-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Iv OlRi
|
| Я свидетель, осина дерево смерти (сборник)
-------
OlRi Iv
Я свидетель, осина дерево смерти
Рассказы
ВАСЯ
Вася сидел на корточках и сосредоточенно смотрел на гладь воды. Он неподвижно сидел так долго, что не мог определить который теперь час, не замечал, что ноги его затекли, а пальцы рук стали покалывать от напряжения. Рыба не ловилась.
– Ни карасика, ни пескарика кошке на ужин, – мог бы подумать Вася, но даже этой простой мысли у него в голове не было.
– Дядя, я рыбку поймал.
Вася не услышал голос.
– Дядя, я рыбку поймал, – голос стал более отчётливым.
Вася краем глаза посмотрел на того кто потревожил его одиночество.
– Дядя, я рыбку поймал.
Слева, немного сзади него стоял мальчик лет пяти. Одет он был в видавшие виды, стоптанные, с оббитыми носками ботинки, брюки «с чужого плеча», закатанные у щиколоток и ватное пальтишко, застегнутое на одну пуговицу.
– Что за мать, – мелькнуло в голове у Васи: – Пуговицы ребенку не пришила.
Из полурасстёгнутого пальто виднелся вязаный свитер серо-неопределённого цвета с растянутым воротником, из которого торчала тоненька детская шея. Весь наряд ребёнка завершала шапка – ушанка со спущенными ушами без веревочек. Вася отвернулся, ну какое ему дело до чужого ребёнка.
– Дядя, я рыбку поймал, – мальчик был настойчив.
Вася ещё раз обернулся на голос. Действительно, у мальчика был кусок лески, который он бережно приподнимал левой рукой, а правой поддерживал блестевшую чешуёй маленькую рыбку. Лицо мальчика было спокойным, а огромные серые глаза грустными.
Вася молча пожал плечами и посмотрел на свой поплавок, который стоял в воде не шевелясь.
– Дядя, я рыбку поймал.
– Какой навязчивый пацан, – подумал Вася и решил не оборачиваться.
– Дядя, я рыбку поймал для Вас.
Вася сплюнул и всем телом, повернулся в сторону говорящего.
Мальчика рядом не было, но из-за деревьев вышел худенький парень лет двадцати. Парень мог бы казаться красивым, если бы не сильная сутулость и жесткая складка у губ.
Вася тряхнул головой, но мальчик не появился, а парень не исчез.
– Где мальчишка? – Вася не узнал свой голос.
– Какой мальчишка?
– С рыбкой.
– С рыбкой, – парень повторил, растягивая слова, словно пел.
– Да, с рыбкой.
– Он вырос.
Вася еще раз тряхнул головой: – Что значит вырос?
– Почему ты не взял рыбку, которую он для тебя поймал? – ответил вопросом на вопрос парень.
– Я не привык брать чужое.
– Это была твоя рыбка.
– Я свою, ещё не поймал.
– Я дам тебе рыбу, у меня здесь за излучиной сети стоят.
У парня в руках появился садок полный крупных сазанов и лещей.
– Сам поймаю, – Вася отвернулся.
Парень присел рядом на корточки, положил садок с рыбой перед собой. Рыба от прикосновения с землёй зашевелилась.
– Посмотри, она именно такая, какая нужна тебе.
– Чужое не беру, – в голосе у Васи появилась смесь злобы и досады.
Парень поднялся, но садок с рыбой не тронул.
– Жаль, мне так хотелось помочь тебе.
– Шел бы ты своей дорогой, – Вася поднялся с корточек.
Парня не было. На земле лежал пустой, старый, ржавый садок, видимо забытый много лет назад кем-то. Вася поднял его, размышляя как можно приспособить находку.
– Не получится.
Вася вздрогнул, садок из его рук выпал и скатился в воду, не издав ни звука, ни всплеска, поверхность воды осталась гладкой как стекло.
– Пойдем со мной, – голос у мужчины был хриплым.
Вася присмотрелся, глаза у стоявшего перед ним были мутные, словно небо в дождливую погоду, сеть глубоких морщин шла от них к вискам. Запёкшиеся гнойники на веках вызывали чувство брезгливости.
– Я рыбу ловлю, – сказал как отрезал Вася.
– Река, – мужчина потёр подбородок.
– Да, река, – Вася не хотел смотреть в глаза незнакомцу.
– А вода стоит.
– Действительно стоит, – подумал Вася и подёргал удочку.
Поплавок по-прежнему стоял в воде, словно приклеенный, не качнувшись и не ответив на подёргивания удилища.
– Здесь всё не живое, незнакомец вытащил сигарету.
– Пацан поймал рыбку, – возразил Вася.
– Потому что не для себя.
– Я тоже не для себя.
– Для кого?
– Для кошек.
– А ещё для кого? – усмехнулся мужчина.
– Для собак.
– И всё?
Вася не хотел отвечать, сел на корточки и слегка дёрнул удочку. Незнакомец был настойчивым и не собирался уходить. Он смял выкуренную сигарету, достал новую, закурил и сел рядом с Василием на корточки. Вася с шумом вздохнул.
– Тяжело? – спросил мужчина.
– По-разному, – процедил Вася.
– Знаю что тяжело, сам виноват.
– Да пошёл ты, – огрызнулся Вася.
– Рад бы, но не могу. – голос мужчины был спокойный и безразличный.
Оба помолчали.
– Я могу тебе помочь, – незнакомец сделал паузу, ожидая ответ.
Вася молчал.
– Тут у меня капканы стоят на ондатру, если поможешь, соберём зверьков и все шкурки твои.
– Мне не надо.
– Надо, жизнь изменишь.
– Поздно.
– Ещё есть время изменить. Зря у мальчишки рыбку не взял.
– Бычок, – презрительно фыркнул Вася.
– Зато от души и мне легче было бы.
– Тебе-то от чего?
– Не пришлось бы капканы ставить.
– Так ты о ком беспокоишься? – Вася дёрнул удочку, почувствовал натянувшуюся леску, но поплавок по-прежнему стоял без движения.
– О себе.
– А парень с рыбой тоже с тобой? – Вася уловил связь между тремя людьми.
– С нами.
– И много вас?
– Нас?
– Да, вас.
– Много, двадцать одна тысяча девятьсот, а если учитывать високосные года, то больше, – незнакомец беззвучно пошевелил губами: – Двадцать одна тысяча девятьсот пятнадцать, минус сегодняшний день.
– Сегодняшний, почему минус?
– Он еще не прожит.
– Здесь по близости есть спец учреждения?
– Те, о которых ты подумал, нет, – не весело усмехнулся незнакомец.
– Я пожалуй домой пойду.
– Иди, – незнакомец затушил сигарету, встал и посмотрел на поплавок.
Вася начал наматывать леску на старую, видавшую виды катушку. Леска шла плавно, катушка слегка потрескивала.
– Так можно тянуть всю оставшуюся жизнь.
– Это моё дело, – огрызнулся Вася.
– Конечно твоё, – голос незнакомца изменился.
– Отстань.
– Не дерзи старшим. – в голосе появились знакомые властные нотки.
Вася дёрнул леску, но поплавок не отреагировал на рывок.
– Дураком жил, дураком помрёшь.
– Да я тебя! – Вася бросил удочку, вскочил на ноги и резко замахнулся, посмотрев незнакомцу прямо в глаза.
– Папа? – рука повисла на полпути.
– Да какой я тебе папа! – старик с растрёпанными, редкими волосами шамкнул беззубой челюстью.
Вася потёр кулаком глаза.
– Это я, Вася.
– Вижу, не слепой, – кашлянул старик.
– Я рыбу ловлю.
– Я и говорю, дурак.
– Река не течёт, – удивление в голосе у Васи было бесконечным.
– И не текла никогда.
– Я ловил раньше.
– Ловил, когда я хотел, – старик самодовольно выпятил грудь.
– Что изменилось?
– Всё, ты больше не нужен.
– Кому, не нужен? – недоумение застыло в глазах Васи.
– Мне и моим детям.
– У меня семья.
– Видимость.
– Я им не нужен? – Вася съёжился, словно от холода.
– Они тебе не нужны.
– Не правда!
– Ты не способен меняться и менять свою жизнь, – старик источал презрение.
– Пап! – в глазах у Васи заблестели слёзы.
– Повторяю, ты не моей крови.
– Я догадывался, – Вася бросил взгляд на поплавок.
Поплавок слегка качнулся.
– Они предлагали тебе изменить всё с самого начала, – старик презрительно сощурил глаза.
– Они?
– Да, тот ты в пять лет, тот ты в двадцать лет, тот ты в тридцать лет, но у тебя душа раба. Ты всё время держался за удочку, которая заброшена в реку, которая не течёт.
Вася виновато опустил голову, скользнул взглядом по траве, взял в руки удилище, подёргал его и неожиданно для себя сломал о колено.
– Пошло, – услышал он откуда-то издалека.
Вася оглянулся. Старика не было. Никого не было. Он с сожалением посмотрел на брошенные обломки.
– Двинулось, – сказал голос сзади.
Вася посмотрел на поплавок. Поплавок медленно крутнулся на месте и подхваченный течением стал удаляться к излучине реки.
– Движение, это жизнь, – сказал тот же голос.
– Жизнь это движение, – подхватил голос по тоньше.
– Вот теперь будет жить, – голоса слышались издалека.
– Да буду, – Вася посмотрел на небо и зажмурился от яркого света ударившего в глаза.
– Сильный, – тонкий голос слегка приблизился.
– Да, я сильный, – Вася открыл глаза.
Перед ним был чистый белый потолок, белые кафельные стены и пол.
КТО ХУЖЕ ТАТАРИНА
Телевизор орал на всю квартиру. Ведущие то и дело предлагали пожениться.
– Пожениться это хорошо. – хохотнул дед и отключил звук во время рекламы.
– Угу, – выдохнула из себя его внучка.
Дед был глуховат и не услышал скепсиса в её голосе.
– Я б себе бабёнку тоже присватал, – дед мечтательно сощурился.
– Мне кажется, в ноябре Вам восемьдесят пять исполнится, – она всегда называла деда на Вы.
– Да, но я ещё поживу!
– Кто б сомневался, – тихо сказала внучка.
– Меня Бог любит, ведь хранит же он меня столько лет, – дед самодовольно провёл рукой по лбу.
– Знаем, – взгляд девушки скользнул по потолку.
– Живу, работаю, деньги капают, – дед характерно помусолил большим и указательным пальцами.
– И такое бывает, – согласилась внучка.
Дед не замечал едких замечаний девушки: – Эх, умерла бы моя Елена пораньше, тогда, когда мне было только пятьдесят, я бы на молодой женился и ещё детей развёл, и выучил, и на ноги бы поставил, финансы позволяют. Есть деньжата!
Очередная реклама закончилась, и дед включил полную громкость. Невесты на экране пели пронзительными голосами, не попадая в ноты, и плясали что-то среднее между танцем живота и хип хопом.
– Ты вон ту выбирай, – советовал дед жениху.
– Почему? – спросила внучка.
– Ей ещё тридцати нет.
– Так ведь жениху уже шестьдесят! – удивилась девушка.
– Ну и что? Зачем ему старуха? – удивился дед.
– Так другой сорок один всего.
– Всё равно старуха! – дед утвердительно махнул головой.
– А ведущие тоже старухи?
– Нет, – протянул дед: – Мне бы пошли за первый сорт.
– Так им по пятьдесят, – уточнила внучка.
– Я Елене обещал на молодой не жениться, но и старуху – развалину за себя не брать, – важно сообщил дед.
– Женщине, которая сюда приходит, сколько лет?
– Это домработница и меня пока устраивает, – дед презрительно скривил губы.
– Что ж она тогда свою ночную рубашку и косметику под подушкой прячет? – ухмыльнулась внучка.
Старик не услышал её последнюю фразу. Началась очередная реклама. Дед отключил звук и повернувшись к внучке спросил, – Собака у отца есть?
– Есть, – утвердительно кивнула внучка.
– Приеду, заберу, – пригвоздил дед.
– Но папа не отдаст, он её любит, – возразила девушка.
– Другую заведёт, мне обученная нужна.
– Я не стала бы так утверждать, – произнесла внучка и подумала: – Чёрт меня дёрнул сказать что собака есть.
– На Новый Год приедем с Игорьком, посоветуем твоему отцу как жить, – реклама закончилась, дед включил звук.
– Папе неделю назад исполнилось шестьдесят.
– Я знаю, – пренебрежительно бросил дед и пересел к телевизору почти вплотную.
– Он, вроде как сам, знает как жить, – внучка закусила губу.
– Ты, домой, когда приедешь, узнай, сколько там у вас дачи стоят, я себе дачу куплю!
– Мы себе тоже хотели дачу купить.
– У вас денег нет, – фыркнул дед.
– Мы заработаем, – в голосе у внучки не было уверенности.
– Я куплю, мне ваш климат нравится, зимы тёплые, – дед сделал звук у телевизора тише.
– Ой, у нас последние три года ветры дуют, морозы днём по минус двадцать, а ночью все тридцать. И снег лежит, никуда не проехать.
– Ничего, мы с Игорьком приедем сами посмотрим, – стоял на своём дед.
– У нас дома ремонт.
– Крыша есть?
– Есть, – врать, что крышу снесло ураганом было не возможно.
– Нам с Игорьком хватит.
– Так машину некуда поставить, а под окном если, то угонят, – словно за соломинку ухватилась внучка.
– Не угонят.
– У нас город очень криминальный, просто ужас!
– Отец куда машину ставит? – спросил дед.
– В гараж.
– Освободит гараж, мы в него свою загоним, – дед не терпел возражений.
– Как же ездить по городу будете?
– Отец твой нас возить будет.
– Он на работе целыми днями, – внучка сделала очередную попытку отстоять отца.
– Отпуск возьмёт.
– Он уже брал.
– Без содержания возьмёт, – у деда на всё был ответ.
– Тогда нам не на что будет жить. – внучка плохо скрывала удивление и возмущение.
– Не обедняете!
– У нас папа полы снял, чтобы новый постелить, но не успел, – ей показалось что это веский аргумент
– Во всех комнатах?
– В двух.
– Но одна комната с полами есть? – уточнил дед.
– Есть.
– Нам с Игорьком хватит.
– А у нас в ней мыши и крысы живут.
– Много? – удивился дед.
– Очень, – выпалила внучка.
– Кошку заведите, – посоветовал дед.
– У нас шестнадцать кошек, – девушка сама удивилась тому что сказала.
– Пятнадцать? – недослышал дед.
– Да, пятнадцать, – внучка не стала уточнять первоначальное количество кошек.
– Всех мышей и крыс переловили?
– Не успевают.
– Выбросить всех кошек и купить одну, которая ловит, – скомандовал дед.
– Так зима скоро, – девушка набрала в лёгкие побольше воздуха.
– Всё равно немедленно выбросить, – дед повторил приказ.
– Экзюпери говорил что мы…
– Мне Экзюпери не указ, – перебил её дед: – К нашему приезду кошек выбросить и приготовить комнату.
– У нас зимой эпидемию гриппа обещают.
– Мы с Игорьком каждую зиму делаем прививки от гриппа, – дед отмёл в сторону угрозу заболеть.
– Папе нельзя делать прививки, – сообщила внучка.
– Кто сказал? – удивился дед.
– Врач.
– Плохой врач. Прививки всем к нашему приезду сделать! – дед не терпел возражений.
– Мама против прививок.
– Много разговаривает, – деда перекосило от упоминания о невестке.
– У нас зимой вода замерзает в трубах, мы канистрами её возим.
– Утеплить! – дед продолжал давать команды.
– Так в земле не глубоко провели.
– Принять меры!
– У папы нет времени, – девушка защищала отца как умела.
– Отец на охоту ходит? – дед пропустил мимо ушей фразу о времени.
– Нет, он в этом году даже путёвки не покупал, – соврала внучка.
– Ничего, я себе и Игорьку разовые куплю.
– А у нас все охот хозяйства частные и туда путёвки не продают.
– Ерунда, – дед был непоколебим.
– Охрана в угодьях всех штрафует на огромные суммы.
– У меня деньги есть, заплачу штраф, – дед улыбнулся при воспоминании о деньгах.
– Так штраф через суд берут, могут оружие отобрать, – испугала деда внучка.
– Ты за меня не бойся! – дед по-своему понял её испуг.
– Да, я вроде как не боюсь, – сама себе под нос произнесла девушка.
– Я ещё тот старый поршень, я жить хочу полной жизнью.
– Да, конечно, – вздохнула внучка.
