&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Борис&nbsp;Берлин<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Вначале было слово<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борис Берлин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вначале было слово<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказки для Сонечки<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повесть<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не бывает сказок с несчастливым концом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь кто ответит, что такое несчастливый конец, если неизвестно, а конец ли это – вообще…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказка про Сонечку<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бы рассказал вам, как я сочиняю свои истории, только вы все равно не поверите. Настолько просто, чтобы быть правдой… Даже когда сочиняешь собственную жизнь. А уж – их-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Случись по-другому, наверное, я стал бы писателем. Возможно, я был им в прежней жизни или окажусь – в будущей. И тогда цена у моих историй будет – другая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я даже точно знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы закончить – эту. Ровно одна ночь, потому, что именно столько мне осталось до встречи с ней – с Мартой. И тогда уже станет не до историй, ведь мы не виделись так долго, а сколько не увидимся – потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие уж тут истории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А впрочем…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соня, Сонечка, Сонюшка, Софья Михайловна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже здесь я узнал, как тебя зовут. Год спустя. Адвокат привез мне фото – мама и ты… Такая крохотная, такая беззащитная. Волосенки темные, короткие, торчат во все стороны – вот ежонок и все – шелковые иголки, глаза – бусины. Я посмотрел на фото и вернул. Нельзя, потому что – слишком велик соблазн. И будет невозможно терпеть и стерпеть. С тех пор я тебя не видел. Вас – не видел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А во сне я часто с вами разговариваю – очень. С тобой и с мамой. Про все. Про нас троих, про вас. Всю длинную-предлинную ночь. Всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только про себя – нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зато я придумываю для тебя сказки. Правда, они грустные и на сказки непохожи. Да и не сказки это, а просто разные истории, которые иногда происходят, а иногда – нет… Хотя считается, что случилось уже все, а значит и в историях этих тоже – правда. Это ты решишь сама, когда прочтешь, а прочтешь ты непременно, рано или поздно. А еще я придумал историю про то, как появилась – ты. Это обязательно должно было случиться, ведь именно поэтому мы и встретились – мама и я. А для чего же еще?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы слышите про меня почти каждый день. Меня показывают, обо мне рассказывают, даже пытаются взять интервью. Правда, безуспешно, потому что – конвой<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Европе холодно. В Италии темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Власть отвратительна, как руки брадобрея,<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осип Эмильевич, дорогой, вот именно с вас, с вашего стихотворения все и началось. И кто бы мог предположить, что старый и зачитанный сборник ваших стихов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не стану оправдываться и не стану обвинять, не буду рассказывать, как я стал тем, кем стал. И почему сейчас я нахожусь там, где нахожусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но просто, чтобы вы – поняли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому что дальше все начнется с самого конца. И если вы захотите бросить посередине, то, по крайней мере, у вас не останется чувства неизвестности. А если нет, то вместе со мной неизбежно окажетесь в самом начале. Ведь там не только все начинается, но и все заканчивается перед тем, как начаться снова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собственно, я сказал уже почти все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А теперь – о любви…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эту секунду я отчетливо поняла, что мы с тобой уже никогда не окажемся в Италии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи, далась мне эта Италия, сама не знаю – почему. Так много стран, где мы с тобой не окажемся уже никогда, но почему-то именно мысль об Италии приводит меня в бешенство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насмешка судьбы. Это я раньше так говорила и думала – до тебя. Потому, что ты говорил по-другому, ты говорил, что судьба не может насмехаться, это противоестественно, она либо улыбается, либо ухмыляется. И я соглашалась, как соглашалась с тобой всегда. А потом – сейчас, я поняла, что и это тоже совсем не так. Она не улыбается и не ухмыляется. Ей – все равно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я и хотела бы улыбнуться, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лысая голова, умные и такие грустные глаза, трехдневная щетина. Будто со страницы модного журнала. И – конвой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Признать виновным», фраза, добавляющая к слову «счастье» приставку «не», после чего все уже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот только ни одна Италия не вместит такого количества тебя, которое во мне. Это просто еще никому неизвестно, даже тебе. Поэтому, решать буду я сама. И за тебя, и за себя, и – за нее. Ведь ты так хотел девочку, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Фуражки смыкаются за тобой, как двери в метро.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее зовут Марта. А имя определяет судьбу. Ее имя – мою судьбу. Март, это мое вечное томление ею, ожидание ее, даже когда она рядом, вот – протянуть руку и… Движение, растянувшиеся на, без одной ночи, полтора года. Но и это пока не счастье, а лишь ожидание, лишь возможность, лишь – почти. Хотя здесь, за это время, которое совсем непохоже на ваше, я много раз успел понять, что и ожидание счастья – тоже счастье, только зовется по-другому – надежда. И если теряешь ее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За мою не такую уж и долгую жизнь меня называли по-разному – Мишка, Мишенька, Михаил, Михаил Романович. Я успел побывать пацаном, студентом, инженером, президентом компаний, даже – олигархом. Так меня называли за глаза и в газетах. Сейчас я – зек. Один из… Я понимаю свое настоящее и с очень большой долей вероятности знаю свое будущее. Вернее, то, что его – нет. Я, вообще, много чего понимаю и много чего помню. И много чего – мог, слишком много.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня снова подвела любовь к чтению, смешно – правда? Знаменитый Кармадонов девиз – «ничто не слишком». Господи, да если представить, какие невероятные и непредсказуемые мелочи делают нашу жизнь… Сделали мою жизнь… А вместе с ней – и твою, и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ты не забудешь меня никогда, просто – не сможешь, потому, что это молодость, а она не повторяется. И все происходит в первый раз. Потом, после – повторяется многое, а вот то, что впервые, когда еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы познакомились на собачьей выставке. Я привез туда своего приятеля Валерку с его спаниелем, и пока они были в ринге, просто ходил и смотрел вокруг. И увидел трех щенков таксы на продажу. А рядом стояла она – Марта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спросил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девушка, а всех сразу – отдадите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только в хорошие руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Руки очень хорошие, я обещаю. Точно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она подняла на меня глаза, и декабрь – кончился. Обратно я вез ее, а не Валерку. Со щенками вместе.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соня, Сонечка, Сонюшка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты ведь сказал: «Реши сама». И я решила, пусть будет Соня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – мой колокольчик, мое спасение. В ней – ты и вся моя жизнь, и все счастье. Сначала его было так много, казалось – из него состоит мир. Потом стали отваливаться кусочки, куски, глыбы. Остались крупицы. Горстка. Только не рассыпать случайно, не забыть, не растерять. А вот – зажать в кулаке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рожать – легко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я лежала в палате – обессиленная и совершенно нездешняя – просто еще не успела вернуться оттуда, где выдаются дети. И вдруг ощутила именно его – счастье. Как будто в меня вошел бог, и я – вся свинцовая, измученная, тяжесть во всем теле – могу летать. На самом деле и несмотря ни на что. У нас с тобой родилась – Соня…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему мне все-время хочется сказать про нее – была?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она ведь есть, жива, здорова, это я знаю точно. Я и еще кое-что знаю, даже здесь, даже – отсюда. Потому, что… ну, в общем, олигарх, он и есть олигарх, пусть даже – бывший. Но вот думается мне о ней именно так – была – в прошедшем времени. Синдром – почти. Лагерный синдром…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она была солнечной с голубыми глазами. От страсти глаза темнели и делались синими, а в последнее время, когда она уже научилась ненавидеть, светло-светло-серыми, ледяными. А все остальное было просто – мое. Вот… ее цвет, вкус, запах, ее ужимки и жест, которым она закалывала волосы после… Ее голос. Ее ногти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы решили пожениться…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тому, кто никогда не лишался свободы, мой рассказ может показаться скучным и однообразным. Вот как «Песнь песней».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что же это такое, – скажет он – Есть ведь и другая жизнь вокруг, нельзя же зацикливаться на одной, пусть любимой, женщине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А другая жизнь… Она существует только – за. Здесь – ее нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тюрьме, в лагере есть только – здесь и сейчас. Мой холод и мой голод. Отсутствие свободы – это не больно, просто начинаешь мыслить, как животное. И чтобы не превратиться в него – и быстро, гораздо быстрее, чем вам кажется – бросаешь сам себе спасательный круг – мысли о ней…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот, кто не смог, не нашел, просто ест, спит и выживает. Это не плохо и не хорошо – так вышло. Как в жизни… Потом, на свободе, им гораздо легче, чем нам. Зато, нам гораздо светлее – здесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но всем – одинаково тошно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так вот, про – пожениться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примерно через неделю после знакомства, мы шли по набережной, и я вдруг сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, чем я вчера занимался?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. А – чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Составлял список приглашенных…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На нашу свадьбу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Много народу получается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это славно, – ответила она, и я понял, что жизнь удалась. И неважно, что будет потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И когда наступили кирзовым сапогом – на горло, я не умер и почти, почти дожил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот чертов лагерный синдром. Синдром – почти…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свидания нам разрешили не с первого раза, не со второго и даже не с третьего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За это время я успел понять, что время это череда бесконечностей, которые тоже, рано или поздно, заканчиваются. С тобой или без тебя, но – всегда. Моя нынешняя бесконечность должна закончиться завтра. Я не говорю и даже не думаю – «закончится», а именно – «должна закончиться». И это правильно, потому, что «закончится» – это категория определенности, которая здесь неприменима. Ее просто – нет. Впрочем, и многого другого – нет тоже. Зона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полтора года назад, за минуту до того, как лязгнула между нами первая из множества тюремных дверей, Марта спросила – одними губами:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ее назвать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Реши сама. Я прошу только об одном, постарайся ее уберечь от всего, от чего я не смог уберечь тебя. Больше – ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кивнула. Дверь захлопнулась.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ехала к нему и видела – его руки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не лицо, не глаза, не губы, которые… Руки. Через них я помню – его. Помнит мое тело и мой мозг, и мое сердце, все то, что – я… Я так и скажу: «Я соскучилась по твоим рукам…» И – произнесу его имя. Не про себя, не в мыслях, не во сне, а – просто, возьму и скажу, прямо в его ладони… Ему…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Меня пропустили, привели, усадили, дали стакан воды и сказали, что ты – умер. И показали какую-то бумагу. И – прочли. «Около четырех часов утра… от острой сердечной недостаточности… врач… дежурный офицер охраны… подписи…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Запомни, ты – это мое сердце…» – твои слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И значит, тебе так остро не хватало меня, что ты – умер. Нет, не умер, просто не смог жить дальше. Это ведь совсем не одно и то же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как это чудовищно и глупо звучит: «Ваш муж – умер…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор не понимаю, как они смогли это произнести, а я – понять. Но упала я не сразу, а через минуту, когда сказала, что хочу увидеть тебя, хотя бы – твое тело. И услышала: «Не положено»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда я – упала. Наверное, даже – умерла, потому что это был единственный способ остаться с тобой еще хотя бы… Восемь часов между твоей и моей смертью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь представить себе твое холодное, брошенное неизвестно кем и неизвестно куда, никому кроме меня не нужное – тело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Потом я ожила. Не думать ни о чем – вот единственное, что мне оставалось. А если не получится, придется сойти с ума, чтобы раз за разом не слышать одни и те же слова:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ваш муж умер – не положено…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не положено…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не положено…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда остается только пустота. И ты в ней тонешь и барахтаешься, и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, вот этого «и» у тебя тоже – нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пустота. Точка…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Скоро четыре. У меня нет часов, но есть звуки, по которым учишься определять время довольно точно. Завтра уже наступило и превратилось в сегодня. Всего несколько часов и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полтора года я не видел женщины, а она, Марта, не видела – меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И у меня дрожат руки. Потому, что это – долго. Очень долго. Мы могли бы встречаться гораздо чаще. Но между тем, что говорит закон и лагерное начальство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ее почувствую. Сначала – кончиками пальцев – ее дрожь, ее всхлип, ее кожу. Потом… всю ее почувствую и через нее – себя и время, которое все-таки движется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько времени? – шепчет она во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Без нескольких часов вечность – отвечаю я. – Спи, моя радость. Увидимся завтра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увидимся зав…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь текст обрывается.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту тетрадь я нашла в почтовом ящике через год и два месяца после Мишиной смерти. Я не знаю, как она там оказалась. Со мной никто не пытался связаться ни до, ни после. Но все тексты написаны его рукой, его почерком. На обложке надпись: «Сказки для Сонечки». Кроме той, которую вы только что прочли, в тетради еще шесть:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сказка про почти», «Зимняя сказка», «Дождливая сказка», «Сказка про слишком», «Небесная сказка» и «Счастливая сказка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот они – все. Читайте…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказка про почти<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Они-таки вымокли насквозь, до нитки, и теперь, вместо того, чтобы целоваться, почти бежали прямо по лужам, оглядываясь и ища, где укрыться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вон кафе, видишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, побежали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри было чисто и, самое главное – тепло. У стойки сидел бородатый мужчина и задумчиво смотрел в свой стакан. Стакан был пуст. В дальнем углу – молодая парочка, уставившаяся в открытый ноутбук. Больше никого не было. На бармена, как обычно протиравшего бокалы, они просто не обратили внимания. Они уселись за крохотный столик в углу у окна и сразу же принялись трогать друг друга глазами. Они умели это очень хорошо, и потом, это было приятно – обоим. Когда-то, в самом начале, она даже заикалась от волнения, ощущая на себе его взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что – теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Хорошо бы выпить чаю. Хочешь чаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты же знаешь, я всегда хочу того же, чего и ты. Ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чай был – ничего особенного, зато горячий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочешь еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, спасибо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе пора?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если только к тебе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас с тобой через час свидание. Ты не забыла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас свидание длиной в вечность. Но я все равно помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это очень хорошо. Я бы не хотел причинять неудобства и осложнять тебе жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты и так мое главное осложнение. Непроходящее и неизлечимое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мокрый подоконник уселся воробей, отряхнулся и, наклонив голову, уставился на них через окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жалко, что я не воробей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – как раз воробей, а я тебя поймал и держу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отпусти, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не могу. Правда – не могу. Не из-за себя, из-за тебя самой, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот. То-то же…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За все эти долгие годы семейной жизни они все еще не смогли привыкнуть к обладанию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычные, среднестатистические эгоисты в прошлом, встретившись, они чуть было не прошли мимо, а потом, вдруг прикипев намертво, принялись отдавать себя друг другу с таким исступлением, что это было – мучительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мучительно хорошо. И ужасно нравилось обоим, иначе – какой смысл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще – у них были ночи. Долгие, до краев наполненные желанием. Даже в самые темные и безлунные часы, свет ночника под шелковым зеленым абажуром начинал пульсировать, касаясь их разгоряченных тел. И – это постоянное желание прикасаться друг к другу. Столько лет женаты, а ни намека на сдержанность – везде, повсюду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и сейчас – он смотрит на нее… Это просто неприлично, так смотреть на женщину – пусть и твою – в общественном месте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смотри так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что иначе, я сейчас начну раздеваться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно этого я и хочу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда нас арестуют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все равно. Я тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потом, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но я хочу – сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, знаю, знаю… – Она плачет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же ты плачешь, вот еще… Я ведь не тиран какой-нибудь, в конце-то концов. Так и быть, пошли домой, там и разденешься. Все равно промокли насквозь, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чай? Я хотела еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дома попьем. Все – дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли, пошли, пошли…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дождь кончился. Они выходят из кафе, идут по мокрым улицам, взявшись за руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город уже проснулся, начинают просыпаться люди. Первые прохожие смотрят на них с недоумением, ведь чужое счастье, дикорастущее, необузданное, непонятное – всегда внушает опасения. И в самом деле, странная парочка, глаза, конечно, счастливые, но уж больно несолидное выражение лица, особенно, у него – а ведь такой представительный мужчина. Про нее и так все понятно с первого взгляда, про таких в детстве говорят – втюрилась. Ну ладно, она – женщина, а вот он – вообще ни в какие ворота… Идет быстро. Почти бегом, тащит ее за собой, грея на ходу ее ладошки губами, смеется легко, запрокидывая голову, как она, точно, как она – совсем не думая про окружающую жизнь и мир вокруг. Неужели – любовь?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они идут быстро-быстро и все-таки – медленно. Они идут к расставанию, за которым – встреча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, сколько улиц и все – наши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Я так люблю этот город. Жаль, что его нет на карте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эти карты… Мало ли кто их рисует. Главное, что его знаем – мы. Мы знаем его – наизусть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да. Какое хорошее слово – наизусть. Из уст – в уста. Я так люблю – в уста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю. Я знаю про тебя – все. Вот, скажи, почему я всегда тебе рад? Почему ты всегда со мной согласна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное, потому, что нам друг с другом – упоительно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но есть еще одна причина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только никому не говори, ладно? Просто все улицы этого города ведут в одно и то же место. Откуда бы ты не вышел и куда бы ни направлялся, всегда придешь туда – к согласию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо же. А я и не догадывалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не надо. Прими это просто, как подарок и все.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он останавливается и оборачивается к ней. В его глазах – радость. Им – хорошо. И она приникает к нему, хотя – куда уж ближе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот мы и пришли. Ты не устала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед ними маленький домик. На окнах – ставни, все увито плющом. Лишь кое-где еще видны сами стены, покрытые посеревшей штукатуркой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прямо, как в сказке… – она улыбается и тычется носом ему в шею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он начинает хлопать себя по карманам, пытается найти ключ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что? Опять – потерял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Похоже… Прости, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не проси. Никогда не проси у меня прощения. Потому, что нет такого, что я бы не смогла тебе простить, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю. Все-все понимаю. Но что – теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь? А разве ты забыл? Счастье…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они тут же забывают про ключ, которого, впрочем, никогда и не было, да и дом этот они видят первый раз в жизни… Они забывают про все и просто стоят, прижавшись друг к другу – горячо и долго. Так долго – почти всю жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пожалуй, слово «почти» – лишнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вычеркиваю.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимняя сказка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, а сколько у тебя было женщин? Вот, всего, понимаешь, вообще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-у-у… Я же их не считал, бухгалтерию не вел. Не могу вот так – сразу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, тогда, хоть примерно… Примерно сказать можешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, а зачем тебе вдруг понадобилось… Примерно… Ну, тридцать-тридцать пять… Скорее, тридцать пять – если навскидку. Да, пожалуй… А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, просто так. Интересно. Выходит, тогда я – тридцать шестая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какое это имеет значение? Главное, что ты – последняя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот это никогда неизвестно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе – неизвестно, а мне – как раз, известно. И это не обсуждается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же? У нас, между прочим, свобода слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где это – у вас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… У нас, здесь… У Христа за пазухой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Тогда понятно… Я тебе так скажу. У вас – ну, там, за пазухой – может и свобода слова, а здесь – только, когда я тебе это самое слово дам. Так что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перестань, так нечестно! Я очень даже серьезно настроена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А уж я – серьезней некуда. Ты даже представить не можешь. Ты ведь чувствуешь, насколько я серьезен, правда? Ну, скажи, скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хватаю ее в охапку и тискаю, и треплю, и целую, как щенка, как игрушку, как вещь. А ей – я знаю наверняка – господи, как же я ее знаю, лучше, чем самого себя, ей хочется – до ужаса, до боли, до боли, до боли на – разрыв, ей хочется разомлеть в моих руках, набухнуть и расцвести, и брызнуть, а потом – маленькой девочкой – забраться ко мне за пазуху и уже не вылезать, и под рукой быть – всегда, если вдруг мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все это у меня – в первый раз в жизни. Хотя, конечно, тридцать шестая, да…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И тогда, чтобы не сойти с ума – натурально! – не от обычного человеческого, а какого-то физического, магнитного притяжения с последующими неизбежными плотными прикосновениями, да еще, с абсолютным совпадением разорванных когда-то краев, мы даже – поженились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думал – быт поможет, утихомирит голод.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И внешне мы, на самом деле, успокоились, обычная семейная пара. Но вот ночами, часто, я просыпался, смотрел на нее спящую и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще – эта ее тонкая шея…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне нельзя ее потерять. Ну – никак, не смогу, не выживу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я снова засыпал. Обнимал ее и засыпал, завидуя сам себе…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дети – ее и мои, впрочем, как и все окружающие, поглядывали на нас с усмешкой и несколько снисходительно – мол, совсем старикам крышу снесло, никакого удержу на них… А нам-то ведь на двоих – еще и ста лет не исполнилось, да и это – только самое начало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А года через полтора они познакомились с Саней – моим сводным братом по отцу. На пять лет меня младше. Почему это заняло столько времени, ответить не могу. Ни мы его не избегали, ни он нас, а – просто… У него своя жизнь, у меня – своя, вот и все. А тут, вдруг, решили вместе съездить отдохнуть, ну и – отдохнули. Только мы приехали первыми и к приезду Сани даже успели загореть. А он явился прямо на пляж со своей очередной пассией, ну и провели мы две недели вместе, вчетвером. Не скажу, что было плохо, но не любитель я восторженных дам в хутини в больших дозах. Хотя, хутини были вполне к месту, ничего не могу сказать… Девочка моя сначала Саньку немного… сторонилась, зато к Алле – даме его, расположилась сразу и глядела на нее с обожанием – мерила ее шляпы и слушала рассуждения о тенденциях высокой моды…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом – мы вернулись и началась обычная жизнь – неповторимая и хрупкая. До ужаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Привычки, недомогания, пригоревший омлет, работа и наши тела ночью – совсем рядом. Я вжимаюсь в нее всем существом, вздохнуть не даю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты моя маленькая… Моя единственная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да, да… Спи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По вечерам она стала довольно часто заходить к Алле. Поначалу звала и меня, но я отказывался, мне вполне хватало бани с Саней раз в месяц – на большее я не претендовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настала и быстро кончилась осень – со слякотью и всхлипами, наступила – зима.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Этот разговор… Я помню его – как сейчас – до мелочей, до вздоха…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу… Мне надо с тобой поговорить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да… О чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сядь, пожалуйста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я… сижу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, разумеется. Прости, я… Значит, вот что… Я хотела сказать тебе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что с тобой, а? Устала? Ты какая-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, нет, ничего… Дело не в этом. Я… не знаю, как сказать. Как начать… Господи, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут я понял. Все и сразу. До меня дошло, наконец – дошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаешь, мы с Сашей, с Саней…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стоп! Остановись. Ничего не надо говорить. Ты ведь еще ничего не сказала, понимаешь? Пока еще – ничего. И значит – ничего не случилось, да? И ничего не случится! – я хватаю ее за плечи и с силой прижимаю к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подумай, прошу тебя… Прежде, чем ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она вырывается, отталкивает меня изо всех сил. Еще миг – и жизнь кончится. Моя жизнь – кончится… я не могу, не могу позволить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Провал. Туман. Черная дыра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нее была такая тонкая шея…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тридцать шестая – последняя…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Ну, как тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она сидит, уставившись в монитор невидящим взглядом и молчит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, неужели все так плохо? Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет… Нет, не плохо… Наоборот – хорошо, даже слишком хорошо… – она поворачивается и обнимает меня за шею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, ты – гений…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ты скажешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я говорю – гений… Когда я читаю твои рассказы… понимаешь, все остальное – просто исчезает… Я существую только в них. Я просто выпадаю из реальной жизни в эти минуты, понимаешь? Я там – внутри…Я… Это жутко… Я вдруг почувствовала твои пальцы, как они смыкаются на моей шее. И сразу – нечем дышать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она рвет ворот блузки, нервно смеется. В лице – ни кровинки. Она – моя. Все-таки – моя. Вся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И эта тонкая шея…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алло! Саша? Привет, это я… Нет, все в порядке. То есть – не совсем. То есть – совсем не в порядке. Но это неважно. Слушай, я звоню… Я не приду завтра… Не могу. Не могу – и все… Нет, нет… Не уговаривай меня, я не могу, я – боюсь… Не знаю когда, не знаю. Может – вообще… Это очень опасно, очень. Ты просто не представляешь… И ужасно глупо… Я больше не могу говорить… Прости, прости… Все, Саша, все – пойми. Нет, нет, больше не звони… Не звони больше. Не звони никогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кладет трубку и прижимается лбом к покрытому инеем стеклу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я – улыбаюсь. Я умею сочинять истории. Я – умею… Хотя, они никогда не сбываются, но тем лучше, разве – нет?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, а сколько у тебя было женщин?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – моя женщина. Единственная. Навсегда – до самой смерти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До самой смерти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До самой смерти…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дождливая сказка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ужасно хочу с тобой проснуться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что же, это замечательное желание. Я бы и сам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, я не шучу, вовсе – не шучу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? Ну и как ты себе это представляешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Осень. Самое-самое начало. Домик в лесу. По утрам уже холодно и туман. Кусты черники у самого крыльца. Паутина на ветках. Под крыльцом живет барсук…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воздух… он кажется хрустальным. Чуть двинулся и картинка – рассыпалась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В спальне просторно и прохладно – широкая кровать и сбоку большое-большое зеркало в старинной раме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В нем – едва наступившее утро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открываю глаза, а на подушке, совсем близко – твое лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так я это вижу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Красиво. А, скажи, ты принесла то, что я просил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А?… Ах, да, конечно же, миленький мой, я же все записала в прошлый раз. Смена белья, клюква с сахаром, чай, как ты любишь, зеленый, крупный, с листьями…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, все правильно. В тумбочку засунь поглубже, ладно? A-то Тома, не дай бог, увидит – расспросы начнутся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– … Ну вот, все сделала, не увидит она ничего. Ты сам-то расскажи – как ты тут? Что доктора говорят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да все нормально. Ну, в смысле, как должно быть. Ничего такого… Слушай, ты это… Ты иди уже, а? У нас обход вот-вот начнется, а профессор очень не любит, когда в палатах посторонние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я же только пришла. Я ведь даже и не потрогала тебя совсем, не поцеловала даже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и хорошо и правильно. Мне лечащий врач так и сказал – не перевозбуждаться пока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, прости меня, ладно? Я… понимаешь… я просто скучаю по тебе очень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я понимаю, понимаю, что я не человек что ли? Ты знаешь, ты в следующий раз пасту принеси зубную, ладно? Я то ли свою куда-то задевал, то ли – украли… И что-нибудь почитать, а то тоска здесь смертная. Ну, там, детективчик какой-нибудь, боевичок… Ты же ведь, кроме своей Франсуазы Саган и слышать ни о ком не хочешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все принесу, все сделаю, не беспокойся… Милый мой, красивый мой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ладно, ладно. Тогда – до понедельника, да? И лучше, если утром, как сегодня. Отпросись там на работе, что ли. Ну иди, иди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тоненькая блондинка с грустными глазами, молодая, гораздо моложе того, к кому пришла, наклоняется и быстро целует его в щеку. Поцелуй быстрый – почти мельком, но такой нежный и трогательный, что у меня даже дух захватывает. Она уходит, и стук ее каблучков еще долго доносится до нас из коридора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жена? – спрашиваю я и поднимаю вверх большой палец. – Симпатичная, красивая даже. А ты с ней строго, вольностей особых не допускаешь. С женами, с ними так и надо – чтобы любили крепче…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмурит брови и смотрит на меня. Густые, черные с проседью волосы – перец с солью, глубоко посаженные тревожные глаза и марлевая повязка на всю грудь – операция на открытом сердце. Старая жизнь кончилась, новая – еще не началась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? А, нет, не жена… – вздыхает. – Светлана это, любовница…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А-а-а… Счастливчик ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, такой же, как и ты. Все мы тут – одинаково… А ведь еще две недели назад и не вспоминал о нем, стучит себе и стучит. И – ладно. И не думал о нем никогда… А она – он кивнул в сторону двери, – ну, Светлана, так и сказала однажды – ты, говорит, бессердечный, Володя, нет, говорит, у тебя сердца. Это, когда я на рыбалку на неделю уехал с мужиками, а ей ничего не сказал. А до этого, мы обязательно, хоть раз в день, перезванивались. В течение двух лет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что, может и права была. Два года, это – знаешь… Мог бы и предупредить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да мог бы, мог бы, только… Вот, понимаешь, она какая-то… как не от мира сего. Беззащитная. Вроде, любой ее обидеть может, а она – ничего. А таких, иногда, как назло, обидеть тянет – не замечал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы ведь с ней, со Светланой, за это время узнали друг друга, как облупленные. И она – меня, и я – ее. Иные и за двадцать лет не успевают так, как мы за два года. Ну, с небольшим… Приросли мы и проросли друг в друга – хоть на части режь. И вот что странно, видишь ли, я с тех пор, как с ней – тоже стал меняться. И даже, оказывается, не замечал этого, пока вот – не прихватило…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какая связь? Я хочу сказать, между «меняться» и «прихватило»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А очень даже простая связь. Я из-за нее, понимаешь, душой размяк. Никогда раньше себе этого не позволял, а тут… Сам, вроде как, беззащитным стал, и вот – он указал на повязку – пожалуйста. Раньше-то, все, как у всех было, вот, как у тебя, наверное – жена, дети, работа, рыбалка, опять же… Иногда, понятно, женщины попадались – как без этого. А тут… – он запнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Будто сумасшествие накатило какое. Как мальчишка стал себя вести – звонков от нее ждал, писем, каждые пятнадцать минут почту проверял… Домой приходил – как в тумане. И что меня особенно распаляло, знал, с самого начала знал, чувствовал – моя женщина. И не просто – моя, а в полной моей власти. Понимаешь – не преувеличиваю ни на йоту – в полной. Детей у нее нет, разведенная, вся ее жизнь вокруг меня. Я ей и муж, и бог, и… – он махнул рукой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, чего там… А ты сам-то – чем занимаешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я-то? Я, в общем… писатель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Серьезно? Никогда не думал, что придется с писателем вот так – запросто. Вам, я так думаю, легче на свете живется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, просто, если что не так, как хочется, не так, как нравится, можно свое напридумывать и все. Чего хочешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Вот я и напридумывал… Так напридумывал, что сам в это поверил. А – результат? В одной палате лежим и по одной и той же причине…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, тоже любовь за жабры взяла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что же еще? Чем еще проймешь нашего брата…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно говоришь. До седых волос дожили, а так пацанами и остались… – он глубоко вздохнул и поморщился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, а что дома? С женой как и вообще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что – дома? По-разному. Тамара, жена моя, она ведь, тоже, не дура, глаза-то есть. Сцен, правда, она мне не устраивала, да и не говорила об этом. Умная баба оказалась – жена моя. Ну и я тоже старался не слишком… Чтобы в глаза не бросалось. Ночевать вот у нее, у Светки, не оставался ни разу. Всегда – только дома. А так, раз-два в неделю и все. Так видишь, с другой стороны ударило, откуда и не ждал. Вот тебе и любовь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ну, да – ничего, я теперь ученый. За одного битого, как говорится, двух небитых… Главное теперь, что заштопали меня, вроде, нормально. Оклемаюсь вот, и все по-другому пойдет. По-другому, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На тумбочке звонит его телефон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алло… Да, здравствуй, Томочка, здравствуй, милая… Да я – ничего, в самом деле нормально, и самочувствие, и вообще… Думаю, скоро выпишут. Скучаю я по тебе очень, очень скучаю… Есть все у меня, не надо ничего, слышишь? Ты вот сама приезжай, когда сможешь, только когда сможешь – ладно? В выходной приезжай, после работы не надо, я же знаю, как ты устаешь… Вот в выходной – другое дело… Я правда ничего не хочу, ну, то есть хочу, но… Ты удивишься… Нет, проснуться хочу – с тобой вместе, на одной подушке, понимаешь? С тобой – рядом – проснуться… Чего ты не поняла? Ладно и неважно, пусть… Ну пока, скоро я тебя увижу, а ты – меня… Целую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жена. – он глядит на меня и усмехается. – Удивил я ее сегодня… У нас ведь – как, особых нежностей и не было никогда. Я уж и не помню, в любви ей – признавался ли? Может, по молодости только, а так… Не в ходу у нас это слово. Жили и живем – как все. Привычка друг к другу, надежность, тоже ведь счастье, так? У других разве – иначе? У всех так, одной жизнью живем… Так нет, именно мне – под старость лет – счастье это. Жить мне теперь со штопанным-перештопанным сердцем, вот тебе и вся любовь. Это когда молод еще, здоров как бык, а – так…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вздохнул, осторожно поднялся с кровати, подошел к окну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прижался лбом к холодному стеклу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранняя осень. Воздух звонкий, хрупкий, ломкий. Тронь – рассыплется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ишь, чего придумала, – донеслось до меня еле слышно. – Хочу, говорит, с тобой проснуться. Глупость-то какая, господи. Глупость и есть…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он стоял так, пока все за окном не начало расплываться и терять очертания, и сливаться с небом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, пошел дождь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что не может быть у человека столько слез…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как вы думаете?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказка про слишком<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, я прочитал это ее письмо. И что прикажете с этим делать? Вот так всегда, она заварит кашу, а расхлебывать – кому?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, вы ведь и сами догадались, да и она догадывается. Нет, пожалуй не так, какие уж тут догадки, она, как никто другой, знает точно. Ну что делать – не может она иначе. Потому, что – такая. Странная, непредсказуемая, суматошная. Моя. А стало быть, все, что у нее внутри, из чего она состоит, тоже – мое. И значит – внутри. У меня внутри. Сиамские близнецы – слыхали? Это про нас. И длится это уже… неважно, всю жизнь. И – особо хочу сказать – с каждым прошедшим годом все меньше надежды, что когда-нибудь закончится. Так, как это бывает обычно – у всех, у каждого и всегда. И я не жалуюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что все очень просто. Вот – очень, вы не поверите. И даже еще проще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-первых, из каждого правила есть исключения, как бы ни трудно было в это поверить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во-вторых, чтобы оказаться исключением из этого самого правила, нужно, на самом деле, совсем немного – понять, принять и смочь. Понять, что это так, принять это, хотя это совсем не так легко, как может показаться и, наконец – суметь, смочь быть им, на самом деле. Ну, хотя бы – друг для друга. Остальное – ерунда, семечки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тогда, какие бы письма ты не получал, главным в них становится не текст, не слова и даже не их явный и тайный смысл, а то, что написаны они – ею. Я же говорю – просто, но она все еще, временами, не верит – потому, что трудно, без дураков. И начинает выдумывать, фантазировать и фонтанировать. Но за… неважно сколько лет, можно научиться с этими ее фонтанами и фантазиями разбираться? Скажу без ложной скромности… Нет, лучше вы у нее самой спросите, так вернее. Бывают, конечно, особые случаи, но и тут, при желании, именно при желании, всегда находится лекарство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Например, всего несколько строк и фантазии превращаются в историю, правда, несколько необычную – у которой только начало. А больше – ничего – ни продолжения, ни развязки, ни конца – начало и все. А уж превратить эту историю в жизнь совсем ничего не стоит – поверьте. Просто, вдруг, видишь, что живешь-то ты, оказывается, там, внутри, и это и есть твоя жизнь и ни что иное. И остается лишь одно – соответствовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть – жить дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто жить…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее письмо<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошлой зимой у меня под окном сломалась яблоня. Вполне еще крепкая, в соку, и укутана была снегом до самых бровей, просто здорово – белая шапка, шаль, рукавички – красота. Так много снега и солнца было на ней, и вдруг – заскрипела, затрещала и медленно повалилась на бок, выставив вверх то, что осталось – свежую, почти такую же белую, как снег вокруг, древесную мякоть излома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот я и спрашиваю – а может ли быть так хорошо, чтобы – слишком? Чтобы раз – и не выдержишь, сломаешься, упадешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На самом-то деле, я не о грустном. Как раз, наоборот, потому что – праздник. Годовщина. Наша с тобой годовщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И письмо это, поэтому, мое поздравление тебе. Ты ведь уже так привык их получать – утром, вместе с первой чашкой крепкого – чтобы ложка стояла – черного кофе. Вприкуску. Кофе и письмо от меня. Это потом у тебя будет все, как всегда – больные, операции, операции, операции. Чуткие, уверенные пальцы. Разрез, тампон, дренаж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ты даже не попытаешься мне ответить, ведь ты весь уже там – в своей работе. И новость, та, что уже давно пора бы мне… Она тоже промелькнет краешком сознания – вечером, все вечером…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знаю, я все это – знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оно будет с тобой весь день – мое письмо. Оно будет иногда прорываться сквозь обычный поток сознания и свет бестеневой лампы. А однажды, бросив, не глядя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зажим, быстро! – и так же, не глядя, протянув руку с раскрытой ладонью, ты даже помедлишь, нет, не секунду, это много – полсекунды, четверть секунды – чтобы снова сказать себе:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да, лучше, в самом деле, вечером. Сегодня же…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вечером – снежные хлопья из разбухших от влаги туч, столик в углу, негромкая музыка и даже – не поверите – настоящий рояль в глубине зала. Все, как всегда, вот уже… неважно, сколько лет, а просто – всю жизнь. И я, как всегда – тоже. Платье светло-серого шелка и глаза, в которых – ты. И какие еще нужны украшения?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же много тебя, боже мой… и снаружи, и внутри – везде. И, волей-неволей, вспоминается та самая яблоня – неужели, неужели, может быть так хорошо, что – слишком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что иначе, а чего же это она сломалась? И почему я не могу об этом не думать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще – о той самой новости, о которой ты снова промолчишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну и что? Просто, ну… не пришлось к слову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я – все равно – жду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я – выдумщица и болтушка. Я привыкла болтать без умолку, хохотать и прыскать от смеха. И вдруг – замолкать на полуслове и глядеть на тебя глазами, полными слез. Знаешь – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, рассказать об этом – невозможно, но я написала стихи, потому что, ну, должна же я тебе объяснить. Хотя бы попытаться…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще не ветер. Постой, постой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты держишь небо над головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты говоришь, что все будет ОК.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоть между строк…<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, верю – но смерть? Но смерчь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;К ногам прижаться, на снег прилечь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтоб, замерзая, сказать: «Домой».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы – с тобой.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За небом – небыль – леса и дым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще не ветер, но мы летим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вся из тумана. Из силы весь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы – вот. Мы – есть.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы будем говорить, говорить, говорить, захлебываясь от счастья и друг от друга, ведь всего за несколько лет у нас накопилось столько воспоминаний – у иных за всю жизнь, да не за одну, столько не наберется. Но как раз о прошлом мы почти не говорим, наоборот, все время – о будущем. О пропасти, у которой нет дна и, значит, надо просто раскинуть руки и – лететь. А потом мы вдруг засобираемся домой, ко мне домой, когда я увижу, как изменился твой взгляд и как, совсем чуть-чуть, едва заметно, ты покусываешь нижнюю губу. И значит, смотреть уже мало, а праздник – он только начинается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы – вместе. И не просто вместе, а один в другом. По самую шляпку, по самое-самое….<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И на целую эту ночь, мой дом – это твои слова, твои руки и твои губы. И – твое тепло. Точно как у той яблони. Ей тоже было тепло, снег – он греет. Но пока это совершенно неважно, правда? Потому, что я чувствую, как внутри у меня распускается цветок. Нет, целый букет цветов. Маковое поле. Ведь спать рядом, вместе – это почти несбыточно, а вот – случилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром я сварю тебе кофе, такой, как ты любишь. Обниму на пороге, поцелую, провожу на работу. И, уже спускаясь по лестнице вниз, ты снова, в который раз, вспомнишь и с досадой хлопнешь себя по лбу – опять, опять забыл… Ну, что же делать-то? Совсем вылетело из головы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сегодня, как назло, сплошные тяжелые случаи, и точно будет не до того.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мой прощальный поцелуй – он весь день на твоих губах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Годовщина…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И лишь вечером, в машине, по пути домой, ты в последний раз вспомнишь про эту злосчастную новость, и – нельзя, нельзя откладывать, пока не передумал, да и все равно, дождь со снегом, ветер, ноябрь – самая середина. Надо же, наконец, решиться – пора. Да и… она – та, другая – тоже. Она ведь больше не может, все равно не будет покоя. И потом – честнее… И просто, чтобы поскорее и больше не думать, и дома сразу завалиться спать, ты тормозишь у тротуара и пишешь. Пальцы бегают по клавиатуре, фраза выходит длинной, как змея, а так хочется покороче – короткий быстрый разрез, чтобы поменьше крови и не так больно: «Прости, я встретил другую. Мы расстаемся. Будь счастлива. Прощай». Точка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – выключаешь телефон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я жду тебя, как жду всегда, каждый вечер, вот уже целую жизнь. Ведь ты придешь, потому, что приходишь тоже всегда, не сегодня, так завтра, через день или через неделю, но – всегда. Я знаю. И ужин готов, и накрыто на двоих. Именно в этот момент телефон вздрагивает, и из него выползает эта фраза-змея: «Прости… Мы расста…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я – читаю. Потом – читаю ее еще раз. Закрываю глаза и продолжаю читать – каждое слово, каждую букву. Слава богу, что она такая короткая. Ну, да – поменьше крови, и не так больно. И за окном – снег. Он ледяной, он может остановить кровь. И я падаю, валюсь в него, как яблоня. Ведь, если было так хорошо, что слишком – что же еще остается?