресницы.
– А хотите, пока мамы нет, на лошадях покатаемся? – предложила Валюша. – Люда, приведи Барбариса, он смирный, – попросила она подругу.
– Нет, нет, не надо! Я боюсь их! И потом… У меня есть важный разговор. К тебе.
– Ко мне? – удивилась Валя.
В бутике Лариса помогала покупательнице примерить костюм.
– По-моему, то, что вам нужно! Модно, актуально… А на вас сидит – обалдеть!
– Да?
– Не пожалеете! Давайте-ка я вас в кассу провожу!
В эту секунду в стекло магазина постучал Ваня с огромным букетищем в руках! Лариса это увидела. Покупательница тоже.
– Ой, это, кажется, к вам. Знаете, я, пожалуй, до кассы дойду сама, а вы к молодому человеку идите!
– Спасибо! – Лариса метнулась на улицу.
Ваня протянул Ларисе букет:
– Это тебе.
– Я думала, что ты уехал!
– Я один не уеду!
– То есть?
– Выходи за меня замуж. То есть я хотел сказать… Я люб лю тебя. Да! Люблю! Мне наплевать на то, веришь ли ты в любовь с первого взгляда. Я верю. Потому что это со мной случилось. Я верю! Вот.
Он положил в руки Ларисы футлярчик.
– Ты посмотри, там кольцо!
Лариса открыла… Золотое! С бриллиантиком!
– Ух ты! А это что, бриллиант настоящий?
– Ну конечно. Это для тебя!
– Настоящий бриллиант? Круто! Откуда ж у тебя деньги, Иван-царевич? Ты не бандит часом?
– Да ты что. Это мать дала на обновки. Я ж только из армии.
– О! У нас мама богатая женщина! – приятно удивилась Лариса.
– Мама у нас мировая женщина! – сказал Ваня гордо. – И ты с ней скоро познакомишься!
Сима возвращалась домой в грузовике. Она договорилась купить соседских коней, поэтому настроение у нее было хорошее. Одно беспокоило, что Иван ночевать не вернулся.
Вел грузовик шофер Слава, тот самый Славка, что вез ее когда-то из детдома. Поседел, а такой же смешной!
– А чё ты на джипе-то своем не поехала, Сим?
– Колесо с утра спустило, – вспомнила она мелкую неприятность. – Завтра починю!
– Хороший у тебя джип, Сим.
– Не жалуюсь.
– А я вот тебя как двадцать лет назад с детдома вез, все на той же таратайке катаюсь. Она уж и на ладан дышит, а менять некому! – запел Слава свою известную песню.
– Я свой джип шесть лет назад брала, а он как новенький. Технику любить надо и беречь.
– Да кто ее, заразу, не любит и не бережет? – завелся водитель. – Это твой Витя только, царствие небесное, мог по пьяни комбайн в поле под дождем кинуть да и забыть про то.
– Ты Витькину память не тронь! Имя его не тревожь! – разозлилась Сима.
– Ух ты какая! Серафима грозная! Дети тебя, поди, боятся как огня.
– Дети у меня молодцы. Ты за них не тревожься, – улыбнулась Сима.
– А чего в Щепкино моталась?
– Коней купила бесхозных. Оптом. Жалко мне их было.
– О! Так сегодня сделку обмывать будете. Ваня с армии пришел – раз. Покупочка удачная – два. Тут на сухую никак! Чё, не пригласишь?
– А тебе лишь бы выпить! За что, без разницы, ой, Славка!
– Сима, Сима… Какой там выпить! Я ж третий год как в полной завязке. Печень болит, зараза, – пожаловался старый приятель. – Так болит, что по ночам на стены лезу. Отпил я свое, Сима. Мне б если о бутылке поговорить – и то в счастье!
Оба засмеялись. Ох, не смеялась бы Сима, кабы знала, что в ее доме происходит!
Валя поила Ирочку чаем.
– А вишневое варенье я варила сама – мама меня научила. Я знаю один рецепт: прежде чем ягоды опустить в сироп…
Ира перебила ее:
– Доченька, тебе больше никогда не придется ни за лошадьми убирать, ни варенье варить, понимаешь?
Девочка испугалась:
– Нет, не понимаю… И почему вы называете меня доченька?
– У тебя все будет: удобная квартира, ванна джакузи – слышала про такую? Много красивых платьев, шуб, колечки золотые. Машина своя будет, Валечка. Ты поедешь учиться в Европу. Я для этого все сделаю! Ты никогда не будешь заниматься грязной работой. И у тебя будут ногти вот такие, как у меня! Смотри!
Она показала Валюшке свои руки, никогда не знавшие тяжелой работы.
Девочка в ужасе вжалась в диван.
– У тебя будет много денег! – продолжала Ира свои сладкие речи. – И мы с тобой поедем путешествовать по Италии. А там всегда солнце, там нет зимы. И там так красиво, как в раю. Там все красивое: люди, дома, парки, статуи! Там все не так, как в этой дурацкой стране, в вашей противной деревне…
Ты хочешь уехать отсюда навсегда? Ты же хочешь этого? Ну, скажи, хочешь? Ну? Что же ты молчишь, Валечка?
– Кто вы такая? – Валя застыла в ужасе, не зная, что и предполагать.
– Я твоя мама. Я твоя родная мама, Валечка. И я приехала, чтобы увезти тебя!
– Мама? Вы сумасшедшая! Моя мама – Серафима. Она сейчас вернется и прогонит вас отсюда! – закричала девочка.
– Нет! Мы уедем раньше, чем она вернется. Ничего не надо брать из этого дома, ни одной тряпки. Я все куплю тебе, доченька! – Ира пыталась обнять девочку.
Валя отбивалась:
– Замолчите сейчас же! И не смейте меня так называть.
Ира снова придвинулась ближе к дочке:
– У меня никого нет. И ты поедешь со мной. Потому что я тебя родила. Ты – моя плоть и кровь. Ты мне нужна, а я нужна тебе. Я не позволю, чтобы моя дочь росла в этой грязи.
Валя хотела убежать, но Ира была сильнее. Она схватила напуганную девочку цепкими когтями.
– Пустите, я буду кричать! Пустите!
– Никуда, никуда я теперь тебя не отпущу, родная моя! Я столько лет ждала этого, столько лет страдала.
– Пустите, пустите, да пустите же меня! Мама! Мамочка!
Ира ладонью зажала рот девочки, да так, что девчонка чуть не задохнулась.
Сима в это время подъезжала к деревне. Она вздрогнула, точно услышала звук голоса дочери.
– Ты бы ехал быстрее! – попросила она Славу.
– А чего так?
– Не знаю. Неспокойно что-то! Прибавь скорости.
– Хорошо сказала: прибавь! Откуда ее прибавишь, если этот пылесос на колесах еле движется да разваливается на ходу. Ты его со своим джипом-то не мерь. – Слава опять запел о больном.
– А ну слазь! Сама за руль сяду! Слазь, говорят! – велела Сима.
– Совсем очумела баба!
Сима выскочила из кабины, пересела за руль да как газанула! Грузовик так и помчался по полям!
– Э-э! Осторожней, ты чего творишь! – вопил Слава. – Ты ж его доломаешь, а куда я без своей машинки любимой!
Сима с дороги съехала и наискось по полю, чтобы угол срезать…
– Стой! Не губи себя и меня, Симка.
– Не трясись кроликом. Доедем! – гаркнула она.
Грузовик мчался во весь опор, преодолевая все препятствия на пути. Ничего еще грузовичок-то!
Ира зажала рот девочке, не давая ей вздохнуть.
– Убью тебя, если ты со мной не поедешь, поняла? И брата твоего убью! И Симку…
– Тетенька, отпустите меня, пожалуйста! – молила Валя.
– Я не тетенька, я твоя мать! Мать – запомни. Родила тебя и отдала этим иродам, потому что другого выхода тогда не было. А теперь все по-иному. Теперь ты нужна мне, а я – тебе! И никто не посмеет нам мешать.
Валя вырвалась из рук Ирины:
– Вы мне не нужны! Убирайтесь, или я позвоню в милицию.
Девочка схватила телефон, но Ира ловко выбила трубку из ее рук.
– У меня и на милицию управа есть!
– Помогите! Помогите! – кричала Валя.
Но ее никто не слышал.
Сима выпрыгнула из машины у калитки своего дома. Увидела красное авто. Все поняла, хотя прежде и не знала, какая у Ирки машина. Просто почувствовала, что это ее автомобильчик!
– Тут она, я как чуяла.
– Это тоже, что ль, твое авто? – спросил Слава. – Новое, что ль, для Ваньки купила?
– А ты иди за мной и молчи!
Сима шагнула в дом.
Ира крепко держала Валюшку.
– Не кричи! Все равно со мной уедешь. Не уедешь, так украду, силой увезу!
– Мама! Мама, спаси меня, мама! – завопила Валя, увидев Серафиму на пороге. – Она сумасшедшая!
Сима молча схватила Иру, чуть об стену ее не треснула:
– Убью! Убью стерву! Ты что с ребенком делаешь! Ты чего ее пугаешь?
– Симка! Симка, осторожней, угробишь ее еще, чего доб рого, Симка, да хорош же! – успокаивал ее шофер. – Бей не бей, она не поменяется!
Ира, тяжело дыша, отползла в угол комнаты. Валя плакала в голос. Сима обняла дочь:
– Ну все, успокойся!
– Она сказала… Сказала, что она мне родная, а ты – нет. Она утащить меня хотела, говорила: я твоя мать. – Губы Вали тряслись от обиды и пережитого страха.
Сима погладила девочку по голове. Потом произнесла тихо, но внятно:
– Она, дочка, правду сказала. Ты большая, знай уже. Она тебя родила. А мы растили… Я и отец твой, Виктор.
Шофер помог Ире подняться.
– Уезжай отсюда подобру-поздорову. Видишь, лишняя ты!
– С кем хочешь остаться, Валечка? С нами или с этой? Скажешь, что она тебе милей, держать не стану. С горя помру, а делай как тебе лучше, – ласково и спокойно сказала Сима.
Валя сильнее прижалась к ней:
– Мамочка! Не отдавай меня! Я люблю тебя и Ваньку люблю! Не отдавай, мама.
– Уходи, – повернулась Сима к Ире, – уходи.
Ира встала, отряхнулась, вышла, хлопнув дверью.
– Перестань плакать, Валь. В жизни еще не такое будет. Если я тебе мать, знай – слезы дело последнее. Слез я не люблю! – строго произнесла Серафима.
И девочка сразу утихла…
– Тебе, Слава, спасибо. А теперь нас с дочкой оставь.
Шофер вышел из калитки.
Красный автомобиль резко отъехал от дома.
– Дура ты беспросветная, Ирка… Дурой была, дурой останешься! – крикнул он ей вслед.
Ваня и Лариса нежились в постели.
– Ты с ума сошел! Ты уже сутки от меня не отходишь! – томно промурлыкала Лариса.
– И еще сто лет не отойду! – засмеялся Ваня. Кажется, он всю жизнь о ней мечтал!
– Что, так и будешь контролировать каждый шаг? – лукаво улыбалась она. – Я так не привыкла!
– Так и буду! – твердил он. – Со мной привыкнешь!
– Ну, мы так не договаривались. Я – птица вольная! Думаешь, одним колечком бриллиантовым меня можно окольцевать – и прощай свобода? – хитро прищурилась Лариса.
– Я тебе сто таких подарю! – обещал Ваня.
– Ага, и луну с неба достанешь. Слышали… – скептически процедила Лариса.
– От кого?
– А это уже мое личное. А я ревнивых не люблю!
– Ну прости… – Он поцеловал ее в плечо.
– Ты домой-то звонил? – деловито спросила девушка. – Все-таки мама! Волнуется, наверное!
– Мать знает, что я в городе. Беспокоится, конечно, только я теперь взрослый.
– Позвони лучше сейчас! А то еще искать начнут с собаками бедного мальчика…
– Да ладно, только не надо меня маленьким и глупым считать! – Он обиделся.
И все же последовал ее совету. Набрал мамин номер.
– Старенький он у тебя, не модный. Сейчас другие телефончики носят. Мне подаришь новый? – попросила Лариса.
Ваня кивнул:
– А как же!
Тут и Серафима ответила.
– Мама, это я! – прокричал Ваня.
Серафима в кухне посуду мыла. Сразу отметила: голос сына счастьем звенит! С сыном она говорила сурово.
– Ну и где опять шляешься? Вторые сутки пошли. Дел тут невпроворот, а ты с друзьями отдыхаешь. Не годится так, Ваня. Зачастил ты в город, сынок.
– Я к тебе, мама, с сюрпризом приеду на этот раз!
– Ты приезжай. А там поглядим на твой сюрприз. Все. Деньги на мобильном не трать. Конец связи.
– Суровая у тебя мама! – заметила Лариса, слышавшая весь разговор.
– Да она замечательная! Она тебе очень понравится. И ты ей тоже.
– Да? А ферма у вас большая? – стала спрашивать девушка.
– Большущая!
– Интересно, во сколько оценивается?
– Да я как-то не думал про это! Кони у нас замечательные, лучшие в районе, а может, и во всей области! А чего ты про ферму-то спросила?
– Так, интересно знать о тебе все! – заулыбалась она.
– Завтра провожу тебя на работу. И заявление в ЗАГС потом подадим! – радостно сказал Ваня.
– Но я еще не ответила «да».
– Ответишь! – засмеялся он. – Я же люблю тебя!
– Мы знакомы с тобой всего месяц! – уклончиво возразила Лариса. – Может, рановато о свадьбе думать?
Хитрая девочка! Знала, что Ванька на своем стоять будет!
– Да какое это имеет значение? Решил жениться, значит, женюсь!
Люда, узнав про то, что у Вани зазноба в городе завелась, вовсе сон потеряла. Ночью в конюшне они разговаривали с Валей.
– А точно знаешь, что Ваня утром вернется?
– Ну куда он от нас денется? Погулял человек, а теперь домой. Ты вот скажи, что мне делать! – вздохнула Валя.
– А у тебя какая печаль? Ты Димке нравишься, он вот за тобой по пятам ходит. С фермы не ушел, тут остался, чтоб к тебе поближе быть!
– Да я не про Димку, – вздохнула Валюша. – Я про эту… про женщину, которая приезжала…
– Которая сказала, что она тебе мать? – догадалась Люда. Она уже не раз слышала эту историю от подруги.
– Самое страшное, что она и правда мне мать. Только я не хочу в это верить… Она, Люд, продала меня, когда я только родилась. Мне мама все рассказала. А теперь этой Ирине одиноко, вот она и решила забрать меня, будто я кукла какая…
– Жалко ее… – вдруг сказала Люда.
– Ничего не жалко. Ни капли. Я ее мамой не назову никогда. Хоть убей. Я – Зорина. И точка, – завелась Валя.
– Ой, Валь, какая у тебя красивая фамилия… – мечтательно произнесла Люда, – Зорина!
– Что, нравится? Ты бы ее тоже хотела носить? – усмехнулась девочка.
– Да я не в том смысле! – смутилась Люда.
– В том, в том! В том самом! Я-то все понимаю. – Валька засмеялась, обняла Люду. – И ты, Людка, тоже будешь Зориной.
– Да ну тебя! – смутилась Люда.
– Будешь.
Ваня утром проводил Ларису на работу. У магазина она велела ему:
– Ну все, иди, а то хозяйка строгая. Не хочу, чтоб видела меня с мужиком.
– Я не мужик, я жених! – возразил он.
– Ну ты думай, что сказал! Жених! – смеялась Лариса.
– В обед я зайду за тобой. Подадим заявление в ЗАГС. Вот тогда и домой можно ехать.
– А ты уверен, что это нужно?
– Я ж не просто жених, я мужик настоящий. Как сказал, так и будет. – Он притянул к себе Ларису, поцеловал.
Она вырвалась, убежала…
Притаившаяся у витрины Ира видела эту сцену. Заметила, какой счастливой выглядела Лариса. И как Ваня счастливо глядел ей вслед.
– Вот оно, значит, как оборачивается! – усмехнулась Ира.
Не узнать Ваню было невозможно – одно лицо с отцом. Очень на Витеньку ее похож его сын.
Лариса наткнулась на хозяйку.
– Ой… Здравствуйте, Ирина Александровна. А я…
– Здравствуй, Ларочка, здравствуй! – ласково улыбнулась Ира. – Что ты меня так испугалась, детка? Я просто зашла с утра вас навестить! А кто этот юноша?
– Это знакомый, – смутилась Лариса.
– Ну не бойся! Говори правду. Я же твоя подружка. Хоть и постарше буду. Мне же все интересно, что с тобой происходит!
– Ой, Ирина Александровна! Происходит. И все так быстро, что мне даже страшно. Он мне предложение сделал. И вот… – Лариса показала хозяйке кольцо с бриллиантом.
– О! Настоящий. Поздравляю! – еще милее улыбнулась Ирочка.
– А еще он спас меня, когда на меня напали Виктор, охранник наш бывший, ну и эта лахудра Оля, которую вы уволили.
– Рыцарь, настоящий рыцарь. А кто он и как его зовут? – Ира решила уточнить, не ошиблась ли она в своих подозрениях. Витин ли сын?
– Ваня Зорин. У его матери здесь неподалеку, в деревне огромная ферма. Коней выращивают и продают! Ну там еще кумыс какой-то… Но я бы не хотела там жить.
– Значит, жених небедный! Это хорошо. А фамилия точно Зорин?
– Точно-точно, я паспорт видела – Иван Викторович. Мы сегодня заявление в ЗАГС несем…
– Ну и отлично, детка! Просто отлично. Я очень за тебя рада.
Ира невольно задрожала и, чтобы девушка не заметила ее волнения, поспешила уйти. Нет. Не ошиблась она. Витин сын.
Но Лариса сама остановила ее:
– Ирина Александровна, погодите. Посоветоваться хочу!
– Что, Ларочка?
– Я вот боюсь, как меня его мать примет?
– Да что ты! Она очень обрадуется. Ты только раньше времени не говори ей, что вы собираетесь в городе жить. Ладно? А с обеда я тебя отпускаю. Подавайте заявление, а потом поезжайте, познакомьтесь с мамой, – посоветовала Ира.
– Какая вы добрая, Ирина Александровна! Какая чудесная! – просияла Лариса.
… Ира медленно шла по улице, все вспоминала лицо Ларисиного жениха, Витькиного сына. Сын ее Виктора… Еще пуще в душе поднялась злоба на Серафиму. У той от Виктора сын остался… А у нее, Иры, что?
Да ничего. Ничегошеньки от их горькой любви не осталось на белом свете…
Сима опять пришла на могилу мужа. Цветы полила, памятник помыла. И все Виктору рассказала.
– Вот сынок весь в тебя – загулял опять на два дня в городе. У меня сердце давно не на месте. Звонит, правда, а голос чужой какой-то… И как могло так стать, а, Вить? Мальчикто рос ласковый, послушный, одна радость, а не ребенок… А твоя-то Ирка, стерва, приезжала. Валентину напугала до смерти. Только Валя ее выгнала, Витя, не бойся, наша она девочка, лицом в Иру, стержнем в меня! За Вальку я не беспокоюсь. Вот так-то, Витечка…
Ваня с огромным букетом цветов ждал Ларису с работы. Она вышла в обеденный перерыв, сразу бросилась ему на шею. Он поднял ее на руки и закружил, закружил…
Через стекло витрины эту сцену счастья видела Ира. Только теперь рядом с ней был Пал Палыч. Он пересчитывал деньги – Ира делилась с ним доходами, ибо именно ему была обязана открытием магазина.
– Все правильно, Иринушка! Молодец, «крышу» уважаешь, платишь исправно. Дружба у нас с тобой настоящая. А может, тряхнем стариной? Навестишь меня в эти выходные, а? – засмеялся Пал Палыч.
– Постараюсь. Вы вон на что посмотрите. – Она показала пальцем на то, что творилось на улице.
Счастливый Ваня обнимал счастливую Ларочку.
– Вот это и есть Серафимин сын? – удивился мужчина.
– Он самый! Сколько лет пытался Симе козни строить, а все не выходило. А тут жизнь сама подарок сделала, шанс кинула, не упустить бы! – заметила Ира.
– Не упустим. А девка эта послушная? – поинтересовался Пал Палыч.
– Во мне души не чает. Что скажу, то и сделает! Не смогла дочь забрать, сына заберу. Это для Симы ударом посильнее будет, – решительно сказала Ира.
– Тоже верно. Парень нам нужен. Мы через него мать достанем. На моей-то фермочке, что я купил у нее семь лет назад, все загнулось. А у нее лучшее хозяйство в области. Неприятно, Ира, честное слово! Знаешь, Ирочка, не люблю я успешных людей. А Серафима Зорина – женщина успешная…
Сима красиво убрала могилу мужа, а уйти все не могла, все смотрела на его фотографию.
– Бросил ты меня рано, Зорин! Хозяйство-то я тяну, не жалуюсь. А с детьми вот сложнее. Им отец нужен. Смотрю, сколько же баб счастливых живут со своими мужьями до самой-самой смерти! Мне вот Бог такого счастья не дал. А я б тебя всяким бы любила, Витенька, и стареньким, и лысеньким, и с костылем, и с челюстью вставной… А вот не дал же Бог!
Сима смотрела на молодое лицо мужа, что выбито было на памятнике.
– Эх, Витенька, Витенька! Как я дальше-то буду?
В это время к могиле подбежала Люда:
– Серафима Ивановна, скорей, там Альма рожает!
– Ох ты, господи!
Подхватив огромную лейку и лопату, Сима понеслась за ней к ферме.
Жизнь-то продолжается! Роды принимать надо!
На соломе распласталась кобыла-роженица, Альма. Глаза у нее были как у испуганной женщины. Вокруг суетилось несколько человек. Главная среди них – Сима.
Она успокаивала животное.
– Не бойся, милая, не бойся. Ну! Давай, Альмочка, давай потрудимся. А как по-другому? Тут трудиться надо! – Сима наклонилась к кобыле, ворожила над ней, говорила ласково…
Валя подошла к Люде:
– Ты чего там увидела? Что уставилась-то?
– Вон!
Люда показала на идущих к дому Ваню и Ларису.
– Валечка, кто это с ним?
– Да не дергайся ты раньше времени!
– Кто она? Это та, городская, у которой он пропадает неделями? – У Люды трясся от волнения и обиды подбородок. – Чувствую, что она!
Кобыла в конюшне заржала от боли.
– Вот так! Вот молодец! – успокаивала ее Сима.
Через несколько секунд она подняла на руки новорожденного жеребенка, смешного, мокрого…
– Ах ты мой красавец! Красавец ты мой! Ну здравствуй, мой ненаглядный.
Глядя, как Серафима бережно держит жеребенка да воркует над ним, пожилой конюх не выдержал:
– Эх, Серафима Ивановна! Тебе б внуков надо!
– Да погоди ты с внуками!
– А чего годить! Вон гляди!
Он показал на дверь, откуда видно в просвет, как шагал Ваня и незнакомая Симе красивая девушка. Шли, за руки держались…
Сима отдала жеребенка конюху:
– Ну-ка, держи! Я сейчас!
Вышла Сима из конюшни навстречу сыну. Одежда грязью да кобылицыной кровью перепачкана. А городская девочка с иголочки одета и причесана.
– Мам, я приехал! – обнял ее Ваня.
– Да уж вижу. Ну а это кто у нас будет?
Застыли друг напротив друга Серафима и Лариса. Вперились друг в друга глазами. Нехорошая усмешка пробежала по губам Ларисы. Усмехнулась и Серафима.
– Так ты, видать, невесту из города привез, угадала? К ней все и ездил?
– Да, мам, угадала. Это моя Лариса. Я ее люблю. Она меня тоже. Мы заявление в ЗАГС подали… – Счастливый Ваня любил в этот миг весь мир. Мама и Лариса будут теперь с ним вместе, рядом. Он будет видеть их обеих каждый день. Как же это здорово!
Он и не ждал, что они могут не понравиться друг другу!
А вот ведь не понравились. Страшно не понравились!
Серафима брезгливо повела носом:
– А чего это за запах такой, прям в нос шибает? Это духи, что ль, твои?
– Да. Французские. Я только такими душусь, – ухмыльнулась Ларочка.
– Ну, коль приехала, пошли в дом! Француженка! – передразнила Серафима.
Упав на сено в углу конюшни, зарыдала Люда. Ее нашла Валюша.
– Люд, ты чего?
– Я все слыхала! Они заявление подали! – Девушка говорить не могла, содрогаясь от плача.
– Да погоди ты рыдать! Матери она не понравилась. Такая вся разодетая да размалеванная! Точно тебе говорю, ужасно матери не понравилась.
– Да? Зато Ваньке понравилась. Он же на ней женится…
Люда рыдала, Валя гладила ее по волосам.
– Людочка, милая ты моя…
– Женится, женится… – плакала горько Люда. – И ничего мы все поделать с этим не сможем!
Глава 12
Сима, Ваня и Лариса сидели за столом. Ваня разлил по бокалам шампанское.
– А что за мода такая, днем выпивать? У нас так не заведено! – хотела мать остановить сына. Но он только засмеялся:
– Мам, ну это ж за нашу свадьбу! Такое не каждый день случается!
– Да? А вы не торопитесь, а? Не слишком все быстро сладили? И мать не спросили, перед фактом поставили!
Лариса опустила глаза.
– Мама, ты сама говорила, что бывает любовь с первого взгляда! – впервые обиделся на мать Ваня. – Вот она со мной и случилась. Это же счастье, мама! Ну неужели ты не поднимешь бокал за мое счастье?
– Я днем пить непривычная. Не знаю, как твоя невеста-скороспелка… Я вам еще своего материнского «да» не сказала! – рявкнула Сима.
Лариса выбежала из-за стола.
«Старая самодурка», – подумала она про Симу.
– Мам, ты что же делаешь? Хочешь, чтобы я уехал насовсем? Не хочешь принимать ее – и я сюда ни ногой. Ты это учти! Я не шучу! – Ваня стал серьезным и хмурым. – Без нее и меня тут не будет!
– Значит, вопрос ребром ставишь? – взревела Серафима.
– Да! Или мы вместе с Ларисой, или ты без меня, – подвел итог Ваня.
Выпил шампанское и с шумом поставил бокал на стол.
Сима поняла – дело не шутейное! Просто так сын не сдастся. А девица еще та стервочка. На лице написано.
Побежал сын за невестой, а Сима в горестных чувствах осталась сидеть одна за столом…
Ира помогала Ларисе примерять шикарное свадебное платье.
– Это тебе мой подарок, Ларочка!
– Господи! Да оно такое дорогое, а там такая грязь! Если бы вы видели эту грязь, Ирина Александровна.
Ира приколола фату к волосам девушки.
– Не плачь, детонька. Недолго тебе в этой грязи возиться. И с деревенщиной этой, Серафимой, недолго под одной крышей жить! Распишетесь, подучишь Ваньку, чтоб он свою долю из ее капитала требовал. Поняла? Она женщина не бедная, знай. Так что тряси ее, как грушу!
