&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Елена&nbsp;Ишутина<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;День ангела<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Елена Ишутина<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;День ангела<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пролог<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Видеть несправедливость и молчать – это значит самому участвовать в ней».<br>
&nbsp;Жан-Жак Руссо<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном стоял самый разгар весны 1986 года. Время, когда школьные коридоры уже взволнованно дышат в ожидании праздника – летних каникул, когда учителя подводят итоги, а ученики считают последние денечки до того самого момента, когда можно будет отдохнуть и наконец-таки расслабиться. В престижной московской школе было непривычно тихо. Никто не бегал по лестницам, никто не дрался портфелями, ни из одного класса не было слышно ребячьих голосов. Непривычная тишина царила даже в «святая святых» школы – учительской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алевтина Яковлевна Красина никогда не любила это затишье перед завтрашней бурей. Как настоящая актриса, она жила спектаклями, то есть своими уроками русского и литературы, которые проходили у нее, как правило, на одном дыхании. Особенно ученики обожали, когда Красина начинала новую тему. Тут ей не было равных в выступлении перед аудиторией, даже среди известных артистов театра и кино. Как-то Алевтине Яковлевне попалась статья одного известного историка театра, который выдвинул тезис о «театральности», как присущем человеку биологическом инстинкте. Кстати, инстинкт, который породил не только сам театр, но и сама жизнь. По мнению автора, он руководит человеческими поступками и вне сцены. Вот в этом тезисе непритязательная учительница и нашла себе оправдание. Биологический инстинкт, ничего не поделаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако свою работу Алевтина Яковлевна Красина считала более сложной, нежели работу актера. Ведь дети не прощают фальши, ни на йоту. И рассказывая им о том или ином писателе, о том или ином произведении, она говорила то, что было интересно ей самой, то, что поражало, прежде всего, ее саму. А то, что положено по программе, они и так, в учебниках прочтут. Зная, что литература, разобранная по художественным образам и сюжетам, уже не литература, а нечто хирургически расчлененное, неживое, учительница старалась привить своим великовозрастным оболтусам, прежде всего, любовь. Любовь к осмысленному чтению, почтение к великим писателям и понимание того, что они все-таки там в своих тонких и толстых книжках пишут. А вот зачем это они написали, дети поймут, конечно, гораздо позже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор, читая и уже в какой раз, перечитывая, Федора Михайловича Достоевского, она сама, в свои пятьдесят с хвостиком многого не понимала, и, что самое интересное – не боялась в этом себе признаться. На то она и классика, чтобы к ней возвращаться и находить что-то для себя новое, ранее не разгаданное в силу отсутствия опыта или каких-либо других причин. Правда, последнее время рассказывать о своем предмете, божественной литературе, у Алевтины Яковлевны уже не было ни сил, ни желания. И дело тут не в пресловутой усталости, накапливающейся у нее, как мелочь в копилке, по полной программе к концу каждого учебного года. Она часто замечала, что, входя в класс, даже не в очень добром здравии, тут же получала огромный заряд энергии от своей юношеской аудитории. И затем, в процессе работы, уже медленно, буквально по капле, отдавала его обратно ученикам. Но сейчас ее буквально лишала сил недавняя трагедия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не на шутку разбушевавшийся директор вызвал классную руководительницу 10 «Б», Алевтину Яковлевну Красину, к себе неожиданно. Идти к нему на первый этаж с четвертого не было никаких сил. Ноги Красину просто не слушались. Нет, она ничего не боялась, но сам факт попасть под горячую руку к начальнику, совершенно не радовал. Безвольно свесив руки со стула, сидела Алевтина Яковлевна в классной комнате и пыталась хоть как-то сосредоточиться на сочинениях. В последней четверти ее драгоценный 10 «Б» писал их довольно-таки часто. Шутка ли – выпускные экзамены на носу! А там практически в любом учебном заведении потребуется умение выражать свои или не совсем свои мысли. Но до выпускных экзаменов ли тут, когда из головы не выходит это проклятое чрезвычайное происшествие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красина горько вздохнула. Вот уже вторую неделю у нее перед глазами стояла душераздирающая картина: лежащая на полу школьной раздевалки ученица 10 «Б» Ни на Кугушева. Голова слегка вывернута, какие-то чужие, не ее, словно стеклянные глаза с остановленным, удивленным взглядом, растрепанные волосы, школьная форма чем-то заляпана, ноги неестественно скошены в сторону. Даже непосвященному становилось ясно, что поза эта была какой-то уж больно ненатуральной для случайного падения. Когда Алевтина Яковлевна прибежала, пульс уже не прощупывался. Учительница отказывалась верить своим глазам. Первая ее мысль была: «Это невозможно!». Оказалось, что возможно. Бедная маленькая девочка, бедная маленькая Ниночка, ангел во плоти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От нахлынувшей жалости сердце учительницы резко и болезненно сжалось, стало трудно дышать. В который уже раз она попыталась взять себя в руки. Безуспешно. Хотелось лезть на холодную стену классной комнаты и дико кричать от вопиющей несправедливости. Совсем еще ребенок, талантливая художница Ниночка была до десятого класса, чуть ли не первой ее любимицей. Она помнила девочку еще с пятого класса. Та пришла в школу в большом, не по росту, форменном платье и с такими же громадными белыми бантами, больше напоминавшими крылья у нее за спиной. Девочка незаметно встала самой последней на классном построении. Роста Нина была, действительно, не самого большого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, увидев, как свысока смотрят на нее, подросшие за лето, долговязые ребята, Алевтина Яковлевна взяла этого кроткого ангела за крохотную ручку с длинными худыми пальцами и повела первой на урок. Училась Кугушева неплохо, часто рисовала для школы плакаты, оформляла стенды. Работоспособности Нины Кугушевой можно было только позавидовать. Она рисовала много, а главное – с огромным удовольствием. Сначала наивно, по-детски, а затем все увереннее, и к выпускному классу – уже почти как настоящий мастер. У девочки были целые циклы рисунков к литературным произведениям. Блестящие по своей простоте и гениальности иллюстрации. Алевтина Яковлевна ни минуты не сомневалась, что Нину ждет великое будущее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У ее ученицы был подлинный талант, его не спрячешь. Видно, ее отец, художник районного кинотеатра, а раньше афиши новых фильмов рисовали именно такие штатные оформители, передал ей все, что знал и умел. И даже больше – свое стремление стать настоящим мастером. Алевтина Яковлевна уже не обращала внимания на тот факт, что Нина рисовала на ее уроках. Особенно много во время выступления учительницы. Как-то девочка ей объяснила, что просто прорисовывает то, что видит. Без черновика, каких-то зарисовок, сразу и набело. Психологически точно и как-то не по-детски смело. Это были сцены из произведений, сами писатели и их герои…И каждый раз для Алевтины Яковлевны ее рисунки были открытием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, действительно, считаешь, что Лермонтов был женат? Это же венчание, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, просто я увидела, как упало кольцо на пол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурной знак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да Лермонтов был будто из них соткан…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так думаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, просто так вижу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, «талант – единственная новость, которая всегда нова»! Откуда это? Борис Пастернак, кажется… – учительница очередной раз попыталась, хоть как-то собраться, думая о посторонних предметах. Но получалось у нее из рук вон плохо. Честно говоря, втайне она мечтала тоже присоседиться к этой будущей славе девочки. Узнают про Нину, вспомнят и про нее, Алевтину Яковлевну Красину, ее учительницу. Приедет телевидение, радио, газетчики и начнут пытать, какой Нина Кугушева была в школе. Это будет и ее звездный час. Смотря прямо в камеру, она расскажет, что заметила талантливую художницу буквально сразу, ее выдавали глаза. Вернее, необыкновенно пытливый взгляд. Потом ее работы в оформлении школы говорят сами за себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все бы хорошо, но в десятом классе что-то с девочкой случилось, она замкнулась, стала плохо учиться, и думала постоянно о чем-то своем. А что самое ужасное – не рисовала! Это не для прессы будет, конечно. Ее вызывали к доске, она молчала, спрашивали с места – тот же эффект. Более того, Кугушева не сдавала и письменных контрольных работ. Хотя многие в классе видели, что Нина пыталась что-то в них даже писать. Никто из учителей не мог понять, что с девочкой происходит. Все попытки поговорить с ней, выяснить причины ее партизанского молчания, заканчивались неудачей. Грешным делом, учительница сначала решила, что Кугушева просто влюбилась в их школьного красавца Игоря, но здесь не было какой-то неразделенной любви, они даже первое время мило дружили. Сидели вместе. Мальчику она тоже очень нравилась. Потом по ее же инициативе они и расстались. Странная история. Далеко не романтическая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учительница вернулась к тетрадям. Вместо строк очередного сочинения, Алевтина Яковлевна неожиданно прочитала совсем иное: «…Иуда Искариот пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников; и с того времени он искал удобного случая предать Его». Ерунда какая-то. Причем здесь Иуда Искариот? Тема-то была совсем другой. Классная руководительница накапала себе корвалола в стакан с водой и залпом выпила. Но даже из стекол в классном шкафу, напротив Алевтины Яковлевны, на нее смотрело грустное лицо ангелочка Ниночки. Молча и как-то даже осуждающе. Складывалось впечатление, что Красина постепенно сходит с ума.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как это могло случиться? Почему именно в ее классе? За что ей такое наказание? Почему именно с Ниной? Ничего непонятно. Голова отчаянно кружилась. Боже мой, она столько лет разбирала чужие литературные судьбы, а тут не могла разобраться в собственном классе. Нынешний ее 10 «Б» класс не был каким-то из ряда вон выходящим на фоне остальных, в которых ей доводилось работать. Обычные ребята со своими возрастными проблемами. Доброжелательные, дружные, непоседливые. Вместе ходили в походы, ездили в Ленинград. Не без драк, конечно, но мальчишки есть мальчишки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако, ей, педагогу со стажем, нельзя было не заметить, что все изменилось, когда появилась это паршивая овца, испортившая все их ученическое стадо. Эта провинциальная кукла – Таня Ратник. От нее уже изначально шла скрытая угроза, но Алевтина Яковлевна старалась быть ровной со всеми своими учениками, и не придавать интуитивной догадке такого большого значения. А эта новенькая, само очарование, словно ржавчина, всего за какие-то пару месяцев разъела так хорошо построенную Алевтиной Яковлевной систему послушания. Более того, Ратник стала управлять ребятами сама. Так бывает в коллективе, когда один из детей имеет какой-либо взрослый опыт. Было в этой девочке что-то неестественное. Попросту эта милая Таня не была тем, за кого себя упорно выдавала – куколкой с наивным личиком. Маска, плохо слепленная маска, не лицо, а за ней была спрятана отвратительная гримаса женщины, которая в свои шестнадцать повидала уже многое. Даже больше, чем сама учительница Красина. И в этом была ее сила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По своему характеру Алевтина Яковлевна слыла идеалисткой, и свое мнение навязывала ученикам, но те только посмеивались в ответ. Наглые, самонадеянные и в то же время простодушные и наивные, в свои шестнадцать – семнадцать лет, они думали, что самые умные, и без помешанной на литературе учительницы знают, как им следует поступать в том или ином случае. Да что тут рассуждать? Она же видела, как жестоко задевали самую слабенькую девочку в классе, и хотя часто кричала: «Как вы можете обижать самое хрупкое создание в нашей школе – Нину Кугушеву?!», в летальный исход такой травли не верила. Правда, ребята ей тут же клялись, что больше так делать не будут, и с новой силой брались за свое неправое дело. Разговаривала Алевтина Яковлевна со всем классом, когда Нина заболела, потом с каждым в отдельности. Потом с самой Ниной, когда та наконец-таки выздоровела, но понимания не находила. На что она надеялась? На русское «авось», мол, конфликт сам собой и рассосется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не рассосался. На уровне подсознания, опрашивая всех участников конфликта, Красина стоически пыталась докопаться до сути. Зачем они все-таки третировали девочку? Какая у них была цель? Да, Кугушева не была похожа на других, более талантливая, более умная, но она никогда не задавалась и вела себя просто и естественно со всеми одноклассниками. Более того, чтобы не быть истиной в последней инстанции, и не идти на конфронтацию сторон, Нина Кугушева свою точку зрения высказывала осторожно, с обязательным добавлением «Я». Она всегда говорила: «мне кажется, что так будет лучше», «я предполагаю», «думаю», «считаю» и так далее…Во всех вопросах она была просто ангелом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красина даже никогда не орала на своих учеников, так, крикнет иногда, в сердцах. При более серьезном внушении, она переходила на шепот, и этого шепота ее ученики боялись больше всего на свете…Но в затянувшемся конфликте не помогало ничего, даже зловещий шепот. Только в одном случае Алевтина Яковлевна позволяла себе повысить голос. Сложно бывает обойтись без окрика, когда ученики беззастенчиво присваивают себе плоды чужих трудов. Но и тут было не без исключения – толстушка Марина Отаришвили. Учительнице порой казалось, что у той еще в детстве купировали часть мозга или девяносто восемь процентов его попросту не работали. Если бы не шефство Костиной, девочка сидела бы в школе до пенсии. Тут уже ничего нельзя было поделать, и Алевтина Яковлевна закрывала на ее списывание глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да черт с ним, со списыванием-то. Учительница знала, что конфликтные люди – это люди с какими-то внутренними проблемами. Безусловно, такие проблемы были у их классной «паршивой овцы» – Ратник. Но и здесь Алевтина Яковлевна, как педагог, считала, что ее задача в том и состоит, чтобы не бросаться в бой, а отнестись с пониманием и вниманием к такому сложному ученику. Не делать из него своего нового врага, а приобрести в лице такого человека настоящего союзника. Это возможно, только не путем игнорирования, а путем терпеливых переговоров, направленных на достижение взаимопонимания. Но что-то было в этих бесконечных разговорах с Таней Ратник опять же противоестественное. Хитрая ученица просто подыгрывала своей учительнице, а Алевтина Яковлевна ей наивно верила. Вот и получилось, что переиграла ее какая-то школьница, ее, педагога со стажем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алевтина Яковлевна, читаю «Идиота», а мне представляются какие-то лестницы, лестницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Танечка, ты, действительно, так представляешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И чем больше читаю, тем быстрее эти лестницы несутся у меня перед глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ничего она не читала, это из фильма! – кричит кто-то из мальчишек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ратник слышала, как они часто разговаривают с Ниной Кугушевой, и хотела поиграть в гениальность, но не вышло. Хотя в большинстве случаев ей удавалось обвести наивную учительницу буквально вокруг пальца. Вранье, лицемерие, но убийство?… Нет, в смерти Нины нет прямых улик ни на кого из ее учеников. Как заправский следователь, Алевтина Яковлевна чертила круги на бумаге, и пыталась понять: «Кто, кто же убил Нину Кугушеву?». А ведь это был не несчастный случай, явное убийство. Итак, в центре – Нина Кугушева, стрелка – Игорь. Влюбленная в Игоря Таня Ратник. У нее было три «помощника»: вспыльчивый, невоздержанный Сашка Фролов, завистливый Алик Мохов и безвольный Виталик Шабанов. Но могли ли они так запугать или ударить девочку, чтобы она скоропостижно скончалась? Маловероятно. Хотя… Ей трудно представить, что ее ученики могли вообще решиться на травлю и кого? Самой талантливой девочки их класса! Гордости школы. Причем, девочки кроткой, как ангел. Как такое возможно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Рита Троицкая, Оля Савченко, да та же Марина Отаришвили… Все происходило с их безмолвного согласия! Нет, у нее не укладывалось такое поведение ее учеников в голове, ведь она учила их верить в доброе, чистое, светлое. Если бы что-то намечалось, ей бы кто-нибудь из детей обязательно бы рассказал. Как это было ни раз… И еще классная руководительница никак не могла поверить, что Нины больше нет. Надо все же помочь следствию разобраться в ситуации, виновные должны быть наказаны, дабы помнили об этом всю оставшуюся жизнь! От внезапно принятого решения, Красина почувствовала некоторое облегчение, даже небольшой прилив сил, и смело пошла в кабинет директора. Словно Жанна д‘Арк на эшафот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юрий Павлович, немолодой уже и неряшливый коммуняка в старомодном костюме, был человеком прямым и бесхитростным. Он отложил папиросу «Прима», надрывно откашлялся и не стал ходить вокруг да около.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алевтина Яковлевна, учителя до сих пор в шоке. РОНО нас теперь замучает проверками, а вы настаиваете на проведении следственных действий. Не многовато ли для одной школы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как вы думаете, Юрий Павлович, в школьной раздевалке умирает одна из самых талантливых учениц…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь без явных следов насилия. Официальная версия – кровоизлияние в мозг. Девочка была слишком болезненная для учебы в школе. Ей рекомендовали учиться дома, а она не пожелала. Вот вам и печальный результат. У меня есть даже подписка ее матери о том, что школа не несет ответственности…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что бы вы ни говорили, со мной согласны все учителя. Они подозревают, что девочку – тонкую и ранимую – кто-то довел, толкнул, напугал, в конце-то концов. Не можем же мы так все оставить? И виновный должен понести заслуженное наказание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Однако, насколько мне известно, никто из учеников 10 «Б» в содеянном так и не признался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что?! Следствие все выяснит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Глупости, Алевтина Яковлевна. Какое следствие?! Вы что, детективов начитались?! Или вам сериал «Следствие ведут знатоки» покоя не дает? Детям выпускаться нужно, а вы хотите, чтобы их по сто раз спрашивали, где они были и что делали в этот самый злополучный для нашей школы день? Вон, Алик Мохов с нервным расстройством лежит, а мальчик-то крепкий был. Вы хотите, чтобы и весь класс от вашего следствия в психушку попал. Да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не хочу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда, чего же вы хотите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Справедливости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А справедливость в том и заключается, что живым надо жить. Вчера у меня был отец Саши Фролова, вам отлично известно, какой у него высокий нынче пост. Так вот, мы с ним решили закрыть это дело, в общем, спустить на тормоза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это «спустить на тормоза»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Закрыть за отсутствием состава преступления. Это, в конце концов, дорогая моя Алевтина Яковлевна, ваша педагогическая ошибка, если уж быть до конца откровенным. Это вы не смогли погасить вовремя разгорающийся конфликт между одноклассниками. Были просто немым свидетелем травли. И если на то пошло, то именно вы должны нести ответственность за случившееся. По всей строгости закона. Я вас просто покрываю. Вам это-то хоть понятно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Классной руководительнице 10 «Б» Алевтине Яковлевне Красиной, было все понятно. Понятно, как никогда.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 1<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита Троицкая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучшая из лучших<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не пренебрегай маленькими людьми – они могут помочь тебе возвыситься».<br>
&nbsp;Абу-ль-Фарадж<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, какое блаженство! Ах, какое блаженство, знать, что ты совершенство, знать, что ты идеал! – фальшивым колоратурным сопрано пела раскрасневшаяся после душа Ритуля, удовлетворенно поглядывая на себя в зеркало. Все-таки сороковник уже с хвостиком, а она еще может ровно, как струна пройтись по подиуму, рекламируя нижнее белье. Да, ни жиринки на теле, ни морщинки на лице. Правда, последнее время уход за собой требовал все больше времени и денег. Но последнего у нее, слава тебе Господи, было навалом, да и времени теперь, – хоть отбавляй. Сама себе хозяйка. Ей не надо было, как раньше, задерганной и уставшей нестись утром на какой-нибудь дурацкий кастинг, простаивать там длинные очереди до посинения. А вечером в прокуренном клубе нудно топтаться до трех часов ночи с какими-нибудь сигарами неизвестной табачной компании на подносе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое противное, что предлагать что-то кому-то для Маргариты Троицкой было просто противоестественно. Тем более, этим разъевшимся, хорошо, если только пьяным, а не обдолбанным наркотой скотам в дорогих костюмах и их ехидным, размалеванным телкам. Даже, несмотря на наличие подруг, эти оплывшие морды, все, как один, желали переспать с ней. И уж совсем в редких случаях, что-то покупали. Хорошо, если не посылали далеко и надолго. Но в ее обязанности входило подойти к одному и тому же клиенту не менее трех раз! А вдруг он передумал, а ты находишься далеко от него? Уже на второй раз, каждый из этих гладкошерстных жмотов готов был разбить подносом ее улыбающуюся физиономию. Она это просто физически чувствовала. Эти люди привыкли сами выбирать и брать то, что им нравится. Навязывание какой-либо покупки всегда вызывает стойкое отторжение и к товару, и к продавцу, – пришла к неутешительному в то время выводу Троицкая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему же она такая красивая и гордая шла на эту работу коробейника по ночам? Да, потому что иногда сжалившиеся и хорошо накачавшиеся спиртным посетители могли сунуть ей такую денежку, что ей и за полгода не заработать, даже в очень приличной конторе. Ради такой вот бумаженции Ритуля и терпела все эти унижения. И порой ей выпадал счастливый билет российского, а то даже и иностранного казначейства. Тогда она не чувствовала ни головной боли, ни узких туфель. Все ее мысли были направлены на то, чтобы закрыть какую-нибудь из образовавшихся финансовых дыр. Оплатить задолженность по квартплате, отдать долг подружке, а то и просто купить себе чего-нибудь вкусненького…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом деле, она больше всего на свете хотела оказаться «по ту сторону баррикад». То есть, не с этим нелепым подносом в руках, в фирменной одежде, которая через две стирки полностью теряла свой вид, как бережно ее ни стирай, а на том диване, где сидели эти крашеные куклы, которые принципиально ее не замечали, да и за живого человека не считали вовсе. «Ты что?! Как я могу бросить Севу?! – говорила одна такая фифа другой, – я же ни дня не работала и не собираюсь…» Ну просто по Гончарову получается, когда его знаменитый Обломов говорит слуге Захару, что в жизни себе сам и чулок-то не надевал, не барское, мол, это дело. Ах, мне бы их проблемы! – думала тогда Рита, сжимая кулаки с наклеенными на пальчики длинными ногтями и кусая ярко накрашенные губы. У нее уже давно голова кружилась от табачного дыма, прическа чесалась от обилия лака, ноги гудели в узких туфлях на высоченных каблуках, накладные ресницы отклеивались от слезившихся глаз, а она была вынуждена кружить и кружить по залу, предлагая свой «фирменный» товар. В надежде, хоть что-то, хоть немного урвать от этого чужого праздника жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то ей повезло, на нее положил глаз очень богатый и еще совсем не старый бизнесмен. Он стал приходить в их ночной клуб все чаще, долго наблюдал за ней. Что безмерно злило его, похожую на болонку, зловредную спутницу. Но вся романтика закончилось как-то слишком быстро и уж очень неожиданно. Бизнесмен не выдержал, подозвал Риту жестом, стал гладить ее руку, сжимающую поднос, и неожиданно тихо сказал прямо ей в лицо: «Ты лучшая!», а его кудрявая шавка, так прижгла ей сзади ногу сигаретой, что Рита, чуть было не потеряла сознание от боли. Инцидент, естественно, замяли. Риту уволили. А черное пятно на ноге, как метка, так и осталось напоминанием о минувшей боли. Вот оно, и Рита погладила маленький шрамик, глядя на темный кружочек в зеркало. Можно было, конечно, и убрать черную метку в какой-нибудь косметической клинике, но кто тогда сотрет ее унижение, впервые так явственно испытанное в тот вечер? Однако слова нестарого бизнесмена она не забыла, и как американская кинозвезда Холли Берри написала их себе в дневнике, который вела тогда регулярно, жалея и подбадривая саму себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А уже потом, когда от испытанного унижения, боли и ненависти ко всем богатеям, Рита после увольнения сидела дома, она написала эту фразу большими буквами. И развесила везде, где только мог остановиться ее взгляд! «Ты – лучшая!» – говорила она себе по сто раз на дню. Приятельница, работавшая в туристическом агентстве, когда это сумасшествие увидела, срочно заказала два билета в Ниццу, и они улетели, чуть ли не на следующей же неделе. Подсобрав небрежно кинутых ей когда-то на поднос зеленых, Рита финансово чувствовала себя неплохо, но в личном плане у нее была по-прежнему огромная дыра…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она хорошо помнит, как загорали и отдыхали они в пятизвездочном отеле. Вот уж где Рита с приятельницей насмотрелись на любовниц и содержанок! Те просто с высоким профессионализмом вымогали у своих жирных, короткопальцых папиков дорогие подачки. Увольте, этот путь был не для нее! Она хотела нормального мужа, детей, дом, работу. Пусть все это будет не таким богатым и красивым, но все же своим, а не временно взятым напрокат у какой-нибудь курицы в золоте. Неужели эти лапочки в «Труссарди» и «Гуччи» не видели, что их кругленькие, лысенькие, лоснящиеся от жира, ходячие мешки с деньгами были давно уже окольцованы? Конечно, видели и отлично знали. Тогда на что же они надеялись? Самое интересное, что их папики совершенно не хотели менять своих домашних наседок. Зачем? К той они уже привыкли, как к своей собственности. А эти – капризные, вздорные, непредсказуемые. Так, недельку-другую «погужеваться» можно и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита не была алчной, боже упаси. Просто, поддавшись инстинкту, она выбирала достойного отца своим будущим детям. Человека, который может их хорошо обеспечить. Зачем это все Рита теперь вспоминала? Она и сама не знала. Просто жалко бывает иногда себя саму, особенно, если пришлось пережить афронт в прошлом. Сейчас у нее было все, о чем только может мечтать девушка из высшего общества, но ведь не с неба же ей это все свалилось? А, может, и с неба, так как познакомились они со своим нынешним благоверным в воздухе, на рейсе «Москва-Нью-Йорк». Она летела тогда на показ мод, ее пригласили пару месяцев поработать в известной дизайнерской компании через модельное агентство. В тот момент Рита Троицкая была на подъеме, или, как сейчас принято говорить, «в ударе». Они смеялись, веселились с приятельницами, и никто даже не догадывался, что ей пришлось пережить, буквально тремя днями раньше в собственной семье, о которой она так грезила раньше. И которая у нее теперь была. Но была ли Рита счастлива в этой нормальной с виду семье? Вот в чем вопрос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уезжаю работать на два месяца в Нью-Йорк, – небрежно сообщила она мужу в прихожей, снимая шарф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же Серый? – зло удивился тот, имея в виду их общего сына.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У мальчика, кажется, есть отец! Или я что-то путаю? Ты же сейчас не работаешь. И потом, я буду вам звонить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – проститутка! Шлюха! Совсем забыла о ребенке! – разъяренно кричал ее первый муж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как раз таки я о нем только и думаю! Нам уже есть не на что и нечего! Не говоря уже о других, необходимых для жизни, вещах, – парировала она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прожорливая, похотливая сучка! Думаешь, я не знаю, чем ты там в этих твоих вонючих ночных клубах занимаешься?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это все твои мужицкие домыслы. Оставь их для обсуждения со своей мамочкой! Лучше бы она научила своего сыночка деньги зарабатывать, а не раздуваться от амбиций и сплетничать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не твое дело, и вообще, твои деньги плохо пахнут, и не смей оскорблять мою мать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не мое дело?! Тогда зачем же ты берешь у меня эти грязные деньги?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне осточертела и ты, и твоя паскудная работа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – немного успокоилась Рита, отойдя от разбушевавшегося мужа на безопасное расстояние, – я буду сидеть дома. Ты будешь приносить нам тысячу баксов в месяц. И все, не будет ничего паскудного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Идиотка, где я их возьму?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Заработаешь!» – хотелось ей исступленно крикнуть, но она не успела, так как в нее полетели вещи из шкафа, больно зашлепала по голове обувь. От злости он даже попробовал задушить ее шарфом. То ли то, что она улетает в Америку, то ли то, что она была кормилицей в их семье, то ли его совсем молоденькая любовница в Иваново достали его по полной программе. Но именно тогда Маргарита поняла, что ее муж на распутье, и… уже давно не любит ни ее, ни сына. У мужчин есть одна особенность: они не всегда любят своих детей от неудачных браков. Так как именно дети напоминают им об опротивевшей когда-то женщине, с которой они некогда были в слишком близких отношениях. А, как известно, чрезмерная близость убивает любовь и порождает презрение. Это может быть даже чисто внешнее сходство с матерью, ее манера говорить или даже курить, громко и жадно всасывая дым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита не стала ждать, когда ее благоверный заработает хоть немного денег. Она взяла Сережку, собрала кое-какие свои вещи и хлопнула дверью. Ей и самой тогда не верилось, но оказалось, что они уходят навсегда. С Нью-Йорком тоже было не все так безоблачно, как казалось. Все те услуги, которые предоставляло модельное агентство – кров, стол и даже больший процент от гонорара, (ведь это агентство получило заказ!), – модели должны были отработать. А так как у Риты Троицкой было всего два месяца, то она приехала в Москву, чуть ли не в минусе. Но зато с классным портфолио. Работала она в Штатах, как проклятая, не зная ни минуты отдыха, чтобы только не думать о трещащем по швам браке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки, когда Рита прилетела из Нью-Йорка, то захотела, хоть как-то примириться с мужем, хотя бы ради ребенка. Она переступила через свою пресловутую гордость, но оказалось, что на ее месте спит и в ее кухне уже хозяйничает другая женщина. Та самая, из Иванова. Девушка, совсем еще юная, чем-то даже похожая на нее в беспечной юности. Несчастная, она не знала, что ее ждет с этим никем не признанным гением. Нищим, бесталанным, эгоистичным, слишком уж амбициозным и авантюрно настроенным типом. Но тогда Рита в душе только пожелала им счастья. Может быть, это она была плохой женой, а не он – плохим мужем. Возможно, с другой женщиной у него будет все по-другому. Ну, дай-то бог! Только вот чудес не бывает. Это Рита Троицкая знала наверняка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через какое-то время ее теперь уже бывший муж приезжал к Рите мириться. Видно, серьезно повздорил со своей молодой избранницей. Но теперь это был уже совершенно чужой ей человек, чужой и чуждый… А тогда в самолете Рита почувствовала родственную душу, когда познакомилась с мужчиной своей мечты, со своим блистательным галерейщиком. Милым, тонким, обходительным и очаровательным джентльменом. Причем, все это было у Вадика Огилви на генном уровне, а не благоприобретенным. Эдакая врожденная интеллигентность. Женщина была для него чем-то воздушным и прекрасным. Мужики его тоже боготворили за юмор и чисто мужской характер. К тому моменту он был десять лет, как разведен, причем, своей супруге Вадик, в отличие от ее мужа, оставил все, забрав только рыболовные снасти. Дети от его первого брака были уже взрослыми и, благодаря своему папочке, хорошо обеспеченными людьми. Правда, по всей видимости, совершенно этого не ценили, так как пытались им еще как-то манипулировать в свою пользу. Но ее Вадиком не так-то просто было управлять. Где сядешь, там и слезешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, Вадим Огилви – завидный жених, продвинутый интеллектуал, успешный галерейщик. Ха. Галерейщик как-то созвучно очень со словом бакалейщик. Но на самом деле это далеко не так, и профессии эти – совсем разные, хотя и там, и там нужен острый нюх и тонкий вкус. В данном случае, нюх на то, что из произведений искусства будет продаваться и покупаться. Но прежде, чем ей встретить своего суженного-ряженного, ей многое пришлось преодолеть. И кто сказал, что второй брак – всегда менее удачный, чем первый? Свежесть чувств, видите ли, притупляется, нет уже тех сил любить, той страсти, как раньше… Глупости! Просто по молодости еще играют гормоны, а потом их импульсивное и хаотичное действие притупляется, и становишься более разумным существом. Но сама химия любви, ведь не исчезает бесследно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно во втором, а может, и в третьем браке начинаешь ценить то человеческое отношение, которое проявляется в твой адрес второй половиной. Возьмите любую счастливую семью известных людей, один шанс из тысячи, что, по крайней мере, у мужчины это первый брак… Конечно, Рите хотелось большой и чистой любви – одной-единственной и на всю жизнь, но видно так не бывает. Да и предметом своего почитания она выбрала человека, мягко говоря, не совсем достойного. Сейчас-то она это хорошо понимает. Вернее, он ее выбрал, а она, как доверчивая корова, пошла за ним, звеня колокольчиком. Жить в шалаше и есть траву! Ну, да какое это все теперь имеет значение?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Рита растерлась жестким махровым полотенцем, надела халат, и стала раздумывать, чем бы ей сегодня заняться… Их домашняя прислуга приходила к двенадцати, так как Маргарита не любила, чтобы их утреннему блаженству с мужем кто-либо мешал. Никогда не забудет она тот животный, буквально панический ужас, который охватил ее, когда в первый год их совместной жизни, на своей кухне она увидела чужую женщину. Та мирно готовила завтрак ее (!) мужу и отвечала на какие-то его вопросы. Они даже посмеивались над чем-то или, может быть, над кем-то. Возможно, даже над ней?! Рите на какое-то время показалось, что она сошла с ума и по случайному стечению обстоятельств, стала жить в какой-то другой семье. Но муж-то был ее! Ее очаровательный Вадик, и он ел фактически из рук другой женщины. Какой-то кошмар! Три дня она хмурилась, пока наконец-таки не произошел решающий разговор с мужем. Когда тот узнал реальную причину ее расстройства, то смеялся буквально до слез.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дорогая, это всего лишь прислуга. Почему ты так странно на нее реагируешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но она готовила тебе завтрак и смеялась вместе с тобой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ого, оказывается ты у меня еще и ревнивая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было бы к кому ревновать! Просто я не выношу присутствие чужих людей в своем доме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ритуля, ну тебе же кто-то должен помогать по хозяйству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я все могу сделать сама…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойми, это не квартира в шестьдесят квадратных метров! Это целый дом, в нем скапливается пыль, грязь. Потом, у тебя аллергия. Если ты помнишь. А убирать это все хозяйство одной немыслимо, да и просто глупо терять на это неблагодарное занятие свое драгоценное время. Давай распоряжения и все! Что тут сложного?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давать распоряжения нужно тоже уметь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и учись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, пусть пыль вытирает, пол моет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот твое первое распоряжение. Молодец!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я буду тебе завтрак готовить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, это я тебе буду завтрак готовить… и в постель приносить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мужчина ее мечты отличался потрясающим терпением и универсальным умением сглаживать конфликты. В нем сидел настоящий аристократ голубых кровей, который помогал ему выруливать ситуацию так, что каждый, кто с ним общался, уходил счастливым и очарованным. Даже если договор был совсем не в его пользу. Ах, как лукавят те женщины, которые говорят, что они не любят, чтобы им приносили хотя бы кофе в постель. Какая ерунда! Мол, один раз попробовали, разлили все, крошки на простынке потом колются. Ну, кто же виноват в том, что вы едите и пьете, как свинтусы, милые дамы? Сами, наверное. А Ритуля так привыкла, что ее муж неслышно утром встает, тихо ходит по дому, а когда она просыпается, радостно несет ей поднос с яствами и дымящимся кофе. Просто сказка! Иногда, правда, он говорит что-то типа: «Немедленно забери этот поднос. Мне некогда! Я должен бежать!». Вроде как сердится, что дал обещание, а ему действительно некогда заниматься такой ерундой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда он оставлял поднос на прикроватной тумбочке, и через некоторое время звонил ей из машины: «Марго! Кофе остынет!». На полном серьезе, Рита неоднократно пыталась освободить его от этой трудовой повинности, но встречала жесткий отпор. «Я еще не умер! – кричал он, если она пыталась утром что-то сделать себе сама, и очень обижался, – и еще в состоянии приготовить тебе завтрак!» Это была самая крайняя степень его раздражения. Даже сегодня, когда Вадика в доме не было, он улетел в свой сумасшедший Нью-Йорк, она положила на тарелку бутерброд с ветчиной, налила ароматный кофе и, водрузив все это на поднос, пошла… в кровать. Что поделаешь? Привычка свыше нам дана… Хорошо, что хоть поднос используется ею теперь только для собственных нужд. А не для того, чтобы в прокуренном помещении расшаркиваться перед плебеями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она щелкнула пультом, шли новости культуры. Говорили о какой-то потрясающей коллекции картин, но Рита не поняла о какой именно, так как ухватила только последнюю фразу. Да и бог с ней, ей это совершенно не интересно, вот Вадик расстроился бы, а она – нет. Ей интереснее был какой-нибудь там «Квартирный вопрос» или «Фазенда», на крайний случай. Она обожала дизайнировать помещения, и первое время так увлеклась своими домами и квартирами в разных частях света, что чуть было не тронулась умом. Бедная, но слишком гордая девушка даже не сразу поняла, как она теперь богата!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственным требованием ее мужа было – идеальный порядок. И это правило Рита соблюдала неукоснительно, делая интерьер легко и красиво. Даже унитазы в виде чаш были у нее без ножек, чтобы под ними можно было вымыть пол. Но в какой-то момент, она поймала себя на мысли, что хочет третий раз переделать кафель в одной из ванных комнат их квартиры в Берлингтоне. «Стоп! Я, кажется, схожу с ума!» – и она выпила успокоительные таблетки. Можно до бесконечности все переделывать, покупать новую недвижимость и снова в ней что-то переделывать. Маразм! В ту ночь Рите стало очень плохо. Голова горела, в груди плавилось железо, и она поняла, что все в этой жизни дается нам во временное пользование. Ничего не унесешь туда, где материальное уже не существует…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маргарита Львовна, это я Ирена, – внизу хлопнула дверь, и прислуга вошла в дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Начинай с гостиной! – тут же скомандовала Рита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Есть! – с радостной готовностью ответила Ирена и тут же пошла переодеваться в свой рабочий костюм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Маргарита Львовна! Ненавижу, когда меня так называют! Словно училка какая-то. Да и Рита – тоже отвратительно! А Рая, Роза, Римма, Руфина, Рената – не лучше. Хотя… кому как нравится. Назвали бы меня Вика, Виктория – победа! Так нет же, Ррррррита» – подумала она, и чуть было не расстроилась. Но тут на лестнице послышались шаги – по инструкции Ирена должна была появиться перед очами своего работодателя. А то мало ли кто под ее именем может войти в дом. Это дело такое, стремное, как говорят. Быстро отставив поднос с пустой чашкой кофе, Рита схватилась за ноутбук, как за спасительную соломинку. Только она успела его раскрыть, как в дверь спальни постучала неугомонная Ирена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Входи! – крикнула Рита и внимательно стала смотреть на незажженный экран. Ей хотелось выглядеть не только по-деловому, но и не расхохотаться Ирене прямо в лицо. Дело в том, что прислуга была дурной копией сценического образа артиста Данилко – Верки Сердючки. Нос несколько больше, глаза меньше, зубы кривее, а над верхней губой явно прослеживались черные волосы. Сколько раз ей Рита предлагала сделать эпиляцию с пожизненной гарантией, но Ирена не соглашалась ни за какие коврижки: «Ни, разве мине это поможе, ниии, ни в коем рази!». И, тем не менее, сходство с Сердючкой было разительным. Среди их окружения, друзей и знакомых, даже ходили слухи, что чета Огилви приютила артиста у себя на время опалы. И – о, ужас, – бедолага моет у них пол! А в этом знойном сегодняшнем беретике с пришитыми золотыми монетками, так и вообще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Причем, Ирена была не только внешне похожа на эстрадную певицу, но и говорила также. С той же мимикой и украинским акцентом! Сама Ирена себя похожей на сценический образ артиста Данилко не считала. Однако совершенно справедливо полагала, что страшна, как баба Яга и сто чертей вместе взятых и умноженных на сто. И это счастье, что ее взяли в такой замечательный дом работать, где ее никто не видит. Наивная! Вот тут-то она ошибалась. Если бы ее фотографию в агентстве увидел бы еще кто-то из богатых домохозяек, то наверняка выбрал именно ее. Во-первых, не конкурент – не молода, не красива и не умна, то есть совсем не гарна дивчина, которая уведет, даже без сала, борщей и пампушек, мужа из-под самого носа. Во-вторых, имеет отличные характеристики. И даже какое-никакое техническое образование. В общем, «петрит в электричестве что-то», как ей объяснили в агентстве. О! Редкий экземпляр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Може, шо принесть надо?! Так вы скажите, я – мигом, – искренне спросила Ирена, но Рита только замахала руками, мол, иди-иди, занимайся своими делами. Ирена тут же исчезла, а Рита заметно повеселела. «Некрасиво быть некрасивой», – завертелся у нее в голове давний шлягер Верки Сердючки. А что поделаешь, если особой красоты, да и, будем предельно откровенны, талантов неземных, бог не дал? Надо как-то жить. Честно говоря, Ритуля и сама когда-то особой красавицей не была. Длинная и толстая – убийственное сочетание для юной барышни. Но как-то в школе критически посмотрев на себя в зеркало, решила, что похудеет и обязательно станет кинозвездой. Ее идеалом была Элизабет Тейлор, которая в восемнадцать лет вышла замуж за сына миллиардера Хилтона, и уже через год рассталась с этим алкоголиком, получив огромное состояние при разводе. Расстраиваться пятнадцатилетняя Рита не стала, а взялась за исправление ошибок природы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По сути дела, Рита сделала себя сама, как скульптур, который режет из бревна изящный стан девушки. Она похудела, стала следить за весом, заниматься в спортивном зале, плавать и через какое-то время поняла, что, если есть непреодолимое желание измениться со знаком плюс, то можно это сделать и своими руками. Под руководством головы, естественно. Часто по вечерам, закрывшись в своей маленькой комнатенке, Рита открывала розовый дневник и писала тайные девичьи желания. Причем, не в какой-то там слащавой форме, типа: «Хочу, чтобы Игоречек пригласил меня в кафе!» Нет. Она писала четко и ясно: «Цель – стать кинозвездой!». Ну, на самый крайний случай, супермоделью, – думала она. Потом Рита четко расписывала, что ей для этого не хватает: а – образования, б – знания иностранного языка, в – соответствующей внешности. И пункт «в» был, чуть ли не самым удручающим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Рита на полном серьезе решила разозлиться на себя со страшной силой. Причем, не жалела, не оправдывала, не выгораживала, а крикнула раздосадовано, зло и в сердцах: «Да, что же это я в самом-то деле?!». При этом даже кулаком стукнула и разбила стеклянную бутылку из-под лимонада, стоявшую на ее письменном столе. Кстати, после этого она перестала пить газированные напитки, перекусывать всякими конфетками и шоколадками, а также булочками и прочими кулинарными изысками. «Искушение!» – думала мужественная Ритка, глядя на свежие торты в кондитерской, за которыми уже выстраивалась очередь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как настоящий стратег, Маргарита Троицкая наметила свой план действий и на весь листок красным фломастером написала английское: «Do it!». И все написанное сделала. Причем, не просто с нудным призывом – уговором «Надо, Рита! Надо!», а с фанатичной готовностью и верой в успех. После такого решающего сражения с самой собой, у девочки заблестели глаза и, не щадя живота своего, она прямо из десятого класса шагнула на подиум. Учеба тоже не была забыта. Она даже окончила курсы иностранного языка на «отлично». Трудно было, но Рита понимала, что не стоит тогда на крупные проекты-то замахиваться, да и о звездных дорожках думать. Если не вкалывать, что тогда остается? Злословить по поводу достижений других людей, которые добились успеха? Достойное времяпрепровождение, нечего сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще тогда, в своей нежной юности, Рита увлеклась биографиями известных людей, тех, кому приходилось выбиваться из самых низов. Особенно ей запомнилась история про нищего Энрике Карузо. Бесспорно одаренный незаурядным голосом, для того, чтобы оплатить уроки вокала с преподавателем, он вынужден был переписывать для студентов ноты, сидя под уличным фонарем! Это потом у него было восемьдесят пар обуви и пятьдесят костюмов, а тогда… Кто знает, стал бы он тем Энрике Корузо, о котором до сих пор ходят легенды, и поют потрясающие песни-посвящения, если бы не учеба и честолюбие… А сколько одаренных людей так и остались петь в каких-нибудь низкопробных комбинатах общественного питания, не желая продолжать свое обучение, напрочь забыв о честолюбии?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего-чего, а уж честолюбия у Риты хватало! И гордости было – хоть отбавляй. Она ссорилась и, к сожалению, совсем не умела прощать. Так и оставались ее бывшие друзья и знакомые врагами на всю жизнь. Она могла уйти и хлопнуть дверью, даже если это было очко не в ее пользу. Маргарита много потеряла из-за своего гордого нрава, но одно все-таки она уяснила твердо. Победоносную власть своей улыбки. Некоторые люди не умеют улыбаться, а вот Ритуля просто преображалась вся, растягивая свой прелестный ротик в обе стороны, чуть ли не до самых ушей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, Рита знала неприятное свойство своего холодного выражения лица – отпугивать других людей. Быть доброжелательной ей не позволяла гордость, и создавалось впечатление, что она – высокомерный и заносчивый человек, не терпящий никаких возражений или малейших притеснений. Может, оно так и было, но только для незнакомых людей. Тот, кто ближе знал Риту, не находил ее нрав столь неприглядным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маргарита Львовна, а окна будем сегодня мыть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же тебе сказала, что раз в неделю достаточно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мыла два дня назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, не нужно! Помой кабинет Вадима, только ничего не переставляй! Особенно альбомы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю, знаю, и картины трогать не буду, даже рамки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно, иди!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она уже умела давать указания, и всегда проверяла сделанную работу. Ирена об этом знала, и всегда очень старалась. В принципе, ее работой она была очень довольна. Болезненная склонность к идеальной чистоте иногда даже играла с ней злую шутку. Так, купив комод в стиле шебби-шик, то есть в состоянии легкой потертости, Рита через день обнаружила, что комод совершенно новый. Оказывается, увидев, якобы потертый предмет, Ирена его покрасила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумавшись, Троицкая машинально нажала на включение ноутбука и даже подключила Интернет. Купить, чего-нибудь в интернет-магазине от нечего делать? Или сынуле по аське черкнуть пару строк? Рита вспомнила, что еще на прошлой неделе обещала мальчику сказать дату своего приезда. Сережка, конечно, уже не нуждается так в ее присутствии, как раньше. Маленьким он мог часами ждать ее под дверью, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому скрипу. Даже спать не ложился без нее, так и засыпал в коридоре, на коврике. Рита знала это свойство маленьких мальчиков – дикая привязанность к матери, на которой он непременно женится, когда вырастет. Потом как из-под земли возникали любимые девочки, женщины, образовывались семьи, появлялись дети. О матери забывали, все реже звонили, все меньше писали. Где-то внутренне она была к такому повороту событий готова. В конце концов, это и есть жизнь. Ты отдаешь детям свою любовь, они эту любовь передают своим. И это нормально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, Сережкина «ромашка» в аське была красной. Что поделаешь, в Америке ночь. Покупать в интернет-магазинах тоже ничего не хотелось. Она просто не могла уже ничего нового придумать, что бы ей могло понадобиться. Рита посмотрела почту и увидела: «У вас новое сообщение» на сайте «Moiclass.ru». Еще перед своим отъездом Сережка поставил ее фотографии на этот сайт. Где-то подсознательно он все же гордился своей матерью. Сообщение было от Игоря Гордиевского, они вместе учились с пятого по десятый класс: «Ты видела мои новые фотки? Что-то нет твоих отличных оценок, одноклассница. Жду».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, Игорек, как всегда, в своем репертуаре, все о себе, да о себе. Надо сходить к нему на страничку, посмотреть, что это он там отчубучил на этот раз. Игорь так любил себя, что даже ей, признанной фотомодели, ставил отличные оценки авансом, чтобы она ставила такие же ему. В общем, кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Троицкая, что ты из себя строишь королевну? – любил подтрунивать над ней Игорь в школе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На себя-то посмотри! Выискался здесь, принц Датский! – и весь класс просто взрывался от хохота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я-то принц, без сомнения, а ты-то кто? – не отставал Гордиевский, поставив ногу на школьный стул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знамо кто, звязда Халивуда! – вторила ему Мака, Маринка Отаришвили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нее, она еще сфесточка, – высказала свое мнение Ольга Савченко, что-то темпераментно жуя. Опять смех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, что смех без причины – признак дурачины? – парировала Рита и, надменно садясь за парту, открывала учебник. На том все и заканчивалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, друзьями они никогда не были, не было даже какой-то определенной компании. Так… разброд и шатание. Общались, сходились, расходились. Броуновское движение, в общем. Учителя признавали в них личностей ярких и самобытных, но сплочению их всячески препятствовали. Так легче было управлять. В противном случае, они могли бы стать бандой невменяемых подростков и неизвестно что по молодости могли бы натворить. Их классная руководительница, Алевтина Яковлевна, выделяла из всех тридцати шести человек только их: Гарика, Альку, эту сучку Таньку, жадную Ленку, Фрола, верней, Сашку Фролова, Маку, Виталика и Савву, то есть Ольгу Савченко. И еще Нину…Нину Кугушеву. Настоящего ангела во плоти. Ее так все и называли – ангел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей до сих пор стыдно, что она еще раздумывала, а идти ли ей на похороны Нины, и как она там будет выглядеть. Но никто из их класса ни на кого не смотрел, просто плакали навзрыд и все. Считается, что боль притупляется с годами. Рита даже периодически забывала о том, что произошло с Ниной, да и о бывших одноклассниках тоже. Но уж когда вспоминала, то чувствовала себя, как ответчик в зале суда, когда присяжные выносят свой вердикт: «Виновна!». Забывать о Нине не позволял и Вадик, вернее, его дикая любовь к художникам и живописи, а ведь Кугушева рисовала, и не просто рисовала, а была прекрасным графиком и писала картины маслом. Как– то быстро так, самобытно, словно знала, что отпущено ей совсем немного. Может быть, она стала бы большой художницей, если бы не Ритино равнодушие и эгоизм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из всех девочек в классе Нина выделяла только Риту, она так на нее смотрела, что становилось просто не по себе. Как-то уж слишком пронзительно грустно. Рите даже иногда казалось, что ее странная одноклассница – ясновидящая, знает что-то большее, нежели все остальные. И, действительно, в какой-то момент Троицкая поняла, что Нине открыта какая-то тайна, тайна бытия, тайна прошлого и будущего. Будто она уже знает свое предназначение, и вообще знает намного больше, нежели все они вместе взятые, ее одноклассники. Несмотря на маленький рост, Кугушева казалась ей просто Гулливером в стране лилипутов, так как она была намного прозорливее их. Правда, в последнее время Нина больше отмалчивалась, но тем загадочнее было то, что она могла бы сказать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положа руку на сердце, именно Рите больше всех хотелось дружить с Ниной, и та, по всей видимости, мучалась аналогичными желаниями. Но Троицкая такого себе и представить не могла! Нина была так плохо одета, и была настолько странной, что их союз выглядел бы со стороны просто по-идиотски. Высокая, ухоженная Рита в чешской обуви и в сшитом на заказ школьном платье, что было особенным шиком по тем временам. И маленькая, худенькая, в домашней вязанной кофточке, вечно замерзающая в своей лоснящейся и очень коротенькой форме, вся какая-то потрепанная Нина. Но дружили же Костина и Отаришвили? Совершенно разные девочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одна была у Риты отговорка: тогда, в общем-то, было не время, так как эта сексуальная маньячка Танька Ратник начала травлю Нинки из-за красавчика Игоря. Гордыня не позволяла Рите взять над безответной Ниной шефство, которая буквально на себе проповедовала идею толстовства. Ударили по одной щеке, подставь другую! Ведь так тоже нельзя, бороться же надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нина, – говорила ей возмущенная Рита, – ну почему ты молчишь?! Дай же им отпор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они не ведают, что творят… – полушепотом отвечала Нина, опустив свои зеленые наивные глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В том то и дело, что слишком хорошо ведают. Слишком хорошо! Понимаешь? – она буквально трясла Нину за плечи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отпусти, мне больно. Я не могу так, как ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже не могла сначала. Но они же тебя затравят, как ты этого-то не понимаешь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Героиня, да? Зоя Космодемьянская на очной ставке с фашистами! Кино и немцы просто! Ну-ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своим непротивлением Нина раздражала ее все больше и больше. Такой своеобразный Иисус Христос в школьном фартуке, идущий по своему последнему пути к Голгофе. Как-то в сердцах она даже сказала: «Да, черт с ней, с этой чокнутой. Чтоб она сдохла со своими принципами и верой в разумное, доброе, вечное!». Даже сейчас, вспоминая о Нине, Рита не могла не злиться. Но больше всего, она злилась на себя саму за то, что чувствовала свою вину и как та девочка в песочнице, ударившая другую ведерком, пищала: «Она сама виновата! Сама!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Фотографии Игоря были неплохими, но фонов каких-то особенных или пейзажей видно не было. Портрет, фотография в полный рост и Игорь, развалившись на каком-то диване. Создавалось впечатление, что он сам себя и фотографировал. Надписи соответствующие: «Я у себя один!», «Это я, ваш Гарик». Ну и так далее. Рита поставила ему все пятерки. А вот и их совместное фото на школьном календаре. Вместо уроков, в парадной форме, они поехали в какую-то фотомастерскую, где их специально снимали, по заданию РОНО. Это было в тот день, когда Нины не стало. Может быть, если бы они остались в школе – не случилось бы того, что случилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, что сейчас-то гадать?! Глядя на фотографии Игоря, Рита не могла не заметить, что многие из них просто отличные. Дело в том, что Игорь, действительно, был красив от природы. Но почему-то ему казалось, что внешность – это его личное достижение. Он не мог сказать, как в свое время Владимир Высоцкий: «Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом!». А родители у мальчика были, хоть и люди простые, но очень яркие внешне. Особенно отец, молдаванин по национальности. Его черные, как смоль волосы, густые брови, смуглая кожа и какие-то, почти фиолетовые глаза нашли в сыне нежную, почти акварельную копию. Словно маститый художник опытной рукой подправил грубую картину ученика, и получился гениальный портрет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ритка, ты, как всегда, самая лучшая, – писал ей Алик Мохов, – звезда подиумов и фотошопов! Новые фотки, вообще, великолепны. Вернее, ты на этих фотках! А что это позади тебя за фазенда? Твоя или к кому в гости заехали? Ходили слухи, что ты вышла замуж за какого-то известного супербогатого антиквара…». Алик был небольшого роста, носил длинные светлые волосы, был активен и весел, несмотря на плохую успеваемость. Некоторое время он даже с ней сидел за одной партой, и с завидной регулярностью списывал. Почему-то чисто внешне Рита помнила его лучше всех. Даже его раненный на труде большой палец левой руки и совсем маленький шрам на правой щеке, оспинки. Память, конечно, вещь очень даже избирательная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Алик, спасибо тебе за высокий бал. Фазенда моя, – написала Рита не без гордости, – а замуж я вышла давно и не за антиквара, а за галерейщика! Фамилия Огилви тебе ничего не говорит? Как сам-то? Пиши!» Почему-то на сайте ей писали, в основном, мужчины, а оценки ставили вообще какие-то неизвестные субъекты. Порой, намного моложе ее. Странно… Ведь на ее страничке был указан возраст, а потом есть фотографии и с мужем, и сыном… Зазвонил мобильный, она чисто интуитивно почувствовала, что это звонит муж. И точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маргарита, привет! Это твой Мастер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, Мастер. Как дела?