-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Ренат Газизов
|
| Обещание
-------
Обещание
Ренат Газизов
© Ренат Газизов, 2015
© Виктор Миллер Гауса, иллюстрации, 2015
Редактор Ренат Газизов
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
ОТ АВТОРА
В основе каждого рассказа в этом сборнике лежит мой сон, в той или иной мере дополненный художественным вымыслом. Из своих путешествий в страну Морфея я каждый раз приношу что-то особенное: яркий образ, невероятное ощущение, необычные эмоции.
Сила этих впечатлений настолько велика и реальна, что я не удивлюсь, если однажды с кем-то и где-то произойдет что-нибудь из того, о чем вы прочитаете в «Обещании».
Может быть, с вами?
НЕПРАВИЛЬНЫЕ
ЛЕКАРСТВА
Я сидел в коридоре больницы и нервно смотрел по сторонам. Не люблю я эти заведения… А кто любит, спросите вы? Особенно, если это хирургическое отделение. Особенно, если это не красивая чистая и белая больница из сериалов и голливудских фильмов, и даже не центральная клиника столичных городов или районных центров, а маленькое грязное страшное недоразумение, на котором, видимо, лишь из чисто муниципально-юридических соображений висит вывеска «Больница».
Ко всему прочему снаружи стояла отвратная погода – противный осенний дождь, хотя на дворе июнь месяц, четвертое число. Вокруг сновали толстые и злые медсестры, по стенам еле-еле передвигались всеми забытые бабушки и дедушки с травмами разного рода и бинтами, которые волочились за хозяевами по полу, угрожая попасть тебе под ноги. Может быть, закурить? Так я же не курю. Нахожусь не в своей тарелке…
Приходилось ли вам когда-нибудь слышать, как человек кричит от боли на операционном столе, как выкрикивает совершенно уж нечленораздельные звуки и несуществующие слова? Анестезия не действует потому, что этот человек уже возвышается над любой анестезией в мире. Еще несколько часов назад этому человеку было хорошо-прехорошо, сознание впускало в себя подсознание, личности смешивались и замещались, а реальность ускользала от всех пяти чувств разом.
Такое бывает от сильных психотропных препаратов, особенно серьезных опиатов и наркотических синтетиков нового поколения. Известны симптомы, методы воздействия на организм веществ подобного уровня, равно как и последствия. Достать такую дурь в этом городке сложно, но можно. А при чрезмерном употреблении? Смерть естественно, летальный исход… Все сходится, только вот такого необъяснимого ужаса, что сейчас творится внутри тела пациента, не видел еще никто на этой планете.
Я пытаюсь закрыть уши руками, запихиваю пальцы в ушные раковины, но все равно продолжаю слышать ее… Теперь совсем не важно, как мы познакомились с Алисой. Почему, когда и где пересекались – это все в прошлом осталось. Близки мы не были, просто у ее престарелой матери в момент кризиса не нашлось более подходящей кандидатуры для сопровождения извивающегося и бьющегося в экстазе демона по имени Алиса в больницу. Ну, для сопровождения, это я еще мягко сказал!
На самом деле даже двум парням-санитарам было тяжело с ней управиться, а что делать? Они только что не били ее, хотя мне кажется, и это бы не помогло. Дело в том, что глаза у Алисы уже в тот момент были, как бы это сказать, не совсем человеческими. Нет, это не как в фильмах или мультиках – отсутствие зрачка или полностью закрашенные глаза – нет, тут было что-то другое.
Я скорее чувствовал всем своим существом, что эти две штуки у нее в голове, это уже не часть ее тела. Знаете, такое чувство бывает, когда ты стоишь в поле, глядишь на грозовые тучи вдалеке, вокруг никого нет, а ты все равно чувствуешь чье-то незримое присутствие.
В палату поспешили санитары с ремнями, те же ребята, что притащили ее сюда. Видимо, дело совсем плохо. Я встал со скамейки и стал нервно прохаживаться взад-вперед, подумывая о сигарете. А вдруг поможет? Отчего-то же во всех фильмах и книгах люди тянутся к этим тонким палочкам из табака и бумаги. Нервничал больше из-за предчувствия быстрой и неприятной развязки всего этого сюжета. Я знал, что Алиса уже не вытянет…
Внутри росло беспокойство, что на этом странные вещи не перестанут происходить. Глаза ее нечеловеческие, приступы эти. Ведь, по сути, не одна же она приняла и раздобыла эту дрянь. Значит, скоро могут произойти аналогичные случаи. Не успел прочитать агитплакат на тему вреда алкоголя, как крики на секунду затихли, а из палаты в буквальном смысле слова вывалился хирург.
Он прислонился к стене, утирая салфеткой мокрый лоб, и стал доставать сигареты. Я уж хотел, было, сказать, что же вы здесь курите, прямо в коридоре, но сдержался, рассмотрев его лицо. Отчаяние, страх, беспомощность.
Показалось, что если этот крепкий пятидесятилетний мужик с массивным носом и тонкими бровями проведет еще некоторое время наедине с пациенткой, его глаза остекленеют.
– Можно мне тоже?
– Валяй, бери… – Он выпустил тонкую струйку пополам с усталым выдохом.
– Ну что там с ней?
– Даже не знаю, что тебе сказать, парень. Ты же сам все слышал. Люди так не кричат…
– …
– Вот и я ничего не мог сказать, когда зрачки у нее стали по 5 рублей. По всем законам человеческой анатомии, на месте ее глаз должны сейчас зиять две большие черные, твою мать, дыры! А что вижу я?! Какие-то чертовы еще лучи, светится все…
– Что за хрень?
– Вот и я думаю. Сам колю ей уже какой кубик анестезии, ребята вяжут ей руки, а она все вращает своими этими… зенками! Во все стороны!
Я затягиваюсь в третий раз, и пульс понемногу ослабевает. Доктор тоже начинает успокаиваться.
– Андрей Сергеевич, а можно мне посмотреть на нее?
– А не боишься, что крыша уедет? Знаешь, я и в Афгане побегал, по кишлакам ребят наших вытаскивал, и в Чечне всякого насмотрелся, но такой херни не видел никогда! – Лоб врача снова покрылся испариной.
Я стоял на месте, но все внутри ходило ходуном. Проклятая сигарета тряслась в пальцах, оцепенение бывалого человека передавалось ко мне от хирурга, как ток по проводам. Ощущение, что кто-то смотрит за тобой, вернулось. Мне показалось, в воздухе появились небольшие вибрации, как гул от пчелиного роя.
Видимо, Андрей Сергеевич тоже это почувствовал:
– Ты хоть раз в кишках живого человека ковырялся, выискивая осколок фугаса? Когда он корчится и стонет, умоляя убить его! А ты ищешь-ищешь, вытаскиваешь эту железку, и убеждаешь его держаться, еще хотя бы чуть-чуть… – Он сощурил глаза, вспоминая прошлое. – Понимаешь, а тут… Она не умоляет, она не просит… Но я вижу, что ей это нравится… Ей нравится, когда я делаю ей больно.
Я не нашелся, что ему ответить. Потом внезапно Андрей Сергеевич сказал:
– После всех ужасов войны я думал, что на долю вашего поколения не выпадет ничего такого. Хотя, глядя на ЭТО – он кивнул в сторону палаты, – я начинаю сомневаться, что самое страшное позади. Чертовщина какая-то, ей богу…
– Знаете, Андрей Сергеевич, если это происходит, значит это зачем-то нужно… и кому-то. Просто так ведь ничего не делается. – Я добавил шепотом, – И я знаю, что вы уже ее не вытащите.
– Да, это так. Я понятия не имею, что с ней происходит, но жить она уж вряд ли будет.
– Ну так что, можно мне посмотреть?
Крики возобновились, только к основному голосу Алисы добавился и голос одного из санитаров.
– Олежка! Что там стряслось? Накинь халат, парень!
Я судорожно потушил сигарету и побежал за хирургом, сорвав с вешалки белый халат…
Мы вбежали в палату. Непутевый санитар по имени Олег пытался подобрать с пола свою нижнюю челюсть, зажимая рукой кровавое месиво на лице, в котором копошилось что-то серо-сизое. Его пальцы пытались вытащить из зоба какую-то дрянь. Меня страшно замутило. Андрей Сергеевич бросился к Олегу и попытался помочь ему, но вдруг шея санитара вздулась, пошла волдырями. Из зоба Олега вырвался протяжный утробный рев, и парень в белом халате обмяк на руках у хирурга. Взгляд не сразу сфокусировался на том, что находится на операционном столе, но когда я увидел, то обмер.