– Поняла!
– Только не торопись, аккуратно! Пусть продают часть фермы, а вам денег выделят. Вы свое дело начнете. Все будет хорошо, умница моя!
Лариса поцеловала хозяйку:
– Ой, Ирина Александровна, я вам так за все благодарна! А это платье – ну просто слов нет!
– Носи, носи! – Ира заметно погрустнела. – У меня такого никогда не было.
– А в чем же вы замуж выходили? – изумилась девушка.
– У меня жениха увела одна… Ну да ладно, потом расскажу! – закруглила разговор Ира…
Сима в тот день не выдержала и снова к Виктору пришла. Стояла у памятника, с мужем советовалась:
– Вот так вот взял и привел, не спросил ни слова. А она прямо как твоя Ирочка. Вся в духах и шелках… А толк от нее по жизни будет ли, а? Зорин, Зорин, что ж мне делать, а? Вот что мне делать?
– А уже ничего и не сделаешь! – послышался голос за спиной.
Сима вздрогнула, аж побелела. Мария Ивановна подошла.
– Что ж вы так меня пугаете, Мария Ивановна?
– Это ты меня, Сима, пугаешь своим поведением! Все мне Валя рассказала. Сима, сына терять нельзя. Соглашайся, каким бы ни был его выбор. Нравится тебе невеста, не нравится – не тебе выбирать!
Сима обняла учительницу:
– Ох наплачется сынок мой! Ох наплачется. Вы на нее только гляньте, она ж не просто городская, она стерва, как Ирочка!
– Да не кличь ты горе раньше времени! – прервала ее учительница. – Погоди, а может, это только первое впечатление? Может быть, она хорошая умная барышня! Нельзя так всю жизнь сплеча рубить, как ты умеешь, Серафима! Годы тебя ничему не учат!
– Годы меня учат, что первое впечатление всегда самое правильное!!! – закричала Сима…
За столом сидело полдеревни: все работники фермы, Мария Ивановна с мужем, рядом с Симой дочка Валечка и… и молодые!
Не стал Ваня маму слушать, не стал свадьбу откладывать. Как Ларисе обещал, так и сыграли ее быстро.
Гости кричали: «Горько! Горько!» Молодые целовались. Сима сидела с каменным лицом. Не знала, куда отвернуться. Не по-ее вышло…
– Налей мне, что ли! – попросила Сима соседа по столу.
– Шампанского? – Мужчина потянулся к бутылке игристого напитка.
– Водки налей! – отрезала Сима.
– Чего это с тобой, Серафима Ивановна? Ты ж отродясь не пила? – оторопел сосед.
– А вот теперь захотела. Наливай! – скомандовала Сима. Хлопнула рюмку одним махом.
Ваня диким взглядом посмотрел на мать.
– Мама? Что с тобой?
– А чего ты так удивляешься? Ну-ка, Семеныч, налей еще! – грозно рявкнула Сима.
Лариса склонилась к уху жениха:
– Что ж, твоя мама только прикидывалась трезвенницей? А сама вон как водку глушит!
– Перестань! Перестань немедленно. Ты не знаешь, какая она у меня, – заступался за мать Ваня. – Это она только так, для виду! Она тебя непременно полюбит. И ты ее еще узнаешь!
– Узнаю! – хмыкнула Лариса. – Просто мечтаю об этом!
А Сима, раскрасневшись от выпитого, сама подняла рюмку:
– Ну что, молодые, горько!
– Горько! – скандируют гости.
Снова слились в поцелуе Лариса и Ваня.
С горечью смотрела на них мать. Нет, не ошибается она – Лариса еще та штучка!
– Мам, ну чего ты? Ну нельзя на свадьбе да с таким лицом сидеть! – толкнула ее дочка Валентина.
– А Людочка где, Валь?
– Уехала Людочка, – вздохнула Валя. – К брату поехала. К нам не вернется. Не может она на это глядеть. Больно ей, любит Ваньку. Давно любит.
– Жаль девчонку. Что ж я ушами-то хлопала… – сама на себя злилась Сима. – Ведь могла бы их поженить. Люда работящая, порядочная, наша девка. С детства ее знаю…
– Ну как помимо воли человека можно женить? – удивлялась Валя. – Это же его жизнь, его выбор! Ты же свою жизнь живешь, а Ваня свою!
– Ты себя, Серафима, Господом Богом не воображай. Будет так, как оно будет! И ты не хозяйка чужой судьбы, – вмешалась Мария Ивановна. – Нет в тебе, Сима, смирения! – укоризненно покачала она головой.
– Нету! И не будет! – согласилась Сима.
– А настырности в тебе ой как много!
– Это точно.
– Только вот не знаю я: хорошо ли это или плохо, когда человек вечно против судьбы идет! – заметила учительница.
– Да все лучше, чем плыть по течению щепкой безвольной, – подвела итог спору Серафима. – Плыви я по течению, так неизвестно, куда бы выплыла!
Новый крик «Горько!» сотрясает стол.
– Господи, как они мне надоели! – сказала Лариса, поднимаясь из-за стола, совсем не ту публику хотела бы она видеть на своей свадьбе. – Одни рожи деревенские…
– Лар, они все хорошие! Ну, давай поцелуемся! – уговаривал ее Ванька, пытался остановить, но она белым облаком упорхнула из дома. Он нагнал ее во дворе. – А чего твоя Ирина Александровна не приехала?
– Куда ее в эту грязь тащить? Ей противно на лица эти смотреть! Ничего, на днях тебя с ней познакомлю. Она такая… Такая… Другой такой на свете нет!
Гости снова завопили «Горько!».
– Пойдем вернемся, ну ради меня! – просил Ваня.
Лариса сжалилась.
Ваня под «горько» целоваться не стал. Вдруг он предложил:
– Давайте лучше за родителей выпьем! За моих и за Ларисиных. Мам, за тебя! Ну и за папу!
С портрета смотрел на выросшего сына грустный Витя Зорин. Никогда этот портрет со стены Сима не снимала – муж всегда был с ними!
– Пап, я вот женюсь! – гордо сказал отцу Ваня. – Благослови! По любви женюсь, пап! По большой!
Сима отвернулась, чтоб никто не видел навернувшиеся на ее глаза слезы.
Эх, Витька, не видишь ты, на ком женится Ванечка, и помочь ничем не можешь…
Лариса и Ваня подходили к магазину. Ленчик и Ира наблюдали за ними через стеклянную витрину. Ленчик теперь тоже частый гость у Иры в бутике. С Пал Палычем работает. К ней часто заглядывает за денежками.
Ленчик сунул в карман увесистую пачку денег.
– Это, что ль, Витькин сынок? – ухмыльнулся он.
– Ну да.
– Похож на отца. Похож!
– Ты шел бы, Лень. Я сама с ними поговорю! – поторопила его Ира.
– Пал Палыч велел дело ускорить. Скажи, чтобы ферму делили. Да понастойчивее уговаривай!
Леня исчез в глубине подсобки. А Ира с порога радовалась гостям:
– Ой, кто ко мне приехал! Ну давай, красавец, знакомиться! Ларочка мне как родная. И ты родным будешь! – улыбнулась Долгова Ване и Ларисе.
Ване она тоже сразу понравилась – красивая, духами благоухает, такая ласковая и доброжелательная. Ларочка его не обманула, когда столько верещала про свою благодетельницу! Вот это женщина!
– Здравствуйте, очень рад вас видеть! – улыбнулся он.
И словно удар по Иркиным глазам – Витькина улыбка у парня. Витькина.
Серафима ходила из угла в угол, нервничала.
– Я как чувствовала, что не вернутся они сегодня! Не вернутся! Что им в городе этом, медом намазано? Здесь дом, здесь работа, сестра, мама…
– Симочка, милая! – пыталась ее вразумить Мария Ивановна. – Очень тебя люблю, а вот только сказать хочу одну вещь: ну не будь же ты деспотом. Не дави своей волей на сына. Не нравится тебе Лариса, так ведь не ты с ней семью создаешь, а он! Любит он ее, понимаешь, любит! От того и слушает ее, а не тебя!
– Да что там любить, кроме рожи смазливой, – возмущалась Сима. – Целый день у зеркала вертится – вон велела повесить. – Сима кивнула на новое зеркало в холле. – Любуется отражением своим, потому что ничего больше не хочет и не умеет! Бездельница! Ни по хозяйству помочь, ни мужа покормить. В конюшню даже не заходит – дурно пахнет там, видишь ли! На меня смотрит как на врага народа. На Валечку тоже, будто девчонка ей что плохое сделала!
– Сим, может, ты чего преувеличиваешь, а? – пыталась возразить гостья.
– Я преувеличиваю? Да у нее и смех насквозь фальшивый. И глаза как у врушки записной. Чего здесь любить? – вопила Сима.
– А сама, когда влюбилась, что говорила? Люблю, и точка. Не важно, какой он, не важно, что пьет, что гуляет…
– Витину память трогать не дам! – Она грохнула кулаком по столу. – Витя хоть и пил, и бил меня, а работящим был и нос от земли не воротил. И из деревни не уехал. А лошади мои как родные ему были. Да как можно Витьку сравнивать с этой…
– Успокойся! Ты аж трясешься вся, Сима! Возьми же ты себя в руки!
– А от того трясусь, что каждый миг подвоха ожидаю. Я могу и правду сплеча рубануть и наорать, а только подлости во мне нет! Нет! И дна двойного нет, как в этой… Я, Мария Ивановна, не удивлюсь, если они против меня и интриги плести станут!
– Да ты что говоришь, Сима? – изумилась Мария Ивановна. – Да как же так думать-то можно про сына?
А ведь не ошибалась Серафима! И плели они интриги, вернее, плела Ирочка, а сынок и его жена довольно кивали ей в ответ.
Лариса, Ваня и Ира сидели за столиком в красивом городском кафе. Шампанское пили. Поднимали бокалы.
– Ну, за наше знакомство! Ларочка, как я рада за тебя. У тебя чудесный муж и такой понятливый, – ласковым ручейком лилась Ирочкина речь. – Главное ведь в мужчине – это умение понимать. За тебя, Ваня.
– Спасибо! – благодарно кивнул Иван.
Все трое чокнулись большими, полными напитка бокалами.
– Жаль, что мне в моей пестрой, долгой и непростой жизни так и не встретился такой человек, – искренне вздохнула Долгова.
– Ирина Александровна! Вы такая красивая, такая умная и замечательная женщина, поверьте, ваше счастье еще впереди! – воскликнул Ваня. – Вот мамина учительница, она вообще вышла замуж, когда ей было за пятьдесят. И они чудесно с мужем живут. А вы…
– Да что обо мне! Я за вас радуюсь, точно вы мои дети. И вот что я скажу вам: не сидите долго под материнским крылом, вам нужна самостоятельность, – заявила сразу Ира. – Самим надо обретать себя, вставать на ноги без всякой помощи и поддержки!
– Да! Да! Я только об этом и думаю! – поддержала ее Лариса.
– Так-то оно, конечно, так. Но я еще даже образование не получил! – почесал затылок Ваня.
– Конечно, учиться надо обязательно. Но можно ведь все делать одновременно, – улыбнулась Ирочка. – Я бы сказала, даже нужно. За твои успехи, Иван! Я в тебя верю! И обязательно тебе помогу!
Они снова чокнулись.
– А потом, посмотри на Ларисочку, – снова заверещала Долгова. – Разве она создана для деревенской жизни? Ну? Разве вот этими ручками надо навоз убирать? Фу-у.
– Но ее никто не заставляет работать – ни я, ни мама, – робко сказал Иван.
– Да, заставлять-то она впрямую и не заставляет, а убить готова, по глазам вижу! – обиделась Лариса.
– Лар, да что ты такое говоришь?
– То, что есть. Это ты ничего не замечаешь. А я, Ирина Александровна, человек тонкий, деликатный. Я после каждого такого косого взгляда неделю в себя прийти не могу! – Молодая жена чуть не заплакала.
– Вот-вот, я и говорю: разным поколениям нельзя жить под одной крышей, – убедительно твердила Ира. – Это для всех губительно! Это, в конце концов, просто несовременно. В Европе, где я прожила шесть лет, этого себе просто невозможно представить!
– Погодите… Это что же: от мамы надо уезжать? А как же ферма? Как ее ферма? – Наконец Ваня понял, о чем идет речь!
– Милый мой, эта ферма не только ее, но и твоя! – возразила Ира.
– Ну и я про то! Я маме там нужен! Я ее правая рука! – твердил Иван. – Ну как мы ее бросим и уедем? Нет, мы с ней будем жить!
Лариса в ужасе закатила глаза. Ира легонько стукнула ее по руке (мол, умерь проявление чувств).
– Конечно, сию секунду вы не отделитесь. Но надо торопиться! Надо завести себе дело здесь, в городе. У меня уже есть такое на примете! Ну а откроете свой бизнес… – заманчиво зажурчала Ирочка…
– На какие? Ванина мать нам ни копейки не даст! – вскрикнула Ларочка.
– Правда, Ваня? Вот уж не думала, что она такая несговорчивая, – притворно удивилась старшая подруга.
– Да вы… вы просто ее плохо знаете. Она даст денег, если я попрошу, – уверял Иван. – Мама меня любит!
– Не даст! – возразила Лариса.
– Ай-ай-ай… – покачала головой Ирочка. – Как у вас, оказывается, все непросто, бедные мои дети!
– Ванечка даже на эту тему заикнуться не посмеет! – жалобно застонала Лариса.
– Чего это не посмею? – обиделся Иван. – Надо будет, и посмею!
– Ларочка, не настраивай его против мамы. Он сам до всего дойдет, своим умом, верно ведь, Ванечка! Тебе хозяином надо быть, а не за мамину юбку держаться. Согласен? – очаровательно улыбнулась Ирочка.
– А то! Согласен. Я вопрос ребром поставлю! – обещал Ванечка. – На днях с ней решительно и поговорю!
Ира кивнула Ларисе (мол, клиент дозревает). Лариса улыбнулась. Взяла Ваню за руку. Тот и просиял…
– Часть фермы можно просто продать! – учила Долгова. – И эти деньги пойдут вам в качестве начального капитала. С нуля ведь не начнете! Ну, это же так просто, Ваня!
– Да? – удивился парень.
– Конечно. Ты подумай об этом непременно! – очень просила Ваню хорошенькая Ирина Александровна.
– Обещаю! – заверил он. – Буду с мамой говорить!
Мария Ивановна все учила жизни свою взрослую бывшую ученицу:
– Симочка, Симочка, терпимей тебе надо быть к невестке.
– Не могу!
– И не войны, а мира с ней искать.
– Да какой мир может быть, коли она из другого теста замешана? Это ж… Это ж Ирка вылитая! Ой, батюшки… Отец полжизни за этой пустышкой гонялся, и сын по его стопам. Да что ж в нем, моих, что ли, генов нету? Неужто Ванька даст себя окрутить, как баба последняя? – Симе от ее открытия аж дурно стало. – Ладно, Мария Ивановна, чего сидеть да разговоры говорить! Мне на конюшню надо!
Сима обходила свои владения, отдавая распоряжения, за ней хвостом ходил Ваня.
В леваде гуляли лошади. Выезжал лошадь Димка – молодой симпатичный парень. Валя – рядышком с ним.
– А Серафима Ивановна-то сегодня что-то не в духе, – заметил Димка.
– Я даже знаю почему! – отозвалась Валечка.
До них доносились обрывки разговора, который вели на ходу Сима с сыном.
– Да ты с ума сошел! Что тебе в городе делать?
– Учиться, например, мама!
– А что ж, всю работу мне на горб? Думала, из армии приедет – помощник мне будет! От Валентины больше проку, чем от тебя! – бурчала Серафима.
В леваде Дима нагнулся к Валиному ушку:
– Видишь, мать тебя как хвалит!
– Хорошо. Только бы с Ванькой не ссорилась. Лариска его в город тащит, а мама ни в какую!
– А ты б вот сама в город жить уехала? – Дима посмотрел на девушку влюбленно.
– Не-а! Мне и тут хорошо! – засмеялась она.
– Ну спасибо, порадовала, – улыбнулся Дима.
– А чему это ты радуешься, а? Чего я тебе-то такого сказала? – лукаво заблестели глаза Валентины. Девочка она замечательная, но кокетка, явно не в Симу!
А Ваня шел за матерью.
– Мам, ну при чем тут Лариса? Ничему она меня не учит! У меня у самого голова на плечах есть!
– Кочан у тебя капустный на плечах. Зеленый, незрелый. Слушал бы меня во всем, как сыр в масле бы катался! И тебе было бы хорошо, и мне! – вещала Серафима.
– А я не хочу кататься! Тебе главное, чтоб тебе все было хорошо, вот и все! А остальные это так, пешки в твоей игре! – закричал Ваня.
– Не ори! Лошадей распугаешь!
Сима исчезла в дверях конюшни. Все, разговор окончен. Грустный Ваня застыл на месте. Что он скажет Ларисе и Ирине Александровне? Что мать его даже слушать не стала?
Дима повернулся к Вале:
– Извини, дела, конечно, ваши, семейные, только кажется мне, что грозой пахнет у вас в доме!
– Правильно тебе кажется! – согласилась девочка. – Мать права была, не к добру Ванина женитьба! И Лариса та непростая, себе на уме!
За окном сверкнула молния и пошел дождь. Ваня открыл глаза – видит, не спит жена.
– Ты чего не спишь? Грозы испугалась?
Лариса загадочно улыбнулась, качая головой:
– Нет… Просто днем тебе кое-что важное сказать забыла!
– Ну что тебя, мать опять обидела?
– К этому я привыкла! – отмахнулась жена.
– А что?
– У нас ребенок будет! – тихо и ласково сказала она.
– Как? – обалдел Ваня.
– А вот так. Я сегодня к врачу ездила. Это точно, Ванечка, не шучу!
От счастья он схватил Ларису на руки, с шумом закружил ее по всей комнате, завопил:
– Ларка, как я рад!!!!
Закричал от счастья, забыв о том, что в доме все спят.
– Ларка моя, дорогая моя! Вот это новость! Я… я… да я не знаю как сказать… Ура! – Он кричал, заглушая раскаты грома. И совсем не заметил, что в комнате включили свет.
На пороге стояла Серафима.
– Ты чего орешь как зарезанный! Случилось чего?
Ваня опустил Ларису на ноги, кинулся к маме, обнял ее.
– Случилось, мама, случилось! Ты теперь бабушкой будешь, Ларка беременна!
– Ой, господи! А я уж думала, что страшное, – всплеснула она руками.
– Мам, ты не рада?
– Рада, конечно рада! Род Зориных продолжать надо, – улыбнулась Сима. – Сына Виктором назовем. Как папу. Верно ведь?
– Ну да… Конечно! Правда, Лариса? – сразу согласился Иван.
– Меня, кажется, никто не спрашивает, – поджала губы Лариса. – А ведь это мне рожать!
Сима подошла к ней первая.
– Ты вот что, не серчай на меня, Лара. Грех нам ссориться. Разные мы. А он, – она показала на Ваню, – он у нас один. Ради него я все стерплю!
– Даже меня? – съехидничала Лариса.
– Даже тебя. А сына вашего стану любить больше всего на свете. Бог даст, родится наш маленький Витюша здоровым. Ну… Теперь-то уж я вас точно никуда не отпущу!
И она так схватила сына и невестку, что та чуть не запищала от боли – крепкая рука у Серафимы Ивановны!
– Что значит не пущу? Мы что, крепостные? – изумился Ваня.
– То значит, что до рождения сына тут будете жить, под моим присмотром. Да и для здоровья твоего, – Сима кивнула на невестку, – так лучше. В деревне оно здоровее! А там поглядим!
Молодые в ужасе переглянулись. Вот теперь точно конец всех их мечтам! С мамой спорить бесполезно…
Серафима, счастливая впервые с тех времен, как женился Ваня, побежала весь дом будить, про хорошую новость рассказывать.
А Ваня с Ларисой так и остались сидеть молча на кровати. Не видать им самостоятельности!
Только недели через две удалось Ларочке вырваться в город, повидать Ирину Александровну. Прогуливались они по парку, и Ирина утешала ее:
– Не переживай. Ребенок родится – укрепишь свои позиции. А потом ваша доля при дележке фермы возрастает. Вас – трое, их – двое, мать да дочка. Вам большая часть фермы принадлежит! Ничего, продадите да здесь в городе дело заведете. Мне один знакомый предложил кафе купить. Место бойкое, от посетителей отбоя не будет! Вот вы его и купите, кафе это. Дело хорошее. Не пожалеете! – успокаивала беременную Ларису Ира.
– Господи, неужели я доживу! Меня эта Серафима Ивановна кумысом своим противным запоила. Помереть охота, – причитала молодая.
– А ты скажи – аллергия, да и не пей!
– У меня на нее аллергия, на саму Серафиму Ивановну, – призналась невестка, – самая настоящая аллергия!
– Ну, – Ирочка улыбнулась, – а кто, по-твоему, свекровь любит?
– Нет! – Лариса замотала головой. – Так, как я ее ненавижу, редко бывает! И вы сами знаете – это не на пустом месте. Я человек не злобный!
– Конечно, конечно, – согласилась Ира, – она сама той ненависти добилась! Во всем виновата сама Серафима!
//-- * * * --//
Сима опять разговаривала с мужем на кладбище:
– Так что дедом ты станешь, Витенька, а я бабкой. Ну, ты что, не рад? А я даже не знаю, рада я или нет? Я даже, Витя, еще в чувствах своих не разобралась. Что будет наше с тобой продолжение, оно мне в радость, конечно. А что ребенок от этой… Господи, прости меня, ну не могу я врать… Не люблю ее. И любить не буду. Так и будет душа пополам разрываться от радости да от боли… А еще в Москву еду, Витя. Не люблю я города этого. Не люблю. А надо! Дело большое затеваем!
Ей и впрямь предстояла поездка в Москву. Другой бы радовался. Сима – нет. Просто надо по делам. Ну, считай, командировка, от которой не отвертеться…
Димка и Валя выгуливали лошадей.
– Говорит, едет недели на две, а там как получится, – рассказывала Валюшка домашние новости.
– А чего едет-то Серафима Ивановна?
– А я тебе скажу по секрету. Если мама договорится, мы будем на ферме коней для лучших спортсменов растить!
– Да ну? – обрадовался Димка.
– Там-то содержать лошадей дороже, растить сложнее. А у нас места южные, климат хороший, пастбищ вон сколько. Чего ж коней за границей покупать, если их тут вырастить можно. Да и объездить тоже. А подрастет жеребеночек, там уж его и возьмут тренировать.
– Валь, ну ты умная! Все знаешь! – Дима Валюшкой все гда восхищался. Мало того что красавица, она еще все знает, многое умеет, в лошадках разбирается не хуже самой Серафимы.
– Это я только тебе кажусь умной. А так мне все мама рассказала! – смеется Валя.
– Валь, ты, конечно, извини, а можно… я тебе один вопрос задам? – начал он робко.
– Ну?
– А говорят, что мать у тебя не Серафима, а та… ну, которая приезжала сюда однажды, – пробубнил Дима.
– Говорят, в Москве кур доят, – обиделась девочка, – ты слушай больше! Еще раз тронешь эту тему, получишь по носу. Я эту тетку знать не знаю, ведать не ведаю. Понял? Да и отстала она от нас давно с глупостями своими. А маму я больше всех на свете люблю.
– Извини… Я просто хотел сказать… – замялся он.
– Что? – хитро улыбнулась девочка.
– Хотел сказать, что я люблю больше всего на свете тебя, понятно? – неожиданно для самого себя выпалил Димка.
– Дурак! – кокетливо сказала она и прибавила шагу. Димка за ней.
– Ну погоди… Ну не обижайся… Ну я же от чистого сердца!
Валя шла впереди, на него больше не смотрела. Дима опустил голову, расстроился. Вдруг Валя остановилась невдалеке, обернулась:
– Эй! Что стоишь? Догоняй!
Обрадованный Димка побежал за ней. А она только смеялась и снова убегала от него. Уживались в ней Иркино кокетство и Симина деловитость одновременно…
Потому и были в нее влюблены многие мальчики. А Димка, он хотел стать единственным для Валечки. Но как этого добиться?
Мария Ивановна уговаривала Симу перед поездкой сходить в парикмахерскую.
– А я тебе говорю, надо! Ты народ едешь пугать или заказ получать? Вот подумай, даже Вася не ходит к заказчику в мятом костюме. Я ему всю ночь этот костюм утюжу! И галстуков даю три штуки на выбор. Первое впечатление, Симочка, самое важное. Иди стригись, а пальто в Москву я тебе свое дам…
Сима сделала шаг вперед, потом вернулась:
– Мария Ивановна, так оно на меня не налезет, пальто ваше!
– Да, действительно, – вздохнула учительница. – Иди стригись! А я пока подумаю, что делать? Иди!
И Сима пошла, хоть не хотела ужасно. В парикмахерской она была считаное количество раз за жизнь. Заботиться о себе всегда казалось Симе ненужной роскошью. Тратой денег. И еще проявлением легкомыслия, которого она не терпела вовсе.
Сима робко вошла в салон.
– Садитесь, Серафима Ивановна. И не бойтесь! – улыбнулся молодой мастер, предупрежденный Марией Ивановной о ее приходе.
– А я и не боюсь! – захрабрилась Сима, а самой непривычно и страшновато. – Давайте делайте из меня чучело огородное, – пробубнила Серафима Ивановна, крайне недовольная тем, что ближайшие два часа ей предстояло провести в этом местечке, где отчаянно пахнет парфюмерией, точно от ее невестки. – Давайте издевайтесь, издевайтесь! – под нос себе шептала Сима.
А мастер ласково улыбался и все просил сидеть в кресле смирно…
В это самое время Ваня в городе встречался с красавицей Ириной Александровной.
– Как там Ларочка? – спросила Ира.
– Да она лежит целый день. Токсикоз.
– Бедная, бедная девочка. Ты смотри за ней получше и матери в обиду не давай! Пойдем, – она поманила его за собой, – я покажу тебе кафе, про которое говорила. Это недалеко, здесь за углом. Просто посмотришь, оценишь силы свои – потянуть ли тебе такое заведение. А бухгалтера я вам хорошего найду. Вот вернется мать из Москвы, поговоришь с ней жестко. Надо ферму делить и вашу с Ларой долю забирать деньгами!
– Да, я поговорю, – робко пообещал Ваня, а сам думал: как с ней поговоришь? Она же и слушать не станет!
В последнее время он злился на мать, а к Ларисе и Ирине Александровне привязывался все больше и больше. Они его не ругали, говорили ласково. И обе такие красавицы!
Они подошли к кафе. Ваня вспомнил его. Да, тут дворик красивый и внутри очень уютно. Только оно уже год как не работало.
– Ну вот, нам сюда! Сейчас нам тут дверь откроют, зайдем и посмотришь.