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты даже себе представить не можешь, какие замечательные картины я здесь, как ты говоришь, надыбал! Это будет мировая сенсация! Босх отдыхает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, ты каждый раз так говоришь, когда куда-нибудь уезжаешь от меня подальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Глупенькая, клянусь, на сей раз это – чистая правда. Совершенно неизвестные никому картины. Новое направление. Безумно талантливые. Детка, ты увидишь и ахнешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты лучше скажи, когда я тебя увижу и тогда уж точно ахну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, пару денечков мне нужно будет на оформление таможенных бумажек, повидаюсь с Сережкой и прилечу. Зайка моя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сережку целуй от меня и дай ему, пожалуйста, денег.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не учи ученого кушать кипяченого. Сам когда-то был маленьким мальчиком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что там опять своего американского друга-собирателя русского фольклора встретил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ты же знаешь, мы со Скотти Маерсом – просто не разлей вода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно. Кстати, у вас там сейчас ночь. Ты, почему не спишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стараюсь жить по Москве, чтобы не перестраиваться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты там ешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как всегда, спринг-роллы какие-то с бамбуком. Прямо пирожки с капустой наши. А что? Мне нравятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять китайщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что поделаешь, люблю я эту кухню. Гулаужоу, например. Юсаньджоусы, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну тебя, приезжай лучше скорее. Китайских ресторанов и здесь полно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа. Скажи мне честно, тебе никто в постель кофе там не носит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Успокойся, никто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то смотри у меня. Приеду – порву, как Тузик грелку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, Сильвестр Сталлоне, чао-какао.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оливидерчи, Рита!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, его друг Скот Маерс был чуть ли не самым известным галеристом в Америке. Самое интересное, что у него кто-то из предков был русским, и он обожал собирать всякие такие выражения. На вопрос: «Как дела?» Мог спокойно ответить: «Как сажа бела!» или «Бьют ключом и все по голове». Или что-то подобное. Они как-то быстро с Вадиком нашли общий язык и подружились. Рита была спокойна – ее Вадик в надежных руках и прекрасно проводит время. Наверняка он ей звонил с дивана в гостиной Маерсов, где он остался после бурных возлияний виски. Ее всегда поражала эта манера американцев пить разбавленный или не разбавленный крепкий спиртной напиток и ничем его не закусывать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вадик очень быстро осваивался в любой стране, и его часто даже свои, русские, принимали за иностранца. Как-то он летел с бригадой наших музыкантов и, выпив, притворился иностранцем, так сопровождающий группы из комитета так с ним разоткровенничался, что пришлось признаться в розыгрыше, дабы не произошла государственная измена. Смущала и фамилия – Огилви. На самом деле, он, действительно, очень долго прожил за границей. Практически восемьдесят процентов своей жизни. Родился ее муж в Германии, жил в Италии и Франции. Особенно долго – во Флоренции. Может, оттуда такая неземная любовь к живописи? Кто знает. Рите всегда казалось, что все в нашей жизни, каким бы это абсурдным не казалось, как-то взаимосвязано. Все имеет какое-то значение, какой-то одному Всевышнему известный смысл. И человек только через много лет понимает, почему и зачем что-то с ним произошло раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, то, что она так страдала, дало ей возможность оценить и почувствовать то, что с ней происходит сейчас? Вряд ли она ценила бы своего ненаглядного Огилви, если бы вышла за него замуж, допустим, в двадцать лет. Наверняка она бы считала, что все мужчины такие замечательные и очаровательные, и просто обязаны носить ее на руках. Так Рита Троицкая написала в своем дневнике, что «в браке нельзя брать весь груз забот на себя, так как другой человек тогда остается лишь пассажиром». Где-то она это вычитала? Трудно вспомнить, но вот весь груз забот она взяла. И ее замечательный первый муж сел ей на хрупкие женские плечики, свесив ножки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут опять зазвонил мобильный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что ты делаешь, Маргоша? – в трубке послышался мяукающий голос Верки – давней приятельницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В постели лежу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помилуйте, барыня, уже три часа дня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что, я никуда не спешу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, Маргоша, я знаю, что твой Огилви смотался. Мой Лысик тоже опять на своей нефтяной вышке, сел там на иглу. У Эммы благоверный на гастролях. А что, если нам поехать прошвырнуться за шмотками, посидеть в каком-нибудь новом ресторашке, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, но только не как в прошлый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, мы быстренько. Пару часиков всего-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю я твои пару часиков…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Собирайся, через сорок минут я к твоим воротам подъеду. Ага?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Быстренько» растянулось ровно на три дня. Сначала они действительно серьезно пошли по магазинам, усердно себе что-то выбирали и покупали. Потом проголодались и забрели в какой-то уютненький ресторанчик, потом еще в один. Потом попали на какую-то презентацию ювелирных украшений, где их встретили с распростертыми объятиями и дорогим шампанским. Затем поехали зачем-то к Милке, у которой тоже уехал в командировку муж. Там они все снимались в телепередаче «Клуб временно покинутых жен».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что Милка была телевизионщицей, и ее гостиная в доме на Минской штрассе, была оборудована под телестудию. Нет, ничего неприличного там не было. Рита помнила, что никто из дам не раздевался, не ругался матом, но говорили с умным видом какую-то ерунду, потому что, собравшись утром, смеялись до упаду над собственной глупостью. Потом долго парились у Милки в сауне, плавали в бассейне уже почему-то у Эммы. Опять поехали в какой-то неизвестный широкой публике ресторан, а затем – в ночной клуб или даже два подряд. Дабы продемонстрировать роскошь своих только что купленных нарядов. И, в конце концов, решили завершить «прогулку» культурной программой – поехали зачем-то к Маргарите смотреть картины, так как на следующий день уже должен был приехать Вадик…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встала Ритуля с сильнейшей головной болью, и тяжестью во всех тренированных частях своего подиумного тела. Что-то бурчащая себе под нос Ирена, смешно так приплясывала на худеньких своих ножках, и выполняла какие-то особо сексуальные «па» со шваброй в кухне. По всей вероятности швабра ей заменяла шест стриптизерши, потому что она еще при этом и раздевалась. Нет, – думала Рита, – у этой дамы ярко выраженный артистический талант. Причем, талант – очень редкий для нынешних театральных див. Ирена, несомненно, была бы готовой клоунессой, похлеще Ардовой, Ароновой или Воробей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мозг Троицкой-Огилви судорожно переводил украинскую мову. Оказывается, они целой ватагой завалились в дом вчера ночью, насвинячили тут, напачкали везде, выпили почти все запасы спиртного и даже на какой-то из картин расписались губной помадой. А карандашный набросок художника Иванова, что написал огромного Христа, не имеющий, между прочим, цены, Маргарита Львовна подарила этой Эмке-трубадурке. Что скажет Вадим Батькович на такую щедрость за чужой счет? Это где это видано?! Просто какой-то аттракцион неслыханной щедрости!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще совсем уже обезумевшая хозяйка зацеловала Милку-курилку, а та стала плакать и говорить, что ее так страстно даже родной муж никогда не целовал. Как можно целовать такую женщину, которая без мундштука нигде и не появляется?! Это все равно, что облизывать пепельницу! В общем, маразм крепчал в нашей компании с каждой минутой – ведь давно известно, что бабы без мужиков совершенно звереют, и отпускать их одних никак нельзя, а тем более – с такими большими деньгами. В общем, она еле отмыла следы нашего разгульного поведения, и если так дело пойдет и дальше, то она, Ирена Васильевна Шматко дальше такое безобразие терпеть, не намерена, так как нанималась она в приличную семью изысканных галерейщиков, а они ведут себя, как простые бакалейщики. Ну и все в таком вот роде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стоп! Ирена Васильевна, ты можешь немного помолчать и дать мне какого-нибудь там Алко-Зельцера, например?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вам не стидно, – пропела Ирена, опуская таблетку в стакан с холодной водой. Та зашипела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, стыдно, ой стыдно. Ты мне лучше скажи, когда мой благоверный приедет? – спросила Маргарита, тяжело опускаясь на диван.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ужо, Андрейка за ним поехал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда это он поехал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда, куда. На Кудыкину гору! – и чуть помолчав, добавила, поджав губы: – В аэропорт, конечно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поставив стакан, Маргарита понеслась в ванную. Лицо – бледное, под глазами – круги. Ужас! Ее стало трясти то ли от волнения, то ли от того обилия алкоголя, которое было сконцентрировано у нее в крови за эти три дня. Она полезла в душ. «Быстрее, быстрее!» – подбадривала себя Рита. И только она дорисовала оставшийся без макияжа глаз, как в прихожей раздался звонок. Ничего не видя перед собой, она понеслась навстречу своему благоверному. Вадик вошел в дом, как триумфатор. Его глаза загадочно блестели. За ним шел Андрей, водитель, и аккуратно нес какой-то огромный деревянный чемодан…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочу, чтобы ты немедленно взглянула на это сокровище, – без всякого вступления начал Огилви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, конечно, конечно, главное – это твоя находка! – скороговоркой произнесла Маргарита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подожди здесь, я должен их распаковать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как в детском саду, Рита закрыла ладонями глаза с одной только мыслью: а пахнет ли у нее изо рта перегаром!? И привычным способом дыхнула. Вроде нет. Голова сильно кружилась, подташнивало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Входи! – победно скомандовал Вадим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита отодвинула штору, посмотрела на Огилви, потом на расставленные картины, сощурилась и не поверила своим глазам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, это просто какие-то смертные грехи в современной трактовке! Данте не мог себе даже такого и вообразить. Босх уронил свои кисти на мольберт… А вот эта девочка просто удивительно похожа на тебя в юности!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маргарита подошла ближе, посмотрела на картину с девочкой. Дыхание у нее перехватило, потом и остановилось вовсе, перед глазами что-то стремительно завертелось, закрутилось, ноги стали ватными. Неожиданно потемнело в глазах, и она буквально, как барышня в девятнадцатом веке, упала в обморок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боже, я знал, что она будет в восторге, но не до такой же степени, – засуетился над ней Огилви, – она даже тоньше чувствует живопись, чем я. Это немыслимо! Успех картин будет колоссальный!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 2<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алик Мохов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Золотая рыбка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Зависть терзает и сама терзается».<br>
&nbsp;Овидий<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Менеджер по продажам в элитном автосалоне Игорь Тихомиров, решительно подошел к блестящему новизной Хаммеру. И, как заправский экскурсовод, стал объяснять заученными фразами потенциальному покупателю все достоинства автомашины: «Понимаете, экстерьер HUMMER HX, свободен от излишнего украшательства. Тем не менее, имеет особенности, которые говорят о традиционных для HUMMER высоких технологиях и инновациях. Да вы и сами видите».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клиент слушал его очень внимательно. Игорь же говорил, а сам в этот момент в уме прикидывал, насколько серьезными могут быть намерения слушателя. Мужичок, который к нему обратился, был даже несколько «перебористо», но все же время фирменно одет. Как-то слишком уж подчеркнуто ухожен и, по всей видимости, платежеспособен. Но все-таки сомнения в том, что он, действительно, собрался покупать, оставались. За время своей работы в автомобильном салоне, Тихомиров видел многих покупателей и псевдопокупателей. Были и ярко выраженные богатеи, но те почему-то думают, что их постоянно обманывают. Что машину собирают где-то у нас в Калининграде полностью. Слово «адаптируют» к российским условиям им, так и вообще, ничего, как видно, не говорит. Скорее всего, они сами других накалывали, и абсолютно не представляли себе, как можно зарабатывать без обмана…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«На интерьер данной модели, дизайнеров вдохновили традиции мировой аэронавтики, – монотонно продолжал он, как ни в чем не бывало. – От сидений, которые ассоциируются с кабиной самолета, до интегрированных органов управления, приспособленных для движения по бездорожью. Красота интерьера HUMMER HX основана на целесообразности». И все-таки что-то в этом мужике опытного психолога Игоря Тихомирова настораживало. Но вот что конкретно?… Может быть, то, что он демонстрировал свою обеспеченность, какую-то эксклюзивность всего, что у него было. Словно этот человек был ходячей рекламой лучших часов, ботинок, портфелей. Честно говоря, не очень-то все это ему подходило. Как-то не вписывалось в целостный образ, будто он одолжил все эти эксклюзивные вещи, у других людей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клиент ничего не говорил, но чувствовалось по его жестам, что он стремится показать всему миру, что именно у него все самое лучшее и самое дорогое. Хотя, может, для покупки HUMMER HX это не самое худшее качество. И продавец, как в воду глядел. Слушатель тронул его за плечо, словно хотел остановить бурный поток славословий в адрес машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я все понял, старик. Когда вы ожидаете HUMMER HX этого года?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не раньше августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, это меня вполне устраивает. Что нужно сделать, чтобы машина была у меня самого первого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для этого давайте сначала составим договор, внесем предоплату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давайте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Договор у нас типовой, ваши фамилия, имя, отчество.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мохов Альберт Анатольевич.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, вот здесь подпишите, пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альберт Анатольевич Мохов ехал в своем шестисотом Мерседесе по дороге домой и думал: «А не прогадал ли я с машиной?». По своей конституции он был невысоким товарищем с заметной проплешиной, а рядом с этим танком так и вообще терялся… Правда, внутри салона чувствовал себя вполне комфортно. Ничего страшного, будет эдаким Лениным на броневике. Опять покупать новый «Лендровер»? И это после того, как у него так бесшумно увели предыдущую машину? Буквально из-под носа. Тихо выкатили автомобиль ночью, прямо с дачного участка, когда все спали. Говорят, что это возможно, благодаря спутниковой охранной сигнализации…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Милиция, вызванная тогда зафиксировать кражу, сказала, что всем его домочадцам несказанно повезло, что они не видели мошенников. Попадись кто-то из его родных на пути воров, то страшно даже было подумать, что бы могло случиться. Особенно с детьми. Безусловно, Алик производил впечатление очень обеспеченного человека, но ведь и у него были свои проблемы. А потом, почему он был должен работать на других людей? И вообще, Мохов как-то не понимал, когда другие делали покупки в кредит, да и деньги брали в долг. «Эх, дал бы кто взаймы до следующей зимы, и позабыл об этом», – песня, явно написанная не для Алика. Кредит – ведь это тот же долг, – справедливо считал Алик Мохов. – По сути дела, берут у других работников их товары или услуги, а ничего не дают им взамен. Значит, тратят больше, чем производят. А вот богатый человек производит больше, чем тратит. Есть разница?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще в юном возрасте Алик осознал, что проблема того, что его родители до сих пор не богаты, не в том, что в Америке у них нет престарелого бездетного родственника-миллионера, а в том, что они сами не позволяют себе стать обеспеченными людьми. Для начала в мыслях, потом в действиях, которые каждый человек предпринимает для того, чтобы стать богатым. «Денег нет, ты же знаешь. Не плачь. Другие живут еще хуже!» – часто отвечала ему мать на просьбу купить игрушечный самосвал, как у соседа Вовки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Алик видел не тех, кто живет еще хуже, а тех, кто живет лучше их семьи. Сравнивал, и это сравнение было не в пользу родителей. Первое, что приходило маленькому Алику в голову, когда он твердо решил разбогатеть, была мысль: «Ограбить банк!», но так как он был неуклюж и самонадеян, его обязательно найдут и посадят. Это было верхом глупости, конечно. Тогда что? Нарыть где-то клад! Но этот клад можно искать годами и в результате не найти никогда. Поэтому он гнал от себя этот вздор, и решил, когда вырастет, заняться прибыльным делом. Торговлей, например. Во времена тотального дефицита, Мохов не стал работать экономистом по распределению, а с командой таких же мешочников – выпускников вузов, возил из Китая разные вещи. Кожаные куртки, шелковые блузки, даже тряпочную обувь. Особенно много пришлось переправлять на родину игрушек. Куклы Барби так ему осточертели, что он ни в чем не повинных блондинок просто возненавидел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы когда-нибудь пробовали упаковать четыре тонны кожаных курток за ночь, причем, каждую из них скрутить, как можно сильнее, чтобы она занимала как можно меньше места? На сто первой хочется уже волком выть. Это только с виду жизнь челнока была завидной. Поездки за границу, средненькие, но все же гостиницы, рестораны с экзотической кухней. Нужно было прилететь в Пекин, затарится, упаковать все, сложить, отправить. Затем получить товар уже в Москве, выгодно продать его, получить деньги. Опять прилететь в Пекин, и начать все сначала. А если пятьдесят, а то и семьдесят процентов этих курток – брак, а если отправленное карго застрянет где-то в Антверпене на пару месяцев или не придет вовсе, а если ваш заказчик передумал брать привезенный вами товар, как было не раз… Что тогда?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, не работа, а настоящий кошмар. И в результате профит составляет крохи, которые мигом улетают неизвестно куда. Допустим, он все же перекрутится как-то так, что получит большие деньги. Но как он сможет потом распределить эту большую сумму денег, если не может, правильно, как следует, распорядиться маленькой? – мучительно рассуждал Алик Мохов. Не мелочный подсчет был его предназначением, Алик Мохов страстно хотел властвовать над большими деньгами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Властвовать, но не становится их рабом. И опять с ним не было сказочной золотой рыбки. Он понимал, что деньги, вернее сказать, стремление к их обладанию, в современном обществе потребления стали буквально наркотиком, «дозой» заполняющей пустоту человеческого существования. Ну, купил он то, что хотел, порадовался некоторое время приобретению, потом привык, и заскучал. А то и увидел у кого-то вещь лучше приобретенной им. И так до следующей покупки. Не интересно, батенька, знаете ли, так жить! – решил Алик. Наблюдая за постсоветскими нуворишами, которые со скоростью ветра плодились в нашей стране, Мохов видел, что по настоящему богатые люди не кичатся своим богатством, а вполне заслуженно гордятся им, так как большие деньги – это констатация их выдающихся способностей! Кого ни возьми. Потом, богатые люди – все фанаты своего дела, берущие ответственность на себя за людей и предприятие, которым руководят. Они всегда полны идей, их голова похожа на кипящий котел и они уверены, что у них все обязательно получится. Одновременно раздражал и восхищал Алика этот «ботаник», Билл Гейтс. Как он мог создать целую империю передовых технологий?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И что особенно удивляло нашего наблюдателя, так это то, что богатые люди не зацикливаются на неудачах. Даже свои же великие достижения их кипучую деятельность не могут остановить, как предел мечтаний. Ну, сделал ты миллион и наслаждайся жизнью, – поражался Мохов, – так нет же, не сидится им. Делают еще и еще. Миллион за миллионом. Правильно говорят, что деньги прилипают к деньгам. Да еще вокруг истинно богатых людей, как вихри вращаются финансовые потоки, потому что деньги любят успешных и деятельных, ненавидя при этом неудачников, нытиков, болтунов и бездельников. Он понимал, что необходимо было найти свое настоящее дело, то есть ту работу, которая будет нравиться. Где он, Алик Мохов, полностью раскроет себя и наконец-таки явит миру нечто такое, что он, мир, почувствует себя перед ним в долгу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но такое дело никак бедолаге Альберту Анатольевичу не попадалось, пока он не встретил своего старого институтского приятеля. Однажды, подойдя уже к выходу из бутика какого-то известного бренда, куда он часто ходил на экскурсию красивой жизни, Алик неожиданно встретил Евгения Никольского, стоящего у кассы. Когда-то они вместе специализировались по девочкам. Женька вообще был баловнем судьбы и заражал всех своим оптимизмом. Он прекрасно играл на гитаре и пел, поэтому его общество всегда было беспроигрышным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алька, здорово, дружище, – сказал тот, забирая многочисленные фирменные пакеты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здорово, Женька! – радостно хлопнул его по плечу Мохов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько лет, сколько зим. Ты как? Женился, наконец?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего?! Уже два раза успел развестись… А ты как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я женат на самой красивой и умной женщине в мире. Да, да, не смейся! Поехали ко мне, сам увидишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Охотно верю, старичок. За тобой не заржавеет. Дети-то есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дочка растет, тоже красавица и умница. Вся в мать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И в отца. Не скромничай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как бизнес твой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, не особенно. «У меня есть три желанья, нету рыбки золотой»… В общем, отчелночил, а теперь вот не знаю, куда вложиться… – вдохновенно соврал Алик, почувствовав при этом, что у него «клюет».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вкладывайся в меня, не пожалеешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И Алик, действительно, никогда не пожалел, так как у Никольского была своя компания недвижимости. Это сейчас их много, а вот тогда было раз, два и обчелся. Начинали они с коммуналок, расселяли, ремонтировали, а потом выставляли на продажу за такие деньги, что мало не покажется. Потом присоединились новостройки, коммерческая и загородная недвижимость. В общем, работы было – непочатый край. Женька был генератором идей, а Алька – исполнителем, потому что что-то придумывать гениальное он был неспособен. А вот его приятель Женька рождал идеи как-то на удивление легко и главное – своевременно! Однажды Мохов, даже не на шутку расстроился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот я тупой, мне бы никогда такая гениальная идея в голову не пришла! Скажи честно, ты меня держишь в компании только потому, что я твой старый друг, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что, Алька! Просто бывают разные типы людей. Одни интуитивные – генераторы идей, а другие сенсорные – они-то эти идеи в жизнь воплощают. Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего я не понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обижайся, друг, но ты и вправду тупой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты объясни толком. А то сенсоры какие-то, – несмотря на мягкость тона, Алик готов был убить его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот возьми, к примеру, космонавтику. Циолковский придумывал, рассчитывал, а Королев все это в жизнь воплощал. Кто бы без Королева был Циолковский? Мечтатель, никому не известный учитель из Тмутаракани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, я Королев, а ты – Циолковский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вроде того.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда они помирились, но Алик все равно считал себя ограниченным, тупым и бездарным по сравнению со своим другом. Вообще, Никольский был человеком, у которого все, что бы он ни придумывал, получалось. Даже на рыбалке он так лихо забрасывал удочку, что собирались местные зеваки – посмотреть, а как он это так здорово делает. Тогда Алик узнал, что существует такой вид ловли, как нахлыст. Сама английская королева им не брезгует. Да и с людьми Женька сходился так же непринужденно. Как-то к ним в офис заглянула наша «выше крыши» звезда, решить какой-то свой мелкий вопросик с квартиркой на шестьсот квадратов в самом центре города. Алик просто потерял дар речи. Не мог и слова из себя выдавить, а партнер не растерялся. Создалось впечатление, что звезды заходят к ним в офис, если не каждый день, то раз в неделю уж точно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что и говорить, рядом с Женькой – таким элегантным, обаятельный и привлекательным мужчиной метр восемьдесят пять ростом, – Алик чувствовал себя настоящим пнем, неуклюжим и неотесанным мужланом. Не было у него и тех знаний и умений, какие были у партнера. А также не было такой роскошной машины, квартиры и дачи. Но самое страшное для Алика было, то, что у него не было такой замечательной семьи, как у Женьки. И этот факт сыграл роковую роль в их отношениях…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неудачи в личной жизни словно программировались в Алике еще со школьных лет. В своем классе, он дружил с самой красивой девочкой в школе – отличницей Ларисой с золотыми волосами. Носил ее портфель, провожал после занятий, и все уроки сидел только с ней. Над ним смеялись, иногда просто издевались жестокие одноклассники, но он знал, что как девчонки, так и мальчишки, буквально все, как один, ему завидовали. Во-первых, почетным было то, что он сидел с самой красивой девочкой в их классе. Да что там в классе – во всей школе! Как только приезжало школьное начальство из Мосгороно, так Лариску сразу же снимали с уроков – вручать цветы. Во-вторых, все окружающие понимали, что у них были по-настоящему высокие отношения. Многие ребята пытались отбить у него златоглавую Лариску, но как-то грубо, подчас очень неумело. И все их попытки, естественно, были обречены на неудачу. Что, естественно, еще больше прибавляло очков Алику, как единственному другу отличницы и красавицы. Да и сама девочка с золотыми волосами ни с кем не хотела сидеть и даже общаться, кроме него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был еще один секрет Ларискиного расположения – у них дружили родители. Все праздники и выходные они встречали вместе. Их отношения больше были похожи на отношения приятельствующих родственников, нежели на любовные. Они с Аликом знали друг друга буквально с пеленок, так как мамы познакомились, гуляя по парку с колясками, а потом уже завели дружбу их отцы. В детстве были даже моменты, когда их брал кто-то один из родителей, например, летом на дачу. Когда Алик после уроков провожал домой Ларочку, нежно взяв ее за руку, то вокруг все время кричали «Жених и невеста! Тили-тили тесто!». Ему, в этот момент, даже странно было подумать о том, что когда-то они, чумазые и совершенно голые, дрались за место в корыте, чтобы помыться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, Алик, может быть, тебе не надо меня провожать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это почему же? Вон хулиганья у вас во дворе сколько…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, кричат они глупости разные. Тебе не обидно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Ларчик не обидно. А с женитьбой – вопрос решенный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как понять «решенный»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот окончим школу и распишемся, как взрослые это делают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, конечно, ведь ты же самая красивая девушка на свете!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Ларисе Алик ни сомневался ни минуты: и то, что она такая красивая, и то, что умная, но ему всегда казалось, что его школа – самая плохая в городе Москве, хотя таких замечательных спецшкол с углубленным изучением немецкого языка было всего три на весь Союз. Как-то он услышал, что через улицу есть школа еще лучше, чем их, и решил перейти именно туда. Там – и здание новее, и учителя лучше… Лариска доверяла ему безоговорочно, и хотя ей жалко было и учителей, и одноклассников приставучих, да и сами стены, она рискнула и перешла вместе с ним. «Кто не рискует, тот не пьет шампанского!» – радостно и совсем по-взрослому восклицал тогда Алик, хотя к тому времени пробовал только пиво, да и то всего три раза в жизни. Для Ларисы это был шаг в неведомое. Чуть ли не в бездну. Но с таким защитником, как Алик Мохов ей ничего не было уже страшно. Лариска верила, что их крепкая дружба навсегда, на всю оставшуюся жизнь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый класс принял их парочку совершенно равнодушно. Никто их не обзывал, но никто и не привечал. Самое ужасное, что красота его Ларисы на фоне местных красавиц явно поблекла. Внешне они были не многим лучше его Златовласки, но эффект новизны подействовал на юношу возбуждающе. Потом эти девушки были какие-то уж слишком ухоженные. Мохов не сразу понял – они уже стали красить глаза и губы, пудрить носы и румянить лицо, а в его старой школе это было категорически запрещено. У некоторых новых одноклассников родители могли достать дефицит, и это чувствовалось по их благородным школьным формам, изысканной обуви, иностранным ручкам и фломастерам. Его солнечная девочка со своими толстыми хлопчатобумажными детскими колготками и потрепанными чешками в сменке, была просто Золушкой по сравнению с великосветскими дамами в кринолинах. Первой на кого обратил свое внимание Алик, стала грузинка Мака. Раскосые миндалевидные глаза, туфли на модной тогда платформе, и тонкие незаметные колготки, как у взрослой. Но, пообщавшись с Макой буквально пятнадцать минут, Алик понял, что девочка непроходимо глупа и самонадеянна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующим открытием была Ольга Савченко, тоже круглая отличница, как и его Лара. Тихая, скромная девочка, в принципе, ничем особенным и не отличавшаяся, сама подошла к Алику и, артистически потупив глазки, сказала: «А у вас с Ларисой это серьезно?». Алик разозлился на Ольгу: «Какое твое дело?!», но вместе с тем и обратил на нее свое пристальное внимание. У Савченко была родинка на правой щечке, от нее пахло какой-то черничной заграничной вкуснотой, и она постоянно что-то жевала. Не жвачку – так конфетку, не конфетку – так пряник или еще что-то съедобное. Как-то Алик принес ей корзиночку с кремом и красной клюковкой сверху, так Ольга, как в том известном фильме про гангстеров, после этого готова была ему буквально отдаться на школьном чердаке. Вообще, Мохов подозревал, что девочки в этом новом для него классе знают про отношения полов гораздо больше, нежели их сверстницы в его старой школе. Особенно девочка с голубыми волосами – Таня Ратник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от других, Таня не выглядела как ребенок. У нее был взгляд многоопытной женщины, или так ему тогда казалось. Весь класс знал, что свои кудрявые пепельные локоны она поласкает разбавленными чернилами. Ну и что? А его Лариска настаивает шелуху от лука и уже этим раствором поласкает голову, поэтому ее волосы так горят на солнце. У всех – свои заморочки. Но Таню Ратник по прозвищу «Мальвина», Алик не принял тогда всерьез, так как Таня писала записки Сашке Фролову, отдавала приказания Витальке Шабанову, а сама постоянно смотрела на Игоря Гордиевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, Игорь Алику нравился больше других ребят в их классе. Красивый, независимый, в общем, классный такой пацан. Им даже как-то дали одно задание на двоих, и Мохов позвонил Игорю после школы, чтобы договориться, что им делать дальше. Но в трубке, то ли его мама, то ли бабушка, ответила, что Игорь убежал к Нине на сеанс. Какой такой сеанс? Не понятно. Почему-то пришло в голову – сеанс радиосвязи или киносеанс. Странно. И какая – такая Нина? А, Нинка Кугушева, маленькая такая мерзлявая девочка. Она сидела в первом ряду, так как плохо видела, и постоянно о чем-то мечтала, витала в облаках. А если не мечтала, то рисовала. Причем как-то так энергично, неистово, что ли. Никто в классе над этой ее странностью не смеялся, просто привыкли и за спиной частенько дразнили «Ангелом», потому что так ее называла классная руководительница, когда приводила ее в пример. Уже тогда в Москве у Кугушевой за спиной было несколько серьезных выставок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все девчонки их класса тайно или явно думали о Гордиевском. А эта чем-то перепачканная замухрышка с ним после школы даже встречается… Вот это номер, чтоб я помер! Алик решил проследить за Игорем, и застукать, как он думал, любовников «на месте преступления». Говорят, что сеанс, а на самом-то деле… может быть все, что угодно. И однажды ему это удалось: по переулку шел Игорь и насвистывал, затем он полюбовался на себя в лужу, поправил челку, и свернул в Нинкин подъезд. Тем временем Алик выжидал за какой-то электрической деревянной будкой или щитком, когда он поднимется к Нине на старом скрипучем лифте. Выждав еще десять минут, для верности, Алик последовал примеру Игоря, пролетев по лестнице через три ступени, он трясущимися руками нажал на звонок. Квартира Кугушевых была на самом чердаке, причем, одна на небольшой площадке, так что ошибиться было невозможно. Ему открыла мама Нины. Милая женщина с ямочками на щеках и в кухонном фартуке. В квартире пахло красками и квашеной капустой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – Алик, можно мне увидеть Игоря?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Входи, входи, Игорь позирует Ниночке. Подожди немножко, сейчас они уже закончат, и будем пить чай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странная женщина, – подумал Алик, – и, несмотря на уговоры, все же рванул дверь, где по его расчетам должны были находиться наедине Игорь и Нина. Комната оказалось огромной и светлой, без занавесок с простым дощатым полом и высоким потолком. Нина сосредоточенно стояла у мольберта, а Игорь сидел на подушке, склонившись над тазиком с водой. Они ничуть не удивились его приходу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись, Алик, – спокойно сказала Нина, даже не глядя на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, а что ты сейчас рисуешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Легенду о Нарциссе помнишь? Так Игорь любезно согласился мне позировать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно я твои картины посмотрю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, смотри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут его ждало настоящее открытие. Нинкины картины не были похожи ни на что другое им ранее виденное. Парящие в воздухе фигуры, собака, спрятавшаяся в траве, лесная дорога в горох, портрет мамы, туман на мокром шоссе. И много-много пейзажей с водой и деревьями. Вроде все, как обычно, но какая необычная манера исполнения! Это все было написано так, что ни с кем и никогда не спутаешь. Когда-то Алик слышал, что художники первое время подражают кому-нибудь из великих предшественников, а тут было нечто неподражаемое. Пришлось признаться в том, что он ничего не понимал в искусстве, ему бы футбол или хоккей прокомментировать. Вот это дела!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но надо было быть полным олухом, чтобы не понять, у его новой одноклассницы определенно был большой талант. Глядя на холст или бумагу, Нина быстро делала мазок, один, другой, третий и из бессмысленных, казалось бы, неправильных линий рождалось настоящее произведение искусства. Причем, быстро и точно. Казалось, что торопыга Нина куда-то спешит, когда рисует. И в то же время у нее не было ни единого лишнего движения. Все было подчинено единому замыслу. Даже трактовка легенды о Нарциссе была своеобразной. Непонятно, где этот товарищ находился, но было ясно только одно: Нарцисс любуется, смотря на свое отражение, внезапно появившееся на зеркальной поверхности воды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Нина рисовала, то казалось, что это все так легко и просто. Следя за ее быстрыми движениями, Алик решил, что тоже сможет научиться так необычно рисовать. Да и что тут может быть сложного? Смотри, да срисовывай! Вот он неоднократно списывал у Лариски, и ничего – пятерки получал. Хотя последнее время Лариска как-то сникла, ее золотые волосы потускнели, сама она располнела, и все чаще ей одной приходилось идти после занятий. Она уже и не спрашивала Алика, пойдет ли он с ней до дома, просто опускала голову и шла. У него были теперь свои интересы, а ее интересовал только он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то, видя, вконец расстроенную Лару, бредущую по дороге из школы, Алику стало стыдно за свое поведение, и он догнал уходящую девушку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ларчик, ты извини, что не могу проводить. У нас тут, понимаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не оправдывайся. Я все понимаю, – она сказала это так тихо, будто он душил ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и умница, ну, я пошел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди… подожди, я хотела сказать тебе, что жалею, что перешла в эту дурацкую школу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но последних слов Алик уже не услышал. Он бежал по своим делам, где Ларисе не было места. Больше они друг с другом в школе уже никогда не разговаривали. И потом, когда подросший и уже взрослый Мохов бросал женщин, он никогда не оправдывался, он надеялся, что они, как его школьная подруга Лариска все понимают. Да и любил ли он Ларису? Вряд ли. Вот кого он, действительно, любил, так это, наверное, Мальвину. Или сначала Нину? Сейчас Алик не мог себе точно ответить, но после Ларисы Нина стала его самым близким человечком. Сразу после уроков он, не сговариваясь с ней, самым нахальным образом приходил к Нине, в ее обшарпанную, пахнущую красками комнату, и пытался что-то изобразить. Сначала у него получалось все на уровне художников-примитивистов, но по прошествии времени, его рисунки стали более уверенными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правда, не более того. Алик Мохов должен был признать, что дальше жалкой посредственности ему в живописи никогда не продвинутся. Так стоит ли этим заниматься вообще? Зарисовывать какие-то предметы, стараться. Это его предел, и то, что Нине дано с детства, ему, возможно, не дано было совсем. Как-то они устроили даже сражение на кистях. Алик рисовал Нину за мольбертом, а Нина рисовала Алика в этот момент. Когда они сравнили свои художества, то Алик все понял без слов. Нина дала ему сто очков вперед…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нина уже писала новый портрет Игоря, когда в мастерской появилась таким же наглым образом знойная Мальвина, Таня Ратник. Под благовидным предлогом, она тоже стала учиться рисовать и восхищаться Ниной, но только тогда, когда Игоря не было. При нем она восхищалась только Гордиевским. Тот воспринимал похвалы как должное и, тем не менее, не уделял Ратник столько внимания, сколько она хотела. А с Ниной они понимали друг друга с полуслова, говорили тихо, и как-то чувствовалось, что им вдвоем хорошо. Глядя на такой тандем, Танька Ратник страшно злилась. Постепенно она сделала Алика своим временным поверенным в сердечных делах. Она буквально плакалась ему в школьную жилетку, и как-то, промочив фактически все плечо, подняла голову и неожиданно поцеловала Алика прямо в губы. Несмотря на свои долгие отношения с Лариской, у него ничего подобного с девочкой с золотыми волосами не было. Ну, целовали друг друга в щечку сухими губами, ну и что? Этот поцелуй был другим, совсем другим. Потом Алик поцеловал Таню, потом они долго еще целовались в тот день. И тогда Алик явственно понял, что окончательно пропал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В школе они делали вид, что ничего между ними никогда не было. Танька продолжала писать записки Сашке, командовать Виталиком и смотреть на Игоря. Как она говорила: для отвода глаз. Иногда с урока отпрашивалась она, потом Алик и, выходя прямо в школьный коридор, они забивались в темный угол и страстно целовались. Для Алика перестали существовать все другие девочки, даже Нина. Грубые замечания Сашки и Виталика о том, что Мальвину уже перепробовал весь кукольный театр, его не смущали. Зависть, что поделаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алик, что ты можешь совершить ради меня? – спросила его как-то Таня, застегивая бюстгальтер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убить! – не задумываясь, сказал он, расстроившись, что руки нужно было все же убрать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Докажи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Запросто! Кого прикажите уничтожить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нинку Кугушеву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет проблем. Придавлю, как клопа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придя в школу, Алик начал с мелочей – подставил Нине ногу. Спотыкнувшись, она, чуть было не расквасила себе нос. Все присутствующие в классе дружно засмеялись. Проделка за проделкой, подстава за подставой и на Нину Кугушеву началась настоящая травля. Причем, Игорь Гордиевский как-то даже пытался защитить девушку, да и делал это не раз, но наступил момент, когда и он сдался – стал ее травить вместе со всеми. Это было ужасно, когда Нина стояла у доски, а весь класс тянул протяжное «ууууу». Надо сказать, что все обиды Нина сносила мужественно, и все привыкли, что они обязательно должны как-нибудь ее задеть: толкнуть, обозвать, спрятать портфель, приклеить к столу дневник, выстрелить из рогатки, плюнуть в нее жвачкой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот день в раздевалке Алик не забудет никогда. Утром он играл в футбол с Сашкой Фроловым портфелем Нины, а Виталик Шабанов топтал ее куртку в раздевалке. Это было чудовищно, но ни один мускул не дрогнул у «Ангела» на лице. Просто пионер-герой какой-то. Ее такое мужественное поведение еще больше заводило их. Ну, разрыдалась бы, что ли для приличия… Девочки, сбившись в стайку, смотрели на действия мальчишек. Мальвина ликовала. Сгорбленная Алевтина Яковлевна, их классная руководительница вышла в вестибюль, и закричала на обезумевших мальчишек. Схватив раскиснувший от грязи Нинин портфель, Сашка пошел его мыть в туалет, чтобы затем театрально вручить его владелице под всеобщий гогот. Тем временем Алик побежал в раздевалку, куда прошла Кугушева для того, чтобы переодеться на физкультуру. Виталик победоносно размахивал Нинкиной сменкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хотел в очередной раз напомнить, что на Кугушеву открыта настоящая охота. Все уже переоделись и вышли, Нина запаздывала, но единственной мыслью Алика было: «Хоть бы в раздевалке было много народу!». Его больше всего волновало присутствие Тани Ратник. Но упакованные в физкультурную форму девочки стояли в вестибюле, с другой стороны, и он не мог их видеть. Надеясь на успех, Мохов открыл дверь и истошно заорал, но никто ему не ответил. Тогда он ворвался в раздевалку и то, что было дальше, он помнит очень смутно. Помнит только, как на полу лежала Нина как-то уж больно неестественно, словно спала, уткнувшись носом в школьный фартук, и молчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, хорош, претворяться, дура набитая! – что есть мочи, играя на воображаемую публику, заорал тогда он. Никто его не услышал. Нина даже не пошевельнулась. И, расстроившись, что его геройство никто не видит, от досады громко, со страшной силой, пнул ее в бок и захлопнул дверь. Это потом были скорая помощь и милиция, а тогда он подумал, что Нинка просто издевается над ним. Улеглась и притаилась. Но зачем только на полу, словно упала?… Подумаешь, страус – голову в песок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В семнадцать лет еще кажется, что все мы бессмертны, что у нас впереди еще много-много лет, что ничего страшного, а тем более случайного с нами произойти не может. Когда Алик понял, что же с Ниной все-таки случилось, он от ужаса побежал на школьный чердак и разрыдался. Сколько он там просидел, Алик и сам не понял, но ему не хотелось спускаться к одноклассникам, да и просто ему не хотелось теперь жить, дышать. Нина умерла. Вот так, просто. Он открыл чердачное окно, и только собрался сделать шаг вниз, как за спиной услышал чье-то сиплое дыхание. Подумав, что это Нина пошутила, он радостно обернулся. Но это была Мальвина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, теперь-то ты довольна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алик, что с тобой? Ты весь дрожишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ты, ты во всем виновата. Это все из-за тебя! Кукла бездушная!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да прям, кто ее все время задевал? Кто ее гнобил? Не ты ли? Причем здесь я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да уж. Это я тебе обещал убить ее, вот и убил. Я спрашиваю – ты довольна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты же убил, не я… – сделав глаза большими и наивными, сказала Таня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой же я был идиот, что связался с тобой. Ты мной манипулировала, как куклой-марионеткой! Ты злая, гнусная, бездушная тварь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От безысходности, от осознания собственной никчемности, он заплакал, как ребенок. Мальвина прибегла к испытанному средству – стала его целовать, в лоб, в губы, в шею. Больше всего на свете ему хотелось отстранить ее, сильно шлепнуть об пол, да так, чтобы у нее разбилась ее нелепая голова, в которой вместо мозгов было просто одно отхожее место. Видно перепутали еще при внутриутробном развитии. Но почему-то уже не было сил сопротивляться. И вдруг он почувствовал, как Таня присела, наклонилась к его брюкам, ловко расстегнула ширинку, и потом произошло что-то невообразимое, постыдное и в то же время необыкновенное по ощущениям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алик помнит только, что он летел куда-то далеко-далеко. Его засасывало в какую-то, будто бы вакуумную воронку, он сопротивлялся, даже конвульсивно так дергался, буквально толкался куда-то, но не мог ничего с этим процессом поделать. Да и прервать столь диковинные отношения, именуемые французской любовью, ему в голову даже не приходило. Всем своим существом, Алик чувствовал, как он разбухал, становился огромным, но совсем неожиданно его внутренности обжег спазм, и ему показалось, что его сущность просто рвет на части. И только, когда это произошло, он почувствовал полное опустошение, а Таня, довольная собой, сделала глоток, улыбнулась и только шепнула ему на ухо: «Ну, все, все, успокойся».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От волнения и презрения к самому себе, Алика стошнило. После всего с ними произошедшего, он не мог смотреть на Таню. Она была ему просто противна. Ведь хорошо же знал, что так бывает в отношениях между мужчиной и женщиной. Но никак не ожидал, что это произойдет именно с ним и именно сегодня. Потом Алик понял, что после этого действа чрезмерной близости, возненавидел Ратник, но это было уже потом. А сейчас вся его жизнь делилась на «до Нины» и «после нее».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этого страшного дня, Алик больше никогда не открыл двери класса. Три дня он где-то скитался. Дико, до умопомрачения, напился с добрыми беззубыми и все понимающими бомжами неопределенного возраста. Когда же он окончательно протрезвел, то вернулся домой и сказал родителям, что в школу больше никогда не пойдет. К нему приходил участковый, брал показания, но в классе никто не сказал, что именно Алик Мохов последним видел Нину. Отец Саши Фролова постарался это дело замять, чтобы не копали дальше и не портили жизнь молодым людям, а его отец уговорил директора школы выдать Алику аттестат без экзаменов. Видя, как сын страдает, мать потащила его к какой-то ясновидящей, которая лечила невменяемого мальчика пассами над головой, затем укладывала его на свою кровать, накрывала шерстяным пледом, включала какую-то кассету с пением птиц и умиротворяющими звуками. На десятый сеанс Алик Мохов все негативное забыл и помнил только хорошее. Но в школу так и не вернулся. Его отец орал, чтобы он шел немедленно в армию, мать отвечала, что там-то уж их единственный сын и подавно свихнется. В результате его протолкнули в какой-то институт торговли, куда пристроили и Ларису, на которой он, как и обещал – все-таки женился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось бы, счастливый конец. Happy end. Но весь ужас ситуации только начинался. Только Алик оправился от переживаний, как увидел Ларису на первом курсе. Дикое чувство вины захлестнуло его так, что он ходил перед Ларисой колесом, только, чтобы она его заметила и простила! Окруженная немногочисленными представителями мужеского пола их факультета, Лариса заблестела здесь с новой силой. Ее встречал один, провожал другой. Она попала даже на первую полосу «Вестника торговли», и тут Алик не выдержал и пошел к родителям Ларисы домой, просить руки их дочери. По старой дружбе, те не могли ему отказать. Лариса обещала подумать. Прошла целая вечность, как показалось потом Алику, перед тем, как они поженились. На самом деле – всего два месяца. Все это время родители готовились к свадьбе. На минуточку Алику показалось, что он искупил этой свадьбой все. И то, что он так предательски бросил в школе Ларису, и то, что увлекся этой гадиной Ратник, и то, что был повинен в смерти Нины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но искупления собственных грехов за счет семейной жизни не произошло. Когда Алик с Ларисой стали жить вместе, и особенно, когда появился их сын, стало ясно, что хоть они и росли вместе – выросли совершенно разными людьми. Будто добившись всего того, что она хотела, Лара как-то быстро разжирела, опустилась даже. В общем, не была первой красавицей и умницей, чего ему так страстно хотелось. А потом… она не забыла ему той обиды, которую он нанес ей еще в школе. И быстро дала Алику это понять. Теперь уже трудно объяснить, что сыграло решающую роль в их отношениях, то ли то, что она все помнила, то ли то, что Лариса уже не была той красавицей с золотыми волосами, как раньше. Недолго думая, Алик развелся, так как понял – их отношения с Ларой уже давно исчерпали себя. Правы были древние греки, сказав, что все течет, все меняется, и нельзя войти дважды в одну и ту же воду. А русло умершей реки просто-напросто пересыхает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В роскошной, но чужой для него прихожей, Алик сидел на кованой скамье и довольный собой натягивал ботинок. Сегодня утром он превзошел самого себя. Однозначно. Но Наташа в прозрачном домашнем халатике и изящных шлепанцах с пушком наверху, мялась, теребила кончики пояска и хотела ему что-то важное сказать. «Ну что, что ей еще нужно?!» – раздраженно подумал Алик и вопросительно взглянул на Наталью. Та опустила голову, он стал завязывать второй ботинок, когда она все же решилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я беременна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это временно, – не думая, выпалил Алик и ретировался поближе к двери. Он спешил на работу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не временно, я твердо решила, что буду рожать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я-то здесь причем? – равнодушно произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А притом, Алик, что это твой ребенок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алик, открой глаза, Женя уехал три месяца назад, а беременность всего семь недель! – она заплакала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что ты, не плачь. Давай сядем, обо всем поговорим спокойно. Только я должен сначала покурить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время до прихода из колледжа Милы у них еще было. И он вышел на лестничную площадку Натальиного элитного дома. Достал сигарету, затянулся, и картина для него стала постепенно проясняться. Когда он впервые пришел к Женьке Никольскому домой, то сразу понял, что супруги обожают друг друга. Их дочка – Милка – прекрасная пианистка, именно о таком ребенке мечтают честолюбивые родители, чтобы потом гордиться и… делать на нем деньги. Первые места на различных конкурсах, участие в музыкальных салонах и концертах. Даже на канале «Культура» про нее рассказывали. Золото, а не ребенок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказать, что ему понравилась Наташа, – значит, ничего не сказать. Таких женщин никогда не было в его окружении. Она была просто с другой планеты или с обложки глянцевого журнала. Маленькая, по сравнению с высоченным Женькой, ухоженная до красных кончиков ногтей, вся какая-то энергичная и спортивная, она излучала радость, достаток и уют. С ней было весело и в то же время очень спокойно и хорошо. Комфортно даже. Наташа олицетворяла все то, что зовется надежным тылом. Прекрасная кулинарка, великолепная любовница, настоящая помощница в делах. При ближайшем рассмотрении, казалось, что Наташа была не настоящая, а какая-то гуттаперчевая. Кожа ровная, чистая и по цвету – словно кофе с молоком. У нее все было правильно – и носик, и глазки и пальчики на ногах. А уж какое потрясающее сочетание блестящих черных волос и светло-зеленых глаз! Это была сказка тысячи и одной ночи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут она беременна, от него. Да это же счастье! Не он ли мечтал иметь такую жену, такой дом, такого ребенка?! «Идиот, это и есть твой шанс, это и есть твоя золотая рыбка, – шептал кто-то внутри, – ты добился своего!» С первого же дня работы в компании Никольского, Алик медленно, но верно его подсиживал. А также подрывал его отношения с женой, как только мог. Даже, когда они собирались вместе, одной компанией, он их незаметно ссорил, и затем благодушно мирил. Как-то Никольский не выдержал и пришел к Алику ночью домой с жалобами на жену. Тогда-то Алик и посоветовал ему уехать, чтобы поняла и осознала, как ей без Женьки тошно. Он даже летал к нему в Испанию, где Никольский выпивал с партнерами. По возвращении Алик «не скрывал», что у Жени якобы есть утешительницы среди знойных испанок, что окончательно ввело Наталью в транс, и она пустилась во все тяжкие. Не по-мужски это было, конечно. И не по– христиански, что он возжелал жену своего самого ближайшего друга. Но таков уж был Алик. Он всегда хотел для себя только самого лучшего. А это лучшее было у Никольского. Несправедливо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Солнышко, прости меня, вытри слезы – поцеловал он ее в макушку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, что же нам делать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подавать на развод. Я хоть и не живу давно с Валюхой, но, ведь не разведен еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что?…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы поженимся! Будем жить долго и счастливо и умрем в один день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером, с уверенностью в том, что к нему наконец-таки приплыла его золотая рыбка, Алик вышел на сайт «moiclass.ru». У него было несколько сообщений и еще больше оценок за фотографии. Еще бы их не было! «Сумасшедший танк, старик! Это круто! По настоящему круто!» – писал Алику Мохову на его страничке бывший одноклассник Виталик Шабанов. Он увидел фотографию его нового HUMMER HX. «Ты еще не видел моей новой жены, дурила!» – тут же ответил ему Алик. Шабанов был на сайте и так же не задержался с ответом: «На вкус и цвет, товарищей нет! Но я не сомневаюсь, что твоя-то будет самой лучшей!». Алика несколько покоробило его «на вкус и цвет». Да его Наталья потрясающая женщина! Может, кто и любит этих крашенных-перекрашенных блондинок, но только не он. Хватит, уже сыт по горло всеми этими Барби и Мальвинами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правда, и Таню Ратник он тоже нашел на сайте. Сначала она выставляла свои одинокие безликие фотки, на которых стояла не по возрасту старая и довольно хитрая стерва. Похожая больше не на Мальвину, а на потрепанную Миледи из «Трех мушкетеров» Дюма, доживи та до ее лет. Потом появились и другие. Видно, не было зверя на стареющего ловца. Чтобы привлечь хоть чье-то внимание Таня выставила фотографии своих внуков. Как-то не вязалось – первая любовь и вдруг бабушка… Алик, увидев ее веселых карапузов, пустил даже слезу. Писать ей ничего не хотелось, и он посылал разные там смайлики – цветы и поцелуи… Что ему было еще желать? Он был богат, имел прибыльное дело, Наташа скоро станет его и родит их общего ребенка. Разве мог он надеяться в сорок лет стать отцом?! И все-таки Алик не был счастлив, он чувствовал, что его постоянно гложет мерзкий червячок зависти. А ведь у кого-то может быть еще лучше?! И он стал смотреть фотографии на сайте у других, совершенно ему еще незнакомых людей…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 3<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таня Ратник<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раба любви<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Немного пороков достаточно, чтобы омрачить многие добродетели».<br>