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Надо же, какое длинное письмо получилось. Ты прости, что я о грустном. На самом деле, сегодня у нас самый счастливый день – годовщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А новость эта твоя… Да бог с ней. Ведь до нее еще целых два дня и ночь, и утро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все это время – ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люблю тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твоя Н.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его письмо<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С добрым утром, птичка моя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успел только увидеть твое письмо, оно длинное, читать некогда, больной уже на столе – пора мыться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, я помню – сегодня наш праздник. Только наш с тобой – как всегда. И сегодняшний вечер будет таким же, как всегда в этот день и таким непохожим на него. В общем, как мы сами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я заеду за тобой не позже семи. И пожалуйста, надень то мое любимое платье – серого шелка – ну, ты знаешь. Зачем я об этом говорю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня утром, странно, почему-то вспомнил – у тебя, вроде, под окном какое-то дерево росло, большое – яблоня, что ли? Что-то давно я его не видел. И чего это я о нем, вдруг?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До вечера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, люблю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ну, вот. Ты прочтешь это скоро, всего через несколько минут. И будешь вглядываться в каждую строчку, в каждое слово, искать тот самый явный и тайный смысл, и морщить лоб, и шевелить губами, пока не вспомнишь то, что знала всегда. Что всего-то и надо – просто протянуть руку и вовремя расжать пальцы. И в твоей ладони вдруг окажется спелое, налитое яблоко с красным боком. Оно улыбнется тебе и скажет:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что же ты? Кусай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И та самая яблоня, целая и невредимая, как ни в чем не бывало, довольно кивнет и улыбнется – тоже:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь, слишком – это совсем немного. Кусай, ну…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небесная сказка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этом городе было все. Солнце, люди, сияющие и не очень витрины и бездомные собаки. Еще была осень – зрелая, наступившая осень со своим непростым характером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не было только меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждое утро ты наталкивался на мое отсутствие, вздыхал и отправлялся на работу и отдавался ей целиком, без остатка – тогда быстрее проходил день и наступал вечер. И можно было снова попытаться заснуть, с надеждой увидеть меня во сне и даже – чем черт не шутит – наяву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но черт не шутил. Вообще. Ему было просто не до нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда, мы придумали… нет, не телефон, телеграф или голубиную почту. И даже не всемирную паутину – интернет. Но – придумали. И сразу начали ужасно много разговаривать друг с другом и еще больше смеяться – над собой и над чертом. Вообще-то, я представляла его вполне маленьким и симпатичным. Чертенком, а не чертом. Я смеялась потому, что надеялась разозлить его, чтобы он, наконец, обратил на нас внимание. Ты – просто потому, что тебе было хорошо со мной. Так хорошо, что все, что «без меня», казалось серым и незаметным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно, когда я рассказываю эту историю своей собаке, именно в этом месте, ее левое ухо начинает подергиваться, она наклоняет набок голову и неслышно спрашивает:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а ты? Тебе-то с ним было – как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я улыбаюсь, треплю ее по голове и вздыхаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же – было?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Однажды я попросила тебя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи, а почему самолеты летают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты принялся объяснять так долго и обстоятельно, что время превратилось в смолу и капало, и тянулось, и никак не могло затвердеть, и тогда я купила билет на самолет и просто прилетела туда, где ты живешь, в твой город – к тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осень страшно удивилась и даже перестала капризничать. Деревья насторожились, дожди спрятались в почтовые ящики, а городские собаки приветствовали меня веселым, заливистым лаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты молча стоял у дверей, но чуть в стороне, и я почти-почти пробежала мимо. Еще бы, так торопиться тебя увидеть, да и все остальное – тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Положись на меня – говорил ты мне всегда, и это превратилось в мечту, вот прилечу – и положусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты все-таки успел схватить меня – пробегающую мимо – за руку и остановить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда ты взялась? – спросил ты, и я почувствовала щекой твою ладонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я была не в силах ответить, ведь в эту самую секунду я говорила с твоими пальцами, потом, с твоими губами, а потом… И мне просто пришлось указать тебе вверх, на небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, ты – небожительница? – спросил ты и засмеялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мне оставалось только кивнуть – ведь это было последнее, что я слышала. Дело в том, что от счастья я обычно теряю сознание. Вот и на этот раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я, наконец, очнулась в твоих руках и услышала – близко-близко – стук твоего сердца, но оказалось, что уже очень поздно и мне пора улетать обратно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В аэропорту ты подвел меня к летчику и попросил его:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот эту самую небожительницу, доставьте, пожалуйста, в целости и сохранности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот кивнул и произнес:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, только необходимо пристегнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я отчего-то жутко запаниковала и попыталась тебе крикнуть через круглое окошко, что этот летчик – ненастоящий, а, скорее всего, переодетый в летную форму тот самый чертенок. И если он начнет шутить – одной мне будет не справиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это окошко было такое толстое, к тому же осень просто разревелась от досады, а собаки вокруг завыли от тоски – и ты меня не услышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда мы пролетали над твоим домом, я закрыла глаза. Чтобы не умереть – это же понятно, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, самолет помахал крыльями круглому берегу и набрал высоту. Летчик включил автопилот и уселся рядом со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, это не черт, – сказала я себе сквозь закрытые глаза. – И уж совсем не чертенок. Разве могут быть у них такие требовательные руки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просыпайся же, наконец, небожительница. Сколько можно спать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты сидел рядом, одетый в летную форму и улыбался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы пока поживем здесь с тобой – не возражаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я боялась дышать – чтобы ты не исчез. Может, поэтому, начала задыхаться на самом деле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь? Но – где? Это же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, самолет. Ну и что? Впрочем, пока можем и прямо на небе – как тебе больше нравится. Ты дыши, дыши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Но почему – на небе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты же – небожительница и, значит, тебе тут самое место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что значит – пока?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обращай внимания. Это сложно объяснить. В общем, мне пришлось остановить время. Мы сможем оставаться здесь, сколько захотим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я задышала, как раньше, как обычно и даже немного глубже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здорово. Тогда давай снова начнем с того момента, где мы остановились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С какого? Напомни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда я открыла глаза и услышала стук твоего сердца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… вот. Теперь можешь открывать. Открывай и – слушай…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно в этом самом месте моя собака ложится передо мной – голова на передних лапах, в глазах слезы – и смотрит на меня неотрывно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за глупости, Джесси? – я укоризненно качаю головой. – Что за слезы? Ты же знаешь лучше других – все кончится хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она виновато скулит и тычется мордой мне в колени – просит рассказывать дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, именно в этот момент, у меня всегда находится уйма неотложных дел, я вскакиваю с дивана и начинаю носиться по дому, как угорелая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доскажу потом, ладно? – бросаю я ей на ходу, и она разочарованно вздыхает. А куда деваться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что еще ни разу я не дошла до конца нашей с тобой истории. Я всегда останавливаюсь на самом интересном месте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что – чем черт не шутит, а? Даже, если это всего-навсего – чертенок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и не так уж это сложно – остановить время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо, хотя бы, просто попробовать. Для начала…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая в этом месте глубина?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет там никакой глубины, место падения у самого берега, сплошное мелководье. Весь фюзеляж на поверхности. Почти целый, кстати. Но, конечно, только снаружи. Я это имею в виду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уцелевших нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда? Ты что, вчера родился? Это у тебя какая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – какая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катастрофа. Выезд на место авиационного проишествия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э… Третий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда ясно. Еще на пару-тройку таких АП съездишь, вопросы сами отпадут. Хотя, все бывает, конечно. Грешно говорить – пилоты постарались, видимо, перед самой землей, вернее, водой, вертикальную скорость уменьшить, насколько возможно. Да и какая-никакая, а вода тоже смягчила удар. Уцелеть, конечно, все равно невозможно, но хоть не месиво. С опознанием меньше работы будет и вообще. Непонятно мне, почему же он так до полосы и не дотянул. Всего ничего оставалось, меньше двух километров. В переговорах – ничего такого. Может, погода? Она, конечно – дрянь была, но не до такой степени, другие садились. Эх, побыстрее бы регистраторы нашли. Там посмотрим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас их много было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего? Выездов таких? Много. Я уж и считать перестал. Ну, в отделе, конечно, фиксируют, статистику ведут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как, привыкли быстро?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так видишь ли… привыкнуть совсем к такому невозможно. Но, в какой-то степени… А иначе только два варианта – или работу менять, или – психушка. Выбирай, сынок… Алло! Да, слушаю. Понял, иду уже, иду. Да. Ну, вот. Бортовой регистратор нашли, вроде. Уже легче. Ну, идем, что ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ах, этот свет от зеленой лампы – той самой, единственной, что не дает мне уснуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты сидишь за столом. Твои пальцы скользят по клавиатуре, как по женщине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, как по мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном снегопад, а ветер воет и просится в дом. Снежинки прилипают лицами к оконному стеклу и смотрят на нас снаружи, долго, может быть, целую вечность, до следующего порыва ветра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И когда я все-таки проваливаюсь в сон, и начинается моя, та – другая жизнь – то последняя мысль в еще длящейся этой: как же хорошо, что ты рядом. Как хорошо…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты называл нашу последнюю встречу крайней и смеялся. Ты – смеялся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, это слово – «последняя» – не для нас. Мы с тобой – это вечное начало, даже не продолжение, нет. Потому, что каждое мгновение нашей жизни – первое и впервые. Каждое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но именно тогда и случилось непоправимое – я не сумела вернуться и не смогла – остаться. И мои путешествия из жизни в жизнь – закончились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пыталась – поверь. Собственно, я все еще пытаюсь, пытаюсь до сих пор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подхожу к огромному зеркалу в серебряной раме, в котором всегда вечер. Оно так похоже на то, что было у нас в прихожей – помнишь? Я вглядываюсь в него и улыбаюсь, и жду – вдруг ты заметишь меня и позовешь – как всегда, одними глазами – как раньше, как тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но там – пусто. Ничто не отражается в нем – ни люди, ни цветы, ни облака… Ничего. А значит – я одна. Повсюду – и по ту и по эту сторону времени. Словно я назвала бога твоим именем, и все звезды погасли. И не остается ничего, только закрыть глаза и качаться на волнах моей нежности к тебе. Можно? Скажи – можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ты – улыбаешься. Оказывается, ты все время был рядом, даже – ближе, чем рядом, ближе, чем я могла себе представить – просто, во мне, внутри. И, слава богу, с этим уже ничего нельзя поделать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом… Потом в зеркале вдруг появляются люди, много. Те, кто нас любит, те, кого любим – мы. Они горюют и плачут – они вспоминают нас. А еще деревья, цветы и даже собаки. И все они плачут – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо! – кричу я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем? Нам же так хорошо! – кричишь ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам тут просто – улет! – кричим мы вместе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы кричим так громко. Они бы обязательно порадовались за нас, если бы только услышали. Или увидели наши счастливые лица. Ты поднимаешь меня высоко над землей, как пушинку – смотрите! А я – хохочу, оттого, что боюсь щекотки и ужасно боюсь заплакать. Ведь раньше я умела возвращаться в зеркало, до того – последнего или крайнего, нет, конечно же, крайнего раза…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вот ведь, глупость какая. Почему они все думают, что мы умерли? Разве может быть кто-то живее нас? У кого еще такие теплые губы? Гляди же, гляди – эти колечки пара – я выдыхаю твое имя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах, как часто я плакала раньше – помнишь? Стоило тебе улыбнуться чуть нежнее, чем обычно, или расстегнуть воротник рубашки, так, что я могла видеть тебя еще глубже, чем насквозь – и слезы набухали в глазах, переливаясь сквозь плотины ресниц. Тогда ты сердился, болея за меня – боже мой – так сильно и так ласково. И, чувствуя твою ласку и твою силу – я уже совсем не могла остановиться и плакала, и плакала, и плакала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все это – в прошлом. А сейчас – возьми меня на руки. Убаюкай меня. Усни, зацелованный мной. И пусть зеркало всегда будет рядом. Потому, что тогда они обязательно когда-нибудь увидят и поймут, что мы не умерли, что мы – счастливы. И полюбят нас – снова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скажи мне, что это возможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, может быть, я – наконец – не проснусь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из выпуска новостей:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сегодня опубликовано заключение комиссии Межрегионального авиационного комитета о результатах расследования авиакатастрофы, произошедшей около пяти месяцев назад с самолетом компании… в районе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По заключению экспертов, никаких отклонений и отказов в работе систем воздушного судна не обнаружено. В момент катастрофы, оно находилось в технически исправном состоянии. Также, ничто не указывает на ошибочные действия экипажа и его профессиональную или физическую неготовность к выполнению полета. Возможно, решающее влияние оказали, сложившиеся в том районе, погодные условия. Таким образом, причина катастрофы, унесшей жизни ста девяти человек, осталась невыясненной. Два пассажира, тела которых так и не были обнаружены, признаны пропавшими без вести».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …и сам не представляю. Не было такого в моей практике. И не только в моей. И слава богу. Люди, даже мертвые, не должны исчезать бесследно. Находят – всех. Всех и всегда. Хотя бы – фрагменты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь исчезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. И сколько я ни думал, ответа так и не нашел. Значит, причина может быть лишь одна-единственная. И что касается этих двоих и всей этой странной катастрофы, вообще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нечистая сила. Или бог. Или и то и другое – вместе…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собаки – ужасно умные существа. Моя-то уж точно. Поэтому она уже давно не задает никаких вопросов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что поняла – на некоторые из них ответов не дождешься. А может, их и нет вовсе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она выбрала место в спальне – слева от кровати, с моей стороны – только поднимет голову и сразу видно меня спящую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждое утро, на рассвете, как только в дом начинает проникать жизнь, Джесси приоткрывает глаза и ревниво наблюдает – ну, что там у вас? Опять милуетесь?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я еще сплю, но чувствую твое дыхание, и твои губы шепчут – едва касаясь – прямо мне в сердце:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Проснись, ласточка моя. Пора вставать, уже утро. И снег, повсюду – снег. Посмотри в окно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же хорошо, что ты – рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выглядываю в окно – там все те же тяжелые, серые облака, что и вчера, и позавчера, и раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, – спрашиваю я, – Что же все таки это было? Птица, пожар, молния – что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты улыбаешься и прижимаешь меня к себе так крепко, что даже немного больно, и молчишь. Ты привык к моим странным вопросам, моим переменам настроения и близким слезам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты привык ко всему – даже к нашему счастью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И к тому, что за него надо платить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не беспокойся об этом, девочка моя. Я с тобой, мы вместе, а значит – это мог быть только бог. Другой причины просто не существует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И значит – нам не о чем волноваться, правда?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счастливая сказка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, ну ты еще долго?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я совершенно запуталась, ничегошеньки не понимаю – с какого еще конца можно за это взяться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ведь ты какая – ни минуты покоя… Ну вот, пришел. И что тут у нас непонятного? Что происходит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В том-то и дело, что ничего. Вот – все непонятно. Все неживое какое-то, понимаешь? Как из пластилина. Не могу я больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты погоди, погоди… Вечно ты бежишь впереди паровоза. Служенье муз не терпит суеты – помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помню, да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот… Знаешь, налей-ка чаю. Или нет, давай лучше я. Я сам налью. Не сюда, нет. Из толстых керамических кружек пьют не чай, а… неважно. Пить надо из чашек, чайных чашек. Желательно – тонких, с завитками на ручке и обязательно, слышишь – обязательно – с блюдцем… Чашка без блюдца – это… неважно. И – запомни. Первый глоток, он самый главный. Потому, что – первый. В общем – все как в жизни, ничего нового. Если первым глотком обожжешься, потом уже удовольствия не получишь. А варенье, между прочим, надо не ложкой из банки, а ложечкой – из розетки… Оно же вишневое, так ты не спеши, получи удовольствие. Уже лучше, правда ведь? А теперь поговорим, только, пожалуйста, не торопись. Итак?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-у-у… Я сделала все как обычно. Начала с описания случая – редкого, удивительного, даже уникального. И вдруг – все повисло, ни туда, ни сюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разумеется. Иначе и быть не могло. Я ведь тебе все время повторяю – нет на свете ничего нового.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уникального, тем более. Нет – понимаешь? Все уже случилось под этим небом, все уже было. У тебя с самого начала неправильный подход, в этом все дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы? Мы с тобой – тоже?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы – нет. Мы с тобой, действительно, исключение. Не каждый из нас, а мы вместе. Мы – флюктуация, отклонение от нормы, с той самой секунды, как встретились и образовали новую сущность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И в чем она – сущность эта?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Ну, это же так просто. Мы с тобой излучаем счастье. Все остальные стараются ухватить хоть крохотную его частицу, а мы его дарим. Берите…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, снова за меня все рассказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты же сама меня позвала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но не для того, чтобы ты диктовал мне текст. Я ожидала совсем другого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что хочешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все-все? Правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… В разумных пределах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это как? Я такого не понимаю. Вот веришь ли, не знаю я такого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верю. Тебе – верю. Потому, что ты моя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, не торопись, ну пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – годю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай начнем сначала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С удовольствием. Ну…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они лежат в постели уже целый длинный день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце сначала встало, потом зашло и, уходя, разломило комнату надвое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Половицы раскраснелись и заскрипели еще нежнее, еще музыкальнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цветы устали прислушиваться к шепоту и, свесив головы, задремали. Они знают, что и в этот раз все кончится хорошо, то есть – не кончится никогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, самое удивительное, даже время остановилось – послушать. А слова, как горошины, как разноцветные шарики, падают на пол и разбегаются по углам, где луна, еще нечеткая, круглая клякса, слизывает их языком, как сметану с блюдца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дыхание сбивается в жгут, как и горячие, влажные простыни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они умирают и молодеют. Они – живут…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом – наступил новый день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окно распахнулось, и ветер подхватил исписанные за ночь листы, закружил их по комнате.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книга закричала и родилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он встал из-за стола, потянулся и улыбнулся – счастливо и беззаботно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посмотрел на нее, спящую. Подошел, наклонился, провел губами по плечу к шее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты выспалась?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нисколечко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда не вставай, мне очень нужна твоя помощь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – скажи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это невозможно, я ведь даже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если я – прикажу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… послушаюсь. Прикажи, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И-?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым, как всегда, вернулось солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вслед за ним подняли свои поникшие головы цветы. Вдохновение бродило по комнате, размышляя, а стоит ли собирать разбросанную где попало одежду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они спали, а их книга смотрела на них и – улыбалась…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятое время года<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассказы<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятое время года<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. На левом боку<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне сказку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сказку? Ты хочешь сказку? Ну хорошо, вот тебе сказка, слушай. Жила-была белочка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не эту, другую какую-нибудь. Эту ты вчера рассказывал. И позавчера, по-моему, тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… Я других – не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты все знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если так, поворачивайся-ка ты на левый бок и – спать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще рано…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маленьким девочкам – в самый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не маленькая, у меня уже морщины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет у тебя никаких морщин, поняла? У тебя – морщинки. И они тебе к лицу – ужасно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, на самом деле? И много?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Морщинок? Ну, я не считал. Но каждая – к лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты врешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я же тебя до самой последней капельки разглядел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мне подходишь. Так и быть, беру тебя навсегда, навечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм-м-м… А как это – берешь? Что я – вещь, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты-то? В общем – да. И не просто вещь, а – моя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, допустим… А почему именно на левый? На левый бок – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я к этому и веду. Про то и сказка. Ты – слушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она послушно укладывается на левый бок, ладошку под щеку, ресницы пушистые – хлоп-хлоп – и сложили крылышки. И – уже из самого сна:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сказку, сказку давай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как же иначе, если обещал…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жила-была белочка. Это у нее прозвище такое было – белочка. Вот только я этого раньше не знал и называл ее про себя девочкой. И были мы с ней, девочкой-белочкой моей, в разлуке очень долго – почти всю жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но есть такой закон, физический, а может, химический, не помню, неважно, что пережить с белочкой разлуку очень трудно. И чем дольше – тем труднее. Вот такой беличий закон. Поэтому, когда мы, наконец, встретились – чуть не умерли от счастья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть это она – от счастья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я – оттого, что она может вот так раз – и умереть, и выходит, зачем же я тогда ее встретил? Но все-таки как-то мы смогли удержаться друг за друга и – выжили. Правда, для этого пришлось так крепко друг за друга ухватиться, что когда настало время расцепить руки, а оно – так и знай – всегда настает не вовремя, оказалось, что это невозможно. Никак невозможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой беличий закон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще оказалось, что самое удобное положение для двух, едва не умерших от счастья тел – как раз на левом боку и так близко, что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот, уснула… И хорошо, и славно. Да и сказка моя сегодня уж больно неправдоподобная вышла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на самом деле, было все совсем-совсем не так. Она и не помнит уже, поди, как все начиналось. Слишком слабенькая она сейчас – белочка моя – чтобы все, как было на самом деле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мне – каждое мгновение – словно вчера…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Анорексия<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В самый первый раз мы встретились в больнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я делал утренний обход со студентами, дежурный ординатор докладывал о поступивших за ночь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Больная – Белкина Светлана Игоревна, девятнадцать лет, поступила в состоянии истощения… степени, предварительный диагноз – анорексия. Биохимические показатели крови… Ранее у психиатра не наблюдалась и на учете не состояла, родители – также.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Назначенное лечение?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Инъекции витаминов, питательные добавки. В случае отказа от приема пищи – питание через зонд и психотропные препараты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что же, – обращаюсь я к своим студентам, – давайте познакомимся с больной, а потом вы мне скажете, какое дополнительное лечение ей показано с вашей точки зрения. И я поворачиваюсь к Светлане Игоревне Белкиной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На вид – не более четырнадцати-пятнадцати. Хрупкая, тронь – разобьется. Волосы короткие, почти черные, щеки ввалившиеся, глаза в пол-лица – серые, злые, упрямые, нелегко с такой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доброе утро, Светлана Игоревна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – заведующий этим отделением, зовут меня Михаил Андреевич. Ну, а со мной, вот – мои студенты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вижу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам, Светлана, поговорить надо, ты ведь это и сама понимаешь. – Я присаживаюсь на стул рядом и держу паузу. В самом начале – лучше не ошибаться. Как правило, психиатрические пациенты идут на контакт очень даже охотно. Потому, что ждут – Доктора. С большой буквы. Ведь только он поймет то, что они без утайки готовы ему рассказать. А рассказать они хотят – очень. И это ощущение общей тайны, общего понимания, помогает обоим, даже если оба они догадываются, что это всего лишь – иллюзия. Мне – лечить, больному – делать вид, что лечится. Ведь каждый из нас уверен, что сможет перехитрить другого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, есть медикаменты. Есть учреждения закрытого типа. Но я сейчас говорю о первой встрече, первом контакте. Это ведь как у дрессировщика – кто кого переглядит в самом начале, либо ты, либо – тебя. И если удается протянуть хотя бы слабую нить взаимопонимания, тогда даже и гипноз попробовать можно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И тут она заплакала. Беззвучно и очень горько.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как и всякий нормальный мужчина, я неравнодушен к женским слезам. Привычка, отпечаток профессии – да, но когда плачет женщина, почти ребенок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сделал движение головой, и кто-то из студентов бросился за водой, остальные затихли и посерьезнели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот… Не надо плакать, слышишь? Не надо, выпей воды и успокойся… Хочешь, я попозже зайду, хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А она… утерла рукавом больничного халата слезы и улыбнулась – нахально и вызывающе – прямо мне в лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это я вас проверяла. Рохля вы или как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Э-э-э-э… И – как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да никак. Обычный мужик. Тяжело вам будет со мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что ты предлагаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотя бы перестаньте мне тыкать для начала. Я же вам не тыкаю. Или, если я моложе вас, худая и лежу в вашем отделении – мне уже и тыкать можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, конечно, несколько растерялся, но виду не подал – еще не хватало, да и перед студентами моими… И не такое видели. К взбрыкам я должен быть готов, и готов – всегда, иначе, какой я завотделением, профессор, ну и так далее. Правда, я предполагал нечто иное, более гендерное, а тут сплошные дочки-матери. Да она все гормоны свои от голода порастеряла. А они бы не помешали… Я знаю, что нравлюсь женщинам, и многие пациентки на меня… западают, глаз кладут, и я им не мешаю, в работе это иногда здорово помогает. Я для них делаюсь чем-то вроде гуру, и гипноз дает тогда совсем иной эффект…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А что, если попробовать нарочитую строгость… Она может быть воспринята с сексуальным оттенком, и тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нахмурился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что же, вы правы, Светлана Игоревна. Тыкать вам, в самом деле, не следует. Я полагал, что это поможет нам с вами сэкономить время, помочь вам быстрее и эффективнее. Но раз вы предпочитаете так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я никак не предпочитаю, я устала. Я не могу больше говорить. Пожалуйста. Потом…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Потом было много чего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот, например, разговор с ее матерью:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да поймите вы, доктор! Светка, она с детства чувствительная такая. И упрямая. Если чего хочет и не получает – перестает есть, и все. Уж чего я только не пробовала, поверьте, а потом махнула рукой и стала ей все разрешать. И – ничего, выросла нормальная девка. Школу почти с отличием… Ведь почему сейчас-то она с катушек слетела? В институт недобрала, в медицинский, кстати. Ну, недобрала, так что, на нем свет клином сошелся? Вузов этих – на каждом шагу. Или в будущем году поступила бы – она же молодая, годом раньше, годом позже… А она есть перестала – самой себе назло, так выходит… А что я могу сделать? Взрослая она уже, сама за себя в ответе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И остался я один на один с этим чудом по имени Света Белкина. Моим наказанием, моим сумасшествием, моей усладой. Белочкой моей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто же знал, что так все обернется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя иногда мне кажется, что именно она-то и знала, потому, что она, вообще говоря, знала – все. Только вот понял я это гораздо позже, когда она оказалась уже внутри – во мне. И остальное перестало иметь значение, а так и осталось – остальным…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Гипноз<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, Светлана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доброе утро, Михаил Андреевич.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне необходимо вам кое-что сказать. Важное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вас слушаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она сидит на кровати – глаза в пол, больничный халат – мешком, на ногах тапочки, домашние, веселые, детские – ну ребенок, ребенок и есть, за что ее сюда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Вы сами все понимаете… Режим нарушаете, пищевые добавки не принимаете, вес ваш остается прежним. Если так продолжится и дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… – шепчет она и еще ниже наклоняет голову. – Пожалуйста, я не хочу через трубку. Лучше… Лучше загипнотизируйте меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молчу. С умыслом. Пусть до нее, наконец, дойдет, пусть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне говорили, рассказывали, – умоляющий взгляд на меня, – Вы же умеете, пожалуйста, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говорили – это одно, а на деле… все не так просто – я качаю головой, поддаваться на уговоры тоже надо не сразу. – Гарантий нет. Может, получится, а может… И что тогда? Зонд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаза у нее – словно домой попал после долгого отсуствия. А когда она все-таки улыбнулась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для того, чтобы получилось, мы должны доверять друг другу. Вы – мне, а я – вам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я доверяю. Я вам правда доверяю, очень. Честное слово…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вам – не очень. И вовсе не уверен, что вы на самом деле хотите вылечиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу! Пожалуйста, попробуйте гипноз, я вас очень прошу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хотел бы ей поверить, но обычно такие больные крайне редко признают, что больны. Они искренне считают свой вес чрезмерно большим и борются с ним до последнего. Тогда – что это? Со мной – в поддавки? А впрочем… Или сейчас – или…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И у нас получилось. Только странный какой-то был сеанс. Мне до сих пор так и непонятно – кто же кого гипнотизировал? Или вернее, кто из нас добился своей цели – она или я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и в чем она заключалась – наша цель? Наша…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попрошу вас сесть сюда. Так, да. Вам удобно? Ничего не мешает, ничего не беспокоит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поеживается, заметно нервничает, ее руки все время в движении, наконец успокаивается и смотрит мне прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам не холодно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, доктор, все в порядке. Я готова, можно начинать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня своими прозрачными серыми глазами и делает вид, что верит. И я ей тоже – почти верю. Почти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что же, приступим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Погрузить ее в гипнотическое состояние оказалось на удивление несложно. Мне даже показалось вначале, что она все еще играет, сидит в полном сознании и смеется про себя. Но профессионализм присутствует всегда – моторика, вазомоторика, вербальные реакции – стандартный набор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я довольно быстро убедился, что внушение работает, и начались мои вопросы и ее ответы. Разумеется, то, что и как я говорил, было продумано заранее, да и методика определенная существует и реально работает, но золотое правило – не делать резких движений, но всегда быть к ним готовым – необходимо не только пилотам формулы один… Поединок – другого слова не подберешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне про школу. Как ты училась?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Школа кончилась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что началось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне про родителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неинтересно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что тебе интересно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интересного слишком много. Я не успеваю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты не успеваешь? Что тебе мешает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не умею слушать. Не умею видеть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты же сейчас слушаешь меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это другое дело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молчание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кем ты хочешь стать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Врачом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что для этого нужно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нужно быть сильной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты – сильная?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? Чего тебе не хватает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня слишком мало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из-за того, что ты не ешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты не ешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы стать сильной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неправильно. Ты не ешь, чтобы на тебя обратили внимание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все те, кто тебя окружает – врачи, медсестры, нянечки – все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неправильно. Мне никто не нужен. Только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только – кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот это да! Но нельзя держать паузу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты добилась своего – я обратил на тебя внимание. Что дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зависит от меня. Вы женаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я женат, правильно. И что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу вас и я вас получу. И еще я очень хочу спать… Ее ответы кончились, и это было хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что и мои вопросы закончились – тоже. Пока – закончились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дела ее пошли на поправку. Потребовалось еще два сеанса, и стало ясно, что можно будет обойтись без психотропных. Вопрос о принудительном питании тоже отпал – Светлана начала набирать вес, да и настроение ее тоже изменилось соответственно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из первого нашего сеанса она не помнила абсолютно ничего – я проверял не раз. Но если случалось остаться с ней наедине, неловкость между нами все равно ощущалась – обоими. На меня она теперь смотрела снизу вверх, слушалась и вообще была паинькой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ее выписывали, я, проходя через вестибюль к выходу, увидел ее – она сидела, сложив руки на коленях, смотрела на меня с робостью и улыбалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, доктор! Меня сегодня выписывают, вы знаете, да? Вот сижу, маму жду, она должна приехать… Спасибо вам за все. Я ведь только благодаря вам… Из-за вас… Ну, вы понимаете, правда? Я вас никогда не забуду и не надейтесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнул, улыбаясь, протянул ей руку и хотел сказать что-то подобающее, но не успел – она вдруг обхватила меня за шею и впилась мне в губы – на виду у всех…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я стоял, как истукан. Единственное отчетливое чувство в тот момент – злость на нее. Злость и желание перегнуть ее через колено и выпороть – тут же. Чтобы – запомнила. И чтобы духу ее здесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разозлились, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она стояла смеющаяся, довольная, только что не облизывалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не злитесь, вам нельзя на меня злиться, на пациентов не злятся, Михаил Андреевич, вы же – врач. Я просто очень давно хотела вас поцеловать. А если я чего-то хочу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она повернулась и зашагала к выходу, вертя худенькими бедрами почем зря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я почувствовал, что улыбаюсь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С той минуты и – до сих пор…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Темные аллеи<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первый момент я ее, конечно, не узнал. Все-таки три года – это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очередная группа студентов, и среди них – она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, кто может назвать мне…?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ее даже не сразу увидел за спинами остальных, невысокая, такая же хрупкая и совсем не повзрослевшая. Взгляд исподлобья и те же серые глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-эээ… Вы – Белкина? Белкина Светлана, я не ошибся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, меня так зовут. А откуда вы знаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда я знаю? Неважно. Вот вы и отвечайте на заданный вопрос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она, на удивление шустро и толково, рассказывает нам про шизофрению – причины, следствия, течение и признаки болезни, вторичные факторы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее – всю жизнь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь – не может быть, чтобы она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Михаил Андреевич!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Идем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь – и ее бледное лицо рядом – как вспышка – невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Потом – ее красные, искусанные губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И нас осталось двое – психиатр и его пациентка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя загипнотизированная девочка…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Частная жизнь должна оставаться частной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому – привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счастье – это другое, совсем другое. Это – взрыв. И редко, исчезающе редко – их череда. А совсем уникальный случай – заполучить такое счастье в вечное или, хотя бы, в длительное пользование. Фантастика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня были тайны. Я изменял жене и раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек может легко и до конца примириться только с одной единственной несвободой – несвободой от самого себя. Остальное – в щепки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в этот раз…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И началась новая, совершенно другая жизнь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что люблю ее – как себя. Если вам это о чем-нибудь говорит. Пока однажды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше я расскажу по порядку…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Ласточка и цветок<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встречались мы всегда у нее. Она жила со старенькой бабушкой – глухой и почти слепой, та принимала меня за Светиного однокурсника, встречала ласково и тут же неслышно исчезала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Света ждала меня всегда. Так она и сказала мне после первого же настоящего, «взрослого», по ее выражению, свидания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Приходи, когда захочешь. Я всегда тебя жду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мужчины не любят слишком навязчивых женщин, и я – не исключение. Услышав такое, я насторожился. Потому, что не может, не должна молодая, красивая девчонка жить лишь ожиданием своего великовозрастного любовника. Кругом жизнь, масса соблазнов, тусовки всякие… Да и вообще – «слишком» до добра не доводит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только, если оно – не взаимно. И как же по-другому, если – да… – произнесла она вслух, и я почему-то совсем не удивился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы лежим на раздвинутом стареньком диване, моя голова у нее на животе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты читаешь мои мысли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… О чем я сейчас подумал, скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Тебе есть хочется… А теперь ты, ну… Чего хочется сейчас, вот прямо сейчас – мне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… Гипнотизировать я умею, а вот мысли читать… Хотя, это ведь твои мысли, да? Я думаю… Я просто уверен, что… Ну, вот… – я слегка поворачиваю голову и приникаю губами к ее теплому, гладкому животу. И он, дрогнув, подается мне навстречу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я не буду вдаваться в интимные подробности, не ждите. Да и невозможно об этом так, чтобы… Но есть, есть такое, что пережить и испытать дано – немногим… Оно – как полет ласточки или цветок, вздрогнувший от взмаха ее крыльев… Это просто – попробуйте. Стать ласточкой или цветком – хоть на секунду. Чтобы понять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чур, я ласточка – выдыхает она, и я уже ничего не вижу…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За год мы так и не смогли привыкнуть друг к другу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В остальном все было, как обычно – больница, студенты, дом, семья… Вот только однажды жена сказала мне мельком:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты как-то… молодеешь. Впрочем, тебе идет…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думал про нее все время, всегда. И дело не в теле ее. Хотя, конечно, и в теле. То есть не в самом теле, а в принадлежности его мне. И тоже – не только. Вот помните:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нежнее нежного<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лицо твое,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белее белого<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твоя рука.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;От мира целого<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты далека<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все твое —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;От неизбежного.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Власть – сладкая забава. Я был уверен, что она вся – моя. И так оно и было. Так – и не так. Ведь она умудрилась стать и моей неизбежностью – тоже…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С ней мне никогда не было спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порой мне казалось, что она ускользает – и я бесился. Молча, не показывая вида. А иногда она растворялась во мне до исступления, и я начинал вспоминать, что есть и другая жизнь, опасался осложнений, перемен и даже пару раз всерьез собирался с ней порвать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все это заканчивалось одинаково смешно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я приходил – ноги сами несли меня к ней, она – ждала, иногда открывала дверь еще до моего звонка и стояла не шелохнувшись – звериное чутье. Дальше… мы просто бросались друг на друга, терзали друг друга, пили друг друга, а потом – не могли наговориться, иногда не произнося ни слова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Казалось – так будет всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В тот год мне исполнилось сорок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юбилей, ресторан, друзья, коллеги, семья. И – Света. Она пришла без приглашения, но когда столько гостей… Поначалу я взбеленился, хотел улучить момент и… Но она вела себя вполне адекватно – сидела от меня далеко, общество свое не навязывала, на глаза не лезла. Правда, с женой и дочкой все-таки умудрилась познакомиться. Ушла рано. Подошла ко мне попрощаться, протянула руку и еле-еле слышно сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они у тебя очень славные. Но я все равно тебя заполучу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – ушла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спал я плохо. Не могу сказать, что страдаю ночными кошмарами, но в ту ночь… Короче, проснулся с высокой температурой. Оказалось – грипп. Обычный, не птичий, но паршиво было очень. Тем паршивей, что болею я редко, не привык. Пришлось целую неделю проваляться дома. Когда полегче стало, где-то день на пятый, шестой, подошел к окну поглядеть на белый свет и глазам не поверил. Стоит девочка моя, прижавшись к кленовому стволу, и смотрит прямо на меня… Увидела, заулыбалась, рукой помахала, воздушный поцелуй послала, и – нет ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я подумал, это что же, все предыдущие дни она вот так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я вернулся на работу, уже наступила весна.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Совсем и навсегда<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пытался дозвониться до нее еще из дома – она не отвечала. И я помчался к ней в первый же вечер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот вы скажете – банальная история.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще одно кратковременное помешательство взрослого, состоявшегося мужчины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я и сам знаю – все проходит, и мы возвращаемся. Почти всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То, что было раньше, я вспоминаю по-разному. Благодарность, равнодушие, досада, раздражение – все бывало… Но – я никогда по ним не скучал. Во всяком случае, не больше нескольких дней, недели, месяца. Это было как смена времен года – после лета всегда настает осень, а после зимы – весна. Бывало, конечно, что весна запаздывала, но я всегда знал заранее, что она никуда не денется – придет. И будет снова интересно, потому что – чуть-чуть по-другому, вот и все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А теперь… Дело даже не в том, что я тосковал, или мне ее не хватало. А настало еще одно время года – пятое. Совершенно незнакомое. И все остальные просто оказались ненужными. Они облетели, растаяли, их унесло ветром, смыло дождем – совсем и навсегда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она долго не открывала. Очень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я услышал шаги за дверью, она распахнулась, и я увидел Свету – в коротком ситцевом халатике, грустную, потухшую, никакую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет… Знаешь, я ужасно скучал… Ты на звонки не отвечала… – я делаю шаг и обнимаю – нет, не ее – ее безответное покорное тело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Света… Светка… Ну, что случилось? Что ты такая? Все же как раньше, вот он я – пришел, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поворачивается и ведет меня в спальню, и внутри у меня уже распускается ледяной цветок, я уже знаю, что должно случиться, и я не хочу, не хочу… Еще мгновение свободы от несвободы, от себя – без нее, от себя – без себя… Молчи, пожалуйста, молчи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она так и не произнесла ни слова.