– Я Игорьку так сказал, ты меня береги и уважай, а за мной не пропадёт.
– Папа Вас тоже уважает.
– Уважение уважению рознь, – дед назидательно поднял указательный палец вверх.
– Да, папа помнит мультик.
– Что за мультик?
– Про «кто похвалит меня лучше всех».
– Не знаю такого мультика, – программа про поженимся закончилась, дед выключил телевизор и поднялся со стула.
Раздался звонок, девушка подхватила свою сумку, нашарила в ней телефон, поднесла его к уху.
– Доча, как ты там? – голос отца звучал участливо: – Ты уж прости, что тебе пришлось поехать.
– Папа, дед собирается к нам в гости. Извини, я тебе ничем помочь не могу.
ЗЕМСКИЙ ДОКТОР
Трр – трр – трр – настойчиво зазвенел звонок, прибитый в прихожей к стене над входной дверью.
– Кого там ещё нелёгкая принесла? – зевнув, скрипучим голосом, спросил старик и отхлебнул из чашки чай.
– Сейчас посмотрю, – ответила ему старуха и пошаркала к входной двери.
– Кто там?
– Это я соседка, откройте.
Старуха погремела ключами, повернула задвижку и открыла дверь. За дверью стояла сгорбленная женщина, в глазах у которой стояли слёзы.
– Катерина Витальевна, помогите.
– Что случилось? – старуха сделала шаг назад.
– Мужу плохо, скорую вызвали, уже полтора часа ждём, а её всё нет, а мужу всё хуже и хуже.
– Да чем же я могу помочь? – старуха развела руками.
– Сынок ваш ещё не уехал?
– Здесь он, – старуха стала понимать что к чему: – Сейчас я его позову. Он поможет.
– Я знаю у вас сынок врач. Уж вы извините, что мы его потревожили. Мы понимаем, что он отдыхать приехал, но может он к нам поднимется, посмотрит на мужа.
– Сейчас я его разбужу.
– Спасибо, – женщина прижала руки к груди.
– Вы идите, а он следом придёт.
Женщина ушла, а старуха, прикрыв за ней дверь, пошла вглубь квартиры. Остановившись в дверях маленькой комнаты заставленной коробками, она сказала: – Петруша, там соседка пришла, просит помочь, у неё муж заболел.
– Я занят, – недовольно ответил Петруша не поднимая голову и не выпуская иголку из рук.
– Надо Петруша помочь человеку, а то неловко получается, я им рассказывала, какой ты хороший врач общей практики и что ты депутат земского собрания Галиновского сельского поселения.
– Есть такое, – Петя поднял голову от обёртки, лицо его расплылось в самодовольной улыбке: – Им бы скорую вызвать.
– Так вызвали давно, но у нас такой город, такой город, – вздохнула старуха.
– Город, а проблемы сельские, – хмыкнул Петя.
– Так ты сходи Петюня, помоги человеку, вдруг помрёт, что соседи скажут? А ведь нам тут жить, – вздохнула старуха.
– Нам через три дня уезжать, а мы еще и половину коробок не привели в порядок, – вступила в разговор жена Пети. Она подняла голову, отодвинула от себя обёртку от шоколадки и воткнула иголку в игольницу.
– Я быстро схожу, а ты пока отдохни, – обратился к ней Пётр.
– Он быстро, ты Светочка не сердись, а я тебе чайку принесу, – голос у старухи был жалобно просящий.
– Ладно, одна нога там, другая здесь, – скомандовала Света.
– Что там, у соседа может быть? – поинтересовался Петя у матери.
– Там страшного ничего нет, давление у него скачет, ты ему укол сделай и на том спасибо, – подсказала старуха.
– За десять минут управлюсь. Вот только не знаю, сколько с них денег спросить, – Петя провёл языком по губам.
– Как всегда, чем они лучше, – откликнулась Света.
– Что с них спросить можно, мать? – Петя обратился к старухе.
– Ой, Петюня не проси у них денег. Они к нам хорошо относятся.
– Ко мне в Галинке все хорошо относятся, так я что должен из-за этого от зарплаты до зарплаты без денег сидеть, – проворчал Петя.
– Петюня, когда им родня гостинцы привозит, они с нами обязательно делятся.
– Это их выбор, – потянулась Света.
– Ладно, только ради тебя сделаю исключение, – Петя вышел, а старуха пошла в кухню, наливать невестке чай.
Светлана посмотрела в окно, за которым сгустились сумерки и перевела глаза на коробки аккуратно сложенные в две стопки: – Восемьдесят штук в одной коробке, двадцать четыре коробки сделаны, ещё над шестнадцатью коробками корячиться, чай она мне принесёт, мне кофе необходим.
Старуха осторожно, чтобы не расплескать поставила чашку чая перед Светланой.
– Сахар положили?
– Нет, я помню, миленькая, что ты без сахара пьёшь, – старуха робко заглянула Светлане в глаза.
– Печенье есть?
– Нет, миленькая, а ты с шоколадкой попей, вон у вас шоколада сколько!
– Ма-а-ма! – Светлана сделала ударение на первый слог. – Он уже год как просроченный!
– Вспомнила, у меня сгущёнка есть.
– Свежая? – Светлана наморщила лоб.
– Третьего дня купила.
– Не надо, я себе гоголь-моголь сделаю, – Светлана встала и пошла на кухню. Старуха пошаркала следом, предано глядя ей в спину.
Светлана была любимая невестка, в семье её уважали за деловые качества и умение вовремя услужить старикам. По мнению свекра, Светлана была идеальной парой для их сына, а сын был их гордостью.
Зелёный абажур мягким светом освещал ровный ряд начищенных кастрюль на полке. Чайник гордо стоял на буковой подставке, пёстрые подхваты висели на крючочках рядом с белоснежным полотенцем. Старуха присела к столу и подперев рукой щёку задумчиво уставилась в окно: – Совсем темно, Петя что-то задерживается.
– Дел по горло, – Светлана тряхнула миксером: – Неужели скорая помощь до сих пор не приехала?
– Я сейчас схожу наверх, посмотрю что там случилось, – засуетилась старуха.
– Сходите, напомните Пете, что он в отпуске, – Светлана с шумом поставила миксер на стол.
– Уже иду, – старуха поправила на плечах шаль и вышла вон.
– Так уютно, аж спать хочется, – Светлана попробовала сбитый гоголь-моголь, поморщилась и вылила его в мойку, затем поднялась на носки, прикоснулась к абажуру. Абажур закачался, и пятно света закачалось вслед за ним. Светлана взяла из холодильника солёный огурец, надкусила его с хрустом, опять поморщилась, бросила надкусанный корнишон в мойку в пятно взбитого гоголь – моголя и вышла из кухни.
Старуха вернулась и сразу прошла в комнату невестки.
– Ну что там? – недовольно спросила Светлана.
– Скорая помощь ещё не приехала.
– Я не про скорую спрашиваю.
– Соседу чуть лучше.
– Меня сосед не интересует.
– Петруша укол сделал, ждёт.
– Чего ждёт, у моря погоды?
– Лекарство подействует, и он придёт.
– А кто будет на обёртках даты менять?
– Хочешь, я помогу? – старуха с готовностью двинулась к столу, на котором лежала груда шоколадок.
– Да где вам мама с вашими глазами! Обертку, фольгу или этикетку повредите, и считайте, что деньги на ветер выбросили.
– Может дед поможет?
– Спит он давно, и десятый сон смотрит.
– Петруша сказал, что тебе отдохнуть можно.
– Я сама решаю, что мне можно.
– А вот и я, – Петя, широко улыбаясь, неслышно появился в проёме двери.
– Я спать, – старуха поправила кончик воротника на рубашке сына.
– А мы с тобой сейчас начнём работать, – Петя потер ладони.
– Не успеем, – вздохнула Светлана.
– Можем задержаться на один день.
– Работаем до одиннадцати, и спать, – Света поставила на стол очередную коробку с шоколадом.
– Иголки где?
– Тут были.
Петя включил настольную лампу, сел к столу, взял иголку и потрогал кончик пальцем: – Завтра надо новые иглы купить и по тоньше, эти затупились уже.
– Скажу матери, она купит, – Светлана принялась за работу.
Утром, пока все спали, старуха замесила тесто и приготовила начинку. Сынок наезжал в гости к ним по два раза в год, и каждый раз это был для стариков праздник. Пирожки с джемом, капустой, картошкой и мясом должны были радовать сыночка, а булочки напоминать счастливое детство.
– Мне с капустой, – в кухню вошёл взъерошенный, не совсем проснувшийся старик.
– Тише ты, сына разбудишь, – цыкнула на него старуха.
– Молчу, молчу, – старик осторожно надел шапку, накинул на плечи куртку и прошел на балкон. Он сел на табурет и стал смотреть поверх крыш на небо. Стая голубей сделала круг над домами и опустилась на козырёк крыши.
– Прилетели, дармоеды? – дед был рад поговорить хоть с кем-нибудь: – Крупы на вас не напасёшься, попрошайки!
Балконная дверь приоткрылась, и рука старухи просунула в щель тарелку с пирожками: – Сиди здесь, а я в магазин за молоком схожу. Петруша просил раньше девяти не будить.
Старуха ушла. Дед посидел ещё немного, съел пирожки, кинул крошки голубям и пошёл досыпать. Проснулся он от тихого разговора.
– Я вам так благодарна, – это был голос соседки.
– Наш Петя всегда всем на помощь приходит, он у нас самый уважаемый человек в деревне.
– Он такой умный, – льстила соседка.
– Да, такого специалиста ещё поискать надо, – хвалилась старуха.
– Он очень благородный человек, – соседка старалась подлизаться изо всех сил.
– Он специалист.
– Высшее образование у многих, но не всем знания даются, – соседка умилялась на все сто.
– У нас и невестка образованная, – старуха стала хвалиться невесткой.
– Для такого как ваш Петя другая жена не подойдёт.
– Она у нас юрист, – старуха гордо подняла голову.
– Хорошая специальность.
– Она все законы знает.
– Красивая пара, – эхом отозвалась соседка.
Дед повернулся на другой бок, сквозь сон отметив про себя: – Врач и юрист действительно не плохое сочетание.
– Ну, я пойду, – соседка повернулась к двери.
– Будьте здоровы, – старуха закрыла за ней дверь.
В девять часов прозвенел будильник. Петюша, приученный вставать по первому звонку, двинулся в ванну. Затем он заглянул на кухню к матери.
– Мама ты чудо, пахнет моими любимыми булочками.
– Старалась. Соседка с утра приходила.
– Опять её мужу плохо? – поморщился Петя.
– Нет, всё хорошо. Спасибо пришла сказать.
– Спасибо карман не тянет, – за спиной Пети появилась Светлана.
– Так она спасибо принесла, – старуха показала рукой на стол.
На столе стоял трёхлитровый баллон с мёдом.
Петя подошёл ближе, открыл крышку и понюхал: – Мёд, похоже, настоящий. Будем считать, что я вчера недаром вечер потерял.
– Соседка просила сказать, что ты очень хороший врач, – просияла старуха.
– Вместо этой новости лучше бы второй баллон с мёдом принесла, – Светлана проснулась с плохим настроением.
– Вот пирожки съедите, и я вам оладушки или блинчики поджарю, к медку.
– Мы их с твоим вареньицем оприходуем, а мёд пусть пока стоит, – Петя приобнял мать.
– А ещё соседка сказала, что вы красивая пара, – старуха попыталась улучшить настроение невестки.
Но не тут-то было, настроение у Светланы было хуже не куда, и старуха поспешила ретироваться. Голуби склевали все крошки, которые им оставил старик и расселись на подоконнике. Солнце светило в окно и радостно отражалась в стеклянных дверцах навесных полок. Наступивший день обещал быть ярким и не морозным. В такие дни, если они приходятся на выходные, люди бросают все дела и, взяв санки или лыжи, идут гулять семьями.
– Вы бы погуляли немного, – предложила старуха невестке.
– Нам надо уехать до Нового года.
– Весь смысл доставить товар к празднику, – Петя сел за стол.
Позавтракав, Пётр и Светлана ушли в свою комнату, а старуха начала готовить обед.
– Мам, если пойдёшь в магазин, купи нам новые тонкие иголки, – крикнул из своей комнаты Пётр.
– Обязательно куплю, – старуха выключила огонь под кастрюлей, накрыла нашинкованные овощи полотенцем, оделась и пошла в магазин.
Снег хрустел под ногами, дышалось легко, сердце не тянуло, не жало и не кололо. Боль, давно поселившаяся в коленках, молчала, и старухе казалось, что она сбросила пару десятков лет. Встречные люди улыбались и несли полные пакеты покупок. Канун Нового Года еще не наступил, но праздник уже витал в воздухе. Кое-где на балконах торчали верхушки сосен и ёлок. Витрины магазинов, украшенные яркими игрушками, дополняли ощущение любимого с детства праздника.
– Обязательно куплю мандарины и попрошу старика принести пару ёлочных лап, – старуха расплатилась за иглы и пошла домой.
Петя доел последний пирожок, запил его остывшим чаем, и вышел в прихожую навстречу матери: – Хороша погодка?
– Хороша, снежок чистый, мягкий, – старуха вытащила из сумки пачку с иголками.
– Обед как скоро будет? – Петр взял иголки.
– Будет, Петенька, сейчас вот только пальто повешу, – старуха поспешно стала расстегивать пуговицы.
Уже через минуту на плите булькал бульон в кастрюле, шипело масло в сотейнике и нож, в руках старухи, резво нарезал лук.
– Что же Вы мама такая бестолковая! – возмущенный голос невестки вывел старуху из состояния задумчивости.
– Что я не так сделала? – старуха удивлённо заморгала глазами.
– Вам русским языком было сказано, купите тонкие иголки.
– Я купила.
– Вы набор купили, а в нём ни одной подходящей иглы.
– Не ори на мать, – за спиной у Светланы появился Петя.
– Я не ору, я возмущена до глубины души. Новый Год на носу, нам домой пора, или ты хочешь эту работу на виду у всей деревне делать?
– Успокойся. Мама не специально так сделала.
– Ещё не хватало, чтобы специально!
Старуха села на табурет, лук в сотейнике стал гореть, распространяя по кухне чад.
– Вот теперь по её милости без обеда останемся, – Светлана вылила в сотейник стакан воды. Масло вспыхнуло, язык пламени лизнул стену. Старуха охнула и схватилась за сердце.
– Что за шум? – старик решил поучаствовать в делах семьи.
– Ничего страшного, у мамы немного подгорел лук.
Старик повел носом, убедился в том, что лук действительно сгорел и пошёл назад в свою комнату.
– Мама, поймите, мы с Петей очень занятые люди, от Вас требуется только одно, делать только то, что Вам говорят.
– Сделаю, как скажете, – старуха не могла унять дрожащие руки.
– За иголками я сам схожу, – Пётр взял жену за плечи и вывел из кухни.
Ощущение праздника и лёгкости исчезли. Взгляд у старухи погас, глаза сделались мутными, и в лице появилось что-то собачье. Словно во сне она запустила в кастрюлю картофель, морковь, капусту, посолила, помешала и присела к столу. Петя вернулся из магазина, его плечистая фигура мелькнула в дверях, но старуха не стала окликать сына.
В день отъезда Петя и Светлана перетащили запакованные коробки с шоколадом к двери и отправились на стоянку за машиной.
В приоткрытую дверь заглянула соседка: – Катерина Витальевна, ваши уже уезжают?
– Да, отпуск заканчивается.
– И вы с ними уезжаете погостить?
– Нет, мы со стариком дома остаёмся.
– Смотрю гостинцы вы им накупили, – соседка кивнула на ящики.
– Нет, что вы, откуда у нас столько денег, это мои купили к Новому Году для магазина.
– Так у них и магазин есть? – удивилась соседка.
– У друзей магазин, а они, вроде как дорогу оправдать, ему сдадут.
Внизу на лестнице послышался звук шагов. Соседка попрощалась и ушла, а из комнаты вышел старик, он уже был готов идти вниз к машине. Петя и Светлана, держась под руку весело, подталкивая друг друга, вышли из лифта. Очень быстро они перенесли свой груз в машину, и наступил момент прощания. Все присели на дорожку, помолчали.
– Ну, всё, пора, – Петя хлопнул ладонями по коленям и встал.
Старик засуетился и первым вышел вон, следом, предварительно приложившись к щеке старухи, вышла вон Светлана. Петруша крепко прижал мать к груди, с шумом расцеловал её в оби щёки и двинулся следом за женой. Переступив через порог, он остановился, потом вернулся, вошел на кухню, взял в руки баллон с мёдом, аккуратно прижал его к груди и пошёл к выходу.