&nbsp;Плутарх<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новая столичная гостиница горела в лучах заходящего солнца своим железобетонным фасадом, да так, что слепило глаза. Но все впечатление от зрелища портил пронизывающий ледяной ветер, который не давал поднять голову. То там, то тут как-то уж очень быстро в группы собирались мерзнущие люди, и, размахивая элитными приглашениями, гордо исчезали внутри здания. Среди стоящих у стеклянных дверей мужчин и женщин, легко было вычислить известных людей, чьи портреты не сходили со страниц глянцевых журналов. Наконец-таки, к переминающимся с ноги на ногу девчонкам Веронике и Анфисе, одетым слишком уж легко, подошел раскрасневшийся до неприличия Антон. По его растрепанному виду создавалось впечатление, что он явно спешил – то ли сильно перепил накануне, то ли просто забыл, что ему надо идти на ответственное мероприятие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На вид незадачливому молодому человеку было не более двадцати, но на самом деле, тридцать с хвостиком. За свою природную пройдошистость (а устроиться где-либо или пристроиться к кому-либо этот мальчик мог везде и всегда), и, в тоже время, врожденное мужское обаяние, молодой человек пользовался громадной популярностью среди своих сверстниц и не только. О его многочисленных романах ходили легенды, а так как Антон был до сих пор холост, то в их компании не было девушки или незамужней дамы, которой бы он не предложил свою руку и сердце. Но никто к его предложению серьезно не относился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антон мог достать все, что угодно, где угодно и когда угодно. Однако в этот раз билеты на закрытое мероприятие, куда мечтали попасть многие, достал не он, а его сослуживица Вероника. Кто бы мог подумать? Тихушница, и вдруг имеет крутые завязки, чтобы получить такие дефицитные пригласительные. Даже один прославивший сам себя художник-выскочка взирал на проходивших мимо знакомых глазами грустной бездомной собаки. У него не было даже пропуска на вход. Второй год Анфиса, Вероника и Антон вместе работали в отделе маркетинга и рекламы крупного международного холдинга и периодически ходили на такие вот разного рода сборища, чтобы посмотреть, как их организовывают. И стащить пару отличных идеек для своих мероприятий. А что им оставалось делать, если каждый промах грозил увольнением?…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как только запыхавшийся Антон с ними поравнялся, девушки, как по команде повернулись к входу и без единого звука пошли внутрь. У них уже зуб на зуб не попадал от холода, и они убили бы этого Антона, если бы могли это сделать. Прямо здесь, перед всем честным народом. Но на миру, как известно, и смерть красна, и сослуживицы не стали доставлять Антону подобное удовольствие. Войдя в фойе, они немного отогрелись и мысленно простили своего непутевого спутника. Ну что с него возьмешь, болтуна и бабника? Анфиса, Вероника и Антон шли из специально предусмотренного для конгресс-холла гардероба, когда к ним навстречу поспешила миловидная женщина лет пятидесяти, с акварельным лицом, тонкой талией и довольно полными ногами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, ребятки. Молодцы, что пришли! Сегодня будет нечто феерическое, – загадочно улыбнулась она. И тут же исчезла в какой-то служебной каморке. Но ретивый Антон успел-таки поцеловать ей ручку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Антон, ты ее знаешь? – удивленно спросила Вероника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, скажи нам, кто эта женщина, – вторила ей Анфиса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ооо, эта моя самая первая в юношеской жизни женщина, Ратник Татьяна Васильевна, – с улыбкой чеширского кота протянул он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Врешь, – побледнела Вероника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ну ты же знаешь, он всегда что-то выдумывает насчет своих амуров с разными женщинами! – махнула рукой Анфиса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот и не выдумываю! Мы с ней вместе в СВ ехали в Питер. Правда, это было так давно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но как ты мог с ней… Она же просто старуха?! – удивилась Анфиса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нее, она просто строгая на вид, а копнешь глубже – такая веселая и очень даже страстная дамочка. Причем, ей не больше сорока двух лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А выглядит она гораздо старше… – поразилась Анфиса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все равно врешь! – не унималась Вероника, но она уже давно ничему такому не удивлялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свет в зале погас и Вероника чуть было не перекрестилась, так как пребывала в настоящем шоке. «Господи, – подумала она, – хорошо, что ни Антон, ни Анфиса не знают, что Татьяна Васильевна Ратник – моя мать…» На сцене уже началось «феерическое» действо, а Вероника в ужасе вспоминала, как она находила в шкафу за постельным бельем письма от разных мужчин фривольного содержания. Как они с матерью ездили в дом отдыха на Кавказ, где она якобы случайно встречала то Георгия, то Вахтанга, то Резо. А просыпаясь ночью в номере, девочка никогда не находила маму на месте, – кровать была пуста. Сначала она боялась, что мама ее бросила, долго не спала и просто не знала, что ей делать, так как номер их мать, уходя, закрывала… Та появлялась крадучись, под утро, а Вероника делала вид, что крепко спит… Бедный отец, он – просто идеал добропорядочности! Он ей верил, как себе, а она даже в поезде умудрилась с этим придурочным Антоном связаться. Какая же она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, кто-кто, а Татьяна Васильевна Ратник себя распущенной женщиной отнюдь не считала. Боже упаси! Более того, с годами, Татьяна Васильевна даже стала поборницей моральной чистоты в обществе, она решительно стала осуждать тех женщин и мужчин, которые не хранят верность своим супругам. В душе, как Татьяне казалось, она оставалась все той же «девочкой, которая хотела счастья». А оно для нее заключалось не в мире во всем мире, и не в здоровье близких ей людей, а в безмерной мужской любви. Счастье для Татьяны было продуктом моментального употребления. Вот появилось счастье – хватай его и наслаждайся, пока оно само не вылетит из рук! Даже по прошествии многих лет она не потеряла свойства влюбляться до беспамятства, и при этом устраивать все так, чтобы объект ее страсти также горячо любил ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну и что может быть плохого в этом мироощущении? – рассуждала хитрая Татьяна. – Да, я постоянно влюбляюсь, как безумная. Но все же не как какая-то дура! У нее было потрясающее качество – Татьяна Васильевна Ратник любую ситуацию могла обратить в свою сторону. Она прекрасно владела искусством манипулирования другими людьми. Для достижения собственных целей Ратник пользовалась разными уловками. Например, переходила на личности, когда дело касалось конкурентной борьбы. Понятно, что это очень болезненная и нелицеприятная уловка, причем, сплошь и рядом используемая людьми с неярко выраженным интеллектуальным уровнем развития. Но действует же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или использование мужских слабостей, таких распространенных, как амбициозность, тщеславие, повышенное самомнение. Любила Татьяна Васильевна прикрываться и высокими идеалами, особенно ей нравилось повторять, что она все делает «на благо семьи». Правда, не понятно, что именно. Хотя, если руководствоваться принципом «хороший левак укрепляет брак», то тогда конечно. По молодости госпожа Ратник практиковалась на восточных мужчинах, которых у нее было без счета. Но затем количество перешло в качество, и она стала подбираться к более сложным задачкам – женатым солидным мужикам, и тоже из практически всех сражений выходила победительницей. Однако с возрастом достойных кандидатов становилось все меньше и меньше. А потом этот случай в мировой лечебнице в Словении, в Рогашке Слатине совершенно ее добил! Вспоминать лишний раз даже не хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что у Татьяны Васильевны, чуть ли не с юных лет, был больной желудок. На нервной почве, естественно. Как настоящей разведчице, ей приходилось всячески скрывать свои многочисленные интимные связи сначала от родителей, потом от мужей-трудоголиков, которые в ней просто души не чаяли. Особенно третий ее муж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действительно, вернувшись от очередного любовника, сытой и удовлетворенной, Татьяна носилась вокруг своего благоверного, заглаживая мозолившее душу, мерзкое и кислотно-расплывчатое чувство вины. Особенно неприятным было жжение в области желудка. Кстати, это ощущение преследовало Таню на продолжении всей ее жизни. Может, именно туда и забралась у нее совесть, преодолевая сложный путь от небезызвестного места между ног до головы? Не оставили ее зачаточные проявления совести и с третьим мужем. Он считал свою Танечку чуть ли не святой и только что не молился на нее. Одному своему приятелю, который тоже состоял с Татьяной Васильевной в многолетней, горячечной интимной связи, ее несчастный рогоносец-муж искренне признался, что хотел бы написать портрет своей жены в виде иконы. «Тогда это будет падшая грешница», – искренне ответил ему приятель. На счастье, третий муж Татьяны Васильевны ничего не заподозрил. Он был большим строительным боссом и мог допоздна сидеть на работе, веря, что его благоверная смотрит телевизор или болтает с подругами по телефону. Хотя именно подруг у нее практически не было. Только друзья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Татьяна мужа по-своему тоже любила, понимала, даже жалела. И то, что он ее и сыночка от второго брака содержал, прибавляло ему сто очков вперед перед другими его двуногими и волосатыми соперниками. Хотя Татьяна была уверена, что любовь придумали именно женщины, имея богатое воображение, стараясь подчинить своим правилам мужчин. А те, в свою очередь, заставляли все же дам поступать так, как им хочется. Особенно после периода ухаживания. На самом деле, за много лет труда на ниве своих сексуальных утех, она поняла, что существует только желание. И ничего, кроме желания. Все мужчины делились на тех, кого она хочет, и тех, кого она не хочет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не мог обвинить Татьяну в пошлости и глупости, но от природы ей была дана мощная сексуальная энергетика. Ее бы направить в нужное русло. Ведь все поистине талантливые люди были очень сексуальны. И она была талантлива, как актриса, даже певица и композитор. Но все это ее не интересовало, так сильно, как эта одинацатиминутная страсть, по замеру писателя Пауло Куэльо. И ради них она лгала, иногда унижалась, хитрила, что-то придумывала. Готова была вывернуться наизнанку, но получить свое. Как измученного действием собственных гормонов юношу, ее до сих пор трясло только при одной мысли, что с понравившимся ей мужчиной у нее может быть секс. По своим ощущениям это было похоже на наркотик. Получив дозу, Татьяна непременно жаждала новой порции. Где-то подсознательно она чувствовала, что готова умереть от передозировки, только бы не лишали ее радости сексуального общения с мужчинами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замуж она вышла рано, практически сразу же после школы. За первого из сожителей, кто ей предложил настоящий, запротоколированный брак. Первый муж – черноглазый Кирилл – был смешной такой менеджер по продажам. Много работал, старался принести в дом хорошие деньги и очень уставал. Ухитрялся даже работать на несколько фирм одновременно. Как-то ночью он проснулся, повернулся к их собаке Джеку, и стал ему про замечательную посуду «Земфир» рассказывать, потом со скидкой ее продавать. Татьяна бы не поверила, если бы не видела все это собственными глазами. Она не спала, а болтала со своим новым любовником по телефону на кухне. Услышав голос мужа, ей показалось, что он обращается к ней, но не тут-то было. К собаке. Причем, собаке он говорил о преимуществах нержавеющей стали хром-никель, о пожизненной гарантии, а когда Джек стал морду прятать – просил его подумать о здоровье всей семьи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Кирилл шел укладывать их дочку Веронику, то непременно засыпал первый, да так сладко, что начинал громко храпеть, тем самым мешая заснуть ребенку. Вероника крутилась вокруг него, била кулачками, ругала, тот на нее ноль внимания, фунт презрения. Затем дочка в сердцах кричала: «Ну зачем спать и рычать, как волк!?». Когда Татьяне чудаковатый Кирилл окончательно надоел, она с маленькой дочкой на руках ушла к своему начальнику – вдовцу. Андрей Петрович был почти на двадцать лет ее старше, но это не остановило влюбленных. Честно говоря, Татьяна ему нравилась давно. В отличие от других сотрудниц, она была женщиной толковой и, как ему казалось, интересной. Татьяна же блаженствовала: роскошная квартира, государственная дача, куча денег на нескольких счетах. Это тебе не менеджер-коробейник. Да, еще от предыдущей жены осталось много разных шкатулочек с драгоценностями. То есть, снимались те проблемы, которые могли мучить, и отрывать ее от дела всей жизни – служению богине Венере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от Кирилла, ее первого мужа, Петрович был мужик справный: хорошо обеспеченный, нежный, заботливый, да просто потрясающий во всех отношениях. Истосковавшийся по женщине в собственном доме, Петрович расшибался в лепешку, чтобы Татьяне и ее дочери у него было хорошо, чтобы они ни в чем не нуждались. Но было единственное «но» – у Андрея Петровича был слишком взрослый сын, почти Татьянин ровесник. И все бы ничего, но Таня, по просьбе нового мужа, ушла тогда с работы. Дочку каждый день отправляли с шофером в садик, а потом ей что прикажете делать? С хозяйством она справлялась быстро, особенно не усердствуя. Да и не любила она это дело, честно говоря. Готовила хорошо, а вот убирала из рук вон плохо. «Не нравится – найми уборщицу!» – часто говорила Андрею Татьяна. И второй муж, ее бывший начальник, нанял. А прислуга ему возьми, да и расскажи про амуры его молодой жены с сыном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недолго думая, Петрович выгнал Татьяну, не посмотрел даже на то, что она была беременна. Причем, она до сих пор не знает, чей это сын. Да и выгнал, конечно, – не то слово. Просто купил изменщице коварной двухкомнатную квартиру на Соколе, и, протянув ключи, тихо так, сквозь зубы, процедил: «Уходи немедленно». Скоропалительно переехав в новое жилье, Татьяна обнаружила серьезные недоделки в самой квартире. И она никак не могла их устранить – никто и ни за что не отвечал. Денег больших у нее не было. Оставалось только искать правду. В конце концов, Ратник дошла до самого главного строительного начальника, и, попав к нему в кабинет, как женщина беременная, не выдержала, разрыдалась прямо у него на плече. Тот стал ее неумело успокаивать, Татьяна не успокаивалась. Он ей воды налил, а она еще пуще стала рыдать и жалостливо так говорить, что только он может ей помочь. Только ему она может довериться, так никто ее проблем слышать не хочет, а в квартире все течет и проводка искрит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, ее смерть и смерть ее маленькой дочки с этого момента будет на его совести. Начальник просто не знал, что делать, и через какой-то час уже предложил ей руку и сердце. Причем, на полном серьезе. Слезы у нее сразу же высохли, она еще не верила своему счастью, как ее будущий третий муж, уже целовал ее несчастное, заплаканное лицо… Ей удалось сделать невозможное для любой нормальной женщины – получить предложение руки и сердца за один час. Это была любовь с первого взгляда. Если бы кто-то смотрел на них со стороны, то наверняка увидел бы искру, которая пробежала между ними. Александр Григорьевич, как звали начальника, благополучно развелся со своей давно уже надоевшей ему супругой, и тут же расписался с Татьяной. Самое смешное, что его фамилия его была почти такой же, как у нее – Соратник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас уже на такой фарт Татьяна Васильевна вряд ли могла бы рассчитывать. Выглядела она намного старше своих лет. «Обтаскалась», – как сказал ей как-то случайно встретивший ее на улице заметно постаревший, сухонький Петрович. «На себя бы посмотрел, старая развалина!» – подумала Татьяна, но ничего не сказала. Хорошо, что ей не пришлось за ним горшок выносить, вовремя она все-таки смылась. И со свойственной ей горячностью Татьяна после той злополучной встречи, переключилась на молодняк. Как-то очередной раз, поехав на Словенский курорт – Рогашка Слатина, где она периодически поправляла свое драгоценное здоровье – пила минеральную воду, сидела в ваннах Венеры, делала массажи спины и гладила свое обвисшее лицо. Помимо прочего даже имела пару бурных, но довольно кратковременных романов с итальянцами. Черноглазые красавцы по темпераменту практически ничем не отличались от кавказцев, хорошо уже ей знакомых со времен молодости. Татьяна даже начала учить итальянский язык. Так, на перспективу. Но перспективой там, к сожалению, и не пахло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда Татьяна взялась за русских. В столовой, она присмотрела себе симпатичного молодого человека, сидевшего почти рядом, и вроде как невзначай обратилась к нему с невинной просьбой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, я вижу у вас «Сони Эриксон»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, а что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы понимаете, я купила новый мобильный перед отъездом, и абсолютно не понимаю, куда тут нажимать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, да это же так легко! Я тебе, Тань, объясню! – простодушно сказала полная соседка по столу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, нет. Он у меня еще и не включается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понравившийся ей мужчина взял ее телефон, нажал на пару кнопок и сразу же диагностировал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пугайтесь, вам надо его просто зарядить. Батарейки сели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у меня и адаптера-то нет. Вот незадача. Мне могут звонить по важным вопросам. Они там, на работе, без меня, как без рук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, – улыбнулся парень, – я буду в номере через полчаса, и вам на ресепшен принесу зарядку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше я сама к вам зайду, мне же все-таки нужно, – невинно сказала она, – простите, а в каком вы номере?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В четыреста втором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, буду через полчаса. Заранее спасибо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не дожидаясь одобрения предложенного ею варианта, ни на кого не обращая внимания, Татьяна радостно понеслась в свой номер. Надо было принять душ, надеть образцово-показательное нижнее белье, просвечивающую блузку, подкраситься. За отведенные ей полчаса она продумала даже их беседу и освежила розовый лак на руках и ногах. Выбрасывая свои вещи на пол, она вытянула туфли на высоком каблуке, зная, что при ближайшем рассмотрении ее ноги кажутся слишком полными. И на тот случай, если все произойдет с ними уже в одежде… Предвкушая победу, Татьяна в полной боевой готовности, на цыпочках, подкралась к номеру своего нового предмета воздыханий. Но оттуда доносилось густое мужское ржание. Татьяна прислонилась к двери, благо в коридоре четвертого этажа никого не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не представляешь, она просто роскошная. Старик, я умру без ее любви! – говорил предмет ее страсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Охотно верю, я ее тоже приметил. – Татьяна не верила своим ушам и удаче…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, пошли пиво пить, Ромео.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет. Сейчас одна… должна подойти, взять зарядку для мобильника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты ей тоже назначил встречу у нас в номере? Может, я здесь третий лишний? – у Татьяны сладко сжалось сердце от этих слов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, нет. Ты что? Сама напросилась. Знаешь ты ее, дама такая манерная, в возрасте, пялится еще на нас постоянно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, эта, стареющая актриса такая, которая в бабушки тебе годится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабушка русской постели, одним словом. Все ее Танечкой еще называют. – И, тут она услышала просто отборный мат, который ей еще не приходилось слышать ни от одного мужчины. «Похотливая б…» было в этой тираде самым приличным словосочетанием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гордо удалившись, она буквально с остервенением смыла грим, разделась и, взяв себя в руки, позвонила в ненавистный четыреста второй номер. Веселым тоном она объявила, что с телефоном она разобралась и поблагодарила за помощь. Ей так же радостно ответили, что благодарить, в общем-то, не за что. В этот момент Татьяна Васильевна посмотрела на себя в зеркало: размазанная по всему лицу черная тушь, взлохмаченные волосы, белый грим под глазами, сдвинутые вбок линии красной помады. «Все, – подумала Татьяна, – цирк уехал, а клоун остался…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сдаваться Татьяна Ратник не собиралась. Она могла прочитать целую лекцию о том, как завоевать сердце незнакомого ей мужчины, буквально с пол-оборота. В ее полной амурных приключений жизни были и такие случаи, когда мужчина, только увидев ее, набрасывался, словно хищник на свою жертву. Естественно, не встречая никакого сопротивления, кроме взаимности. Несколько лет назад ее третий муж инспектировал какую-то стройку на Южном Сахалине, и передал ей посылку со свежей рыбой с одним из своих подчиненных. Его ошибка была не в том, что переданная им рыба быстро портится. Рыбу хорошо посолили перед тем, как упаковать. А в том, что подчиненный был слишком уж симпатичным молодым мужчиной. Как только Татьяна открыла дверь в своем прозрачном пеньюаре, он произнес первые слова, посмотрел ей в глаза… И она сразу поняла, что посыльный – в ее полном распоряжении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше произошло нечто невероятное: только незнакомый мужчина вошел в их квартиру, и Татьяна оказалась с ним в непосредственной близости, их руки сомкнулись. Бедный подчиненный ее мужа подчинился и жене – провалялся в ее кровати целых четыре дня. Изредка они только шли на кухню, пили чай с наскоро приготовленными Татьяной бутербродами, все же остальное время было отдано интиму. Причем какому? Изощренному, чувственному, дикому – все это не те слова. Ни до, ни после у Татьяны ничего подобного не было. На работе она сказала, что заболела. Неосторожно так простудилась. И картинно покашляла в трубку. Он же, как они потом шутили, изображал из себя медбрата, у которого шприц всегда под рукой… Потом курьер и сам, как можно правдивее объяснил домашним и сослуживцам на работе, что попал в инфекционную больницу. И это была, действительно, какая-то инфекция. Горячка, болезнь, безумие. Называйте, как хотите. Был за окном день или ночь? Им, в общем-то, было без разницы. Но к концу четвертых суток силы попавшего в плен рыбного курьера ослабели, и он засобирался восвояси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Честно говоря, и Татьяне, по сути дела, абсолютно чужой ей человек уже изрядно надоел. Не секс, естественно, а сам исполнитель. Тем не менее, они все же нашли в себе силы расстаться друг с другом нежно, чтобы никогда потом не видеться. Через некоторое время «рыбного курьера» с семьей отправили куда-то в Сибирь, на новую перспективную стройку, и больше ничего Татьяна о нем даже не слышала. Многие люди почему-то ошибочно считают противоположностью любви – ненависть. Глупость редкая. Ненависть – это тоже ведь чувство, та же любовь, но с другого как бы конца. А вот равнодушие – это настоящий конец, смерть всяких чувств и отношений. Татьяна вообще часто ловила себя на мысли, что, выпив мужчину до дна, не желает сей субъект видеть в дальнейшем. Отработанный материал, так сказать. Более того, если бы случайно встретила его на улице, даже не кивнула бы и тут же перешла на другую сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вполне возможно, что после занятий столь изнуряющими физическими упражнениями на ложе любви и не только Татьяна чувствовала полное опустошение. А может, у нее еще с юности сформировался принцип – не приносить себя в жертву мужчине. Потому что, путем проб и ошибок, она поняла: когда приносишь себя в жертву, чтобы заслужить чью-то любовь, сама начинаешь себя меньше любить. Такое положение дел для Татьяны Васильевны было неприемлемо, сродни закону: чем больше отдаешь в духовном плане мужчинам, тем меньшая часть твоей личности остается! Раствориться в любимом она могла исключительно только в постели. В остальное время – увольте. Как расплавленная медуза на солнце, Татьяна буквально по каплям собирала остатки своей личности с места соития, и тут же ныряла в морскую пучину, то есть исчезала в неизвестном направлении. Только ее и видели…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей довольно-таки рано стало ясно, что мужчина будет уважать чувства женщины, если она будет понимать его. Ну а где он получит эту поддержку и понимание, как не в постели? – рассуждала Татьяна, прекрасно осознавая, что мужчины обожают спонтанную физическую близость и оральный секс. Да, и последнее тоже не унижение для женщины, – считала она, – а, скорее всего, уже тотальная власть над мужчиной. Естественно, если она этого хочет, а не он ей навязывает свое желание. Что-что, а именно оральный секс Татьяна познала еще в школьные времена. Благо у нее был хороший наставник. Режиссер молодежного театра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда, в четырнадцать лет, Таня осталась совсем одна. Ее родители были дипломатами, работали в Канаде, а так как школа там была только начальная, то ее оставили у старенькой, похожей на Индиру Ганди, бабушки на Украине. Денег было не густо, да и в школе страшно занудствовали учителя. По украинскому языку у нее вообще выходила чистая двойка, так как она все уроки смеялась. Как-то от нечего делать она записалась в театральную студию аккомпаниатором, так как неплохо играла на пианино. Правда, весь ее репертуар касался только жалостливых песенок, типа «Плачет девочка в автомате…», но, тем не менее, ее все-таки взяли. Более того, главный режиссер заметил в юной аккомпаниаторше актерское дарование и стал с ней потихоньку репетировать небольшие роли и даже вводить в спектакли основного репертуара. Играла она, прямо скажем, недурственно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но одаренной девочке совсем не хотелось быть актрисой и тем более – прославленной. Ей хотелось совсем не этого. В театре – она это прекрасно видела – главный режиссер был и царем, и богом. Поэтому Тане захотелось власти именно над ним, безмерной, сокрушительной. И она решила положить на алтарь самое дорогое для любой девушки ее лет – девственность. Встречая своего кумира, Таня бледнела и краснела, но непременно делала все, чтобы остаться с ним как можно дольше наедине. Режиссер расценил ее действия по своему. Мол, амбициозная девочка, жаждет первых ролей. Хочет стать примадонной театра в дальнейшем. И это, по большому счету, прекрасно! Лучшие его актеры, в которых он всю душу свою вкладывает, быстро вырастают, поступают в вузы, и напрочь забывают о театре. У них появляются другие проблемы. А тут – такой розовенький бутончик с огромными фиолетовыми глазами. Ну, что же, она на правильном пути, – решил режиссер, и обучил свою юную Лолиту… оральному сексу. Танечка была прилежной ученицей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У ее бабушки регулярно исчезали банки с вареньем, так как Танечка использовала его в учебных целях. Все брюки заслуженного деятеля искусств Украины постоянно были в каплях от этого сладкого лакомства. В принципе, режиссер учил девочку и неплохим вещам. Несколько раз на дню он ей повторял, что мужчины терпеть не могут стрелок на чулках, противного запаха изо рта и пот под мышками, грязных сальных волос, отсутствие нормальной прически, шершавые пятки, неаккуратной, разношенной и старой одежды, неприятный вагинальный запах… Ну и так он мог перечислять до бесконечности. Маленькую Таню это не бесило нисколько, более того, она старалась всячески следить за собой, но провинциальные манеры, такие как отставленный в сторону пальчик, когда она пила воду; или непрерывная болтовня с полным ртом съестного – все это осталось у нее на всю жизнь. Никакие наставления здесь ей не помогли. Уровень культуры Тани Ратник, несмотря на слишком завышенную самооценку, оставлял все-таки желать лучшего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Естественно, что долго связь местного Клинтона и его Моники Левински не могла быть такой односторонней, и, пережив как-то зиму с вареньем, весной все-таки случилось непоправимое. Как не сдерживал себя режиссер, Татьяна все же его соблазнила. Хотя сейчас существует масса клиник пластической хирургии, где все еще можно вернуть на прежнее место, но вопрос – зачем это делать? Кого обманывать? Татьяна не утруждала себя никакими негативными мыслями, и уж подавно эмоциями на сей счет, она была счастлива. Ведь многое у женщины в дальнейшей ее сексуальной судьбе зависит от того, кто был ее первый мужчина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот день, когда она стала женщиной, Таня помнила в мелких подробностях, и потом без всякого зазрения совести неоднократно рассказывала своим менее искушенным школьным подругам. Вообще, болтливость ее и подвела. В театре у нее были практически все главные роли, и никто из более талантливых и опытных актеров, даже пикнуть не смел. Все знали, что если Таня Ратник не стала еще звездой, то обязательно ею станет, так как ей занимается сам Маэстро, их главный режиссер. Информация просочилась от кого-то из завистливых школьных подруг. Или кого-то из них родители застукали с мальчиком в постели. Теперь уже выяснить невозможно, но факт остается фактом: разразился настоящий скандал. Несчастного главного режиссера чуть было не объявили педофилом за связь с несовершеннолетней!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто ведь даже и не догадывался, что на самом-то деле эта прима молодежного театра, эта маленькая школьница-дрянь, просто была одержима страстями. Прямо до неприличия. И что совсем уж было дико, она не могла справиться с собой, да и в общем-то не хотела. Родители, узнав из письма полоумной бабушки, что «ихнюю дочку одолевают бесы, и она связалась с Антихристом», приехав в отпуск летом, перевезли Таню в Москву. Там они нашли военный интернат для детей, у которых родители работали за границей по линии Министерства Обороны. И все бы ничего, но, переехав в столицу, Таня никак не могла успокоиться, и каждый день писала своему режиссеру письма о том, чтобы он приехал и забрал ее отсюда, что она жить без него не может, и прочий бред чокнутой пионерки в период полового созревания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но адресат успокаивал неистовую Таню тем, что их любви ничего не страшно, так как она вечна. Их не могут разлучить ни моря и океаны, ни границы и расстояния. Вот будет ей восемнадцать, и они обязательно поженятся. Осталось совсем немного, всего два года подождать и тогда… Но сам он в это не особенно верил. У него был миллион романов с другими актрисами, и проносило, без последствий. Правда, такой маленькой не было никогда, и всем своим предшественницам Таня дала бы сто очков вперед. Но, как видно, не судьба им быть вместе. Все, что он умел и знал сам, он в нее уже вложил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не верила в их дальнейшее счастье и она сама. Осмотревшись вокруг, Татьяна поняла, что ей даже лучше будет в интернате. Здесь так много молодых людей, которые имеют смутное представление о настоящем сексе. Но, как пить дать, они по ночам уже непроизвольно пачкают интернетовские простыни, рисуют в школьных тетрадках голых женщин, и мечтают о сексе. Мальчишки сразу назвали новенькую Мальвиной, из-за голубоватого оттенка ее кукольной головы. На самом деле волосы у нее были пепельные, но гример в театре научил Таню полоскать их слабым раствором чернил. И она это делала постоянно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот первый сентябрьский день в Москве Таня помнила как сейчас. Где и кто стоял около школы, кто и что говорил, глядя на нее. Вот идет она, юная Танечка Ратник вся такая одетая по последним выкройкам украинских модниц, подходит к своему классу и видит, что по сравнению с цветником, который там образовался, ее красота медленно, но верно блекнет. Стильные, стройные, как манекенщицы, девочки с нескрываемым удивлением смотрели на эту разряженную в оборочки провинциалку. Да и цвета волос такого ни у кого не было. Ничего-ничего, мы еще здесь повоюем! – решила Таня, и стала выбирать самую красивую девочку в классе, чтобы с ней подружиться, дабы скомпрометировать, как можно раньше. А потом она так же удалит с игрового поля всех своих соперниц. Присмотревшись внимательнее, Таня обнаружила, что действительных конкуренток у нее всего пять. Остальные – так себе. Мыши серые, но со столичными понтами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В классе, прикинувшись дурочкой, Таня подошла к первой парте, где оставила свою красивую сумку роскошная Рита Троицкая. Не то, чтобы Рита как-то выделялась внешне. Правильные черты лица, пропорциональная фигура, хорошая персиковая кожа, ухоженные волосы. В принципе, ничего выдающегося, но все эти данные, сложенные воедино, давали ощущение необыкновенной гармонии и красоты. По сравнению с ней, Таня была какой-то несуразной каракатицей: ростом маленькая, фигура, как у груши, груди почти нет. Рита сидела, как обычно, в гордом одиночестве, и все окружающие боялись даже к ней подступиться с какими-либо предложениями. Недолго думая, Рита могла не просто отшить, но и посмотреть так, что мало не покажется. Все молчали. Когда в класс вошла Рита, Таня уже сидела за их партой и листала учебник. Весь класс, затаив дыхание, ждал конфликта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты кто такая, чтобы сидеть со мной рядом? Кто тебе позволил сюда портфель свой ставить? Или у вас там, на Украине так принято?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто плохо вижу, а больше нигде не было места, – простодушно схитрила Таня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Плохо видишь, тогда почему без очков? – уже миролюбиво спросила Рита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не идут они мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю. Сама бы тоже ни за что не надела очки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да у тебя такие восхитительные глаза, зачем же их прятать за очками?! Не глаза, а прямо как у нас на Украине говорят – очи! – как можно естественнее, тихо и восторженно, заметила Таня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подхалимаж за подхалимажем, и Таня с Ритой стали лучшими подругами. Да это было не так уж и сложно: в большой связке Таниных отмычек, этот ключ был самым универсальным. Подходил ко всем сложным замкам. Потом уже, выведав все тайное, она станет распространять про Риту несусветные сплетни, чем-то отдаленно похожие на правду. Тот же ключ откроет ей двери и к другим девочкам класса. Она так же их утопит, наивно моргая светлыми ресницами фиолетовых глаз. Но не девочки были ее целью, а, естественно, мальчики. Вернее, один мальчик. Всеми другими она управляла без труда, искусно манипулируя каждым в отдельности. Звали этого мальчика – Игорь Гордиевский. Он так и остался непокоренным, непобежденным, хотя они вроде бы и дружили с ним потом. После того, как Игорь расстался со своей Нинкой. И что он мог найти в этой неуклюжей дуре?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тьфу, тьфу, тьфу, – подумала Таня при этих воспоминаниях, – о покойницах или ничего, или хорошо».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, Нина Кугушева была необычайно талантливой. Откуда в этом хрупком невзрачном теле была такая сумасшедшая, такая яркая энергетика? Немыслимо. Как существо чувствительное, Татьяна, подойдя поближе к Нине, поняла, что от нее исходит необыкновенное тепло и доброта. Вот, что так всех к ней привлекало! Складывалось впечатление, что девочка любила весь мир. Ну прямо какой-то ангел, а не девочка! И в то же время отталкивал ее непрезентабельный, совершенно неряшливый вид. Нинка постоянно была в чем-то вымазана, от нее пахло каким-то керосином или бензином. Уроки почти не учила, правда, когда ее спрашивали, она что-то там лепетала и бормотала. Постоянно куда-то спешила. В конце уроков, так вообще куда-то впопыхах убегала, у нее все всегда падало на землю, пачкалось, терялось, забывалось. В общем, настоящий ужас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И этот недосягаемый красавец Игорь! Полная противоположность этой мартышке. Высокий, всегда подтянутый, во всем таком изысканном и дорогом. А сам – так вообще загляденье – волосы блестящие, темные, глаза с густыми, как у девушек ресницами, естественный румянец. Всегда собран, рассудителен, аккуратен. Странный он все-таки, с его-то данными, да прямой дорогой в Голливуд! Джордж Клуни отдыхает. А Эштон Катчер так вообще нервно курит в сторонке. Он бы стоял просто перед камерой и молчал. Все. Успех фильму был бы обеспечен. Девки всего мира рвали бы на нем рубашки! Бред Пит бы повесился, не выдержав конкуренции. Женился бы там на какой-нибудь Анджелине Джоли. И она с восторгом читала бы о нем в глянцевой прессе. Но так рассуждать она может сейчас, а тогда она, как охотница, понимала это только на чисто инстинктивном уровне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будь она рядом с ним, она бы как настоящая соратница, а то и жена, расписывала бы его график съемок, забитый на три года вперед, готовила бы контракты. Даже спала бы с кем нужно – все ради него. Для Игоря Татьяна сделала бы исключение и пошла бы на все. А может, ей так только кажется? Ведь он – единственный из всего класса, кто не поддался на ее чары. Единственный представитель мужского пола, над кем она не имела в классе никакой власти, с кем даже ни разу не целовалась. Может быть, потому, что Игорь был до умопомрачения эгоистичен, зациклен на себе? Но Таня же льстила ему регулярно, а он никак не реагировал. Где этот знаменитый «эффект зеркала», о которок там много говорил ей режиссер? Он всегда кричал на сцене во время репетиции: «Таня, ты должна играть, как последний раз в жизни. Больше отдавай в зал, и зал вернет тебе сторицей!». Но Игорь ей ничего не возвращал. Более того, он словно не замечал ее. Когда Таня его первый раз увидела в вестибюле школы, она прямо остолбенела. Ей казалось, что он восхищенно смотрит на нее, но на самом деле он смотрел в огромное зеркало за ее спиной. Это было чудовищно. Игорь видел только себя. Эгоист! Конченный эгоист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом Таня часто замечала, что мужчины, занимающиеся самолюбованием, ей нравятся. Да они нравятся всем, без исключения. Их влюбленные глаза обращены как бы внутрь себя, и от этого такие мужчины становятся еще загадочнее… и желаннее. У Игоря были именно такие глаза, словно смеющиеся над другим человеком. И вдруг эта Нинка! По крайней мере, странный выбор. Несправедливо. Недаром же ее так травили потом все в классе! Никто же не знал, что она такая слабенькая… Говорят, что и отец у нее был талантливый художник, и также неизлечимо чем-то болел. Ну, да пусть ей земля будет пухом. И ничего внутри Татьяны Ратник не дрогнуло. Ей даже не пришло в ее забитую похотью голову, что это именно она развязала эту жестокую травлю талантливой и беззащитной одноклассницы. И не будь ее, Тани Ратник, может статься, Нина осталась бы жива. Болела бы, но жила, и дарила миру свои необыкновенные, волшебные картины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Татьяна Ратник увидела у одной из одноклассниц в друзьях слегка поседевшего, но от этого не мене интересного Игоря, то самонадеянно подумала: «Ну, теперь уж, голубчик, ты от меня никуда не уйдешь!». Зашла к нему на страничку, поставила несколько пятерок за фотографии, но он никак на это не отреагировал. Таня решила подождать, но по натуре была слишком уж страстной и нетерпеливой, а поэтому, изрядно разозлившись на Игоря Гордиевского, позволила себе написать ему: «Неужели не узнал? Или не можешь простить, что я не вернула тебе твой портрет?». Ответ пришел, но не так сразу, и не такой, какой ей хотелось бы получить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Конечно же, я сразу узнал тебя… – писал ей Игорь Гордиевский. – Но вот просто так ответить сразу не мог. Потому что писать тебе требует от меня некоторого душевного усилия. Когда зашел на твою страничку, возникло чувство сродни тому, которое бывает, когда неожиданно находишь что-то из своих старых забытых вещей – выглядит вроде и смешно, даже забавно, вызывает некое смешанное сентиментальное чувство – вроде и выкинуть жалко, и оставлять бессмысленно…» И приписка: «Про портрет давно забыл, но помню многое другое, особенно Нину…». Она ждала совершенно не этого. На ее страничку заглядывали многие мужчины, она вела переписку в стиле «хи-хи» и «ха-ха», но совсем не ожидала такого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Оставлять бессмысленно», – стучало у нее в мозгу. – Так он намного глубже, чем я думала! Поэтому и завоевать его было так трудно. Да, и завоевала ли она его по-настоящему, если его отказ от Нинки Кугушевой можно считать победой? Глупость какая-то. Надо сделать все, чтобы встретиться с ним. Может быть, даже ценой общего сборища бывших одноклассников, и Татьяна стала писать всем, кого только знала. Когда дело касалось вопроса завоевания мужчины, Ратник проявляла чудеса хитрости и изобретательности. Ей все сходило с рук, а нужный объект сдавался без боя. Но такой противник ей не был потом интересен, абсолютно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот Игорь… у него прямо-таки боевое прошлое. Кабул. Плюс она еще знала от других одноклассников, что Игорь принимал участие в ликвидации последствий взрывов на улице Гурьянова и Каширском шоссе. А также в работах при пожаре на Останкинской телебашне, в июле 2000 г. – в ликвидации последствий схода селевых потоков в Кабардино-Балкарии, в августе 2002 г. участвовал в ликвидации последствий смерча в Новороссийске, 26 октября 2002 г. производил спасение заложников спектакля «Норд-ост», был даже в Беслане и много такого, что и перечислять-то даже больно, не то что участвовать… Складывалось впечатление, словно Игорь искал смерти. Одним словом, героический такой пацан получается. И сколько бы она к нему потом не взывала, больше Игорь Гордиевский ей ни разу ни написал…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 4<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь Гордиевский<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нарцисс<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не наружность надо украшать, но быть красивым в духовных начинаниях».<br>
&nbsp;Фалес<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Папа, это что такое? – четырехлетний Марат с удивлением смотрел на темный волос, лежавший на полу около зеркала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Волос, сынок. У меня волосы лезут… – попытался объяснить Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пап, а куда они лезут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марат прислонил свою кучерявую голову к полу, и, подняв вверх попку, серьезным взглядом стал изучать найденный им на полу трофей. И так, что ни день – у него было новое исследование и новое открытие в совершенно непредсказуемых местах, даже на полу. Малыш переживал период Почемучкина, так как его все живо интересовало, и он обо всем тут же спрашивал взрослых. Ему нравилось говорить. Дело в том, что мальчик молчал почти до двух лет, но к трем годам стал говорить как-то все сразу, буквально целыми фразами. И теперь остановить его было уже невозможно. Причем, он не только спрашивал, но и делал свои детские замечания, какие-то выводы. Мог спокойно ответить фразой, типа: «Ну, я так и знал, что ты так скажешь!». Малыш рос общительный, его просто обожали старушки, часто собирающиеся на скамейке возле их подъезда. Жалели «сиротку», без матери растет. Марат же веселил их каждый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Баба Катя, а ты старше, чем баба Лена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это почему это, Маратик? – чуть было не обиделась Катя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты шире!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик был настолько смешным и своеобразным, что Игорь не мог от него оторваться. Общение с этой крохой доставляло ему истинное удовольствие. Черноглазый, больше похожий на цыганенка, нежели чеченца, Марат, в свою очередь, боготворил отца. И дело тут было не в том, что он, Игорь Гордиевский, нашел мальчика-сироту, в очередной свой приезд, в Грозном. Фактически спас ему жизнь. Дело в том, что сироту, еще четырехдневного от роду, удалось спасти только благодаря оперативным действиям кардиохирурга. Мальчик родился в горном поселке, мать его тут же умерла, а состояние ребенка было критическим – при весе 1 килограмм 850 граммов у него была тяжелая сердечная недостаточность. Гордиевский тут же прилетел, у него появилось подозрение, что состояние ребенка связано с врожденной патологией клапана аорты. Операцию нужно было делать в течение суток, иначе малыш мог умереть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Была организована транспортировка ребенка реанимобилем в больницу, где, на их счастье, был новый ангиограф высокой разрешающей способности, что делает возможным выполнение подобных операций. Все прошло на редкость удачно, но за время восстановления маленького больного Игорь понял, что не сможет дальше жить без этого малыша. Потом старшая медсестра подлила масла в огонь, сказав, что это хорошо, что малыш сейчас выжил, но как сложиться его жизнь без родителей в дальнейшем – неизвестно никому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и дело было вовсе не в том, что Гордиевский все же Марата усыновил, и дал ему свою фамилию. А в том, что такого счастья общения и взаимопонимания с детьми у него не было даже с собственным родным сыном Андреем, который со временем, стал настоящим орудием мести в руках его бывшей жены. Что самое примечательное, так это то, что Марат больше походил на Игоря, нежели Андрей. Может потому, что малыш был темненький, а может, потому, что копировал все жесты и манеры Игоря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марат, несмотря на то, что был еще крохой, проявлял характер и был на редкость самостоятельным. «Я же мужчина! Плакать не буду!» – упрямо говорил он, когда Игорю приходилось вскакивать среди ночи, и лететь на какой-нибудь край земли, чтобы спасать людей. В свои четыре года Марат уже понимал, что он хоть и маленький, но уже мужчина. Сам убирал свою постель и игрушки, помогал бабушке, как мог. Со своим игрушечным пистолетом ходил с ней даже в магазин. Обожал стрелять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В квартире Гордиевских раздался звонок. Это пришла мать Игоря, посидеть с малышом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, ну когда же у вас уют-то в квартире будет? – запричитала с порога Людмила Анатольевна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хай-тек, бабушка, – ответственно заявил Маратик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, Муся, чем тебе наш хай-тек-то не нравится, а? – поддержал сына Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В доме должны быть цветы, яркие занавесочки и салфеточки, а не этот холодный металл!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, чем тебе не угодило наше спартанское жилище? Чисто, аккуратно, все блестит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто, как в операционной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, ну ты вечно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что вечно? Хозяйка в доме нужна. Вот и весь мой сказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Снова здорово! Опять ты за свое. Ты – моя хозяйка. И не надоели тебе в свое время стычки с Варварой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Варька была грязнулей, редкостной засранкой. Наманикюрит ногти и сидит, ничего не делает! Вещи замочит и ждет, пока неделя пройдет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, ну что было, то было. Забыть пора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно. Надо новую искать. Не все же такие. А что плохого тебе может мать посоветовать? Такой мужик, можно сказать, и пропадает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во-первых, я не пропадаю, а балдею, так как освободился от женского ярма, а во-вторых, если ты не можешь сидеть с Маратиком, так и скажи. Я найму ему няню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да знаю я, видела этих нянь по телеку. Сколько уже показывают, как их скрытыми камерами снимают: детей бьют, не кормят, не следят. Ты что?! Появиться здесь какая-нибудь провинциальная вертихвостка, а потом женись на ней, как Шаталин на Вике в моем любимом сериале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, ты слишком много смотришь телевизор. Ситкомы всякие там. Я уже опаздываю. Целую вас, роднульки мои. Буду после четырех. У меня еще пресс-конференция сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А по телеку твою конференцию покажут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, но если узнаю, то обязательно сообщу, – договаривал он уже на пороге. Марат, прижавшись к бабушке Люде, привычно махал ему вслед маленькой ручкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как известно, приобретенный порок сердца – это, прежде всего, поражение сердечного клапана как следствие ревматического или инфекционного эндокардита, – рассказывал Гордиевский, стоя на импровизированной сцене. – В результате деформации, укорочения или разрушения створок клапана закрытие его становится неполным. Таким образом, возникает клапанная недостаточность. Развивающийся фиброзирующий процесс может закрепить или усилить возникшие деформации. И что самое ужасное – привести к сужению клапанного кольца – стенозу. Чаще поражается митральный клапан, реже – аортальный, еще реже – трикуспидальный и клапан легочной артерии».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пресс-конференцию, как и предполагала мама Игоря, действительно, снимало несколько телевизионных каналов. Были даже иностранные корреспонденты. Такого ажиотажа не ожидал никто. Причем, за последние три месяца отличный новостной повод, не проплаченный какой-нибудь очередной компанией по продаже кисломолочных продуктов. Пока оператор программы новостей одного из центральных телевизионных каналов, Матвей Игнатьев, складывал аппаратуру, корреспондентка Лика сидела в буфете, ела бутерброд с колбасой и набрасывала текст сюжета. Не выходил у нее из головы этот кардиохирург Гордиевский. Ну не бывает таких мужчин в природе. Просто не бывает и все. Слишком уж он правильный, положительный какой-то получается. Аж противно становится, когда начинаешь о нем думать. И неестественно сахарные слова сами ложатся на бумагу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще и еще раз Лика перечитала только что написанный текст, и ужасалась. «Не верю!» – резюмировала она, прочитав буквально первые предложения своего репортажа. Хотя, надо признать, – мечтательно размышляла Лика, – что люди с неординарной яркой внешностью все же пользуются благосклонностью окружающих. Им как-то автоматически, гораздо быстрее, чем другим, прощают деловые промахи. Их чаще посылают на общественные мероприятия, берут своеобразным таким «талисманом» на переговоры и так далее, и тому подобное… А еще говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Как же тут будешь счастливой, если ты страшная, как баба Яга? Одна ее знакомая редакторша модного глянцевого журнала, похожая на швабру в очках, говорит о себе, как о кинозвезде. И самое интересное, что окружающие, особенно мужчины, ей верят. Вот как надо уметь себя преподносить!!! Конечно, внешность очень важна, – думала Лика, – если работа связана с шоу-бизнесом, актерскими профессиями, особенно, если работать с клиентами, например, в торговле и обслуживании. А умение красиво двигаться?! Как-то, делая репортаж о ветеранах Большого театра, Лика узнала, что наших балетных танцовщиков на пенсии c удовольствием берут официантами в престижнейшие рестораны Америки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лика погрызла кончик ручки и продолжила свои измышления на тему «Везет же красивым!»: кем-то даже было подсчитано, что и зарплату получают красавицы и красавцы несколько большую, нежели люди с обычной внешностью. Ясно, что при прочих равных условиях, они бывают более убедительны в выступлениях и на переговорах. И, естественно, имеют высокую самооценку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У этого кардиохирурга, наверняка, вздорный характер и темное прошлое, – ехидно подумала она, – и он, как онанизмом, постоянно занимается самолюбованием. Вот я какой – красивый, умный и благородный! А вы все убогие и сирые! Подумаешь, «фиброзирующий процесс»… А может этот Гордиевский – как персонажи фантастической повести Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», где добропорядочный доктор Джекил мучается из-за своего противоречивого характера. Лика, конечно, многое додумывала о личности Гордиевского, не имея полной информации. Ее поразил еще один факт – у этого Гордиевского был чарующий голос, он правильно строил фразы, к месту использовал пословицы и поговорки. Причем, постоянно рассказывал приличные для женских ушей анекдоты, и ему удавалось регулярно смешить аудиторию. А как он гладко все рассказывает?! Да уж, правильно говорили древние: кто ясно мыслит – тот ясно излагает. Хотя в его речи чувствовалась некоторая легкая картавость, идущая как бы из детства. И Лика себе мысленно поаплодировала. Как маленький ребенок, она злорадствовала, повторяя: «Он картавит. Он, представьте, сильно картавит».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лика ловила себя на том, что постепенно заводится, становится ехидной и злой. Ей никогда не везло на приличных мужчин. И она уже никому не верила. Не верила она, что такие вот еще бывают на свете… А уж тем более этому Гордиевскому, нереально крутому герою. Но причем здесь репортаж с пресс-конференции и личная жизнь тележурналистки? В общем-то, совершенно не причем. Просто, Лика влюбилась. Первый раз в жизни эта известная своим цинизмом корреспондентка посмотрела на кого-то глазами, полными восторга. И разозлилась на себя, принимая собственное восхищение неизвестным мужчиной за слабость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тогда Лика решила действовать по-другому. В обход. Как и положено журналистке, она раскопает о нем больше материала, и напроситься на интервью, а там, глядишь, – поближе познакомится с этим Игорем Николаевичем, и любовь сама собой остынет. Рассматривай любого человека в микроскоп – и столько там увидишь недостатков, что мало не покажется. Вполне возможно, что он омерзительно чавкает, ковыряется в зубах, храпит и разбрасывает везде свои грязные носки, будто метит территорию. За свои двадцать восемь лет у нее разные кавалеры были, но ни один из них так ее не цеплял с самого начала, как этот. Более того, монтируя сюжет, Лика поняла, что ее новый герой фантастически фотогеничен. Даже камера их оператора Матвея Игнатьева в него влюбилась. Проходившая мимо секретарша главного редактора – главная блондинка их редакции, Катька – остановилась, и как закричит: «Это что за мужик, откуда такой классный?! Познакомь!». Лика оттолкнула эту известную в редакции сексуальную маньячку, которая бросалась на все что шевелится, и хоть как-то похоже на мужчину. Но Катька и не думала уходить! Она с вожделением комментировала каждый кадр, и это грозило сильно опошлить возвышенно тонкую Ликину любовь. «Нет, ты только взгляни, какое благородство! Это мужчина из восемнадцатого века! Глаза, форма рук. Он не просто смазлив, он определенно и по-мужски красив!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уууаааууу!» – Катька явно переставала себя сдерживать. И если бы не вошел редактор новостных программ, то это общение закончилось бы потасовкой между Ликой и Катькой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, Лик, у тебя, все готово?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, Юрий Владимирович, мне бы хотелось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что хотелось, ну, говори?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Взять у этого кардиохирурга, ну, который сделал открытие, у Гордиевского этого, отдельное интервью. В «Герой нашего времени».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем? Там и так перебор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там герои проплаченные, так или иначе, а этот – настоящий, понимаете? Опошлили мы программу продажным интервьюированием. «А какое у вас хобби? Деньги в пачки собирать, да в банки закатывать? Ах, вы вакуумируете свои финансы! Понятно». Маразм какой-то. Рейтинг-то падает, а меры не предпринимаются. Зрители же вранье за версту чуют! А Гордиевский – настоящий герой нашего времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, уууаааууу, настоящий герой, классный мужик, – подтвердила вконец ошалевшая Катька.