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда я открыл глаза, ее уже не было. Только чашка остывшего чая на тумбочке и записка на ее подушке:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Наверное, ты был прав – слишком – до добра не доводит. Даже если оно взаимно. Во всяком случае, это так больно, что лучше – уходи…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я – ушел…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все было как всегда. Я ходил на работу, экзаменовал студентов, купил подарок жене на день рождения. Даже умудрился написать статью в научный журнал. В общем, вполне успешно притворялся живым человеком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свету привезли в мае.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На утренней летучке дежурный ординатор доложил про новую больную. Она не смогла получить меня и, как всегда, перестала есть. Только в этот раз она умирала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если организм слишком долго не получает необходимые ему для жизни вещества, в нем происходят необратимые изменения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Света слишком долго не получала меня. Ее еще можно было спасти, но лекарство для этого требовалось только одно – я сам. И я позвонил домой жене. Потому, что – иначе…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я давно хотела тебе сказать и не решалась… Ты сам знаешь, наш брак… он не был заключен на небесах, ведь правда? В общем, Миша, я уже довольно давно… встретила другого человека, своего мужчину, понимаешь? Я знаю, что тебе больно это слышать, но именно его я ждала всю жизнь. И дождалась. Это – божий промысел, понимаешь… И я не могу… Ленка уже большая, она поймет… И…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, все верно, я понимаю. И я не могу тоже – прости. – Вот и весь разговор. Действительно – божий промысел…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующие три недели я из больницы не уходил. Потом – перестал есть. Потому, что… Впрочем, вы уже знаете – почему. Ведь каждый вечер мы с ней ложимся на левый бок, я обнимаю ее и начинаю рассказывать сказку. Каждый вечер – другую. Каждый. Триста шестьдесят пять сказок в год. Хотя начало всегда одинаковое, а конец счастливый. А остальное ведь и неважно совсем, правда?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому что главное в том, что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жила-была белочка…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ромашка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно закончился август,<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;и я от нее – устал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки – устал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не разлюбил, не привык – какое там. Десять лет уже, а как голову свою лысую потерял, так до сих пор и не нашел. Да и не ищу уже – в общем-то. Давно не ищу, даже не пытаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что было между нами – то самое. Не любовь, нет, не люблю я этого слова, а… ну почему две частицы притягиваются друг к другу, не знаете? Вот и я не знаю. Химия, тяга, искра. В общем – бог знает что… Или – черт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все равно – устал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виду, конечно, не показал, не заслужила она, чтобы так – в лоб. У нее же кроме меня никого, на всем белом свете – никого. Я для нее – весь мир – и вода, и хлеб, и воздух. Может, потому и устал – воздухом быть, тоже, знаете ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, пожалуй, устал смотреть, как она задыхается от нехватки меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понимаете, какая штука, иногда слова перестают складываться в строчки, строчки – передавать мысли, а мысли – возникать в этой самой моей лысой голове. Я теряю способность писать, а значит – жить. Потому что – кто я без этого, потому что – соблазн…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И за этот соблазн, если ты его хоть раз испытал… Много чего отдать можно. Вот и ее – Машку-ромашку мою, отдал бы, не задумываясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, а если – задуматься все же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто же мог знать, что она возьмет и станет – мной. И станет для меня важней, чем ребро мое, из которого сделана. И жаловаться некому, разве что – себе. Но если я – это она, то… Некому, в общем, жаловаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – повсюду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда кажется, вот в зеркало посмотрю, а оттуда – глаза ее виноватые. Хотя и вины-то никакой нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот, слева ноет, как пить дать, в том самом месте, где это ребро и было. И откуда его вытащили, а Машеньку, стало быть, туда… И так глубоко – туда, что не достать, никакими силами не достать. С наркозом, без наркоза, все равно, больнее не будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куда же – больнее-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;как чудесно все начиналось…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы не поверите. И я бы не поверил, если бы такое услышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был тогда, что называется, начинающий писатель. То есть голодный, самонадеянный, убежденный в собственной гениальности и праве на лучшую, гораздо лучшую жизнь. Я не знал еще, что для того, чтобы – жить, необходимо – писать, и что жить ради этого – стоит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тексты сыпались из меня тогда, как из рога изобилия – один за другим, и я элементарно «затоварился» – собственные сочинения накрыли меня с головой, и в один прекрасный – на самом деле прекрасный момент, я осознал, что мне необходим кто-то для приведения в порядок наступившего безобразия. Причем практически бесплатно, то есть, работая в счет будущих гениальных творений, короче – блаженный. Кто-то из знакомых так мне про нее – про Машу и сказал – «блаженная» и дал телефон. И вот наш самый первый разговор – слово в слово, ну, почти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мария Леонидовна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, это я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, я… писатель и ищу в данный момент помощника для работы над рукописями – корректура, приведение текстов в порядок, систематизация… Ну, вы понимаете… Мне дали ваш телефон и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы писатель на самом деле или только думаете, что им являетесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно… Тогда давайте так. Можете прислать мне что-нибудь из написанного – на ваше усмотрение? Я за выходные прочту и позвоню вам в начале будущей недели. Идет? Вы не удивляйтесь, за неделю на работе так устаешь от печатной продукции, что поневоле к любому тексту относишься с подозрением… А работа мне нужна, да. Так как, договорились?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы – договорились…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она позвонила в понедельник, в семь утра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, вы – писатель. Когда начнем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как сейчас слышу ее голос – звенящий и радостный, будто из детства. И уже через неделю она просто переселилась ко мне. Совсем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы скажете – так не бывает. И я соглашусь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я ее увидел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот представьте, что вы ожидаете увидеть кого-то вроде «железной леди», а входит воробушек с круглыми, любопытными глазами и, склонив набок голову, произносит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте! Я – Маша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы – заулыбались…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Мы будем с вами работать, только учтите, у меня есть два правила: во-первых, я работаю только с успешными авторами, во-вторых, я с ними, то есть с вами – не сплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но я – не успешный автор. Означает ли это, что и у второго правила могут быть исключения?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смешно. Совсем. Вы не успешный только потому, что еще не успели им стать. Я вам в этом помогу и быстро. Вы сами увидите.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ее не стало. Она – растворилась. Во мне, в рукописях, в переговорах с издателями и литагентами, даже в содержимом холодильника. Очень скоро я смог бросить, наконец, работу в газете – она говорила, что это рабский труд и была права. Я начал свою первую настоящую, серьезную книгу, и она – пошла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша как-то сразу стала мне так необходима и незаменима, что когда, буквально через несколько дней, она пришла и просто улеглась ко мне под одеяло, это показалось настолько естественным, что набросился я на нее лишь под утро. А потом она снова уснула, подложив под щеку кулачок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И это было самое настоящее —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;счастье на целых десять лет…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А теперь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она стала для меня – слишком… и – слишком для меня. Вот и вся разгадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем недавно я осознал еще одну истину: что долго эту свою усталость скрывать от нее не смогу. Ведь именно из-за этого у меня не пишется, не пишется – совсем. Напрочь. И она, Маша, знает об этом тоже. Хотя бы потому, что знает про меня – все… И вообще, она меня чует, всем своим нутром, каждой клеткой, какие уж тут секреты и недомолвки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах ты, Машка-целовашка моя, ангел-хранитель-воробышек… Помоги мне, а? Я уже наизнанку вывернулся, а выхода нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Андрюша, вот и я. Как дела? Кто-нибудь звонил? Прежде всего, немцы и из издательства? Звонили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Из издательства. Обещали к началу будущего месяца закончить весь тираж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? Наконец-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня подозрительно, как на больного, который забыл принять лекарство. И против моей воли во мне возникает раздражение – я снова не написал ни строчки. За весь день – ни строчки. Но это мое дело, черт возьми, и я уговариваю ее про себя – молчи, не спрашивай, не смотри на меня так, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты уже решил, что будешь говорить в интервью? Ну, в понедельник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты о чем? Я на самом деле не помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милый мой, у тебя же интервью на первом канале! Ну, что мне с тобой делать, скажи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и я об этом же думаю – что тебе со мной делать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И – ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше всего – ничего. Ничего не делать, абсолютно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ладно, ладно… Может, я сама виновата, надо было напомнить… Я просто зашилась, не успеваю, не сердись, а? Я уже давно поняла, что тебе меня одной мало, нужен еще кто-то, чтобы все вовремя, напомнить там, текст подготовить, на звонки отвечать, чтобы ты не отвлекался. Что-то вроде секретаря, понимаешь? Я обязательно найду кого-нибудь в ближайшее время…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маш, я не хочу. У меня уже есть ты – исполнительница моих капризов и причуд, есть твое тело, которое я продолжаю вожделеть, твои мозги, которые… Ну, ты сама знаешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот именно для того, чтобы я смогла окончательно сосредоточиться на твоих капризах и причудах, она и нужна. А тело… Хм… Ну что же, продолжай, вожделей, я в принципе – не против… найду тебе какую-нибудь мымру или синий чулок и все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, если – мымру… Слушай, давай пойдем, поедим чего-нибудь, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты голодный, Андрюша? Так давай здесь, дома. У нас же все есть, уже готово, хочешь? Я быстро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, хочу с тобой в ресторан, с зелеными лампами – помнишь? И надень серое платье, то самое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты мой милый… Хорошо, минут пятнадцать, не больше, ладно? Подождешь? А там ты мне расскажешь, как дела с тринадцатой главой. Я сейчас…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тринадцатая глава смотрит в затылок двенадцатой и – молчит. Я тоже молчу и смотрю в окно, в темнеющее сентябрьское небо. Или это тоже – не я?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она экзотична, свежа и капризна. Она – изящна. На ней серое атласное платье с открытыми плечами, и плечи ее – нежны…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – моя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи, как же мне повезло. Эти зеленые глаза в круге теплого света, мгла ее лица в подступающем сумраке зала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – моя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я счастлив, боже мой. Я хочу сказать ей об этом, но отчего-то начинаю говорить про книгу, про ненаписанную тринадцатую главу и – забываю, забываю, забываю все, даже ее плечи, но не свою тоску…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что знаю, книга – обречена…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее идея настолько необычна, парадоксальна и проста. И парадокс и его развязка так безупречно элегантны…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня внутри все поет, когда я думаю про свою книгу. Она – поет во мне. И думаю я про нее непрестанно. Если мне не удастся ее написать, я просто – кончусь. Кончусь, как вот этот осенний день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь началась книга с нее – с Маши. Именно она подала мне эту мысль. Ей вообще нет равных в обилии самых разных идей, зачастую – диких и сумасбродных. Но, если они работают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знаете, каково это – взять умирающую от холода, забытую и заброшенную идею, отогреть, подышать на нее… Живи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она назвала это однажды – реанимацией чуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно – по ночам. Не сговариваясь, мы оставляли ноутбук на полу рядом с кроватью, чтобы сразу – после, даже еще не отдышавшись, не оторвавшись друг от друга…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему я вспоминаю об этом в прошедшем времени?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему тринадцатая глава уже почти два месяца тихо умирает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему так странно смотрит на меня Маша?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, Машуня? Ты что-то сказала? Прости, я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сказала, что ухожу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда? Давай, я тебя отвезу. Только выпьем кофе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я не хочу кофе. Ты не понял. Я ухожу – от тебя. Ухожу к другому. Прости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она в самом деле поднимается, берет сумочку, поворачивается спиной и – еле уловимое, такое – ее – движение плеч…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я медленно опускаюсь на стул, провожу ладонью по лицу – пустота и боль внутри, словно ребро взбунтовалось и вырвалось на волю, проткнув по пути легкое. И как же оно пузырится и заглатывает в себя смертельные дозы синего ветра – еще, еще, еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня ветер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все громче и громче поет —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;тринадцатая глава…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все понеслось и закружилось, как цветные стекляшки в калейдоскопе. Книга – ожила и, вырвавшись на свободу, полетела полным ветром в совершенно неожиданную сторону – вслед за тринадцатой родились на свет еще одиннадцать глав и перевернули и сюжет, и смысл, и повествование настолько, что я сам долго не мог понять, куда все это меня заведет. Я даже почти не правил текст – садился, и пальцы начинали бегать по клавиатуре, как у опытной секретарши, пишущей под диктовку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне казалось, что я заново рождаюсь, и это занимало все мое время, не позволяя упасть в пустоту, образовавшуюся после Машиного ухода. Вместо того, чтобы, проснувшись и еще не открыв глаза, вспоминать ее утреннее тело, я вскакивал, как ошпаренный, бежал в душ, потом по-быстрому – чашка кофе, и – вот оно, ежеутреннее наслаждение – пальцы еле успевают записывать щебечущий ветер…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне было просто некогда – книга уносила меня за собой, забирая всего целиком, без остатка. Ни одной минуты, прожитой зря, впустую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А что – Машка? Она – приснилась… С этой мыслью я засыпал каждый вечер, а утром снова начинали петь птицы, и только я один слышал их голоса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Книга была написана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счастье длилось дня три или четыре, точно не помню. Потом наступила пустота. Ее не могло заполнить ничто, ни хвалебные голоса критиков, ни интервью, ни приглашения на элитарные тусовки, ни даже предложение одной киностудии написать сценарий для очередного сериала. Я прекрасно выглядел, был моден, я мелькал на экранах и подписывал контракты на огромные – по нынешним понятиям – тиражи. И был до омерзения противен сам себе. Год без нее прошелестел пожухлыми осенними листьями и умер. Мне нужна была только она – Маша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же она была мне нужна, господи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я понял, что пропадаю. Еще день, два, месяц и – чем черт не шутит – запью горькую. Одним писателем больше, одним меньше… Новых ид ей у меня не было, а Маша… ее не было тоже. И страшнее всего было то, что совершенно не хотелось писать. Меня мутило от одного только вида монитора. Чтобы хоть как-то себя занять, я стал посещать бассейн и бегать по утрам. И преуспел – ощущение времени исчезло совсем, я погрузился в безвременье с головой. О будущем, даже о ближайшем, я не думал, его как будто не стало. Завтра, потом, после – потеряло всякий смысл, вчера – осталось в прошлом, а сегодня – просто не наступило. Я и не пытался его искать, как и Машу… Где она, что с ней, я не знал. То, что было нами задумано, исполнилось, но кончились – мы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я уверился, что так надо. Кому – я не спрашивал, да и зачем? Об этом скрипели петли, стучали каблуки, звенели трамваи. По утрам об этом пели птицы и кричали дворники. И тогда я решил ее – написать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Неделю я придумывал название нового романа о ней, то есть о нас, и даже выдавил из себя первую фразу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это роман – про любовь, хотя я и не люблю этого слова…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом все закончилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пробежки и бассейн закончились еще раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постель оставалась холодной и полупустой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь совершенно лишилась смысла, и я уже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в декабре неожиданно —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;вновь настал август…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто-то спросил прямо над ухом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве можно умирать в августе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему нет? – ответил я, и мой хриплый голос ударился о стену, потом в оконное стекло, оно зазвенело, и я проснулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Раньше у тебя не было привычки так долго валяться в постели. Скоро полдень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я перестал дышать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно к тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все еще не открывая глаз, я пододвинулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ты же помнишь, я – слева…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я перекатился в другую сторону. Ее голос и запах вдруг оказались так близко, вплотную, что я замер. Казалось, пошевелись я – и все исчезнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо как. Тепло… Только ты опять все одеяло на себя перетянул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я укрыл голос одеялом и тщательно его подоткнул. Дотронулся до ее шеи, осторожно обхватил всей ладонью, чуть сжал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А можешь еще сильнее?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не открывая глаз, я увидел, как она улыбается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Могу… – это было первое слово, которое я произнес. Открыл глаза и понял, зачем родился на свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но тогда тебе нечем будет дышать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сделаешь мне искусственное дыхание…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не умею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебя научу – хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Я хочу – все. Прямо сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот она – я. Бери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не спросил ее ни о чем, не задал ни одного вопроса. Да и какая разница, что бы она мне ответила, где она была и даже – с кем. Если вся она – вот – для меня, и в моей руке ее жизнь. Теплая, трепещущая – моя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я разжал руку, и она вздохнула полной грудью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что – теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что ты хочешь, любимый мой… Все…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не знаю, что меня заводило больше – ее полная покорность или моя твердая уверенность, что все это временно, и с ней надо держать ухо востро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В следующие несколько недель я словно сошел с ума. Опыт предыдущих десяти лет совместной жизни не стоил ничего. Маша бывала разной – все эти десять лет, но я даже не подозревал, какой она может быть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я писал как сумасшедший, как будто это последняя книга в моей жизни, и после не будет уже ничего. А может, так оно и было на самом деле. Во всяком случае, такая мысль не раз приходила мне в голову…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я писал про нас – живых и вечно голодных, несбывшихся и источающих вожделение. И она была как ласковый ветер – ее улыбка, ее голос, ее незабываемый вкус… Думаете я не боролся, не понимал, что впадаю в зависимость от нее – снова? Вот только – как можно сопротивляться женщине, выполняющей и предвосхищающей любое ваше желание? Любое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сплошной август…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Маша была совершенно уверена в успехе новой книги, и —<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;успех пришел…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он не пришел, он – наступил, обрушился на нас. Как цунами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сразу – за безвременье без нее и за исступление последних месяцев – с ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Критики писали, что я потряс основы, издательства смиренно дожидались у моих дверей, на письма литературных агентов я просто не отвечал. Маша сияла и была счастлива. Новые идеи били из нее, как фонтаны Версаля. Если бы все они осуществились, Британской библиотеке пришлось бы отвести для них отдельный зал. Мир был у наших ног.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы продолжали работать, а по вечерам, уже в сумерках, я садился в кресло-качалку на балконе, а она мостилась на скамеечке рядом и брала меня за руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? – спросил я как-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, – она пожала плечами, – Это подсознательно. Наверное, боюсь без тебя. Боюсь – упасть… – и ухватилась за мои пальцы еще сильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она успевала – все. Бегала по магазинам, готовила мои любимые кушанья, была непримирима с издателями и оберегала меня от светских тусовок. Еще она редактировала написанное и выгуливала меня по вечерам. А ночью… Не знаю, как у нее это получалось, но каждый раз я оказывался в постели с другой женщиной. Прежними оставались лишь ее имя и полная, абсолютная принадлежность – мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Помнишь наш самый первый телефонный разговор? – моя голова лежала у нее на груди, и я тихо дурел от запаха, исходящего от ее кожи. – Тогда, давно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, как сейчас. А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тот, кто дал мне твой номер, сказал, что ты – блаженная, как раз такая, какая мне и нужна. Он был прав, но понял я это совсем недавно – когда ты вернулась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это все равно, Андрюшенька. Все равно – когда, да и что понял – тоже все равно. Все – все равно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так не бывает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бывает, бывает, ты просто еще не знаешь, вот и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь должно же быть что-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – не все равно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. Только оно для нас с тобой – разное. Совсем. Как ты и я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, мы – разные. Вон какая у тебя гладкая кожа. А у меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ау тебя главное – в другом. Я же говорю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В чем же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В умении – брать. От жизни, от женщины, от себя. Это не всем дано – немногим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И кто же эти немногие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Те, кто нашел себя. Или – не потерял…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Допустим… А – у вас, у тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наоборот. Мы – отдаем. Отдаем тому, кто способен – взять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если он не хочет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, это не тот, не он. Еще – не он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но если таких – способных взять – немного, почему ты сказала – еще не он? Ведь скорее всего, он и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не встретится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же говорю, это – все равно. Главное – верить. Верить и быть готовой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маша, знаешь что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, мой милый?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не блаженная, ты – блаженство. Мое блаженство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты моя<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Машка-ромашка…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда она начинала ужасно нервничать – в те дни, когда мне не писалось. Ну, не писалось – и все тут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бывает. Встал не с той ноги, голова болит, да просто – не хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что с тобой, Андрюша? Болит что-нибудь? Ты как себя чувствуешь? Давай я врача вызову, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала она и старалась вроде не показывать вида, но глаза… поворот шеи… движения рук…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да знаешь, Машуня, что-то я сегодня не в форме. Меланхолия какая-то, понимаешь. Неохота мне… Просто – неохота, честное слово…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-два она еще терпела, а потом становилась задумчивой, вялой и – как ни странно – еще более нежной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маша, прекрати. – я глядел на нее со всей доступной строгостью. – Я же не робот, и литература – не конвейер, ты и сама все прекрасно знаешь. Потерпи, подышу немного, отдохну от всего и начну снова – как всегда. Это ведь не первый раз и не последний…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она делалась еще более виноватой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то я пробездельничал целую неделю. Она ходила бледная, осунувшаяся, никакая. И я решил выяснить все до конца, мне уже стали приходить в голову всякие разные мысли и догадки, короче – взыграло любопытство и мужское самолюбие. Я просто продолжал бездельничать, хотя меня уже очень тянуло к книге, да и шла она в тот момент очень и очень неплохо. Замечательно даже… Я – перестал писать совсем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще через несколько дней Маша так похудела и ослабла, словно чем-то серьезно больна. Она практически перестала выходить из дома, а лишь смотрела на меня изредка, и я делал вид, что не замечаю, как в уголках ее глаз…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Андрюша, я должна тебе кое-что сказать… – она села передо мной, сложив руки на коленях, поверх широкой цветастой юбки. Бледное, похудевшее лицо на тонкой, совсем беспомощной шее, и прежние, только ставшие огромными, серые глаза. Птенец. Это надо же – так себя довести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, Машенька, что случилось? Ты какая-то уставшая. Все в порядке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, ничего, не обращай внимания, просто я в последнее время… Ничего – неважно. Я не про это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А про что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь ли, мне придется на некоторое время уехать. На месяц, может – на два. Тебе придется пока пожить одному…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что же, не беда. Раз надо – поживу. Опыт у меня уже есть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не сердись, Андрюша. Это не то, что ты думаешь, совсем-совсем не то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что я, по-твоему, думаю, скажи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не другой мужчина. Да и не было его никогда, ни тогда, ни сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… А я догадался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда, давно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если честно – только что. Ты, Машуня, врать, конечно, умеешь, и в этом, в общем, ничего особенного нет – взрослая ты уже. Но ведь и я, милая моя, тоже не мальчик… Давай, рассказывай, что ты там еще напридумывала, чтобы вновь усадить меня за книгу? Ведь дело только в этом – так? Признайся, ну… Ты просто каждый раз пытаешься любым способом снова заставить меня работать. Ты никак не хочешь понять, что это, ну… неэтично, наконец. Я понимаю, вначале была игра в этакую невинность. Пришла девочка и принесла себя в жертву – во славу литературы и заодно – меня. Вот – за просто так. А дальше, пока я писал, писал и писал, ты потихоньку прибрала к рукам всю мою жизнь, а я превратился в машину, в робота для написания бестселлеров и удовлетворения твоего скрытого честолюбия. Я почти потерял себя – понимаешь, что ты чуть не наделала? Я ведь не бездарен, а мог бы пропасть и кануть в безвестность, как многие. Разве не так? А потом ты поняла, что просто перегнула палку и ушла, чтобы не потерять – все. Выдумала какого-то мужчину… Но сразу же, как только я снова стал собой, ты вернулась. Для чего? Чтобы снова душить меня собой? Своей неуемной жаждой – чего? Славы? Известности? Сознания, что я зависим от тебя – во всем? Я не знаю… Только так продолжаться не может. Я самостоятельный человек, признанный писатель и им останусь. И перестань меня мучить, твои уловки больше не сработают. Просто – живи и дай жить мне, поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша не сказала мне ни слова. Не возражала, не спорила, не пыталась оправдаться. Встала и ушла. Совсем. Я ее не искал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, я ее вспоминал, конечно, мне было жаль. Иногда – очень. Но я понимал, что вернись она снова…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Причиной Машиной смерти явилась острая сердечная недостаточность. Ее лечащий врач пожал плечами и, перебирая на столе бумаги, сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я ее помню. Она действительно умерла от остановки сердца, да. Но… она пролежала у нас три недели, и у меня сложилось впечатление, что она просто не хотела больше жить. Такое бывает, редко, но – бывает. Хотя она ведь молодая совсем была, да? Кто знает…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ее вещах нашли письмо – мне. Маша написала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Андрюша, любимый, постарайся не огорчаться слишком, ты не виноват. Это я тебя выбрала и была с тобой, пока была тебе нужна. Пока ты мог и хотел брать то, что я могла дать. У нас ведь все по-разному – ты помнишь? Ты брал – от жизни, от себя, от меня, и я была счастлива с тобой долго – целых десять, нет, одиннадцать лет. Я успела много, отдать тебе – себя. Чего еще может желать женщина, если она любит. К тому же, я обещаю иногда возвращаться, я это умею, ты знаешь. И ты будешь класть голову мне на грудь и произносить те же самые слова – каждый раз… Я уходила и ухожу от тебя только для того, чтобы остаться. И я – остаюсь…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как бы это получше объяснить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот растет у тебя под окном ромашка и растет себе. Тихо растет, никому не мешает, глядит себе на солнце, и на нее смотреть приятно – чем плохо? Так чего тебе, спрашивается, не сидится? Нет, обязательно надо этот цветок сорвать, и лепестки начать обрывать, приговаривая: любит – не любит, плюнет – поцелует… Вот и выходит – ни ромашки, ни любви. Да и больно ей – живая ведь… Цветок…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фоска для золотой рыбки<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственная предсказуемая часть жизни, это смерть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем и это – не более, чем предположение…<br>
&nbsp;Неоригинальная мысль<br><br>&nbsp;//--&nbsp;1&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не вздумай мне умирать, ты слышишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Вот еще. Не дождетесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот и правильно, юмор – самое лучшее лекарство. И без побочных эффектов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И снова ты права. Слушай, почему ты всегда права?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что я – женщина. И не просто, а твоя любимая женщина. Еще вопросы – есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Вроде нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда, давай-ка, расскажи одну из своих знаменитых историй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня их больше нет. Закончились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не верю. Не верю, потому, что знаю тебя, как облупленного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И напрасно. В смысле, не веришь напрасно. Все мои истории закончились с твоим появлением. Началась совершенно другая история – наша. Одна-единственная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, тогда расскажи нашу. Но только, чтобы интересно – с самого начала, с первого слова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Само собой. Тем более, что и слово-то было особенное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошее, ласковое, старинное – барышня…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Барышня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я недоуменно оглянулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На барышню я явно не тянула по возрасту и хоть и была достаточно хрупкой, и вполне несолидной на вид, но чтобы вот так – среди бела дня… Нет, это не ко мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но кроме очень сомнительного вида мужика, никого другого рядом не наблюдалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Барышня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно он и именно – мне, надо же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы мне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, простите. Вы не подумайте, что я… Мне просто на метро не хватает. Вы не могли бы? Завтра я вам здесь же верну, на этом же месте. В любое время…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День у меня был тяжелый – машина третий день в ремонте, до дома восемь остановок на метро с пересадкой и автобус. К тому же, вчера я промочила ноги, после обеда стало знобить и, само собой, сразу разболелась голова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, конечно, понимаю – человеколюбие и помогать надо ближним, я же не зверь какой-то и не вчера родилась, но этому мужику и – сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я просто мотнула головой и попыталась его обойти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, нет, вы не поняли, я не на бутылку выпрашиваю и не на дозу, и – вообще… Разные бывают обстоятельства, понимаете? Вы просто посмотрите на меня. Мне, на самом деле, просто нужно обязательно попасть домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я старалась не дышать – боялась вдохнуть чужую беду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окинула его взглядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ужас, конечно, но… Щетина на щеках, а голова брита наголо, да и обувь – алкоголики и бомжи такую не носят – из мягкой кожи, чистая, не заношенная… Правда, шарф закрывает всю нижнюю часть лица, может зубов не хватает? Зато – шапки нет. Мальчишки мои в детстве – сколько ни пыталась бороться с ними, сколько ни ворчала – тоже никак не хотели зимой шапки надевать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молча ждал, когда я закончу его разглядывать. И вдруг, глядя мне в глаза, чему-то улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ужасно смешно, – сказала я, доставая из кошелька деньги и протягивая ему. – Держите.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажите, когда вы завтра здесь будете, я верну вам деньги, не беспокойтесь. А, если хотите, скажите куда – я привезу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пожав плечами и ничего не ответив, я пошла к метро. Не оглядываясь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Голова совершенно распухла и пульсировала, боль отдавалась в висках, видимо поднималась температура. Когда поезд тронулся, до меня вдруг дошло, что он сидит рядом со мной. Странно, но от него совсем недурно пахло. Немного сигаретами и даже отголосками парфюма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам куда? – спросил он и снова улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Домой… – вздохнула я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне – до конечной, а там еще пешком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что вы говорите? – я уже почти завелась. – Ну, вот и давайте – вперед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тоже, поболтать ему захотелось… Сидишь себе и сиди. И не лезь со своими… И так тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, я вовсе не хотел оказаться навязчивым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы еще и мысли читаете? – лениво удивилась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голове все сильней стучал маленький отбойный молоток и как раз – в левый висок. С той стороны, где сидел он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вам знакомы привычные запахи метро – пластика, пыли, пота. От всего этого, меня совершенно развезло. Знобить стало еще сильнее, и начало драть горло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот и ангина… – подумала я и закрыла глаза. А когда открыла, вагон был уже полупустой, а моя голова – у него на плече. Шевелиться совершенно не хотелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне на следующей, – пробормотала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он привел меня домой. Вернее – притащил, идти нормально я была не в состоянии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть ли не на себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очнулась я через пару часов – в кровати. Без пальто и без сапог, зато горло обмотано шарфом, на ногах – шерстяные носки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слава богу, хоть не догола… – подумала я и снова провалилась в сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй раз я разлепила глаза оттого, что кто-то тряс меня за плечо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? Ну – что?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просыпайтесь, я вам аспирин принес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На его ладони лежала облатка с таблетками, в другой руке – стакан с водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, возьмите…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я проглотила таблетку и уставилась на незнакомца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я? Я – свой… Вы поспите, поспите, а я пока домой съезжу, ладно? Ненадолго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ненадолго… – повторила я, сама не зная, почему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я быстро – улыбнулся он и исчез.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я закрыла глаза и услышала, как хлопнула входная дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты, действительно, помнишь все это так подробно? До деталей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще как. И краски и даже – запахи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а запахи-то? От меня что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, от тебя, от кого же еще? Когда я с тебя пальто снимал, ты чуть не упала – ноги не держали. Пришлось тебя к себе прижать. Крепко. Ты такая слабая была и на ощупь – горела вся, а пахла просто чудесно, лесной какой-то запах, с горчинкой, будто – хвоей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сумасшедший. Маньяк просто. Господи, как же я тебя не боялась, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да разве можно меня – бояться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно, даже очень. Это я тогда не в себе была, а то бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – а то бы? Что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то, что страшно мне стало гораздо позже, когда уже ничего нельзя было изменить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хоть сейчас-то можешь сказать – чего боялась?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего, чего… Чего мы все только и боимся, хоть и мечтаем об этом тоже – все? Влюбиться. А потом – потерять. Разве непонятно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять ты об этом… Я же тебе сказал – не дождетесь. Неужели неясно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь – ясно. Теперь мы вместе и навсегда. А вот – тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда было – тогда. И закончилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь что? Устал ты, по-моему. Поспи, а? А я посижу. Спи, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он откидывается на подушки и закрывает глаза. Дыхание делается ровнее, успокаивается. Его ладонь в моей расслабляется, и только кончики пальцев подрагивают, словно говоря – живу, живу, живу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как странно люди это придумали – про смерть. Будто пустота и нет ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот – ничто не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда – с этим как? Кажется, это называется закон сохранения энергии. Просто – мы забываем… И потом, как же это ужасно трудно – встретиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А уж рассчитывать на встречу дважды, в будущей жизни – тоже…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Оказалось, он не алкоголик, не бомж, не попрошайка, не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игрок. Карточный игрок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще, оказалось, что я смертельно в него влюбилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На много жизней вперед…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представьте себе, жить, жить и вдруг, узнать, что она – любовь – есть. Я ведь не про привязанность, не про родство душ, не про долг и не про естество. Все это в моей жизни было, было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я – про другое. Про стихийное бедствие. Про землетрясение. Про то, от чего невозможно убежать и с чем невозможно бороться. Про обстоятельства – непреодолимой силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черт бы побрал ту мою ангину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благослови ее, господи…<br>
&nbsp;//--&nbsp;2&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он играл давно. Играл все время, всю свою жизнь. Иногда – нередко – выигрывал и немало. Чаще – проигрывал. Не потому, что играл недостаточно хорошо, насколько я могла судить по отдельным деталям, которые время от времени прорывались наружу, а потому, что не мог, просто не мог остановиться вовремя. Это было, как болезнь, с которой бесполезно бороться. Он и не пытался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бывшая жена сначала пробовала, было, потом махнула не него рукой. Сын – вырос. Жизнь перевалила за половину, и однажды он понял, что – поздно. Искать в жизни смысл и вообще что-то менять. И – успокоился. Ни тебе мук совести, ни чувства разочарования от прожитой впустую жизни, ни вины перед семьей… Он не опустился, умудрялся держаться на плаву, даже сыну помогал. В конце концов, заработать на полквартиры за неделю… Потому, собственно, жена и терпела до последнего – понимала, что вреда особого – нет, а пользу, при случае… Когда уж совсем проигрывался, до нитки, брал в долг, и ему – давали, потому что возвращал всегда, даже с процентами. Как раз в один из таких дней, когда – до нитки и даже на метро не хватало – мы и встретились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, вы думаете, а зачем мне все было нужно – все эти заботы на мою бедную голову? Немолод, за душой – ничего, кроме бывшей, какой-никакой семьи и дурных привычек, перспектив – одни неприятности. Так вот, мне это было не нужно, совсем. Я просто не могла сопротивляться, потому, что на то они и обстоятельства непреодолимой силы, что преодолеть – невозможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пустое занятие.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Ты знаешь, я понял, почему бросил играть. Сначала не понимал, а вот совсем недавно – дошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что же дошло? Узнать можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно, можно. Тебе все можно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А просто – неинтересно стало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всего-то? Тоже мне причина. Я думала – из-за роковой любви ко мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у меня к тебе не любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? А тогда что же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зависимость. У меня от тебя зависимость, понимаешь? Я впал в зависимость от тебя, как раньше был зависим от карт, от игры… А две зависимости одновременно – это же невозможно. Одна другую все равно вытеснит. Из тела, из души. Я, может, потому и играл, что раньше тебя не нашел. Не встретил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это ведь не шутка, а – диагноз. Окончательный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неизлечимо…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, Риша, проснитесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с трудом разлепила глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он поднес к моему лицу бумажный сверток, который держал в руках и сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понюхайте, как пахнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это был запах свежего, теплого, хрустящего хлеба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И еще – вот… – он кивнул головой в сторону стола, уставленного вкусностями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тут принес кое-что. Как вы насчет поесть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – положительно, только… Вы деньги из воздуха достаете? Рисуете? Или просить на метро у проходящих мимо женщин – такое доходное занятие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из воздуха. Ну, почти из воздуха. Если захотите, я расскажу, потом. А пока, давайте-ка за стол, не зря же я старался. Не зря?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да уж. Я голодная, как… И как вас зовут, наконец? Я, знаете ли, не привыкла сидеть за столом с незнакомыми, безымянными мужчинами. Тем более, в собственном доме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иван. Меня зовут – Иван. Иногда – Вано, а вы зовите меня – Ваня, ладно? Разумеется, когда мы познакомимся поближе. Но, если хотите прямо сейчас – я тоже не возражаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Познакомимся поближе? Скажите, у вас нахальство – врожденное или этому где-нибудь учат?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ни то, ни другое. Это вы на меня так действуете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-да… – сказала я, садясь и опуская ноги на пол. Мир вокруг слегка покружился и занял привычное положение. – Такому, действительно, не научишь. У вас – талант… Иван… А Вано – это что? Вы, вроде, на грузина непохожи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крови во мне всякой намешано, но грузинской, насколько мне известно… Это прозвище такое – Вано. Как у Штирлица – Юстас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А-а-а-а… Ну, раз вы – Штирлиц, понятно откуда деньги. И спрашивать, откуда вам имя мое известно, тоже уже бессмысленно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас тут фотографии развешаны, а на них надписи – кому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушайте, вы и в самом деле Штирлиц. Это надо же, как мне повезло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я же говорю… Давайте, я лучше помогу вам встать – он протянул мне руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце светило – вовсю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– А почему ты тогда у метро обратился именно ко мне? Там же народу… Случайно или как? Почему я тебя никогда об этом не спрашивала? И какая я была?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты была моя. Просто. Словно, потерялась и вдруг – нашлась… Я тебя – знал, понимаешь? И сразу понял, что второй раз не потеряю или – не позволю потеряться. Не выпущу из рук – хоть режь. Ты просто взяла и оказалась у меня внутри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… У меня было такое чувство, как будто я – твой ребенок… Словно, на коленях у отца – беззаботность и чувство защищенности. С самого начала – когда ты меня французским батоном разбудил… А дальше я тебя уже – ждала. Все время. Всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И правильно. Есть старые-старые стихи – Симонова – помнишь?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жди меня и я вернусь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только очень жди…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он все сказал – этот парень. Жди меня, Риша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жди меня – всегда…<br>