– Вам с отцом мёд нельзя, он давление поднимает и сахар в крови, а мне можно и нужно, сердце укреплять буду, – он ещё раз поцеловал мать и закрыл за собой дверь.
Погода была ясная, дорога хорошо накатанная, солнце искрилось на заснеженных деревьях. Машина шла легко, не торопясь, настроение с каждой минутой, приближающей Петю к дому, становилось лучше и лучше. Он шутил, Света игриво смеялась в ответ. Сделав не большой перерыв, они разложили на газете снедь, подкрепились, и вновь отправились в путь.
Переваривая обед, Петя замолчал и наморщил лоб
– О чём думаешь, – Света задала вопрос ради вопроса.
– Прикидываю, какая выгода от шоколадок получилась.
– Чего думать, сами шоколадки да иголки. Остальное наше. Лучше подумай, на что деньги потратим.
– Купим тебе новые туфли.
– Мало, закапризничала Света, это моя была идея.
– Купим две пары, – Петя улыбался во весь рот.
– Тебе купим галстук, а в дом новый телевизор.
Когда они уже подъезжали к деревне их обогнал милицейский бобик, участковый помахал им рукой.
– Хороший человек, всегда можно договориться, – Света поприветствовала его в ответ.
Петя посмотрел вслед: – Ишь как припустил, у тёщи, наверное, кабанчика режут, надо навестить, здоровьем её поинтересоваться.
– Обязательно, только сначала к Артёму заедем, груз отдадим.
Машина выехала из переулка и резко затормозила. У сгоревшего магазина стоял милицейский бобик, полицейский громко вздыхал, а вокруг пепелища растерянно ходил Артём.
КУРИЦА
Курица не птица – баба не человек, – прошипел Лёнька, вытащил ногу и подставил её в тот момент, когда Лена шла между партами от доски. Лена споткнулась, чтобы удержаться на ногах подалась немного вперёд и оперлась на его стол.
– Не приставай ко мне, – сказал Лёнька тихо, однако так чтобы слышал весь класс.
Класс дружно засмеялся, учительница, улыбнулась, но из педагогических соображений отвернулась к доске. Лена выпрямилась, и гордо подняв голову, не смотря по сторонам, пошла дальше. Получать двойки ей было не впервой, выслушивать выговоры учителей и родителей она привыкла, но с тем, что в классе с ней не считались, она смириться не могла. Да, она не была самой лучшей ученицей, но и самой худшей тоже не была. Она даже давала списывать домашние задания и контрольные работы по алгебре в обмен на выполненные работы по английскому и русскому языкам. За это её терпели, но при случае не ленились обозвать курицей.
Она не была курицей. Курица, была частью её фамилией, от которой её не то что бы тошнило, но иногда изрядно подташнивало. Это «иногда» случалось в школе. Никто в классе не хотел называть её по имени, то слева, то справа слышалось: – Курица кинь линейку, – курица тебе дежурить.
Классная, несмотря на то, что периодически вводила в классе режим всеобщей вежливости не хотела замечать, что только Лену все зовут не по имени и даже не по фамилии, а используют очень обидное прозвище. Когда она училась в первом классе, ей не хотелось быть Курицыной, ей казалось что быть Уткиной гораздо лучше. Повзрослев, она поняла, что есть некая закономерность, все обидные клички происходят от домашних животных. Коровина – корова, Гусева – гусыня, Баранов – баран, Козлов – козёл. То ли дело клички от фамилий с дикими животными. Орлов, Беркутов, Медведев, Окунев, Сорокина, Ласточкина, Иволгина, даже Кабанов как кабан звучит очень даже не плохо. Конечно, среди этих фамилий были исключения, ей бы очень не хотелось быть Щукиной, но быть Щукой не грозило, а вот молчаливое согласие учителей и упорное не желание одноклассников знать её по имени злило. Её одинаково злили как успехи одноклассников, так и их промахи, например такие, как успешная сдача контрольных работ или проигрыш классной команды на школьных соревнованиях. Её злило всё.
Вечерами, когда вся семья расходилась по своим комнатам и готовилась ко сну, Лена любила лежать в кровати и заказывать себе сны.
Ах, какие красивые сны она себе заказывала! Самым частым героем этих снов был ненавистный Лёнька. В её снах он унизительно носил за ней её сумку с книгами, делал вместо неё уроки и уборку в классе. Весь класс смеялся над ним, а она презрительно называла его тараканом. Почему тараканом она не знала, но ей казалось, что сравнение с этим насекомым было способно унизить и раздавить любого человека.
За окном от порывов ветра качались верхушки деревьев, тёплое, уютное одеяло и полудетские – полувзрослые мечты Лены становились явью. Вот она приходит в класс в таком дорогущем и красивом платье, что одноклассницы от зависти падают в обморок, а одноклассники просто немеют, или приезжает к началу уроков на самой дорогой и красивой машине. Виртуозно въезжает на ней во двор школы, ловко припарковывается к центральному входу, выходит, вертит на пальце ключи и видит, как теряет сознание директор, а учителям срочно вызывают скорую помощь. Одна за другой к школе подъезжают белые машины с красными крестами, в них впихивают всех учителей, без исключения, и увозят в больницу. Вся школа ликует, вся школа с благодарностью и восхищением смотрит на неё, а она, постояв на крыльце школы, так же красиво, как и приехала, уезжает. Если учителей не увозили на скорой помощи, то ничего не мешало ей получить восхищение всей школы иначе. Она входила в класс после звонка на урок, за пару секунд до учительницы, входила так, чтобы учительница её обязательно увидела и в отместку вызвала к доске. И вот она идет к доске между партами. Одноклассники приготовили злорадные улыбочки, а она отвечает на все вопросы, она знает всё, она знает больше чем учительница. Она у доски и сорок минут пролетают как сорок секунд, она заканчивает говорить, весь класс встает и стоя аплодирует ей, а учительница, подхватив классный журнал со всех ног несётся в учительскую. Там, в учительской, сбиваясь и торопясь, она рассказывает о ней, о Лене. Она называет её не по фамилии, а полным именем Елена. Учителя слушают, открыв рот, а потом всё начинается заново и вновь вошедшему в учительскую учительница рассказывает про невероятные способности и знания Курицыной Елены, и все учителя восторженно слушают её рассказ в пятый раз.
Этот сон был у Лены самым любимым, перед ним блекли и красивое платье и роскошная машина. А утром, проснувшись Лена смотрела на разбросанные по столу учебники и решала, с понедельника начну всё учить так, чтоб все удивились.
– Леночка занимается, тише, – одёрнула расшумевшегося брата бабушка.
– Только учебник открыла и вот уже есть результат, – отметила про себя Лена.
– Ба, принеси мне чего-нибудь вкусненького.
– Сейчас, милая, – тут же откликнулась бабушка.
– Круто! Я теперь смогу есть в своей комнате! – радости Лены не было предела.
Вкусненькое быстро исчезло. Лена открыла тетради, положила на чистый лист ручку.
– Спасибо, ба!
Бабушка как тень вошла в комнату, подхватила грязные тарелки, ладонью провела по голове Лены и сунула под тетрадь шоколадку.
– Только Павлику не давай, у него диатез, – предупредила бабушка.
– Могла бы и не говорить, я ему не дам, даже если врачи скажут кормить его одним шоколадом.
Бабушка собрала Павлика, и чтобы он не мешал Лене заниматься, пошла с ним гулять. Тишина в квартире и шоколадка под тетрадью настроили Лену на мечтательный лад. Одноклассники – мелюзга, а она взрослая, самостоятельная. Лена пошла на кухню за молоком, параллельно заглянула в карман отцовского пиджака, интересуясь на предмет мелочи для себя. Передумав пить молоко, она вытащила из кармана сигарету, вернулась в свою комнату, села на подоконник и красиво закурила.
– Какие у меня длинные пальцы, – подумала Лена: – Пожалуй мне будет очень идти курить. Длинная сигарета в длинных пальцах, лёгкий дым и задумчивый взгляд сквозь него.
В замочной скважине загремел ключ. Лена соскочила с подоконника, затушила сигарету, одним махом отправила её в форточку, помахала полотенцем и села за стол.
– Всё занимаешься? – в голосе бабушки было много участия: – В подъезде хулиганы так сильно накурили, что дым в квартире стоит, – бабушка осуждающе покачала головой.
– Это их право.
– Их право заставлять весь подъезд табачным смрадом дышать?
– Их право курить или не курить.
– Что за жизнь пошла, все хотят знать свои права, а вот обязанности никому не интересны, – бабушка вышла из комнаты.
– Надо быть осторожнее, – сделала вывод Лена.
Ночью, когда все спали, Лена вытащила у отца еще несколько сигарет и спрятала их в сумку. Она еще не знала, зачем это сделала, но решила: – Пусть будут.
После уроков Лена пошла на бульвар к фонтану. Сев на свободную скамью, закинув ногу на ногу она достала припрятанную сигарету, решая, курить или не курить, она смотрела как с деревьев медленно падают жёлто-коричневые листья. Ей было приятно держать сигарету в руках и видеть, как на неё обращают внимание походящие мимо старушки.
– Курица, капля никотина убивает лошадь, – позади скамейки стоял Лёнька и криво ухмылялся.
– Вот пусть и не курит, – нашлась, что ответить Лена.
– Курица, тебя ведь Лена зовут?
Лена от неожиданности закашляла, но чтобы не испортить впечатление, которое так неожиданно произвела на одноклассника, достала зажигалку и закурила.
– Так тоже можно, – небрежно ответила она и боковым зрением посмотрела на Лёньку.
Лёнька обошёл скамью и присел рядом.
– Как жаль, что нас никто не видит. Вот бы разговоров было! Вот вам и курица! – подумала она.
– Не боишься, что увидят? – словно подслушал её мысли Лёнька.
– Я никого не боюсь.
– Ты оказывается супер, – похвалил Лёнька.
– Пиво пить будешь? – щёки Лены слегка зарделись.
– У тебя и пиво есть? – Лёнька открыто с удивлением посмотрел на Лену.
– Есть, – соврала Лена.
– Извини, не могу, мне на тренировку сейчас.
– Как хочешь.
– Ну, пока, – Лёнька поднялся со скамьи.
– Пока, – Лена небрежно махнула рукой, а сама подумала: – Ну хоть бы кто-нибудь, хоть из параллельно класса прошёл бы мимо.
Вечером перед сном она заказывала новый сон в котором они с Лёнькой сидели на парапете, курили и разговаривали, а в стороне стоял в полном составе весь класс и молча, ждал, когда Лена соизволит обратиться к нему. Двадцать пар глаз восхищённо смотрели на неё такую независимую, свободную и жадно ловили каждое её слово.
– Леночка, на улице идёт дождь, мы с Павликов не сможем идти гулять, но тебе мешать не будем, занимайся, – бабушкино лицо сияло радостью.
– Вы мне не мешаете, – Лена была великодушна.
Учебники лежали на столе стопкой в порядке сложности по убыванию. Лена сидела в кресле, закрыв глаза. Завтра она всем покажет, как надо отвечать у доски, а после уроков Лёнька обязательно придёт к скамейке на бульваре. Капли дождя ритмично выстукивали по подоконнику свою мелодию, тепло и уют обволакивали тело и мозг.
– Учебники, школьная программа, оценки, как это скучно и ненужно, в конце концов, всегда можно списать. Отвечать у доски сложнее, но тоже можно выкрутиться. Этот год, последний, скоро она будет держать в руках аттестат, тогда ей не придётся каждое утро просыпаться, одеваться и спешить к первому уроку.
– Леночка, тебе принести блинчики? – голос бабушки под дверью вернул Лену в действительность.
– С чем?
– С чем хочешь. Сметана есть, варенье есть, могу мёд достать.
– Давай с вареньем, только c клубничным, – скомандовала Лена.
За ночь дождь разошёлся и шёл весь день. На бульваре никого не было. Лена сидела на скамье, нахохлившись, словно воробей, и ждала. Чтобы согреться она достала припасённую ягу.
– Столько разговоров, а толков никаких, ни холодно, ни жарко, – Лена смяла выпитую жестянку и вытащила из сумки вторую банку, предназначавшуюся Лёньке.
Лёнька не пришёл, а Лена выкурив весь запас сигарет, медленно двинулась к дому. Она ещё не перешла улицу, как раздался резкий звук тормозов, из остановившейся машины выскочил мужчина и, размахивая руками, кинулся на неё.
– Тебе что жить надоело!
– И что? – Лена пожала плечами.
– Я из-за такой как ты сидеть не намерен!
– Какой такой? – Лена не собиралась отступать.
– Да ты пьяная!
– Нет, – Лене, почему-то стало весело, и она засмеялась.
Мужчина растеряно смотрел на неё и не знал, что ему делать.
– Я иду домой, – неожиданно для себя сообщила ему Лена.
– В таком состоянии вряд ли дойдешь.
– Я постараюсь, – Лена игриво поправила мокрые волосы.
– Садись в машину, я подвезу.
– Почему бы и нет! – Лена посмотрела мужчине в глаза и похлопала ресницами.
В машине было тепло. В какой-то момент Лене показалось, что это её машина, а за рулём её друг и едут они в ночной клуб, чтобы приятно провести время.
– Куда ехать?
– Прямо, – Лена неопределённо махнула рукой.
– Конкретнее.
Лена назвала адрес. Мужчина выжал сцепление и машина тронулась. Они въехали во двор и подъехали к Лениному подъезду.
– Я пошутила, я не здесь живу, – Лена изобразила мультяшку.
– Выходи.
– В чужом дворе? – правдоподобно удивилась Лена: – Да я не знаю, куда Вы меня завезли!
– Девочка, у меня нет времени катать тебя.
– А Вы не катайте.
– Выходи.
– Дяденька, пожалейте меня! – Лена сморщила лицо и притворно всхлипнула.
– Что ещё?
– Мне некуда идти.
И тут Лену понесло: – Бабушка умерла, дедушка умер, папа умер, а мама привела себе нового мужа и выгнала меня из дома.
– Так, где ты живёшь?
– Дома живу, но я там только ночую, а целый день или в школе или на бульваре сижу.
– Есть хочешь?
– Хочу, – соврала Лена.
В ресторане, в котором они обедали, тихо играла музыка. Официант неслышно приносил и уносил блюда.
– Это тебе не Лёньку на бульваре под дождём ждать, – ситуация ей нравилась.
Лена искоса стала разглядывать мужчину: – Ещё не старый, лет тридцать или тридцать пять, в любом случае моложе отца. Одет хорошо. В ресторан повёл, бизнесмен, наверное. Машина есть и симпатичный вроде.
– Наелась?
– Угу, – Лена решила доиграть роль сироты.
– Теперь домой! – мужчина встал из-за стола.
Лена нехотя пошла за ним.
Вечером, перед сном, в мечтах, она была владелицей ресторана. Прошли экзамены, выпускной вечер, одноклассники и их родители собрались в лучшем ресторане города, и тут выходит она, в красном вечернем платье и как хозяйка ресторана поздравляет присутствующих и желает всем приятного вечера в её заведении. Все в шоке.
К утру пошёл снег.
– Обязательно надень шубу, на улице очень холодно, – бабушка стряхивала с платка тающие снежинки.
– Ба, дай мне денег.
– Зачем?
– Реферат распечатать надо и ещё сдать классной триста рублей для проведения олимпиады.
– Все сдают? Почему так много?
– Нет, только те, кто участвует.
– Ты участвуешь?
– Конечно, раз деньги прошу, – нашлась Лена.
– Предмет какой?
– Химия. Вот болда, – Лена обругала сама себя: – Пять олимпиад, и я в каждой участвую.
– Умница, на такое денег не жалко, – лицо у бабушки светилось от счастья.
– Ес! – только бы папа не узнал.
Пока бабушка возилась на кухне выкладывая покупки Лена выскользнула на площадку и не вызывая лифт побежала вниз, она остановилась лишь на том месте, где вчера её почти не сбила машина. Отдышавшись, она посмотрела на своё отражение в витрине магазина.
– Одета также как вчера, если лицо не запомнил, вспомнит по одежде, – сказала сама себе Лена.
– Стоять здесь и ждать или сходить в школу? В школу идти надо, найти этого мужчину надо, что для меня важнее? – решение принималось трудно.
– Через три дня каникулы, вот тогда я его и поищу, – благоразумие восторжествовало, и Лена пошла на уроки.
Результаты четвертных контрольных не радовали. Лёнька по-прежнему называл её курицей, одноклассники по-прежнему корчили рожи, когда она шла к доске.
