Николай Никифорович Мальцев
Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени

Предисловие

   Книги бывают разные. Для меня книги подразделяются на очень интересные и увлекательные, и на познавательные, которые я читаю не так восторженно, но с большим вниманием и любовью. Детективы читаются запоем, но это «антилитература» и информационная пустышка, вроде карточной игры или рулетки. Прочитаешь пять-десять увлекательных детективов и уже через неделю не можешь вспомнить, о чем там шла речь и чем они отличаются друг от друга? Настоящая литература с художественным вымыслом мастера слова, читается запоем и запоминается навсегда. Но по каким-то неизвестным причинам гении словесности выродились в пошляков или любителей клубнички, которые рассказывают не о нормальных людях, а о духовных уродах. Так отразилась на писательском гении полная свобода слова и отмена запретных тем художественного вымысла. Художественный вымысел современных гениев прозы перемешивает объективные события прошлых эпох с авторским лицемерием и авторской виртуальной субъективностью. Опять получается все тот же детектив, в котором действуют наши лукавые и жестокие современники, перенесенные в другую историческую эпоху.
   Художественная литература больше не отражает прошлую и настоящую реальность, а отражает виртуальную иллюзию авторского вымысла. Конечно, современный мир болен лицемерием и безнравственностью. Это факт. Художественная литература, как слепок общества, тоже больна этими же болезнями. Она ещё и способствует этим болезням распространяться по душам человеческим. На мой взгляд, гении словесности должны не распространять инфекции духовных болезней, а давать образцы нравственности и быть целителями душ человеческих. Иначе все мы превратимся в безнравственных лицемеров и уничтожим друг друга. Пока ещё большинство людей в нашей стране являются нормальными людьми. Даже несмотря на пропаганду духовного уродства, нормальных людей становится ещё больше. Это меня радует и питает оптимизмом, что Россия станет очагом, откуда начнется духовное выздоровление, если не всего мира, то хотя бы западного человеческого сообщества.
   Вот только жаль, что жизнь нормального человека остается вне поля зрения современных мастеров слова, которые считают себя писателями. Классика хороша, но нужно очень напрягаться, чтобы совместить классические сюжеты с нашей современностью. Не всем это по силам. Сам себя я не считаю мастером художественного слова и даже не считаю себя писателем. Нет сарказма, юмора и творческой фантазии. А без этих качеств стать писателем невозможно. Скорее я подхожу к категории философов-аналитиков. Я пишу только малоинтересные по сюжету, но познавательные книги. Моя философия заключается в том, чтобы показать и доказать божественное происхождение материальной Вселенной, вселенской жизни и земного человечества. В этой же книге нет никакой философии. Здесь лишь статистика некоторых эпизодов моей личной биографии.
   Эту книгу я написал, чтобы на примере собственной судьбы бывшего деревенского паренька, волей странных обстоятельств ставшего офицером атомного ракетоносца, а затем и жителем Москвы, рассказать правду о нашем недавнем прошлом. Я использую элементы личной биографии и непридуманные сюжеты, и даже называю фамилии действующих лиц, там, где это возможно. И делаю это, не ради собственного прославления, а ради того, чтобы правдиво показать трагическую эпоху перемен, которую пережило старшее поколение. Одновременно мне хотелось помянуть теплым благодарственным словом всех тех людей, которые, так или иначе, повлияли на мою судьбу. Понимаю, что не всем это будет интересно. Здесь нет никаких остросюжетных линий и чувственных страстей интимного плана. В книге изложены не эпизоды любовных отношений, а эпизоды моей общественной жизни, которые я старался изложить максимально правдиво. Нормальная жизнь нормального «совка», без всяких художественных или сюжетных домыслов. Голая правда. Тем не менее, пример моей жизни показывает, что не столько человек кует свою судьбу, сколько некие случайные обстоятельства, странным образом формируют судьбу человека и погружают его в те или иные бытийные обстоятельства.
   Конечно, прежде всего, человек должен уметь адаптироваться к окружающей обстановке и находить творческое начало в любой работе и служебной деятельности. Без этого любая жизнь покажется серой и неинтересной. И второе – сохраняйте тот уровень духовной нравственности, простоты и открытости, которые вам привиты семейным воспитанием. Нравственность есть бесценное достояние человеческой жизни. Никогда не поступайтесь нравственными внутренними принципами ради карьеры или личного обогащения. Особое испытание на излом нравственности я прошел при строительстве огромной крытой автостоянки на 1545 машиномест в районе 33-го км МКАД. После расширения МКАД, почему-то эта территория стала обозначаться как 34-й км МКАД. Пусть будет так. Не имеет значения. Строительство я начал в 1988 году, а завершил только через пять лет, в 1993 году.
   Это была эпоха ельцинского бандитизма. До сих пор не понимаю, как я, будучи штатным офицером Центрального аппарата ВМФ, в звании капитан 2-го ранга, втянулся в эту авантюру. Еще больше не понимаю, как мне удалось сохранить жизнь, не пасть от рук бандитов, да ещё и оформить законный землеотвод почти пяти гектаров московской земли под такую колоссальную стоянку. Кому интересно наше недалекое «совковое» прошлое и коллизии эпохи Ельцина, тот найдет много познавательного в этой книге. Другие же могут отложить её, не читая. Здесь изложена правда с подлинными именами и фамилиями, а это всегда важно для понимания и познания прошлого и настоящего. Впрочем, все по порядку.

Введение в тему

   В феврале 2014 года в районе 33—34-го километра МКАД руководство города Москвы и «Метрополитена» торжественно открыли новую промежуточную станцию «Лесопарковая» на линии метро, соединившей станции метро «Новоясеневская» и «Битцевский парк» прямой линией с огромным жилым комплексом «Бутово Южное». Те читатели, которые выходили по каким-либо причинам на этой станции, могли заметить, что вблизи выхода нет ни одного жилого массива. Ближайший жилой массив «Бутово Северное» находится на другой стороне МКАД, и чтобы жителям ближайшей улицы этого массива добраться до станции «Лесопарковая», нужно пройти около километра пешком, да ещё и преодолеть подземный переход под МКАД. В чем же тогда заключается смысл строительства этой промежуточной и изолированной от жилых массивов станции метро? Смысл вполне реальный и определенный. По замыслу градостроителей и в реальности, территория вокруг станции должна стать мощной перехватывающей парковкой, где приезжие с южных областей России и Московской области должны оставлять свой автотранспорт и следовать далее на метро, в любое нужное место города Москвы. Я думаю, что у этой идеи есть большое будущее. Ведь пробки в центральных районах города Москвы не исчезнут сами по себе. Для этого необходимо создавать транспортную инфраструктуру и мягко, но неодолимо ломать психологию современных автовладельцев, которые для деловых поездок часами стоят в пробках вместо того, чтобы за 30–40 минут добраться в любую точку Москвы на метро и наземном общественном транспорте.
   Вот элементом этой новой транспортной инфраструктуры и должна стать территория вокруг станции метро «Лесопарковая». Но моя история не о современных транспортных проблемах. Моя история о том, как в 1986—87 годах мной целиком овладела идея построить на месте, где сейчас возведена станция метро «Лесопарковая», гаражную автостоянку для автолюбителей города Москвы. И самое удивительное, как раз и заключается в том, что мне удалось в нелегкие времена развала СССР, и последовавшей затем «демократической» диктатуры Бориса Ельцина, в период 1988–1992 годов, на месте современной станции метро «Лесопарковая» построить колоссальную по тем временам одноэтажную гаражную автостоянку на 1545 машиномест. Мало того, в 1993 году неимоверными личными усилиями удалось распоряжением префекта Южного административного округа Шанцева Валерия Павлиновича официально оформить землеотвод и аренду участка под крытую и уже построенную автостоянку, что стало гарантом от её самозахвата и поглощения новоявленными коммерческими структурами и финансовыми акулами бизнеса под строительство торговых комплексов или полулегальных рынков.
   И добивался я официального оформления отвода и аренды земельного участка под автостоянку не напрасно. После того, как стоянка 20 лет успешно выполняла свои функции по хранению полторы тысячи автотранспортных средств москвичей, территория понадобилась для нужд города и аренду земельного участка прекратили. Однако наличие оформленного распоряжением префекта ЮАО землеотвода, наличие нотариально заверенной копии отводной кальки, а также паспорта БТИ на все 1545 гаражей, не позволило городским властям просто спихнуть с этой территории гаражи автовладельцев, как самовольные беззаконные постройки. Городу пришлось создать оценочную комиссию, и по её заключению каждому владельцу гаража была выплачена в 2012 году компенсация, примерно от 330 до 450 тысяч рублей, в зависимости от площади гаража и материала, из которого он был построен. Всего город раскошелился на громадную сумму более чем 0,6 миллиарда рублей. Такова оказалась реальная цена моих неимоверных усилий по оформлению землеотвода. Первые 500 металлических гаражей были построены по договорной цене 1200 рублей за один бокс. За эти деньги можно было купить хороший цветной телевизор, но невозможно было купить даже убитый «крылатый» «Запорожец». Я это точно знаю, потому что сам в 1984 году купил на московском авторынке такой убитый «Запорожец» не первой свежести, чтобы ездить к родителям в тамбовскую деревню и заплатил за него 1600 рублей. Более дешевых автомобилей, которые могли самостоятельно передвигаться, на московском рынке не было.
   А вот в 2012 году люди за такие гаражи получили компенсацию в размере 330 тысяч рублей. Крутую иномарку за эти деньги не купишь, а вот новый отечественный автомобиль тольяттинского автозавода, за эти деньги можно приобрести даже в наше время. Так что гаражи оказались не только крайне нужным приобретением, как место хранения автомобиля, запчастей и излишнего домашнего скарба, но и как выгодное финансовое вложение личных средств. По этой причине, меня никто не проклинал при сносе автостоянки. Хотя я уже где-то в 2004 году освободил себя от должности председателя и занялся, опять же совершенно неожиданно для себя, наукой и философией, даже и в мыслях не планируя такой крутой поворот судьбы за весь прошлый период своей жизни. Но продолжал интересоваться делами автостоянки. Многие доверенные лица, в том числе и мой соратник по строительству второй очереди стоянки и неизменный член правления, а затем и комендант Гусаров Николай Владимирович, с удовольствием сообщали мне, что даже те люди, которые по зависти и личной духовной подлости огульно за глаза называли меня подлецом и вором, построившим стоянку ради корыстной цели личного обогащения, когда узнали о такой солидной компенсации, прикусили свои злые языки и заочно высказывали мне похвалу и благодарность.
   Если бы я тогда, в далеких 1991–1993 годах сломался и пустил дело на самотек, то никакой компенсации не могло быть. Да вряд ли автостоянка и дожила бы до строительства станции метро «Лесопарковая». Уж очень много было за 20 лет существования автостоянки коммерческих структур, посягавших на то, чтобы завладеть лакомым куском территории в пять гектаров площади с внутренней стороны МКАД, да ещё и имеющий самостоятельный выезд на МКАД и самостоятельное электроснабжение с собственной трансформаторной подстанцией. В мою бытность председателем мне неоднократно предлагали большие взятки за то, чтобы я уничтожил подлинники отводных документов, а потом изобразил дело так, что они украдены. Но я не мог пойти на предательство людей, которые в своем большинстве верили в мою порядочность. Да я и никогда не считал деньги высшей ценностью этой жизни. Как раз доверие людей и желание любой ценой оправдать свои словесные обещания, несмотря на непреодолимую стену советского, а затем и ельцинского бюрократизма, были главной движущей силой моего неуемного энтузиазма на этапе строительства и на этапе оформления законного землеотвода.
   Данная книга не является автобиографией. Просто на некоторых отдельных примерах я пытаюсь восстановить морально-нравственную атмосферу переходной эпохи от советского социализма к беспощадному капитализму, стяжательству, коррупции, повальному взяточничеству, государственному и бытовому бандитизму и «крышеванию» эпохи Ельцина. Заодно я хочу добрым словом вспомнить и поименно назвать всех тех людей, которые помогали мне в жизни и вольно или невольно, положительным образом повлияли на мою судьбу. Все-таки хороших и добрых людей я встречал больше, чем мошенников, проходимцев или моих ненавистников. А хорошие и добрые люди и есть – главная ценность прошлой и современной России. В то же время этой книгой я хочу показать, насколько судьба человека непредсказуема и невероятна. Мы ли выбираем свою судьбу или нам помогает Бог, чтобы направить человека к его вершине творчества и определить ему место жительства? Однозначного ответа у меня нет.
   То, что со мной случилось за период с 1980 по 1990 год, как раз и сломало мои представления, что все зависит от целеустремленности и желания самого человека. На каком-то этапе перелома судьбы происходят не зависящие от тебя невероятные внешние события, и каким-то чудом ты оказываешься в центре этих событий, хотя ни сном, ни духом не собирался стать их участником. Другой вопрос, полезны или вредны эти невероятные события для твоей судьбы? Анализируя задним числом свою жизнь, я констатирую для себя, что даже трагедии и временные жизненные неудачи, оказались полезными для моей судьбы и творческого развития. Невероятным стечением случайных обстоятельств, судьба позволила мне ещё в советский 1982 год, стать законным владельцем московской кооперативной квартиры и дала возможность занять достойное место в жизни. Как это все происходило, вкратце и изложено в этой книге.

Глава I
Фрагменты биографии личной жизни

1. Неудача поиска береговой службы и тревога за будущее

   Хотя я прожил на белом свете уже 71 год, но моя судьба по своей полной непредсказуемости остается для меня тайной и неразгаданной загадкой. Не будучи москвичом, я даже не планировал им стать и в будущем. Сразу же после окончания Военно-морского училища, по моему настойчивому желанию, меня назначили на Северный флот офицером электронно-вычислительной группы ещё не построенного атомного ракетного подводного крейсера «К-423». Через год службы на первичной должности меня назначили начальником радиотехнической службы атомного ракетоносца. Мне подчинялись четыре офицера, 3–4 мичмана и человек 7–9 матросов срочной службы. Отвечал я за исправность, правильную эксплуатацию и боевое использование всего огромного хозяйства радиотехнического вооружения атомохода, а также за обеспечение командного пункта и командира корабля данными о подводной и надводной обстановке. На торпедных и ракетных стрельбах, как и на всех коротких выходах в море или длительных боевых службах, с переходом из Баренцового моря, через Атлантический океан, к месту несения боевого патрулирования в районе «Бермудского треугольника», никогда не было стандартных ситуаций. Всегда приходилось напрягать все свои творческие способности и постоянно совершенствоваться. Время не замечалось. А жизненной энергии было так много, что никакие тяготы боевых походов и ежегодные изнуряющие подготовки к выполнению ракетных и торпедных стрельб, не могли сломать чувства гордости за свою службу.
   Конечно, имели значение молодость, невиданные по советским временам денежные оклады и двух-трехмесячные отпуска с санаторным лечением. Но было и другое. Без всякого пафоса могу заявить, что жизнь была наполнена высоким смыслом нужности и необходимости для страны нашей общей службы. Наши лодки и мы сами были щитом Родины и обеспечивали мирное течение жизни в нашей стране и сдерживали агрессию Запада по отношению не только к нашей стране, но и ко всем независимым народам и государствам по всему миру. Творческая работа начальника РТС мне очень нравилась, и я не хотел никакого карьерного роста по линии командования, и многие годы не стремился поменять место службы. С подводным атомным ракетоносцем «К-423» и была связана вся моя флотская служба. Мне неоднократно предлагали перейти на должность помощника командира, а затем закончить в Ленинграде, при Военно-морской Академии командирские «классы», чтобы обеспечить карьерный рост до командира такого же атомохода, на котором началась моя служба.
   Почему-то быть командиром атомохода мне не хотелось. Уж очень ответственная и непредсказуемая должность. Да и в помощники командира уходили офицеры после двух-трех лет службы, осознанно избрав путь карьерного роста до командира атомохода. Я же пропустил этот срок и одиннадцать лет «оттрубил» на атомном подводном ракетоносце стратегического назначения «К-423», в должности начальника радиотехнической службы. Лишь в 1979 году, осознав пугающую неопределенность своего будущего и будущего своей семьи, я попытался самостоятельно изменить свою судьбу и найти место для дальнейшей службы, где-нибудь в Подмосковье. Во время отпуска 1979 года, выяснив, что в подмосковной Купавне есть военно-морская лаборатория, я по разовому пропуску посетил Радиотехническое управление (РТУ) ВМФ на Большом Комсомольском переулке и побеседовал с начальником отдела кадров. Кадровик РТУ ВМФ, старый, лет 60–65, капитан 1-го ранга Кудрявцев Николай Иванович, показался мне на первый взгляд человеком вполне добропорядочным. Он внимательно выслушал мой рассказ о том, какой я замечательный и грамотный начальник РТС, и что я готов служить в Подмосковье, в Купавне или в военных приемках на заводах центральных областей России, на любых самых низших офицерских должностях, лишь бы получить постоянное жилье для своей семьи и не оказаться после выхода на пенсию бесквартирным офицером.
   Однако в ответ на мои просьбы кадровик заявил, что «Военно-морской флот – это не биржа труда». Никаких вакансий нет и не предвидится. Он и предложил мне подать рапорт по месту службы командованию Флотилии, чтобы меня включили в кандидаты на замещение вакантных должностей береговых частей и служб Военно-морского флота. Эту фразу «о бирже труда» кадровик повторил многократно. И я понял, что без родственных связей, и без наличия жилья, никаких шансов на перевод в Подмосковье у меня нет. После этой безуспешной попытки самостоятельно устроить свою судьбу я стал ощущать себя не боевым и грамотным офицером, а полным неудачником. Так оно и было на самом деле в плане полной неопределенности моего будущего и будущего моей семьи. С атомных подводных лодок разрешалось, после пяти лет службы, по желанию офицера переводиться в береговые службы. Это указание практически никогда не исполнялось, если сам офицер не подыскивал себе место дальнейшей службы и не получал запрос о переводе. Таких офицеров, которые не рвались к карьере командира на атомных лодках, а желали перейти на берег, было достаточно много.
   Но с переводом на берег везло не всем. В основном везло тем потомственным офицерам, у которых отцы занимали место где-нибудь в высокопоставленных штабах или в секретных военных институтах. Родители и планировали их судьбу. Когда таким офицерским сынкам надоедала служба на атомной субмарине, на них приходил запрос, и они спокойно переводились в тихие заводи ленинградских и московских военных институтов или в другие теплые места, заранее заготовленные для них родителями. Для бывшего деревенского парня, каким я и был, теплых мест никто заранее не заготавливал. Можно было надеяться только на везение или на стечение необычайных обстоятельств. В любом случае надо написать рапорт. Уже ни на что не надеясь, сразу же по приезде из отпуска я подал рапорт командиру корабля с просьбой перевести меня, в связи с двойной выслугой лет в плавсоставе, на берег, желательно в военную приемку на заводы центральных областей России. Но надежд было мало. В разуме постоянно прокручивалась фраза, что «ВМФ – не биржа труда».
   В 1979 году мне исполнилось 36 лет. Многие молодые командиры подводных лодок были моими сверстниками, а среди начальников РТС я выглядел «динозавром», который вовремя не успел «вымереть». Поздно было поступать и в Военно-Морскую Академию. Мне было жаль самого себя и свою семью. Чувствовал я себя «выжатым лимоном». Жизненная энергия куда-то сразу улетучилась. Временами накатывала настоящая хандра и депрессия. Привязанность к флоту и любовь к своей специальности офицера-подводника обернулась тем, что молодые годы безвозвратно канули в реку времени, наступил зрелый возраст, а я вместе с женой и двумя дочерьми, не добился ничего, не имел фундамента жизни, не имел жилья, и в принципе, оказался у «разбитого корыта». Страстно хотелось получить хоть какое-нибудь жилье в средней полосе России, поближе к родителям и спокойную офицерскую должность, чтобы дотянуть до выхода на пенсию.
   Я не верил в то, что в моей душе и теле сохранился резерв жизненной энергии, для того чтобы сделать творческий рывок, превышающий тот, что я сделал на флоте. Мне казалось, что я полностью выложил свой творческий и жизненный потенциал за время службы на атомном подводном ракетоносце, и теперь способен лишь к тихой должности офицерского клерка. Понимая, что без академического образования, никаких перспектив карьерного роста не имеется, я был согласен на любую должность. Получив в 1979 году «от ворот поворот» жестокими словами кадровика РТУ ВМФ, я вернулся из отпуска морально раздавленным и опустошенным. Ничего не оставалось делать, как последовать совету кадровика и наобум, не рассчитывая на какой-либо успех, подать рапорт по команде. С грустными мыслями неудачника я долго сочинял рапорт о переводе меня в среднюю полосу России, рассчитывая стать военпредом на одном из многочисленных заводов по производству радиотехнических станций и комплексов для нужд Военно-морского флота. На большее я и не мог претендовать по причине отсутствия академического образования.
   Да и где ещё в центральной России можно было найти другое место службы для морского офицера, кроме военпреда на каком-нибудь заводе? К тому же училище я закончил как инженер «по автоматике, телемеханике и вычислительной технике», и потому легко бы справился с обязанностями представителя заказчика на любом заводе по производству радиотехнических средств любой сложности. Где ещё, кроме производства военной техники я мог реализовать свои инженерные знания? Я знал, что, например, город Ленинград напичкан военными институтами по моей специальности и там бы мой опыт службы и инженерная специальность нашли себе применение. Я даже мог там стать завлабом или защититься и стать кандидатом наук и даже получить очередное звание капитан 2-го ранга. Но без наличия ленинградского жилья и без наличия родственных связей вход в такие военные институты для меня был навсегда закрыт.
   В такие институты на первичные должности или на должности среднего звена офицеры назначались не по талантам, а по наличию ленинградского жилья или по блату. Такая же обстановка была и в военных институтах и лабораториях Москвы и Московской области. Ситуация безвыходная и тупиковая. Целый год прошел в тревожном ожидании. Кадровики молчали, а самостоятельных поисков я не вел, потому что не имел высокопоставленных связей. И вдруг, в марте 1980 года меня вызвали в отдел кадров Флотилии подводных лодок и сообщили, что если я согласен, то буду назначен военным инженером на секретный подмосковный объект, который называется Аналитическим центром ВМФ. Местоположение этого объекта кадровики не сообщали, но я уже мысленно прыгал от восторга, потому что объект находился под Москвой, а значит, и недалеко от дома моих престарелых родителей. Лучше и невозможно было придумать. Я тут же дал согласие и стал дожидаться приказа Главкома ВМФ о своем переводе. Мысль, что я буду жить недалеко от Москвы, а главное, недалеко, в пределах 400–500 километров от моей малой родины и дома родителей в Тамбовской области, была для меня живительным бальзамом.
   Я и не мечтал после службы на Северном флоте о такой жизненной удаче. Естественно, что я готов был разбиться в лепешку и служить хотя по 24 часа в сутки, чтобы моя мечта поскорее осуществилась. Главным же в этой мечте была не должность, а возможность получить квартиру и осесть в Подмосковье, вблизи от родительского деревенского дома. Мне нравилась служба на лодке и нравилась жизнь на Крайнем Севере, в трижды закрытом военном городке Гаджиево. К концу службы, примерно за два года до перевода, я даже получил приличную трехкомнатную служебную квартиру. Но навечно связывать свою жизнь с городком Гаджиево я не собирался. Здесь даже не было своего кладбища. Умерших жителей хоронили на кладбище города Полярного, расположенного за 25 километров от Гаджиева. Была и другая проблема, довлеющая надо мной, словно дамоклов меч. В предпенсионном возрасте, т. е. через 4–5 лет, мне могли и отказать в переводе.
   Кто же возьмет на службу предпенсионного офицера, не имеющего собственного жилья и прописки? В ещё более ужасное положение я мог попасть в случае внезапной тяжелой болезни и полной демобилизации. Мы с женой были родом из одной деревни под городом Тамбовом, и в нашей большой стране СССР не имели своего собственного угла. Нигде и никакого! Реальной программы обеспечения жильем демобилизованных по болезни или по выслуге лет офицеров в масштабе всей страны не было. Конечно, если бы, демобилизовавшись по болезни, я прибыл вместе с семьей в город Тамбов, поближе к родителям, то меня там поставили на очередь на получение жилья. Вот только дождаться получения квартиры даже через 5—10 лет ожидания не было никакой возможности. Всю оставшуюся жизнь я так и таскал бы свою семью по съемным углам и чужим квартирам. Ещё более неприемлемым вариантом был возврат в родительский деревенский дом. Да, я очень любил тогда и люблю сейчас свою малую родину. Но вернуться больному офицеру с женой и двумя детьми в деревенский дом престарелых родителей, лишенный всяких удобств, кроме печного отопления, было бы для меня непереносимым позором.
   Позор ещё можно пережить, но там я не мог найти никакой работы по своей инженерной специальности. Оставалось только запить горькую и умереть от пьянства, разделив свою офицерскую судьбу заслуженного подводника Северного флота с судьбой многих моих деревенских сверстников, которые бросили школу, а затем «вклюнулись» в алкоголь, а теперь отдыхают и спят вечным сном на деревенском кладбище. Вот по этим причинам жилье стало главной целью моего перевода с атомной подводной лодки и в какой-то момент, главным смыслом моей жизни. В тревоге за свое будущее и в желании как можно скорее получить жилье для своей семьи, я сдал дела начальника РТС РПК СН «К-423» и получил командировочное предписание на убытие к новому месту службы.

2. Удивительный переход с атомной подводной лодки в бурную жизнь столицы

   Мне было 37 лет. У меня не было ни кола, ни двора. Назад к счастливому прошлому возврата не было. С ним было покончено навсегда, лишь осталось сожаление. Если бы у меня была в средней полосе приличная квартира, то я бы с удовольствием послужил на атомной лодке ещё несколько лет, а может быть, и до полного выхода на пенсию. Служить на лодке для меня было творческим удовольствием. Но надо быть полным идиотом, чтобы продолжать службу, не имея нигде «ни кола, ни двора». В полной неопределенности собственного будущего, в жаркие дни первых чисел июля 1980 года, в канун летней Олимпиады, я вместе с семьей прибыл в Москву. Москва была необыкновенно пустынной. Особенно поразила пустота аэровокзала и московских транспортных магистралей. Это было связано с ограничением въезда в Москву, в связи с проведением в Москве Олимпиады-80. В Москве жила сестра моей жены, и мы как всегда, во время отпусков или по другим каким нуждам, бывая проездом в Москве, остановились в её московской квартире. Прибыли мы в Москву после окончания рабочего дня и знакомство с новым местом службы пришлось отложить на следующий день.
   Командировочное предписание было выписано на РТУ ВМФ. Служебный телефон кадровика управления Кудрявцева Николая Ивановича хранился у меня ещё с 1979 года. Утром я позвонил ему, и он распорядился подъехать и связаться с ним из бюро пропусков, по трехзначному коммутатору. Через час-полтора я прибыл в Большой Комсомольский переулок, получил в бюро пропусков разовый пропуск и оказался в Радиотехническом управлении ВМФ. Кудрявцев Николай Иванович встретил меня так, как будто видел в первый раз. В маленьком кабинете кадровика находилось ещё два капитана 1 ранга. Он познакомил меня с ними. Один из них, пожилой красавец с окладистой седой бородой, капитан 1-го ранга Прохоров Марат Иванович, представился командиром будущего Аналитического центра. А другой, сравнительно молодой капитан 1-го ранга Вдовиченко Евгений Владимирович, представился главным инженером и моим непосредственным начальником. Мне объяснили, что пока ещё никакого Аналитического центра не существует. Для развертывания будущего центра и сопровождения работ по его созданию, создан временный штат-кадр в количестве пяти штатных должностей. Мы трое и были представителями будущего центра.
   Четвертый, как я потом выяснил, самый хитрый и осторожный, капитан 3 ранга Слава Первак, прибыл одним из первых. Почему-то его не оставили в РТУ ВМФ для работы с секретной документацией по развитию центра, а отправили на объект. По ходатайству командования РТУ ВМФ, Слава Первак получил служебную квартиру в качестве наблюдателя за ходом строительства непосредственно на подмосковном объекте Дуброво, и находился там практически постоянно. Как ни странно, но это перемещение неизвестного мне и раньше меня прибывшего офицера Славы Первака из РТУ ВМФ, на объект Дуброво, сыграло заметную положительную роль в моей будущей судьбе. Если бы Слава Первак проявил себя талантливым офицером, умеющим работать с документами, общаться с командованием ВМФ и конструкторами-разработчиками Аналитического центра, то его бы и оставили при РТУ ВМФ, а меня отправили на объект в качестве сидельца-наблюдателя. В этом случае я бы потерял шанс проявить свои творческие способности в качестве работника Центрального аппарата.
   Сидел бы на объекте в служебной квартире и тихо ждал, когда будет построен жилой дом для офицеров и мичманов центра, и моя семья получит на территории военного городка настоящую подмосковную квартиру. То есть реализовалась бы судьба тихого предпенсионного офицерского клерка. Но даже от реализации этой судьбы я был бы безмерно счастлив, так как о большем и не мечтал. Но что-то у Славы Первака не сложилось. Разных согласований и документальной работы по создаваемому Аналитическому центру был непочатый край. И Прохорову и Вдовиченко был нужен помощник-исполнитель документов непосредственно в РТУ ВМФ, откуда и велись все согласования и возникали горы совершенно секретной переписки, как с Управлениями ВМФ, Министерством обороны и военными институтами, так и с многочисленными гражданскими министерствами системы Военно-промышленного комплекса, организацией главного конструктора, и многочисленными организациями конструкторов и разработчиков отдельных систем и технических устройств, обеспечивающих «добычу», сбор и обработку информации для функционирования Аналитического центра и передачу обработанной информации на командные пункты Генерального штаба.
   Поэтому мне, в виде эксперимента, и предложили снять жилье в Москве и на следующий же день прибыть в РТУ ВМФ для исполнения инженерных обязанностей в качестве помощника главного инженера Евгения Владимировича Вдовиченко. На пятую должность инженера, равноценную моей должности, офицер уже был тоже назначен, но пока к новому месту службы не подъехал. Таким образом, штат-кадр будущего объекта состоял из пяти офицеров. Штат-кадр был полностью укомплектован и одним из этих офицеров штат-кадра, неведомыми для меня путями была назначена и утверждена моя скромная персона. Это была не просто удача или везение, а перст судьбы, который определил все мое будущее. Ещё большим перстом судьбы оказалась моя необходимость исполнения служебных обязанностей не на объекте Дуброво, а в Москве, в Центральном аппарате Радиотехнического управления ВМФ. Буквально через неделю прибыл и последний офицер штат-кадра Валера Двораковский. Ему тоже предписали снять квартиру в Москве и работать параллельно со мной в РТУ ВМФ под руководством Вдовиченко и под общим руководством начальника шестого отдела неакустических средств полковника Черненко Эдуарда Петровича.
   Я был так увлечен и заинтересован новым необъятным кругом служебных обязанностей, так хотел скорее постигнуть все нюансы и тонкости новой служебной деятельности, требующей настоящей творческой отдачи, что даже не замечал, что Валера Двораковский является моим конкурентом. Впрочем, творческой работы по подготовке документов, ответов на предложения промышленности, военных институтов и заинтересованных управлений ВМФ и Министерства обороны, а также по согласованию совместных решений и предложений, хватало на всех. Все мы вместе с главным инженером Вдовиченко работали с начала рабочего дня до 22–23 часов позднего вечернего времени. И опять, как и во время службы офицером-подводником на атомном ракетоносце, я перестал замечать служебное время, как жизненную тяготу. Недели проходили как один день. Не успевал я оглянуться, как наступал выходной день. Я ощутил прилив огромных жизненных сил, как будто внутри открылось второе дыхание, словно у бегуна на длинные дистанции. У нас не было рабочего помещения, как у штатных сотрудников РТУ ВМФ. Но это нам нисколько не мешало.
   Мы работали или в секретной части или за двумя рабочими столами, поставленными для нас в аппендиксе полутемного коридора. Настольных ламп не было. РТУ ВМФ располагалось в старом здании бывшей гостиницы, построенной ещё в царские времена, и имело четырехметровые пролеты от потолка до пола. Тусклый свет потолочных ламп коридора еле освещал поверхность стола, за которым мы читали документы или исполняли в секретных рабочих тетрадях бесчисленные проекты совместных решений, ответные письма или проекты рабочих документов. Темп был так высок, что за неделю рабочего времени я от корки до корки расходовал секретную тетрадь объемов в 96-100 листов, разлинованную в линейку под рабочую рукопись. Всегда имелось две тетради. Когда одну сдавал в секретное машбюро для печати проекта письма или документа, работал в другой тетради. Заметил я влияние этого полутемного коридора на мое здоровье, лишь много лет спустя, когда зрение стало катастрофически падать, а затем и открылась глаукома. В этом бешеном рабочем темпе я не сразу обратил внимание на то обстоятельство, что хотя Валера Двораковский, работал с документами с не меньшим усердием, но результаты его работы были более скромными. Это адский труд был для него явно в тяготу.
   Он не испытывал от него никакого удовольствия, может быть потому, что каждый проект документа переделывал многократно. Он не мог сразу уловить ту мысль, которую выкладывал главный инженер Вдовиченко, давая ему задание на исполнение того или иного документа. Если же Двораковский пытался вложить в документ что-то свое, то не мог потом аргументировано доказать, почему он исказил или дополнил мысль начальника своими мыслями. Работал он также напряженно, но выход или результат такого напряженного труда был минимальным. Кроме главного инженера Вдовиченко, нам имел право поручать исполнение документов и начальник 6 отдела РТУ ВМФ полковник Черненко, который был ответственным за исполнение ОКР «Аналитический центр» по линии РТУ ВМФ. Я быстро нашел деловой контакт с Черненко, и хотя со значительными правками, но написанные мной черновики докладов Главнокомандующему ВМФ или деловые письма, Черненко визировал, после чего я мог их отдать в печать. А вот у Двораковского такого контакта не получилось. Скоро Черненко прекратил обращаться к Двораковскому и через голову главного инженера, поручал мне исполнение ряда черновых вариантов серьезных документов за подписью начальника РТУ ВМФ, которым к этому времени был профессор, доктор технических наук и контр-адмирал Попов Георгий Петрович.
   Через какое-то время в способностях Двораковского к серьезной аналитической работе с документами разочаровался и главный инженер Вдовиченко. Двораковский все чаще стал исполнять личные поручения главного инженера, меньше бывать в помещении РТУ ВМФ и работать с документами. Вообще, надо сказать, что кратко и понятно изложить свои, а тем более, чужие мысли на бумаге – неимоверно сложная задача, и не каждому человеку она по силам и талантам. Вырабатывается такое качество не у каждого человека. Нередко я тоже иногда переделывал документы по два-три раза, но не столько потому, что неправильно излагал мысль начальника, а потому что пытался вложить в документ и свои соображения, которые мне казались весьма существенными. Иногда Вдовиченко с ними соглашался, и черновик документа подвергался лишь мелким незначительным правкам. Чаще Вдовиченко категорически отвергал мои соображения, и черновик документа приходилось в корне переделывать.

3. Борьба Вдовиченко за адмиральскую должность

   Сначала я не мог понять, какие задания главного инженера выполняет Двораковский, целыми днями «пропадая» в других управлениях ВМФ или в организациях промышленности? Очень часто он с утра получал личные задания от Вдовиченко, и только к вечеру появлялся в управлении, чтобы сглазу на глаз сообщить главному инженеру о результатах свой работы. Позже выяснилось, что главный инженер Вдовиченко, от имени «Аналитического центра» мог исполнять и печатать секретные документы и без визы начальника 6 отдела РТУ ВМФ. Вот с этими письмами, исполненными от имени «Аналитического центра» и бегал Двораковский в кадровые органы ВМФ и в организацию главного конструктора академика Савина Анатолия Ивановича, пытаясь согласовать с ними штатную численность первой очереди в количестве 700 человек и с обязательным утверждением звания контр-адмирала для главного инженера и начальника центра.
   Конечно, каждая отдельная войсковая часть имеет право обосновывать и доказывать перед вышестоящими кадровыми органами ту штатную численность, которая необходима для обеспечения нормальной жизнедеятельности и боеготовности того технического комплекса, который она обязана обслуживать. Но «Аналитический центр» по факту замыкался на РТУ ВМФ, и не имел права прыгать «через голову» и самостоятельно решать вопросы штатной численности. По своей флотской наивности в те времена я не понимал, что главный инженер Вдовиченко настойчиво гнет свою линию по штатной численности, втайне от начальника 6-го отдела РТУ. Именно, по той причине, что ему очень хотелось стать контр-адмиралом. Под давлением Вдовиченко я помогал ему разрабатывать раздутое штатное расписание. Пытался спорить и сопротивляться. Но мои доводы им не воспринимались. Может, эти споры и помогли мне остаться в стороне от его закулисной борьбы за адмиральскую должность. Если я критиковал даже черновик раздутого штатного расписания, то как я мог ходить к кадровикам или в организацию главного конструктора, чтобы убеждать их согласиться с предложенным штатным расписанием?
   А вот Валера Двораковский, и не пытался критиковать работу Вдовиченко. Он воспринимал эту раздутую схему, как нечто необходимое и готов был за неё бороться. Он и стал исполнителем тайных замыслов главного инженера нашего будущего центра. Но в «дураках» от этой подковерной возни остался, в конце концов, сам Вдовиченко. Он видимо не представлял себе, насколько доверительные отношения были у начальника 6 отдела РТУ ВМФ Черненко с главным конструктором академиком Савиным и его подчиненными. О каждом посещении Двораковского или самого Вдовиченко московского ЦНИИ «Комета», который возглавлял главный конструктор академик Савин, тут же по телефону сообщали Черненко. И сам Черненко, и начальник РТУ ВМФ контр-адмирал Попов были против адмиральских должностей и раздутых до 700 человек штатов «Аналитического центра». Да и как же не быть против, если быть реалистом, а не прожектером, закороченном на идее «адмиральства» руководителей будущего центра?
   Во-первых, были заложены основания лишь двух 40-квартирных жилых домов с неизвестными сроками завершения строительства. Даже после завершения их строительства, в них можно было разместить лишь восемьдесят семей офицеров и мичманов, а куда девать семьи ещё 600 военнослужащих, если утверждать такую раздутую штатную численность? Во-вторых, пока на объекте не были установлены все технические средства и комплексы, и не проведена опытная эксплуатация силами специалистов промышленности, нельзя было даже гению, каким себя числил Вдовиченко, определить потребную численность оперативного и обслуживающего персонала. В-третьих, пока от будущего «Аналитического центра» руководство ВМФ и Генеральный штаб не получат весомой и достоверной информации о местоположении и боеготовности подводных стратегических ядерных сил вероятного противника, о местоположении многоцелевых подводных сил и авианосных ударных соединений, никто и никогда не введет начальнику центра штатной должности контр-адмирала.
   В советское время, да и сейчас, штатными должностями адмиралов в ВМФ так просто не разбрасываются. Обуянный идеей «адмиральства» главный инженер Вдовиченко ничего этого не замечал и вопреки здравому смыслу, лез «напролом» и вел закулисную игру, которая являлась тайной только для него самого. Я сразу же отказался от участия в этой закулисной игре, и тем спас свою репутацию. Постепенно, не только Двораковский, но и главный инженер Вдовиченко, все больше попадали в изоляцию от начальника 6 отдела Черненко и теряли в его глазах доверие. Получалось так, что исполнение наиболее важных документов Черненко поручал мне напрямую, помимо главного инженера Вдовиченко. Мало того, но Черненко приглашал меня на все совещания с участием представителей военных институтов и разработчиков, где я мог свободно высказывать свое личное мнение и мое мнение часто учитывали при подготовке решений. А вот главный инженер Вдовиченко своим максимализмом и нереализуемыми требованиями, мягко говоря, на таких совещаниях вызывал всеобщее недоумение и недовольство.
   Он совершенно не соотносил, довольно низкие возможности вычислительных и информационных устройств того периода, а также отсутствие необходимого программного обеспечения, с реальными потребностями «Аналитического центра». С учетом того, что никаких компьютеров тогда не было не только в СССР, но и на «продвинутом» Западе, то требования главного инженера Вдовиченко, невозможно было реализовать в «железе». Прошло какое-то время, и я стал полноценным доверенным лицом начальника 6 отдела РТУ ВМФ. Он перестал доверять главному инженеру Вдовиченко. Я не только научился исполнять важные документы на уровне главного инженера, но и успешно взаимодействовал и согласовывал документы по «Аналитическому центру» с командованием ВМФ, Управлениями Генштаба и даже с Комиссией по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР.
   У меня это получалось значительно лучше, чем у главного инженера Вдовиченко. Скажу по совести, что огромную роль в моих доверительных отношениях с высокопоставленными работниками Военно-Морского флота, Министерства обороны, министрами и их заместителями и даже с представителями Совета Министров СССР, сыграл мой огромный одиннадцатилетний стаж службы на атомном подводном ракетоносце Северного флота. Дело в том, что я настолько свыкся с должностью начальника РТС атомного подводного ракетоносца, что посещая кабинеты высокого начальства по делам «Аналитического центра», представлялся не как инженер этого центра, а как начальник РТС стратегического подводного ракетоносца. Это сразу же вызывало неподдельное любопытство к моей личности и моей флотской службе. На полчаса, а то и минут на сорок завязывалась доверительная беседа о тяготах и особенностях службы на подводном флоте. Это была моя излюбленная тема. Я с увлечением рассказывал о ракетных и торпедных стрельбах, о таинственных «квакерах», которые сопровождали нашу подводную лодку или о каких-либо происшествиях во время трехмесячных боевых служб без единого всплытия на поверхность.
   Доходило до того, что я и сам забывал, зачем пришел к высокопоставленному начальнику. Нашу беседу прерывал или телефонный звонок или срочные дела начальника кабинета. Я переходил к теме посещения. Показывал документ, который требовал согласования и кратко объяснял, какие задачи возлагаются на управление начальника кабинета, в связи с работами по созданию «Аналитического центра». Начальники в те, советские времена, были грамотными людьми и профессионалами своего дела. Лишь в редких случаях они приглашали своих подчиненных для консультаций, а чаще или сами корректировали документ или ставили согласующую подпись после подробного и тщательного изучения всего документа от корки до корки. Причем начальники всех уровней проявляли неподдельный интерес не только к моей флотской одиннадцатилетней службе на борту атомного подводного ракетоносца, но и к самому «Аналитическому центру».
   Визитная карточка офицера-подводника работала безотказно. Со многими начальниками управлений ВМФ, работниками союзных министерств по профилю технических средств «Аналитического центра», и даже с кремлевскими небожителями-работниками Совета Министров СССР, у меня установились прочные деловые отношения. Не малую роль в этих отношениях значило уважение к моей флотской личности и к моей прошлой нелегкой профессии начальника РТС атомного ракетного подводного крейсера. Как правило, большинство руководителей военных управлений и ведомств, как и руководителей гражданских министерств оборонного профиля, искренне желали оказать содействие быстрейшему вводу в строй такого важного для повышения обороноспособности страны информационно-аналитического объекта. Подтверждаю из своего жизненного опыта, что в советские времена высокопоставленные чиновники не были «сухарями» или черствыми бюрократами. Это были высококлассные профессионалы, не потерявшие чувства любопытства к человеческим судьбам и к новым видам вооружений. При этом моя длительная служба на атомных подводных лодках, являлась моим беспроигрышным «козырем» при знакомстве и беседах с высокопоставленными чиновниками.
   Предварительная беседа на тему атомного подводного флота и моей флотской службы помогала установить доверительные отношения и упростить решение самых сложных вопросов по цели моего прибытия. Я делал такие успехи при согласовании документов в разных управлениях и ведомствах, которые и не снились главному инженеру центра Вдовиченко. Месяца через три после начала моей оглушительной карьеры на поприще рядового инженера центра, прикомандированного к шестому отделу РТУ ВМФ для исполнения документов, где-то в октябре 1980 года мой непосредственный начальник главный инженер Вдовиченко ушел в очередной отпуск. По указанию начальника 6-го отдела РТУ ВМФ я быстро переделал штатное расписание первой очереди от численности 700 военнослужащих, если не изменяет память, до численности примерно 233 штатной единицы, и исключил всякое упоминание о адмиральских должностях для командования центра.
   Сам я считал, что и этого много, но ещё сохранилась инерция наполеоновских замыслов моего непосредственного начальника – Вдовиченко. Начальник 6 отдела РТУ ВМФ, а также кадровик управления Николай Иванович Кудрявцев завизировали отпечатанный на машинке секретный проект нового штатного расписания, после чего мне поручили согласовать этот проект с Управлением кадров и мобилизационной работы Военно-Морского флота. На другой день я получил согласующую подпись Главного кадровика ВМФ, и документ был отправлен в ГОМУ (Главное организационно-мобилизационное управление) Генштаба Министерства обороны. Когда Вдовиченко прибыл из отпуска и узнал, что штатное расписание значительно урезано и без упоминания адмиральских должностей отправлено в ГОМУ Генштаба МО, он пришел в тихую ярость. Ко мне, как исполнителю документа, у него претензий особых не было. Он знал, что я действовал по указанию начальника 6 отдела РТУ ВМФ полковника Черненко. Неосуществимость желания стать адмиралом переполнило чашу терпения моего непосредственного начальника. Он стал по делу и не по делу поливать за глаза начальника 6-го отдела РТУ ВМФ всякими домыслами и оскорблениями.
   Но начальник 6 отдела вел разработку не только ОКР «Аналитический центр» и глобальной системы обнаружения, сбора и обработки информации о местоположении подводных сил стран НАТО, но и десятки успешных ОКР по разработке и внедрению неакустических средств обнаружения подводных лодок вероятного противника. Некоторые работы шестого отдела РТУ ВМФ были отмечены Государственными премиями СССР. Научный и управленческий авторитет начальника 6 отдела Черненко Эдуарда Петровича был так высок, что «очернить» его в глазах командования было невозможно. Скорее, от этих злопыхательских наветов и жалоб на некомпетентность начальника 6 отдела РТУ ВМФ, страдал авторитет самого главного инженера Вдовиченко. Потеряв возможность стать новоиспеченным контр-адмиралом, в запале карьерного помутнения разума, мой непосредственный «шеф» бегал и в кадровые органы ВМФ и в ГОМУ Генштаба, и даже писал личные рапорты руководству Главного штаба ВМФ.
   Но тем самым, навредил он только себе, потому что приобрел репутацию склочника и ябеды, а это в Военно-Морском флоте всегда вызывало презрение и никогда не поощрялось. Может быть, это происходило потому, что при управлениях Военно-Морского флота не было штатных политработников, а Политуправление ВМФ по каким-то незримым законам не вмешивалось в дела Центрального аппарата ВМФ. Начальство же судило о своих исполнителях не по наветам или жалобам, а по результатам их работы. У Черненко таких положительных результатов работы было много, а вот у его склочного оппонента никаких результатов не было, ни по старому месту службы в управлении противолодочной борьбы, ни на должности главного инженера Аналитического центра. Молва о склочном характере Вдовиченко скоро разнеслась по всем организациям промышленности и органов управления ВМФ и Министерства обороны. Его везде встречали настороженно, а значит, и не доверяли даже его по-настоящему умным и деловым предложениям.
   Где-то в середине 1981 года пришло утвержденное штатное расписание первой очереди Аналитического центра, если не ошибаюсь, на численность 120 офицеров и мичманов. Численность ещё сократили раза в два от той, что была согласована и представлена в ГОМУ Генштаба. Возможно, что так ГОМУ отреагировало на «домогательства» моего «шефа» о введении адмиральских должностей. Уверен был тогда и сейчас, что и этой численности было с избытком. Дело в том, что шло медленное строительство лишь двух пятиэтажек на 80 квартир. Третий дом даже не был заложен и вряд ли существовал даже в проекте. Тем самым, заранее была спланирована великая склока вновь назначенных офицеров и мичманов за обладание вожделенной собственной квартирой на территории закрытого военного городка. Но никакая склока не могла превратить 80 квартир в требуемые 120, а значит, примерно 40 семей были обречены оставаться бесквартирным и жить по чужим углам неопределенно долгое время.
   О ходе строительства этих двух жилых домов силами военных строителей, подчиненных Главному инженерному управлению ВМФ, хочется сказать особо. Они должны быть построены по плану в 1980 году, ещё до моего прибытия к новому месту службы. Планы строительства были сорваны и к июлю 1980 года были вырыты лишь котлованы под их строительство. На момент прибытия к месту службы, отсутствие постоянного жилья в военном городке по месту моей будущей службы, показалось мне сущей трагедией. В отчаянии я даже хотел купить дом в близлежащей деревне, чтобы использовать его после получения жилья в городке, в качестве дачи. Но оказалось и этого невозможно сделать. Сельсовет мог разрешить покупку дома лишь тогда, когда я дам согласие на постоянную деревенскую прописку. Если бы я пошел по этому пути, то навсегда лишил себя права получить даже квартиру городского типа в военном городке. По жилищному законодательству советского времени, меня по закону лишили бы права на постановку в очередь, как человека уже обеспеченного жильем и имеющим деревенскую прописку.
   Деревенский дом – это не дача в садовом товариществе. Штампик в паспорте о деревенской прописке навсегда превращал тебя в деревенского жителя, а твою семью в сельских поселенцев, не имеющих законного права на получение нормальной благоустроенной квартиры в военном городке по месту службы. Когда я вник в подробности, то быстро отказался от варианта с приобретением деревенского дома. Этот вопрос отпал сам собой, когда выяснилось, что в самом военном городке мне и нечего было делать. Надо было работать в РТУ ВМФ, в Москве, чтобы ускорить и строительство жилых домов, и создание самого Аналитического центра.

4. Мистика жизни, или Размышления о превратностях судьбы

   Парадокс в том, что лично для меня и моей семьи было бы значительно хуже для дальнейшей судьбы, если бы к моему прибытию в военном городке Дуброво имелась уже построенная жилплощадь для семей военнослужащих. Тогда бы я и члены моей семьи получили постоянную прописку и квартиру в военном городке Дуброво. После этого никакое везение и никакие случайные обстоятельства по законам советского времени не могли мне помочь получить московскую прописку и купить в Москве кооперативную квартиру из фондов Министерства обороны. И конечно, я бы никогда не построил в Москве автостоянку на 1545 машиномест. Во времена Ельцина такие военные городки были лишены финансирования, и их жилой фонд на глазах превращался в развалины, а жители таких закрытых военных городков оказались выброшены на помойку истории и страдали от безработицы и полной бесперспективности.
   По воле случая и стечения невероятных обстоятельств я сам и моя семья избежали такого несчастья. Так что и в этом случае двухлетняя жизнь без прописки на съемной московской квартире и отсутствие жилого фонда у Аналитического центра обернулись для меня и моей семьи несказанной удачей в цепи как бы случайных событий, которые неумолимо готовили мне судьбу московского жителя и переход от службы в подмосковном закрытом военном городке к службе в Центральном аппарате Военно-морского флота. Как раз моя служба в Москве при РТУ ВМФ и началась с того, что общими неимоверными усилиями в июле-августе 1980 года был согласован с ГИУ ВМФ подробный поэтапный график строительства этих двух 40-квартирных домов, со сроком завершения строительства и сдачи в эксплуатацию в феврале 1982 года. Чтобы ГИУ ВМФ не могло уклониться или сорвать сроки строительства, РТУ ВМФ представило график работ на утверждение Главнокомандующему ВМФ, адмиралу флота Советского Союза Горшкову Сергею Георгиевичу. Главком ВМФ не только утвердил этот график, но и наложил резолюцию о том, чтобы ему ежемесячно докладывали о ходе строительства двух жилых домов для военнослужащих будущего Аналитического центра.
   Понимаете, насколько важным считал Главком вопрос о строительстве жилья для военнослужащих? Он не потребовал эпизодического доклада о ходе создания самого Аналитического центра или его технических средств. А вот строительство двух домов, при всей своей сверхзанятости вопросами строительства и управления Военно-Морским флотом СССР, Главком взял под свой личный контроль. Во-первых, Главком считал своей прямой обязанностью обеспечение жильем военнослужащих. Во-вторых, он заранее знал, что без его личного давления ГИУ ВМФ обязательно затянет сроки строительства и ввода в эксплуатацию жилых домов. Подготовка черновиков таких ежемесячных докладов Главнокомандующему ВМФ и стало одним из первых постоянных моих обязанностей. На первый взгляд, что сложного написать черновик доклада для Главнокомандующего ВМФ? Но это только на первый взгляд.
   На самом деле, на исполнителя ложится тяжелый груз ответственности за достоверность информации. Если бы строительство шло без задержек, то не о чем было бы и докладывать. Но военные строители вечно затягивали строительство! То не были завезены комплектующие, то неожиданно бригады строителей или сама техника исчезали со строительной площадки в неизвестном направлении. Дня за два-три до исполнения черновика доклада я собирал подробную информацию о состоянии строительства. Пользовался информацией Славы Первака, Валеры Двораковского, главного инженера Вдовиченко и даже начальника центра Марата Ивановича Прохорова. Все их данные я трижды перепроверял методом сравнения, отсеивая несущественную информацию. Но чаще сам выезжал в военный городок Дуброво и на месте добывал информацию о ходе строительства. Если бы я однажды «оклеветал» ГИУ ВМФ, и предоставил Главкому ВМФ недостоверную или некорректную информацию, то я бы подвел, в первую очередь начальника РТУ ВМФ контр-адмирала Г.П. Попова, который ставил подпись на чистовике доклада, а во вторую очередь, нанес удар по собственной репутации.
   За малейший промах в таком серьезном докладе меня бы отстранили от этой работы. Но самое главное – я бы потерял доверие начальника РТУ ВМФ и начальника 6-го отдела. Могли бы вслед за Славой Перваком и меня откомандировать из Москвы и отправить в Дуброво, как недобросовестного исполнителя, неспособного объективно оценивать обстановку. Однако мало было собрать достоверную информацию. Надо было кратко и ясно, в объеме трех четвертей одного печатного листа изложить информацию о состоянии строительства, в чем задержка графика и какие меры надо принять ГИУ ВМФ, чтобы сохранить темп строительства. Главком по дефициту служебного времени не мог читать доклады, которые не умещались на одном печатном листе. Чтобы достичь краткости и совершенства доклада, я переписывал черновик не менее пяти раз, пока не добивался того варианта, который удовлетворял меня лично. После этого я показывал черновик начальнику 6 отдела РТУ ВМФ. Он тоже вносил стилистические правки и сокращал доклад, удаляя несущественные детали.
   Я переписывал откорректированный текст и снова приносил черновик начальнику 6 отдела РТУ ВМФ на визирование для печати. Иногда даже в чистовой вариант Черненко вносил мелкие коррективы, и только после этого визировал черновик для печати. Я сдавал тетрадь в машбюро секретных документов, а когда получал отпечатанный «чистовик», то относил его Черненко. Он внимательно читал каждую строчку и каждое слово, стараясь отыскать не только стилистические, но и орфографические ошибки. Убедившись, что доклад отработан, Черненко визировал его, расписывался за его получение, у меня в реестре секретных документов, а затем аккуратно складывал в папку «На доклад» и убирал в свой сейф. Виза означала, что Черненко брал на себя ответственность за достоверность информации и за сам слог и содержание доклада. Я временно забывал о докладе и начинал заниматься другими документами. По вечерам начальник РТУ ВМФ собирал начальников отделов на совещание и там, тщательно ознакомившись с текстом и содержанием доклада Главкому ВМФ, ставил под ним свою подпись. Я, как и все офицеры управления, не уходил со службы, а ждал возвращения начальника отдела с совещания.
   Часто эти совещания затягивались часов до 8–9 вечера. В советские времена Горбачева, ещё, видимо, со сталинских времен, было нормой завершать службу на два-три часа позже официального окончания рабочего дня. На это никто не обращал никакого внимания. Вернувшись с совещания, Черненко возвращал мне подписанный документ на дальнейшее исполнение. Но это не означало конец рабочего дня. Я покидал управление или вместе с главным инженером центра часа в 23 полуночи, а когда его не было, то уходил из управления только после того, как уходил домой начальник 6 отдела. Не только я, прикомандированный, но и все штатные офицеры других отделов, хотя и имели право покидать управление в 6 часов вечера, уходили по домам только после того, как их начальник отдела покидал управление или вместе с ним. Вернувшись с совещания, Черненко возвращал мне подписанный доклад и до утра он «отлеживался» в моем чемодане для секретных документов, а позже и в личном сейфе. На второй день начиналась основная работа с докладом.
   Я перекладывал документ в красивые красные корочки, с надписью «На доклад Главнокомандующему ВМФ», эти корочки аккуратно укладывал в свой походный дипломат и по московским изогнутым переулкам, минуя кинотеатр «Современник», дворами и «огородами», добирался до Большого Козловского переулка, дом 6. Там располагался мощный комплекс зданий Главного штаба ВМФ, его подразделений, кабинеты высшего командования Военно-морского флота и секретариат Главкома. Там я по реестру сдавал документ порученцу Главкома или его секретарю. Порученец в звании капитана 1-го ранга, бегло осматривал документ, убеждался, что указан номер телефона моего вызова, и я отправлялся назад, заниматься текущими делами. Так получилось, что одним из порученцев был бывший командир стратегического подводного атомохода капитан 1-го ранга Задорин. С его экипажем, будучи прикомандированным молодым лейтенантом, я совершил первый длительный автономный поход и проявил себя вполне грамотным специалистом. Он меня запомнил и встречал весьма приветливо. Надо отметить, что вежливость и уважение, даже к офицерам нижнего звена и рядовым исполнителям, были визитной карточкой сотрудников Секретариата Главнокомандующего ВМФ.
   Проходил день или два, и из Секретариата следовал звонок на телефон начальника отдела, что доклад рассмотрен и можно его забрать. Теми же дворами и криволинейными переулками минут за двадцать я приходил в Секретариат и забирал доклад, с росписью в реестре документов. Вернувшись в управление, первым делом показывал доклад с резолюцией Главкома полковнику Черненко. Чаще всего Главнокомандующий ВМФ в короткой резолюции, исполненной его рукой наискосок прямо по тексту доклада, давал конкретные указания начальнику ГИУ ВМФ, генерал-лейтенанту Путяте Вадиму Евграфьевичу и автору доклада – начальнику РТУ ВМФ. Когда указания не требовали безотлагательных мер, Черненко брал доклад себе в папку, показывал его начальнику РТУ ВМФ, а заем возвращал мне и приказывал выслать копию доклада начальнику ГИУ ВМФ, а мне взять на контроль и исполнение указания Главкома, и постоянными звонками «теребить» офицеров ГИУ ВМФ, ответственных за строительство двух жилых домов нашего центра.
   Когда указания были серьезны и неотлагательны, Черненко предлагал мне посетить Спартаковский переулок, где располагалось ГИУ ВМФ и добиться встречи с начальником – генерал-лейтенантом В.Е. Путятой. Эти посещения были для меня весьма тягостны. В отличие от всех других управлений, офицеры ГИУ ВМФ относились ко мне с нескрываемым презрением. На инженер-полковников ГИУ ВМФ не производила никакого впечатления моя одиннадцатилетняя служба на атомном подводном ракетоносце. Объяснений этому у меня до сих пор нет, но они воспринимали меня чуть ли не как вымогателя, пытающегося построить жилье для «блатных» офицеров Флота, за счет ограниченных фондов и строительных возможностей Министерства обороны. Я, конечно, был сверхнастойчив, потому что добивался исполнения сроков и высокого качества строительства эти двух домов, не только для будущих штанных офицеров центра, но и для себя лично.
   Жилищная комиссия нашей части обязана была выделить мне, как имеющему двоих детей, трехкомнатную квартиру в одном из построенных домов. О большем счастье я и не мог мечтать. Чего же лучше, чем уйти на пенсию, имея жилье в закрытом военном городке и надежду, что и будучи военным пенсионером, я найду себе работу по специальности в этом же центре, где закончил службу? Благосклонен к моей скромной персоне капитана 3-го ранга и бывшему офицеру атомохода был лишь сам генерал-лейтенант Путята. Появившись в его приемной, я просил дежурного офицера доложить обо мне начальнику ГИУ ВМФ и скромно дожидался, когда он освободится от срочных дел и примет меня для беседы. Иногда такие ожидания затягивались на часы, но я был упорен. Сидел в уголке приемной и скромно ждал своей очереди. Получив разрешение, заходил в кабинет Вадима Евграфовича, приветствовал его по форме, как генерал-лейтенанта, и просил ознакомиться с содержанием доклада и резолюцией Главкома. Путята приходил в неподдельный гнев от недоработок ГИУ ВМФ, а может быть, был просто замечательным артистом? К сожалению, в советские времена были и такие, как бы болеющие за дело, офицеры, которые просто разыгрывали трудовой и служебный пафос, а на самом деле ничего не делали.
   Он вызывал к себе в кабинет начальника отдела в звании полковника, отвечающего за строительство домов, и при мне резко «разносил» его за задержки в строительстве. Я уходил удовлетворенный, провожаемый презрительным взглядом начальника отдела, но это мало помогало делу. Задержки накапливались из месяца в месяц, и, в конце концов, дома были сданы в эксплуатацию месяца на три позже тех сроков, которые были утверждены Главкомом ВМФ, то есть примерно в апреле-мае 1982 года. Я обо всех этих тонкостях рассказываю очень подробно, потому что эти тонкости потом сыграли важную роль в том, что я приобрел в Москве трехкомнатную кооперативную квартиру и стал законным жителем столицы. Это случилось в апреле 1982 года, а ещё в октябре 1981 года, за полгода до покупки кооперативной московской квартиры, я даже не помышлял стать жителем Москвы, а тем более – штатным офицером Радиотехнического управления ВМФ.
   Об этом я расскажу чуть позже, а сейчас вспомню о своих настроениях и счастливых случайностях, за период с июля 1980 по 7 ноября 1981 года. Я увлеченно работал в качестве инженера Аналитического центра, волею судьбы поставленного на острие научной мысли, и чувствовал себя полностью счастливым и удовлетворенным от того, что занимаюсь колоссальным делом усиления и укрепления обороноспособности нашей Родины. Я чувствовал себя настоящим небожителем не от предвкушения какой-то высокой должности, а от причастности к великому делу создания абсолютно технически нового объекта невиданных информационных технологий. Творческая увлеченность была так высока, что я просыпался с мыслями об Аналитическом центре и с ними же засыпал. Я понимал, что над разработкой технических средств и технологий Аналитического центра трудятся тысячи научных сотрудников самых высоких рангов и званий в военных институтах и организациях промышленности, но в то же время я считал Аналитический центр частицей моего творческого «я». Конечно, во время службы на подводной лодке, особенно во время торпедных или ракетных стрельб, во время боевой службы при определении элементов движения боевых кораблей вероятного противника или при определении параметров неопознанных «квакеров» я испытывал творческий подъем и гордость за свою службу.
   Однако из современного далека я понимаю, что вершиной моей творческой работы явились вот эти два года службы, с 1980 по 1982 год, в качестве рядового инженера ещё несуществующего Аналитического центра. Для меня и сейчас кажется невероятным, что я непосредственно с офицерской должности профессионального моряка атомного подводного ракетоносца попал в научный водоворот московской жизни и оказался в самом центре событий и в котле невероятных научных идей и технологий, воплощаемых в железо Аналитического центра. Я жил на съемной квартире с женой и двумя детьми недалеко от метро «Нагатинская». Квартира была двухкомнатная, но хозяйка в одну комнату снесла свою мебель и разрешила пользоваться только одной комнатой. С учетом того, что в этой же жилой комнате в 17 ящиках хранились вещи и имущество, нажитое нами на Севере, жить было довольно тесно.
   Ни я, ни жена не имели никакой прописки. В те времена такой практики, как прописка при части, ещё не существовало. Без прописки жена не могла и устроиться на работу. Мы были московскими «бомжами». Тем не менее, москвичи были в те времена добрыми и гостеприимными людьми. Старшую дочь Ирину безо всякого труда приняли в московскую школу. Я получал по сравнению с прежней службой мизерную зарплату в 366 рублей, из них 120 ежемесячно отдавали за съемную квартиру. Жена жаловалась, что ей надоело искать по 17 ящикам нужные вещи, и страдала от безденежья и безработицы. Тем не менее, я испытывал восторг и счастье от окружающих меня офицеров РТУ ВМФ, и от моих многочисленных обязанностей, а главное – от причастности к чему-то великому, что создавалось с моим непосредственным участием и на моих глазах. Но в то же время я никогда не мыслил, что скоро стану москвичом и одним из офицеров Радиотехнического управления Военно-морского флота. Давайте я чуть-чуть отвлекусь и уже из моей современности, современности капитана 1-го ранга запаса и 71-летнего военного пенсионера МО, имеющего собственную квартиру в Москве и дачу-коттедж в Подмосковье, проанализирую это невероятное событие.
   Мой визит в 1979 году к кадровику РТУ ВМФ в Москве был безрезультатным, потому что на тот момент Главное мобилизационное управление МО ещё не утвердило штат-кадр будущего Аналитического центра. Скорее всего, не было даже проекта штат-кадра. Конечно, кадровик Кудрявцев Николай Иванович обязан был знать, что скоро будет сформирован штат-кадр подмосковного объекта, напрямую подчиненного по штатному расписанию РТУ ВМФ. Но пока утвержденного штатного расписания не было, он и не имел права говорить о совершенно секретном объекте. А что же мой рапорт по команде? Сыграл ли он какую роль в моем назначении? Практически рапорт не сыграл никакой роли. Но в то же время и посещение в 1979 году кадровика РТУ ВМФ и мой рапорт по кадровой линии от Северного флота до кадровых органов Центрального аппарата ВМФ сыграли заметную второстепенную роль второго плана. Поясню, в чем тут дело?
   Когда я начал службу в аналитическом центре ВМФ, то большую часть времени рука об руку, практически каждый рабочий день, до 22–23 часов ночи работал совместно и под руководством главного инженера капитана 1-го ранга Вдовиченко Евгения Владимировича. В работе он бы упорен до неистовости. Такой же неистовости научил и меня. Долго и учить не пришлось. Я тоже по натуре был заядлым службистом и не мог отложить работу назавтра, пока не решу поставленной себе задачи на этот день или пока не исполню поставленной мне начальником цели по подготовке какого-либо документа. Вдовиченко понравилось мое служебное упорство, и он поделился со мной тайной моего назначения в Аналитический центр ВМФ.