Тело бывшей подруги неестественно вывернулось и покрылось зеленоватой коркой с роговыми отростками. Вместо лица Алисы на меня смотрело нечто ужасное, перекошенное и зловещее.
Вся поверхность бывшего лица девушки ходила буграми, изредка сквозь щеки или лоб наружу продирались какие-то мерзкие щупальца и маленькие когти. Прежде светлые волосы прямо на глазах обесцвечивались и росли с бешеной скоростью. Черные дыры на месте глаз буравили мой мозг ото лба до затылка, лишая воли.
Второй санитар лежал навзничь возле столика с инструментами, раскинув в разные стороны обрубки рук. Нижние конечности существа, сползая с операционного стола, с громкими чавкающими звуками впивались в мертвое тело помощника хирурга. Андрей Сергеевич бросился на другой конец комнаты к дефибриллятору, намереваясь, видимо, поразить тварь электричеством.
– Мудак! Да не стой ты как вкопанный!!! Заходи справа, отвлеки эту суку, твою ма…
Докричать ругательство хирург не успел, существо издало протяжный вой, и мощнейшая ультразвуковая волна обрушилась на голову врача. Глаза полопались как мыльные пузыри, изо рта повалили кровавые ошметки, а тело, двигаясь по инерции, врезалось в стену. В эту же секунду в палату вбежали медсестры и завизжали от ужаса.
Я воспользовался тем, что существо обратило свое внимание на новых жертв, кинулся на пол и прикрылся телом Олега, в котором по-прежнему находилось что-то инородное и живое.
Я пополз к дефибриллятору, стараясь не смотреть, как нижние конечности существа вгрызались в мягкие толстые тела нянечек и медсестер, выдирая из еще живых женщин огромные куски жира пополам с мясом. Им я уже ничем не мог помочь, и где-то глубоко внутри я понимал, что сам уже не жилец.
Отчаянный возглас хирурга, что вывел меня из оцепенения, заставил сделать перед очевидной смертью хоть что-то вредное для этой твари. Пока я ползком преодолевал последние полметра до устройства, пациенты и работники больницы разбегались по округе с дикими воплями и сумасшедшими глазами. Вскоре стало ясно, что кроме меня в больнице больше никого не осталось.
Насытив свое чрево человеческими мышцами, сухожилиями и прочей требухой работниц хирургического отделения, существо хищно заквохтало, выискивая новую жертву. Не хотелось заставлять его ждать.
Уже не таясь, я взял утюги-электроды, выкрутил ручку заряда до максимума и бросился с диким криком на брюхо твари. Электрический разряд прошиб искореженное деформацией тело бывшей подруги, вызвав очередную конвульсию, но теперь уже иного рода.
Ток явно пришелся существу не по вкусу, но меня оно тоже успело задеть своими щупальцами. Привалившись к холодному кафелю в багровых потеках, я почувствовал, как в селезенке и легком одновременно рождается острая боль, а футболка очень быстро становится мокрой и горячей от крови.
Время снова пошло своим чередом. Я задыхался, умирал. Существо стонало и корчилось, но еще подавало признаки жизни. Сквозь туман в глазах я разглядел, как в палату зашли два человека.
– НИ ХРЕНА СЕБЕ!
– Первый, отставить ругать.
– Есть! Смотри, а паренек жив еще. Хоть и ненадолго, да приструнил объект. Герой сталинградовец, мать его!
– Первый, вводите сыворотку. Свидетелей убрать.
– Извини, парень, героев нам не надо. Спи спокойно!
С тихим хлопком пришла темнота и спокойствие.
ЭПИЛОГ
Высокий мужчина с седыми волосами вышел в коридор и оглядел пустым взглядом потеки крови и других внутренних жидкостей недавних жертв необычной операции. Его веселый напарник появился несколькими минутами позже, сверкая неизменной улыбкой.
– Как объект отреагировал на сыворотку?
– Чудно, товарищ майор. Я и тыкать-то куда еле нашел, там еще около зенок на лбу одна жилка билась.
– Короче, Первый. Что там?
– Кажется, она возвращается в прежнее состояние… и могу поспорить, что весьма неплохое!
Весельчак подмигнул седому коллеге.
– Первый, отставить похабщину. Не забывайтесь!
– Есть отставить похабщину!
– Скоро здесь будут местные органы. Принять помощь, построить оцепление, вызвать наших и избавиться от этих – седой брезгливо пнул ногой то, что раньше было головой медсестры – «улик». Также организуйте нам воздушное сообщение и еще позвоните в лабораторию, скажите, что мы везем с собой объект. Пусть готовят необходимые препараты и все остальное.
– Есть, товарищ майор.
Подтянутый весельчак ринулся исполнять приказы, а его начальник зашел в операционную, где с существом на столе происходили необычные метаморфозы.
Зеленая кожа-корка осыпалась струпьями, обнажая нежную девичью кожу. Черные дыры на месте глаз затягивались с удивительной скоростью, и не успели еще появится веки, из глазницы уже выглядывали неподвижные белки глазных яблок.
Мерзкие нижние конечности, которые еще каких-то десять минут назад грызли человеческое мясо, тянулись к телу девушки, как руки младенца тянутся к матери, осыпались роговыми наростами и обретали черты стройных женских ног.
Еще мгновение и перед высоким человеком с седыми волосами лежала бледная красивая девушка. Незнакомец нагнулся к лицу девушки и дотронулся до кончика ее носа. Веки ее дрогнули – девушка открыла глаза.
– Ой, это вы? – Искренне удивилась она. – А как у вас дела?
Седоволосый сдержался, хотя было видно, что ему не терпится сказать что-то резкое. Девушка оглядела себя, затем операционную комнату.
– Фу, как здесь грязно!
– Это ты, дура безмозглая! Ты не представляешь, чего нам это будет стоить! Собирайся давай. Нам пора!
Девушка слезла с операционного стола, на миг задержала взгляд на парнишке со следами огнестрельных ранений, будто что-то вспоминая. Но недовольный окрик отвлек ее от воспоминаний.
– Идем скорее!
– Иду-иду!
Девушка догнала седовласого и по-детски взяла его за руку.
– Какие-то неправильные у них лекарства. Вот то ли дело у вас! Раз – и я снова жива!
ЧЕЛОВЕК-ОСЬМИНОГ
Я потянул на себя дверь и оказался в небольшом совдеповском магазине. Усталая, но приветливая продавщица кивнула мне и продолжила упаковывать не распроданные товары по коробкам.
– Что, уезжаете?
– Да вот аренду повысили, знаете ли. К тому же мы теперь тут совсем не нужны, новые магазины откроют.
– Понимаю. – Я достал кошелек.
– Что вам?
– А вон у вас бутылка «Швепса» лимонного стоит последняя. Тридцать два.
– Сами дотянетесь? Мне самой не достать, а вы вон какой высокий. Забирайте с витрины прямо.
Расплатившись, я забрал пластиковую бутылку с ее насиженного места и вышел из торгового павильона на душный летний воздух. Пара глотков не принесла желаемого эффекта, я даже вкус не почувствовал. С досады закрылись глаза, и вырвался вздох сожаления.
Неподходящий это был момент, но именно тогда я увидел его, Человека-осьминога. Только я еще не был с ним знаком, и не понимал, кого перед собой вижу. Он легко поднялся по пригорку и поравнялся с крыльцом торгового павильона.
На первый взгляд – обычный мужчина ростом чуть выше среднего, атлетически сложен, широко улыбается, для дам, возможно, очень даже привлекателен. Но вот одна деталь перечеркивала это все, так как вид его верхних конечностей парализовал меня с головы до ног.
Нечто подобное я видел в «Тропическом Громе», но то была комедия, притом довольно глупая, а тут напротив меня стоял Человек-осьминог и шевелил своими «руками». Чуть ниже локтя, там, где лучевая кость сужалась, в разные стороны отходили отростки-щупальца, весьма уродливые собой и так, но вдобавок покрытые жесткими гребнями и мелкими зубчиками. Как будто его кисти разорвало чудовищным миниатюрным взрывом, и каждый ошметок окреп со временем и стал расти сам по себе, независимо от «центральной руки».