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ладно, если получится хорошо, то обязательно поставлю. Нет – пеняй на себя! – и Юрий Владимирович вышел, хлопнув дверью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Урааа! – одновременно закричали девушки и радостно обнялись. Консенсус был достигнут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом деле, подготовка к интервью заняла у Лики довольно много времени. Может, она боялась встречи с Гордиевским, а может, у нее еще не сложилось о нем определенное мнение. Ведь чем больше она находила информации об Игоре Николаевиче – тем двойственнее было восприятие его личности. С одной стороны, он принимал участие в ликвидации последствий взрывов на улице Гурьянова и Каширском шоссе. Причем, приехал и работал там чуть ли не как простой спасатель, а не как хирург-виртуоз. Дежурил со специализированной скорой помощью при пожаре на Останкинской телебашне. Поехал даже в июле 2000 года ликвидировать последствия схода селевых потоков в Кабардино-Балкарии, а в августе 2002 участвовал в ликвидации последствий смерча в Новороссийске… Сумасшедший какой-то. Причем, сам даже пострадал – сломал ногу. В интервью же сказал, что, слава богу, что не руку, так как он и со сломанной ногой может оперировать. А уже 26 октября 2002, несмотря на ногу, спасал заложников спектакля «Норд-ост». Ездил Гордиевский и в ту трагически известную Бесланскую школу первого сентября 2004 года. Видно, под впечатлением от гибели детей, он и усыновил мальчика, когда из Беслана сразу полетел в Грозный на операцию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да тут, если смотреть, где в средствах массовой информации упоминается его имя, перечислено столько всего, и везде Игорь Николаевич Гордиевский оставил свой след. Казалось, что ни одни возникшие наводнения, циклоны, тайфуны, смерчи, ни одни землетрясения, цунами, сели, оползни, лесные и торфяные пожары, а также извержения вулканов, засухи, обвалы, снежные лавины и прочие природные катаклизмы, плюс ко всему, террористические акты и военные действия не проходили без его участия. Он везде был и везде спасал людей. Может быть, это такой вот необычный у этого человека экстремальный пиар? Но рисковать жизнью ради нескольких строчек в газете, по меньшей мере, глупо. Игорь Николаевич не производил такого впечатления. Нет. Значит, за Гордиевским стояло что-то большее, нежели любование собственной смелостью. Но что?…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было в этом человеке что-то загадочное, какая-то никем не разгаданная тайна. А, может, этот Гордиевский раб порока? – подумала Лика с тревогой. – Например, имеет определенную слабость, да еще и не одну. Допустим, алкоголизм. Но он – кардиохирург, а такие, как известно, не пьют… Может, он азартный игрок? – осенило Лику. – И таких людей она знает не понаслышке. Их редакция пригласила как-то для синхронного перевода специалиста по немецкому языку. Переводил он блестяще, был общителен и настолько обаятелен, что успел назанимать денег практически у всех окружающих его людей. Потом, тем же вечером, спустил все деньги в казино… Не похоже. Видно, что человек он хорошо обеспеченный. Или этот Гордиевский – наркоман. Тени под глазами есть. И глаза глубокие, как омут. Да, – продолжала гадать журналистка, – смена настроения и похмельный синдром, даже неоправданная агрессия – просто цветочки по сравнению с той ломкой, которая случается у наркоманов прямо на работе. Зрелище не для слабонервных людей. Но тут Лика поняла, что явно переборщила в своих подозрениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки этот Игорь Николаевич какой-то не такой. «А, может, он гей? – догадка буквально ослепила Лику. – Господи, и как я раньше-то не догадалась?! Может быть, все может быть. Причем, типичный нарцисс. Такие рвутся только на высокие должностные позиции, не признают командной работы, не хотят подчиняться другим, даже, порой, специально противопоставляют себя коллективу. Непомерные амбиции и тщеславие – вечные спутники подобных нарциссов. Ее догадки подтвердил и популярный сайт «Мойкласс.ру», где она нашла фотографии Гордиевского, будто сделанные на мобильный телефон в одном месте, и в один день. Не без элементов самолюбования, конечно. В «друзьях» у Гордиевского были какие-то старые кошелки: хабалистая на вид Лена; слегка пьяная Мака и какая-то слишком уж толстая Оля. А вот и известная дама, манекенщица в прошлом, Рита Троицкая. Не было ни одного глянцевого журнала в ликины школьные годы без ее участия. Ей да же хотелось быть похожей на эту Риту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот это да! Никогда не думала, что известная в гламурных кругах персона может быть его одноклассницей. С другой стороны, а почему бы и нет? Среди мужиков у Гордиевского «в друзьях» стоял долговязый Александр Фролов из США, лысоватый Алик Мохов и похожий на наркомана Виталик Шабанов. По всей видимости, школьные приятели. Так как у его друзей на их страничках, есть совместные юношеские фотографии. Не только на субботниках с лопатами и граблями в руках, но и на какой-то пирушке. Или дискотеке. А вот Игорь Гордиевский поет, да еще с гитарой. Ну, надо же! Лика ловила себя на том, что уже ревнует своего героя и к его классу, и к его прошлому, и вообще ко всему. Хотя, по сути дела, не имеет на это никакого права. На каком-то этапе подготовки к передаче, тележурналистка поняла, что она напрасно теряет время, и у нее не получится душевного интервью, так как этот Гордиевский не такой уж простой парень. И с пол-оборота не откроется какой-то там не очень умной, хотя и бойкой девице. Еще немного, и Лика бы забросила это дело, заглушила бы возникшее чувство спиртным и случайными связями, но не тут-то было. Судьба распорядилась иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А случайная связь двумя месяцами позже произошла у самого Игоря Николаевича. Дело в том, что Макс Волынцов, устроитель той самой памятной пресс-конференции, пригласил Гордиевского с сыном к себе на дачу. Было самое начало лета, и, как назло, работы было – непочатый край, а душе хотелось праздника, и Макс решил пригласить всех своих новых знакомых. От родителей жены ему досталась роскошная генеральская дача, таких даже новые русские сейчас не строили. Просто санаторий-профилакторий какой-то. Действительно, сначала построили корпус дома отдыха, а потом его уже прихватизировали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другое дело, что следить за дачей было некому, да и не на что. Поэтому пользовались ей исключительно в потребительских целях, изредка поощряя инициативу гостей – посадить огород, поправить забор, подстричь газон, покрасить скамейки и так далее. Места было много. Даже баню тесть строил, словно для целого взвода солдат. Был еще отдельный сарай, куда складывали пахнущее солнцем сено и делали отдельную лежанку для влюбленных парочек. Называли сарай доходчиво – сеновалом. Но самым излюбленным местом гостей была все же открытая веранда, на которой все собирались вечером потрепаться, попить виски и вина, поесть шашлыков. Причем, все, кто приезжал, привозил продуктов на двадцать человек, как минимум, потому что знали, что у Макса будет полный сбор. Обязательно. Сидели всю ночь, просыпались днем, и изрядно помятые, разъезжались восвояси. Или активно начинали помогать по хозяйству, будто опомнившись, что праздновать вечно нельзя. Причем, добровольно. И всем всегда у Макса было хорошо. Такая счастливая коммуна. На дачу привозили не только продукты, но и какую-то мебель, даже постельное белье. Всего здесь было в избытке и всего хватало всем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вон Гордиевские, большой и малый, выруливают по тропинке! – закричала Алла, жена Макса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, наконец-таки! – обрадовался Волынцов, – Ээээ, братва! У кого есть сердечные проблемы? Обращайтесь прямо к Игорю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня, – откликнулась Мила, – меня бросил новый ухажер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мила, это не психолог, а кардиолог!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, какая разница…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты его увидишь и в обморок упадешь сразу! – рассмеялась Ира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это с какого перепугу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Необыкновенно хорош собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам что, главное в мужике – красота? – удивился Макс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, куда катится мир?! – вздохнул лысоватый Алексей. Вот кому-кому, а вот ему внимание женщин совершенно не грозило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полном военном обмундировании Маратик вылез из машины и тут же нашел себе маленьких друзей. Приехавшие на дачу раньше Гордиевских дети уже освоились и ватагой бегали по участку. Смышленого малыша тут же взяли под свою опеку в хижину дяди Тома. Это был небольшой вигвам, построенный в прошлом году заезжим художником. Когда появилось это сооружение, дети просто переставали присутствовать в жизни взрослых, вплоть до самого отъезда. Правда, уезжали маленькие гости с большой неохотой, приходилось обещать, что на следующих выходных они непременно вернутся сюда. Взрослые же развлекались, как могли. Даже Игорь Николаевич быстро нашел себе собеседников, и отлично провел вечер. Конечно, позволил себе выпить лишнего, но это было не так заметно на свежем воздухе и на фоне остальных, основательно пьющих, товарищей. Он и не помнит, когда пошел ливень, и к их компании присоединились еще какие-то люди. Девушка и двое мужиков. Причем, увидев девушку, Игорь Николаевич просто ахнул. Ее размытое дождем от неумеренной раскраски, какое-то уж очень беззащитное лицо напоминало ему Нину, Нину Кугушеву, его первую и последнюю любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь никогда много не пил, так как из его подсознания услужливо вылезали старые фантомы, да и профессия этого никоим образом не допускала. Но и на старуху, как говорится, бывает проруха. И проруха пошла у Игоря по полной программе. Первой рухнула память. Что произошло после ливня, Игорь уже не помнил. Какие-то дикие танцы-шманцы-обниманцы, потом снова возлияния и опять танцы. Было весело и легко, как давно уже не было в его довольно напряженной жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваши документы! – закричал, что есть мочи маленький Маратик, когда наконец-таки, среди спящих тут и там взрослых людей нашел на сеновале своего отца, мирно спящего с какой-то молоденькой девицей в обнимку. Но те даже не пошевелились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Предъявите документы! – подобравшись к ним поближе, почти у самого уха, еще сильнее заорал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь и девица немедленно вскочили, не понимая, где они находятся. Марат с винтовкой наперевес только захихикал и полез в центр сеновала. Он нежно поцеловал сначала отца, а потом девушку, и так же быстро, как появился, пополз обратно и тут же исчез из сарая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это было? – спросила девушка. Она была совершенно голой и закрывалась простыней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это мой сын, Марат! – смеясь, ответил Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А он вашей маме ничего не скажет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя мама только будет рада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я имею в виду вашу жену.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, ей-то, вообще, давно по барабану.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? – и девица искренне засмеялась. – Марат забавный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я его обожаю. А как вас зовут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зовите Нина, если вы так хотите…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вас Нина зовут? – искренне удивился он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, меня зовут Лика, а Ниной вы называли меня всю ночь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, это давняя история.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего, бывает. Мы все вчера здорово набрались. Потом это я вас соблазнила, а не вы меня… Нина, так Нина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нины нет уже двадцать лет на этом свете. И давай уже на «ты».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, а что с ней случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам… вернее… тебе правда интересно? Ты на нее так похожа! Только вот татуировок в то время не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они лежали на сеновале, обнявшись. Несмотря на сильную головную боль, им было хорошо вдвоем. Игорь, поцеловал Лику в щеку и стал рассказывать: «Знаешь, Лика, я был полным и уже законченным идиотом еще в школе, так как считал, что моя внешность – исключительно мое личное достижение, как знания, как профессия. Мной явно восхищались все окружающие. Девочки писали записки, мальчишки хотели дружить. На уроках я часто любовался на себя в зеркало. Даже у доски выбирал красивую позу. И любовался, любовался одним собой. Как в легенде о Нарциссе, помнишь?». Лика помнила, но стала крутить головой в разные стороны, как маленькая девочка, словно требуя рассказать ей сказку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь поддержал ее игру: «Легенда гласит, что жил когда-то прекрасный юноша, звали его Нарцисс. И он был сыном речного бога Кефиса и очаровательной нимфы. Многие девушки добивались его любви, но он оставался ко всем безразличен. Юноше, впрочем, никогда не приходилось видеть своего лица. Прорицательница предсказала ему, что как только он увидит себя, то сразу умрет. Нарцисс лишь посмеялся над этим пророчеством. Однажды юношу полюбила прекрасная нимфа Эхо, но он отверг и ее любовь. И тогда обиженная нимфа попросила богов наказать гордеца. Греческая богиня Немезида, богиня возмездия, сделала это. Как-то Нарцисс склонился к ручью, чтобы напиться, и увидел свое отражение. Он столь долго любовался сам собой, что забыл о еде, сне, юношеских забавах. Так уж он себе понравился. Смотрел и не двигался. Но вдруг вспомнил предсказание и воскликнул в отчаянии: «О горе! Я люблю самого себя, и мне осталось немного жить». Горько заплакал юноша, и слезы упали в прозрачные воды ручья. Голова его склонилась, и Нарцисс умер. Добрые лесные нимфы решили похоронить прекрасного юношу под кущами тенистых деревьев. А когда они пришли за телом, то не нашли его. На том месте вырос белый душистый цветок. В память о прекрасном юноше его назвали нарциссом».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот такая история, – закончил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, грустная история. Ты так много всего знаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эту историю мне рассказала Нина. И добавила, что я тоже могу умереть, если постоянно буду смотреть в зеркало. Да, в смысле карьеры и личной жизни, я мог бы стать жертвой собственного самолюбования, если бы не Нина. Худенькая, мужественная и очень талантливая девочка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты обещал мне рассказать про нее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь-то я понимаю, что именно она была моей первой любовью. Мы вместе учились в одном классе. Нина как-то сразу разглядела, что я не тот «самый человек пустой, кто весь наполнен сам собой!». Она увидела во мне то, что было скрыто от всех, и я счастлив, что встретил ее на своем жизненном пути. Жалко вот только, что не смог ее спасти, или лучше сказать, уберечь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От чего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как-то она подошла ко мне и предложила позировать ей для новой картины. Я что-то слышал о том, что она рисует, но не знал, что так здорово. Естественно, я пришел к ней, а она работала после школы в мастерской отца, тот умер три года назад от сердечной недостаточности. Вошел в комнату, и обалдел. Нина намного превзошла своего предка. Я был, конечно, идиотом, но не до такой степени, чтобы не понять, что Нина – очень талантлива, нет, даже гениальна. Картины ее отца были неплохие, но на них посмотришь немного и все, а на картины Нины можно было смотреть часами, до бесконечности. Приходя в мастерскую и позируя Нине, я имел возможность наслаждаться ее работами. Просто сидел и смотрел. Правда, мне нужно было смотреть на воду, а я хотел – на ее картины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорю казалось, что он снова сидит в этой пахнущей краской комнате, а перед ним – Нина. Сначала она делала наброски карандашом на бумаге, а потом перенесла лучший из них на холст и начала писать картину. И хотя он ничего толком не делал, но их разговоры лились ему в самое сердце. Говорили, естественно, о нем. Еще никто не понимал его предназначение так, как понимала его Нина. Порой, Игорю казалось, что его одноклассница намного старше его и умнее. А он – дитя малое, неразумное, сосредоточенное только на себе. А как-то Нина не пришла в школу. День ее не было, два. Она серьезно заболела, пневмония, оказалось, что у девочки был порок сердца. На третий день Игорь заскучал, и не пошел на занятия, а вместо этого зашел к ней. Положа руку на сердце, о том, что Нина заболела, он и не думал. Тогда он думал только о себе, а никто вокруг не хотел с ним о нем же и говорить. Ему нужна была собеседница, да и контрольная намечалась по алгебре…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оказалось, что все очень серьезно – у Кугушевой была высокая температура. Она металась в жару и бредила, дверь в их хлипкую квартиру оказалась открытой, мать девочки была на дежурстве. Ей приходилось, порой, дежурить круглосуточно, лишь бы сводить концы с концами. Игорь вызвал тогда врача, сбегал за лекарством, сидел с Ниной, как с тяжелой больной. И только когда температура спала, успокоился, пошел ставить чайник, а она в этот момент встала и, шатаясь, пошла в ванную. Она очень вспотела, и, видно, ей было неудобно перед ним. Когда Нина стала мыться под душем, то сразу потеряла сознание. Схватив огромное банное полотенце, Игорь завернул ее, как ребенка и понес в кровать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Впрочем, зачем я это все рассказываю? Даже не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А от чего она умерла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все это время Лика слушала внимательно, не шевелясь и смотря в потолок. Словно боялась упустить что-то важное в рассказе Игоря Николаевича. Ей казалось, что она знает о нем все, и вот, столкнувшись близко, поняла, что знала совсем другого человека, или представляла себе его не совсем так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От бессердечия и жестокости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лика вскинула брови в немом вопросе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нее был врожденный порок сердца, как и у ее отца. Только отец прожил тридцать девять лет, а она – шестнадцать. Это сейчас я понимаю, что у нее был дефект межпредсердной перегородки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что это такое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дефекты межпредсердной перегородки – это распространенный порок, чаще всего встречающийся у женщин. А тогда у Нины были только бесконечные пневмонии. И это все, что я тогда знал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И она умерла от пневмонии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, с ними можно жить. Если бы не травля, которая началась, в том числе, и не без моего участия. Все над Ниной просто издевались, здоровые парни отнимали у нее портфель, и заставляли бегать, прыгать, а ей было это полностью противопоказано. Она часто задыхалась, падала. Все громко смеялись. Но что случилось тогда в раздевалке, я не знаю до сих пор. В тот день мы с Ритой Троицкой позировали для календаря школьника. В мастерской какого-то фотографа. В классе нас не было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жалеешь, что все так произошло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, но ничего уже не вернешь. Это самое страшное. Как в той песне: «жизнь невозможно повернуть назад».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В захламленной тарелками и какими-то бумажками ординаторской, сидел Игорь и привычно, держа сигарету в пинцете, курил. На этой неделе у него было назначено еще три серьезных операции, а он ведет себя, как мальчишка. Курил, вчера пил. Надо взять себя в руки. Но размеренный образ жизни ему был несвойственен. Он постоянно испытывал себя на прочность. После смерти Нины, Игорь неожиданно понял, что ему, как воздух необходим постоянный ввод адреналина. Сложнейшие операции, командировки, медицинские открытия, – все это было его жизнью. Особенно экстремальные ситуации, когда или пан или пропал. Риск, скорость, предельная концентрация… и когда это все заканчивается, кажется, что мир окрашивается в серый цвет. Становится тоскливо до следующего стоящего дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодняшняя операция прошло на редкость гладко. У пациентки был дефект межпредсердной перегородки, как у Нины. Будь она жива, Гордиевский обязательно бы ей все исправил… Почему он рассказал Лике про тот день, когда прогулял школу и пошел к Нине? Может быть потому, что они потом вот так же, как с Ликой на сеновале, лежали в комнате одноклассницы, обнявшись, и разговаривали. Какое это было счастье! Только тогда, когда Игорь лег рядом с еще горячей девушкой, он понял, что легенда о двух половинках – не сказка, что, прижав к себе ее хрупкое болезненное тело, он слился в единое целое с существом, близким ему по духу. Они лежали, тихо разговаривали и даже не заметили, когда стемнело. Стоило ей прийти в школу, как Игорь понял, что Нина нужна ему, как воздух, как вода, как земля. Но только Ратник заметила, что он неровно дышит к Кугушевой, как начала свою игру. Надо заметить, что горячо любимая всем классом Мальвина, ничуть не интересовала Игоря, как, впрочем, и другие девочки их класса. Кроме Нины, естественно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недолго думая, Ратник решила брать его хитростью. Она просто пошла к Нине в мастерскую и тоже притворилась, что хочет научиться, как и Алик, хорошо рисовать. Получалось у нее, действительно, неплохо. Она вообще была способной, когда дело касалось завоевания лиц мужского пола. Но и эта уловка ей не удалась. Трудно было разбить то, что имело крепкую основу. Тогда Ратник подговорила Алика, и в классе началась настоящая травля Нины. Участвовали практически все. Игорь, как мог, защищал Кугушеву, но не тут-то было. Стадный инстинкт, подростковая жестокость, комплекс неполноценности здоровых физически людей, но недорослей духовных? Как еще можно объяснить то, что происходило в их классе? Все знали, что у Нины есть другая, непонятная многим творческая жизнь, и не могли ей простить ее непохожести на других, ее таланта и даже какой-то недетской мудрости. Постоянные нападки и смешки сделали свое дело. Как-то в особенно горячей потасовке, Игорь сильно ударил здоровяка Борьку Ведищева. Тот упал и, как ни странно, заплакал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нина схватила свой многострадальный портфель, и с укором посмотрела на Гордиевского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я только тебя защищал, – в свое оправдание прошептал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игорь, я тебя не просила, чтобы ты везде за мной бегал и бил каждого, кто попадется под руку, – резко сказала она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это слышали все одноклассники, и дружно захохотали, Игорь завелся. С того дня он стал так же, как и другие, третировать Нину. Вернее, демонстративно делал вид, что его не касается, что маленькую и худую девушку задевали здоровенные дебилы. Травля, по сути дела, происходила с его молчаливого согласия. «Ничего, – думал он, – скоро сама прибежит просить моей защиты». Теперь-то он понимает, что это было глупо. На какое-то время Игорь даже сблизился с Татьяной Ратник. Но почему-то все, кто с ней сходился, через некоторое время так же расходились, поняв, что из себя представляет эта маленькая дрянь. Это касалось и дружбы с девчонками, и любовных интриг с мальчишками. Как умный человек, Игорь довольно скоро раскусил Ратник, но, к сожалению, их отношения с Ниной были испорчены. «Ничего, – думал он, – вот поступлю на медицинский факультет и докажу ей, что не такой уж я идиот!» – тогда он думал только о себе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ординаторскую вошел дежурный врач Сергей Иванович Скрипка и, несмотря на строгий запрет, тоже закурил. Они стали говорить о детях. У Скрипки были сын и дочь от первого брака, и он ненавидел свою первую жену лютой ненавистью. Всячески избегая встречи с ней, даже не платя алименты. В разговоре неуплату алиментов Сергей Иванович приравнивал чуть ли не к геройству. Как о подвиге разведчика говорил он Игорю о том, как «мужественно» не дает денег своей бывшей жене на воспитание детей. Гордиевский возмущался и не понимал его:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Позволь, чем же тут хвастаться-то, Сергей!? Что ты взял на себя когда-то ответственность за жизнь других людей, а теперь всем говоришь, что это слишком уж обременительно для тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, только не надо высоких слов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты просто расписываешься в собственной безответственности и несостоятельности! Вполне может статься, что отношения с бывшим или бывшей не сложились. Вот такие они, сам знаешь, кто, но, прости, причем тут дети? Твои дети, заметь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что, что мои?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ты не можешь понять, что успешная жизнь в будущем закладывается у каждого человека именно в детстве?! А каким вырастет ребенок, который практически не видел своих родителей, потому что один много работал, а другой просто от него скрывался? И не секрет, что конкретно большинство матерей говорят своим неразумным чадам об их беглом отце. Ничего хорошего! В результате уже с младых ногтей малыш настраивает себя на враждебность окружающего мира. А отсюда вырастает целый ком комплексов, который везет за собой уже целый ком других проблем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сергей Иванович не ожидал такой отповеди от Игоря. Тоже мне, нашелся тут морализатор фигов: он же сам бросил жену с ребенком, и давно уже не живет с ними. Но между дежурным врачом и Гордиевским было одно существенное различие: Игорь давал деньги жене, а Сергей – нет. Недослушав Игоря, герой-алиментщик поспешил в палату, якобы к нуждающемуся в нем больному. Закурив вторую сигарету, Гордиевский просто не смог остановить свое возмущение, хотя на сей раз ему пришлось рассуждать без аппонента. Просто диву даешься, – мысленно возмущался он, – как эти «уклонисты» ухищряются различными средствами выплачивать, как можно меньше своему (!), не чьему-нибудь, ребенку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он и в страшном сне не мог себе представить на месте его Димки своего Маратика или даже Андрея. Хотя согласно Семейному кодексу, оба родителя на равных условиях несут ответственность за воспитание ребенка, что происходит в реальной жизни: мужчина проявляет заботу о ребенке лишь тогда, когда живет с ним под одной крышей. Причем, часто воспитывает не своего ребенка… Неужели не понятно таким безответственным людям, что бывают бывшие жены и мужья, но бывших детей не бывает?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут неожиданно, Игорь вспомнил про Варвару, свою первую и единственную пока жену. Самая гнустная и низкая месть – месть с помощью общего ребенка. Не разрешая встречаться с ребенком, такая, как его бывшая жена, женщина, и не понимает, что обделяет не своего «бывшего», а делает жизнь ребенка неполноценной. А его бывшая жена ни в чем не нуждается, живет себе припеваючи, и даже нигде не работает. Андрей уже вырос, сам работает. И тут Игорь подумал, а не развестись ли ему с этой паразиткой, в конце-то концов? Интересная мысль. Развод в данном случае будет для Варвары как толчок. Вечно сонная, неопрятная какая-то. После свадьбы ее словно подменили. Варвара тут же стала своей полной противоположностью. Не секрет, что многие женщины, как заметил Игорь, выходя замуж, считают, что этого достаточно для полноценной жизни. Они достигли желаемого, и останавливаются в своем развитии. А в школе и институте ведь «подавали большие надежды». Ничего, пойдет его Варвара на работу, все вспомнит. Мать-одиночка уже не является каким-то горьким исключением в нашем обществе. Более того, в некоторых случаях ребенку лучше остаться в неполной семье, нежели видеть, как плохо ладят между собой его родители, – резюмировал Игорь Николаевич и машинально опустил пинцет с окурком в ведро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь квартиры Гордиевских легко и бесшумно открылась. Игорь любил делать близким сюрпризы, и поэтому старался не шуметь, внося многочисленные пакеты. Из прихожей он увидел лежащую на диване бабушку Люду, а рядом с ней – мирно сидевшего Маратика с большой детской книжкой. Тот делал вид, что читает бабушке сказку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поймал Иван-царевич Василису прекрасную и давай на ней жениться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это как это? – удивилась бабушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да просто, машины с куклами там, столы с гостями… А папа жениться на Лике?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На какой-такой Лике?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ну, бабушка, ничего ты не знаешь. Лика – журналистка. Я бы на ней женился, не думая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нравится она тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, очень. Только вот больно худа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это дело мы поправим, откормим ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не сомневаюсь! – вмешался Игорь, чтобы Маратик по простоте душевной не сболтнул лишнего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут упала книжка, затем стул, это малыш побежал прыгать на шею к отцу. За ним поспешила слегка помятая бабушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что это сегодня так долго? Мы просто устали тебя ждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ехал медленно. Дождь пошел, а у меня, представляешь, дворники украли на стоянке! – сообщил ей Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ? – Марат смотрел на него с недоумением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Щетки для стекол, – уточнил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пап, а ты точно знаешь, что это дворники украли наши щетки?…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 5<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лена Костина<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нательный крестик<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Что нечестно приобретено, то прахом пойдет».<br>
&nbsp;Невий<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тесноте вечно спешащего по кругу Садового кольца, в уютной глубине невзрачного с виду дворика, расположился оазис комфорта и роскоши. Казалось, что время остановилось в этих гостеприимных покоях с изысканными блюдами и тонкими винами. Однако полумрак столичного ресторана «Морена» не мог помешать Елене Степановне Костиной, худенькой блондинке в модных роговых очках, проверять, щелкая калькулятором мобильного телефона, принесенный официантом счет. Рядом с ней сидела бывшая одноклассница Мака, рано располневшая Марина Отаришвили, и загадочно курила. Это была ее коронная поза. Многие мужчины в такие моменты ошибочно полагали, что Мака глубокомысленно размышляет о чем-то важном. Но, на самом деле, она таким вот странным образом абстрагировалась от действительности. Думать, а тем более возмущаться поведением подруги, ей было просто лень. А самое ужасное, что Марине было неприятно, что Костина пересчитывает бумажку, в которой только и написано, сколько ей (Маке!) нужно было заплатить. И больше ничего. Впрочем, к Ленкиной педантичности она уже за многие годы знакомства привыкла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С тех пор, как они окончили среднюю школу, Марина и Лена не часто, эпизодически, но все же встречались. Постороннему взгляду было совершенно непонятно, что было общего у этой алчной до знаний (и не только), отличницы Лены и еле-еле успевающей по основным предметам, ленивой и даже глупой Маки? Ровным счетом ничего. Одноклассники только разводили руками. Учителя же, наоборот, такой тандем приветствовали, и упорно не замечали, как Лена, написав свой вариант контрольной работы по математике, решала Макино задание. Или когда Костина с лезвием в руке, подтирала, исправляя тем самым грамматические ошибки в сочинении Отаришвили. А то и просто шепотом подсказывала устный ответ. Надо отметить, что, как и у всех представительниц грузинского народа, у Маки был отличный слух…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положа руку на сердце, Марина должна была признать, что если бы так яростно не списывала у Костиной, то точно бы осталась на второй год. Спасала бабушка, жена героически известного в свое время, военачальника. Еженедельно, мудрая Софико шла в школу, естественно, не с пустыми руками. Внимательно слушала претензии учителей. Каждый раз, качая головой, и в такт распевая: «Вай, вай, вай, какая она нехорошая, ну я ей покажу!». И слезно молила послушать их девочку еще раз. Конечно, бабушке Маки учителя не могли отказать в том, чтобы еще раз спросить ее непутевую внучку. Хотя преподаватели по всем предметам сходились в одном: научить чему-либо эту девочку практически невозможно. Она не просто не хочет заниматься, она игнорирует любые знания. Как сказала учительница литературы и русского языка Алевтина Федоровна: «Любая информация по предмету от Марины просто отскакивает!». Лена же впитывала все, как губка. В общем, училась за себя, и за нерадивую Маку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В школе они были самые настоящие подруги, просто не разлей вода. Зажатая, внутренне напряженная, жадная до всего, Лена и душа нараспашку – заходи, кто хочешь, бери, что хочешь, – Мака. Говорят же, что противоположности сходятся, так это как раз было о них. Даже чисто внешне они были совершенно разные: длинноносая, голубоглазая, какая-то вся белесая, блондинка Лена и горбоносая, кареглазая, яркая брюнетка Марина. Причем, если Лена была холодной и сдержанной, то Марина метала громы и молнии, если что-то было не по ней. Желчная немногословная критиканка Костина и милосердно-добродушная болтушка Отаришвили, лед и пламя, небо и земля, черное и белое… Продолжать сравнения можно до бесконечности, и тем не менее они были вместе. Причем, практически всегда. На уроках, на перемене, после школы. Развели их только институтские годы, но, случайно встретившись как-то у памятника В. Маяковскому, они не стали ждать своих молодых людей и вдвоем пошли в кафе. Проболтали там четыре часа, и стали опять созваниваться и встречаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последнее время дам особенно сблизил не самый лучший поворот их женской судьбы. От блондинки ушел муж Борис, а затем переманил к себе их дочь Валерию, а от Маки сбежал ее ненаглядный Ванечка или Вано, как его все звали в семье Отаришвили. Однако друг перед другом они представляли пережитую ситуацию совсем по-иному. Так, словно не от них ушли, а они вышвырнули своих благоверных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты себе даже не представляешь, Марина, как он меня объедал! Уплетал похлеще нашей одноклассницы Ольги Савченко!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лен, он же мужчина, они всегда кушать хотят…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, этот мужчина проедал все, что он зарабатывал, буквально за первые четыре дня! Сколько я могла это терпеть?! Сначала намекала, потом уже открытым текстом говорила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А он?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что он? Ты же знаешь Бориса. Отшучивался все. А в один прекрасный момент я сказала себе «Хватит!», собрала все его шмотки в чемодан, да и отправила к мамочке. Пусть ее, пенсионерку, объедает. Небось, там локти себе кусает без меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как мой Ванечка. И тупая я, и ленивая, и глупая. Я его и отправила умную жену себе искать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мак, может, я банальность скажу, но женщина и не должна быть умной, или должна умело это скрывать от мужчин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя вот, Ленка, хорошо получается. Бабушка мне тогда сказала, когда Ваня ушел: «Внученька, на всех из нас стоит печать глупости, на ком больше, на ком меньше…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обожаю Софико. Не зря же ее маршал выбрал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маршал ее не выбирал, это она его маршалом сделала. Такая вот мудрая женщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ты точно подметила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свободного времени стало теперь у подружек намного больше. Ведь Еленин муж увел и дочку, купив ей собаку, о которой девочка давно мечтала, буквально грезила, и, как в старом мультфильме, представляла себе собакой даже варежку! И которую мать не позволяла ей завести, так как собака – слишком дорогое удовольствие. Прививки там, корм всякий. А уж стоимость породистого щенка, так и вообще зашкаливает за пределы разумного понимания. Потом это «сокровище» на четырех лапах начинает рьяно портить имущество и распространять повсюду свой отвратительный запах. Нет, она совершенно не понимала этих собаководов. Вот Валерия умирала от одного только вида этих пусиков-мусиков. Более того, собирается идти в ветеринарный институт, помогать братьям нашим меньшим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Маки же свободного времени было всегда предостаточно, хоть отбавляй. Она ни дня нигде не работала. «Так уж получилось», – трагическим голосом говорила Марина, будто этот вопрос от нее не зависел. Мол, она бы и с удовольствием, но вот судьба распорядилась иначе. Оставшись одни, подруги стали даже находить свою прелесть в том, что они теперь свободные женщины в самом расцвете сил, и почувствовали себя чуть ли не счастливыми. Потом, такой модный ныне сайт «Мой-класс. ру» словно вернул их на годы назад, в прошлое, и казалось, что можно начать жизнь с чистого листа. Или хотя бы второй этап этой жизни, учитывая ошибки первого, естественно. Но Костина взялась за новую страницу своей истории, как всегда с жадностью, будто торопясь не упустить все самое важное. Делая поспешные записи с явным усилием, словно карябая тонким пером, разрывая при этом, слишком тонкую бумагу. Мака же, наоборот, сильно растерялась перед предлагаемой жизненной развилкой с разными надписями, типа «туда пойдешь…». Да если бы хоть толком объяснили, куда ей надо свернуть, или свернули бы за нее. Дело другое. А тут она явно не знала, с какой же буквы начать эту самую чистую страницу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В пустынном зале ресторана появились новые посетители. Озадаченная Лена с усилием жала на кнопки телефона и что-то шептала. Марина знала, что в ресторанах часто обсчитывают, но ей было всегда лень что-то еще раз пересчитать. Да и надо ли? Неудобно как-то получается… А сумма принесенного им счета, действительно, была внушительной. Но, во-первых, это был элитный столичный кабак, и, во-вторых, платила Мака, а не Ленка. Мудрая грузинская бабушка часто говорила маленькой Маке: «Лучше давать, чем брать!». И она следовала жизненным установкам бабушки Софико неукоснительно. Потом Марина сама пригласила Лену именно сюда, не потому, что это был один из лучших ресторанов Москвы, просто, Маке было так удобно: неохота ехать куда-то еще. Тут же – вышел из дома, свернул в переулок и ты уже сидишь в заветном полумраке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В одном из лучших столичных ресторанов «Морена» женщину, похожую на певицу Ирину Отиеву, знали буквально все. Она была здесь частой гостьей и давала хорошие чаевые. В свою очередь, Отаришвили нравилась красивая жизнь, вкусная еда, деловые мужчины. Она могла прийти сюда одна, без денег, и, царственно просидеть весь вечер, ничего не заказывая и загадочно куря. В такие моменты Мака была похожа на кобру, которая терпеливо поджидает свою жертву, или запоздалого кавалера. Никто ей и слова не мог сказать. Когда еще только это элитное заведение открылось, Марина приходила чуть ли не ежедневно. И в один прекрасный вечер увидела в своем любимом ресторанном зале, там, где вместо пола – огромный аквариум, и гости идут прямо по многосантиметровому пластику к своим столикам, Ивана Гришаева. Тот был улыбчив, белобрыс, как Костина, а главное – в глазах его горел ответный огонек. Как только он вошел в зал и увидел эту смачную брюнетку, пускающую дым колечками, сразу же понял, что пропал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как это часто бывает в молодости, они влюбились друг друга с первого же взгляда. Как только Марина расплатилась за ужин и пошла к выходу, за ней, как под гипнозом пошел и Гришаев. Он больше не вернулся ни в ресторан, ни к своей девушке, ни к своей компании, с которой пришел. Уже на третий день знакомства он переехал в огромную Макину квартиру. Оказалось, что Иван многое знает о ее легендарном дедушке. Более того, Макин дед был его кумиром! А тут и внучка – восточная царица и дед – легенда. Ивану показалось, что счастье обрушилось на него по полной программе, распластав по земле. Но это было так давно, и сейчас уже казалась абсолютной не правдой… Марина могла бы пригласить Лену домой, но для этого надо было хотя бы элементарно прибраться и сходить в магазин. А это было уже выше Макиных сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они заказали еще по чашечке кофе. Шумливые соседи, расплатившись, вышли, и в зале воцарилась долгожданная тишина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мака, перезагрузи схему своего вечно тормозящего мышления!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что для этого нужно делать? Для перезагрузки-то? Это у тебя вместо головы – компьютер, а у меня – глиняный горшочек. Того и гляди, от напряжения расколется! Мне явно в него что-то важное не доложили. Серое вещество, наверное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не прибедняйся. Все ты можешь, если захочешь. Для этого, – начала Лена с азартом, – как говорят, англичане всего-то и нужно четыре «М»: материалы, рабочая сила (men), машины и деньги (money). Как правило, в стартовом бизнесе участвуют экономически обособленные малые или средние предприятия. Заметь, не зависимые от государственных или иных учреждений, предприятия. Они ориентированы на рынок, формирующий структуру и объем производства под воздействием покупательского спроса на товары и услуги… Что я тебе тут лекцию читаю, это – первый курс института, дорогая моя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты же знаешь, как у меня с институтом отношения сложились. Вернее, не сложились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мак, для бизнеса это и не так важно. Главное – чтобы глаза горели. А они у тебя горят только при виде нового незнакомого мужика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно тебе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кстати, огромный интерес здесь представляет так называемый венчурный бизнес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой, какой? Это что еще такое? Я только слово «венчание» и знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У голодной куме все одно на уме… Кстати, тебе-то что венчание? Ты же грузинка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но вера-то у меня христианская! Кстати, в Грузии много христиан. И что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, этого-то я и не знала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, ну хоть что-то ты не знаешь… Так как там этот бизнес, похожий на венчальный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Венчурный! Это предприятие с элементами риска. То есть вид предпринимательства, который ориентирован на практическое использование технических и технологических новинок. Ну, всяких там результатов научных достижений, еще не отработанных на практике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это что? Этот бизнес связан с большими рисками в области неполучения доходов по инвестициям. Понимаешь, теперь на что я намекаю, а? Взял деньги и не вернул, мол, эксперимент не удался. Венчурный бизнес обосновывается в наукоемких областях и занимается созданием и распространением новых технологий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даа?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А также прикладными научными исследованиями и разработками, проектно-конструкторской деятельностью, внедрением там различных технических новшеств. Тебе слабо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слабо. Ой, слабо. Ведь надо много для этого знать разного, во многом разбираться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будет желание, разберешься, по ходу пьесы, так сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неохота мне что-то осваивать новое, Лен. Не девочка, чай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Замуж хочешь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, хочу! Представь себе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так мужу готовить, стирать, убирать надо, а ты только на диване лежать можешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Найду себе богатого! Чтобы с прислугой уже! Другого супружника мне не надо. Буду на диване лежать лучше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это и понятно, но на диване лежать тоже тоскливо. Мозги окончательно заржавеют, и будет у тебя ранний склероз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На диване – ответственности меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ладно, пошли. Безответственная ты моя. Мне еще в пару бутиков заехать нужно. Может, со мной смотаешься, купишь себе обновки, а? Я тебя туда свожу и обратно! Соглашайся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну, неохота. Я и так никуда не хожу. Новых вещей до черта валяется в шкафу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Распрощавшись с Макой буквально у порога ее дома, Лена резко развернула свою черную Мазду, и поехала проверить сбыт-спрос в принадлежащих ей небольших магазинчиках, разбросанных по всей Москве. Она не случайно вспомнила про венчурный бизнес. Елене Степановне казалось, что в нынешнем своем положении, она еле-еле сводит концы с концами. Безусловно, другой бизнесмен средней руки радовался бы такому обороту, но только не она. Ей всего было мало. Администраторы магазинов называли ее Драконихой, по мультфильму о жадном Дракончике. Она напоминала им больную из того старого анекдота с бородой: «Доктор, дайте мне лекарство от жадности! И побольше – побольше…». Ее не могла удовлетворить ни одна прибыль. Как ни старались ее услужливые продавцы, Елена их даже не хвалила. Ведь зарплата ее сотрудников напрямую зависела от плана. Перевыполнили план – больше получили. За что же их тогда хвалить? Но многие ее работники даже обижались на такое безразличие и уходили. Костина оправдывала себя тем, что только она одна несет за все ответственность, и ей это очень дорого обходится. Очень дорого. Может стоит податься из торговли в науку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, нанотехнологии. Ничего не видно, ничего не понятно. Но государство-то финансирует. И отлично финансирует, надо признать. Хотя немного и кое-как все же Елена Костина разбиралась в полупроводниковой наноэлектронике. Или, как ей казалось, имела об этой науке какое-то представление. Это были, как она считала, естественные и технические науки: физика, химия, математика, информатика, радиотехника и электроника. В основе же лежала физика твердого тела, физика полупроводников и диэлектриков, квантовая механика. К чему приводят достижения, таких вот, нанотехнологий? Это доступные, дешевые фотоэлементы на основе полупроводниковых структур. Потом, высокоэкономичные источники света на полупроводниковых светодиодах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Системы тотального контроля на элементах нанофотоники. Интеллектуальные энергосберегающие системы в энергетике. Кстати, за их счет ученые достигнут резкого уменьшения габаритов и массы телекоммуникационных и локационных систем. Кругом вполне ощутимая экономия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благодаря полупроводниковой наноэлектронике, появятся интеллектуальные системы управления транспортом, «умные» дома, как у самого Билла Гейтса. Возникнут такие области, как квантовые биты, квантовые компьютеры… Впрочем, чем больше она об этом думала, тем большими виделись ей перспективы, но Костина знала, когда нужно остановиться, чтобы не говорить себе: «Ты слишком уж размечталась, мать!». Или: «Это нереально!» Она знала: «Реально! Еще как реально!». Стоит только приложить усилия. У нее перед глазами стоял наглядный пример работы знакомого чудика от науки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько лет подряд, так получалось, что Елена летала в командировки с одним ученым. Тот даже запатентовал несколько изобретений, но никто ими в то время не заинтересовался ни в нашей стране, ни за рубежом. Естественно, это ученого не радовало, и даже порой у него руки опускались, ему делать ничего не хотелось. Как говорил физиолог Иван Павлов: «Сущность научной работы – в борьбе с нежеланием работать»! Шли годы, ученый этот открыл свою фирму, и теперь те изобретения ему здорово пригодились. Теперь это большая российская компания с выходом на зарубежный рынок. Но с ученым Лена больше не встречалась на авиатрассах, так как у его фирмы теперь есть свой собственный самолет. Работая тогда в международной компании, она все копила и копила деньги, про себя подсмеиваясь над странным знакомым. И вот результат, у нее – маленькие магазинчики, а у него – крупная корпорация с правительственными дотациями. Может, действительно, что-то такое создать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, фанатичным ученым, работающим с утра до утра, становиться она не хотела. Но если собрать таких вот чудиков, которые живут сейчас в условиях не совместимых с человеческой жизнью. И тогда за бутылку водки и хвост селедки они откроют перед ней настоящий Клондайк. Она им – приемлемые условия для работы. Они ей – свои открытия. Ерунда, что она далеко в этой области не профи. Ведь она, Елена Степановна Костина, может любую сложную конструкцию из цифр и слов запомнить, и при случае, блеснуть интеллектом в кабинете у важного человека. И потом, она – прекрасный организатор. А этого-то как раз несобранным гениям и не хватает. Организованности. У них просто нет времени и интереса рекламировать и даже продавать свое детище. Тут одно из двух: или изобретать, или рекламировать и продавать. Где только взять этих бессеребрянников – ученых, которые бы пахали на нее за гроши? Как отличить авантюриста от реального гения – одержимого труженика? Как это не кощунственно звучит, но при Сталине были такие вот «шарашки» для ученых, и это был идеал в смысле бизнеса! Но в наше время такое вряд ли пройдет безнаказанно. Поэтому только трудоголики! Одержимые, чокнутые, фанатичные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но одержимый научной работой человек это еще не значит законченный, ничего, кроме своих исследований, не замечающий, трудоголик, – рассуждала Костина. – Ведь для успеха, так важно видеть все, что тебя окружает не только в рамках узкопрофессионального зрения. Более того, именно из обычной жизни и берутся новые идеи в работе. Так, читая сказки своей дочери по вечерам, Елена, будучи молодой начальницей, рассказала сложнейшее задание, на примере «Алисы в Зазеркалье», и самое интересное, подчиненные все поняли и справились быстрее, чем было даже предусмотрено графиком! И здесь она должна что-то придумать. Обязательно. Ведь она умная, несмотря на то, что натуральная блондинка. Наличие мозгов или их отсутствие не окрашивает же волосы женщины в определенный цвет! Это все-таки глупость, придуманная закомплексованными мужчинами, которые втайне почему-то выбирают именно блондинок, и от этого злятся на себя… А если и есть умные блондинки, то это просто чудо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя чудом стал сам факт ее рождения. Прогремела шумная студенческая свадьба ее родителей, и сразу же после нее, ровно через семь месяцев, появился Антошка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маленький, слабенький, ни на что не реагировавший, малыш. Прожил он недолго, года два, и от какой-то неизвестной науке болезни, умер. У Янины Сергеевны был сначала нервный срыв, потом затянувшаяся депрессия, и несколько лет безуспешных надежд забеременеть. Стоит ли говорить о том, что ранее не задумывающаяся о боге женщина, стала регулярно ходить в церковь. Как-то она прочитала о бездетных пятидесятилетних британцах, которые приехали в Россию только для того, чтобы помолиться в Свято-Троицком монастыре, где покоятся мощи святых Петра и Февронии. После посещения монастыря у них родилось целых пятеро детей, один за другим. Много чудесного слышала Янина Сергеевна и о Матроне Московской, слепой от рождения. Посещала она и другие монастыри. Сейчас уже трудно сказать, какой именно святой или святые ей помогли, но второй ребенок у них все же появился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За несколько лет до благой вести, Степану Гавриловичу бесконечные слезы жены до смерти надоели. Хоть самому в гроб ложись. Ну, что теперь делать, Яна? – в сердцах говорил он. – Хочешь, я повешусь, и буду раскачиваться на ветру, как уличный фонарь? В конце концов, он нашел выход – устроился директором вагона-ресторана в поезд, который следовал из Москвы в Варшаву. Постоянные встречи и разлуки только обострили их чувства. О ребенке они уже и не помышляли. Так, жили друг для друга: красиво ухаживали, следили за здоровьем, баловали подарками и большими покупками. Но новые приобретения только первое время их радовали, к ним всегда быстро привыкаешь. Персидский ковер, цветной телевизор, новый кухонный гарнитур, «стенка» и мягкая мебель, даже редкий в то время видеомагнитофон не могли принести такое счастье, как общий ребенок. И поэтому Янина и Степан вынуждены были вкалывать, чтобы покупать себе все новые и новые «радости». Раз других бог им не дал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не только муж, но со временем и жена нашла себе теплое местечко. Янина стала администратором в гостинице «Международная», где иностранцы тайно привозили и продавали через нее всякий дефицит. Многие в окружении этой пары знали, что именно Янина Сергеевна может достать все, что так необходимо для женского счастья. Шутка ли в то голодное время иметь такие возможности?! Это сейчас можно зайти в ближайший супермаркет и оторваться там по полной программе. Были бы деньги. А тогда наличие денег не означало автоматически наличие тех товаров, которые только душа пожелает. Добывание дефицита стало смыслом их жизни. Ради него они часами напролет могли болтать с нужными им людьми по телефону, радушно приглашать в гости, решать чужие проблемы и даже навещать в больнице, когда вещь получить хотелось быстрее, чем это возможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда же Костины окончательно смирились с положением бездетной семьи (На все воля божья), произошло настоящее чудо! Родилась Аленушка. По сравнению с Антоном, она была активной, жизнеспособной, глазки у нее были умненькими, реакции – мгновенными. Обезумевшие от счастья родители души в ней не чаяли. Все свои возможности, всю свою нерастраченную нежность, они отдали этой белокурой принцессе. Сейчас трудно объяснить, откуда у маленькой Аленки появилась та алчность, с которой она не только ела и пила, но и хватала игрушки у других детей, а также ловила любую информацию и не пропускала ни одной интересной книжки. В последнем варианте, возможно, это не самое страшное. Но остальное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ешь, Леночка, кашку, а то я сейчас ее съем! – говорила ей мама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бери новую игрушку, а то я сейчас ее отдам дворовым мальчишкам, – возмущался папа, когда Лена, застыв в нерешительности перед подаренным ей объектом желания, боялась даже к нему прикоснуться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не удивительно, что при таком воспитании маленькая Леночка не понимала, почему героиню сказки «Цветик-семицветик» Валентина Катаева не удовлетворило исполнение ее желания. Когда на девочку Женю свалились все куклы, мишки и другие игрушки всех возможных детских магазинов. Это ли не мечта любого современного ребенка? Это ли не счастье? Странная все-таки эта девочка Женя. Вот бы на меня так, – мечтала Лена. Но потом, став школьницей, она пришла к выводу, что мир накопительства – это все-таки не ее. Одноклассники интересовались музыкой, живописью, даже попытались создать свой театр, а интересы ее семьи вертелись вокруг «где бы раздобыть чего-нибудь вкусненького» и «где бы достать чего-нибудь красивенького». Мелко как-то получается. И если бы не окружение, то Лена Костина стала настоящей консюмеристкой, родительский пример засосал бы ее в воронку тотального потребления…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осознавая разницу между потребностями высокими и низкими, Лена тогда просто взбунтовалась и, как это бывает в период юношеского максимализма, поклялась себе, что никогда не станет жить так, как ее родители. Никогда. Ее бунт не был революционным, и она не уподобилась тем, кто штурмовал когда-то беззащитный Зимний дворец, громя все, что попадалось на пути. Нет. Она просто внутренне восстала против вещизма, и так называемых материальных «семейных ценностей», но, как это ни странно, со временем стала такой же. Более того, Лена Костина значительно переплюнула своих родителей. Сейчас бы ее гардеробную комнату легко можно было превратить в бутик. Там было столько вещей, что нормальному человеку не хватило бы и шести жизней, чтобы, ежедневно переодеваясь, он бы одел, хотя бы каждую из них один раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь же бунтовала ее дочь, Валерия. Ей, видите ли, не нужны все эти изысканные «шмотки», как она выражалась, с такой любовью и за такие деньги купленные Леной. Дурочка, она еще прибежит, чтобы попросить на свидание с мальчиком хотя бы одну ее сумочку из громадной разноцветной завораживающей коллекции, разместившейся на нескольких полках ее супермаркета-гардеробной. На любой вкус и цвет: большие и маленькие, кожаные и тряпочные, со стразами и без таковых. Буквально под любые наряды и обувь. А то ей, видите ли, кроме одного-единственного старого рюкзака, ничего не нужно. Это пока не нужно… Вот Елене Степановне нужно все. В ее, похожей на склад, большой квартире, честно говоря, троим жить, было тесновато. Здесь наставлено столько всякого разного, что мало не покажется. И все самое лучшее: огромные жидкокристаллические телевизоры в каждой комнате, и один даже висящий на стене в ванной, картины маслом известных художников, диваны с золочеными ножками и подушками из эксклюзивной тафты, буфеты с антикварной посудой, а уж столов, столиков и разных там тумбочек – и не счесть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не было в их доме одного – любви, а с ней и доброты, взаимопонимания, радости и счастья, в конце-то концов. А только постоянное недовольство всем, что происходит, в основном, с ее стороны. Муж Елены, Борис, хоть и относился к бесконечным придиркам с юмором, устал отвечать ей вежливо. Или, по крайней мере, корректно. Последнее время, он просто угрюмо молчал. Но жена с каждым разом, видя свою безнаказанность, заводилась еще больше. Кусала больнее, и чем больше он огорчался, тем больше Елена получала внутреннее удовлетворение. Подобно энергетическому вампиру, тем самым по капле высасывая остатки его любви к себе. Постепенно Борис стал ее избегать, долго не разговаривал, а, услышав язвительные замечания в свой адрес, стал все больше мрачнеть. Иногда зло огрызался, затем все-таки взял свои вещи и просто ушел. Надоело. Что-то оборвалось внутри, что-то очень важное, что держало все это время его около жены. Создавалось ощущение, что Костина собственными руками добровольно пилила сук, на котором сидела. В плане семейной жизни, конечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала Елена рыдала в голос, видела даже в своей пустой тарелке не еду, а расстроенное лицо Бориса, мысленно просила у него прощения. Но, вспоминая, что ее муж был бездельник, болтун и давно уже не видел в ней женщину, при этом, еще имел молодую любовницу на стороне, успокаивалась. Слезы высыхали, и только руки сами собой сжимались в кулаки. Постепенно ее расстроенный, замутненный слезами взгляд переходил от одного предмета к другому, и радость единоличного обладания блаженно растекалась по всему телу. Скорее всего, она и к Борису относилась, как к своей собственности, а собственность эта была с ногами – взяла, да и ушла. Скатертью дорога! – решила Елена, и с удвоенной энергией стала нести новые вещи в дом. Но почему-то радости это ей не приносило совсем. Тогда она купила себе еще одну просторную квартиру в новостройке. Так, на всякий случай. Взялась за строительство загородного коттеджа на огромном участке в лесу. Потом стала вести переговоры о домике в Альпах, внесла уже первый платеж. И ей опять всего этого было мало. Мало, мало и еще раз мало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то, втащив в дом очередной антикварный столик, и еле втиснув его в прихожую, Костину внезапно осенило. Сколько бы она не имела, она никогда не станет богатой, никогда. Именно она, Елена Степановна. Почему? Да потому, что она не может никак себя таковой почувствовать. Сто первый резной столик из слоновой кости или новая покупка элитной недвижимости, оказывается, – не панацея от преследовавшего ее чувства бедности. Дай ей хоть все блага и ценности мира в собственность! Как это возможно? Ведь имея, помимо всего вышесказанного, крупные суммы на счетах в нескольких банках, в том числе и в Швейцарии, кондоминиум в престижном районе Москвы, то есть дом – полную чашу, три машины, дом на берегу Финского залива и тайм-шер в Испании, можно считать себя, чуть ли не олигархом. Елена же считала себя нищей! При разводе она не уступила Борису ни пяди земли, не отдала ему ни единой копеечки, вернула лишь его фамилию – Виноградов. Мол, забирай самое дорогое, что ты мне дал – свою фамилию. В общем, был и еще один подарок Бориса – дочь, но тут Елена не могла решить: то ли он ей дочь подарил, то ли она ему. Впрочем, свой выбор «он или она», Валерия уже сделала, перейдя жить к отцу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К счастью, богатство наличием членов семьи не исчисляется. И Елена вновь взялась за дело с неистовой силой, она открывала все новые и новые магазины одежды «Елена Прекрасная», получая все больше и больше прибыли. В проекте были спа-салоны с тем же названием. Но что было можно взять с человека, который сдавал квартиру собственных родителей за большие деньги иностранцам, а самих стариков не мог навестить в доме престарелых, недалеко от МКАД? Далеко, некогда, а главное – сколько бензина сожжешь, пока доедешь. Знали ли Янина Сергеевна и Степан Гаврилович, что их чудо-ребенок выпроводит их на старости лет из собственного гнездышка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, Елена выселение родителей обставила логично, мол, ей надо вкалывать, а ухаживать за ними некому, да и некогда. А там – врачи, есть с кем пообщаться, зелень кругом. Рай, одним словом. Но на деле, Эдем оказался затхлой дырой, куда свозили несчастных одиноких дряхлеющих стариков. У большинства из них не было ни родных, ни даже каких-то знакомых. Тут же другая песня – родная и горячо любимая дочь, которой родители доверяли безоговорочно. Говорит, что будет хорошо, значит, так оно и будет. Но в первый же день пребывания в этом «раю», Янина Сергеевна и Степан Гаврилович почувствовали себя обманутыми, покинутыми и стали проситься домой. Их квартира к этому времени была уже сдана на год предпринимателям из Франции. Костина просто перестала ездить к отцу и матери, дабы не слышать их стариковские жалобы. Тогда Янина Сергеевна от переживаний стала заговариваться и принципиально не понимать, где она находиться, ей так было легче. Она не верила, что родная дочь могла так поступить с ними. А Степан Гаврилович еще прошлой весной ушел за территорию дома престарелых, и не вернулся. Поиски его результатов не дали. Уже постфактум ему поставили диагноз «рассеянный склероз».