5. Тайна назначения в Аналитический центр ВМФ

   Дело было так, что когда в начале 1980 года штат-кадр утвердили, то новую часть подчинили РТУ ВМФ чисто формально, как заказчику от ВМФ, имеющему кадры и специалистов для взаимодействия с промышленностью. Этим воспользовался начальник РТУ ВМФ и назначил уважаемого начальника отдела по разработке вычислительной техники, капитана 1-го ранга Прохорова Марата Ивановича, начальником будущего центра и командиром вновь формируемой части. Это назначение не вызвало сопротивления начальников центральных управлений ВМФ, так как Прохоров ещё будучи флотским юнгой стал участником Великой Отечественной войны, а как заказчик для ВМФ автоматизированных средств управления и вычислительных комплексов, приобрел широкую известность и заслужил уважение Главного штаба и командования Военно-морского флота. Однако будущий аналитический центр создавался не в интересах РТУ ВМФ. Он имел стратегическое значение не только для ВМФ и Генерального штаба Вооруженных сил, но и для политического руководства СССР.
   В случае начала очередной войны или военного конфликта со странами блока НАТО или США, важнейшее значение для нанесения ответных ракетно-ядерных ударов было знание точных координат и местоположения, развернутых в мировом океане стратегических атомных подводных ракетоносцев вероятного противника. Чтобы максимально сократить ущерб от термоядерных бомбардировок военных и гражданских объектов на территории СССР, надо было создать технические средства для постоянного отслеживания местоположения ракетно-ядерных подводных сил вероятного противника и передавать эту информацию в реальном отсчете времени политическому руководству страны и Генеральному штабу для нанесения предупреждающих или ответных ударов. Объект создавался как информационный элемент по сбору и обработке информации, в интересах борьбы с подводными лодками вероятного противника всех классов и типов. В Главном штабе ВМФ имелось специальное Управление противолодочной борьбы, которое определяло стратегию развития технических средств борьбы, противодействия и защиты от подводных лодок вероятного противника.
   Конечно же, технические средства будущего аналитического центра, должны были отвечать интересам Главного штаба ВМФ и в первую очередь интересам борьбы с подводными лодками вероятного противника. Вот поэтому на должность главного инженера был назначен не специалист РТУ ВМФ, а специалист от Управления противолодочной борьбы Главного штаба ВМФ. В качестве такого специалиста и представителя Главного штаба ВМФ по противолодочной борьбе главным инженером Аналитического центра и был назначен капитан 1-го ранга Вдовиченко Евгений Владимирович. И командир Прохоров, и главный инженер Вдовиченко имели благоустроенное жилье в Москве и были достаточно пожилыми офицерами предпенсионного возраста. Тем не менее, они согласились на назначение руководителями подмосковного информационно-аналитического объекта и взвалили на свои плечи неимоверно тяжелый груз ответственности за ход его проектирования, строительства и перспективного развития. Спрашивается, для чего им это было нужно? За Прохорова я ответить не могу. Он мало контактировал не только со мной, но и с Вдовиченко. Иногда лишь давал общие указания.
   Возможно, Прохоров согласился на эту должность для того, чтобы проявить свои творческие способности, и только во вторую очередь по карьерным соображениям, чтобы закончить службу в должности контр-адмирала. По деловым контактам у меня сложилось впечатление о начальнике центра Прохорове Марате Ивановиче как об очень порядочном человеке, одинаково дружески настроенного ко всем своим подчиненным. Он был обтекаемым и не позволял себе резких высказываний, даже при явном несогласии со своими оппонентами. Никакого высокомерия или карьеристских устремлений я в нем не заметил. Вдовиченко был другой. Он обладал цепким умом аналитика, имел большой научный багаж знаний, но считал свое мнение абсолютно правильным и не терпел возражений. Совершенно секретное тактико-техническое задание (ТТЗ), определяющее требование Министерства обороны к разработчику центра, он постоянно носил с собой и изучил его наизусть. Он пытался добиться от промышленности, а вернее от главного конструктора центра, академика Савина Анатолия Ивановича и его ближайших помощников, максимального воплощения декларированных в ТТЗ параметров будущего центра.
   Когда он работал в Управлении противолодочной борьбы, то не будучи «заказчиком», имеющим право заключать договора с промышленностью, работал, а вернее определял требования к будущим средствам противолодочной борьбы для РТУ ВМФ и для военных институтов. Он был идеалистом-стратегом, не имеющим опыта прямых контактов с главными конструкторами и закрытыми институтами военной промышленными, ведущими непосредственные разработки новой техники. Даже я, недавний флотский офицер, общался с бригадами гарантийного обслуживания и знал, насколько капризны разработчики новой техники и как они по-своему трактуют параметры своих новых разработок. Уже через месяц-другой под руководством Вдовиченко я осознал, что он своей категоричностью и максимализмом отталкивает от себя разработчиков и конструкторов Аналитического центра. Сказывалось отсутствие опыта работы с промышленностью. Он не умел или не хотел слушать доводы разработчиков, которые часто были лукавыми и спекулятивными, но отвергать их категорично было нельзя, потому что возникали такие спекулятивные доводы не по злому умыслу, а по бессилию разработчиков воплотить все требования ТТЗ в конкретные технические средства.
   Спекулировали чаще всего разработчики центра тем, что у них нет достаточно полных исходных данных. Военные институты вовсю старались, присылали им целые тома рабочих документов по формализованным таблицам донесений и связи, но разработчики всегда говорили, что этого недостаточно. Что можно сказать по этим претензиям? Полной автоматической формализации действующих на тот момент документов донесений было невозможно осуществить никакому гению, потому что не существовало программ поисковых систем подобных, например, «Гуглу» или «Яндексу». Разработчики и гнули к тому, чтобы открыть новый ОКР по разработке программ поисковых систем формализации донесений флотской связи и тем самым оттянуть на неопределенный срок ввод в строй Аналитического центра. Военно-морской флот в лице РТУ ВМФ и Главного штаба, настаивал на том, чтобы завершить создание и запустить в опытную эксплуатацию хотя бы сырой образец Аналитического центра на примитивных вычислительных средствах и с примитивным математическим обеспечением. До появления компьютеров и Интернета, никакой мгновенный прорыв за два-три года, в области программного обеспечения и вычислительных средств был невозможен.
   А вот как раз опытная эксплуатация силами промышленности уже существующего Аналитического центра и выявила бы все проблемы информационной несовместимости, заставив программистов от разработчика ускоренно искать способы информационной совместимости и разрабатывать для него новое программное обеспечение. Я быстро понял разницу между мечтами и реалиями, даже понял, что Аналитический центр не сразу заработает с пользой для обороны страны. Однако будучи построен в примитивном варианте, он станет фундаментом для технологического прорыва в области развития вычислительных средств и программного обеспечения. Поэтому я искреннее добивался его скорейшего ввода в строй даже ценой временного отказа от тех параметров, которые заложены в ТТЗ на его разработку. Вдовиченко же требовал полного выполнения всех параметров ТТЗ, как бы не замечая отсутствия требуемого программного обеспечения и высокоскоростных вычислительных средств с огромными резервами оперативной и долговременной памяти. Я ещё раз напомню, что в те времена не было Интернета, компьютеров и даже «флешек» памяти.
   Поэтому требования Вдовиченко были правильны и соответствовали ТТЗ, но технически неосуществимы. Надо было смиряться и соглашаться на примитивность опытного образца Аналитического центра, но Вдовиченко этого не захотел делать из карьерных амбиций. Ему очень хотелось стать контр-адмиралом. От РТУ ВМФ сопровождал разработку опытно-конструкторской работы (ОКР) по созданию Аналитического центра начальник 6 отдела неакустических средств полковник Черненко Эдуард Петрович. Он был главным связующим звеном и ответственным лицом по созданию нового объекта. Именно за шестым отделом числился этот ОКР и потому никакой документ, разработанный офицерами штат-кадра, включая командира Прохорова и главного инженера Вдовиченко с моим участием, не мог быть подан на подпись
   Начальнику РТУ без визы Черненко. По причине неумения работать с промышленностью, и по причине максимализма, без оглядки на реальность, наблюдались явные трения и признаки взаимной неприязни между главным инженером Вдовиченко и начальником 6-го отдела РТУ ВМФ полковником Черненко.
   Скоро я разобрался, что и максимализм Вдовиченко определялся не только стратегическими потребностями политического руководства страны, Генерального штаба и руководства ВМФ в скорейшем построении Аналитического центра, но и его личными карьерными устремлениями. Он во чтобы ни стало хотел ввести штатную численность первой очереди в количестве около 700 человек офицеров и мичманов и притом утвердить за начальником центра и главным инженером штатные должности в звании контр-адмиралов. По временам 1980 года это было явной шизофренией. Даже стратегические атомные подлодки, при норме два экипажа на один «борт», из-за недостатка матросов срочной службы, мичманов и офицеров имели по одному экипажу. Если не собирать всех «калек» и флотских тунеядцев, неприспособленных к нормальной службе, то где же набрать такое количество грамотных и работоспособных флотских специалистов для существующего только на бумаге и в замыслах конструкторов, Аналитического центра?
   Возникали и другие проблемы, мешающие Вдовиченко реализовать его наполеоновские планы. Во-первых, в городке Дуброво, не было построено ни одного жилого дома для оперативных работников и обслуживающего персонала будущего центра. Вдовиченкото имел жилье в Москве, и его мало интересовало, где будут размещены эти 700 человек, которых он пытался втиснуть в штатную численность Аналитического центра. Во-вторых, не было ещё построено само здание Аналитического центра, и даже в общих чертах от промышленности и главного конструктора не было представлено нормальной функциональной схемы и всего набора технических средств, которым будет оснащен будущий центр. А значит, и рабочие места штатного расписания были пустой фикцией. Да по-другому и не могло быть, потому что Вдовиченко пытался утвердить штатное расписание первой очереди без участия главного конструктора и без участия конструкторов отдельных систем и комплексов. Им было просто нечего сказать. А если бы им и показали штатное расписание, то они приняли бы его за пустую фантазию.
   В-третьих, все понимали, в том числе и сам главный конструктор и его помощники, что Аналитический центр является не каким-то серийным изделием, а сверхсложной опытно-конструкторской работой, содержащей в своем составе ряд не менее сложных опытно-конструкторских самостоятельных систем и комплексов. Опытные образцы этих систем и комплексов ещё не были созданы в «железе». Даже если бы они уже были готовы, то обеспечить их информационное взаимодействие без длительной опытной эксплуатации силами конструкторов и предприятий-изготовителей было невозможно. Многие трудности были очевидны и для командования ВМФ и для промышленности, и на то время были непреодолимы из-за несовершенства вычислительной техники, средств телекоммуникаций и отсутствия программного обеспечения. Даже если бы все было установлено, то два-три года огромный штат офицеров и мичманов там был бы ненужным балластом. За пультами сидели бы сами конструктора и программисты и доводили технику до того состояния, чтобы она была хоть в чем-то полезна ВМФ и Генеральному штабу.
   Вдовиченко, может быть, лучше всех понимал, что Аналитический центр на базе военной техники 1980 года, работать не может. Но пока умалчивал об этом и гнул свою линию по вводу штатной численности первой очереди, если не ошибаюсь, в количестве 633 офицера и мичмана. Очень уж хотелось ему стать адмиралом. Вот под непосредственным командованием этого человека я и оказался уже на первый день моей службы на новом месте. Если же доверять его словам, а не доверять у меня нет оснований, то и мое назначение на должность инженера Аналитического центра состоялось исключительно по желанию и инициативе Евгения Владимировича Вдовиченко. Естественно, как главный инженер, он имел право подбирать специалистов на оставшиеся три вакантные должности штат-кадра будущего центра. Мне неизвестно, как ленинградский офицер Слава Первак оказался первым претендентом и даже за короткий срок получил служебную квартиру в военном городке Дуброво, где и планировалось создать Аналитический центр ВМФ. Я лишь могу констатировать, что главный инженер Вдовиченко относился с уважением к его мнению, хотя Первак и не блистал в области быстрого написания деловых писем и был практически неспособен грамотно и коротко изложить свои мысли в деловой переписке.
   Может быть, поэтому его и отправили в Дуброво, наблюдать за ходом работ непосредственно на будущем объекте. Меня же Вдовиченко избрал опять же по стечению случайных обстоятельств, но в то же время и не совсем случайно. Как мне рассказывал неоднократно сам Вдовиченко, он собственноручно просматривал сотни личных секретных дел флотских офицеров, чтобы подобрать кандидатуры на вакантные должности инженеров штат-кадра будущего Аналитического центра. Сам Вдовиченко имел академическое образование и был золотым медалистом по выпуску из училища и по выпуску из Военно-морской Академии. Когда ему попалось мое личное дело, то он с удивлением обнаружил, что я тоже являюсь золотым медалистом по выпуску 1969 года из Высшего Военно-морского училища радиоэлектроники им. А.С. Попова. Тем более что специальность «инженера по автоматике, телемеханике и вычислительной технике», как нельзя лучше подходила к профилю информационно-аналитического центра, основанного на сборе и обработке информации с помощью средств вычислительной техники.
   Мои флотские характеристики были безупречны и даже отражали творческий подход к службе в должности начальника РТС атомного подводного ракетоносца. Видимо, по себе зная, что, не имеющие творческого начала личности, золотыми медалистами стать не могут, а также учитывая мои флотские характеристики, Вдовиченко и избрал меня претендентом на вакантную должность инженера штат-кадра Аналитического центра. Ни разу не встречаясь со мной до моего прибытия в Москву к новому месту службы (мы с ним до этого не были знакомы), а чисто по документам, Вдовиченко признал во мне родственную душу и включил в приказ Главкома ВМФ о назначении на должность инженера штат-кадра Аналитического центра. По стечению многих случайных и как бы независимых друг от друга обстоятельств я стал одним из пяти членов штат-кадра будущего Аналитического центра. И по воле того же случая оказался на острие событий по его проектированию и строительству, так или иначе втянутым во взаимодействие с высшим командованием ВМФ, с военными министерствами и ведомствами, с военными институтами, а также с подразделениями Главного разведывательного управления и другими подразделениями Генерального штаба, ответственными за сбор и обработку стратегической информации о противнике в интересах повышения боеготовности Вооруженных Сил и в интересах обеспечения политического руководства страны достоверной информации о состоянии и действиях подводных сил вероятного противника.
   Так, благодаря золотой медали при выпуске из училища, соответствующему инженерному образованию и безупречной службе на подводном атомном ракетоносце судьба подарила мне шанс обрести настоящее стратегическое мышление и многому научиться от работы над документами и деловых бесед с представителями Совета Министров СССР, министрами и их замами, докторами наук и академиками, а также с высокопоставленными военными чиновниками ВМФ и Министерства обороны. Конечно, я очень быстро раскусил замысел Вдовиченко и его неудержимую мечту и цель, во что бы то ни стало раздуть штаты ещё неработающего и даже неукомплектованного никакими техническими средствами Аналитического центра, чтобы ввести должности контр-адмиралов для начальника и главного инженера. То есть, заботился он прежде всего о себе, любимом. Для этого мы и сидели с ним вдвоем в РТУ ВМФ до 22–23 часов, все рабочие дни без перерыва, разрабатывая мифические рабочие места и посменные расписания оперативной деятельности Аналитического центра.
   Размышляя из современности о личности интеллектуального «упрямца» Вдовиченко, я могу подтвердить, что свои золотые медали за учебу в военном вузе и академии он добыл не «по блату», а своими способностями, упрямством и «упертостью» в достижении поставленной цели. Я был другим. Даже ещё живущие в этом мире мои однокурсники могут подтвердить, что я особо не напрягался стать золотым медалистом. В какой-то мере, я «корпел» над конспектами даже меньше своих однокурсников. Часто и не вел никаких конспектов. Не было желания. Конспектами меня выручал рядовой курсант и вовсе не отличник Дима Лопухин из соседнего класса и старшина нашей роты, тоже ставший золотым медалистом Владимир Мельниченко. Они умели писать прекрасные конспекты. Расписание экзаменов у каждого курсантского класса было индивидуальным, и не совпадало с другими классами, а вот многие научные дисциплины оба класса изучали факультативно, по одним и тем же программам. Я этим воспользовался и заранее договаривался с ними, что после сдачи экзаменов, они будут давать на время мне свои конспекты.
   Эта договорная система действовала безупречно. По конспектам Димы Лопухина и Владимира Мельниченко я успешно сдал многие экзамены, за что я искреннее благодарен и им самим и их потомству. Все пять лет учебы в ВВМУРЭ им. А.С. Попова я не получал никаких повышенных стипендий как отличник учебы. А то, что по результатом пятилетнего обучения я «тяну» на золотую медаль, стало неожиданным приятным сюрпризом даже для меня самого. Я, конечно, знал, что за все пять лет обучения ни на одном экзамене я не получил оценки ниже пятерки, но максимум рассчитывал на красный диплом. Я очень не любил воинскую дисциплину, но пять лет терпел её, потому что хотел получить инженерное образование и стать не нахлебником государства, а финансово независимым самостоятельным человеком. Руководство училища тоже было заинтересовано в том, чтобы большее количество её выпускников стало золотыми медалистами. Особенно был заинтересован наш командир роты капитан 3-го ранга, Яков Наумович Веккер, который все пять лет был нашим наставником и воспитателем.
   Ему и его потомству я тоже от души благодарен за то, что мне удалось закончить училище, да ещё и получить золотую медаль за её окончание. Я ни разу не попался за злостные нарушения дисциплины, поэтому после защиты диплома все мои мелкие нарушения были забыты и отброшены. Отборочная комиссия посчитала результаты сдачи экзаменов и зачетов за все пять лет учебы и о, чудо! Меня наградили по выпуску из училища золотой медалью. Так что, я хотя и был золотым медалистом, но в корне отличался от Вдовиченко, и складом характера и способом накопления интеллектуально-научных знаний. А тем более, я никогда не считал свое мнение абсолютно правильным или единственным. Я умею прислушиваться к другим людям и сопоставляя их мнение со своим мнением, корректировать свое мнение для выработки общих взглядов. Вдовиченко мыслил сделать Аналитический центр выше Оперативного управления ВМФ и превратить его в орган оперативного управления Генштаба МО и ВМФ для выработки стратегических решений.
   Однако по техническому заданию и по замыслу командования Министерства обороны и ВМФ, Аналитический центр должен быть лишь информационным звеном для сбора надежной и достоверной информации о подводных и надводных силах вероятного противника. Командование Вооруженными Силами и Военно-морским флотом СССР, не собиралось передавать новой информационной структуре функции выработки предложений по применению ядерных сил или по планированию операций Военно-Морского флота и ревниво пресекало всякие попытки превратить Аналитический центр в подобие запасного Командного пункта ВМФ или Генштаба. А вот мой «шеф» Вдовиченко, чтобы обосновать адмиральские звания командования центра, не понимал этой ревности. Он упорно «всовывал» в обязанности командования центра выработку рекомендаций по боевому использованию и применению ракетно-ядерных сил. Это было неприемлемо для руководства Главного штаба ВМФ и некорректно по отношению к управляющим структурам Генерального штаба, что и привело Вдовиченко сначала к полной изоляции, а в последующем и к увольнению с военной службы по выслуге лет.
   Причиной его поражения было то, что в ослеплении одной идеей личной карьеры, он не заметил своего полного одиночества. Но все-таки, это тоже чудо, что Вдовиченко был золотым медалистом и выбрал меня из множества претендентов на должность инженера центра, как золотого медалиста. Насколько я знаю, многие посредственные выпускники военных училищ, достигшие положения начальника, не очень-то любят золотых медалистов. По крайней мере, добровольно себе в подчиненные помощники они их не назначают, боясь конкуренции. Лично я никогда и никому не жаловался на Вдовиченко и не имел никакого отношения к его последующему, через несколько лет после описываемых событий, увольнению в запас по выслуге лет. Дело было так, что где-то в 1984 году, когда я уже стал офицером РТУ ВМФ, Вдовиченко написал личный рапорт начальнику Главного штаба ВМФ, в котором указал, что на вычислительной машине, взятой разработчиком и главным конструктором академиком Савиным А.И. от комплекса ПВО, Аналитический центр работать не сможет. Он указал на низкое быстродействие, ограниченную оперативную память и отсутствие программного обеспечения. Вдовиченко был абсолютно прав!
   Но эту правду знали все, в том числе и начальник Главного штаба ВМФ. И все-таки строили Аналитический центр, потому что заменить вычислительную машину на новый будущий вычислительный комплекс значительно проще, чем восстановить разрушенную идею создания автоматической системы сбора и обработки информации о подводной и надводной обстановке на акватории мирового океана. Естественно, что вместо приостановки строительства Аналитического центра, последовала команда об увольнении Вдовиченко со службы по выслуге лет. А вот лично для меня Вдовиченко сделал неоценимую услугу тем, что без личного знакомства настоял на моем назначении инженером штат-кадра Аналитического центра. За это я благодарен и ему лично и его потомству. В этом назначении из сегодняшнего «далека» я усматриваю не рядовое везение, а божественную мистику. О чем я говорю? Дело в том, если бы Слава Первак, который был назначен первым после командира Прохорова и главного инженера Вдовиченко, оказался способным к работе в Центральном аппарате ВМФ, то тогда я вместо него и был отправлен в Дуброво. Там бы получил в 1982 году квартиру в закрытом военном городке и никогда уже не стал жителем Москвы и офицером РТУ ВМФ.
   Ещё более поразительной случайностью является тот факт, что эти два жилых дома на 80 квартир в городке Дуброво для офицеров и членов семей будущего Аналитического центра, по утвержденному руководителем советского государства Леонидом Брежневым в 1978 году, совместному решению ЦК КПСС и Совета министров СССР, должны были быть построены и сданы в эксплуатацию уже в 1980 году, как раз ко времени моего прибытия к новому месту службы. Если бы это утвержденное главой государства решение было исполнено в срок, то не потребовалось бы разрабатывать согласованный с ГИУ ВМФ план-график строительства этих домов, утверждать этот график у Главнокомандующего ВМФ и два года ежемесячно контролировать ход строительства и докладывать об его исполнении Главкому Горшкову. А главное, я бы после перевода в Подмосковье сразу получил жилье в городке Дуброво, устроил семью и получил постоянную прописку.
   Не видать бы мне тогда московской квартиры, как своих собственных ушей. Получив квартиру в Дуброво, я мгновенно терял статус бесквартирного офицера, прослужившего более пяти лет на атомной подводной лодке. Я же служил на атомной лодке не пять, а целых одиннадцать лет. О тайне этого статуса я вам поведаю ниже. Пока лишь скажу, что и сам я узнал об этом статусе совершенно случайно из пьяной застольной беседы с моим флотским товарищем Луцуком Андреем Александровичем, во время совместной пьянки 6 или 7 ноября 1981 года, в честь очередной годовщины Великой октябрьской революции. Если бы я получил в 1980 году квартиру в Дуброво, то на всей моей будущей московской карьере, как и на жительстве в Москве, был бы поставлен жирный крест. Наверное, я бы и по сию пору жил в этом Дуброво. Меня могли бы и временно откомандировать в Москву, для работы в РТУ ВМФ. Но в этом случае никакие таланты не помогли бы мне без академического образования и без связей с командованием ВМФ, стать офицером Центрального управления ВМФ, а тем более, имея жилье в военном городке, и будучи там прописанным, купить в Москве кооперативную квартиру. Так что, отсутствие жилья на объекте и двухлетний статус бесквартирного офицера атомной подводной лодки, явились несказанным везением для моей будущей судьбы и военной карьеры.
   Парадокс в том и заключается, что для моего будущего и будущего моей семьи оказалось удачей и благом, то «грустное» обстоятельство, что секретный объект, вопреки всем утвержденным главой государства Л.И. Брежневым документам, находился в начальной стадии строительства. И не было, не только никакого жилья, но и самого объекта. Командир части приказал мне снять квартиру для семьи в Москве и прикомандироваться к Радиотехническому управлению ВМФ, которое и было заказчиком секретного объекта. Так негаданно-нежданно, в дни летней Олимпиады 1980 года, я вместе с семьей оказался хотя и временным, но все же жителем Москвы. Не передать словами, какие чувства восторга и радости я испытывал, когда стал выходить на службу в Радиотехническое управление ВМФ. Одиннадцать лет для меня были непреложными законами совершенно секретные правила боевого использования радиотехнических средств подводной лодки, которые были подписаны и утверждены начальником Радиотехнического управления ВМФ. Да и вся наша сверхсложная и сверхумная техника разработана и внедрена на подводные лодки и корабли ВМФ усилиями Радиотехнического управления ВМФ.
   Для рядового начальника радиотехнической службы подводной лодки, каким я и был на Северном флоте, начальник управления и офицеры РТУ ВМФ казались недосягаемыми законодателями и творцами, попасть в число которых я даже не смел мечтать. Я и не мечтал. Просто я испытывал чувство гордости от того, что своей службой прикомандированного помогаю создавать новый объект и практически исполняю функции офицера РТУ ВМФ. И исполняю так грамотно, что это не вызывает нареканий, ни со стороны моих непосредственных начальников по Аналитическому центру, ни со стороны офицеров и начальника шестого отдела Черненко, ни со стороны начальника РТУ ВМФ, доктора технических наук, профессора и контр-адмирала Попова. Существенную роль играло и то обстоятельство, что я без всяких «раскачек» и трений нашел деловой, творческий, и житейский контакт с высокопоставленными и ответственными адмиралами и генералами ВМФ и управлений Генерального штаба Министерства обороны, с высокопоставленными министерскими работниками военной промышленности, а также с научными работниками всех рангов из военных и гражданских институтов, работающих в интересах укрепления обороноспособности Советского Союза.
   А теперь пришло время рассказать, как зародилась идея, получить московскую прописку и купить кооперативную квартиру и как эта идея реализовалась на практике.

Глава II
Непредсказуемый поворот судьбы

1. Кто и как попадал в Центральный аппарат Министерства обороны и ВМФ

   Все что я выше рассказал, никак не наталкивало меня на мысль получить московскую прописку, купить кооперативную квартиру и стать законным московским жителем. Такой поворот судьбы я считал принципиально невозможным. Дело в том, что для получения московского жилья нужно, чтобы офицер был назначен на должность в московские военные структуры и организации, в том числе, и в структуры Центрального аппарата ВМФ, приказом Министра обороны или приказом Командующего Московским военным округом. Если твои родители не были москвичами, то получить прописку в Москве семье офицера и получить жилье, помимо приказа Министра обороны и Командующего МВО, было невозможно. Уже через несколько месяцев московской службы я для себя понял, что большинство офицеров Центрального аппарата ВМФ, по уровню интеллекта, по уровню усердия к службе и по уровню специальных знаний, мало чем отличаются от меня – рядового начальника РТС атомной субмарины Северного флота. Наоборот, многие офицеры других управлений ВМФ, произвели на меня негативное впечатление своим высокомерием и леностью.
   В РТУ ВМФ была другая, всегда деловая и напряженная обстановка, потому что офицеры РТУ исполняли тяжелые функции разработчиков НИР и ОКР, а также были заказчиком серийной техники для береговых служб и всех типов кораблей и подводных лодок Военно-Морского флота. Помещения, коридоры и даже лестничные курилки всегда были наполнены толпами посетителей. Заглянув в любой отдел, можно было наблюдать как офицеры отдела беседовали с посетителями. Там просто невозможно было «прохлаждаться» на службе. С утра до вечера каждый офицер отдела был по горло занят неотложными делами. Так же напряженно работали и начальники отделов вместе с командованием радиотехнического управления. Вспоминаю, что всего было около 50–60 штатных офицеров. Не больше. Однако все те офицеры, которые занимались разработкой новой техники, обязательно заканчивали Военно-Морскую академию.
   Они попадали в Москву по приказу Министра обороны после окончания Военно-морской академии. Года три отстояв очередь, такие офицеры получали бесплатное жилье из фондов Министерства обороны, и становились пожизненными москвичами. Были и такие офицеры, в основном не в РТУ, а в других управлениях ВМФ и структурах Министерства обороны, которые прописывались у родителей-москвичей, и показывая справку о прописке самостоятельно подыскивали себе вакантные места, обычно во время очередного отпуска. Такие офицеры могли служить как угодно далеко и где угодно, но если у них вышел срок службы в первичной флотской должности, а офицер имел положительные характеристики за всю предыдущую службу, или имел родственников и знакомых, которые за него ходатайствовали, то обязательно находил свободную вакантную должность. Такие сравнительно не престижные вакантные должности всегда были в наличии в огромном аппарате Министерства обороны и Управлений ВМФ московского гарнизона. Нужна была лишь личная целеустремленность, хорошая характеристика с места службы и справка о наличии московского жилья и прописки. Далее было лишь делом техники.
   Посылался запрос командованию части о согласии на новое назначение офицера в гарнизон Москвы. При получении согласия, любой Командующий видами Вооруженных сил, в том числе и Командующий ВМФ, своими внутренними приказами могли перевести офицера к новому месту службы и назначить на вакантную должность в московском гарнизоне. Конечно, для успешной карьеры в аппарате Министерства обороны или в управлениях ВМФ требовалось академическое образование. Однако для потомственных москвичей, имеющих право на прописку в Москве и жилье родителей, прописка приравнивалась к военной академии. Имея московскую прописку и положительные характеристики, можно было легко самому, даже без высокопоставленных покровителей, подыскать спокойную вакантную должность и снова стать московским жителем.
   Я никогда не был москвичом и не имел академического военного образования, поэтому прекрасно понимал, что у меня нет никаких шансов стать офицером радиотехнического управления ВМФ. Мне ничего не оставалось другого, как ежемесячно готовить доклады Главкому ВМФ о ходе строительства двух домов в городке Дуброво, потому что очень хотелось получить на семью из четырех человек трехкомнатную квартиру, и наконец-то, обрести постоянное место обитания для себя самого и своей семьи. Ещё раз повторю, что было негласное указание, чтобы не закончивших военную Академию офицеров, не включали в приказ министра обороны, о назначении на штатные должности города Москвы. И указание это было абсолютно правильным, потому что не позволяло высокопоставленным военным чинам протаскивать своих чад на «теплые» московские должности. Сначала они должны были получить высшее военное академическое образование и лишь потом, по вызову из Центрального аппарата Министерства обороны или Военно-Морского флота, назначались приказом Министра обороны на вакантные должности.
   Таким способом ограничивались возможности коррупционного притока в центральные военные органы бездарностей и лентяев и всяких «сынков» высокопоставленных офицеров командного звена ВМФ и Минобороны. Конечно, такие «сынки» неизменно оказывались в Центральном аппарате ВМФ и Министерства обороны, но после того как они заканчивали Академию и получали высшее военное образование. Как-никак, но два года учебы в Академии расширяли кругозор и приучали к работе с научной литературой и документами. Я же был назначен на подмосковный объект в Дуброво не приказом Министра обороны, а приказом Главкома ВМФ. Мой объект не имел никакого отношения к Москве, и никто, кроме командования ВМФ, не мог меня обеспечить постоянным жильем даже в военном городке Дуброво, расположенном за 60–70 километров от московской кольцевой дороги. Конечно, когда я «раскрутился» как грамотный специалист и стал равным по знаниям и опыту со специалистами Радиотехнического управления ВМФ, начальник 6-го отдела Черненко и начальник РТУ ВМФ были не против назначить меня на вакантную должность штатного офицера управления. Но они не могли этого сделать, даже если бы и очень захотели.
   Включить мою кандидатуру в приказ министра обороны было невозможно, так как я вместо Военно-морской академии, служил на флоте. Не помню уже, сожалел ли я в тот момент об отсутствии академического образования. По-моему, нисколько не сожалел. Дело в том, что меня, деревенского парня без всякой морской родословной, загнали бы после Военно-морской академии в какую-нибудь флотскую «Тмутаракань» на побережье Северного Ледовитого океана или в дальние углы Камчатки, и я бы оттуда, без знакомств и связей, никогда не выбрался до самой пенсии. Военный городок Дуброво был мне в тысячу раз привлекательнее, потому что были ещё живы престарелые родители в одной из тамбовских деревень, и я хотел их чаще видеть. А высокие должности и звания меня никогда не привлекали и не были моей целью жизни. Так что следующий, 1981 год, я встретил в том же подвешенном состоянии инженера центра, якобы прикомандированного к РТУ ВМФ. Никакого командировочного предписания у меня, конечно, не было. Поэтому никаких командировочных я не получал. Я даже условно жил в городке Дуброво. Там за мной числилась комната в гостинице, за которую я ежемесячно платил около 60 рублей из своей скромной офицерской зарплаты.
   В Москве съемная квартира для семьи стоила 120 рублей в месяц. С учетом оплаты гостиничного номера я половину получки тратил на жилье, а на остальную половину жили я сам, моя безработная жена и двое дочерей школьного возраста. Где-то в начале 1981 года вместо штат-кадра из пяти человек пришло штатное расписание первой очереди Аналитического центра на численность примерно 120 мичманов и офицеров. Вдовиченко и Прохоров с головой ушли в работу по подбору кадров. Я продолжал службу в РТУ ВМФ под непосредственным руководством начальника 6 отдела Черненко. Еженедельно по средам, после завершения службы в управлении, Черненко, Прохоров и я отправлялись не по московским квартирам, а на автобусную станцию у метро «Щелковская». Там мы покупали билеты, садились на рейсовый автобус и примерно полтора часа ехали до городка Дуброво. Я уже говорил, что в служебной гостинице там был у каждого из нас отдельный номер. Мы скромно ужинали в местном буфете, и расходились на отдых.
   Часам к восьми утра мы пешком добирались до практически построенного служебного здания Аналитического центра и занимались по своим обязанностям. Вдовиченко уже был старшим на объекте. Он строил офицеров и докладывал Прохорову о замечаниях за неделю. Командир здоровался с подчиненными офицерами, а затем общался с личным составом, а мы с Черненко собирали информацию от представителей промышленности, офицеров и научных специалистов военных институтов и уже назначенных на штатные должности офицеров центра о ходе работ и о существующих проблемах. Об этой моей работе на объекте надо рассказать отдельно.

2. Секретарские обязанности и деловые посещения кремлевского кабинета Совета Министров СССР

   Часам к 10–11 четверга приезжал главный конструктор академик Савин или его ближайшие заместители, представители Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, а от Военно-Морского флота начальник управления противолодочной борьбы Главного штаба ВМФ вице-адмирал Волобуев. Обязательно присутствовали научные представители военных институтов, которые выдавали исходные данные и вели сопровождение ОКР «Аналитический центр» по своим направлениям. Все вместе мы составляли выездную межведомственной оперативную группу, созданную по решению Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР, для решения разногласий между заказчиком Аналитического центра и представителями разработчиков технических средств. Заседание оперативной группы начиналось часов в 14 дня и продолжалось до тех пор, пока все нерешенные вопросы не заносились в протокол, и все ответственные за их исполнение, не ставили свою подпись. После чего протокол утверждался вице-адмиралом Волобуевым и академиком Савиным и на том совещание заканчивалось.
   Мне очень импонировало, что я был назначен единственным секретарем этой оперативной группы. С ума можно сойти. Фамилия бесквартирного офицера фигурировала в секретном распоряжении Совета Министров СССР! Как бы ни старался я выглядеть в своих воспоминаниях человеком, безразличным к личной власти над людьми, но такой «взлет» от рядового офицера атомной субмарины до секретаря одной из рабочих групп Совета Министров СССР, несомненно, укреплял во мне уверенность в себе, тешил человеческую гордыню и питал мое самолюбие чувством собственной значимости и полезности для государства. В мои секретарские обязанности входило ведение протокола в секретной тетради, грамотное формулирование нерешенных вопросов, фиксирование дат и сроков исполнения нерешенных вопросов и фамилий ответственных лиц. Все это было для меня не так трудно.
   Трудно было собрать под черновиком протокола подписи всех лиц, ответственных за исполнение отдельных пунктов протокола. Одно дело – согласиться на словах, а другое – поставить свою подпись. Опять разгорались нешуточные споры. И вот представьте себе: мне, самому младшему по званию офицеру, как секретарю приходилось брать управление оперативной группой на себя и объявлять, что пока все подписи не будут собраны, совещание не закончится. И все меня слушались. Академик, доктора наук, адмирал, 5–6 капитанов 1-го ранга и даже представитель Совета Министров СССР, все вместе подходили к моему столу и в яростном споре добивались подписи под протоколом, лиц, ответственных за исполнение тех или иных пунктов. Когда члены оперативной группы расходились и разъезжались на служебных машинах, уходили в гостиницу или уезжали в Москву на городском транспорте, моя работа не оканчивалась. В одиночестве я переводил черновой секретный протокол в несекретный вариант, стараясь дословно сохранить преамбулу и смысл каждого пункта. После этого сдавал секретную тетрадь в секретную часть Аналитического центра и в одиночестве городским автобусом уезжал в Москву.
   Никого не интересовала процедура доставки секретного документа в Москву, но работники Совета Министров неукоснительно требовали, чтобы утром в понедельник следующей недели я приносил им в Кремль уже отпечатанный на машинке протокол совещания. С зашифрованным черновиком протокола я приезжал поздно вечером в Москву и на метро добирался до съемной квартиры у метро «Коломенская». В пятницу утром я переписывал зашифрованный протокол в секретную рабочую тетрадь и, получив визу Черненко, сдавал тетрадь в машбюро для срочной печати. Получив документ из печати, я бежал с ним московскими дворами и переулками на Большой Козловский переулок, в Главный штаб ВМФ, чтобы получить на подлиннике утверждающую подпись вице-адмирала Волобуева. Сделав это важнейшее дело, уже спокойно возвращался назад.
   Даже иногда заходил в чайный магазин на улице Кирова и покупал там или чай или грамм 300–400 свежемолотого кофе. Кофе в те времена было другим. Запах и аромат кофе разносился от этого магазина метров на 500–600. Возможно, это от того, что мололи кофе прямо при покупателе. Но я подозреваю, что современный кофе просто в подметки не годится тому кофе, которое продавали в чайном магазине на улице Кирова. Вернувшись в радиотехническое управление ВМФ, на Большом Комсомольском переулке, я звонил в Кремль, докладывал представителю Совета Министров, что протокол отпечатан и готов к рассылке. Как правило, мне не разрешали немедленную рассылку. Сотрудник Совмина заказывал для меня пропуск в Кремль на понедельник, и к 10 утра я привозил протокол непосредственно в здание Совета Министров СССР, которое располагалось внутри территории Кремля, прямо напротив мавзолея Ленина. Представляете себе, какие чувства испытывал бесквартирный офицер, получая слева от Спасских ворот, в бюро пропусков, пропуск в здание Совета Министров, и проходя затем по величественным коридорам, где на каждом повороте и этаже стоял охранник и проверял мой пропуск, заодно указывая направление, куда идти.
   Огромный кабинет двух рядовых сотрудников Совета Министров СССР, которые курировали создание Аналитического центра, выходил окнами на Красную площадь. С высоты птичьего полета открывалась прекрасная панорама Красной площади. Чуть ли не под нами располагалась зубчатая кремлевская стена и Мавзолей Ленина. Кремлевские небожители показались мне не творческими гениями или суровыми государственными мыслителями, только и думающие о благе государства. (Такими, озабоченными делами государства, сотрудники Кремля мне казались из прочного корпуса атомной подводной лодки.) Нет. На деле оказалось все проще и приземленнее. Они были самыми обыкновенными людьми и вели самые обычные разговоры, которые вели по понедельникам миллионы советских людей не самого высокого ранга. Делились впечатлениями, как кто провел выходные дни, какого качества пил самогон и т. д. Особенно меня поразило, что кремлевские служащие тоже предпочитают хороший самогон всяким коньякам и даже довольно качественным советским винам и водкам.
   Их разговоры ничем не отличались от разговоров моего отца и его сельских товарищей тамбовской деревни. Да и важности в них никакой не было. Люди как люди. Только постарше меня лет на 15–20. Они тоже любили слушать мои «байки» про службу на атомной подводной лодке и относились ко мне весьма дружелюбно. Пока они, собравшись у стола, читали и изучали протокол, а иногда что-то и правили в нем, прежде чем снять ксерокопию для заместителя председателя Совета Министров по военно-промышленным вопросам, я мог и покурить у окна хороших импортных сигарет, которыми они меня неизменно угощали, а заодно и полюбоваться панорамным видом на Красную площадь. Минут через 30–40 я покидал Кремль и возвращался в управление. Там я писал «сопроводиловку», а после печати и подписи сопроводительного письма начальником управления, веером рассылал копии протокола всем заинтересованным организациям. Это была, хотя и важная, но лишь малая часть моей еженедельной работы. Кроме протокола шел огромный поток секретной переписки по Аналитическому центру, и на все письма надо было отвечать. В поте лица трудился не только я, но и полковник Черненко.
   Хочу отметить одно существенное обстоятельство советского времени. Я постоянно ходил в Кремль, как и в другие закрытые учреждения и дома Министерства обороны и ВМФ с личным, довольно объемистым портфелем, а некоторое время и с плоским чемоданчиком, который назывался дипломатом. Посещал я Кремль и другие закрытые и секретные управления и организации, например, ГРУ Генштаба, всегда в форме морского офицера с погонами капитана 3-го ранга. Может быть, из-за формы, а может быть, из-за отсутствия в СССР актов террора, но доверие охраны к личности посетителя в советские времена было так велико, что никто и никогда даже не пытался проверить, что же хранится в моем объемистом портфеле или дипломате. Что тут много говорить! Жена по северной привычке часто забывала закрыть на ключ дверь съемной квартиры. Обнаружив случайно этот факт, я стал сурово выговаривать ей за разгильдяйство, убеждая, что Москва – это не закрытый военный городок на Крайнем Севере. Вор может в любой момент проникнуть в незапертую дверь и украсть ценные вещи. Жена исправилась и стала запирать дверь на ключ.
   Конечно, по сегодняшним понятиям запертая на замок деревянная дверь создавала лишь видимость защиты от вора. Ни у кого не было никаких дополнительных засовов и металлических штырей. Любой взрослый здоровый человек мог выдавить плечом любую дверь в московских многоэтажках и выкрасть ценные вещи за время отсутствия хозяев квартир во время рабочего дня. Но повального воровства-то не наблюдалось! Советские люди были другие. Это был феномен сверхдоверчивых людей, которых уже больше никогда не будет. Во времена Ельцина эпоха деревянных дверей закончилась, а сверхдоверчивые люди вымерли, как вымерли когда-то мамонты. В наше время большинство московских квартир оборудованы железными дверями со штырями и тайными задвижками. Но люди стали другими, а воры – наглее и изощреннее. Да их и численно, наверное, стало больше. По крайней мере, после развала СССР даже металлические двери не защищали москвичей от пронырливых домушников, нахлынувших в Москву изо всех темных подворотен погибающих городов прежнего, безвозвратно канувшего в лету простодушного и доверчивого Советского Союза.
   Я проехал на своих «Жигулях» Чечню, Ингушетию, Осетию, Дагестан, Азербайджан, Армению и Грузию. Проехал по Украине до Львова. И во всех этих республиках и регионах ко мне, русскому человеку, относились, как к родному брату. Никто меня не оскорбил и не покусился на мою собственность, хотя мы путешествовали вдвоем с женой, без всякого оружия и ночевали не в гостиницах, а на стоянках грузового автотранспорта. Сейчас об этом даже помыслить невозможно. В наше время такой доверчивости, гостеприимности и братства уже невозможно представить даже в теории. Но ведь это же было! Хотя не для всех. Были и в советские времена люди, которые считали, что они задыхаются от несвободы и тоталитаризма советской системы. Что интересно? Интересно то, что дети этих людей и сейчас задыхаются, в современной России, от того же диктата демократической власти и тоталитаризма. Нет, господа, не лицемерьте. Ненавистны вам русские люди и российское православие! Это они давят вам на психику и вызывают ненависть и отторжение.
   Можно рекомендовать только одно – уезжайте туда, где вам нравится. Ведь никто же вас здесь не держит. Носителям духа дьявола всегда было и будет тяжело, несвободно и неуютно на Руси, при любой власти. Потому что эта не территория дьявола, а территория Бога Всевышнего. Она и при советской власти продержалась лишь шесть лет в лапах служителя дьявольского духа – Ленина. А затем 70 лет КПСС ломала психологию русского народа, издевалась над ним начетничеством и безбожием, а затем передала в лапы очередного служителя дьявольского духа – Ельцина. Да, этот враг рода человеческого нанес ощутимый удар по душе русского народа. Но и он не сломал Русь и не заставил её плясать под дудку дьявола. Русь не только живет, но и поднимается с колен, собирая вокруг себя тех, кто ещё верит в справедливость и не потерял совесть человеческую. Пока Богу Всевышнему будет нужно современное человечество – будет существовать и независимая Россия. Так что не спешите её хоронить. И поймите, наконец, господа русские ненавистники, что Русь является удерживающей силой Бога Всевышнего. Не сам народ, а Бог организует народ в случае смертельной опасности и дает ему необходимого лидера, причем просчитывает все так, что даже при ничтожных вероятностях, победа остается за русским народом. Вот куда меня утянули воспоминания о советском прошлом. Но вернемся к сюжету.
   Рассказывая предысторию получения московской прописки и покупки кооперативной квартиры, я просто обязан упомянуть добрым словом моего «шефа» Вдовиченко, который оформил мне особенный пропуск, по которому я мог посещать без предварительного доклада любые управления ВМФ и Министерства обороны, вплоть до приемной Министра обороны и его заместителей. Не имея такого пропуска, я бы никогда не смог добиться приема у начальника Хозяйственного управления (ХОЗУ) Министерства обороны генерала Маслова, а значит, и не решил бы личной жилищной проблемы. Да, пропуск у меня был особенный, который не имели даже штатные офицеры РТУ ВМФ. И в этом была заслуга моего «шефа» Вдовиченко. Он подробно знал организацию органов управления Минобороны и их размещение на территории Москвы. В заявке на оформление моего пропуска он указал все эти структуры и все «дома», о которых я тогда не имел никакого понятия.
   Право на посещение других организаций и «домов» Минобороны, без заказа предварительного пропуска, фиксировалось отдельными цифрами или значками в нижней части пропуска. У обычного штатного офицера РТУ ВМФ, было всего два-три значка, чтобы беспрепятственно посещать три «дома», в которых располагались органы управления ВМФ. Чтобы посетить органы управления Генштаба, штатному офицеру нужно было созваниваться с представителем организации или органа управления, куда необходимо попасть, объяснять ему необходимость посещения и заказывать пропуск на посещение. Если нужно посетить, например, ГРУ Генштаба, то обязательно нужно, чтобы представитель и сотрудник ГРУ и заказал на тебя пропуск. В этой ситуации незаметно попасть на прием начальнику какого-либо управления Минобороны было практически невозможно. Благодаря Вдовиченко на моем пропуске было около 10–12 значков, что давало мне право беспрепятственно «проникать» во все органы управления Минобороны без предварительного согласования. Я сразу же оценил уникальные возможности этого права, когда потребовалось согласовывать вопросы по Аналитическому центру, с тем или иным руководством Минобороны.
   Мне не нужно было созваниваться с рядовыми исполнителями, сопровождающими работы по созданию Аналитического центра, чтобы попасть на прием к высокопоставленному начальнику. Имея «всеходовой» пропуск, я заходил в нужное мне управление ВМФ или Минобороны и сразу проходил в приемную к начальнику управления. Там меня не ждали, но и никогда не выгоняли, по тем нормам вежливости, которые существовали на ту пору в руководстве ВМФ и Минобороны. Узнав, что нужный мне начальник находится в кабинете, я просил секретаря приемной или дежурного офицера, там, где дежурный офицер являлся одновременно и секретарем начальника, доложить обо мне и скромно усаживался в какой-нибудь дальний угол приемной. Проходило какое-то время, и меня обязательно приглашали к начальнику. Ну, а дальше я включал свое обаяние офицера, только что прибывшего с атомной подводной лодки, устанавливал житейский контакт, и как правило, за час-полтора получал нужное согласование. Если бы у меня не было такого пропуска, то на подобное согласование можно было затратить несколько дней или даже целую неделю.
   Я об этом уникальном всепроникающем свойстве собственного пропуска вспомнил не зря. Когда я стал заниматься собственной пропиской в Москве, чтобы как бесквартирному офицеру-подводнику, купить кооперативную квартиру, то попал на мгновенный прием к Начальнику ХОЗУ Минобороны генералу Маслову, только благодаря своему уникальному пропуску. Если бы у меня не было собственного пропуска, то не зная никого из его подчиненных, я был бы вынужден звонить его дежурному офицеру, чтобы заказать разовый пропуск на посещение. На сто процентов уверен, что дежурный офицер нашел бы тысячу причин, чтобы не заказывать мне разовый пропуск и не беспокоить своего начальника. Я рассказал о том хорошем, что происходило со мной примерно до середины 1981 года. В управлении все было в порядке. Я справлялся с обязанностями и мой авторитет рос на глазах, как среди офицеров, так и среди руководства Радиотехнического управления ВМФ. Однако судьба мне подготовила подвох, которого я не ожидал, но который заставил меня задуматься о своем будущем.
   Дело в том, что хотя я был нештатным офицером РТУ ВМФ, но по штату принадлежал к офицерам Аналитического центра. Там я ежемесячно получал свое скромное денежное довольствие и только там меня могли назначить на более высокую штатную должность, чтобы получить давно просроченное звание капитана 2 ранга и хотя бы на 10–20 рублей увеличить ежемесячное денежное довольствие.

3. Тревожная обстановка 1981 года

   А вот в Аналитическом центре мои дела обстояли не так гладко. После того, как пришло штатное расписание на первую очередь, ранее отобранные кандидаты, назначались приказом Главнокомандующего ВМФ в Аналитический центр, и со своими семьями стали прибывать в военный городок Дуброво. Мой непосредственный начальник Вдовиченко, потерпев фиаско с утверждением в штатном расписании адмиральских должностей для начальника и главного инженера, временно смирился с обстоятельствами, но затаил злобу на меня и Черненко. По указанию начальника центра Прохорова он убыл в Аналитический центр, чтобы заниматься прибывающими офицерами, назначать их приказами по части на штатные должности, определять им рабочие места, писать функциональные обязанности и заниматься многими другими делами, связанными со становлением новой части и самого военного объекта.
   Конечно, его ближайшим окружением, помощниками и советчиками, стали офицеры штат-кадра Слава Первак и Валера Двораковский. Мягко говоря, к этому времени они не испытывали к моей личности никаких других чувств, кроме зависти и ревности. Сейчас, задним числом, я очень удивляюсь: почему я проявлял полную безалаберность по отношению к своей будущей карьере в Аналитическом центре? Для меня сегодняшнего это необъяснимо. Казалось бы, я должен был тщательно изучить штатное расписание, подобрать себе должность по рангу и знаниям и настойчиво домогаться у начальника центра Прохорова назначения на избранную должность. Прохоров был очень мягким и податливым человеком. Если бы я попросил назначить меня, хотя бы временно, начальником оперативного отдела или начальником отдела эксплуатации, чтобы получить давно просроченное звание капитана 2-го ранга, то Прохоров наверняка пошел мне навстречу. А если бы и засомневался, то я мог бы подключить к давлению на Прохорова начальника 6-го отдела РТУ ВМФ, который был полностью удовлетворен моей работой нештатного офицера радиотехнического управления.
   И все эти действия были бы абсолютно правильны и законны, потому что человек должен строить свою судьбу сам, а не надеяться на счастливый случай. Поразительно, но я был до самозабвения увлечен своей работой, так, что мое личное будущее в Аналитическом центре меня как бы не касалось. По флотской, да и по личной наивности я был уверен, что Прохоров оценит мою работу и знания и назначит куда надо. Не учел я только того обстоятельства, что командир Прохоров появлялся в части только по четвергам и пятницам. Он вместе со мной приезжал на совещание и оставался ещё на один день для решения командирских вопросов. В пятницу вечером уезжал и возвращался только в среду вечером вместе со мной и Черненко. Вдовиченко же в это время находился в части с понедельника до пятницы безвыездно, и по мягкости командирского характера всю кадровую работу перевел на себя и на своего лучшего подчиненного Славу Первака.
   Их два голоса всегда перевешивали один командирский голос, и потому комплектовались офицерские штаты центра практически по личному распоряжению Вдовиченко. Вдовиченко умел создать вокруг своей личности ореол таинственности носителя власти, и подчинить офицеров своей воле. В сентябре 1981 года, вероятно, во время очередной поездки в Аналитический центр для проведения совещания оперативной группы, командир Прохоров сообщил мне, как бы между делом, что я назначен на штатную должность заместителя начальника оперативного отдела. Я не выдал разочарования и поблагодарил командира за заботу. Да и чего разочаровываться? Ведь у меня не было академического образования. А заместитель – это все же начальствующая должность над офицерами-операторами и интересная творческая работа. Настоящее разочарование и даже внутреннее чувство унижения и оскорбления я испытал уже в самом Аналитическом центре, когда узнал, что начальником оперативного отдела назначен Слава Первак. В этот приезд у меня как бы открылись глаза, и я стал замечать то, что не замечал раньше.
   Вновь прибывшие офицеры, в звании от капитана 3-го ранга и ниже, в том числе и единственный капитан 2-го ранга, назначенный начальником отдела связи, чуть ли не на цыпочках подходили к кабинету Вдовиченко, а когда он шел по помещениям центра, то прижимались к стенке и отдавали честь. Прохорова как командира приветствовали только на утреннем построении, а в течение дня его как бы и не замечали вовсе. Как будто это не командир части, а прикомандированный к ней капитан 1-го ранга. Частично так незаметно настраивал офицеров Вдовиченко, а частично этому способствовал сам начальник центра Прохоров. Если он и был когда-то давно настоящим командиром для своих подчиненных, то длительное время находясь в должности штатного начальника отдела РТУ ВМФ по разработке вычислительной техники, полностью позабыл и растерял свои командирские качества. В управлении офицеры отделов не вставали при появлении их начальника, и не козыряли им отданием чести. Вообще, офицеры управления носили форму как специфическую служебную одежду и не замечали разницы между званиями старших офицеров. Все старались держаться как равный с равными.
   Практически внутренняя организация отделов ничем не отличалась от гражданских организаций министерств и главков. Начальника отдела уважали и исполняли его указания не столько по старшинству звания, сколько по занимаемой им должности. Кроме меня, нештатного капитана 3-го ранга, все офицеры управления носили на плечах погоны капитанов второго и первого ранга. Естественно, что никаких строевых отходов и подходов, которые существовали в боевых частях ВМФ, не было и в помине. Называли друг друга только по имени и отчеству, никогда не упоминая воинского звания. Утром никто не проводил общих построений и не встречал начальника Управления, кроме дежурного офицера. При появлении начальников отделов в рабочих помещениях своих подчиненных, никто не вставал с рабочих мест. Сами начальники отделов подходили индивидуально к каждому офицеру и здоровались с ними за руку. Да и рабочие столы начальников отделов обязательно располагались в тех же служебных помещениях, где трудились их подчиненные. Вместо воинской субординации, осуществлялся взаимный прямой контакт между начальником и подчиненными в течение всего служебного дня.
   В этой ситуации бездельничать, дремать или тупо смотреть в стенку было неприлично, ни начальнику, ни его подчиненным. Наш начальник Центра в таком ритме прослужил много лет. При своем мягком характере пожилой капитан 1-го ранга Прохоров уже не мог сломать себя и перестроиться на жестокую требовательность настоящего строевого морского командира. Вновь назначенные офицеры инстинктивно чувствовали эту слабину уже во время первого собеседования и в последующем не испытывали перед ним никакого трепета, как главного носителя воинского единоначалия или поборника уставных отношений воинской дисциплины. В нем не было агрессии власти, и он даже не пытался её изображать внешней требовательностью и суровостью вида. По отношению к личной власти люди по внутреннему складу души делятся на две категории, независимо от того, являются ли они военными или гражданскими личностями. Для многих гражданских и военных людей личная власть над другими людьми является вожделенным желанием, выше хлеба насущного и даже выше духовных потребностей.
   Их страсть к власти питается неистребимым желанием ограничивать свободу других людей или подчинять их действия и поступки своей воле. Если такие люди не командуют другими людьми, то они чувствуют свою личную ущербность. Но есть и другая категория людей, которые безразличны к власти над другими людьми. Конечно, если в их душах есть творческое начало, достаточное образование, уровень знаний и опыт жизни, то они обязательно становятся руководителями того или иного ранга и уровня. Но власть над другими людьми для них не самоцель, а способ проявления своих творческих возможностей и способностей. К такой категории я отношу свою личность. Меня всегда тяготила воспитательная работа с подчиненным личным составом. Она не приносила мне никакой радости, а была неприятной обузой, как досадное и неизбежное приложение к занимаемой должности. Власть над людьми, а особенно командирская ответственность за их дисциплину и специальную подготовку не приносила мне никакой радости, а только утомляла мою душу. К такой же категории людей, безразличных к власти над другими людьми, относился и начальник центра Прохоров.
   А вот главный инженер Вдовиченко по роду предыдущей командирской службы и по складу личного характера был замешен из другого теста. Его хлебом не корми, а дай покомандовать другими людьми. Вполне возможно, что и золотым медалистом он стал, потому что имел в душе неодолимое желание получить в подчинение, как можно больше людей и адмиральское звание. Цель-то не преступна, а вполне благородна. При достаточной усидчивости и таланте к восприятию новых знаний эта цель и могла послужить его служебному рвению во время обучения в училище и Военно-морской академии. Вот это тайное желание власти, несомненное умение организовать строевую службу по уставам, а не на отношениях товарищества и превратили Вдовиченко в реального теневого командира центра, при котором седобородый красавец Прохоров лишь играл роль свадебного генерала. Да и по всему было видно, что среди всеобщего подобострастного обожания вновь прибывших офицеров, только что назначенных для службы в Подмосковье, в заботах о становлении и организации части Вдовиченко чувствовал себя как рыба в воде. Ничего не скажешь – это была его стихия.
   Я понял, что для разъяснения причин моего назначения заместителем Славы Первака, что было для меня неожиданной неприятностью, надо обращаться не к Прохорову, а к Вдовиченко. Я и обратился к нему, попросив объяснить, чем продиктовано назначение Славы Первака начальником отдела на штатную должность капитана 2-го ранга, а меня, который дважды выслужил без замечаний по службе все положенные сроки для получения звания капитана 2-го ранга, поставили на штат заместителя Первака с воинским званием капитан 3-го ранга? Вдовиченко откровенно объяснил мне, что если бы я добровольно отказался быть нештатным офицером РТУ ВМФ, ушел от Черненко и выразил желание постоянно служить в Аналитическом центре, скрупулезно занимаясь оргштатными вопросами и организацией уставной службы, то он бы ещё посмотрел, кого назначать начальником отдела, а кого заместителем. Мне дословно было сказано: «Ты же, Николай Никифорович, не обратился ни ко мне, ни к командиру центра с ходатайством о твоем отзыве из РТУ ВМФ и переводе на постоянную службу в Аналитический центр. Хотя прекрасно понимал, что здесь, на объекте, тоже непочатый край работы по становлению штатной организации и множеству других вопросов по взаимодействию с хозяйственными службами и руководством гарнизона городка Дуброво, по обеспечению нашей части необходимыми энергоресурсами, финансами, секретным делопроизводством, медицинским и вещевым довольствием. Само самой это не делается. Это делаю я, опираясь, на Первака как моего заместителя. Почему же я должен был назначить тебя на должность начальника отдела, а его твоим заместителем, если все вопросы взаимодействия с командованием гарнизона решал и решает Первак под моим руководством, а ты даже не в курсе наших местных задач, да и никого не знаешь в руководстве гарнизона».
   Доводы Вдовиченко были абсолютно правильны и неоспоримы. За год времени, с 1980 по 1981 год, Первак Слава непрерывно взаимодействовал с местным гарнизонным руководством и с обеспечивающими службами гарнизона. Они его уже представляли, если не командиром, то заместителем командира центра. Да и все офицеры, прибывшие к новому месту службы, в выходные дни или в неслужебное время, с проходной закрытого гарнизона, направлялись на квартиру Перваку. А уж он потом определял их в гостиницу или устраивал на временный ночлег прямо в служебных помещениях центра. Да, по субботам и воскресеньям или другие праздничные дни, Слава Первак и был фактическим начальником центра.
   На него замыкался дежурный по части, докладывая ему о происшествиях за ночь, а в случае возникновения «нештатных» ситуаций или происшествий, он исполнял командные функции начальника центра, и принимал при необходимости неотложные меры, прежде чем реальные руководители, прибудут утром в понедельник из своих московских квартир в закрытый гарнизон Дуброво. Так что назначение Славы Первака начальником отдела, а меня – его заместителем было абсолютно законно, справедливо и оправдано суровой необходимостью гарнизонной службы и организацией части как отдельной структуры воинского гарнизона. Выслушав доводы Вдовиченко, я полностью с ними согласился и в свою очередь поблагодарил его, что меня тоже не забыли и назначили на командную должность заместителя начальника оперативного отдела. Я подозреваю, что на этом назначении настояли Прохоров и Черненко, а Вдовиченко и Первак были против. Но оставлю эти подозрения при себе. В чужую душу не заглянешь, а то, что Вдовиченко, Первак и Двораковский стали недолюбливать меня, когда я стал единственным нештатным представителем Аналитического центра при РТУ ВМФ, то это мне было видно и невооруженным взглядом.
   Чуть подумав, я полностью успокоился и смирился с обстоятельствами. Не факт, что мое бегство из РТУ ВМФ в Аналитический центр в начале 1981 года или раньше позволило бы мне занять должность начальника отдела. Я не обладал хитростью и лукавством Славы Первака, не любил дисциплину ещё с первого года службы рядовым матросом, т. е. с ноября 1962 года, и не любил быть командиром только ради власти над людьми. Вспоминаю такой случай из жизни. В 1964 году я успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен курсантом на первый курс ВВМУРЭ им А.С. Попова в Петродворце-Петергофе. К этому времени я был старшим матросом и два года отслужил срочную флотскую службу. Экзамены я сдал на отлично, и командир роты капитан 3-го ранга Веккер Яков Наумович вместе со старшиной роты, тоже первокурсником из солдат Володей Мельни-ченко предложили мне стать замкомвзвода, то есть старшим над однокурсниками, с которыми я рассчитывал пять лет вместе учиться.
   Я уже автоматически из старшего матроса превратился в старшего курсанта, имел опыт двухлетней службы и решил, что справлюсь с обязанностями «постоянного» командира над девятнадцатью своими однокурсниками. Через две недели моя душа смертельно затосковала от обязанностей замкомвзвода до такой степени, что я возненавидел самого себя. С этими обязанностями я потерял главное – духовную свободу. Мне так захотелось стать как все, думать не о подъемах и построениях, а о чем взбредет в голову, что я подошел к командиру роты Веккеру и попросил освободить меня от обязанностей замкомвзвода и сделать рядовым курсантом. Так все пять лет я и проучился рядовым курсантом под командой нового замкомзвода Николая Ларионова и того же старшины роты Владимира Мельниченко. Ларионов и Мельниченко духовно были сделаны из другого «теста». Им очень нравилось командовать своими однокурсниками. Это давало им некоторые дивиденды при сдаче экзаменов, но главное – это им нравилось по складу характера. Они находили в этом не тяготу и ношу службы, а удовольствие, от хотя и маленькой, но все же власти над своими сокурсниками. Вот эта давняя курсантская история и подсказала мне, что я правильно сделал, что не перешел в Аналитический центр для командной и организационной работы, а остался нештатным офицером РТУ ВМФ.
   С таким характером неприятия дисциплины и отвращением от выполнения командирских уставных обязанностей, а главное – по причине отсутствия хитрости и лукавости, я бы все равно остался заместителем Славы Первака, а то ещё и рядовым оператором. Говорят, что Бог не делает, все – к лучшему. Так впоследствии оказалось и с моим назначением на должность заместителя Славы Первака. Однако эта обида с назначением оказалась не последней. В октябре 1981 года штатные должности Центра заполнились процентов на 90, и реальная численность офицеров и мичманов составила примерно сто человек. Два строящихся жилых дома, по которым я готовил ежемесячные доклады Главкому ВМФ, должны быть по план-графику сданы в феврале 1982 года. Но они могли вместить лишь 80 семей военнослужащих центра. Заранее получалось так, что 20 семей надолго оставались бесквартирными, даже после сдачи в эксплуатацию и заселения этих двух домов.
   В части начался страшный ажиотаж вокруг жилья и драчка за ещё не сданные в эксплуатацию квартиры. Была создана жилищная комиссия под председательством Прохорова. Членами комиссии были Вдовиченко, Первак, Двораковский и два-три офицера из вновь прибывших. Так как эта троица действовала в полном согласии, то фактическим председателем комиссии был Вдовиченко. Он и решал, кому выделить трехкомнатные квартиры, кому все остальные, а кого и вовсе оставить без жилья на неопределенный срок. В конце октября 1981 года Валера Двораковский как-то явился в РТУ ВМФ и, беседуя со мной, как бы между делом заявил, что мои дочери школьного возраста относятся к «классу» однополых и из-за недостатка трехкомнатных квартир мне на семью из четырех человек жилищная комиссия может выделить не трехкомнатную, а двухкомнатную квартиру. От такого сообщения я буквально оцепенел. Я здесь сижу по ночам, готовлю доклады Главнокомандующему ВМФ, чтобы эти несчастных два дома были сданы в эксплуатацию хотя бы в апреле-мае 1982 года, а жилищная комиссия части готова загнать мою семью из четырех человек в двухкомнатную квартиру, из которой мне уже никогда не удастся выбраться. Где же справедливость?
   Ведь командование знает, что я прилагаю максимум усилий для завершения строительства и сдачи в эксплуатацию этих домов, а трехкомнатная квартира положена мне не «по блату», а по закону? На это Двораковский вполне резонно заметил, что жилищной комиссии «глубоко плевать» на ту работу, которую я выполняю в РТУ ВМФ. Мол, на объекте ты появляешься только по четвергам и даже не вникаешь в местные проблемы. А в части уже полно офицеров, у которых по двое и по трое разнополых детей, и они являются формальными первоочередниками на трехкомнатные квартиры. И опять к логике Двораковского было не подкопаться! Я понимал, что это был пробный камень и бросил его в меня не Двораковский, а Вдовиченко. Во-первых, он хотел проверить мою реакцию, а во-вторых, буквально принуждал, чтобы я в очередной приезд в Аналитический центр упал перед ним «на колени» и попросил выделить мне трехкомнатную квартиру. Он мог и согласиться, но в замен обязательно предложил бы сделать личную услугу самому Вдовиченко или исполнить какую-нибудь подлость в его карьерных интересах.
   Буквально на второй день приехал мой знакомый и мой первый начальник РТС на РПК СН «К-423», гидроакустик по специальности и выпускник 1968 года, Шадрин Валерий Степанович. Парадокс судьбы в том, что в 1971 году старший лейтенант Шадрин прикинулся неспособным сдать зачетный лист на допуск к исполнению обязанностей начальника РТС. Его списали на берег, и он 10 лет где-то служил в береговых постах ВМФ, а я вместо него был назначен начальником РТС, и до 1980 года оставался офицером плавсостава РПК СН «К-423». Неведомыми путями, тоже в звании капитана 3-го ранга, его в 1981 году назначили в штат Аналитического центра. На этот раз он не был моим начальником, но в его семье было двое разнополых детей, и он был первым претендентом на трехкомнатную квартиру. Для вновь прибывших офицеров ничего не значил мой одиннадцатилетний стаж офицера плавсостава атомной подводной субмарины. Шадрин с порога заявил мне то же самое, что и Двораковский. Мол, члены жилищной комиссии, ввиду дефицита трехкомнатных квартир и однополости моих детей, склоняются выделить мне двухкомнатную квартиру.
   Сам же Шадрин уже был уведомлен, что ему выделяется трехкомнатная квартира, так как его дети разнополые. Тут я окончательно понял, что сидение на двух стульях и мои успехи в РТУ ВМФ, выходят боком для моей семьи и моего служебного положения в Аналитическом центре. Если я сейчас брошу все, откажусь работать в РТУ ВМФ и вернусь к исполнению обязанностей заместителя Первака на объекте, то там на мне отыграются по полной схеме Первак и Вдовиченко. Они умеют это делать. Они просто меня «затуркают» неисполнимыми приказаниями и превратят в мальчика для «избиения». В таком угнетенном состоянии я пребывал накануне ноябрьских праздников 1981 года. Жене я ничего не говорил, чтобы её не расстраивать раньше времени, но настроение было скверное. Как раз во время таких тяжелых раздумий мне позвонил один мой старый друг и сослуживец по РПК СН «К-423» Луцук Андрей Александрович и пригласил меня отметить праздничные дни Великой революции за хлебосольным столом в его московской квартире.
   Мы дружили семьями ещё со дней флотской юности, и как только я обнаружил в 1980 году Андрея в Москве, так мы стали семьями эпизодически встречаться по праздничным поводам или даже без повода. Я, конечно же, дал согласие, и где-то то ли 6-го, то ли 7 ноября 1981 года мы с женой пришли на квартиру Андрея отмечать праздник обильной выпивкой и закуской. Об Андрее, как и об этой встрече, в корне и стремительно изменившей мою судьбу в лучшую строну, надо рассказать особо.

Глава III
«Однополчанин» по флотской службе Андрей Александрович Луцук

1. Знакомство и совместная служба

   Познакомился я с Андреем Александровичем в октябре 1969 года, когда после получения лейтенантских погон и выпуска из училища, отгуляв в родительском доме тамбовской деревни первый офицерский отпуск, прибыл в город Палдиски Эстонской ССР. Там уже год проходил предварительную теоретическую подготовку будущий первый экипаж ещё не построенной атомной лодки «К-423» во главе с командиром капитаном 2-го ранга Иваном Ивановичем Кочетовским. Андрей Луцук окончил ленинградское высшее военно-морское училище в 1968 году. И когда я прибыл в экипаж, он в должности командира ракетной группы БЧ-II уже год изучал устройство лодки и пусковые ракетные установки для запуска из-под воды баллистических ракет с ядерными боеголовками. Кстати говоря, Валера Шадрин там же был начальником РТС. И тоже был выпускником 1968 года. В те времена по должности Валера Шадрин был на ступень выше меня и выше Андрея Луцука.
   Я был назначен командиром электронно-вычислительной группы Боевой Информационно-управляющей системы, сокращенно БИУС «МВУ-100». Эта система находилась в заведовании радиотехнической службы. Естественно, что первым моим флотским непосредственным начальником и стал начальник РТС Валера Шадрин. Мы с женой быстро подружились семьями и с Луцуками и с Шадриными. Год разницы в окончании училища не имел никакого значения. В какой-то мере мы были одногодками и имели общие интересы. Кстати, Шадрин с самого начала относился ко мне по-дружески и никогда не подчеркивал свое начальственное положение. В свободное от службы время все офицеры не чурались дружеских застолий и хорошей выпивки. По-моему, в те времена на нашем экипаже не было офицеров, которые не употребляли в меру спиртное. Да это и не считалось зазорным.
   Я думаю, непьющий молодой офицер выглядел бы «белой вороной» и подвергался постоянным насмешкам. Такое было время не только на флоте, но и по всей необъятной советской стране. Когда в конце 1969 года или начале 1970 года экипаж перевели на базу атомных стратегических подводных сил в гарнизон Гаджиево, на практическую отработку в качестве дублеров боевых экипажей, непосредственно на выходах в море, то наши семьи разъехались по родительским домам. Никто никаких гостиниц для нас не выделял. Все мы жили в казармах, вместе с матросами и мичманами. И опять, по какому-то странному стечению обстоятельств, меня и Андрея Луцука, откомандировали в экипаж капитана 1-го ранга Задорина, который готовился к длительному походу для несения боевой службы в районе Бермудского треугольника. Сначала был двухнедельный контрольный выход, а затем боевая служба чуть больше двух месяцев. И конечно, мы постоянно общались с Андреем Луцуком, потому что были с одного экипажа, и испытывали взаимную дружескую симпатию. Я восхищался его практической житейской хваткой, чего мне никогда недоставало. Понимаете, Андрей был из военных воспитанников-нахимовцев, которые в нашем училище ВВМУРЭ им. Попова, сами себя называли «питонами».
   Андрей разительно отличался от них своей самостоятельностью, какой-то мужской покладистостью и житейской опытностью. Женился он, видимо, ещё курсантом на Лиле Луцук, и было видно, что они крепко любили друг друга. Лиля имела высшее техническое образование. Она производила впечатление практичной и деловой женщины и в этом плане разительно отличалась от многих молодых офицерских жен нашего экипажа, которые были настолько непрактичны, что даже не умели приготовить первое и второе, чтобы сытно накормить своих мужей. Лиля Луцук была коренной ленинградкой, а там с жильем всегда были проблемы. Особенно меня поразило, что семья Луцук, ещё когда он был курсантом училища, с помощью родителей приобрела кооперативную квартиру. Это была огромная редкость, чтобы молодая офицерская семья имела собственное жилье, ещё до того как началась офицерская служба.
   Меня же Андрей Луцук ценил за открытый характер и особенно восхищался тем, что я закончил училище с золотой медалью. Часто за дружеской выпивкой Андрей повторял, что если бы ему так легко давалась учеба, то он бы сделал замечательную карьеру и обязательно стал адмиралом. Меня никогда особенно не волновала карьера, я почему-то не любил ответственности за других людей, и даже не мечтал о должности командира атомохода или адмиральской карьере командира дивизии или флотилии. Максимум о чем я мечтал, – это закончить службу в звании капитана 1-го ранга. Как ни странно, это мне удалось даже без окончания Военно-Морской академии.
   Когда мы пришли из похода, то вернулись в свой экипаж в город Северодвинск. Там мы принимали от промышленности только что построенный атомный подводный ракетоносец «К-423». И опять в гостинице наши семьи жили рядом, и мы тесно общались на общей кухне, а иногда и посещали ресторан «Белые ночи», который сокращенно называли «РБН».
   Как-то я стал расспрашивать Андрея: каким образом он стал воспитанником нахимовского училища? Мне не верилось, что у такого практичного и основательного человека, как Андрей, с детства была тяга к морской романтике. Он и не производил впечатления человека, который посвятил свою жизнь службе морского офицера, ради романтической тяги к трудностям и лишениям флотской службы. Спокойный по складу характера, он и любил спокойную размеренную жизнь. Вот только такой спокойной и размеренной жизни у него так и не получилось. Как великую тайну (а это на самом деле была великая семейная тайна), и я даже прошу прощения у его детей и внуков, что раскрываю её, Андрей поведал мне, что действующий в то время первый заместитель Главнокомандующего ВМФ адмирал флота Смирнов Николай Иванович, служил когда-то под началом отца Андрея на Черноморском флоте. Отец попросил Смирнова взять шефство над его сыном Андреем, и по человеческой порядочности Смирнов до конца своих дней заботился о судьбе Андрея. Многие скажут: вот он, советский протекционизм и коррупция, и очень ошибутся.
   Протекционизм – это когда безграмотный и не имеющий опыта жизни или службы человек сразу становится высокопоставленным начальником. Ничего похожего в судьбе Андрея не было. По протекции Смирнова Андрея зачислили воспитанником Нахимовского училища, и он прошел тяжелую для подростка казарменную жизнь ограниченной свободы, с принудительным исполнением распорядка дня и строевыми занятиями в сочетании с учебой в обычной десятилетке. По окончании Нахимовского училища воспитанник получает право без вступительных экзаменов поступать в высшие военно-морские училища. Уже по собственному выбору Андрей поступил в ленинградское высшее Военно-морское училище и, проучившись пять лет в жестоких условиях казарменной жизни, получил военное образование флотского офицера, погоны лейтенанта и специальность ракетчика. Андрей не скрывал, что учеба давалась ему нелегко, но тем не менее не Смирнов, а он сам сдавал все экзамены и зачеты и целеустремленно двигался к выбранной цели.
   Если бы я сам пять лет не был курсантом военного училища, то мог бы подумать, что жить на всем готовом, легко и просто. Это не так. Военное училище в плане личной свободы – это добровольное тюремное заточение. Не каждый выдержит жизнь в рамках твердой военной дисциплины от подъема до отбоя: бегать на зарядки, ходить на вечерние прогулки, сидеть на лекциях и длинных самоподготовках, нести наряды и службы, всегда ходить строем и выходить в город только по увольнительной записке. Иногда это бывает невыносимо тяжело. Лично я где-то на третьем курсе пережил такой глубокий кризис, что меня перестали радовать мои отличные оценки, мне хотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, лишь бы не вставать по утрам по крику дневального «Подъем!», не бежать на зарядку, не заправлять по линейке постель и тумбочку и целый день до команды «Отбой» не ходить строем и не нести опостылевшие наряды. Мне показалось, что я сам себя, по собственному выбору, приговорил к пожизненной каторге. Просто поражаюсь, как я все это выдержал.
   Андрею же было ещё хуже, потому что учился он трудно, и ему приходилось напрягать все силы, чтобы успешно сдавать каждую зимнюю и летнюю сессию по 5–6 экзаменов и зачетов. В наше время обязательная срочная служба ограничена одним годом. Те, кто отслужил, знают, как тяжело душа привыкает к ограничению свободы, как иногда хочется полежать в теплой постели после окрика «подъем», ещё бы минут пять-десять. Во время военной службы, не столько страх наказания за нарушение распорядка, сколько сама душа военного человека, учится командовать собственным телом и исполнять требования воинской дисциплины как собственные желания. А это – ой, как тяжело! Курсант военного училища живет в таком ритме не один год, а целых пять лет.
   При этом уровень технического образования в высших военных училищах полностью соответствовал уровню образовательных программ лучших гражданских вузов и даже уровню МГУ или МФТИ. Например, отчисленные по негодности к военной службе в результате неожиданной болезни курсанты третьего или четвертого курса моего «родного» училища, с большой охотой принимались и в МГУ и в МФТИ им. Баумана, на тот же курс, с которого они были уволены по негодности к военной службе. На третьем курсе я и сам чуть ли не списался по болезни. И болезнь подыскал подходящую, но остановило то, что я уже к этому времени женился. На мне лежала ответственность не только за себя лично, но и за семью. Это меня и остановило. Сломав непередаваемую неприязнь к службе, я выздоровел, и продолжил учебу в военном училище. Никакая протекция не поможет человеку перенести пять лет строгой военной дисциплины, если он не настроит свою душу на службу Родине и не утвердится в мысли, что в этом и заключается цель его жизни.
   А теперь вы, современная молодежь, спросите себя: многие ли из вас желают служить на атомной подводной лодке, находиться по два-три месяца в непосредственной близости, на расстоянии 30–40 метров, от работающего атомного реактора? По два-три месяца не видеть белого света, дышать искусственным кислородом, пить обессоленную дистиллированную воду, нести круглосуточные вахты без выходных и праздников, спать подряд не более 3–4 часов, вскакивать с постели при ежедневных боевых тревогах и подвергать свою жизнь смертельной опасности от непредсказуемых аварийных ситуаций, которые неизбежно возникают во время длительного или короткого подводного плавания? Я думаю, что не многие молодые люди нашей современности готовы добровольно отказаться от радостей жизни, радости ежедневно видеть небо, море и землю, своих друзей и близких, чтобы глотнуть романтики офицера-подводника. Андрей все это выдержал, не потому что его кто-то приневолил «сверху», а потому что сам захотел такой трудной, но все-таки, в те советские времена, весьма почетной службы офицера-подводника.
   Я ведь тоже не был романтиком моря. Единственное, что могу о себе сказать уверенно, это то, что я никогда не испытывал страха ни перед морскими просторами, ни перед океанскими глубинами. Службу на надводных кораблях я бы никогда не принял, потому что плохо переношу качку. Я осознавал трудности службы офицера-подводника, однако, как золотой медалист, буквально потребовал, чтобы меня назначили на атомные лодки Северного флота. Я отверг все другие назначения, во-первых, хотел получать приличную зарплату и содержать семью, во-вторых, чтобы не быть мальчиком на побегушках в военных институтах, и жить много-много лет
   на съемных квартирах в Москве или Ленинграде, считая копейки, чтобы дотянуть до следующей получки. Выбирая атомные лодки Северного флота, я поступил как прагматик и только. Андрей тоже не был романтиком моря, но в отличие от меня он был настоящим потомственным службистом. Он хотел не только служить, но и делать карьеру. Считаю, что в этом нет ничего плохого, если человек добровольно и успешно проходит все первичные должности, с остервенением учится, ломая свою леность и насилуя свое тело и разум ради того, чтобы на склоне лет стать частью государственной элиты, иметь приличное жилье, пенсию и санаторно-курортное обеспечение. Что в этом плохого?
   Да нет ничего в этом плохого! Это осознанный прагматизм и личный выбор. Теперь скажу пару слов о том, как мы с Андреем попали на боевую службу в экипаж Задорина. Я попал, потому что досрочно сдал на самостоятельное управление, как специалист по БИУС МВУ-100. Зачем мне это было нужно, тоже непонятно. Пришел к флагманскому специалисту РТС флотилии и заявил, что готов сдать на самостоятельное управление электронно-вычислительной группой. Меня тут же тщательно опросили по всем специальным вопросам. И я ни на одном не срезался. Вскоре приказом по 19 дивизии меня допустили к самостоятельному управлению по специальности. В экипаже Задорина штатная должность командира группы по моей специальности была свободна. Мне и предложили сходить в первую автономку с чужим экипажем, чтобы заместить штатную должность. Отказываться было постыдно. Но мне и не надо было этого. Наоборот. Меня раздирала гордость, что я пришел в наш экипаж на год позже остальных офицеров, включая и Андрея Луцука, а вот первым сдал на самостоятельное управление и первым иду на боевую службу точно на таком же «железе», которое ещё достраивалось в Северодвинске для нашего экипажа силами промышленности.
   Я не думал о будущей карьере. Я радовался, что приобрету опыт боевой эксплуатации и боевого применения БИУС МВУ-100, а заодно и заработаю за три месяца с морскими надбавками целую кучу денег. Совсем по другим мотивам оказался прикомандированным к экипажу Задорина Андрей Луцук. В экипаже Задорина был штатный командир группы БЧ-II. Но Андрей очень желал поскорее приобрести боевой опыт и добровольно, по личному желанию, подтвержденному телефонным звонком первого замглавкома ВМФ адмирала флота Смирнова был назначен «дублером» опытного офицера, чтобы по приходу досрочно сдать на самостоятельное управление группой. Абсолютный служебный прагматизм, но только с карьерными планами на будущее. И опять, что-то отыскать плохое в таком поступке невозможно. Он же осмысленно пошел на непредсказуемый жизненный риск и тяготы боевой службы, чтобы поскорее перейти на следующую должностную ступень командира БЧ-II атомной подводной лодки и получить в заведование весь ракетный комплекс с 16 баллистическими ракетами с ядерными боеголовками.
   Такой комплекс был по факту сложнейшим техническим устройством, и прежде чем стать командиром ракетной боевой части, Андрей Луцук хотел изучить его досконально. Кроме того, топливо и окислитель, которыми были заполнены баки всех 16 ракет, представляли собой крайне опасные для жизни вещества. Даже малое попадание этих веществ в замкнутую атмосферу подводной лодки могло вызвать мгновенную гибель личного состава четвертых и пятых ракетных отсеков, а при распространении их паров по отсекам и гибель всего экипажа. При эксплуатации и боевом использовании таких комплексов любые ошибки обслуживающего персонала были недопустимы. Но люди не автоматы. Они иногда ошибаются. И даже сверхнадежная техника тоже дает сбои и приводит к нестандартным ситуациям. По этим простым причинам защиты и сохранности собственных жизней и жизней всех членов экипажа весь обслуживающий персонал ракетного комплекса должен был не только понимать, что происходит в системах комплекса от их действий на пультах управлений, но и предвидеть последствия развития нестандартных ситуаций, а значит, знать, что надо сделать, чтобы правильными действиями мгновенно прекратить развитие малейших неисправностей в неуправляемую стадию.
   Обслуживающий персонал обязан был знать последствия своих действий по отдельным системам, а вот командир ракетной части обязан был «чувствовать» весь комплекс как живой организм подконтрольного зверя или механического монстра, и быть его непрерывным «терапевтом», а в критических ситуациях и ответственным «хирургом». На командире ракетной боевой части лежала огромная ответственность за живучесть подводной лодки и за жизнь всего экипажа. По этой причине, из всех командиров боевых частей лишь главный механик или командир электромеханической боевой части, заведующий кроме всей сложнейшей механики подводной лодки ещё и двумя атомными реакторами, да командир ракетной части, имели штатные должности в звании капитанов 2-го ранга. Остальные начальники боевых частей и служб имели штатные должности в звании капитанов 3 ранга, а командиры групп первичных должностей имели потолок воинского звания капитан-лейтенанта.
   В то время на береговых стратегических объектах ядерных сил сдерживания комплекс из трех баллистических ракет стратегического назначения объединялся в дивизию, которой командовал офицер в звании генерал-майора.
   По сути дела, один командир ракетной боевой части, заведующий комплексом 16 баллистических ракет, со штатной должностью капитана 2-го ранга, нес на своих плечах ответственность пяти генерал-майоров из береговых сил ядерного сдерживания. Андрей Луцук страстно желал взвалить на себя эту ответственность и потому пошел в море на боевую службу в качестве «дублера» штатного командира группы. Удивительно, но судьба сделала так, что благодаря опыту боевой службы уже через полтора года меня назначили на должность начальника РТС в моем родном первом экипаже РПК СН «К-423». Выпускник 1968 года, практически одногодок меня и Андрея Луцука, мой непосредственный начальник Валера Шадрин доложил командиру, что он не способен сдать зачет на самостоятельное управление начальника РТС. Его «списали» на берег, а меня назначили вместо него начальником РТС. Так, негаданно-нежданно, я перешагнул из командиров групп на следующую должностную ступень начальника РТС, формально равную командиру любой боевой части, включая командиров БЧ-II и БЧ-V.