Отростки достигали полуметровой и метровой длины и не были идентичными друг другу. Они притягивали к себе взгляд, как притягивают взоры зевак скандалы, цирковые уроды и массовые драки. Влезать не хочется, но посмотреть – обязан!
И не получалось отводить взгляд. Я так и зациклился на этих мерзких штуках, не в силах взглянуть ему хотя бы на плечи или ноги. Как оказалось, с ногами у него было все в порядке. По крайней мере, ботинки были обычными, никаких ласт или перепонок. Его неожиданное обращение ко мне подействовало отрезвляюще.
– Здравствуйте!
– И вам добрый день… – я поперхнулся напитком.
– Чудная погодка, не правда ли?
– О, да! Точно.
– Этот торговый павильон закрывается?
– Да. А у вас какие-то тут дела?
– Должна была быть автограф-сессия в журнале «Экстремальный спорт вчера и сегодня», но, по-видимому, они предпочли ретироваться.
У меня начали путаться мысли. Шариковая ручка и его конечности. Бред! «Швепс» начал нагреваться на солнце. Человек-осьминог поднялся на крыльцо и встал прямо передо мной.
– О, прошу прощения, я забыл представиться. Моя фамилия ***хов!
Я назвал ему свое имя. Он протянул мне свою правую «руку». Я покрылся испариной. Вид шевелящихся щупалец с зазубринами и зубчиками был тошнотворен. По центру «руки» было два достаточно толстых отростка, пожать которые, видимо, мне и предлагалось. Но кто знает, может быть, обижать этого человека было бы опасней, чем хотя бы дотронуться до вещей, в честь которых он назван народом осьминогом.
Я затаил дыхание и протянул свою руку к этим двум «пальцам». Я ощутил что-то твердое и влажное, показалось, что меня слегка ударило током. Стало отчетливо ясно, что моя жизнь теперь будет делиться на две половины – до и после этого прикосновения. Этот момент длился от силы пару секунд, но мне хватило и их, чтобы наполнить свои сны новыми кошмарами.
– Верно, что вас также знают и под фамилией ***ин? – Вопрос прозвучал со стороны.
К нам присоединился третий человек. Невысокая женщина лет пятидесяти прикуривала сигарету и с улыбкой поглядывала на Человека-осьминога. Определенно, он нравился женщинам. В принципе, если не брать во внимание его «руки», то он был нормальным брутальным мужиком. Из тех, что красуются в рекламе и в каталогах дорогих автомобилей.
Наша собеседница оказалась бывшей владелицей одного из магазинов, накануне закрывшихся в торговом павильоне. В отличие от меня она была в курсе достижений этого странноватого существа. Инициатива нашего разговора отчалила в новую гавань, я воспользовался временной передышкой и попытался привести мысли в порядок.
– Да, вы совершенно правы. Это тоже моя фамилия. Но чаще всего меня называют совсем по-другому!
– О, я знаю. Я многое о вас знаю. Даже не верится, что мы могли так просто встретиться на крыльце какого-то захудалого торгового павильона, руководство которого даже не может дать хорошие деньги за мой магазин! – Последние слова женщина прокричала, видимо, надеясь, что треклятое руководство ее услышит.
Человек-осьминог переключил свое внимание на нашу гостью, а я попытался выкопать из своей памяти хоть что-то об этом чуде природы. Почему все о нем знают, кроме меня? Я слушал, и до меня долетали восторженные отклики.
Человек-осьминог. Он звезда. Он единственный в своем роде. Он обладает недюжинной силой. Он завоевал все титулы, какие только смог, собрал все кубки соревнований планеты по мыслимым и немыслимым видам спорта для тяжеловесов.
Он гнул огромные канадские сосны к земле, он двигал поезда по рельсам. Он залезал на Эверест и собирал там самые редкие травы. Кажется, я как-то видел репортаж об этом: он ползет по вертикальному отвесу и выковыривает из-под камней серый мох.
– Это ведь вы принесли нам тот мох?
– Ну да, кто же еще? Там с воздухом тяжело, и с давлением.
Короткие всполохи памяти донесли до меня кадры того репортажа. Однако каково же было мое удивление, когда оказалось, что телевизионщики дорисовали ему на компьютере нормальные человеческие руки. Хотя и немного непропорциональные. Как у супер-героя, все мышцы в жилах. Ох, телевидение-телевидение. Человек-осьминог. Он беременный. Он вынашивает в себе потомство…
Лучи палящего солнца достигли своей максимальной дневной температуры. Остатки «Швепса» колыхались на дне. Щупальца Человека-осьминога держали сигарету. Дама неприкрыто флиртовала. Я ждал, когда закончится день во вселенной, где все знают о Человеке-осьминоге, кроме меня.
ЯПОНСКАЯ ОБЩАГА
Однажды меня занесло в японскую общагу, и я толком даже не понял как. Ребята по большей части оказались дружелюбными и искренними, хотя ни я их не понимал, не они меня. Трудности перевода. У каждого был свой угол в общем пространстве комнаты, а для удоб ства на стену еще и вешали листок со своим именем.
На мое имя часто показывали пальцем и беззлобно потешались. Японцы вообще веселые люди. Только юмор у них специфический, островной. Я провел здесь уже два или три дня, освоился с кухней и решил заняться поисками работы.
Раз в день, по средам и четвергам, в японскую общагу заглядывала Йори. Она забирала у нас старый хлам и, вдобавок, знала два английских слова: paper и sing. Словами жестов, демонстрацией газеты и несколькими театральными постановками я объяснил, какого рода услуги мне нужны, что я умею делать, и сколько я хочу за это получать.
С учетом того, что чаще всего в этом климате хочется пить, а не есть, я перешел на двухразовое питание, и в день мне вполне хватало бы двух-трех тысяч йен. Йори посмеялась над моими требованиями, но обещала помочь. Гайдзины – они как потусторонние духи, могут навлечь беду, но могут и принести удачу. Так что получается рулетка, а японцы азартны.
Кажется, наш разговор состоялся в четверг, и ответа пришлось ждать почти неделю, до среды. Я за это время успел научиться красиво складывать бумажные листки, накрывать на стол, а также приобрел навыки актера театра теней. Парень Убукуро, что подрабатывал пожарным, от нечего делать занавешивался от нас простыней и показывал небольшие представления.
Убукуро приехал поступать в городской университет из глухой деревушки, где из развлечений только пускание мыльных пузырей да запуск воздушного змея. Более взрослыми занятиями деревня была тоже небогата, так что наш артист решил бороться с огнем, что, кстати, сыграло ему неплохую службу. Из всех обитателей нашей общаги у него одного есть старенький автомобиль, на котором он катает девчонок. А мы лишь глядим ему с завистью вслед. Покрасоваться Убукуро любит, этого у него не отнять.
Так вот он взял меня в свою труппу и научил азам театра теней, даром, что я хорошо изображаю летучую мышь, овчарку и Ленина. Советский вождь ему особенно нравился. Ну а мне что? Лишь бы остальным было весело. За символическую плату в одну конфету мы с Убукуро показывали сказки собственного сочинения, а поскольку договориться заранее о репертуаре было невозможно, все наши выступления были полнейшей импровизацией.
Ребята хохотали и катались по полу, девчонки вздыхали и мечтали о сказочных принцах или прекрасных злодеях, которым я отдавал свое предпочтение и свой вкрадчивый голос. Работало безотказно!
С началом недели произошло нечто особенное – у нас поселился новенький. Интересный малый оказался, нечего сказать. Как-то совершенно по-шпионски он присоседился к западной стене, поселившись на нижнем этаже двухъярусной кровати толстяка-ботаника с факультета естествознания.
Странно, что остальные ходили вокруг и почти не замечали пришельца, в то время как я еще даже не успев проснуться толком, уже заметил его яркие одежды в нашем сером пристанище.
Наскоро умывшись, я привел себя в порядок и направился знакомиться с гостем. Он лежал, развалившись на кровати, и подбрасывал в воздух небольшой кинжал. Вот только как наладить с ним контакт? Он кажется довольно необычным типом. Может быть, он по-английски понимает? Или спросить сразу, в лоб? Как же будем с ним общаться? Я привалился спиной к стенке, не зная, как к нему подступиться.