&nbsp;//--&nbsp;3&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, слышишь, Риша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ох ты, господи, я же сама рядом с ним задремала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, Ванечка, прости. Видишь, меня тоже сморило. Что, подать чего-нибудь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… Понимаешь ли, я давно хотел сказать, все откладывал, откладывал. Я хочу, чтобы ты сделала то, что я попрошу. Обещай мне, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно же, бог ты мой! Ну, сделаю, ты и сам знаешь, зачем так – обещать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Дело в том, что я за тебя беспокоюсь. Беспокоюсь, что с тобой будет после того, как я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прекрати! И слышать не хочу! Ты еще всех нас переживешь, понял! Чтобы и думать не смел. Подумаешь, опухоль у него. Больше, чем у половины мужчин в твоем возрасте опухоль простаты. Это вам наши слезы отливаются. Так что, все умирают, что ли? Ты мужик или кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не кричи… Мужик я, мужик. Кому, как не тебе знать? И умирать я так просто не собираюсь, ни завтра, ни послезавтра – поняла? А голос будешь на меня повышать – отшлепаю. Ты знаешь, я умею… Слушай и не перебивай. Вот так вот, да. Ты все про меня знаешь, ну – почти… Всю жизнь я не умел остановиться вовремя. Азарт – вот что меня губило. Если бы не это, жили бы сейчас с тобой где-нибудь на берегу океана. Хотя, тогда бы мы не встретились, да? Значит, все правильно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем не менее… Не перебивай! Тем не менее, я не могу сейчас позволить себе надеяться только на удачу и ни о чем больше не думать. Сейчас я уже не один, у меня есть – ты. И я обязан принимать в расчет все варианты. В том числе и этот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так вот… – он достает из ящика тумбочки бумажник, вытаскивает и протягивает мне карту, обычную игральную карту, довольно старую, потертую десятку червей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Держи и не потеряй. Ты отправишься по адресу, который я тебе дам, это не слишком далеко. Встретишься с одним человеком, он уже очень пожилой, старый даже, скажешь, что ты от Вано и отдашь ему эту карту. Заберешь то, что он тебе передаст и это все. Там будет довольно большая сумма. Если разумно ею распорядиться, хватит до конца дней и еще детям останется. А я буду спокоен. Ты все поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поняла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Умница. Вот адрес. – он быстро пишет на листке бумаги и протягивает мне. – Тут и адрес и имя, и как добраться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты – уверен, что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вполне. Не сомневайся, все так и будет. Конечно, если… до этого дойдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До этого не дойдет! И ты получишь свою десятку назад!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С большим удовольствием. И ты еще в этом убедишься…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру я немного пришла в себя и даже смогла постоять под душем, и наложить хоть какой-то макияж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, чего уж там.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я его – ждала…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Ну вот, вам уже получше. Можно войти?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странный вопрос. Я-то думала, вы здесь уже – свой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так оно и есть. Но нельзя же вот так сразу. Или вы предпочитаете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я предпочитаю не говорить на пороге…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я уже вошел и полностью к вашим услугам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-да… Пожалуй, мы с вами друг друга стоим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно поэтому вы и улыбаетесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смутить меня у вас не получится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возможно. Но я хочу попытаться. Кроме этого, я принес вам долг – вот… – он протягивает мне конверт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же говорю – долг. За метро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два билета в Большой. Послезавтра. Кармен. Ложа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему, собственно, два?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы пойдем вместе. Вы еще слишком слабы. Снова заснете на плече у чужого мужчины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы, стало быть, не чужой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже нет. Вы же сами сказали только что – свой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, раз сама сказала… Раздевайтесь и пошли чай пить и… осваивать друг друга.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он сидел напротив так привычно и уютно, как будто знал здесь каждый угол, каждую деталь, и где что лежит. Мы говорили. А на самом деле, трогали друг друга – словами, глазами, улыбками. Вспоминали – друг друга и себя – вместе, вдвоем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он мог бы остаться у меня сразу, в эту же ночь. Это зависело только от него, как и все остальное, начиная с этого вечера, с этого часа, с этой минуты. Я просто стала – его и какое же это было счастье…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне пора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, уже поздно. Мы засиделись. Постарайтесь успеть на метро… Ваня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот. Я говорил, что мы познакомимся поближе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поближе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сделала мне подарок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я знаю. И себе – тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты понимаешь, что происходит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты понимаешь, что уже все случилось? Все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, наверно… Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я приду завтра вечером, ты жди, слышишь? И лучше бы тебе не выходить на улицу совсем, я все, что надо – принесу. Поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня как раз неделя отпуска – со вчерашнего дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот и будем отдыхать, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Возвращайся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вернусь. Я теперь от тебя не отстану – и не надейся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Иди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты горишь. У тебя температура.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – живая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он погладил меня по голове – как маленькую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За ним уже закрылась дверь, а я все еще стояла и никак не могла отлепиться от него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не могла. Никак…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, скажи мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что хочешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, почему я зову тебя все время только так – Риша? Не Ириша, не Ришка, не Ришуня, наконец…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Ришуня звучит как-то необычно. Я не хочу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как? Как тебе нравится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне – как сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То есть, как это – как сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На левом боку, глупый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будешь грубить – отшлепаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Все только обещаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я только этим и занимаюсь. Ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаешь, вдруг стало очень хорошо – жить…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда его не было рядом, я начинала бояться – не случилось ли чего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда, эта боязнь друг за друга превращалась в навязчивую идею, и мы без конца звонили, писали, хотели знать каждый шаг и каждую минуту. Порой я вела себя, как маленькая, доставала его своими страхами, порой – он меня. Как-то Ваня сказал, что мы замкнулись друг на друга, как две самонаводящиеся ракеты и, столкнувшись, взорвались, образовав новую вселенную, наполненную – квинтэссенцией любви…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И мы плаваем там с тобой, как в аквариуме – две золотые рыбки. Только бы не выплеснули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто же нас выплеснуть может? А потом… Даже если и так, все равно – вместе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты, рыбка ты моя золотая. Мы не вместе, мы – одно…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он никогда раньше не болел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всегда я – то одно, то другое. Вечно он носился со мной, баловал, берег. Иногда, я со страхом думала – что же с ним будет, если я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вдруг… Горе – это всегда вдруг. Даже, если ждешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот я сижу около его кровати. Диагноз вы знаете. Врачи говорят, что если бы хоть на три-четыре месяца раньше, было бы намного проще, почти стопроцентно. А сейчас – тоже почти стопроцентно, только вот результат – обратный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как же – я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня взрослые сыновья и два бывших мужа. Работа, которую я люблю и друзья, с которыми мне хорошо. Великолепное еще тело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем мне все это – без него?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любить – это так просто, господи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И кто ее только придумал – смерть?<br>
&nbsp;//--&nbsp;4&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ты так легкомысленно ко мне относишься, а я такое умею – если б ты только знала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну кое-какое твое умение мне знакомо. Французский батон, например. И вообще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шути, шути. Ты – женщина. Вот эти руки – ты им настоящей цены не знаешь. Вторых таких, может, во всей Европе не сыскать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну нет, Ванечка, это мне как раз известно. И как раз потому, что я женщина. Не в Европе – в мире. Таких рук в мире больше нет, точно. Если тебе рекомендации понадобятся – только скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вместо рекомендаций, лучше найди-ка мне карты, а? Где-то я здесь видел у тебя колоду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зачем тебе? Я с тобой в дурака играть не сяду, – порывшись в ящике, я протянула ему колоду старых атласных карт. – Вот. Такие подходят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Любые. Любые подходят. Ты сейчас поймешь, увидишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Чтобы знала… Ты думаешь, я просто картежник был? Который на пляже курортников чешет? – он сделал движение кистью и колода рассыпалась веером в его руке за долю секунды. Еще движение и она раскрылась в другую сторону. Он развел руки и карты полетели плотной лентой из одной в другую, извиваясь, как бумажный дракон… Я не могу это описать. Они – ожили. Они смеялись и плакали, кружились в танце, летали, появлялись и исчезали. По-моему, они просто радовались, что, наконец, его пальцы их – коснулись. А когда я, все же смогла оторвать от этого глаза и взглянула Ване в лицо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он смотрел на них, как дирижер на свой оркестр. Он слышал их голоса и видел их лица. Он с ними говорил и они – отвечали… Он… Я его таким не видела – ни разу. Потом он поднял на меня глаза и улыбнулся. Колода лежала на столе, как ни в чем не бывало – самая обычная, смирная, неживая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колода старых игральных карт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты понимаешь… Я и подумать даже не могла. Не могла – представить… Да я и не видела тебя таким ни разу. Это был совершенно незнакомый человек – не ты… Откуда в тебе такое? Я же видела твои руки и как ты на них смотрел – на карты эти. Вы разговаривали друг с другом – они и ты. На своем каком-то языке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, ты… Никто не смог бы сказать лучше, чем ты сейчас. Никто бы не смог увидеть и понять лучше, чем ты. Я же не случайно говорю, мы с тобой – одно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне про это. Я хочу знать, потому что это такая часть тебя, без которой ты – не ты. Я только сейчас поняла, увидела, что не знаю о тебе так много, просто – не знаю тебя. Ну, пожалуйста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А тебе как? В хронологическом порядке или в смысле… – он усмехнулся – осознания своих способностей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне вот в смысле осознания – тебя. А?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, в этом вопросе ты продвинулась уже так далеко… В общем, все очень обычно… Всем рано или поздно попадает в руки колода карт, и все начинается с подкидного дурака. Еще в детском возрасте. Дальше бывает по-разному – в зависимости от способностей или таланта и еще от того, в чьи руки попадешь. От учителя, от мастера. Мне с этим повезло. Прежде всего, потому, что попался ему на глаза. Потому, что он меня – заметил. А потом – потому, что хватило ума и терпения пройти его школу и кое-что понять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понять – про игру?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не только. То есть – разумеется, но… Игра, чтобы ты поняла, это ведь не только ловкие пальцы, хорошая память и быстрые мозги. Есть еще что-то такое – над, понимаешь? Резо – учитель мой, Лермонтова очень любил. «Маскарад». Наизусть его знал и все время повторял и мне и про себя. Так вот, такое место там есть:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И если бы ты мог на карту бросить душу,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;То я против твоей – поставил бы свою.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто – правда? Ведь почему азарт во мне такой был всегда? Я же не из-за денег или там чего-нибудь такого. Мне игра душой своей всегда интересна была. И в ней – души людей, сидящих за столом напротив друг друга. Это ведь не карта карту бьет, а душа – душу. Чья – сильней, умней, тоньше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ванюша, ты – поэт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, может быть и поэт. Только одно я точно понял: чтобы не потерять в этой жизни самого себя, есть только два способа – дело и женщина, которую любишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как насчет женщины, которая любит – тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… А она играет, ну, хотя бы в покер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – садист. И к тому же, жутко невоспитанный тип, хоть и жутко талантливый. И еще – глупый, потому, что не знаешь – женщина, которая любит, играет во все игры, не только в карточные. Вообще – во все, понимаешь? А еще она умеет… – и я шепчу ему в самую шею: – А еще она умеет…<br>
&nbsp;//--&nbsp;5&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ванечка, привет, мой родной! Как ты спал? Как самочувствие, вообще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бы и спал, да все эти процедуры покоя не дают… Гормоны, гормоны… У меня такие гормоны, что им и не снилось. Я просто чемпион по гормонам. Я бы прямо вот сейчас им такие гормональные доказательства привел, самые, что ни на есть, убедительные… Слушай, Риша, а что, если нам сбежать ненадолго? На полдня – домой. А лучше – на сутки. А?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да кто же тебя отпустит? У тебя же – лечение, наблюдение, процедуры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так и я про процедуры! Мне сейчас так одна процедура нужна, ты просто не представляешь… И к тому же, у меня день рождения скоро, мне подарок полагается или нет? Знаешь, какие мне сны снятся? То-то и оно. Кошмар…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Ну, вообще-то… Подарок? Подарок… Это и мне подарок – тоже. Надо, вот только, с врачом поговорить. Давай, поговорим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. И – не откладывая. Мочи нет, я сегодня из-за мыслей этих дурацких, снос не угадал, представляешь? Резо, хитрец, от третьей дамы снес фоску и паровоз накрылся. Простить себе не могу. Ловленный был, ловленный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой паровоз? При чем здесь Резо? Ничего не понимаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да во сне! Из-за мыслей о тебе, я Резо выпустил, понимаешь? Он ловленный мизер сыграл! Раз в жизни такое бывает! Мы же не мальчики, слава богу. Такой снос сделать! Мастер, слов нет. Мастер…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это же надо, так проскочить…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Но ведь всего несколько дней, доктор! Он вернется – обещаю вам. Я же ему не враг, в самом деле. И он себе – тоже. Может, это его последняя возможность почувствовать… ощутить себя мужчиной. Ну, хотя бы, чисто по-мужски, вы можете это понять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, прежде всего, его лечащий врач. И, конечно, я понимаю, о чем вы говорите, но – увы. В его положении…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно в его положении! Скажите честно, вы сами верите, что именно в его положении можно рассчитывать… Что это, на самом деле, так важно? Это ужасно – то, что я говорю, но… У вас же есть статистика, опыт, ну? Честно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так нельзя рассуждать, понимаете? Медицина не математика, организм человека – не таблица умножения. Иногда бывает, знаете ли, такое… Дважды два – не всегда четыре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не ответили. Я не прошу вас заниматься прогнозами, просто скажите, вам такие случаи – известны?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Экая вы… Ну, хорошо. На такой стадии, как у него, в моей практике, лечение особого эффекта не давало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один-единственный раз больной выздоровел, но это было связано со стрессом, очень сильной зависимостью от конкретных обстоятельств. И ровно ничего не значит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит! Я ему, знаете, какой стресс устрою! Под мою личную ответственность. Или – его. Все, что хотите, доктор. Ну? Ничего за эти несколько дней не случится…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, что я вам скажу… Ему повезло… Вместе с такой женщиной, как вы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы не вместе, доктор, дорогой. Мы – одно…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ты же сам сказал мне когда-то – невозможно иметь две зависимости одновременно. Одна из них неизбежно вытеснит другую. Ведь болезнь – это та же зависимость. Так почему бы – не попробовать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Длинные, седые, почти до плеч волосы, спокойный, прищуренный взгляд. Худой, неторопливый. В глазах – вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, Резо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, уважаемая. Мы знакомы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Лично – нет. Мне про вас Вано рассказывал. Вот… – я протягиваю ему ту самую десятку червей. – Он просил вам передать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Передать… – он рассматривет карту, переворачивает, только что не пробует на вкус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что же, подождите немного. Вот, садитесь пока сюда. Я скоро вернусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подождите. Я не за деньгами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, даже так? Тогда – за чем же? И как ваше имя, уважаемая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня зовут Риша… Я… Мы с Ваней, простите, с Вано, уже… давно. Он очень болен, он – умирает. Мне, нет – ему, ему, нужна ваша помощь, вы – единственный, кто может… Я больше никого не знаю, понимаете? Я вам расскажу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Риша, ну почему ты так ужасно далеко? Я тебя обнимаю, прижимаю к себе, чувствую тебя всю, ближе – некуда, а мне – мало. Этот микрон расстояния между нами сводит меня с ума, понимаешь? Я просто не могу с этим примириться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь ты сам говоришь – ближе уже некуда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не перестаю сходить по тебе с ума…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нас одно сумасшествие на двоих, милый мой. Мы же с тобой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Одно. Я знаю. Это-то меня и бесит. Не должно быть никакого расстояния вообще. И между телами – тоже. Промежуток – ноль. Между душами, между телами, между словами, между – всем… Меня просто раздирает желание быть сразу и внутри и снаружи тебя, везде. Одновременно, как в кольце Мебиуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это кольцо твоих рук, Ванечка. Это, когда они – везде. Они – везде. Я знаю…<br>
&nbsp;//--&nbsp;6&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Мне скажут: можно отучиться, натуру победить. Дурак, кто говорит;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть ангелом и притворится, да черт-то все в душе сидит. – Видишь, Резо, я не забыл. Столько лет, а не забыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты всегда был умным и ты был хорошим учеником… Здравствуй, Вано, дорогой, здравствуй…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я все еще твой ученик, Резо. Им и останусь. Это же надо, какой Риша сюрприз учудила. Ну, умница какая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, тебе с ней повезло. Она – сильная женщина и красивая. И тебя, на самом деле, любит. И уважает в тебе не только мужа, а – мужчину. Понимаешь? Сейчас такое нечасто встретишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не муж ей, Резо. Мы не женаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, у моих родителей тоже не было свидетельства о браке. Но кто посмеет сказать, что мой отец не был мужем для моей матери и моя мать не была ему женой? И как тогда я появился на свет? Браки совершаются не здесь, а совсем в другом месте… Пойдем в дом, Вано, там у меня люди, которых ты очень давно не видел. Почти, как меня. Идем. Это будет большая игра. Наша игра. Твоя игра, мальчик…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего, милая, ничего. Никто из нас не вечен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я реву на груди у Резо. Он успокаивающе похлопывает меня по плечу и повторяет, как заведенный:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша… Риша… Риша…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ужасно болит голова и не хочется просыпаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, Риша, проснитесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с трудом разлепляю глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он подносит к моему лицу бумажный сверток, который держит в руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понюхайте, как пахнет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запах свежего, хрустящего хлеба…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Риша, Риша, проснись, наконец… – я трогаю тебя за плечо. Обход начинается, просили всех выйти, подождать в коридоре. Ну… Я тебе такую историю рассказал, все, как ты просила, смотрю, а ты – спишь. Устала ты со мной, да? Ничего, милая, потерпи, недолго осталось, совсем чуть-чуть… Врач приходил, сказал, следующее обследование через полгода, даже следов никаких от опухоли не осталось. После обеда – домой. Ох, отшлепаю я тебя, наконец. Приготовься, слышишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ванюша, да я только об этом и мечтаю. Господи… Давай уже, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… А еще, я вот что подумал и решил. Карта та – ну, фоска, то есть, десятка червей… Помнишь? Пусть у тебя остается. Насовсем. Суеверный я стал, понимаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может и смешно выглядит, а все равно – спокойней как-то. Ну, вот… Не надо, милая моя, не надо. Все уже хорошо – улыбнись. Золотые рыбки, они ведь тоже – люди. Ну, улыбнись, ну…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Котенок под проливным дождем<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часть первая. Время «Ч»<br></h3>&nbsp;//--&nbsp;1&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сердце – это ведь всего-навсего мышца, – произнес профессор кафедры судебной медицины Ч. и прикрыл глаза. Круглый такой, крепкий, с густым, седым ежиком волос, запрятанным под белую накрахмаленную шапочку, и ангельским выражением лица, не оставлявшим сомнений в гнусности его натуры. Но Ч. в моем рассказе настолько незначительное место занимает, что не стоило бы о нем упоминать вовсе, если бы в этот сентябрьский день я впервые не заметил Сашеньку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть я, разумеется, видел ее и раньше, но обычно, внешним зрением, снаружи, а так чтобы внутренним, когда раз – и вздрогнешь… И сердце, которое, оказывается – есть, хоть и не более чем мышца, вдруг замирает на одну крохотную, бесконечную секунду, и я даже не успеваю понять эту огромную, наставшую пустоту внутри, как оно снова бросается в погоню – бу-бум, бу-бум, бу-бум…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такого не было никогда, клянусь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – Сашенька, была самая младшая на курсе, потому что закончила школу экстерном, на два года раньше сверстников, и, стало быть, ей к началу третьего курса, не исполнилось даже полных восемнадцати лет. К тому же она была такая миниатюрная, розовощекая, и – когда улыбалась, а улыбалась она всем и всегда, невольно хотелось улыбнуться в ответ. Маленькая ведь совсем, можно сказать – ребенок. А вот почему именно в тот день я на нее внимание обратил и увидел вдруг совершенно по-новому, не так увидел… Только сейчас, оглядываясь назад, понимаю. Улыбки на ее лице не было. И щеки ее были не розовые как обычно, а мраморные, а взгляд был обращен не на мир вокруг, а в себя, вовнутрь, на видимое только ей одной, да с таким затаенным отчаянием, что смотреть на это… Невозможно было на это смотреть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, после лекции подошел я к ней, задал какой-то вопрос, она ответила невпопад, не глядя на меня, даже не посмотрев. Как можно, в другой раз обиделся бы на нее, а тогда, понимаете, просто жутко стало. Видно же – горе у человека. Смотрю, глазам не верю – она на этого Ч. уставилась, взгляд отвести не может. А ведь более незначительной фигуры для моего рассказа и выдумать невозможно. Это я, Ладо, вам говорю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но только это жизнь была, а не рассказ. Ч. быстро прошмыгнул от кафедры к выходу, на ходу запихивая бумаги в портфель, а она, Сашенька, вдруг кинулась ему наперерез и ломким таким голосом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сергей… Петрович…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А его уже и след простыл. Может не услышал, а может вид сделал…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домой ее в тот день я отвел. Просто взял за руку и повел, и она пошла. По лицу ее текли огромные, как лесной орех, круглые молчаливые слезы, на которые я, мужчина, старался не смотреть. Потому что – не мог… Отвел я ее домой, она с бабушкой жила, у которой комнату снимала, передал с рук на руки, а назавтра, сам не знаю почему, ждал ее утром около дома. Так мы и стали ходить вдвоем, можно сказать – дружить. Потому что маленькая она совсем была, а как же иначе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала она молчала больше, улыбалась редко, как раньше – вообще никогда. Ну, а потом, куда деваться, стала привыкать ко мне, уже не стеснялась, не вздрагивала, когда я до нее дотрагивался или в щечку ее бархатную чмокал на прощание. Она для меня почти как младшая сестра была, понимаете. Почти. Да. А потом рассказала. Все – как было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А бьшо все как раз обычно совсем, как всегда бывает с провинциальными девочками, приехавшими в столицу учиться. Да и сама она была обыкновенная, хотя об этом мне трудно судить. Уже – трудно. И сейчас, когда думаю о ней, сердце колотится, а уж тогда… И еще, почему-то казалось, что дом этот, в котором она жила – наш с ней дом. Будто к двери подхожу, вставляю ключ с бороздкой по краю в скважину и бесшумно так дверь открываю, а за дверью она – Сашенька, меня уже встречает и в глаза мне заглядывает – что, мол, соскучился? И ластится и прижимается ко мне – вся целиком, и подходим мы с ней друг к другу, как этот самый ключ с бороздкой к фигурной замочной скважине…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумасшествие, понимаете? Форменное сумасшествие…<br>
&nbsp;//--&nbsp;2&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему ты вчера со второй пары ушла? Сказать можешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сразу – взгляд исподлобья, ощетинивается, как ежик, а ведь только минуту назад шла рядом, только что не вприпрыжку, и щебетала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо бьшо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Между прочим, через неделю зачет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю, не маленькая. Нечего меня опекать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как не маленькая? Как раз – маленькая ты. – Я поворачиваю ее лицом к зеркальной витрине магазина. – Девочка еще совсем. Разве сама не видишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На нас смотрят из витрины худой долговязый парень с густыми черными волосами и она – Сашенька – мягкий рот, нежный овал лица и это покорное выражение ее глаз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она высвобождается движением плеч и смотрит на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты и вправду считаешь меня такой… несмышленой? – ее нижняя губа дрожит от обиды – вот-вот заплачет. – На самом деле?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э… Что, пошутить даже нельзя? Сразу обижаешься, да? Знаю я, что ты на курсе самая умная, одну тебя в пятнадцать лет в институт приняли, больше никого, да? Знаю… Но волнуюсь я за тебя, я как бы за тебя… отвечаю, понимаешь? Перед собой, перед тобой, перед всеми. Кто я тебе, скажи? Друг…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашенька послушно кивает и снова улыбается, а потом, через минуту уже, опять хмурится и задумывается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сашенька, когда ты так смотришь, у меня появляется желание сделать харакири.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Харакири – это у японцев, а ты – грузин. И ты все время надо мной смеешься…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Честное слово – нет! Когда я над тобой смеялся? Если кто-нибудь только посмеет над тобой смеяться, только скажи, я и ему харакири сделаю. Ты не думай, у меня кинжал есть, настоящий, мне его дедушка подарил, отец моего отца, когда мне двенадцать лет исполнилось. Очень красивый и очень острый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты такой хороший, Ладо. И что бы я без тебя делала, просто не знаю. Ты лучше всяких подружек… Как ты думаешь, я ему на самом деле нравлюсь, а? – Она снова хмурится и указательным пальцем крутит локон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Са-а-а-ш-а-а! Опять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять, да, опять… Я, вообще-то, совсем не это спросить хотела. Чего сразу кричать-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не кричу я. Мужчины вообще не кричат, потому что – мужчины. Спрашивай, ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладо… – она морщит нос и задумывается. – Я не знаю, как сказать… Ну вот, правда, что есть такие люди, которых обижать все время хочется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это – все время обижать? Не понимаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попробуй вспомнить, может встречался тебе такой человек… не то чтобы враг тебе или раздражал сильно – нет. Просто человек, обычный, слабее тебя, но неплохой, да, неплохой… А тебя вот так и тянет ему… Ну, не знаю… что-то плохое сделать, обидеть, насолить, понимаешь? Встречался, нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я фыркаю и уже хочу ответить ей что-то резкое, но тут вспоминаю… Вспоминаю одноногого Гочу. Маленького одноногого Гочу из параллельного класса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вместе с родителями приехал в наш город из какой-то горячей точки, у него не было половины левой ноги. Вместо нее протез. Но не в этом дело. Странный был парень, то в друзья набивался, то враждовал со всеми сразу, никого не признавал. Очень был странный парень. Почему-то его всегда жалко было. Не потому, что одноногий, а – просто… Жалко и все тут. Может потому, что сам он жалкий был, хоть и дрался с нами, и все такое. А вот было в нем что-то… Как будто виноваты все перед ним, что ли. И когда за драку, в которой ему же больше всех и досталось, его исключили из школы, все вздохнули с облегчением. И я тоже. Потому что – чужой. Хотя и жаль его было, конечно, но… не до конца, что ли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я рассказываю Сашеньке про Гочу, но она перебивает, мотает головой и слушать не хочет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я совершенно не об этом! Не про «жаль не до конца». Про это всем известно, чужой – он чужой и есть. Я совсем про другое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она останавливается и несколько секунд молчит, подыскивая слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот представь, идешь ты по улице, холодно, дождливо, осень. И знаешь, что всего через несколько минут окажешься дома – в тепле и сытости, и про погоду эту мерзкую даже не вспомнишь. И вдруг видишь, как у стены дома, прижавшись к водосточной трубе, под проливным дождем, сидит бездомный котенок. Голодный, замерзший и несчастный. И тебе его сразу же жалко. Инстинктивно, правда? Тебе его отогреть хочется, накормить, за пазуху посадить, так ведь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я и говорю… Но даже если тебе все равно – и так бывает – прошел мимо и забыл, мало ли бездомных котят, всех ведь не отогреешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всех точно не отогреешь, правда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тут, то ли оттого, что котенок этот, это создание божие, уж слишком жалобно на тебя глядит, толи оттого, что ты знаешь – помочь ему все равно не сможешь, вот тут ты этого самого котенка со злости-то и пнешь ногой – п-ш-ш-шел вон, тварь бездомная… И вовсе не потому, что ты маньяк какой-то или по природе своей жестокий – нет. И не только потому, что чувствуешь свое бессилие, знаешь, что жизнь все равно сильнее тебя. Нет, есть еще что-то, понимаешь? Этот котенок слишком уж жалок, слишком – просящ. Не трагедия, а словно карикатура на трагедию. Но и это еще не все. Есть, есть в глазах у него, на самом дне, некая неприятная тебе мысль, чувство превосходства, вывернутое наизнанку – ага, вот ты идешь весь из себя такой теплый и всеми любимый, а я тут подохну у этой трубы, прямо здесь, и дворник утром меня дохлого подберет и на помойку выбросит. И – пусть, пусть, зато тебе – мучиться этим воспоминанием всю жизнь. Не то чтобы ночей не спать, но как привкус такой неприятный во рту, или озноб – вдруг – в жаркий день, если вспомнишь. И так тебе и надо… – она вздыхает. – И как тут ногой-то не пнуть, а? Скажи на милость?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… Ты что говоришь, вообще, а? Ты думаешь, я не понимаю, о чем ты? То есть я не знаю о чем, но не о кошках, не о котятах. Немедленно рассказывай все! Все! Говори, слышишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут Сашенька замолкает и улыбается, будто сама себе, будто что-то вспомнила, что только ей известно и больше никому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем никому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем…<br>
&nbsp;//--&nbsp;3&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ведь уже сказал, да, что было с ней все совсем как у всех, она влюбилась. Просто, по-детски влюбилась, безумно, то есть – без ума. Правильно, в того самого Ч., круглого, седого, хитроглазого. С точки зрения двадцатидвухлетнего грузинского парня, с моей точки зрения, в полное ничтожество. Сначала я даже верить не хотел, понять этого не мог. А потом… Потом я – Ладо, стал ее охранять и оберегать, утешать тоже стал, кто скажет, почему? Я и сам не знаю, сам себе не могу ответить, как такое могло случиться… Это позже, много позже мне пришло в голову, что любил я ее уже тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, я и сам был мальчишкой, иначе все могло закончиться совсем-совсем по-другому. Так по-другому, что вы бы ничего этого сейчас не читали, а Сашенька… Хотя нет, не буду я догадки строить. Что было бы, если бы… Не буду. Случилось то, что случилось, и так, как случилось.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он был у нее первым. Первым мужчиной в ее неполных восемнадцать лет. Я сейчас не об уголовном кодексе, разнице в возрасте, это – ладно. Но она оказалась в полной его власти, абсолютной. Как он это сделал, и почему она ему позв олила… Не знаю, до сих пор не знаю, а только Сашенька буквально таяла от одного его мимолетного недовольного взгляда. Только что руку не целовала. А может и целовала, не знаю. Какие секреты ему были известны, и что он сумел в ней увидеть и раскрыть… Я его – ненавидел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он боялся всего – жены, начальства, Сашенькиного возраста – девочка же совсем, почти ребенок, и делал все тихо и незаметно. Только я иногда знал, где и когда они… Это если она, Сашенька, просила ее встретить и домой проводить. Да-да, такое тоже было, да. Говорю же, сам мальчишкой был…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшная штука – любовь. Тогда я об этом не думал, ни о чем вообще не думал, только жалел наверное, ну и ревновал, может, сам того не понимая. И мысли мне разные в голову приходили, ведь кинжал-то у меня в самом деле был, понимаете? И я мог его… Но и я молодой был, и Сашенька, которая уже хорошо научилась мысли мои читать, как-то раз сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладо, ты учти, пожалуйста… Ты единственный, кому я все, почти все рассказываю. Потому что ты мне – как брат, и я тебя очень люблю. Но если ты ему что-нибудь сделаешь – не прощу. Не прощу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И посмотрела так, как никогда раньше не смотрела. Ну, вот… у нее глаза почернели, честное слово. Я даже за нее испугался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, но ведь он изверг, зверь! Сама не видишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть. Значит, так тому и быть. Значит заслужила. И мне без него жизни нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В жизни всякое может быть. И хоть бы он умер, сам умер, Ч. этот самый. Да, хоть бы он…<br>
&nbsp;//--&nbsp;4&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром прошел слух, что привезли труп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для занятий по судебной медицине старые проформалиненные трупы не годятся, а свежие, да еще если невыясненные обстоятельства смерти, в самый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За ширмой, на прозекторском столе, лежит тело. Старушка повесилась, видимо от тоски – одинокая, никому не нужная. Жизнь протекла мимо, и надоело ей жить, чтобы просто пищу пережевывать. Повесилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сидим вокруг, слушаем, как преподаватель объясняет про странгуляционную борозду, а я… А мне видится эта старушка. Сидит одна. Глядит в окошко и думает: «Вот сейчас повешусь, а солнце? Да что там солнце, бог с ним. Пусть его светит дальше…» Грустно мне стало от таких мыслей, смотрю на Сашеньку, а она… взгляд у нее такой… невидящий, вовнутрь обращенный, в себя. Я к ней такой привык, уже даже и не спрашивал о чем она думает. И так ясно было. Но вот она чувствует мой взгляд, поднимает голову и слабо так улыбается, но – не мне, не мне. Как же мне хочется, чтобы он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А назавтра она не пришла в институт. Только вечером я узнал, что Сашенька… она пыталась покончить с собой. Наглоталась аспирина, еле откачали, хорошо еще бабушка эта, хозяйка ее, вовремя вернулась и увидела, а так бы… Прибежал я к ней в больницу, она лежит в палате, лицо землистое такое, но улыбается и говорить уже может.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладо, миленький, не бойся, все уже хорошо. Правда хорошо. Правда-правда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое хорошо? Откуда хорошо? Ты себя убить хотела – это хорошо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, я все знаю, что ты мне скажешь, и со всем согласна, честное слово! И что жизнь у меня еще длинная впереди, и что детей рожать, и все остальное. Это был просто аффект, все уже прошло, ну поверь. Я не вру, у меня же здесь ближе тебя никого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С трудом, но я все-таки выпытал у нее, что произошло в тот вечер. Выпытал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с ней и на самом деле никого, ближе чем я, не было, и, пусть не сразу, она мне рассказала. А когда рассказала… В общем, случись с вами такое, и вы бы наглотались. Аспирина или чего другого, не знаю, но не в этом дело. А ее – Сашеньку, я не сужу, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот вечер Ч. пришел не один, он еще кого-то с собой привел, какого-то знакомого, приятеля. Тот случайно однажды Сашеньку увидел, и очень она ему приглянулась. Все случилось по общему согласию, прилично. Она просто не способна была сказать ему – нет. Так и лежала, глядя ему в глаза, пока не потеряла сознание от… Не знаю, как назвать, в моем языке таких слов нет – понимаете? Но, слава богу, что все-таки – потеряла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Убивал я его медленно. Очень. Я с кинжалом с детства обращаться умею и крови не боюсь, я же с Кавказа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда лезвие вошло ему под печень, он стал мне рассказывать, как все было на самом деле. Кинжал я так и оставил в теле, чтобы кровь вытекала медленно. Его рассказ длился почти восемь минут, пока он не умер. Он рассказал, что успел. И я, что успею – расскажу. Потому что мне все тяжелее дышать – уж больно сердце дергается. Не бьется, а дергается. Так еще и не было никогда. И – душно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ее… люблю. По глазам вижу – не веришь. Ая – люблю… Так, что даже умирать из-за любви этой – не жаль. Она… Понимаешь, околдовала она меня… С первого взгляда, как увидел ее перед прошлым семестром, случайно, она в деканат пришла стипендию оформлять. И, ты снова не поверишь, знаю, но и она – тоже… Она тоже… сразу… Я ничего не мог с собой поделать, да и не хотел… Только вот ошибся, думал просто еще одно приключение, тем более молоденькая совсем… Ты не представляешь, какое у нее тело, и как же я его хотел… И получал – да… А самое-то главное – безропотность ее… Я ведь, чего уж теперь, и ударить мог… По всякому… и с любовью и без… Потому что, в глаза ей заглядываю, а там, на самом-самом дне, в черной глубине, будто лепечет кто – убей меня… ну, убей меня, только люби – всегда… И я бил и обижал ее, и словно легче становилось, понимаешь? Да нет, конечно, куда тебе. Я потом ноги ей целовал – прощения просил… А она смеялась и повторяла только: – «До свадьбы заживет, ничего… Ведь свадьба – нескоро…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И еще. Я боялся, что надоем ей… Чего только не выдумывал, чтобы удивить, привязать к себе… Такое с ней вытворял… Лишь бы только насладить ее, понимаешь? Насладить… Сделать – сладко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как-то она мне и говорит, что так меня сильно любит, что само удовольствие… понимаешь от чего, да? Что оно ей вроде уже и неважно… Лишь бы мне хорошо было… А ей ничего уже и не надо… Будто и не любовь это, а другое чувство, неведомое еще, какого и не бывает вовсе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, конечно, не поверил… И подумал – значит я уже не могу ее удовлетворить… Старый я для нее… Потому и выдумки все эти… Ну и спросил – а если бы еще одного мужика позвать – согласилась бы? Она поглядела так… Прозрачно… И говорит: – Все, что ты хочешь. А ты хочешь все, я знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я позвал Митьку… Хотел ей – сюрприз. А вышло… вон как вышло… Потом, после всего, я ее домой отвозил. Она все время молчала, только когда уже почти приехали, спросила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну как, любимый, тебе понравилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Атебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я будто умерла на время, не было меня там… Но если ты так сильно этого хочешь, зови его снова, я потерплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вздыхает глубоко – не по-человечески уже – и добавляет:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Об одном… жалею… Так и не понял я… Неужели и правда… есть такое чувство, чтобы даже умереть… хоть и на время… Или я что-то пропустил в жизни?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его последние слова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сижу на привинченной к полу табуретке и сжимаю руками свое сердце. И качаюсь ему в такт – вперед-назад, вперед-назад. Иначе оно выпрыгнет. А уж если мое сердце выпрыгнет, значит – все. Вот как у меня с Сашенькой. Обратно дороги нет. Да и бог с ней, с дорогой. И бог с ним, с сердцем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот кто теперь о Сашеньке позаботится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, я зря его убил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или нет?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часть вторая. За пазухой<br></h3>&nbsp;//--&nbsp;5&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я его не убил. Все-таки – не убил. Правда… соблазн был, очень большой был соблазн. Ведь я с Кавказа. Именно поэтому мечты мои так… подробны, что ли. Потому что знаю точно, все бы так именно и было. Но не убил… Встретил вечером, после занятий, и сломал ему нос. И еще кое-что. Я это хорошо сделал, так, чтобы совесть свою успокоить. А он меня даже не узнал, не успел, да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этого он в институте недели три не появлялся, потом пришел – как новенький. Но с Сашенькой больше – ни-ни. Ничего. Да и она с ним – тоже. Так она мне обещала. А иначе, сказал я ей, на самом деле – зарежу. Без шуток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще дело в том, что и наши отношения с ней, с Сашенькой, изменились. С той самой минуты, как я понял, что девочка моя, что Сашенька моя, прикосновенна. Понимаете, что я хочу сказать? Я вдруг осознал, что и мне тоже – можно. Можно – ее. Можно ее – по-всякому. Была она девочка, бабочка была с цветными крылышками, и я ею любовался, вот как. А теперь… Нет, я не перестал ею любоваться, нет. Просто она из бабочки превратилась в куколку. И я понял, что могу взять эту самую куколку и сжать в кулаке. А если вдруг она дышать перестанет – пусть. Главное, чтобы никому другому не досталась…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Женщина без хитрости – погибнет. Никуда ей без хитрости, это ее природная сила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Сашенька… Она другая совсем. Не как все. Я смотрю на нее, такая она слабая и покорная, как такой выжить? Ее же всякий обидит, всякий с ней что захочет, то и сделает. У мужчин жесткие руки, иногда даже жестокие. И поэтому без меня ей – не выжить. Не выжить, и все. Я знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладо, ты что такой грустный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не грустный, я – задумчивый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И о чем же ты думаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что обо мне думать-то? Вот еще, нашел занятие. Я самая обыкновенная, к тому же – всегда рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э… Обыкновенная – это да. А вот рядом, нет, не всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да что ты? За то время, что мы вместе проводим, так уже могли надоесть друг другу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь не надоели?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что из этого? Хорошо же, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, да не совсем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это как? Я не понимаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А так, Сашенька, что мало мне тебя. Хочу, чтобы ты у меня всегда под рукой была…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ведь вот она я, под рукой. Можно даже потрогать, – она улыбается и еще ничего не подозревает. Она не знает, что во мне проснулся зверь. А зверя надо кормить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я потрогаю, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кладу руку ей на голову, ерошу солнечные пряди, пропускаю их между пальцев… Потом – хватаюсь за них чуть крепче и – тяну. И ее лицо запрокидывается, в глазах удивление и – бог ты мой – никакого страха, испуга, даже тени сомнения – ничего. А потом она откидывает голову еще дальше назад и, смеясь, радостно мне сообщает, что с такими добрыми глазами, я никого не смогу испугать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже если захочу…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью я не смог заснуть. Даже глаз не сомкнул. А наутро пошел в спортзал и качался там, пока совсем не сдох – ни дыхания, ни сил, ничего во мне не осталось. Только стук сердца отдавался в висках, а сердце у меня слабое. Вернее не слабое, а чувствительное. Ведь именно из-за него я тогда – ох, как же давно – к Сашеньке, к девочке моей прикипел. Так что уж, теперь-то? Ничего не знаю, только одно знаю точно – будет она моей. Будет и все. И хорошо бы, лучше бы – добром, потому, что если – нет, залюблю я ее до смерти, девочку мою маленькую. Как пить дать, не шучу…<br>
&nbsp;//--&nbsp;6&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Произошло это очень скоро. Конечно, не до смерти, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К летней сессии мы готовились вместе. То есть, других вариантов не было. Просто не могло быть, понимаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три недели, обложившись учебниками, конспектами и шпаргалками, мы зубрили, спали, ели – вместе. Везде – в ее комнате, за кухонным столом, на балконе, на диване.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как раз на нем-то все и случилось – на диване. Потом – на кухонном столе, а ближе к ночи, когда уже почти стемнело, на балконе. И, если бы мне такое рассказали, я бы тоже не поверил, но одно только у меня в голове, в памяти, от нашей с ней близости и осталось – невероятная, просто чудовищная нежность… И еще – пальчики у нее на ногах, крохотные совсем – как у ребенка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она свернулась калачиком у меня на груди, и, прежде чем уснула, я все-таки успел шепнуть ей в самое ушко:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя попробовать – а потом и умереть не жалко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще я подумал, если что, теперь-то уж точно – убью…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не трогать ее, Сашеньку мою, было невозможно. Она вся, просто вся, была для этого создана. И еще – для меня. После сессии я просто увез ее в свой город, как украл…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Привести ее домой к родителям я, сами понимаете, не мог. Пришлось поселить ее в доме моей троюродной сестры и взять с нее клятву, что молчать будет. Я понимал, что рано или поздно все обо всем узнают. Но это – потом, а пока я мог приходить к ней, к Сашеньке, каждую ночь и любить ее, любить – везде, хоть под открытым небом, на берегу моря. Вот он – берег, близко, очень близко. Ближе – только ее грудь в лунном свете. Знаете, каково это, всегда, все время, жить – с ее вкусом на губах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто ей рассказал про Тину – ума не приложу. Это невеста моя, уже давно. Мы с ней еще совсем детьми были, когда наши родители решили породниться. Она очень хорошая девушка, Тина – чернобровая, стройная, тихая. Наша свадьба должна была состояться через два года, когда я закончу институт. Говорили мы с ней мало, да и наедине почти никогда не оставались, всегда кто-нибудь из ее или моих родных был рядом. Так у нас принято, понимаете. Да и о чем нам с ней говорить? Еще целая жизнь впереди, успеем наговориться. А из-за Сашеньки я про нее просто забыл. Забыл, что – невеста, что через два года она и я… Все забыл. Совсем. Мне даже в голову не приходило, что женившись на Тине, я могу Сашеньку потерять. Что я вообще – могу ее потерять. Неважно, почему. А когда приехал, увидел ее и вспомнил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая мысль – отложить свадьбу, ослушаться родителей. Вторая – за что мне это все, господи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я приходил к ней, к Сашеньке, утыкался в нее лицом, и… все вокруг просто исчезало, даже время. Пока она не уехала – вдруг. Я пришел и нашел записку, прижатую к столу старой глиняной плошкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ладо, милый, прости. Вчера я узнала про Тину – так ее зовут, да? Здесь мне нет места, это ваш мир – твой и ее, поэтому я уезжаю. То, что между нами, не может продолжаться так, как будто ее нет. Это неправильно, и я не хочу. За меня не беспокойся, я прекрасно доберусь сама. И мы же все равно увидимся. До встречи. Не скучай. С.»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назавтра я уехал вслед за ней. Ни родители, ни родственники совсем ничего поняли, а Тина сказала на прощанье:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это совсем неважно для меня – кого ты хочешь. Но не меня. Я знаю – кого, Ладо… – и отошла, опустив глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два августовских дня прошли через меня сутолокой на перронах, запахом абрикосов в бумажных пакетах и тепловозными гудками. Я был занят только одним единственным делом – думал о ней, о Сашеньке. Я перебирал ее запахи, ее оттенки, ее – всю. Я хотел ее – на всю жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навсегда…<br>