И они с Ириной зашли внутрь…
Мастер завершил свою работу, улыбнулся Симе:
– Теперь можете глаза открыть и посмотреть на себя в зеркало!
Серафима глаза открыла… и ойкнула от неожиданности!
Перед ней была совсем другая женщина. Красивая укладка, небрежной седины больше не было, безукоризненный макияж. А брови-то, брови, которых она в жизни не трогала, совсем другими стали после коррекции. И взгляд у нее теперь не суровый, а какой-то иной… И глаза ярче стали. Серафима скорее удивилась, чем обрадовалась.
– Ой! – снова ойкнула она.
– Ой и все? – Мастер явно ждал похвалы! Но не на ту напал!
– Да я ли это? – удивилась Сима.
– Вы, моя дорогая, вы! Вам бы, Серафима Ивановна, немножко последить за собой, за кожей поухаживать!
– А что мне за кожей ухаживать, если у меня муж в могиле лежит уж восьмой год! – рявкнула она.
– А вашему мужу было бы только приятно увидеть вас такой красавицей, – возразил мастер.
И Сима подумала: да, Витька б обрадовался, это точно. Он в последние годы каждый раз радовался, если она платье новое покупала! Он-то любил ей подарки в последние годы делать, а она не очень-то их и носила.
Сима невольно нахмурилась. Молодой человек из салона понял ее настроение.
– Нельзя так. Нельзя одним прошлым жить. Жизнь – она продолжается. Понимаете вы это или нет?
– Не знаю, – честно ответила Серафима.
– А чего тут не знать? Сколько вам?
– Сорок три, – также честно призналась она, никогда не скрывавшая свой возраст.
– Все только начинается, вам радоваться надо. А вы себя сами закапываете. За что? Серафима Ивановна, отчего б вам не побыть еще счастливой?
– Да я… как-то об этом не думала, – удивилась она словам парикмахера. – И с лица я всегда была не так чтобы…
– Знаете, что я вам скажу, я где-то прочел: в двадцать лет у человека лицо, которое ему природа подарила. В тридцать – какое сумел себе создать. Ну а после сорока – какое заслужил! Да посмотрите вы на себя, вы эту красоту заслужили!
Сима вскользь глянула на себя в зеркало! Довольно молодая еще женщина с красивыми длинными волосами, серыми глазами и приятным овалом лица.
Но долго глядеть не стала. Поднялась с кресла, расплатилась с парикмахером:
– Спасибо, пойду я. Перед поездкой дел много.
Вошла Сима в дом, ее увидели Мария Ивановна с Валечкой и остолбенели!
– Мам, ты? Ну очуметь! – завизжала дочка от восторга. – Ты теперь из Москвы сказочного принца с собой привезешь. Точно, точно, подцепишь и привезешь.
Сима будто очнулась:
– Вот язык у тебя – помело! Взрослая девчонка, а городишь чушь! Что это за словечки – подцепишь, очуметь! Кто тебя такому учил!
Учительница вступилась за Валюшу:
– Ничего безграмотного она не говорит и ничего неприличного тоже! Да и чушь она не городит! Просто Валя права. Серафима, ты королева! Вот тебе, королева, еще и меха, – накинула она на Симу светлое модное пальто.
– Очуметь дважды? – восхитилась Валя.
– Это еще что? – не поняла Сима. Пальто было явно не Марии Ивановны. А ей по размеру!
– Это пальто из Франции. Продает наш школьный завуч, в два раза ниже магазинной цены. Она после родов, представь, похудела! Берем?
– Берем-берем! – запрыгала Валя. – Даже не раздумывая берем!
– Погодите, а это ж сколько? – очнулась Сима, разглядывая пальто. – Это ж оно дорого стоит!
– А сколько б ни было – берем! – махнула рукой Мария Ивановна. – Один раз живем! И потом, ты, дорогая, можешь себе это позволить вполне.
Валя снова завизжала от счастья, кинулась целовать мать.
– Принц будет просто дураком, если не влюбится, – прошептала дочка ей на ухо.
– Какой там принц! Принцы сопливые нам ни к чему! – заявила Мария Ивановна. – Несолидно. Король нам нужен! Только король!
– Обе вы с ума сошли! – испугалась Серафима массового психоза в ее доме.
– Нет, нет, мамочка, нет! – прыгала Валюшка вокруг нее. – Король, только король! Король! Настоящий король и не меньше!
– Да иди ты! – отмахнулась Сима.
Вот только короля ей не хватало!
Ира и Ваня сидели за столиком в пустом кафе.
Вот уже год как оно не работало. Тут явно нужен был ремонт. Обстановку бы сменить надо, да и многое другое…
– Вот так, Ванечка, все это кафе твоим будет! Ремонт сделаешь, музыку живую – отбоя от посетителей не станет. Золотые горы тебе в руки плывут!
– Боязно как-то! – поежился он.
– Волков бояться – в лес не ходить, – хмыкнула Ира. – Знаешь, как говорят еще: глаза боятся, руки делают. Ты, главное, начни, и все получится!
– Да?
– Ну конечно! А я помогать буду! – Она ласково дотронулась до его плеча. Очень уж этот мальчик напоминал ей Витю в молодости!
– Ирина Александровна, вы извините, конечно, а почему вы так ну… обо мне печетесь? Только из-за Ларисы? – не выдержал Иван.
Ира стала серьезной, внимательно посмотрела на Ваню:
– Нет. Хочешь правду знать?
– Да. Очень.
– Проводишь мать. Встретимся. Все расскажу. Обещаю.
А поезд ехал в далекую столицу. Сима стояла у окна. Смотрела на картинки за окном и на свое отражение в стекле. Едва заметно Сима улыбнулась своему отражению. Помолодела! Ох как помолодела! Даже страшно самой…
Проходящий мимо мужчина с кипятком в стакане с подстаканником вдруг подошел к ней:
– Извините, простите, что беспокою! Можно вас на минутку?
И впервые увидела Сима в мужских глазах интерес.
Усмехнулась Сима:
– Ну и чего?
– Простите, извините, ради бога… Меня зовут Игорь Анатольевич. А вы…
– Серафима Ивановна, а что? – Сима насупилась, ожидая подвоха, только как прежде у нее не вышло – без суровых своих бровей она и смотрелась теперь по-другому, более мягко и женственно.
Мужчина же улыбнулся ей:
– Про вас репортаж был по телевизору. Я запомнил. У вас хозяйство свое коневодческое.
– Хорошая у вас память, однако! Я всех репортажей по телевизору и не помню, – усмехнулась Сима.
– Так я только вас и запомнил… Просто хотел выразить свое восхищение! Такое дело нелегкое. И такая женщина красивая… Просто хотел выразить… и… – мужчина замялся, – пригласить на рюмку… чаю…
– То есть на чашку водки? – догадалась Серафима.
– Нет, нет, я от волнения оговорился… Что вы, у нас шампанское! И фрукты есть. И пирожные… Так пойдете?
Мужчина как-то испуганно поглядел на Серафиму, испуганно, но с надеждой.
И она – вопреки ожиданиям и вопреки себе самой! – вдруг улыбнулась.
– А пойду! – и зашла за ним в купе.
Мужчина ехал не один. Там сидел его друг, лет под пятьдесят, определила Сима безошибочно. Интеллигентный, мягкий – это сразу видно, в тоненьких очках. Но под очками очень живые карие, все понимающие глаза. Вот эти глаза Сима и увидела в первую очередь. А не фрукты на столе и не шампанское.
Игорь представил друга:
– Это – Серафима Ивановна, знатный конезаводчик. А это мой старинный друг – Андрей Николаевич Короленко.
Андрей Николаевич вроде ничем не был примечателен. Улыбнулся, кивнул. Но Симе почему-то сразу понравился, без выпендрежа человек. И, видно, что не сволочь, – это она сразу могла разглядеть!
– Очень приятно. А кто по профессии будете? – спросила Сима новых знакомых.
– Мы здесь у вас отдыхали, оба москвичи. Я, знаете ли, скульптор, – ответил Игорь. – А Андрей…
– Я в издательстве работаю, – перебил его Короленко.
– Ладно, Андрюш, не прибедняйся, можно подумать, что ты рядовой там корректор. Нет, нет, Серафима Ивановна, Андрей Николаевич возглавляет издательство! Да не самое малое!
– Детективы издаете? Или романы для теток моего возраста, такие слезливо-сопливые да сладенькие, как пряники с начинкой смородиновой? – спросила Сима иронично.
– Не угадали. Детскую литературу, – вдруг улыбнулся он. – Сказки, раскраски, развивающие книги, ну…
– Вот, значит, как? – удивилась Сима. – Ну извините!
– Андрюша у нас и сам писатель! – стал нахваливать друга Игорь.
– Брось, Игорь! – разозлился Андрей. – Один писатель Короленко уже был. Замечательный. Помните, «Дети подземелья» написал. Я ему в подметки не гожусь. Так что второго Короленко быть, наверное, не должно, – честно заметил он.
– Вот опять стесняется, стесняется! А я читал его рассказы, Серафима Ивановна, они необыкновенные! Просто, наверное, сегодняшний день полон другой литературой… Но, как говорится, времена не выбирают, в них живут и умирают! Он в молодости писал замечательную прозу. Мы его так и называли – Король, – засмеялся Игорь.
А Сима чуть чаем не подавилась. Король! Вот те и совпадение!
– Только я в короли не выбился, это вас не смущает, Серафима Ивановна? – спросил Андрей.
– Нет, не смущает. Не всем королями быть. А вы меня называйте Сима, – предложила она.
Ей нравилась простота этого человека, и его приятный голос, и глаза умные, все понимающие.
– Сима… Красиво. А можно так, да? Сима, – заулыбался он.
– Не можно, а нужно, – засмеялась она.
Они встретились взглядами. Сима впервые в своей жизни глаз не опустила. А Игорь восхищался ею.
– Если бы я был Вучетичем, Сима, я слепил бы с вас родину-мать. Вы такая вот – ух! Вот настоящая русская женщина…
– Вы хотели сказать – баба, – без обиды поправила она скульптора.
– А что плохого в слове «баба»? Вся Россия на бабах одних и держится! Что скажете, не так? Бабы и работают, и рожают, и…
Сима, вдруг непонятно почему, совсем перестала слушать Игоря. Она смотрела на его друга.
– А дети у вас есть, Сима? – вдруг тихо спросил Андрей.
– Двое. Сын и дочка. Замечательные.
– А муж?
– Я вдова. Мужа семь лет назад похоронила. Любила его очень и сейчас люблю.
– Уважаю! Уважаю вот таких однолюбов, – включился Игорь в их разговор. – Я-то пять раз был женат, Серафима Ивановна. Детей по всему свету и не счесть. Я только с тремя знаком. Ну, так уж вышло…
– Да помолчи ты, балабол! – перебил его Короленко. – Извините за бестактный вопрос, Сима: а муж вас любил?
Сима залпом выпила налитый Игорем бокал шампанского.
– Терпел. Много лет терпел. Я его у другой невесты увела. А когда помирал, сказал, что любит. Перед смертью-то не врут. Мне главное, что я его любила. И детей наших люблю больше жизни. И я счастлива очень, что это все было и есть в моей жизни. Ну что, ответила я на ваш вопрос, господин Короленко?
– Ой, женщина! Ну, женщина! Глыба! – восхитился Игорь.
– Глыба. Я отродясь худющей не была, – честно заметила Сима.
– Ой, вы не так поняли! Я в моральном смысле, в духовном. Глыба! – сказал скульптор.
Сима повернулась к Андрею:
– Спасибо. Ну а вы женаты, господин Короленко?
Андрей замялся.
– Что ж не отвечаете? Женаты вы? Дети есть?
– Я… Нет… Ну вот так получилось…
– Вы тут посидите, а! А я еще за шампанским схожу! Или еще за чем… – вскочил Игорь и быстро испарился из купе.
– Это еще с какой радости за шампанским, когда тут бутыль целая! Нам вторая не нужна! – возмутилась Сима ему вслед. – Не пьющая я!
– Минералки, минералки принесу! Ей-богу, Серафима Ивановна, минералки и только, – закричал из коридора Игорь.
Они остались вдвоем в купе. Минуту помолчали. Потом Андрей поднял на Симу глаза.
– Мне сорок восемь лет. В этом как-то неловко признаваться, но женат я не был ни разу. Почти всю жизнь прожил с мамой, она очень властная женщина была, ни одна невеста ей не нравилась.
– Наверное, и книжки издаете детские, потому что детей у вас нет.
– Вы точно угадали, – кивнул он.
– И женщину ищете всю жизнь, похожую на вашу маму.
– Ну… Подсознательно, наверное, да, – согласился Короленко.
– И друга своего подослали познакомиться, потому что сами знакомиться с женщинами не умеете, – закончила свою мысль Серафима.
– А как вы догадались? – удивился он.
– А я догадливая. Только я не по знакомственной части. Померло во мне все давно. Я для детей живу и для дела. Так и знайте. Я пойду, – встала Сима.
Ей вдруг стало неприятно, что ее, взрослую женщину, вдову и мать двоих детей, можно вот так взять и пригласить в купе выпить. Нехорошо это как-то. Ох нехорошо!
– Серафима Ивановна, очень вас прошу, посидите еще! – остановил ее Короленко. – Не обижайтесь! Клянусь, что про любовь мы больше говорить не будем!
– Про лошадей будем. Вот это я люблю! – согласилась Сима. И снова села на место. – Ну, чего вы про лошадей знаете?
Валя и Димка скакали верхом.
– Дим! А давай наперегонки! Спорим, не догонишь!
Валя пришпорила лошадь. Та заржала и понеслась во весь опор. Дима дернулся за ней, почуяв неладное. Валина кобыла понесла так, что всадница вылетела из седла. Дима соскочил с коня. Бросился к ней, поднял на руки.
– Сумасшедшая! Ты чего?
– Нога! Больно!
– Где больно?
Валя заплакала:
– Вот здесь!
– Хорошо, что не убилась!
– Маме только ни слова! – испуганно попросила девочка. – Она ругается, если я без спроса на лошадь сажусь! А эта едва объезжена! Мама не велела… Так что молчи…
– За кого ты меня принимаешь? Сиди смирно. Понесу тебя домой на руках.
– Так и будешь таскать меня на руках всю жизнь? – лукаво спросила Валя.
– Так и буду. Если разрешишь!
Он хотел поцеловать девушку, но та отстранилась.
– И не смей! Твое счастье, что я ходить не могу, а то бы как врезала!
– Не любишь ты меня, верно ведь? – огорчился Дима.
– Я никого не люблю. Пока, – призналась Валентина.
– А потом?
– А потом посмотрим на твое поведение. Я полюбить смогу только такого человека, который для меня совершит ну… что-нибудь такое, такое выдающееся! Чтобы человек этот был не как все!
– А я, значит, как все, – обиделся Дима.
– Ты мне друг. И не больше. Ну правда, не обижайся!
– Друг. И на том спасибо! – усмехнулся парень. – Не герой я для тебя, ясно…
Ирочка продолжала уговаривать Ваню купить кафе. Разорилось кафе год назад. И хозяином его был Пал Палыч. Только Ваня про это не знал. И затаив дыхание слушал Ирину историю про ее несчастную любовь. Про то, как увела у нее жениха одна женщина. Про то, как встречалась она со своим любимым украдкой много лет. Да так и не были они никогда вместе, хоть и любили друг друга отчаянно сильно…
Ирочка рассказывала, а сама все слезинки стряхивала. И Ване так жалко ее стало!
– Вот так и не сложилась наша история с тем, кого я так любила, – вздохнула она в конце. – Горько и страшно это, Ваня. Потому что жизнь одна. И она кажется длинной, а на деле короткая. Вот споткнешься вначале, и все под гору полетит, как ни старайся. И у меня полетело, Ванечка…
– Ну а что ж было потом?
– Потом… Потом встречались урывками, точно чужое счастье воровали. А счастье-то было нашим, понимаешь, нашим!
– А сейчас он где?
– Погоди, я еще не все тебе сказала… Дочку я ему родила. От любви нашей родилась эта девочка. Только он не ушел от жены. А девочку мою они забрали себе.
Ира остановилась напротив Вани, чтобы он видел получше ее глаза заплаканные.
– Живет она у вас дома, дочка моя. Зовут ее Валя. А тот, кого я любила и кто любил меня, – твой отец, Виктор Зорин. Ты бы, Ваня, мог быть моим сыном, если б не Серафима… Не смотри так, врать бы не стала… Серафима всему виной…
Ваня остолбенел. Застыл. Двинуться не мог…
Вот это тайна!!!
Глава 13
Весь день думал Ваня об Иринином рассказе. Не мог понять, правда это или нет. Лариса все выслушала, покачала головой:
– Ну конечно правда! Ах, какая горькая правда… Значит, она всю жизнь любила отца твоего! Ах, Ирина Александровна, вот бедная женщина. А я тебе говорила, Ваня, говорила, что мама твоя жестокая. А ты мне верить не хотел, Ванечка. Вот оно как! И Вальку она у Ирины Александровны отобрала. Страшная женщина твоя Серафима Ивановна! Ох страшная…
Пораженный Ваня молчал.
– Столько воды утекло. Кто их теперь разберет, – тихо сказал он. – Я помню в детстве, отец в выходные все время в городе пропадал. Это он к ней ездил… и ее лицо, Иринино, помню. Она приезжала, когда отца убили…
У Ларисы в глазах появились слезы.
– Ванечка, ведь твоя мать такую любовь разбила! Не хочу я с ней под одной крышей жить, Иван. И рожать здесь ребенка не хочу! Давай уедем до ее приезда.
– Как, без всяких объяснений?
– А чего ей объяснять, если она ничего и никого не понимает и понимать не хочет. Ведь ее, Ваня, ничего кроме ее коней в жизни не интересует! Ведь такие люди только о себе и пекутся! Как же ты не понимал этого прежде!
Сима с Андреем в купе продолжали свой разговор:
– Ну, теперь я понял, зачем вы в Москву собрались. За конями породистыми! Жаль, что мы раньше не познакомились. Я б непременно к вам на ферму приехал! Я тоже лошадник. В душе лошадник – сам-то никогда в седле не сидел. Если честно, боязно! У нас такое предание есть семейное: дед мой был ветеринаром…
– О, как я! Коллега! – обрадовалась Сима.
– Только недолго. В бабушку влюбился мою, а она красавица, юная балерина, она в него тоже влюбилась!
– Вы же обещали больше про любовь ни слова? – возмутилась Сима.
– Так я про лошадей! Дед был… Ну, скажем, я не в него. Косая сажень в плечах, глаза синие… И нос… нос у него был явно лучшей формы, – вздохнул Андрей. – Бабушке он сделал предложение. Она ответила «да», но с одним условием.
– Это с каким же?
– Бросить профессию. Ей запах лошадиный был противен.
– Ну надо же! Совсем как невестка моя, – вспомнила Сима Ларочку.
– Вы не дослушали. Дед согласился, но только тоже условие выдвинул: а ты бросишь сцену.
– И что же?
– Они любили друг друга. И пожертвовали самым дорогим на свете. Он оставил коней. Она балет.
– И что же, были счастливы?
– Нет, к сожалению, нет. И жизнь друг другу поломали. И в семье согласия не было. И в профессии не состоялись. Дед стал бухгалтером, она – домохозяйкой… Ругались они всю жизнь, до самой старости. Даже я это помню. Вот такая невеселая история. Нельзя себя предавать, и во имя любви нельзя. Я это понял…
– Как вы это хорошо сказали, Андрей Николаевич. Как верно. Я бы так не смогла. Нельзя себя предавать, – задумалась Сима.
– А знаете, Сима, мне кажется, что я знаком с вами тысячу лет… – развеселился он. – С вами очень легко!
Сима сменила тему разговора:
– А куда это ваш друг запропастился? Он же за минералкой пошел! Где он там?
Андрей вытащил бутылку минеральной.
– Да есть минералка, есть! Пейте, пожалуйста.
– А я вовсе пить и не хочу. Мне интересно, он нас специально вдвоем оставил?
– Да, специально! – честно ответил Короленко.
– Вот, спасибо, что не соврали!
– Я не умею, Сима… Послушайте, а можно…
– Ну еще чего? – вдруг снова грубо спросила она.
– Можно я телефон ваш мобильный запишу. Вы же в Москве целых две недели. Я бы мог показать город, которого вы наверняка не знаете…
Сима встала:
– У меня в этом городе мужа убили. Человека самого дорогого. Ясно?
Она двинулась к дверям.
– Значит, телефона не дадите?
Сима обернулась:
– Подумаю!
Знакомый Полины Виталий, сама Полина и Сима вышли из коридора к крытому манежу, где работали с лошадьми спортсмены.
– Ну что ж, Серафима Ивановна, рад, что мы договорились, – улыбнулся Виталий. – А вот теперь посмотрите, где ваши питомцы будут заниматься!
Сима подошла ближе к манежу, разглядывая лошадей.
Виталий и Полина стояли чуть поодаль.
– Железная леди Серафима твоя. Уступок от нее не жди!
– Но и слово умеет держать! Я рада, что вы понравились друг другу, – сказала Полина.
Сима не слышала их. Она замерла, глядя на животных и всадников. На звонок мобильного телефона она среагировала не сразу, но все же ответила:
– Да, Зорина, слушаю! Здравствуйте, Андрей Николаевич. Да… освободилась. А что? Ну… можно… Хорошо. Если уж я сказала буду, значит, буду!
Сима подошла к Полине:
– Полина Сергеевна, тут у меня образовался один приятель. На выставку какую-то зовет.
– Лошадиную? – поинтересовался Виталий.
– Да нет, живопись какая-то современная. Я в этом понимаю как еж а апельсинах, да вот сдуру слово дала, что пойду. Уж раз обещалась…
– Ну конечно, конечно, иди! – обрадовалась Полина. – В кои-то веки ты в люди выйдешь! Иди и не думай!
– До завтра. Очень приятно было с вами познакомиться, – попрощалась Сима с Виталием.
– Взаимно!
Виталий хотел поцеловать Симе руку, но она в ответ крепко пожала его кисть.
– Бывайте, Виталий Андреевич, еще свидимся! – И зашагала к выходу.
– Что это с ней? Ей что, никто никогда рук не целовал? – удивился Виталий.
Полина засмеялась в ответ:
– Да, она вот такая! Это надо Серафиму знать!
Открытие вернисажа уже состоялось. А тусовка в маленьком заведении – в самом разгаре. Андрей водил Симу за собой, знакомил ее с гостями.
– Стоп-стоп! У меня уже голова кругом. Я уже забыла, кого как зовут. Мы чего пришли – на людей пялиться или картины смотреть? – не понимала Сима.
– Ну, в общем, это тусовка. Ритуал, – извинялся Андрей, – так принято!
– Не люблю я таких ритуалов. Не нравится мне это все, Андрей Николаевич. Глаза у всех фальшивые, как у Ванькиной Лары. Смотрят на меня как на динозавра какого. А что во мне не так?
На Симе был деловой костюм самопального пошива а-ля «партийная бонза семидесятых». Но, по всей видимости, Короленко она нравилась и в этом костюме. И он поспешил ее заверить:
– Да все так, Серафима Ивановна, все замечательно!
– Показывайте тогда произведения искусства, а не эти рожи сытые из журналов гламурных, – приказала Сима.
И он повел ее смотреть картины современных мастеров живописи.
Картины Симу привели не в восторг, а в ужас!
– Батюшки-светы, это что ж такое есть?
Андрей уже был не рад, что позвал ее сюда.
– Ну это… такое модное место… И поэтому такие вот… модные художники здесь выставляются…
– Вам нравится? – подошел к Симе кто-то из гостей, с кем знакомил ее Короленко.
– Это? Нет, мне это не нравится, – честно, в лоб призналась она. – Не потому не нравится, что непонятное. А потому что за душу не цепляет. А искусство оно должно за душу цеплять. А все это ваше «модное-немодное», ерунда это все полная. Тут или заплакать захочешь, или засмеяться, или вспомнить что-то доброе да светлое. А так, голову ломать, извините, непривычная!
Сима говорила громко и вокруг нее постепенно собрались люди, но она этого не замечала.
– Я в прошлом году в Париже была, – завелась она. – Да, а чему вы улыбаетесь? По делам ездила. Всего три дня. Но в Лувр тамошний зашла. И Мону Лизу видела. Вот такусенькая картиночка, махонькая, а энергией от нее несет за сто верст. Вот посмотришь на нее, зарядишься этой энергией и почему-то хочется жить. А вот от этого модного жить не хочется.
– Но это деструктивизм, – возразила одна дама.
– Какой там «изм», я не знаю, – парировала Сима. – Образование у меня ветеринарное. Но такой «изм» может, кому и нужен, только не мне!
– Но это модно! – не унималась дама.
– Модны бывают мини-юбки для девок до двадцати или серьги в пупок – я б за такую серьгу свою дочь из окна б выкинула да еще б отлупила. А картина не может быть модной. Не должна!
– Где вы ее нашли, господин Короленко? – спросил кто-то у Андрея с иронией. Шокировала Сима общество своим видом и разговорами, ой шокировала!
Короленко зло посмотрел на человека, задавшего свой шутливый вопрос:
– Где нужно, там и нашел! И таких там больше нет. Она одна. Уникальная, – заступился он за Симу.
– Ладно, чего это я тут разговорилась. – Сима пошла к выходу. – Ешьте, пейте, гости дорогие, вы ведь для этого сюда собрались? Тут угощение халявное. Я так и поняла! На дармовщинку выпить у нас бы тоже вся деревня пришла!
Андрей догнал ее:
– Сима, подождите, подождите, пожалуйста!
– А что ждать? Я уже все всем сказала. А вы оставайтесь. Вы тут свой…
Сима схватила пальто, голову повязала платком.
– Нет, Сима, я не останусь! – крикнул Короленко. – Я вас провожу! Тем более что мне картины, если честно, тоже не понравились. Просто… просто я не нашел другого предлога, чтобы встретиться с вами. Разрешите, я все-таки пойду с вами!
– Чего меня провожать? Денег при себе нет, не ограбят. Приставать? Я уж стара для этого. Ну а если алкаш какой, так быстро с моим кулаком познакомится! – засмеялась она. – Не ребенок я, чтоб провожать меня!
– Простите, я дурак, привел вас сюда. Сима, я вас одну не пущу! – Короленко не отставал. Он чувствовал себя просто неловко: зачем и для чего он привел ее сюда? Она же действительно здесь совсем чужая. Ей никто не понятен. Она никому не понятна…
Короленко просто встал в дверях, намереваясь во что бы то ни стало пойти с Симой! Ей стало жалко издателя, так неловко пытавшегося за ней ухаживать.
– Вам по дороге, что ли? Ладно, пошли! – согласилась она.
На улице было уже темно. Андрей все пытался взять Симу под руку.
– Еще чего удумали? В обнимку посреди города! – возмутилась Сима.
– Просто я хотел подстраховать! Здесь темно и скользко после дождя.