– Спрашивай, чего мнешься. – Эта фраза, несомненно, исходила от необычного гостя.
Я опешил, но виду решил не подавать. Неважно как, но он завел со мной разговор, и глупо было бы упускать эту возможность.
– И как ты расхаживаешь вокруг с ножичком таким? Полиция не останавливает?
– Плевал я на нее, ага. Они все равно ничего не могут сделать.
– Это точно! – Мы усмехнулись, я поднял ладонь и назвался.
– Зови меня Гарзой. – Как-то по-будничному ответил гость.
Ни капли энтузиазма в голосе, зато просто океан лени. Мне это импонировало. По примеру всех остальных, он решил обозначить свое присутствие и написать на листке бумаги свое имя.
Чистой страницы он не нашел, но вставать не хотелось, Гарза просто оторвал со стены чей-то листок, перевернул его и нацарапал ножом латиницей «Garza». Гордо оглядел свою роспись и прикрепил к основанию своей кровати.
– Что это за имя такое? Не очень похоже на японское…
– Оно и не японское. И я не японец вовсе!
– Вот как… – Я почесал в затылке: – Стало быть, тоже гайдзин, как я?
– Ну не совсем. Я с затерянного острова вблизи Окинавы.
Я совсем запутался.
– Что еще за затерянный остров?
– Ну, ваши и остальные его не видят, да и незачем. Там никто не живет в вашем понимании слова.
– Что значит, в «вашем понимании»?
– В людском. – Гарза опять стал подкидывать ножик в воздух.
– Я немного не понимаю…
– Ну вот ты – человек?
– Да.
– А я не совсем.
И то верно. Я только сейчас начал замечать, что и одеяние его отличается от привычных вещей, и кожа совсем не похожа на человеческую. Будто бы всего Гарзу сплели из бисера: лицо – из частичек нежно сиреневого цвета, глаза – из лиловых, губы – из темно-фиолетовых.
Волосы причудливо сплетались с большим тюрбаном, с переднего края которого свисали бисерные косички наподобие траурной вуали на женских головных уборах. Гарза весь переливался и ловил редкие солнечные блики. Удивительно, что и зрачки в его глазах быстро меняли цвета.
– Вот оно что. – Я озадаченно отодвинулся от лица необычного гостя, думая, что смена ракурса поможет пролить свет на его происхождение.
– Это вряд ли. Никто с первого раза не въезжает, поэтому слушай сюда.
Я послушно придвинулся. Гарза развернул небольшой пергамент (довольно древний, если судить по виду), показал на картинки и начал объяснять веселым голосом.
– Давным-давно на затерянном острове потерпел крушение корабль, пассажиры почти все погибли. Оставшиеся выживали, как могли, в том числе кушали мертвечинку и другие экзотические дары моря.
– Но…
Гарза угрожающе помахал у меня перед носом своим кинжалом:
– Не перебивай! Теория эволюции – ничто, когда в дело вступают трупные яды, ил со дна океана и древние культы забытых народов. Как результат – мой вид выродился в то, чем я сейчас являюсь.
Гарза с гордостью прошелестел вуалью. В самом конце пергамента было несколько картинок, на которых были изображены стадии эволюции народа затерянного острова. Занятно: если на ранних стадиях из голов мужских и женских особей еще торчали рыбьи хвосты, а лица были пучеглазыми, то в самом конце располагался венец морского творения – «бисерные» существа, родственники Гарзы. Красивые татуировки белого цвета, покрывающие всю голову, яркие глаза с примесью рыбьего блеска, величественные четырехпалые конечности с перепонками и пышные одежды.
– Интересно?
– Более чем. Но здесь-то ты что делаешь?
– А мне просто скучно, ага. Не знаю, чем заняться.
– Работа есть?
– Неа…
– У меня тоже. Я вот тут договорился с Йори, она приходит к нам на этой неделе. Она обещала помочь.
– И мне сможет найти?
Я пожал плечами.
– Может и тебе сможет. Короче, узнаем в среду. А ты что умеешь делать?
Гарза задумался.
– Ну, рыбу ловить и воду искать пресную. Ну, мины подводные обезвреживать. Годится?
– Самое то! – Я поднял вверх большие пальцы. – А сейчас что будем делать?
– По пивку за знакомство?
– Эмм, у меня с деньгами не очень…
– Да брось ты, я угощаю. Пошли, тут одно местечко есть неплохое.
Гарза спрыгнул с кровати и пружинистым шагом направился к двери, по пути насвистывая «Там, где реки впадают в океаны» Томоюки Хасигавы. Я еще раз оглядел его с ног до головы, удивился причудам этой страны и направился вслед за моим новоприобретенным другом.
Лето было в самом разгаре.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ
В ПОДВОРОТНЕ?
Гражданин Б. вышел вечером прогуляться и подумать над тем, как ему дальше жить. От его новых статей не было толку, редактор грозился удушить, дети и жена доставали, а ему хотелось просто тишины, хотя бы немного.
В городе уже начинались белые ночи, и гражданин Б. брел, не обращая внимания на фонарные столбы. Где-то минут через пять после того, как гражданин Б. пересек разводные мосты, перед ним вдруг выросла та самая подворотня, в которой он в детстве любил прятаться от хулиганов и уличной суеты. Гражданин Б. очень удивился и обрадовался такой неожиданной встрече!
Он зашел в подворотню поискать тишины, но обнаружил там куда более непростую вещь. Привалившись блестящим боком к двери подъезда на ярко-голубых плавниках стояла и плакала Рыбка, Которая Раньше Была Дельфином.
Гражданин Б. только и смог сказать тихое «извините», и сделал несколько шагов по направлению к Рыбке, Которая Раньше Была Дельфином. Из ее больших и печальных глаз катились и падали на сухой асфальт огромные слезы размером с камни, что приносил домой в карманах сынишка гражданина Б. Хотелось помочь, но гражданин Б. не знал, как утешают рыб размером с человека. Откашлявшись, он сказал:
– У вас что-то случилось?
Рыбка, Которая Раньше Была Дельфином, взглянула на него и, не переставая плакать, ответила:
– Нет, мне просто очень грустно.
Потом Рыбка, Которая Раньше Была Дельфином, развернулась и начала кусать гражданина Б. своими острыми зубками. Слезы падали на тот же асфальт и перемешивались с кровью.
В общем, из подворотни гражданин Б. вышел без головы, с потеками крови на одежде и руках. Вернувшись домой, повесил плащ на крючок, но в шляпе уже не было смысла, и он просто бросил ее на пол. Жена не заметила в нем перемен, и коллеги не заметили. А потом, когда раны заросли, он устроился в администрацию мэра города на полставки.
Работать было легко – нечем было пить, нечем болтать и нечем слушать. Гражданин Б. быстро продвигался по служебной лестнице и, в конце концов, очутился на самой руководящей должности. Кепку, правда, не на что было надевать, но избиратели любили и хвалили гражданина Б.
Особый интерес гражданин Б. проявлял к рыбной промышленности города. Он планомерно закрывал все рыбозаготовительные предприятия и без сожаления отправлял в отставку чиновников от рыбпрома. В день, когда был закрыт последний консервный завод, гражданин Б. пришел на причал и внутренним голосом стал звать Рыбку, Которая Раньше Была Дельфином.
«Теперь ты перестанешь плакать?»
ВАРЕНЬЕ
Почти пять лет после того, как их мама уехала с красивым, но хамоватым болгарином-бабником, они жили вместе в этом доме под одной крышей и изредка расходились в разные углы, когда не хотелось делить редкие гостинцы из почтовой бандероли или внимание соседского мальчика Мишки. Но уже тогда за ними по пятам ходила прилипчивая кличка, за каждой сестрой своя, объединяло же их то, что все в городке от мала до велика называли их Двадцать девять сестер.
Девятая сестра нынче горевала по неразделенной любви и вздыхала час от часу, глядя на солнечные блики, что скачут по дворику. То сладкое томление и непонятные переживания, верно, и назывались этим взрослым и смешным словом любовь. Соседкину дочку зовут Любой-Любовью, но она вовсе не смешнаяи не переживает совсем. Странно. Где же пропадает Двадцать девятая сестра, неизвестно.