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжелая дверь храма поддалась не сразу, сначала даже не шелохнулась, а потом все же сжалилась и, предательски скрипнув, пропустила внутрь. В зале горело множество свечей, и несколько прихожан окружили немолодого священника, который хорошо поставленным голосом говорил о заповедях христовых. Служба недавно закончилась. Надев перед самым входом косынку, быстро перекрестившись, Елена Степановна вошла именно в тот момент, когда священник перешел к пятой заповеди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, напоминаю вам, она гласит: «Почитай отца твоего и мать, да благословен будешь ты на земле и долголетен» или еще в народе говорят: «Почитай отца твое го и мать, дабы продлились дни твои на земле!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Батюшка, вы обещали рассказать сегодня о кресте, – сказал кто-то в толпе детским голосом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы еще дойдем до этого. Напомню только, что шестая заповедь гласит – не убий, седьмая – не прелюбодействуй, восьмая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не укради…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно, девятая – не лжесвидетельствуй и, наконец, десятая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пожелай чужого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и славненько. А насчет креста я хотел сказать вам, дорогая моя прихожанка, ничего так не боится нечистая сила, как креста. И ничто так не радует бесов, как неблагочестивое, небрежное обращение с крестом, а также выставление его напоказ. Право носить крест поверх одежд до XVIII века имели только епископы, позже – священники. Всякий, кто дерзает уподобляться им, совершает грех самосвятства. Имейте это в виду. Я сделал вам замечание исключительно для того, чтобы вы не уподоблялись подобным людям, и не носили свой нательный крестик поверх одежды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь понятно, – и девочка поспешно убрала цепочку с распятием под кофточку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помните, что пришедший во плоти в мир ради крестного подвига Сын Божий таинственно объемлет и проникает во все области бытия Божественного, небесного и земного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше Елена не слышала, потому что вспомнила историю о своем крестике. Верней, тот нательный крест ей не принадлежал никогда. Родители ее не крестили, хотя Янина Сергеевна и объездила в свое время много храмов и монастырей, но, получив то, о чем мечтала, забыла, что церковь – не стол заказов, а место, где ты можешь подумать о высоком, если уж в бога не веруешь. Впервые необычный, почерневший от времени, антикварный крестик Лена увидела в физкультурной раздевалке у Нины Кугушевой. Он болтался на какой-то черной веревочке, не привлекая к себе внимания остальных девчонок. Многие в то время в их классе носили всякие подвески на цепочках. Кто – открывающееся сердечко с фотографиями, кто – просто цветочек. Но Костина сразу же обратила внимание именно на эту необычную вещицу у бедненькой с виду Нины, и на подсознательном уровне поняла, что крестик-то – непростой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то ей представилась такая возможность – разглядеть драгоценность поближе. Спешащая на урок Нина забыла его надеть, а веревочка с крестиком выпала из вороха снятой одежды, и спряталась под скамьей. Когда Кугушева вышла, словно под гипнозом, Лена выловила крестик с пыльного пола, и, зажав в руке, спрятала в потайной кармашек портфеля. Только дома она решилась на то, чтобы рассмотреть свое сокровище. Холодное распятие почти елизаветинской формы с овальной драгоценной вставкой в самом центре. Это был большой, похожий на мистический аметист, камень, почти в своем первозданном виде. Сквозь его прозрачность угадывался какой-то силуэт. Лена взяла лупу, и неожиданно увидела распятого Иисуса Христа. Буквально несколько линий, но в преломлении искусной огранки это был настоящий шедевр! Спаситель висел на кресте, а от него словно исходило сияние. С обратной стороны распятья отчетливо виднелась гравировка: «Спаси и сохрани!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крестик так понравился Лене, что у нее не возникло даже мысли вернуть его настоящей хозяйке, и девочка спрятала свою «находку» в небольшой замшевый мешочек с лавандовым саше, который лежал в ее шерстяных вещах. Придя на следующий день в школу, Костина заметила, что глаза у Нины Кугушевой были слегка припухшими, она была сильно расстроена и всех спрашивала, не видел ли кто ее нательного крестика на веревочке. А этот Ален Делон местного пошиба – Игорь Гордиевский – так приторно и даже как-то больно слащаво уговаривал ее не расстраиваться и помогал в поисках, что ее чуть не стошнило. Помогала «в поисках» и сама Лена. Когда она увидела, как Нине дорог ее крестик, как сильно она переживает и даже хватается периодически за сердце, Костина уже было хотела вернуть похищенное сокровище. Она даже придумала, как: якобы найдет его под скамейкой. Но уборщица сказала, что ничего не видела в раздевалке, когда ее мыла. Потом, дело дошло до самой директрисы по прозвищу Мопса. Пришедшая к ней мама Нины утверждала, что это их семейная реликвия – оберег, что она принесет только несчастья, тому, кто к нему притронется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С каждым днем Нина все больше мрачнела. Она и раньше-то никогда особой веселостью не отличалась. И вообще, казалась старше своих лет. Была какая-то старомодная, что ли. После уроков она никогда ни с кем не общалась и всегда летела к себе в мастерскую. Работала там, работала, забывая о сне и еде. Лена думала, что Нина даже подрабатывает где-то из-за своей бедности. Но у Кугушевой просто были другие интересы. Не такие будничные и материальные, как у всех ее одноклассников, потому что обо всем Нина имела свое глубокое суждение. А вот ее сверстники занимались искусством как-то поверхностно, словно играючи. За эту видную разницу между ними Нину и не любили в классе. Эти идиоты, одноклеточные мальчишки, которые и до этого случая ее постоянно доводили до слез, теперь совершенно разбушевались. Если раньше Нина мужественно сносила их задиристость, то теперь просто опустила руки и ходила, как потерянная. Мака великодушно предложила Нине свой крестик, но та отказалась, поблагодарив, конечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты никогда не видела Нинин крестик? – спросила как-то Лену Мака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, а что? – испугалась та.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто, сложились бы, да купили ей новый крестик. Нина такая бедная, с одной мамой живет. И поэтому ей крестик был так дорог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет. Просто крест ей достался от отца…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Память, наверное. Удушила бы этого вора своими руками, если бы узнала кто это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Услышав то, что Мака сделала бы с вором, Лена окончательно замкнулась. Ее не остановило даже то, что эта вещь досталась Нине по наследству, и по приданию принесет несчастья тому, кто украдет его. Но несчастье случилось вскоре с самой хозяйкой. Именно в той же злополучной физкультурной раздевалке. Потом уже, после того, как Нину похоронили, как раз на последний звонок, Костина вытащила свой клад из мешочка, почистила и надела веревочку с крестиком только в институте. Вернее, впервые Лена надела его на вступительные экзамены и сразу поступила. Через какое-то время Нинину веревочку она сняла и выбросила в помойку, купила себе золотую цепочку, и стала носить ворованный нательный крестик, не снимая. Но носить крестик ей пришлось совсем недолго. Вскоре произошло нечто совершенно невероятное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Комсомольские известия» того времени написали про этот случай так: «Елена Костина, вновь испеченная студентка института торговли, после того, как нашла себя в списке поступивших, поехала с новыми друзьями, теперь уже однокурсниками, купаться на речку. Сначала было очень жарко, даже душно, но потом, когда ребята приехали на выбранное ими место, погода начала портиться. Небо потемнело, раздались раскаты грома, полил сильный дождь. Боясь попадания молнии, девушка купаться не стала. Молния, ударила не в нее саму, а в землю рядом. Это, возможно, и спасло Елену от верной гибели, однако, по словам врачей, Костина все же приняла на себя сильнейший электроудар. В момент удара молнии на шее девушки была золотая цепочка с православным крестиком, которая бесследно исчезла, приняв всю силу элеткроудара на себя. На шее и на груди девушки остался серьезный ожог, повторяющий контур цепочки и распятия. Разряд тока испепелил драгоценный металл и даже камни на крестике, но Елена от удара не упала, более того, не успела даже испугаться. По словам врачей реанимационного отделения 23-й городской больницы, где сейчас находится пострадавшая, этот случай можно расценивать, как самое настоящее чудо».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом деле, журналисты, как всегда, историю не совсем верно донесли до читателей. Все было гораздо страшнее: молния вошла Лене прямо в висок, прошла через все тело и вышла в районе пупка. Если верить врачам, то температура разряда вполне могла достигать нескольких тысяч градусов. Об этом свидетельствует и тот факт, что золотая цепочка с крестиком на шее буквально испарилась, оставив глубокий ожог. Как Костиной удалось выжить, врачи объяснить не смогли. Единственное осложнение – это ожог на шее. След от крестика, скорее всего, останется у нее на всю оставшуюся жизнь, так как и сейчас он напоминал о себе коричневой вдавленной линией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удар молнии пришелся, как раз на сороковой день после смерти Нины Кугушевой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас уже та давняя история казалась Костиной чуть ли не мистической, но каждый раз, когда она раздевалась, то отдавала себе отчет в том, что декольте ей никогда уже не носить. Да и бассейны с пляжами она не жаловала. Имела огромную коллекцию шейных платков всех видов и расцветок. Хотя антикварные украшения любила по-прежнему страстно. Может, под брендом «Елена Прекрасная» начать выпускать и ювелирные украшения? И она стала работать над этой идеей. Заключила договоры с несколькими известными ювелирными домами. Товар отбирала сама, лично, тщательно рассматривая каждое новое изделие. В общем, так уставала, что еле доползала до своей пустой кровати.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дома у Елены Степановны было единственное развлечение – виртуальное общение, в том числе и на сайте одноклассников. Не так давно она открыла почту на домашнем компе и увидела, что у нее есть новое сообщение от какого-то Александера Фролофф. Почему-то с двумя «ф»? Странно, кто это? Она открыла свою страничку и увидела его сообщение: «Pomnish? Y bul v tebia vlublen v shkole?». Александер Фролофф, Хантертаун, США. Внимательно присмотревшись, она его вспомнила. Он был старостой их класса, настоящим комсомольским вожаком. Долговязым, русоволосым, с кучей рассыпанных по лицу родинок. Саня Фролов. Но это, как писал Р. Киплинг, была уже совсем другая история.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 6<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саша Фролов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Презумпция невиновности<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых».<br>
&nbsp;Екклесиаст (гл. 7, ст. 9)<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мягкий солнечный свет ровными линиями пробивался сквозь густую листву, переливаясь в мелких блестках пыли. И от этого единственный просвет казался ослепительно ярким, а сомкнутые кроны деревьев черными, как громадные чернильные пятна. То тут, то там слышалось ласкающее слух чириканье лесных птиц. Где-то совсем недалеко еле заметно журчал ручей, а по каждой клеточке спины растекалось неземное блаженство, поддерживаемое работой невидимых моторчиков. Александр Григорьевич Фролов буквально кожей чувствовал красоту окружающей его природы. Говорят же, что существует кожное зрение, а он это знал наверняка, на собственном опыте. Ему казалось, что он лежит на траве в лесу летом, обезумев от ощущения нескрываемой радости бытия, а жизнь его только начинается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось, вот он легко встанет сейчас и побежит, не чувствуя под собой ног, по заветной тропинке, к неказистой деревянной избе, где живет его бабушка. И после удушающей жары, в чистенькой деревянной кухне с крашеными полами и белыми кружевными занавесочками, будет прохладно и хорошо. Он быстро вымоет шею и ладошки, гремя алюминиевым рукомойником, потом сядет за дубовый стол, а милая, добрая Ба, поставит перед ним крынку молока и отрежет горбушку еще теплого хлеба с хрустящей корочкой. Погладив по голове, она сейчас ласково скажет: «Набегался, небось, Соколик! Поешь. Отдохни». Но вместо долгожданных слов бабушки, Александр неожиданно услышал визгливый голос своей американской жены Джоан: «Honey, dozvidany. Kiss you».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тьфу ты, ну ты, нужны мне ее лицемерные поцелуи, – и Фролов страшно выругался, затем нажал кнопку «power», выключив массажное кресло, на котором он так приятно проводил время. – Вот всегда так, на самом интересном месте! Его американская курица с толстой задницей, неестественно белыми зубами и большим самомнением, с каждым годом раздражала Саню все больше и больше. Это только в кино американки – красавицы. В жизни таких – просто по пальцам пересчитать. И потом, они совершенно не красятся, как русские девки, которые и на работу могут прийти в вечернем макияже и с декольте. Однако, в общей массе, американки намного спортивнее наших соотечественниц. Словно чокнутые, они бегают по утрам, качаются в фитнесс-клубах, плавают в бассейнах. Скорее всего, его Джоан поехала на корт. Несмотря на раздражение, Саня должен был признать, что, играла в теннис она лучше, но ведь его родители не возили на корт с пяти лет, как ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Детство у него было трудное, характер – буйный. Единственный человек, который понимал и мог успокоить разбушевавшегося Саню, была Ба. Свое деревенское детство он вспоминал больше всего, как самое счастливое и беззаботное время. Ни дорогие иностранные игрушки, ни детские театры, ни зоопарк с его экзотическими животными. Только деревня и бабулечка. То был самый прекрасный период в его жизни. Особенно, когда Саню с весны и до глубокой осени оставляли у бабушки. Он гонял с деревенскими ребятишками на речку, играл с собакой и тремя кошками, ходил в лес, помогал Ба по хозяйству. С ужасом он ждал, когда приедет казенная Волга и шофер отца заберет его в Москву, в чужую для него жизнь. В чужую для него семью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь же, в Америке, хоть у него и был свой прекрасный дом, похожий на многие в округе: белый сайдинг, черные ставни, крыша из пикипойки. Ровная зеленая лужайка с каменной композицией, и цветами по краям перед домом. И небольшой газон для барбекю с овальным бассейном за домом. Все это стандартно удобное, но какое-то уж слишком безликое. Как только Джоан не старалась навести уют со своим текстильным печворком и сувенирами из Москвы, получался только китч. Окружающее его американское пространство со всем его мещанским комфортом так и не стало Фролову родным. Даже двое их взрослых сыновей – Том и Тим, которые уже в семнадцать выпорхнули из гнезда, и только изредка звонили или присылали sms, что у них все o’key, не сделали Америку его второй родиной. Мальчики – близнецы, стали настоящими мачо, и у них теперь была своя жизнь. Джоан сказала, что это естественно, что они не живут с ними, а у Александра Григорьевича все равно сердце болело за ребят. Не натворили бы чего, не связались бы с дурной компанией. Она даже не слишком за них беспокоилась! Мол, в Америке это норма: вырос и уехал строить свою, взрослую жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, почти за двадцать лет Америка не стала ему родной. А казалось бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда он уезжал из России, он клял на чем свет стоит и пустые полки магазинов, и устаревшую партийную систему, в общем, все, что оставлял за бортом белокрылого лайнера. Мол, прощай, немытая Россия, и так далее. Завидуйте ему все, он летел в рай. Но завидовать по сути дела было уже некому. Неожиданно он намеренно оборвал все связи. Да, пошли они! – разозлился Саня, и разбил свой телефонный аппарат о стену, когда кто-то из его друзей стал говорить что-то о патриотизме и ностальгии через несколько лет. – Зависть – все-таки дурное чувство. Но, говоря по совести, Александр уезжал не по своей воле. У отца начались неприятности на службе. Случись что, он бы не смог выручить сына, да и копали под него слишком глубоко. Так, что могли пострадать близкие родственники. А Григорий Александрович устал уже от проделок сына, и решил таким вот образом избавиться от ответственности за повзрослевшего отпрыска. И как-то обезопасить его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Чикаго, где его приютил друг отца, небо показалось ему ярче, трава – зеленее, люди – приветливее. Ты не был в Чикаго? Ну и напрасно, – радостно вертелось у него в голове. На первое время деньги у Александра были, не было обязательств и этой необходимости, полусонным, почти зомби, по темени бежать на работу и делать вид, что что-то там делаешь. А затем, в такое же темное время уходить с работы, слившись с серой массой в грохочущем метро. Немного зная язык, Саня Фролов взял у друга отца его старенький автомобиль, и решил попутешествовать. Все-таки нельзя злоупотреблять гостеприимством, хотя товарищ был обязан отцу очень многим. Путешествие было похоже на какую-то сказку: великолепно асфальтированные трассы, уютные дорожные мотели, сговорчивые и очень веселые американские девушки. А главное – никаких обязательств и обещаний жениться. Почти за месяц такого беспрерывного приключения Александр без труда доехал до Нью-Йорка. Честно говоря, туристическая Америка его немного разочаровала. Особой истории здесь не было, а люди улыбались как-то уж слишком заученно. Лучше дали бы ему в морду, если он, предположим, им не нравился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на легкие съемы девушек в барах, Саня все время чувствовал себя одиноким койотом, песня которого начинается и кончается на букву «у». Довольно быстро, он остро почувствовал и другую сторону своей вожделенной американской медали: если ты свободен, значит, ты не нужен никому. И ему очень захотелось прибиться к стае. Недолго думая, Александр Фролов поехал жить на Брайтон Бич. Здесь были русские рестораны с солеными арбузами и люди, растягивая гласные, говорившие по-русски. Опять ему помог еще один хороший знакомый отца. Создавалось впечатление, что половина русской Америки, была должна именно ему, его папаше. Знакомец нашел Саше работу и снял комнату у какой-то престарелой пары, приехавшей сюда из Западной Украины. Когда Саня только вошел в их тесную квартирку, где не было даже прихожей, а сразу же начиналась крохотная кухня, то подумал, что он в голодной Москве жил намного лучше. Стоило ли сюда приезжать? Вообще, очутившись на Брайтоне, Фролов ужаснулся: ему показалось, что он попал в общество неудачников, пытающихся показать, что они устроились лучше всех. Хотя здесь жили разные люди, по разным причинам оставившие Союз, или, как они любили выражаться, Совок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обосновавшись на Брайтоне, Саша решил во что бы то ни стало вырваться отсюда. Любым способом, чего бы это ему не стоило. Вырваться и жить в настоящей Америке, а не в этой, придуманной русскими, провинции городского типа. Для воплощения своей мечты он стал искать работу за пределами Брайтона. Интересно, что Фролов хотел не просто работу, он хотел получить хорошую должность, потому что здесь от того, сколько ты получаешь, зависел и уровень твоей жизни. Но не тут-то было. Это вам не Москва с ее протекционизмом. Не секрет, что на замещение престижных вакансий в американских компаниях буквально выстраиваются очереди, а то и проводятся серьезные конкурсы. Порой, несколько унизительные, даже с элементами агрессии со стороны работодателей. Как же повысить свою конкурентоспособность на американском рынке труда? – денно и нощно ломал себе голову Саня. И стал читать книги по психологии успеха, благо, было их здесь – хоть пруд пруди, и написаны они были простым, доступным иностранцу языком. Из всего прочитанного он сделал несколько интересных для себя выводов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-первых, если даже у тебя великие родители, не надо идти по их стопам, не надо застревать в их прошлом, не стоит пользоваться их протекцией. Так как можно навсегда остаться в их тени. Это было для него правилом номер один. Ведь его воспринимали в Америке, как сына большого начальника в Москве, который многим помог уйти от больших проблем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-вторых, твои интересы совпадают с интересами компании только до той поры, пока это нужно, выгодно и важно тебе. Что бы ни произошло, не нужно изменять самому себе! В Москве отец пристроил его в крупную иностранную фирму, но он был там лишь винтиком большой машины, и чуть было не свихнулся из-за этого. Интересы компании, прежде всего, – думал наивный Саша раньше, не понимая, что работает исключительно на прибыль владельца, не щадя живота своего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, в-третьих, важно, как это не банально звучит, повышать свой образовательный уровень, совершенствовать профессиональные навыки, работать над имиджем. Не оглядываясь на мнение окружающих людей, которые могут тормозить своим завистливым вопросом: «Тебе это надо, старик?» И главное, нужно сосредоточиться, прежде всего, на карьере. Временные спады не должны волновать. У кого их не бывает?! Он должен быть оптимистично настроен и уверен в своей путеводной звезде. А конкуренты? Как сказал менеджер компании «Пепси Кола» Уэйн Коллауэй: «Ничто так не проясняет мышление, как вид конкурента, который хочет сожрать вас».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате затраченных усилий и правильно сделанных выводов Александр Фролов нашел себе работу почти в самом центре Нью-Йорка, в довольно-таки дорогом обувном магазине. Был он высокий, стройный, приветливый, мог ненавязчиво посоветовать клиенту какую-нибудь подходящую ему пару, а если надо и просто искренне польстить. Честно говоря, Фролов был тогда готов на все, чтобы только продвинуться, и выехать за пределы ненавистного Брайтона. Он даже не стеснялся надевать туфли на ноги клиенток, если те желали примерить понравившуюся пару. Однако здесь проблема была не в нем, – дела в самом магазине шли со скрипом. Владелец бутика Шон Лайм безбожно завышал цены, и постоянно жаловался на нерадивость продавцов. Поэтому в магазин постоянно требовались новые сотрудники… Саня понял, что если он и дальше будет «мух ловить», его тоже выгонят. И придумал. Для поднятия оборота Фролов тогда предложил владельцу объявить о полной ликвидации магазина, дабы продать залежалый товар, которого немало скопилось на складе. Этим никого в Америке не удивишь, но все же, стоит рискнуть. Даже сделал кое-какие расчеты о выгоде быстрого оборота залежалых на складе обувных денег! Ничто так не воодушевляет американца так, как человек, рассказывающий о его будущей прибыли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они дали объявление в местной газете, надеясь привлечь на тотальный «sale» близлежащие районы. Объявление практически не дало никаких результатов, американцы наелись распродаж по самое горло. И были уверены, что в этом магазине просто «сбрасывают» залежалый товар. Так, зашли несколько человек, да и то по чистой случайности. Но положение спасли его знакомые с Брайтона, которым он «по большому блату» продал всю прошлогоднюю коллекцию. Естественно, по «бросовым» ценам. Это была та еще эпопея! Каждого своего знакомого, Александр заводил чисто по-русски в подсобку, где пылились коробки с обувью, и ценником в несколько нулей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слух о том, что в самом сердце столицы работает свой человек в фирменном магазине, немедленно нашел быстрое распространение среди эмигрантов. Через каких-то три месяца, они очистили все складские помещения, и закупили новый товар. Тот тоже быстро продали, и вот уже довольный Шон Лайм расширил дело, арендовав соседние площади. Вместо ликвидации получилось расширение, да еще с капитальным ремонтом. А Саня Фролов укрепил свои позиции не только новой должностью и хорошей зарплатой, но и тем, что приглянулся дочке Лайма. Та с детства обожала артиста Ника Нолти, и решила, что выйдет замуж только за его двойника. И этого двойника она увидела в обычном русском парне. Девушку звали Джоан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец прилетел на Сашину свадьбу с американкой совершенно неожиданно. Сначала по телефону он четко сказал, что, вряд ли сможет. Что было понятно, по тем временам-то… Но потом, когда в небольшом ранчо Шона, они стояли на лужайке у импровизированного алтаря, Александр внезапно оглянулся, и его глаза встретились с глазами растроганного отца. Это был момент истины, когда он почувствовал, что отец здесь, стоит буквально за его спиной. Дальше были известные слова «пока смерть не разлучит вас», поздравления родных и друзей, букет невесты полетел прямо в руки ее младшей сестры Джессики, и все радостно поспешили за накрытые на лужайке столы. Счастливая Джоан спрашивала своих подружек: похож ли ее муж на Ника Нолти? И те дружно кивали. На кого же ему быть похожим, если Джоан просто бредила этим известным актером? Отстав от толпы, Александр крепко обнял отца, и не смог скрыть слез…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только к вечеру им удалось немного поговорить по душам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рад за тебя, ты наконец-таки остепенился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, что вырвался и приехал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не мог не приехать, сынок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты просто не представляешь, как я счастлив!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и где же вы собираетесь жить с Джоан? – спросил его Григорий Александрович.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Па, будем пока снимать квартиру, а там дом свой купим, – ответил ему сын.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я имею в виду, не собираешься ли ты в Россию?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странный вопрос. Конечно же, нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там многое изменилось… Россия уже давно не та закрытая страна, которая воспринимает любого иностранца, как человека с недобрыми намерениями, а эмигранта – как предателя. Ее просторы так вообще, лакомый кусок для предпринимателя, такого, как ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как писал один американский специалист по менеджменту: «Чем крупнее рынок, тем больше каналов сбыта сосредотачивается на хорошо известных торговых марках».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну не случайно же компании с мировым именем стремятся застолбить свою марку именно в России. Смотри, не упусти свой шанс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой шанс, папа? О чем ты? В Москве меня ждет решетка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Глупости, ты знаешь, что такое презумпция невиновности?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не знаю, ну и что это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то, что презумпция невиновности в праве – это такое положение, согласно которому обвиняемый не считается виновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в установленном законом порядке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю, знаю. Охрана прав личности, осуществление конституционного права обвиняемого на защиту, ограждение невиновного от незаконного и необоснованного привлечения к уголовной ответственности и осуждения. Все это – абсолютно пустые слова! По крайней мере, для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скажи. Вот ты помнишь, когда ее провозгласили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Презумпция невиновности впервые была провозглашена в Декларации прав человека и гражданина в 1789 году в начале Великой французской революции. И там говорилось: «каждый(!) предполагается невиновным, пока не установлено обратное».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Папа, ну ты же знаешь, что «обратное» быстро установят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ерунда, нет никаких улик. Нет ни-че-го. Понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это такая же тайна, покрытая мраком, как и смерть моей матери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О чем ты? Ты был еще ребенком, когда она умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто перестала дышать во сне, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, отец, я тогда все видел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? О чем это ты говоришь?…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответить Александр не успел. Но отец и не хотел его слушать. Григорий Александрович давно забыл про ту досадную «оплошность», которую он допустил тогда ночью, много лет назад. Просто передержал подушку, и Тата задохнулась. Ему всего-навсего хотелось, чтобы она прекратила так мерзко кричать, а она все орала и орала, а уж когда перешла на визг, Григорий Александрович не выдержал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно вошла с белозубой улыбкой Джоан, и пригласила их на ужин. Они поспешили за ней к столу, и больше уже не возобновляли прерванную тему. Александр сидел натянутый, как струна. Ему страсть, как не хотелось скрываться, уж лучше бы он отсидел положенный срок за убийство. Но тогда бы не было этой роскошной свадьбы, американской девушки Джоан, и вообще, новой жизни. У него было ощущение, будто он стоял у самого начала дороги, что теперь будет все совершенно по-другому. Ему казалось, что изменись окружающая действительность, и его жизнь тут же вместе с ней изменится к лучшему. Это, конечно, в теории. Но не все так просто оказалось на практике, потому что первично нужно было измениться ему самому. И необъяснимые приступы гнева все же одолевали его, как призраки из прошлого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Началось все с какой-то ерунды, с элементарных бытовых проблем. Буквально на второй день, Джоан сказала, что он сам должен гладить свои рубашки. Для него это стало настоящим шоком. В России, с русской женой, на эту тему даже разговора быть не могло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это не будешь? Как это не будешь?! – возмущался он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот так, я тебе не служанка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, вот как?! Тогда я найду себе другую жену, которая будет мне гладить рубашки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но пока ты еще моя жена. Изволь гладить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще чего!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда разгневанный Александр, схватил Джоан за ее бесформенный свитер, и со всей дури, ударил о стену. Как английский пудинг, она съехала вниз, и от неожиданности не могла сказать ни слова. Потом ее расширенные глаза наполнились слезами, и она заплакала от боли и унижения. Дикий приступ гнева сменился у Фролова раскаянием. Как сумасшедший он ползал перед женой на коленях, целовал ей руки и просил простить его. Честно говоря, Джоан была далеко не дура, и понимала, что если этот русский Ник Нолти начал ее бить, то он уже не остановится. Будет бить и дальше, бить и вот так вот потом униженно раскаиваться. Так можно и до смерти забить. А это ее, естественно, совсем не устраивало, но она была уже беременна, и очень хотела от Александра детей. Что же делать? И Джоан поступила мудро: предложила мужу пойти к врачу, чтобы вылечить приступы внезапной агрессии. Тот радостно согласился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Психотерапевт терпеливо выслушал и рассказ Джоан, и сбивчивую речь Фролова, прописал ему какие-то пилюли от депрессии, посоветовал купить массажное кресло для релаксации и позаниматься медитацией. Мол, другая страна, другой менталитет и так далее. Со всяким может случиться. Но врач даже не догадывался, как далеко уже зашли эти самые приступы. И не в Америке здесь, в общем-то, дело. Разъедающий душу гнев проявлялся у Александра Фролова еще в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее всего, у любого служащего периодически возникает непреодолимое желание, может, и подсознательное, убить своего непосредственного начальника. В этом плане Александр Григорьевич не был исключением, и как герой Гарроса-Евдокимова, он часто играл в дикие компьютерные игры, где различными способами и с наслаждением уничтожал своего шефа. Такое или нечто подобное происходит с каждым, кто принимает участие в офисных войнах и в борьбе за власть. В то время Фролов с упоением читал Макиавелли и был согласен с ним в том, что для упрочнения государства допустимы любые средства, в том числе и пренебрегающие нормами морали и нравственности. «Бороться можно двояко: один род борьбы – это законы, другой – сила; первый свойственен человеку, второй – зверю. Так как, однако, первого очень часто недостаточно, приходится обращаться ко второму», – писал великий авантюрист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протеже известного в Москве человека, сын не менее влиятельной персоны, любой приказ руководства или намек на него воспринимал как вызов. Любое задание вызывало в Александре внутреннюю бурю протеста. Любое обращение приравнивалось им чуть ли не к насилию над личностью! Служить бы рады, но вот прислуживаться тошно, – часто говорил он отцу, словами небезызвестного литературного героя Чадского. А его московский шеф, как назло, без низкого идолопоклонничества со стороны подчиненных и не мыслил своей миссии руководителя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Реши для себя, сынок, стоит ли тебе строить карьеру, где ты будешь зажат тисками между подчиненными и своим вышестоящим начальством. Или тебе лучше стать вольным стрелком, создать свое предприятие, и там себе хозяйничать без понуканий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бы с удовольствием, отец, стал вольным стрелком. Но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот-вот, кишка тонка. Тебе пока, мой дорогой, ничего не остается, как только стать подчиненным. У тебя нет выбора. К сожалению, не все профессии предполагают свободный творческий полет. И остается только смерить гордыню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давно уже смерил. Но я готов убить этого мерзкого и тупого жлоба с его часами «Patek Philippe»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не кипятись так. Кто-то из великих людей сказал: «Больше от тех терпишь, от кого больше зависишь, – тут сугубо важно упражняться в самообладании».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Цитирование – это просто твой конек, папуля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что делать, если приходится убеждать людей на различных уровнях?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да уж. Ловко у тебя все это как-то получается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помни, Саша, что у каждого человека, будь то начальник или сослуживец, есть две болевые точки: комплексы и пристрастия. Первое страшнее второго. Ну, зачем, – скажешь ты – шефу покупать себе часы за сумму с несколькими нулями?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Повыпендриваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, мой дорогой. Чтобы показать, что он тебе – далеко не ровня. Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты прав, пап. Действительно богатому человеку без комплексов не нужно покупать себе что-то сногсшибательное, чтобы показать другим, как он богат. Скорее это комплекс тех, кто «из грязи, да в князи…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И это тоже. Отнесись к комплексам и пристрастиям шефа уважительно и с пониманием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Постараюсь, отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во, во, ты уж постарайся. Неизвестно, как ты поведешь себя, заняв его место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут Григорий Александрович неожиданно вспомнил, как он еще с матерью Саши работал в Канаде военным атташе. Жена заместителя военного атташе постоянно критиковала его жену за экономию и неумение пышно обставлять приемы для иностранцев. Многое женщины атташата делали сами. Кто пирожки пек, кто салат «Столичный» по корзиночкам раскладывал, кто блины с икрой делал. Через год срок работы военным атташе у Григория Александровича закончился, и к его обязанностям приступил заместитель. Казалось бы, для жены зама появилась замечательная возможность проявить себя. Но, увидев крохотную смету представительских расходов, жена бывшего заместителя удивилась, как это ее предшественница вообще умудрялась что-то устраивать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так что, если перефразировать высказывание из Библии, не судите своего начальника и не судимы будете. Лучше представь ему свои конструктивные предложения по работе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, папа. Но он меня постоянно пытается задеть, подначить, разозлить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это все от комплексов, сынок. А еще самая большая дорога в никуда – это обижаться на руководство: «Не тем тоном сказал… не так на тебя посмотрел… повернулся спиной…». Это все мелочи жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а если серьезно задето мое самолюбие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спрячь свое раздутое самолюбие, знаешь куда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, всегда ты так! Я тебя дело спрашиваю, а ты ругаешься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурачок ты еще. Не спеши выказывать свою глупую обиду сразу же, после громовых тирад шефа. Лучше напиши ему письмо обо всем, что ты сейчас про него думаешь. И не отдавай, отправь его… на следующий день. Когда остынешь. Вот увидишь, тебе станет стыдно за себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом деле, Григорий Александрович как опытный аппаратчик знал, что не на каждый пинок руководства следует отвечать поклоном. Особенно не стоит «кататься в пыли» в ногах у шефа, занимаясь самобичеванием. Тут Григорий Александрович, к месту, вспомнил, что еще в Библии сказано: «Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего; потому что кротость покрывает и большие проступки». Кстати, сын был, видно, весь в него – такой же гневливый. Он пропихнул его в эту международную компанию, чтобы тот ума-разума поднабрался, а потом и сам начал свое дело. Деньги для этого отец уже копил, и потихоньку переводил в зарубежные банки. Где-то в глубине души, он постоянно чувствовал свою вину перед сыном, так как фактически лишил его матери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что, сынок, у Грибоедова есть великие слова: «Ах, от господ подалей; У них беды себе на всякий час готовь, Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У Макиавелли есть выражение лучше: «Не умерла Неблагодарность, нет, Держитесь, люди, от владык подале, пока себе не причинили вред и все, что вы нашли, не потеряли».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты меня скоро переплюнешь, дорогой мой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не сомневаюсь ни минуты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Честно говоря, и честолюбивый отец не сомневался в том, что не пройдет и нескольких лет, а звезда его сына ярко засияет на международном небосводе. Более того, Григорий Александрович тайно мечтал, что его сын войдет в российскую историю. А там хоть пару слов, да и напишут об отце такого великого человека. Но его мечтам не суждено было сбыться, так как на поверхность всплыло одно, уже было замятое, судебное дело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Московский приятель был прав, ностальгия все-таки добралась и до Фролова-младшего, в Америку. Она видно ехала, не спеша, на перекладных, но все же доехала до адресата. Много раз он говорил со сдающим позиции, часто болеющим, Шоном о том, что нужно открывать свой бизнес в Москве. Но старик панически боялся России, считал, что там всегда зима, по улицам ходят медведи и орудуют банды грабителей. До бизнеса ли тут? Спасал только сайт «Moiclass.ru», где он позиционировал себя, как Алекзандер Фролофф, из Хантертауна, США. В штате Индиана, действительно, есть такой город, но он никогда там не был. Написал просто так, для прикола. Не то, что он поверил в презумпцию невиновности, о которой ему говорил отец, просто надоело скрываться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если его уж, действительно, захотят найти соответствующие органы, то и без сайта отлично найдут. Это было ясно, как белый день. Читая различные высказывания, Фролова смешили трусоватые потуги некоторых участников сайта высказывать предположения о том, что сайт создан комитетом государственной безопасности или работает под его контролем. Даже если это и так, то кому интересны твои школьные влюбленности, сопливые воспоминания и новости, типа той, что ты стал дедушкой или тебе, старушке, пишут молодые люди в возрасте от двадцати пяти лет. Да, ради бога. Саня знал, что если им заинтересовался бы комитет, то и без этого сайта узнал все, что он на самом деле думает и делает. Вот так. Только вот не был Саня Фролов никому интересен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видно, был он тем ковбоем, который никому не нужен… Его, честно говоря, не сразу и школьные друзья-то вспоминали. Не сразу и он вспомнил некоторых, но основных помнил отлично: стильную Ритку Троицкую, красавца Игоря Гордиевского, мелкого Алика Мохова, Мальвину, естественно, Шабана, обжору Ольку Савченко, тупицу Отаришвили и, конечно, Леночку Костину… Все они постарели, некоторые даже поседели и обрюзгли. Мальвина, вообще, выглядела как ободранная курица намного старше своих лет. Ясное дело: такой образ жизни, какой она вела, до добра не доводит и отражается на лице. Ритка же была, как всегда холодна и хороша. Леночка изменилась, но не подурнела, это точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 10 «Б» Александр Фролов был так сексуально озабочен, что влюбился тогда во всех видных девчонок своего класса одновременно. Особенной его страстью были девочки в очках: Лена Костина и Нина Кугушева. Но Лена была острой на язык, не интересовалась мальчиками, а на его ухаживания и вообще не обращала внимания. Или делала его предметом насмешек. Кугуева же, так и совсем на него не смотрела. О том, что у Нинки с Игорем что-то есть, он точно узнал от Ратник. Та поспешила его утешить, да так, что о ней он до сих пор вспоминал с омерзением и брезгливостью. А тогда, может, и считал любовью. Даже настоящей любовью. Ну и дурак же он был.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знал ли Фролов, что он у Ратник далеко не единственный? Конечно, знал. Но то ли мягкотелость его, то ли доступность Мальвины заставляли его продолжать эти гнусные отношения. Хотя поначалу Саня чуть было не влюбился по-взрослому. Как-то в период, когда Фролов был зол на Нину, шел он по школьному коридору и увидел одинокую Мальвину у окна. Словно ничего не замечая, как бы думая о своем, она стояла к Сане Фролову спиной, и солнце играло в ее пепельных кудряшках. Она знала свой самый выгодный ракурс…Глупенький, он даже не подозревал, что у Мальвины был такой метод с новой жертвой – попадаться как бы случайно на пути. Причем, постоянно. Он машинально подошел к ней, и она театрально-проникновенно сказала, не поворачиваясь: «Как я тебя понимаю…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не надо было быть особенно зрячим, чтобы увидеть, что сердце Мальвины принадлежало Игорю Гордиевскому. Безответная любовь. Это их и сблизило. Просто бросило в объятия друг к другу. Они стали больше общаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И как-то Таня зашла даже к нему домой, посмотреть на Джекулю – его гордость. Собака была, действительно, хороша. Брала награды на всех выставках, и за мороженное могла даже сказать «мммма-ма». Если ему нравилась девушка или женщина Джек описывал вокруг нее кружок. Описывал и в прямом, и в переносном смысле. Когда пришла Таня, Джек почему-то на нее залаял, но потом смирился и только изредка рычал. Хитрая лиса Ратник нашла и к нему подход – всегда приносила псу горячо любимый им пломбир. В конце концов, Джек оттаял. Иногда, по настроению, даже позволял себя гладить. У него было редкое для собаки чувство юмора. Например, если человек ему не нравился, а лаять не позволяли, он разворачивался и задними лапами начинал выказывать свое собачье «фи». Мол, дерьмо, а не человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в большинстве случаев, Джекуля был дружелюбен, мог подпрыгнуть и даже лизнуть в лицо. Обслюнявить, как говорил Александр. Однако почему-то именно Таню Ратник он не очень жаловал, и как-то даже при встрече налетел на нее и разорвал красивый плащ и платье. Пришлось подняться в квартиру к Сане, снять вещи, все зашить и почистить. В наказание Джека заперли на балконе. Как только Татьяна сняла платье, Саша, поддавшись инстинкту, прижал ее к себе. В этот момент, он думал только о Нине. Вместе со страстью в него будто бесы вселились, которые вкупе с бесами самой Мальвины прыгали и неистовствовали. В общем, стали бесноваться. А когда все произошло, Фролов посмотрел на Мальвину и увидел не свою одноклассницу, а какую-то другую, незнакомую ему женщину средних лет. Ее глаза не были так лукаво наивны, как у школьницы, не говоря уже о совсем не девичьем теле. Говорят же, что, чем раньше девушка расцветает, тем раньше она и вянет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Схватив вещи, Саня пошел в ванную комнату. Там он встал под душ, как под проливной дождь, надеясь хоть как-то очиститься, и стоял до тех пор, пока не услышал вой Джека на балконе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Григорий Александрович заехал домой днем, чтобы переодеться и поехать к своему приятелю, высокому чину, на служебную дачу. Дверь почему-то была не заперта, в коридоре валялись два портфеля и обувь, наспех сброшенная, а главное – орал что есть мочи старый катушечный магнитофон, заглушая лай Джека на балконе. Фролов-старший заглянул в распахнутую комнату сына, где Фролов– младший, спиной к нему, на собственном диване, просто с животной страстью предавался любовным утехам с какой-то теткой, которая также получала неописуемое удовольствие от полового акта. В этой тетке Григорий Александрович не сразу узнал Сашину школьную подружку с невинными глазками и пепельными кудряшками… Так вот как они готовятся к выпускным экзаменам?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буквально четыре дня назад Григорий Александрович нос к носу столкнулся со своим долговязым отпрыском и этой куклой с толстыми ногами. Они как раз выходили из квартиры. Проводив девушку, сын объяснил, что это его одноклассница Таня, новенькая в их классе, и они вместе занимаются. Только вот не уточнил чем. Тогда он и представить себе не мог, что все зашло так далеко. Ему казалось, что сын всегда будет маленьким мальчиком, а любовь к девушкам у него останется, чуть ли не на виртуальном уровне. Хотя, что тут может быть сложного? Встретил податливую девку, и дело в шляпе. Несмотря на гнев, который его охватил, Фролов-старший сдержался, тихо вышел к ждавшей внизу служебной машине и поехал на дачу прямо в форме, как был…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующее утро, Григорий Александрович спросил сына перед уходом в школу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты никогда не убираешь свою постель?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не успеваю, видишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вижу, все вижу! И видел, как ты со своей Мальвиной… тьфу, пыхтел, как паровоз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ответ Саня только покраснел до кончиков ушей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что насупился-то? Было дело?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было, и не один раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты знаешь, что от этого дети бывают? Ума большого не надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю. Мы предохраняемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Идиот, тебе учиться нужно, а ты, как шальной с девкой какой-то связался. Она ведь из Украины, на нашу жилплощадь, небось, метит, как ты не понимаешь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, ты что, пап?! Ее весь класс имел-переимел. Мальвина у нас – общественное достояние…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда нечего шалав в дом водить! Чтоб духу ее здесь не было! Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, он все понял. Последнее время они с Ратник совсем потеряли бдительность. Влетали в квартиру только с одной мыслью: предаться разврату. Любовью назвать их отношения было трудно, так как любили они совершенно других людей. Может, поэтому Танька ему уже изрядно надоела. Какая-то похотливая бабенка и только. С ней было интересно только до полового акта, а потом и говорить не о чем. Вот бы так с Ленкой или Нинкой. Последнюю свою любовь, Кугушеву, он вообще никак не мог забыть, даже в объятьях Мальвины. Как не мог себе запретить постоянно думать о ней… Когда он сидел дома один, то мог, например, вместо учебника истории, читать книжку о тайнах имени. И, конечно, это имя было далеко не Таня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Нина – имя греческого происхождения. Произошло от слова Нинос – так звали основателя Ассирийского государства, такое же название носила столица Ассирии». Многие представители этой национальности, – вспомнил Саня про ясновидящую Джуну, – кстати, вообще считаются провидцами».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Нины был удивительный взгляд. Словно прикидывающий, как бы она этого человека написала, если бы у нее сейчас были краски и холст. Когда он очередной раз достал ее своими дикими выходками, Нина сказала и ему пророческую фразу: «Ой, Саша, не знаешь ты меры ни в чем. Боюсь, что доведет тебя твой гнев до самого страшного…». И довел ведь, правду сказала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Получилось это, на первый взгляд, по чистой случайности. Когда он поступил на юридический факультет МГУ, то почувствовал, что его блестящее будущее у него уже в кармане. Учился он так себе, в основном, бегал за девчонками, любил вылазки на природу, песни у костра и как-то уже на третьем курсе, со своим другом Игорем и его девушкой Викой пошел в поход. Выпив и поспорив, он разгневался на товарища и в порыве гнева, не контролируя себя, чуть было не придушил его. Но это было только начало; на следующий день каким-то странным образом его друг сорвался с обрыва и разбил себе голову. Проблема была в том, что Саша Фролов не мог уже сдерживать свой гнев. Особенно, когда выпьет. Испуганная девушка, узнав о случившемся, не поверила, что Игорь упал сам. Отшатнувшись от Фролова, с круглыми от ужаса глазами, Вика замотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, это ты, ты его столкнул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вика, ты, что такое говоришь?! – гнев уже перешел в фазу раскаяния, и Фролов готов был ползать на коленях перед ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы вчера из-за меня поссорились, и я вас еле разняла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, выпили, повздорили. С кем не бывает. А Игоряха еще и утром изрядно добавил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, он все понял, что между нами было ночью! Ты чудовище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но тебе же это чудовище нравилось не так давно, – и Саня перешел в наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вика схватила свою куртку и бросила ему в лицо, затем стремглав побежала в лес. Он – за ней. На какое-то время Вике удалось уйти от него, но обезумевший Фролов преследовал ее несколько часов по лесу, кричал что-то, пока не стемнело. Каким-то образом ему удалось выйти на трассу, и он уехал на попутке в Москву. Потом Фролов упал перед отцом на колени и рассказал обо всем, что случилось с ними в лесу. Вне себя, Григорий Александрович, чуть было сам не убил своего непутевого сына, он рвал и метал, кидал в него все, что попадалось под руку. В конце концов, просто избил до полусмерти и уложил в больницу к знакомому врачу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каким-то невероятным образом Сашиному отцу все же удалось уладить ситуацию: дело представили так, что это влюбленные повздорили, и ночью разбежались в разные стороны. Парень не заметил обрыва, а девушка после долгих скитаний по лесу лежала даже в психбольнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Папа, зачем ты приказал упечь Вику в психушку и стереть ей память?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты хотел, чтобы я стер ее вообще, как ты – Нину Кугушеву? – это был уже запрещенный прием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Причем здесь Нина?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А притом, что я тебе здесь не уборщик, чтобы подтирать за тобой дерьмо! Не маленький уже. Научись контролировать свои поступки и отвечать за содеянное. А то кинулся папочке в ножки, и думаешь, что все сойдет тебе с рук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Папа, я, правда, не виноват. Так получилось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И с Ниной Кугушевой тоже скажешь «так получилось», да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нина, Ниночка Кугушева, настоящий ангел во плоти, мужественная маленькая девочка, не похожая ни на кого из них всех, она так много понимала и знала для своих семнадцати лет. Она была так мудра и талантлива. Так много хотела успеть сделать. И так спешила. Художница даже не придавала серьезного значения их не по детски жестокой травле. Для нее все они были карликами, мелкими и гадкими, которые просто не ведали, что творили. В ее маленьком болезненном теле жила большая мудрая душа ангела. Нина могла отделять главное от второстепенного, зерна – от плевел. А главным для нее была живопись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот злополучный день, он играл в футбол Нининым портфелем с Аликом Моховым. Что может быть уродливее в отношениях одноклассников, чем подобное действо? Но для Фролова в тот момент было очень важно, как отреагирует на его действия Мальвина, и вся та группа девочек, которая стояла напротив них и неискренне сокрушалась. Мол, какое безобразие, какой ужас, как они могут?! Он выписывал ногами такие па, что оторваться от его действий было невозможно. Но в процесс вмешалась их классная руководительница, и портфель надо было помыть и вернуть Нине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшно недовольный тем, что их прервали, Фролов потащился с портфелем в мужской туалет. По дороге он увидел ссутуленные плечики Нины, которая как-то уж больно неестественно плелась в женскую раздевалку. И ему до боли в печенке стало ее жалко, и стыдно за свои действия. Но тут прямо перед ним, неожиданно появилась Танька. И он машинально сильно толкнул Кугушеву, прямо к двери, и кинул ей вслед грязный портфель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Мальвина поволокла его уже в какую-то подсобку, рядом с лестницей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда ты меня тянешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я соскучилась, Сашуля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да так это, – и она решительно стала снимать спортивные штаны, устроившись на какой-то старой парте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, – не сразу дошло до него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, только по-быстренькому, ладно? – и уже привычным жестом привлекла его к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все получилось, действительно, довольно быстро. Мальвина с удивлением посмотрела на Саню, но ничего не сказала. Корчась от брезгливости, он только с отвращением махнул ей рукой. Мол, иди, я потом приду. Натянув спортивную форму, она презрительно хмыкнула, и гордо подняв голову, вышла. Мол, осчастливила его, а он такой-сякой не оценил. Фролов огляделся: какой-то школьный хлам, старые доски, мебель, стенгазеты и сломанный глобус. Как-то в этой самой подсобке он застал Мальвину с Виталиком Шабановым. Но та, увидев его, заговорила Сане зубы. Потом у нее случился желудочный приступ. Как, – шептала она, держать за бок, – ты разве не знаешь, что Виталик – мой рыцарь, рыцарь печального образа? Во как. А ты что надумал, дурачок?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что и говорить, Таня была прекрасной актрисой. Может, они так же здесь были «по-быстренькому», как они сейчас. Кто знает… Гадость какая-то, даже думать об этом противно. Его чуть было не стошнило прямо на школьные брюки. Вообще, ощущение собственной мерзости, какой-то грязи от отношений с этой бездушной театральной куклой не покидало его ни на минуту. Внутри окончательно сформировался опустошающий вакуум, который после их встреч заполнялся тоской и отвращением, и с этим ничего нельзя было поделать. Зачем же он так бессмысленно толкнул Нину? Ведь он хотел наоборот – обнять ее! Даже ободрить как-то, извиниться, в конце-то концов. Увидел эту… и толкнул. Кретин, он ведь получал эти секс-подачки от Ратник, как дворовой пес, за то, что издевался над беззащитной Ниной, девочкой с душой ангела. Девочкой, которую он так мучительно, так по-настоящему любил… Со всей силы он стукнул ни в чем не повинную старую школьную парту кулаком, сильно разбил руку, потом обхватил голову и заплакал, как ребенок. Ему было жаль себя, разбитые костяшки пальцев, свою безответную любовь. В тот момент Фролов был так переполнен собственными переживаниями, что даже не заметил, что в женской раздевалке послышались какие-то звуки, шум, даже испуганные крики. Что-то там происходило, что-то непонятное. Может, их классу сообщили, что они едут в Волгоград или еще куда-нибудь, а то и опять у кого-то что-то украли? Какое ему до этого всего дело? Он запутался, замарался и не знал, как от всего этого избавиться. Выходить из своего убежища не хотелось. Фролов боялся, что, увидев первого встречного одноклассника, он мог и не сдержаться… Буквально по прошествии нескольких минут в его убежище заглянул физрук Кимыч и со свойственной ему прямотой сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фролов, это ты толкнул Нину в раздевалку? – тогда еще надеялись, что девочка жива.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Козел ты, Фролов, – и Кимыч резко и чувствительно ударил его в бок. От внезапной боли Саня упал и свернулся калачиком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ууу, – завыл он, как раненный зверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо было убить его просто тогда, чтобы не мучился. Больше от переживаний, нежели от боли. На учителя физкультуры Фролов не обижался – на его месте он поступил бы также. Непонятно сколько времени Саня так пролежал, Виталик Шабанов нашел его почти случайно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что здесь делаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не видишь, лежу. Отдыхаю, – с обидой в голосе ответил Фролов, словно тот был виновником всего, что с ним случилось, и еще издевался при этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странно как-то лежишь… А вот Нина Кугушева умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как умерла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В раздевалке, – сказал Виталик, с лицом плачущего Пьеро. – Все говорят, что это из-за того, что ты ее толкнул. Но я не верю. Ты не мог…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не мог, конечно, – хотя в ушах у него стучало: мог, мог, еще, как мог!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но врачи, к счастью для Сани, дали другое заключение. Сердце. Потом у Фролова еще долго тряслись руки только при упоминании о Нине. Ему казалось, что это он задушил девушку собственными руками. «Я убил ее, – вертелось у него в голове, – я убил ее. Как я мог убить свою любовь?!» На похоронах он не находил себе места. Ему казалось, что все собравшиеся смотрят на него и обвиняют в смерти Нины за его спиной. Потом Фролов еще долго ничего не понимал, ходил в школу на автомате, отвечал невпопад. Потрясение было слишком серьезным, да еще приехавший для проформы следователь, пять раз просил повторить весь тот день поминутно. Первый раз в жизни у него не было сил даже разгневаться. Потеря оказалась для его юношеской психики, непоправимой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Видя, что с ним творится что-то неладное, Мальвина пошла к Григорию Александровичу и сказала, что его сын не имеет никакого отношения к Нинкиной смерти, так как все это время, он провел с ней в подсобке. Она плакала, умоляла, просила, чтобы отец вмешался. Уж неизвестно, как Танька уговорила Григория Александровича, но он не просто не дал делу хода, а обставил все происшедшее в их классе, как несчастный случай. Больная девочка не выдержала нагрузок, с ее заболеванием нельзя было не только на физкультуру ходить, а в школу вообще, ну, и так далее. В общем, сама виновата, и ее родители. Мать Нины от такой постановки вопроса слегла в больницу. Директор, задыхаясь от благодарности к Фролову-старшему, выправил Сашин аттестат так, чтобы тот смог поступить на свой юрфак. А Татьяна Ратник попробовала попасть в театральный, но не попала, пошла работать секретаршей к его отцу, и работала у него до тех пор, пока не встретила своего программиста.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 7<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольга Савченко<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тихом омуте…<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ешь столько, чтобы тела зданье не гибло от перееданья».<br>