– Не зима, не каток! А подошвы я и в гололед свиным салом смазываю – и вперед! Никогда не падаю! – засмеялась она.
– И как: помогает?
– А то!
– А знаете, Сима, я вот смотрел и слушал вас на выставке… И мне вспомнились строки Заболоцкого.
А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде.
Он неожиданно для себя прочитал эти строки. Сима остановилась, слушая его.
– Это чего такое?
– Это из стихотворения «Некрасивая девочка», – пролепетал Короленко под ее властным вопрошающим взглядом.
– Это я всю свою молодость была некрасивая девочка, – сказала Сима, – так и звали жабой!
– Жаба! Да это же кощунство! – возмутился Андрей. – Посмотрите на себя, вы настоящая русская красавица. Вот вы про Джоконду рассказывали, а вы, Сима… Вы – такая как Джоконда! Это значит, что вы красивы не той попсовой красотой, которая стала сейчас эталоном. А другой – духовной, высокой красотой, подлинной!
– Да какая ж я красавица! – возмутилась Серафима. – У меня вон и нос картошкой, и ножища сорок первого размера, побольше вашей будет!
– Ах, при чем тут ноги! – искренне закричал Короленко. – У вас душа есть! Вы – живая! Послушайте, на улице холодно. Пойдемте ко мне, я вас чаем напою!
– Чего еще удумали? – разозлилась Сима. – Чего провожать меня пошли? Что вам, в Москве девок молодых не хватает, чтоб комплименты свои говорить? Да я… – Она взмахнула рукой… и нечаянно сбила очки с его переносицы.
Очки упали на мостовую. Стекла рассыпались на мелкие осколки.
– Ой, – испугалась Сима, – что это я наделала? А вы без них-то видеть сможете?
– Да, – уверенно сказал Короленко, – то есть нет. У меня минус пять, – тут же опроверг он самого себя.
– Бедный вы мой. – Симе сразу стало жалко этого человека. – Да они теперь битые, очки-то ваши! Вдребезги. Ну надо же… Я ведь в детстве такие носила. До восьмого класса… Помню, если разобьют, так, считай, слепая.
– Я без них тоже плохо вижу, – признался издатель.
– Пойдемте! Уж я вас сама доведу! – Серафима подхватила его под руку и повела за собой. – Только вы говорите, куда нам!
До полуночи Сима и Полина пили чай на кухне. Сима все ей честно выложила: и про выставку, и про стихи, и про очки битые. Полина хохотала до умопомрачения.
– Ну а потом? – спрашивала она с интересом. – Потом что было?
– Потом я его в квартиру дотащила. Пешком на пятый этаж, потому что в лифте разобраться не смогла. Ну он за мной и топал… Потом чай пили, ну вот как мы с вами. Ни водки, ни коньяка не предлагал. Книг у него дома – море. А квартира-то без ремонта, аж обои все пожелтели. Двери все скрипят, паркет вообще туши свет. Не хозяин он, конечно… Мой бы Витя давно там ремонт произвел, да собственными руками. Квартира-то большая, хоромы, а бесхозные. Так не годится!
– Симочка, Витю не вернешь. И неблагодарное дело других мужчин с ним сравнивать. Ты хоть это понимаешь? – Полина налила ей еще чашку.
– Понимаю… Полина Сергеевна, а Андрей этот мне стихи читал, как вы думаете, это зачем?
– Ой, Сима, Сима! Скоро бабушкой станешь, а ничего не смыслишь в любви. Ты ему нравишься, глупенькая. Влюблен он в тебя, твой Андрей Николаевич! – объяснила ей старшая подруга.
– Он? В таком-то возрасте. Ну вы сказанули! – Сима перелила чай в блюдечко, надкусила с шумом кусок сахару. – Ну какая такая любовь в наши-то годы?
Полина засмеялась еще громче.
– Ну чего тут смеяться-то?
– А что, разве надо плакать? Сима, ты умеешь сносить удары, так умей принимать и радость от жизни. Расслабься и разреши побыть себе счастливой!
Сима аж перестала пить чай с блюдечка.
– Я? Побыть счастливой? Чего-то уже второй раз за неделю такие речи слышу. Полина Сергеевна, не для счастья человек рожден – для долга! Я так думаю, – с уверенностью заявила она.
– А вот и неправильно, – не согласилась Полина. – Долг долгом, а быть счастливой – это тоже наша обязанность! И принимать все хорошее, что дает жизнь, тоже. Каждую встречу, каждый шанс. Ты не забудь про это! Он-то сам тебе нравится? – поинтересовалась журналистка у Симы.
Вопрос застал Зорину врасплох:
– Да я про это и не думала…
На другой день Андрей снова позвонил, и они пошли гулять. Он рассказывал ей про свой город, показывал самые красивые московские улицы и дома и район, где он вырос. Свою школу, свой университет.
Сима смотрела как завороженная на город, который прежде ненавидела. Вот он какой, оказывается! Если есть человек, который тебе этот город откроет, только тогда его и рассмотришь, поймешь и полюбишь… Сима наконец увидела Москву такой, какой ее не видела прежде, – большой и нарядной, красивой и величественной…
И что интересно, если Андрей брал ее за руку, она уже не отнимала руки. И под руку с ним по городу ходила. И уже не казалось ей это постыдным или неприличным…
Вот так они и прогуляли всю неделю. С утра Сима по делам, а ближе к обеду встречались с Короленко и наговориться не могли!
Однажды он привел ее в очень уютный ресторанчик. На столах горели свечи. Андрей заказал ужин. И Симе нравилось тут, что тишина, что музыка нигде не играет. И люди говорят вполголоса. И еда очень вкусная, как домашняя…
Андрей нашел на столе забытый кем-то журнал. Открыл его и засмеялся:
– Гляди-ка! Гороскоп имен! И первым стоит твое имя, как ни странно!
– А что тут странного? – удивилась Сима.
– А то, что сейчас нечасто девушек Серафимами зовут. Вот, читаю: «Серафима – не модное нынче имя. Между тем оно дарит человеку прекрасный характер. Это ласковые, добрые люди, не способные причинить боль другому, никогда не повышающие голоса. Не случайно окружающие зовут их не иначе как ласково: Симочка. Внешне они похожи на отцов, но, как правило, бывают невысокого роста, полноватые, что в молодости не мешает им быть очень подвижными…»
Сима руками всплеснула:
– Ну, про меня в точку. Разве что про рост. Про рост это не про меня.
Андрей улыбнулся, стал читать дальше:
– «Серафимы – великие труженицы, отличные кулинарки и очень заботливые матери»
– И это так. Ну-ка, дай-ка, я сама. – Она вырвала журнал из его рук и дальше читала вслух сама: «Серафимы необычайно доверчивы и потому нередко оказываются обманутыми и не слишком счастливыми в браке…» Вот, вранье пошло, – понизила она голос. – «Они крайне редко выходят замуж второй раз, прежде всего из-за детей, опасаясь, что отчим, каким бы он ни казался хорошим, все же внесет разлад в уютный семейный мир…»
Сима замолчала. Подумала: «Вот тоже правда. Не захочу ж я детям своим страдания причинять ради счастья собственного. Счастья запоздалого…»
Андрей внимательно смотрел на нее.
– А это… тоже правда? – спросил он тихо.
Сима отвернулась, не ответила…
На вокзал Полина не пришла, Симу провожал Короленко. Занес в купе ее небольшую дорожную сумочку, а еще цветы – розы.
Они сели друг против друга.
– Я не хочу тебя отпускать, – сказал он.
– Но мне надо ехать. У каждого ведь из нас своя жизнь. Ты сам говорил – нельзя себя предавать, – вздохнула она, – правильно ведь сказал!
– Хочешь, я куплю билет и поеду с тобой. И мы будем всю ночь болтать и целоваться.
– Нам не шестнадцать лет, Андрюша! У тебя в конце квартала в издательстве дел завал. Сам же говорил!
– Да, завал, ну и что? Что ты меня все время цитируешь… Прости! Я буду звонить!
– Попробуй! – пожала она плечами.
– Что попробуй, что попробуй! Ты скажи: тебе это нужно или нет. Да или нет?
– Что кричишь, люди услышат!
– Провожающие, выходим! Поезд отправляется, – заглянула в купе проводница.
– Я тебе нужен? – громко спрашивал Короленко.
– А я нужна?
– Нужна, очень нужна! Больше всех на свете! – И он впервые порывисто поцеловал Симу. – Я приеду к тебе! Слышишь, приеду обязательно, приеду…
Сима отбивалась от его поцелуев.
– Пусти! Да пусти ты! Да люди же увидят! Да что ж это такое!
– Это то, что я влюбился, как мальчишка. Понимаешь? Это счастье!
– Нет, не понимаю! – отрезала Сима. – Мы, конечно, не старики. Но и не мальчик с девочкой!
Снова заглянула проводница:
– Выходим, выходим, провожающие!
Андрей на прощание обнял Симу. И прежде чем она успела возмутиться, выскочил из купе. А через минуту вернулся, бросил на полку букет роз, который все это время держал в руках.
– Ну все, жди!
Тут и поезд двинулся. Сима сидела молча, все на букет глядела. Нет, не привиделось ей это все. Не сон. Было… И так захотелось расплакаться! От того, что это первые цветы, которые ей за жизнь ухажер подарил. А ведь вот поздно! Господи, обидно-то как! А ничего не поделаешь. Порадовалась в Москве, а теперь домой, к детям, к ферме, к проблемам.
«Наверное, так оно и надо!» – утешала себя Сима.
Валя повисла на шее у матери.
– Мамочка, мама вернулась!
Мария Ивановна обняла Симу:
– Симочка наша, ну как, успешно? А пальто, пальто-то пригодилось?
Сима сияла, и сияние это никак нельзя было скрыть.
– И пальто пригодилось. И поездка хорошая была. Так, что я даже и ожидать не могла!
– Мам, а король встретился, ну, ты колись, не бойся, все свои! – улыбалась Валюша, точно догадывалась о чем-то.
– Все, перестань! Лучше скажи, чего хромаешь, а? – заметила Сима.
– Да ерунда, мам, поскользнулась!
– Знаю я твое поскользнулась! С Димкой скачки небось устраивали. С лошади навернулась, да?
– Ну, – Валя потупила взор.
– От меня ничего не скроешь! Ладно, Димка он хороший, с ним кататься можно, – мирно добавила мать.
– Это мы еще посмотрим, какой он хороший, – лукаво отозвалась девочка.
– Уж посмотри, посмотри! К нему грех не приглядеться… А сыночек где мой, Ванечка где? – Симе не терпелось обнять и сына.
– Тут такое дело, Сима… В общем, уехали они, – тихо сказала Мария Ивановна.
– Куда? Ей же родить днями?
– На городскую квартиру перебрались, где Лариса жила, – рассказала учительница.
– Змея! Я дом строила, чтобы внук тут родился! Чтоб рос на глазах моих! Убил ты меня, Ваня! Убил! – завыла Сима.
– Мам, он просил передать, что деньги ему нужны к Ларисиным родам. – Валя стала сразу серьезной.
– Сколько?
– Только не пугайся, Сима. Половину стоимости фермы. Почти половину. Он кредит взял. Кафе покупает, – добавила Мария Ивановна.
– Как?
– Вот так, Серафима. Держись.
И это было правдой. Ваня осваивался в новом помещении, арендованном для кафе. Ира с ним рядом.
– Стойку отсюда лучше перенести – так будет правильней. Туда, в угол ее отодвинуть, – командовала довольная Долгова.
– Ага! Я согласен.
– Трех официантов должно хватить. Остальных уволишь. Я тебе подскажу, кого оставить, – улыбалась она.
– Спасибо вам большое! – благодарил Ваня.
Тут телефон зазвонил. Ваня схватил трубку:
– Да? Это Ларочка! Началось.
– В роддом едем немедленно. И вместе! – Ира сорвалась с места…
А на ферме Сима собрала во дворе всех своих работников. Речь держала перед ними.
– Так уж случилось, что мне придется ферму нашу делить. Вы мне люди родные, скрывать от вас нечего. Сын мой, Иван, в город уехал, денег требует для своей жены ненаглядной… Очень вас люблю, только всех оставить на работе не могу, потому что платить нечем. Все сказала, как есть. А кто из вас уйдет, решить не могу. Хоть убивайте меня!
Десятки глаз смотрели на Симу. Все собрались здесь: Дима, Валя, конюхи, девушки с фермы. Все смотрели на Серафиму, как солдаты на полководца.
Один из мужчин вместе с женой вышел вперед:
– Мы, Серафима Ивановна, тебя покидаем. И то только потому, что домой пора. Люди мы заезжие. Временные. Но скажу одно: хорошо с тобой было. И платила ты честно. И люди у тебя добрые собрались. А сыну твоему Бог судья!
Обняли они Симу, расцеловались на прощание. А остальные все стоят. С места и не двигаются.
– А мы не уйдем! – закричал Димка первый. – Я лично согласный, чтобы зарплату понизили. Только работать здесь буду! Все равно мы поднимемся, Серафима Ивановна. Вот увидите!
В толпе зазвучали возгласы: «Правильно!», «Точно!», «Мы тебя, Сима, не бросим!».
Слезы выступили на глазах у Симы.
– Поеду к нему в город, в ноги кинусь! Не могу, не могу с вами расставаться!
Чтобы слез ее никто не видел, убежала Серафима в дом.
//-- * * * --//
Через день Сима уехала в город, нашла Ивана в кафе.
– Вот на эту дыру ты дело наше поменял? На дело, которое мы с отцом строили, пот проливая, а?
Она с ужасом оглядывала тесную кафешку с разбитой барной стойкой.
– Ты отца не трогай, поняла! Это ты, ты его до могилы довела, – закричал на нее Иван, наученный Ириной Александровной.
– Ты что говоришь, Ваня? – впервые слышала Сима от сына такой злобный крик.
– А то, что мне все известно. Известно, почему отец мучился всю жизнь. Ты жрала его поедом. Ты не дала ему быть счастливым! Любовь его порушила! За каждым шагом его следила, так же как теперь за мной! Хозяйкой хочешь быть? Это у себя, на ферме. С лошадками, но не с людьми. Нечего под себя чужую жизнь подминать! Да ты отца на себе женила, я теперь-то знаю. Все должно быть по-твоему, да? Все!
– А! Поняла я, откуда ветер дует, – вдруг дошло все до Симы. – Уж не Иронька ли Долгова нашептала тебе все это, а?
– Да, я скрывать не буду. Это сделала Ирина Александровна. Она моей Ларисе как крестная мать!
– Господи, как же я раньше-то не догадалась… – схватилась за голову Сима.
– Она и сына моего крестить будет, – совсем добил мать Иван.
– Сына?
– Да, мама, у меня вчера сын родился. Виктором назову, в честь отца.
Сима вцепилась в Ваню:
– Дам тебе денег, дам! Пусти, пусти мальчика посмотреть. Пусти на Витеньку полюбоваться.
– Да ты чего творишь, чего вцепилась. Не могу пока. Лариса не велела! – грубо оттолкнул он мать.
– Погубят тебя эти две бабы, Ваня, ой погубят! Родненький мой, что ж ты творишь! – зарыдала Сима.
– Я жить хочу так, как я хочу. А ты мне мешаешь. Дашь денег – разрешу на сына поглядеть. Ну а нет – пеняй на себя. Все равно изыщу средства, чтобы кредит погасить. А кафе своим заниматься буду, буду, буду!
– Дай на внука глянуть! – вопила она.
А сын не слушал:
– Деньги вперед. Дом вон дедов продай, стоит без дела…
– Ты что ж говоришь, дедов дом. Ты с ума свихнулся?
– Он еще крепкий, лет пятьдесят простоит. На него запросто покупателя найдешь, по-быстрому! – И он зашагал прочь от матери…
Пал Палыч зашел навестить Ирочку Долгову. Она докладывала, как на совещании:
– Все идет по плану. Старый дом Серафима продает, да только это копейки по сравнению с кредитом, который Ваня взял у вас.
– А Лариса твоя? – ухмыльнулся Пал Палыч.
– Она после родов еще капризнее стала.
– Мальчик у них или девочка? – так, для интереса спросил стареющий интриган.
– Мальчик… Мог бы моим внуком быть, – грустно сказала Ирочка.
Пал Палыч погладил бывшую подругу по щеке:
– Дурашка! Радоваться надо, что не ты в бабках ходишь. Ты молодая, красивая. А у бабушки Серафимы все неприятности впереди!
Куда Симе идти, с кем советоваться? Конечно, к мужу пошла на кладбище. Хоть и не ответит Витя, а хоть выговориться можно…
– Внук у тебя родился, Виктор. Только не видать мне внука. Вот как со мной поступил сын наш. Вот как… Всего ждала, Вить, только не этого. Ножом в спину ударил он меня, Витя…
И еще одно со мной неладное. Вот и не знаю, как сказать тебе… Восемь годов, как схоронила тебя, Витя. А тут возьми да возникни в моей жизни человек один – нежданно-негаданно. Хороший человек, Вить, хоть и на нас непохожий. Я вот и думаю о нем. Стыдно. Перед тобой стыдно. Перед Валентиной. Даже перед седыми моими волосами, которые мне в парикмахерской девки краской какой-то закрасили… Стыдно, а не думать о нем не могу! Что делать-то, Вить?
Сима долго сидела в этот день у Витиного памятника. Все представляла, что бы он ей ответил. Все взвешивала: не предает ли она память о нем тем, что гуляла по Москве с Андреем? А теперь так ждет от него звонка!
Сима выключила мобильный телефон. Ей казалось, что так легче будет переносить это ожидание…
Вечером ей позвонила Полина.
– Ты, Полина Сергеевна, передай Виталию, что все наши договора в силе, – деловым тоном сообщила Сима. – Чего хмурая? Да дом продаю родительский. Так вышло. Ничего, Полина Сергеевна, выживу. Я живучая, как кошка… Андрей? Может, и звонил, только мне сейчас совсем не до его звонков…
Врала она. И хотелось, чтобы позвонил Андрей. И боязно… Да и до него ли сейчас?
Сима прощалась с родительским домом, вынесла портреты отца и матери, вышла, поклонилась. Соседки-сплетницы наблюдали за этим, сидя на лавочке.
– Не дело это – родительский-то дом продавать, – осуждала Симу первая. – Она и родилась тут. И замуж тут выходила. И Ваньку тут на свет произвела. И Витю отсюда выносили, царствие ему небесное… Не дело!
– Чего ты, Зоя, всю Родину вон в девяностых годах пораспродали. А может, ей для ейного бизнесу так надо? – вступилась за Симу вторая.
– А я бы для бизнесу свою хату не продала. Родилась здесь и помру тут!
– Ты Симку строго не суди. У ней сын – кровосос, денег требует.
– Да иди ты? А ему зачем? Он же в городе? – удивилась подруга.
– А на городскую жизнь много денег требуется. Вон они все деньги и поулетали в города. Такой вот, как говорится, процесс!
Сима вещи в свой джип погрузила. С соседками поздоровалась. Объяснять ничего не стала. Да и поехала дальше, по делам.
Если нет счастья, то одно держит человека на земле – дело. Это Зорина давно поняла!
//-- * * * --//
Ваня в кафе стойку починил. И стоит сам теперь за этой стойкой в белой рубашечке, в галстуке-бабочке…
– Ну, налей еще! А тебе идет за стойкой стоять! – смеялась Ира, зашедшая к нему в гости.
– Непривычно пока.
– Мать была? – Ира посмотрела на него строго.
– Была. Денег обещала, да только тянет. А мне отдавать вот-вот. Кредиторы-то мои, сами знаете, люди суровые… Вот звонили, напоминали.
– Ты, главное, не сдавайся! Со своих позиций ни шагу назад. Пусть вон мать как уж на сковородке вертится! – продолжала свои советы Долгова.
– Мне бы время не упустить, с долгами рассчитаться!
– Ничего, месяцок еще есть! Дави на мать, крепче дави, Ванечка, вырабатывай характер!
Близился Новый год. Валя наряжала дома большую елку. Помогали ей Василий Аркадьевич и Мария Ивановна.
– Вася, ты б под ногами не путался! Что ты зайцев вверх ногами вешаешь? Неужели не видно – это хвост, а это нос? – бурчала учительница на мужа. – Валюш, ну, теперь можно и макушку надеть!
– Мне не видно, где хвост, а где нос, – злился архитектор. – Какие-то инопланетяне, а не зайцы!
– Да что с тобой, Вася?
Вася сделался серьезным, к жене подошел ближе, прошептал:
– Мне другое видно. Сима себе места не находит. А чем отвлечь ее – не знаю. Сегодня покупатель на дедов дом приедет, так ей не до праздника. Смурная она…
– Что за покупатель? – услыхала их разговор Валя.
– Мужик какой-то, будете смеяться – из Москвы. Далось ему тут в деревне дом заиметь. Отдыхать, говорит, буду сюда наезжать. Места у вас хорошие…
– Конечно хорошие! – улыбнулась Мария Ивановна. – Вон Новый год на носу, а на улице плюсовая температура!
– Убила бы я Ваньку, что ж он творит! – Валя думала совсем о другом. – Мать же переживает, хоть и молчит! Мария Ивановна, может, мне с ним поговорить? Я все надеюсь: может, одумается? Не будет заставлять маму дедушкин дом продавать!
– Куда там одумается! Он уже крепко влип! – вздохнула учительница.
В Ларисиной городской квартире, куда они переехали с Ваней, громко плакал маленький Витенька. Злая Лариса кричала на мужа:
– Да мать дурит тебя, дурит, как лоха последнего. Неужели ты не понимаешь? Вон даже внука не захотела повидать.
– Она хотела. Ты же сама не пустила! – хмуро ответил Ваня.
Исхудал он совсем, измучился, а Ларисе перечить сил нет.
– Новый год на дворе, ты мне даже подарка не приготовил. Муж называется. Ну, спасибо! Весь в мамашу! – завела опять свою шарманку Лариса.
– Ты же знаешь, Лар, я на мели. Денег ни копейки. Мне и так звонят каждый день, чуть не угрожают, мол, не отдашь денег, худо будет! До подарков ли! Потерпи, Ларочка, будь же умницей!
– Когда замуж звал, про долги ничего мне не рассказывал. Да замолчи ты! – крикнула она на ребенка.
– Не кричи на него! У меня тогда долгов не было! Все из-за тебя, ты тут жить захотела, заставила меня брать эти кредиты. – Ваня впервые набрался смелости и выпалил это.
– Ах так! У меня от волнения молоко пропало, кормить сына нечем! Ты хоть про это знаешь? – заныла Лариса. – Во всем меня винишь, а не маманю свою. Вот что, езжай сегодня к своей мамаше и без денег не возвращайся, ты понял? Дверь тебе не открою, в дом не пущу, так и знай!
Сима заснула на диване. Время было вечернее, но до ночи еще далеко. Такое с ней случилось впервые – отдыхать она не умела, просто последние дни вымотали женщину.
Мария Ивановна осторожно разбудила задремавшую Симу.
– Сима, вставай. Там внизу этот приехал.
– Кто еще?
– Ну, покупатель дома. Хочет с тобой познакомиться. Идем вниз! Да ты хоть причешись!
Сима отмахнулась:
– Еще чего!
Она спустилась вниз, в большую комнату. И вдруг замерла…
Там стоял… Андрей.
– Ты? – только и сумела вымолвить Сима.
– Я, – широко улыбнулся он.
– Опа! Да вы, оказывается, знакомы. Вот так фокус, – обрадовался архитектор.
– Ты что здесь делаешь, Андрей Николаевич? – пришла в себя Серафима.
– Соскучился я по тебе, – честно признался он.
– Я извиняюсь, так вы не насчет дома? – встревожился Василий Аркадьевич.
– Да помолчи ты! – одернула его жена, которая, кажется, стала догадываться, в чем дело. – Симочка, так ты нам представь гостя, коль вы приятели.
– Это Андрей Николаевич Короленко, издатель детских книг. Хороший человек. Мы в Москве познакомились. – Сима повернулась к дочке: – Валюш, а знаешь, в молодости его как кликали? Король.
Валя взвизгнула от радости:
– Мама! А что ж ты раньше молчала!
– Да тут ничего особенного, – развела руками Сима. – Познакомились в Москве и что?
– Вот оно что, Король, – засуетилась дочка. – Так вы садитесь с нами за стол. Сюда, рядом с мамой. Мама ничего не рассказывала нам про своего короля!
– Никакой он не мой, – запротестовала мать. – Это просто… просто прозвище такое… так ведь, Андрей Николаевич?
– Нет, не так. Я, Сима, приехал, потому что понял: мне без тебя не обойтись, – честно и просто признался Андрей. – Я, товарищи, пишу лучше, чем говорю. А сказать могу только одно… Я люблю тебя, Сима!
– Господи, наконец-то! – воскликнула Мария Ивановна. – Ну, это лучшая сказка, которую я видела!
– Мамочка, – опять взвизгнула от радости Валентина, – как здорово!
– Постойте. Это ведь не все! – остановил их Андрей. – Мне еще надо сказать очень важное!
– Так я не понял насчет дома? – засуетился архитектор. – Это что ж, была шутка?
– Дом – это само собой, – успокоил его Короленко. – Про дом мне Полина сказала, что у тебя неприятности, ты вынуждена его продать. И я действительно покупаю его, чтобы тебе же подарить. Подарить на свадьбу…
– Господи, как романтично! – прошептала Мария Ивановна.
– Дом – это круто! – вмешалась Валюша. – А кольцо обручальное вы привезли? Ну как в кино…
– Ой да, конечно, конечно, я как раз это и хотел! – засуетился Короленко. Только теперь стало видно, как он волнуется. – Большое спасибо, что вы напомнили. Я так понимаю, что вы – Валечка, дочь Симы. Валечка, вот помогите мне открыть!
Он достал из кармана коробку с кольцом. Непослушные пальцы не могли ее открыть.
– Валя, помогите, пожалуйста!
Валя с радостью открыла коробочку. Какое красивое кольцо!
Андрей протянул кольцо Симе:
– Тебе нравится?
– Андрей, ты чего? Да я себе и сама могу купить! Ты чего удумал? Да на кой ляд мне эти кольца? – возмутилась она, вместо того чтобы обрадоваться.
– Мам, ты чего несешь? – удивилась Валя. – Разве так себя ведут, если тебе предложение делают?
– А что? – не поняла Сима.
– Андрей, вы не обижайтесь! Кольцо ей очень понравилось. Просто ей прежде никто колец не дарил, – извиняющимся тоном проговорила учительница. – Она не привыкла к подаркам, поймите!
– Я так и подумал, – опять улыбнулся Короленко. – Сима, ты скажи только: да или нет? Я ведь тоже первый раз прошу руки и сердца, честно, товарищи, в первый! Я даже не знаю толком, как это правильно делается…
– Пока все идет по плану, вы не волнуйтесь, все верно! Кольцо, слова про любовь… Теперь Серафима должна ответить: «Да!» – со знанием дела сказал архитектор.