После того, как она уехала в большой город, редкие обрывки сплетен и сновидения лишь сообщали Девятой сестре о родственнице с печальными и серыми глазами. Знали только, что она жива, а как именно и с кем здравствует, было неизвестно. Девятая сестра устала высматривать причину своей непонятной хвори сквозь пыльное стекло в потрескавшейся раме и соскочила на пол с подоконника, посмотреть телевизор.
Вот уже три дня и три ночи дяденьки-милиционеры большого города искали симпатичного юношу потрепанного, но ученого вида, который пропал, когда вышел за хлебом. Осмотрели все морги, все больницы, поспрошали даже у грязных и вонючих дяденек, но те только развели руками и попросили еще водки за беспокойство.
В это же самое время на окраине большого города, в высоком доме в комнатке с низкими потолками по телевизору шел тот же репортаж. Бледно-сиреневые обои покрывали эту маленькую комнату. Где-то на кухне громко тикали старые советские часы с кукушкой, а в коридоре кто-то громко шаркал старушечьими ногами по выщербленной плитке.
Грустная и бледная девушка с удовольствием слизывала с ложки багрово-красное и тягучее нечто, не обращая внимания на работающий телеприемник. На солнечной улице играли в мяч маленькие школьники, примерные ученицы рисовали мелом классики, а бабушки сокрушались по поводу пропавшего мальчика.
Внезапно послышался тихий шорох, где-то у двери. Девушка, зажав ложку в руке, поднялась из-за длинного и низкого стола. Обошла потрепанное кресло и осмотрела себя в зеркало. Приложила немного волосы и обратила внимание на пожелтевшую открытку, прилепленную скотчем: наивные косички, выпускное платье, слова «Моей любимой сестренке на 20-летие» – всего лишь прошлое лето, а ощущение, будто тысячу лет назад.
Шорох повторился. Аккуратно отодвинув чужие, но такие милые сердцу кеды, девушка посмотрела в глазок. На лестничной площадке было пусто. Шорох зазвучал вновь. Девушка осторожно приоткрыла дверь, и в квартиру скользнула белая кошка. Дверь захлопнулась.
– Ах, это ты… Давно тебя не видела.
Кошка уселась в прихожей около кед и вопросительно посмотрела в комнату. Девушка обернулась и нашла глазами проем комнаты: с длинного стола свисала неподвижная мужская нога в сиреневом носке.
– У нас гости… да.
Кошке, видимо, было достаточно подобного объяснения, и она принялась тереться о ноги хозяйки квартиры. Девушка пристально смотрела в проем комнаты, будто вспоминая о чем-то, пытаясь ухватить за хвост ускользающие картины прошлого.
Снизу послышались непонятные звуки. Кошка слизывала упавшую с ложки на пол красную каплю, но подавилась и выплюнула какой-то кусочек, напоминающий радужку глаза. Снова посмотрела на девушку.
– Ах, это?.. это варенье, да. Угощайся.
ЛИФТ
Девять человек было слишком много для него. Вынести двух-трех было еще возможно, но остальные уже наверняка затопчут его как курицу. Тридцать девять лет, неудавшийся брак, ржавый BMW и триста три рубля в кармане – вот что стояло за его плечами в этот злополучный вечер. Стоит ли говорить, что никто и вздыхать-то не станет по нему, когда окажется, что на углу Святозарской улицы и Пекарного переулка лежит безымянный труп.
Первые два удара были нанесены по печени, от чего в глазах помутнело. Левая рука навскидку выхватила и бросила лезвие ножа-бабочки рыжему бородачу в лицо. Смачный хруст и гортанное бульканье сопровождало раскрошившийся нос одного из бандитов. Следующий выпад лишил чувств низкорослого задиралу, который был инициатором. Старшина учил бить ребром ладони по горлу. Получилось.
Но расчеты оказались неверными, потому что остальные бросились всем скопом. Не как в боевиках, не как в видеоуроках по самообороне. Как в жизни: свирепо и беспощадно. Каждый знал, куда ему бить, неразберихи не было. Деревяшка с загнутым гвоздем в голову, обрезок трубы по левой стороне грудной клетки, ботинок с острым носком прямо в пах.
Беда никогда не приходит одна. Пожалуй, то же верно и для боли. Старики знают: закололо в боку – значит, скоро заболит и в заднице. Почти наверняка верно. Быть старым – быть больным? Да! Быть больным – быть старым? Не обязательно. Работает это в одну сторону, но затрагивает всех.
В теле человека содержится порядка шести литров крови. Если знаешь, где пролегают артерии, из человека без труда можно сотворить ходячий кровавый фонтан ограниченного по времени действия. В этот раз так не вышло, кровь вытекала из него мощными толчками. Бандиты расступились и с руганью стали разбегаться, прихватив с собой только деньги и ключи от машины с брелком.
Всем интересно, что там, по другую сторону. Добровольно никто проверить не хочет. Спросите у жертв клинической смерти, которые отмечают два дня рождения в год, каково это. Белый свет в конце тоннеля, облака или нежные руки Божества?
Он убедился на своей шкуре, что все представления об этом на самом деле не более чем звуки, ибо членораздельно словами описать сие невозможно. И почти всегда все это индивидуально: перед самым отходом души последнее впечатление, всплывшее в памяти, определяет переход.
Старым людям везет, у них есть время подготовиться, подобрать себе атмосферу сопровождения. Хуже, правда, если смерть настигает во время неожиданной аварии или сердечного приступа, поскольку инфаркт не всегда приводит к летальному исходу. В его случае это был космический лифт – последнее, о чем он успел подумать, прежде чем критические граммы оказались на тротуаре.
Такими вещами он занимался, когда собирал «Технику молодежи» и другие научно-технические журналы. Этой идеей человечество одержимо до сих пор. Минимизировать затраты, избежать риски и сделать «полет» на Луну простым и привычным делом. Технологический процесс создания подобного устройства занял бы десятки томов с описанием материалов, перегрузок, схем управления.
Но в том и была сила советской мысли, что не боялась объемов. В его остановившихся глазах младший сын оправдывался, что не может выучить стих по литературе в несколько абзацев. Смешно. Все меньше памяти физической, все больше памяти оперативной, выражаясь современным языком.
Как было сказать сыну, что он учил «Слово о полку Игореве», что до ночи зубрил письмо Онегина Татьяне и мучил мозг описанием бала в «Войне и мире»? Но все это не важно. Лифт мчит сквозь облака, стратосферу и самые последние слои воздуха в темный холодный космос.
Теперь видно в иллюминатор, что планета действительно круглая. Ощущение того, что все страсти и переживания наравне с радостями конечны, что все это можно посчитать и запротоколировать, било в сознание мощным боксерским апперкотом.
Стоили ли те слезы того, за что он их проливал? Напрасна ли его смерть? Зачем люди так рьяно стремятся к уничтожению друг друга, когда весь мир можно столкнуть к краю галактики? Впрочем, ему уже было все равно. Ни рук, ни ног, только амебообразное теплое тело парило в невесомости напротив счетчика этажей. С первого по 4500– й с префиксом «З», с 4500– го по 9000– й с префиксом «К», с 9000– го по «Прибытие» с префиксом «Л».
Земля, Космос, Луна. Как остановки в метро. С той только разницей, что ни бомжей, ни ментов, ни электронного голоса. Тишина, даже гудения не слышно. Хотя строили наши специалисты – ускользающим человеческим чутьем он смог это определить безошибочно. Щели большие и удобства не предусмотрены для столь длительного вояжа.
Движение лифта прекратилось, огни погасли. В иллюминаторе возник серый безжизненный пейзаж. Людей здесь никогда не было, хроника врет. Он подумал, что человек не сможет вынести столь оглушающей тишины и отчужденности этого места. Ничего живого, только серый лунный песок.
«Итак, ты прибыл». – В сознании прозвучал голос. «Забудь о том, как ты общался в прошлой жизни, используй язык души. Пробуй».
«Я.... Я жив?».
«Конечно! Смерть для вида, к которому ты принадлежал, лишь название процесса. И это не есть плохо или хорошо, это просто есть».
«Значит, я все же умер в той драке…».
«Рациональность и логика. Оставь их. Они больше неприменимы к тебе».
«Что я?».
«Та же ступень, но с другой стороны».
«И что мне теперь делать?».
«Откажись от чувств, от суждений. Будь новым, прими новое».
«Как долго это будет продолжаться?».
«Зависит от тебя. Я не привратник, я не судья и не знающий. Я такой же как ты, просто я здесь немного дольше».