&nbsp;Джами<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бухгалтер, милый мой бухгалтер! – распевал президент небольшой компании, Роман Георгиевич Штомпель, смотря на свою сотрудницу масляными глазами. При этом он умудрялся переворачивать очередной лист с документацией, подписывая, пустую графу там, где стояла в скобках его фамилия. Делал это Георгиевич легко, практически на автомате. Их небольшой компании подкинули деньжат «добрые люди», и теперь какое-то время они еще могут безбедно существовать. Да и доверял президент своему бухгалтеру, милой и интеллигентной женщине Ольге Михайловне Савченко, безоговорочно. Она сидела напротив и следила, как бы этот легкомысленный товарищ не пропустил чего. Это было вполне в его духе. А подписывал Роман Георгиевич, как правило, там, где надо, и где не надо. Интересно, – думал он, – а как у нее с личной жизнью? По анкетным данным, он только помнил, что Савченко разведена…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бухгалтер в любой компании – это человек важный и нужный, можно сказать, даже «особа, приближенная к императору», знающая всю финансовую подноготную. Надо познакомиться с этой дамочкой поближе, а там, может, замутим что-то и по-крупному, – размечтался неугомонный Штомпель. Надоело ему, честно говоря, в этой мелочевке копаться. Хотелось сорвать крупный куш, да и обогатиться так, чтобы ему и его детям и внукам хватило. А Ольгу ему рекомендовали, как человека, который может сократить расходы компании до минимума и даже непременно подскажет ему, как в той или иной ситуации уйти от налогов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом же деле, Роману надоело содержать одну налоговую инспекторшу, которая на многое в его компании закрывала глаза. Вот, жадная баба, а противная какая! – злился про себя Роман, и при этом всегда медово улыбался этой пухлой взяточнице. Ольга Михайловна тоже была дамой в теле, но скромна и однозначно хороша собой по сравнению с инспекторшей, наглость которой уже зашкаливала за возможные границы Ромочкиного терпения. А тут разведенка, сама в руки плывет, да еще хвостиком машет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ольга Михайловна, как вы насчет того, чтобы устроить посиделочки после работы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять внеурочная работа, Роман Георгиевич? Вы же мне ее никогда не оплачиваете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боже упаси. Никакой работы! Вы, я и бутылочка мартини, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как-то неудобно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Представьте, что я – не ваш начальник Роман Георгиевич, а какой-нибудь Иван Иванович, сомелье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне больше нравиться – ресторатор или повар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будь по-вашему. Ну? По рукам? Вы, я и шампанское с коньячком. Заметано?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, какая вы нерешительная, ей-богу. Что вас еще смущает? Бухгалтер, милый мой бухгалтер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Повар мой Ванюша, как люблю я кушать! – в тон ему песней ответила Ольга Михайловна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обижаете! Закуска тоже непременно будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После работы Ольга Михайловна припудрила нос, подправила глаза и зашла в кабинет к шефу. На столе красовался подсохший, порезанный еще неделю назад лимон с еле заметной бирюзовой точкой плесени в белом ободке и старая коробка конфет со слегка поседевшими и чудом, уцелевшими экземплярами. Да за кого он ее принимает?! – возмутилась в сердцах Ольга Михайловна, и под благовидным предлогом отказалась от таких неаппетитных «посиделок». А, она-то размечталась: шабли, устрицы. Кстати, как настоящий гурман, Ольга знала, что виноград в провинции Шабли как раз произрастает на земле, которую удобряют этими самыми устрицами. Именно поэтому вино данной марки и морепродукты так прекрасно сочетаются! А тут такое замшелое, такое убогое зрелище. Фу! До чего же она дошла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее шеф Роман Георгиевич Штомпель производил приятное впечатление, но видно посчитал ее за какую-то дешевку. А к такому обращению женщина явно не привыкла. И тут Ольга Михайловна поймала себя на мысли, что рассуждает точно, как один актер, ее первый муж. Хотя был он таковым совсем недолго… «Милый, любимый и далеко не единственный» половинкой ее никогда не был. Но она-то, дурочка, верила в настоящую любовь, которую можно пронести через годы, деля на двоих все трудности совместной жизни. Ольга, подобно той умной Эльзе, которую только послали в подвал за пивом, а она уже представила себе жуткие сцены смерти своего будущего ребенка, распланировала себе героическую любовь с одним-единственным, неповторимым и, безусловно, талантливым человеком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время, когда они познакомились с… назовем артиста – N, так как он и сейчас довольно успешно снимается в сериалах, был старше Оленьки в два раза. Теперь он совершенно седой, но по-прежнему красивый какой-то особой настоящей мужской красотой. Не пролетарски-крестьянской, а аристократически-тонкой. Такова была его природа, подаренная родителями. Однако если копнуть глубже, за столь изысканным фасадом ничего не было, там царила гулкая пустота. Вакуум. Можно сказать, внешность N была только декорацией, в которую роли на время вдували чужую жизнь… Но разве могла все это знать миленькая, молоденькая девушка? Конечно же, нет. А случилось это сразу же после школы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцатилетняя Олечка Савченко, как и положено, было романтической девице ее лет, влюбилась в известного актера. Коллекционировала его интервью и фотографии, которые за копейки в то время можно было купить в ближайшем киоске «Союзпечать». Влюбленности способствовал еще и тот факт, что N играл во всех более или менее известных фильмах, которые постоянно повторяли по небольшому спектру программ тогдашнего телевидения. Зрители растаскивали каждую реплику из этих кинокартин на цитаты, а герои этих фильмов казались уже близкими людьми, словно живущими у вас в доме. Вот только протяни руку, и ты сможешь их потрогать. Грешным делом, когда в комнате никого не было, Оленька не стеснялась и экран поцеловать, где безраздельно властвовал властитель ее девичьих грез. Но она никак не могла ожидать, что, оказывается, ее любовь подразумевает под собой человека из плоти и крови в реальной жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то не очень богатое на разнообразные продукты время, в их семье не изменяли традиции, любили шумные застолья с тазиком оливье, дефицитной нарезкой из балыка и пирогами с капустой. И как-то на папин день рождения пришла его старшая сестра, по меркам Ольги совсем старуха – Анна Васильевна. Увидев в комнате девочки фотографии ее кумира, тетка спросила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оленька, а ты видела N в театре?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что, он играет в каком-то театре?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не в каком-то, а в нашем, где я работаю билетершей. Блестяще, надо сказать, играет. Хочешь попасть на его спектакль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, хочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот знаменательный в жизни юной девушки день, свободное место оказалось аж в самом первом ряду. И Олечка чуть не умерла от счастья, когда ее кумир что-то говорил и бегал по сцене, буквально в трех метрах от нее. Первый спектакль она плохо помнит, она просто была в шоковом состоянии. Потом Оля напросилась к тете еще раз, потом еще. Благо у тетки было плохое зрение, и Оля помогала ей продавать программки. Как-то девочке разрешили постоять за кулисами. И – о, счастье, о блаженство, – она дышала с Ним одним воздухом! Как-то N прошел даже мимо нее. И она имела удовольствие, увидеть его в гриме и потрясающем театральном костюме. Несмотря на струившийся пот, ее кумир был просто неотразим. После спектаклей, Оля не могла ни спать, ни даже есть. А еда, надо отметить, была еще с младых ногтей просто религией Оли. Она ела все и всегда. Редкий человек не помнит ее жующей. То пряничек, то печеньице, то булочка, то яблочко. К весне пухлая девочка заметно похудела, похорошела, и даже N посмотрел в ее сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, если бы я был моложе, – вырвалось у артиста банальное сожаление, когда он увидел их вдвоем с тетушкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что тогда? – ответила тетушка, зная пристрастие своей племянницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эх, женился бы, ей богу, женился бы! – ответил тот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но вы совсем даже не старый, – обрадовалась наивная Оля, но ее кумир уже исчез, не услышав ответа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оля, не обольщайся, он всем так говорит! – «успокоила» ее тетя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в семнадцать лет нет ничего невозможного, и тихая Оля, узнав, где живет N, устроилась по тетушкиной протекции в общежитие театра ночной дежурной. Подсознательно тетка надеялась, что девочка, видя изнанку актерской жизни, быстро протрезвеет, а уж за моральный облик Оленьки она отвечала головой. За девушкой сразу приударило множество молодых актеров, но ей нужен был лишь один, очень талантливый и несколько безалаберный тип – актер N. Причем, днем она еще училась на бухгалтерских курсах. Как все тогда успевала – сама не понимает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В жизнь известного актера Оля вошла тихо, незаметно. Честно говоря, N не удивился ее появлению в общаге, а уж тем более, не возражал, когда она стала его подкармливать своими фирменными блинами. Так, слово за слово, блинчик за пирожком, Олечка Савченко стала неотъемлемой частью его тяжелой актерской жизни. А была жизнь актера N шумной и какой-то неустроенной. Шутка ли, он был без пяти минут заслуженным артистом, а по-прежнему, имел крохотную комнатку в общаге с раскладным диваном, письменным столом и старым продавленным креслом. Однажды Оля опоздала на работу и нашла N у себя в каптерке. Тот спал мирным сном хорошо выпившего человека, а когда проснулся и увидел Ольгу, то без единого слова стал ее раздевать. Ольга насилу вырвалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, что вы?! Я к вам серьезно, а вы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и я к тебе, – попробовал сострить он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, нет, сначала в загс…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это мне совсем не интересно. Загс ей, видите ли, подавай! Это банально и немодно, детка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но вы же обещали на мне жениться?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, Оля, кому я только не обещал?! Сколько женщин мимо тебя прошло ночью, и всем им я обещал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не такая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я жду трамвая. Да, чем ты лучше? Пухнарик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничем, но спать я с вами не собираюсь. Я вам не жена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оленька, я же твой кумир, я все знаю, я все вижу… Пора бы нам оформить наши отношения постельно, так сказать. У тебя такие потрясающие глаза, когда ты вот так смотришь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что?! Это не повод для более близкого знакомства!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо, тогда, когда утром загс откроется, мы с тобой мигом распишемся. А сейчас – первая брачная ночь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет уж, не путайте порядок ходов! Вот, когда распишемся, тогда и будет вам брачная ночь… – отстранила она его руку решительно и бесповоротно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну не хотите – и не надо, – сказал N и тут же заснул сном праведника. У него было железное правило: «Не клюет – сматывай удочки!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом N уехал на гастроли, затем были съемки нового фильма в другом городе, и Оля поняла, что не надо ей жить иллюзиями дальше. Ждать неизвестно чего. Нужно становиться двумя ногами на реальную землю. Когда она уходила из ночных портье, ее волновал только один вопрос: «Почему мужчины вступают в интимные отношения с женщинами, которых не любят?». Например, N охарактеризовал свою партнершу по фильму, как «общипанную курицу», но буквально через неделю он уже открывал входную дверь общежития ногой, так как нес на руках ту самую курицу и что-то ласковое шептал ей на ушко! И так было с каждой, кого он приглашал к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем же летом Савченко поступила в институт, на отделение бухучета и даже подружилась с одним спортивным мальчиком, Тимуром, который все время проводил на сборах. А когда появлялся, то тут же подлизывался к отличнице Оле, и они вместе сдавали экзамены. У него тоже была такая же страсть, как и у Оли – он безумно любил вкусно поесть. И они ходили в узбекскую забегаловку, где с наслаждением ели лагман и плов из баранины с большими круглыми лепешками, у которых был красивый точечный рисунок посередине. Тимур слыл парнем основательным, упрямым и целеустремленным. Сначала Савченко его интересовала, как прекрасный способ быстро сдать зачеты и сессию, но потом уже заинтересовала, и как личность. Из разных стран, где он играл в юношеских сборных по футболу, Тимур привозил ей всякие вкусности, и они вместе их радостно ели. К третьему курсу у них образовалась чуть ли не настоящая семья. Дело шло к свадьбе, если бы не один случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Оля сидела на стадионе в ложе VIP, и болела за команду Тимура. Неожиданно все люди, сидевшие рядом с ней, повернулись в сторону входа. В ложу вошел N с каким-то своим другом. У бедной Оленьки сжалось все внутри. Она покрылась бурыми пятнами, ей казалось, что любовь прошла, завяли помидоры, а тут – такая реакция. Чудом она дожила до конца матча. Единственным ее желанием было как можно быстрее оказаться рядом с Тимуром, закрыться им словно стенкой от этого наваждения по фамилии N. И раскрасневшаяся Савченко схватила сумку и понеслась к выходу, в раздевалку спортсменов. Но как раз у самого выхода из ложи дорогу ей преградил бывший кумир. Он ласково смотрел на нее и широко улыбался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор Оля не помнит, как и почему она ушла тогда со своей первой любовью, как все потом произошло. Только слова Тимура: «Ты все равно будешь моей женой! А я стану звездой футбола». Что и говорить, он был упертым товарищем, но Оля ничего не видела и не понимала тогда. Когда N совершенно случайно узнал, что та самая Ольга собирается замуж за другого, причем, не самого последнего футболиста, то тут же предложил ей руку и сердце. «Оля, ты – единственная в моей жизни звезда! Я без тебя пропаду! Я не смогу без тебя жить, родная моя, – N знал, что и как говорить женщинам. В этот момент он чувствовал себя не как на сцене, а как на целом стадионе, переполненном зрителями, – у меня, ты же знаешь, нет ничего, но у нас же есть наша любовь. Это главное! Я знаю, я верю, я чувствую, что ты меня не забыла и любишь по-прежнему сильно. И я тебя люблю!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он не давал ей сказать ни одного слова, N и сам верил в то, что говорил. Ведь, если эту женщину, Олю Савченко, любил талантливый футболист, значит, в ней что-то все-таки есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда она немного отошла от гипноза, то поняла, что это ловушка, и ей как-то надо из нее выбираться. Что N – человек пустой и совершенно ненадежный для семейной жизни. Но он не давал ей времени на размышление, буквально ежедневно популярный артист водил Оленьку в различные рестораны, где его потчевали уже давно, и практически бесплатно. Как-то они заказали совсем немного, но официант принес еще несколько блюд. «Это все подарок от нашего ресторана!» – сказал он и отказался вернуть блюда на кухню. Так необыкновенно и разнообразно Олечка никогда в своей жизни еще не ела. Расчет актера был правильный. Оля любила хорошо поесть, плюс в ресторанах она имела возможность видеть, как ее кумира любит публика! Но ведь он любит ее, ее одну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый раз это был целый спектакль. Если в ресторане играли музыканты, то они сразу переключались на музыку из его фильмов. Оля не знала, что некоторых из этих «лабухов» пристроил сюда именно ее возлюбленный. Раньше они работали в театре N и получали гроши, а тут и поесть, и выпить можно, да и на карманные расходы хватало. Однажды N расчувствовался от особенно теплого приема публики в ресторане. Шутка ли: в тот момент его портрет красовался на всех афишах города! Он вышел к музыкантам и сам спел для Ольги какую-то прекрасную песню, название которой она уже и не помнила. Затем он встал перед ней на колено и поцеловал ей руку, чем окончательно завоевал ее сердце. Присутствующие в ресторане люди вскакивали с мест и стали кричать им: «Горько!». Все было красиво, как в кино.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тьфу, – плюнула в сердцах девятнадцатилетняя Оленька, – опять блин получился горелый!» Еще немного и бумажный пакетик кончится, а за мукой придется идти к соседке по общаге. В целях экономии, они с N решили сидеть на блинах. И сытно, и вкусно. Правда, к самим блинам редко что еще было. В основном, они ели их, как говорят, пустыми, с чаем, посыпая иногда сахаром. И то это в самом лучшем случае. Да и еще была одна проблема: на их единственной электрической конфорке, которая моментально разогревалась, выпечь нормальный блин было довольно-таки проблематично. Все горело, а взлохмаченный кумир миллионов приходил из театра уставший и голодный, как волк. Утром он что-то бубнил себе под нос или бежал на репетицию, а она после института пыталась найти себе хоть какую-то работу. Ей нужно было зарабатывать им на жизнь, но выходило совсем немного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одно спасало – они тогда любили друг друга, были оптимистично настроены, и притом, в их сильно обшарпанном театральном общежитии всегда было весело. Каждый вечер спиртное буквально лилось рекой, несмотря на нищенские стипендии, и то, что получали немногие актеры, которые здесь жили. Брали, что дешевле, и отрывались на всю катушку. Не в их, так в какой-либо другой комнатенке набивалось человек по двадцать, однозначно. Пели, галдели, курили и пили. Создавалось ощущение, что коммунизм у них уже был построен. Если Оле что-то было нужно от липкой ленты до зимних сапог – искали на всех этажах! И уж хотите – верьте, хотите – нет, находили. Делились последним, жмотов в общаге не терпели, отчаянно били, и все вокруг все равно становилось общее. Порой, даже без спроса их владельца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общага была, несомненно, их с N крепким бытом, но когда популярному актеру намекнули, что пора бы покинуть сей приют, не студент, чай, отношения у молодоженов на бытовой почве чуть было окончательно не разладились. В быту N был чудовищно непрактичным человеком. Смелый и решительный на сцене, он пасовал перед любыми трудностями в жизни, боялся их и злился на любую мелочь. Однако предприимчивая Оля не пошла к своим родителям, которые не очень-то приветствовали столь неравный брак, а нашла сердобольную старушенцию и уговорила ее сдавать им одну комнату. Денег все равно не хватало, а ее гениальный муж ничего не мог делать, кроме как играть в театре. У него были большие сильные руки, но этими руками он абсолютно ничего не мог делать! Сначала это умиляло, но потом со временем убило все чувства к этому совершенно бестолковому и бесполезному человеку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ничего, я на двух работах буду вкалывать, – решила Оля, и шла опять печь блины. – Главное, что мы любим друг друга!» И она работала, работала, работала. Бухгалтером на автостоянке, счетчицей в какой-то строительной конторе, ночной нянечкой на пятидневке в детском саду… Ее кумиру нужно было хорошее питание и красивая одежда, а все это стоило денег. Со временем маленькая храбрая Оля становилась все больше и больше похожа на машину-автомат, которая все делает все механически. Она просто неимоверно уставала и как-то даже, грешным делом, подумала, а есть ли вообще эта любовь, о которой так соблазнительно пишут в романах?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на бешеную популярность в народе, Оля все же считала своего благоверного настоящим, конченным неудачником. Почему? Да, потому, что у него никогда не было денег. Ни-ког-да. Даже если ему предлагали хоть какую-то театральную работу, он редко соглашался сразу. «Да за кого они меня принимают?!» – обычно возмущался N. В эту фразу он вкладывал и боль гениального художника, и оскорбление его, как известной личности. Сценарий – дрянь, роль – ничтожно мала. В общем, играть нечего. Ну, а если уж N удавалось уговорить, и он, не переругавшись со всей труппой, дорабатывал до конца, то полученные деньги он просто не доносил до дома, пропивал и прогуливал, словно и не был женат. «Ничего, вот снимется N в новом фильме, и будет полегче с деньгами!» – наивно думала Оля каждый раз, и все меньше и меньше сама в это верила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Упрекать в чем-то N было бесполезно. Слухи о скверном характере известного актера возникали не на пустом месте, и приглашений становилось все меньше. Кому нужен проблемный стареющий актер на площадке? Никому. Как-то на очередную его премьеру она не попала – работала, и в ресторан не пошла с ним отмечать – тоже работала. Но ведь это же не так важно. Важно другое: новоиспеченный герой русского боевика был так счастлив! Ему и в голову не приходило, что его жена – милая, маленькая Оля – из сил выбивается, чтобы он мог заниматься своей творческой работой, чтобы он ни в чем не нуждался. Получив немалые деньги за главную роль, N самозабвенно продолжал праздновать с друзьями и многочисленными завистниками-прилипалами. До самого конца полученного им гонорара. На пятые сутки, уже ночью, N наконец-таки завалился с целой компанией к ним в комнатку, где спала смертельно уставшая Оля. Хорошо, что квартирная хозяйка уехала к своей сестре, в деревню. Увидев ночных гостей, Оля послушно встала с кровати, оделась и потащилась делать блины – в доме третьи сутки ничего уже не было, кроме… блинной муки, естественно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она стояла на кухне и в полусонном состоянии мастерски пекла один блин за другим. По такому случаю, Ольга даже стащила подсолнечное масло у квартирной хозяйки. Откуда-то на столе появились бутылки спиртного. Никто не обращал на Олю никакого внимания, пришедшие люди хозяйничали, как хотели. Она стоически молчала, да и что говорить было пьяным людям? Слава богу, что вообще ее муж живой вернулся. Проходя с очередной масляной горкой блинов мимо комнаты хозяйки, Оля вдруг услышала какую-то возню и подумала, что пока они там пьют, хозяйку их, женщину далеко не бедную, могут обворовать. Неизвестно, что это за люди к ним в гости пришли. Она резко открыла дверь и ахнула… На смятой старушкиной постели пыхтел ее любимый N со спущенными джинсами, и визжала какая-то вдрызг пьяная девица, с задранной юбкой и расхристанной кофточкой. От неожиданности блины у Оли выпали из рук, она схватила пальто, сумочку и, не помня себя, вылетела прямо на улицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светало. Неизвестно сколько времени, несчастная молодая женщина бродила тогда по улицам города, и героически сдерживалась, чтобы не разрыдаться или не кинуться с моста в реку. Ноги сами привели ее в институт, где было просто неудобно эмоционально реагировать на случившееся. «Тьфу ты, блин горелый, и такое ничтожество я любила!» – Оля была хоть и щупленькой на вид, но в душе оставалась очень сильной и живучей. И если она вовремя поела, то ничего не могло повлиять на ее хорошее настроение, даже разрыв с горячо любимым человеком. Какой смысл копаться в переживаниях? Стоит ли терзать свою и так растерзанную душу? Ковыряться, как мазохистка в своих воспоминаниях, и взвешивать на внутренних весах уравнение из двух известных. Первое «а Ты», второе «а Он». Она давно устала от той жизни, которую вела рядом со своим благоверным, и приняла окончательное решение – бросить N. Теперь уже навсегда. Его эгоизмом она была сыта по горло, вернее, так голодна, что съела бы сейчас все, что попалось бы ей под руку. Даже эгоизм, имей он съедобную форму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Институт еще был закрыт, и лишь в спортивном зале слышались удары. Это бегал с мячом ее старый знакомый – Тимур. То был тайный знак судьбы. Вокруг не было ни души, только она и Тимур. Наступило время «Ч». Много раз, он еще раньше пытался остановить ее, поговорить, но она вечно спешила, то на работу, то на подработку. Странно, но Оля боялась остановиться, ей было стыдно за тот матч, когда она так предательски ушла с N, ничего ему даже не сказав, не объяснив. Теперь же она ничего не боялась и потому зашла в спортивный зал, молча, как побитая собака. Не надо быть особым психологом, чтобы понять, что человеку плохо, и Тимур, схватив Ольгу под руку, пошел с ней в какой-то близлежащий кафетерий, где уже жарили яичницу и в огромном чане варили сосиски. Заведение имело убогий вид. Но студенты его любили, а для Ольги в данный момент это уже было безразлично. За те два года жизни со своим первым мужем, она прошла и блеск, и нищету. Но последнее, ей совсем не понравилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом еще эта дурацкая пьяная измена. Утром ее гениальный актер, как всегда, ничего не вспомнит, и даже озадаченно спросит: «Неужели я посмел оскорбить тебя?». И театрально упадет на колени с обычными признаниями в любви и заверениями, что без нее он пропадет. В тысячу первый раз! Но ей было по большому счету уже все равно. Ольга жадно ела, и ее обвислые щеки словно становились на место, а Тимур смотрел на Савченко и ужасался. Пухлая, полная сил девушка, за два года превратилась в какую-то измученную, изможденную, усталую тетку в жутких обносках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оля, на кого ты стала похожа?! Это ужасно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да знаю, знаю… – отвечала она с полным ртом еды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что он с тобой сделал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он меня просто заколдовал! А потом бросил на произвол судьбы… – но, несмотря на трагизм ситуации, она вдруг засмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До чего же ты дошла, глупенькая?! – от неожиданности Тимур отшатнулся от нее. Это был смех сумасшедшей женщины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До точки в отношениях… Не пугайся ты так. Все бывает. – И она засмеялась еще громче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На них оборачивались немногие посетители кафетерия, а Ольга вместо того, чтобы плакать, смеялась от души. Это надо же было влюбиться в какого-то самовлюбленного престарелого актеришку! Правильно же говорят, что тот самый человек пустой, кто весь наполнен сам собой. А ее восхитительный N?! Так и вообще, плескал самолюбием просто через край. Сравнение ее развеселило аж до коликов в животе. За время своей несчастливой замужней жизни Олечка повзрослела и поняла, что никто ее развлекать не обязан. Что она сама сценарист, актер и режиссер собственной жизни. Безусловно, у многих людей смешные озарения происходят, порой, на интуитивном уровне. Например, у Тимура, но сейчас ему было явно не до шуток. Перед ним сидела его любимая девушка, измученная безрадостной жизнью с человеком, который вдвое старше нее, но немногим, видно, умнее. Если только не глупее. Ему бы в самый раз сейчас позлорадствовать, но Тимур, как не старался, сделать этого не смог. Жалость тисками схватила его благородное сердце, и не отпускала, пока он не разрешил сложившуюся ситуацию. Буквально на следующий же день Тимур забрал ее немногочисленные вещи со съемной квартиры и перевез к себе. За эти два года талантливый спортсмен выбил небольшую квартирку в спорткомитете и стал жить там с мамой. Но Олечка была рада и этому. Не общежитие и не съемное жилье все-таки. Они благополучно получили дипломы, и подумывали уже о ребенке. С Тимуром было все как-то по-другому. В отличие от N, он не тянул одеяло на себя, и стал бы прекрасным отцом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бездетную Олю с радостью развели в том же загсе, где и расписывали. Весть о том, что популярный артист N вновь свободен, разнеслась по городу со скоростью ветра. Пусть ищет себе другую дурочку, – думала Ольга Савченко. В то время у Оли уже были другие проблемы – со свекровью. Как цепной пес она охраняла свободу сына. Всех избранниц своего золотого мальчика Тимура его строгая мамаша забраковала, а тут, приехав как-то неожиданно с дачи, она увидела, как незнакомая маленькая женщина ловко орудует на ее кухне. Это были восхитительные, просто божественные блины. «Проблемы со свекровью» обернулись редкой удачей. Именно мама Тимы настояла на их свадьбе: «Поверь мне, сынок, за этой женщиной ты будешь, как за каменной стеной!». Действительно, Тимур играл в футбол, а Оленька вела дом, родила ему сына. Какое же это было веселье, когда к родильному дому подъехала вся футбольная команда, и новоиспеченные отцы, побросав своих жен с новорожденными, побежали к спортсменам за автографами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через год Тимура взяли в сборную страны. Несмотря на зенит его спортивной карьеры, Ольга подумывала и о будущем. Пошла работать. Стала бухгалтером известной компании, через два – старшим, а уже через пять – главным, и они с Тимуром открыли собственную бухгалтерскую компанию. Последнее время свекровь серьезно болела, а как только ее похоронили, Тимур, словно с катушек съехал, – перестал слушать жену, и начал все делать по-своему. Подписал контракт с западным клубом и уехал играть за рубеж. Завел там русскую любовницу, которая, пытаясь заполучить Тимура, тоже родила ему ребенка, и он ушел. «Блин горелый, – подумала она, – еще неизвестно кому повезло!» Действительно, буквально через два года контракт закончился, и ее бывший, чуть было не остался на мели. Тимур ничего не понимал, как это не покажется странным, ни в бухгалтерии, которую якобы изучал в институте, ни в контрактах, ни в поставках, но Оля ему помогла, как он помог ей когда-то – продала компанию и он смог открыть свой небольшой русский ресторанчик за рубежом. Говорят, что дела его сейчас идут неплохо. У одной знакомой, переводчицы по профессии, ей попалась на глаза статья, где были его портреты с красавицей женой и маленькой девочкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надь, переведи, что здесь пишут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ничего особенного, о нашей звезде футбола и его семье. Мол, все у них тип-топ в Испании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, и слава богу, – миролюбиво подумала Ольга. И ни один мускул на ее лице не дрогнул. Ах, если бы переводчица Надя знала, что именно скромная Оленька Савченко не так давно была женой этого известного спортсмена, у нее бы глаза вылезли на лоб! Но та молчала. Она была не из тех, кто один раз случайно сфотографировался со звездой, и трубит об этом на всех перекрестках. Тимур не сделал ей ничего плохого. Просто любовь, как пришла, так и ушла. А заставить себя любить другого человека просто невозможно. По-прежнему, горечь развода Оленька заедала деликатесами, и даже по этому поводу уехала на турецкую Ривьеру в клубный отель, где все включено. Там единственным развлечением был завтрак, обед и ужин – шведский стол, ломившийся от яств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приехала она совершенно умиротворенной, так как ее любимая тирада, когда она кого-то встречала: «Представляешь, я сегодня не завтракала, не обедала и не ужинала!» (Даже, если было раннее утро) потеряла свою актуальность. А тут тебе – и печености разные, и мясные деликатесы, и рыбные, пятнадцать видов салатов, фрукты, сладости, от восточных до европейских. Ммммм. Ешь – не хочу. А Олечка всегда хотела, и ела много, с большим удовольствием. Видно было, что каждый кусочек на ее тарелке был выбран с чувством, с толком, с расстановкой. И она смаковала их с какой-то неземной радостью. Потом также неторопливо шла за следующей порцией. Выбирала, наслаждалась, просто балдела от еды. У нее получалось есть так, что даже объевшемуся человеку хотелось, есть снова и снова. Ее даже показывали непослушным детям, которые не могли переварить столько съестного, и некрасиво капризничали за столом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вообще, в заморских поездках, Оленька ценила только качество еды, а не исторические памятники, культуру и архитектуру. Не нужна ей была и компания. И уж подавно совсем не интересовали ее бесконечные шмоточные магазины. Наши соотечественники, как оглашенные, носились по распродажам, покупали себе тонны брюк, платьев, пальто, обуви. Зачем? Ведь у нас только одно тело. Поэтому Ольгу интересовал только изобилующий блюдами стол, а его скудость могла стать приговором для всей страны! Зная, что обилие еды зависит от звездности отеля, Савченко западала только на пятизвездные. Ее удивляли те товарищи, которые покупали путевки в отель «две звезды», и потом кляли условия питания и проживания на чем свет стоит. Позвольте, но рая за три копейки не бывает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Израиле Ольгу поразила селедка, которую подавали на завтрак, причем, несколько сортов сразу. Объездив всю Италию, она, например, не нашла ни одной по настоящему вкусной пиццы. В одной было много теста, в другой почти не было сыра, а третья и вообще чем-то напоминала Ольге запеченный бутерброд. Во Франции ее возмутило питание по часам, к которому так привыкли все французы. В неположенный час и поесть-то негде. Кстати, а вот в положенный – не протолкнуться в многочисленных кафешках… В тайском отеле ей не понравилось, что со шведского стола нельзя ничего положить себе в сумочку про запас. Да и самый якобы большой ресторан в мире, где официанты ездили на роликовых коньках, показался ей ничем не лучше обычной вьетнамской забегаловки. Сырая пища Японии не сразу нашла путь к Олиному желудку, а разнообразие китайской кухни было похоже на гастрономический шок. Но Оленька скоро поняла, что есть «китайщину» постоянно невозможно, и ей захотелось чего-то простого. Например, жареной картошечки или борща с пампушками, посыпанными чесноком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дабы все не проесть, свои средства Оля перегнала в надежный Швейцарский банк. Пока она решала проблемы с банком, на нее положил глаз российский предприниматель, по слухам, настоящий мафиози – Игорь Гудымов. Он был немолод, некрасив, но солидный счет в том же банке нивелировал все возможные преграды для их близких отношений. Да и надоели ей эти мужчины-красавцы, честно говоря. Когда-то Гудымов приходил в дом ее покойной свекрови на традиционные ужины с различными наливками. Но потом свекровь умерла, Тимур уехал за границу, и Игорь куда-то исчез, чтобы потом неожиданно опять появиться в ее жизни. Следует отметить, что мафиози обожал толстушек с хорошими мозгами. Ольга как раз отвечала всем его требованиям. И при этом она так аппетитно ела! – восхищался больной язвой желудка предприниматель. Как он мог не замечать раньше это сокровище?! Милая, тихая, умная и такая прожорливая, – находка для любого миллионера. Не прошло и месяца, как Игорь Гудымов решил на Оленьке жениться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот выйду замуж за Гудымова, и наконец-таки буду жить без проблем! И есть все, что захочу!» – с облегчением подумала Оля, но не тут-то было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось, что здесь в Швейцарии, неуемный бег времени остановился, как останавливается оно, когда думаешь о каком-то райском местечке. Кажется, стоит добраться до такого рая, и вот оно, счастье, прямо перед тобой. Хочется замереть, не дышать, и остановить мгновение для того, чтобы ощутить в полной мере, как оно прекрасно. Оля сидела, кутаясь в пушистый плед, на балконе горного отеля «Сувретта», и потягивала шампанское «Вдова Клико». Вдали отчетливо виднелись заснеженные вершины. Такое зрелище она видеть могла только на шоколадках. И ей казалось, что так не бывает в реальной жизни. Оказывается, бывает. Горы, редкие ели и много-много снега. Но холодно не было. Более того, прозрачный воздух курорта был свеж и аппетитен. Оленьке хотелось взять большую ложку и есть этот воздух, наслаждаясь кислородным коктейлем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце, как на юге, нещадно жгло ее холеную кожу. Но предусмотрительная Оленька успела уже помазаться лосьоном для загара. Удивительно, но именно сейчас Ольга Михайловна выглядела намного лучше, нежели двадцать лет назад! На смуглой руке с почти белым лаком, слепя глаза, блестело новое бриллиантовое кольцо – подарок Игоря. Обсуждая какие-то неотложные дела с партнером по бизнесу, он предварительно заказал ей в номер бутылку «Вдова Клико» и закуску «Русский балет». Это помимо того, что они не так давно довольно плотно завтракали. Рядом с Олей красовалась эта роскошная тарелка, на которой восседала гора черной икры со сметаной, обложенной хрустящими гренками, дольками вареного яйца и свежей зеленью. Всю эту красоту надлежало, есть с… блинами. Игорь даже не догадывался, что его жена умеет прекрасно печь блины сама. Да и где ему?! В их московском доме всегда готовила прислуга. Казалось бы, прошли времена голодного студенчества, проблем собственного бизнеса и можно наконец-таки расслабиться. Вот она – жизнь без проблем – Сент-Мориц, солнце, шампанское и блины, которые приготовила в кое-то веки не она сама… Да тут еще и сам Игорь с цветами и швейцарским колокольчиком явился, не запылился, смотрит на нее доверчивыми и влюбленными глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Малыш, ты, почему ничего не ешь? Ты же можешь умереть без еды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он единственный, кто понимал и принимал ее такой, как она есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дорогая моя! Так дело не пойдет! Ты, что, как все эти накрашенные дуры, решила худеть? Только через мой труп!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заботушка моя, ты такой внимательный! – театрально улыбнулась она. Время с гениальным артистом не прошло для нее даром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудымов потупил взор, а затем широко улыбнулся в ответ. Жестокий в бизнесе, Игорь был крайне сентиментален и впечатлителен в быту. «Блин горелый! Идиот! – подумала про себя Оля, – что он лыбиться, что он лыбиться-то?! На что надеется, его друзья – поганцы, так его крупно подставили. А какой-то урод и просто заказал. Маразм, когда же это все-таки кончится?!» И тут она не выдержала. По его телефонным переговорам, Ольга сложила все полученные данные, как кубики «Лего» и поняла, что дела их плохи. Совсем плохи. Их могут застрелить прямо у выхода из отеля в любой момент. А Гудымов думает о том, ела ли она или нет. «Смерть на сытый желудок», – прекрасное название для заголовка новостей. Она встала перед Игорем на колени, и стала его просить отдать им «все», уехать в Россию и начать все заново. Несмотря на отличное соображение и прекрасное чутье, Гудымов все-таки остался, а она уехала. Ей не хотелось случайно попасть под раздачу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Москве Олечка Савченко оказалась в полной изоляции. Сын уехал к отцу, так называемые «друзья» отвернулись, Гудымов решал свои проблемы и ее телефон молчал, как настоящий партизан. Этот бойкот был не первым в ее жизни. Еще в школе она пережила уже нечто подобное. Приехав из Швейцарии, Олечка перелопатила весь Интернет в поисках работы и даже зарегистрировалась на сайте одноклассников. Может, кому из них бухгалтер нужен?… Однако на работу она устроилась по наводке сердобольных знакомых, а на сайте осталась и продолжала мило общаться с повзрослевшими ребятами. Казалось, забыты были прошлые обиды, они снова, как и раньше, – одна школьная команда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же не помню Олечку Савченко? – писал Алик Мохов Сане Фролову, – Тихая, скромная толстушка в перманентно светлых колготках, с прямым каре и с розовым пластмассовым ободком. Ее любимая стойка – ладошки соединены спереди, мыски тапочек вместе, пятки врозь. Вечно что-то жующая отличница…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты видел ее фотографии??? – отвечал ему Фролов. – Казалось бы, ее ждала тихая семейная жизнь с мужем – инженером и двумя детьми, но она ухитрилась три раза побывать замужем. И за кем? Один был известный артист, другой – известный футболист, а последний – так и вовсе олигарх!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на повадки тихони, Олечка в школе отличалась незаурядными способностями. Она довольно быстро решала сложные математические задачки. Даже умница Костина не могла с ней конкурировать. «Все дело в сладостях, – объясняла Оля, – если я не поем, то жизнь мне не мила, а шоколадные конфетки стимулируют мозговую деятельность!» Савченко перманентно ела на переменах, ухитряясь даже жевать что-то на уроках. Никто из учителей ничего с ней сделать не мог. Замечаний хватало на первые пятнадцать минут. Но, тем не менее, Савченко была гордостью школы. Ее даже посылали на районные и городские олимпиады, где она неизменно занимала почетное первое место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В отличие от Лены Костиной, которая буквально отчаянно грызла гранит науки, жадно переваривая полученную информацию, Оля Савченко просто моментально запоминала все, что говорили учителя. Она умела сосредотачиваться тогда, когда это было нужно. Еще в четвертом классе, делая уроки, Савченко обратила внимание на тот факт, что, если она думает о чем-то постороннем, решая задачи, то обязательно ошибется. Надо думать только о цифрах, тогда все получится быстро и легко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Оля обратила внимание, что с ней все одинаково вежливы, но никто не хочет дружить. Она набралась храбрости и спросила Лену Костину, почему ее так не любят. Умничаешь много, – заметила та. И дело тут было не в том, что она хорошо успевала по предметам, нет. Савченко могла, например, читать наизусть Горького и говорить, что он не Горький вовсе, а сладкий, даже очень приторный. Или она позволяла себе сказать учительнице литературы, что «когда читаешь Толстого, словно наедаешься его прозой». Эти гастрономические сравнения ей позволяли. Как же – отличница! Идет на золотую медаль. Но она так чувствовала, и, может, была слишком откровенной в данных сравнениях. Вообще, ей многое прощалось, и первой мишенью добрых одноклассников стала именно она, Оля Савченко. Однажды весь класс прогулял контрольную работу по алгебре, и только Ольга решила все варианты, не замечая, что в класс никто не пришел. Ей устроили бойкот. Никто не разговаривал. И только Нина Кугушева отвечала на ее вопросы, как ни в чем не бывало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот, – подумала Оля, – буду дружить с Ниной. Она такая худенькая!» В это время они с мамой осваивали новый рецепт печенья. И как-то Оля, захватив в школу целый пакет, подошла к Нине на перемене, и пока никто не видел, стала ее угощать. Болезненная девушка удивилась сначала, но уж больно ей хотелось есть, да и сама Ольга так аппетитно хрустела. В тот день отменили два последних урока, и Нина пригласила Олю к себе. Та радостно согласилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только у меня дома ничего нет из еды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чай найдется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда пошли, прикончим наш пакетик! – и они весело зашагали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Оля пришла к Нине, то забыла о еде. Не привлекли ее внимание и муляжи фруктов в вазе. В Нининой огромной, пахнущей краской квартире, было много картин. Причем, одни были какие-то уж больно классические, а другие были больше похожи на деяния импрессионистов! Оказалось, что классика – это работы папы, а остальное – творения Нины. То тут, то там лежали папки с набросками. Оле и в голову не приходило, что Кугушева серьезно занимается рисованием, вернее, пишет картины. Не так как все другие известные ей художники, а как-то по-своему! Вот ее портрет Ритки Троицкой. Вроде она, а вроде и нет. Какая-то немыслимая гордячка с неестественно длинной шеей, вздернутым носиком и стеклообразными волосами. Вместо глаз – две льдинки, без зрачков, просто холодом веет из этих глазниц. На карикатуру не похоже, все серьезно. Да, это Рита, но какая?! Пронзительно гордая, презирающая всех и вся. В принципе, такая, какая она есть на самом деле, ее сущность, ее нутро, вывернутое наизнанку. Как этой маленькой чертовке Нине такое удалось? Не понятно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот день Нина карандашом делала наброски и самой Оли, и ей нравилось позировать. Правда, больше они с Ниной не встречались у нее дома, и так легко не болтали. Нина заболела, а Олю одноклассники великодушно простили, несмотря даже на то, что только у нее была пятерка по той контрольной, остальным же поставили двойки за прогул. Просто Мальвина, как настоящий манипулятор, боялась, что отличница может объединиться с Кугушевой, и многих перетянуть на свою сторону. А этого допускать было нельзя. «Давайте простим отличницу, уж больно она переживает!» – разигрывая сочувствие, предложила Таня. И все подумали: «Какая же Ратник благородная». И безоговорочно простили Савченко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но пережитый бойкот Оленька не забыла. Принося в школу свои знаменитые печенья, она как-то сказала: «А что если в мои печенья положить яд? Вы не боитесь, что я это уже сделала?». Все смеялись, отличная была шутка. На самом деле, Оля положила мышьяк только один раз и только в одно печенье. В тот день, когда умерла Нина Кугушева. Неожиданно, Ольга Михайловна явственно вспомнила об этом, когда стала переписываться с одноклассниками. У нее похолодели руки и ноги, расширились зрачки: «Ведь это я, я ее отравила! Какой ужас! Какая же я идиотка!» Да и ребята потом перешептывались постоянно, тыча в нее пальцами, но ей надо было, во что бы то ни стало получить тогда золотую медаль, а для этого необходимо было сосредоточиться на выпускных экзаменах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был самый конец рабочего дня, Роман Георгиевич Штомпель стоял у окна и смотрел, как его сотрудники покидают офис. Неожиданно ко входу подкатила роскошная машина, из которой выскочили два здоровенных охранника. «Ну, вот, – подумал он, – сейчас потребуют отчета за свои бабки!» Он ни минуты не сомневался, что это приехали по его душу, на разборки. Денежки-то он еще не отдал… Но опасения его тут же рассеялись, когда из машины вышел солидный, хорошо одетый мужчина и бросился к выходящей Ольге Савченко с большим букетом длинноногих роз. Та спешила к нему навстречу, чуть ли не с крокодильими слезами. Они наспех обнялись, и Оленька быстро исчезла внутри блестящей супермашины. Охранники огляделись, что-то сказали в ушные микрофоны и тоже исчезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот это да! – ахнул Роман. – Как круто! А я ей посиделочки со старыми конфетами и вчерашним лимончиком предлагал!» – с огромным удивлением Штомпель обнаружил, что мужика этого солидного где-то уже сегодня видел. Он рассеяно повернул голову в сторону комнаты и зацепился глазами за журнал «Forbes» на своем рабочем столе. Не так давно он завистливо рассматривал лица счастливчиков, удостоившихся внимания столь уважаемого в финансовых кругах издания. Лихорадочно Роман Георгиевич стал искать статью об этом человеке. «А, вот! Игорь Гудымов – самый богатый человек России, – и он оторопело сел на стул. – Вот это да! Истину говорят: в тихом омуте черти водятся!»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 8<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виталик Шабанов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыцарь печального образа<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и все, что угодно, но только не себя самих».<br>