2. Жертва во имя карьерного роста

   А вот Андрей Луцук продолжал оставаться командиром группы, потому что его командир ракетной боевой части Жора Шевченко, хотя и получил звание капитана второго ранга, как говорится, должностной «потолок», но не собирался списываться на берег. Андрей затосковал, так как для служебной карьеры длительная задержка в первичной должности командира группы была недопустима. Тем более, что он в теории и на практике освоил ракетный комплекс до состояния тех знаний и того уровня подготовки, которые необходимы командиру БЧ-II однотипной подводной лодки. Он был готов отправиться к черту на кулички, лишь бы стать командиром ракетной боевой части. Конечно, по его личному желанию, Андрей Луцук вскоре покинул наш экипаж. Он получил назначение на должность командира ракетной части однотипной подводной лодки и отправился в дальний гарнизон Гремиха, на восточном побережье Кольского полуострова. Кто там был и служил, утверждают, что в зимнее время люди перемещаются от жилых и служебных зданий на пирсы, где стоят подводные лодки, держась за натянутые тросы.
   Ветер якобы отрывает полы шинелей, а если ненароком во время пурги отпустишься от троса, то порыв ветра может унести в тундру, и тогда человек неизбежно погибнет. Сам я там не был. Подтвердить эти сведения не могу. Может быть, и приукрашивают. Но факт остается фактом, именно в эту заполярную «дыру», которая называется Гремихой, Андрей Луцук и отправился добровольно, чтобы поскорее стать командиром ракетной боевой части на атомных лодках примерно того же типа, на которых он исполнил уже два автономных плавания – сначала с экипажем Задорина, а затем и с первым «своим» экипажем, под командованием Ивана Ивановича Кочетовского, на «К-423». Скажу по совести, ради того чтобы стать начальником РТС, я бы в Гремиху добровольно не перевелся. Далее наши пути временно разошлись. Через год-два в должности начальника РТС я имел полное право и стопроцентный шанс, как золотой медалист, поступить в Ленинграде в Военно-Морскую академию.
   Но мне понравилась служба в должности начальника РТС, и я этим шансом не воспользовался. Мне неоднократно предлагали стать помощником командира, а затем закончить в Ленинграде Высшие офицерские классы. После успешного окончания этих классов офицер назначался на должность старшего помощника, а сдав на самостоятельное управление кораблем, практически без помех становился командиром атомохода со штатной должностью капитан 1-го ранга. И этот путь меня не прельщал. Я упорно продолжал служить в должности начальника РТС, с высшей планкой капитан 3-го ранга. Скажу более. До капитана 3 ранга я «дорос» досрочно, как успешный начальник РТС. Выше этого «потолка», оставаясь в должности начальника РТС, прыгнуть было невозможно. Но меня это не заботило, потому что я не был по натуре службистом, готовым ради карьеры жертвовать спокойствием семьи и отказываться от тех минимальных благ, которые давала мне служба в гарнизоне Гаджиево. Я прекрасно понимал, что закончив Военно-морскую академию или Высшие офицерские курсы, я сторицей верну временно утраченные семейные блага. Но это понимание не подвигало меня на путь делания военной карьеры. Мне этого было не нужно.
   И жена не толкала меня на путь карьеры или учебы. Она справедливо опасалась, что после окончания Военно-морской академии наша семья может оказаться на краю Земли. При поступлении в академию ВМФ даешь расписку, что по окончании примешь любое назначение, куда пошлет Родина. Если ты потомственный офицер, или имеешь высокопоставленных родственников, то тебя пошлют поближе, а если у тебя нет никаких связей и защитников, то могут загнать туда, куда Макар телят не гонял. Ведь на дальних постах и гарнизонах Чукотки и Камчатки тоже нужны морские офицеры с академическим образованием. А вот Андрей Луцук шел именно по этому пути служебного прагматика, впрочем в немалой степени с подачи и с подталкивания собственной жены – Лили Луцук. В Гремихе Андрей освоился как командир БЧ-II, получил звание капитана 3-го ранга, и не откладывая дело в долгий ящик, подал документы на поступление в Военно-Морскую академию в Ленинграде. О его приеме, конечно, негласно, по телефонному звонку, ходатайствовал адмирал флота Смирнов.
   Кстати говоря, телефонное право существует с момента изобретения телефона во всех странах и при всех демократиях. И будет существовать всегда. Это же дикость, когда отец, родственник или близкий друг твоих родителей не будет стремиться в рамках закона оказать помощь и содействие твоей карьере. Осуждают телефонное право лишь подлецы и завистники, которые и сами по возможности пользуются этим правом. Однако ходатайство адмирала флота Смирнова не отменяло сверхнапряжение духовных сил и лихорадочную подготовку к вступительным экзаменам самого Андрея Луцука. Надо было сдать вступительные экзамены хотя бы на тройки, и Андрей сделал это. Он никогда не жаловался на трудности, но его жена Лиля часто признавалась, что она, имея высшее техническое образование, часто занималась вместе с Андреем, не давая ему покоя ни днем, ни ночью, и не давая отдыха в выходные и праздничные дни. Сейчас, задним числом, я полностью уверен, что без целеустремленной помощи Лили, без её настойчивости и полной уверенности в успехе, Андрей в одиночку никогда бы не отважился поступить и закончить Военно-морскую академию. С таким прочным тылом Андрей успешно закончил учебу в академии ВМФ и наверное, не без помощи адмирала флота Смирнова Н.И. был назначен в Москву, на должность старшего офицера Оперативного управления Главного штаба ВМФ.
   Штат позволял иметь звание капитана 1-го ранга, а назначение после окончания Академии ВМФ в Москву приказом Министра обороны, позволяло через два-четыре года ожидания, получить квартиру в Москве и постоянную прописку. Когда в июле 1980 года меня прикомандировали к РТУ ВМФ, то оформили мне всеходовой пропуск, о чем я говорил выше. С этим пропуском, в звании капитана 3-го ранга, я посещал в том числе и руководство Главного штаба ВМФ и руководство оперативного управления. В оперативном управлении я случайно и встретил уже капитана 1-го ранга Андрея Луцука, который в поте лица трудился над какой-то оперативной картой. Мы оба были крайне изумлены и одновременно, рады этой случайной встрече. Если это не мистический случай, то как объяснить такую случайность? Старая дружба вспыхнула с новой силой. Мы обменялись рабочими и домашними телефонами и договорились о встрече в ближайшую субботу.
   За это время, благодаря настойчивому служебному прагматизму и окончанию академии ВМФ, Андрей Луцук успел получить звание капитана 1-го ранга, а главное – получить в Москве, в районе Орехово-Борисово, двухкомнатную квартиру для себя, своей жены и дочери Ольги. Я же оставался бесквартирным капитаном 3-го ранга, но каким-то мистическим образом через назначение в важнейший информационный объект ВМФ получил всеходовой пропуск во все высшие инстанции ВМФ и Минобороны и право встречаться с высшими военными руководителями ВМФ и Минобороны. Андрей в ОУ Главного штаба ВМФ был рядовым старшим офицером. Он и к своему руководству не мог попасть без уважительной причины. За него это делал старший оператор направления. Я же свободно часами беседовал с Первым заместителем начальника Главного штаба или с начальником Оперативного управления, рассказывая им о своей службе подводника и задачах Аналитического центра ВМФ, и даже определял в этих беседах стратегию взаимодействия и информационной совместимости ОУ, Управления разведки, противолодочной борьбы и других подразделений Главного штаба ВМФ с будущим Аналитическим центром. Сейчас я оцениваю это как мистику, но тогда некогда было осмысливать случившееся. Надо было просто служить и работать.
   В выходные и праздничные дни, я с женой и детьми, стали встречаться с семьей Андрея постоянно. Дети обедали или ужинали и уходили в детскую комнату. А мы, взрослые, часами сидели за столом, богатым винами, настойками, крепкими напитками и закусками и предавались воспоминаниям и бесконечным дружеским разговорам о нашем настоящем и будущем. Так я по жизни весьма скромный, не люблю хвалиться, да и хвалиться мне было особо нечем. Что я сделал? Сидел себе и сидел в одном и том же экипаже, в Гаджиево, сильно не напрягаясь. Кроме боевой службы с экипажем Задорина, выполнил все до одной службы с родным первым экипажем РПК СН «К-423». А в конце службы, если не ошибаюсь, в начале 1980 года, совершил ещё одну боевую службу с чужим экипажем – экипажем Коваля, куда я ходил в качестве наставника только что назначенного начальника РТС. Он служил и нес вахты, а я отвечал за все и контролировал его действия.
   Самая легкая автономка, но потому что она легкая, она и тянулась долго. Менялись командиры от Ивана Кочетовского до Евгения Урбановича, менялись старпомы, главные механики и командиры боевых частей, даже номер войсковой части успел поменяться, а я продолжал служить все в том же одном экипаже, куда был назначен после окончания училища. Однако моя скромность полностью исчезала в подпитом состоянии. Особенно из меня перла гордость за то, с какими людьми мне приходиться общаться по нуждам Аналитического центра. Адмиралы и генералы самого высокого ранга. Сплошь выпускники Академии Генерального штаба. Да другим путем в те времена в командную элиту ВМФ и Минобороны попасть было невозможно. В том числе, я уже был неоднократным участником научно-технического совещания по Аналитическому центру ВМФ под руководством адмирала флота Смирнова Николая Ивановича, который был не только первым заместителем Главкома ВМФ, но председателем научно-технического совета ВМФ по созданию и внедрению новых образцов техники и вооружений.
   Николай Иванович Смирнов был человеком острого ума и разбирался подробно во всех вопросах. Чувствовалось, что он по уровню образования, разбирается не только в существе проблемы, но и во всех технических тонкостях. После изрядной выпивки меня прорывало, и я делился с Андреем отдельными эпизодами встреч с высокопоставленными начальниками, академиком Савиным А.И. или докторами наук от промышленности и военных институтов. Честно признаюсь, что я и сам поражался даже в трезвом виде, что я полностью понимаю и глубину проблемы и технические тонкости всех вопросов по созданию Аналитического центра ВМФ, хотя никогда и не думал, месяцами находясь на боевой службе в своих автономках, что когда-нибудь мне придется заниматься столь важной государственной проблемой стратегической обороны. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Подвыпив, я и выражал свое удивление превратностями судьбы, щедро делясь с Андреем впечатлениями от этих встреч с высокопоставленным руководством ВМФ и Минобороны. Меня нисколько не тревожило, что я пока лишь капитан 3-го ранга и не имею жилья. Я был доволен жизнью и службой, потому что не только прикоснулся, но и мог влиять на творческий процесс создания колоссального информационного объекта в интересах повышения обороноспособности моей Родины.
   В отличие от меня, Андрей всегда был более сдержанным. Да и выпивая на уровне со мной, а может быть, и больше, Андрей никогда не пьянел. Сказывалась разница в массе тела. Я всю взрослую жизнь имел массу тела в 69–70 килограмм, а Андрей весил около ста килограммов. Такую махину трудно было споить одной или даже двумя бутылками водки. О службе он почти не рассказывал. Да и рассказывать по сути дела было нечего. Он лишь исполнял замыслы руководства по планированию боевых служб ядерных подводных стратегических сил Военно-морского флота. У Андрея была страсть к деревенской жизни и охоте. Хотя я сам родился в деревне, и до окончания средней школы был деревенским пареньком, но сельской жизнью, в плане выращивания домашних животных или птиц, особенно не увлекался. Не умел этого делать. От деревенской жизни в родительской семье у меня сохранилось, разве что, пренебрежение к карьере. Ни отец, ни мать, никогда не помышляли занять даже самую малую командную должность. И меня не подталкивали своими родительскими наставлениями стремиться к карьерному росту. Они меня вообще никогда и особо не наставляли. В этом плане я продукт собственной свободы выбора.
   Родители всегда водили кур, а мать страстно любила порядок на огороде. Я же учился в школе и меня к этому не приучали. Так я и вырос в деревне, неприспособленный к сельской жизни. Насколько я знаю, Андрей рос в городе Анапе. Тем не менее, у него была явная любовь к разведению домашних животных и птицы и к уходу за личным огородом. Уже позже, во времена Ельцина он купил деревенский дом под Тверью и успешно занимался и разведением домашних животных и огородом. Я же это не умею делать и по сию пору. Но его хобби была охота. Когда он начинал рассказывать о встрече с кабанами или охоте на лисиц и зайцев, то мог говорить на эту тему часами. У меня тоже есть охотничий билет и пару ружей, но я в заливе Сайда-губы, у городка Гаджиево, однажды ранил касатку и увидел её мучения, как моя страсть к охоте навсегда пропала. Больше я ни разу не стрелял ни по птицам, ни по диким животным. Так сказать, потенциальный охотник. Я это все подробно рассказываю об Андрее, чтобы сохранить хотя бы частицу памяти о нем.
   Несколько лет назад он неожиданно умер от инсульта, нисколько не помучавшись предсмертными болями и беспомощностью. Так умирают светлые люди, ни в чем не виноватые перед другими людьми.

3. Бесценный совет Андрея и подготовка письма

   В цепи случайностей, может быть, встреча с Андреем Луцуком и стала самой важной для моей будущей жизни и карьеры. Накануне празднования дня Октябрьской революции 1981 года я был крайне огорчен назначением на штатную должность заместителя начальника оперативного отдела Аналитического центра, с тем же потолком по воинскому званию – капитан 3-го ранга. А ещё больше огорчен, и прямо скажу, дважды ошарашен тем, что мне фактически, пока ещё закулисно, предложили не трехкомнатную, а двухкомнатную квартиру на семью из четырех человек, в закрытом военном гарнизоне среднего Подмосковья. Что я скажу жене и детям? Наговорил им всем, что общаюсь с генералами и адмиралами, что чуть ли не лично участвую в создании стратегического объекта, а привезу их в двухкомнатную квартиру, когда другие семьи с теми же двумя, но разнополыми детьми, будут жить в трехкомнатных квартирах. Обида эта вдвойне возрастала от того, что я прилагаю огромные личные усилия для своевременного ввода в строй и сдачу в эксплуатацию жилых домов, а все остальные офицеры, отрабатывают организацию, сплетничают, и целыми днями мучаются от безделья, потому что даже не все технические средства ещё были установлены на будущем информационном объекте.
   Я пребывал в отчаянном состоянии тоски и личной неустроенности, когда мне позвонил Андрей и пригласил отметить годовщину Революции у него на квартире. Когда мы встретились и были трезвы, я молчал о своих неудачах, прекрасно понимая, что Андрей не может мне ничем помочь. Однако когда хорошо выпили и уединились на кухне с сигаретами и бутылкой водки, меня словно прорвало. Я выложил Андрею все интриги вокруг моей личности, обиду на слабость командира Прохорова и мою беззащитность перед Вдовиченко и его подручными и запросил дружеского совета. Надеялся я на простое сочувствие. Но, оказывается, я недооценил практичность
   Андрея и его дружеское соучастие к моим проблемам. Оказалось, что он уже давно искал способ, как помочь мне получить московскую прописку и купить кооперативную квартиру в городе Москве. Андрей заранее «раскопал» секретное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, по которому офицерам атомных подводных лодок, прослуживших на атомном флоте больше пяти лет и имеющих на руках справку по форме № 1 об отсутствии жилья, представлялось право встать на очередь для получения жилья в любых городах Советского Союза, включая Москву и Ленинград. Поначалу я даже не понял смысла идеи, которую мне изложил Андрей.
   В то же время, вникнув в содержание секретного постановления, я, наконец, понял, что идея полностью законна, гениально проста и практически осуществима. В основе проекта Андрея лежала моя пьяная болтовня о доступности высших руководителей ВМФ и дружески-деловых контактах с сотрудниками Совета Министров СССР. Андрей предлагал написать письмо тогдашнему председателю Моссовета Промыслову за подписью высокопоставленного начальника из высшего руководства ВМФ или за подписью ответственных сотрудников аппарата Совета Министров СССР. В тексте указать, что капитан 3-го ранга Мальцев Н.Н. является бесквартирным офицером и имеет семью в составе 4 человек. Он 11 лет отслужил на атомной лодке Северного флота, и согласно действующему Совместному Постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР (номер и дату принятия этого постановления, к сожалению, не запомнил), имеет право на постановку на очередь для получения жилья в городе Москве. Министерство обороны готово выделить кооперативную квартиру из своих московских фондов для семьи офицера Мальцева Н.Н. «С учетом изложенного прошу Вас разрешить прописку в Москве семье военнослужащего Мальцева Н.Н. и членам его семьи для подтверждения права покупки кооперативной квартиры из фондов Министерства обороны».
   Этот текст Андрей рекомендовал тщательно отработать, а затем или за подписью известного военачальника ВМФ, или ответственных сотрудников аппарата Совета Министров СССР отправить в Моссовет, на имя председателя Моссовета Промыслова. Я настолько загорелся этой идеей, что у меня отпало желание продолжать дружескую пьянку. Сразу же захотелось написать черновой проект письма. Вместе с семьей я поспешил распрощаться с хлебосольной семьей Луцуков и отправился на съемную квартиру – писать письмо. Две или три ночи подряд, закрывшись на кухне и непрерывно, до одури, дымя сигаретами, я шлифовал черновой текст письма, а одновременно думал, кто бы из руководства ВМФ мог поставить подпись под этим письмом? Какой-то нелегальный путь был неприемлем. Слишком высока была цена ошибки. Я же работаю и служу как нештатный офицер РТУ ВМФ, вот через Черненко и начальника РТУ ВМФ контр-адмирала, профессора и доктора технических наук Попова Георгия Петровича, я и должен действовать.
   Если они удовлетворены моей служебной деятельностью, то они и поставят свои визы на чистовом проекте письма. Но подпись начальника РТУ ВМФ для Промыслова ничего не значила. Он мог и не знать о его существовании. Другое дело – заместитель Главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению адмирал и Герой Советского Союза Котов Павел Георгиевич. Он был вдобавок ко всему ещё и членом Моссовета. Уж членов Моссовета Промыслов обязан был знать лично, да и обращение не просто от высокопоставленного военачальника, а от члена Моссовета. Такое обращение невозможно отложить в корзину или ответить формальным отказом. И опять, по счастливой случайности, адмирал Котов был непосредственным руководителем всех заказывающих управлений ВМФ. Как начальники отделов эпизодически собирались на доклад к начальнику РТУ ВМФ, так замглавкома по кораблестроению и вооружению адмирал Котов эпизодически собирал на доклад и для подписи важных писем и обращений, начальников заказывающих управлений, в том числе и начальника РТУ ВМФ Попова Георгия Петровича.
   Так оформился конкретный план – отправить обращение Промыслову за подписью Котова. Подготовив отшлифованный черновик письма, я все-таки не решился сразу его печатать или показывать Черненко. Прежде решил посоветоваться с сотрудниками Совета Министров СССР, которые очень хорошо ко мне относились. Позвонил в Кремль и попросил принять меня по личному вопросу. Минут через десять оттуда мне сообщили, что разовый пропуск готов, и я могу к ним придти для встречи немедленно. Оказавшись в кабинете сотрудников Совета Министров СССР, я им изложил в сжатом виде и на трезвую голову свою жилищную проблему бесквартирного офицера. Особенно посчитал несправедливым, что в Дуброво мне не готовы выделить трехкомнатную квартиру по причине однополости моих детей. Да и дома там будут сданы в эксплуатацию не раньше мая 1982 года, а я уже с июля 1980 года живу на съемной квартире в Москве и практически нищенствую.
   Жена не может устроиться на работу из-за отсутствия прописки. Я же половину получки трачу на оплату гостиницы в Дуброво и съемного жилья в Москве. Сотрудники Совета Министров буквально были поражены тем, что я являюсь бесквартирным офицером и даже ни разу не пожаловался им на свою проблему. Когда я показал им черновик письма Промыслову от имени Замглавкома Котова, они одобрили его текст и обещали всячески содействовать его подписи. Работники Кремля окончательно успокоили и вселили в меня уверенность в благополучном исходе дела тем, что решительно заявили: «Если это письмо не сработает, то мы отправим подобное обращение в Моссовет Промыслову от имени секретариата Совета Министров СССР». Из кремлевского кабинета я не вышел, а буквально вылетел на крыльях надежды и успеха в начатом деле. Видимо, они позвонили Черненко и попросили помочь мне с печатью письма на бланке замглавкома Котова, а также оказать содействие получить подпись члена Моссовета и Героя Советского Союза П.Г. Котова.
   Такой вывод я сделал значительно позже. Дело в том, что в управлении я сразу же показал черновик письма начальнику отдела Черненко, ожидая от него разъяснительных вопросов. Но таких вопросов не последовало. Последовал лишь очень важный и деловой совет, что на бланке ещё не подписанного Котовым чистовика письма следовало бы получить подкрепляющую визу начальника ХОЗУ Минобороны, о том что кооперативные квартиры в московском гарнизоне имеются в наличии. Уже к вечеру в этот же день у меня на руках оказался исполненный на бланке Замглавкома Котова чистовик письма, естественно без подписи самого Котова. На второй день утром я отпросился у Черненко, для посещения начальника ХОЗУ Минобороны. Используя всеходовой пропуск, я прибыл в его приемную без всяких предварительных звонков и записей. Меня вежливо спросил секретарь в приемной, как обо мне доложить и цель моего прибытия. – «Доложите, что прибыл начальник РТС РПК СН “К-423”, Северного флота, по личному вопросу». Минут через пять генерал Маслов выглянул из кабинета и внимательно посмотрел на меня, сидящего на диване в приемной в форме морского офицера, в звании капитана 3-го ранга. Видимо такие посетители были для этого кабинета большой редкостью. Широко распахнув дверь, генерал улыбнулся и пригласил в свой кабинет. Я опять представился как начальник РТС стратегической атомной подводной лодки Северного флота. Генерал стал расспрашивать об особенностях службы, о дальних походах без единого всплытия на поверхность и обо всем другом, что обычно интересует человека, который встречается с офицером атомной субмарины. В свою очередь он рассказал, что как-то с маршалом Гречко посещал Гаджиево и даже спускался на одну из атомных подводных лодок внутрь прочного корпуса. Его поразило обилие механизмов и устройств и довольно тесные жилые помещения.
   Генерал признал, что нужно быть грамотным офицером, чтобы досконально изучить это нагромождение трубопроводов, клапанов, кабелей, различных пультов управления и всего множества сверхсложной техники, включая баллистические ракеты, атомные торпеды и два атомных реактора, которыми, буквально, набит прочный корпус подводной лодки. Генерал признал, что надо обладать недюжинной отвагой и силой воли, чтобы по три месяца находится в прочном корпусе без всплытия на поверхность, да ещё и нести посменные круглосуточные вахты в готовности применить ядерное оружие по прямому назначению. Особенно генерала поразило, что я прослужил на атомной подводной лодке 11 лет. Для него это показалось верхом мужества и преданности избранной специальности профессионального офицера-подводника. Расспросив все о моей службе, генерал спросил: «Чем я тебе могу помочь»? Я положил на стол заранее заготовленное письмо и попросил его завизировать. Объяснил, что в случае получения разрешения на прописку в городе Москве я не претендую на бесплатное жилье, а готов купить кооперативную квартиру из фондов Министерства обороны.
   Генерал секунд тридцать помыслил, а потом внизу обращения, ниже будущей подписи Котова, наложил резолюцию: «Гарантирую выделение кооперативной квартиры из фондов МО для семьи офицера Н.Н. Мальцева». Поставил дату и подписал резолюцию: «Начальник ХОЗУ МО генерал Маслов». Провожая меня, Маслов сказал: «Заходи, если будут трудности с оформлением кооперативной квартиры». Я вышел из кабинета начальника ХОЗУ, ещё не до конца осознав свою удачу. Гарантия генерала Маслова сняла ответственность за подпись с адмирала Котова, а также ответственность и с Промыслова, за разрешение постоянной прописки в городе Москве. Если есть гарантия выделения кооперативной квартиры, то какой же смысл запрещать прописку? Вернувшись в управление, я молча положил корочки с письмом и резолюцией Маслова на стол Черненко.
   Черненко, прочитав резолюцию, удовлетворенно хмыкнул и в свою очередь переложил мое письмо в папку «На доклад». Вечером, на докладе, он ознакомил начальника РТУ ВМФ с этим письмом, получил согласие Георгия Петровича Попова, и письмо перекочевало в папку «На доклад» начальника управления. Пришлось в тревоге ждать день или два, когда Котов соберет на доклад начальников управлений. Подпишет Котов письмо или не подпишет? Формально никакой ответственности и все по закону, но мало ли что подумает заместитель Главкома ВМФ Котов о мой личности? Может быть, я имею высокопоставленных покровителей или родственников в аппарате Правительства, или в аппарате Минобороны? Ничего коррупционного Котов подписать не мог. Не те были времена. Я-то простой офицер-подводник с деревенскими корнями, не имеющий никаких высокопоставленных родственников. Это и должен был подтвердить контр-адмирал Попов, предлагая депутату Моссовета Котову подписать письмо-обращение к председателю Моссовета Промыслову по поводу прописке в Москве семьи моей скромной персоны.
   Конечно, я был в курсе, когда Попов отправился на доклад к Котову. И пока он там часа полтора докладывал и совещался, не находил себе места. Да и как иначе, если этой подписью решалась моя будущая судьба? Будто камень с меня свалился, когда Черненко вернул поздно вечером подписанное Котовым и заранее согласованное начальником ХОЗУ Масловым обращение к Промыслову. Вся это сложнейшая предварительная операция, предложенная моим другом Андреем Луцуком, от замысла до воплощения потребовала 9 суток времени. На праздник 6 или 7 ноября я плакался ему пьяными слезами на обиды и несправедливости судьбы, а уже 16 ноября 1981 года, зарегистрировав собственноручно это дорогое для меня обращение в общей части РТУ ВМФ за номером 713/6/4061, отправился лично на улицу Горького, дом 13, в здание Моссовета, конечно же, в форме морского офицера, в звании капитана 3-го ранга.
   Готовился я к этому походу очень тщательно. Я не только купил по дороге шоколадку для сотрудницы общей части Моссовета, которая должна была зарегистрировать мое письмо, но и купил бутылку дорогого качественного коньяка, с пятью звездами на этикетке. В те времена магазинной продукции можно было доверять на все сто процентов. Подделок в государственных магазинах никогда не продавали. Для чего понадобился коньяк? Я твердо решил не только отправить письмо, но и найти человека из технических сотрудников Моссовета, который, если бы не ускорил процесс, то хотя бы проконтролировал продвижение письма и сообщил мне о принятом решении. К шоколадкам я прибегал, даже когда мне нужно было срочно отпечатать служебный документ в машбюро секретной части. Чего не сделаешь во имя службы? В советские времена шоколад и спиртное были безотбойной «взяткой». Ещё было в ходу подношение цветов или дорогих женских духов, если рабочее кресло или стул занимала женщина. Но это – если вопрос был сверхважным.
   Никаких денег для взятки никто и никогда в офицерской среде не предлагал, как и не было такого безобразия в аппаратах министерств и других структурах органов управления военным и промышленным производством. Я быстро понял, что люди становятся добрее и внимательнее к твоим просьбам, когда ты их одариваешь в знак внимания небольшим подарком. Я настолько привык это делать во время московской службы, что и до сих пор, посещая, например, врача, дарю ему шоколадку. Вот и в Моссовет я отправился не с пустыми руками. И опять, никакого разового пропуска в здание Моссовета мне было не нужно. Меня спокойно пропустили с довольно вместительным портфелем, ни о чем не спрашивая, по тому пропуску, который был у меня в наличии. В наше время такое даже представить невозможно. Власть забаррикадировалась от случайных и незваных посетителей на все замки и запоры. В общей части я сдал письмо из рук в руки, наградил сотрудницу общей части шоколадкой и сразу же получил входящий регистрационный номер своего письма.
   Затем я долго блуждал по этажам и коридорам, внимательно вчитываясь в таблички на дверях, которые рассказывали о должностях владельцев этих кабинетов. Все должности были слишком высоки, для того чтобы устанавливать контакт с капитанам 3-го ранга, да ещё и следить за прохождением моего письма. В наше время такое странное поведение не осталось бы без внимания. Чего это человек в форме глазеет по сторонам и останавливается у каждой двери, чтобы прочитать таблички? Не террорист ли проник в здание? Я был не террорист, но в портфеле лежала бутылка коньяка, которая в советские времена могла быстро решить многие вопросы без применения насилия.

Глава IV
Начало московской жизни

1. полезная дружба

   Уже хотел ни с чем покинуть здание, когда на первом этаже над одним из кабинетов прочитал табличку: «Начальник МТО», без указания фамилии. По какому-то неопределенному наитию я постучал в дверь и заглянул в кабинет, попросив разрешения зайти. Получив ответ: «заходите», я подошел к столу и представился как бесквартирный офицер с атомной подводной лодки Северного флота. В ответ владелец кабинета протянул руку, поздоровался и сказал, что он Романов Николай Михайлович, начальник МТО здания Моссовета. Это был человек лет на пятнадцать-двадцать старше меня. Как я скоро выяснил, весьма приветливый и благодушный, с открытой душой и открытым сердцем. Я рассказал ему о своих проблемах и попросил помощи проконтролировать ход моего письма, написав на листочке входящий номер и дату приема документа. Николай Михайлович рассказал, что он по долгу службы знает все руководство, так как они ему звонят, когда надо заменить картины, ковры, столы или другую какую мебель в кабинетах, но ускорить процесс он не может, а вот сообщить о заседаниях президиума Исполкома Моссовета, на которых решаются эти вопросы, а также о самом решении, он может и обязательно сделает это.
   Мы обменялись рабочими телефонами. Я достал коньяк и попросил Николая Михайловича принять его в знак благодарности. «Зачем же так? – заявил Романов. Мы сейчас его разопьем в честь нашего знакомства». Он закрыл кабинет на ключ, достал рюмки, и мы около часа тихо беседовали, пригубляя маленькими глотками принесенный мной коньяк и закусывая конфетами хозяина кабинета. Расстались мы полными друзьями и дружили потом ещё очень долго, изредка встречаясь в его кабинете, а затем и на гаражах, которые мне пришлось построить, когда я стал настоящим москвичом и, по странному обстоятельству, практически соседом Романова. Он имел огромный опыт жизни и опыт контактов с московским руководством, делился своим опытом и оказывал бескорыстную помощь, если это было в его силах и возможностях. Вернулся в управление я вполне успокоенным. Всякие сомнения в успехе задуманного дела отпали. Даже если бы я получил отказ, то тут же включил вариант с написанием письма Промыслову из секретариата Совета Министров СССР. Уж против такой внушительной просьбы, возразить было невозможно.
   Но, главное, я окончательно поверил, что решение о прописке будет положительным и срочно приступил к поиску подходящего, уже построенного, но ещё не заселенного ЖСК Министерства обороны. Вечное нытье жены по поводу неустроенности так надоело, что я готов был заселиться на любой этаж, лишь бы квартира была трехкомнатной, а дом ЖСК подлежал скорой сдаче в эксплуатацию и заселению. И – о парадокс! Теперь мне можно не торопить ГИУ ВМФ, докладами Главнокомандующему ВМФ о срыве план-графика завершения строительства и сдачи в эксплуатацию двух домов в гарнизоне Дуброво. Ведь если отказаться от выделенной квартиры в Дуброво, то при отказе на прописку в Москве я останусь, как говорится «у разбитого корыта». А если же сдать справку по форме № 1 и получить ордер на квартиру в Дуброво, то я прекращаю быть бесквартирным и превращаюсь в авантюриста и афериста, который получил бесплатное государственное жилье в гарнизоне по месту службы, и пытается обманом получить московскую прописку и купить кооперативную квартиру в городе Москве.
   Никто бы не позволил мне по советским временам совершить такую наглую аферу. Ведь начальник отдела Черненко был в курсе моих дел. Я бы мог потерять все, в том числе мог «достукаться» до досрочного увольнения со службы по дискредитации офицерского звания. Вопрос, как и когда будут сданы в эксплуатацию жилые дома в Дуброво, стал для меня важнейшим. Я специально посетил начальника ГИУ ВМФ генерала Путяту Вадима Евграфьевича и уточнил у него, приватно, не для доклада Главкому ВМФ, когда реально будут сданы в эксплуатацию два жилых дома в Дуброво? Генерал честно мне ответил: «Докладывай или не докладывай – твое дело, но раньше первых чисел мая 1982 года дома в эксплуатацию сданы не будут». Я втайне очень обрадовался такой задержке, потому что это освобождало меня от дилеммы выбора между Москвой и Дуброво. Я был уверен, что положительный ответ о московской прописке из Моссовета придет раньше, и мне не потребуется квартира в Дуброво.
   Неожиданно для меня ожидание решения Моссовета затянулось. Наступил очередной 1982 год, а я и моя семья, все также жили в подвешенном состоянии. Я-то за делами службы все начисто забывал, а вот жена явно хандрила и тосковала. Понять её можно. Уже прошло полтора года московской жизни, а 17 ящиков, привезенные в контейнере из Мурманска, так и не были распакованы. Эпизодически звонил в Моссовет Романову. Он меня успокаивал и говорил, что президиум исполкома Моссовета за это время ни разу не собирался, а единолично такие просьбы не рассматриваются. Как я теперь понимаю, во избежание коррупции. Вполне разумно и правильно. И только 12 февраля 1982 года Романов позвонил сам и сообщил, что на этот день назначено заседание Президиума. Он попросил меня не дергаться, а сидеть на службе и ждать его звонка. Я выбежал на улицу, купил в сороковом магазине приличный коньяк и вернулся в управление. В этот день почему-то даже Черненко ушел домой раньше, часов в 8 вечера. Я всегда следовал за ним, как и другие штатные офицеры отдела. На этот раз я сидел один, ничего не делал, потихоньку курил, хотя в рабочее время в помещении отдела не курили, и ждал звонка Романова из Моссовета.
   На этот раз не было никакого волнения. Я был на сто процентов уверен в успехе. Меня несколько удивило, что Президиум Моссовета работает так долго, прихватив и вечернее, нерабочее время, но в советские времена это было обычным явлением. Видимо, инерция ещё сталинского времени. Говорят, что во времена Сталина работники аппаратов партии и государства раньше 12 часов ночи с работы не уходили. Государством и партией управлял в это время Брежнев, а инерция сохранилась. Чуть позже 9 часов вечера на рабочем столе зазвонил телефон. На другом конце провода был Романов. Он сказал, что все в порядке. Принято положительное решение, а подлинник ответа находится у него в руках. Николай Михайлович с расстановкой, медленно, тоном радиодиктора прочитал мне ответ из пяти строчек и я понял, что благодаря этим пяти строчкам я стал москвичом, а моя семья скоро будет владеть не двухкомнатной квартирой в закрытом гарнизоне Дуброво, а полноценной трехкомнатной кооперативной квартирой в городе Москве.
   После прочтения Романов спросил: «Ну, что, приедешь сейчас, или отложим встречу до завтра»? Разве можно целую ночь не держать в руках заветный листок с пропуском в новую московскую жизнь? Я ответил Романову: «Жди меня. Скоро буду». На такси я во время московской службы практически никогда не ездил. Не было средств, да и не привык к этому транспорту после службы в Гаджиево, где такси тоже не было. Передвигался или на своих двоих или на метро. Даже троллейбусами и автобусами пользовался редко. Проще было пройти одну-две остановки пешком, чем ждать этот медленный транспорт и толкаться с пассажирами. И на этот раз, я ринулся бегом в метро, даже не подумав найти такси, чтобы поскорее добраться от Большого Комсомольского переулка до здания Моссовета на улице Горького. Душа пела песнь победителя. Невероятно, но мне удалось по максимуму использовать мой одиннадцатилетний стаж службы на атомной лодке, использовать множество случайных обстоятельств – и вот из бесквартирного офицера я превращаюсь в жителя Москвы.
   Мой официальный командир Прохоров, главный инженер Вдовиченко, как и ни один офицер Аналитического центра, не только не знали, но даже представить не могли, что офицер с большим стажем службы на атомных подлодках имеет право купить кооперативную квартиру в Москве, пока у него нет официального жилья в других регионах Советского Союза. Но кроме приобретения московского жилья я сразу освобождался от цепкой хватки Вдовиченко, от разных незаметных унижений или видимых уколов его соратников и единомышленников, вроде Славы Первака, Валеры Двораковского и примкнувшего к ним моего бывшего начальника РТС Валеры Шадрина. Двораковский и Шадрин, не зная о письме в Моссовет по поводу моей прописке в городе Москве, просто «задолбали» меня непрерывными советами, в декабре 1981 года и январе 1982 года, бросить службу у Черненко в РТУ ВМФ и перебраться в Аналитический центр на свою штатную должность заместителя начальника оперативного отдела.
   «Мол, если ты этого не сделаешь, то не получишь трехкомнатную квартиру из-за однополых детей». А кроме того, как не исполняющего обязанности заместителя Славы Первака, Вдовиченко может добиться согласия командира Прохорова на перемещение меня на штатную должность рядового офицера-оператора. Советы были реальны и исполнимы, потому что за ними стоял Вдовиченко. За этот трехмесячный период, пока я ждал решения Исполкома Моссовета, я в полной мере прочувствовал на своей шкуре, что золотой медалист Вдовиченко был не только карьеристом, но и умелым интриганом. Он, словно паук, плел вокруг офицеров свою паутину, чтобы сожрать или превратить в ничтожество всякого, кто не подчиняется его власти или хочет быть независимым в собственном мнении. Совершенно очевидно, что если бы я не вырвался из паутины Вдовиченко, моя служба в Дуброво под началом Первака и Вдовиченко была бы очень печальна. Но дело сделано! А в портфеле лежала бутылка коньяка и коробка конфет, чтобы отметить этот переломный этап моей жизни. Романов встретил меня у боковой «непарадной» двери здания Моссовета и провел в свой кабинет.
   Там он передал мне подлинник ответа, а я выставил на стол коньяк и конфеты. Мы часик посидели в теплой компании. Было видно, что Романов искренне рад за меня и это меня тоже радовало. Не так много встречается в жизни людей, которые безо всякой тайной зависти и без притворства, радуются чужим успехам. Передо мной лежит ксерокопия того письма, которое коренным образом изменило всю мою жизнь и служебную карьеру, как и всей моей семьи в целом. Не могу удержаться, чтобы не привести его в этой книге. Письмо исполнено на стандартном бланке исполкома Моссовета, урезанному наполовину стандартного листа из-за лаконичности текста.

   «Командиру войсковой части 87415
   т. Попову
   Исх. 7730-М/1 12.02.82 На № 713/6/4061 от 16.11.81 г.
   Президиум исполкома Моссовета, в порядке исключения, разрешает прописку в г. Москве т. Мальцеву Н.Н. с женой и двумя дочерьми, при условии принятия в установленном порядке в ЖСК.
   Оформление прописки будет произведено органами милиции на основании ордера и других документов.
   Заместитель председателя
   Исполкома Моссовета (Подпись) А.И. Костенко».

   Вместо гербовой печати внизу слева стоит круглый штамп со словами «протокольная часть», а по кругу написано: «Исполнительный комитет московского горсовета народных депутатов», и все. Главное – подпись. Подпись была подлинная и ещё не успела просохнуть, когда это письмо уже оказалось в папке для документов моего внушительного портфеля.

2. мой выбор – ЖСК «Рига» на Кировоградской улице

   Говорят – «куй железо, пока горячо». Вот я и ковал это горячее железо, которое для меня оказалось бумажкой в половину печатного листа с пятью строками текста. Имея на руках такой абсолютно законный документ высшей московской власти, можно было не спешить с выбором места расположения ЖСК для военнослужащих. По городскому плану такие ЖСК строились не только по спальным районам, но и в центральных районах Москвы, например, в районе проспекта Вернадского или Ленинского проспекта. Но чтобы попасть в такие престижные районы, надо было снова обращаться к начальнику ХОЗУ Минобороны генералу Маслову, получать его личное разрешение, а затем ждать несколько лет, пока ЖСК в престижном районе будет построен и готов к заселению. Этот путь для меня был закрыт.
   Довлеющим для меня стал фактор времени. Он превышал все другие факторы, в том числе и отрезал возможность даже полугодового ожидания получения московской прописки. Я уже рассказал, какая атмосфера интриг сложилась вокруг меня в Аналитическом центре. Но ещё большую интригу открыл для меня начальник отдела Черненко, когда я показал ему письмо из Моссовета. Он сказал, что в РТУ ВМФ для сопровождения работ по созданию Аналитического центра открыта штатная должность офицера с воинским званием капитан 2-го ранга. «Чтобы тебя назначить на эту должность, нужно к проекту приказа Главнокомандующего ВМФ о твоем назначении, приложить справку о твоей московской прописке, тогда приказ будет подписан без всяких вопросов». Черненко обещал для меня эту штатную должность придержать, но не более чем на один-два месяца.
   Дело в том, на флотах есть очередники с академическим образованием и с московской пропиской. Если я в быстром темпе не получу московское жилье и прописку, то кадровые органы ВМФ назначат претендента на это место и без согласования с Черненко. Теперь уже от прописки зависела моя служебная карьера и даже мое назначение на штатную должность офицера РТУ ВМФ без академического образования. И тут опять сработал счастливый случай. Дело в том, что старший офицер 6-го отдела капитан 2-го ранга Трибо Генрих Николаевич являлся председателем ЖСК «Рига», который к этому времени был уже поквартирно распределен, но заселения ещё не было. Дом не был сдан в эксплуатацию, но сдача намечалась на март 1982 года. Жилой дом ЖСК «Рига» располагался на Кировоградской улице, параллельной Варшавскому шоссе, не далее, чем в двух километрах от кольцевой дороги. Этот район «Чертаново-Южное» был идеальным местом для моих будущих поездок в тамбовскую деревню к престарелым родителям. Не надо было пробираться по московским пробкам. Устраивало и время сдачи ЖСК «Рига» в эксплуатацию. Беда была только в том, что в типовом панельном шестнадцатиэтажном доме с голубой облицовкой, построенном для ЖСК «Рига», не расписанные по будущим жильцам трехкомнатные квартиры оставались только на первом и на последнем этаже.
   Генрих объяснил мне, что очередники, которым выпали квартиры на первом и шестнадцатом этаже, покинули кооператив и перешли в другие ЖСК. Так было велико нежелание будущих москвичей жить на крайних этажах, что они готовы были ждать еще год или два, но чтобы квартира обязательна была не на первом и не на шестнадцатом этаже. И это оправдано. В основном в ЖСК вступали офицеры с московской пропиской, желающие улучшить свои жилищные условия. Дли них год или два ожидания не играли существенной роли. Главным был выбор района места жительства и хорошего, по их понятиям, этажа, конечно, кроме первого и последнего. Генрих Трибо тоже имел московскую прописку и жилье. Ему понравился зеленый район «Чертаново-Южное» с прилежащим Битцевским лесопарком, а председателем он согласился стать по сугубо меркантильным и прагматичным соображениям.
   Председатель не бросает рулетку и не тянет жребий, а выбирает тот этаж, который ему нравится. Считалось, что в таких домах самым лучшим был седьмой этаж. Вот Трибо и выбрал себе для семьи из трех человек трехкомнатную квартиру на седьмом этаже. Ещё до получения ответа о прописке я по выходным дням тщательно обследовал окрестности ЖСК «Рига». Мне все понравилось, кроме необходимости иметь квартиру на первом или шестнадцатом этаже. Но время поджимало, и ждать даже несколько месяцев было крайне опасно и даже невозможно. Если вместо меня назначат в 6-й отдел другого офицера, то, получив московскую прописку и квартиру, мне придется искать в Москве другое место службы. Я же всей душой «прикипел» к Аналитическому центру. Мне было творчески интересно участвовать в процессе его создания. Ещё более престижно и интересно было стать полноценным штатным офицером РТУ ВМФ. Факт моего зачисления в штат РТУ ВМФ давал мне немедленное присвоение давно просроченного звания капитана 2-го ранга, а также означал признание руководством радиотехнического управления высокого уровня моих специально-технических знаний и деловой хватки.
   Стать офицером РТУ ВМФ без блата и родственных связей, а только по деловым качествам и уровню знаний, на деле было равносильно признанию наличия у меня академического образования. Упустив такую возможность, из-за нежелания поселить свою семью на первом или последнем этаже ЖСК «Рига», я мог одновременно лишиться интересной специальности и перспективы стать офицером Центрального аппарата ВМФ, которая практически гарантировала мне получение звания капитана 1-го ранга к выходу на пенсию. Звание капитана 1-го ранга являлось потолком моего карьерного роста ещё с курсантских времен. Служба в первичной флотской должности лишь укрепила это неосознанное отрицание стать высокопоставленным флотским начальником. Стать адмиралом я никогда не мечтал и не желал. Эти звания без окончания академии ВМФ, а затем и академии Генштаба никогда в советские времена не присваивали даже детям членов Политбюро и их родственникам.
   Ещё во времена службы на атомоходе, отказавшись от учебы в академии ВМФ, я осознанно и добровольно отрезал себе карьерный рост выше звания капитана 1-го ранга. О чем не жалел тогда, не жалею и сейчас, в своем преклонном возрасте. Что сделаешь, если деревенские родители не заложили в меня карьерной жилки достижения власти над другими людьми? Я не испытываю радость от власти над другими людьми. Всякая власть кажется мне тяжелым бременем, так как предполагает не только право управлять и командовать, а налагает ответственность за то, чем ты управлять не можешь. Я имею в виду тайные помыслы душ человеческих, которые и определяют мотивы поведения человека. Обдумав все вышесказанное на досуге, я пришел к выводу купить квартиру на одном из крайних этажах ЖСК «Рига». Другого выхода просто не было. Да я и так уже стал «везунчиком», получившим, в виде исключения, право на прописку в Москве, которого другие офицеры Аналитического центра, получить не могут, даже если «в лепешку» разобьются.
   Приняв такое решение, уже 17 февраля 1982 года, вечером мы поехали с Генрихом Трибо в «Чертаново-Южное», на улицу Кировоградскую, выбирать мне квартиру в ЖСК «Рига». Поколебавшись немного, я выбрал трехкомнатную квартиру на первом этаже. Она мне понравилась тем, что не являлась угловой, а была окружена с обеих сторон другими квартирами. Обрадовало то, что в качестве компенсации за моральный ущерб, полы на первых этажах были застелены натуральным паркетом, хотя на всех других этажах полы были сделаны из паркетной доски. Я спросил Генриха, какие документы нужны, кроме разрешения на прописку, чтобы стать членом ЖСК «Рига». «Нужно направление в ЖСК “Рига” от отдела кооперативного строительства ХОЗУ Минобороны» – ответил Генрих. Да, все правильно. Начальник ХОЗУ Минобороны Маслов был ответственным за все строительство жилья в интересах военнослужащих Московского гарнизона, в том числе за планирование и строительство ЖСК для военнослужащих. Вполне естественно, что его подчиненные вели общую очередь военнослужащих на приобретение кооперативного жилья и выдавали направление очередникам на членство, в том или ином ЖСК Минобороны.
   Посещение ХОЗУ Минобороны было неизбежным. На этот раз я решил действовать самостоятельно, ведь у меня была копия письма с гарантией Маслова, зачем же мне было его беспокоить по мизерной проблеме выдачи направления в ЖСК «Рига»? Уже на второй день, прихватив копии письма и разрешения на прописку, я отправился в ХОЗУ Минобороны. Расспрашивая проходящих мимо меня офицеров, нашел управление кооперативного жилья и вошел внутрь рабочего помещения, в котором за столами сидели пять или шесть сухопутных офицеров, а слева висела большая карта Москвы, с обозначенными на ней ЖСК Минобороны. Я подошел к карте, нашел в «Чертаново-Южное» ЖСК «Рига» и прочитал, что этот ЖСК на сто процентов укомплектован. Кто-то из офицеров подошел ко мне и поинтересовался, что мне нужно. Тогда я показал ему решение Президиума Моссовета о моей прописке и попросил его выдать направление в ЖСК «Рига». Офицер посмотрел на меня как на «наглеца» или «полоумного» и заявил: «Сначала мы тебя должны поставить на очередь для получения кооперативного жилья, а для этого нужно письменное обращение Председателя жилищной комиссии ВМФ к начальнику ХОЗУ Минобороны Маслову. По его резолюции мы включим тебя в список очередников, и только через год-два ты можешь получить направление в тот ЖСК, который сейчас строится в районе Бескудниково». Наш разговор привлек всеобщее внимание. К столу подошел полковник, видимо, начальник отдела. Тогда я сообщил, что генерал Маслов уже поставил меня на очередь и дал гарантию выделения кооперативной квартиры, а так как в ЖСК «Рига», который считается укомплектованным, есть свободная трехкомнатная квартира на первом этаже, то и «дайте направление в ЖСК “Рига”». От такой моей наглости офицеры, а затем и начальник отдела крайне возбудились. Они стали все вместе говорить о том, что обращения жилищных комиссий видов Вооруженных Сил Московского гарнизона визируются генералом Масловым и фиксируются у них в отделе. Обращения от ВМФ по офицеру Мальцеву не было, а значит, я лгу и пытаюсь ввести их в заблуждение. Ещё бы минута – и меня выгнали из помещения, как наглого шантажиста, пытающегося получить направление в ЖСК без постановки на очередь. Да, они действительно были правы. Формально я должен был сначала внесен в список очередников и лишь потом получить направление в какой-нибудь строящийся ЖСК.
   Моя операция оказалась на грани провала. Припертый к стенке, я пошел ва-банк. Достал ксерокопию обращения к Промыслову и показал визу генерала Маслова о гарантии выделения квартиры в ЖСК Минобороны. Для убедительности заявил, что Маслов является моим хорошим знакомым, сам пригласил меня к себе в кабинет и поставил эту визу в моем присутствии. Продолжая наступление, я предложил начальнику отдела пройти вместе со мной к начальнику ХОЗУ и получить подтверждение моих слов. Гвалт прекратился. Наступила пауза, и я снова повторил свое требование немедленно выдать мне направление в ЖСК «Рига», которое ни к чему не обязывает отдел учета кооперативного жилья, и тем более не меняет список очередников. Отношение ко мне сразу изменилось. Начальник отдела предложил мне стать председателем вновь формируемого ЖСК в районе «Бескудниково». Дом будет введен в эксплуатацию через полгода, и я выберу себе, как председатель, любой этаж и любую самую многокомнатную квартиру, какую только пожелаю. Не объясняя сущности, я поблагодарил начальника отдела, но отказался от заманчивого предложения.
   Вновь повторил, чтобы мне дали ни к чему не обязывающее направление в ЖСК «Рига». В противном случае я сейчас сам зайду к генералу Маслову и он прикажет вам дать это направление. Я стал медленно собирать в свою папку документы, изображая готовность посетить кабинет начальника ХОЗУ. И тут начальник отдела «дрогнул». Ему вовсе не хотелось прослыть тупым бюрократом, ставящим палки в колеса знакомому его шефа. Он достал стандартный бланк направления ХОЗУ с угловым штампом, вписал туда мою фамилию и название ЖСК и подвинул по столу в направлении моей папки. Полковник сказал: «Если там свободных квартир не окажется, приходи к нам, сделаем тебя председателем ЖСК на Бескудниково». Я ещё раз поблагодарил и быстро покинул рабочее помещение отдела учета кооперативного жилья. Дело сделано. Дальше остались только формальности. По приезду в РТУ ВМФ, я написал заявление о принятии меня в члены ЖСК «Рига» и вместе с направлением ХОЗУ и разрешением Исполкома Моссовета, передал Трибо Генриху Николаевичу. Трибо написал при мне решение Правления ЖСК «Рига» о принятии меня в члены кооператива и выделении мне трехкомнатной квартиры на первом этаже, под номером 192.
   На следующий день весь этот пакет документов я лично и отвез в Пролетарский райсовет г. Москвы, который занимался выдачей ордеров для всех военнослужащих Московского гарнизона. С помощью шоколадки попытался ускорить выдачу ордера. Видимо, пожадничал. Нужно было подарить флакон дорогих женских духов. С улыбкой, но весьма холодной мне сообщили, что ордер будет оформлен в течение месяца и не раньше. Сотрудница была непреклонна, и мне пришлось отступить. Чтобы получить назначение на штат офицера 6-го отдела РТУ ВМФ, Черненко я должен был предъявить не ордер, а подлинник справки из милиции о моей прописке. А такую справку я мог получить только на основании подлинного ордера. Весь этот процесс длился в течение февраля-марта 1982 года. Все это время я имел ключи от квартиры и по ночам устранял строительные недоделки, циклевал и покрывал лаком паркетный пол. Жить на съемной квартире «обрыдло» не только жене, но и мне самому. В середине апреля я одним из первых въехал в свою трехкомнатную квартиру на первом этаже, насколько помню, ещё не имея на руках ордера. И тут произошел один эпизод, о котором я должен вам обязательно рассказать более подробно.

3. все проблемы – одним махом

   Как-то в РТУ ВМФ прибыл командир Аналитического центра Прохоров Марат Иванович. Как всегда он зашел в рабочее помещение шестого отдела для беседы с начальником отдела Черненко Эдуардом Петровичем. Поздоровавшись за руку со всеми офицерами отдела, в том числе и со мной, Прохоров задержался у моего стола и торжественно заявил, что из тех двух домов, которые подлежат сдаче в эксплуатацию в мае 1982 года, жилищная комиссия части выделила мне трехкомнатную квартиру. Новость, которую я долго желал, как верх моих жилищных устремлений, была неожиданной и повергла меня в легкий шок. Она мне была неприятна, потому что требовала признания, что я самостоятельно решил жилищную проблему и не нуждаюсь в командирской помощи и заботе. Я нисколько не сомневался, что командир части Прохоров проявил немало настойчивости, чтобы преодолеть сопротивление подручных Вдовиченко и настоять на выделении моей семье трехкомнатной квартиры. Он был порядочным человеком и единственным офицером Аналитического центра, кто высоко ценил результаты моей работы.
   Мне было не по себе от того, что я занимался квартирой втайне от командира. Но иначе и быть не могло. По простоте душевной эту тайну от него выведал бы Вдовиченко и мог бы легко поломать мои планы. Коварства в нем хватало с избытком, чтобы подбросить какую-нибудь гадость и оставить меня в своем подчинении. Я чувствовал себя так, что будто в чем-то виноват перед Прохоровым. Но надо было отвечать командиру и отвечать правду. Я ответил, что купил в Москве кооперативную квартиру, потерял статус бесквартирного офицера и по закону не могу претендовать на получение жилья в городке Дуброво. Поблагодарив начальника за заботу обо мне, я отказался от выделенной квартиры и попросил распределить её бесквартирным очередникам нашей части. После таких слов пришла очередь впасть в шок моему командиру Прохорову.
   Он не только не ожидал от меня такой «прыти», но и считал невозможным честным путем получить кооперативную квартиру в Москве без помощи и без ведома командования части. Пришлось мягко разъяснить моему командиру, что я действовал строго по закону бесквартирного офицера, прослужившего на атомной подводной лодке более пяти лет, и это право предоставлено мне Совместным Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В подробности, как я писал обращение и кто его подписывал, я не вдавался, чтобы «не подводить» присутствующего при этом разговоре начальника отдела Черненко Эдуарда Петровича. Ведь Черненко и помог мне получить подписи начальника РТУ ВМФ и заместителя Главкома, адмирала, Героя Советского Союза и члена Моссовета Павла Григорьевича Котова. Черненко не нашел нужным информировать моего командира части Прохорова о том, что я принимаю меры, чтобы купить в Москве кооперативную квартиру. Он был не только умным человеком, но и моим стратегическим помощником.
   Ему нужен был штатный офицер, и я подходил по всем деловым параметрам к этой работе. Но принять меня, не имеющего академического военного образования, в штат РТУ ВМФ Черненко мог только приказом Главкома ВМФ, при наличии жилья и московской прописки. И при этом моем разговоре с командиром Черненко тактично молчал, делая вид, что я решал проблему жилья без его участия. Прохоров успокоился лишь тогда, когда окончательно понял, что в моих действиях по приобретению кооперативного жилья нет никакого криминала. Когда он вернулся в Дуброво и сообщил Вдовиченко, что Мальцев приобрел в Москве кооперативную квартиру и отказался от трехкомнатной квартиры в городке Дуброво, то это сообщение привело в шок и ярость Вдовиченко и его сторонников. Чуть ли не на следующий день в РТУ ВМФ приехал Валера Двораковский и, отведя меня в «курилку», по секрету сообщил, что офицеры части готовят коллективную жалобу о том, что я якобы незаконно приобрел в Москве кооперативную квартиру.
   Я открыто рассмеялся этой явной лжи, и в свою очередь разъяснил Двораковскому полную законность моих действий. А затем добавил, что офицеры части должны не злорадствовать и писать жалобы, а радоваться, что у них появилась дополнительная трехкомнатная квартира для удовлетворения жилищных проблем бесквартирных очередников части. С таким же нелепым «секретом», что офицеры Аналитического центра пишут на меня жалобу в военную прокуратуру, приезжал ко мне и мой бывший начальник РТС Валерий Степанович Шадрин. Пришлось повторить, что мне не страшны никакие жалобы и доносы, потому что я действую по закону и нахожусь под правовой защитой Совместного Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Кооперативная квартира в Москве – это не преступление, а дорогой подарок от государства за мои 11 лет службы на атомной подводной лодке Северного флота. Пришлось напомнить Валере, что он отказался идти в первую же «автономку», а я прошел все до одной «автономки» со своим экипажем, да ещё прихватил две автономки с чужими экипажами.
   Если суммировать, то за 11 лет я чуть ли не три года провел в подводном положении и за это время пятикратно обогнул земной шар. Это моя гордость, и эта гордость останется со мной до конца моей жизни. Пришлось и Валере Шадрину замолчать и прекратить меня шантажировать угрозой жалоб и кляуз. Не знаю, писал ли кто реальную жалобу или кляузу в прокуратуру, по крайней мере, меня никто и никогда не вызывал и не допрашивал, каким способом мне удалось приобрести в Москве кооперативную квартиру, не имея предварительной московской прописки и числясь штатным офицером той части, которая располагается в подмосковном военном городке Дуброво. Не последней оказалась и моя встреча с Валерой Довораковским. Когда я окончательно поселился в трехкомнатной кооперативной квартире на улице Кировоградской в «Чертаново-Южное», Валера Двораковский приехал ко мне в гости.
   Он объяснил, что его мать работает директором магазина по продаже мехов в городе Баку и имеет денежные средства, чтобы оплатить мои услуги в трехкратном размере стоимости московской кооперативной квартиры, если я помогу Валере оформить такую же прописку, и оформить в собственность московскую кооперативную квартиру. Моя трехкомнатная кооперативная квартира в советское время оценивалась в 13 с половиной тысяч рублей. Двораковский фактически предложил мне взятку в 40 тысяч рублей. Колоссальные деньги. Я, естественно, отказался от такой крупной взятки, потому что идти на подлог и обман, представляя Двораковского офицером, прослужившем на атомных лодках более пяти лет, не мог, даже если бы мне предложили миллион рублей или даже миллион долларов. После этого мы с Двораковским практически не встречались. Но я не думаю, что он закончил службу в Аналитическом центре и живет в городке Дуброво. Такие люди всегда находят то, что ищут. Тот же мой бывший начальник РТС Валера Шадрин вскоре перебрался военпредом в славный город Киев, получил там квартиру и ушел на заслуженную пенсию законным жителем столицы Украины.
   Кстати говоря, я благодарен и Валере Шадрину за то что он струсил и в 1970 году освободил должность начальника РТС первого экипажа РПК СН «К-423». И я мгновенно взлетел от первичной должности на интересную и творческую службу начальника РТС. Если бы этого не произошло, то я так и остался на несколько лет на первичной должности командира группы. Мог и спиться от безделья, как спивались многие офицеры-подводники, не имея перспектив роста. Беседа с командиром Прохоровым и шантажи с кляузами и жалобами происходили в апреле 1982 года. А уже в первых числах мая я получил не только ордер, но и московскую прописку. Помню, одним прозрачным майским утром я принес в управление эту невзрачную справку о моей московской прописке и молча положил на стол Черненко.
   Шеф переложил её без всяких комментариев в свою папку «На доклад», а уже через неделю он объявил мне, что приказом Главнокомандующего ВМФ я поставлен на штат офицера шестого отдела Радиотехнического управления Военно-Морского флота. Ещё через неделю, в том же месяце мае 1982 года, приказом Главкома ВМФ мне было присвоено очередное воинское звание «капитан 2-го ранга». Так, одновременно с московским жильем и пропиской, я получил возможность осуществить свою мечту и стать законным штатным офицером РТУ ВМФ, получить очередное воинское звание, а главное вырваться из цепких и коварных «лап» Вдовиченко, который наверняка нашел бы причину и перевел меня со штата заместителя начальника оперативного отдела Аналитического центра на штат рядового оператора. По факту я не исполнял обязанности заместителя начальника оперативного отдела и даже не писал рапорта о приеме дел и обязанностей.
   Конечно, такому удачному взлету моего служебного положения и получения московской кооперативной квартиры, способствовали многие случайные обстоятельства, начиная от золотой медали, одиннадцати лет службы на атомной подводной лодке и заканчивая быстрой адаптацией к функциональным обязанностям нештатного офицера РТУ ВМФ. Однако наиболее важным в этой цепи случайностей оказался дружеский совет Андрея Александровича Луцука. Во время застолья 6 или 7 ноября 1981 года, он изложил свой план, а ровно через полгода я блестяще реализовал этот план в рамках советских законов и стал москвичом, капитанам 2 ранга и штатным офицером Центрального аппарата ВМФ. Я лишь добавлю, что Андрей не закончил свою карьеру на должности старшого офицера-оператора Оперативного управления Главного штаба ВМФ. Видимо Лиля подговорила его продолжить образование, чтобы закончить службу в адмиральской должности. Насколько знаю, в Академию Генерального штаба принимают без экзаменов. Там важна письменная рекомендация высокопоставленного начальника.
   По рекомендации Первого Заместителя Главкома ВМФ адмирала флота Смирнова Андрей был принят в Академию Генерального штаба и успешно её закончил. И опять он не искал теплых должностей в Москве, а хотел получить назначение на должность начальника атомного полигона на заполярном острове Новая Земля. Если бы это осуществилось, то Андрей обязательно закончил службу в должности адмирала. Но к этому времени, в 1989—91 годах, финансирование Вооруженных Сил резко сократилось. Из-за предательской политики Горбачева страна трещала по швам, как прогнившее одеяло. Видимо, атомный полигон на Новой Земле был ликвидирован, и Андрей получил назначение на адмиральскую должность начальника сил береговой охраны Северного флота. Должность-то была адмиральская, но настолько «собачья», что на ней ни один офицер не становился адмиралом.
   Понаслышке, там только боевых кораблей «тюлькина» флота насчитывалось более 300 единиц. Обеспечить боеготовность и дисциплину на такой армаде было невозможно даже гениальному полководцу. Пережив массу стрессовых ситуаций и истратив резерв жизненного ресурса на поддержание боеготовности вверенных кораблей и собственного имиджа, Андрей, наконец, смирился с непреодолимыми обстоятельствами судьбы. Он добровольно отказался от «собачьей» адмиральской должности и перешел на должность преподавателя Академии
   Генштаба, с тем же потолком по воинскому званию «капитан 1-го ранга». Выслужив положенные годы, Андрей, со всеми почестями так и был отправлен в запас в звании капитана 1-го ранга. Я отдаю должное мужеству, духовной стойкости и жизненной целеустремленности Андрея, который после окончания высшего Военно-морского училища отважился закончить академию ВМФ и академию Генштаба.
   Лишь военный человек и профессиональный офицер может оценить, сколько жизненных сил и труда отнимает процесс поступления и успешной учебы во всех трех вышеназванных военных учебных заведениях. Чтобы вы поняли меня, изложу свои воспоминания об учебе в военном училище.

Глава V
Военная альма-матер

1. встреча третьего факультета выпускников 1969 года

   Эти воспоминания предусматривались по замыслу моего сюжета. Но в мае 2014 года, когда я уже вовсю работал над книгой, мне позвонил из Питера сокурсник по училищу Володя Прудников и сообщил, что в честь сорокапятилетнего юбилея окончания училища, впервые за все это время, выпускники трех взводов третьего факультета решили встретиться 31 мая в 12 часов у входа или КПП училища и провести экскурсию по училищу, а затем отметить нашу встречу в каком-нибудь ресторане. К этому времени я написал и издал десять философских книг и решил ехать из Москвы в Питер на машине, чтобы подарить хотя бы по одному экземпляру книг всем моим бывшим сокурсникам. Что тут скажешь? У каждого автора его книги – это его творческий труд и его гордость. Как же я мог не поделиться этой гордостью и результатом творческого труда со своими сокурсниками? Огорчения начались с трассы Москва – Питер. Я думал, что пока я писал книги и никуда не ездил, эту парадную трассу, соединяющую две столицы Российского государства, расширят и приведут к европейскому стандарту. Ничуть не бывало!
   Дорога, особенно в её срединной части, покрыта ухабами и колдобинами, а две полосы движения эпизодически переходят в одну полосу и принуждают водителя к непрерывным резким разгонам, обгонам и торможениям. В моем 71-летнем возрасте эти 750 километров вымотали меня до предела. На узких местах встречались пробки, в которых я провел примерно два часа времени. Я ехал по трассе около 12 часов, хотя на обгонах разгонялся до скорости 160 километров в час, а на двухполосных участках, пренебрегая всеми правилами и ограничительными дорожными знаками, ехал со скоростью около 110–120 километров в час. Приехал я в гостиницу «Самсон» города Петродворца больным и измученным, ровно за сутки до назначенной встречи. Если бы в моей машине не было навигатора, то я бы искал Петродворец и гостиницу методом опроса прохожих и водителей. На это мне потребовалось бы часа два дополнительного времени, много нервов и опасных маневров. Навигатор спас меня от этих опасностей, а кольцевая дорога вокруг Питера произвела самое приятное впечатление и за 25–30 минут привела меня с московской трассы в точку моего назначения.
   Отдохнув в гостинице, которая расположена в 300 метрах от проходной училища, утром я перегнал машину с книгами к самой проходной и снова ушел в гостиницу, чтобы позавтракать и приготовиться к единственной и, видимо, последней встрече со своими однокашниками. За 15 минут до встречи я подошел к проходной и обнаружил человек двадцать пожилых мужчин. Среди них было несколько таких же пожилых женщин. Как я вскоре понял, некоторые мои однокашники пришли с женами. Что же с нами сделало время за сорок пять лет, пока мы не видели друг друга! Я быстро угадал только Володю Прудникова по его специфическому росту около двух метров. Остальные пожилые люди были мне не известны. Повстречай я их где-нибудь в уличной толпе, никогда бы не признал своих однокурсников.
   Используя момент общего сбора, ещё до входа в училище, я громко объявил, что являюсь бывшим курсантом Николаем Мальцевым, открыл багажник и стал раздавать книги всем желающим. Прежде чем подписать очередную книгу, я уточнял имя и фамилию подошедшего ко мне сокурсника. Это вызывало их явное недовольство. Володя Минаков из первого взвода даже возмущенно крикнул: «Ты что, не помнишь Батю»? Батю я помнил, вот только не опознал сразу в стоящем передо мной солидном и волевом пожилом человеке того молодого Владимира Минакова, который был известен всем однокурсникам третьего факультета под кличкой «Батя». Зачем же возмущаться? Да и мне от этой процедуры распознавания становилось тягостно и неприятно. Хотелось поскорее закончить раздачу книг. Становилось очевидно, что кроме меня самого никому это не интересно. Видимый интерес к моим книгам проявил только мой однокурсник по второму взводу Лев Ратнер. Я объяснил ему, что комплект книг я собираюсь подарить училищной библиотеке, а все оставшиеся книги передам ему в подарок.
   Моя просьба представляться, чтобы сделать правильную дарственную запись в книге, вызвала легкий шок и молчаливую обиду. Но без такого представления я не мог совмещать образ молодых людей, полных сил и энергии, какими мы были в 1969 году, с теми пожилыми и усталыми стариками, которыми мы стали к концу мая 2014 года. По плану предусматривалось посещение внутренней территории училища и некоторых аудиторий, где нам читали общие лекции. А затем все желающие приглашались в кафе на обед с выпивкой. Я сразу же отказался от посещения кафе, объяснив свой отказ тем, что я за рулем и сразу еду в Москву. Такой решительный отказ объяснялся тем, что уже 14 лет я не употребляю спиртное. Но главное не в этом, а в том, что мне, будучи трезвым, всегда было неприятно общаться даже с близкими подвыпившими друзьями. Когда сам пьян, то я даже не замечаю нетрезвость своего собеседника, а когда я трезв, а мой собеседник «принял на грудь», то мне приходится совершать над собой насилие, чтобы поддерживать общение. Какой есть – уже в 71 год меня не переделать.
   Я не сразу почувствовал, что мой отказ от совместного обеда в кафе, а также просьба представляться при подписи книги вызвали всеобщее молчаливое неодобрение. Как бы между мной и моими однокурсниками пробежала невидимая черная кошка. Уверен, что не объяви я громогласно свое имя и фамилию, меня вряд ли признали процентов 90 моих бывших сокурсников. Я помог сокурсникам себя угадать, а вот мои вопросы об их имени и фамилии казались им оскорбительными. Да, если бы мы испытывали настоящую ностальгию по прошлому, или крепкую мужскую дружбу, то встречались хотя бы один раз в пять лет. Тогда бы мы легко узнавали друг друга, и не получилось бы такого казуса, что я всех забыл, а меня все помнят. Таких общих встреч не было сорок пять лет, и мы потеряли все то общее, что нас связывало за пять лет обучения в училище. А ведь когда-то мы не только сидели на одних и тех же лекциях, совместно делали утреннюю физзарядку, ходили единым строем на вечерних прогулках, но и спали в одном помещении. Но это было слишком давно, и как будто не с нами. Время нас навсегда разъединило и сделало практически малознакомыми пожилыми людьми, имеющими мало общего в нашей сегодняшней жизни. Скомкав процесс раздачи книг, я закрыл багажник, и мы отправились на территорию училища.
   Шпиль над центральным парадным входом в училище, настолько обветшал, что с него осыпалась штукатурка, местами с основания шпиля «выползли» половинки кирпичей, и создавалось впечатление, что он уже накренился и вот-вот рухнет на плац училища. Разметка на плацу, определяющая порядок построения рот, местами облезла и, видимо, не обновлялась несколько лет. Мы как-то в спешке сделали несколько совместных снимков перед центральным входом, а потом разбились на три взвода и произвели ряд снимков отдельно по каждому взводу. Когда делали общий снимок, я отдал свой смартфон одной из женщин, чтобы она помогла зафиксировать моих однокашников на моем смартфоне. По неопытности она увела кадр вправо, и левая сторона оказалась чуть обрезана. На этом обрезанном снимке я насчитал вместе с собой 16 человек. Один или два однокурсника сами фотографировали и потому на общую фотографию не попали.
   Простая арифметика показывает, что из 60 выпускников на встрече присутствовало не более 20 однокурсников. Из двадцати выпускников моего второго взвода военных инженеров по вычислительной технике фотографироваться вышли лишь четыре пожилых человека преклонного возраста: Володя Прудников, Александр Вдовин, я и Лев Ратнер. Собирались придти, но неожиданно заболели Саша Можаев и Леонид Сергеев. Третий взвод военных инженеров-программистов я успел снять на смартфон самостоятельно. На моем снимке зафиксировано 7 человек из выпускников третьего взвода. Первый взвод военных инженеров-телеметристов так быстро сфотографировался, что я не успел среагировать. Кто-то меня отвлек разговором, а когда я освободился, они уже разошлись. У меня и сейчас не исчезает впечатление, что мы все куда-то очень спешили, и собрались один раз за 45 лет, чтобы тут же побыстрее попасть в кафе, глотнуть спиртное и разбежаться. Вполне возможно, что такая скомканность и спешка произошла по причине болезни Леонида Сергеева. Он работал последние годы перед выходом на пенсию в нашем училище преподавателем и должен был стать нашим гидом. Но он заболел, и все планы оказались скомканы и нарушены.
   Когда мы уже закончили фотографирование и собирались войти через центральный вход внутрь училища, оттуда неожиданно вышел ещё один мой однокурсник по второму взводу, друг и товарищ Юра Кривошеев. Так что на встрече нас, представителей второго взвода, было не четверо, а пятеро. Как он туда попал и почему не принимал участия в фотографировании, для меня осталось загадкой. Я первым подбежал к нему, обнял и расцеловал, называя его по имени. Юру я узнал немедленно, потому что мы встречались лет десять тому назад у меня на подмосковной даче и в моей московской квартире. Лишь по прибытии в Москву, по звонку его супруги Евгении моей жене Валентине, я с удивлением узнал, что Юра-то как раз и не угадал меня. Видимо, сидячий образ жизни за клавишами компьютера очень сильно повлиял на мой внешний облик. Если Юра не угадал во мне Николая Мальцева, то как же могли угадать другие однокурсники, с которыми я не виделся 45 лет со дня выпуска из училища? Вместе с Юрой я и другие однокурсники через центральный вход зашли внутрь здания, где на первом этаже налево располагалось помещение дежурного по училищу и библиотека секретной документации, а направо – обычная библиотека художественной литературы.
   Широкая лестница вела на второй этаж, с крытыми коридорами в обе стороны, которые позволяли курсантам в плохую погоду перемещаться между аудиториями и помещениями училища, не выходя на улицу. Однокашники пошли на второй этаж. Я задержался, так как навстречу мне вышел пожилой человек, который представился дежурным по секретной библиотеке. Я сразу же попросил его принять от меня на временное хранение мои десять томов философских книг, а в рабочий день передать их от меня в дар училищной библиотеке художественной литературы. Мой собеседник принял это предложение, и я быстрым шагом пошел к проходной, чтобы захватить заранее заготовленный пакет с книгами и передать его дежурному «секретчику». Со мной пошел мой однокурсник Лев Ратнер. Он единственный проявил интерес к моим книгам и выразил желание забрать себе и другие тома моих философских произведений. Подойдя к машине, я отдал ему три или четыре тома работ, изданных в период от 2009 до 2014 года.
   Я бы передал ему и все десять томов, но не рассчитал, что кто-то из сокурсников проявит интерес ко всему моему философскому творчеству. В остатке оказались только три или четыре книги. Лев Ратнер положил их в пакет, попрощался со мной и, не возвращаясь в училище, пошагал в сторону центрального проспекта города Петродворца, не ожидая тех однокурсников, которые ещё находились на территории училища. Возможно, он знал, где располагается это кафе, в котором назначена общая встреча, а возможно, просто ушел к автобусной остановке. Я проводил взглядом прихрамывающую фигуру Льва Ратнера, ещё раз поразился тому, как безжалостно время и как коротка наша жизнь, и с тяжелым пакетом из десяти книг пошел к проходной училища. На полпути до дежурного «секретчика» все мои однокурсники вместе с женами уже шли мне навстречу. Был субботний день, и оказалось, что аудитории и даже коридоры были заперты на ключ. Не то что попасть в аудиторию, но даже погулять по коридорам было невозможно. Я очень надеялся, что до обеда в кафе и «обмывания» встречи мы все вместе посидим часа 3–4 в какой-нибудь лекционной аудитории и на трезвую голову поделимся жизненными впечатлениями.
   Без такого собеседования наша беглая встреча теряла всякий смысл и превращалась из серьезного жизненного мероприятия в какой-то шутовской фарс. Увидев своих однокурсников, торопливо спешащих в строну выхода с территории училища, я понял, что никакого собеседования уже не будет. Не только взаимная любовь, но и простая мужская дружба предполагает обоюдный интерес к судьбам друг друга. Я и преодолел эти 750 километров не ради раздачи книг и не ради того, чтобы вместе сфотографироваться, а чтобы услышать жизненные истории моих однокурсников. На деле оказалось, что за сорок пять лет мы настолько замкнулись в себе и очерствели, что большинство из нас и не желали делиться с однокурсниками своими проблемами, перипетиями судьбы, радостями побед и горечью поражений. Все мы прошли трудный путь флотских офицеров и пережили ужасную катастрофу развала СССР и смену эпох. Кому-кому, а нашему поколению есть что рассказать и друг другу, и следующему поколению. Но видимо, эти смены эпох и удары судьбы и сделали моих сокурсников черствыми и замкнутыми даже по отношению к своим бывшим сокурсникам.
   Минут 5—10 я потерял на то, чтобы передать пакет с книгами дежурному «секретчику». Затем я проследовал к проходной, надеясь застать там моих однокурсников. Увы, улица была по субботнему пустынна. Даже припаркованных автомобилей не было. Лишь мой автомобиль одиноко стоял у проходной, отступив на полметра от кованой ограды училища. Где располагается это снятое кафе, я не знал, да и заранее отказался от совместного обеда. С непередаваемой тоской и в то же время с облегчением, как будто я выполнил какую-то важную жизненную миссию, я сел в автомобиль, настроил навигатор, включил мотор и поехал по указаниям навигатора. Впереди меня ждали 750 километров дороги Петергоф– Санкт-Петербург – Москва. Так грустно и безрадостно лично для меня закончилась наша первая и, наверное, последняя встреча выпускников 1969 года третьего факультета ВВМУРЭ им. А.С. Попова.
   За других однокурсников, которые ушли в кафе, сказать ничего не могу. Может быть, выпив, они сгруппировались по курсантским дружеским группам и полностью излили свои души в дружеских беседах? Вполне может быть, что для них такая встреча принесла радость и облегчение. Дай-то Бог! Для меня же эта встреча оказалась пилюлей горечи и ещё раз напомнила, как быстро и неумолимо время отнимает у нас остаток сил и энергии, и как мало осталось резерва времени, чтобы высказать до конца свои философские мысли и воспоминания о прошлом. Мне-то проще. О своей жизни я рассказываю в своих книгах. Я пишу их не столько для читателей, сколько для того, чтобы излить свои мысли и облегчить душу от накопленных научно-религиозных знаний и жизненного опыта. Кое-что помню и о годах, проведенных в стенах училища. Эти воспоминания всплыли и особенно ярко проявились после скомканной и торопливой, единственной и последней встречи выпускников третьего факультета 1969 года, которая состоялась 31 мая 2014 года. О них вы прочитаете в следующей главке.