– Ладно, в следующей четверти я вам покажу курицу, – Лена остановилась и закурила.
Дым сигареты приятно согревал её изнутри.
– Вот сейчас докурю, зайду в магазин и куплю всё по списку, – Лена порылась в кармане, но выданных родителями на покупку денег в кармане куртки не было.
– Что курица, денег на сигареты нет? – это был Лёнька и ещё два парня из их класса.
– Курица курит? – с напущенным удивлением подхватил один из них.
– Курица, пожалей себя! – потешался второй.
– Хочешь деньги назад получить? – Лёнька вытащил из кармана сложенную пополам тысячу.
– Отдай! – Лена кинулась на него, но он отскочил в сторону, а парни схватили её за руки.
– Отдай деньги!
– Не ори, отдам, вот только пошли с нами.
– Никуда она не пойдёт, – раздался мужской голос.
Парни попятились, освободив Лену.
– Дядя, мы не шутим, – Лёнька не был похож на того смирного и угодливого мальчика, которого знали учителя.
– Я тоже шутить не привык.
Лена посмотрела на защитника, да, это был тот же человек.
– Вот повезло! – Лена бросилась ему на шею.
Одноклассники отошли в сторону и стали наблюдать, что произойдёт дальше. Они с удивлением увидели, как незнакомец посадил Лену в машину и увёз в неизвестном напралении.
Класс гудел. Ученики переходили от одной парты к другой, нетерпеливо поглядывали на часы, висящие над входной дверью.
– Не придёт, – утверждали одни.
– Родители, наверное, уже в розыск подали, – предполагали другие.
– Такая не пропадёт, – кривил губы Лёнька.
– А он красивый? – допытывались девчонки.
Звонок на урок прекратил все пересуды. Учительница провела опрос и стала объяснять новую тему, когда дверь в класс широко распахнулась и на пороге возникла Лена.
– Курица? – удивлённо присвистнул Лёнька.
– Расскажи-ка Курица, где была! – раздалось из-за последней парты.
– Расскажи ка Курица, как дела, – подхватил Лёнька.
– Что происходит? – учительница перешла на крик.
– Извините, я опоздала, – голос Лены был тихий и кроткий: – В пробке стояли.
– Курицына, какие пробки? Ты в соседнем дворе живёшь!
– Я ночевала на турбазе «Жемчужина Королевы», – первое, что пришло на ум Лене.
– С каких это пор твои родители позволяют себе такое? – в голосе учительницы сквозило недоумение, ведь все знали, что «Жемчужина Королевы» закрыта для посещений «простыми смертными».
Лена молча пожала плечами.
– Проходи, садись, завтра пойдёшь к доске.
Лена в абсолютной тишине прошла к своей парте. На перемене она была в центре внимания, её слушали, не перебивая. Сон становился явью. После уроков Лена сразу пошла домой, у неё не было необходимости стоять у дороги и всматриваться в проезжающие мимо машины, так как вчера, после очередного обеда в ресторане, он дал ей свою визитку и разрешил звонить, если у неё возникнут проблемы. Ноги хотели пуститься в пляс, настроение было на редкость радостное и беззаботное. Она добилась своего. Она была окружена вниманием, а одноклассники, с их охами и ахами были смешны и ничтожны.
В подъезде, у лифта, она неожиданно нос к носу столкнулась с Лёнькой: – Курица, скажи, что ты соврала и этот мужик твой родственник.
– С прыщавыми, не разговариваю, – Лена повернулась к Лёньке спиной и решительно пошла по ступенькам вверх.
– Да кому ты нужна! Тебя только на раз снять, – зло прокричал ей в след Лёнька.
– У тебя денег и на четверть раза нет, – парировала, не моргнув глазом, Лена.
– А мы всей школой соберём.
– Собирайте, – разрешила она и добавила: – Только всё равно не хватит!
– Мы в соседней гимназии дополнительный сбор проведём.
– Да хоть у всех школ сразу.
Ловко я его отбрила, – похвалила себя Лена, однако хорошее настроение испортилось, а необходимость готовиться к завтрашним урокам и вовсе свела его на нет.
Вечером вся семья совещалась, как встретить Новый Год и как провести праздничные дни. Лена не принимала участие в обсуждении, зачем высказывать своё мнение, если всё равно будет как в прошлом году, как в позапрошлом году, и так как было всегда. Папа предложит поехать в деревню к своей престарелой тётке. Мама тут же согласится, бабушка скажет, что уже приготовила родственнице подарок, а Пашка ничего не скажет. Встреча Нового Года в деревне была семейным ритуалом, от которого невозможно было отвертеться, как ни старайся.
– Хорошо бы остаться на праздники дома одной, – мечтала Лена перед сном: – Придумала бы предлог и позвонила ему. Он бы обязательно приехал и потом, они обязательно поехали бы в «Жемчужину Королевы». А после каникул она, совсем нечаянно, оставила бы в тетради фотографию, на которой она и он посреди роскошного зала танцуют вальс.
– Курицына, к доске.
Лена захлопнула учебник, посмотрела на летящий за окном снег и двинулась к столу учительницы. Она стояла у доски и осматривала всех присутствующих: – Какие скучные, невыразительные лица, они похожи друг на друга своей серостью. Они похожи на стадо. Трусливые, они не имеют своего мнения, они из тех. кто ходит строем. Я другая, я могу совершать поступки, я могу быть сама собой, поэтому они ненавидят меня. Меня ненавидят, потому что я лучше них.
– Почему молчишь, Курицына, рассказывай, – учительница поставила против её фамилии жирную точку.
Лена молчала.
– Опять не готова к уроку!
– Я учила, – соврала Лена.
Учительница удивлённо подняла голову от журнала и посмотрела на Лену: – Тогда рассказывай.
– Не хочу, – Лена в упор посмотрела ей в глаза.
Учительница сделала глубокий вдох, но выдохнуть ей что-то мешало, и она стала красной как помидор.
– Я не хочу отвечать вам урок, – громко, чётко, выговаривая каждое слово, повторила Лена.
– Урок окончен, всем выйти, – выдохнула учительница.
Лена быстро направилась к двери. Спустя полчаса об этой её выходке говорила вся школа. Лену потащили в кабинет к психологу, с целью уточнить, она вообще не желает отвечать или не желает отвечать именно этой учительнице. Психолог – молодая девушка, только недавно получившая диплом завалила Лену ворохом бумаг с вопросами. Потехи ради, Лена стала заполнять их, не читая, но придерживаясь ритма, на каждый нечётный вопрос давала ответ – нет, на каждый чётный давала ответ да. Передавая заполненные листы «психологичке» она наблюдала, как та с ужасом пытается осмыслить ответы. Закончив со всеми листами Лена, поудобнее расположилась в кресле, давая понять, что ей наплевать на всех и на всё. Психолог вышла из кабинета.
– Отец будет орать, мать будет плакать, бабушка будет хвататься за сердце и требовать неотложку. Как это противно. На Новый Год подарка теперь не будет, – Лена раздражённо пнула снеговика, слепленного первоклашками и выставленного у порога школы. Затем она нагнулась, подхватила горсть снега, скатала его в снежок и со всей силы кинула в голубя подбирающего у подъезда крошки: – Дёрнуло же меня такое сказать. Ну поставила бы она мне двойку и ничего бы не произошло. Двойкой больше, двойкой меньше, какая разница.
Голубь сделал круг, опустился на землю, посмотрел на Лену, наклонив голову.
– Да фиг с тобой, жри, я тебя не трону. Миру мир, а мне война.
На семейном совете, собравшимся в силу чрезвычайных обстоятельств, было решено, на Новый Год никуда не ездить. Отцовской тётушке послать поздравления и бандероль, а Лене вменить в обязанность мыть посуду после еды за всей семьёй, а также мыть полы и стирать для себя, но при этом, использовать для стирки стиральную машину, было запрещено.
Вынесенный вердикт гласил: – Приступить к воспитанию трудом немедленно.
Праздничные дни Лена провела за мытьём посуды. Она даже не подозревала о том, что посуду надо мыть по три, а то и по четыре раза в день. Семья дружно садилась за стол завтракать, обедать, ужинать и всякий раз после этого в мойке оставалась гора грязных тарелок. О кастрюлях-сковородках и говорить не приходилось. Капая на губку жидкость для мытья посуды Лена, морщилась и мысленно прикидывала, как бы подлизаться к бабушке и вернуть ей её почётную обязанность заниматься мытьём посуды. Она знала, что отец строго настрого запретил бабушке подходить к мойке и бабушка, торжественно дала обещание выдержать характер во имя счастливого будущего внучки. Зная, что бабушка, как бывший библиотечный работник, имеет слабость к детям увлечёнными чтением, в первый рабочий день, после новогодних выходных Лена вытащила с верхней полки книжного шкафа большой энциклопедический словарь и положила его себе на кровать, на самое видное место. Однако эта уловка не сработала, и тогда Лена придумала другой ход.
– Бабуля, можно я помою посуду немного позже, мне очень хочется дочитать главу из книги, – голос у Лены был приторный как сахарный сироп.
Бабушка немного поколебалась и согласилась. А через час, когда Лена зашла на кухню, то увидела, что тарелки ровненько стояли на полке, блестя чистыми боками.
– Теперь надо решать вопрос с мытьём полов, – подумала Лена: – Жаль, что Пашка ещё совсем мелкий, можно было бы заинтересовать его за пару жвачек в неделю.
Вопрос со стиркой решился как-то сам собой, и Лена почувствовав некоторую свободу, вспомнила о своём знакомом. Городского телефона в семье не было, поэтому пришлось тихонечко вытащить телефон из маминой сумочки. Сидя на краю ванны за плотно закрытой дверью она по памяти набрала номер его телефона. Длинные гудки. Трубку долго не брали, наконец, послышался голос.
– Алло.
Лена растерялась, ей ответил женский голос. Ничего не говоря, она нажала на красную кнопку. Ловить было нечего.
После зимних каникул в классе был проведён урок этики, психолог долго и нудно объясняла всем присутствующим, как важно говорить друг другу добрые слова. Когда эта тягомотина закончилась, и весь класс дружно вывалил на школьное крыльцо, Лену окликнула одноклассница. Лена от разговора ничего хорошего не ждала, но проявлять трусость было не в её характере.
– Курица, тебе на Новый год Дед Мороз что принёс?
– Какой Дед Мороз? – Лена не сообразила о ком и чём её спрашивают.
– Как какой? Который на крутой тачке тебя в «Жемчужину Королевы» возит.
– А-а-а, он, кольцо подарил.
– Покажи.
– Дома лежит, – отовралась Лена.
– Врёшь!
– Не вру.
– Тогда принеси его завтра в школу.
– Принесу, если не забуду.
– Да уж не забудь, пожалуйста, – одноклассники ей не верили.
Кольца у Лены не было и было ясно, что взять его на один день не у кого. Купить его она тоже не могла. Показать одноклассникам бижутерию и рассчитывать на то, что подлог не откроется, было глупо.
– Самое время заболеть, – думала Лена, слушая через стену телевизионные новости: – Только болеть надо по настоящему, фокус с термометром не пройдёт.
Болезни бывают разные. Можно обвариться кипятком, можно сломать ногу или руку можно отравиться протухшей колбасой или заболеть воспалением лёгких. Лена не представляла себе, как она будет обливать себя кипящей водой из чайника или ломать себе руки и ноги. Залежавшийся колбасы в доме никогда не держали, оставался только один вариант – простудится. Она соскользнула с кровати, босиком, взяв тапочки в руки прошла в ванную, там она намочила тапки обула их и не набрасывая на плечи куртку, как была в пижаме, вышла на балкон. Ветра не было. В какой-то момент мокрые тапки показались ей тёплыми, но уже через полминуты ноги стали замерзать.
– Ещё минут пять и всё будет как задумано, – уличный термометр прилепленный к оконной раме показывал минус двадцать один. Холод пробрался глубоко внутрь: – Когда выздоровею, скажу им что простыла на горнолыжном курорте. Да, именно на горнолыжном, удивлять, так удивлять!
Однако утром Лена не чувствовала себя больной.
– Придётся идти в школу, – она попыталась покашлять, но горло не болело: – Может молока из холодильника выпить.
– Леночка, бабушка заболела, ты можешь сегодня с ней и Павликом посидеть? – о таком мамином предложении можно было только мечтать.
– Не знаю, – сердце у Лены от радости забилось учащённо.
– Я позвоню в школу, предупрежу о том, что ты не придёшь на уроки.
– Ладно, только не задерживайся на работе.
Бабушка лежала на диване укрытая двумя одеялами, Пашка сидел рядом на ковре и старательно выковыривал у плюшевого медведя глаз.
– Свари ему кашу, почитай сказку, а мне принеси чай с лимоном.
– Начинается, – недовольно подумала Лена.
– Мне скучно, поиграй со мной, – Пашке всегда было скучно.
– Отцу на завтра нужна чистая рубашка, – напомнила бабушка.
– Я то тут при чём? – Лена начала злиться.
– Постирай ему.
– Лучше бы в школу пошла, – день без школы уже не выглядел днём отдыха: – Там, по крайней мере, не надо ничего делать.
Лена не стала варить кашу. Принесла бабушке чай, сунула брату пачку печенья, разукрашку с карандашами и села мечтать.
– О чём ты так задумалась, моя хорошая.
– Об экзаменах.
– Умница, вот твой дедушка тоже очень любил учиться.
– Расскажи мне о нём. Пусть лучше рассказывает свои воспоминания, чем заставляет работать, – придумала хитрость Лена.
– Мы когда женились, было время хорошее, спокойное, не то, что нынешнее, – воспоминания бабушки были длинные и неспешные.
День прошёл быстро, вечером мать на кухне гремела посудой. Отец, как умел, развлекал Пашку. Бабушка дремала, а Лена придумывала, как бы ей завтра выкрутится в школе.
Шла вторая половина первого урока. Лена подняла руку и попросилась выйти. Учительница разрешила. После случая с отказом отвечать урок, Лену опасались и старались не вызывать к доске, отсутствие её на уроках негласно приветствовалось. Лена это чувствовала, чувствовали и одноклассники. Она вышла и почти тут же зашла в класс. Учительница сидела за столом, рассказывала о фотоэффекте, когда она подняла глаза на входящую Лену, слова застыли на губах, а глаза буквально вылезли из орбит. Класс замер. Лена вышла с тёмным хвостиком, а вошла блондинкой с короткой стрижкой и ярко накрашенным как у джокера губами. Красная помада рассекала лицо от уха до уха, а один глаз был грубо обведён чёрным карандашом. Весь оставшийся учебный день Лена была в центре внимания всей школы. Она чувствовала себя победительницей. Она зацепила! К весне ей уже некогда было учить уроки скандальные выходки и вызывающее, шокирующее поведение стали для неё нормой. Лена привлекла к себе внимание и была очень довольна собой. Она выделилась из серой школьной толпы, она не похожа ни на кого. Учителя между собой называли не иначе как «Эта наглая». Лена считала себя храброй, человеком которому всё нипочём, и сделала один очень важный для себя вывод: – Чтобы быть в центре внимания не обязательно корпеть над уроками, и не важно, знаешь ли ты на зубок закон Ома, главное это напор и независимость.
За окном шёл май, репетиционные экзамены по ЕГЭ уже начались. Химичка, нацепив на кончик носа очки, в последние дни старалась донести до учеников то, что не смогла донести до учеников за четыре года. К концу урока старушка рискнула и вызвала Лену к доске.
– Курицына, ты не хочешь выйти к доске, и ответить какие характерные химические свойства у предельных одноатомных и многоатомных спиртов, фенола, альдегидов, предельных карбоновых кислот, сложных эфиров?
Лена встала, и глядя прямо в сверкающие стёкла очков учительницы ответила: – Нет, не хочу, – и тут же без паузы добавила: – Я пить хочу.
Сказав это, Лена достала и поставила на парту перед собой большую кружку для пива. Кружка с надписью «Арсенальное», вытянулась по швам, взяв под козырёк руку-ручку. Следом за пивной кружкой на парте появилась литровая коричневая пластиковая бутылка пива «Очаково». Химичка не смотря на свою подагру сделала марш-бросок, победно ухватила бутылку за горлышко и потянула к себе. Лена не возражала.
В кабинете у директора было солнечно, сама директор сидела за столом чёрной тучей. На столе перед ней стояла бутылка «Очакова», химичка закрывала спиной дверь, как предполагаемый путь к отступлению. Лена стояла посреди кабинета и изображала Лунтика, когда он произносит фразу «Я родился».