– Мама, ну? – торопила Симу дочь. Ей ужасно нравилась это сватовство!
Сима не могла выговорить ни слова. И Валюша взяла инициативу в свои руки:
– Андрей Николаевич, а вообще-то по всем правилам вы должны встать на колено и сказать: «Будьте моей женой, прекрасная Серафима». Я такое в кино видела! Ну, попробуйте!
– Валь, да как тебе не стыдно! Взрослый человек и чтобы на коленях! – смутилась Сима. – Да что же это?
– Нет, она права, – просиял Короленко. – Я сейчас это сделаю, если уж по правилам, то все по правилам. Я, правда, не знаю, на какое колено становиться, на левое или правое… Давайте я на оба встану! – И он упал перед Симой на колени.
Лицо Марии Ивановны расплылось в счастливой улыбке.
Сима оторопело глядела то на Короленко, то на дочь.
А Андрей уже говорил взволнованным голосом:
– Серафима Ивановна, прекрасная вы моя, будьте моей женой… Я этого очень хочу…
Она не успела ничего ответить. Потому что именно в эту минуту дверь в комнату распахнулась и вошел Ваня собственной персоной. Все замерли. Ваня криво усмехнулся:
– Вечер всем добрый! А что это у вас за цирк? – Он кивнул на Андрея, стоящего на коленях перед матерью.
– Это не цирк. Я прошу руки вашей матери. Я Андрей Короленко, а вы – Ваня, так ведь? – быстро нашелся Андрей, встал и протянул Ивану руку.
Но Ваня руки не пожал.
– Ах вот оно как! – засмеялся он. – Где его подцепила, мам, в Москве небось? У нас, похоже, такие не водятся! Поздравляю!
– Ты не хами! – пришла в себя Сима.
– Я хамлю? Да я только вещи своими именами называю! Замуж, значит, выходишь срочно. Все понятно, чтобы нам долю владения фермой уменьшить, чтобы часть этому досталась, да?
– Иван, ты не смей таких вещей говорить, – взорвался архитектор.
– Вы бы не вмешивались в чужие семейные дела! Не вас грабят, а меня, между прочим. – Ваня подошел к Симе. – Внука посмотреть хотела? Нет! Ты личную жизнь хочешь наладить! Тебе на внука плевать, на меня плевать, да и на отца тоже было плевать.
Сима не выдержала, развернулась, да как закатили пощечину сыну.
– Убирайся! С глаз моих уходи! Видеть тебя больше не хочу. Иди к тем, кто тебя этим словам научил. Они твои советники да помощники, они тебе теперь пусть и помогают. А про меня забудь, понял?
– Ты пожалеешь! Ты об этом горько пожалеешь! – Ваня попятился к двери. – Горько пожалеешь, мама! – И убежал из дому…
– Что же ты наделала, мама! – воскликнула Валя.
– Молчи! Никому не давала права себя обсуждать.
– Серафима, – прошептал Андрей.
Но она перебила его. Молвила решительно, как умела это делать:
– А вам за все спасибо большое да поезжайте восвояси. И кольцо заберите. Поздно мне в жизни что-то менять, да и смешно. Тут Иван прав. Бывайте, Андрей Николаевич, как говорится, лихом не поминайте…
Сима развернулась и по лестнице к себе, наверх. Никто не посмел ее остановить.
– Извините. Вот! Это за дом, что я привез. – Короленко протянул пачки денег. – Как я и обещал. Короленко от своих слов никогда не отказывается. – И тоже поспешил к выходу.
– Постойте! Да она ведь одумается! – двинулась за ним Мария Ивановна. – Погодите, Андрей Николаевич!
– Нет! Не любит она меня, – горько улыбнулся Короленко. – Я это понял сегодня окончательно! Вот и вся история… Любила бы – не прогнала. Прощайте!
Бездыханным бревном лежала Сима на кровати. Мария Ивановна вошла в комнату, только Сима даже не пошевельнулась.
– Что ты наделала? Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
Сима не двигалась. И не отвечала.
– Ты же его обидела! Хорошего человека!
//-- * * * --//
Тихо на железнодорожной станции. Только старик стрелочник брел вдоль маленького здания местного вокзала. Горело одно окошко в станционном буфетике. И в этом маленьком привокзальном буфете пили самогонку Андрей Николаевич и местный выпивоха дядя Митя, который еще Вите собутыльником был!
– Ты не брезгуй, москвич! Самогонка отменная – эликсир жизни. Ее Нинка легендарная гонит, – нахваливал продукт дядя Митя. – С той же деревни, что и мы с Симкой! Вот уже двадцать первый год гонит, еще с перестройки! Никто не траванулся. Ни разу! Пей, не брезгуй.
– Я не брезгую! – Короленко попытался выпить стакан залпом. Не пошло.
– Ну, давай! Давай потихонечку, – учил его дядя Митя, – по глоточку, за здоровьице… ну!
Сам он опрокинул граненый стакан, зажевал огурчиком соленым. Вспомнил вдруг:
– Симка-то Нину колошматила за то, что Витя покойный к ней хаживал. А Нинка все одно гонит себе и гонит самогон! Во как! Вечная женщина!
– А Виктора она любила? – спросил Короленко.
– Кто? Нинка-то? Да не… Так, по пьяни, ну, может, было раза два или четыре… Не, несерьезно…
– Да я про Симу спрашиваю: Сима мужа любила? – допытывался Андрей.
– О, это да! Прощала ему все. Любила, ох любила!
– А меня вот не любит! – тихо сказал он.
– А чего ты на нее залип? У нас баб одиноких – рубль ведро. Хочешь простую, деревенскую, чтоб без претензий, – да я тебе наберу таких лучше всякой свахи! – предложил дядя Митя.
– Никого! Никого, кроме Симы! – отмахнулся Андрей.
– Рука у ней тяжелая, характер крутой, нрав суровый да и мощами во как крупна, – не утихал любитель выпивки. – За что ж такую любить?
– Это мое дело! И нравится она мне такая, какая есть! – крикнул Короленко.
Дядя Митя стукнул его по плечу:
– Тоже понимаю! Только подходить к ней страшно. Ты, москвич, пей, не сачкуй, все легче станет. А то поезд твой еще только утром! Тут ведь какое дело: и выпить стало не с кем! Мужики моего возраста или поуезжали, или поумирали! одиноко мне!
– И мне… Одиноко! – признался Андрей.
– А раз одиноко – один выход: выпить!
Они снова чокнулись.
Иван стоял у игорного стола в казино. Никогда не играл до этого, а тут ноги сами привели его сюда.
– Ставлю на семнадцать, красное, – объявил он крупье.
Крупье крутанул колесо фортуны. Ваня напряженно смотрел на шарик, бегающий по колесу. Руки вцепились в бортик стола. Шарик остановился.
– Семнадцать, красное. Вы выиграли! – бесстрастно произнес крупье.
– Я выиграл? – Ошеломленный Ваня не мог поверить в это!
– Будем играть дальше?
– Да, – закричал Ваня, – да, да, конечно!
Он первый раз в жизни играл в рулетку…
А Короленко в маленьком буфете на вокзале обнимал дядю Митю. И рассказывал:
– Вот ведь, мечтал писать сказки. И писал. Хорошие сказки писал для детей. Потом… потом бизнесом занялся. И тоже вроде бы вышло. А сказки ушли… Ушли, пока Симу не встретил. Она появилась – и у меня как молодость вторая! Снова засел за стол письменный – и как полилось… Вот и понял – без любви нет вдохновения! Я… я в молодости был не очень. За мной девушки не бегали.
Дядя Митя с улыбкой посмотрел на Андрея:
– Ну это понятно!
– Да… А сейчас думаю: такая женщина и вдруг будет рядом со мной. Всегда! Дмитрий Палыч, я понял, она на маму мою чем-то похожа, да…
– Это тоже понятно! – кивнул Митя.
– И так захотелось быть счастливым, – с горечью произнес Короленко. – И казалось… вот оно, рядом, долгожданное счастье, а оно…
– Ты наливай сам, не стесняйся! – прервал его тираду дядя Митя. – Поезд-то твой не скоро! Приезжай еще, москвич. Хороший ты мужик, зря тебя Серафима бортанула, дура она!
– Нет! Не говорите о ней так. А приезжать сюда я больше не буду. Никогда! Никогда, слышите?
– Да слышу я, слышу. Эх, Андрей Николаевич, дорогой ты мой. Ты не зарекался бы, а… Жизнь она ведь это, как рулетка в казино. Я ее сам живьем-то не видел, но по телевизору-то все время показывают… Там то красное выпадает, а то черное, то красное, а то черное…
Крупье у стола объявил:
– Двадцать семь. Черное…
Ваня трясущимися руками загреб фишки.
– Поздравляю! Будем дальше играть?
– Нет! Сегодня нет!
– Тогда до завтра!
У Вани тряслись руки, фишки валились на пол. Кто-то из игроков помог ему их собрать.
– Спасибо! Большое спасибо! Спасибо! – Он помчался менять фишки на вожделенные купюры.
А потом бежал из казино, словно боялся, что кто-то посмеет отобрать у него выигранные деньги. Первый раз пришел сюда, и сразу выигрыш! Ваня даже радости не чувствовал. Только думал: хватит ли расплатиться с долгами? Дома вывалил груду денег на стол.
Лариса просияла:
– Откуда? Неужели мать дала? Не поверю.
– И не верь. Считай, что ее у меня больше нет. Сам достал!
– Украл? – лукаво улыбнулась Лариса.
– Выиграл! – честно признался Ваня.
– Дай мне на подарок, – стала просить она настойчиво, – на новогодний. Ты обещал. Я шубу хочу, как у Ирины Александровны. – Она потянула руку за деньгами.
Иван хлопнул ее по руке:
– Ты с ума сошла? У меня долги! Надо кредит отдать. Тут все равно мало!
– А я не за должника замуж выходила, ясно? – закричала Лариса зло. – Денег дай! И так год с тобой прожила, как в аду. Обманул меня, ни копейки с этой старой дуры мамаши не содрал. А я ее терпела, крикуна этого тебе родила. Мне это надо? Фигуру только испортила!
– Да как ты можешь? – возмутился Иван. – Как ты про ребенка так можешь говорить?
– Могу! Могу! Я нищенкой жить не привыкла. Дай денег, говорю тебе, – все твердила Лариса.
– Нет! Мне в другой раз так может не повезти. Обойдешься без шубы! Надо хоть часть долга отдать!
– Ах так? – взвилась змеей Лариса. – Ну, терпение мое лопнуло! Потом не кайся! Плохо ты знаешь меня, Ванечка! – И она пулей вылетела из комнаты.
Ваня тяжело вздохнул. Открыл шкафчик. Нашел там деревянную большую шкатулку с нитками и иголками. Положил туда всю пачку. Запихнул шкатулку в шкаф поглубже, до завтра. Завтра надо будет деньги отдать!
Утром Валентина вышла во двор и сразу увидела… Людочку! Обрадовалась страшно:
– Ты вернулась, Людка?
– Ага. Не прогоните? – улыбнулась девушка.
Валя от всей души обняла ее:
– Да что ты, подружка моя! Пойдем к лошадкам!
– Пойдем! Я соскучилась и по ним, и по тебе, и по Серафиме Ивановне!
Они шли вдоль денников. Валя рассказывала:
– Видишь, у Красавицы жеребенок. Вот он! Классный, да? Подрастет, мы его объездим, он у нас на соревнованиях будет выступать!
– Здорово. Валь, а…
– Про Ваньку хочешь спросить. Он сюда больше не ездит. – Валя опустила глаза. – Не общается ни со мной, ни с мамой.
– Сердце он матери твоей разбил. Про себя уж молчу, я никто, а она… Бедная она! – чуть не заплакала Люда.
– Знаю, Людок, знаю… Только мать не любит, чтоб ее жалели!
//-- * * * --//
Иван вскочил утром, разбуженный плачем ребенка. Никогда маленький Витенька не плакал так громко и горько. Иван кинулся в другую комнату, увидел кричащего ребенка на кровати. Одного.
– Лариса, Лариса, ты где? – позвал он жену. Молчание было ему ответом.
Иван кинулся в кухню. Пусто. Открыл дверь в ванной. Никого.
– Лариса! Лариса! – кричал он.
Но она не отзывалась. Ясно, что дома ее нет!
Смутные подозрения заскреблись в душе парня. Он кинулся к шкафу, куда упрятал деньги. Достал шкатулку, а в ней лишь нитки да иголки. Его выигрыш исчез! Исчез вместе с женой!
Ваня кинулся к столу. Там лежала записка: «Вернусь, ко гда расплатишься с долгами».
Вот так поступила его дорогая Лариса…
Ребенка он оставил на час соседке. Сердобольная душа, она согласилась посмотреть за малышом, а сам бегом в магазин, к благодетельнице Ирине Александровне.
Ира Ваню не успокоила:
– Не жди. Бесполезно. Сумма хорошая, так что появится она не скоро, если появится вообще.
– А с Витькой, с Витькой что делать, если она сбежала? Я его пока у соседей оставил. А потом, потом-то как? Я ведь даже пеленать не умею. – Ему казалось, что мир рушится, а он сходит с ума.
– Без паники. Мальчика сдадим в дом ребенка, там о нем позаботятся! – предложила Ира.
– Да вы что? Витьку в приют? – Иван не поверил своим ушам.
– Что ты нервничаешь? Что орешь? Пока Лариска не вернется, побудет там, – спокойно и цинично ответила Ира.
– Она вон записку оставила: вернусь, мол, когда с долгами расплатишься…
– Ладно, хватит пессимизма. Все ведь мать твоя виновата.
– А вы? Вы же Ларису крестной называли! – закричал он на Долгову. – Вы же говорили, что она такая… Вы же помочь обещали! А что в итоге! Жена сбежала, сына – в приют, а долг на мне… Куда мне деваться?
– Не был твой отец таким. Не был! – заметила Ирочка. – С долгом мы решим. Дай время до вечера. Иди и не будь тряпкой.
Убитый Иван вышел из магазина. Медленно шел он по улице. Его шатало из стороны в сторону…
А из магазинной подсобки вылез не кто иной, как Ленечка Зубов собственной персоной. Он слышал весь разговор и теперь сиял от радости.
– Это хорошо, что стерва его сбежала. И денежки прихватила. Это славно. Платить ему нечем. Да и Серафима сама приговор сыну подписала, раз денег не дала!
– Пойдем сегодня к Пал Палычу, может, он с кредитом подождет, – вдруг попросила Ира.
– Еще чего удумала! Папаша Ванин меня за решетку упрятал, а я за сына просить буду? Не бывать тому. А потом, цыпонька моя, кто ж ему даст денег? Ты, что ль? А? Может, у тебя какие родственные чувства к этому мальчишке всплыли, а? Или даже не родственные, а? – Он издевательски засмеялся.
– Заткнись! – зло крикнула Ира.
– Это ты заткнись! – Он схватил Иру за волосы. – Я тебе повторяю: будешь мне мешать, заступаться и помогать ему – удавлю! Поняла? За мной не заржавеет! И ни к какому Пал Палычу ты просить не пойдешь. Ни со мной, ни без меня!
Серафима вместе с Людой обходила свои владения.
– Хорошо, что вернулась. Нечего тебе странствовать. Тут твое место. Знаешь поговорку: где родился, там и сгодился.
– Знаю!
– Ну и иди! И нечего по белу свету счастье искать, если оно у тебя под носом лежит. Так всю жизнь на пустые поиски убить можно. Поняла? – Серафима хлопнула своей большой ладонью Люду по спине. – Я по тебе скучала!
– Да я поняла все, Серафима Ивановна. Я по вас тоже скучала! И лошадки ночами снились. – Она хотела обнять Серафиму. Но та была притворно строга.
– Нечего, нечего тут с нежностями. Работать нужно! Дел по горло!
В леваде Димка объезжал жеребца. Сима наблюдала за ним. Раздался звонок. Она вытащила из кармана мобильный.
– Серафима, это я! Не бросай только трубку. Это Андрей звонит, Короленко, – раздался его взволнованный голос.
– Не брошу, Андрей Николаевич. Во-первых, слушай. Деньги твои, что за дом оставил, отправили тебе переводом, мне чужого ни копейки не надо, – сурово и спокойно сказала она. – И колечко тоже отправила. Бог даст, еще женишься. Мужик ты хороший, хоть и не наш, не из простых. Во-вторых, вот что я тебе скажу. Не пара мы. Бог видит – не пара. Не мучь себя и меня. Хорошо мне с тобой было в Москве, очень хорошо. А только хорошего в жизни понемногу. Прощай, спасибо за счастье короткое…
Сима закрыла крышку мобильного и положила в карман. Как ни горько было, а приказала себе не плакать, не раскисать. И нечего о несбыточном думать. Все, прошла ее пора. Песня спета. Только детьми надо жить. И делом. Все вроде по полочкам разложила.
Только лицо у Серафимы было грустное…
А Ира Ленчика не послушала. Взыграла в ней все-таки совесть. Пришла она к Пал Палычу в его роскошный дом просить за Ванечку. Жалко ей стало парня. Да и что бы сказал его отец, если б узнал, что она всему виной, а Ване грозит расправа…
– Да пощадите вы его! Еще немного, и он Серафиму додавит! Даст она ему денег, даст. Подождите с долгом, я прошу!
Но Пал Палыча ее мольба не тронула:
– Ты вот что, милая. В наши разборки нос не суй! Слишком много времени твою Серафиму жали! А ты чего вдруг доброй решила заделаться, а, Ира? Стареешь, что ли? Или действительно к мальчику этому привязалась? Что, на отца в молодости похож, а? – мерзко захихикал он.
– Ну пожалуйста, сжальтесь! – продолжала просить Ира. Но все было напрасно!
– И не вздумай больше за него просить. Я тебе безбедную жизнь устроил. Сиди в своем магазине, торгуй своим шмотьем. А в мои дела не лезь, поняла?! С ним Леня жестко разберется. Утром раненько и разберется. Ясно тебе?
Ира поняла, что Ваню, пока не поздно, надо спасать! Она взяла такси и поехала к нему. До утра еще пять часов. Она успеет. Она что-нибудь придумает!
Молнией ворвалась она в квартиру Ивана. Он лежал на диване в одежде. Он крепко спал, потому что сильно выпил. Рядом валялась бутылка из-под водки.
Ира бросилась к парню, стала его будить:
– Вставай! Вставай же! Тебе надо бежать отсюда, сию же секунду! Твои кредиторы собираются устроить разборку. Тебя не пощадят!
– Еще чего! Я никуда не пойду! А чего пришли-то, а? Сами меня во все втравили, а теперь… – открыл глаза Иван. – Уйдите, видеть вас не хочу!
– Прости, прости, если можешь, – молила она его. – Я только с матерью тебя хотела разлучить, потому что огромная у меня на нее по жизни обида. Огромная!
– Ну, удалось вам сделать то, что хотели! Дальше что! – усмехнулся Иван.
– Потом поговорим. Тебе опасность грозит. Деньги кредитные – они бандитские. Эти долгов не прощают. Ваня, вставай же! Вставай! – Ира тормошила Ивана. Она бы уговорила его бежать, она бы помогла ему…
В эту минуту на пороге вырос Ленчик Зубов и трое его подручных: Горилла, Молодой и Толстяк. Ну, все под стать своим кличкам – угрюмые братки, верные псы Ленчика.
Ленчик криво улыбнулся:
– Ирочка, а ведь я предупреждал! Не ходила б ты сюда, глупая ты женщина!
Мощным ударом кулака в лицо он свалил Иру на пол. Братки кинулись к Ване. Тот отбивался, но напрасно. Слишком неравны были силы! Бандиты скрутили их, засунули в рот кляпы. Потом сняли со стены ковры, завернули Ваню и Иру в них, и Ленчик скомандовал:
– В машину обоих! Живо!
У подъезда дома стояла «газель». Бандиты запихнули туда обоих пленников. Запрыгнули сами. И «газель» отъехала…
//-- * * * --//
Лена, соседка Вани и Ларисы, рано утром отправилась в их квартиру. Ваня с вечера не забрал ребенка. Она уложила его спать, надеясь, что утром мать вернется и заберет Витеньку.
Дверь в квартиру соседей оказалась открытой. Лена перешагнула через порог и замерла в ужасе! В квартире – следы погрома и драки. Мебель порушена, ковры со стены содраны…
– Господи, что же это? – недоумевала Лена. – А пацана ж теперь куда?
Витенька проснулся и громко кричал, просил есть…
Лена побежала в милицию. Пыталась добиться, чтобы стражи порядка начали Ваню искать. Но не тут-то было!
Соседка рассказывала дежурному взволнованно:
– Захожу, а там будто погром. А ребенок-то у меня. Как быть?
– Может, они, ну соседи ваши, в спешке собирали вещи? Оттого вам и показалось, что погром, – не хотел верить страж порядка в версию похищения.
– Для чего собирали вещи? Чтобы бесследно исчезнуть?
– Ну а почему бы и нет? Всякое случается.
– А ребенок? Неужели вот так можно бросить сына, – возмущалась соседка. – Да как же так?
– Но ведь вы говорили, что Лариса Осеева исчезла еще раньше?
– Но, по-моему, она ушла сама. А Ваня… Ваня он исчез недобровольно! Он не собирался никуда уезжать из города!
– Вы на что намекаете? Что это похищение?
– Я не намекаю! Я в открытую заявляю это! – закричала Лена. – Дайте мне хотя бы координаты матери Ваниной. Давайте ее разыщем, если вы не хотите мне верить и реагировать!
– Не не хотим, а пока что не имеем никаких оснований для возбуждения уголовного дела! Это разные вещи, гражданочка! – уклончиво ответил дежурный.
– Телефон матери Ивана дайте!
– Да где я вам его возьму? Где она проживает?
– В деревне… Где-то в деревне.
– Здравствуйте, приехали! Какие в деревне телефоны? – засмеялся дежурный.
– Мобильный! У нее наверняка есть мобильный, она фермерша известная – Серафима Зорина. Ну неужели вы мне не верите? Это похищение!
– Не вижу оснований верить. А мобильный телефон фермерши кто станет искать? Послушайте, давайте подождем хотя бы до вечера. Может быть, Иван Зорин сам вернется?
Нет, не удалось бы Ивану вернуться самостоятельно. Он сидел под замком. И Ирочка вместе с ним. Они были связаны по рукам и ногам, с кляпами во рту.
Одинокий дачный дом стоял в горах. Из дверей дома вышел Ленчик с одним из братков, Гориллой. Тот и впрямь смахивал на крупную обезьяну.
Ленчик отдавал приказы. Ему явно нравилось быть старшим.
– Не развязывать и не выпускать во двор. При попытке к бегству сам знаешь что. Держать строго на хлебе и воде. Все понял?
Горилла кивнул.
– Ну и ладно! С сарая глаз не спускать! А они так пусть друг друга перегрызут, как два скорпиона в банке, – зло прошипел Леня, подошел к сараю, постучал в стену. – Ваня, теперь понятно, что эта шалава только прикидывалась доброй, а сама тебя и подставила. Вот так-то! И ты, Ира, будешь знать, как против моей воли идти!
В сарае молчали.
Ленчик двинулся обратно к дому.
– Не волнуйтесь, Леонид Петрович, сберегем пленников как зарницу ока! – рапортовали братки старшему.
– Охранять сарай этот будете, как охраняют секретный военный объект, ясно? И не нажирайтесь мне тут!
– Да вы чего, Леонид Петрович. Мы ж почти не пьем!
– Знаю я ваше почти!
Охранять сарай остался Молодой.
А Сима шла по деревне с Марией Ивановной.
– Ведь любит тебя Андрей, Сима, это ж видно. Что ты судьбу гневишь? Зачем его отталкиваешь? – негодовала учительница. – Зачем врешь себе и ему? Я же видела, как ты на него смотрела. Вот ведь и звонил же, надо было сказать:
«прости, вернись, мол, дура была! Не умеешь ты своих ошибок признавать.
– Я о другом думаю. Сына прогнала, вот что страшно, – вздохнула Серафима. – Отвернется от меня совсем, зачем тогда жить? Ну, запудрила ему мозги эта Лариска, ну, увезла в город, что же он теперь, не сын мне?
– Слава богу, что поняла. Лучше поздно, чем никогда, Сима!
– Как, когда я его потеряла? – задумалась мать. – Ведь рос мальчик такой ласковый, такой послушный.
– Несамостоятельным он у тебя был. Ты, Сим, его всю жизнь под каблуком держала. А вот теперь он вырвался. И начались проблемы!
Людочка с Валей услышали звонок. Мобильный телефон разрывался на журнальном столике.
– Вот мама! Опять телефон дома оставила, – возмутилась Валентина.
– Так ты возьми трубку, – посоветовала Люда.
– Ну так это ей звонят. Она просит ее мобильный не трогать.
– А вдруг это…
– А! Андрей Николаевич! – догадалась дочь. – Точно! Это, наверное, он. Жалко, что она его из дому выставила, хороший дядька.
– А ты возьми трубку и скажи: «Приезжайте обратно, Андрей Николаевич», – учила подругу Люда.
– Знаешь, как мне потом от мамы влетит.
– Так это потом. Бери!
И Валя послушалась. Взяла телефон.
– Да! Андрей Николаевич, это вы… Что?
Она изменилась в лице. Испугалась и Люда.
– Что?
– Слушай меня внимательно, – сказал мужской голос из трубы. – Сынок твой у нас. Связан по рукам и ногам, никуда не сбежит. Надумаешь его освободить, – готовь бабки. Стукнешь ментам – рой для него могилу. Я позвоню тебе, куда и когда принести деньги. А ты просто будь благоразумна!
Он дал отбой.
– Кто это? Валя, что с тобой? – спросила Люда тихо.
– Ваня… Ваню украли бандиты… Просят выкуп!
– Ты чего? Как?
Снова звонок телефона. Обе девочки кинулись к аппарату.
– Да? Что вы еще хотите сказать? – закричала Валя.
– Простите, мне бы Серафиму Ивановну… – услышала она голос Короленко.
– Андрей Николаевич, это вы? Миленький, Андрей Николаевич, приезжайте, у нас такое несчастье…
Мария Ивановна и Сима шли к ферме, когда к ним навстречу выбежали Валя и Люда.
– Мама, мама, скорее!!!
Серафима вздрогнула:
– Иван! Что с ним?
– Мамочка, Ваню украли бандиты!
Глава 14
В доме собрались все: Мария Ивановна, Валя, Люда, Василий Аркадьевич и Сима.
– Серафима, надо в милицию, – твердил Василий Аркадьевич.
– И не вздумайте. Он сказал: хуже будет! – закричала Валя.
– Ехать надо! – решительно сказала Сима. – В город ехать, они там его прячут!
В это время раздался звонок. Сима бесстрашно взяла трубку. Все замерли.
– Ну, что надумала? – спросил Ленчик.
– Сколько тебе нужно и куда привезти деньги? – произнесла Сима бесстрастно.