2. воспоминания о годах учебы во ВВМУРЭ им. А.С. Попова

   Закончил я Высшее военно-морское училище с золотой медалью, как бы особо не напрягаясь. За пять лет учебы сдал на «отлично» все до одного экзамена. Их, этих экзаменов, было не менее пятидесяти, а может быть, и больше. Кто же считал их количество! Я всегда знал ответы на все экзаменационные вопросы, но, тем не менее, каждый экзамен отнимал часть жизненной энергии и приводил меня в стрессовое состояние. Дело даже не в том, знаешь ли ты или нет, ответы на экзаменационные вопросы, а в том, что ты беззащитен перед волей, а в некоторых случаях и перед самодурством самих экзаменаторов. Отличная экзаменационная оценка отражает не столько уровень твоих личных знаний, сколько взаимопонимание и гармонию твоих мыслей с мыслями экзаменатора. Все экзаменаторы были нашими преподавателями. Это облегчало мою задачу.
   Я знал любимые темы наших преподавателей, их слабые и сильные стороны, и на каждом экзамене психологически подстраивался под преподавателя. Иногда мне даже приходилось скрывать, что я знаю по данному вопросу больше, чем знает преподаватель. Я огрублял ответ на экзаменационный вопрос или умышленно делал его примитивным, чтобы не обидеть самого экзаменатора, не затронуть его человеческого тщеславия и никоим образом не показать, что я понимаю экзаменационный вопрос глубже преподавателя. Не дай Бог показать свое превосходство или каким-либо другим образом оскорбить и унизить экзаменатора. Тогда никакие знания не помогут тебе получить отличную оценку. Но такое подстраивание давалось мне огромным напряжением духовных сил. Получив отличную оценку на очередном экзамене, я испытывал не только радость, но и полную духовную опустошенность. Стресс я снимал тем, что в увольнении после сдачи экзамена покупал «чекушку» водки, которая называлась «четвертинкой», выливал её в кружку пива и медленно выпивал эту гадость, закусывая сигаретным дымом.
   После этого, ни о чем не думая, я долго бродил среди фонтанов нижнего парка Петродворца, а в зимнее время – просто по улицам этого уютного городка. Многочасовые прогулки давали физическую усталость. В эти моменты всякое общение мне было неприятно. Я лечился водкой и одиночеством. За час до окончания увольнения я возвращался в училище и ложился в постель. Утро начиналось с непередаваемой головной боли. После утреннего подъема, физзарядки и завтрака начиналась общая и обязательная самоподготовка к следующему экзамену. До обеда я сидел с остекленелыми глазами или просто дремал, уронив голову на стол и облокотившись на сцепленные руки. Душа освобождалась от стресса, а разум готовил себя к приему очередной порции знаний. Лишь к вечеру я окончательно приходил в себя и начинал листать собственный конспект или искать конспект среди курсантов соседнего класса. Голова была чиста и ясна, а разум был готов к приему и переработке очередной порции научных знаний.
   Думая о этих напряженных пяти годах учебы в училище, я вспоминаю добрыми словами многих своих сокурсников, которые делились со мной своими конспектами. Одним из таких добровольных помощников был курсант Дима Лопухин из первого взвода. Без его конспектов я вряд ли смог сдавать экзамены на пятерки. Дима присутствовал на нашей встрече 31 мая 2014 года. И я от всей души поблагодарил его за оказанную мне помощь. Старшиной роты был у нас черствый «солдафон» Владимир Мельниченко. Он пять лет поднимал все три взвода по команде «подъем», выгонял нас на физзарядку, водил строем на вечернюю прогулку и учил строевой подготовке. Душа моя ныла от неприязни к Мельниченко за его страсть и любовь к «шагистике» и за приверженность к воинской дисциплине. Временами я тихо презирал Мельниченко, подозревая не без оснований, что роль надсмотрщика и командира над однокурсниками является для него не обязанностью, а духовной потребностью.
   Он тоже тянул на золотую медаль. Тем не менее, этот «солдафон» и мой конкурент, неоднократно давал мне свои прекрасные конспекты и они были моей палочкой-выручалочкой. За это я от души благодарен Володе Мельниченко и желаю ему многолетия и счастливой старости. Не знаю, знал ли Мельниченко о нашей встрече, но его там не было. Если бы я был таким же суровым и беспощадным к своим сокурсникам старшиной роты, я бы тоже не приехал. Вряд ли сокурсники испытывают к нему другие чувства, кроме неприязни и презрения. Обычно эту «собачью» должность исполняют курсанты старших курсов. И это понятно и объяснимо. Нас же все пять лет «мордовал» строгой дисциплиной наш же сокурсник. И при этом был до жесткости требовательным, до минуты выдерживая время утренних подъемов, физзарядок и вечерних прогулок. А вы знаете, что такое вечерняя справка? Не знаете. Значит, вы не сидели в тюрьме и не проходили военной службы. Я же вместе со срочной службой лет семь слышал, как каждый вечер произносили мою фамилию, а в ответ мне приходилось громко отвечать: «Я». При этом испытываешь ужасные чувства, что ты не человек, а какая-то заведенная пружина, единичка, или просто инвентарный номер под кличкой «Мальцев».
   Все-таки внутреннего стержня дисциплины во мне не было. Я часто бегал в самоволку. Однажды, возвращаясь часа в два ночи из самоволки, я перепрыгнул в неосвещенном месте училищную ограду, и оказался в двух-трех метрах от внутреннего патруля в составе одного училищного офицера и двух курсантов. Последовал приказ начальника патруля о моем задержании. Я метнулся в сторону и изо всех сил молодой резвости побежал в направлении жилых казарм, надеясь оторваться от преследования. Но не тут-то было. Сзади, метрах в десяти, меня преследовал резвый патрульный из курсантов. Отбежав метров на 200–300 от офицера, я обернулся и угадал в преследователе курсанта третьего взвода и замечательного спортсмена Николая Каришнева.
   Шансов оторваться у меня не было. Забежав за угол казармы, где патрульный офицер не мог меня видеть, я остановился и попросил Колю Каришнева подождать две-три минуты и сообщить начальнику патруля, что я скрылся. Коля оторопел и замер на месте. Тем временем я успел добежать до нашего спального помещения на четвертом этаже и лечь в постель. И представьте себе, курсант Каришнев, с которым мы никогда не были друзьями, а лишь сокурсниками, так и сделал. Пока Коля отходил от бега, я молнией взлетел на четвертый этаж. Предупредив дневального, чтобы он меня не выдал и отрицал сам факт, что кто-то только что вернулся в спальное помещение, не раздеваясь, а лишь сняв обувь и аккуратно поставив её по ранжиру под койку, я с головой «юркнул» под одеяло и стал ждать, чем это закончится. Если бы в этот момент патрульный офицер заглянул в спальное помещение, то он меня легко бы вычислил по прерывистому дыханию. Мне повезло тем, что патрульный офицер начал осмотр спальных помещений и опрос дневальных с первого этажа. Пока он добрался до четвертого этажа, мое дыхание пришло в норму, но внутреннее напряжение не проходило.
   Шанс быть раскрытым и уличенным в самовольной отлучке как никогда был огромен и физически ощутим. Я вроде бы легко похрапывал, но слух мой был напряжен до предела. Я даже слышал, как дневальный переминается у тумбочки, меняя нагрузку на затекшие от стояния ноги. Мое напряжение достигло пика, когда я услышал стук шагов патрульных, которые поднялись на четвертый этаж. Патруль вошел в наше спальное помещение и дневальный негромким голосом доложил свою фамилию, номер роты и курса, которые размещались в этом спальном помещении. На вопрос начальника патруля, проходил ли кто недавно с улицы или лестничной площадки в спальное помещение, дневальный ответил отрицательно. Начальник патруля стал медленно обходить помещения для умывания и утреннего туалета, заглянул во все комнаты казармы и, не обнаружив ничего подозрительного, стал медленно продвигаться между рядов коек, внимательно осматривая спящих курсантов. Кажется, даже сердце мое замерло, когда он медленно прошел сначала в одну, а затем в другую сторону, мимо моей курсантской койки. Я понял, что спасен от позора, только тогда, когда патруль покинул наше спальное помещение и вернулся в зону патрулирования.
   Я глубоко благодарен тому дневальному, который не выдал меня. Не помню его фамилии, но если он когда-нибудь прочитает эти слова, то пусть знает, что я всю оставшуюся жизнь буду молиться за его благополучие и благополучие его семьи. Так же я бесконечно благодарен и Николаю Каришневу, который легко бы мог задержать меня, но не сделал этого во имя курсантского содружества. Николай Каришнев был на нашей единственной встрече 31 мая 2014 года. Я подарил ему одну из моих философских книг. Но, по причине непонятной спешки, не успел поблагодарить его за мое спасение. Если бы меня уличили в самовольной отлучке, то я навсегда выпал из когорты отличников. С ярлыком злостного нарушителя дисциплины меня не могли и представить к золотой медали по результатом пяти лет учебы в училище. Благодарить своих сокурсников за участие и помощь никогда не поздно. Поэтому я говорю Николаю Каришневу мое искреннее человеческое спасибо. Буду всегда помнить его как моего неожиданного спасителя. Если я уж затронул эту тему, то надо добрым словом вспомнить и командира нашей роты Веккера Якова Наумовича.
   Из шестидесяти курсантов имелись и тайные стукачи, которые эпизодически сообщали ему всю подноготную не только о моих самоволках, но и обо всех других нарушителях дисциплины. Кстати, так и должно быть. Плох тот командир или руководитель, который не знает о проступках своих подчиненных. Пусть на совести тех курсантов, которые по тем или иным причинам становились тайными доносителями, останутся их неблаговидные дела. Я точно знаю, что Яков Наумович никого не принуждал становиться его соглядатаями. Но такие были, и потому командир роты знал истинную обстановку с дисциплиной. Он знал о моих самоволках, и каждый раз честно предупреждал, что если попадусь, то нанесу пятно на его, Якова Наумовича, имидж, как плохого воспитателя, допустившего дисциплинарные провалы. Но больше всего нанесу удар по собственному имиджу, как ведущего форварда и отличника учебы. Причем такой проступок, как самовольная отлучка, никогда не прощается и не забывается. Он остается грязным пятном на все время обучения в училище.
   Я понимал тогда и понимаю сейчас, что если бы захотел, то командир роты сам, с помощью «стукачей» легко бы отловил меня в самовольной отлучке или задержал во время очередной выпивки. Но я искренне верил в его человеческое благородство и каким-то внутренним чутьем догадывался, что Яков Наумович не совершит по отношению ко мне поступок подлости и предательства. И не ошибся! Яков Наумович все пять лет терпеливо прятал в своем сознании все устные доносы «стукачей» на мои грубые нарушения воинской дисциплины. Ему я больше всех благодарен за то, что пять лет учебы в училище не закончились для меня катастрофой исключения из училища как злостного нарушителя дисциплины. В этом случае меня ожидала отправка на флот, дослуживать ещё год срочной службы в качестве старшего матроса, каким я и пришел в училище. Его терпение было бесконечно. Изредка он вызывал меня и рассказывал о моих недавних похождениях, удивляя меня точностью времени и обстоятельствами. Без глаз и ушей доносчиков такую информацию добыть было невозможно. Он предупреждал меня о тяжелых последствиях, если мое очередное похождение будет раскрыто. Я обещал быть дисциплинированным курсантом.
   На этом мы расставались и какое-то время я вел себя, как и все остальные курсанты нашего взвода. Но дисциплина действовала на меня угнетающе. Проходило время, и я снова отправлялся в самоволку. Я даже сейчас не могу найти объяснения, почему я так поступал и какие темные силы подвигали меня рисковать своей судьбой и своим будущим, совершая очередную самоволку? Возможно, это рок. Дело в том, что меня призвали в ноябре 1962 года и ещё не принявшего военную присягу, разместили вместе со всеми другими призывниками на территории дома культуры тамбовского завода «Ревтруд». Территория ДК была обнесена высочайшим металлическим забором, состоящим из прочно соединенных между собой кованых секций. Не помню, каким образом, но часов в 9 вечера в промозглой темноте ноябрьской осени я убежал в свою первую самоволку, добрался рабочим поездом до станции Сабурово и провел прощальную ночь со своей будущей женой Валей Первушиной.
   Ранним утром на следующий день я вернулся на первом рабочем поезде в город Тамбов. Часов в 6 утра я подошел к часовому, охранявшему выход из ДК, представился ему опоздавшим призывником и он пропустил меня внутрь, ни о чем не расспрашивая. Сопровождавший нас офицер подошел на полчаса позже, сделал перекличку и, убедившись, что все призывники в наличии, ушел выяснять сроки нашей отправки. Никто не заметил моего отсутствия. Нас в этот же день погрузили в списанный пассажирский вагон и отправили к месту службы. А если бы не отправили, то я снова в ночь ушел в самоволку. За два года срочной службы мне не нужно было ходить в самоволку. Убедившись, что я на третий разряд бегаю стометровые дистанции, меня записали в спортсмены, и с ранней весны 1963 года я ежедневно по утрам в спортивной форме бегал на тренировку в прекрасные парки города Ломоносова. Наш боевой корабль как раз и имел постоянную базу на берегу Финского залива, на причалах угольной стенки города Ломоносова. Моим лучшим другом на корабле стал воронежский казак, старшина 1-й статьи, отчаянный сорвиголова и любитель самоволок Иван Середа. Когда я был назначен «спортсменом» и получил постоянную увольнительную записку в город Ломоносов, то Иван стал меньше ходить в самоволку. Когда у него возникала охота выпить, то он давал мне деньги, и я приносил для него бутылку водки.
   Во время дежурства по кораблю, Иван поднимал меня среди ночи, угощал небольшой дозой спиртного и неограниченным количеством жареной картошки с огромными оковалками мяса, а главное – очаровывал рассказами о своей прежней жизни и о флотских самоволках. Рассказчик он был замечательный. Он должен был демобилизоваться в ноябре 1964 года, но как лучшего специалиста ранней весной 1964 года его откомандировали переводить купленные у Балтийского флота советские стотонные тральщики в далекую Индонезию. Я знал, что в июне буду сдавать экзамены в училище в Петродворце, и попросил Ивана по прибытию в Ломоносов написать мне письмо до востребования на почтовый адрес училища. И вот представьте себе, я получил его письмо за сутки до сдачи вступительного экзамена по физике. Иван писал, что купил для меня заграничные подарки, живет на теплоходе «Михаил Светлов», пришвартованном к угольной стенке Ломоносовского порта, и ждет меня в гости. (Теплоход мог называться и по-другому, точно я не помню.) Долго не раздумывая, я решил встретиться с Иваном этой же ночью.
   Что скрывать правду! В училище-то мне и не совсем хотелось поступать, потому что военная дисциплина мне не понравилась с самого начала. Если «засекут» мою самоволку, будет проще вернуться на флот и дослужить срочную службу. На третий факультет набирали 60 будущих курсантов, а претендентов было около пяти человек на одно место. Конкуренция была жесточайшая. Всех кандидатов третьего факультета в количестве около трехсот человек, поселили в каком-то проходном коридоре на двухъярусных койках. Вечером были обязательные строевые занятия и вечерняя поверка с пофамильной перекличкой. Я все это исполнил, отметился на вечерней справке, а затем разобрал свою постель, будто я уже лег, но вышел в туалет, а сам перебрался через забор, доехал на автобусе до вокзала и на электричке уехал на конечную станцию Ораниенбаум. Это и есть город Ломоносов. Был я одет в форму старшего матроса срочной службы и потому зорко следил, чтобы не встретиться с патрулями.
   Теплоход я нашел очень быстро, попросил вахтенного у трапа вызвать Ивана Середу на стенку пирса и через пять минут мы обнимались, как закадычные друзья. По просьбе Ивана вахтенный без всяких вопросов пропустил меня на теплоход. Иван накрыл стол и угостил меня водкой. Я лишь пригубил, ссылаясь на завтрашний вступительный экзамен по физике. В солидарность со мной бутылка водки была отставлена в сторону. За его рассказами о трудностях океанского перехода утлых суденышек, какими были стотонные советские морские тральщики, предназначенные для прибрежных минных тралений, и рассказов о прелести заграничных портов Европы и Африки, в которых удалось побывать Ивану, время летело незаметно. Часа в два-три утра я предложил поспать пару часов, так как меня ждал опасный переезд на электричке из Ораниенбаума до Петергофа, возвращение до подъема в училище, да и ещё вступительный экзамен по физике. Иван понял мои трудности. Он наскоро подарил мне несколько шариковых импортных авторучек.
   Когда такую авторучку поворачиваешь для письма, то фигура женщины в верхней части ручки одевается в черное. Когда повернешь пишущим стержнем вверх, то фигурка женщины раздевается и предстает в голом виде. Такие вот порнографические штучки производил Запад ещё в 60-х годах прошлого века. Затем Иван договорился с дежурным по каютам о времени нашего подъема, и мы легли спать. Мне показалось, что спал я не больше часа. Дежурный зашел в каюту, растолкал меня и сказал: «Чтобы не опоздать на первую электричку, ты должен покинуть теплоход через 10 минут». Иван поднялся проводить меня до электрички. Мы сполоснули лица, выпили по полстакана холодного чая и чуть ли не бегом отправились на вокзал. Электричка была на месте.
   Мы обнялись и распрощались с Иваном в надежде на скорую встречу. Но эта встреча оказалась последней. Меня закрутил водоворот училищных событий, а Иван в ноябре этого года демобилизовался и уехал в свой Воронеж. Больше мы с ним никогда не виделись. Даже не могу сказать, жив ли этот сорвиголова, или уже отдыхает вечным сном на одном из воронежских кладбищ. Мне беспредельно повезло. Вернулся я на несколько минут раньше подъема и даже успел лечь в свою постель на первом этаже двухъярусной койки. Мне, как старшему матросу, спать на втором этаже считалось постыдным и унизительным. Бывшие школьники и даже солдаты это понимали, и молча уступали мне первый этаж, даже когда мы стали не кандидатами, а настоящими курсантами. Несколько минут покоя перед подъемом успокоили меня.
   Не пойман – не вор. Если бы на моей койке к моему приходу сидел офицер или если бы меня засекли вне училища, то в два счета выгнали на флот. Пять человек на место – это хорошая конкуренция. Не только за плохие оценки, но даже за разговоры в строю или несвоевременное исполнение команды «подъем» бывших школьников нещадно исключали из списков кандидатов и отправляли домой, учиться наукам и дисциплинарной послушности.
   По подъему я включился в распорядок дня и посчитал, что никто меня не выдал, а значит, самоволка прошла незамеченной. Но я ошибался. Конкуренция заставила кого-то из неумелых и нерешительных кандидатов в курсанты утром доложить «на ухо» временному командиру роты, что я всю ночь отсутствовал в казарме. Авось донос поможет стать курсантом. Старшим командиром по всему «потоку» кандидатов в курсанты был назначен суровый полковник из строевого одела по фамилии Богданов. Кстати, как я после выяснил, его сын тоже поступал в этот год в училище, только на другой факультет. Командир роты по долгу службы сообщил о доносе полковнику Богданову. Видимо, до полковника Богданова эта информация дошла после девяти часов утра. В это время в аудиторию, где шел приемный экзамен по физике, уже зашли первые кандидаты, «вытащили» экзаменационные билеты и расселись по столам для подготовки ответов.
   Очередная «порция» кандидатов стояла у двери в экзаменационный кабинет. В связи с крупным недосыпом, я не стремился в первые ряды и вместе с другими кандидатами находился в соседней аудитории. Вдруг туда с горящими от гнева глазами ворвался полковник Богданов и выкрикнул мою фамилию. Я вскочил как ошпаренный и автоматически отрапортовал: «Старший матрос Мальцев, кандидат в курсанты третьего факультета». Полковник схватил меня за руку и молча повел за собой прямо в кабинет, где проходили приемные экзамены по физике. Он провел меня к столу экзаменаторов и с гневом в голосе сообщил им, что я был в самоволке, грубо нарушил дисциплину и меня надо проверить по физике так тщательно, чтобы поставить двойку. Старшей на экзамене была женщина. Справа и слева от неё сидели мужчины в офицерской форме с погонами старших морских офицеров. Они были членами экзаменационной комиссии. Оба военных преподавателя вскочили со своих мест и заверили полковника, что проверят мои знания по полной схеме.
   «Вот и проверяйте», – бросил полковник Богданов и чуть ли не бегом выскочил из кабинета, оставив меня перед столом экзаменационной комиссии. Мне предложили взять билет, что я и сделал. Назвав номер билета и экзаменационные вопросы, я стал искать глазами, куда бы сесть для самоподготовки. Все столы были заняты теми кандидатами, которые вошли первыми. Тогда один из экзаменаторов встал из-за стола, подошел к доске преподавателя и, разделив её вертикальным росчерком мела на две части, предложил мне готовить свои ответы на одной из её половинок. Весной 1963 года в книжном магазине города Ломоносова мне попался очень толковый учебник по подготовке к вступительным экзаменам в вуз по физике. За год я его основательно проштудировал и физику знал досконально. За полчаса, экономя место, мелком я выписал на доске формулы по вопросам экзаменационного билета и решил задачу. Пока один из кандидатов отвечал у доски, я полностью подготовился к ответу и отошел в сторонку. Следующим отвечал я.
   Довольно кратко, но предельно ясно я изложил экзаменаторам ответы на экзаменационные вопросы. Никаких критических замечаний не последовало. Женщина-экзаменатор предложила стереть с доски ответы по экзаменационному билету и задала дополнительный вопрос из другого раздела физики. То же сделали и два других экзаменатора. Пока я готовился, у другой половинки доски отвечал следующий кандидат. Когда его выслушали и объявили ему оценку, все три экзаменатора снова перешли к моей персоне. Выслушав мои ответы, женщина-экзаменатор стала задавать короткие беглые вопросы из разных разделов физики. Я так же бегло отвечал, без записи на доску. Устные ответы – это мой конек. Я вошел в раж и выливал из своей памяти физические формулы, выводы и заключения, как из рога изобилия. Суровые, непроницаемые лица экзаменаторов расплылись в удовлетворенных улыбках. Я видел, что они не просто удовлетворены, а приятно удивлены объемом моих знаний физики, а также умением бегло оперировать формулами и делать логические выводы.
   Этот устный опрос продолжался минут 20–30, после чего экзаменаторы шепотом посовещались, объявили, что я получил за экзамен оценку «отлично» и выпроводили меня из кабинета. Самое же большое мое удивление вызвал не сам этот экзамен, а отсутствие какой-либо реакции на его результаты со стороны полковника Богданова. Больше он меня никогда не вызывал. Никаких расспросов, был ли я в самовольной отлучке или не был, ни от кого не последовало. Видимо, Богданов посчитал, что донос о моей самоволке был ложным. Просто таким способом кто-то из кандидатов пытался убрать сильного конкурента. Я же после сдачи экзамена по физике окончательно решил для себя поступить в училище и стать офицером. Каждый человек внутренне противоречив. Мое внутреннее противоречие выливалось в то, что я одновременно хотел и не хотел учиться в военном училище. Когда нежелание перевешивало, я уходил в самоволку, с подспудным желанием, что меня поймают и исключат из училища. Когда же я видел острую конкурентную борьбу, зубрежку и даже слезы после получения двойки на вступительных экзаменах, а затем и на экзаменах зимних и весенних сессий, то во мне вновь восстанавливалось желание успешно закончить военное училище.
   Говорят: «чужая душа – потемки». Что там другие люди и чужие души, если я сам для себя был и остаюсь неразрешимой загадкой и непознанной тайной? Я начал службу на флоте, а затем и учебу в училище с самовольных отлучек. Самоволки стали моим способом духовной разрядки и на все годы учебы. Конечно, на следующий учебный день после похода в самоволку я был неспособен вести конспекты. Да и в другие дни во мне не хватало силы воли и упорства регулярно вести конспекты, а все экзамены мы сдавали не по учебным пособиям, а по конспектам. Регулярно вести конспекты я себя не мог заставить. Начинал кодировать, чтобы сократить писанину, а затем и сам не мог понять, что я там закодировал. Конспекты у меня были, но например, из 60 лекций нормально законспектированными у меня оказывались лишь 20–30 лекций. Меня всегда выручали мои сокурсники, делясь своими конспектами при подготовке к экзаменам. И за это я им всем искренне благодарен.
   Говоря о других, я очень хотел бы услышать истинное мнение и правду о том, как меня воспринимали сокурсники во время пяти лет обучения в училище? Для меня наша единственная и последняя встреча в мае 2014 года закончилась фотографированием и отъездом в Москву.
   Теперь я уже никогда не узнаю истинное мнение моих однокурсников о моей персоне. Конечно, этот вопрос меня гложет и волнует, когда я вспоминаю училищные годы. Тщательно анализирую, может я был высокомерен или черств в общении, может быть я был лжив и не обязателен или отказывал в помощи, тем, кто ко мне обращался? Может, я на кого-нибудь донес, оскорбил, унизил или хотя бы раз ударил? Может быть, я кого-то подбивал стать таким же «самовольщиком» и нарушителем дисциплины? Ничего из вышеперечисленного я никогда не позволял себе по отношению к моим однокурсникам. Да, было, что я относился к ним снисходительно, как недозрелым школьникам. Но это определялось тем, что я на три года был старше своих однокурсников и успел к поступлению в училище пройти богатую жизненную школу, в том числе два года отслужить срочную службу матросом боевого надводного корабля Балтийского флота.
   Что касается помощи, то начиная с первой зимней сессии первого курса, самой трудной для неоперившихся выпускников десятых классов средних школ, я терпеливо объяснял каждому сокурснику, который ко мне обращался, премудрости той или иной науки. Это я хорошо помню. В разъяснении того или иного непонятного вопроса я никому и никогда не отказывал! Если же вопрос был непонятен большинству моих однокурсников, то я во время самоподготовки минут на 10–15 становился «учителем» и мы общими усилиями делали этот вопрос простым и понятным. К началу первой зимней сессии первого курса я настолько освоился в «преподавании» на самоподготовках, что решил сдать все экзамены досрочно и уехать на лишние две недели в тамбовскую деревню, чтобы жениться и провести медовый месяц.
   Получив разрешение нашего воспитателя и командира роты Якова Наумовича Веккера, я за один день, ещё до начала экзаменов, обежал будущих экзаменаторов, ответил на все их вопросы и получил отличные оценки. Якову Наумовичу лишь осталось вручить мне отпускной билет, пожелать красивой свадьбы и приятного «медового месяца». Не помню точно. Полного месяца вроде не получилось, но я успел жениться и недели три провел в беззаботном деревенском отпуске, счастливый от брака по любви, от успеха в учебе и от будущей офицерской жизни. После этой первой зимней сессии мои сокурсники поняли, что мои объяснения более понятны, чем объяснения настоящих преподавателей. Уже в весенне-летней сессии за первый курс, в часы вечерней самоподготовки накануне очередного экзамена, я неизменно становился по просьбе моих сокурсников нештатным учителем и за два-три часа кратко отвечал на все до одного экзаменационного вопроса. При этом непонятные и трудные вопросы старался сделать легкими и понятными.
   После чего весь класс единодушно голосовал, чтобы я первым шел на очередной экзамен. Я неизменно исполнял волю моих сокурсников и на всех сессиях за годы обучения первым выходил на все экзамены. Играло ли это какую-то роль для моих сокурсников? Наверное, играло. Ведь экзамен принимал не только наш преподаватель, а комиссия из двух-трех преподавателей. Мой блестящий ответ производил благоприятное впечатление на экзаменаторов, и они становились мягче по отношению к моим сокурсникам. Установленный на первом курсе порядок стал железным правилом на все последующие четыре года обучения. Если это не помощь и не знак дружбы и любви к своим сокурсникам, то что же тогда считать дружеской помощью? Надо заметить, что редкие двоечники до пересдачи экзаменов тоже непрерывно консультировались у меня по непонятным для них вопросам, и я никому не отказывал. Особенно громадна была разница в физической подготовке, между мной, деревенским пареньком, отслужившим два года срочной службы рядовым матросом и бывшими школьниками, в том числе, и нахимовцами– «питонами», какими были мои однокурсники.
   Редкие из них подтягивались на турнике пять-семь раз подряд или могли поднять штангу весом больше 50 килограмм. Я же подтягивался даже на одной руке, на двух руках подтягивался до 25 раз или выходил силой на турнике до десяти раз. А по поднятию штанги мне просто не было равных. На спор одной рукой я выталкивал штангу весом 65 килограмм. Несмотря на такое мое подавляющее превосходство в физической подготовке, я ни разу никого и никогда не ударил и не обидел даже пальцем. Конечно, на старших курсах со многими моими однокурсниками приходилось неоднократно выпивать как после сдачи очередного экзамена, так и на различных юбилеях и свадьбах. Отмечу, что даже сильное перепитие никого из нас, в том числе и меня, не превращало в агрессивного драчуна и задиру. Тем не менее, уже на старших курсах, вероятно, после возвращения из летнего отпуска, мои сокурсники однажды меня сильно и жестоко поколотили.
   Говорят, не делай доброе – и не получишь злое. Сам я никогда не следовал этому правилу и не буду следовать, пока жив. Но правило-то, несомненно, действует! Кто-то из сокурсников вернулся из отпуска с канистрой грузинской чачи. Грузин среди сокурсников не было, а вот чача появилась. В тот злополучный для меня сентябрьский день сокурсники решили отметить начало очередного учебного года распитием чачи. Вероятно, пригласили и меня. Не мог же я попасть на это тайное распитие в помещении для хранения швабр и уборочного инвентаря без приглашения. Если не ошибаюсь, это помещение в осенне-зимнее время было ещё и сушилкой для носков и мокрой обуви. Окончание этой пьянки я помню смутно, скорее даже ничего не помню. Главное, абсолютно не помню, что стало причиной ссоры между мной и моими сокурсниками и кто из них, объединившись в группу, исколотил меня до потери памяти. Наутро я очнулся в этой сушилке на каком-то рваном одеяле, с болями во всем теле, синяками на лице и фингалом под глазом. Идти на завтрак, а тем более на лекции в таком виде было невозможно. Я умылся в комнате для умывания и снова залег в сушилке. На мое счастье, я абсолютно не помнил никаких подробностей ссоры и последующего моего избиения.
   Пролежал я там дня три, пока следы побоев на лице не стали такими устрашающими. Командир роты Веккер Яков Наумович, наш старшина роты Владимир Мельниченко и все до одного курсанта роты прекрасно знали, где я нахожусь, потому что я не появлялся не только в столовой курсантского камбуза и на лекциях, но даже на вечерней поверке. Тем не менее, никто из руководства не заглянул ко мне в сушилку и не вызвал меня для разбирательства. Раз я не умер от голода, то кто-то из сердобольных сокурсников приносил мне пищу. Тоже не помню, кто это делал. Ни в первые дни после группового избиения, ни после во мне не было зла и ненависти к тем, кто так жестоко поколотил меня, как и никогда не возникало чувство мщения. Когда я вышел из сушилки и присоединился к своим однокурсникам, то все были излишне предупредительны и разговаривали со мной так, будто ничего не случилось.
   Это непонятное избиение никак не изменило хорошего и дружеского расположения ко мне тех сокурсников, с которыми я общался за столом или сидел на лекциях и самоподготовках. Точно так же и я не держал ни на кого обид. До сих пор сохранилось лишь безобидное чувство недоумения. Пусть эта тайна так и останется для меня тайной. Что стало причиной всплеска ненависти ко мне, мне непонятно и до сих пор неизвестно. Ведь до этого я 2 года прослужил матросом срочной службы на боевом корабле, иногда крепко выпивал, но ни разу не было случая, чтобы я кого-нибудь ударил или ударили меня. Я находил взаимопонимание и общение как с «годками», служившими по четвертому году, так и с молодыми матросами, призванными на год позже меня. После, я 11 лет прослужил на атомной лодке, где иногда в свободное от службы время мы, офицеры-сослуживцы, накачивались лодочным спиртом до потери сознания. Тем не менее, я никогда не проявил агрессивности, ни в трезвом, ни в пьяном состоянии, и ни с кем не подрался. Задним числом я четко могу сказать, что дело было все-таки не в моей пьяной агрессивности, а в агрессивности моих сокурсников. Возможно, это был заказ командира роты Я.Н. Веккера или даже старшины роты Мельниченко, чтобы проучить меня за мои самовольные отлучки.
   Но ещё тогда я категорически решил для себя, что виноват в этом только я сам и перестал думать и вспоминать об этом случае. Никто из сокурсников тоже никогда не пытался затрагивать эту тему даже при совместных пьянках. Я думал, что мне об этом расскажут на нашей единственной встрече 31 мая 2014 года, но встреча закончилась для меня совместным фотографированием. Никакой откровенной беседы так и не состоялось. Тем не менее, берясь за эту книгу, я дал себе слово говорить только правду. А избиение, о котором я рассказал, не миф, а голая правда. Я ещё раз заявляю, что никогда не имел и не имею зла ни на одного моего сокурсника, а вспоминая об этом избиении, не страдаю, а испытываю радость, что вспышка ненависти произошла только раз. Я никак не могу назвать себя «стандартным» курсантом. А всякая нестандартность рано или поздно приводит «стандартных» людей в необъяснимое бешенство. Всплеск такого бешенства я и пережил на собственной шкуре.
   И радуюсь от того, что этого больше никогда не повторилось, хотя я после этого нисколько не изменил ни своего внутреннего состояния, ни внешнего поведения. Стыдно признаваться человеку, который прослужил 32 календарных года на воинской службе и прошел все ступени от матроса, курсанта и до старшего офицера в звании капитана 1-го ранга, но воинская дисциплина вызывала во мне чуть ли не физическое отвращение. Разумом-то я понимал, что дисциплина необходима, а вот душа воспринимала дисциплину как непереносимое насилие. В училище я вечно боролся сам с собой и преодолевал свою неприязнь к дисциплине, объясняя это тем, что без окончания военного училища я не смогу прокормить семью. Женился я ещё на первом курсе и, надо откровенно сказать, что именно через женитьбу я не сорвался в штопор и сумел успешно закончить военное училище. Однако не обошлось без ужасного духовного кризиса. Я честно признаюсь, что если бы государство предоставило мне право безболезненного перехода в гражданский вуз, то я не колеблясь, добровольно оставил военное училище и продолжил образование в гражданском вузе. Но такого права я не имел, как не имели его и все курсанты военных училищ.
   Где-то на третьем курсе военная дисциплина мне стала настолько невыносима, что я решил списаться по здоровью и перейти в какой-нибудь гражданский вуз по инженерному профилю специалиста по вычислительной технике. Сначала я выдумал боли в правом боку, но чем больше симулировал, тем больше эти боли становились реальностью. Не обнаружив серьезного заболевания печени, меня из военного госпиталя перевели в центральную психбольницу города Ленинграда. Меня там лечили тем, что вводили лошадиную дозу инсулина, от которой я впадал в кратковременную кому. Когда я приходил в сознание, давали моченую капусту с сахарным сиропом, а затем спрашивали о болях в правом боку. Суровые методы лечения и общение с пациентами психбольницы быстро привели меня в чувство. Я понял, что если меня выпишут с диагнозом психического больного, то не видать мне никакого гражданского вуза как собственных ушей.
   Нужно будет с позором возвращаться в деревню и сидеть у престарелых родителей на шее, потому что со справкой психического больного путь к высшему образованию будет навсегда закрыт. Меня могли принять только разнорабочим в местный совхоз или ремонтные мастерские сельхозтехники. Когда весь ужас моего положения дошел до моего разума и сознания, я быстро выздоровел и все симптомы фантомных болей исчезли, как будто их никогда и не было. Нет, я не полюбил военную дисциплину, но я духовно примирился с тем, чтобы всю жизнь быть военным. Психбольница лишила меня всякой альтернативы. Или я деревенский чернорабочий, или пожизненный офицер. Выбора не было. Но мало было самому признать свою ошибку и покаяться в отступничестве от будущей офицерской службы, нужно было доказать врачам, что я психически абсолютно здоров.
   И опять, честно признаюсь, что без помощи капитана 1-го ранга Кривошеева Ивана Абрамовича – отца моего однокурсника Юры Кривошеева, мне никогда не удалось бы вернуться в училище полноценным курсантом и продолжить образование. Надо сказать, что с первого курса родители Юры Кривошеева, Иван Абрамович и Надежда Яковлевна, относились ко мне как к родному сыну, хотя сам Юра Кривошеев в курсантские годы никогда не был для меня близким другом. Я относился к нему, как и к другим сокурсникам, несколько снисходительно. Прежде чем стать курсантом, я два года отслужил срочную службу простым матросом, был на три года старше своих однокурсников и они мне казались неоперенными юнцами. А вот родители Юры почему-то сразу взяли надо мной шефство и всячески помогали по жизни. Моя жена училась в Мичуринском пединституте и иногда, на праздничные «длинные» выходные дни, приезжала ко мне в гости.
   Иван Абрамович или на пару дней снимал для нас ленинградскую гостиницу или принимал мою жену и меня в своей трехкомнатной квартире на Карповке, представляя в наше распоряжение одну из комнат. Хлебосольность и гостеприимство этой офицерской семьи для меня и моей жены не имели границ. Иван Абрамович гордился своим высоким офицерским званием и своим служебным положением и щедро делился с нами своей семейной теплотой, уютом и любовью. Когда я по собственной глупости оказался в психбольнице, с перспективой получить пожизненный желтый билет психически ненормального человека, то Иван Абрамович и там не оставил меня без своего попечения. Я признался ему, что придумал боли в правом боку, чтобы демобилизоваться с военной службы и продолжить образование в гражданском вузе. Не знаю, сколько усилий и нервов истратил Иван Абрамович, чтобы организовать мое спасение из явно безвыходной жизненной ситуации.
   Он привел в психбольницу главного военного психиатра Ленинградской военно-морской базы. Тот обследовал меня и сделал заключение, что психически я абсолютно здоров. Угроза полной потери своего будущего миновала. Я вернулся в училище полноценным курсантом, по конспектам своих однокурсников наверстал упущенные два-три месяца пропущенных занятий и, в очередной раз, на пятерки сдал все экзамены. Эта попытка лукавством и лицемерной симуляцией изменить свою жизнь к лучшему стала мне уроком на всю оставшуюся жизнь. Говорить об этом срыве мне неприятно. Но я обещал говорить правду, а это и есть правда моей жизни. Я понял, что всякое лукавство и лицемерие смертельно опасны для моего будущего и неприемлемы для решения личных жизненных проблем. Быть офицером – это не только мое призвание, но и жизненный крест, который я должен нести, как бы мне не было тяжело от воинской дисциплины.
   Когда я стал москвичом, уже больной военный пенсионер Кривошеев Иван Абрамович с женой Надеждой Яковлевной приезжали ко мне в гости. Я их встретил, как родных отца и мать. А они искреннее порадовались за мои успехи и мое благополучие. Иван Абрамович Кривошеев и его жена Надежда Яковлевна давно ушли из жизни, но я буду помнить о них, пока жив, и молиться за них перед Богом Всевышним, ибо без их помощи и без их участия не состоялось бы моей военной карьеры и человеческой судьбы успешного человека. Возврат от жизни пациента дурдома к жизни курсанта военного училища был не просто случайностью, а божественным чудом. Но это чудо произошло не само по себе, а по воле и участию в моей судьбе Кривошеева Ивана Абрамовича, отца моего сокурсника Юры Кривошеева. Вечная память ему и его жене Надежде Яковлевне, которые вернули меня из небытия дурдома к нормальной жизни.
   Несмотря на такое жизненное испытание, я не изменил своих правил и всегда освобождался от экзаменационного стресса принятием смеси пива и «чекушки» водки. Тем самым я на целые сутки выводил себя из рабочего состояния. Но то, что я терял целые сутки времени, никак не сказывалось на подготовке к очередному экзамену. Каким-то непостижимым образом к вечеру накануне очередного экзамена я был полностью готов ответить на все вопросы. Цейтнота я никогда не испытывал. Возможно, этому способствовал статус внештатного вечернего учителя для всех моих однокурсников. Напомню, что когда я сдавал экзамены вместе со своими однокурсниками (один раз я пропустил сессию по воспалению легких, но быстро наверстал пропущенный месяц учебы и сдал все экзамены на пятерки), то по просьбе однокурсников на вечерней самоподготовке накануне очередного экзамена проводил беглую лекцию по всем экзаменационным вопросам и разъяснял те вопросы, которые были непонятны моим сокурсникам. Это было железное правило, которое соблюдалось до конца нашей учебы в стенах училища. Таким же железным правилом была и моя первая очередность при сдаче экзаменов. Я первым заходил и первым отвечал.
   За сутки или двое смутные знания, которые я приобретал на лекциях, оформлялись в стройную логическую систему, разрушить которую я мог только после сдачи экзамена и принятия убийственного «пунша» из смеси водки и разливного жигулевского пива. При таком способе подготовки и сдачи экзаменов за пять лет учебы в Высшем военно-морском училище у меня выработался инстинкт неприязни и даже психологического страха перед экзаменами. Причины для этого были из-за психологической несовместимости моей личности с некоторыми преподавателями. Помню был у нас такой преподаватель капитан 1-го ранга Колосов, который носил широчайшие штаны и вместо конкретных знаний по своему предмету любил нам читать морали и наставления. Женившись на первом курсе, я приехал в училище с обручальным кольцом на пальце.
   Однажды Колосов увидел это кольцо и впал в истерику. Он обвинил меня в «буржуазности» и приказал снять золотое кольцо и выбросить его. Я конечно, снял и спрятал кольцо в карман. Негоже разбрасываться золотом, да ещё и свадебным кольцом по прихоти придурка в звании капитана 1-го ранга. После этого Колосов на каждой лекции подходил ко мне и проверял, не нарушил ли я его приказа, не забывая в очередной раз обвинить меня в буржуазности. Каждый раз перед посещением лекции Колосова кольцо приходилось снимать и прятать в кармане. Но ведь я должен был сдать ему то ли зачет, то ли экзамен. Не помню точно. Представляете, насколько должны быть точны и обстоятельны мои ответы, чтобы этот придурок убедился в полноте моих знаний и поставил мне зачет или отличную оценку? В противостоянии с такими преподавателями, которые по тем или иным причинам испытывали ко мне неприязнь, меня спасало то обстоятельство, что экзамены, как правило, проводились в присутствии 2–3 экзаменаторов.
   Я отвечал не только по вопросам экзаменационного билета, но обстоятельно и с расстановкой – на все дополнительные вопросы. Эти дополнительные вопросы не оставляли никакого выбора тем преподавателям, которые испытывали ко мне неприязнь. У них не было альтернативы, и они вынуждены были ставить мне отличную оценку. Я всегда имел, и имею до настоящего времени огромную жажду к накоплению знаний, но эта жажда проявляется по выбору души, как свободное волеизъявление собственных духовных потребностей. А вот каждый очередной экзамен, даже те, которые я сдавал на первом курсе досрочно, я воспринимал как насилие над моей личностью. Это и стало одной из причин, по которой я добровольно отказался от учебы в Военно-морской академии. О чем, в общем-то, на склоне лет, нисколько не жалею. Надеюсь, тем самым я освободил себя от стрессов и сохранил жизненную энергию для философского творчества.

Глава VI
Начало московской жизни и службы в РТУ ВМФ

1. период адаптации и смены функциональных обязанностей

   И опять, когда я начинаю сравнивать себя с Андреем Луцуком, то это сравнение происходит не в мою пользу. Мужество Андрея Луцука, который добровольно подверг себя учебе в академии ВМФ и академии Генштаба, я воспринимаю как его личный подвиг и тяжелую жертву во имя будущей карьеры и высокого положения в обществе. Видимо, это перенапряжение духовных сил сказалось на его здоровье. Лет пять после ухода на заслуженную пенсию Андрей Луцук вел размеренную сельскую жизнь, занимался сельским хозяйством и охотой. Казалось бы, что прошлое перенапряжение должно было ослабнуть и раствориться в размеренной и спокойной жизни сельского дачника и любителя охоты. Но не тут-то было. В одной из стрессовой ситуации личного семейного характера Андрея прихватил обширный инсульт, и он, не мучаясь и не страдая, в сравнительно молодом возрасте ушел из жизни.
   Пока я жив, я буду помнить благое дело, которое сделал для меня Андрей Луцук своим дружеским советом. Но не только за это. Я буду помнить его как великого и мужественного стоика, нашедшего в себе мужество и силы получить три высших военных образования. Мое назначение в мае 1982 года на штатную должность офицера РТУ ВМФ остановили все происки Вдовиченко против моей личности. Я для него был слишком мелкой сошкой и только исполнителем чужих замыслов. Года два он писал кляузы и рапорты начальнику Главного штаба ВМФ на главного конструктора Аналитического центра академика Савина Анатолия Ивановича и на Эдуарда Черненко, доказывая их сговор и неработоспособность будущего информационного объекта. Дело кончилось тем, что Вдовиченко уволили в запас и отправили на пенсию. О его дальнейшей судьбе мне неизвестно.
   Несмотря на некоторые неблаговидные происки Вдовиченко против моей личности, я с благодарностью вспоминаю о нем, потому что именно он отобрал мое личное дело для назначения в Аналитический центр, как золотого медалиста и безупречного офицера атомного ракетоносца. Где бы я был и кем стал без помощи Вдовиченко? По крайней мере, не служил бы в Москве и не проявил свои творческие способности, а где-нибудь тихо спивался на должности военпреда и ждал выхода на пенсию. Потом ведь Вдовиченко был абсолютно прав, когда утверждал о неработоспособности Аналитического центра на вычислительной технике, построенной на базе транзисторов, резисторов, диодов и других элементов микросхем. Его беда в том, что он не видел перспективы развития вычислительной техники. Когда есть линии коммуникации, программное обеспечение и есть идеология обработки и обобщения данных от множества первичных источников информации, то переход на новейшие образцы высокопроизводительной вычислительной техники не составляет большого труда. Наш центр был предтечей советского Интернета и этим все сказано.
   В 1980–1984 годы, когда я занимался проблемами Аналитического центра, о компьютерах и слыхом не слыхивали даже в самых продвинутых научных кругах США и СССР. Просто наш информационный центр на несколько десятилетий опередил время. Но нельзя же было его за это хоронить и убивать. В конце концов, история развития науки показала, что прав был академик Савин Анатолий Иванович, а не Вдовиченко. Он видел такую далекую перспективу, которая была недоступна Вдовиченко. Лично для меня Аналитический центр был настолько грандиозным и гениальным замыслом, что я не мог его очернить ни при каких обстоятельствах. Скажу больше. Наивысшую гармонию служебной деятельности и смысла бытия и жизни я ощущал именно в те годы, когда занимался проблемами Аналитического центра. Когда же в мае 1982 года я стал полноценным москвичом и штатным офицером РТУ ВМФ, да ещё и получил воинское звание «капитан 2-го ранга», то моей радости не было конца.
   Я готов был служить на этой должности до выхода на пенсию. И никогда бы не стал заниматься строительством автостоянки, потому что по горло был занят интересной и творческой работой. Кроме Аналитического центра Черненко поручил мне вести ОКРы и НИРы по созданию неакустических средств обнаружения подводных лодок и боевых пловцов вероятного противника. Я пылал идеями и за короткий неполный двухлетний срок, стал соавтором шести секретных открытий и изобретений, подтвержденных номерными Свидетельствами Государственного комитета СССР по науке и технике. Но в 1984 году штатную должность офицера сократили, и я снова ненадолго оказался между небом и землей и даже некоторое время пытался самостоятельно найти себе службу в блатной организации, которая называлась «Загрантехстроем».
   Блат её заключался в том, что офицеров там переодевали в гражданку и отправляли в длительные загранкомандировки в страны третьего мира для строительства причалов, пирсов и портовых сооружений. По возвращении из такой командировки офицер получал вместо инвалюты боны или чеки, и мог отовариваться импортными товарами в московском магазине для иностранцев «Березка» или в приморских магазинах «Альбатрос» для моряков гражданского флота. Но такого перевода не получилось. Когда начальник РТУ ВМФ Попов Георгий Петрович узнал, что я остался за штатом, то по согласованию с начальником отдела ремонта и снабжения капитаном 1-го ранга Аникиным Германом Сергеевичем, предложил мне занять вакантную должность старшего офицера этого отдела по ремонту радиотехнического вооружения надводных кораблей Военно-Морского флота. Аникин вызвал меня к себе и прежде всего, сказал, что ремонт – это не наука.
   Научные и промышленные предприятия любят изготавливать опытные и новые серийные образцы, но не любят ремонтировать старую технику. А этой старой техники на боевых кораблях ВМФ не менее 85–90 процентов. Старую технику в основном ремонтируют подчиненные РТУ ВМФ флотские заводы и бюджетные ремонтные мастерские, но им нужны запасные части, которые заказываются через РТУ ВМФ. Все договора на поставку запасных частей, а их было около 400, по числу предприятий-изготовителей радиотехнического вооружения, проходят через старшего офицера по ремонту. В общем ремонт – это огромный фронт рутинной работы, требующей полной самоотдачи и напряжения сил, а также специальных знаний специфики ремонта, связанных с нормочасами на качественное исполнение ремонтных операций и знание ремонтных возможностей собственных предприятий и предприятий промышленности. Аникин не пугал меня. Все так и оказалось на деле.
   Я понимал стоящие передо мной трудности, но верил в свои возможности, да и не мог отказаться, потому что другой вакантной должности не было и не предвиделось в скором будущем. Раз мне предложили эту должность главного ремонтника, то значит, начальник РТУ ВМФ верил, что я справлюсь. Мне лишь оставалось доказать, что эта работа мне по силам. Никакого времени на изучение новой специальности не было предоставлено. С первых же дней, я крутился как белка в колесе, чтобы реагировать на запросы флотов и флотских предприятий по размещению ремонта радиотехнических изделий и обеспечению их нужными запасными частями. Моим единственным учителем и консультантом был начальник отдела Аникин Герман Сергеевич. Во время службы это был весьма нервный офицер, который так громко разговаривал по телефону или с посетителями, что его голос прослушивался в коридоре.
   Многие офицеры шестого отдела искренне жалели меня и считали, что Аникин просто раздавит меня своим криком и придирками. Но я с таким упорством и настойчивостью взялся за исполнение обязанностей главного ремонтника, и так внимательно исполнял указания своего нового шефа, что у Аникина не было повода повышать на меня свой голос. Месяца через два-три я полностью освоился с основным кругом своих новых функциональных обязанностей и был признан начальником отдела грамотным специалистом по ремонту радиотехнического вооружения боевых надводных кораблей Военно-морского флота. Это признание выливалось в то, что к дню ВМФ или к другим общесоюзным праздникам мне вручали от имени начальника РТУ ВМФ «Почетные грамоты» за успехи в боевой и политической подготовке. Других наград в РТУ ВМФ не было предусмотрено. К моему собственному удивлению, уже через год службы я настолько освоил новый круг служебных обязанностей, что во время рабочего дня у меня появились окна свободного времени. Бездельничать я не любил, да и неприлично это было на глазах начальника отдела. Стал обдумывать, чем бы полезным занять эти окна времени, чтобы не скучать на рабочем месте? Это и стало предпосылкой к моей авантюре по строительству автостоянки.

2. решение о строительстве автостоянки

   Так и сложилось, что начиная с 1984 года и до окончания службы вместо любимой науки я занимался вопросами ремонта и эксплуатации радиотехнического вооружения надводных кораблей ВМФ. Это были 90-е годы прошлого столетия. Вне науки освободилась масса личного и служебного времени. По субботним и воскресным дням я вместе с детьми посещал столичные парки, зоопарк, картинные галереи, но чаще всего просто гулял по Битцевскому лесопарку, зимой катался на лыжах, или ходил в этот парк вместе с детьми за родниковой водой. Обнаружив на юге Москвы, в районе 33 км МКАД огромную свалку и неучтенные карьеры, я был поражен тем, что там творилось. Эту достаточно большую территорию никто не охранял. Огромные грузовики с мусором заезжали туда, как попало сбрасывали мусор и быстро скрывались.
   Достаточно было бы поставить здесь одного дежурного милиционера, и безобразия прекратились. Но никому не было до этого дела, хотя представители местной власти наверняка гуляли по Битцевскому лесопарку и все это видели своими глазами. Я понимал, что жаловаться кому-то на эти безобразия бесполезно. Но у меня постепенно вызревал план: если изуродованную поверхность этой территории выровнять и засыпать хорошим грунтом, то на ней можно построить огромную автостоянку. Тогда несанкционированные карьеры и выбросы мусора сами собой прекратятся. С каждым годом эта территория приобретала ещё более устрашающий вид, и с каждым годом укреплялось мое желание построить здесь автостоянку для москвичей и своих сослуживцев. К 1988 году я окончательно «созрел» и укрепился в этой мысли и твердо решил построить на этой захламленной территории крытую автостоянку металлических гаражей для жителей Москвы, а главное – для офицеров ВМФ и Министерства обороны. При общем развале военнослужащие Центрального аппарата Министерства обороны продолжали служить и не имели возможности самостоятельно и в индивидуальном порядке решить вопрос выделения земельного участка для строительства гаражных боксов.
   По наивности я полагал, что в течение одного года решу все проблемы со строительством, а меня как благодетеля и подвижника ещё больше будут ценить и уважать в РТУ ВМФ, как и в других управлениях Центрального аппарата Военно-Морского флота. Я доложил Аникину о своем замысле, а надо сказать, что Герман Сергеевич получил квартиру в районе «Чертаново-Северное», в комплексе многоэтажных зданий на северной оконечности Битцевского лесопарка. Там имелись очень дорогие подземные гаражи, но их количество было ограничено, да и не по карману они были для офицеров Министерства обороны. Герман Сергеевич одобрил мое начинание и согласился отпускать меня при необходимости на пару часов со службы, при отсутствии срочных служебных дел и заданий. Так постепенно я втянулся в эту работу по строительству гаражей на внутренней территории, прилегающей к 33-му км МКАД, и расположенной, между Варшавским автоцентром и Битцевским лесопарком. Эта работа взаимодействия с проектными организациями и органами власти Москвы поглотила все мое свободное время.
   Много раз я был на грани полного отчаяния, так как органы московской власти толкали меня на беззаконные и самовольные действия, упорно не желая дать разрешительную документацию на аренду земельного участка для строительства гаражных боксов. Работа выполнялась исключительно на средства автовладельцев, и если бы мне не удалось законным порядком оформить отвод земельного участка для строительства гаражей, то я не смог бы вернуть затраченные общественные деньги. В этой ситуации я оказался бы в глазах тех, кто доверился мне, проходимцем и жуликом. В это время в стране действовало общество ВДОАМ, или Всесоюзное добровольное общество автолюбителей. Диалоги с московскими властями я вел не как человек в погонах, а как официальный представитель общественной организации ВДОАМ. Законодательной базы по процедуре отвода земельного участка под строительство крытой автостоянки, не существовало. Зато во ВДОАМ существовало много проходимцев, которые собирали деньги с автовладельцев, тратили их, а затем расписывались в собственном бессилии. Для меня это был неприемлемый путь позора. В то же время и оформить законным способом отвод земельного участка было практически невозможно.
   Вот журналисты, да и писатели, любят говорить об офицерской чести, как будто офицер чем-то отличается от других сограждан своей страны. Я считаю, что никакой офицерской чести не существует, а есть чувство внутренней совести, которое либо есть в душе человека, либо его нет. Это чувство никак не зависит от того, является человек офицером, служащим, ученым, рабочим, крестьянином или рядовым дворником. Просто в офицерской среде наблюдается повышенный процент людей, которые по наследству от родителей получили и частицу внутренней совести. Если бы такой частицы совести не было в душах большинства людей офицерского корпуса, то никто бы их не мог принудить добровольно рисковать жизнью ради защиты родины, да ещё и испытывать от собственной жертвенности духовное удовлетворение и радость полноты жизни. По чувству совести, вопреки непреодолимым обстоятельствам, испытав десятки духовных стрессов и даже научившись давать мелкие взятки, но я довел дело отвода земельного участка до конца.
   Крупная автостоянка «Штурвал» на 1545 машиномест, построенная в районе 33-го км МКАД двадцать лет назад, неимоверным усилием волевого напряжения, исправно служила автовладельцам города Москвы, в том числе и многим бывшим офицерам и военнослужащим, вплоть до 2012 года, пока по решению Правительства Москвы не начато было строительство станции метро «Лесопарковая».

Глава VII
Трудности строительства автостоянки

1. Офицерский альтруизм и реальность

   Я был бы нечестен перед самим собой и перед читателями, если бы умолчал о финансовой стороне моей общественной деятельности в качестве председателя первичного общества ВДОАМ, а затем заказчика строительства и председателя автостоянки «Штурвал». Когда я организовывал первичное общество ВДОАМ, проводил процедуру оформления землеотвода и поиск строительной организации для сооружения крытой автостоянки, то был полным альтруистом. Можете мне не верить, но на финансовую выгоду в период строительства я не рассчитывал. Но я знал, что когда я построю автостоянку и буду её председателем, то из эксплуатационных сборов буду получать небольшое ежемесячное вознаграждение. Это для меня было очень важно. Ведь я ежемесячно платил взносы за кооперативную квартиру в размере около 80 рублей, и моя офицерская получка автоматически уменьшалась на эту сумму. В отделе Аникина офицеры-снабженцы открыто насмехались надо мной, за то, что я прослужив 11 лет на атомной лодке, так и не получил от государства и Министерства обороны бесплатное жилье, а живу в кооперативной квартире и выплачиваю за неё ежемесячные взносы.
   Мне очень хотелось компенсировать эту финансовую ущербность, получкой председателя автостоянки. Других финансовых соображений не было. Ни о каком личном обогащении на первых этапах этой общественной деятельности, я не думал. В основе моей инициативы лежали три побудительные причины как личного, так и общественного характера. Во-первых, в 1982 году через ЖСК Министерства обороны моя семья приобрела трехкомнатную кооперативную квартиру в микрорайоне «Чертаново-Южное» в доме 19, по улице Кировоградская. Место было хорошее, потому что отстояло на приличном расстоянии от перегруженного ревущими автомобилями Варшавского шоссе. Однако всю площадь дворовой территории дома занимал детский сад, а напротив дома располагался огромный котлован от засыпанной небольшой речки, которую пустили по бетонным трубам. Для стоянки личного автотранспорта места не было предусмотрено. Жильцы дома ставили так тесно личные автомобили, что в вечернее и ночное время даже карете «Скорой помощи» невозможно было подъехать к подъезду. При этом, и с детской коляской приходилось лавировать, чтобы не задеть машины и подойти к двери подъезда.
   Во-вторых, по субботам и воскресеньям и даже вечерами в будние дни, я ходил в одиночку и с детьми на прогулки в «Битцевский парк». Во время этих прогулок я обнаружил правее территории техцентра «Варшавский» огромный пустырь. Недобросовестные водители мусоровозов, чтобы сэкономить время и солярку, не везли мусор на загородные свалки, а сваливали его на этом пустыре. Кроме того, вся территория была изрыта несанкционированными карьерами. Захламленность мусором и огромные котлованы, производили угнетающее впечатление полной заброшенности и ненужности этой территории для городских нужд. Это меня настолько поразило, что однажды я зашел в институт генплана города Москвы на площади Маяковского и поинтересовался, кто отвечает за этот пустырь и как город планирует использовать эту территорию? Специалисты мастерской № 13, которые занимались проектированием объектов на территории Юга Москвы, ответили мне, что в ближайшие 10–20 лет градостроительными планами на территории пустыря никакого строительства не планируется. Проектанты даже обещали мне свою помощь, если я займусь отводом этой захламленной территории под строительство автостоянки. С этих пор мысль превратить пустырь в ухоженную автостоянку, уже не оставляла меня.
   В-третьих, служба в качестве специалиста по ремонту радиотехнического вооружения надводных кораблей Военно-Морского флота, мне не очень нравилась. Пока я осваивал этот новый участок работы, у меня не было ни минуты свободного времени. Когда же функциональные обязанности по занимаемой должности были освоены, то у меня появилось свободное служебное время. Я терпеть не мог, просто так сидеть и болтать по телефону или непрерывно бегать на лестничную площадку для перекура. Любое безделье или бессмысленное времяпрепровождение угнетало меня хуже любой напряженной работы. Я поговорил с начальником отдела капитаном 1 ранга Аникиным Германом Сергеевичем, и с его согласия стал на час-два отлучаться в служебное время из управления по общественным делам строительства автостоянки. Проявляя эту инициативу, прежде всего, мне хотелось принести пользу моим сослуживцам и соседям по месту жительства. Немаловажным фактором было и мое желание прекратить несанкционированную свалку в черте города.
   В то же время я занял себя интересным и, как мне казалось на первых порах, необременительным общественным делом. Но оказалось, что без сбора денег все-таки обойтись невозможно. Каждый будущий владелец бокса обязан был вступить в члены ВДОАМ и платить членские взносы. Кроме того, уже в советское время горбачевского периода проектные и согласующие организации работали на платной основе. Пришлось с каждого, кто писал заявление о приеме в члены ВДОАМ и члены будущей автостоянки, собирать по 15 рублей. По этим деньгам я отчитывался перед правлением и на личные нужды не тратил ни одной копейки. Землеотвод был оформлен только на уровне изготовления кальки плана будущего земельного участка автостоянки, но власти и проектные организации не возражали против начала строительства металлических боксов на отводимой территории. Даже подталкивали к этому, убеждая, что землеотвод, по факту наличия металлических боксов, будет проще оформить. К тому же и пугали, что «облюбованный» пустырь могут занять другие автолюбители. Сейчас, задним числом, я понимаю, что этот пустырь могли «облюбовать» под автостоянку только военнослужащие и рядовые граждане советских трудовых коллективов Москвы с низкими доходами.
   Хотя будущая автостоянка располагалась в черте Москвы, но к ней не было никаких подъездов, кроме МКАД. В ближайшей окрестности, почти на два километра жилые микрорайоны полностью отсутствовали. Можно сказать, что для любого жителя Москвы будущая автостоянка располагалась «у черта на куличках». Даже мне, жителю улицы Кировоградской, приходилось добираться до будущей стоянки на автобусах, следующих по Варшавскому шоссе, и на эту процедуру уходило минут 30–40 времени. Жилой массив «Северное Бутово» за МКАД ещё даже не проектировался к строительству, и поэтому записывались в созданную мной общественную организацию военнослужащие и граждане, проживающие во всех районах Москвы. Это были те люди, которые потеряли всякую надежду приобрести гаражный бокс по месту жительства, и они готовы были больше часа тратить собственного личного времени, чтобы добраться до будущей автостоянки.
   Были и такие, кто просто хотел вложить свободные деньги в строительство бокса или надеялся поменять построенный бокс на гаражный бокс поблизости от своего дома. К этому времени многие «неудобные» для строительства жилых домов участки уже были застроены металлическими боксами. Но количество владельцев личных автомобилей из числа московских жителей продолжало нарастать и это создавало дефицит и нездоровый ажиотаж вокруг гаражного строительства.

2. Врастание в советскую коррупцию

   Скоро я выяснил, что никакие официальные строительные организации не имеют права заключать договора и вести строительство гаражей на условиях подряда. Весь этот «бизнес» составлял одну из теневых сторон советской бюрократической системы и держался на коррупции государственных служащих бесчисленного количества заинтересованных организаций. Руководство московской организации ВДОАМ, убедившись, что я сумел собрать более 500 человек, желающих вложить деньги в строительство гаражных боксов и, убедившись в моем настойчивом желании построить автостоянку на бесхозном пустыре, предложило мне познакомиться с начальником хозяйственного отдела поликлиники ЦК КПСС, расположенной в районе Старой площади. На мой недоуменный вопрос: «причем здесь хозяйственный работник поликлиники ЦК КПСС?», я получил ответ, что через него и решаются вопросы строительства, а также и неофициального разрешения на начало такого строительства.
   Мое место службы располагалось в доме № 6 по Большому комсомольскому переулку, и здание поликлиники ЦК КПСС было в пяти минутах ходьбы от моего места службы. В те времена не было терроризма и в поликлинику или в само здание ЦК КПСС на Старой площади можно было пройти при предъявлении партийного билета и без всякого досмотра содержимого твоих карманов и рабочего портфеля или чемоданчика, который в те времена называли дипломатом. Я прибыл на «собеседование» к хозяйственному работнику поликлиники, показал ему начальные документы по землеотводу и заручился его поддержкой. Он обещал проработать вопрос с заинтересованным руководством города, в том числе и с главным архитектором города Москвы об отсутствии или наличии перспективных градостроительных планов капитальной застройки данной территории. Скоро в обеденный перерыв в повседневной форме морского офицера, я стал практически ежедневно бывать у него в кабинете для консультаций или для кратковременного посещения института генплана города Москвы, отдела подземных сооружений и всевозможного городского руководства, которое по своим ведомствам могло наложить «вето» на ход строительства крытой автостоянки.
   Работник поликлиники ЦК КПСС, при этом внимательно присматривался ко мне, а одновременно и рекомендовал меня при беседах с заинтересованными лицами, как человека, которому можно доверять. По ходу знакомства с этими организациями, я понял, что все множество автостоянок ВДОАМ, застроенных металлическими боксами, существуют на полулегальном положении. В советское время, официальный землеотвод можно было получить только под гаражный кооператив или под многоэтажную стоянку. Оба эти пути требовали больших финансовых затрат в пределах 5–7 тысяч рублей, а контингент военнослужащих и граждан города Москвы, из которых я организовал первичное общество ВДОАМ, таких финансовых средств не имели. Строительство металлического бокса на полулегальных автостоянках города Москвы обходилось в 1200 рублей. Вот эту сумму и готовы были выложить члены нашей общественной организации, чтобы получить крытый шифером металлический бокс для стоянки личного автотранспорта.
   Когда с хозяйственным работником поликлиники ЦК КПСС установились доверительные отношения, я поинтересовался, в чем же состоит его выгода, что он столько времени тратит на то, чтобы познакомить меня с нужными людьми, а также на то, чтобы для строительства крытой автостоянки не было никаких помех со стороны городской администрации и контролирующих органов? На этот прямой вопрос был получен и вполне правдивый ответ. Хозяйственный работник поликлиники ЦК КПСС, сказал мне, что с каждого построенного в Москве металлического бокса он имеет 8 рублей личного дохода. К этому времени конца 80-х годов прошлого века укромные уголки московской территории уже были плотно застроены этими уродливыми металлическими боксами. Боксы были видны со всех дорог для рядовых граждан и городской администрации. Однако по факту существовали они на полулегальном положении, так как земельные участки не были оформлены соответствующими распоряжениями городских властей. Но, тем не менее, их никто не трогал и не сносил. Власть делала вид, что их вовсе не существует.
   Однако все они были учтены в московском земельном комитете и имели не до конца оформленные кальки землеотвода, выданные институтом генплана города Москвы. Эти многочисленные автостоянки, заполненные рядами металлических боксов, строились не самовольно, а по нелегальному согласованию со всеми заинтересованными городскими структурами. При этом окончательное «добро» на их строительство выдавал скромный хозяйственный работник поликлиники ЦК КПСС. Если же организации членов ВДОАМ самовольно возводили гаражные боксы, то такие незаконные боксы местная власть с участием милиции безжалостно сносила. А организаторов ещё могли и привлечь к административной или уголовной ответственности. Таким образом, построить дешевую автостоянку для рядовых граждан и военнослужащих в городе Москве было возможно только при условии негласного вступления в коррупционную пирамиду, где нелегальные средства от строительства гаражных боксов делились в какой-то сложной пропорциональности между всеми участниками коррупционного сообщества. Это я сейчас «поумнел» и называю всех участников негласного согласования и строительства коррупционерами. В те времена я об этом не задумывался.
   Я обещал членам созданной мной организации ВДОАМ, что построю автостоянку. Собрал с них по 15 рублей и часть средств уже израсходовал на согласующие подписи и подсыпку будущей территории грунтом. Отступать было некуда. Если бы я отказался и вышел «из игры», то меня, скорее всего, посчитали бы мошенником и лжецом, который устроил всю эту канитель ради собственной выгоды. Таким образом, вольно или невольно, но я по собственной инициативе окунулся с головой в рынок, которого как бы в советские времена и не существовало. А на нелегальном уровне он был, и успешно работал, чему я являюсь живой свидетель. Прежде чем заключить договор и начать сбор финансовых средств по 1200 рублей с каждого члена будущей автостоянки, я ещё раз уже самостоятельно посетил Московский земельный комитет, институт генплана города Москвы, Главное архитектурно-планировочное управление и ещё целый ряд организаций, которые могли на любом этапе строительства воткнуть палки в колеса и застопорить стройку, превратив меня из боевого офицера в жалкого проходимца и прохвоста.
   Я даже посетил территорию завода «Серп и Молот», где в одном из укромных уголков, полулегальные рабочие бойко изготовляли металлические стены и ворота будущих гаражных боксов. Мне нужно было лично убедиться, что этот нелегальный конвейер четко отлажен и действует бесперебойно. В данном ситуации я рисковал не только своей службой в качестве офицера Центрального аппарата ВМФ, но и своей человеческой репутацией. Работы должны были выполняться по договору между подпольными строителями и первичной организации ВДОАМ. Никакой юридической базы для защиты финансовых и других прав заказчика не существовало. В советское время даже районные организации ВДОАМ не имели своих банковских счетов и не имели права подписывать от своего имени финансовые документы и хозяйственные договоры. По уставу ВДОАМ, утвержденному Моссоветом, права юридического лица принадлежали только Правлению и руководству городского совета ВДОАМ города Москвы.
   Для уверенности я получил письменное согласие городского совета ВДОАМ, которым разрешалось первичной организации № 100 обустроить выделенную территорию для автостоянки металлическими боксами. Но это был не юридический документ, а «филькина грамота». Устав ВДОАМ не предусматривал юридической и финансовой самостоятельности первичных организаций, поэтому тяжкий груз финансовой и юридической ответственности ложился только на мои плечи и голову. Я прекрасно осознавал, что в случае сбоя или провала, никто мне не вернет обратно ни копейки из тех средств, которые я передам за строительство металлических боксов руководителю строительной бригады. А деньги по советским временам были не малые. Судите сами, каждый бокс стоил 1200 рублей, а значит, за строительство первой очереди в 500 гаражей, члены автостоянки должны были собрать и передать через меня 600 тысяч рублей советских денег. Это была колоссальная сумма, потому что, например, новый автомобиль «Жигули» стоил около 6 тысяч рублей.
   Но другого пути не было. Потом, я был не первым и не последним, кто вольно или невольно стал участником глобальной гаражной коррупции. Я-то как раз действовал не из личной корысти и не из желания наживы, а для того чтобы исполнить взятые на себя обязательства. Ведь десятки тысяч подобных металлических боксов на территории Москвы уже находились в эксплуатации, и все их организаторы также подвергались риску, но довели дело до конца и завершили строительство. Чем я хуже? Однако при полной уверенности, которую я публично выражал перед членами будущей автостоянки, внутренние сомнения в благополучном исходе дела никогда меня не оставляли. Чувствовал я себя как заблудившийся в лесу грибник, который по незнанию местности случайно провалился в топкое болото. Но я всячески огораживал себя, чтобы не провалиться в это болото с головой и не стать из порядочного и честного офицера проходимцем и уголовником. При заключении договора я попросил хозяйственного сотрудника поликлиники ЦК КПСС лично подписать договор в качестве главного юридического лица, ответственного за исполнение всего объема работ по строительству металлических боксов в количестве 500 машиномест. Видя мои колебания и сомнения, он не стал перепоручать это дело строителям и согласился с моими предложениями.
   Так на договоре появилась подпись хозяйственного сотрудника поликлиники ЦК КПСС в качестве ответственного за исполнение работ. В качестве бригадира строителей в договоре была указана фамилия гражданина Ступенькова Юрия Владимировича с указанием его паспортных данных и места московской прописки. Помню, что прописан он был на улице Маши Порываевой, которая расположена в районе Садового кольца центральной части города Москвы. Эта фамилия мне ничего не говорила, а никакой дополнительной информации о нем сотрудник поликлиники ЦК КПСС не сообщил. Когда я собрал первый финансовый взнос за сто гаражных боксов в сумме 120 тысяч советских рублей, то хранил эти наличные деньги в служебном сейфе с секретной документацией по месту службы. Здесь они были в полной сохранности. До последнего момента я надеялся, что передача первой партии денег произойдет в помещении Сбербанка, а деньги будут зачислены на банковский безналичный счет.
   Я позвонил сотруднику поликлиники ЦК КПСС и сообщил о готовности, внести первый взнос в счет оплат работ по нашему договору. Одновременно я попросил, чтобы операция передачи денег происходила в помещении Сбербанка. Вскоре он мне перезвонил и назначил встречу у ближайшего помещения Сбербанка, расположенного в двухстах метрах от моего служебного дома. Это меня устроило и я вместе с набитым деньгами дипломатом, в сопровождении двух офицеров в морской форме, из числа членов правления, отправился к месту встречи. Сотрудник поликлиники ЦК КПСС был не один. Вместе с ним был коренастый и широкоплечий молодой парень, который был представлен нам как бригадир Ступеньков Юрий Владимирович. При знакомстве Юра предъявил паспорт, чтобы я мог убедиться в совпадении данных его паспорта с теми данными, которые внесены в договор. Все оказалось в полном порядке. Далее сотрудник поликлиники ЦК КПСС заявил, что банковский счет ещё только оформляется, а передача наличных денег в помещении банка вызовет подозрения сотрудников банка. Он предложил мне уединиться вместе со Ступеньковым в припаркованном поблизости автомобиле с затененными стеклами и произвести передачу наличных денег в индивидуальном порядке.
   Мне и моим представителям была продемонстрирована квитанция к приходному кассовому ордеру на сумму 120 тысяч рублей, с его подписью и подписью бухгалтера, заверенных печатью кооператива, руководителем которого представлялся сотрудник поликлиники. Отступать было уже поздно, да и некуда. Я получил молчаливое согласие сопровождавших меня офицеров и уединился с Юрой Ступеньковым на заднем сиденье автомобиля. Надо сказать, что я испытывал нешуточное волнение, хотя уже целый год тесно контактировал с сотрудником поликлиники ЦК КПСС, и проникся к нему полным доверием. Юра Ступеньков хладнокровно и небрежно пересчитал деньги, а затем отложил из этой колоссальной суммы 9 тысяч 600 рублей и вернул их мне. На мой недоуменный вопрос он ответил, что эта моя доля. Отказываться нельзя, а все подробности я могу выяснить в личной беседе с сотрудником поликлиники ЦК КПСС, прибыв к нему вечером на собеседование.
   Он уточнил, что в квитанции кассового ордера указана вся сумма в 120 тысяч рублей, так что никаких финансовых претензий к автостоянке не будет. Далее он посоветовал не афишировать перед своими сопровождающими получение этой суммы и произнес загадочную фразу, что без этих денег обязанности председателя исполнить невозможно. Положив неожиданный «подарок» от исполнителя работ обратно в свой дипломат, мы с Юрой вышли из автомобиля и сообщили, что операция передачи наличных денег закончена. Взаимных претензий не имеется. Сотрудник поликлиники передал мне квитанцию к кассовому ордеру, попросил вечером зайти к нему на работу в поликлинику и мы с офицерами вернулись в свой служебный дом. Следуя рекомендации Юры Ступенькова, я не сообщил членам правления, которые сопровождали меня и обеспечивали «охрану» при передаче денег, что вместе с квитанцией на 120 тысяч рублей Юра вернул мне деньги в сумме 9 тысяч 600 рублей обратно. Я полагал даже, что вечером их заберет у меня сотрудник поликлиники ЦК КПСС и глава всей коррупционной схемы в качестве оплаты за помощь и организацию всего процесса выделения земельного участка и развертывания строительства металлических гаражных боксов. Без его усилий, настойчивых рекомендаций и связей я бы не продвинулся в деле землеотвода ни на йоту.
   В этом гаражном подпольном бизнесе советского периода, я вместе с членами будущей автостоянки, исполнял лишь второстепенную роль «потребителя» дефицита в виде гаражных боксов, и оплаты этого дефицита по договорным ценам. Я вспомнил, что могущественный сотрудник поликлиники ЦК КПСС, говорил о 8 рублях, которые он имеет с каждого гаража, но оставленная в моем распоряжении сумма составляла не 8 рублей с гаража, а ровно 8 процентов от договорной суммы. Видимо, он просто ошибся и перепутал рубли с процентами. Я дождался вечера, забрал из сейфа неучтенные деньги в сумме 9 тысяч 600 рублей и направился к сотруднику поликлиники, в полной уверенности, что он их возьмет у меня, как свою долю дохода за оказанные услуги. При этом я испытывал некоторое разочарование, потому что мой могущественный помощник за год тесного общения произвел на меня впечатление искреннего человека, лишенного чувства стяжательства и жадности. Но все мои предположения оказались обманчивыми и неверными.
   Сотрудник поликлиники ЦК КПСС отказался принять неучтенные деньги обратно и пояснил, что восемь процентов от суммы договора всегда возвращаются заказчику и организатору автостоянки в качестве его доли за проделанную работу. Просто раньше времени он не сообщал мне об этом, чтобы не тревожить мою офицерскую щепетильность, а также и потому, что давно понял, что я работал и проявлял настойчивость и активность не ради денег, а чтобы исполнить взятые на себя обязательства. Он сказал, что мою активность не надо было стимулировать, обольщая меня будущей финансовой выгодой. Наоборот, лишние знания могли столкнуться с моралью советского офицера ВМФ, и на почве моральных сомнений ты мог бы просто отказаться от роли председателя. «Но я этого не хотел, потому что ты мне симпатичен». Далее мой друг пояснил, что эти тайные деньги я могу полностью истратить на свои личные нужды, но он не рекомендовал бы этого делать. Всевозможные пожарные, санитарно-экологические и милицейские инспекции требовали для успешного завершения, мелких подачек и непредвиденных расходов. «Не только члены автостоянки, но даже члены правления будут подозревать тебя в мелком воровстве, жадности и финансовой нечистоплотности, если ты будешь постоянно брать деньги из общей кассы на эти непредвиденные расходы.
   Доказать, что ты их истратил во благо автостоянки, а не положил в собственный карман, невозможно. Ведь вся эта подкормка проверяющих нижнего звена является объективной неизбежностью и проходит с глазу на глаз, без лишних свидетелей. Возвращая тебе твою честно заработанную долю, я забочусь не только о твоем финансовом благополучии, но и о твоем авторитете. Ты должен правильно распорядиться этими средствами, и в первую очередь обеспечить интересы стоянки. Ни в коей мере нельзя жалеть средств на подачки мелким сошкам и обижать их своим презрением, а тем более ссылаться на высокопоставленных московских чиновников, которые нелегально дали устное разрешение на строительство гаражей. Любая обиженная мелкая сошка из чувства зависти или чувства ложной справедливости может наломать таких дров, что временно придется заморозить строительство. Я-то приму меры, и через определенный промежуток времени такую сошку нейтрализуют, а вот доверие к тебе членов автостоянки будет подорвано.
   Когда дело касается финансовых средств, то любые мелкие подозрения обрастают невероятными слухами и доверие в один момент может обернуться ненавистью и презрением. Мне вовсе не хочется, чтобы ты попал в такую неприятную ситуацию. Не жалея, трать эти нелегальные деньги в интересах автостоянки, потому что тем самым ты сохраняешь не только общие интересы, но, прежде всего, свой личный авторитет. А вот то, что останется от непредвиденных расходов, можешь истратить и на свои личные и семейные нужды. Завистники и злопыхатели всегда найдутся. Они есть в любом коллективе. Даже если бы ты тратил на строительство автостоянки часть своей зарплаты, то все равно найдется кучка подлых людей, которые не поверят никаким твоим финансовым отчетам и твоей честности. Они судят о других в меру своей подлости и человеческой нечистоплотности. Пока стоянка строится по заранее объявленному плану, и никаких дополнительных средств ты не собираешь, они только шушукаются по углам, не смея открыто выразить свое недовольство. На твоей стороне подавляющее большинство и это подавляющее большинство невидимо защищает тебя от ложных обвинений. Но объяви ты дополнительный сбор даже в 10 рублей, как появятся те, кто откажется платить, а самые активные из них побегут в правоохранительные органы и накатают там заявления, обвиняя тебя в воровстве общественных денег.
   Тебе не нужны скандалы, а значит, ты обязан иметь резервные неучтенные средства, чтобы не дать возможности разгореться даже малейшему скандалу, который мог бы помешать ходу строительства автостоянки».
   Аргументы моего старшего наставника были весьма убедительны. Потом ведь непорядочный человек, который ради личной выгоды готов нанести вред другому человеку, никогда не откажется от солидной суммы денег. А в данной ситуации вольно или невольно, но я соблазнял моего наставника, пытаясь вернуть ему деньги. Если бы он их забрал обратно или, например, забрал хотя бы их половину, то я нисколько не осудил его, так как считал, что эти деньги по праву договора и по справедливости принадлежат не заказчику, а исполнителю работ. Тем более, что без организационной помощи и непосредственного участия в землеотводе и согласовании строительства с московскими властями, я бы не получил даже устных разрешений на начало строительства.
   Так я познакомился с процессом «отката», когда при заключении договора 8 процентов финансовых средств от договорной суммы исполнитель работ тайно возвращает заказчику. Скажу по-честному, что благодаря системе «откатов» моя семья не нищенствовала во времена дикой инфляции черного периода ельцинского правления.