В дверь поскреблись, а затем в кабинет директора ввалился Лёнька, он, ехидно улыбаясь, со стуком поставил рядом с бутылкой пивную кружку: – Курица, ты своё имущество забыла, – и вышел.
– Спасибо, – Лена взяла в руки бутылку, открутила пробку и под пристальным взглядом директора наполнила кружку водой.
– Что это? – химичка поправила очки и отошла от охраняемых дверей.
– Что это? – привстала директор.
– Вода, – Лена едва сдерживала усмешку.
– Какая вода? – химичка явно не понимала что происходит.
– Которая «АШ ДВА О», – Лена почти смеялась.
– Всё! Свободна, – химичка и Лена вышли.
Выпускной настал, в кабинете директора был накрыт стол. Учителя не громко общались между собой. Директор попросила физрука открыть бутылку шампанского и налить бокалы.
– Поздравляю нас всех, – она подняла бокал над головой.
– Избавились, наконец, – закатила глаза химичка.
– Ждала этот выпуск, дни считала, – вздохнула классная.
– Поздравляю нас всех, аттестат вручён, больше мы её не увидим и никакой ответственности больше нести не будем. Ура, коллеги!
Дверь захлопнулась. Полицейский подтолкнул Лену к скамье: – Сиди, жди.
– Это что за овца? – удивился дежурный.
– Не овца, а мокрая курица.
– Напилась?
– Нет, обкуренная стерва.
– Тащи её в обезьянник, утром разберёмся, – полицейский зевнул: – Куда только школа смотрит.
КОПЕЙКА РУБЛЬ БЕРЕЖЁТ
Степан бросил курить. Бросил не потому, что поверил угрожающим надписям на коробках или посмотрел страшные фотографии изуродованных никотином лёгких и не потому, что боялся пассивным курением нанести вред домашним, в его голове засела мысль о том, что денег, как их не зарабатывай, никогда не будет, если их тратить. Всю ночь он ворочался с боку на бок и решал, как сделать так, чтобы всё оставалось по-прежнему, но при этом тратить деньги было не надо. Всем известно, что главный расход в каждой семье это еда. Как пойдёшь в магазин, так и считай что, нет пол зарплаты.
Особой его не любовью пользовались размножающиеся как грибы после дождя супермаркеты. Но, как бы Степан ни обходил их стороной, каждый рабочий день заканчивался тем, что он смирно стоял в очереди у кассы и касса, попискивая, подсчитывала его убытки.
– Да будь я трижды не ладен, – ругал себя Степан: – Завтра пройду мимо и никаких магазинов!
Вечером, откупоривая бутылку пива и раскладывая на столе солёную рыбу, он делился своими подсчётами с женой: – Вчера зашёл в супермаркет, взял бутылку пива, нарезку из колбаски, нарезку рыбы и оставил этим проходимцам триста пятьдесят рублей, сегодня зашёл, и так каждый день.
Жена молча пожимала плечами, вздыхала и присаживалась к краю стола: – Всё дорого, нам бы небольшую теплицу поставить, или парничок на крайний случай, зелень своя к столу всегда будет.
Степан мысленно подсчитывал. сколько стоит зимой пучок петрушки и соглашался: – Да. Неплохо было бы поставить.
– Послезавтра суббота, – обрадовано подхватывала жена: – Вот и начнём, я в магазине присмотрела всё, что для этого надо.
– Опять деньги тратить, – Степан недовольно шмыгал носом.
– Так тебе же витамины нужны, – пыталась найти веский аргумент жена.
– А деньги у тебя на теплицу есть? – Степан испытующе глядел жене в глаза.
– Найдём.
– Покажи то место, в котором можно, вот так, без ничего деньги найти.
– У меня заказ на два платья и две юбки.
– Хватит ли? – жена, пожав плечами, отходила к плите и перевёртывала оладушек.
– Вот хожу я мимо магазина домой и вижу, – продолжал рассуждать Степан: – Люди как крысы, тянут полные сумки, тянут.
– Так ведь кушать надо всем, – возражала жена.
– Надо, конечно, кто против, вот только не в таких количествах!
– Не нам судить, кто и сколько ест, деньги не наши, чего считать.
– Вот ты можешь сама хлеб печь, я посчитал, так дешевле почти в два раза будет.
– Конечно, дешевле, – соглашалась жена.
– И мелочь всякую можно руками стирать, нечего машинку по пустякам гонять.
– Смотря что, мелочью считать.
– Рубашки можно руками, – начал перечислять Степан, доливая в стакан пиво: – Полотенца моя мама всегда кипятила, а можно просто замочить и потом руками простирнуть, чтобы газ не тратить.
Жена переложила все оладушки в миску, посыпала сахаром и опять присела к столу.
– Вот сахаром посыпала зря, пусть бы каждый сам себе по ложечке положил и хватит, а так если каждый день посыпать, то никаких денег не хватит.
– Ты вот рыбку ешь, а нам с сыном и хвостика не перепадает, хоть оладушек пусть сладким будет, – попыталась перебить Степана жена.
– Так ведь я, в отличии от тебя и работаю как вол.
– Я вроде тоже без дела не сижу.
– Именно вроде. Вот что будешь делать, если мне зарплату урежут? – мысль о экономии подобным образом мелькнула в голове Степана.
– Почему урежут?
– Кризис он везде кризис, телевизор посмотри, узнаешь.
– Некогда мне его смотреть, – отрезала жена.
– Это хорошо, он зараза тоже энергии жрёт немерено.
– Может, свечки купим? – съязвила жена.
– Ты не брыкайся, я дело говорю, со следующего месяца кошт в два раза меньше станет, – соврал Степан.
– Как же с коммуналкой будем? – жена испуганно часто заморгала веками.
– Бережливее придётся быть, – Степану понравилось пугать жену.
Он допил пиво, бережно собрал в пакетик остатки форелевой нарезки и положил его в холодильник.
– Завтра покупать не придётся, – прокомментировал он свои действия.
– Борщ есть будешь?
– Если только чуть-чуть.
Жена поставила перед Степаном полную тарелку борща и тарелку с хлебом.
Степан помешал в тарелке, зачерпнул и посмотрел ложку на свет.
– Картошки поменьше клади.
– Могу и капусты поменьше класть, – жена пожала плечами и отвернулась.
– Капусту оставь как есть.
– И на том спасибо.
– Микроволновка не работает, – предупредил Степан жену, вставая из-за стола.
– Что с ней?
– Сгорела. Будет время, починю, а пока не включай, а то может пожар случиться.
Дверь на кухню открылась, не включая свет, и подсвечивая себе мобильным телефоном, вошёл Степан. Засветилось нутро холодильника, Степан переложил пакетик с нарезкой в морозильник, поставил на огонь чайник. Порывшись в хлебнице, достал хлеб, отрезал ломоть, густо намазал его маслом, немного подумав, намазал ещё один кусок и сел пить чай. Напившись чая, Степан смахнул со стола на пол крошки и вышел.
Серое окно, пасмурное небо, тишина в доме не располагали к активным действиям. Подремать в такое субботнее утро святое дело. Полежав час, Степан встал. Зевая во весь рот и потягиваясь, он нажал кнопку микроволновки, предварительно засунув в неё припасённую котлету «по киевски».
– Опять пошла, деньги тратить, – недовольно подумал Степан о жене: – Не помню кто, но кто-то говорил, что молоко после пятнадцати лет пить вредно. Придёт, запрещу ей покупать его.
Он вышел из кухни, вернулся с мобильным, потыкал в кнопки, послушал сообщение «абонент временно недоступен», чертыхнулся, съел свою котлету и пошёл досыпать. Время шло, ближе к полудню голод стал беспокоить Степана, а жена всё не появлялась.
– Чёрт, что за жизнь у меня, – приговаривал он, гремя крышками на кастрюлях: – Где-то здесь должны быть макароны.
Лист бумаги, лежал на пачке с рисом и не сразу попался Степану на глаза. На листе крупными буквами было написано: «Копейка рубль бережёт, а я буду беречь свое здоровье, мне не по карману содержать домашнее животное».
– Дура, где она домашнее животное нашла, у нас даже попугайчика нет, – Степан скомкал лист и бросил его в корзину для мусора.
ФРОСЯ
Наступило утро. Фрося сидела на бетонном блоке отгораживающим проезжую часть улицы от пешеходной. Междугородний автобус медленно заполнялся желающими ехать. Тётка с микрофоном зазывала потенциальных клиентов к остановке, ветер шевелил обёртки из-под не понятно чего, валяющиеся у стволов деревьев, водитель автобуса перебрасывался матерком со своим напарником и курил сигарету. Периодически к Фросе подбегал сын, прикасался к её толстым коленкам, не прикрытым краем юбки и требовал: – Купи мороженное!, Купи шоколадку!, Купи игрушку!
Получив желаемое мальчишка отходил в сторону, оббегал вокруг ларька с прохладительными напитками, пугал голубей и воробьёв и снова начинал клянчить: – Купи!
Фрося не обращала на него внимания, все капризы её сына выполнял сопровождавший её мужчина. Он был рад тому, что у него была возможность отходить от Фроси и не смотреть ей в глаза.
– Ты приедешь ко мне? – спрашивала Фрося.
– Приеду, если дела не помешают.
– Пусть не помешают, – просила Фрося.
– Мама, купи свистульку, – орал подбегая от куда-то сзади сын.
– Дома куплю, – обещала Фрося.
– Я куплю, – отзывался мужчина.
Он ненадолго отходил, а когда возвращался, изображал на лице бесконечную печаль. Фросе было так грустно, что хоть плачь. Губы на её рубленом лице подёргивались, она не переставая вздыхала и предано смотрела на провожающего её мужчину.
– Будет тебе, мы еще увидимся, – уверял её он.
– Ты к Новому Году приезжай, – настаивала Фрося.
– Я себе не хозяин, как работа позволит.
– На Новый Год выходных много.
– Да, конечно.
– Значит приедешь! – утвердительно ставила точку Фрося.
– Посмотри, – мужчина указал рукой в сторону ступенек ведущих на железнодорожный вокзал.
– Что там? – отозвалась Фрося.
– Аркадий приехал.
– Какой Аркадий?
– Коллега мой, извини, я отойду на минуту.
Фрося машинально поправила волосы и одёрнула кофтоку. Но мужчины к ней не подошли и Аркадию она представлена не была.
– У него здесь, наверное, есть другая женщина, – думала Фрося.
– За Аркадием сейчас машина приедет и он меня подбросит домой, – мужчина протянул Фросе воздушную вату.
Откуда ни возьмись появился Фросин сын, он ловко ухватил палочку с комком сахара и заорал во весь голос: – Ты мне еще что-нибудь покупать будешь?
– Тише ты, – прицыкнула на него Фрося.
– А ты к нам приедешь? – он в точности, как было велено, повторил фразу матери.
– А ты хочешь, что бы я приехал? – мужчина слегка склонился к мальчишке.
– Хочу, – проорал тот.
– Мы оба тебя будем ждать, – зашмыгала носом Фрося.
Мужчина присел рядом с ней на бетонный блок. Фрося привалилась к нему боком и тихо, чтобы не слышали окружающие, начала жаловаться на свою одинокую женскую судьбу. Мужчина приобнял её за плечи. Лицо Фроси расплылось в улыбке и стало от этого ещё шире, глаза превратились в щёлочки, и уже никого не стесняясь, она обняла своего спутника. Он похлопал её по спине, затем похлопал себя по колену.
– Садись сюда, на камне холодно.
Дважды повторять не пришлось, Фрося тут же пересела к нему на колени, а рядом, на освободившееся место плюхнулся её сын.
– Ты приедешь, а я ждать буду.
– Конечно, моя хорошая, конечно приеду.
– Я люблю тебя, – прошептала Фрося.
– Я тоже тебя очень люблю.
– Автобус Белгород – Москва отправляется, прошу отъезжающих занять свои места, – скомандовала тётка с микрофоном.
Фрося вздохнула, мужчина поцеловал её в щёку, приподнял со своих колен и встал.
– Ну давай пять, – он потрепал по макушке мальчишку и пожал его липкую от сахара ладонь.
Фрося втолкнула в автобус сына и медленно, оглядываясь, поднялась следом за ним. Автобус тронулся, развернулся боком, мужчина, стоя на тротуаре помахал ему вслед.
Когда автобус скрылся за поворотом, он выдохнул: – Фу, – и сел в ожидавшую его машину.
– Кто такая? – полюбопытствовал Аркадий.
– Да так, дура одна.
– Давно знакомы?
– Давно, лет семь.
– Пацан твой?
– А кто его знает.
– И что теперь?
– Не знаю, обещал на Новый год в гости к ним приехать, – вздохнул мужчина.
– Поедешь?
– Конечно, нет.
– Зачем тогда привечаешь? – удивился Аркадий.
– Не могу я женщинам отказывать.
– Тогда терпи.
Светофор переключился, сзади нетерпеливо засигналил водитель маршрутки, Аркадий пристегнул ремень и машина, набрав скорость, скрылась за деревьями.
АВИТАМИНОЗ
Надя посмотрела на часы.
– Пора, – сказала она сама себе, налила в стакан воду, достала блистер и выдавила из него на блюдце три таблетки. Немного подумав, она выдавила еще две таблетки: – Наверное, хватит, – решила она и сгребла их в ладонь.
Таблетки прилипли к нёбу. Надя оторвала их языком и чтобы они быстрее растворились, не стала глотать, а начала пережевывать. Таблетки были никакие, ни горькие, ни сладкие, они быстро распадались на мелкие части и тут же растворялись в слюне. Надя запила неприятный металлический вкус, оставшийся во рту и села ждать. Под мерное тиканье часов она закрыла глаза.
Раздался звук проходящего за стеной лифта. Вот лифт остановился, послышались шаги, звяканье ключей в замочной скважине, дверь открылась.
– Твою мать! – это муж переступил через порог квартиры.
Надя открыла глаза, но продолжала сидеть.
– Мать так мать, – равнодушно подумала она.
Муж переобулся, вымыл руки и вошел на кухню.
– Время ужинать, – он сел за стол спиной к окну.
Свет, падающий ему на спину, расплывался ореолом над его фигурой и от этого он казался неземным существом.
– Всё готово, – откликнулась Надя и тяжело встала со стула.
– Тарелки кто мыл?
– Жека мыл.
– Когда?
– Из школы пришёл и помыл.
– Я у него спрошу.
– Спрашивай, – Наде было всё равно.
– Позови его к столу.
Надя вышла и вернулась с сыном. Женьке было тринадцать лет, внешне он напоминал тушканчика – переростка. Огромные веснушки не украшали его лицо, но делали очень трогательным и беззащитным.
– Кто мыл тарелки? – строго спросил глава семьи.
Жека замешкался с ответом и Надежда, чтобы выручить сына и себя поторопилась ответить.
– Врёте, – отрезал муж и добавил: – Упал, отжался.
Жека немного попятился, присел, оперся на ладони и начал отжиматься.
– Один, два, три, четыре, – громко и отчетливо считал отец.
На восьмом отжимании Жека начал помогать себе коленками. Отец заметил и скомандовал: – Пятнадцать приседаний, мыть руки и обедать. Время пошло.
Надежда всё это время стояла в стороне и старалась слиться со стенкой, на которую опиралась.
– Сколько раз говорил, мужчина растёт, не смей баловать, – муж был не доволен.
Надя согласно кивнула головой и промолчала. Все сели за стол. Ели молча. Женька глотал куски, не прожёвывая, Надя напротив, долго разжёвывала каждый откусанный кусочек.
– Не спи, – муж уже управился с ужином.
– Чай пить будешь? – спросила в ответ Надя.
– Чуть позже.
– Уроки выучил?
– Выучил, – процедил Жека, не поднимая на отца глаза.
– Смотри на меня, а не в пол.
– Смотрю, – Жека приподнял голову и посмотрел на отца.
– Проверю, а сейчас свободен.
Жека сполз со стула, сказал спасибо, сложил посуду в мойку и исчез за дверью. Надя ждала того момента, когда муж проверит дневник сына, посмотрит его тетради и пойдет к телевизору смотреть новости.
– Мне на завтра рубашку голубую, галстук в синюю полоску и серый пуловер, – муж встал из-за стола.
Ряд чистых отглаженных рубашек висел в шифоньере в порядке от светлого к темному. Глаженые носки со стрелочками лежали стопкой, рядом стояла стопка носовых платков. Надя еще раз глянула на них, чтобы убедиться в том, что всё лежит и висит, так как положено. Надин характер позволял ей обходиться без такого дотошного порядка, но дисциплина, возведённая в ранг абсолюта, должна была соблюдаться.