– Приедешь вечером в город – перезвоню. Не вздумай делать глупостей! – хихикнул он.
– Если ты его тронешь, я тебя сама загрызу! – обещала Сима.
– Зубы обломаешь! – огрызнулся Ленчик.
Впрочем, поначалу она не узнала его по голосу.
– Что? – спросил архитектор.
– Надо ехать сейчас! Вы, – Сима кивнула на Люду и Валю, – здесь останетесь.
– Нет!
– Я вам «понеткаю»! Сказала, слово мое – закон. – Она не обсуждала своих решений.
– Мам, тогда, тогда… Димка поедет! – предложила Валя.
– Ладно. Димке – верю. Он свой! – кивнула Сима. – Едем!
Поехали на ее джипе. Сима вела машину ровно и уверенно, ничем не выдавая своего волнения.
Джип Симы подъехал в городе к кафе, которое купил Иван.
Уже стемнело. Ворота кафе закрыты.
Они стучались, пока не выглянул охранник.
– Вам чего?
– Вы не знаете, где Иван Зорин? – заголосила Мария Ивановна.
– Да он уже тут неделю не появлялся.
– Я извиняюсь, уважаемый, а он ли тут хозяин? – поинтересовался архитектор.
– Какой он на фиг хозяин? Тут хозяин Пал Палыч. За ним – Леонид Петрович. А Ваня ваш так, сбоку припеку…
– Ленчик, – догадалась Сима. – Высокий такой, шрам на левой щеке.
– Не Ленчик, а Леонид Петрович, я же сказал! – возразил охранник. – А шрам точно есть!
– Я так и знала! Слышу – голос-то знакомый. Ленчик Зубов… Он, гадина… Едем к Ване на квартиру, – приказала Сима.
Валя и Люда сидели дома вдвоем, когда в дверь постучал только что прилетевший Короленко.
– Девочки, где они? Сима где?
– Они в город уехали, Андрей Николаевич!
– Как их там найти? Адрес мне диктуйте, срочно! – решительно приказал он.
…Дверь Ваниной квартиры Симе отворила соседка Лена. Все рассказала: как в милиции была, как отказались ей помочь.
Сима сразу кинулась к внуку. Вот он, маленький Витя! Господи, как на деда похож! Сима держала на руках внука, в ее глазах стояли слезы.
– Витюшенька мой, родненький! Кровиночка моя!
– Так что заявлять я о пропаже заявляла, а заявления моего никто и не принял! – жаловалась соседка.
– Двоих, что ли, их украли? – не понимала Мария Ивановна. – Ларису и Ваньку?
– Нет, Лариска та раньше ушла. Сбежала от вашего сына, Серафима Ивановна. Вот он мне ребеночка и оставил на время. А его… Его, похоже, украли действительно.
– Не похоже, а украли, – отрезала Сима. – Они звонили мне, похитители!
Все вздрогнули, потому что снова зазвонил Симин мобильный.
– Да? – крикнула Сима в трубку.
– Вы уже в квартире? Я так и понял! А сынок твой у нас по-прежнему. Пока еще жив. Деньги привезла? – поинтересовался Ленчик.
– У меня вся наличность, что была.
– Это мало! У меня есть покупатель на всю твою ферму вместе с домом. Подпишешь бумажки – получишь Ваньку. Жди звонков, Серафима!
– Я тебя узнала, Ленчик. По голосу узнала! – сказала она бесстрашно.
– Узнала – и на здоровье. Жди дальнейших указаний, к ментам, повторяю, не суйся. Да они тебя и слушать не будут! Люди за мной серьезные стоят, милиция у нас зарплату получает.
Сима замерла. Все молчали. Только маленький Витя закричал. Сима прижала его к себе, стала укачивать.
– Тихо-тихо, мой дорогой! Мы папу вытащим!
– Это что же, Сима, все им отдать? – негодовал Василий Аркадьевич.
– Все, – кивнула Сима. – Мне это не страшно. Я много раз с нуля начинала. Страшно, как бы они меня не обманули! Чтобы не сделали с ним чего, Ванечкой моим!
Снова раздался звонок.
– Что еще нужно? – спросила Сима в трубку.
– Сима, это Андрей, я только хочу помочь. Я все знаю. Разреши…
– Андрей? Ты откуда? Ты от Вальки узнал? Андрюш, прости, сейчас не до тебя. Мне много чего тебе сказать бы надо, да не при таких обстоятельствах. И не на таком расстоянии…
И тут случилось совсем неожиданное… Короленко вошел в комнату:
– Всем вечер добрый. Говори сейчас, Сима, только одно: где можно найти Ивана!
Растерянная Сима с нежностью и благодарностью посмотрела на Андрея:
– Приехал…
– Думай лучше, где его могут прятать?
В сарай зашел Горилла.
– Нате вон, жрите! – Он поставил миску с хлебом и кружки с водой.
Иван замычал, показывая, что во рту кляп.
– Да ладно, не парься, сниму! – захохотал Горилла. Он снял пластырь со рта несчастного.
– А ей? – Ваня кивнул на Иру.
– Этой, что ль, тоже? Ну, уговорил! Можете тут орать сколько влезет! За сто верст ни одной души. Я вот только на шухере да ребята в доме. Будете пищать – надаем по печени, ясно? – И он запер дверь сарая снаружи…
– Ешьте. – Ваня подвинул Ире хлеб.
– Не хочу.
– Да ешьте, вам говорят!
Она заплакала:
– Ты меня ненавидишь, я знаю. Это я виновата в твоих несчастьях.
– Сейчас не время отношения выяснять!
– А потом… Потом такого времени просто может не быть! Слышал, как Леня говорил по телефону с Серафимой. Думаешь, она подпишет бумаги?
– Мама подпишет все, я знаю, – тихо сказал Ваня. – Я предал ее, а она меня никогда не предаст!
– Это я сделала все для того, чтобы ты ее предал! Очень мне больно было, Иван, все эти годы. Очень отца твоего любила. Дочери я лишилась. Потому и хотела вырвать тебя из лап Серафимы.
– Не вините себя. Я виноватый. Я польстился на жизнь эту красивую. Я дурак. Мне и отвечать, а не искать виноватых, Ирина Александровна.
– Зови уж тетя Ира, если не жалко, – сказала она. – Ленька только мелкая сошка. За ним фигура куда крупней стоит. С ним не потягаешься!
– А я об этом не думаю. Вы хоть попейте, тетя Ира. И не хороните себя еще раньше времени, нас еще могут спасти.
– Как? О чем ты говоришь? Дача у черта на рогах. Они не знают, где мы… Ленчик – сволочь редкая. Бумаги схватит, а потом просто прикончит нас обоих, да и зверям на съедение в лес!
– Я так легко не сдамся! – Он посмотрел на Иру и добавил тихо: – Не бойтесь, я вас не брошу!
Ира заплакала еще громче:
– Господи, какая же я дура! Я же не знала, что так получится! Я до конца не верила, что он такой подлый, этот Пал Палыч. Ваня, Ваня, нас никто не сможет найти…
Мария Ивановна укачала ребенка. Он тихонько спал в кроватке. Взрослые потушили верхний свет и говорили шепотом.
– Видите, ковры со стены сняты? – заметил архитектор. – Скорее всего, в эти ковры их завернули и вынесли из подъезда, чтоб никто не догадался, что это люди. Но грузить должны были как минимум в «газель»! В легковушку бы два таких рулона не поместились!
– И прячут, скорее всего, Ваню не в городе, – догадалась Мария Ивановна.
– На даче. Я когда по телефону с этим гадом говорила, там городского шума не было, – вспомнила Сима. – А кто второй-то вместе с Ваней? Лариса?
– Да тебе ж говорят, она раньше сбежала… Может, компаньон его какой, – предположила учительница.
– На даче, думаешь, Маша, прячут… Стоп! Я узнаю завтра, где эта дача! – заявил Василий Аркадьевич.
– Как? – не понял Андрей.
– Так я знаю всех архитекторов в городе. Узнаю, кто строил домик Ленчику вашему Зубову. Наверняка дача-то его!
//-- * * * --//
Иван не спал. Он внимательно всматривался сквозь щели сарая во двор. Охранник их – Горилла, что принес еду, – уснул, сидя на лавке, прислонившись к стене сарая.
Ваня тихо переполз к тому углу, где лежала Ира.
– Тетя Ира! Ну-ка, попробуй мне веревку на руках снять!
– Он спит?
– Да! Давайте!
Руки Иры и Вани были завязаны на крепкие узлы, но пальцы-то свободны. Ира с огромным трудом распутывала веревку на Ваниных руках…
– Еще немного! Все, спасибо.
Руки его свободны. Ваня кинулся развязывать себе ноги. Мельком увидел несчастное лицо Иры.
– Давайте я вам помогу? – Он развязал веревку, больно впившуюся в ее тонкие кисти.
– На отца ты похож, Ваня! – вдруг сказала она.
Ваня усмехнулся:
– Это вы зря. Я похож на маму.
Сима спустилась вниз. Увидела рабочих, которые возились во дворе.
– Скажите, вы здесь не видели вчера машину, ну, «газель»?
– Да подъезжала одна, вечером… Вроде ковры в нее грузили, – вспомнили те.
– А номера не запомнили?
– Да на кой ляд их запоминать? Постойте… Эй, дамочка, подождите! Они, эти люди, что ковры грузили, между собой говорили, что едут в Крайнее.
– В Крайнее? – вскрикнула Серафима.
– Ну да.
К ней спустился из квартиры Андрей:
– Ты почему меня не разбудила?
– Хотела, чтобы с дороги выспался. «Газель» вечером у подъезда видели. И один из рабочих утверждает, что они поехали в Крайнее.
– Сима, надо идти в милицию! – вскричал Короленко.
– Нет. Ты Ленчика плохо знаешь. Он нам дом поджег много лет назад. Безбашенный он. Ваню может убить! Мы сами должны его выручить!
//-- * * * --//
Пал Палыч орал на Леню:
– Ты что, охренел? Тебе что здесь, лихие девяностые? Ты что творишь? Ты меня подставить решил?
– Так вы сами велели вытрясти с Серафимы бабло. А как по-другому? Да не волнуйтесь, все шито-крыто будет. Никто и не чухнется, а вы уже будете в ее хозяйстве хозяином. Ну и мне авось перепадет что… Хе-хе! Дача у меня в месте засекреченном, ни одна сволочь не догадается.
– Да это ж настоящее похищение! А Иру? Иру ты зачем, придурок, в том же сарае запер? – не утихал Пал Палыч.
– Пал Палыч, поверьте, да она из того сарая шелковой выйдет! Вы мне еще спасибо скажете, век воли не видать! Ирка-то ведь Ваню предупредить решила, я ж ее на квартире у него взял ночью… Как от вас узнала, побежала ему стучать, что, мол, опасно тебе тут оставаться – Ленчик утром нагрянет. А я и нагрянул! Только не утром, как договаривались, а ночью… Так что Леня – молодец и кричать на него не надо, а Ирке в сарае самое место!
– Ах ты, стервочка! – Пал Палыч только теперь понял, что Ирка-то предательница! – Ну, смотри, Леня, я за твой бандитизм отвечать не буду! Методы несовременны, но по сути ты, конечно, прав…
– А я про что? А за аккуратность мою не парьтесь – головой отвечу, – улыбнулся довольный Ленчик…
Ваня развязал веревки на себе и Ире, откинул их в глубь сарая.
– Я пойду первый, а вы за мной! Охранник спит!
Подхватив в углу лом, Ваня быстро толкнул дверь. Она поддалась…
Осторожно, бесшумно они вышли из сарая. Горилла спал, рядом с ним стояла недопитая бутыль водки.
– Спасибо зеленому змию! – прошептал Ваня.
Он толкнул тихонько бутылку. Водка полилась на землю. Пьяный охранник что-то простонал во сне.
Ваня и Ира прошмыгнули быстро мимо него к воротам. Они оказались заперты.
Ваня быстро сообразил, кинулся к забору, вверх в два прыжка, оттуда Ире руку протянул:
– Ну, давайте!
– Нет, я не смогу, беги один!
Ваня спрыгнул обратно, подсадил Иру… Вот они оба уже перемахнули через забор…
Чья-то тень мелькнула в окне в тот самый момент, когда беглецы уже были за забором. Шумно разбилось окно, второй браток, тот, которого звали Молодой, заорал охраннику:
– Горилла, ты чего, ослеп? Они сбежали!
Горилла очнулся. Вскинул винтовку, что крепко держал даже во сне, выстрелил.
– Стоять, сволочи!
Ира и Ваня вздрогнули от выстрела, бросились бежать. Но через минуту ворота дачи распахнулись, оттуда вылетел Горилла и с ним еще двое братков.
– Быстрей! – шепнул Ваня. Но быстрее бежать Ира не могла. Он схватил ее за руку, они прибавили скорости.
– Я не могу, я останусь! – просила она.
– Нет! – приказал он.
На секунду они замешкались. И в это время Горилла прицелился и выстрелил еще раз. Попал Ване в ногу, парень упал. Вмиг бандиты окружили беглецов.
– А ну, покажи им, ребята, как в самоволку пускаться!
Ухмыляющиеся бандиты бросились избивать Ивана и Иру…
Ира кричала, просила их не бить… Но те только раззадорились от ее крика.
Бедный Ваня весь в крови катался по земле, корчась от боли. А они пинали его ногами еще и еще…
Ребенок проснулся, Сима ходила с ним по комнате, пытаясь успокоить.
Опять зазвонил телефон. Андрей подхватил малыша. Сима взяла мобильный.
– Слушай ты, тварь! Твой гаденыш пытался бежать и теперь ранен в ногу, – зашипел Ленчик.
– Что с ним? – мужественно спросила Сима.
– Ну, истекает кровью, наверное. Что, мамочка, приятно слушать про сыночка?
Сима не выдержала:
– Сволочь! Сволочь ты последняя! Убью тебя!
– Сима, с ним нельзя так! Будет хуже, – шептал Андрей. Он вырвал трубку. – Моя фамилия Короленко. Я друг Серафимы Ивановны. Объясните, что нужно. И мы сделаем все, как вы скажете! Я вам клянусь…
– Что там за друг? – захохотал в трубку Ленчик. – Хахаль, что ли? Она себе на старости лет хахаля завела… Га-га…
Андрей весь покраснел от злобы, но ответил спокойно:
– Говорите, мы выполним все ваши условия!
– Значит, так, хахаль. Первое. Наличные бабки положишь в сейф банка. Ключи оставишь в почтовом ящике квартиры семь по улице Цветочная, восемнадцать. Это для затравки. А потом получишь остальные указания. Не забудь записать номер ячейки. Ясно?
Из трубки пошли гудки.
– Сима, нам не обойтись без милиции, – сказал Андрей.
– Ни за что! Они его уже ранили!
Ванечка, ее сын, раненый, среди врагов. И она ничего не может поделать.
Мария Ивановна и Дима подбежали к Симе.
– Держись, мы с тобой! Он выживет, он сильный. Твоя кровь, – пыталась успокоить ее учительница.
– И отцова! – добавила Сима.
Вернулся Василий Аркадьевич.
– Где был, Вася? – кинулась к нему жена.
– Еды принес. Ставьте чайник. Есть надо при любых обстоятельствах!
Видя, что никто не в силах пошевелиться, он сам стал раскладывать еду на столе. Включил чайник. А попутно рассказывал:
– Однокурсника здесь встретил, Вальку Терехова. Дачу в Крайнем Ленчику, этому бандиту, он строил. И конечно же проектировал.
– Нам-то что от этого? – удивился Андрей.
– Василий, не все ли равно, как построена дача? – поддержала Мария Ивановна.
– Нет, не все равно! По просьбе хозяина Валя там ход соорудил подземный. Чтобы можно было уйти прямо в лес. Этот лаз нам и нужен! Вот! – Он развернул бумагу, на которой пунктиром был изображен ход. – Вход в этот подземный коридор из погреба на кухне.
– Вася, ты гений! – поцеловала мужа Мария Ивановна.
Дима и Короленко вышли из дверей банка, они положили в ячейку деньги, как того потребовали бандиты.
– Отнесешь ключ в ящик этим гадам? – тихо спросил Короленко.
– Не вопрос! – откликнулся мальчик. – Я адрес запомнил!
Андрей внимательно посмотрел на парня:
– Дима, идти на дачу придется нам с тобой. Через тот самый лаз. Пойдем, когда отправим Серафиму подписывать бумаги.
– Одну?
– Архитектор пойдет с ней. Нас остается двое. Не побоишься?
– Нет! Я Валентине обещал подвиг совершить. Мы спасем Ваньку. Он хороший, его только жена с панталыку сбила. Мне очень надо совершить подвиг, Андрей Николаевич! И нам надо Ваню спасти…
– Я понял, – отозвался Короленко, – я даже знаю, для чего тебе подвиг и для кого… Я знаю! Беги отнеси ключ!
Дима побежал. Андрей достал мобильный, набрал номер. Занято…
Полина оторвалась от компьютера, взяла трубку зазвонившего телефона:
– Да, Александр Матвеевич, через полчаса вышлю вам материал. Знаю, что срочно. На и-мейл и вышлю. Не волнуйтесь, не подведу.
Она снова застучала пальцами по клавиатуре компьютера. Надо торопиться, материал ждет известный политик!
Опять звонок. Раздосадованная Полина закричала в трубку:
– Я очень занята, не могу говорить, перезвоните позже!
– Полина Сергеевна, это я, пожалуйста, послушайте! – раздался знакомый голос. – Это Андрей Короленко, друг Серафимы. Срочно нужна ваша помощь. Серафима в беде. Я здесь, с ней. У нее похитили сына. – Короленко говорил взволнованно. – Нужно поднять местную милицию, а похитители, кажется, с ними в очень хороших отношениях. Нам нужна помощь из Москвы. У вас связи. Найдете, кому позвонить?
– Да. Не бросайте Симу, – сразу четко отреагировала журналистка. – Я сейчас что-нибудь придумаю! Продержитесь немного! Я найду генерала Игоря Сабурова, Сима его знает, он тогда был полковником, это друг доктора Кра сина!
– Спасибо! – крикнул Короленко. – Только торопитесь!
Полина выключила компьютер, даже не проверив, сохранился ли текст. Она уже звонила сама.
– Александр Матвеевич, материала сегодня не ждите. У меня дела более срочные, чем ваши политические дебаты. Как? А вот так! Речь идет о жизни моего близкого человека! Вы что, не понимаете – о жизни! Да мне плевать, что это дурно отразится на моей карьере. Не все жизнь меряют карьерой. Извините, больше нет времени! – выпалила она недоумевающему политику.
А потом позвонила в клинику:
– Клиника доктора Красина? Будьте добры Николая Николаевича!
Еще немного, и Красин даст ей телефон генерала.
Сима и архитектор вышли из подъезда. Навстречу им – Дима и Короленко.
– Звонил этот подонок, – спокойно доложила Серафима. – Назначил встречу в два, в том самом кафе, что якобы Иван купил. Ты не ходи, Андрей. Незачем их злить. Я сама. Василий Аркадьевич меня проводит.
Она быстро в сопровождении архитектора двинулась к машине. На прощание обернулась, посмотрела на Андрея. Потом села в машину и поехала.
Короленко глядел ей вслед.
– Ну что, Дима. Пора и нам готовиться к выходу.
– Андрей Николаевич, у нас оружия нет, – вспомнил Дима. – Бандиты наверняка вооружены.
– У меня черный пояс по карате! – солгал издатель.
– Каратист в очках? Вы не врете? – недоуменно посмотрел на него Дима.
Андрей Николаевич лишь на секунду замешкался, а потом очень складно объяснил:
– Очки, Дима, я надел позже, чем заработал пояс. Компьютер, знаешь ли, помог. А с подвигом надо спешить. И не в геройстве дело. Ваня там один, раненый. Не боишься бандитов?
– Нет. Я Валю люблю. А она меня, кажется, нет…
Андрей улыбнулся:
– Тут мы друзья по несчастью.
– Это как?
– Мне, видишь ли, нравится Серафима Ивановна, но кажется, она мне тоже не отвечает взаимностью.
– И вы чего, страдаете? – с сочувствием посмотрел на него Дима.
– Пока про любовь думать не время. Надо ехать за Ваней. В Крайнее.
Джип Серафимы подъехал к кафе. Она и Василий Аркадьевич вышли из машины. Здесь уже ждал Ленчик с кучей приспешников.
– Ну что, мамаша, явилась?
– Что с Иваном? – сухо и спокойно спросила женщина.
– Не трясись, перевязали мы твоего щенка. От кровопотери не помрет. Если подпишешь все бумаги как надо – отдадим тебе его. И живи как знаешь.
«Слава богу, жив!» – это была первая мысль Симы. Теперь ничего не страшно. Отдать все, чтобы спасти его! Только бы бандиты не соврали!
Ленчик кивнул на архитектора:
– Одна пойдешь с нами. А этот пусть испарится!
– Я никуда не уйду, Серафима! – Василий Аркадьевич двинулся за Симой.
– Ну ты! Здесь я отдаю команды. Пора привыкнуть! – рявкнул Ленчик.
– Подождите меня тут! – попросила архитектора Сима. – Они все равно не пустят вас внутрь! Я иду! – крикнула она Ленчику и бесстрашно вошла в кафе, одна, в сопровождении шайки бандитов.
//-- * * * --//
В горах, возле Крайнего Андрей и Дима, преодолевая все препятствия, шли к цели. Они взяли с собой карту и компас, чтобы найти вход в лаз. Короленко в молодости, в институтские годы, увлекался туризмом, в походы ходил. Вот сейчас ему это пригодилось.
Они почти достигли цели. Осталось только найти вход в лаз!
– Андрей Николаевич, по-моему, здесь! – закричал Дима, который пробирался по скалам быстро и умело. Короленко поспешил к нему…
Вот она, пещера!
Начальник местного РОВД, полковник, проводил совещание, когда к нему ворвалась в кабинет секретарь с испуганными глазами.
– Сергей Борисович! Вы на селектор не отвечаете, а это срочно! Там из Москвы звонят. Генерал Сабуров! Требует вас немедленно!
– Да, товарищ генерал! – схватил трубку полковник.
В пустом кафе за большим столом сидели Серафима, Ленчик и его команда. На столе были разложены бумаги.
– Сначала верни сына, потом я поставлю все подписи! – сухо подвела итог разговору Зорина. – Я не верю тебе, Зубов!
– Ишь ты какая! Подписывай! Иначе! – Ленчик вытащил из кармана пистолет и прислонил его к ее виску Симы.
Она почувствовала холодную сталь дула…
– Что, и этого не боишься?
– Ну, пристрелишь ты меня – и чего? Весь твой план прахом пойдет. Нет, Ленчик, ты не выстрелишь! Шуму побоишься! – улыбнулась она.
– Я? На, смотри!
И Ленчик нажал на спуск, стреляя по лампам, по вазам, украшающим интерьер кафе…
Выстрелы были так оглушительны, что все зажмурились, втянули голову в шею.
Одна Серафима неподвижна.
– Следующий – в тебя. Если не будешь послушной. Следующий твой – поняла?
Сима усмехнулась.
А он все твердил:
– Подписывай, бумаги живей подписывай! Для этого же пришла, мамаша!
Дима отодвинул большущий камень.
– Сюда, Андрей Николаевич! – позвал он Андрея в глубину пещеры.
Андрей вытащил телефон:
– Секунду! Там не будет связи. Мне нужно сделать еще один звонок!
– Полина Сергеевна, это Короленко! Передайте: преступник встречается с Симой в кафе «Отрада», там в городе. Дача похитителя в поселке Крайнем, дом стоит одиноко на окраине, его не спутать. Ивана надо искать там… И еще – это мои личные домыслы. За Зубовым стоит кто-то еще. Фигура покрупнее да и поумнее. Предположительно его зовут Пал Палыч. Его тоже надо брать!
Сима спокойно ставила подписи на бумагах. Ни один мускул на лице не дрогнул. Расставалась Сима со всем своим имуществом без всяких гарантий – отдадут ли эти гады ее сыночка или нет?
Вся шайка и сам Ленчик напряженно глядели, как она невозмутимо подписывала бумаги.
Андрей и Дима продвигались по темному лазу, освещая себе дорогу фонариком.
– Судя по чертежу, ход этот метров двести, – сказал Короленко.
– Половину мы уже прошли! – обрадовался Димка. – Осталось еще немного!
– Надо торопиться. Боюсь я за Ваню, – произнес Андрей.
Они прибавили ходу…
Но лаз узок, трудно по нему пробираться вдвоем. К тому же темень страшная, а фонарик посреди пути погас. Двигались почти на ощупь.
//-- * * * --//
Сима протянула подписанные бумаги Ленчику:
– На! Подавись! И верни Ивана.
Ленчик захохотал:
– Ох и дура ты, Серафима, ну дура деревенская. Была такой, такой и останешься. – Он склонился к Серафиме:
– Да на кой ляд мне твой Иван живым? Баба его сбежала, и он будет числиться пропавшим без вести до конца жизни. Поняла?
Шайка Ленчика тоже загоготала вслед за предводителем.
Мерзкие смеющиеся лица бандитов расплылись перед глазами Симы. Ей показалось, что их бесконечно много.
Сима вцепилась в Ленчика:
– Отдай сына! Отдай живым! Отдай!
Гогот заглушал ее слова.
А по улице уже ехало несколько омоновских машин, нарушая покой города воем сирен…
Андрей и Дима наконец попали из лаза в погреб. Увидели – на полках вокруг стояли банки с соленьями, ящики с консервами.
– Андрей Николаевич, есть! – чуть не закричал Дима.
– Тише, – предупредил его Андрей. – Хорошо упаковались сволочи, продуктами запаслись, чтобы в городе не показываться! Только мы сейчас эту малину прикроем.
– Наверху тихо! – прошептал Дима. – Наверное, их нет дома.
– Погода хорошая, во дворе сидят, – предположил Короленко. – Будем подниматься вверх, но без шума и очень осторожно! – Он аккуратно приоткрыл крышку погреба.
– Нет никого, Андрей Николаевич!
– Выходим!
Ленчик с силой толкнул Серафиму к стене. Снова наставил на нее свою пушку:
– Не видать тебе ни сына, Серафима, ни дочки. Ни коней твоих вороных. Ни внучка, ни жучка, ни солнышка ясного. В машину тело твое положим да с обрыва кинем. Вот и все. Концы в воду!
Он медленно надвигался на Симу, наслаждаясь своей властью. Вот Ленчик взвел курок…
Сима не зажмурилась. Она стояла перед ним, огромная, как родина-мать, и смотрела на него в упор. В глазах ее не было страха, о котором так мечтал Зубов!
В эту секунду в кафе ворвались омоновцы.
– Работает ОМОН! Всем на пол! Руки за голову!
Вся шайка полегла.
Серафима видела, как заломали бойцы ОМОНа Ленчика.
– Сына! Спасите сына! – кричала она в голос. – Сына моего верните!
