Александр Александров
Обжигающий ветер любви (сборник)

Всем, сгоревшим от любви, и тем, кто выжил…

Обжигающий ветер любви

Часть 1

Глава 1

   – Папа, когда мама придет? – четырехлетняя Аленка теребит отца за рукав. В глазах – слезы.
   – Скоро, доченька, скоро… – успокаивает ее Артур и, посадив на колени, крепко прижимает к себе.
   Половина первого ночи. Старые настенные часы тихо отсчитывают секунды: «тик-так, тик-так». Эти размеренные звуки наводят дикую тоску и кажутся невыносимыми.
   Взяв дочь на руки, он начинает укачивать ее, как маленькую. Вскоре Аленка засыпает. Прикрыв дверь, Артур на цыпочках выходит на кухню.
   Ему нехорошо. По телу волнами пробегает дрожь, руки мелко трясутся, горло сжимают спазмы. Он чувствует, как начинают неметь кончики пальцев.
   – Черт!.. Совсем нервы расшатались… – бормочет он, беспомощно роясь в пачке с сигаретами.
   За окнами бушует метель. Снежная пыль кружит, мечется в тусклом свете уличных фонарей. В доме напротив гаснут окна: одно, другое, третье… Как свечи на ветру.
   Из кухни виден край улицы. Артур всматривается в темноту, надеясь с высоты седьмого этажа разглядеть знакомый силуэт. Но улица пустынна.
   В раковине – гора немытой посуды. Он стряхивает пепел в фарфоровое блюдце и рассеянно думает: «Курить опять начал… Зачем?».
   Взгляд его падает на халат жены, небрежно висящий на стуле. Он вздрагивает, как от удара. «Да где же она!.. Хоть бы позвонила!».
   Из комнаты слышится плач. Аленка проснулась… Этого только не хватало! Чего Артур терпеть не мог, так это детских слез…
   – Где ма-ма-а-а? Когда-а приде-е-ет?!
   – Скоро, скоро… Время еще рано. Ты спи, когда мама придет – я тебя разбужу.
   – С тобой хочу! – Аленка обхватывает руками отца за шею и прижимается к его груди. У Артура перехватывает дыхание – еще немного – и он сам зарыдает.
   – Ну, все, все!.. Перестань!.. Хочешь, сказку расскажу?
   Девчушка согласно кивает и шмыгает носом.
   – В некотором царстве, некотором государстве… – протяжно, вполголоса начинает Артур.
   Скоро Аленка уже спит… В наступившей тишине снова слышен лишь размеренный стук часов. Артур со страхом смотрит на циферблат. Стрелки неумолимо движутся по кругу… С каждой минутой становится все тревожней. И все труднее успокаивать себя. Сжав ладонями виски, он шепчет: «Только бы ничего не случилось! Только бы…».

   Вика пришла под утро… Измученный долгим ожиданием, Артур услышал сначала шорох ключа в замке, потом – легкий щелчок и шум открывающейся двери. В прихожей вспыхнул свет. «Слава Богу!» – облегченно подумал он.
   Вика никак не могла справиться с молнией на сапоге. Непослушная застежка, застряв посередине, не шла ни вверх, ни вниз… Отчаявшись, Вика взяла сапог руками за носок и каблук, рывком сдернула с ноги. Ее сильно качнуло, и, чтобы не упасть, она схватилась за стену.
   Артур молча смотрел на жену. Выглядела она ужасно. Пока поднималась в лифте, снег растаял, и мокрые сосульки волос неряшливо свисали по сторонам. Лицо тоже было мокрым, один глаз потек, черная тушь расплылась на щеке. Увидев Артура, она пьяно улыбнулась, вытянула в трубочку размазанные губы и потянулась к нему. Удушливый запах винного перегара заставил его содрогнуться. Он отстранил жену и, глядя ей в глаза, спросил:
   – Где шлялась?
   – Я?.. Шлялась?.. – обиделась Вика. – Я шляюсь, значит… Прекрасно!.. Мне что, уже и на день рождения к подруге сходить нельзя?
   – Где ты была?
   – На дне рождения… Выпили, посидели – а чего здесь такого?
   – Хоть позвонить ты могла? Мы ждем здесь, волнуемся…
   – Ха! Чувствительный какой… Он, видите ли, волнуется! Я, может, тоже волнуюсь, да вида не подаю.
   Артур понял, что говорить с ней бесполезно. По крайней мере сейчас… Он развернулся и пошел в комнату. Не раздеваясь, лег на диван.
   Он слышал, как Вика гремела на кухне посудой, бесцельно бродила по комнатам, шумела водой в ванной.
   Проснулась Аленка. Зажмурившись от яркого света, заплакала, но, увидев мать, успокоилась. Вика подсела к Артуру на диван.
   – Чего психуешь? Чего тебе не нравится?.. А?..
   Она снова попыталась его поцеловать. Артур брезгливо поморщился и прикрылся руками. Но жена была настойчивой. Тогда он оттолкнул ее.
   – Слушай, иди спать!
   – Что? – Вика поджала губы. – Иди, да?.. Гонишь?..
   Хорошо, я сейчас совсем уйду!
   Она поднялась с дивана и пошла в прихожую. За ней с ревом, шлепая босыми ногами по полу, засеменила Аленка.
   – Ма-а-ма-а!.. Не уходи, ма-ма-а!
   Вика набросила пальто и принялась за сапоги. «В самом деле, ведь уйдет сейчас!» – испуганно подумал Артур.
   – Ма-ма-а! Не уходи-и, я тебя слушаться бу-у-ду! – захлебываясь, плакала Аленка, приплясывая на месте.
   Уже одетая, Вика, как ни в чем не бывало, расчесывалась перед зеркалом. И эта ее невозмутимость окончательно добила Артура. Не помня себя, он схватил ее за воротник, встряхнул так, что затрещала материя, и, задыхаясь от бешенства, зашептал:
   – Если ты сейчас же не прекратишь!.. То… То… Я не знаю, что с тобой сделаю!
   Он хрипло, со свистом, вздохнул и вдруг, уже не владея собой, крикнул:
   – Спать!.. В постель! Живо!..
   Крик этот подействовал на Вику отрезвляюще. Она покорно разделась и, ни слова не говоря, ушла в спальню.
   Артур лег на диван. Трудно было дышать. Казалось, на груди у него – огромный тяжелый камень. С этим ощущением он и заснул.

Глава 2

   Город был весь в снегу. Он лежал повсюду: на крышах, на деревьях, на тротуарах – только дороги темнели, как русла рек меж белых берегов.
   Артур решил пройтись до работы пешком. После бессонной ночи он чувствовал себя отвратительно.
   – Сибирцев! – остановил его знакомый голос. – По дожди!
   Артур оглянулся и увидел сослуживца – Валерия Ивановича Шульгина, тренера по вольной борьбе. Вот уже два года кабинеты их были по соседству.
   – Здравствуй!
   – Привет…
   – Чего такой вялый?
   – Не выспался.
   – Рано ложишься! Запомни – чем больше спишь, тем больше спать хочется… Вот я – засыпаю в одиннадцать, встаю – в семь… Пробежка, душ контрастный… Бери пример.
   – Ага, – кивнул Артур и посторонился.
   Навстречу шла полная розовощекая женщина. На длинном поводке она вела двух фокстерьеров. Собаки были одеты в одинаковые байковые жилетки и шапочки; на лапах – что-то вроде детских пинеток. Бедолаги выглядели так же нелепо, как аквариумные рыбки в водонепроницаемых комбинезонах.
   – Дурь! – мрачно изрек Валерий Иванович, глядя им вслед.
   Сибирцев усмехнулся… Морозный воздух освежил его, но боль в груди не исчезла. «Может, это инфаркт? Или что там еще бывает? – вдруг с беспокойством подумал Артур. – Эти бесконечные ссоры… Как все надоело!.. То проклятия, то поцелуи… Если камень поливать то ледяной водой, то кипятком – он, в конце концов, треснет. А тут – сердце…»
   На ступенях Дворца Спорта, опершись о фанерную лопату, стоял дворник Притыкин. Он стрельнул у Артура закурить и пожаловался:
   – Глянь, сколько снегу навалило… На неделю работы!
   – Оставь, – пошутил Сибирцев, – все равно весной растает.
   – Как же, оставишь тут с нашей коброй…
   Коброй он называл Марину Михайловну Терентьеву – директора Дворца Спорта, с которой у него не складывались отношения.
   А вообще Притыкин был мужик покладистый и даже добрый. Хотя внешне напоминал разбойника. Незнакомые люди принимали его за отпетого злодея. Это осложняло Притыкину жизнь… Трижды он бывал в Москве. И каждый раз на Красной площади у него проверяли документы.
   – Слышь, Артур, взял бы ты моего пацана к себе?.. – смущенно попросил Притыкин, комкая в руках залатанные рукавицы. – А то тихий он какой-то, ребята постоянно обижают… Научил бы чему-нибудь. Глядишь, в жизни пригодится…
   – Хорошо, сколько лет ему?
   – Тринадцать… скоро будет.
   – Вообще-то это не мой возраст… Ну да ладно, приводи на тренировку – посмотрим.

   Рабочий день начался с привычного чаепития. В кабинете у Артура было тесно – человек десять сидели и стояли, ожидая, пока закипит чайник.
   Председатель профкома Нина Евгеньевна Яковлева примеряла перед зеркалом обновку – зимнее пальто. Рядом с ней крутились тренер женской волейбольной команды Инна Николаевна Амосова и методист по спортивно-оздоровительной гимнастике Ольга Сергеевна Константинова. Они томно вздыхали, охали и ахали… Нина Евгеньевна выглядела именинницей.
   Тренер по фехтованию Паша Антонов мучился похмельем и приставал к женщинам. Причем делал это без какой-то определенной цели – просто так, мимоходом… В душе Паша был романтиком. Однажды он попал в больницу. Требовалось срочное хирургическое вмешательство. Но, даже находясь на операционном столе, он остался верен себе – читал вслух стихи и пытался заигрывать с медсестрами.
   – Почему так? – философски размышял Паша, приобнимая за талию гимнастку Любу. – Если тебе сегодня плохо, то это не значит, что завтра будет хорошо… Но если тебе сегодня хорошо – завтра обязательно будет плохо!
   – Пить надо меньше, – игриво ответила девушка и легонько шлепнула его по затылку.
   В кабинет вошла директор Дворца Спорта Терентьева – женщина властная и безапелляционная. Гремучий симбиоз базарной торговки и великосветской дамы… Подчиненных она тайно презирала, считая их неудачниками и лентяями.
   – Марина Михайловна, попейте с нами чайку, – предложили ей, но она отказалась.
   Взяв со стола список мероприятий, подготовленный Артуром, Терентьева пошла к выходу. Около Антонова она остановилась и повела носом, как легавая, учуявшая вальдшнепа.
   Тот судорожно вцепился зубами в булку.
   – Паша… – пригрозила пальчиком Марина Михайловна. – Смотри у меня!
   В ответ Антонов промычал что-то нечленораздельное.
   Едва за директором закрылась дверь, на пороге возник штангист Панфилов. Не отвечая на приветствия, он направился к столу, налил себе чаю. Обжигаясь, выпил всю чашку. Потом так же, молча, достал из кармана носовой платок и тщательно протер запотевшие стекла очков.
   В помещении воцарилась тревожная тишина. Все замерли, недоумевая, отчего балагур и шутник Панфилов сегодня такой. Может, случилось что?
   – Меня, наверное, к ордену представят… – чуть слышно произнес, наконец, Панфилов.
   – Что?.. Что он сказал?.. – зашелестело со всех сторон.
   – К ордену… А может, и к Герою… – повторил он громче, и лицо его зарделось.
   Тишина достигла абсолюта. Стало слышно, как дворник Притыкин соскребает снег со ступеней.
   – Сегодня ночью в аэропорту… – начал Панфилов.
   – Чего тебя понесло туда на ночь глядя? – удивленно воскликнул простодушный Шульгин, но на него возмущенно зашикали.
   Так вот, – продолжал Панфилов, – сижу я в зале ожидания, скучаю… Вдруг вижу – мужик напротив, с большим черным портфелем. Странный какой-то… Он сразу мне не понравился. Подозрительный тип… Заметил, что я за ним наблюдаю, волноваться начал. Потом встал и пошел. Я – за ним… Он побежал. Я тоже… Догнал, а он вдруг пистолет откуда-то выхватил. Я оружие у него выбил, и – в челюсть! Он – мне… Начали мы с ним биться. Все кричат вокруг, визжат, но подойти боятся… Тут милиция подоспела. Надели на него наручники, повели. Смотрю, портфель забыли! Открыл его, а там – бомба! Или мина… В общем, взрывное устройство… Проводков видимо-невидимо. Черненькие такие, тоненькие, колечками… Вдруг, думаю, сейчас рванет? Вцепился в эти тоненькие проводочки и ка-а-ак дерну!..
   Тут рассказчик сделал маленькую паузу.
   – А баба моя как заорет над ухом!..
   Тут он сделал еще одну паузу.
   – Просыпаюсь, а рука у жены на…
   Взрыв хохота заглушил окончание фразы. Стекла на окнах задрожали. С подоконника слетели испуганные голуби.
   – Ох, Владимир Николаевич, бить тебя некому и мне некогда, – смеясь, сказала Инна Евгеньевна.
   – Фи, какая пошлость! – обиженно фыркнула Инна Николаевна и вышла, покачивая бедрами.

   В спортивном обществе «Зенит» Сибирцев работал тренером по боксу, вел занятия в группе старших юношей. Тренировки, соревнования… Не сказать, чтобы Артура это очень вдохновляло, но все же было лучше, чем крутить гайки на заводе.
   Захватив журнал учета посещаемости, он пошел в зал.
   Ребята играли в ручной мяч. Человек тридцать, одетых в спортивную форму, носились от ворот до ворот. Топот ног, шум борьбы, крики… Звонкие голоса эхом отдавались под высокими сводами.
   Артур хлопнул в ладоши, и игра прервалась.
   – Строиться! – крикнул один из парней. Когда ребята, подровняв носки, выстроились вдоль стены, он бодро отрапортовал:
   – Артур Викторович, группа к занятиям готова!
   Отметив в списке отсутствующих, Сибирцев кивнул ему:
   – Проводи разминку…
   Саша Соколов был старостой группы. В этом году он оканчивал школу и готовился поступать в институт физкультуры, учиться на тренера. Артур давно уже поручал ему проводить не только разминку, но и тренировку, если сам не мог.
   «А ведь чуть не проморгал пацана», – подумал Сибирцев, глядя, как уверенно и легко он руководит группой.
   Саша пришел к нему три года назад – угловатый, застенчивый, белокурый. «Ну, какой из него боец?» – усмехнулся про себя Артур, глядя в его синие невинные глаза. – Типичный маменькин сынок!»
   Первое время он не принимал его всерьез. Не было у парня ни выдающихся физических данных, ни явных способностей. Если чем и отличался, так это непомерным упорством. Да и то лишь на тренировках, при отработке технических элементов. В бою, если соперник был равным или чуть сильнее, он сразу отдавал инициативу. Сибирцев относил это к слабости характера… Но однажды, будучи в хорошем настроении, Артур похвалил его. Причем сделал это просто так, скорее, из жалости, видя, как безнадежно тот проигрывает спарринг [1 - Спарринг – тренировочный бой.]. И случилось неожиданное! Соколов блестяще завершил поединок… Озадаченный, Сибирцев решил поэкспериментировать. Он принялся хвалить его по малейшему поводу, ставить в пример другим – и результаты не замедлили сказаться. Парня как подменили… К тому же у него обнаружился незаурядный боевой интеллект – оружие поважнее крепких кулаков и стальных бицепсов… Сейчас он один из лучших бойцов. Даже самоуверенный и наглый тяжеловес Ковалевский относится к нему с почтением.
   После разминки Артур объявил о предстоящих соревнованиях. Ребята восторженно загудели, послышались крики «Ура!».
   – Турнир достаточно серьезный, – продолжал Сибирцев. – Первенство будут оспаривать команды из разных городов страны. Возможно участие зарубежных клубов. В число приглашенных попали и мы. Надеюсь, краснеть за вас не придется. Поедут…
   Он назвал несколько фамилий.
   – Другие претенденты определятся после сегодняшних спаррингов.
   Шумной толпой все двинулись на второй этаж. Там был еще один зал, поменьше. В центре возвышался ринг, а вдоль зеркальных стен висели разномастные боксерские мешки и груши.
   Те, кому предстояло драться, деловито принялись бинтовать кисти рук, натягивать перчатки. Остальные в качестве зрителей расположились вокруг ринга.
   …Минут через сорок стали известны еще четверо кандидатов на поездку. Счастливые, они принимали поздравления от товарищей. Проигравшие горестно вздыхали.
   Сибирцев отправил всех в душ, а сам остался один в пустом полутемном зале. Долго сидел на низенькой скамейке, рассматривая в зеркале своего двойника. Домой идти не хотелось. Откуда-то, будто туча на солнце, медленно, но верно наползала тоска.
   Артур подобрал с пола перчатки, натянул их, подошел к боксерскому мешку. Постоял, прислушиваясь к себе, и коротко без замаха ударил. Потом еще и еще… Все быстрее и быстрее… Словно дождь по крыше… Прямые, боковые, снизу… Бил и бил до тех пор, пока не потемнело в глазах.

Глава 3

   В выходные Сибирцев любил поспать, но сегодня, против обыкновения, встал рано. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Вику и Аленку, потихоньку оделся и вышел на кухню.
   Утро выдалось по-зимнему сумрачным. Он зажег свет и под сипение закипающего чайника принялся листать потрепанную книгу.
   На душе было нехорошо. Грядущий день не радовал.
   Со среды Артур не разговаривал с женой, и спали они порознь. Сибирцев чувствовал, что нервы уже на пределе… Зато Вика, похоже, особых мук не испытывала, играть с ней в молчанку – все равно что сражаться хворостиной с рыцарем, закованным в латы… Она знала: рано или поздно природа возьмет свое, и тогда муж, забыв обо всех своих принципах, сам пойдет на примирение. Постель – вот главный козырь женщины в любом споре с мужчиной.
   Как правило, Артур долго не выдерживал: смирив гордость, он прощал ей обиды. Прощал… Но забыть не мог. И с каждой ссорой росла между ними стена отчуждения.
   Понимала ли Вика необратимость происходящего? Задумывалась ли о будущем? Вряд ли… Как всякая легкомысленная и красивая женщина, она жила одним днем.

   Провалявшись до обеда в кровати, Вика решила, наконец, заняться уборкой. Чтобы не мешать ей, Артур и Аленка пошли гулять.
   После морозных и ветреных дней установилась оттепель. Промокший снег таял. Город тонул в зыбком туманном мареве. Серые громады домов, как айсберги, призрачными миражами уплывали к горизонту. С крыш капало, и пахло весной.
   Во дворе играли дети. Они лепили снеговика. Дело подходило к концу: один из юных скульпторов нахлобучил на снежный шар, обозначавший голову, дырявую шляпу; другой воткнул между нарисованных глаз красную морковину; третий надел большие проволочные очки.
   Аленку позвали подружки, и она побежала к ним. Сибирцев достал сигареты…
   Среди детей, лепивших снеговика, он увидел мужчину маленького роста. Приглядевшись, узнал в нем Василия Павловича Баженова.
   Они жили в одном доме. Знакомые и соседи считали его чудаком и иначе, чем Васей Блаженным, не называли.
   Василий Павлович был человеком своеобразным. Время от времени его захлестывало какое-нибудь модное поветрие… То он загорался идеей создания семейного музыкального ансамбля, то хотел совершить велосипедный пробег по дорогам Нечерноземья, то увлекался иностранным языком и требовал от домашних, чтобы с ним общались исключительно на английском… Но никогда не доводил он начатое дело до конца, всегда остывал раньше, чем добивался результата. Люди за глаза посмеивались над ним. Однако это его мало огорчало. Никто никогда не видел Баженова грустным.
   Ему было за сорок. Работал технологом на заводе, активно печатался в заводской многотиражке… Вместе с женой они растили пятерых сыновей. Младший еще только учился ходить, а старший уже оканчивал школу и занимался у Артура в секции бокса. Благодаря этому они и познакомились.
   Месяца два назад Артур заглянул к ним домой – надо было договориться о покупке единой спортивной формы для ребят. Василий Павлович встретил его радушно. Усадил за стол, напоил чаем с клубничным вареньем.
   Поговорив о деле, Сибирцев собрался уходить, но хозяин неожиданно предложил:
   – Хотите, покажу что-то интересное?
   Заинтригованный Артур согласно кивнул. Василий Павлович ушел в другую комнату, долго рылся на антресолях, ронял какие-то предметы. Наконец вернулся, держа в руках нечто, напоминавшее амбарную книгу.
   – Что это? – спросил Артур. – Семейные реликвии? Фотографии предков?
   – Вы почти угадали, – улыбнулся Баженов. – Это роман, в котором описана история нашего рода. Генеалогическое древо, так сказать, на фоне катаклизмов эпохи… Все персонажи – мои родственники. Сейчас я готовлю это к печати, и мне хотелось бы прочесть…
   – Знаете, – заерзал на стуле Сибирцев, – я совсем не разбираюсь в литературе… Поэтому вряд ли смогу оценить ваше произведение.
   – Да? – удивленно приподнял брови Василий Павлович. – А мне говорили, что вы занимаетесь в литературном объединении при газете…
   – Очевидно, меня с кем-то спутали.
   – Что ж, может быть… Но тем лучше! Выскажите свое мнение как рядовой читатель.
   – Хорошо, только у меня мало времени.
   – Я не задержу вас долго… Прочту выборочно. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы вы услышали все. Ведь фразы, вырванные из контекста, сами понимаете, могут звучать совсем по-иному. Ну да ладно… Вот, допустим, сцена весеннего утра, когда двое – молодой офицер и его дама – едут на вокзал. Он уезжает на первую мировую. Впереди сражения, слава… Кстати, его наградят «Георгием». Об этом напишут в газетах… Итак, слушайте…
   Василий Павлович откашлялся и начал читать.
   – «Утро разливалось ветреным солнцем. Они ехали по набережной, сидя в пролетке, и молчали. Под ногами лошадей похрустывал весенней корочкой ночной заморозок. Анна Федоровна сидела, охваченная возбуждением от предчувствия будущей значимости своего друга, еще не окунувшегося в липкое облако небывалой известности.
   Сергей Сергеевич улыбался, невольно любуясь спутницей, ее бледными чертами лица, и восхищенно вздыхал.
   Будущее светало и звало…»

   Василий Павлович бросил в сторону Артура быстрый взгляд. Глаза его сияли.
   – Это, как вы понимаете, мои прабабушка и прадедушка.
   Он полистал рукопись.
   – А вот здесь двоюродная племянница деда по материнской линии принимает предложение руки и сердца от учителя географии Зайцева.
   «Она замолчала внезапно… Выждав немного, для отвода глаз помявшись, чтобы не продешевить лицом, сдерживая восторженный стон, опустив выдавшие ее внутреннее состояние глаза, с наигранным большим усилием равнодушием, сказала: «Согласна!»
   Василий Павлович снова взглянул на Артура, стараясь понять: понравилось или нет?
   Сибирцев был ни жив, ни мертв. Он не знал, как поступить. Встать и, сославшись на занятость, уйти? Но этим можно обидеть человека… Сказать правду? Но так вообще можно убить автора… Оставалось одно – терпеть!
   Артур сидел весь пунцовый, уши горели. Было такое чувство, словно он украл у хозяина вилку и попался. Стыдливая улыбка кривила его губы.
   Василий Павлович расценил это как одобрение и продолжил…
   – А тут я о дяде своем рассказываю, старшем брате отца, который лесорубом всю жизнь проработал. Однажды его придавило стволом упавшей сосны. Но он выжил… Чтобы вернуться в строй… Корреспондент районной газеты, его ровесник, когда-то писавший о нем, спустя годы, снова встречает его на лесной делянке.
   «И вот новая встреча в лесу. Снова Данилов за рычагами трактора. Что это – второе дыхание? Новый всплеск души лесоруба? Может быть и то, и другое. Но, как и тогда, в их предыдущую встречу, он расторопен и бодр. Не зря же его взяли в компанию, где люди моложе».
   Журналист спрашивает его…
   «Как состоялась стыковка поколений?» – «Очень просто. Нашли друг друга и пошли работать».
   Журналист интересуется, что волнует лесоруба.
   «Хотя у нас сейчас идет сокращение штатов, – отвечает он, – все же в лесопункте много народу кормится возле письменных столов, а не у пня. Надо сделать поменьше конторы, тогда и лес будет дешевле, и наше финансовое положение упрочится… Мы ведь не сбоку припека в лесу, а своим горбом его берем».
   Баженов прервал чтение.
   – Здесь еще много, но, я смотрю, вы устали… Если хотите, приходите завтра, я дочитаю.
   Артур поблагодарил и направился к выходу.
   – Как вы считаете, это опубликуют? – с надеждой спросил Василий Павлович. – Только честно…
   Пряча глаза, Сибирцев сказал что-то неопределенное и торопливо шагнул за порог.

   Когда Артур и Аленка вернулись с прогулки, в доме был наведен идеальный порядок. Вика сидела на диване и смотрела телевизор.
   Артур присел рядом. Он почти касался ее плечом. Стоило обнять – и мир в семье был бы восстановлен. Однако самолюбие не позволяло этого сделать.
   «Интересно получается… – думал он. – Жена приходит домой к утру, поддатая, а муж должен бегать вокруг нее на полусогнутых… Может, еще прощения попросить?».
   Конечно, втайне Сибирцев надеялся, что Вика даст повод для примирения: заговорит с ним, улыбнется или хотя бы посмотрит по-человечески. Пусть только сделает это первой!
   Но Вика даже не глядела в его сторону. Внимание было приковано к телеэкрану. Судя по напряженному лицу, происходящее там всерьез занимало ее. Все остальное не имело значения.
   «Взять бы сейчас этот ящик, да шарахнуть об пол! – с неожиданной злостью подумал Артур. – Чтобы вдребезги!.. На мелкие кусочки!»
   Досмотрев фильм, Вика накормила Аленку и увела в спальню. Артур прилег на диван.
   Короткий зимний день угасал. «Высплюсь сейчас, а что ночью делать буду?» – мелькнула мысль. Ночи он просто боялся. Ледяное спокойствие жены приводило его в отчаяние.
   Сибирцев попытался отвлечься, но не смог. Ему было одиноко, холодно и тоскливо. Что-то давило на грудь и мешало дышать.
   «За что?.. За что я страдаю? – думал он. – Разве я в чем-то виноват? Отчего она обращается со мной, как жестокий хозяин со своей собакой: захочет – приласкает, захочет – даст пинка… Как это унизительно… Тряпка, слабак! Ноги о тебя вытирать!»
   Артур почувствовал, как защипало в носу. Из зажмуренных глаз по вискам скользнули слезы. Шумно сглотнув, он качнул головой, чтобы стряхнуть их… – и тут внутри у него словно лопнула какая-то пружина. Слезы ручьями хлынули из глаз. Он застонал и замотал головой еще сильнее. Громкие рыдания против его воли вырвались из груди.
   Он бился в истерике и не мог остановиться.
   Распахнулась дверь, в комнату вбежала испуганная жена.
   – Что с тобой?.. Успокойся!.. Что ты?..
   – Не-не-нена-вижу! С-себя… ненавижу-у! – сквозь всхлипы простонал Артур.
   Ему было стыдно. Он чувствовал себя полным ничтожеством.
   – Перестань, слышишь, не надо! – скороговоркой шептала Вика, обнимая его.
   Вдруг Артур замер.
   – Рук не чувствую… – испуганно произнес он.
   – Что?
   – Онемели!
   Руки были как чужие… Артур бросился в ванную. Непослушными пальцами крутанул вентиль смесителя. Ледяная вода, хлынувшая из душа, накрыла его с головой.
   Через минуту он облегченно вздохнул:
   – Кажется, проходит… Отпустило…
   Сибирцев стоял босиком на холодном кафельном полу. Рубашка прилипла к телу, с волос струйками сбегала вода.
   Вика накрыла его полотенцем и принялась сушить голову. Потом крепко прижалась к нему.
   Артур провел ладонью по ее щеке. Она была мокрой. Вначале Сибирцев подумал, что это вода. Потом понял – слезы…
   – Ты меня любишь?.. Любишь?! – спросил он дрожащим, прерывистым голосом.
   – Люблю… – тихо ответила Вика.

Глава 4

   На соревнования Артур взял самых проверенных, самых надежных ребят. Перед отъездом директор Дворца Спорта Терентьева сказала:
   – Послушай, Сибирцев… Ты говорил, что тебе нужны новые перчатки, тренажеры, ремонт в маленьком зале… Так вот, если займете хотя бы третье место, обещаю – будет все, о чем просил… А иначе – не обессудь…
   – Постараемся, – бодро ответил Артур, а сам подумал:
   «Какое там третье место! В первую шестерку войти – и то за счастье».
   На турнир такого ранга он выезжал не впервые и знал, что на результат влияет не столько мастерство боксеров, сколько расположение судей и известность тренера. Если бой равный, то преимущество всегда будет на стороне того, чей наставник более знаменит… Куда ему тягаться с заслуженными тренерами… В индивидуальных поединках еще можно рассчитывать на чей-нибудь успех, но в командном первенстве шансов практически не было.
   И все же Сибирцев ехал на эти соревнования с радостью. Само приглашение принять в них участие уже говорило о многом. Кого попало, на такие турниры не позовут.
   Под стук вагонных колес Артур полудремал на нижней полке плацкартного вагона. Ребята, собравшись в соседнем купе, травили анекдоты. Воздух то и дело сотрясали взрывы безудержного хохота.
   «А когда же я смеялся так в последний раз?» – с грустью подумал Сибирцев.
   Он вспомнил, как ехал со службы домой. Так же искрился под солнцем снег, так же стучали по рельсам колеса, так же мелькали за окном и уносились прочь шумные города и безлюдные полустанки. Позади – два года в морской пехоте. Впереди – вся жизнь… Казалось, она будет сплошным праздником.

   Артур вернулся в родной город за неделю до Нового года. Все, кто уходил вместе с ним, давно уволились в запас. Лишь он один с «дембелем» подзадержался.
   Родственники и друзья устроили пышную встречу. Артур радовался теплому приему, но едва ступил на родной перрон, уже не мог думать ни о чем – только о той, что ждала его…
   Вечером Сибирцев отправился к ней. Снег поскрипывал под подошвами тяжелых десантных ботинок. Из распахнутого ворота пятнистого бушлата выглядывал уголок флотской тельняшки. На погонах желтели старшинские лычки. Лихо заломленный черный берет с золотистой кокардой едва держался на макушке. Гвардеец… Но кто бы знал, как трепетала его душа! Слишком долго они не виделись. Только письма, письма…
   В народе живет примета: если девушка провожает парня со слезами – значит, не дождется. Видимо, что-то здесь есть… Артур убедился в этом на опыте приятелей и знакомых. Уж как рыдали некоторые девчонки, как висли на шее у своих ребят! Но прошло полгода – и все позабыто…
   Вика, когда провожала его, ни разу не прослезилась. Артура это даже немного задело – все-таки на два года человек уезжает. На фоне других она вела себя, пожалуй, слишком сдержанно. В прощальном поцелуе не чувствовалось безысходности. Все было буднично и просто.
   Потом они писали друг другу письма. Артур – длинные, обстоятельные, с налетом романтики. Вика – непритязательные, без излишеств, где рассказывала, в основном, о работе, погоде и общих друзьях. Иногда они обменивались фотографиями… Письма и фото Артур бережно хранил, но никому не показывал. Потому что в тексте встречались ошибки, а на снимках Вика совсем не походила на себя. Яркая брюнетка с тонкими, правильными чертами лица почему-то на фотографиях превращалась в серенькую блеклую простушку, которую даже симпатичной назвать было нельзя.
   …Сибирцев остановился возле пятиэтажного блочного дома. Придерживая берет, поискал глазами ее окна.
   На кухне у Вики горел свет, а в комнате дрожащими бликами пульсировала «цветомузыка».
   Взбежав по лестнице на четвертый этаж, Артур замер перед обитой синим дерматином дверью. Из квартиры доносились приглушенные голоса, танцевальные ритмы.
   «Кажется, я не вовремя, – подумал Сибирцев. – Еще и вырядился как на парад…».
   Ему вдруг стало неловко, что он пришел в форме. Артур надавил на кнопку звонка. Послышались торопливые шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась.
   – Арту-у-ур! – всплеснув руками, воскликнула подруга Вики. – Вот это сюрприз!
   Она впустила его и, обернувшись, крикнула:
   – Артур приехал!
   Раздались звон разбитой посуды, недоуменные возгласы.
   Он шагнул в комнату – и в мерцании разноцветных огней увидел ее. Вика шла навстречу… прямо по столу! Освобождая дорогу, гости торопливо выхватывали у нее из-под ног тарелки с закуской.
   Артур подхватил ее на руки.
   – Горько! – крикнул кто-то.
   Смеясь, она поцеловала его в губы.
   Народ за столом задвигался, освобождая им место.
   – Давайте, за встречу… –
   – Солдату – штрафную!
   Артур осмотрелся… Какие-то незнакомые люди. Для чего они здесь собрались?
   – Уйдем отсюда, – шепнул он Вике.
   Они вышли на улицу. В морозном воздухе кружились снежинки.
   – По какому поводу гулянье? – спросил Артур.
   – У моей знакомой – ты ее не знаешь – парень вернулся. Они тоже два года не виделись… Надо было отметить событие. У нее – никак: комнатка маленькая в коммуналке и мама больная. Вот я их и пустила.
   – А где он служил?
   – Он не служил, он сидел…
   – Вот как? – Артур остановился. – Не боишься, что когда вернешься, одни стены останутся?
   – Он же не вор. – Вика улыбнулась. – Просто не повезло. Случайно сбил человека, на машине.
   Они медленно шли по заснеженному тротуару. Вика держала его под руку.
   – Как долго я тебя ждала… – смущаясь, сказала она и прижалась щекой к его плечу.
   – Ничего… – ответил Артур. – Зато теперь мы всегда будем вместе.
   Долго гуляли они по тихим вечерним улицам. Целовались, говорили о чем-то, снова целовались. И во всем городе не было никого счастливее их…
   А потом наступил Новый год. Встречать его решили на квартире у Вики. Она жила одна, без родителей. Воспитывала ее бабушка, которая имела свой угол и в дела взрослой внучки не вмешивалась.
   Утром, тридцать первого, Артур съездил за город, привез большую пушистую елку. Когда деревце оттаяло и расправило скованные снегом и льдом ветки, Вика достала из шкафа коробку с елочными украшениями.
   Вдыхая запах свежей хвои, Артур развешивал стеклянные игрушки и украдкой посматривал на Вику. Она стояла возле разрисованного морозными узорами окна и, задумавшись, смотрела на улицу. Внезапно солнечный луч пробился сквозь тучи. Комната вмиг стала нежно-розовой. Слабый отсвет упал на ее лицо. В этом волшебном сиянии Вика показалась ему божественно-прекрасной. Черты ее были настолько совершенны, что у Артура перехватило дыхание.
   День прошел в предпраздничных хлопотах. Дважды Сибирцев ходил в магазин, чистил картошку, открывал всевозможные банки. Потом подошли Викины подруги и оставили его без работы. Ближе к полуночи стали собираться гости: в основном – молодые пары, еще не связанные узами супружества. Все здесь знали друг друга, поэтому легко общались между собой.
   Вика встречала гостей в длинном черном платье с блестками.
   Ударили куранты… В разных концах стола захлопало пробками шампанское. Под визг и крики разлили пенящийся напиток в бокалы, выпили стоя.
   – С Новым годом! – сказал Артур, чокаясь с Викой.
   – С новым счастьем! – ответила она и улыбнулась. В ее зрачках отражались огоньки елочных гирлянд.
   По мере того, как на столе уменьшалось количество закуски, разговоры становились все более оживленными. Кому-то захотелось танцевать. Включили музыку, задвигали стульями.
   – Внимание! – выкрикнул дипломированный массовик-затейник Грачев, уже изрядно подогретый спиртным. – Объявляем конкурс на самую красивую пару. Все танцуют, а жюри определяет победителей. Поехали!..
   Кружась под звуки протяжной мелодии, Артур обнимал Вику. Он чувствовал себя уверенным и сильным.
   Привстав на носки, Вика чуть слышно шепнула ему на ухо:
   – Я люблю тебя.
   Артур крепко прижал ее к себе и, ткнувшись губами в мягкие локоны волос, так же тихо ответил;
   – Единственная моя… Любимая.
   Танец кончился. Грачев объявил:
   – Единогласным решением судей, то бишь жюри, самой красивой парой признаны…
   Он сделал многозначительную паузу.
   – …Артур и Вика!
   Раздались аплодисменты.
   – А как насчет приза? – крикнул кто-то.
   Грачев задумался. Потом сбегал на кухню и вернулся с двумя большими яблоками.
   – Это тебе… А это – тебе….
   Веселье продолжалось до самого утра. Лишь после того, как один молодой человек объявил себя наследником Чингисхана, другой стал лаять по-собачьи, а девушка по имени Люся едва не выпрыгнула с балкона, гости начали потихоньку расходиться.
   «Как давно это было, – подумал Сибирцев, поворачиваясь на жесткой вагонной полке. – И куда все исчезло?»

   На вокзале команду встречал знакомый представитель спорткомитета. Артур увидел его с подножки вагона и помахал рукой.
   Тот подошел возбужденный, раскрасневшийся от мороза, в распахнутом полушубке. Поздоровавшись с Сибирцевым, озорно улыбнулся ребятам:
   – Ну что, орлы, драться будем?
   А то, как же! – в тон ему ответил тяжеловес Ковалевский. – За тем и приехали…
   Смешавшись с толпой пассажиров, они пошли к автобусной остановке. Артур озабоченно поглядывал по сторонам – не отстал бы кто.
   В ожидании нужного маршрута укрылись от ветра на кирпичной веранде. Сквозь дырявую крышу виднелось серое небо. Стены были расписаны и разрисованы сверху донизу. Какая-то любопытная старушка, беззвучно шевеля губами, сосредоточенно читала надписи и внимательно рассматривала рисунки. Со стороны могло показаться, будто она изучает театральную афишу.
   Подошел автобус. Оледеневшие двери с лязгом распахнулись, и продрогшие пассажиры бросились занимать места.
   По пути в гостиницу ребята болтали между собой, глазели из окон на местные достопримечательности.
   Один из парней, утомленный дорогой, задремал. Тут же нашелся шутник – прилепил ему на нижнюю губу ленточку автобусных талонов. Бедолага стал похож на кассовый аппарат. Все покатывались со смеху. Только спящий ничего не чувствовал и продолжал клевать носом.
   В гостинице их ждали забронированные номера: два четырех-местных и два двухместных. Один из двухместных номеров заняли Соколов и Ковалевский – как самые старшие и авторитетные, другой – Артур.
   Рядом поселилась команда из крупного промышленного центра, известного в боксерской среде.
   Тренер соседей зашел познакомиться. Артуру он почему-то сразу не понравился. Бывает так – еще не успел пообщаться с человеком, а уже чувствуешь антипатию. Он вошел не постучавшись, протянул руку:
   – Карнаухов…
   Сибирцев пожал влажную пухлую ладонь. Гость огляделся по сторонам, подошел к окну, открыл форточку.
   – Душно.
   Потом плюхнулся на заправленную кровать и, закинув ногу за ногу, произнес:
   – Рассказывай, как там у вас?
   Бесцеремонность покоробила Артура. Гость вел себя так, словно они были давно знакомы. Хотя виделись впервые.
   Выглядел он лет на тридцать пять. Из-под расстегнутой спортивной куртки выпирал оформившийся животик. Гладко выбритые полные щеки лоснились. Маленькие водянисто-серые глаза, опушенные белесыми ресницами, смотрели с насмешливым прищуром.
   Задушевной беседы не вышло. Перекинувшись для приличия парой фраз, Артур сослался на занятость и выпроводил гостя.
   А дел и вправду оказалось достаточно. Сначала нужно было получить талоны на питание, потом пройти медкомиссию, взвешивание, жеребьевку, оформить кое-какие документы. В общем, только успевай поворачиваться… Сибирцев даже пожалел, что они не приехали на денек пораньше.
   В столовой гостиницы кормили неплохо. Вот только не все смогли в полной мере это оценить. Большинство ребят боялось выйти из своей весовой категории, поэтому к еде относились осторожно. Только легковес Андреев уплетал за обе щеки. Ему сидеть на диете было ни к чему. На прошлых соревнованиях он оказался даже легче, чем требовалось. Пришлось перед контрольным взвешиванием подкладывать в плавки железные болты и гайки. После чего он получил заслуженную кличку – «металлист».
   Вечером, когда Артур лежал на кровати поверх одеяла и читал книгу, в номер снова заглянул Карнаухов.
   – Скучаешь?
   – Да так… – неопределенно пожал плечами Сибирцев.
   – Выпить хочешь? Пойдем, у меня есть.
   – Спасибо, – покачал головой Артур. – Не хочу… Да и открытие завтра…
   – Ты чего, на ринг, что ли, собрался? – хохотнул гость. – Тебе же морду подставлять не надо! Махнул пару раз полотенцем – и сиди, отдыхай.
   – Все равно – не хочу…
   – Ну и хрен с тобой!
   – Кстати, – поморщился Сибирцев, – ты не мог бы выражаться чуть попроще… Хотя бы при пацанах… А то от твоего мата уши вянут.
   – Бог ты мой! Какие нежности… Можно подумать, они ничего подобного в жизни не слышали. С пеленок их гувернантки за ручку водили… Очнись, Макаренко!.. И как ты их драться-то учишь? Тоже, небось, со всякими интеллигентскими штучками? Простите, извините, целился, мол, в глаз, а попал по носу! Так?.. – он рассмеялся. – Пойми, чудак, это же бокс, а не шахматы! Здесь сантименты ни к чему! Либо ты его, либо он тебя. Третьего не дано… Ударил хорошо, видишь, что поплыл – добей!.. Нос расквасил? Целься туда же!.. Бровь рассек? Еще добавь!.. Выживает сильнейший – это закон жизни, суровый, но справедливый… Разве не так?
   – Не знаю, – уклончиво ответил Артур. Спорить с ним не хотелось.
   Карнаухов посидел еще немного и пошел искать напарника на выпивку, а Сибирцев отправился к ребятам. Завтра предстоял трудный день, и хотелось поддержать их боевой дух.

   Открытие первенства среди старших юношей на приз героя Советского Союза Крымова прошло торжественно и шумно. Организаторы постарались, и, надо отдать им должное, – праздник, действительно, удался. Под звуки труб участники турнира в колонну по одному, покомандно с тренером во главе, прошлись по кругу большого спортивного зала. Зрители с трибун приветствовали их… Потом спортсмены выстроились вокруг ринга, установленного в центре. Именитые мастера пожелали молодежи сохранять и приумножать традиции отечественного бокса; известный артист вспомнил о своем давнем увлечении и пожалел, что молодость уже не вернешь; популярная группа под фонограмму исполнила пару шлягеров. И, наконец, под звуки гимна были подняты стяги с символикой спортивных клубов – участников соревнований.
   Команда Сибирцева не потерялась среди прочих. Не зря он столько бился над поиском единой спортивной формы. В ярко-алых майках и синих атласных трусах с зеленой окантовкой ребята выглядели превосходно. Даже «боксерки» на ногах у всех были одинаковые – кожаные, черные, отделанные коричневой и желтой замшей… В общем, зрителям, соперникам и судьям команда запомнилась.
   Первые поединки, состоявшиеся сразу после церемонии открытия, закончились для воспитанников Сибирцева удачно. Все ребята прошли в следующий тур. Он радовался вместе со всеми. Но праздничное настроение было омрачено неприятным эпизодом.
   В самый разгар первого дня соревнований Артуру зачем-то понадобилось в раздевалку. Проходя по узкому полутемному коридору, он случайно оказался свидетелем разборки тренера Карнаухова со своим учеником. Парнишка только что провел тяжелый, изнурительный поединок с сильным и опытным соперником. Сибирцев видел этот бой… Вряд ли в чем можно было упрекнуть проигравшего. На ринге он сделал все, что мог. Но, видимо, его наставник считал иначе.
   – Сволочь! Позорник!.. – кричал, багровея, Карнаухов. Никогда больше не возьму тебя!.. Подвел команду, гад!.. Юноша стоял, понурив голову. Под носом чернела запекшаяся кровь, глаз заплыл от удара. Он не успел даже снять перчатки.
   Артур проходил мимо, когда Карнаухов, исчерпав словесные аргументы, неожиданно размахнулся и залепил парню увесистую оплеуху.
   Сибирцев схватил тренера за руку:
   – Ты чего?!
   – Отвали!.. – грозно рявкнул Карнаухов. – А то и тебе сейчас достанется!
   – Что-о? – тихо сказал Артур.
   Карнаухов осекся, увидев его глаза.
   – Ничего, ничего… Извини… – совершенно другим тоном быстро забормотал он. – Погорячился… Прости.
   – Вышибалой тебе в кабаке работать, а не тренером… – с горечью произнес Артур.
   После этого случая они вообще перестали общаться. И даже не здоровались.

   Несколько дней продолжались поединки. Наконец пришло время финальных боев.
   Из команды Сибирцева в финал пробились двое. А по общекомандным результатам воспитанники Артура вполне могли рассчитывать на почетное третье место. Все сейчас зависело от того, как выступят финалисты: победят – команда попадет в тройку призеров; хоть один проиграет – все пропало.
   Первым на ринг вышел легковес Андреев. Соперник ему попался достойный. Никто не хотел уступать. До последней секунды оба сражались за победу.
   Судьи долго совещались, прежде чем вынести решение. С перевесом в один голос победил Андреев. Надо было видеть его радость!..
   Теперь пришла очередь Саши Соколова. По иронии судьбы ему предстояло встретиться с подопечным тренера Карнаухова.
   Проходя мимо раздевалки, Артур услышал, как тот готовил своего боксера к бою. Характерные звуки ударов перчаток по «лапам» [2 - Лапа – приспособление для отработки ударов в боксе; надевается на ладонь.] сопровождались выразительными комментариями.
   – Что ты шлепаешь, как по жопе ладошкой! Резче бей!.. Еще!..
   Артур прошел дальше по коридору и свернул к себе, в свою раздевалку, где его ждал Соколов.
   Саша сидел на подоконнике и эластичным бинтом обматывал кисти рук. Увидев Артура, он улыбнулся:
   – Говорят, Андреев выиграл?
   – Выиграл… И ты тоже старайся.
   Сибирцев помог ему надеть перчатки, туго стянул шнурки на запястьях, завязал и тщательно спрятал концы. Потом взял «лапы».
   – Ну, что, погреемся?
   После того, как Саша размялся, Артур набросил ему на плечи большое махровое полотенце, и они направились к выходу.
   Из динамиков донеслось:
   – На ринг приглашается следующая пара боксеров… В синем углу – чемпион Н-ской области, серебряный призер первенства Северо-Западной зоны РСФСР среди старших юношей Александр Соколов, спортивное общество «Зенит»… В красном углу – чемпион Российской Федерации среди старших юношей Сергей Крюков, «Труд».
   Боксеры встретились в центре ринга, пожали друг другу руки и вернулись на свои места.
   Сибирцев смочил в воде резиновый загубник и подал Саше. Тот сунул его в рот и стиснул зубами.
   – Боксер готов? – спросил рефери.
   – Готов, – ответил Артур.
   – Ваш готов? – обратился рефери в противоположный угол.
   – Готов!.. – донеслось оттуда.
   – Секунданты – за ринг! Боксеры – на середину!
   Сибирцев нырнул под канаты. Прежде чем спуститься помоста, бросил быстрый взгляд в угол соперника. Карнаухов тоже смотрел в его сторону. Их глаза встретились. Артуру показалось, что он ухмыльнулся.
   Гонг ударил, как набатный колокол. Пританцовывая, боксеры закружились по рингу.
   Сибирцев внимательно следил за поединком.
   Первые две минуты прошли в обоюдной разведке. На чьей стороне перевес – определить было невозможно.
   Пошла последняя минута первого раунда…
   Артур поискал глазами своих ребят – надо поддержать Соколова. Но они, похоже, и сами догадались. Перекрывая шум и крики, начали скандировать:
   – Са-ня! Са-ня! Са-ня!
   Легковес Андреев пробрался к самому рингу и крикнул что есть мочи:
   – «Коронку» давай!
   Соколов услышал… Он словно вспомнил, что за весь раунд так и не воспользовался своей любимой комбинацией.
   Выбрав момент, он блестяще провел «двойку» – левый прямой, правый боковой в голову. Оба удара достигли цели.
   – Еще! – крикнул Андреев.
   Соколов повторил… Случилось это как раз в тот момент, когда Крюков рванулся в атаку. Встречный левой потряс его и заставил остановиться, а удар справа погасил сознание… По инерции он сделал еще два шага вперед и упал лицом вниз.
   Нокаут!
   Рефери отправил Соколова в нейтральный угол и открыл счет. Хотя и без того было ясно – Крюков драться уже не сможет.
   – Артур Викторович! Вы видели? Я победил!.. – почти кричал Саша, подходя к своему углу после того, как рефери, отсчитав до десяти, сказал «Аут!» и остановил бой.
   – Молодец! – похвалил его Артур. – Горжусь тобой.
   К исходу того же дня команда сидела на железнодорожном, вокзале. До прибытия поезда еще оставалось время, и Соколов с Ковалевским решили сходить в станционный буфет за лимонадом и пирожками.
   Через несколько минут ребята появились в сопровождении милиционера.
   «Что еще натворили?» – озабоченно подумал Артур.
   – Здравия желаю! – козырнул старший лейтенант. – Добрый вечер… А вы, значит, их тренер? Ясно…
   – Документы показать?
   – Не надо, что вы! Это я так, проверить… Ориентировку перед дежурством получили: из колонии несовершеннолетних преступников двое сбежали. Я смотрю – уж больно ваши по приметам похожи… Подошел, а они мне – с соревнований едем. Тренер с нами… Ну, говорю, раз так, показывайте вашего тренера… Выходит, не соврали. Вы уж извините – работа…
   – Ничего, – кивнул Артур. – Понимаем.
   Старший лейтенант повернулся и пошел. Потом оглянулся.
   – С соревнований, значит? По боксу?.. А чего же ни одного фингала нету?
   – Как это, нету? – обиделся Ковалевский. – Серега, а ну покажи!
   И развернул за плечи одного из парней, под глазом, у которого красовался огромный лиловый синяк.
   – Ого! – весело воскликнул милиционер. – Это другое дело!

Глава 5

   Вернувшись домой, Сибирцев узнал от жены, что они приглашены на свадьбу. Женщина, с которой Вика вместе работала на складе строительных материалов, выдавала замуж старшую дочь. Событие решено было отметить за городом, на даче у жениха.
   Артур встретил новость без особей радости. В последнее время он потерял интерес к многолюдным застольям. Ссылаясь на то, что нет денег на подарки молодым, он попытался уговорить Вику отказаться от приглашения, но супруга оставалась непреклонной.
   В пятницу вечером за ними заехали на машине. По пути забрали из детского сада дочь, завезли к бабушке… Выехав на загородную трассу, покатили в сторону чернеющего вдалеке леса.
   Через полчаса машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, и вскоре впереди замигала огнями деревня. Места эти были Артуру знакомы.
   Дача стояла на берегу озера. Они подрулили прямо к калитке. Хозяйка вышла встречать их в наброшенной на плечи дубленке.
   – За ужином Сибирцев посетовал, что давно не рыбачил.
   – Так сходи к Михалычу, – сказали ему. – Завтра с утра можете половить рыбу. Молодые все равно раньше двух не приедут.
   «А что, это мысль!» – загорелся Артур.
   Михалыч жил по соседству. Сибирцев хорошо знал его. Во всей деревне не было более удачливого рыбака и охотника.
   – О-о! Кто приехал! – обрадовался Михалыч, увидев входящего Артура, – на свадьбу, значит, прибыл?.. А я, вишь, валенками занялся… Надо, думаю, подшить.
   Он отложил в сторону шило и дратву.
   – Бабка, ну-ко дай чаю!
   Из кухни выглянула Анна Тимофеевна, его жена. Близоруко прищурившись, внимательно посмотрела на гостя и, узнав, улыбнулась:
   – Артур! Давно нас не навещал… Как живете-то?
   – Нормально.
   – И, слава Богу!.. Иван вот тоже пишет, что все у них хорошо. Ромка в этом году в школу пошел. Жена, Аля тоже учится, заочно… К лету, может, приедут…
   Иван – младший сын Михалыча – жил сейчас в далеком южном городе. Когда-то они с Сибирцевым вместе работали на заводе. Пока Иван не уехал, часто наведывались сюда, на охоту или рыбалку.
   Михалычу недавно исполнилось шестьдесят, но выглядел он намного моложе. Был крепок телом, не курил, выпивал в меру. До сих пор оставался штатным охотником коопзверопромхоза. На жизнь зарабатывал лесным промыслом, рыбалкой, сбором лекарственного сырья, заготовкой грибов и ягод.
   – Как нынешний сезон? – спросил Артур, разглядывая распятую на стене большую медвежью шкуру.
   – Удачно…
   – Хорошо он сей год поохотился, – подтвердила Анна Тимофеевна, расставляя на столе чашки. – Медведя с лабаза убил, трех лосей, две рыси в капкан поймал, куниц несколько, да белок много сдал… От коопромхоза ему к юбилею грамоту дали и премию выписали… Ты пей чай-то, остынет… И пироги бери, свежие…
   – Спасибо, – улыбнулся Артур, – я только что из-за стола.
   – Ничего, ты молодой, тебе сил много надо.
   Сибирцев послушно взял кусок румяного пирога с крупными янтарными ягодами морошки, отхлебнул душистого чаю.
   – Михалыч, пошли завтра на рыбалку.
   – На рыбалку? – хозяин поскреб узловатыми пальцами седой затылок. – Пошли… Хотя не сезон сейчас. Светает поздно, темнеет рано – вялая сейчас рыба, сонная. Вот месяца через два… Но – если хочешь, пойдем. Черви у меня в ведре, в подполье, с осени еще накопаны. Удочки я тебе дам. Амуницию тоже подыщем. Утром заходи – и пойдем… А то оставайся, ночуй у нас…
   – Не могу… Нам с женой уже комнату выделили. Неудобно… – Тогда до завтра… Не проспи.

   С рассветом они были на озере. Тяжело ступая, шли по заснеженному льду. Вылизанный ветром наст с шорохом проседал под ногами.
   Противоположный берег едва угадывался в синеватой дымке. Оттуда, с той стороны, медленно поднималось огромное красное солнце. И по мере того, как оно всходило, бледно-серое холодное небо наливалось яркой, сияющей голубизной.
   Вот здесь давай попробуем, – сказал Михалыч, скидывая с плеч фанерный ящик. – Тут подводная гряда. На откосы окунь кормиться выходит.
   Сибирцев крутанул ручку ледобура. Остро заточенные лезвия легко прошли сквозь плотный наст и с визгом впились в крепкий озерный лед. Над лункой возник холмик мелкого хрустального крошева.
   Досверлив до конца, Артур выдернул ледобур и отдал Михалычу, а сам принялся черпать ледяные осколки. Потом достал короткую зимнюю удочку, насадил червя и опустил снасть в воду.
   Долго ждать не пришлось. Чувствительный кивок вздрогнул и согнулся. Артур торопливо подсек, ощутив на том конце слабые толчки… На поверку это оказался мелкий прозрачный ерш. Растопырив все свои колючки, он отчаянно трепыхался на крючке.
   Разочарованно вздохнув, Сибирцев вновь забросил снасть. И опять клюнул ершик, величиной чуть больше спички.
   «Надо менять место», – подумал Артур.
   Он собрался и двинулся вперед. Звал с собой Михалыча, но тот решил пока остаться – вдруг да улыбнется удача?
   В поисках рыбного места Сибирцев намотал по озеру несколько километров, просверлил десятка два лунок – и все без толку.
   Обессиленный, он уже и не мечтал об улове. Просто сидел и смотрел на неподвижный кивок.
   – …у-ур!…ди-и…да-а! – донесся до него голос Михалыча.
   Артур оглянулся на крик и среди ослепительно белеющего снега разглядел маленький черный силуэт. Михалыч призывно махал рукой.
   Сибирцев поспешил на зов. Еще издали увидел у ног Михалыча больших, трепыхающихся на льду рыбин. Это были окуни: толстобрюхие, полосатые, с красными широкими хвостами и такими же яркими плавниками.
   – Хватит бегать зря, – сказал Михалыч. – Садись рядом.
   Артур быстро пробурил лунку и забросил удочку.
   – Ты поманивай, поманивай помаленьку… Глядишь, какой-нибудь и схватит… – посоветовал ему напарник.
   Сибирцев присмотрелся к его плавным, легким движениям и тоже стал поддергивать удилищем, то поднимая, то опуская руку, представляя, как там, на глубине, в такт его движениям играет самодельная мормышка.
   Внезапно он ощутил легкий быстрый удар. Словно кто-то щелкнул по кончику короткого удилища. Кивок согнулся, и Артур, потянув, почувствовал на крючке волнующую тяжесть. Стараясь не делать резких движений и в то же время, не давая рыбине слабины, он потихоньку начал выбирать леску. Крепкая японская жилка больно резала ладони.
   Наконец в толще воды Сибирцев уловил характерный блеск чешуи. Подтянув добычу к поверхности, он схватил ее свободной рукой за жабры.
   – Хоро-о-оший лапоть, – уважительно протянул Михалыч.
   И тут же сам склонился над лункой, поднимая с пятиметровой глубины очередного полосатика.
   Непослушными, подрагивающими от азарта пальцами Сибирцев торопливо наживил крючок и бросил в воду.
   Следующая поклевка была столь же уверенной. И вскоре еще один полосатый разбойник зашлепал алым хвостом по льду.
   Окунь брал жадно. Сердце Артура замирало от радости. Краем глаза он видел, что и Михалыч не отстает – машет руками, как ветряная мельница.
   Но безудержный клев продолжался недолго. Закончился так же внезапно, как и начался.
   Артур достал сигареты, закурил. Смачно затягиваясь горьким дымком, огляделся по сторонам.
   На угоре темнели засыпанные снегом деревенские избы. Окна одной из них были крест-накрест забиты досками.
   – А чего, Гришка Колонков уехал, что ли, куда? – спросил Сибирцев Михалыча.
   – Уехал… На кладбище… Ты что, не слыхал?
   – Нет.
   – Этой осенью отправились они на охоту: он да еще двое наших мужиков. День отохотились, под вечер остановились на ночлег возле реки. Перед сном решили у костерка чаю попить. Ну, и не только чаю… Выпили, в общем, маленько…Сумерки уж опустились. Сидят они, болтают меж собой. Вдруг слышат: «Кря! Кря!» – вдоль реки утка летит. Ну летит и пусть себе летит… Ружья-то все в избушке… А Гришка, недолго думая, хвать бутылку и – бац! – в утку метнул. И что ты думаешь? Попал! Тут из ружья десять раз промахнешься, а он – бутылкой! Утка – камнем в воду. Не успели мужики глазом моргнуть, как он следом за ней – бултых!.. Так и не вынырнул… Через несколько дней нашли, километра за два ниже по течению… Мужики говорят – это смерть его летела.
   Они помолчали. Сибирцева новость потрясла. Он хорошо знал покойного. Это был приветливый, веселый человек. Любая работа спорилась в его ловких руках. Починить ли какой агрегат, сложить ли печь, выстроить ли дом – вся деревня шла к нему за помощью. Он никому не отказывал.
   «Был человек – и нету… – вздохнув, подумал Артур. – Как странно… За уткой нырял Гришка Колонков, а из реки потом достали нечто: отвратительного вида, дурно пахнущее, неподвижное… А где же тот белозубый, озорной весельчак? Куда делся? Интересный фокус…»
   – Как думаешь, Михалыч, умирать больно?
   – А кто его знает? Может больно, может, нет. Это только у покойников узнать можно. А они никогда не расскажут… Недавно родственницу жены схоронили. Ей уже за девятый десяток перевалило, а она до последнего дня за жизнь цеплялась. Уж с постели не встает и под себя ходит, а все еще пожить хочется… Так вот посмотришь – ну нет, до таких годов не дай Бог дожить! А с другой стороны, скажи мне: готовься, мол, завтра помирать – так тоже неохота…
   – Самое печальное, что рано или поздно каждому придется проснуться в последний раз, – тихо сказал Сибирцев. – Как подумаешь – мурашки по коже.
   Налетел ветер, взметнул снег со льда. По озеру заструилась легкая поземка. Солнце зашло за тучу. Стало холодно и неуютно. Рыбаки переглянулись и начали собираться.