Муж лично взвесил и погрузил в стиральную машину бельё, отложенное для стирки: – Гладить будешь утром, кнопки не нажимай.
– Как скажешь, – хотела сказать Надя, но только кивнула головой.
– Завтра пойдёшь к участковому врачу.
– Зачем? – удивилась Надя.
– Пусть определит, почему ты спишь на ходу.
– Погода ненастная, – идти в поликлинику Наде не хотелось.
– Авитаминоз, – поставил свой диагноз муж.
Россия – священная наша держава, на первых нотах гимна Надя открыла глаза.
Россия – любимая наша страна, допел хор и Надя встала рядом с сыном.
Могучая воля, великая слава – Муж широко развернул плечи и поставил ноги на ширину плеч.
Жека, в землистого цвета спортивном костюме, вытянулся по швам, прижав тонкие ручонки к бедрам.
– Посмотри, как сын стоит, бери пример, – эти слова относились к Наде.
Она, насколько возможно, свела лопатки и втянула живот.
– Наклон влево, наклон вправо, наклон вперёд, – Женя и Надя следовали указаниям диктора, звучавшим из старого магнитофона.
– Душ, чистка зубов пять минут, Жека идёт вторым, Надежда идёт первой, – голос мужа звучал громко с настроением.
Завтрак стоял на столе минута в минуту. Одевались по погоде и показаниям термометра за окном. Из дома вышли втроём. У подъезда отец пожелал Женьке успехов в учёбе и Жека вприпрыжку, перескакивая через лужи, ринулся прочь со двора. Надя с мужем зашли в аптеку. Глава семейства купил витамины, один флакон засунул в свой карман, второй вручил Наде, затем поцеловал жену и отправился на работу. Девушка в окошке улыбнулась: – Какой внимательный у Вас супруг. Он кто по специальности?
– Бывший военный, подполковник в отставке.
– Да, чувствуется военная выправка, – девушка в окошке ещё раз улыбнулась.
– Мне как обычно, – попросила Надя.
– Помню, ново-пассит, тенотен.
– И глицина, побольше, – добавила Надя.
МУЗЫКАНТ
Поверни голову влево, теперь подними подбородок. Так хорошо. Теперь левый локоть чуть выше, отведи правую руку в сторону, положи смычок на струны. Отлично. Ваня стоял перед фотографом и позировал на фоне экзотического острова, нарисованного на фото обоях. Варя стояла в стороне и придирчиво смотрела на происходящее. Фотосессия закончилась. Ваня снял стягивающую шею бабочку, шмыгнул носом и сложил скрипку в футляр.
По дороге домой Варя купила дюжину конвертов, большой торт и пару бутылок красного вина. Яркий осенний день играл солнцем в поредевших кронах деревьев. Осенний воздух был наполнен запахом листвы, откуда-то из дворов тянуло дымом костра, серые скворцы, в последний раз облетая над крышами домов, собирались в стаи. Душа Вари пела как скрипка.
– Шевели ногами, – она взяла сына за руку и потянула за собой.
– Давай листьями по шуршим, – предложил Ваня.
– Другой раз сынок.
– Ну давай по шуршим, – Ваня попытался поддеть ногой груду сухих листьев лежащих на краю тротуара.
– Нам некогда.
– Ну чуть – чуть, – попросил Ваня.
– Ты уже взрослый мальчик, тебе всегда надо помнить, что на тебя люди смотрят.
– Давай последний раз пошуршим и больше никогда не будем, – Ваня ещё раз попытался поддеть ногой ворох осенних листьев.
– Вот далось тебе это «пошуршим», – Варя пихнула ногой груду листьев и они с хрустом разлетелись в разные стороны: – Надо успеть позаниматься, поторопись.
К вечеру стали собираться гости. Они приносили подарки, но прежде чем получить подарок Ваня становился на табуреточку и старательно выводил «Петушка», «Ходит зайка по саду», «Ёлочку», «Сидит ворон на дубу». Гости зачаровано слушали.
– Молодец, – говорила ему Варина начальница, вручая подарок.
– Талант, – вторил ей Варин коллега.
– Расти большой, не будь лапшой, – шутил муж начальницы.
– Не вырастит лапшой, он будет знаменитым музыкантом, – уверяла всех Варя.
После каждой похвалы Ваня вытягивался по струнке. Чтобы выглядеть совсем молодцом, он слегка приподнимался на носках и смотрел прямо перед собой. Последняя гостья, Варина подруга, расчувствовавшись, попросила Ваню еще раз сыграть «Петушка», её дочь, почти ровесница Вани и единственный ребёнок на его дне рождения, пряталась за мать, показывала Ване язык и морщилась при каждом движении смычка. Он изредка, краем глаза, гордо смотрел на неё и назло этой девчонке готов был играть «Петушка» не переставая. В заключение показа своих талантов Ваня сосредоточенно и важно исполнил «Как под горкой под горой». Приглашённые на его день рождения дяди и тёти восторженно хлопали в ладоши, и Варя была счастлива, что сын её не подвёл, что он был лучшим.
Забрав все подарки, Ваня удалился в свою комнату. Свалив их грудой на стол, он стал распаковывать пакеты. Дверь, скрипнув, открылась, маленькая гостья неслышно вошла в комнату.
– Смотришь?
– У меня теперь две железные дороги, – Ваня показал девочке два одинаковых пластмассовых паровозика.
– У моего младшего братика такой же. Ещё что подарили? – девочка подошла к столу.
– Сейчас посмотрю, – Ваня начал развёртывать следующий подарок.
– Мне куклы дарили.
– Ты девочка.
– Тебе должны машины на батарейках и пистолеты дарить.
– Нет, мне дарят серьёзные подарки, – возразил Ваня.
– Что значит, серьёзные? – спросила девочка.
– Не знаю, мама так говорит, – Ваня вытащил из коробки большую книгу.
Девочка взяла книгу, повертела её в руках и положила на стол.
– Тебе мама что подарила?
– Ноты, – Ваня ткнул пальцем в ворох бумаг на полке.
– Зачем?
– Я должен стать знаменитым музыкантом.
– А если не станешь, тогда что? – девочка тряхнула кудряшками.
– Не знаю, – Ваня пожал плечами.
– Я люблю в мяч играть, – сообщила девочка.
– Я тоже люблю, только времени не хватает.
– Куда ты его деваешь?
– Я много занимаюсь, – Ваня важно приподнял подбородок и выпятил грудь.
– Много скрипишь?
– Скриплю, – Ваня бросил взгляд на футляр, в котором лежала скрипка.
Девочка понимающе кивнула головой и её кудряшки согласились вместе с ней: – Меня тоже отдавали в музыкалку, когда я была маленькая как ты.
– Я не маленький, – нос картошка у Вани дёрнулся.
Девочка пропустила мимо ушей это замечание и продолжила: – Я не стала туда ходить.
– Меня мама водит, – уточнил Ваня.
– Меня бабушка водила, тебе нравится скрипка? – одним махом выпалила девочка.
– Да, – Не сразу ответил Ваня.
– И кто тебя слушает?
– Мама любит, когда я играю на скрипке, – на мгновение Ваня увидел мать, которая смотрела на него, умильно прижав руки к груди.
– Ей нравится, как ты пилишь?
– Я не пилю, я играю, – нос картошка опять дёрнулся.
– Нет, ты пилишь, пилишь.
– Я должен быть самым лучшим.
– Кому должен? – удивилась девочка.
– Не знаю.
– Выброси её, – предложила девочка с кудряшками.
– Нельзя, – испугался Ваня.
– Зоя! – это позвали девочку.
Она еще раз тряхнула кудряшками, жеманно повела узкими плечиками и выскользнула из комнаты
Гости уходили дружно. Каждый трепал Ваню по голове. Ваня послушно соглашался быть здоровым, умным, не огорчать маму и перейти с пятёрками во второй класс. Варя улыбалась, приглашала всех присутствующих на следующий Ванин день рождения и обещала, что он удивит их своими достижениями в музыке еще больше.
– Какой же ты у мен я молодец! – Варя повернулась к сыну, закрыв за гостями дверь, и хотела поцеловать сына, но Ваня уже поторопился уйти в свою комнату и не получил благодарный поцелуй матери.
В комнате он свалил все подарки на пол, поставил рядом два паровозика, оценивающе посмотрел на них долгим взглядом и медленно, не торопясь наступил на паровозик, стоявший по правую сторону, затем подумав, наступил на паровозик, стоящий слева и чтобы Варя не увидела эту расправу, зашвырнул обломки под кровать.
Утром Варя решила, что за хорошее выступление Ване положен поощрительный подарок. Выждав, когда Ваня доест кашу, она торжественно объявила: – Одевайся, мы идём в магазин покупать тебе еще кое-что.
– Воздушного змея? – предположил Ваня.
– Нет, лучше.
– Вертолёт?
– Нет, лучше.
– Спайдера?
– Кто это такой? – удивилась Варя.
– Бакугана, как у Лешки?
– Нет, и не гадай, – засмеялась Варя:– Обещаю, это будет потрясающий подарок.
– Компьютер? – Ваня закатил глаза и зажмурился от удовольствия, которое доставила ему эта мысль.
По дороге в торговый центр они зашли в фотоателье и забрали Ванины фотографии. На пороге ателье Варя остановилась: – Отлично получился, обязательно пошлём одну твоему деду с напоминанием о твоём дне рождения, пусть поздравит.
– Пойдём, – Ване не терпелось попасть в магазин.
– Как ты похож на своего отца! Дед не сможет не расчувствоваться. Запомни, ты должен быть лучше, чем остальные его внуки и тогда папа к нам вернётся. Ты ведь хочешь, что бы папа к нам вернулся?
– Хочу, – ответил Ваня, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты должен стать любимым внуком, – назидательно поставила точку Варя.
– Буду, – пообещал Ваня: – Только пойдем.
В торговом центре было шумно, всюду сновал народ. Лестница с прозрачными перилами увозила и привозила людей, они пестрили в глазах, но ещё больше пестрили витрины отделов с товарами. Возле отдела спорттовары Ваня замер. На полках, в ярких коробках стояли коньки и ролики, скейтборды и бумеранги, баскетбольные и футбольные мячи. Боксерские груши висели высоко над головой в окружении толстых ярких перчаток. В стороне, в ожидании покупателей, застыли выставленные вряд велосипеды. Лыжи стояли поодаль и ждали зиму. Надувной бассейн был заполнен ракетками, воланами, масками для плавания, ластами и прочим летним ассортиментов. Варя провела Ваню мимо.
– Футбольного мяча не будет, – правильно сделал вывод Ваня.
Варя и Ваня прошли еще не много и уткнулись в надпись, компьютеры, ноутбуки, софт. Ваня остановился и стал по слогам читать: – Программное обеспечение, комплектующие, компьютерная периферия, оргтехника.
– Мама, что такое комплектующие? – спросил он у Вари.
– Это как запасные струны для твоей скрипки, – Варя двинулась от витрины.
– Компьютер она мне не купит, – радость от похода в магазин несколько погасла.
Однако возле отдела с игрушками хорошее настроение к Ване вернулось.
– Постой здесь, я сейчас приду.
Ваня не заметил, куда ушла мать. Он шёл вдоль полок и рассматривал выставленные на показ игрушки: набор конструктора Лего, флагманский корабль Краггера, неокуб, Fantastic Чемодан агента 007, Fantastic Сундук пирата.
– Пусть будет Чемодан агента 007, – попросил Ваня проведение, предложившее ему подарок сверх того, что он получил на день рождение: – Или робота-собаку. Может и агента 007 и собаку, сразу?
– Ванечка, – это его позвала мама, она всегда называла его ласково, когда была им очень довольна: – Держи! – Варя торжественно вручила Ване большой свёрток.
– Что там? – хотел спросить Ваня, но посмотрев на мать, не спросил.
– Это ноты для третьего и четвёртого класса, – обрадовала его Варя.
Дома, после обеда, Варя начала писать письма всем родственникам, вкладывая в каждый конверт фотографию Вани. Что бы писалось веселее, она велела Ване взять скрипку и играть что-нибудь. Ваня не посмел ослушаться, достал инструмент, приладил его на плече и уныло затянул «Петушка».
– Хватит, – Варя облизнула кромку и заклеила конверт: – Иди к себе, почитай что-нибудь.
Варя отложила запечатанный конверт и взялась писать следующее письмо. Последнее письмо предназначалось деду. В нём она расписывала: как Ваня любит деда, как хорошо учится, как хвалят его учителя, какой он дисциплинированный, какой он одарённый музыкант.
В это время одарённый музыкант Ваня, сидя на полу, сосредоточенно выдирал листы из сборника нот.
Письмо для деда получилось большим. Варя буквально по минутам расписала, как живёт Ваня, что делает и что думает. Она перечитала исписанные листы два раза, аккуратно сложила и вложила в конверт.
– Фотографию надо надписать, – Варя позвала сына.
– Сынок, иди сюда, быстрее, – Ваня услышал голос матери, вздрогнул от неожиданности, глаза его забегали, он резко встал, ударился коленкой о стул, но от страха не почувствовал боли, торопливо открыл портфель, нашарил пенал, вытащил из него клей-карандаш и начал вклеивать в сборник выдранные листы.
СКАНДАЛ
В воздухе витал назревающий скандал. Нона Григорьевна в который раз прикидывала, как ей начать серьёзный разговор, что ей сказать в первую очередь, что сказать во вторую и какими словами завершить выяснение отношений. Она была смуглой женщиной сорока восьми лет, крупной, с крупным носом, большими чёрными глазами и гладко зачёсанными чёрными волосами. Тому, кто впервые видел её, казалось, что она груба и слишком прямолинейна, однако впечатление это было не верным, главной чертой её характера была сердобольность. Она сердечно относилась к окружающим, с готовностью помогала любому, кто нуждался в помощи, и окружающие пользовались этим качеством её души, ничуть не стесняясь. Для своей соседки Ксении она была настоящей скорой помощью. Если Нона Григорьевна пекла пирог, то половину относила Ксении, если покупала своей дочери Нине отрез на платье, то точно такой же дарила дочери Ксении, Ирине. Нина Григорьевна знала, что муж соседки сидит в тюрьме, родственников, способных помочь, у Ксении нет, и считала своим долгом помочь молодой, симпатичной женщине. Ксения была полной противоположностью Ноны Григорьевы, читала она с трудом и по слогам, расписывалась закорючкой, учиться ничему не хотела, но всегда была смешлива и заразительно весела.
– Нона Григорьевна, как ваше здоровье?
– Спасибо. Хорошо, – Нона Григорьевна удивилась тому, что её лаборантка задала этот вопрос.
– Сегодня очень тёплый день.
– Теплая весна, ранняя, – Нона Григорьевна почувствовала, что эти разговоры про погоду лишь предлог поговорить о чём-то другом.
Сплетни и «перемывание косточек», кому бы то ни было, она не приветствовала и поэтому перевела разговор на тему более близкую работе кафедры.
– Препараты для лабораторной работы готовы, – отчиталась лаборантка, но не удержалась и добавила: – Я вчера на дне рождения была.
– Голова болит? – грустно усмехнулась Нона Григорьевна.
– Нет, голова должна болеть не у меня, – в свою очередь тоже усмехнулась лаборантка, только не грустно, а как-то насмешливо.
Нона Григорьевна не поинтересовалась, у кого «должна болеть голова», но лаборантке так хотелось поговорить на эту тему, что она опять издали, завела свой разговор.
– Там была красивая молодая женщина.
– Странно, я думала, тебя интересуют красивые молодые мужчины. – Нона Григорьевна уходила от разговора, понимая всю его бесполезность.
– Молодые и красивые мужчины в нашей жизни не обязательны.
– Это она тебе сказала?
– Да. У неё любовник и не молодой и не очень что бы красивый, зато обеспеченный.
– А как же любовь? – поинтересовалась Нона Григорьевна.
– Он её любит. По крайней мере, она так говорит.
– Так ведь он, наверное, женат, – предположила Нона Григорьевна.
– Да, женат, – обрадовано подхватила лаборантка, поняв, что разговор пошёл в нужном ей направлении.
– Это безнравственно, – настроение у Ноны Григорьевны начинало портиться.
– Ах, вы бы послушали, что она рассказывает о его семье!
– Мне это не интересно, – отрезала Нона Григорьевна.
– И самое удивительное, что она и его семья живут в одном доме и даже в одном подъезде, и она дружит с его женой, – лаборантка достигла своей цели.