3. Черная зависть и личные утраты

   Я не нажил загородных дворцов, но мог покупать достаточное количество продуктов питания, одежды и бытовой техники. Ожидая встретить несметные богатства, где-то в 1995 году мою трехкомнатную квартиру на первом этаже обворовали, пока я находился на даче. Думаю, что не только организатором, но и участником был один из членов правления, который к этому времени пристрастился к наркотикам. Буквально за три дня до этого трагического события в квартире находились общественные деньги на сумму около 200 тысяч рублей. Вор знал, что общественные деньги к этому времени я хранил в своей квартире, потому что и сам получал их от меня для нужд автостоянки. По какому-то внутреннему инстинкту, прежде чем уехать на дачу, я передал эти деньги коменданту автостоянки Макарову Василию Степановичу. Моя квартира расположена на первом этаже. Грабители ночью разбили окно на кухне, проникли в квартиру и, прежде всего, бросились искать наличные деньги. Им не повезло. Наличных денег в квартире не было.
   Но воры обнаружили золотые украшения жены, которые мы приобретали во время службы на атомной подводной лодке. Ведь в советские времена 70—80-х годов прошлого века я получал денежное содержание около 800 рублей в месяц. Жена тоже работала на Севере и получала с северными доплатами не менее 300 рублей месячного оклада. Благодаря этому жена имела приличную шубу и целую шкатулку золотых украшений, в том числе и кольца с бриллиантами. В наследство от родителей мне осталась икона семнадцатого века. Все это было украдено. Украден был и карабин, с которым я иногда ездил в деревню на охоту. Когда мы с женой вернулись с дачи, то испытали настоящий шок и стресс от увиденного. Общий ущерб от ограбления составил около 40 тысяч долларов. Я осмотрел перевернутую вверх дном квартиру и вызвал милицию. Сотрудники милиции попросили нас уединиться в одной из комнат, чтобы не мешать следственным действиям и снятию отпечатков пальцев.
   В составе этих следователей-криминалистов была одна женщина. Примечательно, что вызванная бригада милицейских сыщиков украла то, что не было украдено ворами. После их отъезда мы с женой обнаружили пропажу дорогих французских духов, косметики, фотоаппарата и даже верхней одежды жены. Мы с женой четко помнили, что эти вещи были на месте, перед тем как мы обратились в милицию. Жаловаться было некому. Да и невозможно было доказать, что часть вещей украдена не ворами, а милицейской бригадой. Это была такая деградация нравов правоохранительных органов, которую в советские времена невозможно было даже представить. Никто и не искал воров. После завершения «следственных действий» мы с женой написали какие-то заявления или объяснительные записки, и бригада милиции убыла по своим «воровским» делам. Больше меня ни разу не вызывали. Пользуясь своими связями в правоохранительных органах по делам автостоянки, я попросил заместителя начальника соседнего 136-го отделения милиции позвонить в тот отдел, который вел следствие по краже, чтобы они проверили того, кого я подозреваю в краже. Дня через два вечером на мою квартиру прибыл оперативник и часа три расспрашивал меня о моих подозрениях, ничего не записывая. Беседу мы проводили на кухне. В одном из отделений шкафа лежала телефонная книжка и 400 долларов наличных денег.
   В ходе беседы я доставал телефонную книжку, и доллары увидел оперативник. Я уже потом понял, что оперативник тянул время, чтобы найти причину на короткое время выпроводить меня с кухни. Он попросил меня что-то уточнить у жены, и я вышел из кухни. Вскоре после этого оперативник оставил мне визитку со своим рабочим телефоном и засобирался по своим делам, обещая продлить расследование и найти воров. Когда он ушел, я совершенно случайно заглянул в отделение шкафа, где лежала телефонная книжка, и обнаружил пропажу 400 долларов. Кроме омерзения, других чувств от общения с этим работником милиции у меня не осталось. Больше по вопросу квартирного ограбления он мне никогда не звонил, да и я тоже. Это уже были не милицейские работники, а голодные шакалы, которые не брезговали даже мелким воровством, обирая тех, кого они должны охранять по закону.
   К этому времени низовые звенья милиции настолько потеряли совесть и профессиональные навыки, что уже не могли исполнять свои функциональные обязанности. Несмотря на то, что часть финансовых средств «отката» я тратил на семейные нужды, украденные золотые вещи, накопленные во время моей службы на Крайнем Севере, восстановить было невозможно. Позже я передал трехкомнатную квартиру на улице Кировоградской детям, а сам с женой переехал в двухкомнатную кооперативную квартиру, которую выкупил по льготной цене из фондов Министерства обороны перед выходом на пенсию. Эта квартира располагается в Северном Бутово, на последнем этаже шестнадцатиэтажного дома, по улице Знаменские Садки. Здесь меня тоже в 1998 или 1999 году обворовали и вынесли все, что не успели забрать из трехкомнатной квартиры в «Чертаново-Южное». Жалко, что на этот раз исчез морской кортик. Он был связующим звеном и памятью о моих 32 годах календарной службы в рядах Военно-морского флота СССР. После этого воровства даже прибывшая бригада милиции не нашла ничего существенного, чтобы «пошакалить» в ограбленной квартире. Как всегда не было ни одного вызова и ни одного звонка из милицейских органов. Как я понимаю, к этому времени милиция уже не проводила никаких следственных мероприятий и не искала воров. Я заменил изуродованный ворами входной замок двери, а чтобы предупредить очередной взлом, мелом написал на двери, что эта квартира уже обворована.
   Удивительно, но эта запись действует не хуже сигнализатора вневедомственной охраны. Вот уже идет 2014 год, а квартиру больше никто не взламывал, хотя в летнее время она месяцами пустует. Рассказывая об этих ограблениях, я забежал несколько вперед. Конечно, если бы во время строительства автостоянки меня не подпитывали неучтенные деньги «откатов», которые были и остаются обязательной формой финансового взаимодействия заказчика и исполнителя работ, то после демобилизации в звании капитана 1-го ранга из рядов ВМФ и перехода на пенсию моя семья нищенствовала бы и считала каждую копейку. Конечно, пользуясь связями, которые я прибрел во время строительства стоянки, я мог бы себе найти работу и достойный заработок. Но новая работа съела бы все мое свободное время, не оставив времени на самообразование. К этому времени я уже почувствовал неодолимое желание и волю поделится своими знаниями с читателями.
   Всякие материальные блага показались мне недостойными того, чтобы уделить их накоплению остаток жизни и потратить на них свои творческие силы. Я перешел на минимум потребления и ограничил свои потребности во всех сферах повседневной жизни. Все свободное время я использовал на самообразование, главным направлением которого стало изучение не только научно-исторической и философской литературы, но и религиозно-оккультных источников всех мировых религий и трудов тех людей, которых называют «Посвященными». Так появились публикации, с которыми вы теперь знакомитесь, читая мои книги. Сейчас меня мало интересуют экономические и финансовые блага. Надеюсь, что военную пенсию, за 42 года службы, с учетом льгот за службу на атомной подводной лодке, будут эпизодически увеличивать, чтобы я не умер с голоду. Пока на еду и квартплату хватает, а больше мне ничего не нужно. Но продолжим повествование и вернемся ко времени строительства автостоянки.
   Наличие неучтенных денег – «откатов» – не раз спасало автостоянку от непорядочных людей из числа проверяющих. Достаточно сказать, что в конце 1989 года вступила в строй первая очередь, в количестве 500 машиномест, а к концу 1992 года нам удалось построить на не оформленной землеотводом территории, автостоянку на 1500 машиномест. Строительство второй очереди совпало со временем финансовой инфляции и катастрофического обесценивания советских денег. Стоимость последних металлических боксов возросла до 35 тысяч рублей. Однако недовольным крикунам я показывал сами договора и финансовые документы с печатями и подписями «исполнителя» работ. Мы брали в руки счетную машинку и за 15 минут выясняли, что все собранные средства до последней копейки не растекаются по членам правления, а передаются «исполнителю».
   Практически до 1996 или 1997 года в правоохранительные органы не поступило ни одного заявления на неправомерные действия правления или председателя. Но десять лет спокойной жизни закончилось самым неожиданным образом. И виновата в том была ельцинская судебная система. Но все по порядку.

Глава VIII
Эпоха беззаконий и нравственного падения

1. Беззаконный суд и его последствия

   В 1997 году некая гражданка Романова без участия общественного объединения, при разводе с мужем, отсудила в свою пользу тот гараж, который имел на стоянке её муж. Суд нарушил все законы, в том числе и всероссийский закон об общественных объединениях, по которому в таких объединениях не может быть никакого имущества, которое бы принадлежало частному лицу на правах личной собственности. В лице Романовой автостоянка получила не члена общественного объединения и даже не злобного человека, а змею в юбке. Обозленная на весь мир разводом с мужем, она сначала превратила обеспеченного мужа в нищего бомжа, а затем её яд злобы и ненависти стал истекать на меня и членов правления. Пытаясь судебным порядком освободиться от Романовой, я готов был выплатить ей компенсацию за гараж по коммерческой цене, лишь бы она отстала от нас. Но не тут-то было! Я раза три лично, как представитель общественного объединения, судился в районном суде города Москвы с гражданкой Романовой. Вопреки всем общегосударственным законам суд неизменно становился на её сторону.
   Наконец, по инициативе общественной организации, то есть по моей инициативе, как председателя правления, мировой судья обязал её оплатить задолженность за аренду земли и начать оплачивать ежемесячные эксплуатационные расходы. Ни рубля мы в кассу автостоянки от неё не получили. Более того, она веером разослала на меня заявления, что я вор и проходимец, во все правоохранительные органы и госструктуры города Москвы, начиная от мэра и московского МВД и руководства Южного округа и кончая местным отделением милиции и районной управой «Чертаново-Южное». Тут-то я и узнал, почем фунт лиха. Меня непрерывно вызывали на собеседования. Эти собеседования проводились для галочки, мои финансовые документы и отчеты были в полном порядке. Налоговая инспекция проводила проверку и не нашла никаких замечаний, но тем не менее я часами сидел в приемных, ожидая вызова и чувствовал свое полное бессилие перед подлостью только одного человека.
   Если бы таких подлецов, подобных Романовой, оказалось больше или они появились в период строительства, то я бы уже давно отказался от должности председателя автостоянки и общественного объединения «Штурвал». На вызов в окружной отдел МВД по борьбе с экономическими преступлениями, я прибыл с кипой отчетных финансовых документов и результатами проверок сразу за последние 8 лет, от момента создания общественного объединения и начала строительства автостоянки. Начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями смотрел на меня с великим изумлением. Никакой предвзятости или недоверия он ко мне не проявил, хотя мы с ним были незнакомы. Его больше всего и поразило, что на автостоянке для полутора тысяч человек за восемь лет не нашлось ни одного, кто бы обратился с устной или письменной жалобой в УБЭП или МВД города Москвы на незаконные действия председателя. Стоянка располагалась на территории Южного округа, заезд на неё был организован с МКАД, но окружное УБЭП, все восемь лет даже не знало о нашем существовании.
   По признанию начальника отдела, это был первый случай в практике гаражного строительства. После проверки документации сотрудники отдела заявили, что никаких претензий ко мне не имеют. Документы документами, но у меня всегда был резерв неучтенных денег для самообороны от таких непредвиденных накатов. Даже при безупречной финансовой отчетности причина для финансового наката быстро нашлась. Один из пунктов заявления гражданки Романовой гласил, что стоянка самостоятельно строит и продает неучтенные гаражи населению, а прибыль от продажи делит между членами правления. Действительно, в 1993 году распоряжением префекта Южного округа Шанцева Валерия Павлиновича землеотвод территории автостоянки был окончательно оформлен и весь заявленный по кадастру земельный участок передан в аренду общественному объединению «Штурвал» сроком на три года, с правом продления аренды через органы Москомзема.
   По распоряжению префекта на стоянке должно быть 1545 гаражей, а реально было построено только 1500 гаражей. Площадь арендуемой территории и сам разрешительный документ позволяли нам дополнительно построить 45 машиномест. В документе не было сказано, что для строительства мы должны привлекать сторонние организации, а уточненный устав общественного объединения разрешал выполнять работы силами общественного объединения. После 1993 года строительство с помощью подрядных организаций закончилось и уже никаких «откатов» не было. А вот вал «накатов», даже наличием официального распоряжения префекта о законности стоянки, остановить было невозможно. Мы строили несколько гаражей в год, покупая материалы и сохраняя квитанции, а затем нелегальные строители строили гаражи. Правление их продавало очередникам стоянки, которые заранее стали членами общественного объединения для приобретения гаражного бокса, и согласны были платить за бокс не по себестоимости, а по коммерческим рыночным ценам. Часть полученных таким путем денег использовалась как неучтенный резерв, а также для финансового поощрения членов правления, которые организовывали строительство. Это я сейчас так открыто говорю о неучтенной прибыли, а в те времена доказать это можно только путем опроса покупателей этих гаражей.
   Дело в том, что мы вносили в кассу автостоянки деньги от их продажи, но ровно столько, сколько было изъято на покупку стройматериалов и наем нелегальных рабочих. К финансовой стороне дела подкопаться было невозможно, но опытный начальник отдела по борьбе с экономической преступностью знал и об откатах и нелегальной прибыли, которая была нормой жизни любого гаражного, да и общегородского строительства. Этот офицер милиции, хотя и был поражен и обескуражен отсутствием на меня предыдущих заявлений, но не преминул извлечь личную выгоду. К этому времени мы завершали строительство очередной партии из пяти гаражей. Оставшись наедине в служебном кабинете, он сказал мне, что когда автостоянка продаст первый гараж из этой партии, я должен ему позвонить, чтобы он приехал на стоянку для личной проверки. Я все понял и с облегчением покинул окружное управление милиции, радуясь, что офицер не оказался алчным хапугой, и я сравнительно легко отделался.
   Мне было ясно, что коммерческую сумму от продажи одного гаража я должен полностью вернуть офицеру милиции. Когда за продажу гаража я получил около 5 тысяч долларов, то тут же позвонил по служебному телефону и доложил о готовности к финансовой проверке. Офицер был занят, да к тому же при личном собеседовании я вызвал в нем полную симпатию. Он предложил мне заехать в отдел и доложить об устранении замечаний. Я прихватил всю полученную сумму и поехал в окружное управление милиции. Пакет с деньгами я передал прямо в служебном кабинете. Естественно, что из этой суммы на личные нужды или нужды стоянки не было истрачено ни одного доллара. Остатки внутренней совести, а также советы и примеры моих наставников по гаражному бизнесу исключали всякую возможность присвоить деньги, которые принадлежат не мне, а предназначены для защиты моей чести и интересов стоянки. Да к тому же офицер мог в любой день прислать на стоянку оперативника, чтобы выяснить, сколько долларов на самом деле заплатил покупатель за этот гараж. Указанный пример свидетельствует, что даже при безупречной документации от вымогательства милицейской взятки освободиться было невозможно.
   Личная жадность и скаредность могли обернуться непредсказуемыми финансовыми расходами, нервным стрессом и огромной потерей личного времени. А в крайнем случае можно было и оказаться за решеткой. Если ты вызовешь своим поведением ненависть или презрение высокопоставленного офицера правоохранительных органов, то легко можешь загреметь и за решетку, независимо от того, имеешь ты неучтенный доход или чист перед законом. Эту науку я усвоил ещё в 1989 году, когда получил первый «откат» в сумме 9 тысяч 600 рублей наличных неучтенных средств. Во времена Ельцина, да и в наше время закон и суд являются ширмой и даже инструментом для любой законной и беззаконной расправы над неугодным человеком. Мне потому и не нравится наша российская демократия, что в ней не имеющий много денег человек, а тем более человек средних доходов полностью беззащитен перед властью, правоохранительными органами, судом и законом. Человек представляется в виде «козявки», которую в любой момент может оскорбить, обидеть, отобрать имущество и жизнь не только преступник, но также и богатый человек или один из представителей четырех ветвей институтов демократической власти.
   Как бы ни очерняли наше советское прошлое, но такое бессовестное беззаконие в советские времена было невозможно представить. Если человек соблюдал закон и имел работу, то он был практически недоступен для беззакония. Вероятность, что человек среднего достатка станет жертвой уголовного преступника, конечно, сохранялась, но она была бесконечно мала. Именно по этому главному параметру я ориентируюсь и утверждаю, что мы строим на основе свободного рынка и демократии, не лучшее общество, а значительно худшее общество по сравнению с системой советского социализма. Но у общественной и духовной деградации обратного пути нет. Надо думать не о восстановлении советской системы, а о восстановлении совести, внутреннем покаянии и очищении человеческих душ от мерзостей того демократического капитализма, которого мы по горло нахлебались за прошедшие два десятилетия. Не только советы, но и возвращенные мне в 1989 году 8 процентов неучтенных наличных средств оказались жизненно необходимы для нормального хода строительных работ. По прошествии времени я понимаю, что процедура «отката» являлась и является до настоящего времени спасительной и необходимой функцией в условиях, когда заказчик не имеет на руках всего пакета разрешительной документации и вынужден затыкать рот нижнему звену контролирующих органов мелкими подачками из теневой кассы.
   Наличные деньги из воздуха не делаются. Собственно говоря, не только строительство гаражей, но и вся теневая экономика «развитого социализма» перед распадом СССР, проходила под тайным контролем ЦК КПСС и была направлена на духовное разложение участников бесчисленного множества коррупционных схем. Ведь даже мелкие «несуны», которые растаскивали социалистическую собственность, воруя на производстве продукты или изделия своего труда, делали это не по генетической склонности к воровству, а чтобы получить неучтенную прибавку к мизерной зарплате. Как правило, это мелкое воровство происходило не тайно, а на глазах всего трудового коллектива и руководства предприятия. Руководство партии боролось с этим «злом» только на словах, а на деле поощряло воров и само участвовало в воровстве, но только в более крупных размерах. По прошествии времени я понял, что без такого духовного растления народных масс и госструктур советского общества реформировать «развитый социализм» в дикий капитализм начального накопления капитала без чувства совести и порядочности было бы невозможно.
   Сейчас многие аналитики и историки ищут причины развала СССР и гибели социалистической плановой экономики в каких-то мифических ошибках отдельных руководителей. Но такое мнение или наивно, или ложно. Это был тайный план ЦК КПСС и его генерального секретаря Михаила Горбачева вместе с подручными. Когда
   Горбачев радостно произносил фразу «Процесс пошел», то он имел в виду не процесс перестройки на благо всего народа, а процесс духовного разложения и растления народных масс и государственных структур. Этот процесс духовного растления происходил через принуждение советского человека к снижению порога внутренней совести, уничтожение коллективного начала и распространении эпидемии алчности и наживы. Все финансовые пирамиды строились под контролем государства. Они как нельзя лучше решали сразу две стратегические задачи. С одной стороны, духовно разлагали и втягивали доверчивых «совков» в лживую систему быстрого обогащения за счет спекуляций и манипуляций финансовых пирамид, а с другой стороны, эти же пирамиды позволяли тем людям, кто имел право прекращения их незаконной деятельности и его доверенным и приближенным лицам многократно прокручивать теневые средства и умножать их до уровня первоначального капитала.
   Фраза Горбачева «разрешено все, что не запрещено законом», не только цинична, но и безнравственна. Закон уже повсеместно нарушался, и эта фраза стала спусковым крючком для обвальной деградации человеческой совести.

2. «Совки» и духовные фарисеи

   Именно тех, кто не потерял совесть и был доверчив и открыт, стали затем называть презрительным именем «совок». Совестливые и порядочные люди были выброшены на обочину государственной машины и превращены не просто в человеческий балласт, а в объект для наживы тех людей, кто не брезговал отбирать у «совков», ложью и обманом, сначала финансы и имущество, а затем жизнь и недвижимость. Страна попала в страшную демографическую яму не за счет Гражданской войны, а за счет того, что новая демократическая власть наполнилась бессовестными и лживыми фарисеями. Эти фарисеи на словах ратовали за демократию и процветание государства, а на деле вместе с алчным капиталом и криминальными структурами, проводили расовый отбор и геноцид против тех людей, которым совесть не позволяла стать лукавыми фарисеями.
   Всякая власть старается превратить граждан в свое подобие и в своих сторонников и хвалителей. Пример тому – современная Украина. Там фашисты пришли к власти и превращают население в себе подобных фашистов. А кто не хочет быть фашистом, либо будет убит как сепаратист, либо попадет в концентрационный лагерь, либо умрет с голоду, оставшись без работы и средств к существованию. «Москали» или люди, которые говорят на украинском языке, но хорошо относятся к России и русскому народу, зачислены в главных врагов Украины. На митингах и шествиях фашистские бесы иногда начинают синхронно прыгать и выкрикивать лозунг: «Кто не скачет – тот москаль». Постепенно и вся масса людей, из которых, конечно, не все разделяют ненависть фашистов к русскому народу, начинает как оглашенная выкрикивать этот лозунг и синхронно «скакать» с фашистами. Попробуй, не «поскачи»! Тебя тут же изобьет и изуродует толпа разъяренных фашистов. Таким омерзительным способом фашисты разжигают ненависть к России и превращают жителей Украины в свое фашистское подобие. Современные русскоязычные украинцы для фашистской власти Украины являются таким же человеческим «мусором», какими были «совки» для эпохи Ельцина. У нас в стране в последнее время гражданской войны не было, но тем не менее население ежегодно сокращалось более чем на миллион человек.
   До таких омерзительных методов воспитания приверженцев ельцинской демократии, с помощью синхронных подскоков, наши политтехнологи не додумались. А ведь и могли изобрести лозунг: «Кто не скачет – тот совок». Ограничились тем, что во времена Ельцина сама кличка «совок», означала недоразвитого человека и «отброс» общества. На самом же деле «совками» были истинно совестливые и порядочные люди. «Совки» не могли по внутренней совести принять новые порядки и потому подверглись жестокому геноциду. Разве можно подобрать другие слова для такого демографического процесса, когда численность населения страны ежегодно уменьшалась более чем на миллион человек? Вершиной ненависти и презрения власти к собственному народу, явились слова президента Ельцина. В одном из телевизионных выступлений, он открыто обозвал граждан России, несогласных с его политикой, «комунно-фашистами». Такого позорного прозвища люди удостоились не за то, что хотели коммунизма или фашизма, а потому что не потеряли человеческую совесть.
   Если бы эти «коммунно-фашисты» были такими же негодяями и фарисеями, как демократы эпохи Ельцина, то страна была залита кровью гражданской войны. Ельцин, его административный аппарат и правительство, не только проводили целенаправленный геноцид народов Российской федерации, но и разжигали межнациональную и межтерриториальную вражду, провоцируя народы на гражданскую войну и кровопролитие. Разжигание конфликта с народами Чечни и с народами Кавказа полностью лежит на совести Ельцина и его «демократической» диктатуры. А как по-другому, кроме подстрекательства к гражданской войне и развалу Российской федерации, понимать слова Ельцина, чтобы каждая республика и административная территория брала столько суверенитета, сколько может проглотить? Именно совесть большинства граждан спасла страну от окончательного развала на мелкие территории. Обездоленные и лишенные средств к существованию «совки» предпочли стать пьяницами и бомжами и массово умирали не от голода, а от потери жизненных целей и ориентиров. Они не ответили на провокации власти бунтами и восстаниями.
   Даже провокация Руцкого, Хасбулатова и Макашова с пролитием крови была остановлена не за счет жестокого танкового расстрела здания Верховного Совета, а потому что «совки» остались безразличны к призывам провокаторов. Да, провокаторы защищали справедливость, но они не учитывали необратимость исторических процессов. На уровне духовной интуиции «совки» осознавали, что советский коммунизм безвозвратно канул в лету. Вместо того чтобы взять в руки оружие, они предпочли добровольную смерть от пьянства и безысходности, и тем самым своей гибелью спасли страну от территориального разрушения, дали ей шанс подняться с колен и снова превратиться в бастион удерживающей силы против попыток духовных служителей дьявола установить мировую империю абсолютного «демократического» тоталитаризма. Советские люди эпохи Брежнева и начального периода эпохи Горбачева не были идеальными людьми, да и не могли быть, так как, начиная с прихода к власти Никиты Хрущева, по тайным планам ЦК КПСС подвергались плановому духовному растлению партийным духом фарисейства и двуличия.
   Теневая экономика, всеобщий «плановый» дефицит, низкая заработная плата, иногда не позволявшая покрыть минимальные потребности семейного бюджета, порождали всеобщее мелкое воровство в среде трудовых коллективов рядовых граждан, а также блат и очаги коррупции во всех органах государственной и партийной власти. Все это медленно, но необратимо уменьшало внутреннюю совесть человеческих душ и снижало моральные планки взаимоотношения человека и советского общества. Партия делала все возможное и невозможное, чтобы служащий государственных структур или рядовой член трудовых коллективов и предприятий, не мог достойно жить и обеспечивать членов своей семьи минимумом материальных благ, если не будет наносить вред общественной социалистической собственности, а значит и самому советскому обществу. Партия, как руководящая и направляющая сила советского государства, на словах пропагандировала и декларировала моральные принципы строителя коммунизма, декларировала главенство общественных интересов над личными интересами отдельного человека. А на деле?
   А на деле она делала все возможное, чтобы человек не мог достойно существовать, не растаптывая эти моральные принципы строителя коммунизма, и не нанося вред общественной социалистической собственности. Партия во времена Горбачева умышленно пыталась довести до полного духовного озверения, как органы государственной власти, так и рядовых граждан трудовых коллективов и предприятий. Она стремилась к тому, чтобы алчность и интересы личной наживы и обогащения сметали бы всякие препоны внутренней совести и морали. Но такой переход к массовой духовной деградации человеческой совести и морали случился только в эпоху Ельцина. Конечно, и в советские времена существовали уголовники, которые могли убить человека ради того, чтобы завладеть его денежными средствами или вещами. Но истинных духовных уродов и «отморозков» было очень мало, не более чем один человек на 10 тысяч советских граждан.
   Начиная с последних лет правления Горбачева, а затем и при тоталитарной «демократии» Ельцина, количество таких людей с деградированной совестью и моралью постоянно нарастало по экспоненциальному закону. Причем, они не обязательно становились уголовниками. Такие люди просто изобретали все новые и новые изощренные средства отъема имущества и финансовых средств у своих соотечественников. Часто они их не убивали физически, но превращали в бомжей или лишали крова и средств к существованию. При этом социальное положение, возраст или трудовые заслуги человека не имели никакого значения. Алчность и страсть наживы не знает границ, не имеет жалости и сострадания, жестока и бессердечна. В какой-то мере она самоубийственна, ибо финансово и морально уничтожая других своих соотечественников, духовный деградант готовит такую же судьбу для собственного потомства.

3. О порядочности советских теневиков и коррупционеров

   Не буду приводить примеры. И так ясно, что все сферы современной жизни пронизаны алчностью наживы, которая является питательной средой для эпидемии всеобщей коррупции. Однако современное общество значительно подлее и значительно бессовестнее того общества, которое было в нашей стране в последние годы существования советской власти. Что говорить, даже теневая экономика и коррупция эпохи Горбачева была ограничена рамками внутренней совести человека. Приведенный мной пример, когда высокопоставленный коррупционер и тайный руководитель подпольного гаражного бизнеса, в 1989 году не соблазнился забрать для своих личных нужд крупную сумму денег в размере 9 тысяч 600 рублей, говорит о многом. Конечно же, хозяйственный работник поликлиники ЦК КПСС организовывал бизнес по строительству гаражей и работал на этом поприще не как бескорыстный альтруист, а ради получения финансовой выгоды для себя и своей семьи. Он был не бедным человеком. У него была даже собственная видеокамера. Я впервые и увидел это техническое чудо не на экране телевизора, а в реальной действительности, в его рабочем кабинете. Он с радостью и удовольствием демонстрировал мне её технические возможности.
   В то же время это был порядочный человек, который не потерял человеческую совесть. Я упоминал ещё и «бригадира» Ступенькова Юрия Владимировича. После первой передачи денег в присутствии хозяйственного работника поликлиники ЦК КПСС все остальные финансовые выплаты за строительство 500 гаражных боксов я проводил исключительно через Юру Ступенькова. Насколько помню, и с работником поликлиники я уже больше не встречался. Я поверил, что строительство будет успешно завершено, потому что во главе дела стояли ответственные и порядочные люди. Так и получилось в жизни. Собранные финансовые средства я больше не привозил на службу, а хранил дома, в обыкновенном мебельном шкафу. Чтобы передать очередную партию наличных денег, я звонил Юре Ступенькову по его рабочему телефону и назначал встречу на своей квартире в «Чертаново-Южное». Юра готовил платежку на указанную мной сумму и приезжал ко мне на квартиру. Мы беседовали, пили чай, и тут же на кухонном столе Юра пересчитывал деньги, возвращал мне «откат» и передавал квитанцию. Хотя Юра и числился по договору «бригадиром», но на строительной площадке я его никогда не видел.
   Фактическим руководителем или бригадиром был один из рабочих. Работы выполнялись качественно и в срок, сами рабочие были деловиты и молчаливы, поэтому я даже не запомнил ни одной их фамилии. Мне было интересно, чем же занимается на самом деле Юра, если на строительной площадке никогда не бывает. Юра ответил, что он спортсмен и занимается кикбоксингом. Никакой гордыни или бахвальства спортивными результатами с его стороны не было. Иногда Юра предупреждал, что он выезжает заграницу на соревнования и его в Москве короткое время не будет. Я спортом интересовался мало, и не придал значения, что Юра является спортсменом такого оригинального вида спорта, каким в советские времена являлся кикбоксинг. В те времена я подумал, что если он и спортсмен, то рядового уровня. В заблуждение вводили его скромность и немногословие. Его порядочность не вызывала сомнений не только потому, что он, не спрашивая моего желания, каждый раз возвращал «откат» с точностью до копейки, а потому что был верен сказанному слову.
   То количество рабочих и техники, которое было устно оговорено с Юрой у меня на квартире, уже на второй день находилось на строительной площадке. Нужно сказать, что на площадке будущей автостоянки не было даже электричества. Без сварочных работ соединить заготовки боковых и задних стен в единую конструкцию было невозможно. Один подвижный дизель-генератор не мог обеспечить необходимый темп строительства, и я попросил Юру поставить на площадку дополнительные комплекты дизель-генераторов. Эти мелкие трудности легко преодолевались по одному звонку Юре Ступенькову. Сам я очень доверчив по жизни и априори предполагаю, что каждый мой новый товарищ или собеседник является порядочным человеком и говорит правду. В большинстве случаев моя интуиция меня не подводила. Но бывало и так, что очередной друг и товарищ или собеседник говорил одно, а делал другое. Когда такой лукавый попутчик жизни обманывал меня или использовал меня для каких-то личных целей, то мое доверие перерастало в скрытое презрение. При всякой возможности, я прекращал общение, не называя никаких причин. Просто сводил личные контакты с таким непорядочным человеком до необходимого минимума.
   Однажды обманувшись в человеке, я навсегда вычеркивал его из круга близкого общения, а при необходимости общения в интересах строительства автостоянки ко всякому его слову относился с подозрением. Особенно не любил, да и не люблю сейчас, тех людей, которые «врут» по мелочам. Например, часто бывало, что человек, желая стать членом автостоянки, обещал поставить на автостоянку какое-то оборудование или стройматериалы, а получив гараж, уже через день забывал свои обещания. Когда такой мелкий лгун договаривался встретиться с тобой в три часа дня, а приезжал в пять, то даже не пытался найти оправдания. Я не укорял его за нарушение слова, но для меня такое поведение человека было сигналом к сомнению в его порядочности. Помимо своей воли я уже испытывал интуитивное недоверие и не мог позволить себе дружбу или тесное общение с таким необязательным человеком. Юра Ступеньков был человеком, к которому я испытывал полное доверие. По всем параметрам он отвечал мысленному образцу честного и порядочного человека.
   Тому образцу, который сформировался у меня в душе по результатам общения с множеством людей разношерстного московского общества. Ступеньков Юра всегда прибывал в строго назначенное время, чем проявлял свою порядочность, а также и уважение к человеку, с которым делает общее дело. Без мелких неурядиц и нестыковок не обходится никакое строительство. Были, например, задержки с поставками гаражных заготовок или шифера. Я звонил Юре и просил разобраться. Через 10–15 минут Юра перезванивал мне и сообщал, что заготовки будут поставлены в течение трех дней. Те сроки, которые он называл, неизменно оказывались верными, что укрепляло мое доверие и подтверждало его человеческую порядочность. Разве в наш век, который лишь на двадцать пять лет ушел из 1990 года, возможна такая точность и порядочность не только в теневом, но и официальном бизнесе! Во всех сферах современного российского бизнеса полно всевозможных «кидал», для которых население является «лохами» и источником прибыли. В наше время не создают новую продукцию и не оказывают услуги населению, а «разводят» потребителей, чтобы они щедро кормили работников бизнеса и местные и государственные структуры власти и правоохранительных органов.
   Вряд ли такую ситуацию можно переломить ужесточением действующих законов или написанием новых законов. Я контролировал строительство гаражей тем, что по субботам и воскресеньям, в свой личный выходной, обязательно приезжал на строительную площадку и находился там по 5–6 часов, контролируя качество и ход строительных работ. Неизменно беседовал с каждым рабочим на площадке, чтобы выяснить их загруженность и настроение, а заодно и определить обеспеченность строительства нужными материалами. Однажды в жаркий воскресный, выходной день лета 1988 или 1989 года я как всегда приехал на строительную площадку и не обнаружил там ни одного рабочего. Лежали упаковки гаражных панелей и дверей, лежали пачки шифера, стояли выключенные сварочные дизель-генераторы. Все это имущество было брошено безо всякой охраны рядом с МКАД. Бери кому не лень. Ни одного рабочего или охранника имущества за пару часов пребывания на площадке я так и не обнаружил. В глубокой тревоге я вернулся домой, морально готовясь к самому худшему. А что могло быть этим худшим? Худшим могли быть две причины.
   Во-первых, рабочих могла забрать милиция по заявлению какого-нибудь бдительного и завистливого гражданина. В этой ситуации потребуется обращаться к начальнику хозчасти спецполиклиники ЦК КПСС, который курировал стройку, и ждать, когда он «разрулит» ситуацию по своим каналам. За это время материалы и оборудование со стройплощадки запросто могли разворовать, и чтобы этого не случилось, нужно было нанимать собственных охранников. Это, конечно, трудности и неприятности, но не смертельные. Больше всего угнетала мысль, что меня просто «кинули». Сотни тысяч советских рублей в качестве предоплаты я собрал с членов будущей автостоянки и передал Ступенькову Юрию Владимировичу. Автомобиль «Жигули» стоил 5–7 тысяч рублей. Предоплата же составляла не менее стоимости 40–50 «Жигулей». По советским временам эпохи Горбачева – бешеные, сумасшедшие деньги. Если бы он был подлецом, то мог и свернуть строительство, сославшись на «накат» милиции или другие непредвиденные обстоятельства. Таких случаев было предостаточно в истории строительства металлических гаражей.
   У меня был и договор с печатью и квитанция, заверенная подписью и печатью, о том что деньги переданы подрядчику. Но в реальности все эти документы были юридически ничтожной фикцией. Ни милиция, ни суды такие документы, не принимали к рассмотрению. Хотя Горбачев формально разрешил «все, что не запрещено законом», но юридическая база как раз и не позволяла строить гаражи законным порядком да ещё и на не отведенной по закону городской территории. В то же время государственным строительным организациям было по закону запрещено самостоятельно выбирать заказчика и выполнять договорные работы вне государственного плана. Одним словом – настоящий теневой бизнес, с полуфиктивными договорами. И с единственной надеждой, что исполнитель работ окажется порядочным человеком и исполнит в полном объеме и в согласованные сроки весь комплекс строительных работ. Мне не было жаль денег. Но мне очень не хотелось оказаться подлецом в глазах тех людей, которые доверили мне свои финансовые средства в размере 1200 рублей.
   Эти деньги я принимал от членов будущей автостоянки тоже по приходному кассовому ордеру с печатью автостоянки. При этом я уже понимал, что и выдаваемые мной корешки приходных ордеров с моей подписью и печатью автостоянки № 100 «Штурвал», являются полулегальными документами, действительными только для меня и членов автостоянки. Опять же по отсутствию законодательной базы, упрятать меня за решетку, в случае исчезновения общественных денег, было не так-то просто. Ведь я никого не принуждал. Люди сами становились по личному письменному заявлению добровольными членами автостоянки и тут же добровольно вносили деньги на строительство металлического гаражного бокса. Но все-таки, может быть, по своему офицерскому положению, а скорее всего по личным душевным качествам я чувствовал глубочайшую моральную ответственность за общественные деньги и всеми силами своего характера старался довести дело строительства гаражей до логического конца.
   Домашних телефонов Юры Ступенькова и куратора из поликлиники ЦК КПСС у меня не было, и воскресный вечер я провел в глубокой тревоге. Я ведь ещё служил в Центральном аппарате ВМФ, носил погоны капитана 2-го ранга и крах строительства стоянки означал и крах моей нормальной службы. К концу эпохи Горбачева советское офицерство уже переходило из сословия государственной элиты в презираемое сословие государственных нахлебников. Особенно старались опорочить офицерский корпус средства массовой информации. Не только офицеры, но и генералы, и адмиралы стали объектами злых телевизионных шуток и представлялись на экранах телевизоров и в газетных статьях как лишенные интеллекта и культуры тупые солдафоны с двумя извилинами в мозгу, одна из которых образовалась от ношения форменной фуражки. На самом деле даже самый посредственный офицер по уровню образованности и по уровню общечеловеческой культуры был на порядок выше всех этих продажных журналистов, которые в своих жалких статьях растаптывали чувство патриотизма, сеяли ненависть к собственному государству и к офицерскому корпусу. Страна скатывалась к развалу, и журналисты вовсю старались облегчить этот неминуемый развал.
   В понедельник с утра я позвонил Юре Ступенькову и сообщил ему, что вся техника и материалы брошены без пригляда, а рабочие на строительной площадке отсутствуют. Юра мне не поверил. Тогда я предложил ему лично съездить на площадку и убедиться, что там никого нет. В ответ Юра предложил съездить нам вместе, во время моего обеденного перерыва. Я принял предложение, и мы согласовали, что Юра подъедет в час дня к проходной моего служебного дома. Ступеньков подъехал на автомашине «Жигули». Я сел справа от водителя, и мы поехали из центра Москвы в сторону Варшавского шоссе. Уже через минуту езды я очень пожалел, что дал согласие на эту поездку. Я никогда не был трусом, но то, что начал творить Юра на московских дорогах, было, на мой взгляд, верхом безумия и неоправданного риска. Мотор этих невзрачных «Жигулей» был форсирован, и машина могла развивать бешеную по тем временам скорость до 160 километров в час. Никаких спецсигналов на машине не было. Видимо, в те времена ещё не додумались до этого «изобретения». Тем не менее, Юра вел автомобиль на скорости 100–120 километров, пренебрегая всеми правилами дорожного движения и знаками светофора.
   Где позволяла обстановка, Юра ехал по встречной полосе и на красные сигналы светофора. Мы о чем-то разговаривали, но тело и мои нервы были напряжены до предела. Я ожидал неизбежной автоаварии и был сгруппирован в комок, чтобы не вылететь в лобовое окно при нечаянном столкновении. Хотя, если бы столкновение произошло, то никакая группировка не смогла уберечь нас от смерти или тяжелых увечий. Южная часть Москвы вытянута по периметру в форме эллипса. Я знал, что от моего служебного дома до 33-го километра МКАД нужно проехать примерно 30 километров. Так вот, сообщаю вам, что через 19 минут мы были на месте. Я вышел из машины, радуясь и благодаря Бога, что остался жив и невредим. Конечно, на строительной площадке не оказалось ни одного рабочего. Юра заторопился обратно, разбираться, в чем дело. Обратно с ним ехать я категорически и наотрез оказался. Сослался на то, что мне надо срочно выставить временную охрану, хотя бы из будущих владельцев гаражей. На самом деле сумасшедшая езда спортсмена Ступенькова меня настолько шокировала, что я решил понапрасну не рисковать жизнью.
   Юра, как спортсмен, был лишь «предтечей» настоящих бандитов. У него была неимоверно быстрая реакция и правильная оценка обстановки. А при наличии денег сотрудников ГАИ для него не существовало. Уже в те времена от любого нарушения ПДД и даже за езду в пьяном состоянии можно было легко откупиться соответствующей взяткой. Позже езда без правил и с критическим, безумным превышением скорости по московским улицам стала обыденным делом для крутых парней из ельцинской администрации, главарей и рядовых членов преступных группировок. На следующий день Юра позвонил и доложил, что настоящий начальник этих рабочих, из администрации завода «Серп и Молот», разрешил им на неделю прекратить работы и отдохнуть у Черного моря. Теневые заработки это позволяли. Он меня успокоил тем, что договорные сроки завершения работ не будут сорваны. Действительно, через неделю строительство гаражей возобновилось и шло без задержек. В 1990 году мы успешно закончили строительство 500 гаражных боксов, которые были предусмотрены договором. За период 1989–1990 годов Юра лишь однажды сообщил, что он успешно выступил на соревнованиях по кикбоксингу в Германии, за что немецкая лига кикбоксинга подарила ему автомобиль «Мерседес».
   Я не стал уточнять ни технические параметры автомобиля, ни место, которое занял Юра на соревнованиях. У нас была большая разница в возрасте, разные интересы, и ни я, ни Юра не имели оснований и жизненных причин, чтобы наши деловые отношения переросли в дружеские. Сразу же после начала строительства я прекратил встречи с хозяйственным работником поликлиники ЦК КПСС, так как все вопросы решал с Юрой Ступеньковым. После того как договор был выполнен, наши деловые встречи с Юрой Ступеньковым полностью прекратились. Уже позже, из газет, я узнал, что Ступеньков Юрий Владимирович был расстрелян из автомата рядом со своей дачей в поселке Видное ранним утром 7 февраля 1994 года. Это известие для этапа бандитского демократического тоталитаризма Ельцина было рядовым событием в ряду непрерывной череды заказных убийств лиц, по тем или иным причинам неугодных режиму. Из газет я с великим изумлением узнал, что Юра Ступеньков еще в начале 80-х годов уже был мастером спорта по боксу и обладателем черного пояса по каратэ.
   В 1989 году в Германии проводились соревнования на первенство Европы по кикбоксингу. Юра там не просто выступил, а стал чемпионом Европы в своей весовой категории. За это призовое место его наградили немецкие спортсмены автомобилем «Мерседес». Но этого мало. Уже после того, как он закончил строительство 500 гаражей на нашей автостоянке, в ноябре 1991 года Юра Ступеньков создал профессиональную лигу СССР по кикбоксингу «Китэк» и стал её первым президентом. На момент убийства Ступеньков успел учредить страховую компанию «Китэк» и фирму «Китэк-ТВ». Несмотря на то, что убийство Юры Ступенькова совершилось в далеком 1994 году, информация о нем до сих пор сохраняется на интернетовских сайтах, и все отзывы о нем носят положительный характер. Журналисты ельцинской прессы выдвинули версию, что Ступеньков убит представителями курганской криминальной группировки в результате передела сфер влияния. Я думаю, что истинных причин убийства мы никогда не узнаем. Это заказное убийство до сих пор не раскрыто, как и тысячи других заказных убийств во времена ельцинского режима. Возможно, что исполнитель убийства действительно принадлежал к заезжим «гастролерам» бандитского формирования города Кургана.
   Но кто-то ведь вызвал этих убийц в Москву и «заказал» убийство Ступенькова? Для меня, который не понаслышке знал его человеческую порядочность и честность, совершенно очевидно, что Ступеньков убит не потому, что был «беспредельщиком», а потому что вызвал зависть и злобу бездарных конкурентов, лишенных человеческой совести и порядочности. В чем-то трагическая судьба Юры Ступенькова схожа с трагической судьбой Влада Листьева. Оба они были порядочными людьми и достигли успехов не «беспределом», а своими талантами. Но как раз таких честных и порядочных людей не могла терпеть подлая система ельцинской демократии. Их высокий авторитет делал невозможным вытеснить их из созданных ими структур законным способом. Их невозможно было оболгать, их можно было только убить. Это и было сделано. В воспоминаниях современников о Юре Ступенькове я не нашел ни одного плохого слова. Это был великий спортсмен и талантливый организатор. Таким он навсегда и останется в моей памяти. К моему счастью, те, кто помогал мне с оформлением землеотвода и строительством первой очереди гаражей были активными и порядочными людьми.
   Они были по духовным качествам неизмеримо выше будущих олигархов, предпринимателей-капиталистов и даже демократов ельцинского периода, которые заполонили после 1991 года коридоры власти и все звенья контрольно-правовых органов государственного аппарата. Я уже не говорю о беспредельной жадности правоохранительных органов и криминальных группировок, для которых рядовые граждане стали объектом личного обогащения и наживы. Именно во времена Ельцина, открытое вымогательство стало не преступлением, а нормой жизни. Не люди с совестью, а мошенники и фарисеи заняли все верхние этажи социальной лестницы. Те честные люди, которые попадали на эти этажи по своим талантам и авторитету, устранялись физически. Многие уже забыли первого демократически избранного мера города Москвы Гавриила Попова. Я не забыл. Этот «демократ» открыто призывал установить официальную шкалу взяток для государственных служащих и городской администрации. Вообще же, человек с совестью, да ещё и не фарисей, не умеющий лгать о демократических ценностях, не имел никакого шанса занять видное положение в иерархии властных структур ельцинского периода.
   Ведь и мэр Лужков тоже вырос из «подсобников» Попова и многому у него научился. Всякая власть вынуждена лицемерить, чтобы скрывать свои истинные цели, но властные структуры ельцинской эпохи сплошь состояли из духовных перевертышей, которые прятались под тогу коммунистов или «настоящих» приверженцев обновленного социализма эпохи Горбачева, потому отличались особым циничным лицемерием. Я искал сравнение с сегодняшним днем. Искать долго не пришлось. В свое время болезнью лицемерия «демократов» и государственных служащих России эпохи Ельцина заразила политическая элита США и Европы. Управляющая элита России пережила эту болезнь и медленно выздоравливает. Совсем другое дело творится на «демократическом» Западе. Духовная проказа лицемерия там из скрытой формы переросла в открытую форму духовной болезни, и теперь ложь, уже не стесняясь мнения рядовых граждан мирового сообщества, извергается из забесовленной души президента Барака Обамы и из забесовленных душ многих западных политиков, как истина в последней инстанции.
   Как не поздоровилось России, которая от лицемерия и лжи своей управляющей элиты потеряла почти 20 миллионов человек без войн и кровопролитий во времена эпохи Ельцина, так не поздоровится и всему земному человечеству от лицемерия управляющей элиты цивилизованного Запада. Жертвы, и огромные жертвы, неизбежны. Но есть ли надежда, что духовная проказа лицемерия когда-нибудь оставит политическую элиту Запада и народы Земли прекратят взаимный террор и убийства и обратятся к миру и стабильности? К сожалению, у меня такой надежды нет. Лицемерие из отдельных очагов скрытого периода перерастает в пандемию. А если духовная зараза лицемерия распространится по управляющим элитам большинства государств мира, а к этому и идет дело, то третьей мировой войны с миллиардными человеческими жертвами, нам не избежать. Изолировать-то духовно больных от здоровых невозможно. Остается одно – дать возможность духовно больным людям развязать войну и, истребив половину здорового человечества, погибнуть самим. Болезнь лицемерия и тогда не умрет. Но она перейдет в скрытую форму, что даст земному человечеству хотя бы одно тысячелетие мира и процветания.
   О телесных пандемиях животных и человека нам известно многое. Никто их не отрицает. Если же заглянуть в недавнюю историю Средних веков, то можно обнаружить, что телесные пандемии унесли миллиарды человеческих жизней по всем континентам и по всем нациям и народам земного шара. А войны, разве унесли меньше человеческих жертв? Конечно, мне мало кто поверит, но я утверждаю, что мировые и местные войны, революции, терроризм – есть не результат геополитики или экономики, а результат духовных пандемий глобального или местного уровня. Причем духовная зараза присуща только человеческому сообществу и есть результат дисбаланса в духовной эволюции отдельных наций, государств или эволюционного дисбаланса всего земного человечества. Распространение двойных стандартов и невиданное лицемерие политической элиты обобщенного Запада и есть грозный признак наступления эволюционного дисбаланса мирового масштаба. За эволюцию отвечает потомство Каина. Вот оно и провоцирует распространение духовной пандемии лицемерия и двойных стандартов.
   Если вы мне не верите, то поверьте хотя бы известному эзотерику, оккультисту и великому «Посвященному» Максу Генделю. Имея в виду потомство Каина, в своей книге «Мистерии розенкрейцеров» (Изд-во «Эксмо», Москва, 2003 г.), на странице 331 он пишет: «духовные руководители расы видят суровые опасности впереди. Чтобы избежать нарушения плана эволюции, дозволено крупномасштабное истребление человеческих тел, могущее выглядеть так, как будто человечество стирается с лица земли». Разве не ясно из этой откровенной цитаты, что стереть с лица земли большинство земного человечества можно только мировой войной невиданного масштаба, а планерщиком мировой войны является потомство беззаконного «Старшего брата» Каина, которое и представлено в этой цитате, как руководители расы земного человечества? А кем же дозволено такое плановое преступление перед земным человечеством? Ну, не Богом же Всевышним! Когда Каин убил Авеля, он исполнил волю духа дьявола. И все потомство Каина, в благодарность за этот акт, получило вечную защиту от духа дьявола, навсегда стало служителями этого нижнего духа, а заодно стало и незаконным «Старшим братом» всего земного человечества. Волю дьявола и исполняет «Старший брат», используя мощь и влияние США, как инструмент своей политики. Я не утверждаю, что мировая война начнется завтра или послезавтра. Я – не предсказатель.
   Да и Макс Гендель не говорит о сроках. Он говорит только о предпосылке и главной причине для возникновения мировой бойни, сравнимой с Апокалипсисом. Он называет главной причиной «нарушение плана эволюции». Что это означает в переводе на понятный язык нашей современности? Это означает, что вопреки воле духа дьявола и воле «Старшего брата», а эта роль в наше время возложена на США и обобщенный Запад, ряд стран во главе с Россией и Китаем не признают эволюционное главенство и диктат США над мировым сообществом. Они ратуют за справедливость и отстаивают право каждого суверенного государства защищать свои жизненные интересы не по указке «Старшего брата», а по нормам международного права. Тем самым эти две мировые державы противодействуют глобальной политике обобщенного Запада по установления нового мирового порядка и «нарушают план эволюции». Чтобы сломать их сопротивление и подчинить их народы воле и диктату руководителей человеческой расы, дух дьявола и дозволил крупномасштабное истребление человеческих тел, вплоть до полного стирания земного человечества с лица земли.
   Все политологи, видные историки и философы современности видят причину будущей мировой войны в столкновении геополитических и экономических интересов США, обобщенной Европы и остального мира. На самом деле эти утверждения не в полной мере отражают реальность. Мир подошел к черте непримиримого и критического духовного кризиса, когда «Старший брат», руководствуясь указаниями духа дьявола, будет использовать все допустимые и недопустимые средства, чтобы уничтожить и стереть с лица земли носителей духа православия и русский мир, как добровольных служителей Бога Всевышнего. Врагом номер один для дьявола всегда был и останется до конца времен Бог Всевышний. Вот дьявол и стремится уничтожить в первую очередь всех, кто ратует за справедливость и служит Богу Всевышнему. А уничтожив главного духовного противника, «Старший брат» обязательно приступит к уничтожению независимой китайской цивилизации.
   Оправдывается это не геополитическими или экономическими интересами, а духовными интересами «Старшего брата». При наличии самостоятельной и независимой России и независимого Китая невозможно установить единую мировую империю дьявольского духа.

4. Мистика истории. Ельцин как перевертыш Ленина

   Мой анализ истории подтверждает, что деградация совести и человеческого духа может протекать медленно, когда на эволюцию человека в сторону сближения его человеческого духа с духом дьявола, тратятся многие столетия. Таким примером медленной деградации является православная русская империя. Советский коммунизм ускорил это необратимый процесс, причем главным организатором духовного отбора и уничтожения инакомыслящих выступал Ленин и его подручные в лице Троцкого, Свердлова и Дзержинского. Узкий круг соратников Ленина из банды большевиков-ленинцев, тайно ненавидели народы России и считали их неспособными к самостоятельному творчеству, по примеру своего вождя и руководителя Ленина. Сталин развернул вектор духовной истории советского социализма на борьбу с внутренними служителями духа дьявола и успел за короткое время подготовить народы СССР, чтобы победить мировое зло на европейском континенте.
   Великими жертвами народы СССР одержали немыслимую и невозможную победу, и тем самым задержали установление единой мировой диктатуры и наступление эры всевластия дьявола. Но духовная деградация человека носит необратимый характер. В 1953 году Сталин был убит, а новые властители стали корректировать вектор духовного развития народов СССР таким образом, чтобы ускорить деградацию народного духа во всех слоях советского общества. Начали они с того, что осудили культ личности Сталина. Но что такое «культ»? «Культ» – это религиозная вера. Веру, а значит, и культ невозможно внедрить страхом, насилием и принуждением. Чтобы понять, как возникали культы личности Ленина, Гитлера и Сталина, надо хотя бы изучить, как возникают и на какой духовной основе держаться крупные религиозные секты. В таких сектах бывает нечеловеческий аскетизм, разврат, ритуальное убийство членов секты или человеческие жертвоприношения. Но рядовые члены секты не ужасаются происходящему и принимают нечеловеческий диктат религиозного руководителя секты, как должное. Причем, рядовые члены секты так верят в «божественность» своего руководителя, что готовы умереть за него и за идеи секты.
   Ни здравый смысл, ни доводы родственников или психологов, не могут сломать дух рядовых членов и изменить их мнение о пагубных идеях секты или предать своего духовного наставника. Разве не ясно, что культ личности руководителей сект возникает на духовной основе, и питается от «легиона» сатанинско-бесовских духов? Как разнообразен «легион» нечистых духов, так разнообразны и идеи религиозных сект, а также и внутренние ритуалы духовной подпитки того или иного вида нечистого духа. Диктатуры Ленина и Гитлера только тем отличались от религиозных сект, что держались не на примитивных сатанинско-бесовских духах, а на творческом духе дьявола. За идеи Ленина и Гитлера их сторонники и последователи готовы были отдать и отдали свои жизни, в полном убеждении, что своей смертью и своей жертвенностью они приближают «светлое» будущее всего земного человечества. Кроме веры, независимо от того, основана ли она на вере в дьявола или на вере в Бога, ничто не может укрепить человеческий дух и телесную стойкость человека до состояния полного самоотречения.
   То есть до такого состояния, когда человек самостоятельно, по собственной воле и разумению жертвует своим здоровьем, комфортом, всеми радостями и благами спокойного бытия и даже собственной жизнью, ради воплощения чужой мысли, которая воспринимается таким обольщенным человекам, как высшая идея и высшая цель существования человека. Вся разница между носителями духа дьявола и людьми, верующими в Бога Всевышнего, заключается только в том, что лукавые дьявольские идеи, унеся в могилы миллионы жизней своих исполнителей и невинных жертв, рано или поздно обесцениваются и становятся неприемлемы для земного человечества, а вера в Бога восстанавливается и продолжает подпитывать души земного человечества удерживающей силой. Сталин тоже изначально был окружен носителями сатанинско-бесовских духов дьявола в виде идейных большевиков ленинской гвардии, нацеленных на истребление лучшей части народов Российской империи и подчинение своей воле остальной части населения через их забесовление коммунистическими идеями и установление нового мирового порядка. Но он был не представителем духа дьявола, а представителем духа бога «Ра» или бога Ваала. Почитайте Ветхий Завет! Волхвы и бог Ваал всегда корректировали поведение духа дьявола.
   Дух солнечного Бога издревле, ещё до появления христианства и ислама, через внедрение в подсознание человеческих душ, порождал духовную мощь и удерживающую силу против беззаконий дьявола. В тех условиях сплошного забесовления партийно-государственной «верхушки» СССР, которые сложились в 1924 году на момент смерти Ленина, Сталин оказался единственным человеком, который, хотя и изображал из себя неверующего, но был крещен по православному обряду. Вполне возможно, что помимо своей воли, Сталин был избран духом бога Ваала, для того чтобы стать духовным центром для обеспечения удерживающей силы в противостоянии с духом дьявола, в его борьбе за создание мировой империи дьявольского духа. К этому моменту не только члены партии большевиков, но и вся культурно-государственная элита СССР была под властью сатанинско-бесовских духов во всем их многообразии от науки до всех видов искусства, театра, кино и литературы. Сатанинско-бесовские духи не обладают самостоятельным творческим началом, они являются посредниками творческого духа дьявола, но при необходимости творческий дух более высшей иерархии, каким является дух бога Ваала, легко их может переподчинить и заставить работать не на дух дьявола, а против духа дьявола.
   Такой духовный процесс и произошел в СССР, в период от 1924 до 1941 года. Почитайте воспоминания тех людей, которые изначально не принимали коммунистические идеи и не были сторонниками тоталитарной системы. В качестве примера можно привести телевизионные воспоминания матери известного кинорежиссера Лунгина, которая лишь повторяет то, что сказано десятками свидетелей сталинской эпохи. Такие свидетельства о желании очиститься от духовной скверны и стать полезным народу русскому и лично Сталину, есть даже среди эмигрантов-писателей. Из известных отечественных писателей могу назвать порожденного хрущевской оттепелью писателя Виктора Тростникова. Они были как бы заворожены и не чувствовали никакого тоталитаризма, не испытывали жалости и сострадания к «врагам народа» и к жертвам репрессий. Их как бы эти процессы и вовсе не касались. Но все они отмечают необыкновенный духовный подъем сталинской эпохи, желание освободиться от собственных духовных нечистот и недостатков и сделать что-то полезное для народа. Причем никакие репрессии не поколебали и не могли поколебать веры в Сталина и в правоту его дела. Слепая вера и убежденность в правоте Сталина выросла не на страхе и принуждении, а на превосходстве духа Бога Ваала над духом дьявола.
   Вот эта «слепая» вера и помогла переломить хребет мировому злу, отбросить дух дьявола на исходные позиции, а также частично восстановить человеческую совесть и порядочность. Удерживающая сила бога Ваала, как служителя Бога Всевышнего и противника беззаконий дьявольского духа, воплотилась в реальность, когда народы СССР под управлением Сталина обеспечили великими жертвами разгром сил дьявола и дали миру шанс развиваться не по законам дьявола, а по законам Бога. Сделав главное, бог Ваал ослабил удерживающую силу, воплощенную в духе Сталина. Его ближайшие враги, которые много лет исполняли его волю, как приказы Бога, бесконечно верили в мудрость Сталина и даже плясали перед ним, как это делал Никита Хрущев, освободились от его духовного очарования, когда почувствовали за своей спиной дыхание смерти.
   Конечно, если бы Сталин задумал полностью отстранить парию коммунистов от власти и преобразовать коммунистический режим СССР в православное советское государство без коммунистов (подобному тому государству, за которое ратовали восставшие моряки Кронштадта во время жизни Ленина), то он был бы обязан физически уничтожить все свое близкое окружение. Думал ли Сталин, преобразовать коммунистический режим в советскую власть без коммунистов, или страх такой угрозы внушил в окружение Сталина дух дьявола, установить невозможно. Но Сталин перед своей гибелью поднял авторитет Совета Министров выше авторитета Политбюро, что является исторической реальностью. К таким же мифическим страхам относится и не подтвержденная никакими распоряжениями и командами угроза депортирования всех евреев московского региона в «ГУЛаги» или гетто сибирского региона. Страх смерти превозмог слепую веру в Сталина, и Лаврентий Берия в начале марта 1953 года, я думаю, без предварительного сговора с другими членами Политбюро, решился на такой поступок, который был невозможен во время войны и в первые послевоенные годы. Он подложил яд в пищу или вино Сталина, и тем самым убил его.
   Во время своей жизни Берия не был духовным уродом, зверем или нечеловеческим монстром. Ученые, например, работали под его началом не из-за страха, а по чувству совести и необходимости быть полезными своему народу и государству. Он был талантливым организатором, что невозможно отрицать по реальным результатам советской науки. Более того, я уверен, что Берия был таким человеком, которым он описан в книге сына Берии «Мой отец-Лаврентий Берия». Но что же превратило Лаврентия Берию в монстра? Его превратило в монстра умышленное убийство Сталина. Хрущев, да и другие члены Политбюро, сразу же догадались, что Сталин умер не своей смертью, а с помощью Берии. Вот тогда у членов Политбюро и возник настоящий страх. Совершенно очевидно, что они начали испытывать перед Берией такой страх и ужас, который не испытывали ни перед Сталиным, ни перед Берией при жизни Сталина. Берия, убил Сталина, прекратил «дело врачей», а затем исполнил широкую уголовную и политическую амнистию и выпустил на свободу тех людей, которые, так или иначе, наносили ущерб советскому государству в эпоху Сталина.
   Члены Политбюро, в том числе и Хрущев, совершенно правильно дали политическую оценку этим действиям Берии. В них усматривались не личные карьерные интересы, а прямое предательство государственных интересов. Все три акта были полезны центру мирового зла, который в это время был сосредоточен в США и Великобритании. Теперь уже не мертвый Сталин, а живой Берия мог арестовать всех членов сталинского Политбюро, и, обличив их в заговоре и убийстве Сталина, расстрелять по закону с помощью следственного аппарата и судебного решения. Еще при жизни Сталина Берия открыто предлагал вывести советские оккупационные войска из территории Восточной Европы и ГДР, и предоставить восточноевропейским государствам право свободы выбора, развиваться по пути социализма или капитализма. Если бы Партбюро ЦК КПСС согласилось с предложениями Берии, то СССР сразу после войны получил на Западе ряд враждебных государств, являющихся точной копией современной Украины. Все свои внутренние беды, по наущению Запада, народы этих стран списывали бы на СССР. Война между Западом и СССР стала бы неизбежным фактом как помощь в военном конфликте СССР с восточноевропейскими странами.
   Эти предательские предложения ослабляли лагерь социализма и были признаны ошибочными. Лаврентий не держал свои предложения в тайне, а открыто их высказал членам Политбюро и Сталину. Осудить его было не за что, так как он признал, что ошибался. Но, видимо, эта готовность Берии оказывать политические уступки силам мирового зла насторожила и Сталина, и членов Политбюро. Это и стало основанием для открытия «мегрельского дела» Берии. Но прежде нужно было найти веские основания, чтобы убрать Берию из Политбюро и со всех ответственных постов. Примера Украины ещё не было, но если бы предложения Берии по выводу советских войск с территории Германии были приняты, то СССР получил со стороны стран Восточной Европы не «вынужденных» друзей, а постоянный источник военных провокаций, подпитываемый США и Великобританией. У Берии в 1953 году было лишь два выбора. Либо быть отстраненным со всех постов, а может быть даже, и расстрелянным, либо самому убить Сталина и взять курс на подчинение СССР интересам Запада.
   Он избрал последний вариант, и, двигаясь по нему, обязательно дошел бы до расстрела всего сталинского Политбюро. Поэтому и у Хрущева тоже не было другого выбора. Он должен был либо умереть сам, либо умертвить Берию. Мистический или духовный смысл этого исторического перелома раскрыт в моих работах «Курс в бездну» и «Хроника духовного растления». Кратко напомню, что если бы Сталин не был умерщвлен в 1953 году, то он бы двигался путем укрепления советской власти, ослабления роли партии и усиления роли религии христианства и ислама. К 1964 году, за 40 лет правления, Сталин исполнил бы такую же роль, какую исполнил Моисей по отношению к еврейскому народу. Только Моисей воспитал непобедимых богоборцев, а Сталин бы воспитал непобедимых защитников Бога. Однако мирская власть Князя Мира Сего на земле превышает власть Бога Ваала и Бога Всевышнего, потому что Князь по праву собственной власти, может в любой момент уничтожить земное человечество. В 1953 году Сталин уже не просто подошел к новому этапу укрепления советского государства, но и ослабил влияние партии в области экономики и хозяйственного строительства.
   Однако западный мир не мог позволить и допустить преобразования коммунистической империи в непобедимую демократическую православную империю. С первых дней окончания Великой Отечественной войны, ещё до начала холодной войны, в США были разработаны планы ядерного удара по 20 городам СССР. Эти планы со временем только совершенствовались и наполнялись средствами доставки и ядерным потенциалом. Так вот, скажу со всей откровенностью, если бы Сталин не был убит, то в 1956–1960 годах холодная война неизбежно бы переросла в третью мировую войну с неожиданного удара всей мощью ядерного потенциала США по военно-политическим центрам, крупным промышленным объектам и городам, военно-морским базам, складам и группировкам советских войск. Такой ядерный удар оправдывался бы коммунистической угрозой и агрессивностью коммунистического СССР. Хотя на самом деле это бы стало актом мести Сталину и народам СССР за победу над Западом. Так что, хотя Берия расстрелян как английский шпион, но на самом деле он был добровольным «агентом влияния» Запада, подобно тому, каким был член Политбюро Александр Яковлев при Горбачеве.
   Может быть, он и не был знаком с законно осужденным и расстрелянным Бухариным, но точно был его политическим наследником. В то же время Лаврентия Берия не надо забывать хотя бы потому, что именно он, убив Сталина, спас мир от неизбежной термоядерной третьей мировой войны и преждевременной гибели земного человечества. Ни Хрущев, ни другие члены Политбюро никогда бы не решились совершить такое злодеяние. За спасение мира от термоядерной войны он стал преступником перед дьяволом, а за убийство Сталина был преступником перед богом Ваалом. По ветхозаветному закону его сделали «козлом отпущения», навесив на него всю кровь виновных и невиновных жертв сталинского периода. Расстреляв Берию по скорому суду без следствия, Хрущев сделал доброе дело, как для бога Ваала, так и для дьявола. Берия виноват перед дьяволом, потому что помешал ему развернуть третью мировую войну, а значит, нарушил его оперативные планы. По этой причине в 1964 году, в год окончания несостоявшегося сорокалетнего правления Сталина, Хрущев был не убит, а отстранен от власти и отправлен на пенсию.
   Его не убили, так как за время правления он сделал много полезных дел, угодных дьяволу. Назову лишь два из них. Он осудил культ личности Сталина и тем самым показал всему миру, что главным преступником перед человечеством является не дьявол, а победитель мирового зла – бог Ваал. Спало духовное очарование божественного духа бога Ваала, и все бывшие сексоты и люди, которые обоготворяли Сталина, но до этого обоготворения были духовно связаны с дьяволом через посредство сатанинско-бесовских духов, вдруг почувствовали в себе презрение и ненависть к Сталину, как обманщику и жестокому негодяю. Они стали сами себе и окружающим доказывать, что работали на пользу советского государства, а значит, и на победу над носителем мирового зла, Гитлером, не добровольно, а по принуждению, под страхом потерять собственные жизни. Договорились до полной абсурдности о трусости Сталина и его неуемной жажде власти. Даже до того, что победа над Гитлером совершилась вопреки воле Сталина. Опомнитесь, дорогие ненавистники русского народа! Никто вас не принуждал быть сексотами и прославлять мудрость вождя Сталина.
   Вы верили в него, при его жизни, больше чем самим себе, и обоготворяли его не по принуждению страха, а совершенно добровольно. Но интересно другое. Если бы Хрущев не осудил культ личности Сталина, то новая волна членов ЦК КПСС могла бы его убить. Осудив культ личности Сталина, Хрущев сработал на опережение и тем самым заслужил прощение дьявола и сохранил себе жизнь. Так называемая «оттепель» Хрущева, породившая «отморозков», которые называли себя шестидесятниками, стала прямым следствием осуждения культа личности Сталина. Но эти же «отморозки» из первой волны хрущевской оттепели положили начало духовному растлению народов СССР и стран социалистического лагеря. Это и есть вторая заслуга Хрущева перед духом дьявола. Хрущев в молодости был троцкистом, вот этот троцкистский волюнтаризм в нем и проснулся, когда он вернул всю потерянную власть партии и стал её генсеком. Он не физически, а духовно истреблял народы СССР своей ложью и фарисейством. При Сталине не было никаких бунтов и народных восстаний во всех странах социалистического лагеря, хотя тайные западные разведки и все средства информации и пропаганды активно работали на разрушение народного духа социалистического лагеря.
   Я скажу даже и о малоизвестном случае полного доверия лидера КНР Мао Цзэдуна к личности Сталина. В конце 50-х годов Мао Цзэдун приехал к Сталину и попросил принять КНР в состав СССР, на правах рядовой союзной республики. Разве человек, наполненный гордыней власти, отказался бы добровольно от возможности быть единоличным управителем половиной населения земного шара? Сталин легко отказался от такого предложения, вопреки логике геополитического мышления, что чем больше территорий и народных масс находятся в руках властителя, тем ему легче противостоять своим врагам. Сталин не желал создавать мировой империи и расширять территорию СССР за счет присоединения новых республик, а значит, у него никогда не было таких планов, как у Ленина, Троцкого и Гитлера. Все вышеперечисленные лидеры, будучи духовными сынами дьявола, мечтали о создании единой мировой империи и были продолжателями дела Александра Македонского, властителей первого Рима, Чингисхана, Тамерлана или Наполеона Бонапарта. Сталин не мог быть человеком, мечтающим о мировой власти.
   Его называли мудрым вождем народов не за устремления к мировому господству, а за то, что он не дал возможности духу дьявола создать мировую империю. Он был организатором и руководителем удерживающей божественной силы, и этим все сказано. Эпоха Хрущева с первых дней его правления положила начало духовному растлению народов СССР и развалу лагеря социализма. Восстание в Венгрии и ссора с лидером КНР Мао Цзэдуном подтверждает мои слова. Хрущев кричал на весь мир с трибуны ООН, что он «закопает» западную демократию и капитализм, чем не мало порадовал дьявола. Дьяволу в это время как раз и нужно было, чтобы люди всего мира, в том числе и народы Запада, увидели, почувствовали страх и возненавидели советский тоталитаризм и саму коммунистическую систему. Кризис 1962 года стал наглядным подтверждением агрессивности СССР и организовал этот кризис никто иной, как Никита Хрущев. Тот вектор, который придал СССР и социалистическому лагерю Никита Хрущев, обязательно должен был закончиться крахом иллюзий о построении к 1980 году советского коммунизма, потерей совести и морали, духовным растлением «строителей коммунизма» и разрушением социалистического лагеря и самой коммунистической идеи. Только политический идиот мог говорить о коммунизме, как реальном обществе.
   Нельзя построить того, что невозможно вообразить и придать реальные черты. А коммунизм и есть такое общество, которое может существовать не в реальности, а в воображении обольщенного разума. Крах социализма и СССР, стал неотвратимой неизбежностью уже в эпоху Хрущева. Вопрос только стоял в том, сколько времени понадобится КПСС, чтобы истребить народный энтузиазм и растлить народный дух до состояния отвращения от идей коммунизма? Чтобы советские люди потеряли веру в КПСС и советскую систему, потребовались не столетия, а чуть меньше сорока лет. Это было время лжи и двуличия. Я нисколько не жалею о нем и не призываю в него вернуться, да и обратного хода у человеческой истории не бывает. По законам Ветхого Завета потребовалось чуть меньше 40 лет, чтобы советские люди духовно деградировали и не оказали никакого сопротивления, когда Горбачев, а затем и Ельцин повели их к дикому капитализму и загнивающей демократии западного типа. О том, что западная демократия загнивает, нам рассказывала советская пропаганда, но не все в неё верили. Больше верили тем, кто называл Запад свободным миром.
   Хлебнув новой российской демократии, побывав за границей и наблюдая, как с помощью «оранжевых» и других типов «диких» революций шельмуются результаты выборов и устраняются с политической сцены законно избранные правители, я и сам пришел к выводу, что западная демократия во всех её разновидностях разлагается и загнивает. Любой вид демократии предполагает наличие человеческой совести и порядочности, а когда их у противоборствующих политических сил, нет, то выборы превращаются в революцию, где порядочным людям или политическим платформам и движениям нет места в структурах власти. Так подлые люди достигают вершин политической власти и превращают в свое подобие все слои населения того или иного демократического государства. Вот уже двадцать с лишним лет мы живем как бы в условиях демократии и капиталистического свободного рынка. Но скорость деградации духа и скорость протекания исторических процессов, в какой-то мере подобна инфляции национальных и мировых валют.
   Когда инфляция ускоряется или происходит «дефолт», тогда ускоряется и духовное разложение народного духа. А финансово-валютный «дефолт» полностью копирует «дефолт» человеческой совести. Как бы современное человечество не сопротивлялось и не консервировало общества и государства, но власть духа Князя Мира Сего на Земле выше власти Бога. Рано или поздно все государства «прогнуться» под дух дьявола и будут жить не по законам Бога, а по правилам дьявола. Историческое время сжимается и все меньше остается у земного человечества свободы выбора для маневра и изменения вектора духовного развития. Сейчас этот вектор направлен на стремительное сближение человеческих душ с духом дьявола. Умственные способности и таланты к познанию наук и всего многообразия видов искусств в интеллектуальной элите стремительно возрастают, а вот совесть, мораль, порядочность и любовь человека к свом ближним и к чужим людям также стремительно улетучивается. Из реальности мы все погружаемся в виртуальность сознания и подсознания, где торжествует не истина, а ложь и обольщение. Евангельские проповеди Иисуса Христа о взаимной любви подменяются фарисейской толерантностью, откровенной пошлостью, похотью воинственного гомосексуализма и двусмысленными текстами современных музыкальных и художественных произведений.
   Трудно в этом море разврата, жестокости, непрерывных телевизионных убийств и реальных террористических актов, найти опору для духа и души человеческой. Как можно поверить в чистую божественную любовь, в мире, где властвует жестокость, насилие педофилов и маньяков не только в реальной жизни, но и в виртуальном мире Интернета и всех средствах массовой информации? Разве вы не чувствуете, как сжимается историческое время? Так, всего за одно десятилетие ельцинской эпохи народы Российского государства стали даже более подлыми и бессовестными, чем народы Европы. Демократия изживает себя, но если мы пойдем, как стадо оглушенных бичами поводырей овец, на поводке политической элиты мира, которая практикует двойные стандарты в мировой политике, то скоро получим мировую империю нового порядка. Вот тогда озвереет не только политическая элита, но и сами овцы превратятся в стаю волков. Разве может существовать земное человечество, если большинство людей станет не овцами, а безжалостными и ненасытными львами и волками?
   Но есть ли что общего между Лениным и Ельциным? Конечно же, есть! Оба тайно и даже явно презирали и ненавидели русский народ. Первый сумел разжечь Гражданскую войну и уничтожить за период 1917–1923 года 29,5 миллионов человек бывшей Российской империи. Второй очень хотел разжечь гражданскую войну, развязал войну в Чечне и делал все возможное и невозможное, чтобы народ восстал против его режима. Тогда бы в Россию были введены войска НАТО и история России на этом закончилась. Восстания не получилось. Народ, который должен был стать пушечным мясом, просто массово вымирал ужасающими темпами. За время правления Ельцина население и без видимых войн сократилось на 20 миллионов человек. Но этого мало. Эпоха Ельцина так растлила человеческую нравственность, что мы и до сих пор расхлебываем и расчищаем помойные ямы коррупции, алчности и беззакония.