«Тебе известно, что с нами будет?».
«И да, и нет. Ничто нам не даст однозначного ответа».
«Зачем этот лифт нужен?».
«Ты сам его придумал. Меня принесли сюда родители, когда я подавился таблеткой».
«Ты был человеком?».
«Все мы были людьми. Это такое место. Оно закреплено за нами. И мы – его смотрители».
«Существуют и другие?».
«Существуют и другие».
Над серыми барханами взошла Земля.
«Ты мне сможешь объяснить, зачем я умер?».
«Ответ на этот вопрос есть только у тебя внутри. У каждого свой лифт…».
ОБЕЩАНИЕ
Однажды Фред дал обещание Марии, что исполнит ее волю и никогда не свернет с намеченного пути, пока не сдержит свое обещание. Фред был верен Марии целиком и полностью, а потому в его исполнительности не стоило сомневаться.
Когда пришло время, Фред собрался в путь очень быстро. В ночь перед отъездом ему приснился странный сон. Будто луна сошла с небосвода и осветила своим бледным светом поля, реки и горы, а животные, попавшие в лунные лучи, изменились навсегда. Например, волки испускали из своей пасти радугу, а неторопливые рогатые лоси вдруг научились летать.
Фред арендовал в пригороде Амарилло старый ярко-красный «Додж Чарджер» 1977 года выпуска с 318 движком от «Крайслера», в котором так натужно ревут все восемь клапанов. Ехать предстояло далеко, поэтому Фред запасся нехитрым провиантом, двумя бутылками колы и вырулил на трассу 40.
Дорога уходила вдаль, поднимаясь вертикалью, словно взлетная полоса. Вокруг был однообразный пейзаж, чахлые кусты и редкие высохшие деревца. Фред подумал, что если бы не кассета с хитами национального чарта за 89 год, он бы точно рехнулся. А так музыка немного отвлекала и держала в тонусе, что было необходимо для такого длительного путешествия.
На заднем сиденье лежала коробка с любимыми туфлями Марии, тоже ярко-красными, под стать окрасу автомобиля. Фред хорошо помнил тот день, когда довольная неожиданной покупкой Мария вернулась домой и принялась расхаживать в этих ботинках перед зеркалом.
На вид это были мужские ботинки, но Мария не обращала внимания на такие мелочи. Она с таким удовольствием ухаживала за ними и каждый раз ставила на видное место, что иногда Фред даже завидовал этим двум кожаным башмакам на каблуке. За какие такие подвиги этим ребятам досталось столько внимания? Но ботинки как всегда молчали, даже теперь, когда они вместе с Фредом ехали далеко на запад, к тихоокеанскому побережью. Им, этим красным ботинкам, предстояло увидеть океан и старую квартиру Марии, которую иногда посещали художники, музыканты, поэты и просто романтические бродяги со всего побережья. Бывало, даже мексиканские радикалы из Тихуаны наведывались в гости.
Фред до мельчайших подробностей помнил вид из окна, на океан. Хотя волны каждый раз были разные, а серферы и простые туристы приносили самые цветастые полотенца на пляж. Фред вспомнил одно утро, когда он проснулся от шума прибоя, который накладывался на звуки из кухни – Мария готовила завтрак.
Солнце так ярко светило, что было больно смотреть, а пена наползала на песок так, словно кондитерский крем покрывал край шоколадного кекса. В этой спальне всегда было мало мебели, мало предметов. Фред одобрял такую обстановку – ничто не должно отвлекать от столь величественного зрелища как утренний океан.
Вспомнилась та вечеринка, на которой собрались главные модники Лонг Бич и Коста Месы. Фреду нравилось то яркое разноцветное действо, которое творилось в каждой комнате квартиры. То тут, то там мелькали сумасшедшие прически, по полу стучали цветастые сандалии и лоферы, парни вовсю мешали пиво с коктейлями и водкой, девушки ставили кричащие песни и вторили припеву, даже когда песня заканчивалась! Конфетти, серпантин, разноцветные фонари и костры на пляже. Поутру никто не мог найти свои штаны или юбки, а расходились домой исключительно в разных носках.
После себя гости оставили немало подарков. Случайно. Забыли. Кто-то оставил в ванной ремень с пряжкой, на которой был изображен аляскинский лосось, выпрыгивающий из воды за своей добычей. Фред хорошо помнит цвета той пряжки. Интересно, что сталось с этим ремнем? Думает ли хоть иногда о своей потере хозяин?
Кто-то в гостиной оставил на зеркале надпись губной помадой: «Ты не состоялся как дизайнер, если твой дом выглядит как дом твоей бабушки! Роберт». Фред не помнил никакого Роберта, но был с ним согласен на все сто процентов. Несмотря на то, что квартира Марии и так была обставлена со вкусом, прошедшая накануне вечеринка добавила еще больше красок в интерьер. У Фреда тогда возникло ощущение, что вместе с едой и выпивкой гости притащили с собой лампы, столики и всякие дурацкие мелочи, цена которым в лучшем случае три доллара за килограмм.
Фред мотнул головой, отгоняя излишне сентиментальные воспоминания, и потянулся за колой в сумку. Очнуться от нахлынувших мыслей не получалось – сумка была сделана Марией из всего, что попалось ей под руку в первую неделю пребывания в Тампико. Ручками послужили два бамбуковых стебля, покрытые лаком и затвердевшие до состояния камня, но удивительно легкие. Из нежных белых кружев на серой холщовой материи Мария сделала море, добавила веселый кораблик из кожи, украсив его красным флажком.
Фред шутил, что с такой сумкой они походят на коммунистических связистов или шпионов, и флажок служит опознавательным сигналом! На что Мария отвечала, живи они сейчас в тридцатых, она бы с удовольствием зашла к Фриде Кало и Троцкому на огонек.
Из Мексики они добрались до Кубы по морю через залив – Мария любила самолеты, но в этот раз предпочла водную стихию. Наверное, кораблик на сумке постарался. Девять дней солнца и рома, сигар и танцев. Часто по ночам в номере было так жарко, что Мария брала подушку с одеялом и шла спать в ванную.
Фред, чтобы не мешать ей засыпать, выходил на балкон со стаканом рома за новой порцией влажного кубинского воздуха. На улице в ночное время всегда что-то происходило. В тот вечер это был национальный праздник желаний, когда нужно написать на бумаге желаемое, скрутить в трубочку и положить в баночку для местных духов. Кубинцы говорят, что если очень попросить духов, то желание непременно сбудется.
Враки, конечно, но Фред все же написал пару строк на обложке от журнала и привлек духов к сотрудничеству. Наверное, стоило выйти на улицу и самому опустить бумагу в банку, но двигаться в этом ночном мареве совершенно не хотелось. К тому же, Фред не хотел оставлять Марию одну. Потому он просто дал несколько монет мальчишке из отеля, который скрылся в дверях с улыбкой. Фреду хотелось верить, что мальчишка действительно доставит желания по назначению, а не выкинет все в ближайшую мусорку…
У здешних детей были яркие белые зубы и очень чистые глаза, хотя половина ребят были отъявленными сорванцами. Если не все. В своей радости и искренности они не очень походили на американских детей, но все же, что-то общее между цветными и белыми детьми было.
В честь праздника устроили карнавал. Глядя на толпу с балкона, Фред подумал, что в карнавальных костюмах могут оказаться как местные дети, так и другие, белые. Разницы на расстоянии все равно не заметить. Разница видна потом, когда один из этих детей становится водителем бульдозера где-то в Техасе, а отпрыск кубинца вынужден добывать деньги незаконными способами.
Поток воспоминаний прервался, как только вдали показались предместья Альбукерке. Фред не хотел останавливаться в этом городе, хоть до конца штата оставалось еще столько же миль. Город встретил Фреда расписными тарелками спутникового телевидения. Каждый разрисовывал свою тарелку красками, стараясь изобразить любимые цветы, экзотические пейзажи или семейные узоры.
Жители выходили на балконы покурить и выпить пива, а потом возвращались назад к своим персональным уничтожителям мозгов, которые предлагали купить по дешевке удобный тренажер для задницы или набор ножей для кухни, который есть у каждого второго в Альбукерке. Фред подумал о том, что полностью поглощенное современным телевидением сознание можно представить в виде огромной снежной пустыни.