&nbsp;Платон<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считается, что вредная привычка – как мягкое кресло – сесть легко, а вот встать бывает, порой, очень даже трудно. А уж как все эти сомнительные удовольствия мешают жить и работать, и в конечном результате, кардинально меняют судьбу?! В двух словах и не скажешь… Ясно одно, что меняют далеко не к лучшему. Через какое-то время, конечно, до человека доходит, что он стал рабом своей вредной привычки, да поздно бывает что-то изменить без вмешательства потусторонних сил, а конкретно – специалистов. Все эти горькие рассуждения были очень близки уволенному с очередного рабочего места, и в очередной раз, Виталию Ильичу Шабанову. При ближайшем рассмотрении, он был просто вместилищем вредных привычек, которые за долгие годы расшатали изначально идеально созданный венец творения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мертвенно бледный, с огромными черными кругами под глазами, бороздками в уголках рта, и сопутствующей печальной улыбкой, более похожей на страдальческий тик, Виталий Ильич был по натуре своей рыцарем печального образа. Да и ходил он как-то неуверенно и слишком уж быстро, словно болел тяжелой формой сенной лихорадки, при которой больной еще умудряется нарушить постельный режим. Казалось, глядя ему вслед, что с минуты на минуту Шабанов мог уйти под землю, ввинчиваясь, словно огромный шуруп в пол. Хотелось подойти к этому полусумасшедшему на вид товарищу с отверткой и подвинтить то, что в его внешности так изрядно разболталось. Даже вещи сидели на нем отстраненно, будто не имели к этому человеку никакого отношения, и жили как-то так, сами по себе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но до такого состояния Виталий Ильич довел себя далеко не сразу. Как испытатель собственного организма, он методично загружал себя новой порцией смертельно опасных подстегивающих препаратов и гадал: «А выдержу ли?». И первое время отлично выдерживал. Более того, чувствовал себя превосходно, был, как говорили окружающие, «в ударе». Ему многое удавалось, он многое успевал и даже крутил романы с двумя или тремя красотками одновременно. А потом система дала совершенно неожиданный сбой. Как-то в компании друзей он сорвался, дал кому-то по морде, пошел в туалет и там потерял сознание. Пришел в себя нескоро, спал дня три, а потом опять принял сильнодействующие препараты и опять сорвался. И понеслось. Неприятности дома и на работе посыпались, как из рога изобилия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и сегодня, после традиционно-привычного разговора с новым шефом, Шабанову не захотелось идти к себе в отдел. Начнутся расспросы, лицемерные соболезнования, а Виталий Ильич этого не любил. «Старик, не может этого быть…», «Да они что там, наверху, с ума все посходили?! Кто же работать-то будет?», «Как мы тебе все сочувствуем!», «Да такого классного специалиста еще нужно поискать!» и так далее и тому подобное. А на самом деле вся эта свора вчерашних сослуживцев ни чуточки его не жалеет, более того, она приложила громадные усилия, чтобы так все и вышло! «Слава богу, что не меня уволили!» – с облегчением думает при этом каждый из них. Больше ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если учесть еще, что он буквально сразу занял место под солнцем без многих лет рабского труда в компании. Что руководство в нем души не чаяло, и возлагало на него громадные надежды, то можно себе представить всю ту лютую ненависть, которую испытали эти люди, видя его ежедневно рядом. Шабанов давно уяснил себе, что громкая слава имеет на своей медали и оборотную сторону. Известная история. Лучше бы его взяли на рядовую должность. Тогда, может быть, его и не уволили бы так быстро. Но, в конце – концов, все же рассчитали, под лживые соболезнования бывших коллег. Пожалуй, именно это искусственное сочувствие сослуживцев и было самым противным в увольнении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как только он вышел из кабинета, то сразу же направился в противоположную сторону от своего отдела, с решительным намерением убраться отсюда, как можно скорее. Правда, Виталий Ильич оставил о себе в компании небольшую, но вполне реальную память. Пользуясь тем, что все сотрудники пошли на утреннюю планерку к шефу, он завернул в укромный уголок, где стоял громадный ксерокс HP laser jet. Сразу же включил его и открыл верхнюю крышку. Затем, не раздумывая, снял штаны, сел на место, предназначенное для оригиналов, отсканировал свой зад и то, что к нему прилагается с другой стороны. Получилось довольно-таки натуралистично. Положил полученное изображение, и пока аппарат трудился еще над другой сотней копий его выдающихся гениталий, Виталий Ильич поспешил исчезнуть. Словно его здесь никогда и не было. Такой вот человек-невидимка, человек-призрак, от которого и осталось только одно место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После своей хулиганской выходки, на душе у Виталия Ильича потеплело, да и тяжести там, в общем-то, никакой никогда не было. Даже если быть до конца уж честным перед самим собой, то в ее самых сокровенных уголках безраздельно царило полное безразличие. «Какая тоска! Какая дикая тоска!» – неприязненно подумал он о случившемся, и побрел к краю дороги, чтобы поймать такси. Но куда ему было ехать в столь ранний час? Вторая жена от него давно ушла, забрав их общего ребенка, и разменяв нехилую жилплощадь. Дома было так же пусто, как и в душе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Более того, как он переехал в новую квартиру три года назад, да так до сих пор и не разобрал аккуратно сложенные женой коробки. Друзья у него водились одноразовые, только по буханию, да глотанию всякой дряни. Нормальные люди не могли Виталия долго выносить, да, впрочем, и совершенно не понимали и не принимали его так называемый богемный образ жизни. Оставались только пьяницы, да наркоманы со стажем. А уж кого-кого, а эту шушеру поганую ему после всего случившегося совершенно не хотелось видеть. Более того, в кои-то веки, Шабанов серьезно задумался о лечении. Но как-то так, очень уж умозрительно. Больше в теории, чем на практике. Мол, не справиться мне одному, тут нужен хороший нарколог, а где его взять, и пошло и поехало. Как, впрочем, и всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, махнуть к Маринке Стельмах, одинокой тридцатилетней дизайнерше, которая хоть и говорит ему томно, что хомут ей обручальный ни к чему, но смотрит таким укоризненным взглядом, что хоть в петлю лезь. Нее, тоска зеленая. И тут неожиданно Виталик вспомнил о Вике, его случайной, но довольно своенравной молодой любовнице. Вот кому от него не было ничего нужно! Вике. Бледной, как полотно, оторве, с черными, как смоль, волосами. Она была младше его на девять лет, и у них с ней не было ничего общего, даже любви. Правда, впоследствии оказалось, что учились они в одной школе. И возможно никогда бы не познакомились друг с другом, так как она пошла в первый, а он в десятый класс. Как известно, старшеклассники на такую мелюзгу, не обращают никакого внимания. Но первого сентября судьбе угодно было впервые соединить их вместе. Статный Виталик из 10 «Б» нес ее, тогда еще совсем хрупкую и маленькую, Вику из 1 «А» на своем плече, а она без устали звонила в большой колокольчик с гипюровым бантиком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подняв руку, Виталий Ильич поймал такси и назвал адрес, по которому они с Викой встречались несколько раз. Инициатива со второго раза исходила только от него, и когда бы он ни позвонил, всегда слышал один и тот же короткий ответ: «Ну, приезжай!». И он приезжал. Наверняка, она еще дома, и уж точно дрыхнет, после бессонной ночи в каком-нибудь столичном клубе. У Виталика, как, впрочем, и у многих самонадеянных мужчин, жила сентиментальная надежда, что женщина, хотя бы раз ему принадлежавшая, будет ждать его всю оставшуюся жизнь. И с распростертыми объятьями примет без лишних объяснений, и сделает все, что он попросит. Словно сидит так Вика у окна после их последней встречи, вглядывается вдаль и думает только о нем, Виталике Шабанове. Хотя, на самом деле, он знал, что Викуля по прозвищу Маша made in Russia была, по всей видимости, очень свободных нравов, и мужчины у нее часто менялись, надолго не задерживаясь. Однако сюрпризы она очень любила. И он не стал ей дозваниваться, а поехал просто, надеясь на русское «авось».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ехать было почти на другой конец Москвы. Но Шабанова это вполне устраивало. Придет в себя, подумает по дороге, в конце-то концов. С самого начала нового трудоустройства он чувствовал, что именно так оно все и будет. Потому что так уже бывало с ним неоднократно… Началом можно считать его первое падение с пьедестала топ-менеджера, до которого его буквально дотащил один влиятельный приятель, активно работающий сейчас в Думе, лучезарный Генка Филиппов. Они с ним были старыми комсомольскими волками – вожаками. Именно тогда, в институте, Генка и присмотрел себе в напарники Витальку Шабанова. Виталик, не имея своего собственного суждения, пел всегда с чужого голоса. Просто-напросто управлялся другими, более сильными личностями, которые манипулировали им в своих корыстных интересах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карьеристу Филиппову такой человек был явно нужен, и Шабанов сразу стал его правой рукой. Сначала в комсомольской организации, а затем – и в партийной. Но не той единственной партии, которая была в то время руководящей, а партии Филиппова. То есть везде лоббировал его интересы, а, попросту говоря, приятель устраивал работать Шабанова туда, где ему нужен был свой верный человек. Если Виталик не хотел, Филиппов всегда ему говорил: «Партия сказала надо!». И он шел. Хотя какая – такая партия, если Шабанов был беспартийным? И все бы было ничего, но вот когда зарплата стала большой, а за спиной Виталия Ильича поползли разговоры подхалимов, что он-де и сам без своего якобы могущественного покровителя многое может.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Правая рука» Филиппова стала шалить, просто вышла из-под контроля. И пришлось с ней, верней, с ним, Виталием Ильичом Шабановым, думцу расстаться. У него впереди была блестящая карьера царедворца, а такой товарищ мог загубить всю прекрасно спланированную операцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да кем ты себя возомнил? Без меня, Генки Филиппова, ты – мистер Икс, господин Никто, в общем, ноль без палочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты такое говоришь? Я – топ-менеджер, и на хорошем счету в компании с мировым именем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто тебя туда устроил? Забыл или напомнить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты. Премного вам благодарен, барин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот то-то же. Не забывай об этом. Это я делаю погоду нам обоим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе просто везет, – сказал ему в последнюю их встречу одуревший от наркотиков Шабанов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Везет тому, кто везет, понимаешь? А ты, старик, уже ничего не везешь, – резонно ответил ему тогда расстроенный Генка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По опыту Филиппов знал, что тот, кто не успевает за его локомотивом, теряется в пути. И тут уж ничего не поделаешь. А его приятель Шабанов, словно с катушек съехал от получаемых пачек денег, и почти безграничной власти. То, что сидело в Виталике раньше, кем-то или чем-то сильно сдерживаемое, вылетело и начало свою войну за разрушение собственной личности. И спиртное здесь было только детской шалостью, по сравнению со всем остальным. Хотя допился господин Шабанов до самых, что ни наесть чертиков. Да, да, на полном серьезе, через какое-то незначительное время злоупотребления зеленым змием, у Виталика дома стали бегать самые настоящие, волосатые твари с копытами вместо ног. И он уж, грешным делом, испугался, что соседи начнут жаловаться на этот беспредел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А однажды, около его кровати нарисовался здоровенный черный козел, стоящий на задних лапах по стойке смирно. Или человек, похожий на козла. Стоило Виталию Ильичу присмотреться, как это странное существо стало страшно вращать красными глазами, дергать пяточком, и, повизгивая, ругаться отборным матом. Ну, ни дать, ни взять – настоящий черт! Думаете, Виталий Ильич сделал выводы, что пора бы ему завязать, что дальше так продолжаться не может? Нет, он просто перешел на наркотики. И тогда к нему в гости стали наведываться совсем другие товарищи. Уже не черти, а довольно странные представители иных цивилизаций. Шабанов хотел выйти за рамки собственной личности, он называл это «работой над изменением сознания». А, как известно, тот, кто изменяет сознание, изменяется сам. Да и общение с иными цивилизациями сделали его самого иным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не будем уточнять название той известной компании, так как менеджер по подбору персонала до сих пор прийти в себя не может после ухода топ-менеджера Виталия Ильича Шабанова. Уточним только, что в своей нише данное предприятие – лидер продаж, и зарплаты высшего руководства и топ-менеджмента у них доходят, чуть ли не до десяти-двадцати тысяч долларов! Есть за что побороться лучшим из лучших кандидатов. Естественно, что к подбору кадров здесь относятся очень щепетильно. Кандидат тщательно подыскивается, затем проходит несколько ступеней тестирования, как говорят, «пробивается» службой безопасности компании и так далее. Обращаются такие фирмы и к охотникам за головами. Так вот, один такой охотник предложил подходящую всем суровым требованиям кандидатуру, которую он якобы грозился переманить из еще более известной иностранной компании. Но вот только зарплату нужно такому кандидату дать больше. Руководство пошло на все требования хедхантера. И, действительно, через какое-то время в их компании появился замечательный топ-менеджер с прекрасной биографией и блестящим опытом работы в аналогичной компании, только с мировым именем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этой потрясающей кандидатурой и был Виталий Ильич Шабанов, запомнившийся хедхантеру своим горячим выступлением на митинге известной компании. Ему и в голову не приходило, что выступающий находился тогда во власти сильнодействующего наркотика, который через несколько часов обернется для человека, его принимающего, своей другой, менее интересной стороной. А тогда блестящий кандидат фонтанировал гениальными идеями. Плюс ко всему, Виталий был чертовски обаятельным и привлекательным товарищем, чем серьезно цеплял всю женскую половину новой компании. «Парень с горящими глазами и золотыми волосами», – говорили о нем с умилением девушки и тетушки, смоля сигареты в офисной курилке. Однако фонтан идей нового топ-менеджера быстро иссяк, он стал даже несколько неадекватен. Как оказалось, глаза у него горели далеко не от трудового порыва. Нетрудно было выяснить, что новый топ-менеджер принимал наркотики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И как только не пытался ему помочь влиятельный друг из Госдумы – Генка Филиппов, – получалось только хуже. Их пресловутая дружба висела на волоске. Тогда-то и пришла другу интересная мысль – показать Виталика знакомому хедхантеру. Но прежде мудрый думец все же посоветовался со знающим специалистом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доктор, может, все-таки давать ему что-то слабенькое, если он совершенно без этого не может жить, – предложил думец наркологу на консультации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это, дорогой мой, не поможет. «Слабенькое» быстро приестся, захочется чего-то посильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так что же делать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выход один – принудительно, долго и упорно лечиться в стационаре!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ему наркотики помогают работать, как он говорит. Да и лечиться он явно не хочет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поэтому я и говорю – принудительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А он считает, что, вроде как, и не от чего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это так только кажется. Вы понимаете, действие наркотиков направлено на изменение обмена веществ головного мозга. В связи с этим происходит так называемое изменение сознания, и желаемое, но, к сожалению, кратковременное повышение работоспособности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, а я о чем толкую… хотя бы кратковременное повышение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, вы не понимаете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же тут непонятного?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам следует учитывать, Геннадий Львович, что вызывается это повышение работоспособности за счет привлечения резерва. Заметьте: резерва, необходимого для нормального функционирования мозга!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А получаемое изменение обмена веществ головного мозга приводит, как вам известно, к различным психическим заболеваниям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но он только начал употреблять наркотики. Какие такие у него могут быть изменения?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ерунда. Наступают изменения практически сразу после первого же употребления наркотиков. Хотя и говорят, что первый раз не заметно ничего. Это невооруженному глазу не заметно, а стоит копнуть глубже, так там такое вылезет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что потом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потом? Суп с котом есть будет ваш друг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не будьте вы так наивны, Геннадий Львович. После истощения резервов организма, по мере прогрессирования деградации личности работоспособность снижается, и значительно по сравнению с первоначальным состоянием… Деградация личности, понимаете, что это такое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последнего момента, влиятельный товарищ Шабанова дожидаться не стал, и просто избавился от неуправляемого человека. Оставшись у разбитого корыта, Виталик несколько одумался, попытался завязать, но… Это рассуждать стороннему наблюдателю о завязке легко. Все – люди взрослые и прекрасно знают о вреде любых, даже якобы самых легких наркотиков. Но, несмотря на высокую информированность, наркоманов почему-то меньше от этого не становится. В том числе, не только среди людей не умеющих управлять собой, откровенно слабохарактерных, как наш герой, но и среди людей с высокоразвитым уровнем интеллекта. Как мужчин, так и женщин. У большинства работающих людей, начинается все с банального переутомления. Вместо того чтобы отдохнуть, как-то перестроиться, или даже найти более спокойную работу, так нет же, надо заработать все возможные и невозможные деньги. И начинается прием «возбудителей» утром и «успокоителей» вечером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По всем меркам странный Виталий был товарищ. Он упивался своими слабостями и буквально, как дельтапланерист, ловящий потоки воздуха, ждал приступов уныния, чтобы растворится в них без остатка. Он мог часами пребывать в таком удушающем состоянии, жалеть себя и ругать других. В такие минуты ему казалось, что он, Шабанов Виталий Ильич, – великий философ и точно ощущает, как безрадостен этот мир. Как никчемно и конечно существование на земле. Будто только он один владел этим горестным знанием. Ему как-то и в голову не приходило, что уныние посещает каждого, но вместо того, чтобы валяться в этой эмоциональной грязи, нормальный человек борется с собой, переключается или находит и в трудной ситуации какой-то положительный аспект. Нет, он не хотел с собой бороться, он предпочитал потакать своим минутным слабостям. Идя по пути наименьшего сопротивления, думая, что так для него будет лучше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безраздельное уныние было спутником Виталия Ильича с самых первых дней его жизни. Оно разъедало Шабанова, как гниль в только что завязавшемся яблочке, как кариес в недавно прорезавшемся зубе, как червяк в выглянувшем из-под листвы лесном грибочке, как крохотное пятно ржавчины в эмали новой кастрюли… У матери Виталика были железные нервы, и она долго могла совершенно спокойно выслушивать плач сына в коляске. Его жалостливые крики сменялись ором, он буквально заходился в плаче. Ее ничего не трогало. Она могла его надолго оставлять одного дома, совершенно не заботясь о безопасности малыша и полном его обезвоживании, так как он был слишком мал, чтобы позаботиться о себе. В результате, мальчик вырос плаксивым, каким-то безрадостным и очень боязливым. Грубая мамаша называла Виталика исключительно «ублюдком» и «недоноском», и била по поводу и без оного. Честно говоря, он до сих пор не понимает, как он в таких условиях вообще выжил, в чем был виноват, и за что мать его так ненавидела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От детства у него вообще осталось только ощущение какой-то невосполнимой утраты, несчастья, которое произошло у него на глазах, и разорвало в клочья его махонькое сердце. Но ничего подобного в его жизни не было. Разгадка столь очевидного несовпадения была в том, что мальчик появился на свет довольно тонкой натурой, а его мать слыла простой, грубой женщиной, которую интересовали, в основном, только физиологические процессы, такие как поспать и поесть. Она не вдавалась в педагогические нюансы воспитания. Да и зачем? Виталик был копией своего отца, который долго переживал разлуку с сыном, и, несмотря на то, что в новой своей семье все же был очень счастлив, рано умер. Его отец принадлежал к той породе «паршивых интеллигентов», которые жить не могли без простых и грубых жен – хабалок. С женщиной тихой и скромной им чего-то постоянно не хватало. Мордобоя, что ли. Или здесь работал известный принцип: противоположности сходятся?…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на врожденную интеллигентность, общаться с матерью Виталию стоило больших душевных сил. Они не понимали друг друга. Мать считала, что она для своего единственного сыночка сделала все возможное и невозможное. Он был сыт, одет и обут, в общем, не хуже других. А Виталику со временем надоели эти вечные нападки неудовлетворенной и закомплексованной женщины. Ведь по сути дела, именно внутренние комплексы и скудость души порождают таких вот женщин – хабалок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, ты опять мне ничего не принес? – ворчала она у порога, не удосужившись сказать даже банальное «Здравствуй» и пригласить сына в дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему, мама, вот цветы… – и он протягивал ей изысканный букет, собранный флористом на заказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем мне твой веник?! Ты бы лучше пакет картошки матери принес! – взвизгнула женщина, привычно переходя на ор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же в прошлый раз принес продукты, а ты заплакала, мол, не женщина ты, что ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Продукты», слово-то какое, как отец твой говоришь. Тот тоже постоянно нам «продукты» таскал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что же здесь плохого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что хорошего? Ушел же, бросил меня с грудным младенцем на руках. К другой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, его уже десять лет, как нет на этом свете, а ты его все вспоминаешь недобрым словом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обида же моя на него жива, и тут ничего не поделаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это с тобой уже ничего не поделаешь! – не выдерживал Виталий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да как ты смеешь так на мать! Неблагодарный ублюдок, убирайся отсюда со своими гребанными цветочками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мама, но это тебе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Засуши их лучше. На могилку мою принесешь! – и она захлопывала перед его носом дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так было практически всегда, изредка мать приглашала его в квартиру, в которой, кстати, он до сих пор был прописан. Но ни чая, ни душевного разговора никогда не получалось. Более того, квартира была настолько захламленной, настолько неприбранной, что находиться там более пяти минут нормальному человеку было просто невыносимо. Везде лежали старые и новые пакеты, бумаги и газеты, какие-то вещи. Некоторые даже с этикетками. Последнее время, Виталий Ильич вообще не хотел даже звонить этой противной старухе, именуемой его матерью. Выйдя на пенсию, она совершенно перестала следить за собой, потеряла все передние зубы, не причесывалась, посуду не мыла неделями, не убиралась, и даже перестала выходить на улицу. Регулярно он посылал ей деньги с курьером их компании, но даже «спасибо» от нее никогда не слышал. Для матери он был по-прежнему неблагодарным за свое счастливое детство ублюдком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как ни странно, особенность натуры Виталия с необыкновенной силой проявила себя в школе. Он читал грустные стихи, любил декадентов, часто плакал и никогда не улыбался. Его брови домиком, синяки под глазами и бледное лицо наводили одноклассников на грустные мысли. Он был несамостоятелен в суждениях, и при этом так неорганизован, что даже не знал, чего, собственно говоря, хочет от жизни. Ему казалось, что за его спиной стоит сама старуха Смерть с косой, и он не доживет и до восемнадцати.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на принадлежность к мужскому полу, Виталик иногда даже рыдал. И самое удивительное, что он доводил до слез и своих учителей. Особенно – преподавательницу русского и литературы, Алевтину Яковлевну. Как-то у нее случилась даже настоящая истерика. Их классу задали выучить стихи о войне к празднику победы. Виталик порылся в сборниках советских поэтов, и, обнаружив не самое большое стихотворение Юлии Друниной, выучил его. На уроке литературы присутствовала комиссия из районной управы, и, как назло, вызвали Ратник и его. Учительница сделала ставку на импульсивность обоих школьников и не прогадала. Театрально приложив руки к груди, Танька прочитала «Жди меня» со свойственным ей артистическим пафосом. Многие в классе бесшумно ей аплодировали. Алевтина поставила напротив фамилии Ратник «отлично». Виталик вышел к доске, уставился в противоположную стену, и стал грозно читать: «Когда, забыв присягу, повернули в бою два автоматчика назад/ Достали их две маленькие пули,/ Всегда стрелял без промаха, комбат».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И чем дальше он декламировал, тем больше вытягивались лица ребят. Никто и представить себе не мог, что на войне свои стреляли в своих. А потом писали в похоронке, что погибшие были не дезертирами, а храбро сражались за Родину. На последнем предложении воцарилась мертвая тишина. Удивившись такой реакции, Виталик повернулся к учительнице и увидел, что по ее напудренным щекам мокрыми дорожками текли слезы. Плечи учительницы трясло мелкой дрожью. Молодец, Шабанов! – только и смогла сказать она. После столь бурного успеха, Мальвина решила сделать из него своего рыцаря печального образа. Это в глаза, а за глаза Виталика Шабанова звали просто «Пьеро». В тот же день, на переменке, Таня Ратник схватила его за руку и потащила в какую-то подсобку на первом этаже под лестницей. Прижавшись к нему там всем телом, она зашептала горячими губами что-то невнятное. Из чего он только понял, что его посвящают в какие-то там рыцари.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«С этого момента вы, Виталий Шабанов, становитесь моим верным рыцарем, который не покинет свою госпожу ни при каких обстоятельствах. Повторяй за мной! Рыцарем, который, клянется выполнять все мои распоряжения. Повторяй!» И он, как завороженный, повторял, а в конце каждого предложения говорил: «Клянусь!». Это потом, она говорила ему что-то про реинкарнацию. О том, что она знает, кем он был в прошлой жизни, – ее рыцарем, и прочую подобную чепуху. Но это был уже их секрет. Виталик должен молчать обо всем, что с ними будет происходить дальше. И он молчал. Выполняя все ее распоряжения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Шабанов что-то делал не так, то Мальвина наказывала его презрительным молчанием, если он ей угождал, то целовала в их тайной подсобке. Однажды он столкнулся там с Сашкой Фроловым, буквально нос к носу. По всей видимости, Танька таскала и его в их секретное место, но ее рыцарем Фролов явно не был. И Виталика такой расклад вполне устраивал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то он сейчас, его долговязый друг Саня Фролов? Не так давно, Виталик нашел его на сайте. Оказалось, что живет он сейчас далеко в Америке, занимается обувным бизнесом, жена у него тоже дама американская, дом свой и небольшое ранчо. Но Шабанов ему ни капельки не завидовал. Как человек тонкий, он чувствовал разницу между «где родился, там и сгодился» и чужбиной. Она была даже в языке. Русский заходит в пустую комнату и говорит: «Ни души!». А американец: «Nobody!», то есть «нет тела». Вот вам и вся разница. Хотя в школе Виталик уважал Фролова. И немного завидовал, потому что у него был замечательный, просто потрясающий отец, Григорий Александрович. Иногда он приезжал в школу на своей казенной «Волге» и в своей великолепно сидящей на нем форме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды Виталик даже имел честь с Григорием Александровичем пообщаться лично. Как-то в десятом классе Сашка подрался с Аликом Моховым. Чуть было не задушил кореша, еле разняли, и Фролова исключили на три дня из школы. Звонили отцу. Тот обещал принять меры. Боясь наказания, Фролов попросил Виталика пойти с ним домой, и дождаться прихода Григория Александровича. Он отлично знал, что при посторонних отец не станет его бить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вечером Григорий Александрович приехал тоже не один, а с компанией сослуживцев. Те о чем-то долго совещались, потом сели за стол, и вдруг отец сказал с гордостью: «А моего-то из школы на три дня отчислили! За драку. Во!». Послышался одобрительный, и даже восхищенный рев сослуживцев. Они с Фроловым сидели в соседней комнате, дрожали от страха, но такого поворота событий никто не ожидал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну-ка, сынку, подь сюды! – скомандовал отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, папа, – обреченно отозвался Сашка и вышел в гостиную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот он, мой герой. А, хорош? – и все радостно засмеялись, потому что под глазом у Сашки был огромный сине-зеленый фингал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фролов-младший вдавил голову в плечи, и опустил глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что, бери аккордеон, и сыграй нам что-нибудь. Раз завтра в школу тебе не идти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот вечер Сашка был в ударе, и пять раз играл «Цыганочку» с вариациями, и три раза «Коробейники».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты на чем-нибудь играешь? – неожиданно спросил Виталика Григорий Александрович.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пробовал на гитаре…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и как? Получается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, немного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Григорий Александрович пошел в свой кабинет и принес оттуда гитару. Инструмент редкий по тем временам. И очень желанный для таких вот мальчишек, как Сашка и Виталик. Почти во всех дворах были такие вот юнцы, которые собирались и бряцали песни, подпевая себе на плохом английском…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-ка, сбацай нам чего-нибудь! – скомандовал Сашкин отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С благодарностью взяв гитару, Виталик глубоко вздохнул, и по слуху заиграл «Мохнатого шмеля» из кинофильма «Жестокий романс». Потом, немного осмелев, запел. От неожиданности, сослуживцы перестали стучать вилками, а растроганный Григорий Александрович, вытирая пьяную слезу, подарил тогда Виталику эту самую гитару. Шабанов был просто в шоке от подарка, а потом привык и стал подолгу тренироваться, даже самостоятельно нашел себе преподавателя, к которому несколько лет ходил заниматься на дом. Иногда Виталик приносил гитару в школу, и тогда они пели популярные песни вместе с ребятами, после уроков. Ему нравилось, когда девчонки окружали его и просили спеть что-нибудь задушевное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, внимание одноклассниц было для него тогда очень важно. Особенно одной из них. И Мальвина со своим рыцарством тут ни при чем. Мальвина была местью Ритке Троицкой за ее хладнокровие. Ведь он много раз подкатывал к классной Недотроге, но она просто не видела его в упор. Как, впрочем, и всех других. Или не хотела видеть? Как-то Виталик заметил в ее руках книжку об известной в свое время манекенщице, Ии Григорьевне Ге, племяннице знаменитого художника. Книга была редкой, но на один вечер, Шабанов все-таки стащил ее и внимательно пролистал. В книге много было написано о моде, о русских манекенщицах, которые стали чуть ли не первыми «живыми вешалками» в Париже. А эта Ия Григорьевна удачно вышла замуж за лорда Абди, стала миллионершей и триумфально ушла с подиума. Ей завидовали не только другие девушки-вешалки, но и даже сама Коко Шанель!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так вот о какой жизни мечтает Ритка! – мелькнуло у него в голове. На миллионера он явно не тянет, а меньшего ей видно и не нужно было. Может, от такой несчастной любви, он и кинулся в объятья этой провинциальной куклы. Не сказать, чтобы Ратник ему абсолютно не нравилась. Нет. Какое-то время нравилась, верней, нравилось с ней целоваться. Другие же девчонки на такое ни за что бы не пошли! А она – пожалуйста. Шалава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Связавшись с более сильной личностью, слабовольный Виталик и сам не заметил, как стал орудием издевательств коварной Тани Ратник. А она вела настоящую войну против талантливой Нины Кугушевой. Тогда они еще не осознавали всю масштабность личности этой маленькой девочки. Нина не была похожа на других, воображала, а поэтому надо было ее постоянно третировать, чтобы была скромнее, – так объясняла ему свою позицию Мальвина. А ведь до того, как появилась Танька, никакой травли и в помине не было. Ни на Риту, ни на Олю Савченко, ни на Нину. Первое время, Мальвина, попыталась втереться в доверие к Рите, но не тут-то было, тогда она попробовала ее третировать и тут же получила отпор. Мальвина для Риты перестала существовать, она просто мысленно выбросила этого человека в мусорное ведро, как дешевую куклу с голубыми волосами. Тогда неугомонная Ратник набросилась на Олю, но та даже не реагировала на ее выпады. И тогда она принялась обижать самую слабенькую – Нину…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и по большому счету, унизительное отношение к нему, Виталику, как к слуге тоже раньше не котировалось в их классе. Ребята общались на равных, несмотря на разные оценки по предметам. Виталик отлично помнил, как они с Ниной разговаривали о восприятии, сидя на огромном классном подоконнике. Она тогда сказала ему, что воспринимает все ситуации и даже людей в цвете. Например, уроки Алевтины для нее были синими, а Игорь Гордиевский был окутан розовой дымкой, Фролов – красной в коричневом ободке. Он, Виталик, был бледно зеленым в какую-то дымчато-серую крапинку… Какими же черными тогда были последние ее дни? Виталик помнил, что они еще сфотографировались всем классом на память, и у стоящей на верхней ступеньке лестницы Нины Кугушевой буквально завис над головой черный туман. Все подумали, что это такой брак в пленке имеется, но фотограф уверял, что у него нормальная пленка. Только после того, что случилось, Шабанов вспомнил про их разговор о восприятии. Видно черного «восприятия» было уже так много, что оно не вмещалось в огромную Нинину душу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Виталика же было всегда другое ощущение действительности. Во всем ему слышались тяжелые бетховенские нотки, а вот легковесный Штраус почти не звучал. Гитара стала его спасением, даже вторым я. У него неплохо получалось, и если бы не мать, которая настояла на институте, пошел бы он работать в какой-нибудь вокально-инструментальный ансамбль, куда бы его взяли, даже без соответствующего образования. Когда Виталик в очередной раз собирался лечиться, то один из толковых врачей-психиатров сказал, что у него, чуть ли не диссоциативное расстройство личности. Так как он вроде бы работает менеджером в крупной компании, а его предназначение – быть музыкантом. Вот он и мечется между двумя совершенно разными людьми. Приличным серым пиджаком и потертой курткой рокера. И там и там он востребован, но никак не может эти два свои пристрастия объединить в одного человека. Получается деперсонализация какая-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и сейчас, он ехал на такси с очередного увольнения, и думал, что не пойдет больше устраиваться ни в какие конторы, не будет просить своего друга Генку «в последний раз» устроить его на престижную должность. А просто оформится в какой-нибудь кабак с живой музыкой работать обыкновенным гитаристом. И от ежедневно наблюдаемых мерзких пьяных рож уйдет в полную завязку. Сколько раз ему предлагали работать на профессиональной сцене?! И не перечесть. Он даже играл иногда в известном ресторане, в период безденежья, и ему давали хорошие чаевые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, в один такой вечер, Шабанов и познакомился с Викой. Милой, молодой женщиной, которая сидела почему-то в ресторане одна и весь вечер не сводила с него глаз. А потом они пошли к ней, хорошенько выпили, были, конечно, и наркотики, а затем – сумасшедший секс. Он ей летом звонил, Вика, кажется, простудилась, отвечала неохотно. Сильно кашляла. Сейчас-то уж точно выздоровела, говорила тогда, что и от мужа своего ушла, который ей явно мешал свободно жить. Но то обстоятельство, что они обязательно встретятся, почему-то не настраивало Виталия на лирический лад. Более того, он, как и в случае с Ниной Кугушевой, предчувствовал нечто трагическое и ужасное. Впрочем, все это он сваливал на свой дурной характер, а не развитую интуицию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапный сильный ветер, чуть не свалил ее с ног. Болезненно бледная девушка с роскошными черными волосами, надрывно кашляя, плотно закрыла за собой дверь медицинского центра. Это была Вика, больше известная среди друзей, как Маша «made in Russia». Во всем черном с ярко накрашенными губами, она походила на последовательницу какой-то сатанинской секты, нежели на примерную мать семейства. Создавалось ощущение, что она уже не понимает, куда идет или куда ей необходимо было идти. Вика неожиданно рванулась обратно, но тут же опустила голову и как-то осела. Ей просто не верилось, что такое могло произойти именно с ней. Ведь положительный ответ не обязательно несет в себе положительную информацию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А все началось, прямо скажем, как-то неожиданно. Ее бесценный Женька исчез совсем внезапно. Перестал звонить, заезжать к ней, приглашать в ночные клубы и казино. С ним и раньше такое случалось. Он мог пропасть на две, а то и три недели, а потом появиться совершенно внезапно с дорогими подарками и обязательной пачкой денег в придачу. Вероника уже привыкла к такому поведению, но чтобы он пропал на целых семь месяцев, никак себя не проявив, – нонсенс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жил Евгений Маровди в другом городе, по всей видимости, у него там был дом полная чаша и хорошая семья, но ведь и она тоже была здесь не одна. Дом ее, правда, полной чашей не назовешь, да и от семьи осталось одно название. Из-за ребенка только и жили они с Михаилом, дохлым, потрепанным инженерешкой – неудачником, пребывающим в любое время года в вязанном растянутом свитере и рваных кроссовках. Ее муж не мог заработать даже на продукты, которые приносила каждую неделю ее мама и тихо раскладывала по полочкам в холодильнике. Вика неоднократно пробовала поговорить с мужем о том, что в их холодильнике «мышь сдохла». На что Миша невозмутимо отвечал: «А что твоя мама разве ничего нам не принесла?». Причем, делал он это с таким видом, что именно ее мама была обязана, снабжать их продуктами, а не он, мягко говоря, кормилец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У своей мамочки, дородной торгашки, Мишенька только регулярно занимал деньги, потом, отдавая их, через некоторое время перезанимал еще большую сумму, и такую жизнь он считал вполне нормальной. «Ты сколько еще так намерен у матери своей занимать?» – спросила его как-то Вика. «Господи, да до ее похорон!» – всегда цинично отвечал Миша. Но ей даже из заемных денег ничего не доставалось, и приходилось крутиться как-то самой. Работу свою, проще говоря, госслужбу, она не любила, да и получала за нее сущие копейки. Оставалось одно средство – мужчины. И здесь она точно попадала в десятку, так как не могла не о чем другом думать, как только о любви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что может быть лучше, нежели это прекрасное всепоглощающее чувство? Ни-че-го. Ну а уж если они вспыхнули, то туши свет, кидай гранату… С ее такой своеобразной точки зрения помехой настоящей любви не может быть даже семья. А как же могло быть по-другому? Ведь любовь была смыслом всего ее существования, и Вику абсолютно не интересовало, страдают ли от ее похождений близкие люди. Она была осторожна, и эта конспиративность придавала еще большую пикантность возникшим отношениям. «У меня есть тайна, а у тайны имя… А что такого? – рассуждала Маша made in Russia, – каждый человек имеет право налево!» Ее не смущал даже тот факт, что почти каждый ее бурный роман выливался в визит к врачу-венерологу. Сначала это была какая-то мелочь, затем болезнь имела уже определенное название и лечилась многочисленными уколами. Причем, лечился и ни в чем не повинный Михаил, что было особенно неприятно во всех этих делах. Конечно, она придумывала какую-то невероятную случайность, но ее муж не был же полным идиотом. Скорее всего, ее Мише, как в случае с холодильником, просто было так удобнее жить. Ведь те мужчины приносили его жене деньги. Одна только прозорливая Викина мать не уставала повторять: «Твое потаскушество, дочка, до добра тебя не доведет!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, конечно, вышла замуж за Михаила она по горячей любви, он подавал большие надежды в их институте. Но на этом все и кончилось. Ни денег, ни подарков… Не то, что Женька! Она не помнит случая, чтобы тот не задарил ее всем самым дорогим и не угостил самым вкусным. Хотя, если быть справедливой, то первую свою купюру в сто баксов, она получила от Евгения Маровди на работе, когда помогла ему в одном очень скользком деле. Но это было только началом, а потом уже, кроме интимных, никаких других услуг она ему не оказывала. Да и как такому можно было отказать?! Высокий, всегда загорелый, прекрасно одетый с сумасшедшей, обаятельнейшей улыбкой, он посмотрел ей в глаза, и Вика увидела, что глаза его смеются. Ей стало неудобно, как-то совсем не по себе. Но Вика усилием воли взяла себя в руки, ведь сидела же на работе, а не где-нибудь в кабаке. Потом этот Маровди появился в их конторе еще раз, и они поняли, что оба – одного поля ягоды. Сначала Евгений сунул ей денег, которые Викуля и в руках до этого никогда не держала, затем потащил в дорогой ресторан и без стеснения все там выложил. У нее никогда не было такого богатого и красивого мужчины, и ради его любви она могла пойти на все, даже на должностное преступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они с Евгением провернули несколько операций, и всегда она получала свою солидную долю. То, что Евгением Маровди давно и пристально интересуется РУБОП, ее не волновало. Кем бы он ни был, она его по-настоящему любила. Он даже называл ее по-бандитски – «моя Маруха». И, представьте себе, ей это нравилось. Потом Вика вынуждена была уйти с работы, чтобы не засветиться окончательно, и больше Евгению она не помогала. А денег получала от него при каждой встрече не меньше. Видно «машина», запущенная ими, исправно работала, а он за все привык платить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Викуля валялась в кровати, последнее время она часто болела простудами, и в данный момент чувствовала просто оглушительную слабость. Сын отдыхал в оздоровительном лагере, муж придумал очередную аферу, чтобы хоть немного заработать, и уехал перепродавать какие-то детали в другой город. На самом деле, Вика хорошо знала, что у него там, в другом городе, есть любовница, и он сейчас живет у нее. «Боже мой! – подумала она. – Несчастная женщина ходит к гадалке и делает привороты. Вот дурочка-то! Я бы ей еще и приплатила за такое чудо, как Мишенька! Бери и пользуйся, на здоровье!» Перспектива того, что они скоро расстанутся с мужем, ее не волновала совершенно. Как и никогда не волновал ребенок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас ей даже думать ни о чем не хотелось, кроме того, что могло стрястись с ее возлюбленным. Полученные в последний раз от Женьки деньги просто таяли на глазах. Скорее всего, у него появилась молодая, красивая девчонка, и он возит ее в своем навороченном Лексусе, показывая друзьям. Он любил похвастаться, но больше всего его привлекали не юные «заготовки», как он говорил, а замужние дамы с должностью в госструктурах. В принципе, у него и раньше были проходящие девчонки-модельки. Они как-то втискивались между дамами в летах. Женька и сам ей неоднократно рассказывал, даже не предполагая, что такая откровенность ее может как-то задеть. Но все они были величиной проходящей, а она, его Маруха, постоянной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и она, надо сказать, никогда не терялась. В Женькино отсутствие у нее бывали разные типы – болтливый таксист Эдик, который периодически возил ее совершенно бесплатно. Какой-то очкастый интеллектуал-бизнесмен Федор, который дико отрывался с ней в летнее отсутствие второй половины. Вертлявый музыкант Виталик с грустными песнями, лица которого она уже и не помнила. Помнила только, что каким-то обреченным было это лицо. Да, мало ли кто еще… Все это была мелкая шушера, по сравнению с Ним. Как теперь она будет жить без Женькиных «подарков»? Однако сейчас надо было думать, как жить дальше, но Вика была девочкой упертой… Так что же все-таки случилось? Телефон молчал, будто его обрезали, даже никто из подруг-знакомых не звонил ей почему-то. Тут Викуля сильно закашляла и пошла на кухню, пить лекарство. В коридоре она посмотрела на себя в зеркало. Вся какая-то бледная, волосы лохматые, слипшиеся от пота, губы синие, шея, словно у быка – надулась, ну кто такую красавицу захочет любить?! Все свои недомогания она списывала на то, что не появляется любовь всей ее жизни, Женька Маровди. Влюбленность была ее здоровьем, энергией, а без нее Вика как растение без солнца – чахла на глазах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот только позвонил бы он, сказал, что любит, помнит, и она бы тут же выздоровела! Глаза бы загорелись, а этот жуткий безудержный кашель немедленно прошел, и она полетела бы за ним на крыльях любви в любую точку планеты. Но он почему-то не звонил. «Если гора не идет к Магомету… – решила Вика, когда кашель немного поутих, – пусть у него другая, путь так, пусть пошлет ее, куда подальше, только бы услышать его голос». Женькин мобильный не отвечал уже довольно давно, но он его элементарно мог и сменить. Делов-то. Когда она раньше говорила ему, что не может дозвониться, то он округлял глаза и давал свой новый номер телефона. Домашний его она принципиально никогда не просила, да Женька и не стремился к тому, чтобы она нарушала покой его семьи. И она стала звонить всем знакомым подряд, кто хоть что-то мог знать о Евгении Маровди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то совершенно случайно Вика узнала домашний телефон его ближайшего друга и соратника Максима, вот кто знает ее и сможет посодействовать в столь деликатном деле. Но на другом конце провода ей ответил очень милый женский голос, и Вике сразу стало стыдно за свое бестактное вторжение в семью другого человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как только Максим появится, я ему обязательно скажу, что вы звонили. Как вас зовут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня – Маша. Я из Москвы, по важному делу… – соврала она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, Маша. Передам Максиму обязательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– … но мне нужен не Максим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто же тогда? – женщина на том конце провода явно удивилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Евгений Маровди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как?! Вы разве ничего не знаете?! – удивление на том конце провода выросло втрое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… А что? Он уехал в Америку навсегда? – как-то зло хихикнула она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… – и в этом ответе было что-то пугающее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С ним что-нибудь случилось? – у Вики екнуло сердце. Женька, как сумасшедший водил машину…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он умер три месяца назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как умер? Почему умер? То есть, от чего он умер? – Вика не верила своим ушам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …от СПИДа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порой сама жизнь подсказывает человеку, чего ему делать не следует. Можно сказать, в нос тычет, а он делает вид, что не понимает. Продолжает упорствовать в собственной глупости, считает, что он умнее, хитрее, и все плохое, что с ним происходит, – это досадная случайность. Так и Виталик Шабанов ни о чем таком серьезном думать не хотел. Он с детства был во власти дурных предчувствий, просто купался в них, ну и, естественно, все самое плохое в результате с ним и случалось. Или с близкими ему людьми. Вот его первая жена, умница-красавица, вовремя это поняла, и исчезла, не разрешая встречаться даже с их общим ребенком. Вторая тоже, долго его жалела, доставала деньги на наркотики, страдала, но быть Матерью Терезой ей определенно надоело. Проблема его была в том, что он никогда не исправится, что уныние – это просто его образ жизни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С дурными предчувствиями Виталик подъехал к Викиному дому, и сразу увидел какую-то возню в подъезде. Около входа стоял траурный автобус. На улицу выносили заколоченный гроб люди в черном одеянии. За ними семенили какие-то бабки, мужики и плачущие тетки. Но людей было не так много, как обычно это бывает… «Ну вот, опять попал! – еще больше расстроился Виталик, – не было печали…» Он подождал, пока все усядутся кружочком в автобусе вокруг гроба и отчалят, лишь потом он поднялся на третий этаж. Дверь в знакомой ему квартире Вики была почему-то открыта. Виталий, еще не совсем понимая, что здесь происходит, вошел. Сидевшая за столом, незнакомая старуха с черной лентой на голове его присутствию не удивилась, только сказала, что все уже поехали на кладбище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, я пришел к Вике… – еще на что-то надеясь, сказал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А Вика как раз-таки и ушла от нас. Навсегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так это ее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ее, милый, ее, – и пожилая женщина, еле сдерживаясь, зарыдала в голос. – Ее, красавицу нашу, уууууу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – Виталий, Виталий Шабанов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, она никогда о вас ничего мне не говорила… – внезапно успокоилась старуха, но словно опомнившись, заголосила: – Вы-то хоть пришли, а вот Мишенька с сыночком – нет, бросили ее, бедолажку, на произвол судьбы. Все болезнь эта треклятая. Уууу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая болезнь? О чем вы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да о СПИДе этом проклятом. Говорила я еще своей матери, что эксперименты эти по скрещиванию человека и обезьяны до хорошего не доведут. А она верила профессору энтому Иванову…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но конец путанной речи старухи он слушать не стал. В ушах звенело: «СПИД! СПИД! СПИД!» Еще не веря в происходящее, Виталий сначала ретировался, затем резко повернулся к выходу, а затем побежал из дома так, словно за ним гналась эта жуткая ноющая старуха с клюкой. У самой двери он боязливо обернулся. Но никого не было ни в подъезде, ни впереди, на улице. В растерянности он стоял посреди двора и жадно закурил. И ему опять не хотелось ни о чем думать. Даже о бедной Вике. «Какая тоска! Какая тоска, черт возьми!» – привычно вертелось у него в голове. Затянувшись, Шабанов сильно закашлялся. Последнее время он вообще много кашлял, но не придавал этому серьезного значения…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава 9<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марина Отаришвили<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Громадная печать<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Источник нашей мудрости – наш опыт. Источник нашего опыта – наша глупость».<br>
&nbsp;Саша Гитри<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обложенная мягкими подушками и подушечками, Марина Иосифовна Отаришвили важно развалилась на огромной розовой кровати, которая давно выполняла функции ее личного кабинета. На ее лежбище умещалось все, что только необходимо даме для того, чтобы не вставать: телефон, записная книжка, журналы, газеты, бижутерия, косметика, даже чашки и электрочайник с водой и растворимым кофе. Марина, впрочем, так и делала – никогда не вставала раньше двенадцати-двух дня. И только после четырех чашечек крепкого кофе. А ложилась она не позже десяти вечера, если, конечно, какое-нибудь празднование не затягивалось до утра. Однако последнее случалось все реже и реже. Ничего, – думала Мака, – зато таким образом надолго сохранится моя неземная красота. И, действительно, мало того, что от рождения Марине Отаришвили были даны черные густые волосы, огромные восточные глаза и персиковая кожа, своим полноценным сном она трепетно сохраняла все свое природное богатство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если прибавить к этому и тот факт, что думы почти никогда не омрачали столь дивное чело, Мариночка пришла к своему сорокалетию практически без возрастных морщин. Что и говорить, девочка в семействе Отаришвили родилась под счастливой звездой. Дедушка – прославленный маршал, бабушка – практически ясновидящая, родители всю жизнь отдали работе на Новой площади, имея все льготы, которые предполагали их значительные посты. И она – красивая и здоровая девочка, никогда не знавшая ни в чем отказа. У жизнерадостной Мариночки было все, что только душа пожелает. И это-то во времена тотального дефицита! Когда не было практически ничего из необходимого, а уж за тем, что было, надо было стоять длиннющую очередь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но малышка в семье Отаришвили даже представить себе не могла, что кто-то в чем-то нуждается. У нее всегда было все, что она только желала, и даже больше. Такое положение вещей не подстегивало ее к кропотливой умственной работе, и поэтому мозг Марины Отаришвили особого развития не имел. Отсутствие извилин с лихвой замещало самоуверенное поведение и вбитые бабушкой с рождения прописные истины, которые Мака выдавала с многозначительным видом. В большинстве случаев она, конечно, молчала. Но как?! Это было глубокомысленное молчание, такое, от которого даже умный человек чувствовал себя полным дураком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этот раз ее разбудил звонок бывшей одноклассницы, неугомонной Ленки Костиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подруга, ты опять спишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сплю. Ты зачем меня так рано разбудила? – ответил ей голос, слегка поддернутый рассеянной ленцой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему это рано? Уже двенадцать! Я половину Москвы уже объехала. Кучу дел переделала, а ты все спишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не говори, что нас ждут великие дела. Знаю, нас уже никто не ждет… Ленк, ну чо те надо? – взмолилась недовольная Марина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как чего? Пообщаться! А то мы совсем уже дошли с тобой до ручки. Только по интернету и общаемся. Маразм!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, Лен, я тебя знаю, не завирай. Ты просто так никогда не звонишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я женщина деловая, но и у меня могут быть свои слабости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Например, на халяву вкусненько поесть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему бы и нет? Что там Софико печет? Я уже чувствую запах чего-то вкусненького.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уехала она на той неделе в Тбилиси и вылететь в Москву никак не может…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во, дела! А ты что такая грустная? Что тебя-то так печалит, солнце мое восточное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Российско-грузинские отношения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, теперь ты не ври!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Честно, честно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В общем, ладно. Я тут, в твоем районе, сейчас заскочу. Ладно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не ладно. Легко сказать: заскочу! А ты не подумала, что я спать хочу? – заныла Мака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же налаживание российско-грузинских отношений? Начинается-то все с малого. С нашего с тобой общения. Так я еду?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как я могу подруге отказать… – обреченно сказала Марина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас приеду, растормошу тебя, соню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не, не надо. У меня нет настроения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот увидишь, посмеемся еще с тобой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно. Откуда это? – неожиданно вспомнила Марина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так написал Николай Михайлович Карамзин в своем послании к Плещееву, – просто ответила ей Ленка и отключилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хорошо ей, – думала Мака, – все знает. Вот и про Карамзина тоже. Надо будет посоветовать Костиной поучаствовать в каком-нибудь интеллектуальном шоу. Денег бы выиграла кучу! Ее школьная подруга Ленка была человеком энциклопедических знаний и могла бы продолжить беседу в том же ключе до бесконечности. Она могла, например, сказать, что не менее справедливы и последующие, менее известные, строки этого стихотворения. Где Карамзин говорит о том, что тот, кто смеется «тот в мире с миром уживется», и не окончит свою жизнь «железом острым или ядом». Что смех оказывает благотворное влияние не только на сам организм человека, но и на его взаимоотношения с окружающим миром. Существует даже целая наука, изучающая это явление, – геотология.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако Марину волновали, прямо скажем, другие проблемы – кушать было у нее нечего, и купить еду не на что. В общем, не до смеха… А смех без причины – признак известно чего. Поэтому для смеха, а значит, для определенной радости нужен серьезный повод. Его у Маки не было, как не было и денег. И она, как маленький ребенок не знала, где бы их раздобыть. Была бы Софико, она бы где-нибудь достала. Ее самая близкая подруга, Ленка Костина, не даст ни за что ни одной копейки, удавится, а не даст. Будет говорить, что сама без копья сидит, что у нее проблемы с бизнесом и так далее. На самом же деле денег у Ленки было огромное количество. Но расстаться с ними, даже с незначительной суммой, было выше ее сил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вано, ее бывший муж, совсем в последнее время обнаглел, а если сказать мягче, забыл о Марине напрочь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С тех пор, как он от Маки ушел, она видела от него деньги только один раз. И хотя это была большая сумма, вроде как откупился, Марина их уж очень быстро растратила… Да, черт с ним, с Вано. Пусть катится! До него у Марины был преданный папин друг, о связи с которым ее родители даже и не подозревали. Вот был человек! Сразу же после школы и одной женской «неприятности», Мака пребывала в жуткой депрессии. На какую-то там подготовку к институту, учебу, даже стопроцентно оплаченную, и рассчитывать было нечего. Слабенькие, как мыльный пузырик, мозги Мариночки могли бы вмиг лопнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Друг отца оказался преданным – сделал Отаришвили левый диплом о высшем образовании, который она неизвестно куда потом задевала; делал дорогие подарки и всячески развлекал. Его удивляла потрясающая способность дочки его друга умирать от усталости, когда дело касалось какой-либо пустяковой работы, типа мытья посуды, и при этом неутомимо, ночь напролет танцевать и выпивать в каком-нибудь столичном кабаке. Девочка до умопомрачения любила тусоваться среди известных людей, получать различные физические и моральные удовольствия и выставлять собственную персону напоказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так как ее папочка, был большим правительственным начальником, Маке прохода не давали, падкие на конфузные ситуации западные папарацци. Ведь в то время достойно провести вечер можно было только в валютном баре. А Отаришвили удавалось с умным видом что-то простодушно ляпнуть о каком-то человеке, который причастен к политике партии и правительства, а потом в процессе извинений сказать еще большую глупость, задев того, кого обидела, еще сильнее. Даже у профессиональных стерв не получалось с такой виртуозностью обижать других людей, не говоря уже об интересах государства…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У девочки Маки была еще одна единственная потрясающая способность – она была так уверена в себе, в своей неотразимости и уме, что умела любую белиберду сказать красиво. И при этом довольно логично. Человеку несведущему, можно было, по первому разу, принять ее и за умную. Но вот беда, и «собственные» умные речи ее быстро утомляли. Тогда она, как испорченная механическая игрушка начинала зашкаливать, и как круглый сирота, воспитанный в грязной подворотне, принималась ругаться матом и гадко так, просто некрасиво кривляться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако агрессивность не была свойством натуры Марины Отаришвили, в ней даже не было пресловутого цинизма, какой ей приписывала многоликая общественность. Что было у этой девочки на уме, понять нормальному человеку было сложно. Ясно было только одно, что если она стерва, то ооочень, очень изощренная. Скорее всего, когда ей при рождении выдавали хоть маленькие, но все же мозги, то здорово их перекрутили. Она просто никогда и никуда не лезла глубоко, кроме мужских карманов. А те с радостью ее, беспомощную дурочку, которая и счета за квартиру заполнить сама не могла, брали под свою опеку и не обманывали ее ожиданий. Бриллиант с яйцо, так бриллиант с яйцо… Мариночка радовалась каждому подношению буквально как дитя. И как старушенция, ворчала про себя, что надо было просить нечто большее. Хотя, может статься, большего и не существовало в природе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безусловно, Мака любила не только красивые дорогие вещи, но и чистоту и порядок в доме. Однако поддерживать ее не умела, не хотела и, естественно, ничего для этого не делала. Даже собственные трусы донести до стиральной машины ей было невмоготу, и она бросала их вместе с фантиками от дорогого шоколада за диван. Ей легче было купить новые трусы, нежели постирать «старые». Две ее с ног сбившиеся уборщицы иначе, как «наша Засранка» свою хозяйку и не называли. А папин друг, ее покровитель, спонсор и любовник по совместительству, у которого она тогда временно жила на правах полновластной хозяйки, узнав о страшной истории с пыльными трусами, уборщиц наказал рублем. А своей ненаглядной девочке купил сорок восемь «неделек» разного цвета, чтобы Мариночка не страдала от отсутствия нижнего белья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но идиллия с папиным другом продлилась недолго. Встретив в ресторане Ванечку, она ушла от него, и никогда мужу не изменяла. Скорее всего, из-за лени, нежели из-за большой любви. Потом был у нее еще один престарелый ухажер, Вахтанг, богатый и очень противный. Он был старше даже ее бабушки Софико, но любил молодых женщин, а когда увидел Маку, так и просто остолбенел. Общаясь с этим дедушкой Дон Жуаном, Марина еле скрывала свое отвращение. Волосы в ушах, трясущийся подбородок, желтые искусственные зубы, пигментные пятна по всему телу… Ее утешали только две вещи: Вахтанг был щедр и не требовал от нее интимных отношений. Марина как сейчас помнила их первый серьезный разговор. Тогда ее ухажер, из которого песок уже сыпался, стал ее гладить, и склонился для того, чтобы обслюнявить открытую вырезом в маечке, грудь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, что вы можете? Зачем вы меня тискаете? – отшатнулась от него Марина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурочка, остались же объятия и поцелуи! – без тени смущения, ответил тот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не хочу с вами никаких объятий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но тебе же, девочка, нужны деньги…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нужны, не скрою!