Глава IX
Проблемы председателя автостоянки

1. Роль криминальных структур и связей

   В 1993 году по выслуге лет в звании капитана 1-го ранга и со всеми полагающимися почестями меня уволили со службы, чему я был несказанно рад, так как к этому времени СССР, которому я давал присягу, уже не существовало. При строительстве автостоянки мне пришлось окунуться в грязь коррупции и даже взаимодействовать с криминальными авторитетами подольской группировки. По части коррупции могу сказать, что многие неразрешимые вопросы землеотвода, электричества и телефонизации, я никогда бы не решил даже за крупные взятки, если действовал в одиночку. Находились люди со связями с московскими органами власти, которым нужен был гараж на нашей стоянке. Я выделял им гараж, а затем такие люди появлялись вместе со мной у того или иного начальника, и мы за пару минут решали вопросы, которые я в одиночку не мог решить годами даже за большую взятку. Взятки начались позже, а в конце девяностых и начале последнего десятилетия XX века, все решалось через блат и знакомства, которые были внедрены ещё советской партийной и государственной системой. Скажу со всей откровенностью, что по честному, без услуг блата и знакомств, оформить землеотвод под строительство одноэтажных металлических гаражей, мне бы никогда не удалось.
   Дело в том, что разрешались землеотводы под строительство многоэтажных гаражных комплексов, но не было ни отечественных проектов, ни производственных мощностей по изготовлению строительных конструкций для таких многоэтажных автостоянок. В главном архитектурно-планировочном отделе, Москомземе и институте Генплана города Москвы прекрасно знали об этом, но упорно предлагали оформить отвод небольшого участка под строительство многоэтажного гаражного комплекса, а вместо многоэтажки строить обычную плоскостную стоянку из бетонных или металлических гаражей. Многие председатели будущих автостоянок, возможно ради личной наживы, легко соглашались с предложением властей, отводили небольшой участок под многоэтажку, а на деле застраивали в десятки раз большую площадь обычными одноэтажными металлическими или бетонными гаражами.
   Конечно же, такие беззаконные стоянки держались лишь на взятках и могли в любое время быть снесены без всяких компенсаций. Я же упорно добивался оформить отвод под реально построенную плоскостную стоянку с указанием реального количества гаражей и натыкался на стену глухого сопротивления и непонимания. Все дело было в том, что ещё на неоформленном до конца земельном участке в границах несогласованной кальки землеотвода, уже было построено к 1992 году около 1500 одноэтажных бетонных и металлических гаражей на площади примерно 5 гектаров. Одно дело, когда специалисты ГлавАПУ выдавали отводную кальку и ставили на ней согласующие подписи, когда территория не была застроена. И совсем другое дело, когда они узнавали, что гаражи уже существуют. Таких мощных стоянок в Москве не было. Многие из специалистов, которые ставили свои подписи на отводной кальке и советовали строить гаражи, не дожидаясь окончательного оформления землеотвода, просто впадали в шок и предлагали, например, разбить единую стоянку на 5–6 якобы независимых самостоятельных стоянок. Такой путь самообмана меня не устраивал, потому что любой проверяющий мог обнаружить подлог и на этом оснований возбудить дело о незаконном захвате московской территории.
   Собрать все согласующие подписи на отводной кальке и получить согласие и разрешение всех специалистов и органов московской власти на строительство 1545 одноэтажных гаражей – невероятно сложная задача даже для специалистов по строительству капитальных жилых зданий. Точно не помню, но было необходимо собрать примерно 10–12 положительных заключений от таких придирчивых организаций, как отдел подземных сооружений, московской экологической инспекции или Москомприроды и лесопаркового хозяйства. Доверить даже своему близкому окружению по правлению автостоянки эту титаническую работу по согласованию отводной кальки, я не мог. Как бы они не были мне близки, но для них автостоянка не была кровным делом и не была временным смыслом жизни, каким она невольно стала для меня как председателя, поставившего на карту собственную репутацию и давшего слово членам автостоянки довести землеотвод до завершения.
   Люди становились членами автостоянки и сдавали деньги на строительство гаража на основе личного доверия ко мне и я готов был выпрыгнуть из собственной шкуры, чтобы оправдать это доверие. До сих пор не понимаю, откуда бралась во мне энергия образцово исполнять служебные обязанности офицера Центрального аппарата ВМФ, и неистово работать не только по оформлению землеотвода, но и решать десятки сложнейших вопросов по телефонизации, строительству охранных и служебных помещений и по получению технических условий на выделение электроэнергии и согласование проекта электроснабжения, с последующей прокладкой высоковольтного подземного кабеля и установкой собственного трансформатора мощностью на 250 киловатт электрической энергии. При этом каждый человек из 1500 владельцев гаражей знал мой домашний телефон и вечерами выкладывал мне свои сомнения или подозрения, а также замеченные строительные недочеты или делился рекомендациями как лучше сделать то или иное дело на пользу автостоянки.
   У меня был толстенная телефонная книга с номерами домашних и служебных телефонов всех членов автостоянки, с указанием их места работы и занимаемой должности. Почти каждый вечер я по собственной инициативе обзванивал тех членов автостоянки, которые хоть как-то могли помочь нашему общему делу. Вечерами в будние дни телефон не умолкал ни на минуту. Мне даже приходилось ужинать с прижатой к уху телефонной трубкой. Являясь заядлым курильщиком, к двенадцати часам ночи, я договаривался до того, что срывал голос и переходил на сип и шепот. Но зато, никто, кто мне звонил вечерами, не оставался без развернутого ответа о состоянии дел и получал от меня заряд оптимистической уверенности, что стоянка будет юридически оформлена и просуществует достаточно долгий период времени. Тем не менее, я не ощущал никакого физического переутомления и утром просыпался с неодолимым желанием продолжить начатое дело. Нередко по вечерним звонкам, в течение служебного дня я созванивался с теми членами автостоянки, которые по своему служебному положению могли оказать помощь в решении тех или иных вопросов и выражали согласие оказать содействие.
   Я просил их о личной встрече, и если получал согласие, то с разрешения непосредственного начальника отлучался на пару часов и при личной встрече выкладывал те проблемы автостоянки, которые мог разрешить мой собеседник. Я упорно создавал общество единомышленников, члены которого даже не были знакомы друг с другом. Никто из них не был альтруистом, который что-то делал на пользу стоянки ради доброго отношения ко мне лично или к общественному объединению под названием «Штурвал». Нет. Такого, к сожалению, в жизни не бывает, в чем я лично убедился, пока занимался строительством и оформлением отводных документов на автостоянку. Каждый мой единомышленник оказывал помощь стоянке приобретением строительных материалов или способствовал оформлению документации, потому что прежде всего он оказывал помощь самому себе. Потому что, как член автостоянки и владелец гаража желал благоустройства стоянки и долгих лет её существования.
   А дальше, уже в зависимости от широты души единомышленника, его связей и его человеческих качеств, некоторые мои единомышленники оказали колоссальные услуги как в поставке материалов, так и в оформлении землеотвода и всей необходимой документации. Скажу больше. При всей моей настойчивости и целеустремленности, даже используя взятки, я бы никогда не оформил землеотвод и не обеспечил телефонизацию и электроснабжение в одиночку, даже если бы разбился в лепешку. Дело в том, что в переходный период 1988–1992 годов органы власти и хозяйственно-плановые структуры Москвы не были ещё поражены повальным взяточничеством и коррупцией. Больше играла роль личное знакомство, предварительные звонки о моем посещении, с просьбой помощи или просто совместное посещение того или иного государственного органа или организации мной и членом нашей автостоянки, являющегося авторитетом для той или иной организации и органа власти. Все взятки в это время ограничивались коробкой хороших конфет, упаковкой дорогих духов или даже импортным шампунем. Такой набор подношений был неизменным атрибутом каждого моего посещения любой городской организации и любого органа власти.
   Никто и никогда не отказывался от таких приятных подношений, как и никто не требовал открыто или через посредника финансовой взятки. Я могу с уверенностью утверждать, как свидетель и непосредственный участник событий, что даже в последние годы эпохи Горбачева и в первые годы эпохи Ельцина органы московской власти и городские организации не были поражены взяточничеством и криминальной коррупцией. Это уже потом, примерно в 1997–1999 годах, аппетиты разыгрались настолько, что власти и организации оградились непробиваемой охраной и меня даже не стали пускать на порог префектуры Южного округа. Я и сейчас считаю, что без личной целеустремленности и полной самоотдачи, а также без круга единомышленников, лично заинтересованных в исходе и в результатах дела никакую крупную задачу осуществить невозможно не только в общественной или политической, но и в коммерческой деятельности.
   Любой руководитель без заинтересованных единомышленников обязательно потерпит крах и не исполнит поставленных перед собой целей. Либералы нас учат, что политические вопросы и государственные дела должны решать некие независимые профессионалы, которые не обязательно должны быть единомышленниками главы государства или премьер-министра. Это чистая ложь и обман. Если министры или руководители государственных и хозяйственно-экономических структур не являются единомышленниками главы государства, то такое государство даже при порядочном и благородном президенте, неизбежно породит хаос и экономическую разруху. Кстати говоря, все министры правительства Ельцина, чтобы они ни говорили на словах, на деле тем и занимались, что доводили экономику страны до полного хаоса. И буквально провоцировали людей на восстание, чтобы ввести, по просьбе «всенародно» избранного президента Ельцина в страну войска НАТО и обеспечить развитие ситуации по югославскому, ливийскому или сегодняшнему украинскому варианту. Разве непонятно читателям, что если бы не было современной суверенной России, обладающей ядерным оружием и мощными вооруженными силами, то и современная Украина была бы уже оккупирована войсками НАТО?
   Таким же неизбежным спутником моей жизни в качестве председателя строящейся автостоянки стали криминальные взаимосвязи с подольской криминальной группировкой. Без их защиты меня могли бы пристрелить, например солнцевские или таганские банды, которые в те времена были полновластными хозяевами своих территорий. Подольские ребята осуществляли мою защиту без всяких финансовых сборов в их пользу, и это ломает всякие представления о ненасытной жадности московских бандитов ельцинского периода или о полном «беспределе» криминальных образований. О своей «крыше» из подольской группировки я вспоминаю с благодарностью и уважением. Когда на автостоянку налетали, например, бойцы солнцевской группировки и требовали платить дань, то я называл подпольную кличку подольского авторитета, который отвечал за мою территорию, и просил согласовать вопрос сбора финансовой дани не со мной, а с моей «крышей».
   После этого бандитские группировки исчезали и уже больше меня не тревожили. Видимо, потому, что стоянка не была коммерческой структурой, а строилась на общественные деньги офицеров и рядовых москвичей, подольский авторитет, неоднократно бывая на стоянке, никогда не потребовал с меня даже одного рубля. Для меня совершенно очевидно, что если бы стоянка не имела надежной «крыши», то я как председатель автостоянки «Штурвал» или платил криминалу огромную дань или был вывезен с территории автостоянки и физически уничтожен в пределах МКАД. Ничего подобного не случилось, за что я искренне благодарен подольскому авторитету, который не был беспредельщиком, а был вполне порядочным человеком. Он жив, и надеюсь, находится в полном здравии. Я от всей души желаю ему здоровья, благополучия и семейного счастья. К моему удивлению, таких глубоко порядочных людей, которые не курят, не пьют, не матерятся и уважают бедных и беззащитных людей, в органах московской власти и в силовых милицейских структурах, я практически не встречал. Хотя и там были люди, которые даже на высоких должностях сохраняли совесть и порядочность.
   Среди таких людей я могу назвать бывшего префекта Южного административного округа города Москвы, а затем заместителя мера города Москвы и губернатора Новгородской области Шанцева Валерия Павлиновича. Когда он возглавлял префектуру, я спокойно встречался и с сотрудниками префектуры по кругу задач, связанных с автостоянкой и с самим префектом. Когда же префектуру Южного округа возглавил некто Буланов, то меня даже по предварительному звонку ни разу не пустили на порог префектуры. Когда я просил оформить пропуск, всякий раз что-то шипели невнятное, а затем отвечали, что им некогда и принять меня они не могут.

2. Рассуждения о нравственности

   К великому сожалению могу констатировать, что не только заниматься серьезным бизнесом, но даже руководить общественной организацией, обеспечивающей свою деятельность за счет сбора средств с членов автостоянки и при этом не поступиться своими моральными принципами и внутренней совестью было невозможно. Подлость коррупции, не в виде взяток, а в виде дружбы и знакомства с нужными людьми, была неизбежным элементом не только при строительстве, но и при эксплуатации стоянки. В моем окружении присутствовали неприятные мне люди, в том числе духовные подлецы и воры, которые тайно меня ненавидели и презирали, но смирялись с моим председательством, потому что за моей спиной им было удобнее и безопаснее присваивать средства автостоянки. Я вынужден был их терпеть и как мог, смирял их алчность, убеждая, что в случае бунта недовольных членов автостоянки или жалоб в правоохранительные органы, придет новая администрация и «кормушка» закончится. Фамилии их я называть не буду, зачем же оставлять память о подлецах в такой хорошей книге? Но я им тоже благодарен. Могли ведь нанять киллера и пристрелить меня или просто размозжить голову ударом сзади чем-нибудь тяжелым. Они понимали, что им без меня будет хуже, поэтому и не трогали.
   Я тоже никогда не опасался неожиданного нападения, гулял где хотел и когда хотел, интуитивно веря, что у меня нет врагов, которые бы отважились на мое убийство. Выгнал я из правления лишь несколько человек, алчность которых была сравнима с их глупостью. Так, некто Кравченко, будучи комендантом, положил деньги на покупку щебенки в свой карман и не построил внутренние дороги и проезды. Оказалось, что он вступил в сговор с исполнителем работ и просто поделил деньги пополам. Квитанция об оплате нужного количества кубометров щебеночного покрытия была на руках у коменданта Кравченко, а вот щебенки не было. Когда я пытался выяснить, где же щебенка, он мне нагло врал, что её просто не хватило. Я привлек для консультаций специалистов по строительству из числа членов нашей стоянки, и они с точностью до нескольких кубометров определили количество засыпанной щебенки. Примерно было недопоставлено около 85–90 процентов оплаченной щебенки. Я бросился к поставщику щебенки и тот подтвердил, что львиная доля оплаченной щебенки недопоставлена, потому что якобы баржа с закупленной щебенкой была разграблена по дороге из Карелии в регион Москвы
   Естественно, что возвращать деньги за недопоставленную щебенку исполнитель работ отказался, ссылаясь на полное банкротство. Да я и сильно не настаивал, чтобы не наживать себе лишнего врага. Дело-то было не в банкротстве исполнителя работ, а в лукавстве, обмане и духовном банкротстве коменданта Кравченко. По этой причине дороги оказались такими хилыми, что машины тонули в грязи и буксовали. Пришлось с Кравченко расстаться и накапливать средства для ремонта и укрепления дорожного покрытия. Таких случаев было очень много, но если вор неглуп, да к тому же и подл, то доказать воровство было не просто. Среди членов автостоянки были и сотрудники милиции среднего звена. Но никто из них не собирался оказывать мне помощь и проводить следственно-разыскные мероприятия. Подольские ребята обеспечивали мою защиту от криминальных группировок других московских территорий, но если бы я обратился за помощью в наведении внутреннего порядка, то проявил слабость как руководитель. Да и лично для меня такое обращение было равносильно самоунижению.
   Ябедничать я не мог с детства. Доносительство во всех его формах, вызывало во мне чувство омерзения. Как же можно жить, презирая самого себя за ябедничество и доносительство? Проще было добровольно уйти с должности председателя, чем поломать свои жизненные принципы. В то же время обвинить человека в финансовой непорядочности без достаточных оснований я не мог по моральным соображениям. К тому же была и другая опасность. Это было время, когда нанять киллера для убийства неугодного человека можно было не более чем за три тысячи долларов. Если подлый человек будет обвинен в воровстве, то в ослеплении ненависти к своему обвинителю ему ничего не стоило нанять киллера и навсегда заткнуть рот своему обвинителю. Инстинктивно я чувствовал и такую угрозу. Поэтому приходилось лавировать на грани возможного и смиряться с тем, что в твоем окружении присутствуют не только честные люди, но и алчные негодяи.
   Огромную помощь в становлении стоянки оказали такие честные и порядочные люди как Василий Степанович Макаров и Николай Владимирович Гусаров. Без их участия и активной деятельности стоянка могла и не состояться. Алчность некоторых моих сотрудников превышала здравый смысл холодной рассудочности. Макаров и Гусаров были для них помехой. Несмотря на то, что они непосредственно организовывали работы, финансировали и контролировали их выполнение, мне неоднократно поступали «тайные» предложения вывести их из правления. Если бы я согласился, то сам бы себе вырыл яму позора и бесчестия. Позже Макаров добровольно ушел из правления вместе со мной, а Николай Гусаров до последнего дня обеспечивал жизнедеятельность стоянки и честно исполнял свои многочисленные обязанности по ремонту дорог, гаражей, уборки территории от снега и мусора и организации её охраны.
   После моего ухода он не был председателем стоянки, а оставался комендантом, но фактически он и организовывал всю хозяйственную деятельность стоянки, обеспечивая приемлемый комфорт для всего множества «разношерстных» по финансовому положению и по положению в московском обществе, полторы тысяч членов автостоянки. После того, как я построил автостоянку, и выполнил свои обязательства перед людьми, которые доверяли мне свои финансовые средства под мою роспись, должность председателя стала тяготить меня. Но сразу уйти было невозможно, потому что кроме должности я обладал нужными связями, которые не позволяли коммерческим структурам произвести рейдерский захват лакомого земельного участка. Претенденты занять мое место из наших рядовых членов были, но алчность этих претендентов была видна невооруженным взглядом. Они обрушивались на меня с несправедливой критикой, но приходилось терпеть. В вопросах взаимодействия с городскими властями эти претенденты были слепыми котятами. При этом я прекрасно понимал, что если бы я добровольно передал правление в руки узкой группки недовольных критиканов, то воровство многократно усилилось.
   В этом плане и тайные воры среди руководства и членов правления вставали на мою защиту. Они бы тоже потеряли лакомый кусок и были выброшены из правления. Подавляющее большинство членов автостоянки верили в мою порядочность и доверяли мне, да и ежемесячные эксплуатационные сборы на нашей автостоянке были в два-три раза меньше, чем на всех других стоянках Южного округа. Эти финансовые аргументы и сравнения смиряли недовольных. Для примера могу сообщить, что даже перед сносом автостоянки в 2012 году для строительства станции метро «Лесопарковая», ежемесячные эксплуатационные взносы составляли 250 рублей в месяц. В эту сумму входили расходы на уборку территории, её охрану и расходы на электрическое наружное освещение и освещение внутри гаражей, которым члены автостоянки могли пользоваться без ограничения без всяких приборов учета.
   Акцентирую ваше внимание на том, что по нашим временам 250 рублей – мизерные деньги. Стоянке удавалось держать такую мизерную плату за счет большого количества пользователей и минимизации левых расходов для «кормления» руководства стоянки. На других подобных автостоянках Москвы, ежемесячные «поборы» эксплуатационных расходов, были в несколько раз больше. Крикуны и недовольные были всегда, но они составляли жалкое меньшинство от большинства членов автостоянки. Подавляющее большинство членов автостоянки поддерживало меня, относилось ко мне с уважением и было вполне удовлетворено и суммой ежемесячного эксплуатационного взноса, и предоставляемым сервисом обслуживания. Но были и те, которые буквально ненавидели меня лютой ненавистью. В основе недовольства всегда стояли не общественные интересы экономии средств, а корыстные интересы личного обогащения и просто неприкрытая человеческая зависть. Многим крикливым авантюристам очень хотелось стать у руля правления и превратить автостоянку в собственную кормушку и в источник обогащения. Да, они портили мне настроение, но их было жалкое меньшинство. О том, какие трудности личного характера мне приходилось преодолевать, расскажу в следующей главе.

Глава X
Свидетельские показания об эпохе Ельцина

1. Подозрительная кража автомобиля

   Однако самую великую обиду нанесли мне не внутренние враги и недоброжелатели и даже не криминальные сообщества, а высокопоставленные и элитные правоохранительные структуры из личной охраны Ельцина. Когда я начинал строительство автостоянки в 1988 году, то микрорайона «Северное Бутово» ещё не существовало. Если бы этот микрорайон не был построен, то автостоянка ограничила свой объем в количестве 500–600 машиномест. Кому же охота добираться до автостоянки на 33-м километре МКАД, затрачивая на дорогу час или больше личного времени из Ясенево, Теплого Стана или жилых массивов Северного и Южного Чертаново? А были и такие члены автостоянки, которые жили в центре Москвы или в её северных районах. Такие автолюбители использовали автостоянку не для ежедневных нужд, а для отстоя транспорта в зимнее время или как склад для хранения домашнего имущества. На мой взгляд, если переход из дома до стоянки занимает больше 20 минут, то для ежедневных нужд использовать такую стоянку нерационально.
   Наша стоянка была настолько изолирована от жилых массивов, что даже мне с улицы Кировоградской, дом 19, приходилось тратить на переезд общественным транспортом от дома до автостоянки полчаса времени. Как раз строительство напротив нашей автостоянки огромного жилого массива «Северное Бутово» и определило наплыв автолюбителей, желающих получить гаражи на нашей автостоянке. Чтобы попасть на стоянку из микрорайона «Северное Бутово», не надо было пользоваться общественным транспортом, достаточно было пройти по подземному переходу под МКАД и затратить 15–20 минут времени. В одном из домов поселили семьи охранников Ельцина. Одна из семей какого-то гражданина, проживающего в этом доме, имела гараж на нашей автостоянке. Но, как и многие другие владельцы личного автотранспорта, они оставляли на ночь машину не в гараже, а около дома. Да и машина-то была хоть и новая, но самой рядовой и непрестижной марки «Дэу Нексия». В одну из ночей машина была угнана и через органы милиции была объявлена в официальный розыск. В те бандитские времена эпохи Ельцина найти её с помощью милиции было практически невозможно.
   Видимо, кто-то из соседей по дому, работающий в личной охране Ельцина, дружил с семьей пострадавших и посоветовал обескураженным соседям имитировать угон уже украденной машины из гаража автостоянки. При этом сосед из высокопоставленных органов личной охраны президента, видимо, гарантировал пострадавшим, что «выбить» из стоянки финансовый эквивалент украденной машины не составит для него никакого труда. Без машины на территорию автостоянки можно пройти и незаметно, без регистрации у сторожей. Собственно говоря, сторожа регистрировали и отмечали в журнале только факт прибытия или убытия автотранспорта, а отмечать проход членов автостоянки не входило в их обязанности. Этот порядок действовал не только у нас, но и на других стоянках. По разработанному сценарию владелец украденной машины на следующую ночь проник на территорию стоянки, разрезал и разворотил с задней стены проход в свой личный бокс, а затем открыл своим ключом замок и распахнул ворота.
   На огромной территории в полторы тысячи машиномест этой ночной операции никто не заметил. Часов в 7 утра владелец бокса вернулся на автостоянку, якобы за своей машиной, и обнаружил её пропажу. Он пригласил сторожей для осмотра «места происшествия», а сам ушел с автостоянки, даже не воспользовавшись телефоном автостоянки для вызова милиции. Все это происходило во времена Ельцина, когда сотовых телефонов ещё не было. Стоянка расположена в зоне оперативной ответственности 136-го отделения милиции «Чертаново-Южное». Как потом мне докладывали сторожа, на стоянку минут через пятнадцать прибыл лично начальник 136-го отделения милиции с оперативниками. По звонку сторожа об угоне и прибытии милицейского начальника я быстро собрался и поехал на автостоянку. Но уже никого не застал. Пострадавший как ушел в 7 утра, так больше не появлялся. Начальник 136-го отделения и его сотрудники милиции также очень быстро покинули автостоянку, не опросив сторожей и даже не проверив журнал въезда и выезда автотранспорта.
   Я сам осмотрел место происшествия и обнаружил в траве между боксами совершенно исправный навесной замок, которым запирались ворота бокса. Замок был не погнут и явно открыт ключом или отмычкой. Но если воры так легко открыли ворота, то зачем им понадобилось ножницами по металлу резать заднюю стену и проникать в гараж нестандартным способом? Прибыв в охранное помещение, я, прежде всего, осмотрел индивидуальные ячейки, которые дублировали каждое машиноместо. В этих ячейках размещались карточки-заместители. Когда человек ставил машину в гараж, то забирал из своей ячейки карточку-заместитель, а когда уезжал на машине с автостоянки, то оставлял карточку-заместитель в своей индивидуальной ячейке. По этому стенду легко было визуально определить, в каких боксах стоят машины, а в каких их в настоящее время нет. Карточка-заместитель якобы угнанной машины была на месте, а значит, и машины на стоянке в эти дни не было.
   Дублировал этот визуальный контроль письменный контроль выезда и заезда каждого автомобиля на территорию автостоянки. Сторож автостоянки, прежде чем открыть ворота, обязательно фиксировал время и номер автомобиля в специальный журнал, в графу въезда или выезда. Никаких отметок в журнале не было обнаружено. В то же время если бы сторож спал, то без нажатия кнопки изнутри охранного помещения, открыть автоматические ворота было невозможно. Автомобили пока летать не научились, а значит, и весь этот угон является либо подставой, либо тщательно спланированной провокацией. Скрывая свое подозрение и тревогу, я продолжал расспрашивать сторожей о подробностях посещения автостоянки начальником 136-го отделения милиции. Было ясно, что на простой угон начальник не поедет. Что-то в этой истории было не так. Если не было воровства и даже звонка с автостоянки, то каким образом начальник милиции ранним утром через пятнадцать минут после обнаружения факта угона и убытия хозяина автомобиля домой, оказался на нашей территории? Чтобы самостоятельно вызвать милицию, хозяину машины надо было минут пятнадцать времени только на то, чтобы преодолеть подземный переход под МКАД и добраться до дома.
   Но даже если пострадавший позвонил в милицию из дома, то часа через два-три приехал бы какой-нибудь младший оперативник. А тут прибыл через 15 минут, ранним утром, сам начальник 136-го отделения милиции в звании полковника. Понимая, что стоянка «влипла» в какую-то подозрительную историю, я поручил сторожам написать объяснительные записки, и тщательно зафиксировать в них в хронологическом порядке все события их суточного дежурства. Важно было найти хоть каких-то свидетелей или улики. Свидетелей не было. Инструмент, с помощью которого была грубо вскрыта задняя стенка бокса, не обнаружен. В качестве улики можно было использовать неповрежденный замок. Я его упаковал в полиэтиленовый пакет в надежде, что на нем сохранились отпечатки пальцев злоумышленника. Дальше события стали развиваться по тому же нестандартному пути. Около 9 часов утра мне на стоянку позвонил начальник 136-го отделения милиции и предложил приехать к нему в отделение. Какие-то кражи случались и до этого, но чести быть лично приглашенным после кражи автомобиля в кабинет начальника милиции, я не удостаивался.
   С полковником милиции, который в это время возглавлял 136-е отделение, я был знаком. Вначале эксплуатации, на стоянке невозможно было установить телефон, так как рядом не было телефонного кабеля, а устанавливать воздушную линию МГТС запретило. Времена были бандитские. Какие-нибудь ночные гастролеры могли заехать на стоянку и угнать за ночь десяток автомобилей. Невооруженный сторож без телефонной связи, был беспомощен и не мог оказать никакого сопротивления. Связь с милицией для вызова патрульной машины, в случае нападения на автостоянку, была жизненно необходима. Напомню, что сотовой связи ещё не было. Я обратился к военным связистам, и они передали автостоянке два комплекта списанных и снятых с эксплуатации радиостанций. Аппаратура оказалась очень громоздкой, но если мне удастся уговорить начальника 136-го отделения милиции установить один комплект в помещении круглосуточного дежурного по 136-му отделению милиции, то сторожа могли в любой момент сообщить о нападении на автостоянку дежурному милиционеру. С просьбой установить комплект радиостанции в помещении дежурного милиционера, я обратился к начальнику 136-го отделения милиции и быстро получил его согласие. Так мы с ним познакомились.
   Скоро мне удалось договориться с руководством МРЭО № 5 и руководством московского ГАИ, использовать свободный телефонный номер МРЭО № 5 для нужд автостоянки. Стоянка обзавелась собственным телефонным номером, и надобность в радиосвязи отпала. Но взаимодействие с начальником 136 отделения милиции продолжалось. Я очень опасался за сохранность автомобилей на стоянке и старался защитить стоянку не только от внешних воров, но и от собственных недобропорядочных членов автостоянки. Были случаи, когда одни члены, придя на стоянку, вскрывали гаражные боксы своих соседей и воровали из них запчасти, колеса, аккумуляторы или инструменты. Найти таких внутренних воров было крайне трудно. А люди жаловались председателю и просили или найти вора и вернуть украденное имущество или выплатить денежную компенсацию. Такая подлость внутренних воров повергала меня в шок.
   Я расстраивался и переживал не меньше того человека, которого обворовали. Я просил сторожей докладывать о краже дежурному по 136-го отделению милиции и вызывать милицейского следователя. Реакции не было, и тогда я обратился к начальнику отделения милиции, чтобы для стоянки назначили отдельного следователя. По просьбе начальника, я передал ему копию списка членов автостоянки вместе с телефонами и домашними адресами. Следователь был назначен, и в случае кражи, сторожа звонили не только дежурному, но и милицейскому следователю. Он приезжал по звонку, ходил по стоянке и беседовал с потерпевшими. Это успокаивало потерпевших, но ни разу не было случая, чтобы офицер милиции отыскал воров. Особо расстроенные потерпевшие ходили за мной по пятам и жаловались, что у них нет средств, снова купить украденные запчасти или инструменты. Я понимал их обиду и отчаяние, потому что и сам был неоднократно обворован. Приходилось поступать не по закону, а по совести.
   Приходилось выяснять, на какую сумму совершена кража имущества из гаража потерпевшего и процентов на 70–80, в зависимости от настойчивости потерпевшего, под расписку возмещать ему стоимость украденного, из неучтенных средств автостоянки. Откровенно признаюсь, что я возмещал стоимость украденного имущества из тех средств, которые мог бы использовать для личного обогащения. При этом я просил потерпевшего хранить в тайне, что он получил денежную компенсацию украденного имущества. Никаким уставом не предусмотрена ответственность сторожей, как и руководства автостоянки за внутренние кражи. В то же время никакой финансовый орган не признает законность расходования общественных денег или эксплуатационных взносов добропорядочных членов автостоянки на возмещение расходов кражи имущества отдельных членов. Милиция же была бессильна отыскать воров. Вот и приходилось «выкручиваться» с помощью неучтенных средств.
   Эти расписки я хранил не на стоянке, а дома, как личную тайну. Впрочем, потерпевшие не знали, что возмещение осуществляется из неучтенных средств. Они думали, что я расходую эксплуатационные общественные средства и старались не афишировать возмещение убытков от воровства, осознавая их незаконность. Добропорядочные члены могли и возмутиться, узнав, что автостоянка компенсирует финансовые потери потерпевших за счет их средств. Таким образом, у меня были хотя и бесполезные, но довольно тесные контакты с начальником 136-го отделения милиции. Насколько помню, это был, как ныне принято говорить, человек кавказской национальности. Но он прошел горнило милицейской службы во времена крепкой советской власти и потому не мог не быть порядочным человеком.
   Однако и он сам, и все его подчиненные в начале 90-х годов, в первые годы правления Ельцина, выглядели растерянными и угнетенными от невозможности справиться с валом преступности. До случая таинственного исчезновения из гаража, не принятого под охрану сторожей автомобиля, всегда я проявлял инициативу и большую настойчивость, чтобы встретиться с начальником 136-го отделения милиции. Сам же полковник милиции не проявлял особого интереса ни ко мне, ни к автостоянке.

2. Охранники Ельцина, или Законы беспредела

   На этот раз он позвонил на автостоянку около 9 часов утра лично, и попросил меня срочно прибыть к нему на собеседование. В кабинете полковник не стал ходить вокруг да около. Он сразу сказал, что стоянка должна изыскать средства и срочно выплатить хозяину угнанной машины денежную компенсацию в размере 11 тысяч долларов. В ответ на это требование я сообщил ему, что все факты свидетельствуют о том, что никакой кражи не было, потому что на стоянке в ночь кражи не было самой машины, что подтверждено показаниями сторожей и документами учета и контроля выезда и въезда автотранспорта. Полковник не стал возражать против моих доводов. Он внимательно посмотрел на меня и в отчаянии сказал, что сопротивляться бесполезно. Не уточняя, кто конкретно, он заявил, что на него давят такие люди, что если я не выплачу компенсацию, то его уволят со службы. Но особенно запомнилась фраза, что полковник и начальник 136-го отделения милиции готов стать передо мной на колени. Я видел по его напряженному и расстроенному выражению лица, что он не шутит, а вполне искренен со мной и говорит сущую правду.
   Я был полностью обескуражен таким откровенным признанием. Он мне не угрожал, не обещал преследовать меня, если я откажусь выполнить его просьбу. А ведь вполне бы мог пойти и по этому пути! Организовать пару-тройку ложных заявлений от членов автостоянки о моем воровстве было проще пареной репы. Потом можно было, и арестовать до суда, как вероятного преступника и мошенника. А пока я сижу, натрясти из членов стоянки сколько угодно заявлений о моем вымогании взяток за предоставление гаражей. Да мало ли каких финансовых и экономических преступлений можно обнаружить, а правильнее сказать – искусственно и умело реконструировать в деятельности человека, который организовал и эксплуатирует автостоянку на полторы тысячи машиномест. Современные милицейские боевики и телесериалы полны такими случаями незаконного вымогательства со стороны милицейских работников разного уровня.
   Но не только придуманная виртуальность, но и реальная жизнь свидетельствует, что в современных правоохранительных органах, называют ли их милицией или полицией, полно «оборотней в погонах», которые, прикрываясь властью, оружием и погонами, работают на себя, а не на государство. Полковник поступил честно и порядочно. Он открыто сказал, что если я не выплачу компенсацию, то его отстранят от должности и уволят со службы. Своим заявлением он вызвал во мне не страх, а чувство человеческого уважения. Дослужившись до погон полковника, он не потерял чести и достоинства милицейского офицера. Конечно же, мне не хотелось вступать в конфликт с милицией и подводить начальника 136-го отделения милиции своей жадностью. На стоянке было на этот момент два построенных, но нереализованных гаража. Что-то имелось и в общественной кассе. Я пообещал полковнику, что в течение двух месяцев выплачу неожиданному вымогателю 11 тысяч долларов и вопрос закрою. С тем и удалился, дружески распрощавшись с полковником и удивляясь причудам ельцинского правопорядка. Уже вернувшись на стоянку, я подумал, что машина и вовсе не была украдена, а хозяин гаража, пользуясь высокопоставленными неизвестными покровителями, просто захотел «развести» автостоянку на 11 тысяч долларов с помощью милиции.
   Людская совесть во времена эпохи Ельцина стремительно деградировала, мошенники и «кидалы» плодились как грибы после дождя, и такой вариант добычи незаработанных денег был вполне возможен. Я позвонил знакомому сотруднику ГАИ, имеющему гараж на нашей стоянке, и попросил выяснить, числится ли в угоне украденная машина? Ведь в любом случае, хозяин обязан был письменно заявить в милицию об угоне машины, а милиция была обязана занести её в базу угнанных машин и организовать её поиск. Ожидая ответ, я даже надеялся, что машину уже нашли, и тогда ничего компенсировать не придется. Но сообщение работника ГАИ поставило меня в полный «ступор». Оказалось, что эта машина стала числиться в угоне ещё за сутки до того, как она якобы пропала с нашей стоянки. Подлог и мистификация угона были налицо. Изменить дату в базе данных угнанных машин, не так-то просто.
   Потом, ведь никто не знает, что я это обнаружил. После моего ухода начальник 136-го отделения милиции наверняка позвонил тому начальнику, который угрожал отстранить его от должности и уволить со службы, и сообщил, что компенсация будет выплачена. Кому же в этой ситуации, придет в голову вносить изменения в базу данных угнанных машин? Обдумав эти обстоятельства, а главное, еще веруя в порядочность хотя бы органов ельцинской прокуратуры, я быстро написал пространное заявление на имя прокурора Южного округа города Москвы, где указал все тонкости подлога с угоном автомобиля и обвинил хозяина автомобиля в лжесвидетельстве и вымогательстве. Ни каких ссылок на начальника 136-го отделения милиции я не делал. Да и ему не позвонил с предупреждением, что нарушаю договоренность. Подлог владельца машины был настолько очевиден, что по советскому времени прокуратура, как независимый от милиции орган, защитила бы и меня и автостоянку и начальника 136-го отделения милиции. Не помню точно, но прокуратура округа располагалась почти у садового кольца, то ли по улице Люсиновской, то ли по улице Серпуховской.
   Я успел приехать в прокуратуру в этот же день, и в конце рабочего дня меня приняла женщина-прокурор в звании старшего лейтенанта юстиции. Вежливо улыбаясь, она выслушала меня, приняла мое заявление и внимательно прочитала. Я ей передал также объяснительные записки сторожей, упакованный в полиэтиленовый мешочек исправный замок гаража и книгу регистрации въезда и выезда автотранспорта. Главным же моим доказательством явилось то, что инкриминируемая кража автомобиля якобы произошла в эту ночь. А на самом деле, ещё за сутки до этого, этот автомобиль уже был зарегистрирован в милицейской базе данных угнанных автомобилей московского региона. Женщина-прокурор сообщила мне, что заявление принято к рассмотрению, выдала мне регистрационный номер, и я, уверенный в скором торжестве справедливости, покинул прокуратуру, восхваляя сам себя за аналитический ум и наблюдательность.
   Я искренне верил, что прокуратура быстро разберется в обстоятельствах угона, и снимет обвинения с автостоянки. Заодно и лишится аргумента тот представитель власти, который давил на начальника 136-го отделения милиции, угрожая ему увольнением. Но радовался и торжествовал я рано, и не по делу. В этой ситуации я был наивным «совком». Да и сейчас я такой же. Скоро я понял, что мы живем в такой подлой системе сплошной коррупции, где справедливости и законности нет места. Через два дня вечером, я как обычно сидел в приемной комнате правления на втором этаже вместе со своим заместителем по строительству, и двумя посетителями. Неожиданно на стоянку въехали два крутых джипа с затененными стеклами. Из одного из них вышли трое, прекрасно сложенных, коренастых человека и поднялись в помещение. По одежде и по внешнему виду они отличались от окружающих изысканностью, вызывающей холеностью небожителей, надменностью и властным видом. Но лица у них были далеко не нордического типа. Все трое были людьми кавказской национальности. У одного из них был в руках пистолет, у другого наручники, а третий сопровождал их в качестве охранника и держал руку в кармане. Из второго джипа так никто и не вышел.
   Тот, что с наручниками, был, видимо, главный. Не представляясь, он спросил, кто из нас Мальцев. Я представился. Он попросил представиться и других, кто находился в помещении. Может, подумал, что это мои охранники? К моему удивлению, мой вороватый заместитель по строительству сразу понял, что дело, как говорится, «пахнет керосином». Быстро среагировал на опасность (воры умеют инстинктом определять грозящую им опасность), и представился не как член правления, а как посетитель. Это меня до крайности изумило, но подправлять я его не стал. Посетитель так посетитель. Хотя такое беспардонное предательство я надолго запомнил и при первой же возможности выгнал этого подонка из правления. Старший из этой группы попросил всех выйти, чтобы наедине побеседовать лично с председателем. Я сказал, что в этом нет надобности, и предложил пройти в отдельную комнату председателя, где у меня в сейфе хранились финансовые документы, списки и печать общественного объединения.
   Мы вчетвером зашли в крошечную комнату, где размещался стол и два стула, один для меня, другой для посетителя. Я обошел стол и сел на свое место. Предложил и тому, кто был с наручниками, сесть на свободный стул. Но прежде чем сесть, он достал корочки и продемонстрировал их мне, заявив, что он является сотрудником личной охраны президента Ельцина. Честно скажу, я не успел в подробностях разглядеть, что написано в корочках. Да для меня уже не имело значения, пришли ли это бандиты или настоящие сотрудники президентской охраны. От разговора уклониться было невозможно. Спрятав корочки, старший сел напротив меня и сказал, что об их посещении автостоянки осведомлен только один человек, и этим человеком является начальник Управления МВД Южного округа. Он достал бумажку с номером телефона и предложил, если я сомневаюсь, позвонить и поговорить с милицейским генералом. Но я не сомневался. Сразу же сообразил, кто давил на начальника 136-го отделения милиции, угрожая снять его с должности и отправить на пенсию. Я спросил: «Чего вы хотите?» Но холеный мужчина средних лет, играя наручниками, не ответил на мой вопрос. Он начал издалека.
   Он сообщил, что прежде чем встретиться со мной, они просмотрели мое досье и теперь знают, где я живу, возраст моих детей и мою офицерскую биографию. Особенно он подчеркнул то обстоятельство, что я служил на атомных подводных лодках и не был «сексотом» КГБ. На этом основании они пришли к выводу о моей порядочности. Порядочность порядочностью, но не обошлось без угроз и запугивания. «Посетитель» без пафоса, не повышая голоса, заявил, что он может меня арестовать, а, выехав на МКАД, пристрелить и выбросить труп на обочину и никто никогда не установит, кто и зачем совершил это убийство. Тут он был прав. Власть этих людей была безгранична. Запуганный генерал и руководитель управления МВД Южного округа сделает все возможное, чтобы не найти моих убийц и тем самым сохранить за собой генеральскую должность. Я думаю, и произносил эту угрозу убийства мой посетитель не для красного словца, а потому что его профессией была вовсе не профессия охраны президента, а убийство лиц, неугодных ельцинскому режиму.
   Это мои догадки, неподтвержденные никакими фактами. Но почему-то я инстинктивно почувствовал, что именно такие головорезы и убили прославленного и заслуженного генерала и депутата Рохлина, когда он собрал свидетельства и документы о факте тайной продажи США стратегических ядерных материалов, которые были наработаны и добыты тяжким трудом заключенных во времена существования СССР. Рохлин не был противником демократии, но он был офицером и порядочным человеком. Он готовился выступить перед народными депутатами, не для того чтобы призвать к бунту и восстанию против Ельцина, а чтобы показать бесчестие и жадность ельцинского окружения, которое, прикрываясь демократическим словоблудием, по дешевке распродает национальное достояние и стратегический оборонный потенциал Российской федерации. Дав разрешение на сделку, Ельцин нарушил конституцию. Он был обязан, согласно своей президентской клятве, заботиться о безопасности и умножать стратегический оборонный потенциал, а Ельцин и его окружение делали все возможное и невозможное, чтобы разрушить экономику и обороноспособность собственного отечества.
   Да и не называло окружение Ельцина Россию «родиной» или «отечеством». Дух разрушения, ненависть и презрение к народам России были так сильны, что в ходу администрации президента и правительства был термин «эта страна». В ночь перед разоблачительным выступлением, генерал и народный депутат Рохлин был убит на служебной даче. Не помогла и личная охрана. Причем после убийства пистолет очистили от отпечатков пальцев настоящего убийцы и принудили жену Рохлина подержать этот пистолет в своих руках. Кровавая трагедия закончилась тем, что в убийстве мужа обвинили жену Рохлина. Большего изуверства придумать было невозможно. Так честность и порядочность генерала Рохлина обернулась его убийством и тюремным заключением его жены. После она была оправдана, но это уже был надломленный человек, с исковерканной судьбой, который не представлял никакого интереса и не нес никакой угрозы для режима Ельцина.
   Сейчас, по прошествии времени, я уверен, что моими посетителями были если не сами участники убийства Рохлина, то из того тайного подразделения, которое занималось грязной работой физического устранения лиц, неугодных ельцинскому режиму. Беспредел непрерывных бандитских разборок и взаимных убийств, уголовных отморозков и бандитов, потому и был запущен во времена Ельцина во всех городах и весях, чтобы на их фоне головорезы Ельцина незаметно исполняли свою работу по физическому устранению лиц, неугодных режиму. Что говорить, если Совет безопасности страны возглавлял тайный ненавистник России и убийца неугодных ему людей, олигарх Борис Березовский! Но во время собеседования со своими посетителями я не думал ни о Рохлине, ни о Березовском. Я думал о том, как низко нужно было пасть духовно и морально, чтобы за 11 тысяч долларов угрожать человеку смертью и привлекать в свидетели милицейского генерала окружного уровня.
   Я был поражен не страхом смерти, а мелочностью той проблемы, из-за которой мне угрожают смертью. Закончив вступительную речь, сидящий передо мной головорез предложил мне дать письменную расписку, что я в месячный срок выплачу компенсацию за угнанную машину в размере 11 тысяч долларов. Они тут же уедут, а расписку мне вернет хозяин угнанной машины после того, как я выплачу компенсацию. В этой безвыходной ситуации можно бы было молча согласиться и написать расписку. Ясно, что они или уедут с распиской, или увезут меня с собой и убьют по дороге. Но прежде чем давать расписку, мне захотелось показать и доказать их подлость и несправедливость. Я сказал, что угона не было, так как машина заявлена в милицейский розыск за сутки до того, как произошла инсценировка её кражи со стоянки. «Вы можете позвонить в ГАИ, и сами убедиться, в правоте моих слов. Кроме того, я уже написал заявление в прокуратуру, где указал на все эти нестыковки и попросил разобраться и снять со стоянки необоснованные обвинения. За что же члены автостоянки, в своем большинстве небогатые люди, должны расплачиваться за угнанный чужой автомобиль, если он был украден даже не на территории стоянки, а где-то в городских кварталах? В чем же тут справедливость, и причем здесь милицейский генерал, сама милиция и вы сами, которые требуете заплатить за ущерб, который автостоянка не причиняла владельцу машины?»
   В ответ старший из посетителей сообщил, что об обращении в прокуратуру и содержании моего заявления им известно. Дальше были произнесены слова, которые поразили меня циничной откровенностью. Никакой человек, не растерявший остатки человеческой совести, не мог их произнести. Вот послушайте, что мне ответил этот «охранник» президента Ельцина. Не моргнув глазом, он спросил меня, согласен ли я с тем, что владелец машины в результате угона потерпел моральный и материальный ущерб? Я подтвердил, что это так. Потеря нового автомобиля для любого человека неприятна и обидна, и нелегко отойти от морального стресса и невозможности изменить ситуацию. Тут мой собеседник как бы подловил меня на слове сочувствия к потерпевшему. Он сказал: «Какая разница, украден ли автомобиль от дома или угнан со стоянки? Наш друг находится в моральном трансе, и попросил нашей помощи. Найти автомобиль невозможно. Ты же не из своего кармана возместишь ему потерю, а из средств стоянки. Мы и пришли к тебе как порядочному человеку, чтобы ты оказал помощь нашему другу и возместил его материальную потерю».
   Скажите, пожалуйста, разве такое могло прийти в голову порядочному человеку? Это логика фарисея и духовного изувера. Оказывается, именно эти посетители и придумали этот способ помощи другу с помощью финансовых средств автостоянки. Говорить было больше нечего. Пора соглашаться. Но я все-таки напомнил, что прокуратура уже работает по моему заявлению, и я не могу отозвать это заявление, чтобы не оказаться лгуном, наветчиком и лжеобвинителем перед лицом закона. В ответ мне было сказано, что проблему изъятия моего заявления из органов прокуратуры они решат без моего участия. Пока я писал расписку, мне пришла мысль выдвинуть встречное предложение. Я предложил найти покупателя для продажи гаража потерпевшего по рыночной цене. И попросил в текст расписки включить слова о согласии потерпевшего после получения денежной компенсации в размере 11 тысяч долларов передать автостоянке технический паспорт украденного автомобиля и продать свой гараж. Паспорт я хотел просто уничтожить, чтобы им не воспользовались другие мошенники. А с этим членом автостоянки, у которого друзья оказались ельцинскими головорезами, мне не хотелось впредь никогда встречаться.
   Ельцинские «охранники» без споров приняли мое предложение. Так в расписке, которую я передал им за своей подписью, появилось и взаимное обязательство, что их друг добровольно продаст гараж и покинет автостоянку. Забрав расписку, вооруженные посетители спрятали пистолет и наручники и быстро покинули автостоянку. Я их больше никогда не видел, за что благодарю Бога. Расписка-договор была исполнена обеими сторонами, и эта невероятная история закончилась для меня без потери жизни. Она показывает подлость и мелочность всего среза правоохранительных органов ельцинского периода. И эта подлость и жадность в сочетании с простым мошенничеством или кровавыми убийствами, распространялась как чума сверху вниз от верхней власти к местной власти и рядовым гражданам. Я пишу эти строки не в оправдание своего поведения. Я такой, какой есть, и прекрасно понимаю, что, погружаясь в зловонную яму ельцинской демократии и рынка, нельзя было не измазать одежду и не надышаться миазмами духовного тления.
   Советские идеологи в свое время любили говорить о тлетворном влиянии западной культуры на молодежь. Конечно, такое тлетворное влияние было фактом советской жизни, ибо запретный плод сладок. Да и сама западная культура основывается не на удовлетворении высших потребностей человеческого духа, а на удовлетворении низших потребностей и телесных желаний человека. Партия и советская власть сдерживали и не одобряли разгул низших потребностей и телесных желаний, отдавая это дело на откуп новой волне литераторов и художников. В то же время от ЦК КПСС и высшей власти советского государства исходило тлетворное влияние, которое разрушало высшие составляющие человеческого духа, ибо превращало всех граждан, а особенно самих членов партии и государственных служащих в лживых фарисеев и книжников-начетников. Вспомните, с какой яростью Иисус Христос осуждал фарисеев и книжников. Ну, а что же происходило в эпоху Ельцина? В эту эпоху вместо коммунистической элиты страной управляли духовные мутанты и перевертыши.
   Они ненавидели коммунистическую идею, и были зачумлены и очарованы запретным плодом западной идеологии. В то же время их фарисейство достигло того дна духовного падения, когда руководство страны пришло в полное подобие с воровской малиной криминальных структур. Демократия была лишь демагогическим лозунгом для лишенного всяких духовных ориентиров населения страны, а на самом деле страна управлялась диктатом узкой кучки лиц, сгруппировавшихся вокруг «всенародно» избранного пахана Ельцина. Под лозунгами демократических свобод были открыты все препоны и запреты для распространения заразы низших духовных потребностей и телесных желаний. Удивительно, но в первые годы ельцинского правления, жажда ненасытной наживы предержащих власть людей и правоохранительных органов и зараза незаконного обогащения, ещё были ограничены советскими аскетическими представлениями о комфорте и достатке.
   Никто не мечтал о миллионах долларов на своих счетах за границей. Поборы ограничивались тысячами, а иногда десятками тысяч долларов. Один из молодых демократов первой волны (не могу вспомнить его фамилию, по-моему Станкевич), работал заместителем мэра Гавриила Попова и разрешил проведение рок-концерта на Красной площади столицы за мизерную взятку в размере 10 тысяч долларов! Его с позором изгнали из администрации Гавриила Попова. Но изгнали не за взятку, а за то, что он не поделился с президентской структурой и не согласовал вопрос проведения концерта на Красной площади с администрацией президента. На нашу стоянку наложили огромную по тем временам разовую дань в 11 тысяч долларов, хотя стоянка никаким образом не была причастна к угону автомобиля. Да и новый автомобиль «Дэу Нексия» стоил меньше этой суммы. Я думаю, что если бы этот автомобиль действительно украли с нашей стоянки, то меня бы заставили продать собственную трехкомнатную квартиру, чтобы возместить наложенную финансовую контрибуцию. Мне просто повезло, что кража произошла не на стоянке.
   Поймите, что никакой орган власти, в том числе и сам президент, не могли меня защитить от произвола его охранных структур, которые не ездили вместе с ним в кортеже генерала Коржакова, а обеспечивали охрану президента, убивая людей, неугодных для его администрации и близкого окружения. Если бы автомобиль был украден со стоянки, то сначала меня и стоянку обобрали по законам уголовного мира, как минимум в десятикратном размере от понесенного ущерба, а затем придавили как козявку, чтобы я никому не мог рассказать об этом беззаконии. Даже честный милиционер, каким, несомненно, был начальник 136-го отделения милиции, не мог мне помочь, если бы даже очень захотел это сделать. Я с ним больше не встречался. Но вскоре его уволили. Один из его заместителей, подполковник Кузнецов Владимир Николаевич, с которым я был в дружеских отношениях по его человеческой порядочности, по секрету сообщил мне, что уволен он якобы за то, что «крышевал» торговые точки на улице Чертановской.
   Возможно, он не устоял против заразы и натиска всеобщей наживы. Но для меня очевидно, что уволили его по другим причинам. Он был слишком порядочным, открытым и правдивым человеком и офицером, чтобы в ельцинские времена возглавлять территориальный отдел милиции. По этой же причине и Кузнецов не был назначен на должность начальника, а так и уволился по прошествии времени и выслуге лет, с должности заместителя.

3. Рассказ о проходимце Симонове. Знакомство с подольским авторитетом

   У меня есть и ещё одна интересная история, связанная с работниками милиции. Она произошла в 1993 году, за год или за два до только что рассказанной истории о вымогательстве с автостоянки денежного побора в 11 тысяч долларов. У нас на стоянке был такой активный проходимец Симонов Гена. На момент организации общественного объединения он был даже членом правления и обещал не только быстро оформить землеотвод, но и изыскать частные финансовые средства для начальной стадии строительства. Все эти обещания оказались ложью и блефом, и с подачи других членов, его вывели из правления и перевели в состав рядовых участников. Болтовня и бахвальство сыпались из этого человека через край, но тем не менее он имел связи и с милицией, и с уголовным миром. Когда автостоянка обеспечила всех членов общественного объединения гаражными боксами, то у Симонова обнаружились вдруг немалые средства, и он купил у стоянки 7 гаражей улучшенной модификации по коммерческим ценам.
   Наступила эра российского капитализма. Полученные средства использовались на то, чтобы без дополнительных сборов построить охранные помещения, помещение для правления, а также засыпать проезды песком, щебенкой и асфальтовой крошкой. Все эти материалы тоже приобретались по коммерческим ценам, а сами работы выполнялись по договору со строительной организацией. Я не знаю, фиксировали ли эти договора строители в финансовых отчетах или работали по теневому принципу. На стоянке все это фиксировалось, так как коммерция и капиталистические начала позволили автостоянке заключать договора не только с кооперативами, а с любыми подрядными организациями, что было немыслимо сделать в период горбачевского правления. Скоро Симонов устроился работать сторожем автостоянки на общественных началах.
   Желающих на эту работу был мало, и я не стал возражать, хотя понимал, что без личной выгоды заставить Симонова сутками сидеть на гаражах было невозможно. Как-то придя утром на стоянку, я обнаружил между рядами и на свободной от застройки территории десятка полтора импортных автомобилей. Здесь были абсолютно новые «крутые» джипы и весьма побегавшие по заграничным дорогам автомобили неказистых и не престижных марок. На мой вопрос, сторожа ответили, что все эти автомобили принадлежат Симонову. Я не работник милиции и не имею права проверять, где и как приобрел Симонов такую большую партию автомобилей. Ещё более мерзким для себя поступком я считал какое-либо «стукачество». Вполне возможно, что неприязнь стукачества спасла мне жизнь. Позже я обнаруживал в гаражах и подпольные «заводики» по производству паленой водки и автомастерские, где перебивали номера угнанных машин, но никогда не доносил об этих преступлениях.
   Когда такой факт был достоверно установлен, я приходил в гараж во время работы «преступников» и предлагал им без угроз разоблачения, подыскать новую стоянку для своей преступной деятельности. Моя просьба срабатывала безотказно. Как правило, подпольным незаконным бизнесом занимались не сами владельцы боксов, а арендаторы. После моего разоблачения они безропотно сворачивали производство и подыскивали другое место. В случае с Симоновым не было никакого очевидного преступления. Он имел деньги, а значит, и мог заказать поставку из-за рубежа крупной партии автомобилей для продажи. Известно, что «челноки» и дикие рынки были главным способом выживания для большинства потерявших работу и обедневших слоев городского населения ельцинской эпохи. При встрече, Симонов подтвердил, что эту партию автомобилей он приобрел для продажи. Целую неделю на стоянке «кружились» покупатели крутых джипов и поношенных иномарок. После того как первая партия машин была реализована, появилась следующая. Бизнес Симонова процветал и я поверил, что Симонов действительно заказывает машины заграницей и хорошо на этом зарабатывает.
   Я забыл упомянуть, что именно Симонов и привел на автостоянку одного из подольских авторитетов. Этот уверенный в себе человек, лет 35–40, не курил, не пил, не матерился, не потребовал никакой дани и произвел впечатление абсолютно порядочного человека. По отрывочным слухам, он был известным спортсменом мирового уровня по вольной борьбе. Познакомившись со мной и осмотрев стоянку, он продиктовал мне телефон для связи с ним, в случае угроз от криминальных группировок Москвы, и в сопровождении автомобиля с собственными охранниками убыл в мотель «Солнечный». Собственно, номер телефона ремонтной автомастерской мотеля и был номером связного телефона. Это произошло в 1990 году, когда стоянка, самостоятельно, по коммерческим хозяйственным договорам с одним из полуподпольных кооперативов, уже без участия чемпиона Европы по кикбоксингу Ступенькова Юрия Владимировича и хозяйственного работника поликлиники ЦК КПСС, приступила к строительству гаражей второй очереди.
   Подольский авторитет бывал на стоянке очень редко, и при посещении никогда не требовал никакой финансовой дани или оброка. Удивительно, но он даже не попросил для себя или своих подчиненных ни одного гаража. Хотя эта просьба была бы вполне понятна. Значительно позже я узнал, что 7 гаражей, которые приобрел Симонов вначале своей коммерческой деятельности, были куплены на деньги, взятые им в долг под проценты, у того подольского авторитета, которого он позже привел на автостоянку. При моем личном разговоре с подольским авторитетом Симонов не присутствовал и поэтому не знал, что я имею телефон связи. Он чувствовал себя важным посредником между автостоянкой и подольской криминальной группировкой. Когда я приходил на стоянку, он юлой крутился вокруг меня и просил сообщать ему обо всех бандитских наездах на автостоянку. Конечно, его заботила не автостоянка, а пригнанные по его заказу иномарки, которые и стали бы в первую очередь добычей случайных бандитов.
   Не исключался и случай «наводки» на иномарки Симонова самих покупателей или членов нашей автостоянки, которые так или иначе могли по работе или по дружбе контактировать с членами криминальных структур московского региона. Всякий раз Симонов уговаривал меня купить у него иномарку, но я упорно отказывался. Вы мне не поверите, но я был и продолжал оставаться государственником и приверженцем отечественных товаров. Я понимал, что качество даже поношенных иномарок несравнимо выше качества отечественных автомобилей, но что-то во мне противилось приобретению импортного автомобиля. В то время я ездил на новой отечественной «Волге». Не передать словами, сколько в ней было бракованных комплектующих деталей! Задняя скорость перестала включаться после того, как я доехал от магазина до гаража. Пришлось заменить коробку передач. Внутренняя поверхность бензобака оказалась поражена ржавчиной. Машина не развивала скорость, чихала и останавливалась. Чтобы развить скорость хотя бы 60 километров в час, приходилось с такой силой давить на педаль газа, что через час езды ногу сводило нервной судорогой.
   Никакие промывки и чистки бензобака и карбюратора не помогали. Освободиться от ржавчины я смог только после замены бензобака. Цилиндры гидравлической системы тормозов и муфты сцепления были бракованными. Я их менял дважды, но каждый раз, особенно в зимнее время, они выходили из строя. Третий комплект гидравлических механизмов я отдал знакомым автомеханикам, и после доработки проблемы с гидравликой тормозов и муфты сцепления прекратились. Но, видимо, из-за предыдущих неисправностей я так сильно нажимал на педаль сцепления, что однажды эта педаль просто снялась с направляющей втулки и отвалилась. Это произошло в летний жаркий полдень, у метро «Пражская», недалеко от автобусной остановки.
   Одиннадцать лет я ходил в море на атомной подводной лодке. Горел и тонул, но никогда не падал духом, потому что в трудных ситуациях рядом находились товарищи, а чувство взаимопомощи было выше чувства собственной безопасности. Здесь же, в людском многолюдье, я попросил прохожих две-три минуты постоять у двери автомобиля и подстраховать, чтобы мне не отдавило ноги движущимся автотранспортом, пока я буду наполовину лежать на асфальте и закреплять педаль сцепления на полу автомобиля. Озабоченные личными проблемами граждане смотрели на меня с подозрением и молча проходили мимо. Это было тяжелое время всеобщего отчаяния. С каждого лотка предлагали спирт «Роял» и другие суррогатные спирты, от которых происходили массовые отравления обедневшего и обнищавшего населения. Кто завез в страну эту отраву, и кто позволил её продавать во всех придорожных лотках? Ни в одной стране мира правительство и президент не могли допустить такого безобразия. «Комунно-фашистов» и «совков», то есть собственное население, Ельцин и его окружение открыто ненавидели и презирали. Забросив в страну огромную партию суррогатного спирта, власть принуждала отчаявшееся законопослушное население, неспособное добывать средства пропитания законными методами, или погибнуть от голода, или вместо голодной смерти выбрать добровольную смерть от отравления суррогатным спиртом.
   Моя утренняя дорога до метро «Пражская» пролегала через местный стихийный рынок. Каждое утро на территории рынка лежали два-три трупа бомжей, до которых прохожим не было никакого дела. Это были те благородные и порядочные «совки», которые предпочли умереть от отравления, но не стать ворами и грабителями. Разве можно забывать о том, что в эпоху Ельцина численность населения ежегодно сокращалась такими темпами, которого в мирное время не было ни в одной стране мира? Почему современные историки, которые любят считать, якобы неоправданные человеческие потери СССР во время Великой Отечественной войны, не посчитают, сколько миллионов российских граждан работоспособного возраста добровольно ушли из жизни в эпоху Ельцина? По самым скромным подсчетам, их количество составляет 20 миллионов человек. Ужасная цифра. Но ушли-то они не совсем добровольно! То, работоспособное население, которое покинуло мир в эти годы, не были воспитано как коммерсанты и предприниматели. Таких людей, неспособных к предпринимательству и сейчас полно в странах капитализма и в нашей стране.
   Эти люди своей честностью, порядочностью и своим трудом обеспечивают процветание страны и её жизнеспособность. Они создают валовой национальный продукт, являются главными потребителями, и питают предпринимателей, бизнес и финансово-экономическую систему страны товарами и услугами. На них держалась советская система социализма и на них держится вся западная демократия с её свободным капиталистическим производством. Конечно же, эти люди питают и уголовный мир мошенников, воров, грабителей и убийц. Но в основной массе это были честные люди. Их принудили во времена советского социализма что-то красть из общегосударственной собственности своих заводов и предприятий для нужд семьи, но они были неспособны нанести вред конкретному человеку, чтобы добыть деньги для своей семьи, а тем более, ограбить или убить человека ради корысти и наживы.
   Их было 20 миллионов, тех, которые добровольно ушли из жизни, чтобы дать возможность новым поколениям жить в своей стране, в том числе и тем сегодняшним мошенникам-бизнесменам, которые «разводят» себе подобных при изготовлении и поставке на рынок недоброкачественных товаров, медицинских препаратов и пищевых продуктов. Да разве можно найти область, где бы в нашей стране не работали мошенники-бизнесмены? Не будучи бессовестным подлецом, в нашем бизнесе невозможно выжить. Но все равно, производят добавочный продукт не сами бизнесмены-мошенники, а честные люди, которые своим трудом обеспечивают выпуск каких-либо товаров, а заодно и прибыль лукавых и нечестных предпринимателей. Во времена Ельцина, честным людям не было места в жизни. Они были выброшены из производственной сферы социалистической системы без всяких средств к существованию. Государство, в лице всех институтов власти ненавидело и презирало собственный народ, а президент называл своих граждан, которые не стали уличными торговцами, «челноками», бандитами и ворами, – «коммунно-фашистами».
   Средства массовой информации открыто высмеивали доверчивость «совков», а на НТВ в прямом эфире резали свинью, подразумевая под этой свиньей или сам народ, или послушную и доверчивую русскую душу. Чтобы окончательно лишить человека жизненных ориентиров, с экранов телевизоров чуть ли не ежедневно вещали колдуны и маги вроде Чумака и Кашперовского. Леня Голубков призывал вкладывать деньги в финансовые пирамиды и жить за счет незаработанной прибыли, а значит, паразитировать на других. Подлая реклама финансовых пирамид работала на руку «демократически-тоталитарному» и в то же время уголовному режиму Ельцина, так как способствовала быстрому развращению народного духа. Люди, отученные за годы советской власти принимать самостоятельные решения, были превращены в зомбированных марионеток. Не дай Бог, чтобы в нашей стране повторилась подобная ситуация! Но и новым поколениям надо помнить, через какую бездну перешагнули их родители и предки, и какую цену заплатили за то, чтобы сохранить страну для современной жизни.
   До сих пор перед моими глазами зафиксирован тот участок проезжей части рядом с метро «Пражская», где в полуденную жару июльского дня у моей «Волги» отвалилась педаль сцепления. Чтобы прикрепить её на место, мне надо было со стороны движения транспортного потока открыть дверцу и лечь на пол автомашины. Ноги при этом оказывались на проезжей части. В лучшем случае, мне могли отдавить ступни или переломать голени. В худшем случае проезжающий автомобиль, отломав левую открытую дверцу моего автомобиля, мог изуродовать всю нижнюю часть моего тела. Я просил прохожих, чтобы кто-нибудь остановился и подстраховал меня, подавая руками, знаки объезда, пока я прикреплю педаль сцепления и уеду в безопасное место. Но никому не было дела до моих проблем. Мимо шли не люди, а какие-то людские призраки с отрешенными лицами. Я впервые в жизни испытал полное отчаяние, а людская черствость и безразличие так расстроили меня, что я чуть не заплакал от обиды и горечи. Другого выхода не было, и я стал устанавливать педаль сцепления без всякой страховки.
   Каждые 10 секунд я прекращал работу и сам махал руками, чтобы ближайшие водители меня увидели. Так, за десять или двенадцать приемов, мне удалось зафиксировать педаль на штоке. Моя белая рубашка превратилась в половую тряпку. Такими же грязными были и брюки. Я так устал и был так измучен, будто в одиночку разгрузил железнодорожный вагон с углем. Захлопнув дверцу, мокрый от пота и волнения, я долго сидел за рулем, не решаясь тронуть автомобиль с места. Все мои дневные планы вылетели из головы. Придя в себя, я осторожно отжал неисправную педаль, завел мотор и, включив первую передачу, медленно поехал к своему дому. В квартире никого не было. Я снял с себя грязную и потную одежду и отрешенно сел за кухонный стол. Что-то во мне надломилось. Мне совершенно не хотелось ничего делать. Я стал таким же безразличным и опустошенным человеком, как и люди на улице. Зараза собственной ничтожности и ненужности медленно проникала в душу и делала меня таким же безразличным, как и только что проходившие мимо меня люди у метро «Пражская».
   Открыл холодильник, но водки не обнаружил. Выходить на улицу и бежать за водкой я не мог. Я не испытывал ненависти к людям, но в этот момент люди толпы были противны мне до омерзения. Я никого не хотел видеть. На кухонной полке обнаружил запечатанную литровую бутыль того же суррогатного спирта «Роял». Предусмотрительная супруга купила её для каких-то своих хозяйственных нужд. Нашел граненый двухсотграммовый стакан и наполнил его на три четверти этой гремучей гадостью. Добавил из крана холодной воды. От реакции перемешивания стакан стал нагреваться прямо в моих руках. Залпом выпил полный стакан этой горячей и обжигающей жидкости непередаваемого запаха и закурил сигарету. Сколько я так просидел, в одиночке опорожняя ненавистную мне бутыль алкоголя, уже не помню. Когда память наполовину отшибло, принял холодную ванну и лег в кровать.