Тишина, холод, бессмысленность. В такой ментальной пустоши очень сложно что-то придумать, дать жизнь какой-то мысли. Если только в футбол погонять? Фред вспомнил кадры из фильма про советских моряков, которые пробили лед своей подлодкой, а потом устроили матч. От мысли о бескрайних ледяных просторах захотелось выпить горячего, хотя погода была жаркая.
Впереди замелькали зеленые рощи, указатель гласил «Пайнхилл». Фред решил переждать ночь в одном из мотелей местечка Черч Рок. В городке обнаружилась удобная заправка, где Фред залил полный бак и пополнил запасы. Кассир рассказал, что неподалеку открылся новый экологический мотель, построенный по чертежам некогда модного европейского архитектора и дизайнера. Фред быстро нашел этот мотель и удивился, что в центральной Америке еще строят подобные здания.
Огромное прямоугольное крыло здания возвышалось над парковкой, соприкасаясь с фундаментом под острым углом. Отделка стен мотеля (темное ореховое дерево) напоминала о фортах времен войны Севера и Юга, но сквозь окна-витражи был виден современный интерьер. Фред припарковал «Додж» и поднялся по ступенькам в холл.
Цены неприятно удивили, но выхода не было, к тому же, накатывала усталость после стольких миль пути. На ужин Фред заказал кролика в сливочном соусе и слоеный клубный коктейль с нарезкой из апельсинов и красных грейпфрутов.
Фред принял душ и лег в жесткую кровать. До цели оставалось уже недалеко, нужно было только проехать Флагстафф и Национальный заказник Мохаве, а там и до Лос-Анджелеса рукой подать. Квартира Марии располагалась в Дель Маре недалеко от Сан-Диего, но Фреду предстояло еще найти одного человека и передать ему послание от Марии. Размышляя, какой маршрут лучше выбрать, Фред незаметно уснул.
К вечеру следующего дня красный «Додж Чарджер» уже въезжал в Тихуану. Фред искал адрес, нацарапанный на клочке бумаги простым карандашом: «Кантиль, 20А». Этот неказистый дом выходил окнами на федеральную трассу. Окна были заколочены. Фред поднялся по крыльцу, постучался в дверь. Кто-то подошел к дверному глазку, внимательно изучил Фреда и пару раз кашлянул:
– Что вам здесь надо?
– У меня послание от Марии. Меня зовут Фред.
Щелкнул дверной замок, хозяин дома распахнул дверь и пригласил Фреда войти. Это был старый высохший мексиканец с седыми волосами, заплетенными в косы, и глазами-щелочками. Он недоверчиво уставился на сумку и пакет в руках Фреда, но после того, как тот вытащил на свет красные ботинки, успокоился. Старик сел в кресло и вопросительно уставился на Фреда.
– Так что за послание, Фред?
– Она просила найти этот дом и сказать человеку, который будет в этом доме, следующие слова.
Фред откашлялся и произнес:
– Я нашла Путь, но мне не хватило той малости, что есть для тебя самое большое сокровище.
Мексиканец ничего не ответил. Он медленно поднялся и скрылся в другой комнате. Фред выдохнул и попытался оглядеться, но шторы были плотно задернуты, и в доме царил мрак. Через пару минут старик принес небольшой сверток размером с дыню и протянул его гостю.
– Что это?
– Ты поймешь. А теперь уезжай и больше никогда не возвращайся в этот дом.
Фред положил сверток в сумку к ботинкам и вышел из дома. В машине он закурил и задумался. Что же теперь? Наверное, стоит поехать в квартиру Марии, переночевать, а утром отправиться домой. Дель Мар встретил Фреда приветливыми огнями, но на душе у него было смятение. Он выполнил обещание, но почему-то не чувствовал облегчения. Не чувствовал, что все сделал правильно. Что-то было не так.
В квартире было все по-прежнему, как и десять лет назад. Все это время специально нанятый человек поддерживал в ней идеальный порядок с тем, чтобы однажды Фред зашел сюда и чувствовал себя так, будто отлучился накануне купить пиво или виски. Из окна был все тот же вид, солнце медленно клонилось к горизонту.
В холодильнике было пусто. В шкафах и ящиках на кухне тоже. Фред сел на кровать и медленно развернул сверток. Из вороха бумаги на него смотрели пустые глазницы выбеленного временем человеческого черепа. В верхней части черепа была выемка, которую можно было поддеть пальцем. Фред сделал легкое движение, и череп раскрылся как шкатулка.
В глаза ударил фиолетовый свет – так на солнце играли крупные драгоценные камни. В «шкатулке» их было много, навскидку хватило бы на пару миллионов. Фред не знал, что с ними делать. Он не знал, что теперь вообще делать. Мария бы подсказала, но ее нет.
От отчаяния он собрал вещи и пошел на пляж, по пути прикупив бутылку «Джека Дэниэлса». Фред развел костер и стал глядеть в океан. После того, как опустело полбутылки, он подошел к самому краю пляжа и начал руками рыть яму. Мешали набегающие волны, но у Фреда было достаточно сил, чтобы еще успевать выгребать воду из ямы. Помогал «Джек Дэниэлс».
Довольный глубиной ямы Фред вытащил из сумки красные ботинки, окунул их в воду и положил на дно ямы. То же самое он проделал с черепом. Затем в яму легла сумка с белым корабликом и красным флажком. Теплый песок укрыл эти сокровища, а волны постарались, чтобы через пару минут даже сам Фред не мог найти то место, где они покоились. Допивая виски, покачиваясь, Фред пошел обратно к дому.
Он закрыл входную дверь на все замки и скинул обувь, после чего сразу же повалился на кровать. Раздеваться не хотелось. Чувствуя себя опустошенным и одиноким, Фред забылся пьяным сном. Проснулся он от непонятного шума – от поднявшегося утром ветра хлопала входная дверь. На краю кровати вся в белых одеждах сидела красивая молодая женщина.
– Где же тебя черти носили все это время, Фред? – сказала Мария и улыбнулась.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
СВИДАНИЕ
Сегодня большой день! Сегодня мы наконец-то идем на дело. Все собраны, хотя без косяков точно не обойдется, я это нутром чувствую. Николас все утро вертелся у зеркала, пытаясь намарафетиться больше обычного. Какой пассаж! Если спросите меня, то я скажу – ему и так любая девчонка будет рада дать свой телефон, не говоря уже о чем-то большем. Но меня-то никто не спрашивает.
Вот сейчас еще этот дружок Генри будет звонить и портить настроение, он всегда так делает из зависти. Свидание запланировано на шесть часов, сразу после чаепития – видите ли, девушка из хорошей семьи и никогда не пропускает «файф-о-клок» с мамой и папой! Я с ума сойду на этом свидании, точно. Или буду тупо пялиться на ее коленки под столом. Николас со мной особо не церемонится, хотя на самом деле любит и не грузит всякой ерундой почем зря.
Но, несмотря ни на что, в этот раз он у меня совета не спросил. Как и сто раз до этого. Но это нормально. Я же просто сумка, хоть и чертовски красивая.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
MOTOGIRL
Полуденное солнце палило нещадно. Наш пикник с бывшими одноклассниками оказался таким скучным, что я уже начал подумывать о путях отступления. Все жевали сандвичи с холодной курицей и делились впечатлениями о семейной жизни, на что мне сказать было нечего.
По три года работы в разных дизайн бюро – это не подвиги. К тому же мой скверный характер всегда находил неподходящий момент, чтобы, скажем, нахамить с утра секретарше или надругаться над любимым кактусом босса. После чего следовали репрессии.
Надо было глотнуть чего-то покрепче, и я оторвался от теплой травы, ретировался под фальшивым предлогом купить еще этой противной курятины. Душа жаждала приключений, я набрел на парковку местного супермаркета, когда увидел ее.
Эта рыжая девица возилась с мотороллером, на таких сейчас вся молодежь разъезжает. Она перекладывала из сумки продукты в отделение под сидением, потом ей кто-то позвонил на айфон (разглядел же логотип! ), она вскрикнула, быстро захлопнула крышку-сиденье, завела мотороллер и умчалась.
А сумка осталась на лавке рядом. Я подошел ближе. Очень стильная. Черная, кажется, мужская. В кармане нащупал документы на имя Дженни Роуз. Так-так, это уже что-то!