&nbsp;//--&nbsp;7&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы встретились, как будто не расставались. Она даже не удивилась, что я – Ладо, бросился за ней следом, как мальчишка. А может, ей было все равно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она ничего не спрашивала, ничего не просила, ни на чем не настаивала – просто обняла меня за шею, и я повел ее за собой, куда хотел… Потом… потом я лежал и гладил ее по голове, по щекам и в отчаянии думал, что того, что у меня внутри, хватает на нас двоих. С этого момента она стала во мне звучать. Не помню уже, от кого я впервые услышал это выражение – голубая нота. Когда ты слышишь звук и понимаешь – вот оно – да! То, что всегда в унисон с тобой, с тобой – всяким, в любую секунду. Ты сам можешь меняться, и она меняется тоже, с тобой вместе. Всегда созвучна. Сашенька стала моей голубой нотой, она была созвучна мне, не потому, что хотела, нет. У нее просто не получалось по-другому, вот в чем дело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, что ты делала без меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да разве я была – без тебя? Всего-то один день…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть один. Так что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего особенного, так, пустяки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А – все-таки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Я была у Ч…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – что?!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… понимаешь, я не была уверена, что ты вернешься. И он вдруг позвонил. Неожиданно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Саша, повтори. Повтори, что ты сказала. Что ты сейчас сказала, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как что? Правду. Я всегда говорю только правду, тогда не запутаешься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хочешь спросить, спала ли я с ним? А зачем? Зачем тебе это знать? Разве это что-то изменит? Гораздо важнее другое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же, по-твоему, важнее? Ну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Важнее – хочу ли я встретиться с ним снова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты – хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – она замотала головой. – Нет, не хочу. Уже – не хочу. Теперь – не хочу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Теперь-ты-не-хочешь… – цежу я сквозь зубы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Мы с ним не виделись почти полгода. И мне… Мне плохо было без него. Как без руки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Безруки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, без руки. А ты не понимаешь. Ты совсем ничего не понимаешь! – и она бросается лицом в подушку и – плачет, плачет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кинжал теплый. Он согревает мне ладонь и успокаивает сердце. Я, в чем мать родила, стою у окна, а за моей спиной, уткнувшись в подушку, лежит Сашенька и всхлипывает. Потом, вдруг она оказывается рядом, я протягиваю к ней руку и пропускаю сквозь пальцы ее золотистые, шелковые пряди… Тяну, тяну еще сильнее. Я смотрю в ее запрокинутое лицо и знаю, ей больно… Но там, в глубине ее глаз, на самом дне, бьется беспомощно, как птенец – убей меня… ну, убей меня, только люби – всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как я ее ударил – не помню. Зато помню, очень хорошо помню, что почувствовал – после. Покой снизошел на меня. Потому что в ту самую секунду она стала моей – вся. Целиком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то я ее спросил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи – а зачем ты мне тогда соврала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, будто встречалась – с Ч.?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как ты догадался?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неважно… Догадался и все. Так – зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы ты, наконец, ударил меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А по правде?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я – по правде… Понимаешь, я не хотела тебя – друга, любовника. Я хотела тебя – хозяина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, я понял правильно. Но ты сумасшедшая. Мы оба – сумасшедшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть. Но тебе со мной – хорошо. А цена… цена есть у всего на свете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня тихо и радостно, и лишь на самом дне ее глаз – то самое превосходство – наизнанку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Иногда она исчезает. Всего на полдня, нечасто, несколько раз в год. Моя Сашенька, моя покорная и улыбчивая девочка, моя жена, моя любовь. Просто – пройтись по магазинам, посидеть в кафе, поболтать с подругой. Она возвращается, и я не могу поймать ее взгляд, он обращен вовнутрь, в себя, и так… прозрачен. И – совсем как тогда – миллион лет назад, в самом начале, мое сердце вдруг замирает на одну крохотную, бесконечную секунду, и я даже не успеваю понять эту огромную наставшую пустоту внутри, как оно снова бросается в погоню – бу-бум, бу-бум, бу-бум… Потом я ухожу к себе в кабинет, отпираю ящик письменного стола, открываю его и смотрю на лежащий поверх всего старый кинжал – очень красивый и очень острый. Просто смотрю. И сердце постепенно успокаивается и начинает тихо-тихо петь, и я слышу ее, ту самую голубую ноту. А что же еще может это измученное сердце, которое всего-навсего мышца, как говорил профессор судебной медицины Ч. – самая незначительная фигура моего рассказа…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Теперь-то уж точно – убью…»<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Симонетта – нежность Тосканы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка встала со своего места и приподнялась на цыпочки, чтобы достать сверху, из кармана дорожной сумки, упаковку бумажных салфеток. Коротенькие джинсовые шорты обтягивали ее так туго, только что не лопались на круглой попке. Затем снова уселась и зарыдала вновь. Совершенно бесшумно, только плечи вздрагивали, и, сползшая от этого бретелька ее майки, открыла ослепительно белую полоску незагоревшей кожи. А волосы у нее были с рыжеватым отливом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы неслись со скоростью почти триста километров в час, вещи на полках едва заметно покачивались, небо, сломя голову, разбегалось в разные стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Н-да, все-таки постарел…» – подумал я. «Раньше бы, я на слезы даже и внимания не обратил, а только на… Вот он – пятый десяток, как ни крути…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, не медля ни секунды, я поднялся, сделал несколько шагов и оказался сидящим двумя рядами впереди, рядом с ней. Вернее – напротив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она подняла свое опухшее, зареванное лицо, и я пропал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том… Понимаете, я ее уже видел. Раньше. И не раз, не два, а… Ну вот знал я ее, и очень хорошо. Очень хорошо знал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так мы и сидели, я – онемев от удивления, она – обиженно скривив надутые губки. Подумаешь, немолодой, явно потертый жизнью итальянский чико, и мешает хорошенькой и совершенно незнакомой девушке предаваться ее нехитрому горю. Ах, какая бестактность…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Держите… – я вытаскиваю из кармана и протягиваю ей носовой платок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – она кивает на салфетки, – У меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От бумажных салфеток бывают раздражения на коже. Особенно на такой, как ваша. Он шелковый, ну, держите. И не беспокойтесь, абсолютно чистый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать два, двадцать три? В двадцать три умерла Мия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мия, Мия…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я разглядываю ее откровенно, в упор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покатые плечи, маленькие, узкие ладони, ступни совершенно непринужденно, по-балетному, носками наружу. И тоже – маленькие. А еще – золотистые брови, матовые скулы, губы чуть приоткрыты и вот-вот выдохнут: «Да…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, почти все, о чем можно мечтать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы смотрите – наоборот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наоборот? Это как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вам объяснить… Некоторые великие мастера умели так изобразить на полотне взгляд, с какой стороны ни посмотришь, глаза с портрета всегда направлены прямо на тебя. Всегда. Неотрывно. А вы смотрите в глаза, а взгляд поймать – невозможно. Наоборот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда о таком не думала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Верю. Я вспомнил об этом потому, что однажды уже видел подобное – прекрасное, юное женское лицо и взгляд, который неуловим. Всем – и никому. И лучше не пытаться его поймать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что потом уже не вырваться. Не отпустит. А может, сам не захочешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы говорите странно… Кто она? Как ее зовут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ее? Ее звали… Нет, сначала… А как зовут – вас? Тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сима… То есть, Симона…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуй… Я буду звать тебя – Симонетта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему – пожалуй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что это имя тебе подходит, а ты – ему. И это хорошо. Вообще, все хорошо, ведь мы встретились. Откуда ты знаешь итальянский?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это моя специальность – европейские языки. Английский, французский, итальянский…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И почему ты плачешь? Впрочем, это неважно. Просто не плачь, и все. Оно того не стоит, и он – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Откуда вы знаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говори мне «ты». Мое имя Сандро. Пожалуйста, всегда говори мне «ты».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сандро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе идут слезы, но все – таки вытри их, а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но у меня… неприятности. Вам легко говорить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе. Тебе легко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она послушно кивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе легко говорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Послушная… Послушная девочка, послушная дочь, послушная любовница… Та, что еще не проснулась. Та, чей взгляд невозможно поймать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Симонетта…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Размазывая слезы по щекам и забавно растягивая гласные – что-то славянское в ее лице и этом милом акценте – она долго и путано рассказывает мне свою историю – после окончания университета поехала с другом в Италию, сначала, конечно же, Венеция, а там бурная ссора со своим Ромео, разрыв, вот уеду – ему назло, уеду – одна… жара, суета и сутолока вокзала, и, в довершение всех бед, пропажа кошелька и документов, обнаруженная ею уже прямо здесь, в поезде, несущемся со скоростью почти триста километров в час… все это ради того, чтобы забыть, забыть изменчивую, прекрасную, истекающую солнцем Венецию и оказаться в ладонях Тосканы – в моих ладонях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мои ладони… Они шершавы и горячи. Такие, какими их сделала долгая работа с камнем. А я работаю с ним всю жизнь, сколько себя помню. Я возвращаю ему красоту и тепло, наполняю солнцем. Мои руки знают благородство его линий, его дыханье и его смерть… Среди моих предков – каменотесы, известные не только во Фьезоле – по всей Тоскане. Скульптор, реставратор, каменотес – Сандро. Странно, я все время забываю, что Мия – умерла… Я все время об этом забываю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зато вижу ее живую – смуглокожую, хрупкую, зеленоглазую, с влажными от страсти, черными завитками на тонкой шее, чувствую ее горячечный озноб. А ведь больше двадцати лет прошло… Не отпускает она меня, Мия… Сын вырос, жена ушла к лучшему другу. Осталась только работа, камень, его живое чудо… И моя неистовая Мия, которой всегда будет двадцать три…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что ты собираешься делать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сима пожимает плечами, смотрит – сквозь меня – доверчиво, склоняет голову чуть набок и я вижу – Симонетту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пишу ее вновь и вновь, уже почти пятьсот лет. Пишу ее живую, потому что красота не умирает. И пусть она любит не меня, все это время, все эти пятьсот лет. Я привык.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И потом, у меня все же была Мия…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Флоренции мы сразу же отправились в Фьезоле. Симу даже не пришлось уговаривать, все произошло само собой. Само собой, как и должно было быть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я просто подхватил ее сумку, полуобернулся: – Ну, идем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она побежала за мной вприпрыжку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это вот и есть Флоренция, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Автобус карабкался по холмам, рядом щебетала Симонетта, а я… Я глядел на залитые солнцем, раскаленные добела улицы моего детства, и удивлялся сам себе – почему меня совершенно не утомляет ее почти детская болтовня? И ждал. Увидит ли она? Поймет ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно на этом повороте, почти на самом верху, она кинула мимолетный взгляд в окно и… Тому, кто ни разу этого не видел, не расскажешь. Любые слова тусклы и незначительны по сравнению с нежной прелестью этих округлых, красно-зеленых холмов. Но если хоть однажды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она вдруг вцепилась в мою руку, замолчала и выдохнула:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот это – д-а-а-а-а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И целых десять минут после она не произнесла ни слова. Ее тонкие пальцы в моей ладони, ее вздохи у моего плеча…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…От автобусной остановки – пешком – все выше и выше, и вот они – прочные чугунные ворота, вязь решетки, ржавый, давно никому ненужный замок. Поблизости, в зарослях плюща, лаз, о котором уже так давно знаю только я один. Вот он – дом моего детства…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За забором – старый, заброшенный сад – дремлющие под солнцем оливы и кипарисы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двадцать лет забвения. Вывороченная, тоскующая по прошлому земля…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дом заброшен и местами разрушен, но правая половина сохранилась гораздо лучше, почти целиком. Особенно – столовая с узкими высокими окнами вдоль всей стены – тронь ставни и вот оно – небо. Небо Тосканы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не хотел возвращаться – что толку от давних детских воспоминаний, от этого полуразвалившегося дома… Невозможно похоронить себя в этой глуши, прекрасной, но какой же, боже мой, глуши. Только после развода я решился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки – наследство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки, кров и – кровь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сима кружит по комнатам и смеется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сандро, погляди, какое чудо – настоящий Дом! Он живой, он дышит. И поскрипывает от старости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно, но он, хоть и старый, еще ничего. А сколько всего он помнит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы на самом деле можем тут остаться? Можем тут жить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же нет… Мне только надо зайти в мэрию и еще кое-куда. Подождешь? А потом, мы сходим на рынок и накупим всякой всячины, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она улыбается. Ее губы, которые вот-вот выдохнут: – Да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знаю ее так давно. Наверняка и она чувствует то же самое. Я подхожу близко и наклоняюсь к ее лицу. Я помню его до самой последней черточки, до крохотных морщинок в уголках вдруг пересохших губ, до…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Симонетта, – шепчу я про себя. – Моя Симонетта… Скажи мне, ты ведь вся-вся – моя. Правда?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как трудно ее – писать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как легко ее – любить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь город, вся Флоренция любит Симонетту. Еще бы, ее полюбит каждый, кто посмотрит ей в глаза. Ни за что не поймать взгляд этих синих глаз, ведь ей интересна лишь она сама. Но, если повезет и она вам улыбнется, то вы… вы упадете – в небо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы лежим неподалеку от дома, на вершине холма – Сима и я. За кронами деревьев внизу видна его крыша. На траве, между нами, остатки обеда – почти пустая бутылка белого вина, сыр, хлеб, маслины, виноград. Сима грызет травинку и смотрит в небо. И произносит – лениво и глуховато:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь… Я понимаю, почему все люди – разные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда? Ну, расскажи – почему же? Мне интересно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не смейся, ладно? Я серьезно. Я никогда ни с кем об этом не говорила. Вот только сейчас – с тобой… – она поворачивает голову, смотрит на меня и продолжает: – Может потому, что, как сейчас, у меня еще никогда не было, а может… может потому, что больше – не будет. – Она снова откидывается на спину и молчит. Минуту, две…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, что ты не говоришь со мной, как все – ты еще молодая, у тебя все впереди, жизнь прекрасна. Я и сама знаю. Ты тоже думаешь, что я маленькая и можно меня за ручку – как сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что в этом плохого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего. Просто это значит – как все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, об этом можешь не беспокоиться, ты ведь – Симонетта, и я слишком хорошо тебя знаю. И слишком давно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И об этом ты мне тоже расскажешь, ладно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно. Но сначала – ты. Ты ведь начала про…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Про то, что все люди разные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, про то, что ты понимаешь, почему… Так – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не поверишь и будешь смеяться. Ну и пусть… Скажи, чего на свете больше всего? Ну, вот ты смотришь вокруг и что ты видишь? Чего – больше всего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно… Но я не об этом. Я – о мире вокруг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так и я о том же. Тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Сандро! Неба! Больше всего – неба. Всегда. Всегда и повсюду, для всех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, допустим. И что из того?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то из того! Я, сколько себя помню, всегда любила на него смотреть, вверх. С детства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, это недавно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть. Все равно… Я ведь родилась в России. Есть такой городок недалеко от Питера, то есть, от Санкт-Петербурга – Выборг. Вот там. Это почти север России. Потом училась в Москве, стажировалась в Европе… Я много поездила, и ты не думай, что я совсем, ну… неопытная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я так не думаю… Так что, все дело в небе? Небо виновато?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. И ты зря смеешься. В каждой стране небо разное. Поэтому и люди разные, понимаешь? Русские не такие, как французы, итальянцы отличаются от немцев. Вот, например… Небо Франции – оно легкомысленное, веселое – безмятежная лазурь, а на ней – штрихи, мазки, птичьи всплески – сплошной импрессионизм. В России – глубокое, как колодец – синева молчалива, а на дне – может быть и счастье, но вдруг – тяжесть и нечем дышать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – умница… А какое оно здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такого, как здесь, я не видела никогда… Такого… близкого мне. Такого моего. Это – как нежный голубой взгляд, обращенный вовнутрь, в себя – небо словно любуется собой, и эти кудрявые облака… Мне все кажется, за каждым прячется маленький ангел, похожий на ребенка. Как на старых полотнах. Такой упитанный, в кудряшках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она улыбается, а я наклоняюсь над ней, беру ее руки и целую. Кончики пальцев, ладони, тонкие запястья – ниточка пульса под нежной кожей. Потом я чувствую губами солоноватый привкус ее пота в локтевой ямке и закрываю глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сима сначала сосредоточенно сопит, затем начинает сдавленно хихикать и вдруг заливисто смеется – уже не сдерживаясь – хохочет и хохочет, до слез, задыхаясь от смеха и с трудом выговаривая:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, пусти… отпусти, Сандро… Это ужасно… щекотно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я отпускаю ее наконец…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я первые увидел Симонетту, ей едва исполнилось двадцать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прием был в самом разгаре, она стояла рядом со старшим из герцогов, посредине всего этого великолепия и отвечала на приветствия. Она с любопытством оглядывалась, кивала гостям, произносила несколько вежливых слов, потом поворачивалась к мужу и что-то тихо ему говорила… Легкая улыбка и рыжеватая прядь, спадающая на ее точеное, нежное плечо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Едва увидев ее, я понял, что это – навсегда. И сразу, в ту же секунду, захотел ее – писать. Любую – в парадном платье, зашнурованном наглухо до самого подбородка, в тонкой батистовой сорочке, сулящей много больше, чем скрывающей, даже – невозможно поверить – нагую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Хочу представить вам одного из самых известных наших живописцев, Сандро Боттичелли. Синьор Боттичелли, синьор Марко Веспуччи и его супруга – синьора Симонетта [1 - Симонетта Веспуччи – (28 января 1453-26 апреля 1476 гг.) возлюбленная Джулиано Медичи, младшего брата флорентийского правителя Лоренцо Медичи. Считалась первой красавицей флорентийского Ренессанса, за свою красоту получила прозвище Несравненной (Бесподобной; фр. La Sans Pareffle) и Прекрасной Симонетты (итал. La Bella Simonetta). Служила моделью картины Сандро Боттичелли «Рождение Венеры», и многих других его работ]… – Лоренцо склонил голову набок и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Синьора… – кланяюсь я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Синьор Боттичелли… – произносит она и улыбается – не мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лак вот, что это такое – тоска…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В восемь лет я впервые побывал в галерее. Это была галерея Уффици, и из этого посещения я не запомнил ничего. Ничего кроме того, что впервые увидел ее – мою Симонетту. Разумеется, она никогда не была моей, да и ничьей она не была. Женщина – мечта, женщина – пена морская.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вокруг толпились люди, смотрели, долго не отходили и, когда я, наконец, пробрался вперед… Сначала я увидел раковину – я сам собирал такие, только поменьше, во время наших поездок к морю. Потом прочел надпись на табличке – «Сандро Боттичелли. Рождение Венеры». А потом… Потом я поднял глаза и увидел…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она… Она действительно была богиней. Нежная, неземная, невесомая. Венера по имени Симонетта. Конечно, не мог восьмилетний мальчик Сандро понять все то, что хотел передать Сандро – художник, но пусть неосознанно – я ощутил его вечную тоску. Понимание пришло позже, но она – эта тоска – поселилась во мне тогда. Она – это невозможность овладеть красотой. Невозможность ею владеть. Не любовь – глубже, страшнее. Вечность – и один благосклонный взгляд. Может ли мужчина предложить больше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, может быть, мое имя – неслучайно? Я – Сандро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И значит, она всегда должна быть рядом – моя Симонетта…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я постелил ей в родительской спальне. Сквозь прорехи между балками заглядывала Малая Медведица. Ночь была теплая. Сам я устроился рядом, в соседней комнате, и, перед тем как провалился в сон – видение? Сима – тоненькая, в короткой ночной сорочке, ее легкий поцелуй в щеку, пожелание спокойной ночи… И – уже в полусне – последняя отчетливая мысль: какая же она вся-вся – моя…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Меня разбудило пение птицы – одна-единственная короткая трель, музыкальная фраза, бесконечно повторяемая на все лады. И я вышел ей навстречу, на крыльцо, встречать восход. Уселся на гладкие каменные ступени, посмотрел на восток. С первым лучом солнца я почувствовал – рядом и сзади – ее, Симу. Вот она неслышно подходит, садится, обхватывает руками колени и кладет на них голову. Улыбается, смотрит на солнце, молчит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще очень рано…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть… Зато хорошо. Мне всегда жалко времени, когда хорошо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, в самом деле уверена? Правда – хорошо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, очень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И отчего же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От красоты. От того, что здесь – тихо. От того, что – дом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты – чужая, ты же с севера. Что тебе эти холмы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… Мне кажется… Я еще никогда не думала о старости, о смерти, а сейчас, вдруг… Я вдруг поняла, есть места, где хотелось бы умереть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе – умереть? Что за глупости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не глупости, не глупости. Умереть не для того, чтобы не жить. Умереть для того, чтобы обрести покой. А обрести покой здесь, среди такой красоты, что может быть лучше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот как. Обрести покой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все ищут покой. И ты тоже. Разве нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, наконец, поворачиваюсь и смотрю на нее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волосы спутаны, ласковое, утреннее, чуть припухшее со сна лицо. Яркие – вот-вот брызнут соком – губы. Открытые плечи, еще нетронутая солнцем грудь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем она здесь? После стольких лет тоски – что мне в этих словах, в этих губах, в этом теле? Разве можно утолить мой голод, которому столько лет? Взять ее сейчас – легко. Взять, выпить… А что потом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечность – ведь это колодец без дна. Бросишь камушек – и ни звука в ответ…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – Симонетта. Ты – мой камушек. Я тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я молчу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Солнце вылупилось из-за горизонта, залило холмы, потекло по горным тропинкам, пришло в город и затопило его весь. Всю Флоренцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова, как всегда, настало утро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Симонетта, одевайся, нам пора. Летиция ждет нас к завтраку…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Здесь тихо. Грубые полотняные скатерти, простая еда, теплый хлеб. Летиция – моя кормилица, моя крестная мать. Я помню ее столько же, сколько помню себя. Она просто была – всегда. Так же, как и улыбка на ее широком, добродушном лице. А еще – обжигающий кофе и болтовня сквозь смех. У нее восемь детей, и она рассказывает про каждого отдельно. Четверть часа – и они говорят с Симой так, словно она выкормила и ее – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому что, как же можно не любить Симонетту?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда они спускаются в сад, я вижу ее, пронизанную солнечными лучами, и не верю сам себе – неужели, неужели, я ее нашел? Все-таки – нашел… Теперь – лишь бы не потерять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она любила другого и рано, очень рано умерла. В этой фразе – моя судьба и эта бесконечная тоска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не попробовал ее – женщину, зато я ее писал. Я писал ее всюду и всегда, всю жизнь. Я обессмертил свое имя, рассказывая о своей любви к ней. И какой в этом толк? Ведь я так ее и не вкусил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя порой мне кажется, испробуй я ее, не смог бы ее писать. Потому что исчезла бы тайна. Впрочем, если бы она не умерла от чахотки, я бы ее, конечно, убил. Ибо – так желать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я пишу, пишу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кости ее давно истлели, губы превратились в прах, а люди приходят и говорят: «Поглядите, какая Венера». Я сумел продлить ее жизнь, я сделал ее вечной. Но вот уже сотни лет я просыпаюсь по ночам в холодном поту с ее именем на губах – Симонетта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое неиспитое вино…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с детства не такой, как все, другой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала я не понимал, отчего. Потом… Потом я начал искать гармонию, а находил… Особенно трудно было с женщинами. Не знаю почему, но они тянулись ко мне всегда. Может потому, что каждая, пусть не ведая, надеялась оказаться Симонеттой. Сколько их было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они появлялись ненадолго и исчезали навсегда. Моя неутолимая жажда вела меня дальше – к тем, кто приходил следом. Никто из них не прошел через мое сердце, мне нужна была Симонетта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока я не встретил Мию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть ненадолго, она меня победила. Она смогла заслонить Симонетту, и я испугался. Не сразу, а когда понял…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы просто ехали в Ниццу. Я так хотел показать ей голубые камни на побережье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда я вылез по склону обратно на шоссе, на мне не было живого места – кровоподтеки, синяки, ссадины. Потом, в больнице, даже нашли трещину в голеностопе. Целых три недели на костылях и в гипсе. Мия почти не пострадала внешне, она лежала рядом с машиной, ничком, уткнувшись лицом в траву. Когда до нее добрались, она была… она умерла. Всего-то одна-единственная глубокая рана на левом виске – случайный камень, и… Это было проще всего – я подобрал его накануне, чтобы он был под рукой – когда… Рассказывать – долго… Разбить бутылку масла вблизи от края дороги, пересадить Мию на место водителя, придавить булыжником педаль газа, выпрыгнуть и прокатиться вниз несколько десятков метров… Вот и все. Зато – Симонетта вернулась ко мне навсегда. Это главное, а значит и я не мог поступить иначе, ведь в моем сердце есть место только для одной женщины и предать ее – означало бы предать красоту, предать мою любовь и мою тоску. Хорошо, что Мия – умерла. Да и не умерла она вовсе, я ведь так часто вижу в толпе ее лицо, слышу ее голос… Особенно, когда вновь проезжаю это место почти на самой вершине. Невозможно описать прелесть этих округлых красно-зеленых холмов. Тот, кто не видел, не поймет. Но если хоть однажды…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько лет я женился. Она сказала, что беременна от меня, и я поверил. Я привык к ней и к ребенку и даже расстроился, когда она меня бросила. Впрочем, все это было неважно, ничто не мешало мне искать и любить Симонетту. Желать ее – безумно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот теперь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, я все еще не могу поверить до конца, что эта маленькая Сима, девушка с ускользающим взглядом, и есть моя выстраданная и все-таки появившаяся любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понимаете, я так долго ждал, что никак не могу ошибиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно поэтому я ее не трогаю. Ведь если я ошибся и Симонетта вновь ускользнула от меня, на что мне эта восхитительная плоть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Избавься от нее, – шепчет мне кто-то внутри – и делается так страшно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целых пять столетий одиночества – немудрено, что я так недоверчив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Избавься от нее. Избавься. Горная дорога, вино, которое впитало так много солнца. А потом, снова – вечное томление, вечное ожидание Симонетты, и никто, никогда не сможет тебе помешать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желать – ее…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Днем мы поехали во Флоренцию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Симе легкое белое платье и босоножки из тонких золотистых ремешков. Я веду ее на самый верх, обзорная площадка – всего четыреста одиннадцать ступеней и мы – в небе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, теперь, весь этот город – твой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сандро, понимаешь, я ужасно боюсь высоты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она стоит, прижавшись к стене и не поднимая глаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ошибаешься. Ты боялась высоты – да. Но, с тех пор как ты со мной, как мы – вместе, твой страх прошел. Потому что сейчас ты уже научилась летать. Ты ведь и сама это знаешь, правда? Вот эта пропасть перед нами – сделай шаг и полетишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня недоверчиво, поднимает руку и кладет ее мне на грудь – слева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это зачем? – смеюсь я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть твое сердце скажет мне то же, что и твои губы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… ты не доверяешь моим губам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Т-с-с-с… – другой рукой она накрывает мне рот, и – непроизвольное движение – поцеловать ее легкую, прохладную ладонь… – Я слушаю твое сердце…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тепло от ее руки поднимается вверх, к лицу, к глазам, заливает их, превращается в жар. Его так много, он обжигает, начинают слезиться глаза и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Это хорошо, Сандро. Ты плачешь, значит испытываешь боль, значит – любишь. А тому, кого любишь, лгать невозможно. – Она убирает руку, и я ощущаю в этом месте пустоту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты забрала мое сердце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, я забрала только твою тоску…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но откуда ты знаешь?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – женщина, Сандро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу твою руку тут – всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она вернется, я обещаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сима отрывается от стены, подходит к парапету и заглядывает вниз – на лежащий под ногами город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь, я же говорил. Страх прошел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, милый, он не прошел, он по – прежнему – внутри. Но ты – сильнее страха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы ведь знакомы всего несколько часов. Ты уверена? Ты уверена во мне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уверена в себе. Над нами небо Тосканы, и я знаю, что смогу… – она оборачивается и ее взгляд впервые направлен на меня – прямо в сердце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне про город, Сандро. Про мою Флоренцию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы просто бродили, и я показывал ей город таким, каким знал его с детства – его пропитанные солнцем, горячие камни. Я рассказал ей про Симонетту и Джулиано и даже – про Сандро, не все, но многое. Только про Мию – нет. И все же, еще никогда и ни с кем я не говорил – так. А Сима – она прижималась ко мне горячим бедром, слушала и улыбалась, напевала и пританцовывала. И все время, все время, не сводила с меня глаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы вернулись затемно, и – еще в саду – ее лицо, ее закрытые глаза оказались так близко, а ее губы выдохнули: – Да-а-а… – и раскрылись…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нежность – самая гибельная форма страсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я гладил Симонетту по лицу и укачивал – как ребенка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не могу ошибиться… Мия должна мне помочь, она ведь еще жива, она дышит, она всегда рядом. А Сима… Сима это другое. Она не рядом, она – во мне. И, если я ее потеряю, выходит, я потеряю себя, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пью ее и не могу напиться – пятьсот лет жажды утолить невозможно. Я так боюсь, ведь тогда снова вернется тоска. Я обнимаю ее изо всех сил, прижимаю к себе и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, уже почти задремав, говорю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай завтра поедем в Ниццу? Прямо с утра. Там дивные голубые камни на побережье. Таких нет больше нигде, ты увидишь. А какая чудесная дорога, помнишь? Особенно тот поворот, почти на самом верху, откуда потрясающий вид на холмы. Возьмем с собой корзинку с едой – хлеб, сыр, виноград. И, обязательно, бутылку вина, белого вина, в нем так много солнца. Поедем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чувствую ее тело и слышу ее сонный голос:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу в Ниццу… Никуда не хочу… Хочу тебя… Давай лучше останемся дома и весь день не будем вылезать из постели… А сейчас – спать… спать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мия молчит… Раньше я всегда слышал ее смех, ее голос. И знал, что делать. Отчего она молчит? Неужели смерть все-таки взяла свое, и она покинула меня совсем? Я убил ее – да. Или… Нет, не помню… И значит, Симонетта, наконец, снова осталась одна, и никто не может мне помешать любить ее, как раньше, только ее одну. Тогда… Может, это и правда возможно – остаться дома. Как бы мне этого хотелось… Может, у нас получится, а? Как вы думаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впервые за пятьсот лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто остаться дома…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И был вечер и было утро<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем? Да кто же его знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А тот, кто знает – молчит…<br>
&nbsp;Ответ на незаданный вопрос<br><br>&nbsp;//--&nbsp;1&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ты же знаешь, я не терплю, когда смотрят из-за спины! – Марина раздраженно оборачивается. – Сколько можно говорить одно и то же? Я же работаю, в конце концов… Игорь, ну в самом деле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мариш, прости… Это во мне, наверное, мальчишество играет – до сих пор. Я в детстве ужасно любил подглядывать. Считай, что у меня атавизм такой и все, ладно? Мне, просто, иногда так хочется проникнуть в… твои тайные мысли, твою кухню, если угодно… Это же так ясно, как простая гамма. Ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, так я и поверила. Чего ты еще обо мне не знаешь за столько лет? Гамма… Не гамма это, а сплошная полифония. Да и ты – не Сальери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, нет. Я и не претендую. Я обычный, простой, среднестатистический муж своей жены. Проблема лишь в том, что ты у меня – Моцарт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попрошу… Я, между прочим, женщина и ею и останусь. И вообще, мне уже неохота ругаться, запал прошел. Просто жалко, только-только что-то проклюнулось, мысль появилась, рука пошла и… – она бросает на стол старую, облупившуюся, с толстым грифелем, чешскую «пушку». – Все. Концерт окончен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подаешь на развод?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Развод? Может, и развелась бы – раньше, а сейчас… кому ты еще, кроме меня, такой нужен? Жалко все-таки. И потом, я тебя уже давно знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда, можно я скажу? Из всех твоих эскизов мне больше всего нравится… – он помолчал, вглядываясь в лежащие на столе рисунки – Этот – вот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Ты молодец, не зря я с тобой столько лет вожусь. Чувствуешь иногда, да… Мне – тоже. Только еще не время. Рано. Пока – рано. Для этой коллекции время еще не настало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А когда будет не рано?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, в будущем году, а может… Посмотрим… Она должна прийти сама, наступить, как неизбежность. И она – наступит и время ее наступит. И я ее – сделаю, так сделаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. Как и все прежние. Как раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Игоречек. Это будет не как раньше. Может, это будет главная коллекция моей жизни, совсем другой взгляд на моду вообще, другой подход. Я так давно к ней иду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И слава богу! И иди на здоровье! Но пока она не наступила, можешь ты немного… ну, отдохнуть, развеяться? Ты сколько лет на больше, чем три дня, никуда не ездила, а? Я иногда на тебя смотрю – откуда в тебе силы берутся? Маленькая такая, худенькая, а сколько успеваешь, скольких в кулаке держишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Включая тебя, между прочим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я не против. Наоборот. Поезжай куда-нибудь, отдохни, а я буду с тобой, как «все включено». Чем не идея, скажи? Мне ведь тоже надоедает решения принимать. Я, конечно, босс и вообще – мужчина, но и у меня могут быть капризы. Разве нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты знаешь… пожалуй. Ты вот сказал и я – представила. И – да. Только, куда-нибудь на море. Не наше море и чтобы – глушь. И разноцветные камешки на ладони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недели на две, на три. Никого не видеть и делать глупости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие глупости? Ты на глупости неспособна, ну, разве что – со мной. Но, поскольку я – муж, это не в счет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты будешь – все включено. Сам сказал. И не будь так уж уверен насчет глупостей. Я еще вполне могу тебя удивить, вполне. Это даже интересно, это мысль. Это – мысль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она ведь еще ничего не сделала, ничего не натворила – пока. Правда? Или уже? Если бы знать, если бы только знать, господи… И – зачем? Иногда она задает себе этот вопрос, редко, но задает. И тогда маленький чертик внутри заливается детским смехом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дуреха, – говорит он ей, утирая со щек веселые слезы, – Ты что же, сама не понимаешь, как тебе повезло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, – шепчет она и тоже плачет, только – вовнутрь, в себя, не видно чтобы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо же, как все просто выходит – он сам, сам предложил, и надо просто – сказать, как-то сказать, ну… безболезненно. Фильм был такой, старый-старый, «Три плюс два». А у нас получится – один плюс два. И кто же этот один – никак не понять. То ли Игорь, то ли Митя, то ли – я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Улетаем в среду. Место называется… это в… километрах от Афин. Машину я уже оформил, так что из аэропорта поедем сами. Говорят, сказочно красивая дорога. Что еще… Что это Греция, ты уже поняла. Коттедж наш на три недели, и все, как ты хотела. В агентстве клянутся и божатся, что более уединенного и глухого места во всей Греции просто нет. Ты довольна, скажи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Митя… Митя – это любовник. Нет, уже нет. Тогда – кто? Если любишь мужчину и спишь с ним, то он или любовник, или муж. Третьего нет, еще не придумали третье. Значит, выходит – муж. Именно так она его и чувствует – муж. И Игорь – тоже, самый, что ни на есть, со штампом в паспорте и уже целых шестнадцать лет. Можно ли иметь двух мужей сразу? Почему-то, она никогда раньше об этом не задумывалась. Просто жила и не задумывалась. А – любовник… Она как-то это слово и не произносила ни разу. Сначала он был – Митя, а потом – теперь, муж и все. Получается, что у нее две семьи. Или семья, все-таки – одна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как всегда, попав в неразрешимую ситуацию, Марина начинает напевать, вытанцовывать перед зеркалом, носиться по квартире, поливать цветы. Еще она ужасно любит высоко-высоко закалывать волосы, а потом – вдруг – р-р-раз и распускать их, и тогда оказывается, что все проблемы исчезли сами по себе, ведь море – это чудесно, а жизнь – коротка. И не забыть крем от солнца и… И сообщить Мите хотя бы адрес для начала, как добраться – потом, уже когда приедем на место… Интересно, есть ли там интернет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слишком уж стремительно все развивается, слишком, слишком, слишком… Как ураган, сметет и все. Или – тайфун. Говорят, им дают только красивые женские имена. Вот и будет еще один – Мария.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Один – на нас на всех…<br>
&nbsp;//--&nbsp;2&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, это не вилла, да и коттедж – тоже слишком громко. Просто дом, каменный, старый, такой старый, что камни в кладке, кажется, слились и изменили свою первоначальную форму, чтобы прильнуть друг к другу еще плотнее. Двускатная черепичная крыша как раз как новая и – самое главное – увитые плющом стены. Да, пожалуй, это самое главное. И сразу ощущение жилища и покоя, может быть, даже – счастья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хозяева – он и она, с темными, обветренными, привыкшими к этому нескончаемому солнцу, лицами и – невозможно определить возраст, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят – может, и вовсе постаревшие Дафнис и Хлоя, превратившиеся отчего-то в Василиса и Делию, показывают им дом, сад, и сразу за ним обрыв, узкая тропинка меж горячих валунов – вниз, к морю. Белый – невозможно смотреть – песок и разноцветные камешки у самой-самой воды. Марина набирает их горстями в подол цветастой юбки, высоко видны ее не загоревшие еще ноги, крепкие и гладкие, совсем, как эти морские окатыши. Старик-хозяин крякает и всей пятерней довольно ерошит свои волнистые, пегие кудри. Его жена говорит, словно сама себе:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда тебя любят, это сразу видно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Игорь молчит, хотя эта фраза произносится на ломаном английском и, значит, предназначена именно ему. А старик… смотрит на Марину и из самой глубины его морщинистого лица – молодые, синие глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вечером – домашнее вино, смех, неправильный английский и лепестки костра у самой кромки чернеющей воды.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Марина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, мой хороший?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе тут – как? Хочешь, останемся подольше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я еще не знаю… А можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно. Можно – все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Простыни свежи и прохладны, окно нараспашку, занавесок нет, да и кто заглянет к ним, кроме птиц…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Утро тянется, словно со сна – вот точно, как она. Они лениво спорят – позавтракать или сначала искупаться, но, непонятно, каким образом, вдруг забывают про все и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К полудню они, наконец, спускаются к морю и плавают – долго, до полного изнеможения, а потом – на спину и зарыться в обжигающий песок, и даже сквозь зажмуренные глаза видеть – небо…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;День промелькнул, а ведь, кажется – только-только начался…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игорь, скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что хочешь….<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, по правде, тебе со мной – как? Не слишком… хлопотно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э-э, нет, не слишком. А ты про что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я не ангел, куда там. У меня перемены настроения, необычная профессия, богемная жизнь. Куча знакомых, о которых ты даже не знаешь и в глаза не видел. И все в таком роде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И еще я – муж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Только ты – не еще. Многое, но не ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты, золотая моя, и на том спасибо. Если честно, я даже немного горжусь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кем? Или – чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Собой, разумеется. Не каждый мужик ведь на такое отважится и не каждый, кто отважится – сможет. Такую уникальную жену иметь и прожить с ней… столько лет, а? И ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каком смысле – ничего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле – ничего – живем. В каком же еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ужасно мой… Вот – до последнего кусочка – мой. И это – счастье. Любая женщина об этом мечтает, о своем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное. Только ты – не любая, ты – любимая женщина. Слышала, что вчера Делия сказала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Когда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот когда ты камешки в юбку собирала. Внизу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же она сказала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сразу видно, когда женщину, в смысле тебя, любят. Вот так вот. Цени…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Цени… А как можно ее оценить – любовь? В чем? И вообще – что это такое? Никто же не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И хорошо. Определенность убивает романтику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игоречек, миленький… Это ты – о романтике? Ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты удивляешься? Мужчины тоже люди. Мы об этом не говорим, но мысли-то, бывает, в голову приходят. И иногда там – остаются…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, тогда мне ужасно интересно узнать, что там у тебя осталось? Теперь я хочу про твои тайные чувства. Давай, давай, не все же тебе из-за спины подглядывать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спрашивай, что тебя интересует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милый, так любовь меня интересует, что же еще? То же, что и всех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Любовь… Любовь – это, прежде всего, эмоции. Очень сильные эмоции, несравнимо сильные эмоции. Можно сказать – сверхэмоции. То, что заставляет нас переживать сильнейший стресс, причем, и в положительном, и в отрицательном смысле. Кроме того – это может быть очень долго, иногда чуть ли не всю жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шестнадцать лет – это достаточно долгий срок, чтобы понять, есть она или нет? Как ты думаешь? У нас, между нами – есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай подумать… Если принять, что любовь означает включение другого существа в пределы собственного эгоизма, то – да. Ты в моих пределах, это точно. Если это острое желание проснуться вместе, рядом, тоже – да. Особенно, если просыпаться, как мы сегодня… Ну и сразу – после… в общем, мне совсем не хочется от тебя отворачиваться… По-моему, все доказательства налицо. Согласна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Ты – балда. С этим я абсолютно согласна без всяких доказательств. И единственно, что есть в этом положительного, что ты – моя балда. Вот тебе еще одно определение любви. А сейчас – спать и только посмей от меня отвернуться…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Мариша, полчетвертого только… Что случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, что такое любовь. Я поняла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, господи… Ну, если до утра никак… И что же это? Только учти, я все равно все забуду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я напомню, не бойся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это, когда все время голова кружится, понимаешь? Подумаешь о человеке, и начинает кружиться, словно в пропасть заглянул. Или с небоскреба – вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, у тебя – кружится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня… У меня – просто, как на карусели, совсем ее потеряла – вот как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучшее средство от головокружения сон. Заснешь – к утру все пройдет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К утру – пройдет… Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они знакомы меньше года. И что же будет дальше, если уже сейчас – так? Один раз она спросила Митю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если бы я умерла, ты бы – что? Как бы ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Я бы, конечно, не умер физически. Но я бы, наверное, кончился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надолго?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надолго ли? Я думаю – навсегда. Сегодняшний, твой я кончился бы навсегда. Я ведь очень изменился с тех пор, как мы… вместе. Ты меня изменила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я совсем не хотела, совсем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю. Просто так вышло. Никто тут не виноват, да и в чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты этому рад?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне кажется, радость – она конкретна. Ее почти всегда можно объяснить. А у нас с тобой все необъяснимо – восторг. Тот, который удивляется сам себе. В этом разница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот, если бы умер ты, я бы точно умерла тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не умерла бы. Скорее всего, ты бы просто уснула. Или – как бы уснула. С открытыми глазами. Глаза открыты, а жизнь – мимо…<br>