   – Много ли поймал? – поинтересовалась у Артура хозяйка.
   – Все здесь, – сдержанно ответил Сибирцев, вываливая из полиэтиленового мешка улов в раковину.
   Серая пушистая кошка, учуяв рыбный запах, с мяуканьем прибежала из комнаты.
   – Хорошо, – похвалила хозяйка. – И крупные все какие…
   – Мне Михалыч еще свою рыбу отдал. Говорит – гостям на закуску.
   Вошла Вика, в длинном махровом халате. На голове – намотанное чалмой полотенце. Из-под него на лоб выбивалась мокрая темная прядь. Лицо ее было румяным.
   Она приложила к щекам Артура горячие ладони.
   – Замерз, рыбак?
   – Чуть-чуть… – улыбнулся Сибирцев и поцеловал ее.
   – Мы в баню сходили, – сказала Вика. – Ты тоже иди, помойся. Только недолго. Скоро уже молодые приедут.
   Баня стояла тут же, во дворе. Маленькая, с низким потолком и крохотными мутными окнами.
   Входя, Артур больно ударился головой о косяк. Чертыхаясь, оставил в предбаннике одежду, полотенце и полез на полок.
   Раскаленные камни дышали жарой. Плеснув на них воды, Сибирцев с наслаждением принялся хлестать себя березовым веником. Горячий воздух обжигал тело и ласкал душу. После нескольких часов на ветру и морозе лучшего и желать было нельзя.
   Попарившись, Артур спустился с полка и, опрокинув на себя таз с прохладной водой, вышел в предбанник. Здесь было не так жарко. Он присел на широкую деревянную скамью, откинулся к стене. Приятная истома разлилась по телу.
   «Сейчас бы за свадебный стол, водочки выпить, закусить чем-нибудь этаким…» – расслабленно подумал Сибирцев.
   Ему вдруг вспомнилась собственная свадьба. Суета, хлопоты, приготовления… Тягостные минуты торжества, ритуальные поцелуи под крики «Горько!», оживленные лица гостей, усталые глаза родителей… Когда все осталось позади, Артур почувствовал себя счастливым. И это ощущение, абсолютного счастья долго не покидало его… Просыпаясь утром, они с Викой не спешили вставать. Лежали, обнявшись, рассказывали друг другу сны, целовались… Если не надо было идти на работу, отправлялись гулять или к кому-нибудь в гости… В ненастные дни они вообще не выходили из дома. Сутками валялись в кровати и совсем не скучали вдвоем… Потом Вика забеременела. Появления ребенка ждали с благоговением. Закупали пеленки, распашонки, думали, как назвать, гадали, кто будет – мальчик или девочка? С рождением дочери беззаботная жизнь закончилась. Артур самоотверженно помогал супруге, чем только мог: стирал, мыл полы и посуду, ходил по магазинам, ночи напролет просиживал возле детской кроватки… Это был нелегкий период. Но когда он закончился, что-то ушло из их отношений. Первым заметил это Артур и очень обеспокоился. Чувствуя, что Вика с каждым днем все больше и больше отдаляется, он пытался вызвать ее на откровенный разговор, но жена каждый раз этого избегала. «Будь проще, – говорила Вика. – зачем все усложнять?». Холодом веяло от ее слов… Артур страдал оттого, что не мог ничего изменить. Может, он что-то делал не так, в чем-то был не прав? Может, надо было вести себя как-то иначе? Никогда раньше Артур не задумывался над этим. Он просто любил…

   Молодых встречали хлебом-солью. Мать жениха внесла свежий, только что испеченный каравай.
   – Посмотрим, кто будет в доме хозяин?
   Народ, толпившийся во дворе, оживленно загудел. Невеста жеманно протянула ручку в белой перчатке, намереваясь отщипнуть кусочек. Тотчас раздались протестующие крики:
   – Так не пойдет!.. Зубками, зубками!
   Придерживая фату, девушка нагнулась и откусила от каравая. Окружающие оценили ее скромность.
   Жених действовал решительнее. Он уверенно вцепился в податливо хрустнувший золотисто-коричневый край и, встряхнув головой, вырвал большой кусок.
   Со всех сторон послышалось одобрительное:
   – Вот это по-нашему! По-мужски!
   – Молодец, парень, дело знает!
   – У него, жена вот где будет!..
   Молодые отправились в дом. Из толпы в них горстями бросали жито. Так принято, чтобы жизнь удалась. Казалось, что они идут под желтым дождем.
   Столы были накрыты. Гости принялись шумно рассаживаться. Раскрасневшийся, видимо, от мороза, тамада произнес первый тост…
   Артур и Вика заняли места возле окна, неподалеку от жениха с невестой. Рядом с ними оказался майор-танкист – родственник хозяйки дома. Он был в форме и при всех регалиях.
   «Свадебный генерал», – усмехнулся про себя Сибирцев.
   Его не радовало это соседство. Майор сидел рядом с Викой… Еще раньше Артур заметил, как он постреливал глазами в ее сторону. И то, что сейчас офицер оказался рядом с его женой, вызывало неприятное чувство. Но куда денешься? Не меняться же местами!
   Поначалу гости вели себя скромно. Пили только под руководством тамады. Однако постепенно оживились, заговорили громче, начали наливать самостоятельно.
   – Горь-ко! Горь-ко! – все настойчивее скандировали они. Молодые вставали и покорно целовались.
   Потом один из гостей, забравшись под стол, снял с ноги у невесты туфлю и стал требовать, чтобы ее наполнили водкой. От него откупились бутылкой коньяка. Довольный, он тут же отпил из горлышка половину и был препровожден в комнату отдыха.
   Рыжий парень в клетчатых штанах уверенно растянул потертые меха старенькой гармошки, легко пробежался пальцами по ладам и запел высоким, но сильным голосом протяжную русскую песню. Его поддержали… И вот уже целый хор выводил нечто душевное.
   Вика оживленно болтала с военным. Можно было подумать, что не Сибирцев, а он приходится ей мужем.
   Артур молча ковырял вилкой салат. Ни есть, ни пить не хотелось.
   – Ты чего такой? – наконец обратила она на него внимание.
   – Какой?
   – Сидишь, как бедный родственник… Чем недоволен?
   Артур промолчал… Не хватало еще устроить здесь скандал. Людей смешить.
   «Неужели она не понимает, что ведет себя неприлично? – раздраженно подумал Сибирцев, – Если пришла с мужем, то и держи себя соответственно».
   Но Вику меньше всего волновали переживания супруга. Она обладала поразительной способностью никогда не чувствовать себя виноватой.
   В одной из комнат молодежь организовала танцы. Оттуда доносилась громкая музыка.
   – Разрешите пригласить вашу даму? – вежливо поинтересовался майор.
   – Если она не против… – кивнул Сибирцев.
   Вика не возражала. Они выбрались из-за стола, и пошли туда, где в тесноте и полумраке медленно кружились пары.
   Артур проводил их долгим взглядом. На душе было муторно. Из последних сил он пытался сохранить невозмутимость… Ужасно, когда женщина отдает предпочтение другому. Особенно, когда делает это публично. И, к тому же, если эта женщина – твоя жена.
   Сибирцев налил себе водки. Только сейчас он заметил, что большинство гостей уже изрядно навеселе. Оставаться трезвым в такой компании было просто невозможно. Уйти? Но идти некуда. Одним словом, выбирать не приходилось… Артур выпил, наспех закусил остывшей картошкой с мясом. Стало как будто легче. Он достал сигареты и вышел в коридор покурить.
   Возвращаясь назад, Сибирцев заглянул в комнату, где танцевали разомлевшие от обильной выпивки гости. Среди них, плавно покачиваясь в такт музыке, кружились Вика и офицер. Он что-то шептал ей на ухо, а она, задорно смеясь, откидывала назад голову и встряхивала распущенными волосами.
   Артур содрогнулся от ревности.
   Он сел за стол, взял большой фужер с остатками клюквенного морса, наполнил его доверху водкой и разом выпил.
   Долго сидел неподвижно, погружаясь в хмельную трясину. Ноги стали тяжелыми, в уши словно ваты набили. Как в тумане поплыли перед ним чьи-то лица.
   – Эй, ты когда успел набраться? – услышал Артур удивленный голос жены.
   – В каком… смысле? – с трудом ворочая языком, произнес он.
   Крепкие руки помогли Сибирцеву подняться… Потом его куда-то повели… Идти было трудно. Пол качался и уходил из-под ног.
   Не раздеваясь, он упал на кровать. Кто-то помог ему снять ботинки и сунул под голову подушку.
   …Артур проснулся от тошноты. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Жены рядом не было… Сердце тревожно заколотилось. Он сел на кровати и тут же почувствовал, как пол поднимается, а стены и потолок начинают стремительно вращаться.
   Сделав над собой усилие, он встал и пошел к выходу. «На воздух!.. На воздух!» – билось в голове.
   Распахнув дверь в сени, Артур увидел обнявшихся – мужчину и женщину. Они целовались… В тусклом свете блеснули золотые погоны майора. Женщину он тоже узнал. Это была Вика.

Глава 6

   Хороший друг не обязательно тот, кто всегда рядом. Иногда он может надолго исчезать из твоей жизни. Но если понадобится, ты знаешь – он обязательно выручит: даст денег взаймы, поможет перевезти старый диван на дачу или просто, молча, побудет рядом, когда тебе плохо.
   Таким другом был для Артура Виктор Паромов. Они вместе учились в школе, занимались боксом, ездили на соревнования. Потом Виктор поступил в университет, на факультет журналистики, успешно закончил его и, получив диплом, стал работать корреспондентом в городской газете.
   Артур позвонил ему.
   – Слушай, пошли сегодня в кабак.
   – Что за повод? – удивился Виктор. – Выиграл в «Спортлото»? Или заслуженного присвоили?
   – Ты идешь или не идешь?
   – Вообще-то мы с женой сегодня в гости собирались… Ладно, приезжай, обсудим эту тему…
   Паромов встретил Артура радостной улыбкой. Он только что закончил писать статью и пребывал в прекрасном настроении.
   – Чайку сообразить?.. Или кофе?
   – Не хочу ничего.
   Сибирцев прошел в комнату. На письменном столе стояла печатная машинка, а вокруг нее и на полу валялись смятые, скомканные листы.
   – Что за бардак? – строго спросил Артур.
   – Это не бардак, а творческий беспорядок, – парировал Виктор, сгребая мусор в корзину.
   На диване Сибирцев увидел раскрытую книгу. Поднял ее, машинально пролистнул несколько страниц.
   – Все классику штудируешь?
   Потом глянул на обложку и рассмеялся… На твердом черном глянце золотом было тиснуто: «Чиполлино».
   – Я и не знал, что у тебя такой изысканный вкус.
   – Это сын, Колька… Разбрасывает, где попало…
   – Ладно, не оправдывайся. С тобой все ясно… Скажи лучше, в ресторан идешь?
   – Придется жене соврать, что получил срочное задание…

   Ресторан «Полярная звезда» призывно сиял разноцветными огнями. Друзья вошли в полутемный холл, сдали в гардероб верхнюю одежду и поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
   Вечер еще только начался, поэтому народу в зале было немного. Они сели за свободный столик.
   Рядом в одиночестве скучал полный мужчина средних лет. На нем были строгий черный костюм, белая рубашка и яркий галстук в красно-синюю полоску. Судя по всему, он чувствовал себя неуютно: то и дело вытирал белоснежным платком пот со лба, поправлял без нужды очки, беспокойно оглядывался по сторонам.
   Чуть дальше сидели две молодые женщины. Непритязательные «химические» прически и избыток грима на лицах делали их похожими друг на друга.
   Еще дальше расположилась шумная компания. Пятеро коротко стриженых парней отмечали какое-то событие. Их раскатистый смех и громкие выкрики разносились по всему залу.
   Артур открыл меню, равнодушно пробежал глазами по строчкам. Цены совершенно не тревожили его. Даже, наоборот – чем дороже, тем лучше. Ведь он затем и пришел, чтобы оставить здесь все, что имел.
   За успешное выступление команды на последних соревнованиях Сибирцев получил от областного спорткомитета премию. Призовое место оценили по достоинству. Артур был рад. Он давно хотел сделать жене какой-нибудь подарок, но все не получалось – не хватало денег. А тут, на тебе, прямо с неба свалились! Он уже высмотрел ей замечательную золотую цепочку с маленьким изящным кулончиком. Но купить так и не успел… А теперь, после того, что произошло, об этом не могло, быть и речи… Часть денег он потратил на дочь, остальные решил прогулять. Все, до последнего рубля.
   Виктор видел, что с другом происходит что-то неладное, но ни о чем его не спрашивал. И Артур был ему благодарен. Невыносимо, когда к тебе лезут в душу. Даже из лучших побуждений.
   Подошел официант, одетый, как судья в ринге. Внимательно выслушал Сибирцева, почиркал карандашом в блокноте – и через несколько минут на столике появились холодные закуски и водка в запотевшем графинчике.
   – Горячее, когда подавать?..
   – Мы не торопимся, – ответил Артур, разливая водку по рюмкам.
   Они выпили.
   – Знаешь, кого я видел на днях? – спросил Виктор.
   – Кого?
   – Быкова… Он сейчас в областной администрации работает, курирует торговлю. С импортом что-то связано… Он говорил, как должность называется, но я не запомнил. Местечко, надо полагать, тепленькое… Деловой такой стал, ты что! Шикарная иномарка, кожаное пальто, пальцы веером…
   – Взятки, наверное, берет.
   – Кто его знает?.. Не пойман – не вор. Умеют люди жить, не то, что мы… Что мы можем? Морду кому-нибудь набить или статью написать?
   – Это не так уж и мало.
   – Но и не слишком много… Тебе вот твоя работа нравится?
   – Не задумывался…
   – Когда-нибудь задуматься придется. Или так до старости и будешь с пацанами возиться?.. Учиться тебе надо. Поступай, пока не поздно, в институт или университет. Можно заочно… Ты же в школе на хорошем счету был. Учителя тебя всегда хвалили. Сочинения, помню, вслух перед классом читали…
   – Мне уже двадцать семь, я многое успел забыть.
   Они налили по второй и снова выпили. Народ между тем прибывал.
   – Обрати внимание… – тихо сказал Виктор, указывая глазами на женщину в пестром платье, быстро идущую по проходу между столиками. – Шагает, будто отставной прапорщик… Заметь, ничто так не выдает суть женщины, как походка. Здесь она вся на виду. Достаточно мимолетного взгляда, чтобы определить ее природу… Конечно, я не имею в виду уровень интеллекта или характер. Тут легко ошибиться. Но вот насколько она сексуальна, могу сказать с точностью до девяноста девяти процентов.
   – Ну и каков темперамент у этой?
   – Холодна, как лед в Антарктиде.
   – Неужели?.. Откуда у тебя такие познания?
   – Жизненный опыт…
   Заиграла музыка. Паромов огляделся по сторонам.
   – Да-а… Выбор сегодня небогат. Вот разве что эта парочка. Пойдем, пригласим? Ты черненькую, а я беленькую, или наоборот… Тебе какая больше нравится?
   – Все равно, – пожал плечами Артур.
   – Тогда я беру блондинку… Как мило они беседуют. Сейчас мы прервем этот затянувшийся диалог.
   – Интересно, о чем у них разговор?
   – О мужиках, конечно, о чем же еще!
   – Хотелось бы хоть раз послушать, что женщины о нас между собой говорят.
   – Чего тут слушать? Я и так знаю… Красивые и стройные рассуждают примерно так: «Ах, эти мужчины! Они такие привязчивые, такие ранимые и доверчивые. Ну, прямо как дети…» Некрасивые, но стройные: «Мужики?.. Да у них одно на уме! Кобели несчастные!» Некрасивые и нестройные – «Мужчины… Эти дегенераты и импотенты? Покажите хоть одного настоящего!»
   – Смешно… Беда только в том, что все мы когда-нибудь станем некрасивыми и нестройными.
   – Ты прав, это неизбежно… Боишься старости?
   – Не знаю, – вздохнул Артур. – До нее еще надо дожить.
   – А я боюсь. С содроганием думаю: неужели наступит день, когда девушки и молодые женщины будут смотреть на тебя с равнодушием, или того хуже – с презрительной гримасой… У меня есть приятель. Сколько его знаю, он всегда встречался только с женщинами намного старше… Ему легче… По статистике, на одного дееспособного шестидесятилетнего мужчину приходится как минимум три женщины его возраста. Под старость он вполне сможет завести целый гарем… А мне что делать? Ведь я люблю только молодых и красивых.
   – Извращенец…
   – Тебе все шуточки, а я серьезно… Представь, понравится мне лет в шестьдесят молодая женщина. Как тогда быть? Попробуй, начни открыто ухаживать! В лучшем случае прослывешь чудаком. Общественное мнение такие вещи не приветствует… Но, главное, понравятся ли твои ухаживания самой женщине? «Смешон, охваченный страстью старик», – так, кажется, говаривал классик?
   – В шестьдесят лет вряд ли ты будешь считать себя стариком, – сказал Артур. – И потом… Все относительно. Мы меняемся, и мир вокруг нас меняется вместе с нами. Ничего не стоит на месте, все в непрерывном движении… На каком-то временном отрезке мы воспринимаем окружающую действительность так, а на другом – совершенно иначе… Я, например, хорошо помню, что все воспитательницы в детском саду казались мне одинаково толстыми, неуклюжими и совершенно непривлекательными. А сейчас я смотрю на фотографию другими глазами и вижу – это же совсем молодые девчонки, все симпатичные и фигуристые.
   – Ты хочешь сказать, что когда я доживу до шестидесяти лет, моим идеалом станет увядающая женщина?
   – Я говорю об относительности… А что может быть относительнее женской красоты? Про одну и ту же женщину несколько мужчин могут сказать: «Симпатичная», – «Так себе», – «Что-то в ней есть», – «Ничего хорошего», – «Она божественно прекрасна!» Кто из них прав?
   – Тот и прав, у кого больше прав… – усмехнулся Виктор. – Ладно, кончай трепаться. Наливай, и пошли девушек приглашать. Пока их не увели…
   Женщины оказались двоюродными сестрами. Артур танцевал с брюнеткой. Она непринужденно болтала, все время улыбалась и кокетничала. Сибирцев узнал, что у нее есть муж и ребенок, но сейчас они уехали к родственникам погостить, и она, загрустив в одиночестве, решила пойти с сестрой куда-нибудь поразвлечься.
   Танцуя, она тесно прижималась к нему, и Артур телом ощущал, как твердеют под платьем ее маленькие упругие груди. Вторую неделю он спал отдельно от жены, поэтому внезапная близость незнакомой женщины повергла его в трепет. Во всем ее облике виделось что-то таинственное, манящее…
   Танец закончился. Сибирцев проводил женщину и вернулся на место. Паромов уже сидел за столиком.
   – Кошмар! – сказал он, покачивая головой.
   – Что такое? – удивился Артур.
   – Представь себе, ее зовут Оля…
   – Ну и что? Имя как имя. Не Горгона же!..
   – Это наваждение… Уже два года я знакомлюсь с девушками и всякий раз это либо Оля, либо Марина. Ты понимаешь?.. Оля, Марина, Оля, Марина, Оля, Марина… Словно во всем городе нет женщин с другими именами. Причем никогда не бывает так, чтобы подряд две Оли или две Марины. Только строго по очереди! Мистика какая-то… Скоро вместо того, чтобы спрашивать имя, можно будет предлагать пари: «Хотите, угадаю, как вас зовут?..»
   – Не отчаивайся, найдем тебе какую-нибудь Клаву.
   – Ну, а ты-то как, познакомился?
   – Конечно.
   – Поинтересовался планами на вечер?
   – Еще не успел…
   – А чего тянуть? Давай, договаривайся, берем шампанского, ловим такси и едем к моему знакомому на квартиру. Его сейчас дома нет. Вот ключи.
   Виктор потряс звенящей связкой.
   – Прямо сейчас? Я даже не знаю… – замялся Артур.
   – Ты чего? – приподнял брови Виктор. – Ни разу жене, что ли, не изменял?
   – Нет.
   Они замолчали. Возникла неловкая пауза.
   – Подожди, я сейчас, – сказал Виктор. Он подошел к музыкантам, о чем-то с ними поговорил и вернулся за столик.
   – Сюрприз для тебя… – многозначительно произнес он.
   Зазвучала музыка. Мелодия была Артуру знакома. С этой песней он отмечал свое восемнадцатилетие.

     Призрачно все, в этом мире бушующем,
     Есть только миг, за него и держись.
     Есть только миг, между прошлым и будущим,
     И именно он называется жизнь.
     Вечный покой, сердце вряд ли обрадует,
     Вечный покой, для седых пирамид.
     А для звезды, что сорвалась и падает,
     Есть только миг, ослепительный миг.

   Давно ли вот так же сидел он в ресторане, в окружении близких друзей, и слушал эту песню? Ее заказывали в тот вечер неоднократно. И всякий раз объявлялось, что исполняется она в честь именинника – Артура Сибирцева… «Где-то вы сейчас, друзья-товарищи, – подумал он. – Один убит ножом в горло в пьяной драке, другой – в тюрьме, третий – спился, четвертый после автокатастрофы прикован к постели… Всех разбросало, будто ураган прошел… А ведь, в сущности, – обычная жизнь».

     Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
     Но не всегда по дороге мне с ним.
     Чем дорожу, чем рискую на свете я,
     Мигом одним, только мигом одним.

   Артур вздохнул… Полузабытая музыка рождала печаль. Но печаль эта совсем не походила на ту безысходную тоску, что терзала его душу в последнее время.
   – Спасибо, – сказал он. – Как ты вспомнил?
   – Не знаю, – улыбнулся Виктор. – Сентиментальным, наверное, становлюсь.
   А в зале той порой продолжалось веселье. Публика выпивала и закусывала. На пятачке, свободном от столиков, медленно кружились пары.
   Мужчина в черном костюме уже не страдал от одиночества. Рядом с ним сидели три миловидные женщины. Он ухаживал за всеми одновременно и, судя по всему, теперь уже мучился от того, что не знал, кому отдать предпочтение.
   Двоюродные сестры томно поглядывали на Виктора с Артуром, ожидая, когда их снова пригласят на танец.
   Пятеро молодых парней вели себя все более раскованно. Всем своим видом хотели показать, что круче их здесь никого быть не может… Сначала они намеренно обрызгали шампанским проходивших мимо девушек, потом нахамили пожилой паре и, наконец, придумали себе увлекательное занятие – попадание огрызком яблока в тарелку! Не свою, естественно… Чем дальше располагался столик, тем оживленней приветствовалось попадание.
   Артуру это не понравилось. Меньше всего ему хотелось сейчас ввязываться в какую-нибудь историю. Но не успел он подумать об этом, как в его тарелку шлепнулось надкусанное яблоко. Брызги соуса оросили лицо и рубашку. Послышались восторженные вопли подгулявшей компании.
   Не зная, как отреагировать на эту выходку, Сибирцев растерянно посмотрел в их сторону. Увидев его пятнистое лицо, те заржали еще сильнее.
   – Чего уставился? – оскалился бритый крепыш.
   Артур ощутил, как у него задрожали колени. От ответа зависело дальнейшее развитие событий. Если промолчать, может, все на этом и закончится…
   – Вы чего, совсем, что ли?.. – пробормотал он неуверенно.
   – Что?
   Бритоголовый поднялся и быстрым шагом приблизился к их столику. Артур встал, вытирая салфеткой лицо.
   Не церемонясь, крепыш схватил его за отвороты пиджака и, притянув к себе, прошипел:
   – Запомни, конь фанерный, если ты произнесешь еще хоть слово…
   Договорить он не успел. Артур взорвался, как осколочная граната. Толкнув противника левой ладонью в грудь, он тут же молниеносно ударил справа… Все унижения, боль и отчаяние последних дней вложил он в этот удар. Бритоголовый отлетел к соседнему столику, опрокинув его.
   Женский визг резанул по ушам.
   – Берегись! – крикнул Виктор.
   Артур среагировал мгновенно и вовремя увернулся от летящего кресла.
   Возле столика оказался детина огромного роста. Раскинув лопатообразные руки, он бросился на Виктора. Тот встретил его ударом в челюсть… Качнувшись, как «неваляшка», здоровяк все же сгреб Паромова в охапку.
   Артур метнулся на выручку. Он пнул верзилу в бедро и, когда тот повернулся к нему, дважды, слева и справа, ударил в голову.
   Виктор выскользнул из медвежьих объятий и, изловчившись, что есть силы, саданул недруга кулаком в шею, чуть ниже подбородка… Захрипев, детина рухнул грудью на стол.
   – Справа! – крикнул Артур, заметив внезапно возникших парней.
   Один из них с ходу атаковал Виктора, двое других навалились на Сибирцева.
   Судя по всему, у ребят была неплохая подготовка. Действовали они грамотно и без суеты. Артур пропустил несколько довольно чувствительных ударов… Но моральный перевес был не на их стороне.
   В зале царили хаос и паника. Переворачивались столы, звенела разбитая посуда, женщины с визгом разбегались по сторонам.
   Полный мужчина в черном костюме, доселе неподвижно наблюдавший за потасовкой, решил, что пора вмешаться. Он встал, неторопливо застегнул на все пуговицы пиджак, поправил полосатый галстук, взял со стола графин, ухватился поудобней за горлышко и уверенно шагнул к дерущимся.
   На его пути встала официантка.
   – Что вы! – воскликнула она. – У нас графинами не дерутся!
   – Да? – удивился мужчина. – Ну ладно…
   И вернулся за свой столик. А драка, между тем, закончилась сама собой.
   – Кажется, пора уходить, – сказал Виктор, перешагивая через распростертое на полу тело.
   – Пора!.. – согласно кивнул Сибирцев.
   Поймав за рукав испуганного официанта, Артур сунул ему в карман несколько смятых купюр. Друзья устремились к выходу.
   – Ты что, заплатил за весь этот разбой? – спросил Виктор.
   – Только за то, что съели и выпили… За остальное, заплатят те, кого соберет с поля боя наша доблестная милиция.
   – Ты, я смотрю, не потерял квалификации.
   – Ты тоже…
   Они спустились по лестнице, взяли в гардеробе верхнюю одежду, торопливо накинули пальто на плечи и вышли на улицу.
   Заметив, что у Артура сильно кровоточит рука, Виктор протянул ему носовой платок.
   – Посчитал ты лысому зубки… Сейчас ему трудно будет свистеть.
   – Зато легко плеваться…
   Они свернули за угол. Мимо, с воем сирены, промчалась милицейская машина.

Глава 7

   Зимний ветреный вечер. В комнату проникают сумерки. Они искажают пространство, скрадывают очертания предметов, делая их похожими на загадочных живых существ.
   Сибирцев не включает свет. Он дома один. Жена и дочь ушли в гости… С Викой он так и не помирился. Хотя с той злополучной свадьбы прошло уже около месяца.
   Артур бесцельно бродит по комнате. Как зверь в клетке: восемь шагов вперед, восемь – назад; и снова – вперед, назад…
   Наконец, утомившись, он останавливается перед окном, смотрит в темноту. На улице метель. Снежные вихри белыми джиннами носятся над землей.
   «Опять снег, – думает Артур. – Эта зима никогда не кончится».
   Он достает сигарету, щелкает зажигалкой. Мотыльком пляшет, отражаясь на стекле, яркое пламя. Курить уже не хочется, но Сибирцев машинально затягивается табачным дымом. Горько во рту, еще горше – на душе.
   Рушится мир… Все, что казалось незыблемым и прочным, превращается в жалкие обломки.
   «Почему? За что?» – безмолвно вопрошает он и не находит ответа.
   Горло перехватывает от отчаяния и обиды.
   – «Я прощу, но любовь – не простит, птицей вольною улетит…» – шепчет Артур невесть откуда возникшие строки, и уличные фонари желтыми пятнами расплываются у него перед глазами.

Часть 2

Глава 1

   Сибирцева разбудило солнце. Открыв глаза, он потянулся и сел на постели.
   За окном голубело чистое весеннее небо. Слабый ветерок из раскрытой форточки чуть шевелил незадернутые шторы.
   Из кухни доносились дразнящие аппетитные запахи, слышалось шкворчание масла на сковороде… Вика готовила завтрак.
   Артур побрился, принял душ и, одевшись, вышел к столу.
   – Доброе утро, – сказал он, чмокнув жену в щеку.
   Вика приветливо улыбнулась.
   – Есть будешь?
   – Давай.
   На кухню заглянула Аленка.
   – Папа, ты мою тетрадь по истории не видел?
   – Нет… У мамы спроси, может, она знает?
   – Вечно у вас так, – недовольно проворчала Вика. – То одно, то другое… Кладите на место, тогда и искать не придется… Садись за стол, растеряха, а то в школу опять опоздаешь.
   После завтрака Артур повязал галстук, надел пиджак и, смахнув губкой для обуви, пыль с полуботинок, снял с вешалки светлый плащ.
   – Когда ждать тебя? – спросила из кухни Вика.
   – Как обычно.
   Сибирцев вышел на улицу. Теплый ветер взъерошил ему волосы. Он пригладил их ладонью и жадно вдохнул запахи солнца, нагретой земли, первой зелени.
   Артур любил это время. Когда уже не весна, но еще и не лето. Когда все впереди… Он неторопливо шел по скверу. Деревья были окутаны зеленой полупрозрачной дымкой. Среди клейкой молодой листвы сновали бойкие пичуги, оглашая окрестности звонким щебетаньем, теньканьем, свистом.
   Он вышел к дороге и пошел вдоль нее по тротуару.
   Рядом притормозили синие «Жигули».
   – Артур!
   Сибирцев глянул на приветливо махавшего водителя.
   – Иван?! Каким ветром?
   – Приехал родителей навестить… Садись, подвезу.
   Он гостеприимно распахнул дверцу. Артур пожал ему руку и сел рядом.
   – Отец говорит, ты у них бываешь?
   – Да, иногда Михалыч берет с собой на охоту или рыбалку.
   – Закуривай, – Иван протянул ему яркую пачку.
   – Спасибо… Я уже шесть лет не курю.
   – Как это тебе удается? Я уже три раза бросал! Сила воли, наверное, слабая… Ну, что новенького у тебя? Говорят, учишься где-то?
   – В литературном институте, заочно… Еще год остался.
   – Писателем, значит, будешь?
   – Вроде того…
   – А где работаешь?
   – Пока там же.
   – Все обалдуев драться учишь? Ясно… Деньги-то хоть платят?
   – А-а!.. – Артур вяло махнул рукой.
   – Выглядишь, вроде, неплохо, одет прилично…
   – Это скорее вопреки, а не благодаря нашей зарплате.
   – Ничего, окончишь институт, напишешь пару романов и сразу станешь богатым.
   – На романах не разбогатеешь…
   – Тогда нафига тебе это нужно? Поступал бы лучше в финансово-экономический… Или бизнесом бы занялся.
   – Не могу, – Артур пожал плечами. – Не лежит душа…
   – Наверное, ты прав. Каждый в этой жизни предназначен для чего-то своего… Вот, как машины: гоночный автомобиль – для одного, грузовой – для другого, автобус – для третьего… Я уже давно за баранкой и, знаешь, стал замечать, что у каждого автомобиля свой характер. И даже больше – своя судьба… Никогда не куплю машину, побывавшую в аварии. Плохая примета… Чего далеко ходить, у нас на автопредприятии, где я работаю, один купил задешево разбитую «волгу». Бывший хозяин по-пьянке на встречную полосу вылетел… Мужики парню сразу сказали – не бери! Не послушал. Отремонтировал, стал ездить… Однажды поехал с другом за город. Погода была хорошая, и видимость прекрасная. Но в поворот не вписался… Оба погибли…
   – Мрачные истории ты, Ваня, рассказываешь. Хочешь, в продолжение автомобильной темы что-нибудь повеселее?
   – Валяй.
   – У меня приятель в автоинспекции работает. Это с его слов… Короче, жил-был один подполковник, и была у него машина. Он эту машину так лелеял и любил, что даже дышать на нее боялся, не то, что ездить. Только по большим праздникам мог позволить себе прокатиться до ближайшего магазина. А так, обычно, предпочитал пользоваться городским транспортом… И вот приходит он однажды к гаражу, а машины нет – угнали!.. В отчаянии он рвет на себе волосы, рыдает как скрипка. Вся милиция города брошена на поиски оранжевого «москвича»… И что ты думаешь? Нашли! Звонят ему – приезжайте… Он приезжает. И тут выясняется, что никакого угона не было.
   – Как не было?
   – А так… Оказывается, в один прекрасный день ему пришло в голову поехать на работу на своей собственной машине. Вечером он привычно вышел из дверей училища, где преподавал, увидел автобус, на котором всегда ездил домой, бросился к остановке и, довольный, уехал…
   – И что, так и не вспомнил о машине?
   – Несколько дней он вообще не заглядывал в гараж. А потом, когда открыл дверь и не увидел автомобиля, с ним, наверное, шок случился на нервной почве.
   – Бывают в жизни чудеса… Вот, кстати, и твой Дворец Спорта… Надеюсь, еще увидимся?
   – Обязательно!

   Закончив утреннюю тренировку, Артур отправился в медицинский кабинет. Ему надо было согласовать время проведения медосмотра для участников предстоящего городского турнира.
   Медсестра Оля перебирала в шкафу коробки с лекарствами. Рядом с ней стояла стройная блондинка в длинном облегающем платье.
   – Знакомься, – сказала Оля, не отрываясь от работы. —
   Это Даша Осокина, моя подруга.
   – Артур, – представился он.
   Женщина протянула руку. Сибирцев бережно пожал прохладную ладонь. Рука у нее была гладкая, ухоженная: перламутровые ноготки матово блестели; тонкие изящные пальцы украшали золотой перстенек с маленьким зеленым камешком и узкое рифленое обручальное колечко.
   – Это вы боксер? – улыбнулась Даша.
   – Я
   – Мой папа вас знает.
   – Правда? Откуда?
   – Вы с ним вместе работали… На заводе.
   – Как фамилия?
   – Чайка… Валентин Тимофеевич.
   – Надо же! Я и не думал, что у него такая красивая дочь.
   Даша смутилась и опустила глаза.
   Зазвонил телефон. Оля сняла трубку.
   – Да!.. Так… Понятно… – она нажала на рычаг. – Начальница вызывает. Скоро вернусь… Не скучайте тут без меня.
   Они остались вдвоем. Даша присела за стол, Артур – напротив и чуть сбоку.
   – К подруге, небось, за дефицитными лекарствами пришли?
   – А вот и не угадали… На день рождения пригласить…
   – На чей?
   – На мой.
   – Сколько же вам исполняется? – спросил Артур и тут же осекся, почувствовав, что допустил бестактность – у женщин ведь об этом не спрашивают.
   Даша снисходительно рассмеялась.
   – Ничего, ничего… Я возраст не скрываю. Мне будет двадцать пять.
   – Гостей, наверное, полный дом соберется?
   – Нет, я не люблю шумных застолий. Будут только мой муж, родители и Оля с супругом.
   – Желаю хорошо погулять… Только чтобы назавтра голова не болела.
   – Это мне не грозит, я не пью.
   – Совсем?
   – Почти… Разве что бокал шампанского.
   – И уж, конечно, не курите…
   – Даже не пробовала ни разу.
   – А как насчет развлечений?
   – Дом и работа – вот два места, где я в основном бываю. Вообще, я человек домашний… Люблю уют и тишину. Сижу вечерами в кресле, читаю. Иногда шью что-нибудь или вяжу.
   – Вы просто ангел, Даша.
   – Ничего особенного… Обычная жизнь замужней женщины.
   Дворец Спорта они покинули вместе. Спустившись по широким гранитным ступеням, медленно пошли рядом.
   Артуру нравилось общаться с этой молодой симпатичной женщиной. От нее исходили какое-то особенное тепло и спокойствие. Выглядела она очень естественно, благодаря тому, что не злоупотребляла косметикой. Только ресницы да полные сочные губы были слегка подкрашены.
   Налетевший ветер бросил светлые пряди на лицо. Поправив прическу, Даша подняла на макушку солнцезащитные очки, отчего в облике ее появилось что-то озорное, девчоночье.
   – Прекрасный сегодня день, – прищурив синие глаза, сказала она. – А вы, Артур, любите весну?
   – Конечно… В такие дни забываешь все невзгоды. Каждое утро просыпаешься, словно вот-вот что-то должно произойти…
   – Да, это время вселяет надежду. Хочется жить…
   – И, тем не менее – вот парадокс: именно весной больше всего самоубийств. Очевидно, на фоне всеобщей радости собственные неурядицы воспринимаются острее.
   – Как же должно быть плохо человеку, чтобы он решился на такое. И главное – из-за чего?
   Специалисты посчитали: в основном – из-за любви… Когда я учился в седьмом классе, у нас в школе произошла прямо шекспировская трагедия. В духе «Ромео и Джульетты»… Четырнадцатилетняя девушка и шестнадцатилетний юноша полюбили друг друга. Если, конечно, этим критерием можно определить отношения двух незрелых школьников… Их все время видели рядом, всегда вместе. Многие, я знаю, завидовали им. Девочка была красавицей. Несмотря на то, что носила косички и форменное школьное платье, выглядела старше своих лет. Училась старательно и прилежно. Юноша тоже обладал яркой внешностью, имел спортивный разряд. Учился, правда, похуже, зато писал стихи и прекрасно рисовал… Почти год длился их школьный роман. Постепенно окружающие привыкли и относились к этому совершенно спокойно… Но однажды в школе появились люди в белых халатах. Началось плановое медицинское обследование учащихся – обычное, в общем-то, дело. Такие медосмотры проводятся периодически… Вот тут и грянул гром! Оказалось, что девочка уже на пятом месяце беременности. Срочно вызвали в школу родителей. Когда папа узнал об этом, упал в обморок прямо в кабинете директора… Молодых разлучили. Девушка больше не появлялась в школе. Юноша очень страдал. Целыми днями пропадал возле ее дома, надеясь увидеть ее хотя бы в окно. Пару раз пробовал объясниться с родителями девушки, но его не пустили даже на порог… Вскоре семья уехала. Через несколько месяцев он узнал, что у него родился сын… Парень навел справки, разыскал их в чужом городе. Но родители опять выставили его за дверь… Мать и отец любили свою дочь и желали ей только добра. Они хотели, чтобы их девочка была счастлива. А дочь любила кудрявого юношу и тоже мечтала о счастье… Две любви столкнулись, как встречные машины на скользкой дороге… Вернувшись домой, парень взял отцовское ружье и выстрелил себе в сердце.
   – Это грех – лишать себя жизни, – сказала Даша. – Теперь его душа так и будет скитаться неприкаянной.
   – Вы верите, что существует такая субстанция, как душа?
   – Верю. А вы?
   – Я даже чувствую, где она находится. Вот здесь… – Артур хлопнул себя ладонью по груди. – Иногда она болит…
   – Вы крещеный?
   – Недавно окрестился, вместе с дочкой.
   – Сколько ей?
   – Десять лет… А у вас есть дети?
   – Нет. Во всяком случае, пока…
   Они шли, касаясь друг друга плечами. И эта близость рождала странное чувство, будто они давно и хорошо знакомы.
   – Вот мы и пришли, – улыбнулась Даша. – Спасибо, что проводили.
   – Передавайте привет папе. Скажите, что я его помню…
   Попрощавшись, Артур повернул назад. Всю дорогу до дома не переставал думать о ней. «Даша… Даша… – повторял он про себя. – Какое нежное, легкое имя. Как шелест листвы, как шуршание песка, как шепот волн».
   Поднявшись в лифте на свой этаж, Сибирцев позвонил в дверь. Открыла жена.
   – Ты, никак, выпил? Ну-ка, дыхни! – строго сказала Вика.
   – С чего ты взяла?
   – Странно… Глаза, как у пьяного, блестят.

Глава 2

   В понедельник Артур между делом заглянул в медицинский кабинет. Втайне он надеялся снова увидеть там Дашу. Но Оля была одна.
   Поговорив немного на отвлеченные темы, Сибирцев спросил:
   – А где подружка твоя? Позвонила бы, пригласила бы в гости…
   – Тебе нужно, ты и звони, – усмехнулась она.
   – Телефон дашь?
   Оля небрежно черканула на бумажке несколько цифр и подала Артуру. Поблагодарив, он сунул листок в карман и пошел к себе.
   Долго сидел перед аппаратом, не решаясь набрать номер. Было отчего-то неловко… Наконец позвонил.
   – Алло, – послышался в трубке нежный голос.
   – Привет, Даша, это Артур.
   – Я узнала.
   – Как день рождения прошел?
   – Хорошо… Засиделись допоздна, потом пошли Олю с мужем провожать… Погода была замечательная. Белые ночи уже начались, светло как днем… Перед сном прогулялись.
   – Что там такое свистит?
   – Чайник закипает. Сейчас чай пить буду.
   – А для меня случайно лишней чашки не найдется?
   – Найдется, приезжай…
   – Я не скомпрометирую тебя в глазах коллег? Скажут, мол, посторонний мужчина…
   – С часу до двух у нас обед. Пока ты доедешь, все уйдут.
   – Как тебя найти? Я ведь не знаю адреса.
   – Сейчас объясню…
   Ровно в час дня Артур вошел в парадное большого серого дома, поднялся на второй этаж, повернул налево и остановился возле двери с табличкой «Планово-экономический отдел». Сердце тревожно забилось. Он перевел дыхание и постучался. Даша встретила его приветливо.
   – Здесь, значит, ты и работаешь? – спросил Артур, оглядываясь. – А где твой стол?
   – У меня отдельный кабинет… Дверь возле плаката видишь? Вот там… Пойдем?
   – И что у тебя за должность?
   – Экономист.
   – Понятно… Как коллектив?
   – В основном, коллектив у нас женский… Это, сам понимаешь, сплетни, интриги. И руководитель – женщина…
   – У нас, кстати, директор тоже женщина.
   – Находите общий язык?
   – Не всегда… Не зря древние говорили: женщина у власти – хуже войны.
   Пока Артур осматривал кабинет, Даша хлопотала возле стола. Она казалась немного смущенной, легкий румянец проступал у нее на щеках. Длинные светлые волосы были аккуратно уложены на затылке и скреплены заколкой. Пестрая кофточка туго обтягивала высокую грудь; темная длинная юбка мягко струилась по бедрам… В каждом взгляде, движении, жесте чувствовалось какое-то особое обаяние, которое дается немногим и которое никакими усилиями невозможно воспитать в себе. Это как талант – с ним надо родиться.
   – Ты почему с чаем ничего не берешь? – спросила Даша. – Вот пряники, пирожные… Угощайся.
   – Не хочу.
   – Почему?
   – В присутствии красивой женщины у меня пропадает аппетит. Ничего не могу с собой поделать.
   – Значит, я на тебя плохо действую?
   – Скорее наоборот…
   За чаепитием и разговорами Артур не заметил, как пролетело время. Но когда Даша украдкой начала поглядывать на часы, понял – пора уходить.

   На следующий день Сибирцев снова позвонил ей на работу и предложил в обеденный перерыв посидеть в кафе. Подумав, Даша согласилась. «Только недолго, ладно?» – предупредила она.
   Артур встретил ее возле подъезда. Кафе было рядом, на той же улице. Они перешли дорогу и спустились в маленький уютный подвальчик.
   Разговор не клеился. Артур ощущал непонятное беспокойство. Даша тоже держалась скованно. Допив кофе, она стала собираться.
   – Мне еще домой надо зайти… Женщина на работе просила денег одолжить до получки, а с собой у меня нет.
   – Я провожу тебя? – нерешительно произнес Артур.
   – Да, конечно…
   Они вышли на улицу и, молча, зашагали в сторону ее дома. Шли быстро, почти бежали, словно кто-то преследовал их… Холодный северный ветер гнал по небу серые тучи. Асфальт был мокрым от недавнего дождя. Резко пахло цветущей черемухой. Сибирцев на ходу сорвал белоснежную кисть, поднес к лицу, вдыхая тонкий горьковатый аромат.
   Около дома Даша замедлила шаги.
   – Хочешь посмотреть, где я живу? – неожиданно спросила она.
   – Хочу, – почему-то шепотом ответил Артур, почувствовав легкий озноб.
   – Только давай войдем в подъезд порознь. А то соседи… Мало ли что подумают?
   Она назвала номер квартиры и пошла дальше одна. Артур потоптался немного возле газетного киоска и двинулся за ней следом.
   Быстро поднявшись на нужный этаж, он остановился напротив ее квартиры. Обитая коричневым дерматином дверь, была слегка приоткрыта. Артур легонько толкнул ее и, воровски оглянувшись, вошел.
   Даша стояла в прихожей уже без плаща.
   – Раздевайся, проходи, – сказала она, подавая ему домашние тапочки.
   В квартире было чисто и светло; везде порядок, каждая вещь на своем месте. Стены украшали акварельные пейзажи.
   – Где покупали? – поинтересовался Артур.
   – Мы не покупали. Это знакомый художник подарил.
   Между двух картин Сибирцев увидел небольшое полотно с вышитыми на нем яркими полевыми цветами. Он подошел ближе, провел пальцем по шелковым гладким бутонам.
   – Тоже кто-нибудь подарил?
   – Нет, это я сама… – ответила Даша.
   – Неужели? – удивился Артур. – На какой-то специальной машинке вышивала?
   – Ага… Вот на этой, – она протянула ухоженные руки, пошевелила растопыренными пальчиками.
   И сколько же времени тебе понадобилось?
   – Полгода. В каждый день… Даже не знаю, зачем это нужно?
   – Как зачем? Ведь здорово, когда человек не только понимает красоту, но и стремится передать ее людям. У тебя неплохо получилось.
   – Правда? Тебе понравилось? – тихо спросила Даша.
   – Да, – еще тише произнес Артур.
   Он шагнул к ней, и они оказались совсем рядом. Взяв ее за плечи, Артур подался вперед. Даша подняла голову – и губы их встретились.
   Нежно целуя, Сибирцев увлек ее на диван. Не разжимая объятий, они сели рядом. Ощутив щекой горячее Дашино дыхание, Артур непослушными пальцами принялся расстегивать пуговки у нее на вороте. Она трепетала как лист и, словно пытаясь согреться, все теснее прижималась к нему. Обнажив ее грудь, он припал к ней губами, а рукой между тем гладил колено; потом заскользил все выше и выше по бедру, пока не почувствовал под пальцами прохладный край шелкового белья.
   – Нет-нет… – встрепенулась Даша. – Не надо.
   Она приподнялась и, присев на краешек дивана, быстро одернула юбку, застегнула кофточку, поправила волосы.
   Артур сосредоточенно рассматривал узоры на собственных носках.
   – Ты не обиделся? – она заглянула ему в глаза.
   – За что?
   – Не обижайся, я, правда, не могу… Здесь…
   Она уткнулась ему в плечо.
   Какое-то время они сидели так, потом Даша встала и, улыбнувшись, как ни в чем не бывало, сказала:
   – Пошли чай пить… Сейчас свежего заварю.

   Вскоре Сибирцева отправили на неделю в командировку, в зеленый и цветущий курортный город. Особо не обремененный работой, он большую часть дня отдыхал: гулял по тихим тенистым улицам, купался в море, загорал на пляже.
   Все это время Артур не переставал думать о ней. Он представлял, что где-то далеко вот так же сейчас вспоминает о нем и улыбается милая женщина по имени Даша. И стоило воскресить в памяти ее образ, как тотчас быстро и тревожно начинало стучать сердце.
   «Надо позвонить», – подумал он, проходя мимо почты.
   В зале было прохладно. Возле окошечка, где продавали жетоны, стояло несколько человек. Сибирцев дождался своей очереди, протянул деньги и, получив горсть металлических кружочков, отправился искать свободную кабину.
   Даша взяла трубку после первого гудка.
   Артур! – радостно воскликнула она. – Как у тебя дела?
   Все нормально. Отдыхаю, как в отпуске. Жара здесь стоит невыносимая.
   – Счастливый… А у нас дожди и холод.
   – Ничего, скоро я приеду и привезу с собой лето.
   – Хорошо бы… Чем, там, в свободное время занимаешься? За женщинами, небось, ухаживаешь?
   – Что ты, какие женщины! И в мыслях не держу… Да и потом, все равно здесь никого красивей тебя нету.
   – Ладно, так я тебе и поверила!
   Они поболтали еще немного, потом темы для разговоров как-то разом иссякли. Возникла неловкая пауза. Молчание затягивалось…
   – Ну, поговори еще, поговори… – почти умоляюще произнесла Даша.
   Артур почувствовал, как от этих слов екнуло под ложечкой. И долго потом это «поговори еще, поговори» сладкой музыкой звучало в его душе.

   Вернувшись, Сибирцев назначил ей свидание в городском парке. В будни там было немноголюдно, и это устраивало обоих.
   День выдался пасмурным, безветренным и дождливым. Спрятавшись под зонтом, Артур степенно прохаживался возле серой гипсовой статуи пионера с горном. По замыслу скульптора, она, вероятно, должна была символизировать нечто возвышенное, показывать целеустремленность и напор подрастающего поколения. Но вмешательство неизвестного «соавтора» напрочь лишило изваяние гражданского пафоса. Вместо отломанного горна шутник вложил в худенькую детскую руку бутылку из-под коньяка.
   Дождь все усиливался. Тяжелые капли глухо стучали по листьям деревьев, по туго натянутой материи раскрытого зонта, шлепали по лужам, оставляя на мутной поверхности радужные воздушные пузыри.
   «А вдруг она испугается дождя и не придет?» – подумал Артур, беспокойно оглядываясь по сторонам.
   Но Даша пришла. Сквозь потоки небесной воды Сибирцев разглядел знакомый силуэт. Отважно ступая по лужам, Даша спешила к нему.
   – Здравствуй, – улыбнулась она. – С приездом…
   – Спасибо. Рад тебя видеть… Хорошо выглядишь…
   – Ага, особенно с такой прической, – она приподняла пальчиками мокрую прядь потемневших волос.
   – Погоду для прогулки мы с тобой, действительно, выбрали неудачную… Но кто знал?
   – Ничего, так даже лучше – меньше ненужных глаз.
   – Сколько времени у тебя есть?
   – Часа три… Куда пойдем?
   – Куда-нибудь, где никого нет. Я знаю одно место, там скамейки под навесом.
   Они пошли по узенькой асфальтовой дорожке вглубь парка. Чем дальше, тем гуще обступали их кусты и деревья.
   Дождь почти перестал, небо посветлело. Примолкшие птицы снова робко запели.
   – Когда ты уехал, – сказала Даша, – мне стало так грустно. Будто рассталась с кем-то из очень близких людей. Даже заплакала…
   Сибирцев взял ее за руку. Пальцы у нее были холодными и мокрыми от дождя.
   – Не озябла? – спросил Артур, согревая ее ладонь в своей.
   – Пока нет. Но промокла до нитки… В туфлях вода хлюпает.
   – Вот незадача… – он почувствовал себя виноватым. – Ты смотри, хоть не простынь.
   – Заболею – будешь лечить. Так и знай!
   – Готов ночи напролет сидеть возле твоей постели, поить чаем с малиной, рассказывать сказки… Но, думаю, это вряд ли понадобится. Пока я рядом – не дам тебе замерзнуть!
   Он обнял ее и поцеловал в губы. Она ответила таким же трепетным и долгим поцелуем. Холодные капли с покосившегося зонта падали Артуру за шиворот, но он словно не замечал этого.
   Вдали послышался неясный шум. Подняв глаза, Сибирцев увидел бегущих по дорожке людей. Они быстро приближались.
   – Черт бы побрал этих спортсменов! – беззлобно ругнулся он.
   – Всюду народ, – рассмеялась Даша. – Никуда не спрятаться.
   Тяжело дыша, юноши в спортивных костюмах стремительно пронеслись мимо и скрылись за поворотом. Артур с Дашей переглянулись и, взявшись за руки, пошли рядом.
   – У нас на кухне обновка, – похвасталась она. – Андрюша полочки такие красивые сделал. Под красное дерево.
   – Хозяйственный у тебя муж. Я бы ни за что не смог… Даже утюг починить для меня – проблема трудноразрешимая.
   – Но ведь ты бывший слесарь…
   – Да какой из меня слесарь! – отмахнулся Артур.
   Скамейки под навесом оказались сухими. Они присели на одну из них.
   – Ты сбежал с работы? – спросила Даша.
   – Мне нетрудно это сделать… А ты?
   – Взяла на сегодня отгул. Но оказалось, что муж тоже сегодня дома. Поэтому долго быть с тобой не смогу.
   – Жаль…
   – На следующей неделе я ухожу в отпуск. Тогда у меня появится много свободного времени.
   – И мы сможем видеться каждый день?
   – Если ты захочешь…
   Артур обнял ее и радостно прошептал на ухо:
   – Конечно… Еще как захочу!
   Снова вокруг потемнело, водопадом обрушился ливень. Они замолчали. Сидели, тесно прижавшись, друг к другу, и слушали шум дождя.
   Романтическую идиллию нарушили комары. Невесть откуда взявшиеся, они с гнусным монотонным звоном набросились на притихшую парочку. Поначалу Артур и Даша пробовали отбиваться, но, поняв, что это бесполезно, сдались.
   – Пойдем отсюда, – сказала Даша, потирая красное пятнышко укуса на щеке. – А то, что я мужу скажу?.. Где в городе комаров нашла?
   Раскрыв зонты, они покинули убежище.

Глава 3

   Редакция городской газеты «Новое время», где работал друг Артура – Виктор Паромов, располагалась на втором этаже старинного дореволюционного особняка. Сибирцев часто бывал здесь. Редактор, узнав, что через год он оканчивает литературный институт, предложил сотрудничать. Артур согласился, и теперь периодически на страницах еженедельника появлялись его заметки, статьи и очерки.
   Но сегодня он пришел не для того, чтобы отдать новый материал. Ему срочно был нужен Виктор.
   Дверь в его кабинет оказалась запертой. Артур растерянно глянул по сторонам.
   – Вы Паромова ищете? – спросила проходившая по коридору женщина. – Он где-то здесь, недавно его видела.
   Сибирцев заглянул в ближайший кабинет. Там сидели трое. Его неожиданное появление вызвало среди них легкую панику. Фотокорреспондент Еременко быстро спрятал что-то под стол, заведующий, отделом промышленности Карпов закрылся газетой, а репортер Синицын молниеносно задернул штору.
   – Привет! – улыбнулся Артур.
   – А-а, это ты… – разом облегченно вздохнула вся троица, возвращая на стол початую бутылку водки, стаканы и закуску. – Стучаться надо!..
   – Чего вы такие зашуганные?
   – Представь себе, – болезненно сморщился Синицын, – наш дятел решил за трезвость бороться… Вот ты, например, видел когда-нибудь редакцию, где бы ни пили? И я не видел… И он, – Синицын ткнул пальцем в сторону розовощекого Еременко, – тоже не видел! И никто никогда не увидит! Потому что нет таких…
   – Где Паромов? – прервал его Сибирцев.
   – Вроде, машинистке диктует, – сказал Карпов. – Посмотри.
   Артур прошел по коридору и в одной из комнат увидел Виктора. Держа в руке растрепанные, густо исписанные листы, он негромко, выдерживая паузы, читал текст, а сидящая напротив рыжеволосая девушка, склонившись над электрической пишущей машинкой, выстреливала следом за ним короткими и длинными очередями.
   Не желая отвлекать друга, Сибирцев остался в коридоре. Присев на стул, он взял с журнального столика подшивку газет и принялся бесцельно перелистывать пожелтевшие страницы.
   – Безобразие! – услышал Артур рядом знакомый голос, – Никогда его нет на месте!
   Он поднял голову и увидел соседа по дому, Василия Павловича.
   – Неслыханно! – продолжал возмущаться Баженов. – Прихожу в который раз, а его опять нет!.. Что за редактор! На работе не бывает… Вы тоже к нему?
   – Нет, друга пришел навестить, – ответил Сибирцев.
   – Ясно… – разочарованно вздохнул Василий Павлович, как бы сожалея, что лишился единомышленника, и, обхватив покрепче большой черный портфель, уверенно произнес:
   – Все-таки я его дождусь!
   Артур мысленно посочувствовал редактору… Однажды тот имел неосторожность опубликовать заметку Баженова. И вот теперь расплачивался. Василий Павлович преследовал его с настойчивостью росомахи. Редактор бегал от него, как мальчишка, прятался в чужих кабинетах, но Баженов, открывший в себе дар публициста, был неутомим.
   Сибирцев знал также, что Василий Павлович готовится к изданию своего многостраничного романа, отрывки из которого читал ему несколько лет назад… Все эти годы Баженов ходил по городским издательствам, ездил даже в Москву. Но никто роман его опубликовать не отважился. Тогда он решил сделать это самостоятельно. То есть издаться за свой счет… Известно, за деньги чего хошь напечатают. Вот только где их взять? Решил он тогда продать кое-что из мебели, телевизор, магнитофон и велосипеды. Вырученных денег, по его расчетам, должно было хватить, чтобы выпустить книгу тиражом в восемьсот экземпляров… Родственники и друзья пытались отговорить его от этой безумной затеи, но он стоял на своем. «Ницше, – говорил он, – в первый раз издал свою «Заратустру» еще меньшим тиражом. Но это не помешало ему стать знаменитым». Василий Павлович был уверен, что роман принесет ему известность. В тайных мечтаниях видел он толпы восторженных почитателей, многочисленные телевизионные и газетные интервью, рецензии восхищенных критиков.
   Сибирцев украдкой взглянул на него. Кургузый, заштопанный на локтях пиджачок, мятые брюки, стоптанные башмаки… Что-то похожее на жалость шевельнулось в душе. «А чем я отличаюсь от него? – грустно подумал Артур. – Те же амбиции, та же слепая вера в свою звезду, то же навязчивое желание, во что бы то ни стало опубликовать написанное… Возможно, и мне предстоит череда таких же унизительных хождений. Что с того, что я окончу литературный институт? Диплом никаких гарантий на этот счет не дает. Есть немало выпускников, которые преспокойно работают сейчас библиотекарями и лифтерами… Где же та грань, что разделяет писателя и графомана? И есть ли она вообще?»
   Глядя на ссутулившегося Василия Павловича, Артур представил себе, как вечерами садится к столу этот маленький взъерошенный человек и при тусклом свете старенькой лампы пишет и пишет никому не нужные, бессмысленные строки. Вечер за вечером, год за годом…
   «По каким критериям определить: графоман ты или писатель? – размышлял Сибирцев. – С чужими произведениями проще. Тут сразу ясно… А как быть со своими? Ведь для автора они все равно, что дети. А дети могут рождаться вундеркиндами и дебилами, красавцами и уродами… Но родительская любовь слепа…»

   В коридор вышел Виктор Паромов. В одной руке он держал листы с отпечатанным текстом, в другой – черновики.
   – Давно пришел? – спросил он Артура.
   – Не очень.
   – Чего не сказался?
   – Мешать не захотел.
   – Идем ко мне…
   Они вошли в кабинет. Виктор сел за стол и принялся править только что отпечатанный текст.
   – Видел тебя на днях, – сказал он Сибирцеву, не отрывая глаз от листа.
   – Где?
   – Попался мне навстречу с какой-то блондинкой… – Виктор поднял голову. – Симпатичная женщина… Я тебе даже позавидовал.
   – Слушай… – Артур замялся. – Ты говорил, что у тебя жена с детьми на юг уезжает.
   – Да, вчера проводил.
   – Не мог бы ты меня выручить?..
   – Ключ, что ли, дать от квартиры? – догадался Паромов.
   – Ага…
   – Бери… Когда тебе нужно?

Глава 4

   На улице Артур и Даша шли на некотором расстоянии друг от друга. Со стороны могло показаться, что они едва знакомы. И лишь когда за ними захлопнулась тяжелая дверь Паромовской квартиры, дали волю чувствам.
   Минут пять они целовались в прихожей. Потом все-таки решили снять обувь. Даша сразу с женским любопытством принялась осматривать квартиру. Артур взял на себя роль экскурсовода.
   Из кухни они прошли в гостиную, затем в детскую, оттуда – в спальню. Несмотря на полдень, здесь царил полумрак. Окна, выходившие во двор, были занавешены кружевным тюлем и полузадернутыми тяжелыми шторами. Кроны разросшихся тополей закрывали солнце. Сибирцев оперся о подоконник… Внизу, в тиши деревьев, на скамейках сидели старушки и вели привычные неторопливые разговоры. В песочнице играли дети.
   «Ходики» на стене отсчитывали убегающие секунды. Артур посмотрел на циферблат. Четыре часа они смогут быть вместе… Целую вечность!
   Он обнял Дашу и нежно прикоснулся губами к ее губам. Она ответила долгим и страстным поцелуем. Не отрываясь, Артур бережно снял с нее тонкую гипюровую кофточку.
   Даша поднесла к затылку руки и щелкнула заколкой. Густые светлые волосы заструились мягким водопадом. Не поднимая глаз, она расстегнула пуговицы у него на рубашке и легким движением скользнула ладонями от груди к плечам. С тихим шелестом рубашка упала на пол.
   Они, молча, стояли рядом. Тонкие бретельки бюстгальтера зовуще белели на нежной, чуть тронутой загаром коже. Артур провел рукой по ее спине, отыскивая застежку.
   – Не здесь, – прошептала она.
   Сибирцев замешкался. Тогда Даша сама разомкнула спереди два маленьких крючочка и развела по сторонам шелковые «чашечки», обнажив красивую высокую грудь с розовыми аккуратными сосками. Осторожно, словно боясь обжечься, Артур коснулся ее рукой, слегка сжал пальцами прохладную тугую плоть. Шумно вздохнув, Даша потянулась к нему, отыскивая его губы, горячим полуоткрытым ртом.
   Не переставая гладить и ласкать друг друга, они легли на постель. Соприкасаясь обнаженными телами, судорожно вздрагивали от охватившего их желания… Потом Артур оказался над ней – и они слились воедино.
   – Милая… Хорошая… Да-шень-ка! – прерывисто шептал он.
   Она тоже что-то бессвязно бормотала в ответ, словно в бреду, тихо постанывала и все крепче и крепче прижимала его к себе.
   Сплетясь в объятьях, они парили над бездной. Не стало ни времени, ни пространства, ни света, ни тьмы. Все исчезло… И вдруг откуда-то, из этой первозданной пустоты, возникла волна острой, неземной радости, подхватила и стремительно вознесла их, заставив затрепетать от наслаждения.
   …Обессиленный, Артур медленно приходил в себя. Приподнявшись на руках, он хотел встать, но Даша удержала его.
   – Подожди, – сказала она. – Полежим еще так…
   Какое-то время они лежали обнявшись. Даша нежно гладила его ладонями по спине, а он, уткнувшись в мягкие, пахнущие ромашкой волосы, тихо перебирал пальцами густые пряди.
   – Дай мне сумочку, пожалуйста, – сказала Даша, когда Артур поднялся.
   Раскрыв ее, она достала чистый носовой платок.
   – Пойду, чайник поставлю, – смущенно произнес Артур и вышел на кухню.
   Когда он вернулся, Даша стояла возле окна и сквозь прозрачные тюлевые занавески смотрела на улицу. Сложив согнутые в локтях руки на затылке, она приподнялась на носках и томно потянулась. Артур замер от восхищения… Подойдя сзади, он обнял ее. Даша спиной прильнула к нему и, запрокинув голову, подставила губы для поцелуя…
   Потом они, полуодетые, пили на кухне чай. Даша сидела у него на коленях и что-то рассказывала о себе. Желая сделать ей комплимент, Артур сказал:
   – Ты замечательная женщина… Другую такую еще поискать…
   – Не надо искать, – строго нахмурила брови Даша.
   – Действительно, – рассмеялся Артур. – Зачем? Я уже нашел…
   И снова они лежали в полумраке спальни на широкой чужой кровати, и опять любили друг друга.
   – Как хорошо… – шептал Артур пересохшими губами.
   – А мне хорошо, что тебе хорошо, – положив голову ему на грудь, отвечала Даша.
   Из раскрытой форточки доносились обрывки чьих-то разговоров, лай собак. Где-то в небе стрекотал вертолет. За стенкой надрывалось радио.
   «Есть ли кто-нибудь сейчас счастливей меня? – закрыв глаза, думал Артур. – Вряд ли… Но странно. Отчего мне не хочется визжать или прыгать от радости? Отчего я всего лишь тихо улыбаюсь?.. Наверное, просто отвык быть счастливым…»
   – У тебя замечательные руки, – сказала Даша, поглаживая его запястье, – красивые и очень нежные… Тебе никто не говорил об этом?
   – Нет, никто.
   – Ты вроде бы едва касаешься, а во мне все так и замирает.
   – Это моя душа разговаривает с тобой…
   Он привлек ее к себе и поцеловал в щеку.
   – Миленький, мне пора, – сказала Даша.
   – Что? – Артур посмотрел на часы. – Надо же, как пролетело время!
   Они быстро оделись и, убрав за собой постель, поспешили на улицу. Артур проводил Дашу до остановки, посадил в подъехавший автобус, а сам пошел пешком. До дома отсюда было недалеко.