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда подчиняйся мне. У меня их столько, что я могу отлить твою статую из золота. Поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поняла. Но не хочу я вам подчиняться. Могу быть, кем угодно: сиделкой, уборщицей, поварихой, но не любовницей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К сожалению, все эти должности уже заняты, кроме последней, конечно. И на нее очередь стоит. Ты встала первой по большому блату!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – сказала она, как отрезала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, будешь меня сопровождать на все мои выходы в свет, и от тебя зависит цифра твоего вознаграждения…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марина, действительно, несколько раз сопровождала старика в казино, на крупные банкеты в роскошные ресторации и клубы. Где-то за спиной, она постоянно слышала восторженные возгласы и шепот о том, что «Вахтанг-то еще о-го-го». И, может быть, она бы сопровождала его до самых последних дней, но на одной из больших тусовок, или бандитских сходок, она так и не поняла, к Маке подошел помощник еще более старого господина с явным намерением ее перекупить. То, что Вахтанг – друг семьи, близкий ее бабушке человек, его не интересовало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он слушал Марину с видом Фомы Неверующего, мол, пой ласточка, пой, знаем мы таких вот «подруг друзей семьи», как же. С того памятного банкета Мака ушла с чувством полного разочарования всей этой светской жизнью, и намерением никогда не выходить с такими людьми в свет. Ее просто воспринимали, как купленную вещь, не более того. Вещь, которую может себе перекупить любой, у кого есть деньги. Так Отаришвили осталась совсем без средств, как говорят, к существованию. А ведь бабушка надеялась, что именно на таких вот тусовках, ее внучка найдет свое счастье по возрасту. Видела бы она ее нового благодетеля – подагрика! В обморок бы шлепнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, лучше умереть от нищеты, чем так вот унижаться перед этими пузатыми обмылками, имевшими когда-то гордое звание – мужчина. Старость должна быть достойной, в конце-то концов. А тут… Может, таких вот толстосумов испортили женщины сами? Бедные женщины не в смысле ситуации, а в смысле своего финансового положения. Вот так, выйдет такая вот провинциальная фифочка за дышащего на ладан богатея, и ждет, когда он «копыта отбросит». Совершенно напрасно ждет. Такие вот старики-разбойники трех молоденьких переживут! А если и помрут, то оставят все свое состояние многочисленным женам и детям, а то и просто общаку. Так что не надо особенно обольщаться на этот счет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марину всегда удивляло, почему большинство пожилых мужчин такие на нее все злые, когда с ними даже случайно общаешься. Именно потому, что уже ничего не могут ей предложить! Ее дразнящая красота действовала на стариков, как красная тряпка на быка. Хотя, вполне возможно, эти мужчины в возрасте не отдают себе полного отчета в испытываемых ими чувствах. Получалось, что бедных она раздражала, а богатых привлекала. Но самой Марине Иосифовне такое положение вещей было в принципе по барабану. Ее вообще мало что интересовало, кроме праздного образа жизни. В остальное время для нее было главное, – чтобы ее, Марину Иосифовну Отаришвили, никто не шатал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пока деньги еще были, Марина не думала, как же ей жить дальше. И главное, на что. Глядя на себя в зеркало, обрюзгшая восточная красавица понимала, что ее место давно занято молодыми и стройными кандидатками на эскорт-услуги. Выход оставался только один, если не идти в содержанки и не быть иждивенкой – самой пойти работать. Но именно это пугало Марину больше всего на свете, так как она, как тургеневский Обломов, гордилась тем, что в жизни ни копейки не заработала. Деньги появлялись как-то сами собой: то родители давали, то муж, то любовник. Но чтобы зарабатывать как-то самой? Ей и в голову такая «глупость» прийти не могла! Сколько раз Марина откладывала важное, можно сказать, судьбоносное решение, успокаивая себя, как героиня известного романа «Унесенные ветром» Скарлетт О’Хара, словами: «Я подумаю об этом завтра»?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приходит завтра, послезавтра, проходят неделя, месяц, год, а воз и ныне там. Вроде и само решение давно принято, а вот сделать даже телодвижение в нужном направлении тяжеловато, страшновато, да и, как обычно, найдется тысяча причин, по которым она, Марина Иосифовна, это делать, ну никак не может в данный момент. Хотя, безусловно, намного легче ей было думать о том, что она сделает то, потом «то» и это, а потом находить тысячи отговорок, чтобы не делать ничего. «А зачем, собственно говоря, – думала Мака, – мне что-то искать, куда-то звонить, что-то писать о себе, с кем-то там конкурировать?! Потом перед какими-то неизвестными людьми, которые будут тебя разглядывать, как на полке в супермаркете, распинаться. Да еще абсолютно не факт, что тебя возьмут за такие вот старания на работу! Поиздеваются, посмеются, да откажут. Хорошо, если еще в учтивой форме».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя и другое ей было понятно: если пускаться в такие рассуждения, то и не стоит, потом, сетовать на судьбу, что жить не на что или что работа неинтересная, тоскливые сослуживцы, начальник – «три класса церковно-приходской школы» и нищенская зарплата, что жизнь не удалась и так далее, и тому подобное. Что же ей помешало, как говорят, за столько лет выбиться в люди?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-первых, Мака себя уже изначально считала высшим классом, белой костью и так далее. Она как-то легко забыла, что ее дедушка – пролетарий, сам стал маршалом Советского Союза, благодаря своему уму, трудолюбию, мужеству и даже героизму. Всем встречным, Марина рассказывала, что происходит она из самого древнего грузинского рода, чуть ли не от самой царицы Тамары. И никак иначе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-вторых, ее личной карьере помешали объективные внешние обстоятельства: появившаяся семья, дефолт, землетрясение в Никарагуа, ураган в Америке, в общем, различные катаклизмы, только не собственные бездействие и лень. Обстоятельства и окружение вынудили ее, Марину Иосифовну, изменить свою жизнь к худшему. Но это, так сказать, оправдания глобального масштаба, а выросли они из самых настоящих, примитивнейших мелочей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот в данный момент, лежит она на кровати и никак не может найти на собственной территории, куда подевалось ее нижнее белье. Давно уже пора было разобраться в этих набросанных, как попало кучах вещей, да все недосуг. В результате часами приходиться искать нужную вещь в вещевых завалах. Именно завалах, как выразилась как-то Ленка, нагрянув к ней в прошлом году без звонка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, завалах. А что же это, по-твоему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это мой гардероб!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, гардероб! Так тогда разбери его. Мака, не тяни, сделай это прямо сейчас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ну Лен, неохота. Потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда это потом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А на письменном столе твоего легендарного дедушки что творится? – перешла она уже к другому предмету в комнате.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего особенного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, вот «Услуги и цены» за март аж 1992 года, зачем они тебе? Вот рекламный буклет спортивного снаряда «Тотал Джим», который ты, Макушка, так и не купила в свое время. Вот статья о крепости семьи миллиардера Абрамовича, но ведь он же уже развелся… Продолжать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько еще испорченных дискет, ржавых скрепок, сломанных держателей, засохших картриджей, пустых пудрениц, использованных губных помад и всякого разного мусора, можно обнаружить в дебрях твоего рабочего места? Ну, Мак, есть же русские поговорки «без труда…», «под лежачий камень…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я такая вот. Грузинка, одним словом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что, Мака, ты, когда тебе неудобно – грузинка, а когда удобно – русская, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так они чуть было не поссорились, но после этого случая, Марина старалась прибираться, а Лена всегда звонила перед своим приходом. Конфликт был исчерпан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в том, что под лежачий камень вода не течет, это точно было Костиной подмечено. Как-то ее бывший муж, Ваня Гришаев, работал в одной фирме, которая никак не могла выпутаться из долгов, чтобы начать перспективное дело. Нужны были серьезные финансовые вливания, но никто не хотел их даже слушать, не то, что «вливать» в них хотя бы рубль. Тогда Вано нашел ученого, который написал технико-экономическое обоснование, и дал заключение относительно нового проекта, изучив которое, целых три банка были готовы на ссуды! Действовал ее бывший, чуть ли не интуитивно, но он хорошо понимал, что сидеть и сетовать, что «могло бы быть» просто бессмысленно, а без денег у них ничего не получится. Владелец фирмы, видя его энтузиазм, в дальнейшем сделал Вано партнером компании. Молодец, что и говорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интеллигентный Ваня, единственный Маринин муж, ушел, обозвав ее глупой. Мудрая бабушка, услышав слова Вано, внученьку успокоила: «Маришечка, на всех из нас стоит печать глупости, на ком больше, на ком меньше…». Так вот, если пользоваться этой градацией, то у Маки эта печать была просто громадной. Это она и без бабушки, впрочем, знала. Жаль только, что Мака не смогла родить Ванечке ребенка. Может, не ушел бы он тогда. А всему виной та легкомысленная, почти школьная беременность. Говорил же ей врач-гинеколог, что риск не иметь в дальнейшем детей очень велик. Очень. Но у нее же вместо мозгов одни опилки, кричалки и вопилки. Не поверила, что такое может случиться именно с ней, Мариной Отаришвили, в дальнейшем. Случилось же. Как и беременность. Залетела, можно сказать, по собственной глупости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В школе все от уборщицы до директора знали, что Мака была девочка ленивая до одури. За огромные карие глаза и толстую филейную часть, которую девочка редко отрывала от стула, Марину прозвали коровой. Дед Отаришвили, известный полководец, тогда уже умер, но у семейства осталась от него огромная государственная квартира на улице Грановского. И когда все домочадцы с младшими детьми уезжали на такую же огромную дачу в Барвихе, Мака собирала всех более или менее симпатичных одноклассников на тусовку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со временем ее родители получили свою, не менее хорошую квартиру, в элитной новостройке на Малой Филевской улице. Увидев новый район, пахнущие краской и клеем комнаты, Мака переезжать категорически отказалась, поцеловала брата и сестру, и осталась жить с бабушкой, так как и та не хотела расставаться со своей любимицей. Предприимчивая бабушка Софико в то время притворилась больной, а ухаживать за ней было попросту некому, кроме старшенькой, естественно. Да и зачем ребенка переводить в неизвестную школу за полгода до выпускного бала? Тут столько подарков отнесено учителям, что топить Марину Отаришвили никто не собирался. Да и потом, здесь все знают маршальскую внучку, а там – неизвестно еще, как оно будет. В общем, хитрость удалась, и Марина получила практически полную свободу действий к десятому классу. Стоило бабушке поехать на Малую Филевскую улицу к другим внукам с ночевкой, или полететь к родным в Тбилиси или Гори, как Мака садилась за телефон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага, – думала она, открывая записную книжку, – приглашу-ка я к себе кого-нибудь. Ленку, естественно. Без мальчишек скучно, значит, Алика и Сашку. Эту провинциальную гарну дивчину Таньку, она хорошо поет и на фортепианах сбацает. Да, и классную красавицу – Ритку Троицкую, вот кто сногсшибательно танцует! Потом Ольку Савченко, она поможет на стол накрыть. Ну, Витальку, он ко мне вроде как неровно дышит. Хорошо бы и Игоря Гордиевского, но он без Нинки Кугушевой ни шагу не сделает. Надо и ее. Пожалуй, на сегодня хватит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбранные ей одноклассники были по-своему выдающимися людьми, они выделялись среди серой массы их 10 «Б» класса. Это было заметно даже невооруженным глазом. Каждый из приглашенных ребят уже был личностью, знал, куда пойдет после школы учиться, и кем будет работать в дальнейшем. Но даже не это было главным в выборе Отаришвили. Главное, что все они были интересны друг другу. Под любым предлогом, Марина устраивала праздник с вином, сыром сулугуни и виноградом с грузинскими лепешками. Что только не вытворяли одноклассники на этих вечеринках?! Знал бы ее легендарный дедушка… И откуда только у такой заторможенной Маки бралось столько энергии: танцевать, петь, беситься! Причем, всегда она придумывала какие-то шарады и буффонады, чтобы всем участникам было весело. Со временем о сборищах в квартире на Грановского слагались легенды, и попасть к Маке мечтал чуть ли не весь класс, но у нее уже сложился свой круг, круг избранных…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В один из таких веселых вечеров, Мака решила с шампанским и магнитофоном выйти на крышу дома. А что? Ключ от чердака у нее есть, будет здорово посмотреть на звезды! Собрались практически все, не было только Сашки с Мальвиной, и, отдав три бутылки шампанского Алику Мохову, Марина пошла их искать. По длинному коридору никого не было слышно, только из дальнего дедушкиного кабинета, раздавался мерный скрежет. Мака распахнула дверь и ее взору предстала нелицеприятная картина интимной близости Фролова и Ратник на историческом кожаном диване. Причем, Танька не вырывалась, а наоборот подбадривала своего партнера, громко шипя ему на ухо: «Еще! Еще! Еще!». Первое мгновение Отаришвили хотелось закричать, потом вызвать завуча школы, классную руководительницу, но потом от этой мысли она отказалась и пошла к одноклассникам со словами: «Они придут позже!». Все дружно засмеялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посиделки на крыше прошли без любовников, как их потом окрестили. Но сама увиденная в кабинете картина запала Отаришвили в душу. С затуманенным взглядом, она снова и снова вспоминала увиденное, да и Танька потом неоднократно рассказала по секрету всему свету, как это здорово – быть с мужчиной наедине и иметь интимные отношения. «Ты ничего не соображаешь, Мака, это такой кайф, что с ним ничего не может сравниться, – с вожделением шептала Мальвина ей на ухо. – Это бывает у всех, кто любит по– настоящему». Как-то Марина подсела к Нине и по простоте душевной спросила: был ли у них с Игорем настоящий секс, если их отношения, как все говорят, настоящая любовь? Чуть ли не в ужасе, очнувшись от своих творческих мыслей, Нина помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не будем утрировать здесь то великое чувство, которое до сих пор не имеет своего четкого определения, – случайно услышав вопрос, возмутился Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И даже какой-то известной формулы, – вторила ему Нина, несколько озадаченная вопросом Маки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как в том фильме Марка Захарова про магистра любовной магии графа Калиостро, кузнец говорит дочери: «Любовь у них, Фимка, обозначается «amore» и глазами так «ууууу»!» – засмеялась Оля Савченко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Однако, не надо страшно вращать глазами, определимся с предметом нашего обсуждения, как говорят на Востоке, и даже некоторые пишут в своих дневниках: «Три источника имеют влечения человека – душа, разум и тело. Влечение душ порождает дружбу. Влечение умов порождает уважение. Влечение тел порождает желание. Соединение трех влечений порождает любовь», – вмешалась Ритка Троицкая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты считаешь, Марина, что любовь без секса не бывает? – вернулась к первоначальному вопросу Нина Кугушева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, и секс здесь – главное. Так Мальвина говорит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, для нее именно интим – главное в жизни. А вот для тебя, Мака, что главное? – спросил Алик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, не думала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для меня, например, самое главное – успех, – вмешалась в их разговор Ленка Костина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы рассчитывать на успех, необходимо знать, какой он, твой успех, какая она, твоя мечта! Для одного человека это большая зарплата; для другого – портрет на обложке журнала; для третьего – медаль на выставке достижений народного хозяйства. А для четвертого – и то, и другое, и третье вместе взятое, – резонно заметил Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Представление, Марин, должно быть конкретным, как мне кажется, даже педантично точным. Так как, рассуждая расплывчато, можно получить и не совсем то, что хочешь, – заметила не по годам мудрая Кугушева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я читала, что одна большая спортсменка сказала в своем интервью: «В принципе, ты всегда получаешь все, что просишь у судьбы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это что за история, Лен? – спросила Нина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Грустная история об очень известной олимпийской чемпионке по гимнастике, – стала рассказывать Костина, – которая, с детства много тренируясь, мечтала только об одном, чтобы не медали получать, стоя на пьедестале почета, а бездумно полежать, почитать книжки. Главное, никогда больше не думать: наберет ли она на следующем соревновании нужное количество баллов. Потому что после каждого такого соревнования, после каждой очередной победы, ей приходилось начинать все сначала: готовить программу, тренироваться с двойным усилием и так далее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ее мечта «сбылась», но как трагично? Она получила тяжелейшие травмы шейных позвонков, и вынуждена была, до конца жизни находиться в постели…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дааа. Не будет здоровья – не будет ничего, – констатировал Алик с умным видом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нечего говорить о грустном! Давайте веселиться, пока мы молоды и здоровы! Выпьем лучше по стаканчику! – оптимистично предложила Марина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот вечер они особенно ожесточенно веселились. Даже сражались на дедушкиных саблях с пуховыми подушками бабушки, и все по очереди примеряли его папаху и медали с орденами. Сашка с Аликом, как всегда, подрались из-за какой-то ерунды, Олька объелась до икоты, Ритка с Виталиком и Маринкой натанцевались до упаду, и только Игорь с Ниной тихонько сидели в углу дивана и смотрели друг на друга, не обращая никакого внимания на других. Даже на бесконечные попытки Ратник увести Гордиевского, потанцевать или в другую комнату. Может быть, с этого вечера все и началось? И Мальвинины гонения на Нину, так как Игорь не сводил с юной художницы глаз. И желание Маки испытать те же чувства, что и застуканные в дедушкином кабинете одноклассники. Может быть. Только следующие встречи были уже без Нины, так как ее все стали постепенно игнорировать, а когда смеяться стали и над Игорем, он, как Иуда, отрекся от своей любви. Вернее, что-то между ними, Игорем и Ниной, произошло. Размолвка, после которой Игорь так же стал игнорировать Нину, но ни к кому не примкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как Зоя Космодемьянская Нина страдала, но виду не подавала, переносила все издевки одноклассников с достоинством. Лучше бы она дралась и ругалась, меньше бы обиды копилось у девочки внутри. Да и Мака хороша, часто по глупости говорила Нине всякую обидную чушь. Кто и что про нее сказал. Больше всего ее задевали слова Игоря о том, что она, Нина, не имеет к нему никакого отношения. Сейчас уже и трудно вспомнить, что конкретно, но Мака была настолько глупа, что могла что-то сказать Нине такое, что на бедную девочку могло серьезно повлиять. Что-то ужасное. Ведь после размолвки, Кугушева вежливо отклоняла все ее приглашения на праздник жизни. Более того, пыталась образумить Марину, «укорить», как та считала, ее за праздный образ жизни и нерадивую учебу, за что мстительная и недалекая грузинка просто возненавидела Нину. Как ей тогда казалось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, кто она такая, чтобы говорить мне, как себя подобает вести?! – возмущалась Мака, – вот возьму и Виталика Шабанова закадрю. И, действительно, напившись как-то, чуть ли не в усмерть, Марина затащила бедного парня в постель. Да тот и не очень-то сопротивлялся – пошел, как миленький. Утром они оба проснулись со страшной головной болью и к вопросу совместного ночного времяпрепровождения вообще не возвращались. Более того, сторонились друг друга. Потом надо было готовиться к выпускным, а тут еще внезапная смерть Нины, повергшая всех в шок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И только потом, уже на одиннадцатой неделе, Марина поняла, что беременна. От ужаса она не могла прийти в себя. Бабушка думала, что внученька боится выпускных экзаменов, и достала ей справку о том, что сдавать экзамены ее Мариночка не в состоянии. А Отаришвили штудировала все возможные книги по женской части, не зная, что и предпринять в такой ситуации. Конечно, ребеночка было жалко, но она еще так молода. Может, мудрая Софико ей поможет разрешить эту дилемму: «Быть или не быть ее правнуку?».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабуль, вот как ты думаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, дорогая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, если девушка того… в положении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вай ме! Ты с ума сошла! Что я скажу твоим родителям, нашим многочисленным родственникам в Грузии?! Если бы жив был твой дедушка, он бы умер от такого позора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да успокойся ты… Я хотела спросить, как в твое время относились к внезапной беременности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как к позору! Самому страшному позору для семьи! Узнали – камнями бы закидали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марина не стала признаваться бабушке в содеянном, а пошла просто в женскую консультацию. Врач отнесся к ее проблеме с пониманием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем другой вопрос, сегодняшний приезд Ленки. Что тут можно придумать? Как она, грузинка, скажет ей, что в доме и маковой росинки нет? Позор! И Марина, резко ударила острым концом пилочки по прикроватной тумбочке. Через пять минут позвонила Костина, извинилась, что не сможет приехать. Буквально несколько минут назад у нее пробило колесо. Марина закрыла рот рукой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-кто, а она знала за собой такое качество: если она злилась на кого-то, то могло случиться непоправимое… Это передалось ей от прабабки. Та хоть и жила в Грузии, но была по национальности ассирийкой, имела присущей этой национальности дар ясновидения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Мака своих способностей не развивала, немного боялась, да и лень ей было чем-то таким заниматься. Именно лень. Сколько раз ей говорила Лена – лечи людей, помогай другим, если не хочешь пахать на дядю, но так в постели жить нельзя. И сейчас, Марина поняла, что в очередной раз подруга была права. Ведь для чего-то она родилась же на этот свет?… И она решила попробовать. Не поленилась, встала, немного привела себя в порядок и пошла к своей вечно больной соседке. Та открыла ей дверь с полотенцем на голове. У той с утра болела голова. Хитрая Отаришвили сделала вид, что ей не хватило муки, а бежать в магазин – значит нарушить рецептуру. Добрая соседка, ни минуты не сомневаясь в ее словах, отдала ей целый пакет. Но Марина не уходила, посочувствовала больной и сказала, что может попробовать ей помочь. Та с радостью согласилась. Дело дошло до того, что соседке было уже все равно, лишь бы боль ушла. Поводив немного руками над ее головой, Марина заметила, что больной заметно стало легче. Через полчаса они уже весело завтракали на соседской кухне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот и заработала на хлеб с маслом, – мысленно засмеялась Марина, – она ни минуты не должна сомневаться в результате своих усилий». По опыту Отаришвили знала, что во многом ум формирует события, происходящие затем в жизни. Да, да, это были не шутки. И именно мысли могут стать причиной возможной неудачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одна ее знакомая – Наталья Ларина несколько лет назад работала инструктором в физдиспансере, была очень нервной, какой-то даже задерганной. Мака не любила с ней общаться, но тогда бабушка сломала ногу, и надо было ее восстанавливать. На любую мелочь эта Ларина бурно, а главное, отрицательно реагировала: «Что вы здесь стоите? Отойдите сейчас же!», «Почему вы так шумите? Прекратите немедленно!» и так далее. Ее очень угнетала маленькая зарплата и, чтобы сводить концы с концами после занятий, Наталья вынуждена была бежать делать массажи частным образом. Как-то в их диспансере проходили курсы усовершенствования врачей, где были занятия по релаксации и медитации. Услышав дружный смех, Наталья заинтересовалась и стала сама посещать эту группу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со временем физиотерапевт перестала так изводить себя и свое подсознание, которое, подкормленное хорошими мыслями, сформировало в душе состояние покоя и радости. Из раздражительной Мегеры, как называли ее больные, Наталья превратилась в доброжелательное Солнышко, поддерживала, оптимистично настраивая, других людей. Затем, Мака вспомнила, в их диспансере появились новые тренажеры, группа аэробики и дело пошло. Наталья Ларина, кстати, была активной участницей всех перемен и в дальнейшем возглавила столь модное сейчас фитнес-движение. Да, теперь без смеха ни одно ее занятие не обходится, а попасть к ней в группу просто невозможно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как это ни удивительно, но страшная боль к Марининой соседке после той встречи так и не вернулась. Слух о чудесном выздоровлении перешел границы элитного дома, и как это часто бывает, к Отаришвили стали буквально записываться на прием. Несколько пассов руками и человек быстро выздоравливал, если, конечно, болезнь не была слишком уж запущена. На подсознательном уровне Марина отыскивала на теле больного горячую точку и руками как бы понижала найденную ей высокую температуру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло еще немного времени, и Мака стала видеть людей, как рентген, причем, болевая точка светилась красным цветом. В таких случаях говорят, что у нее открылся третий глаз. Третий или четвертый, но это внутреннее зрение ей очень помогало в работе. А это была именно она, настоящая творческая работа на благо людей. После того, как Мака вылечила одного очень известного человека, и он рассказал об этом в прессе, Софико даже по-настоящему всплакнула: «Я всегда знала, внученька, что ты у меня необыкновенная! В свое время и у меня был дар, но со смертью дедушки я его потеряла».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь Марина не принадлежала сама себе, с десяти до девятнадцати к ней нескончаемым потоком шли люди, а, порой, и после восьми-девяти заходили особо важные люди. Мака не отказывала никому. О деньгах она никому ничего не говорила, но никто без платы лечиться не хотел. Рубли, доллары, даже евро передавались через Софико. Видя крупную сумму, Марина иногда расстраивалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ба, ну не стоят мои пассы таких денег!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не тебе решать, а больному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты видишь, как они решают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда говори свою таксу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ни за что. Лучше сказать, что я лечу бесплатно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А жить мы на что будем? Да и вообще, Макушка, знаешь ли ты, что такое бесплатно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это значит без денег.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, моя дорогая, это когда бес платит, а твой дар – от бога. Понятно тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно, бабушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ленка уже несколько месяцев не могла посидеть с подругой спокойно, как раньше. Ее словно прорвало – Отаришвили работала без выходных, оставляя только немного времени на сон и еду. Будто все это время копила силы для того, чтобы отдать их людям. Кто бы мог подумать, что у Маки – такой дар, и в ней будут так нуждаться люди. Впрочем, если у нее самой что-то заболит, тьфу-тьфу-тьфу, то она к врачам обращаться не будет, а позвонит своей приятельнице… и запишется на прием.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпилог<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Человек гибнет, дело остается».<br>
&nbsp;Лукреций Кар<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вы когда-нибудь были на встрече выпускников своей школы? Интересно, как у кого сложилась жизнь, допустим, четверть века спустя, правда же? – размышляла Рита Троицкая на интернетовском форуме одноклассников. – Есть такие школьные шалопаи, которые стали в дальнейшем известными бизнесменами, чиновниками, артистами и спортсменами. Один одноклассник моего мужа был в школе страшным драчуном, так сейчас этот товарищ дерется… в Государственной Думе. А некоторые подающие в свое время большие надежды отличники так и остались на месте, ничего выдающегося не совершив, а то и попросту… спились. Ведь то, что вам прочили потрясающее будущее, – это еще не пропуск в счастливое завтра…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита Троицкая, больше известная, как жена знаменитого в Европе и Америке, галериста Огилви, перечитала саму себя и осталась написанным очень довольна. Уж кто-кто, а она может говорить об успехе без всяких там обиняков. Успех – он или есть, или его нет. Да, при чем здесь в общем-то успех?! – неожиданно осенило ее. – Может, действительно, собрать своих однокашников вместе? Причем, для этого у Риты был реальный повод. Приближался день ангела Нины, их одноклассницы. А вспомнить о ней не мешало бы каждому из них… И потом, как часто мы живем рядом с людьми чистыми, талантливыми, необыкновенными и совершенно не понимаем, что рядом с нами живет настоящий ангел. Почему для этого обязательно должна произойти трагедия? Почему?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рита каждый раз одергивала себя, думая о Нине. Слишком больно. Глубоко вздохнув, она решила написать каждому приглашение, только не простое, а индивидуальное, с учетом характера каждого из своих бывших одноклассников. Они не смогут ей отказать. Это точно. Шутка ли – двадцать пять лет прошло. Она даже радостно подпрыгнула от столь заманчивой перспективы. «Только вот, где им встретиться? – рассуждала Рита. – В каком-нибудь пыльном и дешевом кафе? Пошло. Пригласить их в свой загородный дом? Но не всем это будет по душе, и, вполне возможно, что чувствовать они себя будут там неловко от всего этого великолепия. Да и ее сиятельный супруг такого поступка, скорее всего, не одобрит. Выехать на природу? Но неизвестно, какая будет погода. А что, если в галерее? Там места – хоть отбавляй, центр города. Муж, наверняка не будет против, тем более, что они уже – не те озорники, что были раньше. Ломать и поджигать ничего не будут. Гениальная идея!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большой удачей был и тот факт, что Сашка Фролов как раз прилетает в это время из своих Штатов. Вот будет встреча! И она уже предвкушала это неординарное событие… С годами, ее хладнокровие стало изменять ей, а с женитьбой на Огилви так и подавно, она вообще готова была обнять целый мир и по возможности сделать его счастливым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Алик, привет! – забарабанила она по клавишам компьютера. – У меня возникла гениальная идея: собраться всем вместе и вспомнить былое. Прошло все-таки двадцать пять лет! Ты достиг таких высот, по фоткам вижу, что у тебя красавица жена, великолепный дом и просто потрясающий парк машин!!! Неужели ты не хочешь, чтобы все наши узнали об этом и захлебнулись от зависти?!» – хитроумная Ритка Троицкая дописала и улыбнулась: один шанс из тысячи, что Алик не клюнет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом она принялась обрабатывать Ратник: «Таня, привет, ведь как приятно вспомнить о прошлых девичьих победах, не правда ли? Все – и Алик, и Виталик, и даже Сашка Фролов – будут на встрече». И Таня, бывшая в сети, тут же ответила: «А Игорь? Игорь будет?». Троицкая не замедлила соврать: «Конечно, будет!». Через минуту последовал ответ: «Тогда и я обязательно буду! Пиши адрес, число и время. Я все брошу ради такого потрясающего события. Может быть, где-то внутренне я ждала этой встречи целых двадцать пять лет! Как хочется встретиться и увидеть всех наших, особенно Игоря…». Таня была, как всегда многословна. Она и записочки в школе писала так же – очень быстро мелким, бисерным подчерком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь надо любым способом выманить самого Игоря Гордиевского, и Рита начала издалека: «Игорь, помнишь, как нас постоянно посылали, то в РОНО цветы вручать, то сниматься на иллюстрации для школьных учебников? Ты такой же красавец, как и раньше, но хотелось убедиться в этом лично. Причем, не только мне… Так что, бросай все и приезжай на встречу! И обязательно возьми своего замечательного сынишку!». Про ребенка она написала для того, чтобы Игорь не думал, что это заговор и его хотят «захомутать» бывшие одноклассницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь Ленка Костина. Ей надо что-то такое загнуть высокоинтеллектуальное. Немного поразмыслив, Рита написала: «В китайском языке слово кризис обозначается двумя иероглифами – опасность и возможность. Так вот, когда у нас наступает кризис среднего возраста, возникает непреодолимое желание встретиться со своей молодостью. Опасности никакой, а вот новых возможностей – куча. Причем, от тебя ничего не требуется. Ни денежных пожертвований в фонд голодающих детей Африки, ни каких-то особых жертвоприношений. Только приезжай, мы все очень ждем тебя». По опыту Рита знала, что предпоследняя фраза станет для Ленки решающей, и она обязательно приедет. Ведь, как говорят, на халяву и уксус сладкий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За Ленкой следовал Саня Фролов: «Саша, ты писал, что будешь скоро в Москве. Это точно? Не хотел бы ты увидеться со своими друзьями? Только не принимай скоропалительных решений, типа: да пошли бы вы все. Как раз все наши там будут, уже дали свое согласие. Ожидается отличный вечер! Ждем только тебя!». Именно то, что предполагала Рита, Сашка в первое мгновение и подумал, но, прочитав присланное сообщение до конца, сменил все – таки, гнев на милость, и решил: «А почему бы и нет?».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Олечкой Савченко было и того проще. Рита написала ей о своей идее, только после рецепта блюда, которое так великолепно готовит ее домработница. «Впрочем, ты и сама сможешь его попробовать на нашей встрече выпускников». Она не сомневалась в положительной реакции Савченко. Кто-кто, а Олечка верна себе – любит покушать. Кто там еще у нас остался? А, Шабанов: «Виталик, мне хочется попросить у тебя прощения за то, что была так безразлична к твоим чувствам. Лучше поздно, чем никогда, как говорят. Очень хочу тебя видеть, и вместе погрустить о былом! И не только я одна…».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, Мака, ее сдвинуть с места может только нечто необычное или даже чудо. Говорят, да и по фотографиям было видно, что Отаришвили сильно поправилась, даже погрузнела как-то, заделалась в народные целительницы или маги-экстрасенсы, и к ней ходит, лечится не только вся грузинская диаспора, но и много другого известного люда. Кто бы мог подумать, что у такой нерадивой девки, как наша Мака, обожающей только веселые вечеринки, может открыться третий глаз? Фантастика. Пошлю я за ней своего шофера, для верности, – решила Маргарита и в ультимативном порядке написала свое послание. Вот так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И пусть только попробует кто-нибудь из приглашенных не явиться! Теперь Ритуля знала, чем занять себя в ближайшее время, и начала приготовления к вечеру: «Ровно в шесть галерею закроют для посетителей. Да и, честно говоря, не очень-то в нее ходят вечно спешащие по своим делам москвичи, не Третьяковка, чай. Бывают только избранные ценители искусства, да и те, кто хотят и могут купить выставленные здесь раритеты. Слава богу, что выгонять никого не придется. Поэтому в главном зале они все встретятся». Надо хорошо продумать и меню: «Шампанское там, канапе, икра. Двух официантов вполне достаточно. Надо будет взять Олега и Максима из ресторана «Морской», оттуда и закуски. А вот в малой галерее стоит накрыть стол, как следует. Закуски мясные и рыбные, соленья, салаты, икра черная и красная. Просто, как во времена тотального дефицита. Горячее – мясное или рыбное – на выбор и, конечно, десерт. Торт фруктово-воздушный с двадцатью пятью свечками. Как романтично! Потом, о баре с напитками надо не забыть. Вино белое и красное, водка, виски, коньяк…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но опасения Маргариты Львовны были совершенно напрасны. 27 января, в день ангела Нины, пришли, действительно, все. Даже простуженный Виталик Шабанов, который не хотел ни с кем целоваться и снимать свой теплый шарф. Впрочем, шарф ему необычайно шел, как Остапу Бендеру. Да и его подвиг бывшие одноклассники оценили по достоинству. Ритке, наряженной в роскошное черное платье, с красиво уложенной прической, было приятно наблюдать, как за огромными стеклянными окнами появлялись ее школьные приятели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первой приехала Костина и расцеловала Ритку, поблагодарив за столь гениальную идею, за ней привезли Марину Отаришвили, которая буквально выкатилась из Ритиного Лексуса. Пришлось шоферу ей помогать. По всему было видно – Марина давно никуда не ездила и передвигалась с трудом. Красивый, как никогда, надушенный и элегантно одетый Игорь Гордиевский пришел с маленьким нарядным мальчиком лет четырех. Малыш первое время стеснялся, а потом освоился, залез к сидящей Марине Отаришвили на руки и ни на минуту не отпускал ее. Приемный отец ничуть не удивился такому выбору:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Марин, не удивляйся, это зов крови. Он же тоже кавказец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? Такой маленький, а уже грузин!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, чеченец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, какая разница?! Ребенок он и в Африке ребенок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не ребенок. Я джигит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, кто бы сомневался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот момент, буквально вплотную к стеклу подъехал громадный, роскошный Хаммер, и замигал фарами. Марат даже немного испугался от неожиданности. Некоторое время водитель смотрел на реакцию тех, кто сидел уже в галерее, но вместо дифирамбов машине, он услышал лишь свое имя. Его быстро узнали, так как фото своего Хаммера Алик разместил на сайте в первую очередь. С досады, Мохов даже подумал, что надо было купить для встречи какую-нибудь новую, роскошную тачку, а не этот намозоливший всем глаза, танк. И чуть было не умер от зависти, когда, буквально через две минуты у входа в галерею, остановился роскошный перламутровый Бентли с пополневшей Олечкой Савченко в роскошной шубе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот это да! – ахнул Мохов, – а ведь была тихоня тихоней. И откуда такие бабки?» Следом за Олей, подъехало грязное такси с Таней Ратник. Хотя женщину, которой на вид можно было дать не меньше шестидесяти лет, будто вытащенную из занафталиненной коробки, сложно было узнать. Только театральные жесты еще как-то напоминали о былой Мальвине. Но галантный Мохов не растерялся, подскочил к бывшей однокласснице и залепетал, как школьник: «Божественная, дивная, ты с годами совершенно не изменилась! Как я счастлив видеть тебя здесь!». А счастлив он был только потому, что у хваткой провинциалки не было такой сногсшибательной машины, как у Савченко. Слава богу, хоть здесь он не на вторых ролях…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Театрально и царственно Татьяна, cняв с себя какую-то слишком облезлую доху, приподняв полы видавшего виды платья, которое к тому же было ей и маловато, вошла в галерею. Создавалось впечатление, что она взяла этот наряд на прокат в театре, где подобное платье использовалось уже сороковой сезон. Навстречу ей поспешила Рита Троицкая. Ведь Савченко встречать особо не понадобилось, Оля ничего не видела, кроме подноса с тарталетками. «Ничего, поест, потом поговорим!» – решила Рита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты великолепна, Таня! – скрывая ужас, громко сказала она. Но та принимала комплименты, как должное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Несравненная ты наша, – поцеловал ей руку Виталик и тут же зашелся в кашле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Виталик, ты болен? – изображая капризное сочувствие, удивилась Ратник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Немного простужен, но не мог отказать себе в удовольствии видеть тебя… – и он как-то деланно улыбнулся. Немного злорадно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты по-прежнему мой паж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От неожиданного сделанного Мальвиной вывода, Виталик чуть было не рухнул на пол и не забился в истерике, но только еще больше зашелся в кашле. Тут же он отошел в сторону и вытащил платок: «Ах ты, Кикимора потасканная, ну я тебе покажу, где раки зимуют!» – и он выругался про себя отборным матом, что в переводе на обычный язык значило, что Ратник – нехорошая женщина и заплатит за перенесенные им унижения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все с нетерпением ждали Фролова. Тот специально рассчитал время своего появления так, чтобы другие приглашенные одноклассники уже собрались, а он, как триумфатор, вошел в зал последним. На самом деле, Сашка Фролов приехал самым первым, и на другой стороне улицы на холоде ждал, когда соберутся остальные. Его неприятно удивило великолепие бывших одноклассников. Значит, у большинства все сложилось тип-топ, или они решили так друг перед другом… На Сашку, действительно, все обратили внимание, но не только потому, что он заявился после того, как практически все собрались. Удивил собравшихся в галерее Фролов своим дурацким белым пиджаком. Он был похож на Олега и Максима, – официантов, снующих по залу с закусками. Алик решил этот момент обыграть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне виски, пожалуйста, – сказал он с непроницаемым лицом подошедшему к нему Фролову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты гад, – и чуть было не началась настоящая драка, если бы вовремя не подошла хозяйка галереи – Ритка Троицкая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хватит, мальчики, вы уже не школьники. Прошу всех к столу! – и она открыла двери в малую галерею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но непосредственно к столу пошла только Оленька Савченко. Остальные остановились уже у входа, как вкопанные. Оленька нашла табличку со своим именем, уселась, хотела было положить горячий салат из зелени, печени и грибов в тарелку, и тут только заметила, что никто на стол не смотрит – все взоры обращены на картины, висевшие на стенах в малой галерее. Их было ровно девять, столько же, сколько и собравшихся в зале. Они висели в одинаковых, современных рамках, но написаны полотна, по всей видимости, были намного раньше. Савченко подняла глаза от стола, и прямо напротив себя увидела натюрморт из настоящих продуктов и каких-то нереальных, просто, не существующих в природе, вещей. Здесь все было намешано так аппетитно, так необычно, как может все это изобразить только человек с капризной и очень богатой фантазией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно за грудой нелепой снеди, Ольга Савченко увидела свое лицо с пылающими толстыми щеками и горящими глазами. Сначала она подумала, что это в стекле с ней играет шутку собственное отражение. Но стекол на полотнах не было, а потом… та Оля Савченко была намного моложе нынешней… В углу еле заметно было подписано: «Чревоугодие».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что вы стоите, садитесь, – подталкивала Рита столпившихся у дверей одноклассников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот это да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не может этого быть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда они взялись?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это что? Розыгрыш?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Глазам своим не верю! Это же работы Нинки Кугушевой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И хотя началась рассадка, многие все же никак не могли отойти от увиденного ими в малой галерее. В картине под названием «Гнев», среди кроваво – красных изуродованных человеческих тел, стоял Сашка Фролов. Собственной персоной. С присущей только ему гримасой ужаса, он был готов с минуты на минуту взорваться в иступленном несдерживаемом гневе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Ритин муж, галерист Огилви впервые увидел эти полотна на аукционе, то вспомнил слова Луначарского о работах Марка Шагала: «внезапное проявление яркого психологического таланта в детской манере живописи». Удивительно, как точно это характеризовало картины увиденного им неизвестного автора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в полотне «Похоть» от кажущейся детскости манеры не осталось и следа. Крупный план застывшего в блаженстве лица, миленькой, похожей на куклу, Мальвины – школьницы в объятиях неизвестного мужчины был написан просто мастерски. Но умиления почему-то не вызывал. Причем, мужчина был образом собирательным, так как стоял к зрителям спиной, а упавшая на него тень от еле заметного абажура не давала возможности разобрать – блондин он, брюнет или рыжий. Только постель на заднем плане имела четкие очертания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напротив Шабанова висел какой-то грустный пейзаж с полным печали и одиночества серым зданием со множеством окон, дождем, и будто пронизывающем всю картину ледяным ветром. В порыве этого ветра и шел маленький, сгорбленный, кутавшийся во все черное человечишка, который вроде бы шел к теплу, но никак не мог до него дойти вот уже двадцать пять лет. И, по всей видимости, не дойдет уже никогда. У Виталика сжалось сердце при виде этого одинокого силуэта, уж больно эта улица и этот дом были похожи на его прежний дом, где его постоянно ругали за любые проделки. В углу он прочитал: «Уныние».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В женщине, у которой были неестественно длинные, как щупальца у спрута пальцы, Ленка Костина без колебаний узнала себя, любимую. Этими длинными словно веревки конечностями она охватывала, обвязывала какие-то непонятные предметы, и словно тянула их к себе, боясь отпустить. «Алчность» – называлась эта картина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В склоненном над водой Нарциссе, любующимся собственным отражением, угадывались черты Игоря Гордиевского. В правом нижнем углу стояло два слова «Эгоцентризм, тщеславие». Причем, первое было написано позже. Игорь смотрел на картину и словно ничего не видел. Его глаза были наполнены слезами. Нарисуй Нина его хоть чертом, он простил бы ей все. Да, он был бесчувственный, эгоцентричный и тщеславный чурбан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сидевшая с ним рядом Марина Отаришвили была довольна своим царственным портретом, который она видела впервые. Восточная красавица в наряде наложницы султана лежала на многочисленных, расшитых золотом, подушках и с вальяжным видом, курила кальян. И только название «Праздность, лень», Маке не очень понравилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот момент, Ритка Троицкая подняла бокал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надеюсь, вам понравилось, то, что вы увидели. Честно говоря, от своего портрета в стиле Модильяни, я без ума…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Гордыня» – произнес Игорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, дорогие мои, гордыня не позволяла мне быть с вами откровенной. И я признаюсь, что Нина Кугушева была права. Но я обязательно исправлюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот как она нам всем отомстила за то, что мы ее так жестоко изводили… – медленно произнес Алик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Картина «Зависть» с его портретом была самой впечатляющей во всей этой странной экспозиции. И чем больше в нее вглядывались, тем больше охватывало ощущение затягивающей глубины казавшегося на первый взгляд легкомысленным портрета. Создавалось впечатление, что нарисованный человек смотрит на каждого, кто его видит, оценивающе и… с завистью. В нем было что-то по настоящему дьявольское, невозможно было оторвать взгляд от этой чудовищно точной аллегории. Алик Мохов был крайне неприятно поражен увиденным сходством. Зависть, действительно, зависть душила его всегда и душит по сей день. Тем не менее, признаться в этом он мог только себе самому, и не готов был вынести свой порок и смертный грех на суд общественности даже под дулом пистолета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем временем выпили уже по третьей. Неожиданно встала жующая Ольга Савченко и так же неожиданно разрыдалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это я… я убила ее, Нину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как? – удивилась Мака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отравила… Своим печеньем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты с ума сошла, Оля. Мы его тогда с Аликом одним ударом ноги из портфеля выбили, и оно рассыпалось и валялось в грязи. Правда же, Алик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда, Саня. Если уж на то дело пошло, то это мы с Саней виноваты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я больше, я ее толкнул тогда, в раздевалке, – признался Фролов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, это я, я – идиот полный, ее доставал, а она такая маленькая, такая мужественная… – и Виталик схватился за голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Должна вам признаться, что это я у нее крест украла, – не выдержала Ленка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что, ты его до сих пор носишь? – удивилась Рита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – и Ленка отодвинула газовый платок и затем ворот своего нарядного платья. Окружающие увидели крестовидный шрам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И где же он?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Испарился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей никто не поверил. Обстановка немного разрядилась. Бывшие одноклассники загремели вилками, официанты разливали напитки и подкладывали изысканные блюда. Словно существовал какой-то молчаливый заговор, и они, его участники, боялись коснуться наболевшей темы. Но она вновь и вновь сама возникала в столь великолепной обстановке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот я не считаю, что я виновата в смерти Нины, – наигранно сказала Таня. Но тут окружающие на нее посмотрели так, что она, чуть было, не проглотила собственный язык. А Игорь Гордиевский демонстративно вышел из галереи на улицу и закурил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дорогие мои, я пригласила вас сюда не для того, чтобы мы с вами выясняли, кто виноват в смерти Нины. Виноваты мы все, и всем нам Нина ответила своей серией «Смертные грехи», так что мы с ней в расчете. И прошу вас к этой теме больше не возвращаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давайте лучше поговорим о грехах. Почему она нам приписала смертные грехи? – спросила Оля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не приписала, а согласитесь, они у нас есть, – констатировала Мака. – Она их просто разглядела и запечатлела на холсте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно, есть! – подтвердил Саня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ерунда, какая-то. Да что такое грех? – изображая наивность, пролепетала Ратник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В принципе, грехом всегда именовался всякий предосудительный, плохой поступок, – начала Ленка Костина, – но не все грехи считались одинаково тяжелыми. Были такие, за которые не полагалось особо суровых наказаний, а были и страшные, «смертные» грехи. Тот, кто был повинен в них, навсегда губил свою душу, должен был после смерти вечно терзаться в аду. Этих «смертных грехов» числилось семь. В том числе гордость, скупость, гнев, чревоугодие, зависть. Насчет других в разных источниках встречаются разные трактовки, то ли это праздность, то ли уныние, то ли лень. То ли тщеславие. Но ведь и смерть человека, к которой ты, хотя бы косвенно имеешь отношение, – тоже тяжкий грех…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, опять снова-здорово! Давайте лучше танцевать! – предложила Рита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раздался одобрительный гул, потом в главном зале послышалась музыка. Начались танцы. Дискотека 80-х. Маленький Марат танцевал с грузной Макой, Алик – с раскрасневшейся Ленкой, вернувшийся Игорь – с хозяйкой Ритой, американец Сашка – с толстушкой Олей. И только Виталика Шабанова с Мальвиной нигде не было видно. Каким-то образом они очутились в кабинете Огилви, но об этом Рита догадалась уже потом, когда все разошлись по домам. Веселье было в самом разгаре, вспоминали школьные сборища, кто с кем подрался, кто, как напился, что разбили, как потом беззастенчиво врали родителям. Будто и не было этих двадцати пяти лет разлуки. Но все хорошее когда-нибудь кончается. И уставшие, они расселись на диваны. Кто-то затянул: «Под крылом самолета». Эта была их любимая песня когда-то. И только Игорь и Виталик жадно смолили на улице и о чем-то разговаривали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь вечер Виталик почему-то всячески избегал общения с маленьким Маратом, а чем-то озадаченный Игорь, вернувшись после очередного перекура с Виталиком, решил, что пора им с сыном уже ехать баиньки. Но оторвать от Марины мальчика он не мог, тот, обняв женщину, крепко спал. «Надо жениться поскорее, – решил Гордиевский, – мальчику не хватает материнского тепла». Словно читая его мысли, с важным видом к нему подошла Таня Ратник. На ее шее красовалось пятно – вишневыми точками, недавно поставленный кем-то засос. Волосы были растрепаны, краска на лице размазана. А потертые от времени туфли и порванные колготки напомнили Игорю тех престарелых профессионалок, которых он видел на знаменитой улице красных фонарей. Делая над собой усилие, Мальвина что-то пыталась сказать измазанными помадой губами, но у нее плохо получалось, и Алик из жалости решился довезти несчастную до дома… Вот бумеранг и вернулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ленка разговаривала с Фроловым о его житие-бытие в Америке, и понимала, что не так там уж все гладко, как пытается представить ей бывший одноклассник. Тем временем, Виталик, ни с кем не попрощавшись ушел первым, по старой английской традиции. Рита еле держалась на ногах от усталости, и уже с нетерпением ждала того момента, когда сможет добраться до постели. Оля попросила официантов завернуть ей домой пирожных и кусочек торта, который она якобы не успела съесть. На самом-то деле, торт и ела только она, Оля. Марина вызвалась донести Маратика до машины, там она потихоньку опустила его на заднее сиденье. Набегавшись по галерее, мальчик даже не проснулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завидую тебе, у тебя такой замечательный сын.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я его усыновил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но он тебе как родной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это точно. А что тебе мешает взять кроху из детдома?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я девочку хочу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, лежит у меня совсем маленькая девочка в отделении. У нее порок сердца, мать от нее еще в роддоме отказалась. Надо оперировать, а я боюсь, что с моим ограниченным персоналом не выходить нам ее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не волнуйся, я ее еще и энергетически подлечу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мак, это было бы здорово! Ей всего две недели, марсианка такая, три кило, пятьдесят сантиметров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зовут как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет у нее имени пока. Лялькой зовем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, как мы ее назовем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ниной, конечно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, Ниной, – Игорь обнял Маку и по его щеке покатилась слеза. В этот момент ему показалось, что на одно мгновение все вокруг вдруг стало как-то ярче и светлее, а его щеки коснулось крыло ангела… Он знал: теперь все точно будет хорошо, ведь как минимум они с Маратом это заслужили.<br>
<br><br>