Короленко и Дима аккуратно заглянули из окна дома во двор. Братки играли в карты.
На столе стояла бутылка водки – Леонид Петрович в городе, так чего ж не выпить? Пленники теперь не убегут, можно и отдохнуть!
– Ты б спустился в погреб за огурчиками малосольными! – велели старшие Молодому.
Тот встал нехотя, пошатываясь на ходу от выпитого, поплелся к дому.
– Слышь, братан, бери сразу пару банок, чтоб не гонять туда-сюда, – закричали вслед подельники.
– Трое их, Андрей Николаевич! А там сарай стоит запертый. В нем, похоже, Ваня, – догадался Димка.
Андрей взял с кухонного стола огромный нож, которым бандиты резали сало.
– А сможете? Не побоитесь? – выразил Дима сомнение.
– Посмотрим!
– Идет! Один сюда идет! Вот, это лучше! – Дима увидел у двери большущую дубину, похожую на биту. Схватил ее, мгновенно спрятался за дверь. – Бросьте нож, Андрей Николаевич, вы им все равно не сможете воспользоваться.
Короленко положил нож обратно.
Посланный за огурцами бандит в этот момент открыл дверь домика, вошел на кухню.
Удар обрушился ему на голову – это Дима оглушил противника дубиной. Он быстро нащупал пистолет в его кармане. Вытащил оттуда.
– Э, ты чё, сдох там! Огурцов тащи! – кричал с улицы Горилла.
Но вместо Молодого с банкой вожделенных огурцов на пороге дачи возник Дима с пистолетом. За ним – Андрей.
Братки как по команде тоже вытащили пистолеты.
– Оружие на землю! Руки вверх! Я кому сказал! – завопил Дима, насмотревшийся по телевизору боевиков.
Один из братков, бросив пистолет на землю, медленно поднял руки вверх.
– Ты тоже! – скомандовал Дима Горилле.
Но Горилла был не так прост.
Один из пистолетов он бросил к ногам Димы.
– Руку из кармана! – крикнул Андрей.
Горилла выстрелил в Андрея из второго пистолета, но тот пригнулся, и пуля пролетела мимо…
Дима зажмурился, выстрелил и попал бандиту в ногу. Противник упал на землю, воя и корчась от боли.
Андрей быстро подобрал обе пушки Гориллы, наставил на братков.
– Вяжи их. Вон веревка у стола! – скомандовал Андрей Диме.
Дима связал руки Горилле. Второй, безоружный бандит, кинулся на Андрея. Выстрелить Андрей не смог – противник выбил у него из рук пистолеты – сделать это было несложно, Короленко держал в руках оружие первый раз в жизни!
Понимая, что положение безысходное, Андрей первым накинулся на врага, сбив его с ног. Они стали кататься по земле. Ясно, что драться издатель не умел вовсе, но настолько велика была его ненависть, что у него прибавилось сил! Бандит вскочил на ноги, но замешкался – вот тут-то Короленко изо всех сил дернул его за ногу. Тот рухнул вниз, а Андрею того и надо. Быстро вскочив, он схватил веревку, стал вязать его…
Дима держал связанного Гориллу.
– Бросай их! К сараю бежим! – закричал Андрей.
В три прыжка они оказались у дверей тюрьмы, где томились пленники.
Видя все, что происходило во дворе, через доски сарая, Ваня пополз к двери.
– Мы здесь! – кричал Ваня из-за двери. Он, услыхав голос Димы, понял, что это подмога!
Короленко сбил замок с двери.
– Вы? – обалдел Ваня, увидев Андрея Николаевича.
– Идти сможешь? Прости, сейчас не до выяснения отношений!
– Попробую! Там тетя Ира. Мы ее не можем бросить, – тихо сказал Ваня.
Короленко забежал в сарай, вывел Иру на свет божий.
– Двигаться можете? Если что, опирайтесь на мою руку!
Она плакала.
– Бежим, – скомандовал Дима, – пока к ним подмога не приехала! Бежим!
Все четверо рванули со двора, бросив обезвреженных братков. Первым шел Дима, за ним Короленко, поддерживающий Иру. Последним – Иван.
В эту минуту оглушенный ударом Молодой пришел в себя. Он подполз к подоконнику, увидел, как из сарая выходят пленники…
– Далеко не уйдете! – прохрипел бандит. Быстро поднялся по лестнице вверх, содрал со стены одной из комнат двустволку, выскочил на балкон, прицелился…
Четверо бежали от дачи подальше. Быстро двигаться они не могли – Ваня с раненой ногой не мог бежать.
Пуля должна была точно попасть в Ивана. Но Ира, словно чувствуя что-то, оглянулась на бегу. За секунду она увидела человека с ружьем и, рванувшись от Короленко с криком «Нет!», закрыла Ваню собой…
Прогремел выстрел, Ира упала на землю. На ее спине расплывалось огромное пятно крови.
– Господи, что с ней?
Браток с балкона снова прицелился. Еще мгновение – и они будут расстреляны…
Но машина ОМОНа подоспела к даче в последний момент! Бойцы выскакивали из нее и уже бежали к дому. «Молодой» вскрикнул, уронил ружье. Наверное знал, что ОМОН в таких случаях стреляет на поражение без предупреждения.
– Тетя Ира, тетя Ира? Очнитесь! – Иван бил ее по щекам. – Андрей Николаевич, она жива?
Стрельба стихла. Омоновцы через секунду вытащили бандита из дома.
– Этих двоих в больницу! Скорее! Женщине, кажется, совсем плохо…
//-- * * * --//
В ту же минуту бойцы ОМОНа уже брали Пал Палыча.
– Руки за голову, не двигаться!
– Да вы что, да при чем тут я? – причитал Пал Палыч.
Но ему никто не отвечал. Надели наручники, заломили руки и увели…
Сима ходила по холлу, не находя себе места. Из Ваниной комнаты вышел врач.
– Серафима Ивановна, с Ваней все в порядке, рана пустяковая!
Сима обняла его и тут же заревела белугой. Так, наверное, никогда не плакала за всю жизнь. Выла, как воют волки на луну. Врач даже испугался:
– Серафима Ивановна, ну что вы! Ну… ну… вы же сильная женщина.
– Не бывает сильных женщин, – прорыдавшись сказала ему Зорина. – Не рождаются. От безысходности становятся такими, понимаешь?
– Понимаю, – тихо произнес доктор. – Это вы сами такой путь выбрали, Серафима Ивановна. Ваш, как говорится, выбор!
Сима утерла слезы:
– А… С этой что? С Ирой?
Доктор вздохнул:
– С Долговой положительных прогнозов пока нет. Она в больнице. Пуля задела позвоночник, когда Ирина Александровна закрыла собой от выстрела вашего Ваню. Она вряд ли будет двигаться… У нее есть родные?
Сима внимательно посмотрела на врача и уверенно сказала:
– Я у нее есть.
Ирка втравила сына в страшные неприятности, что бедой могли обернуться. Ирка спасла сына от смерти, за что сама пострадала. Куда теперь ее денешь?
– Сюда ее везите! – твердо сказала Сима доктору.
Дима вместе с Валей провожали Короленко на вокзале. Он наотрез отказался идти в дом. А Серафиме не до него – сын раненый дома!
Андрей, почувствовав себя лишним, решил уехать немедленно.
– Между прочим, он герой. Так что присмотрись к нему внимательней, – сказал он на прощание Вале, кивнув на Димку. – Если бы не он, мы бы могли потерпеть фиаско. Присмотрись!
– Да у меня еще есть время! – кокетливо повела плечиком Валя. Но сама с нежностью глядела на Диму. Значит, он не как все, он герой!
– Андрей Николаевич, а что же вы с Серафимой Ивановной не захотели проститься? – спросил в лоб Дима.
– Ей не до меня. Ты передай, что нам здорово помогла Полина Сергеевна. Она в Москве разыскала генерала Игоря Сабурова, Сима знает, кто это. Вот они и прислали подмогу. И еще передай, что я… Что мне… – Он разволновался, потом вдруг махнул рукой. – Да нет, не надо, ничего не передавай. Не до меня ей! Теперь вот Ваня вернулся в семью – все будет хорошо! Ну, мне пора, поезд через две минуты!
Он пожал Диме руку, чмокнул Валю в щеку и побежал к перрону.
– Андрей Николаевич, извините, конечно, но… Вы про черный пояс соврали?
– Соврал! – на бегу ответил Короленко. – Ну какой из меня каратист. Так, недоразумение. Я так сказал, чтобы боевой дух поднять. Прости!
– Да вы все равно классно деретесь! – закричал Дима, когда Андрей уже заходил в вагон.
Андрей обернулся на ступеньках вагона, помахал им рукой.
– Не умеют бабы ценить настоящих мужиков, – возмутился Дима. – Он, как лев, дрался с бандитами! Я же видел!
– Это ты про кого сейчас? – Валя лукаво поглядела на друга.
– Да это я так! – пробубнил он.
Поезд тронулся, мальчик и девочка махали Короленко вслед рукой.
Дима уже повернулся, чтобы уйти с вокзала, только Валя вдруг подошла и поцеловала его сама. Первая.
– Ты лучший!
– Серьезно? – просиял он.
– Серьезней не бывает! – И снова поцеловала Димку, признавая свою вину. Зря она считала его таким, как все!
//-- * * * --//
Сима сидела у кровати сына. Он пришел в себя и теперь просил прощения:
– Мама, ты простишь меня? Я столько глупостей натворил!
– Ты перестань, сынок, даже думать про это, – погладила его по голове мать. – Знаешь, как говорят: не согрешишь – не покаешься!
– Мама, кто за Витькой моим смотрит? – заволновался Ваня.
– Так Людмила! – улыбнулась Сима. – Он к ней, знаешь, сразу на руки пошел!
– Это хорошо! – слабо улыбнулся Ваня.
– Ладно, ты поспи. – Серафима поправила подушку под головой сына. – Тебе врач обещал, что через три денька уже ходить сможешь. А я пойду пока. Ладно?
– Ладно, мама.
Он взял ее за руку и поцеловал эту крепкую мозолистую руку.
– Вспомнил. Я вспомнил. Отец там, в больнице, говорил: мама у нас самая лучшая на свете. А я его, дурак, не послушался.
– Лыко-мочало, начинай сначала! – возмутилась Серафима. – Не люблю дважды про одно и то же. Сказала же по-русски! Я простила, значит, и он простил. Все! Спи!
Сима пошла к двери. Сын задал ей вопрос:
– Мама, а чего ж ты Андрея своего прогнала? Он же спас меня! Он же классный! Ты ж его любишь, мама. Я ж по глазам твоим вижу!
Отвернулась Сима, ну чего тут скажешь!
– Я не прогнала, сынок. Я просто не позвала.
Печально стоял Андрей у окна вагона. Мимо проходила очень милая проводница.
– Пассажир, вам что, плохо? – участливо спросила девушка.
Короленко снял очки, поглядел на проводницу:
– Нет. Мне не плохо. Мне… очень плохо…
– Врача позвать?
Андрей замотал головой:
– Не спасет меня врач. И работа тоже не спасет.
– Извините, тогда я догадалась, – улыбнулась девушка. – Вы ее любите, а она не пришла вас провожать! И ничего не сказала на прощание…
– Ну, типа того, – попытался улыбнуться Андрей.
– Может быть, вы вернетесь? Через полчаса станция!
– Нет. Спасибо. Я никогда туда не вернусь. Это решено, – тихо сказал он.
Проводница ушла.
Андрей думал о Симе. Взять бы сейчас телефон да позвонить ей! Только что он даст, этот звонок… У нее своя жизнь. Нужен бы был, сказала бы: «Останься».
Ничего не сказала. Вот он и едет. Едет. Едет…
Прошло полгода. Жизнь на ферме шла своим чередом.
Люда играла с маленьким Витькой. Ваня ласково смотрел на сына и девушку. Он поправился, только теперь ни о каком городе и слышать не хотел!
– Интересно, я в детстве тоже такой крикливый был? Надо у мамы спросить! – смеялся он, глядя на сынишку.
– Вань, а Витенька вчера меня мамой назвал, представляешь? – Люда застенчиво улыбнулась.
– Ну и хорошо! – обрадовался парень. – Правильно сделал!
Люда просияла…
На поляне неподалеку от деревенского кладбища паслись лошадки, красивые, ухоженные. Травку щипали, играли друг с другом.
На могилу Вити Зорина лег один букет цветов, за ним второй… Сима привезла сюда Ирочку Долгову в инвалидной коляске. Двигаться Ира не могла, вот и взяла ее к себе Серафима жить. Лечила, кормила, ни на минуту не оставляла, будто сестра она ей родная.
– Ты, Витюша, за нас будь спокоен, – говорила мужу Сима. – Ваня в дом вернулся. С Людочкой у них, дай бог, все наладится. А внук наш обжора первостатейный. У человека два состояния – или орет, или ест. Не знаю, в кого пошел… Лицом в тебя, это точно. Нос – один в один… И губы тоже…
Минуту обе женщины молчали, глядя на фотографию Вити.
– А мы теперь, видишь, вот вместе пришли. Я и Ира. Так уж жизнь свела, – вздохнула Сима. – Ну, поедем, Ир. Дома ждут…
Она покатила коляску. Ира сидела неподвижно, только слезы с лица смахивала…
Ваня открыл дверь. На пороге стоял Короленко.
– Это я, – улыбнулся он. – Можно?
– Вы очень вовремя! Мама сейчас вернется, обедать будем всей семьей, – обрадовался Иван, протянул ему руку.
– Я вообще приехал сказать, что мое предложение твоей маме остается в силе. Я знаю, что ты против. Но я – насовсем. Да! Я, Вань, издательство оставил. И не жалею. Я сказки свои буду писать у вас! Рядом с Серафимой я наконец стану самим собой. Ваня, это все громко звучит, но это правда, хотя я знаю, что ты – против… – Короленко волновался, говорил путано, потому что писал он всегда лучше, чем говорил.
Ваня очень обрадовался его приезду. Обнял его от души.
– Я – за, дядя Андрей! Я тремя руками за! Мама вас очень любит и очень ждет.
Андрей вздрогнул:
– Она… говорила? Так… говорила?
– Разве про это говорить надо? – засмеялся Иван. – Она в спальне каждую ночь плачет, думает, что никто не слышит! А вы вон… Полгода тянули!
– Дурак! Это я с собой боролся! Понимаешь? Я боролся… И вот я здесь! Потому что я себя победил! Так можно я войду?
– Нужно! – Иван завел его в комнату. – Нужно, дядя Андрей!
Катила Сима Иру в коляске, а та все слезы с лица утирала.
– Сима, я вон мужа у тебя уводила, сына против настраивала. Дочь сманить мечтала, а ты вот возишься со мной!
– А как иначе? – улыбнулась ей Сима. – И не хнычь! Во-первых, у Вали с Димой дети пойдут, вот тебе какое утешение будет. Во-вторых, я тебя на ноги поставлю. Ты меня, Ирка, не знаешь, я всю медицину земного шара на уши подниму!
– Да за что? – всхлипнула Ирка. – За что ты ко мне так?
– Вот смешная! Да ведь люди ж мы!
В дверь постучали. Ваня открыл – мать привезла Иру в коляске.
– Мать, ну ты психованная! Опять коляску по ступенькам сама тащила.
– Да чего ее тащить! Ирка вон легонькая, как былинка! – Сима отмахнулась.
– Ванечка! Ты меня на кухню доставь, обед греть пора, – попросила Ира.
– Погодите вы с обедом, у нас гости.
– Это еще кто же? – громогласно испугалась Сима. – Вот, Ира, дня нет, чтоб пожить спокойно, а? Ни дня…
Она умолкла. Потому что из комнаты им навстречу вышел Андрей. Встали они с Симой и посмотрели друг на друга. И всем понятно: никуда их любовь не ушла. И не уйдет!
Вышла Валентина, тихо откатила коляску с Ирой. Но ни Сима, ни Андрей этого не заметили. Только друг друга и видели.
– Здравствуй, Серафима прекрасная, – наконец улыбнулся он.
– Это ты мне?
– А кому ж еще! Ты – моя Джоконда!
– Какая же я Джоконда, – засмеялась Сима. – Обыкновенная русская баба. Просто я люблю тебя! – Она повернулась к большому зеркалу, что висело теперь в холле, глянула на себя, на свое лицо.
А оно действительно было прекрасно: глаза сияли, щеки покрылись румянцем от волнения, от счастья… На нее из зеркала смотрела красавица. За ее спиной улыбался Андрей.
– И я тебя люблю! Ты у меня лучше всех на свете, прекрасная Серафима!
Эпилог
Прошел год.
В сельской церкви шло венчание. В церкви у алтаря стояли Серафима и Андрей, а рядом вся их многочисленная семья… Во время венчания Андрей уронил обручальное кольцо. Пробежал шепоток: «Плохой признак, быть беде». Но Сима сама подняла кольцо, и священник надел его на палец возлюбленного, теперь уже мужа.
Сима не верила в приметы.
Поздравляла их вся деревня, все работники фермы. Сима и Андрей отправились в новый дом, который построил Василий Аркадьевич.
Буквально за несколько дней до этого пришло известие: Андрей Короленко, написавший за этот год несколько рассказов, получил заказ на создание сценария. По одному из его рассказов в столице будут снимать фильм.
Больше всего обрадовалась Серафима. Она понимала, что Андрей соскучился по Москве и ему необходимо общение с его прошлым миром. Но у Андрея было другое мнение.
– Симочка, – говорил он, – деньги, что я получу за это кино, пойдут на лечение Иры, верно ведь? Ты давно об этом мечтала.
Сима со слезами благодарности обняла мужа.
Андрей уехал в Москву, а Сима с Ирой в Германию, в одну из лучших клиник.
Немецкий врач Герхард Мюллер взялся сделать Ире сложнейшую операцию. Поскольку в клинике нельзя было оставаться надолго, Герхард предложил Симе пожить у него дома.
Мюллер – вдовец, у него взрослый сын, который должен вскоре вернуться с каникул. Сима с удовольствием согласилась.
Ире сделали все анализы, близился день ее операции. Герхард честно сказал Симе, что операция будет сложнейшей и исход ее неизвестен.
Валечка, которая приехала вместе с Симой, очень переживала за Иру. Здесь, на чужбине, она начала сближаться с настоящей матерью.
День операции. Так же, как когда-то Серафима ожидала результата операции сына, она и Валя напряженно сидели в коридоре и мучительно ждали исхода…
В это время Андрей пришел на съемочную площадку. Сценарий его фильма все же запустили в производство. Писал он, собственно, историю своей жены, но на роль Серафимы пригласили весьма гламурную особу, яркую красивую блондинку Елену Гремину, восходящую звезду. С первых минут стало понятно, что Елене очень понравился Андрей. Увидев его, она многозначительно улыбнулась. Андрей отвел режиссера в сторону:
– Слушай, но ведь это совсем не то, что нужно.
– Ах, Андрей Николаевич, вы ничего в этом не понимаете, экрану нужны красивые лица! – возразил тот.
Ни просьбы, ни мольбы не тронули режиссера. Он не хотел снимать свое кино в их краях. Он видел всю экранную действительность лубочной красивой деревенькой, а подлинные жизненные персонажи превратились у него в красавиц и красавцев.
Гремина сделала хитрый ход. Она пришла к Короленко и сказала ему, что сама прочла с удовольствием его повесть, многое поняла в ней, а потому хочет отказаться от роли. Она – не Серафима!
Андрею стало просто жаль молодую актрису, и он не дал ей совершить этого поступка.
На это все было и рассчитано!
Операция прошла успешно. Ира пришла в себя. Первое, что она увидела, лицо дочери Валечки. Валечка наклонилась, поцеловала ее и впервые назвала мамой…
К сожалению, вскоре после операции у Иры возникли осложнения. И теперь доктор Мюллер буквально боролся за ее жизнь. Сима и Валя не спали всю ночь напролет. Вместе с ними не спал и сам Мюллер. Он влюбился в Ирину. Она лежала под капельницей без сознания, а он шептал ей слова любви…
А в это время в дом Мюллера приехал его сын Вильгельм. Он принял самое живое участие в проблемах гостей из России. Ира из клиники переехала в дом Мюллера. Тот был в смятении, он не знал, как повторить свое признание. Но Серафима догадалась по его поведению, что Герхард уже не сможет расстаться с Ирой никогда.
В Москве у Короленко шли съемки. Однажды в его старую полузаброшенную квартиру приехала Елена. Андрей был шокирован. Актриса принесла бутылку хорошего вина, попросила рассказать немного про ее героиню – Серафиму. Ей интересна была правда о Серафиме. Она хотела сыграть ее такой, какая она есть на самом деле. Девушка очень правильно и тонко «подкупала» Короленко…
Людмила, теперь уже жена Ивана, разрешилась от бремени двумя близнецами. Услышав по телефону, что невестка родила, Серафима чуть не плакала от счастья. Пополняется род Зориных!
Иван, который давно ушел из-под крыла матери, организовал в городе конный клуб. Счастливый отец трех мальчиков и не ведал, что за ним следят.
В город приехала Лариса, его первая жена стала наводить о нем справки, тайно посетила его клуб и узнала, что на днях Иван снова стал отцом. Лариса приехала в город не одна, а со своим новым любовником. Она советовалась с ним, как быть, а поскольку тот был профессиональным жиголо, он торопил Ларису с тем, чтоб она скорее появилась в жизни Ивана.
– Надо шантажировать его: ребенок или деньги.
Лариса согласилась.
//-- * * * --//
Серафима отвела в сторону Герхарда и со свойственной ей прямотой сказала:
– Я же не без глаз, я все вижу, доктор Мюллер. Нравится вам Ирина. Так что вы кота за хвост тащите? Говорите ей об этом, да побыстрее, а то нам ехать надо.
Мюллер признался Ирине в своих чувствах.
В это время дома у Ивана, который помогал жене пеленать детей, раздался звонок.
– Ты уже, наверное, не помнишь моего голоса. Это я, Лариса.
Иван изменился в лице. Лариса предложила бывшему мужу встретиться.
Конечно же он пошел на эту встречу. Лариса сразу заявила, что хочет забрать ребенка. Зная ее корысть, Иван предложил ей денег, чтобы она ехала с миром, но Лариса захохотала в ответ.
– Это смешные деньги. Ты жаден, как всегда. Подумай как следует, через три дня мы встретимся вновь, но я тебя в покое не оставлю. Мне нужна хорошая сумма, а не жалкие подачки, иначе заберу сына…
Ирина рассказала Симе о любви Мюллера. Сима улыбнулась:
– Человек он хороший. Я, знаешь, Ира, думаю, не важно, на какой земле быть счастливой, главное – быть. Тебя жизнь ох как била. А теперь вот выпал кусок счастья на твою долю. Выходи-ка ты за него, не морочь голову.
Ира и Мюллер поженились. Серафима была на этой свадьбе.
– Вот уж не думала, что когда-нибудь выдам тебя замуж.
Она собралась погостить еще недельку, но позвонил сын. Он только успел сказать:
– Лариса вернулась.
Серафима все поняла, екнуло ее сердце.
– Ехать надо, – коротко сказала она Валечке.
Доктор Мюллер остановил Симу:
– Куда вы повезете дочь? Пусть еще немного поживет с нами. И потом, Вале нужно приличное образование. Пусть поучится здесь, в экономическом колледже.
Симе было больно расставаться с Валей, но если для дела лучше – пусть будет так.
Доводы Мюллера показались ей правильными, да и Иру одну оставлять в чужой стране страшновато. Валя плакала, когда мать уезжала, но с этим решением согласилась. Семнадцатилетняя девушка начала учиться в колледже. Мамой теперь она назвала не только Серафиму, но и Иру, свою родную мать. Они очень сблизились, чему мудрая Сима не препятствовала. Девочка осталась в семье Мюллера на время учебы, Сима же поспешила выручать сына.
Между тем Лариса и ее любовник подкараулили маленького Витеньку у детсада, куда утром его отвел отец.
Лариса кинулась к сыну, заплакала, но Сергей, ее дружок, быстро ее осадил:
– Ты, кажется, говорила, что нам нужны деньги, а вовсе не мальчик.
Они выждали время, пока воспитательница занялась другими детьми, выкрали ребенка, посадили его в машину и увезли.
Сима прилетела в тот момент, когда Иван уже метался в кабинете милицейского опера.
– Я раньше вас внука сыщу, – сказала она милиции. И кинулась на поиски.
Помогали ей Марья Ивановна и архитектор Василий Аркадьевич – старые и верные друзья.
Сима быстро навела справки о бывшей невестке. Узнала, что с Сергеем она встречалась еще до того, как вышла замуж за Ванечку. И милицию не обманула – сама вычислила, где они живут в городе, где прячут мальчика.
Сама явилась к Ларисе, заявила с порога:
– Денег от меня не жди – не дам, а ребенка не отдашь, так я тебя собственными руками так отметелю, что мало не покажется. Убирайся раз и навсегда из нашей жизни. Не мать ты моему внуку!
Когда к Ларисе приехала милиция, она уже собирала чемодан. Витенька уже сидел у бабушки на руках.
– Трогать ее не надо, добровольно уезжает, – кивнула Сима на Ларису. – Но не дай бог еще раз тут появится!
Через пару часов она была уже дома у Вани и знакомилась с двойняшками: Мишкой, в честь Витиного отца названного, и Андрюшкой, так друга Витиного звали, что погиб молодым.
– Много нас теперь, Зориных, – улыбнулась Сима, – и хорошо это!
Мария Ивановна пожаловалась Симе: всю жизнь прожила бездетной, думала, Васиных внуков понянчит, так уехали Васины дети далеко-далеко.
– Вам надо ребенка из детского дома взять, люди вы хорошие, в детдоме детям сложно, – вспомнила Сима свое детство.
Архитектор поправил очки:
– А не поздно усыновлять-то?
Сима усмехнулась:
– Здоровье у вас крепкое, а сердце доброе. Попробуйте.
Супруги переглянулись. А ведь это замечательная мысль!
Валя осталась жить с Ирой и доктором Мюллером, но каждый день ей звонили Сима и влюбленный в нее Димка. Парень по-прежнему работал на ферме у Симы и рассказывал любимой девушке все, что происходит в хозяйстве.
А в это время сын Мюллера Вильгельм, симпатичный юноша, стал тактично ухаживать за девушкой. Поначалу она его очень боялась, а потом привыкла к Вильгельму и его ухаживаниям.
Короленко потерял интерес к съемкам, потому что все, что снимал по его сценарию режиссер Веня Кузнецов, казалось ему неправдой – слишком лубочно и неправдоподобно, слишком похоже на «Кубанских казаков». Короленко готов был бросить все и уехать домой, но…
Елена Гремина обманула всех: сказала, что она знатная наездница, а сама упала на съемках с лошади и повредила ногу.