   Он открыл дверь своим ключом. Вика уже пришла с работы и сидела перед телевизором. На экране мелькали герои бесконечного сериала.
   – Это ты? – не поворачивая головы, спросила она.
   – Да, – ответил Сибирцев.
   – Сходи за картошкой, пока не разделся.
   – Ой, слушай, давай завтра… Ладно?
   – А чего не сегодня?
   – Устал.
   – Это на твоей-то работе? – Вика с усмешкой посмотрела на него, – Перетрудился, бедный…
   – Николаичу на дачу мебель помогал перевозить, – стараясь не встречаться с ней глазами, соврал он. – Полдня потратили… Есть хочу, как удав.
   Артур прошел на кухню, достал из холодильника кастрюлю с мясным гуляшом, высыпал туда полбанки горошка, отрезал толстый ломоть хлеба и, не разогревая, жадно принялся за еду. Одной рукой он поддевал на вилку куски холодной говядины, а другой – перелистывал лежавший на столе журнал.
   В дверь позвонили. Вика пошла открывать. Это была Аленка. Не раздеваясь, она хотела прошмыгнуть на кухню.
   – Куда – в обуви! – грозно крикнула Вика и, схватив ее за руку, отвесила хлесткий подзатыльник. – Только полы намыла!
   Задохнувшись от обиды, девчонка разразилась слезами.
   У Артура кусок застрял в горле. «Началось…» – с тоской подумал он.
   Сибирцев вышел в прихожую.
   – Обязательно надо орать? Спокойно сказать нельзя?
   – Насто… – Вика выругалась, как портовый грузчик, – говорить уже!
   У Артура привычно заныло в груди. Он обнял плачущую дочь и тихо сказал:
   – Ну, все, перестань… Перестань.
   – Конечно, – возмутилась Вика, – мать во всем виновата! А папочка такой правильный, такой хо-ро-о-оший… Всегда поперек!
   – Давай еще громче! – взорвался Артур. – Так даже лучше! Не буду чувствовать себя виноватым!
   Вика замолчала, пытаясь постичь смысл непонятных слов. О чем это он? Что за ерунду несет?
   Хлопнув дверью, Сибирцев ушел в комнату. Присел на диван, запрокинул голову, вглядываясь в потолок и… улыбнулся.
   «Даша… Дашенька», – прошептал он чуть слышно.
   Артур представил ее лицо, стройное гибкое тело, услышал ласковый голос, почувствовал нежные прикосновения рук, ощутил вкус поцелуя на губах.
   Еще недавно подобная ссора с женой могла закончиться для него мучительными переживаниями, бессонной ночью, истерикой – чем угодно… Теперь все было иначе. Одной только мыслью о Даше он мог прикрыться, как щитом.

Глава 5

   Пока Даша не работала, они виделись ежедневно. Иногда подолгу, иногда – не очень. Последний день ее отпуска тоже решили провести вместе. Тем более что судьба великодушно предоставила им такую возможность – муж Даши уехал в командировку.
   Поразмыслив, как лучше распорядиться этим днем, они надумали съездить в соседний городишко. Там можно было запросто погулять по улицам – хоть под ручку, хоть в обнимку, без страха наткнуться на кого-нибудь из знакомых.
   Рано утром они встретились у автостанции. На Даше были легкие светлые брюки и такой же приталенный жилет из вискозы. Полупрозрачная блузка гармонировала с распущенными, выгоревшими до серебристо-льняного оттенка волосами.
   Выглядела она очень соблазнительно, о чем Артур не преминул ей сообщить.
   Настроение у обоих было замечательное. Погода не обещала сюрпризов: ярко светило солнце, ветра почти не чувствовалось, от горизонта до горизонта – ни облачка.
   Артур купил билеты, и они, постояв немного в очереди, сели в красный автобус.
   Дожидаясь, пока груженые сумками и авоськами пассажиры рассядутся, Даша нетерпеливо посматривала по сторонам. Вдруг она изменилась в лице и отпрянула от окна.
   – О, Боже! Мой сосед…
   – Где?
   – Вон тот, в джинсовой куртке.
   – Мне уйти?
   – Сиди…
   Невысокий молодой мужчина вошел в салон и медленно двинулся по проходу, отыскивая свободное место. Проходя мимо них, остановился.
   – Здравствуй, Даша… Куда это ты?
   – По работе надо съездить…
   – Но ты, вроде, в отпуске?
   – Уже закончился… Вышла, и сразу нас с коллегой, – она кивнула на Артура, – отправили…
   – Счастливо съездить, – пожелал ее знакомый, просверлив Сибирцева любопытным взглядом.
   Всю дорогу Артур чувствовал затылком этот изучающий взгляд и на все лады проклинал злополучного попутчика.
   Даша почти не разговаривала с ним. Сидела, привалившись к стеклу, далекая и чужая.
   Стараясь не привлекать внимания, внешне совершенно безучастный, Артур незаметно протянул руку и накрыл Дашину ладонь.
   – Я убью твоего соседа, – прошептал он.
   Даша крепко сжала его пальцы и улыбнулась одними глазами.

   Маленький патриархальный городок поразил своей тишиной. На узеньких улицах почти не было машин. Редкие прохожие, одетые по-деревенски непритязательно, разгуливали по дощатым тротуарам. Несколько раз навстречу им попались люди, обутые в домашние тапочки.
   Дома здесь были в основном деревянными, двух– и одноэтажными. За исключением некоторых магазинов, госучреждений и церквей. Последних в городе имелось немало. Их позеленевшие от времени купола тут и там возвышались над крышами.
   Даша взяла Артура под руку. Пожалуй, впервые за все время знакомства они могли позволить себе пройтись вот так.
   Все дороги в этом городе вели к реке. Поэтому вскоре Артур и Даша оказались возле пристани. По деревянному настилу прошли к обветшавшему полуразрушенному зданию, фронтон которого украшала выцветшая на солнце надпись «Речной вокзал». Решетчатые двери его были закрыты на замок. Пожилая женщина, очевидно, работница вокзала, прямо с крыльца удила рыбу.
   На широком настиле, поднятом на сваях высоко над водой и служившем своеобразным мостом между берегом и причалом, было многолюдно. Вокзал располагался почти на середине широкой реки, и вид с этого мостика открывался замечательный. Облокотившись на старые рассохшиеся перила, Артур и Даша смотрели на город, любовались рекой.
   Прямо перед ними, на берегу, белела стенами действующая церковь. Рядом возвышалась башня колокольни. В овальном проеме чернел огромный колокол.
   Неподалеку от них рыбачила семья: папа, две дочки-школьницы и малыш лет пяти, у которого все время течением заносило поплавок под настил, и он то и дело жалобно пищал: «Па-па, опять затаскивает!». С трудом удерживая в руках тяжелое удилище, он с азартом бывалого рыбака ожидал поклевки.
   Подвыпивший мужичок неопределенного возраста, с рваным полиэтиленовым пакетом в руках, приставал ко всем с разговорами и порывался станцевать цыганочку.
   Юные девушки в легких ситцевых платьях стайками прогуливались туда-сюда.
   Какой-то мотоциклист на размалеванной «Яве», облаченный в черный блестящий шлем с опущенным забралом, похожий на средневекового рыцаря, влетел на мост и, отчаянно стреляя глушителем, покатил к пристани.
   Артур обнял Дашу за плечи, а она, соединив руки у него за спиной, крепко прижалась щекой к его груди… Долго они стояли так, и им было все равно, что думают, глядя на них, проходившие мимо люди.
   Речные волны с тихим плеском бились о мостовые опоры, пахло водорослями и йодом. Солнечные блики играли в воде.
   – Уехать бы куда-нибудь далеко, к теплому морю… – мечтательно произнес Артур. – Поселиться на безлюдном пустынном берегу. Чтобы только ты и я… И никого вокруг.
   – Тогда бы мы с тобой обратно и не вернулись, – грустно улыбнулась Даша.
   Они спустились с мостика и, взявшись за руки, пошли по набережной, вдоль реки.
   – Молодые люди! – остановил их бородатый фотограф. – Позвольте увековечить…
   Артур посмотрел на Дашу. Она пожала плечами.
   – Когда сделаете фотографии?
   – Завтра.
   – Завтра нас здесь уже не будет.
   – Ничего, вышлю по почте…
   Артур заплатил деньги и дал ему адрес Дворца Спорта. Фотограф поклялся завтра же выслать снимки.
   Отсняв несколько кадров, он махнул им на прощание рукой.
   Вскоре набережная закончилась, и они оказались на песчаном берегу, среди перевернутых лодок. Присев на днище одной из них, решили немного передохнуть.
   Чуть дальше, почти возле самой воды, стояли несколько маленьких рубленых бань. В крайней топилась печь. Из трубы струился едва приметный белесый дымок. Мужчина в клетчатой рубахе, легко взмахивая топором, колол дрова и складывал их у порога.
   – У меня точно такая же на даче, – сказала Даша, вытряхивая из туфли речной песок. – Потом как-нибудь покажу.
   – Баню или дачу?
   – И баню тоже…
   – А может, – попаримся вместе?
   – Не исключено… – она бросила на Артура игривый взгляд.
   – Как я этого жажду! – воскликнул он и попытался ее обнять. Даша отклонилась назад, но не рассчитала и, потеряв равновесие, полетела назад, увлекая его за собой. Смеясь, они упали на песок.
   Долго и страстно целовались. Потом, притихшие, молча сидели, прижавшись спинами к нагретому солнцем лодочному борту.
   Стаи белоснежных чаек кружились над водой. Далеко вокруг разносились их пронзительные крики.
   – Отгадай, о ком я думаю, глядя на этих птиц?
   – Чайка – моя девичья фамилия…
   – Правильно, угадала.
   – А мне их крики напоминает Черное море, – задумчиво произнесла Даша. – Закрою глаза и вижу – пляж, белый пароход, изумрудные волны… В детстве мы каждое лето ездили на юг: я, мама, папа и старшая сестра.
   – В детстве… Между прочим, в детстве наши дворы были рядом. Мы наверняка видели друг друга… Твою сестру я помню. А вот тебя…
   – Мы жили тогда в разных измерениях. Ты уже бегал за девушками, а я еще в куклы играла.
   Ближе к обеду они посетили местную достопримечательность – кафе «Теремок». Открытие его состоялось буквально на днях, поэтому все здесь сияло непорочной чистотой. Даже посудомойки ходили в ослепительно белых передниках. А скатерти на столах хрустели, как свежий снег.
   Артур лениво цеплял из тарелки что-то, залитое соусом. Осуждающе посмотрев на него, Даша спросила:
   – Ты почему так плохо ешь?
   – Не хочу… Я же говорил тебе – в присутствии красивой женщины напрочь теряю аппетит.
   – Хорошенькое дело… А если бы мы с тобой поженились? К концу медового месяца умер бы с голода? Ну-ка, давай, быстренько! И с хлебом… Учти, если ты будешь худеть, я растолстею.
   Улыбаясь, Сибирцев доел все, что было в тарелке. Есть ему, действительно, не хотелось, но Даша так трогательно заботилась о нем…
   Перекусив, они вышли на улицу. Артур вспомнил, что хотел купить в буфете бутылку газированной воды.
   – Посиди здесь, – указал он на скамейку, – я быстро.
   Вернувшись через несколько минут, Артур увидел рядом с Дашей высокого парня. Он что-то говорил ей, а она в ответ отрицательно качала головой. Щеки ее пылали.
   – Вот мой муж, – сказала Даша, указывая на Артура.
   – Что такое! – подыгрывая ей, возмутился он. – Ни на минуту нельзя оставить жену одну… Сразу какие-то мужчины посторонние появляются!
   – Извините, – смущенно выдавил парень, покраснев больше Даши. – Я не знал, что это ваша жена…
   Он встал со скамейки и быстро пошел прочь. Переглянувшись, Артур и Даша весело рассмеялись.
   Весь день они гуляли по городу, отдыхали в скверах на лавочках, заходили в магазины, посетили все примечательные места, а под вечер рейсовый автобус увез их домой.
   На полпути к родному городу им встретилась стена проливного дождя.
   «Вот и все, – с грустью подумал Артур. – Праздник окончен».

Глава 6

   Замечательная штука – телефон. Стоит снять трубку – и человек, который тебе нужен, мгновенно оказывается рядом. Ну не чудо ли? И как раньше люди без него обходились?..
   Примерно так рассуждал Артур, набирая Дашин номер. Стало уже своеобразным ритуалом – начинать рабочий день с телефонного разговора. Каждое утро, за исключением выходных, они обязательно звонили друг другу.
   – Алло! – услышал Сибирцев в трубке знакомый бархатный голос.
   – Привет, – сказал он. – Это я.
   – Куда ты пропал?! – воскликнула Даша. – Сказал, что в десять позвонишь, а сам…
   – Дашенька, милая, – улыбнулся Артур… – Я не виноват… Просто у нас телефоны временно отключили. Обрыв где-то на линии… Чем занимаешься?
   – Работаю… Сижу, бумажки перебираю.
   – Ты одна?
   – Да.
   – Прекрасно… Хоть поговорим спокойно.
   Разговаривали они долго. В конце Артур спросил:
   – Мы увидимся сегодня?
   – Пока не знаю. Позвони часа в два.
   – Договорились. Целую тебя, солнышко.
   – И я тебя тоже.
   Повесив трубку, Сибирцев заглянул в соседний кабинет. Там собирался народ на утреннее чаепитие.
   Борец Шульгин и фехтовальщик Антонов играли в шахматы. Председатель профкома Яковлева заваривала чай. Методист Константинова листала журнал. Штангист Панфилов разгадывал кроссворд.
   Поздоровавшись, Сибирцев присел к столу.
   Следом за ним в комнату вошла руководитель женской волейбольной команды Инна Николаевна Амосова. Она была одета в черное, туго обтягивающее трико.
   – Вот это станок! – приподнял очки Панфилов.
   – Не с твоим разрядом на нем работать! – отреагировала Амосова.
   – От, бабы… – только и смог вымолвить тот.
   Инна Николаевна села рядом с Артуром.
   – Читала вчера твой очерк в газете. Понравилось… У тебя хороший язык: очень точный, ничего лишнего. Каждое слово на своем месте…
   – Артур у нас молодец, – поддержали ее.
   – Погодите, – пророчески воздела к небу указательный палец Амосова. – Вот закончит он институт, а потом ка-а-ак прыгнет!
   – Как большой дикий обезьян… – вставил Панфилов, прихлебывая горячий чай из чашки.
   Артур смущенно помалкивал. Что ни говори, а приятно, когда тебя хвалят.

   Во второй половине дня Сибирцев снова позвонил Даше.
   – Ну что, – весело поинтересовался он, – во сколько мы сегодня встречаемся?
   – Знаешь… – она сделала паузу. – Сегодня никак не получится.
   – Почему? – растерялся Артур. – Что случилось?
   – Мой муж… Кто-то сказал ему, что в последнее время нас часто видят вдвоем… В обеденный перерыв я пришла домой, он дал мне пообедать, а потом вдруг, как снег на голову… Описал, как ты выглядишь, где нас видели вместе…
   – Кто же это мог? Что за доброжелатель такой?
   – Не знаю. Но пока нам не надо встречаться. Пусть пройдет какое-то время, все утихнет… Ладно?
   Сибирцев почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
   – Ну, что ты молчишь? – почти выкрикнула Даша.
   – Я буду скучать по тебе… – тихо сказал Артур.
   Он положил трубку и подошел к окну. В синем небе клубились белые облака. Стремительные верткие стрижи чертили мудреные зигзаги. С шумом проносились по автостраде машины. Пацаны во дворе поливали цветущий газон.
   «А ведь я люблю ее», – вдруг подумал Сибирцев.
   Это стало для него открытием. За все время, пока они были вместе, ему и в голову не приходило как-то обозначить их отношения. Просто им было хорошо вдвоем… И только теперь, когда возможность дальнейших встреч оказалась под сомнением, он понял, какое место успела занять Даша в его жизни. Отчаянный страх овладел им при мысли, что он никогда больше не увидит ее.
   Артур вышел на улицу и медленно побрел по тротуару, не зная, куда и зачем идет. Встречные уступали ему дорогу.
   Пошарив по карманам, Сибирцев нашел немного денег. В ближайшем магазине купил бутылку вина. На скамейке, в тени деревьев, сорвал пластмассовую пробку и пригубил из горлышка.
   Когда бутылка опустела, стало как будто легче… Он старался не думать о Даше, но против его воли она снова и снова возникала перед ним.
   «Нет, одной бутылкой тут не отделаешься», – обреченно вздохнул Артур, снова направляясь в сторону магазина.

   Пробуждение было безрадостным. Открыв глаза, Сибирцев вспомнил вчерашнее и тихо застонал. Болела голова, по телу разливалась слабость, хотелось пить. Он приподнялся и тут же бессильно откинулся на подушку… Зачем вставать? Что хорошего мог принести ему этот день?
   Но вставать все же пришлось. Подавив приступ тошноты, он натянул мятые брюки и вышел из комнаты.
   В прихожей, возле зеркала, стояла Вика. Уже одетая, она подкрашивала ресницы.
   – Чего, алкоголик, – холодно спросила она, – проспался?
   – Вчера Шульгина в отпуск провожали. Немного не рассчитал…
   Артур прошел в ванную. Посмотревшись в зеркало, провел ладонью по небритому подбородку. Мысль о необходимости привести себя в порядок вызвала в нем отвращение. Он присел на край ванны, открыл холодную воду и задремал.
   Хлопнула входная дверь – это жена ушла на работу. Дочь, судя по всему, была уже в школе.
   Собравшись с силами, Сибирцев натянул свитер, кое-как зашнуровал нечищеные полуботинки и вышел из дому.
   На работе Артур появился чуть позже обычного. Утренних тренировок у него в этот день не было, поэтому он мог не спешить.
   В коридоре ему повстречался Пашка Антонов. Они поздоровались.
   – Тяжело? – сочувственно спросил тренер фехтовальщиков.
   – Просто ужас… – помотал головой Артур.
   – Заходи ко мне, опохмелю.
   Сибирцев нерешительно пожал плечами. Честно говоря, пить, тем более с утра, ему не хотелось. Он вообще никогда не похмелялся. Но грядущий день пугал своей бессмысленной пустотой, и Артур согласился.
   – Сейчас, только за чашкой схожу, – сказал он.
   В своем кабинете Сибирцев взял чашку и на выходе столкнулся с медсестрой Олей.
   – Артур, – позвала она, – иди сюда.
   – Ну, чего тебе? – раздраженно спросил Сибирцев. Ему было неприятно, что она видит его таким.
   – Иди сюда, говорю, – настойчиво повторила Оля и, когда он приблизился, добавила. – Спустись ко мне… Там тебя один человек дожидается.
   Не успела она договорить, как Сибирцев сорвался и бросился по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки.
   Он распахнул дверь и увидел ее. Даша стояла посреди комнаты и улыбалась.
   – Я подумал… что уже… все… – тяжело дыша, произнес Артур.
   Они обнялись.
   – Глупенький, о чем ты говоришь. – Даша гладила его по волосам.
   – От меня, наверное, перегаром разит… И вообще…
   – Да уж, – тихонько рассмеялась она. – Выглядишь ты действительно, неважно.

Глава 7

   В этом районе Сибирцев оказался случайно. Автобус, в котором он ехал, неожиданно сломался. Можно было дойти до ближайшей остановки и подождать следующий, но общественный транспорт ходил здесь нерегулярно, поэтому Артур, решив не терять, понапрасну времени, отправился дальше пешком. По его расчетам, где-то недалеко была трамвайная линия. К ней и двинулся он сквозь лабиринты узеньких улиц.
   Окружающий пейзаж мало походил на городской. Среди редких многоэтажек свой век доживали в основном старые деревянные дома. Асфальт был не везде. В дорожной пыли купались курицы и воробьи. Гремели цепями дворовые псы. Кошки гуляли по крышам. Восхитительно пахло свежим сеном. Артур жадно вдохнул этот аромат и подумал: «Совсем, как в деревне, на сенокосе». Ему даже показалось, что он уловил дымок костра.
   Принюхавшись, Сибирцев и в самом деле почувствовал в воздухе этот характерный, кисловато-горький запах.
   – Ребя! – услышал он звонкий мальчишеский голос. – Айда пожар смотреть!
   Мимо вихрем пронеслась стайка пацанов.
   Артур поднял голову и прямо перед собой, в конце улицы, увидел столб бледно-серого дыма. Он ускорил шаги.
   Горел двухэтажный дом. В окнах первого этажа билось пламя. На земле тут и там валялась перепачканная сажей домашняя утварь. Погорельцы кучками стояли вокруг гибнущего жилища. На лицах – печать отчаяния. Женщины плакали…
   Особенно убивалась одна, в коричневой вязаной кофте. Пытаясь вырваться из рук держащих ее людей, она истошно кричала:
   – Ой! Ой!.. Пустите меня?.. Она там! Там!..
   – Зря изводится, – сказала стоявшая рядом с Артуром пожилая женщина. – Видела я ее дочку – уже после того, как все вышли… Здесь где-то, на улице.
   – А может, и не здесь… – откликнулась другая. – Мать вон как голосит… Давно бы услышала да прибежала.
   Артур огляделся по сторонам. Толпа зевак взволнованно шумела.
   – Пожарных-то хоть вызвали? – прозвучал хриплый голос у него за спиной.
   – Вызвали, – ответил щуплый мужичок. – Только когда они приедут? Траншею возле перекрестка до сих пор не засыпали… Трубы меняли, ров навроде танкового отрыли, а закопать руки не дошли… С этой стороны тупик. А в объезд – далеко…
   Несколько человек бегали вокруг дома с ведрами, пытаясь залить пожар водой.
   Огонь между тем захватил почти половину первого этажа здания. Языки пламени подбирались к окнам второго. Но там были целы еще почти все стекла.
   – Ой! Ой!.. Ма-моч-ки-и! – снова заголосила женщина. – Кто-нибудь! Мужчины! Помогите!..
   Легкий озноб прошиб Артура. Не успев подумать, зачем ему это нужно, он решительно шагнул вперед, плечом раздвигая толпу.
   – Где ваши окна?
   – Вон там, на втором этаже! – вцепилась ему в рукав несчастная. – Прошу вас, посмотрите, вдруг она там?
   Внутри уже во всю бушевало пламя.
   «А что если попробовать через соседний подъезд? – подумал Сибирцев. – Подняться на чердак и по нему – до квартиры».
   Артур подобрал лежащее на земле шерстяное одеяло, с головой укрылся им. Понятливые мужики окатили его из ведер водой. Глубоко вздохнув, он нырнул в молочно-серый горячий туман.
   На одном дыхании Сибирцев проскочил лестничные пролеты и оказался на чердаке. Дыма здесь было много, но все же меньше, чем он ожидал. Пригнувшись, Артур побежал в другой конец.
   Люк, ведущий с чердака на площадку второго этажа, был закрыт. Взявшись за ручку, он потянул на себя… В лицо дохнуло жаром, клубы густого едкого дыма повалили из проема. Закашлявшись, он отступил на несколько шагов.
   Лестница до второго этажа была вся в огне. Но площадка еще не горела.
   Сибирцев быстро спустился с чердака и с силой толкнул боковую дверь. Она легко распахнулась. Заскочив в квартиру, Артур захлопнул ее за собой.
   – Эй, есть тут кто-нибудь?! – крикнул он от порога и, стянув с головы мокрое колючее одеяло, внимательно прислушался.
   Странное чувство испытал Сибирцев в этот момент. Словно бы взглянул на себя со стороны. Неужели это он стоит сейчас здесь, один, в чужой, незнакомой квартире, грязный, замотанный в какое-то нелепое одеяло.
   Внезапно его охватил страх. Дикий, панический, животный страх… Он хотел бежать. Немедленно, сейчас же… Но что-то остановило его.
   Преодолев секундное колебание, он двинулся вглубь квартиры.
   Слезились глаза, тяжело было дышать. Заметив, что внизу дыма поменьше, Артур опустился на четвереньки… Горячие половицы обжигали ладони. В кухне на полу уже пузырилась краска.
   Толкнув головой приоткрытую дверь, он вполз в комнату. И сразу услышал негромкие всхлипы. Звуки доносились из-под кровати. Отдернув свисающее покрывало, он увидел девочку. Прижимая к груди пушистого кота, она испуганно отпрянула к стене.
   – Не бойся, – осипшим голосом произнес Артур. – Пойдем к маме.
   Девочка не реагировала… Ухватив за ногу, он вытянул ее из-под кровати. Серый кот, испуганно мяукнув, вырвался из рук и метнулся обратно.
   – Барсик! – в истерике забилась малышка.
   Вытащив за ошорок упиравшегося кота, Сибирцев оттянул ворот заправленного в брюки джемпера и сунул его за пазуху. Затем поднял на руки девочку.
   – Держись крепче!
   Она обхватила его ручонками за шею. Кот беспокойно заурчал и шевельнулся под джемпером.
   Накрывшись одеялом, Сибирцев быстро пошел к выходу.
   Внизу оглушительно грохнуло, послышался шум разбитого стекла.
   «Телевизор… Или газовый баллон?» – подумал он.
   Входная дверь уже дымилась. Распахнув ее, Сибирцев отшатнулся – лестничная площадка была вся в огне, Языки пламени плясали перед глазами.
   На раздумья времени не оставалось. Артур бросился к железной лестнице, ведущей на чердак.
   Одной рукой прижимая к себе девочку, другой ухватился за металлический поручень… Что-то зашипело, и в то же мгновение ладонь пронзила дикая боль. Запахло паленым.
   – А-а-а! – закричал Сибирцев, не переставая, однако, карабкаться по лестнице вверх.
   Обезумевший кот заметался под джемпером в поисках выхода и, не найдя, вцепился в тело острыми когтями. Артуру показалось, что с него живьем сдирают кожу.
   Вытолкнув девочку на чердак, он подтянулся на руках, перегнулся через невысокий барьер – и в то же мгновение ощутил, как с легким хлопком вспыхнули брюки ниже колен. Не мешкая, он выбрался наверх и быстро сбил огонь, обернув ноги одеялом.
   Глаза застилала горячая пелена, легкие разрывались от саднящей боли, кружилась голова. Надрывно кашляя, Сибирцев подхватил задыхающуюся в дыму девочку и, шатаясь, быстро пошел по чердаку в сторону соседнего подъезда.
   Толпа ахнула, когда из горящего дома показался Артур с ребенком на руках. Несколько человек бросились ему навстречу.
   Сибирцев скинул тлеющее одеяло и передал девочку подбежавшим. Затем выдернул джемпер из брюк, выпустил на волю перепуганного кота. Тот мгновенно взобрался на ближайшее дерево.
   С истошным воем сирен во двор въехали пожарные машины.
   Люди в брезентовых робах и блестящих на солнце шлемах привычно взялись за дело.
   Артур присел на траву. Левая штанина еще дымилась.
   «Новые брюки… – подумал он. – Второй раз надел».
   Нестерпимо жгло ладонь. Сибирцев взглянул на безжизненные лоскутки обгоревшей кожи и поморщился.
   – Отчаянный ты парень, – услышал он. Обернувшись, увидел невысокого коренастого мужчину в милицейской форме.
   – Как самочувствие?
   – Нормально, – ответил Артур. – Рука вот только…
   – Эй, медицина! – крикнул участковый фельдшеру скорой помощи, курившему возле машины. – Тут человека перевязать надо!

Глава 8

   После того, как у Паромова вернулась с юга жена, Артуру и Даше стало негде встречаться. Виделись они по-прежнему почти ежедневно, но теперь их общение ограничивалось исключительно прогулками на свежем воздухе.
   Лето в этом году выдалось дождливым. Серые ненастные дни не радовали теплом. Однако для Даши и Артура непогода стала союзницей – в дождь было легче затеряться на городских улицах.
   Сибирцева угнетала невозможность побыть с ней наедине. Обзванивая друзей, он перебрал множество вариантов, но так и не нашел ничего подходящего. О том, чтобы снять квартиру, Артур даже не мечтал – слишком дорого. На это пришлось бы потратить едва ли не половину зарплаты. Таких денег у него просто не было.
   Видя его состояние, Даша в одну из прогулок сказала:
   – По будням у меня мама с папой на работе. Обедать домой не приезжают. Я могла бы взять ключ…
   Артур просиял от восторга.

   Полуодетые, они сидели на диване. Обняв Артура, Даша щекой прижималась к его груди.
   – Миленький… – прошептала она. – Я ведь привыкну к тебе.
   – Привыкай, – разрешил он. – Я не против…
   Они помолчали. Потом Артур спросил:
   – Тебе когда-нибудь читали стихи?
   – Не помню.
   – Хочешь, прочту?
   – Хочу…
   Сибирцев задумался, собираясь с мыслями. Затем, не выпуская ее из объятий, взволнованным полушепотом выдохнул первые строки:

     – Не исчезай на тысячу лет
     не исчезай на какие-то полчаса…
     Вернешься ты через тысячу лет,
     но все горит
     Твоя свеча.

   Голос его выровнялся и окреп, лицо просветлело… Прильнув к нему, Даша слушала не шевелясь.

     – Не исчезай из жизни моей,
     не исчезай сгоряча или невзначай.
     Исчезнут все.
     Только Ты не из их числа
     Будь из всех исключением,
     не исчезай.
     В нас вовек не исчезнет наш звездный час
     самолет,
     где летим мы с тобой вдвоем,
     мы летим, мы летим,
     мы все летим,
     пристегнувшись одним ремнем
     – вне времен –
     дремлешь Ты на плече моем
     и как огонь
     чуть просвечивает ладонь Твоя.
     Твоя ладонь…
     Не исчезай из жизни моей.
     Не исчезай невзначай или сгоряча.
     Есть тысяча ламп.
     И в каждой есть тысяча свеч,
     но мне нужна
     Твоя свеча.
     Не исчезай в нас, Чистота,
     не исчезай, даже если подступит край,
     Ведь все равно, даже если исчезну сам,
     Я исчезнуть Тебе не дам.
     Не исчезай…

   – Спасибо, – тихо сказала Даша. – Замечательные стихи.
   – Это Вознесенский.
   – Перепиши мне потом. Ладно?
   Она встала, надела платье. Артур тоже поднялся. Пора было уходить.
   – Подожди, не крась пока губы, – сказал он, видя, что Даша достает из сумочки помаду.
   Поцеловав ее, Сибирцев печально вздохнул:
   – Два часа… Это так мало.
   – Я и сама не заметила, как они пролетели, – грустно улыбнулась Даша.
   – Ну, я пошел, – сказал Артур. – Прощай.
   – Не говори так! – вспыхнула Даша.
   – Как? – не понял он.
   – Разве нет других слов?
   – Ах, вот ты о чем!.. Хорошо, больше не буду. До свидания, солнышко. До встречи…
   – До скорой встречи, – уточнила она.

   В городском парке играл духовой оркестр. Празднично одетый народ гулял по зеленым аллеям, толпился возле аттракционов и торговых рядов. Повсюду слышались веселые голоса и звонкий смех.
   Держа за руку дочь, Артур медленно шел с ней по асфальтовой дорожке. Они были вдвоем – Вика ждала в гости подругу и осталась дома.
   – Папа, купи мороженое, – попросила Аленка.
   Сибирцев протянул ей деньги.
   – Сходи сама. Я тебя здесь подожду.
   Он отошел в сторонку, остановился на обочине. Думая о своем, лениво скользил взглядом по лицам прохожих.
   Вдруг сердце его рванулось из груди – в пестром потоке он увидел Дашу. Ее алый пуловер был заметен издалека.
   Привычным движением она откинула назад свои роскошные волосы и… замерла на месте.
   Артур широко улыбнулся.
   Быстро глянув по сторонам, Даша направилась к нему.
   – Ты один?
   – С дочкой… А ты?
   – Одна… Муж сегодня уехал на дачу. Скучно стало дома сидеть. Дай, думаю, прогуляюсь. И надо же!..
   – Как будто договорились, – кивнул Артур.
   Подошла Аленка, оценивающе посмотрела на Дашу.
   – А вот и моя Аленушка, – сказал Сибирцев. – Знакомьтесь.
   Смущаясь, девочка осторожно пожала протянутую ладонь.
   – Ну, что возьмем тетю Дашу с собой? – спросил Артур у дочери.
   – Да, – ответила она.
   Из-за облаков выглянуло солнце. Артур спиной ощутил его горячие лучи.
   – Куда пойдем? – поинтересовалась Даша.
   – На машинах кататься, – предложила Аленка.
   Сибирцев не возражал.
   На круглой площадке, обнесенной мелкой проволочной сеткой, бесшумно скользили по гладкому полу разноцветные тупоносые машинки. В них – где по одному, где по двое сидели дети и взрослые. Накручивая баранки, они стремительно носились туда-сюда. Визг и крики заглушали звуки музыки.
   Прозвенел звонок. Участники гонок освободили места для очередной группы желающих.
   Аленка и Даша сели в зеленый блестящий автомобиль. Мужчина в униформе объяснил, как управлять машиной, и после сигнала они стартовали вместе со всеми.
   Артур смотрел на них, облокотясь на барьер. По лицу его блуждала улыбка.
   В пылу азарта Даша и Аленка позабыли обо всем. Они заразительно смеялись, выхватывали друг у друга руль… Их можно было принять за расшалившихся сестер.
   Откатав положенное время, они вернулись – сияющие и возбужденные.
   – Папа! – воскликнула Аленка. – Так здорово!
   – Придется тебе покупать дочке машину, – сказала Даша. – Водить она уже научилась.
   Артур развел руками: мол, что поделаешь, придется…
   Неподалеку на деревянном помосте летней эстрады выступали клоуны и жонглеры. Публика поддерживала их аплодисментами.
   Они подошли ближе. Аленка протиснулась вперед, к сцене.
   Сибирцев взял Дашину ладонь в свою.
   – Что ты делаешь? – чуть слышно произнесла она.
   – А что? – отозвался Артур.
   – Аленка же увидит…
   Не увидит.
   Когда представление закончилось, они отправились дальше, И долго еще гуляли по парку, пока Аленка не запросилась домой.

   Вечером Сибирцев сидел на кухне, ужинал. На столе вполголоса бормотал радиоприемник. За окном монотонно накрапывал дождь.
   Вошла жена, встала у него за спиной.
   – Ну, как? – спросила она после долгой паузы.
   – Ты о чем? – оторвался от газеты Артур.
   – Признался своей Даше в любви?
   Сибирцев почувствовал себя так, будто ему за шиворот высыпали горсть тараканов.
   – Какая Даша? Откуда?!
   Вика смерила его презрительным взглядом.
   – Мне Аленка все рассказала.
   – Ах, вон оно что! – Артур изобразил беспечную улыбку, – Да, мы знакомы… Но не более. Подумаешь, прогулялись вместе.
   – Не надо… – голос ее дрогнул. – Даже Аленка все поняла. Говорит мне: «Папа на нее так смотрел!.. Так смотрел!»
   Сибирцев растерянно замолчал, не зная, что ответить.
   – Я тебя не держу, – Вика всхлипнула. – Уматывай к своей Даше… Как-нибудь обойдемся.
   Слезы горошинами покатились по ее щекам. Она вытерла их кухонным полотенцем.
   Прибежала Аленка. В тревожно распахнутых глазах застыл немой вопрос: что случилось?
   Опустив голову, Артур теребил клеенку на столе. Он был подавлен случившимся. Особенно этими внезапными слезами…
   «Ладно, все утрясется, – подумал Сибирцев. – В конце концов, не в постели же с ней она меня застала»

Глава 9

   После дождливого лета незаметно наступила осень. Пожелтели листья на деревьях, дни стали сумрачней и короче. Артур собирался в дорогу. Позавчера Панфилов спросил у него:
   – Ты когда-нибудь бывал на скалах?
   – Ни разу, – ответил Артур.
   – Поехали?
   – А как работа?
   – Я договорюсь… Мне все равно напарник нужен.
   По совместительству тренер штангистов был председателем туристического клуба, и время от времени путешествовал с какой-нибудь из групп. На этот раз он отправлялся покорять скалистые вершины.
   Сборы были недолгими: спальный мешок, палатка, немного продуктов… И вскоре поезд, постукивая колесами, уносил их на север.
   Едва рассвело, группа туристов, состоящая в основном из студентов политехнического института, высадилась на пустынном полустанке. Вокруг лежал снег.
   Улицы маленького поселка не знали асфальта, поэтому пришлось сразу же надеть сапоги.
   Хмурое небо сеяло изморось. Было холодно и сыро. Две пожилые женщины, попавшиеся навстречу в этот ранний час, сочувственно вздохнули: «И куда вас понесло в такую погоду?»
   Первый привал сделали возле лесной речки. Пока кипятили чай, подошла лесовозная машина.
   – Сергей! Аня! – крикнул Панфилов. – Поедете с Артуром Викторовичем варить обед!
   Они взяли с собой самые тяжелые рюкзаки. Пристроив их позади кабины, покатили по извилистой грунтовой дороге.
   У развилки остановились, поблагодарили молчаливого водителя и отправились дальше пешком.

   Скалы возникли не сразу. Сколько шли, а их все не было. Артур подумал даже, что сбились с пути. Но вскоре сомнения рассеялись. Тропинка пошла в гору, вокруг стали попадаться огромные, поросшие мохом валуны, и, наконец, из-за деревьев показались высокие каменные громадины.
   – Эти выходы скальных пород, – с интонацией экскурсовода произнесла Аня, – остатки горного кряжа Ветреный Пояс, открытого в девятнадцатом веке.
   Потом добавила доверительно:
   – Между прочим, в прошлом году здесь кино про викингов снимали…
   Долго не удавалось разжечь костер. Все вокруг было сырым, с деревьев капало. Как назло, поблизости не оказалось ни одной подходящей сушины. Влажные поленья густо дымили и тлели едва-едва. Даже Артур, человек в лесу не случайный – все же охотник и рыбак, – и то чуть было не опустил руки. Но не хотелось терять авторитет, и он терпеливо подкармливал хилый огонь мелкими веточками, берестой, пока не загудело и не взметнулось к небу горячее оранжевое пламя.
   Присев на замшелый пень неподалеку от костра, Сибирцев устало закрыл глаза. И тотчас пред ним возникла Даша.
   Вспомнился последний разговор с ней.
   – А ведь мы грешим с тобой… Ох, грешим!..
   – Возможно… Только я не считаю это грехом. Слишком много всего было в моей семейной жизни.
   – А я?.. Чего я-то ищу? Ведь у меня замечательный добрый муж. Мы и не ссорились никогда. Почти… Вот и сегодня проснулась, а на подушке – цветы.
   Артур видел однажды ее супруга. Действительно, вполне приличный молодой человек: высокий, стройный; хорошо одет и модно пострижен. Тогда Сибирцев воспринял его совершенно отстраненно. Но сейчас это короткое слово «муж» обожгло, словно удар плетью.
   Артур представил его с букетом цветов. Вот он стоит, смотрит на спящую Дашу, потом нагибается, кладет на подушку цветы и нежно целует ее в приоткрытые губы.
   «Да ведь они, – вдруг с ужасом подумал Сибирцев, – и спят под одним одеялом!»
   – Почему ты молчишь? Сказал бы хоть что-нибудь, поспорил.
   – Что тут скажешь… – пожал плечами Артур.
   Даша вздохнула и, глядя куда-то вдаль, задумчиво произнесла:
   – Может, просто была весна?

   После обеда туристы установили палатки и стали готовиться к восхождению. Определили четыре маршрута различной сложности. Самый трудный – четвертый. По нему попробовал подняться и Артур.
   Щелкнул карабин страховки – и вперед… Метр за метром… Выше, выше… Главное – не смотреть вниз и помнить три правила: к скале только лицом; постоянно иметь три точки опоры; не отклоняться от маршрута более чем на два метра – иначе сыграешь «маятником», и страховка не спасет.
   Руки Артура лихорадочно шарили по шершавому граниту в поисках выступа или ямки. Ноги дрожали от напряжения.
   Вот и вершина. Но до нее – гладкая, как стол, каменная плита. Не за что зацепиться. Минуты две он тщетно пытался преодолеть последние метры и, не найдя точки опоры, беспомощно посмотрел вниз. Там, у подножия, стояли люди. С высоты они показались ему похожими на маленьких игрушечных человечков.
   – Дальше не могу! – крикнул Артур.
   – Давай вниз! – ответил страхующий Панфилов.
   Легко сказать – вниз… Спускаться намного тяжелее, чем подниматься. Это понимаешь особенно остро, когда расстояние до земли исчисляется десятками метров, а ты держишься за крохотный выступ только кончиками пальцев. И даже сознание того, что ты на страховке, не очень-то греет.
   Последнюю треть пути, по совету Панфилова, Артур спускался «парашютиком». Этот способ ему очень понравился. Тут много ума не надо – только ногами правильно толкайся да смотри, чтобы головой о скалу не удариться.
   Если не штурмовать скалу в лоб, то подняться наверх не проблема. На вершине каменистой гряды растут высокие сосны, под ними – россыпи спелой брусники.
   Ребята усиленно нажимали на витамины. Тут и там мелькали вокруг замшелых валунов их яркие куртки.
   Сибирцев ушел ото всех. Прислонившись спиной к сосне, встал у самого края. И какой простор открылся ему!
   Совсем незаметно день из серого превратился в ослепительно солнечный. Ветер разогнал облака, и небо стало голубым.
   С вершины видно было далеко-далеко. Насколько хватало глаз, расстилалось желто-красно-зеленое море тайги с коричневыми проплешинами болот и синими блюдцами озер. Печально перекликаясь, летели на юг стаи диких гусей.
   От этой ли сказочной дали, от мыслей ли об уходящем лете или еще от чего, сердце Артура сжала щемящая тоска, и показалось – шагни сейчас со скалы – и не сорвешься вниз, а полетишь вслед за птицами, туда, к той черте, где сходятся земля и небо…
   На ужин подали суп из грибов, собранных в ближайших окрестностях. Потом – чай с брусникой и пряниками.
   Малиновое солнце садилось за лес. Было тихо. По озерной глади плавно скользили утки. Неподалеку от лагеря, в сосняке, тонко свистели рябчики.
   Основная стоянка располагалась у подножия скалы, а «командирская» палатка Панфилова и Артура стояла на вершине. Когда совсем стемнело, все поднялись наверх и расселись вокруг огромного костра, который никак не хотел разгораться. Как ни бились – бесполезно… Замерзнув, ребята, подсвечивая фонарями, спустились к своим палаткам.
   А костер все же разгорелся. И долго потрескивал, бросая в ночное небо снопы рубиновых искр. Наверное, далеко его было видно. И, может быть, какой-нибудь охотник или рыбак, ночующий в этих лесах, смотрел на красную мигающую точку, словно на маяк, и было ему не так одиноко.

Глава 10

   Вот уже несколько дней, как Даша куда-то исчезла. Артур без конца звонил ей на работу, но никто не брал трубку.
   Им овладело тревожное беспокойство. Он не находил себе места. Часами просиживал возле телефона, боясь отлучиться – вдруг она позвонит…
   «Может, заболела?» – подумал Артур, в который уже раз набирая ее номер.
   В трубке щелкнуло, и знакомый голос произнес:
   – Слушаю.
   – Даша! – радостно закричал он. – Я звоню тебе с понедельника, а тебя все нет! Ничего не случилось?
   – Ничего… Просто работы много.
   – Я соскучился по тебе. Очень-очень!.. Мы сегодня увидимся?
   – Нет, никак не получится.
   – Давай хоть на пятнадцать минут встретимся. Я так давно тебя не видел!
   – Нет… Не стоит… Будет только хуже обоим.
   – Ты хочешь сказать… – он осекся.
   – Не надо нам больше встречаться.
   Сибирцев содрогнулся от ее слов.
   – Я знал, что рано или поздно это произойдет… – едва шевеля онемевшими, непослушными губами, с трудом выговорил он. – Но не думал, что это случится так скоро… И будет так больно… Я ведь люблю тебя.
   Последняя фраза вырвалась у него неожиданно. Впервые Артур вслух сказал ей об этом.
   Даша молчала, не решаясь положить трубку.
   – Не понимаю, – потухшим голосом произнес Сибирцев. – Почему? Зачем?
   – Все уже решено. И давай, обойдемся без объяснений…
   Короткие гудки лишили его последней надежды. Он уронил голову на согнутые в локтях руки и долго сидел так, не двигаясь. Затем тяжело поднялся и, роняя стулья, двинулся к выходу.
   Потом он куда-то шел, куда-то ехал… И снова шел, и снова ехал.
   В троллейбусе было душно и тесно. Сжатый со всех сторон, Артур чувствовал нараставшее раздражение.
   Рядом с ним стоял носатый худой парень и со сладострастным урчанием поедал переспевший банан. Длинные грязные волосы, перехваченные на затылке шнурком, болтались у Сибирцева перед глазами. Удушливый запах давно немытого тела щекотал ноздри.
   Он хотел отодвинуться, но не смог. Оставалось одно – терпеть.
   Длинноволосый отвратительно чавкал и беспрестанно вертел головой. Пару раз своими лохмами он задел Артура по лицу.
   Сибирцев ощутил закипающую злость. С каким наслаждением он вцепился бы сейчас в эту цыплячью шею и сдавил, чтобы хрустнули под пальцами худосочные позвонки!
   С трудом погасив неожиданную вспышку ярости, он отвернулся к окну… И вдруг увидел Дашу. Она шла по тротуару.
   Усердно работая локтями, Артур стал протискиваться к выходу.
   Сибирцев догнал ее и, ни слова не говоря, пошел рядом. Даша бросила на него быстрый взгляд. Узнав, грустно улыбнулась:
   – А, это ты?
   Они, молча, шагали по мокрому, усыпанному опавшими листьями асфальту. Артур не знал, с чего начать разговор. Даша казалась чужой и недоступной. Эта перемена больше всего поразила его. Ведь еще недавно он знал ее совсем другой.
   Сделав над собой усилие, Артур произнес:
   – Ты окончательно решила?
   – Да.
   – Зачем, Даша?.. Мы оба потом будем жалеть об этом.
   – Мне тоже трудно представить, что больше не увижу тебя, не услышу твоего голоса… Что не будет этих утренних звонков… Но так надо, пойми.
   – Не хочу ничего понимать! Я так долго блуждал в темноте. Я устал быть один… И вот, наконец, нашел ту, с которой мне хорошо. Неужели опять… – слова застряли у него в горле.
   Даша молчала.
   – Хорошо… Ладно… Мы расстанемся… Пройдет время и я, быть может, утешусь с другой… Ну, а ты? Ты?..
   – Стану верной женой.
   – Но мы уже никогда не будем такими, как прежде!
   – Я попробую.
   – Тебе было плохо со мной?
   – Нет… Не в этом дело.
   – Быстро же я тебе надоел…
   – Ну что ты!
   – Тогда оставим все как есть. Ведь жили же раньше, и ничего.
   – Быть с одним, а думать о другом… Это ужасно…
   Артур с отчаянием посмотрел на нее. Лицо его исказилось от боли.
   – Ну, хочешь, давай поженимся!
   – Нет. Это невозможно… От мужа я уйти не смогу. Кроме меня у него никого нет. Он ведь в детдоме воспитывался… И еще… Ты знаешь, я тебе говорила – он никогда не сможет иметь детей. Бросить его – это предательство…
   Они остановились.
   – Значит, все? – спросил Сибирцев. – Значит, никогда?
   – Прошу тебя… – голос ее задрожал. – Или ты хочешь, чтобы я расплакалась?
   – Нет, – произнес Артур и подумал: «Сейчас будет самое трудное. Надо повернуться и уйти… Но как это сделать?»
   Он взял Дашу за плечи.
   – Не забывай… Ой, что я говорю! – Сибирцев замотал головой. – Забудь… Забудь меня поскорее. Прощай!..
   Слезы душили его. Стыдясь прохожих, он свернул в ближайший переулок.

   – Марина Михайловна, – сказал Сибирцев, входя в кабинет директора Дворца Спорта, – отпустите меня в отпуск… С завтрашнего дня.
   – Ты даешь, Артур! – изумилась Терентьева. – Так же не делается… Есть определенный порядок.
   – Но мне очень нужно!
   – Нет, не могу… Я понимаю – путевка в санаторий горит или умер кто…
   – Вот именно.
   – Что «вот именно»?
   – Умер…
   – Кто?
   – Я.
   – Нисколько не смешно.
   – Действительно, чего уж тут смешного…
   Марина Михайловна осуждающе посмотрела на Артура.
   – Ох, уж эти мне шутники!.. Ладно, садись, пиши заявление. Но имей в виду – отпускные получишь только в конце месяца.
   Покинув кабинет директора, Сибирцев спустился в зал, нашел там Пашку Антонова.
   – Слушай, одолжи до получки…
   Пашка достал кошелек, без лишних вопросов протянул деньги.
   Артур сходил в магазин, купил две бутылки водки и плитку шоколада. Больше закуски решил не брать.
   Уединившись у себя в кабинете, Сибирцев откупорил поллитровку, наполнил до краев граненый стакан.
   «О Господи, как плохо мне!.. Как плохо», – простонал он и залпом выпил резко пахнущую прозрачную жидкость.
   Отломив кусочек шоколадки, бросил его в рот.
   В животе зажгло, по телу разлилась приятная теплота…
   После телефонного разговора с Дашей прошло всего несколько часов. Но Артуру показалось, что это случилось, по крайней мере вчера – столько он успел пережить… Трудно было привыкнуть к странному ощущению пустоты.
   Он снова налил себе водки.
   Артур решил напиться до бесчувствия. Конечно, он понимал, что завтра будет плохо. Но что делать, если это – единственный способ дожить до утра?
   Сибирцев быстро пьянел. Безысходность и тоска отступали. Мир стал добрее. Душа вырвалась из груди, как птица из клетки, и куда-то полетела… Обрывки воспоминаний мелькнули перед ним.
   …Голубое бездонное небо, яркая зелень молодой листвы, ласковое тепло весеннего солнца. Они идут с Дашей рядом, касаясь друг друга плечами. Говорят о чем-то, улыбаются. Она ловит каждый его взгляд… Летний дождь. Капли с шумом бьются о мокрый асфальт. Потоки воды под ногами. Обнявшись, они целуются под зонтом. Губы ее сладко пахнут карамелью. Потемневшая прядь прилипла ко лбу, на щеках – брызги дождя… Полумрак чужой спальни. Тяжелые шторы на окнах. Сгорая от страсти, они жадно ласкают друг друга, стонут и шепчут бессвязно нежные слова… Жаркий полдень, берег реки. Прислонившись спинами к днищу перевернутой лодки, они сидят на горячем песке. Тревожно кричат чайки. Прикрываясь ладонью, он смотрит на солнце…
   Внезапно солнце погасло. Потом из мрака возникли чьи-то лица и, словно сквозь толщу воды, Артур услышал далекие голоса:
   «Берите его за ноги… осторожней… понесли… Какой тяжелый… Может, ему нашатырки дать?»

   Сибирцев открыл глаза. За окнами едва угадывался хмурый осенний рассвет.
   «Где я?» – тревожно подумал он и приподнялся на локте.
   Увидев, что дома, – облегченно вздохнул.
   Лежа в постели, Артур прислушался… Было тихо. Видимо, жена с дочкой уже ушли – он даже не слышал, когда.
   Сомкнув веки, Сибирцев попытался заснуть. Но сон не шел. Душа и тело страдали. Он чувствовал себя ужасно. «Все пройдет… – шептал он. – Все пройдет…». Однако это мало помогало.
   Резкой трелью взорвался телефон. Артур скинул с себя одеяло и, пошатываясь, вышел в прихожую.
   – Привет, – услышал он в трубке голос Инны Николаевны Амосовой. – Как у тебя дела?
   Сибирцев вдруг вспомнил, что с ним было вчера… Как его куда-то несли по темному гулкому коридору; как приводили в чувство у нее в кабинете, растирая виски нашатырным спиртом; как он ругался последними словами, а потом рыдал у нее на плече… Кажется, он рассказал ей все.
   – Как дела? – спросила Инна Николаевна.
   – Жить не хочется…
   – Что ты! Разве можно так!.. Все будет хорошо, вот увидишь…
   – Я вчера сильно пьяный был?
   – Еще бы… Захожу, а ты возле стола на полу валяешься… Мы с Панфиловым и Пашкой, втроем, тебя ко мне в кабинет перенесли. Ты на диване немного отлежался. Потом Пашка тебя на такси увез.
   – Кошмар…
   – Ничего, ты, главное, духом не падай.
   – Ладно… Спасибо, что позвонила.
   Сибирцев сходил на кухню, выпил стакан холодной воды и снова улегся в постель. Телефонный аппарат он поставил рядом. Так, на всякий случай…
   По стеклам били капли дождя. На потолке плясали серые тени.
   Не двигаясь, Артур лежал на спине.
   Миновал час, другой, а он не то чтобы не сменил положения – даже не шевельнулся. Полное безразличие овладело им.
   Неизвестно, сколько бы еще он пролежал так. Но тут опять зазвонил телефон. Артур поспешно схватил трубку.
   – Алло!
   – Здравствуй, – долетел до него Дашин голос.
   Сердце замерло, потом заколотилось со страшной силой.
   – Милая! Как хорошо, что ты позвонила! Я так ждал твоего звонка! Умница ты моя…
   – Я тебе не поэтому звоню, – перебила она.
   Артур не понял. Растерянная улыбка все еще блуждала по его лицу.
   – У меня книга твоя осталась, – продолжала Даша. – Помнишь, ты мне давал почитать? Я ее с Олей передам.
   – И только затем ты позвонила? – он почувствовал, как холодные тиски снова сжимают ему грудь.
   – В общем, да…
   – Даша, милая, мне плохо без тебя… Я не могу… Мне бо-о-ольно! – простонал он в трубку.
   Короткие гудки прервали разговор.

Глава 11

   Прошло семь дней. Все это время Сибирцев не выходил из дома. Сославшись на болезнь, он большую часть суток проводил в постели.
   Не открывая зашторенных окон, Артур подолгу лежал на кровати. Он почти совсем утратил интерес к жизни. Не хотелось ни пить, ни есть, ни читать, ни смотреть телевизор; он не мог никого ни видеть, ни слышать; перестал следить за собой – лицо покрылось белесой щетиной, волосы свалялись и превратились в неопрятные сосульки. Он похудел и осунулся. Грудь впала, руки безвольно повисла. Походка стала шаркающей, как у старика.
   Один раз Артур, желая хоть немного отвлечься, включил радио. Но эффект получился обратным… Как раз в это время в эфире звучала песня о чьей-то несчастной любви. Он дослушал до конца, потом упал на кровать и, захлебываясь слезами, долго грыз зубами подушку.
   Сибирцев почти не замечал, как утро переходит в день, а день сменяет вечер. Тоскливый сумрак не покидал зашторенной комнаты. Окружавший мир превратился для него в одну долгую беспросветную ночь. И только короткий прерывистый сон приносил мимолетное забытье.
   Трудно было скрывать свое состояние от дочери и жены. В их присутствии Сибирцев старался держаться повеселее. Это ему удавалось, хотя и отнимало много сил.
   Артур избегал думать о Даше, но мысли неизбежно возвращались к ней. Да и как иначе? За то время, пока они были вместе, Даша стала частью его самого. И сейчас, когда они расстались, Сибирцев чувствовал себя так, словно у него из груди вырвали кусок плоти… Эта рваная рана болела, кровоточила и не хотела заживать.
   «Но так не может продолжаться бесконечно, – с отчаянием думал он. – Когда-то должен наступить предел».
   Сибирцев подошел к окну, отдернул занавеску. Привычный пейзаж за ночь неузнаваемо изменился – все вокруг побелело от снега.
   «Вот и зима», – вздохнул Артур.
   Постояв у окна, он снова прилег на кровать.
   Зазвонил телефон.
   Сибирцев метнулся в прихожую и, не успев еще поднять трубку, понял – это она!
   – Артур… Здравствуй… – неуверенно произнесла Даша.
   Он молчал, пытаясь унять нервную дрожь.
   – Захотелось услышать твой голос, – добавила она и, не в силах больше сдерживаться, заплакала. – Я… соскучилась по тебе… Миленький…
   Сибирцев ощутил, как покидает его жестокая злая боль.
   – Не плачь, солнышко… Не плачь.
   – Вот видишь, какая я… Безвольная… Больше недели выдержать не смогла.
   Даша прерывисто глубоко вздохнула, как наплакавшийся ребенок, и сказала:
   – Ты ничего у меня не хочешь спросить?
   – Хочу… Но боюсь.
   – А ты не бойся…
   Сибирцев помедлил, собираясь с духом. Потом решительно произнес:
   – Ты меня любишь?
   – Да, – ответила она. – Люблю. Теперь мне ничего не страшно… Ни-че-го!
   – Как все просто…
   – Мы увидимся?
   – Обязательно.
   – Когда?
   – Когда захочешь.
   – Сегодня… Только не знаю, где.
   – Приходи ко мне. В смысле – к родителям. Папа с мамой будут на работе.
   От избытка чувств Артур издал торжествующий вопль и подпрыгнул до потолка.
   Он раздернул все шторы на окнах – и квартира мгновенно преобразилась от яркого дневного света. Он распахнул все форточки – и свежий морозный воздух хлынул в душные комнаты. Он включил на полную громкость магнитофон и под оглушительный аккомпанемент исполнил какой-то невообразимый шаманский танец, отдаленно напоминающий бой с тенью.
   Побрившись, Сибирцев забрался в ванну. Долго тер разомлевшее тело мочалкой, намыливал голову душистым шампунем… Потом надел все чистое, подсушил волосы феном и, освежившись одеколоном, вышел из дома.

   Дверь была не заперта. Он без звонка открыл ее и быстро проскользнул внутрь.
   Даша стояла в прихожей. Длинное нарядное платье и пышные локоны светлых волос делали ее похожей на сказочную фею. Прислонившись к стене, она улыбалась.
   От волнения у Артура потемнело в глазах… Разувшись, он не спеша снял пальто, повесил на вешалку и только после этого подошел к ней.
   Ни слова не говоря, они бросились навстречу друг другу и обнялись так крепко, как только могут обняться два любящих человека.
   – Не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя, – прошептал Артур. – Мне было так плохо…
   – Прости меня, миленький… Я не хотела делать тебе больно.
   – Я знаю.
   – Никуда не отпущу тебя больше!
   – Не отпускай… Крепче держи.
   Они прошли в комнату, сели на диван.
   В углу мерцал экраном включенный телевизор. Показывали какой-то фильм о войне. Бравый офицер страстно признавался своей даме в любви.
   Сибирцев рассмеялся.
   – Чего ты? – спросила Даша.
   – Слушай, это он говорит?.. Или я говорю?
   – Это вы вместе, – улыбнулась она.
   Артур обнял ее и нежно поцеловал в губы.
   – Знаешь, – сказала Даша, держа его руку в своей, – когда мы расстались, я вот о чем подумала… Ну, не будет тебя… И что? Зачем мне тогда все эти наряды? Для кого я буду шить новые платья, придумывать что-то? Зачем?.. Может, я непонятно говорю. Но не знаю, как объяснить.
   – Дашенька, милая, – Артур прижал ее к себе. – Я прекрасно понимаю тебя.
   Она склонила голову к нему на плечо и вздохнула.
   – Помнишь, как мы в первый раз с тобой встретились?.. Почему меня тогда к вам занесло? Могла я и по телефону Олю пригласить… Жили бы сейчас спокойно.
   – Да, нельзя нам было встречаться… Но от судьбы не уйдешь.
   – Как-то само собой вышло, незаметно, будто так и надо. Правда?
   – А кое-кто хотел одним махом все это нарушить…
   – Ну, поругай меня, поругай.
   – Не хочу.
   – Скажи, если бы я тебе не позвонила, ты бы мог позвонить первым?
   – Нет.
   – Из принципа?
   – При чем здесь это?.. Просто я уже сделал все возможное, чтобы удержать тебя. Раз не получилось – к чему зря унижаться?
   Даша помолчала, потом, словно прогоняя недобрые мысли, решительно встряхнула головой и сказала:
   – И все равно я люблю тебя…
   Обняв Артура за шею, она поцеловала его. Сибирцев с готовностью ответил на ласку. Но не было в нем прежней страсти.
   – Что-нибудь не так? – с беспокойством спросила Даша.
   – Все нормально, – ответил Артур.
   – Ты какой-то не такой…
   – Наверное, не могу еще полностью отойти… Ощущение – будто все внутри замерзло.
   – Ничего, миленький, сейчас я тебя отогрею, – улыбнулась Даша.
   Снова их губы соединились в поцелуе, и Артур захмелел от счастья. Забыв обо всем, он крепко сжал ее в своих объятьях. Истосковавшиеся руки жадно метались по телу, словно еще не верили, что им снова позволено то, о чем вчера можно было только мечтать.
   – Подожди, – услышал он ее шепот. – Давай диван разберем.

   Сибирцев сидел дома перед включенным телевизором и листал газету. В соседней комнате Аленка делала уроки.
   Скользя глазами по строчкам, он не вникал в смысл написанного. Происходящее на телеэкране тоже не занимало его. Мыслями Артур был далеко.
   «Чем все это закончится? – устало размышлял он. – Неужели развод? Неужели придется уйти?.. А чего, собственно, пугаться? Ведь разводятся же люди – и ничего. Живут потом по отдельности и даже дружат…»
   – Папа, – позвала из другой комнаты Аленка, – иди сюда!
   – Чего тебе?
   – Ответ у меня в задаче с учебником не сходится.
   Артур поднялся с кресла и подошел к ней.
   – Чего тут непонятного?.. Из пункта А в пункт Б выехал велосипедист…
   Аленка слушала, подперев подбородок ладонью. Взор ее все больше туманился. Она сладко зевнула.
   «Бедный ребенок, – подумал Артур. – Ни погулять, ни выспаться… Нам столько не задавали… А ведь она не поймет! Разве ей объяснишь, почему папа уходит в другую семью? Нет таких слов… Да и сам я, как без нее? Ведь с пеленок вынянчил, сколько бессонных ночей провел у кроватки! А болезни?.. Из-за пустякового насморка и то места себе не находил… Как я могу просто взять и уйти? И как они будут одни, без меня?»
   Он представил себе: зима, снег, за окнами воет метель, на улице сгущаются сумерки. В квартире холодно и неуютно… Вика лежит больная. Из еды на кухонном столе только хлеб и вчерашние макароны. Аленка, съежившись, сидит возле матери и, вздрагивая, ловит каждый шорох за входными дверями… Вот лифт остановился на площадке. Не папа ли? Нет… Вот чьи-то шаги по лестнице. Нет, опять не к ним… «Папа! Папа! – беспомощно плачет она. – Где ты? Зачем нас бросил?» Вика неподвижно лежит на постели, и из глаз её тоже текут слезы…
   Артур вздрогнул, прогоняя наваждение.
   – …выехал велосипедист… А навстречу ему из пункта Б в пункт А отправился пешеход. Расстояние между пунктами А и В три километра. Скорость велосипедиста… Спрашивается…
   Пока они сообща решали задачу, пришла Вика. По пути с работы она, видимо, заглянула в магазин.
   Услышав в прихожей шелест пакетов, Аленка побежала смотреть мамины покупки.
   Раздевшись, Вика вошла в комнату. Щеки ее пылали от мороза.
   – Как твое здоровье? – поинтересовалась она.
   – Лучше, – ответил Артур. – Сегодня значительно лучше.
   – На вот, возьми, – она сунула ему какой-то маленький плоский предмет. – Это тебе…
   Сибирцев разжал пальцы. На ладони лежал пластмассовый утиный манок.
   – Зачем? – растерянно спросил он.
   – Пригодится… Поедешь потом на охоту…
   Артур снова взглянул на этот маленький кусочек пластмассы. Для чего ему это? Совершенно бесполезная вещь…Нелепая, ненужная покупка…
   Но что-то дрогнуло у него в душе. Захотелось пожалеть ее, как ребенка. Он обнял жену и сказал:
   – Спасибо. Действительно, пригодится…

Глава 12

   Вернувшись после отпуска на работу, Сибирцев узнал, что ему предстоит недельная командировка. Он позвонил Даше, и в обеденный перерыв они встретились на тихой заснеженной улице.
   – Не хочу, чтобы ты ехал, – нахмурилась она, когда Артур сообщил ей о поездке.
   – Самому неохота… Но отказаться не могу, сама понимаешь.
   – Целую неделю тебя не увижу… Даже больше, если с дорогой.
   – Я буду звонить. Каждый день.
   – Ладно, – снисходительно улыбнулась она. – Не стоит так час-то. А то разоришься на переговорах, и на обратную дорогу денег не хватит.
   Густо валил снег. Крупные белые хлопья медленно падали с неба, заполняя собой окружающее пространство. В нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть.
   Даша взяла его под руку.
   – Даже не проститься с тобой как следует, – сказала она. – Мама сегодня дома… А хочешь, пойдем ко мне?
   – К тебе?.. – Артур на секунду задумался. – Нет… Вдруг муж придет…
   – Боишься?
   – Не хочу, чтобы ты меня потом возненавидела.