– Эта твоя знакомая называла имена? – как можно спокойнее спросила Нона Григорьевна.
– Нет, – поспешно и громко, для полной убедительности ответила лаборантка, но глаза её говорили что она лжёт.
Лекции и семинарские занятия закончились. Голова у Ноны Григорьевны разламывалась, боль пронизывала левый висок, уходила куда-то в затылок и возвращалась к глазам. С мужем она постаралась не сталкиваться, а после работы сразу пошла домой. Мимо пробегали и проходили люди, лица их были веселы и беззаботны. Кусты сирени покрылись зеленью и выбросили небольшие стрелки с цветочной завязью. Страна ждала приближение Первомая и праздника Победы. На центральной улице рабочие растягивали красные полотнища, в центральном парке оркестр репетировал гимн Советского Союза и мелодии военных лет. Страна радовалась весне, победе, новой жизни.
У подъезда, вопреки своим правилам, Нона Григорьевна присела на скамью. Откуда ни возьмись рядом очутилась бабка Настя. Старушка была безвредная, но сплетница, каких ещё поискать. Она сходу завела разговор, привнося в свои слова интонации жалости: – Всё работаешь, Григорьевна, как пчёлка трудишься.
Бабка Настя не обращала внимания на то, как реагирует на её слова Нона Григорьевна, она говорила, словно причитала: – Ты Григорьевна добрая и страдаешь через свою доброту к людям, а люди то твою доброту за слабость принимают и пользуются.
Нона Григорьевна попыталась встать, но ноги её не слушались.
– Ты посиди со мной, – бабка Настя заметила желание Ноны Григорьевны встать и придержала её. Она положила ладонь на руки Ноны Григорьевны. Ладонь у бабки Насти были шершавая и тёплая.
– Сколько же белья она перестирала за свою жизнь, за войну? – сквозь головную боль мелькнула у Ноны Григорьевны мысль: – По сути, она прекрасный человек, сына в войну потеряла, муж инвалидом вернулся, хорошо, что от сына внук остался, внуки это всегда самая большая радость.
– Ты Ноночка не горюй, они мужики все ходоки на сторону, особенно в такие лета как у твоего, – бабка Настя впервые назвала Нону Григорьевну не по отчеству, а по отечески.
– Баб Настя, говорите, что знаете, – Нона Григорьевна отступила от своего правила не слушать сплетни.
– Знаю Ноночка, давно знаю, – бабка Настя краем платка провела по своим выцветшим глазам: – Седина в бороду, бес в ребро.
– Баб Настя, голова болит, вы уж сразу как есть говорите, – Нона Григорьевна ссутулилась под тяжестью плохой новости.
– Да что говорить, – бабка Настя вздохнула: – Не я одна, весь двор знает.
– Баб Настя не рвите душу, – Нона Григорьевна почувствовала, что ещё немного, выдержка её покинет, и она сорвётся на крик.
– Да, бесстыжая эта Ксюха.
– Все-таки Ксения, все-таки она, – Нона Григорьевна сделала над собой усилие и встала: – Спасибо баб Настя.
– Не за что, ты заходи ко мне Ноночка, если поговорить нужда будет, и помни, народ правильно говорит, сучка не захочет кобель не вскочит.
– Ну да, чтобы потом весь двор обсуждал мои откровения, – подумала Нона Григорьевна, останавливаясь на каждой ступеньке: – Настал тот час, когда разговора с Алексеем было не избежать.
Она умела читать лекции, выступать с докладами, у неё всегда находились слова для коллег на учёном совете, но слова для мужа у неё подбирались с трудом, они были или слишком резкие и вели к полному разрыву, или слишком мягкие и тогда смысл разговора размывался и становился совершенно не нужным. Нона Григорьевна никак не могла решить, какой разговор с мужем ей нужен, резкий, с криками и битьём посуды после которого будет очень стыдно и жить под одной крышей невозможно или промолчать и пусть всё идёт своим путём. Мужчинам в пятьдесят лет свойственно слегка увлекаться молодыми женщинами, это знали и знают не одно поколение стареющих жён. Вокруг мужа всегда были молоденькие студентки. Красивые и не очень, бойкие и стеснительные, отличницы и двоечницы, они всегда были разные, и муж никогда не задерживал на них своё внимание надолго, пара месяцев увлечения и муж опять становился тем Алексеем, с которым она прошла по жизни уже более двадцати пяти лет. Ноне Григорьевне казалось, что она давно привыкла не обращать внимания на его интрижки, об отношениях своего мужа и своей единственной подруги Нона Григорьевна ничего не знала, но сейчас её женская интуиция подсказывала, что Ксения пришла в жизнь Алексея надолго и возможно навсегда.
Работа по дому не спорилась, Нона Григорьевна то брала в руки утюг, то принималась за шитьё, потом откладывала его и начинала листать поваренную книгу, словно ища в ней спасение для себя и своей семьи. Она не представляла, как сказать о произошедшем дочери. Конечно, из педагогических соображений говорить ребёнку о взрослых делах не следовало, но Нина дружила с дочерью Ксении, и этой дружбе надо было положить конец. Помешивая в сотейнике соус, Нона Григорьевна проговаривала про себя слова, которые ей хотелось бросить в лицо мужа, и готова была припомнить ему всех его пассий, но вспомнила слова бабки Насти, сказанные про то, как «народ правильно говорит».
– Действительно, почему я должна ругаться с мужем, а Ксения должна остаться в стороне? У нас будет скандал, а Ксения будет наблюдать и радоваться, – от этой новой для неё мысли Нона Григорьевна замерла и соус поднявшись пенистой шапкой полез из сотейника на плитку.
Запах горелого масла наполнил кухню, но Нона Григорьевна не стала суетиться и открывать окно, она начала размышлять, как поставить Ксению в известность и прекратить её отношения с Алексеем.
Слова не находились, хотелось просто вцепиться в кудряшки Ксении и трясти её до тех пор пока подлая душа Ксении не вылетит вместе с последним её вздохом. Кулаки сжимались сами собой, и ногти больно врезались в ладони.
– Деревенщина, грязнуля, тупица, ни встать, ни сесть правильно, ни ножом, ни вилкой только ложкой щи хлебать, годы мелькнут, и останешься страшилищем не умытым, посудомойка из забегаловки, дешёвка, – губы Ноны Григорьевны беззвучно двигались, а по щекам текли слёзы, прожигая в коже дорожки для морщин.
Воскресный обед был накрыт с особой тщательностью. По замыслу Ноны Григорьевны сервировка и подача блюд должны были подчеркнуть Алексею разницу между семейными традициями и перекусом, над столом, покрытым грязной клеенкой у Ксении. Меню она продумала заранее и постаралась из тех продуктов, что удалось выменять на рынке, приготовить и вкусно и красиво. Алексей, как глава семьи, сел за стол напротив двери, слева от него села Нина. Занося и вынося тарелки, Нона Григорьевна всматривалась в лицо мужа, она пыталась увидеть бегающие глаза, беспокойство, но Алексей был спокоен и безмятежен.
Хлопнула дверь.
– Это Ксения вернулась домой после смены. Закончим обедать и пойду, – выяснение отношений с бывшей подругой Нона Григорьевна не хотела откладывать в долгий ящик.
За стеной послышались смех и шарканье ног.
– Кажется она не одна, помою посуду и тогда пойду.
Семейный, воскресный обед продолжался, Нина клевала носом и перебирала в тарелке, развешивая по краям овощи, Алексей разрумянился и отстукивал по столу указательным пальцем в такт своим мыслям. Неожиданно Нина вскочила, выбежала из комнаты.
– Сходи, посмотри, что с ней, – Алексей по инерции продолжал постукивать по столу.
Нона Григорьевна нашла Нину в туалете, согнувшуюся над ведром.
Словно поражённая громом Нона Григорьевна застыла на месте. Она не стала ничего спрашивать, в этот момент она вернулась на шестнадцать лет назад и не дочь. а она, Нона, стояла над ведром и мучилась токсикозом.
– Где Нина, – настроение у Алексея было радужное.
– Сейчас придёт, – за одну минуту Нона Григорьевна сгорбилась как старуха.
– А что у нас к чаю? – Алексей был оживлён и игрив.
– Налей себе сам, – слова почти сорвались с губ Ноны Григорьевны, но передумав и сделав над собой усилие она вышла за чайником.
Когда Нона Григорьевна вернулась Нина уже сидела за столом, потупив глаза.
– Ты знаешь? – спросила она у дочери.
– Знаю, – голос Нины был тихим.
– Сколько? – Нона Григорьевна не узнавала свой голос.
– Четыре.
– Что за математика? – Алексей удивлённо посмотрел на жену и перевёл взгляд на дочь.
– Говори, – приказала Нона Григорьевна.
– Папа, – Нина сделала паузу и, набрав полные лёгкие воздуха, выдохнула: – Я беременная.
Лицо Алексея перекосилось, начала дёргаться щека. Он махнул рукой, словно отгонял комара, потряс головой и переспросил: – Что ты сказала?
Нина ничего не ответила, встала из-за стола и вышла.
– Это результат твоего воспитания! Что скажут коллеги! – Алексей был возмущен до глубины души.
– Тебя интересует мнение коллег, а о будущем дочери ты думаешь? Ей еще год в школе учиться, – отрезала Нона Григорьевна.
– Наше будущее это и её будущее, а с такой анкетой мы в два счёта останемся без работы, – щека у Алексея не переставала дёргаться.
– Ей аттестат получить надо.
– Напишут в министерство, – Алексей стал перечислять беды, которые посыпятся на него.
– Напиши первым и попроси перевод.
– Зови Нину, – Алексей встал из-за стола.
– Что ты ей скажешь?
– Я говорить не буду, я слушать буду. Зови.
Нина сидела на кровати, поджав под себя ноги, обнимала подушку и раскачивалась из стороны в сторону. Объясняться с родителями ей было не страшно, страшно было думать, что он её не любит, что он уехал и никогда не вернётся. Первый раз она увидела Володю у отца на работе, еще тогда, когда училась в восьмом классе и влюбилась в него с первого взгляда. На Новый Год он пришёл в их компанию с гитарой, красиво пел, и всё случилось так просто.
Скрипнули половицы, Нона Григорьевна присела рядом с дочерью, обняла Нину за плечи. Они сидели рядышком и молчали.
– Я поговорю с Лидией Ивановной, она даст справку, – Нона Григорьевна заговорила первой.
– Справка, – Нина усмехнулась
– После майских поедешь к тёте Рае, я к ней завтра съезжу и договорюсь
– Я не хочу к тёте Рае.
– Я не спрашиваю тебя, хочешь ты или нет. Ты поживешь там до конца.
– До конца жизни, – мрачно огрызнулась Нина.
– Пока не родишь, – уточнила Нона Григорьевна: – Когда, знаешь?
– В октябре.
– В начале или в конце?
– Первого.
– Удивительная точность, к первому мая чтобы вещи были собраны, – Нона Григорьевна укутала плечи дочери пледом.
Алексей Михеевич по-прежнему стоял у стола, он смотрел на чашку с остывшим чаем и по-прежнему выстукивал пальцем ритм
– Нона умница, она что-нибудь придумает, – ситуация в семье казалась ему катастрофой.
Скандал, на весь институт, на весь город. Он уже видел, как насмешливо улыбаются у него за спиной, как пересказывают, и придумывать гадкие подробности о нём, о его дочери его коллеги, соседи и все кто знает его семью.
– С должностью придётся попрощаться, – Алексей прекратил отстукивать ритм и посмотрел на вошедшую Нону Григорьевну.
– Нина через неделю уедет к Рае.
– Это не решение вопроса, – Алексей вновь начал стучать по столу.
– Пусть сначала уедет.
– Шила в мешке не утаишь. Что будет, когда вернётся? Что будет!
Наступили сумерки, за окном стих городской шум, пара золотых рыбок в аквариуме замерли и лишь слегка шевелили прозрачными плавниками, разговор не клеился. Изредка тишина нарушалась взрывами хохота за стенкой, у Ксении.
– Радуются, – Нона Григорьевна с ненавистью смотрела на стенку, за которой веселилась подвыпившая компания: – Ирина скоро замуж выйдет, всё как у людей, а у нас час от часу не легче. Утро вечера мудренее, надо идти спать, все равно сегодня уже ничего не придумаем, а посуду уберу и помою завтра.
– Что будет?! – то ли спрашивал, то ли восклицал Алексей.
– Утро доброе, Нона Григорьевна. Доброе утро Алексей Михеевич, с праздником, – глаза Ксении сияли.
– Здравствуй Ксения, – Нона Григорьевна постаралась ответить как можно вежливее.
– Что-то Нины не видно.
– Она у тётки, отдыхает.
– А…, – протянула Ксения многозначительно.
– Извини, мы спешим, – Нона Григорьевна подхватила мужа под руку.
– Алексей Михеевич, у нас свадьба будет, одолжите нам немного денег, – не отставала от них Ксения.
– Зайди вечером, – Алексей отвёл взгляд в сторону.
– Не могу, времени нет, хлопот много, вы уж сами зайдите.
– Дай ей денег, – Нона Григорьевна понимала, что Ксения не отстанет.
Денег Алексей дал на свадьбу, столько, сколько попросила Ксения, не торгуясь. Отклонить приглашение не получилось и, купив молодым подарок, Алексей и Нона Григорьевна пошли на торжество. Свадьба была не скромная. Присутствующие кричали горько и звенели стаканами. Раскрасневшаяся Ксения ходила между гостями и подкладывала из миски салат в опустевшие тарелки. Пустые бутылки из-под водки рядком стояли вдоль стены. Жених и невеста танцевали под патефон, в открытые окна заглядывали дворовые дети и выпрашивали конфеты.
– Дети это радость, дети это счастье, не правда ли? – лицо Ксении почти вплотную приблизилось к лицу Ноны Григорьевны.
– Нам пора, – произнесла Нона Григорьевна вместо ответа и потянула мужа за рукав.
Они еще раз поздравили молодых, откланялись, и чтобы не слышать музыку, пьяные разговоры и крики, пошли в городской парк.
Свежеокрашенные лавочки под акациями стояли ровными рядами. На них сидели молодые женщины, рядом играли дети.
– После сессии съезжу в Москву, попрошу нам перевод в другой город.
– Рая не сможет оставить ребёнка у себя, – вздохнула Нона Григорьевна.
– Наймём няню, – эхом отозвался Алексей.
– Помоложе, – грустно усмехнулась Нона Григорьевна.
– Не время сориться, – Алексей недовольно посмотрел на жену.
Нона Григорьевна для него она была не просто женой, но и соратником. Он ценил в ней умение вовремя поддержать и отойти в его тень. Молодые женщины ему нравились, но приносили в его жизнь шаткость и неопределенность, в которой он чувствовал себя не уютно.
– Подумай, кто бы мог взять ребёнка на время, – скандал, который разразился в их семье, лишний раз подчеркнул, что жене его цены нет.
Ксения вымыла волосы, скрутила их узлом на затылке и завернула в полотенце.
– Мам, к тебе.
– Кто? – Ксения перелила мыльную воду из таза в ведро.
– Увидишь, – Ирина не нашла нужным поздороваться с Алексеем Михеевичем и Ноной Григорьевной.
– Денег на отдачу нет, и пока не будет, – Ксения решительно запахнула халат из-под которого выглядывал край ночной рубашки.
– Мы не за деньгами, – Нона Григорьевна криво улыбнулась Ксении.
– Видишь ли Ксения, мы хотим предложить тебе еще денег.
– О как! – глаза Ксении заискрились радостью и насмешкой.
– Ты только не отказывайся, подумай, – Алексей стоял, опустив голову.
– Это смотря сколько денег, – еще не зная сути просьбы, которая последует за предложением денег, начала Ксения.
– Ирина замужем, никто не удивится, если она скоро родит.
– К чему это вы клоните? – Ксения поправила на голове полотенце
– Ксения ты знаешь о проблеме, которая есть в нашей семье.
– Не знаю, – Ксении очень хотелось, чтобы Нона Григорьевна не пряталась за слово проблема.
– Нина сейчас у моей сестры.
– Каникулы, – Ксения сделала вид, что не понимает ничего.
– У нас беда, – вступил в разговор Алексей Михеевич.
– Беда? Всё-то у вас есть и образование, и положение и деньги.
– Нина ждёт ребенка, – лицо Ноны Григорьевны стало красным.
– Так поздравить вас можно? – Ксения изобразила на лице удивление и радость.
– Что если Ирина возьмёт ребёнка как своего? – предложил Алексей Михеевич.
– Ещё чего! – нарочито громко возмутилась Ксения.