Короленко, который настаивал, чтобы актриса сама работала с лошадьми, вдруг испытал к ней чувство острой жалости. Он пришел к Елене в больницу. Выяснилось, что актриса при всей своей популярности довольно одинокий человек. Смотреть за ней некому, с мужем красавица разошлась, детей не родила, подруг у нее нет, а только одни завистницы.
Короленко помог ей приехать из больницы на дачу, нанял сиделку.
Выяснилось, что недавно близкая подруга увела у Лены мужа. Актриса мучительно переживала эту историю. Короленко ей сочувствовал. Он проникся к ней человеческой симпатией, но Лена приняла его отношение за зарождающуюся любовь…
Вернувшись к себе, Сима разбирала дела. Ферма выросла за этот год. К Симе опять приехала старая подруга-журналистка Полина. На этот раз не одна, а с Виталием, тем самым владельцем конного клуба, который когда-то помог ей, прислал Симе первых породистых жеребцов.
Они с Симой уже давно были деловыми партнерами. А вот к Полине Виталий всегда испытывал нечто большее, чем просто дружеские чувства.
– Что вас останавливает? – спросила Сима подругу.
– Разница в возрасте. Я ведь на десять лет старше его.
– Ох и дура ты, – вздохнула Сима, впервые назвав старшую подругу на «ты». – Разве для счастья есть какие-то сроки да возраст? Лишь бы сердце его просило.
У Симы с Виталием новые проекты. Сима будет готовить большую партию лошадей к конным пробегам. Надо начинать тренировки прямо здесь, на природе, недалеко от фермы, а уже вышколенных и обученных жеребцов отправят в Москву.
– Жаль, Валечки моей здесь нет, – вздохнула Сима, – она у меня знатная наездница…
Готовил лошадей к скачкам и Димка. Он смотрел за всеми ее любимыми конями, всего себя отдавал делу. Он писал ей письма каждый день, но они оставались без ответа.
//-- * * * --//
Вот что произошло в Германии. Сын Мюллера Вильгельм влюбился в Валентину. Он показывал ей город, знакомил с друзьями, она открывала для себя другую жизнь. Вильгельм учился в университете, собирался стать физиком, при этом замечательно играл на виолончели. Может, именно этим он покорил сердце юной красавицы?
Дима стал забываться, а Вильгельм всегда был рядом. Он красиво ухаживал за Валей, дарил ей цветы, а однажды в день ее рождения подарил кролика.
– Его зовут Роджер, – сказал Вильгельм. – Ты ведь скучаешь по своим домашним питомцам.
Когда они гладили кролика, руки молодых людей соприкоснулись, пробежала искра, Вильгельм поцеловал Валю. Это стало началом их романа.
Сима об этом ничего не знала. Тем временем она ждала возвращения Андрея, созванивалась с ним каждый день.
Как-то вечером к Симе пришел Дима. Сказал, что он хочет учиться в ветеринарной академии. Он по-прежнему любил Валентину, только девушка перестала отвечать на его звонки и письма.
А Валя тем временем уехала из города вместе с Вильгельмом наслаждаться своим счастьем в маленькой деревушке. Здесь на фоне деревенской идиллии их роман из платонического стал вполне взрослым. После первой ночи, проведенной с Вильгельмом, Валя проснулась и заплакала.
– Я тебя чем-то обидел? – испугался молодой человек.
– Нет, – она размазала по щекам слезы, – мне просто кажется, что мы поторопились.
– После смерти мамы я понял, что жизнь очень короткая, – тихо сказал Вильгельм, – надо торопиться взять у нее все лучшее. Ты – это лучшее, – улыбнулся парень.
– Но я еще толком не узнала тебя! – проревела Валя.
– Поживем – узнаешь! – улыбнулся он.
Симе Валечка звонить не стала, но Ире рассказала все. Та задумалась: правильно ли поступает дочь.
– Я столько натворила ошибок, прежде чем стать счастливой, не хочу, чтобы ты повторяла мой опыт, – грустно произнесла Ира.
Тем временем Мария Ивановна и архитектор решили воплотить задуманное – они собирали документы для усыновления ребенка. Стоило это немалых трудов. Почти везде супругов ждал отказ – они уже не молоды. К счастью, директриса одного из детских домов оказалась однокурсницей Марии Ивановны.
– Я помогу вам оформить опекунство над ребенком. Может быть, это не будет усыновлением, но не все ли равно, кто вы ребенку по документам, главное – чтобы ребенок вас принял.
Среди всех детей супругам приглянулась девочка с грустными глазами, Анечка. Она прекрасно читала стихи, но почему-то довольно трудно шла на контакт. Однако Мария Ивановна настаивала на том, чтобы они удочерили именно Аню. Почему?
– Мне она, Вася, очень Симу в детстве напоминает, – вдруг поняла она.
Супруги решили забрать Анечку к себе. Поначалу малышка боялась нового дома. Но новоиспеченные родители сумели расположить ее к себе. И однажды, выйдя во двор, Мария Ивановна услышала, как Аня говорила детям:
– У меня самые лучшие мама и папа.
Учительница долго плакала на плече мужа, а он утешал ее:
– Дурочка, чего плакать-то от счастья!
Портрет Виктора Сима никогда не снимала со стены. Она сохранила привычку говорить с ним вслух, как с живым:
– Уж прости, что к тебе с этим, Витенька, вот только Андрей не едет. Кто его держит в Москве? Что? Да и Валюша почти перестала звонить.
Валя забыла все и всех. Они с Вильгельмом покинули дом Мюллера, сняли квартиру и стали жить вместе.
Однажды Валя позвонила Ире с просьбой встретиться и поговорить. Девушка обняла родную мать и, сияя, сказала ей:
– Мама, я беременна.
– Ох. – Ира села на скамейку.
Вечером Ира рассказала об этом доктору Мюллеру. Тот утешил ее:
– Ничего страшного не произошло, дети полюбили друг друга, это хорошо.
– А что мы скажем Серафиме? Ведь она оставила ее у нас учиться.
Вопрос повис в воздухе.
Валя решила сама все рассказать Димке, который уже учился в городе. Набралась мужества и позвонила ему. Ведь так честнее.
Ночью в квартире архитектора раздался звонок. Звонили из скорой. Молодой человек пытался покончить с собой. В его паспорте нашли визитку Василия Аркадьевича, вот и дали ему знать.
Василий Аркадьевич немедленно помчался в больницу.
– За любовь надо бороться, а ты просто сложил лапы, – укорял он пришедшего в себя Димку. – Нет тебе прощения за твой идиотский поступок! Погоди, много еще воды утечет, многое переменится, посмотрим еще кто кого! – ободрял он юношу.
За свою любовь боролась и актриса Елена Гремина. Она знала, что слабое место Андрея – поэзия. Вечером на даче, сидя у камина, Лена вполголоса читала ему стихи, и он слушал.
– Послушайте, я похожа на вашу жену? – вдруг спросила она.
– Нет, совсем не похожа, – честно признался Короленко.
– Я лучше ее или хуже? – шла ва-банк Лена.
– Не хуже и не лучше, вы просто другая.
– Я смотрю на вас, и мне иногда просто хочется плакать от бессилия, я ничего не значу в вашей жизни.
Лена действительно расплакалась. Короленко всегда боялся женских слез. В этот момент зазвонил телефон, это была Серафима.
Андрей Николаевич впервые не ответил на звонок жены.
//-- * * * --//
Мария Ивановна и Василий Аркадьевич приехали к Симе, рассказали про Димку. Серафима осерчала:
– Ишь чего удумал! Пусть в армию идет, дурь-то из башки быстро выветрится.
Мария Ивановна резонно заметила, что Ваня, например, все свои дурацкие поступки совершил после армии.
– Тоже верно, – вздохнула Сима, – зато теперь у меня с ним никаких проблем, а вот с Валей, похоже, только начинаются.
С чего это Димка такое учудил, не иначе как поругался с ней! Архитектор проболтался:
– Так ведь беременна твоя дочка от немецкого юноши, вот уж три месяца.
У Серафимы ноги подкосились.
Мария Ивановна утешала ее:
– Сима, это ее выбор!
Сима дозвонилась дочери. Девушка сказала, что любит Вильгельма и пока домой возвращаться не собирается. Сима просила ее, уговаривала – бесполезно. У Вали был Симин упрямый характер.
А Вильгельм пришел к отцу просить благословения на брак. Мудрый Мюллер заметил:
– Вы еще пока молоды, посмотрим, как у вас сложится, поживите пока просто вместе, одна просьба – вернитесь домой.
Беременная Валя и Вильгельм вернулись в дом Мюллера.
Одному Богу известно, как переживала Сима за дочку. Но ничего не попишешь. Таков ее выбор.
– Да когда же ты научишься смиряться? – корила ее бывшая учительница.
– Горбатого могила исправит, – пробубнила Сима.
– А себя-то в ее годы вспомни, много ль ты спрашивала, когда от Вити забеременела?
Но Сима стояла на своем – пусть дочь вернется!
– Не вернется она, вы обе как две капли воды, – вздохнула Мария Ивановна, – упрямицы. Так и будете упрямством мериться? Ну не только ж борьба жизнь, но еще и согласие.
Чтобы отвлечь Симу от грустных мыслей, они с мужем привезли к ней на ферму Анечку, свою приемную дочь.
– У тебя пара коттеджей пустует, пусть тут детдомовские ребята поживут летом, – предложил Василий Аркадьевич.
– Вот я дура. Не догадалась сама, – спохватилась Сима, – ну конечно!
Сима привезла из детского дома целый выводок ребятишек. Образовался лагерь труда и отдыха. Она отпаивала ребят кумысом, учила работе с лошадьми.
Среди всех детдомовских только один мальчик не шел на контакт – четырнадцатилетний Колька. Детство он провел в деревне, на коне ездил без седла. Шустрый, проворный, но огрызался страшно…
Архитектор с ним пытался поговорить – бесполезно.
– Себе на уме пацанчик, – констатировал Василий Аркадьевич. – Характер кошмарный. Либо далеко шагнет, либо под гору покатится.
– Не трогай его, – возразила Сима, – видно, не сладко жилось ему.
Она много времени уделяла Кольке. Но и с ней он был сдержан.
Архитектор и Мария Ивановна работали летом вместе с детдомовскими ребятами. Так все каникулы и провели на ферме.
Мария Ивановна все спрашивала Симу, почему не едет Андрей. Сима уклончиво отвечала, что он хорошие деньги сейчас зарабатывает, а потому и не дома. Хотя по ночам не спала от беспокойства, и не напрасно.
Елена Гремина, влюбленная в Андрея, решила действовать хитростью, чтобы задержать его в Москве. В ход пошли все старые связи. Она позвонила знакомому продюсеру и рассказала, что есть потрясающий сценарист Андрей Короленко. И убедила того заказать Андрею новый сценарий.
Андрей встретился с продюсером, получил заказ, даже не зная, что ему помогла Лена. Позвонил Серафиме: что делать?
– А нельзя ли тут писать твой сценарий? – спросила жена.
– Понимаешь, тут такие обстоятельства…
Сценарий Андрею заказали про жизнь цирковых артистов. Будучи человеком дотошным, он решил досконально изучить жизнь цирка изнутри.
Елена хлопала в ладоши – еще полгода он будет рядом с ней.
Она уже вылечила ногу, снова снималась и много работала над тем, чтобы плотнее погрузить Андрея в свою жизнь…
У Симы в это время возникли новые неприятности. Один из местных чиновников, огромный дядька со смешной фамилией Махонько, как-то прибыл на ферму.
Как гром средь неба ясного, он появился однажды – большой и вальяжный – и с порога заявил Симе:
– Серафима Ивановна, а вы тут незаконно детский труд используете. Ребята у вас на ферме точно рабы, с утра до ночи работают, непорядок это.
Как ни пыталась Сима ему объяснить, что это детский лагерь труда и отдыха, чиновник был непреклонен. Грозил, что сообщит в высшие инстанции, чуть ли не судом пугал.
Несколько раз Сима пыталась с ним поговорить, но каждый раз натыкалась на стену непонимания.
Андрей в это время с энтузиазмом взялся за новую работу. Ему интересно было приходить в цирк, погружаться в неведомую доселе атмосферу, узнавать новое.
Вечерами к нему приезжала Лена. Вела себя просто как старый друг, но невольно отношения становились все теснее и нежнее. Они уже говорили друг другу «ты».
– Отчего ты так грустен сегодня?
– Лошадей видел на манеже. Заскучал по ферме.
Лена закатила глаза.
– Знаешь, я подумала, хорошо бы, чтобы в твоей новой картине я сыграла главную роль. Ну, например, бывшей цирковой гимнастки. Ты знаешь, а я ведь действительно когда-то поступала в цирковое училище. – И она положила ему руку на плечо…
//-- * * * --//
Полина встретила в Москве Короленко. Он был каким-то растерянным, не смотрел в глаза. Полина позвонила Симе:
– Опять свободу мужику даешь? Тут вокруг него одна актрисуля вертится, судя по всему, не просто так.
Сима вздохнула:
– Да, я чувствую. Только влезать не буду, пусть все будет так, как должно быть.
– С каких пор ты стала фаталисткой?
Сима не ответила.
Виталий, приятель Полины, был в восторге от племенных жеребцов, которых поставляла ему Симина ферма. Лошади приезжали превосходно обученными, выигрывали скачки.
Полина в это время уже переехала к нему, разрешив себе наконец быть счастливой.
И Полина, и Виталий очень переживали за Симу. Тем более что как-то в ресторане они столкнулись с Короленко и Греминой. Опасения Полины, похоже, подтверждались…
Чиновник Махонько планомерно гнобил Симу, писал на нее жалобы, являлся на ферму с проверками.
– Прохода от того Махонько нет, – жаловалась Сима Марии Ивановне. – Вот пойду сама и скажу все, что я о нем думаю.
Сказала – сделала.
Явилась в кабинет к нему и со всей своей прямотой спросила:
– Чего тебе от меня надо? Денег? Или на землю мою заришься?
Уж на что Сима женщина сильная, а тут просто ноги подкосились от его ответа:
– Нравитесь вы мне очень, Серафима Ивановна. Простите, но честно не знаю даже, на какой козе к вам подъехать.
– На козе говоришь? Шел бы ты лесом, Махонько! В своем ли ты уме? У меня же Андрей есть, муж законный. Мы в церкви венчаны.
– Да какой он вам муж, – засмеялся человек-гора. – Захотелось ему деревенской романтики, а теперь, видать, надоело. Вот он у вас полгода-то в Москве и торчит. У меня относительно вас серьезные намерения, Серафима Ивановна.
Не успел Махонько договорить, как заехала ему Серафима прямо по морде и вон из его кабинета.
– Ты горько пожалеешь о том, что сделала! – кричал он ей вслед.
В это же самое время Валечка (животик у нее уже округлился) ругалась с Вильгельмом.
Рассудительный молодой немец говорил ей:
– Не стоит сейчас ехать к маме. Во-первых, это большие расходы. Во-вторых, ты обещала заботиться обо мне, а у меня сейчас важный период, я собираюсь защищать диплом.
– Но я хочу, чтобы мой ребенок родился в России, – не унималась Валя.
– Зачем? Он будет европейцем.
День ото дня отношения Вали и Вильгельма становились все сложнее. Ира как-то услышала, как они ссорятся.
Валя расплакалась.
– Он не мой человек. Только уже поздно. Сама виновата. Димке я все рассказала. Он теперь в армию ушел, учебу забросил. Чуть не покончил с собой из-за меня. Он меня не простит…
– Если любит – простит! – пыталась утешить дочь Ира.
Но Валя была непреклонна.
– К маме Симе я ехать в таком виде не могу.
У Симы пропал один из самых ценных жеребцов, Пегас. Его должны были вскоре отправить в Москву на скачки. За Пегасом приглядывал Колька…
– Нет, он не мог, – сама себя утешала Сима.
Идти в полицию? Заявлять на Кольку? Это, считай, ему смертный приговор подписать, загребут парня за кражу, и весь сказ.
– Всю биографию ему порушу, – сокрушалась Сима.
Что же делать? Решено было искать Кольку самостоятельно. Серафима собралась в горы, где по ее предположению прятался Коля. Она шла горными тропами, ничего и никого не боясь.
А Коля действительно спрятался в ущелье, сам не зная, что делать и куда девать краденого Пегаса. Четкого плана относительно коня у Коли не было. Просто уманил его за собой с фермы. А дальше как быть – неизвестно…
Схватки у Валечки начались раньше положенного. Ира не отходила от нее. Вильгельм плакал на плече отца.
– Я люблю ее, а она меня, кажется, нет. И не любила никогда.
Доктор Мюллер прикрикнул на сына:
– Нечего сопли распускать. Сейчас не до выяснения отношений. Положение плода неправильное. Валя может погибнуть, ребенок тоже.
В это время очередная комиссия, вызванная Махонько, ехала к Симе, чтобы закрыть детский лагерь и отправить ребят обратно в детдом.
Валя в перерыве между схватками попросила:
– Мама, я хочу услышать ее!
Ира поняла, что она имеет в виду Симу.
Симин телефон не отвечал. Та искала Кольку в горах.
Андрей узнал, что Лена была организатором его нового контракта. Лена сама призналась ему в этом. Она пыталась объясниться с Короленко, сказать, что он ей нужен, он не может бросить ее, это было бы слишком несправедливо…
Но для Андрея это стало ударом.
Сима нашла Колю и Пегаса в тот момент, когда мальчик вместе с конем пытался спуститься вниз. Пытаясь спастись бегством, мальчик чуть не погубил Пегаса, собственную жизнь и жизнь Симы. В последний момент ей удалось предотвратить их падение. Она спасла Пегаса и обняла Кольку.
– Дурачок ты, дурачок, неужели подумал, что я в полицию тебя сдам?
Осторожно они спустились с гор, и тут гордый Колька впервые расплакался.
У Вали родилась девочка. Доктор Мюллер пообещал, что они буквально через месяц отправятся в Россию. Вильгельм будет заботиться о ней, ведь как-никак он отец.
– Но тебе, наверное, лучше жить там, где ты родилась, – мудро заметил немец.
Симе удалось отстоять свой лагерь. Теперь детдомовцы будут приезжать к ней каждое лето. А Колька сам попросил остаться тут, на ферме.
Андрей окончательно объяснился с Еленой:
– Ты умная, красивая, хорошая, но я не люблю тебя, понимаешь, я люблю другую женщину. Она единственная, и я возвращаюсь к ней.
В тот же день он купил билет, чтобы ехать домой, в деревню.
…В этот же день командир части, где служил Дима, отпустил его на побывку, ненадолго, всего на три дня.
Дима ехал на поезде и думал, что дома он что-нибудь новое узнает о Вале.
Андрей летел самолетом, считая минуты до встречи с женой.
Валя с дочкой ехала домой к маме, в Россию.
Андрей приехал ночью, зашел в спальню и тихо прилег на кровать. Сима проснулась, открыла глаза.
– Ты? А мне приснилось, будто рядом с тобой женщина – молодая, красивая. Так и было?
Андрей обнял Симу.
– Была рядом молодая да красивая, – признался он. – Только ничего у меня с ней не было, поверь!
– Верю! – счастливо выдохнула Сима.
– Я люблю не ее, а тебя и вернулся насовсем. – Он крепко прижал к себе Симу.
Валя вместе с маленькой девочкой добралась до родной деревни. Привез ее в деревню с малышкой на грузовике тот же самый шофер Слава, что вез когда-то из детдома Симу.
На дороге она встретила Димку, пешком шагающего в деревню. Он бросился к ней, обнял ее. Теперь они никогда не расстанутся.
Серафима взяла внучку на руки и заулыбалась от радости.
– Как же ты назвала ее, доченька?
– Ну конечно же Симочкой. В честь тебя, мама!
Серафима-старшая несла на руках Серафиму-младшую, внучку свою. Не только дочь вернулась к ней. Сегодня в дом приедут все близкие. Сын приедет повидаться со своими тремя детишками. Мария Ивановна и Василий Аркадьевич с Анечкой обещали быть. Андрей с Валей уже вернулись, слава богу!
Вот, казалось бы, отпустила она их всех, а никуда и никогда они от нее не денутся. Они – семья. И тянет их сюда, как магнитом.
Несет Серафима-старшая Серафиму-младшую на руках по родной деревне. И никак не нарадуется. Это же ей на смену вырастет новая сильная женщина…
Послесловие
//-- от автора и режиссера «Серафимы прекрасной» Каринэ Фолиянц --//
//-- Серафима – актриса Екатерина Порубель --//
Интересен тот факт, что изначально Екатерины Порубель не было и в помине среди кандидаток на роль. Сценарий писался для другой актрисы. Но, как это часто бывает, жизнь внесла свои коррективы. А раз это так случилось, значит, так оно и надо. Выбранная на эту роль актриса не смогла участвовать в проекте. И тогда я вспомнила про Катю, которая десять лет назад, будучи студенткой театрального вуза, снялась у меня в крохотной роли, в моем фильме «Амапола». Это был даже не эпизод, а микроэпизод. И мне запомнилась просто молодая девушка, что называется, с богатыми формами. «Интересно, какой она стала?» – подумала я и попросила своих ассистентов разыскать Катю. Не сразу, но ее нашли. К тому времени она уже закончила театральный институт имени Щепкина, работала в Малом театре.
Когда Порубель пришла ко мне первый раз даже не на пробы, а на собеседование, я увидела удивительное лицо, похожее на те лица со старых фотографий, что висят в деревенских домах. В ней была сила Серафимы, ее страстность и непосредственность. На первых же пробах было понятно, что она сумеет и «рубить сплеча», и «любить до безумства», и «жертвовать собой».
Я должна сказать, что кино – искусство коллективное. Поэтому то, что Серафима стала любимым образом для многих и многих зрительниц, заслуга всех нас вместе – и актрисы, и драматурга, и режиссера, и оператора, сумевшего так прекрасно снять это необычное лицо, и художников по гриму и костюмам. Катя – городская жительница, современная девушка, но гримеры и костюмеры сумели из нее вытащить то, о чем она сама и не подозревала. И, словно по взмаху волшебной палочки, она стала настоящей селянкой, фермершей, которая не любит и не носит современную одежду. А знаменитое Серафимино платье в горошек! О, оно дорогого стоит! Когда надели на актрису это платье, я сразу поняла, что образ родился! И недаром почти двадцать экранных лет предстает перед нами Серафима именно в этом костюме. Это не «прокол» костюмеров, а продуманное образное решение.
А вот румянец, который проступает на ее щеках, когда она волнуется или переживает, он настоящий, а не нарисованный.
Мне нравится, что Катя не сыграла, а прожила эту роль. На протяжении трех с половиной месяцев она не покидала съемочной площадки, а мы жили и снимали в городе Феодосия. Она была с нами каждый день. Когда снималась сцена пожара на ферме, Катя сама, будучи молодой матерью, не побоялась войти несколько раз в по-настоящему горящее помещение, выводя оттуда лошадей.
Из прессы все знают, что на съемках нашей картины она встретила свою любовь. Катин муж, Толя, работал в нашей группе осветителем. Мы очень долго не знали об их романе. Но теперь это уже не роман – это крепкая семья, и у них растут двое ребятишек.
//-- Ирина Долгова – актриса Елена Захарова --//
Если Серафима – это сила, то Ира – ее абсолютный антипод. Красивая, избалованная, стремящаяся всю жизнь прожить, сидя на шее у мужчины. Вот она какая. Эту роль я писала для своей подруги Елены Захаровой, с которой я проработала множество своих картин («Амапола», «Жених для Барби», «Шут и Венера», «Там, где ты»). В Лене есть удивительная женская манкость и привлекательность. Ее Ира скорее не стерва, а жертва обстоятельств. Надо сказать, что Захарова не сразу приняла и примерила на себя эту роль. Сначала она от нее отнекивалась, мотивируя тем, что Долгова просто сволочь. Но потом очень благодарила за возможность сыграть этот персонаж.
Одна из самых удачных сцен в картине (и моих любимых) – это сцена в магазине «Детский мир», когда Ира встречает Виктора и просит его разрешить купить куклу для дочери, от которой она отказалась. Пересмотрите ее, и вы поймете, что Лена – замечательная драматическая актриса.
//-- Виктор Зорин – актер Кирилл Гребенщиков --//
Зная теперь Кирилла хорошо, я могу сейчас только удивиться своему собственному решению: как можно было этого очень интеллигентного, мягкого, абсолютно городского человека пригласить на роль деревенского механизатора Витьки Зорина, который не дурак выпить и, если что, дать в морду кулаком собственной жене. Можно сказать, что Кириллу досталась роль «на сопротивление». Но, если честно, я никого другого не могу и не хочу представить в роли Вити Зорина! И вот почему ни у кого в глазах нет такой бездонной тоски по несбывшейся жизни, какая есть у этого актера. Понятно, что она сыграна, эта тоска, но Витя за счет этого получился не просто хамом или недотепой, а каким-то очень «раненым» человеком. И, что очень важно, Кирилл сумел подвести итог жизни Зорина – в картине его осознание любви к Серафиме, смерть за Серафиму. Он погибает героем. Моя самая любимая сцена с участием Кирилла в фильме – это запоздалое Витино признание в любви жене, слова, что произносит он на больничной койке, незадолго до смерти…
//-- Андрей Короленко (второй муж Серафимы) – актер Николай Добрынин --//
Колю я знаю много лет. Мы часто работали вместе, работаем и будем работать. Это один из самых удивительных актеров, с которым свела моя профессия. Он ничего не умеет делать наполовину. Если честно, написанный образ Короленко был немного расплывчатым, а Добрынин внес в него себя, пожалуй, больше, чем все другие. В кино Николая знают, прежде всего, как бойца, киллера, дотошного следователя либо полукомедийного «мужика из народа», а тут он интеллигент до мозга костей. Абсолютно, казалось бы, «не пара Серафиме», а вот же сумел завоевать эту сильную женщину. Чем? Да своей искренностью, настоящестью и той приятной несовременностью, которая будоражит женщин до сих пор. Такие мужчины, как Короленко, умеют не просто ухаживать, а могут защитить, взять под свое крыло, доказать женщине, что она – Джоконда.
Когда Николай Николаевич играл сцену на вокзале, где Короленко уезжает из города, думая, что Серафима его не любит, вся съемочная группа стоя аплодировала и плакала. Обычно это в кино редкость, и это дорогого стоит.
Мы снимали эту картину с удовольствием, радостью и с огромной отдачей сил. Нам, каждому из членов съемочной группы, сил этих было не жалко. Просматривая отснятый материал, мы тогда уже понимали, что делаем что-то нужное и стоящее. Поэтому ничего не пугало – ни далекие переезды, ни недосыпы, ни какие бы то ни было другие сложности…
«Серафима прекрасная» снималась от души и для души. Никогда ни до, ни после я не видела столь слаженной, четкой и искренней работы на площадке. Мы не произносили вслух, но как-то внутренне верили, что картину полюбят. Человек, наверное, не думает об успехе, если он просто искренне верит в то, что он делает. Мы просто любили героев и нашу историю, а то, что было дальше, вы знаете…