   Гостиница, в которой поселился Сибирцев, стояла на берегу широкой реки. Из окон его номера, выходивших прямо на набережную, открывался бескрайний простор. Сквозь дымку на другом берегу угадывались очертания многоэтажных домов, заводские трубы, стрелы башенных кранов.
   Присев на стул возле окна, Артур наблюдал, как по речному льду скользили под парусами любители зимнего виндсерфинга. Вздымая за собой снежную пыль, они выписывали замысловатые фигуры. Яркие цветные полотнища хорошо смотрелись на белом.
   Рядом лежал на кровати сосед по номеру. Звали его Колей. Он тоже попал сюда по производственной необходимости. С Артуром они были примерно одного возраста, поэтому легко нашли общий язык.
   Коля оказался неплохим парнем: общительным, веселым и, главное, – не храпел по ночам. Сибирцев сразу почувствовал к нему расположение. Одно только слегка удивило его – огромный синяк под Колиным глазом. Но Артур тактично промолчал, решив ни о чем не расспрашивать. «Захочет, расскажет сам», – подумал он.
   – Может, в картишки перекинемся? – предложил Коля, лениво потягиваясь.
   – Давай, – согласился Артур.
   Они сели за стол, раскинули карты.
   Сибирцеву не везло. Одну за другой он проиграл три партии подряд. Причем последнюю умудрился сдать, имея на руках почти всех козырей.
   – Эх ты, игруля! – укоряюще воскликнул победитель.
   – Невнимательность просто… – ответил Артур, собирая карты.
   – Да, невнимательность порой дорого обходится, – усмехнувшись, согласился Коля и осторожно потрогал синяк под глазом. – Я вот тоже невнимательность проявил…
   – В дверной проем не вписался?
   – Хуже… Сестра моя младшая в этом городе училась. У нее здесь подружка осталась. Узнала, что я еду, велела привет передать. Адрес написала… Нашел, где она живет, звоню в дверь. Открывает какая-то тетка в шубе. «Мне бы Юлю», – говорю. «Она ребенка укладывает, подождите». А сама надела шапку и ушла… Я стою в чужой прихожей, один, как идиот. Слышу, ребенок капризничает, спать не хочет… Долго стоял, вспотел весь. Раздеться, думаю, что ли?.. Прошел в комнату, сел в кресло. Телевизор смотрю. Без звука, правда, но все ж занятие… Вдруг открывается входная дверь и на пороге появляется какой-то здоровенный мужик с двумя чемоданами. Тебя, наверное, на голову выше. А про меня и говорить нечего… Прошел в комнату, сел рядом. Улыбается как-то странно.
   «Где Юлька?» – спрашивает. «Там», – говорю. Он опять улыбается и шепчет: «А у нас рейс отменили». Ну, думаю, отменили и ладно. Чего ж так радоваться-то?.. Сидим, телевизор без звука смотрим. А он спокойно сидеть не может, задницей так и елозит. «Как звать тебя?» – спрашивает. «Коля», – отвечаю. Он прямо просиял весь… Тут из соседней комнаты выходит, наконец, эта Юля. Халат до пупа расстегнут, ногти на ногах накрашены – лахудра лахудрой. Мужик с ходу: «Давайте выпьем. На брудершафт. Когда еще такой случай представится?». И ставит на стол бутылку. «Вот это гостеприимство!» – думаю. А сам еще и рта не успел раскрыть. Да и когда?.. Короче, Юля выпить с нами отказалась. «Вы уж сами, без меня», – говорит. Тут ее мужик за локоток хвать, да как зашипит: «Объясни, что делает этот человек в нашей квартире!». И пальцем мне в грудь… «Ты что, – говорит ему Юля, – совсем уже сбрендил? Сам его привел, а у меня спрашиваешь?» У того глаза из орбит полезли… Решил объяснить им, что к чему. «Я, – говорю, – зашел привет Юле передать. От Насти Большаковой. Вы с ней вместе в институте учились» – «Не знаю никакой Насти, – отвечает она. – И вообще, я, кроме ПТУ, ничего не кончала» Теперь у меня глаза по пятаку стали… «Куда же я попал?» – думаю. А этот Отелло уже за грудки меня берет: «Привет, говоришь, зашел передать?.. Так это теперь называется?» – «А что, спрашиваю, – раньше по-другому называлось?». Тут он мне ка-а-ак…
   – Подвела тебя, выходит, сестра… Адрес, что ли, неправильно указала?
   – В том-то и дело, что адрес правильный был. Только возле номера дома маленькая буковка «г» стояла. А я значения не придал – думал, закорючка какая-то просто… У нас ведь в поселке никаких «г» и «б» нету. Дом номер три, к примеру, и баста… А тут…
   – Легко отделался…
   – Вот и я так считаю.
   Ближе к вечеру Коля начал испытывать непонятное беспокойство. Без конца поглядывал на часы и томно вздыхал. Три раза почистил зубы и два раза – ботинки. Потом достал из шкафа костюм.
   – Куда собрался? – поинтересовался Артур.
   – В кино.
   – Один?
   – С дамой.
   – Уж, не с Юлей ли?
   – Нет… Ее Наташа зовут. Я с ней в буфете познакомился. Она через два номера от нас живет. Ты ее видел… Она тоже в двухместном, но одна… Так что, если меня долго не будет, – не теряй.
   …Вернулся Коля часа через три, без настроения. Молча разделся, разобрал постель.
   – Ну как? – спросил Сибирцев.
   – А-а… – вяло отмахнулся Коля. – Строит из себя… Только время зря потратил.
   Он улегся на скрипнувшую кровать и, зевнув, добавил:
   – О тебе, между прочим, все расспрашивала…

   Следующим вечером, когда Сибирцев скучал в одиночестве, в дверь робко постучали.
   – Да-да, – сказал Артур, вставая.
   Дверь открылась, и в номер вошла молодая женщина. Это была Наташа. Та самая, с которой Коля ходил в кино. Пестрый шелковый халат ненавязчиво подчеркивал прелести ее стройной женственной фигуры. Густые, темные волосы были тщательно собраны и уложены на затылке. Лишь от виска к щеке серпантином сбегала беспечная озорная прядь.
   – А Коли нет, – почему-то смущаясь, произнес Сибирцев и одернул мятую футболку. – Он сегодня поздно придет…
   – Я знаю, – улыбнулась Наташа, посмотрев на него долгим внимательным взглядом. Артур опустил глаза.
   – Я вам не помешала? – спросила она, все еще оставаясь в прихожей.
   – Нет… – поспешно ответил Сибирцев. – Входите.
   Она проскользнула мимо, едва задев его рукавом. Словно бесшумно впорхнула большая яркая бабочка. Тонкий запах духов наполнил комнату.
   – У вас ничего нет почитать? А то скучно… Вечерами не знаешь, чем заняться.
   – Вот журналы, – сказал Артур. – Можете взять.
   – Я посмотрю, если вы не возражаете…
   Она присела напротив Сибирцева на Колину кровать. Пола шелкового халата неловко отогнулась, приоткрыв мраморные колени.
   Артур старательно отводил глаза, но манящий разрез, как магнитом, притягивал его взгляд.
   – Почему вы кричите по ночам? – спросила Наташа, перелистывая страницы журнала. – Вам снятся кошмары?
   – Кто вам это сказал? – удивился Артур.
   – Коля… Можно, говорит, я у вас переночую? А то сосед совсем замучил – кричит во сне.
   – Сообразительный хлопец…
   Они рассмеялись.
   За окнами быстро сгущались зимние сумерки. Комната наполнялась интимным полумраком.
   Артур чувствовал, как влечет его к себе случайная незнакомка. И – не мог сопротивляться. Да и какой мужчина устоял бы против чар этой загадочной женщины.
   Наташа встала и, неслышно ступая, подошла к окну.
   – Какой у вас замечательный вид отсюда, – промурлыкала она и, опершись руками о подоконник, по-кошачьи выгнула спину.
   Глядя на нее, Сибирцев ощутил себя автомобилистом, который одновременно давит на газ и на тормоз… С одной стороны, он все это время не переставал думать о Даше. С другой стороны, желание отведать запретного плода было непреодолимым.
   – А что это такое? – спросила Наташа.
   – Где? – Артур подошел и встал рядом.
   – Вон там… – указала она, пальчиком вдаль, прижимаясь к нему упругой грудью.
   Сибирцев замер, словно канатоходец над пропастью. Одно неверное движение – и ты погиб.
   «А как же Даша? – лихорадочно подумал он. – Как же наша любовь? Стоит мне обнять ее – и все рухнет. Не останется ничего святого… Как жить тогда? Во что и кому верить?.. Нет… Нет!»
   – Извини, – сказал Артур, отстраняясь. – Совсем забыл. Мне срочно позвонить нужно.
   Он начал быстро одеваться… Торопливо завязал шнурки на ботинках, накинул куртку.
   Наташа стояла у окна. Она выглядела слегка растерянной. Очевидно, хотела понять причину внезапного бегства.
   – Извини, – повторил Сибирцев. – Надо срочно…
   Она, молча, прошла мимо. Даже не посмотрела в его сторону. На лице ее застыла презрительная усмешка.
   Артур почувствовал себя подлецом, обидевшим женщину.

Глава 13

   Сибирцев открыл входную дверь. Жена и дочь были дома.
   – Папа приехал! – с радостным криком бросилась ему на шею Аленка.
   Артур подхватил ее и прижал к себе. Из кухни вышла Вика. У нее была новая прическа. Она укоротила волосы и осветлилась.
   – Как доехал?
   – Хорошо… – он поцеловал ее. – А ты, я смотрю, в парикмахерской побывала.
   – Мне идет? – спросила Вика, поворачиваясь.
   – Идет… И цвет к лицу.
   Аленка тем временем вытаскивала из раскрытых дорожных сумок подарки.
   – Мам, смотри, чего папа привез! Ух, ты!.. И это тоже мне?
   Сибирцев устало улыбался.
   – Есть хочешь?
   – Потом… Сначала помыться…
   Он отправился в ванную. Жена принесла ему свежее белье и полотенце. Нежась под горячими струями, Артур наслаждался домашним уютом. После дальней дороги это было особенно приятно.
   Освежившись, Сибирцев прошел на кухню. Вика стояла возле газовой плиты и переворачивала шипевшие на сковороде котлеты. Аленка сидела за столом, уплетая привезенные сладости.
   – Мама, – сказала она, заговорщицки подмигнув при этом отцу. – Сказать?..
   Артур удивленно приподнял брови.
   – Скажи, – разрешила Вика.
   – Ну-ка, ну-ка… – Сибирцев дурашливо приставил ладонь к уху. – Что там за тайна?
   – Мама записалась на курсы английского языка. А когда окончит, будет секретарем-референтом.
   Дурашливая улыбка сползла у него с лица. Слишком уж неожиданной оказалась новость.
   «Курсы английского языка… Секретарь-референт… – с внезапной болью подумал Артур. – И это женщина, которая слово собака пишет через «а»…»
   Жалость, острая, как нож, резанула по сердцу. Он подошел к Вике, обнял ее и спросил:
   – Серьезно?
   – А что, нельзя? – с вызовом произнесла она. – Думаешь, я совсем глупая?
   – Нет, отчего же… – Артур почувствовал ком в горле. – Попробуй… Чем ты хуже других?

   Разбудил Сибирцева ранний телефонный звонок. Полусонный, он подошел к аппарату. И вздрогнул, услышав Дашин голос…
   – Привет, это я.
   Теплая волна прошла по телу. Сон мгновенно улетучился.
   – Да, слушаю.
   – Я люблю тебя… – сказала она и положила трубку.
   У Артура сладко замерло сердце.
   – Кто это? – спросила жена, приподнявшись в постели.
   – Пашка, с работы… Просил, чтобы не опаздывал. Собрание какое-то с утра намечается.
   – Ненормальный… Он еще раньше не мог позвонить?
   – Ладно, все равно пора вставать.
   Артур посмотрел в окно. На улице было темно, шел снег. В соседних домах зажигались огни. Их становилось все больше.
   «Какое чудесное утро», – подумал он.

   После мороза и ветра Артур с Дашей вошли в просторный зал ресторана с особенной радостью. Большинство столиков в этот неурочный час пустовало.
   – Хоть бы предупредил заранее, – смущенно огляделась по сторонам Даша. – Одела бы что-нибудь поприличнее…
   – Тебе и так неплохо, – успокоил ее Артур. И это была правда. Она обладала удивительной способностью хорошо одеваться. Даже зимой ей удавалось выглядеть элегантно.
   В ресторан они попали совершенно случайно. Просто гулять в такую погоду было невозможно, уединиться – негде, а Артуру так хотелось побыть с ней рядом.
   Они прошли через зал и сели за угловой столик. Изучив меню, сделали заказ.
   Вскоре официантка принесла десерт и шампанское. Артур сорвал с горлышка бутылки блестящую фольгу, покрутил проволочное колечко и, хлопнув пробкой, разлил по бокалам шипящую пенистую жидкость. Сквозь тонированное стекло она казалась янтарной.
   – За что пьем? – спросила Даша.
   – За любовь! – поднял бокал Сибирцев.
   Они чокнулись. Тонкое стекло ответило легким звоном.
   Холодное шампанское шибало в нос, как газировка.
   – Твой утренний звонок меня потряс, – улыбнулся Артур. – Очень приятно было услышать… Из дома звонила?
   – Да… Муж сегодня рано ушел на работу. Проснулась, на душе как-то нехорошо. Захотела узнать, приехал ты или нет… И еще сон про тебя видела. Будто стоим мы по разные стороны реки: ты на том берегу, я на этом… Говорю тебе что-то, говорю, а ты не слышишь. Река все шире… Потоки воды… Я кричу что есть мочи. Но ты даже не смотришь в мою сторону…
   – Если воспользоваться литературоведческой символикой, то вода – это символ любви. Непонятно только, почему любви все больше, а мы все дальше…
   Артур отпил из бокала.
   – Знаешь, мне иногда кажется, что ты – моя последняя женщина… Правда.
   – Не зарекайся. Жизнь идет, все меняется…
   – Ты всегда будешь оставаться для меня такой, как сейчас. Если, конечно, сама этого захочешь.
   Какие-то люди пронесли через зал большую елку. Воздух наполнился запахом свежей хвои.
   – Скоро Новый год, – мечтательно произнесла Даша. – Самый любимый мой праздник.
   – И мой тоже…
   – Раньше мы всегда дома ставили елку. Гирлянды разноцветных огней, блестящие яркие игрушки. Как это здорово!.. Утром первого января мы просыпались с сестрой, и сразу бежали смотреть – какие подарки оставил нам Дед Мороз… Я долго верила, что именно он приносит их, а не мама с папой… А давай с тобой встретим Новый год где-нибудь вместе?
   – Давай, – с готовностью откликнулся Сибирцев.
   – Возьмем в конце декабря отгул – и с утра начнем готовиться… Сделаем что-нибудь поесть вкусненького, украсим стол. Желательно, конечно, чтобы елочка была. Хотя бы маленькая.
   – А когда на часах будет двенадцать – дня, разумеется, – откроем шампанское… И все будет как в настоящий Новый год. Даже лучше!
   – Неплохо придумали, – вздохнула Даша… – Вот только где?
   – Есть вариант… Я, кстати, хотел тебе еще раньше сказать… Приятель на днях уезжает за границу. Я договорился с ним, он оставит мне ключи. И мы сможем не только Новый год встретить, но и до лета бывать там, когда вздумается.
   – И молчал!.. Больше никаких новостей не имеется?
   – Имеется… Мне предложили работу в Москве, в одном журнале. Друг там у меня заместителем главного редактора. Он и пригласил к себе. Как раз к июлю, когда диплом получу, вакансия освободится.
   – Ну а ты? – в глазах ее промелькнула тревога.
   – Отказался… Куда же я без тебя?

Глава 14

   До Нового года оставалось несколько дней. Но настроение у Сибирцева было далеко не праздничным. Сегодня он узнал, что Даше не дали отгула и совместная предновогодняя встреча отменяется. Кроме того, она сообщила вот еще о чем… Оказывается, ее муж видел их вместе. Целый квартал он шел за ними следом. К счастью, ни Артур, ни Даша за это время не сделали ни одного лишнего движения. Все выглядело вполне благопристойно, и прямого повода для ревности не имелось. Однако…
   «Не переживай, – успокаивала его Даша. – Все хорошо». Но Артур понимал, что хорошего тут мало.
   – Я хочу тебя увидеть, – сказал он ей по телефону.
   – Я тоже… Только сегодня вряд ли…
   – Ясно…
   – Не обижайся. Правда, никак… Днем никуда не отлучиться. Потом сразу домой… Ну, хочешь, приходи ко мне на работу.
   – А это удобно?
   – Приходи.
   Когда Сибирцев вошел в ее кабинет, на лице у него отразилось недоумение. Все вокруг было завалено новогодними подарками. Горы полиэтиленовых пакетов со сладостями лежали пряно на полу. Только узкий проход до стола оставался свободным.
   – Видишь, что у меня творится? – развела руками Даша. – Вчера весь день с девчонками собирали… Вся насквозь шоколадом пропахла.
   – Правда? Дай понюхаю… – Артур обнял ее и поцеловал в губы.
   – Ты с ума сошел! – испуганно прошептала она. – Вдруг сейчас кто-нибудь войдет? Садись сюда.
   Сибирцев сел напротив Даши с другой стороны стола. За дверью слышались голоса ее сослуживцев.
   – Я бы с удовольствием погуляла с тобой, – сказала Даша. – Но сегодня целый день придется возиться с подарками… Надо в несколько мест отправить. Накладные выписывать, вести учет. Все на мне… Так что вот… А ты чем будешь заниматься?
   – Наши сегодня на работе Новый год праздновать собирались. Пойду, напьюсь с горя…
   – Я тебе напьюсь!
   – Шучу…
   Артур и Даша сидели по разные стороны стола. Он разделял их, как непреодолимая преграда. Сибирцев чувствовал себя неуютно. Словно общался через стекло. Нежность, переполнявшая его сердце, не находила выхода.
   – Нет, я так не могу, – возмутился он. – Это похоже на пытку… Как если бы перед голодным поставили, допустим, куриное филе «Сон магараджи» в турецком соусе из грецких орехов – и запретили к нему прикасаться.
   – Миленький, ты же понимаешь… Нашим сплетницам только дай повод – такого насочиняют!
   – Что тут еще можно насочинять? – усмехнулся Артур.
   – Ну, я вообще говорю… – смутилась Даша.
   Побыть наедине им долго не удалось. Приехали за подарками… И без того тесная комната наполнилась людьми. Они принялись раскладывать пакеты по коробкам.
   Артур попрощался с Дашей и ушел.

   Коллектив Дворца Спорта готовился к встрече Нового года. По традиции, на исходе декабря они собирались все вместе… А сам праздник, как и положено, каждый потом отмечал в кругу семьи.
   Повсюду царило заметное оживление. Пахло мандаринами, колбасой и свежими огурцами.
   Из открытых дверей полутемного зала, привычно именуемого «красным уголком», доносились звуки музыки. Сюда стекался нарядно одетый народ.
   Вдоль стен буквой «п» стояли накрытые столы. В центре возвышалась огромная разлапистая ель. Ее доставил из леса и установил дворник Притыкин.
   Председатель профкома Нина Евгеньевна Яковлева рассаживала всех по местам.
   – Ну, давай, веселее! Чего как неродные?
   За столом Артур оказался между Пашей Антоновым и Панфиловым. Напротив сидели Шульгин и Инна Николаевна Амосова. Директор Дворца Спорта Терентьева произнесла обычный для таких случаев тост. Пожелала сотрудникам успехов в работе и счастья в личной жизни.
   Хлопнули пробками от шампанского, зазвенели бокалы. Елка вспыхнула гирляндами разноцветных огней, громче заиграла музыка.
   Артур ощутил сильнейший приступ тоски. Пожалуй, это был первый Новый год, который он встречал без всякой надежды на лучшее. Сибирцев не знал, что ждет его впереди. Но при любом раскладе будущее рисовалось ему безрадостным… Он устал… От постоянного самоконтроля и ежедневного вранья. От вины перед дочерью и жалости к жене. От вечного ожидания тайных встреч и неотвратимых разлук… Без Даши он уже не мог. Относительно хорошо чувствовал себя лишь в ее объятиях. Все остальное время жил с беспокойной надеждой на следующее свидание. Однако для того, чтобы оно состоялось, требовалось выстроить целую пирамиду: найти место, время, обеспечить надежное алиби. Но даже при совпадении всех этих условий не было гарантии того, что встреча произойдет. Помешать могла любая случайность… Постоянное напряжение превращало его жизнь в кошмар. За скоротечные часы ускользающего счастья приходилось платить сполна.
   …Застолье между тем набирало силу. Голоса сливались в сплошной гул, изредка прерываемый короткими тостами.
   Сквозь шум Артур услышал разговор. Сидящий рядом Панфилов рассказывал что-то Шульгину. Сибирцев прислушался.
   – Отдыхаем мы, значит, на лавочке, – оживленно жестикулируя, вспоминал Владимир Николаевич. – Лето, белые ночи… Первое свидание… Сидим, о чем-то там рассуждаем… Тут мне соринка в глаз попала. Она достает платочек – и помогать… Проморгался. Сидим дальше… Вдруг гляжу – из ширинки у меня краешек рубашки выглядывает. «Вот те на! – думаю. – Оконфузился…» Рукой это место прикрыл и начинаю незаметно, мизинчиком, обратно ее заталкивать. Подружка моя все же, видимо, заметила. Смотрит на меня как-то странно. «Пойдем, – говорит. – Поздно уже. Мама ругаться будет» Проводил ее, иду обратно, переживаю. Дома раздеваться начал, а из штанов…
   Панфилов выразительно глянул на собеседника.
   – …платочек выпал!
   – Ха-ха-ха! – заржал Шульгин. – Так ты, выходит, ее платок туда засунул?
   – Натурально… Сумерки же… Она случайно его уронила, но взять постеснялась… А я подумал – рубашка торчит.
   – Потом хоть объяснился? А то ведь могла и за ненормального принять…
   – Лучше бы приняла.
   – Почему?
   – Так ведь это супруга моя была…
   Кто-то включил тихий танец. Несколько пар закружилось вокруг елки.
   – Артур, – окликнула Инна Николаевна. – Пойдем, потанцуем?
   Сибирцев поднялся и вышел из-за стола.
   Ей было за сорок. Они поддерживали приятельские отношения. Амосова слыла женщиной эрудированной и неглупой. Разве что некоторая категоричность суждений вызывала у окружающих легкое раздражение… Артура она почитала за образец мужественности. Постоянно принародно делала ему комплименты. Это льстило его самолюбию… Видимо, поэтому он бывал с ней достаточно откровенным. И рассказывал то, о чем с другими предпочитал молчать. Не случайно именно ей он излил душу тогда, осенью…
   – Ты сегодня сам не свой, – сказала Инна Николаевна. – Что-нибудь произошло?
   – Нет, – ответил Артур. – Все в порядке.
   – Пропадешь ты… Я понимаю, тебе нелегко, но надо делать выбор.
   Сибирцев поморщился.
   «Выбор… – подумал он. – Как просто… А что это значит? Объявить о разводе? Немыслимо! Жена и дочь – родные люди… Порвать с Дашей? Но это невозможно!.. О каком выборе речь? Это все равно, что спросить: «Мужик, чего тебе отрубить – ногу или руку?»
   Потанцевав, он вышел в коридор – немного проветриться. Возле большого зеркала увидел медсестру Олю.
   – Как настроение? – спросила она.
   – Превосходное, – изобразил улыбку Артур.
   – Слушай, – сказала Оля. – Давно хотела поговорить с тобой.
   – О чем же?
   – Только не обижайся… Оставил бы ты Дашу в покое. У нее замечательный муж. Они прекрасная пара. Так подходят друг другу… Кстати, ты знаешь, что Андрей видел вас вместе? Додумались – разгуливать у всех на виду… Даша тебе, наверное, не сказала, но у нее были неприятности. Лучше, если вы больше не будете встречаться…
   – Не лезь не в свое дело! – резко оборвал ее Артур.
   Внутри у него все кипело.
   «Подумать только! Борец за нравственность… Не успевает менять кавалеров. То у нее журналист, то помощник прокурора, то директор какого-то СП… О своем бы муже побеспокоилась!»
   Сибирцев вернулся на свое место. Людей за столами поубавилось. Кто танцевал, кто курил, а кто и вовсе ушел домой…
   – Давай выпьем, – предложил ему Пашка Антонов. Сам он был уже изрядно навеселе.
   – Наливай, – согласился Артур. Они чокнулись и выпили по рюмке.
   Опершись лбом о ладонь, Пашка взъерошил пальцами свои кудри и, тяжело вздохнув, изрек:
   – Эх, жизнь наша… Суета… В молодости об этом не думаешь. Но приходит время – и понимаешь: всю водку не выпьешь, всех баб не перетрахаешь… Хочется чего-то большого и светлого… Ты счастливый. Я тебе завидую…
   «Он-то откуда знает? – удивленно подумал Артур. – Хотя… Какая разница…».
   Принесли гитару. Методист Константинова – полненькая, добрейшая женщина – подала ее Сибирцеву.
   – Спой, Артур…
   Он бережно принял инструмент, подергал, настраивая, за струны. Вид у гитары был неважный, но звучала она хорошо.
   Артур запел протяжную грустную песню. Все сидели и слушали. Лица были задумчивы и печальны. Лишь Оля криво улыбалась… Но Артур этого не видел.

     – …Что мне делать и как мне быть?
     Мне счастливым не бывать.
     Остается только, милая,
     Тебе счастья пожелать.
     И не будет на душе светлей,
     Я не плачу, слышишь, нет…
     Это просто на щеке моей
     От дождя остался след.

   Когда стих последний аккорд, Панфилов снял очки, утер скупую мужскую слезу и растроганно произнес:
   – Тебе на сцену надо! Талант… Изобрази еще что-нибудь.
   И Сибирцев снова запел.
   В тот вечер Артур был в ударе. Окруженный слушателями, он выдавал песню за песней. Остановился только тогда, когда ощутил, что онемевшие пальцы уже не чувствуют струн.

Глава 15

   Сразу после Нового года Артур уехал в Москву – сдавать очередную учебную сессию. Несколько раз оттуда звонил Даше на работу, но никак не мог застать ее на месте. А может, она просто не хотела брать трубку?..
   На душе было неспокойно.
   Вернувшись, Сибирцев возобновил попытки и, наконец, дозвонился. С первых слов стало ясно, что предчувствие не обмануло его. Даша была не похожа на ту, прежнюю. Даже голос у нее стал другим.
   До последней минуты Артур тешил себя надеждой. Но сейчас понял – это конец…
   – У тебя своя семья. У меня – своя… Ничего уже не изменить, – холодно сказала она.
   Сибирцев с ужасом подумал о том, что его ожидает. Он испугался душевной боли и безысходной тоски. Неужели опять придется все это пережить?
   – Даша, давай встретимся.
   – Зачем?
   – Я очень тебя прошу…
   – Хорошо… Только на пять минут, не больше…

   Едва дожив до следующего дня, Артур заранее пришел в условленное место. С погодой не повезло. Мела метель, и снежные вихри кружились над землей. Порывистый ветер пронизывал насквозь. А он еще, как назло, оделся не по сезону.
   Стуча от холода зубами, Сибирцев ходил вокруг газетного киоска, стараясь найти сторону, где бы не дуло. Но ветер налетал отовсюду.
   Одно согревало его – мысли о Даше. Он вдруг наивно поверил: стоит им увидеться – и все будет по-прежнему… Ведь еще совсем недавно она говорила, что любит его.
   Шмыгая покрасневшим носом, Артур нетерпеливо поглядывал на часы. Даша задерживалась.
   Прошло двадцать минут… Тридцать… Сорок…
   Она так и не появилась.
   Сибирцев понял, что дальше ждать бесполезно, и, не оглядываясь, пошел прочь.
   То, что происходило с ним, было похоже на безумие. Он не мог ни есть, ни спать. Дашин образ преследовал его неотступно. Днем и ночью он думал только о ней… Сломя голову Артур бросался на каждый телефонный звонок. Коллеги смотрели на него, как на сумасшедшего – с жалостью и некоторой опаской.
   Навязчивая идея встретиться с Дашей не давала покоя. Хоть на минуту, но он должен увидеть ее. А потом… Все равно, что будет потом!
   Сибирцев решил перехватить ее утром, по пути на работу. Затея казалась ему унизительной. Но ничего другого не оставалось.
   В шесть утра он уже был на ногах. Жене сказал, что – пойдет на вокзал, встречать команду спортсменов из Мурманска.
   В морозном небе гасли звезды. Покрываясь инеем, Артур топтался на месте. Мимо, поскрипывая снежком, торопливо шагали прохожие. Некоторые на ходу потирали ладонями носы и уши.
   Прошло немало времени, прежде чем окоченевший от холода Сибирцев наконец увидел ее. Опустив голову, Даша быстро шла по тротуару.
   Артур негромко окликнул ее. Она вздрогнула от неожиданности.
   – Ты?
   – Даша, – умоляюще произнес Сибирцев. – Нам надо поговорить.
   – В другой раз, – ответила она и опустила глаза.
   – Я не могу без тебя…
   – Не надо.
   – Ладно, не буду… Ну, а ты? Неужели…
   – Я уже вошла в колею. У меня все хорошо. Вчера ходили с мужем в театр.
   – Рад за тебя… Прощай.
   Артур пошел по обледеневшей, занесенной снегом улице. Все его существо содрогалось от боли.

   Дома он застал Аленку.
   – Почему не в школе? – спросил Артур.
   – Нам сегодня к третьему уроку… А ты чего такой?
   – Какой?
   – Все лицо в красных пятнах.
   – От мороза, наверное…
   Сибирцев подошел к зеркалу: действительно, лицо было пятнисто-красным; где-то он читал, что такие симптомы являются предвестником сердечного приступа. Прекрасный повод сказать потом: он умер от любви… Звучит довольно романтично.
   «Ну, нет! – стиснув зубы, подумал Артур. – Роль жертвы не для меня».
   Когда Аленка ушла в школу, он достал спрятанные фотографии. Те самые, на которых они вдвоем с Дашей… Бородатый фотограф не обманул – прислал, как и обещал, ему на работу. Часть снимков Сибирцев отдал Даше. Остальные хранились у него в шкафу, в ящике для бумаг.
   Перебирая сейчас эти яркие глянцевые картинки, Артур словно прижигал душу каленым железом… Какие они здесь счастливые и беспечные. Как смеются, как смотрят друг на друга… Неужели все в прошлом?
   Собрав волю в кулак, он еще раз взглянул на фотографию и решительно порвал ее на мелкие кусочки. Потом та же участь постигла вторую, третью… Сибирцев проделывал это с ожесточением, как будто бился с заклятым врагом.
   … Вечером Артур сказал жене, что ему предлагают работу в Москве.

   Прошла неделя. В выходные Сибирцев отправился по магазинам, присмотреть для себя куртку. Потратив полдня, нашел, наконец, подходящую… Девушка-продавец аккуратно завернула ее, и Артур, довольный покупкой, вышел на улицу.
   Рядом была остановка, но он решил прогуляться пешком.
   Задумавшись, Артур медленно брел по улице. И вдруг, прямо перед собой, увидел Дашу…
   Она тоже заметила его слишком поздно. Свернуть было уже некуда.
   – Привет, – невозмутимо сказал Артур.
   – Здравствуй, – ответила она и остановилась.
   – Гуляешь?
   – Вышла пройтись… Погода хорошая.
   – Да, погода просто замечательная…
   – А я тебя уже видела сегодня. Из окна… Ты мимо моего дома проходил.
   – Может быть… Я полгорода с утра объездил. Куртку вот купил… Кожаную.
   – Красивая?
   – Нормальная…
   Даша стояла совсем рядом – такая близкая и родная. Он вдруг почувствовал, как соскучился по ней. Захотелось, отбросив все условности, крепко-крепко прижать ее к себе, ощутить тепло нежных губ… Почему вчера было можно, а сегодня – нельзя? Что за дурацкая игра? Ведь она все та же, и он – тот же. «Я люблю тебя!» – рвалось у него из груди… Но вместо этого он тихо произнес:
   – Мне пора…
   И пошел дальше по пустынной, заснеженной улице.
   Через полчаса он был дома. Открыв входную дверь, услышал голос жены. Вика разговаривала с кем-то по телефону.
   – Слушай, сейчас тебе новость скажу… Ты стоишь или сидишь? Лучше сядь. И держись за стул… Мы в Москву уезжаем!.. Скоро… Что значит, надолго ли? Насовсем!..
   Артур прислонился спиной к стене, и устало закрыл глаза. Впереди его ждала бессонная мучительная ночь.

Глава 16

   Сибирцев тяжело переживал разлуку с Дашей. Не знал, куда деваться от тоски… Одно утешало – он сделал все, чтобы сохранить любовь. Больше от него ничего не зависело.
   Проходили дни, но боль не стихала. Однажды Артур понял, что просто сойдет с ума, если не будет бороться.
   «Я должен забыть ее… Забыть, во что бы то ни стало!» – сказал он себе.
   Выход виделся только один – другая женщина… И чем скорее, тем лучше.
   Он решил пойти самым легким путем. Купив в киоске толстую рекламную газету, отыскал рубрику «Знакомство» и принялся внимательно изучать объявления. Никогда прежде не доводилось ему знакомиться подобным образом. Но привлекала простота: написал письмо – и проблема решена…
   Артур скользил глазами по строчкам. Не то… Не то… Вот!
   Он прочел еще раз: «24/170, привлекательная блондинка, нежная, ласковая. Несвободна. Познакомлюсь с интеллигентным мужчиной, который избавит от душевного одиночества».
   Далее – адрес до востребования.
   «Кажется, это подойдет», – взволнованно подумал Артур.
   Он представил ее – симпатичную, ласковую, томящуюся от одиночества… Вот она стоит у окна, смотрит вдаль. Светлые локоны длинных густых волос, задумчивый взгляд васильковых глаз, яркие чувственные губы… Ухоженные гладкие пальчики с перламутровыми ноготками нервно теребят поясок изысканного вечернего платья. Глубокий вырез открывает высокую красивую грудь… Она устала от непонимания и грубости окружающего мира, душа ее жаждет чего-то возвышенного, необыкновенного…
   Сибирцев ощутил прилив нежности.
   Порывшись в столе, он достал из ящика чистый лист, написал незнакомке короткое послание. Для связи оставил свой служебный телефон.
   По пути с работы опустил письмо в почтовый ящик и с нетерпением стал дожидаться ответа.
   Долго ждать не пришлось. Вскоре раздался звонок.
   – Алло, – сказал Сибирцев, поднимая трубку.
   – Артура можно? – спросил незнакомый женский голос.
   – Я у телефона…
   – Вы, наверное, уже догадались, кто это?
   – Да… Как быстро…
   – А что, разве плохо?
   – Нет-нет! Наоборот… Очень хорошо, что вы позвонили. Если позволите, я буду на «ты»…
   – Конечно.
   – А то как-то неловко.
   – Я сама в первый раз так знакомлюсь.
   – Как вас… то есть тебя зовут?
   – Галя.
   – А меня Артур.
   – Я знаю.
   – Ах, да… – он смутился. – Что-то я совсем…
   – Ничего.
   – Может, мы увидимся сегодня? Как ты на это посмотришь?
   – Не возражаю.
   Они договорились, когда и где встретятся, как узнают друг друга.
   Чтобы не мерзнуть на улице, Сибирцев назначил свидание во Дворце молодежи. Там, на втором этаже, проводилась выставка картин местных художников.
   Сдав в гардероб верхнюю одежду, Артур в томительном ожидании прогуливался перед входом. Посетителей было немного, и он с любопытством вглядывался в каждую проходившую мимо блондинку – не она ли?
   Сердце билось тревожно, воображение рисовало трепетную встречу… Впервые за долгое время в нем снова пробудился интерес к жизни.
   Внезапно Сибирцев ощутил на себе чей-то внимательный взгляд. Он повернулся – и замер… Прямо на него надвигалась толстая рыжая девка.
   «Какая же это блондинка?» – успел подумать Сибирцев.
   – Ты Артур? – спросила она.
   – Да… Я Артур, – подтвердил он с обреченностью рецидивиста, отдавшегося в руки правосудия.
   – А я тебя сразу узнала… Заметный.
   Сибирцев согласно кивнул и тоже попытался улыбнуться. Он все еще пребывал в состоянии шока. Несовпадение мечты и реальности оказалось просто убийственным. Галя даже отдаленно не походила на то, что он себе вообразил… Короткие волосы, выкрашенные в ярко-желтый цыплячий цвет; низкий грубоватый голос; мощные борцовские плечи; резкие порывистые движения… И это после Даши, которая являлась воплощением женственности!
   – Мы что, так и будем здесь стоять? – поинтересовалась Галя, расценив его замешательство как проявление чрезмерной стеснительности.
   – Нет, – очнулся Артур. – Пойдем куда-нибудь.
   – Там внизу кафе есть…
   Сибирцев напрягся. Посещение злачных мест не входило в его планы – не было денег. Но, как истинный джентльмен, он не мог отказать даме.
   По широкой лестнице они спустились вниз. Галя шла чуть впереди. У нее была короткая толстая шея, и при ходьбе она сильно сутулилась.
   Артур, разнаряженный, как жених, – темный костюм, белоснежная рубашка, малиновый с золотом галстук – чувствовал себя идиотом. Он старался не смотреть по сторонам. Ему казалось, что все вокруг презрительно ухмыляются.
   Двери кафе оказались закрытыми. На стекле белела табличка: «Санитарный день».
   «Повезло», – облегченно вздохнул Сибирцев.
   Галя захотела покурить. Они отошли на площадку, ближе к туалетам.
   – Будешь? – она протянула Артуру пачку.
   – Не курю.
   – Напрасно…
   Галя поднесла к губам сигарету и щелкнула прозрачной зеленой зажигалкой. Пальцы у нее были толстыми, с короткими широкими ногтями.
   – Чего молчишь? – спросила она, затянувшись. – Рассказал бы что-нибудь о себе.
   – Ты и так все из письма знаешь… Женат. Есть дочь… Работаю тренером.
   – Я думала – бизнесмен…
   – Увы, вынужден разочаровать…
   – Жаль.
   – А ты сама-то, где трудишься, если не секрет?
   – Санитаркой в больнице.
   – Тяжело, наверное? Каждый день бинты, кровь…
   – Этого почти не бывает. Разве что палец кто ненароком порежет… У нас ведь учреждение специфическое. Болезни лечим не телесные, а душевные.
   – Сумасшедший дом, что ли?
   – Ага.
   – Веселое заведение.
   Ничего особенного… Недавно, правда, один с ножницами на главврача кинулся… А так, обычно, все спокойно… Иногда и посмеемся… В прошлое дежурство напарницу мою разыграли. Она немного с приветом. Тоже у нас лечится. Но у нее помешательство тихое, неопасное. Большую часть года человек как человек, а весной и осенью – обострение. Полежит месяц в больнице – и снова ничего… Так вот, кто-то из наших додумался – принес негашеной извести. Карбид еще по-другому называется. Она в это время полы мыла. Ну, ей незаметно кусочек в ведро и бросили… Она ничего понять не может: вода холодная, а кипит. Кричит нам: «Девки, смотрите!». Мы приходим – ничего нет. Кусочек растворился уже. А она нам доказывает: вода, мол, только что кипела. Холодная! Ясно, думаем, крыша поехала… Только отошли, а ей опять в ведро кто-то кусочек – бац! Снова вода бурлит… И так несколько раз. Потом только сантехник признался, чьих это рук дело…
   Галя бросила окурок в урну и сказала:
   – Пойдем, картины посмотрим.
   Они снова поднялись наверх, прошли в зал, где были выставлены полотна.
   Разглядывая натюрморты и пейзажи, Артур вспомнил, как летом ходили с Дашей в музей, как целовались там, затерявшись среди экспонатов… С Галей целоваться не хотелось.
   Тогда зачем он таскался за ней по этим узким лабиринтам? Почему не мог развернуться и уйти?.. Наверное, просто боялся обидеть.
   Они присели на длинную деревянную скамью.
   – Дети у тебя есть? – спросил Артур.
   – Сын.
   – А с мужем как живешь?
   – Это не муж, а сто рублей убытку.
   – Пьет?
   – Да уж лучше бы пил… Наркоша.
   – Что?
   – Наркоман… Накурится всякой гадости и торчит. Сейчас еще колоться начал.
   – Разведись.
   – Думала. Но боязно… У меня ведь в этом городе никого нет. Приезжие мы, с юга… Беженцы, одним словом. А тут какая-никакая, все живая душа…
   Сибирцеву стало жаль ее.
   «И зачем я все это затеял?» – с тоской подумал Артур.
   Прощаясь, он взял ее телефон. Хотя точно знал, что звонить не будет.

   Пережив разочарование от неудачного знакомства, Сибирцев вновь обратился к газете. Правда, на этот раз он решил сам дать объявление.
   Текст придумал такой:
   «33/182, благородный и умный. Не важно, замужем ты или свободна. Если у тебя красивая грудь, нежные руки и доброе сердце – напиши. Может, мы сумеем дать друг другу то, чего нам в этой жизни не хватает».
   Выждав неделю после публикации, Артур отправился на почту.
   Когда подошла его очередь, он протянул в окошечко стеклянной перегородки свой паспорт и попросил:
   – Пожалуйста, посмотрите, есть что-нибудь на этот номер?
   Девушка за стеклом привычно взялась перебирать конверты. Сибирцев испытал азарт рыбака, проверяющего сети.
   – Вам только одно, – равнодушно произнесла она бесцветным голосом и передала письмо.
   «Одно так одно… – вздохнул Артур. – Еще даже лучше… Не надо мучиться над выбором».
   Он отошел в сторонку и внимательно осмотрел конверт. Почерк был ровным и аккуратным. Это утвердило его в мысли, что женщина, писавшая письмо, красива и неглупа… Сгорая от нетерпения, он вскрыл послание.
   Строчки запрыгали перед глазами…
   «…Мальчик болел с рождения. Однажды он гулял по берегу моря и встретил Бога… Бог исцелил его и велел разослать людям письма… Прошло много лет, но письма ходят по свету… Когда вы получите его, то перепишите…»
   «Святое письмо»! – догадался Артур.
   Он бросил конверт в урну и вышел на улицу.
   На душе было скверно. Хотелось напиться до безобразия. Причем немедленно, сейчас же…
   «Да пошла она, эта газета! – зло подумал Сибирцев. – Что я, совсем, что ли, на помойке найденный?.. Захочу – и так познакомлюсь».
   На протяжении всей жизни Артур неизменно ощущал благосклонное отношение к себе со стороны противоположного пола. Начиная с детсадовского возраста… Как-то две одноклассницы даже подрались из-за него в школьной раздевалке. Но он не был повесой. Чтобы просто так, на улице, подойти к незнакомой девушке… Только отчаяние могло толкнуть его на подобное безрассудство.
   Померзнув немного на остановке, Сибирцев сел в первый попавшийся автобус. Шумная толпа внесла его в тесный салон. Ухватившись за поручень, он движением плеч отвоевал себе немного пространства.
   Рядом с ним стояла молодая черноглазая девушка. В автобусной давке они соприкасались телами. Чтобы не доставлять ей неудобства, Артур что есть силы упирался рукой в поручень… Люди разные. Не каждому нравятся чужие прикосновения… Но вскоре он почувствовал, что она сама льнет к нему, Замирая от волнения, Сибирцев подался ей навстречу. Между ними завязалась какая-то странная, неведомая окружающим игра. Они то отдалялись, почти не касаясь друг друга, то прижимались так откровенно, как могут прижиматься лишь разгоряченные страстью любовники… Сладкий запах ее духов кружил голову. Артур с трудом сдерживал участившееся дыхание… Она бросила на него быстрый взгляд и, чуть приоткрыв алый ротик, медленно провела языком по верхней губе…
   «Все, надо знакомиться!» – решил Сибирцев.
   Проехав еще одну остановку, девушка вышла. Он последовал за ней.
   Сразу подойти Артур не осмелился. Что-то удерживало его.
   Шагая чуть поодаль, он придирчиво изучал ее со спины.
   «Фигура, вроде бы, в норме, – размышлял Сибирцев. – Но почему она в брюках? Вдруг ноги кривые?.. Познакомишься на свою голову…»
   Неожиданно он понял, что не сможет общаться с женщиной, хоть в чем-то уступающей Даше. Ноги, грудь, волосы, руки, лицо, голос, интеллект – все это должно быть по крайней мере, не хуже…
   Он замедлил шаги. Еще раз внимательно посмотрел на девушку. Сможет ли она заменить ему Дашу? Нет, никогда!
   Артур свернул на другую улицу.
   Встречный ветер обжигал лицо. По ледяному асфальту струилась поземка.
   Впереди показалось здание центрального универмага. Он поднялся по ступеням и вошел внутрь.
   Здесь было тепло и многолюдно… Гуляя по этажам, Сибирцев поглядывал на женщин. Среди них попадались очень даже симпатичные.
   В отделе канцелярских товаров он увидел потрясающую девушку. С распущенными по спине блестящими черными волосами, в дорогом коротеньком полушубке… Длинноногая и стройная, она притягивала взгляды окружающих. Не только мужчины, но и женщины восхищенно оглядывались на нее.
   Артур подошел ближе… Девушка была настолько красива, что казалась ненастоящей.
   Переходя от прилавка к прилавку, Сибирцев двигался за ней. Наконец решился…
   – Простите, – сказал он, – вы не очень торопитесь?
   – А что? – строго спросила девушка. Брови ее сбежались к переносице.
   – Ничего… Просто хочу с вами познакомиться.
   – Я на улице не знакомлюсь.
   – Так мы же не на улице…
   Она внимательно посмотрела на него. Карие, с золотыми искорками глаза слегка потеплели.
   – Не имеет значения… К тому же я замужем.
   – Прекрасно. Нам будет легче понять друг друга.
   Губы ее тронула едва заметная улыбка.
   – Нет.
   – Боюсь показаться навязчивым… Но неужели никакой надежды?
   – Нет, – твердо ответила она.
   – Жаль… Позвольте хотя бы сделать вам комплимент… Вы удивительно красивая женщина.
   Артур вышел из магазина. Налетевший ветер бросил в лицо горсть мелкого колючего снега.
   Сумерки опускались на город. Зажигались уличные фонари и окна в домах.
   «Конечно, – думал Артур, поеживаясь от ветра, – зачем я ей нужен? Случайный человек из толпы… У нее и без меня поклонников хватает… Интересно, а Даша стала бы на улице знакомиться? Вряд ли… Хотя, кто знает…»
   И опять, едва он вспомнил о Даше, заныло сердце.
   Бесцельно петляя по опустевшим вечерним улицам, Сибирцев очутился перед дверями маленького кафе. Он замерз и устал, поэтому, не раздумывая, вошел. Хотелось просто посидеть где-нибудь в уголке, отогреться.
   Взяв чашечку кофе, Артур отыскал свободный столик.
   Прямо перед ним в одиночестве скучала какая-то девушка. Даже при скудном освещении было видно, что она далеко не красавица.
   «Что она делает здесь, одна? – мысленно спросил себя Сибирцев и сам себе ответил: ищет, кого бы закадрить… А я? Чем я плох?.. Правда, она не в моем вкусе, но зато больше шансов…»
   Ему показалось, что девушка смотрит на него с интересом.
   «Ну и что, что она не красива, – продолжал уговаривать он себя. – Зато, может быть, добрая…»
   Допив кофе, Артур поднялся и уверенно направился к ней. Подсев за столик, улыбнулся:
   – Девушка, разрешите с вами познакомиться?
   Она смерила его надменным взглядом.
   – Мужчина, прекратите сейчас же!
   – А что я… такого… – испуганно пролепетал Сибирцев.
   – Разве я давала вам повод? Что вы себе позволяете!
   Сгорая от стыда, Артур поспешно ретировался… На душе было мерзко, словно его окатили помоями.
   «Дон Жуан хренов… – процедил он сквозь зубы. – Так тебе и надо!»

   Больше знакомиться Сибирцев ни с кем не хотел. Но убежденность в том, что после Даши непременно должен появиться хоть кто-нибудь, крепла с каждым днем. Им двигало не мимолетное желание чувственного наслаждения, не потребность отомстить или самоутвердиться… Это был вопрос жизни и смерти.
   В воскресный день он пришел на квартиру уехавшего за границу приятеля. Здесь они с Дашей собирались праздновать свой Новый год. Но так и не побывали ни разу.
   Сибирцев обтер в спальне пол, смахнул пыль с подоконника и со стола. Потом собрал все более или менее ценные веши и перетаскал их в другую комнату.
   Взяв принесенную с собой газету, он раскрыл ее на предпоследней странице. В глазах запестрело…
   «Лиза. т… – 72—67»
   «Днем. В гости к нам. т… – 83—22»
   «Катенька. т… – 17—15»
   «Сауна, апартаменты. Незабываемый отдых, т… – 27—54»
   «Светик, т… – 32—39»
   Артур пододвинул к себе телефон, набрал номер.
   – Алло, – ласково ответил приятный женский голос.
   – Здравствуйте, – немного смущаясь, произнес Сибирцев. Я хотел бы узнать ваши расценки.
   – К нам поедете? Или к вам девушку доставить?
   – Ко мне…
   Женщина сообщила стоимость услуг за два часа. Затем они договорились о времени. Артур назвал адрес и описал, как будет выглядеть.
   Ровно в полдень возле дома остановилась белая «Тойота». Сибирцев вышел из-под арки на тротуар. Его заметили, и от машины к нему направился плотный молодой человек в кожаной куртке.
   Артур отдал заранее приготовленные деньги.
   – Если девушка не понравится, можете ее заменить, – предупредил парень.
   Он подвел Сибирцева к машине. В ней сидели еще двое молодых людей и дама в красном. Она приоткрыла дверцу. Артур подал ей руку и помог выйти.
   Тень разочарования скользнула по его лицу. Он ожидал увидеть нечто… А перед ним предстала обычная женщина, ростом под метр семьдесят пять, несколько грузноватая, с крупными чертами лица. Но с обменом он решил не связываться. Во-первых, неизвестно, кого привезут – может, еще хуже. Во-вторых, наверняка придется доплачивать за доставку… Да и вообще, не хотелось поступать по-жлобски. Хоть она и проститутка, а тоже ведь – женщина…
   Они пошли к дому.
   – Через два часа ждем на этом же месте! – донеслось им вслед.
   Поднимаясь на лифте, Артур заметил, что спутница сильно волнуется… Ее слегка потряхивало, как от озноба. Но она старательно делала вид, что с ней все в порядке.
   «Да, нелегкий у тебя хлеб, подружка, – сочувственно подумал Сибирцев, – Не знаешь, чем дело кончится… Так ведь и на садиста, и на маньяка можно нарваться…»
   – Как зовут тебя? – спросил он.
   – Маша…
   Артур открыл дверь и впустил ее внутрь.
   – Раздевайся, будь как дома.
   Женщина оставила в прихожей пальто, расшнуровала высокие сапоги на толстой подошве, и Сибирцев проводил ее в спальню.
   – А что у тебя в той комнате? – поинтересовалась Маша.
   – Ничего.
   – Можно, я посмотрю?
   – Чего там смотреть?..
   Она помолчала, потом, тревожно заглянув ему в глаза, полушепотом произнесла:
   – Ты точно один?
   «Вот чего она боится, – догадался Артур. – Может, уже обжигалась?»
   Он прошелся вместе с ней по квартире. Убедившись, что больше никого нет, Маша немного успокоилась.
   Артур обнял и поцеловал ее. Но почему-то не испытал при этом никаких особенных эмоций. Пожалуй, в рутинном супружеском поцелуе и то было больше страсти.
   Она выскользнула из его объятий и подошла к окну.
   – Давай шторы задернем…
   Сибирцев покорно исполнил ее просьбу. Хотя в этом не было никакой необходимости. Окна девятого этажа выходили на пустырь.
   В комнате сразу воцарился таинственный полумрак. Артур снова поцеловал эту незнакомую, принадлежащую теперь только ему одному женщину.
   – Любишь целоваться? – спросила она.
   – А ты?..
   Маша пожала плечами и принялась снимать с себя бижутерию. Делала она это не спеша, потихоньку. Потом ей захотелось помыться.
   Артур проводил ее в ванную и прилег на кровать.
   Маши долго не было. Он понял – тянет время…
   Сибирцев взглянул на часы – прошло уже полчаса, как они вместе, а он всего лишь только поцеловал ее.
   «Еще пару минут, и ничего уже не потребуется», – нервно подумал Артур.
   В комнате Маша появилась почти обнаженной. На ней оставалось только кружевное нижнее белье.
   Странно, но вид ее, казалось бы, аппетитного тела не вызвал у Сибирцева никакого желания. Он тревожно напрягся, пытаясь понять причину.
   Она легла к нему в кровать… Целуя, Артур совлек с нее остатки одежды. Ему захотелось взглянуть на ее обнаженное тело. Он привстал… Но Маша прикрылась руками.
   – Не смотри, не надо…
   «Проститутка, а какая стеснительная», – удивился Сибирцев.
   Лаская рукой ее грудь, он вдруг ощутил под ладонью неестественно жесткую, лишенную привычной упругости плоть.
   «Силиконовый протез!» – пронеслось у него в голове. Вторая грудь оказалась такой же. Внезапная догадка заставила Артура брезгливо содрогнуться. Теперь ему многое стало понятным. И то, зачем она просила его задернуть шторы, и то, почему не позволяла рассматривать себя… Хотя внешне она очень походила на женщину, что-то все-таки неуловимо выдавало ее…
   «Как же звали тебя раньше? – подумал Артур. – Вася или Сережа?.. Нет, скорее – Миша…»
   Она хотела обнять Сибирцева, но он отстранился. Прикосновения Маши-Миши были ему неприятны. Он чувствовал себя обманутым. Словно развернул шоколадную конфету в яркой обертке, а там…
   «Как же я так промахнулся? – сокрушался он. – Осталось только на манер Красной Шапочки спросить: «Девушка-девушка, почему у тебя такие большие руки?… И все остальное…»
   Артур поднялся с кровати и раздернул шторы. Потом посмотрел на нее с любопытством. Он читал в газетах о трансвеститах, но никогда не видел вживую. Ни о какой близости речи уже быть не могло. Сама мысль об этом вызывала отвращение.
   Миша-Маша, съежившись, сидела на постели.
   – Сейчас меня бить будешь? – затравленно взглянув на Артура, спросила она.
   – С чего ты взяла? – опешил Сибирцев.
   – Но я же не доставила тебе удовольствия.
   «Ну и работенку ты выбрала!», – усмехнулся он про себя, а вслух сказал:
   – Не бойся, никто тебя пальцем не тронет…
   Натянув брюки, Артур сел на край постели и стал надевать носки. Он испытывал неловкость и стыд. Словно кто-то смотрел на него и качал головой: «Ох, Сибирцев… Как низко ты пал».
   – А деньги? – спросила Миша-Маша. – Ты потребуешь их назад?
   – Нет…
   – Правда? – она повеселела. – Можно, я покурю?
   – Можно, – разрешил Артур.
   Маша-Миша зажгла сигарету и, немного помолчав, робко поинтересовалась:
   – А что, я тебе совсем не нравлюсь?
   Сибирцев вздохнул. Он не знал, что ей ответить… Сказать правду? Растоптать это несчастное существо?
   – Понимаешь, – произнес Артур, – у меня была женщина, которую я любил… Очень… Я хотел забыть ее. Но ничего не вышло… Ты тут ни при чем. Все дело во мне…
   Сибирцев тяжело вздохнул. Весь белый свет ему опостылел. Единственное, чего он сейчас хотел, – принять горячий душ.

Глава 17

   Артур давно не виделся с Паромовым. То одно, то другое – все некогда… Но сегодня собрался, наконец, проведать друга.
   По пути зашел в магазин, взял бутылку водки и банку каких-то консервов. К водке Паромов отнесся положительно, а за консервы пожурил.
   – Нафига ты их купил? – обиделся он. – Как будто у меня закуски дома нету…
   Жена Виктора была на работе, дети – в школе. Друзья расположились на кухне… Хозяин извлек из холодильника кое-какие запасы и начал сервировать стол. Артур взялся ему помогать.
   – Куда пропал? – спросил Паромов, нарезая на разделочной доске колбасу.
   – Никуда… Дом, работа…
   – Как твоя блондинка поживает?
   – Не знаю… Мы с ней расстались.
   – Совсем?
   – Да.
   – То-то я смотрю, ты такой грустный.
   – Разве заметно?
   – Невооруженным глазом.
   – Выходит, права Нина Евгеньевна, наш председатель профкома… У тебя, говорит, Сибирцев, всегда все на лице написано.
   – Переживаешь? Брось… В Японии есть пословица: мир изменчив, как сердце девушки. А сердце девушки изменчиво, как осенний ветер… Не грусти. Давай лучше выпьем.
   Они опрокинули по стопке, захрустели маринованными огурчиками.
   – Представь себе, – сказал Виктор, – я тоже сегодня в печали.
   Он взял с холодильника газету, протянул Артуру.
   – Вот, взгляни… На внутренней полосе.
   Сибирцев нашел материал за его подписью. В центре была фотография. Он пробежал глазами – ничего особенного, заметка как заметка…
   – Поручили написать о юных космонавтах, – рассказывал между тем Паромов. – О подрастающем поколении, так сказать… Я полдня потратил, снимок сделал. Все как положено… Сегодня газету открываю – и не знаю, смеяться или плакать.
   – А что такое?
   – Ты посмотри на снимок.
   Артур еще раз взглянул на фотографию… С десяток толстощеких малышей ясельного возраста, дружно работая ложками, уплетали кашу из тарелок. В центре возвышалась массивная фигура дородной, полногрудой женщины.
   – Посмотрел? А теперь читай подпись…
   «Занятия в ракетном кружке ведет Сергей Уваров», – прочел Артур и прыснул от смеха.
   – Ну и как? – спросил Виктор.
   – Все хорошо, только Серега выглядит несколько женственно.
   – Ты его знаешь?
   – Немного.
   – Ха-ха-ха! Он убьет меня… Точно.
   Выпили еще по одной, заели жареной картошкой.
   – Ума не приложу, – продолжал сокрушаться Паромов. – Как могли фотографии перепутать? Впрочем, у нас и не такое бывает… Тут юбиляра одного решили поздравить. Народный депутат, известный в городе человек, к тому же – бывший журналист. Надо уважить коллегу… Тиснули небольшую заметочку, фото… Утром прихожу на работу – ответственный секретарь в истерике. Спрашиваю: что случилось? Он мне газету показывает… Смотрю – мать честная!
   – Фотография не его?
   – Его… Но вверх ногами!
   Они рассмеялись.
   – В последнее время, – чуть погодя сказал Виктор, – газета все больше начинает меня раздражать. Это вранье – вот уже где сидит!.. Раньше все на партию кивали. Но сейчас-то кто вас заставляет? Ты посмотри, что пишут… Вот… «Мамонтенок из сарая» называется. Якобы один охотник отыскал в тайге, в отложениях вечной мерзлоты, окоченевшего мамонтенка. Принес его домой, а тот взял и ожил! Мужик поселил его в сарае, стал подкармливать сеном. Зверь начал расти. Теперь сарай стал ему тесноват. И дальше, в том же духе… По мне, так уж лучше печатать отчеты пленума ЦК КПСС или репортажи с комсомольской конференции, чем такую галиматью…
   – Но ты тоже приложил к этому руку.
   – В смысле?.. Ах, да! Целителя-экстрасенса имеешь в виду? Действительно, было дело… Он потом за ту статью заплатил сумму, равную моему месячному гонорару. И плюс еще – трехлитровую банку меда в придачу. Каюсь, согрешил… Но я сделал это вынужденно, исключительно из корыстных побуждений. А они ради чего дурят народ?
   – Ладно, – остановил его Сибирцев, – наливай… Водка греется.
   – Правильное решение… А то что я – все о работе, да о работе.
   – Верно подмечено: русские за столом чаше всего говорят либо о работе, либо о женщинах.
   – Хватит о работе, давай о женщинах…
   – С некоторых пор я стараюсь избегать этой темы.
   Артур выпил, не закусывая. Повисла гнетущая пауза.
   – В самом деле, так серьезно? – сочувственно спросил Виктор.
   – Хоть ложись да помирай.
   – Ну, это ты брось… Даша, конечно, интересная женщина, но свет клином на ней не сошелся. Вот уедешь в Москву – и все забудется. Там этих Даш, как махорки…
   – Я тоже пытаюсь внушить себе это, но ничего не получается… Нельзя плясать на сломанных ногах.
   Сибирцев помолчал, задумчиво глядя куда-то в сторону, потом недоуменно произнес:
   – Почему? Почему так случилось?.. Ведь я пылинки сдувал с наших отношений. Никогда, ничем не обидел ее…
   – Еще древние римляне говорили: «Все, что возникло, гибнет».
   – Значит, всякая любовь изначально обречена?
   – Вне сомнений…
   – Ужасно… Любить и знать, что все пройдет.
   – Надо просто не думать об этом. Ведь людям известно, что рано или поздно они умрут. Но это не мешает им радоваться жизни.
   Трехцветная кошка, мягко ступая, подошла к столу и прыгнула Артуру на колени. Он погладил ее и почесал за ухом. Замурлыкав, она выгнула спину.
   – Чего только ни делал, чтобы забыть ее, – вздохнул Сибирцев. – Знакомился на улицах, писал по газетным объявлениям, даже с проститутками общался.
   – Ну и как тебе профессионалки?
   – Ничего хорошего… Только деньги зря выкинул.
   – По газете, небось, звонил?
   – Да.
   – Там одни гопники… Настоящих жриц любви надо искать в другом месте. Если хочешь, могу дать телефон.
   Артур согласно кивнул… Оторвав от газеты уголок, Паромов черканул на нем номер.
   – Спросишь Людмилу Сергеевну, скажешь, что от меня… Это для избранных… Однажды я ее очень выручил.