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
НЕРВНАЯ РАБОТА
Мой приятель работает в скорой помощи и иногда пересылает мне по сети какие-то приколы. На прошлой неделе это был мужик, который решил заняться сексом с бочкой, но каким-то образом застрял в ней! В выходные в ночную смену они всем отделением откачивали дамочку, которая потеряла сознание в ресторане – муж решил отыграться за неудавшийся ужин и вспомнил про тещу, естественно, в самых невероятных выражениях. Вот бедняжке и поплохело – она и думать не думала, что ее благоверный супруг-священник так умеет изъясняться!
Но вчера приятель рассказал об их враче-хирурге, который затмил всех психов разом, ведь он таскает на операции свой клатч! Ему так лучше работается, и плевать он хотел на распорядки больницы – хирург-то один из лучших! Кладет в этот клатч всякие зажимы, скальпели и другие их блестящие штуковины.
Все, конечно, об этом знают, но помалкивают – лишь бы людей спасал. Я попросил своего приятеля задать как-нибудь вопрос об этом клатче – мол, зачем да почему. Ответ был интересным – хирург сказал: «Эти тупые ванночки в операционной меня бесят, а синий цвет подкладки моего клатча меня успокаивает». Стильный мужик, нечего сказать!
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
ЗАКОНЫ БИЗНЕСА
– Вот скажите мне на милость, Санчез, ну зачем вы возите камни в желудке?
– Я ничего вам не скажу, копы поганые!
– Зачем же так грубо? Вот сейчас детектив Рассел зайдет, принесет вам кофе.
– И кофе мне ваш не нужен!
– Не понимаю вас, Санчез, ей-богу! Давно уже двадцать первый век на дворе, вы посмотрите на бандитов, на гангстеров, на драгдиллеров. Где они? На обложках журналов, в телевизоре, на показах мод!
– И? Какое это имеет отношение ко мне?
– Как какое? Вы же метите на их место, вы тоже хотите быть стильным, известным, центровым!
– Допустим…
– Ну и что вам мешает? Спросите себя…
– Не знаю… Я не знаю.
– Вас все время сбивают с толку, да еще эти стереотипы. Перевозить бриллианты в желудке! Пфф! Прошлый век! Кстати, тут принесли заключение – эти камни просто стекляшки, так что мы вас отпускаем. Сейчас придет конвой.
– Я свободен?
– Да, пока свободны. И запомните, драгоценные камни носят в клатчах. Типа такого. Это вам подарок. На память. Учитесь быть стильным курьером.
СПОКОЙНЫЙ
АПОКАЛИПСИС
Озноб.
Такой легкий и едва уловимый озноб прошел по моему телу. Такой озноб возникает лишь тогда, когда вы вспоминаете что-то неприятное, что вам снилось накануне, немного жуткое, но недостаточно страшное, чтобы оформиться в тяжелое давящее чувство. Такой озноб возникает, когда рано утром вы ждете поезд на пустой платформе, когда утренний туман делает окружающее пространство зыбким и непонятным, а солнце еле пробивается сквозь него.
Я стоял и смотрел на огромный кусок космической скалы, который несся на город. Вместе со мной вокруг стояло множество людей, они все смотрели в одном и том же направлении. Сознание отказывалось понимать то, что происходило в данный момент.
Как же? Нам столько говорили, нас столько уверяли, нам постоянно доказывали. Они же не могли ошибаться, они же науки изучали, проводили исследования и эти чертовы измерения с помощью огромных кратерообразных радиотелескопов. Как же?
Кинематограф нас постоянно приучал к тому, что это произойдет, а когда это случилось в действительности, мы все оказались не готовы. Ни паникеры, которые обычно заполняют улицы с транспарантами и истерично кричат на каждом шагу «Покайтесь!». Ни миллионеры с их бесконечными возможностями по обустройству персонального бункера – утренний озноб застал их на бирже, в офисе, на переговорах, в самолете. Ни мрачных сатанистов и сектантов, которые показательно молились во славу всеобщего конца и с нетерпением ждали его наступления.
То был не катастрофический апокалипсис, вызванный движением литосферных плит или очередной аварией на атомной станции. То был не военный апокалипсис из-за вторжения внеземной цивилизации в поисках новых ресурсов, рабов или крышек от газировки. То был не божественный апокалипсис, ниспосланный на землю древними богами. Нет. Ничего подобного.
То был спокойный апокалипсис.
В душе каждый из нас, стоящих этим утром на улице около автобусной остановки, понимал, что все кончено. Почти всех охватил паралич, бессмысленно было теперь куда-то бежать, что-то делать, кричать, плакать или смеяться. Огромный округлый кусок космического камня уже вошел в слои атмосферы и приобрел царственную корону из огня. Я знал, о чем думают все («Я сразу умру от ударной волны илибуду мучиться?» ), потому что я думал так же.
Я не заметил, сколько минут прошло, прежде чем я сбросил оцепенение и побежал. Скорее это был какой-то животный рефлекс, нежели обдуманное решение. Этот чертов метеор вскоре упадет, а я куда-то бегу, огибаю застывших людей, прыгаю через машины, пригибаюсь, стараясь не удариться о ветки деревьев. Прочь. Как можно дальше. Даже если все закончится в первую секунду, прочь.
Когда метеор снизился на достаточную высоту, воздух вокруг наполнился отчетливым свистом, даже скорее каким-то гулом. На долю секунды тень глыбы пронеслась по улице, где я бежал – метеорит заслонил собой солнце.
Насколько я успел понять, вестник конца посетит один из маленьких городков на севере области. Где как раз сейчас закончились дневные новости. Или руководство поставило балет, как делает всегда в таких ситуациях.
Я бежал и жадно вдыхал воздух, хотелось надышаться. Еще никогда в жизни я не бегал так быстро. По дорогам, где встал весь городской транспорт, по газонам с их зеленой травой, по лестницам, которых так много. На бегу я отрывисто вглядывался в лица людей, а когда по правую руку мелькнул городской Кремль с всемогущим правительством, только криво усмехнулся.
В момент удара я потерял слух от грохота, взрывная волна отбросила меня вперед с такой силой, будто я сорвался с колеса обозрения в центральном парке, которое раскрутилось до небывалых скоростей. Перед глазами все завертелось, я задышал чаще, воздух стал жарким как в бане. Я не знаю, сколько продолжался мой полет, если бы я не врезался в дерево и не скатился по стволу на землю.
Левая рука треснула, вывернулась сама по себе и отозвалась во всем теле дикой болью. Я закричал, но не смог услышать собственного голоса. Ослепительная вспышка обесцветила все вокруг, заставила зажмурить глаза.
На голову посыпалась каша из строительных материалов – крошки кирпича, осколки стекол, штукатура, заботливо налепленная гастарбайтерами перед праздниками – верхние этажи зданий снесло ударной волной, распылило в серую муку. За какие-то доли секунды шум стих, а после по округе разнеслась какофония новых звуков: крики птиц и людей, вой собак, гул автомобильных сигнализаций, треск обрушивающихся жилых домов и торговых центров.
Люди, поднявшие меня позже, чтобы отнести в ближайшую больницу для оказания первой медицинской помощи, не могли говорить. Я видел их сухие губы, из которых вырывался только сиплый хрип. Я не знал, что нас ждет дальше…
Человеку свойственно забывать плохое. Поначалу люди испытывали оптимизм – все думали, что мы оправимся и продолжим жить дальше, как после падения очередного Тунгусского метеорита. Но это было началом конца. От непрекращающихся землетрясений и экологических катастроф по всему миру не укрыли ни Новое Российское метро, объединявшее региональные центры, ни Евразийское, ставшее транспортной сетью всего континента. Мир тихо умирал, а вместе с ним уходили и мы.
Но я ничего этого еще не знал и верил, что мы сможем жить в спокойном апокалипсисе…
ПРАВА И КОНТАКТЫ
Тексты – Ренат Газизов. Иллюстрации – Виктор Миллер Гауса.
Все рассказы были написаны и опубликованы ранее в 2008—2012 годах на сайте www.proza.ru/avtor/oddren
Все права защищены законом кармы. Пожалуйста, не копируйте тексты и арт частично или полностью без разрешения автора. Если вы полюбили или возненавидели героев этой книги, дайте мне знать любым удобным для вас способом.
https://www.facebook.com/renat.gazizov.9
https://twitter.com/oddren
oddrenat@gmail.com