4. История джипа «Сузуки Самурай»

   Через пару дней после этого случая с «Волгой» на автостоянке мне встретился Гена Симонов. Как всегда, он стал уговаривать меня, купить у него иномарку. На этот раз он предложил мне довольно старый двухдверный японский джип «Сузуки-Самурай» с каким-то мягким верхом из искусственного материала, напоминающего брезентовый верх советских джипов типа ГАЗ-69 или УАЗ, но только оранжевой раскраски. Как для председателя автостоянки, Гена предложил отдать японский джип всего за 2 с половиной тысяч долларов. Свою «Волгу» я любил как живое существо. Но недавнее происшествие с педалью на людном перекрестке вблизи метро «Пражская», убедило меня, что ответной любви со стороны «Волги» к своему хозяину нет. Могла бы сломаться в безопасном месте, но она сломалась в таком неудачном месте, что подвергла мою жизнь смертельной опасности. Предложение Гены было очень заманчиво, и я решил проверить джип «Сузуки-Самурай» в условиях бездорожья.
   Сев за руль, я проехал по внешнему периметру автостоянки, где ни на «Волге», ни на «Жигулях» проехать было принципиально невозможно. Джип, благодаря высокой посадке, силовому приводу на все четыре колеса и блокировке задних колес, легко преодолевал на первый взгляд непреодолимые препятствия. К тому же и его небольшой бензиновый моторчик был экономнее не только мотора «Волги», но даже «Жигулей». Я соблазнился такими неоспоримыми преимуществами и принял предложение Симонова. На следующий день Симонов вручил мне техпаспорт и оформленную на мое имя «генеральную» доверенность, а я передал ему две с половиной тысячи долларов. Так в июле или августе 1993 года, в год своего пятидесятилетия, я впервые стал владельцем собственной иномарки.
   «Волга» была временно поставлена в гараж, а все мое внимание переключилось на иномарку. При осмотре я обнаружил, что днище под педалями проржавело и образовалась небольшая дырка. По моей просьбе гаражные умельцы быстро залатали отверстие и покрыли её антикоррозийной краской. Не понравилось мне, что мотор охлаждался не тосолом, а простой водой. Впереди была зима. Не мудрствуя лукаво, я слил воду и залил в мотор тосол советского производства. Тут я совершил роковую ошибку. Этого делать было не надо. Позже, в самый ответственный момент, тосол растворил японскую прокладку между головкой и блоком цилиндров, и мотор полностью вышел из строя. Но кто же знал, что советский тосол нельзя использовать вместо импортного антифриза? Да и не было тогда в продаже импортного антифриза. Но до этой дорожной аварии было ещё далеко, а пока я наслаждался ездой на «чуде» японской техники. Где-то в конце сентября, когда назревали трагические события, связанные с ликвидацией законно избранного Верховного Совета и расстрелом здания «парламента» из танковых орудий, я решил съездить на японском джипе на родину, в тамбовскую деревню.
   Я был потрясен и шокирован бандитской борьбой Ельцина с законно избранным Верховным Советом. Душа моя бушевала от негодования. Мне казалось, что рушилась не только Россия, но и моя жизнь. Несмотря на это, я не собирался бежать на баррикады и защищать советскую власть. Коммунистическая идея в моей душе была изжита и зачеркнута. Я понимал, что возвратить прошлое невозможно никакими революциями и потрясениями. Да я и не хотел возврата в лукавость коммунизма. Однако с ещё большей яростью моя душа не принимала беспределы «демократического» тоталитаризма Ельцина и открытую ненависть его самого и его окружения к настоящему российскому трудовому народу. От всех этих реформаторов за версту воняло фашизмом и русофобией. Вот я и уехал в деревню, прихватив с собой карабин и бутылок 5 водки, чтобы на пару дней забыться в пьяном угаре и очистить душу от тяжелых дум о судьбе моей несчастной Родины. Проходимость джипа позволяла не бояться осенних дождей и деревенского бездорожья. Можно было забраться в безлюдную глухомань и отдохнуть от людского общения.
   Должность председателя обязывала не говорить всей правды, скрывать разные накаты, умалчивать о левых доходах и их расходовании, а для меня это было непереносимо трудно. Я уставал от общения с членами автостоянки и жаждал одиночества как великого блага и разрядки. Родная деревня и её окрестности были идеальным местом для такой разрядки. К тому же была осень, и обратно можно было привести мешок деревенской картошки и прекрасных сабуровских яблок. К вечеру 2 октября, а может быть и на сутки раньше, точно не помню, уже в сильном подпитии, я включил телевизор и узнал о штурме мэрии, телецентра и человеческих жертвах. А тут ещё жена начала меня «пилить» за очередную пьянку. Мир рушился. Жить не хотелось. Ссора с женой меня окончательно доконала. Я бросил карабин и бутылку водки в салон джипа. Сказал жене, что срочно возвращаюсь в Москву для участия в восстании, и в легкой ветровке отправился в обратный путь. Чтобы добраться до Москвы, мне надо было преодолеть примерно 430 километров трассы Волгоград – Москва. Сразу же скажу, что если бы был трезв и не поссорился с женой, то никуда не поехал.
   Так что в основе этой поездки было не заранее обдуманное решение, а отчаяние души и взрыв пьяных эмоций. Пока я выбирался на трассу, быстро стемнело. Проехав какое-то время по трассе, мой японский джип неожиданно заглох. Я по инерции съехал на обочину, притормозил и стал искать причину неисправности. Открыв капот, по следам тосола в масле двигателя быстро установил, что разрушилась прокладка между головкой и блоком цилиндров. Масло и тосол системы охлаждения перемешались между собой и частично попадали в камеры сгораний. Топливо перемешивалось с маслом и тосолом и глушило двигатель. Такую неисправность без разбора двигателя и замены прокладки между блоком цилиндров и головкой двигателя устранить было невозможно. Промерзнув после теплого салона на ночном октябрьском воздухе, я забрался в салон и стал обдумывать свое положение. Нервное перенапряжение и крепкое опьянение сделали свое дело.
   Я быстро «вырубился» и, наверное, проспал бы до самого утра, а там, глядишь, окончательно протрезвел и вернулся обратно. Дело в том, что позже я выяснил, что машина сломалась, отъехав от деревенского дома не больше 30 километров. Тащиться на буксировочном тросе в сторону деревни было и быстрей, и проще. В трезвом состоянии я бы и выбрал этот простой вариант. Однако в эту ночь все обстоятельства были против меня. Около часа ночи я проснулся от дикого холода. Не попадая зуб на зуб, я вышел на улицу и обнаружил, что трава от легкого заморозка покрылась инеем. На улице была примерно нулевая температура. Двигатель не работал, брезентовый верх спасал только от ветра, а значит, и в салоне температура была не выше двух-трех градусов. Мимо изредка проносились огромные фуры. Я минут 20–30 махал им руками, пытаясь остановить и одолжить или выкупить какую-либо старую куртку. Окончательно не протрезвев, я был не готов ехать ночью на буксирном тросе. А вот с курткой или шоферским походным одеялом я бы в дреме мог дотянуть до рассвета и потом принять окончательное решение.
   Однако все мои усилия остановить хотя бы один грузовик оказались безрезультатны. Время было бандитское, грабежи фур и даже убийства дальнобойщиков были рядовым явлением. Там, где машина сломалась, трасса пересекала лесной массив. Мой иностранный джип без габаритных огней, да ещё и лесной участок трассы делали водителей грузовиков невосприимчивыми к моим отчаянным жестам. Они с нарастающим ревом и скоростью катили прямо на меня. И мне приходилось прыгать на обочину, чтобы не быть раздавленным грузовиками. Скоро я прекратил это бесполезное занятие и стал просто бегать по обочине, чтобы окончательно согреться. Согревшись, обследовал лес, но ничего не нашел, как и не придумал ничего путного, чем себя утеплить и дотянуть до рассвета. Снова забрался в салон и попытался заснуть. Какое-то время подремал, но снова проснулся от невыносимого холода. Пока согревался бегом по обочине, принял решение начать распитие запасенной бутылки водки, а там будь что будет. Нашел водку в багажнике, отхлебнул несколько глотков из горла прямо на улице. Внутри потеплело.
   Забравшись в салон, положил бутылку так, чтобы водка случайно не пролилась, и провалился в сон. Просыпаясь, я уже не выходил из машины, чтобы побегать по обочине, а отпивал несколько глотков водки и впадал в забытье пьяного сна. Я пришел в себя, когда уже окончательно рассвело. Походил по обочине, приводя в чувство задубевшие ноги и одеревеневшее от холода тело. Жив – и ладно. Быстро остановив попутный камазовский трейлер, назвал водителю, в чем заключается причина неисправности моей машины, и, пообещав заплатить хорошие деньги, попросил взять меня на буксир и дотянуть до Москвы. Мы с ним открыли капот и попытались завести машину. Ничего не получилось. Не заметить моего пьяного состояния было невозможно. Водитель сказал: «Как же я тебя потащу, если ты на ногах не стоишь? Тебя же на первом посту задержат, и я останусь в дураках». Я заверил водителя, что в любом случае оплачу буксировку в полном объеме. Мы договорились о сумме и закрепили буксир. Аккумулятор был исправен. Я включил габаритные огни, махнул рукой о готовности, и мы тронулись в путь длиной в 400 километров. Если первым безумным поступком был сам факт выезда на трассу в пьяном состоянии и с нарезным стволом в салоне, то вторым безумным поступком было решение ехать в Москву 400 километров на буксире, как минимум, через три поста ГАИ.
   Если бы в ночь я не выпил бутылку водки, то у меня хватило разума проехать на буксире 30 километров обратно до деревни. А там принять горячую ванну, согреться и отоспаться. Кто мне мешал оставить неисправный джип в деревне и вернуться в Москву на попутке или на поезде? Деревенский дом расположен всего в километре от станции Сабурово, а пассажирские поезда ходили исправно. Но, видимо, чему быть, того не миновать. Как говорили в нашей деревне: «Шлея попала коню под хвост». На пьяную голову я выбрал самый трудный и рискованный вариант, какой только можно представить. Это я понял уже через несколько минут движения на прицепе. Трос оказался очень коротким, не более 4 метров, и при торможении грузовика мне приходилось сильно напрягаться, чтобы не врезаться в заднюю часть металлического кузова. Отступать было поздно. Водитель гнал и гнал свой КАМАЗ вперед, а я не видел даже зеркал заднего обзора КАМАЗА, настолько мой джип был мал по сравнению с габаритами огромного трейлера. Я приспособился тем, что соединил выключенный двигатель с колесами прямой передачей. Выключенный двигатель исполнял функции добавочного тормоза, и опасность наезда на кузов КАМАЗА несколько снизилась.
   Непрерывное напряжение быстро отрезвляло меня. Мы успешно проскочили пост ГАИ на выезде из Тамбовской области и, проехав ещё часа два-три по трассе, несколько не доезжая до поста ГАИ на развилке Рязань– Михайлов, водитель остановился, чтобы проверить мое состояние и дать мне короткий отдых. Удивительно, но после трех или даже четырех часов неимоверного напряжения чувствовал я себя лучше. Да, был заметно пьян, от меня разило спиртным, что я даже сам ощущал этот гнусный и противный запах, но на ногах стоял твердо и минут через десять попросил водителя продолжить движение. На Михайловской развилке мы благополучно миновали пост ГАИ, КАМАЗ набрал скорость, и я опять весь сосредоточился на том, чтобы не наехать на кузов грузовика при его резком торможении. За это время во рту не было ни росинки, но есть и пить не хотелось. Не помню точное время, но, видимо, часа в два-три дня мы подъехали к посту ГАИ, расположенному за несколько километров перед городом Каширой. Раньше трассы «Каспий» не было даже в проекте. Старая каширская дорога проходила по окраине Каширы, и собственно, этот пост ГАИ был пограничным постом Московской области.
   Перед постом образовалась небольшая, метров на двести, пробка, потому что в связи с событиями в Москве на дороге было введено «особое положение» и шла тотальная проверка и досмотр грузов всего въезжающего на территорию Московской области автотранспорта. Я питал надежду, что меня, прицепленного на трос к грузовику и мигающего габаритными огнями, не будут тщательно досматривать. Как говорится, «авось пронесет».
   Тем более что к этому времени все мое тело болело от напряжения, а возможно от начинающейся простуды или воспаления легких. Воевать я был не способен. В теле чувствовалась не только боль, но и дикая усталость. Хотелось теплой ванны и хотя бы короткого сна. Однако впереди была не только тотальная проверка, но 140 километров напряженного пути по подмосковным деревням Каширского района. Что ж, надо сначала пройти проверку, а потом уже решать, что делать дальше. Проверку осуществляли человек 20 гаишников, вооруженных короткоствольными автоматами Калашникова. Они осматривали сразу несколько машин и очередь быстро подвигалась.
   Двое таких автоматчиков подошли к моей машине, попросили предъявить документы и выйти из машины. Их опытные взгляды сразу же обнаружили мою нетрезвость и крайнюю усталость. Мне категорично заявили: «Вы задержаны для разбирательства». Я чего-то промямлил о вознаграждении, но время было тревожное. На меня посмотрели так, что я прикусил язык, опасаясь, что как бы мне это предложение взятки не вышло боком. Мне помогли отцепить машину, и вместе с водителем грузовика мы оттолкали её на придорожную стоянку. Водитель потребовал назначенную оплату и сообщил, что ждать меня он не собирается. Я передал ему оговоренную сумму, закрыл свой джип на замок и проследовал вместе с одним из проверяющих меня гаишников в дежурное помещение. Я так устал, что готов был подписать любой протокол безо всякого возражения. Мой карабин с нарезным стволом пока не был обнаружен. Но у меня на него было оформлено официальное разрешение. Если его и временно изымут, то обязательно вернут. А вот по поводу того, как я оказался пьяным за рулем неисправной машины, я готов был рассказать правду о диком ночном холоде и объяснить, что я принял спиртное, чтобы окончательно не замерзнуть, а дотянуть до утра при нулевой температуре и без теплой одежды. Это меня не освобождало от ответственности, но я был готов понести любую ответственность, которую заслужил по закону.
   А грозный взгляд гаишников по поводу взятки стал мне суровым предупреждением. О взятке я решил больше не упоминать, а давить на жалость и сочувствие. За столом старшего в помещении дежурного сидел майор ГАИ и находилось несколько гаишников. Я сразу же признался майору, что нахожусь в нетрезвом состоянии, в крайней степени усталости, а из-за переохлаждения и на грани простудного заболевания. Тут же добавил, что являюсь морским офицером и даже служил на атомных лодках Северного флота. Майор насторожился и спросил, в каком гарнизоне и на каких проектах я проходил службу? Я назвал гарнизон Гаджиево, номер проекта и номер дивизии. Майор спросил: а знал ли я одного из командиров по фамилии Коваль? Я не только описал майору внешний вид Коваля и его некоторые привычки, но и сообщил, что в начале 1980 года, как прикомандированный офицер, я совершил с его экипажем свое последнее автономное плавание.
   Мои слова каким-то образом настолько поразили майора, что он вскочил из-за стола и обежал вокруг меня, внимательно вглядываясь в мое лицо и фигуру. «А вы знаете, – воскликнул он, – я тоже был в этом автономном плавании, а значит, мы с вами были почти три месяца в одном прочном корпусе!» По причине полной физической усталости я не выразил по поводу этой невероятной встречи никакой реакции. Майор оказался бывшим матросом из механической боевой части экипажа Коваля. Как офицер и начальник радиотехнической службы я мог с ним встречаться лишь мельком. У него и каюта была расположена в 5-м отсеке, практически рядом с седьмым отсеком ядерных реакторов. А я, за три месяца автономного похода, дальше четвертого отсека, где располагалась корабельная курилка, не ходил. Мне в кормовых отсеках просто нечего было делать. Мы не узнали друг друга, но вспомнили несколько подводных общекорабельных эпизодов и скоро убедились, что действительно примерно 13 лет назад мы в подводном положении пересекли тысячи миль Атлантического океана и три месяца провели бок о бок в одном прочном корпусе.
   Конечно же, эта встреча в такой трудный час для меня была невероятна и поразительна. Она была мне послана от Бога, ради моего спасения. Другого объяснения у меня нет. Пространства нашей страны огромны. И вероятность встречи в одной точке, через тринадцать лет двух человек бесконечно мала. Тем не менее – это случилось именно со мной, о чем я и свидетельствую перед читателями этой книги. Видя, что я ничему уже не рад по причине усталости, майор отправил меня в комнату отдыха дежурных гаишников. Принес стакан крепко заваренного горячего чая и сказал, что разбудит через четыре часа. От нервного сверхнапряжения я не мог сразу заснуть. Перебирал в памяти отрывки безумных событий, свое ночное переохлаждение, сон с глотками водки, а затем такую же безумную езду на буксирном тросе. За эти пять-шесть часов я мог заснуть или просто потерять сознание от перенапряжения. Что бы от меня осталось после падения джипа на бок, если я был защищен только брезентовым верхом? И вот самым неожиданным образом пришло избавление от смертельных опасностей.
   И как всегда элементы судьбы и поступки прошлого скорректировали мое настоящее в лучшую сторону. Замечу, что не только в этот раз, но на протяжении всей моей жизни поступки, даже иногда нехорошие, корректировали мое настоящее в лучшую сторону, и всегда избавляли меня от каких-либо бед и угроз или смертельных опасностей. Как тут не поверить в Бога? Как тут не поверить в ангела-хранителя? Я не выдержал назначенного мне срока в четыре часа. Проснулся раньше и понял, что заснуть больше не удастся. Вышел из комнаты отдыха и доложил майору (к сожалению, не запомнил ни его имени, ни фамилии, хотя он явился для меня настоящим ангелом-спасителем), что я отдохнул и готов продолжить движение. Гостеприимные гаишники опять угостили меня горячим чаем. Майор внимательно посмотрел на меня, вернул документы, и сказал: «Вот теперь – другое дело. Иди в машину. Готовься к отъезду. Сейчас перехвачу знакомого водителя, и он тебя отбуксирует в Москву, до твоей улицы Чертановской, бесплатно». Было не позже семи часов вечера, но на улице уже вовсю разлилась темень поздней осени. Я протрезвел, набрался опыта и уже не боялся ехать на прицепе даже ночью.
   В салоне джипа было довольно прохладно. При неработающем моторе за три часа езды до Москвы я мог снова сильно промерзнуть. Мог бы и попросить какой-нибудь старый ватник у майора, но постеснялся. Он и так сделал для меня невероятно много, зачем же беспокоить человека, да и вряд ли лишняя теплая одежда находилась в помещениях поста ГАИ. Я закрепил буксирный трос, проверил его надежность и сел в салон джипа. Мой карабин с нарезным стволом был на месте. Минут двадцать я сидел в салоне своего джипа и наблюдал, как майор беседовал с некоторыми знакомыми водителями-дальнобойщиками, которые постоянно пользуются каширской трассой. Подобрав нужного водителя, майор взмахом руки подозвал меня и познакомил нас. Водитель почему-то с радостью согласился бесплатно доставить меня прямо на улицу Кировоградская. Дружба с офицером ГАИ для дальнобойщика была дороже случайных денег. Майор попросил водителя на обратной дороге сообщить ему, как прошла поездка. Я от всей души поблагодарил майора и бывшего подводника за неоценимую помощь.
   Меня подцепили к грузовику. Мы распрощались с майором, и я вместе с новым водителем отправился в 140-километровый путь на Москву. На порог свой квартиры я ступил ближе к двенадцати часам ночи, выжатый как лимон и с болью по всему телу. Меня встретила растревоженная дочь. Видимо, мать ей позвонила из Сабурово, что я выехал в Москву один. Она примчалась из своей квартиры в Бутово, чтобы встретить и накормить меня, а главное, успокоить и отговорить участвовать в уличных демонстрациях или каких-либо боевых отрядах. К этому времени я уже и сам остыл, да и не было у меня знакомых боевиков и политиков. Кроме того, я был на грани заболевания бронхитом или воспалением легких. Дочь закончила институт фармацевтики и была знакома с лекарственными препаратами. Она дала мне какие-то сильные антибиотики, я принял горячую ванну, чем-то легким поужинал и лег в постель. Дня два я проболел, не включал телевизор, не читал газет, не отвечал на звонки и не выходил из дома. За это время я не выпил ни грамма водки и чувствовал себя не просто больным, а духовно раздавленным ничтожеством. Но что бы ни случилось, жить-то надо.
   Собственно, я выполнил свои главные жизненные цели. Есть здоровые, образованные дети, они имеют свои квартиры, живут и рожают мне внуков. Какой бы режим ни установился, я не могу его изменять и ломать, потому что не знаю, а что же мне надо? Меня не устраивали программы и лозунги ни одной из партий, которые были на политическом небосклоне России в эпоху Ельцина. С этой мыслью я обрел духовное равновесие и включил телевизор. Я понимал, что Россия стоит на переломе эпох и что она может навсегда исчезнуть как самостоятельное государство, а может и пережить болезнь, и снова воскреснуть как удерживающая божественная сила. Но также до меня и дошло, что идти на баррикады и умирать за коммунистическое прошлое не стоит и не имеет смысла. Так, через всплеск эмоций и безумные риски, я освободился от внутреннего протеста и смирился и с собой и с ходом российской истории. А вот история джипа на этом не закончилась.
   Дней через пять я перегнал его в свой гараж на автостоянке и занялся поиском прокладки. В те времена запчастей на иномарки не было, и джип около недели стоял в гараже, дожидаясь, когда я найду прокладку и приступлю к его ремонту. В подвале этого гаража хранилась и привезенная мной деревенская картошка. Ключи от этого гаража были у всех членов семьи. Однажды зять Алексей пришел в гараж за картошкой, и примерно час времени провел там, ремонтируя бытовую технику из своей квартиры. Я в это время находился дома и даже не знал об этом. Не успел Алексей спуститься в подвал и набрать картошки, как в дверях гаража возник человек в гражданской одежде. Он представился работником уголовного розыска УВД Щелковского района, предъявил корочки и спросил, кому принадлежит этот джип.
   Леша ответил, что джип принадлежит отцу его жены Мальцеву Н.Н. Далее этот розыскник заявил, что этот джип угнан и находится в розыске. Он тут же предложил Алексею срочно вызвать меня на автостоянку с документами на машину для изъятия джипа. Леша по телефону автостоянки с тревогой в голосе сообщил мне эту новость, и я обещал скоро приехать на стоянку. Прежде чем выезжать из дома, я перезвонил замначальника 136-го отделения милиции подполковнику Кузнецову Владимиру Николаевичу, с которым у меня были дружественные отношения. Разъяснив требование об изъятии якобы угнанного джипа, я спросил, что мне делать. Кузнецов предложил мне приехать с этим оперативником к нему в 136-е отделение милиции. Если же он откажется, то я должен был перезвонить Кузнецову и вызвать его на стоянку. Приехав на гаражи, я увидел щуплого юношу. Он показал мне свое удостоверение, а также якобы реальный техпаспорт на джип, выданный на таможне. Я достал свой техпаспорт и стал сверять номера двигателей. Действительно, номера двигателей совпадали.
   В графе номера кузова в моем техпаспорте стоял прочерк, а вот в техпаспорте оперативника числился и номер кузова. Я заявил, что произошла ошибка, так как на этом джипе номера кузова нет. Оперативник заявил, что я ошибаюсь. Он открыл дверцу, снял обшивку внутри салона и я с удивлением обнаружил номер, в точности совпадающий с номер кузова, указанном в таможенном паспорте джипа. Я уже краем глаза заметил, что Симонов стоит на балконе второго этажа сторожевой будки и наблюдает за нами. Сомнений не было. Это его проделки. «Бросил» меня этот сторож, как обычного «лоха». Он и вызвал оперативника, пользуясь тем, что Алексей на целый час задержался в гараже. Я признал подлинность техпаспорта оперативника и разрешил его сослуживцам забрать краденый джип из моего гаража по протоколу изъятия.
   Однако предложил оперативнику проехать в 136-е отделение милиции и подписать протокол в присутствии подполковника Кузнецова, ссылаясь на то, что Кузнецову поручено курировать нашу автостоянку. Оперативник тут же принял мое предложение, и мы с ним, каждый на своей машине, поехали в 136-е отделение милиции. Я сразу понял, что этот оперативник и сторож автостоянки Симонов являются звеньями единой преступной цепочки. Без звонка Симонова он не мог приехать на автостоянку и сразу отыскать из полторы тысячи гаражей мой гараж с угнанным джипом. Чего ж тут неясного? Вытаскивая оперативника, изъявшего джип, в кабинет подполковника Кузнецова, я надеялся, что опытный офицер милиции признает его удостоверение подделкой и тут же арестует. Каково же было мое удивление, когда Кузнецов, внимательно изучив удостоверение, признал его настоящим. Он сравнил два техпаспорта и тоже признал настоящим техпаспорт, который имелся у оперативника, а мой техпаспорт – подделкой. Но эта якобы подделка была выдана официальным МРЭО Щелковского УВД! На это замечание оперативник сказал, что ему поручено это дело, и он со всем разберется. Мне ничего другого не оставалось, как молча подписать протокол изъятия.
   Оперативник оставил мне копию этой пустой бумажки и настоящей «филькиной грамоты» и убыл по своим делам. Я был крайне расстроен, и оставшись в кабинете, пытался доказать Кузнецову преступный умысел этой цепочки между Симоновым и оперативником. Все тщетно. Кузнецов заверил меня, что обязательно будет суд по этому делу, меня туда вызовут повесткой как потерпевшего, и я могу изложить свои подозрения на судебном заседании. Я не думаю, что подполковник милиции Кузнецов был наивным человеком. Видимо, он лучше меня понимал, что если бы он бросился раскручивать это дело, то вскоре решился должности. Кузнецов, успокаивая меня скорым судом, обманывал и меня и себя. Как раз поддельный паспорт, выданный официальным МРЭО УВД Щелковского района, и указывал на то, что инициатором этой «карусели» по продаже якобы угнанных автомобилей были сами органы МВД, а Симонов был лишь простой шавкой по их продаже и доносчиком. Я уже в кабинете понял, что никакого суда не будет, а мой изъятый джип после ремонта снова будет выставлен на продажу по тому же липовому техпаспорту, только продавать его будет не Симонов, а другой проходимец, связанный с милицейскими уголовниками-коррупционерами.
   И снова будет выдана генеральная доверенность, и снова очередной лох выложит денежки, чтобы две недели или месяц покататься на импортной чудо-технике. Я оказался прав. Никакого суда по этому делу не было и быть не могло. Но Кузнецова я давно простил, и не таю на него обиды, потому что мы не настолько были с ним дружны, чтобы ради меня он мог рисковать своей карьерой. Я сразу же понял механизм милицейской коррупции. Симонов не ворует и не угоняет автомобили и не делает на них липовые техпаспорта. Эту работу выполняют другие. А затем угнанные машины вместе с липовыми паспортами передаются Симонову для реализации. Когда Симонов находит покупателя, то забирает или сам паспорт, или ксерокопию паспорта покупателя, и по сговору с нотариусом изготовляет генеральные доверенности. Симонов фиксирует домашний адрес покупателя и передает его тому человеку, который прибыл на нашу автостоянку с удостоверением сотрудника Щелковского отдела милиции. Через короткое время этот сотрудник прибывает по адресу покупателя, предъявляет ему настоящий техпаспорт и по протоколу изымает купленный автомобиль, чтобы через несколько дней он снова попал к Симонову или другому такому же негодяю, для очередной продажи очередному лоху.
   Не кто другой, а лично Симонов и вызвал оперативника, когда увидел, что гараж, в котором хранится джип «Сузуки», длительное время остается открытым. Моя логика безупречна. Никакой гений розыска без доноса продавца джипа Симонова не мог знать, на какой стоянке и в каком гараже хранится угнанный джип. Симонов же по тем временам был гениальным проходимцем и жуликом. С одной стороны, он работал и сотрудничал в коррупционных схемах с органами милиции, а с другой стороны, имел «крышу» в качестве одного из самых уважаемых авторитетов подольской криминальной группировки. Что ж, не помогла милиция, попрошу помощи у подольского криминального авторитета. Очень не хотелось чувствовать себя лохом и очень хотелось принудить проходимца Симонова вернуть мне 2,5 тысячи долларов за автомобиль, изъятый по звонку Симонова из моего гаража. Что тут скажешь? Верх хамства, наглости, жадности, да и только. В очередной приезд подольского авторитета на стоянку он отвел меня в сторону и спросил о проблемах.
   Вот я ему и рассказал, что Симонов буквально навязал мне «по дешевке» за 2,5 тысячи долларов находящийся в угоне джип «Сузуки Самурай», а затем сам же и навел милицейских оперативников для его изъятия прямо из моего гаража. Подольский авторитет признал, что Симонов поступил со мной непорядочно. Он разрешил мне продать один из семи гаражей Симонова по коммерческой цене, 2,5 тысячи долларов забрать себе, а остальные вернуть Симонову. Завершая беседу, мой подольский защитник заявил: «Если Симонов будет возражать, то пусть выйдет на связь, я ему объясню, кого надо обращать в лохов, а кого не следует». Симонов прыгал от ярости и возмущения, когда узнал о решении подольского авторитета. Но попрыгав, смирился и передал мне ключ от одного из пустых гаражей, для его последующей продажи. Паспорт на гараж с печатью ООА «Штурвал» он оставил при себе. Но я-то лучше всех знал, что по отношению к Симонову этот паспорт является «филькиной грамотой». Имея связь с подольским авторитетом, он по криминальному закону не имел права обращаться в суд, где он вольно или невольно мог выдать свою связь с криминальной группировкой.
   А подольский авторитет, приняв решение о продаже гаража, никогда не откажется от своего решения и не признает продажу гаража Симонова фиктивной сделкой или самоуправством председателя ООА «Штурвал» Мальцева. Я вскоре продал гараж Симонова, как свободный гараж автостоянки, вернул себе 2,5 тысячи долларов, а остальные передал Симонову вместе с копией приходного ордера об оплате стоимости гаража. Это чтобы он не имел сомнений, что я действовал без обмана, и не взял себе ни одного лишнего доллара.
   Симонов не преминул опросить покупателя и убедился в моей честности. Тем не менее, он всем сторожам и членам Правления жаловался, что я обманул его и недодал сто долларов, подтверждая тем самым свою мерзость и подлость. Его клевета не возымела никакого действия. Сторожа знали о моем бескорыстии, потому что одно время хорошо подкармливались тем, что ставили на ночь на свободной площадке автостоянки до 30 дальнобойных фур и трейлеров. Каждый дальнобойщик платил сторожам за охрану ежедневную плату. Деньги были немалые, и некоторые корыстные члены правления давили на меня, чтобы они отчисляли часть дохода в пользу правления. Я категорически запретил это делать. И самих сторожей предупредил, что если кто потребует с них «мзду», пусть обращаются ко мне для защиты.
   Так же была прозрачна для членов правления и финансовая схема купли-продажи или расходования эксплуатационных взносов. Но из подлеца не сделать порядочного человека, в чем я убедился на примере Симонова.

5. Печальный закат карьеры Симонова

   Конечно, джипа «Сузуки Самурай» больше я никогда не увидел. А примерно через год исчез и сам Симонов. Тут-то и открылась тайна, почему порядочный по складу характера подольский авторитет был его «крышей». Ведя поиски Симонова, подольский авторитет заехал на стоянку и доверительно сообщил мне, что ещё в 1989 году Симонов под честное слово занял лично у него, подольского авторитета, 100 тысяч долларов и пообещал вернуть через пять лет 150 тысяч долларов. Когда подошел срок оплаты, Симонов исчез. Так что Симонов оказался довольно крупным «кидалой», сверхжадным и наглым до беспредельности, если даже ради наживы потерял чувство самосохранения и кинул подольского авторитета. Трудно объяснить, на что рассчитывал Симонов, вступая в неравное противоборство с криминальной и известной всей России группировкой. Подольский авторитет разрешил продать все до одного гаража Симонова, а вырученные деньги вернуть его помощнику Славе. Я знал домашний телефон Славы и согласился исполнить просьбу человека, авторитет которого не раз меня спасал от смертельной угрозы и реального наката солнцевских, таганских и ореховских группировок.
   Откровенно сказать, я очень желал, чтобы подольский авторитет отыскал Симонова, примерно его наказал и вернул свои деньги. Знал я и то, что для поиска своих обидчиков криминальные авторитеты никогда не пользуются милицейским аппаратом или услугами милиционеров. На это, видимо, и рассчитывал Симонов, так как наживал и умножал он свои деньги за счет взаимодействия с милицейскими «оборотнями в погонах». В заявлениях Симонова о приеме в члены автостоянки, поданных в разное время, числились его два домашних адреса. Один адрес по улице Кировоградской, дом 17 (Симонов был моим соседом по дому, потому и узнал обо мне и автостоянке), а второй адрес по улице Чертановской, где он, вероятно, купил себе квартиру. Я не колеблясь передал оба адреса подольскому авторитету. Доносчиков я презираю. Но в данном случае это был не донос, а заслуженное возмездие. Скоро подольские ребята поймали Симонова и привезли на стоянку в тонированном автомобиле в наручниках.
   Сделано это было только для того, чтобы Симонов лично разрешил мне продать все его гаражи и вернуть вырученные от продажи деньги не ему, а подольскому авторитету. Когда я находил покупателя гаража и договаривался о цене, то звонил вечером Славе на квартиру и спрашивал, устраивает ли его цена сделки или не устраивает? Если Слава соглашался с ценой, то я называл время и приглашал Славу на гаражи, присутствовать при сделке. Подольский авторитет и его помощник Слава полностью мне доверяли. Слава ни разу не прибыл, чтобы проконтролировать мою честность и порядочность. После сделки я звонил Славе и договаривался о месте встречи для передачи из рук в руки наличных денег. Чаще всего я лично привозил деньги к дому Славы в район «Беляево». Он выходил с точностью до минуты. Я передавал ему пакет с деньгами, а он, не считая, бросал его в свою сумку. Он спрашивал меня, есть ли проблемы? Я отвечал, что проблем нет, и мы, дружески пожав друг другу руки, расставались. Был случай, когда и Слава спас меня от наката какой-то новой криминальной группировки, возникшей после строительства и заселения жилого массива «Бутово-Северное». Вспоминаются и другие остросюжетные случаи, связанные с моим исполнением обязанностей председателя автостоянки.
   Так всегда и бывает: пока рассказываешь одно, вспоминаешь и многое другое, временно забытое. Но я же пишу не трилогию, а небольшую книгу. Да и считаю, что приведенных примеров достаточно, чтобы понять сущность поганой и безнравственной эпохи ельцинского тоталитаризма. Ну, а что же стало с Симоновым? Слышал я краем уха, что он продал не только гаражи, но и собственную квартиру. Конечно, в счет возмещения своих финансовых обязательств перед подольским авторитетом. Далее его судьба покрыта мраком тайны. Больше я никогда не видел его на стоянке. Ходили версии, что его убили за подлость. Другие утверждали, что милиция помогла ему скрыться за границей. Что я могу сказать? Из могилы ещё никто не звонил, а Симонов мне неожиданно и несколько раз звонил, вплоть до 2000-го года, и угрожал расправой, если я не верну ему деньги за семь гаражей, паспорта которых так и остались у Симонова.
   Я бросал трубку, но тревога оставалась. Если он жив, то пусть успокоится. Стоянки больше не существует, а на её месте открыта станция метро «Лесопарковая». На этом я и закончу конкретные истории о строительстве автостоянки и моем председательстве.

Глава XI
Рассказы о своем внутреннем «я»

1. Быт и тайные «очистительные» пьянки

   По советским неписаным правилам я умел снимать стресс единственным способом. Выпивал вечером в пятницу бутылку водки и фантазировал, как бы я хорошо ответил своим оппонентам и тем людям, с которыми по службе или гаражным делам приходилось сталкиваться, разговаривать и решать какие-то проблемы. В ельцинскую эпоху такие одиночные пьянки стали настоятельной необходимостью. Я медленно, но неотвратимо становился алкоголиком. Забегая вперед, скажу, что в начале 2001 года я почувствовал неумолимую тягу к самообразованию. Это стало смыслом и главной целью моей жизни. Я дал себе слово больше не прикасаться к алкоголю и до настоящего времени без всякого психического напряжения выдерживаю сухой закон. Видимо, Бог меня хранил от алкоголизма и во время службы на атомных лодках, и первые годы службы в Москве. Иначе как объяснить, что у меня эпизодически возникала острая аллергия на всякое спиртное, включая даже такие слабоалкогольные напитки, как пиво или шампанское?
   Впервые такая острая аллергия проявилась года через два после начала службы на атомных лодках. В одном из дружеских офицерских застолий, когда доморощенный тамада из сослуживцев только начал разливать по чаркам водку или спирт, как я почувствовал что-то неладное в своем организме. Запах спиртного мне показался таким же неприятным, как запах бензина или солярки. Я не придал этому значения, потому что во все времена первую дозу алкоголя вливал в себя с великим отвращением. На этот раз я тоже превозмог себя и выпил первую чарку. Однако обычного облегчения и приятной легкости не наступило. Вместо этого кожа лица покрылась красными пятнами, нос забился мокротой и стало тяжело дышать, будто мне не хватает воздуху. Я срочно, в большом смущении покинул дружеское застолье и отправился домой.
   Минут через пятнадцать, пока я шел по свежему воздуху, симптомы острой аллергии отступили, и домой я вернулся в нормальном состоянии, но с сильным запахом алкоголя. Была выпита только одна стопка, но даже дома меня преследовал запах алкоголя, как что-то мерзкое и неприятное. Я был настолько напуган этим случаем, что несколько месяцев не прикасался к спиртному и избегал дружеских застолий. Мне вовсе не хотелось выглядеть белой вороной среди своих сослуживцев. Поэтому по прошествии времени я купил пива и провел в домашних условиях, без посторонних, эксперимент на самом себе. Даже от одной бутылки пива повторилась острая аллергия с красными пятнами на лице, мокротой и затруднением дыхания. Свою «болезнь» я признал странной и кроме жены, никому о ней не сообщал. Пришлось длительное время избегать под разными предлогами совместных пьянок с сослуживцами и друзьями. Помню, что даже один или два отпуска приходилось воздерживаться от спиртного. Я конечно, экспериментировал и с водкой особой чистоты, купленной за чеки в магазине для моряков «Альбатрос», и с импортными виски и коньяками, а также с дорогими винами и разными сортами пива.
   Несколько лет результат был один и тот же. Неизменно, после приема первой порции алкоголя наступала аллергическая реакция. Уж не помню, как и когда, но однажды эта странная болезнь также неожиданно закончилась, как неожиданно и беспричинно начиналась. Снова эта болезнь неожиданно возникла в период моей московской службы, но ещё до прихода банды Ельцина к власти. Я пожаловался на аллергию от спиртосодержащих напитков своему терапевту, прекрасному врачу, очень доброй и заботливой женщине. Но, вместо того, чтобы направить меня на обследование и найти способ лечения этой странной аллергии, она рассмеялась и заявила: «Надо не лечиться, а радоваться этой болезни. Разве не видишь, сколько людей в нашей стране гибнут от алкоголизма. Ты что, хочешь разделить их участь»? Я смирился с приговором терапевта и готов был полностью отказаться от спиртного до конца жизни.
   Однако, как раз пред наступлением эпохи Ельцина, аллергия отступила, как будто её и никогда не было. Это было для меня спасением, потому что по настоящему расслабляться я мог только принятием лошадиных доз спиртного. Требовать от себя собственной трезвости во времена Ельцина, я был не способен. Сама обстановка отчаяния и полной безнадежности городского и сельского населения, отсутствие будущих перспектив восстановления экономической и духовной мощи России и вектор всеобщего разрушения режима Ельцина, так давили на мою психику в период 1991–2001 годов, что я не мог нормально жить и вести активный образ жизни, не прибегая к эпизодическому пьянству. С высоты сегодняшнего времени я рассматриваю эту эпизодическую аллергию на спиртное, как божественное чудо и как реальную защиту от впадения меня в алкоголизм. Сейчас я четко осознаю, что если бы не было этой эпизодической аллергии, то я имел все шансы стать запойным алкоголиком. Сам себя не обманешь, а тем более нельзя обмануть биохимический процесс впадения человеческого организма в алкогольную зависимость и необратимую деградацию личности от постоянного употребления алкоголя.
   Таких примеров среди моих знакомых, сослуживцев и даже однокурсников великое множество. Достаточно сказать, что в первом экипаже РПК СН «К-423» мой первый командир атомохода Кочетовский Иван Иванович, штурман Виталий Епифанов, командир дивизиона движения (ответственный за работу атомных реакторов) Виктор Киселев, врач и корабельный доктор Анатолий Данилкин и ещё два-три офицера рангом пониже на моих глазах, за 8—10 лет службы на атомном подводном флоте, спились и стали алкоголиками. Во время службы в Москве несколько моих сослуживцев по Центральному аппарату ВМФ, от эпизодических пьянок по пятницам, перешли к ежедневному употреблению алкоголя. Все они давно уже лежат на кладбище. Алкоголизм безжалостно уничтожал лучших людей моего поколения, а также моего служебного и дружественного круга общения. Их очень-очень много. Достаточно сказать, что мой последний командир и начальник по службе, и даже одногодок, капитан 1-го ранга Карсаков Николай Иванович, человек неимоверной доброты и порядочности, ещё на службе впал в алкоголизм, а через пару лет после ухода в запас на заслуженную пенсию скоропостижно скончался.
   Причина одна – смертельная алкогольная зависимость. Если вы не забыли, я рассказывал о капитане 1-го ранга Кривошееве Иване Абрамовиче, как о моем спасителе во время учебы в военном училище. С его сыном Юрой Кривошеевым я вместе окончил училище и был направлен на атомные лодки Северного флота. Он на три года младше меня, тем не менее, уже будучи москвичом и офицером РТУ ВМФ, я поддерживал с ним и его семьей дружеские отношения. Приезжая в РТУ ВМФ по служебным делам, Юра всегда заглядывал ко мне в гости, а часто и оставался на ночь. Я с ним отказывался пить и убеждал его тоже не пить накануне деловой встречи с офицерами РТУ ВМФ. Но мои слова отскакивали от него, как горох от стенки. Он неизменно сильно напивался, а затем нес всякую ахинею о своих научных и житейских планах. Человек он умный и деятельный. Но ум и творческие способности уничтожены вечным пьянством. Как ни прискорбно это признавать, но этот потомственный офицер, в настоящее время полностью спился. Он жив, но я с ним больше не контактирую. У нас не осталось ничего общего. Я люблю Юру, с болью души воспринимаю его алкоголизм, но что-то изменить в его жизни я не в состоянии.
   Никакими словами, я и его близкие уже не способны вырвать его из пучины пьянства и вернуть к нормальной жизни. Я вполне четко осознаю, что если бы у меня не было эпизодической аллергии на спиртное, то я повторил или путь Карсакова, или путь Кривошеева. В этом случае я бы не написал ни одной книги, а давно лежал на кладбище или где-нибудь под забором. И все-таки принудила меня в 2001 году полностью отказаться от спиртного не аллергическая реакция на спиртное, а какая-то внешняя духовная сила. Вы думаете, меня жена не пилила за эпизодические очистительные пьянки? Она не только пилила, но иногда плакала и рыдала, смотря на мои похмельные мучения. Она вставала на колени и уговаривала меня обратиться к наркологу или целителю. Но все было тщетно. Дело в том, что я впадал в очередную пьянку не по алкогольной зависимости, а вполне осознанно. Я исполнял не требование тела, а требование разума. Не тело, а разум и моя душа зверски уставали от моего личного фарисейства, как председателя автостоянки, а также от лжи и фарисейства государственных структур ельцинской эпохи.
   В 2001 году совершился невидимый духовный перелом. Никаких осознанных целей стать писателем и изложить собственную философскую доктрину мироустройства и миропознания не было и в помине. Просто я решил как можно быстрее освободиться от должности председателя стоянки и на какое-то время отключиться от внешнего мира. Я нашел для себя духовную радость и блаженство в познании и чтении книг оккультного и религиозного содержания. Мне больше ничего не было нужно. Этот духовный перелом позволил мне, надеюсь, навсегда, избавится от вредной привычки лечить душевную боль принятием лошадиных доз алкоголя. С этих пор я не выпил ни одной рюмки и не испытываю никакой телесной или духовной тяги к спиртному. Однако до 2001 года меня охватывала непереносимая душевная боль. Мне не хотелось жить. Спасало меня только кратковременное, но сильнейшее алкогольное опьянение. Кратковременная одиночная пьянка снимала с моей души многонедельные стрессы, позволяла забывать личные обиды и унижения и притупляла боль за униженное положение России и её коренных народов. К таким очистительным пьянкам я заранее готовился, как некоторые люди готовятся к походу в баню, загородной прогулке или походам в театр и картинные галереи.
   Сам я не любил и не люблю до сих пор пьяных собеседников до полного отвращения. Пьяным, даже легко выпившим, я никогда не появлялся на стоянке или на службе. А уж придти подвыпившим или с похмелья на деловую встречу я считал для себя унизительным. Никто из моих деловых партнеров, руководителей районной управы, руководства Южного округа, членов автостоянки и других людей, с которыми я эпизодически встречался, даже не подозревали о моей пагубной привычке снимать накопившейся жизненный стресс с помощью тайной попойки в полном одиночестве. Мне приходилось развивать бурную деятельность, чтобы образовать «окно» в один или два дня полной свободы от деловых встреч и каких-либо контактов со всеми своими деловыми партнерами. При этом, на такие пьянки я шел как на каторгу. Спиртное не вызывало во мне никакого вожделения и желания выпить. Помню, что первый стакан я выпивал с внутренним содроганием и полным отвращением.
   Можно сказать, что я сознательно принуждал себя выпить первый стакан, как профилактику от негативной информации и от нарастающего презрения и отторжения того политического режима всеобщего разрушения, который воцарился в стране с приходом к власти клики Ельцина. После первого стакана уже не я пил водку, а влитая в мои внутренности водка требовала новой порции алкоголя. В пьяном состоянии, я не зверел в ненависти к людям, а становился бесконечно добрым. Все плохое и негативное покидало мою душу, и я чувствовал радость и умиление от своей жизни и от тех дел, которые мне приходилось делать по кругу повседневных обязанностей. Когда я трезвел после кратковременного падения в пропасть алкоголизма, то испытывал духовные муки и угрызения совести по отношению к своим близким. Я презирал себя за слабость и искренне полагал, что пережитая пьянка будет последней в моей жизни. Я был как бы вовсе не человеком, а часовым механизмом.
   Временная пьяная прострация очищала мою душу от шлаков неприятия жизни, ненависти и презрения к власти. Пружина моей души полностью закручивалась, и я чувствовал себя наполненным жизненной энергией, как часовой механизм наполняется энергией движения от закручивания пружины. Я был готов ко всяким жизненным испытаниям. Мне казалось, что такое состояние продлится очень долго, и мне уже никогда не потребуется «подзаряд» очередной пьянкой, чтобы восстановить и накопить жизненную энергию. Недели две-три я активно работал в интересах стоянки, а когда служил, то и в интересах службы. Вечерами не было чувства усталости. Дома я ужинал и садился читать Библию, историческую и оккультно-религиозную литературу, а также труды всех известных философов и «посвященных». Наука меня больше не интересовала. Все виды детективных жанров и фантастики казались мне виртуальной пустышкой. Прочитав несколько книг Бориса Акунина и других известных авторов детективов, я запутался в переплетении сложных сюжетов и навсегда оставил это увлекательное «чтиво».
   На мой взгляд, польза от таких книг такая же, как от разгадывания кроссвордов. Они убивают время и отвлекают от действительности, но после прочтения не дают никакой пищи для ума и сердца. Четыре часа сна полностью восстанавливали мои силы, и наутро я снова был готов ко всем деловым встречам и повседневным делам рабочего дня. Во время последних лет моей службы в Центральном аппарате ВМФ, по пятницам было принято перед уходом со службы проводить короткие корпоративные попойки. Деньги на закупку общего спиртного я исправно сдавал, но или уходил сразу же после начала тайного кабинетного застолья, или уходил через 10–15 минут, слегка пригубив первую рюмку. Мне не хотелось быть «белой вороной». В то же время я не испытывал никакого желания провести время в пьяной болтовне, и уходя домой, почувствовать не облегчение, а разочарование и усталость от пустого времяпровождения.
   Парадокс в том, что на днях рождения, на свадьбах, на дружеских встречах со своими друзьями, как до этого, так и в этот ужасный период ельцинской разрухи, я никогда не напивался допьяна. Мне это не стоило никаких усилий. Я не боролся с собой, чтобы ограничить прием алкоголя, но выпивал ровно столько, чтобы быть в таком же состоянии легкого опьянения, как и мои собеседники или друзья по застолью. С легкостью мог бы и вообще не выпивать. Выпивать приходилось по необходимости. Дело в том, что если я оказывался трезвым в компании подвыпивших друзей или на праздничных встречах и застольях, то мне становилось невыносимо скучно. Пьяная болтовня на любую тему, когда ты сам трезв как стеклышко, казалась мне и кажется до настоящего времени, пустой и бессмысленной. Говорят, что «у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Однако по моему характеру, как собственные пьяные откровения и прожекты, так и откровения и прожекты моих друзей по застолью, всегда казались мне пошлыми и пустыми. За видимым острословием и юмором я, будучи трезвым, не усматривал никакого «веселия» и юмора.
   Воспринимались пьяное острословие и юмор только тогда, когда ты и сам приводил себя в состояние опьянения, в строгом соответствии с опьянением участников юбилея или другого какого праздничного застолья. Но на второй день после таких застолий я испытывал глубокое разочарование. Мне казалось, что я не отдохнул, а бессмысленно потратил время, которым мог бы распорядиться с пользой для ума и сердца. Скажу откровенно, что чтение серьезной философской, религиозно-оккультной и исторической литературы стало единственным занятием, которое приносило мне духовное удовлетворение. В каждой серьезной книге за шелухой слов я находил иногда совсем крошечные семена истин, которые были созвучны моему внутреннему мироощущению. Такие открытия приводили меня в несказанный восторг. Я чувствовал духовное удовлетворение и как-то незаметно познание тайн Вселенной, познание тайн возникновения и смысла жизни стало основным моим занятием и целиком поглощало все мое свободное время.
   Но не думайте, что от приобщения к сокровенным знаниям мира я стал «белым» и «пушистым» и отбросил все вредные привычки. Как тля здоровый плод или как рак здоровый организм, так меня тихо и медленно пожирает неудержимое и неостановимое табакокурение. О вреде табака и вреде курения для курильщиков и окружающих его людей я могу прочитать убедительную лекцию и привести ужасные данные мировой статистики. Все это я знаю и во все это верю. Тем не менее, отторгнуть свой организм и свою душу от табака не имею сил. Курильщиком я являюсь примерно 60 лет и за этот огромный срок не только тело, но и моя душа стали жертвой наркотической зависимости от никотина. Я, может быть, и бросил бы курить, но без затяжек сигаретным дымом мои творческие способности иссякают, как вода в небольшом ручье в засушливые дни жаркого лета. Может, это домыслы самого никотина, может, фантазии души, но мне кажется, что если бы я не сидел за компьютером с сигаретой, то не смог бы изложить свои мысли даже в пределах одной главы. А уж написать, отредактировать и обработать за 6–7 месяцев до издательского уровня крупные философские работы точно не смог бы.
   Когда врачи признают, что если я не брошу курить, то мои легки вскоре разрушаться от никотина и я стану полным инвалидом или полутрупом, тогда я конечно, брошу курить, но одновременно и брошу творческую работу по разработке своей философской доктрины. Эти занятия для меня неотделимы. Собственно говоря, я уже готов к этому. В общих чертах я полностью изложил свою идею о божественности Вселенной. Согласно моей концепции Вселенная является материальной частью нематериального Бога Всевышнего. При этом материальный мир Вселенной непрерывно меняется и деградирует вместе с существующей жизнью и земным человечеством, потому что и материя и первородный дух дьявола, через праведных людей всех народов мира и через носителей православия и незабесовленного ислама, неизменно превращаются в нематериальные кванты Святого Духа и через любовь к Богу, выводятся из пространства Вселенной, чтобы усилить творческую мощь нематериального и бессмертного Бога Всевышнего.
   Все меняется в этом мире, и даже меняется Бог Всевышний. Но все, что материально, медленно деградирует и умирает, в том числе, телесный организм человека и обобщенное земное человечество. Временно консервируются и сохраняются только людские души, которые после физической смерти человека складируются в аду или райской области, чтобы после грядущего Апокалипсиса, пройти отбор и разделение, на те, которые сохранятся для формирования душ будущего духовного человечества, и на те, которые будут расформированы по своей нечистоте и станут пищей душ будущего человечества. И только совершенный Бог Всевышний, не деградирует, а становится более совершенным. Земное человечество – есть лишь инструмент Бога. Когда этот инструмент от духовных отходов зла и ненависти придет в негодное состояние, то сам себя уничтожит. Но наши души временно бессмертны и они сохранятся. Бог Всевышний отберет из сегодняшнего человечества праведные души, восстановит Свой инструмент и жизнь возобновится по второму кругу духотворения. Так будет до тех пор, пока весь материальный мир Вселенной не будет переработан в кванты Святого Духа и станет частью нематериальной сущности Бога Всевышнего.
   Материальный мир есть несовершенная часть нематериального Бога Всевышнего. Бог сотворил этот мир таким образом, чтобы с помощью механических законов, элементов жизни и вселенского человечества, материя Вселенной сама себя перерабатывала в кванты Святого Духа и усиливала творческую мощь и совершенство Бога Всевышнего. Бог Всевышний никогда не был и не будет во Вселенной. В этом нет никакой необходимости. Вместо него во Вселенной работают его инструменты. Земное человечество и есть высший инструмент Бога Всевышнего, потому что наделено таким правом свободы выбора, которого не имеет ни сам материальный мир, ни элементы растительного и животного мира.
   Вот вкратце и вся концепция. Все просто и понятно. Только вряд ли современное забесовленное человечество признает истинность моей концепции. Кстати, меня это особенно не волнует. У меня даже нет желания рекламировать свои работы. Ни я, никто другой из смертных, никакой-то отдельный народ или сообщество государств, неспособны остановить медленную, но необратимую деградацию человеческого духа. Но если я знаю, что происходит, то обязан сказать об этом. Вот я и говорю, как умею.

2. Дни рождения и дружеские застолья

   Надо отдать должное и самому ельцинскому режиму «беспредельной» демократии. Чего-чего, но никаких ограничений на публикацию религиозно-оккультных трудов, которых невозможно было достать или обнаружить в советское время на книжных полках, во времена Ельцина не наблюдалось. Я часто заходил в крупные книжные магазины и отоваривался сокровенной литературой, которую мог затем системно читать целыми ночами. Это чтение и подвигло меня на собственное научно-философское творчество. Что говорить, если бы советский режим не канул в лету вместе с его научным коммунизмом и философией озверелого материализма, отрицающего всякое присутствие духа и инструментов Бога в пространстве Вселенной и в нашем материально-духовном мире, то я бы никогда не набрал творческой силы для самостоятельной работы. Да и кто бы опубликовал мои работы в советское время? Ведь заграница с радостью печатала работы таких инакомыслящих литераторов, творчество которых разрушающе действовало на советский социализм. Предвзятость и идеологическая заданность многих работ советских авторов, которые пересылали свои труды для их публикации заграницей, в наше время не является секретом.
   Но кто может назвать хоть одну работу советских авторов с критикой западной демократии и пагубности мира капитализма, которые были бы напечатаны заграницей? Таких произведений нет. Мои же работы показывают, что гибель человечества наступит от фарисейства и духовного растления человеческих душ. А западная демократия и капитализм являются самой благодатной почвой для распространения этой духовной заразы в человеческом обществе. В этом убедились на своей шкуре те люди, которые захватили кусочек застойного периода советской жизни и живут в наше время. Но, критикуя западную демократию, я критикую и коммунизм, как виртуальное общество духовного обольщения и соблазна, которое ни при каких условиях невозможно реализовать на Земле, ни в отдельных государствах, ни в масштабах всего человеческого сообщества. Поэтому в советском прошлом для меня не было бы творческого места.
   Сам я был тоже коммунистом, но ни я, ни маститые советские ученые, не могут объяснить, что такое коммунизм, хотя на эту тему за 70 лет советской власти выпущено десятки тысяч докторских и кандидатских диссертаций. Ну, а литературную макулатуру на эту тему надо измерять не томами, а железнодорожными вагонами. Не могу объяснить причины, но я с молодости не люблю собирать друзей и родственников, чтобы отмечать собственный день рождения. Все хвалебные слова и здравицы мне кажутся ложными и не совсем соответствующие истинному отношению ко мне близкого окружения. Во время службы в радиотехническом управлении Военно-морского флота было принято отмечать круглые даты дней рождений офицеров, короткими собраниями офицерского состава и вручением памятных поздравительных адресов и записок. Офицер, которого все презирали и не любили за взрывчатый характер, постоянные крики, матерщину и нервную обстановку в отделе, на таких коротких собраниях удостаивался самых лестных характеристик. Руководители всех рангов и товарищи по службе говорили ему, не моргнув глазом, какой он хороший и замечательный сослуживец и как много сделал полезного для Военно-морского флота.
   Это неприкрытое фарисейство удручало меня и отталкивало от таких мероприятий по поводу моей персоны. Некоторое фарисейство окружающих по отношению ко мне я инстинктивно чувствовал на уровне подсознания. Поэтому и не хотел, чтобы меня славословили на днях рождения. В радиотехническом управлении свой день рождения, я отметил только один раз. Это не была круглая дата, а рядовой день рождения 17 апреля. Он выпал на коммунистический ленинский субботник, и все офицеры управления, в том числе и я, с утра и часов до четырех дня мыли полы и окна в своих рабочих кабинетах и убирали окружающую территорию вокруг здания от накопившегося за зиму мусора и бумаг. После субботника было принято выпивать, даже если не было никакого другого повода. А тут был колоссальный повод хорошо напиться, и отказаться было невозможно. Начальник отдела разрешил мне на час отлучиться с субботника и закупить закуску и спиртное. После завершения субботника мы часа три «гудели», закрывшись в своем рабочем кабинете. Спиртное кончилось, а расходиться никто не захотел.
   Мне предложили снова посетить магазин и продолжить юбилейное веселие. Этот вариант мне не понравился, и я предложил купить спиртное и перебраться ко мне на квартиру. На улице мы поймали микроавтобус и всем отделом с песнями поехали по вечерней Москве из центра в микрорайон «Чертаново-Южное». Вместо колбасы и бутербродов жена приготовила горячую нормальную пищу, и пьяное застолье возобновилось с удвоенной силой и энергией. Наиболее трезвых я выпроводил из дома часа в 4 утра, при этом лично каждого проводил до такси и оплатил транспортные расходы. Но два или три сослуживца были не в состоянии передвигаться самостоятельно и заночевали у меня на квартире. Утром оставшихся пришлось опохмелять и провожать на такси. Но что хорошего сохранилось в памяти от этого дня рождения? Ничего, кроме пьяных восторженных речей, гомона и пустой болтовни. Наверное, в этом и есть радость жизни и ощущение полноты бытия. Но только почему-то я от таких юбилеев и дружеских попоек не испытывал большой радости и чувства подъема, а испытывал горечь разочарования и чувство потерянного времени.
   Я как мог, уклонялся от приглашений на торжественные юбилеи и дружеские попойки по поводу круглых дат моих сослуживцев, и собственные торжества организовывал только по принуждению окружающих. Однако пятидесятилетний юбилей в год завершения службы мне все-таки пришлось отметить в кругу сослуживцев. На коротком собрании мне вручили поздравительные адреса от руководства и сослуживцев. Все выступающие говорили о моей полезности флоту и моих замечательных человеческих качествах. Сплошное фарисейство! Я сам знал о своих человеческих недостатках, а некоторые мои подчиненные тихо меня ненавидели и не могли дождаться, когда я, наконец, уйду на пенсию. Дело в том, что несколько моих подчиненных имели академическое военное образование, а я кроме высшего военно-морского училища и опыта службы на атомных подводных лодках Северного флота, «корочек» об академическом образовании не имел.
   Легко ли молодым выпускникам военной академии ходить в подчиненных у простого выпускника морского инженерного училища, да ещё и превозносить его во время пятидесятилетнего юбилея как грамотного специалиста? Я стойко выдержал эти двуличные хвалебные речи, как горькую необходимость. После завершения пятничного рабочего дня я пригласил всех офицеров своего отдела вместе с женами отметить пятидесятилетний юбилей у меня на квартире. Повторилось то же самое, что и было несколько лет назад в день коммунистического субботника. Присутствие жен не уменьшило количество выпитого спиртного и не изменило ход юбилейного торжественного вечера. Я был навеселе, но мои сослуживцы крепко напились и несли всякую околесицу относительно моих заслуг. Запомнились не слова, а сама дружеская попойка с морем спиртного и обилием закусок. Дочь записала всю эту пьяную околесицу моего пятидесятилетнего юбилея на видеокамеру. За эти двадцать лет, прожитых после юбилея, я раза два пытался просматривать эту видеозапись, но минут через 10 останавливал просмотр. Смотреть там абсолютно нечего. Даже непосредственно после юбилея осталась не радость, а только досада и огорчение от пустого и праздного времяпрепровождения.
   В то же время я ценил и ценю искреннее поощрительное слово, сказанное не в торжественных случаях, а как бы между делом, в обычных жизненных ситуациях, выше всех наград, грамот и приветственных адресов. Тихое словесное поощрение сослуживцев и моих начальников было одним из главных стимулов для преодоления собственной лени, как и стимулом честного и добросовестным исполнением служебных обязанностей. Я никогда не жил и не живу только для себя. Своими делами я стремлюсь по мере возможностей быть полезным отечеству и своему окружению. Поэтому и нуждаюсь в искреннем поощрительном слове, если не от отечества, то хотя бы от близкого окружения. Хотя и отечество меня не обижало. У меня хранится целая папка разных похвальных грамот от училищных времен, до выхода на пенсию по выслуге лет. Их очень много. И выкидывать жаль, все-таки наглядная память о прожитой жизни. Пересмотрев их, обнаружил существенную деталь. Все пять лет учебы в училище меня ежегодно и после каждой сессии награждали грамотой, как отличника учебы и победителя соцсоревнований. Даже неоднократно высылали благодарственные письма моим родителям.
   Если бы руководство училища знало о моих самоволках и пьянстве после каждого экзамена, то вряд ли я удостоился такой чести. Поразительно, как мне удавалось совместить несовместимое? Хочу отметить и ещё одно существенное и приятное обстоятельство. За время моей службы на атомных лодках, а затем в Аналитическом центре и Центральном аппарате ВМФ мне пришлось служить под началом нескольких командиров атомоходов, а затем под началом командира Аналитического центра и под началом двух начальников Центрального аппарата в адмиральском звании. И все эти командиры, все без исключения, обязательно и неоднократно награждали меня грамотами за успешное и примерное исполнение функциональных обязанностей. А перед выходом на пенсию наградили и орденом «За службу родине» III степени. Значит, я был хорошим, а главное – полезным офицером для Военно-морского флота и нашего государства. Да и осознавать, что ты не протирал штаны, не дрался за карьеру и должности, а на совесть исполнял свои обязанности, вдвойне приятно. Ничего другого мне и не надо. Особенно добрые слова хочу сказать о начальнике РТУ, докторе наук, профессоре и вице-адмирале Попове Георгии Петровиче и о заместителе Главкома ВМФ по эксплуатации и ремонту адмирале Зайцеве Виталии Васильевиче. Оба они были образцом для подражания, великими тружениками, честными и порядочными людьми. Сейчас осмеивают людей, которые общественные, государственные дела ставят выше личных интересов. Я же горжусь такими людьми, потому что и сам стремился к такой полной служебной самоотдаче.
   В моей жизни есть и ещё одна особенность. Я никогда никого не «подсиживал» и не завидовал, ни начальству, ни моим сослуживцам. Мне всегда казалось, что я занимаю, именно ту должность, которая отвечает моим способностям. Могу к этому лишь добавить, что вот уже идет 2014 год. Я двадцать лет как на пенсии, а многие корабли, которые ремонтировались с моей помощью, продолжают служить и обеспечивать безопасность рубежей нашей Родины. В отличие от служебных обязанностей и обязанностей по кругу бытовых семейных дел или в интересах общественной автостоянки, внутренняя духовная работа не нуждается ни в каком поощрении. Она происходит непрерывно и параллельно быту. Она незаметна для окружающих, но именно она является не виртуальным, а реальным творчеством и результаты этой внутренней духовной работы приносили и приносят мне высшее состояние радости и счастья от земного существования моей человеческой личности.

3. Отношение к дружбе

   Мои отношения с близким окружением нельзя назвать идеальными. Кроме детства и юношеских лет, у меня никогда не было близких друзей, с которыми я мог бы поделиться сокровенными мыслями. На уровне инстинкта я понимал, что моим товарищам по училищу, а затем и товарищам по службе мой внутренний мир чужд и не представляет никакого интереса. Наверное, где-то есть люди, которым интересны вопросы научного Богопознания или вопросы религии и главенства духа над материей, но я таких не встретил. При общении с друзьями мои попытки обсудить ту или иную прочитанную книгу, научную или религиозную проблему всякий раз заканчивались безрезультатно. Никто таких книг не читал и моими проблемами не интересовался. В конце концов, я перестал беспокоить своих друзей своими внутренними духовными проблемами.
   По этой причине во мне живет как бы два разных человека. Один, «внешний человек», слегка принуждая себя, успешно общается с окружающими, с семейным кругом близких, с друзьями и товарищами, обсуждая деловые повседневные проблемы или отмечая встречу выпивкой и разговорами о женщинах, погоде, бытовых и семейных обстоятельствах жизни. Причем таких друзей-собеседников во время службы и во время строительства и эксплуатации автостоянки было достаточно много. В моей записной книжке из 1500 членов автостоянки, числилось не менее 700 человек, с которыми я товарищески общался по взаимным служебным или деловым общественным интересам, из них не менее ста человек, с которыми я часто встречался или проводил время в дружеских застольях. Я не могу себя зачислить в необщительных одиночек. Никогда не был я и «молчуном», а всегда был равноценным собеседником. Но «центром» внимания круга дружеского общения становился очень редко по причине отсутствия юмора. Читатели знают, что тот, кто обладает юмором, тот и становится центром внимания.
   Но также как мои внутренние духовные интересы были безразличны для моих друзей и собеседников, также и бытовые проблемы, которыми делились со мной мои друзья и собеседники не проникали в глубины моей души и не вызывали во мне ответного интереса или искреннего сочувствия и сопереживания. Если ко мне обращались с просьбами, которые я мог исполнить и разрешить, то я всегда оказывал активную реальную помощь, и процесс помощи доставлял мне радость и удовольствие. Но все-таки внутренне я оставался, безразличен к бытовым проблемам моих друзей и собеседников. Я никогда не побуждал их выкладывать передо мной свои проблемы, как и сам, старался поменьше нагружать своих друзей и сослуживцев проблемами личного или семейного характера. В то же время я являюсь активным собеседником и умею поддержать разговор на любую тему, которая интересует моего друга или собеседника.
   Такая искусственная активность дается с помощью некоторого внутреннего напряжения. Поэтому всегда после дружеского застолья или дружеской беседы накапливается духовная усталость, которая перевешивает чувство радости и удовлетворенности от близкого общения. С учетом всего сказанного, можно сделать вывод, что встретить настоящих друзей в своей взрослой и самостоятельной жизни, с которыми я мог бы поделиться своими сокровенными мыслями и рассуждениями, мне не довелось. При обилии дружеских и деловых контактов, (только на автостоянке через собеседование со мной прошло не менее двух тысяч человек, которые получили гараж или потом продали гараж с моим участием), я оставался одиноким. Со многими из них я длительное время и неоднократно встречался при решении тех или иных вопросов, но зачислить их в круг своих близких друзей, невозможно. Никто не привязывался ко мне духовными нитями, как и я не мог привязаться к ним не на основе бытовых интересов, а на основе духовных интересов. Эту особенность моего характера еще в первые годы офицерской службы поняла моя жена. Когда мы ссорились, она всегда укоряла меня моим одиночеством и отсутствием близких друзей для духовного общения.
   Я не обижался. Так оно и было на самом деле. В ответ я заявлял, что самодостаточен, чтобы находить высшую радость и счастье не в человеческом общении, а в общении с самим собой и книгами. В отличие от меня жена не могла прожить и дня без общения с близкими подругами. В легкой форме эта «болезнь» выражалась в том, что она часами болтала с ними по телефону. На мой взгляд, разговор не нес никакой полезной информации. Жена после таких часовых телефонных разговоров выглядела радостной и возбужденной. Значит, для неё такая разговорная дружба была необходимой отдушиной от рутины быта и семейных забот. Но телефонными разговорами дело не кончалось. В юбилейные даты или праздничные дни семьи близких подруг всегда приглашали нас в гости. Инициатором таких праздничных застолий всегда был не я, а жена. Она ходила в гости к семейным подругам и я, превозмогая себя, сопровождал её и естественно участвовал в совместных застольях с хорошей выпивкой. Семейные пары близких подруг жены совершали с мужьями ответные визиты к нам в гости, и я часами проводил за водкой и закуской пустые застольные разговоры ни о чем.
   Хорошее опьянение и приятные беседы о каких-то жизненных пустяках не приносили мне ни радости, ни отдохновения. Я в них участвовал не по желанию, а по необходимости. И всегда испытывал облегчение, когда такие пустые встречи, съедающие массу свободного времени, наконец-то, завершались. Во время таких встреч мое второе «я» тихо тосковало, понимая эти встречи как неизбежную необходимость. Второе «я» начинало полноценную жизнь, полную радости и счастья тогда, когда я освобождался от рутины общения и садился за тома приобретенных книг самой широкой познавательной тематики. Я их не просто читал, но вел непрерывные мысленные споры и диалоги с автором. Этот процесс осмысления прочитанного, не заканчивался после перерыва в чтении или завершения чтения очередной книги. Осмысление прочитанного занимало меня больше, чем решение текущих повседневных дел. При поездках в метро, на службе, на автостоянке, и все свободное время, страницы прочитанной книги «стояли» перед моим мысленным взором, а мой разум, по какому-то одному ему известному алгоритму, анализировал тексты и отбирал из них крупицы новых знаний для внутреннего потребления.
   Когда мне случалось понять что-то такое, о чем автор говорил только намеками и иносказаниями, то я испытывал ни с чем несравнимое творческое блаженство. Эту радость и эти ощущения нельзя передать словами. Даже рождение детей и внуков не вызывало во мне такого бурного внутреннего восторга, как восторг, который я испытываю от приобретения новых знаний. Эти новые знания меняют мою душу и придают мне смысл жизни. При этом творческое блаженство и полноту жизни я ощущаю не тогда, когда я делюсь с другими своими «открытиями», а когда их приобретаю. В какой-то мере вопрос о том, будут ли опубликованы мои книги и как примут их читатели, является вопросом второстепенным. Опубликование книг ничего не добавляет и не убавляет к моему внутреннему состоянию удовлетворенности и полезности Богу и земному человечеству. Конечно, мне хочется, чтобы мои книги поняли мои современники. Но я не испытаю никакого огорчения и разочарования, если не встречу никакой ответной реакции.
   Да и как мои книги могут быть встречены с радостью и восторгом, если к мыслям и идеям этих книг безразличны все мои друзья и бывшие сослуживцы? Я уже не говорю о жене, которая считает, что я занимаюсь бесполезным делом и пишу книги, которые невозможно понять. Дети и старший внук так открыто не высказывались, но никто из них и не сказал мне, что я занимаюсь чем-то полезным, которое будет когда-то востребовано земным человечеством. Но такое молчание для меня более ценно, чем открытая ложь, что мои книги являются шедеврами и кладезями мыслей. Кладезями мыслей они являются только для меня, а будут ли для других, покажет время.

Глава XII
Обзор исторических эпох и современность

1. Деградация духа и свобода личности

   Такое прохладное отношение и безразличие к моему творчеству моих близких, моих друзей и товарищей, а также и читателей, вполне понятно. Современные люди живут в этом реальном мире только телесно, а их души погружены в виртуальное информационное пространство, которое формируется техническими средствами науки в виде средств жизненного комфорта, СМИ и Интернета, а также всеми видами искусств массовой культуры, моды, театра, эстрады и литературы. Сюда же надо отнести и современную политику в виде борьбы тех или иных общественных объединений за реальную власть. Фарисейство и лукавость абсолютно всего спектра политических партий видна невооруженным взглядом. Причем чем больше свобод личности отстаивает та или иная партия, тем больше такая партия заражена духом фарисейства и лукавости. Чего стоит одно название «правое дело» самой радикальной партии современной России. Не продолжением ли «правого дела» являются фашисты украинского «Правого сектора»? Через максимальную экономическую, политическую и моральную свободу, партии, называющие себя «правыми», камуфлируют свой крайне левый экстремизм и радикализм.
   Они декларируют о себе как о партиях созидания, а по своим практическим делам всегда стремились и будут стремиться не к созиданию, а к разрушению духовных основ и скрепов России, Украины и всякого другого государства, где они возникают и приходят к власти. Ни одна религия мира не разрешает тех свобод личности, которые отстаивают современные радикальные партии, а значит, все они не способствуют миру и процветанию, а способствуют хаосу и разрушению. Это и понятно. Современный морально развращенный человек может реализовать свою свободу только путем эксплуатации, обмана и угнетения себе подобных. Таких свобод, которые декларируют представители «правого дела» или «Правого сектора» Украины, на всех не хватит. Ими могут воспользоваться только духовные волки. При этом большинство населения превратится в стада овец, которые и станут духовной и материальной пищей для управляющей элиты свободных властителей.
   По сути дела, партия «правое дело» являлась самой левой партией духовного и экономического экстремизма, а её руководители, которые «прикидываются» радетелями народного благосостояния, являются вовсе не людьми правого духовного диапазона человеческих душ, а «волками в овечьей шкуре». Дай им власть, и Россия через 10 лет перестанет быть самостоятельным и суверенным государством. Как раз «Правый сектор» Украины и есть откровенный и открытый вариант российского лукавого и двуличного «правого дела» и его современных разновидностей. Многие честные люди поражаются, почему управляющая элита Запада и США поддерживает власть фашистов Украины и не замечает её зверств, по отношению к собственному русскоязычному населению. Уж где-где, а в Украине пресловутая демократия западного образца демонстрирует во всей красе кровавую морду фашистского зверя.
   И тем не менее, не замечая этих зверств, США и ЕС обвиняют во всех бедах «тоталитарную» и «воинственную» Россию, а руководство Украины выставляют как истинных демократов, вынужденных противостоять не собственному народу, а «агрессивной» России. Аналитики ищут причины в геополитике или в стремлении США разрушить экономику Европы и Украины и нанести экономический ущерб России. Это верно лишь отчасти. Экономика и геополитика являются вторичными причинами. Первична духовная сущность западной управляющей элиты, которая сразу же после окончания Второй мировой войны стала тайным и явным наследником фашистской идеи. Благодаря лукавости и двуличию, Америка пропагандировала себя как общество демократических свобод, а СССР и её сторонников объявила своими врагами, якобы за их агрессивность и за тоталитаризм коммунистической идеи. Вся эта ложь вскрылась, когда коммунизм ушел в прошлое. Оказалось, что обобщенная элита Запада с таким же рвением ненавидит суверенную демократическую Россию, с каким Гитлер ненавидел славянский мир и коммунистический СССР. После разгрома фашистских сил в Европе, США и Англия сразу же продолжили дело Гитлера и объявили холодную войну советскому коммунизму. На самом деле, Запад лишь перелицевал тогу фашизма, в белые одежды защитников мифических свобод. Запад, как и Гитлер, всегда ненавидели не столько коммунизм, сколько славянский мир и мировое православие.
   Сейчас это все открылось. Тайное стало явным. Фашистское руководство современной Украины является духовным порождением политической элиты США и Европы. Украинские фашисты, прикрываясь демократией, делают то, о чем мечтали западные политики все годы холодной войны, а сейчас осуществляют на деле, представляя Россию воинственным монстром и извергом рода человеческого. Натравливая в гражданской войне одну часть украинцев, воспитанных за 20 с лишним лет в ненависти к России, на другую часть, которая считает себя неотделимой частью русского мира, фашисты Украины разрушают русский мир, и тем самым реализуют тысячелетний замысел темных сил мирового зла. Этот замысел имеет духовную цель и заключается в физическом истреблении носителей православного духа. Дьявол наступает на Бога Всевышнего.
   В 1941 году замысел дьявола пытался с тайного и всеобщего одобрения элиты Запада, реализовать Гитлер, но потерпел сокрушительное поражение. Если вы изучали историю, то должны знать, что идеи фашизма, да и самого Гитлера воздвиг из себя западный мир, как духовную силу для уничтожения славянского мира. После сокрушительной победы СССР, тайным наследником и хранителем богоборческих фашистских идей уничтожения славянского мира и православия стали США и Англия. К нашему времени Запад сумел восстановить и воскресить дух фашизма непосредственно в народе Украины и в управляющей элите европейских государств. Никакой здравый смысл и никакая совесть не может остановить истребление украинцев, чувствующих свое духовное родство с русским народом и с русским миром. Потому что совести никогда не было и не будет в душах тех людей западного мира и среди народа Украины, которые заражены духом фашизма.
   То, что мы воспринимаем, как непередаваемое двуличие и лживость политического руководства США и европейских государств, воспринимается ими как единственная правда, потому что эта правда дьявольского духа и фашистской идеологии ненависти к православию и славянскому миру. Фашизм и совесть несовместимы, а ненависть делает людей духовными слепцами. Их правда заключатся в том, чтобы любыми методами истребить русский мир и дух православия. Это не геополитическая или экономическая, а духовная цель дьявола. А для духа дьявола для достижения духовной цели мирового господства приемлемы любые человеческие жертвы и любые разрушения. По своей лживости и лукавству современная демократическая система изживает самое себя. Политические партии превратились не в выразителей воли избирателей, а в кормушку их духовно развращенных политических лидеров, которые ведут политическую игру и спекулируют на интересах народа, чтобы обеспечить собственный материальный комфорт и реализовать свои властные амбиции.
   Получив власть, ни один лидер современного мира не стремится реализовать избирательную платформу, а лавирует и лжет, чтобы подольше удержаться на вершине властной пирамиды. И этот процесс идет не только в России, но во всех государствах мира, включая и страны «образцовой» западной демократии. Лжива была и партия КПСС. Достаточно лживыми были и советские люди, особенно в период правления Брежнева и Горбачева. Ложь и обеспечила, так называемый, бескровный развал социалистического лагеря и Советского Союза. Но разве «демократическая» клика Ельцина освободила народ и власть от всеобщей лжи и фарисейства? Она не только не освободила, но многократно усилила всеобщую лживость и фарисейство до невиданных размеров. Ужасен не сам по себе «тоталитарный» советский социализм или ельцинская российская демократия со звериным оскалом капитализма. Ужасна лживость и фарисейство современных политических лидеров, как тех, что достигли вершин политической власти, так и тех, кто стоит у подножия этой власти, и всеми правдами и неправдами, а главным образом, ложью и обольщением, старается занять верхнюю ступень лестницы или вершину пирамиды власти.
   От фарисейства и лживости партийных лидеров разрушилась советская система, и от этого же фарисейства и лжи демократия современного мира превращается из механизма свободного волеизъявления в свою противоположность, в виде трагедии, фарса и пародии. Конечно, если бы политические лидеры, а главное и сами граждане демократического государства, были честными и не лживыми, то лучше демократии или власти большинства, никакого другого способа правления придумать невозможно. Но в том-то и дело, что ото всех этих преобразований и демократических реформ, люди и политические руководители не становятся более честными и правдивыми. Фарисейство и ложь становятся способом жизни не только политической элиты, но и большинства граждан современных демократических государств мира. Человеческие души необратимо деградируют и главным показателем такой деградации является всеобщее распространение в виде духовной заразы, лжи и фарисейства.
   Зададимся вопросом: расширился ли диапазон свобод личности в современной России по сравнению с диапазоном свобод личности советского периода? Любой аналитик и просто человек, захвативший советский период жизни, ответит на этот вопрос положительно. Да, личных свобод у нас значительно прибавилось! А теперь давайте честно ответим сами себе: стали ли в своем гражданском большинстве мы от этих свобод меньшими фарисеями, коррупционерами или уголовниками и преступниками? Если человек не лукав хотя бы сам с собой, то он признает, что все подлости человеческой личности расцвели в нашей стране махровым цветом, как раз по причине расширения диапазона прав свободы личности. Этот факт и подтверждает мой вывод, что чем больше прав и свобод, чем больше либеральны законы общества, тем выше деградация духа и с большей скоростью она протекает. Мир и земное человечество могут устойчиво существовать, пока мы разные. Если мы законодательно не будем ограничивать губительные права личности человека, то скоро все станем одинаковыми подонками без национальных и государственных различий. Путь у такого мононационального и моногосударственного человечества только один – всеобщая смерть и погибель.