&nbsp;//--&nbsp;3&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты говоришь мне об этом только сейчас… – Игорь, отвернувшись, раздраженно тычет кулаком в деревянный столб, поддерживающий балки перголы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так это и случилось только сейчас. Что же тут такого, скажи? У нас же есть лишняя спальня… – Марина замечательно умеет делать вид, что удивлена, ведь совсем, ну совсем – ничего особенного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И – что? Значит, в ней непременно кто-то должен жить? А будь этих спален… много, ты бы в каждую гостей наприглашала? Сама же хотела в глушь и вдвоем. Разве нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ты зря так воспринимаешь и… ерепенишься. Игорь, миленький мой… мы же об этом говорили много раз, такой у меня образ жизни, ты сам знаешь. Миллион знакомых, друзей, коллег, все время на виду… Это характер моей работы, ничего не поделаешь… Митя в прошлом году помогал мне, для осенней коллекции делал интерьер. И очень здорово, кстати, сделал. Грамотно, профессионально. И подиум – совершенно необычный, потрясающий. Да ты ведь и сам удивлялся, помнишь? И хвалил. Я собиралась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая разница? Мало ли, что было почти год назад… У меня и самого на работе выше головы забот, я бизнес веду, не забывай. А ты со мной обращаешься, как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как с «все включено». Ты же сам сказал, что будешь со мной в этот раз… ну вот, именно так… И, значит, должен не спорить, а удовлетворять, потакать моим желаниям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как раз этим я и собирался заниматься весь этот отпуск и уже, между прочим, начал и – неплохо. – Игорь замолкает, поворачивается к ней, на губах почти улыбка. Потирает кулак.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Слава богу… вот и все, вот и все. Остальное – ерунда, ты уже согласен, просто не можешь сказать сразу… милый, ну, что же делать, ничего не поделаешь, ничего. Кто бы мог подумать… Ведь тайфун же, невозможно сопротивляться, пойми. Нас трое, ты просто еще не знаешь, еще не понял… Рано или поздно это должно было…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что значит – неплохо? Ты меня удивляешь. Совершенству нет предела… – Марина подходит к нему и закидывает ему руки за шею. – И потом… – ее лицо, ее дыханье близко-близко… – Я же предупредила, что еще способна тебя удивить, помнишь? Скажи – помнишь? Скажи…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А тот маленький, смешливый чертик у нее внутри – почему он не смеется, слезы, ведь они бывают только от смеха, правда? Или он уже научился плакать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что? Пожалуй, с завтрашнего дня я начну немножко работать. Ну что поделать, не умею я отдыхать… И потом, невозможно запретить себе думать. А если я думаю, то представляю. А если представляю, сразу же хочется и необходимо – изобразить. То есть – рисовать, работать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ведь даже компьютер не взяла, как же ты? Я специально не спрашивал, не напоминал, подумал вот и слава богу, необходимо ведь иногда отключаться, вернее – переключаться. А ты – опять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игорь, да как раз в такое время в таких местах и приходят идеи! Не сегодняшние, сиюминутные, каждодневные, а те, из которых потом целое направление вырастает, на годы вперед. Детали – это потом, главное – найти линию. Она ведь из чего угодно родиться может. Случайно что-нибудь на глаза попадется и вот тебе – почти законченная коллекция. И сразу становится ясно куда и зачем ты идешь… Я на всю жизнь запомню, как увидела однажды – над водой – ивовая ветвь, ее изгиб… и родилась моя диагональ. И изменилась моя жизнь. Всего-то один взгляд – и я стала тем, кем стала… На самом-то деле, так все просто… И моей старой «пушки» для этого – за глаза хватит, ну а бумагу я уж – найду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Про диагональ я – да, помню… Только и я ведь уже немножко понимать стал, за шестнадцать-то лет, а? Ты не просто увидела эту ветку, ты была к этому готова, в этом все дело. Как Ньютон – к яблоку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты прав… И готовой надо быть всегда, а для этого есть только один способ – этим жить. Поэтому, завтра я начну работать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Невозможно тебе возражать… Хотя, возьму и найду здесь себе какую-нибудь гречанку, и она станет моим «все включено». Так сказать, зеркальный вариант – раз вам не надо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам очень даже надо – не строй иллюзий. Нам понадобится и мужское внимание, и будоражащие эмоции, и другие способы поддерживать творческую потенцию… Зато пока я буду занята работой, вы с Митей будете совершенно свободны для своих мужских штучек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня есть только одна штучка, вот она – рядом, совсем рядом, ужасно-ужасно рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мой милый, мой единственный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Господи, что же это, слова эти, ложь, вранье… сама в себе запуталась, как же теперь – с ними-то… разве можно – любить двоих… вот мука-то, господи, сладкая какая мука… за что, за что, за что? Счастье-несчастье… И удавиться хочется и жить – вечно. Сразу…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…У него усталое лицо, умные глаза и мягко очерченные губы. И выглядит он гораздо старше их – отоспавшихся, покрытых первым загаром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заочно вы уже довольно неплохо знакомы, правда? Я уж постаралась. Поэтому – просто. Игорь, это – Митя… Дмитрий. Ой, Митенька, прости – она прыснула. – Непривычно потому что… Мой коллега, мой друг и очень талантливый архитектор. На самом деле талантливый и здорово мне помог, я тебе рассказывала. Митя, это – Игорь. Чем ты занимаешься, я говорить не буду, вы потом сами… Просто – мой муж. А теперь поздоровайтесь, – она вздохнула – и… давайте дружить втроем.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Я себя жутко неловко чувствую, понимаешь? Я чувствую себя нашкодившим мальчишкой. Ловить эти считанные секунды, когда мы остаемся наедине, не сметь прикоснуться, не так посмотреть. Как подростки в подъезде, ей богу… Но мы же не подростки… Да и Игорь – он тоже не дитя малое. Думаешь, он ничего не замечает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не думаю. Думаю – как раз замечает и даже очень. Мы с тобой даже когда на расстоянии, между нами… пространство наэлектризовано – вот-вот ударит. Как не заметить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – зачем все это? Зачем ты нас всех вместе тут собрала? Если ты все это видишь, понимаешь. Ему же… ну, больно, наверное, неприятно. А он у тебя, кстати, классный мужик, ты знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Митя, скажи… – она перестала постукивать карандашом по столу и повернулась к нему. – Скажи, у тебя кружится голова? Ну хоть иногда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она у меня кружится всегда. Всегда, когда я смотрю на тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кивает и улыбается – сама себе. Задумчиво так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я от твоей улыбки – дурею… Скажи, на что ты рассчитывала? Рассчитываешь? Скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я и сама не знаю. Нет, вру – знаю. Конечно, знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Митя, ты не смейся, слышишь… Не смейся, но – на бога. Во-первых, потому, что верю, знаю, все это неслучайно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А во-вторых?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А во-вторых… Да, понимаешь, больше – не на кого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тогда он наклоняется и – целует ее, целует ее, целует ее…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она задает себе все тот же вопрос – ну, а дальше – то – что? И ответа, по-прежнему, нет. Может, потому, что – хорошо ведь…<br>
&nbsp;//--&nbsp;4&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– А вот эта коллекция будет называться «Цвета жемчуга» или, может, «Жемчуг Мария»… еще не знаю. Традиционная классика. Подиум – раковина, в глубине которой жемчужина – модель. Раковина закрывается, потом раскрывается снова, а там – уже другая. Все оттенки шелка пастельных тонов и никакого принта, никакой набивки. Просто – гладкий шелк и единственное украшение из жемчуга – ожерелье, колье, сережки… Минимальный макияж – оттенок кожи и все. И часть моделей – босиком. В вечерних платьях. Лаконизм и простота во всем. Потом еще «Ночной жемчуг» – то же, в принципе, но шелковое белье. Это все для будущего сезона. Как вам эскизы, а? У меня еще есть идея – «Маковое поле». Алая коллекция – драпировки, складки, разрезы, глубокие декольте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И шоу – фрагменты балета «Красный мак» А еще – «Русалка», море-то ведь здесь какое! Смотрите, сколько я тут изрисовала. И Митя, учти, я на тебя рассчитываю, понял? И никаких причин, никаких отговорок. Ну что вы молчите? Я еще о прет-а-порте ничего не рассказала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты неудержима… – Игорь смотрит на нее, словно впервые. – Пожалуй, я такого фонтана идей и не помню – за все шестнадцать лет… И ведь всего несколько дней. Вот что море с человеком делает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не только море, милый мой, не только. Есть еще причины, помнишь, мы говорили – и она смеется, тихо, для двоих. Для кого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Причины? Да, причины… – и он просто уходит в себя и недолго молчит. – Я помню, Мариша, конечно. И знаю. Каждую причину – поименно. Каждую…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…так, как она умеет – перескакивая с одного на другое и не теряя главное. Митя слушает ее, полуприкрыв глаза и думает о своем – о ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что я не могу так долго без тебя. И ты без меня – тоже – я знаю. Неужели непонятно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иногда ты мне кажешься совсем-совсем маленькой, так и не повзрослевшей девочкой. А иногда мне делается страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И за тебя и – вообще. Может, предчувствие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты веришь в такие вещи? Я не знала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже. Но ты на меня свалилась и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это правда. Все именно так и было – как ты говоришь. Ага… Послушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – слушаю. Все время…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы, вот уже… почти час – одни, вдвоем, а ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он смотрит на нее, и ей становится холодно от этого взгляда, а ведь на улице – жара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-нибудь изменилось? Что-нибудь изменилось между нами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты же знаешь, что нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь – не могу. Даже больше – не хочу. Нет, не так. Не хочу – хотеть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь это просто – дом. В месте, которое можно найти на карте. Обычный, как все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он необычный, потому что здесь живешь – ты. Но не только. А я – гость. И не только твой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Забудь про не только, а? Останься – только. Только моим. И тогда этот дом окажется – нашим. Так просто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игорь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он – классный мужик, я помню. И – знаю. Иначе, он не был бы моим мужем. И останется им. Так ведь и ты – классный мужик. И тоже мой муж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как много на свете классных мужиков. Аж целых – двое… Ч-ч-черт. Прости, Мариша, прости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо просить прощения. Я прощу тебя всегда. Я прощаю тебя – на вечность вперед. Передо мной ты не можешь быть виноват… не можешь быть – виноват… Митя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Крыша наклонилась, и белый дом, такой горячий снаружи, укрыл их и неслышно вздохнул. Птицы замерли, а плющ просто прикрыл собой окна и – отвернулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А она все шептала и шептала его имя пересохшими вдруг губами, словно просила пить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ми-тя…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– в каждой написанной строчке, каждой ноте, каждом мазке кисти – мука, блаженство и медленная смерть самого художника. И в невероятной мясорубке сознания, перемалывающей плоть и кровь жизни, художник перемалывает прежде всего – себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Точно. И за каждую минуту этой муки, этого блаженства и этой медленной смерти, он хочет денег, потому что любит кушать – вкусно и досыта. И еще кое-что любит… – Игорь смотрит на Марину. Она сидит в кресле, запрокинув голову и молчит – безмятежно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вообще, знаешь ли, споры ведь такая, в сущности, бесполезная вещь… Если, конечно, это не технический спор, где оперируют фактами. Искусство – настолько интимная область, почти, как религия. Только сам художник знает, где его истина и в чем – его цель. Да и то не всегда может это сформулировать. Да, Мариша? Вот ты можешь облечь в слова то, что ты делаешь и чего ты хочешь? Скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, – она даже не поворачивает головы – Всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас… Солнце садится, и тени на плитах патио стали длиннее. Я это вижу. И хочу, чтобы так было – всегда. И я ничего не хочу менять… – Она вытягивает ногу и золотистые ремешки на ее сандалиях становятся от заката медными, а пальцы чуть шевелятся, словно лаская на прощанье уходящий день… Марина переводит на них взгляд и произносит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, вечер первого дня творения, должно быть, в точности походил на этот. Мир уже есть, а остального – нет. И поэтому он – прозрачен. И так тихо, что даже смерти, кажется, еще не существует…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе к ночи, уже сидя на кровати и почесывая густую седую поросль на груди, Василис, вдруг обернувшись, спрашивает жену:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ты думаешь, а кто же этот третий? Гляжу, не могу понять… Муж – не муж, потому как уже имеется. Не отец – молод. Может брат?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сам ты брат. Сколько лет на свете живешь, а так и не научился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это чему же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видеть. Видеть так и не научился. Смотришь и не видишь, вот как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты? Ты – видишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще бы. Как тут не заметишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну так скажи и все. Научился, не научился… С тобой поживешь, что знаешь и то забудешь. Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… Мужчина он ее, вот и все, понял? Куда уж проще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это как же? А муж? Он что – тоже не видит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да видит он, видит. Только сделать ничего не может.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это так? Он же – муж. Я бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты бы – да, а он нет, не может. Потому что – любит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Так она, выходит, сразу с двумя, да? А ведь, когда приехали, вроде так хорошо все было – муж и жена. Обычно. И, оказывается – такое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такое, такое… – Делия ложится и набрасывает на себя одеяло. – Замучает она и их и себя. Замучает, бедная. Молодая ведь совсем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все потому, что красивая она – он тоже ложится. – И знаешь… Огонь в ней такой, сила… Любой поведется. Вот, будь я помоложе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если ты и помолодеешь, то только вместе со мной, понял. Так что – спи. Молодой тут мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он улыбается ей в затылок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо мне их в море, на рыбалку. А то неделя уже, а ни разу еще не были. Не годится, не годится, надо завтра лодку спустить… – и уже – спит, словно провалившись куда-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ажена его лежит и долго еще, глядя в потолок, вздыхает, но вот, смотрит на спящего рядом мужа и начинает улыбаться так… спокойно и нежно. И засыпает – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Улыбается человек и сам не знает – отчего. Даже не задумывается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может – от счастья?<br>
&nbsp;//--&nbsp;5&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Лодка удалялась, а Делия глядела вслед и шевелила губами. Потом быстро осенила ее крестным знаменем и повернулась к Марине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я видела, ты тоже что-то шептала. Ты молилась? Ты веришь в бога?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В бога? – Марина пожала плечами. – Не знаю, может быть. Я верю – в любовь. Если верно то, что бог есть любовь, тогда – да, я верю в него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя не всякий поймет… Значит, это была не молитва?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. На самом деле, это были стихи. Я читала стихи, но читала их, как молитву – да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста, прочти еще раз, для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем? Ты же не поймешь, это – на моем языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не беспокойся. Я буду смотреть тебе в глаза, они не обманут. Я не пойму слов, зато пойму – тебя. И потом, ты ведь неслучайно вспомнила их именно сейчас, когда мужчины ушли в море. Прочти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужчины ушли в море… Тогда – конечно, я прочту. Слушай…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка пела в церковном хоре<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О всех усталых в чужом краю,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О всех кораблях, ушедших в море,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О всех, забывших радость свою.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так пел её голос, летящий в купол,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И луч сиял на белом плече,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И каждый из мрака смотрел и слушал,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как белое платье пело в луче.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И всем казалось, что радость будет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что в тихой заводи все корабли,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что на чужбине усталые люди<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светлую жизнь себе обрели.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И голос был сладок, и луч был тонок,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И только высоко, у Царских Врат,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Причастный Тайнам – плакал ребёнок<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, что никто не придёт назад.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот… Ты поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Но это – не стихи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ошибаешься, это абсолютно точно стихи. И у нас – очень известные. Тот, кто их написал, умер почти сто лет назад. Его звали Блок. Александр Блок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда почему ты плачешь? Плачут только когда – молятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господи, я и не заметила… Просто… Понимаешь, просто это очень хорошие стихи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, не знаю… Но бог в них точно есть. Значит – молитва…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После полудня пришли тучи и принесли ветер. Похолодало. Потом небо лопнуло, и полил дождь. Они стояли рядом и смотрели на море, и когда Делия перекрестилась, Марина вдруг поняла, что начался шторм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как тебе с двумя-то? Справляешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбаться не хотелось, но Марина усмехнулась:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привыкаю потихоньку. Наверное – привыкаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обижают они тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, скорее уж – я их…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты прости, что я спрашиваю. Принято так: говорить о тех, кто ушел в море. Это им в помощь – чтобы вернулись…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, я понимаю. Давай, давай говорить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот скажи, ты что, на самом деле двоих сразу? Меня муж вчера спросил, все никак понять не может – кто из них кто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я и сама с трудом понимаю. Правда. Одно знаю только – Игорь мне и муж и все остальное – я не могу и не хочу его обижать, он – родной мне. А Митя… Он тоже муж, так выходит. Но он еще и… бог, что ли… Куда ни пойду, куда ни посмотрю – везде он. Да, наверное, все-таки – бог, только во плоти, понимаешь? С ним я – другая. С ним я – я… Какой себя раньше и не знала. Настоящая. Он меня… сотворил. И никто не виноват, что мы с ним – нашлись. Просто поделать с этим ничего нельзя. Уже нельзя – поздно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поздно или нет, но ты так долго не выдержишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужчины, они собственники, хотят свое – себе. Отдай и все. А тебя – как поделишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, не знаю. Но я что-нибудь придумаю, я – хитрая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господь с тобой, Марина, господь с тобой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я надеюсь, но это потом. А пока – пусть они поскорей вернутся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Амен…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Они вернулись к вечеру, почти в сумерках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда она, наконец, увидела лодку и – вспомнила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Скорее всего, ты бы просто – уснула. Или – как бы уснула. С открытыми глазами. Глаза открыты, а жизнь – мимо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она его услышала – своего чертика с веселыми слезами. А если слезы высохли, это ведь совсем ничего не значит – правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День – кончился. И был вечер и было утро…<br>
&nbsp;//--&nbsp;6&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Послушай, ведь ты же не слепая и я – тоже. И мы оба – не дети. Поэтому, ядаже не спрашиваю, что это – я знаю. Сначала не знал, а теперь – знаю. В общем-то, у меня к тебе два вопроса, всего два. Первый – что дальше? Что ты себе думаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А второй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй зависит от ответа на первый, от того, что я услышу. Итак?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не уверена, что сейчас подходящее время…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это уже неважно. Ты с самого начала понимала, что ты делаешь и что из этого может получиться. Вот и получилось. Это мы прошли – ты и я, вдвоем. Теперь я хочу понять… Впрочем, я уже сказал. Даже если ты сейчас ничего не ответишь, а будешь продолжать делать вид, что… Это тоже будет ответ – для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игорь, а ты не допускаешь мысли, что такая вещь, как неизбежность – существует и это именно тот самый случай. Ты уверен, что не можешь примириться с… тем, как все складывается? С ситуацией, как она есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ты и ответила… И я понял. Остальное обсуждать бессмысленно и я не думаю, что ты ожидала от меня другого. Естественная реакция любого, нормального мужика. Что же, я пошел собирать вещи. Может, зайду попрощаться – не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не зайдешь попрощаться, Игорь, милый. Ты не уедешь, никуда не уедешь… То есть, если ты все-таки, уедешь, значит я тебя совсем-совсем не знаю, мы совершенно чужие люди и все эти годы, эти шестнадцать лет – прошли зря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так… Я знаю, что ты умеешь… Только не в этот раз, Марина. Зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Затем, что есть такое, что тебе неизвестно… Я не хотела говорить пока, потому, что мне так просто легче, но вот – не получается. Не выходит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторое время он стоит, глядя на нее сверху вниз и молчит, как всегда – недолго. Потом – уже гораздо спокойней:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – говори, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Раз ты сам все видишь, я не буду об этом. Просто так случилось, вышло и все тут. И с этим ничего нельзя сделать. Во всяком случае я – не могу. А в последнее время – не хочу. И вовсе не собираюсь перед тобой оправдываться, если ты ждал… ждешь чего-то в этом роде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это то, чего я не знаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ты как раз знаешь, сам сказал. Я хотела – о другом. Но мне необходимо, чтобы ты понял, как бы… странно это не звучало. То, что между мной и Митей, никак не влияет на то, что между нами – тобой и мной. Для меня – никак. Ты мой муж и им останешься, что бы ни случилось. Во всех смыслах. А то, что я хочу сказать… – и она садится прямо, смотрит на море. – То, что я хочу сказать… Мне осталось совсем немного – год, может, полтора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего? Чего осталось? Я не по…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жить, милый. Жить… И все это время, я хочу быть с теми, кого – люблю. С тобой и с Митей, с обоими. Я себе это – разрешила. Вот и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, мой хороший, нет… Я не сошла с ума и ты тоже. Это правда, под названием – лейкоз. Видимо, я где-то угодила под радиоактивный дождик. Вообще-то, какая разница… Господи, ну можешь ты меня обнять, наконец…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больше они про это не говорили. Вот оно и пошло, наконец – настоящее веселье…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …между нами, не пойму – почему. Что-то в воздухе. Ты, Игорь. Что-то не то. Он так… недвусмысленно отказался с нами ехать. А ты? С чего это вдруг ты ударилась в православие? Я бы понял, если бы памятник архитектуры, место паломничества… А мы едем просто в обычную деревню и церковь там тоже – самая обычная. Правда, дорога красивая. Нет, ну ты скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вел машину, а Марина сидела вполоборота к нему, ее рука была у него на затылке и она кончиками пальцев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обычных церквей не бывает, Митя… Ну что тут удивительного, мне же нужны новые впечатления, ощущения, эмоции. Наши профессии ведь так похожи, ты должен понимать такие вещи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да понимаю я, понимаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да знаю я, знаю… А если я всего лишь хотела остаться с тобой наедине – тебе не приходило в голову?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же об этом и говорю. Это ведь, просто-напросто, бросается в глаза, а Игорь… Мариша, понимаешь, он в последние дни странно себя со мной ведет, странно смотрит. Я сначала не обращал внимания, а потом – дошло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что дошло? Вы с ним что, обо мне говорили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… Ну как ты себе это представляешь? Этого просто не может быть и все. Наоборот, умолчание между нами. Именно это слово – умолчание. Как будто мы все что-то знаем и не говорим. Умалчиваем… Кстати, я и тебя имею ввиду – тоже. Хоть я и не спрашиваю, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Хорошее слово нашел… Умолчание… Мне не приходило в голову. Но ты спроси, тебе – можно. Просто потому, что тебе можно – все. И ты об этом – знаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Но все равно, каждый раз, когда ты об этом говоришь, у меня кружится голова. Как будто смотришь с небоскреба – вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ты сказал? Повтори…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С небоскреба – вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Митя, вот понимаешь… Я хочу тебе сказать… Это очень неслучайно, то, что происходит. И то, что тебе можно все, неслучайно – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах ты, Маришка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я должна тебе кое-что рассказать, кое-что случилось. Между нами. Между всеми нами – ты правильно заметил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я натворила это все, то, что сейчас происходит. Мы все здесь – из-за меня. Я же не дура, понимала, что делаю. Я просто не видела выхода – никакого. И без тебя – никак и его, Игоря, жалко тоже очень – он же не виноват.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим. А что изменилось? Ну приехали мы сюда трое и что? Я ведь, когда ехал, думал, чуть ли не дуэль будет. За тебя ехал драться, а тут – тишина… звенящая. Ты точно сказала – как в первый день творения. И был вечер и было утро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Но такая тишина не может продолжаться вечно. Бессмысленно бесконечно себя жалеть, надо снова вдохнуть полной грудью, посмотреть на все со стороны, а решение – придет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Звучит вполне наивно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть, зато работает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну хорошо, и?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И оно – пришло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Умереть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сказала Игорю, что скоро умру. Еще год – полтора… От лейкоза. Обманула его, солгала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Машина затормозила и остановилась так резко, что ее подало вперед и она схватилась за ремень безопасности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что? Митя, ты что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – что? Ты в своем уме? Ты понимаешь, что ты наделала? И – зачем? Зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я объяснила ему, что это и есть причина, почему я хочу все, здесь и сейчас. И не хочу ни от чего отказываться. И – ни от кого. Какая разница, если будущего все равно – нет… Это как бы мое последнее желание – провести это время с теми, кого люблю – с тобой и с ним. Вот теперь и ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Марина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Митя, я знаю… Пойми, все, что ты мне можешь сказать, я уже сказала себе сама. И не раз. Я сделала это с открытыми глазами. Сознательно. И, если тебя это успокоит… Это не продлится слишком долго. Через какое-то время я выздоровею, случится чудо… Он ужасно обрадуется, ужасно. Вот, просто… А вообще-то, мы все под богом ходим, и никому из нас неведомо… Может, я на самом деле, заболею или в аварию попаду – кто знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-да… Я, кажется, понимаю, почему тебя в церковь потянуло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Грехи замаливать? Может быть и так… Очень даже может быть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Страшно представить, что он чувствует… Только сейчас я этот его взгляд понимаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же говорю – странно смотрит. Не как на врага, не как на соперника даже. Как на врача, понимаешь. С последней надеждой. Или, по крайней мере, с надеждой на облегчение страданий. Твоих страданий, Марина… Он тебя – любит. Он тебя очень любит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я знаю, что это такое, когда с небоскреба – вниз. И на что обрекла его и на что обрекла себя, знаю тоже. Себя – даже еще не до конца.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Делия была права – бог в этих стихах, конечно, есть. Потому, что только Он один знает, кому из них я сказала правду – Игорю или Мите? Выбора у меня все равно не было – ни тогда, ни сейчас. Ведь они нужны мне – оба. А больше за этот год ничего не изменилось. Тот же горячий, белый песок, то же небо, тот же плющ по стенам… Солнце садится, и тени на плитах патио становятся длиннее. Я все еще это – вижу. И так хочу, чтобы это было всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смерти – еще не существует.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И был вечер и будет утро…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя собственная вечность<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;повесть<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Райские яблочки<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, давай попробуем еще раз. Скажи, что ты знаешь о райских яблочках?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я точно не знаю. Но мне кажется, у них обязательно ямочки на щеках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… А – грех? Что тебе известно о грехе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поворачивает ко мне свою солнечную головку, и я забываю, о чем спрашивал. Поразительно. Оказывается, есть что-то, способное меня поразить. Хотя, конечно – безделица, прихоть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Грех – это когда щекотно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Щекотно… Господи, это почему же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Я мало что знаю точно. Но, мне кажется, если грех – то обязательно щекотно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, наверное, спутала грех и смех?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может быть. Я все еще плутаю и путаю. Тогда скажи ты – что такое грех?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я задумываюсь. Я не знаю, как объяснить ей – светлой, что такое – грех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаешь… Ты чуть-чуть права. Может быть и щекотно и смешно – вначале. Но потом… Если слишком долго щекотать, да и смеяться тоже – обязательно придут слезы. Грех – это слезы – после… Вот как.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Но я так люблю щекотаться, что потом могу и поплакать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она отворачивается от меня – ей уже неинтересно. Отворачивается и засыпает. А я сижу рядом – хмурый и скучный Бог, не умеющий объяснить, что же такое – грех. Она любит щекотаться… Надо же, она – любит. Завтра непременно спрошу, что такое – любовь, уж тут-то я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она спит, а я смотрю на нее. Я смотрю на нее так… Хотя, конечно, я же говорю – безделица, пустяк, прихоть. Впрочем, ведь именно для этого она и была задумана. И я улыбаюсь. Потому, что завтра будет новый день и новые слова. И я уж постараюсь объяснить ей, что такое – любовь. Или – она мне. Такое тоже возможно, да…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хорошо потом<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрашиваю себя до сих пор – зачем я ее придумал – тогда – в первый раз? И все ответы мне подходят. Но самый любимый ответ – игрушка. Она просто моя игрушка. Страсть к игрушкам – самая сильная страсть, единственная страсть, доступная и ребенку и Богу. В ту секунду, когда ребенок забрасывает свои любимые игрушки – первые игрушки – под пыльный шкаф, он перестает быть Богом. Он найдет другие – бесспорно. Но потеряет божественное в себе – необратимо. Моя единственная страсть всегда у меня под рукой. Но как удержать ее и остаться – Богом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, а здесь есть еще такие, как я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Таких, как ты – нет. Просто нет. По определению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уф-ф-ф… Какой ты… Бубукалка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто? Я – кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бубукалка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то я не припомню такого слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я сама его придумала. Только что.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ты не можешь ничего придумывать. Ты можешь только повторять то, что я в тебя вложил. И вкладываю. И буду вкладывать еще очень-очень долго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но я… Когда я тебя слушаю… Когда ты со мной говоришь… Когда мы учим слова и смыслы… Одновременно я слышу, как бормочет ветер. Как тренькают птицы. Как шелестят бабочки. Все это проникает в меня против моей воли. И я становлюсь, ну-у-у-у… разноцветней, что ли, чем ты меня видишь. Мне кажется даже, что я могла бы тебя – удивить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это – невозможно. Бога невозможно удивить. Аксиома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аксиом не существует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот как? А вечность? Может быть, ты и в вечность не веришь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вечность – она внутри. Это единственное, что существует на самом деле. Все остальное – раскраски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие еще раскраски?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неважно, потом объясню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – мне. Объяснишь….<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, да. Сначала ты, а потом – я. Просто мне иногда не хватает слов. А цвикает у меня внутри гораздо сильнее, чем у тебя. Вот про это я и объясню. Но потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Цвикает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Или ёкает. Я не знаю, как правильно сказать то, что иногда возникает у меня внутри – когда я вижу цветок или бабочку, или твою улыбку, например. Представь себе – во мне, где-то очень глубоко, делается сначала ярко-ярко, потом звонко-переливчато, а потом так хорошо, что глаза щиплет. Но одного-единственного слова для всего этого я найти не могу. И еще, я знаю абсолютно точно, что ты такого никогда не испытывал. Но это ничего, это не страшно, я тебя научу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ведь хорошо потом! Только не спорь, пожалуйста – я очень хочу тебя научить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Научить меня екать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. Или цвикать. Но это потом, потом. А теперь давай заниматься. О чем мы сегодня будем разговаривать? И, кстати, ты для всего вокруг и для всего внутри придумал названия. А я? Как называюсь я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сегодня мы будем говорить о любви. А имя… имя ты можешь придумать себе сама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прямо сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… Тогда… Называй меня – Ева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему Ева?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, так мне захотелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты же знаешь – у всего сущего есть смысл. Слова, которыми мы называем разные ветви сущего – они неслучайны, более того, они – священны, ибо несут в себе самую суть вещей. Сочетания гласных и согласных, если они правильно подобраны, будят внутри тебя музыку. И ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И я… танцую… Ой, прости. – и она закусывает пухлую губку, и лицо у нее почти виноватое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я строго смотрю на нее. Так строго, как только могу. Только вот в чем дело – я совсем не могу на нее строго смотреть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, прости. Ну правда, прости. Я больше не буду тебя перебивать. Я знаю, что нельзя. И потом, я понятия не имею, что это такое – танцевать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вот… – повторяю я после паузы – чтобы наказать. – Это будит в тебе музыку, и ты понимаешь – сначала себя, а потом уже и мир вокруг. А имя, которое ты себе придумала – Ева, оно мне нравится… Но какой в нем смысл, суть, музыка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну неужели ты не слышишь? Повторяй за мной. – Она подходит почти вплотную и кладет руки мне на плечи. И смотрит в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я каменею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее лицо близко, так близко, что я вижу смешинки в ее зеленых глазах. Мне смутно и ненадежно, прежде всего оттого, что я понимаю – нечто неуловимое проходит мимо меня. Или сквозь. Что-то, чему я еще не придумал названия. И не хочу придумывать. Может быть, она мне объяснит – Ева. Потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, поэтому – я улыбаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Повторяй за мной: Е-е-е-е, – поет она, улыбаясь. Еубы сначала разъезжаются, а потом вишнево округляются и, раскрываясь, выталкивают глубокое грудное, – ввв-а-а-а-а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь ты понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она торжествует, подпрыгивает и вдруг прижимается ко мне – на секунду. Мне-то – ничего, совсем ничего – в самом деле, а ее щеки сначала розовеют, а потом начинают полыхать маками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я рад. Пусть только за нее, но – рад. Надо же, какая она у меня получилась. Радостная – да. Ева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусть будет – Ева. И она – моя.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что там – про любовь<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом она говорит мне будничным голосом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что там – про любовь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я говорю – долго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я умею быть убедительным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знаю силу своего голоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в ответ на это на все, Ева – никуда не денешься, буду звать ее так – Ева, пожимает плечами и заявляет:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все то, что ты сказал, в точности похоже на мое цвиканье-еканье. И зачем так долго объяснять, когда вот – смотри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова она слишком близко подходит ко мне, так близко, что видна крохотная родинка под левой грудью. Почему-то, именно вид этой родинки, меня особенно умиляет. Я вспоминаю, как только Ева появилась на свет, мне тут же стало понятно, что я создал – совершенство. Это было – вдохновение, потому-то она и получилась живой, не такой, как все, что я создал до нее – раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но совершенство так хрупко… И я сказал себе – пусть будет крохотная помарка на белом листе бумаги, так, на всякий случай – и тут же появилась эта самая родинка. Но… Странное дело – с ней Ева стала еще прекрасней. Н-да… Это была ее первая победа надо мной – через секунду после рождения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом – она заговорила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сама, конечно, не сама, это я вкладывал в нее слова – те, которые начал слышать с недавнего времени. С недавнего времени – глядя не нее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так закончилось безмолвие, и пришла – музыка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще эта фраза, звучащая всегда по-разному: «Вначале было слово.»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через Еву зазвучала вечность. И я знаю, что это лишь начало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и сейчас, она подошла слишком близко ко мне, чтобы объяснить, что такое – любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ее губы коснулись моих, я – удивился и все. Хотя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, теперь ты понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она отодвигается, отстраняется на мгновение от моих губ, смотрит на меня сначала радостно, а потом грустно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели ты ничего не почувствовал? Вот здесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ева кладет правую руку себе на живот – в самом низу ее живота перламутровая лодочка-ладошка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И вот здесь, – она проводит пальчиком вокруг соска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И еще… Что со мной? У меня в голове… Я слышу так много… Все поет. И слова, и ветер, и бабочки. Неужели только от одного поцелуя? А если – повторить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я беру ее за руку и усаживаю рядом с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ева, успокойся, девочка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кивает – послушная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сидим рядом – прекрасные, голые, счастливые. Я слышу, как бьется ее сердце на расстоянии ладони. Гляжу в изумрудно-зеленые глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И понимаю, что, наконец-то, создал свою собственную вечность, которая пробует создавать – меня…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Про седьмое чувство<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай поговорим о чем-нибудь странном. О необычном. Я так люблю необычное. Расскажи мне что-нибудь, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спрашивай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, например… Расскажи мне про мое тело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что тут рассказывать? Единственная действительно важная его часть – это мозг. Недаром я создал его в форме ореха. Орехи, между прочим, обладают удивительными свойствами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, про мозг я не хочу. И про орехи – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так… А про что ты хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня – и внутри, и снаружи, есть много всего такого, что мне ужасно нравится и доставляет огромное удовольствие – она даже зажмуривается – и спасибо тебе, что ты создал меня именно такой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, да. Только одно странно. Вернее – два. Два глаза. Иногда мне кажется, что это просто отверстия, направленные вовнутрь. Чтобы ты смотрел и знал, что происходит в моем ореховом мозгу. А иногда я думаю, что в глазах уже уместилось – все. То есть, абсолютно все. И я видела это – раньше. Надо только набраться терпения и рассмотреть. Или вспомнить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Про глаза – это легко. Есть шесть органов чувств. Вернее – пять, но самих чувств – шесть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я рассказываю про органы чувств, надеюсь, не слишком занудно, потому, что Ева серьезна, сидит, подперев кулачком румяную щеку, когда же речь доходит до шестого чувства – до тайного знания – слушает, открыв рот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вдруг заявляет:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты забыл про седьмое чувство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не забыл. Его просто нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Есть. Еще как есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что же это такое:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас покажу – смотри.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она подбирает с земли прут, обламывает его и изо всей силы вонзает обломанный конец в свою розовую ладонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бросаюсь к ней, выдергиваю чертов прут, вытираю кровь, а она все течет и течет, я приникаю к ранке губами и сосу солоноватую влагу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кровь, наконец, остановлена. Ева, притихшая, сидит у меня на коленях, прижимает к ране лист подорожника и испуганно молчит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я говорю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты как-то спрашивала, что такое – грех? Вот тебе пример: это грех – причинять себе боль. Ерех – портить красоту. Это грех вдвойне, еще и оттого, что не ты эту красоту создала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поднимает лицо и смотрит кротко-кротко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, я только хотела показать тебе седьмое чувство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? Тогда – объясни, я ничего такого не заметил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага. – она усаживается поудобнее, уже меня не боится. Да она никогда меня не боялась – это последняя промелькнувшая здравая мысль, а после – ее сбивчивый рассказ, ее смешки, ее всхлипы. И ее тяжесть на моих коленях. И мне показалось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так на меня смотришь, будто и вправду согласен со всем, что я тебе тут наговорила. – И она хохочет, откидывая голову назад, и снова перед моими глазами ее грудь, и крохотная родинка… с чего же все это началось? Когда она спросила про глаза? Раньше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Ева теребит меня и требует возражений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну что же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Только слезь с колен и сядь рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но – почему? Мне так хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она видит что-то в моих глазах, что-то, в чем я сам не отдаю себе отчета. Она запоминает это и довольно улыбается, про себя, тихо-тихо, прежде чем усесться, как и приказано, рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак – седьмое чувство. Ты утверждаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше я молчу, потому, что ничего не помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ева вздыхает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, я была права, когда мне показалось, что ты не слушаешь. Ну, как же так? Ладно, повторяю в последний раз:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Седьмое чувство – это самое главное чувство, как талант. Это умение чувствовать за другого, вместо него – понимаешь? И чем больше другой тебе принадлежит, чем он дороже тебе, тем сильнее и ярче твои ощущения. Когда эта бестолковая деревяшка проткнула мне руку, я не почувствовала ничего. Потому, что в тот момент, сильно думала о тебе. Я поняла, что тебе, в самом деле больно, оттого, ЧТО ты видишь, и это ощущение заслонило мою собственную боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда ты выдернул острый конец из моей плоти, я тоже ничего не чувствовала, кроме того, что ты готов выпить мою боль – вот как выпил сочащуюся кровь. И мне стало необыкновенно хорошо. Ты смог испытать что-то мое. Ты взял мою боль – себе. Ты обладаешь способностью к седьмому чувству. Именно поэтому, мне с тобой так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Защищенно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выдумщица. Я не знаю боли. Я не знаю страха. И сейчас очень жалею, что наделил тебя способностью чувствовать все это. Все эти импульсы, синапсы, нервные окончания… Хотел, как интересней, как лучше. Впрочем, никогда не поздно изменить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, миленький, нет, пожалуйста – нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как странно ты меня называешь. Как странно – все…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адам<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом мне пришлось создать Адама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почувствовал, что моя любимая игрушка заскучала. А мне очень хотелось ее побаловать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочешь, поговорим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что ты хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего. У меня все есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она сидит у моих ног – в цветах – и смотрит на меня снизу вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты ни разу не засмеялась сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И правда. Но я не знаю – почему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе скучно. Иди прогуляйся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не хочу. Я хочу только с тобой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но я занят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пусть. Я буду здесь, рядом, вдруг понадоблюсь. Тогда тебе надо будет только протянуть руку и взять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Взять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я имею ввиду, что мне просто хорошо рядом с тобой и все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если я… раздвоюсь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что значит «раздвоюсь»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Представь, вот если бы у тебя все время был еще один – я? Свободный и занятный. Пока другой – занятой и скучный – думает и ворчит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но так не бывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бывает – все. Надо только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так появился Адам.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то утро мы пришли к Еве вдвоем – он и я. Она кинулась сначала ко мне, потом – к нему, снова ко мне. Растерялась. Погасла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мы с ним улыбались одинаковыми улыбками и молчали. Я – потому, что хотел понаблюдать, Адам – ему пока просто нечего было сказать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ева заплакала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Послушай, он – это я. – объясняю я. – Абсолютное, полное внешнее сходство. Спящий, пока что, ореховый мозг. Плюс – чувствительные нервные окончания. Конечно, не такие чувствительные, как у тебя, но… Ты сможешь научить его цвикать и екать. Научить мудрости и боли, нежности и отваге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его зовут Адам. Вслушайся в его имя. Он открыт, доверчив и нуждается в тебе. Ты сделаешь из него свою вторую половину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ухожу, оставляя их вдвоем. И вдруг, неожиданно для самого себя, оборачиваюсь и:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но обещай не покидать меня, слышишь?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Было весьма поучительно наблюдать за превращением адама – в Адама. За тем, что может сделать с мужчиной один благосклонный женский взгляд. А женский голос… Ну и все остальные органы чувств…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще интересней были превращения Евы. Ну, да, я подглядывал. Я узнавал Еву – другой. В конце концов, она всего лишь – моя игрушка. Моя любимая игрушка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы встречались каждый вечер, как обычная семья. Адам сначала молчал, потом стал потихоньку втягиваться в разговор, но с ним было неинтересно. Главное – он смотрел на Еву с обожанием, а ее глаза сияли от счастья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, я был за нее рад.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом – свет<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все что было потом – известная всем история. История, перевернувшая мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, конечно, райские яблоки здесь не при чем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто один раз Ева пришла ко мне и сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я придумала новое слово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуй, птенчик. Какое слово – расскажи мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не будь так ласков со мной – мне больно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А слово простое – «уста»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что такое – уста?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уста – это губы, рот, то, что можно целовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как же ты его придумала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень просто, гляди. Есть слово «устал» – так? Когда ты устал, из тебя будто вся жизнь вышла. Ты падаешь в траву, смотришь на звезды и просишь – дайте мне радости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радости? Может быть, правильнее – силы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, именно радости, ведь это от нее появляется сила, а не наоборот. Это все равно, что от Евы появился Адам, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, так. Ну, а дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот… И тогда… Просто вместо того, чтобы валяться в траве и просить радости, я придумала – другое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что же это за другое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это… Это… сначала надо найти, подойти к тому, кого ты любишь… или… надеешься, что любишь. Подойти близко, очень-очень близко. Найти его губы и прижаться к ним своими губами, чтобы пожаловаться друг другу – я так УСТАЛ без тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передать свою тоску – из уст в уста – чтобы получился долгий-долгий поцелуй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда радость начнет заполнять тебя – медленно и все время, пока не переполнит и не перельется через край, из устья – в устье. А потом… Потом – свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А потом – свет… – повторяю я. И понимаю, что потерял ее…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другое волшебство<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попытался объяснить ей, что есть и другое волшебство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что уста, устья и свет, они – везде, если есть то, чему так трудно придумать название.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помнишь, ты спросила, что это такое – «танцевать»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Это слово… Мы никогда о нем не говорили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что про танец невозможно говорить. Его нужно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Его нужно – жить. Иди сюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Представь себе – жарко. Жар у тебя в крови. Вокруг бедер у тебя розовые лепестки, а во рту – обжигающий кусочек льда… А теперь скажи – ты слышишь? Ты слышишь – это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… слышу. Странная музыка, неровная. Нервная. Зовет и отталкивает – одновременно. Что это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это – танец. Назовем его… Назовем его – танго. Вслушайся в это слово: Та-а-а-н-го-о-о.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда ты его произносишь, то будто скручиваешь меня в жгут, туго-туго. Прижимаешь к себе так сильно, что я перестаю дышать. А потом – отталкиваешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно, так и есть. Так и будет. Всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я беру ее руку в свою. Другая опускается ей на талию. Чуть-чуть, самую капельку – ниже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остальное делает музыка. Мы лишь двигаемся ей в такт. Она льется отовсюду, она накрывает нас волной – из уст в уста, из устья в устье. А потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ева сидит у меня на коленях, и дыхание ее делается спокойней и тише. Она успокаивается, кладет голову мне на плечо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое блаженство. Почему раньше ты никогда..? Я должна сейчас же научить Адама!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ева, ты… Тебе хорошо с ним?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. Я же его люблю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И убегает.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что такое – надежда<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не хочу о том, как она ушла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хочу о том, как она – есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что… Вот представьте себе – живет у вас птица. Долго живет. Тренькает себе. Иногда целые музыкальные фразы выводит, головку свою набок склоняет. Глазом круглым – любопытничает. А вы ей каждое утро в кормушку – зерна, воды в блюдце. И так вам хорошо вдвоем… Что когда настает пора открыть клетку, внутри будто что-то взрывается, и вы никогда уже – не прежний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открыл клетку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ева ушла и увела за собой Адама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И наступило – потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логос, выращенный мной, давал семена, и вскоре сыновей и дочерей Евы было трудно сосчитать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фатум и есть фатум, но и я… словом, кое-что могу. Защищал – ее и детей. И каждый раз судьба ее была прекрасной. Пусть иногда трагичной, но прекрасной – всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она жила и умирала, и рождалась вновь. Я же всегда был рядом, конечно, а как же иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь она не просто – была.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она и сейчас есть – горюет и хохочет. И всегда помнит обо мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассказывает своим детям о Боге, пытается сделать этот мир лучше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А когда становится совсем невмоготу – смотрит на небо и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы так часто произносите это слово – надежда. Я-то не знаю, что это такое. Но если вам интересно – спросите у нее – у Евы. Она – сумеет объяснить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Побеждают счастливые<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О том, что у Адама появилась другая женщина, Эва узнала раньше него самого. Звериное чутье. То, которым одна женщина может почуять другую. Через мужчину. Не видя, не зная, безо всяких, в общем-то, оснований.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот… Чуть более мягкий взгляд. Туфли, начищенные до невероятного блеска. Зарядка – не пять минут размахивания вялыми руками, а минут сорок – до остервенения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то утро, когда Эва увидела, что живот Адама стал таким же безукоризненно рельефным, как и в день их свадьбы, пятнадцать лет назад, она поняла, что пора действовать. И – совершенно нетрадиционными методами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданности она обожала всегда. Преодолевая их, она становилась поразительной и неотразимой – какой любила себя больше всего. Еще Эва любила получать удовольствие, даже тогда, когда любая другая хватается за голову и начинает делать одну глупость за другой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С добрым утром, милый…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, дорогая. Как спала? (В глаза не смотрит, голос прохладный).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– М-м-м… Прекрасно. – Эва подходит и обнимает мужа сзади. Она красива. Еще чуть расслаблена. Еще пахнет – постелью… Но ведь и таким изменяют тоже – ничего не поделаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем – ничего не поделаешь – это не про нее – не про Эву…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне снился такой сон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне снился сон – про тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да? И что? Что там было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты был такой… Такой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ложечка в чашке замедляет движение. Мужчина любит, когда про него – так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты просто сводил меня с ума. И еще… Ты был… с женщиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, кофе попал не в то горло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кх-м… С какой еще женщиной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это уже почти признание. И Эва отдается своей интуиции, уже не раздумывая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ее очень хорошо запомнила… Она – хороша. Молодая. Тонкая. Короткие темные волосы, глаза в пол-лица. Не невинна, но многого не умела. И я ее… учила. Кто еще знает, как надо, чтобы ты – улетел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты была там… Хм… С нами… Вот как… Ну и сны у тебя, знаешь ли… – он задумывается, пару секунд хмурится и, наконец, улыбается – уже ей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом целует ее – ее – с чувством, первая победа – вот она! И уходит на работу.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Если не предаваться отчаянию, можно сэкономить чертовски много времени – это она поняла уже давно, но на работу сегодня придется опоздать. Между прочим, работа – любимая и очень даже важная часть ее жизни. Она, вообще, ужасная собственница, и за всем своим – семьей, работой и небольшим, но таким уютным и надежным домом, смотрит, как волчица за потомством. Подойдешь – загрызет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сегодня – придется опоздать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, она не отправится в салон красоты или по магазинам – это ни к чему. Эва и без того ухожена и стильно одета. Стильно – значит в своем, выбранном ею и присущем ей стиле. Она замечательно это умеет, ведь стиль – это главное всегда и сегодня тоже. А кроме того, надо просто сломать обычный ход вещей, выйти за пределы повседневности, заново почувствовать вкус жизни, ее ток. Ощутить – счастье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь если хочешь победить, у тебя должны быть необыкновенно счастливые глаза…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утро еще не кончилось. Эва заказывает чашечку кофе в знакомом кафе на набережной, вдыхает влажный, пахнущий скорой осенью ветер, сидит, глядя по сторонам и ни на чем не останавливая взгляд. Она чуть улыбается – вовнутрь, сама себе – и ждет. Предчувствия не обманывали ее ни разу. Она знает, что все предопределено – это живет в ней с детства, а может, еще с прошлой жизни, даже не одной – сколько их там было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветер забирается к ней в рукав, и это возвращает ее к реальности. И – ничего, ничего, ничего. Не может быть, ведь зачем-то она сюда пришла. Эва пожимает плечами, и в этот момент из медленно проезжающего мимо автомобиля до нее доносятся звуки милонги. Почему-то именно это слово, почти незнакомое, было первым, пришедшим ей в голову – милонга. Она не успела даже удивиться. На заднем стекле надпись: «Латиноамериканские танцы – танго, милонга» и номер телефона. Что же, для того и существуют салфетки, чтобы записывать номера телефонов, не так ли? А ручка у нее всегда с собой. Ну, или тюбик губной помады…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько минут она набирает номер, и как-то слишком легко назначается время, да и адрес – здесь, поблизости, почти рядом. Сегодня, во второй половине дня – в четыре часа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танго – милонга…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Музыка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это оказалось довольно большим светлым залом с паркетным полом и зеркальной стеной. Еще там была небольшая гардеробная и крохотный буфет – чай, кофе, улыбки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под самым потолком, по периметру – большие фотографии танцующих пар, совершенно ей незнакомых. На паркете несколько пар в круг, в центре – мужчина и худенькая женщина с сильными ногами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эва вошла, и все повернули к ней головы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы – Эва? – спросила женщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Я звонила. Я хотела бы здесь… учиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Учиться? И чему бы вы хотели научиться? – мужчина делает несколько шагов и подходит близко, совсем близко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всему. Танцевать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он совсем, ну совсем не в ее вкусе, но боже мой, как он на нее смотрит… Как он смеет так на нее смотреть. Так… по-хозяйски…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом ее левая рука оказывается на его шее, правая уже замирает в ожидании его руки, а его лицо – вот оно – рядом. И она почему-то не в силах поднять глаза… Наконец – ну сколько же можно ждать – он обнимает ее за талию, нет, чуть-чуть, самую капельку ниже, отпускает и тут же обнимает снова. И медленно делает первый шаг… Она покоряется – так – впервые в жизни, сама того не желая, да ее и не спрашивают, ее – ведут, и какая разница – куда. Потому, что она чувствует – всем бутоном своего тела – его желание, его власть, его силу. Музыка наполняет ее. Тан-го…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Танец кончился. Когда она сумела поднять глаза и взглянуть ему в лицо… Музыки – не было. Она не затихла, нет, ее просто не было. Они танцевали – в тишине. Женщина в центре смотрела на нее и улыбалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Главное вы уже умеете – говорит он уже издалека. – То, чему не научишь. То, чему нельзя научиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы имеете ввиду?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно – любить. Но не только. Это не главное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – что же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уметь быть любимой. Уметь – принадлежать. И, зная цену всему на свете, не думать о ней. Слышать музыку, которая – внутри. Вы – любимы, Эва. Более того, вы были любимы очень много раз. Всегда. Вы должны помнить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я помню. – шепчет она едва слышно. – Я помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И любили – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы еще знать, что это слово обозначает, если бы уметь, как он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она слышит его голос. Она слышит его отовсюду. Кажется, он был и раньше, он был всегда, всегда, всегда – вечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И музыка не затихла, нет. Она звучит, ведь она вечна – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тан-го…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздние встречи<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда дом дает трещину – объяснения не нужны. Не до них. Надо быстро подставить плечо, чтобы не рухнула крыша и не погребла под собой то, что еще, может быть, можно спасти – если можно. А объяснения… С ними можно и подождать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плечи у Эвы красивые – круглые, гладкие, чуть смуглые. До сих пор все держалось на них. Но сегодня… Сегодня она опоздала к ужину. Опоздала первый раз за всю их совместную жизнь. Обычно ведь она его ждет. Стол накрыт, она сидит, свернувшись в кресле, читает, иногда слушает музыку или просто смотрит в окно и напевает. Но вот сегодня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эва еще не успела вытащить ключи, дверь распахнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где ты была? Почему так долго? Я жду, не знаю уже, что думать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что, собственно, волноваться? Ну задержалась, опоздала его когда-то любимая жена, так ведь и он – почти каждый вечер… Нет, спит он со своей… со своей девочкой раз, ну два в неделю, не чаще, но ведь и просто посидеть полчаса в кафе или погулять после работы в парке, у пруда. Она так любит смотреть на лебедей… Потом, правда, эти путаные объяснения, которые, в сущности, никому и не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, я забыла предупредить. Слишком увлеклась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чем? Чем увлеклась? Я же волнуюсь… Ну, где ты была?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Танцевала. Я была на уроке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Каком уроке? Не понимаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я записалась в школу танцев. Здесь, недалеко. Танго и милонга. Сегодня был первый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты серьезно? Но с какой стати? Я не помню, чтобы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милый мой, вот именно! Я тоже не помнила, а потом поняла, что все это уже было, понимаешь? И не просто было, а – со мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь можно было позвонить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное. Наверное, да, можно. Но я – не позвонила… Прости, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Как будто у меня есть выбор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мой хороший. Выбор есть всегда, кроме тех случаев, когда его – нет. Пойдем в дом…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И чему тебя там научили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слышать музыку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты имеешь ввиду ритм, шаги, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не совсем… Вернее, совсем нет. Ее – не было. Музыки не было, понимаешь? Но я ее слышала – внутри. И – танцевала под нее. В полной тишине…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Любопытно… А еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще? – она смотрит на него потемневшими вдруг глазами и подходит вплотную, почти касаясь. – Еще видеть, не поднимая глаз… – Эва опускает глаза и левой рукой обнимает Адама за шею – точно, как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще мне сказали, что я умею главное. То, чему нельзя научить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И это?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принадлежать. Я умею – принадлежать. Принадлежать… и не думать о цене… – ее слова делаются подвижными и перетекают в танец, в движение, начинают звучать ее живот и бедра, ладони, выбившийся, упавший на лоб локон. – Слышишь, слышишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам того не замечая, он уже ведет ее, и какая разница – куда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь на расстоянии опущенных ресниц уже непонятно – о ком мечтают глаза…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Ты был особенный, не такой, как всегда. Как будто – не со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за ерунда… Какой – не такой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жесткий, даже грубый. Но мне… понравилось. – усмехнувшись, она легко целует Адама в губы, накидывает свою шелковую блузку и босиком отправляется в кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Салат и курица – гриль – подойдет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще как! Ужасно хочу есть. И чего-нибудь выпить, ладно? По-моему, в холодильнике есть бутылка белого вина, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, не к мясу же… Давай лучше потом, с сыром?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На десерт?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, милый – она оглядывается на него, улыбаясь. – На десерт у тебя снова – я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эва продолжает улыбаться своим мыслям – не ему. В первый раз – не ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И у нее – необыкновенно счастливые глаза…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трудно рассказывать про счастье<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уроки танцев два раза в неделю. И два раза в неделю я с ней танцую, я держу ее в руках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О счастье рассказывать трудно. Но когда я подошел к Еве впервые, там, в танцевальном зале и – повел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне показалось – ей нужна защита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или я сам себя в этом убедил, потому что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто знает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме меня – никто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И причем тут время, если я помню ее всю. А больше всего – ту маленькую родинку под левой грудью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только вот что с этим делать? И надо ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ловлю себя на том, что все больше и больше становлюсь похожим на людей. Иногда мне кажется, что когда-то раньше – я был одним из них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходит, и на самом деле – по образу и подобию. Точно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь если бы не это, разве я смог бы приблизиться к ней настолько?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуй, Ева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот. А разве мы уже перешли на «ты»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давно. Так давно, что тебе и не снилось. На самом деле, мы были на «ты» всегда, с самого начала. Попробуй вспомнить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… Может быть… Может быть, ты мне как раз снился? И поэтому твое лицо кажется мне таким знакомым?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь. Я же говорю – с самого начала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, может быть… Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, начнем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему она всегда краснеет от этого «начнем»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кладу руку ей на талию, чуть ниже. Ева обнимает меня и опускает глаза. Она дышит мне в шею, она дышит так, словно долго бежала и запыхалась. Жарко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Успокойся, Ева, успокойся. Мы ведь еще даже не начали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и я думаю, а что же будет, когда начнем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я убираю руку и тут же обнимаю ее снова. Ева – моя капелька, мой ребенок, моя душа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Душа одного отдельно взятого Бога…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я – веду ее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танго – странный танец… Кто-то считает, что он родился в Испании, кто-то, что в Африке, под бой там-тамов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чушь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это было просто – последнее средство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удержать ее – мою девочку, мою любимую и единственную игрушку, которую так и не удалось забросить под шкаф…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удержать – не удалось тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сейчас – я веду ее. И какая разница – куда…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я боюсь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не чего, а кого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… И что же во мне такого… страшного?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В тебе – ничего. Но рядом с тобой я начинаю бояться себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не страх. Ты просто вспоминаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что было тогда, в самом начале. Гирлянду из розовых лепестков вокруг твоих бедер, родинку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какую родинку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Совсем-совсем крохотную. Под левой грудью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боже мой… Откуда ты знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто потому, что я знаю все. Ведь ты танцуешь со мной, а в танце нет секретов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я думала – секреты есть всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во всем – кроме. В танго один секрет на двоих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – расскажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве ты еще не поняла? Я был уверен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста, я прошу. Я хочу – услышать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я понимаю… Но это очень просто. Мужчина говорит: «Я люблю тебя. Ты была, есть и будешь – моей. Я хочу тебя – всегда. Ты принадлежишь мне. Ты – моя женщина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а женщина? Я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У нее может быть только один ответ – на все: «Да, да, да. Я – твоя женщина. Я принадлежу тебе – до конца. Владей…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь я знаю. Я поняла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты поняла – что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему мне страшно. Оказывается, страх – это всего лишь изнанка страсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты всегда путала слова. Путала, путалась и путала меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Путала – тебя? Так значит, мы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спрашивай. Ты принадлежишь мне. Ты – моя женщина. Просто моя женщина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, да, да…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Боготворить – это просто<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Родил – люби, иначе – зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мало счастье создать, надо все время, всегда, творить его – после. Бого-творить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Ева появилась, вылупилась из моих рук, я уже знал, уже понял, что сотворил нечто, действительно божественное, а еще, что все самое главное – впереди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лепил и творил ее каждый крохотный миг, каждую секунду и как же упоительно это было. Учить ее словам и смыслам, смеху и слезам – всему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но если творить означает – любить, то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо же… А я вот всегда думал, что не умею.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Как хорошо. Ты все-таки пришел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь ты меня позвала, разве нет? Ты сказала, что это срочно. Как же я мог…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это на самом деле срочно, очень. Хоть мы с тобой виделись только вчера и через несколько дней увидимся снова… И вообще, у тебя своя жизнь, о которой я не знаю ничего. Возможно, я помешала. Но я не могла ждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, я здесь. Так что же случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто, наконец, поняла себя. Это было очень долго и – вот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Долго, это неважно. Главное, все – таки – поняла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Благодаря тебе. Это ты дал мне ключ, сделал меня такой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, верно. А раньше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет никакого раньше. Все, что раньше, было ожиданием тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты так спокойно об этом говоришь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Но когда я думаю о тебе… А я думаю о тебе – все время. И во мне поет ветер. Я не спокойна, нет. Я просто никогда не жалею о том, что сделала. Или о том, что сделано кем-то. Потому, что верю – ничто не случайно, во всем есть смысл, во всем. И он – прекрасен. Если хочешь, это моя религия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Немногие думают так же, как ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, но это неважно. Почему ты не предлагаешь мне выпить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, наверное. Может быть. Брют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это ведь обычное недорогое уличное кафе. Откуда здесь брют? И потом, вечер еще не наступил. Не рано?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну хорошо, как скажешь. Как скажешь – все и всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все и всегда. Иногда это прекрасно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве – не всегда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Тавтология, забавно… Насколько я знаю, даже всегда не длится вечно. Всему рано или поздно приходит конец. Кроме одного-единственного случая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, это тот самый случай. Мы – ты и я. Вместе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попробуй меня убедить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так говоришь, словно – не веришь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь ли, Ева, в моем случае, это слово – «веришь» – звучит странно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, ты до сих пор не вспомнила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так подскажи, ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С тех пор, как мы танцуем, я только этим и занимаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так говоришь, словно отталкиваешь меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Это – как в танго, если и делаешь шаг назад, только чтобы через секунду прижаться еще теснее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но танец заканчивается, а я… Ты нужен мне и потом, после – все время. Ты научил меня не думать о цене, так протяни руку. Тебе надо, всего лишь, протянуть руку и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Взять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… решительная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только с тобой и для тебя. Ну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ева, я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уже поняла… И, значит, все остальное неважно… Не знаю, почему ты… Ты ведь хочешь меня не меньше, я не ошибаюсь, я ведь – женщина. Твоя женщина. Что-то тебе мешает… Впрочем, какая разница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты права. Во всем. Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда скажи мне – прощай. Если сможешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она обнимает меня за шею и опускает глаза. И дышит так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мне не остается ничего, только прижать ее еще теснее. И когда ее губы раскрываются, я уже не знаю, кто же я на самом деле. Пожалуй – в эту секунду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо же, моя маленькая Ева, моя собственная вечность, ты – вернулась…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше – нет на свете<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда приходит время выбирать, мужчина, чаще всего, оглядывается назад, а женщина, по крайней мере, такая, как Эва, щурится, глядя на солнце, и хохочет. Просто – до слез.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну почему каждый раз – допоздна? Эва, слышишь? Я к тебе обращаюсь, слышишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она сидит на низкой банкетке в прихожей – только-только вошла – разметавшиеся волосы цвета меди, искусанные губы, взгляд – в себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адам опускается на корточки и берет ее за плечи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эва! Я с тобой разговариваю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Адам, ты знаешь… – она смотрит на него очень ласково и тихо, и – молчит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? Ну, что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сегодня… понимаешь, мне ужасно захотелось шампанского, мне захотелось – брюта, понимаешь? Вот – ужасно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты что, выпила? Да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Нет, не получилось. Его не подают в дешевых кафе, только в дорогих ресторанах… Но я… – и ее взгляд снова уходит в себя, – Зато я танцевала. Это было… еще лучше. Это было – божественно. И значит – пора выбирать. Почему-то, если божественно, всегда приходится выбирать. Иначе – никак…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Из ванной – звук льющейся из душа воды, а Адам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А он вдруг вспоминает свою… девочку, свою малышку, которую не видел уже целых две недели. Не то чтобы – забыл, но… Он и Эву не видит, ну – почти. Днем она на работе, вечером – танцы эти, танго-милонга… Но о ней он все время думает, то есть, она у него из головы не идет, вот в чем дело. Он же видит, не знает, но видит. И не видит – тоже. То ли потому, что так – проще, то ли потому, что боится потерять. Значит, все-таки – любит? Но, все равно, выбирать придется. Рано или поздно – придется. Она права, иначе – никак. Боже ты мой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом, позже, он, обняв ее, засыпает, как ребенок, услышавший перед сном сказку – спокойный и довольный, а Ева, по-прежнему глядя в себя, все шепчет и шепчет – неслышно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это – божественно, божественно. Лучше этого – нет на свете. И значит – бессмысленно думать о цене. Иначе – никак…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никогда не поздно<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не вижу ее глаз, но знаю, что сейчас они жмурятся от удовольствия. Она лежит на животе, положив голову мне на грудь и щекочет ресницами. И я – я! – ловлю себя на том, что, как никогда остро, ощущаю – вечность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А она – она смеется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ева, почему ты смеешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От счастья. Люди обычно смеются от счастья, разве ты не знаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А счастье – отчего оно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От любви, от чего же еще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – расскажи мне про любовь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь ты знаешь – все. Почему же ты спрашиваешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы увидеть ее твоими глазами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-у-у… Мы называем этим словом столько разных вещей. Привычку, страх потерять. К природе, к животным – тоже любовь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то, что ты сейчас делаешь ресницами, это тоже – к животным?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня невинными глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может быть, отчасти. По крайней мере, я очень надеюсь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм… Я хочу тебе сказать… Ты знаешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты бубукалка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я даже привстаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как? Как ты сказала? Бубукалка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. По-моему, очень симпатично и тебе – идет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… Скажи, а как отличить любовь настоящую от всех остальных?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень просто. Настоящая – это любовь к тебе. Это ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты же меня совсем не знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? Я знаю твой ум, твое тело, твою власть надо мной. И еще – ты меня называешь Евой. Мне нравится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты по-прежнему ужасно легкомысленна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это из-за тебя. И раньше и сейчас – всегда У меня легкие мысли. Я и сама удивляюсь, как такое может быть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, девочка моя. Может быть – все. Абсолютно все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это – правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, как же может быть иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если так, тогда… Скажи, ты можешь взять меня к себе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? Нам же вместе так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я буду исполнять любые твои желания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я буду угадывать их раньше, чем ты сам осознаешь их…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь мы так долго шли друг к другу, слишком долго. Невозможно оставить меня просто так – ты и сам понимаешь, правда? Ну, скажи, скажи – чего хочешь ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чтобы ты продолжала жить, как прежде. Со своей семьей, со своим мужем, в тепле и неге. Жила, умирала и снова – жила. Так же, как это было всегда, с начала времен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда – какой же смысл?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу от тебя сына.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? Что ты сказал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ева, я хочу этого больше всего. Роди мне сына, как ты рожала всем остальным – всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь ли, я знаю про тебя все. Самой счастливой ты бывала всегда сразу после родов. И я хочу, чтобы ты испытала это счастье со мной. И чтобы оно оставалось с тобой – всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Теперь я говорю тебе – нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не знаешь людей. Быть твоим сыном – значит страдать. Они обязательно его погубят, именно для того, чтобы обожествить – потом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы лежим в постели до первых лучей солнца. Я нежу ее так, как умею только я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому, что тысячелетия ожидания – до, и вечность – после.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та – которая свет. А еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что? Если все-таки будет мальчик – назовем его…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сын божий<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребенок закричал. Не закричал даже, а ойкнул и открыл глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вот вам и мальчик – сказала акушерка. – Ишь, какой красавчик получился. Беленький – словно ангелок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она положила младенца матери на грудь и ободряюще кивнула. Потом повернулась к помощнице:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо выйти, отцу сказать. Такой нервный папаша попался, из угла в угол ходит, остановиться не может. Волнуется. Так вы передайте, что и жена и сын в полном порядке. Скоро увидит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Малыш лежал у матери спокойно, видно присматривался. Та обняла его бережно, осторожно прижала к себе, измученно улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть, она не сразу умерла. Сначала была суматоха, кто-то закричал, что ей плохо, что она не дышит. Младенца схватили быстрые ловкие руки и положили в маленький домик на колесиках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прибежала команда оживителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шок, адреналин, тромб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через двадцать минут суеты все было кончено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позвали мужа. И кто сказал, что мужчины не плачут? Адам заплакал. Эву накрыли простыней и увезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сын остался один на один с людьми…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все барсуки на свете<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пролог<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможно, первым толчком стало то, давнее несчастье с их сыном, трудно сказать… Просто в отличие от жены, у него это не проявилось тогда, а только сейчас. К тому же у нее – в относительно легкой форме. Хотя теория относительности такая запутанная штука… Вы, видимо, послужили своеобразным катализатором. Он не мог изменить свою жизнь и не в силах был продолжать жить – так. А может, было совсем по-другому, кто знает? Психиатрия ведь наука неточная. Не физика, знаете ли. Тем не менее в его записях – он похлопывает рукой по простой общей тетради – я кое-что интересное для себя нашел. Возможно, именно поэтому он вас все-таки не… И, как следствие, я имею удовольствие сейчас с вами разговаривать Впрочем, вас это, конечно, интересует с другой точки зрения. Почитайте, тут не слишком много. Когда закончите, оставьте тетрадь у дежурного на входе, он мне передаст. А я передам – ему. Это ведь то немногое, что продолжает связывать его с окружающим миром. В его положении… Ну что вы, милая, успокойтесь, право. Водички, вот… Я понимаю, но – что поделать? Так уж сложилось в жизни. Судьба…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я усаживаюсь в холле, устраиваюсь поудобнее в кресле, раскрываю тетрадь. Вдруг подношу ее к лицу и ощущаю его запах, такой знакомый, такой… его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все еще побаливает шея. И этот проклятый ахилл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сил моих больше нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, вот… Не знаю, какой во всем этом смысл, скорее всего – никакого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А просто:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;потому что – так<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оглядываясь назад<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оглядываясь назад, я понимаю, что это было неизбежно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жалко ли мне ее? Это не то слово – жалко. Мне ее просто мало, исчезающе мало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нее был выбор, потому, что он есть всегда. По крайней мере, так считается. И она выбрала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из землетрясения и сумасшествия она всегда выбирала сумасшествие. Потому что меньше жертв – так она говорила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она всегда возвращалась оттуда, из своих сумасшествий. Всегда, до тех пор, пока не наступило – потом. Раньше ей везло, но она не учла один-единственный фактор – меня. Ведь после того, как она сошла с ума окончательно, у меня внутри постоянное землетрясение. Хроническое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трудно ли так жить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не знаю. Живу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не надо меня жалеть – бесполезно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Чтобы сойти с ума по-настоящему, нужно не так уж и мало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя бы этот самый ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще – высокое напряжение. В самом что ни на есть физическом смысле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она же – она настолько умная, что я иногда даже теряюсь – откуда? Откуда в ее женственной, балетной головке такие вот, ну совсем необычайные мысли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А про напряжение между нами я могу рассказывать сутки напролет, но ведь вы не поймете. Или – поймете по-своему. Вообще говоря – и слава богу, потому что понять нас по-нашему – это сойти с ума. И даже не просто сойти, а так… Я так и врагу не пожелаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому, я постараюсь вам объяснить доходчиво, самыми простыми словами, но с небольшой сумасшедшинкой, совсем-совсем крохотной, безопасной. По крайней мере – попытаюсь.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так не бывает<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно так все и началось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала загорелось табло «Застегнуть ремни», потом голос из динамика произнес:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дамы и господа, наш самолет входит в зону турбулентности. Это продлится всего несколько минут. Просьба занять свои места, застегнуть привязные ремни и не беспокоиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она побледнела, закусила нижнюю губу, начала судорожно шарить по сторонам в поисках ремня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боитесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она взглянула на меня, несколько раз подряд быстро кивнула и улыбнулась. Вернее – попыталась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гладкие, темные, стянутые в пучок волосы. Карие глаза, довольно широкие скулы, лет тридцать, может, чуть больше… Худенькая, видимо, небольшого роста. Ладная. Вполне обычная. Так, баловство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо. Не надо бояться. Конструкция самолета рассчитана на гораздо более серьезные нагрузки. И потом – статистика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – статистика?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По статистике, самолеты – самый безопасный вид транспорта. Езда на автомобиле не в пример опаснее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, я слышала. Но я, почему-то, все равно боюсь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда остается единственное средство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угостить вас шампанским. Как только закончится это… легкое атмосферное недомогание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки она улыбнулась…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разумеется, Голландия ни при чем. И самолет – тоже. То, что произошло с нами и между нами, могло произойти в любом другом месте. Но произошло вот сейчас, только и всего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы даже не подозревали, что жизнь уже начала измеряться не днями, сменой времен года или поступками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единицами любви.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы именно в Амстердам, или транзитом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно туда, да. Как и вы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Э-э-э-э… Собственно, а почему вы так решили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что в противном случае ваш вопрос лишен всякого смысла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуй… А вы… Н-да. И надолго?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не очень. Месяца два, два с половиной, как пойдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдет – что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Работа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я подумал, вы просто путешествуете или – в гости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… Вы выглядите… Ну, не бизнес-леди. И летите одна, не при ком-то, понимаете? Или я ошибся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы наблюдательны. Я, в самом деле, не бизнес-леди и лечу одна – да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Насчет одна, мы сможем поговорить и после, а вот, если не секрет, что у вас за работа? Чем занимаетесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шампанское было, честно говоря, не очень, обычное полусладкое, в общем-то и не шампанское вовсе, но на щеках у нее появился румянец, заблестели глаза, она повеселела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы… не только наблюдательны, хм… Я… я танцовщица. Балерина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы вынуждаете меня говорить банальности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поднесла к губам бокал, сделала глоток и, взглянув на меня, сказала негромко:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну так не говорите. И потом, какое это имеет значение?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Через… да, почти час, мы приземлимся, вот и все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бы не был столь безоговорочно уверен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И в том, что приземлимся, и в остальном. Простите, я не хотел вас пугать. Экая вы впечатлительная… балерина. Я имел в виду другое, не бойтесь. Просто я неплохо разбираюсь в теории относительности, а она не спрашивает, она существует и все. Она – закон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И – что? Хотя бы объясните.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да понимаете, исходя из нее, вероятность нашей сегодняшней встречи была чудовищно, просто исчезающе мала. Мы не могли встретиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но – встретились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. И, следовательно, вероятность еще одной встречи – неизмеримо велика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы и правда так думаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что бы вы хотели услышать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, правду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это может быть непросто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видите ли, в принципе, каждое мое слово – ложь. Каждое. Да и ваше – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это вы так шутите? Или… А-а-а-а, я поняла, о чем вы. Это парадокс лжеца [2 - Парадокс лжеца – утверждение «То, что я утверждаю сейчас – ложно» (либо «Я лгу», либо «Данное высказывание – ложь»).Если это высказывание истинно, значит, исходя из его содержания, верно то, что данное высказывание – ложь; но если оно – ложь, тогда то, что оно утверждает, неверно; значит, неверно, что данное высказывание – ложь, и, значит, данное высказывание истинно. Таким образом, цепочка рассуждений возвращается в начало.], да? Вы просто хотите меня запутать. Только вам не удастся, вам не повезло. Я, знаете ли, в курсе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если честно, я удивлен – очень. И обрадован тоже – очень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да. Не ожидали. Думали, я поддамся на вашу ловушку. А ловушки никакой нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как это? Такая строгая логическая цепочка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тютчев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что – Тютчев?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ему хватило одного короткого стихотворения, чтобы разрушить ваш логический парадокс. Только его никто – ну, почти – не услышал. Поэтов вообще слышат редко, а слушают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, пожалуй, соглашусь… А что за стихи? Помните?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но достаточно одной строчки. Кстати, я уверена, она вам встречалась: «Мысль изреченная есть ложь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что это, по-вашему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень просто. Мы – все, все – проживаем, играем роли. Всегда, везде и перед всеми. Даже перед теми, кого любим и кто любит нас. И как только открываем рот, неважно, что и кому мы хотим сказать, истина прячется за словами, а мы даже не отдаем себе в этом отчет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стало быть, все на свете – вымысел и ложь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, если я скажу – да, вы тут поймаете меня на противоречии самой себе. Но я не скажу. Мы бываем и честными и откровенными. Но – только перед самими собой. Да и то не всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странные мысли для женщины… Особенно для такой, как вы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой же я вам кажусь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сначала вы показались мне… беззащитной, а сейчас – вы не поверите. У меня ощущение, что я вас знаю уже лет тридцать, может, даже больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это трудно представить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не страшно, я привык. Я ведь физик, а нам часто приходится оперировать понятиями, которые представить невозможно. Мы и не пытаемся. Просто знаем, что они есть, и даем им название.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что же это такое – ваши тридцать лет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сказал – даже больше. То есть – тридцать лет и три года. Синоним вечности. Просто – синоним вечности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я понял, что влип. Как никогда раньше…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы нас не было – то есть, если бы мы не случились тогда, нас надо было бы выдумать. В назидание потомкам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть такое древнее поверье – силы добра победят силы зла лишь в том случае, если встретятся два по-настоящему любящих человека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, воцарится гармония.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы были близки. О, как мы были близки. И к гармонии. И друг к другу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ее встречали, меня – тоже. Я протянул ей визитку, а она написала на ней номер телефона и вернула. Вечером мы встретились. Первое, что она сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я ведь почти замужем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, у меня отлегло от сердца. Нет, не потому, что – замужем, потому, что – почти. Все-таки теория относительности – великая вещь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что она, как и «почти», оставляет открытыми массу возможностей. А уж как мы ими распорядимся… Хотя я женат совсем не почти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне о себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спрашивай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну-у-у… Кто ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мужчина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм. Я догадалась. А – кроме?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Физик. Ученый-физик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это я уже знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, видишь. Ты уже все про меня знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, пока нет. Что ты здесь делаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разговариваю с тобой, смотрю на тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, зачем ты прилетел сюда? Ты же меня спросил в самолете – помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А-а-а… У меня тоже работа. Цикл лекций по философии в местном университете. Примерно на полсеместра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но причем здесь философия? Ты же физик, или я что-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не думай об этом. Просто физика сейчас настолько углубилась в виртуальную область и оперирует настолько общими понятиями, что границы между тем и другим не менее виртуальны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бы хотела послушать твою лекцию. Можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаю, да. Конечно. А я хочу увидеть, как ты танцуешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, это навряд ли. У меня здесь только мастер-класс. Я только учу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… У меня к тебе просьба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты не слишком торопишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А разве между нами возможно – слишком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может быть, может быть. Не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты станцуешь – мне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не оставляешь мне выбора. В отличие от твоей теории вероятности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. И так будет – всегда. Другого не жди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот как? А знаешь, что самое смешное? Мне ровно тридцать три года. Ты в самом деле угадал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я угадал не только это, я угадал – тебя.