   Как только у Артура появились деньги, он позвонил по оставленному другом телефону.
   – Какую вам девушку нужно? – поинтересовалась Людмила Сергеевна. – Блондинку, брюнетку, шатенку?
   – Все равно… Лишь бы в ней не было ничего мужского.
   – Ой, что вы! – она кокетливо рассмеялась. – Таких не держим…
   Определив желаемые параметры девушки – рост, возраст, размер бюста и прочее – Людмила Сергеевна указала время и место встречи.
   В назначенный час Артур подошел к хозяйственному магазину и остановился под вывеской «Ковры и ковровые покрытия». Не успел оглянуться, как рядом оказался высокий молодой мужчина. Убедившись, что Сибирцев именно тот человек, которого он ожидает, незнакомец предложил следовать за ним.
   Они вошли в подъезд многоэтажного жилого дома, поднялись по лестнице на второй этаж. Мужчина открыл дверь своим ключом и пригласил Артура.
   В комнате, на диване, сидела девушка в черном прозрачном платье. Увидев гостей, она вышла в прихожую.
   – Знакомьтесь, – сказал мужчина. – Это Элен.
   Сибирцев окинул ее быстрым оценивающим взглядом.
   Девушка выглядела очень привлекательно. Гладкие шелковистые волосы спадали с плеч; сквозь воздушную материю короткого, едва закрывающего верхнюю часть бедер платья волнующе просвечивало красивое дорогое белье; стройные ноги обтягивали черные, в мелкую сеточку, чулки.
   – Устраивает она вас? – спросил мужчина.
   – Вполне.
   – Тогда я пошел… Закройте за мной.
   Уже на правах хозяина Артур щелкнул замком, но, прежде чем захлопнулась дверь, услышал:
   – Деньги вперед.
   – Ах, да!.. Сейчас… – смутился Сибирцев, протянув мужчине несколько сложенных пополам купюр.
   Не пересчитывая, тот сунул их в карман и ушел.
   Артур осмотрел жилице. Это была обычная однокомнатная квартира. Из мебели имелось только самое необходимое: большой двуспальный диван, шкаф со стеклянными дверцами, стол – с букетом живых цветов, несколько стульев и телевизор на подставке. Непритязательные клетчатые шторы закрывали широкое окно.
   Сибирцев приблизился к девушке. Она показалась ему целомудренной и недоступной.
   Приобняв за талию, Артур поцеловал ее в губы. Элен обвила его руками за шею и с готовностью ответила поцелуем на поцелуй.
   – Знаешь, чего я больше всего боялся? – негромко сказал Артур, поглаживая девушку по спине.
   – Чего? – спросила она.
   – Вдруг попадется какая-нибудь страшненькая…
   – Ну и как? Твои опасения оправдались?
   – Нет… Ты замечательная… Стройная, симпатичная… В моем вкусе.
   – Прекрасно, – улыбнулась Элен. – А что мы будем пить?
   – Я ничего не взял с собой.
   – Это не страшно… На кухне, в холодильнике, выбор, как в магазине. И безо всяких накруток.
   Сибирцев примолк… Стыдно было признаться, что он отдал сутенеру последние деньги.
   – Я не пью, – соврал Артур. – Закодировался… Теперь совсем не могу переносить этот запах.
   – Ладно, – вздохнула она, – обойдемся…
   И принялась застилать постель. Потом с грациозностью опытной стриптизерши медленно совлекла с себя платье.
   Сибирцев залюбовался ее прекрасной фигурой.
   – Чулки и пояс снимать? – спросила Элен.
   – Оставь…
   Лежа на чистой, пахнущей свежестью простыне, они сжимали друг друга в объятьях. Артур страстно целовал ее в жадно приоткрытые мягкие губы, в нежную упругую грудь.
   – Хорошо, миленький… – прошептала она.
   – Не говори так! – неожиданно грубо оборвал ее Сибирцев.
   Элен испуганно сжалась в комок, не понимая, в чем ее вина. С недоумением она смотрела на Артура.
   – Не произноси больше этого слова, – уже спокойнее повторил он.
   – Почему? – пожала плечами Элен.
   – Потому.
   – А-а! – внезапно осенило ее. – Ты любишь, когда девушка ругается матом? Пожалуйста. Я могу…
   – Нет, – досадливо поморщился Артур. – Этого я как раз не люблю… Просто…
   Он замолчал, не зная, как объяснить ей… Рассказать про Дашу? Вот еще! Не хватало разрыдаться у нее на груди.
   – Не надо, и все!
   Элен повернулась на спину и устремила неподвижный взор в потолок. Тонкие крылья ноздрей нервно затрепетали.
   – Ты обиделась? – спросил Сибирцев виновато.
   Она отвернулась.
   – Извини, я не хотел… Так глупо все получилось… Прости меня, пожалуйста…
   Раскаяние его было настолько искренним, что Элен не смогла сдержать улыбки.
   Артур снова принялся ласкать ее… Но чем нежнее он целовал, чем крепче обнимал эту девушку, тем явственней ощущал какой-то невидимый барьер, разделяющий их. И, как ни старался, преодолеть его не мог.
   Тяжело дыша, Сибирцев откинулся на подушку. Лоб его покрылся испариной.
   – Что-то не получается… – растерянно прошептал он.
   – Ничего… Все получится, – успокоила его Элен. – Я помогу тебе.
   Она скользнула куда-то вниз, и Артур почувствовал нежное прикосновение ее губ. Будто легкий ветерок пробежал по глади моря… Потом мелкая рябь сменилась волной, и вслед за тем – словно порыв штормового ветра наполнил провисшие паруса.

   …Не двигаясь, они лежали на смятой постели. Сибирцев медленно приходил в себя.
   Элен ласково погладила его по руке. Он невольно отстранился. Она уже не казалась ему такой красивой…
   – Чего молчишь? – спросила Элен.
   – Думаю.
   – О чем?
   – Так… Ни о чем…
   – Ты женат?
   – Да.
   – И дети есть?
   – И дети…
   – Жена у тебя симпатичная?
   – В общем, ничего.
   – Тогда почему ты пришел сюда? Захотелось чего-то новенького? Запретного плода?
   – Видишь ли… Если я начну объяснять, потребуется слишком много времени. Да и вряд ли ты сможешь понять меня… Расскажи лучше что-нибудь о себе… Давно уже здесь?
   – Третий месяц… Вообще, я студентка, учусь на втором курсе медицинского института.
   – Элен – твое настоящее имя?
   – Псевдоним… Тут все под чужими именами. Мы ничего не знаем друг о друге.
   – Не обижают?
   – Нет. Мадам к нам хорошо относится, перерабатывать не заставляет. Да и клиентура не из простых… С кем попало спать не приходится. Так что грех жаловаться… Поработаю еще. А надоест – уйду.
   – Парень у тебя есть?
   – Парень? – она усмехнулась. – Сегодня ты мой парень. Кто будет завтра – посмотрим.
   – А любовь?.. Ты веришь в любовь?
   – Это все слова…
   – Ну, как же! Ведь есть же где-то она – вечная любовь… Не может не быть!
   – Недавно в газете прочла… Там известный певец сказал: самый большой обман – обещать любить одного человека всю жизнь.
   Артур откинулся на подушку.
   «А может быть, действительно, только я один такой ненормальный? Остальные люди как люди… Ну, подумаешь, сказал один человек другому – люблю… Что здесь такого? Вчера сказал люблю, сегодня – не люблю… Какие проблемы?»
   Он приподнялся на локте и посмотрел на Элен. Перехватив его взгляд, она призывно улыбнулась.
   «Гори все синим пламенем!» – подумал Артур и впился губами в ее губы.

Глава 18

   В коллективе, где трудился Сибирцев, было принято отмечать дни рождения на работе. Для того чтобы имениннику это обходилось не очень накладно, через профком выписывалась определенная сумма, часть которой тратилась на подарок виновнику торжества, а остальное шло на закуску и спиртное. Традиции следовали неукоснительно даже во времена перестройки, когда подобные вещи сурово карались, а водку продавали только по талонам.
   Артур решил праздновать свой день рождения в кабинете у соседей – там места больше.
   Сдвинули столы, расставили стулья. Кто-то принес магнитофон… Все как обычно.
   Прежде чем выпить за здоровье именинника, председатель профкома Яковлева, под аплодисменты собравшихся, вручила ему подарок – литографию с изображением грациозной купальщицы, а медсестра Оля зачитала вслух поздравительную открытку.
   Потом все дружно чокнулись и навалились на принесенные Сибирцевым домашние деликатесы.
   Артуру нравилось, когда весь коллектив собирался вот так, за одним столом. Люди работали вместе по много лет, хорошо знали друг друга, поэтому возникало ощущение единой большой семьи.
   – Мужики, поехали в выходные на рыбалку! – предложил слегка захмелевший Панфилов. – Сейчас дело к весне, рыба ошалевает… На голый крючок бросается!
   – Как в том году? – язвительно поддел его Пашка Антонов.
   Все рассмеялись. Артур тоже улыбнулся.
   Прошлой зимой Панфилов сманил на рыбалку человек шесть, пообещав улов, как минимум, по ведру на брата. Ему поверили…
   Рано утром приехали на озеро. Мороз был градусов двадцать. До полудня с маниакальным упорством сверлили дырки во льду. Обегали вдоль и поперек почти весь водоем – и ничего… На все лады склоняли Панфилова. Потом кто-то заметил: «Мы бегаем, а он, между прочим, на одном месте сидит… Не иначе, на жилу напал» Подошли к нему. «Как, Николаич, улов?» – «Исключительно один окунь» – «Ого! – оживились мужики. – Значит, берет рыба! А много ли поймал?» – «Я же сказал: исключительно один…» – и, открыв деревянный ящик, Панфилов продемонстрировал заиндевевшего окунька размером с чайную ложку… Озверевшие от холода рыбаки чуть его не поколотили.
   Сибирцев вполуха слушал застольные разговоры, иногда вставлял пару слов, но мыслями был далеко. Блуждающий взгляд случайно упал на поздравительную открытку, лежащую перед ним. Артур взял ее со стола, машинально раскрыл и… вздрогнул. Он узнал почерк! Ровные, аккуратные буковки… А в уголке – шутливый рисунок: лучистое солнышко улыбается и подмигивает.
   – Оля, – спросил Артур, с трудом подавляя волнение, – а кто открытку подписывал?
   – Мы с Дашей зашли на почту. Я стала открытку покупать, она спрашивает: «Кому?» Я говорю – Артуру. Она: «Давай я подпишу».
   – Передай ей, что мне понравилось.
   – Сам и передай…
   Сибирцев бережно провел пальцем по строчкам. Ему показалось, что он чувствует Дашино тепло.
   «Все-таки она помнит обо мне…»
   В комнату заглянула уборщица Раиса.
   – Артур, тебя к телефону!
   – Скажи, что ему некогда, – ответил за него Панфилов. Но Сибирцев уже поднимался из-за стола.
   Он вошел в свой кабинет, взял трубку.
   – С днем рождения, именинник, – услышал Артур до боли знакомый голос.
   – Даша?.. Не ожидал.
   – Как живешь?
   – Живу…
   – А ты?
   – Тоже.
   – Хорошо, что позвонила… И за открытку спасибо.
   – Оля сказала?
   – Я сразу узнал твой почерк… Даша!
   – Что?
   – Нам надо встретиться.
   Она выдержала паузу.
   – Ты так считаешь?
   – Да.
   – Хорошо. Где?
   Они договорились о встрече.
   Артур вернулся в соседний кабинет. Там продолжалось застолье.
   – Извините, – сказал он, не в силах сдержать радость, – но я вынужден вас покинуть.
   – Куда?
   – Почему?
   – Что за стол без именинника! – раздалось со всех сторон.
   Сибирцев, однако, был непреклонен.
   – А мы не пустим! – здоровяк Панфилов раскинул тяжелые руки.
   Но что сейчас могло его удержать?

   Артур шагал с Дашей по вечерней улице.
   – Неужели мы снова вместе? – поглаживая ее ладонь, произнес он.
   Даша согласно кивнула.
   – Опять все сначала? По какому кругу?
   – По третьему… Или по четвертому?.. Уже сбился со счета.
   – Ты не сердишься на меня?
   – Нет… Но хотелось бы определенности. Это очень важно. Я уже говорил, что меня приглашают в Москву. Так вот, если решишь, что я тебе нужен, – остаюсь. Если нет – уеду.
   – Ничего нет важнее для мужчины, чем карьера. Ты останешься, а потом будешь упрекать меня, что испортила тебе жизнь…
   – Важнее всего для меня – наши отношения.
   – Это ты сейчас так говоришь.
   – Нет.
   – Но я не могу обещать, что буду любить тебя всегда.
   – И не надо… Скажи лучше – сейчас, сегодня… Ты любишь?
   – Люблю.
   – Тогда – остаюсь.

   Вечер Сибирцев провел в мучительных раздумьях. Он не знал, как сказать о своем решении жене.
   Вика сидела на диване и смотрела телевизор. Артур присел рядом.
   – Слушай… – он замялся. – Наверное, мы не поедем в Москву.
   – Почему? – удивилась она.
   – Ничего у нас не выйдет… Цены на жилье там просто дикие.
   – Мы же продадим квартиру, дачу… Родители твои обещали помочь… Нам ведь не в центре.
   – С работой тоже пока все туманно.
   – Но я уже всем рассказала…
   – Ну и ладно. Скажешь, что передумали.
   Вика обиженно замолчала. В глазах ее блеснули слезы. Она походила на обиженного ребенка, которому пообещали дорогую игрушку и не купили.

   В выходные Паромовы надумали приобрести мягкую мебель. Виктор позвонил Артуру и попросил помочь.
   Утром Сибирцев приехал к нему, и они вместе отправились в мебельный магазин, где их должна была ждать заранее заказанная машина.
   До открытия еще оставалось время. Неторопливо беседуя, друзья шли по присыпанному песком тротуару.
   – Виктор! – послышался радостный возглас.
   Повернув голову, Сибирцев увидел чернокожего человека в светлой бежевой куртке и зимней солдатской ушанке.
   Негр пожал им руки и спросил у Паромова:
   – Как диля?
   – Нормально дела, – ответил Виктор. – А ты как поживаешь?
   – О'кей. Слава Богу… Гулять немножко пошель.
   Невесть как оказавшийся в северном городе африканец выглядел весьма экзотично. Особенно на фоне снежных сугробов.
   – Откуда ты его знаешь? – спросил Артур, когда негр удалился.
   – По работе… – сказал Паромов. – Как-то срочно потребовалось закрыть дырку на третьей полосе. Один материал слетел, а номер уже сдавать надо… Редактор мне говорит: срочно сделай страницы полторы. О чем же, думаю?.. И тут вспомнил: на вокзале негра видел. Он иногда там на балалайке играет, пассажиров веселит. Уличный музыкант… Я и написал про него: беженец из Руанды собирает деньги на билет, чтобы вернуться домой… Номер вышел, а через день этот парень заявляется в редакцию и требует опровержения. Мол, он совсем не хочет возвращаться на родину, поскольку ему и здесь хорошо… Раз пять приходил. Утомил своей простотой. Сначала я хотел его с лестницы спустить. Потом привык. Женщины наши, сердобольные, его чаем стали поить. Теперь он просто так заходит. Имя у него странное – длинное-предлинное, на «м» начинается. Мы его Максимкой прозвали…
   Они остановились перед светофором. Подождав, пока загорится зеленый, пересекли дорогу и свернули на другую улицу.
   Впереди шли двое. Похожие со спины, словно братья-близнецы… Длинные волосы, собранные в хвост на затылке; темные короткие куртки из кожзаменителя; черные, туго обтягивающие джинсы.
   Один из них кормил другого булочкой из своей руки. Сначала откусит сам, потом даст откусить приятелю.
   – Дети мегаполиса… – презрительно усмехнулся Паромов. – Знаешь, за что я ненавижу «голубых»? Они опошлили такое святое понятие, как мужская дружба… Недавно захотел сфотографироваться со своим однокурсником по университету. Приобнял его слегка, по-братски… А он мне говорит: «Убери руку… Подумают еще, что мы педики».
   Друзья рассмеялись.
   – Сегодня ты выглядишь лучше, – заметил Виктор. – Не такой угрюмый… Кризис миновал?
   – Даша вернулась.
   – Вот как? Поздравляю… Ты сказал ей, что уезжаешь?
   – Я не еду… Передумал.
   – Ты что! – Паромов остановился. – С ума сошел? Такая возможность выпала… Да я бы!
   – Не могу.
   – Смотри, тебе жить… Потом хватишься, но поздно будет.
   – Знаю. И все-таки остаюсь…
   Артур был уверен, что поступает правильно. Он твердо решил пройти этот путь до конца. Радость его ждет впереди или боль – все равно. Он не откажется от любви. Какой бы жребий ни выпал.

   Снова в жизни Сибирцева настал светлый период. Просыпаясь утром, он знал, что сегодня обязательно увидится с Дашей, И сердце его наполнялось тихой радостью.
   Приближалась весна… Солнце пригревало все ощутимей, и все чаще звучала на улице веселая звонкая капель. Хрустальные стрелы сосулек роняли с высоты желто-белые искры. Суматошно чирикали воробьи, радостно ворковали сизые важные голуби, домашние кошки, щурясь от яркого света, жались к нагретым стенам.
   Все живое с облегчением провожало уходящую зиму… Без сожаления расставался с ней и Артур. Слишком много за эти месяцы пришлось пережить. Но сейчас верилось – все плохое позади.

   Они лежали обнявшись… Артур щекой чувствовал ее ровное легкое дыхание.
   «Как хорошо, – замирая от блаженства, думал Сибирцев. – Ничего больше не надо… Только бы она всегда была рядом… Только бы…»
   – Послушай, – Даша перевернулась на живот и, опершись подбородком о ладони, внимательно посмотрела на него. – Что ты будешь делать, если узнаешь, что я забеременела?
   – Что делать? – Артур улыбнулся. – Радоваться, наверное… Что же еще?.. А ты?
   – Родить ребенка от любимого человека – счастье.
   – Но как ты объяснишь это мужу? – встрепенулся Артур.
   – Глупенький ты, Артюшенька… – она поцеловала Сибирцева и положила голову ему на грудь.
   – Ах, да! Конечно! – вдруг догадался он. – Не сомневайся… От своего ребенка я не откажусь.
   Артур представил себе малыша – румяного, крепенького, белокурого, такого же, как он сам в детстве. Лицо его просветлело.
   – Даша, – шепнул он ей на ухо.
   – Что?
   – А может, тогда и оберегаться не стоит?
   – Нет… – она покачала головой. – Давай не будем спешить.
   Порыв ветра качнул задернутые шторы. Глухо звякнула приоткрытая форточка. Солнечный зайчик запрыгал на потолке.
   – Чего молчишь? – спросила Даша.
   – Так… Вспомнилась наша с тобой поездка… Помнишь, летом? Река, чайки над водой… Прекрасный был день. Жаль, у меня не осталось ни одной фотографии.
   – Зато у меня сохранились.
   – Правда?.. Где же ты их держишь? На работе?
   – Дома.
   – А муж?
   – Они надежно спрятаны.
   Призывно засвистел вскипевший чайник. Артур поднялся, натянул спортивные брюки и отправился на кухню.
   Через минуту пришла Даша. Оглядев Артура, улыбнулась:
   – Ты такой домашний… В «шлепанцах», «спортивках»… Я тебя таким еще не видела.
   – Ну, и как я выгляжу?
   – Хорошо… Мне вообще с тобой хорошо, миленький.
   Она прильнула к нему и, закрыв глаза, приподняла голову. Артур нежно поцеловал ее.
   – Я люблю тебя, Даша… Если бы только знала, как… Может быть, ты и есть та самая половинка, которую каждому надо отыскать?
   Они сели за стол.
   – Знаешь, – сказала Даша, осторожно отпивая из чашки горячий чай, – мне недавно выговор сделали…
   – Кто?
   – Оля… Увидела нас где-то вместе – и давай меня наставлять: «Как ты можешь, у всех на виду разгуливать…»
   – Я этой Оле!..
   – А может быть, она права? Может, в самом деле, мы ведем себя неосторожно?
   – От кого угодно я готов выслушивать подобное, но только не от нее. Ты лучше меня знаешь, почему… Мне кажется, она нам просто завидует.
   – Только ей ничего не говори. Это я тебе по секрету…
   – Ладно.
   – Постарайся не портить с ней отношения. Все-таки она моя подруга… И потом, не забывай, что только благодаря Оле мы познакомились.
   – Это самый веский аргумент, – улыбнулся Сибирцев.
   Даша собрала со стола посуду. Открыв кран, сполоснула чашки.
   – Когда вернется хозяин квартиры? – спросила она.
   – Еще не скоро… Летом… Потом что-нибудь другое подыщем.
   – Могу тебя обрадовать. У моей знакомой бабушка к ее родителям переезжает и ей оставляет однокомнатную квартиру. Она девушка с понятием, выручит, когда надо.
   – Значит, не так уж все безнадежно? – Артур призывно протянул руки. Даша опустилась к нему на колени. Они обнялись… И долго сидели, не двигаясь и ни слова не говоря.

Глава 19

   Даша исчезла внезапно. Без каких-либо объяснений. Просто перестала звонить…
   Сибирцев без конца набирал номер ее рабочего телефона, но никто не брал трубку. Тогда он решил позвонить ей домой, чего раньше никогда не делал. К телефону подошел муж…
   Больше всего тяготила неопределенность. Где она, что с ней, почему молчит? Эти вопросы не давали Артуру покоя.
   Промучившись несколько дней, он, как бы невзначай, заглянул к Оле.
   – Ты давно Дашу не видела?
   – А что? – поинтересовалась та.
   – Ничего… Просто спрашиваю… Давно?
   – Вчера была у нее в гостях.
   – Как она?
   – Что значит, как?
   – Ну, все у нее в порядке? Ничего не случилось?
   – Ничего… Чувствует себя превосходно, выглядит и того лучше.
   – А настроение?
   – Замечательное.
   Артур поднялся к себе, оделся и пошел домой. По дороге непрестанно думал о Даше.
   «Неужели она не понимает, что творит? Как будто всякий раз возвращается только затем, чтобы добить…»
   Дома, не снимая ботинок, Сибирцев прошел в комнату и сел на диван. Его знобило…
   – Я болен… болен… – чуть слышно шептал он, кутаясь в поднятый воротник черного пальто.
   Отчаяние и тоска давили все ощутимей. И уже не было сил сопротивляться. Сибирцев поднялся и, тяжело ступая, направился в спальню.
   В углу стоял узкий металлический ящик. Достав ключ, он открыл замок и вынул оттуда разобранное ружье. Тускло блеснули вороненые стволы, звякнуло железо о железо.
   Привычными движениями Артур собрал оружие, пощелкал тугим курком. Потом взял с полки тяжелую пачку патронов в заводской упаковке.
   «Давно на охоте не был… – подумал он. – Съездить, что ли, к Михалычу?»

   В деревню Артур попал под вечер, когда на холодном черном небе уже обозначились россыпи звезд. Деревянные избы, по самые окна занесенные снегом, приветливо мигали желтыми огнями. В чистом морозном воздухе отчетливо ощущался терпкий привкус печного дыма.
   Сибирцев отворил знакомую калитку и вошел во двор. Громыхнув цепью, яростно залаяла собака. В оконном проеме мелькнул силуэт хозяина.
   Михалыч и Анна Тимофеевна встретили гостя радушно. Сразу с порога усадили за стол.
   Во время чаепития пошли обычные расспросы: что, да как?.. Артур отвечал неохотно.
   – А чего у вас тут милиции столько? – поинтересовался он.
   – Ой, что ты! – всплеснула руками Анна Тимофеевна. – Вчера ведь несчастье случилось. Два охотника повздорили, а потом один другого и застрелил из ружья.
   – Путик не поделили, – пояснил Михалыч. – Говорил я Сергею, не лезь куда не следует. Нет, не послушал… Давно они с Васей зуб друг на друга имели. Тот его все время предупреждал: мое это место, не ставь здесь свои капканы… А Сергей с гонором. «Где хочу, там и ставлю!» Ну, а недавно попался на том, что Васины ловушки проверял. Вечером Вася пришел к нему разбираться… Закончилось все стрельбой.
   – Совсем люди озверели, – вздохнула Анна Тимофеевна. – В прежние времена такого не было.
   – Не скажи… И раньше такое случалось. Только делали это по-тихому, в тайге. Ушел человек – и с концами… У нас ведь тут особо никогда не озоровали. Сети стоят, петли или капканы – никто на чужое не позарится. Потому что знают: раз попался, а на второй – под корягу пропишут…
   – Как это?
   – А так… Подстерегут где-нибудь на болоте, хлопнут… Потом выберут небольшую сосну, подрубят с одной стороны корни, и, зацепив за вершину, натянут веревку. Обрубленные корешки вместе с дерном приподнимутся… Если бросить туда тело, а затем отвязать веревку, сосна встанет на место, и даже намека не останется, что под деревом что-то есть…
   – Сурово.
   – «Судья – тайга, а прокурор – медведь. Деревня по таким жила законам»… – процитировал Михалыч. – Ладно, давай спать. Завтра ранний подъем.
   Снегоход «Буран», отчаянно завывая мотором, оранжевым пятнышком мелькал среди сугробов. Встречный ветер студил лицо. Пригибаясь, Артур прятался за широкую спину Михалыча.
   Они ехали проверять капканы. Десятка два настороженных ловушек, хищно раскрыв железные пасти, томились под снегом в ожидании добычи.
   Неожиданно Михалыч сбросил газ и притормозил. Непорочную белую целину пересекала цепочка звериных следов.
   Спешившись, опытный промысловик склонился над ними, потыкал указательным пальцем снег.
   – Свежьё… Недавно, видать, прошел…
   – Кто? – спросил Артур, не поднимаясь с сиденья.
   – Волк… Ты подожди, я гляну, куда он направился.
   Поскрипывая снежком, Михалыч исчез в ельнике. Уже чувствовалась весна. Месяц назад без лыж в тайге нельзя было сделать и шага. Сейчас спрессованный дневными оттепелями и ночными заморозками снег легко держал человека.
   Солнце всходило над лесом – красный шар в голубом атласном небе… На изумрудных ветвях елей и сосен лежали розовые в золотую крапинку льдинки. Издалека они походили на новогодние игрушки.
   Вернулся Михалыч. Радостно улыбаясь, скомандовал:
   – Поехали!
   Взревев, «Буран» рванул с места и стремительно понесся вперед. Следом за ним заклубилась поземка.
   Сокращая путь, решили прорываться сквозь молодой березняк.
   – Береги глаза! – крикнул Михалыч, сворачивая в заросли.
   Артур чуть замешкался – и тут же получил по лицу гибким березовым прутом. На щеке моментально вздулся багровый рубец. Подняв воротник, Сибирцев пригнулся к коленям.
   Михалыч правил стоя… Снегоход, как норовистый конь, строптиво взбрыкивал, но твердая рука охотника уверенно направляла его.
   Вырвавшись из мелколесья, они оказались на берегу лесной реки. Съехали на лед и покатили по замерзшему извилистому руслу.
   Впереди показалось что-то странное. Снег был взрыт, словно плугом.
   Михалыч заглушил «Буран» и, обернувшись, сказал:
   – А ты везучий…
   – Что? – не понял Артур.
   – Потас!..
   Сибирцев кивнул. Он знал, что означает это слово. Когда ставят капкан на волка, его никогда не крепят намертво. Но обязательно стальным тросом привязывают к нему какой-нибудь тяжелый предмет. Чаще всего это сосновая или березовая чурка. Угодив в капкан, зверь тянет за собой груз, пока не выбьется из сил. Потас – след на снегу…
   – Иди по следу, – Михалыч передернул затвор карабина. – А я поеду по реке наперехват. Здесь она делает петлю.
   Газанув, он помахал рукой и умчался.
   Артур снял с плеча ружье. Проверил, те ли патроны в стволах. Потом взял оружие наперевес и решительно вскарабкался на высокий берег.
   След вел в сторону от реки. Сибирцев шагал рядом и почти не проваливался. Нога по щиколотку утопала в свежевыпавшем белом снегу, а под ним чувствовался твердый, как пол, весенний наст.
   Он все шел и шел. А след все тянулся и тянулся. Казалось, этому не будет конца. Но вот впереди мелькнуло что-то дымчато-серое… Волк!
   Артур перехватил поудобнее двустволку и осторожно стал приближаться.
   Красивый и сильный зверь стоял, не двигаясь. Он уже видел человека, но по-прежнему оставался на месте.
   «Почему он не убегает?» – подумал Артур.
   Сибирцев подошел совсем близко. Метров пятнадцать разделяло их, не больше.
   Теперь ему все стало ясно…
   Переднюю лапу зверя цепко сжимали железные дуги капкана, а тяжелый березовый чурбачок, привязанный в качестве груза, застрял в развилке дерева. Куда тут убежишь?
   Взгляды их встретились. Не дрогнув, волк пристально смотрел в лицо смерти.
   Артур медленно поднял ружье. Прижавшись щекой к холодному гладкому прикладу, поймал на мушку голову зверя. Палец осторожно лег на спуск.
   Вдруг… Волк рванулся из последних сил и, поняв, что не уйти, с отчаянием вцепился зубами в свою, схваченную капканом лапу. Остервенело сжал челюсти – раз, другой… Послышался хруст…
   Оскалив окровавленную пасть, зверь победно взглянул на человека… В следующее мгновение он уже уносился прочь, припадая на искалеченную лапу.
   Сибирцев так и не выстрелил… Потрясенный случившимся, он медленно приходил в себя.
   «А ведь я тоже попал в капкан… И у меня тоже нет выбора. Остается либо погибнуть, либо вырвать ее из сердца и бежать, бежать без оглядки!»
   Артур зачерпнул пригоршню снега и растер его по лицу. Холодные струйки потекли за ворот.
   «Я устал… У меня больше нет сил… Пытка затянулась… Иногда начинает казаться, что она сознательно причиняет мне боль. Может быть, это ей доставляет удовольствие? Но я не мазохист… Пусть поищет для этих игр кого-нибудь другого. А с меня хватит… Я ухожу».
   – Э-э-э-эй! – раздался неподалеку зычный голос Михалыча. – Ар-ту-у-ур!
   – Я здесь! – крикнул Сибирцев.
   Пощелкивая сломанными веточками, Михалыч продирался сквозь чащу. Увидел Артура, подошел к нему.
   – Упустил? Я с горы видел… Чего же не стрелял?
   Сибирцев ладонью стер снег со стволов, закинул ружье за плечо. Потом, глядя куда-то вдаль, тихо произнес:
   – Поехали домой.
   – Ладно, не расстраивайся… В другой раз изловим.
   – Другой раз неизвестно когда теперь будет.
   – Что так?
   – Уезжаю я, Михалыч… В Москву.

Эпилог

   День обещал быть жарким. Июльское солнце быстро разогнало утреннюю прохладу, и над городом повисло зыбкое горячее марево.
   В распахнутое окно влетела пестрая бабочка. Беспечно порхая, она устремилась вглубь комнаты, но с полпути повернула назад. Не найдя выхода, отчаянно забилась о стекло.
   Артур осторожно накрыл ее ладонями и выпустил на волю.
   В кабинет заглянула молоденькая секретарша.
   – Артур Викторович! Вас какая-то женщина спрашивает.
   – Что за женщина?
   – Не знаю… Говорит, ваша знакомая.
   Сибирцев взглянул на часы… Предстояла важная встреча, и не хотелось терять времени по пустякам.
   – Ладно, – махнул он рукой. – Пригласи.
   Артур сел за стол, сложил в стопку разбросанные бумаги, убрал их в выдвинутый ящик. Посмотрелся в зеркало… Поправляя сбившийся галстук, краем глаза увидел входившую женщину. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в ее безупречной осанке.
   – Здравствуй, – негромко сказала она.
   – Даша?! – изумленно воскликнул Артур. – Неужели?..
   Он поднялся и двинулся ей навстречу. Сердце зашлось от волнения.
   «Сколько же мы не виделись? Десять?.. Нет… Одиннадцать лет!»
   – Как ты нашла меня?
   – Нашла… – Даша улыбнулась, и на щеках ее заиграл легкий румянец.
   Конечно, она изменилась… Волосы потемнели, формы округлились, возле глаз затаились тонкие лучики морщинок. Но Сибирцев не замечал этого. Он снова видел перед собой прежнюю Дашу. Ту, что когда-то шептала ему: «Я люблю тебя, миленький».
   – Разрешите? – приоткрыла дверь секретарша. – Факс из газетного комплекса…
   – Спасибо, Света. Оставь на столе… Потом посмотрю.
   Девушка прошла мимо, бросив на Дашу быстрый оценивающий взгляд.
   – Ну, что мы стоим? – сказал он, когда секретарша ушла. – Садись… Надолго в Москву?
   – Проездом… Отправились с семьей на юг отдыхать. Захотелось повидаться. Когда еще такой случай представится?
   – Сколько времени у тебя есть?
   – Почти нисколько… Через три часа поезд.
   – Жаль.
   Они замолчали. За раскрытым окном шуршали пыльной листвой тополя.
   – Извините, – в кабинет снова вошла секретарша. – Артур Викторович, я забыла утром цветы полить… Такая жара. Засохнут…
   Даша вопросительно посмотрела на Сибирцева. Тот с недоумением пожал плечами.
   Девушка, как ни в чем не бывало, принялась поливать цветы.
   Артур встал, одернул пиджак.
   – Может, прогуляемся? – предложил он Даше.
   – С удовольствием…
   Они направились к выходу.
   – Артур Викторович! – донеслось им вслед. – К тринадцати часам должны приехать французские журналисты. Вы не забыли?
   В подъезде было прохладно. Каждый шаг отдавался гулким вибрирующим эхом.
   – Красивая девочка, – заметила Даша. – Только слишком уж назойливая… Ревнует, что ли?
   Сибирцев сделал вид, что не расслышал.
   Сразу за домом начинался сквер. Разомлевшие от духоты люди, прячась в тени деревьев, отдыхали на ребристых скамейках. Возле желтого бочонка на колесах с надписью «Квас» толпилась очередь. Разноцветные клумбы благоухали по-особенному ароматно.
   «Быть грозе», – подумал Артур, глядя на закрывающие солнце тучи.
   Они шли рядом. Почти как тогда, весной…
   – Какие новости у тебя? – бодро спросил Сибирцев. – Что изменилось в жизни?
   – Многое… Поменяли квартиру. Живем теперь рядом с родителями… Папа и мама уже на пенсии, но помогают нам, чем могут. Мебель обновили, купили машину. Я на права сдала, сейчас сама езжу на дачу.
   – Ты? – удивился Артур. – Не могу представить тебя за рулем.
   – Ничего особенного… Скоро уже Сережа водить начнет.
   – Сережа? Это кто такой?
   – Сын.
   – Чей?
   – Мой сын… Он родился после твоего отъезда.
   – Послушай! – Сибирцев взволнованно схватил ее за руку. – Так значит…
   – Нет. Это не твой ребенок… Я родила от мужа.
   – Ничего не понимаю… А кто говорил, что он не сможет иметь детей?
   – Медицина не стоит на месте.
   – Ясно… Что ж, поздравляю.
   – Спасибо. Кстати, ты знаешь, удивительное совпадение… У вас с Сережей одинаковый гороскоп. Просто один к одному!
   Артур вздохнул. Он был разочарован. Хотя, казалось бы, чего собственно…
   – А как ты живешь? – поинтересовалась Даша. – Обустроился уже? Расскажи…
   «О чем тебе рассказать? – подумал Артур. – Как оторвался и полетел неведомо куда, словно осенний лист? Как кочевал с семьей по чужим московским квартирам? Как просыпался по ночам, холодея от мыслей о долгах?..»
   – Живем потихоньку… Жена работает, Аленка университет закончила. Я тоже вроде как при деле…
   Он вдруг поймал себя на том, что не может говорить с ней как раньше. Не открывается душа…
   «Кто мы теперь? Друзья? Бывшие любовники? Просто знакомые?.. И это все, что осталось?»
   Эйфория первых минут прошла. Наступило похмелье… Артур прислушался к себе, пытаясь уловить хотя бы отголосок прежнего чувства. Но не ощутил ни трепета, ни восторга – только боль, как от растревоженной раны.
   После того, как они расстались, он словно ослеп, оглох, потерял способность самостоятельно передвигаться. Первые несколько лет, балансируя на грани безумия, каждый день разговаривал с ней. Это было ужасно. Но сейчас… Он научился дышать без нее… И не мог ей простить этого.
   – Помнишь, – сказала она, – ты хотел написать роман о любви?
   – Помню… И я его написал.
   – Где же он?
   – В издательстве.
   – И что, напечатают?
   – Надо полагать…
   – Обещай, если получится – первый экземпляр мне… С автографом…
   – Обещаю.
   В сером небе тускло вспыхнула молния. Раскатисто заворчал отдаленный гром. Встречный ветер подхватил с обочины дорожную пыль. Он показался Артуру даже не теплым… Горячим!
   Вспомнились слова институтского профессора: «Писатель должен быть обдут такими ветрами, чтобы сошло несколько слоев кожи…»
   – Как, по-твоему, есть она на свете, любовь? – спросил Сибирцев.
   – Есть, – тихо, но твердо ответила Даша.
   «Тогда почему мы не вместе?!» – едва не выкрикнул он.
   Снова ударил гром. Теперь уже отчетливей и ближе. Над головами прохожих запестрели зонты.
   – Мне пора… – сказала Даша. – Мои, наверное, уже волнуются… Скоро поезд.
   – Да, конечно…
   – Ты еще не забыл мой номер? Позвони.
   – Хорошо.
   – Ну, все? Пока?
   – Счастливо…
   Они остановились на перекрестке. В последний раз взглянули друг другу в глаза и, не оборачиваясь, зашагали в разные стороны.

На пороге греха

Глава 1

   В детстве Катя любила праздники, особенно – свои дни рождения. Ей нравилось встречать гостей, принимать поздравления, получать подарки…
   С годами это перестало ее радовать. А с недавних пор и вовсе стало наводить грусть.
   «Как быстро летит время, – думала Катя, разглядывая себя в зеркало. – Вот мне и тридцать… С ума сойти… Вчера было только двадцать девять, а сегодня, можно сказать, четвертый десяток пошел».
   Она повернулась, чуть приподнявшись на носках, и отбросила назад длинные черные волосы. Под прозрачной ночной рубашкой обозначились высокая грудь, тугие гладкие бедра.
   «А ведь я еще ничего, правда? – лукаво улыбнулась она своему отражению. – Мила, стройна, румяна… Свет мой зеркальце, скажи!»
   Катя была симпатичной женщиной и всегда помнила об этом. Выразительные взгляды мужчин говорили красноречивее привычных комплиментов.
   Из радиоприемника, стоящего на столе, доносилась знакомая легкая мелодия. Внезапно музыка прервалась, послышались короткие высокие звуки. Передавали сигналы точного времени. Спохватившись, она взглянула на часы и принялась быстро одеваться.
   Катя спешила в университет. Опаздывать ей было не к лицу. Вторую неделю она, аспирантка филологического факультета, читала заочникам лекции по зарубежной литературе.
   Случилось так, что в канун летней сессии один из преподавателей неожиданно заболел, другой уехал в длительную командировку… Декан факультета, узнав, что Катя однажды уже принимала у студентов зачеты, лично попросил ее помочь, пообещав учесть это при защите кандидатской.
   Завтракать было некогда. «Ладно, в буфете что-нибудь перехвачу», – на бегу подумала она.

   Нежный утренний свет разливался над Петербургом. На смену призрачной белой ночи спешил солнечный летний день.
   Троллейбус «десятка» медленно двигался по Невскому проспекту. Катя сидела у окна и равнодушно поглядывала по сторонам… Проплыл мимо величественный Казанский собор, весь в зарослях цветущей сирени… Мелькнул яркими мозаичными куполами Спас на Крови… Остался позади Зимний дворец… Золотым огнем вспыхнул острый шпиль Петропавловской крепости.
   Свернув на набережную Невы, троллейбус проехал еще немного и остановился. Катя бодро выпорхнула на улицу, ощутив зябкую утреннюю прохладу, идущую от реки.
   У входа в университет она увидела знакомых преподавателей с кафедры русского языка – Максима Скороходова и Геннадия Головина.
   – Привет, Катя! – улыбнулся Скороходов, когда она поравнялась с ними, – Ты выглядишь, как королева… Что за праздник?
   – Ничего особенного… Просто у меня сегодня день рождения.
   – Поздравляем! – воскликнули оба и по очереди галантно припали к ее руке. – Когда шампанское пить будем?
   – Насчет шампанского не знаю, а чай с тортом – обязательно. Приходите к нам на кафедру.
   – Придем… Ты чего вчера на премьере не была?
   – Не получилось, к сожалению… А вам понравилось?
   – В общем, да… Только я больше с такими театралами, как Головин, дел не имею.
   – Почему?
   – И не спрашивай! – смеясь, отмахнулся Скороходов. – Ты представляешь, что он учудил?
   – Подожди, – перебил его Геннадий. – Дай я расскажу!.. Короче, приехали мы на час раньше. Стоим у метро «Горьковская», думаем, как время убить… С нами еще Юра был, с исторического, ты его знаешь – ушастый такой, в очках. Он и говорит: «Давайте пока хоть по сто граммов выпьем».
   Скинулись, купили в ларьке бутылку портвейна. Сначала долго мучились, открыть не могли: и о край прилавка пытались, и о скамейку, и о дерево, и об ограждение… Ничего не выходит! Потом Юра ключом все-таки сдернул пластмассовую пробку. Опять проблема – где пить и из чего? Везде народ, неудобно… Отошли за ларьки, отпили по глотку из горлышка… И вдруг они исчезли. Оба!.. Я стою с этой несчастной бутылкой в руках, один, как алкоголик. Люди идут мимо, смотрят… «Что делать?» – думаю. Выбрасывать вроде жалко, деньги уплачены. Да и выпито всего ничего… Вижу, мимо бомжиха какая-то идет: пьяная, грязная… Я ей этот портвейн подаю. «Возьмите» – говорю. Она глазами хлопает, ничего понять не может. Думает, что шучу… Бутылка-то почти полная… Потом цап ее – и бежать! Чтобы не передумал… И тут появляются Юра с Максимом. У одного в руках пластмассовые стаканчики, у другого – пироги. «Ну, где твой портвейн, – говорят, – доставай…»
   Катя рассмеялась, представив, какие лица были у них в ту минуту.

   Ровно в десять она открыла дверь четыреста восьмой аудитории. Приветствуя ее, студенты дружно поднялись с мест.
   – Здравствуйте, – сказала Катя. – Садитесь.
   Легкий шум прокатился по рядам, потом снова стало тихо.
   – Запишите тему сегодняшней лекции… Романтизм – как литературное направление.
   Она окинула взглядом аудиторию. Пятьдесят молодых людей склонились над тетрадями. Среди них были и ее ровесники. Но Катя уже не испытывала неловкости и смущения, как вначале.
   – Романтизм зародился в последнее десятилетие восемнадцатого века. Почву для него подготовил сентиментализм. Романтизм характеризуют: интерес к природе, противопоставление цивилизации, культ чувства, человеческой личности, обращение к национальным традициям и фольклору.
   – Помедленнее, пожалуйста… Не успеваю, – подал голос с галерки рыжий студент по фамилии Ложкин.
   – Хорошо, – ответила Катя. – Но лекция – это не диктант. Сокращайте слова, пользуйтесь символами.
   – Да он еще читает с трудом, – заметил розовощекий крепыш Попов.
   – Кури бамбук! – отреагировал Ложкин.
   – По рядам пронесся легкий смешок.
   – Итак, – сказала Катя, – продолжим… Романтизм – это широкое идейное движение, возникшее в непосредственной связи с Французской революцией и ее результатом. В основу романтизма был положен принцип, провозглашающий свободу творчества, отход от строгих правил…
   Рассказывая, она прохаживалась перед черной грифельной доской, на которой мелом было написано сегодняшнее число. Ниже кто-то нарисовал потешную рожицу и приписал: «Гарик лох».
   «Дети… Большие дети», – усмехнулась про себя Катя.
   – А сейчас поговорим о романтизме в Германии… На рубеже восемнадцатого-девятнадцатого веков Германия оставалась одной из отсталых европейских стран: раздробленной, слабой… Немецкий романтизм прошел три этапа. Первый, самый ранний – с тысяча семьсот девяносто пятого года по тысяча восемьсот пятый год… Второй период совпадает с национально-освободительной борьбой с Наполеоном и приходится на годы от восемьсот шестого до восемьсот пятнадцатого. Третий…
   Катя говорила, а подсознание безучастно фиксировало то, что попадалось на глаза. Вот Бармин, подперев голову руками, мужественно борется со сном. Амочкина с Воронцовой листают журнал мод. Петров то и дело с благоговением поглядывает на Малышеву…
   – Крупнейшим немецким романтиком считается Эрнст Гофман. К сожалению, большой известности у современников он не снискал. Основная тема его творчества – разрыв между жизнью и мечтой. Все произведения построены в двух планах – реальная жизнь и фантастика. Персонажей его тоже условно можно разделить на два типа. К первым относятся мечтатели, музыканты, поэты, художники. Ко вторым – мещане…
   Из коридора донеслось настойчивое дребезжание звонка. Окончился первый час занятий.
   – Ладно, – сказала она. – Перерыв.

Глава 2

   Катя Корабельникова жила в одном из спальных районов на правом берегу Невы. Ее муж, Николай, работал токарем на заводе. Сын, Олег, учился в школе.
   Семья Корабельниковых считалась благополучной. Соседи относились к ним с уважением.
   Катя и Николай были одногодками: вместе росли, ходили в одну школу… Впервые Катя обратила на него внимание классе в шестом… В восьмом они уже дружили. Писали друг другу трогательные записки, перезванивались. Он встречал ее после уроков, нес тяжелый портфель и краснел от смущения… В девятом они впервые поцеловались… Николай выглядел старше своих лет; был невысок ростом, но широкоплеч и гибок. В то время, как у его сверстников еще только ломался голос и над верхней губой пробивался нежный пушок, он уже говорил басом, брился отцовской бритвой и, почти не таясь, курил крепкий забористый «Беломор»… В десятом классе Катя поняла, что влюблена. Подруги завидовали ей – «такой клевый парень!». А Николай и впрямь был красавцем: черные брови вразлет, белозубая улыбка, живой блеск темных глаз… На выпускном вечере, глядя на них, все восхищались – какая чудесная пара! Катя светилась от счастья… Вскоре они с друзьями поехали за город, на дачу. Там впервые у них с Николаем оказалась одна постель на двоих. Вечер был радостным и теплым. Катя пьянела от нежных слов, красного вина и поцелуев… Потом наступило утро. Оно выдалось на редкость хмурым. Катя запомнила низкие серые тучи, капли дождя на листьях, холодный туман над рекой… Случилось страшное – Николай в одночасье стал чужим! Если бы небо обрушилось на нее, если бы земля разверзлась под ногами – она испугалась бы меньше… Катя пыталась заговорить с ним, но он молчал. Она хотела обнять его, но он отстранялся. Он вообще не замечал ее!.. Цепенея под любопытными взглядами друзей, Катя с ужасом думала: «Что происходит? Почему?.. Может, ночью я делала что-то не так? Но ведь я никогда не спала с мужчиной… В чем же моя вина? И разве ничего нельзя исправить?». Не разбирая дороги, с тяжелой сумкой в руках тащилась Катя позади всех к железнодорожной платформе. И все надеялась, что Николай бросит, наконец, эту идиотскую игру и, рассмеявшись, обнимет ее, и опять все будет как прежде… Но он оставался холодным и неприступным. Когда в электричке Катя села рядом с ним, он, молча, поднялся и перешел на другое место… Два дня она ходила сама не своя. На третий, когда дома никого не было, с ней случилась истерика. Она каталась по полу, рвала на себе платье и, захлебываясь слезами, все повторяла: «Так нельзя! Нельзя!.. Мне больно! Больно!». Однажды ее пригласили на вечеринку. Среди гостей оказался и Николай. От неожиданности Катя растерялась. И только потом заметила, что он не один… Весь вечер они просидели напротив друг друга. Николай старательно делал вид, будто не знает ее, и вовсю любезничал со своей подружкой. А Катя, сгорая от ревности и унижения, вынуждена была это терпеть… Девушка Николая особой красотой не отличалась. Но тем острее ощущала Катя свою ущербность… Дни шли за днями. Потрясение, которое она испытала тем летним утром, давало о себе знать. Катя замкнулась, стала сторониться мужчин. Комплекс неполноценности прогрессировал… В конце декабря в гости к ней заглянула бывшая одноклассница. Между делом она заметила, что Николай будто бы в компании вспоминал о Кате. Видя, как эта новость взволновала хозяйку, гостья предложила написать ему записку. Сначала Катя наотрез отказалась. Но в последний момент передумала… Когда она увидела Николая, сразу забыла обо всем. Унижение, боль, обида – исчезли, будто и не было. Она хотела только одного – никогда больше не разлучаться с ним… Николай теперь не избегал ее. Наоборот, он стал внимательным и нежным. Катя не пыталась выяснять отношения, искать правых и виноватых. Она великодушно простила… Любовь закружила и понесла Катю, как щепку в весеннее половодье. Каждый день, каждый час были наполнены радостью и счастьем… Через несколько месяцев, когда Николаю пришла повестка из военкомата, они решили пожениться. Кате еще не исполнилось восемнадцати, но в виде исключения им позволили это сделать, поскольку невеста была беременна. Свадьбу и отвальную справили одновременно… Вскоре она родила сына. Малыша назвали Олегом, в честь дедушки. Катя ждала Николая в отпуск, но он не приехал. Написал только, что, узнав о рождении сына, крепко выпил и попал на «губу»… Все время, пока Николай служил. Катя жила у своих родителей. Они помогали ей воспитывать Олежку, поддерживали материально… Впервые Николай увидел сына, когда тот уже вовсю бегал и начинал говорить первые слова. Появлению отца он не очень обрадовался. Зато Катя была на седьмом небе от счастья – наконец-то дождалась!.. Николай почти сразу после возвращения устроился на завод токарем. Перед армией он успел окончить курсы и получить специальность… Жить решили отдельно от родителей. Сначала снимали комнату, потом, когда умер дедушка Николая, переехали в его квартиру… Сын подрос, и Катя почувствовала желание учиться. Николай отнесся к этому совершенно равнодушно – учись, если хочешь. Катя засела за учебники… С первой попытки она поступила в университет. Потом – в аспирантуру… Денег всегда не хватало. Катя подрабатывала лаборантом на своей кафедре, печатала на машинке. Если было совсем трудно – выручали родители… Катя крутилась, как волчок. Ведь от обязанностей матери и жены ее никто не освобождал. За книжки она садилась только тогда, когда дома был наведен порядок, все постирано, помыто, все накормлены. Николай к домашним делам отношения почти не имел. Разве что в магазин иногда мог сходить… Книг он вообще не читал, газет – тоже. Зато любил смотреть телевизор. Часами мог лежать с пультом в руках и переключаться с программы на программу. Особенно нравились ему фильмы, все равно какие… Иной раз лежит, смотрит, рядом Олежка уроки делает, а там такое!.. Охи, ахи!.. Не выдержав, Катя переключала на другой канал. Николай – обратно… До ругани доходило. Катя не раз пыталась поговорить с ним наедине. «Ты что, не соображаешь? Ребенок ведь…» – «Ну и что? – невозмутимо отвечал он. – Пусть привыкает». Вообще, поначалу они сорились редко, в основном из-за сына. Николай уделял Олежке мало внимания. Не играл с ним, не гулял, не рассказывал на ночь сказки. Потребность сына в общении вызывала у него раздражение… Позже Катя с горечью поняла, что мужа не переделаешь. Отцовский инстинкт находился у него в зачаточном состоянии… Николай как-то быстро, почти незаметно, из симпатичного молодого человека превратился в заурядного мужчину средних лет: утратил юношеский задор, располнел, раздался в талии и растерял большую часть некогда пышной шевелюры. В нем теперь невозможно было узнать того смазливого озорного паренька, которого любили все девочки в школе… Катя и Николай жили вместе уже много лет. Иногда ей казалось, что с самого рождения. За всю жизнь Катя знала только одного мужчину – своего мужа. Другие существовали для нее как нечто абстрактное, далекое, не имеющее к ней никакого отношения… При этом она вовсе не выглядела «синим чулком» – хорошо одевалась, имела прекрасную фигуру, ухоженные руки и волосы; лицо ее отличалось редкой, изысканной красотой… Конечно, мужчины не могли оставить такую женщину без внимания. С ней пытались знакомиться в университете и в транспорте, в магазине и на улице. Ее благосклонности искали многие, но Катя легко давала понять, что ей этого не надо… Так было всегда. Однако в последнее время она заметила в себе странную перемену…

   – Эрих Мария Ремарк – это кто: мужчина или женщина?
   – Мужчина, – ответила Катя. – Возьми, почитай… Замечательный писатель.
   – «Тени в раю», – прочел Николай на обложке. – Что-то знакомое… А-а! Вспомнил!.. Недавно фильм по телевизору видел. Там один лысый всех мочил… Классный боевик!
   – Нет, эта книга совсем о другом.
   – О чем?
   – О любви.
   Катя пошла на кухню готовить ужин, а Николай углубился в чтение. Когда она вернулась, чтобы позвать его к столу, раскрытая книга лежала в стороне.
   – Ну, как? – спросила Катя.
   – Подожди, подожди… – не отрываясь от телеэкрана напряженно произнес он. – Давай! Бей!.. Ах, мудила, в пустые ворота не попал…
   Николай повернулся к ней с лицом, искаженным болезненной гримасой.
   – Чего говоришь?
   – Книга понравилась?
   – Да… Вернее, не очень… Скучновато.
   – Ясно, – вздохнула Катя. – Есть идешь?
   – Слушай, принеси сюда… Такой матч! Наши с итальянцами…
   Катя принесла из кухни заставленный тарелками поднос и, опустив его на маленький журнальный столик, придвинула к дивану. Николай жадно набросился на еду, успевая следить за происходящим на поле.
   Катя с иронией наблюдала за ним. Она не любила футбол, и ей непонятен был этот азарт.
   Пришел с улицы Олег… Сбросив в прихожей кроссовки, заглянул в комнату.
   – Какой счет?
   – Один-ноль. Наши проигрывают, – сказал Николай.
   – Как всегда… А чем это так вкусно пахнет? Котлетки? У-у!..
   – Проголодался? – Катя потрепала его по голове. – Мой руки.
   Перекусив, сын отправился в свою комнату, а Катя села рядом с мужем, смотреть телевизор. Футбольный матч к этому времени закончился. Передавали новости…
   – Мастер наш, Самарин, дурак, каких мало, – произнес Николай, поворачиваясь к ней. – Сегодня говорит мне, козел: точи штуцера – резьба эм шестнадцать, шаг полтора. Я всю смену коноежился, а потом выяснилось, что шаг не полтора, а два должен быть… Столько железа зря извел! И куда сейчас эти штуцера? Самарину в задницу ввернуть?
   Он говорил горячо, со злостью, глядя ей в глаза. Словно она была начальником цеха и могла, как минимум, лишить этого несчастного Самарина премии за квартал… К словесным изыскам мужа Катя давно притерпелась. Многочисленные попытки облагородить его речь ни к чему не привели.
   – Пойдем спать, – предложила она.
   – Пойдем, – согласился Николай, тяжело поднимаясь. – Устал сегодня как собака… Ноги болят…
   Пожелав сыну спокойной ночи, они прикрыли дверь в его комнату, и пошли в спальню.
   – Хочешь, что-то тебе покажу? – лукаво улыбнулась Катя.
   – Хочу.
   – Вот… – она достала из сумочки шуршащий прозрачный пакет, в котором угадывалось нечто шелковое, кружевное. – Купила сегодня.
   – На какие шиши? – поинтересовался Николай, разглядывая дорогое нижнее белье.
   – Помнишь, недавно диссертацию одной дамочке перепечатывала? Вот из этих денег… Нравится?
   – Ага, – зевая, кивнул он.
   – Ты ложись, – сказала Катя, – а я сейчас надену и покажусь… Оценишь.
   Через минуту она тихонечко вошла. Задернутые шторы создавали таинственный полумрак. Николай лежал на спине, закинув руки за голову.
   Катя прошлась по комнате, потом покрутилась перед кроватью, как фотомодель на подиуме.
   – Мне идет? – спросила она.
   Муж не ответил.
   Катя подошла ближе и неожиданно услышала тихое сопение. Николай спал.

Глава 3

   В субботу Корабельниковы всей семьей решили пойти в зоопарк.
   С утра Николай был не в духе… Каждый раз, когда они куда-нибудь собирались, у него портилось настроение.
   – Где мои подтяжки?! – нервно восклицал он, расхаживая по комнате в расстегнутых брюках. – Куда подевались?.. Ты взял?
   – Нет, – недовольно буркнул Олег.
   – Не ври, я вчера видел, ты их таскал!
   – Да не нужны мне твои подтяжки!
   – Что?.. Ты как отцу отвечаешь?!
   Катя поморщилась… Резкие выкрики Николая царапнули по нервам. «Вечно так… Хоть бы раз поговорил с сыном по– человечески!».
   Она ощутила нарастающую неприязнь к мужу. Но благоразумно промолчала.

   От метро в сторону зоопарка двигалась шумная пестрая толпа. Корабельниковы шагали в общем потоке. Катя держала под руку Николая; сын шел с другой стороны.
   – Мам, давай шаверму купим, – попросил Олег.
   Они остановились возле ларька. Через стекло было видно, как возле горящего мангала ловко орудовал длинным ножом молодой смуглый мужчина в белом колпаке. Огненные блики играли у него на лице. Запах пряностей и жареного мяса щекотал ноздри.
   Очередь двигалась медленно. Солнце, приближаясь к зениту, жгло все сильнее. Люди изнывали от зноя… Катя легко переносила жару, так же, как и Олег. А вот Николай заметно страдал. Пот струился по его лицу, голубая рубашка потемнела и прилипла к спине.
   Наконец они добрались до заветного окошечка, заплатили, и улыбчивая девушка протянула им продолговатые бумажные свертки. Обжаренное мясо с белым соусом и овощной приправой, завернутое в горячую лепешку, вкусно пахло и будило аппетит даже на такой жаре.
   – Ну-ка, держи… – Николай подал свою шаверму Кате и озабоченно начал пересчитывать оставшуюся мелочь.
   – Курва! – сказал он немного погодя. – Обсчитала!
   – Может, ты ошибся? Посмотри получше… – посоветовала Катя.
   – Ошибся? Как бы не так! – внутри у Николая все клокотало от праведного гнева. – На, считай!.. Сейчас разберемся, кто из нас ошибся!
   – Не надо, не связывайся, – попробовала удержать его Катя. – Что ты будешь из-за пустяка унижаться. Ведь это же два коробка спичек…
   Но Николай уже оттирал безропотную очередь от окошка.
   Катя посмотрела на Олега. Он понимающе покачал головой и тяжело, по-взрослому, вздохнул.
   Со стороны ларька доносилась злая матерная ругань. От стыда Катя готова была провалиться сквозь землю. Разные, противоречивые чувства боролись в ней. В эту минуту она ненавидела своего мужа. Он был просто ничтожным… Но в то же время ее терзала острая жалость к этому неразумному, нелепому существу… Катя чувствовала, что в глазах у нее закипают слезы.
   Николай вернулся победителем и никак не мог взять в толк, отчего у жены и сына испортилось настроение.

   За пару часов Корабельниковы обошли почти весь зоопарк. Посидели на скамейке напротив водоема, где плавали утки, гуси и лебеди; посмеялись над забавным белым медвежонком, устроившим на потеху зрителям настоящее цирковое шоу; постояли возле клеток с беспокойными и шумливыми обезьянами…
   Олег хотел увидеть слона, но того не оказалось.
   Больше всего Кате понравились тигры. В них был заметен какой-то особенный аристократизм. Как ни сядет зверь, как ни ляжет – всегда сохраняет величественную царскую осанку.
   Бурые медведи произвели на нее тягостное впечатление. Может быть, оттого, что недавно в газете прочла, как один из них разорвал служителя зоопарка. Катя все гадала, который… И представляла ужасную сцену с подробностями…
   По территории зоопарка гуляли девушки, держащие под уздцы лошадей. Они предлагали желающим покататься верхом. Олег упросил дать ему денег и вскоре с сияющим лицом гарцевал в седле.
   Николай скучал… Дикие звери были ему совершенно неинтересны. Он равнодушно ходил перед клетками, курил папиросу за папиросой… Только после двух бутылок пива взгляд его несколько оживился.