– Мы будем оплачивать его содержание, – Алексей для большей убедительности полез в карман за бумажником.
– Нет!
– Ксения, ты же очень добрая женщина, очень умная, пойми нас, – Нона Григорьевна буквально по слогам выдавливала из себя просьбу.
– Так уж и умная?
– Конечно умная, – Алексей пришёл Ноне Григорьевне на подмогу.
– Ты прекрасная мать. У тебя прекрасная дочь.
– Да, сумела посудомойка дочку замуж выдать.
Нона Григорьевна пропустила мимо ушей и продолжала: – Мы ежемесячно будем выплачивать вам определённую сумму.
– Я не решаю, не мне вашего, который из подола, растить. Ирину просите: – Ксения торжествовала.
Ирина, подслушавшая под дверью, не замедлила появиться и сходу начала перечислять, сколько надо денег, чтобы нанять кормилицу, как дорого купить пелёнки, что дети растут быстро, и нет сейчас возможности покупать ему штанишки, пальтишки, ботинки и прочую необходимую дребедень.
– Так деньги мы вам присылать будем, – Алексей понимал, что другого пути нет.
– Тогда нужен задаток, – Ирина не хотела продешевить.
– Что?
– Задаток, я говорю. До рождения ребёнка.
– Да, давайте задаток, Ирина завтра с утра подушку себе на живот прилепит, пару недель по двору так походит, а потом к вашей Рае ехать можно, – поддержала дочь Ксения.
– Да, это правильно, мы сейчас принесём вам деньги, – Алексей Михеевич заторопился, пока Ксения не передумала.
– И деньги тоже, – добавила Ирина.
– Что значит и деньги тоже?
– Что-то вы стали такие не сообразительные. Мне ваши серёжки с синими камешками из шкатулки очень к цвету глаз подходят.
– Понятно, – Нона Григорьевна не услышала свой голос.
Спустя час Алексей Михеевич и Нона Григорьевна принесли Ксении и Ирине все свои сбережения и шкатулку с украшениями. В шкатулке старинной работы, принадлежавшей ещё бабушке Ноны Григорьевны, лежали серьги, цепочки, кольца с камешками, галстучные заколки и запонки.
– Ишь как живёте! – восклицала Ксения, рассматривая драгоценности.
– Это моё, – Ирина сгребла их назад в шкатулку.
– Ну что же, Алексей Михеевич, расписку я с вас брать не буду, поверю в вашу честность на слово.
– Спасибо Ксения, – Нона Григорьевна стояла белая как мел.
– Вы когда съезжать будете мебель, наверное, с собой не потащите?
– Да, заберёшь её себе.
– Хорошо, освобожу вас от этой обузы, – Ксения была довольна.
– Спасибо, – Нона Григорьевна почувствовала, что ноги её подкашиваются.
– Моя Ирина у вашей сестры пока жить будет.
– Да конечно, – Алексей Михеевич повернулся к двери.
– Смотрю, какие кольца у вас обручальные хорошие, не то, что у моих молодых.
– Возьми их, – Нона Григорьевна медленно стянула с пальца обручальное кольцо и положила Ксении в протянутую ладонь. Следом за ней в ладонь Ксении положил своё кольцо Алексей.
Чемоданы были уложены. Алексей и Нона Григорьевна присели на дорожку. Помолчали. Нона Алексеевна обвела взглядом комнату, вздохнула. Алексей Михеевич покормил на прощание рыбок и, подняв чемоданы, вышел первым.
Следом вышла Нона Григорьевна. Они медленно пошли через двор, из открытого окна Ксении доносился, не переставая, плачь ребёнка.
– До свидания дорогие соседи, не забывайте нас в своей Москве. – Ксения до пояса высунулась из окна: – Как до места приедете, адресок свой нам пришлите. Нона Григорьевна, я нашего маленького в честь вашего отца Гришей назвала, помните об этом. А мы о вас всегда помнить будем.
ОСИНА ДЕРЕВО СМЕРТИ
Шура сидела на полу. По огромному ковру, висевшему на стене, ползала муха.
– Надо бы её убить, пока она не засидела все обои, – подумала Шура и не пошевелилась.
Сын поступил в техникум, уехал в город, дочка уехала к дальним родственникам на всё лето, с намерением там остаться. В доме стало тихо и пусто. Есть не хотелось. Стакан кефира с куском чёрного хлеба стали для Шуры завтраком, обедом и ужином. Она не понимала, и не хотела понимать какой нынче день недели, который час. Иногда Шура выходила во двор, потому что её звала сестра, но во дворе никого не было, тогда она возвращалась в дом, снова садилась на пол и смотрела на ковёр.
Голодная кошка бочком вошла в комнату через открытые двери, мяукнув, остановилась в луче солнца.
– Надо тебя покормить, – Шура поднялась, вышла на крыльцо, кошка вышла следом за ней.
Шура налила ей в миску кефир, сощурившись от яркого солнца бившего в глаза прошла и села на скамеечку под деревом. Спина ощутила гладкий, тёплый ствол, ветки с круглыми, городчатыми краями то закрывали солнце, то пропускали его лучи.
– Дерево. Сколько лет оно будет жить, шестьдесят, девяносто, сто пятьдесят. Как не думай, а всё равно больше нас проживёт, – Шура прикрыла лицо ладонями.
Она помнила это дерево саженцем. Это было в тот год, весной, когда она с детьми и сестрой Миланой только приехали в это село. Дом на окраине стоял с разбитыми стёклами, калитка, сорванная с петель, валялась рядом, а все деревья, обглоданные соседскими козами, стояли скелетами, тогда-то она и решила посадить его. Дети выкопали саженец в ближайшей лесополосе, сестра выкопала ямку, деревце полили и оно принялось. Соседи охали, глядя на него: – Не к добру осину посадили, проклятое дерево, беду нашепчет.
Шура пропускала соседские замечания мимо ушей. Лето было замечательное, доброе. Хорошо уродилась картошка, капуста была урожайная, цыплята к осени подросли, наварили много малинового варенья. Сестра Милана помогала во всём, дети старались Шуру не огорчать, год прошёл незаметно, тихо, спокойно. К концу второго лета Милана приболела, но сельский доктор очень быстро поставил её на ноги, и всё бы шло своим чередом, да только осень закружила Шуру любовью. Душа её пела, дела её спорились, потому что по вечерам, к ней на огонёк заглядывал доктор, пил чай, рассказывал весёлые истории, пел под гитару. Сельские сплетники обсуждали во дворах, на рынке, в магазине: – Где это видано, что завидного жениха увела нищая разведёнка с двумя детьми и ненормальной сестрой. Для самой Шуры было очень странно и весело от того что красивый доктор остановил своё внимание на ней. Шура понимала, что по всем житейским меркам она ему не пара, но глядя на себя в зеркало, слышала свой внутренний голос, который говорил, что она красавица, и может нравиться.
Было зимнее воскресное утро, оно ещё до восхода солнца осветило село первым, чистым снегом. Андрей приехал с утра, и пригласил Шуру с детьми на прогулку по зимнему лесу. Они бегали среди сосен, бросались снежками, жадно пили из термоса горячее какао, заедая его большими бутербродами с маслом, сыром, ветчиной, волны счастья подхватывали Шуру и несли в будущее, которое, наконец, показало ей свою улыбку. День прошёл быстро, словно птица пролетела над деревом. Вечером Андрей отвёз детей домой, а Шура уехала с Андреем. С той ночи она, не таясь, стала жить на два дома.
В селе многие считали, что связь будет не долгой, однако приумолкли, когда врач привёз к себе больную мать, а Шура, бросив работу, принялась присматривать за ней. Ворочать парализованную женщину хрупкой Шуре было тяжело, но Андрей всегда был рядом. Забот прибавилось, приходилось разрываться между детьми, сестрой и парализованной старухой, но в редкие свободные минуты она подходила к окну глядела на небо, шептала слова признания облакам, звёздам, той вечности, в которую ушли её близкие. В Бога, в того как понимают его окружающие она не верила, он был он у неё свой. Снегирь на ветке, вода в роднике, репей у забора, в каждом для неё была частица Бога. За многие годы неустроенности и несчастий, выпавших ей на долю, она научилась быть благодарной за все, что не приносило ей боли.
Раз в два месяца к доктору приезжал отец, он был большой начальник и не мог сидеть возле супруги, но денег давал на её содержание столько, сколько требовалось. Андрей в такие дни просил Шуру ни на минуту не отходить от матери, но не забывать что у отца язва желудка. Протёртый капустный суп для отца и молочный для матери, паровые котлетки для отца и печёночный паштет для матери, для самого Андрея холодец, жареное мясо и украинский борщ с пампушками она подавала с точностью до минуты.
– Андрюша, как мне быть, у меня не хватает рук, – говорила она, наливая Андрею тарелку борща.
– Потерпи, ты сильная, – Андрей гладил её по руке и, поев, уходил к себе в комнату.
Шура понимала, что старуха уже не поднимется, а её будущая жизнь с Андреем полностью зависит от воли этого огромного старика, поэтому она старалась вовремя подать ему завтрак, чистую сорочку, и предугадать все его капризы. В эти дни Шура валилась с ног от усталости, почти не вспоминала о детях, а когда прибегала на минуточку домой уговаривала их: – Потерпите немного, скоро мы все будем вместе.
– Я очень устаю, – жаловалась она сестре.
Милана обнимала её за плечи, смотрела ей в глаза, хоть не понимала о чём речь.
– Я устаю, помоги мне, – Шура никогда не просила у сестры помощи.
Милана теснее прижималась к сестре, гладила её по волосам, кивала головой.
– Ты подними завтра детей в школу.
– Подниму, – отзывалась сестра.
– Я вечером приду, приготовлю вам большую кастрюлю борща на три дня, будешь отливать, сколько надо и греть.
– Буду греть, – повторяла Милана.
– Спасибо Миланочка, – Шура сглатывала слёзы: – Мы с Андреем поженимся и станем жить вместе в одном доме.
– Вместе в доме, – соглашалась Милана.
– Жаль мне тебя родная, и детей жаль, зато впереди большая счастливая жизнь.
Злые языки в селе умолкли, всем было ясно, что доктор почти женат. Андрей был хорошим врачом, старуха хоть и не жила, как принято понимать это слово, но и не умирала, гора подгузников на огороде за сараем увеличивалась день ото дня, а Шура день ото дня худела. Худоба ей шла, большие глаза стали огромными, заострившиеся скулы подчеркивали красиво очерченный овал, придавая лицу энергичный и стильный вид.
– Мне бы платье новое купить, – Шура показала Андрею свою порванную юбку.
– Не теперь, – отвечал Андрей: – Папа тобой очень доволен.
– А мать, она довольна?
– Такую сиделку как ты, я бы ни за какие деньги не нашёл, – Андрей целовал Шуру в щёку и уходил на работу, оставив на столе меню, деньги со списком необходимых покупок.
К сельскому магазину Шура шла с высоко поднятой головой.
– Здравствуй Шура, – окликала её какая-нибудь любопытная соседка.
– Здравствуйте, – отвечала Шура и, не замедляя шаг, шла дальше.
– Как там больная себя чувствует? – уже в спину слышала она вопрос.
– Как всегда, – ответ Шуры исключал всякие разговоры.
Она понимала, что в селе ей никто не рад, никто не сочувствует, никто не придёт на помощь, как бы ей плохо не было. Одна радость это Андрей, её умный и благородный Андрей, ради которого она готова была снести все тяготы свалившиеся ей на плечи.
Этот день не задался с утра, сначала побаливало плечо, затем начало ныть где-то за грудиной, боль усиливалась, мешала, к полудню Шуре стало совсем плохо и Андрей, приехав из больницы, срочно уложил её в постель, поставив на тумбочку у кровати флаконы с лекарствами.
– Не вовремя ты заболела, – выговаривал он ей.
– Я не специально, – оправдывалась Шура.
– Мать хочет, чтобы ты её кормила.
– Я покормлю, – Шура готова была ползти на кухню хоть на четвереньках.
– Отец не доволен.
– Я завтра буду на ногах.
– То завтра, а сегодня что делать?
– Может Милану позвать?
– Да что она может! – Андрей скривил губы.
– Она многое может.
– Например?
– Она может гладить, стирать, мыть посуду, подметать полы, сидеть рядом с твоей мамой и подавать её всё, что та попросит.
– Тогда лежи, – Андрей встал и вышел из комнаты.
– Боже, что я наделала! Как я могла такое предложить, там же дети одни останутся, – сердце Шуры защемило ещё больше: – Ничего, они уже большие, им надо приучаться к самостоятельности, – она оправдывала себя как умела.
Андрей привёз Милану очень быстро, отвёл на кухню и дал её в руки кастрюлю.
– Это что ещё за чудо – чудное? – отец Андрея негодующе развёл руками, увидев Милану с веником в руках.
– Это временно, пока Шура болеет, – ответил Андрей.
– Ничего лучшего не нашёл?
– Сам пойди и найди, – огрызнулся Андрей.
– Ладно, пусть пару дней побудет, но потом чтобы я это чучело здесь не видел, – приказал Андрею отец.
– Мне она здесь тоже не нужна.
– Ночью пусть у матери сидит, постели ей там, на раскладушке, – отец не допускал мысль, что супруга будет ночью одна без присмотра.
– В кресле посидит, – отрезал Андрей.
Болела Шура не долго, Андрей был специалистом и быстро поставил её на ноги. Только вот беда, его матери стало совсем плохо, она отказалась от еды, стала заговариваться. Шуре было приказано не отходить от неё ни на минуту, а Милане, в силу своего умения, хлопотать на кухне.
Отец Андрея в ожидании смерти супруги взял отпуск и поселился во флигеле: – Чтобы не стеснять присутствующих.
Обедал он теперь только у себя и не приходил на общую кухню, говоря: – Мне неприятно видеть ненормальную.
Шура в ответ молчала. Близилась развязка, которую она ждала почти год, к тому же Андрей просил её не обращать внимания на разговоры отца. Старуха умирала тяжело. «грехи не пускают», говорят в таких случаях в народе, последние дни она хрипела, всё время мычанием звала кого-то, Шура отупев от бессонных ночей смотрела на неё как завороженная. Крик во дворе вывел её из оцепенения, она вскочила и подбежала к окну. Дверь во флигель была распахнута, на пороге стояла Милана и цеплялась руками за косяк двери, позади неё стоял отец Андрея, он втаскивал её внутрь, обхватив за горло. Милана рвалась наружу, платье на ней было порвано, она билась как птица, попавшая в силки. Шура с ужасом смотрела на происходящее. Отец Андрея увидел её в окне, разжал руки, Милана рванулась и, не встретив сопротивления, потеряв равновесие, покатилась по ступенькам, отец Андрея резко захлопнул за собой дверь.
По всем существующим правилам Милану освидетельствовали в местной больничке. Андрей принял в этом самое горячее участие, по всем правилам составил для органов документ, в котором было записано, что гражданка Булакова не является дееспособной и в состоянии агрессии нанесла себе лёгкие травмы. Милану отвезли домой, отец Андрея срочно уехал в город, а Шура осталась с Андреем досматривать за умирающей старухой.
Похороны были организованы по всем правилам, так что бы в деревне никто не мог упрекнуть Андрея в сыновней неблагодарности. Священник размахивал кадилом, деревенские называли покойницу мученицей, а Андрея святым человеком. Потом все дружно сидели за столами, отец Андрея говорил речь, а когда поминки закончились, Шура засобиралась домой. Андрей, наблюдая за её сборами, положил передней пачку сторублёвок, потом подумал, взял пачку отделил половину и положил себе в карман.
– Про Милану забудь, и чтобы ни звука.
– Разве такое забудется, – возразила Шура.
– Ей теперь не помочь, а тебе жить надо.
– Спасибо что детей не тронули, – к Шуре стало возвращаться самообладание.
– Отец вам ковёр, мешок муки и мешок сахара купил.
– Милана где?
– Её в сумасшедший дом отвезли, как опасную для окружающих.
Шура сунула сторублёвки в сумку и вышла.
По огромному ковру, висевшему на стене, ползала муха. Она ползала каждый день, большая, зелёная, с огромными крыльями. Вот она взлетела, вылетела на крыльцо, покружилась над кошачьей миской с остатками кефира и подлетела к Шуре.
– Отстань от меня, – Шура махнула рукой, листья на осине затрепетали, скамеечка качнулась и выбилась из под её ног.
По всем вопросам обращаться
ivolga34@mail.bg
Тел: +7 (937) 7228893
OlRi Iv
Рассказы