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Целых пять дней она отказывалась ко мне переезжать. А потом – просто осталась, а на следующий день, вечером, вернулась. А назавтра я перевез ее вещи в свою гостиницу. А потом – еще через неделю – мы переехали в маленькую съемную квартиру и зажили. Просто зажили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она возвращалась почти всегда позже меня – репетиции проходили и вечерами тоже. Душ, очень легкий ужин и… А потом мы разговаривали. Мы всегда очень много разговаривали. Обо всем. Но о чем бы мы не говорили, приходили всегда к одному и тому же. Оказывалось, что говорили мы о любви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть – о себе.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне про меня, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – тебе – про тебя? Я уже немного привык, что ты умеешь мыслить парадоксально, но… очевидно еще не вполне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут нет никакого парадокса. Просто ты знаешь меня так и такой, какой я себя до сих пор не знала. А может, меня такой и не было вовсе. И выходит, что ты меня – сотворил, открыл, создал… Слушай, а может это не первая наша жизнь? Может мы уже были вместе – в прошлой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебя разочарую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слава богу, хоть один раз. А то все… Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто не верю в прошлую жизнь. Я – ученый, мне необходимы доказательства. А их – нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доказательства, в отличие от веры, понятие относительное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мне рассказываешь об относительности?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не только. И о вере – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То есть, доказательствам ты предпочитаешь – веру?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иногда – да. Как же иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот здесь поподробней. Ну ка, ну ка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что тебя удивило? Ведь любые доказательства действительны только в пределах уже известного. А значит, не абсолютны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вера твоя абсолютна? Так выходит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Абсолютно – знание. Мое знание, что ни с кем, никогда и нигде мне не было так, как с тобой. Вот словно божья благодать снизошла, и мир стал другим. Вместе со мной и без всяких доказательств. Причем – сразу. Еще в самолете. Все неслучайно, понимаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… А знаешь, что неслучайно еще? Вот здесь, в этом месте, у тебя поразительно гладкая кожа. И здесь. А вот здесь – шершаво и бугорок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это от станка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От станка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… Такой длинный круглый брус, за который мы держимся, когда занимаемся в классе. Это называется экзерсис.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ужасно хочу сделать экзерсис… И держаться за тебя, как за этот самый станок, а ты – за меня. Мы – друг за друга. Итак… итак… и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что ты хочешь… Да… И – ну-у-у… Дай же мне… Вдохнуть это счастье…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта женщина говорила такие странные вещи. Никто и никогда не говорил со мной – так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто и никогда…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будто и вправду – любовь<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тема моей завтрашней лекции – апории Зенона [3 - Апории Зенона – внешне парадоксальные рассуждения на тему о движении и множестве, автором которых является древнегреческий философ Зенон Элейский.Апория «Ахиллес и черепаха». Допустим, Ахиллес бежит в десять раз быстрее, чем черепаха, и находится позади нее на расстоянии в тысячу шагов. За то время, за которое Ахиллес пробежит это расстояние, черепаха в туже сторону проползет сто шагов. Когда Ахиллес пробежит сто шагов, черепаха проползет еще десять шагов и так далее. Процесс будет продолжаться до бесконечности, Ахилл так никогда и не догонит черепаху.]. Тебе это должно быть интересно. Придешь? В одиннадцать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Непременно. Обязательно. А почему именно эта и именно завтра?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хотя бы, чтобы ты поняла, с кем имеешь дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я не хочу – так. Зачем? Я, видишь ли, ужасно люблю тебя познавать – сама. И у меня есть свой, уникальный метод.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А уникальность в чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я же балерина, я умею так… двигаться… изысканно или… вульгарно, или – во-о-от… Как никто другой… Я – балерина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… смотрю на тебя… трогаю тебя… предвкушаю тебя… владею тобой. Нет, не овладеваю, а – владею… и не могу… понять, поверить… Я забываю свое… имя… забываю – все… Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спрашивай, милый мой. Потому, что – так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сумасшествие. Форменное сумасшествие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будто и вправду – любовь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Ну вот. Теперь я могу говорить. И слушать тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А раньше, минуту назад? Только что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Минуту назад я молилась. Тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь я не бог, ласточка моя. Я – не бог…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – это ты. Этого достаточно, даже – слишком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы ведь решили, что между нами не может быть – слишком. В самый первый день, помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Но я так чувствую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо… Но почему мне, а не Ему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что Он со мной все время, он внутри. Как сердце, или легкие. Невозможно молиться собственному сердцу. Невозможно благодарить его за то, что оно – есть. А ты… ты со мной не всегда. У тебя есть еще работа, мысли, желания, прошлое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И чего же ты просишь у меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всегда – только одного. Только одного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может быть, подсознательно я еще надеялся, что цунами пройдет, все успокоится, появится привычка, просто потому, что и сам еще не понял, что и ей и мне было нужно совсем не это. Мы хотели все и даже больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она так и не ответила на мой вопрос…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После лекции она бросилась мне на шею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так понравилось? По-моему, ты сейчас начнешь болтать ногами в воздухе от восторга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И начну, тем более, что ноги у меня красивые. Пусть завидуют!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоим ногам?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе, мой ненаглядный, тебе. Что у меня такие ноги, а у тебя – такая я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну как? Как тебе? Скажи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты был – чудо! Я, конечно, не все поняла – язык, и иногда сложно было ухватить суть. Наука – не балет. Но! Ты – прирожденный оратор. Тебя слушали от первой до последней минуты, понимаешь? Не отрываясь. И я видела, что ты и сам получал удовольствие – вот что важно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А почему ты говорил именно об апориях Зенона? По-моему, о них все сказано уже так давно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отчасти, это и есть ответ. Новое – это ведь просто хорошо забытое старое, да? А еще потому, что самая известная из его апорий, про Ахилла и черепаху, лучше всего доказывает единство и неразрывность всего сущего, понимаешь? Всего. Неразрывность движения, неразрывность времени, неразрывность мысли. Мир не дискретен, он – един. Это ведь не просто теория, а то, в чем мы живем. Взаимопроникновение – всего. От частного к общему. И когда я слышу, что эта история была не чем иным, как способом проверить умственные способности его учеников, я готов согласиться. По-моему, у этого парня было отменное чувство юмора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я снова заслушалась. Но… Я хочу рассказать тебе кое-что о себе. Может быть, ты еще не понял, а может… Но все равно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она смотрит на меня так… Как может женщина смотреть на своего мужчину – которого нашла и которому принадлежит. Вдруг – увидеть ее счастливые глаза…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я всегда, с самого детства, с тех пор, как себя помню, любила получать удовольствие… В смысле, не задумываться, почему яблоко такое вкусное и красивое, а взять и просто откусить. Потому, что можно, конечно, разъять его на атомы, понять, как оно устроено и из чего состоит, но это ничего не прибавит к его вкусу и удовольствию, которое оно может доставить. Скорее – наоборот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, в общем, я могу себе это представить. И?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так в этом – суть апорий Зенона и всех парадоксов вообще. Не стремись понять явное, просто – наслаждайся им. В этом – смысл жизни. В этом смысл жизни – для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – мое яблоко… Я кусаю и наслаждаюсь тобой, не думая. Только одна мысль, одна единственная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу делать это и дальше. Сегодня, сейчас и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она вдруг затихает и опускает голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай просто – сегодня и сейчас. «И» – это уже совсем другая категория…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я понимаю. И – что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милый мой, сумасшествие всегда лучше землетрясения, запомни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не совсем понял…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты поймешь – потом. Главное – запомни, ладно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо… Но – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что меньше жертв. И разница слишком велика. Слишком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Снова это слово…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Потому, что – так…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снежинки на ладони<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– S’il vous pla&#238;t! Pli&#233;, s’il vous pla&#238;t… Et… Un, deux, pli&#233;… – взмах руки, и все – сколько их там было – пятнадцать? – больше? – девушек, в почти одинаковом трико, медленно присели, склонив головы в сторону, замерли на долю секунды и так же медленно вытянулись снова. Еще раз, еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она медленно шагала вдоль – капли пота на лбу, прямая спина, такая похожая на них, а я… вспоминал ее – всего лишь несколько часов назад – ее дрожь, ее тяжесть, ее улетевшие глаза…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она танцует для меня в совершенно пустом и тихом – муха пролетит – зале. Я сижу так близко, что видны даже темные пятна пота на ее трико, мелькающая в волосах черная бархатная лента, чуть стертые носки пуант и – фуэте, фуэте, фуэте. Раз, два, три… еще… еще… еще. Уже не тридцать два – больше, тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… Ноги одеревенели, не держат, упадешь, остановись, ну… Подожди, я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что с тобой? Что, мой хороший, сон приснился, да? Ты кричал. Ничего, все хорошо… Спи, спи, спи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сейчас – упала… Тридцать восемь фуэте… Я не успел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты успел, любимый, не бойся, ты успел. В самую-самую последнюю секунду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утро, когда я понял, что не смогу без нее жить…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы завтракаем. Она обожает тосты из черного хлеба с вареньем. Обожает ими хрустеть. Между двумя глотками кофе она говорит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я ведь и правда упала. Почти год назад. И ты почти угадал. Прямо на сцене, во время генеральной… Я, конечно, падала и раньше, это бывает, но в классе и без травм. А тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мне не рассказывала. Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там у меня была такая связка – прыжок, потом шаги и арабеск. На арабеске у меня ушла нога. Оказывается, на сцене была крохотное масляное пятно. На него я и встала. Перед спектаклем чинили что-то на колосниках, ну и капнули маслом сверху. И не обратили внимания. Случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Травма… Ахиллово сухожилие. Снова – Ахилл, а? С тех пор я учу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы молчим, долго, может быть – целую минуту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не могу без тебя жить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь – ничего. Ничего не поделаешь. Будем жить вместе. Как-будто – вместе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сумасшествие лучше землетрясения, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же говорила, что ты поймешь. Надо просто поверить в будущую жизнь. Без всяких доказательств, понимаешь? Тогда у нас будет гораздо больше времени друг для друга. У нас будет – вечность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я беру салфетку и пишу на ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты там пишешь? Покажи. – она тянет салфетку к себе и читает: – Жить без нее не могу, а живу без нее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя первая апория – апория Разлуки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она улыбается, комкает ее и бросает на стол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам оставалась неделя. Она растаяла, как снежинки на ладони…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В самолете она просто забыла пристегнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты уже не боишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так чего же бояться? Даже если и разобьемся, то – вместе. Вот и все. Чего же еще желать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее встречал мужчина со спокойным лицом, проседью на висках и улыбчивыми глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На секунду наши глаза встретились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но она просила без землетрясений, и я – не закричал.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенние встречи<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встреча первая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я молча прижимал ее к себе и думал, что скоро – осень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как твои лекции? Ты совсем ничего не рассказываешь. Ахилл, наконец, догнал свою черепаху?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Апория утверждает, что это невозможно, ты же знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я думала, а может… Ведь все бывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, наверное, в самом деле, бывает все, но иногда – слишком поздно. Черепахи, знаешь ли, такие удивительные создания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но они умеют любить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Звучит бездоказательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что любовь нельзя измерить. Следовательно, это утверждение голословно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ее очень даже можно измерить, ты неправ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим. Скажи – в чем, в каких единицах? Их – нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ничего, мы их придумаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что значит – придумаем? С точки зрения физики, это некорректно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь и существующих единиц когда-то не было. Ни метра, ни минуты – ничего. Ни одной из них. И их – придумали. И вообще, ты сам говорил, что в современной физике достаточно знать, что это есть, и дать этому название. И все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот уж не предполагал… Ладно. И в каких же единицах ты собираешься ее измерять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, погоди… Нет, это нет… Ну-у-у… А если – в барсуках? Точно – в барсуках! И все. Вот тебе единица любви – один барсук. Устраивает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Звучит довольно необычно… И мило… А почему именно – барсук?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне так захотелось. Они, барсуки, ужасно симпатичные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь ли, с тобой невозможно спорить… Один известный физик-теоретик сказал когда-то, что любую физическую задачу можно легко решить при наличии двух условий – верно сформулировать вопрос и находиться в правильной системе координат. Так вот, тебе в этом нет равных. Формулируешь ты неотразимо, а твои системы координат из несуществующих превращаются в единственно возможные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя система координат – это ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если это признание, я бы хотел – в барсуках. Можно? Чему равна твоя любовь ко мне? Десяти барсукам? Ста барсукам? Тысяче? Ну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если это любовь, то она всегда равна всем барсукам на свете. Всегда. Другого просто не может быть. Не может – и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вот думаю… Мы не должны были, не могли встретиться, но – встретились. Не могли оказаться вместе, но – оказались. Остаться вместе – мы не могли тоже, но… Мы с тобой живем через «не может быть», понимаешь? Может, нас самих – не может быть? Как проверить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот она я, рядом с тобой, живая – проверяй. Делай все, что хочешь… Делай, ну… Сделай мне больно, если хочешь… Почувствуй сам мою боль – своими руками, своими губами, своим сердцем… Ведь боль – это удел живых, правда? Почувствуй ее – сильнее меня… еще, еще, еще… мне очень больно… мне так больно, ну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милая моя… Единственная моя… Нежность моя… Я тебя…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встреча вторая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как у тебя дела?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сидим на скамейке в парке, а напротив – заходит и никак не может зайти – солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Вот все-все хорошо, понимаешь? Работаю, даю мастер-классы, даже, наверное, начну ставить – мне предложили, знаешь… В следующем сезоне. И с ахилловым сухожилием моим вроде получше, последний курс лечения помог. На сцену я, конечно, уже не вернусь, но гораздо меньше болит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты никогда не говорила раньше, что у тебя болит. Я-то думал, ты залечила травму. Танцевать не можешь, что поделать, но в остальном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какой смысл? Надо просто научиться с этим жить. И потом… Понимаешь, когда я с тобой, мне и не болит почему-то. И раньше и сейчас… Ты на меня так действуешь. А может, ты берешь ее на себя – эту мою боль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хотел бы всю тебя взять на себя. Прежде всего – боль… Хотя иногда она даже помогает, возвращает к жизни, охраняет. Считается даже, что душевную боль можно лечить физической и – наоборот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, наоборот – гораздо мучительнее. Я не хочу так. Но… Пожалуй, я понимаю теперь, почему, когда я с тобой, у меня не болит ахилл…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот как. Скажи, а что, ну… с ним?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С ним – ничего. Какая разница, быть почти замужем, или не замужем – вообще. Ничего особо не изменилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;–..?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ты не думай, это не из-за тебя. То есть, конечно, из-за тебя, но… это ровным счетом ничего не значит. Причина совсем другая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая другая? Какая же может быть – другая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не удивляйся, ладно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я постараюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я поняла, как разрешается этот твой любимый парадокс с Ахиллом и черепахой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но – причем здесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты обещал… Так вот. Оказалось, все очень просто. Черепахе всего-то и надо – почувствовать, насколько она нужна Ахиллу, и просто повернуть обратно, ему навстречу, только и всего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты – повернула…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да. А как же иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. А знаю одно – развели мы с тобой целый зоопарк. Черепахи, барсуки… И все это из-за одной-единственной флюктуации на высоте одиннадцати километров. И вся наука бессильна – эти самые барсуки оказались сильнее. Что же делать-то, а? Скажи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ближе к вечеру мы поехали к ней. Так я впервые оказался у нее дома. Показалось, будто я провел здесь всю жизнь. А когда уже совсем стемнело, провожая меня и стоя у входной двери, она сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я придумала для тебя особенное слово, оно одно такое, ни в каком словаре его не найдешь. Хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сжав в ладонях ее лицо – так сильно, что даже заболело сердце – я кивнул. И она – беззвучно, одними губами, с усилием произнесла:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Люблю тебя…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встреча третья<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы встречались реже, чем я хотел, реже, чем, наверное, хотела она. Однажды я поймал себя на мысли, что боюсь ей наскучить, не знаю почему. Я мог прийти к ней, но не приходил, и тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто так… – именно так она говорила. – Приходи – просто так. На будущей неделе, в любой свободный вечер. Поболтаем. Мне ужасно не хватает разговоров с тобой, знаешь? Ну, а если не получится – тоже не страшно, успеем. Наговоримся еще через неделю, или через две. Ведь у нас впереди – вечность…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она выбрала землетрясение, и звериная тоска поселилась во мне, такая же бесконечная, как любовь к ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Иногда я делаю тебе больно. И…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но это ничего. Так даже легче – правда. К тому же, я ведь понимаю – зачем и понимаю – почему…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто пытаюсь помочь, но не знаю – как. Я все время об этом думаю и единственное, что мне приходит в голову – поступать именно таким образом. Когда я причиняю тебе боль, у меня начинает болеть сердце, а значит, оно перестает болеть – у тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, мой милый, да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты – умная, красивая, талантливая. Таких больше нет. Но я же тебе рассказал – почему. Ты ведь знаешь – все. Тут ничего нельзя поделать. Тоже – парадокс, только не философский, и решения нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, я помню, не думай об этом. Одного-то землетрясения слишком много, а уж – двух… Тем более – после такого. Точно живыми не уйти. Лучше уж – сумасшествие… Я плачу иногда от боли – ты не обращай внимания, это и правда – ерунда, даже и говорить не стоит. И потом, ты же знаешь, я всегда любила получать удовольствие. А оно именно в том, чтобы было хорошо – тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нее в глазах вновь набухают слезы, но она справляется с ними сквозь свою улыбку и мое молчание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, опять. Я совершенно разучилась собой владеть. Такая стала слабая… А ты даже не самый лучший в мире, ты – единственный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прижимаю к себе ее мокрое лицо, ее зажмуренные глаза, ее соленые губы и глажу, и глажу, и нежу, а она все шепчет – прямо мне в шею:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обращай внимания, не надо. Не слушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше я почти не помню. Опрокидываю ее на постель, валюсь сверху, распластываю ее всей своей тяжестью и хриплю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я и не слушаю, не слушаю, не слушаю…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я просыпаюсь оттого, что она гладит меня по липу, и первая отчетливая мысль – из землетрясения и сумасшествия приходится выбирать – удовольствие, даже если точно знаешь, что это не удовольствие, а совсем наоборот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя вторая апория – апория Расплаты…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встреча четвертая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бороться с болью – очень утомительное занятие. Особенно, если эта боль не твоя, а у тебя все время и все острее болит сердце. И ты знаешь – почему. Поначалу ты еще тешишь себя надеждой, но ее остается все меньше и меньше, а боль словно притупляется и делается привычной. До такой степени привычной, что кажется, будто уже и не болит вовсе. И понимаешь, что дальше терпеть – невозможно. Дальше – сумасшествие…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я становился с ней все нежнее, и это было – невыносимо. Нежности было столько, что в поисках выхода она выплескивалась через край, и тогда… Я терял голову, и уже ничто не могло меня остановить. И все труднее было остановиться, потому, что счастье из ее глаз исчезло, а боль – осталась. С этим необходимо было что-то делать, и я… Я понял, что выхода – нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она вышла из театра – маленькая, легкая, живая. Увидела меня, подбежала, прижалась. Опустила лицо в сиреневые астры, в холодные сиреневые астры, сам не понимаю, зачем я их ей купил… Боже мой – зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо. Они чудесные. – Она поднимает на меня глаза. – Как ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты? Я гляжу, порхаешь, как бабочка. Неужели – не болит? Ахилл твой, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не болит, нет. Я же тебе говорила, с тобой – не болит. Я не шучу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю. Не шутишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда мы? Ко мне, да? Пойдем. Ну, идем же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, – говорю я. – Конечно к тебе. Мне не терпится увидеть, как ты хрустишь тостами, смотришь на меня и улыбаешься. Именно сегодня, именно сейчас и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помнишь, когда-то очень давно ты сказала, что это совсем другая категория? Помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она кивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, а что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, ничего особенного. Просто мне на ум пришла сейчас еще одна апория – третья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая? Скажи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разумеется, ласточка моя, только не здесь. Дома, ладно? Все – дома…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снег скрипит у нас под ногами. Мы идем, не торопясь, в ногу, и я говорю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, мне ужасно хочется тебя поцеловать. Вот прямо сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поворачивает ко мне свое лицо и подставляет губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не так. По-настоящему. Совсем по-настоящему. Может быть, как никогда раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня разыграется воображение, и тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черт с ним, с воображением, черт с ним – с тогда. Идем, ну… Вот сюда… – я тяну ее за руку направо, в пустую подворотню. Тяну с силой, прижимаю к стене, беру в ладони ее лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… – с ее губ слетает облачко пара, и я пытаюсь поймать его своими губами. Она смеется и еще раз произносит: – Ну же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Медленно, очень медленно… едва касаясь… я провожу своими губами от одного уголка ее рта до другого. Дрогнув, ее губы чуть раскрываются навстречу и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подожди, подожди, не закрывай глаза. Ну постарайся, я очень прошу. Я хочу увидеть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мои руки скользят вниз, под воротник ее пальто, медленно охватывают шею. Я целую ее, сильно впиваясь в ее губы, в ее раскрытый в попытке вдохнуть рот… Ну, еще, ну… Наконец-то я сумел… Боль ушла. В ее глазах – покой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И она даже не успела понять… Не успела понять, что самая главная апория… самая главная апория… вот она:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неважно, какой выбор ты сделал. Все равно ведь не угадаешь, чем это закончится на самом деле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя третья апория – апория Судьбы…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпилог<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я переворачиваю последнюю страницу тетради, откидываюсь в кресле, закрываю глаза и снова слышу: «Дамы и господа, наш самолет входит в зону турбулентности. Это продлится всего несколько минут. Просьба занять свои места, застегнуть привязные ремни и не беспокоиться».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я закусываю губу и начинаю шарить вокруг в поисках ремня безопасности. Мужчина в соседнем кресле поворачивается ко мне и, улыбаясь, произносит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боитесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отчего-то сразу хорошо, и даже совсем не болит ахилл…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вначале было слово<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава самая первая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Легче воздуха мои мысли о тебе…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Журавлев морщится, захлопывает папку, бросает на меня взгляд исподлобья и недовольно произносит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты в самом деле уверен, что мне это надо читать? Что мне – стоит это читать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи, встать бы, выхватить у него из-под носа рукопись, повернуться и хлопнуть дверью. И забыть сюда дорогу. Только вот… Приходится жить в условиях окружающей реальности, данной нам в ощущениях. А ощущения почти напрямую зависят от чего? Вот именно. Их – деньги – пока еще никто не отменял. Правда когда-то давно, в прошлом веке, что-то такое вроде было. Обещали вроде, но так до сих пор и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, у тебя настроение плохое? С Машкой что-то? Или живот прихватило? Ты меня сколько лет знаешь, а? Сколько ты моих книг издал и сколько ты, между прочим, на них заработал? Я к тебе не просто как к издателю пришел, а как к моему издателю, понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот я тебе, как твой издатель, и говорю, другому бы не сказал. Ты посидел, в окно на дождь поглядел, о бабе своей или чужой подумал – и пошло-поехало. Глядишь, через месяц-два – повесть, а то и поболе. И вагон самомнения. А мне что делать? У меня от вашей гениальности уже руки по утрам трясутся. Только прочесть это все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Коля… – я несколько секунд молчу, а потом тянусь к лежащей перед ним папке с рукописью. – Так, ясно. Я пошел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его рука на рукописи не двигается. Наконец, он устало изрекает:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, ладно, не гоношись. Прочту. Погляжу я твои «мысли легче воздуха»… В ближайшие дни не обещаю, но – прочту. Скоро. Созвонимся. Пока. Иди…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выхожу из издательства и иду домой – к своей любимой. Вот приду и обниму ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуй, птичка моя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А она – уткнется всем своим лицом прямо мне в шею, в мой колючий шарф – и замрет на секунду. И тоже обнимет меня прохладными, тонкими руками и зашепчет прямо в ухо разные свои глупости. И негромко – только ей одной – я скажу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, любимая, а я все-таки отнес в издательство эту повесть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какую? Неужели, «Легче воздуха»? – спросит она, задохнувшись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно. Ведь это лучшее, что я написал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зря… – поникнет она своей светлой головкой. – Я же тебя просила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Но я так и не понимаю – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что она… Она слишком счастливая, эта твоя повесть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Люди могут не так ее понять и, прочитав, натворить глупостей. Потерять голову, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не понимаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну как же, сам подумай. Живет себе человек, живет. Думает, что счастлив, и все у него хорошо. И вдруг оказывается, что все это время ему показывали черно-белое кино. А тут оторвался он от экрана, окно распахнул, а жизнь-то вокруг – разноцветная. И так ему обидно сразу. Лак обидно, что он от этой самой обиды в это самое окно и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все равно не понимаю. То есть про разноцветную жизнь – да, все понятно, мы с тобой ее уже вон как долго проживаем. И счастье наше – неизмеримо больше того, что может представить себе обычный человек. Я лишь попытался – о нем, но разве нас с тобой рассказать возможно? Все равно получится только бледная, ускользающая тень. Тень нашего счастья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, получилось слишком хорошо, слишком небесно, не по-людски. – и она по-детски упрямо сожмет губы, а я поцелую ее в самый их уголок, над ним как раз родинка – чтобы улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А может… Может этого ничего и не будет. И лишь холодный дом встретит меня. Пустой, холодный дом, говорящий сквозняк, пустые вешалки и пустые бутылки. Да еще фотография в рамке с треснутым стеклом. Ее опрокинуло ветром, и стекло – треснуло. А на ней – улыбается женщина, и та же родинка. Только стекло треснуло – сквозняк…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, все было, есть и будет, как я захочу. Как я напишу – так и будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А пока – вот:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Легче воздуха мои мысли о тебе»…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава следующая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Легче воздуха мои мысли о тебе»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Журавлев, это что за «легче воздуха»? Снова чью-то рукопись принес? Ну что ты опять все в прихожей навалил? Бумаги, бумаги… Сколько можно работу домой таскать? И грязи от нее… Лорд, фу! Уже не только у меня, у собаки на нее аллергия. Лорд, я кому сказала! Фу! Отдай, собака! Отдай, слышишь! Ах, ты… А теперь, марш на место! На место пошел, быстро!… Вот порвет он тебе однажды какую-нибудь рукопись так, что неприятностей не оберешься, может, хоть тогда до тебя дойдет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В руках у нее та самая папка со следами собачьих зубов, с беспорядочно торчащими из нее листами. Она раскрывает ее, поправляет, подравнивает листы и вновь останавливается на первой строчке:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Легче воздуха мои мысли о тебе…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она пробегает глазами еще несколько слов, потом несколько строк, потом присаживается на табуретку прямо здесь же, в прихожей, погружается в чтение, начинают шевелиться губы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маш, ты что-то сказала? Прости, я не слышал, у меня тут вода шумела в душе. Маш!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, Коля? Да нет, ничего, ничего… Там ужин на столе, иди, поешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маш, ты рукопись положи на тумбочку в спальне, может я перед сном почитаю, если не усну, ладно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Легче воздуха мои мысли о тебе. Легче этого – только твое дыханье. Я не знаю, зачем встретил тебя в мудрую пору своей жизни. Неужели для того, чтобы снова наделать глупостей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забудь, забудь это слово – любовь. Нашего слова еще не придумали…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она вздыхает, смотрит в окно – в сумерки. Опускает глаза, продолжает читать дальше – страница, еще одна, еще…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как странно выходит. Столько лет, а будто и не было ничего. Ни радости, ни горя – ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Милый мой, милый, – шепчут губы. – Митя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дрожат пальцы, перелистывая страницы…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Девушка, простите! Вы не могли бы мне помочь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша оборачивается и видит худого, спортивного вида вида мужчину. Еще молодой, а виски седые. И глаза – такие, что хочется верить. Синие, как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А в чем дело?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да в принципе, ничего особенного. Видите ли, я за вами наблюдаю все время, пока едем, а как вас зовут – не знаю. Имени вашего не знаю. Должно же мне быть известно, кого я сегодня вечером пригласил… в кафе и потанцевать. Скажем, в девятнадцать часов? А еще лучше, давайте, я вас провожу. По дороге и познакомимся. Вам когда выходить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне… на следующей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, тем более, мне – тоже. По-моему, это судьба, вам не кажется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оказалось, он живет через дом от нее. Она была студенткой второго курса, а он – офицером-афганцем. По дороге от остановки, она его спросила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы – в отпуске?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почти, да не совсем. Командировка, груз сопровождал к месту назначения. Ну и заодно, десять суток дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это потом, много позже, она узнала, что такое, груз двести, а тогда…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Им было весело вместе и так – звонко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целых полторы недели. Он нежил ее, любил, лелеял. На руках носил как пушинку – сильный. Он был – как никто потом, после. Единственный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На вокзале, прощаясь, он сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жди. Мне уже немного осталось, полгода, чуть больше. Вернусь – никому тебя не отдам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не вернулся. Вернее, вернулся, но не через полгода, а много позже и – не к ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша увидела его случайно, совершенно случайно, на другом конце города, у гастронома. Поначалу не узнала, а потом… вместо левой руки – пустой рукав, вдоль левой половины лица – шрам. И все – снова. Он ведь и одной рукой так мог обнять, что она себя забывала. И глаза его, те же – синие, как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через месяц родители вошли к ней – счастливой – в комнату и сказали:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За увечного замуж – никогда. Думать забудь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это бы и ничего, она все равно бы не послушалась, но отец и с ним поговорил. По-мужски. Объяснил. И все кончилось, как будто и не было никогда. Месяц ходила черная, зареванная, да не ходила, а дома почти все время просидела, выходить не хотелось, жить не хотелось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Николаем ее познакомил брат. Молодой, перспективный, журналист, да еще московская прописка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Это значит, если мне сейчас сорок семь, то ему… должно быть… пятьдесят пять. Помнит ли? И что мне, даже если помнит? У меня вон дети взрослые, Николай, дача двухэтажная. Господи, да причем здесь дача-то… Митенька, родной мой, как же я все это время, так долго, без тебя, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А почему рядом с ним она таяла – и не вспомнить. Только было, было что-то, чему и названия нет. Легче воздуха. И куда подевалось – потом?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще одна<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мам, ты что, плачешь, что ли? Случилось что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ничего, сыночек. Это я лук резала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь – в прихожей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я как раз сюда и убежала от лука-то. Злой попался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А-а-а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты что хмурый такой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все нормально, мам, не обращай внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обедать будешь? Я пойду, разогрею…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не хочу, спасибо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ведь ты же не обедал, я знаю. Не обедал, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, не обедал, неважно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даже очень важно. Иди, умойся пока, я позову…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сашка посмотрел на лежащую рукопись, взял в руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Наверное, опять, отец с работы. Муть какая-то… Будешь тут хмурым, новости такие получать. Обухом по темечку…А, мне пофиг, сама дура. Сама пусть и разбирается, как хочет. Не первая и не последняя. Так, что тут? Точно – муть. «Легче воздуха…» Ну и что там, легче воздуха?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…– Саня, Санечка! Обед на столе, кушать иди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ответ – тишина. Нет ответа. Сын сидел на той же табуретке в прихожей, читал рукопись. Мать он даже не слышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маша постояла, посмотрела на него. Долго стояла, минуту, не меньше. И ушла – молча. Ничего, ничего, пусть почитает, долго ли разогреть еще раз. Пусть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он перевернул последнюю страницу и застыл, уставившись в угол. Потом поднялся и, войдя в свою комнату, достал сверху, из шкафа, из самого дальнего угла, старую коробку от компакт-дисков, а из нее – тощую пачку купюр. Пересчитал, вытащил из кармана сотовый телефон, поглядел на фото на дисплее – Ленка улыбается. Это еще до… Когда же он ее снимал, а? Прошлым летом вроде. Вот время летит. Звонит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лен, послушай. Забудь все, что я сегодня наговорил, ладно? Ну сама подумай, я просто слетел с катушек. Лак ведь любой бы… Забудь и все. Мы по-прежнему вдвоем и вместе. Я тебя люблю, не думай. И денег достану. Если не хватит… короче, достану, не беспокойся. И все будет нормально. Просто будем осторожнее и все. Справимся. А ребенок, ну куда нам сейчас, ни денег, ни жилья. Успеем. Жизнь только начинается. И, пожалуйста, не надо, не начинай снова реветь, ладно? Ну, Лен…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава предпоследняя<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Легче воздуха мои мысли о тебе. Легче этого – только твое дыханье. Я не знаю, зачем встретил тебя в мудрую пору своей жизни. Неужели для того, чтобы снова наделать глупостей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забудь, забудь это слово – любовь. Нашего слова еще не придумали. Да и какая разница? Кто бы мне сказал раньше, что за одно-единственное прикосновение к женщине я… И я протягиваю к тебе руки – через всю прошедшую без тебя жизнь.»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Журавлев лежит на спине, заложив руки за голову. За окном – темно. Ночник уже давно потушен, лишь на потолке мутное, желтоватое пятно света от уличного фонаря. На тумбочке рядом – она, та самая – «легче воздуха». Рядом, спиной к нему – Маша. Спит, даже дыхания не слышно. Она вообще спит очень тихо. И почему-то, спиной к нему. Всегда – спиной к нему. А вот – Женя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему счастье – это всегда, почти всегда – прошлое? Лолько и слышишь – я был счастлив, я была счастлива, они были счастливы. Был, была, были… Как будто счастье – это еще и функция времени. А что, может быть. Очень даже может быть. Скорее, даже не функция времени, а функция молодости. Но и времени – тоже. Потому, что… ну сколько мне тогда было лет, уже за сорок, какая к черту молодость. Всего-то двенадцать лет прошло. А счастье – было, и понимание этого – было тоже. Но – все равно… Нежелание причинять боль, нежелание ее испытывать, ломать устоявшийся порядок вещей. Санька… Как у всех и всегда. Неоригинально. Лолько вот она, Женя, никогда не поворачивалась ко мне спиной. Ни разу. А однажды мы так и уснули – в поцелуе. Губы в губы… Чего уж – теперь. Поздно. Двенадцать лет и один инфаркт тому назад. И сын, который вырос без отца. Лешка, Алексей Николаевич… Нет, не Толстой, но и не Журавлев. Да и знает ли он вообще? Все-таки хотелось бы. Я бы ему помог, я ведь кое-что могу в этой жизни, пока еще – могу. И было бы у меня два сына. А? Завтра, прямо с утра, найду их, Женю найду, единственную женщину мою, сына от нее – моего сына. Всех на уши поставлю, Сереге позвоню, если что, мало ли, они же и уехать могли, а у него доступ есть к закрытым базам данных. И – вообще. Всю сеть перелопачу. Чем черт не шутит? А – может? Завтра… завтра… зав…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Маша проснулась с улыбкой – ей снился Митя. Он держал ее за руку и улыбался тоже. И что-то говорил, неважно – что. Еще они куда-то шли… Она открыла глаза – уже светло, должно быть часов девять, не меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Журавлев, доброе утро! Ты еще дома? Журавлев!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное уже ушел на работу. Она села, потянулась всем своим, очень еще даже ничего, телом, увидела укрытые одеялом его ноги, повернула голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – закричала…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава последняя<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот день я вернулся домой поздно. Было дождливо и ветрено, и вечер. За окнами громыхало, и наш пес скулил, потому что боялся грозы. А ты – ты встретила меня в прихожей и поставила передо мной тапочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, что? Как дела с твоей рукописью? С той, «Легче воздуха…» Напечатают? Ну, что же ты молчишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаешь ли, никто ничего мне не сказал. Им там не до меня, владелец издательства вчера умер. Ночью. Совершенно неожиданно – лег спать и не проснулся. Вроде сердечный приступ. Все говорят – легкая смерть. Жена его утром проснулась, а он – уже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ужас, а? Беда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-да… Бедлам там у них сейчас страшный, полный бедлам. Где рукопись – неизвестно, да и не искал никто. Кого она сейчас интересует? Я так думаю, потеряна она, не найти. Потеряна окончательно. Ну, ничего, я еще распечатаю. Человека вот – жалко. Он неплохой мужик был, правда. На самом деле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бедный он и бедная жена. Представляешь, вот так – проснуться и… А рукопись твоя, я ее наизусть помню. И даже если бы она совсем-совсем потерялась – не страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом прижалась ко мне, улыбнулась и произнесла престранную фразу:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, милый мой, если бы ты только мог любить меня поменьше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это как? Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому, что все всегда кончается. И мне будет не пережить, если…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, уж это нет, дудки. Бог не допустит. Да и я не допущу – тоже. Я могу, ты же меня знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю тебя. Я знаю про тебя – все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом мы долго сидели в нашем любимом кресле. Я в кресле, а ты – у меня на коленях. Твои губы искали мой голос. Ты прямо так и сказала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говори со мной, а я буду целовать твой голос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я снова рассказывал про книгу, про нас с тобой и вообще – про все. И было ужасно щекотно от твоих губ. А когда ты уснула, я поднялся и отнес тебя в спальню и смотрел на тебя – спящую. И вдруг понял, что это такое – любить тебя меньше. О чем это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело ведь даже не в будущем, все гораздо проще. Ты боишься – настоящего, нашего, сиюминутного настоящего. Того, что невозможно испытывать восторг каждую минуту, всегда. Есть быт, работа, болезни, десятки и сотни других – важных и не очень – дел, мелочей. А если думаешь все время только об одном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты сказала мне как-то:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу тебя растерять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это ведь когда – по кусочкам. Рассыпать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя во мне столько, что ничего больше и не умещается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А когда возникал разговор о детях, ты сразу испуганно замолкала и я замолкал – тоже. Ведь сначала была – ты. И потом тоже ты. Хотя, конечно, я – мужчина, я сделан по-другому. Просто по самой природе вещей в меня вмещалось еще многое. Сначала. Пока я не стал все больше и больше замыкаться на тебе. Короткое замыкание – в самом прямом смысле. И ты меня тормошила и отвлекала – сама от себя. Может, беспокоилась за меня, может, за себя – ведь зависеть гораздо удобней, чем быть за кого-то в ответе. Ты и не умела никогда быть в ответе. Зато, как ты умела – любить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно поэтому – легче воздуха мои мысли о тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы не сквозняк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, я отменил – «если бы». А значит и бояться тебе – нечего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я написал про нас книгу. И любой, кто прочтет ее, проживет каждую секунду нашего счастья – по-своему. И пусть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты просто повторяй за мной:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Легче воздуха мои мысли о тебе. Легче этого – только твое дыханье. Я не знаю, зачем встретил тебя в мудрую пору своей жизни. Неужели для того, чтобы снова наделать глупостей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забудь, забудь это слово – любовь. Нашего слова еще не придумали. Да и какая разница? Кто бы мне сказал раньше, что за одно-единственное прикосновение к женщине я… И я протягиваю к тебе руки – через всю прошедшую без тебя жизнь. Через прошлое, настоящее и будущее. Через все, что не случилось и не случится уже – никогда. Но – все равно, все равно, все равно – что сделала ты со мной, что сделал с тобой – я? Забудь, забудь это слово – любовь…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повторяй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И время – остановится.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава самая последняя<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почти через год после смерти Журавлева, Маша споткнулась на эскалаторе, уже почти на самом верху. Еще бы несколько секунд, всего несколько – могла бы без руки остаться. Она даже и понять не успела, как это произошло, увидела только, как ступени выравниваются и уходят куда-то – под. Может, она бы и испугалась, но чья-то очень сильная рука подхватила ее, подняла в воздух и поставила обратно уже по ту сторону – на обычный, неподвижный пол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что же вы в таком месте падать надумали, девушка? Лучше не надо, можно, знаете ли, без руки остаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Худой, заросший седой щетиной нищий смотрел на нее и усмехался. Пустой левый рукав. Глаза – синие, как…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Девушка, простите! Вы не могли бы мне помочь?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«За увечного замуж – никогда…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Легче воздуха мои мысли о тебе…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Митя, – прошептала она, – Митенька… Лы ведь и не знаешь еще, у нас ведь с тобой внук родился. Счастье-то какое. Внук, понимаешь, мальчик. Митенькой назвали…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава первая<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девочки, я тут какие-то листочки нашла. Они видно в этой папке были, почти совсем рассыпались. Я собрала. Что делать-то с ними теперь? Может, что-то нужное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да выбрось ты их, Кать. Здесь бумаг этих… Тут ведь раньше, до нас, издательство какое-то было или редакция…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так может, это рукопись чья-нибудь, что-то нужное? Название «Легче воздуха».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное, про летчиков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не похоже. Похоже – про любовь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда читай вслух. Про любовь – это всегда интересно. Атам посмотрим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светлая головка склоняется над нашим счастьем, и я слышу, как она произносит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Легче воздуха мои мысли о тебе…<br>
<br><br><br><br>