   Они вернулись домой разомлевшими от жары, уставшими от долгого хождения пешком и давки в метро. В квартире было прохладно.
   Катя с облегчением сняла туфли, приняла душ и облачилась в легкий домашний халат.
   Зазвонил телефон. Олег поднял трубку.
   – Папа, тебя!
   Николай подошел к телефону.
   – Слушаю… А-а, Толян? Привет!.. Ничего, нормально… В зоопарк сходили… Дома… А что, это мысль! Давай… Где-нибудь после обеда… Договорились.
   Катя вопросительно посмотрела на мужа.
   – Толик Мухин звонил, – сказал он. – Собирается завтра к нам в гости. Вместе с женой… Я давно хотел вас с Надькой познакомить… Простая баба, веселая… Тебе понравится.
   «Пропало воскресенье», – с тоской подумала Катя.
   Мухина она знала. Он работал в одной бригаде с мужем. Маленький, вечно взъерошенный человек.
   – Ну, чего сразу скисла? – Николай обхватил ее ладонями за талию и притянул к себе. – Не рада?
   – Лучше бы я постирала, – неохотно ответила Катя, поворачиваясь к нему спиной.
   – Потом постираешь, – произнес он, не выпуская ее из объятий. – Толик мне друг… И я хочу, чтобы ему у нас понравилось. Не сиди, как статуя, за столом, не позорь меня… Поговори с ними о чем-нибудь, поддержи беседу. А то решат, что ты их сторонишься.
   Перед сном они с мужем вышли на лоджию. Олег, умаявшись за день, был уже в кровати.
   Катя стояла рядом с Николаем и с высоты двенадцатого этажа смотрела на засыпающий город. Повсюду в домах зажигались огни На сером небе бледными светящимися крапинками едва проступали крохотные звезды.
   Где-то по соседству варили клубничное варенье, и теплый вечерний воздух наполнялся тонким ягодным ароматом.
   Николай обнял Катю за плечи. Она доверчиво прижалась к нему.
   – Хорошо, правда?
   – Ага, – согласно кивнул Николай.
   Рука его скользнула по Катиной спине вниз. Она почувствовала на бедре горячую ладонь и, тихо ойкнув, схватила мужа за пальцы. Николай рассмеялся…
   Они постояли еще немного, и пошли укладываться.
   Пока Николай чистил зубы, Катя сменила постельное белье. Простыни были прохладными на ощупь и пахли свежестью.
   Целуя мужа, Катя погружалась в сладкое забытье. Волнующая истома охватывала тело.
   – Ах, черт! – воскликнул вдруг Николай и сел на постели. – Чуть не забыл!
   – Что? – недоуменно спросила Катя.
   – Позвонить надо. На работу… Мишка Кузьмин, сварщик, сегодня в ночь. Обещал мне хреновину одну смастерить… Надо напомнить.
   – А чуть позже это сделать нельзя?
   – Потом он на обед уйдет… Подожди, я быстро…
   Николай встал и, не одеваясь, в одних трусах, пошел к телефону.
   Минут через пять он заглянул в спальню.
   – Никак дозвониться не могу – занято…
   Наконец Николаю удалось связаться со сварщиком. Он напомнил ему о своей просьбе, попутно успев обсудить с ним последний матч любимой футбольной команды, американский фильм ужасов, прогноз погоды на ближайшую неделю и еще пару незначительных событий.
   Все это время Катя лежала в постели и терпеливо ждала. Когда Николай вошел, она испытала легкое раздражение.
   От него сильно пахло луком.
   – Доел окрошку, – сообщил он, присаживаясь на край кровати.
   – Всю?
   – Всю… А чего там и было-то? Полкастрюльки…
   Николай тяжело вздохнул, поглаживая выпирающий круглый живот. Потом вытянул голые узловатые ноги и пожаловался:
   – Гляди, вены как вылезли… Это от работы… Постой-ка восемь часов на ногах.
   Она, молча, посмотрела на мужа.
   – Двинься, – Николай прилег рядом. – Чего-то на желудке нехорошо… И кишечник давит…
   «Жрать надо меньше!» – с неожиданной злостью подумала Катя и отвернулась к стене.

Глава 4

   Мухины принесли с собой цветы и шампанское.
   – Вчера на даче были, – пояснила Надежда, протягивая Кате огромный букет. – С нашего участка.
   – Спасибо… Очень красивые… А как пахнут!
   – Проходите, – улыбнулся Николай. – Мы вас уже давно ждем.
   Мухины разулись в прихожей, надели приготовленные для них домашние тапочки.
   – Где можно руки помыть? – поинтересовалась Надежда. Она зашла в ванную. Открыв кран, шумно высморкалась в раковину.
   – Просквозило, видать, вчера в автобусе… Чалки-веревки!
   – А я на рыбалке был, – сказал Мухин. – Судака на блесну взял… Во-о… Ой, етит-твою!
   Размахнув руками, он хотел показать размер пойманной рыбы, но нечаянно ударился о дверной косяк… Вообще, Мухин в разговоре постоянно жестикулировал. Причем настолько органично соединял слова и жесты, что, казалось, свяжи ему руки, и он не сможет говорить.
   Хозяева усадили гостей за стол и сели сами. Николай открыл шампанское. Звякнули бокалы…
   Похрустывая яблоком, Надежда пристально оглядывала Катю.
   – Мне Толя говорит: у Николая жена – красавица… Я не поверила, думала – фантазирует… Мужику ведь чужая баба всегда больше глянется.
   – Да ладно тебе! – отмахнулся Мухин.
   – А ты, оказывается, и впрямь хороша… Просто девушка с обложки.
   Катя смущенно опустила глаза.
   – Еще шампанского? – предложил Николай.
   – Нет, – ответила Надежда, – мне лучше водочки.
   – И мне… – пододвинул рюмку Мухин.
   Катя от водки отказалась. Резкий сивушный запах был ей неприятен. Николай плеснул в ее бокал шампанского.
   – Ты, Катюша, где учишься? – спросила Надежда, когда все выпили.
   – Заканчиваю аспирантуру… В университете.
   – В каком?
   – В нашем, петербургском, государственном.
   – Это который на Васильевском?
   – Да.
   – А то ведь сейчас этих университетов развелось…
   – Правда, – грустно улыбнулась Катя. – В одном нашем городе – больше, чем в прежние времена по всей стране.
   Она вспомнила, как гордилась, когда поступила в ленинградский, тогда еще, университет. Неделю ходила именинницей… Одно только это магическое слово «университет» внушало ей священный трепет.
   – Я бы тоже где-нибудь с удовольствием поучилась, – вздохнула Надежда. – Но так вышло, что сразу после школы пришлось работать идти… Батя, алкаш, пил беспробудно. От того и помер, чалки-веревки… И остались мы впятером: мама, я да еще три сестренки. Самая младшая в детский сад ходила. Какая тут учеба… На стройке всю жизнь. А вообще я грамотных уважаю. У меня, вон, двоюродный брат выучился, дак сейчас литератором работает…
   – Кем-кем? – удивленно переспросила Катя.
   – Литератором… Литературу в вечерней школе преподает.
   – А-а, – почему-то с облегчением произнесла Катя. —
   Понятно.
   – Умный мужик, чалки-веревки! Об чем угодно с ним говорить можно. Все знает, во всем разбирается… Я своим оболтусам – у меня ведь двое – постоянно твержу: берите с дядьки пример, учитесь. Нет, не хотят… Только тройки да двойки… Отец даже ремнем строжит – бесполезно… Твой-то сынуля, небось, на одни пятерки учится?
   – Не всегда… Чем старше, тем с ним труднее. С утра до вечера на улице.
   – Да, маленькие детки – маленькие бедки. А большие…
   – Девушки! – Мухин поднял рюмку. – За вас!
   Мужчины были уже навеселе. Пока Надежда и Катя разговаривали между собой, они успели пропустить не по одной.
   Николай сидел разомлевший, с лоснящимся лицом, то и дело, вытирая платком блестящую лысину. Ворот белой рубашки был расстегнут на две пуговицы.
   Мухин, размахивая худыми руками, напористо говорил:
   – …И вот встречает он меня со своим корешом на темной улице. «Закурить есть?» – «Есть, да не про твою честь!» – «Чего-о?» – Тут я ему кэ-э-эк дам!..
   Рюмка с водкой, сбитая со стола, упала Мухину на брюки.
   – Ой, извините! – сконфузился он, шлепая себя ладонью по мокрым коленям.
   Катя подала ему полотенце.
   – Ты смотри, – строго погрозила пальцем Надежда. – Нам еще в метро ехать.
   – Спокуха, Надюха! Я в норме… Николай, давай закурим!
   Мужчины вышли на лоджию.
   Катя украдкой взглянула на часы. Присутствие гостей начинало угнетать ее. Она с удовольствием побыла бы сейчас одна.
   Надежда сидела за столом, напротив. Надо было о чем-то говорить, но о чем – Катя не знала.
   – Большой у вас участок за городом?
   – Шесть соток.
   – И что там выращиваете?
   – Много чего… Клубника, смородина, крыжовник…Огурцы с помидорами, в теплице… Морковку, картошку сажаем.
   – Хорошо, – заметила Катя. – Ив магазин ходить не надо.
   – Так ведь и потрудиться сколько требуется! Весной землю вскопать, семена, рассаду посадить; летом постоянно окучивать, пропалывать, поливать; осенью урожай собрать… Удобрения опять же… Второй год без навоза сажаем. Надо будет этой осенью машину привезти. Я уже договорилась с одним фермером.
   Стукнула дверь, ведущая на лоджию, ветром качнуло занавески… Мужчины, перекурив, возвращались к столу.
   – Ну, что, заждались? Давайте выпьем!
   Катя сидела вместе со всеми, улыбалась, говорила о чем-то, но в голове было только одно – скорей бы все это закончилось.
   – Ты подумай, – горячился Мухин, – что они вытворяют! Расценки все режут и режут! А норму увеличивают!.. Бригадный подряд, бригадный подряд… Но что изменилось? Толмачева с Фокиным сократили, а норму ту же даем. Коэффициент трудового участия, говорят, повысим… И что? Еще меньше стали получать… А вы все молчите!
   – Я не молчу, – возразил Николай. – Я мастеру сколько раз говорил. А он, козел вонючий, морду в сторону воротит… Они там, бля, совсем оборзели! На нашей шее сидят, сволочи!.. А у меня, между прочим, станок бьет. Я, может быть, жизнью ежедневно рискую!
   – Что им, Коля, наша жизнь, – Мухин обнял его. – Плевать они на нас с тобой хотели… Наливай!
   Они чокнулись и выпили.
   – Знаешь, за что я тебя уважаю? – икнув, сказал Николай.
   – За что?
   – Ты мужик прямой. Что думаешь, то и говоришь… Молодец! Я таких люблю…
   – Да я за тебя!.. – Мухин сжал зубы и заиграл желваками. – Любого… Не веришь?
   – Верю… Давай, за дружбу! По полной…

   Уже вечерело, когда Мухины засобирались домой. Катя почувствовала облегчение… Но Николай решил проводить гостей до метро. Ей не хотелось никуда выходить, тем более в такой компании. Однако муж упрямо стоял на своем.
   На улице было еще светло. В душном воздухе витал резкий запах нагретого за день асфальта.
   Мухины шли впереди. Анатолий старался держаться прямо, но его то и дело заносило в сторону. Надежда, как могла, поддерживала супруга, хотя ей самой идти было нелегко – мешали туфли на каблуках. Тогда она сняла их и пошла босиком.
   Катя держала под руку Николая. Его тоже заметно пошатывало.
   – Колян! – крикнул во весь голос Мухин. – Ты где?!
   Николай гаркнул в ответ что-то вроде «Где-где, везде!» и громко, раскатисто рассмеялся.
   Прохожие предусмотрительно обходили их стороной. Катя от унижения и стыда кусала губы.
   – Виновата-а ли я!.. Виновата-а ли я!.. Виновата-а ли я, что люблю-ю-у! – затянула вдруг тонким, голоском Надежда.
   – Виновата-а ли я, что мой голо-о-с дрожал, когда пела-а я пе-е-есни ему-у! – с готовностью подхватил Мухин.
   Неожиданно из-за поворота вывернула желтая милицейская машина. Притормозив, она встала у них на пути. Из нее вышел бравый сержант и, поигрывая резиновой дубинкой, мрачно спросил:
   – Чего воете, как тамбовские волки?
   У Кати обмерло сердце. Она испуганно вцепилась мужу в рукав.
   – Не гони, сержант! – огрызнулся Николай.
   – Я те дам – «не гони»! – вспылил милиционер. – Сейчас как перетяну пару раз вдоль спины вот этой штуковиной!.. Ну-ка, пошли в машину!
   Он угрожающе шагнул в их сторону.
   – Товарищ сержант! – бросилась навстречу ему Катя. – Мы больше не будем! Честное слово. Отпустите нас!.. День рождения отмечали, выпили совсем немножко. Вон наш дом… Извините, пожалуйста!
   Все это Катя выпалила лихорадочной скороговоркой, запинаясь и путаясь в словах. Милиционер смотрел на нее с брезгливой гримасой.
   – Слушай сюда! – небрежно бросил он. – Минута сроку… И чтоб духу вашего здесь не было!
   Кровь застучала у нее в висках, в глазах потемнело.
   «Как он смеет говорить со мной таким тоном! – с трудом сдерживая рыдания, подумала Катя. – Я ведь не какая-нибудь пьянь подзаборная…»
   Но, ничего не ответив, она подхватила под руку упиравшегося мужа и быстро повела его прочь.

Глава 5

   Мелкий нудный дождь уныло моросил, погружая город в серый сумрачный полумрак. Холодные капли монотонно стучали по стеклам, по жесткой, огрубевшей за лето листве, по туго натянутым зонтам. Из водосточных труб журчащими струйками сбегала вода и растекалась лужами по асфальту. Потемневшие от сырости дома влажно блестели мокрыми крышами.
   Катя шла под дождем неизвестно куда, погрузившись в раздумья, сжимая озябшими пальцами гладкую ручку складного дамского зонтика. На душе было тоскливо и пусто. Она пыталась разобраться в себе, понять причину этой безысходной тоски, но мысли путались, прыгали с одного на другое.
   «Что ждет меня впереди? – думала она. – А что, собственно, должно ожидать? Все уже было… Значит, жизнь кончена? А как же другие? Мои ровесницы, знакомые?.. Вот они отлюбили, нарожали детей – и все у них хорошо. Живут себе, радуются… Отчего же я не могу, как они? Отчего гложет меня эта непонятная тоска?.. Ведь вроде бы все есть: муж, ребенок, крыша над головой… Чего же еще я хочу?»
   Катя не знала, как ответить на все эти вопросы. А может быть, просто боялась?
   С недавних пор ее внимание стали привлекать чужие мужчины.
   Некоторые из них были совсем не похожи на мужа… Они не так двигались, иначе говорили, по-другому одевались. От них исходила какая-то особенная, волнующая энергетика. Они словно были частицей другого, недоступного ей мира… Встречаясь с ними взглядом, Катя иногда читала в их глазах молчаливое приглашение к знакомству и с ужасом понимала, что когда-нибудь, рано или поздно, откликнется на этот всесильный таинственный зов… Но что будет потом? Ей страшно было даже представить… Преданность мужу Катя всегда считала одной из главных добродетелей женщины. На протяжении долгих лет семейной жизни у нее не имелось оснований усомниться в этом. Хранить супружескую верность было для нее так же естественно, как и дышать – это не требовало никаких усилий… Конечно, она знала, что некоторые женщины изменяют мужьям. С одной такой была даже близко знакома – вместе учились в университете. Глядя на ее бурный роман с однокурсником, она не переставала удивляться: как так можно?.. Будучи женщиной умной, она никогда в разговоре не касалась щекотливой темы, считая, что это ее личное дело. Но в душе всегда осуждала. И вот теперь…

   Катя свернула с Итальянской улицы на Садовую и пошла в сторону Гостиного двора. Все вокруг было одинаково серым. Бесцветный сумрак ненастного дня оживляли только автомобильные тормозные фонари да огни рекламы.
   В подземном переходе невысокая седая женщина играла на скрипке. Наклонив голову, она плавно водила смычком по струнам. Пронзительные тонкие звуки далеко разносились под низкими сводами, заглушая шарканье сотен ног… Это было похоже на чудо. Не верилось, что между скромно одетой, простой на вид женщиной и этой волшебной мелодией есть какая-то связь.
   Проходя мимо, Катя замедлила шаги и, достав купюру, опустила в раскрытый футляр. Скрипачка благодарно кивнула… Вблизи она была похожа на строгого преподавателя консерватории.
   Музыка ненадолго отвлекла Катю от тягостных размышлений. Но едва мелодия затихла, снова на душе сделалось нехорошо.
   Постоянная борьба с собой изнурила Катю. Весь мир стал ей ненавистным.
   «Какие отвратительные лица, – думала она, брезгливо разглядывая попутчиков в трамвае. – Какие убогие физиономии… Этот гадкий маленький старикашка с восковыми губами и красными склеротическими глазками… Или этот молодой дегенерат в мятых брюках, со слипшимися жирными волосами… А эта неуклюжая бабка в брезентовом плаще? А этот мордатый с чемоданом?..»
   Катя была на грани истерики. Впрочем, себя она ненавидела еще больше.
   От долгого гуляния под дождем туфли промокли, в них хлюпала вода. Волосы растрепались, повисли неопрятными влажными прядями. Сырой плащ холодил спину.
   Опустив голову, Катя брела по узкой пустынной улице… Внезапно дома закончились, и она очутилась перед храмом. Темные купола подпирали низкое небо, наружные двери были открыты. Преодолев секундное колебание, Катя вошла внутрь.
   Тихий благостный полумрак царил здесь. Но не такой, как на улице… Этот полумрак не давил, не вызывал тоски – от него веяло теплом и бесконечным покоем.
   Катя подошла к алтарю. Лики святых смотрели на нее со всех сторон. Потрескивая, горели тонкие свечи. Пламя лампадки вздрагивало, словно порхающий мотылек.
   Она трижды перекрестилась и горячо, про себя, начала молиться… Как это правильно делается, Катя не знала. Она хоть и была крещеной, но в церковь заходила редко. А уж о том, чтобы учить молитвы, не было и речи… Но в Бога Катя верила и считала, что совсем не обязательно превращать общение с ним в какой-то мистический ритуал. Достаточно открыть Ему свое сердце, и Он услышит.
   «Господи! – молча, взывала Катя. – Помоги, научи… Я устала так жить. Не могу больше!.. Может быть, это грех – обращаться к Тебе с этим… Но кто, кроме Тебя, сможет понять мою боль? Кому еще смогу я довериться?»
   Она почувствовала, как глаза застилают слезы.
   «Слушай, Господи, слушай!.. Я расскажу тебе все… То, о чем никогда не узнают люди…»

Глава 6

   Бывают в сентябре дни, когда небо становится удивительно синим, солнце начинает греть по-летнему, а парки и скверы расцветают яркими сочными красками. В народе это время называют «бабьим летом».
   В один из таких теплых солнечных дней Катя сидела на лавочке в Таврическом саду, под сенью красных рябиновых листьев, и читала книгу. Ничто не отвлекало ее. Шум городских улиц был здесь почти не слышен. Праздно гуляющие тоже не часто заглядывали сюда. Густо разросшиеся кусты стеной окружали три скамьи в конце аллеи, создавая иллюзию одиночества.
   Перевернув очередную страницу, Катя заметила двух мужчин, идущих по песчаной дорожке в ее сторону. Они о чем-то беседовали между собой… Незнакомцы были хорошо одеты, модно пострижены и всем своим видом производили впечатление людей благополучных. Ослепительно белые воротники рубашек и дорогие галстуки виднелись из отворотов серых плащей. У блондина плащ был тоном посветлее, у брюнета – темнее.
   Сначала мужчины хотели присесть на дальнюю скамейку, но там была сломана спинка, и они перешли ближе. Вторая скамья была почти напротив той, на которой сидела Катя.
   – Не помешаем? – улыбнулся блондин, закинув ногу на ногу. Острый носок его черного полуботинка сверкнул на солнце.
   – Нет, – сухо ответила Катя и уткнулась в книгу.
   Незнакомцы вполголоса говорили о своем, внешне не проявляя к ней никакого интереса. Но она все время чувствовала их изучающие взгляды… Один раз Катя подняла голову и невольно переглянулась с брюнетом. Это длилось одно мгновение, потом он неожиданно стушевался и первым опустил глаза.
   Соседи по скамейке были тактичными и ненавязчивыми. Их присутствие совсем не мешало Кате. И все же ощущение неловкости не покидало ее. Убрав в сумочку книгу, она встала и, не оглядываясь, пошла по аллее.

   В переполненном вагоне метро было не протолкнуться. Колеса с грохотом стучали по рельсам, в черном проеме окна мелькали редкие подземные огни. Держась за блестящий железный поручень, Катя задумчиво смотрела на свое отражение.
   Вздохнули тормоза, пассажиров качнуло из стороны в сторону. Из шелестящего динамика бодро донеслось:
   – Станция «Маяковская», переход на линию «три». Следующая станция – «Площадь Александра Невского».
   Двери с шипением открылись, народ повалил на выход. Навстречу устремилась очередная партия пассажиров.
   В этой сутолоке и давке Катя неожиданно увидела того самого брюнета, что сидел сегодня в саду на скамейке напротив. Толпа внесла его в вагон, и прежде, чем он сумел занять устойчивое положение, глаза их встретились… Мужчина сразу узнал ее. Катя поняла это по взволнованному взгляду.
   – На следующей не выходите? – спросила Катя у стоящей впереди женщины.
   – Нет, – ответила та, пропуская ее вперед.
   Катя продвинулась к выходу и оказалась рядом с незнакомцем. Она не решалась посмотреть на него, но чувствовала, что он не сводит с нее глаз.
   На остановке Катя вышла из вагона. Поток пассажиров подхватил ее и увлек на переход, по подземному тоннелю. Спустившись на эскалаторе вниз, она оказалась на другой платформе.
   Все это время Катя не переставала думать: уехал незнакомец дальше или вышел вместе с ней, а если вышел – куда направился? Но озираться по сторонам ей было неловко, и она оставалась в неведении.
   На платформе в ожидании поезда толпился народ. Катя остановилась и только здесь позволила себе оглянуться.
   Незнакомец в сером плаще стоял неподалеку. Лицо его было совершенно безучастным.
   Подошел поезд, и они опять, как бы случайно, оказались рядом.
   Эта игра казалась безобидной. В любой момент ее легко можно было прервать. Но Катя не торопилась это сделать… То, что происходило сейчас с ней, пугало и влекло одновременно. Дух захватывало от чего-то неизведанного, запретного, такого сладостно-манящего…
   Так доехали они до конечной станции… На выходе из метро мужчина наконец решился и подошел к ней.
   – Извините, – негромко сказал он. – Можно вас на минуту?
   – Зачем? – спросила она, чуть замедлив шаги.
   – Хочу с вами познакомиться.
   Катя едва заметно улыбнулась… Все так и замерло у нее в груди. Она не знала, что ответить.
   – Меня Дима зовут, – продолжал между тем мужчина, шагая с ней рядом. – А вас?..
   – Катя.
   – Красивое имя, – заметил он, радуясь, что его не отвергли. – Можно я вас немного провожу?
   – Можно… До остановки.
   – Как скажете…
   Они медленно шли между рядами торговых павильонов.
   – Работаете? – поинтересовался Дмитрий.
   – Учусь, – улыбнулась Катя. – В аспирантуре.
   – Редкое сочетание…
   – Что?
   – Редко, говорю, так бывает, чтобы сочетались ум и красота. Обычно природа одаривает женщину либо тем, либо другим… У вас, Катя, просто потрясающая внешность.
   – Спасибо… А вы чем занимаетесь?
   – Я художник.
   – Неужели?
   – А что здесь такого? Почему это вас удивило?
   – В моем представлении художники выглядят совершенно иначе.
   – Как?
   – Длинные волосы, усы или борода, или, в крайнем случае, недельная щетина… Они носят измазанные краской джинсы и свитера с вытянутыми рукавами.
   – А еще пьют по-черному…
   – Точно!
   Они рассмеялись.
   – Должен честно признаться, – сказал Дмитрий, – что периодически у меня бывает именно такой вид. И недельная щетина, и измазанные джинсы, и растянутый свитер… Когда работа захватывает, становится абсолютно все равно, как ты выглядишь. Да и кто тебя видит, если ты по нескольку дней из мастерской не выходишь? Но на людях, конечно, стараюсь так не показываться. Надо уважать окружающих… И потом, когда ты хорошо одет, отношение к тебе совсем другое… Правда?
   – Конечно.
   – Я знаю одного академика – не старый еще мужчина, очень умный. Но общение с ним в течение десяти минут для меня просто пытка. Мало того, что внешне он очень неопрятен – беззубый рот, свалявшиеся волосы, мятый пиджак, пожелтевшая застиранная рубашка, – так еще и запах от него такой, словно он полгода не мылся… Стоит ли удивляться тому, что даже собственные дети избегают его… Меня едва не тошнит, когда он пытается рассуждать о высоком искусстве. Но приходится терпеть, поскольку он время от времени покупает мои картины.
   – Что вы рисуете?
   – Разное… Городские пейзажи, природу, сюжетные полотна, иногда портреты… Бывает, делаю театральные декорации или оформляю книги.
   – Учились где-то?
   – Окончил Мухинское… – Дмитрий замолчал, потом, смущаясь, произнес:
   – Катя, можно у вас телефончик попросить?
   – Нельзя.
   – Почему? – искренне огорчился он.
   – Потому что я замужем…
   – Ну и что?
   – Вас это не смущает?
   – Нет. Поскольку я так и предполагал… Красивая женщина не может быть одна. С ней всегда кто-нибудь рядом… Муж или друг – какая разница?
   Катя замедлила шаги и пристально посмотрела ему в глаза. Они у него были синими-синими, такими же, как это бездонное небо.
   – И что, вы настолько уверены в своей неотразимости?.. Раз предлагаете знакомство женщине, заведомо зная, что она принадлежит другому?
   Все не так… На роль коварного обольстителя я не гожусь. Хотя бы потому, что считаю себя человеком творческим. А творческие люди – это кладезь всевозможных комплексов. Тут дело в другом… Я никогда бы не посмел приблизиться к вам, если бы не почувствовал взаимного притяжения. Моя решительность – скорее жест отчаяния. Когда сегодня мы во второй раз встретились, я увидел в этом некий мистический знак. И подумал, что если сейчас смалодушничаю, не подойду, то могу никогда больше вас не увидеть…
   – Мой автобус! – прервала его Катя.
   – Подождите… Вы так и не дали свой телефон. Неужели мы расстанемся просто так?
   – Катя улыбнулась.
   – Давайте лучше вы свой… Я позвоню вам сама.
   Путаясь в цифрах, Дмитрий торопливо записал номер на какой-то старой квитанции, случайно оказавшейся в кармане.
   Войдя в автобус, она встала на задней площадке возле окна. Дмитрия на остановке уже не было.
   Когда автобус тронулся, Катя снова увидела его. Сунув руки в карманы, он шел в сторону метро. Встречный ветер трепал полы расстегнутого плаща.
   Всю дорогу до дома Катя думала о неожиданном знакомстве. Но не испытывала при этом ни чувства раскаяния, ни вины…

Глава 7

   На следующий день Катя позвонила Дмитрию. Он обрадовался и, поинтересовавшись планами на сегодня, предложил встретиться. Выдержав паузу, она согласилась.
   Конечно, Катя ощущала некоторую неловкость. Лучше, если бы он сам позвонил. Но не давать же ему домашний телефон…
   Дмитрий встретил ее на выходе из метро.
   – Привет, – улыбнулась Катя. – Куда пойдем?
   – У меня такое предложение… Здесь недалеко есть маленький ресторанчик. Там нас ждет мой друг – московский писатель. На днях у него вышла книга, и он пригласил слегка отметить это событие.
   – А это удобно? Меня-то он не приглашал.
   – Я сказал, что приду не один.
   – Даже не знаю… И времени не так много…
   – Сколько сможем, столько посидим.
   Они шли по солнечной стороне улицы. Катя заметила, что народу здесь было гораздо больше, чем на противоположной. В тени уже чувствовалась осенняя прохлада.
   – Нам сюда, – остановил ее Дмитрий.
   Швейцар в малиновом сюртуке с двумя рядами блестящих пуговиц услужливо распахнул перед ними стеклянную дверь.
   Сдав в гардероб верхнюю одежду, они прошли в зал.
   За одним из столиков, накрытым на три персоны, сидел светловолосый элегантный мужчина. Увидев Дмитрия и Катю, он поднялся им навстречу.
   – Знакомьтесь, – сказал Дмитрий. – Это Катя… А это Артур.
   – Постойте, – задумчиво произнес блондин. – Мне кажется, я вас где-то видел…
   – Да, – с готовностью подтвердила Катя. – Вчера… В Таврическом саду.
   – Точно! – воскликнул он и потрясенно взглянул на друга. – Дима, когда ты успел?
   – Потом, потом… – отмахнулся Дмитрий, присаживаясь вслед за Катей к столу.
   На правах хозяина Артур поднял графинчик с вином и хотел наполнить Катин бокал. Но она прикрыла его ладонью.
   – Нет-нет… Спиртного не надо.
   Артур подозвал официанта и попросил принести соку. Потом, обращаясь к Кате, сказал:
   – Не знаю, сообщил вам Дима или нет… Мы собрались обмыть мою книгу. Это очень важное событие для меня. Словно рождение ребенка… Сначала зачинаешь – это довольно волнительно и даже в какой-то степени приятно. Потом вынашиваешь – это менее приятно, но достаточно любопытно – в смысле познания самого себя и окружающей действительности. Затем рожаешь – это просто ужасно и отличается от настоящих родов только тем, что ребенок появляется на свет через несколько часов, а книга – спустя несколько лет.
   – Прервись, оратор, – Дмитрий постучал вилкой по донышку. – Бокалы уже полны.
   – Чудесно… Так давайте выпьем: во-первых, за знакомство с красивой женщиной по имени Катя, а во-вторых, за книгу, выхода которой я столько ждал.
   Катя пригубила сок из бокала и огляделась по сторонам. Посетителей было немного. Тихо играла музыка, бесшумно двигались по залу официанты. Хрустальная люстра, отражая солнечный свет, пускала по стенам и потолку веселых солнечных зайчиков.
   – Вам, Катя, наверное, известно, какой вклад внес в издание книги этот человек?
   Артур указал на Дмитрия.
   – В смысле?
   – Неужели он вам ничего не сказал?
   – Нет.
   – Скромняга… Он же оформил ее от корки до корки. Все иллюстрации там – только его… А знаете, что такое художник для книги? Это, то же, что композитор для фильма. Его труд вроде не слишком заметен, но без него – никуда.
   – Обязательно куплю ваше совместное произведение. Вот только не знаю фамилии автора.
   – Сибирцев… Артур Сибирцев.
   – Кстати, – улыбаясь, произнес Дмитрий, – вы с Катей в какой-то мере коллеги… Она филолог, специалист по зарубежной литературе.
   – Интересно.
   – Мне тоже… Давно хотелось поговорить с писателем, узнать, как создаются романы. Расскажите…
   – Вам, Катя, я готов рассказать все, что угодно. Но только не это… Терпеть не могу, когда авторы принародно обсуждают, откуда что взялось. Рассказывать о том, как написан роман, все равно, что препарировать красивую девушку… Вот она красива, стройна, само совершенство… Но начните рассматривать ее слишком пристально, с детальным изучением ее внутреннего устройства, с тем, как все это функционирует, из чего состоит – и, уверяю вас, от былого очарования не останется и следа… Так и роман. Это тайна!.. Одно дело, когда написанное исследуют литературоведы или филологи. Они смотрят как бы со стороны. И это нормально. Вроде как жюри оценивает ту же девушку на конкурсе красоты… Но когда сам писатель подробно начинает рассказывать про свое произведение – это уже взгляд патологоанатома… «Вот этот кусочек я взял из реальной жизни; вот этот сюжетец полностью выдумал; вот этого героя списал с нашего управдома, а эту героиню – со своей тещи» И все рушится… Уходит, исчезает волшебство… Да ты лучше молчи! Нашел – молчи и потерял – молчи!..
   Он разлил по бокалам остатки вина и, подозвав официанта, заказал еще… Мужчины, не чокаясь, выпили.
   – А вообще, – продолжил Артур после недолгой паузы, – в писательском труде нет ничего завидного. Это каторга… Литературой нельзя заниматься в свое удовольствие.
   – Вы так думаете? – удивилась Катя. – Зачем же тогда вы пишете?
   – Не знаю… Не могу объяснить… Может быть, из страха…
   – Из страха?
   – Ну да, из страха перед чем-то неизбежным. Как будто надо успеть сделать что-то очень важное. То, чего никто не сделает за тебя… Стоит представить, что вот уже наступила старость, а ты ничего еще не написал, как мгновенно охватывает запредельный ужас… Помните, у Чехова – «Неоконченная повесть, словно нечистая совесть». Видимо, его тоже терзал этот непонятный страх.
   – Довольно о грустном! – вмешался Дмитрий. – С нами все-таки дама…
   – Ты прав, – согласился Артур и приподнял бокал. – За вас, Катя!
   Она улыбнулась… Ей льстило внимание этих симпатичных мужчин. Общаться с ними было интересно и легко.
   – Артур, – обратилась она к писателю. – Дима сказал, что вы из Москвы?
   – Да, – ответил Сибирцев, – сейчас живу там… Но я не коренной москвич. Родился и вырос на севере, в маленьком городке… А в Москве учился, потом переехал туда насовсем.
   – Скучаете по родным местам?
   – Еще как! Ностальгия мучает время от времени… Этой весной стою на перекрестке в центре Москвы, жду, пока загорится «зеленый». Вдруг слышу: «Дж-з-га-а!.. Дж-з-га-а!» Непонятно, то ли железо разгружают, то ли трамвай дребезжит. Но очень уж звуки знакомые… Поднял голову – сердце так и упало… Гуси!.. Дикие гуси, косяком, над самыми крышами! Стою, смотрю на них, и глаза застилает. Сколько раз на охоте, осенью и весной, видел я эту картину. Сразу вспомнилось: моховые болотные кочки, запах талого снега, сосновой хвои, горький дым от костра, ледяная вода в хлюпающих сапогах…
   – Мы, городские жители, – сказала Катя, – не способны так остро чувствовать природу.
   – Возможно, – кивнул Артур. – Но все-таки большинство горожан эту связь не теряет. Вот вы, Катя… Неужели не трогают вас пение птиц, шелест листвы, запахи трав?
   – Не задумывалась.
   – А разве не любите вы живые цветы? Не как символ поклонения, а просто, за их красоту.
   – Ну, наверное, – она пожала плечами. – Как всякая женщина.
   – Прекрасно! Значит, понятие природы для вас существует?
   – По-моему, в таких пределах оно есть у каждого.
   – Увы… Мне приходилось общаться с людьми, напрочь лишенными этого чувства. И даже отвергающими природу как таковую… Был недавно на выставке художников-урбанистов. Полчаса ходил от картины к картине, пытался понять, что ими движет. Но так ничего и не понял. Такое ощущение, что они с другой планеты. Даже сама, атмосфера выставочного зала была какой-то угнетающей, душной. На полотнах я не увидел жизни. Совсем… Они были мертвы… Бесцветное небо, как будто затянутое мутной слюдой; холодное, похожее на призрак, солнце; черные корявые деревья без листьев; песок, как сухая горчица… Дымящие трубы, шестерни, винтики… Кучи мусора… Какие-то сложные геометрические фигуры из камня, железа, стекла и бетона… И подумалось мне тогда, что есть искусство живое, и есть мертвое. Одни творцы служат богу, другие – дьяволу… Можно привести массу примеров в литературе, музыке, живописи.
   – А вы, Дима, кому служите? – Катя повернулась к художнику.
   Тот растерянно приподнял брови, подыскивая достойный ответ, но Артур опередил его:
   – Не видели вы еще Диминых картин! Иначе все вопросы сразу бы отпали… Он, между прочим, тоже любит рисовать городские пейзажи. Но это совсем другой город. Кроме железа и камня, там деревья, птицы, облака… Снег, солнце, звезды… И все – живое, во всем чувствуется душа.
   – Перестань, – поморщился Дмитрий.
   – Да ладно, не скромничай, – снисходительно улыбнулся Артур. – Кстати, ты сегодня какой-то странный… – он заговорщицки подмигнул Кате. – Сидишь, молчишь все время.
   – Зато ты чересчур разговорчивый, – парировал Дмитрий.
   – Так, когда мне еще и поболтать? Вот уеду завтра в Москву, и опять – работа, работа…
   – Завтра едете? – спросила Катя.
   – Вечерним поездом. Деньком еще на телевидение загляну – и домой… А вы, Катя, на телевидении когда-нибудь были?
   – Нет.
   – Хотите, организуем экскурсию?
   – Хочу.
   – Ну, что, Дима? – Артур вопросительно взглянул на друга.
   – Сделаем, – сказал тот. – Надо только пропуск, на вас, Катя, заказать. Я сейчас позвоню.
   Дмитрий поднялся и пошел искать телефон. Катя с Артуром остались за столиком.
   Сибирцев налил ей соку, себе – вина.
   – Давно вы с Димой дружите? – поинтересовалась Катя, отпив из бокала.
   – Мы познакомились с ним лет пятнадцать назад, в Туркмении. Отдыхали вместе в санатории. Среди раскаленных песков пустыни Каракумы есть замечательный рукотворный оазис – зеленый, тенистый островок. По своим природным особенностям место просто уникальное. Естественная влажность воздуха, пожалуй, самая низкая на континенте. Постирал рубашку, бросил влажной на веревку, и пока пьешь чашку чая – она уже высохла… Мы были там два месяца и за все это время лишь однажды видели скудный дождь… Дима жил со мной в одном корпусе. К тому же, комнаты наши оказались рядом. Дима был всеобщим любимцем. Дети и собаки не отходили от него. А они, надо сказать, сразу чувствуют хороших людей. Вы заметили, какая у него улыбка?.. Вообще, Дима – светлый человек. Хотя судьба его не баловала. И в творчестве, и в семейной жизни… Как художник он стал известен совсем недавно. До этого никто не воспринимал его всерьез. Я видел, как он страдал… А с женой они разошлись. Это случилось шесть лет назад. Дима долго потом не мог придти в себя. До сих пор так и живет один.
   Артур замолчал. Под потолком ярко вспыхнула огромная люстра. Катя взглянула в окно и увидела, что на улице уже темно.
   «Пора, – подумала она, ощутив в душе смутную тревогу. – Коля, наверное, уже с работы пришел».
   – Все в порядке, – произнес Дмитрий, присаживаясь к столу. – Завтра в пятнадцать нас ждут.
   – Сможете, Катя?
   – Постараюсь.
   – Если хотите, заедем за вами в университет.
   – Не надо, – поспешно возразила она. – Встретимся прямо там, на Чапыгина… А сейчас, извините, мне пора…
   – Подождите минуту, – сказал Дмитрий. – Мы посадим вас на такси.
   Расплатившись, они все вместе направились к выходу.

Глава 8

   В чем принципиальное отличие телевидения от какой-нибудь газетной редакции? В том, что газета – это прибежище униженных и оскорбленных: здесь ищут сочувствия непризнанные гении, хронические неудачники, потрепанные жизнью идеалисты; сюда приходят пострадавшие от бандитов и чиновников; тут надеются обрести понимание нелюбимые мужья и брошенные жены… Ненормативная лексика, трехдневная щетина и мятые брюки в этих стенах никого особенно не шокируют.
   Телевидение – совсем другой мир. Он для уверенных, сильных, удачливых… Это яркий и шумный карнавал, захватывающий радостный праздник. Человек в стоптанных ботинках здесь чувствует себя неуютно.
   Так, по крайней мере, считал Артур, успевший поделиться своими наблюдениями с Катей и Дмитрием, пока они сидели в фойе телецентра. От него же Катя узнала, что сегодня Дмитрию предстоит участвовать в передаче об искусстве, которая будет транслироваться в прямом эфире.
   – Кто из вас Огренич? – поинтересовалась миловидная высокая девушка.
   – Я, – поднялся с кожаного дивана Дмитрий, задев плечом жесткие листья фикуса.
   – А Сибирцев и Корабельникова?
   – Мы! – в один голос ответили Катя и Артур.
   – Пойдемте, – улыбнулась девушка.
   Они вошли вслед за ней в кабину лифта. Не переставая улыбаться, их провожатая тонким пальчиком нажала кнопку нужного этажа, и лифт бесшумно поехал вверх.
   Пройдя по широкому длинному коридору, они оказались в помещении, напоминающем аквариум – все четыре перегородки были стеклянными. Напротив входа от стены к стене тянулся пульт со множеством разноцветных кнопочек, мигающих лампочек, каких-то рычажков и переключателей. Чуть выше него, до самого потолка, светились экранами мониторы… За пультом, спиной к вошедшим, сидели плечом к плечу несколько мужчин и женщин. Они были поглощены своим делом и не обратили на гостей никакого внимания.
   – Здравствуйте! – послышался откуда-то сбоку хрипловатый голос.
   Катя повернула голову и увидела рядом с собой высокого грузного человека. Он радушно пожал руки Дмитрию и Артуру, вежливо раскланялся с Катей.
   – Руководитель программы Зуев, – шепнул ей Сибирцев.
   – Витя! – крикнул Зуев сидевшему за пультом мужчине. – Кто у нас прямым эфиром занимается? Дмитрий Леонидович уже здесь… – и, обращаясь к Кате, пояснил. – Программа наша пойдет в записи. Только интервью с Огреничем будет вживую.
   Пока велись приготовления к эфиру, Катя вместе с Дмитрием и одним из режиссеров спустилась из «аквариума» в павильон. Он показался ей размером с хороший спортзал. Повсюду на полу валялись шнуры кабеля. Приходилось ступать очень осторожно, чтобы в полумраке не зацепиться за них ногой.
   Вокруг освещенного прожекторами пятачка, в центре которого находились стол и два стула, располагалось несколько больших передвижных камер. Оператор переходил от аппарата к аппарату, заглядывал в видоискатель и что-то говорил осветителю. Тот щелкал шторками фонарей, уменьшая или увеличивая яркость.
   – Дмитрий Леонидович, – сказал молодой режиссер, – не возражаете, если мы вас представим так: Дмитрий Огренич – лучший художник Северо-Запада…
   – Категорически возражаю!.. Во-первых, почему только Северо-Запада? А во-вторых, что значит лучший? Откуда эта привычка расставлять всех по ранжиру? В творчестве не может быть табеля о рангах… Ведь нельзя же всерьез определять, кто главнее – Репин или Айвазовский, Пушкин или Толстой. Это только каждый для себя может решить, кто ему ближе…
   – Извините, – смутился режиссер. – Я не хотел вас обидеть.
   – Да ничего… Это я так…
   Видно было, что Дмитрий тоже сконфужен. Катя подошла к нему, встала рядом.
   – Волнуешься?
   – Есть немного… – доверительно произнес он и взял ее ладонь в свою. – Совершенно не знаю, о чем говорить.
   Сердце Кати вздрогнуло и отчаянно забилось. Никто еще, ни один мужчина, кроме мужа, не держал ее руку в своей.
   – Внимание! – раздался голос руководителя программы Зуева. – До прямого включения осталось семь минут. Посторонних прошу удалиться.
   Пожелав Дмитрию удачи, Катя пошла в студию.

   После окончания передачи все собрались в одной из комнат, чтобы выпить по традиционной чашечке кофе за успешный выход в эфир.
   Пока кипятили воду, кто-то сбегал в буфет за бутербродами. Мужчины сдвинули вместе три письменных стола, принесли недостающие стулья. Откуда-то появились коньяк и маленькие рюмочки.
   В комнате собралось человек пятнадцать. Было тесно, весело и шумно.
   Дмитрий все еще не мог отойти от прямого эфира и пребывал в возбужденно-приподнятом состоянии.
   – Как ты попал на передачу? – спросила у него Катя.
   – Зуев пригласил. Мы с ним давно знакомы. Кроме того, у меня намечается персональная выставка… Да, еще в западной прессе похвалили. А это, знаешь, всегда руководство к действию… Тебя могут не замечать здесь совершенно, но стоит только кому-нибудь оттуда сказать пару лестных слов о твоем творчестве, как тут же все прозревают…
   Подали ароматный свежезаваренный кофе. Дмитрий поставил рядом с Катиной чашкой рюмку «армянского», но она отрицательно покачала головой, и он передвинул коньяк Артуру.
   Зуев сел рядом с ними. Расшатанный стул жалобно скрипнул под тяжестью его большого тела.
   – Раздобрел ты, однако, – заметил Дмитрий.
   – Что верно, то верно… – согласился Зуев и ловким движением опрокинул в рот рюмку коньяку. – Малоподвижный образ жизни, неправильное питание…
   Отхлебнув из чашки горячего кофе, он потянулся за сигаретами.
   – Спортом займись, – посоветовал Дмитрий.
   – Спортом? – Зуев щелкнул зажигалкой и, чмокнув толстыми влажными губами, смачно затянулся. – Спортом пусть молодежь занимается.
   – А помнишь, как раньше? Каждое воскресенье – на стадион.
   – Да, сильная команда у нас была… Толик Перцев, Славка Буньков, Маракуша… И этот, как его… В воротах стоял…
   – Серега Вольский.
   – Правильно… А после игры – оттяжка по полной программе! – Зуев весело рассмеялся и, обращаясь уже к Артуру, продолжил:
   – Однажды будит меня жена: «Ты где вчера был?» – «А что?» – спрашиваю. Сам ничего не помню. «Посмотри, что у тебя за трусы!» Я рукой хвать – так и обмер… Мама родная, шелковые! Чьи же это я на себя по пьянке напялил? Все, думаю, попался… Потом глянул – а это спортивные, футбольные мои… Забыл после игры переодеть.
   Телефонная трель прервала его. Он сурово шевельнул бровями.
   – Подойдет кто-нибудь к телефону?.. Элеонора!
   – А чего сразу Элеонора? – обиженно фыркнула девушка. – Я в прошлую пятницу звонки принимала.
   – Ну, Маша!.. Разберитесь там между собой, – проворчал Зуев и, повернувшись к гостям, беззлобно добавил:
   – Уволю… Всех уволю!.. Дармоеды.
   Катя улыбнулась. Она прекрасно понимала, что это не более чем игра.
   – Я смотрю, у вас новые люди, – сказал Дмитрий.
   – Да… Петя, рыженький – наш оператор, Витя – помощник режиссера… Элеонора и Маша – студентки факультета журналистики. У нас практику проходят… А вон там, в углу, сидит наш рекламный менеджер. Знаешь, какая у него фамилия? Килер!.. Представь, что чувствует коммерческий директор какой-нибудь фирмы, когда поднимает телефонную трубку, а оттуда:
   «Здравствуйте, это вас киллер беспокоит…»
   Он хохотнул и хрипло закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом.
   В комнату заглянул длинноволосый молодой человек в красной клетчатой рубашке навыпуск.
   – Шеф ваш тут?
   – Здесь, заходи.
   Близоруко прищурившись, парень оглядел сидящих и, узнав Зуева, подошел к нему.
   – Привет… С камерой на завтра не выручишь?
   – Завтра? – Зуев наморщил лоб. – Надолго?
   – Да ерунда, на пару часов всего.
   – Что у нас завтра? Выходной?.. Ладно, возьми Петькину.
   – Спасибо, век не забуду.
   – Коньяку хочешь? Садись… – Зуев придвинул ему стул. – Кстати, знакомьтесь… Женя Боткин – автор и руководитель проекта «Скрытая камера».
   – Ага, – оживился доселе молчавший Артур. – Это когда несчастных прохожих просят о невинной услуге, а потом над ними же и смеются?
   – Осуждаете? – хмыкнул Боткин.
   – Конечно… Над кем вы смеетесь? Ведь это открытые, доверчивые люди. Они искренне хотят помочь ближнему, а вы ставите их в идиотское положение… Злой, черствый человек пройдет мимо. Только добрые и отзывчивые попадают в ваши сети… Конечно, они наивны и простодушны. Но ведь они как дети. А над детьми смеяться грешно.
   – Я не нарушаю законов.
   – Но есть еще какая-то этика… Мораль, в конце концов.
   – Мораль… – Боткин вздохнул. – Она полна необъяснимых парадоксов. Взять хотя бы порнографию и какой-нибудь военно-патриотический фильм… Почему смотреть, как люди доставляют друг другу удовольствие, – неприлично, а как калечат и убивают – позволительно?
   – Хватит, – вмешался Зуев. – А то еще поссоритесь… Давайте лучше выпьем.
   Катя сидела рядом с Дмитрием и плечом чувствовала его тепло. Они почти не говорили между собой, но это ощущение близости рождало необъяснимую радость, наполняло ее жизнь каким-то особенным смыслом.
   «Пусть все идет, как идет… – подумала она. – Разве кому-нибудь от этого плохо?»

Глава 9

   Осеннее солнце слепило глаза. В лужах, отражающих синеву неба, плавали сухие желтые листья. Все дорожки в парке были усыпаны ими. Дворники не успевали их убирать… И по этим прозрачным лужам, по опавшему золоту листьев, медленно ступая, шли Дмитрий и Катя. Она держала его под руку.
   Было тепло и тихо. Сидящие на скамейках люди беспечно щурились на солнце. Маленькая девочка в распахнутой яркой куртке кормила с ладони воробьев. Суматошно чирикая, они окружили ее со всех сторон. Самый смелый воробей, зависнув над протянутой ладонью, но, не касаясь ее лапками, торопливо склевывал хлебные крошки.
   – Смотри, – заметила Катя, – как колибри…
   – Ты что, видела когда-нибудь колибри? – удивился Дмитрий.
   – Конечно.
   – Где же?
   – По телевизору.
   Они переглянулись и весело рассмеялись.
   Рядом с Дмитрием Катя чувствовала себя удивительно легко. Не надо было подыскивать слова – они сами слетали с губ; не надо было искать тему для разговора – она находилась сама собой; а если иногда и возникала вдруг пауза, то казалась совершенно естественной и совсем не тяготила.
   Из-за деревьев, с той стороны, откуда виднелись купола храма, раздался мелодичный переливчатый звон. Он ширился, рос, заполняя собой все пространство… Что-то магическое почудилось Кате в этих чарующих величественных звуках. Она замедлила шаги, и Дмитрий послушно остановился.
   Проходившая мимо пожилая женщина с грустной улыбкой посмотрела на них.
   – Я ведь тоже была молода. Совсем недавно… Жизнь пронеслась как миг… Или я сплю? Разбудите меня!
   И пошла дальше, все так же грустно улыбаясь.
   – По-моему, она немного не в себе, – тихо произнес Дмитрий, глядя ей вслед.
   Может быть, – ответила Катя. – И все-таки, почему так устроено? Зачем люди стареют? Неужели в этом есть какой-то смысл?.. Знаешь, я со страхом думаю о старости. И не столько боюсь болезней и старческой немощи, сколько того, как буду выглядеть в глазах окружающих. Ты мужчина, тебе не понять.
   – Почему же? Очень хорошо понимаю.
   – Была такая американская актриса – Мерилин Монро. Она умерла не то в тридцать пять, не то в тридцать шесть лет. По одной из версий с ней якобы свел счеты президент Кеннеди, чтобы избежать огласки их любовных отношений… А мне кажется, все это выдумки. Просто она не смогла смириться с тем, что время ее уходит. Каково быть кумиром всех мужчин – и вдруг почувствовать охлаждение к твоей персоне! И чем дальше, тем больше… И самое главное, понять, что процесс этот необратим.
   – Но ведь миллионы людей стареют – и ничего. Среди них фотомодели и манекенщицы, балерины и актрисы… Да и просто красивые женщины.
   – Видимо, в природе человека существуют какие-то защитные механизмы, которые оберегают сознание человека от подобных потрясений… И все же, одно дело быть просто красивой женщиной, и совсем другое – секс-символом целой эпохи.
   – Ладно, чего это мы вдруг о старости? До нее еще дожить надо. А это, между прочим, не всем удается…
   – Спасибо, утешил.
   Некоторое время они шли молча. Желтые и красные листья с шорохом падали на землю.
   – Как красиво… – сказала Катя. – Если бы я была художником, обязательно нарисовала бы этот пейзаж. Какие краски, ты только посмотри! А небо, небо на фоне деревьев!..
   – В сентябре природа выглядит по-особенному… Ни одно из времен года не сравнится с ранней осенью обилием красок.
   – Чем ты пишешь свои картины? Маслом?
   – И маслом тоже… Но больше всего нравится акварель.
   – Проще работать?
   – Я бы не сказал… Акварелью писали многие выдающиеся художники. Но тех, кто овладел всеми тонкостями мастерства, можно по пальцам пересчитать. Сложность в том, что каждый штрих, каждое прикосновение кисти должны быть здесь предельно точными.
   – Какого направления ты в живописи придерживаешься?
   – Мне ближе реализм. Классическая манера письма.
   – А к абстракционистам как относишься?
   – В общем, нормально… В искусстве нет ничего случайного. Все, что создается, все нужно. Конечно, я многого не принимаю. Или не понимаю? Но отрицать было бы глупо… Возьмем, например, литературу. Фантастика тоже не всем по душе, но кто будет спорить, что именно она – своеобразный двигатель научно-технического прогресса… Так и в живописи: художники-абстракционисты ищут новые формы, новые цветовые сочетания, и это всем только на пользу… Но тут очень важно, что называется, не перегнуть палку. Некоторые приверженцы авангарда, под лозунгом «я так вижу» создают свой мир. И активно убеждают окружающих, что именно так он и должен выглядеть. Здесь художник выступает не как проводник божественного, а как творец. То есть претендует на место Бога… Но ведь мир уже создан до нас. Он такой, какой есть. И задача художника – показать его красоту, а не спорить с Создателем… Нас, реалистов, часто упрекают: вы, мол, носители архаических традиций. Но ведь есть вещи незыблемые, как библейские заповеди. Они не меняются, сколько бы времени ни прошло. Не предай, не убей, не укради… Вот, говорят, свобода… Надо избавляться от комплексов в жизни и творчестве. Но что это значит? Разве человек, решивший оправиться посреди улицы, более свободен, чем тот, кто делает это в положенном месте?.. Человек не животное! И потому он всегда будет вынужден в чем-то ограничивать себя, придерживаться определенных норм, традиций. Так и в искусстве… Излишняя смелость не всегда благо.
   Миновав тяжелые кованые ворота, они вышли из сквера на улицу. Здесь было шумно и пахло бензиновой гарью.
   – Пойдем, покажу тебе свою мастерскую, – предложил Дмитрий.
   – А где она у тебя? – осторожно поинтересовалась Катя.
   – Рядом… Идем?
   Она согласно кивнула, и Дмитрий увлек ее за собой.

   Мастерская Огренича располагалась в небольшом полуподвальном помещении старого пятиэтажного дома. Обветшавшие стены двора с проржавевшими водосточными трубами выглядели довольно уныло. Однако внутри мастерская имела вид вполне приличный: светлые дорогие обои, бежевые жалюзи на окнах, сверкающий паркетный пол… Тонкая перегородка разделяла помещение на две части. В одной из них, меньшей по площади, находились диван, стол, шкаф, несколько стульев; в другой – картины, рамы, мольберты, холсты, краски и прочие необходимые художнику вещи.
   – Вот здесь, – сказал Дмитрий, – я преимущественно и обитаю.
   – В смысле живешь? – уточнила Катя.
   – Вообще-то у меня на Декабристов есть квартира. Но там я бываю реже… Иногда неделями не появляюсь. Особенно, когда начинаю работать над чем-нибудь серьезным.
   Катя подошла к столу, на котором в беспорядке лежали белые гладкие листы с карандашными набросками, и принялась их перебирать. Рассматривая рисунки, она вдруг замерла от неожиданности. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в чертах нарисованной женщины.
   – Кто это? – заливаясь румянцем, спросила она.
   – Не узнаешь? – улыбнулся Дмитрий.
   – Неужели я?
   – Иногда у тебя бывают именно такое лицо, именно такой взгляд. Когда ты, едва улыбаясь, кротко смотришь из-под опущенных ресниц.
   – В самом деле, похоже…
   – Мне нравится этот взгляд. В нем столько нежности… И какая-то беззащитность. И невинность…
   Он взял ее руку в свою. Катя взволнованно замерла, но не высвободила ладонь, а наоборот, ответила легким пожатием. Дмитрий обнял ее, приблизил к себе, и губы их соприкоснулись.

   Что было потом, Катя помнила смутно… Крепко прижимаясь к нему и трепетно вздрагивая от нежных прикосновений, она страстно отвечала поцелуем на поцелуй, жадно гладила его крепкое, разгоряченное тело; впивалась ногтями и в беспамятстве царапала кожу у него на спине; со стоном прогибалась в сладких судорогах, что-то шепча и выкрикивая… В этом отчаянном порыве была та неутолимая жажда, что охватывает измученного зноем путника, когда, после долгих скитаний по пустыне, подносит он к пересохшим устам ковш с ледяной водой и, сделав первый глоток, уже не может остановиться…

   Укрывшись простыней, они тихо лежали рядом. Щекой Катя чувствовала плечо Дмитрия, слышала его ровное дыхание.
   «Как хорошо… И как все просто».
   Чуть приподнявшись, она посмотрела на него. Губы Дмитрия тронула улыбка, глаза лукаво заблестели.
   – О чем думаешь?
   – Так… – ответил он, не переставая улыбаться. – Ни о чем…
   И, помолчав, добавил:
   – Спросить хочу…
   – Спрашивай.
   – Нет… Ладно… В другой раз, – смутился он и отвел взгляд.
   Катя погладила его по щеке, взъерошила волосы. Дмитрий нежно чмокнул ее в кончик носа и, вздохнув, произнес:
   – Нравишься ты мне.
   Катя закрыла глаза. Тихая радость переполняла ее. Давно уже не чувствовала она себя так легко. Все, что томило и мучило – все куда-то ушло, исчезло. Остались только ощущение счастья и уверенность, что это навсегда.
   – Ты покажешь мне свои картины?
   – Обязательно.
   – Я сейчас хочу посмотреть.
   – Нет проблем.
   Картин было много. Они висели на стенах, рядами стояли на полу, мирно покоились, сложенные в штабеля… Переходя от полотна к полотну, Катя не уставала восхищаться. С трудом верилось, что эти творения созданы той самой рукой, что ласкала и гладила ее минуту назад.
   – Ты все свои картины здесь хранишь?
   – Нет… Одни уже продал, другие – подарил. Что-то дома на стенах и в шкафу пылится. Что-то хранится у друзей…
   – Сколько времени у тебя уходит на одну картину?
   – По-разному… Иную за час можно написать, а для другой и месяца не хватит. Это не зависит от профессиональных навыков. Главное – состояние души.
   – Что дает тебе живопись? Почему ты рисуешь?
   – Просто ничего другого больше делать не умею, – он рассмеялся и потом, уже серьезно, добавил:
   – Это судьба… Отними у меня холсты и краски, и мне незачем станет жить… А вообще, ты знаешь, писать картины непросто. Некоторые по четыре-пять раз переделывал, но так и не смог передать то, что хотел. Не всегда удается воплотить задуманное. Иногда бросишь все, месяц, другой не рисуешь. Потом опять…
   – Как ты к критике относишься?
   – Да нормально… Главное – создать, а там пусть публика судит. Бывает и так, что сам недоволен, а людям нравится… Прошлой осенью, например, на аукционе моя картина «Островок» пошла в несколько раз дороже первоначальной цены.
   – Над чем сейчас работаешь?
   – Готовлюсь к выставке… Там будет представлена серия моих картин из цикла «Акварельный город». Никому еще не показывал, но тебе – так и быть… Надеюсь, не сглазишь?
   Он прошел в дальний конец комнаты и отдернул бесцветное матерчатое покрывало, служившее ширмой. Катя увидела десятка два картин. Некоторые были еще без рам… Город-призрак, город-мираж возник перед ней. Нежные сочетания карамельных полутонов, легкие блики неяркого света, строгая правильность линий… Чем-то до боли родным повеяло от этих волшебных полотен.
   Дмитрий обнял ее сзади за плечи.
   – Ты такая красивая…
   Катя повернулась к нему.
   – А ты такой талантливый!
   – Правда?
   – Ага… Обними меня крепче… Еще сильней…
   – Я боюсь сделать тебе больно.
   – Не бойся.
   Руки Дмитрия сомкнулись у нее за спиной, и Катя почувствовала, что отрывается от пола. Зажмурив глаза, она по-девичьи взвизгнула от счастья.

Глава 10

   Серый ненастный день медленно переходил в безрадостный осенний вечер. Моросил мелкий затяжной дождь. Порывы ветра срывали с деревьев последние листья.
   Катя стояла у запотевшего окна и, зябко кутаясь в наброшенную на плечи шерстяную кофту, смотрела на улицу. Дома было холодно, отопление еще не включили.
   – Когда Олег придет? – спросила Катя у мужа.
   – Сказал, что в девять.
   – Уроки он хоть сделал?
   – Вроде бы… Парни за ним зашли, гулять позвали.
   – Кто? Опять Сашка с Ленькой?
   – Да, все та же компания.
   – Не нравится мне этот Ленька… Он ведь курит уже вовсю, ты знаешь? И ведет себя слишком развязно. Учительница, их классный руководитель, говорила, что старший брат у него наркоман. Ты бы поговорил с Олегом, мало ли что…
   – Поговорю. Он у меня дождется!.. Возьму ремень и так поговорю!
   – Да что ты все: ремень, ремень… Разве ремнем что-нибудь решишь?
   Катя замолчала. Доказывать что-либо Николаю было бесполезно.
   Она пошла на кухню, помыла посуду и опять вернулась в комнату, где, развалившись на диване, безмятежно отдыхал муж…
   За окнами сгущалась темнота.
   – Ну, где он ходит? – в сердцах произнесла Катя. – Ведь поздно уже.
   – Да брось ты! Придет, куда денется?
   «Всегда так, – подумала Катя. – Тут вся душа изболится, а ему хоть бы что».
   Вообще Николай был скуп на эмоции. Переживать, волноваться из-за какого-нибудь пустяка – это не для него. Даже когда маленькому Олежке всерьез нездоровилось, он не проявлял особого беспокойства.
   – Садись, – Николай пододвинулся на скрипнувшем диване. – Фильм интересный…
   Катя присела рядом. По телевизору показывали какой-то отечественный боевик.
   – Вон тот, видишь? Это главарь, – комментировал муж. – Он всегда в шляпе ходит. То есть, как бы интеллигент… Но на самом деле его все боятся… А это – братва… Они хотят, чтобы тот парень – ну, который в пиджаке, – им платил. Рэкет, короче… Ну, щас будет! Они не знают – он же бывший десантник, приемы всякие изучал…
   Николай одной рукой обхватил Катю за талию, вторую положил ей на колено. Она вдруг, словно впервые, заметила, какие у него руки – грубые, с шершавыми мозолистыми ладонями, короткими узловатыми пальцами и синими ободками возле ногтей. Это ее покоробило… Может быть, оттого, что невольно сравнила с ухоженными, гладкими руками художника? Но тут же она устыдилась своей неприязни: какие еще могут быть руки у человека, изо дня в день работающего с металлом?
   Потеснив мужа, она прилегла на краешек дивана. Николай обнял ее и поцеловал в губы. Колючая щетина царапнула кожу.
   – Ты бы хоть побрился.
   – Ладно, все равно скоро спать, – отмахнулся Николай. – Устал сегодня… Целый день болты на двенадцать точил. Норму сделал, даже перевыполнил. Так нет, им не угодишь… Мастер наш, Самарин, в конце смены докопался: чего у тебя стружка из ящика не убрана? Но я, что ли, должен ее оттуда убирать? Мое дело возле станка подмести. Мне-то что!.. Пусть потом ее, куда хошь девают…
   Катя согласно кивала, словно подтверждая его правоту. Но на самом деле мыслями была далеко. И вряд ли даже вникала в смысл произносимых мужем слов. Она думала о Дмитрии… Теперь у нее была своя тайна, свой маленький тесный мирок, куда не мог проникнуть никто посторонний… Хорошо это или плохо, она еще не могла понять. Одно только знала твердо – вспять ей уже не повернуть.

   Хлопнула входная дверь. Катя поднялась с дивана и вышла в прихожую.
   – Чего так долго? – спросила она, помогая сыну снимать мокрую от дождя куртку.
   – Разве долго? – удивился Олег. – Полдесятого… Летом до одиннадцати гулял, и то ничего.
   – То летом… А сейчас учеба, уроки… И темнеет рано…
   – Ну, мам, что я, маленький, что ли?
   – Большой, большой… – она ласково потрепала его по волосам. – Пойдем ужинать и спать.
   Глядя на сына, склонившегося над тарелкой, Катя подумала:
   «А ведь он и в самом деле подрос… Незаметно».
   Она грустно улыбнулась. Вспомнила, как когда-то давно, на детском утреннике, читал он один немудреный стишок: «Мишка, мишка, где твои штанишки? Потерял, потерял, на медовую конфетку променял, променял». И такое трогательное было у него в тот момент личико…
   – Мам, давай собаку заведем?
   – Да?.. А кто будет с ней гулять?
   – Я.
   – Это ты сейчас так говоришь. Потом быстро надоест. Дважды в день, вечером и утром, в любую погоду… В школу-то тебя не знаешь, как добудиться, а тут еще на час раньше вставать придется… Нам с папой некогда… А шерсть? А запах?.. Думаешь, так просто животное в доме содержать? Это ведь не мягкая игрушка – уход нужен, внимание.
   – Сашке купили щенка, – вздохнул Олег. – Везет же человеку.
   – Какой породы? – полюбопытствовала Катя.
   – Бультерьера.
   – Терпеть не могу… Похож на большую крысу.
   – А какие тебе нравятся?
   – Чау-чау.
   – Так давай заведем чау-чау.
   – Оставим эту тему… Скажи лучше, как у тебя с математикой?
   – Нормально. Самостоятельную переписал на четверку… И еще одну четверку сегодня получил.
   – Молодец, – Катя обняла его и поцеловала в макушку. – Старайся, не запускай.
   – А ты в школе как училась? Хорошо?
   – Если честно, не очень… Особенно по математике… И знаешь почему? Класса с шестого у меня начало портиться зрение. О том, чтобы надеть очки, не могло быть и речи – стеснялась ужасно. Поэтому успеваемость моя оставляла желать лучшего. С предпоследней парты не очень-то разглядишь, что там на доске… Зато потом, когда я поступила в университет, почти по всем предметам у меня были только отличные оценки.
   – Ты и сейчас очков не носишь.
   – Не ношу… – улыбнулась Катя. – Научилась обходиться. Разве что в магазине иногда достану – цену посмотреть.
   На кухню заглянул Николай. Лицо его искажала болезненная гримаса.
   – У нас от желудка есть что-нибудь?
   – А что такое? – тревожно спросила Катя.
   – Прихватило…
   – Говорила тебе – не ешь на ночь этой скумбрии… Да еще с луком.
   – Рыбьим жиром отрыгается.
   – Ну вот… Разве можно, с твоим гастритом? Диету надо соблюдать.
   – Так ведь хочется…
   – Иди, ложись, – сказала Катя. – Сейчас таблетку принесу.
   Порывшись в аптечке, она отыскала нужное лекарство и, прихватив чашку с водой, пошла в спальню.
   – На, выпей, – Катя протянула мужу таблетку. Николай безропотно проглотил пилюлю.
   – Сильно болит?
   – Да.
   – Сейчас будет лучше, – она погладила его по руке. – Постарайся уснуть.
   – А ты?
   – Пойду, душ приму.
   Катя вошла в ванную комнату, скинула одежду. Босиком ступая по холодному кафельному полу, приблизилась к зеркалу. Постояла минуту, придирчиво разглядывая отражение, затем, довольная собой, забралась в ванну и крутанула вентиль смесителя.
   Теплый водопад обрушился на плечи. От резкого перепада температур ее бросило в дрожь. Закрыв глаза, Катя замерла под ласковыми теплыми струями… Вспомнилось вчерашнее… Нежные руки Дмитрия, его сильное крепкое тело, горячие объятия и трепетные поцелуи… Подумать только! Они провели в постели почти шесть часов и за все это время лишь двадцать минут потратили на чаепитие. Сумасшедшая, невиданная страсть владела ими. Это была стихия – как торнадо, как тайфун… Никогда еще Катя не испытывала ничего подобного. Даже когда они с Николаем только-только начинали осознавать себя мужем и женой. Конечно, там тоже были неповторимо сладкие минуты. Но чтобы так!..
   «Неужели завтра снова увижу его? – с волнением подумала Катя. – Скорей бы завтра…»

Глава 11

   На этот раз Дмитрий пригласил ее к себе домой. Обычная однокомнатная квартира с маленькой кухней показалась Кате райским уголком. Весь мир, со своими проблемами и невзгодами, остался там, за крепкой железной дверью, а здесь были только они, вдвоем, переполненные нежностью и сгорающие от желаний… И все было так же, как тогда, в мастерской, а может быть, еще лучше. Радость, только радость… Ничего иного не существовало для них.
   – Ты как океан, – прошептал Дмитрий, сжимая ее в объятиях. – Такая же бескрайняя… Сколько ни целую тебя, сколько ни ласкаю, а все не вижу, что ты устала.
   – Разве от этого можно устать?
   – Ну, у разных людей по-разному… Кому и два поцелуя в неделю много.
   Он потянулся и, достав со стола телевизионный пульт, щелкнул переключателем. На экране замелькали вооруженные люди в пятнистой униформе, послышался возбужденный голос диктора, сообщавший об очередном теракте. Дмитрий переключился на другой канал. Там спортивный комментатор хладнокровно рассказывал о столкновении болельщиков двух футбольных клубов, в результате которого серьезно пострадало более десятка человек. Он снова нажал кнопку… В программе новостей передавали репортаж о заказном убийстве, совершенном средь бела дня на одной из самых оживленных улиц города. На асфальте в неестественных позах застыли тела двух мужчин, рядом – изрешеченный пулями автомобиль.
   – Весь мир сошел с ума, – сказала Катя. – В какое жестокое время мы живем!
   – Не согласен.
   – Насчет чего?
   – Насчет времени… В какое бы время люди ни жили, оно всегда не очень-то милосердно. Вот хотя бы наш век… Революция. Первая мировая война. Еще одна революция. Гражданская война. Коллективизация. Вторая мировая война… Короткая передышка – и опять… Локальные боевые действия с участием наших советников и ограниченных контингентов в Азии, Африке. Затем распад страны, каскад внутренних конфликтов. И опять – кровь, кровь… И это только то, что касается России. А возьми мир в целом – и ты увидишь, что он похож на кипящий котел. Дня не проходит, чтобы в какой-нибудь точке не убивали. И всегда было так… Разве в средние века или во времена Древнего Рима меньше было жестокости?
   – Странно, что до сих пор люди не истребили друг друга.
   – Ничего странного. Просто количество добрых людей во все времена столь же неизменно, как и количество злых и жестоких. Как, впрочем, соотношение умных и дураков, уродов и красавцев. Каким-то непостижимым образом природа поддерживает равновесие… Общеизвестен такой факт. Когда нацисты в Германии пришли к власти, они решили избавить немецкий народ от умственно неполноценных. Этих людей постигла печальная участь… Казалось бы, арийская нация должна была стать эталоном? Но ничуть не бывало. Какое-то время спустя количество олигофренов и сумасшедших вернулось к исходной точке.
   Дмитрий помолчал, потом добавил:
   – А знаешь, мне все же известен секрет достижения мировой гармонии.
   – Вот как? И в чем же он?
   – Он прост, как все гениальное. Надо, чтобы у каждого мужчины была такая женщина, как ты…
   Катя рассмеялась.
   – И все?
   – Чего же еще?.. Знаешь, почему люди становятся раздражительными и агрессивными? Потому что либо не имеют возможности реализовать свой сексуальный потенциал, либо не могут наяву воплотить свои эротические грезы – спят не с теми, с кем хотелось бы… Представляешь, как изменился бы мир, если бы вдруг удалось решить эту проблему? Вокруг только счастливые лица, все друг другу улыбаются, никто ни на кого не орет – какая красота!
   Он вздохнул и, приподнявшись на локте, заглянул Кате в глаза.
   – Ты согласна?
   – Не знаю, – она пожала плечами. – Я вот о чем думаю… Как люди находят друг друга? Ведь все такие разные, и каждому нужно что-то свое. И то, что хорошо одному, совсем не подойдет другому… С симпатичными мальчиками и девочками более или менее ясно. Со среднестатистическими мужчинами и женщинами – тоже… Но как находят свое счастье люди с физическими недостатками, разные по возрасту, те, кого природа красотой обделила?
   – Но ведь находят же!
   – Вот именно. Не устаю удивляться… Раньше как-то не придавала этому значения, а сейчас словно заново открываю для себя: оказывается, жизнь гораздо сложнее, чем наши представления о ней.
   – Я давно заметил, – улыбнулся Дмитрий. – Если кто-то не нравится тебе, то это не значит, что он будет безразличен другому. И – наоборот…
   – А разница в возрасте?.. Ты представляешь, когда я выходила замуж, вместе с нами в загсе регистрировалась еще одна пара. Невесте было восемнадцать, а жениху – тридцать два. Я тогда, помню, еще подумала: чего она, совсем что ли? За старика-то!.. А сейчас разница в двадцать, двадцать пять лет меня совершенно не шокирует.
   – Просто ты стала мудрее.
   – Или, скажем, внешность… У нас в доме, в соседнем подъезде, живет девочка. Институт уже скоро заканчивает… И все одна да одна. Не было никогда кавалеров, никто не ухаживал. Я ее все жалела: вот, думала, не повезло человеку. У других, если лицо не очень, так зато фигура… А у нее – ни того, ни другого. Сама худющая, ножки тоненькие, буквой «х», волосы реденькие, тусклые, безжизненные, лицо невыразительное, кожа бледная, с желтоватым оттенком… И вот недавно встречаю ее с каким-то мальчиком: идут мне навстречу, за руки держатся. Я так обрадовалась!
   – Хорошо, когда люди умеют радоваться чужому счастью. Плохо, когда начинают завидовать… Вообще, зависть страшная штука. И прежде всего – для завистника. Есть в этом что-то фатальное. Как только начал человек завидовать – все, пропал… В любви, искусстве, бизнесе – неважно. Никогда уже выше достигнутого уровня ему не подняться… У меня был один знакомый художник. Неплохой, в общем, человек, и талантом не обойденный. Но пробудилась в нем зависть – стало казаться, будто другим задаром все достается, а ему, страдальцу, через трудности великие. Ни днем, ни ночью не давала покоя эта мысль. Обиду на более удачливых затаил, замкнулся, перестал с друзьями общаться. А если иногда и удавалось перекинуться с ним словцом, то ничего, кроме хулы на коллег, услышать было невозможно. «Слыхал, этот выставку организовал?.. Дерьмо!» – «Видел новую работу такого-то?.. Шизуха!» – «Знаешь, того-то на премию выдвинули?.. Бездарность!». В свое время он подавал большие надежды. Но им так и не суждено было осуществиться… Сейчас он красит заборы, потихоньку спивается, а об искусстве даже и не мечтает. Недавно встретил его на Московском вокзале в компании алкашей. Он меня даже не узнал.
   – Поучительная история, – заметила Катя.
   – Таких историй предостаточно. И совсем не обязательно из творческой среды… Какой-нибудь Ванька начал завидовать Мишке, что у того «мерседес», а у него «москвич»… Все, выше «москвича» ему не подняться…. Или, допустим, Петька позавидовал Леньке, что тот слишком много зарабатывает… Так до старости лет этот Петька без денег и проживет.
   – Ты так уверенно говоришь…
   – Уверенно, потому что проверено. Одного только не пойму. То ли человек начинает завидовать, и тем самым возводит себе барьер, то ли наоборот – человек понимает, что все, дальше пути нет, и поэтому начинает завидовать… Где здесь причина, где следствие – не разобрать. Но то, что эти вещи взаимосвязаны – очевидно.
   Катя смотрела на Дмитрия и чуть заметно улыбалась.
   «Синеглазенький мой», – с нежностью подумала она и осторожно провела рукой по его лицу. Чуть повернув голову, Дмитрий поцеловал Катину ладонь. Потом коснулся губами запястья, плеча; затем она почувствовала его губы на шее и, замирая от блаженства, закрыла глаза… Сплетаясь в объятиях, они соединились в один трепещущий, пульсирующий организм, потеряв ощущение собственных тел, стремясь раствориться друг в друге, слиться не только плотью, но и душой. Была в этом единстве такая ослепительно-яркая неземная радость, что все остальное разом погасло, потускнело, перестало существовать. И на самом пике этого острого, безумного счастья обозначился вдруг какой-то незримый предел, вырваться за который можно было, только расставшись с грузом телесной оболочки.

   Потом они медленно приходили в себя – так, словно возвращались издалека, с трудом узнавая окружающие предметы, привыкая к дневному свету, посторонним звукам. Катя все еще крепко держала Дмитрия в объятиях, словно боялась, что стоит разжать руки – и он исчезнет.
   – Мне хорошо с тобой, – чуть слышно произнесла она.
   – И мне… – как эхо ответил он, покрывая ее лицо легкими нежными поцелуями.
   – Ты приснился мне до знакомства.
   – Правда?
   – Я не видела твоего лица… Но твои волосы, твои руки, тепло твоего тела… Я и сейчас помню этот сон. Когда проснулась, было так легко на душе… А через неделю мы встретились.
   Они говорили и в то же время продолжали гладить и ласкать друг друга. Пошел уже пятый час, как они были вместе, но ни на минуту не прерывался этот поток взаимных ласк. Они были то страстными, возбуждающе-ненасытными, то, напротив, легкими, едва ощутимыми. И никакая сила не могла хоть ненадолго разъединить их.
   – Как ты думаешь, – проговорила Катя, – счастье, оно есть?
   – Думаю, есть… А ты? – в свою очередь поинтересовался Дмитрий.
   – Не знаю… Хотелось бы верить… Но ведь еще Пушкин говорил: «На свете счастья нет. А есть покой и воля».
   – Смотря что понимать под этим словом… Если иметь в виду какое-то продолжительное, абсолютное состояние счастья, то это уже диагноз… А если – как вспышки света во тьме, то почему нет?
   – Может, ты и прав… Но все-таки жаль, что счастья не бывает много.
   – Видимо, так нужно.
   – Нужно? Кому?
   – В первую очередь – самому человеку. Чтобы не забывал, для чего пришел в этот мир.
   – А ты знаешь, для чего?
   – Знаю… Чтобы написать сотни картин, из которых, может быть, с десяток переживут меня и которые малой каплей вольются в огромную реку под названием Искусство; чтобы люди черпали из нее по мере своих сил и не дали бы душам своим засохнуть.
   – Ну, с тобой ясно… А я?
   – У тебя может быть много самых разных предназначений. Но одно из них мне известно абсолютно точно. Оно в том, чтобы быть для меня теми самыми вспышками света во тьме, отблески которых ложились бы на мои картины.
   – Красиво говоришь… Как настоящий художник.
   – Просто я уже пытался найти для себя ответ на эти вопросы. И знаешь, к чему, в конце концов, пришел? Все лучшее, что есть в музыке, литературе, живописи, – все создано в период душевных страданий.
   – По-твоему, чтобы чего-то достичь, надо непременно страдать?
   – Что значит «надо непременно»? Как будто человек сам решает, страдать ему или нет… Жизнь так складывается.
   – Хорошо, допустим, в искусстве твоя теория верна: страдания как плата за талант…Но простой человек? Что ему могут принести страдания, кроме боли и душевных мук?
   – Многое… Если он не сломался, уперся, стиснув зубы, сумел преодолеть себя, значит, в его жизни непременно что-то изменится. Примеров сколько угодно. Допустим, один мой знакомый… Работал простым слесарем на заводе, жил не тужил. Время пришло – женился, дети народились. Вдруг – бац! – жена к другому сбежала. Трагедия… Он попил с неделю, а потом пошел в библиотеку, набрал книжек и стад готовиться в техникум… Поступил, отучился и сразу – в институт… Теперь на том же заводе трудится главным инженером. Женился, кстати, второй раз удачно – супруга красавица, из хорошей семьи, умница, души в нем не чает… Еще пример? Пожалуйста… Одноклассник мой, Пигин. С детства страдал из-за маленького роста. Чего только ни вытворял, чтобы хоть немного подрасти: и на турнике часами висел, и плаванием занимался, и на массажи всякие ходил – бесполезно. Как был метр с кепкой, так и остался. Казалось бы, судьбу не обманешь… Так нет! Он не сдался… Всерьез занялся общественной работой и понемножку, помаленьку пробил себе дорогу. Сейчас не последний человек в мэрии. Женщины с благосклонностью смотрят, мужчины уважают… А представь себе, если бы он опустил руки? Кем бы сейчас был? Вот так…
   – И все-таки не очень убедительно. По-твоему, если бы он был нормального роста, ничего бы не добился?
   – В том-то и дело! Скольких я знаю, у кого было все хорошо. И что? Где они?.. Да я просто убежден! Каждый, чего-то достигший в жизни, обязательно страдал. И не важно, кто этот человек…
   – Жить в ожидании страданий – безрадостная перспектива.
   – А ты живи в ожидании радости. Раз уж так заведено, что черные и белые полосы, чередуются, – смотри на белое. Вот, допустим, зебра… Так посмотришь – черные полосы на белом, иначе – белые на черном. Все зависит от взгляда…
   – Так посмотришь – Димка Огренич. А так – Огренич Димка… – по-ребячьи передразнила его Катя и рассмеялась.
   Дурачась, они стали биться подушками, потом Дмитрий обхватил Катю руками и повалил на кровать. Она ловко вывернулась и, оказавшись сверху, победно воскликнула:
   – Ну, что, сдаешься?
   – Сдаюсь! – сотрясаясь от смеха, выдохнул он.
   – То-то же, теоретик… – миролюбиво заключила Катя.
   Раскинув руки, Дмитрий лежал на спине. В темных спутавшихся волосах белело перышко от подушки. Она бережно сняла и медленно провела им по его щеке. Дмитрий улыбнулся… Склонившись над ним. Катя поцеловала его в губы.

Глава 12

   – Простите, можно вас на минуту? – услышала Катя, проходя полутемным университетским коридором.
   Она остановилась. Молодой человек с огромной сумкой в руках шагнул ей навстречу.
   – Сегодня у нас праздник. Наша фирма отмечает свой маленький юбилей – пять лет на российском рынке. В связи с этим мы проводим рекламную распродажу по совершенно немыслимым ценам. Грандиозные скидки! Покупайте сегодня, завтра будет поздно… Вот этот симпатичный косметический наборчик вы сможете приобрести почти задаром – всего девяносто девять рублей, восемьдесят копеек. Для сведения: точно такой же набор в магазине стоит в три раза дороже.
   Незнакомец говорил быстро, почти без остановок, легко жонглируя заранее обкатанными фразами. С лица его не сходила улыбка. Он весь так и светился от обаяния… Но Кате был почему-то неприятен этот фальшиво-жизнерадостный тон.
   «Когда его брали на работу, – подумала она, – видимо, сказали: самое главное – побольше улыбаться. Вот он и старается… Наверное, даже спит с улыбкой».
   – Ну, что, вы решили? Вам сколько коробок – одну, две?
   – Спасибо, – тихо, но твердо ответила Катя. – Меня это не интересует.

   – А зря! – донеслось ей вслед. – Будете потом жалеть!
   Но Катя уже спускалась по лестнице… Толкнув тяжелую дверь, она вышла на улицу. Все вокруг было белым от снега. Мохнатые хлопья бесшумными мотыльками порхали в воздухе. За гранитной набережной чернела водой Нева. На той стороне реки, сквозь пелену снегопада, темнели деревья и дома, тускло светился золотой купол Исаакиевского собора.
   Катя перешла через дорогу и, встав рядом с троллейбусной остановкой, взглянула на часы. Через пять минут за ней должна была заехать ее школьная подруга Люда Федоскина. Сейчас она, правда, носила другую фамилию, но для бывших одноклассников оставалась по-прежнему Федоскиной… Люба была одной из немногих подруг, с которыми у Кати сохранились доверительные, теплые отношения. Сегодня они болтали по телефону, и Федоскина, сказав, что едет в их район, предложила подвезти.
   Мимо с легким шуршанием проносились машины. Из-под колес далеко в стороны летела грязная снеговая жижа. Опасаясь за свое пальто, Катя отошла от дороги подальше.
   Наконец, в автомобильном потоке она увидела знакомую иномарку. Дружелюбно мигнув габаритным сигналом, темно-синий «фольксваген» подрулил к обочине. Сквозь залепленное снегом стекло Катя разглядела улыбающуюся подругу.
   – Снежище! – воскликнула Людмила, открывая ей дверцу. – «Дворники» не справляются.
   Подобрав пальто, Катя села на переднее сидение.
   – Накинь, – Федоскина протянула ей ремень безопасности. – Представляешь, сейчас на Большом, возле рынка, чуть «жигули» в зад не поцеловала.
   – В такую погоду нетрудно.
   – Да ну его! Чайник какой-то… Тормозит, будто первый день за рулем.
   Энергично оглянувшись, она вырулила на свою полосу, и автомобиль мягко покатил по набережной в сторону Дворцового моста. Катя отметила, насколько уверенно подруга вела машину. Ни одного лишнего движения, никакой суеты – все естественно, легко… Себя Катя на ее месте даже представить не могла. В одних дорожных знаках запутаешься. А тут еще такая каша на дороге, машины… Того и гляди – либо сам в кого-нибудь въедешь, либо в тебя… Нет, уж не дано, так не дано.
   С Федоскиной они не виделись с начала лета. Хотя перезванивались довольно часто. Но ведь по телефону всего не скажешь. А Кате так хотелось с кем-нибудь поделиться – тем, что накопилось на душе.
   – С дачей наконец-то закончили, – сказала Людмила. – Все бумаги переоформили. Теперь уже наша… В эти выходные в первый раз ночевали.
   – Тепло в доме?
   – Еще бы!.. Там ведь русская печка.
   – Пироги будешь печь?
   – Насчет пирогов не знаю, но жару от нее много. Один раз протопили – и всю ночь без одеяла спали.
   – Муж, наверное, рад?
   – Да ему все равно. Он всю жизнь в городе прожил. Деревню только по телевизору видел. Кстати, – она рассмеялась, – отмочил тут… Вечером спать ложимся, а он – жарко, мол, выключи печку…
   – Как это?
   – А выключи, говорит, и все! Забыл, чем отличается русская печь от газовой плиты.
   Освещая фарами дорогу, машина стремительно неслась сквозь снегопад. Катя смотрела на мокрые разводы ветрового стекла, слушала мерное постукивание «дворников» и в серых сумерках наступающего вечера представляла лицо дорогого ей человека. При мысли о нем сладко замирало сердце, а душу обдавало таким теплом, что слезы умиления и счастья готовы были брызнуть у нее из глаз… Ей хотелось поговорить с подругой о Дмитрии, попросить совета, но она не знала, как начать разговор.
   – Чего задумалась? – спросила Людмила, не отрывая взгляда от дороги.
   – Так… – Катя неопределенно пожала плечами. – Ничего особенного. Хотя… – она сделала паузу. – Есть одна проблема… Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься.
   – А что такое?
   – У меня появился мужчина.
   – Неужели?!
   Федоскина повернулась к ней и удивленно захлопала глазами.
   – За дорогой смотри, – посоветовала Катя.
   – Ага, – машинально кивнула Людмила, сбавляя скорость. – Ну, Катюха, ты меня удивила!.. Муж-то хоть не знает?
   – Нет.
   – И давно это у вас?
   – Третий месяц встречаемся.
   – Он тебе нравится?
   – Очень… Такой умный, нежный, ласковый… Когда мы вместе – это просто сказка. Беспрерывно готов целоваться и обниматься. Просто неутомимый…
   – Это хорошо. Значит, он к тебе тоже неравнодушен… И вообще, запомни – женщина может удержать возле себя мужчину только сексом. Других способов не существует… Будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть ангелом, хоть ведьмой – если перестала его в этом плане интересовать, все кончено… Он тоже женат?
   – Разведен… И здесь – основная проблема.
   – Отчего же?
   – Понимаешь, если бы он был женат, все было бы значительно проще. Мы могли бы тайно встречаться, получать от жизни удовольствие и не думать о будущем. А тут?.. Я боюсь привязаться… И не знаю, что делать…
   – Брось его.
   – Не могу! Это выше моих сил.
   – Тогда разведись с мужем.
   – Легко тебе говорить… А как же Олежка? Думаешь, просто – взять и разом лишить ребенка семьи?
   – Со временем все образуется.
   – А если нет? Да и муж… Он ведь пропадет без меня.
   – Ты так думаешь?
   – Знаю… Не чужой он мне все-таки…
   Людмила слегка приоткрыла окно и, достав сигарету, щелкнула зажигалкой. Сизый дымок тоненькой струйкой потек в проем. Затянувшись, она сказала:
   – Не обижайся, но, по-моему, все твои переживания – буря в стакане воды. Определись сначала, чего ты хочешь. Я вон уже третий раз замужем – и ничего. Не смертельно… И, заметь, никогда не изменяла своим мужьям.
   Катя вздохнула… Она пожалела, что вообще завела этот разговор. Люди все такие разные, и у каждого свой взгляд на жизнь. Можно подсказать, как лучше испечь пирог или скроить платье. Но советовать в амурных делах – бессмысленно… И еще глупее – следовать этим советам.

Глава 13

   Перед новогодними праздниками из Москвы на несколько дней приехал Артур Сибирцев. В честь гостя Дмитрий решил организовать культпоход в театр… Так совпало, что у Катиного мужа в это время была ночная смена, а сын, Олежка, находился в другом городе на соревнованиях по лыжным гонкам; поэтому она могла беспрепятственно провести вне дома весь вечер и даже ночь… С одной стороны, это было рискованно – вдруг муж позвонит с работы? Но с другой – Катя просто не могла отказаться от подарка судьбы. Когда еще такой случай представится?
   «В крайнем случае, если позвонит, скажу, что отключала телефон», – решительно подумала она.
   Встретиться договорились на станции метро. Дмитрий предупредил, что Артур будет не один – со спутницей по имени Света.
   Катя сразу увидела друзей, как только вошла в вестибюль. Опершись о металлические перила, они о чем-то говорили между собой. Женщины с ними не оказалось.
   – Привет, – Катя улыбнулась Дмитрию, подставив щеку для поцелуя. Потом протянула руку Артуру:
   – С приездом.
   Сибирцев крепко пожал ее ладонь. Было заметно, что он рад встрече.
   – Куда идем? – поинтересовалась Катя.
   – Я взял билеты в Большой драматический… – ответил Дмитрий, обнимая ее за талию. – Надо только Свету дождаться.
   – Ушла по магазинам, – с беспокойством произнес Артур и оглянулся по сторонам. – Не заблудилась бы… Она плохо знает город.
   – Подождем… Время еще есть.
   Народу вокруг было – не протолкнуться. Кроме спешащих по своим делам пассажиров – масса ожидающих. Переминаясь с ноги на ногу, они стояли вдоль стен, бестолково слонялись по вестибюлю, сидели на парапете перед выходом с эскалатора.
   «Прямо зал ожидания какой-то», – заметила про себя Катя. Ею овладело игривое, беспечное настроение; захотелось смеяться, шутить…
   – А Света ваша красивая? – с улыбкой спросила она Артура.
   – В общем, да… – смущенно ответил Сибирцев. – А что?
   – Ничего… Хотите, угадаю ее, когда она появится?
   Забавляясь, Катя начала отыскивать в толпе красивых женщин.
   – Это она?
   – Нет.
   – А эта?
   – Нет…
   – А вот это точно она! – Катя, смеясь, указала на толстую, нелепо одетую женщину бальзаковского возраста. – Угадала?
   Артур замешкался с ответом… И тут вдруг Катя увидела, как эта немолодая, далекая от совершенства женщина жеманно взмахнула ручкой и, по-утиному переваливаясь на полных ногах, направилась в их сторону. Подавив смешок, Катя с ужасом осознала, что допустила вопиющую бестактность.
   «Какой кошмар! – краснея, подумала она. – Что же делать?»
   Но дама, едва задев Артура плечом, прошла рядом. Чуть дальше ее ожидал пожилой кавалер. Катя вздохнула с облегчением…
   Наконец появилась Света. Она оказалась гораздо моложе, чем Катя могла себе представить. На вид – около двадцати… У нее были длинные, красиво уложенные светлые волосы, с таким же серебристо-пепельным оттенком, как у Артура; правильные, тонкие черты лица, серые глаза с искрой интеллекта и замечательная открытая улыбка. Что-то неуловимо похожее объединяло их с Сибирцевым, но что именно – невозможно было объяснить. Рядом с сорокалетним Артуром она выглядела совсем юной. И в то же время в каждом ее движении, взгляде чувствовалось обаяние зрелой женщины.
   Поначалу Катя восприняла девушку как невольную соперницу. Молодость и привлекательность Светы уязвили ее. На какой-то миг ей показалось, что сейчас все мужское внимание будет сосредоточено только на ней… Но вскоре Катя поняла, что ее опасения напрасны. Света держалась достаточно скромно и не пыталась задаваться. Более того, некоторое время спустя она Кате даже понравилась.
   – У вас здесь, на Невском, хороший книжный магазин, – сказала Света, когда они вышли на улицу.
   – «Дом Книги» называется, – пояснила Катя.
   – Я там кое-что присмотрела для себя. Надо перед отъездом купить обязательно… А знаешь, – она обратилась к Артуру, – я там и твою книгу видела… Стоит на полке с надписью «Новинки литературы».
   – Чего же не купила? – шутливо осведомился Дмитрий.
   – У меня такая уже есть, – в тон ему ответила Света.
   – А я не люблю по книжным магазинам ходить, – произнес Артур.
   – Почему?
   – Чувствую себя там, как грешник в храме. Все твои амбиции, все неутоленное тщеславие и прочие пороки, с претензией на исключительность, кажутся такими ничтожными, что просто смешно… Когда ты видишь на полке свои творения, а рядом – Пушкина, Достоевского, Чехова, то невольно приходит понимание: сколько же еще надо работать, чтобы хоть немного приблизиться к ним, если вообще это возможно.
   Они прошли мимо Александрийского театра и свернули на улицу Зодчего Росси. По краям тротуара искрился нетронутый снег. Слегка подмораживало.
   – Тебе не холодно? – спросил Артур у своей спутницы. – Без головного убора…
   – Нет.
   – Боится прическу испортить, – пояснил он друзьям.
   Дома расступились, и они вышли на набережную Фонтанки. Свет уличных фонарей здесь был не таким ярким. От этого сразу стало ближе вечернее небо, усыпанное мелким бисером звезд. На востоке оно было уже темно-синим, а на западе еще горело огненными закатными красками.
   – Смотрите, как красиво, – заметила Катя.
   Все подняли глаза к небу.
   – Нарисовать бы такое, а? – обратился к другу Артур. – Засыпающий город… Черные дома с желтыми пятнами огней, а над ними – это звездное небо…
   – А что? Действительно, в этом что-то есть, – оживился Дмитрий. – В самом деле…
   – Вот так и рождаются бессмертные сюжеты, – весело заключил Артур.
   Не торопясь, они двинулись дальше, продолжая разговор о живописи.
   – Между прочим, – сказала Катя, – в нашем зоопарке есть обезьяна, которая рисует картины.
   – Неужели? – удивилась Света.
   – Да, – подтвердил Артур, – я про это читал.
   – Так вот, – продолжила Катя, – оказывается, ее работы пользуются большим спросом. Больше того, нашелся художник, который организовал выставку этих картин. Потому что увидел много общего со своей творческой манерой.
   – Это его как художника прекрасно характеризует… – усмехнулся Дмитрий.
   Возле театра толпился народ. Кто-то спросил у них лишний билетик. Отворив дверь, они вошли внутрь.
   В юности Катя любила мечтать. Ей хотелось, чтобы ее окружали симпатичные, добрые люди; чтобы лица их были красивы, поступки благородны, а мысли чисты; чтобы умели они любить и чувствовать так, как пишут в книжках и показывают в кино… Однако в жизни было совсем по-другому. Ангельская внешность часто сочеталась с душевной черствостью, красота – с пороком, мужественность – с жестокостью, доброта – с глупостью. Никак не удавалось примирить мечту и действительность… Но сегодня, когда они вчетвером поднимались по широкой театральной лестнице, Катя неожиданно для себя уловила какой-то слабый отголосок тех давних девичьих грез. Артур, Дмитрий и Света показались ей воплощением идеала: красивые, высокие, безупречно одетые… Они невольно притягивали взгляды окружающих.
   После второго звонка, когда публика потянулась в зрительный зал, они тоже заняли свои места. Катя и Света сели в центре, мужчины – по краям.
   Ярко вспыхнули и медленно начали угасать огромные люстры. Таинственный полумрак заполнил собой все пространство, за исключением сцены. И чем сильнее сгущалась темнота в притихшем зале, тем отчетливее вырисовывались мельчайшие детали декораций; казалось, сама сцена становилась все ближе и ближе, пока, наконец, и вовсе не стерлась эта зыбкая грань, отделяющая ее от зрителей. В этот момент откуда-то сверху донеслась легкая тихая мелодия; послышались шелест листвы, далекие раскаты грома, шум ветра, ворвавшегося в распахнутое окно; показалось даже, что обдало ласковым теплом июльского горячего воздуха, наполненного тонким ароматом луговых трав… Вдохнув полной грудью этот волшебный воздух, Катя замерла в предчувствии чего-то необыкновенного.
   Магия театра… Есть в этих расхожих словах особенный, потаенный смысл. Действительно, разве не чудо – оказаться вдруг в эпицентре совершенно незнакомой тебе, чужой жизни; ощутить себя свидетелем невероятных событий… Нечто похожее люди испытывают, когда смотрят кино. Но там все как бы понарошку. Экранные герои слишком эфемерны. Человек на белом полотне воспринимается иначе, чем живой, кипящий страстями, который смеется и плачет, грустит и радуется в нескольких шагах от тебя. Создается иллюзия молчаливого соучастия… Может быть, поэтому и жив до сих пор театр, несмотря на то, что ему много раз предрекали…

   В антракте они вышли в буфет. Отстояв очередь, взяли по чашечке кофе с пирожным и расположились за столиком на четверых.
   – Как вам спектакль? – спросил Дмитрий.
   – Ты знаешь, очень даже неплохо, – отозвался Артур. – Что больше всего понравилось – так это эстетика режиссера. Я читал текст пьесы пару лет назад, и меня радует, что наши представления о прекрасном совпали.
   – Все, действительно, очень красиво… – согласно кивнула Света. – А ведь не каждому это дано – понимать и чувствовать красоту.
   – Конечно, – поддержала ее Катя. – Есть масса людей, для которых это слово ничего не значит. Как правило, они и выглядят не очень приятно, им даже расчесаться лень. Я уж не говорю об одежде… Материальный достаток и внешние данные тут совершенно ни при чем. Просто душа у таких людей устроена как-то иначе.
   – Отсюда и мировоззрение… – улыбнулся Артур. – Есть «люди-пчелы» и «люди-мухи»… Первые всегда и во всем стараются разглядеть красивое; они, как пчелы, летят от цветка к цветку и, наслаждаясь прекрасным, пьют волшебный нектар… Вторые всю жизнь ищут – сами знаете что…
   – Очень тонко подмечено, – весело произнес Дмитрий.
   – Допустим, журналистика… – продолжал Артур. – Одни с удовольствием пишут о прекрасном. Даже в самые тяжелые времена… Другие – только о трагическом, ужасном, жестоком… Причем с не меньшим наслаждением. Пусти их в детский сад – они и там такого наскребут…

   Весь вечер Катю не покидало радостное ощущение праздника. А мысль о предстоящей ночи и вовсе приводила ее в восторг. Хотелось остановить время, продлить эти мгновения счастья.
   «Хороший мой, – думала она, прижимаясь к Дмитрию плечом и чувствуя, как его пальцы ласково поглаживают ее ладонь. – Если бы ты только знал, как нужен мне… Если бы только знал…»
   Досмотрев спектакль, они все вместе вышли на улицу.
   – Держи, – Дмитрий протянул Артуру ключ от мастерской. – Как открывать, помнишь?
   – Разберусь.
   – Чего в холодильнике найдете – ешьте, не стесняйтесь… Ну, пока?
   Мужчины пожали друг другу руки. Катя шагнула к Свете и легонько чмокнула ее в щеку.
   Сибирцев со Светой остановили машину и уехали, а Катя с Дмитрием пошли пешком до метро.
   Они шагали рука об руку. Редкие прохожие попадались навстречу. На углу Невского проспекта к ним приблизился незнакомец. Он был одет в серую мешковатую куртку и джинсы; на голове – черная вязаная шапочка-петушок, натянутая по самые брови… У Кати екнуло сердце.
   – Извините, – сказал мужчина, – спичек не будет?
   – Нет…
   – Извините, – еще раз произнес незнакомец и пошел дальше.
   «Господи, – подумала Катя, оглядываясь ему вслед, – как он похож на моего мужа!»
   Неприятный осадок остался у нее на душе. Желая избавиться от этого, она передернула плечами и зябко поежилась.
   – Холодно? – заботливо спросил Дмитрий. – Ничего, сейчас приедем, я тебя согрею.
   И была ночь… Безумная, сумасшедшая ночь, наполненная страстью и любовью. Потеряв счет времени, снова и снова с отчаянием обреченных бросались они в горячий бездонный омут; кричали, стонали и корчились в сладостных муках, стремясь слиться воедино, как капли дождя на стекле; но ничтожная человеческая плоть не позволяла им это сделать, и они, растратив последние силы, устало смирились с невозможностью соединиться навсегда…
   Дмитрий заснул первым, а Катя еще долго лежала рядом с ним, думала о чем-то своем. Тревожные мысли одолевали ее. И не убежать было от них, не спрятаться.
   «Как замечательно все. Как хорошо… Но надо быть готовой к потере. Рано или поздно он уйдет. Это неизбежно… Ведь не будет же он всю жизнь делить ее с другим. Талантливый, умный, симпатичный… Сколько женщин готовы ответить ему взаимностью. Лишь позови… Сегодня он здесь, со мной. И нам хорошо… Но завтра он скажет «Прощай!» и уйдет… И будет прав… Другая женщина станет ласкать его, дарить ему любовь и нежность».
   Катя содрогнулась от боли, представив себе это.
   «А я?.. Что же будет со мной?»
   Слезы покатились у нее из-под ресниц. Крепко обняв Дмитрия, она прижалась к нему. Он проснулся…
   – Что, уже утро?
   – Нет.
   – А я думал – утро… – Дмитрий улыбнулся и поцеловал ее в щеку. – Что такое? Ты плачешь?
   – Это я от счастья.
   – Глупенькая, разве от счастья плачут?
   До рассвета было еще далеко. Но они больше не сомкнули глаз.

Глава 14

   Почему происходит так, что человек, с которым ты был счастлив, ближе которого не было на свете, вдруг перестает быть необходимым тебе? Больше не кружится голова, когда он целует, не бросает в дрожь от его прикосновений, и даже усилием воли не заставить себя произнести те слова, что недавно еще сами слетали с губ…
   Однажды Катя прочла интервью с известной актрисой. Разговор шел о любви… Эта женщина соединила понятия «любовь» и «жалость». – «Жалеет, значит любит», – сказала она. И добавила: «У нас на Руси всегда жалость считалась основой любви». Тогда Катя не придала этому значения. А сейчас отчего-то вспомнилось.
   «Наверное, никого в своей жизни эта актриса по-настоящему не любила, – подумала она. – Иначе смогла бы понять разницу».
   Глядя на мужа, сидящего перед телевизором на диване, в растянутой мятой футболке, Катя испытывала именно жалость. Острую, пронзительную жалость… Она не была безразличной к нему. Нет… Катя по-прежнему беспокоилась о нем, переживала за него, он не был ей чужим… Но разве мог он подарить ей ту неземную радость, то наслаждение, от которого умирают и воскресают вновь; разве от его красивого сильного тела она сходила с ума; разве у него были самые нежные руки и самые ласковые губы; разве с ним она могла говорить о чем угодно, зная, что ее понимают?.. Ничего этого он ей дать не мог. Даже если бы очень захотел. И совсем не потому, что был чем-то хуже Дмитрия. Нет… Просто он был – другой.
   – Мне бригадиром предлагают… – сказал Николай, смущаясь. – Не знаю: идти, не идти? Как думаешь?
   – Иди, – Катя пожала плечами.
   – В заработке потеряю.
   – Много?
   – Не очень… Но ответственность, опять же…
   – Откажись.
   – А с другой стороны – доверяют люди.
   – Решай сам, – вздохнула Катя. – Главное, чтобы тебя это устраивало.
   Она сняла со стула Олежкину рубашку и принялась пришивать оторванную пуговицу.
   День за окнами был пасмурным, серым. И от этого в комнате тоже царил безрадостный полумрак. Катя зажгла свет.
   – Вот бабы! – с горечью произнес вдруг Николай. – Чего им надо? Ведь муж есть… Так она все равно на сторону!
   Катя испуганно замерла, не решаясь повернуться и взглянуть ему в глаза.
   – Ты о чем?
   – Да вот, – усмехнулся муж, – кино… Он, понимаешь, за порог, а она – к другому… Ну, сука!
   Только сейчас Катя поняла, о чем речь. Николай комментировал фильм, который показывали по телевизору. Она медленно опустилась на край дивана.
   – А может, у них любовь?
   – Какая, на хрен, любовь! Ей, курве, только хвостом крутить… Ух, я бы на его месте!
   – Что ты бы?..
   – Убил!
   Он произнес это с такой решимостью, что у Кати похолодело в груди.
   Вообще Николай часто бывал вспыльчив и резок. Из-за какого-нибудь пустяка мог устроить грандиозный скандал. Потом, правда, быстро отходил… За двенадцать лет супружества Катя притерпелась к этим постоянным перепадам настроения. Но привыкнуть так и не смогла… Находясь рядом с ним, она все время ощущала какое-то напряжение, внутреннее беспокойство. Алкоголь еще более усугублял взрывоопасную атмосферу. Выпив лишнего, Николай становился просто невыносимым. Он по пустякам приставал к ней, изводил долгими, нудными разговорами. Учил жить… Сыну тоже доставалось – он начинал его воспитывать. В последнее время Катя заметила, что не может с ним долго общаться. Они даже спать стали в разных комнатах. Не сказать, что совсем перестали контактировать как муж и жена, но при случае Катя всякий раз старалась избежать близости. Под разными благовидными предлогами ей это удавалось. На руку было то, что они и раньше не часто предавались любовным утехам. Потребности Николая были весьма умеренными… Когда-то это ее задевало. А теперь, наоборот, устраивало. Потому что после свиданий с Дмитрием делить постель с мужем было непереносимо… Она с усмешкой воспринимала журнальные и газетные советы сексологов: мол, сделайте так-то и так-то – и все у вас будет хорошо… Ерунда! Человек не машина… Даже если предположить, что муж будет знать в этом вопросе все, если фантазии его станут неистощимыми, а сам он – неутомимым, это ничего не изменит. Потому что он все равно останется Николаем. И никогда не будет Дмитрием… Это разные миры, разные галактики.
   «И теперь, когда ни душа, ни тело уже не принадлежат ему, что удерживает меня? – с болью подумала Катя. – Отчего не могу я просто взять и уйти?»
   Она ощутила себя на грани отчаяния. Жизнь подвела ее к рубежу, за которым надо было выбирать: либо оставить все как есть и при этом неизбежно потерять Дмитрия, либо развестись с мужем. Компромисс здесь был невозможен, и она это отлично понимала. Но что значит развестись с мужем? Лишить ребенка пусть не идеальной, но все же семьи? Своими руками разрушить дом, где так уютно, где все привычно и знакомо? И, наконец, навсегда вычеркнуть из своей жизни Николая – близкого, родного человека?.. Да, как мужчина он ее уже не привлекал. Но по-прежнему не был ей чужим. И совсем недавно она имела возможность в этом убедиться… В тот день он ушел из дома рано утром, сказав, что вернется к обеду. Однако ни в полдень, ни к вечеру не объявился. Когда совсем стемнело, ее охватило беспокойство. Она металась по комнате, то и дело выглядывала в окно, звонила друзьям. Но его все не было… Когда перевалило за полночь. Катя, едва сдерживая слезы, стала обзванивать больницы, спрашивать, не поступал ли к ним сегодня тридцатилетний мужчина. Всякий раз, когда она начинала описывать его внешность, одежду, рыдания мешали ей говорить. Ее жалели, успокаивали, советовали не расстраиваться, подождать еще немного: может, придет, а если нет – обратиться в милицию. Когда большинство больниц уже было обзвонено, и подошел черед городских моргов, ей стало плохо… Сын, Олежка, видя ее беспокойство, тоже чуть не плакал, сидел притихший на диване, молчал… В третьем часу ночи муж, наконец, позвонил в дверь. Он был пьян и едва держался на ногах, но Катя безумно обрадовалась тому, что он живой… Если бы она ненавидела его, презирала – было бы легче. А так?.. Развестись с ним – все равно, что отказаться от близкого родственника: брата, например, или отца… С ее чувством долга это было невозможно. Семья всегда являлась для нее чем-то священным.
   – Принеси чаёчку, – попросил Николай, не вставая с дивана. – Только не очень горячего.
   Катя пошла на кухню, набрала в электрический чайник воды, щелкнула переключателем. Ожидая, пока вода закипит, присела возле кухонного стола. Грустные мысли вновь одолели ее. Только теперь она думала о Дмитрии…
   «Бесконечно так продолжаться не может. Рано или поздно он все равно уйдет… Но по силам ли мне перенести это? И не буду ли я потом, всю оставшуюся жизнь, казнить себя за то, что упустила свое счастье?»
   Катя тяжело вздохнула и, навалившись на стол, положила голову на скрещенные руки. Хотелось заплакать, но она сдержала себя. Что скажут муж и сын, если увидят ее слезы?
   – Ну, где ты там?! – нетерпеливо крикнул из комнаты Николай. – Уснула, что ли?
   Она поднялась, налила в чашку чай и, захватив вазу с конфетами, пошла к мужу. Поставив все это перед ним на журнальный столик, села рядом.
   «Ах, душа ты, душа моя! Как осенний лист на ветру… Бедная, бедная…»
   Ощущение безысходности не покидало ее. Она не знала, как избавиться от этих мучительных приступов щемящей тоски.
   – В этом году возьму отпуск летом, – сказал Николай, отставляя пустую чашку на стол. – А то все зимой да зимой. Надоело… Может, к морю махнем? Ни разу ведь вместе не ездили.
   – До лета еще надо дожить, – уклончиво ответила Катя.
   «К морю… – с горечью подумала она. – И что мы там будем делать?.. Целыми днями смотреть друг на друга? Говорить о работе, о ценах на сахар? Ругаться из-за того, что кто-то надел не свои тапочки или забыл выключить свет? Предаваться «горячей» любви – три с половиной минуты в неделю? Ну, уж нет… Не уверена, что смогла бы все это вынести».
   Другое дело, если бы с Дмитрием! Катя мечтательно закрыла глаза. Теплая волна пробежала по телу… О, это было бы превосходно! Каждая минута, каждый вздох… Но пока они с Николаем – это невозможно.
   В комнату вошел Олег.
   – Мам, я пойду, погуляю?
   – Иди.
   – А уроки? – строго спросил Николай.
   – Сделал.
   – Смотри, я проверю.
   – Проверяй…
   – Мусор не забудь вынести.
   – Приду и вынесу.
   – Нет! – в голосе Николая послышался металл. – Сначала вынесешь, а потом пойдешь гулять!
   – Когда приду…
   – Нет! – Николай вырвал у него из рук свитер и бросил на пол. – Сию минуту!.. Иначе дома будешь сидеть! Мерзавец!
   Олег поднял свитер и хотел надеть, но отец снова ухватил его за рукав.
   – Пусти, – глаза парня наполнились слезами. – Порвешь, потом сам зашивать будешь.
   – Быстро! – Николай схватил сына за шею и подтолкнул в сторону кухни. – Ведро в зубы – и вперед!
   – Чего вы орете на весь дом! – вмешалась Катя. – Что соседи подумают?
   – Пошли они на хер, соседи! – крикнул Николай. – Буду я еще на соседей смотреть!
   Олег, утирая слезы, взял ведро и вышел за дверь. Катя подошла к мужу.
   – Ты не мог по нормальному сказать?
   – По нормальному… Не слушается ни хрена! Твое воспитание! Ты ему все внушаешь… Всегда унижаешь меня перед ним!
   – Я? – Катя растерялась. – Унижаю?.. Что за глупость?
   – Ага! Глупый!.. Я глупый!.. Так иди, поищи себе умного!
   Она не нашла что ответить. Вернее, сдержалась…

Глава 15

   Когда стремишься остановить время, оно отчего-то бежит еще быстрее. Казалось бы, только-только обменялись они с Дмитрием первыми радостными поцелуями, а глядишь – уже и уходить пора. Пять часов пролетели, как один…
   Катя сидела у него на коленях. Обнявшись, они щекой прижимались к щеке… Внезапно зазвонил телефон. Дмитрий поднялся, взял переносную трубку со стола.
   – Слушаю… Я… Привет!
   Он произносил ничего не значащие фразы, междометия, но Катя отчего-то внутренне напряглась. Что-то было в его интонации такое, что заставило ее насторожиться.
   И вдруг – словно острая игла пронзила ей сердце. Она услышала в трубке женский голос!
   С трудом сохраняя невозмутимость, Катя отошла к окну.
   На улице бушевала метель. В приоткрытую форточку влетали пушистые снежинки. Вдыхая свежий морозный воздух, она старалась успокоить себя: «Ну, подумаешь, женщина… Что здесь такого? Разве не может женщина позвонить просто так?» И тут же сама себе возражала: «А ты много кому звонишь просто так?.. Или тебе звонят?»
   Как бы там ни было, Катя твердо решила ни о чем Дмитрия не спрашивать. Захочет – скажет сам, а нет – его дело… В конце концов, она ему не жена, он ей не муж и отчитываться перед ней не обязан.
   Катя присела на стул, дожидаясь, пока Дмитрий закончит разговор.
   – Ладно, пока… Звони, – сказал он, наконец, в трубку и, подойдя к ней, обнял за плечи. – Это моя знакомая, вместе учились.
   Она понимающе кивнула и улыбнулась. Дмитрий нежно поцеловал ее в губы. Катя взглянула на часы:
   – Мне пора.
   – Я тебя провожу.
   – Не надо… Такая погода…
   Она накинула пальто, взяла в руки сумочку. Дмитрий стиснул ее в объятиях.
   – Звони. Не пропадай.
   – Хорошо.
   Встречный ветер обжег лицо. Катя подняла воротник и, уткнувшись в него, быстро пошла по заснеженной улице.
   Было холодно. Но сильнее, чем от ледяного ветра, стыла душа от мысли: «Я не одна… Я у него не одна…». И от этого становилось обидно и горько.
   Она вышла на оживленный многолюдный проспект. Сквозь снежную занавесь просвечивали желтые пятна фонарей, очертания домов, разноцветные мерцающие огни… Невдалеке угадывалась станция метро.
   Двигаясь по узкому проходу между киосками и торговыми рядами, Катя обратила внимание на маленькую девочку, стоящую возле перевернутого ящика из-под пива. Сверху на нем лежало что-то, прикрытое от снега прозрачной полиэтиленовой пленкой.
   – Тетенька, купите спички, – послышался тонкий детский голосок.
   Катя невольно замедлила шаг… Пальтишко девочке было явно не по росту. Покрасневшие озябшие ручонки далеко торчали из коротких рукавов.
   – Купите спички, – чуть громче повторила девочка и застенчиво улыбнулась.
   От этой робкой улыбки у Кати заныло сердце. «Что она делает здесь?.. Хочет почувствовать себя большой и, в подражание взрослым, играет в «бизнес»? Или дома нет денег?.. А может, и дома тоже нет?..»
   – Почем твои спички? – приценилась она.
   Девочка бойко ответила и протянула коробок.
   – Нет, – сказала Катя, – мне надо много… Давай все, что есть.
   Сложив несколько упаковок в пакет, она отдала деньги и повернулась, чтобы уйти, но девочка остановила ее:
   – А сдачу?
   – Оставь себе.
   – Так нельзя! Возьмите…
   Она сунула Кате в ладонь несколько монеток. Глаза ее светились от радости.
   – Приходите еще!
   – Непременно.
   Катя пошла дальше с полным пакетом совершенно не нужных ей спичек. Зачем она купила их? Невозможно было объяснить… Чувство жалости к, этой продрогшей на ветру девчонке, к себе, такой же несчастной и одинокой, переполняло ее… Внезапно она ощутила на щеках теплую влагу и поняла, что плачет…

   Они не виделись несколько дней. Катя периодически звонила Дмитрию, но никто не брал трубку. Сам он связаться с ней не мог – ведь она так и не дала ему номер своего домашнего телефона.
   Катя все время думала о нем, переживала, не находила себе места. Ей хотелось только одного – быть с ним рядом.
   Наконец она дозвонилась и, услышав в трубке знакомый голос, затрепетала от счастья. Минут десять они болтали о всяких пустяках, хотя Катю мучил только один вопрос – когда они увидятся? Но не могла же она сказать об этом прямо!
   – Чем занимаешься? – спросил Дмитрий.
   – Ничем… Сижу, книжку читаю, телевизор смотрю… А ты?
   – По магазинам хочу пройтись. Краски и кисти посмотреть.
   – В каких магазинах?
   – Где-нибудь в центре… В «Гостинку», может, загляну.
   – Я, кстати, тоже туда собираюсь.
   Дмитрий как будто не понял.
   – Сегодня у меня день такой сумасшедший… Надо еще к другу успеть забежать и в Союз художников.
   – А завтра? – не выдержала Катя.
   – Завтра тоже… На рынок поеду… Продуктов кое-каких закупить.
   «Как будто вместе этого сделать нельзя», – с горечью подумала Катя.
   Она почувствовала себя отвергнутой.
   «Если люди хотят видеться, они это делают. Если нет – ищут предлог».
   Разговор как-то сам собой увял. Катя сказала дежурное «счастливо!» и опустила трубку.
   На душе было тяжело. Черные мысли не давали покоя. Она думала о Дмитрии, о том, что он, должно быть, спешит сейчас на свидание с другой.
   «Хотя, почему спешит? Может, как раз наоборот – никуда не спешит. Сидят сейчас у него дома… А может, уже и лежат на той же самой постели».
   Катя представила, как он нежно обнимает другую женщину, целует… Говорит ей те же самые слова.
   «Невыносимо! Ужасно! – она стиснула ладонями виски. – Нет!.. Нет!»
   Пока Катя не задумывалась об их отношениях, все было хорошо. Но стоило попытаться хоть на чуть-чуть заглянуть в будущее, сразу становилось ясно – никаких перспектив у них нет… Все было бы проще, если бы он был женат. Тогда его, может быть, и устроили бы эти дневные свидания – урывками, с постоянной оглядкой на часы. А так?.. Разве он не достоин большего? С какой стати он должен подстраиваться под нее, лишать себя нормального человеческого счастья?
   «С самого начала ты знала, на что шла… Ты прекрасно все понимала… Так чего же теперь?»
   Дома сидеть было невыносимо. Она оделась и вышла на улицу.
   В метро ей стало легче. Людская суета подействовала на нее успокаивающе. Она ехала в переполненном вагоне – и не знала куда.
   На одной из станций Катя вышла и двинулась вместе со всеми на переход. Внезапно впереди мелькнул знакомый силуэт. Катя пригляделась: его пальто, его широкая, уверенная походка… Сомнений не оставалось – это он! И не один… Под руку с ним шла женщина.
   Чтобы не потерять их в толпе, Катя ускорила шаг.
   «А я-то дура! Вообразила себе бог знает что… А ничего и не было».
   Держась на некотором отдалении, Катя шла за ними и думала, как подойти, что сказать ему. Сердце билось тревожно, мысли путались… Может, просто, ничего не говоря, посмотреть ему в глаза – и все? Или сказать что-нибудь нейтральное, спросить, как дела?
   Они вошли в последний вагон. Катя вбежала следом… Протиснувшись поближе, заглянула ему в лицо. И – отпрянула… Это был не Дмитрий!
   Она ошиблась… Вздох облегчения вырвался у нее из груди.
   «Что со мной? – подумала Катя. – Неужели я ревную?»
   Да, она ревновала. И для этого имелись основания. Потому что они были не в равных условиях… Для Кати Дмитрий был единственным. Муж – не в счет… Только Дмитрий мог дать ей то, что делает женщину счастливой.
   И ее это устраивало. Она никого больше не искала… А Дмитрий? Он встречался с Катей, но вместе с тем продолжал поиск. Ему нужна была не только женщина, но и жена. Он мечтал о тепле домашнего очага, о детях, которые бы называли его папой. Разве можно было его в чем-то упрекнуть?
   Катя это хорошо понимала, но тем тяжелее было сознавать хрупкость и недолговечность их отношений. Все могло закончиться одним днем…
   «А может быть, уйти самой? – спросила она себя. – Очень удобный момент»

Глава 16

   Две недели Катя не звонила Дмитрию и старалась не думать о нем. Полмесяца она прожила почти спокойно и даже удивилась, насколько легко ей это удалось.
   Но однажды утром, очнувшись после долгого беспокойного сна, Катя ощутила такую дикую тоску, что едва не закричала от боли.
   «Что я делаю? Своими руками разрушаю то, что мне дорого!»
   Она бросилась к телефону и торопливо набрала его номер. Дмитрий ответил сразу, словно ждал звонка. Казалось, он нисколько не удивлен ее долгим отсутствием.
   Немного поговорив, Дмитрий предложил встретиться, и Катя, не раздумывая, согласилась.
   Вскоре они уже гуляли под руку в одном из городских парков.
   Была оттепель… Подтаявший мягкий снег тихо соскальзывал с ветвей деревьев, с легким шуршанием оседал по сторонам расчищенной дорожки, толстым слоем налипал на подошвы. В серой туманной дымке глянцево блестели стволы берез. Шумное воронье семейство с карканьем копошилось в развесистых кронах. Дети играли в снежки…
   – Обрати внимание, как мы сегодня одеты, – улыбнулся Дмитрий. – Красное и черное… Просто классическое сочетание.
   – Это цвет смерти.
   – Почему?
   – Так выглядят траурные ленты.
   – Какие-то мрачные у тебя сегодня ассоциации…
   – А ты придумай что-нибудь повеселее.
   Они замолчали… Катя стряхнула с рукава упавший снег. Дмитрий взял ее руку в свою, ласково сжал в горячей ладони.
   – Мне «шабашку» предложили… Буду Дворец культуры оформлять после капремонта.
   – Где? – поинтересовалась Катя.
   Дмитрий назвал улицу.
   – Так это же совсем рядом с моим домом!
   – Правда?.. А я и не знал.
   Новость обрадовала Катю. Значит, теперь они смогут видеться чаще.
   – Чего так долго не звонила? – спросил Дмитрий.
   – Мне показалось, что я тебе надоела.
   – С чего ты взяла?
   – Ну, как… То тебе в магазин надо, то на рынок…
   – Катенька, милая, – он рассмеялся. – Но ведь мне, в самом деле, надо было.
   – А я уже бог знает что подумала… Тако-о-ого нафантазировала!
   Дмитрий обнял ее и крепко поцеловал. Катя доверчиво прижалась к нему.
   – У тебя правда никого нет? – тихо произнесла она, не поднимая глаз.
   – Правда.
   «Хороший мой, милый, родной… – с нежностью подумала Катя. – Как же я соскучилась по тебе!»

   Липкая паутина зимнего вечера… Морозные узоры на стеклах… Яркий свет настольной лампы… Склонившись над книгой, Катя пытается вникнуть в смысл ускользающих слов.
   «Позитивизм имеет древнюю традицию. К концу девятнадцатого века обрел множество разновидностей. Объект изображения – внешняя действительность или объективная реальность… Оценивается на основе представлений. Пагубно то, что эстетические критерии уступают… Несовпадение требований и задачи, которую ставит перед собой автор».
   Она подняла голову, потерла кончиками пальцев уставшие глаза. Из прихожей доносился голос мужа. Он разговаривал по телефону. Стараясь не отвлекаться, Катя перелистнула страницу и стала читать дальше.
   «Глобальные описания… Попытка найти в средствах литературы моменты, позволяющие исследовать действительность. Крайнее проявление – натурализм».
   – Что?.. Это он тебе так сказал? – послышалось из прихожей. – Вот скотина! Козел драный!.. Завтра я у него спрошу. Я вообще этой бронзы в глаза не видел. Позавчера десять втулочек точил… В кладовой брал… Пусть проверит по накладным… Мерин толстожопый!.. Ну, я ему завтра устрою!
   Катя закрыла уши ладонями. Сосредоточенно нахмурив брови, она пыталась уловить смысл прочитанного.
   «Антипозитивистская тенденция… Движение модернистов… Среда обитания человека определяется художником… Линии и формы, которые использовали модернисты, имели творца… Только человек… Подобных линий нет в природе… Эклектика – творение готовыми формами».
   – Зашибись ты в доску!.. А эти, крысы конторские? Они, думаешь, лучше?.. Одна эта гнида Якимчук чего стоит!
   – Можно потише?! – не выдержав, возмутилась Катя.
   Николай закрыл дверь в прихожую.
   «Экзистенциализм… Основные направления… Постановка проблемы сущности и бытия. Сущность не может предшествовать бытию… Отрицание судьбы… Сущность не может ничем и никем детерминирована. Сущность есть результат свободного выбора… Отказ от выбора – тоже выбор…»
   – Правильно! До каких пор этот старый пердун будет права качать? – донеслось из-за дверей.
   Катя раздраженно захлопнула книгу и пересела в кресло. Голос мужа действовал ей на нервы. Особенно его ненормативная лексика.
   «Как я устала, – с тоской подумала она. – От этих бессмысленных пустых вечеров, от тягостного чувства вины, от постоянного вранья… А как не врать? У меня нет другого выхода… Да, я хотела бы жить честно и правильно. Хотела бы любить одного только мужа. Но что делать, если любовь ушла? Ее больше нет… И никакими силами вернуть ее нельзя… Прав Ларошфуко: мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили. А жить без любви? Это значит потерять себя как женщину. Уж лучше тогда и не жить вовсе…»
   Печально вздохнув, Катя закрыла глаза. Мысли сами собой перенеслись в прошлое. В то время, когда они с Николаем только начинали встречаться… Потом в памяти возникли счастливые картинки их семейной жизни.
   «Ведь было же! Было счастье!.. Куда все ушло? И кого в этом винить?.. Но та часть жизни – это часть меня. Нельзя, невозможно забыть это… И кто может поручиться, что, расставшись с мужем, я не сойду с ума от воспоминаний по тем светлым дням? Что, если прошлое окажется сильнее настоящего?»
   Наговорившись по телефону, Николай вернулся в комнату, прилег на диван.
   – Поясница, зараза, болит, – пожаловался он. – Продуло где-то… Сделай массаж.
   Катя присела рядом, заголила мужу спину и принялась ладонями разминать поясницу. Николай кряхтел, постанывал и давал советы:
   – Вот здесь, здесь… Посильнее… Растирай, растирай.
   Она делала ему массаж, а сама продолжала думать о своем.
   «Как можно сказать ему: «Все, Коля, прощай! С завтрашнего дня будем жить отдельно». И затем начать делить мебель, посуду – это тебе, это мне… А потом заняться разменом квартиры… И в эти стены, которые еще помнят их беспечный смех и первые Олежкины слова, въедут чужие, незнакомые люди. А они уже никогда не смогут сюда вернуться. Никогда больше не соберутся за обеденным столом, не посидят вместе перед телевизором… Какое это страшное слово – «никогда». Оно похоже на смерть… Такое же холодное и безжалостное».
   – Лампочка на нашей площадке опять сгорела, – сказал Николай, переворачиваясь на спину.
   – Так иди, вверни… У нас где-то были.
   – Ну, еще чего! Мы в прошлый раз меняли. Пусть теперь соседи вворачивают.
   – Да ведь пустяк… Чего мелочиться? С одной лампочки не обеднеем.
   – Давай так и будем! И лампочки покупать, и лестницу мыть… Может, еще ремонт на площадке за свой счет сделать? Кстати, с телефонного узла звонили, требовали за телефон заплатить. Иначе отключат…
   – Так чего же ты раньше молчал? Куда я сейчас на ночь глядя пойду?
   Николай не ответил. Щелкнув телевизионным пультом, презрительно скривил губы.
   – У-у, рожи… Как я их ненавижу! Смотри, ряху отъел. А этот?.. О народе они заботятся. Как же, держи карман шире… Депутаты! Только бы хапнуть побольше! Сволочи…
   Он переключился на другой канал.
   – Встретил сегодня Олежкиного классного руководителя. Совсем, говорит, перестал учиться… По алгебре опять двойку получил… Это все твое воспитание. Поблажечки ему слишком большие даешь.
   Катя почувствовала, как в душе у нее закипает беззвучный протест.
   – Погоди немного, – продолжал Николай, – скоро вырастет, совсем на шею сядет. Сейчас уже ничего делать не заставишь, все из-под палки… Обормот!
   – Я тебя умоляю! – почти выкрикнула она. – Скажи хоть что-нибудь хорошее! Про погоду, про рыбалку, про кино… Про что угодно, но только – хорошее!
   Николай обиженно хмыкнул и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.
   «Нет, в самом деле, – подумала Катя, – за целый вечер ни одного доброго слова. Ведь это же ненормально… После такого общения чувствуешь себя мусорной корзиной, куда сваливают всякий хлам».
   Тоска и безысходность снова обрушились на нее, и она с трудом нашла в себе силы, чтобы не заплакать.
   «Какие мы все-таки разные… Говорим на разных языках, по-разному чувствуем… Но ведь что-то же нас объединяло?»
   Катя вспомнила, как любили они петь под гитару, как устраивали шумные праздники или сами ходили по гостям. Сейчас стало не до гостей… А если и выходили куда, то всякий раз она не могла избавиться от чувства неловкости. Она начала стыдиться мужа. Да и само слово «муж» приобрело для нее какой-то второстепенный, почти пренебрежительный оттенок. Оно никак не ассоциировалось у нее с понятием «мужчина».
   «Но сколько женщин живет так? Наверное, не я одна?.. И ничего, терпят… Может быть, даже хранят верность. Впрочем, какое мне дело до других? Раз живут, значит, могут… А я не могу!»
   Она поднялась, скрестив руки на груди, прошлась по комнате. Затем снова села в кресло.
   «Тогда развод?.. Можно паковать чемоданы?»
   Катя представила, как в последний раз присядет возле многочисленных коробок и сумок. Помолчит… Может быть, даже всплакнет напоследок… Словно перед дальней дорогой.
   Томительное чувство разлуки ей было знакомо. Не раз приходилось уезжать из дома. К родственникам, в отпуск… И всегда, она с радостью возвращалась. А сейчас?.. Впервые ей предстояло уехать навсегда.
   От этих мыслей Кате стало страшно. Она ощутила ледяной холод одиночества. Словно в целом мире больше не было никого.
   Поднявшись, она пошла на кухню, но Николая там не оказалось. В комнате у Олега тоже было пусто… Распахнув дверь в спальню, Катя увидела мужа, лежащего на кровати поверх одеяла. Она села рядом. Николай не пошевелился.
   – Ну, ты чего? – неуверенно произнесла Катя. – Обиделся?
   Он не ответил.
   Обняв мужа, Катя прижалась щекой к его спине. И едва не завыла от предчувствия чего-то жуткого, неотвратимого… Того, что непременно должно произойти.

Глава 17

   В субботу Дмитрий пригласил Катю на концерт. Заезжая московская «звезда» представляла в «Октябрьском» свою новую сольную программу… Мужу она сказала, что задержится у подруги.
   За час до начала концерта в фойе уже было полно народу. Возле буфетных стоек выстроились очереди.
   – Возьмем шампанского? – предложил Дмитрий.
   – Давай, – согласилась Катя.
   Свободных столиков не оказалось. Оглядевшись, они приметили небольшой пятачок среди зелени декоративных пальм и отошли туда.
   – Не могу, когда кто-нибудь сидит рядом, – улыбнулся Дмитрий. – Не знаешь, о чем говорить…
   Одной рукой он обнял ее за талию, приблизил к себе, другой – поднял бокал.
   – Хочу выпить за тебя, Катенька. Чтобы все у тебя было хорошо.
   – А я – за тебя.
   Они легонько чокнулись и пригубили из бокалов.
   – Ты сегодня потрясающе выглядишь, – заметил Дмитрий.
   – Спасибо.
   – И прическа тебе к лицу… Мне нравится, когда ты так укладываешь волосы.
   – Специально для тебя старалась.
   – Я оценил.
   Дмитрий нежно коснулся губами ее щеки.
   – Все-таки мы молодцы, что собрались на этот концерт. Иногда полезно устроить себе маленький праздник… Правда?
   Катя согласно кивнула… От выпитого шампанского по телу разлилась приятная теплота.
   «Как хорошо… – беспечно подумала она. – Просто замечательно».

   Их места оказались рядом со сценой. Катя еще никогда не сидела так близко.
   «Сколько же стоят билеты? Наверное, очень дорого…»
   Катя с благодарностью посмотрела на Дмитрия. Он улыбнулся и ласково погладил ее ладонь. Она ответила легким пожатием.
   Грянула музыка… Под грохот петард и вспышки цветных фонарей на сцене возник тот, чей образ давно был знаком Кате по клипам и телепередачам. Энергично размахивая руками, он запел одну из своих известных песен. Публика разразилась аплодисментами… Вблизи артист выглядел совсем не так, как на телеэкране. В нем было больше земного, естественного. И он совсем не походил на небожителя.
   «Обычный, в общем-то, мужчина… Да, голос хороший. Но ведь сколько людей с такими голосами? И живут себе, никому не известные… А он – «звезда»! Ему рукоплещут миллионы, его благосклонности добиваются женщины, его знает каждый ребенок… Отчего так? Почему именно он?»
   Катя внимательно вглядывалась в его лицо, словно пыталась найти ответ на этот вопрос. Но ничего особенного в нем разглядеть было нельзя. Лицо как лицо… Вполне заурядное, такое же, как у многих.
   «И все-таки, почему именно он?.. Слепой жребий? Божий промысел? Узнать бы, что он сам думает об этом…»
   Артист уже пел другую песню. Золотым дождем рассыпались по сцене искры фейерверков, мелькали разноцветные огни; девушки в ярких одеждах легко кружились по сцене… Незаметно для себя Катя попала под гипноз этой праздничной мишуры и очнулась лишь после того, как объявили антракт.

   В перерыве они с Дмитрием никуда не пошли. Сидели рука об руку, говорили о чем-то… Потом зрители снова заполнили зал, и началось второе отделение.
   Соседние с ними кресла занимала молодая респектабельная пара: мужчина в дорогом черном костюме и стройная женщина в коротком облегающем платье. Они сидели тихо и почти не общались между собой. Вряд ли Катя вообще обратила бы на них внимание, если бы…
   Она повернулась к Дмитрию, хотела ему что-то сказать. Взгляд машинально скользнул вниз, и тут… Слова застряли у нее в горле. Ох, нет, лучше бы она никогда не видела этого!.. Нога Дмитрия соприкасалась с гладким коленом соседки.
   Катю бросило в жар. Она ждала, что вот сейчас Дмитрий отодвинет ногу, сядет как-нибудь поудобнее… Но он не менял позы.
   Что творилось у нее в душе! Какой ураган бушевал!.. В считанные секунды все хрустальные замки были сметены и развеяны в прах. Все то, хорошее, что она лелеяла в себе, оберегала – все погибло, сгорело дотла.
   «Как же так?.. Значит, ему все равно? Значит, он готов с любой?.. Боже, какая я дура!»
   Горькие слезы обиды душили ее. Сердце разрывалось от ревности… Мужчина, который стал для нее всем, без которого она уже не могла жить, сидел сейчас рядом, держал ее руку в своей, и в то же время – был с другой. «Глупая баба! – зло ругала она себя. – Что ты понимаешь в жизни?! Расчувствовалась… Как же!»
   Она с трудом досидела до конца. Все происходящее стало ей безразличным. Хотелось одного – забыться, спрятаться ото всех, чтобы никого не видеть и не слышать.

   Всю дорогу до метро Катя была задумчиво молчаливой. Дмитрий безуспешно пытался ее расшевелить.
   – Случилось что-нибудь?
   – Нет. Все нормально.
   – Может быть, что-то болит?
   – Нет.
   – Значит, концерт не понравился…
   – Понравился.
   – Тогда отчего ты такая?
   – Какая?
   – Ну, перестань… Хватит.
   Он обнял ее, поцеловал в губы.
   – Странная ты… Улыбаешься, а глаза грустные.
   Катя вздохнула и, не ответив, пошла дальше. Дмитрий догнал ее, схватил за рукав.
   – Скажешь ты, наконец, что произошло?
   – А ты не догадываешься?
   – Ничего не понимаю… Ты что, разыгрываешь меня?
   Она смотрела на него и думала… Вот сейчас они спустятся в метро, постоят на платформе; подойдет электричка, он поцелует ее на прощание, и она уйдет. Уйдет навсегда… Так будет лучше для обоих.

Глава 18

   Ранняя весна в Петербурге удивительно похожа на осень. То же серое низкое небо, тот же мелкий нудный дождь; черные ветви деревьев, дрожащие на ветру; лужи воды на асфальте… Слякотно, зябко…
   Катя возвращалась из магазина домой. В одной руке она держала раскрытый зонтик, в другой – пакет с продуктами.
   По дороге с шумом проносились машины. Она остановилась на перекрестке, подождала, пока загорится зеленый огонек светофора, и перешла на противоположную сторону.
   Катя медленно ступала по залитому водой тротуару. Несмотря на дождь, ей не хотелось прибавить шаг.
   Полтора месяца назад она начала работать над диссертацией. Дни и ночи проводила за письменным столом, заваленным толстыми книгами, взлохмаченными тетрадями и мелко исписанными листами. Почти нигде не бывала… Дом, университет, снова дом… Этот однообразный ритм засасывал, как трясина.
   Сегодня был выходной, и Катя решила дать себе отдохнуть. Ничего не делать – просто гулять, смотреть телевизор, листать журналы… Проснувшись, она долго лежала в постели, потом позавтракала, пошла в магазин. И сейчас, возвращаясь, поймала себя на мысли, что давно не гуляла вот так, не спеша, без оглядки на время.
   Войдя в лифт, она нажала кнопку своего этажа. Кабина вздрогнула и с гудением поползла вверх.
   Перед глазами пестрели свежие надписи. Кто-то разукрасил фломастером все стены. Когда она выходила из дома, ничего этого еще не было. Когда только успели?
   «Варвары, – с презрением подумала Катя. – Дикие, неразумные люди… Что за радость в том, чтобы изгадить, поломать? Неужели это доставляет им удовольствие?»
   На ее памяти дважды в подъезде делали освежающий ремонт и всякий раз, не успевала высохнуть краска, все возвращалось в исходное состояние. Почему? Зачем?.. Вопросы для психоаналитиков.
   А может быть, все проще? И за ответом надо обращаться прямиком к Всевышнему? Может, эти люди не подлежат человеческому осуждению? Ибо не ведают, что творят… Есть разрушители, и есть созидатели. Одни создают, другие разрушают. Каждый выполняет то, для чего предназначен… И территория подъезда – всего лишь крохотный и не самый яркий фрагмент глобального противостояния Добра и Зла…
   «Куда тебя занесло, – усмехнулась она своим мыслям. – Не слишком ли заумно?»

   Муж был дома один. Олег уже ушел гулять.
   Катя разделась в прихожей и прошла на кухню. Надо было что-то приготовить к обеду… Поставив на газовую плиту кастрюлю с водой, она достала из пакета курицу.
   – Кефир купила? – спросил Николай.
   – Забыла, – виновато призналась Катя. – В следующий раз обязательно куплю.
   – В следующий раз, в следующий раз! – он обиженно засопел. – Вечно что-нибудь не так. Ты же знаешь, у меня кишечник… Мне обязательно нужен кефир.
   – Завтра куплю… На, съешь яблочко.
   Опустив в кипящую воду нарезанную для супа курицу, Катя присела к столу, развернула журнал. Скользнула бесцельно по глянцевым ярким страницам.
   Мода… Хозяйке на заметку… Гадание на пуговицах… Гороскоп… Интервью с политиком…
   «Жизнь – есть постоянное преодоление препятствий».
   «Да, – с тоской подумала она, – что верно, то верно. Препятствий хоть отбавляй… Не успеешь преодолеть одно, тут же появляется другое. Даже если ничего особенного не происходит, все равно приходится что-то преодолевать. Утром открываешь глаза – хочется спать. Преодолела… Надо умываться, приводить себя в порядок. Преодолела… Надо готовить завтрак. Преодолела… Надо идти до остановки, ждать вечно опаздывающий автобус, мерзнуть на ветру. Преодолела… И так ежедневно и ежечасно. Из года в год, из месяца в месяц. Но ведь иначе и быть не может – жизнь так устроена. Жизнь… А что же тогда смерть? Ее противоположность… Значит, если в жизни каждая секунда требует постоянного напряжения и преодоления, то смерть избавляет разом от всего. Ни на что не требуется никаких усилий. Не к этому ли подсознательно стремится каждый человек? Выходит, смерть – благо?.. О господи, чего это я? Как я устала… Как устала».
   – Ты слушаешь меня? – переспросил Николай. – Я говорю, с Мухиным поругался.
   – Из-за чего?
   – Гнилой мужик… Обижается, что требую с него. А как не требовать? Норму не выполняет, вечно под балдой… Общие показатели снижает… А мастер потом с кого спрашивает? С меня!.. Он ничего этого не понимает. Говорит, как бригадиром назначили, так сразу зазнался. Это я-то зазнался? Я к нему как к другу, а он мне козью рожу делает.
   Щеки Николая зарумянились от возмущения.
   – Ну, чего ты в журнал свой уткнулась? Поговори хоть со мной немножко. Я тебе муж или не муж, все-таки?
   Катя отложила в сторону журнал, вяло улыбнулась.
   – Давай, поговорим…
   – Мы и так редко с тобой общаемся. Ты вечно в книгах своих. Смотри, не заучись… У нас на работе у одного мужика сын в институт поступил. Тоже вот так же за книжками все сидел. На красный диплом шел… И что ты думаешь? Крыша съехала от перенапряжения. Сейчас на нашем заводе разнорабочим пашет. Так что смотри…
   – Смотрю.
   – Надо будет этим летом лоджию обязательно застеклить. Сколько уже собираемся… Хоть вещи кое-какие можно будет там хранить. Вместо кладовки… Ребят попрошу со стройгруппы, они сделают. Все же дешевле, чем по объявлению. Правда?
   – Ага.
   – Что-то я все толстею и толстею… Заметно?
   Катя неопределенно пожала плечами.
   – Ем, вроде, не так уж много… Спортом, что ли, заняться? Бегать по утрам… Вот подсохнет немного – и начну… А может, таблеток каких попить? В газете читал, есть такой препарат для похудения – выпил, и все в порядке. Не надо ни на каких диетах сидеть.
   – Не всегда тому, что в газетах пишут, можно верить.
   – Ну, они ведь знают. Врать не будут…
   Николай встал, подошел к окну, посмотрел вниз.
   – О-о! Все семейство Мудряковых на прогулку вышло. В полном составе… Валька, Зинка, малой и теща…С палочкой, как всегда, ковыляет. Боевая старуха… Тут недавно мне Валька рассказывал… Пошла она внука прогуливать. Как раз дни теплые стояли. Она его в открытой коляске и повезла. Знаешь, такие, где сидеть надо… Вышли во двор, на солнышке греются. Откуда ни возьмись – дог здоровенный. Подбежал, вокруг крутанулся – и к коляске. Парень там сидит, дремлет… А кобель, недолго думая, ногу поднял – «бз-з-з!» ему за шиворот. Бабку чуть кондрашка не хватил. Она батог в руки и псу по загривку «Бац!» Тот – с визгом к хозяину… Мужик что-то там крикнул. Бабка палку наперевес – и в штыковую… Хорошо, неважно бегает, а то бы и хозяину досталось.
   Николай подошел к ней, обнял сзади за плечи.
   – Давай сегодня я с тобой спать буду. А то все врозь да врозь… Мы ведь не старые еще…
   – Не знаю, – нехотя ответила Катя. – Я привыкла одна… Тесно вдвоем, не отдохнешь, как следует.
   – Другие вон вместе спят.
   – Кто – другие?
   – Да все… Мухин как узнал, что мы порознь ночуем, удивился. Мы, говорит, с Надькой все время вместе. Это, мол, непорядок…
   – Какое Мухину дело до того, кто как спит? И вообще, зачем ты ему об этом рассказываешь?
   – Ну, как… Разговариваем… На разные темы.
   Закипела вода в кастрюле. Катя ложкой сняла накипь и убавила газ.
   – Пойдем в комнату, – сказал Николай, взяв ее за руку.
   – Мне некогда. Картошку надо чистить.
   – Пойдем, – настойчиво повторил муж и потянул за собой.
   В комнате он повалил ее на диван. Катя ощутила на груди его ладонь, почувствовала губами его губы… Искра желания вспыхнула в ней и слабо затеплилась.
   – Полежим? – негромко произнес Николай.
   – Что, прямо сейчас?.. А вдруг Олежка придет?
   – Не придет. Он недавно ушел.
   Катя сняла халат и, откинув назад волосы, вытянулась на диване. Муж сидел рядом, с кряхтением стягивал спортивные брюки.
   – Смотри, синячище какой поставил, – сказал он, показывая на колене огромное багровое пятно. – И здесь… – он приподнял другую ногу. – Тележку с болванками по цеху вез, а тут электрокар выехал. Я в него со всего ходу – бац! – и коленками о железо…
   Николай, морщась, потрогал пальцем синяк. Потом добавил:
   – Живот пучит… Который день сходить не могу…
   – Ты уже говорил об этом, – оборвала его Катя.
   – Ну и что! Тебе чего, не нравится? Ладно, больше вообще ничего не скажу… Подумаешь! Принцесса какая…
   Катя почувствовала нарастающее раздражение. Муж стал неприятен ей. Она вдруг обратила внимание на его кривые ноги, на обвислый круглый живот, на женственную пухлую грудь, заросшую черными жесткими волосами… Ей стало тошно. Захотелось немедленно встать и уйти. Но Николай уже был над ней… Его мокрые губы впились ей в рот, шершавые мозолистые руки зашарили по телу, царапая нежную гладкую кожу… Это было ужасно. Как будто насиловали душу. Телу было привычно – все-таки муж… Но душа… Она металась, рвалась на волю, кричала немым криком, плакала невидимыми слезами.
   Когда муж устало привалился рядом. Катя с облегчением вздохнула и пошла в ванную.
   «А ведь теперь всегда будет так, – с неожиданной болью подумала она. – Всегда… И ничего не изменить… Надолго ли меня хватит?»

   После обеда Катя села за книги. С тех пор, как она начала работать над диссертацией, это вошло у нее в привычку… Сначала дело продвигалось трудно. Она нервничала, ей казалось, что все неверно… Но потом в нагромождении материала незаметно обозначилась тема, и Катя принялась быстро записывать, боясь что-нибудь упустить.
   Через три часа напряженной работы у нее зарябило в глазах. Она погасила настольную лампу, устало откинулась на спинку стула.
   Сын, Олег, сидел возле окна, смотрел на улицу. Внезапно он быстро поднялся, с обезьяньей ловкостью взобрался на подоконник и, распахнув форточку, громко крикнул:
   – Дима! Ди-и-им!..
   Растерянно оглянувшись. Катя спросила:
   – Кому кричишь?
   – Димка Сорокин… Одноклассник.
   – Слезь с подоконника.
   Она нервно сцепила руки. Это имя, это безобидное сочетание звуков повергло ее в смятение… Так бывает в горах, когда от легкого сотрясения воздуха с вершины срывается крохотный камешек и летит вниз, увлекая за собой десяток таких же; они в свою очередь сталкивают камень побольше, тот – еще крупнее; и вот уже сотни огромных тяжелых валунов со страшным грохотом катятся к подножию, сметая все на своем пути… Такой камнепад творился у Кати в душе. Только вместо камней были воспоминания. Мимолетные, едва уловимые и отчетливо-яркие, со множеством деталей и подробностей; они громоздились друг на друга, их становилось все больше.
   «А что если он так же думает обо мне? Что если тоже страдает?»
   Катя не знала, как быть. Ведь не он же оставил ее – она сама так решила.
   «Ты уверена, что поступила правильно? Подумаешь, коснулся он чьей-то коленки… Когда ты едешь в метро, тоже ощущаешь прикосновения мужчин. И, признайся, – не всегда отстраняешься… Но разве это измена?»
   Она уткнулась лицом в ладони. Боль становилась все нестерпимее.
   «А может, и вовсе ничего не было? В полутьме легко ошибиться. И угол зрения был таким, что не ясно… Тогда чего же я сижу? Звонить!.. Немедленно, сейчас же!»
   Катя вышла в прихожую, надела пальто.
   – Ты куда? – лениво поинтересовался муж.
   – Скоро приду, – ответила она, пытаясь унять охватившую ее дрожь. – Прогуляюсь…

Глава 19

   В механическом цехе, где работал Николай, был предобеденный перекур. Бригада токарей сидела на разномастных покосившихся стульях вокруг потемневшего от времени стола и дружно дымила сигаретами. Четверо стучали костяшками домино, остальные азартно болели, дожидаясь своей очереди. Играли в «козла», пара на пару.
   Напарником Николая был Толик Мухин, с которым они уже успели помириться. Против них сражались слесарь-наладчик Левушкин и дежурный электрик Князев, по прозвищу Хитрый Электрик.
   Смысл незатейливой игры сводился к следующему. Надо было так закончить партию, чтобы на руках у соперников осталось как можно больше очков. Та из сторон, которая первой набирала сто двадцать, считалась проигравшей… Особым шиком считалось закончить игру досрочно дублем «пусто-пусто» – так называемой «соплей». И уж совсем триумфальной была концовка двумя дублями сразу: «пусто-пусто» и «шесть-шесть». В этом случае победителей ожидали особые почести, а к проигравшим надолго прилипало звание «генерал».
   Надо сказать, что игра эта давно уже стала в цехе культовой. Не было дня, чтобы во время обеденного перерыва за столом не собирались игроки и болельщики.
   – Эй, спортсмены! – окликнул их проходивший мимо мастер. – Не рано ли за фишки взялись?
   – Да ты чо, Петрович! – отозвался Хитрый Электрик. – Без пяти уже давно.
   – Работали бы с таким же азартом.
   – А вы бы платили… – отозвался Толнк Мухин и, глядя мастеру вслед, негромко, но зло добавил:
   – Деловой…
   – Ладно, – мотнул головой Николай. – Мешай, не отвлекайся.
   Толик проворно начал крутить руками по столу, перемешивая черные, тускло поблескивающие костяшки домино.
   – Чего руки дрожат? – усмехнулся Левушкин. – Опять вчера нажрался?
   – Не… – помотал головой Мухин. – Вчера я культурно отдыхал. В кино с женой ходили.
   – Как называется?
   – Через какую-то ерунду – в космос!
   – Что, так и называется?
   – Примерно.
   – Может, «Через тернии к звездам»?
   – Во-во! Точно!..
   – Хватит базарить, – одернул его Николай, разглядывая зажатые в руках доминошки. – Есть чего?
   Мухин быстро глянул по сторонам и незаметно облизнул губы.
   «Ясно, – подумал Николай. – Играет на тройках».
   И в свою очередь слегка пошевелил указательным пальцем, давая понять, что у него в основном «однушки».
   Толик радостно закивал головой.
   – Раз-раз заходит… У кого? – спросил Хитрый Электрик.
   Николай положил в центр дубль «один-один».
   – Качусь… – сидевший слева от него Левушкин постучал доминошкой по столу.
   – Ага! – восторженно крикнул Мухин. – А так?
   Он поставил «один-три».
   Хитрый Электрик тоже постучал по столу.
   – И тебя прокатили? – сочувственно произнес Николай, прикладывая очередную доминошку. – А что вы на это скажете?
   – Дальше, – снова брякнул костяшкой по столу Левушкин и выразительно посмотрел на напарника.
   – А я чего сделаю? – развел руками Хитрый Электрик. – Такая масть пришла.
   – Багри очки, нам не светит.
   – Как же, – злорадно оскалился Мухин, – сбагришь ты у меня.
   – Не давай им по шестеркам развернуть, – предостерег напарника Николай.
   – Знаю, – ответил Мухин. – Вот так…
   Хитрый Электрик тоже сделал ход.
   – Рыба! – хлопнул по столу ладонью Николай.
   – Посчитали, прослезились, – ехидно улыбнулся Мухин.
   Очков на руках у соперников осталось много, но до ста двадцати еще не хватало. По правилам нужно было продолжать игру. Николай сгреб доминошки в центр и кивнул Хитрому Электрику:
   – Разомнись.
   Тот нехотя закрутил руками по столу.
   – Надоели вы мне все хуже горькой редьки… Уйду я скоро от вас.
   – Куда?
   – Бизнесом займусь… Родственник давно уже к себе в фирму зовет.
   – И кем ты там будешь? Старшим помощником младшего дворника?
   – Заместителем директора по маркетингу.
   – Ого, круто!
   – А ты знаешь, что все бизнесмены импотенты? – вмешался Мухин.
   – С чего ты взял? – опешил Хитрый Электрик.
   – Прочитал в журнале «Здоровье».
   – Серьёзно?
   – Абсолютно… Своими глазами видел социологический опрос.
   – И что – все поголовно?
   – За редким исключением.
   – Да туфта все эти ваши социологические опросы, – скептически ухмыльнулся Левушкин. – Тут надо знать, кого опрашивать. Вот ты скажи мне, на основании чьих показаний вывели это утверждение? Кому задавали вопросы?
   – Как, кому? Женам, естественно…
   – Вот!.. В том-то все и дело! Женам… С которыми прожили по много лет. А надо было спрашивать молоденьких любовниц. Тут бы и узнали, какие они импотенты… После молодой девахи не очень-то на свою благоверную потянет… Правильно?
   – Не совсем. Есть одна нестыковочка… А как быть с теми, кто недавно женат?
   – Вот они и попадают в то «редкое исключение», о котором ты говорил.
   – Ходи давай, знаток, – сказал Николай, прикуривая папиросу. – А то опять проиграешь.
   Он успел переглянуться с Мухиным. Тот мигнул сразу двумя глазами. Это означало, что у него на руках «генерал»: два дубля – «пусто-пусто» и «шесть-шесть».
   Сосредоточенно просчитывая каждый ход, Николай внимательно следил за напарником. К середине партии стало ясно, что у них есть шанс отличиться.
   Напряжение нарастало. Зрители заволновались…
   – «Генерал» идет.
   – Да, если по-умному сыграть…
   – Левушкин, готовь погоны!
   Мухин сделал ход и вызывающе посмотрел на Хитрого Электрика. Тот нерешительно протянул руку с доминошкой, потом резко отдернул, как от огня, потом снова протянул…
   – Думай, голова… Думай, – с намеком проговорил Левушкин. Хитрый Электрик медлил. Лицо его выражало крайнюю степень интеллектуального напряжения… Наконец он просиял.
   – А-а! Понял!
   И, перекрестив на столе крайнюю доминошку, приложил к ней свою.
   – Вот так…
   Левушкин побледнел. Изо рта у него выпала сигарета.
   – Ты что творишь, бес!.. Так твою мать!.. Ты же пятерочный мне обсандалил!
   – А чего ты прошлый раз не дуплился? – растерянно пролепетал Хитрый Электрик. – Я думал, он у них.
   Мухин оживился.
   – Спокойно, господа… Готовьтесь к присвоению высокого звания… Коля, ну!..
   Николай посмотрел на напарника. В руке у того были зажаты две доминошки.
   «Та-а-ак, – взъерошив волосы на затылке, подумал Николай. – На том конце шестерка… У Левушкина шестерок нет, он на них катился. Значит, не забьет… С чем там «голый» идет? С четверкой?..»
   Николай поставил «один-четыре». Левушкин, скривив лицо, приложил к нему «четыре-пусто».
   – Кричи ура! – скомандовал Николай.
   – Генера-а-ал! – победно воскликнул Мухин и, широко размахнувшись, влепил по столу пятерней с двумя прижатыми к ладони доминошками.
   Все вокруг разом загалдели, выражая восхищение блестяще разыгранной партией. Мухин и Николай торжествовали. Проигравшие, понурив головы, уступили места следующей паре.
   – Я тоже больше не буду, – сказал, вставая, Мухин.
   – Почему? – удивился Николай. – Давай еще партеечку…
   – Пойдем лучше по сто граммов выпьем. За победу.
   – У тебя есть?
   – Конечно.
   Хитрый Электрик увязался было за ними, но его отшили. Они поднялись на второй этаж и оказались в раздевалке. Здесь, недалеко от душевой, был ящик Мухина. На нем свежей краской сиял порядковый номер и надпись: «Не влезай, убьет!»
   – Ты, что ли, постарался? – спросил Николай.
   – Ага… Так просто, от балды…
   Он достал ключ, открыл замок, распахнул двустворчатую дверь. Пошарив в углу, извлек на свет початую бутылку водки и граненый стакан.
   – С закусью напряженка… – предупредил Мухин. – Только конфета «Коровка» и два сухаря.
   – Ничего, перебьемся.
   – Держи… Ты первый.
   Николай принял у него из рук на треть наполненный стакан и, шумно выдохнув, лихо опрокинул в рот прозрачную жидкость. Сивушный запах перехватил дыхание, защекотал ноздри. Водка была теплой и оттого пилась тяжело.
   – Здорово мы их, правда? – улыбнулся Мухин. – Вчинили «генерала», как с куста.
   – А Левушкин с отрубленным дублем… Ха-ха-ха!.. Так и остался.
   Они замолчали, похрустывая сухарями.
   – Хорошая водка. Хоть и теплая…
   – Крепкая, зараза… Закурить, что ли?
   Николай достал папиросы.
   – Лучше не надо, – остановил его Мухин. – Уборщицы унюхают дым, прибегут… Заложат сразу.
   Они постояли, поговорили немного. Потом допили остатки, и Мухин выбросил пустую бутылку в урну.
   Николай почувствовал, как хмель ударил в голову. Двух сухариков на закуску было явно маловато.
   – Пойдем в столовку?
   – Пойдем, – согласился Мухин и как-то странно посмотрел на него.
   – Слушай… Не знаю даже, как тебе сказать…
   – Да ладно, брось, – Николай хлопнул его по плечу. – Я на тебя не в обиде… И ты на меня тоже зла не держи.
   – Я не об этом.
   – О чем же?
   – Тут такое дело…
   – Ну, чего забуксовал? Говори как есть!
   Мухин напрягся, вдохнул поглубже и, отведя в сторону глаза, выпалил:
   – Короче… Катька твоя блядует!
   – Что? – Николай схватил его за отворот куртки. – Что ты сказал?
   Мухин испугался… Никогда еще не доводилось ему видеть приятеля таким. Он пожалел, что начал разговор, но отступать было уже поздно.
   – Откуда тебе известно? Ну!.. – Николай тряхнул его за грудки.
   Разом вспотев от волнения, Мухин сбивчиво залепетал:
   – Это… Как его… Сам… Сам видел.
   – Где?
   – Щас расскажу… Да отпусти ты меня! Я ведь по дружбе… Чтобы как лучше…
   Николай разжал пальцы, и Мухин по инерции сделал два шага назад. В этот момент он походил на взъерошенного воробья.
   Прислонившись к стене, Николай закрыл глаза. На бледном лице застыла гримаса отчаяния. Он был потрясен известием.
   – Мы вчера с Надькой, женой моей, в кино пошли, – начал Мухин. – Во Дворец культуры, который недавно открылся после капремонта. Кинозал там на первом этаже, но время еще до начала было, и мы на второй поднялись. Посмотреть, как и что… Вот… А тут мимо парочка идет. Я внимания сначала не обратил – народу полно, все туда-сюда… А Надька мне: «Уж не Катерина ли?» Гляжу – мать твою! Точно, она…
   Николай медленно сполз по стене на пол и уткнулся головой в колени. Мухин растерянно замолчал.
   – Дальше, – сквозь зубы произнес Николай.
   – Нас она не заметила, хоть и рядом прошла. Не до того… Встали у окна и давай целоваться. В общем, сам понимаешь… Он, я так понял, работает там. Маляр, кажись… Куртка вся в краске… А она к нему бегает… Ты только ей не прощай. С бабами так – один раз слабину дал – и все. Поучи ее, поучи… Чтоб в следующий раз знала…
   «Какой позор, – думал Николай. – Рогоносец!.. Завтра всему цеху будет известно. И как я теперь с них буду спрашивать? Скажут, сначала за своей женой присмотри, а потом уже нами командуй».
   Он застонал, царапая лицо ногтями.
   «Как она могла? Как?.. Тварь! Потаскуха!»
   Николай поднялся и медленно побрел по коридору.
   – Ты куда? – окликнул его Мухин.
   Он повернулся, посмотрел тяжело, исподлобья:
   – В цехе скажи, что с обеда задержусь… Или нет… Ничего не говори.
   И пошел дальше, тяжело ступая по скрипучим половицам.
   …В кузнице прогоркло пахло каленым железом, угольной пылью, мазутом. Отблески пламени из горна плясали на закопченных стенах.
   Возле огромного механического молота стояли двое в кожаных фартуках и, склонившись к широкой, как стол, наковальне, ловко переворачивали длинными щипцами малиновый брусок. Шумно вздыхая, молот с оттяжкой бил по нему, высекая снопы оранжевых искр.
   Придав заготовке нужную форму, тот, что повыше, снял ногу с белой железной педали и вытер ладонью пот со лба. Сразу стало тихо, но в ушах все еще звучало это ритмичное уханье.
   – Привет, Родион, – поздоровался Николай.
   – Здравствуй, Коля, – ответил кузнец.
   – Чего не обедаешь?
   – Сейчас пойдем… Еще парочку откуем и шабаш… Ты по делу или как?
   Николай повел головой в сторону его напарника и вопросительно поднял брови. Кузнец понимающе кивнул:
   – Говори при нем… Мишка свой парень.
   – У меня к тебе просьба. Помнишь, месяц назад ты ствол у винтовки обрезал?
   – Было… На охоте, по пьяни, свояк мой отличился. Сунул, придурок, ствол меж берез и погнул. У него же здоровья не мерено!.. Я уж хотел «мелкашку» выбрасывать. Хоть и немного погнуто, но стрелять опасно – разорвет. А потом умные люди посоветовали обрез сделать… Отпилил ствол, приклад – самое то получилось.
   – Ты не мог бы дать мне эту штуку на пару дней.
   – Зачем тебе?
   – На дачу… Лиса, понимаешь, повадилась в соседский сарай за курами ходить. Хочу в засаде посидеть… Может, повезет?
   – Да кто же на лису весной охотится? Сейчас у нее шкура знаешь какая? Как у кошки облезлой… Зимой надо… Вот когда мех у нее играет – залюбуешься.
   – Мне шкура не нужна.
   – Тогда зачем животину губить? Мясо у лисы есть не будешь.
   – Так, интересу ради…
   – Какой же тут интерес? Зазря, без пользы – это уже не охота… Убийство.
   Николай недовольно хмыкнул и заиграл желваками.
   – Ну, ты еще лекцию мне прочти! О братьях наших меньших… Скажи: дашь или не дашь? Я ведь не просто так прошу… В прокат беру, за деньги… На, вот…
   Он протянул кузнецу несколько смятых купюр. Тот бережно взял их, аккуратно расправил на ладони.
   – Чего много так? И половины хватит…
   – Мне скоро деньги не понадобятся.
   – Что? – кузнец насторожился. – Знаешь, забери-ка ты их обратно.
   – Шучу я, – через силу улыбнулся Николай. – Больной, что ли? Шуток не понимаешь?
   – Шутки… Тут такие тебе шутки будут, если что… Тюрьма!
   – Брось, не бери в голову… Давай-ка перед обедом по стаканчику…
   – А у тебя есть? – подобрел кузнец.
   – Сбегаю.

   Солнце светило по-весеннему ярко. Теплый ветер поднимал рябь на лужах, шуршал сухой прошлогодней травой. Во дворах шумно играли дети, у подъездов на скамейках судачили о своем старушки. И на каждом шагу попадались красивые женщины… Их было необычно много в этот светлый день. Словно странные диковинные птицы, слетевшиеся после долгой зимы, стайками и в одиночку, гуляли они по улицам города. И это было самой верной приметой наступившей весны…
   Если бы Николай мог все это видеть, наверняка бы сердце его смягчилось. Но он, опьяненный водкой и злостью, ничего вокруг не замечал.
   «Погоди, сейчас ты у меня попляшешь… На коленях будешь ползать! Ноги целовать!»
   Он был раздавлен, унижен и думал только об одном – немедленно отомстить! Насладиться сценой возмездия, увидеть ужас и раскаяние в ее глазах… Чтобы поняла она бабьим своим умом, что нельзя с ним так! Что мужик он, в конце концов, а не тряпка какая-то…
   Николай остановился, достал из кармана бутылку, вырвал зубами размокшую газетную пробку и прямо из горлышка допил содержимое.
   Пьяный кураж все больше охватывал его. Сунув руку за пазуху, он ощутил холодную сталь винтовочного обреза. Это придало ему решимости.
   «Подлая тварь! Променять меня на какого-то идиота… Маляришка, ничтожество! Тьфу!.. Чем я-то ей не угодил? Вроде не урод, руки-ноги и все остальное – на месте. И не глупый… На бригадира, вон, выдвинули. Значит, достоин… А она?.. Ничего, я тебе сейчас устрою!»
   Николай ускорил шаги, почти побежал. Ненависть и злоба распирали его. Надо было немедленно дать этому выход, освободиться… Иначе он взорвался бы изнутри, как воздушный шар.

Глава 20

   С треском вылетела входная дверь…
   От испуга Катя подпрыгнула на табурете. «Что случилось?» – тревожно подумала она и, опрокидывая стулья, метнулась в прихожую.
   Распахнутая дверь, покосившись, висела на нижней петле, на полу валялись мелкие белые щепки, какие-то железки от сломанного замка.
   Прислонившись плечом к косяку, на пороге стоял муж. В первую секунду Катя даже не узнала его – так изменилось лицо… Он был пьян.
   – Ну, что, сука! Молись… Я все знаю… – хриплым, чужим голосом произнес супруг, поднимая обрез винтовки и направляя ствол ей в живот.
   «Как нелепо, – мелькнула мысль. – Хорошо, что Олежки нет дома…»
   Она отступила назад… Он двинулся следом, не сводя с нее стекленеющих неподвижных глаз.
   – Коля, что у тебя в руках?.. Зачем?.. Ложись спать, завтра обо всем поговорим.
   – Спать? – он криво усмехнулся. – Сейчас ты у меня уснешь навеки…
   «Вот она, расплата, – подумала Катя, холодея от страха. – Сколько веревочке ни виться…»
   – Что, – брызгая слюной, кричал муж, – у него длиннее? Или с винтом?.. А?.. Сучья порода!
   Катя молчала, надеясь, что все обойдется. Интуиция подсказывала ей, что мужу лучше сейчас не возражать. Выпустит пар – и успокоится… Конечно, раз уж он узнал что-то, серьезного разговора не избежать. Но пусть это будет завтра, когда он хоть немного протрезвеет.
   – На колени! Ну!.. Я кому сказал! – он схватил ее за волосы и пригнул к полу.
   – Пусти… Больно!
   – А мне не больно?! Мне каково! Ты подумала?
   Распаляясь все больше и больше, он подпрыгивал на месте, словно исполнял какой-то загадочный ритуальный танец.
   «Господи, у него истерика! – мелькнула у Кати мысль. – Плохо дело…»
   Она с трудом освободила свои волосы и сильно толкнула его руками в грудь. Николай отшатнулся к стене, но устоял.
   – Ты кого толкаешь, мразь!
   Он размахнулся свободной рукой и ударил ее по лицу. Никогда и никто не бил Катю. Даже в детстве она не знала, что такое материнский подзатыльник или отцовский ремень. Этот удар ошеломил ее не столько физически, сколько душевно. Она потеряла контроль над собой. И разом вскипела адская смесь!.. С одной стороны – униженный, оскорбленный, безумный от водки и нервного стресса муж, а с другой – она… Месяц за месяцем носившая в себе отчаяние, тоску, безысходную боль, уставшая от постоянного вранья, душевного дискомфорта. И все это внезапно смешалось… И взорвалось!
   – Убей меня! Убей! – рванув на груди ворот платья, дико закричала она. – Все равно ничего не изменить! Я люблю его!.. Слышишь?.. Люблю!
   Николай оторопел… Что угодно готов он был услышать от нее – мольбу о помощи, площадную брань, стоны и проклятия – но только не это… Слова, произнесенные женой, были ужасны. Она больше не принадлежала ему. И он ничего с этим поделать не мог.
   Теряя рассудок, Николай вскинул обрез.
   – На!.. Жри свою любовь!
   Палец его легко скользнул по спусковому крючку, и короткий курносый ствол, чуть дернувшись вверх, послушно выплюнул кусок горячего свинца.

   Катя открыла глаза… В первые мгновения она с трудом приходила в себя, пытаясь понять, что с ней, почему она лежит на полу. Потом сознание прояснилось, и Катя вспомнила все…
   Сколько длилось забытье: час, минуту?.. Опершись на локоть, она посмотрела вокруг. Мужа нигде не было.
   «Надо вставать», – мысленно приказала себе Катя. Так, словно пробуждалась после долгого ночного сна.
   Она приподнялась и тут же, охнув от боли, легла на бок. Схватившись руками за живот, почувствовала под ладонями теплую сырость.
   «Кровь… Что же делать?.. Надо добраться до телефона».
   Телефон стоял недалеко, метрах в двух. Но как снять его с полки?
   Превозмогая боль, Катя доползла до него. Взявшись за провод, осторожно потянула на себя… Перед глазами замелькали желто-зеленые точки.
   «Только бы сознание не потерять», – подумала она.
   Телефон с грохотом сорвался с полки, едва не ударив ее по голове. Корпус треснул, трубка на витом шнуре отлетела далеко в сторону. Дотянувшись до нее, Катя услышала протяжный ровный гудок.
   «Работает!»
   Она набрала номер, боясь, что никто не ответит. Но на том конце сняли трубку.
   – Алло. Дворец культуры.
   – Огренича позовите… Художника…
   – Девушка, он сейчас занят.
   – Умоляю…
   Женщина недовольно хмыкнула, но все же пошла… Время тянулось мучительно. Она чувствовала, что теряет последние силы… Правильнее было звонить сначала в «Скорую помощь», но ей так хотелось услышать его голос.
   – Слушаю, Огренич, – раздалось наконец в трубке.
   – Дима! – крикнула она.
   – Кто это? Катя?.. Почему ты шепчешь? Тебя совсем не слышно.
   – Приезжай ко мне… Скорее…
   – Катя, милая, – он весело рассмеялся. – Но у меня ведь работа.
   – Я умираю.
   – Я тоже… Так хочу тебя увидеть… Что прямо не могу!
   – Мне плохо… Очень.
   – Что? – в голосе его послышалась тревога. Видимо, он наконец что-то почувствовал. – А как же муж?
   – Скорее.
   – Но я не знаю, где ты живешь.
   – Запиши.
   Катя продиктовала ему адрес и потеряла сознание.

   «Скорую помощь» и милицию вызвали соседи.
   Первыми прибыли медики. Дмитрий примчался сразу же за ними. Увидев у подъезда белый микроавтобус с красным крестом, он с ужасом понял, что произошло что-то страшное, может быть, непоправимое, и, забыв про лифт, бегом побежал по ступенькам.
   Выбитая дверь лишила его последней надежды… Ворвавшись в квартиру, он увидел измазанный кровью пол, санитаров в белых халатах и Катю, лежащую на спине возле разбитого телефона. Глаза ее были закрыты, лицо казалось неестественно бледным.
   Дмитрий бросился к ней, склонился над распростертым телом.
   – Катя! Катенька!
   Она не пошевелилась… Как будто была далеко и не слышала его. А он очень хотел, но не мог преодолеть это расстояние. И эта невозможность дотянуться, докричаться до нее, когда она вроде бы совсем рядом, потрясла его.
   – Катя! – снова закричал он. – Ты меня слышишь?.. Я здесь! Я с тобой!
   Ни единого звука в ответ не вырвалось из ее сомкнутых уст.
   – Кто такой? – послышалось у Дмитрия за спиной.
   – Не знаю… Наверное, муж.
   Пожилая сухонькая женщина-фельдшер в белом крахмальном колпаке тронула его за плечо.
   – Возьмите себя в руки… Вы нам мешаете…
   Он сел на диван. По обрывкам долетавших до него фраз пытался понять, есть ли надежда? Его трясло как в лихорадке.
   Приехала милиция. Люди в форме и в штатском заполнили квартиру.
   – Лейтенант Сомов, – представился один из них, подсаживаясь к Дмитрию. – Вынужден задать несколько вопросов.
   – Слушаю вас.
   – Вы муж потерпевшей?
   – Нет.
   – Кем приходитесь?
   – Разве это имеет значение?
   – Если бы не имело, я бы не спрашивал.
   – Хорошо… Пишите – знакомый.
   – Как здесь оказались?
   – Она позвонила… Сказала, чтобы приезжал.
   – Когда это было? Время можете сказать?
   – Точно не помню… Может, минут тридцать назад… Судя по голосу, она уже была ранена.
   – Вы приехали первым?
   – Нет… Скорая уже была здесь.
   – Простите за неловкий вопрос, но… Вы были близки с ней?
   – Я любил… – он осекся. – Я люблю эту женщину!
   Дмитрий заметил, что санитары кладут Катю на носилки, и поднялся с дивана.
   – Я поеду с вами.
   – Простите, – сказал милиционер, – но я задал вам еще не все вопросы.
   – Оставим до завтра, лейтенант? Завтра с утра я приду к вам и отвечу на любой интересующий вас вопрос.
   – Поймите меня правильно… Я не могу вас просто так отпустить.
   Катю подняли и понесли. Рука соскользнула вниз, безжизненно повиснув. Женщина-фельдшер подхватила ее…
   – Позвольте мне хотя бы позвонить! – с отчаянием воскликнул Дмитрий.
   – Звоните.
   Придерживая развалившуюся коробку телефона, он торопливо набрал номер.
   – Алексей Викторович, это Дима… Тут такое дело…
   Сбиваясь, он вкратце объяснил суть. Потом передал трубку милиционеру.
   – С вами хотят поговорить.
   Оперативник недоверчиво взял трубку и, словно боясь обжечься, осторожно приложил к уху.
   – Лейтенант Сомов… Да… Так точно… Понял, товарищ полковник.
   Он повернулся к Дмитрию.
   – Вы свободны. Завтра жду вас к десяти… Вот, возьмите визитку.
   Дмитрий выскочил на лестничную площадку и быстро побежал по лестнице вниз. Он боялся, что «скорая» уедет без него.
   Солнечный свет ослепил… На секунду зажмурившись, он бросился к машине. Носилки с Катей как раз заносили внутрь. Вокруг толпились любопытные…
   – Подождите, я с вами! – крикнул он, решительно влезая в салон.
   Санитар вопросительно взглянул на женщину, сидевшую рядом с Катей и державшую над ней переносную капельницу.
   – Пусть едет, – после недолгой паузы разрешила она.
   Машина тронулась. Санитар подвинулся, пропуская его вперед.
   Дмитрий сел к изголовью, бережно взял Катину руку в свою. Она была чуть теплой.
   «А ведь я ни разу так и не сказал, что люблю ее… – виновато подумал он. – Отчего-то избегал этого слова… Боялся привязаться? Потерять независимость? Все искал чего-то… А может быть, просто не понимал, как далеко зашли наши отношения?»
   Дмитрий вдруг ощутил, насколько прочно сросся с ней. Жизнь без Кати теряла смысл.
   «Я люблю ее! И обязательно скажу ей об этом. Ведь еще не поздно… Не может она просто так взять и умереть… Нет!.. Нет!»
   Он закрыл ладонью лицо.
   – Вам плохо? – сочувственно поинтересовалась женщина-фельдшер. – Давайте я вам успокоительного вколю.
   Дмитрий молча покачал головой.
   – Спирта ему надо, – посоветовал угрюмый санитар.
   – Да, – согласился с ним второй мужчина, сидевший на переднем сиденье, и, обратившись к водителю, сказал:
   – Слышь, Серега, плесни-ка человеку из твоей грелочки.
   – Откуда у меня? – удивленно пожал плечами водитель.
   – Ладно, не жмись… Потом рассчитаемся… Видишь, на нем лица нет.
   Помедлив, водитель посмотрел на Дмитрия, потом на санитара и нехотя произнес:
   – Возьми за сиденьем.
   Санитар сунул руку в просторный карман чехла, обтягивающего кресло, и достал обычную резиновую грелку.
   – А стакан?
   – В бардачке.
   – Только езжай аккуратней, не тряси… Не то пролью…
   – Я тебе пролью! – вяло пригрозил шофер.
   Санитар протянул Дмитрию пластмассовый стаканчик со спиртом и маленькое зеленое яблоко.
   – Без запивона осилишь?
   Дмитрий молча принял стакан. Выдохнув, быстро, одним большим глотком осушил его.
   – Лихо! – одобрил санитар. – Ты кто по профессии? Не моряк?..
   – Художник, – враз осипшим голосом прошептал Дмитрий и вцепился зубами в яблоко.
   – Ну, эти ребята тоже пить умеют, – отозвался водитель. – У меня шурин…
   – Рули давай, – прервал его санитар. – После расскажешь.
   От выпитого спирта Дмитрия бросило в жар. Он почувствовал, что быстро пьянеет. На смену боли и отчаянию пришло успокоение. Появилась пусть и призрачная, но надежда, что все кончится хорошо. Люди, сидевшие рядом, показались ему почти родными.
   – Ничего, – услышал он голос женщины. – Могло быть и хуже… Главное – позвоночник не задет. И ранение сквозное… Это тоже плюс… Так что надо надеяться…
   Дмитрий ощущал, как по щекам катятся слезы, но не стыдился их. Любовь к Кате переполняла его. Он держал ее за руку и, как молитву, твердил про себя: «Я люблю тебя! Люблю!.. Только не умирай… Не умирай, слышишь?»
   И случилось чудо… Ее ресницы дрогнули, она открыла глаза. Увидев рядом с собой Дмитрия, Катя слабо улыбнулась.
   – Смотрите, смотрите! Она улыбается! – радостно воскликнула женщина. – Значит, будет жить… Уж поверьте мне на слово.

Стихи о любви

Диалог сквозь пространство и время мужчины и женщины, которого не было. Но который вполне мог произойти

     ОН: Мне уже все равно,
     Мне не больно, не страшно.
     Я отвык повторять ночью имя твое.
     ОНА: Только память опять,
     Словно дождик вчерашний,
     Все стучит и стучит прямо в сердце мое.

     Я тебя позабыл,
     Я устал от печали.
     Сколько можно любить, сколько можно страдать?
     Помнишь, как журавли
     Нам прощально кричали,
     Улетая на юг, до весны зимовать.

     Я уже позабыл
     Ту дождливую осень,
     И аллеи, где мы так любили гулять.
     Старый тополь в траву
     Листья ветхие сбросил,
     Им не надо теперь никого укрывать.

     Листья слышали нас,
     Мы шептали три слова,
     Но под ветром шальным мудрено уцелеть.
     Только веришь ли ты, —
     Я вернул бы все снова,
     Чтоб, забывшись в объятьях твоих, умереть!

//-- * * * --//

     Снова глажу тебя по щеке
     И волос золотистых касаюсь,
     Но вернуть прежний трепет руке,
     Не могу уже, как ни пытаюсь.

     Мы сидим в полумраке ночном
     И опять вспоминаем о лете.
     Только снегу полно за окном
     И на улице воет ветер.

     А когда-то назло ветрам,
     Среди жизненного ненастья,
     Мы с тобой возводили храм
     Под названьем коротким – счастье.

     И, как мог, я хранил в душе
     Мир, что был ослепительно светел…
     Ничего не осталось уже,
     Только пепел один, только пепел.

     Твои губы ласкают меня,
     И в глазах, как небесные брызги,
     Вижу отблески летнего дня,
     За который отдал бы полжизни.

     И, надеясь себя обмануть,
     Улететь мы пытаемся к звездам…
     Ничего нам уже не вернуть.
     Слишком поздно все, слишком поздно.

//-- * * * --//

     Был прав мудрец – все суета сует.
     Тебя я встретил через много лет.
     Лицо твое поблекло и глаза.
     Тебя я сразу даже не узнал.

     Ты первая окликнула меня
     В неверном свете гаснущего дня,
     Сказала долгожданное «прости»,
     И сумку разрешила поднести.

     А мне некстати вспомнилась зима,
     Заснеженные мрачные дома,
     И слезы, что катились по щекам,
     И вермутом наполненный стакан.

     Мне вспомнились: прозрачный блеск луны,
     Тревожные прерывистые сны,
     И фонари, горящие во мгле,
     И телефон, молчащий на столе.

     Ты говорила, что давно ждала,
     Что отыскала, если бы смогла.
     А я смотрел сквозь призму прошлых лет…
     Был прав мудрец – все суета сует.

//-- * * * --//

     Опять ищу в толпе твои глаза,
     Как будто нет других на свете женщин,
     Которых мог бы я любить не меньше,
     Но сердцу невозможно приказать.

     Тускнеет под дождями листьев жесть,
     И не тревожат птицы утром ранним.
     Быть может это все довольно странно,
     Но дорог мне еще твой каждый жест.

     Я все еще покинуть не могу
     Тот мир, где счастье было так безбрежно,
     Где целовались мы с тобою нежно
     В черемуховом радостном снегу.

     Пусть все прошло, и пусть в душе печаль,
     Я ни о чем, ни капли не жалею.
     Наступит день, и сонную аллею,
     Накроет белоснежная вуаль.

     И в этот зябкий, не весенний снег
     Уйду один, чтоб память подарила
     Все то, что с нами так недавно было,
     И что уже нам не вернуть вовек.

//-- * * * --//

     К какому берегу несет –
     и сам не знаю.
     Который день, который год
     иду по краю.
     Темнее ночи на душе,
     и нет надежды,
     Что рассветет и будет все
     опять, как прежде.

     Расстаться с прошлым нелегко –
     почти до крика.
     Нас разнесло так далеко,
     что не окликнуть.
     Еще друг друга мы зовем
     и тянем руки,
     Но на челе уже твоем –
     печать разлуки.

     Так больно это сознавать,
     что сердце стынет.
     Ведь мы клялись не забывать…
     Чего же ныне?
     Но знать у жизни и судьбы
     свои расчеты.
     А мы в симфонии любви –
     всего лишь ноты.

//-- * * * --//

     Не по-хорошему расстались мы с тобой,
     не по-хорошему.
     Метет февраль седой пургой,
     слепит порошею.
     И нам дороги нет назад –
     пути заказаны.
     Как жаль, что нежные слова
     уже все сказаны.

     Заплакать впору от тоски,
     да слезы вымерзли.
     Ах, кони резвые мои,
     куда ж вы вывезли?
     Кругом лишь белый снег лежит.
     И небо серое…
     Ну, как на этом свете жить,
     в любовь не веруя!

     А впрочем, стоит ли жалеть,
     что все кончается.
     Что вечным пламенем гореть –
     не получается.
     Ведь где-то там, на небесах,
     уже отмечено,
     Когда и где, в каких краях,
     другую встречу я.

//-- * * * --//

     Тысячи лиц,
     тысячи глаз,
     тысячи рук…
     Завтра с утра
     вновь попаду
     я в этот круг.
     Буду искать
     взглядом тебя
     в шумной толпе.
     Только опять
     взглядом на взгляд
     ответят не те.

     Тысячи раз
     тысячи фраз
     я повторю.
     Вспыхну огнем
     новой любви —
     и отгорю.
     Пьяный угар
     зимней тоски
     смоет весна.
     Только не смыть
     белую прядь
     возле виска.

     Тысячи лет
     призрачный свет
     счастьем манит.
     Но ничего
     он кроме бед
     нам не сулит.
     После тепла
     радостных встреч —
     холод и боль…
     Так отчего
     мы до сих пор
     верим в любовь?

//-- * * * --//

     Город вечерний тонет во мгле,
     Вспышки от молний – синие.
     Струи дождя на оконном стекле
     Чертят неровные линии.

     Лето уходит… Но мне не жаль,
     Дней, промелькнувших бесследно.
     Пусть отгрохочет моя печаль
     Салютом последним.

     Ты еще близко, но слабнет связь
     Нити незримой.
     Губы впервые шепчут сейчас
     Новое имя.

//-- * * * --//

     Так много в тебе совпало,
     Того, что тайно желал.
     Как будто звезда упала,
     А я успел – загадал.

     Из мрака унылых будней
     Лечу к тебе, как на свет.
     Давай сегодня забудем
     О бремени прошлых бед.

     Взметнемся над миром безбрежным
     И улетим далеко…
     Ах, как ты целуешь нежно!
     Как мне с тобой легко!

     Пусть дождик осенний плачет,
     И падают лисья шурша.
     Слова ничего не значат,
     Когда говорит душа.

//-- * * * --//

     Я все еще скучаю по тебе,
     Хотя давно с тобою разлучился.
     Я от любви еще не излечился,
     Наперекор разлучнице-судьбе.
     Я все еще скучаю по тебе.

     Ты все еще являешься во снах,
     Хоть я и знаю, что не быть нам вместе.
     Ты даже не услышишь этой песни,
     И не увидишь слез в моих глазах,
     Хоть все еще являешься во снах.

     Огнем любви мне сердце не согреть:
     Я вновь один, вокруг чужие лица…
     Моя душа, как раненая птица,
     Она к тебе не может улететь.
     Огнем любви мне сердце не согреть.

     Но все пройдет, я знаю, все пройдет.
     В подлунном мире все не вечно.
     Боль, как и радость не бывает бесконечной,
     И после ночи утро настает.
     Я знаю – все когда-нибудь пройдет.

     И я проснусь однажды в тишине,
     Чтоб навсегда с тобою попрощаться,
     Чтоб никогда уже не возвращаться
     К той, что еще, быть может, помнит обо мне.

//-- * * * --//

     Как трудно говорить «прощай».
     Совсем не так, как слово «здравствуй».
     В нем безысходность и печаль,
     И горький дым надежд напрасных.

     Я ухожу… Еще любя…
     Но нету к прошлому возврата.
     Я не хочу винить тебя,
     Хоть ты и вправду виновата.

     Тускнеет неба бирюза,
     С берез слетает позолота.
     А мы глядим глаза в глаза,
     Как будто ждем еще чего-то…

//-- * * * --//

     Полыхнула осень – и осыпалась,
     Золотым березовым дождем.
     Пусть опять коротким лето выдалось,
     Мы с тобой другого подождем.

     Это ничего, что вьюги серые
     Скоро зацарапают в стекло.
     Просто мы с тобой живем на севере,
     Где не часто балует тепло.

     Но зато здесь чувствуешь весомее,
     Ход времен и боль былых утрат,
     Вспоминая полночью бессонною,
     «Все в чем был и не был виноват».

//-- * * * --//

     Занедужилось мне… Занедужилось.
     Снежных хлопьев хрустальное кружево
     Навевает тоску и печаль.
     И как будто чего-то жаль.
     Я устал… Никого не жду.
     Просто улицей белой бреду.
     Пар морозный из легких выдохнул.
     Худо мне… Будто душу вывихнул.
     Жизнь идет непонятно как,
     Из дворца – в тюрьму,
     Из тюрьмы – в кабак.
     Каждый день, как удар хлыстом:
     «Счастье будет потом»,
     «Счастье будет потом».
     Стойте! Хватит! Довольно!
     Больно… Больно…
     Кто-то снег дико кровью выкрасил –
     Гвоздики выбросил.
     Видно чья-то любовь
     Умерла здесь безропотно.
     Оживить нельзя, хоронить – хлопотно…
     Ветер бьет в лицо,
     Над Невой кружит.
     Надоело все,
     Не могу так жить!
     Разорву плечом
     Крепкой цепи плен.
     … Только что потом?
     Только что взамен?

//-- * * * --//

     Привет… Привет! Какая встреча!
     Ты счастлива? Ну, что ж, я очень рад…
     А помнишь тот далекий летний вечер,
     В полнеба полыхающий закат?

     Вино в бокалах – искрами рубина,
     И прядь волос, приставшая к щеке.
     Любила ты меня иль не любила,
     В том сладостном далеком далеке?

     Когда забыв про сонную усталость,
     Твои глаза лучили нежный свет…
     Куда, скажи, все это подевалось?
     Как будто вовсе не было и нет.

     Давно воспоминанья обветшали,
     Да и слова, по сути, не нужны.
     Друг другу ничего не обещали,
     И потому остались – не должны.

//-- * * * --//

     Вот и настала осень
     нашей любви.
     Под ноги листья бросит
     ветром шальным.
     В сердце дохнет морозом
     черная мгла.
     Тихо прольются слезы —
     как ты могла?

     Все отгорает бесследно,
     все, что жило.
     Всадник примчится бледный,
     тронет чело.
     И полетит над бездной
     к свету душа.
     Будет уже бесполезно
     что-то решать.

     Падая, звезды небо прочертят
     – короток век.
     Смертна любовь, как смертен
     сам человек.
     Но, не смотря на это,
     мы продолжаем жить.
     Значит не надо искать ответа
     – надо любить!

Александр Александров Обжигающий ветер любви (сборник)

Обжигающий ветер любви

Часть 1

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Часть 2

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог

На пороге греха

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Стихи о любви

Диалог сквозь пространство и время мужчины и женщины, которого не было. Но который вполне мог произойти

Александр Александров
Обжигающий ветер любви (сборник)