2. Лживость и ненависть – питательная среда двуличия, фарисейства, подлости и терроризма

   Фарисейство и ложь являются питательной средой для коррупции, экономического и политического мошенничества, для воровства и уголовных преступлений, для всех форм капиталистического способа производства и социальной сферы, и даже для всех видов современной поп-культуры и современного искусства. Всеми этими бедами современные демократичные общества, пропитаны, как губка пропитывается влагой под напором струи воды из крана. Тот или иной обман присутствует повсюду, где человек соприкасается с государственными или частными структурами, с другими людьми, со своими друзьями и подругами, товарищами или близкими. Меня и самого неоднократно обманывали не только случайные люди, но и члены автостоянки и даже близкие друзья. В наше время непрерывно обманывают сотовые операторы, тайком навязывая платные услуги, обманывают продавцы и производители некачественных продуктов питания и лекарств, обманывают различные посредники, государственные служащие и работники коммунальной сферы.
   Мы погружаемся не только во всеобщую коррупцию, но погружаемся во всеобщий обман. Желание лгать, как и желание «красиво жить» за счет других, нельзя истребить никакими законами, уголовным наказанием или административными штрафами. Ложь – это состояние души. Половой маньяк или педофил, однажды совершив преступление, уже не может самостоятельно остановиться и прекратить свои преступления против жизни или человеческой личности. Его не исправляет даже тюрьма. Точно также и человек, который однажды получил какое-то жизненное удовольствие или материальную выгоду, обманув другого человека или солгав ему, уже не может самостоятельно остановиться. Как раз политическая, финансовая и предпринимательско-капиталистическая элита современного бизнеса показывает пример рядовым гражданам, как с помощью лжи и обмана можно добиться выдающихся успехов и занять достойное место в жизни. Вольно или невольно, но лгуны и обманщики и свои жертвы заражают бациллой лжи и обмана. Ведь налицо тот факт, что лжец и обманщик живет, как правило, в материальном плане в большем достатке, чем его честный сосед или товарищ по работе.
   Не коррупция порождает лжецов и обманщиков, а духовная готовность человека совершить ложь и обман ради личной выгоды, порождает коррупцию и все известные и неизвестные мошенничества и преступления нашего времени. Налицо и другая взаимосвязь: «тот, кто лжет и обманывает, добывает жизненные блага жульничеством, коррупцией, воровством, грабежами или убийствами, тот должен, как минимум, презирать объекты своих неправедных действий, а как максимум, питать к ним ненависть или зависть». По себе знаю, что без ненависти к человеку практически невозможно нанести ему умышленный физический или материальный ущерб. Вот вам пример. Будучи в добром состоянии сильного опьянения, однажды я одолжил племяннику жены около 5 тысяч долларов. Мне очень хотелось сделать доброе дело, чтобы молодой человек, живущий в тамбовской деревне, открыл в начале девяностых годов собственный бизнес. Молодой человек купил новый грузовик, маслобойню и худо-бедно, но зарабатывал средства на собственное пропитание.
   Года через три мою квартиру обворовали, а на автостоянке случился пожар. С виновника пожара можно было получить компенсацию только по судебному решению. Сами знаете, что сначала надо доказать вину, а затем из виновника нужно «вытрясти» компенсацию с помощью судебных приставов. Эта процедура может продолжаться не один год, да и нет никакой гарантии, что виновник что-то заплатит пострадавшим. Подав в суд заявление на виновника пожара, я бы встал на путь обмана потерпевших. Формально автостоянка поступила бы по закону, но на деле пострадавшие вряд ли чего получили, кроме судебной нервотрепки. Я рассудил не по закону, а по справедливости. Чтобы компенсировать частичную стоимость незастрахованного утраченного имущества, я обещал невинно пострадавшим членам автостоянки выплатить компенсацию из средств автостоянки. И вскоре сделал это, полностью исчерпав конфликт. Но я и моя семья попали в трудное финансовое положение. Так случилось, что в это неприятное время, я приехал в тамбовскую деревню.
   Племянник жены что-то почувствовал и стал от меня прятаться. Я пришел к его матери и попросил передать, чтобы он срочно вернул мне хотя бы тысячу долларов, и больше у меня к нему никогда не будет никаких финансовых претензий. Разве в этой просьбе было что-то ненормальное или беззаконное? Я помог раньше и попросил помочь мне в трудную минуту, вернув лишь пятую часть финансовых средств. Мать моего должника обещала вернуть требуемую сумму и попросила зайти за деньгами на следующий день. Мог бы и сам должник встретиться со своим спонсором и благодетелем, но он этого не сделал. Я все-таки остаюсь крайне наивным человеком. Не придав этому нежеланию никакого значения, я утром заехал к его матери в полной уверенности, что она вернет мне тысячу долларов, как и обещала накануне. Вместо этого сестра жены заявила, что они с сыном мне ничего не должны, а должен им я, и назвала крупную сумму денег. Я был полностью «ошарашен» таким заявлением, потому что никаких денег у семьи сестры моей жены никогда не занимал.
   На мои возражения сестра жены показала мне подлинник моей расписки, согласно которой я занял у неё пять лет назад приличную сумму денег. Действительно, такую расписку я однажды написал, под обещание дать мне в долг крупную сумму денег. Но тогда я обошелся без займа, а о расписке забыл, в полной уверенности, что она уничтожена или выброшена. До меня не сразу дошла вся подлость этого заранее спланированного умысла, тем более что исходила эта подлость от человека, которого я любил и уважал как близкого родственника. Оценив коварство и мерзость предъявленных мне требований, я пришел в сильный гнев и, не владея собой, бросился на женщину с кулаками. Но она быстро ретировалась в свой дом и закрыла на внутренний запор входную дверь. Подлость и мерзость поступка так меня поразили, что я тут же поехал к местному участковому милиционеру, с которым был хорошо знаком, и излил ему свое негодование на неблагородство и подлость его подопечных. Оказалось, что сын моей обидчицы давно уже находится на учете участкового и даже имеет у него кличку «крученый».
   Он подворовывает, и поймать его на воровстве или на каких-либо других правонарушениях для участкового не составляет никакого труда. Во мне кипели гнев и обида, и я пообещал отблагодарить участкового финансовым вознаграждением, если он поймает племянника сестры моей жены на правонарушениях и заставит его или сесть за решетку, или откупаться от уголовного преследования милицейскими и судейскими взятками. Таковы были нравы и порядки продажной демократии ельцинского периода. Участковый, не моргнув глазом, с радостью и восторгом принял мое предложение. Он тут же попросил у меня в долг 200 долларов. Мы обменялись номерами телефонов, и я уехал в Москву, а участковый стал планировать, как лучше исполнить мое задание. По дороге в Москву мой гнев остыл. Во мне никогда не было ненависти к моим обидчикам, в том числе и к семье сестры моей жены, а без ненависти чувство мщения пропадает вместе с гневом. Обида сменилась, презрением и жалостью. Не я исковеркал людские души и не мне их исправлять. Если я доведу до логического конца и реализую свое мщение, то я в собственных глазах стану ещё большим подлецом, чем мои обидчики.
   Они и так меня возненавидели за мое требование вернуть эту «поганую» тысячу долларов. Месть – это реализация ненависти одного человека к другому человеку. Отвечая злом на зло, обиженный человек сам становится таким же негодяем, как его обидчики. Я позвонил участковому и попросил его не преследовать племянника моей жены, если он не будет совершать конкретные уголовные преступления. Правда, после этого я ни разу не встречался с племянником моей жены. Для меня он перестал существовать не только как родственник, но и как человеческая личность. Это парадокс невозврата долга характерен не только для случая, о котором я рассказываю, но и вообще является камнем преткновения и испытанием для дружеских человеческих отношений. Финансовый долг проверяет человеческую душу на наличие в ней подлости и обмана. Когда кто-то занимает у своего друга крупную сумму денег, то к моменту возвращения долга должник с подлой душой и привычкой к обману начинает испытывать неприязнь к своему другу-благодетелю.
   Он начинает изыскивать способы не расплатиться с долгом, а заставить благодетеля забыть о долге. Наиболее подлые друзья додумываются и до убийства. Нанимая киллера, или собственноручно совершая акт убийства своего благодетеля, должник уже не пылает любовью к бывшему другу, а испытывает к нему настоящую ненависть. Без ненависти в сердце невозможно решиться ни на обман, ни на убийство человека. Эта ситуация является сюжетной линией многих «милицейских» фильмов нашего телевидения. Других сюжетов, кроме милицейских подвигов с взаимными убийствами, наши режиссеры и не снимают. Каждый вечер по всем программам течет кровь невинных жертв, отважных милиционеров и самих преступников. Нас приучают к ненависти и мщению путем убийства. Причем и сами отважные герои в милицейской форме подают примеры ненависти и жестокости, при всяком удобном случае с радостью убивая преступников. Началась это смертоносная какофония с убийства беззащитного преступника ещё в советском фильме про Глеба Жеглова. О геройстве Глеба Жеглова и Володи Шарапова сочинен даже музыкальный шлягер. Глеб Жеглов показан не бесстрастным законником, а человеком, ненавидящим преступников до степени их физического истребления без суда и следствия.
   Зарази такого человека жаждой личной наживы, и получится монстр. Такой человек опасен и страшен не только для уголовников, но и для законопослушных граждан. Чтобы так себя вести по отношению к бандитам и уголовникам, надо презирать и ненавидеть не только их, но и каждого человека. Американские супермены-полицейские потому и ценятся зрителем, что они открыто презирают и ненавидят каждого встречного человека, который не одет в форму полицейского. Они стреляют из кольтов крупного калибра и из накрученных автоматов так, как будто они находятся не среди людей, а среди человеческих манекенов. Они наносят своими железными кулачищами удары при всяком возможном случае. И это радует массового зрителя. Но если эти фильмы про суперменов с удовольствием смотрят по всему миру, значит, сами массовые зрители ненавидят людей и готовы их убивать подобно киношному супермену.
   Зрители этих фильмов ещё не готовы по своим физическим качествам стать убийцами-суперменами, но раз они находят удовольствие в таких фильмах и приходят в восторг, когда ради восстановления «справедливости», супермен совершает массовые убийства, то такие зрители духовно готовы к мщению способом безжалостного и жестокого убийства человека. Убийца-супермен для них кумир и образец для подражания. Зрители желают стать их подобием и по возможности становятся, иногда совершая массовые расстрелы своих соучеников или сотрудников по работе. Как правило, чтобы добраться до носителя зла и убить его, защитник справедливости убивает десятки человек его охраны или близкого круга помощников и единомышленников. Но разве это справедливо? Разве не ясно, что «справедливая» ненависть, вызывающая желание убить человека, является таким же злом, как и ненависть преступника к своим жертвам?
   От того, что зло ликвидируется ещё большим злом, преступность по всему миру не идет на убыль, а множится и возрастает, как снежный ком. Демократия лжива, потому что говорит о ценности человеческой жизни, а в боевиках и жизненных реалиях низводит эту ценность до мизерного ничтожества. Во времена Ленина распущенная женщина дворянского происхождения, по фамилии Коллонтай, проповедовала свободу половых отношений. Она придумала теорию, согласно которой утоление половой страсти равносильно утолению жажды. Вступить в половой контакт с любым понравившимся партнером, во времена Ленина считалось также просто, как выпить стакан воды. Это были зачатки сексуальной революции. Во времена Сталина такая свобода половых отношений была ликвидирована и сексуальная революция в среде народов СССР не состоялась. Через сорок лет такая сексуальная революция все же произошла. Но её инициатором стал не СССР, а страны западной демократии во главе с США. Но разве люди от сексуальной революции стали чище и лучше?
   Простота и доступность физической близости с партнером не уменьшили, а увеличили вал преступлений на почве секса. Сексуальные извращения, а вместе с ними СПИД и другие половые болезни стали привычными спутниками человеческого бытия. В девятнадцатом веке весь мир вздрогнул от преступлений английского маньяка Джека-Потрошителя. Сейчас половые маньяки, и притом в больших количествах, присутствуют в каждом «цивилизованном» государстве, а сексуальные меньшинства множатся как грибы после дождя, агрессивно стараясь превратить все земное человечество в свое уродливое подобие. Сексуальная революция и разбудила низменные инстинкты половой похоти, себялюбия и презрительной ненависти к противоположному полу. Сейчас же, с помощью различных боевиков, «Терминаторов» и «Аватаров», а также с помощью непрерывных экранных убийств культивируется не просто культ насилия, а ненависть и презрение к человеку. Виртуальный мир нам подсказывает, что единственный способ устранить мировое зло – это совершить массовое убийство большинства земного человечества.
   Нам подсказывают, что человек сам по себе подл и ничтожен и не стоит сострадания и жалости. Другими словами, современная демократия декларирует о высшей ценности человеческой жизни, а в реальности делает все возможное, чтобы низвести ценность человеческой жизни до того же выпитого стакана воды. Убийство человека стало такой же обыденностью и необходимостью, как ежедневный прием стакана воды для утоления жажды. Конечно, питьевую воду надо экономить, её запасов на Земле не так много, но пить-то хочется! Выпил и почувствовал облегчение от жажды и легкое сожаление, что питьевой воды стало на один стакан меньше. Но это сожаление мизерно по сравнению с наслаждением от утоления жажды. Двойные стандарты современной демократии превращают убийство из самого преступного и нечеловеческого, из самого антибожественного акта в такой акт, который вызывает чувство радости и наслаждения. Как же мы при такой реальной идеологии современной демократии пытаемся остановить международный терроризм или перевоспитать террористов-смертников?
   На самом деле террористов-смертников подвигает на подвиги ненависть ко всем «инакомыслящим» людям. Без высшей степени ненависти и презрения к человеку стать осознанным и «идейным» террористом-смертником невозможно. Но именно западная демократия, проповедуя неограниченную, беспредельную свободу личности, тем самым и проповедует взаимную ненависть человека к человеку. Не кто-то посторонний и не религия ислама, а сама демократия западного образца под фетишем свободы плодит ненависть к человеку, а значит, является главной питательной средой ненависти, насилия и убийства. Такого убийства, где уже трудно понять, кто является жертвой, а кто преступником. Террорист-смертник отличается от киношных суперменов только тем, что его ненависть к человеку доходит до крайней степени. Чтобы решиться на собственное самоубийство, для уничтожения невинных жертв, надо и себя возненавидеть не менее, чем свои будущие жертвы. Смертник не просто презирает этот мир, но он его ненавидит. И ненавидит себя в этом мире до такой степени, что без сожаления умирает, чтобы вместе с собой лишить жизни побольше таких же ненавистников, как и он сам.
   Эти жертвы отличаются от смертника-террориста только тем, что в них уже созрело чувство ненависти и презрения к другим людям, но ещё не созрело чувство ненависти к самим себе. Но разве это чувство ненависти к людям воспитывает религия ислама? Почитайте Коран – первоисточник ислама, и вы в нем не обнаружите ничего, что бы противоречило нагорной проповеди Иисуса Христа, как и нет ни одного религиозного догмата, который бы противоречил христианству. Так называемый «джихад» был направлен не против христианства, а против иудаизма, но и сейчас семиты-исламисты и семиты-иудаисты живут как кошка с собакой. Доходит до того, что семитские евреи обвиняют исламские народы, которые тоже в своем большинстве состоят из семитов, в антисемитизме. А все почему? Потому что, евреи чувствует себя по отношению к арабам и миру ислама «Старшим братом». По Ветхому Завету арабы произошли от Измаила, побочной ветви потомства Авраама. А значит, обязаны исполнять требования евреев, даже если они незаконные, и обязаны быть их подчиненными. Есть люди, которые отрицают всякую религию, как выдумку разума, ничего общего не имеющую с объективным миром и человеческим сообществом. Но разве пример взаимоотношений мирового еврейства с исламским миром не является доказательством, что их вечная вражда имеет духовную основу и является следствием Ветхого Завета?
   Еврейский народ является отдельной ветвью земного человечества, промежуточной между потомством Каина и потомством Сифа. Арабы приняли ислам, незаконно отделились от ветви Авраама и примкнули к потомству Сифа. По обетованиям Господа Израиля евреи должны в наше время управлять империей от Евфрата до Нила. Но скорее носители радикального ислама, методами террора и войн создадут на этой территории единый исламский халифат и уничтожат Израиль, чем Израиль добьется объединения этих территорий в единую империю под эгидой религии иудаизма. Эта сложнейшая духовно-наследственная коллизия работает до сих пор, питая взаимную ненависть и недоверие между мировым еврейством и арабским миром, а также между арабским миром и христианскими народами обобщенного Запада. И будет работать до конца времен. Главенствует же над всем «Старший брат» потомства Каина.
   Подчинив себе вооруженную мощь Америки и сделав многие народы мира саттелитом Америки, «Старший брат» целенаправленно разрушает арабский мир, используя вечный непримиримый духовный конфликт меду суннитами и шиитами, который возник примерно через сорок лет после возникновения религии ислама. Разве вы не видите, что взаимная ненависть и террор имеют не политическую или экономическую, а духовную основу? А значит, никакими, экономическими и политическими методами рост терроризма и взаимной вражды остановить на Ближнем Востоке не удастся. Но если вы почитаете «Ветхий Завет», который написан под диктовку того духа, который называет себя Господом Израиля, то вы в нем найдете непримиримую ненависть ко всем народам мира, в том числе ненависть и презрение к самому еврейскому народу. Кто, как не этот дух, напитал ненавистью душу Каина и принудил его убить собственного брата Авеля? Кто же духовный отец всех фарисеев мира, которого Иисус Христос называет «человекоубийцей от начала»? Нетрудно догадаться, что им является тот творческий дух, который принудил Каина убить брата Авеля.
   В то же время его нельзя полностью ассоциировать с Господом Израиля. Если Господь Израиля ближе к Иегове, то «человекоубийцей от начала» и духовным отцом фарисеев и лицемеров является дух дьявола. И сказано это Сыном Божьим Иисусом Христом. А значит, этому должны верить все истинные христиане этого мира. Духом дьявола были забесовлены и некоторые пророки. Разве не пророк Елисей, призывал дамасского царя прийти в Израиль и перебить всех потомков царя Давида, которые через родство с царицей Иезавель стали служить и поклоняться Богу Ваалу? А какие восторженные монологи рассыпал пророк Елисей по поводу убийства израильских младенцев? Да и сам он убил 40 израильских подростков только за то, что они обозвали его «лысым». Но он и на самом деле был лысым, что же здесь неприятного и неприемлемого? Разве мог такое говорить и делать человек, а тем более пророк, если его душа не переполнена ненавистью не только к чужим народам, которых он провоцирует на братоубийственную войну, но и к собственному народу? Да и частично примиряется с еврейским народом дух, который предстает как Господь Израиля лишь тогда, когда превращает избранный народ в своих духовных рабов.
   Разве по другому можно трактовать слова ликования Господа Израиля, по поводу того, что народ стал Его рабом? Какой Бог может радоваться тому, что лишил души человеческие свободы выбора и принудил избранный народ стать не свободными работником, а духовным рабом и исполнителем чужой воли? Разве Иисус Христос называл своих учеников и будущих апостолов своими рабами? Какой же раб, трижды бы отрекся и предал своего господина, и не только сохранил жизнь, но стал апостолом Петром? Может пророк Мухаммед, основатель
   ислама, называл рабами своих последователей? Таких текстов в Коране, сколько не ищите, вы не найдете. Совсем другое дело, когда мы начинаем внимательно читать Ветхий Завет. Кто может найти в Ветхом Завете хоть одно доброе слово о народах Палестины, Египта, как и всех народах Месопотамии и Ближнего Востока? Сколько не ищите, таких слов вы там не обнаружите. С одной стороны, эти народы совершали насилия и пленения еврейского народа и вроде бы заслужили ненависть и презрение, но с другой стороны, Ветхий Завет утверждает, что все пленения и беды наложены на еврейский народ в качестве кары за грехи перед Господом Израиля. Сплошное двуличие и фарисейство!
   Если соседи избранного народа подчинились воле Господа Израиля и покарали его духовных рабов, то их надо за это хвалить. Однако тексты Ветхого Завета наполнены ненавистью и презрением к окружающим народам, хотя там ещё не было никакого ислама. Частично ислам и порожден, как ответ на ненависть Ветхого Завета к народам арабского мира.

3. Фарисейство и фашизация западной цивилизации

   Но ведь Ветхий Завет – не мертвая догма. Это живая духовная конституция, по которому живет все западное христианство с её хвалеными свободами и хваленой демократией. Даже православное христианство настоящего правого толка обязано уважать, и уважает Ветхий Завет как часть Святого писания. Когда Иисус Христос ругал фарисеев и называл их духовными детьми «человекоубийцы от начала», ещё не было Талмуда, а иудейская Тора практически совпадала с Ветхим Заветом. Что это значит? Это значит, что христианский мир, утвердив Ветхий Завет частью Святого писания, по духовным законам обязан напитываться фарисейским духом двуличия и ненависти. Это медленная деградация или миграция человеческого духа на сближение с духом дьявола и происходила на протяжении двух тысяч лет в христианском мире. Католический мир осуществлял эту миграцию быстрее православия.
   Протестанты и англиканская паства ставят Ветхий Завет выше Евангелия, потому и являются большими фарисеями, чем мир православия. Но и православие движется по тому же пути сближения с духом дьявола. В наше время православные церкви наполнились молодежью. Это факт радует, но в то же время и тревожит. Я опасаюсь, что молодежь вернулась в лоно православной церкви, не для того, чтобы очиститься от лукавого фарисейства, а чтобы примирить свое духовное фарисейство с духом православия. Церковь, по духовным законам, обязана принять в свое лоно каждого, кто к ней обращается на основе свободы выбора. Но если паства наполняется духом фарисейства, то и православие будет необратимо сближаться с духом дьявола. О католицизме и говорить нечего. Католический мир изначально наполнился духом фарисейства, потому что отклонился от смысла проповедей Иисуса Христа о разделении духовной и земной власти. Римские папы всегда были устремлены на то, чтобы совместить в своем лице земную и духовную власть, что, и явилось основой для ускоренного сближения католичества с духом дьявола.
   Западные ценности, в виде современной демократии и капитализма порождены на духовном фундаменте католицизма, который под влиянием духа дьявола, мутировал во все известные виды современного протестантства. Из всего сказанного следует, что источником мирового зла, которым питается ложь и ненависть, войны, восстания, революции и международный терроризм, а также все виды преступлений против человека, включая распространение наркотиков, торговлю людьми и другие бесчисленные преступления, основанные на ненависти к человеку, является не религия ислама, а фарисейский дух управляющей элиты современных народов западного католического мира. Конечно же, ислам заражен фарисейством через разделение на два течения, которые называются суннитами и шиитами. Мы сейчас не будем выяснять, в котором из этих течений больше фарисейского духа. Религиозные деятели ислама и сами разберутся. Однако, по примеру христианства, та ветвь или течение, которая пытается совместить духовную и мирскую власть в одном лице, ближе к фарисейскому духу дьявола, а значит, и является источником раскола и взаимной ненависти.
   И все-таки главное гнездо фарисейского духа в наше время находится не в исламе, а в западном христианстве. Даже еврейский народ через Талмуд отошел от той ветви фарисейства, которую критиковал во время своей земной жизни Иисус Христос. Однако фарисейство поселилось в католическом христианстве и развивалось там, пока не поразило человеческий дух большинства населения западного мира своей двуликостью и ненавистью к остальным народам мира. Но разве Иисус Христос не говорил, что фарисеи являются человеконенавистниками, которые во все времена убивали пророков, посланных от Иеговы, Яхве и Саваофа и, радеющих о мире и справедливости праведников, из среды еврейского народа? Он говорил о фарисеях, как об источнике зла и ненависти и об источнике непрерывного человекоубийства на протяжении всей человеческой истории. Фарисеи являются духовными сынами дьявола и делают то, что неугодно Богу Всевышнему и приятно его противнику. Разве две последние мировые войны XX века начинали носители религии ислама? Нет. Начаты они по инициативе западного христианского мира, как и сотни других захватнических войн, которыми до краев наполнена двух тысячелетняя история мирового христианства.
   Но разве Иисус Христос не проповедовал мир и взаимную любовь между отдельными людьми и народами? Разве Иисус Христос где-нибудь заявлял, что христиане должны воевать друг с другом или истреблять людей другой веры? Как же так получилось, что не последователи ислама, а именно, последователи Христа, в виде христианских народов западного мира, по крайней мере, дважды пытались захватить Россию и организовать единую мировую империю, сначала под руководством Наполеона, а затем и под руководством Гитлера? Если бы большинство населения западного мира не были двуличными фарисеями, только на словах верящие в Иисуса Христа, то, как бы они решились нарушить заветы Иисуса Христа и соблазниться идеей мирового господства над всеми народами мира? О людях и земных народах надо судить не по сладким словам о свободе, демократии и всеобщей справедливости, а по их делам. Беспредельно двуличную и в то же время до крайности циничную и наглую речь, достойную настоящего лукавого фашиста современного мира, недавно, 28 мая 2014 года произнес президент США Барак Обама перед выпускниками Военной академии Вест-Пойнта.
   Если Барак Обама открыто перед всем миром говорит об исключительности США, о возможности применения военной силы без решения ООН, о роли надсмотрщика в установлении мирового порядка и о праве решать единогласно, кто прав и кто виноват в международных конфликтах, то можно представить, что он думает и что говорит без свидетелей своему близкому окружению? Если Америка исключительна и не обязана испрашивать разрешения у ООН на применение силы, то всякое международное право и все международные организации и даже суверенитеты независимых государств, превращаются в пустую фикцию. Не поспешил ли Барак Обама объявить Америку фашистским диктатором земного человечества? Но особой двуликой циничностью настоящего дьявольского духа пропитаны слова президента о защите и отстаивании человеческого достоинства и уважению к правам человека. Своим лживым лицемерием Обама превзошел даже известного пропагандиста фашизма и гитлеровского прихвостня Геббельса. Это Америка, и никакое другое государство этого мира, сеет повсеместно кровавые конфликты, хаос и нестабильность и превращает в ничтожность не только достоинство и права человека, но и саму жизнь граждан тех государств, которые пытаются вести независимую политику и отстаивать свои национальные интересы.
   Вершиной двуличия и лжи является заявление Обамы, о том что Америка «подвигла мир в сторону справедливости». Мир подвигнут в сторону сближения с духом дьявола. Это факт. А по мнению дьявола – это и есть высшая справедливость. Когда все народы мира и все нации и национальности отрекутся от своих национальных корней, религий и станут служителями духа дьявола, тогда и наступит высшая «справедливость». Но ведь и Гитлер в свое время тоже говорил, что Германия превыше всего, а фашизм несет миру новый правопорядок и справедливость. Далеко ли Обама ушел от Гитлера? Нет. Он просто идентифицировался с ним в новых мировых условиях.

Глава XIII
Мировое католичество и народы мира

1. Судите о них по делам их

   Слова словами, но судить о справедливости западного мира, надо по его делам. А вот как раз дела западного мира такие, что ничего светлого в исторической двух тысячелетней перспективе вы не обнаружите. Несколько лет назад папа римский извинился перед исламским миром за крестовые походы. Но если уж католицизм истинно стал на путь покаяния, а не занимается тем же фарисейством, то надо покаяться перед православным миром, за то что, заключив унию с византийской империей, предал её и подставил под удары исламского мира. И не только предал, но и радовался её падению в средние века и нисколько не жалеет о её падении и в наше время. Почему бы папскому престолу не покаяться перед собственными гражданами католического мира Европы, за то, что управляющая элита потомства Каина в лице Меровингов, Каролингов и последующих властвующих династий Европы, а также князей, герцогов, баронов и всех других разнокалиберных феодалов узаконили для себя «священное» право первой ночи и на этом основании в течение многих веков христианской эры проводили расовый эксперимент перерождения коренных жителей всех наций и народов католической части европейского континента в свое дьявольское и агрессивное подобие?
   В наше время наука экспериментально подтвердила, что так называемая «телегония» тотально влияет на всё последующее потомство женщины. Семя спермы первого мужчины изменяет генную наследственность всего последующего потомства женщины, и изменяет геном истинного отца по образцу того человека, который первым нарушил девственность, превратил девушку в женщину и оставил свое семя в детородном органе женщины. Вы только представьте себе, что священное право первой ночи во всех нациях Европы действовало подряд много столетий. И все эти столетия среди европейских народов не было ни одной нормальной замужней женщины, которая бы лишилась девственности и начала свою половую жизнь, без обязательной половой связи со своим сувереном. И это священное право было подтверждено папским престолом! В работе «Человек и дьявол» убедительно показано, что князья и абсолютно все мелкие и крупные суверены и феодалы народов Европы были потомками Ирода Антипы, его родственников и его охраны, которые депортировались на юг Европы примерно в 36–44 году новой эры и изолированно жили там и размножались до середины четвертого столетия.
   Затем они захватили власть над народами будущей Франции, как священный род Меровингов и постепенно перерождаясь в Каролингов, Капетингов и последующие династии правителей, овладели всеми коренными нациями и народами Европы. Я являюсь искреннее верующим православным человеком. Я верую в воскресение Христа. Но я никогда не поверю, что первый царственный род европейской знати, так называемый род Меровингов, взялся ниоткуда или упал прямо с небес на головы европейских народов. Не могу я поверить и в то, что длинноволосые и черноволосые Меровинги являются коренными франками. Даже исторические свидетельства смутно утверждают о их не европейском происхождении. Да и зачем было истинным франкам голубых кровей прятаться четыре века христианской эры по ущельям, прежде чем объявить себя королевской династией Меровингов? Нет, господа. Простая логика подсказывает, что Меровинги являются прямым потомством Ирода Антипы и никого больше. Исторических данных в подтверждение моих слов, вы нигде не найдете. Дух дьявола умеет прятать свои тайны, так надежно, что не по силам земному человеку добыть конкретные улики и артефакты.
   Так что остается надеяться только на логику разума, а не на улики и артефакты. Если же прослеживать доисторическое и ветхозаветное родословие Ирода Антипы, и всех последующих князей и суверенов Европы, то все они являются потомством братоубийцы Каина. У меня есть и множество логических доказательств, связывающих родословие Меровея (448–457), с Иродом Антипой, а через него и с первым царем Израиля Саулом, возведенного на царский престол духом дьявола. Но если их все приводить, то я уйду в сторону от сюжета. Да и кто из забесовленных людей мне поверит! Надеюсь только на то, что истина не зависит от веры. Её и излагаю. Также просматривается кровнородственная связь и всех последующих королевских династий Европы с Меровингами. По этой причине, через половые связи с этими потомками, через священное право первой брачной ночи, народы Европы и превратились постепенно в воинственных рыцарей, которые лишь формально верили в Христа, а на деле объединялись в тайные и явные ордена и масонские ложи, где топтали распятие, плевали на крест и поклонялись дьяволу.
   Запомните, господа, что ни в каких других народах мира не порождались в таком количестве воинственные люди, которые называли себя рыцарями. Их воинственность идет от духа Каина. Что же можно говорить о простых жителях Европы, если через священное право первой брачной ночи, все они являются в той или иной мере потомством свободолюбивых лицемеров и братоубийц, несущих в себе наследственные гены крови и духа Каина? Когда современные забесовленные ученые материалисты начинают отрицать «телегонию», как научно установленный факт, то они из ученых превращаются в мракобесов. Нельзя отрицать, то что было известно доисторическому земному человечеству и было известно всему потомству Адама и Евы. Авель и был убит, потому что от половой связи с ним рождались бы святые люди. Потомство же Каина, зная о «телегонии», только тем и занималось от древности, что опыляло своей спермой девственниц из потомства Сифа. Вы господа ученые, откройте Ветхий Завет и внимательно его изучите. Патриархам еврейского народа Аврааму, Исааку и Иакову, категорически запрещалось брать в жены женщин из разнородных наций и народов Палестины. В жены им предназначались только женщины из потомства Каина. Патриархи рожали детей и от служанок своих жен. Но разве неясно, что эти служанки были лишены девственности потомками Каина или представителями «Старшего брата» мирового еврейства и всего земного человечества.
   Потомки Каина обладали абсолютным знанием законов генной наследственности и закона «телегонии». Без этих знаний было бы невозможно воссоздать мировое еврейство как самостоятельную третью ветвь земного человечества, взамен нереализованного потомства Авеля. Просто дух дьявола с самого начала откорректировал природу рода человеческого. Если бы Авель был сохранен, то потомство Каина стало бы второстепенным и не могло претендовать на главенство над всем человечеством. По наущению и соблазну дьявола, Каин убил Авеля и стал формальным и реальным руководителем обобщенной расы земного человечества, руководителем прогресса и источником эволюции на сближение земного человечества с духом дьявола. Но Каин не проходил благословения представителями Первосвященников Бога Всевышнего, подобных Мелхиседеку и потому его потомство стремительно деградировало и теряло наследственную воинственность, лукавость и лицемерие.
   Дьявол вынужден был отделить младшего потомка Каина по имени Аврам и подвести его под благословение Первосвященника Бога Всевышнего Мелхиседека. Так, от Авраама с помощью законов генной наследственности, включая и закон «телегонии», была восстановлена третья ветвь земного человечества, как промежуточная ветвь духовных посредников между «Старшим братом» в лице потомства Каина и потомством младшего брата Сифа. По отношению к потомству Каина, мировое еврейство является «Младшим братом», а через искусственный отбор, путем уничтожения всех неугодных духу дьявола ветхозаветных евреев, мировое еврейство воспитано так, чтобы подчинятся потомству «Старшего брата» и быть проводником его плана эволюции, даже ценой пролития крови и массовых потерей жизни. Но надо иметь ввиду, что по отношению к потомству Сифа, включая мир православия и мир ислама, мировое еврейство является «Старшим братом» и потому вольно или невольно эволюцией и прогрессом руководят люди, так или иначе, имеющие в своем теле частицу еврейской крови, а в душе, частицу еврейского духа. Пока я писал этот текст, в разуме возникли десятки ветхозаветных сюжетов, с помощью которых можно наглядно показать действие закона «телегонии». Всего-то в отдельной книге не расскажешь! Поэтому рассмотрим природу царского рода Рюриков и вернемся к сюжету.
   Царский род Рюриков тоже не рожден на Руси. Рюрик был «конунгом» и наследственным предводителем варяжской дружины, а сами варяги ведут свое родословие от потомков доисторической божественной империи Гипербореи, которая простиралась на севере от Колымы до Кольского полуострова, а на юге – от Сахары до Сахалина. Но варяги, издревле, ещё в седой доисторической древности были охранными отрядами Первосвященников Бога Всевышнего, а став княжеской элитой Руси, никогда не помышляли вводить священное право первой ночи. На Руси и закрепилось православие, потому что люди здесь не подвергались насильственной генной мутации. Эта духовная разность и отличие между народами Европы и народами России, не может быть изменена за десятилетия и даже за столетия. Поэтому стать России частью Европы невозможно.
   А разве трудно понять, что приход Рюрика на Русь и начало образования русских княжеств – есть ответный шаг Бога Всевышнего? Дух дьявола привел потомство Каина в Европу в начале христианской эры, а примерно в середине пятого века сделал их легитимными князьями сначала франков, а затем и других народов Европы. Рюрик пришел на Русь лишь в 862 году, примерно на 400 лет позже. Бог всегда воздвигает против духа дьявола и его земных сынов, удерживающую силу. Вот Русь и была создана, как удерживающая сила Бога Всевышнего. Дух дьявола всегда ненавидел Бога Всевышнего и представлял себя Архитектором Вселенной. По образцу духа дьявола и земные народы Европы, а особенно представители европейской знати всегда смотрели свысока на Россию и считали народы России нецивилизованным и рабским быдлом. Изменить это отношение невозможно. Европа всегда будет считать нас второсортным народом, способным разве что выполнять черновые работы в их европейском доме. А если Россия станет формальной частью Европы, то русский язык и православие будут повсеместно запрещены. И даже за русскую речь и веру православную будут по закону лишать человека работы и преследовать уголовным наказанием.
   В этом невозможно обнаружить никакой мотивированной политической или экономической причины. Но есть сакральный смысл вечной ненависти духа дьявола к тем нациям и народам, которые верят Богу Всевышнему или Аллаху, и не желают быть рабами лукавых обольстителей и носителей дьявольского духа. Если какой-то человек впадает в неистовство, когда слышит русскую речь, или считает русскоговорящих людей своими врагами, тот и является служителем дьявола. Других объективных причин для запрета русского языка не имеется. Наглядным примером такого пути является современная Украина. Весь Запад считает современную Украину, где убивают собственное население и журналистов, ставят на колени защитников правопорядка и сжигают несогласных, демократическим государством и своим союзником только за то, что политическое руководство страны проповедует идеологию русофобии и такую открытую ненависть к России, что готово физически уничтожить или сделать узниками концлагерей всех собственных граждан, которые не считают Россию агрессором и врагом Украины.
   Палачи, сжигающие несогласных жителей Одессы, признаются борцами за демократию, только потому, что сожжены были те одесситы, которые любили Россию и русский народ и не хотели быть фашистами. «Кто не скачет – тот москаль». Вы только вдумайтесь в этот чудовищный лозунг фашистской русофобии! Элита Украины бодро скачет под дудку обобщенного Запада, и в унисон с ней скачет элита западного мира, разжигая русофобию, не знающими примеров даже в период холодной войны, экономическими и политическими санкциями. Не столько Украина, а весь западный мир открыто унижает Россию, пылает ненавистью и злобой, и тихо радуется «в тряпочку» свой мстительности и коварству. Как же не радоваться, если весь «одураченный» мир верит в агрессивность России и в миролюбие политического руководства Украины? За эту «собачью» роль провокатора и разжигателя ненависти к России Украине простили, прощают и простят в будущем любые преступления и зверства против собственного народа, лишь бы эти преступления имели русофобскую направленность.
   И в России немало таких бесовских обольстителей, которые хотят сделать Россию подобием современной Украины. Если мы не хотим такого будущего, то не должны слушать обольстителей, а должны укреплять собственный суверенитет и наличием мощных и боеспособных Вооруженных Сил противодействовать установлению империи дьявольского духа во главе с Америкой. Преступления перед Богом прощаются только через покаяние и пролитие крови. Русь немало грешила и делала преступления перед Богом, но покаяние верующих, их молитвы и молитвы вселенской православной церкви, а также огромные людские потери и пролитие крови, в противостоянии с силами мирового зла, неизбежно возвращали русский народ в лоно церкви Христовой. Католический мир тоже пролил немало своей и чужой невинной крови, но его грехи так велики, что для прощения от Бога Всевышнего требуется покаяние, если не от всех жителей Запада, то хотя бы от папского престола. Иначе католический мир впадет в ещё большую греховность и приведет земное человечество к гибели и Апокалипсису. Поговорим об этом в следующей главке.

2. Нераскаянные преступления западной цивилизации

   Но разве католический мир кается за то, что происходит в Украине, разве он осуждает украинское руководство за преступления против собственного народа? Что вы, господа! Католический мир как раз винит Россию и считает именно её ответственной за пролитие крови граждан Украины в братоубийственной гражданской войне. Чтобы прекратить кровопролитие, всего-то и надо превратить Украину из унитарного в федеративное государство. Запад этого не хочет потому, что на словах ратует о мире, а на деле жаждет хаоса и кровопролития. А разве католический мир не обязан покаяться перед коренными народами Америки и Австралии, перед народами Африки, Китая, Индии, Пакистана, Ливии, Ирака и Афганистана? Ведь не представители ислама, а европейские католические конквистадоры безжалостно истребляли коренное население и превращали их в своих рабов, повсюду, где ступала их нога.
   В том числе и перерождали эти народы в свое дьявольское подобие путем полового смешения с местными аборигенами. Все нации и народы Латинской Америки, по сути дела, являются метисами, произведенными от полового смешения с европейскими католическими народами, носителями латинской агрессии первой Римской империи. Немалую роль в таком перерождении сыграл и закон «телегонии». Наглядность этого факта не требует пояснений. Разве мир забыл, что было время, когда католическая Европа контролировала и перестраивала по своим рабовладельческим планам все народы мира, кроме народов Русской империи и, частично, народов исламского мира? Разве католическая Европа не была настоящим хозяином и владельцем огромного большинства земных территорий и населяющих их народов? Разве не христианские европейцы приучали народы Китая к потреблению наркотиков? Европейские католические христиане вели себя не как «мировые жандармы» и миротворцы, требующие от коренного населения исполнения европейских законов и установления республиканских форм правления, а как двуличные завоеватели и поработители.
   Они безжалостно грабили население, используя их труд для выращивания экзотических приправ и пищевых продуктов или для добычи полезных ископаемых. Сотни лет католический мир не только накапливал собственные богатства, нещадно эксплуатируя народы подвластных территорий, но уничтожал в этом третьем мире всех свободолюбивых праведников и растаптывал божественные понятия истины и справедливости. На должности своих помощников и надсмотрщиков назначались не самые справедливые, а самые подлые люди из числа местного населения. Эти духовно развращенные и продажные посредники между европейскими эксплуататорами и местным населением и стали затем управляющей элитой. Но разве кто-нибудь слышал, чтобы римский папа и христианские народы западной Европы осудили себя или покаялись за развращающее воздействие колониальной системы на все нации и народы мира, в том числе и тех, которые сами не подвергались насилию колониализма, но тайно завидовали западным христианским поработителям?
   Разве не западный мир в течение XIII веков, начиная с VII века христианской эры, эпизодически устраивал погромы евреев мирового рассеяния по всем городам и весям европейских государств и народов? Евреев массово убивали вместе с детьми, женщинами и стариками, сжигали вместе с их жилищами и даже принуждали от страха мучительных казней и безысходности совершать акты самоубийства, как например это произошло в средние века на территории английского города Йорка. Если посмотреть историю крестовых походов на Иерусалим, во имя якобы спасения и защиты «Гроба Господня», то мы с ужасом обнаружим, что не менее пяти таким крестовым походам предшествовали кровавые ужасы еврейских погромов. А как расценивать кровавые поголовные избиения и казни десятков и сотен тысяч средневековых жителей Южной Франции, названных альбигойцами или катарами? Они были виновны только в том, что их души очистились от скверны дьявольского духа и напитались миролюбием духа Христа. Они отказывались участвовать в крестовых походах и убивать других людей.
   Только за это миролюбие, папский престол натравил на них европейских крестоносцев и в течение двадцати лет, с 1209 по 1229 годы, истреблял и самих альбигойцев и их семьи как чужеродную и несовместимую с агрессией католичества духовно-религиозную ересь. Смею сказать, что избиение миролюбивых катар имеет много общего с избиением русскоговорящих жителей современной Украины. Альбигойцы были верующими католиками, а убивали их только за то, что они не проявляли ненависти к народам ислама и хотели со всеми жить в мире. Русскоговорящих жителей Юго-Востока Украины тоже убивают за то, что они любят русский народ и хотят со всеми жить в мире. Со времен Ветхого Завета отдельные эпизоды истории непременно повторяются в разных народах и в разных эпохах, лишь меняются исторические декорации. А прототипом всей истории христианской эпохи, является история еврейского народа. Ничего нового! В результате избиения и зачистки альбигойцев воинственными крестоносцами, безвинно были уничтожены сотни тысяч жителей Южной Франции и уничтожено множество анклавов катар по всем европейским городам и населенным пунктам.
   А затем, эти кровавые избиения собственных миролюбивых христиан породили внутренний карательный орган европейских народов, названный орденом доминиканцев. Подобие сегодняшнего «Правого сектора» Украины. На основе этого ордена был создан папский трибунал осуждения всякого религиозного инакомыслия, которое не совпадало с агрессией и злом папского престола. Это ужасное средневековое европейское изобретение для пыток, мучений, казней и сожжений собственных католических христиан, называлось инквизиция. Катары-альбигойцы, как проповедующие любовь ко Христу и любовь между людьми, стали первыми жертвами инквизиции. Если бы катары не были уничтожены, то история земного человечества развивалась бы по другому, миролюбивому сценарию, а элита европейских народов и элита США не были бы в наше время носителями лукавого дьявольского духа агрессии и революционных провокаций. Но лжет тот, кто говорит или считает, что инквизиция не изменила генную наследственность народов Европы в сторону беспощадной агрессивности. Ещё как изменила! Без инквизиции не было бы кровавой агрессии конквистадоров на Американский континент и не было бы Великой Французской революции.
   Хронисты сообщают, что последний катар был сожжен в 1321 году. Перед своей гибелью он высказал пророчество, что через 700 лет носители духа любви ко Христу возродятся в Европе и католический мир постепенно начнет освобождаться от лукавого дьявольского духа агрессии и стремления к мировому господству над другими религиями и народами мира. До 2021 года осталось не так долго ждать. Дай-то Бог, чтобы народы Европы вырвались из плена дьявольского духа и стали на путь истинной любви и истинного миролюбия и терпимости к другим религиям и к другим народам мира. А разве не требуется католического покаяния папского престола за организацию большого количества восточных крестовых походов с целью подчинения и духовного перерождения части восточнославянских племен в современных ненавистников русскоговорящих народов, русского языка и русского православного духа?
   Они же и сейчас есть и действуют во вред российскому православию и русскому народу, как среди народов Польши, народов Прибалтики, так и среди народов современной Украины. Не кто-то посторонний, а западный католический мир возрождает фашизм на землях Украины и умело направляет смертоносное жало фашистской идеологии на русскоговорящее население Украины и на современную Россию. А разве не западный католический мир своим беспримерным двуличием и фарисейством формирует образ главного врага мира и главного агрессора в лице современной суверенной России, только за то, что Россия «осмелилась» взять под свою защиту народы Крыма по их добровольному согласию и желанию, вырваться из диктатуры национального украинского фашизма и стать частью Российского государства? Разве Россия кого-то закабалила или присоединила к себе без подавляющего желания самих граждан присоединяемых или освобождаемых территорий? Как же в этой ситуации спасительную и освободительную роль России можно рассматривать как явную агрессию и объявлять России международные санкции? Очевидно всякому здравомыслящему человеку, не забесовленному наследственной ненавистью к русскоговорящим людям и к русскому православию, что настоящими агрессорами и являются те управляющие элиты Запада, которые пытаются подчинить силовым способом русскоговорящее население Украины фашиствующим националистам, открыто ненавидящим всякого русскоговорящего человека.
   Разве не ясно, что Россия, как страна христианского православия и незабесовленного ислама, по своей близости ко Христу и Аллаху, по законам божественной справедливости и любви к обиженным и униженным, просто обязана оказывать любую возможную помощь тем русскоговорящим людям, которые нуждаются в её помощи и умаляют её взять их под свою защиту? Как же можно за это стремление к справедливости и защиту обиженных и оскорбленных переваливать собственную вину за агрессивность и возрождение национал-фашизма на Россию, объявлять ей международные санкции и угрожать полной экономической блокадой и военным нападением? Если мир не сошел с ума, то народы рано или поздно разберутся, кто прав и кто виноват. Ведь Россия не лезет в чужие дела, а лишь собирает под свое крыло осколки русского мира, которые не по принуждению, а на основании собственной свободы выбора, желают воссоединится с матерью своих предков и снова стать частью России.
   Как можно говорить о правах человека, о свободе личности, и при этом растаптывать в крови и насилии божественную свободу выбора, как отдельных людей, так и всех русскоговорящих людей среди народов Украины? За всем этим просматривается дьявольский лик зверя бездны, а забесовленная элита Запада лишь исполняет его волю и желание стереть с лица Земли русское православие, как несовместимого с духом дьявола духовного врага и сторонника Бога Всевышнего, Иисуса Христа и Аллаха. А разве не надо западному католичеству покаяться перед православным миром и миром ислама, а также и перед религией иудаизма, за то, что католический западный мир соблазнился идеями Гитлера о мировом господстве и развязал мировую войну против СССР «за расширение жизненного пространства для западных цивилизованных народов». Гитлер цивилизованными народами считал не только немецкую нацию, но французов, англичан, итальянцев и даже прибалтов. Гитлер не скрывал, что он начал истребительную войну против восточных славян в интересах всего западного мира. Как можно забыть об этом?
   Как можно забыть, что против Гитлера на стороне восточных славян воевали и исламские народы СССР. Так что не только православие, но и ислам, разрушили мощь цивилизованных народов Европы, которые захотели мирового господства над миром. Да и что сделал бы один Гитлер, даже с мощной немецкой нацией, если бы экономика и людской потенциал объединенной Европы, не оказывал всемерной помощи стремлению Гитлера к мировой гегемонии? Но Запад не только не кается, но все больше и больше склоняется к мысли, что главным агрессором был не Гитлер, а Сталин. Как такое можно принять, если не быть духовным фарисеем? Но разве преступления западного католического христианства против человечества, на этом заканчиваются? Ведь колониальная система пала лишь формально. Капитализм является лукавой заменой колониализма, но он не отменяет эксплуатацию человека человеком. Изменились и стали более изощренными только формы насилия и принуждения.
   Человек как бы добровольно нанимается на работу к капиталисту, но если он этого не сделает, то в странах западной демократии превратится в бедняка или бомжа, а в странах третьего мира, просто сдохнет с голода. Капитализму всегда сопутствует безработица. Безработица лишает человека права выбора, и человек вынужден делать не то, что ему нравиться, а что необходимо капиталисту для получения им максимальной прибыли от трудящегося. Труд стал товаром, а человек и общество, как потребители товаров и услуг, стали заложниками капитала. Земное человечество попало в змеиный порочный круг мировой валюты, вырваться из которого можно только ценой гибели всего земного человечества. Доллар выпускается в США, как пустая бумажка. Но вот эта бумажка становится денежным эквивалентом труда практически всех народов земного шара. Миллионы и миллиарды людей по всему миру трудятся за этот доллар, кто целый день, кто несколько часов, кто несколько минут, а кто и одно мгновенье, и свои трудом превращают эту пустую бумажку в реальную валюту. Доллар давно бы рухнул и пережил ужасный дефолт, превратившись в макулатуру, если бы абсолютно все люди этого мира через обменные операции своих национальных валют не наполняли доллар конкретным трудом всего земного человечества. Реальный колониализм сменился виртуальной властью доллара.
   Но западный мир, как накапливал свои национальные богатства за счет труда колониальных народов, так и продолжает их накапливать за счет всеобъемлющей власти доллара и евро. Только теперь колониями Запада являются все страны мира, которые так или иначе пользуются долларом и евро в международных или внутренних расчетах. Эту очевидность и доказывать не надо. Если бы доллар по мановению волшебной палочки получил запрет на использование во внешнеэкономических расчетах на международных рынках, а стал только внутринациональной валютой США, то экономика США тут же рухнула и рассыпалась как карточный домик или замок, построенный из мокрого песка. О какой ценности человеческой жизни можно говорить, если человек в капиталистическом мире является не духотворящим помощником Бога и не Его представителем на планете Земля, а лишь товаром, имеющим ту или иную ценность, в зависимости от талантов, творческих способностей и образования?
   О какой экономике можно говорить, если капитализм неизменно порождает общество потребления. Товары и услуги стареют и разрушаются, а созданные с их помощью капиталы множатся и нарастают, создавая гигантскую финансовую пирамиду и непрерывную инфляцию. За пятьдесят лет покупательная способность мировой валюты в виде американского доллара, снижается примерно в тысячу раз. То, что можно было в 40–50 годах купить за доллар, сегодня стоит около тысячи долларов. Богачи-миллионеры сменились богачами-миллиардерами, но это не указывает на рост реального богатства, а только на рост финансовой пирамиды. Десятки миллионов домов, коттеджей и сотни миллионов автомобилей, холодильников и телевизоров, как и сотни тысяч единиц военной техники, давно уже разрушены, списаны с учета или выброшены на свалку, а деньги, заработанные на их производстве, остаются и питают инфляцию и саму финансовую пирамиду. Процветает тот капиталист и его рабочие, товары которого востребованы обществом. Но конкуренция лишь на первых этапах порождает качество и надежность товаров. Если капиталист заполнит рынок качественными и сверхнадежными товарами и их перестанут покупать, то он обанкротится. Загнивающий капитализм, о котором трубила советская пропаганда, вовсе не миф, а жестокая реальность. Однако полное банкротство и дефолт ожидают не только экономику Запада, но и саму двуличную систему образцовой западной демократии.

3. Банкротство и неизбежный дефолт западной демократии

   Когда существовал биполярный мир социализма и капитализма, существовало и благо взаимной конкуренции. Капитализм напрягался и жил в долг, но мифический страх гибели от угрозы коммунистической системы, заставлял капиталистов сдерживать свои аппетиты. Это обстоятельство не устраняло, а оттягивало кризис мировой системы капитализма. Экономическая победа капитализма была предсказуема и неизбежна. Доллар был мировой обменной валютой для большинства стран Европы, Азии и Африки, а советский рубль не имел хождения даже в странах социалистического лагеря. Это или великий просчет или злой умысел. Экономическая мощь Запада стремительно нарастала, а третьи страны, которые пользовались долларом в качестве главной обменной валюты, стремительно нищали. Мощь Запада объяснялась именно тем, что труд сотен миллионов людей по всему миру укреплял доллар и замедлял его девальвацию.
   Я уже выше объяснил этот механизм. Если бы советский рубль был принят в качестве обменной валюты для стран социалистического содружества и для части третьих стран, примкнувших к сторонникам социализма, то неизвестно, кто бы победил в экономическом противостоянии. Тогда бы на экономику СССР за счет валютного перераспределения труда, тоже работало полмира. Я думаю, это злой умысел, но доказать факт умысла невозможно. Но вот коммунистический противовес исчез из истории и демонтировался, и все скрытые болячки и язвы капитализма стали «выползать» наружу. Хочет того или нет человек, но сама демократия, как способ управления обществом, стала частью капиталистических общественных отношений. Не демократия гнет под себя бизнес, а бизнес «прогибает» под себя демократию и заставляет её служить своим интересам. Зло и двуличность католического фарисейства сделали свое подлое дело. По сути дела, называющие себя христианами, европейские колонизаторы своими неправедными и бесчеловечными действиями заложили под все бывшие колонии мины замедленного действия. Под действием этих мин бывшие колониальные страны в той или иной степени подчинены наследственным носителям фарисейского духа европейской элиты.
   Тайные службы и дипломаты дергают за «растяжки» и мины взрываются, когда это надо и когда выгодно «цивилизованному» Западу. Управляющая элита колониальных народов мира переняла и впитала в себя все подлости европейских поработителей. Их потомки в наше время совершают в странах африканского континента, как и по всем другим бывшим европейским колониям непрерывные перевороты. Добившись власти, они думают не о том, как организовать экономику и накормить своих сограждан, а как побольше награбить и закрепиться в управляющей элите христианской Европы. Все эти преступления против человечества необратимо разрушили духовный мир населения бывших колоний. Так называемые, «развивающиеся страны третьего мира», подверглись такому духовному растлению, что нет никакой надежды, что какая-либо бывшая колония достигнет нормального экономического развития.
   Под нормальным развитием я понимаю такое состояние экономики и такое справедливое распределение производимых и закупаемых продуктов питания, чтобы граждане бывших колоний массово не вымирали от болезней и голода. Сейчас христианский Запад оккупировал Афганистан, разбомбил до основания ливийские города и превратил Ливию и Ирак в кровавый ком взаимного террора и насилия. Основой для военной оккупации Афганистана стало чувство мести за разрушенные небоскребы всемирного торгового центра Нью-Йорка. Но разве насилием и убийствами можно подавить чувство справедливости и вековую, уже наследственную ненависть народов третьего мира к фарисейскому христианскому миру западного толка? Всякая месть лишь разжигает ненависть и является питательной средой для ответной ненависти в виде международного террора с участием террористов-смертников. И ни одна страна мира не осуждает преступления христианского Запада против народов Афганистана! В свое время СССР ввел войска в Афганистан по просьбе демократического правительства Афганистана. И в этом районе временно наступил мир и стабильность.
   Но какой вой поднял Запад о захватнической политике СССР. Мало того, США с помощью своих финансов и военных советников организовали на территории Пакистана подготовку вооруженных формирований для военного противодействия правительству Афганистана и его вооруженным силам. Как агент ЦРУ и появился на территории Пакистана будущий руководитель «Аль Каиды» Усама Бен Ладен. Породивший ветер пожнет бурю. Бандитские формирования, науськиваемые США, втянули советские войска в гражданскую войну на стороне законного правительства. Но самое интересное в том, что США принудили все средства СМИ и все правительства мира осудить военные действия советских войск в Афганистане, как политику военной экспансии СССР. О люди! Будьте честными хотя бы задним умом. Воины СССР отстаивали в Афганистане принципы добра и справедливости и боролись с мировым злом террора, насилия и дьявольских беззаконий. Кровь советских солдат пролита не ради захвата чужих территорий, а за праведные цели установления истинного мира и уничтожение зла международного терроризма.
   Надо прямо сказать, что если бы режим Ельцина оказал военную помощь правительству Наджибуллы поставкой военной техники и вооружений, то банды талибов не смогли бы свергнуть народную власть законного правительства. Наджибуллу и Саддама Хусейна вешали их единоплеменники, и Муаммара Каддафи тоже растерзали на части его единоплеменники. В Ираке и Ливии, в которых не было внутренних кровопролитий, сегодня рекой течет людская кровь их граждан. И жертвы уже исчисляются не сотнями человек, а сотнями тысяч и миллионами. Жителей Одессы тоже сожгли их единоплеменники. Но разве вы не видите, что за всеми этими зверствами стоит западная лицемерная демократия? Это она своими беззакониями, разделяет и раскалывает единые нации на непримиримых врагов, запитывает и порождает взаимную ненависть и плодит по всему миру убийц и террористов. Наджибуллу никто бы не повесил, а демократический светский режим власти в Афганистане существовал до сих пор, если бы Америка не вскармливала талибов, и если бы Ельцин оказал помощь Наджибулле вооружениями и материально-техническими ресурсами. Но Ельцин жил и осуществлял свою политику в России под тайную диктовку США.
   Он предал народ Афганистана и отдал его на растерзание бандам талибов. Талибы захватили Афганистан, повесили Наджибуллу, и весь этот район сразу же превратился в клоаку международного террора. Но разве у вас не хватает ума самим догадаться, что и Наджибулла и Саддам Хусейн повешены, а Муаммар Каддафи растерзан на части не за то, что они были узурпаторами, а за то, что дружили с СССР и холодно относились к двуликому и фарисейскому Западу? Но по каким планам произошло разрушение Афганистана, Ирака и Ливии? Это произошло по стратегическим планам США и обобщенного христианского Запада. Разве это похоже на политическую ошибку? Нет, это не ошибка, а планомерное разжигание ненависти и террора в международном масштабе. За ввод в Афганистан ограниченного военного контингента, политики всего мира, включая и политическое руководство современной России, осуждают бывшее политическое руководство СССР. Но где же разум человеческий? Как можно осуждать действия, которые сдерживали натиск международного терроризма в лице талибов и «Аль Каиды»?
   И насколько надо быть двуличными фарисеями, с двойными стандартами мышления и разума, что бы не заметить, что США и разожгли костер международного террора своими беззакониями и своей ненавистью к законному правительству Афганистана и к законным действиям правительства СССР. Госпожа Хиллари Клинтон ратовала за уничтожение режима Саддама Хусейна и обманывала международное сообщество, что Ирак имеет химическое оружие. Недавно, в середине 2014 года, она признала кровавую расправу над народом Ирака политической ошибкой. Неужели вы не видите, что за этими словами нет истины, а есть лишь лукавое лицемерие махровой фарисейки? Она и до сих пор радуется в душе, что Ирак превращен в кровавую клоаку междоусобных войн и террора! Но госпожа Клинтон очень хочет стать очередным президентом США, вот и заявила, о политической ошибке США по отношению к народу Ирака. Это лишь лукавое словоблудие и ничего больше. Госпожа Хиллари Клинтон была и останется достойной дщерью дьявола.
   Мыслит она примерно в том же духе, о чем сенатор Джон Маккейн говорит публично, а публично госпожа Клинтон говорит то, что выгодно, чтобы стать новым президентом США. Её слова вовсе не слова покаяния, а ложь во имя достижения личной политической цели. Вот изберут её президентом, и она будет делать то, о чем говорит сенатор Маккейн. Если человек не лицемер, то он и не может стать президентом США ни при каких условиях. Это не требует особых доказательств. Дело в том, что прежде чем стать кандидатами в президенты, люди проверяются тайными масонскими кругами или сами являются членами масонского сообщества. Человек, не прошедший сито отсеивания и проверки на лицемерие, не может стать не только президентом, но даже кандидатом в президенты США. О забесовлении человеческих душ современного мира говорит тот факт, что общественное мнение как бы не замечает или слабо реагирует на чудовищное двуличие, передергивание фактов и даже прямой обман о положении в Украине, которые извергаются из уст работников и сотрудников Госдепа США, включая и самого президента Барака Обаму. Чего стоит фарисейская раздача булочек на «майдане незалежности» города Киева помощником Госсекретаря США Викторией Нуланд.
   Она очень хотела продемонстрировать, что поддерживает русофобский «Правый сектор», и желает революционного кровавого хаоса, хотя на словах пела соловьем залетным о демократических ценностях, свободе и правах человека. Последующие события в Украине продемонстрировали всему миру её мерзкое лицемерие, фарисейство и двуличие. Не мир и демократию Виктория Нуланд привезла в Киев, а гражданскую войну и невиданную русофобию. Ещё большей беспардонностью и лживостью отличается официальный представитель Госдепа США, некая госпожа Джен Псаки. Мне непонятно, какую должность она занимает, но по факту исполняет роль пресс-секретаря Белого Дома, эпизодически общается с ведущими журналистами Америки на плановых пресс-конференциях, а значит, является официальным выразителем мнения президента и мнения Госдепа. По степени наивной лукавости, лживости и двуличия, которые прячутся под маской женской некомпетентности, эта «псина» в юбке стала посмешищем мирового Интернета. Но в пору не смеяться, а плакать и выть от боли за пролитую кровь украинского народа. Не замечать её чудовищного двуличия невозможно. Но это двуличие не столько свойство лицемерной натуры этой рыжеволосой духовной бестии, сколько отражение чудовищного лицемерия внешней политики США по отношению к внешнему миру и конкретно – к народу Украины.
   Она публично говорит лживые подлости, мир глотает её ложь не разжевывая, мир изливается черным юмором и сарказмом в сетях Интернета, смеется и хохочет, и никто не замечает, что под эту юмористическую сурдинку официальные власти Киева утюжат авиационными напалмовыми бомбами, танками и артиллерией города и населенные пункты Юго-Востока Украины, убивают детей и мирное население и совершают геноцид собственного народа. Лицемерная духовная мразь по имени Джен Псаки, камуфлирует и как умеет прикрывает преступления против человечества, совершаемые полулегитимной властью Украины, захваченной в результате неконституционного переворота, под прикрытием бандитской «крыши» США. Кровь и смерть невинных людей, через словоблудие Джен Псаки, превращаются в фарс и юмор. Антидемократические, зверские, фашистские методы киевских властей предстают в трактовках Джен Псаки, как допустимые методы защиты законности и демократии. Посмешище посмешищем, но при этом никто её не наказывает и не отстраняет от должности.
   Кто же её отстранит, если она говорит не от своего имени, а от имени политического руководства США, а её слова и её мнения являются мнением президента и политического руководства Америки. Ну скажите, пожалуйста, разве такая политическая безнравственность и наглость была возможна со стороны Америки, во времена существования СССР? Помните, с чего началась агрессивность немецкого фашизма? Она началась с того, что Запад, в лице лукавой Англии, сдал Гитлеру Чехословакию, в надежде и уверенности, что Гитлер на этом не остановится а двинется на Восток. Так и произошло. Мировому же сообществу сдача Чехословакии была преподнесена как акт «миротворчества». Знала ли политическая элита Европы о будущих огромных человеческих жертвах? Конечно, знала, но для духа дьявола его цель всегда оправдывает любые средства. В наше время Европа отдает в лапы американскому фашизму Украину, рискует остаться временно без российского газа, но питает те же надежды, откорректированные новыми историческими декорациями. Все это преподносится как «миротворчество» и торжество демократии.
   А закулисно Европа надеется, что Америка обеспечит рост военной мощи Украины, а откровенно фашистское руководство напитает народ Украины такой ненавистью к русскому народу, что война между Россией и Украиной станет реальным и неизбежным фактом. Что дальше произойдет, даже прогнозировать не хочется. Тот же фашистский «дранг нах остен», та же дьявольская страсть уничтожить мировое православие и расчленить Россию на отдельные куски. Не понимаю, почему история никого и ничему не учит? Почему европейская элита снова готова пожертвовать миллионами жителей и снова стремится наступить на те же грабли, которые уже, по крайней мере, дважды приводили политическую элиту европейской цивилизации к разбитому лбу и разбитому носу? И никто не думает, ни о будущих миллионных жертвах, ни о последствиях. Да знают они все, и знают последствия! Но желание уничтожить мировое православие и стереть с лица Земли Россию, неподвластно здравому смыслу, ибо диктуется не людьми и даже не лицемерной политической элитой западной цивилизации, а самим духом дьявола.
   Но имейте в виду, что православную и такую недемократическую и агрессивную Россию, ошельмованную и униженную элитой западного мира, являющуюся как бы застрявшей костью в горле западной цивилизации, всегда защищал, и будет защищать в будущем, Бог Всевышний. У Гитлера была расчетная вероятность победы над СССР в 0,99, тем не менее, война закончилась сокрушительным поражением объединенной Европы. Другими словами Гитлер имел шанс 999 против 1, стать победителем и покорить СССР-Россию. Но победить не смог. Все эти вероятности и шансы ничто, когда в дело вступает план Бога Всевышнего и его божественная мистика непредвиденных случайностей. Бог уже разработал сценарий защиты и спасения России. Но говорить о нем преждевременно. Что мы видим за лукавыми словами Барака Обамы о том, что мир стал более справедлив, чем он был до саморазрушения СССР? Мы видим, что тайные масонские круги помогли «Аль Каиде» 11 сентября 2001 года произвести колоссальный террористический акт, чтобы разжечь и спровоцировать ненависть народов Америки к остальному миру.
   Произошло то, что и планировали провокаторы. Америка возненавидела весь мир, в том числе частично и народы Европы, и стала мстить народам мира, привнося в них хаос и кровопролитие. И все это мщение по законам дьявола называется «миротворчеством». Вот и в Украине Америка творит «миротворчество» в полной уверенности, что это «миротворчество», рано или поздно закончится войной между Украиной и Россией. Тогда уж и народы Европы, и блок НАТО, и военная армада США будут вроде как бы вынужденно помогать слабой и демократичной Украине противостоять агрессивной и мощной России. Перелицованный вариант Второй мировой войны. Только силой агрессии будет выступать не Германия, а Украина. Но так же как в 1941 году за спиной Германии стояла вся Европа, так за спиной Украины будет стоять вся вооруженная до зубов Америка и все страны Единой Европы. Сейчас и спешат многие восточноевропейские страны вступить в Единую Европу, чтобы им достался кусок пирога от разгромленной России.
   Месть добром не кончается. Террорист-смертник обязательно гибнет, а вот объекты террора, даже понеся жертвы, всегда выживают и продолжают жить. Надо бы покаяться и остановиться, пока не пролилась кровь миллионов человеческих жертв в самой Европе. Но разве вы услышите слова покаяния со стороны главы католического мира или со стороны политической элиты христианского Запада за эти преступления мести и ненависти по отношению не только ко всем народам мира, но и по отношению к собственным христианским народам? За что же вооруженные силы христианской Европы и США разбомбили, подлостью и лукавством, беззащитную Ливию? Её бомбили, чтобы уничтожить Муаммара Каддафи и его сыновей. Ему мстили за якобы взорванный над Европой самолет.
   Но почему же европейские правители много лет терпели и смирялись с этим фактом? А в последние времена не только смирялись, но и приглашали Каддафи с официальными визитами в гости, прилюдно обнимаясь с ним перед телекамерами всего мира. Разве так могли себя вести честные правители, а не фарисеи с двойными стандартами? Но дело-то не в самолете! Дело в зависти и ненависти к самому Каддафи, который добился экономической стабильности, и даже процветания всех народов и племен ливийского государства. Ливия не только хорошо кормила собственный народ, но и обеспечивала работой бедняков Туниса, Египта, как и других народов и бедных слоев населения этого региона. Во Франции несколько лет назад прокатилась волна ночных погромов и поджогов автомобилей и магазинов, совершенная выходцами из бывших колоний, которые были доведены до отчаяния собственной бедностью и несправедливостью французских властей и полиции. В Ливии ничего подобного не могло случиться.
   Вот из зависти христианские фарисеи управляющей элиты западных стран всеобщей демократии и устроили кровавую баню Муаммару Каддафи, а также ливийскому народу. За разжиганием череды революций и конфликтов, которые охватили в 2011 году страны Африки, и страны Ближнего Востока незримо стоит фарисейский дух. Источник этого фарисейского духа находится в западном христианстве, но зло и ненависть фарисейства как зараза распространяется по всем мировым религиям и в среде всех народов мира. Если так и дальше пойдет дело, то это будет означать закат демократии, как способа правления, который так долго расхваливался Западом, как единственная форма правления, обеспечивающая свободу, справедливость и защиту ценностей человеческой жизни. Инфляция и кризис мировой финансовой системы и экономики связаны не с временными ошибками управления, а с инфляцией человеческого духа.
   Двуличные фарисеи управляющей элиты Запада превратили «христианское» население собственных стран в свое духовное подобие. Истинные ценности человека, такие как правдивость, справедливость, физическое трудолюбие, любовь к ближним и человеку, доброта, праведность, нравственность и мораль, превращаются в ничего незначащие декларации, а на первое место выдвигается как жизненная необходимость лукавость и фарисейство. Не под действием международных террористов-смертников, а под духовным воздействием фарисейского духа западного христианства, все люди земли медленно, но необратимо, превращаются в фарисеев с двойными стандартами мышления. Мы становимся сосудами с двойным дном. Под одеждами толерантности и гуманизма цивилизованного человека, который надышался миазмами западной культуры до состояния европейской интеллигентности, независимо от его вероисповедания скрывается вторая душа.
   И эта душа наполнена мерзостью соблазна и самообмана, а также обольстительной ложью и тайной ненавистью ко всем «нецивилизованным» народам мира. Истинный христианин не может иметь в своем сердце ненависти к человеку, ему чуждо чувство мщения, как и чувство зависти или страха. Но всеми этими чувствами наполнена реальная политика христианского Запада по отношению ко всем другим народам мира, которые они считают менее цивилизованными и менее демократичными. Это и говорит о том, что западное христианство перерождается в иудейское фарисейство, которое заклеймил Иисус Христос во времена своей земной жизни. Попытаемся разобраться с этим религиозно-нравственным вопросом.

4. Природа фарисейства

   Давайте подумаем, кто был первым фарисеем среди потомства Адама и Евы. Искать долго не придется. Первым фарисеем был братоубийца Каин. Слово «фарисей» на еврейском языке означает «отлученный» или «отделенный». Вы почитайте главу 4 Книги Бытия. В стихе 7 Господь Израиля указал Каину «господствовать над грехом». По-другому это можно расшифровать не иначе, как быть «господином греха», а значит, и руководить грехопадением земного человечества. В стихе 12 Господь Израиля «отделил» Каина от других людей, то есть приказал Каину и всему его потомству быть «фарисеями» и человеконенавистниками. Если Каин в ненависти и зависти убил своего брата и получил за это проступок защиту от Господа Израиля, то тем самым он закрепил в своем духовном геноме ген ненависти. Ненависть стала источником жизни для потомства Каина. Род Каина может продляться только в том случае, если потомство Каина будет до конца времен вводить в грех, ненавидеть и презирать все земные племена и народы, включая и сам еврейский народ. Каин ушел в землю Нод, породил свое «отлученное» потомство и построил там город Енох.
   Особенной жестокостью отличился потомок Каина по имени Ламех. Он убивал не только взрослых, но и незрелых «отроков». Но эту страсть к убийству и поощрил дух дьявола особой метой и особым отличием. Каину после совершения акта братоубийства было сказано: «всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (Быт.4;15). Но по поводу Ламеха, который убил невинного отрока, сказано: «Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4;24). Далее в тексте Ветхого Завета нигде не упомянуто, что потомство Каина пострадало во время потопа. Если даже уничтоженные в Содоме и Гоморре геи и лесбиянки, как и другие половые извращенцы, возродились и агрессивно размножаются в нашей современности, то что говорить о духовном фарисейском потомстве Каина, которое дух дьявола не только не уничтожил, а взял под свою личную охрану и указал размер мщения за каждого убитого фарисея в зависимости от того вреда, который каждый фарисей причинил земному человечеству?
   Известный оккультист, знаток ритуалов ордена розенкрейцеров и мирового масонства Макс Гендель в своей книге «Мистерии розенкрейцеров» (Изд-во «Эксмо», М., 2003 г.) отмечает, что потомки Каина не только живы, но являются лучшими прогрессистами в среде человеческой. Но современный прогресс идет через войны и революции, а значит, так или иначе, связан с гибелью невинных жертв. И поддерживается эта бесконечная международная, межнациональная или внутринациональная кровавая бойня теми фарисеями, которые прилюдно плачут над каждой слезой ребенка, а в тайне планируют крупномасштабные убийства и разжигание взаимной вражды и розни. В августе 2011 года конгресс США, вместо того чтобы решать внутренние финансовые проблемы огромного американского долга и предотвратить технический дефолт, вдруг единогласно проголосовал за то, что Россия, принудив Грузию к миру и защитив осетинский народ от агрессии и геноцида, сама совершила акт агрессии.
   Как, не будучи фарисеями, и не спросив согласия осетинского народа, голосовать за такую резолюцию? Такую резолюцию можно принять, если голосующий искренне ненавидит осетин и желает развить братоубийственный конфликт не только между грузинским и осетинским народами, но также между Грузией и Россией. Разве является секретом, что территория Грузии использовалась для подготовки террористов во время военного конфликта с чеченскими бандформированиями? Во времена президентства грузинского лидера Саакашвили на территории Грузии готовились бандформирования для последующей заброски на территорию российских областей и республик кавказского региона. В беспредельной ненависти к России грузинский лидер грозился сорвать и залить кровью с помощью террористов-смертников будущие Олимпийские игры в Сочи. У него ничего не вышло. Благодаря мероприятиям контрразведки и антитеррористических органов России Олимпийские игры прошли без террористических эксцессов.
   Совершенно очевидно, что эта ненависть порождена не ненавистью грузинского народа к народам России или к осетинскому народу, а фарисейским духом американских покровителей. Властвуя над грехом, потомство Каина властвует и над всеми народами мира, которые поддаются на провокации или соблазны лжи и совершают грех перед Богом Всевышним. И опять же, еврейский народ, стал первой жертвой Каина. Потомство Каина вводило искусственно разделенные колена Израиля во искушение греха, а затем Господь Израиля сурово наказывал и отдельные колена, и весь еврейский народ за его греховность. Еврейский народ и стал первой жертвой потомства Каина и его фарисейского духа. Чувства ненависти, зависти или мщения можно скрыть за лживыми словами о толерантности и стремлении к миру, но фарисейские дела свидетельствуют сами за себя. Там, где властвуют фарисеи, там нет и не может быть, мира и спокойствия примирения, а царит ненависть мщения и хаос взаимной вражды и террора.
   Чтобы понять эти простые вещи, истребите, хотя бы на минуту, из своих душ двуличие и фарисейство. Взгляните на мир не взглядом своего второго дна, а взглядом холодного рассудка и логики. Главное же – истребите из себя хотя бы на минуту всякую ненависть и замените её презрением к объекту ненависти. Чтобы удовлетворить чувство презрения, достаточно ограничить контакты с презираемым объектом. Презираемые люди недостойны нашей ненависти. Они достойны жалости и сострадания. Обман и лживость политических правителей или людей, с которыми я контактирую, приводит меня в состояние сильного гнева. Но я никогда не допускал, чтобы гнев перерастал в ненависть. Человека, который меня однажды обманул, я просто вычеркивал из списка своих друзей и прекращал с ним всякие контакты. Гнев перерастал в презрение, и на том дело заканчивалось. С политиками хуже.
   Безжалостный человеконенавистник и фарисей Борис Ельцин вместе со своей бандой политических и экономических уголовников своими политическими решениями и речами не раз приводил меня не только в состояние гнева, но и в состояние настоящей ярости. Это был истинный фарисей и провокатор ненависти. Если бы он добился гражданской войны, то Россия уже не существовала как самостоятельное государство. Придя в отчаяние от какого-либо выступления или политического решения Ельцина и его бандитского правительства, я сильно, до потери чувств напивался. Протрезвев, я освобождался от ярости, а мой гнев сменялся на жалость и презрение к этому фарисею, который по воле и при поддержке таких же двуличных фарисеев стал у руля великого русского государства, чтобы напитать души людские фарисейским духом западного мира.
   Меня и до сих пор удивляет, что у меня не было непримиримой ненависти ни к самому Ельцину, ни к его близкому окружению. В тайную или открытую политическую борьбу с режимом меня никто не мог втянуть никакими уговорами. Каким-то внутренним инстинктом я понимал, что возврат в коммунистическое прошлое невозможен. Сейчас-то я понимаю, что если бы народ поднял массовое восстание и уничтожил клику Ельцина, то получил бы не обновленный социализм и коммунизм с человеческим лицом, а кровавую баню и расчленение России на отдельные области. Поводом для военной интервенции и оккупации территории России, стал бы призыв «народно избранного» президента, а также угроза перехода стратегического ядерного потенциала бывшего СССР в руки восставшего народа. Последний факт стал бы главным поводом для принятия резолюции ООН о военной интервенции и оккупации России войсками НАТО.
   Я не только душой, но и кожей, понимал весь разрушительный характер ельцинской демократии, когда вся структура государственной власти сверху донизу, буквально, принуждала своих граждан стать для собственного выживания мошенниками, жуликами, подлецами, ворами или бандитами. Власть не могла открыто призвать народ к восстанию против самое себя, но своими действиями и бездействием прямо провоцировала народные массы к неподчинению, массовым волнениям и шествиям. Она втайне надеялась, что эти шествия и демонстрации приведут к кровавым бунтам, а значит, станут поводом для ввода оккупационных войск западной коалиции блока НАТО. Особенно сильно провокационные подталкивания к бунтам и революции выражали все средства массовой информации, независимо от политической ориентации и принадлежности к правому или левому политическому диапазону.
   Демократические радикалы приводили примеры массовых шествий на Западе для решения экономических проблем, как бы не понимая, что правительство Ельцина ни при каких условиях не остановит катастрофическую инфляцию, не увеличит пенсии и не даст пособий по безработице. Они клеймили народ как позорного раба, привыкшего к унижениям и оскорблениям. Так называемые коммунисты и патриоты всех мастей и оттенков открыто призывали народ выйти на баррикады и свергнуть антинародный режим путем всенародной революции. И правые и левые политические силы находились в состоянии духовного забесовления. Они искренне верили в свои лозунги и призывы, не сознавая до конца и не понимая, что объединенная военная мощь Запада во главе с блоком НАТО никогда не допустит, чтобы Ельцин и его окружение были уничтожены в результате революционного переворота. Те люди, которые пережили эти годы разрушения и разрухи, а также посмотрели на то, как протекали «оранжевые» революции в Украине и Грузии и что принесли с собой современные кровавые революции в исламском мире, должны понять мои рассуждения.
   Главное же надо понять, что все эти процессы взаимной вражды и политического хаоса ничего общего не имеют с властью большинства или с истинной демократией. Как раз эти процессы диктата забесовленного меньшинства над нейтральным большинством, указывают на то, что капитализм и демократия западного толка выработали свой исторический ресурс и на глазах всего мира превращаются из механизма стабильного развития в свою противоположность.

Заключение

   Я понимаю, что молодые люди, которые стремятся стать российскими политиками, вряд ли поймут мои выводы и заключения. Даже начинающий политик уже является фарисеем. Без этого качества в политике нечего делать. Никаких перспектив и никакой карьеры. Или будут держать на второстепенных ролях или подставят и отстранят от политики. Даже могут упечь за решетку. Политика – это скользкая и опасная дорога компромиссов, лавирований и неизбежного фарисейства. Те люди, которые говорят, что думают, как например, любимый мной борец за истину Александр Андреевич Проханов, не могут быть политиками. Тем не менее, Проханов своей публицистикой и своими выступлениями оказывает колоссальное воспитательное влияние на формирование честных политиков русского мира.
   Благодаря ему мы меньше лжем, а новая волна российских политиков не на словах, а на деле становится борцами за справедливость и наполняется божественной нравственностью. Спасибо ему. Побольше бы таких духовных праведников и борцов, каким является Александр Проханов. Чем больше будет честных и нравственных политиков, тем лучше. Но все-таки особые надежды я возлагаю на тех читателей моих книг, которые являются работниками фундаментальной науки или студентами технических университетов и академий. Хотя слово «академия» является производным от слова «ад», но не все же работники академической науки перешли на службу к дьяволу и потеряли веру в Бога! Присмотритесь к самым простым «вещам» и взаимодействиям видимого и невидимого мира; задумайтесь о сущности и природе происхождения центров тяжестей физических тел, в том числе, и центров тяжестей небесных тел. Задумайтесь о сущности динамической гармонии небесных тел вселенского пространства и сущности поля гравитации, но свои мысли и логические рассуждения не привязывайте к существующим фундаментальным законам, а начинайте их с чистого листа, стараясь собственным разумом найти научное обоснование существующей динамической гармонии всего многообразия окружающего мира.
   И тогда во всей этой гармонии вы обнаружите не только механические законы, а Бога Всевышнего. Новые колоссальные открытия науки будут совершены не на пути консервативного развития и совершенствования существующих фундаментальных законов науки, а на пути создания их научной альтернативы. Сломав устарелые взгляды на природу материи, альтернативные теории, подтвержденные экспериментальными исследованиями, и станут новыми фундаментальными законами будущей науки. И эта будущая наука не будет отвергать религию, как вымысел праздного разума наших предков, а будет использовать религию, как главный источник творческого вдохновения и новых научных теорий. В этой книге я принципиально не касался философских проблем божественного сотворения Вселенной и человека. Не касался и проблем смысла человеческой жизни. Для этого есть другие книги.
   Здесь я изложил воспоминания о некоторых принудительных или построенных мною же случайностях моей жизни, которые сложились в цепь событий, позволивших мне прожить творческую жизнь и обогатить свой жизненный опыт контактами с людьми самых разных социальных слоев и общественного положения. Если быть честным, то я не понимаю и сам, откуда во мне родились философские идеи, которые в 2009 году стали моими жизненными убеждениями, а затем вылились в целый ряд философских работ. Если это случайность, то самая удивительная и непостижимая из всех случайностей моей жизни. Но и вся судьба моей жизни, как из разномастных кирпичиков, одни из которых я лепил своим трудом или необдуманными поступками, а другие формировались посторонними людьми, сложена из калейдоскопа счастливых и несчастливых случайностей, которые позволили мне пройти достаточно успешный жизненный путь.
   Конечно, я не настолько важный человек, как многие видные ученые, работники культуры, артисты или политики. Но как раз опыт жизни и выводы среднего гражданина, да ещё и флотского офицера, могут быть полезны для тех, кто хочет познакомиться с прямыми свидетельствами о нашем недалеком прошлом. Ну, а выводы, стали мы лучше или стали хуже, делайте сами.

Николай Никифорович Мальцев Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени