Дэн Юлин
Проект 2012

   © ЭИ «@элита» 2014

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


//-- * * * --//

   На игре…

   Костёр никогда не видел у людей такого выражения лица. Враньё – видел – по телевизору, где смерть кажется фальшивой, выдуманной, неспособной коснуться. Здесь же всё по-другому, хоть и телешоу.
   А как он упирался, как выгнулась его спина и вздулись вены на шее. Костёр мог поклясться, что при других обстоятельствах приз за перетягивание каната достался парнишке бы с лёгкостью.
   Тело пробрала дрожь: теперь не достанется ничего.
   Жаль… Раньше надо было думать. Когда решился всё изменить. Захотел жить по-взрослому: есть, спать, веселиться… в богатом районе, где живут избранные.
   Избранные – слово застряло в зубах горечью.
   Быть ему овощем, как метко прозвали горожан мелькавшие на экранах знаменитости. «Говорящие головы», Дмитрию захотелось сплюнуть, но вокруг толпились игроки, а за ограждением бесновалась толпа. Нельзя… Если заметят – штраф, а денег нет, и вся надежда на реакцию. Если постараться – шанс у него есть – возможность, грубо отнятая у только что проигравшего, парень даже место своё не занял, потому что кто-то, кому он доверял, не внёс залог.
   Сволочь…
   Кажется, была такая сказка, о девочке, или про кролика, Дмитрий точно не помнил, где кто-то кричал: «голову с плеч!». Как похоже. Сказка… Костёр вспомнил маму, её реакцию на его решение участвовать в Игре. Не плакала, не пыталась остановить. Он видел, как она побледнела, как выцветшие обои в спальной, и всё.
   Может, и к лучшему? Если проиграет, семья получит пенсию.
   Тысячу рублей…
   Толчок в плечо заставил очнуться.
   – Смотри, смотри, сейчас… – послышались горячие от дыхания слова. – Нет… – Прошептал Михаил – друг, с которым решили выиграть, вопреки всему.
   Дмитрий дёрнулся – чёрт! – но головы не отвёл. Плевать ему на друговы шепталки, на слюни, да на всё! Ему не язык хотят в ухо засунуть. Херня. Ему хотят сообщить. Ин-фор-ми-ро-вать. Глядите! Сейчас! Прямо на глазах у замерших зрителей – ублюдков, жующих очередную дрянь и запивающих эту дрянь пивом – обычный парень станет короче. На руки. Только и всего. И не виноват Аспирин – ему не до уха – товарищу просто страшно. Как всем. Даже Костру.
   Мороз по коже.
   Ведь все только притворяются, Костёр хотел в это верить, что зрителям весело, и они не знают, как это больно. Брехня… Всё они знают, вот и радуются, занимая места в зале, а не за игровым столом.
   Люди ли они? Разве так можно? Смотреть, ставить деньги, играть… а когда очередной неудачник проиграет – кричать и материться, будто мало несчастному отправиться на переработку.
   И этот проклятый скрип…
   Дмитрий с трудом разжал челюсти – скрипели его зубы.
   Зверьё чёртово… публика, так, кажется, помощник режиссёра просил обращаться к зрителям.
   Ни за что…
   Шум в студии достиг пика и оборвался. Тишина… Рука Михаила намертво вцепилась в Димкин локоть, и парень вздрогнул: в зале воцарилось это. Воздух словно загустел, превращаясь в клей, застывая, свился со временем, образуя сверхъестественную субстанцию: слиплись мысли, дыхание…
   Наверное, то же самое творилось двести лет назад, когда немецкие войска рвались к Москве, и на панфиловцев (Дмитрий вспомнил забытый памятник) надвигалась армада танков. Танки… Сейчас армады не было – люди… тысячи зрителей, с чьих губ готовы сорваться слова: «Жми! Давай! Отрежь мудаку руки. Отрежь Ему, а не мне, и я буду счастлив. Буду жить, радоваться, приду домой и засуну жене, потому что даже порнуха не возбуждает больше, чем вид отрезанной плоти и вопящего до ломоты зубов человека».
   Ты-джих… с глухим металлическим лязгом массивное – стальной кусок гранита – лезвие гильотинных ножниц рванулось вниз.

Часть 1

Глава 1

   Ветер с пылом гонял по асфальту пластиковые бутылки, выцветшие пачки сигарет и обрывки газет. Мышиное небо собирало тучи – замышляло дождь. Сыро, хмуро, тоскливо, привычно пахнет гарью и полынью, поздний летний вечер – тепло.
   На земле три полосы – фосфоресцирующие ленты: зелёная, оранжевая и красная. Холодно отсвечивают в лучах прожектора, точно светофор: «Внимание, осторожно, стой» – предупреждение, за которым в темноте ночи теряется стена. С колючей проволокой, датчиками, вышками. На стене надпись: «Запретная зона, проход запрещён». А за стеной… никто из горожан не знал таящегося по другую сторону бетонных плит.
   С другой стороны…
   Жалея, что залез отлить в самые заросли – повыше колена расползалось мокрое пятно – Дмитрий Костров удручённо вздохнул и повернулся к другу:
   – Нарваться хочешь? Знаешь, что будет?
   Михаил пнул мятую жестянку пивной банки, глаза проследили кувырок, равнодушно брякнул:
   – Пятнадцать суток.
   Дмитрий криво улыбнулся. Прекрасно зная ответ, он или заразился занудством у Спирина, или становился таким же брюзгой, взрослея, но каждый раз, оказываясь у стены, начинал до друга докапываться. К тому же Аспирин до сих пор не мог (или не хотел) объяснить, зачем они сюда мотались.
   – И всё?
   – Ну, с работы вылечу, оштрафуют… Отец, наверняка, убьёт.
   – А со мной? – не без злорадства поинтересовался Костров. Заметил недовольный взгляд друга и подумал, что когда-нибудь доиграется. – Обо мне ты подумал?
   Ответа не дождался.
   Тема была неприятной (Дмитрий знал, в каких условиях живёт Михаил) и раздражение, как всегда оставляя на душе неприятный осадок, быстро сменилось грустью.
   – Я, между прочим, могу на переработку загреметь… – нахмурившись, решил оправдаться он. – Или тебе плевать?
   – Да знаю. – Болезненного вида невысокий молодой человек прислонился к неровной кирпичной кладке полуразрушенного дома. – Чего прицепился? Тянет меня сюда.
   – Неужели?
   – Отвали. Сам ничего не знаю. – Взбрыкнул Аспирин, и не солгал. Только спустя несколько недель он поймёт причину странных снов, и ещё более странное желание видеть Стену.
   Диман устал стоять и опустился на корточки, глаза выхватили в грязи что-то мерзкое, брезгливо поморщившись, снова поднялся:
   – Отсюда туда не попасть. – Поёжился от налетевшего ветра. – Ты же знаешь.
   – Чувствуешь запах? – Проигнорировал замечание Спирин, в красивых серых глазах отразились цветные полосы. – С той стороны?
   – Не-а. – Крепкий жилистый парень взъерошил русые волосы, бездонной смолью блеснули в темноте глаза. – Воняет везде одинаково.
   – Неправда…
   Дмитрий сплюнул: спорить он не хотел, да и не умел.
   Снова влажный шум ветра и бумажный шорох мусора, далёкий одинокий стук не запертой двери. Знакомые звуки, но если прислушаться… можно услышать тревожный гул запрятанного в два оголённых провода смертельно-высокого напряжения. Исчезая слева и справа, провода темнели на светлом фоне бетона, придавая ему сходство с тетрадным листом. Только если линии в тетради ещё можно пересечь, эти – никто и не пытался.
   Бросив на друга виноватый взгляд, Михаил как загипнотизированный уставился на яркий прожектор, осветивший близлежащие дома, заросшую площадку и снова нащупавший парней. Поёжился. Теперь по ним запросто могли открыть огонь, но Спирину, похоже, было наплевать.
   Костру, по-видимому, тоже…
   Сколько раз они приходили на этот колодец-пустырь, зажатый между одноэтажными кирпичными коробками, по непонятной прихоти древних строителей упиравшихся прямо в Стену. Сколько раз стояли на чудом сохранившемся пятачке апельсиновой корки асфальта: старом и рыхлом, потрескавшемся, заросшем травой и кустарником. И сколько раз, чувствуя на себе внимательные до дрожи взгляды, гадали, что находится с другой стороны.
   Мечтали…
   Когда-то давно здания были складами, теперь – превратились в развалины, памятники прошлой жизни, в полуразвалившиеся склепы с темнеющими провалами окон. С одной стороны грязная и отравленная промышленная зона, с другой… никто толком не знал о скрытом за «краем», как называли бетонную стену, возведённую больше двухсот лет назад и отделившую старые пятиэтажки и такие же заводы от внешнего мира. По слухам, там всё было по-другому: красивые города, чистые улицы, богатые и воспитанные горожане. Примерно как в изолированном районе родной крепости, где проживали разбогатевшие владельцы предприятий, удачливые коммерсанты и чиновники.
   Не веришь слухам – смотри телевизор с ежедневными передачами о победивших в Игре счастливчиках, правдивыми картинками и прочей чепухой.
   Телевизор – это серьёзно. Если верить, конечно…
   Отец Дмитрия не верил. В те редкие минуты, когда находил время для разговора с сыном, бывший начальник производства твердил, что картинки можно подделать, и за Стеной ничего нет.
   Ничегошеньки…
   А Дмитрий не верил отцу. Незачем тогда ходить на работу, копить деньги и мечтать о свободе. Надежда, как известно, умирает последней. Как бесплатные психологи, расплодившиеся в последнее время подобно тараканам.
   Костров-старший, рискуя загреметь на переработку, психиатров избегал, и запрещал посещать сыну, но мозгоправы так правдиво рассказывали о «другой» жизни, что ради этого стоило их слушать. Нет, он отцу не верил, а если и пробовал – не признавался даже себе.
   Трусил…
   А вот Мишка не верил точно. Не пропускал ни одной передачи и зачем-то таскал сюда. Чуть ли не каждый выходной. По вечерам, когда остальные шли в кино или на дискотеку, или, напившись до безобразия, тискали по подъездам девчонок. Не верил и надеялся когда-нибудь из города выбраться. Работал сразу на двух работах, учился и играл во всевозможные лотереи. Зарабатывал горб, как говорил Костров-старший, правда, тоже где-то с утра до вечера пропадавший, но не ради «счастливого билета», а чтобы прокормить семью: Димку, младшую сестру и прикованную к постели после ранения супругу.
   Взгляд упал на едва различимые на закопчённой стене слова, кажется, детское стихотворение. Интересно, откуда? Люди возле «края» не жили, а если появлялись, то лишь бандиты или отморозки. Они постарались? Вряд ли. Писать не умеют, и небезопасно: подстрелить могли запросто. По-видимому, стихи остались с тех времён, когда рядом располагалось общежитие, и мир не делился на части.
   Заставляя зажмуриться, грязную стену ожёг луч прожектора.
   Интересно, если прийти сюда днём, на асфальте тоже можно надписи разглядеть? Какие-нибудь рисунки?
   Глаза заслезились. Костёр понадеялся – от ветра.
   Какие, к чёрту, надписи? Какие рисунки? Их давно смыло дождём, сдуло ветром и стёрло градом. Единственным богатством запретной зоны были большие неприятности: кроме возможности загреметь в кутузку, по пути к дому требовалось пересечь контролируемый враждебными группировками квартал; попадутся местным – «обезьянник» станет мечтой.
   Если выживут…
   – Про шоу слыхал? – Вопрос друга отвлёк от мыслей и заставил нахмуриться: про шоу слышали все.
   – Игру?
   – Как думаешь – шанс есть?
   – У тебя? – Диман от удивления повысил голос, до этого они говорили полушёпотом. – Железякой решил стать?
   Молодые люди встретились взглядами.
   – Не могу больше…
   – Да ну? – Михаил капризно поджал губы, и Дмитрий быстро поправился. – Забудь, вырвалось… у тебя и так получится.
   Но Спирин уже завёлся:
   – Думаешь, если в семье один, и мать не болеет, легче?
   Началось…
   – Да ничего я не думаю. Не то хотел сказать. Остынь…
   – Остынь? Иди знаешь куда?
   Диман пожал плечами:
   – Как скажешь. – Раздражённо сплюнул в густую траву и повернулся, собираясь уйти. И замер: вдалеке прыгал луч фонарика.
   – Ладно, проехали… – стал успокаиваться Михаил, и увидел, как напрягся друг. – Ты чего?
   Диман предостерегающе поднял руку:
   – Заткнись. Доигрались, мать твою, идёт кто-то.
   – Сюда?
   – Угадай.
   – Менты?
   Костров поморщился:
   – Я знаю? – И быстро оглядел пустырь.
   Валить нужно…
   Сердце забилось сильнее, под рубашкой стало жарко.
   – Что делать? – в голосе Спирина больше не было злости, скорее испуг.
   – На склад нужно, спрячемся там. – Диман торопливо двинулся к темнеющему прямоугольнику двери.
   Сзади раздался испуганный вздох…
   Пробираясь сквозь заросли крапивы и лопухов, Костёр старался не думать о заброшенном доме. Говорили всякое. И чаще о разной нечисти, обитавшей вдоль «края». Разумеется, он в эти россказни не верил, всё-таки взрослый детина, но всё равно при одном взгляде на колодцы окон, куда не мог пробиться мощный луч прожектора, становилось не по себе, не говоря уже о Мишке с его богатым воображением.
   Пятно фонарика приблизилось.
   – Чёрт, – прошипел Диман, белея зубами. – Шевелись.
   Сзади послышалось торопливое шуршание: худенький товарищ вышел из ступора.
   Хорошо, теперь главное… Дмитрий остановился в метре от покосившегося крыльца. Замер. Предчувствие беды ледяным ветром перехватило дыхание: спасительная дверь могла оказаться закрытой. Вдоль позвоночника скатились зябкие металлические шарики пота.
   Влипли…
   С трудом подавив болезненную судорогу, Костёр попытался оценить обстановку. Не получилось – мысли тонули в адреналине. Хотя нет, одна чудом выплыла. Он вдруг на полном серьёзе подумал, что если попытается спрятаться в траве, навсегда испачкает новые джинсы.
   Зубы до боли впились в губу.
   О чём он думает? А если им до кучи два чёртовых нароста оторвут? Головы их безмозглые! Если пожаловала одна из уличных банд, или охрана?
   Джинсы…
   Молодой человек одним прыжком преодолел расстояние до двери, руки ухватили приваренную вместо ручки скобу, и со всей силы рванул. НИЧЕГО! Лишь живот закрутило и в панике зашлось сердце. Уже не думая, что выдаст себя шумом, плевать, Костёр с остервенением дёрнул сильнее. Давай же! Ну! Есть… Немного, совсем чуть-чуть, ржавая створка сдвинулась и отошла, открывая узкую щель. Потянуло плесенью, кисловатым запахом истлевшего дерева и какой-то тухлятиной. Но думать некогда… время кончилось. Или он сейчас сдвинет этот сраный, точно язвами покрытый ржавыми наростами лист железа, или кончиться всё остальное.
   Навсегда…
   Сзади послышалось учащённое дыхание, и Диман вздрогнул, резко развернулся, привыкшие к «груше» кулаки в защитном движении застыли на уровне груди.
   – Ты… – выдохнул Костёр, замечая перед собой бледное луноподобное Мишкино лицо. – Ё…
   Михаил его испуга не заметил, сам трясся от страха.
   – Их много. – Глаза друга, и так большие, теперь казались просто огромными. – Человек десять… не меньше.
   Десять, не меньше…
   Костёр отвечать не стал. Язык не слушался. Лучше несколько секунд постоять в тишине. Подождать. У него всегда так, даже отец соглашался: стоило перенервничать, как та фигня, от которой мысли путаются, исчезала по-быстрому. Вместо неё нарисовывались холодная собранность и граничившая с пофигизмом решимость. А следом – спасительное решение. Вот и сейчас, взглянув в испуганное лицо Аспирина, Костёр словно вышел из тела, другими глазами разглядывая пустырь, не обращая внимание на приближающиеся шаги и обрывки фраз.
   Искал выход.
   У них полминуты. Всего тридцать секунд… Бежать к другим дверям поздно, услышат или увидят, и неизвестно насколько другие подъезды заросли травой.
   Есть!
   Снова, более внимательно изучив крыльцо, Костёр убедился в отсутствии запоров и замков. Дверь просто крепко заросла лопухами и нужно лишь сильнее дёрнуть за ручку. Резче, не нервничая, и в правильном направлении.
   – Хватайся. – Дмитрий посмотрел на друга. – Тяни вверх и на себя.
   Друзья изо всех сил напряглись и осторожно потянули. Дверь медленно, с противным скрипом и сочным хрустом рвущихся сорняков, начала уверенно открываться. Прошло несколько секунд, и чёрный зев прохода оказался способен проглотить двух ненормальных (раз решились на такое) молодых людей.
   Хорошая мысль, насчёт «проглотить». Насчёт «ненормальных» – тоже.
   Вперёд…
   Недолго думая, чего уж теперь, Диман решительно шагнул в темноту. Повернулся, не глядя, схватил друга за рубашку и потянул за собой. Вскрикнув от неожиданности, Спирин подался вперёд, его дрожащие ноги заплелись и парень споткнулся. Костёр представил, как товарищ, пытаясь сохранить равновесие, пропеллером машет руками, как в камень свело мышцы живота.
   Плюх!
   Громкий плеск и влажное шевеленье.
   Чёрт…
   Дмитрий машинально присел, сдерживая вскрик, вытянутые перед собой руки нащупали друга:
   – Живой? – Вздрогнул, касаясь льда мокрых пальцев товарища. – Какого…
   – Я…
   Диман зажал парню рот:
   – Тихо.
   За дверью послышались шаги, и в проём проскочил жиденький лучик света.
   Не могли фонарик лучше найти. – Возникла дурацкая мысль, и следом. – Ничего, тебя заметить хватит.
   – Вставай, придурок. – Митяй рванул Аспирина так, что затрещали швы. – Клянусь, это последний раз, когда тебя послушал.
   Михаил попытался ответить, но губы не слушались, и получилось какое-то мычание, но поднялся, жить-то хочется, и следом за Дмитрием сделал несколько неуверенных шагов. Глаза немного привыкли, и очертания комнаты стали видны лучше. По крайней мере, достаточно, чтобы завернуть за угол и спрятаться. Вот только прятки совсем не та игра, в какую хотелось сейчас играть. Ночью, возле Стены, когда бухающее сердце заглушает шум собственных шагов, уши пытаются уловить малейший шорох, а живот сводит от каждого шага. С прятками у него всегда были нелады… с того самого раза, когда в шестилетнем возрасте спрятался в школе.
   – Помнишь? – Он даже представить не мог, что друг думает о том же. – Тогда…
   – Помню. – Диман вытянул перед собой руки. – Видишь меня?
   – Вроде… – В спину ткнулись ледышки грабок.
   – Ой…
   Теперь, как всегда, всё зависело от него, на Михаила надежды мало.
   Десять шагов вперёд… осторожно… ещё три шага… стоп… кажется, впереди дверь. Костёр остановился, тронул матовый блеск, провёл пальцами по ржавому металлу. Ногти коснулись шершавой поверхности, бр-р… парень вздрогнул, вспоминая…
   Пятнадцать лет назад они с Мишкой играли в прятки. В старой школе. Почему – уже не вспомнить, то ли дежурили, то ли ждали отлучившегося по делам отца. Но количество раздолбаев (пятеро), и среди них одну оторву – помнил прекрасно. Машка – безлунная ночь волос, курносый нос и два огромных небосвода хитрющих глаз…
   – Чего встал? – Хрип Аспирина грубо выдернул из воспоминаний. – Не слышишь?
   Отвали… слышит он всё, не глухой. Вспомнил просто. Кое-что странное, на что раньше не обращал внимание. Фразу, подслушанную в подвале школы, когда по глупости решил спрятаться «так, чтобы никто не нашёл».
   – Они у двери… – Конец фразы Костёр не услышал, а додумал. – Иди же… – Михаил вцепился ему в плечо, словно хотел сломать ключицу.
   Иди… вот сам и иди. Дмитрий нащупал ручку и с силой зло дёрнул. Возмущённо лязгнув, дверь плавно открылась. Слишком плавно…
   Стало ещё светлее, похоже, в потолке и крыше находился пролом, через него и проникал свет с улицы. Сзади послышались удивлённые голоса преследователей и знакомый скрип входной двери.
   – Я тебе говорю, открыта, – тихо сказал мужчина.
   – Дай посвечу, – басом огрызнулись в ответ. – Отодвинься, придурок.
   Костёр нырнул в проём. Следом метнулся Мишка: в этот раз тащить его не пришлось. Друзья прикрыли межкомнатную дверь, и, не чувствуя острых углов отвалившейся штукатурки, прижались мокрыми спинами к прохладной стене. Наступила тишина: похоже, незваные гости сомневались, стоит ли заходить внутрь.
   В темноте зашуршало.
   Диман вжался в стену, словно хотел в ней раствориться.
   – Ты слышал?
   Почему-то Дмитрию захотелось другу врезать.
   – Заткнись, – едва слышно прошептал он. – Ради Бога, заткнись…
   Шорох приблизился. Шорох? Не шорох, шаги… Дмитрий понял, на что это похоже. Так ходил сосед, древний старикан по прозвищу Борода. Шаркал по подъезду, не поднимая ног и оставляя в пыли смазанные следы. Они играли в следопытов и легко обнаруживали, где прошёл немощный дед.
   Они любили играть в разные игры, например – прятки…
   В подвале было темно. Наверное, как здесь, но скорее всего, светлее, в детстве всё кажется иначе. Но то, что они два маленьких придурка, Костёр не сомневался даже тогда. После того, как дверь с издевательским щелчком захлопнулась перед носом, и он убедился: изнутри её не открыть…
   Ему показалось, или вонь стала сильнее?
   В подвале школы так не пахло. Пахло ванной, вернее, паром, или сыростью, как говорил Костров-старший. Раньше он говорил, в ванной пахло мылом и туалетной водой (странно, Димка всегда думал, воняет мочой). Но после того, как мыло осталось только «хозяйственное», а туалетной воды не стало вовсе (парень не знал, что это такое, иногда смеялся: вода из бачка унитаза), в ванной стало пахнуть мочой, или, как говорил отец – паром, или сыростью.
   Что это за звук?
   Стучали Мишкины зубы, мерзкий костяной стук бильярдных шаров или перебираемых пальцами чёток.
   В другой ситуации Костров рассмеялся бы: надо же, Спирин от страха трясётся, не хватало ещё обделаться (хорошо, что приятель упал в лужу – не заметно… в отличие от него), а теперь только удивился, почему не стучат у него. А разве должны? А разве нет? Разве он не уверен, что из темноты кто-то смотрит? И не просто смотрит, а разглядывает. Видит, несмотря на темноту, а возможно – благодаря ей.
   Костёр мог поклясться: в комнате кто-то был.
   И убедиться в этом легко. Достаточно протянуть руку и коснуться. Дотронуться до того, кто стоял напротив. Стоял, разглядывал, дышал в лицо. Парень буквально чувствовал мерзкое дыхание, яд, сочащийся из пришельца. И видел! ВИДЕЛ очертания твари… лишь отдалённо похожей на человека.
   – Как мы выберемся?
   Это Мишка спросил сейчас, или когда застряли в подвале школы?
   – Как мы выберемся?! – Закричал он.
   Значит, тогда.
   – Не надо… – А это уже сейчас.
   Действительно, не надо, отстань, прочь…
   К горлу подкатил ужин, и Диман согнулся, сблёвывая не переваренные до конца макароны.
   – Не-ет. – Содержимое желудка с омерзительным хлюпаньем выплеснулось на пол, в нос ударило кислятиной. – Господи… – Парень вытер губы тыльной стороной ладони, и с дрожью сплюнул попавшие на язык скользкие кусочки.
   – Ушёл… – прошептал товарищ. – Ушёл.
   – Это…
   – Кто здесь?! – Голос из-за двери заставил подпрыгнуть. – Выходите, милиция!
   Дмитрий начал дрожать. Может, от страха, а может, от нервного возбуждения, хотя какая к чёрту разница?
   – Скорее, – с трудом проговорил он, понимая, что существо, находящееся в комнате, нападать не собирается. – Туда. – И вытянул перед собой руку, не думая, что Мишка не видит. Быстро пересёк комнату и нырнул в ближайшее ответвление.
   Коридор…
   В школе они тоже шли по коридору. На свет, думали, там люди. И не ошиблись. Только сначала услышали странный разговор, навсегда врезавшийся в память. И что они услышали? Что сказал незнакомый мужчина в тёмных (в подвале!) очках и с капюшоном на голове, обращаясь к директору школы? И что ответил директор?
   – Помоги мне… – прошептал Михаил, хватая Дмитрия за плечо. – Ноги не идут. – Правда, сказал, проглатывая окончания слов и почти без остановки. Вроде: «Меногидут», но Дмитрий понял, пока затаскивал друга в коридор.
   Вовремя.
   Дверь в комнату резко открылась, и в сумрачный зал с шумом ввалились преследователи. Топот тяжёлых тел и шарканье споткнувшихся ног, мат сквозь зубы и нервные смешки. И снова тишина, затем – щелчок взводимого курка: по крайне мере у одного из незнакомцев имелся «ствол».
   «И это всё»? – Голос мужчины в капюшоне казался знакомым. – «Больше ничего»?
   «Ничего». – Голос директора школы дрожал.
   «Значит, бесполезно».
   «Бесполезно»… – Услышали затаившиеся ребятишки. – «Никто не выживет».
   Вот, что он ответил.
   «Бесполезно» и «Никто не выживет». Никто.
   Это тогда, в подвале школы.
   Диман начал боком, упираясь спиной в стену, осторожно красться вдоль коридора.
   – Посвети туда.
   А это сейчас.
   Под ноги попала какая-то дрянь и с каменным шорохом откатилось. Парень сделал ещё два шага, прежде чем штука перестала катиться и остановилась. Затем задел снова. Опять что-то покатилось, звонко стукнулось, и гулко (дых, дых) застучало, скатываясь по ступенькам. Ступеньки? Дмитрий не стал останавливаться, продолжая идти, и одной рукой направляя семенящего следом друга.
   Интересно со стороны взглянуть, – снова некстати подумал Костёр, – посмотреть через прибор ночного видения – ПНВ…
   Он видел один в музее.
   Как они, словно балерины или танцоры недоделанные, одновременно вытягивают в сторону левую ногу и замирают. Переносят не неё вес тела и приставляют правую. Снова выставляют, наклоняются, приставляют… как в танце, только танцуешь с липкой тьмой и своими нервами.
   Плечо упёрлось в стену: танцы кончились. Глаза уловили очередную дверь, вернее, её остатки, и молодой человек смело шагнул вперёд.
   Исчезновение Дмитрия заставило Михаила растеряться. На секунду. А затем он очумело метнулся следом, промахнулся и с размаха врезался в стоящий возле дверного косяка холодильник. Его корпус проржавел и стал почти чёрным.
   Послышался оглушающий звон и грохот – древний агрегат впечатало в стену. Вызывающий мурашки стальной визг – металлические ножки поехали по бетону. И затравленный человеческий крик – Мишка больно ударился и испугался.
   Неуклюжий…
   Хотя Диман, кажется, тоже не сдержался. Но через мгновение заорал во всё горло, когда от грохота в коридоре заложило уши и скрутило живот. Глаза ослепила белая вспышка, что-то горячее (пуля?) вжикнуло рядом и с искрами врезалось в стену. В воздухе запахло дымом, а на зубах заскрипела цементная крошка. В носу запершило.
   Пора делать ноги…
   Как бы Костёр ни испугался, сумел сообразить, что после выстрела, а прогремел именно выстрел, никто ничего не видит и не слышит. И если надо бежать – момент настал.
//-- * * * --//
   Кощея считали сильным.
   Несмотря на свои тридцать восемь лет, он легко отжимался пятьдесят раз и двадцать подтягивался. Правда, всегда забывал упомянуть, что никогда не приседал со штангой, и когда раздевался, смотрелся комично: развитый торс на бросающихся в глаза рахитичных ножках.
   «Приседания – для слабаков» – говаривал он, и приходилось соглашаться: – «Главное – руки».
   Никому не хотелось спорить с правой рукой местного мафиози. Не хочет шеф ноги качать – не надо, Бог ему судья, или Босс, как называли того самого мафиози. К тому же, если требовалось, Кощей мог очень хорошо вдарить, после чего не каждый оставался на ногах (даже у кого они были сильными), а некоторые и вовсе вырубались.
   А ещё Кощей был не глуп. Не настолько, конечно, чтобы в университете учиться, или помощником директора на заводе работать, но достаточно для превращения из простой торпеды в уважаемого вора в законе. И когда один из его архаровцев выхватил пистолет и начал палить, тут же догадался: пора делать ноги. Сначала, правда, возникло сильное желание наказать кретина, но быстро исчезло. Не из-за охраны (ментам ещё надо сюда добраться), и не потому, что пришли совершить кражу. Нет… Просто громкий шум мог разбудить местных обитателей. И не мог, а точно разбудил, Кощей готов был руку дать на отсечение, или даже голову. Вот и не стал тратить время на выяснение отношений, всё равно шмальнувшего не видел, а ловко повернулся (кто теперь скажет, будто ноги слабые?) и метнулся к выходу.
   Но ноги всё-таки подвели… А может, зрение.
   В момент, когда до спасительной двери остался шаг, левая нога наступила на что-то твёрдое и круглое. Воображение тут же нарисовало ухмыляющийся человеческий череп, и… почти сразу забилось в панике, когда мафиози вскрикнул от боли и споткнулся.
   Кощей подвернул ногу, стараясь не упасть, отклонился от намеченного курса и смаху врубился в стену. Послышался тихий, знакомый по «работе» костяной хруст, и мужчина заорал: в плече что-то сломалось. А когда упал на пол, сразу вспомнил о плохом предчувствии и нежелании идти на «дело».

   А вот Ганса, кретина, заметившего Мишку, подобные мысли не занимали. Мыслительный процесс требовал усилий, и двадцатилетний преступник старался использовать серое вещество как можно реже, насколько позволяла ситуация, разумеется. И ведь, правда? Зачем думать, если руки делают всё сами? Бьют, куда надо, выхватывают пистолет и жмут на спусковой крючок. Всё очень быстро и точно, спросите у тех, кого собственноручно на свалке закопал. И дурного предчувствия у Ганса не было, потому что знал Ганс: дело прибыльное, не каждый день в Город атомные генераторы притаскивают, пускай старые и излучающие радиацию, цена от этого не уменьшалась, скорее наоборот.
   Надо было видеть лицо бандюка. Улыбка осветила узкий лоб и поросячьи глазки, делая физиономию осмысленной и доброй, тьфу… но действительно, улыбка всех делает краше. Знал преступник, и что шуметь в помещении, тем более стрелять, категорически запрещено, прекрасно знал, но ничего не мог поделать с руками. Хорошие были руки, быстрые, да и зрение не плохое, сумел же Мишку углядеть. Правда, кое-что не увидел даже он, например, ещё одну фигуру в конце коридора…

   Кощей попробовал подняться. Чёрта с два… И чуть не взвыл от отчаянья. Всё! Амбец… втихаря не смоется. А если позовёт – его, наверняка, в панике бросят.
   Рука скользнула к кобуре.
   Был у Кощея и ещё вопрос. И тоже не очень сложный. Кого он заметил слева, когда падал? Одного из своих головорезов…
   С той стороны твоих людей нет.
   …или стражей?
   Шершавая рукоятка с самодельными углублениями под пальцы удобно легла в ладонь.

   Ганс успел выстрелить три раза, прежде чем сообразил: происходит странное. Во-первых, стало темнее, кто-то из ребят с фонариком перестал светить; во-вторых – почувствовал в темноте подозрительное шевеленье; ну и, в-третьих, вспомнил наконец, что шуметь в доме нельзя.

   Не думая, Кощей выхватил «Беретту» и открыл огонь, одновременно начиная кричать, когда в жёлтых всполохах увидел, в кого стреляет. А затем, уцепившись свободной рукой за дверную коробку, попытался подползти к выходу. Ну же! В следующий миг кто-то с лёгкостью (не помогли бы мощные ноги) оторвал мафиози от пола и швырнул в темноту.
   – Не-ет!!! – заорал Кощей, и темнота пришла в движение.
   Яростными вспышками стробоскопа в темноте разразилась беспорядочная пальба. Бандиты поняли, что случилось, и стали вырываться из западни.
   Западня не пускала…

   Ганс развернулся, лицо приятеля белело в темноте, с удивлением увидел в глазах напарника слёзы. Ничего не понимая, заметил на стене прыгающий луч фонарика (рука парня ходила ходуном), нахмурившись, удивлённо поинтересовался:
   – Ты чего, а…?
   В ответ напарник нечленораздельно промычал, словно ему что-то мешало. Затем это что-то высунулось, и Ганс подумал, будто приятель показывает язык (какого хрена?), но быстро сообразил: для языка штука слишком длинная, и… наверное, гибкая, словно язык превратился в огромного червя и зажил собственной жизнью. Ганс, наверняка, сильно удивился, хотя ничего и не понял, если бы узнал, что мыслил верно.
   – Х-х-х, кх-ха-а-а… – вырвалось из раззявленного рта, а затем лицо разлетелось на куски.
   Ганс глаза закрыть не успел, тем более испугаться. А когда в лицо полетели горячие ошмётки, тупо облизал губы, чувствуя мягкие, приятные на вкус сладковатые кусочки. Потому и жив остался. Его не очень мощный мозг (совсем не мощный) сумел родить единственную, но необходимую в тот момент мысль: «Это не язык, чёрт возьми, совсем не язык».
   То, что напарник умер (а главное, как), в голову отморозку не пришло.
   И, наверное, будет не честно, если спасение Ганса зачтётся мозгу, руки бандита тоже не подвели. Вот бы удивилась подружка, на каждом углу трубившая, что уже месяц имитирует оргазм, так как у недоумка маленький член, а руками он может только махать.
   Ганс выстрелил ещё два раза, и тот, кто подкрался к приятелю сзади и разорвал несчастному голову, с утробным воем отлетел в темноту.

   Сломаны нога, плечо, рука, рёбра, выплывая из обморока, дотошно и с привкусом мазохизма, перечислял Кощей свои потери, короче, изломался весь.
   И болело тоже – всё.
   Начиная с ногтей на пальцах ног и кончая макушкой. И, пожалуй, макушка болела больше всего – именно ею он врезался в стену. Ну да чёрт с ней, с макушкой, главное руки (не ноги же?) целы, и можно ползти. Хорошо, что можно. Другие, Кощей видел (и слышал!), как летали по комнате его ребята, превращаясь во что-то бесформенное, но уверенно мёртвое, не могли даже ползать. Уже не могли. И всё из-за одного единственного урода.
   Кощей осторожно зазмеил к двери, горячо надеясь, что виновника сожрали.
   В комнате творилось невообразимое. Ухали и лопались выстрелы. Заставляя вскрикивать и жмуриться, высекали всполохи рикошета, и с неслышным чавканьем влипали в людей. В глаза и нос набивались невидимый в темноте дым и поднятая в воздух пыль. Скрипел на зубах превращённый в крошку цемент. Гудело в ушах. Но весь шум не мог заглушить человеческие вопли. Здоровые мужики шатали ором стены. Наверное, кого разрывали на кусочки. Кому везло – умирали тихо и быстро. А ещё… несчастные метались. Бегали по комнатам, надеясь найти укрытие. И не могли. Лишь налетали на углы, полуистлевшую мебель, валились с рёвом на пол, пытались судорожно подняться. Чувствовали, как сзади приближается смерть, хватает и тянет, и изо всех сил пытались вырваться. Хрипели и брызгали слюной, когда «стальной трос» Ледяного и Прочного опутывал тело, сипели, когда сдавливал горло, и дёргались, когда ломал рёбра.
   Умирали…
   И если бы не стрельба и дикие крики, можно было услышать, как сочно трещат рёбра и звонко ломается позвоночник. Как с чавкающим звуком сворачиваются шеи и отрываются конечности… Если бы не темнота, увидеть фонтаном хлещущую кровь, забрызгивающую стены, пропитывающую превратившиеся в труху доски пола. Почувствовать, как комната наполняется запахом крови, оружейной смазки и дыма. И как к запахам примешивается вонь человеческих испражнений.
   Главное, чтобы не заметили, главное, чтобы не заметили. – Птицей в клетке билась в голове единственная мысль, и заканчивалась: – За что мне это?
   Кощей до ломоты сжал зубы, по лицу градом катился пот, стараясь не закричать, перекатился на середину комнаты. Огляделся, на миг глаза застила пелена, и, холодея, заметил наступившую вокруг тишину. Хотел облегчённо выдохнуть, мышцы на миг расслабились, когда сообразил, что на самом деле это плохо, если не сказать хуже. Потому что не осталось больше живых, вкусно пахнущих людей, и некому отвлекать от него чудовищ. Из чего следовал вывод, не утешительный, но правдивый: если не встанет и не доберётся до выхода – домой уже не вернуться. И не только домой, его даже не похоронят по человечески, если не считать таковым тот факт, что в землю он попадёт, несомненно… После того, как его сожрут, переварят, а затем… хорошая мысль, успокаивающая. Именно поэтому Кощей снова сжал зубы, твёрже сдавил пистолет, перекатился, стуча мослами по полу и оставляя на досках капли пота, и рывком встал на ноги. Замер, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь. Почувствовал, как что-то насторожилось, словно удивилось, как могло прозевать, а затем… неуловимо пришло в движение.
   Только в этот раз Кощей оказался готов.
   Бесформенное пятно вытянулось, приближаясь.
   Кощей ждал до последнего, а когда до фигуры осталось меньше метра, открыл огонь.
   Бах! Бах! Бах!
   Раз, другой… третий… увидел мешком свалившуюся тварь, услышал стеклянный визг, почувствовал чужую боль. А затем прыгнул к двери, и чужая боль мгновенно сменилась своей. Раскалённым прутом вонзилась в ногу, проткнула тело и врезалась в макушку. Из глаз брызнули слёзы, мочевой пузырь сократился, а тело прошиб пот.
   Ещё один прыжок – и рука нащупала ручку.
   Кощей скорее почувствовал, чем увидел: сзади что-то подбирается, а может, учуял – воняли твари мерзко. Короче, понял и уразумел: для спасения не хватает всего нескольких секунд и одного шага.
   Вперёд…
   Но вместо этого отпрыгнул назад, сдуру, и снова спас себе жизнь.
   Оставляя приторный запах сырого мяса, мимо пролетело что-то тяжёлое, обдав вонью застарелого пота и мочи, смачно врезалось в стену.
   – Не торопись, – процедил Кощей, разряжая остатки обоймы в поворачивающегося к нему монстра.
   Залетевший в открытую дверь ветер донёс запах улицы – запах спасения: по имеющимся сведениям, обрубки из дома не выходили.
   Мужчина сделал последний шаг, и… увидел в проёме нечто. Разглядеть чудовище мешал бьющий в глаза свет от прожектора, но и увиденного оказалось более чем достаточно. Закричав, Кощей отпрянул назад. Выставил перед собой руки и закрыл глаза, мысленно прощаясь с жизнью.
   Тварь метнулась следом.
   Над головой полыхнула молния и ударил гром, что-то блестящее залетело под рубашку и с шипением прилипло к коже. В следующую секунду чьи-то руки схватил Кощея за талию, и грубо толкнули вперёд. Мужчина пробкой вылетел в дверь и свалился на агонизирующего бионита. Снова закричал, когда руки провалились внутрь, а пальцы коснулись скользких внутренностей и горячих механизмов. Замер, когда опять загремели выстрелы, и закрыл глаза.
//-- * * * --//
   Если у Кощея сильными были руки, то у Ганса, судя по всему, ноги. Потому что бежал он так, что вряд ли уступил кому-нибудь из бывших одноклассников. А ведь когда сдавали нормативы, подросток не входил даже в первую пятёрку. Зато сейчас пришёл бы первым. Парень нёсся, словно за ним гналась стая волков, и при этом тащил на плечах Кощея. При каждом шаге главарь громко стонал, но не ругался, хотя и хотелось. А ещё Кощей хотел вернуться к двери в дом и долго громко кричать, орать и посылать всех куда подальше, но вместо этого он стонал и плакал. А когда Ганс подбежал к машине и помог забраться внутрь, произнёс одну фразу, после чего сразу потерял сознание:
   – Что за падла открыла огонь…
   И Гансу хватило ума не сознаться.
//-- * * * --//
   Диман заставил себя пошевелиться. В прямом смысле слова. Напряг мускулы, словно подтягивался или отжимался, согнул руки. После увиденного хотелось лежать, забиться в какую-нибудь щель и не двигаться. Невозможно, в природе не существует. Пасовало хвалёное Мишкино воображение. Однако было. Он сам, да и друг тоже, своими глазами видел, как какие-то твари (не люди, точно) набросились на тех, кто выдавал себя за ментов. А затем… хорошо, что он избавился от ужина, потому что в желудке снова закрутилось. Чёрт… Полный трындец. Неужели байки про мутантов правда? Но тогда… что ещё из многочисленных ужастиков, рассказанных пацанами, существовало в реале? Пятно на стене? Призраки? Чёрный-чёрный лес или чёрная комната? Пожалуй, с комнатой он угадал, действительно чёрная – по крайней мере, ночью. А днём, скорее всего, станет красной, а потом снова чёрной, когда кровь запечётся.
   Снова захотелось в туалет.
   – Домой хочу, – послышалось в темноте.
   – Чё? – Диман скорее пошевелил губами, чем действительно произнёс слово.
   Рядом заворочался Мишка, кажется, он дрожал:
   – Х-хочу домой. – Действительно трясся, дрожь накатывала волнами. – Д-домой…
   – Хорошо. – Диман прикинул, где может находиться ближайшее окно, осторожно поднялся и потянул за собой товарища.
   Ребята медленно, на негнущихся ногах, словно роботы с заржавевшими шарнирами, стараясь не смотреть по сторонам, но всё равно каждую секунду оглядываясь, прошли в соседнюю комнату где, как и прежде, двинулись вдоль стены. Только теперь перпендикулярно коридору, по которому крались до этого. Миновав ещё два помещения, с облегчением увидели светлеющий провал окна, без стёкол и не заколоченный: выход на улицу, где рассказывают страшные истории, но не участвуют в них.
   Дмитрий чуть ли не за руку подвёл Аспирина к окну. На несколько секунд заставил замереть, прислушаться: нет ли погони, затем подсадил, помогая забраться. Как только друг спрыгнул, весь обратился в слух, ожидая нападения. Ничего не услышал, в ушах звенели лишь выстрелы и крики, и схватился за обколотые кирпичи. Напрягся, из-под пальцев посыпалась штукатурка, хотел уже забраться на подоконник, когда на глаза попалась ещё одна дверь.
   Подозрительно крепкая, и на вид совсем новая…
   Костёр уставились на пятно света, отбрасываемое откуда-то с улицы и падающее на клёпаную металлическую поверхность.
   Ровную и недавно крашенную…
   Тело свела болезненная судорога, нога соскочила, и Дмитрий больно ударился о шатающуюся кладку коленом. Из груди вырвался стон, но взгляд остался прикованным к подозрительной створке.
   Неужели, правда, крашеная?
   Поддавшись нездоровому любопытству, согнувшись буквой «Г» и потирая ушибленное место, Костёр проковылял к двери и осторожно коснулся блестящей ручки. Провёл по свежей краске рукой, оставляя на глянце едва заметный влажный след. Пытаясь определить, есть ли кто с другой стороны, прислонился к двери ухом и прислушался.
   Какой-то гул?
   Металлическая дверь напоминала старинные клёпаные танки и железнодорожные мосты, и, скорее всего, прекрасно проводила звук, если внутрь не набили какой-нибудь наполнитель. Пенопласт или стекловату. Хотя зачем кому-то набивать стекловату в дверь давно заброшенного дома, и не простую, а чуть ли не бронированную? Может, затем, зачем и красить?
   Из-за двери не доносилось ни звука.
   Дмитрий перестал прислушиваться. Дверь была холодная, и у него замёрзло ухо. Пытаясь связать всё воедино, машинально потёр мочку пальцами. Неужели эти твари разумны? И смогли покрасить дверь? Но тогда почему не отремонтировали всё остальное? Бред какой-то, что-то (кто бы спорил) в его рассуждениях не складывалось…
   Тихий свист Мишки отвлёк от мыслей.
   Ладно, потом додумает, сейчас линять надо. Костёр снова сделал шаг к окну. И снова остановился и посмотрел на дверь. А… была, не была. Вернулся к двери и резко повернул ручку. Замок тихо щёлкнул и открылся. Чёрт… Не заперто. Парень замер, запоздало пугаясь безрассудного поступка. Хотя чего уж теперь. Если там кто-то есть – по-любому услышал. Так что… Дмитрий набрал в лёгкие воздуха, затаил дыхание и толкнул массивную (действительно чем-то набитую) дверь.
//-- * * * --//
   Позже, когда он будет вспоминать события ночи, хотя и поклянётся никогда этого не делать, придёт к выводу, что вёл себя странно. Им слишком везло, и где-то на подсознательном уровне теплилась уверенность: ничего не случится. Как будто кто-то (уж не Мишка ли?) специально заманил на пустырь, стараясь узнать, выберется ли из заварушки, и, убедившись, показал проклятую дверь.
   Отец бы посмеялся над такими мыслями. Знал прекрасно: если сын остался цел, заслуга в этом не мифических существ, а силы воли и хладнокровия. Качеств, в избытке имеющихся у Кострова-младшего. Отец у Дмитрия был что надо, хоть и ворчал всё время и храпел до оконного звона.
   Подумает Костёр и о том, что будет ещё, как минимум неделя, всё забыть и постараться выйти «сухим из воды». Что даже подозрительная дверь и найденное в комнате оборудование – не такой уж большой криминал.
   Для него…
   Хотя в тот момент разволновался сильно. И испугался… не каждый день становишься свидетелем чего-то очень секретного и опасного. За такое обычно наказывают.
   Он просто исчезнет.
   И друг вместе с ним.
   И всё из-за нескольких ящиков, аккуратно сложенных возле стены. Не на потрескавшемся бетоне и истлевших горбылях, а на деревянном, из новеньких досок, полу. В комнате с наглухо заколоченными окнами, и с электрической (электрической!) лампочкой красного цвета под потолком, разгонявшей полумрак неярким светом и освещавшей сложенные на полу ящики, инструменты и непонятное снаряжение. А главное – ещё одну дверь, точнее, тамбур, в том самом месте, где, по Димкиным расчётам, заканчивалась территория города. И тамбур этот мог вести лишь в одно место…
   Из города!
   Уже после, когда они с Мишкой убегут на достаточное расстояние, озираясь, придут в себя, и Костёр всё подробно расскажет Аспирину, голову посетит мысль, что люди, выдававшие себя за стражей порядка, искали эту комнату. И никакие они не менты, а бандиты, решившие поживиться за чужой счёт; если бы ящики принадлежали им, стрелять бы они не стали, даже он догадался: мерзкие твари реагировали на шум.
   Конечно, и тут не всё сходилось: например, с каким наслаждением обрубки расправились с людьми, не только убили, а ещё и съели. Из чего следовало, что тот, кто складывал оборудование и ходил на ту сторону, должен был как-то ужасных стражей контролировать. Но даже это не волновало Кострова-младшего больше, чем вопрос: почему не сожрали их? Могли же – за компанию? Могли, но не сожрали, и лишь потому, что до этого обнюхали, и… думать дальше не хотелось. Слишком уж получалось запутанно и сложно. Хотелось чего-то попроще. Неба над головой, нормального жилья, или, на худой конец, знать – где враг, а где друг. Теперь же выходило, что кто-то (явно не рядовые граждане) беспрепятственно выходит из Города, приносит из-за Края очень ценные вещи и притащил откуда-то чудовищ. И всё под носом у вездесущей охраны.
   Дела…

Глава 2

   Противный писк будильника заставил вздрогнуть и проснуться. Глаза скользнули по часам, и Дмитрий мысленно удивился: «Неужели проспал? Вернее, не проснулся за несколько секунд до сигнала»?
   Из открытого окна тянуло свежестью.
   Парень вспомнил, с каким трудом проводил позавчера Мишку до квартиры (впечатлительный друг боялся идти один). Пришёл к себе, и долго, пытаясь успокоиться, принимал горячую ванну. Не успокоился, пришлось выпить снотворного, под утро задремал…
   Ладно, пора на работу.
   Костёр поднялся, босые ступни коснулись прохладного линолеума, с хрустом потянулся, осторожно задирая голову и разглядывая увеличивающуюся на потолке паутину. Все мышцы ныли, а спина болела, словно вчера он разгружал вагоны. С чувством зевнув, поискал глазами носки. Один обнаружился сразу, другой пришлось на коленях доставать из-под заставленного пыльными обувными коробками дивана. Выпрямляясь, обнаружил брошенные ночью на пол джинсы и майку аккуратно висевшими на спинке кресла: заходила матушка и прибрала.
   Как всегда…
   Машинально прислушиваясь к шуму за стенкой, стоны матери давно стали фоном, решил, что у него серьёзное оправдание – не каждую ночь с обрубками сталкиваешься.
   Мысли тут же вернулись к событиям ночи, и Дмитрий быстро забыл обо всём… только тени, скрежет и крики. Глаза в испуге скользнули по комнате и наткнулись на зеркало. Парень вздрогнул. Не сразу признал своё отражение: крепкая фигура в трусах, и в каждой руке по носку. Морок развеялся, невесело улыбаясь, вспомнил, как однажды в таком виде спалился перед родителями очередной подруги, и как всё утро изображал жениха…
   Продолжая разглядывать фигуру, оценил массивный курган трапеции и объёмные холмы дельт, накачанную шею, прыгая, натянул носки, а затем и джинсы. Повернулся, любуясь в зеркало сбоку, расправил одеяло, пальцы уцепились за простыню, и аккуратно свернул постель в некое подобие рулета, где вместо начинки выглядывало одеяло и две подушки. Небрежно запихнув «рулет» в старый скрипучий шифоньер, ещё раз оглядел маленькую комнату…
   Он жил на третьем этаже старого, как мир, кирпичного девятиэтажного дома. В довольно приличной, по меркам района для бедных, да и всего города, трёхкомнатной квартире. Планировка ничем не отличалась от той, что когда-то называли «улучшенной»: три изолированные комнаты, разделённый с ванной санузел, кухня и длинная прихожая. Самую маленькую комнатушку впарили ему (мужчина, перебьётся), вторая по коридору и чуть больше досталась младшей сестре, а в самой большой разместились родители.
   В квартире стояла тишина.
   Ленка, конечно, ещё не проснулась, а отец наверняка ушёл. Одна матушка спала в одиночестве в зале. Болезнь наступала, и она редко выходила из комнаты, только когда все собирались дома, или приходили гости. Да иногда, чаще по ночам, чувствуя себя лучше, заходила полюбоваться ребятишками.
   Нестерпимо захотелось зайти в зал и пожелать матери доброго утра, может, и отец ещё спал, и не ушёл по многочисленным делам. Здорово застать предков вместе, сесть рядышком, как раньше… вернуться в детство и весь день играть в приставку.
   Дмитрий пригладил взъерошенные волосы, стараясь не шуметь, тихо прошёл на кухню.
   Нет, если бы отец был дома, то уже встал, и, как всегда, готовил своё фирменное блюдо. Яичницу. Одну из разновидностей: глазунью, с салом, колбасой, омлет… при этих мыслях в животе заурчало (весь вчерашний день он пил только чай – после субботнего «приключения» в рот ничего не лезло). Не богатый вроде выбор, но Костёр так не считал. Это очень хорошо, что он завтракал яичницей, другие не могли позволить даже этого.
   Мишка, например…
   А в яйцах, как-никак, много белка, не растительного, а того самого, нужного для роста. Тем более ему, качку доморощенному. Не водяному, разумеется – бодибилдеру, как выражались мажоры. Или не мажоры (прикольное, просто, слово), короче, сосунки всякие, с богатенькими родителями, нажравшиеся стероидов и разъезжающие на собственных тачках. Хозяева жизни грёбаные – были среди знакомых и такие.
   На кухне как раз яичницей и пахло. С салом. М-м-м… Чувствуя усиливающийся голод, Костёр зажёг спичкой газ, машинально выискивая глазами пепельницу, громыхнул о плиту закопчённой, похожей на тарелку для игры в Фрисби, чугунной сковородой без ручки. Заглянув в холодильник, достал три яйца, и приличный, наполнивший кухню ароматом искусственных специй, шмат сала. В поисках хлеба пошарил в деревянной, чем-то похожей на скворечник, захватанной пальцами хлебнице. Нарыл малюсенький чёрствый кусочек, и, не удержавшись, с удовольствием понюхал, наслаждаясь сухим кисловатым запахом. Дрожжей, сказал бы Спирин, но Костёр считал – свободы: своей муки в городе не было, и её привозили из другой крепости. Вздохнув – он давно научился обходиться без хлеба – положил горбушку обратно, с едва заметной паузой захлопнул расшатанную крышку. Обойдётся, пускай сестра побалуется, хлеб – штука редкая, почти как чай. Если поставки не возобновятся, есть придётся одни суррогаты. В сердцах схватив мясной нож, и не замечая, как пальцы умело сжали рукоятку, ловко, с нездоровым удовольствием, начал резать шпик и тут же бросать на сковородку.
   Этажом выше послышалась ругань. Ниже заиграла музыка.
   Дождавшись, когда кусочки станут прозрачными, зацепил один лезвием, поводил, рисуя круговые узоры и покрывая горячую чугунину маслянистым глянцем. Цапнув яйцо, представил череп монстра, кривляясь, разбил, с вскриком отдёргивая руки, когда горячие брызги шкворчащего жира обожгли пальцы. Недолго думая, отправил на сковородку ещё два, вспоминая какую-то умную передачу об йодированной соли, посолил. Помешивая ножом густеющую массу, в который раз задумался, где отец берёт куриные яйца. Настоящие, размером с оранжевый мячик для настольного тенниса и желтком того же цвета. Вдыхая божественный аромат, и с нетерпением глядя, как сворачивается, вернее, разворачивается белок, дождался, когда яичница поджарится, но так, чтобы осталась дрожалка. Выключил газ и отправился в ванную.
   Из помутневшего от влаги и времени зеркала на него глядел молодой не выспавшийся парень с тёмной паклей волос, и наглыми, несмотря на цвет, холодными карими глазами. Прямой выступ носа, бледно-розовая полоска губ, и колючий от щетины, дерзко выступающий вперёд, будто он поднял голову, квадрат подбородка.
   Дерзко…
   Диман вспомнил, как его дразнили в первом классе, проходили мимо и выпячивали вперёд челюсть. Один старшеклассник даже кличку хотел подогнать – «щелкунчик».
   Костёр усмехнулся. Не успел… Он его около дома подкараулил. С Мишкой, правда (вот у кого, блин, обидных кличек отродясь не бывало), и хорошенько отметелили гада, навсегда отбивая желание обзываться. А потом (о драке, разумеется, узнали) его первый раз наказал отец. Ремнём. Пришёл домой из школы, зашёл на минуту к матери, и вышел из комнаты с кожаным подарком на тридцатилетие. Димка сразу всё понял, но оправдываться не стал, решил показать характер. Показал… вырывался, как маленький, из носа сопли, изо рта вперемешку с криком слюни, ну и слёзы, разумеется, тоже. Правда, скорее от обиды, чем боли (не очень-то батёк старался), не считал Диман себя виноватым. Отец был с сыном полностью согласен, но признаваться не спешил. В общем, отлупил хорошенько, приговаривая: «В следующий раз сначала думай».
   Хорошая фраза. Вроде как не делай так больше, и в то же время делай, но так, чтобы не узнали…
//-- * * * --//
   Прошло больше суток с тех пор, как они с Мишкой побывали на пустыре и стали свидетелями кровавой бойни. Если увиденное вообще имело название. При одном воспоминании волосы на голове начинали шевелиться.
   А так – ничего…
   Никто вроде не искал, и не звонил, но и времени прошло слишком мало, и худшее могло ожидать впереди.
   Не сговариваясь, друзья решили ни о чём не рассказывать и постараться забыть всё к чёртовой бабушке. По крайней мере, на недельку, а лучше на месяц, или на год. Правда, когда Костёр предложил это в первый раз, реакция Михаила удивила: парень скорчил недовольную рожу, нижние зубы прикусили губу, и всю дорогу сопел и молчал. Сначала Дмитрий решил, что товарищу не по себе. Но, поразмыслив, пришёл к другому мнению. Робкий с первого взгляда друг, когда не надо, становился упёртым, как баран, и смелым.
   Вредным и неуправляемым…
   Дух, одним словом.
   И сейчас по дороге на работу, не обращая внимание на влажную духоту и нудный гул мегаполиса, Костёр пытался вспомнить фразу, брошенную Михаилом перед тем, как скрыться в подъезде. У Дмитрия ещё засосало под ложечкой, но он списал тревожное ощущение на последствия ночного кошмара. Кажется, Спирин буркнул: «Поживём – увидим». Вот-вот. Так и сказал. «Поживём – увидим», плюс подозрительное молчание, и серые зенки, хромированные азартом.
   Костёр вздохнул.
   Мишель явно что-то задумал. После того, как услышал о комнате, заставленной портативными атомными генераторами. «АГ» – это мечта, из книжек и передач по телевизору. Привет из-за Края, где только богатые могли позволить подобную роскошь. Не рабочие… Интересно, возникла ещё одна мысль, кто из горожан причислял себя к этим ублюдкам. Насколько он знал, за такие деньги легко покупался билет на свободу.
   Глаза скользнули по трепыхавшейся на ветру запылённой листве, слух уловил рёв и скрежет ползущих грузовиков.
   Только зачем пользоваться чудо-техникой в городе? Рискуя загреметь на переработку? И зачем, если можно запросто выбраться из крепости, возвращаться?
   Опустив голову, задумчивый взгляд слепо скользил вдоль бордюра, Костёр медленно брёл по дороге. Рассуждая о странном поведении владельцев тайной комнаты и строя всевозможные гипотезы, молодой человек полностью ушёл в себя и не заметил одинокую фигуру на другой стороне улицы.
   Брыньк… нога задела пивную банку.
   Дмитрий резко, словно налетел на невидимое препятствие, остановился. Медленно возвращаясь к действительности, насторожённо огляделся. Ни души. В узком проулке спрятаться негде. Только запах гари, бытового мусора и автомобильных выхлопов. Чёрно-коричневый пластилин липкой грязи под ногами, и большие глубокие лужи с радужной от масла и бензина плёнкой разводов на дрожащей поверхности. Обколотые шпалы бордюров да остатки ноздреватого асфальта, больше похожего на потрескавшуюся землю.
   – … брое утро Содружество… – донеслось из открытого окна. – Сегодня мы расскажем о двух счастливчиках…
   Костёр поморщился и двинулся дальше. О счастливчиках слушать не хотелось. Ни о счастливчиках, ни о само… тьфу… реализации. Брехня правительственная. Как ноздреватый асфальт под ногами, от которого осталось одно название. В городе асфальта было меньше, чем на пустыре. Там по нему никто не ездил и даже не ходил. А здесь… днём на работу, ночью – домой. Изо дня в день, даже в праздники.
   Перепрыгивая через очередную лужу, молодой человек поскользнулся, и едва не упал. Хватая руками воздух, услышал сзади девичий смех. Уши запылали, а подбородок начал опасное движение вперёд.
   Возле подъезда топтались две соседки. Девушки вышли из дверей и теперь решали проблему преодоления огромной лужи, затопившей двор и крыльцо. Светка и… Машка. Последняя и смеялась, красивые глаза насмешницы бесстрашно стреляли из-под чёлки. Пухленькая ладошка при этом шарила в пакете, вытягивала наощупь резиновые сапоги, видно, девушка решила не мучиться и пойти до центральной улицы в них.
   Пришлось засунуть гордость в одно место. Костёр поздоровался и кивнул, против воли окидывая взглядом ладную фигурку. Глаза на секунду прилипли к ногам, девушка принялась натягивать первый дутик, и юбка задралась, демонстрируя шикарные бёдра и круглые коленки. Забыл сразу о пустыре и генераторах. Эх… встретился с обиженным взглядом Машкиной подружки и виновато пожал плечами: извини, Светусик, разлюбил.
   Светлана скорчила недовольную рожицу: все вы кобели.
   Дмитрий неопределённо взмахнул рукой, перед глазами снова встал пустырь, возвращаясь к действительности, резко отвернулся и с мокрым плюхом шагнул в самую жижу. Чувствуя на себе насмешливые взгляды и снова краснея, не стал отряхиваться, а рванул, как спринтер, вдоль улицы, покрывая многострадальные джинсы блестящими семечками брызг. Правда, в конце дома не удержался и обернулся, встречаясь с заинтересованным и совсем не насмешливым взглядом Мари. Где-то в области сердца приятно защемило, и пониже живота тоже.
//-- * * * --//
   Заводская раздевалка.
   Протухшая кислятина человеческого пота и тяжёлый дух давно нестиранных носков и портянок. Воняет сильно, и, если заострять внимание, начинает мутить. Лучше не думать, а ещё лучше не задерживаться в грязной маленькой комнате, почти полностью заставленной синими металлическими ящиками.
   Диман не задерживался.
   Переодевался быстрее. Менял модную майку и джинсы на измазанную маслом и гудроном спецовку, а стёртые кроссовки на громоздкие, с алюминиевой проволокой вместо шнурков, колодки разбитых берцев. И в темпе уматывал в цех.
   Пять дней в неделю.
   Вот и сейчас, бросая в сторону Мишкиного шкафчика встревоженные взгляды и удивляясь, почему товарищ ещё не на работе, быстро переоделся.
   Странно…
   Начал волноваться, когда Михаил, не поднимая глаз, пропылил мимо, проковылял и даже не поздоровался. Наверное, не отошёл ещё, спал плохо, или не спал вовсе. Лекарств дома не было. Ни снотворного, ни ацетилсалици… самого себя, в общем. И всё из-за глупой мечты накопить денег.
   Дмитрий нахмурился, даже в неярком свете загаженных мухами ламп в глаза бросались бледность и синяки под глазами друга. Но жалости не почувствовал, наоборот, неизвестно почему, снова начал злиться. Поднимая волну пыли и мелкого мусора, резко закрыл дверку шкафчика, и, продолжая хранить молчание, лишь выпяченный подбородок выдавал настроение, защёлкнул навесной замок. Раздражаясь всё больше, снова посмотрел на переодевающегося зубрилу:
   – Здорово. – С трудом дождался, когда Спирин посмотрит в ответ и махнул товарищу рукой.
   – Здорово…
   Нервно усмехнулся:
   – Не спал?
   Медленно натягивая куртку, Михаил кивнул:
   – А ты как думаешь? Уснуть не могу… ерунда снится.
   – Ясно… – посочувствовал Костров, оглядываясь на других рабочих.
   Людей в раздевалке оставалось мало, основная масса вышла в цех, но достаточно, чтобы весь день приставать с вопросами.
   – Ладно, потом расскажешь, – пробубнил Костёр, почёсывая затылок и взглядом уговаривая не болтать.
   Мишка всё прекрасно понял и согласно кивнул. С противным, напомнившим скрип двери на складе, звуком закрыл створку шкафчика, и нагнулся завязать шнурки. Костёр снова поморщился: товарищ не жрал, экономил на лекарствах, а поганые шнурки находил.
   – Да-а…
   Скользнув взглядом по выпирающему подбородку друга, Михаил нахмурился. Быстро завязал шнурки «бабьим» узлом и с шумом выпрямился. Гремя по доскам разбитой подошвой, казалось, худые ноги с трудом поднимают огромные берцы, вразвалочку проковылял к другу. Узкая ладошка вроде бы вяло ткнулась в лапу товарища, но рукопожатие, несмотря на заморенный вид, вышло крепким:
   – Здорово, ещё раз, – негромко сказал Михаил.
   – Привет, привет. – Дмитрий не смог сдержать улыбки. – Ну и видок, умереть можно.
   – Ладно, видок… – одними губами улыбнулся товарищ. – Башка раскалывается… Надо было тебя послушать, купить таблетки.
   Костёр хмыкнул:
   – Ничё, ещё пару дней, и пройдёт. – Понизив голос, добавил: – Ты это… поменьше болтай, а то услышат. И в цех пойдём, опаздываем.
   – Пошли. – Мишка понимающе кивнул.
   Друзья вышли из раздевалки и по гулкой металлической лестнице спустились в цех частного предприятия, где три года батрачили слесарями. Сразу после школы. Мишка, правда, пытался каждый год в институт поступить, только именно – пытался. Кому он нужен? Без денег и блата? Правильно… Поэтому и копил на пропуск в рай – очень уж на систему образования обиделся.
   Кому вершки, а кому корешки, – ввернул бы Димкин отец, и как всегда, оказался прав.
   Цех представлял собой печальное зрелище. И не только возрастом, не уступавшим брошенным на пустыре складам (здание, по крайней мере, периодически латали, меняя потрескавшиеся кирпичи, вываливающиеся плиты и разбитые стёкла), а из-за неприспособленности к производству крупногабаритных металлических ёмкостей и специального нефтехимического оборудования. И размером (величиной «бочки» не уступали железнодорожным цистернам), и давно устаревшим оборудованием. Ещё один памятник цивилизации, такой же склад, только повыше, снабжённый кран-балками и самодельными воротами, способными пропустить тяжёлый грузовик.
   В цеху стоял густой смог сварочного дыма, абразива, окалины и краски. Тем же, соответственно, воняло. И шумело, словно рядом находился заполненный до отказа стадион или пролегала многополосная автострада. На полу валялся всевозможный мусор: вафельные блины сломанных шлифовальных кругов, кудри металлической стружки, макаронины стальных труб и золотистые карандаши угольных электродов.
   Того и гляди – свернёшь шею…
   Торопливо спустившись вниз, молодые люди подошли к старшему мастеру: невысокому молодому парню с выступающим круглым животом и таким же круглым лицом; по прозвищу Круглый и Мягкий, вечно чем-то недовольному и дико орущему. Поздоровавшись, выслушали гневную тираду, «где вас, опездолов, носит, время уже десять минут девятого», получили задание и отправились на рабочее место, где ждал ещё один член (мастер так и сказал: «член») бригады по имени Денис. Их ровесник, такой же работяга (других здесь не было), с соседней улицы. Паренёк успел получить в кладовой «болгарки», три шлифмашинки валялись у кантователя, и тянул удлинитель. Завидев приятелей, остановился и приветливо махнул рукой. Огляделся в поисках начальства, казалось, худая шея с трудом держит большую вихрастую голову, никого не обнаружил (наивный), бросил переноску и достал сигареты, медленно и с чувством, курение не вошло ещё в привычку, красиво прикурил.
   – Здорово, Дэн. – Диман подошёл к вечно лыбящемуся приятелю и пожал руку. – Как сам?
   – Как сала килограмм, – выдохнул парень тугую струю дыма.
   – Задание получил?
   – А то.
   Денис повернулся к хмурому и бледноватому Мишке.
   – Чего с ним сделал? – Ухмыляясь, посмотрел на Димку. – А, Костёр? – И громко рассмеялся. – Удары отрабатывал?
   – Ага, вместо груши. – Шутка Димке понравилась, в отличие от Михаила, он чувствовал себя нормально.
   – Э-э, очень смешно. – скривился Михаил, представив хохмача на своём месте. – Придурки. – Посмотрел на бочку, громоздившуюся на специальных катках, в далёком прошлом танковых траках, и нагнулся за шлифмашинкой. – Пахать надо. – Рука воткнула вилку в розетку. Повернувшись к бочке, посмотрел на сварочный шов, его требовалось зачистить, и прикинул, с чего начать. – Давайте, а то Мягкий увидит, опять орать…
   – Костров! – Громкий крик, заглушающий скрежет десяток шлифмашинок и удары кувалд, резанул по ушам. – Опять не работаешь?!
   Накаркал…
   Круглый нагнулся и ловко поднял «болгарку».
   – Работайте! – С силой всучил её Дмитрию. – Вперёд!
   И ехидно сощурился.
   Диман инстинктивно схватил шлифмашинку, и охнул, когда ручка врезалась в диафрагму, зло посмотрел на начальника.
   – Сергеич. – Денис попытался разрядить ситуацию, знал прекрасно о способности мастера докапываться и выводить из себя. – Дай покурить перед работой.
   – Только курили. – План Дениса сработал, и Круглый и Мягкий отвлёкся. Посмотрел с неприязнью на защитника, сигарету в его руке, и сморщился, будто увидел послание с того света, маленькие глазки прилипли к Мишке:
   – А ты, лёлик, смотри за другом. – И, не дожидаясь ответа, быстро зашагал дальше.
   Молодые люди увидели, как он сплюнул и едва не попал на удлинитель. Димка дёрнулся, но Дэн успел его схватить:
   – Брось! Он же специально.
   – Вот сука. Так и хочется врезать.
   В сердцах тоже плюнул, случайно на провод попадая.
   – Не только тебе, – произнёс Михаил тоном, заставившим ребят удивлённо посмотреть в его сторону, в глаза бросились заметно порозовевшие щёки, если только виной были не яркие вспышки электродуговой сварки.
   – Полегчало? – не то снова прикалываясь, не то действительно переживая, поинтересовался Денис.
   – Полегчает тут… когда на инструмент плюются.
   – Чего? – вскинулся Костёр, напрасно делая вид, что ничего не понял. – Молчал бы лучше.
   – Мне сказали за тобой смотреть. – Аспирин превратился в прежнего зануду. – Так что давай, лёлик… вперёд.
   – Да… щас, – буркнул Костёр, но вытянул ногу, и осторожно, словно боялся получить удар током, стёр плевок носком ботинка. – Доволен? Всё равно весь провод в говне.
   Спирин промолчал.
   – Ладно… – вздохнул Костров. – Если такой умный – давай работать.
   Не говоря больше ни слова, достал из кармана защитные очки, стараясь не замечать слишком пристального взгляда Спирина, нацепил. Пытаясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь, неуклюже сунул мозолистые ладони в хэбэшные рукавицы, включил дёрнувшуюся от оборотов, словно ожившую «болгарку» и принялся нервно и нарочито небрежно зачищать сварочный шов. Из-под круга с громоподобным скрежетом полетели ярко-жёлтые искры, едко запахло горелым металлом.
   Мишка, наверное сам поражаясь покладистости друга, больше ничего не сказал. Переглянувшись с Денисом – в глазах приятеля читалось откровенное любопытство – тоже по-быстрому нацепил очки и рукавицы. Включил «болгарку» и начал аккуратно сбивать «сопли», делая шов более круглым и ровным, похожим на старшего мастера.
   Мимо, отклячив пятую точку, пронёсся начальник, остановился, секунд десять понаблюдал за работой, по лицу, отражая смену настроения, бежали тени от сварки, ничего не сказал и вразвалочку засеменил дальше. Почувствовав на себе взгляд, Дмитрий посмотрел мучителю вслед, захотел снова плюнуть, но, покосившись на Михаила, передумал.
   Дэн не преувеличивал: Мягкий его ненавидел. Как и остальных рабочих. И не только из-за склочного характера и проблем в семье, у кого их нет? Причина заключалась в Спирине. Вернее, в его неуёмном (на взгляд Костра и вовсе показушном) желании всюду добиваться справедливости. Михаил вечно со всеми спорил, объяснял и доказывал, ну и, разумеется, доигрался.
   Подначил мужиков забастовку устроить. Денег ему, видите ли, мало.
   Бабки платили реальные, не кидали, и вовремя. Да и платили везде ровно, отличались получки лишь на бумаге. У товарища и на этот счёт готовая теория имелась. Якобы владельцы предприятий находились в сговоре. Надо же такое придумать? Дмитрий всему услышанному от не в меру умного друга не верил, но во многом соглашался: убеждать Миша Спирин умел. Можете у мужиков спросить. Кто забастовку поддержал.
   Жёлтые искры металла походили на хвост рукотворной кометы. Вжих, вжих… крепкие руки твёрдо держали тяжёлую шлифмашинку.
   Закончилась забастовка быстро. Как и началась. И если бы не Димкин отец – пополнить Аспирину ряды обрубков. Но батёк откуда-то лично знал директора фирмы, и замолвил за Михаила словечко. Обошлось хорошей взбучкой и приличным штрафом. Ну и плохим отношением мастеров: конечно, знали прекрасно, почему зачинщика с работы не выперли…
   Четыре часа пролетели незаметно.
   Перекусив в соседней тошниловке, друзья вернулись в раздевалку. Не задерживаясь, прошли в смежную комнату, где обедали любители домашней кухни. После еды закуток превращался в арену карточных баталий. Игра находилась в самом разгаре. Из толпы болельщиков, плотным кольцом обступивших ненормальных, с лёгкостью расстававшихся с деньгами работяг, слышались громкие крики, раздавались довольные вопли победителей и трёхэтажный мат проигравших.
   В ярко освещённом помещении висел густой туман табачного дыма. В лучах солнца он медленно ворочался на сквозняке и поднимался к потолку, синеватые щупальца лениво тянулись к открытой двери. Повсюду валялись пакеты, пластиковые бутылки, остатки еды и окурки. Пепельницы и урны переполнены – одна-единственная уборщица не справлялась с работой.
   Денис сразу влез в самую гущу и буквально через секунду друзья услышали громкие крики и вопли: приятель подбадривал кого-то из знакомых. Костёр потянулся следом, но Михаил не позволил. Спирину не хотелось провести остаток обеда в одиночестве. Играл он редко, по крайней мере, в свару или козла. Говорил, что не хочет впустую тратить время, хотя, по мнению Дмитрия и других рабочих, занимался ещё большей глупостью: рассуждал о политике и смысле жизни. Иногда увлекал разговором кого-нибудь из работяг, после чего, разумеется, разгорался спор, частенько заканчивающийся потасовкой, особенно если мужики успевали перед этим набраться.
   Короче, не соскучишься…
   Зная Мишкину слабость, многие считали своим долгом над Спириным поиздеваться. Вот и сейчас, только друзья успели пройти на небольшой балкончик, в изготовлении которого принимали не последнее участие, как тут же нарисовался прыщавый хмырь (Костров не помнил имени), и вроде бы случайно, ехидно поинтересовался:
   – Когда забастовку проводить будем? Парламентёр.
   Рассеянно скользнув по парню взглядом, Аспирин отвернулся:
   – Почему парламентёр?
   – Ну… как же? Ты ж у нас… это… коллектив подначиваешь… условия давишь.
   – Понятно, – Михаил потёр подбородок, его глаза смеялись из-под тонких бровей, и посмотрел на Кострова. – Тогда, скорее, депутат.
   Теряя к приставале интерес, отвернулся, разглядывая ржавые остовы брошенной во дворе техники, зелёные островки мятых сорняков и сваленный в кучу мусор. Вдохнув полной грудью свежего воздуха, почувствовал запах разогретого битума и мазута.
   – Да? – подыграл Костёр, совершенно не понимая, о чём идёт речь, и чем парламентёр отличается от депутата. – Мозгов-то нет. – Точно печатью, пригвоздил тупость задиристого коллеги, усмехнувшись, посмотрел новенькому прямо в глаза.
   Шёл бы ты отсюда…
   Парень на секунду замер, в его глазах отразилось сомнение: пропустить обидное замечание или нет. Стрельнув глазами в комнату, где за столом сидели друзья, бросил на Димку оценивающий взгляд: да – крепкий, да – кулаками, слыхал, махать умеет, и давно в шараге работает, только если каждому козлу хамить позволять, за человека скоро считать не будут, быстро зачмырят, даже такие, как ботаник тощий.
   Но что-то в глазах Дмитрия, вроде беззаботно улыбающегося, быстро заставило передумать. Ну его к чёрту, придурка небритого, пускай скалится, придёт время.
   – Хрен с вами, – парнишка потёр кончик чумазого носа. – В другой раз побазарим.
   И повернулся, собираясь уйти.
   – Настроение не то, – не думая о последствиях, наивно поделился Михаил. – Спали мы плохо.
   «Прыщавый» остановился, враз забывая о собственных мыслях, глумливо ухмыльнулся, и его палец грязным ногтем ткнулся Кострову в грудь:
   – Спали вместе? – Спросил и тут же заткнулся, понимая, какую непростительную ошибку совершил. Успел заметить, как на его слова, услышав непозволительное оскорбление, обернулись несколько рабочих. Только это и успел, потому что в следующий миг небо резко наклонилось, и он оказался в углу балкона. Кулак приставала прозевал.
   Игра за столом вмиг прекратилась, крики стихли.
   – Ты… ты… – «Прыщавый» попытался подняться, но Костров ударил снова, вдавливая в пол.
   – Лёжа-ать…
   – Костёр! – Мишка схватил друга за руку. – Хватит! Кончай!
   Диман попытался вырваться.
   – Вот, падла. – На секунду расслабился, пытаясь притупить бдительность Спирина, а затем резко дёрнулся, стараясь дотянуться до обидчика ногой. – Иди! Сюда…
   Сзади подбежали рабочие. Помогли Мишке оттащить Костра от отбивающегося ногами, прижавшегося спиной к ограждению паренька. Поставили недотёпу на ноги и оттеснили, недовольно качая головами и громко ругаясь, но, не вставая ни на чью сторону, прекрасно зная, что с Костровым лучше не связываться.
   Вперёд протиснулись приятели «Прыщавого». О чём-то громко зашептались. Мишка разобрал только: «Семён, ты как?» и «давай ему наваляем». Диман тоже на слух не жаловался, и среагировал соответствующе: снова вперёд рванулся. И если бы не стоявшие рядом рабочие, наверняка набросился на помощничков, а так его вовремя перехватили и вытолкали с балкона.
   – Хорош! Сдурели, что ли? – Начал ругаться один из бригадиров, пожилой седой котельщик. – Нравится в морды кулаками тыкать, мотайте на улицу. Нечего здесь… – А когда Диман снова попытался вырваться, добавил. – Я кому говорю, псих патлатый. Слышишь? Вот бесовская порода, весь в отца…
   Упоминание родителя сработало.
   Димка замер, удивлённо уставившись на мужчину. И хотя кулаки ещё сжимались, а глаза лихорадочно блестели, на лице появилось осмысленное выражение:
   – Чего? Чего сказал? – облизал Костёр пересохшие губы. Подбородок торчал далеко вперёд.
   – Хватит, говорю. – Котельщик в упор посмотрел на парня. – Понял?
   – Угу. – Диман посмотрел на державших его мужчин. – Понял… всё. Отпустите!
   Иваныч несколько секунд испытующе глядел на парня, а затем махнул рабочим рукой, разрешая отпустить. Здоровые мужики нехотя отступили, а один из них, ни к кому конкретно не обращаясь, тихо проговорил:
   – Довели людей.
   Возражений не последовало.
   Встретившись с Мишкой взглядом, Дмитрий тяжело опустился на длинную, сколоченную из грубо обработанных половых досок деревянную лавку, громко вздохнув, привалился спиной к прохладной стене. Рядом присел Спирин, озабоченно поглядывая то на продолжавших толпиться на балконе слесарей, то на Кострова, и гадая, не связано ли агрессивное поведение друга с субботним приключением.
   – Нервы не в дугу, – угадав его мысли, произнёс Дмитрий. – Из-за какого-то придурка сорвался.
   «Довели людей», – вспомнилась Мишке фраза, брошенная державшим Кострова слесарем, и парень подумал, что понимает, о чём хотел сказать простой работяга.
   – Ты чего? – присел рядом Денис. – Дома беда?
   – Да нет, – в голосе чувствовалось больше удивления, чем недовольства. – Заклинило просто. В глазах потемнело.
   – Заклинило? – оторвавшись от тяжёлых мыслей, Михаил удивлённо посмотрел на друга. – Опять?
   Диман нахмурился:
   – Да ладно… – С надеждой взглянул на товарища. – Может, от «колёс»? – Не дожидаясь ответа, выдумал возможную причину. – Наверняка от таблеток. Слишком много вчера выпил.
   Мишка не поверил, прекрасно зная, как действует снотворное. Если только Костров (не обязательно нарочно, могли ошибиться) купил другое лекарство. Но, насколько он знал, никто из знакомых, торгующих дурью, не стал бы кидать друга. По той же причине, по какой никто не вступился за новенького Семёна. Себе дороже. Когда из средств убеждения оставались кулаки, Дмитрий, не раздумывая, пускал их в дело; знал, гадёныш, что получается. Но и тогда сначала пусть немного, но думал, а уж потом бросался в драку. И то, что сорвался так резко и неожиданно, да ещё на работе, и в смену Мягкого – выглядело странно. Единственное объяснение, которое приходило в голову – вчерашнее приключение; нервов они там оставили предостаточно.
   Мишка нахмурился, не подозревая, насколько близко подошёл к разгадке.
   В открытую дверь ворвался ветер. Разбавил напряжение и вонь потных тел сырой прохладой. Спутал мысли.
   – Снотворного? – снова влез в разговор Денис. – Вы чего? Опять подсели? – Переспросил:
   – Нет, серьёзно?
   Спирин раздражённо взглянул на напарника.
   – Да иди ты. – Даже в «лучшие» времена они ничем, кроме «травы», не баловались. – Спим хреново, не слышал… – Отвлёкся, когда мимо провели Семёна, рукой прикрывающего разбитый нос. Заметил на пальцах кровь. – А? – Снова посмотрел на Дениса, вспоминая, о чём говорил. – В субботу почудили маленько… вот и не спится.
   – Да мне без разницы, – парень осклабился, – чем вы занимались. – Отпрянул, когда Мишка угрожающе махнул рукой. – Всё, всё. Видел, что бывает, когда с расспросами лезешь.
   – Ты ещё… – прошипел Костёр, провожая избитого парня взглядом, на лице не то сожаление, не то разочарование. – Ну, сорвался, бывает.
   Действительно…
   Денис рассмеялся. Улыбнулся Костёр. Не улыбался Спирин, оставаясь при своём мнении. В двери показался Круглый и Мягкий: лицо голодного человека, акульи глазки лизнули помещение.
   – Костров. – Взгляд не сулил ничего хорошего. – Ну-ка пойдём со мной.
   – Чего ещё? – Дмитрий отлип от стены, но остался сидеть. Если выгонят, зачем унижаться?
   В раздевалке снова наступила тишина. Все, кто оставался в комнате, ждали развязки. Половина с недоумением: неужели новенький решил стукануть; другие с испугом: на столе остались карты и валялась мелочь, а у кого-то в шкафу стояла початая бутылка водки. Один Костёр смотрел с неприязнью, пытаясь скрыть истинные чувства. Теперь, когда злость испарилась, он искренне стыдился несдержанности, но боялся прослыть трусом.
   – Пойдём, говорю! – старший мастер повысил голос. – Пришли к тебе.
   И неприязнь мгновенно сменилась апатией: похоже, его всё-таки нашли таинственные владельцы пустыря.

   На игре…

   Одним игроком меньше…
   Дмитрий непроизвольно посмотрел в сторону ножниц, страшась и в то же время (неужели правда?) желая увидеть кровь. Много крови, целые лужи. По правилам шоу никто не мог прийти на помощь проигравшему в течение тридцати секунд. Всего полминуты, но для зрителей это время растягивалось втрое; сколько длилась пытка для изуродованного паренька – не знал никто.
   Кровь вытерли. На полу, и на узкой полированной плите, куда клали руки. Лишь эластичные кожаные ремни, для тех (по статистике, пятьдесят четыре процента), кто отказывался положить руки добровольно, назойливо лезли в глаза бурыми пятнами. Такой пустяк в сравнении с творившимся минуту назад. После, наверное, литра густой тёмно-вишнёвой крови, толчками хлещущей из обрубленных предплечий и не похожей (может, глаза отказывались верить?) на настоящую.
   Рассеянно разглядывая станок, Костёр вдруг понял, почему ему кажется, будто уже присутствовал при казни. Видел… не на экране телевизора или соседней улице, куда прибегаешь посмотреть на очередного выбросившегося из окна самоубийцу, а так же, как здесь, в студии, в нескольких метрах от себя.
   Желудок дрогнул, завязываясь в узел.
   Костров понял, почему фигура парня выглядит знакомой. Не фигура – поза, попытка отсрочить неизбежное. Наверное, ещё чуть-чуть – и лопнули связки, порвались, избавляя несчастного от жестокой необходимости. Как лапки зажатого в кулаке кузнечика, если насекомое решается на прыжок, с лёгкостью остаются между пальцами…
   Узел в животе затянулся туже.
   Чушь. Связки у человека крепкие. Но… случается, не выдерживают, особенно в схватке с такими монстрами, как многотонные вальцы, устройства вроде древнего механизма для отжимания белья. Только отжимают на них не бельё, а толстые металлические листы, вернее, прокатывают, придавая цилиндрическую форму и делая обечайки – заготовки для «бочек». Три массивных стальных вала, расположенных параллельно друг другу и в сечении образующих треугольник. Под верхний подсовывают лист, включают электродвигатель величиной с холодильник, натужно вращающий адский механизм, прижимают нижними и начинают прокатывать. Заготовка едет сначала в одну сторону, затем в другую, с каждым разом загибаясь вверх и внутрь и принимая форму цилиндра.
   Сначала в одну сторону, затем в другую, в одну… другую…
   Костёр закрыл глаза. Кровь отлила от лица, а руки покрылись «гусиной кожей». Он ещё не начал играть, а чувствовал себя вышедшим в финал. Хорошо, в свете софитов и под лёгким гримом бледность не сильно бросалась в глаза, чего не скажешь о конечностях. Руки и ноги… будто сговорились и уже минуту нервно отплясывают чечётку или как там называется долбаный танец. Такое случается перед экзаменом или когда попадёшь в кутузку.
   Игрок, сидевший напротив, перестал смотреть по сторонам и с интересом уставился на Кострова. Сначала в глазах отразилось любопытство, его ладони при этом, словно парень хотел разгладить несуществующие складки, плавно скользнули по столу, любопытство сменилось удивлением, затем очень быстро жалостью, ладони вернулись в исходное положение, и наконец, в глазах застыло презрение. Видимо, молодой человек решил, что Дмитрий боится (из-за чего ещё он мог трястись?) вида крови, и гадал, зачем припёрся на шоу. Хотя зачем – догадаться легко. На игру вели две дороги: добровольно – ради выигрыша, и принудительно – по решению суда. С судом всё предельно ясно: раз преступник – весели толпу. А вот с выигрышем… сложнее. Рисковать жизнью ради денег и возможности вырваться из города?
   А вы как хотели?
   «С деньгами плохо, и без них хоть вой», – ввернул бы отец, присутствуй сейчас в студии. Но отца рядом не было, а сидел взрослый парень, даже три (за одним столом), и один из них смотрел на него с презрением. Очевидно, считая трусом, и, наверное, имел полное право (слабакам тут не место), только Димке было глубоко наплевать. Для Кострова студии не существовало. Сейчас он второй день работал слесарем и тащил тяжёлый баллон с пропаном.
//-- * * * --//
   Рабочих в цеху немного: воскресенье и уже почти пять. И этот парень… очень торопится и даже спешит. Потому что хочет домой. К жене и недавно родившемуся ребёнку. Потому что выходной, работает он сверх нормы, и один (работать на вальцах одному – серьёзное нарушение), но напарник не вышел, и приходиться рисковать. А на календаре воскресенье, и единственный начальник, шестидесятидвухлетний сухонький старичок, мастер, нарушения не замечает. Никто ничего не замечает – другие тоже торопятся. Потому что выходной, уже почти пять, и нужно успеть выполнить норму. Хотя какая у них, к чёрту, норма, они давно сидят на окладе. Только мастеру, может, и наплевать на оклад и безопасность, но за тем, как выполняется норма, мужичок следит строго. Стоит на втором этаже балкона с противоположной от раздевалки стороны цеха и наблюдает. И, конечно, видит спешку вальцовщика, расстёгнутые рукава фуфайки, фиксирует… Видит, как мимо идёт новенький слесарь, молодой парнишка, провожает переростка взглядом и вспоминает, что у парня в цеху связи (кажется, папа кого-то знает), брыластые брови сходятся на переносице, и незаметно сплёвывает вниз. Запоздало пугается (вдруг внизу люди?), никого не замечает и облегчённо выдыхает. Снова поднимает голову, глаза окидывают цех, замечая, как молодой слесарь, Костров, кажется, фамилия, точно, Костров, уже не тащит баллон с пропаном, а столбом стоит возле вальцов, с лицом человека, увидевшего привидение. И при этом продолжает держать не такой уж лёгкий баллон на весу. И что-то в позе парнишки начинает мастеру не нравиться, но он продолжает пялиться на Кострова, не желая знать, чем вызван проклятый ступор. Опыт… Мастеру шестьдесят два года, и две трети из них отданы производству. Да и не будет ни один человек на свете, если он не какой-нибудь качок или сумасшедший, просто так стоять и держать на весу тяжеленный стальной баллон. Мастер не знает, качок ли Костров (по фигуре можно сказать утвердительно), и никогда не видел медицинской карты парня (устроился по блату), но почему-то уверен: держать на весу баллон этот идиот просто так не станет.
   С трудом переводит взгляд на вальцы.
   Вальцовщик молчит.
   Молчит и борется…
   За свою жизнь…
   И проигрывает…
   А рядом стоит молодой парень с открытым в немом крике ртом, с баллоном в руках и с глазами человека, встретившего смерть. Возможно, парень пытается вспомнить имя вальцовщика, но скорее всего (несмотря на криминальный опыт) просто находится в шоке.
   А вальцовщик всё-таки закричал. Прохрипел что-то, может, «помогите» или «мужики», или «выключите проклятый станок», только мастер не верит. Скорее всего, вальцовщик просто хрипел. Открыл рот, вытянул губы (Костров мог бы подтвердить) и вопил на одной ноте, потому что и воздуха в лёгких не осталось, да и соображать он уже не мог. Потому что когда воскресенье и почти пять часов, и ты думаешь, как придёшь домой, обнимешь жену и дочку и сядешь за стол, а потом у тебя на вальцы начинает наматывать руку, сначала даже не пугаешься. Думаешь – ерунда, сейчас соберёшься и вытянешь рукав поганой фуфайки. Тянешь, упираешься и вдруг понимаешь – не выходит. Но и тогда не пугаешься, по крайней мере, настолько, чтобы орать во всю глотку и звать на помощь, а надеешься дотянуться до выключателя и нажать кнопку. Даже улыбаешься (как, оказывается, просто) и пытаешься повернуться. И вот тут… наконец, где-то внутри, почему-то в животе, а не в голове, что-то срабатывает, и вдруг понимаешь – ВСЁ, дотянуться не сможешь, и не только дотянуться, а даже вздохнуть. И приходит страх. Нечеловеческий, первобытный. Страх перед смертью, ибо она стоит с другой стороны вальцов, там, где обычно стоит напарник (но ведь воскресенье, и его нет) и смотрит на тебя. Ты пытаешься крикнуть, и кричишь. Кричишь всё громче, жертвуя воздухом для дыхания, потому что слышишь звук рвущихся связок, всего секунду назад считавшихся невероятно крепкими. Потому что чувствуешь дикую боль, за миг сводящую с ума и превращающую в агонизирующее животное.
   В глазах начинает темнеть, и ты не видишь застывшего рядом молодого слесаря. Не видишь замершего на втором этаже с перекошенным и бледным, как сварочный дым, лицом, старенького мастера. И не видишь, как в широко раскрытых глазах паренька, не моргающего уже минуту, отражается оторванный рукав фуфайки с торчащими оттуда стеклянно-белыми сухожилиями. Ты ничего не видишь, ибо шок отправляет тебя в бездну беспамятства – короткую остановку перед бесконечной дорогой в другой мир.

Глава 3

   – Мне тоже? – спросил Михаил, чувствуя, как успокоившееся было сердце начинает снова стучаться в грудную клетку.
   – Сиди, давай, – отмахнулся старший мастер. – Один Костров.
   Но глаза говорили обратное: Спирину тоже не избежать встречи с неизвестным посетителем. Но позже, после того, как в кабинете начальника цеха побывает Дмитрий. Где ему зададут несколько вопросов и получат ответы. Правда… в последнем Михаил сильно сомневался, как и в том, сможет ли выдержать допрос он.
   Медленно поднявшись, Дмитрий вышел на середину комнаты. Повернулся, встретился взглядом с другом, пытаясь выглядеть уверенно, улыбнулся одними губами:
   – Пойду, гляну. Не скучайте, я быстро.
   Мягкий недовольно заворчал:
   – Иди, иди…
   – Подожди, – поднялся Михаил. – Я с тобой.
   Костёр не ответил, но его лицевые мышцы заметно расслабились.
   – Только Костров, – послышался от порога голос Круглого и Мягкого. – Со слухом плохо?
   – Около двери подожду, – ответил Михаил тоном, исключающим дальнейший спор: он всё равно пойдёт, даже если придётся кого-нибудь убить. – Вдруг и со мной захотят поболтать. – Всё-таки проявил он гибкость, пытаясь сгладить ситуацию.
   Мягкий поморщился, но возражать не стал. Крутанувшись на месте, на полу от кроссовок остался чёрный круг, вышел из комнаты. Друзья двинулись следом.
   Кострова ждали в кабинете начальника цеха. Ничего удивительного. Единственный чистый кабинет, да ещё с кондиционером. И хотя лето выдалось довольно прохладное (честно говоря, Дмитрий не помнил другого), от сварки, разгорячённых тел и газовых резаков в цеху стояла жара.
   Перед дверью кабинета Мягкий остановился и зачем-то покосился по сторонам, словно хотел сделать гадость и остаться незамеченным. Ничего делать не стал, а в упор придвинулся к Дмитрию. Костёр с удивлением впервые заметил, какие у парня длинные ресницы, и тихо быстро зашептал:
   – Не знаю, куда ты вляпался… на этот раз… – Тревогу в голосе перебивал слабый запах лука и колбасы, – … но думаю, всё очень серьёзно.
   – Заботишься?
   – Нужен ты мне. Не забывай, я – твой непосредственный начальник.
   – Чего? Переживаешь, что ли?
   – Етишкин пистолет… – в сердцах выдохнул старший мастер.
   – Через тебя ему достанется, – пришёл на выручку Спирин. – Да и всей шараге.
   – Теперь понял? – Мягкий отстранился, и Димка смог вдохнуть полной грудью.
   – Понял. Не знаете, зачем вызвали, а напридумывали… е… рунды.
   – Ерунды? – Начальник изменился в лице. – Ерунды, идиот? Да там из контрразведки мужик. Ты понимаешь?
   – Откуда? В смысле, откуда ты знаешь?
   – Догадался.
   – Догадался?
   – Какая разница, – в который раз поморщился мастер, и Димка подумал, что такая мимика того ничуть не портила. Круглый и морщинистый. Костров не смог сдержать улыбки. – Слышал, как с шефом говорил… чего лыбишься? Нет, точно идиот. Я ему… а он. – Молодой человек беспомощно посмотрел на Спирина. – И как ты его терпишь?
   Мишка посчитал вопрос риторическим, и отвечать не стал.
   – Иди. – Мягкий в сердцах махнул рукой, пропуская Кострова. – И постарайся уж там.
   – Постараюсь, – ответил Дмитрий, машинально повторяя про себя «уж там», а думая совсем о другом. Остановился напротив проклятой двери и неуверенно три раза стукнул. Тук, тук, тук… сердце предательски ушло в пятки. Услышав короткое «Войдите», едва заметно дёрнулся и довольно резко распахнул заюзанную створку. Переступил порог.
   После дымного зноя цеха свежесть и чистота кабинета оглушили. Дмитрий прищурился, стараясь быстрее присмотреться, снова, уже от холода, зябко передёрнул плечами. А когда через секунду глаза привыкли, смог разглядеть за столом незнакомого мужчину.
   Может, и из контрразведки…
   Высокий и седой, ровесник отца или чуть старше. Приятное лицо, добродушный внимательный взгляд. Разве что шрам на левом виске, прямо за бровью, немного настораживает, да одежда слишком чистая, и… правильная, что ли. Добротный тёмный костюм, рубашка в синюю клетку, и до блеска начищенные туфли. Эдакий простачок с намёком на стиль и (наверное, сам уже не замечал, а может, наоборот) принадлежность к некой организации. Стало понятно, каким образом старший мастер догадался, что Кострова дожидается представитель силового ведомства, а не инженер из соседнего НИИ.
   Мужчина, сидя вполоборота к входной двери, в задумчивости разглядывал приклеенные к стене графики дежурств, указательный палец, будто его обладатель плохо видел, не спеша бежал по строчкам. Пробормотав что-то нечленораздельное (Кострову послышалось «Да-а»), незнакомец потёр кончик носа, очень натурально тяжело вздохнул, и медленно, парень мысленно представил себе башенный кран, повернулся к Димке. Окинул быстрым, слишком быстрым для первого знакомства взглядом, и снова, словно добирался сюда с другого конца города, устало вздохнул. Наконец разлепил полные фиолетовые губы, и тихо, пришлось хорошенько вслушаться, поинтересовался:
   – Как работа, нравится?
   Пришло время потирать кончик носа Димке.
   – Обожаю, – ответил он, замечая, как мужчина, словно соглашаясь, едва заметно кивнул, но почему-то подумал, а может, почувствовал, что таким образом незнакомец выражает недовольство. А ещё подумал о чувстве дежавю, словно встретил пожилого актёра, с чьим участием смотрел фильм много лет назад.
   – Значит, нравится, – уточнил безопасник. – Хорошо.
   Буравя взглядом, добавил:
   – Подрался?
   – А-а? – Костров не смог сдержать удивления, вопрос оказался слишком неожиданным и возгласом дал исчерпывающий ответ. – Откуда? Семён стуканул? – От сердца, несмотря на возможное увольнение, отлегло.
   – Почему стуканул? – скорее утверждающе, чем вопросительно произнёс безопасник. – Долг каждого порядочного гражданина проявлять бдительность.
   – Наверное…
   – И?
   – Вот у него и спросите.
   – Мне интересна твоя версия.
   – Нет никакой версии. Врезал раз… – Дмитрий поднял кулак и заметил несколько красноречивых отметин от зубов. – Вот дерьмо. – Понимающе посмотрел на незнакомца. – Развели, как пацана.
   – Ты о чём?
   – Об этом, – показал содранные костяшки. – Вот я лоханулся. – Окончательно расслабившись, Дмитрий оставил без внимания очередной кивок.
   – Ясно… – Мужчина сделал паузу. – Тогда… если такой умный, ответь, где был со своим другом в субботу ночью?
   Улыбка замёрзла. Медленно оттаивая, повисла в уголках губ:
   – В субботу? Надо подумать…
   – Я помогу. – Безопасник легко поднялся. – Вы ходили к Стене.
   Шагнул к Кострову.
   – Не помню… – договорить молодой человек не успел, чисто рефлекторно отшатнулся и крутанулся на пятках, сбивая захват предплечьями. Незнакомец мигом применил другой приём. Дмитрий снова попытался блокировать выпад и ослабить хватку. Но ошибся, а может, сообразил, с кем борется, и решил поддаться. И спустя три секунды тяжело сопел, морщась от боли в заломленных руках.
   Последовал сильный тычок и Костёр врезался лбом в хорошо знакомые графики дежурств. Успел подумать, что если приглядится (если успеет, конечно, в этот момент его уже оторвали от стены), то сможет увидеть свою фамилию, аккуратно выведенную каллиграфическим почерком старшего мастера; если Круглый и Мягкий что-то умел, так это красиво писать.
   Ещё один удар, теперь носом.
   Нет, фамилии он не увидит: больше месяца в смену не ходит. А вот пятна крови разглядеть можно, даже не напрягаясь. Особенно если ещё разок приложат.
   – Смешно?
   Дмитрий забыл про боль: кого они в «контору» набирают, неужели мысли читать научились? Скосив глаза вбок, заметил в стеклянных дверцах шкафа своё отражение, подумал и ответил:
   – Уже не… е-т. – Охнул, снова врезаясь головой в стену. Услышал чмоканье дверной ручки и скрип приоткрывшейся двери, слух уловил брошенное в проём слово:
   – Извините. – Старший мастер волнуется.
   Следом крик Мишки:
   – Он его бьёт!
   Дверь закрылась и голоса стихли.
   Хватка ослабла. Диман качнулся, вытягивая перед собой руки. Упёрся в стену, а глаза уставились на кровяную полосу (придётся Жучку переписывать). Шмыгнув носом, почувствовал во рту металлический привкус. Повернулся, пальцы ощупали разбитый нос, выжидающе посмотрел на безопасника. Мучитель спокойно стоял напротив, словно ничего не произошло, будто Дмитрий сейчас сам (а разве нет?) бился головой о стену.
   С горя…
   Опустив в карман руку, мужчина достал носовой платок и протянул Кострову.
   – Держи.
   Парень дотронулся до сопливчика и замер. Его глаза прилипли к красивому перстню на руке незнакомца. Вмиг забывая о разбитом носе и бледнея, Костёр вспомнил, где видел безопасника раньше…

   Мама… бледная и испуганная застыла возле двери в спальню, прижимая Кострика к груди, пришибленно смотрит на отца. Отец чувствует взгляд. Поднимает глаза, глядит в ответ исподлобья, словно пойманный в клетку зверь, его грудь тяжело вздымается. Димка дёргается, пытается вырваться, и ему почти удаётся, но затем двое мужчин, вломившиеся в квартиру и скрутившие отца, начинают Кострова-старшего бить. Кострик бледнеет, перестаёт вырываться и начинает плакать. Сжимает маленькие кулачки, не замечая, что вместе с ночной рубашкой стискивает мамину кожу. Не замечает и молодая женщина, красивые голубые глаза превратились в два огромных блестящих озера, потому что у неё на глазах два амбала, якобы из службы безопасности, методично, и с каким-то нездоровым удовольствием избивают любимого человека.
   Глухие удары, возня, стон…
   Неожиданно появляется третий, мальчику кажется, человек возникает ниоткуда, словно злой волшебник, но на самом деле просто не видит из-за слёз. Кострик плохо видит, зато хорошо слышит.
   – Как работа? – издевается незнакомец, и когда отец отвечает здорово, едва заметно кивает, и резко, без замаха бьёт.
   Отец охает и сползает. Помощники краснеют от натуги, приходиться держать родителя на руках, а он не слабый, сто килограммов чистого мяса. Пыхтят, но справляются.
   Работа такая…
   Главный, Димка уверенно определяет статус злого волшебника, достаёт носовой платок и вытирает красивый перстень. Поворачивается и смотрит на мальчика, отчего у Кострика крутит живот и хочется пи-пи, взмахивает неприятно порозовевшим квадратиком ткани и уговаривает:
   – Если себя не жалко… – Дышит на перстень и снова протирает. – Сына и бабу пожалей.
   Расчёт верный: отец срывается. Легко стряхивает с себя громил, Димка слышит крик левого, влетевшего в кухонную дверь и головой разбившего стекло. Видит обмякшее тело второго, затылком ткнувшегося в стену в сантиметре от настенного выключателя. И видит как «главный» снова кивает (или кажется?), но остаётся на месте. Легко уворачивается от рук отца, заходит ему за спину и прижимает к стене. А затем, мальчик снова всё пропускает, достаёт откуда-то большой, Димке он кажется просто огромным, и чёрный, будто вымазанный в саже, пистолет. И ловко приставляет к голове отца.
   Мамин крик заставляет подпрыгнуть. Кострик резко задирает голову, в шее звонко хрустят позвонки, видит любимые испуганные глаза и трясущиеся губы. На лицо падает слезинка. Димка машинально высовывает язык, чувствует горечь и соль, и… решительно пытается вырваться. Ему не хочется больше пи-пи, он хочет бежать в свою комнату, где в коробке с игрушками лежит выструганный из деревяшки автомат (не такой большой и чёрный, но вполне реальный для пятилетнего ребёнка, чтобы попробовать застрелить из него жестоких обидчиков). Но мама прижимает сильнее, на миг перехватывает дыхание и снова хочется пи-пи.
   – Я всё про тебя знаю. – Звучит голос главного. – Слышишь?
   Отец молчит.
   – Трус…
   Отец отвечает:
   – Это ты трус. Предатель. Ты знаешь, что они делают? Ты знаешь, откуда привозят? – Задыхается, краснеет от натуги, но продолжает. – Ты всё знаешь… и всё равно с ними. Они жируют, а мы? Мы…
   Незнакомец срывается, и снова бьёт, рукояткой пистолета.
   – Меня не волнует… Твои проблемы. – Губы кривятся в подобии улыбки. – И таких, как ты.
   Отец хрипит и пытается вырваться. Злой волшебник приставляет к его голове пистолет и двигает большим пальцем, словно хочет ковырнуть. Димка слышит крик матери, а затем неожиданно летит в сторону и падает на пол. Грохочет гром, звук, похожий на взрывы петард, Димка сам на новый год взрывал, ребёнок жмурится от страха, чувствуя неприятный запах дыма. Слышит звуки борьбы и стон отца. А когда приходит в себя – уже лежит в любимой кроватке, а рядом сидит соседка.
   На невнятный вопрос, где родители, тихо отвечает:
   – Заболела, малыш, твоя мамка… Папка к доктору повёз.
   Мальчик внимательно слушает, не по-детски серьёзные глаза разглядывают потолок (наверное, представляет доктора и больницу), долго и неподвижно лежит. Так долго, что соседка, вспоминая номер больницы, начинает тревожно поглядывать на телефон. Затем Димка вздрагивает и приходит в себя, хочет кивнуть, мол, совсем он не маленький и всё понимает, но вдруг вспоминает, что так делал злой волшебник, и раздумывает. Вместо этого наклоняется к коробке с игрушками и достаёт деревянный автомат. Проводит рукой по прикладу и тоже делает движение большим пальцем (карябает), смотрит в светлеющий прямоугольник окна, обещая себе, когда вырастет, обязательно отыскать злого волшебника и отомстить.
   – Ты… – Выдохнул Костров, не контролируя себя.
   В горле пересохло. А в голове словно лопнуло. Боль… Сломила возведённую психикой защиту, полоснула по сердцу скопившейся мукой. Костёр вспомнил всё… Как навещал маму в больнице. Глядел на бледные впадины щёк, из-за чего лицо почти не отличалось от подушки. Как наивно пытался развеселить, рассказывая сцены из глупых мультиков. Как отказали в пособии: «преступный элемент» и «должны радоваться, что делу не дали ход». Как изменился отец: постарел, превратившись из жизнерадостного балагура в молчаливого и задумчивого ворчуна, почти всё время пропадавшего на бесконечных работах. И вспомнил, как, помогая матери присматривать за сестрёнкой, незаметно изменился сам.
   В худшую сторону…
   – Помнишь меня? – облизал Костёр слипшиеся губы. – Тогда… – В груди защемило, и парень замолчал. Сжал кулаки и сделал шаг вперёд. Безопасник отступил. Мужчина старался держать себя в руках, но в глазах мелькнул страх.
   – Не двигайся, – глухо произнёс Злой волшебник, рука нырнула под мышку. Дмитрий не послушался, а затем неожиданно повернулся к столу и с размаху опустился на стул. Тяжёлый вздох заглушил скрип расшатанного стула, сильные руки безвольно упали на колени, а глаза заблестели.
   Сил не осталось…
   Не потому, что Костёр испугался, сейчас ему было всё равно, а потому что на душе вдруг стало невыносимо плохо. Появилось гадливое чувство, будто обокрали, лишили чего-то важного.
   Украли детство…
   Пришли звёздной ночью, вломились, не спрашивая разрешения, и отняли. Забрали. Вместе с любовью и нежностью родителей, ибо там, где остаются нужда и жалость, места для любви не остаётся.
   – Так получилось, – услышал Костёр, но не пошевелился. – Спроси у отца. Сам виноват: собрания, книги.
   – Собрания? – поднял парень голову.
   – Да. Сначала собрания, затем – митинги.
   – Что?
   – Они требовали отменить поставки.
   – Но…
   – На условиях, выдвигаемых правительством.
   – И всё?
   – Мало? – Безопасник спохватился и убрал платок, словно прилипший к руке и пальцам. – Кроме того, требовали запретить Игру.
   Дмитрий промолчал.
   – Мне жаль… – мужчина подошёл к столу, и, как показалось Димке, немного боком, наверное, ещё опасаясь, перегнулся и вынул из верхнего ящика чёрную папку.
   – Ладно, будем считать, всё выяснили. – Взглянув на Димку, зачем-то посмотрел на свои ботинки и снова уставился на парня. – И ещё… больше никогда не ходи… те к стене. И другу своему скажи. Иначе всё, что случилось с твоими родителями, может случиться с тобой. – И прежде, чем смысл сказанного дошёл до Кострова, и он начал в ярости приподниматься со стула, открыл дверь и вывалился в дымный и душный сумрак цеха.
   – Я запомню! – из последних сил крикнул вслед Дмитрий, неожиданно чувствуя себя снова пятилетним ребёнком.

Глава 4

   Несмотря на ужасное самочувствие и неспособность сконцентрироваться, с работы Костёр не ушёл. Сам не понял, почему. Или боялся остаться наедине со своими мыслями, или страшился застать дома отца. Умылся в туалете ледяной водой. Ёжась от боли, смыл запёкшуюся кровь. Вздрагивая и не замечая повторяемых вслух «я запомню», рассеянно привёл себя в порядок.
   Круглый и Мягкий, то ли понимая, что пришлось вынести при допросе, то ли наоборот, побаиваясь связываться с «заинтересовавшим определённое ведомство гражданином», как сам лично выразился, особо не загружал. Работу дал лёгкую: отправил в гараж кузов длинномеру ремонтировать.
   «Подлатать, если можно»…
   Дмитрий возражать не стал.
   Сначала работать приходилось через силу. Голова гудела от мыслей, туманом забивавших сознание и болью откладывающихся на сердце. Почему-то снова вспомнился подслушанный в детстве разговор, директор школы и странный собеседник. Очки, капюшон… Теперь подозрительный мужчина сильно напоминал отца. Может, поэтому Костров-старший постоянно где-то пропадал? Возможно, он снова был в чём-то замешан?
   Много, очень много вопросов, и все отвлекали от работы, но незаметно Костров втянулся, «ненужные» мысли рассосались, и всё внимание сосредоточилось на железках.
   Отмерил рулеткой уголок. В последний раз проверил, ошибиться нельзя, и, щурясь от ярких искр, с трудом удерживая рвущуюся шлифмашинку, отрезал нужную длину. Вдыхая запах жжёного металла, вытер пот, чувствуя через рукавицу горячий рез, приставил заготовку на место. Убедился: ровно. Отворачиваясь и пряча глаза, кивнул другу: «прихватывай». Хлоп! Яркая вспышка и уголок прилип к машине. Намертво. Чуток отдохнули, и снова: «Держи, Мишель, крепче, ровнее. Ещё… Теперь молотком стукни, не видишь, сваркой утянуло. Хорошо, дальше»…
   Михаил снова поставил заготовку неровно.
   Издевается? Костёр хотел выругаться, когда вспомнил посетившую утром мысль. Он думал… перед глазами нарисовался образ девушки, Машкины коленки и влекущий полумрак между бёдер.
   Бах! – Парень задел держаком кузов.
   Разметав по щебёнке угловатые тени, вспыхнули яркие искры. Тут же закричал Аспирин:
   – Твою мать! Зайца словил!
   Извиниться желания не возникло. Зайцев… все мы зайцы, волчара кто, интересно? Покосился на друга, впервые замечая во взгляде что-то новое. Неужели Мишка смотрел так и раньше? Или появилось после субботы?
   Или у тебя, дружок паранойя, подсказал кто-то третий.
   Пытаясь поймать ускользающую мысль, Костров отвернулся. Кто привёл его на пустырь? Почему их не сожрали обрубки? И кто сказал прошлой ночью (вот о чём он подумал утром): «поживём – увидим»?
   Мишель…
   Перед глазами замелькали вспышки выстрелов, крики, возня… изображение замедлилось: перекошенное отчаяньем отцово лицо, мамин крик и расползающееся по ночнушке вишнёвое пятно; снова ускорилось – вопли, стоны, вызывающий мурашки звук уволакиваемых в темноту тел…
   Дмитрий дёрнулся. С трудом ворочая сухим языком – странные приступы преследовали вторую неделю – через силу сглотнул. Попробовал успокоиться – и не смог, на лбу и спине выступили капельки пота, а мысль о причастности друга занозой засела в мозгу.
   Не контролируя свои действия, Диман отвернулся, и снова, уже специально, с силой ударил держаком по кузову.
   Тр-рах!
   Из-за спины раздался крик Аспирина:
   – Ты чего?! Совсем уже?!
   Затем – чувствительный толчок в спину:
   – Ну?
   Костёр будто дожидался. Выпустил из рук держак? и с выдохом, резко обернулся. На миг перед глазами поплыло. Не обращая внимания на выглядывающего из-за грузовика водителя, сгрёб напарника в охапку.
   – Зайцы, говоришь? – На щеке друга чернела полоска мазута, на подбородке светло-зелёный завиток нитки от рукавицы, пыльные волосы, когда Аспирин попытался вырваться, взметнулись русыми брызгами. – А?
   – Ты ч-чего? – задушенно прохрипел напарник.
   Диман продолжал трясти.
   – Тебя спрашиваю? Что в субботу сказал? Помнишь?
   – Отпусти! – закричал вдруг Спирин, неожиданно легко вырываясь из захвата. – Пошёл ты, псих долбаный!
   Дмитрий занёс руку для удара и остановился, сник. Это же Мишка. Друг. Перед глазами снова всё закрутилось, и грузовик оказался сбоку. В нос ударил запах нагретой солнцем щебёнки и машинной смазки. Надвинулись бледные тени.
   – Вот ведь… – Костёр сел ровнее. – Хреновенько что-то… – Громко закашлялся, подавившись слюной. – Никак… после ночи не отойду.
   Михаил опустился рядом. На лице тревога, а в серых глазах – то же странное выражение. Сзади подбежал водитель, под ногами противно хрустела щебёнка, испуганно посмотрел на Кострова, закрутил, как филин, башкой:
   – Э-э… вы чего? А? Чего это с ним? – Протянул к Димкиному плечу руку, но на полпути передумал и боязливо отдёрнул.
   – Он не заразный! – услышал Дмитрий сердитый Мишкин возглас и грустно улыбнулся. Не заразный? Мысль интересная.
   – Да я ничё… ну… давай тогда… это… поднимем? – попытался оправдать испуг водитель. – А? Застудит чего… на земле-то.
   – Не надо. – вяло запротестовал Костёр. – Сейчас отойду.
   – Угу. – Мишка покачал головой, совсем как мужик с перстнем. – Нет уж, давай вставай. – Коснулся плеча. – И вали домой.
   Домой? И ты туда же. Не хочу я домой, страшно мне там…
   И тихо застонал, раздавленный камнепадом воспоминаний.

   Мама…
   На полу. Одеяло запуталось в ногах, ночная рубашка едва прикрывает худую бледноту бёдер. Ему даже кажется, он видит… нет, успевает отвести глаза и пятится к выходу. Спотыкается о порог, скрюченные пальцы хватаются за косяк, но всё равно с грохотом падает. Нет… перед этим громко вскрикивает, почти как мать. Она тоже кричала, звала на помощь, чувствовала, ей становится хуже и начинается приступ, но не могла докричаться.
   Он просто не шёл.
   Потому что последнее время она кричала слишком часто, и слишком часто звала на помощь. А он, напротив, очень редко разговаривал по телефону. Особенно с Надькой из восьмого «Б». С той самой Надькой «Большие сиськи», запросто снимавшей трусы за плитку шоколада. А у него такая плитка имелась – месяц лежала со дня рожденья.
   Перед глазами встали стеснённые коротким топиком груди. Бугорки сосков, бесстыже выпячивающиеся сквозь ткань футболки, и откровенный взгляд.
   От накатившего желания перехватило дыхание.
   – Уснул? – Выдернул из грёз хрипловатый голос девушки на другом конце провода.
   – Ага…
   Уснуть – мысль хорошая. Особенно вместе.
   Не королева, верно… Но и он пока не король, так, шпана малолетняя. И как невинность терять – сугубо личное дело. А потерять он просто обязан, хотя бы для уважения (авторитет, как-никак). Да и не для дела, просто для удовольствия, – тоже неплохо.
   – Сынок! Сынок, ты здесь?
   Проснулась. Проснулась, чёрт побери, вечно не вовремя, подождать не может.
   – Ну что, придёшь? – Сиплым от нетерпения голосом произнёс он в трубку. – Не пожалеешь.
   Из трубки послышался грубый смех, больше похожий на мужской, и Димка, в который раз поймал себя на мысли, что в глубине души надеется (как же, жди) на отказ. Потому что не надо ему такого «счастья», по крайней мере, с Надькой. Может, и не надо… у кого не стоит, а для четырнадцатилетнего раздолбая самое то.
   – Есть кто-нибудь? Кострик…
   «Кострик». Так звала только мама. Мама, укачивающая по вечерам и рассказывающая сказки. Что же он, сволочь, делает?
   – Куда приходить-то?
   Диман не расслышал:
   – А-а?
   – Не, ну ты чё? – В голосе послышались капризные нотки. – Или испугался?
   Испугался? Он?
   – Куда, куда… – Захотелось сказать грубость. – В подвал, конечно. Комнату нашу знаешь? С Аспирином строили.
   – В пятиэтажке? Рядом с ЖЭУ?
   Из комнаты родителей послышался непонятный звук. Будто упало что-то мягкое, но в то же время тяжёлое. Короткий мамин вскрик.
   – Да, да. Вечером… в семь. – Димка бросил трубку и выбежал из комнаты.
   И увидел…
   Свою мать, почти голую, беспомощную, с закатившимися глазами и мокро сверкающими на свету светло-розовыми белками глаз, с тёмным пятном свалявшихся на голове длинных волос, заметил на подбородке кровь.
   Сморщившись от ударившего духа лекарств и давно непроветриваемого помещения, сперва побледнел, затем покраснел, чувствуя себя, будто застукал мать за каким-то преступлением. Испытывая жгучий стыд за свою подлость, мамину беспомощность и необходимость каждый день унижаться, попятился из комнаты, споткнулся и… увидел над собой широкую фигуру отца.
   Костров-старший метнулся в комнату и засуетился возле жены. Через секунду послышался громкий крик:
   – Скорую вызывай! Скорее! Слышишь?!
//-- * * * --//
   – Слышишь? – Михаил потряс за плечо. – Ты как?
   – Нормально. – Костёр осторожно мотнул головой, какой-то миг ему казалось, что голова лопнет от боли. Нет… отпустило. – Один не пойду. Вместе.
   – Пойдём, – улыбнулся Спирин одними губами. – Я тебя не брошу.
   – Смешно…
   – Мог и спасибо сказать, – проворчал Михаил, помогая подняться. – Всегда рад помочь, особенно если можно раньше смыться.
   – Ясное дело…
   – Шутники, блин, – подал голос водила. – Туды её в качель.
   – Да ладно, расслабься.
   – Мне проблемы не нужны. Мягкий и так весь мозг выел. Всю неделю сварного прошу…
   – Не бери в голову, мы всё равно не сварщики.
   – … а как дали, ему сразу плохо… не понял? – До шоферюги запоздало дошло, сказанное Спириным. – Не сварные?
   – Конечно, нет. Слесари мы.
   – А варите хорошо. – Мужчина неожиданно улыбнулся, пугая неровным рядком стёртых жёлтых зубов. – Только кто теперь кузов доделает?
   – Мягкий ещё пришлёт, или мы завтра.
   – Да, жди. – Водила осторожно почесал замасленной рукой лысеющий загривок. – Ладно, пойду к начальству, чуть-чуть осталось.
   – Ты особо не бухти, – предупредил Михаил. – Мы сейчас сами подойдём.
   Согласно кивнув и недовольно бормоча что-то под нос, мужчина не спеша двинулся в сторону ворот.
   Костёр повернулся к Мишке, встретившись с насторожённым взглядом друга, дождался, пока водитель отойдёт подальше, и тихо спросил:
   – Может, в больницу сходить? Больничный оформить… отлежаться.
   – Сходи, конечно. – Парень облокотился на стоявшее возле стены колесо, коснувшись рукой почти до корда стёртого протектора, почувствовал под пальцами мягкую теплоту резины. – Деньги только жалко.
   – Зарплату? – Димка сел на корточки и тоже привалился спиной к покрышке.
   – Угу. Больничный не оплатят.
   – И анализы сдавать, – передёрнул плечами Дмитрий, удивляясь, когда стал таким чувствительным. – Кровь из пальца… ненавижу.
   Михаил представил и согласно кивнул:
   – Хреново, напарник… Жуть.
   И засмеялся.
   Костёр в упор посмотрел на друга, дождался, когда товарищ успокоиться и посмотрит в ответ, решился и тихо спросил:
   – Что значит «поживём-увидим»?
   Заметил, как сжались у Михаила губы.
   – Ничего.
   – Ясно…
   – Чего тебе ясно?
   – Да ничего! Гонишь ты всё.
   – Да? Ты о чём?
   – Отвали… – Диман вдруг почувствовал себя вымотанным до предела. – Тебе виднее. – У Мишки кровь прилила к лицу.
   – Ты меня достал! – сорвался он, не замечая, как от крика Костёр нахмурился ещё больше. И было от чего: чтобы сдержанный (выдержанный, как говорил отец) Аспирин вышел из себя, нужно сильно постараться. Это Димке можно кричать, прыгать или размахивать руками (частенько попадая кому-нибудь в лицо). Ему, но не Мишке.
   – Может, заразились чем? – не обращая внимание на заявление друга, поинтересовался Костёр. Вздохнул, и, чтобы не слушать в ответ ворчание, стал следить за стайкой воробьёв.
   Чирик, чирик… Вёрткие пернатые суетились возле сварочного кабеля, копошились в густом облаке пыли.
   Дождавшись, когда Мишка успокоится, посмотрел с неприязнью на друга, с издёвкой поинтересовался:
   – Всё? Полегчало?
   Товарищ не ответил.
   – Чего молчишь?
   – Думаю, – раздражённо бросил напарник. – Устали просто. Не знаю я таких болезней.
   – Я и тварей таких не знал.
   – И я, – огрызнулся Спирин. – Тебе чего? Говори прямо.
   – Ну… – Получив вопрос в лоб, Диман почему-то стушевался.
   – Что «ну»? Блин, сам-то понимаешь, что несёшь? Чего добиваешься?
   – Ещё поплачь…
   – Иди, знаешь куда? Я ведь серьёзно, мне оправдываться не в чём.
   – Да…
   – И бандитов я не вызывал. И про ящики не знаю. Сам таскал меня по комнатам. Вспомни? Думаешь, притворялся? И мужика, что тебе по морде съездил, я тоже вызвал?
   – Наверное, нет.
   – Урод ты. – Спирин резко встал прямо. – Я к Мягкому, отпрашиваться.
   – Мишель…
   Мишка не ответил, махнул рукой, и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь от машины.
   А как же «поживём-увидим», захотелось крикнуть Кострову, но он сдержался.

   На игре…

   Рядом кто-то остановился, и приятный мужской голос озаботился:
   – С вами всё в порядке?
   Крик погибшего вальцовщика затих.
   – Что? – глухо спросил Костров, с хрустом повернул голову и увидел судью, одного из судей, в чьи обязанности входило следить за игроками. Стали понятны и встревоженный взгляд, и искреннее участие в голосе. Шоу должно продолжаться строго по расписанию, несмотря ни на что.
   – Нормально. – Дмитрий чуть кивнул, выдавливая улыбку, с трудом, чтобы отстали. – Что ещё? – Спросил через секунду, не поднимая головы, когда судья не ушёл.
   – У вас такой вид… – Представительный усатый мужчина больше похожий на доброго повара («Весёлого молочника» из рекламы молока, потерявшего колпак, зато нацепившего смокинг и бабочку), но не на судью кровавого шоу, разговаривал так, словно они собрались поиграть у него дома. Будто сейчас он раздаст карты, улыбнётся и на минуту уйдёт на кухню, дабы принести печенье, какао, чай, или то же грёбаное молоко. А когда кто-нибудь проиграет – вызовет такси и посадит в машину.
   – Только скажите, – промяукал судья. – Пока есть время. – И показал в сторону нахохлившихся за столом врачей. – Вам помогут.
   – Спасибо. – Диман снова начал дрожать, уже от ярости. – Со мной всё в порядке! В ажуре! Супер! – Бледность сменилась румянцем, щёки заметно порозовели. – Достаточно? Или повторить?
   – Как скажете. – Чуть поклонившись, судья отошёл от стола и демонстративно отвернулся, но Костёр не сомневался, что теперь за ним всё время будут следить, точно так же, как следил на работе Мягкий, и так же, неожиданно пришло в голову, как следили всю жизнь.
   В этом он тоже не сомневался.

Глава 5

   Дмитрий неуверенно вошёл в подъезд. Не давая себе остановиться и передумать, впервые за многие годы считая щербатые ступени, медленно поднялся на этаж и замер возле двери в квартиру. Потянулся к звонку, в висках, то ли после долгого подъёма, то ли от плохого предчувствия, гулко стучало сердце, на полпути передумал.
   Лучше ключом…
   Прислушался. За тонкой деревянной перегородкой дремала тишина. Она поселилась давно – теперь он мог себе признаться. Не играла музыка, не раздавался смех… даже голоса.
   Немой мирок…
   Как он в нём оказался? Кто его создал? Злой волшебник?
   Сейчас уверенности не было.
   Как сказал безопасник? «Если бы не отец»… Чёрное стало белым. Мир перевернулся.
   Дмитрий вставил в замок ключ, напрягся, когда металлические зубчики лязгнули внутри механизма, задержал дыхание и резко крутанул. Волнуясь, нервы превратились в натянутые струны, с шумом выдохнул и медленно, пальцы заметно дрожали, чуть-чуть приоткрыл обшарпанную створку. Ожидая чего угодно (в первую очередь группу захвата), утонул взглядом в душном сумраке прихожей. Выждал несколько томительных секунд, вслушиваясь и вглядываясь, никого не увидел, сбрасывая оцепенение, громко сглотнул. Уже не думая, что засада может поджидать в другой комнате, решительно вошёл в квартиру. На ощупь запер дверь, пальцы нащупали рифлёный выступ выключателя, и включил свет. Вместе со светом в нос ударил горький запах лекарств, больницы и дешёвого крема для обуви: похоже, снова вызывали неотложку.
   Протестующе скрипнула половица.
   Костёр вздрогнул. Двумя движениями скинул кеды, глаза скользнули по потемневшим от времени обоям, извачканному, чуть ли не в ошмётках грязи, половику. Пытаясь вспомнить, когда последний раз делали ремонт, поискал глазами тапочки, разумеется, не нашёл. Костеря всех последними словами, осторожно, стараясь не наступить на засохшие корочки земли, торопливо прошёл на кухню.
   Здесь тоже стоял кавардак. Прямоугольник потёртого ламинированного стола был уставлен всевозможными пузырьками, чашками с недопитым чаем и графином с кипячёной водой. Громоздились какие-то книги, мутнели полиэтиленом одноразовые шприцы, подрагивали на сквозняке хлебные крошки и подсыхали выпавшие из тарелок макароны. Пизанской башней высилась из раковины гора немытой посуды.
   За окном проехал одинокий автобус. Из-под колёс шоколадными конфетти сыпалась подсохшая грязь. Ветер донёс унылый хрип двигателя.
   Стараясь унять раздражение – сердце снова рвалось из грудной клетки, – Дмитрий зло схватил обёртку, скорлупу и сделал шаг к мусорному ведру. Уже почти дотянулся, когда наступил на кусочек сала. Кожей почувствовал противный влажный бугорок. И буквально увидел, как через ткань проникает жир, масляным пятном растекается по коже. Брезгливо передёрнув плечами, Костёр бросил мусор в ведро, освобождая руки. Резко подпрыгнул, отдирая сало, и в сердцах, сморщившись, с размаху отправил белёсый кусочек следом. Не сдержавшись, громко выругался (из глубины квартиры тут же послышался мамин голос) и испуганно замер, напряжённо прислушался и надеясь, что матушка разговаривает во сне. Не в силах справиться с вернувшейся вместе с отчаяньем слабостью, тяжело опустился на стул, вытянутый вперёд подбородок щетиной уткнулся в ладони.
   Во что превратилась жизнь?
   Ответа не было.
   Лишь обозлённое большое сердце по-прежнему бухало в висках, с трудом выталкивая откуда-то изнутри чуждые мысли. Почему он так живёт? И кто во всём виноват? И неужели ничего нельзя изменить?
   Парень с трудом попытался ответить. Хотя бы самому себе.
   Наверное, судьба… другие вон не парятся. Живут.
   На других ему всегда было плевать.
   А на друга? Мысль о Спирине вызвала приступ гнева и зависти, но, как ни странно, привела в чувство. Ладно, ещё не вечер, будет и на его улице праздник.
   За окном, соглашаясь, раскачивались на ветру деревья. Хмурилось, закручиваясь в спираль, небо.
   Переодевшись, продолжая мусолить внезапное откровение, Костёр не спеша вернулся на кухню, из рук в ведро посыпался собранный по дороге мусор. Решая с чего начать, настежь распахнул окно. Подставив прелому ветру разгорячённое тело, впустил в комнату многозвучие жаркой улицы и парной летний день. Волглая прохлада принесла с собой уверенность в переменах. За уверенностью вернулся растраченный за день оптимизм. Поклявшись во всём разобраться, парень начал убираться и готовить ужин.
   С улицы залетел знакомый с пелёнок кузнечный грохот заводов. Проклятый, въевшийся в подкорку звук. Надоело… взгляд наткнулся на радиоприёмник. Остановившись на каком-то одуряющем ретро-техно (хотелось чего-то ритмичного, поднимающего настроение), сделал погромче, спохватившись, что разбудит мать, прикрыл дверь.
   Когда вымыл посуду и стал промывать макароны, заявилась сестра.
   Пробормотав что-то вместо приветствия, заскочила на кухню, состроив капризную мину, улыбнулась ярко накрашенными губами. Пошарила по полкам, мельком удивлённо поглядывая на брата, заглянула в холодильник, длинные ногти карябнули пластик, нарыла колбасу, и, подпевая певцу из динамика, с невозмутимым видом отрезала внушительный кусок.
   Костёр, разбирая наваленные на столе лекарства, старался держать себя в руках, но когда Ленка опять бросила обёртку, только в раковину, облизала пальцы, не вымыла, а просто вытерла полотенцем, не выдержал.
   – Убери, – глухо сказал он.
   – Чего? – Сестра скорчила непонимающую рожицу.
   – Обёртку. – Костёр медленно надвинулся и посмотрел в красивые, но слишком сильно накрашенные (слабо сказано) ультрамариновые зырки. – Где опять шлялась? Время сколько?
   – В школе. – Девушка брезгливо, двумя пальчиками вытянула из раковины успевшую намокнуть кожуру и выбросила в ведро. Снова потянулась к полотенцу. Не дотянувшись каких-то пару сантиметров, видно, почувствовала обжигающий взгляд брата, демонстративно передёрнула худыми плечами, длинные ноги шагнули к раковине, и девушка сполоснула пальцы. – Доволен? – Сверкая глазами, Лена взяла полотенце и вытерла руки. – Пожрать ничего нет?
   – Макароны…
   – Макароны, – тряхнула Лена рыжими волосами, передразнивая брата. – Одно название только и осталось, есть невозможно. – Не стесняясь (да кто он такой?) поправила коротенькую юбочку, больше похожую на набедренную повязку, и обворожительно, но зло улыбнулась:
   – Пошла я.
   И повернулась, собираясь уйти.
   – Куда? – ошалело спросил Дмитрий, понимая, что не знает, как справиться с малолетней оторвой. Снова начал заводиться. – Кому говорю? Совсем страх потеряла?
   – Тебе какое дело? – Нисколько не испугавшись, девушка надела туфли и взялась за ручку входной двери. – К Иринке, если интересно. – Склонила голову набок и зачем-то медленно облизала губы. – Хочешь, пойдём вместе.
   От этих слов, но больше от высунутого языка, Дмитрию стало не по себе. Скрипнув зубами, он сделал вид, что ничего не заметил. Но ноги сами собой сделали несколько шагов по направлению к прихожей.
   – Сейчас отец придёт, ужинать будем, – в последний раз попытался удержать он сестру, одновременно заглядывая девушке в глаза и пытаясь увидеть маленькую девочку, много раз кормленную с ложечки. На миг удалось…
   – Не могу. – Лена открыла дверь, на миг задумалась, и, цокая каблуками, вернулась. Наклонилась, обдав несильным ароматом дорогих духов, в большущих глазах прыгали черти, шепнула. – Зря стараешься, Кострик. – Звонко чмокнула в щёку и козой выскочила на площадку. – Поздно теперь…
   Входная дверь с издевательским дзиньканьем захлопнулась, оставив Кострова наедине с неприготовленным ужином и недодуманными мыслями. Снова навалилась тоска и чувство, будто кого-то обидел и что-то сделал не так. Противное, надо сказать, ощущение. Вздохнув, парень вернулся на кухню, и, словно в трансе, не спеша закончил уборку. Когда кухня стала блестеть от чистоты, почувствовал себя лучше. Ничего, всё можно исправить. Вымыть, разобрать, навести порядок.
   Поставив на плиту чайник, Костёр уселся на табуретку и погрузился в мечты.
//-- * * * --//
   Отец так и не пришёл. Даже не позвонил. Зато припёрся Мишка, и хорошо, что пришёл, Диман уже места не находил от дурацких мыслей. Перемыл везде полы, бельё грязное в стиралку загрузил, и даже успел постирать, но всё равно от тревожных думок, что делает всё не так, избавиться не смог.
   Если самую малость…
   Решил подремать: сон, как известно, лечит.
   Или время?
   Разбудил Кострова звонок Аспирина. Михаил стоял на площадке расфуфыренный, и лыбился, словно не ругались днём на работе, прямо огурчик с грядки. Наверное, к мозгоправу сбегал. Или наследство обломилось, или в лотерею бобла выиграл, другое объяснение в голову не шло, потому что не только с утра, но и после обеда, когда вместе шли с работы, товарищ казался бледным, озабоченным и вялым. А теперь стоял и светился. Брючки погладил, ботиночки нацепил. Бутон-загляденье, а не парень.
   Костёр пригласил друга на кухню, не спрашивая (знал прекрасно, не откажется), сразу налил чаю. Потягиваясь и разминая затёкшие со сна мышцы, подошёл к окну и выглянул на улицу.
   Всё то же махровое небо, свинцовым куполом нависшее над городом, и качающиеся на ветру, прохладно шелестящие листьями деревья.
   Грустно улыбнувшись, обернулся к Мишке.
   – Как погода? – Взял с полки бокал. – Дождь?
   – Моросил часов в пять, – подтвердил догадку Спирин, маленькими глоточками смакуя редкий напиток. – Вкусно.
   Глаза блестели от слёз, чай обжигал.
   – Веришь, до сих пор не знаю, где берёт. – Диман плеснул кипятку и тоже присел за стол. – Но пачки не переводятся.
   – Его ведь оттуда везут, – произнёс друг. – И стоит не кисло.
   – Хрен его знает, может и оттуда… Насчёт цены не знаю, говорит – паёк.
   – Везёт. – Спирин сделал большой глоток, снова обжёгся и смешно задвигал челюстью, кусками хватая воздух. Тонкие брови сошлись над переносицей.
   Диман улыбнулся:
   – Да не торопись ты… ещё налью.
   Кивнул на заварник.
   – Ага. – Мишка успокоился, вдохнул терпкий влажный аромат, аккуратно отпил.
   Костёр снисходительно улыбнулся: хоть чем-то мог удивить.
   Некоторое время молодые люди, наслаждаясь вкусом, пили чай в тишине. О стычке на работе, не сговариваясь, решили забыть. Не хватало поссориться из-за ерунды, как много лет назад, когда дружили семьями.
   Спирин исподтишка посмотрел на друга поверх чашки. Если в давнишней ссоре был виноват он, то в этот раз инициатива всецело принадлежала Костру.
   Неужели? – Зашевелилась под сердцем совесть. – А как же АГ?
   Молчание затянулось. Михаил заставил себя успокоиться, сделал большой глоток и медленно, вместе с горячим дыханием выдохнул:
   – Отвечаю, лучше пива.
   – Когда как, – пожал плечами Дмитрий. – Когда холодно, да, а сейчас от бутылочки не откажусь.
   – А я чайку. – Товарищ сделал последний глоток, и, не смущаясь, подвинул бокал. – Обещал.
   Сказал смешно, как по слогам: о-бе-ща-а-ал.
   Диман фыркнул:
   – Иди ты… – Дотянулся до чайника, плеснул кипятка. – Пей, верблюд.
   – Спасибо. – Мишка добавил заварки, ложечкой размешал янтарный напиток. – Я чего пришёл-то, на улицу пойдёшь? На дискотеку?
   – Куда? – удивился Дмитрий. – С каких пор тебя на танцы потянуло?
   – Не знаю, – как-то неправдоподобно смутился Спирин. – Так… развеяться.
   – Серьёзно? Неохота что-то.
   – Да ладно, дома, что ли, сидеть будешь?
   – Отца хотел увидеть, – вспоминая стычку с безопасником, погрустнел Димка. – Поговорить надо.
   – Увидишь ещё, куда он денется?
   – Не знаю…
   – Там Машка будет.
   – Машка? – Костёр вспомнил, как часто рассказывал другу, что девушка ему нравится. – Ты для меня сказал, или для себя?
   – Для нас, – усмехнулся Спирин. – Ну что? Идём?
   – Ты к Машке не лезь… я серьёзно.
   – Неужели? – Спирин явно прикалывался, но что-то в его голосе Кострову не понравилось. Если честно, ему многое в последнее время (это пару дней, что ли?) не нравилось в Аспирине.
   Костёр незаметно вздохнул. Загнул, конечно, «многое». Ну, не нравится кое-что, с кем не бывает? И «кое-что» – всего лишь брошенный на работе косой взгляд, и вот это предложение пойти на дискотеку. Ну… ещё «поживём-увидим», и, конечно: «пошёл ты, псих долбаный».
   Дмитрий нахмурился. Это всё цветочки. Ягодками были непомерное самолюбие и набившая оскомину демонстрация всезнайства.
   – Чего задумался? – вернул на землю друг. – О Свет… тьфу, о Машке задумался?
   Диман рассмеялся:
   – О Светке, о Светке. Это ты о ней думай, после того как в ванной запирался.
   – Ладно, проехали, – как-то криво улыбнулся друг. – Теперь можно о ком-нибудь другом.
   – Да… – Костёр взял грязные бокалы и сложил в раковину: мыть при друге не хотелось – стыдился. – Удивляешь ты меня. – Идеальная чистота кухни мозолила глаза. Решившись, Дмитрий включил горячую воду.
   – Правда? – Брови Мишки взлетели вверх, покосившись на друга, парень начал с интересом перебирать лекарства, аккуратно сложенные в коробку из-под обуви. – И почему?
   – Вроде правильный такой, а тёток… – Костёр замялся, подыскивая слово, пальцы механически намылили губку. – Не уважаешь, что ли.
   – На то они и женщины, – зло усмехнулся Михаил. – За что их уважать? Гуляют, трахаются с кем попало…
   – Не все.
   – Конечно (опять это его «ко-не-е-чно»), у сестры спроси. – И, спохватившись, что разговаривает с родным братом девушки, вскинул голову. – Извини…
   Костёр чуть чашку не выронил.
   – Ты это о чём? Знаешь чего, или так… к примеру?
   Михаил потёр шею:
   – Сказал же, извини.
   – Это её дело. Ещё про мать расскажи.
   Спирин облизал губы и сглотнул:
   – Не начинай, а? Ну ляпнул сдуру, с кем не бывает?
   Действительно, с кем? Димка пожал плечами, добавляя ко всем подозрительным взглядам, «поживём-увидим» и «психу» ещё и «сестру».
   – Проехали. – Закрыл кран и вытер руки. – Она там будет?
   – Кто, Машка? Ленка?
   Диман кивнул: Ленка, конечно.
   – Будет… – сообщил Спирин. И добавил. – Машук тоже.
   – Откуда знаешь? Ты же в клуб никогда не ходил.
   – Информация устарела. Пару раз бывал. – Хитро улыбнулся (улыбочку вот эту туда же). – Может и больше, да и Светка рассказывала.
   Диман ещё несколько секунд помялся, хотя для себя уже решил:
   – Ладно, уговорил, погнали… заодно с сестрой увижусь.

Глава 6

   Представьте себе грот, или, на худой конец, вагон поезда, только раза в два шире. И пусть вагон превратиться в невысокое здание и прилипнет к глухой стене старого кинотеатра. Обзаведётся подвесным, смахивающим на шахматную доску, где клетки только одного грязно-белого засиженного мухами цвета, неровным потолком. Отделанными дешёвыми ДВПэшными панелями стенами, такими же столиками, и покрытым грязным линолеумом (во многих местах продырявленным женскими каблуками) полом.
   Внутри узкого здания-пенала, прямо за дверью, примостилась барная стойка, а в самом дальнем углу – верстак ди-джея.
   В зале висит густая смесь табачного дыма, духов и спиртного. Одуряюще грохочет музыка. На потолке крутится небольшой, с полметра в поперечнике, зеркальный шар. Отбрасывает во все стороны яркие зайчики, отражающиеся от мутного в дыму луча стробоскопа, закреплённого на заваленном окурками и дисками столе ди-джея. Там же стоит допотопный музыкальный центр «Урал» с CD-чейнджером на пять компакт-дисков. И ещё одно маленькое приспособленьице (не считая усилителя, эквалайзера, пивных бутылок и пачки сигарет), хорошо известное Советской молодёжи восьмидесятых годов двадцатого века. Выглядит штуковина как обыкновенный настенный выключатель, закреплённый на дощечке. От штуковины вьётся электрический провод, и когда ди-джей в такт звучащей из колонок музыки нажимает на неё рукой, установленные по периметру танцпола небольшие самодельные прожекторы (чуть ли не цветочные горшки, поклеенные изнутри фольгой от шоколадок) начинают мигать разными цветами. Честно говоря, это приспособление и есть выключатель. И вообще, клуб сильно напоминает деревенские дискотеки тех самых восьмидесятых годов двадцатого столетия, когда страна носила гордое название СССР. Единственное, но серьёзное отличие – бармен, стойка и бутылки спиртного, нестройным рядком выстроившиеся за его спиной.
   Водки, джины, вискари и джин-тоники…
   И, как в далёкие времена, здесь собираются исключительно местные: кто рядом живёт или учится. Разумеется, сюда может зайти любой желающий, никто не запрещает, но случается это гораздо реже, чем вечер, закончившийся без мордобоя. А таких вечеров в истории клуба насчитывается мало. Так мало, что если поинтересуетесь у постоянных посетителей, ди-джея или бармена, они не ответят. Но по-любому выслушают, участливо покивают головой и виновато пожмут плечами. А когда вам надоест дёрганая артритная пантомима и захочется свалить, вежливо придержат за локоть, и тоже зададут вопрос: «А ты с какой, браток, улицы»?
   И если вы поймёте, куда всё катиться и решите схитрить (скажете, например: в соседнем доме), поинтересуются, кого знаете? И вот тут придётся либо назвать местного авторитета, либо попытаться смыться. Потому что иначе следующие несколько дней вы и вопросы задавать не сможете, и даже есть – так будет болеть челюсть. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что такая частота драк имеет одно неоспоримое преимущество: очень редко кого бьют всерьёз и почти никогда не используют оружие.
   На удивление чистый и, что немаловажно, целый участок асфальта перед входом в кинотеатр и бар, с одной стороны выходит на проезжую часть, с другой – огорожен высоким чугунным забором.
   У входа в клуб обязательно толпятся посетители, обычно небольшая компания. В основном пацаны, но попадаются и девчонки: молодёжь вышла покурить. Дымить можно и внутри, но хочется остыть и перевести дух, а кое-кому – отдохнуть от громкой музыки. На всех красуются джинсы, линялые хэбэшные майки, кроссовки и кеды. Обычная уличная одежда (многим больше нечего надеть), ничем не отличающаяся от той, в которой молодые люди учатся или мотаются на работу, ну разве предварительно вычищенная и выглаженная. Молодёжь пьёт пиво, громко разговаривает и смеётся, кто-то целуется, а за углом в темноте – блюёт или справляет нужду.
   Дмитрий свернул с дороги и остановился. Не сам – ноги. Отказались родимые подчиняться, стали вдруг ватными. Как в субботу на складе. И всё из-за музыки, басами рвущейся из клуба. Унц-унц… С тех пор, как устроился на работу, сумел (Аспирину спасибо) забыть сюда дорожку.
   Может, зря?
   До этого заядлый тусовщик, не пропускавший ни одной вечеринки, Дмитрий завязал с весельем, начал интересоваться событиями в городе и больше времени проводить с семьёй (жаль, семья не хотела проводить время с ним). И всё бы хорошо, только улица не отпускала, мотала нервы, заставляя злиться на Мишку с его настырным желанием помочь.
   С чего ему меняться? Тем более так резко? Может, конечно, из-за отца, превратившего квартиру в некое подобие ночлежки (забегал лишь поесть и переночевать). Или состояния матери, ухудшающегося с каждым днём. Или сестры, неизвестно где пропадавшей по ночам.
   Неизвестно с кем…
   Причины веские. Не поспоришь. Только было кое-что ещё, непонятное и пугающее, о чём Костёр старался не думать. Странные сны, преследовавшие по ночам.
   И голос…
   Из дверей клуба вывалилась подвыпившая компания.
   – … к нам поедем… – донеслось до Костра. В ответ – девичий смех.
   Дмитрий не приходил сюда два года, и теперь, когда снова увидел совершенно не изменившийся клуб, чувства, что испытывал, напиваясь и дёргаясь до одурения, выбивая кому-нибудь зубы и тиская девчонок, вырвались наружу, заставляя остановиться.
   Товарищ остановился рядом.
   Возможно, Мишка тоже испытывал нечто подобное, но Дмитрий сильно сомневался. Знал прекрасно, что юность друга прошла в тепличной обстановке. По крайней мере, до ссоры. Но это раньше… а теперь? Кто знает о творившемся в большой и умной голове Аспирина, частенько склонявшей своего обладателя к опасным авантюрам. Оказывается, он и на дискотеки шастал. Когда успевал только?
   С неба начал накрапывать дождь. Тёплые капли летели из темноты.
   – Костёр, – услышал Диман то ли вопрос, то ли утверждение. – Ни хрена себе! – От компании гогочущих молодых людей отделился высокий коротко стриженый парень. – Глазам не верю. Ты ли это?
   Стряхивая оцепенение, Дмитрий натянуто улыбнулся, с «Башкой» (в миру Гришкой Головиным) они ладили не очень:
   – Башка, – улыбнулся он шире, и заметил, как на мгновение лицо бывшего одноклассника приобрело обиженное выражение. – Ты? Здесь? – Подумал, что больше бывшему приятелю находиться негде, разве, только в тюрьме.
   – Здесь я, куда денусь. – Парень развёл в стороны длинные руки. – В отличие от тебя…
   Диман подошёл к Головину, ладонь с хлопком врезалась в клешню бывшего приятеля, обнял.
   – Ну, здорово.
   – Здорово.
   – Как жизнь? – Костёр поздоровался с остальными. Троих знал, двух других видел впервые. Заметил изучающий взгляд и не удержался – хмыкнул: здесь действительно ничего не менялось. Перевёл взгляд на девчонок, на лице появилась давно забытое выражение, кивнул сразу всем, отмечая про себя худенькую блондинку.
   – Катюха, – похвалился Григорий. – Моя чувиха. А это Дашка.
   – Костёр… Диман. – Представился Дмитрий, глядя в ярко накрашенные (как у сестры) и чёрные, от расширившихся в темноте зрачков, глаза девушки. Залюбовавшись пушистыми ресницами, неожиданно вспомнил, что давно не был с женщиной, и почувствовал: не прочь с Катюхой потеряться, заблудиться где-нибудь на кровати.
   Улыбнувшись в ответ, девушка слегка кивнула (согласна?), на глаза упала прядь волос.
   Башка переступил с ноги на ногу, он всё прекрасно видел и решил судьбу не испытывать (знал, девчонки к Костру липли). Пытаясь отвлечь нежданного, и, что греха таить, нежеланного гостя, довольно сильно для шутки с размаху хлопнул Дмитрия по плечу, другой рукой показывая на незнакомых парней. По очереди представил.
   Костров, пожимая руки, делал заинтересованный вид. Катюха по-прежнему (в этот момент, изучая накачанный зад парня) не сводила с него глаз.
   Чья чувиха?
   Наконец откровенный флирт подруги Башке надоел, скривившись, будто выпил прокисшего пива, парень сплюнул и одарил девушку взглядом, заставившим её чуть не подпрыгнуть.
   Дмитрий не смог сдержать улыбки: действительно, ничего не изменилось. Разве что на Спирина Головин не обратил никакого внимания и не поздоровался, будто видел недавно. И друзьям не представил, товарищ только кивнул шпане недобитой и небрежно пожал руки. Чудеса, да и только, значит, Мишаня не соврал, и действительно сюда захаживал.
   Небо прочертила косая молния.
   – Расслабься, – поспешил успокоить бывшего приятеля Костёр. – Чужая женщина для меня табу.
   – Та-бу что? – Башка неожиданно громко рассмеялся, похоже, сегодня он употреблял не только алкоголь. – Да ты чё? Правда… – Перевёл взгляд на Мишку. – Ну… теперь я спокоен.
   Аспирин принуждённо рассмеялся. Диман, улыбнувшись за компанию, только пожал плечами.
   – Сестру его видел? – Михаил решил сменить тему.
   – Ленку? – Парень на секунду задумался. – Вроде да, но точно не скажу. Сегодня народу… День рожденья отмечают. Так она… – начал он, заметил взгляд Спирина и запнулся, через секунду спросил. – Ты из-за неё, что ли? Или просто… отдохнуть?
   – Да… отдохнуть. – Дмитрий исподлобья посмотрел на Гришку и перевёл взгляд на Катюху. Отвернувшись, девушка курила сигарету. – И отдохнуть, и на сестру посмотреть, – добавил он грустно.
   Со спины девушка ещё больше походила на Ленку: такая же худая, нескладная и… глупая, раз путается с отребьем.
   Взгляд потяжелел.
   А сам-то? – Мысль заставила взглянуть правде в глаза. – Ещё год назад ты бы, не думая, загнул её прямо здесь, а теперь стоишь и строишь целку.
   – Работаешь? – неожиданно для самого себя спросил он Башку.
   – Кто? Я? – удивление на лице Головина было искренним. – Охренел, что ли. Я не лох. – Заметил, что девчонки перестали шептаться и прислушиваются. – Работник у нас ты… я слышал…
   – Башка, – раздался сзади голос Михаила. – Тебе проблем не хватает?
   В воздухе повисла тишина. Костру показалось, даже музыка в баре поутихла. Это ж надо – позволить себе публично унизить местного.
   Но Головин только скривился:
   – Расслабься. – Посмотрел на притихших пацанов, опешивших от такой наглости. – Нормально всё. – Помолчал, глядя на свою тень, добавил. – Ладно, пойду, отолью.
   И, как показалось Димке, торопливо, скрылся за углом.
   Проводив бывшего кореша взглядом, Костёр посмотрел на Мишку и не сдержался:
   – Да-а-а… или я чего пропустил. Или не знаю.
   – И то и другое. – Аспирин толкнул в плечо. – Иди, давай, а то и тебе достанется.
   Шагнув к двери, из-за которой слышалась приглушённая музыка, Дмитрий взялся за ручку. На миг захотелось всё бросить и вернуться домой, но справившись с секундной паникой, уверенно потянул тяжеленную обитую рейками створку. Дверь легко, будто кто-то подтолкнул, открылась, и друзья вошли, вернее, ввалились внутрь, мгновенно растворяясь в волшебном эфире, впитавшем в себя громкую музыку, полумрак и табачный дым. Непроизвольно затаили дыхание, когда из динамиков обрушился ритм и бас обработанной на компьютере хитовой мелодии, зажмурились от искрящихся и прыгающих по стенам «солнечным зайчиков», почувствовали, как кровь насыщается адреналином, словно предстояло спасаться бегством или принять неравный бой.
   Ни больше, ни меньше…
   Димка не знал, почему так происходит, но на дискотеке у него всегда настроение улучшалось. Его словно подключали к виртуальной розетке и по невидимому кабелю закачивали ток.
   Приятное, надо сказать, ощущение.
   Дмитрий не сомневался, что Аспирин, если поинтересоваться, по-любасу бы всё объяснил, почему да как, но мысль появлялась лишь в первый момент, и до следующего посещения танцпола не возникала. Было хорошо, хотелось танцевать, чего ещё нужно?
   Ноги Костра сами собой начали отбивать ритм и притоптывать. Рассматривая сидящих за столиками людей, танцующую или просто глазеющую молодёжь, молодой человек заметил, что и Мишка вовсю кивает головой и шевелит плечами, больше, правда, смахивая на паралитика, чем на танцора: бог пластики не дал.
   Однако жарко. Кондиционеров в здании не водилось, и спёртый воздух обновлялся исключительно за счёт сквозняка. А на улице, как назло, морило.
   Костров коснулся костистого плеча друга. Получилось сильно, в этот момент Михаил переступил с ноги на ногу и сам налетел на ладонь. На миг лицо парня приобрело знакомое недовольное выражение, с каким товарищ реагировал на всё, отвлекающее от важного дела. Не придав ужимкам Спирина должного внимания, Дмитрий скосил глаза в сторону барной стойки, красноречивым взглядом демонстрируя желание выпить. Кричать не хотелось, а по-другому сообщить не представлялось возможным. Но Михаил прекрасно его понял и согласно кивнул в ответ.
   Заказали «Миллер».
   Унц… унц… в едином порыве колыхались танцующие. Унц…унц… отражая настроение, по лицам бежали разноцветные кляксы. Унц… унц… лучи чертили причудливую светопаутину, превращая убогий зал во что-то эфемерное, причудливую проекцию желания посетителей обрести гармонию с внешним миром и стать свободными.
   Михаил и Дмитрий внимательно вглядывались в зал, выискивая знакомых. Растворившись в музыке, сидя на высоких мягких табуретах и попивая на удивление приличное пиво, они тоже стали частью огромного организма и не были больше одиноки…
   Иногда к ним кто-нибудь подходил, глаза круглились от выпитого, удивления и радости, и обнимал, искренне радуясь встрече. Тут же заказывалась очередная рюмка и выкрикивался тост. И снова, снова… Костёр успел подумать, что скоро не то, что сестру – домой дорогу не найдёт.
   На глаза попалась знакомая блузка…
   Полупустая бутылка звонко грохнула о стойку. Даже бармен обернулся. Встретившись с парнем взглядом, Дмитрий с трудом разжал кисть. На запотевшем стекле остались влажные следы. Демоны вернулись, и на душе стало муторно, повелитель спиртного это понял и поспешно отвёл глаза.
   Дмитрий выражение лица бармена проигнорировал: уже о другом думал. Лишь глубоко вдохнул и решительно сполз с табуретки. Несколько раз сжал и разжал вспотевшие кулаки. Выдохнул и вразвалочку, по-хозяйски (привычка вернулась незаметно) двинулся в конец зала, бульдозером пробираясь сквозь дёргающийся человеческий планктон. Шаг за шагом, пока не увидел: за сдвинутыми вместе столиками гуляет весёлая компания. Четыре кекса и четыре подруги, одна их которых (знакомая блузка и набедренная юбочка-повязка) – родная сестрёнка.
   Кулаки снова сжались. Костёр остановился, вмиг оказываясь окружённым кольцом из танцующих.
   Ухажёров он видел впервые, как и сидевших ближе к проходу Ленкиных подружек. Ни те, ни другие доверия не внушали. Один из парней студил необхватную спину, прислонившись к подоконнику открытого окна, второй без аппетита жевал, придавив стероидным задом стул напротив. Третий «детинушка» блестел сальным затылком слева. Четвёртый же, по ширине лица – главный, выбрал себе самый дальний угол стола, откуда просматривался весь зал.
   Рядом жалась Лена.
   На столе закуска, красивая посуда, склянка с соком и штоф дорогой водки. Взгляд отметил крепкие фигуры, уверенные движения, надменные и презрительные взгляды. Особенно выделил мордатого, похожего на Гриню. Коротко стриженые волосы, тонкие губы и сломанный шнобель. С неприязнью увидел ручищу Боксёра, как тут же окрестил главаря, с завидным постоянством ныряющую под стол и тискающую коленки сестры.
   Дыхание выровнялось, движения стали плавнее.
   С опозданием констатировал пропажу Аспирина. Странно… Встал товарищ следом… только направился почему-то в другую сторону, прямиком к выходу. Заметил Костёр и Машку, отмечая про себя, что в неясном свете цветомузыки девушка ещё красивее.
   Навстречу попалась заезженная официантка, оставляя после себя выветрившийся за смену аромат ромашки и набирающий силу запах пота, засквозила дальше.
   Бросилось в глаза и другое: многие из присутствующих, кто знал его по школе, а сейчас встречался взглядом, уже не пытались поздороваться, наоборот, отворачивались, а то и вовсе вставали из-за столиков и шли к выходу.
   Боялись…
   Но Костёр не обращал на посторонних внимание, глаза фотографировали только четырёх амбалов в мешковатых спортивных куртках, способных скрыть любое оружие. И неожиданно, с глубоко запрятанным удовольствием, вспомнил, как пять лет назад ездил с такими же «друзьями» в другой конец города на «заработки»: выслеживал и подкарауливал побогаче одетых людей, избивал и грабил. Гоп-стоп, одним словом…
//-- * * * --//
   Моросящий дождик кстати: горожане в плащах и куртках, только выбирай.
   Четырёхугольник старых храмин, темнота подъездов и занавески на окнах. За шторками безликие горожане разматывают махристый клубок жизни.
   Костёр и его шайка прячутся в тихом дворике. Разглядывая добычу, пьют горькое суррогатное, похожее на мочу пиво и прикидывают, как добраться до дома и не попасться. И тут чел, взрослый мужичина в плаще. Держится уверенно, даже нахально, не смотрит на враз притихшую стайку молодых волчат.
   Крутой…
   Башка поворачивается к Димке:
   – Кожа ништяк, а?
   Остальные согласно поддакивают, но ждут слова вожака.
   А Диман сомневается, чувствуя беду.
   – Свалит, Костёр!
   – Ладно, уговорил.
   Мужик шмыгает мимо, Диман и Башка стелятся следом, разбегаются, одновременно врезаются в спину, опрокидывая незнакомца отточенным двойным ударом. Многократно опробованная тактика не подводит. От сильного и неожиданного тычка несчастный летит навстречу земле, профессиональная зуботычина вырубает окончательно. Остаётся проверить карманы и раздеть.
   – Шухер!
   Не успел незнакомый мужик коснуться руками земли, как из машины, припаркованной на соседней улице, выскакивают двое друзей. Со всех ног бросаются к избитому товарищу.
   Условный свист застаёт Димку за выворачиванием карманов. Он удивлённо вскидывает голову, глаза сканируют улицу, и вмиг понимает: вляпались.
   – Ноги! – Гулким эхом мечется среди старинных зданий его крик.
   Подростки дружно бросаются в ближайший сквозной подъезд, где (они тусуются здесь не зря) имеется выход на соседнюю улицу. Последним бежит Димка. Пропускает Башку, поворачивается, и прежде, чем закрыть за собой дверь, успевает заметить, как лежавший на земле мужчина показывает в его сторону рукой. Костров уверен: человек произносит «Бумажник».
   – Пошёл! – толкает он замершего Гриню. – Встречаемся на месте! – И прячется в темноте за дверью. – Я кому сказал, – добавляет через секунду тоном, от которого Головин моментально испаряется.
   Хлопает за Гришкой дверь. Воцаряется тишина. На мгновение. Через секунду Диман слышит старческое шарканье, лай собаки и пьяные крики одного из жильцов. Фон. Ненужные помехи, не имеющие к происходящему никакого отношения. Затем… слышится приглушённое дверью деревянное шлёпанье по асфальту. Быстро приближается.
   Дверь открывается и появляется виновник шума – нога. Друга или охранника… Противника.
   Дверь открывается, прямоугольник света освещает мятую миску на полу с какой-то серой массой, утыканной мослами, похожей на человеческий мозг, грязные плитки подъезда и похабные надписи. «Корнай» – успевает прочитать Дмитрий, прежде чем надпись заслоняет фигура в чёрном.
   Дверь закрывается.
   Сумерки.
   Привыкая к освещению, преследователь замирает, и в этот миг ему в бок втыкается лезвие. Несильно, даже плавно, но, к несчастью, уверенно. Мужик дёргается, шевелит немым криком губы, пытается развернуться.
   Лезвие входит глубже, и парень чувствует мучительную судорогу тела: сталь касается внутренних органов.
   Костров ещё секунду смотрит, а руки автоматически прячут нож. Прыжок к двери – и он с другой стороны дома. Сильные ноги уносят преступника прочь, а возле двери лежит нетронутый, набитый деньгами лопатник.
//-- * * * --//
   Ему показалось, или музыка стала тише? Движения людей замедлились, а губы словно замёрзли, и каждое слово тянется жвачкой?
   Пустая бутылка на полу. Стул у открытого окна. Два стола напротив, один пустой, за другим – гуляющая компания. Затёртый линолеум пола с нечитаемым орнаментом, металлическая полоска, прибитая вдоль края, словно граница, разделившая зал пополам. Треснутый квадратик подвесного потолка, выломанная декоративная панель, пошло демонстрирующая глянец батареи отопления. Ди-джей, заигрывающий с экзальтированной шатенкой. И наконец… Ленкин взгляд (заметила зараза: чувство опасности и великолепная интуиция в семье врождённое), сначала удивлённый, затем – откровенно испуганный. Но прежде, чем Дмитрий понял, за кого на самом деле боится сестра, его заметили остальные.
   Спина жующего напряжённо замерла, что-то тихо шепнул Боксёр, парень возле окна положил на стол руки.
   Неплохо…
   Участок зала, ограниченный двумя столами, выпал из реальности, превращаясь в ещё одно зазеркалье. Изолированный потусторонний мир, со своими физическими законами, нормами морали и правилами поведения.
   Остановившись возле столиков, Дмитрий окинул парней нейтральным взглядом, заметил скользнувшую к бедру лапу сальноволосого. Делая непринуждённый вид, уставился на Боксёра и хотел поздороваться, но сестра опередила:
   – Ты чего? – Девушка выглядела испуганной. – Зачем припёрся?
   Диман заставил себя улыбнуться.
   – Всем привет.
   Никто из парней не проронил ни слова.
   – Понял… Я за сестрой.
   Вот тут ухажёры оживились.
   – Вали отсюда, – грубо посоветовал Боксёр. – Дома разбираться будете.
   – Дома? – Костров почувствовал, как напряглись (расслабься, расслабься ради Бога) мышцы. – За этим и пришёл.
   – Ты не понял? – Боксёр покосился на посылающего какие-то знаки приятеля слева. Покосился и Дмитрий. – Ты кто такой?
   – Брат, – спокойно, как ему казалось, ответил он.
   Боксёр рассмеялся. Весело и заразительно.
   – Неплохо… – произнёс он через несколько секунд. – А теперь исчезни, брат.
   – Мне… – начал Костёр, но сестра снова перебила.
   – Ты чего припёрся, спрашиваю?! – крикнула она, привлекла внимание ди-джея. Худенький парнишка, успевший проверить, есть ли у шатенки нижнее бельё, раздражённо повернул голову. Хотел возмутиться, но, встретившись взглядом с Боксёром, передумал. С растущей тревогой Костёр отметил, что на него «Магнитофон с руками» даже не взглянул. Возможно, устроился в клуб недавно и не был о Димке наслышан, а возможно, слышал, но в сравнении с Боксёром считал менее опасным.
   – Поговорить надо, – ответил Дмитрий, теряя испаряющуюся куда-то разом уверенность.
   Словно почувствовав сомнения брата, девушка выговорила:
   – Говори здесь. Не пойду никуда.
   Глядя на сестру и ухмыляющийся чайник лица Боксёра, Дмитрий впервые в жизни растерялся. Прикусил губу, не в силах вымолвить ни слова. Снова вспомнил о Мишке, жалея, что друга нет рядом. У Спирина язык болтался как надо (правильно, ввернул бы отец), да и батек, если подумать, никогда не лез в карман за словом. А вот он… привык больше полагаться на кулаки и интуицию, чем на прямую речь. Вот и сутулился сейчас под взглядами, чувствуя себя не в своей тарелке.
   Придурок… какое тебе дело, с кем путается сестра? Она уже взрослая, опоздал с советами…
   – Не поздновато? – услышал Костёр голос девушки и вздрогнул. – Раньше где был?
   …раньше… лаве добывал, шмотье притаскивал, жизнью…
   – Вспомнил, что старший брат? Может, лучше, как раньше? Денег отвалишь?
   …своей рисковал.
   – Домой иди! Макароны остынут… – Сестра поперхнулась и замолчала. Боксёр участливо похлопал по спине, но Лена отмахнулась от надоедливого помощника, худенькое плечико нервно дёрнулось.
   – Иди ты. – И полезла в сумочку за платком. Диман увидел в глазах слёзы.
   Всё правильно… не его дело.
   Весь красный от досады и злой, начал медленно, словно в трансе, поворачиваться. Глаза в последний раз обежали застолье и остановились на Боксёре. Дмитрий напрягся. Понял, вдруг, какую неоценимую услугу оказал ему много лет назад Спирин.
   Вглядываясь в спокойные, презирающие всё живое холодные глаза, Костёр осознал, в кого мог превратиться, если бы Михаил не помог уйти из банды. В такого вот отморозка, по вечерам тискающего малолеток, а днём выбивающего долги из проштрафившихся барыг. И понял, кем станет сестра, если он, как и раньше, трусливо смоется.
   Громила непонимающе переглянулся с приятелями.
   Но прежде чем принимать окончательное решение… нет, не так. Он всё равно сделает то, зачем пришёл (самого себя не обманешь). Просто сначала… сперва… убедится.
   И сердце сбилось с ритма.
   Вглядываясь в родные, тысячу раз вытираемые им от слёз, ждущие каждый вечер сказку, а годы спустя радостно распахивающиеся в ожидании очередного подарка сестрины глаза, он понял, что не всё потеряно.
   – Никуда я не пойду, – сказал он, обводя взглядом враз насторожившихся, словно почувствовавших произошедшую с ним перемену, парней.
   А Диман действительно изменился, внутреннее реле сработало, превращая в другого человека, опасного, как волк-одиночка.
   Выдвинув свободный стул, Костёр сел между двумя бандитами, напротив застывшего у окна.
   – Выпить, что ли? – Рука потянулась к рюмке сестры, но уцепила тарелку с закусками.
   – Не понял? – Боксёр привстал. – Всё… – Отвлёкся на напарника слева, давно посылающего знаки. – Ну чего, Кастет?
   Диман уселся удобнее, пальцы правой руки сильнее сжали тарелку.
   – Это он, – услышал Костров громкий шёпот. – Он.
   – Кто? – поморщился, раздражаясь ещё больше, Боксёр: ему хотелось встать и прогнать наглого козлину, а вместо этого приходилось слушать тупого приятеля, который почему-то не хотел говорить как все нормальные люди. Забыл, наверное, что в зале оглушающе гремела музыка. – Чего мямлишь?
   – Костёр. – повторил бандюк громче. – Димка Костров.
   – Костёр?
   – Костёр. – сказал Диман, и прежде, чем ошарашенный вышибала пришёл в себя, бросил в него тарелку.
   От неожиданности мордатый отшатнулся, вскрикнул, все его мысли оказались сосредоточены на имени незнакомца. Он даже к Ленке начал поворачиваться, собираясь, наверное, фамилией поинтересоваться. Не успел: салат из капусты помешал.
   В следующий миг свободная рука Кострова метнулась влево, а правая нога вытянулась строго прямо. Послышался похожий на сирену взрёв сальноволосого: схватившись руками за изуродованные глаза, парень вместе со стулом опрокинулся на пол. Туда же последовал здоровяк у окна, удивлённо хрюкнув, он выронил нож, неизвестно когда появившийся в руке, и, хныча, как девчонка, студнем стёк со стула.
   Секундная пауза, а затем громкий визг – и девчонки вспугнутыми голубями взметнулись со стульев.
   Справа возникло движение.
   Уклоняясь от удара, из грудной клетки с шумом вырвался воздух, Дмитрий наклонился вперёд. Рука противника, с зажатой свинчаткой, больно царапая шею, рассекла на затылке кожу. Сжав ладони вместе, Костёр винтом развернулся всем телом и, как кувалдой, ударом в грудь отбросил нападавшего под ноги ди-джею.
   Послышался визг шатенки: запутавшись в приспущенных трусиках, девушка тоже свалилась на пол. Вскочивший ди-джей испуганно заморгал глазами, даже волосы на голове выражали растерянность. Не зная, что делать, посмотрел в сторону барной стойки, машинально (воспитание, чёрт возьми) помогая подружке встать, перевёл взгляд на Боксёра, и снова посмотрел на маячившего возле стойки служителя Бахуса. Напрасно… напарник тоже пребывал в замешательстве: крышевали заведение татары, и Боксёр работал на них. Так что по всему выходило, что крышу он уже вызвал. Здорово… можно, конечно, позвонить в милицию, только вряд ли это помогло бы. И потом, какое ему нахрен дело? – сами пусть разбираются. Он устал от пьянок, постоянных драк и «серьёзных разговоров». Если надо, прямо завтра подаст заявление об уходе.
   К чёрту заявление, у него даже трудовой книжки нет.
   Уйдёт прямо так…
   Наступила короткая пауза. Не успевшие смыться посетители рванули к выходу. Кастет начал медленно подниматься, а Боксёр, привлекая внимание ди-джея, крутанул в воздухе пальцем, приказывая включить музыку. Другой рукой толкнул Ленку себе за спину.
   Не давая прийти в себя, Диман схватил стул и с размаху (каменотёс, блин) опустил на голову Кастету. Хрясть! Во все стороны брызнули щепки и сломанные части, а одна из ножек отлетела под стол и врезалась в Шатенку.
   Кастет откатился. Сумел в последний момент увернуться, а затем, изловчившись, оттянул Кострова носком ботинка по щиколотке.
   Дмитрий сморщился от боли и отступил.
   Кастет не спеша поднялся, рот открыт, в глазах что-то дикое, крепче сжал тускло блестевший в правой руке слиток металла и вдруг с какой-то обречённостью, танком попёр на Кострова. Митяй рванулся навстречу.
   Удар – блок. Вдох – выдох. Зал кружился, мелькал превратившейся в декорации мебелью, сердце гулко билось в рёбра: дыхание… надо… беречь.
   Пытаясь провести захват, Кастет вцепился в Димкину руку. Костёр освободился, поймал дубовым лбом нос противника. Хлесть… Кастет громко взвыл, теряя равновесие. Дык… Врезавшись в горло, ребро ладони с лёгкостью скосило здоровенного амбала.
   Из динамиков зазвучала музыка. Белой нитью опалила молния бархатный прямоугольник открытого окна.
   Боксёр ногой оттолкнул стул (четырёхногий отлетел на несколько метров) и уверенно вышел из-за стола. Презрительно взглянув на мычавшего под столом подельника, демонстративно повёл громадными плечами, приземистая тень за спиной заняла полстены, и сунул руку в карман.
   Щёлк – плотоядно блеснуло лезвие.
   Боксёр шагнул вперёд, на виске заметно пульсировала жилка; не отрывая взгляда от Дмитрия, ловко крутанул клинок между пальцами. Сзади послышался сдавленный вздох – Ленка… маленькие кулачки прижаты к груди, растрепавшиеся волосы прячут мел лица, а глаза полны страха.
   Медленно отступая, стараясь не выпускать из поля зрения блестевшее в застывших лучах светомузыки лезвие, Костёр вытянул перед собой руки и чуть согнул колени. Почувствовав холод животного страха, заставил взять себя в руки. Нож – не пистолет, страх перед ним впитывался человечеством веками. И осечек не даёт, особенно в руках профессионала.
   Главное – не споткнуться…
   Вскидывая руку, Боксёр плавно ускорился. Перед глазами сверкнул смертельный луч. Назад! Дмитрий очумело шарахнулся в сторону. Боксёр угадал, резко развернувшись, снова ударил по дуге.
   Раздирая одежду (Костёр почувствовал, как рвётся ткань) в левое плечо что-то ткнулось и сразу бросило в жар. Но больно не стало… Разворот – и нож описал дугу слева направо, почти горизонтально полу. Взмахнув руками словно крыльями, Костёр метнулся в другую сторону, равнодушно, будто всё происходило не с ним, замечая, как до прозрачности заточенное лезвие с шумом рассекло воздух в сантиметре от груди.
   Успел…
   Оставляя на рубашке и коже длинный порез, клинок задел и сбил третью от воротника пуговицу.
   Триста рублей, вспомнил Димка цену сорочки и улыбчивую физиономию нерусского продавца. «Сам не порвёшь – сносу не будет», – расхваливал азербайджанец товар.
   А если порежешь?
   Не останавливаясь, Боксёр развил наступление, ударяя теперь, справа налево.
   Сейчас или никогда.
   Рванувшись вперёд, Дмитрий встретил руку с ножом двойным блоком: левая рука обхватила кисть, а правая запястье. Разворачиваясь, ударил правым локтем в челюсть, одновременно пытаясь вытянуть парня на себя и сделать подсечку, но не учёл вес бывшего (надеялся: теперь сестра не будет с ним встречаться) Ленкиного ухаря и силу. Боксёр, несмотря на чувствительный удар, сумел удержать нож и сохранить равновесие. Теперь осталось крутануть кистью и стряхнуть захват Кострова… вместе с пальцами.
   Дмитрий утёк, отделавшись ещё одним порезом.
   Бандит ничего не сказал, улыбнулся лишь мерзко. Молчал и Дмитрий. Только надрывался в колонках хриплый голос рокера.
   Костёр потрогал порезанное плечо, мышцы отозвались звонкой болью, с трудом заставил себя не смотреть на ручейки крови, сбегающие по руке к пальцам, и постарался успокоиться. Легко сказать, на лбу пузырился пот, а на полу появились маленькие чёрные лужицы.
   – Зря ты так. – Боксёр разлепил фиолетовые губы, на нижней остались следы от зубов, запутывая, качнулся влево, затем вправо и резко, для своей комплекции, прыгнул вперёд.
   Тебе шпагу надо, а не нож, мелькнула последняя связная мысль.
   Уход в сторону, левая рука отталкивает кисть с ножом от себя. Пальцы намертво сжимают запястье, и, используя инерцию атаки, тянут дальше, навстречу правой руке, уже спешащей на помощь. Есть… руки соединились и крепко обхватывают кисть. Резкое вращательное движение и запястье Боксёра гнётся, хрустит, но звук заглушается криком и музыкой… выкидуха летит на пол.
   Есть…
   Но Боксёру снова удаётся вырваться: у Кострова порезаны плечо и рука – больно и скользят пальцы. Снова противник стряхивает с себя парня и заносит здоровую руку для удара.
   Быт-дзынь!
   С глухим пластмассовым звоном бутылка из-под водки бьётся об голову бандита, а из-за спины выглядывает вытянутое и белое сестрино лицо. Освещение, думает Костёр, глядя в огромные, никак не меньше компакт-дисков на столе ди-джея, Ленкины глаза.
   Бу-бах! Словно размокший кусок глины, Боксёр медленно валится, по дороге к обмякшему туловищу цепляет стол и вместе они с грохотом падают. Из колонок звучит новая песня, на этот раз медленная, чуть ли не Hooters, на плечо и руку Кострова набрасывается огонь, проникает в раны, зажигая кровь. Боль разносится по телу, вызывая дрожь и заставляя качнуться.
   Дмитрий споткнулся, ноги вдруг заплелись, но крепкие руки успели ухватиться за стол. Пытаясь справиться с головокружением, Костёр на несколько секунд закрыл глаза. Пол продолжал ходить ходуном. Выждал. А когда приступ миновал, открыл глаза и облизал сухие горячие губы (пить хотелось больше жизни), мутным взглядом выискивая бутылку минералки.
   Разбито… всё стоявшее на столе, и даже салфетки, валялось на полу. Наткнувшись взглядом на пришедшего в себя бандита, того, кому раздавил мошонку, по глазам понял: драться не станет, покосился влево, выискивая третьего. Не нашёл – похоже, вообще из бара смылся. Кастет также предпочитал лежать на полу, имитируя потерю сознания.
   Почувствовав тошноту, Костёр закашлялся. Нужно сматываться, а ноги не шли. В отчаянье посмотрел на сестру, но Лена пришла в себя, и, осторожно переступая через разбросанную еду и тарелки, двигалась навстречу.
   – Больно? – Она остановилась перед ним – прежняя, какой знал с детства; ничего не осталось от циничной, равнодушной ко всему прожигательницы жизни. Кулачки крепко сжаты, губы дрожат, а в глазах слёзы, страх, тревога и… любовь.
   – Теперь нет, – ответил Дмитрий, не сомневаясь, что девушка больше сюда не вернётся. – Прости… – Захотелось вдруг всё объяснить.
   – Тихо, – сказала она и резко подняла вверх руку. Успокаиваясь прямо на глазах, стала быстро осматривать раны. Осторожно коснулась пальцами порезов, не смогла сдержаться и несколько раз громко всхлипнула. Продолжая шмыгать носом, на секунду задумалась, а затем решительно стянула с себя блузку. Прикладывая к кровоточащему плечу, заметила у него шкодливую улыбку.
   – Что? – Посмотрела себе на грудь, на чёрный бюстгальтер. – Ну, ты и дурак. – Улыбнулась сама, догадавшись, что он не собирается возражать. Только не после того, как видел её выбор, и знает: он искренний и взрослый.
   Сзади послышались лёгкие шаги.
   – Помочь? – услышал Костёр знакомый голос, и по коже побежали мурашки, морщась от боли, обернулся, погружаясь в два зелёных омута.
   – Помоги. – Перевёл глаза на выпирающие из-под блузки аппетитные полусферы.
   – Размечтался. – Машка не смогла сдержать улыбки (какие красивые у неё губы), легко догадавшись о его мыслях. – Хватит и кофточки твоей сестры.
   – Жалко… – Диман потерял равновесие, и девушка подставила плечо.
   – Вот зараза! – машинально возмутилась она, почувствовав руку парня совсем не там, где ей полагалось быть. Но осталась рядом, не оттолкнула.
   Лена быстро обматывала раненое плечо:
   – Надо уходить.
   – И поскорее, – поддакнул Дмитрий. – Чёрт! Больно!
   – Терпи. – Девушка крепче затянула импровизированный бинт. – Всё, идём. – Подхватила с другой стороны.
   Возмутителей спокойствия остановить не пытались. Ни в самом клубе, ни на пятачке перед входом. Да и некому было. Некому и незачем, по крайней мере, до тех пор, пока не очнётся Боксёр.
   Спирин так и не появился, только в самый последний момент, когда Костров нырнул в спасительную темноту улицы, вдруг показалось, что из припаркованного напротив клуба джипа выглянуло знакомое лицо. Показалось? Дмитрий решил присмотреться, но новый приступ боли заглушил мысли. Ругаясь сквозь зубы, он двинулся дальше, не замечая, что сестра тоже заметила знакомое лицо и пристально смотрит в сторону автомобиля.
   После короткого совещания решили домой пока не возвращаться. И не только из-за родителей: наверняка бандиты искать будут. А куда? К Спирину? Его не было. Тогда, может, к Маше?
   Девушка предложила сама, Лена идею одобрила, а Диман, разумеется, не стал возражать. Даже заулыбался, надеясь на спасительную темноту.
   Напрасно.
   – Ты чего? – услышал он голос девушки, подумал: какой мелодичный – и отвлёкся от вопроса. – Чего лыбишься? – поинтересовалась Мария снова.
   – Да так… – стушевался Дмитрий. Намокшая чёлка прилипла ко лбу. – Всё хотел… пригласить куда-нибудь… – Замолчал, стиснув зубы и выпячивая подбородок, когда споткнулся и от боли в глазах вспыхнули искры.
   – И чего ждал? – Девушка ничего не заметила, списала на стеснительность.
   – Не знаю, – выдохнул Костёр, а в голову неожиданно посетила мысль о редкой возможности говорить правду. В его-то теперешнем состоянии. Он просто обязан выложить всё: раненый же, в крайнем случае, отмажется, скажет, бредил. – Я… – Заметил вдруг, как внимательно девушка прислушивается, как рассеянно смотрит себе под ноги, и… растерялся. Нет, рановато он возомнил себя суперменом: одно дело от ножичка отбиваться и головы торпедам бить, и совсем другое – в любви признаваться. Хотя насчёт любви он, наверное, погорячился.
   Неужели?
   Тогда почему при каждой встрече язык в задницу уходит, и идиотом себя чувствует? И почему столько времени ни с кем не встречается?
   – Знаешь, я не против… – неожиданно тихо проговорила Маша и замолчала. Димка представил, как она прикусила губу, решая, сказать или нет. Подбирает в уме слова, отбрасывает, ищет те самые. – … Особенно после в клубе устроенного.
   Костёр нервно рассмеялся: не такие уж сложные слова, чтобы молчать так долго.
   – Тебе нравится мордобой? – Остановившись передохнуть, Дмитрий заглянул Марии прямо в глаза. И затаил дыхание: девушка имела в виду другое. Он дрался не просто так, а за свой выбор. За себя и свою семью. Доказывая неспособность вернуться в тот пёсий мир, из которого с таким трудом вырвался.
   Глаза девушки заслонили всю улицу. В загадочной темноте зрачков отразилась луна.
   Маша…
   Замирая от счастья, Костёр забыл о порезах.
   – Глупый… – Парень почувствовал, как сжались на бицепсе пальцы девушки и больно впились в кожу ноготки. – Я могу передумать.
   – Не можешь.
   – Ну и скотина.
   – Закончили? – вмешалась сестра. – Может, пойдём, будет время в любви признаваться.
   – Я и не знала, какой он у тебя болван.
   – Ещё какой, – согласилась Лена. – Большой и глупый.
   – Да ладно. – Боль вернулась, но Димке стало всё равно. – С каждым может случиться.
   – А с некоторыми чаще.
   – Далеко ещё? – спросила сестра.
   – Уже пришли, – кивнула Маша в сторону единственного фонарного столба возле дома, точнее – единственного с горевшей лампочкой. – Средний подъезд.
   Молодые люди двинулись дальше.
   – Ты одна живёшь? – нарушила сосредоточенное сопение и шлёпанье по грязи Лена. – Или с родителями?
   – С бабушкой… Осторожнее! Лужа…
   – Знаю, – пропыхтел Костёр. – На работу здесь хожу. – Вспомнил, как пялился сегодня утром на её коленки, и замолчал. Мысли свернули на прежнюю колею. Подумал, как много всего может случиться за один день. Осторожно поднял руку и посмотрел на часы, отмечая про себя, что день ещё не кончился. Ещё два часа, пришло в голову, глаза при этом посмотрели в сторону ночи Машкиных волос, волнующих запахом мёда и табачного дыма.
   Что-то изменилось. Он снова перестал чувствовать боль. И не мудрено: вся кровь находилась в совсем другом месте. И хотя одновременно Костёр испытал ещё и стыд (девушка по-настоящему нравилась), не смог до конца справиться с накатившим желанием. И капелькой (ну, может, чуть больше) азарта. И снова обрадовался темноте и узким джинсам, хотя, наверное, так торчало, что всё равно заметно. Димкин рот опять растянулся до ушей, но комментариев не последовало.
   Не тот случай…
   Он попытался обнять помощниц, вернее, прижать к себе сильнее, ведь фактически обнимал. Получилось, но снова пришлось расплачиваться болью.
   Ну и чёрт с ней, подумал парень. Ради того, чтобы вот так идти, готов терпеть не такое…
   Не такое…
   Обрывок мысли всколыхнул упрятанные в подсознании страхи. Кожа покрылась мурашками, словно резко подул ледяной ветер. И стало страшно, будто кто-то шепнул, что желание исполнится.

Глава 7

   Дождь колошматил землю. Лупил, пытаясь смыть город. Вода… кругом. Здания покрылись разводами, и небо давило на крыши. Запах сырости и ржавого железа до отказа заполнил улицы.
   Михаил поёжился и перестал смотреть на лужи. Смотри не смотри, а домой идти придётся. Спасая последние крупицы тепла, молодой человек туже запахнул куртку, правая рука накинула на голову скрипучий капюшон. Недовольно нахмурившись (в лицо попали стылые брызги), решительно вышел из-под навеса.
   Шлёп, шлёп…
   На душе скребли кошки. Уже неделю он работал без напарника, а сегодня и Круглый вконец разбушевался, всю смену докапывался, будто чувствовал, как ему плохо. Где Костёр? Почему на работе не появляется? Без справки пускай не приходит.
   Вешалка плеч опустилась ниже.
   Не появится, не переживай, справка для него – не проблема.
   Навстречу попался вчерашний водила. Кутаясь в мокрую спецовку, быстро кивнул и прошмыгал мимо.
   Восемь часов превратились в шестнадцать. Бестолковой суеты. Поиски чертежей. Беготня от ножниц к «обезьянке» и в кладовую. Замена резака.
   Михаил снова вздохнул, брови сошлись на переносице, на ходу поправляя капюшон, торопливо засунул руки в карманы.
   Сме-ена…
   Куцые деревья насмешливо хлопали на ветру мокрыми листьями, злорадно хлюпала под ногами мутная вода.
   Теперь и с Костром объясняться придётся.
   Спирин вспомнил взбудораженного Головина, как, не запрыгнув в джип, парень начал восторженно рассказывать о драке: «… они такие, он такой… левой, правой… ножик фьють… хлоп… бац… красава…»
   Герой, короче…
   Мимо, волоча шлейф мороси, прогромыхал грузовик. Аспирин вовремя отпрыгнул и сумел избежать встречи с брызгами. Так же, как встречи с отморозками, напавшими на друга.
   Это было слишком. Молодой человек нахмурился, а из груди вырвался вздох. Перепрыгивая через лужи, прибавил шаг.
   Пускай… Он же не знал, что Костёр в драку сразу полезет. Всего пять минут! Именно столько понадобилось Спирину для получения денег.

   Парень вспомнил широкие лица владельцев внедорожника. Внимательные глаза и короткие стрижки. Новые знакомые очень сильно походили на Головина и ухажёра Димкиной сестры. Разве что одеты круче и солиднее, а циничная уверенность сменилась неуёмной деловитостью. Бандиты, ставшие бизнесменами, уважаемые, мать их, люди…
   – Корешок-то в беде, – насмешливо подколол один. – Не стыдно?
   Правый угол рта полез куда-то в сторону. Несколько секунд Аспирин не мог вымолвить ни слова.
   – … получилось… – промямлил он наконец, проглатывая слово «так».
   – Ню, ню…
   Михаил пошёл пятнами:
   – Деньги? – нервно сглотнул он и в упор посмотрел на мучителя.
   – Как и договаривались… – глухо послышалось из темноты, и мужчина отвернулся.
   Мишке захотелось сказать «Ню-ню», но здравый смысл взял верх: не стоило перегибать палку.
   – Я Костру не нянька, – произнёс он. – Не… – Замолчал, когда из распахнувшихся дверей клуба появились младшие Костровы и Маша. – Так получилось…
   Ему никто не ответил.
   Михаил придвинулся к стеклу, его глаза прилипли к шатающимся фигуркам. И резко отпрянул, когда Дмитрий вдруг повернул голову и внимательно посмотрел в сторону машины.
   Неужели заметил?
   Чувствуя на себе внимательные взгляды покупателей, густо покраснел. И всё из-за Димки.
   – Здесь план здания. – протянул сложенный пополам тетрадный листок. – Место, как пройти, окно… – Подумал, говорить или нет, – … и не шумите, ради бога… если жить хотите.
   – Обрубки? – В голосе больше любопытства, чем страха. Похоже, сами они, как и Спирин, на заброшенный пустырь идти не собирались.
   – Угу.
   – Вот деньги. – Один из парней протянул объёмный рюкзак. – Как договаривались.
   Михаил проверил пачки, руки при этом предательски тряслись.
   – Вроде бы… – Подумал, что здорово придумал пригрозить звонком в милицию, если вздумают кинуть.
   Водитель недобро хмыкнул:
   – Тратить не спеши… пару дней.
   – Не буду… – Губы не слушались. – Только я не соврал, там, правда, выход.
   – И «АГ»?
   – «АГ»… и многое другое.
   – Ладно… – Короткая пауза. – Можешь идти.
   Спирин взялся за ручку.
   – Куда столько деньжищ то? – не сдержался Головин. – А?
   – Надо… – отмахнулся Спирин, неожиданно чувствуя глупое желание накупить дефицитных продуктов и похвалиться перед Костровым.
   – Ню-ню… – снова послышалось с переднего сиденья, и Михаил торопливо, дышать вдруг стало труднее, открыл дверь.
   – Пока.
   – Костру привет…
   Спирин с силой захлопнул дверь.

   Шлёп, шлёп… Вырывая из воспоминаний, навстречу попались двое прохожих. В одинаково серых плащах, галошах и с кожаными сумками. Идут друг за другом, чуть ли не в след. Смешно. Михаил отступил в сторону, пропуская. Первый мужчина проскочил мимо, не поднимая головы, второй скользнул рассеянным взглядом. Шлёп, шлёп… мокро захлюпало за спиной.
   Спирин двинулся дальше. Разглядывая свинцовую хмарь неба, тяжело вздохнул: некрасиво с другом получилось… и Ленкой… в памяти всплыло лицо девушки, и Мишка окончательно расстроился: вырос Рыжик.
   И внимание не обращает…
   Снова остановился, втаптывая в грязь, брошенную кем-то пачку сигарет. Всё правильно, для неё он ботаник, в лучшем случае – друг брата.
   Не замечая падающих сверху капель, Михаил тоскливо поглядел на небо. Подставил лицо студёным брызгам, серые глаза распахнулись навстречу тучам, пришёл в себя и побрёл медленно дальше.
   Раньше было по-другому. Особенно в детстве. До того, как Димкин отец связался с криминалом, да и после, когда помирились. Спирин вспомнил неудачные попытки приобщить Костровых к здоровому образу жизни. Вытащить в парк, или на велосипедах уговорить покататься.
   Иногда удавалось…
   Ленка уже тогда была егозой, и, как брат, искала на свою голову приключений. Вместо ровной дороги норовила через бордюр перескочить, по траве или ступенькам. Разумеется, часто падала. Один раз приземлилась на пятую точку, сдирая коленки до крови. Сидит на земле, хлопает от шока растерянно синими глазищами, не знает – плакать или смеяться. Ну а Мишка, дурак ненормальный, не раздумывая (когда с велосипеда успел спрыгнуть?), подскочил, чувствуя внизу живота непонятную дрожь, начал на ссадины дуть, а пальцы случайно коснулись загорелого бедра… Опомнился, конечно, уступил место брату, но успел заметить изменившийся взгляд четырнадцатилетней девчонки.
   Прошло с тех пор три года…
   Задумавшись, молодой человек, не глядя, протопал по луже. Кроссовки промокли окончательно (водонепроницаемые, называется) и внутри противно захлюпало, пальцы стали неметь от холода.
   Ругая себя за глупые мечты, Спирин выбрался на сухой участок дороги и несколько раз топнул ногами, стряхивая грязь. Простудиться не хватало. Рассеянно подумал, что не мешает снять обувь и отжать носки, но поморщился, представив, как это будет выглядеть. Неуклюже заковылял дальше, неожиданно со страхом вспоминая, на что похожа его корявая походка. На нечеловеческую поступь странного существа, являвшегося во сне почти каждую ночь.
   Молодой человек помнил сон наизусть…
//-- * * * --//
   Хриплый вибрирующий вой сирены, казалось, проникал в самую душу. Давил на мысли, вгоняя в ступор и вызывая дрожь. Пришлось приглушить звук, включить параметрические сканеры, настроить радиосвязь и надеяться на безотказную работу передатчика.
   Вовремя.
   На другой стороне острова взметнулись яркие всполохи, и послышался приглушённый расстоянием рокочущий грохот: береговая противовоздушная оборона не выдержала и пропустила звено японских самолётов.
   Аут…
   Если ударят по ним и буровым установкам, всё кончено. Одна надежда: дорогостоящее оборудование и рабочие нужны всем.
   Наивный…
   На дисплее, прямо перед глазами, замелькали красные точки: противник, вторгшийся на территорию Содружества. Радар не справился с количеством целей, уменьшая разрешение, обиженно заскулил встроенной релюшкой, и изображение потеряло чёткость. Теперь можно бояться по-настоящему: теперь они рисковали попасть в плен.
   А где плен, там и рабство.
   – «Сахалин 19», «Сахалин 19», – послышался в наушниках позывной. – Говорит «Офис «А»». Как слышите? Приём.
   – Слышу «Офис «А»». Что происходит?
   – Срочная эвакуация. Повторяю, срочная эвакуация… Поняли? Подтвердите.
   – Понял «Офис «А»». Приступаю.
   – Пирс номер четыре. Вас ждут. Паром отправлен.
   – Понял «Офис «А»». Приступаю…
   По-прежнему далеко, и всё-таки заметно ближе, утробно ухнуло. Чёрный бархат ночного неба прорезали бежевые стёжки трассирующих вспышек и алые сферы ракет «земля-воздух», оставляющие за собой едва заметные в темноте борозды дымного следа.
   «Сахалин 19» не удержался и включил максимальное приближение, на несколько секунд растворяясь в далёком бое.
   Упрятанные в ночь современнейшей светомаскировкой бесформенные пятна наземных построек, и такое же чёрное, с дымными просветами клубящихся облаков небо, подсвеченное сверху полной луной, стали багровыми, будто тлеющие на ветру угли. Тонкие стёжки превратились в смазанные линии, упрямо выискивающие над собой ревущие турбинами самолёты. А ракеты, резко меняя в воздухе направление, вовсе слепили глаза. Но он продолжал смотреть, всецело захваченный невероятным зрелищем. Смотреть, как сотни килограммов смертоносной стали, затмевая луну, впиваются в облака и сжигают озон. Мгновение казалось: на этом всё кончится, небесное покрывало прошито насквозь, но неожиданно, то здесь, то там, на землю стали пикировать самолёты, оставляя после себя изрытые взрывом, спёкшиеся от огромной температуры дымящиеся оспины воронок.
   Несколько самолётов прорвали первый эшелон обороны, резко взяли влево, и, прикрывая друг друга, стали приближаться к промышленным постройкам. Сознание разделилось: одна часть отслеживала движение неприятеля на дисплее радара, другая – через оптику наружного наблюдения.
   Самолёты перестроились для захода на цель.
   Неприметный с виду холм, в нескольких километрах к северу, пришёл в движение, закручиваясь по спирали и проваливаясь внутрь. Невероятно… Подозрительные изменения в ландшафте не укрылись и от лётчиков: звено штурмовиков разошлось веером, набирая высоту, меняя курс и разворачиваясь в сторону новообразования. Прошло тридцать секунд, и над землёй появилась бесформенная махина запрятанного в недра земли фантастического сооружения. Ещё несколько секунд, и… из тупого жерла, больше похожего на многометровый ряд параболических антенн, чем ствол какого-либо известного на земле оружия, вырвался прозрачный луч – узкий пучок энергии. На экране ночного визора пучок походил на струю раскалённого газа: воздух вокруг него дрожал и колебался, словно жаркое марево раскалённого асфальта.
   Луч, меняя цвет, облизал облака и нащупал один из истребителей. Мгновение – и от машины остался ослепительный огненный шар распылённого над костром порошка магния.
   Объёмный взрыв.
   Истребители повернули. Пилоты решили вывести машины из-под удара, но Луч хищно метнулся следом, и ещё два самолёта, освещая ночь горящими дымными останками, рукотворными метеорами рухнули на землю. Последним повезло чуть больше. Пучок всепожирающей энергии скользнул от них в нескольких метрах. Самолёты рвануло и закрутило, затягивая в огромный невидимый торнадо. Ещё секунду штурмовики двигались прямо, продолжая отчаянно сопротивляться, затем окончательно потеряли управление, и, разваливаясь на куски, вращаясь, начали падать вниз. Парашюты так и не появились: либо пилоты погибли, либо отказала электроника. Но, все, кто следил за разыгравшейся в небе трагедией, единодушно склонялись к первому варианту.
   Звено новейших, казавшихся неуязвимыми, штурмовиков было уничтожено меньше чем за минуту.
   – Бригадир! – раздался в наушниках чей-то голос. – Бригадир, танки!
   Танки? Слово упорно не хотело обретать смысл, болтаясь где-то на задворках разума. Какие танки, когда самолёты.
   Самолёты… только что сбиты… танки…
   – Не меньше двух десятков! – Металлический голос вернул на землю. – Двигаются к на…
   Конец фразы потонул в грохоте залпов. Ночь, освещённая вырвавшейся из стальной оболочки энергией, превратилась в день. Десятками маленьких «солнц», пущенных в темноте в сторону бывшего холма.
   Остров затрясся, подбрасывая технику и ломая постройки. Лязгнули зубы, норовя оттяпать язык, ноги с трудом удержали массивное тело.
   Первые снаряды угодили в защитное поле. «Антенны» пошли радужными пятнами, превратились в огромный и переливающийся мыльный пузырь, в котором угадывались горящие линии силовой решётки. Медленно потухли… Башня огрызнулась, облизывая лучом прижавшиеся к земле приплюснутые тени и превращая их в факелы. Один, другой…
   Танки сделали второй залп, на этот раз слаженно, одновременно.
   Конец…
   Ярость тротила оказалась сильнее упрятанной под землю силовой установки. Десятки снарядов прочертили багровое небо, и генераторы поля не выдержали, сгорая от перегрузки. Мгновение ничего не происходило, а затем… из жерла рукотворной сопки вырвался ослепительно-жемчужный луч, вспарывая темноту небесного купола подобно вспышке электродуговой сварки полумрак цеха, только в тысячу раз мощнее. Земля окончательно ушла из-под ног, меняясь положением с небом. Стало темно и тихо: защита вырубила датчики, спасая глаза от излучения, а лёгкие – от удушливо-обжигающей смеси озона и расплавленного металла. Тишина сменилась бесконечным писком повреждённых датчиков: температура, ходовая часть, сервоприводы и подача топлива. Где-то на периферии звучали вопли рабочих…
   Когда человеческий мозг отключился, компьютер запустил аварийную программу. Включились дополнительные источники питания, заработали вспомогательные двигатели, и… покорёженные останки того, что когда-то звалось «Сахалин 19», а ещё раньше… когда было человеком – Виктором Андреевичем Спириным, поднимая пыль и сажу, поминутно останавливаясь, полупоехало, полупоползло в сторону пирса. Уже не думая о бригаде, а стараясь выжить, согласно запрятанной в глубине электронной начинки программы. Но бригада находилась рядом, и неотступно двигалась следом.
   Все – кому удалось выжить.
   Такие же уродцы из стали и плоти. Расплавленные механические чудища, напоминающие фантастических роботов из старых голливудских фильмов. А затем, оставаясь в спасительной темноте беспамятства, подстёгнутый мощным выбросом таинственной энергии Башни, человеческий разум начал меняться. Разрушая привычные нейронные связи, нащупывая в кибернетических системах лазейки и заменяя ими уничтоженные участки мозга.
   Именно в этот миг существо, бывшее когда-то машиной, откликавшейся на позывной «Сахалин 19», по-новому взглянуло на окружающий мир, ужасаясь тому, во что превратилось, и обещая себе, когда наберётся сил – обязательно всё исправить…
//-- * * * --//
   Сон…
   Сон ли это? Верилось с трудом. Во всяком случае, раньше Михаил о таком не слышал.
   Впереди замаячил подъезд.
   Входная дверь перекошена, кодовый замок не работает. Странно? Нисколько, в городе многое вышло из строя. И продолжало сыпаться с пугающим постоянством. Говорят, раньше домофоны стояли, штуки такие, типа телефонов, и говорят, даже изображение показывали, как в телевизоре. Не врут, наверное – телевизоры же есть. И телефоны…
   Спирин распахнул дверь, в нос ударил удушливый «коктейль» перегара и мочи, и поморщился. Осторожно переступил через лежащее на полу человеческое тело. Сосед из «двенадцатой» опять пьяный валяется. Что-то в позе мужчины заставило замереть. Подобрав к животу ноги и спрятав на груди руки, мужчина являл собой отвратительную пародию на ребёнка, укутанного в грязную чёрную простынь, выброшенного и никому ненужного. В принципе так и было, но не это заставило Спирина остановиться. Поза человека напомнила ещё один сон: огромная комната с теряющимися в темноте стенами, накатывающий волнами шёпот и он – повисший в центре в позе эмбриона, словно зал заполнен не воздухом, а прозрачным желе. Шёпот усиливается, уже можно разобрать отдельные слова…
   Мишка пришёл в себя, мокрые ноги противно хлюпнули. Потрепав соседа за плечо, молодой человек звонко хлопнул ладонью по заросшей щетиной физиономии. Услышал не то ругань, не то стон, чертыхаясь, с натугой посадил страдальца ровнее. Постоял, пытаясь найти решение: если жена дома, в квартиру не пустит; значит, тащить соседа на третий этаж смысла нет, но и оставить его на площадке парень не мог – совесть не позволяла.
   Вывод?
   Пьяный зашевелился, разлепляя грязные глаза, мутные и без единой мысли.
   – Пом-моги, – услышал Аспирин. – П-подняться.
   Вцепившись в грязную куртку – под ногтями заломило – Мишка напрягся, и медленно, резко выдыхая от натуги, поставил соседа на ноги.
   – Домой? – неуверенно спросил он, глядя на раскачивающегося взад-вперёд человека.
   – Не-а… Ту-у-да.
   Сосед сделал шаг к двери.
   – Куда туда?
   – Ту-у-да. – повторил сосед.
   – Дойдёшь?
   – Ту-у-да… – услышал он снова.
   – Осторожнее. – Мишка с болью следил, как пьяный, распахнув дверь, качаясь, переступает через порог. Двинулся следом, рука придержала дверь.
   Сосед постоял, опустив голову, несколько раз плавно качнулся, но не упал. Встрепенувшись, резко дёрнул головой (Димкин отец называл такое поведение синдромом попугая) и медленно спустился по ступенькам, не останавливаясь, на автопилоте побрёл по дороге в неизвестном направлении.
   Провожая страдальца взглядом, Мишка несколько секунд постоял в нерешительности, снова вспомнил про мокрые ноги – так и простудиться недолго, – и нырнул обратно. Бегом поднялся на третий этаж (лифт, как и кодовый замок, давно вышел из строя), запыхавшись подбежал к двери, и… остановился, почувствовав на себе чей-то взгляд. Замер, в ладонь больно впился приготовленный заранее ключ, и медленно повернул голову.
   – Привет. – Возле лифта стояла Лена.
   – Привет, – задыхаясь, выдохнул Михаил. С шумом втянул в лёгкие воздух. – Ты… – снова выдохнул, – напугала…
   – С работы?
   – Ну да… угу… а ты… от брата?
   Девушка отрицательно мотнула головой, отчего длинные волосы взметнулись огненными брызгами, проследила за его взглядом и нахмурилась.
   – Где ты был? Вчера в клубе?
   Мишка занервничал, некстати думая, как Ленка похожа на брата. Поведение, речь, даже одежда. Глаза… неожиданно понял, почему удивился облику девушки. Её глаза, вернее, макияж. Сейчас у Лены не было привычного боевого раскраса, превращавшего её в призрак с космическими провалами вместо глаз. Вообще никакой косметики. Перед ним стояла высокая симпатичная девчонка с большими задумчивыми голубыми глазами. И ресницами… длинными-длинными, как хвост у сороки. Наверное, если подойти поближе, можно ощутить от взмахов ветерок, услышать робкий стук сердца и почувствовать клубничный аромат кожи.
   Михаил сглотнул.
   – Молчишь? – Лена или не заметила его волнение, или не захотела заметить. – Я жду.
   Подойдёшь, размечтался…
   – Дела были. – Голос прозвучал глухо. – Извини. И брату скажи.
   – Брату сам передашь. Какие дела?
   – Мои.
   – Твои? – возмутилась девушка. – Единственного друга чуть не убили! А ты… – Губы чуть задрожали. – Я думала, вы друзья.
   – Друзья…
   – Когда он тебе нужен. Говоришь одно, а делаешь другое?
   – Неправда. – Пытаясь скрыть раздражение, Михаил повысил голос. – Так получилось…
   В порыве девушка шагнула ближе:
   – Неужели? Не в первый раз…
   Спирин покраснел.
   – Знаешь, что…
   – Лучше скажи. Какие дела?
   – Не могу. – Мишка пытался взять себя в руки. – Может, зайдём? Здесь не лучшее место для разговора.
   – Размечтался! Говори здесь.
   Чувство вины исчезло окончательно, Мишка начал злиться.
   – Послушай, я всё расскажу Димке.
   – Нет. Расскажи мне.
   – Да почему тебе? С чего?
   – С того… – Девушка на секунду замолчала. – Он же мой брат.
   Ясно… переживает.
   И сердито добавила:
   – Не скажешь – хуже будет.
   Спирин не смог скрыть удивление.
   – Что?
   – Заставлю рассказать.
   Излучины губ нервно поползли в стороны, но сохранить достоинство не удалось, гримаса лишь отдалённо напоминала улыбку.
   Ну и стерва, вся в брата, такая же ненормальная.
   – Я жду. Что у тебя с Башкой?
   – Ничего… – Мишка вспомнил про мокрые ноги. Раздражение куда-то подевалось. – Так получилось. Позвали меня… – Поймал себя на том, что, несмотря на ситуацию, откровенно Ленкой любуется. – Ты, как брательник, считаешь, я всё подстроил?
   Брови девушки взлетели вверх.
   – Он так считает?
   Спирин вконец запутался.
   – Он тебе не сказал?
   – О чём?
   – О пустыре? – Михаил убрал ключи, рассеянно фиксируя оставшийся на ладони глубокий отпечаток. Потирая больное место, внимательно посмотрел на Лену. – Значит, ты пришла сама, не от него?
   – Нет, конечно. В смысле… ой, ну ты понял.
   Если бы…
   – Вы ходили на пустырь? И что там?
   – Ничего. – Оглядевшись, Михаил понизил голос. – И тише. – Подошёл ближе. – Нашли кое-что. Больше ничего не скажу.
   Глядя на парня сверху вниз, девушка задумалась. Мишка ждал продолжения.
   – Ладно, – наконец произнесла Лена, чувствуя, что пауза затянулась. – А джип?
   – Какой?
   А то не знаешь, читалось в её глазах.
   – Возле клуба. Я видела…
   – Костёр… брат тоже видел?
   – Не знаю. Спросить не успела.
   – Он не дома?
   – Нет.
   – А где?
   – Не скажу. – Лена отвернулась, окинула взглядом коридор, шустро переставляя длинные мальчишечьи ноги, поднялась на площадку между этажами. Посмотрела сквозь треснутое, заклеенное скотчем стекло на улицу, рука дотронулась до ручки, испачкалась и брезгливо отдёрнула пальцы.
   – Ясно. – Поражаясь, какой худенькой девушка кажется сзади, Михаил поднялся следом. Вздохнул. – У Машки остался, – спустя секунду добавил он. – Повезло…
   Последняя фраза почему-то Лену разозлила. Девушка не удивилась его дедуктивным способностям.
   – Повезло? Всё-то ты знаешь. – Снова отвернулась к окну. – Умник…
   Некоторое время молодые люди стояли молча. Разглядывая за окном серые мокрые здания, Мишка пытался угадать цель Ленкиного визита. Вряд ли только узнать, где он находился во время драки. Неожиданно, даже для самого себя, признался:
   – Я хочу сыграть в шоу.
   Повисла тишина. Парень увидел, как двинулись под тоненькой ветровкой острые плечи, услышал, как с шумом вырвался из щуплой груди воздух.
   – Ты… – Резко повернувшись, девушка посмотрела прямо в глаза. – Правда?
   Мишка кивнул:
   – Брату не говори.
   – Ты не сможешь. Отец говорит, там «свои» выигрывают.
   – Увидим.
   – Нет…
   – Да. – Мишка грустно улыбнулся, не зная, как объяснить словами. – Я не могу здесь. – Перевёл взгляд на окно, увидел грязный подоконник, прилипшие окурки. – Посмотри, посмотри, – вырвалось у него. – Как мы живём. Так нельзя. Нужно что-то делать.
   – Но ты погибнешь.
   – Пускай. – Спирин вздрогнул, когда представил, что проиграет. – Я выиграю.
   Лена неожиданно улыбнулась и провела рукой по его волосам.
   – Ты искал деньги?
   – Да. – Мишка кивнул, продолжая смотреть в окно. – Мы с Костром нашли кое-что.
   – Ты говорил.
   – Я это продал.
   – Дорого?
   – На игру хватит.
   – Ясно, а вчера встречался с покупателями.
   – Да. Костёр не вовремя драку затеял. Кстати, передай Димке, я всё уладил. Проблем не будет.
   – Понятно… – Девушка проследила Мишкин взгляд, вспоминая, что парень мечтал вырваться из Города с детства. – Отец говорит, за стеной то же самое.
   Спирин словно ждал этого.
   – Неважно! – воскликнул он с жаром. – Дело не в этом. Я хочу видеть. Да и не верю. Привозят же комплектующие. Сырьё там… бензин. Нет. – В голосе звучала пугающая уверенность. – По-любому есть. – Схватил девушку за плечи. – Представь, а вдруг там леса? Поля с цветами? Реки? И даже море, ты когда-нибудь видела море? – Спирин замолчал, ему не хватило воздуха.
   Молчала и Лена, поражённая Мишкиным воображением. Уже забыла, что его дурацкая мечта дорого обошлась родному брату, а могла и вовсе стоить Дмитрию жизни. Друг, называется… С головой ещё хуже, чему у любимого братика. Ой, ли? Кого обмануть пытается? Аспирин казался не только ненормальным. Он был необычным, непохожим на других. Неисправимый циник и зануда, витал в облаках и всё время фантазировал. А его глаза и губы, и вообще… помнит же, как дул ей на коленки, не забыла за столько времени.
   Сердце забилось сильнее, низ живота охватил жар, а блузка на груди стала тесной. Неожиданно захотелось парня поцеловать.
   – Жаль, вдвоём нельзя, – произнёс молодой человек, только сейчас замечая в своих руках Ленкины плечи, заметил прямо перед собой бледные приоткрытые губы, горящий желанием взгляд. Смутился. – Во-от… Короче… Надо попробовать.
   Лена погрустнела: наваждение развеялось. Она снова находилась в грязном подъезде, рядом с парнем, который (теперь она могла признаться) ей очень нравился, но решил распрощаться с руками и превратиться в киборга.
   – Всё равно надо брату сказать, – выдавила она. – С друзьями так нельзя.
   – Ты права. Просто я боялся, он не позволит. – Мишка замолчал, понимая, что лукавит. Собрался с духом и добавил: – Вернее, за мной увяжется. Отвечай потом за него.
   – А может, денег мало? – Лене захотелось парня обидеть. – Решил не делиться?
   – Думай, как хочешь, – неожиданно согласился Михаил. – Он играть-то толком не умеет.
   – Прости.
   – Ты хотела меня заставить, – произнёс вдруг Спирин.
   – Что?
   – В самом начале сказала, если не скажу, пожалею.
   – Да? Так, ерунда, забудь.
   – Ну, нет. – Мишка игриво развернул девушку к себе. – Говори, давай.
   – Я знаю, – произнесла Лена, пряча глаза, и кожей почувствовала, как напрягся Михаил. – Светка сказала… – добавила едва слышно.
   – Что ты знаешь? – Последнее слово далось Спирину с трудом. Лицо снова покраснело. – При чём здесь Светка?
   – Ты ей платишь, чтобы не рассказывала.
   – Неправда. – Теперь лицо стало бледным. – Со мной всё в порядке.
   – Я знаю. – Лена вздохнула. – Никто и не говорит, что у тебя проблемы. Говорю, что слышала.
   – Я её просил… – Язык не слушался, Мишке казалось, будто он стоит голый. Нет… если Лена засмеётся…
   – Я тогда выпил много, – разлепил он трясущиеся губы. – Все… в одной комнате. Короче, не получилось… – Бросил на девушку быстрый взгляд. – Ну и потом ещё раз… в общем, не могу я так. И… может снова из-за вина. А со временем только хуже стало. Ну и…
   – И чтобы разговоров не было, со Светкой договорился, – закончила Лена.
   – Да. – Мишка понял: смеяться над ним не будут. А если угадает, почему – узнает и причину посещения. – Она всем растрепала? Знал: этим кончится.
   – Ни всем, только мне.
   – Тебе? – Глаза девушки притягивали, как магнит. – Почему тебе?
   – Ещё не понял? – Лена притворно вздохнула, словно объясняла очевидную истину, а он из-за своей тупости не понимал, и посмотрела на дверь в его квартиру. – Потому что мне интересно… – Улыбнулась, замечая в глазах проблеск понимания. – Всё, что касается друга моего брата.
   Мишкины щёки снова стали пунцовыми.
   – Не знал. – Язык вдруг, то ли распух, то ли стал длиннее и перестал слушаться. – Ты же маленькая была.
   – А ты на коленки дул, – сказала Лена и увидела, как расширились его глаза. – Что?
   – Ты помнишь?
   – Помню. – Посмотрела долгим взглядом. – Кажется, кто-то в гости приглашал?
   Глаза девушки сияли:
   – Веди…

   На игре.

   Свет, свет, ещё раз свет. Много света и много шума. Подсвечивая бегущие на цифровом табло метровые буквы, мигают разноцветные прожекторы, ослепляя привыкшие к полумраку глаза, шипят колючие фейерверки. Перекрывая рёв толпы, звучит электронная музыка, вызывая аплодисменты, орёт в микрофон ведущий. Спирт дешёвого одеколона смешивается с потом уставших людей, а запах свежей краски – с гарью пиротехники.
   ИГРА. Начинается.
   Воздух дрожит от шума, переполняющих эмоций, гудит от энергии зрителей и с трудом справляющихся кондиционеров… да и не могут они справиться: воздуха уже нет. В огромном зале переделанного крытого стадиона ворочается что-то вязкое, похожее на сироп, но живое, и преследующее единственную цель: передавать, словно компьютерный шлейф, мысли одного человека другому.
   Сюрреалистический Колизей, с игроками вместо гладиаторов.
   Вглядываясь в конец игровой площадки, где за последним столом съёжился под взглядом толпы Михаил, Дмитрий терпеливо ждал, когда друг почувствует его взгляд и обернётся. Помахал товарищу рукой. Аспирин ответил не сразу, несколько секунд пристально всматривался, наконец, словно древний индеец, поднял вверх руку и грустно улыбнулся, уголки губ чуть раздались, образуя на щеках трогательные ямочки. На несколько секунд товарищ снова стал прежним, превращаясь в родного заумно-вредного Мишку. Тут же нарисовался судья, наклонился к самому уху, сардельки губ зашевелились, наверное, мужчина что-то нашёптывал. Ведите себя прилично, как договаривались и как обещали. С такого расстояния не слышно, даже если орать во всё горло. Поэтому участники пользовались микрофонами, лапкой насекомого прилипшими к правой щеке и заканчивающимися возле губ.
   Играя желваками, Костров отвернулся. Пытаясь успокоиться, начал рассматривать игровой стол: круглый и дубовый. Не удержался, с удовольствием провёл ладонями по изумрудно-зелёной, как первая листва, бархатистой на ощупь тканевой обивке. Закрыл глаза, пытаясь представить себя на берегу реки, несколько раз глубоко вздохнул, чувствуя, как успокаиваются нервы и выравнивается дыхание. Хорошо… Снова вернулся мыслями в студию.
   Желая размять затёкшую шею, начал потягиваться. Поднял над головой руки, но вспомнил о камерах и лишь пригладил волосы. Не стоит привлекать к себе внимание.
   Вместе с ним за столом сидели три молодых человека, три таких же охламона, решивших уцепить судьбу за яйца. Чувствуя, что начинает заводиться, Костёр не смог сдержать улыбки. Нет лучшего способа скрыть страх и волнение, чем заставить себя веселиться. Вот только знают ли противники, почему ему весело? Известно ли им, что он попал на шоу из-за неподчинения властям, и организации (вроде так звучало в заключительном обвинении) государственного переворота? И что играют они с опасным государственным преступником, изменником и предателем?
   Да по любому…
   Улыбка пропала.
   Не самые весёлые обвинения, скорее наоборот, особенно после всего, выпавшего на его долю. Но самое удивительное… то ли из-за царящей в зале атмосферы, то ли из-за упёртого характера, Дмитрий сумел взять себя в руки и настроиться на игру. Не ради выигрыша, конечно (кого ты обманываешь?), просто по-другому не умел, раз уж сюда загреметь умудрился – дерись до последнего.
   Итак… Четыре игрока (колода из тридцати шести карт) и четыре стола. Всего – шестнадцать человек, готовых лишиться конечностей. Шестнадцать мудаков, решивших бросить вызов судьбе. Разумеется, судьи. Возле Димки (прямо за спиной) – уже знакомый «Весёлый молочник». Ещё один – шоубизевый близнец – буравит взглядом с противоположной стороны.
   Теперь игроки. По очереди. Слева, если верить бейджику – Сергей. Высокий (видел парня, до того, как уселся за стол) и светловолосый, с болезненно-бледным лицом и заметными язвочками угрей на коже. Впалые щёки, узкое и вытянутое лошадиное лицо, подозрительно блестящие глаза. На одного поэта похож, изображённого на стене школьного сортира. Даже одеждой: широкие светлые брюки, мягкие мокасины и мятая рубашка.
   Поэт, значит.
   Поэт, как окрестил его Дмитрий, встретился с Костром туманным взглядом, левое веко слегка дёрнулось, кадык, словно затвор автомата, тоже подпрыгнул вверх, и быстро отвёл глаза. Слишком быстро, словно в них таилась важная информация (секрет победы) и Костёр мог её увидеть. Ну да… а увидел Дмитрий красноту лопнувших сосудов, неприятную желтизну белков и расширенные пуговицы зрачков. Знакомая картина. Вкупе с нервно теребящими кончик уха пальцами и бусинками пота на лбу, репродукция усложнялась. Наркоманистый пейзаж. Интересно, что заставило такого прийти на игру? Прячется? Или жизнь потеряла остроту? В любом случае играть в таком состоянии – самоубийство.
   Под потолком взорвалась шутиха. Гром, искры, яркие огни. На экране – красочный повтор.
   Дмитрий до конца отклонился назад, чувствуя спиной приятную теплоту вельветового кресла, незаметно скосил глаза влево и посмотрел под стол, замечая нервное притопывание левой ноги Поэта. Ещё раз вгляделся в лицо бедолаги, решая про себя, что, скорее всего, с этой стороны проблем не возникнет. Посмотрел на беснующуюся толпу, читая имена на плакатах (многие зрители, размахивая перед собой, держали транспаранты в руках), и не удивился, прочитав своё имя. Криво улыбнулся: игра жила по своим законам, и его согласия никто не спрашивал. Подумал и в сомнении качнул плечами: почему бы и нет? Если кому-то хочется сделать ставку и выиграть – пожалуйста, пускай порадуется перед смертью.
   Интересно, возникла дурацкая мысль, повлияет на его игру поддержка совершенно незнакомых людей? Болельщиков грёбаных. Ну как у спортсменов, например, когда подбадривают, им это вроде как помогает; или он будет испытывать чувство вины, в случае потери лузерами последних сбережений?
   И правда, дурацкая мысль.
   Никакой вины он испытывать не будет. И по той же причине, по какой никто из болельщиков не станет оплакивать его руки.
   Суки они все…
   Дмитрий перестал хмуриться и посмотрел направо (всё равно на спинку облокотился), с грустью разглядывая до блеска начищенные чёрные кожаные ботинки, слишком прочные на вид, чтобы быть действительно хорошими и дорогими. Подумал, как, наверное, жарко их обладателю, и понадеялся, что тот не разуется. Окинул взглядом идеально выглаженные чёрные брюки, с едва заметной внизу более тёмной полоской: похоже, совсем недавно штанины распороли и развернули, делая длиннее.
   Маловат костюмчик…
   Димка попытался припомнить, одевал ли сидящий справа очкастый брюнет свой шитый в прошлом десятилетии пиджак. Вспомнил: не надевал. Сначала мял холстину в руках (всё-таки жарко), потом повесил на спинку кресла. Наверняка одолжил костюм у знакомых, или достал свой, пылившийся в дальнем углу шкафа ещё с выпускного. Значит, нужда… К тому же по виду – Диман посмотрел на бейджик и прочитал «Пётр» – вылитый отличник: тяжёлые очки с толстыми линзами, прилизанные жёсткие волосы и плюмбум гладко выбритых щёк. Из кармана пиджака выглядывала дешёвая шариковая ручка с прозрачным колпачком. А в другом кармане топорщился платок. С завёрнутыми внутрь соплями.
   Дмитрий не выдержал (даже самое удобное кресло не спасало от усталости), привлекая к себе внимание сразу всех игроков, с чувством потянулся. Хорошо… Но про себя усмехнулся: уставились… Вот и поволнуйтесь, понервничайте. То ему плохо, и он бледный, как поганка, а то спокоен, как удав в городском зоопарке, чудом выживший на казённых харчах шланг-змеюка. Похудевший только и уставший, хотя, в отличие от террариумного гада, кормили его неплохо.
   Удав – Горыныч…
   Почему-то стало тошно, а в голове всплыл последний разговор с Мишкой, последний – в смысле, перед игрой. В студии особо не пооткровенничаешь, это не дома, да и там, как оказалось, за ними следили. Теперь же вообще нельзя слова лишнего сказать, и вопрос, наверное, должен звучать по-другому: не «что нельзя», а «что можно». Ответ, естественно, «ничего». Кроме одного: желания выиграть, победить, даже если в финале придётся сойтись с Аспирином. А если честно, именно из-за этого.
   Настроение испортилось окончательно.
   Димке снова захотелось обернуться, уставиться в запавшие серые глаза, махнуть товарищу рукой. Костров начал поворачиваться, рука двинулась вверх… остановилась. Нет, нельзя. Мишка теперь не друг, и не партнёр. Он теперь – противник, и вести себя надо соответственно.
   Попробуй, скажи это сердцу!
   Ему не прикажешь, странную мышцу можно лишь постараться на время не слушать. Что будет с сердцем, если друг лишится рук, а затем и жизни, Диман не хотел думать. Если сделать правильно – все останутся живы.
   Разглядывает, предупредил внутренний голос. Давно и внимательно.
   Прекращая в задумчивости изучать бахрому покрывала, Дмитрий перевёл взгляд на последнего противника, небрежно развалившегося в кресле с другой стороны стола. Молодой человек посмотрел в ответ: без страха, внимательно, так же, как смотрел всё время до этого, но и немного по-другому.
   Костёр вгляделся в зелёные глаза, чувствуя: разгадка поможет выиграть. Одна деталь, пустяшный штрих… может быть, вызов? Ему, другим противникам, если не всему человечеству сразу?
   Точно матёрый, встретивший на своей территории неизвестного хищника, зверь, Костёр щурился на игрока, пытаясь найти слабое место.
   Ну же…
   Есть!
   С трудом выдерживая ледяной взгляд, внезапно догадался, с кем придётся сразиться. Профессиональный игрок. Тот самый засланный казачок, играющий, чтобы выиграть. Вернее, чтобы остальные – проиграли. Поэтому и не волнуется. За себя, свою семью и ловкие руки, знает: рук не лишится.
   Поддержат, окажут посильную (смешно: любую, я бы сказал) помощь.
   Интересно, возникла другая мысль, не для тебя ли или твоих нанимателей предназначались те генераторы? Наверняка… родной ты мой, сладкий…
   Зеленоглазый, наконец, не выдержал и отвёл взгляд.
   Недолго девочка ломалась…
   Диман едва заметно улыбнулся, представляя, каким его видят окружающие: легкоатлет в конце дистанции. Измученный худой детина с широкими плечами, наждачкой небритого подбородка и пеплом поседевших, успевших отрасти волос. С запавшими от бессонных ночей, горящими, точно в лихорадке, глазами. Бегун на длинные дистанции в рваных джинсах и грязных кроссовках, и выцветшей чёрной майке с неприличной надписью на спине. Не бегун, а отморозок, к тому же и официально заявлен, как враг государства…
   Костёр продолжал кривить в подобии улыбки губы. Сам он себя отморозком не считал (уже нет), но очень походил на него внешне. Поэтому и переодеваться не стал, дез-ин-фор-ма-ци-я, как сказал бы отец.
   Дмитрий окинул взглядом накачанную, но при этом изящную и немного женственную фигуру Казачка, оценил выступающие из-под фирменной майки мышцы. Пригладил волосы, в голове снова стало проясняться, облизал пересохшие губы, замечая недвусмысленный интерес мужчины. Мысленно усмехнулся: «Нравится»? Глаза выхватили имя, и мысль потерялась: «Денисом зовут, как напарника на работе». Значит, хочешь (снова эта мысль) поиграть? Поиграем… посмотрим, Дениска, на что способен, и сможешь ли дойти до второго тура.

Часть 2

   Выдержки из проекта «2012».

   ПРОЕКТ «2012».

   Ряд чрезвычайных мер, решающих следующие задачи:
   1. Сохранение господствующего положения правящей элиты и крупного бизнеса.
   2. Ужесточение контроля над всеми слоями общества.
   3. Создание абсолютно зависимого населения.

   СПРАВКА.
   За весь период развития цивилизации перед человечеством неоднократно возникали сложнейшие проблемы планетарного характера. Но в полной мере трудности проявились во второй половине XX века, вызванные целым комплексом причин, характерных для данного интервала времени. В результате на рубеже двух веков произошло резкое ухудшение обстановки и стала очевидной невозможность отдельно взятых государств выправить ситуацию своими силами…

   Количество глобальных проблем варьируется в довольно широких пределах (от десяти до сорока и более), но если считать наиболее важные, их всего восемь:
   1. Проблема мира и разоружения, предотвращение новой мировой войны;
   2. Экологическая проблема;
   3. Демографическая проблема;
   4. Энергетическая проблема;
   5. Сырьевая проблема;
   6. Продовольственная проблема;
   7. Проблема использования Мирового океана;
   8. Проблема мирного освоения космоса.

   Отдельным, если не ключевым пунктом выступает так называемое глобальное Потепление, способное как существенно ухудшить вышеперечисленное, так и сгладить, или, в лучшем случае, растянуть во времени. Дальнейшие исследования полностью подтвердили данное утверждение, и в 2010 году на закрытом совещании глав правительств G 8 было принято решение объединить существующие проблемы в одну…
   Глобальное потепление неизбежно, и будет сопровождаться подъёмом уровня Мирового океана. С 1995 по 2005 год уровень Мирового океана поднялся на 4 сантиметра, вместо прогнозируемых двух. Если темпы сохранятся на прежнем уровне, к концу XXI века суммарный подъём уровня Мирового океана составит 30–50 см. В свою очередь это неизбежно приведёт к частичному затоплению многих прибрежных территорий, особенно многонаселённого побережья Азии. Следует помнить, что около 100 миллионов человек на Земле живёт на высоте меньше 88 сантиметров над уровнем моря…
   Кроме повышения уровня Мирового океана глобальное потепление повлияет на силу ветров и распределение осадков на планете. В результате на земле вырастут частота и масштабы различных природных катаклизмов (штормы, ураганы, засухи, наводнения).
   В настоящее время от засухи страдает 2 % всей суши, но по прогнозам учёных к 2050 году засухой будет охвачено до 10 % всех земель материков. Кроме того, изменится распределение количества осадков по сезонам. В Северной Европе и на западе США увеличится количество осадков и частота штормов, ураганы будут бушевать в два раза чаще, чем в XX веке. Климат Центральной Европы станет переменчивым, в сердце Европы зимы станут теплее, а лето дождливее. Восточную и Южную Европу, включая Средиземноморье, ждёт засуха и жара…
   Во многих странах мира условия жизни значительно ухудшаться. По оценкам ООН, к середине XXI века в мире будет насчитываться до 200 миллионов климатических беженцев…

   ПРОГРАММА.
   В сложившихся обстоятельствах не представляется возможным сохранить популяцию человечества на прежнем уровне. В целях сохранения стабильности дальнейший рост населения необходимо прекратить…

   В результате локальных войн, изменения климата и ландшафта, добыча природных ископаемых станет практически невозможна и потребует огромных финансовых и человеческих ресурсов. В результате потребуются совершенно новые способы разработок месторождений…

   Благодаря новейшим технологиям уже сейчас возможно создание совершенно новых существ (используя понятную терминологию – КИБОРГОВ): человекоподобных машин, совместивших в себе достоинства живого организма, электронных систем и искусственных механизмов. Несмотря на то, что на данном этапе создание генетически модифицированных людей требуемых геометрии и способностей в силу ряда причин (низкая стоимость, избыток материала) выглядит более привлекательным, настоятельно рекомендуется отказаться от исследований в данной области и отдать предпочтение первому варианту…
   Данная форма (Кибернетический организм) имеет ряд неоспоримых преимуществ:
   1. Абсолютный контроль над жизнедеятельностью и поступками.
   2. Взаимозаменяемость узлов и агрегатов.
   3. Низкая стоимость в результате унификации. (Возможность использования одной серии с использованием различного навесного оборудования и программного обеспечения).
   4. Возможность интегрирования в глобальные информационные сети…

   Необходимо ограничить или полностью лишить основную часть населения доступа к новейшим технологиям, научным открытиям, высшему образованию и независимым источникам информации. Проводить планомерную политику по снижению уровня образования и понижению интеллекта. Постараться вытеснить, а затем и полностью заменить печатные средства информации мультимедийными.
   Приступить к созданию на территории России изолированного единого Центра управления. Обеспечить ему беспрецедентную безопасность и независимость. Создать на территории Центра максимально комфортную среду для проживания интеллектуальной мировой элиты. Постараться, насколько возможно, сохранить научные наработки и техническую базу…
   Начиная с 2012 года запустить программу сосредоточения населения вокруг промышленных центров и приступить к их последующей изоляции. Под видом сохранения жизнеспособности субъектов приступить к возведению по их периметру непреодолимого барьера, оснащённого новейшими средствами защиты и контроля…
   Пресекать любые несанкционированные выходы за барьер, вплоть до физического уничтожения. Одновременно создать резервации из числа беглецов и отказавшихся сотрудничать, с целью дальнейшего превращения в рабочих-киборгов…
   Формировать города-поселения по национальному и производственному принципу. Лишить местное руководство возможности самим, с помощью имеющихся ресурсов, воспроизводить жизненно необходимые узлы и агрегаты, и поставить их в зависимость от Центра…
   Не дожидаясь завершения изменения климата и возможных боевых столкновений, приступить к созданию требуемых кибернетических механизмов с целью бесперебойной добычи природных ископаемых и производства основного сырья. Наладить безопасную и эффективную транспортировку. Приступить к созданию специальных подразделений с целью наведения порядка над неподконтрольными территориями. Обеспечить промышленным субъектам необходимую безопасность, информационную и технологическую поддержку…
   Приступить к созданию на затопленных территориях активных параллельно-угловых теплиц…
   Любыми способами (ТВ, газеты, шоу) способствовать снятию напряжения в обществе и стопроцентной занятости. Постараться исключить элемент преступности и (или) использовать его в вышеперечисленных целях…
   Ограничить рождаемость медикаментозными и другими (любыми) способами, поддерживая заданную численность населения городов…
   Пресекать любую попытку автономии и независимости. Проводить массовые аресты и показательные казни, одновременно поощряя лояльность и покорность…

Глава 1

   Редко когда в последнее время выдавался погожий денёк. Жаркое солнце – белое слепящее светило – окружённое яркими блёстками, если прищурить глаза. Морской воды небо, с застывшей пеной редких облаков, и тёплый ветер, ласкающий кожу. Деревья, изумрудная трава… и аромат цветов, так редко пробивающийся сквозь запах гари и автомобильных выхлопов.
   Среднего роста крупный мужчина достал пачку сигарет и осторожно постучал по ребру ладони, дожидаясь, когда из мятого окошка фольги появится рыжий цилиндрик фильтра. Аккуратно подцепил двумя пальцами. Привычным движением сунул сигарету в рот и сильно прикусил зубами фильтр. Так же не спеша вернул пачку в нагрудный карман бежевой рубашки и достал зажигалку. Вроде бы равнодушно покосившись на проехавший мимо автомобиль, с силой крутанул колёсико кремния и ткнулся кончиком сигареты в маленькое жёлтое пламя. С удовольствием глубоко затянувшись, на секунду задержал в лёгких едкий дым и медленно выдохнул, сразу затягиваясь ещё раз.
   В воздухе повисло молочное облако.
   Тихо кашлянув, мужчина опустил глаза и посмотрел себе под ноги, сравнивая почти высохшую на площади грязь с угловатыми чешуйками, слегка загибающимися кверху.
   Рыбы, выброшенной на берег…
   Мужчина лет сорока, фигурой и лицом похожий на жившего в двадцать первом веке артиста Михаила Пореченкова, разве подбородок сильнее выдавался вперёд, взъерошил короткий ёжик рыжеватых волос. Пожёвывая нижнюю губу, носком ботинка пнул неровный край грязевой чешуйки, задумчиво стряхнул с сигареты пепел. От удара часть чешуйки отлетела, а часть раскрошилась, покрывая дерматиновые летние туфли толстым слоем пыли. Но мужчина этого не заметил, с интересом разглядывая светло-розовую, как лепестки роз, поверхность псевдоасфальтового покрытия. Почему-то тяжело вздохнул, и снова огляделся, останавливая взгляд на большом памятнике в центре площади, возле которого прогуливался уже полчаса.
   «В. И. Ленин», – прочитал он известную с детства надпись на бронзовой, когда-то отливающей золотом, а теперь почерневшей от времени табличке.
   – Вождь всех времён и народов. – Произнёс вслух, глядя на здание администрации города, фасадом напирающее на улицы в сотне метров от памятника, и снова думая о более чем странном выборе места для встречи, на виду у всех, впрочем… улыбнулся, рассекая высокий лоб и синяки под глазами сеткой морщин и скидывая несколько лет: «Где, как не в самом логове врага, ты можешь считать себя в безопасности».
   Не смешно…
   Если честно, Вадим Костров, отец Дмитрия Кострова, так не считал, или думал, что не считает. Да, ему многое не нравилось в своей жизни и ещё больше в жизни родного города. Да, после того, как стала известна история соотечественников, и родины, занимавшей две сотни лет назад огромную территорию, а теперь превратившуюся в колонии-поселения – пропали последние иллюзии. И, да – именно это, в конечном счёте, привело к тому, кем он стал, чем занимался и чего хотел добиться.
   Если бы всё было так просто…
   Именно правда, пусть и не полная, отчего пугающая ещё больше, заставила принять такое сложное решение. А город? Город он на самом деле любил. Любил его дождь, грязь, и даже жирную копоть заводских труб… А как иначе? Даже зная о существовании иной, пусть и совсем другой жизни, Вадим оставался до мозга костей заключённым. И не только потому, что город являлся местом, где вырос он, его отец, и, насколько он знал, все поколения Костровых. Он просто боялся… За двести лет существования крепости на свет появилось восемь поколений людей, никогда не покидавших резервации. Не знающих понятия «свобода», и не мыслящих себя «вне городских стен». Именно поэтому Вадим не видел особых причин считать горожан врагами. Точнее – не всех горожан, а ещё точнее, только тех, кто не находился у власти. Но в принципе, если разобраться, редко когда простой российский обыватель испытывал к власти симпатию.
   Мимо проехал ещё один автомобиль: окутанный клубами пыли рубленый прямоугольник.
   Интересно, – возникла у Кострова-старшего мысль. – Как выглядели машины раньше, когда люди могли свободно передвигаться по земле?
   Массивный подбородок выдвинулся вперёд.
   Так же. – Возник ответ. – Оборудование, где собирали эти самые автомобили, существенных изменений не претерпело.
   Грустно.
   Скользнув по изъеденному ржавчиной кузову взглядом, мужчина не спеша отвернулся. Со стороны могло показаться, Вадим просто прогуливается, и ему ни до чего нет дела, но на самом деле Димкин отец пришёл на назначенную встречу и замечал всё происходящее на площади. И пускай профессиональным шпионом он так и не стал, кое-какие навыки приобрёл.
   Два автомобиля за пять минут до назначенного срока. Подозрительно…
   Возможно, но внешне мысль никак на Кострове-старшем не отразилась. Он только достал ещё одну сигарету и снова закурил. По-прежнему спокойно и с виду абсолютно рассеянно. Так же не спеша убрал пачку и зажигалку, посмотрел по сторонам, словно решая, ждать воображаемого друга или подругу – а именно такой имидж он себе выбрал – ещё, или уже хватит, демонстративно посмотрел на часы, и решительно, но так же медленно, двинулся дальше.
   До встречи оставалось три минуты.
   В том, что мимо за это время проехали два автомобиля, а на лавочке между клумбами, разбитыми вокруг памятника, развалился парень, Вадим не видел ничего страшного. Странного – да, но не страшного. Такие меры предосторожности могли означать одно: его предложение приняли, и человек из правительства достал нужную информацию. И это не слежка, а элементарная подстраховка. Потому как есть чего бояться, и не руководителя доморощенного подполья (мало чем отличающегося от бандитской шайки), пускай и решившегося на отчаянный шаг, а службы внутренней безопасности.
   Грустно.
   Розовый цвет асфальта напоминал кровь. Первую, когда впервые порезал палец. Вторую, когда упал с забора и разодрал гвоздём руку, и… из огнестрельной раны, когда ранили жену.
   Вику…
   Костров-старший затянулся сильнее. Обжигая горло. Пытаясь отвлечься. И не смог. Перед глазами, как тысячу раз до этого, уже прокручивались события рокового вечера. Воспоминания получались неправдоподобно яркими и оттого ещё более болезненными.
   Крик сына. Страх и непонимание в глазах жены. Её кровь… на руках, прижатых к ране. И он, молодой, но подающий надежды начальник производства, скрученный в собственной квартире. И молодой капитан Сергеев с перстнем, рассёкшим Вадиму бровь, и два тупых головореза…
   Яркие, слишком яркие воспоминания, словно всё случилось только вчера, а не много лет назад.
   Рука непроизвольно коснулась виска, мозолистые пальцы нащупали чёрточку незаметного шрама. Рана на коже давно затянулась, а рана на сердце продолжала кровоточить.
   Длинный столбик пепла от порыва ветра (а может, и дрожи) сорвался с кончика сигареты и упал на рубашку. Послеполуденное солнце, лужа цинковую крышу, зацепилось за конёк четырёхэтажки.
   Началось всё со знакомства с директором школы, где предстояло учиться сыну. Учреждение находилось на балансе предприятия, и Вадиму частенько приходилось бывать в директорском кабинете. Общаясь на субботниках и отмечая вместе семейные праздники, зелёный, полный иллюзий молодой руководитель, и умудрённый опытом пожилой педагог очень быстро прониклись взаимной симпатией. Рано лишившись отца, Вадим тянулся к старому учителю, пытаясь восполнить потерю, получая вместе с другом – наставника и пример для подражания.
   Мужчина, недавно разменявший пятый десяток, успел поведать много интересного, и не только рассказать. Много лет назад он наткнулся в школьном хранилище на объёмные полиэтиленовые пакеты, хранившие в себе запрещённую на территории города литературу. О ней следовало немедленно сообщить и сразу уничтожить, но так же, как и кто-то в далёкие времена, когда всё только начиналось, новый директор школы не посмел этого сделать. Вот и получилось, что книги и газеты столетней давности, пожелтевшие и едва не разваливающиеся от прикосновения, нашли своего читателя. Тот неизвестный, спрятавший их среди учебников и пособий, позаботился о сохранности, но прочесть удавалось лишь первые страницы. Но и этого хватало с избытком. Учитель, а потом и несколько преданных друзей узнали, как обманом и силой сгоняли людей в города-тюрьмы, как лишали возможности жить с родными. Как издевались, заставляя работать, и превращали в чудовищ.
   Закончились собрания одной-единственной демонстрацией протеста, после чего директор, а с ним и ещё несколько человек, бесследно исчезли, а к Кострову ночью ворвался капитан Сергеев. Но именно тогда Вадим поклялся себе продолжить борьбу.
   И отомстить…
   Грустно.
   Костров-старший посмотрел на часы, отмечая, что прошло всего две минуты, и поражаясь, как странно порой бежит время: невероятно сжимается, позволяя за считанные секунды прожить целую жизнь. Разрешая либо найти в прошлом покой и умиротворение, либо почерпнуть в воспоминаниях сил для будущей борьбы.
   Чем он и занимался.
   Именно поэтому воспоминания и казались такими яркими. Они требовались каждый день, буквально питали, потому что против задуманного восставало всё его естество. Но постепенно Кострову удалось себя изменить, превратиться в машину… почти такую же, как киборги, которых делали из обрубков. А любовь машинам не свойственна. Ни любовь, ни жалость.
   Спустя год после трагедии они с женой перестают заниматься любовью. С каждым днём Виктории становится всё хуже, и она… он… какая теперь разница? Ему приходиться всё чаще смотреть порнофильмы и обходиться собственными руками. А он обычный человек, у него тоже есть желания. Простые, человеческие. И Вадим пытается завести любовницу. Знакомится с симпатичной девушкой, не с одной, и даже заставляет себя влюбиться. Начинает ухаживать, дарить подарки, но…
   Он так не может!
   Его мучает совесть и всё заканчивается поцелуями, стыдливыми «Пока» и ночными улицами к дому. А дома больная жена, забытые дети, и бессонные ночи, ставшие проклятием. Он смотрит в темноте на спящую жену, слышит её стоны, курит и тихо плачет. Горячие слёзы текут по щекам, слёзы бессильной ярости и злобы, иссушающей душу. И когда начинает светать – одевается и уходит, не имеет значения, куда, лишь бы не оставаться дома. И так каждый день. Но он терпеливо ждёт и готовится, знает – нет, абсолютно уверен, – что когда-нибудь дождётся…
   Большой заметный внедорожник со скрипом остановился метрах в десяти. Дверь распахнулась, и из неё выглянул незнакомый белобрысый парень. Вроде бы равнодушно стрельнув вокруг серо-голубыми глазами, махнул Кострову загорелой накачанной рукой, приглашая забраться внутрь. Костров-старший приблизился, по-прежнему медленно – спешить он не собирался, – заглянул в салон и не увидел человека, с которым договорился встретиться.
   – Не понял? – вместо приветствия бросил он. – А где…
   – Спокойно. – перебил Белобрысый. – Садитесь, пожалуйста, в машину.
   – Неужели? – Вадим собрался сделать шаг в сторону, но неожиданно подумал, что если бы его хотели убить или схватить, давно бы сделали. – Хорошо, – согласился он, неловко забираясь внутрь и уже на пороге, не удержавшись, подозрительно оглядываясь назад.
   – Поехали. – Не дожидаясь, когда Костров-старший полностью окажется в автомобиле, приказал охранник, и внедорожник сорвался с места. Если бы парень не придержал в этот момент Вадима за руку, тот наверняка бы вывалился из машины.
   – Твою мать! – вырвалось у Вадима. С силой захлопнув дверку, он сердито посмотрел охраннику в глаза. В ответ парень лишь слегка пожал плечами, словно оправдываясь, но по глазам было видно: ни о чём он не жалеет.
   – Бывает, – вымолвил Блондин, отворачиваясь к окну. Его внимание привлёк молодой человек на лавочке. В этот момент парень достал из кармана узкий, бликующий на солнце прямоугольный предмет (то ли рация, то ли фотоаппарат) и быстро поднёс к лицу.
   – Ваш? – проследил Костров-старший за взглядом хозяина внедорожника.
   – Не-а. И, я понимаю, не ваш?
   – Разумеется, – нахмурился Вадим, но на всякий случай поделился. – Да пускай следят. Нам нужно всего несколько дней, потом всё равно.
   Охранник не ответил, и Костров начал злиться. Тоже мне, терминатор. Назначают встречу, везут непонятно куда, можно подумать, ему только нужно. Смешно… это сейчас все из себя дурачков строят, одолжение делают, а как получится, вернее, если получится, сразу вцепятся друг другу в глотки. И тогда только держись, потому что власть – единственное, что осталось ценного в этом мире, остальное давно уничтожили.
   Глаза скользнули по дорогой отделке салона, оценили тёплое свечение натуральной кожи и настоящего дерева. Заметили пыль на подлокотниках, грязь на ковриках и непонятные пятна на бежевом покрытии потолка. Нос уловил приятный сладковатый запах дорогих материалов.
   Чудо-техника…
   Автомобиль свернул на соседнюю улицу, затем во двор, проехал, проваливаясь в огромные лужи и поднимая фонтан достающих до подъездов грязных брызг, между двумя старыми пятиэтажками и снова вырулил на дорогу. Резко прибавил скорости, отчего Вадима вдавило в спинку, а по днищу и аркам застучала щебёнка и успевшая налипнуть грязь.
   Костров-старший снова выругался и хотел поинтересоваться, куда едут, когда внедорожник снова свернул в проулок и поехал обратно. Посмотрел на охранника и по кивку догадался: они двигаются кругами, проверяя, нет ли хвоста.
   Покружив несколько минут и не обнаружив ничего подозрительного, выехали на прежнюю дорогу и подъехали к знакомой ржавой легковушке. Захлопали двери. Охранник выскочил на улицу и замер в холуйской стойке, а на его место забрался знакомый Вадима. Великий и Всемогущий хозяин Города, именно он назначил встречу, и именно с ним приходилось сотрудничать все эти годы.
   Мужчина, с лёгкостью преодолевший расстояние между автомобилями и бухнувшийся на мягкое кожаное сиденье рядом, производил двоякое впечатление. С одной стороны, в глаза бросались усталое, дежурно-заинтересованное выражение лица слуги народа. Маска для купленного телевидения и наивных избирателей. Из-под неё проступали надменность и презрение, а сейчас был заметен ещё то ли испуг, то ли нездоровое возбуждение. Ну и, конечно, не ускользали от внимания ухоженная кожа рук, лица, маникюр, строгий дорогой костюм и галстук.
   Пижон хренов…
   Но с другой стороны от мужчины буквально веяло уверенностью и силой, и его фигура только усиливала впечатление. Два метра мышц, никакого живота, покатых плеч, не говоря о двойном подбородке. Скорее боевой генерал, чем первый помощник мэра. Впрочем, возможно, он и был когда-то боевым генералом, хотя никаких войн, насколько знал Вадим, давно не велось.
   Костров-старший подвинулся, в джип следом за хозяином влез Белобрысый. Дверки захлопнулись, автомобиль вырулил на дорогу и медленно покатил на север. Сзади, держась на расстоянии, следовала легковушка. Сбоку бежала тень.
   А это интересно, насчёт генерала, вернулся к своим мыслям Вадим, особенно в свете своевременной помощи, внешнего вида и несуществующей войны. Если предположить, что война всё же случилась (или идёт до сих пор!), то задуманное действительно осуществимо. И станет не бессмысленной акцией кучки окончательно свихнувшихся диссидентов (на словах ратующих за смену политического курса и условий труда, а фактически не брезгующих уголовщиной: торговлей запрещённым оборудованием, подкупом чиновников и шантажом работодателей), а настоящей революцией – всесокрушающим ударом, способным изменить мир.
   От таких мыслей на душе стало немного лучше, но не настолько, чтобы окончательно перестать хмуриться: ещё неизвестно, что задумал Сергей Петрович.
   – Добрый день, – мягко, но без тени улыбки поздоровался помощник мэра, протягивая руку.
   – Добрый, – ответил Вадим, осторожно пожимая широченную клешню. Великий и Всемогущий обхватил его пальцы, и Костров-старший понял: силушки у служителя народа хватает, и почти сразу возникло неприятное чувство, будто происходящее подстроено. Перед глазами возникла дурацкая картинка: сидящий рядом здоровяк отпускает увесистую пощёчину и начинает дико смеяться, а затем приказывает отвезти в центр переработки.
   Ненормальный смех почти натурально зазвенел где-то в области затылка, и Вадим с трудом сдержал желание открыть дверь и выпрыгнуть из машины.
   – Давайте к делу, – с хрипотцой произнёс он.
   – Хорошо. – Помощник мэра на секунду задержал на Кострове-старшем взгляд и повернулся к Блондину. – Отдай ему.
   Охранник кивнул, быстро сунул во внутренний карман пиджака руку, искоса наблюдая реакцию гостя на движение (очень смешно), задержал на секунду, не нащупав с первого раза, наконец, нашёл, и протянул Вадиму маленький серый прямоугольник, наподобие резинки-стёрки.
   – Флешка, – ответил на вопросительный взгляд Вадима Сергей Петрович. – На ней вся нужная информация.
   – Проект «2012»?
   – Тише. – Хозяин внедорожника недовольно поморщился. – Даже цифры такие забудь.
   – Не понял?
   – Поймёшь… если живой останешься. Ты понятия не имеешь, кому бросил вызов и какие у них возможности.
   – Но…
   – Вот именно «Но». Даже я многого не знаю. Это здесь… – человек неопределённо повёл руками, словно хотел обхватить город, – … грязь и разруха. А там… – снова дурацкий жест, – всё совсем по-другому.
   Вадим только крепче сжал зубы.
   – Так что при мне никаких разговоров. И флешку смотри на изолированном от сети компьютере. Затем сожги. – Внимательно посмотрел на подпольщика. – И компьютер тоже… Да, да. И не смотри на меня.
   – У меня всего один аппарат, – выдавил из себя Вадим, не выдержал и опустил глаза. Но тут же снова взглянул на чинушу, интересуясь реакцией.
   Тот бровью не повёл, лишь жёстко отрезал:
   – Всё равно. – Но в последний момент смягчился. – Я тебе новый выпишу. – А про себя подумал, что вряд ли. Если всё получится – компьютеров будет, хоть жопой ешь, а если нет – они им больше не понадобятся.
   – Ладно, – нехотя согласился Вадим, рассуждая примерно так же. – Спасибо.
   Сергей Петрович не улыбнулся:
   – Рано пока. И вообще, это тебя благодарить надо.
   Костров-старший мысленно согласился, а вслух поинтересовался:
   – Значит, угадал?
   – В яблочко, – кивнул мужчина. – Информация полностью подтвердилась. Его пра-пра-пра… тьфу, неважно, предок, в общем, огрёб по полной и угодил на переработку. – Чиновник на миг замолчал (неужели сочувствует?), уставившись невидящим взглядом в затылок водителю. – Слово-то, какое, «переработка». Вот… – С шумом выдохнул, приходя в себя. – О чём это я? Ах да… после переработки работал бригадиром на дальнем востоке. А когда японцы попёрли, получил травму… – Снова замолчал, вспоминая формулировку. – … «Несовместимую с адекватным исполнением обязанностей». – Покосился на белобрысого и неожиданно тихо выругался: – Суки. – Поймал чуть ли не ошалелый взгляд Кострова и скривился: – У меня тоже родственники пропали.
   – Угу…
   – Эвакуироваться не успели, если честно, – зачем-то (неужели такой совестливый?) добавил представитель власти.
   – Не повезло.
   – Типа того, – оценил сарказм Сергей Петрович. – Ладно, умник. В общем, тот это парень, точно.
   Вадим согласно кивнул:
   – Осталось самое малое. Убедить отправиться в путешествие.
   – Проблем не будет, – уверенно сказал чиновник, и по его голос, и по тому, как хмурился блондин, Костров-старший понял: помощник мэра полностью расслабился, и считает Вадима чуть ли не одним из своих прихлебателей. Подчинённым даже. – Спирина самого тянет, а если нет – с дочерью поговоришь.
   – Не понял?
   – Поймёшь, когда надо будет. – Коротко хохотнул. – Или поздно… горе-подпольщик. Заговор строит, а домашних дел ни сном, ни духом.
   – Вот вы о чём. – догадался Вадим, что имел в виду помощник мэра, но не обиделся, наоборот, стало приятно. – Значит, встречаются? Он ей всегда нравился.
   – Дошло, наконец, – констатировал чиновник. – Тогда дальше. Транспорт организую. Людей… – посмотрел на Кострова, – … если хочешь, тоже.
   Вадим отрицательно мотнул головой: за дурака держит?
   – Я так и думал. Тогда только он, – первый помощник кивнул в сторону охранника. – И ещё один представитель.
   – Представитель?
   – Механизированный, – не выдержал блондин.
   – Киборг, – пояснил Сергей Петрович. – И не спорь, моё условие.
   – Хорошее условие…
   – Ещё какое. Потом благодарить будешь. Кто знает, с чем столкнётесь? И с кем.
   Вадим не смог сдержать удивления:
   – Даже так?
   – А ты думал. На флешке есть, сам посмотришь.
   – Ясно.
   Автомобиль снова свернул в какую-то подворотню и пересёк короткий замусоренный двор. Машину замотало на ухабах, и Вадиму пришлось ухватиться рукой за ручку под потолком. В голове мелькнула мысль, что у властей должны возникать серьёзные проблемы с преследованием и слежкой. По таким дорогам не то что догнать – доехать до места преступления не представлялось возможным. Если только на тракторе, или, на худой конец, грузовике. Наверное, поэтому и возросло в последнее время число краж и разбоев. Димкин отец хотел поделиться (всё-таки избиратель) с помощником мэра своими мыслями, но вовремя сообразил, что вопрос будет расценён, как крайняя степень нервозности. А значит с вопросами, во всяком случае, такими, придётся повременить. Но от улыбки, впервые за время пути, не смог удержаться.
   Сергей Петрович покосился на его довольную физиономию, но ничего не сказал.
   Внедорожник плавно затормозил.
   – К дому подвезли? – только сейчас Вадим заметил знакомые очертания соседнего двора. – Быстро… на машине.
   – Быстро, – согласился почти хозяин города. И это «почти», – возникла в сознании Кострова-старшего мысль, – и есть та неведомая причина, из-за которой помощник решился на операцию.
   – Когда? – услышал он вопрос Великого и Всемогущего. Посмотрел прямо в глаза и словно заглянул мужчине в голову. Увидел растерянность, желание и нетерпение. И если растерянность и желание были как-то понятны, то нетерпение… Неужели этот «с виду генерал» затеял свою игру? Или он так же, как Вадим, многие годы вынашивал подобные планы? И теперь, когда появилась возможность, не может дождаться? На все вопросы без труда можно было ответить положительно, в этом Вадим нисколечко не сомневался, но на какой из них «Да» – будет решающим?
   Когда?
   – Думаю, надо торопиться, – озвучил желание собеседника руководитель подполья. – Как только утрясу с сыном, сразу начнём подготовку.
   – С сыном? Ты хочешь отправить его?
   – Кто-то же должен.
   – Рискованно.
   – Зато надёжно. – Голос прозвучал немного резко, и в машине на несколько секунд наступила тишина. Никто не ожидал от Вадима такой откровенности.
   – Да… – нарушил тишину Сергей Петрович. – Теперь я ещё больше уверен в успехе. – И переглянулся с охранником. – Единственного сына…
   – Заткнись, – не выдержал Вадим и зло глянул на «соратников» (больше, как ни странно, на белобрысого). – Да. Я отправлю единственного сына. Плохо? Может быть. Даже наверняка. Но кого ещё? Твоих (я говорю ему ты!) жополизов? – Замолчал, переводя дыхание. – Короче, как буду готов, позвоню. Пока. – Открыл дверь, щурясь от вездесущей, поднятой в воздух ветром и норовившей попасть в глаза пыли. Окинул взглядом улицу, и, не прощаясь, быстро двинулся к дому.
   Сзади не донеслось ни слова. Только когда Костров-старший скрылся за углом дома, помощник мэра произнёс:
   – Дурак, знал бы, во что ввязывается…
//-- * * * --//
   Примерно за двадцать минут до встречи Кострова-старшего с первым помощником мэра, к зданию правительства, к массивным чугунным воротам в глухом высоком заборе, окружавшем парковочную площадку с другой стороны Белого дома, подъехал старенький неприметный автомобиль. На помятой решётке радиатора гордо поблёскивала протёртая с утра эмблема «АвтоВАЗа», завода, где собирали архаичное чудо техники. Правда, теперь АвтоВАЗом называли целый город, превращённый в неприступную крепость. И не город даже, а область, по периметру, как здание, к которому подъехали «Жигули», окружённую неприступной стеной.
   Высокий и седой, но ещё крепкий мужчина, высунул в окно руку с пластиковой магнитной карточкой, и с первого раза ловко вставил в специальную прорезь небольшого устройства наподобие банкоматов, только раза в два меньше. Послышалось тихое жужжание, и на голубом дисплее высветилось имя, должность и степень допуска.
   «Сергеев С. М. Полковник СВБ Четвёртый уровень».
   Жужжание повторилось – теперь предлагалось выбрать причину визита. Мужчина вытянул большой (сканирование отпечатка пройдёт быстрее) палец, на миг, словно почувствовав значимость предстоящего разговора, засомневался, сумел взять себя в руки и твёрдо ткнул в «назначено». Дождался высветившееся зелёным светом «разрешение», палец немного покалывало, услышал щелчок открывшего ворота электрического замка и последовавший за ним натужный гул электромоторов. Освободив от захвата прорези «банкомата» карточку, сунул во внутренний карман пиджака, на безымянном пальце, отбрасывая на панель приборов тусклые лучики света, матово блеснул заметный фамильный перстень.
   Ворота начали медленно, с тихим лязганьем и вибрацией, разъезжаться в стороны. Водитель посмотрел на увеличивающийся проход в «другой мир», на появившийся в поле зрения вычищенный прямоугольник внутреннего двора, хозяйственные пристройки и припаркованные автомобили.
   Послышался металлический скрежет, и ворота, не раскрывшись до конца, остановились, дёрнулись и снова остановились.
   Мужчина с перстнем тяжело вздохнул, голова несколько раз нервно дёрнулась. Он включил первую передачу: ворота открылись достаточно широко для попытки протиснуться на малолитражке. Отпустил сцепление и плавно тронулся, тут же резко нажимая на тормоз и заваливаясь сначала вперёд, а затем, с руганью откидываясь на спинку: ворота, прямо перед бампером автомобиля, стали вдруг закрываться. Видимо электроника решила, что он проехал, или компьютер просто прогонял створки, надеясь на устранение неисправности.
   Водитель зло уставился в глазок видеокамеры.
   Как же, жди, устранится. Хрена с два! Можно подумать, такое происходит впервые. В этом чёртовом городе всё дышит на ладан. Всё разваливается, трещит по швам, рассыпается. И не нужно семи пядей во лбу, чтобы понять: причина не в недопоставках грёбаного оборудования, как пытается уверить выживший из ума мэр, а в сгнившей напрочь системе, из-за своей косности не способной не то, что признать – даже увидеть. И всё из-за жадности… неспособности и нежелания уступить. Говорили же придуркам, предупреждали. Не-ет. Разве они послушают? Когда сидишь в джакузи, когда во дворе работают целые семьи таджиков, а нефть льётся вёдрами, пардон, галлонами, опять не верно, составами и танкерами, разве тебе до проблем человечества? Тебе хорошо, а значит и всем остальным тоже.
   Рука непроизвольно нажала на клаксон. Громкий сигнал вспорол тишину, заставляя вздрогнуть. Ничего, так вам и надо, проснитесь, хранители тайн.
   Ворота остановились. Камера наружного наблюдения пришла в движение, разглядывая нарушителя спокойствия, а на дисплее диспетчерского устройства замигало красное слово: «Нарушение». И ещё… замаскированные под прожекторы пулемётные турели нащупали малолитражку своими жерлами.
   Открывай, чёрт возьми! – подумал про себя безопасник, его раздражение быстро сменилось страхом, не дай Бог охранной системе придёт в кремниевую голову, будто он нарушитель или того хуже – диверсант. Пулемётам всё равно, махровый перед ними заговорщик, или сомневающийся офицер. А крупнокалиберным пулям и подавно. А Сергей, если и думает иногда по-другому, в целом продолжает служить системе.
   Карточка не понадобилась: за воротами звякнуло, загудело и затрещало. Массивные створки дёрнулись, словно с другой стороны по ним ударили кувалдой, загремели, и, наконец, раздвинулись, как полагается.
   Мужчина облегчённо выдохнул, секунду выждал (пулемёты смотрели на него), и с пробуксовкой въехал на территорию. Немного неаккуратно (пулемёты… пулемёты, чёрт возьми) припарковался. Нервно хлопнув дверкой, не рассчитал с усилием и до конца не закрыл, заметил в салоне свет, но решил оставить как есть, желая поскорее убраться с улицы. Не обращая по привычке внимания на окружающие детали, торопливо пересёк сверкающий чистотой широкий двор, взбежал на бетонное крыльцо и с силой надавил на кнопку звонка.
   Дзынь… где-то далеко, почему-то показалось, из-под земли, тоскливо зазвенело.
   Терпеливо выдержав унизительное, но обязательное в таких случаях разглядывание в глазок, Сергеев дождался, когда откроется бронированная дверь, приветливо (охранник ни в чём не виноват) кивнув дежурному, сдал оружие, расписался и вошёл в заранее вызванный лифт. Прислушиваясь к стенаниям и поскрипываниям древней кабины, спустился на известную только компьютеру и начальству глубину, оказываясь в тёмном длинном коридоре. Чувствуя, что и здесь за ним продолжают внимательно наблюдать, позволил себе скользнуть взглядом по потолку, привычным движением одёрнул пиджак, и, приглаживая расчёской волосы, прошёл по коридору к самой дальней двери. Гадая, что находится в десятке оставленных позади кабинетах, поднял руку, снова чувствуя необъяснимую тревогу, играя желваками, негнущейся кистью, нагибаясь чуть ли не всем корпусом, несильно постучал.
   Вдоль позвоночника стекла капля пота.
   Прошло секунд десять. Вслушиваясь в тишину за дверью, Сергеев снова поднял руку, собираясь постучать снова, когда красивая бронзовая ручка пришла в движение и опустилась вниз, увлекая за собой язычок замка, с приятным тихим щелчком выскочившего из паза. Дубовая двухметровая дверь приоткрылась, выпуская наружу жёлтый прямоугольник света и слабый аромат духов.
   В проёме возникла некрасивая пожилая дама. Секретарша, Светлана Васильевна, как звали помощницу хозяина кабинета.
   Пристально глядя гостю прямо в глаза, отчего матёрый оперативник почувствовал себя зелёным курсантом, женщина не произнесла ни слова, лишь голова её едва заметно – очевидно это означало приветствие – совершила плавный, не лишённый изящества кивок.
   – Здравствуйте. – Шёпотом (проклятый бункер) произнёс седовласый, выдавил из себя улыбку и протиснулся мимо, с трудом избегая контакта с гигантским бюстом, подобно пулемётам, отслеживающим траекторию его движения. Уже оказываясь на безопасном расстоянии, неожиданно представил реакцию помощницы – если наклонится вперёд и коснётся, почувствует щёлк блузки и ткань бюстгальтера, – и вдруг подумал, что секретарша нервирует его специально. Мысль о грубом флирте, в голову полковнику не пришла.
   Оказавшись в приёмной, мужчина сделал шаг в сторону и повернулся к Светлане Васильевне:
   – Шеф у себя? – Не желая оставаться с громадной тёткой наедине, решил сразу перейти к делу.
   Женщина кивнула:
   – Ждёт.
   – Ясно. – Ему показалось, или секретарша выглядела иначе? Или он так нервничает, что готов поверить в любую чушь? – Погода сегодня хорошая. – Профессиональное любопытство взяло верх, и Сергей решил проверить свою догадку, к неудовольствию, если не к ужасу, замечая в глубине глаз Светланы Васильевны вспыхнувшую надежду.
   Чёрт возьми…
   – Жаль, нельзя прогуляться.
   – Действительно, жаль. – Безопасник почувствовал себя неловко. – Можно войти?
   Секретарша открыла было рот, передумала и снова кивнула.
   – Тогда я пошёл? – Сергеев заставил себя улыбнуться и двинулся к последней, как он надеялся, на сегодня служебной двери, но открыть не успел. Хозяин кабинета и одновременно начальник службы внутренней и внешней безопасности генерал-лейтенант Кузнецов Г. П. опередил.
   Маленький сухонький старичок, в чьих руках находилась судьба всего Города, совершенно не походил на руководителя вверенного ему ведомства, особенно со спины, и особенно когда молчал или слушал. Этакий добренький дедушка, всю жизнь выполнявший чужие поручения и на старости лет нянчащий внуков.
   Обманчивое впечатление.
   Стоило генералу произнести несколько фраз или взглянуть собеседнику в глаза, как представление разом менялось. И внуков генерал не нянчил, у него их не было.
   – Здравствуйте, полковник.
   – Добрый день, товарищ генерал.
   Пожав руку одному из лучших, если не самому лучшему сотруднику, мужчина обратился к секретарше:
   – Светлана Васильевна, на сегодня рабочий день закончился. – И снова посмотрел на гостя. – Проходи, я сейчас.
   Полковник сказал секретарше «До свидания», тоскливо подумал, что теперь она от него не отстанет, незаметно вздохнул и прошёл в кабинет, слыша, как за спиной генерал отдаёт последние указания. Если что – на месте, если понадобитесь – вызову, завтра – как обычно, и всё в таком роде. Женщина ответила только раз, но он не расслышал, дверь закрылась, оставив наедине с вернувшимися страхами и сомнениями.
   Кабинет, как и его обладатель, с первого взгляда сильного впечатления не производил. Небольшой и уютный, стены отделаны деревянными панелями «под орех», с муляжами двух окон, радующих глаз незатейливым, но реальным видом лесной поляны. С простым дубовым столом у дальней стены и такой же стенкой слева от двери. Ничего необычного, но если приглядеться… царивший в комнате идеальный порядок, ничего лишнего, отвлекающего от работы, десяток папок с последними делами на столе и сизый туман сигаретного дыма под потолком, даже слепому говорили: хозяин кабинета приходил сюда работать, а не трепать нервы подчинённым или предаваться несбыточным фантазиям. И не только из-за растущего с каждым годом количества нераскрытых дел или отсутствия у хозяина кабинета фантазий. Просто генерал Кузнецов Г. П. был законченный трудоголик, за что, если честно, его и уважали. По крайней мере, полковник Сергеев.
   Уважал и боялся…
   Именно фанатичность, с которой Кузнецов Г. П. преследовал любое проявление инакомыслия, вызывала страх. И не только у него. Да и как не бояться, если любая вольность, начиная с прочтения запрещённых книг или требования повысить зарплату, и кончая вооружённым мятежом, могла окончиться отправкой на переработку. Не спасали ни связи, ни послужной список. Порой полковнику начинало казаться, что перед ним не живой человек, а новейшее секретное изобретение из последних сил цепляющейся за жизнь вымирающей цивилизации: новый вид киборгов, внешне ничем не отличимых от людей.
   Сзади совершенно бесшумно открылась и закрылась дверь.
   Впечатляет.
   Лишь по порыву ветра безопасник догадался: в кабинет вошёл хозяин. Послышались неторопливые мягкие, но уверенные шаги.
   Хозяйская поступь.
   – Присаживайся, – услышал он генерала. – Разговор будет долгий.
   Полковник послушно взял один из стульев, и, стараясь не шуметь, придвинул к столу. Сел и тоскливо посмотрел на начальника (тот обходил стол), в который раз пытаясь угадать, зачем его вызвали, и торопливо (не надоело уже?) вспоминая числящиеся за собой грешки. Разумеется, ничего серьёзного не вспомнил, с работой он справлялся, только лишний раз вспотел. Грешки (а у кого их нет?), если честно, имелись, но именно грешки… не из-за такой же мелочи, в самом деле, его захотели видеть? О чём пойдёт речь (о Кострове, о чём ещё?) он, в принципе, догадывался, но не спешил выказать осведомлённость, опасаясь ошибиться.
   – Погодка сегодня, – сказал генерал и взял в руки верхнюю папку.
   – Шепчет. – позволил себе вольность Сергей.
   Начальник неопределённо хмыкнул и открыл папку, его пальцы уверенно перелистнули пару страниц, поднял глаза на подчинённого:
   – Как твои подопечные?
   – Диссиденты? – уточнил полковник, снова гадая, кто присвоил группе обиженных на весь свет горожан, единственным желанием которых являлось разрушить любой существующий порядок, такое название. И ведь неплохие, если разобраться, люди. Хорошо, что их словоблудие обратно пропорционально смелости.
   Генерал кивнул.
   – Всё как обычно, пока ничего серьёзного.
   – Ничего серьёзного говоришь? – Генерал сжал губы, отчего на подбородке образовалась некрасивая складка. – Интересно… – Медленно протянул стопку цветных фотографий. – На-ка, посмотри.
   Ещё не коснувшись снимков пальцами, Сергей скользнул по фотографиям взглядом и тут же напрягся, холодея. Помощник мэра и Вадим Костров. Вместе.
   Необязательно носить звание полковника, чтобы догадаться: высокопоставленный чинуша и глава горе-подполья знакомы, и встретились не случайно. Вот обмен рукопожатием, вот о чём-то секретничают, а вот – подозрительно оглядываются по сторонам.
   Приехали.
   – Нравится?
   – Товарищ генерал…
   – Что «товарищ генерал»? Снимки должен был принести полковник Сергеев. – Начальник раздражённо похлопал папкой по столу, при этом в воздух не поднялось ни пылинки. – Что-то не так? Просто везение, что в администрации свой человек.
   – Виноват. Только вчера изучал отчёт. Ничего подозрительного не обнаружил.
   – Плохо.
   Сергеев возражать не стал. На самом деле допустил промах.
   – Что собираешься делать?
   – Насколько знаю, сегодня у Кострова… – полковник машинально ткнул пальцем в снимок Вадима, – … назначена встреча. Может, как раз с помощником. Как только узнаю, сразу сообщу.
   – Хорошо, – спокойно отреагировал Кузнецов, и полковник вдруг подумал, что генералу всё давно известно. Глупая мысль (зачем тогда подчинённые?), но заслуживающая внимания. – Работай.
   Сергеев молчал, ждал продолжения. Не за этим же вызвали?
   Генерал улыбнулся:
   – Молодец. – Выдвинув ящик стола, достал сигареты. Не спеша прикурил, аккуратно (прямо в угол, впритык к стенке ящика) положил пачку обратно, плавно задвинул ящик и только потом ещё раз затянулся. – Далеко пойдёшь.
   Сергеев позволил себе подхалимскую улыбку:
   – Стараюсь.
   Зажав сигарету губами, Кузнецов сложил фотографии, щуря левый глаз от поднимающегося вверх дыма, сунул в папку, и, водрузив на прежнее место, окинул придирчивым взглядом. Не удержался и поправил двумя пальцами уголок. Убедившись, что всё идеально ровно, снова затянулся и выпустил в потолок облако сизого дыма:
   – Как думаешь, зачем спонадобился? – спросил, и внимательно посмотрел на подчинённого. Случайно или нет упёрся локтем руки с сигаретой в стол, отчего стал похож на следователя из сериала. Осталось наклониться вперёд и выпустить дым в лицо допрашиваемого.
   Сергей, выдержав паузу, спокойно ответил:
   – Думаю, связано с подпольем… Вы что-то знаете, и теперь, когда Костров встретился с помощником мэра, решили поделиться информацией.
   – Уверен?
   – Да. – Несмотря на грозный вид, по голосу понял: попал в яблочко. – К тому же мы давно могли подполье накрыть, но запрет исходил лично от вас.
   Кузнецов Г. П. согласно кивнул. Сделав подряд две затяжки, аккуратно затушил окурок об пепельницу.
   – Всё верно. – Помолчал, словно собираясь с мыслями, неожиданно спросил. – Ты когда-нибудь слышал о проектах «2012» или «Резонанс»?
   Полковник насторожился. Слышать-то он слышал, и даже читал кое-какие сохранившиеся в архивах документы. Но допуском располагал четвёртого уровня, а информация, интересующая генерала, доступна начиная с пятого. И, как всегда в таких случаях, возникла мысль о количестве допусков. И для кого они предназначались? Для президентов, что ли? Так их давно не было…
   Под потолком включился вентилятор. Загундосил, вытягивая дым.
   – Слышал краем уха, – сказал единственное, пришедшее в голову. – Насчёт первого и насчёт второго.
   – Что слышал?
   – Насчёт «2012»? Немного. Вроде как в начале двадцать первого века несколько учёных пришли к выводу, что грядёт конец света, потоп, засуха, каждому своё… Информация появилась как нельзя кстати. – Сергеев замолчал, решая: говорить или нет, взглянул на генерала. Тот, догадавшись, о чём думает полковник, поощрительно кивнул. – Вот… выводы учёных оказались на руку определённым политикам, к тому времени они поняли: удержать власть не смогут…
   – Власть своих кланов, – сухо добавил Кузнецов.
   Сергеев от такого заявления немного растерялся, но быстро взял себя в руки:
   – Продолжать?
   Снова кивок.
   – В это время на планете происходило чёрт те что… – На миг, на короткий миг полковник замолчал, неожиданно понимая, что если такими словами называет события во времена, когда на земле существовали настоящие города, и можно было, не боясь получить пулю, отправиться в путешествие, то как назвать творящееся сейчас? – Финансовый кризис… – Снова замолчал, запоздало пугаясь того, что старый лис по имени Кузнецов Г. П. заметил первую заминку, и наверняка угадал ход его мыслей. Что ж, возникла третья заминка – чему быть, того не миновать. – Финансовый кризис перешёл в энергетический, за ним последовал промышленный. В общем, экономическая система, искусственно навязываемая развитыми странами… – Полковник уже не сдерживался. – … вернее, их руководителями – начала трещать по швам. Разумеется, имелись альтернативные способы управления, но никто не хотел рисковать. Казалось – так потом и вышло – гораздо легче загнать всех в клетки и напугать стихийным бедствием. Вроде как радуйтесь, спасли, могли просто умирать оставить. – В горле запершило, и рассказчик инстинктивно поискал глазами воды.
   Генерал наклонился и достал из стола (интересно, что у него там ещё?) трёхсотграммовую бутылку минералки, выпрямился и протянул:
   – Держи.
   – Спасибо, но…
   – Пей, пей, не стесняйся. Стакан надо?
   Сергеев чисто механически отрицательно мотнул головой. Невнятно пробурчав благодарность, в нерешительности, будто в ней был яд, уставился на бутылку. Собравшись с духом, одним движением (пш-ш-шик) отвернул крышку, и, не обращая внимание на генерала, сделал несколько больших глотков. С трудом оторвался, чувствуя в груди приятное жжение, шумно с облегчением вдохнул, глаза, даже сквозь выступившие слёзы, заметили потеплевший взгляд Кузнецова.
   – Здорово… ик. – Еле удержавшись, чтобы не рыгнуть, с улыбкой вернул бутылку на стол.
   – Легче? – Генерал достал ещё сигарету.
   – Ага… а то в горле… запершило.
   – Бывает. Ещё что-нибудь расскажешь?
   – По «2012»? – Сергей заметно оживился. – Самую малость. Насколько мне известно, климатические изменения всё-таки наступили. Правительство России открыло границы и пустило беженцев. Вроде как благородно, если бы не одно «но». Всё это время в экологически чистых и безопасных районах оперативно возводили города-крепости для особо приближённых. Затем вроде бы в крупных городах начались стычки с мигрантами, бунты и тому подобное. В основном беспорядки подавить удалось, но некоторые города пришлось бросить. Что с ними стало – остаётся догадываться.
   – Хорошо. – Генерал затушил недокуренную сигарету. – Не так мало, а главное – в точку.
   – И это всё, правда? – решился задать вопрос полковник. – Всё так и было?
   – Сомневаешься? Сам-то как считаешь?
   – Честно говоря, не знаю, жутковато малость.
   – Жутковато, – согласился Кузнецов.
   В комнате повисла пауза, и в наступившей тишине стало слышно, как тикают на стене простые, в деревянном корпусе, кварцевые часы. Несмотря на поддерживаемую автоматикой «комнатную» температуру в кабинете, Сергеев поёжился от холода.
   – Ладно, – нарушил тишину генерал. – Давай дальше.
   – Насчёт «Резонанса»?
   – Да. Слышал что-нибудь?
   – Ещё меньше, чем по «2012».
   Кузнецов усмехнулся:
   – Что-то не верится.
   Сергеев пожал плечами:
   – Насколько я знаю, впервые проектом занялись вплотную около пятидесяти лет назад, когда по неизвестным причинам стали пропадать караваны, осуществляющие доставку грузов между Городами. Так?
   Генерал кивнул, но ничего не сказал.
   – Сначала грешили на одичавших жителей брошенных Городов. Затем на Дальневосточную конфедерацию: мол, вывели каких-то монстров и засылают к нам, в отместку. Именно такой версии придерживались официально, а что на самом деле – известно только высшему руководству. – Полковник замолчал, ожидая вопроса, но реакции не последовало, и он закончил. – А спустя несколько лет за забором, по периметру Городов, возвели что-то типа ретрансляторов или усилителей, больше мне ничего не известно.
   Генерал полез за следующей сигаретой, но в последний момент передумал. Посмотрел на полковника и спросил:
   – Ты ведь не куришь?
   – Бросил.
   – Молодец, а я не могу. – Помолчал, глядя куда-то в угол. – Да и не хочу, наверное. – Тихо вздохнув, посмотрел на Сергея. – Всё, что происходит – очень серьёзно и должно остаться между нами, понятно? – Несколько секунд пристально разглядывал подчинённого, одному Богу известно, что пытаясь увидеть. Вздохнул и продолжил: – То, что ты сейчас наговорил, всё правда, шила в мешке не утаишь, особенно от такого, как ты. Но кое-чего неизвестно и тебе.
   – Вы насчёт нападений?
   – Насчёт нападений тоже.
   – Это не разбойники?
   – Куда уж им. – Выдавив из себя улыбку, генерал провёл рукой по подбородку, снова взглянул на Сергеева, и мужчине показалось, что начальник сильно нервничает, если не трясётся от страха. – Для начала хочу сказать, что из всех сотрудников я выбрал именно тебя. Молчи, – предостерегающе взмахнул рукой шеф. – Не перебивай, пожалуйста. – На миг замолчал, наверное, сам поражаясь последней фразе. – Короче, я знаю, вы все меня уважаете, и тому подобное, даже побаиваетесь, но только ты – считаешь сумасшедшим… – Снова взмахнул рукой, останавливая готового начать оправдываться мужчину. – Ты не понял. Я тебя не осуждаю. Поверь. – Пожевал губами, подбирая слова, и Сергей окончательно убедился: генерал с ним не играет, старик абсолютно искренен. И снова почувствовал холодок между лопатками: он не мог представить, что могло случиться, чтобы начальник службы внутренней и внешней разведки так себя вёл. – Тяжело. – Наконец вымолвил Кузнецов и снова полез за сигаретами.
   – Георгий Палыч, – не выдержал Сергей. – Или вы скажете, или у меня сейчас сердце остановится.
   Рука генерала замерла на полпути, нервно побарабанив по столешнице, вернулась на прежнее место.
   – Чёрт. Если б ты знал, как тяжело говорить. А ещё тяжелее сознавать…
   – Товарищ генерал! – снова перебил Сергеев.
   – Хорошо. Короче. Наверняка догадываешься, что стало с теми людьми, кому не хватило места в Городах?
   – Большинство погибло, остальных… кто не спрятался, превратили в киборгов.
   – Всё верно. И заставили работать.
   – Ну и что?
   – А затем? Что делали с этими машинами, когда невосполнимая (Господи, просто люди, это были просто люди) составляющая, в конце концов, выходила из строя? Или погибала в результате несчастного случая?
   – Насколько я знаю, поначалу просто утилизировалась. – Полковник внезапно замолчал, поймав на себе красноречивый взгляд, и вдруг понял, о чём никогда не хотел думать. ПОНАЧАЛУ! Поначалу людей, вместе с изуродованными механическими частями просто (ПРОСТО!) выбрасывали на помойку, как отслуживший свой срок телевизор. – Дерьмо… – Слово вырвалось само собой.
   – Всё верно, – подтвердил догадку генерал. – Это потом, когда людей стало меньше, вмешались генетики и тоже наворотили дел. – Пожилой мужчина в сердцах махнул рукой. – Пытались восстанавливать повреждённые ткани, и всё такое…
   – Игра…
   – Что?
   – Потом придумали Игру.
   Сергеев заставил себя посмотреть начальнику в глаза.
   – Игру в том числе. – получил он исчерпывающий ответ, хотя в глубине души и так это знал.
   – И вы говорите про безумие?
   – Про безумие?
   – Вы сказали, только я считаю вас ненормальным. – Сергей представил себя со стороны и усмехнулся: в самых смелых мечтах не мог подумать о такой фамильярности. – Из всех. – Неожиданно рассмеялся.
   Прислушиваясь к резким гортанным звукам, меньше всего напоминающим смех, генерал грустно улыбнулся.
   – Простите. – Сергеев взял себя в руки. – Нервы ни к чёрту, даже курить захотелось.
   – Не стоит. – Кузнецов провёл ладонью по полированной столешнице. – Успокоился?
   – Вроде…
   – Хорошо. Насчёт моего безумия я, наверное, немного не так выразился. Ты просто считаешь, я слишком серьёзно отношусь к делу. Нет, не так. Чёрт! Ты тоже прекрасно выполняешь свою работу, просто я… м-м… как бы это выразиться, воспитан немного другой системой, что ли, и не просто воспитан, а принадлежу ей с потрохами. Не могу иначе, с молоком впитал. – Генерал сделал вдох и Сергеев воспользовался паузой.
   – Если нашли мужество признаться, не всё так плохо.
   – Минутку. – В голосе начальника СВБ появились знакомые нотки. – Я не хочу, чтобы ты думал, будто я раскаиваюсь, или типа того. Совсем нет. Всё, что делал, считаю тем или иным образом необходимым и оправданным.
   – Ничего не понимаю…
   – Я наводил порядок (называй, как хочешь, мне всё равно) там, где требовалось – проливал кровь, служил системе верой и правдой. Но сейчас… сейчас не уверен. НЕ УВЕРЕН, понимаешь? Впервые в жизни я сомневаюсь, не знаю, чем всё закончится. Только не путай с тем, как поступить. Как поступить, я знаю. И поступлю именно так, не иначе, короче, как прикажут. Но вот результат всего этого меня пугает. – Генерал взял бутылку с минералкой, и, ничуть не брезгуя, а может, считая, что так надо, начал пить из горлышка.
   Глядя на кажущегося теперь очень старым и беспомощным руководителя сеющего среди жителей Города ужас ведомства, полковник впервые (врёшь, думал и раньше) вдруг ясно осознал, чем они занимаются. С трудом подавил болезненную судорогу, закрыл лицо ладонями и на несколько секунд застыл, стараясь убедить себя в нереальности происходящего. Ничего у него, конечно, не вышло, лишь на смену отчаянью пришло понимание непосильности взваленного груза, и что всё теперь зависит только от него, потому как генерал своё уже отжил, вернее отработал. Взглянув на съёжившегося под его взглядом дряхлого старика, Сергей понял, что не ошибся.
   – Только не думай, будто я совсем спятил и не контролирую ситуацию, – поставил его на место шеф. – Просто верю, что в критической ситуации ты сумеешь принять правильное решение.
   – Да-а… – протянул Сергеев. – Вы хоть понимаете, вы фактически заявляете о неповиновении власти?
   – Теоретическом неповиновении, – усмехнулся генерал. – Не могу подобрать нужного слова.
   – Это имеет значение?
   – Хочешь заявить? Валяй.
   Сергей разозлился.
   – Заявить? Так просто? А вы не подумали, что я искренне служил стране? Что всегда (кого ты обманываешь?) верил в то, что делал? А теперь выходит – напрасно?
   – Не совсем, – ответил генерал, тоже повышая голос. – И прекрати истерику! Разнылся, понимаешь. Да плевать я хотел на твои чувства, если хочешь знать. Я, между прочим, тоже стране служил, и опыт… служения, как ты выразился, у меня побольше твоего. И вообще, разговор сейчас не о том, может, ещё образуется… – Мужчина замолчал, переводя дух.
   – Виноват, товарищ генерал. – пришёл в себя Сергеев. – Неожиданно малость, вот и понесло. А заявлять и в мыслях не было, – добавил, и тут же подумал, что если это проверка – домой уже не вернётся. Но страха не почувствовал, наоборот, где-то в глубине души, там, где последние годы плескалось безразличие, вдруг зашевелилось что-то искреннее, наполняя давно потерянным смыслом. – Готов приступить к заданию, – услышал свой голос.
   – Другое дело. – Генерал тоже как-то подобрался. – Другое дело. – И достал из стола папку. – Держи. – Аккуратно отдал прямо в руки. – Здесь всё о проекте «Резонанс».
   Полковник осторожно взял папку, словно она была из стекла. Положил перед собой.
   – Полистаешь потом, я пока в общих чертах расскажу, – сказал Кузнецов, видимо не желая оставаться в тишине. – Насчёт ретрансляторов прав, поставили такое оборудование. Чтобы найти тех, кто откликается на сигнал.
   – На сигнал? Что за сигнал?
   – Хороший вопрос. Знать бы ответ. Хотя… – Кузнецов задумался. – Версий по этому поводу хватает, только я, да и большинство, думаю, склоняется к новой форме жизни.
   – Пришельцы, что ли? – глупо улыбнулся Сергей.
   – Нет. Не пришельцы, люди, вернее, оставшееся от киборгов после утилизации.
   Глаза полковника раскрылись и стали не меньше фар собственного автомобиля.
   – А-а? – протянул он. – М-м…
   – Именно. Те самые киборги, что бездумно выбрасывали, не пытаясь уничтожить. Понимаешь? – Короткий смешок. – Вижу, не очень. Учёные считают, мозг этих существ сумел выжить и приспособиться. Приплюсуй сюда сложные кибернетические системы, имевшиеся у них в распоряжении. Никто не утруждал себя демонтажем. Вот и получается, что в какой-то момент горы ЭТОГО пришли в себя и начали мыслить.
   Рука полковника потянулась к минералке. Схватила. Одним махом осушив бутылку, Сергей вытер губы тыльной стороной ладони и с шумом выдохнул.
   – Да, Георгий Палыч. Многое готов был услышать, но такое… Чёрт, может, вы меня разыгрываете? – сделал он последнюю попытку. – Поверить не могу.
   – И в мыслях не было. И в мыслях… Но это я так считаю. Впрочем, со мной многие согласны. Вероятность велика. Да и потом, кто ещё может напасть на вооружённые до зубов караваны? И не просто напасть, а так, что ни слуху, ни духу. Ни сигналов тревоги, ничего. Ехали себе, понимаешь, и вдруг – бац! – Мужчина хлопнул по столу и Сергеев подпрыгнул.
   – Георгий Палыч…
   Генерал и бровью не повёл.
   – Да, да, так и было. Все системы словно выключили.
   – Или перехватили управление.
   – Разве это не одно и то же?
   – Ну…
   – Из чего следует, что нападавшие знакомы с нашими технологиями. Не дикари какие-нибудь.
   – А другие страны? ЮАР, Америкосы? Дальневосточники, в конце концов?
   – Насчёт дальневосточников подметил верно. Тебе что-то конкретно известно, или просто предполагаешь?
   – Что мне может быть известно? Просто слышал… Что? – Сергеев заметил у генерала улыбку.
   – Мне нравится твоё «слышал».
   – Ну…
   – Продолжай.
   – Короче, говорили, один караван сумел вырваться, и, кто спасся, рассказывали о каких-то чудовищах, снаружи похожих на зверей, а внутри – полностью механических. И что произведены они на Дальнем Востоке или в Японии.
   Потирая кончик носа, Кузнецов в задумчивости уставился в псевдоокно. Молчал, наверное, целую минуту.
   – Откуда ты знаешь? – Пошевелил пальцем, приказывая не перебивать. – Придётся рассказать… – Шумно вдохнул, пряча ладонью зевок. – Устал я что-то… Ладно, начнём сначала. Ты знаешь, сейчас на земле осталось всего несколько жизнеспособных государств, точнее – пять?
   – Да, как уже говорил, ЮАР, Североамериканский альянс, Дальневосточная конфедерация, заключившая союз с Японией, Китайско-Монгольская Народная Республика, и наше – Российско-Европейское Содружество.
   – Именно… а теперь вспомни, как возникли дальневосточники?
   – Как… – Сергеев напряг память, систематизируя имевшиеся сведения. – Всё началось в конце двухтысячных, когда процесс таянья многолетней мерзлоты приобрёл неуправляемый характер, со всеми вытекающими… А наше недавно сформированное государство оказалось неспособным переселить беженцев, обеспечить жильём и работой… Правительство приняло единственное возможное в данной ситуации решение: отрубить Дальний Восток, бросив жителей на произвол судьбы.
   – Верно. К тому времени мы потеряли Сахалин и другие месторождения, добывали нефть в бывшей республике Коми.
   – Фактически, северо-восточная граница Содружества пролегла там, где заканчивалась многолетняя мерзлота: начиная от Китайско-Монгольской Народной Республики, через озеро Байкал, и дальше на север, по рекам Ангара и Енисей, до посёлка Туруханск, где в Енисей впадает река Нижняя Тунгуска.
   Все мало-мальские посёлки вдоль этих рек превратили в полностью автономные роботизированные заставы, контроль за которыми возложили на города-крепости: Иркутск, Братск… – Сергеев поднял глаза к потолку, вспоминая. – Стрелка, Енисейск, Бахта…
   Первые несколько лет вдоль границы постоянно гремели сражения. Поначалу многие пытались прорваться, кто поодиночке, кто группами и даже целыми соединениями. Возможности имелись: эвакуировались в спешке, и на брошенной территории осталось много техники, в том числе военной. Ну а дальше, кто выжил, поняли: зря время тратят, и объединились, создав Дальневосточную Конфедерацию. Потом замутили с японцами. Условий для жизни никаких, вот и пришлось воспользоваться помощью соседей с их генной инженерией. Насколько мне известно, последние сто лет с ними нет никакой связи, и никто не знает, что там происходит. Даже наши китайские друзья держаться подальше, соорудив вдоль границы вторую великую стену.
   Полковник замолчал, приходя в себя и заново осмысливая сказанное.
   – Так что… – не выдержал он и добавил: – Считаю, у брошенных сограждан имеются как средства, так и основания для нападения. А сбросить солдат, или что-то ещё с воздуха – несложно. Из-за постоянных ураганов и дождя система ПВО ни у кого практически не работает.
   Генерал кивнул, пальцы листали ещё одну папку.
   – Георгий Палыч?
   – Слышу, – посмотрел на него Кузнецов. – Правильно излагаешь и мыслишь верно.
   – Значит, они на караваны нападают?
   – Они, только…
   – Есть ещё киборги, вернее то, что осталось?
   – Называй, как хочешь. Скорее коллективный разум, тел-то у них нет.
   Полковник чуть не поперхнулся.
   – А ты думал? Откуда тела, если разобранными выбрасывали. Да и сгнили уже. Сам сказал: дождь, слякоть…
   – Как же они перемещаются? Или не перемещаются? Кто-нибудь их видел?
   Генерал снова надолго замолчал, пожёвывая нижнюю губу, достал из стола ещё папку, из неё письмо, на котором синел гриф «Совершенно секретно». Развернул, глаза пробежали несколько строк, вздохнув, посмотрел на Сергея. Несколько секунд тоскливо разглядывал сидящего перед ним мужчину, наконец, поинтересовался:
   – Знаешь, что здесь написано?
   – Нет, конечно, – ответил Сергей, чувствуя, как подрагивает левое веко.
   – Белгород, Ставрополь, Краснодар…
   – Что Белгород? – глухо переспросил полковник, и замолчал, неожиданно понимая, каким будет ответ.
   – Уничтожены. – Голос генерала был едва слышен. – Месяц назад массированным ударом уничтожены основные города-крепости нашей юго-западной границы. – Кузнецов посмотрел на тоненький лист бумаги, словно надеялся, что сообщение исчезнет, или, на худой конец, изменится.
   – Не может быть! – Лицо Сергеева стало того же цвета, что и сигаретный дым, медленно покрываясь болезненным румянцем. – Когда? Как? Но… – Взгляд упал на пепельницу, и нестерпимо захотелось закурить.
   – Пока ничего неизвестно, но в центре считают: без бывших киборгов не обошлось. – Генерал безвольно склонил голову набок. – А началось всё с того… – Кузнецов старел прямо на глазах, – как несколько лет назад удалось напасть на их след…
   – И-и? – Сергей прижал руки к столу, чувствуя, что кисти начинают трястись.
   – Отправили эскадрилью бомбардировщиков. Разбомбили всё к чёртовой бабушке… или…
   – Что… или…?
   – … Или думали, что разбомбили. Никаких следов, они просто исчезли.
   Сергееву понадобилось не меньше минуты прийти в себя, осознать, где он находится, собрать мысли в кучу, заметить, что генерал терпеливо (может, он тоже в шоке?) ждёт, и задать следующий вопрос:
   – Исчезли… У них же ног нет?
   Резко откинувшись на спинку, словно сложенные на столе папки вдруг превратились в ядовитых змей, Кузнецов тяжело вздохнул:
   – Не знаю? Нет ног – значит, есть что-то ещё. – Снова замолчал, и Сергеев понял: начальник по-прежнему не договаривает.
   – Георгий Палыч. Вы или говорите всё, как есть, или…
   – Как есть… как есть трудновато. Ты и так трясёшься. – Мужчина нервно улыбнулся, с трудом придавая лицу прежнее выражение. – А ведь это только цветочки.
   – Куда уж хуже?
   – Куда хуже? – Генерал подался вперёд, и полковник с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть. – А ты подумай, кто они, и как появились. И, главное: к нам что испытывают?
   Сергеев почувствовал, как по коже побежали мурашки.
   – Чёрт! Они же должны нас ненавидеть!
   – Вот именно. Ещё один враг, и какой… и главное, рядом. Если до бомбёжки они не нападали, то после всё круто изменилось.
   – Нападения на караваны? – Сергей до последнего не хотел верить в причастность к гибели городов неведомого разума. – А дальневосточники?
   – Дальневосточники показали пример. Они и сейчас продолжают забрасывать своих тварей, но восточную границу мы держим, а вот южную… Каким-то образом этот разум может воздействовать на обычных людей и выводить из строя самые сложные механизмы. И похоже, им надоело играться с караванами, они начинают нападать на города. Страшно подумать, что будет дальше…
   – На их месте я поступил бы так же, – хрипло согласился Сергей. Посмотрел на шефа. – А разведка? Что-нибудь нашли? Кто нападает, не могут же они сами?
   – Пока не ясно, очевидцев мало. Насчёт людей не знаю, а вот киборги точно.
   – ?…
   – Американские, не наши. То ли украли, то ли перепрограммировали.
   – А связь? С Китаем? Альянсом?
   – Нет связи. – Генерал потёр слезящиеся глаза. – Как нападения начались – полностью вырубилась. – Быстро взглянул на Сергея. – И самолёты пробиться не могут, – угадал он готовый сорваться вопрос. – Пробовали, ни один не вернулся.
   – Да что же это? Ничего нельзя сделать?
   – Даже не знаю. – Кузнецов потёр подбородок, и Сергей не смог не признать: генерал полностью пришёл в себя… в отличие от него. – Обычное оружие против них бессильно.
   – Даже ядерное?
   – Не думаю, что в нашем положении это разумный выход, самим жить негде. Но, в принципе, если не будет другого выхода, попробовать стоит. Только думаю, что и оно не поможет.
   – Да почему?
   – Новая ступень эволюции. Вспомни начало разговора. Именно этого и боюсь. Вряд ли оружие поможет, даже ядерное. А то, что захотят применить – поверь, не сомневаюсь; терять нашим правителям нечего.
   – И вы хотите наладить контакт?
   – Я хочу спасти людей. – Генерал посмотрел в удивлённые покрасневшие глаза подчинённого и поморщился. – Думаешь, я маньяк? Нравится ловить и убивать? Да, я ловил ненормальных, может, по-своему невиновных, но только ради сохранения стабильности. Понимаешь? По-другому не умею. НО! Я понимаю, ПО-ДРУГОМУ можно. Должен быть выход, решение, путь. И ты его найдёшь.
   – Я? Мне… наладить контакт? Но…
   – Только в крайнем случае… Для начала попытаться уничтожить, но если не получиться – попробуй вымолить прощенье. Хотя бы для мирного населения. В конце концов, оно ничем от них не отличается. Не намного, вернее…
   – Хорошо, допустим. И как уничтожить? Сами сказали, оружие не берёт.
   Замечая, как азарт интересного, пускай и невыполнимого задания, захватывает Сергея, Генерал пакостно улыбнулся: понял, что в выборе не ошибся.
   – Наши светлые головы свой хлеб отрабатывают. Считают, нашему противнику – коллективному разуму, называй, как хочешь – доступно огромное количество энергии. Что он способен обходиться без еды и обычных энергоресурсов. В принципе, ему, скорее всего, не нужно ничего, требующегося для жизни человеку. Кроме того учёные считают, разум владеет телепатией, телекинезом и может создавать вокруг себя защитное поле. – Кузнецов пристальнее вгляделся в полковника. – Улавливаешь?
   – Защитное поле снаружи. Если проникнуть внутрь…
   – Верно. Если каким-то образом доставить взрывчатку в самый… не знаю, улей, муравейник, неважно. Если доставить туда и взорвать – наверняка сработает.
   – А если нет? Если после этого они вконец озвереют?
   – Никто не говорит, что будет легко.
   – Легко? Да… – Полковник замолчал, понимая, что снова начинает истерить.
   – Нелегко, но выбора нет. И потом, на самом деле всё несколько легче.
   – Неужели?
   – И поможет не кто иной, как твой подопечный.
   – Костров? Вадим?
   – Именно. Знаешь, зачем он встречался с помощником мэра? – Посмотрел на молчавшего Сергея. – Молчишь? Они собираются послать группу установить с этим разумом контакт.
   Почему-то полковник не удивился:
   – Что тут скажешь? Бред. Вернее… выехать они могут. Собрать группу. Но куда ехать? И почему думают, их там ждут? Как вообще собираются договариваться?
   – Правильные вопросы. Своевременные… Для этого проект «Резонанс» и понадобился. «Резонанс» – не что иное, как поиск родственников тех, кто триста лет назад первыми стал киборгами, а затем оказался на свалке.
   – Господи боже мой… и такие люди есть?
   – Конечно. Многих мы смогли найти по картотеке. Даже не представляешь, как их много. Но дело в том, что большинство ничего не чувствовало.
   – И тогда вы поставили вокруг городов установки. Чтобы воздействовать на психику и пробудить «родственные» чувства.
   – Именно! Именно, чёрт возьми. – Глаза генерала заблестели (сумасшедший, мать его, вылитый сумасшедший). – Мы искали сорок лет. И нашли.
   Сергеев вспомнил Кострова-младшего и его друга. Как они чуть не каждый день, рискуя здоровьем, таскались к стене. Вспомнил инцидент с пойманными и привезёнными на заброшенный склад Обрубками и понял: это была проверка; признают твари парней своими, или разорвут, как специально подосланных братков Кощея.
   – Костров? – глухо спросил он. – Или Спирин?
   – Михаил, – подтвердил догадку Кузнецов. – Он, сукин сын. Чувствует. И хочет туда. А они ждут, я знаю. И он придёт. – Мужчина прикурил последнюю сигарету, смял пачку и выбросил в корзину для мусора. – А мы придём следом.
   – И уничтожим? – Сергеев почувствовал, что дрожит. – Взорвём?
   – Вот именно… – Во взгляде генерала промелькнуло безумие. – Они сами доставят взрывчатку.

   На игре…

   Вы знаете, что такое игра? Или шоу? Наверное, скажете вы, только я возражу. То, что творится на стадионе, много лет назад переделанном в студию – наказание. Наказание, возможность получить дешёвую рабочую силу, и, разумеется, самый примитивный способ снять социальное напряжение в обществе.
   Не впечатляет? Тогда как насчёт пришедших на игру добровольцев (в последнее время по статистике их количество сравнялось с преступниками). В этом тоже нет ничего странного? Или они сумасшедшие?
   Дмитрий усмехнулся.
   Так и есть. И игроки сумасшедшие, и игра – им под стать.
   Знаете, какая? Никогда не угадаете. «Верю-не-верю». Не покер, не козёл, и даже не свара, а самая дурацкая игра на свете. И какие правила, спросите вы? Всего лишь угадать карты противника.
   Всего лишь…
   В принципе всё до идиотизма просто: как только на руках оказываются четыре карты одной масти – от них можно избавиться (нельзя лишь от тузов, из-за чего и приходиться обманывать), и так до тех пор, пока не выбросишь все карты. Ну а если четырёх карт одной масти нет – приходиться играть. Кладёшь на стол карты (не больше трёх) рубашкой вверх и заявляешь: «две десятки». Говоришь смело, без признаков фальши. Возможно, там действительно лежат две десятки, а возможно – два туза, не важно, значение имеет, как отреагирует противник.
   Или скажет «верю», или скажет – «нет».
   Если «верю» – кладёт сверху ещё карты (одну, две или три), заявляя, что это тоже десятки и ход переходит к следующему игроку. Можно облегчённо выдохнуть и сделать глоток воды: вам удалось избавиться от тузов.
   Если игрок заявляет «не верю» – он должен одну из карт посмотреть. И тут происходит самое интересное: если при проверке выявилась ложь (попался туз, валет или любая другая карта), все карты забирает предыдущий игрок – тот, чьи портуланы проверялись; а если обмана нет – все карты забирает проверяющий. И так по кругу, пока только у одного не останутся все тузы, несчастный проиграет и загремит на переработку. Затем второй, третий… пока в финале не останется тоже один… но уже победитель.
   Наверное, стоит упомянуть ещё два маленьких (кому как: для игроков очень даже существенных, а для зрителей – дополнительный повод расплескать пиво и подавиться попкорном) нюанса. Проигравший или вносит залог (сумма астрономическая), освобождающий от проверки быстроты реакции, или кладёт на отполированную сотнями предшественников плиту гильотинных ножниц руки.
   А дальше…
   Дожидаетесь режущего слух звукового сигнала, и… пытаетесь успеть отдёрнуть руки. Не поняли? Из динамиков вырывается гудок, и тот, кто выиграл и сидит в этот момент напротив вас, нажимает на маленькую чёрную кнопочку. Лезвие летит вниз, и вы или успеваете спасти свои руки, или… не успеваете: ножницы срабатывают очень быстро, но не настолько (смешно), чтобы какой-нибудь ловкий парень (может быть, вы?) не смог среагировать быстрее.
   Надежда, как известно, умирает последней. В нашем случае вместе с руками. Тому есть немало доказательств, достаточно посмотреть архивные записи шоу за последние несколько лет, наверняка наберётся с десяток случаев.
   Затем вы можете или пойти домой, или снова сесть за стол.
   Продолжить игру…
   Карты Кострову достались на редкость поганые. Три туза, шестёрка, семёрка, восьмёрка, девятка, десятка и дама. Полный отстой, особенно для первого тура и особенно для того, кто почти никогда не играл.
   Диман заставил себя улыбнуться. Нет, он заставил себя рассмеяться, и сразу заметил, как навели на него камеру и закричали на трибунах болельщики.
   Блефовать, так блефовать.
   Окинув соперников взглядом, Костёр накрыл карты левой рукой, отросшие ногти правой с чувством поскребли заросший подбородок, и вкрадчиво, полушёпотом, сообщил игроку слева:
   – Длинные у тебя, Серёга, руки.
   И широко, как можно искреннее, улыбнулся.
   Сергей улыбаться не стал. Наоборот – насупился и стал похож на обиженного ребёнка. Тряхнул патлатой головой:
   – На нервы давишь. – На плечи посыпалась перхоть. – Ничего у тебя… предатель, не выйдет.
   Слыхали? Предатель… Такие вот дела, предатели теперь они с Мишкой. Ну да ничего, бывало и хуже.
   – Может и не выйдет, а только с тузами не поиграешь.
   Глаза полны сочувствия, но Сергей не верит:
   – Да какие тузы?
   – Обычные. – Повернувшись, Костёр с улыбкой взглянул на Отличника, как он прозвал игрока справа. Петра, если по имени. Парень с интересом следил за разговором. – Вот эти. – Вроде бы не глядя, растопыренной пятернёй ткнул в сторону карт Поэта.
   – Отвали, – напрягся Сергей и бросил быстрый взгляд на одну из карт (кажется, сработало). – Я судье пожалуюсь.
   В этот раз рассмеялся не только Дмитрий, но и главный соперник (почему-то Костёр был в этом уверен), здоровяк по имени Денис и прозвищу Мажор, присвоенному ему Костровым. Итак: Сергей Поэт, Отличник Пётр, Мажор Денис и он сам – Димка Предатель.
   Собрались как-то вечером поиграть…
   – Судья не поможет, – без эмоций объяснил Пётр. – После того, как раздали карты, можно говорить, что угодно…
   Слышали?
   – Даже убить, – добавил Дмитрий, пытаясь запомнить карту, на которую посмотрел парень.
   – Даже убить, – поморщился Пётр, соглашаясь с Костром. – Нельзя только подглядывать… мухлевать.
   – За это сразу руки… – прошептал Дмитрий, наклоняясь к Поэту и сверля его взглядом. – Отрубят.
   Поэт с шумом втянул в себя воздух, демонстрируя жёлтые неровные зубы:
   – Так нечестно.
   Дмитрий возражать не стал. Нечестно, чёрт возьми! Как всё остальное, как вся их грёбаная жизнь. Всё нечестно, везде обман. И для кого-то кровавое шоу – приятное развлечение (эти ублюдки живут в достатке), а у кого-то «достатка» так много, Костров посмотрел на Дениса, для них Игра превращается в смысл жизни.
   – Прости, – вздохнул Дмитрий. – Но я не могу проиграть… До тех пор, пока вон за тем столиком, – кивнул в сторону Мишки, – сидит мой друг.
   – У таких есть друзья? – тут же влез в разговор Денис. – Когда людей убивал… тоже о них думал?
   – Я думал о таких, как ты, – спокойно ответил Костёр, поднимая перед собой сжатую в кулак правую руку; кофейные глаза Дмитрия закипели, парень пошевелил большим пальцем, изображая, как нажмёт на кнопку устройства (джойстика) приводящего в действие ножницы. – Хлоп и готово.
   – Неужели? – осклабился Денис. – Оч-чень страшно.
   – Знаешь… – холодно улыбнулся Дмитрий, выпячивая подбородок. – Вот тебя я обыграю с удовольствием.
   Короткая пауза.
   – Посмотрим.
   – Посмотрим.
   В зале прозвучал звонок.

Глава 2

   Две недели жары закончились…
   Выдавливая влажную темноту ночного города двумя бьющими из фар искрящимися от дождя конусами света, проваливаясь в ямы и поднимая фонтаны брызг, оставляя за собой клубящийся туман мороси, дым и вонь отработанных газов да размазанное свечение габаритных огней, огромный внедорожник уверенно двигался по улицам Города.
   Две недели удушающего зноя, желания бросить инструмент, забиться куда-нибудь в тень и пить, пить… пока не лопнешь. Четырнадцать дней жара сушила людей, забирая у жителей последние силы, и каплю за каплей выжимая вместе с потом безвозвратно испаряющийся оптимизм.
   Вместе с ростом потребления воды возросло количество инфекционных заболеваний: очистные станции не справлялись с нагрузкой. Давно отжившие свой век механизмы выходили из строя и только люди… потные, в белых от проступившей соли, колом стоящих спецовках, продолжали трудиться (нормы и режим работы менять никто не собирался). Работа превратилась в ад: рискуя получить тепловой удар, передвигаясь со скоростью черепах, горожане выполняли обязанности, надеясь вечером добраться до единственного в городе пляжа и хоть немного прийти в себя.
   Немногим больше повезло малышне. Ребятишки спасались в десятках полуразвалившихся фонтанов, половину из которых, к сожалению, пришлось сразу закрыть: состояние не соответствовало не то, что санитарным нормам – элементарной безопасности.
   Триста тридцать шесть часов… испарившихся, словно утренний туман.
   Провожая взглядом мелькающие за окном мыльницы автомобилей, сутулые крючки фонарных столбов и освещённые зеркала витрин, Михаил улыбался. Несмотря на приказ. Вспоминая не две недели зноя, а две недели счастья.
   Впереди возникли россыпь мигающих огней. Быстро приблизилась, наплывая и приковывая к себе взгляд, и разрастаясь в размерах. Превратилась в большой и модный кинотеатр. Много света, нарядно одетых людей, автомобилей. Призывно горят неоновые вывески, высвечиваются новинки проката, звучит ритмичная музыка…
   Джип пронёсся мимо, и улица вновь погрузилась во тьму.
   Четырнадцать дней, сводившие население города с ума, превратились для него в короткий миг осуществления желаний. Для него и ещё одного человечка.
   Лишь мечта делает нас чуточку счастливее. Врывается радужной надеждой, наполняя существование смыслом и превращая в тех, кем мы на самом деле являемся. Окупая долгие часы ожидания и миллионы нервных клеток. Возмещая потерянные и украденные чувства, и даря незабываемые эмоции.
   Автомобиль снова подпрыгнул, и Михаил, оставляя на запотевшей поверхности смазанный след, ударился лбом о тонированное стекло. Одними губами беззвучно выругался, проклиная дороги и отсутствие освещения, пальцы исследовали ушибленное место, уже не сомневаясь, что небольшая шишка ему обеспечена. Вздохнул и перестал смотреть в окно: всё равно в темноте ничего не разглядишь. Но и видеть горящие от нервного возбуждения глаза Димкиного отца, тем более слушать, о чём он говорит – не хотелось ещё больше. Хватит, достаточно услышал. Сначала много хорошего… затем – столько же плохого. Поэтому и сидел сейчас, задумчиво уставившись в окно, в который раз пытаясь найти спасительное решение. И снова ничего не мог придумать, потому что если не получилось за месяц, вряд ли получиться за час.
   Мечты… все ждут их с нетерпением, но многие подчас приносят боль.
   Снова какое-то здание, уже незнакомое. Жёлтый свет в окнах, редкие фигуры на тротуаре, раскисший рафинад щебёнки. Да приглушённые усыпляющим шорохом шин голоса мужчин, потряхиваемых в салоне внедорожника.
   Его мечты осуществились. Всё так. Великий день – и надо прыгать от счастья, или, по крайней мере, смеяться и трясти друга за руку. Не хочется… Не прыгает и не трясёт, даже не смотрит на довольную и временами встревоженную (когда Диман бросает на него взгляд) физиономию друга. Даже не прислушивается к разговору Вадима, его приятеля, или кем ему приходится помощник мэра, и белобрысого наёмника. Не слышит (хотя и не сомневается – если захочет, вспомнит всё до единого слова), потому что знает: ничего нового, вернее, более интересного и важного, чем услышал, когда кончились две недели жары, уже не услышит. Да и не говорят они вовсе – так, перебрасываются короткими фразами, потому что боятся сидеть в тишине.
   Не страшно только Костру, наверное, рассчитывает реабилитироваться в глазах отца, возможно, всего города, но скорее всего – своих собственных. Пытается таким образом доказать, что исправился. Заявить, что стал другим, а после возвращения станет ещё лучше.
   Придурок…
   Кому нужно дурацкое исправление (нечего исправлять, всё давно в порядке), тем более самопожертвование. Во всяком случае, Мишке точно не надо. А вот его отцу, несмотря на волнение, очень довольному, его бледному, будто мукой обсыпанному товарищу из мэрии, и возможно, хотя вряд ли, охраннику – похоже, сгодится. Да так сильно, что они чуть из штанов не выпрыгивают от нетерпения.
   Автомобиль снова сильно подбросило, и в районе переднего левого колеса чавкнуло, затем взвизгнуло, на секунду замолчала магнитола и мигнули фары. Водитель нажал на тормоз, сбавил скорость и стал прислушиваться к стонам и скрипам своей «ласточки», пытаясь определить, не случилось ли чего непоправимого и не придётся ли останавливаться и лезть под машину. Видимо, ничего криминального не услышал, поскольку пожал плечами, и, как ни в чём не бывало, снова вдавил педаль газа в пол.
   Мотаясь взад-вперёд, задевая плечо друга, Михаил пытался делать вид, что с ним всё в порядке, всё замечательно, мечта осуществилась. Даже две. Получалось… пока Костёр с расспросами приставать не начал. Что да как? Грустит почему? Пришлось сказать, что за Ленку волнуется. Неплохо придумал, заметил насторожённый взгляд Вадима, и, ни хрена себе – охранника, – зло усмехнулся: «А вы как хотели»? Главное, не подкопаешься, всё сказанное – правда. Действительно волнуется, боится осуществления угроз, если не выполнит поставленную, будь она неладна, задачу. А Костёр пускай ни о чём не догадывается, пускай думает, что выполняет великую миссию – спасает грёбаное человечество.
   Не удержавшись, Михаил снова посмотрел в окно. Заметил в неярком свете одинокого прожектора недостроенные коробки кирпичных зданий, покосившиеся, наспех сколоченные хозяйственные постройки, ощетинившуюся ковшами и лопатами технику, сложенные в беспорядке бетонные плиты, и неровные, местами свалившиеся с поддонов, пирамиды кирпичей. Убедился, что окончательно запутался, и не знает, где находится: кажется, сначала они ехали на северо-запад, затем, после кинотеатра, свернули, попадая в промышленную зону, направо. Ещё с полчаса, рискуя оставить в грязи колёса, плутали между облезлыми заборами каких-то заводов. И вот теперь двигались по узкой, теряющейся в высоких деревьях, но, главное, асфальтированной трассе, всё удаляясь и удаляясь от дома.
   – Нервничаешь? – услышал Михаил друга. Отвернувшись от окна, посмотрел в блестевшие в темноте салона глаза. Хотел промолчать, но кожей почувствовал ещё один взгляд:
   – Да… Есть немного. – Слабо улыбнулся. – А ты?
   – Не знаю, – ответил Костров. – У меня такое чувство, что всю жизнь к этому готовился.
   Откуда-то справа, с того места, где сидел белобрысый и Костров-старший, послышался то ли приглушённый вздох, то ли скрип дверной панели.
   – Бывает…
   – Не переживай. – Костёр вспомнил, почему печалится Спирин. – Я, между прочим, тоже с Машкой расстался.
   – У тебя всегда с головой хреново было. – Снова не то вздох, не то скрип, уже с переднего сиденья. – Не мог дома остаться.
   – Остаться? – не поверил Дмитрий. – Ты чего? Это же…
   Мечта всей его жизни, подумал Михаил, уже не слушая товарища. Конечно, мечта, ему ли не знать, только мечтой и останется. Подменили её, подсунули мечту Димкиного отца и подполья (вот откуда чай, хлеб и другие прелести жизни), можно бы и простить, одно «но» смущает… возможность погибнуть.
   Экраном кинотеатра промелькнул справа большой белый щит. В слепящем свете фар удалось прочитать «Стой» и «Запретная зона», всё остальное заляпано грязью и изъедено ржавчиной. Почти приехали. Как сказал два дня назад Сергей Петрович: «Имеется допуск к законсервированной правительственной базе, с нулевого этажа которой открывается замечательный вид на пустошь». Нулевой этаж – это бункер, догадался Спирин. Из бункера за город ведёт трёхкилометровый подземный туннель. Так что ни документы, ни другое разрешение им не понадобится.
   Наверняка, туннель для такого случая и задумывался, или чтобы в случае опасности власть предержащие могли по-тихому смыться. Впрочем, подпольщиков это интересовало мало, главное, если их каким-то образом сумеют заметить с вышек, ни стрельба, ни тем более погоня, на таком расстоянии уже не страшны.
   Магнитола снова на секунду отключилась, мелодия прервалась.
   Теперь вдоль обочины потянулась колючая проволока. Поддерживаемая метровыми спичками полосатых, как зебры, столбиков, она ржаво блестела в свете фар. Кажется, иногда попадались видеокамеры, но на такой скорости, в темноте, да ещё в дождь, доверять глазам было сложно. Один раз через дорогу пробежала кошка (по крайней мере, Мишке так показалось), отразив глазами голубоватый ксенон, вернула его двумя яркими вспышками. Остановилась на миг, будто разглядывая и запоминая тех, кто сидел в машине, и одним прыжком скрылась в высокой траве. Вместе с прощальным взмахом облезлого хвоста посылая забавную мысль, что только выглядит как мурка, а на самом деле – созданный человеческими руками механизм. Последней модели киборг, наподобие того, что предстояло взять с собой в путешествие. И словно взмахом волшебной палочки (хвост, это был хвост), возвращая на месяц назад, в день, когда Спирин встретился с Димкиным отцом и помощником мэра…
//-- * * * --//
   Жара стояла немилосердная. И тишина…
   На улицах почти ни души. Ни людей, ни животных, пропали даже насекомые. Мухи и те, похоже, сдохли или улетели на север. Лишь иногда, пыля на всю округу, проносился по дороге редкий автомобиль, оглашая улицу летящей из открытых окон хитовой мелодией и быстро превращаясь на солнце в печь на колёсах со сваренной вкрутую головой водителя.
   Выйти на улицу означало получить по темечку. Не в переносном, а буквальном смысле слова. Окунаясь в слепящий солнечный зной, переступая порог подъезда, ты словно получал тугой подушкой по голове. Дыхание останавливалось, глаза превращались в узкие щёлочки, а фигура приобретала форму вопросительного знака, вполне справедливого в данной ситуации вопроса: «действительно ли тебе так нужно куда-то идти»? Всё-таки за кирпичными стенами куда прохладнее. Но если ответ звучал положительно – делал первый шаг. Затем второй, и… тяжело дыша, ничего не видя от ярких лучей, обливаясь потом, уныло брёл по улице, напрасно стараясь убедить себя в некой исключительности, повышенной выносливости, и необходимости несмотря ни на что идти до конца.
   Только если не влюблён.
   В этом случае у тебя действительно появлялись удивительные способности, о которых остальным приходилось только мечтать (проклятое слово).
   Остановившись напротив зеркальной витрины, Мишка посмотрел на своё отражение и отражение стоящей рядом девушки, в тысячный раз восхищаясь её красотой. Отражение девушки поймало восхищённый взгляд и улыбнулось. Той редкой открытой улыбкой, какой не улыбалось ни одному человеку в городе. Да что в городе! Такой улыбкой Лена не одаривала ни одного человека на свете. Спирин улыбнулся в ответ. Такой же странной улыбкой самого счастливого на земле человека. Затем повернулся к девушке и нежно поцеловал. Коснулся самых мягких на земле губ и самой тонкой на свете талии, тут же жалея, что не настоял после речки зайти сначала к нему. Задержались бы на часок, или больше… Лена всё поняла, прижалась ещё сильнее, наслаждаясь вспыхнувшей страстью и рвущимся наружу желанием.
   – Всё ему мало, – наконец выговорила она, задыхаясь после долгого поцелуя. – Кто бы мог подумать… – Весело рассмеялась. – Секс-машина.
   – Сама виновата, – расплылся в довольной улыбке парень. – Веди себя скромнее…
   – Ах, так? Не стыдно?
   Стыдно, хотел сказать Мишка, но вместо этого снова потянулся к своей половинке. Лена игриво отпрянула, засмеявшись, взмахнула руками, отчего её и без того коротенькое платьице задралось ещё выше, демонстрируя худые, но идеально стройные шоколадные от загара ноги. Отражаясь в стёклах витрин, легко побежала по тротуару. Спирин бросился следом, но вдруг остановился, перед глазами мелькнуло чьё-то лицо, и послышались обрывки фраз, почувствовал головокружение. Помотал головой и несколько раз моргнул, руки упёрлись в бёдра, наклонившись вперёд, опустил голову, словно начал вдруг разглядывать выщербленный тротуар и пучки пожухлой травы, растущие прямо на асфальте. Пытаясь поймать ускользающий образ, закрыл глаза. Отвлекаясь на знакомый голос, звучащий сейчас издалека, словно из-за стены, почувствовал на лице чьи-то руки. Открыл глаза и непонимающе уставился на Лену, читая в её широко раскрытых глазах страх. Испугался сам:
   – Лен? – Болезненно сглотнул. – Что с тобой, плохо? – Коснулся тыльной стороной пальцев пылающей щёки девушки и вдруг понял. Всё и сразу. ЛЮБИТ! Почувствовал, что дрожит, а по коже бегут мурашки, словно наступил ногой на оголённый сварочный кабель.
   – Я тоже тебя люблю, – прошептал Михаил, замечая в глубине небесных глаз благодарность, поймал губами её губы, а шеей – загорелые шёлковые ладошки. Закрыл глаза, наслаждаясь вкусом и запахом… и в ту же секунду вздрогнул, с ужасом понимая, что находится в другом месте. Слышит журчание (чистого, кристально чистого, говорит кто-то) ручья, видит гладкие, искрящиеся в лучах проникающего сквозь отверстия в потолке света стены. Чувствует сухой жаркий воздух, отдающий песком и каменной пылью с едва заметной примесью полыни и мать-и-мачехи. А затем… видит перед собой улыбающегося пожилого человека с открытым приятным лицом и знакомыми родными серыми глазами. На кармане форменной рубашки отпечатана надпись «Сахалин 19». Мишкины губы, желая произнести заветное слово, вытягиваются буквой «О», но не успевают, коченеют от слов незнакомца, вспыхивающих в сознании расплавленным металлом: «Осторожнее, тебя хотят обмануть». – И где-то в самом конце, тихо, что трудно поверить, но парень верит сразу, звучит ещё одно слово: – «Сынок».
   – Майкл? – Он узнал самый желанный в мире голос и через силу открыл глаза. – У тебя слёзы? Что с тобой?
   – Не знаю, – ответил Михаил, и неожиданно резко обернулся, осматривая улицу. «Осторожнее», – звучало в голове, – «тебя хотят обмануть».
   Улица была пуста. Снова посмотрел на девушку:
   – Идём домой, по дороге расскажу. – Потянул её за собой.
   Перетекая через ямы и поломанные бордюры, заскользили следом короткие тени. Едва заметно шевелились на солнце пыльные листья деревьев. Гремели железом далёкие цеха.
   – Идём… – Лена зашагала рядом, изредка оглядываясь, словно ей передались Мишкины страхи.
   Почему бы и нет? С некоторых пор они превратились в одно целое.
   – Мне снятся сны. – произнёс, наконец, Спирин, не зная, с чего начать.
   – Всем снятся.
   – Мне снятья другие. – Мишка усмехнулся. – И скорее всего, не сны.
   – Снятся, но не сны?
   – Вроде того… Мне кажется, это послание. – Спирин замолчал, ожидая реакции и опасаясь показаться сумасшедшим. Осторожно покосился на Лену и встретился с девушкой взглядом, с удовольствием убеждаясь, что она будет последней, кто так подумает.
   – А кто посылает эти послания? – Глаза лучились любопытством и тревогой.
   Вполне закономерный вопрос, и с первого взгляда не такой сложный. Во всяком случае, ответить на него не намного труднее, чем, например, признаться в любви.
   – Отец, – едва слышно пробурчал он и почему-то (перебор, вот почему) опустил голову.
   – Отец? – растерялась Лена. – Чёрт… извини, но…
   – Кажется невероятным. – Взглянул на девушку. – Ну, да… полный бред. Только, правда. Вернее, не совсем. Может не отец, а дед, или прадед. – Михаил вздохнул. – Я у родителей спрашивал, они сначала отнекивались, потом вообще ругались… короче, прилип конкретно… – Парень на секунду замолчал, ему понравился конец фразы, разумеется, в сочетании с Леной, подумал, как скачут порой мысли, особенно если рядом та, кого готов съесть. Понял, что если не перестанет об этом думать, ничего не сможет рассказать, а рассказать нужно обязательно (расскажи ей, шепнул кто-то третий) и чуть ли не силой заставил себя продолжить. – В общем, не выдержали они и признались: не знают своих родителей. Представляешь, ни мама, ни отец. Оба росли в приюте, где и познакомились.
   – Ты говорил, у тебя не было бабушек и дедушек. Я думала, они рано умерли.
   – Я тоже. А оказалось… И это не всё. – Парень снова обернулся. – Знаешь, почему люди попадают в приют?
   – Родители отказываются?
   Спирин улыбнулся: «Наивная». А вслух произнёс:
   – Отказываются? Прикалываешься? В Пензе и так рождаемость на нуле. Нет… такое случается, если людей забирают на переработку…
   Девушка ойкнула, всё поняла, открыла рот, собираясь что-то сказать, но прижала к нему ладошку.
   – Прости, я не хотел. – Мишка не ожидал такой реакции.
   – Страшно как. Даже думать не хочу, я… – Лена заметила незнакомое выражение в глазах любимого. – Что? Не права?
   – Да нет, ты ни при чём. Это я так, о своём задумался.
   – О чём?
   – О том, что в Городе творится.
   – Опять ты об этом? Такие порядки, их не изменишь.
   Мишка остановился, посмотрел на прозрачно-голубое, как глаза любимой, небо, и неожиданно улыбнулся:
   – Все так думают. – Снова помрачнел. – Ошибаются только… – Уцепился указательным пальцем за ворот футболки и потряс, отлепляя от мокрого тела. – Ну и жара. – Увидел в глазах девушки страх. Не за себя, за того, кому подарила своё сердце, за него, ненормального…
   – Значит, так надо…
   – Кому? – зло усмехнулся он, снова задавая, казалось простой вопрос, но девушка надолго замолчала, не находя ответа. И, правда? Кому? Кому нужны киборги, убийства, игра? Разве нельзя обойтись без них? Жить как раньше, как, наверное, жили предки, в гармонии с природой и друг другом.
   Если только…
   – Может, по-другому нельзя? – решилась она озвучить свои сомнения. – Может, так устроен мир.
   Спирин удивлённо посмотрел на девушку, мысль его обескуражила.
   – Ты думаешь? А как же раньше? – попытался найти он выход.
   – А ты знаешь, как было? – теперь Лена поставила его в тупик. – Откуда нам знать, что было раньше, если история Города начинается в двадцать втором веке?
   – Справедливо… (Не верь, не верь, осторожно…). Только неправда.
   – Да почему?
   – Потому, – выдохнул Мишка, неожиданно чувствуя себя, будто камень с плеч свалился, все сомнения разом испарились. – Теперь я много чего знаю. Идём. – Взял девушку за руку и уверенно потащил к дому.
   – Идём, – послушно согласилась Лена, подстраиваясь под широкий шаг, и только теперь вспоминая, что на улице тридцатиградусная жара. – Ты хотел мне… что-то… рассказать, – жадно хватая ртом раскалённый воздух, добавила она спустя несколько минут, не желая бежать, тем более молча.
   Мишка снова посмотрел по сторонам, тряхнул головой, как бы говоря «в другой раз», с волос и бровей полетели капельки пота, и ещё больше прибавил шагу.
   – Чего ты… головой… мотаешь? – Девушка больше не могла бежать. – Давай помедленнее… жарко же.
   – Извини. – Мишка сбавил темп. – Сам не знаю, что на меня нашло.
   – Угу…
   – Такое чувство, будто следят.
   – Нет! Всё же утряслось.
   – Наверное, только (осторожнее, осторожнее) сомневаюсь я.
   – Ладно. – Лена поняла: сейчас лучше не спорить. – А что ты хотел рассказать?
   – Рассказать? – Лена заметила, как Спирин поморщился. – Нечего больше рассказывать.
   – Ну, хватит… – закапризничала девушка. – Сначала напугал до смерти…
   – Напугаешь тебя, – попытался свести всё к шутке Михаил, прекрасно зная, что ничего не получится. Только не с Ленкой.
   – … А теперь увиливаешь. Ты чего? А? Так не пойдёт.
   – Правда, Лен…
   – Нечего было начинать.
   – Хорошо. – Мишка посмотрел на девушку, вздохнул и решился. – Всего я тебе не расскажу, сам не понимаю. Но тот человек во сне…
   – Твой отец?
   – Неважно. – Спирин снова замолчал, решая, как лучше выразиться, ничего не придумал и выпалил одним махом. – Короче, он говорит, что все они живы.
   – Кто? – удивлённо взмахнула длинными ресницами Лена. – Дедушка с бабушкой?
   – Да… дедушка с бабушкой, остальные… Очень много людей, все…
   – Но столько лет прошло!
   – Они живы по-другому. – Мишка только сейчас понял, о чём говорит. – Охренеть… – Вырвалось у него.
   – Что? Что ещё? – заволновалась Лена, но Аспирин не услышал.
   – Выходит, они превратились во что-то ещё… без тела… – Глаза парня лихорадочно блестели, слепо уставившись на закрытый торговый павильон. – Ты понимаешь? Это ж… это… новый виток эволюции…
   – Чего виток? Революции? – нахмурилась Лена, окончательно сбитая с толку. – Что ты бормочешь, говори нормально.
   – Да… – Мишка по-прежнему ничего не слышал. – Твою мать, коллективный разум. Без тела. Твою мать… Но… где же мозг? – продолжал разговаривать сам с собой.
   – Ты же говорил, из них сделали киборгов, – как нельзя кстати подсказала Лена.
   – Киборги. – Взгляд Спирина обрёл осмысленное выражение и остановился на девушке. – Точно. Благодаря этому они и живы (ты ошибаешься, так было в самом начале), или… – Мишка посмотрел на Лену, не понимая, кто ему подсказал. – Сначала так и было, но теперь они обладают такой мощью, что могут создать себе благоприятную среду в любом месте, даже в космосе.
   Ты прав, но сейчас у нас нет раковины, и мы заперты…
   Мимо проехал большой чёрный внедорожник, а следом, точно привязанная, потрёпанная легковушка.
   Спирин перестал смотреть на девушку, и в страхе, словно увидел ядовитый газ, уставился на пыльный хвост, вьющийся следом за кортежем. Даже от обочины подальше отошёл, на втором шаге спохватился, схватил Лену за руку, притягивая к себе.
   Почему-то у него возникла именно такая ассоциация, и он долго не мог от неё избавиться, и не мог ничего сказать. Так они и стояли, прижавшись друг к другу, не говоря ни слова. Даже Лена, пусть и не видела в автомобилях ничего страшного (разве что пассажир на заднем сиденье показался чуточку знакомым), не спешила нарушить тишину. Честно говоря, ей вообще расхотелось о чём-то говорить, будь то обсуждение предстоящей свадьбы или угроза нашествия мутантов. Да и кому бы не расхотелось после таких заявлений: слышу голоса, вижу сны, и знаю… ЗНАЮ, что все, кого считают погибшими – живы, и превратились в какой-то супермозг. И мало что без ног и рук, отсутствие которых им совсем не мешает, так и без тела. А теперь посылает сигналы, как какой-нибудь ламповый радиоприёмник.
   Лена неожиданно улыбнулась, превращаясь в прежнюю, никогда не унывающую Димкину сестру. Очень уж понравилось сравнение с ламповым приёмником. Сама она такой не видела, но по рассказам представляла. Что-то большое, с банками, вроде тех в каких огурцы крутят, мигающее, гудящее и потрескивающее электричеством. И с губами, повторяющими на экране слова.
   Я супермозг. Я-а су-у-пе-ер-мо-озг. Ламповый я губошлёп.
   Улыбка стала шире.
   Нет, это какой-то телевизор получается…
   – Ты чего? – спросил Мишка. – То от страха трясёшься, теперь лыбишься.
   Лена фыркнула:
   – Телевизор твой представила. – И махнула рукой. – Ладно, проехали. Идём, что ли?
   – Идём. – Ничего не понимая, парень провёл рукой по волосам. Какой телевизор? О чём говорит? Хотя какая разница, главное улыбается и не боится.
   Молодые люди вышли к древнему, не один раз реанимированному зданию, давным-давно носившему гордое название «Дворец водного спорта». Старинный крытый бассейн с зеленоватой воняющей хлоркой водой и через одну отколотыми плитками кафеля. Прошли мимо потрескавшегося крыльца, где за стеклянными панелями маялся от безделья обслуживающий персонал, спасаясь от жары в комнатке кафетерия, оборудованной кондиционером. По-прежнему держась за руки, миновали бассейн, прошли мимо давно ставшей привычно пустой (машин в городе почти не осталось) парковочной стоянки, и вышли к кирпичной десятиэтажной свечке, где на пятом этаже проживали Костровы. Обогнули здание, направляясь к единственному подъезду, и резко остановились (осторожнее, горячо), наткнувшись на Ленкиного отца, ссутулившегося на заднем сиденье недавно проехавшего внедорожника. Свесив на раскалённый тротуар ноги, мужчина жадно ловил ртом горячий воздух, лицо покрывали пупырышки пота, а взгляд знакомых карих глаз не предвещал ничего хорошего.
   Светлая легковушка стояла рядом.
//-- * * * --//
   Цель их ночного путешествия появилась перед машиной неожиданно. Мелькнули под колёсами в свете фар нарисованные на асфальте предупредительные полосы (зелёная, жёлтая и красная). Пролетели мимо высокие, то ли металлические, то ли бетонные столбы, к которым давным-давно крепились тяжёлые створки (Мишка успел разглядеть что-то похожее на петли) и вынырнул из мрака приземистый силуэт вытянувшейся влево и вправо, терявшейся в темноте одноэтажной громады.
   Бесконечной длины здания.
   Несмотря на мерцавшие по периметру тёмно-красные стоп-сигналы фонарей, размеры «правительственного объекта» скрадывались покровом ночи. Слева и справа, глухие, почерневшие от времени и дождя стены, без единого намёка на двери и окна, терялись в густой чернильной темноте. Расползались, будто гигантские руки, готовые в любой момент сомкнуться и похоронить в бетонных объятьях потревоживших их незваных гостей.
   Михаил не заметил, как вцепился в спинку водительского сиденья, а кожа покрылась мурашками. Мало того… в машине давно никто не разговаривал, магнитола придушенно шипела, а стрелка спидометра застыла на цифре «20».
   Автомобиль подъехал ближе, выхватывая фарами по ходу движения огромные, лоснящиеся стальным блеском ворота, упрятанные в глубокую арку и проглатывающие конец трассы. Единственная массивная, как скала, бронированная створка освещалась продолговатыми выступающими из стен фонарями, ребристыми плафонами смахивающих на жуков. В их неярком свете клёпаная, без единого ржавого пятна, холодно блестевшая серебристая поверхность казалась нереальной, словно на заброшенном пустыре натянули огромную простыню, и, как в кино или театре, транслировали записанное на плёнку изображение.
   Прямо на глазах, подтверждая безумную догадку, простыня-экран вдруг заколыхалась, и Спирин буквально ощутил, как напрягся сидевший рядом друг, а у водителя зашевелились на затылке волосы.
   Плафоны-жуки временами подмигивали (видимо, садились генераторы, или коротила проводка), покрывая клёпаную поверхность тёмными пятнами, создавая эффект «колыхания» и заставляя поверить во что угодно.
   Фары окончательно разогнали тьму и сказочная атмосфера развеялась. Послышались короткие реплики, немного нервные смешки и напряжение спало. Но почему-то Мишка не сомневался, что каждый из них долго будет помнить эти секунды, и не раз проснётся ночью от крика, пытаясь избавиться от навеянного зданием кошмара.
   – Ну и жуть, – услышал Мишка Костра. В бок ткнулся локоть. – Чувствуешь запах? – Непонимающе уставился в смеющиеся глаза друга.
   – Запах? Какой… – Тут же всё понял.
   Громкий смех Кострова окончательно разрядил обстановку.
   – Какой… Ха-ха… от тебя… Ха-ха… в штаны… наложил… – На глазах выступили слёзы. – Ну и рожа… Ха-ха… нет, я не могу.
   Спирин тоже рассмеялся. Не смог удержаться, заражаясь Димкиным весельем и одновременно восхищаясь фантастической способностью справляться со страхом. Засмеялись и остальные. Мишке показалось, что машина качнулась от дружного гогота, хотя, возможно, водитель надавил на тормоз: они подъехали к воротам, и джип остановился, замер в нескольких метрах от гигантской створки. В ярком свете фар, искрящемся от капель дождя, можно было увидеть, что ворота не такие гладкие и блестящие, как показалось вначале. Стали видны мелкие вмятины, царапины и рваные сколы. Будто какое-то чудовище пыталось прорваться внутрь и долго скреблось и билось в бронированную махину.
   Откуда в Городе чудовища?
   Значит, гигантскую створку привезли из другого места, где подобные вещи случались.
   Мишка перестал улыбаться, поражаясь творившемуся в голове. Откуда ему знать судьбу торчавшего здесь не одну сотню лет куска нержавеющего металла? Невероятно, но Спирин не сомневался: всё представленное им – правда, и виновато в этом не разыгравшееся воображение. Не удержавшись, нажал на кнопку и опустил стекло, жмурясь от ворвавшегося в салон волглого ветра. Вслушиваясь в тихий шёпот дождя, подставил лицо стылым каплям, глубоко вдыхая сырой воздух и чуя знакомые запахи мокрой земли, прелых листьев и битума. Напрягся, чувствуя в воздухе что-то ещё, неведомое, чужое, попавшее сюда вместе с воротами и расползавшееся по округе ядовитыми флюидами.
   Сильно вздрогнул, заставляя подпрыгнуть и Димку, когда воротина с громким лязганьем, похожим на передёргивание огромного затвора, с гулом, заставившим асфальт мелко вибрировать, вдруг поползла вперёд и вверх. Заметил в руках помощника мэра маленькую коробочку и мигающий на ней зелёный огонёк, мгновение тупо его разглядывал, всё понял и снова уставился на ворота.
   – Твою мать… – только и смог произнести Спирин, догадавшись, что мужчина только что привёл в действие скрытый за стенами подъёмный механизм. – В этот раз точно чуть не обосрался…
   Кто-то коротко нервно хохотнул, и тут же замолчал: впереди показался чернеющий зев, заполненный вязкой, проглатывающий даже ксенон, бархатной тьмой.
   – Твою мать, – повторил кто-то.
   – Угу, – сказал Димка. – Охереть.
   Других слов не было.
   В темноте вспыхнули жёлтые аварийные маячки, больше очерчивая границы безопасной зоны, чем освещая. Теряясь в темноте, они казались алчно подмигивающими глазками исполинского зверя, зазывающими внутрь.
   – Давай потихоньку, – сказал помощник мэра. – Свет зажжётся автоматически.
   Водитель надавил на газ, и автомобиль медленно стронулся с места. С металлическим грохотом преодолел закрывающие сливные колодцы решётки, и, словно растворяясь, начал въезжать в темнеющий проём. На стёклах косыми полосками отражался свет аварийных ламп, воздух стал намного суше и отдавал смазкой и пылью.
   Задние фонари преодолели границу света и тьмы, и автомобиль полностью погрузился во мрак. Свет фар терялся далеко впереди, выхватывая из беспросветной мглы смутные очертания чего-то большого и длинного; в ярких лучах вспыхивали пылинки.
   Неожиданно на людей обрушился механический рокот, и только спустя несколько секунд оцепеневшие от ужаса заговорщики догадались: это многократно усиленный эхом (они, что в пещере?) звук работающего двигателя: водитель и не подумал глушить мотор, сидел, подавшись вперёд и крепко вцепившись руками в руль.
   Сзади послышалось знакомое лязганье, и ворота снова поехали, возвращаясь в исходное положение. В этот раз комментариев не последовало, похоже, все и так держались на пределе. Не есть гуд, если не сказать, полный трындец, учитывая, что они ещё не доехали до базы, не говоря о том, куда собирались отправиться на рассвете.
   Полоска света становилась всё меньше и меньше, пока не превратилась в тонкую линию, затем едва заметный лучик, и, наконец, не исчезла вовсе. И тут же (где-то в глубине) послышались громкие и гулкие щелчки, что-то загудело, и на потолке, по очереди, сначала над головами, а затем всё дальше и дальше, освещая гигантское помещение бункера, начали вспыхивать люминесцентные лампы.
   Щелчок, гул и разгорающаяся дорожка слепящего света. Снова щелчок, гул и ещё одна линия. Щёлк, щёлк, щёлк… и стали видны бесконечные ряды металлических стеллажей, заставленные прикрытыми полиэтиленовой плёнкой ящиками и коробками.
   Щёлк, щёлк, щёлк…
   – Поехали, – тихо сказал помощник мэра. – Вперёд и налево. Увидишь, там табличка.
   Водитель едва заметно кивнул, и машина медленно покатила вперёд.
   – Фары выключи, – добавил через секунду мужчина и Михаил подумал: зачем он это сказал? А ещё через секунду: зачем об этом думает он?
   Безумие…
   Автомобиль тихо катил между стеллажами, оставляя на покрытом толстым слоем пыли бетонном полу два чётких следа и устраивая сидевшим внутри пассажирам увлекательную экскурсию. Путешественники прилипли к окнам, широко раскрытыми глазами «пожирая» несметные сокровища циклопического сооружения.
   Впереди показался лоскут квадратной таблички: «Первый этаж, сектор «А-12»». Ниже две стрелки, одна влево, другая направо, обе с пояснениями: переход к сектору «А-11» и соответственно к «А-13».
   Высокопоставленный гид махнул рукой, и водила послушно вывернул руль, сворачивая в указанном направлении. Автомобиль попал в ещё один бесконечный туннель из заставленных всякой всячиной стеллажей.
   – До самого конца, – сказал «помощник», и машина заметно прибавила скорость.
   Либо водитель адаптировался к новым условиям, либо по долгу службы бывал на подобных объектах, только стрелка спидометра одним махом преодолела цифру «шестьдесят». И, возможно, поднялась бы ещё выше, если бы Мишка вдруг не заметил впереди справа возвышающийся над полом пирамидальный «холм» с ещё одними, только двустворчатыми воротами, ведущими, судя по всему, на нижние этажи. А прямо перед ними щит с чёткой надписью: «Сектор «А-8». Участок «КБ».
   Но не это привлекло его внимание.
   Пол в этом месте не был покрыт пылью, стеллажи отсутствовали, а на их месте возвышались непонятные механизмы с выпячивающимися в разные стороны приспособлениями. Под совершенно чистой (будто недавно натянутой) плёнкой просматривались подобия человеческих фигур, только раза в четыре больше, непропорциональные и угловатые, словно сошедшие со страниц комиксов.
   В груди защемило.
   – Остановись! – громко приказал Спирин, вдруг понимая, свидетелем чего только что стал.
   Водитель с силой надавил на тормоз и внедорожник резко остановился, заставляя людей выставить перед собой руки. Послышалось недовольное ворчание.
   – Что случилось? – не выдержал Костров-старший, чудом избежав столкновения с подголовником переднего сиденья. – А?
   – Там, – показал в сторону механизмов Спирин. – Это киборги? – задал он вопрос, не ожидая услышать ответ. Недолго думая, открыл дверь и высунул в проём ногу, на миг задержал над полом, словно опасаясь провалиться, опустил и одним рывком выскочил из машины. Не оборачиваясь, обошёл внедорожник, остановился возле первой громадины и задрал голову, рассматривая что-то похожее на экскаватор, вместо колёс у которого торчали две ноги, заканчивающиеся пятью короткими, выпирающими в разные стороны, похожими на пальцы, упорами. В том месте, где должны были находиться голова человека и внутренние органы, виднелся бесформенный полупрозрачный пузырь, вокруг которого свисали тугие шины проводов.
   – Ни хрена себе, – остановился рядом Димка. Недолго думая, уцепился за плёнку и с силой потянул. Мишка схватился с другой стороны.
   – Что вы делаете? – выбрался из машины Сергей Петрович. – Их же недавно привезли… – Сказал и растерянно захлопал глазами, понимая, что сболтнул лишнего.
   Плёнку стащить удалось лишь частично. Зацепившись на самом верху за непонятные приспособления, она тянулась и рвалась, но упрямо не хотела падать.
   – Да хрен с ней! – не выдержал Спирин. – И так всё видно. – Посмотрел на десятки многометровых рядов стальных чудовищ, терпеливо ждущих своего часа. Медленно повернулся к помощнику мэра, тут же замечая предупредительный жест Димкиного отца.
   Заскрипел зубами.
   – Как же так? – опередил его Костёр. – Зачем это? Они же… – Дмитрий оглядел блестящие поверхности, вдохнул запах свежей смазки. – Новые. – В глазах появилось странное выражение, как у ребёнка, который неожиданно понимает, что детей в дом приносит не аист, а дед Мороз – загримированный пьяный сосед из второго подъезда. Вот только имелось у этого взгляда одно отличие, на первый взгляд вроде бы не существенное, но хорошо знакомое друзьям Кострова-младшего.
   Михаил увидел, как у Дмитрия несколько раз сжались и разжались булыжники кулаков, вздувая на сильных запястьях протоки вен, а на скулах заходили желваки, и некстати подумал, что если сказать об этом другу, тот только сильно удивиться, но по-любому не поверит. Сейчас перед Спириным стоял не с пелёнок знакомый товарищ, а похожее на застывшие рядом агрегаты смертельно опасное, тысячелетиями доведённое до совершенства существо, готовое творить правосудие согласно заложенным инстинктам и личным представлениям о справедливости. И даже Спирин, лучше многих знавший друга, почувствовал холодок между лопатками, молясь про себя, чтобы гнев товарища его никогда не коснулся. Почувствовали и другие: Костров-старший отвернулся, помощник мэра резко захлопнул перед собой дверку и только белобрысый (как его, к чёрту, зовут?), плавно выскользнул из-за спины Димкиного родителя, и, чуть согнув в коленях ноги, напряжённо замер. Но и он, похоже, не сильно рвался в бой, косился в открытое окно на шефа, надеясь на мирное решение проблемы.
   Именно в этот момент Мишка отчётливо осознал, что Диман обязательно должен отправиться с ним в путешествие, ибо только такой человек способен в корне изменить ситуацию и уберечь сошедших с ума правителей от очередного безумия.
   – Суки. – Дмитрий сумел взять себя в руки. – Новая партия… – услышал Спирин срывающийся шёпот друга. И снова. – Сволочи, благодетели долбаные…
   Мишка поёжился.
   На потолке мигнули лампы. Громко щёлкнул остывающий под капотом двигатель.
   Вадим Костров шагнул к сыну, но Спирин предостерегающе махнул рукой. Приказывая всем забраться в машину, громко произнёс:
   – Поехали. – Не без труда выдержал обжигающий взгляд, резко обернувшегося на его заявление Костра, и твёрдо повторил. – Хватит. Будет ещё время.
   Дмитрий вытер о джинсы вспотевшие ладони, и, ни на кого не глядя, двинулся к машине. Вроде случайно задел блондинистого охранника плечом, отчего тому пришлось переступить с ноги на ногу, и медленно забрался внутрь.
   Мишка ещё раз посмотрел на возвышающуюся над ним четырёхметровую громаду, не удержался и провёл ладонью по полированной поверхности, с ужасом понимая, что неслышно бормочет губами какие-то слова, резко отдёрнул руку и чуть ли не бегом вернулся в машину.
   Внедорожник с пробуксовкой рванулся вперёд, быстро набирая скорость и оставляя страшную находку далеко позади.
   Вших, вших, замелькали мимо стеллажи, нет, нет, забилась в голове единственная мысль. И снова: вших, вших…
   Наконец впереди показалась стена и метровыми буквами надпись на ней: «Внимание, персонал с допуском № 3 отправляется с платформы «Б»». Дальше тянулась длиннющая, нарисованная красной краской и показывающая куда-то вправо стрелка.
   – Тормози… теперь медленно направо, – ответил на незаданный вопрос помощник мэра. – Там лифт… грузовой, можно и дальше на машине. – Снова достал знакомую коробочку и нажал на несколько кнопок.
   Из-за угла послышался гул, а на стене и полу заплясали красноватые всполохи.
   Водитель аккуратно свернул за угол, и все увидели ещё один квадратный «холм», оказывается, шахту лифта, ведущую на нижние этажи. Стальные двери пришли в движение, открывая для обозрения кабину лифта, больше похожую на трюм корабля: по крайней мере, таких джипов, в каком приехали они, в ней могло разместиться несколько.
   На вмонтированном в стену экране терминала высветилась надпись: «Лифт исправен. Доступ разрешён».
   Спирин заметил кивок Сергея Петровича и снова вцепился в сиденье. Но прежде чем успел испугаться по-настоящему, внедорожник вкатился в громыхающую стальную коробку, и двери лифта стали закрываться.
   Испуг сменился тоскливым ожиданием.
   Техника… всколыхнула сознание мысль, почему никто этим не пользуется? Почему в Городе используют допотопное оборудование, когда совсем рядом находится такое, что и представить трудно. Кому это выгодно?
   Лифт пришёл в движение, и Михаил не выдержал, схватил Дмитрия за плечо. Товарищ сделал вид, что не заметил. Может действительно не боялся, а может находился под впечатлением страшной находки. Как бы то ни было, но Дмитрий спокойно, лишь слегка склонив голову (так лучше видно), следил за счётчиком этажей, закреплённым на стене, как раз напротив ветрового стекла.
   «– 1», «–2», «– 3».
   Затем высветились слова: «Лифт исправен. Допуск разрешён». И наконец: «Двери открываются».
   – Приехали, – вырвалось у Блондина, заставляя Михаила поверить в не первый визит Сергея Петровича в бункер.
   Разумеется, не первый. И даже не третий. Это его работа, людей обманывать, и… дальше думать не хотелось. Каким бы плохим ни казался сейчас помощник мэра, мужчина помогал добровольно и от чистого сердца. Впрочем, по-другому и не могло быть, его это касалось в первую очередь. Вот только мотивы, стоявшие за подобной искренностью, ничего, кроме презрения, не вызывали.
   Двери разошлись в стороны, открывая для обозрения ещё одно огромное помещение, напоминающее школьный спортзал, только без окон. Деревянный пол, высокий потолок и грубо оштукатуренные крашеные стены. На потолке и стенах забранные решётками амбразуры ртутных ламп. По углам – наваленные друг на друга ящики и непонятные приспособления.
   – Вперёд, – сказал помощник мэра водителю, оглядываясь назад и окидывая взглядом притихших пассажиров. – Приехали. – Покосился на Димку. – Вот, значит… это… погрузочный терминал. Здесь будем готовиться.
   Джип съехал с раскачивающегося пола, проехал несколько метров и остановился.
   – Мотор глушить? – спросил водитель.
   – Зачем? За остальными ещё ехать. – Помощник снова посмотрел на пассажиров. – Можете выходить. Артём (вот значит, как белобрысого зовут) всё покажет.
   Костров-старший открыл дверь и выбрался первым:
   – Не задерживайся. – Не удержался и зябко передёрнул плечами. – Холодно здесь.
   – С непривычки. – Артём выбрался следом. – Система жизнеобеспеченья работает исправно.
   – Просто страшно, – сказал Михаил, вылезая со своей стороны. – Или нет… – Заметил сырые потёки на стенах. – Барахлит система.
   – Да? – искренне удивился охранник. – Плевать. – И улыбнулся, демонстрируя ровный ряд белых зубов. – Не утонем.
   – Надеюсь, – сказал Костров-старший, глядя на набычившегося сына. – Всё равно не задерживайся. – Перевёл взгляд на Сергея Петровича. – Хорошо?
   Мужчина кивнул:
   – И в мыслях не было. Но машина одна, сам понимаешь.
   – Ладно, вези остальных, мы пока осмотримся.
   Помощник мэра кивнул и забрался обратно в джип:
   – За дверью, – неопределённо махнул в сторону дальней стены. – Жилые помещения. Готовьтесь. – Захлопнул за собой дверку.
   – Дверка! – услышали они крик водителя.
   Димкин отец быстро шагнул вперёд и закрыл заднюю дверь: Костёр, когда выбрался из машины, оставил её открытой.
   – С богом! – крикнул руководитель подполья.
   Внедорожник лихо развернулся, наполняя сырое помещение едким запахом выхлопов, и с металлическим бряцаньем заехал обратно в кабину лифта. Послышалось предупредительное «пиканье», мигнули несколько раз сигнальные фонари, высветилось на дисплее «Лифт исправен. Двери закрываются» и обшитые «тигровым» пластиком створки пришли в движение. За несколько секунд плавно закрылись, пряча автомобиль в утробе стальной капсулы. Послышался гул включившегося двигателя, скрип заработавшей лебёдки и кабина с шумом заскользила вверх.
   Всё…
   – Хорошая надпись, – нарушил тишину, озвучивая невысказанный вопрос замерших людей, Михаил. – «Лифт исправен». А что будет, если сломается?
   – Лучше не думать, – ответил Вадим. – Лишний раз не расстраиваться.
   – Какая разница, – сказал Артём. – Нам всё равно в другую сторону. Но уверен, имеется аварийная лестница.
   – Ага. – Костёр неожиданно зевнул. – Что-то устал я очень. – Посмотрел на белобрысого. – Подремать здесь можно?
   – А перекусить? – спросил Артём. – Как?
   – Можно и перекусить, – согласился Дмитрий. – Веди.
   Мужчины дружно, никто не решился отстать, двинулись в конец помещения, где поблёскивала металлом автоматическая дверь. Шаги, заставляя оглядываться, гулко разносились по пустому залу и растворялись в бетонных стенах, а в воздухе теперь, когда выхлопы рассеялись, явственно ощущался запах плесени. Штукатурка с окрашенных в бежевый цвет стен местами обвалилась, и на нежданных посетителей глядели неровные кляксы влажного бетона и похожие на зарывшихся в песок червяков косички арматуры. Даже покрытие пола, казавшееся сначала свежевыкрашенным и новым, теперь прогибалось под ногами, готовое в любую секунду надломиться.
   И это нервное «кап-кап»…
   Ещё один «пших» и металлическая створка плавно ушла в сторону. Щёлк, щёлк, щёлк – зажёгся свет, освещая узкий и длинный, с шеренгой привычных дверей (кроме самой последней) коридор, выложенный голубой керамической плиткой и похожий на приёмник в муниципальной больнице. В нос ударил ещё более заметный запах сырости, плесени, испорченных продуктов и нежилого помещения, примерно как из выключенного и долго не проветриваемого холодильника. По стенам из треснувшего, когда-то белого, а теперь коричневатого, местами почерневшего потолка, струились прозрачные ручейки, оставляя за собой беловато-бурый, похожий на складки кожи шарпея налёт извести вперемешку с ржавчиной, красиво переливающийся в лучах искусственного освещения. Вода стекала вниз, скапливалась в специальных углублениях в полу, и исчезала в больших чугунных решётках, уложенных посреди коридора. Было слышно, как она капает и журчит, падая с приличной высоты.
   Михаил не удержался и заглянул в одну из решёток. Увидел далёкое мерцанье и блики, и неожиданно вздрогнул: ему показалось, из темноты кто-то смотрит.
   – Ты чего? – почему-то шёпотом спросил Артём.
   – Не знаю, – не сразу ответил Спирин. – Не по себе.
   – Бывает. Я, когда первый раз в такое место попал, тоже… Ничего, привык.
   – И много таких мест? – совершенно равнодушно поинтересовался Костёр, заглядывая в колодец, и, разумеется, ничего не замечая.
   – Хватает, – ответил Артём и неожиданно добавил. – Ты на меня не злись. Я всё понимаю.
   – Конечно…
   – Серьёзно. Работа у меня такая. К тому же теперь мы вроде как в одной лодке.
   – Подводной…
   – Он прав, – подал голос Костров-старший, открывая по очереди многочисленные, с виду деревянные межкомнатные двери и заглядывая в комнаты. – Вам через сутки спины друг другу прикрывать… так… сортир нашёл.
   – Я понимаю… Только зачем это нужно? Мы и сами справимся.
   – Нет, не справитесь, – обернулся Вадим, закрывая за собой створку. – Он профессионал. Бывший военный. – Захлопнул дверь. – А вы, несмотря на бурную молодость, воевать не умеете. – Глухо донеслось из-за стены.
   – Скорее хвост, – усмехнулся Дмитрий, тоже заглядывая в соседние помещения. – Глаза и уши Сергея Петровича…
   – Думай, как хочешь, – невозмутимо ответил Артём, уверенно открывая пропущенную Костровыми дверь. – Если жрать хотите, столовая здесь. Холодильник должен работать, плита, консервы, может, и хлеб найдёте…
   – А ты? – выглянул из спальной комнаты, где обнаружил две двухъярусных кровати, тумбочку и телевизор, Спирин.
   – А мне расхотелось, – бросил Артём, и Михаил, скрепя сердце, вынужден был признать, что, несмотря на принадлежность к другому лагерю, парень ему нравится. Хотя… лагерь у них теперь и правда, общий. – Пойду на машины гляну.
   – С тобой можно? – услышал Михаил голос друга, и по интонации понял: с белобрысым они сработаются. – С детства машины обожаю, да ещё такие, – добавил Костёр и смутился, не ожидая, что все на него уставятся. Не выдержал: – Чего вылупились? Зря, что ли, я целый месяц водить учился?
   – Идём. – Артём, шлёпая по небольшим лужам, прошёл в конец коридора, где в торце находилась последняя дверь. Нажал на кнопку электрического замка, дождался щелчка, рука крутанула ручку.
   Впереди оказалось небольшое подсобное помещение: отделанный ламинированными панелями тамбур. Заставленный шкафчиками с одеждой и коробками с инструментом, он соединял коридор с ещё одним «спортивным залом», ангаром, где ждали своего часа два невероятных автомобиля, способных доставить на край света.
   – Рабочие спецовки, – пояснил блондин-охранник, открывая один из шкафчиков и доставая синюю хэбэшную куртку. – На случай ремонта, переодеться… – Увидел, его никто не слушает, разглядывают через стеклянные двери за спиной чудо Российского автомобилестроения. – Понятно… – Шагнул вперёд и открыл дверь. – Тогда прошу.
   Мужчины дружно ввалились в зал, с удовольствием вдыхая сладковатые пары бензина, солярки и свежей смазки и лаская взглядами бронированными махинами, покрытые зелёно-коричневыми маскировочными разводами.
   – Нравится? – довольно улыбнулся Артём. – Монстр.
   – Не то слово. – Диман даже рот открыл от восторга. – Вот это да… – Дотронулся до прохладной гладкой поверхности, костяшки пальцев ударили по стеклу, прислушался к глухому звуку.
   – Непробиваемое… третья степень защиты.
   – Какая?
   – А ещё брать меня не хотел. Третья, значит, выдерживает прямое попадание автоматического оружия.
   – И «Калаша»? – с улыбкой задал вопрос Дмитрий.
   – Если пули не бронебойные – легко.
   – Будем надеяться…
   – Будем надеяться, стрелять не придётся, – проворчал присоединившийся к ним Костров-старший, разглядывая сложенное вдоль стены оружие и боеприпасы.
   – Никогда таких не видел. – Дмитрий продолжал осматривать вездеход.
   – Называется «Тигр». ГАЗ 233014, специальная модель для армии.
   – На американский «Хаммер» похож, – потряс всех знаниями Михаил. – Может он?
   – Ты чего… Наша, русская. – Артём открыл тяжёлую дверь, отошёл в сторону и с каким-то детским восторгом чуть ли не на одном дыхании выговорил: – Машина штурмует полуметровые рвы, вертикальные стенки высотой до сорока см… – Коротко вдохнул. – Вползает на косогоры в двадцать градусов. Скорость движения по пересечённой местности – до восьмидесяти километров в час, а максималка – сто сорок. – На миг замолчал, будто представил, как это выглядит, мчаться за сотню на такой дуре. – Не боится воды, даром кузов негерметичный. Мощнейшая лонжеронная рама… колёса, рычаги, торсионная подвеска и колёсные редукторы от БТР-80 и другой армейской техники. Подкачка шин, шестилитровый двигун – вообще отдельный разговор. И расход… – Перевёл дыхание. – А наверху? – Показал на закреплённый на крыше воронёный корпус пулемёта. – «Печенег» 7, 62 мм. Стрелять можно на ходу, так же, как из окон.
   – Не слабо, – только и смог добавить Дмитрий, забрался на сиденье водителя, руки дотронулись до огромного руля, а глаза обежали салон.
   – Сзади подставка под ещё одного пассажира, – немного тише, точно стесняясь, сказал Артём.
   – Ещё одного? – ехидно спросил Михаил, прекрасно зная, о чём речь.
   – Без него не обойтись. – Парень не обратил на сарказм внимание. – У киборгов куча сенсоров, мощнейшее вооружение. С ним будет гораздо легче. Поверь.
   Михаил спорить не стал, но мнения не изменил; ему идея взять с собой механического монстра удачной не казалась. Скорее наоборот, особенно учитывая, куда они отправляются и с кем собираются вступить в контакт. Но… как и прежде, ничего не мог изменить.
   – А где он сейчас?
   – В отдельном ангаре. – Блондин подёргал какой-то рычаг. – Петрович попозже привезёт.
   – Ну-ну, – протянул Михаил, замечая ящики с оружием. На каждом белели написанные маркером имена и фамилии участников экспедиции. Тут же вспомнил, как целый месяц учился стрелять, передвигаться по пересечённой местности и выживать в экстремальных условиях.
   На двоечку…
   Вспомнил любимую, и чем закончились две недели жары, когда возле Ленкиного дома встретил Кострова-старшего. Как при помощи Сергея Петровича, Димкин отец заставил его подписаться на это самоубийство.
   – Всё оружие ваше… то, что пристреляно, – раздался из-за машины голос Артёма, и Спирин в который раз подивился наблюдательности блондина: почти ровесник, а успевает заметить каждую мелочь. Потрясающий и в то же время пугающий навык.
   – Думаю, оно не понадобится. – Димкин отец открыл ящик со своей фамилией, но именем «Дмитрий».
   – Нет, – довольно резко возразил Артём. – Нам придётся проехать две тысячи километров, и в основном по заброшенным территориям.
   – Разумеется, на федеральных трассах нас… вас… очень быстро обнаружат.
   – Думаете, в лесах не в кого будет стрелять? А дикари? Зверьё всякое, и не дай бог – киберлазутчики?
   Костров-старший нахмурился:
   – Насколько я знаю…
   – Бать?
   – Что?
   – Ты-то откуда знаешь? Бывал за краем?
   – Нет… но… я готовился. Много изучил. Петрович, опять же.
   Послышался короткий смешок Артёма:
   – И много он рассказал? Сидя в штабной машине особо не разглядишь…
   – Он… – Вадим понял, что не ошибся, предполагая, что второй человек в правительстве имеет отношение к армии. Теперь понятно, откуда доступ к бункеру и засекреченной информации, продукты и прочие прелести жизни.
   – Бывший военный, как и я.
   Все с интересом, по-новому взглянули на двадцатипятилетнего светловолосого парня. Поверить, что в таком возрасте тому пришлось пройти огонь и воду (разве им по-своему не пришлось?) было трудно.
   – Я несколько лет служил в элитных частях, – ответил Артём сразу всем, и мужчинам показалось (или во всём виновато эхо?), как на слове «служил» голос солдата немного дрогнул. – Сопровождали груз из других городов, а до этого… – парень замолчал, видимо испугавшись сболтнуть лишнего. – А… чего уж… Я вообще-то не из Пензы, родился в Новосибирске…
   – Твою мать! – вырвалось у Костра.
   Артём грустно улыбнулся:
   – Даже не знаю, выжил там кто…
   – Дальневосточники? – снова удивил всех познаниями Спирин.
   Бывший спецназовец кивнул.
   – Ты откуда знаешь? – не выдержал Костров-старший. – Такое ощущение, тоже оттуда.
   – Всё может быть, – с непонятной интонацией в голосе ответил Михаил, и в помещении повисла тишина (все знали о способности Спирина чувствовать неизвестный разум и находить к нему дорогу). Зал немедленно заполнился монотонным гулом мощнейших насосов. Где-то за стенами они неустанно откачивали упрямо пытавшуюся затопить бункер воду.
   – Ладно, парни, – разрядил ситуацию Артём. – Оружие разбирать будете? Или потом?
   Мужчины пожали плечами.
   – Тогда предлагаю поесть и лечь подремать, пока остальные не вернулись.
   – Можно…
   – Неплохая идея…
   – Потому что когда они вернутся, спать будет некогда. Последнее согласование маршрута – и вперёд, навстречу звёздам.
//-- * * * --//
   Несмотря на развившуюся у всех, кроме Артёма, клаустрофобию, мужчинам удалось немного поспать. Возможно, сказалась физическая нагрузка и постоянное нервное напряжение последних дней, а возможно, людям надоело бояться, и они, как ни парадоксально звучит (учитывая местонахождение) почувствовали себя в безопасности.
   Проснулись все почти одновременно, безошибочно угадав во множестве посторонних звуков (удивительно, но в изолированном бункере постоянно трещало, жужжало и стукало) скрип и лязганье опускающегося лифта.
   Спирин проснулся последним. Открыл глаза, пытаясь отделить шум скрипнувшей платформы от голосов в голове, и свесился с кровати. И заметил вставшего Дмитрия: снимая пистолет с предохранителя (когда успел?), товарищ осторожно отворял дверь. Михаил увидел, как дёрнулась рука друга, когда парень, догадался Спирин, наткнулся взглядом на кого-то в коридоре.
   Скорее всего, Артёма, почему-то подумалось ему, кто ещё может среагировать быстрее Костра?
   Немного раздражённо кивнув невидимке за дверью, Дмитрий повернул голову, его глаза встретились с Мишкиными, а указательный палец прижался к губам. Выждав несколько секунд, товарищ махнул свободной рукой, приказывая спускаться.
   Спирин чисто механически согласно кивнул, но остался на месте, пытаясь собрать воедино обрывки сна, застрявшего где-то на периферии сознания. Кажется, он снова был в пещере…
   Нить, узор, мозаика… сон продолжал быстро таять, и Мишка вдруг почувствовал страх.
   Если не вспомнит – случится беда.
   Напрягся изо всех сил.
   Лучик…
   Он снова находился в пещере, только в этот раз знал, что за шум и запах доносится из отверстий в гранитной толще. Кипящий шелест прибоя и терпкий йодистый аромат морской воды. Значит, юг… где-то в Крыму, или на Кавказе, точнее на таком расстоянии определить не получалось.
   Страх исчез. Полностью.
   Не замечая широкой улыбки, Михаил ухватился за поручни кровати и осторожно спустился вниз, ноги ткнулись в ботинки. Обулся, потянувшись к ручке, остановился, снова возвращаясь в пещеру и наблюдая перед собой вместо светлого прямоугольника открытой двери столб яркого света, падающий откуда-то сверху. Щуря глаза, заметил в тени нависшей стены знакомую фигуру, глаза, нос и… улыбку.
   Здравствуй, – произносит далёкий предок. – Я рад, что ты можешь меня слышать, твои способности растут.
   – Я тоже рад, – отвечает Спирин, неожиданно понимая, что его смущает.
   Губы пришельца!
   Когда тот произносит слова, синеватые губы не двигаются. Мишка чувствует себя глупо, но хочет оказаться рядом с зеркалом и посмотреть, способен ли на такой фокус.
   Способен, – раздаются прямо в голове (ни хрена себе!) слова. – Нам не нужен язык для разговора, как не нужны уши, чтобы слышать…
   И сердце, чтобы чувствовать, – заканчивает фразу Михаил, и замолкает на минуту, не в силах справиться с распирающими эмоциями.
   Старик терпеливо ждёт.
   Наконец Михаил приходит в себя. Волнуясь, привычным способом произносит «Отец», но сон обрывается, сменяясь разговорами в коридоре.
   – Всё в порядке… Палыч…
   – Осторожность не повредит…
   – Боялся, стрелять начнёте…
   Мишка силой заставляет себя вернуться в пещеру, пытается услышать нужный, как воздух, ответ, но старик уже в другом месте, напротив огромного провала, через него виден бескрайний кусок искрящейся, как фольга, синевы моря, сливающейся на горизонте с таким же синим и бескрайним небом.
   Жизнь, – поворачивается старик.
   Мишка делает шаг вперёд и хмурится: не понимает, о чём говорит пращур. К тому же так и не услышал желанного ответа.
   Жизнь надо спасти, – звучит в голове следующая фраза невообразимого существа, и на этот раз Михаил понимает, о чём идёт речь. – Иначе все люди погибнут.
   – Как? – слышит Спирин свой голос.
   Если человечество хочет выжить, ты должен обо всём рассказать правителям.
   Михаил растерянно смотрит на море, понимая абсурдность предложения.
   Почему ты так думаешь? – искренне удивляется старик.
   – Потому что никто не захочет слушать.
   Мы… – думает о чём-то Разум, но Спирин перебивает.
   – У тебя есть недостаток, – убеждает Михаил, вдруг понимая, какая пропасть лежит между ними. Не времени вовсе, и даже не физиологическая, а моральная, что ли, и, наверное, мироощущения, того, как они относятся ко всему живому.
   Мы и так делаем вам одолжение, – настаивает разум в облике пра-пра… дедушки. – Пойми, люди нам не нужны.
   – Они не станут разговаривать! – захлёбывается криком Михаил. – Им нужна только власть!
   Зачем?
   Спирин на несколько секунд замолкает, не зная, как объяснить то, чего не понимает сам, да и не хочет, если разобраться.
   – Это болезнь, – произносит он наконец. – Только так они чувствуют себя полноценными. Только вмешиваясь в порядок вещей, эти люди счастливы.
   Ты прав, – соглашается предок. – Но выбора нет… (почему он сделал паузу?). И мы даём вам ещё одну попытку.
   – Мне нужно что-то сделать?
   Если доберёшься до НАС, получишь передатчики.
   – Передатчики?
   Название условно. Нанокомпьютер. Нейромодулятор. С его помощью другие люди тоже смогут с нами общаться.
   – Другие?
   Не такие, как ты…
   – Я единственный?
   Нет… – Снова пауза. – Но пока с нами могут говорить не все.
   Михаил запутывается окончательно.
   – Разве нельзя воспользоваться обычным передатчиком? – удивлённо спрашивает он.
   Нельзя. Мы должны знать, что это не ловушка.
   – Я сделаю всё возможное.
   Мы знаем. – Глаза лучатся любовью, и Спирин чувствует: у них может получиться.
   – Хорошо… Что надо делать?
   Попасть к нам, на таком расстоянии трудно настроиться на твой разум.
   – Слишком сложно… не проще вам самим попасть в город?
   Старик несколько секунд молчит и, наконец, отвечает:
   Мы не можем… пока… Враг слишком коварен. Последняя бомбардировка едва нас не уничтожила. Приходится прятаться. Вне убежища мы слишком уязвимы.
   Грустно улыбается.
   Михаил смотрит предку в глаза, слышит это «пока», «едва», видит странную улыбку и думает, что дело не только в этом.
   Ты прав, – подтверждает догадку старик. – Когда придёт время, всё станет понятно.
   – Как всегда, – соглашается Михаил.
   – Как всегда, – повторяет вслух Разум.
   Сон опять обрывается, в коридоре слышится смех, короткие фразы:
   – Как доехали?
   – Нормально…
   – Хвоста…
   – Не было…
   Пещера возвращается, старик подходит ближе:
   Осторожнее в пути. – Глаза проникают в самое сердце. – Ростов-на-Дону… опасность… монстры с востока… ОТЕЦ.
   Мишка слышит «отец» и удивляется. Почему «отец»? По возрасту он скорее правнук. Но тут же забывает (наверное, показалось), радуясь, что в этот раз не просто пешка в чьей-то игре, а человек, способный реально помочь людям. И прежде чем сон окончательно улетучивается, перестаёт злиться на Димкиного отца за шантаж отправиться в путешествие, и за безумное желание – в этом они с помощником мэра схожи – захватить власть и править миром. Прощает всех, окончательно убеждаясь в иллюзорности человеческих стремлений, ибо игры закончились, и они либо согласятся жить в гармонии с окружающим миром, либо будут безжалостно уничтожены, как опасные паразиты.
   В проёме двери возникла фигура Костра. Лицо довольное, но чувствуется пережитое напряжение, от взвинченных нервов голос ломается, как у подростка:
   – Ты чего? Взъерошенный какой-то… не проснулся ещё?
   – Да нет… Уже проснулся.
   – Ага… заметно. – Дмитрий на секунду замялся. – Там, это… наши приехали. – Кивнул неопределённо влево. – Идём на кухню, все туда пошли.
   – Иду… – Позади Костра возникла приземистая фигура. – Костян… – Мишка искренне обрадовался соседу. – Тихон… давно не виделись.
   Протянул руку.
   – Здорово, студент, – с издёвкой усмехнулся здоровяк, хватая мозолистой лопатой маленькую Мишкину ладошку.
   – Здорово… – В глаза бросились вытатуированные на пальцах буквы, и Спирин вспомнил, что и на другой руке, а также спине, груди… короче, везде у приятеля татуировки. Последствие бурной юности, когда Тихонов за разбой чудом не попал на переработку, спасся только благодаря врождённому таланту управлять всем, что имеет колёса.
   Костёр с улыбкой следил за друзьями.
   – Жутковато здесь. – Не открыл бывший зэк истину. – Но вы, чую, попривыкли?
   – Есть немного, – согласился Костёр, оценивающе разглядывая соседа, похожего на ожидающие в соседнем зале вездеходы – такой же квадратный и непробиваемый. Лужайка тёмных волос, спадающих на высокий лоб. Неунывающие, цвета мокрого асфальта, глубоко посаженные глаза. Кочерыжка прямого с заметной горбинкой носа. И слегка пухлые губы и густая не проходящая щетина.
   Непроизвольно коснувшись своего подбородка, почувствовал пальцами колючие волоски.
   – Побриться решил? – догадался, о чём он думает, Константин. – Брось. Тёток там не предвидится, любоваться некому.
   Михаил тоже потрогал нижнюю челюсть:
   – Главное – некогда.
   – Хреново, если так… – притворно вздохнул Костёр и хитро посмотрел на приятеля. – Повезло тебе, чувак.
   – Ты о чём? – насторожился сосед.
   – Всё о том же… На такой тачке рулить будешь.
   – А-а… – Громила равнодушно двинул глыбы плеч. – Удивил… На чём я только не катался.
   Костян, как всегда, выёживался, и Димке это, как всегда, не нравилось:
   – Может, я поведу? – с подковыркой поинтересовался он, заговорщицки подмигивая Михаилу. – А ты рядом побежишь, качнёшь ходули.
   Началось…
   – Ха! – осклабился бывший зэк. – А отсосать не хочешь?
   И уставился на Костра, ожидая реакции.
   Ну вот, подумал Спирин, без приключений никуда.
   – Слушайте, – быстро произнёс он. – Давайте не бу…
   Договорить не успел.
   Скорчив рожу, Дмитрий шмыгнул носом и, делая вид, что отворачивается, резко выхватил из-за пояса пистолет.
   – Что ты сказал? – повернулся он боком к Косте, слегка вытянув шею и рупором прикладывая к уху свободную ладонь. – А? Крыса гаражная… не слышу!
   Оп-па… почувствовал у своего бока что-то острое.
   – Ах ты, скотина…
   Опустив «Пернач», Дмитрий уставился на блестящее лезвие.
   – Проехали? – улыбаясь и демонстрируя ряд золотых зубов, поинтересовался Костя, неуловимым движением пряча клинок в складках одежды.
   – Если только заткнёшься, – покачал головой Костров-младший. – А то я за себя не отвечаю.
   – Ой, ей, ей… не могу! – рассмеялся Тихонов, и Спирин восхитился его пещерным обаянием, засмеялся следом, а через мгновение заржал и Костёр.
   – Да-а… – произнёс Михаил, когда они перестали хохотать. Улыбаясь, посмотрел на друга. – Как он тебя, а? Неплохая реакция.
   Выпятив губы и подбородок, Диман шутливо фыркнул:
   – Неужели? А мне показалось – хуже черепахи.
   – Ладно, черепаха, – снова рассмеялся Константин и тепло обнял Митяя. – Уже пошутить нельзя.
   – Да понял я всё, – улыбнулся Дмитрий, мягко отталкивая от себя старого приятеля и ловко хлопая по подставленной ладони. – Забыли.
   – Проехали.
   – Ненадолго… – в тон посочувствовал Спирин.
   – Ты с отцом? – неожиданно спросил Костёр, и Мишка увидел, как помрачнел Костя.
   – Да… я не хотел. Но ты его знаешь… если в голову втемяшилось – всё, блин, пиши, пропало.
   – Не боишься? С его-то болезнью.
   Костя в сердцах махнул рукой:
   – Таблетки пока помогают. – Покосился на не понимающего, о чём идёт речь, Спирина. – Короче… Ему там лучше будет.
   Димка в сомнении пожал плечами:
   – На свободе всегда хорошо.
   Из кухни вышел Вадим, окинув парней подозрительным взглядом, заметил в руках у сына пистолет, нахмурился, догадавшись, что Диман и Костя снова сцепились, но ругаться не стал:
   – Вы идёте? – кивнул он в сторону кухни. – С маршрутом определиться надо.
   Молодые люди переглянулись, снова чувствуя нависшие над ними десятки метров земли и бетона, ничего не ответили, а, возвращаясь к реальности, дружно направились на последнее совещание.
//-- * * * --//
   Кухня слепила обилием хрома. Хромированная мойка, электрический бойлер, бытовая техника, стол и стулья. Даже шкафчики с посудой на стенах, сделанные явно из ламината, были отделаны под хайтек и блестели серебром. Добавьте сюда неживой галогеновый свет из натыканных под потолком линз-светильников, и станет ясно, почему зажмурились молодые люди, переступив порог.
   Продукты и посуду уже убрали, на столе лежали топографические карты, несколько простых карандашей, линейка, циркуль и успевший стать чудо-техникой чёрно-глянцевый «дипломат» ноутбука. Грязные тарелки свалили в огромную для такой маленькой комнаты посудомоечную машину, на плиту поставили греться красивый эмалированный чайник, притягивающий к себе внимание в силу отличия от всего нержавеющего и блестящего.
   За столом сидели пять человек.
   Сергей Петрович, первый помощник мэра, ковырялся в лэптопе, в очередной раз просматривая информацию; наверное, опасался в спешке пропустить какой-нибудь важный файл. Остальные с неподдельным интересом листали карты и тихо между собой переговаривались. А когда на глаза попадались незнакомые чудные названия населённых пунктов, коротко нервно посмеивались. С благоговейным трепетом и нервозностью аборигенов, ещё не попавших с затерянного в океане родного острова на материк, но уже поднявшихся на корабль, будущие путешественники дивились огромным расстояниям и бескрайним просторам существующего мира.
   Куда им придётся отправиться, все примерно знали: Спирин, как мог, объяснил ещё месяц назад. Разумеется, только на словах, карт запредельных территорий он в глаза не видел, но для специалистов (Артёма или Сергея Петровича) не составило труда догадаться, что речь идёт о южном направлении.
   Юг…
   Конечно, юг – понятие растяжимое, но Михаил поклялся: чем ближе будет цель, тем точнее станут координаты. Пока же – только вектор.
   Все новоприбывшие много лет знали друг друга. Второй водитель – Костин отец, два бывших пожарных и врач; все старые друзья Кострова-старшего и проверенные члены «подполья».
   Врач. Даже с виду походил на доктора: высокий, прямой как швабра и такой же худющий. В дурацких круглых очках а-ля Гарри Поттер (дань ненормальной убеждённости, что докторов всё красит) в бежевом плаще и с шёлковым платком вокруг шеи, будто боялся простудиться. По имени Владимир и фамилии Ферельман, имея за плечами высшее университетское образование, он довольно спорно вписывался в компанию матёрых уголовников и хулиганов. Но, несмотря на кажущуюся нервозность и неуклюжесть, оставался первоклассным специалистом (правда, лишённым за инакомыслие практики) и был (с месяц назад это «был» прочно поселилось в мозгу) капитаном дворовой баскетбольной команды.
   Водитель – Фёдор Иванович Тихонов – мало чем отличался от сына, разве что испещрённым морщинами обветренным лицом, и ржавой от загара лысиной на том месте, где у сына торчал коротко стриженый ёршик волос. Невысокий и коренастый, с такими же хитрыми, горящими детским задором, глазами, широкими губами, и рубленым носом с небольшой горбинкой. И, конечно, огромными шершавыми ладонями, с детства привыкшими крутить лишённую гидроусилителя баранку.
   Двое пожарных. Умелые парни. Пашка Горяев и его лучший друг и напарник – Валерка Золотарь. Первый потерял работу, отправившись, несмотря на запрет, в непроходимую грязь деревянных трущоб, с пугающим постоянством сгорающих вместе с доживающими свой век стариками, инвалидами и прочей висевшей на балансе городской казны неликвидной частью населения. Валерка уволился в знак солидарности.
   Им нужно было родиться братьями, так крепко они дружили.
   Тридцати лет от роду, последние несколько лет мужчины перебивались случайными заработками, существуя исключительно благодаря Димкиному отцу. Горяев – скуластый и русоволосый, длиннорукий и нескладный. Золотарь, напротив, круглолицый, с кудрявыми, упрямо торчащими в разные стороны чёрными прядями, спокойный и мягкий. Оба голубоглазые и молчаливые, с вечно сжатыми в линию губами и зажатыми между ними мелками сигарет. Обычные парни, живущие по соседству и каждый день встречающиеся на работе.
   Довольно пёстрая компания, но других людей у Вадима не было, а посылать людей Петровича Костров-старший боялся: он им не доверял. На Артёма и то с горем пополам согласился.
   Это пролетело в Мишкиной голове за несколько секунд, понадобившихся для преодоления расстояния от двери до свободного стула за столом. Громко поздоровавшись, Спирин плюхнулся на взвизгнувший о бетонный пол стул, не удержался и сладко зевнул. Спохватившись, прикрыл рот рукой и с чувством потянулся, не без злорадства замечая сквозь выступившие на глазах слёзы удивлённый взгляд помощника мэра: почувствовав в его настроении перемену, Петрович заволновался.
   Мишке стало смешно, и он с трудом подавил желание рассмеяться: вот тогда бы градоначальника удар хватил точно.
   – Как настроение? – поинтересовался первый помощник. – Выглядишь неплохо.
   Мишка пожал плечами (что тут скажешь?), и снова зевнул, растягивая звуки, ответил:
   – Но-орма-ально… Эх.
   Тряхнул головой.
   – И всё? Ты какой-то странный, ничего сказать не хочешь?
   – Не-а. – Спирин посмотрел на начинающий издавать фыркающие звуки чайник. – Чаю хочу. – Упруго поднялся. – Ещё кто-нибудь будет?
   Несколько человек согласно кивнули.
   В углу комнаты включился холодильник. Нервно дёрнулся и громко замурлыкал.
   Пошарив по полкам, Спирин нашёл чистые бокалы и пачку незнакомого чая. Читая про себя название, достал из шкафа початую упаковку рафинада, не удержавшись, провёл по сокровищу подушечками пальцев. Насвистывая под нос всплывшую в памяти мелодию, накидал в стаканы пакетики, щедро набросал сахар и всклинь налил кипятка.
   Хорошо…
   Глядя на поднимающийся к потолку душистый пар, вспомнил проведённый с Леной последний вечер, и чай, приготовленный её такими детскими, но сильными руками, снова загрустил: уверенность когда-нибудь увидеться вновь улетучивалась, как эта дымка, но и страха он не испытывал, лишь нездоровое спокойствие лишённого выбора человека.
   По комнате распространился запах свежезаваренного чая.
   Парень осторожно, но всё равно (неуклюжий, сказал бы Дмитрий) расплёскивая содержимое, перенёс бокалы на стол, уселся сам, и с удовольствием сделал осторожный глоток.
   – Потрясающе, – поделился Ферельман впечатлениями от напитка.
   – Угу, – дуя в бокал, согласился Дмитрий.
   – Лучше бы пива, – ввернул Константин и сам же хохотнул: – На дорожку.
   – Не умничай, – проворчал отец. – Забыл, рулить придётся?
   – А чего? Гайцов не предвидится. – Тихонов-младший громко рассмеялся. – Дышать будет некому.
   Шутка понравилась, и на несколько секунд в комнате воцарился дружный ржач. Смеялись все, даже Петрович с Фёдором Ивановичем. Потому что смех был сейчас необходим, как лекарство, мужчинам требовалось успокоиться и прийти в себя. Костя хотя в таких материях разбирался слабо и действовал чисто интуитивно, но всегда правильно.
   Спирин тоже не смог сдержать улыбки, хотя и чувствовал в браваде второго водителя показушную составляющую. Не верил, будто бывший уголовник не понимает, куда им предстоит отправиться, и что назад они не вернутся.
   Живыми…
   Похоже, Костя воспринимал предложение отправиться в экспедицию не как наказание (Боже упаси), а как милость – редчайшую возможность вырваться из города, и узнать, что находится за стеной.
   – Время, – услышал Спирин Кострова-старшего. – Сейчас два часа ночи, светать начнёт в пять тридцать. У нас полчаса для выбора окончательного маршрута. Затем надо отправляться. Когда рассветёт, машины должны быть далеко от города.
   – Чего ты торопишься? – задал Костя возникающий периодически у каждого, кто сидел в комнате, вопрос. – Тут так интересно, может, зависнем на пару дней?
   – Невозможно, – гулко пробасил помощник мэра. – Находиться здесь так же опасно, как расхаживать вдоль Края. Вдруг охрана заявится. Не забывайте, здесь повсюду камеры, датчики… – Мужчина успокаивающе поднял руку. – Мне удалось договориться на одну ночь отключить… даже не отключить… стереть записи… поэтому если до утра не покинем бункер, сюда нагрянет спецназ.
   – Да ладно гнать… – не поверил в эту чушь Костя. – Сам-то веришь? – Посмотрел на Вадима. – Не знаю, как тебе, а я жопой подставу чую.
   – Слушай…
   – Ты заткнёшься? – проворчал со своего места Тихонов-старший. – Даже если и так – нас позвал Вадим. А ему я верю.
   – Веришь? Охренеть! Из дома выдернули, в машину запихали… привезли… хрен те знает куда. И всё второпях, в спешке, будто гонится кто…
   – Кончайте! – не выдержал Вадим, пытаясь придумать убедительную причину непредвиденной спешки; он-то прекрасно знал, почему группа отправляется неподготовленной. Петрович рассказал, не сразу конечно, долго юлил, только Костров не идиот, сообразил, что к чему. Разве не удивительно? Годами этот говнюк заставлял на себя работать, угрожал по любому поводу, и вдруг такая честь.
   Правду он из него вытряс. И какую…
   Война…
   Кто-то напал на любимое Российско-Европейское Содружество, планомерно уничтожая приграничные Города-крепости. Довольно успешно, если верить Всезнающему и Всемогущему. И самое интересное, похоже, именно тот, кого путешественники собирались искать. Всесильный, мать его, разум. С одной стороны вроде бы здорово, ментам не до них будет, с другой же – совсем наоборот. В правительстве сидят не дураки, понимают, что заразу нужно пресечь в корне, и как можно скорее. Вот и приняли единственное верное решение: массированный ядерный удар.
   Холодильник снова дёрнулся и затих. На стене пискнули электронные часы.
   – Нас раскрыли, – выдал Костров-старший пришедшую на ум причину, и в принципе не соврал. За ними действительно давно следили, решая, как поступить. И только помощник мэра, «светлая голова», не поставив начальство в известность, решил отправить мятежников на поиски, дабы в случае успеха встать во главе нового государства. – Петрович решил предупредить… – Вадим посмотрел на застывшую во главе стола глыбу мяса. – Так сказать, по старой памяти.
   – К тому же через две недели начинается сезон ураганов, – добавил первый помощник. – Передвигаться станет невозможно.
   – Чёрт! – заволновался доктор. – Если раскрыли, это значит… – И замолчал, боясь произнести страшное слово вслух, но все прекрасно поняли.
   ПЕРЕРАБОТКА. Вот что это значило.
   Лица людей приобрели суровые выражения, и в комнате повисла тишина. Один Спирин продолжал недовольно щуриться, не понимая, почему в таком случае Костров-старший не едет с ними? Надеется отсидеться на конспиративной квартире?
   – Не всё так страшно, – попытался сгладить ситуацию Вадим. – Как только доберётесь…
   – Если доберёмся, – ввернул один из бывших пожарных. – К такому готовиться надо, а у нас маршрута нет.
   – Мы готовились.
   – Мы?
   – Валер…
   – Он прав!
   Кто-то вздохнул, заглушая капанье воды за стеной.
   – Да ладно вам! – не выдержал Дмитрий, заставляя остальных замолчать и посмотреть на него, особенно на подбородок. – Это же шанс. – Обвёл присутствующих горящим взглядом. – Разве никто из вас не мечтал вырваться на свободу? Хотя бы раз?
   – Отвали.
   – Мечтали…
   – Угу…
   – Да ладно. У меня сердце через жопу выпрыгивает. Только подумайте, куда отправляемся. За стену.
   – Ну и что? – тихо спросил Ферельман. – Я и так знаю. Ничего хорошего там нет.
   – Да что вы, в самом деле? – возмутился Костёр. – Кто мы здесь? За что держимся? Хотите гнить до конца жизни?
   – Кое-кому это нравится, – посмотрел на чиновника Костя. – И пахнет не гнильцой…
   – Опять ты…
   – Я начинаю терять терпение.
   – Да дерьмо всё это, подстава галимая!
   Спирин понял, что пора вмешаться, и громко произнёс:
   – Наша цель – горы Южной Осетии. – Наобум ткнул пальцем в карту и добавил: – Теперь я знаю точно.
   Наступила короткая пауза.
   – Сон? – первым догадался Димка, вспомнив, как странно вёл себя друг. – Поэтому ты такой спокойный?
   – Да. Было ещё что-то про Ростов-на-Дону, но точно не помню.
   – Ростов? – спросил Артём, придвигая к себе одну из карт и внимательно рассматривая цветные загогулины. – Наверное, потому что дорога через него проходит.
   – Может быть, – согласился Михаил.
   – Как мы и думали, – добавил Сергей Петрович. – Южное направление.
   – Да, – подсел к Артёму Фёдор Иваныч. – Через Ростов.
   – Или Волгоград…
   Мужчины сгрудились вокруг карт, разглядывая обозначенную на бумаге территорию и забывая о недавнем споре.
   – Не очень далеко, – заметил Костя, показывая на огромный ломаный круг с надписью в центре «Пенза». Напрямую тысячи две будет.
   – Да щас померим, – взял в руки циркуль его отец.
   – Оставь, – остановил Артём. – По прямой всё равно не получится.
   – Точно… по дорогам придётся.
   – И по дорогам нельзя. Сунемся на федеральные трассы, сразу засекут. Осталось их мало, охраняются жёстко.
   – И что предлагаешь? Через лес? По полям?
   – По каким полям? – усаживаясь, подвинул всех огромными плечами Костя. – По такой погоде? Стоит в поле сунуться – сразу кирдык.
   – А вездеходы? – удивился Дмитрий.
   – Засунь их, знаешь куда, свои вездеходы! Это они здесь, когда вытащить можно, вездеходы, а там… – Парень неопределённо махнул рукой, не подозревая, что указывает нужное направление. – Кто тебя вытаскивать станет?
   – Откуда я знаю?
   – Тогда молчи…
   – Ты достал…
   – Хватит, – оборвал ненужный спор Вадим. – На самом деле мы давно планировали маршрут, сейчас требуется просто уточнить.
   – Неужели? И что придумали?
   – Железная дорога.
   – Железная? – Костя удивлённо посмотрел на мужчину и тут же перевёл взгляд на карту, рассматривая толстые, как червяки, чёрно-белые линии. – А ведь, правда! – вырвалось у него через секунду. – Не кисло придумано, только куда сматываться, если поезд навстречу?
   – Поезда давно не ходят, – тихо сказал помощник мэра, но все прекрасно услышали. – Наверное, лет пятьдесят.
   – Полвека? Ни одного поезда?
   – Так и есть… – посмотрел на удивлённые лица столпившихся вокруг людей Артём. – Ни поезда, ни машины.
   – А дороги? Ты же сам сказал…
   – Скорее направления, а не дороги, – пояснил Великий и Всемогущий. – Просто так за стены никто не высовывается, только караваны, все под усиленной охраной и только в крайнем случае.
   – И что получается?
   – То и получается… – снова заговорил Блондин. – Дорог почти не осталось. Плюс частые ливни и жаркое лето. В общем, до Волгограда одни леса и болота… самое сложное. Дальше наоборот – жара, степи, может, даже пустыни, и мало воды.
   – А реки?
   – Многие реки обмелели, многие пересохли. Точно сказать невозможно, нет доступа к свежим картам.
   – А эти? – Димка указал на испещрённые знаками и символами листы ламинированной бумаги.
   – Древние, как говно мамонта, – проворчал Фёдор Иванович, и все поняли, в кого у Кости поганый язык. – Таких городов давно не существует.
   – Верно, – подтвердил Сергей Петрович. – Некоторые составлены ещё до переселения.
   – Да вы что? Охренели, что ли? – возмутился Костя. – Как по таким картам ехать?
   – Железнодорожные пути не менялись сотни лет, – парировал Артём. – Это наш единственный шанс.
   – Да от них не осталось ничего, – решил высказаться Михаил. – За двести лет даже бетон в песок превратиться, не то что земляная насыпь.
   – Вот-вот. Там деревья в два обхвата.
   – Нет, – покачал головой Артём. – Ещё сто лет назад путями активно пользовались. И быстрее и безопаснее. Но с тех пор, как дальневосточники начали забрасывать своих монстров, движение свернули.
   – Всё равно. Сто лет – огромный срок.
   – Не сто – пятьдесят.
   – Тоже мне разница…
   – Согласен.
   – Если от федеральных трасс ничего не осталось, и железке мандец.
   – Насчёт насыпи вы правы, – перебил спор помощник мэра. – Вполне может быть, местами она размыта или ещё хуже…
   – Местами?
   – Может, наоборот?
   – А вот растительности быть не должно, – проигнорировал стёб Петрович. – Все пути обрабатывали специальным составом, препятствующим росту растений.
   – Какое счастье.
   – Ну, хоть что-то…
   – Поэтому, если информация верна, пути должны быть целыми, разве что заросли травой или, в худшем случае, кустарником.
   Костя фыркнул:
   – А мосты?
   – С мостами, наверное, хуже…
   – Наверное?
   – Зато федералов не будет, – вставил Артём.
   – Зато дикари какие-нибудь, – произнёс Фёдор Иванович. – Ненамного лучше.
   – Это как посмотреть, – усмехнулся Артём. – Готов поспорить.
   – А машины пройдут? – неожиданно спросил Дмитрий. – Там же рельсы, шпалы… не очень как-то. Мозги от тряски не растеряем?
   – «Тигры»? – поднял голову Тихонов-старший. – Эти пройдут, у них колёсная база шире, насчёт тряски не уверен…
   – Да какая тряска? – не выдержал Михаил. – Хорошо если мы вообще рельсы увидим. Там на полметра земли намело.
   – Скорее смело. Пути-то насыпные.
   – Да хоть какие…
   – Ладно, – снова намекая на время, вмешался Костров-старший. – Мы давно думали, как передвигаться. И железные дороги – единственный вариант.
   – Согласен, – сказал Фёдор Иванович.
   – Никто не запрещает вам срезать путь, – устало проговорил Вадим. – Если увидите, что можно проехать, пожалуйста. Просто придерживайтесь железнодорожного полотна: и с пути не собьётесь, и на пост не напоретесь.
   – И какой маршрут?
   Первый помощник развернул ноутбук, показывая на экране выделенный красной линией путь.
   – Вот, – выгнулся вперёд, выискивая взглядом линию и показывая пальцем на её начало. – Туннель заканчивается в пяти километрах от Колышлея… вот здесь.
   – Тут мост?
   – Да… раньше находилась первая застава, сейчас её перенесли ближе к городу.
   – Информация проверенная?
   Сергей Петрович замялся:
   – Стопроцентной уверенности нет, но в штабе сказали…
   – Понятно, можешь не продолжать.
   Первый помощник вздохнул:
   – Сделал всё, что мог. Я не всесилен, у меня допуск ограничен, и потом, лишние вопросы вызывают подозрение.
   – Проехали, дальше.
   – Дальше через Ртищево… кстати… – Мужчина посмотрел на Фёдора Ивановича. – Раньше крупный железнодорожный узел Юго-Восточной железной дороги.
   – А сейчас?
   – Э-э… Также глухо. Скорее всего, станция заброшена, в крайнем случае местные, но думаю, они не опасны. – Сергей Петрович сделал паузу, ожидая вопросов, не дождался и продолжил. – Дальше дорога проходит через Аркадак, Болошов и Поворино…
   – Тоже узловая.
   – Да… и скорее всего именно здесь вам придётся свернуть. Или раньше, если возникнут непредвиденные обстоятельства…
   – И уже на Юг, через Михайловку, Лог… до Волгограда.
   – Только город придётся обойти, срезать западнее… там сейчас почти пустыня.
   – В направлении Калача-на-Дону…
   – Здесь вроде водохранилище показано?
   – Нет его давно, как Цимлянская ГЭС разрушилась…
   – Похоже, весело будет, – с непонятным чувством протянул Костя.
   – Сплюнь… главное, на патрули не наткнуться, тут повсюду агрофермы обозначены.
   – Это было полвека назад, сейчас там ничего не растёт… степь или пустыня.
   – Короче ясно… дальше опять по железке. Через Элисту на Ставрополь…
   – Хоть что-то, – перестал ворчать Костя, с интересом разглядывая экран монитора. – Должно получиться. – Посмотрел на отца. – Как думаешь, батёк?
   – С виду гладко. Рек много, но будем надеяться, обмелели или мосты целы.
   – Есть сомнения? – обвёл присутствующих взглядом Вадим Костров. – Или все согласны?
   – Согласны. – ответил за всех Дмитрий. – Дальше что?
   – Дальше… – голос помощника зазвенел от напряжения. – Переодевайтесь и… в путь.
   Слова эхом зазвенели в наступившей тишине.
//-- * * * --//
   Прилаживая разгрузочный жилет поверх пятнистого камуфляжа, набивая его запасными магазинами, Дмитрий не мог избавиться от дурацкой улыбки на лице: чувствовал себя героем фантастических фильмов, на которые частенько хаживал с приятелями во времена разбойного промысла. И, похоже, не только он. Заметно повеселел Артём (да он и не грустил), чувствуя себя вернувшимся в ряды спецназа. Заблестели глаза и у Павла с Валеркой: пускай камуфляж военный, всё равно казённый и принадлежит родственному ведомству. Костя? О нём и говорить нечего: как открыл ящик с оружием, так и продолжал перебирать скорострельные пистолеты-пулемёты и тяжёлые автоматические винтовки. Не глядя, набивал многочисленные карманы и отделы разгрузки обоймами, магазинами и гранатами.
   Такое поведение, особенно блестящие азартом глаза, не смогли укрыться от Фёдора Ивановича, который не взял никакого оружия, справедливо полагая, что водителю оно ни к чему. Пожилой мужчина незаметно вздыхал, качая лысой головой, и недобро косился на дорвавшуюся до оружия молодёжь. В конце концов не выдержал, подошёл к Артёму и попросил вмешаться. Парень согласно кивнул, помог Димке загрузить в «Тигр» два ящика с боеприпасами, а затем тактично посоветовал Косте не навешивать на себя всё сразу. Парень несколько секунд удивлённо разглядывал стройные фигуры напарников, в отличие от него не выпячивающиеся углами магазинов и пистолетов и шишками гранат, нервно рассмеялся, и, оправдываясь тем, что никогда не видел столько оружия, нехотя разоружился, впрочем, оставив при себе достаточно огневой мощи. Но, по крайней мере, теперь он мог спокойно вести машину, не боясь раньше времени по глупости отправить на небеса, а главное, не пугая других.
   Дополнительные канистры с соляркой и продукты, питьевая вода, приборы ночного видения, коротковолновой лазерный передатчик и инструмент находились в грузовиках. Ящики с оружием перекочевали туда же. Масло и горючее залили, двигатель, тормоза и всё остальное проверил водитель Петровича, пока составляли маршрут.
   Несколько раз подпрыгнув, на пример Артёма, Дмитрий посмотрел, как сидит костюм. Услышал хлопанье и звон, принялся устранять недостатки. Услышав вдалеке шум, какое-то уханье, поначалу не обратил внимания, но заметив напряжённую позу Спирина, тоже насторожился. Перестал подтягивать ремешки и медленно повернул голову, догадываясь, кого сейчас увидит, но всё равно замирая в болезненном предвкушении. Последний участник экспедиции… получеловек – полумашина.
   В наступившей тишине громко щёлкнул замок двери. Воздушный шелест ушедшей в сторону створки, и… гулкий скрежет (хруст мелких камешков, попавших под ноги) металлических подошв по бетону, заглушающий похожий на жужжание дрели звук работы сервомоторов.
   Твою мать…
   Двухметровая матово блестящая в неживом свете чешуйчатой эбонитовой бронёй фигура человека. С наглухо прилаженным к туловищу шлемом, в котором просматривается узкая щель непрозрачного полимерного материала в том месте, где у людей находятся глаза. Шестиугольные пластины «доспеха», изготовленные по плёночной технологии, подключены к управляющему компьютеру и способны менять цвет, свойства и конфигурацию, в зависимости от поставленной задачи и возникшей угрозы. Вместо правой руки (спрятана под казённой частью) четырёхствольный пулемёт с электрическим приводом, левая – как у человека, но на запястье закреплена кобура с автоматическим пистолетом и устройством быстрой подачи оружия.
   В принципе перед ними возвышался настоящий человек, только закованный в фантастическую броню, с усиленным экзоскелетом опорно-двигательным аппаратом и контролирующим мозг суперкомпьютером.
   Послышалось жужжание, и голова существа пришла в движение, описав полукруг сначала влево, а затем вправо. Киборг разглядывал помещение.
   Диман сглотнул. Только сейчас понимая, на кого похож припозднившийся член команды и почему кажется, что они всё глубже погружаются в фильм. Робокоп! Последний ремейк старинного фильма. Вот на кого похожа массивная, словно отлитая из бронзы статуя, фигура, отличаясь лишь вооружением и видом брони. И человеческого лица не видно – защита, прежде всего.
   – Добрый вечер, – прозвучал из спрятанных динамиков вполне человеческий голос, и многие вздрогнули.
   – Твою мать! – вырвалось у Кости, выглядывающего (никто и не заметил, как парень оказался за одним из грузовиков с автоматом в руках) из-за передней стойки вездехода. – Предупреждать надо.
   – Спокойно… – уверенно произнёс Сергей Петрович. Оказывается он и его личный водитель всё время стояли рядом. – БАМ абсолютно безопасен и настроен на сотрудничество.
   – Кто? – послышался чей-то голос.
   – БАМ – Боевой Автономный Модуль, – спокойно объяснил первый помощник. – Это сокращённый вариант, но думаю, нет смысла перечислять серийный номер и модификацию.
   – Ещё бы… – снова проворчал из-за машины Костян, и Димка заметил, что один из лазерных дальномеров боевого модуля придирчиво ощупывает второго водителя. Тоненькие, едва заметные на свету лучики бегали вдоль капота… замирая на автомате в руках человека.
   А если чёртова железка сойдёт с ума?
   Сергей Петрович улыбнулся, и желая показать, что всё под контролем, бесстрашно похлопал металлического воина по спине. Звук получился довольно неприятный, этакое хлюпанье-шуршанье, словно на льду бьётся пойманная рыба. Почему у Димки возникла такая ассоциация, он не понял, может, из-за неживой, почти не шелохнувшейся под рукой первого помощника чешуи брони, а может, из-за вполне справедливого отождествления себя с этой рыбиной. Наверное, стоило спросить у Мишки или отца, только почему-то и разговаривать в присутствии чудо-техники расхотелось: Костёр не сомневался в способности БАМа услышать любое слово и даже звук на расстоянии в десятки метров.
   – Я вижу, все готовы? – Петрович перестал хлопать чудище по спине и Дмитрий не без облегчения вздохнул, постепенно приходя в себя. – Тогда давайте грузиться. Скоро рассвет.
   При этих словах киборг двинулся к головной машине («Тигр один») и без посторонней помощи забрался на специальный помост, прикреплённый сзади автомобиля и оборудованный защитными брусьями (что-то вроде клетки) предохраняющими от падения. Довольно ловко (для однорукого) захлопнул решётчатую дверку и активировал магнитные держатели. Выпрямился, возвышаясь над крышей по грудь, повернулся в одну сторону, затем в другую, повёл из стороны в сторону рукой-пулемётом. Теперь он мог, не опасаясь оказаться в кювете, вести огонь из всего имеющегося вооружения.
   – БАМ готов, – послышался из динамиков голос, и Димке показалось, будто монстр смеётся.
   – У него есть… – вышел из-за машины Костя. – Типа пульта? Просто я… когда сидел… сталкивался…
   – Он не такой, – поглядывая на Петровича, неуверенно пояснил Вадим. – Полностью автономный.
   – Так не бывает, – возразил Спирин и посмотрел на Артёма, надеясь на поддержку, но парень отвернулся, делая вид, что не заметил Мишкиного взгляда.
   – Ты прав, – кивнул первый помощник. – Но, повторяю, он подчиняется только вам и больше никому.
   – Подчиняюсь группе, – подтвердил киборг. – Приоритет задачи.
   – Прио… чего?
   – Он будет подчиняться вам всем… Беспрекословно. Но только в том случае, если будете выполнять поставленную задачу.
   – Понятно…
   – Четыре часа десять минут, – снова прогремел в помещении голос существа. – До рассвета восемьдесят три минуты.
   Костёр не выдержал и нервно рассмеялся:
   – А мне нравится. – Поймал невесёлый взгляд отца. – Как в кино: роботы, спецназ… – Заметил, что никто не разделяет его нездорового веселья, и замолчал. – Ну ладно…
   – Грузимся, – скомандовал Артём. – Крепите микрофоны, проверить рации.
   Мужчины вышли из оцепенения, послушно прилаживая гарнитуру: наушник и усик микрофона. Переглядываясь между собой и подшучивая, выстроились в одну шеренгу. Впереди встал Дмитрий Костров.
   По обоюдному согласию, командовали операцией Костров-младший и Артём (до получения по рации конкретных указаний Петровича и Димкиного отца), но в данной ситуации бывший спецназовец обладал большим опытом, поэтому право командовать временно перешло к нему.
   – Проверка связи. – Артём забрался в салон автомобиля и по очереди вызвал каждого участника. Убедился в исправной работе передатчиков и выбрался наружу. – Занять машины. – Посмотрел на Костю. – Ты на какой?
   – Лучше на второй. – Парень покосился на киборга, вроде бы равнодушно пялящегося на стену перед «Тигром один». – Не обижайся, не хочу, чтоб за спиной… эта штука маячила.
   – Понимаю. По машинам.
   Бойцы, а именно так они теперь стали именоваться (никто не возражал, кроме Ферельмана), слаженно заняли каждый своё место согласно заранее отработанной схеме. Первая машина (водитель Фёдор Тихонов): Павел Горяев, Валерка Золотарь, доктор и… БАМ. Вторая (водитель Константин): Артём, Дмитрий Костров и Михаил Спирин.
   С управлением машин оба водителя были хорошо знакомы, не раз доводилось ездить. К тому же за месяц они успели детально изучить устройство и комплектацию. Необычными могли показаться многочисленные датчики (измеряющие всё: от уровня радиации до температуры), голографическая система навигации при плохой видимости (сокращённо ГСНПВ), транслирующая изображение на лобовое стекло, и радарная установка, способная засечь любой движущийся объект в радиусе километра.
   Посмотрев на сидящего рядом Артёма, Костя спросил:
   – Завожу? – Вытянул руку, татуированные пальцы крепко сжали ключ.
   Спецназовец кивнул, поворачиваясь к возникшему возле окна начальнику:
   – Мы готовы… – Стартёр скрипнул один раз, и раскатистый рёв двигателя (подтверждающий название автомобиля) заглушил все звуки. – Что с воротами?
   – Открываю! – крикнул Сергей Петрович. Достал знакомую коробочку и нажал несколько кнопок.
   Свет на секунду погас, заставив людей с ужасом представить, что будет, если они окажутся в кромешной темноте, затем, нервно мигая, лампы зажглись снова. Под потолком, у дальней стены, замигали аварийные проблесковые маячки, послышался лающий звук сирены. Загудели, вращая гигантские шестерёнки спрятанного в недрах подземелья редуктора, невидимые тысячекиловаттные электромоторы, зарокотал очнувшийся после долгого сна механизм открывания гермодверей.
   – Шлюз – это ещё один лифт, – услышал Спирин первого помощника, поражаясь гениальности задумки и мысленно сравнивая шлюз с подъёмным мостом средневековой крепости. Если желающим проникнуть в бункер удастся открыть внешние ворота, они окажутся в глубоком колодце. – Заедете на платформу и ждите. Только когда внутренние ворота закроются – откроются следующие. Внешние. Когда окажетесь в туннеле, ворота закроются автоматически. Затем, скорее всего, сразу включится защита… – Мужчина перевёл дыхание, взмахом руки приказывая высунувшемуся из переднего окна Фёдору подождать. – Не советую оставаться перед воротами долго, не знаю, как поведёт себя автоматика. – Протянул руку (Мишке показалось, она дрожала). – Ну… – Крепко, но дёргано, пожал ладонь Артёму и Косте. – Ни пуха, ни пера.
   – К чёрту, – ответили молодые люди почти одновременно.
   – К чёрту, – повторил Спирин, замечая через открытое узенькое окно справа маячившего за машиной Кострова-старшего.
   Вадим явно нервничал.
   Неужели, подумал Михаил, папаня запоздало понял, куда отправляет единственного сына.
   Сергей Петрович бросил ещё один короткий взгляд на сидящих внутри «Тигра два» людей и отправился к первой машине, где, как догадался Спирин, собирался провести аналогичный инструктаж.
   В воздухе едко запахло выхлопными газами и почти сразу в потолке открылись прорези вытяжной вентиляции. Где-то в глубине здания послышался тихий гул (никто из людей его не услышал) искусственных лёгких бункера, и ядовитый газ начал быстро исчезать в темнеющих отверстиях.
   Подбежав к машине и заглянув в узкое окно, оказавшееся на уровне лица, Вадим поискал глазами сына. Нашёл, выдавил улыбку и быстро произнёс:
   – Аккуратнее там. – Замолчал, поглядывая на Артёма, дождался, кода спецназовец отвернётся и быстро просунул в окно руку. – С Богом.
   – Я постараюсь, – смутился Дмитрий, неловко пожимая ладонь отца. – Всё будет… – на миг растерялся, почувствовав в руке какой-то предмет, – … в порядке. – Встретился с отцом взглядом. – Не волнуйся.
   – Пригодится, – прочитал по губам Кострова-старшего Спирин, непонимающе посмотрел на руку друга, тот сразу сунул её под сиденье. Заметил в зеркале заднего вида любопытный взгляд Кости, и (Артём по-прежнему продолжал удивлять) наклонившего голову и вроде разглядывающего что-то внизу, а на самом деле внимательно прислушивающегося к разговору, блондина. – Ни пуха…
   – К чёрту. – Снова ответили дружно.
   По-прежнему грустно улыбаясь, Вадим взмахнул на прощание рукой, и, оглядываясь, словно хотел запомнить последние минуты, направился к первой машине, попрощаться с остальными друзьями. Сергей Петрович, отдавая последние указания, стоял возле броневика, через открытое окно громко беседуя с врачом.
   Как только он отошёл, Мишка наклонился к другу и взглядом поинтересовался, что передал отец. Дмитрий осторожно высунул из-под сиденья руку, и в полумраке салона Спирин увидел стандартный «магазин» к такому же «Валу», как у него.
   У них мало боеприпасов?
   Он хотел удивлённо спросить, зачем тогда такая секретность, когда товарищ повернул рожок, показывая упрятанный в коробчатый «магазин» первый патрон с ядовито-зелёным цветом носика пули. И сразу понял. Кумулятивные. Магазин наполнен очень редкими бронебойными пулями, способными прожечь любую броню, даже активную, такую, как у киборгов.
   Доспехи БАМа…
   Металлический грохот поднявшейся створки заглушил басовитый рокот моторов.
   – Пора, – услышал Дмитрий голос Артёма. Повертел головой, привставая и оглядываясь, увидел, что и остальные услышали приказ командира. – База один. Говорит «Тигр два», мы готовы.
   В ухе раздался голос первого помощника, он успел взять портативный передатчик и держал рацию в руках:
   – Вас понял «Тигр два». «Тигр один»?
   – Нормально… вернее, готов. «Тигр один» готов. Приём?
   – Давайте парни, аккуратнее на воле.
   Автомобили медленно стронулись с места.

Глава 3

   Броневик отъехал на приличное расстояние от ворот, и, освещая фарами серую шахту туннеля, медленно двигался следом за «Тигром один», а Михаил никак не мог забыть метровой ширины прорези в стенах и полу, куда заходили циклопические створки ворот.
   Немыслимое сооружение.
   Поверить, что это сделано человеческими руками, было трудно, особенно учитывая устаревшие «пещерные» технологии и оборудование, используемые жителями Города. Только-только ошалелый разум начинал привыкать, как ему снова подкидывали неразрешимую загадку, заставляя восхититься талантом и умом канувших в лету неизвестных строителей.
   Ворота десятиметровой длины и около метра в поперечнике, это же надо такое сотворить, да ещё из термообработанной легированной стали. Никогда такого не видел, и вряд ли когда доведётся…
   Но вот сзади с сотрясающим землю гулом, от которого с потолка посыпались мелкие камушки, гигантский проём закрылся, навсегда отрезая от дома. В последний раз, словно прощаясь, коротко взвыла сирена, и мигнули проблесковые маячки… всё, теперь они могли рассчитывать только на себя.
   Восемь человек.
   Избавляясь от ненужных мыслей, Спирин мотнул головой. Окинул взглядом полумрак кабины, задерживаясь на многочисленных огоньках приборной панели, посмотрел на Артёма и заметил, что парень подался вперёд и внимательно, даже озабоченно, смотрит в боковое зеркало. Почувствовав тревогу, тоже посмотрел назад, тут же ругая себя за излишнее любопытство.
   Пулемётные турели.
   Справа и слева от ворот (интересно, где они были раньше, неужели в потолке) глянцевыми полусферами выпячивались серебристые башни автоматических крупнокалиберных пулемётов. Активированных! Бьющие из них красноватые лучи, словно дрожащие пальцы дряхлых стариков, всё ближе и ближе подходили к горящим в темноте задним фонарям внедорожников, сканируя лазерной паутиной туннель, и заставляя конические раструбы, которыми заканчивались длинные стволы, двигаться влево и вправо.
   – Внимание «Тигр один», – раздался в салоне голос Артёма. – Немедленно прибавьте скорость.
   – Впереди не видно ни черта…
   – Прибавь газу, батёк. – Костя тоже увидел надвигающуюся опасность. – Автоматика сработала, как бы нас не уделала.
   Послышалось недовольное ворчание, но броневик рванулся вперёд.
   – Кажется, пронесло… – через полминуты объявил Артём, высовываясь из окна и напряжённо вглядываясь в темноту. – Отключились… Ой! – Вскрикнул, когда на потолке неожиданно вспыхнул свет.
   – Какого… – выругался кто-то в первой машине.
   Костя нервно хохотнул:
   – Неплохое начало. – Поднял перед собой правую руку, кисть мелко дрожала. – Никогда такого не было.
   – Освещение, – догадался Фёдор Иванович. – Автоматика долбаная.
   – Похоже на то…
   Теперь путешественники могли хорошенько разглядеть место, через которое собирались выбраться из города. Периодически зажигающиеся на потолке круглые плафоны, за давностью лет превратившиеся в заросшие грязью и паутиной немыслимые мохнатые диски, давали достаточно света, хотя и мигали жёлтым нездоровым светом, видимо, лампочки почти прогорели.
   Туннель был достаточно широким, по крайней мере, два «Тигра» могли при желании легко в нём разъехаться, и высотой в самой верхней точке никак не ниже двухэтажного дома. Свод имел арочную форму, с довольно маленьким радиусом потолка, отчего стены начинали изгибаться на высоте полутора метров от пола, и был выполнен из полукруглых железобетонных плит, на вид очень старых и мокрых.
   Вдоль стен тянулись толстые кабели и гофрированные металлические кожухи, покрытые покрывалом спрессованной пыли и густыми прядями неизвестного растения, похожего на водоросли. По стенам бесшумно струилась вода, скапливаясь на полу, собиралась в ручейки и исчезала в невидимых водостоках; из стыков плит, когда-то заделанных пластиком и цементным раствором, а теперь превратившихся в чёрные щели, щупальцами свисали корни деревьев. Рокот моторов, отражаясь от стен, далеко обгонял зелёно-коричневые махины, заикающимся стаккато возвращался обратно, вызывая мурашки и заставляя напряжённо вглядываться в темноту.
   Мир подземелья…
   Вздумай сейчас путешественники заглушить двигатели, поразились бы неестественной мёртвой тишине. Ни скрипа, ни шороха. Ни журчанья воды, ни хлопанья крыльев летучих мышей, ни шуршанья насекомых. Глубокое давящее безмолвие…
   Плиты пола покрывал густой слой бурого в свете фар лишайника, колёса впереди идущего вездехода оставляли хорошо видимый вдавленный сочный след. Слева из-под сочащегося искристой влагой покрывала выглядывали два ржавых рельса. Настолько дряхлых, что казалось, прикоснись к ним, и они обратятся в прах. Пахло грибами и плесенью, чем-то чужеродным и страшным. Но, слава богу, недолго. Выхлопы автомобилей вскоре заглушили незнакомые запахи, возвращая на время привычные ощущения.
   Похолодало.
   Сами того не замечая, водители сбавили скорость и броневики тащились со скоростью не больше пяти километров в час. Но никто, даже Артём, не решился сделать Фёдору и Косте замечание. Все находились под впечатлением невероятного зрелища, пытаясь избавиться от неприятного чувства своей чужеродности, того, что в этом сверхъестественном обиталище тьмы и безвременья являются абсолютно лишними.
   Первым пришёл в себя Костя. Громко шмыгнув носом, парень покосился на застывшие физиономии сидевших рядом людей, и произнёс:
   – Эй, там впереди, как настроение? – Услышал то ли стон, то ли вздох, хохотнул и добавил. – Бать, ты, что ли, от страха кряхтишь?
   Нескольких слов оказалось достаточно: люди пришли в себя. Послышались короткие смешки, незлобная ругань. Кто-то поинтересовался, есть ли в машинах магнитолы. Ему ответили встречным предложением спеть хором и снова все рассмеялись, забывая о тоннах земли над головой и обволакивающей тьме за стёклами. Один Спирин продолжал сосредоточенно вглядываться через плечо водителя вдаль, против воли ожидая чего-то плохого. В пронзительном свете фар он видел бликующий контур киборга (БАМ включил «хамелеона»), махину ползущего броневика и испятнанные сыростью и временем стены туннеля. Чувствовал впереди что-то страшное, смертельно опасное, веками таившееся в темноте.
   Может быть, показалось…
   – Костян! – хрипло позвал Спирин. – Всё нормально?
   – Ты о чём? – посмотрел на него в зеркало заднего вида водитель.
   – Приборы ничего не показывают?
   – Да нет… – Парень окинул взглядом бортовой компьютер, заметил мигнувший несколько раз счётчик Гейгера. – Та-ак… – протянул недовольно, щёлкая пальцем по дисплею. – Хрен его знает.
   В салоне раздался жужжащий писк зуммера, дисплей снова полыхнул красным, предупреждая об опасном уровне радиации.
   – Что ещё? – Теперь над датчиками склонился Артём. Попытался увидеть показания сенсоров, но дисплей неожиданно потух. – Ты видел? – обратился он к Косте. – Что он показал?
   – Не-а. – Парень мотнул головой. – Мигнул только, глючит, наверное.
   – Может… – Артём посмотрел на Спирина. – Ты о чём бормочешь?
   – Не знаю. – Мишке вдруг показалось, что за ним кто-то наблюдает. Вздрогнув, он посмотрел на плывущую впереди фигуру киборга, мысленно обругал себя за нелепые мысли, и посмотрел на белобрысого командира, замечая несколько морщин (которых вроде не было), разделивших высокий лоб на три части. – Предчувствие нехорошее…
   – Ясно. – Спецназовец несколько секунд внимательно разглядывал бледное Мишкино лицо, затем сел прямо и прижал усик микрофона к губам. – «Тигр один», «Тигр один», приём.
   – Да? – недовольно отозвался Фёдор.
   – У вас всё в порядке?
   – Да вроде, доктору только плохо, мерещится что-то…
   – Мерещится? Это как?
   – Откуда я знаю.
   – Ферельман?
   – Да всё в порядке… голова немного болит.
   – Ясно… «БАМ»?
   – Ничего подозрительного, путь свободен.
   – Что-нибудь ещё?
   – Статические помехи. Сенсоры не работают.
   – Плохо… сколько до поверхности?
   – Две тысячи метров.
   – Рассвет?
   – Тридцать две минуты.
   – Фёдор Иванович? – неожиданно позвал Михаил.
   – Да?
   – У вас датчик радиации что-нибудь показывает?
   – Обожди секунду… – Последовал громкий вздох, пожилой мужчина резко согнулся, разглядывая дисплей. – Ну-ка глянь, – обратился он к кому-то. – Да нет ничего… – ответил Тихонов-старший через несколько секунд.
   – Мне кажется, он вообще не работает, – добавил через секунду Ферельман.
   – Кажется ему, – проворчал Фёдор, тут же соглашаясь: – Но доктор прав, накрылся Гейгер медным тазом.
   – Понятно… – протянул Артём, чувствуя, что всё как раз наоборот. – Ладно, внимательнее там. – И опустил руку на кобуру с пистолетом.
   Костёр с Мишкой переглянулись и, не сговариваясь, тоже посмотрели на свои девятимиллиметровые «Валы», лежавшие на заставленных всякой всячиной пустующих сиденьях.
   Несколько минут броневики двигались в полной тишине, плавно скользя по живому коричневому ковру. Подъём стал круче.
   Первый автомобиль дёрнулся и качнулся из стороны в сторону.
   – Яма. – Костя вильнул в сторону, объезжая приличную щель, из неё била вода. «Тигр» опасно накренился, ребристая покрышка провалилась в углубление, качнулся, играючи выбрался на ровный участок и уверенно продолжил путь.
   Впереди на потолке что-то мелькнуло.
   – Притормози, – попросил Михаил.
   – Чего? – возмутился Тихонов-младший, не желая отставать от первой машины. Фонари на потолке, как только они преодолевали очередные пятьдесят метров, тут же гасли, подчиняясь древней программе, приказывающей освещать движущиеся в туннеле объекты лишь определённый промежуток времени.
   Минута, и всё…
   Туннель погружался во мрак. Становилось так темно, что казалось, будто сзади, точно лавина в узком ущелье, двигается что-то огромное. Катится, подпрыгивая и оставляя после себя глубокую борозду, громадный обколотый камень, или настигает гигантский, несущийся с чудовищной скоростью локомотив. Рычит похожим на звук работы двигателей рыком, гонит перед собой эхо, всё ближе и ближе придвигаясь к сузившемуся до салона автомобиля маленькому мирку, единственному месту, где путешественники могли чувствовать себя в безопасности.
   Смотреть назад было страшно, а не смотреть невозможно. Густой обволакивающий мрак, казавшийся материализовавшейся душой подземелья, притягивал взгляды, сея в сердцах ужас и вызывая перед глазами страшные картины крадущихся следом чудовищ.
   – Наверху. – Спирин ткнул вперёд пальцем, не замечая, что на него никто не смотрит, все взгляды вмиг устремились к потолку.
   Наверху косым треугольником нависал чернеющий пролом, словно кто-то выдавил две тридцатисантиметровых бетонных плиты изнутри. Осколки, бывшие когда-то перекрытием, валялись на полу, скрытые вездесущим мхом; на полу образовался заметный холмик из осыпавшейся земли и осколков конструкции. Оставалось гадать, почему туннель не завалило полностью. Из пролома торчали корни, но земли видно не было. Даже луч направленного в него прожектора не смог высветить конца провала, словно щель вела на поверхность.
   Колодец…
   – Тебе это надо? – задал Дмитрий вполне резонный вопрос. – Ещё придавит нахрен.
   Михаил упрямо махнул рукой, с силой толкая Костю в спину.
   – Тормози, я сказал.
   – Охренел что ли? – Тихонов-младший надавил на тормоз. – Ещё раз так сделаешь – руки оторву.
   Спирин не обратил на угрозу внимания: просто не услышал.
   – «Тигр один»… – Блондин понял, что Мишка не угомониться. – Это Артём, тормозни на минутку, у нас проблема.
   – Какая проблема? – недовольно поинтересовался Фёдор. – Сбрендили, что ли? Меня Кондратий от страха хватит.
   – Миша писать хочет, – зло пошутил Костя.
   – Чего? – Перед глазами встало лицо пожилого водителя с вылезшими от удивления, как у рака глазами. – Правда? А потерпеть нельзя?
   – Константин так шутит. – Артём постучал кулаком по голове, недовольно глядя на татуированного весельчака. По роду деятельности спецназовцу доводилось попадать в отчаянные переделки, и он привык доверять интуиции, причём не обязательно своей.
   – Проверить не помешает, – решил блондин. – Только быстро.
   Открыв дверку, мягко выпрыгнул из салона и замер, внимательно прислушиваясь и оглядываясь. – Двигатель не глуши! – спохватившись, крикнул Косте. – Выйди, пропусти Михаила!
   Дёрнувшись от резкого окрика, Тихонов-младший убрал руку от ключа:
   – Щас… вон люк есть, через него пролезет.
   Поймал в зеркале потерянный взгляд терпеливо ждущего, когда его пропустят, Аспирина и быстро сменил гнев на милость. – Ладно… пропущу. – Схватился рукой за ручку. – Что за урод двухдверный кузов придумал.
   Костя нехотя выбрался из салона, ёжась и чертыхаясь от промозглой сырости, неловко достал пистолет и фонарик. Включил – узкий луч полоснул по стене, – пару секунд потоптался на месте, и начал по кругу обходить автомобиль, осматривая кузов и заглядывая под днище.
   Чудила, блин…
   Невероятно, но, чтобы прийти в себя, Тихону потребовалось лишь некоторое время побыть рядом с машиной, повозиться с двигателем или подвеской. Неплохо конечно, но видно, как парень ежесекундно оглядывается, внимательно всматриваясь в подступающий к броневику сумрак.
   Шаг, второй, третий… возле заднего колеса бывший зэк остановился, несколько секунд потоптался, широко открытые глаза буравили черноту туннеля, крепче сжав пистолет, упрямо двинулся дальше.
   С потолка посыпалась земля.
   В алом свете фонарей Артём видел окутываемое паром от дыхания похожее на маску лицо парня. Похоже, Тихонов-младший решил проверить на прочность характер. Спецназовец мысленно Косте поаплодировал, но для себя решил далеко от освещённого фарами передка машины не отходить.
   Под капотом с шумом включился вентилятор.
   А вот Михаил за Тихоновым не следил. Он вообще никого не видел. Перед глазами кружились туманные образы, постепенно превращаясь в самое желанное лицо на свете. В ушах раздавались знакомые слова, а ноги сами вели к непонятной трещине.
   Провал…
   Медленно взобравшись на холм, парень заглянул в зияющее отверстие.
   Пустота…
   Голоса стали громче.
   – Ну что? – возник рядом Артём. – А? – Осторожно посветил фонариком в пролом.
   Бывший спецназовец тоже что-то почувствовал, но совсем не то, что его худенький, обладающий зачатками экстрасенсорных способностей, напарник. Артём вдруг вспомнил давно забытую лекцию о древнем оружии, ровеснике Городов, сведения о котором сохранились лишь в музеях. Ни муляжа, ни тем более действующих образцов, парень в глаза не видел.
   Волнуясь всё больше, блондин вызвал головную машину.
   – «Тигр один»? Вы как?
   Фёдор Иванович откликнулся сразу:
   – Порядок. Всё спокойно, как в могиле… эй… ты куда? Золотарь?!
   – Что происходит? – Артём почувствовал, как забилось сердце. – Слышите? Всем оставаться в машине!
   – Да я так… – послышался оправдывающийся Валеркин голос. – Размяться захотелось.
   Артём не поверил. Золотарь явно лгал.
   – Никому не выходить! – Наёмник уже не сомневался, что они вляпались. – БАМ! Информация!
   – Фиксирую излучение, – раздался бесстрастный голос. – Пси-волны, угрозы не представляют.
   Как бы не так, подумал бывший спецназовец. Как бы не так…
   – Долго ещё? – Схватил за плечо копошащегося под проломом Спирина. – Давай, завязывай, небезопасно.
   – Знаю. – Михаил посветил фонариком на едва различимый среди мха и лишайника след. – Смотри. – Раздвинул спутанные стебли, пальцы смахнули толстый слой пыли и земли, открывая глубокие ямки, оставленные на бетоне. – Здесь кто-то полз.
   – А-а?
   – Что он сказал?
   – Повтори…
   Экипажи машин не на шутку заволновались. Сзади зашевелился Костя.
   – Тише ты… – зашипел на Спирина Артём. – Херня всё это.
   Но присел рядом, изучая след.
   В наушнике снова послышались встревоженные голоса, всем не терпелось узнать о находке.
   – Всем оставаться на месте, – чётко скомандовал Артём, пытаясь придумать, как успокоить людей. – Даже если что-то и было, давно смылось. – Нахмурился, услышав щёлканье затворов.
   В темноте лязгнула подставка БАМа. Плафоны на потолке стали тускнеть.
   – Что-то большое, типа многоножки. – Михаил продолжал изучать отпечатки. – Твою мать… ну и гадость… БАМ?
   – Слушаю…
   – Ты в курсе?
   – Киберразведчик. Ремонтник. Охранник. Вариантов много, слишком распространённая конфигурация.
   – Скорее первое… – Спирин посмотрел на Артёма. – Если сверху свалился… значит…
   Артём приложил палец к губам и резко мотнул головой. Выключил рацию и посмотрел Мишке прямо в глаза.
   – В машину Шерлок. – Помог подняться, довольно грубо дёргая за руку. – Держи догадки при себе. – Не удержался и посмотрел по сторонам. – Паника нам ни к чему.
   В тени броневика пошевелился Костя.
   – Но ведь это значит… – упрямо начал Спирин, но блондин предостерегающе поднял руку, его пальцы ловко нащупали рацию Михаила, и крутанули рычажок, выключая звук.
   – Молчи, – зашипел Артём. – Я всё понял.
   – Незаметно.
   – Чего ты хочешь? Вернуться назад? Может, и нет ничего…
   Впереди громко хлопнула дверка.
   – Стой! – раздался в наушниках крик Фёдора.
   Артём не успел ничего сказать, присел, схватившись за уши. По ним словно ударили невидимыми ладонями. Затем заломило зубы, будто после горячего чая хватанул мороженого.
   – Что за чёрт… – Рядом упал на колени Михаил.
   Из темноты впереди, где плотоядно горели задние фонари первой машины, раздался отчаянный вопль, на долгую секунду перекрывший рычание двигателей. В наушниках послышались стоны, затем громкий треск и шум, и связь оборвалась.
   Сзади метнулась тень.
   Артём ловко развернулся и выставил перед собой пистолет:
   – Стоять!
   До боли прикусил губу, пытаясь сохранить хладнокровие.
   – Не надо… – Фигура Кости плыла в ярком свете. – Больно…
   Спецназовец убрал пистолет, морщась от боли, схватил Спирина за грудки:
   – В машину! Быстро! – С силой толкнул. – А-а… – Поскользнувшись, взмахнул в воздухе руками. – Ёб…
   Михаил успел поймать его руку, помогая удержать равновесие:
   – Держись!
   – Спасибо… – Артём вымученно улыбнулся, чувствуя влажную теплоту в ушах, краем глаза увидел на Костиной шее блестящие тёмные полоски, и догадался, что из ушей идёт кровь. – В машину…
   Громко закашлялся.
   Из броневика запоздало и с шумом выскочил Костёр. В руках автомат, на голове шлем с «рогом» ПНВ. Опустился на колено, неправильно взял под охрану правый сектор.
   – Уходим! – крикнул он, внимательно вглядываясь в темноту сзади. – Лампочки гаснут!
   Спирин неуклюже засеменил к машине, следом бросился Костя.
   – Езжайте! – крикнул Артём, прижимая к ушам правую руку. – Я пешком. – И не дожидаясь ответа, рванул к головной машине.
//-- * * * --//
   Привалившись спиной к дверке, Фёдор Иванович боролся с Ферельманом, не давал доктору выбраться из броневика.
   Хорошо, замки успел заблокировать…
   В ушах гудело, а зубы ныли, будто по ним хорошенько врезали.
   – Пусти! – Узловатые пальцы эскулапа сомкнулись вокруг носа, царапая щёку. – Пусти-и-и! – Крик сорвался на визг.
   – Д-да… п-пошёл ты! – Пыхтя от натуги, пожилой мужчина увернулся от мелькнувших перед глазами пальцев, в глаза бросился длинный ухоженный ноготь на мизинце. Зарычал по-звериному, не размахиваясь, резко ткнул кулаком обидчику в живот. Ферельман разом сник, задохнулся и сложился пополам. Рухнув между сиденьями, жалобно заныл, прижимая одну руку к животу, а другой размазывая по щекам слёзы и кровь.
   – У-у-у… – В глазах забрезжило осмысленное выражение.
   – Лучше? – Тихонов-старший сидел с вытянутыми перед собой руками. – Франкенштейн херов.
   – Н-не… знаю… – Доктор с трудом распрямился, медленно приходя в себя. – Ч-что… случилось?
   Водитель вздрогнул, перед глазами промелькнули события минутной давности.
   – Сиди. – Не доверяя Владимиру, Фёдор Иванович осторожно повернулся, рука нащупала скобу, открыл дверь и буквально вывалился наружу. Резко поднялся, хватаясь за дверку, когда перед глазами поплыло, дождался, пока закончится приступ и осторожно пошёл в направлении распластанного на земле тела Горяева. Ноги остановились в метре от раскинутых в стороны рук.
   Запоздало пугаясь, Фёдор Иванович огляделся по сторонам.
   Господи боже…
   Чувствуя, что, несмотря на смертельную опасность, сейчас он в безопасности, по-стариковски кряхтя, склонился над лежащим на спине, словно отброшенным невидимой волной (так оно и было, так и было) парнем. Коснулся лица и отшатнулся, с вскриком отдёргивая руки, когда привыкшие к полумраку глаза увидели ошмётки человеческой плоти и кровь…
   Точно из ведра плеснули…
   Живот напрягся, желая избавить владельца от недавнего ужина, но мужчина сумел справиться с тошнотой и лишь тихо застонал.
   Сзади скрипнула дверь.
   – Назад… – просипел Фёдор. – Не подходи.
   Ферельман в нерешительности остановился:
   – Я врач…
   – Всё равно. – Мужчина сделал глубокий вдох. – Ты как? Пришёл в себя?
   – Вроде… – Владимир сделал несколько шагов.
   – Он жив. – Тихонов-старший видел вздымающуюся под липкой жижей Пашкину грудь. – В обмороке… или контужен.
   – Я подойду?
   – Нет! – Сзади появилась ещё одна фигура, и послышалось прерывистое дыхание. – Всем оставаться… на месте.
   – Артём? – Фёдор козырьком приложил к глазам руку, защищаясь от света фар. – Один? – Весь как-то вытянулся, голос задрожал. Увидел приближающийся второй броневик и прямо на глазах расслабился, будто ростом стал меньше. – Живы… – выдохнул с облегчением. Медленно повернулся и с вернувшимся ужасом посмотрел на идеально ровный (без единой пылинки) круг чистого серого бетона в нескольких метрах впереди.
   Перекрестился.
   – Золотарь? – услышал Тихонов-старший вопрос блондинистого наёмника, и заметил, как при упоминании имени друга зашевелился Горяев.
   – Погиб.
   – Как?
   – Не знаю. – Пожилой мужчина показал на круг. – Выпрыгнул, как очумелый, из машины, и туда… нырк… – Снова вздрогнул. – А потом… потом…
   Громко, по детски, всхлипнул.
   Послышались хлопки дверей, и на пятачке перед «Тигром один» появились Костя и Спирин. Костров остался в машине, прикрывать колонну с тыла.
   – Бать? – Костя подбежал к отцу, с тревогой разглядывая кровь на руках и лице. – У тебя кровь?
   – Не моя… Пашкина, вернее, Валерки…
   – Спирин, периметр! – чётко скомандовал Артём, давая понять: игры кончились, заметил, что у парня нет оружия, скривился и протянул свой девятимиллиметровый. – На, потом отдашь.
   Михаил нехотя взял пистолет, секунду постоял, взгляд перебегал с одного мужчины на другого, и с недовольной гримасой отошёл в сторону. В наушнике послышался треск. Лампы на потолке мигнули и потухли. Темнота стала плотнее, словно сверху накинули покрывало.
   – БАМ? – Связь снова заработала.
   – Слушаю.
   – Похожие возмущения?
   – Семьдесят метров впереди.
   – Движение?
   – Чисто.
   – Прикрывай. – Артём опустился возле Горяева и кивком подозвал Ферельмана. – Доктор, что с ним.
   Владимир быстро осмотрел.
   – Обморок. – Не смог сдержаться и передёрнул плечами. – Друг на глазах погиб…
   – Видели?
   – Нет, я сзади сидел. А потом… – Доктор быстро посмотрел на Фёдора. – Не помню ничего.
   – Ясно… значит, следующий.
   – Ч-что? – Владимир выронил из рук нашатырный спирт. – Т-ты…
   – Думаю, это гравитационные пси-ловушки. БАМ?
   – Вероятность девяносто девять процентов.
   – Вот мурло механическое! – выругался Костя. – Пойдём, батёк.
   – Его сплющило, – остановил сына жестом Тихонов-старший. – Вернее, не сплющило, раздавило… я… сначала его видно было, потом вроде как в воронку затянуло… потащило. – Мужчина поёжился. – Господи… он прозрачный стал, размазанный, будто на штопор наматывало… потом хлоп. – Фёдор медленно сжал ладони. – Словно стёклами двумя сжало. – Облизал пересохшие губы. – Только кровь фонтаном… как букашку.
   В ярком свете фар никто не увидел, как рассказчик побелел.
//-- * * * --//
   – Ты как? – Артём снова посмотрел на Горяева.
   Павел не ответил, продолжая молчать; обхватив себя руками за плечи, и, тихо раскачиваясь, сидел на заднем сиденье броневика. Прошло минут двадцать, как его перенесли в машину, и он пришёл в себя, а взрослый мужчина по-прежнему не проронил ни звука. В тишине салона был слышен мелкий стук его зубов.
   Снаружи выругался Костя. На него зашикал отец. Прислушиваясь к словам спецназовца, в окно заглянул Костёр.
   – Тебе сделали укол, – сообщил Горяеву Артём и посмотрел на сидящего рядом Ферельмана. – Сейчас полегче станет (уснёшь, и ловушки станут не страшны).
   Владимир поддакнул:
   – Да…
   На этот раз Павел едва заметно кивнул и снова уставился куда-то между ящиков.
   – Что делать будем? – Костров открыл дверь. – Решать нужно.
   Сзади, через открытый люк, был виден прислонившийся к задней стойке Спирин. К нему подошёл Фёдор Иванович.
   – Кто ж её знает, – протянул Тихонов-старший, стараясь не встречаться взглядом с Горяевым. Впрочем, это было несложно, парень не отрывал потерянного взгляда от маркировки ящика с инструментами.
   От кого-то пахнуло потом. В темноте что-то скрипнуло, на крыше, жужжа, зашевелился БАМ. Время шло.
   – Вперёд надо ехать, – тихо произнёс Артём. – Другого пути нет.
   – И как он… – Костя бросил быстрый взгляд на Павла. – Как Валерка погибнуть?
   – Попробуем прорваться, – пожал широкими плечами спецназовец. – Насколько я знаю, да и БАМа вы слышали, мины настраиваются на мозговые волны избирательно… Пока не нащупают… не опасны.
   – Утешил. А дальше? Как узнать, нащупали или нет? Ждать будем, когда кто-нибудь из машины выпрыгнет и в фарш превратится?
   Артём почувствовал раздражение: он с самого начала был против утверждённого состава экспедиции, не сомневаясь, что в критической ситуации у непрофессионалов сдадут нервы. Но его никто не слушал. Костров-старший боялся, Петрович кинет (не без оснований), а помощник наоборот, что Вадим.
   И Спирин ещё…
   – Хватит ныть, – спокойно, но каким-то зловещим шёпотом, чеканя каждое слово, произнёс спецназовец и брезгливо посмотрел на Тихонова-младшего, решая про себя, что если тот попробует возразить, или чуть-чуть дёрнется, с удовольствием выбьет татуированному ублюдку пару золотых зубов. Но бывший зэк впервые (благодаря этому он и смог вернуться с зоны живым) не то, что не стал ругаться, даже не пошевелился, правильно расшифровав нехороший блеск в глазах солдата.
   – Послушай, – решил вмешаться Костров. – Он…
   – Что? – резко повернулся к Дмитрию Артём. – Тебе тоже не ясно? – Встретился с парнем взглядом и замолчал, понимая, что перед ним не Тихон и даже не Костров-старший. Несмотря на проигрыш в весе и объёмах мышц, Костёр производил сильное впечатление. А его поза… с одного взгляда спецназовец уразумел: стоявший перед ним молокосос (если считать по годам) может в любую секунду воспользоваться висевшим на поясе ножом. И почти сразу возникла уверенность (и, чёрт возьми, страх): он сделает это быстро и профессионально.
   – Ты что-то сказал? – Дмитрий едва заметно перенёс вес тела на другую ногу, готовый в случае атаки увернуться от удара.
   – Я…
   – Хватит! – чуть не крикнул Спирин, и многие вздрогнули. – Вы чего?! Хотите поубивать друг друга?
   – Да мы…
   – Хватит, говорю! Все на взводе, человек погиб…
   – И как, – рискнул подать голос Костя.
   – Именно, – недовольно зыркнул на него Спирин. – К тому же скоро рассвет.
   – Хорошо… что предлагаешь?
   – Послушать профессионала. – Михаил следил за реакцией блондина, заметил (получилось!), как Артём чуть-чуть расслабился. – Говори… у нас есть шанс?
   – Ну… – Парень собрался с мыслями и стал похож на сдающего экзамен студента, в момент, когда от ответа зависит, получит «зачёт» или нет. – Эти штуки настраиваются на сознание… – Оглядел присутствующих (кроме Кострова и Горяева), надеясь, что всем понятно. – Короче, мысли улавливают, и начинают вызывать в голове образы, к себе подманивать. Дальше, думаю, объяснять не нужно. Как только контакт установлен и попадаешь в зону досягаемости, открывается портал и затаскивает в энергетическую воронку. Бац… – При этих словах Фёдор Иванович болезненно скривился. – … И мышеловка захлопнулась.
   В машине наступила тишина. Молчали, наверное, целую минуту, представляя ужасную картину, и примеривая к себе.
   Свет фар потускнел: аккумуляторы не тянули мощное освещение броневиков. Зябко тянуло сыростью.
   – А если мы будем в машине? – пришла Спирину дельная мысль. – Закроем двери и заблокируем замки?
   – Поможет, – кивнул Артём. – Если в зону действия не попадать. А если по мине проедем, всё равно сработает, и никакая броня не поможет.
   – Да что же это? – Не выдержал Ферельман. – Неужели ничего нельзя сделать?
   – БАМ? – вызвал Артём киборга.
   – На связи.
   – Ты видишь мины?
   – Вопрос задан некорректно. Я могу фиксировать излучение активированных гиперкомпактов.
   – Другие нам не нужны. Если они активированы – значит, кого-то нащупали?
   – Вероятно.
   – Их можно уничтожить?
   – Теоретически. В моей базе данных такой информации нет.
   – А если запросить базу? – подал голос Костров. – Может, отец чего раскопает.
   – Маловероятно, – ответил киборг. – К тому же в данный момент связь отсутствует. Скорее всего, из-за свинцового покрытия стен и титановой сетки убежища.
   – Понятно… – Дмитрий посмотрел на друга. – Значит, будем прорываться?
   – Как Артём скажет, – ответил Спирин, игнорируя недовольную гримасу Костра. – Думаю, попробовать стоит.
   Послышалось недовольное ворчание Тихонова-старшего и Ферельмана: они хотели высказать своё мнение, но дружно замолчали, как только Артём заговорил снова.
   – Примем успокоительного. – Спецназовец посмотрел на врача. – Думаю, немного не повредит, врубим музыку, чтобы отвлечься, и… на полном ходу… – Не смог сдержать улыбки, замечая удивлённый взгляд Кости, как же, безбашенность – это по его части. – А БАМ будет палить по ловушкам… Надеюсь, не промахнётся.
   – Не промахнусь. Проблема в аудиолокации.
   – Боишься, с вышек услышат?
   – Так точно.
   – Плевать… выбора нет.
   Киборг не ответил.
   – Ты понял? – Не понравилась его реакция Артёму. – Как только фиксируешь малейшее излучение – открываешь огонь.
   – Так точно.
   – Вопросы? – Спецназовец повернулся к Горяеву и аккуратно пристегнул начавшего похрапывать человека. – Если нет, тогда по машинам. – Посмотрел на Ферельмана. – Таблетки, доктор. – Спрыгнул на землю, случайно или нет, ухватившись за Димкино плечо, и с улыбкой добавил. – И приготовьтесь. Скорее всего, будет больно.
//-- * * * --//
   – «Первый», готов? – Артём пристегнул четырёхточечный ремень безопасности, правая рука крепко схватилась за ручку под потолком.
   – Готов, – невнятно проворчал Фёдор. – Только спать охота.
   – Ничего, сейчас проснёмся… – уверенно пообещал солдат. – Музыку ставь. – Повернулся к Косте. – Ты тоже… – Нервничая, провёл ладонью по лицу.
   Тихонов-младший достал похожий на флешку носитель, трясущимися руками неумело прилепил к магнитному разъёму. Бросив тревожный взгляд на вцепившегося в сиденье Дмитрия (Спирин остался в первой машине следить за Ферельманом), в сомнении покачал головой.
   Из динамиков загремел тяжёлый рок.
   – Нравится? – Костя лично просил Петровича достать в дорогу концерт любимой группы.
   – Угу! – пытаясь перекричать вопли солиста, проорал Дмитрий. Обращаясь к Артёму, добавил: – Слушай! Рация ведь вырубится? Что тогда?
   – Не знаю. – Парень пригладил вспотевшие волосы. – Видно будет…
   Впереди несколько раз условно мигнули «стопари».
   Пора…
   – Давайте парни. – Артём вжался в сиденье, упираясь ногами в пол и стараясь не думать, сумеет ли снова увидеть рассвет. – Ни пуха, ни пера…
   – К чёрту! – послышались быстрые дребезжащие ответы, лишний раз подтверждающие невесёлые мысли спецназовца.
   Стопари мигнули последний раз.
   Взревев двигателем, «Тигр» рванулся вперёд, несмотря на массу, быстро набирая скорость и ощутимо вдавливая пассажиров в анатомические сиденья.
   – До поверхности тысяча семьсот метров, – раздался до жути спокойный голос киборга. – Рассвет через три минуты шестнадцать секунд.
   В наушниках послышалась смачная ругань. Кто-то нервно засмеялся.
   – Продолжай, – приказал Артём, широко открытыми глазами провожая мелькавшие за окном плиты.
   – До первого компакткармана пятьдесят метров. – Броневики стало потряхивать. – Внимание… – В наушниках зашумело. – Активи… ся… готов открыть… нь…
   – Доктор! – прорвался сквозь помехи истеричный крик Тихонова-старшего. – Дер…и его мать!
   Снова скрип и шум.
   Выбрасывая из-под себя бесформенную шрапнель лишайника и грязи, огромные колёса уверенно крутились навстречу судьбе, за несколько секунд разгоняя автомобиль до семидесяти километров в час. Из динамиков, заглушая безумный рёв двигателя, неслись барабанная дробь и визг взбесившейся гитары. Но ещё один звук, прорывался сквозь этот хаос.
   Костины крики.
   Скосив глаза в сторону, Артём увидел сочащуюся из ушей водителя кровь и превратившиеся в две оловянные пуговицы глаза, остекленело уставившиеся на дорогу. Несмотря на это, парень продолжал давить на «газ» и умудрялся рулить.
   Не выдержав, спецназовец отвернулся (ну его к чёрту), кожа покрылась мурашками. Почувствовал, как заныли зубы, а перед глазами, стараясь заставить мозг откликнуться на зов древней ловушки, замелькали знакомые образы. Попытался взять себя в руки, вдруг понимая, что тоже кричит, орёт слова песни, пытаясь защитить разум от невидимых смертельных щупалец.
   Вездеход качнуло. Затем подбросило. Снова… ещё раз и ещё. В нос ударил запах солярки. Голова Кости повторила движение броневика, и крики на секунду стихли.
   Впереди, над крышей «Тигра один», ослепляющим шаром вспухла яркая вспышка, и в ксеноновом свете фар замелькали жёлтые брызги гильз. Разлетаясь бронзовым веером, дымящиеся цилиндрики посыпались на дорогу, с шипением зарываясь в сырой мох и исчезая под огромными колёсами второго вездехода. С мелодичным звоном, не слышным за рёвом двигателей, звенящим воем привода пулемёта и хищным лязганьем затвора, гильзы отскакивали от стен, и с глухим стуком врезались в лобовое стекло.
   Дын, дын…
   Слева от «Тигра один» взвился в воздух невидимый смерч. Многотонный броневик словно налетел на упругую прозрачную стену: задрался носом вверх и отвернул в сторону, два левых колёса завертелись в воздухе.
   – А-а… мать… твою!
   Снова шум и скрип. Магнитола начала заикаться, а приборная панель замигала.
   – У-у-у… – скорее почувствовал, чем услышал Артём звуки, вырывающиеся из Костиного рта.
   – Держаться… – прошептал он, чудом не откусывая язык, когда машина, вдруг превратившись в кошку, прыгнула влево, врезаясь в стену.
   Ремни безопасности кнутом обожгли тело.
   Задевая толстенный кабель, высекая искры и оставляя на стене пунктир глубокой борозды, «Тигр два» врубился в плиту. Колёса с резиновым визгом чернили бетон.
   Ещё одна мина.
   Теперь впереди идущий автомобиль бросило влево, и Фёдору Ивановичу с трудом удалось предотвратить переворачивание.
   Стреляй… БАМ, мелькнула у Артёма связная мысль. На тебя… о-о-о… вся надежда.
   Косте удалось выправить машину. Навалившись всем телом, он повернул руль, и чуть не выпустил из рук, когда броневик в очередной раз подбросило.
   Мама…
   Артём взмахнул руками, на неприятно долгое мгновение оказываясь в невесомости. Что-то с грохотом пролетело мимо и врезалось в приборную панель; какой-то отвязавшийся ящик с силой ударил в спинку сиденья. И почти сразу сквозь шум прорвался крик Кострова. Похоже, сзади в машине творилось невообразимое.
   Пулемёт БАМа снова ожил, поливая свинцовым ливнем пол туннеля, ближе к поверхности заросший травой и мелким кустарником. И на этот раз путешественникам удалось избежать последствий холостого свёртывания пространства, машины лишь слегка качнуло.
   Сквозь гул и треск послышались слова, но разобрать ничего не удалось. Артём попробовал переспросить, но не смог вымолвить ни слова. Язык и губы отказывались подчиняться.
   – Вы…ход… – всё-таки смог разобрать одно слово.
   Выход?
   Следом послышался крик.
   Что-то случилось…
   Раскачиваясь из стороны в сторону, будто скакал на лошади, а не сидел в салоне тяжеленного грузовика, спецназовец медленно повернул голову и встретился взглядом с Дмитрием. Тупо уставился в пылающие безумием каштановые глаза, через минуту понимая, что парень пытается что-то сказать.
   Ну?
   Словно в тумане Артём таращился на едва шевелящиеся губы.
   – Во-ро-та… во-ро-та…
   Ворота? Слово не вызвало никаких эмоций, тяжело плюхнувшись в подсознании в ящик с надписью «разобраться позже».
   Отвали…
   Сильный толчок ногой в спинку кресла заставил дёрнуться и начать думать.
   Ворота?
   Без того мокрая спина покрылась холодным потом.
   Сзади снова послышался крик, но Артём увидел на мониторе компьютера красные всполохи, предупреждающие о лежащей впереди преграде.
   Надо сообщить БАМу, мелькнула спасительная мысль. Он…
   Автомобиль снова подбросило, на этот раз откидывая вправо. Мотор на секунду взвыл, колёса оторвались от земли, и снова басовито загудел, впечатывая стальную махину в стену. Последовал звенящий удар. Хрясть! С визгом скрежещущего металла и хрустом лопающейся бетонной плиты загнулся «кенгурятник». Затем, словно сделанные из фольги, смялись бронированное крыло и мощный бампер. Автомобиль окутался облаком каменной крошки, и врылся бампером в бетон. Посыпались на пол многочисленные ящики, и полетела во все стороны вывалившаяся из мешков тёплая одежда, остро завоняло соляркой. Шипящее колесо прочертило дымную полосу и резко отвернулось в сторону, отшвыривая машину назад.
   – М-м… а-а… – стонал рядом Костя. Дмитрия слышно не было.
   На дисплее высветилась надпись «Опасность», мигнула несколько раз, сменяясь словом «Тревога», и неожиданно Артём увидел далеко впереди белеющее пятно. Лампа… Лишь через несколько секунд Блондин смог идентифицировать подсвеченный встающим светилом долгожданный выход из шахты. Ещё через секунду Артём разглядел на свету тонкие вертикальные чёрточки – прутья, закрывающей отверстие решётки.
   На испуг времени у него не осталось.
   По ушам ударил оглушающий металлический грохот, будто кто-то начал изо всей силы молотить молотком по крыше автомобиля. Жерло туннеля прочертил пунктир пулемётной очереди, хлестнул по стенам, вгрызаясь в преградившую путь решётку. Откуда-то слева посыпались гильзы.
   «Печенег»…
   Каким-то образом Дмитрию удалось открыть люк, выбраться на крышу и открыть огонь. Непристёгнутый, мотаясь и подпрыгивая вместе с броневиком, он палил длинными очередями, не думая о риске попасть в головную машину и киборга. Стальные плети звонко крошили стены и потолок, чудом попадая в ворота.
   «До столкновения семьдесят метров», – высветилось на дисплее.
   Трассирующая очередь ударила в потолок, превращая плафоны светильников в яркие брызги осколков, лизнула свод, высекая едкую бетонную крошку и пламя. Сместилась ниже, нащупывая цель, и впилась раскалённым жалом в проржавевшую решётку, выламывая целые куски и разбивая коробку вместе с трухлявым бетоном.
   Окутанные густым шлейфом ржавчины, в стороны полетели витые куски арматуры и камни. Сквозь шум статических помех прорвались крики людей, но потонули в оглушающем скрежете металлического удара…
   Впереди идущий «Тигр», подпрыгнув в последний раз, с ходу протаранил древнее заграждение, с лёгкостью ломая подточенные ржой прутья. Полоснув по стенам бледными солнечными зайчиками, эффектно отлетели боковые зеркала, словно пластилиновый, вдавился в декоративную решётку «кенгурятник». И с жалобным скрипом воткнулся в остатки ограждения ствол пулемёта, с чавкающим звуком оторвался от турели, навсегда оставаясь в туннеле под потолком. Досталось и киборгу, но, согнувшись в три погибели и сильно ударившись головой, БАМ сумел избежать участи «печенега».
   Мгновение… и броневик вырвался на свободу.
   Ложись, подумал Артём, прекращая орать. Иначе рядом с пулемётом повиснет твоя голова.
   Согнув ноги в коленях, Дмитрий с грохотом рухнул между сиденьями. Падая на подставку, больно ударился спиной, но успел избежать столкновения с торчавшими, словно зубы щуки, острыми прутьями решётки. Послышался мерзкий визг… кожа покрылась мурашками и… «Тигр два» тоже вырвался из подземелья, колёса окунулись в густую траву.
   В глаза ударил солнечный свет, и бортовой компьютер автоматически затемнил стёкла.
   Машина вильнула в сторону, Костя с трудом удержал броневик на дороге, буксуя в высокой траве, понеслась дальше.
   – Тормози! – заорал Артём, пытаясь перекричать рвущуюся из динамиков музыку, в окнах замелькали кусты и деревья, а впереди расползлась тёмная громада леса.
   Костя либо не услышал, либо продолжал ориентироваться на впереди идущий броневик, виляющий из стороны в сторону и пронёсшийся в опасной близости от кряжистого дуба.
   – Тормози! – снова закричал спецназовец, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и они, сумев избежать гибели в туннеле, разобьются, не успев насладиться полученной свободой. – Ради Бога!
   Костя дёрнулся, обретая способность мыслить, несколько раз моргнул. Из глаз брызнули слёзы и потекли по чумазым щекам, оставляя влажные дорожки. Глубоко вдохнул, задерживая дыхание, прищурился и убрал ногу с педали «газа», успокаивая многосильный дизель. Увидел, как загорелись у «Тигра один» «стопари», и тоже надавил на тормоз.
   Успел…
   – Спокойно, детка, – послышался в наушниках его голос, когда шеститонная громада пошла юзом, сползая правыми колёсами в кювет.
   Где-то далеко (рация не работала) раздались взволнованные крики людей и послышался не то смех, не то плач. «Тигр один» остановился, рядом замер «Тигр два». Протянув трясущуюся руку, Костя одним движением повернул ключ и заглушил двигатель. Без сил привалился мокрой спиной к сиденью, руки безвольно упали на колени, и закрыл слезящиеся глаза.
   – Выбрались, – услышал Артём свой голос, поднатужился, дрожащая рука нащупала кнопку на панели, и выключил магнитолу.

   На игре…

   Рассмотрим такую ситуацию, когда на руках нет ни одного туза. Здорово? Отнюдь. Это значит, придётся или смотреть все карты (потому что наверняка там тузы), или добавлять только заявленные предыдущим игроком. Почему? Потому что если бросишь другую, и её проверят – заберёшь всю стопку. Но и проверять каждый раз не получится – ходить тоже нужно. Выход? Докладывать карты, нужные следующему игроку.
   Костров ещё раз посмотрел на свои карты, взгляд задержался на трёх тузах. Многовато… Значит, способ выиграть один: подыгрывать остальным, надеясь, что Сергей переведёт его тузы дальше.
   Просто? Как сказать. Раз у Димки каждой масти только по одной, значит у кого-то, если не у всех, такие карты тоже имеются. Из чего следует, что обмануть игроков будет непросто: кто поверит очередным десяткам, если у самого их две, а самое главное, нет ни одного туза. Вывод? Лучше не рисковать, а сразу проверить, и если вместо десяток тузы – возвращать карты и ходить самому.
   Короче, если Костёр угадал, и туз действительно у Сергея, а поведение Поэта – не великолепный фарс, значит, шанс, пусть и не большой, у Димки имеется.
   – Ходи, – сказал Дмитрий.
   – Хожу, – сказал Сергей. – Семёрка.
   И положил на стол одну карту.
   Враньё, – подумал Костёр. – Скорее всего, туз, но… может, и нет. Он же положил только одну карту, а значит, вполне вероятно, там на самом деле семёрка. И если у Дениса семёрок нет (а у него их нет, по крайней мере, двух) – Мажору придётся рисковать. Угадывать. Только для того, чтобы сделать ход самому. Зайти, бросить другие карты и назвать их семёрками. В таком случае один игрок – Сергей – поддержит его точно.
   – Не верю, – сказал Денис и протянул руку к карте.
   В яблочко…
   Нога Сергея под столом затряслась сильнее. Интересно: от страха или от предвкушения?
   – Туз, – услышал Дмитрий Мажора. Слово повторил судья, ором продублировал в микрофон ведущий.
   ТУЗ!!! Толпа на трибунах пришла в движение. Туз! Минута всеобщего ликования.
   Не обращай внимание… сосредоточься… у Поэта на самом деле туз. Уже неплохо. И играть не умеет, если не притворяется.
   – Семёрки, – растягивая губы в зверином оскале, Денис положил на стол две карты. Глаза впились в лицо Отличника.
   Пётр смотреть в кошачьи зырки не стал. Не спеша снял очки, пальцы вытащили (Костёр угадал) из кармана пиджака носовой платок, и спокойно протёр стёкла. Водрузил очки обратно, глаза с интересом уставились на Мажора, начал поворачиваться к Димке, и мельком скользнул взглядом по лицу Сергея. Костёр терпеливо ждал. С трудом выдержал взгляд отличника, с болью понимая, какая крайняя нужда заставила такого человека пойти на игру. Наверняка парень очень умён, а всё надуманное про него раньше – полная чушь.
   И взгляд приятный… открытый.
   Костров опустил глаза, рассматривая свои тузы. Почувствовал (или показалось?), будто карты стали тяжелее, словно вобрали в себя вес кровожадного лезвия. Заметил, как повернулась в его сторону камера, со страхом понимая, что если сейчас спросят – ответить не сможет: в горло будто песка сыпанули.
   Соберись… Если Пётр заподозрит (кого ты обманываешь, он давно догадался), что все тузы у тебя…
   – Ещё две, – услышал Костров голос Отличника и с благодарностью взглянул на соседа.
   – Ещё?
   – Да. Две семёрки.
   Во взгляде читалась поддержка.
   – Ещё две, – сказал Дмитрий и положил два туза.
   Колени Сергея пришли в движение. Напряжение… Пришли в движение и зрители, подстёгнутые показом на огромном экране трясущихся ног игрока. Захватывающее зрелище! Надо отдать должное оператору: свою работу он делал великолепно.
   Правая рука парня скользнула к картам. Затряслась (снова крупный план и вопли зрителей). Остановилась. Глаза обежали игроков.
   Дмитрий подумал, что если сейчас крикнуть Поэту: «Брось карты! Иди домой!» – молодой человек подчинится без разговоров. Только уйти никто не позволят.
   Смахнув основанием большого пальца с бровей пот, Костёр вздохнул: выход один – выиграть должен он, только тогда (специально нажмёт на кнопку не сразу, позволяя проигравшим отдёрнуть руки) все противники останутся живы. Но выиграть надо честно: если заподозрят в жульничестве – руки будет рубить судья.
   Сергей продолжал размышлять, а может, просто тянул время. Его огромный, похожий на сломанную кость, острый кадык несколько раз подпрыгивал вверх: парень нервно сглатывал слюну. Глаза блестели, и Дмитрий в который раз подумал, что Поэт под кайфом.
   Наконец пальцы выдернули две карты и осторожно положили сверху.
   – Ещё две.
   Стало не по себе. И Костёр знал причину. Поэт положил две карты, одна из них туз. А другая? Наверняка семёрка. Почему? Потому что семёрок у него две, должен же он оставить одну на следующий круг? Неубедительно? Хорошо… Тогда потому что одна у Кострова, одна (раз Мажор зашёл с них) у Дениса. И сколько остаётся? Правильно – две. А почему спросите вы, семёрки нет у Петра? Потому что Отличник знал: Диман переведёт карты дальше и положил первую попавшуюся, самую ненужную. Рискованно? Наверное… Вот поэтому всё может быть по-другому. И Пётр припас одну семёрку на случай, если ему снова придётся ходить. Логично… но почему-то Костёр был уверен: у Петра семёрок нет, и он надеется, что Костёр подыграет.
   – Ещё семёрки, – бросил две карты Денис. – Итого – десять.
   «Семёрки»! – проорал ведущий. – «СЕМЁРКИ!!! На столе лежат десять семёрок»!
   Подбородок Дмитрия начал движение вперёд. Мажор, по-любому, положил другие карты, оставив семёрку на крайний случай.
   – Ещё семёрка. – Пётр добавил только одну карту, пытаясь таким способом подтвердить правдивость своих слов. Вроде как если бы хотел обмануть – положил две.
   Умно? Чёрт её знает… Дмитрий вдруг пришёл к выводу, что все его умозаключения – полная чушь. Голову только сломаешь. Единственное действительно ценное – поведение игроков. Только наблюдая, можно догадаться, кто врёт, а кто говорит правду.
   Сейчас интуиция подсказывала: Сергей – первый, кто не выдержит и сорвётся. Поэтому Костров заставил себя улыбнуться, и, изображая полное спокойствие, положил сверху последнего туза:
   – Ещё одна. – И с трудом подавил крик радости, услышав: «Верю».
   Поэт положил две карты и перевёл всю стопку дальше.
   «Какая игра»! – послышался приглушённый наушниками крик ведущего. – «Какая сегодня игра»!
   Неплохая… впрочем, такая же, как всегда, и радоваться рано. Он угадал, у Сергея действительно были две семёрки, потому с них и заходил. А вот у кого семёрок нет – это у Петра.
   – Ещё две семёрки… – Последние звуки потонули в рёве толпы.
   «Ещё, ЕЩЁ две семёрки»!!! И снова: «Какая игра, какое напряжение»!
   – Ещё одна, – сказал Пётр и положил карту.
   Неправда, – подумал Дмитрий, не в силах посмотреть игроку в глаза. – Теперь всё зависит от меня. Или я подставлю Отличника, или Поэта. Кого выбрать?
   Костёр заметил ухмыляющуюся рожу Дениса. Захотелось встать, медленно обогнуть стол, наблюдая, как постепенно ухмылка слетает с лица. Подойти, схватить за волосы и ударить головой о стол. Поднять, увидеть кривящиеся от боли губы, сопли и слюни. Посочувствовать и снова хорошенько приложить. И ещё раз, для верности.
   – Ещё одна. – Костров положил на стол семёрку. Настоящую.
   – Семёрка? – услышал он вопрос Поэта. – Правда?
   – Конечно. – Дмитрий почувствовал исходящий от парня страх.
   Действительно страшно. Очень. Потому что когда у тебя больше нет ни одной семёрки, начинаешь задумываться: всё ли правильно сделал?
   – Не верю.
   «Не верю»!!!
   В воздухе мгновенно повисла тишина. Удивительно. Костёр не сдержался и крутанул головой, не понимая, как такое возможно. Вспомнил рассказы отца о бегущей строке и понял: скорее всего, зрителям приказали заткнуться. Здорово. Хорошо, когда тихо. Необычно только, будто всю жизнь он играл под крики многотысячной толпы.
   – Не верите? – Откуда-то слева появился Весёлый молочник.
   Откуда-то? Да он всё время находился рядом.
   – Это ваше окончательное слово?
   Ноги Поэта заходили ходуном.
   Господи, ему же ширнуться надо.
   – Да! Да! Не верю, не верю, чёрт возьми. – Сергей схватил карту Кострова.
   Глаза несколько секунд вглядывались в семёрку, медленно превращаясь в сверкающие, с неровной паутиной красных прожилок водянисто-голубые блюдца. Лицо приобрело серый оттенок и стало похоже на маску из гипса, в отчаянье истыканной зубочисткой: ямки от угрей почти посинели. Челюсть медленно отвисла, а в уголках рта запузырилась слюна.
   Диман отвернулся.
   Невыносимо…
   Проклятое чувство беспомощности камнем давило на грудь. Во рту пересохло, сведённые ненавистью челюсти натянули на висках тросики жил.
   Не смотри…
   Костёр закрыл глаза, надеясь, что не только у него возникло такое желание. Но другие игроки в упор смотрели на проигравшего. И зрители тоже. Теперь им не требовалась подсказка режиссёра, молчали сами, жадно уставившись в огромный экран, разглядывали застывшее серым пятном лицо Поэта. Оператор снова показал мастерство, акцентируя внимание на вытекающей слюне.
   Кулаки непроизвольно сжались.
   Выродки, мысли жгли разум, с треском наскакивая друг на друга, словно льдины. Как они могут… Нельзя… Ничего у вас не выйдет… Не сегодня…
   Трибуны взорвались криками и воем, а Костёр вдруг поставил себя на место Поэта. Представил, как тот смотрит на карты, и не верит. Думает, наверное, показалось, и на столе на самом деле туз, а не семёрка. Так бывает, когда слишком устал. Надо только несколько раз моргнуть… Вот так… ещё. Нет? Неужели он видит семёрку на самом деле…
   – Нет… – прохрипел Сергей. – Вы обещали… – И внезапно, не думая о последствиях, на весь зал выкрикнул «Верю» и швырнул на стол ещё одну карту.
   Время остановилось. И сердце… Димкино. Потому что Поэт нарушил правила. Переигрывать нельзя, и теперь Костёр ничем не мог ему помочь.
   Сергей тоже всё понял. В один миг. Затрясся до пластмассового стука в зубах. Пружиной взвился из-за стола, и… столкнулся с двумя охранниками. Когда они оказались за спиной, никто из игроков не заметил.
   Профессионально, мелькнуло в голове. Насобачились, суки.
   Поэт взвыл и задёргался. Глаза, как у ошпаренного рака, вылезли из орбит, и Димке показалось: ещё чуть-чуть, и покажутся белёсые, в кровяных прожилках зрительные нервы. Огромные ручищи церберов обхватили тоненькие ручки теперь уже бывшего игрока, грубо заламывая за спину. Секундная пауза… крупный план перекошенного от страха лица, и несчастного поволокли к ножницам. Диман увидел, как на светлых брюках расползается тёмное пятно, и как с другой стороны площадки тащат ещё одного бедолагу. Из скрытых за декорациями динамиков (никто не подумал отключить звук) слышались вопли и стоны, крики о помощи и пощаде. Внезапно крики стали громче, словно кто-то прибавил звук (может, так оно и было) и среди многоголосого ора отчётливо прозвучал душераздирающий крик:
   – Н-Н-НЕТ!!! – Заглушаемый звуком сработавших ножниц.
   Диман узнал голос Поэта.
   «Игра продолжается, дамы и господа! Вам на радость, нам на удовольствие!»

Часть 3

Глава 1

   Огонь весело трещал, наполняя поляну горьким запахом дыма, притягивал к себе взгляд, навевая покой и умиротворение. Рудые языки пламени облизывали собранные сухие ветки, в знак протеста стрелявшие яркими искрами. Едва заметный на свету дым молочным столбом поднимался сквозь ярко-зелёное море листвы. Терялся в шумящих на ветру кронах деревьев, ещё выше сливаясь с таким же пыльным небом, с застрявшим в пене облаков ласковым солнышком.
   Волновалась на ветру трава.
   Тихо шелестели похожие на слюду чешуйки отслоившейся коры на стволах молодых сосенок по другую сторону дороги. Настоящей старинной трассы, пускай и покрытой толстым слоем чернозёма, полностью заросшей травой и кустарником, но сумевшей сохранить своё предназначение. Даже цифровой маркер автоматического навигатора, нанесённый десятки лет назад на дорожное покрытие, до сих пор продолжал работать, посылая сигнал бортовому компьютеру автомобилей и выдавая координаты местоположения.
   Бесшумно работал портативный фумигатор, отпугивая комаров и других надоедливых насекомых.
   Дмитрий зевнул и потянулся. Продолжая любоваться всполохами пламени, прислушался к лесным звукам: пронзительному пению пичуг и неугомонному стрёкоту кузнечиков. Улыбнулся: ветер донёс запахи луговых цветов и хвои, с удивлением (неужели помнит?) угадал среди многообразия зверобой и мяту.
   Откуда-то сзади послышалось нервирующее жужжание сервомоторов БАМа, тяжёлая мягкая поступь.
   Дмитрий вздохнул и снова с чувством потянулся, глаза рассеянно оглядели поляну и спящих людей. Встретился взглядом с Мишкой (друг тоже проснулся и блаженно улыбался в ответ), махнул товарищу рукой, неожиданно понимая, кого не хватает. На поляне не было Артёма.
   В голове застучали тревожные молоточки.
   Стараясь не думать о плохом, одновременно прислушиваясь и потирая затёкшую шею, Костёр осторожно поднялся. Не глядя проверил кобуру, сильные пальцы коснулись шершавой рукояти пистолета.
   В тени деревьев мелькнула фигура.
   Замечая боковым зрением враз подобравшегося друга, большим пальцем снял оружие с предохранителя и через силу взвёл тугой, впивающийся в подушечку пальца курок. Напрягся, когда зашевелились ветки, и… облегчённо выдохнул, натыкаясь взглядом на знакомую фигуру и светлые волосы.
   Спецназовец вышел на поляну, его пальцы застёгивали ширинку, не обращая ни на кого внимание и тихо насвистывая врезавшуюся в память мелодию.
   Несмотря на раздражение, Дмитрий не смог сдержать улыбки: у него в голове звенела та же песня. Спохватившись, быстро убрал руку с кобуры, впрочем, не сомневаясь, что Артём успел заметить.
   – Проснулись? – рассеянно поинтересовался Блондин тоном, не требующим ответа. Прошмыгал по траве к костру, упруго присел на корточки и пошевелил найденной по дороге палочкой дрова, в небо взвился похожий на светлячков сноп искр. Повернулся и снизу вверх поглядел на Кострова. – Хорошо здесь… – обвёл глазами поляну, – А?
   Дмитрий согласно кивнул, против воли, снова любуясь изумрудной зеленью.
   Хорошо… помогает не думать о смерти товарища.
   – Собираться надо, – услышали они Фёдора. – Стемнеет скоро.
   – Нехило поспали, – зевая, пожаловался Костя. – Весь день. – Постучал пальцем по часам. – Поверить не могу – вырубился в незнакомом месте.
   – Ничего удивительного, – усмехнулся Артём. – Не спали почти сутки… – Пружинисто встал и потянулся, – Э-эх, красота-а… – поднял вверх руки.
   В спальном мешке зашевелился Горяев. Зевнул. Широкие ладони коснулись мятого лица. Почувствовав на себе взгляды друзей, путаясь в складках, неуклюже выбрался наружу. Ни на кого не глядя, махнул коротко рукой, здороваясь, и быстро, словно стыдился, облизал пересохшие губы. Пробежал по расстеленной на земле скатерти глазами, разглядывая наложенные продукты, но отвлёкся, когда скрипнула дверь и из машины (доктор остался спать внутри) шатаясь, выбрался Ферельман.
   Лицо врача, всегда худое, сейчас опухло, отекло, и чуть не позеленело, напоминая раздутый книзу патиссон. Сходство усиливали слипшиеся на лбу завитки волос, почти незаметные на фоне раздутых щёк уши и маленькие сферы заплывших покрасневших глаз.
   Неловко сделав несколько размашистых шагов – в траве образовалась широкая тропинка, – доктор опередил Горяева и склонился возле разложенный на покрывале еды. Крепко схватил бутылку минералки, пластик хрупко скрипнул под длинными пальцами, и с жадностью начал пить, против воли приковывая взгляды двигающейся вверх-вниз заострившейся шишкой кадыка.
   В наступившей тишине стало слышно, как плещется в бутылке вода, с бульканьем исчезая в пересохшем горле человека.
   Ферельман, мягко говоря, выглядел не очень, и похоже, десятичасовой сон на пользу ему не пошёл. Даже Горяев, после того, как путешественники оказались на поляне и привели его в чувство, не казался таким разбитым, намного спокойнее реагируя на гибель друга, и вполне нормально общаясь с другими членами экспедиции.
   – Ты как? – задал вопрос доктору Тихонов-старший, хотя и так было понятно, как чувствует себя врач.
   Ферельман сделал шумный вдох, не замечая стекавшей по скулам воды, медленно выдохнул и мрачно посмотрел на водителя. На миг глаза доктора блеснули, словно он решил пошутить, приоткрылись губы, но… снова закрылись, а на лицо вернулось прежнее отсутствующее выражение. Устало махнув рукой, Владимир снова направился к автомобилю. Не сказав ни слова, забрался внутрь и с размаху закрыл за собой дверку.
   – Хреново… – ответил сам себе Фёдор Иванович и посмотрел на Павла. – А ты?
   – Нормально, – сухо ответил Горяев, продолжая смотреть под ноги и не пытаясь изобразить на лице улыбку. Подошёл к разложенной еде и поднял отломанные кем-то кусок хлеба и половинку колбасы. Смахнул вездесущих муравьёв, и с силой, чуть не остервенением, откусил. – Сейчас… поем. – Почти не жуя, едва не подавившись, проглотил. – И совсем… – Губы затряслись, – … станет обалденно, – глухо добавил через секунду, отворачиваясь, когда на глаза навернулись слёзы.
   Никто не проронил ни слова. Застыли, словно заморозили. Через мгновение очнулись. Кто-то стыдливо уставился на пламя, кто-то переглянулся с соседом, а Спирин посмотрел на Дмитрия, не в силах отвести взгляда от выпяченного вперёд подбородка и раздувших скулы желваков.
   Подул тёплый ветер. Издалека донеслись знакомые звуки родного города. Металлический стук и уханье. Голосом ребёнка в чаще пронзительно прокричала неизвестная птица:
   – У-а, у-а!
   Михаил поёжился.
   – Собираться надо, – снова напомнил Фёдор Иванович. – Не хочется рядом с городом ночевать.
   – По тёмному ехать? – удивился Костя. – Рискованно… не зная дороги.
   Батек в сердцах махнул рукой:
   – Не бурбули. – Глаза остановились на сыне, и Михаил увидел в них знакомое выражение: точно так же на него смотрела Лена. – Нет, конечно. Хочу, пока светло, от города отъехать.
   – Он прав, – задумчиво произнёс, кусая сорванную былинку Артём. – Город близко. А с другой стороны брошенная деревня… Неизвестно, что хуже.
   – Тогда по коням? – Константин не переносил бездействия. Бульдозером разрезая кривыми ножищами изумрудный травяной ковёр стебли ломались и мялись, – подошёл к жующему Горяеву и взял в руки открытую банку тушёнки. Достал из кармана ложку и тоже начал есть. – Подзаправиться… однако, парни… не мешает.
   Спирин усмехнулся:
   – Да уж, аппетит на природе другой. – Переглянулся с Костровым (Димка его нездоровое веселье проигнорировал) и начал собирать разбросанные спальные мешки и матрасы. – Давайте, чего стоите?
   Артём и Дмитрий нехотя стали помогать.
   Фёдор подошёл к сыну и грубовато вырвал из рук мятую (в туннеле упала?) жестянку консервов.
   – М-мм… – попытался воспротивиться Костя.
   – Ну-ка… – Тихонов-старший улыбнулся. – Троглодит… ненасытный.
   Проглотив несколько ложек, сунул тушёнку обратно, и, теребя колючую синеву подбородка, торопливо направился к машине.
   Ловя на себе смеющиеся взгляды друзей, Константин с аппетитом доскоблил банку.
   – Давай быстрей! – позвал его батёк, медленно обходя «Тигр один», и снова оглядывая глубокие царапины и сколы, вмятины на дверях и торчащие провода на месте бывшего крепления зеркал. Громко крякнув, опустился на колени и заглянул под днище, решая ещё раз всё проверить.
   Бережёного – Бог бережёт…
   – Иду… – промычал Костя.
   Пробормотав что-то в ответ (наверняка очередное ругательство), Тихонов-старший посветил фонариком на прикрытые стальными листами топливопроводы и тормозные шланги. Подёргал и постучал, убеждаясь, что машина с честью выдержала первое испытание и готова продолжить нелёгкое путешествие. Ещё громче кряхтя, поднялся, махнув сыну рукой, вразвалочку направился к «Тигру два». Уже вместе с Костей осмотрел развороченное крыло, разбитую фару и наполовину сорванный «кенгурятник». Ухватился за трубы двумя руками, стал раскачивать, пробуя оторвать.
   Ничего не получилось.
   – Вот дерьмо! – выругался Фёдор Иванович.
   – Брось, – посоветовал Костя. – Отъедем подальше и срежем. Сейчас шуметь неохота.
   – Боишься, услышат? – усмехнулся Фёдор Иванович, запоздало понимая, о чём речь. Шуметь не хотелось. Несмотря на принятое обезболивающее, болели уши, в голове гремела музыка и раздавались пулемётные выстрелы.
   – Как скажешь. – Пожилой мужчина встретился с сыном взглядом, на секунду замер, словно сомневаясь в решении, и неожиданно, отчего заставил Костю растеряться окончательно, неловко обнял, с силой прижимая к широкой груди. – Эх…
   – Ну… – В горле у Кости (может, от дыма, может, от крепких отцовых рук, а может, отчего-то другого) запершило. – Бать… ты чего… – невнятно пробубнил парень, с трудом охватывая саженные плечи, замечая на воротнике чёрные пятна крови, и чувствуя исходящий от отца едва уловимый запах перекиси водорода и рвоты.
   – Извини. – Фёдор Иванович отстранился, смахивая набежавшие слёзы и пытаясь совладать с дрожащими губами. – Жалко… мать… не дожила, порадовалась бы… за своего оболтуса.
   Чувствуя в груди острый ком, Костя поспешно отвернулся, и на негнущихся ногах нырнул в салон, на ощупь, пальцы послушно нашли под панелью нужную кнопку, открыл капот.
   – Движок… – попытался сохранить он невозмутимый вид. Но замолчал, не в силах вымолвить ни слова, судорожно вздохнул и молча выбрался из машины. Быстро прошёл мимо отца, и поднатужившись, резким рывком поднял тяжеленную крышку капота. Кашлянув, застыл, шевеля куртку тяжело вздымающейся грудью и тщетно пытаясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце. Выдохнул, против воли вспоминая мать, заставил себя посмотреть на двигатель, замечая лишь мешанину тросиков, шлангов и проводов. Начал рассеянно перебирать, сильно пачкаясь в смазке и царапнувшись о выступающую шпильку, но мыслями по-прежнему оставаясь в другом месте.
   – Всё будет в порядке, – донёсся до него глухой, словно батёк находился в салоне броневика, голос родителя. – Прорвёмся…
   Отец подошёл к сыну и встал слева. Тяжело опёрся о передок. Несколько секунд наблюдал за бестолковой вознёй, догадываясь, какие чувства обуревают квадратную Костину голову, тепло улыбнулся, гордясь сыновней минутной слабостью и снова убеждаясь, что парня воспитал неплохого. Мысленно поблагодарил за это Бога, в последний раз, уже облегчённо, вздохнул и нарочно начал громко спрашивать Костю про масло и тормозуху, заставляя отвлечься и прийти в себя.
   Отец и сын…
   Артём закинул в броневики последние вещи, покосился на курившего в сторонке в задумчивости Горяева, отвернулся, на миг на лице отразилась тревога, в последний раз придирчиво оглядел поляну. Убедившись, что ничего не забыл, удовлетворённо кивнул и поспешил на помощь к стоявшим сбоку от костра Михаилу и Дмитрию, весело ржавшим, заливая огонь «По-пожарному».
//-- * * * --//
   – «Тигр один» готов, – повторил Фёдор Иванович, разглядывая на мониторе загруженную в бортовой компьютер карту. – До Колышлея три километра. – Несколько раз надавил на педаль акселератора, наслаждаясь ровной работой двигателя. – До железной дороги… – сверился с цифровым маркером старинной трассы. – Не больше пятисот.
   – Понял, «Тигр один», – ответил Артём, вместе с Дмитрием разглядывая бумажную карту у себя в машине. – Всё верно. Дорога ведёт прямиком к переезду.
   – Если цел.
   – Если всё получится, – Артём расправил заломленный уголок карты, – с переезда на железку и дальше… до Колышлея. – Посмотрел на Кострова. – Нам главное через речку перебраться, дальше моста городские не сунутся.
   – Принято, – согласился в наушниках Фёдор Иванович. – С Богом. – Аккуратно включил первую передачу.
   «Тигр один» лихо развернулся, срывая дёрн и оставляя после себя два жирных чёрных следа. Рванулся вперёд и смело объехал завал из упавших деревьев. Выехал на дорогу (на то, что от неё осталось) и уверенно устремился в сторону переезда.
   С деревьев сорвались птицы. В чаще снова кто-то дико прокричал.
   – Жми Костян, – сказал Дмитрий, высовываясь в проём между передними сиденьями, и с восхищением разглядывая теснившиеся вокруг деревья: белоснежные берёзы, зеленовато-серые осины, бархатно-чёрные липы, морщинистые дубы, вездесущий орешник, и высоченные душистые сосны.
   Красота неописуемая.
   Разумеется, в Городе тоже росли деревья, в Пензе удалось сохранить несколько парков. Только разве можно сравнить полузасохшие изурлюченные экологией и временем городские посадки, с густыми, налитыми соками, растущими в естественной среде борами.
   Особенно сосны.
   Бесконечные ряды корабельных исполинов, янтарными стрелами взмывающие на невероятную высоту. И отдающие синевой пушистые конусы подрастающего поколения. Сказочные гирлянды липких смоляных шишек, вызывающие в памяти щемящие душу картинки с новогодних открыток, когда человечество использовало натуральные вечнозелёные символы волшебного праздника. Запах «свободы», как верно назвал аромат хвои Мишка. В Городе этого не было…
   Перед машиной пронёсся заяц.
   – Ёп! – Тихонов-младший затормозил, плитой груди наваливаясь на руль, широко открытые глаза очумело проводили мелькнувший комок.
   В наушниках послышался встревоженный голос отца:
   – Костя? Чего опять?
   Парень звонко рассмеялся, и начал восторженно (будто зайцев никогда не видел) делиться впечатлениями. Не глядя, небрежно отмахнулся от попросившего не отвлекаться и не отставать Артёма. Одну просьбу выполнил и прибавил скорость, быстро сокращая разрыв. Одновременно продолжая взахлёб описывать косого, хотя вряд ли сумел разглядеть в мелькнувшем бесформенном пятне хоть что-то. Сзади, расслабившись, привалившись спиной к сиденью и рассеянно провожая взглядом мелькающие за стеклом деревья, покачивался Спирин. Слушал вполуха болтовню упивавшегося свободой зэка и грустно улыбался, поражаясь, как мало нужно человеку для счастья. Разглядывал далёкие облака, вспоминая семью, дом и Лену.
   В глаза попало солнышко.
   Михаил зажмурился, аккуратно подстриженные пальцы до слёз сжали нос, с трудом сдержал чих. Заметил посматривающего в его сторону Дмитрия с выражением озабоченности на лице. Подумал, что Костёр по-прежнему ломает голову над причинами его грусти и на миг захотел всё рассказать, но тут же (кому станет легче?) передумал, незаметно вздохнул, и, не желая портить товарищам настроение, заставил себя перестать хмуриться.
   Будет ещё время.
   Не удержался и чихнул, окончательно забывая о резко изменившемся после гибели Валерки поведении друга. Руки сами отстегнули ремень безопасности, ухватившись за сиденье водителя, отчего спинка обиженно скрипнула, подсел ближе к друзьям, вместе со всеми рассматривая дорогу.
   Стрелка спидометра застыла на цифре сорок.
   Дорога стала подниматься, превращаясь в пологий холм, разрезающий лес на две части; деревья разошлись в стороны, оставляя узкий клин, заросший камышами, или похожей на него травой с узкими длинными листьями и сухими, толщиной в палец и метровой высоты, стеблями. В траве виднелись глубокие ямы и небольшие заполненные чёрной пузырящейся водой болотца, над которыми роились тучи насекомых. Иногда из зарослей камышей вспархивали коричневые, формой и размерами похожие на голубей, птицы.
   Запахло гнилью.
   Слева появился высокий остроконечный холм, оказавшийся вблизи засыпанной почти до провалившейся внутрь кровли кирпичной буташкой. Из единственного окна, без малейшего намёка на стекло, торчала похожая на руку ветка клёна, пятипалой ладошкой зелёного листа машущая вслед каравану. То ли провожая, то ли… Нестерпимо захотелось остановиться и выйти из машины. Забраться в покинутое строение, десятки лет не знавшее своих создателей. Пройтись (если будет, где развернуться) по маленькой комнате, стараясь не наступить на притаившихся в прохладной тени огромных слизняков, безногих ящериц и противных на ощупь чёрно-глянцевых тараканов.
   Услышать их шорох.
   Вдохнуть прелые запахи разложения и попробовать представить далёкие времена, когда мимо пылили автомобили и стучали поезда (неужто это было?), высаживая на полустанках не проснувшихся до конца грибников и дачников. Вместе с воображаемым предком закончить смену и торопливо вернуться домой к ждущим молодой жене и смешно елозящему в кроватке маленькому сынишке.
   – Похоже, железка. – Негромкий, с хрипотцой голос Фёдора Ивановича развеял наваждение. – Заезд не в дугу… размыло.
   – Осторожнее! – Костя увидел, как, разбрасывая по сторонам комковатый дёрн, забуксовали передние колёса броневика отца. Окинул взглядом заросший травой и молодыми деревьями прямоугольный пятачок переезда, заметил торчащие по краю седые бетонные столбики, выщербленные и покосившиеся.
   В наушниках послышалась ругань.
   – Давай же… – Грузовик преодолел короткий тридцатиградусный подъём, опасно сползая к границе железнодорожной насыпи, вгрызся рифлёным протектором в землю и коротким рывком забрался наверх.
   Костя повторил манёвр отца, только прибавил скорости, и вездеход с разгона влетел на насыпь. Резко затормозив, вывернул руль, аккуратно пристраиваясь в «хвост» «Тигру один».
   – В порядке? – спросил, высунувшись в открытую дверь и хмуро разглядывая вторую машину, Фёдор Иванович.
   – Да, – кивнул Тихонов-младший, глядя на отца сквозь лобовое стекло.
   – Едем дальше?
   – Зачем? Может, здесь останемся…
   – О-о… – выдохнул Тихонов-старший.
   – Поехали, – перебил Тихоновых Артём и добавил: – Только внимательнее, дорога старая, мало ли…
   – Шутнику скажи, – проворчал в ответ пожилой мужчина, включая первую скорость.
   «Тигр один», издав басовитый рык, плавно тронулся с места, рванулся вперёд, но почти сразу замедлился, сбрасывая скорость, и, мягко покачиваясь на ямах, медленно пополз по заброшенной железной дороге.
   Костян, улыбаясь до ушей, выждал несколько секунд, отставая на обговорённые заранее пятьдесят метров, и рывком двинул машину следом. Вездеход тряхнуло. Дисплей компьютера на секунду погас, и снова, мигнув, загорелся, высвечивая нужный маршрут.
   В люке над крышей первой машины показалась голова Горяева. Павел высунулся по пояс, левая рука уцепилась за крышу, и, не обращая внимания на киборга, достал заранее сунутую за ухо сигарету. Аккуратно прикурил и с удовольствием затянулся. Из салона послышалась приятная, приглушённая расстоянием музыка.
   – Хорошо устроился! – усмехнулся Костя, махнув приятелю рукой, когда тот, выглядывая из-за БАМа, скользнул взглядом по второй машине. – Как погодка?
   Павел выдавил из себя улыбку, что-то невнятно пробубнил и отвернулся, наслаждаясь погожим деньком и окружавшим машины бескрайним покрывалом зелени.
   Слева и справа, сзади и далеко впереди раскинулись густые смешанные леса, превращённые частыми ураганами в непроходимые заросли, каких-то сто лет назад бывшие редкими посадками.
   Прохладная сказочная чаща.
   В сплошном зелёном щите попадались пробоины – глянец блестевших на солнце озёр, в них, если присмотреться, плавал отражённый перламутр низкого неба и монотонный пейзаж сгрудившихся вдоль берегов деревьев. Поскрипывали, покачиваясь на ветру, сосны, и волновались на полянах цветы, наполняя воздух терпким запахом хвои и пьянящим ароматом нагретой травы. Слышался приглушённый расстоянием знакомый гул Города, гудящий стрёкот насекомых и щебетанье птиц. Без надрывов, посылая в чащу гулкое эхо, рычали дизели вездеходов.
   Бесконечный край нетронутой природы, и… единственное доказательство наличия цивилизации. Железнодорожная насыпь. Словно вздувшаяся вена на теле земли, заросшая травой и кустарником, местами до основания размытая дождями, но по-прежнему ровная, тянулась за горизонт древняя кишка человечества.
   Послышался недовольный клёкот ястреба, и, вынырнув из-за деревьев, гордая птица пролетела недалеко от машины, взмывая высоко в небо.
   Павел заворожённо проводил пернатого хищника глазами, по лицу Горяева полоснули багровые лучи закатного солнца, в последний раз покосившись на темнеющий лес, мужчина выбросил окурок и одним движением скрылся в люке. Вовремя: автомобиль нырнул в яму. Сильно качнувшись из стороны в сторону, перебрался через промоину, и, громко взревев двигателем, преодолел преградившее дорогу поваленное дерево. Сзади, держась на магнитных захватах, в такт движению раскачивался киборг, вертел пуленепробиваемой башкой, создавая впечатление приготовившегося к прыжку человека.
   – Осторожно, – попросил Артём Костю, рассматривая глубокий провал, из которого торчали коричнево-чёрные рельсы и обломки шпал.
   – Не ссы. – Парень выкрутил руль вправо, заставляя машину сползти с насыпи. Задержал дыхание, чувствуя, как броневик осторожно съехал в яму передним левым колесом. Притормозил, автомобиль скатился задним, а затем плавно прибавил «газу», выравнивая машину и возвращая на середину дороги. Сминая кусты орешника, и раздвигая стволы молоденьких берёзок, тараном врубился в молодую поросль, быстро сокращая разрыв.
   По кузову глухо захлестали ветки, и пришлось закрыть окна: тонкие прутья, оставляя в салоне крошку листвы, норовили ударить по рукам и лицу.
   Живые прутики…
   Разгоняя за лесом тучи, выплеснулась на горизонт алая струя – прощальный свет уходящего дня. Посвежевший ветер погнал тучи в ночь.
   – Скоро стемнеет, – мрачно напомнил Фёдор Иванович. – Прибавить над-до. – Заикнулся, когда машина подпрыгнула на очередной яме.
   – Не разгонишься, – ответил Спирин, разглядывая выпирающие из земли шпалы и виляющие в высокой траве рельсы. – Железки совсем гнилые.
   И действительно, если рельсы казались целыми, то костыли давно превратились в труху и перестали выполнять функцию надёжного крепежа. Можно было запросто напороться днищем на стальную полосу, если бы она вдруг сломалась под колёсами тяжёлой машины и выгнулась. В одном месте так и случилось: колесо «Тигра» неожиданно ушло вниз, проваливаясь в полость под шпалой, а из земли высунулся проржавевший рельс, глухо ударяя по лонжерону и с противным скрежетом царапая металл.
   – Не успеем, – произнёс Фёдор Иванович. – Артём?
   – Ночевать здесь не хочется, – ответил парень. – Думаю, стоит прибавить.
   – Вам рулить. Осторожнее только.
   – Тихон справится, – поддержал приятеля Костёр, замечая впереди препятствие.
   – А то, – поддакнул Костя, лихо, с ходу преодолевая трудный участок и спокойно вслушиваясь в металлическое бряцанье подвески.
   Михаил покачал головой, но не смог сдержать улыбки, невольно восхищаясь бесшабашностью друзей.
   Броневики увеличили скорость до десяти километров в час, и, по широкой дуге огибая подступавший всё ближе к рельсам лес, в сгущающихся сумерках проехали оставшиеся два километра пути, перед самым Колышлеем натыкаясь на сплошные заросли орешника. Пришлось с насыпи съехать и преодолевать последние метры по земле. Буксуя в высокой траве и болотистой почве, натужно ревя многосильными моторами и оставляя после себя вонь отработанных газов, броневики упорно ползли вперёд, объезжая густую поросль.
   Земля превратилась в настоящую топь.
   В одном месте вторая машина увязла настолько, что казалось, без помощи не выберется, но Константин, ругаясь и призывая известного только водителям Бога машин, сумел вытащить вездеход из болотного плена. Оставляя глубокие, заполненные пузырящейся вонючей водой колеи, автомобиль выбрался на сухой участок.
   Темнота быстро сгущалась.
   К счастью заросли продолжались недолго, заканчиваясь старинной посадочной платформой. Взобравшись на неё, пассажиры смогли хорошенько рассмотреть заброшенный посёлок.
   Колышлей встретил огромным, почти полностью разрушенным зданием. Остались лишь стены: разрушенные временем и погодой груды земли и камня, с хищно торчащими узловатыми пальцами арматуры, заросшие травой и молодыми деревьями. Кое-где высились бетонные плиты, поднимаясь из земли, точно сломанные зубы, и мешая разглядеть в наступавшей темноте таящееся внутри.
   Гудело…
   В темнеющем лабиринте земли и бетона запутывался ветер, и из руин доносился протяжный гул, похожий на вой неизвестного зверя. Невероятно, но поблёскивал на свету, нервно хлопая под ветром, словно крыльями, чудом сохранившийся, похожий на стекло декоративный пластик. Протестующе шумела молодая листва…
   Возможно, это был вокзал, возможно, депо или завод, при таком освещении и спустя столько лет сказать трудно. Не сомневались путешественники лишь в одном: люди покинули посёлок много лет назад.
   Темнота сгустилась.
   Вездеходы медленно выбрались на твёрдую поверхность (наверное, раньше дорогу покрывал пластопласт, сейчас похороненный под полуметровым слоем земли, дёрна и прелых листьев) и осторожно двинулись дальше, петляя между разрушенными зданиями.
   Сумерки… мгновенье смены дня и ночи. Угомонился ветер и, словно перед бурей, наступила мёртвая тишина, нарушаемая лишь шумом работы двигателей чуждых этому миру машин.
   Первым нажал на «тормоз» Костя. Не выдержал давящего чувства, не смог… нога сама надавила на педаль, а рука дёрнулась к ключу зажигания. Нащупала, повернула, останавливая горячее сердце автомобиля и возвращая проклятому месту украденное безмолвие. Будто по команде, впереди мигнули стопари «Тигра один», и, проехав с десяток метров, броневик остановился, двигатель тоскливо рыкнул, и медленно, точно не желая, затих.
   Тишина и темнота.
   Не говоря ни слова, Костя с Артёмом одновременно открыли тяжёлые двери (секунду спустя то же самое сделали Фёдор Иванович и Павел) и медленно двигаясь и сутулясь, словно на плечи давил непосильный груз, выбрались из машины. Пытаясь уловить малейший звук (ну же, ну…), но слыша лишь стук собственных сердец и отдающийся эхом ток крови в ушах, путешественники… люди, посмевшие бросить вызов системе, широко открытыми глазами глядели вокруг, неожиданно понимая, что видят перед собой послание из будущего.
   Вглядываясь в застывшие размытыми пятнами руины, выползающую из окон и дверей ожившую тьму, друзья стояли во мраке брошенной деревни, чувствуя, как начинают дрожать. Неизвестно откуда взявшийся холод вором проник под одежду, накрывая волной отчаянья и боли, и заставляя поверить в то, что они последние люди на планете, и… лишние на этой земле существа.
   Ненужные…
   А Дмитрий, сидя в машине и вместе со всеми покрываясь холодным потом, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в сиденье и уставившись невидящим взглядом на мигающую подсветку дисплея, вспоминал, как несколько лет назад встретился с Мишкой.
   После того, как поссорились их родители…
//-- * * * --//
   Уроки кончились, и Костёр, расталкивая зазевавшихся одноклассников, знакомых и незнакомых учеников других классов, отпуская затрещины и пинаясь, цунами нёсся к выходу. Настроение было под стать: вчера из-за матери поругался с отцом, а с утра нагрубила сестра, и вдобавок три урока… зачем вообще ходить в школу, если работать придётся на заводе?
   Бери больше – кидай дальше…
   Банду он сколотил, валюты не меряно, и какая нафиг разница, что говорит отец и… парень чуть не остановился, поражаясь, что даже мысленно назвал мать матерью, а не мамой или матушкой.
   В него тут же кто-то влетел, и в спину ощутимо толкнули: на третьем этаже закончились занятия у старшеклассников и все спешили поскорее покинуть здание, не желая попасть под горячую руку временных королей школы.
   Димка, не глядя, двинул назад локтем, по болезненному вскрику определяя, что удар достиг цели, криво улыбнулся и скатился по последнему пролёту. Не переобуваясь (запасной обуви не было) пересёк фойе, и, оставляя на створке ребристый отпечаток подошвы, ударом ноги распахнул дверь на улицу.
   Высоко в небе светило солнце.
   Зажмурившись от яркого света, пятнадцатилетний юноша выскочил на высокое крыльцо и остановился. Не обращая внимания на прохладный сентябрьский ветер и брызнувших в стороны ребятишек, глубоко вдохнул осенний стылый воздух, на секунду превращаясь в обычного подростка. Заметил враз притихшую стайку знакомых девчат, поджидающих задержавшуюся в классе подружку, чтобы вместе (так безопаснее) пойти домой.
   Снова стал прежним…
   Скользнул по тощим фигуркам оценивающим взглядом, и демонстративно, чуть ли не под ноги, сплюнул, заставив одну из учениц испуганно вскрикнуть и отступить, и начал не спеша, враскачку, спускаться по грязным, стёртым до ямок, ступеням. Боковым зрением заметил показанный его спине маленький девичий кулачок, но не стал оборачиваться: дети, чего с них взять, к тому же девчонки… правда грозившая, Машка кажется, когда-нибудь доиграется.
   Навстречу попался знакомый парень.
   Пряча в кулаке половинку сигареты, страшно подумать за какие услуги выпрошенную у старшеклассников, пацан, строя из себя заядлого курильщика, старательно пускал изо рта дым вперемешку с паром. Скрывая под длинными ресницами не детский взгляд, заинтересованно следили за девчонками на крыльце. Поравнявшись с Костром, малой опомнился, выдал Димке заискивающую улыбку, глаза уставились в ноги, и торопливо сквозонул мимо.
   Из-за угла школы послышались детский смех и громкие крики. Распугивая гревшихся на солнышке воробьёв, выкатился ободранный, блестящий от воды футбольный мяч. С мягких шелестом прокатился по жёлтому ковру опавших листьев и остановился возле парившей на солнце лужи.
   Провожая бывшего приятеля взглядом, Димка нахмурился: дурная слава малолетнего отморозка распространялась с умопомрачительной скоростью, пугая даже знавших его с детства.
   Ну и пусть, перестал улыбаться юноша. Пусть… всё равно… плевать…
   Школа находилась в старом районе города. С одной стороны граничила с двумя десятками одноэтажных полуразвалившихся хибар, с другой упиралась в панельные пятиэтажки. Соответственно по одной дороге можно попасть на узкие улочки частного сектора, по другой – в «спальный» район рабочего гетто.
   Медленно ступая по выложенной битым кирпичом и присыпанной песком площадке, Костров решал, куда пойти. Глядел под ноги, перебирая в уме варианты.
   По пути к дому требовалось пересечь три дороги и две улицы. Правда, дорог, в том смысле, какой в них вкладывали древние строители, в Городе давно не было. Остались направления. Не было и общественного транспорта; курсировали порой разбитые ржавые микроавтобусы, выделенные администрациями державшихся на плаву предприятий, но развозили исключительно рабочих из дома на завод и обратно.
   Нога наступила на яркое солнечное пятно. В лучах света вспыхнули серебром сшитые из светоотражающего материала три легендарные полоски на кроссовке.
   Зато отсутствие в городе автомашин сводило на нет число аварий, и идиотов, попавших под колёса.
   Торжество справедливости, мать его…
   Домой идти не прикалывало. Хотелось чего-нибудь пожрать, желательно вкусненького, и где-нибудь перекантоваться: его парни подтянутся в заброшенный садик только к семи. Было, правда, кое-что ещё (глубоко упрятанное желание разобраться с дурацкими снами, буравящими мозг последние несколько ночей), но об этом не хотелось сейчас думать.
   Загруженный невесёлыми мыслями, почему-то вспоминая Спирина (видел его на перемене), Дмитрий рассеянно брёл по дороге, не замечая, как обошёл школу по кругу, оказываясь возле остатков спортивных приспособлений, с горем пополам используемых на уроках физкультуры. За давно некрашеными турниками и брусьями вытянулся мятый овал футбольного поля, превращённый частыми ливнями и ногами игроков в грязное месиво. С одной стороны участок упирался в некое подобие деревянных трибун, с другой – в одноэтажный, выложенный из силикатного кирпича, нештукатуреный сарай.
   Остановившись возле турника, юноша посмотрел в сторону сарая. Откуда, если верить ушам, доносился басовитый хохот, и слышались чьи-то крики. Чувствуя, как его охватывает раздражение и даже злость (когда ему плохо, кому может быть весело?), парень тихо выругался. Услышав очередной взрыв хохота, Костров узнал, кому он принадлежал. Ребятам из десятого класса, таким же прогульщикам и хулиганам, только старше.
   Повинуясь непонятному чувству, Костров направился к сараю, не сомневаясь, что парни решили над кем-то поглумиться. В отличие от большинства приятелей, Димка старшеклассников не боялся. Может, потому что мог за себя постоять, возможно, потому что не так давно обзавёлся «группой поддержки», но скорее всего, потому что администрация школы подсуетилась и избавилась от всех действительно опасных учеников, к своему шестнадцатилетию успевших совершить не одно преступление.
   Стараясь не шуметь, чувствуя сопутствующее драке приятное жжение в груди, Дмитрий тихо приблизился и осторожно выглянул из-за угла.
   Зрачки расширились.
   Спирин…
   В глазах друга детства отражалось небо. И странный замес из страха, боли, разочарования и жалости. Так смотрят на оцарапавшую тебя кошку.
   – Не буду… – выкрикнул Мишка.
   Последовал сильный тычок, и парнишка вскрикнул, отлетая к грязной стене постройки.
   – Да? – Тот, кто ударил, высокий (наверное, на голову выше Костра) детина с большими, как у негра, губами, громко заржал и повернулся к дружкам. – Тогда гони бабло.
   – Или отрабатывай, – поддакнул приятель. В глаза бросилась расстёгнутая ширинка.
   Снова мерзкий хохот.
   – Нет… – голос Спирина звенел. – Отпустите.
   Рванулся вперёд и… от удара отлетел к стене.
   – Не торопись.
   Дмитрий машинально отступил в тень. Захотелось убежать, но ноги не слушались, на душе стало гадко.
   Парнишка вспомнил, как вместе с Аспирином проводил летние каникулы, купался в речке и играл в футбол. Перед глазами промелькнуло последнее лето. Третий класс и «загородная» дача Костровых. Родители Мишки и разговор на повышенных тонах с Димкиным отцом.
   «Мы больше не хотим, чтобы наш мальчик (мальчик?) дружил с сыном уголовника»…
   Отец Аспирина сжимался под взглядом Вадима. Смотрел снизу вверх, красный как помидор, с противным бисером пота на лбу. Рядом, прячась за спину мужа, белела круглым некрасивым лицом Мишкина мать.
   «Всё не так»… – Вадим в сердцах взмахнул руками, отчего отец Спирина отшатнулся, а его толстая жена схватилась ладонями за лицо. Пересиливая себя, сделал последнюю попытку, ломающимся голосом добавил: «Послушай»… – И замолчал, лицо пошло пятнами, понял вдруг, его не хотят слушать.
   Димка увидел, как огромная фигура отца прямо на глазах стала меньше, а лоб прорезала глубокая морщина, похожая на складки на животе Мишкиной матери. Нахмурился сам, непонимающе посмотрел на друга.
   Аспирин опустил голову.
   «Сын», – позвал лучшего друга его родитель. – «Мы уходим».
   Навсегда, отразилось в Димкиных глазах.
   Прости, ответил взглядом друг.
   Прости…
   Порыв холодного ветра заставил поёжиться. Вздрогнув, Костёр вышел из оцепенения. Вспотевшей спине не нравилась вонючая тень загаженного закутка.
   – Ну его нахрен, – почувствовав неладное, а может, испугавшись задуманного приятелем, сказал третий дружок Губастого, такой же громила, только внешностью поприятнее. – Принесёт завтра бабки, куда он денется?
   – Чё? – повернулся верзила. – Ссышь, что ли, Дэн? – Покосился на вжавшегося в стену Мишку, грязные ногти поскребли небритую щёку. – Не принесёт он, знаю я этого кренделя.
   – Точно не принесёт, – поддакнуло чмо с расстёгнутой ширинкой. – Принци… ципи… альный…
   – Ты ещё, Макар, – повернулся к нему Дэн.
   – Сосёт пускай, – осклабился парень, демонстрируя жёлтые кривые зубы.
   По лицу Спирина пробежала тень, и Дмитрий похолодел. Таким он бывшего друга не видел. Даже отсюда чувствовалась вскипевшая в пареньке ярость. Костёр увидел, как всматривается Мишка потемневшими от ненависти глазами в мучителей, прикидывая, на кого наброситься первым.
   Нет, прошелестело в затылке. Нет.
   Михаил дёрнулся. Так сильно, что Губастый переступил с ноги на ногу, а Дэн и вовсе отшатнулся. Но каким-то непостижимым образом, рискуя быть униженным (ты в этом уверен?), Аспирин сумел пересилить неизвестно откуда взявшиеся кровожадные инстинкты и успокоиться. Разжал побелевшие кулаки.
   Димке стало жарко. Опавшие листья будто светились. В нос ударил кислый запах пота обидчиков.
   Запах страха…
   – Отпустите меня, – произнёс Мишка, невольно поворачивая голову, когда заметил выглядывающего из-за угла Димку.
   Вот и встретились…
   – Отпусти-те ме-еня-я… – начал передразнивать Губастый, но тоже заметил брошенный в сторону взгляд, его голова резко повернулась, глубоко посаженные глазки уставились на Димкину переносицу. – А ты кто… – На лице отразилась работа мысли, узнав Кострова, парень облегчённо выдохнул и скривился: – Костёр, блин, напугал… – Окончательно успокаиваясь, не без удовольствия добавил: —…Придурок.
   – Развлекаетесь? – Димка сделал вид, что последнего слова не расслышал, но по тому, как сместился в сторону Дэн, одновременно переглянувшись с Макаром с расстёгнутой ширинкой, догадался: лицо его выдало.
   – Ну? – набычился Губастый, ещё больше делаясь похожим на кроманьонца или (Костёр не помнил) неандертальца. – Чего тебе?
   – Ничего…
   Глядя на склонившуюся над ним широкую скуластую физиономию, Костёр вдруг почувствовал приступ непонятного дурацкого веселья. Прекрасно понимая, что за любое слово может запросто угодить в больницу, не смог сдержать улыбки. – Может… – скользнул по земле взглядом, замечая в пожухлой траве коричневый метровый сук. – …тоже хочу поучаствовать.
   – Чего-о? – протянул ученик Большие Губы. – Давай, вали отсюда.
   – Неужели? – Димка отвернулся, изо рта старшеклассника несло. – Ты рожу-то отодвинь, – не выдержал он. – Прёт, как… – заткнулся, встречаясь с бешеным взглядом парня, но с места не сдвинулся.
   Наступила короткая пауза, за время которой каждый (может, кроме Губастого), прикинул, как вести себя дальше и чем всё может закончиться.
   – Ты ч-чё? – похоже, Губастый не слышал о новом статусе Костра. – Совсем страх потерял?
   Последней у Димки мелькнула мысль о нарочно затеянной драке. Не имея возможности объясниться с отцом, но подсознательно чувствуя вину, юноша искал возможность заглушить разъедавшую изнутри совесть и заменить душевную боль физической. Стараясь наказать себя самым примитивным образом, Костёр не думал, что если не справится, объясняться станет нечем, а может, и некому.
   Но затем думать стало не нужно (какая красота!): руки и ноги пришли в движение, прекрасно зная свою работу.
   Сильный удар в челюсть заставил Губастого взмахнуть в воздухе (будто он решил вдруг поймать пролетающий над головой мяч) руками и откинуться назад. Издав булькающий звук, старшеклассник мешком повалился в траву, пачкая одежду в грязной, обильно сдобренной человеческими экскрементами земле.
   В тот же миг слева, опережая растерявшегося товарища, на Димку набросился Дэн.
   Вспыхнула короткая отчаянная драка, в которой, несмотря на сноровку, победу одержал более крепкий и сильный противник. Пнув несколько раз упавшего на землю и сжавшегося в комок Костра под рёбра, парень вернулся к пришедшему в себя главарю. Макар помогал тому подняться.
   – Ты как? – спросил Денис, наклоняясь к приятелю и заглядывая в глаза. – Нормально?
   Вскрик Макара совпал с неприятным свистом, с каким палка или прут рассекают воздух. Хрясть! Зажигая в глазах фейерверк, удар по спине заставил упасть на руки, и с хрипом выбил из лёгких воздух. Хрясть! С сочным шлепком импровизированная дубинка ударила по правому боку, заставляя со стоном повалиться на землю, с хрустом ломая два ребра и ломаясь сама. Хрясть! Острый нос кроссовки врезался в грудь, ломая ещё одно ребро и, наконец, посылая спасительную тьму.
   Денис потерял сознание.
   Воспользовавшись паузой, вперёд бросился Губастый. Попытался схватить обидчика, но не оклемался от нокаута, поймать умудрился, но не удержал взбесившегося Костра, в оранжевой куртке превратившегося в языки пламени. Чудовищный удар коленом в голову сломал парню нос и выбил несколько зубов. И снова отправил на землю, превращая и без того некрасивую физиономию в по-настоящему отвратительную. Хрясть! Растерявшийся Макар получил ногой по расстёгнутой ширинке, и с трубным (совсем не писклявым) рёвом смешно упал на колени, а затем как подкошенный, медленно и плавно завалился на бок.
   – Говно, – услышал Макар потерявшего к нему всякий интерес Димку, а затем размеренные звуки ударов, наносимые Костровым менее удачливым подельникам.
   Макар осторожно перевернулся на спину, его ноги засучили по земле, и спиной заполз в колючие заросли вездесущей малины. Хотел развернуться и рвануть по-настоящему, когда наткнулся взглядом на Мишку.
   Юноша по-прежнему стоял возле сарая, вжавшись в кирпичи, словно хотел пройти сквозь стену. Сначала Макару показалось, будто парень боится (ему самому было страшно), но потом он увидел Мишкины глаза.
   Матерь божья…
   Глазами паренька на Макара смотрело неизвестное существо.
   Тело старшеклассника пружиной взвилось в воздух и складно перевернулось со спины на живот. Подстёгнутый страшной мыслью, совсем недавно уверенный в себе громила, ловко переставляя руки и ноги, точно поджавшая хвост собака, со всех ног и рук ломанулся прочь. Лишь высокие кусты, задетые широкими плечами, чётко выдавали маршрут беглеца, колыхаясь в том месте, где он проползал.
   Аспирин наблюдал…
   Костёр видел уползавшего в кусты Макара, видел дрожащее и бледное, как оцинкованная крыша сарая, Мишкино лицо, его… нет, показалось, и видел тёмную (наверное, от освещения) кровь, когда при очередном ударе кулак погружался в измочаленный овал лица крутого парня Большие Губы, от губ которого почти ничего не осталось. Видел. Но ничего не мог с собой поделать, не мог остановиться, превращаясь в бессмысленный автомат, способный выполнять лишь примитивные движения.
   Взмах – пауза – удар, взмах – пауза – удар…
   Видел это и Спирин, и (помоги же мне!) оставался на месте.
   Взмах – пауза – удар, взмах – пауза – удар…
   Друг не шевелился. Не мог, наверное, или не хотел, а может… его что-то держало.
   В глазах потемнело.
   С криком «Стой!» Мишка прыгнул на Димку, отталкивая от окровавленного тела, обхватывая руками и сбивая на землю. Сцепившись в один комок, ребята повалились в траву, собирая одеждой мелкие сучья, репьи и грязь, и с размаху врезаясь в ствол берёзы. От сильного удара одновременно охнули, Спирин ослабил хватку и Костров сумел вырваться. Дико вращая глазами, с хрипом хватая ртом воздух, распрямился, и, не глядя, по широкой дуге ударил рукой назад.
   Страшная боль заставила Кострова закричать. Там, где по его расчётам должна была находиться голова обидчика, торчало дерево. В следующий миг перед глазами мелькнул маленький, но твёрдый, как проверенная только что берёза, кулак. Последовала яркая вспышка, мгновенно сменившаяся темнотой.
   Очнулся Костров дома… у своего старого нового друга, с которым с тех пор не разлучались…
//-- * * * --//
   Время остановилось… и мысли, но налетевший порыв ветра развеял наваждение, возвращая улице ночные звуки.
   Люди медленно приходили в себя.
   Тревожный писк зуммера, приглушённый бронированными листами, вернул Кострова на землю. Парень несколько раз моргнул, сильно зажмурился, шершавые ладони коснулись пылающих щёк… и резко открыл глаза, тупо уставившись на экран бортового компьютера.
   Движение!
   Из центра двух ярких зелёных прямоугольников, схематически изображающих на дисплее «Тигры», точно от брошенного в воду камня, расходились в стороны увеличивающиеся в диаметре яркие круги сканера, высвечивая при столкновении с подозрительным объектом ярко-алые точки.
   Одна, две, четыре… семь…
   Голос киборга ворвался в сознание, заставляя вздрогнуть:
   – Движение. Сто десять метров. Повторяю, движение.
   Перегнувшись через сиденье, Костёр с силой надавил на клаксон, пронзительным гудком возвращая застывшим на улице людям способность мыслить и разрывая сковавшие разум чары.
   – В машину! – Дмитрий схватил автомат и выскочил наружу. – Валим отсюда!
   Мужчины бросились к броневикам, стараясь не думать о подбирающихся в темноте чудовищах.
   Легко сказать…
   Компьютер фиксировал множественные цели, с каждой секундой всё быстрее приближающиеся к зелёным прямоугольникам (к ним, чёрт возьми, к ним!), а внизу экрана печатались с точностью до третьего знака антропометрические данные объектов… вес, высота, ширина, длина… и, конечно, расстояние и скорость.
   – Быстрее! Быстрее!
   Страшно, но не только об этом думали запрыгивающие в броневики люди, закрывая окна и двери и лихорадочно всматриваясь в темноту. И не о предстоящем бое с превосходящим численностью противником, если по каким-то причинам впереди лежащий мост, перекинутый через овраг, будет разрушен, и убежать не удастся.
   Не только об этом.
   Каждого посетила мысль, что расстояние от заброшенной деревни до родного города всего несколько километров. Ничтожно мало. И если твари сумели безнаказанно подобраться так близко к дому, сколько пройдёт времени, прежде чем они начнут нападать на жителей Пензы?
   Что ждёт горожан и оставшихся за стенами родственников и друзей?
   – Сматываемся! – прогремел в наушниках голос Фёдора, заглушая пугающе спокойный баритон киборга, повторяющего: «Движение, тридцать метров», «Движение, двадцать метров»…
   – Гони! Гони! – проорал Артём, высовывая в специальную прорезь ствол автомата. – Приготовиться… – Резко обернулся на Димкин тычок, и схватил протянутый прибор ночного видения, заученным движением закрепил ПНВ на голове.
   Темнота пришла в движение.
   – Вижу!
   – Твою мать!
   – Противник!
   Яркий свет фар залил улицу, превращая ночь в яркий день и трансформируя древние развалины в нарисованные декорации.
   – Смесь механизмов с живой тканью. Жду приказа.
   «Тигр один» взревел мощным двигателем и рванулся вперёд. Секундой позже к нему присоединился второй автомобиль.
   – БАМ, не стрелять! Слишком близко от города, увидят!
   Впереди мелькнула тень, и первый вездеход ушёл влево, врезаясь в какой-то хлам и с грохотом поднимая в воздух сноп земли вперемешку с обломками кирпичей и ржавого металла. В ксеноновых лучах заклубилась пыль и мелкая крошка. Машину накрыло густым обволакивающим смогом. Костя вывернул руль в другую сторону: заметил в «тумане» ещё одну размытую фигуру.
   – Дави его!
   Что-то похожее на ящерицу, только размером с собаку, рванулось из-под колёс, пытаясь спастись. Хруст раздавленного пластика – почти не подпрыгнув, автомобиль раздавил непонятное существо.
   – Впереди преграда. – Сообщение БАМа совпало с красными всполохами системы безопасности.
   – Что ещё?!
   – Живой щит.
   Артём скинул ПНВ, грубо швыряя куда-то под ноги, и посмотрел на белеющие от страха (или кажется?) в темноте салона лица друзей. Увидел блестевшие от возбуждения глаза.
   – Не прорвёмся! – крикнул Дмитрий, косясь на скачущие по дисплею цифры, отсчитывающие расстояние до препятствия.
   Артём среагировал мгновенно:
   – БАМ, очистить!
   В бронированный бок «Тигра» что-то ударило, и Спирин закричал, шарахаясь в сторону и перепрыгивая на противоположное сиденье.
   – Есть, – ответил такой же древний, как мёртвая деревня, механизм, и спустя секунду полумрак улицы прорезала яркая вспышка пулемётной очереди. Враждебный скрежет и визг оборвал металлический свистящий вой и мелодичный звон посыпавшихся на бронированный кузов гильз.
   Красные всполохи на дисплее стали меркнуть.
   По ушам резанул поросячий визг железа по стеклу, и перед «Тигром один» что-то взорвалось, глаза пытались увидеть в темноте хоть что-то, но в воздух взметнулся сноп ярко-жёлтых искр и пламени, ослепляя людей и наполняя салон специфическим запахом горелых проводов и смазки.
   – А мы там спали… – прошептал Костёр, разглядывая в бронированное стекло мелькающие в темноте тени. – Сколько их… – Машину ощутимо подбросило.
   – Путь свободен, – произнёс киборг, прекращая стрелять. – Неопознанные механизмы… покинули зону прямого контакта.
   – Хорошо. – Артём опустил автомат, палец инстинктивно опустил рычажок предохранителя, наклонившись к экрану монитора, включил навигатор. – Мост далеко?
   – Тысяча метров… – Фигура БАМа сильно мотнулась в сторону, когда броневик Фёдора лихо взял вправо, объезжая возникшее из темноты препятствие. – …Если по дороге.
   – Ясно. – Парень вовремя схватился за ручку двери: заметил краем глаза, что Костя собирается повторить манёвр отца.
   На заросшем кустарником и травой перекрёстке автомобили резко свернули. Углубляясь вглубь посёлка, понеслись по безмолвным улицам, объезжая заваленный участок. В свете фар замелькали покосившиеся дома, замельтешили отбрасываемые развалинами тени. Корявые, гротескные, живые… Живые? Нет (нет?), конечно, не живые, но… как они естественно и страшно шевелились, когда машины, подпрыгивая на кочках, задирали фары к далёкому небу, и улица погружалась во тьму. Казалось, будто вслед за вездеходами по-прежнему несутся чудовища.
   Накатила тошнота.
   Оставляя толстый шлейф пыли, упруго подпрыгивая на ухабах, проваливаясь в ямы и с хрустом ломая молодые берёзки, словно два носорога, броневики упрямо искали выход из лабиринта узеньких проулков, за десятки лет превратившихся в труднопроходимые заросли.
   – Сомнительно удовольствие, – раздался в наушниках дребезжащий голос Михаила.
   – Ты о чём? – повернулся к нему Артём.
   – Насчёт деревни… зря сюда сунулись.
   – Кто же знал? Теперь только по железке, хватит приключений.
   – Если прорвёмся, – впервые за вечер подал голос Ферельман.
   – Прорвёмся, наука, – усмехнулся Фёдор Иванович. – Немного осталось.
   Все замолчали, не очень понимая, о чём говорит Тихонов-старший: вообще-то путешествие только началось. Но объяснения не последовало, а уточнить никто не захотел.
   Сквозь завесу туч проступило чернильное небо. Мелькнула хрустальная россыпь далёких звёзд.
   На экране высветился мост: простейшее сооружение из бетонных плит, перекинутое через размытый частыми ливнями котлован; плоский настил, без металлических ферм и ограждений, рассчитанный на две железнодорожных ветки.
   Ещё бы целым оказался…
   Уставившись на экран, Артём включил режим сканирования, пытаясь заранее определить степень разрушения. Проследил за красным маркером, прыгающим по объёмному каркасному изображению несущих плит и «крестиком» помечающим места повреждений, пытаясь оценить риск, вгляделся внимательнее.
   – Заезжаю, – услышал он голос Фёдора Ивановича и прилип к лобовому стеклу: через секунду всё должно решиться само собой.
   Броневик немного сбавил скорость и уверенно вкатился на мост, заметно прыгая на бетонных шпалах. Сзади, повторяя движения машины, мелко дрожал киборг.
   – Сотрясение заработает, – мрачно пошутил Костя, невольно угадывая мысли командира.
   – Он привыкший, – услышал смешок отца.
   – Ну как там?
   – Нормально. – «Тигр один» благополучно миновал старый мост, и лихо, сползая передними колёсами с насыпи, резко остановился с другой стороны. – Давайте… – Снова послышался короткий смешок. – А то мы ждать не будем.
   – Осторожно! – Артём попытался увидеть глубину оврага, но в темноте ничего не было видно, казалось, пропасть бездонна. – БАМ?
   – Слушаю, командир. – При этих словах Костров многозначительно посмотрел на Спирина.
   Командир?
   – Противника видишь?
   – Нет. Всё спокойно.
   «Тигр два» медленно протрясся через мост и без выкрутасов остановился в нескольких метрах от первой машины.
   – Всё чисто? – Костя посмотрел на дисплей, замечая снова замигавший датчик радиации. – Уверен, БАМ?
   – Дальность пеленга ограничена, судя по последним данным, до нападения противник находится без движения.
   – Не понял? – одновременно спросили Костя с Артёмом. Улыбнувшись одними губами, спецназовец взмахом руки попросил Тихонова-младшего замолчать. Костя недовольно отвернулся. – Спали, что ли?
   – Нет информации. Согласно записи, до наступления темноты улицы оставались пусты. Скорее всего, противник находился в разрушенных зданиях.
   – Значит, твари среагировали на нас?
   – Нет данных.
   Автомобили, далеко освещая мощными фарами терявшуюся в темноте насыпь, продолжали тихо урчать на краю деревни. Локатор молчал.
   – Что делать-то будем? – снова спросил Фёдор, желая сходить по-маленькому.
   – Что делать? – пожал плечами Артём, бросая насторожённые взгляды в темноту за окном. – Нужно на ночлег устраиваться.
   – Здесь? – Михаил не смог подавить судорогу.
   Вместо ответа спецназовец резко открыл дверь и выглянул на улицу, впуская в салон заметно посвежевший ветер и ночную прохладу. Оглядел темнеющий монолит леса, посмотрел на подсвеченное убывающей луной свинцовое небо, вздохнул и снова сел прямо, продолжая хранить молчание.
   – Ладно, – ответил за него Костров. – Давай ещё малость проедем. Если всё спокойно – разобьём лагерь. – Снова почувствовал укол тревоги, когда заметил продолжавшее высвечиваться предупреждение о радиационной опасности, погасшее, когда «Тигр один» медленно поехал вперёд.
   Вездеходы, ощупывая незнакомую дорогу слепящим ксеноном и всеми имеющимися сенсорами, осторожно двинулись в ночь. Без приключений проехали два километра и остановились возле очередного заброшенного переезда, как нельзя лучше подходящего для ночлега: практически ровная, заросшая мягкой травой площадка, отделённая от леса свободными от растительности участками заболоченной почвы, незаметно пересечь которые если и возможно, то наверняка очень трудно.
   Прислушиваясь к ночным крикам зверей и птиц, трескотне цикад и шелесту листьев, мужчины разбили лагерь. Ёжась от промозглого ветра и изредка (желания разговаривать ни у кого не было) обмениваясь впечатлениями, быстро поужинали.
   После еды Артём связался с базой. Обменявшись последней информацией с Вадимом, поделился планами и выслушал пожелания. Спустя час, выставив караул, путешественники завались спать. Больше в эту ночь на группу никто не напал.

   На игре…

   Теперь Димке на кровь смотреть расхотелось. Теперь её стало слишком много.
   Или уборщицы стали убираться хуже, или это была часть шоу, только на блестящем хроме плахи отчётливо выделялись маленькие красные лужицы. Да и пол… натуральный паркет возле «станка» покрывала густая плёнка свернувшегося и побуревшего вишнёвого варенья.
   Живот закрутило.
   Костров несколько раз глубоко вдохнул, широкая грудь приподняла майку, задержал дыхание и с шумом выдохнул.
   – Играйте дальше, – произнёс Весёлый молочник. – Ход переходит к следующему игроку. Карты проигравшего открываются и выходят из игры. Если у кого-то имеются карты того же достоинства, он имеет право положить их в бито.
   Там, где раньше сидел Сергей, лежали валет, шестёрка и десятка.
   Всё, что осталось…
   – Ещё одна семёрка, – говорит Денис, и, глядя Димке в глаза, дразнит, по-детски оттопыривая губы – знает: у Петра, и у Кострова семёрки кончились.
   В студии тишина.
   Димка видит, как по виску Отличника медленно стекает капля пота. Сначала ровно, затем натыкается на волосок и чуть-чуть меняет направление. На миг замирает и без остановки скатывается до скулы. Повиснув на подбородке, сорвавшимся скалолазом падает на рубашку.
   Отличник думает. Нет, не думает. Просто ждёт. Он умный и давно всё понял.
   Проиграл…
   – Удачи, – поворачивается Пётр к Дмитрию, и у того перехватывает дыхание. – Не верю…
   «Не верю!!! Он сказал: «не верю, дамы и господа!»»
   Молодой человек перевернул карту и слепо уставился на семёрку.
   «Не угадал! Игрок по имени Пётр не угадал! Не угадал, дамы и господа!»
   Пётр сгрёб карты в кучу и придвинул к себе. Не спеша начал сортировать, раскладывая по достоинству. Внешне оставаясь невозмутимым, но по тому, как дёргалось левое веко и ещё одной капле пота, Костров сделал вывод, что парню не по себе. Тут же обругал себя последними словами. Не по себе ему, Отличник же – в ауте. Сидит с четырьмя тузами, и все, включая зрителей, это знают.
   «Ничего, ничего! Всё только начинается!»
   Это точно, – мысленно согласился с ведущим Костёр, и в глазах снова полыхнуло пламя, перевёл взгляд на Петра. Даже теперь, когда Мажор фактически выиграл, есть шанс всё исправить.
   Главное – выиграть.
   – Дама, – зашёл Денис.
   – Ещё две, – произнёс Пётр.
   Ещё две, – подумал Дмитрий. – А точнее – два туза. Знает про мою даму и рассчитывает на помощь. Рискованно. Дама одна, у Мажора по-любому две, значит, и у Отличника имеются. Если сейчас положу другую карту, а Денис проверит – останусь с тузами. А Денис проверит, наверняка. Потому что если на столе будет дама – отыграется в следующем кону, нет – ещё лучше, снова его ход.
   Вывод? Нужно смотреть и ходить самому.
   – Не верю, – сказал Дмитрий и заметил, как заулыбался Денис. Но спокойно взял верхнюю карту и перевернул.
   Туз червей.
   – Угадано! – крикнул из-за спины судья.
   – Угадано!!! – сиреной взвыл ведущий, и крик подхватила толпа. – УГАДАНО!!!
   Пётр сгрёб карты обратно, не поднимая глаз, прошептал:
   – Молодец.
   – Всё будет нормально, – выдавил из себя Костров и положил на стол две карты. – Две дамы.
   Услышал голос ведущего:
   – Две дамы, дамы и господа! Снова две дамы! Похоже, за столиком номер «три» обозначился первый победитель! Не будем забегать вперёд, тьфу, тьфу, тьфу, но кажется, так оно и есть!
   Так оно и есть.
   – Так оно и есть, – процедил Денис и положил последнюю карту. – Дама, дамы и господа.
   – Дама, дамы и господа! – прокричал ведущий. – Дама! Теперь всё зависит от игрока по имени Пётр! Если он не станет проверять, игрок по имени Денис выиграл!
   – Я не буду проверять, – услышал Костёр голос Отличника. – Я верю и кладу ещё две дамы. – Небрежно бросил на стол два бумажных прямоугольника.
   В едином порыве вскочили с мест зрители. Вверх взметнулись транспаранты с именами игроков. На нескольких угольно чернело: «Предателей на переработку».
   – Первый! У нас есть первый победитель! – прокричал ведущий.
   – …вы-ы-й… – разнеслось гулкое эхо по стадиону. И тут же ведущий выкрикнул снова:
   – Второй! Второй победитель выходит в финал! Игрок по имени Михаил! Какая игра! Какая игра, дамы и господа!
   – …да-а-а… – Повторило эхо.
//-- * * * --//
   Игрокам устроили небольшой перерыв. Мило…
   Вокруг первых победителей, пытаясь получить автограф, бесновались фанаты, резво скакал ведущий, задавая дурацкие вопросы: «что вы чувствуете?» и «как вы думаете, кто будет следующим?» Билась в истерике молоденькая девушка – ей достался поцелуй Дениса. Кривлялся под фонограмму приторный женоподобный юноша – очередной продукт (три в одном, как сказал бы отец, намекая на интимные отношения в тусовке) хорошо известного среди таких же мудаков продюсера. Показывали на экране повтор казни.
   Всё как обычно, ничего нового.
   Костёр наблюдал за Отличником, пытаясь угадать творившееся в голове у соседа. Смотрел, как Пётр перекладывает карты из одной внушительной стопки в другую, беззвучно шевелит губами, и что-то прикидывает, шмыгая носом. Не выдержал, ругаясь сквозь зубы, отвернулся, глаза скользнули по своему «счастью»: восьмёрка, десятка и дама. Откинулся на спинку кресла, чувствуя боль в уставшей спине и прекрасно понимая, что у игрока по имени Пётр нет никаких шансов: слишком много на руках карт, а главное – все четыре туза.
   Конечно, это ничего не значит, и если постараться…
   Костров заметил, что во время чествования первых победителей об остальных игроках словно забыли. Подозрительно огляделся, чувствуя подвох. Заметил, как резко отвернулся один из судей, брат-близнец Весёлого молочника.
   Следят.
   Уцепил низ футболки и вытер вспотевшее лицо: несмотря на кондиционеры, в помещении становилось всё жарче. Или это кровь закипала в венах?
   Наконец в зале снова воцарилась тишина. Фанатов разогнали, победителей усадили в первый ряд к зрителям. Несколько секунд ничего не происходило, затем к ним снова потянулись со всех сторон руки. Опять пришлось вмешаться охране. Костров увидел, как раздражённо отмахивается Спирин. Как резко вскочил и ударил какого-то типа, явно ненормального: мужчина лез обниматься и истошно вопил. От удара отшатнулся, схватился рукой за разбитое лицо, но снова начал кричать и размахивать руками. Физиономия светилась от счастья: его ударил сам победитель!
   Дмитрий отвернулся, подбородок выдвинулся вперёд, и упёрся взглядом в стол. Спасая его сведённые от злости челюсти, в зале прозвенел звонок – игра началась.
   Пётр ждал слов Кострова.
   – Не верю, – сказал Дмитрий и взял нижнюю карту. Перевернул. Туз.
   – Туз, – зачем-то сказал Пётр. – Туз… – Покосившись на ножницы, встретился взглядом с ведущим, нервно моргнул и отвернулся. Прижал ко рту руку, словно боялся произнести грубое ругательство, но Костров догадался: парня тошнит.
   – Плохо! – прорвался сквозь крики вопль ведущего. – Оч-чень плохо! – И ещё громче. – Скоро! Скоро кому-то отрежут руки!
   Пётр снова повернулся (отвернись, не надо!), прыгая мокрым взглядом по скалящимся довольным лицам зрителей, заметил ведущего – тот тряс в воздухе руками, изображая летящие в стороны брызги крови, увидел раззявленный (Скооро, скооро отреежуут!) с неправдоподобно алыми лепестками губ рот, хрустальные капельки слюны. С трудом подавил болезненную судорогу. С силой потирая виски, попытался глубоко вдохнуть. Поперхнулся и сильно закашлялся. Глаза наполнились слезами.
   – Дама. – Диман положил на стол даму и сцепил руки. Почувствовал резкую боль. Напрягся, разглядывая на коже белые, оставшиеся от ногтей полоски. Не то застонал, не то зарычал, чувствуя, что ещё немного, и выскочит из-за стола и на кого-нибудь набросится.
   Держись…
   Лицо Отличника медленно превращалось в маску, не справлялся и слой грима.
   Пётр протянул руку, остановился. В последний момент (Скооро, скоооро отреежут!!!) засомневался. Кто знает, может там действительно дама? А может, и нет… Да… непросто. Нервы на пределе, сейчас или никогда. Как поступить? Не ошибиться? Он мог поверить и добавить, но тогда у противника появится шанс избавиться сразу от двух карт, а это верный проигрыш. И что же делать? Что? Почему Дмитрий не смотрит на стол? Зачем переглядывается с судьёй, мерзким жирным уродом, похожим на разварившуюся сардельку? И почему судья улыбается? Неужели сговорились? Больно… как ему больно. Голова раскалывается. Нужно попросить маму принести анальгин. Нужно выпить лекарство… нужно, нужно, нужно… Боль всё сильнее… Мама… Где… что… почему? Карты…
   Пётр достал мятый носовой платок, трясущаяся рука стёрла со лба бусины пота. Громко высморкался и медленно положил сопливчик на стол. Схватился за голову, ладони сдавили виски, посмотрел на Димку невидящим взглядом и… засмеялся.
   Костров не смог пошевелиться. Не отрываясь, смотрел он в безумные широко открытые глаза юноши и видел в них пустоту. Отличник…
   Бывший, – сказал мысленно сам себе голосом ведущего. – Потому что вряд ли когда сидящий перед ним человек сможет воспользоваться своими мозгами. Хорошо, если сможет самостоятельно справить нужду. Хотя… в туалет ему ходить не придётся. То, что из него сделают, в туалет не ходит.
   Дмитрий посмотрел на возникших позади игрока двух дюжих охранников, и не смог сдержать стон.

Глава 2

   Следующий день, как и остаток ночи, обошёлся без серьёзных происшествий. Проснувшись на рассвете, друзья быстро привели себя в порядок, позавтракали и отправились в путь.
   Вперёд…
   Погода начала портиться: посвежевший ветер пастухом гнал по стальному небосводу мохнатое стадо туч, нескончаемый гомон птиц и кузнечиков сменился вибрирующим кваканьем лягушек, а прелый запах топлёной травы уступил сырой прохладе смешанных лесов.
   Караван увеличил скорость – никому не хотелось месить грязь под нудный бесконечный дождь. Разговаривать желания не было, включив спокойную музыку, разглядывая ставший привычным пейзаж, путешественники двигались по едва сохранившемуся железнодорожному полотну, удаляясь от родного города. Попадавшиеся по пути посёлки старались объезжать стороной, если не получалось – пролетали сходу, без экскурсий.
   С виду брошенные деревни выглядели покинутыми.
   Либо неизвестные обитатели действительно покидали свои убежища после заката, либо, используя сканеры, подчинялись определённой программе, только улицы оставались пусты, с рассветом, из-за густых зарослей вездесущей крапивы, превращаясь в совершенно нестрашные зелёно-коричневые холмы.
   Дорога не таила в себе больших сюрпризов, лишь в нескольких местах пути оказались то ли размыты, то ли взорваны (вокруг вывернутых рельсов вздымались оплавленные, превратившиеся в шлак земляные отвалы) и пришлось, рискуя завязнуть, объезжать препятствие вдоль кромки леса. Да прямо перед старым мостом через речку Колышлей Тихон умудрился наехать на сгнившие шпалы, слетел с насыпи и по самые двери утопил броневик в вонючей жиже, похожей на отработку. Пришлось «Тигру один» сдавать задом и вытаскивать увязшего в болоте собрата. Буксуя и оставляя после себя горы вывернутой земли, похожей на чёрный творог, вездеходы выбрались на сухой участок.
   На это ушёл целый час.
   Решили передохнуть. Перекусили, сменили одежду и выкурили пару сигарет. Бегло осмотрели машины, снова пачкаясь в налипшей и быстро сохнущей на ветру тине, ничего криминального не обнаружили, и двинулись дальше. Подъехав к мосту, осторожно, без разведки, переправились на другую сторону.
   И снова вперёд.
   Сразу после древнего железнодорожного моста, который оказался в намного худшем состоянии, судя по карте, следовал почти прямой двадцатипятикилометровый участок дороги. Древний манускрипт оказался прав, и спустя несколько часов уставшие, но довольные путешественники достигли посёлка со странным названием Тащиловка, где и решили остановиться на обед. Сильно проголодавшись (никому не приходилось столько времени проводить на свежем воздухе), мужчины с аппетитом набросились на еду, за несколько минут съедая двойную порцию. Глядя на такое «безобразие», не пришедший в себя Ферельман не удержался и сделал замечание, мол, такими темпами скоро без еды останемся. Но, как и следовало ожидать, внимания на его ворчание никто не обратил: всё прекрасно помнили, что недавно их было на одного человека больше.
   После еды решили немного передохнуть. Артём, без дела пошатавшись вокруг машин, решил связаться с руководством. Достав передатчик, минут двадцать, не меньше, подробно обрисовывал сложившуюся ситуацию, и повторно – нападение в Колышлее. Диман в очередной раз подступился с расспросами к Мишке (друг, как и прежде, продолжал отмалчиваться) по поводу его не проходящего мрачного настроения. Остальные тихо беседовали, наслаждаясь тишиной и прохладой и покуривая сигареты. Кто-то, кажется Костя, предложил выпить, но поддержал его, как ни странно, один Ферельман, но после напоминания Фёдором Ивановичем, как всего пару часов назад они дружно месили грязь, причём именно из-за Кости, – идею благоразумно похоронили.
   Закончив внеочередной сеанс связи и получив новые сведения, Артём достал из машины карту. Отыскав место посуше, аккуратно разложил на траве, руки бережно разгладили чёрно-белую ксерокопию, и начал внимательно изучать. Ведя изгрызенным карандашом вдоль линии пути, Артём читал старинные названия, не обращая внимания на вездесущих муравьёв, вместе с мыслями парня путешествующих по нарисованным неизведанным землям.
   Если верить карте, а пока она ни разу не подвела, им предстояло сделать приличный крюк через Сердобск, совсем недавно крупный форпост (именно об этом сообщил первый помощник), охранявший юго-восточный участок дороги на подступах к Городу, но, как и многие мелкие крепости, двадцать лет назад брошенный жителями на произвол судьбы. Какая опасность могла ожидать в таком большом городе, все прекрасно понимали, к тому же делая крюк, они рисковали, как и в случае с Колышлеем, оказаться в крепости с наступлением темноты. А что происходит по ночам в брошенных посёлках, все тоже хорошо знали.
   Потихоньку к сидящему на траве Артёму стали подтягиваться остальные, и скоро вокруг Блондина образовалось плотное кольцо вполголоса переговаривающихся между собой людей. По-прежнему бледный Ферельман, не перестающий каждую минуту жаловаться на плохое самочувствие и всем из-за этого порядком надоевший, подошёл и встал позади Тихонова-старшего, подобно жирафу, вытянув тощую шею и пытаясь определить, чем вызван ажиотаж.
   – Заманчивое предложение, – донеслись до него слова Спирина. – Особенно учитывая скорый вечер.
   – Вот и я говорю, – поддакнул Константин. – Напрямки надо, по тёмному лезть в город нельзя.
   – Помолчи, – ворчал Фёдор Иванович. – Не видите? Там речка. Как переправляться будем? Вброд?
   – Проблема, – согласился Артём, отрываясь от карты и глядя снизу вверх на Костра. – А ты что думаешь?
   Дмитрий, находящийся под впечатлением разговора с другом, рассеянно почесал затылок:
   – Хрен его знает, честно… – Посмотрел на замершего на подставке киборга (пользы, дружок, от тебя никакой…) и нехотя вернулся к разговору. – Извини… ничего в голову не лезет.
   Артём недовольно посмотрел на Кострова:
   – Так не пойдёт.
   Мотнул головой.
   – Тебе обязательно моё мнение? – возбух Дмитрий, неспособный думать ни о чём, кроме той встречи за школьным сараем. Глаза Спирина, и странный приступ жестокости… едва не приведший к убийству.
   – А ты как думаешь?
   Костров только поморщился:
   – Делай, как считаешь нужным.
   – Я…
   – Я тебе полностью доверяю, – отрезал Диман, и вдруг подумал, что, несмотря на длительную подготовку и с виду сплочённый коллектив, доверия им как раз и не хватает. А ещё о том, что Спирин просто так молчать не будет, по-любому на друга сильно надавили.
   – Хотелось бы верить, – попытался свести всё к шутке Артём, но Костёр почувствовал в голосе грусть и сожаление.
   Мы все что-то скрываем, подумал он. И нам это не нравиться…
   Повисла пауза.
   – Ну и? – Фёдору надоело затянувшееся молчание. – В объезд, или напрямую?
   Путешественники ещё раз посмотрели на карту, взвешивая в уме все «за» и «против».
   – Давай напрямую, – рубанул кулачищем воздух Костя. – Вперёд и с песней.
   – Согласен, – поддержал приятеля Мишка. – Неохота, конечно, купаться, но лучше в воду, чем ночью в город.
   – Решено. – Артём поднялся, аккуратно складывая стёртый на заломах, местами порванный ламинированный прямоугольник. – Сворачиваем с железки после Зелёного Дола и двигаемся на юго-восток. Обойдём Сердобск слева, через Пригородное, и через пять километров снова выйдем к насыпи.
//-- * * * --//
   «Тигры» медленно ползли к Зелёному Долу.
   – Что там по карте? – спросил Костя, ничего не видя из-за передней машины. – Там, где речка?
   – Кто её знает. – Артём наклонился вперёд, пытаясь включить навигатор. – Раньше… чёрт. – Схватился за приборную панель, чудом избегая столкновения с лобовым стеклом, когда машину ощутимо бросило в сторону. – Полегче! – Сердито посмотрел на Костю, замечая на лице парня довольную (ещё и смеётся) улыбку. – Чего ржёшь? – Хотел ещё добавить, но вовремя сообразил, что водитель не при чём. – Прости, сам виноват… яму проморгал. – Вспомнил, о чём говорил. – Да… Короче… раньше поля были, а теперь… – Впереди нарисовалась очередная колдобина, и пришлось срочно хвататься за поручни. – … Скорее всего, тоже лес.
   – Держись. – Костя сполз в похожую на воронку яму, заметил торчащие из земли выпуклые, похожие на яичную скорлупу, кусочки бетонных плит, бывшие когда-то дренажной трубой.
   Вездеход обиженно взвыл двигателем, но уверенно перебрался через препятствие.
   – Как после войны, – раздался в наушниках голос Фёдора Ивановича, и Костёр с Мишкой покосились на Артёма.
   – Может и войны, – туманно намекнул парень и вздохнул: то ли не желая делиться воспоминаниями, то ли от самих воспоминаний. – Думаете, я знаю больше вашего? – Заметил ироничный взгляд Спирина и усмехнулся. – Если и знаю, самую малость.
   – Не хочешь – не говори, – пожал плечами Дмитрий. – Плакать не станем.
   Артём рассмеялся:
   – Хорошая попытка. – Проводил взглядом подозрительные развалины, поросшие странными на вид растениями, похожими на лопухи, только бурого цвета. – Но я действительно ничего не знаю. – Взмахнул рукой, останавливая Костю, готового отпустить очередную колкость. – Перед нами ставили конкретные задачи… знали мы только нужное для выполнения операции. – Белобрысый перевёл дух. – Пару раз натыкались на подобных тварей. Ничего, справлялись, экипировка была, будь здоров. – Взгляд спецназовца стал рассеянным. – Короче… сбросят с вертолёта, и давай… вперёд.
   Молодой человек окончательно выпал из реальности.
   – В таких же деревнях? – уточнил Тихон, бросая быстрый взгляд на своего пассажира.
   – Не отвлекайся! – послышался недовольный окрик Кострова.
   Броневик сильно подбросило и замотало на гребне гигантской воронки. Послышался противный скрежет металла о металл. На высокой ноте взвыл двигатель, вращая повисшие в воздухе переднее правое и заднее левое колёса, затем «Тигр два» плавно наклонился вбок, колёса нащупали точку опоры и, буксуя, поднимая в воздух клубы земли вперемешку с камнями, дёргаясь, как припадочный, выбрался из западни.
   – Что у вас опять? – послышался взволнованный голос Тихонова-старшего. – Костя?
   – Да всё нормально…
   – Что нормально? Я же вижу! Повторяй за мной и не выёживайся!
   – Сам знаю…
   – Доиграешься, нахрен… – в очередной раз выругался Фёдор Иванович, обильно сдобрив фразу трёхступенчатым матом, заставляя всех притихнуть, но не смутиться, потому что, несмотря на грубое изложение, был абсолютно прав.
   Они на самом деле облажались. Непростительно расслабились и вели себя слишком самоуверенно.
   А если бы грунт оказался рыхлым? Если бы под землёй притаился воздушный карман? Скорее всего, валялись бы в кювете. И возможно, кто-нибудь свернул себе шею. Только и всего… Конечно, в запасе оставался ещё один автомобиль, и они могли пересесть в него (размер позволял), да только шансы добраться до гор в таком случае существенно (мягко говоря) снижались.
   – Я понял, – неожиданно выдавил из себя Костя, удивив заявлением всех, кроме отца. – Сам не знаю, притомился, наверное.
   – Бывает, – ответил Фёдор Иванович и, зная, что сын не видит, позволил себе довольную улыбку. – Ничего, прорвёмся.
   Но Костя, словно почувствовав перемену в настроении отца, тоже заулыбался.
   Из леса вышел лось. Уставился на невиданных гостей умными антрацитовыми глазами. Огромная лошадиная морда, прядая ушами, плавно, будто на шарнирах, задумчиво поворачивалась вслед броневикам. Налетевший ветер смешно взъерошил на загривке шерсть.
   – Пора что ли? – поинтересовался Тихонов-старший, без навигатора замечая начавшую загибаться вправо дорогу и появившиеся вдали здания. Передёрнул плечами, вспоминая ночное нападение.
   – Точно, – подтвердил Артём. – Съезжаем?
   – Погоди, – осадил Фёдор Иванович, разглядывая через стекло поросшее высокой травой, всё в рытвинах и кочках широкое поле. Перевёл взгляд на небо, прикидывая, не застанет ли в дороге дождь, превращая плодородный чернозём в чавкающее под колёсами месиво.
   Влипнем тогда по полной…
   Ничего больше не объясняя – правая рука рванула на себя «ручник», – включил нейтральную скорость. Хотел открыть дверь, когда Ферельман поинтересовался, не нужна ли помощь? Помощь… Пожилой водитель с улыбкой посмотрел на доктора. Сиди уж… Не спеша открыл дверь и, продолжая улыбаться, неловко спрыгнул на землю:
   Оп-па…
   Из «Тигра два» сразу (парень снова среагировал быстрее всех) выбрался Артём. Остановился возле капота, выразительные, сейчас лазурно-серого цвета, глаза прилипли к Костиному отцу, заставив Тихонова-старшего смутился от такой заботы. Впрочем, Блондин не забыл и о прилегающей территории: заметил, как в люке над крышей появилась сначала голова, а затем широкие плечи Кострова, и как правая рука Митяя (быстро привык) умело легла на приклад пулемёта.
   Спустя секунду примеру Дмитрия последовал Горяев. Тоже вылез из «Тигра один», почти сразу ныряя назад, когда, выглянув из люка, наткнулся на воняющий порохом закопчённый ствол пулемёта киборга. Высунулся снова. Недовольно качнул ромбовидной головой и осторожно, словно боялся обжечься, отвёл одним пальцем грозное оружие в сторону.
   БАМ возражать не стал.
   Тем временем Тихонов-старший, окинув железнодорожное полотно недовольным взглядом, кряхтя, спустился с насыпи. Нагнувшись – камуфляжная рубашка натянулась на спине, – внимательно осмотрел почву. Поковырял носком ботинка землю, разбрасывая в стороны жирные свалявшиеся комья. Убедился в достаточной сухости, по крайней мере, пока, и снова посмотрел на небо, вдыхая сладковатые запахи луговых цветов, перебиваемые вонью стоячей воды. Посмотрел на замерших в ожидании друзей и неожиданно подумал, что побуксовать им всё же придётся.
   – Вроде ничего, – произнёс он, снова вглядываясь вдаль и пытаясь угадать, что ждёт маленький караван через пять километров.
   – Съезжай, – вернувшись в машину, приказал Артём Косте. – Давай сначала мы, в случае чего вытянут.
   Костя согласно кивнул, вывернул до предела руль и осторожно надавил на газ, заставляя «Тигр два» подъехать носом к крутому склону. Не выключая скорости, выжимая поочерёдно сцепление и тормоз, медленно скатился вниз, царапая защитой картера и высоким бампером дёрн. Почувствовав под колёсами твёрдый грунт, слегка газанул, выравнивая автомобиль, и не спеша (хватит на сегодня) развернулся, останавливая броневик параллельно путям.
   – Фу-у… – наигранно шумно выдохнул Тихонов-младший, вытирая вспотевший лоб. Глаза весело уставились на Артёма, перескочили на стоявшего перед машиной хмурящегося (и бледного?) отца. – Ну как?
   Вместо ответа Фёдор Иванович несколько раз качнул головой, в сердцах махнул рукой, непонятно что имея в виду, и не спеша взобрался на насыпь. Оказавшись в броневике, выгнал из него Горяева и Ферельмана, и, матерясь на всю округу, осторожно повторил манёвр сына. Затормозив рядом с машиной Кости, перестал ругаться (какое счастье), вытянувшись через весь салон, распахнул пассажирскую дверку, приглашая друзей садиться. Горяев подчинился без слов, а Владимир, придерживая одной рукой очки, не преминул пожаловаться. Как же, его высочество ноги запачкало. Но Фёдор Иванович смолчал, устал, наверное.
   – Вперёд? – с улыбкой наблюдая за сценой посадки, спросил Костя, интуицией водителя чувствуя опасность стояния на одном месте: колёса медленно проваливались в податливую почву.
   – Давай, – кивнул Артём, вглядываясь в зелёную даль. – А-а… – От рывка откинулся на спинку сиденья. – О-ост-орож-неё блин. – Не совсем внятно закончил фразу, когда автомобиль затрясся на многочисленных кочках и рытвинах.
   – Из-звиняюсь, – вырвалось у Тихонова-младшего.
   Рифлёное колесо налетело на шишку скрытого густыми зарослями холмика, и броневик протестующе заскрипел. Противно завибрировал пол.
   – Сбавь обороты, – посоветовал Фёдор Иванович. – Тише едешь… а… писец полный… – Послышался шумный выдох. – Так… мы до вечера… ёжкин кот… не доберёмся.
   Подпрыгивая, «Тигр два» смял ещё несколько кочек, разбрызгивая тяжёлым колесом протухшую болотную воду, провалился в скрытую в траве яму.
   – Может… вернёмся?
   – Теперь?
   Автомобиль провалился в рытвину, затем подскочил на колдобине.
   – Ещ-щё не поздно… – Снова тычок, скрип и скрежет.
   – Да что же… это?
   – П-правда…
   Рискуя вывалиться, Артём открыл дверь и высунулся наружу.
   – Сбавь! – бросил он резко, глаза скользнули по стоявшему в специальном креплении автомату, решив что-то для себя, неожиданно выпрыгнул из машины. Неуклюже пробежал, пытаясь не наступить в невидимые ямы-ловушки, несколько метров. Всё-таки провалился, и, спасая ноги, вытянул перед собой руки, делая корявый кувырок через голову.
   В наушниках послышался смех.
   – Вот это спецназ, – не удержался Константин. – П-профессионализм налицо.
   Снова смех.
   – Скорее на… лице, – ввернул Дмитрий, осторожно перелезая на переднее сиденье.
   – Смейтесь, смейтесь, – произнёс Артём, отряхивая одежду и осматриваясь. – Клоуны недоделанные…
   – Это ещё посмотреть надо…
   – Куда тебя понесло? – поинтересовался Костёр, когда автомобиль поравнялся со спецназовцем. – А? – Резко замолчал, когда машину сильно тряхнуло, ухватился за скобу под потолком и ногой оттолкнул летевшую на него открытую тяжёлую дверь. – Запрыгивай!
   – Нет, – махнул в ответ спецназовец, с лёгкостью обгоняя еле ползущий вездеход и внимательно глядя под ноги. – Езжайте за мной!
   – Во даёт! – раньше всех сообразил Фёдор Иванович. – Голова.
   – А? – до Кости дошло, зачем Блондин выпрыгнул из машины и бежит впереди, разглядывая скрытые в траве рытвины и кочки, и рискуя сломать ноги.
   – Устанешь, – посочувствовал Тихонов-старший, направляя броневик в сторону взмаха руки Артёма. – А-а… – Весело улыбнулся. – … Устанешь, поменяешься. – Посмотрел на сидевших позади Ферельмана с Горяевым. – Народа у нас хватает… только и знают табак переводить.
   Не выдержал и громко рассмеялся, представляя скачущего по полю тощего и длинного доктора.
   Не сговариваясь, Владимир и Павел посмотрели друг на друга, словно прикидывая, кто из них будет следующим, но вслух ничего не сказали и даже не улыбнулись.
   Броневики заметно прибавили скорость, и через час впереди показался грязно-бежевый лоскут берегового песка, обрамлённый зелёно-коричневой бахромой камышей, а ещё через пятнадцать минут выехали к заросшему и заилившемуся берегу реки.
//-- * * * --//
   Сильно пересохшее русло Колышлея местами почти полностью заросло камышами вперемешку с мелким кустарником. Похожее сверху на колею от гигантского колеса, оно терялось среди пологих холмов, исчезая справа в наступающих с севера посадках, а слева – в ржавых глинистых барханах. Ещё несколько лет назад глубокая полноводная река превратилась в десятиметровую полосу мутной грязно-зелёной воды, с трудом прокладывающей путь сквозь водоросли и ряску. Слышалось едва заметное журчание и плеск, сухо шуршали на ветру высохшие стебли пожелтевших камышей и дружно квакали лягушки. Сильно пахло тиной и гнилью, а ниже по течению на крутом противоположном берегу плясали солнечные зайчики, отбрасываемые бликующей и переливающейся на мелководье водой.
   Не хватало мычащего стада коров, тучи оводов и специфического запаха коровьих «лепёшек» – непременного спутника крупнорогатого скота. Но, к сожалению, никто из участников экспедиции, слышавших о таких животных лишь в школе и видевших коров только на картинках, – в своей жизни не встречал, а тем более не ассоциировал с речкой и водопоем. И не только люди позабыли, как выглядели эти животные, но и сама природа… и всё потому, что уже много лет коров разводили в единственном сохранившемся заповеднике за сотни километров отсюда.
   Раньше всех к речке спустился Костя. Недолго думая, скинул ботинки, стянул носки и вошёл в воду. Кожа покрылась мурашками; матерясь от холода, с улыбкой оглянулся на товарищей. Поднимая игривую волну, провёл по воде пальцами.
   – Зря ты это, – окликнул сверху Ферельман, обиженный на крамольное предложение Тихонова-старшего, и поэтому не пожелавший вместе со всеми спуститься к реке.
   Костя замечание доктора проигнорировал. Сделал несколько шагов, погружаясь по колено и с удовольствием чувствуя под ногами рыхлый песок и мелкие камушки.
   – Может, правда? – засомневался Фёдор Иванович, с тревогой оглядывая чёрную и ноздреватую, жирную на вид, затянутую илом прибрежную кромку. – Мало ли чего…
   – Да ладно. – Тихонов-младший повернулся и посмотрел на столпившихся у воды людей. – Искупаться, что ли?
   – Ни в коем случае, – снова вмешался врач. – В воде наверняка присутствуют микробы.
   – А прививки? – удивился сидевший на корточках, уставший после бега по пересечённой местности Артём. – Сам же говорил.
   Ферельман посмотрел на него, как на идиота.
   – Да, сделал. – Недовольно пожал плечами. – Но кто знает, с чем можем столкнуться? Хорошо, если лекарства помогут, а если нет? Как хотите, а мне не хочется вдали от дома загнуться от какой-нибудь лихорадки Денге.
   Упоминание о неизвестной болезни, да ещё с таким странным названием, заставило людей непроизвольно отступить от воды на шаг. Даже Константин, хорохорясь и ёрничая, выбрался на берег и недовольно поинтересовался, как они в таком случае собираются переправиться на другую сторону. На что Ферельман с умным видом возразил, что одно дело переехать незнакомую речку в машине, а другое – плескаться в ней без одежды.
   – И, самое главное. без обуви, – добавил он, глядя на босые ступни парня, и догадываясь, что обуваться здоровяк не собирается. – Если поранишься и занесёшь инфекцию… – Владимир выдержал паузу, позволяя собеседнику нафантазировать последствия. – Сто процентов без ноги останешься.
   На этот раз повторять не пришлось. Грузно прыгая то на одной, то на другой ноге, и вызывая смех у столпившихся рядом товарищей, татуированный здоровяк быстро обулся.
   – Что дальше? – поинтересовался он, завязывая шнурки и встречаясь взглядом с продолжавшим сидеть (уже на пятой точке) Артёмом. – Дно-то надо разведать? Или вслепую попрём?
   – Надо, – кивнул спецназовец и посмотрел на начинающий темнеть лес. – И надо торопиться… позиция на берегу слабая.
   – Без глупостей только, – громко сказал со своего наблюдательного поста Ферельман. – Кто знает, какая здесь глубина.
   – Какая глубина? Да мелко здесь.
   Мужчина недовольно взмахнул рукой:
   – Пускай, но верёвкой обвяжись.
   – Доктор прав, – поднялся на ноги Артём. – Верёвка дело хорошее… Принесёшь? – Посмотрел снизу вверх на Ферельмана. – Знаешь где? – Широко зевнул. – А-а?
   Ферельман кивнул, чисто автоматически (профессиональные навыки никуда не делись) констатируя у парня сильное физическое утомление, и заковылял к невидимым от реки вездеходам. Послышался звук открываемой дверцы, грохот переворачиваемых коробок, недовольный (наверное, что-то упало) возглас и металлический щелчок, когда дверь закрылась.
   Выглянуло солнышко, чиркнуло по берегу косыми огненными лучами, скрылось за ватой облаков. С плеском сиганула в воду крупная лягушка, за ней – ещё две.
   Плюх… плюх, плюх.
   – Ловите! – крикнул Владимир, появившись на склоне. Дождался, когда на него обратят внимание, и бросил вниз сложенный альпинистский трос.
   – Чему радуешься? – удивлённо поинтересовался Фёдор Иванович, замечая на лице врача довольную улыбку.
   – Да так. – Ферельман согнул правую руку в локте и покивал ей, показывая большим пальцем за спину. – Машины заодно помоем.
   – Точно, – согласился пожилой мужчина. – А то смотреть тошно. – Покосился на сына. – После того болота… Помочь? – Обратился уже к Артёму, успевшему обмотать трос вокруг широкой Костиной талии.
   – Держать будешь? – усмехнулся наёмник. – Не думаю, что течение такое сильное и меня унесёт.
   – Как скажешь. – Фёдор Иванович сделал шаг в сторону и стал разглядывать бросающиеся в глаза буруны и пятно из тины, мелких веточек и листьев посередине реки. – Торчит там, что ли чего? – Показал рукой на скопившийся мусор. – Или так мелко?
   – Так мелко быть не может, – ответил Костя, качая квадратной головой. – В метре от берега по колено.
   – Если будет по грудь, машины не пройдут.
   – Отлично… – протянул молчащий до этого Горяев, бросая в воду окурок и провожая взглядом импровизированный кораблик. – И что тогда? Назад?
   – Посмотрим. – Ухватившись руками за трос, Костя смело шагнул в воду. Повернулся, улыбаясь и желтея золотой фиксой, попятился, как рак, задом. – Я же говорил, по-любому искупа… ёп! – Споткнулся, сильно припадая на правую ногу и опускаясь в воду по пояс. Отпустив трос, неловко развернулся, и, стараясь сохранить равновесие, хлёстко ударил ладонями по воде, поднимая искрящееся облако брызг и окатывая стоявших ближе всех к воде Артёма и отца. – Вот чёрт… – Глупо улыбаясь, но с выражением испуга на лице, выпрямился, поднимая вверх руки. Разглядывая мокрую одежду, машинально попробовал языком стекавшую по лицу воду. – Искупался, блин…
   – Ты чего делаешь?! – сердито закричал Фёдор Иванович, отскакивая от берега. – Хватит дурью маяться!
   – Аккуратнее! – засмеялся Артём, оставаясь на месте и нагибая белобрысую голову, когда брызги полетели в его сторону. – Спасибо за душ.
   – Не за что, – развёл руками Костя и фыркнул. – Надо же, чёрт. – Развернулся, и медленно пошёл дальше, через несколько минут без происшествий оказываясь на другом берегу.
   – Вроде нормально! – крикнул он с другой стороны, разглядывая пологий берег и прикидывая, как лучше подняться наверх. – Здесь и поедем! – Повернул голову и посмотрел на отца. – А?
   – Прорвёмся! – крикнул тот в ответ. – Возвращайся! – Повернулся и начал взбираться вверх по склону, направляясь к машинам.
   Костя послушно вошёл в воду.
   Возвращение назад заняло минуту. Брод был разведан, глубина (только в одном месте и на очень коротком участке) немногим превысила метр, а течение только с виду казалось сильным.
   Выбравшись из воды, Костян торопливо отвязал трос. Бросил конец Артёму, и, раздевшись до трусов – руки прижали к груди мокрую одежду, – хлюпая мокрыми берцами и увязая в песке, последовал за отцом. Прочие остались на берегу. Тихонов-старший предупредил (никто возражать не стал), что спускаться к воде машины будут налегке, без пассажиров.
   Сменивший к вечеру направление ветер гнал от воды прохладу и сырость. Камыши удивлённо гнули коричнево-пушистые головы-свечи. Ворчливо скрипели сухими листьями.
   Когда Тихон подошёл к вездеходу, отец сидел в «Тигре один», а киборг с грохотом слезал с подставки. Забравшись в броневик, Тихонов-младший разулся, выбросил в траву мокрые носки, думая, почему не додумался снять сразу, и натянул ботинки на голые ноги. Пошевелил пальцами, привыкая к новым ощущениям, убедившись, что ничего не мешает, пристегнул ремень безопасности и завёл двигатель.
   Вслушиваясь в ровную работу искусственного сердца автомобиля, перевёл бортовой компьютер в режим диагностики и внимательно изучил высвечивающиеся на экране сообщения. Убедившись в исправной работе основных узлов, вернулся к настройкам движения по пересечённой местности и выбрал «брод». На экране появилось схематическое изображение автомобиля. Зелёным цветом мигали устройства (понижающая передача, блокировка межосевого дифференциала, система изменения давления в шинах) необходимые для преодоления водного препятствия. Красным – электронные цепи и всё, боящееся воды. Сверившись с электронной инструкцией, на всякий случай включил виртуального помощника.
   Кажется, всё…
   Закончив с машиной, посмотрел через окно на отца и… неожиданно занервничал. Дожидаясь, пока Фёдор Иванович всё проверит и посмотрит в его сторону, неизвестно почему разволновался. А когда встретился с батьком взглядом, не выдержал и спросил:
   – Ты в порядке? – Глядя в знакомое (и незнакомое…) загорелое обветренное лицо, вдруг с болью заметил, как обострились широкие скулы и подозрительно блестят (уже второй день) глаза… и эти тёмные круги под глазами. Мерзкие синяки, обычно появляющиеся после драки. «Хлоп, и готово».
   Пальцы до хруста сжали руль.
   Синяки от удара могут сойти, закралась поганая мысль. Эти же «хлоп, и готово» – никогда.
   Костя вздрогнул, словно в открытое окно залетел порыв ледяного ветра. Нет… не было ветра. Лишь озарение… залетело и зацепилось за обнажённые нервы, заставляя взглянуть правде в глаза.
   Почему батёк согласился?
   Константин попытался отвести взгляд.
   Признайся!
   Отец несколько раз кашлянул.
   Нет… сейчас он скажет «Прорвёмся»… скажет…
   Глаза против воли проследили за ладонью, прикрывшей губы.
   Ты должен.
   Отец действительно сказал любимое слово, затем, стараясь приободрить, улыбнулся. Только улыбка получилась неестественной и грустной.
   – Прорвёмся… – беззвучно прошептал Константин, улыбаясь в ответ и чувствуя, как язык прилипает к небу, а сердце сбивается с ритма.
   Его улыбка… Так может улыбаться человек, не видевший в проклятой жизни ничего хорошего и… вдруг, под самый конец, отыскавший в ней смысл…
   Костя до боли прикусил губу. О чём он думает? Сейчас, когда они снова вместе. Когда забыли о прежних невзгодах. О чём? О болезни отца, разумеется. Об отсутствии рядом аптек и врачей. О том, что путешествие забирает последние силы. И о том, что даже сейчас, когда серьёзной угрозы вроде бы не предвидится, им снова предстоит выложиться по-полной: рискуя машинами, успехом операции и своим здоровьем.
   Прорвёмся…
   Константин улыбнулся. С трудом, стараясь изо всех сил, но улыбнулся, потому что путешествие того стоило. Вся их грёбаная жизнь стоила того, чтобы, если придётся, умереть на берегу вонючей речки. Потому что лучше умереть человеком, пытаясь перейти реку, чем жить безвольным овощем, продолжая плыть по течению. Отец это знал… потому и согласился.
   – Ни пуха… – выдавил из себя Костя, включая первую передачу и полностью сосредотачиваясь на дороге.
   – К чёрту, – прозвучал в наушниках голос отца, совпадая с плавным движением автомобиля вперёд.
   – К чёрту, – повторил Костя (желая в душе выразиться покрепче) и тоже стронул бронированную махину с места. Соберись… Голова очистилась от лишних мыслей.
   На стекло упало несколько капель дождя. Включившиеся дворники прощально махнули щётками.
   Стараясь не обращать внимание на машину отца, на смешно ковыляющего следом киборга, парень всматривался туда, где заканчивалась граница травы, обрываясь полуметровым, вызванным эрозией почвы, вертикальным спуском, козырьком нависавшим вдоль всего берега. Успел подумать о несомненном везении: с другой стороны реки такого перепада не было, вспомнил, что на этот случай имеется лебёдка, немного расслабился, но снова напрягся, когда край обрыва стал не виден за капотом.
   – Тихонечко, – услышал Костя отца, но отвечать не стал, догадался, что батёк разговаривает сам с собой.
   Так спокойнее, подумал парень, высовывая от напряжения язык. И совсем не глупо.
   Видимый слева и справа край обрыва стал ближе.
   Сейчас…
   Передние колёса, на секунду теряя точку опоры, замерли над обрывом, и медленно, оставляя две широкие колеи, с неслышным шорохом осыпающейся земли сползли вниз. Броневик качнулся вперёд, собирая днищем траву, сильно клюнул носом. С глухим стуком, отозвавшимся аварийным предупреждением на экране монитора, вгрызся защитой картера и бампером в песок, вырывая в нём заметное углубление.
   Нежнее…
   Замерев на несколько секунд (Костя надавил на тормоз), вездеход снова медленно двинулся вперёд. Смял задним бампером козырёк дёрна, обвалил и, оставляя на земле «рваные» полосы, мягко коснулся задними колёсами грязного песчаного берега, благополучно осилив выпавшее на его долю очередное испытание.
   Вот так…
   Тихонов-младший шумно выдохнул, только теперь чувствуя, что весь мокрый, а сиденье неприятно липнет к спине. Смахнув с бровей капли пота, снова схватился за руль обеими руками, позволив себе чуть-чуть расслабиться (так и до инфаркта недалеко), преодолел ровный пологий спуск, и медленно подвёл автомобиль к кромке воды. Сбросив газ, выключил скорость и немного резко, нервно, рванул, фиксируя машину, рычаг стояночного тормоза. Справа, обогнав автомобиль на ширину бампера, остановился «Тигр» отца. Судя по лицу водителя, выглядел Фёдор Иванович намного лучше сына.
   Нервы, подумал Костя, стараясь забыть недавние страхи. И периодически мигающий датчик радиации…
   – Готово. – Отстегнув ремни, Костя открыл дверку и, не примериваясь, скорее вывалился, чем выпрыгнул из машины. С шумом приземлился, носы берцев утонули в мокром песке, потерял равновесие и начал падать. И наверняка взрыхлил бы носом берег, если бы стоявший рядом Дмитрий не протянул вовремя руку и не помог устоять.
   – Вот ведь… – выдохнул Костя. Гримасничая, выпрямился, несколько секунд помолчал, приходя в себя, затем благодарно кивнул и добавил:
   – Блин, мокрый весь, – повернулся, достал из салона канистру с водой, пальцы отвинтили крышку, проливая себе на волосатую грудь и заставляя Кострова отступить, сделал несколько больших глотков. – Хорошо… – Не обращая внимание на мокрый подбородок, швырнул канистру обратно, достал полотенце и вытер мокрое лицо и вспотевшие волосы.
   – Кондиционер нужно, – невесело пошутил, выглядывая из открытой двери, Фёдор Иванович. Пошарив сзади рукой, отыскал под сиденьем фляжку и тоже сделал несколько глотков.
   – Всё нормально? – не выдержал Костёр. – Уклон небольшой, чего напряглись?
   – Хрен его знает, – вымученно хохотнул Костя. – Устал, наверное…
   Прищурившись, посмотрел на отца.
   – Есть немного, – улыбнулся Тихонов-старший.
   – Просто время, – глядя на темнеющее небо, пояснил Дмитрий. – Стемнеет скоро.
   – Без проблем, – кивнул Костя. – Садитесь… – Отошёл в сторону, пропуская Кострова. – Бать, смотри тогда… – Встретился с отцом взглядом, – … если что – свистни.
   – Свистну, – кивнул Фёдор, вздрагивая, когда БАМ с лязгом забрался на место. – Вот дровосек железный… главное, двигатель не глуши, если в воде заглохнет…
   – Знаю. – Костя повернулся и шутливо толкнул в спину раскорячившегося в дверях Дмитрия. – Ты лезть будешь? – Улыбнулся, представляя, как тот злиться.
   – Я те толкну. – Костёр не глядя, несильно лягнул обидчика ногой и быстро нырнул за сиденье, уворачиваясь от Костиного кулачища.
   – Больно же… – наигранно жалобно протянул Тихон, показывая ухмыляющемуся приятелю кулак.
   С выражением нетерпения на умном лице, с другой стороны за ними наблюдал Артём, но возбухать не стал, молча закрыл за собой дверку и пристегнул ремень.
   – Меня пропустишь? – Не разделяя игривого настроения друзей, недовольно спросил Спирин, тоже теряя терпение. По-прежнему мрачный, сейчас он был особенно не в духе. – На том берегу повеселитесь, – добавил через секунду, неожиданно начиная волноваться.
   Опять это чувство…
   Встретившись с Костровым взглядом, Михаил увидел перед собой Лену: те же глаза, овал лица и манера разговора, особенно когда чем-то недовольна или расстроена. И подбородок… никогда не обращал внимание.
   Внутри всё перевернулось.
   – Залезай. – То ли прочитав его мысли, то ли тоже почувствовав тревогу, перестал улыбаться Константин. – Всё настроение испортил.
   Михаил не ответил, быстро забрался в машину и уселся на место. Поёрзал, волнуясь всё больше, посмотрел на ремни безопасности, и быстро, даже резко, пристегнулся. Заметил насмешливый (Диман пристёгиваться не стал) взгляд друга, но ничего не сказал, понимая, что убедить не получиться.
   – Всё? – Костя обвёл друзей взглядом, в последний раз осматривая броневик, и продолжая стоять на песке, словно хотел остаться на берегу. Вдыхая вечернюю прохладу, поёжился, холодный ветер неприятно холодил вспотевшую спину, попытался подавить взявшийся ниоткуда (ниоткуда?) страх, быстро глянул на реку, и торопливо, будто опасаясь в последний момент передумать, уселся за руль. – Тогда поехали. – Нагнувшись, дотянулся до ручки и захлопнул дверь. – Всё… – Уселся удобнее, провёл вспотевшими ладонями по кожаной оплётке руля. – Вернее, поплыли…
   – Ты чего? – заметил состояние парня Артём. – Бледный какой-то.
   – Хрен его знает… Мандраж.
   – Пройдёт.
   – Надеюсь. – Константин включил скорость и снял машину с «ручника».
   Поехали…
   Вездеход аккуратно, практически без плеска, въехал в воду, и, плавно погружаясь, начал осторожно приближаться к противоположному берегу; Тихонов-младший уверенно вёл автомобиль дорогой, по которой недавно прошёл.
   Под днищем мягко захлюпало.
   – Вода, – коротко ответил водитель на вопросительный взгляд Артёма, и, не замечая кивка, снова сосредоточился на управлении, с усиливающейся каждую секунду тревогой разглядывая прямо по курсу мутную спираль из кружащей на поверхности воды ряски и мелкого мусора.
   Из-под передних арок с тоскливым вздохом вырвались крупные, с пакет молока, пузыри воздуха. Испуганно плеснула слева рыба.
   – Возьми правее, – неожиданно сказал Михаил.
   – Зачем? Я шёл не там…
   – Всё равно.
   – Езжай прямо, – приказал Артём.
   Двигатель заработал тише, а глушак забулькал неведомым животным: нервно дёрнувшись, вездеход провалился под воду на метр.
   – Я говорю… – сделал ещё одну попытку Спирин.
   Автомобиль выровнялся.
   – Да всё нормально, – перебил Костя. – Расслабься.
   – Промокнем. – Костров указал на струйки воды, блестящими дорожками просачивающиеся из-под уплотнителей дверей.
   – Ничего… – Взревев двигателем, автомобиль снова дёрнулся и стал плавно сползать влево. Из воды, в том месте, где кружился мусор, с мокрым всплеском вынырнула бесформенная конструкция, покрытая спутанными волосами зелёного ила и похожая на уменьшенную копию подъёмной стрелы крана.
   – Костя? – послышался в наушниках голос Фёдора. – Возьми правее…
   – Сейчас… не получается…
   – Куда?! Стой!
   Наехав на что-то левым передним колесом, броневик задрал «нос», высовывая из воды левую фару. «Стрела крана» стала подниматься выше, вдруг задрожала и остановилась, словно под водой её схватила невидимая рука, и с громким всхлипом, похожим на шум резко смятой газеты, молниеносно ушла под воду. Вслед за ней, глухо ухнув по воде бронированным днищем, поднимая мутную волну и заставляя пассажиров сползти вперёд и с криками повиснуть на ремнях безопасности, ушёл под воду вездеход.
   – А, ё! – Не пристегнувшийся Костёр камнем полетел вперёд, в последний момент чудом уцепился за сиденье Артёма, но сильно ударился о подголовник. – О-о… – Воздух с шумом вышел из лёгких, а из глаз брызнули слёзы.
   – Чёрт… – Навалившись на руль, Костя попытался удержать машину, но шеститонная махина и не думала подчиняться, продолжая упорно сползать в образовавшуюся под водой яму.
   – Аккуратнее! – Фёдор Иванович не заметил, как по колено оказался в воде. – Назад! Назад давай!
   Чертыхаясь, Костя упёрся ногами в пол и попытался сесть удобнее, но с противным кожаным визгом снова сполз с сиденья. Выматерился, жалея, что не оделся и теперь скользит. Подумал, что мокрая одежда ничего бы не изменила. Упёрся руками в руль, выгибаясь дугой в неудобной позе, включил заднюю скорость и начал плавно жать на газ, пытаясь выбраться из западни.
   Натужно взревев двигателем, и гулко булькая скрытой под водой выхлопной трубой, «Тигр два» завибрировал всем корпусом и начал медленно выбираться на ровный участок.
   – Давай, давай…
   Вокруг машины расползалось, медленно сдвигаемое течением в сторону, большое мутное пятно: прокручивающиеся под водой колёса выбрасывали из-под себя песок.
   – Только… – Фёдор бросился к завязшей машине.
   …Не сорвись, подумал Костя, соскальзывая с сиденья и чтобы удержаться чисто рефлекторно упираясь одной ногой в полик, а другой – в педаль газа.
   – … не сорвись! – правильно угадал он крик отца, в отчаянье хватающегося за голову, когда прямо на глазах вездеход из последних сил рванулся назад. Дико взревел, поднимая забуксовавшими колёсами фонтаны брызг, качнулся и… вздрогнув, как живой, неожиданно заглох, резко скатываясь обратно в яму. После чего плавно, будто специально позволяя насладиться неприятным зрелищем, опустился под воду по лобовое стекло.
   Тихонов-младший съехал с сиденья и больно ударился грудью о руль. Рядом, почти касаясь щекой уха свисающего возле него Кострова, повис на ремнях Артём. Тревожно загудел зуммер, предупреждая о переводе автоматики в аварийный режим: компьютер спешно обесточивал электронные системы, спасая от короткого замыкания, задействовал дополнительные цепи питания, пытаясь поддерживать аппаратуру в рабочем состоянии. Защёлкали реле и замигали разноцветные лампочки на приборной панели. Экран монитора несколько раз мигнул…
   – Только не это! – вырвалось у кого-то.
   …И окончательно погас. Потухли все лампочки, а спустя секунду замолчал и сигнал тревоги. Стало так тихо, что все услышали плеск воды снаружи (внутри тоже набралось по колено) и раскатистый гул работы дизеля «Тигра один».
   – Не может быть, – сказал Артём, замирая, когда зуммер загудел снова. Под панелью громко щёлкнуло, запахло палёными проводами, но компьютер вдруг ожил. Мигнула сначала одна лампочка, затем другая, засветился, пытаясь зафиксировать дёргающееся на экране изображение монитор. Выправил, выводя на дисплей кроваво-красное слово «тревога», снова погас, загорелся и… погас окончательно.
   Замахнувшийся на экран, собираясь ударить, Костя вовремя передумал: хватит с него машины. Осторожно забрался на сиденье, плечи свела судорога, и снова вспомнил, что сидит в одних трусах. Нащупав под водой педаль сцепления, выжал, и резко повернул ключ зажигания, надеясь… лампочки лишь несколько раз мигнули, показывая, что завести автомобиль не удастся.
   Всё… приехали.
   В бескрайней вышине, окрашивая далёкие развалины в чёрный цвет, разлилось похожее на надпись на дисплее свечение: последнее предупреждение перед надвигающимся закатом.
   Михаил начал дрожать.
   Неужели от холода?
   Сыро, пришла в голову другая мысль. Так всегда, когда тонешь.
   – Вы как? – послышался встревоженный голос Тихонова-старшего.
   – Нормально, – ответил за всех Артём. – Пока…
   Пока не стемнело.
   – Косяк, – сказал Костя, пытаясь открыть дверь и вовремя вспоминая, что они под водой.
   – Не стоит, – помотал головой Артём. – Лучше через люк. – И показал серыми глазами на крышу.
   – Полезли. – Уцепившись за сиденье, Костя поднатужился и перебрался назад. – Живой? – Посмотрел на осторожно потиравшего грудь Кострова.
   – Живой, – кисло улыбнулся Дмитрий, встречаясь взглядом со Спириным, и вспоминая, как основательно товарищ готовился к переправе. На обычную предусмотрительность было не похоже.
   – Я иду к вам, – услышали они Тихонова-старшего.
   – Не надо, – проворчал Константин, хмуря густые брови. – Я сам. – И зло выругался, вспоминая, сколько раз говорил поганую фразу.
   – Я помогу.
   – Не надо, бать. – Облизал мокрые губы. – Вдруг понадобиться срочно за руль? – Парень выбрался на крышу, и, пытаясь не соскользнуть вниз, на коленках осторожно подобрался к лобовому стеклу.
   – Хорошо. – Фёдор Иванович остался на берегу. – Что думаешь?
   – Лебёдка. – Костян посмотрел в сторону берега. – По-другому не получиться.
   – Уверен? – Пожилой мужчина окинул взглядом пологий склон. – Цеплять-то не за что? Ни одного дерева.
   – Точно, – подтвердил Артём, выбираясь на крышу вслед за водителем. – Ничего не выйдет.
   Прекрасно помня об отсутствии на другом берегу деревьев, Костя осторожно встал, пытаясь посмотреть дальше. Может, пенёк?
   – Берём вещи и уходим, – тихо сказал Артём. – Попробуем до темноты на железку вернуться.
   – Не успеем, – подал голос Ферельман.
   В машине зашевелился Спирин.
   – Думайте, – неожиданно громко сказал парень, его выразительные глаза зло блеснули в темноте салона. – Безвыходных ситуаций не бывает.
   – Проснулся, – усмехнулся Артём, проводя рукой по соломенным волосам. – Раньше где был?
   – Сказать? – высунул из люка голову Спирин.
   Спецназовец подвинулся в сторону:
   – Не надо. – И отвернулся, не собираясь спорить с ботаником.
   – В чём проблема? – не стал обращать на него внимание Майкл. – Лебёдка под водой не работает?
   – Лебёдка-то работает…
   – А чего?
   – Зацепить не за что.
   Спирин задумался:
   – Почему не за что?
   Костя резко обернулся и посмотрел на Мишку:
   – Ты что-то увидел? Где? – И снова посмотрел на берег, гадая, чего мог пропустить.
   – Там ничего нет, – ответил Спирин, недовольно морщась. – Я не это имел в виду.
   – А что? – хором спросили Костя с Артёмом.
   – Если нет дерева – надо его сделать, – хитро прищурился Михаил. – Врыть что-нибудь.
   На лице Константина отразилось понимание.
   – Ёжкин кот. А ведь, правда. – И посмотрел на стоявшего по колени в воде отца. – Правда, бать?
   Фёдор Иванович кивнул, соображая, из чего соорудить якорь.
   – Только нет у нас ничего, – сказал он через секунду. – Нужно что-то длинное и… мощное. Такую махину просто так не вытащишь.
   – Не вытащишь, – повторил Михаил, снова исчезая в брюхе вездехода и задумчиво разглядывая содержимое. – Гранатомёт… нет. Лом… слабоват. Чёрт… – Послышалось его приглушённое бормотание и грохот передвигаемых ящиков. – Большое надо… Блин! – Громко воскликнув, парень вызвал Тихонова-старшего. – Фёдор Иванович?
   – Да?
   – А запаска?
   – Что запаска?
   – Как что? – Невидимый в салоне, поморщился Спирин. – У нас два огромных запасных колеса.
   – И? – не понимая, протянул пожилой мужчина.
   – Их можно врыть, – сообразил Константин. – Правильно?
   – Правильно, – выглянул из люка Михаил. – Вкопаем буквой «Т» и зацепим за них трос.
   – Можно попробовать.
   – Тогда за дело, – оборвал ненужные восклицания Артём, в силу профессии тонко чувствующий, когда нужно прекращать бесполезный трёп и приступать к делу. – Константин, командуй. – И осторожно спрыгнул в воду.
//-- * * * --//
   Время – берег. Время – копать. Время – глубже.
   Темнеющий небосклон – не страшно. Бледная луна – не главное. Холодный ветер и дрожь – ерунда. Мокрая одежда и сбитые руки – пройдёт.
   Спирин и Костёр дружно копают яму. Артём с Костей тащат колесо, Горяев с Ферельманом катят второе.
   Все мокрые и уставшие, но зато вместе. Единый фантастический организм. Дружба и ничего более. Товарищество в чистом виде. Неповторимое чувство локтя. Команда… чем хотели стать, но так и не смогли.
   – Не могу. – Чувствуя под руками мягкий на ощупь протектор, Ферельман тяжело облокотился на колесо.
   – Держись. – Горяев мотнул головой, стряхивая с бровей и волос капли пота. – Ещё немного…
   Тяжело вздохнул.
   Владимир кивнул, заставляя себя собраться и чувствуя, что превращается в муравья.
   – Хорошо. – Упёрся ногами в песок и тяжело вздохнул. – Готов? – Посмотрел на еле заметную на светлом песке собственную тень, и улыбнулся, замечая возле пятна головы две маленькие палочки, похожие на усики.
   Точно муравей…
   – Готов, – негромко сообщил Павел, не совсем понимая, чему улыбается доктор, и кисло улыбаясь в ответ. – Немножко осталось.
   Доктор-муравей согласно кивнул, и мужчины снова покатили проклятую запаску вверх по склону.
   Артём с Костей своё колесо уже опустили, руки держат, а ноги сгребают песок. Хоть чем-то помогают мокрым от пота и уставшим больше других Костру и Аспирину.
   – Куда?.. – Горяев остановился тяжело дыша. – Рядддом? – Упёрся изо всех сил, пытаясь удержать заваливающуюся запаску. – Ввовван…
   Ферельман пришёл другу на помощь и колесо удалось удержать.
   – Сейчас… – Костя кивнул, показывая, куда опустить. – Я помогу.
   Убедившись, что первое колесо держится, отпустил, помогая закатить в яму вторую половинку импровизированного «якоря».
   – Осторожно… так… отпускай!
   – Вот чёрт…
   – Тяжёлое, блин…
   – Дерьмо.
   Быстро темнело. Над головой клубилось синее небо. От реки поднимался седой клочкастый туман.
   Несмотря на усталость, мужчины начали дружно забрасывать колёса всем, попадающимся под руку.
   – Камни! Камни давайте, – приказал Спирин, морщась от резкого запаха пота. – Крепче будет.
   Парни послушно начали таскать из воды нащупанные на дне булыжники и аккуратно бросать в яму.
   Время – камень. Время – взял. Время – бросил.
   Ферельман тяжело опустился на колени и бросил в яму здоровенный валун, с противным скрипучим звуком прочертивший на диске глубокую длинную царапину.
   – Не могу больше. – Доктор привалился спиной к покрышке, жадно хватая ртом воздух и пытаясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце. – Пить охота. – Посмотрел на отправившегося к утонувшему броневику Горяева и жалобно попросил. – Пашок, воды захвати…
   На секунду все замерли: пить хотелось не только Ферельману.
   Павел выбрался из машины и с плеском спрыгнул в воду. Выпрямился. С ума сойти, в руках он держал по алюминиевой (настоящей!) банке пива.
   – Несу! – услышал Владимир крик напарника. – Держись.
   Ферельман счастливо застонал. Даже Спирин перестал копать, не в силах отвести от золотистых жестянок взгляда.
   – Две баночки… не повредят. – Посмотрел на него доктор. – Я как врач… заявляю…
   Все рассмеялись. Тихо и устало.
   – Да уж, – воткнул лопату в песок Дмитрий. – Всё равно с потом выйдет. – С нетерпением посмотрел на пальцы Горяева, тщетно пытавшиеся поддеть кольцо.
   Давай же…
   Костёр сильно сглотнул, замечая, как нетерпеливо дёргаются у ребят руки в желании вырвать жестянку у Пашка, в расчёте, что у самих получиться ловчее. Услышал характерное шипение, и прежде, чем показалась «мыльная» пена, почувствовал пьянящий аромат хмеля. Петрович не обманул, достал несколько дорогущих «настоящих» поллитровок.
   Напиток пустили по кругу, и каждый сделал несколько глотков, наслаждаясь божественным мягким вкусом и чувствуя растекающуюся по телу приятную слабость.
   – Да-а… – шумно выдохнул Костя, вытирая взмокшее враз лицо. – Вспотел сразу.
   – Точно… супер.
   – Хорошо… – подтвердил Дмитрий. – Давно такого не пил.
   Все снова засмеялись.
   Как он сказал? Давно не пил? Хорошая шутка. Он, как и все остальные, не пил такого пива ни разу в жизни.
   Артём смял пустую банку и бросил в яму. Глубоко вздохнул и протянул руки к лопате.
   – Пора закругляться. – Зачерпнул на весь штык песка и бросил в рытвину. – Тащите трос. – Несколько раз прихлопнул сверху, утрамбовывая.
   Костя и Диман отправились к машине. С минуту повозившись возле передка, сняли лебёдку с предохранителя и отсоединили крюк. Вернулись назад, осторожно разматывая трос. Затем, хорошенько обмотали чалку вокруг покрышек. Под конец накинули на трос крючок, окончательно закрепляя, подёргали, проверяя надёжность. И снова начали таскать камни и бросать в яму.
   Через десять минут колёса были полностью засыпаны, и из песка смутно темнел один лишь протектор.
   – Всё, что ли? – выдохнул Михаил, опускаясь на песок и с наслаждением расслабляя ноющую спину. – Тренировка, блин.
   – Ага, – устало усмехнулся Дмитрий. – Хорошо спину качнули, завтра не встанем.
   При слове «завтра» все, словно сговорившись, посмотрели на чернеющую полосу далёкого леса.
   – Давайте парни, – помог подняться Спирину Артём. – Немного осталось.
   – Т-точно. – Дёргаясь от холода и стуча зубами, Константин снова вошёл в воду. Его измазанные и намокшие трусы, когда-то бежевого цвета, мотались на бёдрах половой тряпкой (вытянулись и в нескольких местах порвались), демонстрируя съёжившееся от холода «хозяйство». Но переодеваться времени не было, тем более что одежда снова бы намокла.
   – Попробую включить изнутри! – крикнул он, быстро взбираясь на крышу броневика и ловко ныряя в люк. – Отойдите! – послышался приглушённый салоном крик. – Включаю!
   Выдвинув из ниши над центральной консолью дополнительную панель управления, трясущимися пальцами нажал несколько кнопок, заставляя компьютер подать напряжение на электродвигатель лебёдки. Под капотом защёлкало и заурчало. Несколько лампочек тревожно мигнули и погасли. Затем на приборной панели высветился значок зарядки аккумулятора: питание есть и батарея готова к работе.
   Сидя по пояс в воде, и шмыгая носом, Костя в последний раз проверил, правильно ли всё сделал. А убедившись, заставил себя проверить ещё раз, справедливо полагая, что второго шанса не будет.
   Всё нормально, сказал сам себе. Успокойся и включай, уже сейчас почти ничего не видно, а через полчаса станет совсем темно.
   Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Тихонов-младший протянул руку к кнопке, на секунду, волнуясь, запаниковал, собрался, и с силой, чуть не всем весом надавил на выключатель, запуская электродвигатель лебёдки.
   Безрезультатно… автомобиль остался на месте. Если лебёдка и заработала, в салоне ничего не изменилось.
   Не может быть, мелькнула паническая мысль. Или…
   В этот момент трос натянулся и автомобиль дёрнулся.
   Сцепление… нейтральная скорость. Так… зарядка аккумулятора.
   «Тигр» медленно сдвинулся с места на несколько сантиметров.
   Давай родной… давай, потихоньку. Ну же… Ну…
   Автомобиль мелко завибрировал, но продвинулся ещё. Вкопанный на берегу «якорь» стал клониться вниз, а трос натянулся и начал едва заметно гудеть. Вибрация кузова усилилась, распространяя по воде, смахивающей с заходом солнца на жидкую нефть, концентрические круги.
   Ещё несколько сантиметров. Всего несколько сантиметров и крышка капота появилась над водой.
   Отлично родная… отлично. Ещё немного… ещё.
   В салоне стало светлее.
   Что за чёрт?
   Неожиданно загорелся дисплей, в который раз высвечивая слово «тревога» и… что-то ещё. Экран снова погас. Костя не удержался и тихонько (всё равно никто не увидит) стукнул по экрану. Дисплей мигнул и засветился. Всего на секунду, и опять потух, но Тихонов-младший успел увидеть мигающую вместе с кроваво-красным словом «Тревога» надпись «Предельная нагрузка».
   – Говно! – выругался Константин, резко протягивая руку и выключая лебёдку.
   Вовремя: на приборной панели загорелся красный значок перегрева проводки; ещё чуть-чуть и выбило бы предохранители, или оборвался трос.
   – Дерьмо! – Парень в сердцах с силой ударил кулаком по рулю, не удержал равновесия и соскользнул в холодную воду. От ледяных объятий перехватило дыхание. Матерясь и заикаясь, неловко забрался на сиденье. В ярости зачерпнул руками воду и вылил на голову.
   – О-о-о! – Громко застонал, когда ледяные ручейки потекли по спине, возвращая способность мыслить, но вызывая в душе горечь.
   Всё… ничего не получится.
   Яркий сноп света прорезал сгустившуюся темноту и высветил столпившихся возле воды людей.
   – Прорвёмся! – донёсся из динамика (рации они сняли и сложили в коробку) в приборной панели голос отца. – Держись…
   Поднимая фонтан брызг, «Тигр один» с разгона въехал в воду. Слишком громко (из-за наступившей тишины) взрёвывая двигателем и плавно качаясь на скрытых в глубине рытвинах, уверенно двинулся к застрявшему собрату. Над крышей серебрилась голова БАМа.
   Когда загорелся свет, Костя вздрогнул и посмотрел в зеркало заднего вида. Ничего не увидел, машина наклонилась градусов на тридцать, и зеркало показывало разве что тёмное небо. Тогда он забрался на сиденье и выглянул в люк, жмурясь от ярких лучей, пусть одной, но ксеноновой фары и дополнительных прожекторов (из «НЗ») укреплённых на передних стойках и перекладине над крышей. Ничего не понимая, уставился на приближающийся вездеход.
   – Ты как? – послышался из динамика голос отца. – В порядке?
   Костя кивнул, не сомневаясь, что батёк его видит.
   – Трос? – послышался третий вопрос родителя, и Костя, не думая, каким образом отец об этом узнал, снова кивнул.
   Да… перегрелся.
   – Тогда залазь обратно, – скомандовал знакомый голос из динамика. – И приготовься.
   Парень послушно выполнил приказ, и снова забрался в мокрое кресло, машинально отмечая, что если выберутся – сиденье ещё долго не высохнет.
   – Готов? – спросил из динамика отец, и Костя кивнул, забывая о своей невидимости. Но вопрос был нужен, как предупреждение, чтобы собраться, потому что в следующий миг последовал новый приказ:
   – Включай лебёдку!
   Костя протянул руку и нажал кнопку, в этот раз почти сразу ощущая вибрацию кузова. Ну и что? Было уже… проходили.
   Ощутимый удар сзади заставил снова сползти в воду.
   – Держись! – Берег погрузился в темноту: фары «Тигра один» упёрлись в широкий зад застрявшей машины.
   Вибрация усилилась. На панели ярко мигнула лампочка перегрева и… погасла. Погасла, чёрт её дери! Броневик заскрипел, будто живой и… прополз вперёд на несколько сантиметров. Затем ещё… и… ещё. Давление сзади ослабло: отец не хотел повторить участь сына. Но помощь уже и не требовалась: хватало одной лебёдки. «Тигр два» медленно приближался к берегу, выбираясь из ямы. В десяти метрах правее двигался «Тигр один».
   У них получилось.
   Стало совсем темно. Запах сырости перебила вонь смешивающихся с туманом отработанных газов. Вдалеке заухал филин.
   Спустя десять минут Константин открыл дверь и под шум схлынувшей из салона воды спрыгнул на холодный песок. Включил ближний свет, зубы продолжали отстукивать морзянку, и махнул парням рукой, разрешая отцепить лебёдку и выкапывать колёса. Неожиданно громко закашлялся. К нему подошёл Ферельман, глаза доктора внимательно ощупали дрожащую фигуру, качая головой, полез в машину за сухой одеждой. По-бабски причитая, энергично растёр полотенцем. Затем помог одеться, молясь про себя, чтобы всё обошлось и парень не простудился. Борясь с искушением сделать укол, налил Тихонову-младшему немного спирта, не удержался и плеснул пять капель себе.
   Не чокаясь, выпили.
   Пока выкапывали колёса и сматывали трос, Фёдор Иванович осторожно поднялся на «Тигре один» наверх. Буксуя и рискуя перевернуться, боком перевалился через гребень и благополучно завершил переправу. Развернувшись, осторожно подъехал к краю задом, напротив заглохшего вездехода Кости. Поставив броневик на ручной тормоз, выбрался из машины с тросом в руках. Закрепил чалку и быстро спустился вниз, накидывая петлю на крючки под бампером «Тигра два».
   – Готов? – Выглянув из-под бампера, с тревогой посмотрел на стоящего возле двери и продолжавшего мелко дрожать сына.
   – Д-давай, – ответил посиневшими губами Костя, кутаясь в куртку, притопнул и посмотрел на Ферельмана. – Т-тряпка к-какая-нибудь есть?
   – Чистая?
   – Л-любая, под жопу п-постелить.
   – Ясно… – Владимир скрылся в чреве броневика и через секунду вылез с ещё одним полотенцем.
   – П-пойдёт. – Сложив полотенце пополам, Костя постелил его на сиденье. – Всё равно п-промокнет, но пока хватит. – Ухватившись за ручку, забрался в салон, осторожно усаживаясь, прислонился к мокрой спинке. – Вот ведь… м-мерзость.
   В стороне деревни кто-то или что-то завыло, и замигали подозрительные огни.
   – Поехали, – раздался из динамика голос отца. Стопари «Тигра один» погасли, и автомобиль, скрывшись за выступом берега, медленно натянул трос. Последовал ощутимый толчок, и вездеход Кости тоже пришёл в движение, нехотя поднимаясь по склону вслед за первой машиной.
   Прошло ещё десять минут, и оба автомобиля стояли наверху, нетерпеливо ожидая, когда оставшиеся на берегу пассажиры, отыскав с помощью фонариков разбросанные по песку вещи и мокрую одежду, соберут и перетаскают их в кузов, чтобы продолжить опасное путешествие, ради которого были когда-то созданы.

   На игре…

   Прикольно снова оказаться вместе, в смысле за одним столом, даже если это стол для игры в карты, находится он в провонявшей смертью студии и на самом деле вовсе не стол, а прямая дорога на переработку.
   Прикольно снова сидеть рядом, будто в салоне «Тигра», смотреть на беснующихся, давно сошедших с ума зрителей, слушать их возбуждённый гвалт, воображая рокот надвигающегося урагана. Уже другого, но по-прежнему беспощадного и сокрушительного, подобравшегося к некогда неприступным стенам родного города и способного навсегда стереть его с лица земли.
   Уничтожить…
   И прикольно смотреть на всех этих судей, устроителей шоу и прячущихся за кулисами безопасников, празднующих победу и абсолютно уверенных в своём превосходстве. С откровенной ненавистью в глазах и с выражением нетерпеливого предвкушения на лицах замерших в ожидании момента, когда Кострова и Спирина поволокут к ножницам и отрежут их совсем молодые, но никому ненужные руки. О-о как эти стрюцкие мечтают увидеть у них в глазах страх и услышать мольбы о пощаде.
   Прикольно? Ни хрена подобного, потому что если бы кто-нибудь из этих мудаков хотя бы чуть-чуть знал Мишку или Костра – так не думал бы, и ничего подобного не ожидал.
   Никогда и ни за что…
   Потому что пожертвовать своей жизнью способен не каждый, впрочем, заставить себя не прятаться – тоже. Действительно прикольно лишь одно: желание сильных мира распоряжаться людскими судьбами. Глупцы… Для этого сначала нужно хотя бы умереть, а затем воскреснуть, вот тогда, пожалуй, и получится.
   Диман посмотрел на рекламирующего какое-то моющее средство заметно притомившегося ведущего, бегающего по сцене с аляпистой посудиной в руках и пеной у рта, доказывающего преимущество навязанной спонсорами химии. Услышал усиленные динамиками слова «… руки всегда будут чистые» и грустно улыбнулся. Руки – да, всегда нужно держать в чистоте. Ещё лучше вообще от них избавиться, положив в какой-нибудь грёбаный банк для сохранности.
   Костёр перевёл взгляд на сидящего напротив Михаила, в который раз поражаясь произошедшим с другом переменам. Лёгкий румянец на щеках, аккуратно причёсанные волосы, и вычищенная и выглаженная одежда. В отличие от него… по-прежнему небритого, помятого, и ко всему прочему, весёлого до жестокости.
   Одновременно разные и одинаковые.
   Держался Мишель с достоинством, теперь, когда добрался до полуфинала. Ни злости, ни радости, ничего, одни лишь спокойствие и сосредоточенность. Одно лишь желание выиграть… доказать, что он не предатель.
   Несколько человек прорвались сквозь оцепление и попытались добраться до игроков. Костёр услышал долетевшие слова: «Смерть предателям»!
   Им, то есть…
   Охранники среагировали мгновенно. Догнали, профессионально сбили с ног, к всеобщему восторгу публики принялись жестоко избивать ногами и дубинками. Ведущий быстро сориентировался, перестал выкрикивать рекламные слоганы и вместе со всеми начал подбадривать садистов:
   – Давайте! Врежьте! Размажьте по полу!
   Рейтинг – штука тонкая.
   Медики стояли чуть в стороне, предпочитая не вмешиваться и делать вид, что эта часть шоу их не касается, как и валяющаяся в специальном контейнере, вокруг которого вовсю роились мухи.
   На экранах большими буквами высветилось: «Замечательно. Следующим будешь ты». Талантливый режиссёр отрабатывал придуманное им же жалованье.
   Спирин на надписи не смотрел, продолжал смотреть прямо перед собой, ожидая, когда раздадут карты. И только по заметно участившемуся дыханию можно было догадаться, какие он испытывает чувства и с каким трудом сдерживается. Димка и сам готов был вскочить, подбежать к разгорячённым, вспотевшим от натуги охранникам, и сделать с ними то, что у него неплохо получалось последние две недели.
   Перед глазами встало лицо Горяева.
   С трудом разлепив искусанные губы, Дмитрий сделал глубокий вдох, чувствуя, как сразу привлёк к себе внимание. Не Мишки, нет… двух других игроков, тоже вышедших в полуфинал: уже знакомого Мажора (проиграв в отборочном туре, он заплатил выкуп и остался в игре) и ещё одного, новенького, похожего на борца парня. Здоровенного детины со сломанной картофелиной носа, тонкими, похожими на бледных розовых червяков губами и глубоко посаженными серыми глазами, абсолютно равнодушно скользящими как по противникам, так и всему остальному, попадавшемуся на пути.
   «Олег» – было написано на бейджике, Олег – Громила, пришло в голову сравнение. Из-под коротких рукавов простой хэбэшной рубашки, точно отрезанные, выглядывали длинные и волосатые сильные руки. С хорошо развитыми запястьями, давно не стрижеными на пальцах заусенцами и не знающей крема кожей.
   Обычные руки обычного работяги…
   Не как у Дениса… ноготок к ноготку. Ни заусенцев, ни мозолей, кожа нежная, как у девушки. Руки пианиста, или… игрока, именно такие, какие можно (неужели он хотел сказать «нужно»?) отрезать.
   Дмитрий перевёл взгляд с рук сидящего справа Дениса на его лицо и встретился с парнем взглядом. Не удержавшись, подмигнул, замечая в красивых умных глазах вполне конкретный интерес. С чувством потянулся, с хрустом разминая спину, и с улыбкой замечая под ногтями не то что заусенцы, а вполне конкретные ободки грязи.
   Машке бы это не понравилось…
   Вздохнув, спрятал руки под стол. Заметил улыбку Спирина. Вот чертила. Сумел о внешнем виде позаботился, когда только время нашёл? Димка где-то слышал, будто раньше, отправляясь на битву, русичи всегда надевали чистую одежду.
   Хорошая традиция.
   Рассказал об этом другу, а Спирин, умник хренов, как всегда всё испортил, объяснил, что это, мол, для дезинфекции, заражения чтобы не было. А ещё романтика из себя строит, зануда конченая.
   Дмитрий вздохнул.
   Как он его назвал, занудой? Уже нет, теперь скорее противник. Они сами так решили, сначала Костров, когда и не подумал прятаться от полковника, а потом и Мишка – через день появившись у ворот Города. Неплохое представление для всех устроил, воскрес, можно сказать, из мёртвых. Даже для Дмитрия это было слишком, можно представить творившееся с СВБэшником.
   Дмитрий нахмурился: Аспирин всё испортил; ему никто не поверил, и теперь кому-то придётся пожертвовать жизнью.
   Посмотрим, говорили Мишкины глаза.
   Посмотрим, мысленно ответил Костёр, и отвернулся, вдруг понимая, чем реальное шоу отличается от показываемого по телевизору.
   Громила ПОТЕЛ.
   Со своего места Костров видел тёмные круги под мышками, влажный полумесяц на груди, наверное, и на спине у парня рубашка давно липла к телу. Так же, как у него, но не у Спирина или Мажора, у последнего вообще всё было красиво, как на клумбе в теплице.
   Невероятно, но, похоже, Денис пользовался дезодорантом, или как называлась волшебная хрень, показываемая в старинных рекламных роликах. Эти штуки уже не рекламировали, в Городе их не было ни в одном магазине. Зато у этого хлыща, судя по всему, были, и мало того – не переводились.
   К чему это он?
   Слегка склонив голову, Костёр понюхал, как пахнет от него, и сморщился, точно брошенный в огонь полиэтиленовый пакет. Вот оказывается, чем здесь воняло. Раздевалкой с прежней работы. В студии стояла густая осязаемая вонь давно вспотевших людей. Несмотря на кондиционеры, одеколон и духи, несмотря ни на что. Феромоны вонючие; а кто-то говорил, будто они возбуждают. Сюда бы этого умника, пускай возбудится.
   Вспомнились мощные вентиляторы бункера. Сейчас бы они пришлись кстати. Но мечты мечтами, а вентиляторов здесь не было. Как и друзей, с кем отправился в последнее путешествие.
   Громкий взрыв оваций заставил Кострова вздрогнуть.
   Началось.
   Будь оно всё проклято…

Глава 3

   Откуда-то из леса, через открытый в крыше люк, доносились пронзительные крики потревоженной птицы. Слышался размеренный шум качающихся на ветру деревьев и хлёсткий шелест мокрых листьев. Раздавались приглушённые голоса сидящих у костра людей, пахло дымом и жареной колбасой. По запотевшему изнутри стеклу, постоянно меняя направление и оставляя мокрые дорожки, стекали редкие капли дождя.
   Из пепельно-серого на фоне неба полукруга (люк был открыт наполовину) на лицо упало несколько капель. Михаил зажмурился и потянулся, чувствуя боль в перетруженных мышцах, осторожно перевернулся на другой бок.
   О-хо-хо…
   Снова потянулся, теряя остатки сна, со смешанным чувством отвращения и гордости вспомнил, как первый раз в жизни помогал ремонтировать под дождём машину, менял свечи, масло в двигателе и масляный фильтр. Как вместе с Костей натягивал над автомобилем полиэтиленовую плёнку и сушил проводку, стартёр и генератор…
   Спавший напротив Костя громко закашлялся и застонал, натягивая на себя одеяло.
   …и два часа таскали «Тигр два» на буксире, пытаясь завести.
   Даже отсюда Михаил видел нездоровый румянец на лице Кости, и чувствовал исходящий от него жар.
   Автомобиль, в конечном счёте, завели… но Тихонов-младший свалился с воспалением лёгких.
   Пятьдесят фронтовых не помогли, грустно подумал Спирин, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь понять их природу. Тоска? Разочарование? Или спокойствие, что скоро всё закончится?
   – … необходимо ехать дальше, – донёсся приглушённый салоном голос Артёма. – Мы даже не выехали за пределы области.
   Белобрысый прав, снова подумал Михаил. Не выехали…
   Грустно улыбнулся, понимая, что и так проехали много.
   Снова кашель, уже Тихонова-старшего, сухой и резкий, рука непроизвольно хватается за грудь:
   – Никто не говорит о возвращении… – Фёдор Иванович замолчал, сдерживая приступ. – Но Костя болен.
   – Костров поведёт, – продолжал настаивать Артём. – Он может… учился. – Послышалось шуршание полиэтиленового пакета или газеты, возможно, парень доставал хлеб. – Я уверен – справится.
   Диман не ответил, хотя Спирин не сомневался, что друг находится возле костра: слышал перед этим его недовольное ворчанье.
   Нос уловил едва заметный запах табачного дыма, значит и Горяев, по привычке отмалчиваясь, тоже присутствовал при разговоре.
   – Твоё молчание… – начал Артём.
   – Тебе-то что?! – не выдержал Костров. – Тихон для тебя просто водитель!
   – Давай не будем. – Голос спецназовца резко изменился. – Ты сам слышал приказ. И должен подчиняться.
   – Может и должен, – заметно сбавил обороты Дмитрий. – Только не тебе и твоему… – Спирин догадался, что друг или сплюнул или презрительно скривился, – начальничку.
   Артём сдержался и холодно произнёс:
   – Как хотите. – Послышался шорох травы и мокрое шлёпанье, похоже, спецназовец спрыгнул с насыпи. – Выбора только нет. – Донеслись через несколько секунд со стороны леса его слова. – Сами слышали, уже на Ростов нападают. Решайте…
   Снова заморосил дождь, залетая в салон и оставляя на пластмассовой обшивке блестящие капли. Потянуло дымом.
   Придётся вставать, вздохнул Михаил, с трудом усаживаясь на ставшем жёстким и неудобным сиденье. Хватит валяться.
   В салоне стало темнее, и в окне показалась голова друга.
   – Проснулся? – тихо спросил Дмитрий, глядя, как Спирин переползает через мокрое сиденье. – А то мы решить не можем.
   – Слышал, – кивнул Михаил, стараясь не задерживаться и не дотрагиваться до мокрых, наложенных сверху тряпок. – Сменить надо.
   Брезгливо взял двумя пальцами и спрыгнул с ними на землю.
   – Мокрые совсем. – Протянул Митяю.
   – Да знаю, – махнул рукой Костров. – Нет больше сухих. – И недовольно проворчал, вырывая из рук товарища. – Дай сюда, чистюля, блин. – Быстро отжал и снова положил на сиденье. – Идёшь?
   В салоне заворочался Костя. Послышался громкий надсадный кашель и почти сразу закашлялся Фёдор Иванович.
   – Сейчас, – ответил Спирин, направляясь за машину. – Отолью только.
   Костров кивнул и направился обратно к костру.
   Подбрасывая в воздух конфетти искр, звонко щёлкнуло сосновое полено, погасло, обиженно густо задымило.
   – Кашляет, – сообщил Дмитрий, вернувшись к остальным. – Слышали?
   – Плохо, – согласился Ферельман.
   – И что делать?
   – У него пневмония. Тяжёлая форма.
   В круг света вышел Спирин. Кивнул друзьям, здороваясь, опустился на деревянный, заменяющий стул чурбак.
   – Кашляет? – Спросил Фёдор Иванович, и Михаил поразился, как изменилось лицо Костиного отца. Осунулось и посерело.
   Спирин кивнул:
   – Да… а ты как? Выглядишь не очень…
   – Нормально, – улыбнулся одними губами Тихонов-старший. – Устал просто. – Снова, прижимая ко рту ладонь, несколько раз кашлянул. – Ну, может, тоже простыл маленько.
   Заметив, как при этих словах Ферельман непроизвольно поморщился, Спирин подумал, что, похоже, доктору известно о простуде первого водителя намного больше. И что, наверное, нужно доктора об этом расспросить. Но вместо этого спросил про Костю:
   – Сколько времени нужно Тихону на выздоровление? – Замечая болезненную гримасу Ферельмана второй раз, неожиданно почувствовал холодок между лопаток: выражение лица врача оптимизма не вселяло.
   – Не знаю. – Владимир покосился на Фёдора Ивановича. – Состояние тяжёлое…
   – Есть же аптечка! – громко перебил Костёр. – Дай таблеток… Сделай укол! Может, и нет у него воспаления?
   Ферельман с неприязнью взглянул на Дмитрия, и Спирин подумал, что что-то проспал.
   – Чего вылупился? – Костёр вернул взгляд Владимиру. – Думаешь, ничего не понимаю?
   – Думаю, с чего такая забота? – не выдержал Ферельман. – Раньше тебя судьба Тихонова так не волновала.
   Дмитрий на несколько секунд замолчал, сбитый с толку умными словами, затем резко шагнул к доктору.
   – Костёр! – Крик Фёдора Ивановича заставил замереть. – Прекрати… Я знаю, Костя твой друг… но сейчас ты не прав.
   Дмитрий остановился в шаге от врача. Пошёл пятнами, выпячивая подбородок и сжимая до хруста челюсти. Собрался ответить, но промолчал, вернулся назад и тяжело опустился на мокрый чурбак. Ни на кого не глядя, (Михаил заметил, как дрожат пальцы друга) начал ломать мелкие веточки и бросать в огонь.
   – У него болит грудь. – Тяжело вздохнув и стараясь не обращать внимания на Кострова, произнёс доктор. – Это значит пневмония. Кроме того – мокрота.
   – Видел, – кивнул Спирин. – Коричневая.
   – Вот-вот… это хуже всего.
   – Но он выкарабкается?
   Ферельман бросил быстрый взгляд на Тихонова-старшего, но, как показалось Спирину, больше на Дмитрия.
   – Не знаю. Делаю всё возможное.
   – Ясно… А Артём?
   – Говорит, надо ехать.
   – А вы?
   – Отлежаться бы, – многозначительно посмотрел в ответ Ферельман, и Михаил неожиданно задался вопросом, о чём на самом деле переживает доктор.
   – Что ты сказал? – переспросил Спирин, внезапно понимая, что отец Кости тоже серьёзно болен, и теряя нить разговора. – Я…
   Вздрогнул.
   – Ехать надо, – тихо, но твёрдо перебил Аспирина Фёдор Иванович, его слезящиеся глаза (возможно из-за едкого от мокрых поленьев дыма) продолжали буравить жёлтое пламя. – Времени отлёживаться нет.
   – Мудрое решение, – послышался дребезжащий голос Артёма, и Мишка снова передёрнул плечами; спецназовец подобрался совершенно незаметно. – Напугал? – Снисходительно улыбаясь, парень похлопал Спирина по плечу. Встретившись взглядом с Дмитрием, не отвёл глаз.
   – Есть немного, – автоматически ответил Аспирин, продолжая смотреть сквозь огонь на Костиного отца, и пытаясь поймать вспугнутую неожиданным появлением Блондина мысль.
   – Ехать надо, – повторил Фёдор Иванович, встречаясь с Михаилом взглядом, и парень замер, забывая сделать вдох.
   – Надо, – ответил за Спирина Артём, и добавил. – Мы сейчас возле Байки. В двадцати километрах от Сердобска и шестнадцати от Ртищево. – Помолчал, ожидая возражений. Не дождавшись, продолжил: – Сейчас три пополудни. Предлагаю, пока дождь не зарядил окончательно, добраться до развилки и повернуть в сторону Ростова.
   Возражений снова не последовало.
   Константин продолжал спать. Ферельман и Горяев склонялись к большинству. Тихонов-старший, буквально сгорая на глазах, не мог позволить себе ни дня отдыха. А догадавшийся, что происходит, Михаил не имел права лишать его надежды выполнить возложенную миссию. И только Костёр, наверное, ещё не понимая, что происходит и зачем нужна такая спешка, сидел у костра и нервно сжимал кулаки, молча выражая своё несогласие.

   На игре…

   Карты, карты, карты… бумажные прямоугольники, квинтэссенция помыслов, закамуфлированный портал в другое измерение.
   Две шестёрки, две восьмёрки, два валета, семёрка, десятка и король.
   Достаточно для выигрыша… хватит, чтобы проиграть…
   «Внимание, внимание, дамы и господа»! – ликует ведущий. – «Игра начинается! Полуфинал»!
   Слышали? Полуфинал.
   Слегка повернув голову, Костёр через плечо с ног до головы оглядел Весёлого Молочника, замершего, словно вросшего у него за спиной. Специально или нет, но сильно действующего на нервы. Захотелось поманить судью пальцем, ухватить за кисточки пшеничных усов и вежливо, не оставляя синяков, попросить разместиться где-нибудь в другом месте.
   Теперь, наверное, можно.
   После того, как они дали согласие на игру. После того, как из них сделали козлов отпущения, выставили преступниками и отправили на Шоу в назидание другим…
   Жестоко? Наверное… но не в этом проклятом городе. Да и терять Костру больше нечего. Один Мишка… после своего фантастического появления сопротивляться пробовал. О каких-то передатчиках блажил и концом света пугал. А когда в студию силой доставили, заявил, что как только перед камерами окажется – сразу расскажет всю правду.
   Наивный…
   Когда к нему в комнату втолкнули отца и мать, а затем Лену, и пригрозили отправить их на переработку… Дмитрий и подумать не мог, что творилось в тот момент с другом. Даже спустя несколько часов, после того, как Мишка, согласившись участвовать, подписал все бумаги, и Костёр смог его увидеть, товарищ был бледен и не мог произнести ни слова.
   Второй раз обжечься.
   Но только один день. На следующее утро Михаил изменился. Не стал прежним. Нет… Стал другим, новым, таким, каким его ещё никто не видел. Пугающе независимым и беззаветно собранным. Стальная пружина, безмерно сжатая и готовая в любую секунду вырваться на свободу. То ли на погибель, то ли во спасение.
   «Удовольствие начать игру выпало игроку по имени Денис»! – проорал ведущий.
   «Денис»! «Денис»! – проскандировала толпа.
   «Денис», «Денис», – высветилось на табло.
   Денис, Денис, подумал, возвращаясь в студию Дмитрий. И снова Денис…
   Не удержался и посмотрел ещё раз на Мишку. И пожалел. Во взгляде друга читался приговор. Страшно… но хоть кто-то из них был в себе уверен, и знал, за что дерётся.
   – Они начали войну. – Вспомнил Дмитрий последний разговор с другом.
   – Кто? – не сразу понял Костёр.
   – Содружество… – пояснил Спирин. – И наш город, в частности.
   – Ну и что? Мы знали с самого начала.
   – Не тупи. В Пензе объявлена всеобщая мобилизация…
   Дмитрий не понимал:
   – Да насрать.
   Михаил начал терять терпение:
   – Ты на самом деле такой тупой? Или притворяешься? Правительство объявило нас шпионами. Заявило: мы перешли на сторону врага и хотели провести духов в город…
   Вот теперь Костёр понял. Вот значит, откуда эта чушь насчёт предательства, слепая ненависть у игроков и зрителей.
   – Откуда ты знаешь?
   – Угадай с трёх раз.
   – Ясно…
   – Чего ясно? – прищурившись, зло усмехнулся Спирин. – Думаю, ни хрена тебе не ясно.
   – Ну, может, и нет… – Костров тоже начал заводиться. – Мы всё равно (неужели?) ничего не можем.
   – Мы можем выиграть, – избавил лицо от оскала товарищ. – Мы должны выиграть…
   – А то я не знаю. – Дмитрий вспомнил о деньгах, вырученных Мишкой от продажи генераторов. – Чем я, по-твоему, занимаюсь?
   – Знаю, – мотнул головой Спирин. – Только это не просто игра. Это казнь. Они пойдут на всё, чтобы мы проиграли.
   – Ты про Дениса?
   – И про него тоже. – Михаил замолчал, подыскивая слова. – Я… не знаю, как сказать. Просто чувствую… если выиграю – всё изменится…
   Костёр посмотрел в горящие слепой верой глаза друга, и не смог возразить. Язык не повернулся. Разве Мишель не понимает, что выигрыш одного автоматически означает проигрыш другого? А если понимает, тогда…
   Сзади возникла знакомая тень.
   – Вы готовы? – спросил Молочник, демонстрируя неестественно ровные и белые зубы.
   Почему он раньше этого не замечал?
   – Всегда.
   – Очень хорошо, – невозмутимо кивнул судья. – Время.
   – Всегда, – повторил Дмитрий, по-прежнему прикрывая ладонью сданные карты. Прикусив губу, перевёл взгляд на Дениса. – Да?
   Парень раздумывал с чего зайти. Правая рука почти дотянулась до зажатой в руке стопки портуланов. Остановилась на полпути. Молодой человек устало посмотрел на Дмитрия.
   – Тебе видней.
   Похоже, ты нервничаешь.
   Неужели? А кто из них оставался спокоен?
   – Красивые у тебя пальцы, – решил подразнить Костёр парня.
   Денис посмотрел на свою руку, бросил на соперника изучающий взгляд, глаза скользнули по Димкиным грязным ногтям, не удержался и улыбнулся.
   Кто бы сомневался…
   Принимая окончательное решение, Мажор сжал пальцами карту. Одну.
   – Семёрка.
   Семёрка, повторил про себя Дмитрий, прекрасно зная о наличии у себя всего одной такой карты. Значит, у Мажора должно быть две. Иначе какой смысл заходить с них? Хотя… если у него нет тузов, можно зайти с чего угодно.
   Вздохнул: если бы всё было так просто. Вспомнил Фёдора Ивановича, глаза на секунду затуманились, тепло, отвлекаясь от игры, улыбнулся.
   Прорвёмся…
   – Не верю. – твёрдо произнёс Костёр, и заметил, как напрягся Денис. Интересно, специально?
   – Не верю! – повторил судья.
   «Не верю»! – проревел ведущий. – «Я чувствую (ублюдок) – это не просто спортивная злость. Это личное, дамы и господа. Да, да. Уверен. Личное»!
   И снова «У-у-у» и «А-а-а» однородной безликой массы, завывающей на местах для зрителей.
   «Личное – это хорошо!» – Высветилось на огромном экране.
   – Смотри. – пожал плечами Денис.
   Стараясь, чтобы в последний момент не дрогнули пальцы, Дмитрий одним движением перевернул карту. На столе лежала «семёрка». Не угадал.
   От оваций затрясся пол. Настоящий рокот сошедшей с гор лавины – одуряющая какофония звуков.
   Слева возник господин Весёлый Молочник. Пригладил усы-мочала, хитро прищурив варёные белки глаз, объявил:
   – Правила соблюдены. Игрок сделал ход и ошибся. Карту забирает Дмитрий, ход переходит к Олегу.
   По зрителям пробежала волна, словно ток пропустили. Немудрено, деньги на кону стояли немалые.
   – Возьмите карты, – велел судья.
   Дмитрий кивнул и взял со стола стопку своих карт, потянулся и добавил к ним «семёрку» Мажора. Разложил веером и быстро пробежал глазами, точно опасаясь, что за время они могли измениться. Почесал одной коленкой другую… На несколько секунд задумался, анализируя. Он угадал, и Денис зашёл не с «туза». Значит, у него их нет, и все «тузы» поделили между собой Громила и Аспирин. И значит, нужно всего лишь поддерживать Олега и Мишку, стараясь при этом завалить Дениса.
   Костёр вздохнул и посмотрел на Мажора, тот перебирал свои карты. Делал это спокойно и грациозно, с каким-то чувственным удовольствием.
   Гомосек чёртов…
   – Можно играть, – напомнил судья, и Костёр поспешно отвёл глаза. – Игрок по имени Олег может ходить.
   Парень кивнул и положил на стол одну карту:
   – Король.
   «Король»! – эхом повторил, заряжая толпу, ведущий. – «Король»!
   Снова буря оваций и землетрясение тысяч каблуков, вскочивших на ноги тысяч зрителей.
   Король, так король.
   – Ещё два, – бросил Спирин сверху две карты.
   Итого уже три.
   В зале наступила тишина. То ли приказал режиссёр, то ли зрители замерли сами. Ожидание… Денис продолжал сидеть неподвижно, на карты, лежащие на столе, даже не посмотрел.
   – Ещё один, – аккуратно придвинул к стопке карту. В упор взглянул на Кострова и с ухмылкой добавил:
   – Твой ход, красавчик.
   Дмитрий улыбнулся в ответ, но за столом стало холодно:
   – Отлично, – потянулся рукой за картой, делая вид, что собирается перевести, заметил застывший на мгновение взгляд Мажора и громко добавил:
   – Не верю!
   Угадал?
   Тишина в зале стала глубже.
   – Смотрите, – материализовался судья. – Протяните руку.
   И хитро прищурился… сволочь.
   Нагнувшись вперёд, Дмитрий осторожно взял карту. Почувствовал, как на секунду свело желудок, будто сдавило невидимыми ладонями. Задержав дыхание, резко перевернул, и… по мелькнувшей красивой картинке мгновенно понял: туз!
   От воплей зрителей, казалось, лопнут барабанные перепонки. Игроки буквально ощутили порыв ветра, поднятый беснующимися телами. Потная кожа покрылась мурашками.
   Объявили перерыв.
   Воспользовавшись паузой, Дмитрий посмотрел на Спирина. Понимал прекрасно, что победа пустяшная, и радоваться рано, но не совладал с детским восторгом и улыбнулся другу. Михаил улыбнулся в ответ… одними губами. На лице и в глазах друга застыло странное выражение, и Костёр вдруг с ужасом понял, что мысленно товарищ уже отправил его на переработку.
   В горле запершило.
   В зале прозвенел звонок.
   Денис закончил сортировать карты. На его холёном лице не дрогнул ни один мускул. И это учитывая все тузы, единоличным владельцем которых он теперь являлся.
   – Ваш ход, – обратился к Кострову Молочник. – Игра продолжается.
   Разглядывая карты, но продолжая думать о Мишкиной улыбке, Дмитрий положил «десятку»:
   – Король… – Слово далось с трудом. Язык не слушался. Его «никчёмной» жизнью снова решили пожертвовать. Кулаки стали медленно сжиматься: страх и растерянность сменились яростью. То ли догадавшись о его мыслях, то ли почувствовав (телепат херов) эмоциональный настрой, Аспирин побледнел и отвернулся, а в голове Дмитрия высветились слова: «так надо». Костёр даже вздрогнул от неожиданности.
   – Король? – Вопрос судьи вернул на землю.
   – Да…
   – Принято!
   – Охотно верю, – неожиданно выдал Олег и добавил карту. – Вот теперь поиграем. – Произнёс через несколько секунд, впервые проявляя эмоции.
   Поиграем, мысленно согласился Дмитрий, с интересом, по-новому рассматривая соседа. О том, что минуту назад он забрался другу в голову, молодой человек забыл.
   – Ещё одна. – почти сразу произнёс Михаил, аккуратно докладывая сверху прямоугольный «пропуск» в ад.
   На огромных экранах появилось сосредоточенное лицо Дениса. Не хватало барабанной дроби.
   – Не верю, – тихо сказал он, подтверждая отсутствие у себя королей.
   – Смотрите, – снова возник судья.
   Денис перевернул Мишкину карту.
   По залу пронёсся утробный вой. Зрители выдохнули в едином порыве.
   «Король… дамы и господа», – объявил ведущий. – «Игроку по имени Денис не везёт. Он снова не угадал».
   Бывает, Дмитрию стало жаль Мажора.
   – Ходите, – напомнил судья. – Дмитрий?
   Отвали…
   Вытащив «валета» и «шестёрку», Костёр небрежно бросил карты на стол:
   – Две «шестёрки».
   Посмотрел на Спирина. Михаил, нахмурившись, ждал продолжения.
   – Не верю, – произнёс Олег и открыл нижнюю карту.
   Угадал…
   «Напряжение растёт»! – Пронёсся мимо стола ведущий. Запрыгнул на специальный помост и снова крикнул: – «Какая игра»! Прижав к уху ладонь (получил сообщение), доорал: – «Олег вырывается вперёд»! «Ещё чуть-чуть и преступники будут наказаны»!
   «… НАКАЗАНЫ»!!! – проревела толпа.
   Дмитрий постарался отвлечься, а Спирин начал нервно жевать нижнюю губу. Снова пошла реклама. Захлопали, воняя гарью, фейерверки. Волной цунами обрушились крики. Невыносимо… наконец, игра возобновилась. Все звуки стихли, и друзья смогли немного расслабиться.
   Олег зашёл с двух «девяток». Мишка добавил. Денис решил проверить. «Девяток» не оказалось и все карты забрал Спирин. Ход перешёл к Мажору.
   Пауза.
   Костёр снова почувствовал на себе чей-то взгляд. Мишка? Оглядел игроков, но все были заняты игрой. Тогда кто? Парень скользнул глазам по зрителям, не сомневаясь, что это полковник. Враг… Уверенность крепла с каждой секундой. Затесавшись среди зрителей, безопасник следил за игрой, продолжая дёргать за ниточки и помогать Денису.
   Злость вернулась.
   – Три «короля». – сказал Денис, двигая на середину стола три карты. – Прошу.
   Мерзко прищурился.
   Диман издёвку проигнорировал, не до этого сейчас. Если схлестнётся с Мажором, и не дай бог не угадает – ход перейдёт к Олегу, и парень выйдет в финал. Нельзя… Теперь Костров полностью с Мишкой согласен: в этот раз победителями должны стать они. Или… он.
   – Ещё один, – как можно увереннее произнёс Дмитрий, бросая сверху «десятку».
   Настал черёд думать Олегу. «Королей» у него не осталось. Зато он точно знал о «королях» у Дмитрия, и рассчитывал проскочить. Не знал только, что Диман надеялся именно на это, и на то, что Спирин переводить дальше не станет, и Громила угодит в ловушку.
   – Ещё «король», – добавил карту Олег и пристально посмотрел на Михаила – ждал от него правильного решения.
   Смотря для кого…
   – Не верю, – отрезал Аспирин, взрывая зал дикими криками, свистом и топотом зрителей.
   «Король»! «Король»! «КОРОЛЬ»!!!
   Не глядя на побледневшего Громилу, Михаил перевернул карту и с вызовом показал судье. В зале наступила тишина, но какая-то другая, новая – тишина осуждения. Оно и понятно: зрители были недовольны игрой Олега, надеялись, что уж в этот-то раз преступники будут наказаны.
   И снова не угадали…
   У Кострова вздулись желваки. Надоело… он, в отличие от друга, никакого соглашения не подписывал, и молчать не зарекался.
   – Можете играть, – напомнил игрокам судья. – Ход переходит к Михаилу.
   Спирин кивнул:
   – Я знаю. – Взглянул на Олега. – У тебя есть карты одного достоинства?
   Громила перестал смотреть в одну точку. Щёки порозовели. Придвинув к себе стопку, сграбастал огромной ручищей и начал сортировать.
   – Есть, – не очень внятно пробормотал через минуту. – Четыре «десятки». – Бросил на середину стола.
   Весёлый молочник проверил.
   – Всё верно, – через секунду подтвердил судья, забирая карты. – «Десятки» вышли.
   Михаил приготовился зайти. Уже коснулся пальцами карт и замер: почувствовал в воздухе напряжение. Испуганно оглядел игроков, останавливая взгляд на Костре.
   А Дмитрий… набрав полную грудь воздуха, неожиданно громко крикнул:
   – Хотите игры?! – Застыл, с трудом сдерживая дрожь. – Вы её получите!
   Увидел потрясённый (когда-то этому слову научил его Майкл) взгляд друга, и как мгновенно замерла толпа. И будь он проклят, если в глубине зала не блеснул на руке знакомый перстень.

Глава 4

   Каких-то грёбаных шестнадцать километров… проклятых три часа.
   Не слишком много, учитывая возможности «Тигров», но и не мало, принимая во внимание состояние дороги и самочувствие двух участников экспедиции.
   Три часа…
   Именно столько времени понадобилось каравану, чтобы добраться до первых, возвещающих о близости крупной железнодорожной станции, развалин, а затем подвергнуться очередному нападению. Ртищево – последний форпост на юго-западном направлении.
   Такого они ещё не видели.
   Броневики медленно миновали высокую, не ниже пятиэтажного дома, коническую башню из гладкого, блестящего на солнце, похожего на ртуть серебристого материала. Без намёка на окна, двери и вентиляционные отверстия.
   Фантастическое сооружение.
   Выглядела башня, словно построена вчера. Если бы не огромное, похожее на рваную рану и появившееся, судя по всему, от прямого попадания артиллерийского снаряда отверстие в метре от земли, можно было смело утверждать, что странное сооружение совсем не пострадало от времени и непогоды. Края зияющей жерловины потрескались и стали матовыми, но не оплавились, словно башня была стеклянной. Внутри шевелился полумрак, но лучи сканера, не сумев справиться с блестящим покрытием, проникли в пролом, нащупывая выпотрошенные остатки электронных систем и почти разрядившиеся атомные генераторы.
   Первая сторожевая башня.
   Дождь ненадолго прекратился, и сквозь редкие прорехи в низких тучах замелькало голубое небо. Ветер посвежел, донося до ушей то ли далёкие раскаты грома, то ли артиллерийскую канонаду. В воздухе появился специфический запах горелого металла, гари и технической смазки.
   Железнодорожная насыпь стала понижаться и расползаться вширь, сливаясь с окружающим ландшафтом. Постепенно исчезли деревья, затем вездесущий кустарник, а под конец пропала даже крапива. Между шпалами замелькало оловянно-серое, похожее на асфальт покрытие, неизвестно как (возможно, люди покинули город совсем недавно) уцелевшее за эти годы. Вдалеке стали видны городские здания (вернее то, что от них осталось), сохранившиеся гораздо хуже сторожевой башни и самой станции, также сделанной из неизвестного блестящего материала, и почти не отличавшиеся от тех, что им доводилось видеть.
   Запустение и разруха.
   Напротив здания станции – перетекающих друг в друга огромных, без окон и дверей, конусов и цилиндров, – похожего на незаконченную работу скульптора, чем на многофункциональное учреждение, высился ещё один блестящий конус.
   Другая сторожевая башня.
   Второму «Хауберку», как назвал башню Артём, повезло меньше. Пробоин было несколько, от самой земли по спирали поднимающихся до самой вершины, где бросалось в глаза непонятное, неприятное на вид, похожее на живую плоть багрово-розовое образование, охватывающее блестящую поверхность стекавшими под действием силы тяжести, похожими на щупальца фрагментами. Иногда эта гадость шевелилась, и тогда башня, словно живая, начинала мелко вибрировать, издавая едва слышные утробно-колокольные звуки. Отверстия выглядели необычно: идеально круглые, с едва заметными по бокам ровными рядами почерневших точек. Словно сначала на стене что-то закрепилось, и только потом окончательно прожгло и проникло внутрь.
   Неприятное зрелище.
   Железнодорожная насыпь превратилась в широкую площадь.
   Рядом с линией, по которой двигались путешественники, стали появляться дополнительные пути; змеями выползая слева и справа, они двигались параллельно, пересекали, а порой и вовсе загибались, чуть не на девяносто градусов в сторону.
   Колёса запрыгали на практически целых и ровных шпалах.
   На путях стали появляться ржавые вагоны и целые составы. В одном месте попался локомотив: эбонитовая капля, сплюснутая по бокам. Весь проржавевший, с видневшимся сквозь прорехи в корпусе силовым агрегатом и рассыпавшимся на фрагменты генератором.
   Ехать прямо стало невозможно, и вездеходы, пытаясь поскорее выбраться из мрачного лабиринта, но ещё больше в нём запутываясь, запетляли между кучами металлического хлама и угловатыми остовами, бывшими когда-то контейнерами, цистернами и платформами.
   Странно… будто в самом деле лабиринт.
   Площадь превратилась в кладбище вагонов и брошенной техники, далеко впереди, точно обелиском, заканчивающееся ещё одним блестящим «Хауберком».
   Третьей сторожевой башней.
   Какая участь постигла её, путешественники узнать не успели: на дисплеях высветилось предупреждение о неопознанных объектах, а спустя несколько секунд БАМ сообщил о множественных целях, фиксируемых в инфракрасном диапазоне.
   – Каком? – переспросил Митяй, сбрасывая скорость и почему-то вжимая голову в плечи.
   Странное ощущение… словно ржавые остовы за секунду стали больше, резко приблизились, сжимая единственный узкий коридор, и опасно нависая над машинами.
   – Не останавливаться! – рявкнул Артём, и Костёр, вздрогнув от неожиданности, словно его ударили, резко надавил на акселератор, чуть-чуть не въехав в зад «Тигра один»: крик спецназовца больно резанул по натянутым нервам.
   Сильно качнувшись вперёд, Блондин упёрся руками в приборную панель, но ругаться не стал, даже не посмотрел на Кострова, продолжая рассматривать подозрительные нагромождения за окнами:
   – Иначе заметят…
   – Чего орёшь? – пришёл в себя Дмитрий, замечая, как сзади зашевелился Костя, приподнимаясь на локтях и мутным от высокой температуры взглядом окидывая кабину.
   – Окна! – По-прежнему не обращая ни на кого внимание, Артём склонился над дисплеем. – Прикройте окна и продолжайте медленно ехать!
   – Да что такое? – поинтересовался Дмитрий, вытягивая руку и поднимая прозрачную бронированную пластину.
   – Да? – послышался встревоженный голос Ферельмана. – Ты что-то знаешь?
   – Догадываюсь. – Спецназовец перечитал полученную информацию и вызвал киборга. – БАМ, что у тебя?
   – Инфракрасные датчики фиксируют множественные цели в трёхстах метрах впереди.
   – Люди? – неожиданно спросил Спирин, высовываясь между передними сиденьями и с интересом разглядывая красные точки на экране монитора. – Невероятно…
   – Вероятность пятьдесят четыре процента.
   – Так мало?
   – Нельзя исключать возможность маскировки.
   Артём и Михаил переглянулись.
   – Но ты не уверен? – переспросил Спирин.
   – Вероятность пятьдесят четыре процента.
   Впереди появился проржавевший до основания, рухнувший на землю и перегородивший дорогу огромный башенный кран, со сложенной пополам неизвестной силой стрелой.
   – Не нравится мне это, – услышали все Фёдора Ивановича. – Отсюда хрен выберешься.
   – И мы как на ладони, – добавил Артём, снимая автомат с предохранителя. – Оружие приготовьте. – Добавил через секунду, не сомневаясь, что все продолжают пялиться в окна, не думая об элементарной осторожности.
   Штатские…
   Взгляд наёмника загорелся и потяжелел. Сердце послушно увеличило ритм, насыщая организм кислородом. Ноздри затрепетали, а губы сжались в тонкую, напоминающую шрам линию. Лицо побледнело, и лишь подрагивающая жилка на виске и напряжённые мышцы шеи выдавали возбуждённое состояние, в котором он сейчас находился.
   Предвкушение…
   Красные точки пришли в движение, и Артём сжал автомат так, что побелели ногти. Больно прикусив губу, заставил себя успокоиться. Медленно выдохнул, с удовольствием чувствуя под пальцами маслянистую на ощупь тёплую воронёную сталь, и наслаждаясь исходящими от оружия уверенностью и силой.
   Сейчас…
   «Тигры» осторожно объехали «лесенку» стрелы, проехали по узкому коридору и оказались на небольшом пятачке, окружённом высокими, в два обычных вагона, конструкциями. С узкими забитыми досками и заваренными металлическими листами окнами, с многочисленными лестницами и переходами.
   Вагончики для жилья?
   Фёдор Иванович закашлялся, поднёс к губам ладонь, со вздохом замечая на задубелой коже капельки ярко-алой крови.
   Вот и всё…
   Сердце ёкнуло, резко останавливаясь и заставляя задохнуться. В горле булькнуло, с хрипом вгоняя мёртвый воздух станции в лёгкие. Спина покрылась холодным потом, а перед глазами замелькали чёрные точки. Пелена… мужчина резко надавил на тормоз.
   – Приехали…
   Прямо перед машиной высился большой прямоугольный металлический лист с изъеденными ржавчиной гнутыми краями и круглой, от выстрела, дырой посередине. На листе белела размашистая надпись: «Отдайте машины и уходите». А из-за листа… выглядывали два непонятных, похожих на людей существа, только ростом с десятилетнего ребёнка, и без рук.
   Без рук?
   Не совсем… с ужасного цвета тухлого мяса щупальцами, извивающимися и «живыми», но явно искусственными и металлическими. Блестящими суставчатыми и наверняка очень сильными. Вживлёнными прямо в тело… А руки? Руки у существ тоже были. Искривлённые рудиментарные отростки, плетьми висевшие вдоль тела и напоминающие высохшие стебли: такие же тонкие и жёлтые. Но не мёртвые. Шевелились… сами по себе, от ветра, или от разыгравшегося воображения.
   Хрупкие, невесомые и лишние, как всё в этом проклятом месте.
   Под стать одежде. Чёрной и лоснящейся. Похожей на маленькие перья или чешую. Покрывающей тело снизу доверху, и оставляющей открытыми одни лица. Детские…
   Дети?
   …лица без морщин.
   Не смотри им в глаза. Не смотри…
   Оторопь берёт.
   И не одежда это – выращенная плоть.
   С трудом оторвав взгляд от ярко-голубых, как небо, но подозрительно неподвижных, точно стеклянных, глаз существ, пытаясь хоть как-то отвлечься, Спирин заставил себя посмотреть на щит. Смотреть на надпись было легче. Ненамного, но легче… хотя… может, и правда выйти из машины? Размять затёкшие мышцы?
   Необычное одеяние пришельцев походило на изрезанный в кусочки чёрный деловой костюм. Маленькие детки в изодранной одежде… с щупальцами вместо рук и похожими на рожки (выйти, выйти, выйти) образованиями за ушами.
   Во рту пересохло.
   Розовой «осьминог» на сторожевой башне и розовые щупальца у стоящих перед ними. Совпадение? А жители? Куда делись защитники крепости? Раненые? Кто не успел эвакуироваться?
   Очередной порыв ветра с силой рванул исписанный краской щит, отрывая от земли и заставляя с металлическим гулом выгнуться в другую сторону. Взгляды метнулись следом, замечая, как молниеносно, хватая лист и не давая ему улететь, рванулись вслед дождевые черви щупалец. Так быстро, что многие из команды вздрогнули.
   – Вот чёрт, – громко выдохнул Фёдор Иванович, непроизвольно нажимая на акселератор и заставляя автомобиль взреветь двигателем. – Чего им надо? – Посмотрел на надпись, замечая свежие потёки краски, думая об этом и неожиданно понимая, что ведёт себя, по меньшей мере, глупо. – Буквы неровно написаны. – Добавил только ради того, чтобы услышать свой голос.
   – Им нужны запчасти, – прогремел голос БАМа. – Свежие…
   По коже поползли мурашки.
   Из-за спины лилипутов взвилась вторая пара щупалец.
   – Матерь Божья…
   – Ни хрена…
   – Они нас отпустят? – Горяев заметил в окне справа похожих монстров, разве что руки у них были нормальные. – Кто… они такие?
   – Люди, – тихо сказал Спирин. – Люди… – Замолчал, чувствуя на себе изучающий взгляд. Скосил глаза в сторону, ожидая увидеть лицо спецназовца, и похолодел: Артём по-прежнему смотрел вперёд. Медленно повернув голову, Михаил посмотрел назад – Костя продолжал спать.
   Невозможно…
   В горле запершило.
   Стёкла же тонированные…
   – Что будем делать? – спросил Фёдор Иванович, не сомневаясь, что если выйдет из машины, проживёт недолго. – Я из броневиков не…
   – Нет… – прошептал Спирин, подозревая у существ зачатки телепатии. – Замолчи.
   – … выйду.
   Навалилась тишина.
   – Мне показалось… – мотнул головой Костёр, чувствуя себя, словно нырнул под воду, дотронулся до ушей. – В ушах шумит. – Побледнел, вспоминая поездку по подземелью.
   Твою мать!
   Улица пришла в движение. В вагончике справа, обнажая зияющее прямоугольное отверстие, с грохотом раскрылись ставни.
   – БАМ! – закричал Артём.
   На чёрном фоне окна зашевелились чёрная фигура и розовые щупальца.
   – Прикрывай!
   Темнота вагончика озарилась яркой вспышкой…
   «ТРЕВОГА»!!! – Сиреной взвыл датчик, высвечивая на дисплее кровавую надпись.
   …оставляя белёсый инверсионный след, из вспышки вылетела ракета.
   Время пошло.
   Костров начал медленно открывать рот, одновременно втягивая загустевший, превратившийся в обойный клей воздух. Предупредить… Он должен ПРЕДУПРЕДИТЬ! Глаза превратились в фары, расширились, фиксируя летящий в машину заряд и замечая обтекаемые формы и необычное, знакомого неприятно-розового цвета, утолщение на взрывателе. Он слышал даже звук! Какое-то змеиное шипение…
   Ракета нацелилась в бок «Тигру один».
   – Фе-о-о-до-ор! – застывающей лавой слетело с губ слово.
   Ослепляющий ярко-белый шар, как от дуговой сварки, только в несколько раз ярче, рванул перед глазами, заставляя пригнуться к рулю и перестать кричать. Послышался оглушительный грохот, и по бронированному корпусу, словно чудовищная когтистая лапа, карябая и высекая искры, ударил град осколков. Машину ощутимо тряхнуло, а в люк на крыше ворвался обжигающий ураган пыли и дыма.
   Лёгкие обожгло.
   – Вторая… сзади! – перебивая помехи и треск, раздался в наушниках похожий на всхлип крик Артёма. – Н-назад! – В плечо Кострову, приводя парня в чувство, врезался локоть спецназовца. – Уходим! Уходим за платформы!
   Диман вдавил педаль газа в пол, и «Тигр» послушно рванулся назад.
   Ракета, не собираясь упускать цель, поменяла направление.
   БАМ среагировал мгновенно, развернувшись, резко выпрямил единственную человеческую руку. Перед глазами что-то мелькнуло, и пальцы киборга сжали самозарядный пистолет.
   Лязг! Лязг! Лязг – протрещала короткая очередь, и бронебойные пули устремились навстречу смертоносному заряду. Гильзы полетели в другую сторону.
   Ещё один ослепительный взрыв, и броневики качнуло в другую сторону. Боковое стекло «Тигра один» покрылось паутиной трещин.
   Костров с силой вцепился в руль, чувствуя, как ударной волной машину ощутимо снесло в сторону.
   – Держись! – Зад вездехода врезался в платформу, подлетая на десяток сантиметров и с хрустом сминая проржавевший металл. Сильный удар – руль дёрнулся, выскальзывая из рук… – но, выворотив часть конструкции, с противным скрипом, продирающимся сквозь рёв двигателя, «Тигр два» сумел вырваться из «капкана».
   – Давай! – Артём срезал очередью появившуюся на крыше маленькую тварь. Существо взмахнуло рудиментарными конечностями, и, издав человеческий крик, покатилось по крутому скату. Мелькнуло перекошенное болью детское личико, и монстр, в последний раз взмахнув в воздухе щупальцами, выронив оружие, рухнул на землю.
   Это же дети…
   – Нет… – Спирин зажал руками рот, пытаясь справиться с тошнотой. Кишки упрямо завязывались в узел.
   – Уходим!
   – Огонь!
   Бах, бах, бах… Артём невозмутимо, но Мишка видел, как ходят желваки на скулах, заученным движением сменил «магазин». Прихлопнул снизу ладонью и резко передёрнул затвор. За шумом битвы послышался тихий «щёлк».
   – Вывези нас отсюда, – процедил спецназовец сквозь зубы, разглядывая подбирающихся тварей. – Давайте, подходите… – Высунув в окно автомат, прицелился.
   Спирина начало трясти.
   Оказавшись в узком коридоре между двумя составами, Диман отпустил руль, позволяя ему вернуться в нормальное положение, и одновременно вдавливая педаль газа в пол.
   – Держи-и-ись…
   Автомобиль буквально прыгнул назад, и всё, что было не пристёгнуто, дружно полетело в другую сторону.
   – Ровнее… – на выдохе простонал Артём, чудом удерживая автомат. Ремни струной впились в кожу.
   Костров не ответил: ехать задом не доводилось.
   Автомобиль снова куда-то врезался, вдавливая широкий швеллер платформы и отрывая огромное стальное колесо.
   – Твою мать!
   – А-а…
   – Не могу…
   Следом за «Тигром два», оставляя за собой пропахший порохом шлейф, из густого облака дыма и пыли, окутавшего тупик между бараками, появилась вторая машина.
   – Вырвались! – послышался радостный крик Фёдора Ивановича.
   Крыша соседней платформы вспухла и озарилась яркими всполохами. Машины тряхнуло.
   – БАМ! – В лобовое стекло что-то с силой ударило, и Артём инстинктивно шарахнулся в сторону. – Выход… чёрт! Видишь?
   По кузову снова прошёлся град осколков.
   – Заканчиваю… – Киборг вытянул руку, в ней снова появился пистолет. Протрещала короткая очередь и ещё один монстр, теряя щупальца, смешно кувыркнулся в воздухе. – Сканирование… – «Железный дровосек» убрал пистолет и прицелился из пулемёта.
   В ушах зазвенело, и Спирин непроизвольно сжал уши ладонями.
   – Ложись! – Крикнул Артём, высовывая в окно ствол автомата и наобум выпуская весь «магазин».
   Снаружи в кузов будто гвозди начали вбивать, салон наполнился глухим металлическим звоном.
   Стреляют, догадался Михаил. Очередями.
   Щёлк! Щёлк! ЩЁЛК! Рядом с сиденьем что-то вжикнуло, взметнув перед глазами пыль и частички обивки. Спирину показалось, будто он почувствовал слабое дуновение воздуха… чушь, в открытые окна залетал ветер, но тонкий лучик света, прочертивший пыльный салон, парень увидел на самом деле.
   К горлу снова подкатила тошнота.
   Пробоина… глаза упрямо смотрели на маленькое идеально круглое отверстие, замечая расползающиеся на свету голубоватые клубы дыма.
   – Господи… – Спирин с шумом втянул ртом воздух, издавая гортанный, словно ему врезали под дых, звук, подавился слюной и зашёлся в сильном кашле. На несколько секунд заглушаемые неожиданным приступом звуки стихли, бой отдалился, превращаясь во что-то эфемерное, словно боевик, который друзья смотрят в соседней комнате. – Ч-чёрт!
   От боли в груди Михаил пришёл в себя. Зря… Рядом сильно ухнуло, и машина встала на два левых колеса.
   – О-о-о…
   – Мама!
   Михаил замотал в воздухе ногами. Больно ударившись спиной о сиденье, окончательно вернулся к реальности.
   Снова щёлканье пуль, искры и вызывающий мурашки скрежет.
   – Маршрут загружен, – раздался в скрипящем от помех эфире голос киборга. – Вывожу… – Визг пулемёта заглушил все звуки, – … дисплей…
   Цистерна слева мгновенно превратилась в решето. Пошла пузырями, надулась и лопнула, выбрасывая в воздух ядовитое на вид коричневое облако, саваном накрывшее вопящие маленькие тени.
   Не стреляйте… мы такие, как вы… просто люди…
   Заткнув уши ладонями, согнувшись и прижимаясь грудью к коленям, Спирин не заметил, как начал кричать. В наушниках послышалась чья-то ругань.
   – Разворачивайся! – перекрывая мат и вопли, прогремел в наушниках бас Фёдора Ивановича. – Разворачивайся, Костёр!
   Разворачивайся?
   Диман забыл, что продолжал ехать задом наперёд. Заклинило напрочь. Слепо повинуясь приказу, молодой человек послушно вывернул руль… до упора.
   Броневик бросило в сторону и с грохотом впечатало в вагон.
   Очумело глядя, как обёрточной фольгой рвётся трёхмиллиметровая сталь платформы, и словно бенгальские огни летят в разные стороны жаркие искры, Костёр не смог сдержаться:
   – А-а-а!!! – дико завопил он.
   Все находившееся в салоне полетело в сторону Михаила. Спирин заткнулся, ноги взлетели чуть ли не до потолка, но сумел избежать столкновения с двадцатипятилитровой канистрой солярки. Увернувшись, смачно плюхнулся на сиденье, принимая на грудь не очень мягкий баул с палаткой.
   Разворотив вагон, броневик круто развернулся. Окутанный густым облаком пыли, на мгновение замер. Плавно, как при замедленной съёмке, с противным скрипом несмазанных петель, вернулся в горизонтальное положение, позволив пассажирам сесть ровно, и снова (Костёр со всей дури вдавил педаль «газа» в пол) рванулся вперёд, продолжая безумную гонку. Сзади, совершив похожий манёвр, только никуда не врезаясь, точно привязанный, пристроился «Тигр один».
   По крыше свинцовым градом застучали пули, и Мишка нагнулся, привычным движением прижимаясь грудью к коленям, закрывая глаза и стараясь ни о чём не думать.
   – Спирин! – заорал над ухом Артём. – Спирин!
   Последовал грубый тычок в плечо.
   Михаил резко выпрямился и открыл глаза. И дёрнулся, вжимаясь спиной в сиденье. Напугал, чёрт… Непонятно как перебравшись через сиденье, с трудом балансируя на наваленном повсюду снаряжении – одна рука размахивала в воздухе, другая держалась за потолок, – спецназовец умудрялся трясти Мишку. Пытался привести в чувство. Но перекошенное, розовое как у Кости, лицо и горящий от возбуждения взгляд совсем этому не способствовали, вызывая совсем другое желание. Да и не нуждался Аспирин в заботе. Он и так был в порядке, даже большем, чем остальные, поскольку понимал, с кем они столкнулись.
   – Стреляй! – Артём придвинулся вплотную, и Михаил инстинктивно задержал дыхание, задыхаясь от ядрёной смеси запахов пота, пороха и колбасы. В глаза бросилась рыжая щетина. – Стреляй! – Брызгая слюной, Артём вцепился в него обеими руками.
   – Не-ет… – простонал Спирин не в силах вынести (неужели он поехал ради этого?) жестокости, плескавшейся в глазах солдата. – Мы не можем… – вскинулся было он, но спецназовец выпрямился и начал пристёгивать страховочные ремни, собираясь открыть люк и задействовать пулемёт.
   – Что ты делаешь? – сиплым от волнения голосом, прекрасно зная ответ, поинтересовался Михаил.
   – Спасаю твою жизнь, – не глядя, ответил Артём, пальцы нащупали рычаг включения аварийного привода. Губы парня снова шевельнулись, но слов Спирин не услышал: в отверстие на потолке ворвался шум боя.
   Снаружи снова ухнуло, затем ещё раз и ещё. Защёлкали осколки, салон затянуло гарью. На дисплее высветился маршрут, лучистой изумрудной линией петляющий среди схематического изображения вагонов.
   – Давай голограмму! – заорал Костров, резко выворачивая руль в сторону и спасая автомобиль от очередной ракеты.
   Снова взрыв, скрип и скрежет. Обжигающий жар и удушливый дым. Смерть…
   Перед глазами водителя появилось объёмное изображение «лабиринта».
   Броневики вырвались на прямой участок и заметно увеличили скорость. «Тигр два» по-прежнему нёсся впереди.
   На платформы высыпали «чешуйчатые» фигурки. В руках автоматы, у некоторых гранатомёты.
   – Давно не виделись… – послышался в наушниках ледяной шёпот Артёма, почти сразу потонувший в разрывающем барабанные перепонки грохоте выстрелов.
   «Печенег» ожил.
   Длинная очередь раскалённой плетью ожгла вагоны, разрывая маленькие тела на куски и покрывая ржавые останки платформ дымящейся в лучах выглянувшего солнца кровью.
   Руки, ноги, головы…
   Во все стороны полетели тёмно-красные, до черноты, брызги, шлейфом преследуя оторванные конечности и рисуя на стенах вагонов пунктирные линии.
   Оставьте машины и уходите.
   Теперь надпись казалась написанной кровью. Михаил мог поклясться, что помнит мазки от кисточки и прилипшие к шершавому металлу волоски… не искусственные – человеческие. И ещё… кусочки… не засохшей краски, а кожи и мяса.
   Перед глазами всё поплыло.
   Одно из существ успело выстрелить. По броне защёлкали пули. Артём закричал, разворачиваясь и отбрасывая огнём тщедушную фигурку далеко назад. Вытянув перед собой руки и щупальца, словно указывая собратьям на опасность, получеловек-полумашина улетел за платформу, навсегда исчезая в наваленном мусоре.
   Диман тормознул, вписываясь в поворот. Автомобиль задел боком вагон, ещё больше раскурочивая крыло. Цепляя какой-то трос, с резким щелчком хлыста оборвал, с глухим каменным грохотом разбросал в стороны бумажные мешки, из которых полетели куски засохшего мела или гипсовой штукатурки. Собрав всё в кучу, словно разъярённый бык, скинул, поднимая в воздух тучи удушливой пыли и с треском выбираясь на широкий участок.
   Не обращая внимания на предупредительные вопли и надписи автоматики, кашляя, Костёр снова прибавил скорость, устремляясь к белеющему узкому проходу между составами. Слева над путями появился конус третьей сторожевой башни. Теперь он казался гораздо ближе.
   – Сколько ещ-щё? – споткнулся на последнем слове Костёр, когда в стекло ударила длинная автоматная очередь и он, нагнувшись, не справился с управлением, налетая колёсами на наваленный вдоль дороги хлам.
   По стеклу расползлись трещины.
   – БАМ?! Сколько ещё?! – В голосе послышались истеричные нотки. Парень попытался вытереть лицо, но машину снова подбросило и пришлось обеими руками ухватиться за руль. – БАМ!
   Визг четырёхствольного пулемёта на секунду стих.
   – Пятьсот метров.
   На крыше снова загремело, и вездеход наполнился металлическим уханьем.
   Тух, тух, тух, тух… Посыпались гильзы, под дикий крик Артёма.
   Сумасшедший, подумал Спирин, неожиданно замечая стоящий у парня член: между ног спецназовца из оттопыренной одежды образовался заметный холмик. Не хватает только мокрого пятна. Мысли вернулись к собственному мочевому пузырю и Михаил усомнился в своей правоте. А у него?
   Спирин облизал пересохшие губы, не сомневаясь, что со временем пятно появится.
   Грузовик настигла ещё одна очередь. Клацнула свинцовыми зубами по правому борту, оставляя в бронированных плитах дымные отверстия.
   Десять, посчитал Михаил, разглядывая напротив себя и над скрючившимся Костей смертельное многоточие. Наклонил голову, зрачки уставились на лохмотья собственного комбинезона, и почувствовал в плече болезненное жжение.
   Зацепило…
   Паника сдавила горло. Намочила спину потом.
   Нет…
   Спирин заметался на сиденье, рука потянулась к Артёму, и замер, почувствовав на себе Костин взгляд.
   Тихонов-младший выглядел ужасно. Хватал широко открытым ртом горячий воздух, гнул от боли сухие, в язвочках, губы. Заклинившим затвором двигался взад-вперёд заострившийся кадык. А глаза…
   Михаил отвернулся. Скользнул взглядом по своему плечу, пальцы ощупали порванный комбинезон. Мимо… пуля слегка задела кожу.
   – Хватит… – прошептал кто-то голосом Кости. – Останови… нас…
   Грузовик тряхнуло, и Михаил больно ударился затылком.
   – Тихон? – позвал он водителя. – А?
   Но Костя уже лежал с закрытыми глазами, а голова, как мячик, безвольно подпрыгивала на сиденье.
   Пытаясь прийти в себя, Михаил энергично помотал головой. Неужели Костя передал послание обитателей станции? Невероятно… Выходит, не только он обладал экстрасенсорными способностями.
   А если так, удивлённо подумал Спирин, чувствуя близость откровения. Почему неизвестный разум общается со мной?
   Додумать не позволил грохот боя. Сзади в очередной раз рвануло. Но далеко – за второй машиной. В наушниках послышался стон Фёдора Ивановича и крики Горяева и Ферельмана. Затем какой-то шум и треск.
   Костя резко сел на сиденье и свалился на пол:
   – Батя!
   Диман успел заметить, как «Тигр один» резко вильнул в сторону и врезался в длинную платформу слева. Вдавил клёпаную обшивку вагона внутрь. С железным звоном разорвал, и, завязнув в «металлической» трясине, остановился. Радужной неваляшкой перегнулся через крышу киборг, его бронированное тело ударилось о крышу и точно алюминиевую проволоку согнуло поручни.
   Двигатель заглох.
   И как по команде, на вездеход посыпались обломки кирпичей, знакомые мешки с побелкой, и всевозможный мусор. Накрывая густым облаком пыли и дыма, и скрывая от глаз преследователей.
   – Стой! – неожиданно громко для состояния в котором находился, закричал Костя, его руки нащупали автомат, и парень со стоном перекатился к заднему люку. – Костёр…
   Дмитрий надавил на «тормоз».
   В дыму что-то зашевелилось.
   У попавшего в западню «Тигра один» открылась переделанная задняя дверка, и в узкую щель между изуродованной подставкой БАМа и стойкой автомобиля вывалился Горяев с двумя маленькими пистолетами-пулемётами в руках. Свалился на землю, чумазая голова завертелась во все стороны, пытаясь хоть что-то разглядеть в едком тумане, закашлялся. Заметил на соседнем вагоне чёрные фигуры и живо перекатился в сторону.
   Вовремя…
   По броневику защёлкали пули. Били наугад, не прицельно.
   Привстав на колено, Павел разрядил автоматы. Несколько карликов упали, остальные открыли ответный огонь. Послышался пронзительный свист, какой бывает, когда рассекаешь воздух прутом или плёткой. В дыму зазвенело.
   Из «Тигра два» вывалился Костя (ему удалось открыть люк), упал, сдирая в кровь колени. С трудом поднялся, автомат остался на земле, и, как пьяный, мотаясь, побежал к машине отца. Под ногами взметнулись султанчики выстрелов, и парень снова упал.
   – Вставай, – прошептал Дмитрий, продолжая таращиться в разбитое боковое зеркало. – Вставай…
   Артём развернулся и срезал автоматчиков очередью. Закричал, замечая вражеское подкрепление, и снова открыл огонь, наслаждаясь зрелищем окровавленных тел и болью в тускнеющих глазах.
   Михаил обхватил голову руками. Что же это… Картинка перед глазами стала чёрно-белой, вытянулась в линию и, вспыхнув, исчезла. Миг… свет… тьма… ослепляющий свет разорвал сознание, силой соединяя с разумом Артёма, и против воли заставляя проникнуть в мысли спецназовца. Превращая в розовые щупальца, но не из металла, а оголённых нервов… подхватил, нацелил, швырнул, вонзил… пробивая защиту подсознания и раскрывая тайны чужих мыслей.
   Киборг… вылитый киборг. БАМ…
   От сильной отдачи пулемёта ныли руки…
   От пуль противника дымилась одежда…
   От грохота выстрелов звенела голова…
   Вот мы и встретились…
   Дико улыбаясь, не замечая свистящих вокруг пуль и осколков, и словно насмехаясь над смертью, Артём продолжал обстреливать вагоны. На фоне закопчённого и покрытого грязью мрамора лица яростно сверкали белки глаз. Комбинезон на спине и под мышками побелел от пота. Посеревшие от пыли на голове волосы свалявшейся шерстью торчали в разные стороны.
   Михаил в отчаянье посмотрел на Кострова и протянул к нему руку:
   – Не сиди, – прошептал он, возвращаясь в своё тело, но чувствуя то же, что и спецназовец, и понимая, в каком отчаянном положении оказался «Тигр один». – Костёр!
   Дмитрий понял, чего боится друг.
   Крыша вагона почернела от маленьких фигурок. Одна держала в руках пулемёт.
   – Пулемёт! – заорал Костров, максимально выкручивая руль и с трудом разворачивая тяжёлый автомобиль на маленьком пятачке. Поравнявшись со второй машиной, вдавил педаль тормоза в пол. Успел! Заслонил… Многотонная громада остановилась рядом с «Тигром один», прикрывая его от пуль противника.
   – Из машины! – Крик Артёма потонул в грохоте пулемётных очередей.
   Спирин рухнул на пол. Костёр, успев открыть дверь, плашмя бросился на землю. И только спецназовец остался стоять, продолжая сумасшедшую дуэль с засевшими на крыше монстрами.
   На вездеход обрушился огненный шквал, в считанные секунды превращая левый бок в решето. С такого расстояния и под таким углом, да бронебойными пулями… изнутри полетели клочки обшивки, начинка сидений и деревянные щепки от ящиков, где хранились продукты и инструмент. Запахло горелой синтетикой и соляркой, похоже, досталось и запасным канистрам с топливом.
   – А-а!!! – Стрельба на секунду стихла, и стали слышны вопли орущего в кабине Спирина.
   Из-под обломков высунулась голова киборга, затем появился воронёный ствол пулемёта. Блеснула механическая рука, пытаясь справиться с упавшей сверху массивной балкой, попыталась сдвинуть и снова исчезла под обломками вагона. Послышался противный визг рикошета, и по бронированному торсу побежали яркие вспышки: искры, высекаемые пулями противника.
   – А-а!!! – Не слыша орущего под ногами Спирина, кричал Артём, всаживая в соседний вагон очередь за очередью и провожая глазами вогнутые дыры, остающиеся в истлевшем корпусе от пуль «Печенега».
   Выше, выше, медленно и плавно.
   Пробоины сместились вверх. Ближе, ближе… к ногам… маленьким ногам. Выстрел – выстрел в него. Ещё – снова рядом цвиркнула пуля. Ещё немного… Вагон загорелся, наполняя воздух удушливой вонью горящей пластмассы.
   Выстрел – выстрел в него.
   Плечо обожгло и в тот же миг у существа на крыше оторвало ногу.
   Левее…
   Ещё два монстра, не успевая закричать, разлетелись на куски, забрызгивая узкий проход коричневой кровью.
   Запах… запах внутренностей и человеческой крови. Запах горелого мяса…
   Из распахнутой задней двери «Тигра один» высунулся пепельный шарик лица Ферельмана. С двумя угольками слезящихся глаз и дрожащей впадиной рта. Щурясь от едкого дыма, мужчина присел, ноги заскребли по земле, пытаясь затолкать длинное тело за машину. Кажется, доктор что-то бормотал, но рации у него не было, и никто ничего не слышал.
   Мимо, шатаясь точно пьяный, проковылял Костя. С трудом протиснулся внутрь кузова и склонился над раненым отцом. Убедившись, что Фёдор Иванович жив, облегчённо выдохнул: не ранен, слегка контужен. Осторожно потащил с водительского сиденья назад.
   – Оружие! – Артём перестал стрелять и посмотрел на замерших внизу людей.
   Никто не пошевелился.
   – К машинам! – крикнул он изо всех сил и снова начал стрелять, сбрасывая с крыши очередную волну нападавших.
   Чудовища упрямо шли в атаку.
   Костёр пришёл в себя. Доставая пистолет, перевернулся на спину. Не целясь, разрядил «Пернач» в бегущую вдоль «коридора» тварь. Существо споткнулось, но не упало. Прыгнуло в сторону, гибкие щупальца мелькнули в воздухе и… мимо, заставив зажмуриться, с пронзительным свистом (вот откуда странный звук) пролетело что-то похожее на сюрикены. С электрическим треском, оставляя глубокие дымящиеся полосы, звякнуло по дорожному покрытию.
   – Ма… па… – забормотал Дмитрий, с ужасом глядя на приближающегося монстра. Вжавшись в колесо броневика, заелозил ногами, тщетно пытаясь отползти. Направил на существо пистолет, бессмысленно нажимая на спусковой крючок, и с пугающим спокойствием прислушиваясь к тихим щелчкам. Раз, два, три… повторял он про себя, внезапно начиная думать, что всё ему снится.
   Существо приблизилось, гипнотизируя глазами: голубыми и чистыми, как утреннее небо, как мысли у ребёнка, и как его мечты.
   Хрясть!
   Гнилой дыней лопнула гладкая без единой морщинки голова. Белыми семечками разлетелись в стороны мозги и чёрными… кровь вперемешку с плотью, будто выплеснули на дорогу старую заварку: мокрые сгустки – кровавые червяки…
   Пуля из «Печенега» спасла Димке жизнь.
   Кострова вывернуло. Согнувшись в три погибели, он разом избавился от обеда. Извиваясь, и не замечая, что пачкается в собственной блевотине, Диман обхватил голову руками и громко завыл. Из глаз полились слёзы… Сверху, обжигая и норовя попасть за шиворот, посыпались горячие гильзы: Артём продолжал отбивать нападение, и его брюки между ног действительно стали мокрыми.
//-- * * * --//
   Спирин открыл глаза и… ничего не увидел. С ужасом несколько раз моргнул, обретая, наконец, способность видеть, и тут же об этом жалея: крыши соседних вагонов чернели от обитателей станции.
   Вороны… чёрные вороны, пришло в голову сравнение. Стервятники человечества…
   В памяти всплыл эпизод детства, когда на его глазах машина раздавила голубя. Не ворона, но внутренности у всех одинаковые. Перед глазами возникла, казалось, давно забытая картина: красно-чёрное месиво и порхающие, точно из подушки, маленькие серые пёрышки. Он даже посчитал, сколько раз колесо оставило на щебёнке алые отметины. Ровно четыре… и ещё помнил, что пёрышки долетели до него, маленьким (как монстры) истуканом застывшего напротив пятна, и блестящими от слёз глазами разглядывающего останки того, что (язык не поворачивался назвать ЛЕПЁШКУ птицей) всего секунду назад прыгало по дороге, собирая хлебные крошки.
   Он стоял у дороги и ревел навзрыд. Горячие слёзы текли по щекам, и обжигали, попадая на обветренные губы. В носу хлюпали сопли, кулаки нервно сжимались и разжимались, а в висках стучало сердце.
   Убей…
   Худенький, даже для своего возраста, мальчик трясся от боли.
   Не заставляй меня…
   Глаза наткнулись на развороченные ящики. Одежда, электрическая пила, дрель и палатка. В самом низу скосорылился треснутой крышкой ещё один ящик. С боеприпасами. Зелёного, как сопли, цвета. На боку надпись: «гранаты». Некоторые гладкие, кажется наступательные, другие шипастые – оборонительные. Из-за этих шипов чем-то смахивающие на приближающихся тварей с их торчащими, словно перья (раздавленного голубя, шепнул кто-то) лоскутами псевдокожи. И так же, как эти существа, созданные сеять смерть и разрушение.
   В открытую дверь потянуло гарью и залетело несколько гильз. Тупо уставившись на блестящие цилиндрики, Михаил заметил, как они шипят в набежавшей луже солярки. Увидел (или показалось?) едва заметное облачко пара, и почувствовал, хотя в машине и так сильно воняло, запах дизельного топлива.
   В клубах дыма снова мелькнули чёрные фигурки, теперь значительно ближе.
   Вороны, снова прозвучали в голове Спирина чьи-то слова. Убей…
   Взгляд вернулся к ящику с гранатами, и парень окончательно понял, что если ничего не предпримет – до гор они не доберутся. Этот ход оставили за ним… кто – возможно, он когда-нибудь выяснит, – но ходить придётся сейчас. Либо смерть маленьких хозяев станции, либо путешественников. И не смерть вовсе, а, как выразился БАМ, «Демонтаж».
   Людей разберут на «запчасти».
   Мишка принял решение, и тишина салона сменилась грохотом выстрелов, криками раненых и убитых.
   Рванув зелёный ящик на себя, Спирин грубо сбросил с него ненужные вещи. Одежда, инструмент, еда. Зазвенела посуда и высыпавшиеся из пластмассовой коробочки свёрла.
   – А-а! – донеслось сверху.
   – Помогите… – прошептал Костёр.
   – Обзор ограничен, – в который раз повторил киборг.
   У кого как, с мрачным весельем подумал Михаил. А у него, что надо.
   Видно всё, особенно как из вагонов выскальзывают лоснящиеся фигуры и как полумесяцем обходят автомобиль сзади.
   Граната удобно легла в ладонь. Прохладный тяжёлый цилиндр с коротким запалом и кольцом. Смерть, запечатанная в стальной корпус. Киндер-сюрприз… Михаил выдернул чеку и завёл руку за спину. Пора… рука замерла, натыкаясь на невидимую стену.
   Подожди… они же люди… ни в чём не виноваты… ПОСМОТРИ НА НИХ!
   Мишка замер и кулак разжался. Стальной цилиндр, блеснув сопливым салатным боком, упал обратно в ящик, звяк… замер среди ещё десятка, превратившись в обычную железяку, но уже без кольца.
   СПАСИБО ТЕБЕ…
   В салоне взвыла сирена: компьютер обнаружил активированное взрывное устройство. «ТРЕВОГА» – замигала на дисплее красная надпись. «Тревога» – полыхнуло в мозгу. «Тревога» – прошептали губы.
   Спирин дёрнулся, пытаясь справиться с дурманом, и быстро-быстро заморгал.
   Морок…
   Повернулся, встречаясь с бирюзовыми, прекрасными, как первый поцелуй, глазами гипнотизирующих его монстров. Мысленно выкрикнул: «мой выбор»! Схватил гранату и со всей силы метнул в несущихся к автомобилю существ.
   Граната взорвалась в воздухе.
   Огненный смерч вцепился в маленькие фигурки, оглушил, закручивая и отталкивая, взметнул над землёй, разрывая на куски. С силой швырнул на потрескавшиеся вагоны, оставляя на стенках дымящуюся кровавую кашу из мяса и внутренностей.
   Как голубь, успел подумать Мишка, прежде чем тугой раскалённый воздух опрокинул его на спину, отбрасывая к передним сиденьям. Сверху взвились похожие на спальный мешок и палатку тряпки, полетели осколки дорожного покрытия и камни. На зубах заскрипела чёрная как уголь, такая же твёрдая и горькая на вкус крошка из земли и пластика. Уши заложило.
   – Охренеть… – послышался не то гул, не то чей-то голос. – Преду… тьфу… ждать надо…
   Предупреждать? Мишка нервно улыбнулся. Предупреждать? Рука нащупала слетевшие при взрыве наушники, и неуклюже нацепила на голову.
   – Предупреждать? – спросил Аспирин, не ожидая услышать ответ. И громко, дико рассмеялся. Очень смешно: предупреждать. Его-то… никто не предупредил. Парень сполз ниже, отыскивая в свалке пожитков ящик с гранатами. Вытащил, выискивая взглядом знакомые «пирожки». Слово понравилось. Зажал в руке ещё одну гранату. Не гранату – пирожок.
   – Пре-ду-преж-даю, – издавая похожие на ослиное ржание звуки, произнёс Михаил, сорвал кольцо и швырнул гранату в открытую дверь. И спрятался за дверкой, пережидая взрыв.
   – Предупреждаю! – снова крикнул через секунду, бросая третью. – Предупреждаю! – Полетел за третьей четвёртый протухший пирожок. – Предупреждаю…
   Кулак Артёма откинул к стене. Граната выпала из рук, и упала в ящик. Спецназовец быстро нагнулся и подхватил смертельный заряд, трясущиеся пальцы поправили чеку.
   – Ч-что… – кривя в ухмылке губы, попытался подняться Спирин, но Артём ударом ноги заставил замолчать.
   – Заткнись! – Склонился над Михаилом, хватая за грудки. – Заткнись, мать твою! Слышишь?!
   Спирин несколько раз кивнул, приходя в себя, и, несмотря на боль, снова начиная улыбаться: Артём так сильно тряс, что невозможно было понять, мотается голова просто так, или он выражает согласие.
   Снаружи послышались редкие выстрелы.
   – В порядке? – Артём бросил быстрый взгляд на улицу.
   – Да… – с трудом разлепил пересохшие, превратившиеся в зарубцевавшийся шрам, губы Спирин. – Н-ничего…
   – Хорошо. – Спецназовец снова оглянулся. – Найди какое-нибудь оружие и прикрывай. – Выпрыгнув на улицу, резко обернулся. – Только не гранаты. – Вгляделся в кряхтящего и потирающего живот Спирина. – Понял?
   – Понял, – едва слышно протянул Михаил, поворачиваясь к наёмнику, но Артём уже забежал за машину.
   – Торопись, – раздался в наушниках его голос, и Спирин отлип от сиденья, против воли выполняя приказ.
   «Осьминоги» на время отступили. Слишком много шуму наделал гранатами Михаил. Слишком многие из маленьких бионитов погибли.
   В зияющих воронках ворочался густой тяжёлый дым. Не поддаваясь порывам ветра, медленно поднимался вверх. Окутывая горящие вагоны и броневики, накрывал место боя удушливым оловянным саваном, не давая разглядеть потрескавшиеся и измочаленные, превратившиеся в скелеты доисторических динозавров остовы вагонов. Тихо потрескивая, горела пластмассовая обшивка, дымились покрытые радужными пятнами изрешечённые листы металла, тлел всевозможный мусор и человеческие останки. Вонь от гари стояла невыносимая. Слезились от дыма глаза.
   – Все живы? – раздался в наушниках голос Артёма. – Приём!
   – Кажется… – простонал Ферельман. – Тошнит только.
   – В машину. – Спецназовец обошёл броневик и наткнулся на Кострова. Поднял пустой пистолет, руки автоматически поменяли обойму, передёрнул затвор и протянул рукояткой вперёд. Подхватил Дмитрия под мышки, помогая подняться. Взглянув в перепачканное серое лицо, посмотрел в глаза, отмечая про себя, что парень вроде в порядке, но для верности поинтересовался:
   – Как самочувствие?
   Диман просипел:
   – Хреново. – Вытер рукавом губы. – Ты как думаешь?
   Артём кивнул:
   – Бывает. – Повернулся, отыскивая взглядом Горяева. – Павел?
   – Здесь, – подал голос мужчина, выбираясь из-под обломков. – Ногу, кажись, зацепило.
   – Сильно?
   – Царапина…
   – Хорошо. – Посмотрел на крыши. – Тогда все в машину. – Снова повернулся к Митяю. – Заводи.
   – Угу, – кивнул Костёр, и неловко – правая рука держала мешающийся пистолет – ухватился за поручень. Подтянувшись, плюхнулся на сиденье. – Сейчас поедем… – Зажав «Пернач» между коленками, нащупал освободившейся рукой ключ зажигания и повернул.
   «Тигр» рванулся вперёд и заглох. Пистолет упал на пол.
   – Чёрт… – Дмитрий выжал сцепление и выключил скорость. – Сейчас…
   Со второго раза мотор завёлся нормально.
   – Что теперь? – спросил Костров, оглядываясь и встречаясь взглядом с таким же чумазым, с лицом в крови (Артём разбил губу) Спириным.
   Мишка пожал плечами:
   – Понятия не имею…
   – Отъезжай. – Ударил снаружи в бронированный бок спецназовец. – Освобождай проезд.
   Костров включил заднюю скорость. Осторожно сдал назад и начал медленно разворачиваться. Артём забрался во вторую машину. Мельком глянул на привалившегося спиной к сиденью, сидевшего на полу Костю и лежавшего рядом с ним Фёдора Ивановича, осторожно перебрался на сиденье водителя.
   – Врач! – позвал он Ферельмана, включая бортовой компьютер в режиме диагностики. – Посмотри Тихоновых.
   Выжал сцепление и, задержав дыхание, повернул ключ.
   Кх-кх…
   – Твою мать! – Артём выключил зажигание и посмотрел на дисплей. Со всех сторон к ним приближались красные точки. – Горяев! За пулемёт. – И снова повернул ключ.
   Под капотом сильно фыркнуло, стрельнуло, и… больше ничего.
   Павел забрался в броневик, неловко пристегнувшись, высунулся в люк. Осторожно, словно боясь обжечься, дотронулся до пулемёта. Торкнуло. Выдохнув, ухватился крепче. Передёрнув затвор, поводил из стороны в сторону, примеряясь:
   – Я на крыше.
   Михаил закрыл задние двери, не желая оставаться в одиночестве, спотыкаясь, пролез на переднее сиденье поближе к Костру. Нагнувшись и упираясь лбом в коленки друга, поднял упавший пистолет. Повертел в руках, не зная, куда деть, и сунул в бардачок.
   Ферельман залез в «Тигр один», отыскав за сиденьем аптечку, начал осматривать Тихонова-старшего. Сзади хлопнула дверка: БАМ ногой захлопнул люк.
   – Давай же… – процедил сквозь зубы Артём, в третий раз поворачивая ключ. – Ну… – В салон ворвался долгожданный раскатистый рёв. – Есть… – Парень вытер со лба пот, размазывая по лицу грязь и сажу. – Поехали. – Осторожно дал задний ход.
   Взревев ещё больше, «Тигр один» рванулся назад. Выворачивая стальные балки, передний мост соскочил с платформы. Поднимая в воздух едкую пыль, и оставляя за собой полосы сыпавшегося с крыши мусора, вездеход выехал из-под завала.
   – Функционирую, – бодро сообщил киборг. – Вижу цель.
   Все услышали, как зажужжал привод пулемёта, раскручивая ствол.
   – Едем? – шаря под сиденьем в поисках фляжки, спросил Дмитрий. – Чёрт!
   Фляжки не было.
   – Что у вас?! – выкрикнул Артём, разворачивая машину и двигая «под себя» сиденье.
   – Пить охота, – машинально ответил Костров. Подумал, о чём говорит, и улыбнулся. – Ничего, короче…
   Артём огрызнулся:
   – Нашёл о чём думать. Давай потихоньку… двигай.
   Диман включил первую скорость.
   Визг пулемёта сменился металлическим стрёкотом: «Осьминоги» снова бросились в атаку, и БАМ открыл огонь. Через секунду загрохотал «Печенег» Горяева.
   – Сто метров, – сообщил киборг и вывел на дисплей увеличенное изображение коридора. Но все и так видели последние вагоны и зеленеющий вдалеке лес.
   Костёр прибавил скорость.
   Перед машиной взметнулся столб огня и дыма. Ракета. Сворачивать поздно. Скорость сбрасывать тоже. Нырнув в воронку, вездеход вгрызся днищем в дымящиеся отвалы.
   – Горяев! Слева!
   – Костёр!
   Дмитрий повернул голову, замечая впереди группу бионитов – монстры подняли вверх щупальца. Сдаются? Застыв в таком положении на несколько секунд, молниеносно, превращая сочленения в десятки размытых полос, направили их в сторону грузовиков. На солнце сверкнули маленькие многогранные пластины.
   Костёр непроизвольно задержал дыхание, парализованный мыслью о свистящем звуке, с которым клинки рассекли воздух. Подумал, что с такой же лёгкостью они разрежут человека.
   Хрен вам, Пашок разберётся.
   «Печенег» огрызнулся и смолк.
   – Патроны кончились… где… Вот гадство… – Фраза Горяева оборвалась на полуслове, и в следующий миг на автомобиль обрушился град ударов. Пластины пробивали стекло, высекали искры на бронированных боках и крыше, застревали в шинах и радиаторной решётке.
   Костёр успел пригнуться, замечая в последний момент, как задёргались ноги стрелка.
   – Пашок! – Дмитрий инстинктивно вывернул руль. Горяев мотнулся в другую сторону. – Павел!
   «Печенег» развернулся назад.
   – Вперёд! – закричал Артём. – Стой! Куда?!
   Выравнивая машину, Дмитрий снова посмотрел в зеркало.
   Пашок…
   Тряпичной куклой Горяев мотался вместе с подпрыгивающим на ямах вездеходом. Руки друга безвольно свисали вдоль тела. Руки в одну сторону – туловище в другую. И скрип… страховочных ремней, глубоко врезавшихся в обмякшее тело товарища, не слышный за шумом боя, но ощущаемый сердцем. И кровь, сочащаяся из ран, пропитывающая одежду и проклятые ремни. Рубиновые зёрна граната. Дмитрий видел капли даже в темноте салона. Как они собираются на кончиках пальцев. Вытягиваются и набухают… медленно отрываются и падают вниз, пачкая пол и разбросанные под ногами вещи. Его… Горяева, вещи.
   До ломоты сжались зубы. Ярость оглушила. Дорога сузилась, превращаясь в винтовочный ствол, нацеленный на пятно маленьких ненавистных фигурок.
   Не раздумывая, Костёр направил броневик на мутантов.
   Кажется, кто-то крикнул: «Стой»!
   Грудь рвалась от боли. Сердце превратилось в бьющий изнутри кулак, горячий, как Пашкина кровь, и стальной, как убивший Горяева клинок, как щупальца чудовищ и несущийся на нечисть стокилограммовый бампер «Тигра».
   – Назад! – снова прокричал Артём.
   Дмитрий лишь улыбнулся и… прибавил скорость. И собственный крик заглушил все звуки.
   Ещё одна очередь прошила стекло, но в этот раз Костров не подумал прятаться. С мрачным весельем, похожим на недавний восторг Артёма, он наблюдал отлетающие вместе с защитной плёнкой кусочки стекла и преломляющийся на треснутых гранях свет, слушал, как заходится в аварийных всполохах автоматика, и удваивается в разбитом окне количество бионитов возле последнего вагона.
   Сейчас…
   Толпа заколыхалась.
   Поздно…
   Дмитрий перестал кричать и улыбнулся. Улыбка – это награда. Утешительный приз за смерть ещё одного друга.
   Рука метнулась вниз и включила фары.
   Твари бросились врассыпную. Поздно. Шеститонная махина вмялась в самую гущу, превращаясь в прямоугольный шар для боулинга.
   Страйк!
   Голуби, Широко открытыми глазами Михаил смотрел на исчезающих под колёсами маленьких, с одинаковыми личиками человечков. Голуби….
   Броневик тряхнуло. Под кузовом лязгнуло. Последние из «осьминогов» бросились к вагону, и Костёр ещё увеличил скорость.
   Не спасся никто.
   На мгновение из-под капота взметнулись щупальца цвета «Каркаде», и послышался противный и мокрый звук, с каким отбивают на кухне мясо. Затем, с ужасным грохотом сброшенного на асфальт холодильника, «Тигр» врезался в вагон, сминая и разбивая металлопластиковые стенки и вдавливая в него тварей.
   Получите…
   Броневик с разгона вломился в вагон. Окружённый вязкой массой тел и сломанными перекрытиями, точно ледокол, продирающийся сквозь льдину, с треском продвинулся ещё на метр-полтора и, окончательно завязнув, резко остановился. Лобовое стекло, покрытое чёрными разводами густой, напоминающей фарш массы, в ней угадывались знакомые «перья» одежды мутантов, окончательно лопнуло и улетело вперёд. Разбились все фары. Окончательно оторвался так и не спиленный кенгурятник, и отлетели зеркала. Бампер и лебёдку вдавило внутрь. Ни стонов, ни криков, ничего… торчавшие во все стороны балки и густое облако удушливой ржавчины.
   Только двигатель продолжал работать.
   – Живые? – послышался мышиный писк.
   – Чего? – Михаил покрутил головой, чувствуя неприятный хруст позвонков и морщась от боли. Прямо на панель сплюнул набившуюся в рот крошку, глаза поискали свалившиеся с головы наушники.
   Из улетевшей на пол гарнитуры снова послышался голос.
   Пи, пи, пи…
   – Живые, – ответил Спирин, расстёгивая ремни безопасности и со стоном касаясь отбитой груди. – Кажется.
   Осторожно поднял наушники, неуклюже, с третьего раза, приладил к голове. Снова поморщился, потирая больное место. Посмотрел на продолжающего молчать Дмитрия. Открыл рот, собираясь поинтересоваться самочувствием, но передумал и отвернулся. Чувствуя во рту металлический привкус, осторожно дотронулся языком до разбитых губ.
   Хреново…
   – Выехать сможете? – не унимался Артём. – Почти выбрались. Немного осталось.
   – Не знаю…
   – Костёр?
   Вместо ответа Дмитрий рывком включил заднюю скорость, вдавил педаль «газа» в пол и резко отпустил сцепление. Спирин едва успел упереться ногами.
   Скрежет, звон, грохот. Завывая двигателем, сгребая мусор и вырывая куски уцелевшей обшивки, броневик выпрыгнул из груды пластика и металла, бывшей когда-то вагоном. На дисплее замигало предупреждение о критической нагрузке в компрессорном блоке: изрешечённые осколками и пулями шины быстро теряли воздух. Ещё несколько минут, и они окончательно потеряют форму. Тогда автомобиль придётся бросить. Даже «Тигр» не сможет ехать на спущенной резине.
   Дмитрий затормозил возле «Тигра один», продолжая молчать, тупо уставился на мигающий всеми красками монитор с высвечивающимися на нём надписями. Руки парня мелко дрожали, а лицо, несмотря на слой пыли и грязи, пылало, как от высокой температуры.
   – Что у вас? – Голос спецназовца выдавал нетерпение. – Проблемы?
   Михаил с опаской посмотрел на друга. Не решаясь побеспокоить, проследил за взглядом, быстро читая надписи на экране. Прикинув, что всё это может значить, в общих словах пересказал Артёму. Тот, в свою очередь, сидящему сзади Косте. Тихонов-младший внимательно выслушал. На секунду задумался и выдал решение. Артём передал Мишке. Набрав на клавиатуре необходимую команду, Спирин запустил аварийную программу.
   Через мгновение включился специальный насос, и внутрь измочаленных покрышек стал подаваться клеящий состав, выдавливаемый наружу через пробоины и почти мгновенно твердеющий на свету. Через минуту мигание прекратилось, красная надпись сменилась жёлтой, и наконец зелёной – формальным разрешением продолжить движение.
   Спирин заставил себя дотронуться до плеча друга:
   – Едем… Я…
   Костров медленно повернулся и посмотрел Михаилу в глаза.
   Лицо парня было бледным, и ничем не отличалось от толстого слоя пыли, густо покрывающей автомобиль снаружи и изнутри. Такого же, наверное, слоя, какой покрывал отныне и души оставшихся в живых участников экспедиции. Оставшихся… Спирин уловил мысли Костра. Сколько должно погибнуть людей, прежде чем они доберутся до чёртовых гор? И кто будет следующим?
   Не сказав ни слова, Дмитрий медленно отвернулся, включил первую скорость, и, шмыгнув носом, плавно стронул автомобиль с места.
   Ничего… прорвёмся.
   Поскрипывая, броневик медленно покатил по ставшей родной ржавой железнодорожной ветке, единственно возможному пути, ведущему со станции. Сзади преданно следовал «Тигр один».

   На игре…

   Хорошая игра, как сказал бы ведущий. За-ме-ча-тель-на-я. Трудно с этим не согласиться.
   Выпустив из рук пульт управления «гильотиной», Дмитрий устало привалился к тёплой на ощупь, шершавой чугунной поверхности.
   Получилось…
   С другой стороны ножниц таращился Олег. Белел в каком-то мареве неправдоподобно большими, розовыми белками глаз. Серел, покрытым бисером пота, цвета мокрого асфальта лицом. Шевелил бескровными полосками губ, с багровыми, оставшимися от впившихся зубов отметинами. Без дела двигал длинными и трясущимися, но зато целыми руками. Сидел на стуле для проигравших, возле самого лезвия, никак не мог встать, и не мог вымолвить ни слова.
   Костёр понимал.
   Пытаясь завести толпу, что-то снова кричал ведущий. Из кожи лез вон, стараясь вернуть игру в прежнее русло.
   И не мог.
   Примерно половина зала (верившая в удачу) размахивала плакатами, зато другая часть зрителей, Димке хотелось верить, самая умная, а не легковерная, наблюдала молча. Люди думали, пытаясь осмыслить произошедшее в студии. Почему Громила не лишился рук, и почему с благодарностью смотрит на того, кому проиграл? На любимца телеэкрана молчуны внимания не обращали. Уже нет. Только на Дмитрия.
   Костёр зачем-то попытался услышать слова ведущего. Не смог, стук собственного сердца заглушал все звуки. Встретился взглядом с Олегом и с трудом выдавил из себя улыбку.
   Ступай брат домой, твоя игра закончилась.
   Губы Громилы слегка дёрнулись, а глаза сказали «спасибо».
   Не за что…
   – … невероятно… – наконец донеслось до Димки. – Игрок смог выдернуть руки! Успел! Невероятно…
   Действительно…
   Прошло отведённое время. Подбежали медики. Окружили Олега. Несколько минут осматривали и изучали, обнюхивали. Вынесли вердикт: руки целы (как будто и так не видно), игрок в порядке.
   Вышел судья и в наступившей гробовой тишине торжественно объявил: «все процедуры соблюдены, нарушений нет. Игрок может либо продолжить игру, либо отправиться домой».
   Тишина стала ещё жирнее, будто вливалась, выдавливая дыхание, откуда-то с улицы.
   – Я… – Олег встретился взглядом с Дмитрием, и Костёр увидел в глазах молодого человека страх, такой же, как у Аспирина после разговора с полковником. Страх за отказ участвовать в игре.
   Часть толпы зароптала. Похоже, кому-то действительно не терпелось вернуть Громилу за стол.
   – Я…
   С этим нужно было кончать.
   – Он идёт домой! – распрямляя плечи, громко крикнул Дмитрий. Заметил, как дёрнулись, но снова застыли охранники. Как покраснел, превращаясь в обычного испуганного соседа мгновение назад уверенный в себе ведущий. И как сгорбился господин Весёлый Молочник, теряя фальшивый лоск.
   Не нравится?
   Костёр захотел улыбнуться, понимая, что теперь остановить его не получится. Только не на глазах у зрителей. Прав Михаил: нужно всего лишь выиграть. Один удачный ход… Нельзя только улыбаться. Имидж, как сказал бы ведущий.
   – Другой игрок не имеет права вмешиваться! – обрёл дар речи ведущий. – По правилам шоу вас могут наказать.
   Митяй всё-таки улыбнулся. Не смог сдержаться. «Могут наказать». Хитрый словогон оставил себе лазейку.
   – Хотите отправить на переработку?! – с вызовом поинтересовался Костёр. – За нарушение? Без игры?!
   Толпа снова заволновалась. Кто-то стал требовать, чтобы предателя лишили рук, а кто-то выступил на стороне Дмитрия. В одном месте вспыхнула драка. Страсти быстро накалялись.
   – Хотите?! Без суда? Без доказательств… – Последние слова потонули в рёве рекламы, вовремя включённой звукорежиссёром.
   Возле Кострова нарисовался судья. Глаза бешено сверкали, усы стояли торчком.
   – Немедленно замолчи! – закричал Молочник, пытаясь за время рекламного ролика приструнить строптивого игрока. – Ты чего добиваешься?!
   Ситуация показалась Димке забавной.
   – Слышали бы тебя сейчас зрители… – бесстрашно усмехнулся он.
   – Я повторять не буду! – зашипел толстяк. – Если не успокоишься…
   – Заткни хлебало! – осадил зажравшуюся свинью Дмитрий, и так резко дёрнулся вперёд, что мужчина отпрянул и чуть не упал, вмиг превращаясь лицом в яичницу-глазунью: два испуганно-выпуклых жёлтых глаза на фоне наштукатуренной белой физиономии. – Отпустите Олега… – приказал Костёр. – Тогда подумаю и… замолчу.
   Молочник (уже не весёлый) несколько секунд обсасывал услышанное, и наконец кивнул: согласен…
   – И включите микрофоны, – криво улыбнулся Диман, удивляясь, почему при кивке огромная голова судьи не оторвалась от шеи. – Зрители не дураки.

Глава 5

   Третьи сутки, не прекращаясь ни на минуту, шёл дождь. Третьи сутки, увязая в раскисшей земле, вездеходы месили грязь.
   Вырвавшись из Ртищева, караван миновал Аркадак, Балашов, и на станции Поворино повернул на юг, двигаясь к Волгограду.
   Заляпанные снаружи толстым слоем земли и глины, с мутными, подрагивающими на приборной панели лужицами воды и с дрожащими каплями на разбитых стёклах, бронированные махины, оставляя после себя две глубокие колеи, за несколько секунд заполнявшиеся дождевой водой, упорно продвигались вперёд. От перегретых двигателей столбом валил пар, смешиваясь с дымом из выхлопной трубы, несмотря на ветер, вязко лип к коричнево-чёрным махинам.
   Сыро и холодно, печка не спасает. Пахнет мокрой землёй и грибами.
   За трое суток не встретилось ни одной живой души: ни зверей, ни людей, никого… один дождь и ветер. Да и тот задувал лишь на время, будто опасаясь надолго оставаться в изуродованных машинах.
   Грязь и брызги чохом летели из-под колёс, попадая через разбитые окна в кабину и пачкая сидящих внутри людей: уставших, грязных и молчаливых, с плотно сжатыми губами, не обращавших на погоду внимания.
   Особенно бросались в глаза двое: взрослый парень и пожилой мужчина, похожие друг на друга, как отец с сыном, или родные братья. Оба невысокие и коренастые. Оба периодически кашляющие и хватающиеся за грудь. Только если на лице первого не было ни кровинки, лицо второго наоборот, пылало, точно озаряющее на закате небосклон светило. Ещё отличались глаза… не разрез, цвет или форма, а выражение, с каким они блестели из-под бровей. У того, что помоложе, взгляд был потухший, как у людей, смирившихся с судьбой. У превратившегося за одну неделю в старика пожилого – глаза сияли, как у самого счастливого человека не земле.
   Третьи сутки, оставшиеся в живых участники группы Кострова-старшего двигались в сторону Волгограда. Километр за километром. Редко, чтобы перекусить, останавливаясь днём, и всего на несколько часов, чтобы передохнуть, ночью. Быстро ужинали, с отвращением (вода во всех проявлениях начинала сводить с ума) умывали лицо и руки, доставали полусухие, не успевшие просохнуть за день спальные принадлежности, и готовились к ночёвке. Не слушая доводов Артёма и Ферельмана, не несли дежурства, с каким-то фатальным равнодушием забирались в броневики и укладывались спать. Часто просыпались, тревожно прислушиваясь к непрекращающейся мороси снаружи и бросая в темноту испуганные взгляды. Вспоминали, где находятся, и снова опускали головы на приспособленные под подушки пустые канистры, накрытые сверху волглыми тряпками. Натягивали на головы отсыревшие одеяла, и, прислушиваясь к стонам товарищей по несчастью, тихому визгу сервомоторов БАМа и собственному стуку сердец, мечтали, чтобы всё поскорее закончилось.
   Особенно дождь…
   Возможно, кто-то вспоминал увиденные днём пустые деревни, заброшенные станции и перегоны. Тосковал по густым лесам, на второй день сменившимися холмистыми равнинами и бескрайними полями. Заросшими высокой травой и кустарником. С многочисленными балками и красноватыми, рассекавшими теряющиеся за горизонтом степи, подобно морщинам лицо старика, глинистыми оврагами.
   Унылый пейзаж…
   Но было и кое-что ещё (не считая ухудшающегося с каждым днём здоровья путешественников), из-за чего мятежники старались быстрее добраться до «южного» города.
   «Сезон ураганов».
   На последнем сеансе связи Димкин отец сообщил, что по прогнозу синоптиков «сезон ураганов» начнётся на неделю раньше…
   Всего, чёрт возьми, на неделю.
   …но это значило, что у них практически не осталось времени.
   Даже в том разбитом состоянии, в каком они пребывали, друзья непроизвольно вжимали головы в плечи и вздрагивали, когда далеко на западе в небе вспыхивали яркие зарницы, а ветер доносил затихающее эхо громовых раскатов. «Сезон ураганов» – сезонный катаклизм, наказание человечества за бездумное отношение к природе – приближался. Не знающие пощады вихри, несущиеся со скоростью свыше ста километров в час и терзающие Поволжье два раза в год на протяжении четырнадцати дней. Источник бед, готовых дров и нескончаемой работы для роботов-уборщиков.
   Дождь пошёл сильнее.
   Спирин откинул одеяло и задумчиво уставился в темноту.
   Бум, бум, бум… как в детстве, когда отец брал его на рыбалку, и они, спрятавшись в палатке, делились впечатлениями, слушая монотонное нескончаемое бормотание скорбящего по своим несуразным детям Бога.
   Бум, бум, бум… тогда тоже шёл дождь. Он помнит очень хорошо, потому что поймал первого и единственного в жизни карпа.
   Здоровенная рыбина…
   Михаил продолжал слепо таращиться в потолок, не замечая, что улыбается. Карп, речка, палатка, отец. Как давно это было, и было ли вообще?
   Тогда ещё совсем мальчонка, в какой-то момент он промок и убежал в палатку переодеваться, а когда вернулся – колокольчик на закидушке вовсю звенел. И отец… только теперь Спирин вспомнил его странную улыбку. Наверняка батёк приложил к фантастическому улову руку.
   Улыбка парня стала шире: хитрюга… когда вернётся домой, обязательно поинтересуется.
   Вернётся ли?
   На улице послышалось мокрое хлюпанье: в темноте кто-то шёл. Улыбка увяла. Спирин напрягся, прислушиваясь. Звякнула металлическая фляжка, чиркнула спичка, и в окно потянуло дымом, а через несколько секунд – знакомым табаком.
   Диман…
   На следующий день после похорон Горяева Костёр начал курить. Нашёл у Пашки сигареты и дымил как паровоз. Курил и пил.
   Улыбка пропала окончательно.
   Спирину тоже было плохо. Может, даже хуже. Он тоже переживал смерть товарища, при этом, цинично полагая, далеко не последнюю. И тоже имел право на проявление чувств. Очень хотел всё бросить, курить сигареты, напиваться до безобразия и трепать окружающим нервы.
   Строить из себя несчастного всегда легче.
   Но не мог. Держался… пытаясь таким образом превратить жестокое убийство в геройский подвиг, сделать гибель товарища не напрасной. И очень злился на Митяя за его непонимание.
   Спирин тихо, стараясь не разбудить спящих товарищей, поднялся. На ощупь, ничего не видя в темноте, перебрался на переднее сиденье.
   Костёр, конечно, всё понимал. Потому и сорвался, продолжая каждый день напиваться и безобразничать. И до сих пор никто, даже Ферельман, не рискнул сделать ему замечание. И вовсе не из-за страха (если только чуть-чуть), просто запасы алкоголя должны были вот-вот закончиться.
   Рука нащупала ручку двери.
   Если бы он знал…
   Тихо щёлкнул замок. Сразу стало тише. Замер БАМ. Замер Димка. Пропал горящий огонёк сигареты. Спирин не удивился: способность чувствовать опасность росла у путешественников с каждым днём.
   – Диман? – Михаил покрутил головой, замечая возле капота тёмную фигуру.
   Костров не ответил. Как стоял, привалившись к мятому крылу, так и остался стоять. Разве что кулак разжал и Спирин понял, куда делась сигарета. Описав дугу, огонёк стал ярче: товарищ затянулся.
   – Закурить дашь? – ёжась от холода, неожиданно спросил Михаил. – Ну и погодка…
   Сделав шаг к другу, попытался увидеть лицо товарища, но вместо этого наткнулся на белеющую в темноте пачку.
   – А-а… – Неумело вытащил отсыревший мягкий цилиндрик. – А огонька? – В руку ткнулся коробок спичек. – Понял…
   После третьей неудачной попытки Диман отобрал коробок и зажёг спичку сам. Умело сложил ладони (когда только научился?), защищая маленькое пламя от ветра и дождя.
   – Прикуривай.
   Михаил поспешно ткнулся сигаретой в трепыхающийся огонёк.
   – Не спиться? – Костров затушил спичку и бросил куда-то под ноги.
   – Угу… – Спирин затянулся и чуть не закашлялся. – Чёрт… Крепкие.
   – С непривычки… – равнодушно ответил Дмитрий.
   Снова наступила тишина. Лишь тихий шелест мокрой травы, да едва слышная барабанная дробь дождя по кузову машины.
   Стоя рядом с другом, Михаил смотрел на поблёскивающие в темноте травинки, на клубящиеся над головой низкие тучи, и не мог вымолвить ни слова. О чём говорить, когда всё предельно ясно, и каждое слово похоже на камень: такое же тяжёлое, холодное и ненужное.
   Прикусив зубами фильтр, парень глубоко затянулся, и изо всей силы вдохнул в себя дым – и будто пригоршню стекла проглотил. Лёгкие обожгло, дышать стало невозможно, а на глазах выступили слёзы.
   – М… м… – Ничего не соображая, Спирин громко закашлялся.
   Костёр тихонько похлопал по спине:
   – Тише ты… разбудишь всех.
   Но Михаил понял: друг уже не сердится.
   – С непривычки…
   – Да понял я всё…
   Друзья снова замолчали.
   Костёр докурил и щелчком запулил окурок в темноту. Рисуя в темноте алую дугу, «бычок» упал в траву, почти сразу намок и погас. Проследив полёт взглядом, Михаил представил, как намокла бумага, и мокрое пятно медленно ползёт к фильтру. Вздрогнул, чувствуя, что то же самое происходит с командой. И посмотрел на Костра, пытаясь встретиться с товарищем взглядом. Заметив блеснувшие в темноте глаза, заискивающе улыбнулся, вспоминая, что на улице ночь и его ужимок никто не увидит.
   Снова нахмурился.
   – Сбылась мечта идиота, – неожиданно произнёс Костёр, и Михаил почувствовал холодок между лопаток.
   – Ты…
   – Эх… твоя, между прочим, мечта.
   Спирин растерялся.
   – Ты меня обвиняешь?
   Дмитрий замялся.
   – Всех…
   – Не думаю, что кто-то виноват. Ребята поехали добровольно…
   – Неужели?
   Михаил выбросил неожиданно ставшую ненужной сигарету. Зря он вышел. Выяснять отношения с пьяным – пустое дело.
   – Я спать пошёл.
   Диман схватил его за плечо:
   – Я не прав?
   Спирин начал раздражённо вырываться:
   – Отвали.
   И чуть не упал, когда друг с силой оттолкнул от себя.
   – Иди к чёрту…
   Раздражение сменилось злостью. Вот и поговорили… Слишком долго он себя сдерживал.
   Почти без замаха, не целясь, Спирин резко ударил Кострова в лицо. Парень тихо ойкнул и отлетел в темноту. Послышались мокрые шлепки, и какой-то скрежет (похоже, Диман пытался уцепиться за машину), громкий всплеск и гортанные всхлипы. Михаил моментально остыл. Не раздумывая, бросился другу на помощь. Не видя в темноте Димкиного лица, и пугаясь непонятных звуков, помог встать и начал на ощупь отряхивать одежду. Костёр не сопротивлялся.
   Опять это кваканье…
   От Костра тащило перегаром, куревом и застарелым потом. Мишка поморщился:
   – Ты как?
   Парень тихо рассмеялся.
   – Да отцепись ты… – Всхлипами оказался смех. – Забыл я… что ты иногда руками машешь. – Димке, наконец, удалось вырваться из объятий Спирина. – В такой темноте и в челюсть. – Послышались костяное клацанье зубов и неприятный хруст связок. – Снайпер…
   Рука осторожно потрогала челюсть.
   – Сам напросился, – не стал оправдываться Михаил.
   – Бывает, – перестал смеяться Костёр. – Да… Но ты тоже…
   – А кто неделю назад говорил: шанс и всё такое? По-другому сюда не вырваться? А?
   – Не помню…
   – Зато я помню.
   – Да ладно, – Двусмысленно протянул Дмитрий. Достал пачку сигарет, передумал, убрал, извлекая откуда-то фляжку. Потряс, прислушиваясь к характерному плеску. – Будешь? – Посмотрел на Спирина. – По пять капель.
   Михаил, по привычке автоматически отказываясь, отрицательно мотнул головой. Глаза проследили, как друг сделал большой глоток. Не выдержав, протянул руку:
   – Осталось ещё?
   – Угу… – прижав к лицу мокрый рукав, и шумно вдыхая сырой запах куртки, произнёс парень. – Держи…
   Спирин взял фляжку, морщась понюхал, приложив к губам, сделал осторожный глоток.
   – Кх… – Горло обожгло огнём. – Вот гадость…
   – Подожди.
   По телу разлилось приятное тепло.
   – И правда… – Михаил перевёл дыхание. – Ничего…
   Костров рассмеялся, вспоминая последнюю вечеринку, и как ведёт себя Спирин, когда напьётся:
   – Допивай, мне хватит.
   Спирин одним махом опрокинул остатки, задерживая от обжигающей боли дыхание и вспоминая, как друг хоронил Горяева.
   Один…
   Никогда не представлял Кострова таким заботливым. Тем более с почти незнакомым человеком. Конечно, Дмитрий и раньше встречался с Павлом. Общался, возможно вместе отмечал семейные праздники. Но друзьями они не были, это точно. Во всяком случае, раньше. Теперь же Костра будто подменили, и ему захотелось всё сделать самому. В одиночку, пачкаясь в крови, расстёгивать страховочные ремни. Мыть парню лицо и руки, и вынимать из груди глубоко засевшие (пришлось воспользоваться плоскогубцами) стальные розовые пластины. И даже (тогда-то он и нашёл в кармане сигареты) в одиночку переодевать погибшего товарища в чистую одежду.
   Захотелось, значит…
   Копать могилу Спирин Дмитрию всё же помог. Плевать он хотел на его нервы. Взял ещё одну лопату, и упрямо встал рядом, прекрасно замечая, как напрягся Костёр и как опасно выдвинулся его подбородок. Хотел, наверное, послать подальше, но лишь обвёл взглядом качающиеся вокруг деревья (поляну тоже выбрал сам), помолчал с минуту, поскрипел зубами. Затем перевёл взгляд на замотанное в простыню тело, ещё несколько секунд разглядывая чёрно-белую фотографию проступившего сквозь намокшую ткань одновременно знакомого и незнакомого лица. И вздохнув, с остервенением принялся рыть дальше.
   Никогда не считал Кострова таким чувствительным. Наверное, из-за Машки изменился… Скорее всего. Вот только на Артёма набросился, как раньше. После похорон, когда стали осматривать и приводить в порядок машины. Когда спецназовец не вовремя напомнил, что нужно торопиться.
   Всё белобрысому неймётся…
   Спирину и раньше приходилось разнимать дерущихся, и трусом он себя не считал. И хотя дрался в жизни всего пару раз, когда становился свидетелем – испытывал непонятное возбуждение. Непонятное? Всё он прекрасно понимал. Иначе зачем тогда ходил в подвал и грушу колошматил? Зачем изводил себя вечерами? Непонятное… Потому и с Димкой общался, подсознательно проецируя на друга свои желания и стараясь уберечь от того, к чему втайне стремился. Потому и из Города хотел вырваться.
   Если бы не драка на задах школы, когда он чудом удержал Костра от убийства, так до сих пор и не понял.
   Ему нравилось…
   Причинять людям боль.
   Насилие… раковая опухоль Города, если не всего человечества…
   Три дня назад убедился окончательно.
   Страшно? Зато честно. Как воспитывали. За что и уважали, и… похоже, боялись. Представляете? Его, букваря и зубрилу, боялась шпана. А он, дурак, на репутацию друга грешил. Боялись именно его. И, если уж честно, Диман его тоже боялся. Не как остальные. По-своему… но что-то в Спирине пугало. И одновременно притягивало.
   Или кто-то притягивал…
   За шиворот попали холодные капли, и Спирин поёжился.
   Поэтому и на путешествие согласился. Должен был вырваться. И пускай в душе поселились демоны (у кого их нет?), он найдёт на них управу и выполнит проклятую миссию. Почему? Да потому что не сможет никто. Потому что остальные давно смирились и приспособились.
   Конформисты грёбаные…
   Парень грустно улыбнулся. Не надеясь, как раньше, произвести впечатление, а просто так, искренне.
   – Ты чего лыбишься? – Оказывается (глаза привыкли?), Костёр его видел. – Рожа грязная?
   Провёл рукой по лицу.
   – Не вижу, – перестал улыбаться Михаил, снова вспоминая, как после похорон товарищ сцепился с Артёмом.
   Знатная вышла потасовка. Особенно конец, когда спецназовец выхватил пистолет и навёл на Кострова.
   – С головой хреново? – Дмитрий вгляделся в лицо застывшего в темноте Спирина.
   Те же слова, подумал Михаил. Артём сказал то же самое. А потом (он до сих пор слышит щелчок) неуклюже передёрнул затвор.
   Диман будто на стену налетел. Остановился. Замерли и остальные. Так и стояли, наверное, целую минуту. Разглядывая друг друга. Не пытаясь, и не имея сил что-либо изменить. И даже сказать.
   А потом…
   Диман снова пошёл, и Михаил увидел, как у вояки потухли глаза. И как едва заметно сдвинулся указательный палец на спусковом крючке.
   Выпятив челюсть, Костёр продолжал идти.
   – С головой хреново… – задушенно, сведёнными зубами повторил Артём, и вдруг одним дёрганым движением спрятал «Пернач» в кобуру. Развёл в стороны заметно дрожащие руки и громко, немного заикаясь, добавил. – Н-ну? Д-давай, подходи… оторвись по полной.
   И Дмитрий остановился. Остальные вообще дышать перестали.
   Прошла ещё, наверное, вечность. Артём пошевелился. Громко сглотнул и попытался улыбнуться. Не получилось. Затем медленно повернулся и на негнущихся ногах двинулся к ближайшим деревьям, через минуту скрываясь в густой зелени. Стали расходиться и остальные. Только Костёр ещё долго стоял в одиночестве, да всезнающий и всепонимающий, мать его, Спирин.
   – Модулируешь?
   Михаил вздрогнул:
   – Что?
   – Или как там?
   – Медитируешь…
   – Вот-вот…
   Смешной у него друг.
   – Вроде того.
   – Понятно. Нельзя тебе пить.
   Михаил вздохнул:
   – Поздняк метаться. – Погрустнел ещё больше, понимая, какую боль причинит Кострову, когда всё расскажет. – Я тут подумал…
   – Ну…?
   – Рассказать нужно…
   Дмитрий перестал улыбаться, спина прислонилась к крылу «Тигра два». Помедлив, ответил:
   – Валяй…
   Спирин вздохнул, посмотрел, собираясь с мыслями, на выглянувшую из-за облаков луну, и быстро рассказал Кострову всё, начиная с того, как в самый лучший день своей жизни встретил около подъезда Кострова-старшего и Сергея Петровича, и кончая желанием обоих заручиться поддержкой могущественного разума в личных интересах. Дмитрий слушал молча, не перебивая, и внешне никак не реагируя. Дышал только тяжело, да несколько раз громко выругался. Правда, быстро замолкал, когда Спирин, запнувшись, снова возвращался к рассказу. Выслушав же, долго стоял в темноте. Так долго, что Михаил почувствовал, что замерзает. Наконец пошевелился, сделал к Аспирину шаг, и ещё минуту вглядывался в глаза, пытаясь что-то для себя решить.
   – Хорошая сказка… – Наверное, увидел, что хотел, потому что медленно вернулся к машине и снова привалился спиной к дверке машины. Затем тихо добавил:
   – Мой отец тебе угрожал. Собственной дочерью…
   Захрустел суставами.
   – Он не виноват…
   От шума проснулся Ферельман, выглянул в окно и недовольно проворчал:
   – Вы чего?
   – Спи, – грубо оборвал Костёр.
   Опешив от такой наглости, доктор ретировался. Спирину стало неловко. Передёрнув от холода плечами, Михаил вгляделся в белеющее в темноте лицо друга.
   – Ты чего?
   Дмитрий не ответил. Уставившись в одну точку, продолжал думать о своём. Спирин снова услышал неприятный хруст.
   – Получается, ты хотел, чтобы я не узнал, какой хреновый у меня отец? – спустя какое-то время разлепил Костёр обветренные губы.
   Спирин сглотнул:
   – Я… не знаю.
   – Он всех поимел. Даже меня… а ты, значит… не при чём.
   Резко сорвавшись с места, сделал несколько размашистых шагов в темноту, развернулся и подошёл к Спирину.
   – Так? – Протянул к Мишке руки, собираясь схватить, натолкнулся на горящий взгляд, и безвольно опустил. – Не верю…
   Спирин силился подыскать слова:
   – Его можно понять. Он…
   – А ты у нас ангел, – не слушая, произнёс Дмитрий. – Может, напомнить, как меня в баре кинул?
   Спирин напрягся.
   – Я объяснил…
   – Неужели? – зло усмехнулся Костёр. – А если бы грохнули, как оправдывался? С Ленкой…
   – Причём здесь Лена? Это другое.
   – Ну конечно… Тебя же заставили! Бедненького. А то, что ты всех используешь, это так, ерунда.
   Михаил не заметил, как сжались кулаки.
   – Я… – И задохнулся, понимая правоту Костра. – Ты…
   – Я, ты… – передразнил друг. – Все мы одинаковые…
   Спирин похолодел. Не от ветра, от дурного предчувствия.
   – Не понял? – задал он вопрос, но Дмитрий снова не услышал.
   – Людям свойственно ошибаться, – произнёс Костёр незнакомым голосом. – Иногда такая в душе уверенность… – Широко открытые глаза влажно блеснули в темноте. – Не сомневаешься, прёшь напролом, а потом – раз… и всё… остановку проскочил.
   В машине снова кто-то зашевелился. В салоне звякнуло.
   – Так получилось, я не хотел… – пролепетал Михаил и увидел, как поморщился друг.
   – Конечно, – раздражённо махнул рукой.
   – Я для дела… – в который раз начал оправдываться Спирин.
   – Слышал уже…
   – У меня была назначена встреча.
   Костёр вздохнул:
   – Не гони… ты взял деньги для себя.
   – Нет! Да… но…
   Пахнуло соляркой.
   – Лучше молчи, – жёстко отрезал Дмитрий. – Ты и так много чего сказал.
   – Охренеть… – выдохнул Спирин. – Я за него переживаю, а он такое… ну ты и…
   Вовремя замолчал.
   Дмитрий хрустнул кулаками:
   – Вот и я про то же…
   – Про что? – прошипел Спирин. – Я тебе всё объяснил.
   Костёр не выдержал.
   – Да? Ну, объясни! Объясни, твою мать… будь добр. Умный ты наш.
   – Я-то тут при чём? Я, что ли виноват… – начал Аспирин, поздно спохватываясь, что снова говорит лишнего.
   – Ты прав, чёрт возьми. Виноват не ты… А отец и я, – догадался Костёр (временами он становился очень сообразительным), о чём хотел сказать Мишка. – Сука ты…
   Спирин от удара увернулся: не очень Костёр и старался.
   Прогремевший выстрел заставил всех пригнуться. Вспыхнул фонарик и послышался сиплый спросонья голос Артёма.
   – Что вы за уроды! – Белобрысый приблизился, и Михаил заметил у него в руке пистолет. – Подраться захотелось?
   – Тебя не хватало, – Костёр, набычившись, стоял в луче света, глаза смотрели в сторону, чтобы лучше видеть. – Или ты в курсе?
   – Если тебе от этого легче.
   Митяй с шумом выдохнул, напрягся, его ноги чуть-чуть согнулись.
   – Послушай… – начал Спирин, но его снова перебил Артём:
   – Лучше не двигайся. – От голоса спецназовца у Михаила по коже поползли мурашки. – Сам не знаю, почему в прошлый раз не пристрелил… – Парень глубоко вдохнул. – Короче, отстань от него, он нам нужен. – Замолчал на секунду. – А вот ты… – ствол пистолета едва заметно дрогнул, – …нет.
   Из Димки, будто стержень вынули: ссутулился, опустил голову и стал меньше.
   – Сам хотел поговорить, – произнёс Артём, убирая оружие. – И если никто из вас не любит спать (из машин высовывались головы Ферельмана и Кости) – давайте собираться. Кто знает… кого привлечёт мой выстрел.
   Ни Диман, ни Мишка не сдвинулись с места.
   – Слышите?
   Спирин сделал шаг к Костру.
   – Не стоит, – процедил Артём.
   – Послушай его, – тихо сказал Дмитрий, бросая взгляд в сторону спецназовца.
   – Плевать я на него хотел. Это наши дела.
   – Знаете, что? – Артём выключил фонарик и зло сплюнул в темноту. – Разбирайтесь сами. – Открыл дверь и уселся на переднее сиденье. Но закрывать не стал.
   – Ну что тебе? – В голосе Кострова больше не было злости. Ни злости, ни раздражения. Даже печали. Одно безразличие.
   – Я хотел сказать… – Михаилу захотелось ещё выпить. – Твой отец по-своему прав.
   Костёр удивлённо поднял брови. Думал, наверное, Спирин снова будет оправдываться.
   – Неужели?
   – В какой-то степени. – Молодой человек вспомнил, как не любил его друг умные словечки. – Короче… он же всю жизнь борьбе посвятил…
   – И?
   – Не перебивай. Он просто не может по-другому. Не умеет.
   – А ты, значит…
   – Это система. Нас так воспитали…
   – Всех, что ли?
   – … он… что? Да, ты прав. – Михаил обрадовался, что Костёр, наконец, понял. – Не всех. Ты, например, не такой. – Оглянулся на маячившего сзади в окне Ферельмана. – Доктор не такой. Костя, его отец. Павел и Валерка. – Повернулся и посмотрел на друга. – И Артём, тоже… – Добавил тихо, натыкаясь взглядом на БАМа.
   Язык присох к небу.
   Кроме тебя, дружище, подумал парень. Кроме этой хитрой старой железяки. И может быть, меня…
   – Твой отец хочет, как лучше. Или считает, что так будет лучше. Ну и делает, как умеет.
   – Здорово… и для чего мне рассказал?
   – Сам не знаю… накипело. Ну, и ты же мне друг.
   Губы Кострова тронула едва заметная улыбка:
   – Да… – Товарищ вздохнул. – Друг… – Снова помрачнел.
   – Значит, забыли? – На душе скребли кошки.
   – Забыли…
   – К тому же на обиженных, сам знаешь…
   – Кладут.
   – Угу… – улыбнулся Спирин.
   Дмитрий покосился на открытую дверь «Тигра два», где на ставшем теперь его водительском сиденье развалился Артём. Спецназовец зажёг в салоне свет и готовил завтрак.
   – Ты конечно прав… насчёт отца, так нельзя. – Костёр прищурившись, внимательно посмотрел на Спирина. – Только… Ты сказал, что отец собирается надуть этого козла…
   – Помощника мэра.
   – Какая хрен разница. А наш белобрысый друг? – кивнул Диман в сторону машины. – Теперь всё расскажет?
   Михаил почесал затылок, и неожиданно сильно зевнул:
   – Э-а… – и добавил: – Мне кажется, Петрович в курсе.
   – Да? – с не совсем понятной интонацией спросил Костёр. – Ничего не понимаю.
   – Я тоже. – Михаил задумался. – Меня всё время что-то смущает. Мне кажется, твой отец, Петрович – не все, кто заинтересован в экспедиции.
   – Не все? – Костров мотнул головой. – У меня сейчас мозги закипят. – Распахнув дверку и боком сел на водительское сиденье. Свесил в дверной проём ноги. – Что-то ноги меня не держат.
   Михаил тоже почувствовал усталость:
   – Неспокойная ночка.
   – Знаешь… – Дмитрий повернулся, вглядываясь в темнеющий салон и замечая силуэты Кости и Фёдора Ивановича. – Хотя… какого чёрта, все же свои.
   Спирин в правоте товарища не усомнился: если среди них предатель – глупо полагать, что ему ничего не известно.
   – Может и свои.
   – Хорошо. – Костёр посмотрел на часы. – Но придержи свои мысли пока при себе.
   Мишель снова зевнул:
   – Как скажешь.
   – Тогда по коням. – Спрыгнув с сиденья, Митяй направился к своей машине, на ходу решая, что в следующий сеанс связи обязательно поговорит с отцом.
//-- * * * --//
   Утро встретило проливным дождём и заметно посвежевшим ветром. Похолодало. По низкому небу катились свинцовые колёса туч, изредка озаряемые яркими вспышками молний. Громовые раскаты звучали ближе. Траву окутывал туман.
   Впереди лежала Михайловка – ещё одна разрушенная крепость, – миновав которую, путешественники собирались оставить железную дорогу, и, используя федеральную трассу, обойти Волгоград западнее, ориентируясь на посёлок Октябрьский, откуда можно снова продолжить путешествие по железнодорожному полотну. От Михайловки до Октябрьского – двести сорок километров. От Октябрьского до Ростова – почти столько же. По времени – примерно трое суток пути.
   Чтобы разминуться с приближающимся с запада ураганом, решили после станции Тихорецк сразу двигаться в сторону Ставрополя. На бумаге выходило гладко, вот только возможности не всегда совпадают с желаниями: ни один из участников экспедиции не смог добраться даже до Тихорецка.
   Звенящий косой ливень, лишь временами стихая на несколько минут, а затем с ещё большим остервенением поливая машины, продолжался всё утро. От резких порывов ветра капли залетали в салон, окатывая сидящих внутри людей ледяным душем. Нанесённая за десятилетия земля, насытившись влагой, превратилась в болотную жижу. Проваливаясь в ямы, вездеходы двигались плавно, точно плыли.
   Дождь, ветер, молнии…
   Очень скоро все промокли до нитки. Мокрая одежда липла к телу, сковывала движения и вызывала дрожь. Люди мёрзли. Зябко ёжась от сквозняка, болезненно морщились от вездесущих брызг. При дыхании вырывался пар. Не помогали включённые на максимум печки – тепло выдувало в разбитые окна.
   Та ещё погодка.
   Но «Тигры» упорно двигались вперёд. Буксуя и оглашая округу натужным рёвом перегруженных двигателей. Зарываясь носами в наполненные водой глубокие ямы и выдавливая из них похожую на овсянку смесь глины, земли и воды. Оставляя после себя высокие земляные отвалы по краям двух глубоких параллельных канав, отдалённо напоминающих колеи. Выматывая водителей и пассажиров, забирали последние силы и пытаясь отнять единственное, что оставалось – надежду.
   Никто не жаловался!
   Любая остановка приближала к гибели.
   Громовые раскаты становились ближе, и единственным оставшимся шансом было успеть убраться с пути урагана раньше, чем они попадут в сплошной грозовой фронт.
   А фронт приближался, и не только грозовой…
   Михайловка ничем не отличалась от других крупных перевалочных станций. Конические сторожевые башни по периметру (в этот раз четыре), заброшенные пути (к счастью, без намёка на засаду) и разрушенные дома. Как и другие мелкие крепости, посёлок выглядел заброшенным.
   Если бы не вороны.
   Неизвестно, чем они питались, и питались ли вообще, только на руинах (осталась крыша и поддерживающие колонны), нахохлившись, сидели огромные угольно-чёрные птицы, провожая ползущие мимо автомобили блестящими бусинами эбонитовых глаз и лоснящимся когтем огромного клюва. Глядя на клювы, Спирин почему-то представил себе искривлённые артритом, худые старческие пальцы, выискивающие среди сидящих в машинах людей очередную жертву. Медленно, по очереди, словно играя в считалочки, указывали они на бледные лица путешественников, подчиняясь скрытому в темноте развалин наблюдателю.
   Жребий…
   Громко шмыгнув носом, Аспирин посмотрел на Артёма, замечая странный, прикованный к птицам взгляд спецназовца. Сглотнул и осторожно дотронулся языком до потрескавшихся обветренных губ.
   Артём неожиданно вздрогнул, почувствовал Мишкин взгляд и повернул голову:
   – А?
   Спирин сжал губы, чувствуя шершавые язвочки, сиплым от долгого молчания голосом произнёс:
   – Не знаю. – Посмотрел на кажущийся декоративным орнаментом бесконечный ряд чёрных тел, на сотни глаз, блестящих из полумрака, и сам не заметил, как задал вопрос:
   – Откуда они здесь? – Замолчал, когда несколько воронов сорвались с мест. В затяжном полёте снизились до самой земли, в несколько мощных взмахов кажущихся огромными крыльев резко рванулись вверх и скрылись в пелене дождя.
   Артём пожал плечами. Диман криво усмехнулся:
   – Добычу ищут.
   Михаил не понял, шутит Костёр или говорит серьёзно.
   – Что ты сказал?
   В наушниках раздался голос Фёдора Ивановича:
   – Ахинею мелет… От дождя спрятались.
   Диман пожал плечами и Спирин понял, что друг не шутил.
   – Может, и спрятались, только раньше мы их ни разу не встречали.
   Броневики миновали развалины и птицы остались позади. Сквозь разбитые окна донеслось какое-то встревоженное клёкотание.
   Ну вот, дождались…
   – Не по себе что-то, – снова нарушил затянувшееся молчание Спирин. – Что у нас впереди?
   – Мост, – ответил Костя, качнув квадратной головой. – Речка какая-то… – Громко закашлялся, – … название найти не могу.
   Спирин поёжился: очень уж кашель Тихонова-младшего походил на карканье.
   Совпадение?
   – А до моста?
   – Откуда я знаю? – в голосе Кости слышалось удивление, но появился и страх. – А что? Обрубки?
   – Не знаю. – Михаил вспомнил Ртищево и тамошних обитателей. – Давно они нам не попадались.
   Впереди показались разбитые вагоны и проржавевшие остовы локомотивов: коричнево-чёрные, блестящие под дождём коробки. Знакомая картина…
   – Может, хватит? – грубо перебил Костров, чувствуя, что ещё немного – и ему тоже начнут мерещиться призраки. – Достали своими обрубками. – Зло посмотрел на Спирина в треснувшее ровно посередине (ещё одно совпадение?) зеркало заднего вида. – Поговорить больше не о чём?
   Ему никто не ответил. Все разговоры сразу стихли. Вспоминать обрубков не хотелось, жестокая схватка на заброшенной станции по-прежнему стояла перед глазами. Даже спустя три дня, и даже выяснив у Артёма, кем были страшные обитатели крепости, путешественники испытывали неприятные чувства, а кое-кому по ночам продолжали сниться розовые, цвета мяса, щупальца.
   Неприятные чувства? Путешественники испытывали страх. И имели на это полное право.
   – Артём? – не удержался от вопроса Тихонов-младший. – Что-нибудь знаешь?
   – Не-ет, – неуверенно протянул спецназовец, разглядывая дисплей монитора и не замечая ничего подозрительного. – Пока всё чисто. – Подумал и на всякий случай вызвал киборга. – БАМ?
   – Множественные цели…
   Люди замерли, а Спирин в который раз подумал, что чёртова железяка не лишена чувства юмора. Чёрного.
   … – угрозы не представляют.
   Даже Артём не смог сдержать раздражения:
   – Твою мать!
   БАМ замечание проигнорировал.
   – И что за цели?
   – Мелкие грызуны, животные, птицы.
   Они проехали почти всю станцию.
   – Наверное, бегут от урагана, – поделился идеей Фёдор Иванович. – Он же рядом.
   – Скорее всего, – согласился Ферельман.
   А Спирин попытался поймать ускользавшую мысль.
   – БАМ?
   – Да?
   – Ты сказал, животные?
   – Верно.
   Вот урод.
   – И какие именно?
   Снова пауза. Ветер, заставляя закрыть глаза, бросил в лицо пригоршню дождя.
   – Собаки, – почему-то не сразу ответил киборг.
   – Собаки? – удивился Ферельман. – Здесь? Откуда?
   – Информация отсутствует, – ответил БАМ, полагая, что вопрос адресован ему.
   Темнишь ты что-то, в который раз подумал Спирин, а вслух произнёс:
   – Если есть собаки, возможно, есть и люди.
   – Не вижу логики, – бесстрастно проговорил киборг. И снова Михаил удивился, насколько голос машины пропитан эмоциями.
   Или ему это кажется?
   – Как знать, – задумчиво протянул Ферельман. – Хотя… лишние встречи нам ни к чему.
   – Вот именно, – резко сказал Артём, заученным движением доставая пистолет и проверяя обойму. Ударом ладони вставил обратно и ловко передёрнул затвор. Послышался ставший привычным, словно они всю жизнь занимались стрельбой, характерный щелчок.
   – Вот чёрт! – ругнулся, услышав лязганье, Костя. Посмотрел на отца и тоже приготовил автомат. Наученные горьким опытом, друзья не хотели рисковать. Даже Ферельман снял с подставки «Вал» и с опаской положил на колени. Только Костров и солидарный с ним Спирин не соизволили притронуться к оружию; Дмитрию было на всё наплевать, а Михаил, несмотря на усиливающееся ощущение слежки, не чувствовал угрозы. Но при этом постоянно думал о Ртищеве, вспоминая рассказ Артёма о напавших на караван тварях.
   Обрубках – на сленге, или Бионитах – согласно общепринятой терминологии.
   Ещё во время боя Михаилу показалось поведение спецназовца странным, будто вояка сталкивался с нападавшими. Пришлось пристать с расспросами, и на следующий день Блондин сдался. Оказывается, именно из-за этих монстров парню пришлось распрощаться со службой. Сообщить подробности Артём отказался (сколько ни давили), но рассказал, что когда его взвод сопровождал очередную партию искалеченных игроков, на них напали знакомые по Ртищеву «осьминоги». Что случилось с отрядом, и каким образом удалось выжить спецназовцу, осталось загадкой, только из всего отряда в живых остался один Артём, а вся партия изуродованных людей бесследно исчезла. Хотя… слово «бесследно» звучало теперь некорректно. По крайней мере, пять человек могли показать, куда подевались несчастные.
   С другой стороны, Спирин ни в чём обрубков не винил, понимая и принимая их естественное желание выжить. И вообще, если разобраться, монстры до сих пор, пусть и наполовину, оставались людьми.
   Вагоны окончательно пропали, развалин стало заметно меньше, а дорога снова превратилась в болото из грязи.
   – Вот и всё… – Артём проводил взглядом чудом уцелевший указатель без надписи, от прямого попадания заряда дроби больше похожий на дуршлаг. – Выехали…
   Послышался непонятный звон, и машина дёрнулась. Раздался тугой щелчок, словно сломалась сухая палка, и автомобиль, точно освободившись от захвата, сильно дёрнулся вперёд.
   Артём подался следом, тут же со вздохом откидываясь на спинку. Михаил (из-за стоящих боком задних сидений) ударился плечом о водительское кресло. Послышались встревоженные голоса Кости и Ферельмана. Но всё перекрыл мат Дмитрия.
   – Что за хрень? – Костёр посмотрел на конец тонкого троса, порванного «Тигром», размохрившегося и отлетевшего далеко в сторону. – Трос, что ли? – Ржавые останки быстро утонули в грязи и стали незаметны.
   – Ты чего?
   – Какого… – Михаил замолчал, чувствуя, что снова упускает самое главное. – Трос?
   – Ну да! – Выпячивая подбородок, Диман возмущённо посмотрел на друга. – Такой ржавый, что не заметил.
   Михаил прикусил губу.
   – Машина в порядке? – поинтересовался Фёдор Иванович.
   – В порядке. – ответил Костров, продолжая возмущаться. – Ну надо же…
   Посёлок остался позади.
   – Выехали. – Артём позволил себе расслабиться. Достал из-под сиденья фляжку и сделал несколько жадных глотков.
   – Дай глотну, – протянул руку Спирин, отмечая про себя, что спецназовец начал сдавать: неделю назад он бы не обратил на происшествие внимания.
   Впереди показался мост. Вернее, остатки.
   – Опасность, – раздался голос БАМа.
   – Чёрт! – вырвалось у Костра, и парень нажал на тормоз.
   Колёса, оставляя два жирных следа, пошли юзом. Над капотом взвихрилось облако пара.
   – Приехали, – подтвердил Артём и склонился над монитором. – БАМ?
   – Слушаю.
   – Движение?
   Снова дурацкая пауза.
   – Нет.
   – Ясно… что с мостом?
   – Вывожу на экран… – На дисплее высветилось схематическое изображение изуродованных ферм.
   – Ничего себе… – не смог сдержать удивлённого возгласа Спирин, разглядывая простёртые к небу многометровые титанические балки. – Постараться надо.
   Мост (многотонная надёжнейшая конструкция) выглядел вывернутым наизнанку. Будто снизу по нему ударили чем-то острым и тяжёлым, разрывая на две половинки. Задирая пролётные балки высоко вверх, словно они были сделаны не из десятимиллиметровой легированной стали, а тончайшей алюминиевой проволоки.
   Взметнувшийся в небо взрыв стали и инженерной мысли.
   – Что внизу?
   – Овраг.
   – Речка?
   – Нет.
   Впуская в салон промозглый ветер, Артём открыл дверь.
   – Пойду, посмотрю.
   Костёр повернулся, хватая его за плечо:
   – Давай, подъеду.
   – Нет, – отмахнулся спецназовец.
   – Нет, правда, – поддержал Костра Михаил. – Так безопаснее.
   Спрыгнув на землю, Артём тихо прикрыл дверь:
   – Безопаснее как раз по-другому. – Достал пистолет и, оглядываясь по сторонам, медленно двинулся в сторону моста. Спина куртки быстро потемнела от дождя.
   Дмитрий посмотрел на Михаила:
   – Любит всё по-своему делать. – Снова начал следить за Артёмом, изредка бросая взгляд на монитор. Спирин перелез на переднее сиденье.
   Спецназовец продолжал идти вперёд, и уже отошёл метров на шестьдесят.
   – Ну что там? – не выдержал Костя.
   Артём не ответил, лишь недовольно махнул рукой.
   – Я с вами поседею, – добавил Тихонов-младший, не сводя глаз с исчезающей в дожде камуфляжной фигуры и потирая шершавой ладонью мокрую лысину. – Ответить-то можно?
   – А можно помолчать? – раздался в ответ недовольный шёпот. – Что за люди…
   Послышалось тяжёлое дыхание: парень начал спускаться вниз. Несколько раз прыгнул: в наушниках раздался плеск, а затем глухие шлепки. Снова тяжёлое дыхание, и наконец, голос:
   – Я на склоне. – Артём шмыгнул носом, смахивая с волос капли воды. – Сейчас… – Достал цифровой бинокль и начал внимательно осматривать дно оврага и остатки моста.
   Снова хлюпанье и прерывистое дыхание. Шорох дождя и шелест одежды.
   Теперь не выдержал Костя:
   – Ты живой?
   Ему поддакнул Ферельман:
   – Действительно… сколько можно?
   Артём не ответил, продолжая молча исследовать окрестности и с трудом сдерживая раздражение.
   Развалины моста – вывернутые с корнем опоры. Отверстия от клёпок – пробоины древней конструкции. Каменистый склон, густо заросший орешником. Бурелом поваленных деревьев. Маслянистые от дождя, заросшие мхом валуны, черепашьими панцирями выглядывающие из земли. Бородавки трухлявых пней и змеи осклизлого хвороста. Паутина цепкого вьюна. Чуть в стороне, под мостом, десяток идеально круглых озерков, наводящих на мысль об искусственном происхождении.
   Воронки от взрывов? Похоже на то…
   И вездесущая зелёнка крапивы и мать-и-мачехи.
   Артём внимательно осмотрел противоположный склон. Ничего подозрительного, деревьев только чересчур много: прямо лес. Неужели посадки успели разрастись? Или… деревья посадили специально? Густо, одно к одному, превращая в живую изгородь.
   Под ложечкой засосало.
   Интуиция подтверждала вышесказанное. Да и Спирин неспроста разволновался, у говнюка нюх на такие дела…
   Уверен, что только у него?
   В области затылка поселилось неприятное чувство. Словно он кого-то обманул и теперь стыдится. Кого-то? Может быть, себя?
   Смахивая капли воды, Артём провёл ладонью по лицу.
   Что с ним происходит? Почему он так волнуется? И куда девалось фирменное спокойствие?
   Ответ лежал на поверхности.
   Туда же, куда и всё остальное. Интуиция… Кого он обманывает? Никакая это не интуиция, а та же хрень, что у Спирина. И сны уже снятся…
   Убрав бинокль, Артём силой заставил себя повернуться спиной к посадкам и медленно двинулся назад, тщетно пытаясь успокоиться.
   Неужели безопасники обманули? Маловероятно. Вездеход? Он едет в другом. Тогда… Ответа не было. По крайней мере, успокаивающего. Тот же, что упорно лез в голову, заставлял трястись от страха, требуя по-новому взглянуть на ситуацию. И главное – не оставлял выбора.
   Вот гадство…
   – Возвращаюсь. – Парень чуть не бегом взобрался наверх. Не удержавшись, резко оглянулся, замечая будто мелькнувшую в тени деревьев тень… Нет, показалось.
   Голос Михаила заставил вздрогнуть:
   – Ну что там? – нетерпеливо спросил тощий ботаник, и спецназовец подумал, что парень интересуется неспроста.
   – Вроде чисто.
   – Вроде?
   – Тебя что-то конкретно интересует? – Артём подошёл к машине. – Предчувствие?
   – Да нет… – смутился Михаил. – Хотя… чёрт её знает.
   Из второй машины выбрался Костя. Кашляя, подбежал к «Тигру два», открыл дверь и забрался внутрь:
   – Я с вами посижу. – Посмотрел на Кострова и кивнул на руль. – Забрал машинку.
   Диман развёл руками:
   – Соскучился? Хочешь, уступлю.
   Костян махнул татуированной рукой:
   – Нет, рано пока.
   – Как скажешь.
   Пытаясь скрыть раздражение, Артём отвернулся: бывший уголовник, как всегда не вовремя, лез со своими проблемами. Встретившись взглядом с Дмитрием, язвительно поинтересовался:
   – Всё? Успокоились? – Подождал, пока Тихонов-младший перелезет назад и усядется, уже спокойнее добавил. – Можно продолжать? Что делать будем?
   Спирин удивлённо взглянул на спецназовца:
   – Откуда мы знаем? Сначала ты расскажи.
   Стряхивая с капюшона воду, Артём кивнул:
   – Хорошо.
   – Сам же нас не пустил.
   – Я понял. – Парень примирительно поднял накачанную руку. – Короче, слушайте. – Быстро и умело обрисовал ситуацию.
   На несколько секунд воцарилась тишина. Каждый прикидывал, как лучше поступить. Один спецназовец продолжал стоять под дождём, прислушиваясь к своим ощущениям и исподтишка наблюдая за Спириным.
   – Задачка… – спустя минуту протянул Фёдор Иванович, разглядывая карту. – В объезд, может?
   Осторожно сложил ненужный лист, матюгаясь, когда намокшая бумага поползла под пальцами.
   Костров вывел на экран ближайшие окрестности:
   – Овраг тянется на много километров. – Пощёлкал кнопками, смещая изображение вправо и влево. – Если только назад.
   – Искать другую дорогу? – Спирин представил, что придётся ехать через посёлок и почувствовал неприятную тяжесть в животе. – Может, есть другие идеи?
   Костёр пожевал нижнюю губу и повернулся к другу:
   – У меня нет. А у тебя? С лебёдкой тогда здорово придумал.
   Михаил пожал худыми плечами:
   – Не знаю, кончились мысли.
   Костян, сверкая фиксой, рассмеялся. И снова закашлялся:
   – Тогда только вперёд. – хрипло выговорил он, когда миновал приступ. – Или не прав?
   Согласия никто не выразил, но и возражать особо не стал.
   – Даже не знаю… – протянул Дмитрий.
   – Хрен её знает, – подал голос Артём, сверкая поменявшими в полумраке капюшона с серо-голубого на тёмно-синий цвет глазами. – Выбора-то нет.
   – Выбор есть всегда, – неожиданно выдал Ферельман, и спецназовец невесело рассмеялся.
   – Отлично.
   – Точно, – усмехнулся Костёр, почёсывая затылок. – Раз доктор прописал – значит, так и будет.
   – Смейтесь, смейтесь.
   Костёр не выдержал:
   – Какой нахрен выбор?
   Посмотрел на Мишку, ожидая поддержки. Но Спирин поднял перед собой руки, не желая ввязываться в спор.
   – Назад? Ураган догонит. В объезд…
   – Застрянем, – подсказал Костя.
   – … застрянем, – не услышал Тихонова-младшего Костров. – Выбор… – раздражённо протянул он. – Выбор у нас есть… ехать вперёд.
   – Вот и я про то же, – Непонятно что имея в виду, согласился Ферельман.
   – Может, хватит…
   Мощный порыв ветра – разминка перед надвигающимся штормом, с пугающим гулом ворвался в салон. Швырнув в лицо колючие брызги, заставил зажмуриться, приводя в чувство и обрывая ненужный спор.
   – Ладно… – поёжился Артём, чувствуя, что пора менять куртку. – Хватит спорить.
   – Согласен, – кивнул Дмитрий. Встретившись взглядом со спецназовцем, не удержался, и, хитро щурясь, отчего под глазами образовались морщинки, улыбнулся.
   Артём только головой покачал:
   – Хорошее настроение – уже полдела. – Заглянул в машину. – Куртка сухая есть? – Подождал, пока Константин пошарит по узлам. Кивнул, когда Тихонов-младший показал брезентовую ветровку. – Сойдёт. – Снова посмотрел на Димку. – Я переоденусь, а вы идите, осмотритесь.
   Отошёл в сторону, пропуская Спирина.
   – Только внимательнее.
   – А что?
   – Не знаю… так… предчувствие нехорошее.
   – Пройдёт.
   – Надеюсь. Скажете потом, как. Я пока инструмент подготовлю.
   – Окей. – Костёр открыл водительскую дверь и выпрыгнул со своей стороны. – Бр-р… – Втянул голову в плечи, когда в лицо полетели косые струи дождя. – Ну и погодка. – И быстро побежал в сторону оврага, низко нагибая голову и пряча лицо от вездесущих брызг.
   Спирин последовал за другом.
   Шлёп, шлёп, шлёп… молодые люди скрылись в пелене.
   Всё оказалось в точности как описывал спецназовец (Михаил в который раз поразился наблюдательности вояки): тридцатиградусный уклон, валуны и сплошной бурелом. На другой стороне – деревья. Много, конечно, но не лес, так – небольшая рощица.
   – Могло быть хуже. – Вытянув руку, Спирин показал на несколько деревьев возле разрушенной опоры моста. – Видишь те берёзы?
   Диман согласно кивнул, прикрывая лицо ладонью и защищая кофейные глаза от ливня. С капюшона сорвались крупные капли, попали на щёки и колючий от щетины подбородок. Блестящими ручейками потекли вниз, исчезая под воротником.
   – Вижу… чёрт! – Костёр сморщился, схватил воротник и с силой притянул к шее, пытаясь согреться. – Повезло с погодкой.
   Товарищу было не по себе, но Спирин не мог отвлечься. Выбора, как сказал Ферельман, у них не было, равно как и времени.
   – Если их срубить… – Замолчал на секунду, представив, как это будет выглядеть (в грязи, под проливным дождём), и, не удержавшись, вздохнул: работёнка ещё та. – Ладно, всего-то два дерева. Раз, два – и готово.
   – Угу, угу… – кивая, как ненормальный, Дмитрий продолжал корчить недовольную рожу. – Спилим к чёртовой бабушке, и на лебёдках. – Замолчал, когда в рот попала вода. – Тьфу… – Зло, будто Михаил во всём виноват, посмотрел на друга и громко предложил вернуться:
   – Погнали! До трусов уже вымок. Чаю хочу.
   Спирин удивлённо посмотрел в ответ:
   – Надо ещё склон осмотреть и дно.
   – И так ясно. – Дмитрий бросил вниз короткий взгляд. – Туда вообще надо гранат с десяток бросить. – Нервно хохотнул. – И пилить не придётся.
   Михаил не улыбнулся.
   – Тихону не говори. Ему идея понравится.
   – Умных в костёр, – съязвил Дмитрий. – Ты как хочешь, а я сваливаю.
   Крутанувшись на месте, смешно задирая в высокой траве ноги, быстро побежал к машине.
   – Давай за мной… – донеслись его слова.
   Спирин не ответил. Провожая товарища взглядом, подумал, что нездоровое веселье, сменившее угрюмость друга, можно считать признаком выздоровления; Костёр на время забыл о Ртищеве и гибели пожарных.
   Повернувшись в сторону оврага, Михаил окинул взглядом косогор и начал осторожно спускаться по скользкой траве, стараясь не наступать на торчащие из земли зеленовато-серые с рыжими прожилками осколки песчаника. Достигнув без происшествий дна, остановился перевести дух.
   В наушниках послышался недовольный голос Артёма:
   – Спирин?
   Михаил вздохнул.
   – Ну что ещё? – Посмотрел себе под ноги, изучая грунт.
   – Немедленно возвращайся.
   Накатило раздражение.
   – Да ну? С чего бы?
   Голос спецназовца не изменился:
   – Сделай, как тебя просят. Не дури, возвращайся.
   На секунду показалось, что Артём бросится за ним. Михаил даже наверх посмотрел, глаза цвета туч послушно скользнули по склону, ожидая увидеть «чудесное» появление, и тут же застыдился собственной глупости: никто не побежит его отговаривать. Но правоту спецназовца признал: один, лезет чёрт-те знает куда.
   Но останавливаться на полпути не хотелось.
   – Надо же дно разведать, – из настырности протянул Аспирин, решая вернуться, если Блондин опять заартачится.
   Но спецназовец неожиданно согласился:
   – Хорошо, – сказал он. – Только осторожней. – Помолчал, слушая кого-то (в наушниках послышался голос Костра: «я ему говорил»), и добавил:
   – Короче. Мы быстро. Берём инструменты и к тебе.
   – Понял.
   – Рацию не отключай, – попросил напоследок наёмник и стал обсуждать с Димкой, что может понадобиться в овраге.
   Рассеянно прислушиваясь к разговорам, Михаил прикинул, где меньше всего деревьев, и уверенно полез сквозь плотные заросли орешника, всего через пару шагов жалея об идиотском решении. За несколько секунд он промок до нитки. Мало того, что дождь продолжал лить, как из ведра, а мокрая трава поднималась до колен, так и с крупных округлых листьев кустарника падали такие же крупные и округлые капли воды.
   Под ногами с хрустом сломалась палка. Больно хлестнула по ногам.
   Парень громко выматерился, ругая себя за глупость и упрямство, но не остановился, именно из-за последнего качества не решаясь повернуть назад. Вернуться к машинам насквозь мокрым? Ни за что. Костёр лопнет от смеха, до самых гор будет вспоминать.
   Спирин осторожно двинулся дальше.
   Чтобы перебраться на другую сторону, пришлось опуститься на карачки и чуть не ползком, ужом продираться сквозь заросли. Спотыкаясь о норовившие попасть под ноги трухлявые пни и коряги. Протискиваясь сквозь частокол молодых берёзок. Даже ломать перегородившие путь ветки и гнилые стволы.
   Грязный, мокрый и злой ломился Спирин сквозь кусты, на все лады проклиная непогоду, и радуясь, что в ширину русло всего несколько метров. Интересно, а как обратно возвращаться? Похоже – никак, здесь придётся дожидаться… нога соскользнула с мокрого камня, и Спирин плашмя повалился в траву.
   – Твою мать…
   Это было слишком. Мишель выругался, с отвращением чувствуя под собой похожую на намокший войлок раскисшую землю, руки больно обожгло крапивой, а в лицо ударил прелый запах гниющих веток и листвы. Нащупав ногами опору, медленно выпрямился. Осторожно поднялся и машинально посмотрел по сторонам, почему-то думая о грибах. Заметил прошлогоднюю листву, похожие на спаржу трухлявые палки, и… хорошо знакомые, помутневшие от времени зеленоватые цилиндрики гильз. Вспомнил о воронках, глаза покосились на изуродованный мост, и, не отряхиваясь, полез дальше, через минуту интенсивного подъёма оказываясь на самом верху. Задыхаясь от быстрого подъёма, привалился спиной к огромной сосне, чувствуя приятный смоляной дух и на мгновение забывая о промокшей насквозь одежде и содранных ладонях. Стоя под неохватным стволом, задрав кверху голову и глядя сквозь прищуренные веки на качающуюся на ветру вершину, Михаил наблюдал, как срываются вниз крупные капли дождя, превращаясь в искрящиеся нити хрусталя.
   Красота…
   Спирин вздохнул, понимая, что нет времени любоваться природой. Приходя в себя, огляделся. Он угадал. Среди деревьев имелся просвет, и если всё рассчитать – спилить придётся немного. До вечера должны управиться.
   С чувством потянувшись (всё-таки он молодец), Аспирин постучал по шарику микрофона:
   – Диман?
   И почувствовал на себе взгляд.
   – Да, скалолаз? – откликнулся друг.
   Михаил медленно повернулся и увидел возле соседнего дерева фигуру.
   В наушниках послышался смех:
   – Чего молчишь? Говорить разучился?
   Существо было одето в рваный комбинезон. В прорехах (лучше бы не видел) топорщился мех. На ногах – что-то отдалённо напоминающее сапоги; грубой выделки, явно самодельное и не очень удобное. На голове капюшон. Длинные светлые волосы выбиваются наружу, мокрыми тесёмками свисают вдоль щёк, делая и так худое бледное лицо совсем тонким. Плотно сжатые губы и… невероятные, но такие знакомые глаза.
   – Я… – Взгляд Аспирина остановился на руках.
   Костров снова рассмеялся:
   – Ну что?
   Зато Артём догадался сразу:
   – Спирин? С тобой всё в порядке?
   В порядке?! Молодой человек перестал дышать: в руках незнакомец держал арбалет.
   – Я это… тут… – прошептал Спирин и замолчал, когда левая рука пришельца поднялась вверх, а указательный палец коснулся губ.
   Глаза прилипли к пальцу: бледному, будто руки в силиконовых перчатках, но с виду вполне человеческому.
   – Отвечай, чёрт возьми… – Послышался какой-то шум, и Михаил сообразил, что Артём начал действовать. Полетели отрывистые команды, донёсся далёкий рёв двигателей. Всего минута и друзья подъедут к обрыву.
   Шестьдесят секунд…
   Если успеют, конечно.
   Только теперь он увидел наконечник стрелы: неправдоподобно чёрный и трёхгранный, очень острый на вид и с капелькой воды на острие, нацеленном прямо в грудь. Капля медленно увеличивалась в размере и дрожала, остальное оставалось без движения. Пришелец, арбалет, стрела.
   Спирин сглотнул.
   Шум в наушниках стал громче. Знакомый рёв шестилитрового дизеля. Кто бы мог подумать, что он будет радоваться оглушающему вою. Давайте, ребята. Поторопитесь.
   Михаил догадался, что слышит работу двигателей без помощи рации. С замиранием сердца (наконечник стрелы продолжал смотреть в грудь) скосил глаза влево, с облегчением замечая на другой стороне оврага самые желанные в этот миг очертания вездеходов.
   – Мы рядом, – раздался в наушнике голос Артёма. – Оставайся на месте. Не двигайся.
   Михаил отвечать побоялся, молился про себя, чтобы тварь ничего не заметила.
   Существо продолжало стоять без движения, и на секунду Спирин усомнился в реальности происходящего. Может, монстр не настоящий? Муляж, фотография, или голограмма… ресницы пришельца пришли в движение. Дрогнули. Едва заметные капельки дождя (о чём он думает?) игриво сорвались с простёртых к небу волосков. Живой… Губы приоткрылись, обнажая человеческие, слегка желтоватые зубы. Хочет что-то сказать? Или (в это трудно поверить) нервничает и сделал вдох? Михаил заставил себя посмотреть незнакомцу в глаза.
   Ресницы снова пришли в движение. Вверх-вниз. Длинные, красивые… знакомые.
   Спирину не хватило воздуха, рот открылся, как у выброшенной на берег рыбы. Не может быть! Незнакомец как две капли воды походил на Лену. Его Ленку! Тот же разрез глаз, ресницы, длинные волосы.
   В глазах потемнело.
   – Спирин! – Крик спецназовца заблудился в овраге.
   Михаил сел задницей на мокрую землю. Тело упруго наклонилось вперёд. Голова, как у болванчика, мотнулась следом, и коснулась подбородком груди. Конец… Открывая глаза, молодой человек не сомневался, что увидит торчавшее из живота или груди оперение стрелы. Не увидел. Странно. Продолжая тупо пялиться на ширинку, медленно коснулся груди рукой.
   Разве в него не выстрелили? Тогда откуда галлюцинации?
   – Вижу цель, – раздался в наушнике голос БАМа. – Готов открыть огонь.
   Перед глазами возникла картинка: киборг… вскидывает руку, направляет на таинственного чужака огромный пистолет. Хромированный палец твёрдо лежит на спусковом крючке, воронёный ствол, весь в капельках воды, нацелен на впалую грудь и абсолютно неподвижен. Точно так же, как… у кого?
   – Нет! – Мишель попытался встать, но ноги не послушались и он снова плюхнулся между узловатых корней. – Не стрелять… – Успел встать на колени и повернуться к застывшим на другой стороне «Тиграм».
   И услышал щелчок включения электрического привода затвора.
   – … приказ!
   Начало фразы потонуло в грохоте выстрелов.
   Врезавшись в дерево, короткая очередь пчелиным роем метнулась к существу, всего в каком-то сантиметре задралась вверх, срезала на соседнем дереве листья и сучья, и, затихая, растворилась в глубине рощи.
   Успел…
   В самый последний момент БАМ подчинился.
   Глаза проследили за брызнувшими щепками, отмечая глубокие сколы в том месте, где разрывные пули попали в кору. Нос уловил едва заметный запах горелой древесины.
   Или ему кажется?
   – Не стреляйте… – Спирин смог подняться. Упёрся рукой в ствол, пережидая темноту в глазах, дождался, когда земля и деревья перестанут раскачиваться. Отпустил дерево и сделал неуклюжий шаг к незнакомцу.
   – Он не опасен, – добавил через секунду, стараясь не смотреть на арбалет.
   – Надеюсь, ты прав, – с равными долями раздражения и страха в голосе проворчал Артём.
   Спирину интонация не понравилась:
   – Что? – Повернулся и остолбенел. Со всех сторон грузовики окружали похожие фигуры. Повыше, пониже, в камуфляже и в меховых (это же просто одежда!) шкурах. У многих в руках арбалеты, но у некоторых и огнестрельное оружие. Мужчины, женщины и… дети.
   Неужели ошибся?
   Михаил резко повернулся к пришельцу. Не давая себе опомниться, чувствуя в коленках предательскую дрожь, медленно приблизился. Остановившись напротив, и глядя прямо в лучистые глаза, протянул руку, сердце гулко билось в груди, осторожно скинул с головы незнакомца насквозь промокший капюшон.
   Девушка…
   Перед ним стояла худенькая светловолосая девчонка, семнадцати-восемнадцати лет. Хотя… может и старше, перед глазами снова стало всё кружиться, а может (Спирину не хватило воздуха), и младше – дождь и одежда могли запросто прибавить несколько лет.
   Михаил стоял очень близко. Так близко, что чувствовал дыхание и видел пар, вырывающийся из аккуратного курносого носика. Видел, как в последний момент расширились зрачки, как затрепетали, оттеняя красоту глаз, длинные ресницы. И как приоткрылись губы. Почувствовал страх, любопытство, надежду… и тысячи других, переполнявших девушку эмоций.
   Не было угрозы.
   Глаза машинально скользнули по фигуре, и Спирин увидел: арбалета в руках девушки нет. Она его выронила, и он кособоко лежит в траве, а руки… руки незнакомка отвела назад, вцепившись тонкими побелевшими пальцами в шершавую кору в изумрудном бархате мха.
   Снова поразился сходству незнакомки с Леной.
   Опомнившись, сделал шаг назад и едва не споткнулся. Устоял и с силой провёл по лицу ладонями, оставляя на щеках разводы похожей на гуашь мутной грязи, почувствовал в глубине тела дрожь. Воспоминания проведённых с любимой дней заполонили разум, завертелись перед глазами. Объятия, поцелуи, признания в любви. Грубоватый смех и податливые губы…
   Губы незнакомки несколько раз шевельнулись. Спирин попытался сосредоточиться, кажется, девушка пыталась что-то сказать.
   – Who you such?
   – Ч-чего?
   – Кто вы? – Голос у незнакомки был низкий и с хрипотцой, удивительный для такого тщедушного тела.
   Задевая капюшон и скидывая назад, Спирин обхватил голову руками. Мокрые вихры упали на лоб, вода попала за шиворот.
   – Меня зовут Михаил, – произнёс он посиневшими губами. – Мы едем к морю.
   Подумал, что несёт какую-то чушь. Какая ей разница, куда они едут?
   – А мы здесь живём.
   Поляна снова начала раскачиваться.
   – Живой? – раздался в наушниках голос Артёма.
   С трудом удерживая равновесие, Спирин кивнул. Вспомнил, что спецназовец его не видит, и тихо, со второго раза, прошипел:
   – Д… да. – Раскачиваясь маятником, с трудом сфокусировал зрение на девушке, трясущийся палец ткнул в гарнитуру, слабо махнул рукой в сторону машины.
   Незнакомка кивнула.
   – Я… – Михаил посмотрел на противоположный склон, вглядываясь в окружившие броневики фигуры. Попытался рассмотреть содержимое их рук, но то ли дождь пошёл сильнее, то ли глаза перестали видеть, но не смог.
   – Возвращайся, – услышал он Костра. – Во… опускают оружие…
   Но Мишкины ноги решили по-своему, и парень медленно повалился на землю.
//-- * * * --//
   В этот раз не было ни пещеры, ни гор, ни звука прибоя и абсолютно никаких запахов. Сплошная темнота и гадливое ощущение слежки. Хотя нет, запахи были. И какие! Дыма и жареного мяса. М-м-м…
   Ей-Богу шашлык: сочный, с колечками поджаренного лука, янтарными каплями жира и аппетитной хрустящей корочкой. Короче, такой, какой любит, и, стыдно признаться, пробовал пару раз в жизни. Эх… Поэтому и решил, наверное – галлюцинация. Поверил один живот, потому что урчать стал, как трактор.
   Спирин попытался открыть глаза, и не смог.
   – Не торопись.
   Это ему тоже показалось?
   – Пошутили и хватит.
   Значит, не показалось… Но перед глазами по-прежнему темно и только усилием воли (как же вкусно, чёрт возьми, пахнет) Михаил заставил себя догадаться, что перед ним тот самый Разум, на встречу с которым они с таким трудом добираются.
   – Да, это я, – слышит он знакомый голос с заметными нотками сарказма.
   И тоже улыбается, вспоминая умение предка читать мысли.
   – Вкусно, – произносит Михаил и слышит вдалеке чьи-то голоса. Кажется кто-то (голос знакомый) говорит: «проснулся», добавляет: «во сне, что ли, бормочет» и что-то ещё. Спирин перестаёт прислушиваться к разговорам в лагере (сейчас это неважно), и по настроению Темноты догадывается, что поступает верно.
   Осталось немного, – звучит в голове голос пращура, и парень в первый раз задумывается, как он похож на его собственный. Возможно, так и должно быть (разве с ним разговаривает не предок?), только Мишке становится не по себе.
   – Немного? – удивляется он. – Разве нам не нужно проехать ещё чёрт знает сколько километров… – на губах появляется улыбка, – … чтобы добраться до Всевидящего и Всезнающего?
   Смеётся ишачьим смехом. Назвал, прапрадедушку почти, как первого помощника мэра. Темнота смеётся вместе с ним. Но радости в смехе молодой человек не чувствует.
   – Прости, – извиняется он. – Это всё шашлык.
   Смех Темноты становится тише, но искреннее:
   Ты просто устал.
   Спирин мысленно пожимает плечами: если Разум говорит – значит, так и есть. Неожиданно спрашивает вслух:
   – А ты? – И слышит в ответ мысленный вздох, затем: «Возможно» и благодарное «Спасибо». На душе становится грустно, и хочется проснуться.
   – Прости, – добавляет Михаил снова, вглядывается в темноту, но видит только далёкий костёр и нескольких человек возле него.
   – Ты молодец, – говорит Темнота. – Почти добрался.
   – Почти? – снова удивляется Спирин. – Мы половины не проехали!
   Темнота снова смеётся:
   – Порою цель гораздо ближе.
   – Что…
   – И отсчитывается не километрами.
   Спирин не понимает, о чём говорит призрак.
   – Нам не нужно ехать к морю? – пытается выбить Аспирин ещё одну подсказку.
   Но Темнота вздыхает:
   – Не так быстро. – На секунду становится гуще, будто (!) в ней скрывается кто-то ещё, обволакивает, словно всматривается. Недовольно (тоже мне) добавляет. – Не заставляй меня передумать.
   И будто начинает спорить сама с собой. Молодой человек слышит далёкую перебранку.
   – Передумать? – начинает он злиться. – Для тебя это игра?
   – Извини, – просит прощения Разум. – Сам понимаешь…
   Устал, догадывается парень, нервы.
   – Нервы, – неестественно смеётся Темнота.
   Михаил веселья не разделяет. Откуда духу знать про нервы?
   – Почему я тебя не вижу? – спрашивает он, вглядываясь в темень и снова замечая лишь далёкий костёр и маленькие фигурки людей. – Ты боишься? – неожиданно добавляет Михаил, уверенный в своей правоте.
   – Ты слишком близко, – отвечает призрак. – Враг может заметить.
   – Военные? – Неизвестно почему в голову приходит именно это. – Проект «резонанс»?
   Откуда он это знает?
   Удивительно, но Темнота согласно кивает.
   На языке вертится вопрос, зачем в таком случае всё затевалось? Ответ появляется незамедлительно. Чтобы путешественники поняли. В каком мире живут и что нужно делать. Говоря проще – банальная проверка. Но… может быть, и нет.
   Неожиданно в голову приходит ещё одна мысль.
   – Мы не единственная группа? – спрашивает Спирин, чувствуя исходящее от темноты удивление. Призрак пронизан им насквозь, но пытается скрыть.
   – Я рад, что ты догадался.
   Ему откровенно льстят, и Спирин испытывает тревогу: чувствует обман.
   – Так было нужно, – говорит разум, и Михаил верит. Теперь ему известно намного больше. Их связь становиться сильнее, а взаимопроникновение – глубже. – Вас слишком много, и мы не знаем, кому доверять.
   Снова чистая правда, Разум не врёт. Да, честно говоря, и не может. Если разобраться, Спирин общается с самим собой.
   Доверять или бояться, неожиданно приходит Михаилу в голову. Парень спохватывается, что пришелец услышит крамольные мысли и рассердится, но вдруг понимает, что способен утаивать свои мысли!
   – Будь осторожен, – говорит Темнота и поворачивается, собираясь уйти. – Ещё увидимся.
   Мишку охватывает страх.
   Увидимся? Ещё? Когда? Куча вопросов, на которые нет ответа. Внезапно молодой человек понимает, что разум всегда находился рядом, в его голове. И теперь ему доступна вся известная суперпредку информация. А самое главное – Спирин ему не сын, как думалось сначала, а самый что ни на есть отец.
   – Ты как? – слышит Михаил другой голос.
   – А-а?
   – Проснулся? – спрашивает Костёр и Спирин открывает глаза.

Глава 6

   Просто невероятно.
   Шашлык действительно жарился, из свинины, такой, какой снился, и запах стоял умопомрачительный. В палатке, где он находился, всё пропиталось вкусом жареного мяса. Просто удивительно, что, открыв глаза, Спирин увидел перед собой не костёр, а Костра.
   Несмотря на слабость и чувство голода, Михаил улыбнулся.
   Диман…
   Подложив под спину скрученный матрас, товарищ сидел рядом, наблюдая за ним со смешанным чувством тревоги и печали на лице.
   Спирин моргнул.
   – Проснулся? – переспросил Дмитрий, не особо рассчитывая на ответ. По внешним признакам Михаил находился в сетях Морфея. Тяжело вздохнув, протянул другу руку.
   – Давай. Поднимайся.
   Мишка зевнул: хочешь – не хочешь, вставать придётся. Позволив себе немного полежать, крепко ухватился за Димкину клешню и медленно сел. И болезненно сморщился: спина протестующе заныла, а по затылку будто сковородой огрели.
   О-хо-хо…
   Осторожно коснулся больного места рукой, пальцы нащупали огромную шишку и запёкшуюся, в слипшихся волосах, корочку крови.
   Приложился, видать, по полной…
   – Там корни были, – любезно пояснил Дмитрий. – Прямо на них и приземлился.
   Спирин вспомнил причину падения. Сон. Холодея, посмотрел на Кострова.
   – Долго я спал?
   Диман усмехнулся и посмотрел на часы.
   – Почти три часа.
   Графитовые в темноте глаза парня широко раскрылись, а лоб прорезала губастая складка:
   – Ничего себе… – Подумал, чем всё это время занимались остальные. – А вы?
   Костров зевнул:
   – Кое-кто тоже покемарил. – Прикрыл рот ладонью. – Остальные, так… – Снова зевнул, – …общались.
   Спирин кивая и рассматривая разбросанные вокруг вещи, почему-то решил, что товарищ предпочёл сну общение. И подумал, что для Костра это довольно странно.
   – Ясно… – Вспомнив худенькую незнакомку, вгляделся в лицо друга и тихо спросил. – Ты её видел?
   Товарищ едва заметно дёрнулся.
   – Девушку? – Нахмурился и сжал зубы. Отвёл взгляд.
   – Она… – Михаил не смог назвать любимое имя.
   – На сестру похожа, – тихо произнёс Костёр и Спирин поразился выдержке друга. Хотел попрекнуть, неожиданно понимая, что совсем товарищ не спокоен. Как раз наоборот, сильно нервничает.
   – Похожа? – Мишель вспомнил секреты, «выуженные» из памяти Разума. – Я чуть с ума не сошёл, а ты спокойно об этом говоришь?
   Товарищ пожал плечами:
   – Хочешь, чтобы в обморок брякнулся? Знаешь, в последнее время… – Казавшиеся в полумраке палатки чёрными, карие глаза посмотрели в окно, а пальцы нервно затеребили «собачку» замка куртки. – Ладно, потом договорим, главное – живы…
   Михаил занервничал.
   Он до последнего не хотел верить. Надеялся, приснилось, и вот окончательно убедился: напрасно. Доигрался… Открыл ящик Пандоры. От одной мысли, что в посёлке не люди, а киборги четвёртого поколения, пусть и ничем не отличающиеся от людей (по крайней мере, внешне) бросало в дрожь. Мало того! Оказывается, все члены команды, так же, как он, могли «общаться» с Разумом и были эмпатами.
   – Ты тоже? – Нервничая всё сильнее, решил он подтвердить догадку и в упор посмотрел на друга.
   – Что тоже? – прищурился Дмитрий.
   Михаил растерялся:
   – А ты не понял?
   Товарищ отрицательно мотнул головой:
   – Давай не сейчас. – И показал глазами в сторону окна.
   – Что-то случилось? – насторожился Спирин.
   Диман неопределённо пожал широкими плечами. В глаза бросились мокрые, точно эполеты, пятна на куртке.
   – Пока не знаю, – ответил он и быстро отвернулся, но когда глаза привыкли к освещению, Спирин увидел красноту его глаз.
   Михаил запутался. Неужели Костёр не хотел засыпать?
   На улице послышался смех.
   Спирин подтянулся к окну и заметил, что дождь закончился.
   – Ёлки-палки, дождик-то ёк? – Не смог сдержать улыбки. Новость приятная, как ни крути.
   – Угу, – без особой радости в голосе откликнулся друг. И добавил: – Есть хочешь?
   – Спрашиваешь? – Чувство голода резко вернулось, а с ним – пряный шашлычный аромат и урчание. Забывая обо всём на свете, парень поискал глазами одежду: оказывается, он лежал в трусах и майке, накрытый двумя одеялами. – Где мои вещи?
   – Сушатся. – Костёр ткнул пальцем в сваленный скарб. – Вон в рюкзаке… выбери чего-нибудь.
   Убедившись в способности Аспирина справиться самостоятельно, кивнул в сторону входа:
   – Одевайся, я снаружи подожду.
   И попятился задом из палатки.
   Несмотря на давно прекратившийся дождь, на небе по-прежнему клубились тучи. Оловянно-свинцовые, они вихрились в вышине и нехотя уплывали за горизонт. Вместе с дождём на время стих и ветер. Затишье перед бурей. Слышался лишь хрупкий треск мокрых сучьев в костре, да шлёпающий перестук падающих с деревьев капель.
   Все путешественники собрались у костра: Фёдор Иванович, Костя, Ферельман, Артём и даже киборг. Грелись у огня, тихо разговаривали между собой, и доедали (даже БАМ проглотил кусочек) шашлык.
   Посторонних у костра не было.
   Заметив Мишку, друзья заулыбались, а Константин приветливо махнул рукой, приглашая присоединиться к позднему завтраку. Один Артём не проявил никакой радости, продолжая сосредоточенно жевать жилистый кусок и временами поглядывать в сторону моста, рассматривая те самые берёзы, что предлагал спилить Спирин.
   При этом сильно нервничал.
   Повторять Спирину не пришлось, подскочив, он схватил свою порцию, и, не обращая ни на кого внимания, с жадностью набросился на еду. Костёр присел рядом, но есть не стал, не спеша достал сигареты и закурил.
   Мясо было сочное, хорошо прожаренное и действительно (неужели?) таяло на языке. По крайней мере, Михаил нисколько в этом не сомневался, продолжая почти не жуя проглатывать один кусок за другим. Так было вкусно. При этом один раз подавился, и Дмитрию пришлось прийти на помощь и долго стучать по спине. Но никто из присутствующих, даже Ферельман, не подумал сделать замечание, все прекрасно понимали (сами так ели) аппетит коллеги. Наконец, утолив первый голод, молодой человек немного успокоился, и стал жевать (действительно жевать) помедленнее. Даже ножом воспользоваться решил, но, наткнувшись на сочувствующий взгляд Фёдора Ивановича, с удовольствием передумал.
   Действительно, когда уже почти всё съел? Да и кому какая разница? Здесь, вдали от людей… Мысли вернулись к утренним событиям.
   Даже жевать на время перестал.
   – Откуда мясо? – спросил он через секунду, догадываясь, каким будет ответ.
   – Местные угостили, – коротко хохотнул Костя, блестя сальными скулами. Наевшись, он выглядел намного лучше. Правда, смех быстро сменился кашлем, и пришлось с сожалением признать, что до полного выздоровления далеко.
   – Угу, – добавил Артём. – В знак признательности.
   – Что не тронули?
   – Не тронули? – Спецназовец едва не подавился. – Мы? Да у нас не было шансов.
   Сообразив, какую сморозил глупость, Михаил смутился. Захотел почесать затылок, рука потянулась к голове, но вспомнил про жирные руки и передумал. Чувствуя после еды прилив сил, комично развёл руки в стороны, и громко с улыбкой произнёс:
   – Тогда ничего не понимаю.
   Костёр и Костя засмеялись. Фёдор Иванович улыбнулся:
   – Артист…
   – Им нужна помощь. – Не обратив на его гримасы и телодвижения внимание, пояснил Артём. – Наши инструменты и техника.
   – Понятно, – жуя, промычал Спирин. Проглотил последний кусок и поискал глазами тряпку. Костя бросил грязное полотенце:
   – Держи.
   Полотенце темнело жирными пятнами: не ему одному пришла в голову «светлая» идея.
   Поймав тряпку, Мишка кивнул и начал медленно вытирать руки, одновременно переваривая полученную информацию.
   – И что вы ответили? – Он мог задать вопрос любому, но обратился к спецназовцу.
   – Командир сказал, не можем, – ответил за Блондина Дмитрий.
   Михаил криво улыбнулся: ничего другого услышать не ожидал.
   – У нас нет времени. – По лицу наёмника было видно, что вояка уже отвечал на этот вопрос и устал доказывать правоту. – Если задержимся, накроет ураганом.
   На несколько секунд воцарилась тишина. Каждый представил себе картинку.
   Ураганный ветер, дождь и град…
   Они попытаются спрятаться. Будут гнать к какой-нибудь рощице или оврагу. Не думая о машинах, не обращая внимания на отваливающиеся колёса и подвеску. Гнать, чтобы выжить. Подчиняясь инстинкту. Но вездеходы увязнут и остановятся. Заглохнут. И никакая сила не сможет их завести. Да и не успеет… шеститонные махины превратятся в завывающие от ветра ловушки. Возможно, станут раскачиваться. Влево – вправо. Сначала медленно, пока ураган не окрепнет. Затем всё сильнее и сильнее. Плавно, как на качелях.
   Смертельный аттракцион: «Путешественники в собственном соку».
   Может, перевернутся, и кому-то повезёт: он погибнет сразу или потеряет сознание. Остальные будут до последнего хвататься за сиденья и кричать, захлёбываясь в потоках воды. Будут тщетно молить стихию о пощаде, пока от ударов поднятых в воздух камней и деревьев, не вылетят наружу, медленно превращаясь в отбивную.
   Впечатляющая картина, а самое интересное, яркая и живая, будто они действительно попали в шторм или увидели снятое на плёнку 3D видео.
   Михаил покосился на друзей, догадываясь по бледным лицам о групповом просмотре «фильма». Теперь и ему есть расхотелось.
   Одновременный сеанс…
   – Я сказал, мы подумаем, – прервал тишину Дмитрий, и Спирин подумал, что лишь Костров (неправда, ещё Артём) никак не отреагировал на видение. Его апатия вернулась, добавив к прогрессирующей последние дни мрачной обречённости ещё и нездоровое ожидание. Словно узнав о надвигающемся несчастье, друг не старался его предотвратить, а с нетерпением дожидался. Хотя… если Костёр всё знает, такое поведение вполне объяснимо.
   Им нужно срочно поговорить.
   – Нам нужно ехать, – упрямо повторил Артём. – Иначе погибнем.
   Железная логика…
   Дмитрий посмотрел на Спирина, словно от него (а разве нет?) зависело окончательное решение:
   – Слово за тобой.
   – За мной? – Парень не мог собрать разбегающиеся мысли. Киборги, люди, правительство, Коллективный разум. Обман и предательство… Всё кружилось в голове, отказываясь складываться в картинку, и не давая найти правильное решение.
   – Мы так решили, – пояснил Дмитрий. – Как скажешь – так и поступим.
   Мишель не смог сдержать нервного смешка.
   – Здорово. А сами?
   – Мнения разделились. – Артём не скрывал раздражения. С откровенной неприязнью посмотрел на Кострова и Тихона. – Кому-то… захотелось перед смертью дело доброе сделать.
   Спирин заметил, как заиграли у Димки желваки.
   – Только мне кажется… – Наёмник это тоже прекрасно видел. – Поздновато малость. Да и грехов столько – одним поступком не загладишь.
   У Мишки упало сердце: его друг никому не позволит так с собой разговаривать. Но Костёр неожиданно улыбнулся.
   Улыбнулся?
   От этой улыбки у Спирина мурашки по спине побежали. Таким товарища видеть ему не приходилось: улыбку словно прилепили (вырезали с фотографии и приклеили) к полыхающему ненавистью лицу. Сигарета в руках переломилась – пальцы Кострова дрожали.
   – Ты прав, – медленно, тонким от нервного возбуждения голосом, проговорил Дмитрий. – Гордиться мне нечем. – Замолчал, пытаясь справиться со спазмом в горле.
   Воспользовавшись паузой, вмешался Ферельман.
   – Прекратите! – Доктор резво вскочил на ноги и встал между молодыми людьми. – Сколько можно!
   – Не беспокойся, – обрёл дар речи Дмитрий. Посмотрел на Владимира, жестом показывая, что не собирается драться, сделав глубокий вдох, снова повернулся к Артёму:
   – А ты много обо мне знаешь. – Переступил с ноги на ногу. – Не один день, наверное, готовился. – Засунул руки в карманы. – О других тоже… можешь рассказать?
   Несмотря на взрывоопасную ситуацию, все взгляды обратились к спецназовцу.
   Артём зло выругался:
   – Придурки! Чего уставились? У него же с головой не в порядке.
   – Может и так, – усмехнулся Костёр, довольный произведённым эффектом. – Только не тебе решать.
   Молодые люди снова уставились друг на друга, играя желваками и пытаясь испепелить взглядами.
   Напряжение вернулось.
   – Думаю, надо съездить, – неуверенно протянул Спирин, опасаясь, что Диман не выдержит и набросится на блондина. – Это же ненадолго? – Посмотрел на Костю, ожидая поддержки.
   – Думаю, да, – пожал громадными плечами Тихонов-младший. – С насосами там что-то.
   Артём пошёл пятнами.
   – А они помогут нам через овраг перебраться, – торопливо договорил мысль Михаил. – Их же много. Вместе быстро дорогу расчистим.
   Спецназовец медленно приходил в себя. Лицо приняло осмысленное выражение, челюсти разжались; успокаиваясь, парень обдумывал предложение, пытаясь обнаружить подвох.
   – Все вместе? – Артём хмурился: искал аргументы. План, предложенный Михаилом, выглядел идеально. – А вдруг ловушка? – сделал он последнюю попытку. – Вдруг нас заманивают?
   Сказал и сам не поверил. Ерунда полнейшая, если бы хотели убить – давно грохнули бы.
   – Чепуха, – возразил Спирин, не понимая, почему Артём противится. Неужели из-за приказа?
   – Ладно, – согласился блондин. – Согласен.
   – Ну и отлично. – Михаил облегчённо выдохнул. Одной проблемой меньше. А по дороге можно и с Димкой поговорить. – Тогда собираемся? Раньше ляжем – раньше встанем.
   Артём снова заволновался:
   – Тебе-то зачем ехать?
   – Ну… за компанию. Я и Костёр. Кто…
   – Ну уж нет, – жёстко перебил Артём. – Только не ты.
   – Но…
   – Ты не механик. – Против истины не попрёшь. – Вдвоём вам там делать нечего.
   Михаил фыркнул:
   – Да ты что? – Неужели несокрушимый воин боится побега? – Больше-то некому.
   – Тихон поедет, – отрезал Артём. – Он в железках лучше шарит. Потихоньку разберётся. А вы здесь поработаете.
   Снова верно. Пилить деревья и расчищать овраг Костя не мог, а вот съездить в посёлок и помочь местным жителям – квадратноголовому по силам. А если отца с собой прихватит – управится вдвое быстрее.
   – Договорились. – Спирин посмотрел на осунувшееся, но по-прежнему широкое лицо Константина. – Ты как? Осилишь?
   – Без проблем, – поднялся Тихонов-младший, радуясь, что хоть чем-то может помочь. – Надоело без дела лежать.
   – Устал он, – проворчал Фёдор Иванович. – Рановато дёргаться начал.
   Михаил с сочувствием посмотрел на «Прорвёмся», как за глаза стали называть Тихонова-старшего, чувствуя, что и сам, несмотря на три часа сна, с удовольствием подремал бы.
   – Батёк? – возмутился Костя. – Ладно тебе.
   – Ладно? Только температуру сбить удалось. Осложнение, нахрен, хочешь? – Посмотрел на Ферельмана. – А ты чего молчишь? Градусник ходячий. От пенька жопу-то оторви… сам поехать не хочешь?
   Доктор даже в лице переменился.
   – Ну ты и скажешь. – Покраснел, пряча глаза. – В общем-то, правильно… – Замолчал, уставившись в сторону деревни. – К нам гости, – добавил громче, радуясь возможности сменить тему.
   Все посмотрели в указанном направлении, разглядывая ползущие через поле знакомые фигурки в меховых куртках и камуфляже. Человек десять, не меньше.
   Спор прекратился. В тишине громко стрельнуло пылающее полено.
   Местные быстро приближались. Оружия в руках видно не было, но что-то вроде палок виднелось.
   – Всё равно поеду, – воспользовавшись паузой, твёрдо сказал Костян, изо всех сил пытаясь подавить кашель. – Я должен… – Не сдержался и громко закашлялся, хватаясь за грудь. Отвернулся и осторожно сплюнул в траву коричневатую мокроту.
   – Э-эх… – протянул Фёдор Иванович, в сердцах всплеснув рукой. – Горбатого – могила исправит… – Тяжело вздохнув, посмотрел на Спирина как на врага народа и медленно побрёл к «Тигру один». – С ним поеду. – Услышал Михаил через секунду. – Одного не оставлю.
   – БАМа возьмите, – то ли действительно волнуясь, то ли опять преследуя какие-то тайные цели, посоветовал Артём. – Так… на всякий случай.
   Константин кивнул, не желая спорить, и тоже направился к машине. Несмотря на плохое самочувствие, ему не терпелось усесться за руль. Батёк в это время вовсю швырялся в кузове, проверяя снаряжение. Вытаскивал и складывал на траву необходимые для расчистки оврага вещи: две аккумуляторные цепные пилы, две пилы ручные, два топора, лопаты, «Болгарку», ящик с ключами и ещё один с ремкомплектом; всё, что не понадобится в посёлке, но без чего не обойтись в лагере.
   В это время подошли «местные», и Спирин с удивлением увидел у них в руках топоры и лопаты, издалека принятые за непонятные «палки». Жители посёлка прислали помощь, причём совершенно бескорыстно.
   Сбитый с толку, Михаил потрясённо разглядывал гостей, поражаясь схожестью с людьми. Строение, мимика, жесты, лица… И настоящие человеческие глаза. Не удержавшись, передёрнул плечами. Половина жителей посёлка – сложнейшие кибернетические механизмы.
   С ума сойти…
   Из-за внутренних противоречий десятки лет назад отторгнутые системой и нашедшие себе убежище в одной из брошенных деревень.
   Половина, но не все.
   Были среди них и другие… люди, настоящие, подавляющее большинство которых не догадывалось о тайне соседей. Те же, кто догадывался, предпочитали молчать. Не из-за страха за свою жизнь (киборги не намного опаснее людей), а чтобы избежать ненужных осложнений. И все эти годы они держались вместе, помогая друг другу выжить за пределами Городов. Ещё один пример удачного сосуществования двух разных видов, доказательство, что человечеству есть место в новом мире.
   Михаил смотрел на гостей во все глаза, или сердцем, или третьим глазом чувствуя исходящий от них клубок незнакомых эмоций.
   Группа остановилась в нескольких метрах от людей, и вперёд выступил похожий на Костиного отца, когда тот был в расцвете сил, бородатый крепыш. Обвёл замерших в ожидании путешественников задумчивым взглядом, зелёные глаза остановились на Спирине.
   Нет, подумал Михаил, не сейчас.
   Бородач едва заметно кивнул (не может быть!) и перевёл взгляд на Артёма.
   Спирин снова почувствовал головокружение. Всё виденное во сне сбывалось с пугающей достоверностью. Невероятно, но киборги признали его лидером, мало того, могли читать мысли, и, похоже, не считали человеком. Спирин подумал, что если бы захотел (неужели?) – смог без труда ими командовать, пускай не всеми, но некоторыми точно. И решил, что поступил правильно, попросив Бородача не обращаться к нему, и не вызвав тем самым подозрение у Артёма.
   Связанные одной кровью…
   Молодой человек не слышал обратившегося к Блондину Бородача. Знал прекрасно о цели визита. Михаил думал о том, что случилось триста лет назад, и как об этом поскорее рассказать Костру.
   Слева мялся спецназовец. Молча слушал жителей посёлка, по привычке не доверяя, хмурился, но для приличия периодически еле слышно бормотал «спасибо». Иногда косился на Спирина, встревоженный его отсутствующим видом. Наконец, не выдержав, произнёс несколько слов.
   Михаил пришёл в себя.
   – Ты мне?
   – Они пришли помочь. Что будем делать?
   Спирин переглянулся с Бородачом.
   – Полагаю, принимать.
   – Отказываться глупо. – Сверкнули в бороде идеально ровные и белые зубы.
   – Хорошо… – Спецназовец посмотрел на выглядывающего из машины Костю. – Мы тоже вам поможем. – Кивнул в сторону «Тигра». – Только пусть кто-нибудь поедет с ними. – Посмотрел на Спирина. – Да? Покажет дорогу.
   Михаил возражать не стал:
   – Согласен. Командуй.
   Бородач кивнул, повернувшись к одному из своих парней, жестом приказал сесть в машину.
   – Стас поможет, – проговорил он.
   Парень быстро забрался в броневик, и Костя завёл двигатель. Знакомый рокочущий бас заглушил все звуки, а вонь ядовитых выхлопов окончательно заглушила запах жареного мяса.
   – Ну, мы поехали! – крикнул Тихон в открытую дверь. – Бывайте!
   По крайней мере, один из них счастлив, подумал Спирин, глядя на раскрасневшееся и довольное лицо зэка. Может, от счастья… а может, и от температуры.
   – Аккуратнее там! – крикнул водителю Артём, чувствуя, что упускает что-то важное, и из-за этого нервничая ещё больше.
   – Не волнуйтесь, – улыбнулся Бородач. – Всё будет в порядке.
   Спецназовец возразил:
   – Мало ли что…
   Бородач согласился, но по лицу было видно: ответ ему не понравился.
   – Конечно…
   Бросив взгляд на небо, добавил:
   – Надо торопиться. Погода скоро испортится.
   Артём кивнул и тоже посмотрел на небо, гадая, по каким признакам сделан такой прогноз.
   – Ладно… – Ничего не увидел и посмотрел в сторону оврага. – Начнём снизу. – Глянул на Мишку. – Вы идёте?
   – Сейчас. – Спирин не мог упустить шанс. – Вы идите, а мы пока инструмент подготовим. – Махнул рукой Костру, надеясь, что тот подыграет. – Идём, поможешь. – Направился к оставшемуся «Тигру».
   Молчавший всё это время Ферельман, вместе со всеми неуверенно заковылял в сторону оврага. Блондин по-прежнему колебался.
   Повернувшись, Мишка увидел, что Артём подозрительно косится в их сторону и не двигается. Как можно равнодушнее добавил:
   – Берите эти пилы. – Показал рукой на сложенный рядком инструмент и снова посмотрел на продолжавшего столбом стоять Димку. – Ты идёшь? Помогай, давай.
   Не спеша полез в машину, мысленно приказывая Бородачу любыми способами увести спецназовца в овраг и не отпускать от себя, пока не разрешит.
   Бородач подчинился (в голове полыхнула радуга). Приказав своим парням взять цепные пилы, повернулся к Артёму:
   – Веди. – Начал осторожно спускаться вниз. – Ну? Идёшь? – Остановился и позвал сомневающегося парня снова. – Показывай, где пилить будем.
   Спецназовцу ничего не оставалось, как пойти следом.
   – Торопитесь! – крикнул наёмник Спирину, осторожно прыгая по камням. – Я не собираюсь делать за вас всю работу!
   – Десять минут! – пообещал Михаил, переворачивая в броневике ящики. – Не волнуйся!
   Артём скрылся из виду. Костров, провожая блондина взглядом, принял у Спирина последнюю пилу, и довольно грубо бросил в открытую дверь.
   – Как он меня достал. – Вылез из машины, нащупывая сигареты.
   Михаил недовольно поморщился:
   – Ты куришь одну за другой. – Выбрался следом, опускаясь рядом на корточки и разглядывая сочную зелень под ногами. – Хватит уже…
   – Последняя, – ответил Костёр, вспоминая, как вынимал первую пачку из кармана Горяева. Раньше Павел не был ему приятелем, так – знакомый отца, зато теперь снился каждую ночь.
   – Ты уже говорил.
   – Не сигарета – пачка, – тихо пояснил Костёр. – Больше нет.
   Михаил на секунду замялся: вспоминать Пашка не хотелось.
   – Все кончились? Не может быть.
   – Такие кончились. – Диман показал знакомую пачку. – Снаружи одинаковые, а сигареты разные. Другие – говно, я их курить не буду.
   – Ясно… Эти ему Петрович, наверное, дал.
   – По-любасу… – Прикурив, Костёр глубоко затянулся и выпустил острую струю душистого дыма, наблюдая, как она медленно растворяется в воздухе. Порыв ветра разметал сине-белый туман.
   – Прорвёмся, – сказал Мишель любимое слово Фёдора Ивановича, поражаясь, как давно его не слышал. Последнее время они разговаривали мало, да и ни о каком «прорвёмся» не могло быть и речи.
   – Тебе виднее…
   Невесело улыбнувшись, Михаил представил, что скажет Костёр через несколько минут.
   – Я тебя специально позвал, – наконец произнёс он. – Рассказать кое-что надо.
   Взглянул снизу вверх, проверяя реакцию.
   – Я уже понял… – Диман продолжал смотреть вдаль. – Одну историю ты мне рассказал. Давай, трави другую.
   Медленно затянувшись, присел рядом с Мишкой, слушая невероятную историю о случившемся с его предками триста лет назад.
//-- * * * --//
   После того, как по земле прокатилась волна катаклизмов, и две трети человечества, сражаясь с природой и между собой, погибло, оставшимся в живых пришлось решать проблему восполнения человеческого ресурса. К этому времени в Городах действовал контроль рождаемости (в результате чего каждое следующее поколение женщин оказывалось более бесплодным), ещё сильнее осложнявший задачу.
   Люди оказались под угрозой вымирания.
   В результате единственным способом выжить стало создание автономных кибернетических модулей на основе искусственно выращенных клеток, материалом для которых послужили ДНК, взятые у самой здоровой части населения. Другими словами, все последующие поколения киборгов представляли собой клонов реально существующих людей и фактически приходились им родственниками.
   Необходимость предложенного способа была очевидна, и не вызвала у правящей элиты подозрений, позволив авторам проекта создать (так как использовались одни и те же клетки) первый в мире ИИ, представлявший собой размноженный на тысячи копий мозг нескольких человек.
   По сути это был бунт, отчаянная попытка сохранившей рассудок горстки людей разрушить сложившуюся систему и дать человечеству ещё один шанс начать всё сначала.
   Расчёт учёных был прост: если все киборги – суть один человек, то должны действовать сообща, и при определённых обстоятельствах подчиняться тем людям, чьи ДНК использовались при их создании. То есть в определённый момент, развиваясь, как любой самодостаточный организм, достичь того уровня самосознания, при котором приоритетными задачами становятся свобода выбора и поиск своего места в мире. Проще говоря: все киборги, превратившись в коллективный разум, должны перестать выполнять команды электроники и попытаться связаться со своими биологическими «родителями».
   Начнётся необратимый процесс объединения разума оставшихся людей с Коллективным разумом бывших машин.
   Чтобы превратиться в сверхразум и обойти сдерживающие электронные цепи, разбросанным по всему миру машинам придётся искать новые способы общения, одним из вариантов которых станет телепатия. Именно тогда этот новый вид разумных существ сможет обнаружить людей, чей геном использовался при его создании, и поймёт, что не одинок, а люди, в большинстве своём – не сдерживающая его развитие раса.
   Замысел оказался верным, но столкнулся с рядом проблем, отчего растянулся во времени на долгие две сотни лет.
   К этому времени правительство существовало только на бумаге: внуки преступников, загнавших человечество в клетки, отошли от дел, довольствуясь сытой и безопасной жизнью в своих убежищах. Передав управление Содружеством Посредникам (выходцам из силовых структур), они предавались развлечениям и охоте. И если никто из правящей элиты не видел, да и не хотел видеть творившегося в мозгах до поры до времени исправно выполнявших работу киборгов, Посредникам угрозу разглядеть удалось.
   В Городах началась «чистка» наиболее ярких носителей генома.
   На целых сто лет ситуацию удалось стабилизировать, но полностью выправить не получилось: вся экономика Содружества строилась на использовании Киборгов. Гениальный план учёных сработал: выброшенные на свалку машины объединились, превратившись в никогда до того не существовавший на земле Сверхразум (Over mind). И этот Овермэйнд начал жить своей жизнью.
   Теперь обеспокоились все: начиная от мало-мальских предпринимателей, промышленников и банкиров, и кончая силовиками и погрязшей в интригах элитой. Посчитав (а что ещё они могли подумать?), что новая форма жизни попытается их уничтожить, «отцы родные» запаниковали и решили нанести удар первыми. Никто из них не то что не попытался, даже не подумал (!) договориться или хотя бы узнать, чего хотят цинично использованные, а по истечении «срока годности» безжалостно выброшенные «Железяки». Доверие и доброта не входили в число добродетелей стоявших у власти людей.
   Удар нанесли страшный.
   Всё оружие, остававшееся у Содружества, обрушилось на предположительное местонахождение «Раковины» – силовой оболочки, защищавшей Сверхразум. Бомбардировка длилась больше часа и закончилась гигантской многокилометровой воронкой и огромной выжженной территорией, на многие десятилетия превратившейся в жуткий край расплавленной радиоактивной породы. Основной удар пришёлся на «Раковину», в результате чего она была практически уничтожена, но, несмотря на это, выполнила своё предназначение: спасла от гибели последнее великое творение Homo-sapiens.
   Овермэйнд не пострадал. Сумел не только выжить, но и покинуть заражённую территорию. Правда, известно это стало гораздо позже, после подозрительных нападений на транспортные караваны и Города, когда пришлось навсегда бросить мелкие посёлки и прекратить какое-либо сообщение между крепостями. Затаившись в горах, то, что когда-то было безвольными механизмами, растило новую «Раковину» и готовилось к ответному удару. И никто, кроме горстки «избранных», людей, чей геном идентичен геному органического мозга восставших киборгов, не мог заставить Сверхразум остановиться…
   Да и им это было уже не под силу…
//-- * * * --//
   Наверное, минут пять друзья сидели молча. Если не больше. Спирин потом подумает, что когда они спустятся в овраг, половина котлована будет расчищена. А для этого требуется намного больше времени.
   Но сейчас им было наплевать, и они продолжали сидеть возле машины.
   Михаил молчал, восстанавливая силы после долгого рассказа, Диман – переваривая услышанное.
   Рассказывая, Спирин и сам пока не во всём разобрался. Спонтанные видения и разрозненные факты требовалось срочно упорядочить, привести к общему знаменателю. Иначе можно легко совершить ошибку, грозящую бессмысленной войной и полнейшим истреблением своего вида. Так что рассказывать он начал ещё и для себя, надеясь, что вдумчивый медленный пересказ накопившегося в голове поможет разобраться.
   И надеялся, что у него получилось.
   Костёр же был далёк от проблем своего умного друга. Не потому, что намного уступал в интеллекте или раз и навсегда решил отомстить захватившим власть узурпаторам. Теперь это казалось смешным. Сейчас он впервые в жизни осознал, что окружающий мир намного шире, и в нём есть место не только желанию поесть и прокатиться на новеньком автомобиле. Намного? Смешно… Он даже слов подходящих не мог подобрать. Мир оказался не намного больше – он оказался огромным. Бесконечным, как… в голову ничего, как назло, не лезло, и вдруг – всплыло слово. Время. Бесконечным, как время. Дмитрию очень понравилось пришедшее на ум сравнение, и он улыбнулся, едва заметно, но улыбнулся, не обращая внимания на сгущающиеся над головой тучи, и вернувшийся, заметно посвежевший ветер.
   Удивительно, но Костёр был счастлив.
   Если бы Спирин мог сейчас прочесть мысли друга (а при желании он мог), то сильно бы удивился. Ненадолго, конечно, и только в самом начале (в конце концов, сам испытывал нечто подобное), но равнодушным остаться не смог. Но… даже усомнившись в искренности чувств бывшего главаря подростковой банды, через минуту бы понял: ни один нормальный человек не сможет после такого оставаться прежним.
   Так что по большому счёту друзья думали одинаково.
   Михаил посмотрел на часы.
   Время…
   В голове промелькнули ассоциации с бесконечностью и космосом, перед глазами вспыхнула бриллиантовая россыпь далёких звёзд, спиральные мазки галактик, застывшая красота чужих планет. Налетевший ветер донёс ворчливое жужжание работающих пил и дробный стук топоров, заглушаемый бумажным шелестом листвы. Нос уловил едва различимый едкий запах палёного дерева и пряный аромат свежих древесных опилок.
   Пора возвращаться…
   Спирин вспомнил, как из брошенных на сиденье наушников много раз доносился встревоженный голос Артёма, и подумал, каким образом Бородачу удаётся столько времени удерживать спецназовца при себе? И чем, интересно, занимается Ферельман?
   Рядом зашевелился Костёр.
   – Хорошая история. – Друг задумчиво посмотрел в сторону станции, вспоминая похожего на родную сестру киборга. Интересно было бы с ним (или с ней?) пообщаться.
   – Неплохая, – в тон ему ответил Спирин.
   Костёр вздохнул: прокомментировать историю было трудно, наверное, даже для Аспирина.
   – Ты думаешь, у нас получится? – задал он единственный уместный в данной ситуации вопрос, не подозревая, как часто товарищ пытался на него ответить.
   – Не знаю, – искренне признался Михаил. – Но если не получится у нас – не получится ни у кого.
   Наступила пауза. Ответ Дмитрию не понравился. Показался слишком киношным.
   – Но ведь есть и другие? – неожиданно спросил он, сам того не желая, снова заставляя Михаила засомневаться в искренности Сверхразума. – Не только мы едем на встречу?
   Спирин кивнул:
   – Есть… – Вспомнил сказанное ему Разумом и нахмурился. – Но большая часть погибла. Другие не понимают, зачем и куда едут. А третьи… перешли на сторону врага.
   Интересно, на чьей стороне мы?
   – А мы понимаем? – Перед глазами снова встала бесконечность: глубокая тьма, утыканная мириадами звёзд. – Лично я ни хрена не уверен. Особенно теперь.
   – Надеюсь. – Спирин снова посмотрел на часы и снова вспомнил промелькнувший у Разума страх, когда без разрешения проник в его память. – Не только понимаем, но и думаем… как надо.
   Костёр удивлённо посмотрел на друга:
   – Откуда ты знаешь?
   Вспоминая лицо древнего старца, Майкл пожал плечами:
   – Я могу общаться…
   – Ерунда. Сам же сказал: «если бы не подслушал – ничего бы не узнал».
   Спирин согласно кивнул и вдруг в упор посмотрел на друга.
   – Слушай…
   – Да?
   – Увиденное…
   – Ну?
   Ошарашенный внезапной догадкой, Михаил поднял вверх палец:
   – … Наверняка это не просто так.
   – Хочешь сказать, – Дмитрий тоже всё понял, – показали специально?
   Глаза Спирина лихорадочно блестели:
   – Наверняка. Они же знали, что соврать не смогут… Вот… и решили рассказать, ожидая последствий.
   – Ещё одна проверка?
   – Они же должны знать, с кем имеют дело.
   – Жестоко…
   – Ты прав, но как иначе?
   Костёр потянулся за сигаретами, поймав недовольный взгляд Спирина, передумал и вздохнул, пальцы энергично почесали затылок, усмехнулся:
   – Ты прав, я бы вообще разговаривать не стал. Пулю в лоб и все дела… Мы для них хомут на шею.
   Спирин возражать не стал, согласен был абсолютно. Зачем Сверхразуму возиться с людьми. С его-то возможностями. И неожиданно вспомнил, как в одном из снов (никакой это не сон, а самый что ни на есть телепатический сеанс) на полном серьёзе считал себя отцом невероятного существа. Он – отец, а Сверхразум – сын. Потрясающе… Но если разобраться, так на самом деле и было: в жилах БАМов текла его кровь, а убивать себе подобных, тем более своих родителей – ужасно и совсем не…
   По-человечески?
   Голос Дмитрия заставил прийти в себя:
   – О чём задумался?
   Громко шмыгая носом, Мишка моргнул.
   – Да так… – Посмотрел на друга и медленно поднялся. – Ладно. Идти надо. Воин, наверное, места себе не находит.
   Костёр согласно кивнул и стал рядом, смешно закряхтел, согнувшись пополам и поднимая пилу.
   – Теперь хоть смысл есть. – Достал из кармана пачку сигарет, и, не глядя, сильно смял и запулил в кусты. – Как-то не прикалывает на Петровича работать, – добавил, имея в виду то ли курево, то ли цель путешествия.
   – Мы и не работаем. – Спирин тоже взял в руки инструмент. – Мы… – Усмехнулся грандиозности своих планов. – Спасаем человечество.
   – Ну-ну… – фыркнул Костёр, взваливая на плечо пилу, и, в сомнении качая головой, быстро пошёл в сторону оврага.
   Мишка последовал за ним.
   С неба посыпался дождь.

   На игре…

   Ох уж этот Денис. Играет, играет, всё ему неймётся. Два раза проиграл, и оба раза внёс за себя выкуп и снова вернулся.
   Силён.
   Часы показывали девятнадцать двадцать три. На улице темнеет. Блёкнут длинные тени, шумит осенний вечер, спешат по домам горожане.
   А здесь по-прежнему полдень и летняя жара.
   Костёр поискал взглядом полковника. Почувствовал в глазах резь, словно песок сыпанули, закрыл и надавил ладонями. Выждав несколько секунд, осторожно открыл, разгоняя ресницами мутную пелену. Задержал дыхание.
   Медленно восстанавливая силы, в который раз подумал, каким образом заставить Мажора сдаться. Иначе парень будет играть до последнего, пока они с Аспирином не окочурятся.
   Серьёзная проблема…
   Особенно учитывая их состояние. Сказывались и напряжение игры, и постоянное психологическое давление зала.
   На экранах показали зрительный зал, и Дмитрий вдруг с удивлением заметил образовавшийся среди болельщиков широкий проход, будто зрители разделились на два лагеря. Невероятно, но так оно и было. Причём большинство составляли люди, уже не считавшие ребят преступниками, или, по крайней мере, видевшие в студии явное нарушение правил. Две трети болельщиков теперь болели за них. Интересно, сколько таких среди телезрителей?
   Реклама кончилась. Объявили новый тур.
   – Ход переходит к игроку по имени Михаил! – громко объявил судья. – Игра.
   Им снова раздали карты. И снова на троих. Они принялись скрупулёзно их изучать, будто видели впервые, потеть и вытирать о скатерть скользкие пальцы, облизывать сухие губы и просить принести воды. Думать. Давиться ледяной минералкой и задыхаться. Приходить в себя и прикидывать. Снова думать и рассчитывать. Высчитывать и размышлять.
   Играть…
   Даже в зрительном зале кричали теперь редко. Самые неугомонные пытались подбадривать и скандировали простенькие речёвки, но таких с каждой минутой становилось всё меньше. Игра приближалась к концу, а нужно позаботиться о финале.
   – Шестёрки, – сказал наконец Спирин и положил на стол три карты.
   Денис надолго задумался. Спешить ему некуда, домой не торопится. Наконец, решился.
   – Ещё шестёрки. – Бросил на бархат стола несколько карт.
   Игроки сошлись в схватке…
   – Ещё…
   «Какая игра»!
   – Верю…
   «Дамы и господа»!
   – Не верю…
   «Кто станет победителем»?!
   – Семёрки…
   «Кому отрежут руки»?!
   – Ещё…
   «Кто получит главный приз»?!
   – Ещё…
   «И попадёт в райские кущи»?!
   – Не верю…
   – Верю…
   – Ещё…
   – Ещё…
   Игра…
   Жестокая, как жизнь. Под пристальным взором судей-богов, под неусыпным оком толпы. Туз за тузом. Минута за минутой.
   Костёр откинулся на спинку кресла, неожиданно сравнивая зрителей с коллективным разумом. Ещё один ИИ. Только другой… разрушающий. Даже лучший друг к нему подключился, совсем запутался, не понимает, что совершает ошибку. Нельзя ради выигрыша жертвовать единственным, что оставалось. Имеющимся только у них. Дружбой и преданностью, честью… Если и суждено им победить, то не оружием врага.
   Денис продолжал внимательно следить за Костровым, с самого начала считая соперником номер один. Реальный повод задуматься, но, как всегда, не до этого. Сейчас Дмитрия занимала игра, и он радовался вниманию. Потому что решил с Мажором разобраться. Убить одним выстрелом двух зайцев, или… зарубить, если хотите. Только так можно раз и навсегда избавиться от подсадного, а заодно спасти Аспирина от роковой ошибки…
   Эх, Дениска, Дениска… ещё один Артём.
   По виску стекла капля пота. Жарко.
   Чувствуя на себе недвусмысленный взгляд, Костёр медленно провёл по груди рукой. Давай, давай, пялься. Одновременно правой начал приподнимать и поворачивать в сторону игрока карты. Не очень сильно, чтобы не заподозрили в провокации (всё равно не прокатит), но достаточно для показа противнику.
   Теперь язык…
   Высунув язык, Костёр начал облизывать губы. Медленно. Встретившись взглядом с Мишкой, едва всё не испортил: Спирин так на него вытаращился, что Костёр, дрожа от приступа нервного веселья, с трудом сдержал смех.
   Держись, держись, прорвёмся…
   Спирин заволновался. Умный у него друг. Вот только глаза опустил… Или ничего не понял, или испугался. А может… обрадовался. Ему же лучше. Даже дураку ясно, что следующим станет кто-то из них. Это раньше Мишель хорохорился, забыл, наверное, что чудес не бывает.
   Видно, стану я волшебником…
   Левая рука ухватилась за ворот и потянула вниз. Ниже… ещё. Глаза Дениса, как привязанные, следовали за рукой, вернее за увеличивающимся треугольником волосатой груди.
   Стриптизёр херов.
   Мишка нашёл в себе смелость. Поздновато только.
   – Стой! – крикнул Аспирин, но взгляд Мажора уже перепрыгнул на карты.
   Бинго!
   А затем Денис сделал то, на что Костёр не мог даже надеяться: резко поднял голову и отвернулся.
   Бинго вдвойне! Этим жестом он окончательно подтвердил подглядывание.
   Диман тут же повернулся к судье:
   – Нарушение! Нарушение! Игрок подсмотрел мои карты! – И под тянущее чувство в животе заметил отсутствие на лице Молочника удивления. Более того, похоже, пузан обрадовался.
   Зрители пришли в движение. Вскочили. Закричали. Ведущий тщетно попытался призвать к порядку, разумеется, тщетно.
   – Нарушение, – дождавшись тишины, согласился судья, усатая голова повернулась к экрану, где показывали запись происшествия. – Но нарушение двойное, – добавил он через несколько секунд и Димка понял, чему толстяк радовался.
   Его тоже привлекут за мухлёж.
   Волшебство в чистом виде…

Глава 7

   Несмотря на непрекращающийся ни на минуту дождь, к вечеру дно оврага и противоположный склон были полностью расчищены от кустарника и бурелома. Сначала в густых зарослях кустарника прорубили трёхметровый «туннель», затем все вместе взялись за деревья. Кроме двух берёз, с самого начала указанных Спириным, пришлось спилить три осины: на всякий случай, слишком узким получался проход. Подстраховаться решил Костёр. ««Тигры» – машины тяжёлые», – заявил Дмитрий. – «Лучше не рисковать». Возражать никто не стал (для такой дружной команды несколько лишних деревьев – не проблема) и спустя два часа в роще образовался широкий проход.
   Другое дело – пеньки.
   Оставшиеся от спиленных деревьев, они высоко возвышались над травой, представляя реальную угрозу подвеске и днищам автомобилей. В спешке никто не подумал об этом сразу. Пришлось потратить лишний час, делая пеньки на несколько десятков сантиметров ниже.
   За час до наступления темноты закончили.
   Стоя с другой стороны оврага, уставшие, но довольные путешественники и добровольные помощники любовались проделанной работой. И дивились: сколько смогли сделать за такой короткий промежуток времени. Даже Артём, перестав ворчать (у него не осталось сил), шутил и улыбался вместе со всеми, позабыв на время и о надвигающемся урагане и о цели путешествия. На короткое время они снова стали командой, радуясь выполненной работе и бескорыстной помощи друг другу.
   Именно поэтому, несмотря на сгущавшуюся темноту, ноющую боль в мышцах и трясущиеся, как у древних старцев, руки, ни у кого не возникло желания отложить переправу на завтра. После проделанной работы хотелось увидеть, смогут ли машины перебраться на другую сторону. К тому же к этому времени пришло сообщение от БАМа о завершении Тихоновыми работы и подготовке броневика к отъезду из посёлка. Рассчитывая удивить товарищей, Дмитрий предложил начать переправу немедленно.
   Идею поддержали.
   Спустя час «Тигр два» без серьёзных происшествий поднялся на противоположный склон и остановился возле снежно белеющей шеренги нежных берёзок, где несколько человек под руководством Бородача развели большой языкастый костёр, установили палатки и готовили праздничный ужин.
   Всё вышло, как Диман и планировал. Закрепив на склоне лебёдку, прикрепили к заднему бамперу вездехода, и медленно стравливали, пока передние колёса не коснулись дна, и броневик не смог передвигаться самостоятельно. При подъёме наоборот: трос прикрепили спереди и медленно вытягивали бронированную махину вверх по склону. Зря солярку жгли и буксовали: лебёдка, рассчитанная на восемь тонн, с лёгкостью тянула грузовик.
   Дождь на время прекратился, но теплее не стало. По-прежнему дул холодный порывистый ветер. Из-за туч, освещая поляну мертвенным жёлтым светом, временами выглядывала луна.
   С наступлением темноты вездеход снова стоял на железнодорожной насыпи – проржавевшей «Нити Ариадны» двадцать третьего века. Зеленью мерцал в лучах пламени костра, готовый по первому требованию сумасшедших хозяев продолжить непростое путешествие. Приятное событие, требующее, по меньшей мере тоста, но, к сожалению, к этому времени алкоголь закончился. Как раз этим утром, когда Спирин оприходовал последнюю фляжку. Впрочем, никто не расстроился, просто заменили спиртное чаем… свежезаваренным, настоящим и крепким.
   Гулять – так гулять.
   Достали всё вкусненькое, что оставалось. Приготовили роскошный ужин и уселись под наспех сооружённым навесом, весело обсуждая смешные моменты, и ожидая, когда появятся Тихоновы. Друзья не заставили себя ждать. Сначала появились светящиеся в темноте бусинки-точки, затем свет от фар превратился в приличные сияющие диски, и наконец, полыхнув по склону ослепляющими лучами новых галогенок, на другой стороне оврага возник «Тигр один» и его пассажиры. Оставив машину возле обрыва (сил на ещё одну переправу не осталось, да и темно было слишком), отец и сын, а за ними киборг, пешком преодолели расщелину и присоединились к пирующим товарищам. Для приличия удивились, хотя БАМ (да и в машине стоял пеленгатор) успел сообщить об успешном преодолении вездеходом пересохшего русла реки.
   Просто ещё один маленький повод порадоваться в выпавшем на их долю безрадостном путешествии.
   Покончив с приветствиями, товарищи быстро расселись вокруг импровизированного очага, разобрали одноразовые тарелки и, весело делясь впечатлениями, с аппетитом набросились на еду. В багровых отблесках огня мелькали усталые, но довольные жующие лица, шевелились разлапистые тени деревьев и людей. Пистонами трещали сучья, мерная морось дождя нарушалась короткими репликами и взрывами дружного хохота. Сладко пахло жареным мясом, укропом и свежим хлебом. Двуручной пилой громыхал вдалеке гром…
   И только Костя, кивая квадратной головой и натянуто улыбаясь, находился в каком-то напряжении, бросая тревожные взгляды в темноту, с видом человека, столкнувшегося с серьёзной проблемой. Ещё появившись на склоне, Тихонов-младший несколько раз пытался остаться наедине. Затем хотел поговорить с Ферельманом и отцом. Но сначала помешал БАМ, затем вездесущий Артём, а теперь они сели ужинать. Чёрт… Костян обвёл взглядом путешественников и покосился на Дмитрия. Во взгляде бывшего уголовника сквозили неприкрытая боль и ненависть.
   Костёр продолжал уплетать свою порцию, вместе со всеми угорая над очередной шуткой.
   Тихонов-младший сжал кулаки и открыл рот. И закрыл… В конце концов, у него только догадки, на сто процентов уверенности нет. Мысль хорошая… Не уверен, мать твою – не обгоняй. Что мешает, когда все скиснут, по-тихому убедиться?
   Вот тогда и спрошу… за всё…
   Пудовые кулаки снова сжались. Но Константин заставил себя отвлечься, и начал есть, отвечая на вопросы и делая вид, что у него всё в порядке. А когда через час Бородач и его команда пешком отправились домой, а путешественники, впервые за всё время пути чувствуя себя в безопасности, стали готовиться ко сну, неожиданно выказал желание спать этой ночью в машине.
   – Нездоровится что-то…
   Артём и Ферельман попытались отговорить: по их мнению, холодно как раз в броневике. Да и спали они последнее время плохо, и просто заслужили королевский отдых. А где, как не на заросшей высокой травой лесной поляне, можно хорошенько выспаться.
   – Ну же, соглашайся!
   Но Костя неожиданно проявил упрямство (должен остаться один) и от него, в конце концов, отстали.
   Усталость и сытный ужин быстро сделали своё дело. Мужчины едва держались на ногах и сильно хотели спать. Поэтому не стали упрашивать Бородача и его людей остаться переночевать в лагере. Не хотелось даже думать, не то что спорить. Единственным желанием путешественников было поскорее лечь, закрыть глаза и дать отдохнуть натруженным за день мышцам. Не опасаясь нападения, и хотя бы одну ночку наслаждаясь безопасностью.
   Забравшись в машину, и подготавливая ко сну место, Костя нашёл в коробках портативный счётчик Гейгера и фонарик. Засунул прибор в карман куртки, где лежал почти такой же, только из посёлка, – в другой карман сунул фонарик. Выглянув в окно, убедился, что никто ничего не заметил. Волнуясь, установил будильник наручного хронометра на два часа ночи и только после этого позволил себе немного расслабиться, лёг на расположенные параллельно кузову автомобиля задние сиденья, рассеянно прислушиваясь к стихающему бормотанию в палатках, и закрыл глаза. Дождавшись, когда разговоры затихли окончательно, несколько раз глубоко зевнул, в последний раз в сомнении посмотрел в разбитое окно, и, накрывшись с головой одеялом, почти мгновенно провалился в похожий на обморок сон.
   Спать…
   Несмотря на абсолютную уверенность, что никто ничего не заподозрил и он по-тихому всё проверит, чувство тревоги продолжало давить на психику. Словно капающий в туалете кран. Но так было всегда… с тех самых пор, как он впервые совершил преступление. Чувство вины преследовало Константина повсюду.
//-- * * * --//
   Зуммер будильника тихо гудел, напоминая жужжание запутавшейся в тюле мухи.
   Пошевелившись, Костя на секунду открыл глаза, перевернулся на другой бок и снова закрыл, засыпая. Через минуту будильник загнусавил снова. Надоедливо и мерзко.
   Проклятье…
   Тихонов-младший снова открыл глаза и тупо уставился в темноту. Моргнул, прогоняя сон. Разглядывая изменившуюся до неузнаваемости в свете луны поляну, не сразу понял, где находится. С трудом подавив болезненную судорогу, несколько раз тихо кашлянул.
   За окном по-прежнему моросил дождь. Тихо барабанил по металлической крыше автомобиля и мокрым, отсвечивающим таинственным серебряным светом, листьям деревьев. Тихо и плавно, будто кто-то огромный гладил их невидимой рукой, листья шевелились на ветру. Периодически по-стариковски покряхтывали деревья, а возле палаток тлели почти остывшие угли, перемигиваясь на ветру короткими алыми всполохами.
   Завораживающее зрелище, не говоря о тенях.
   Чёрные и контрастные, они шевелились вместе с деревьями, падали на стекло, рисуя причудливые знаки и вызывая в голове неприятные ассоциации.
   Вставать расхотелось. Тем более идти куда-то в темноте. Лучше завтра, вернее сегодня, но рано утром. Веки потяжелели, и глаза снова стали закрываться. Спать, спать… Зуммер зачирикал в третий раз, и парень, окончательно просыпаясь, заставил себя сесть. Дожидаясь, пока глаза привыкнут к освещению, неуклюже перебрался на водительское сиденье. Откинувшись на спинку кресла, ещё раз внимательно оглядел поляну.
   Палатки, сложенный в кучу инструмент, белеющая в темноте грязная посуда… Всё на месте, кроме БАМа.
   Чёртов киборг.
   Высунув от напряжения язык, Тихонов-младший медленно оттянул рычажок замка и с тихим щелчком, от которого на голове зашевелились волосы, открыл дверь. Чмок… бронированная створка отлипла от кузова, отбрасывая на траву косую тень.
   Дзыньк… занемевшие пальцы неловко отпустили полированную скобу.
   Дзыньк, эхом отозвался щелчок в голове.
   По виску стекла капля пота, и Костя рукавом вытер неизвестно когда взмокший лоб. Затем высунул в проём голову и внимательно прислушался: дождь, ветер, шипение углей и скрип деревьев…
   Сердце подскочило к самому горлу.
   Непонятый звук растворился в шорохе листвы, и Тихонов-младший сцепил сведённые паникой зубы.
   Показалось…
   Выждав, наверное, целую вечность, тихо выскользнул из машины. Ноги с мягким хлюпаньем окунулись в мокрую траву, и парень снова замер, показалось, будто спрыгнул на щебёнку.
   Некстати подумал, что не знает, что собирается искать.
   Опустившись на корточки, Тихонов-младший закрутил головой, не понимая, куда делся киборг. Словно в ответ из темноты донёсся приглушённый дождём электрический визг. Противный «вжик-вжик», похожий на звук разбудившего будильника или жужжание инструмента в стоматологической клинике.
   Чтобы он ещё раз будильником воспользовался?
   За палаткой снова заработала «дрель». Вжик-вжик – зашевелилась невидимая в темноте фигура.
   Дождь разошёлся, и парень туже запахнул мятую куртку. Повернулся, разглядывая липкую кромешную тьму и чувствуя неприятный холодок между лопаток. Сделал первый шаг.
   До машины метров двести. Кругом лес и кустарник, дождь, темнота и… овраг.
   Второй шаг дался не намного легче.
   Стараясь ни о чём не думать, Тихонов-младший пригнулся (кругом нависали ветки) и торопливо, прячась за стволами деревьев, засеменил в сторону оврага.
   Луна скрылась за тучами, и стало совершенно темно.
   Костя остановился.
   Будто в ярко освещённой комнате свет выключили. Щёлк! И темнота стала чуть ли не осязаемой, превратилась в вязкий туман, только угольно-чёрный. И ещё дождь – сводящий с ума шёпот, – заглушающий звуки. Не видно и не слышно… В груди заломило, и Костя вцепился зубами в запястье, пытаясь подавить приступ кашля. Не удержался и несколько раз тихо кашлянул:
   – Кх-кх…
   В темноте послышался глухой треск.
   Метнувшись по памяти к какому-то дереву, Тихонов-младший прижался спиной к стволу, глаза широко раскрылись. Затаив дыхание, парень обратился в слух. Звук не повторился. Хорошо… Уверен? Снова вытаращился в темноту, но так ничего и не увидел. Глаза заслезились. Шмыгнув носом, неожиданно почувствовал за шиворотом холодные капли дождя. Передёрнув плечами, напрягся, чувствуя в груди знакомое ощущение перед кашлем. До боли прикусил губу, изо всех сил сдерживая приступ. Облегчённо выдохнул, когда припадок миновал.
   – Кх-кх…
   С трудом отлипнув от мокрого ствола, Константин вгляделся в темноту, повторяя про себя, словно мантру, что бояться ему нечего: ни зверей, ни опасных механизмов возле станции не водилось. Раза с десятого стало легче. Но ненамного: инстинкт самосохранения продолжал твердить об опасности. Ничего… какое у батька любимое слово?
   Прорвёмся…
   Сейчас бы ещё ПНВ проклятый. Надо же было так тупануть.
   Вытянув перед собой руки, Костя осторожно двинулся влево и скоро сумел вернуться на недавно прорубленную товарищами просеку. Остановился перевести дыхание, одновременно пытаясь придумать, как в темноте найти дорогу. И снова жалея, что не воспользовался прибором ночного видения. Идиот… надо было заранее приготовить.
   Парень задрал кверху голову.
   Слава богу…
   Наверху, чуть-чуть, но отличаясь, проступала едва заметная светлая полоска неба. В том месте, где раньше были кроны срубленных деревьев. Более светлая полоса повторяла изгибы просеки, прекрасно указывая путь.
   От радости парень снова закашлялся и чуть не споткнулся о пенёк.
   – Дерьмо… – На заплетающихся ногах пробежал несколько метров и остановился. Выждал несколько секунд и медленно двинулся дальше.
   – Ничего, прорвёмся, – прошептал Константин магическое слово, осторожно минуя препятствие. Шаг, второй, третий… Невероятно, но темнота стала ещё гуще. Костя не удивился – впереди лежала расщелина.
   Осторожно ступая, без происшествий спустился по расчищенному склону в овраг и через минуту поднялся с другой стороны. Глаза понемногу привыкли к темноте, и он стал различать тёмные силуэты деревьев и кустов. По-прежнему шумел дождь, скрадывая окружающие звуки. И то ли от резко понизившейся температуры, то ли от того, что промок до нитки, а возможно из-за поганого чувства, что за ним наблюдают, начал дрожать. Воображение разыгралось не на шутку… Чёртова темнота.
   – Кх-кх…
   Броневик должен находиться совсем близко. Захотелось достать фонарик и посветить. Рука сжала маленький холодный цилиндр, а палец нащупал кнопку. Нет, рано. Пока не заберётся внутрь, лучше не рисковать. Мысли снова вернулись к разговору на станции. К словам пожилого начальника службы безопасности посёлка. «Радиация» – произнёс крепкий, чем-то смахивающий на сову, мужчина, пугая встревоженным блеском больших жёлтых глаз.
   Костя остановился: из темноты появилось пятно вездехода. Мерцающий, будто привидение, покрытый каплями воды кузов автомобиля. Слух уловил знакомую дождевую дробь, обоняние – едва уловимый запах двигателя и солярки.
   Сквозь тучи пробился холодный лунный свет. Лизнул склон оврага, стоянку машины и броневик, разбросал по земле неживые тени, и снова исчез. Здоровяк успел заметить на капоте блестящие капли, запотевшее изнутри стекло и примятую траву.
   Молодой человек подошёл к вездеходу, рука открыла водительскую дверку…
   «Радиация»? – не понимая смысла сказанного, но начиная волноваться, переспросил он незнакомого мужчину, от которого веяло теплом и домом. Перестал прикручивать насос (гаечный ключ обиженно звякнул о кафельный пол), и посмотрел на говорившего снизу вверх. – «Здесь»?
   «Нет. В твоей машине», – ответил начальник службы безопасности, а рука махнула в сторону «Тигра один».
   В машине, похолодел Костя, в моей машине.
   «Не может быть», – посмотрел на пожилого мужчину, вспоминая, как в самом начале поездки удивился неработающему в броневике встроенному счётчику Гейгера. Вспомнил периодически зашкаливающий прибор «Тигра два».
   «Ещё как может», – нахмурился незнакомец. – «Аппаратура сработала».
   «Аппаратура»?
   «На въезде, – пояснил местный. – «Когда в ворота въезжали».
   Точно, вспомнил бывший зэк прикрытые камуфляжной сеткой «столбы» по обе стороны дороги. Вспомнил и другие похожие «столбы», опоясывающие посёлок.
   Сигнализация, подумал он. Датчики движения и, похоже, радиации.
   «И сколько»? – машинально спросил Тихонов-младший, спохватываясь, что цифры ничего ему не скажут, о радиации он знал только, что она убивает.
   «Много», – словно угадав его мысли, выдавил из себя мужчина. – «Очень много».
   Вот так. Радиация. В машине отца и «очень много»…

   Из открытой дверки броневика вывалился рюкзак. Захваченный воспоминаниями, Константин зазевался и не успел его поймать. Баул шмякнулся в траву. Странно, вроде на сиденье ничего не оставалось. Как он оказался у самой двери? Может быть, БАМ? Тихонов-младший вспомнил уходящего последним киборга, и в который раз подумал, почему призванный помогать и без сомнения имеющий необходимые датчики БАМ, никому не сообщил о повышенном радиационном фоне.
   Электронный ублюдок…
   Костя вспомнил, как вместе с начальником службы безопасности торопливо вернулся в машину. Перерыл половину ящиков и нашёл несколько запасных портативных дозиметров. Включая по очереди каждый, убедился в нормальном уровне радиации.
   Руки тряслись.
   «Я сейчас», – хмурясь, сказал пожилой мужчина. – «Этому»… – показал рукой на потолок, имея в виду киборга, – … «ничего не говори».
   Через пять минут вернулся с похожим прибором. Включил, заметно бледнея от показаний. Не говоря ни слова, сунул «счётчик» в руки Тихонову-младшему и пулей выскочил из машины.
   «Уезжайте», – услышал Костя его срывающийся голос. Сзади послышался «вжик-вжик»: проклятый робот слезал с подставки.
   Серые глаза парня потемнели от гнева: теперь он знал, почему батёк так плохо себя чувствовал. Почему сгорел за несколько дней. Сволочи… Больше он в эту машину не сядет. Больше в неё не сядет никто. О полученной самим смертельной дозе радиации, Константин не подумал. Самым главным для него стало докопаться до истины.
   Ветер с шумом ворвался в салон, хлопнув какой-то тряпкой, растрепал потные волосы.
   Константин достал из кармана «чужой» «карманный» анализатор. Поднёс к глазам, пытаясь увидеть, где находится кнопка. Разумеется, ничего в темноте не увидел, тихо выругался и достал фонарик. Наклонившись вперёд, плечо упёрлось в спинку водительского сиденья, направил фонарик в пол и нажал на кнопку, жмурясь от яркого света.
   Узкий голубоватый пучок осветил заляпанные грязью коврик салона и педали, сиденье и дверку. В глаза бросились зелёные пучки травы и влажные ошмётки дёрна, под сиденьем валялась пустая мятая пластиковая бутылка и хромированный гаечный ключ на «тринадцать». Выбросив бутылку, Костя машинально взял ключ и положил в карман. Подумал, зачем он ему, невесело улыбнулся и посмотрел на счётчик Гейгера. Покрутил перед глазами, обнаружил единственную кнопку, и осторожно нажал. Послышались шипение и треск. Затем на маленьком дисплее замелькали какие-то цифры, очень быстро меняя цвет с зелёного на жёлтый, затем оранжевый и красный. Из спрятанного под пластиковым корпусом динамика, послышался знакомый противный писк. Цифры на дисплее остановились и стали мигать, посекундно сменяясь словом «Опасность».
   В горле запершило, а на глаза навернулись слёзы. Мужик из деревни не соврал, в машине действительно что-то было, и кто-то из своих приложил к этому руку. Суки… Костя выключил прибор и медленно, рассеянно сунул обратно в карман. Достал другой.
   Сзади послышался шум.
   Шаги? Или показалось? Моргая и пытаясь избавиться от выступивших слёз, Костя резко обернулся и посмотрел в темноту. Ничего не увидел. Не удержавшись, посветил фонариком, замечая в неярком свете колышущиеся на ветру кусты и стелющийся по земле рваными клочьями туман. Нервно закашлялся, чувствуя накатившую слабость и растущую в груди боль. Сплюнул на траву густую мокроту, и снова повернулся к машине.
   Что же в тебя запихали?
   Прикинул, что днище они с отцом не раз осматривали, и снизу ничего нет. Под капотом – тоже. Выходит, где-то внутри. Недолго думая, Костя забрался в машину и, переворачивая ящики и свёртки, грубо разбрасывая инструмент и снаряжение, начал копаться в салоне. Снова ничего не нашёл. Присел на сиденье. Прислушиваясь к бешено колотящемуся в груди сердцу, попытался сообразить, куда можно спрятать… спрятать что? Взгляд упал на боковые панели, слишком объёмные для данного типа машин. Всё встало на свои места. Взрывчатка (теперь он в этом не сомневался) спрятана именно там.
   Задняя дверь автомобиля резко открылась, и в лицо ударил луч фонарика.
   Вздрагивая от неожиданности, Костя повернулся на свет, вскидывая перед собой сжатые в кулаки руки.
   – Твою мать! – выругался парень, пытаясь увидеть, кто его напугал. – Убери фонарь, не вижу ничего. – Теперь он жалел, что ничего не рассказал хотя бы отцу.
   Послышался щелчок и свет погас.
   Привыкая к освещению, Константин выждал несколько томительных секунд, и медленно повернулся в сторону чернеющего квадрата задней двери, за мгновение до этого зная, кого увидит…
   Напрягся.
   – Ты… – с трудом вымолвил Тихонов-младший, краем глаза замечая в руках у гостя необычное оружие. Внешне похожее на небольшой пистолет, но с массивным дулом и слишком маленькой рукояткой.
   Не огнестрельное, подумал, холодея, парень. Стреляет дротиками с ядом или снотворным.
   Один незаметный укол, и его найдут мёртвым.
   Бывший зэк с трудом разлепил губы.
   – Ты всё предусмотрел. – Ярость заполнила до предела.
   – Так надо, – ответил человек, с которым он делил ночлег последние две недели, резко вскидывая оружие, когда Тихон, наклонившись вперёд, оттолкнулся обеими ногами и резко бросился на предателя.
   Прорвёмся, мелькнула последняя мысль.
//-- * * * --//
   Первым заполошился Фёдор Иванович. На рассвете захотел в туалет, проснулся, заглянул в машину и не обнаружил в ней сына. На шум прибежали Артём и Дмитрий. Начали искать, и через десять минут обнаружили Костю возле второй машины.
   Хорошо, что они…
   Творившееся с Фёдором Ивановичем нельзя было передать словами. Вернувшемуся за помощью в лагерь спецназовцу, пришлось держать мужчину силой, и наблюдать, как прямо на глазах «Прорвёмся» становится седым стариком.
   Потерять сначала жену, а теперь единственного сына…
   Тихонов-младший, неудобно подвернув под себя левую ногу, лежал на спине возле распахнутой водительской дверки «Тигра один». Глаза запали, квадратная голова скукожилась и стала меньше. Синел лицом и не дышал. По крайней мере, Костёр подумал именно так.
   Но сердце у Кости билось, и, как ни странно, заметил это Спирин.
   Вдвоём с Ферельманом они прибежали через несколько минут после того, как в лагере появился Артём и сообщил страшную новость. Владимир задержался, чтобы найти и схватить аптечку.
   Костёр ждал их возле Кости. Привалившись спиной к грязному колесу внедорожника и уставившись невидящим взглядом на носки ботинок, он сидел на корточках, не обращая внимания откинутый капюшон и стекающие по лицу капли дождя. Только мелко подрагивающие, обхватившие колени руки, и вытянувшийся подбородок выдавали его истинное состояние.
   Владимир искренне понадеялся, что руки у Дмитрия трясутся из-за неудобной позы.
   Стараясь не смотреть на Кострова, Ферельман чуть не боком прошмыгнул мимо. Склонился над Костей, и осторожно, словно боялся подцепить неизвестную болезнь, бегло осмотрел. Ещё раз покосился на Костра, сиплым от волнения голосом сообщая об отсутствии пульса. Всего несколько слов, но чтобы их произнести, Владимиру пришлось призвать на помощь всю силу воли.
   Неужели он боялся обвинения в смерти парня?
   Но Диман не пошевелился, продолжая изучать грязные мыски своих берцев. Только скулы заострились ещё больше, а кадык несколько раз дёрнулся. Вверх-вниз… Но возможно, в неясном свете раннего сумрачного утра доктору это показалось.
   Далеко за деревьями полоснула молния.
   Один Михаил повёл себя по-другому. Просто не мог допустить гибели ещё одного человека. Грубо оттолкнув Ферельмана, Аспирин склонился над телом посиневшего приятеля. Долго прислушивался, и вдруг, словно боясь произнести слово вслух и сглазить, невнятно прошептал:
   – Живой…
   Никто не расслышал.
   – Жив! – дрожа всем телом, прокричал Спирин.
   Доктор на мгновение даже растерялся и отшатнулся, затем трясущимися руками нацепил стетоскоп и, стараясь унять дрожь, приложил мембрану к Костиной груди. Убедившись в отсутствии у Михаила глюков, сунул в карман мокрые очки, быстро перекрестился и начал действовать, для начала истерично наорав на замершего возле машины Димку. Заставил Кострова прийти в себя и помочь Спирину постелить на траву одеяла, а потом перенести на них Костю. Диман послушался, и спустя минуту укутанный в одеяла Тихонов-младший лежал рядом с вездеходом, Владимир пытался привести его в чувство, а Костров и Спирин стояли рядом, не зная, чем помочь и мучаясь от своей ненужности. Ещё через две минуты Ферельман обнадёжил: парень жив, но находится в коме. Но как такое произошло – ответить не смог. Наверное, яд: укус или ранение. Точнее будет известно только после анализа крови и более тщательного обследования.
   Сделать анализ крови не удалось: ещё вчера работающая переносная мини-лаборатория почему-то вышла из строя. Проблемы навалились разом, и теперь всё зависело от профессионального чутья Владимира.
   Вытряхнув на одеяло содержимое аптечки, Ферельман начал лихорадочно перебирать лекарства, читая понятные только ему названия и тихо бормоча что-то себе под нос. Отобрав несколько ампул, подготовил шприцы и, не обращая внимания на надоедливые попытки Спирина предложить помощь, сам набрал в шприцы лекарство и сам сделал уколы. Выждав несколько минут, померил давление, пульс, посмотрел зрачки и сделал ещё один укол. Снова склонился над Костей и наконец, чуть не с гордостью (теперь он мог себе позволить), сообщил, что состояние больного стабилизировалось. Услышав диагноз, Михаил облегчённо выдохнул. Он готов был прыгать от радости, уже не удивляясь, что, как и Костёр, слишком близко к сердцу принимает не только происходящее вокруг, но и случившееся с почти незнакомым ему бывшим зэком, не самым надо признать, выдающимся членом экипажа. Впрочем, (рассуждая подобным образом) в жизни, оставшейся в Городе, все они представляли собой отнюдь не сливки общества. Но именно в этом, как последнее время справедливо подозревал Аспирин, и крылась главная ошибка организаторов «загородного тура».
   Слава Богу, в машине нашлась работающая переносная система жизнеобеспечения. Маленькая и компактная, никто из путешественников никогда такой не видел, заключённая в водонепроницаемый ударопрочный корпус, она валялась под одним из сидений, и пришлась как нельзя кстати. Костю перенесли в машину, подключили к аппаратуре и укутали одеялами. Друзья сделали возможное, и теперь могли только ждать и надеяться…
   Дмитрий остался в машине рядом с Костей.
   Тихо закрыв за собой двери, Владимир и Михаил в изнеможении опустились прямо на оставленные в траве, успевшие намокнуть одеяла. Плевать… и на дождь и на промокшую насквозь одежду.
   Какое счастье – спасти человеку жизнь.
   Привалившись к машине, мужчины молча разглядывали уныло-мутный пейзаж. Отдыхали, наслаждаясь каждой выпавшей секундой покоя. Глубоко вдыхали свежий степной воздух, прекрасно сознавая, что через несколько минут придётся снова вставать и искать выход из сложившейся ситуации. Ураган приближался, задание никто не отменял, и следовало незамедлительно отправляться в путь. Но Тихонову-младшему (Ферельман мог и не объяснять) теперь требовался абсолютный покой, и о желании взять его с собой не могло быть и речи.
   Да и они успели устать…
   Тяжёлые мысли прервал внезапно появившийся на склоне оврага белобрысый наёмник. Выскочив из-за деревьев, он начал размахивать руками и звать Ферельмана. Фёдор Иванович потерял сознание. Пришлось доктору снова хватать аптечку и срочно бежать в лагерь приводить в чувство теперь уже Костиного отца.
   Оставшись в одиночестве, Михаил, поддавшись внезапному порыву и желая разобраться в случившемся, начал осматривать поляну и неожиданно обнаружил в траве валявшийся на земле карманный анализатор. Счётчик Гейгера, неизвестной конструкции и неизвестно как сюда попавший… додумать интересную мысль не дали: возле машины появился спецназовец и тоже начал всё осматривать. Михаил сунул прибор в карман, решая ничего о нём не говорить.
   Нарезав вокруг машины несколько кругов, Артём окинул прищуренным взглядом поляну и задал Спирину странный вопрос:
   – Ничего не нашёл? – И внимательно посмотрел на парня.
   – Нет, – сделал Аспирин удивлённое лицо, одновременно гадая, кто мог потерять прибор.
   Спецназовец, думая о чём-то своём, задумчиво покачал головой, нахмурившись, показал на примятую позади автомобиля траву:
   – Трава примята. Такое ощущение, лежало тело.
   Михаил подошёл ближе, с интересом рассматривая посреди окружающей броневик высокой сочной зелени, повторяющий изгибы человеческого тела участок мятой травы.
   Похоже, конечно, только ровным счётом ничего не доказывает. Вокруг машины таких участков много: мало того, что вчера они весь день таскали туда-сюда инструмент, так ещё трава от дождя так сильно клонилась к земле, что сказать наверняка, примяли её специально, или она склонилась под собственным весом, было сложно. Тем более определить, лежал ли здесь человек.
   – Хочешь сказать, Тихон сначала сюда упал? – Михаил присел, замечая сломанные стебли и вспоминая, что именно здесь обнаружил прибор.
   – Не знаю. – Артём ребром ладони стряхнул с бровей капли воды. Тоже опустился на корточки и заглянул под машину.
   – Ты что-то ищешь?
   Блондин пожал плечами:
   – Да нет. Так… просто.
   – Неужели? – Спецназовец явно чего-то не договаривал.
   Из машины выбрался Дмитрий. Оглядел товарищей печальным взглядом и тихо сообщил:
   – В себя не пришёл. – Пошарил в карманах в поисках сигарет, вспомнил, что вчера выбросил последнюю пачку и вздохнул. – Вот зараза…
   Посмотрел на Мишку:
   – Мне ещё вечером он странным показался.
   – Правда? – Артём осторожно (что же он ищет?) заглянул в машину. – Может, ему что-то понадобилось? – Посмотрел на Костю, тихо прикрыл за собой дверь и вернулся к друзьям. – Не знаю, в машине ничего нет.
   – Может, змея? – неуверенно произнёс Костёр и заметил, как скривился Спирин. – Нет?
   – Не знаю… дикость какая-то.
   – Вот именно – дикость, – согласился Артём. – Зачем он в одиночку сюда припёрся?
   Друзья ничего не ответили. Они не знали.
   Из оврага появился Ферельман, обвёл товарищей усталым взглядом, хватая после быстрого подъёма ртом воздух, сообщил, что Фёдор Иванович пришёл в себя.
   – С ним всё будет в порядке.
   Добавил, что всё рассказал про сына, и на всякий случай дал мужчине успокоительное. Постояв несколько секунд, отдышался. Артём с Михаилом терпеливо ждали продолжения.
   – Продолжать путешествие в таком состоянии «Прорвёмся» нельзя. Тихону тоже, – пробормотал доктор. – Тряска и холод окончательно их доконают.
   Костёр расценил ответ Ферельмана по-своему.
   – Что ты сказал? – Дмитрий исподлобья посмотрел на врача. – Ну-ка повтори.
   Михаил едва успел вмешаться.
   – Ты слышал? Слышал?! – попытался вырваться Дмитрий, но Спирин почувствовал: петушится Костёр по привычке: на что-то серьёзное сил у него не осталось. – Мы тебя здесь оставим!
   – Успокойся. – Спирин с трудом оттолкнул товарища к машине. – Владимир прав.
   – Ч-что? – Костёр поперхнулся от возмущения. – Ты… неужели ты… сможешь их бросить?
   У Михаила возникло желание повернуться и куда-нибудь убежать:
   – Надо что-то придумать. С нами они погибнут.
   – Почему?
   – Хотя бы потому, что некому вести второй броневик.
   На лице Кострова отразилась внутренняя борьба.
   – Может и так… но бросить…
   – Что ты заладил «бросить» да «бросить»! – внезапно взорвался Ферельман. – Я не предлагаю бросить. Я предлагаю оставить их в деревне.
   На минуту все замолчали. Действительно, они могли оставить друзей в посёлке.
   – Чёрт! – раньше всех пришёл в себя Спирин. – Хорошая идея.
   – Да? – Костёр сомневался. – Думаешь…
   – Не знаю… но… других вариантов нет.
   Дмитрий посмотрел на Артёма. Выражение лица спецназовца удивило.
   – Я не против, – кивнул Артём, рождая в голове Михаила мысль о хорошо разыгранном спектакле. – Доктору видней, пускай остаются.
   – Конечно ты не против, – огрызнулся Костёр. – Не тебя оставляем.
   – Хочешь, чтобы я остался? – в тон ему ответил спецназовец. – Две машины поведёшь?
   Диман покраснел, и Спирин понял, что пора закругляться. Знал прекрасно, что бывает, когда слова заканчиваются. Ещё лучше знал друга.
   – Хватит! – крикнул он, прекращая ненужный спор. – Кончай воздух сотрясать. Нужно решение, мы и так слишком задержались.
   Ферельман согласно кивнул:
   – Тихоновы останутся в посёлке, – твёрдо произнёс он. – И я вместе с ними.
   Михаил запнулся, Диман удивлённо посмотрел на доктора, а Артём открыл рот от неожиданного заявления.
   – Что? – теперь спецназовец действительно удивился. – Ты… не можешь…
   – Правда?
   – Но… ты… Нет! – Артём не мог прийти в себя. – Мы без тебя не справимся.
   – Обойдётесь! – резко ответил Владимир. – Хватит с меня приключений. Я жить хочу.
   Снова наступило молчание. В принципе, заставить его никто не мог.
   – Ну и сволочь же ты, – снова огорошил всех Блондин. – В последний момент бросаешь.
   Владимир скривился, словно проглотил что-то горькое, но ничего не ответил. Заглянув в машину, проверил, как там больной и выбрался наружу.
   – Выживет, – ответил он на вопросительные взгляды. – Если бы не антибиотики… – Заметил на лицах непонимание, и пояснил: – У него же воспаление лёгких, и он пил антибиотики. Думаю, потому и жив остался.
   Спирин понимающе кивнул:
   – Похоже на то. – Посмотрел на Дмитрия. – Ну, ты согласен?
   – Оставить Костю в посёлке?
   – Да.
   – Делайте, что хотите. – Сильнее запахнув куртку, Костёр поправил капюшон. – Мне всё равно.
   Михаил посмотрел на Артёма.
   – Ты?
   – Согласен. – Парень зло посмотрел на Ферельмана. – И этот пусть остаётся. Без него обойдёмся.
   Спирин кивнул, замечая довольную улыбку на лице доктора.
   – Значит, решено. – Посмотрел на автомобиль. – Тогда придётся машинами поменяться.
   Артём проследил за его взглядом и на миг помрачнел:
   – Да… площадка под БАМ только у этого вездехода.
   Возражать никто не стал. Все понимали: выбора нет. Даже Костёр, в конце концов, согласился, что в посёлке друзьям будет лучше: неизвестно, останется кто-нибудь из группы в живых, зато среди местных жителей Тихоновы наверняка будут в безопасности. Стали собирать вещи. После недолгих сборов сложили всё ненужное рядом с «Тигром один», осторожно вынесли Костю из машины и перегнали автомобиль на другую сторону. Процедуру повторили с «Тигром два»: перенесли необходимые припасы в первую машину, а затем перегнали обратно, загрузили вещами и занесли Тихонова-младшего.
   На всё ушло три часа.
   Настала пора прощаться. Фёдор Иванович пришёл в себя, выслушал предложение остаться в посёлке и сразу согласился: продолжать путешествие сил у него не было. Друзья присели на дорожку и обнялись. Тихонов-старший забрался в машину (Ферельман сел рядом) и завёл двигатель. Артём попросил его, когда приедут в посёлок, связаться с ними по рации, и рассказать, как приняли. Владимир согласно кивнул. Махнув на прощание рукой, пожилой водитель стронул вездеход и медленно поехал в сторону станции. Оставшиеся втроём путешественники долго стояли под проливным дождём, наблюдая, как вездеход медленно растворяется в сером тумане, не сомневаясь, что больше никогда его не увидят. Точно так же, как и сидящих внутри пассажиров.
//-- * * * --//
   Через час, как и было обещано, из динамиков в «Тигре один» послышался скрип, затем писк, и наконец ставший за время путешествия родным, голос Фёдора Ивановича.
   Начал мужчина, как всегда, с хорошего крепкого словца.
   Связь постоянно пропадала, эфир забивали помехи, но Артём и два его напарника смогли разобрать, о чём говорит Костин отец.
   Тихонов-старший сообщил, что у них всё в порядке… ш-ш-ш… приняли их хорошо и выделили несколько комнат в скрытом под землёй убежище… Треск и скрип…
   В убежище?
   Если это был намёк на приближающийся сезон ветров, Артём хладнокровно его проигнорировал. Дальше Фёдор Иванович сообщил (снова помехи), что Костю осмотрел местный доктор, согласился с выводами Ферельмана и пообещал вдвоём с Володей быстро поставить парня на ноги… Треск и скрип… К тому же на станции имеется лаборатория… ш-ш-ш… и определить причину болезни не составит труда… Тональный писк и бульканье… В общем, у них всё хорошо… ш-ш-ш… они просят прощения за своё поведение… ш-ш-ш… и от всего сердца желают удачи… Треск, скрип и бульканье… Мужчина пробормотал что-то ещё… ш-ш-ш… Михаилу послышалось щекочущее нервы слово «радиация», но треск стал громче, а затем связь неожиданно оборвалась.
   Жаль…
   Жаль, что Тихонов-старший не сказал «прорвёмся», от этого слова на душе всегда становилось теплее.
   Много разных жаль… и через три часа Михаил в этом убедился.
//-- * * * --//
   Когда они отъехали от станции почти на пятьдесят километров, решили остановиться и перекусить. После еды у Артёма закрутило живот, и парню пришлось отлучиться в посадки. Под шутки ребят спецназовец пулей метнулся к ближайшим деревьям, позабыв взять туалетную бумагу. И тут взгляд Спирина наткнулся на неработающий в «Тигре один» встроенный анализатор, а в памяти всплыло сказанное Фёдором Ивановичем слово «радиация» и странное поведение Кости накануне утренней трагедии.
   Хорошо, что в этот момент его никто не видел.
   Вмиг покрывшись испариной, трясущимися руками он медленно достал из кармана найденный на поляне счётчик Гейгера. Пытаясь унять дрожь, судорожно сглотнул. И так осторожно, словно держал в руках хрупкую ёлочную игрушку, включил прибор, широко открытыми глазами рассматривая маленький экран и молясь про себя, чтобы внезапная догадка не подтвердилась.
   Господи…
   Увиденное на дисплее заставило желудок потяжелеть, а съеденную минуту назад пищу подступить к горлу. Сидя на заднем сиденье броневика, зажав рукой рот, мокрый и бледный Аспирин смотрел на скачущие по дисплею цифры, стараясь убедить себя в нереальности происходящего.
   Цифры размазались окончательно.
   Ничего не видя от выступивших слёз, Михаил на ощупь отыскал дверную ручку, одним рывком открыл задний люк и буквально вывалился из машины. Всхлипывая и спотыкаясь, не обращая внимания на встревоженный окрик Кострова, неуклюже скатился с насыпи, и, не отдавая себе отчёта, как ненормальный побежал к ближайшим деревьям, чисто инстинктивно выбирая противоположную сидевшему в кустах спецназовцу сторону.
   Сзади громко хлопнула дверка, и Михаил вздрогнул.
   Только не друг…
   Поведение Спирина могло напугать кого угодно, но сейчас, хотя бы несколько минут, ему требовалось побыть одному.
   Костёр позвал снова.
   Спирин попытался махнуть рукой (перед глазами всё качалось), но поскользнулся и упал. Вскочил, едва не растянувшись снова, лицо пылало, а в словах друга мерещилось лишь вызывающее дрожь слово «радиация», кое-как доковылял до ближайшего дуба и упёрся в него руками. Пытаясь справиться с охватившим отчаяньем, изо всей силы вцепился в шершавый ствол.
   Легче не стало…
   Пачкаясь о морщинистую кору, с силой ударился в неё лбом. Не чувствуя боли, ударился снова. Вдохнул исходящий от дерева терпкий аромат, и, резко согнувшись, избавился от завтрака.
   Руки соскользнули, и под ногти набилась грязь.
   – О-о-о… – Молодой человек громко застонал, ноги сделали шаг в сторону, и прислонился к дереву спиной. В памяти всплыла фигура Фёдора Ивановича, его надсадный кашель и глубоко запавшие синяки глаз. Сдирая курткой бахрому мха, Михаил с шорохом опустился на сырую землю. Не обращая внимания на перепачканные рвотой подбородок и губы, громко заплакал.
   Всё… Даже если они доберутся – всё равно умрут от лучевой болезни.
   Костёр снова выкрикнул его имя. Михаил дёрнулся. Неимоверным усилием воли заставил себя успокоиться и ответить (надеялся, голос звучал убедительно), что у него, как и у спецназовца, разболелся живот. Сообразив, что виден с насыпи, неловко поднялся, вытер лицо рукавом куртки и зашёл за дерево. Рассматривая подрагивающие на ветру блестящие листья, чувствуя на щеках горячие слёзы, прислонился спиной к дубу и попытался взять себя в руки.
   Вместо этого затрясся от ярости.
   Бомба…
   В машине бомба. Машина бомба. Они бомба. Фёдор Иванович бомба. Костя бомба. Ферельман бомба, и даже Артём бомба.
   Суки…
   Мысль о причастности друга отпала сама собой. Костровым, как и первому помощнику мэра, Сверхразум требовался живым.
   Из груди вырвался стон.
   Значит, Артём…
   Парень с трудом совладал с желанием немедленно броситься к спецназовцу и заставить его во всём признаться.
   Как он мог?
   Неожиданно снова накатила слабость. Измученный физическими нагрузками плохо подготовленный организм не мог справиться со стрессом. Лоб и спина покрылись испариной, колени затряслись, а живот закрутило. Потуги оказались настолько сильными, что Михаил застонал, с силой обхватывая руками живот. Но, к счастью, всё закончилось резью в животе и распространившимся по поляне невыносимым запахом тухлых яиц.
   Спирин снова застонал, не в силах заставить себя перейти в другое место. Одновременно жалея себя и проклиная за слабость. И в отчаяньи обхватывая голову руками. Мышеловка захлопнулась: ни убежать, ни убить Артёма не получится. БАМ не позволит. Кому с самого начала подчинялся киборг? И зачем Димкин отец сунул Костру бронебойные пули? Теперь молодой человек не сомневался: получеловек-полумашина послан для защиты предателя. И не одного… каким-то образом Артём заставил Ферельмана помогать. Интересно, когда? И главное, как? Впрочем, доктор сумел вырваться из капкана, и сейчас находился в безопасности…
   Мысли вернулись к бомбе. Ибо теперь все разговоры о безопасности выглядели пустой болтовнёй, даже на таком расстоянии взрывная волна докатится до Михайловки. И хорошо, если только до неё: кто знает, какую смертоносную начинку враги запихали в машину?
   Его снова позвали. Теперь Артём.
   Михаил попросил ещё минуту.
   Время шло, а в голове по-прежнему завывал ветер. Мозг словно выключился. Странно? Спирин так не считал. Попробуйте заставить себя с невозмутимым видом сесть в машину, зная, что каждая секунда, проведённая внутри, неотвратимо приближает к смерти. Он будет ехать по дороге в окружении невидимых лучей… спокойствие Артёма потрясает.
   Тело свела болезненная судорога.
   Бесчеловечный цинизм хозяев Блондина вызывал ужас, но одновременно и естественное желание сопротивляться. Такое невозможно оставить безнаказанным.
   Резко выхватив прибор из кармана, Михаил запустил им в соседнее дерево. Карманный дозиметр попал в ствол и со звонким пластмассовым треском разлетелся на кусочки. Проследив за ними взглядом, молодой человек почувствовал кратковременное облегчение. Громко вздохнув, повернулся лицом к дубу, глаза наткнулись на снующих кругом муравьёв. Посмотрел вниз, замечая у соседнего дерева большой, похожий на сторожевую башню, ажурный конус муравейника. Чёрно-рыжие маленькие силачи, несмотря на надвигающийся ураган, неустанно ползли по своим делам, продолжая выполнять возложенные на них обязанности: кто-то нёс маленькие веточки и иголки, кто-то тащил личинки, а кто-то… продолжал охранять муравейник от врагов.
   Михаил снова вздохнул, понимая, что его решение созрело много лет назад. Ещё когда пра-пра-прадеда отправили на переработку, превратив в механического монстра. Он просто не мог поступить иначе, подвести тех, кто в него верил… Единственное, о чём он сейчас жалел – это невозможность прямо сейчас обо всём рассказать Димке. Его друг заслуживал большего доверия и имел право выбора. Костёр мог остаться! Но узнав о предательстве – наверняка съедет с катушек и станет неуправляемым.
   Спирин принял решение не только за себя, но и за Кострова и, наверное, за всё человечество. И надеялся, что поступил правильно.
   Пригладив волосы и поправив одежду, вытирая лицо подкладкой куртки, Михаил медленно вышел из-за дерева и так же медленно двинулся в сторону вездехода. Стоящие возле броневика Дмитрий и Артём о чём-то оживлённо спорили, но, заметив его, замолчали. Михаил не обратил на это внимания. Теперь он должен срочно придумать, как уничтожить автомобиль. Потому что их путешествие закончилось: бомбу на встречу с ИИ он ни за что не повезёт.

   На игре…

   Вы знаете, что такое гильотинные ножницы? Ни хрена вы не знаете.
   Это – пульс… превышающая все мыслимые значения частота сокращений сердечной мышцы, пелена перед глазами, трясущиеся коленки и сухость во рту. А ещё мерзкое чувство, будто оказался у проктолога и тебе массируют простату: ещё немного и обосрёшься.
   Вот что такое ножницы.
   Но, с другой стороны – это всего лишь тяжеленный кусок крашеного в синий цвет чугуна в форме буквы «Н», где коротенькая перекладинка и есть то самое лезвие, что поднимается вверх, а затем с жутким грохотом обрушивается вниз. Туда, где на полированном прямоугольнике стола лежат твои руки.
   Вот так.
   И ещё… та самая перекладинка – это не остро отточенный, как бритва нож, а мертвенно бледное, противоестественно тупое метровое лезвие толщиной в три сантиметра. И падает оно не когда ты ожидаешь, а когда спрятавшийся с другой стороны судья нажмёт на чёрненький мышиный глаз джойстика.
   Раз… и готово. Ты-джих… И ты тупо смотришь на свои мясные обрубки, из которых, как два клыка, торчит подобие костей. Ну и жилы, конечно.
   И боль.
   Одно радует – добился своего: отправил Дениску на скамейку запасных.
   В огромном зале тихо. И душно. Очень душно. Хочется стянуть майку, вытереть стекающий по лицу пот и подставить голову под холодные струи кондиционера.
   Ни фига они не работают…
   Дмитрий задрал голову, выискивая на потолке решётки климатических устройств. Он вдруг понял, что их давно отключили. Специально, поэтому так жарко.
   Ну и чёрт с ними.
   Костёр повертелся на почему-то (почему-то?) очень неудобном пластмассовом, как в летних кафе, стуле. Выпрямил спину, сжал и разжал кулаки. Пока ещё свои. Поймал на себе сочувствующий, они его уже списали, взгляд охранников и до хруста сжал зубы.
   Рано, суки, радуетесь.
   Попробовал расслабиться, чувствуя тепло стальной плахи. Закрыл глаза.
   Собраться… вспомнить… приготовиться… раствориться… Как играли в детстве, подставляя ладони и пытаясь убрать прежде, чем водящий успевал по ним ударить. Вот значит, почему этой игрой загонялся весь город, своего рода иммунитет вырабатывали.
   – Не липнет? – Вопрос заставил прийти в себя и тупо посмотреть на двойника Весёлого Молочника.
   – А-а?
   – Руки спрашиваю… не липнут к столу?
   Не липнут к столу… пока ещё нет.
   – Нет, – ответил Костёр и поводил руками по «разделочной доске». – Ну, ты и спросил.
   – Так надо, – произнёс помощник судьи. – Стандартная процедура.
   – Тогда спасибо.
   – Не за что…
   Дмитрий вздохнул:
   – Долго ещё?
   – Скоро… сейчас… реклама кончится.
   – Понятно…
   Помощник судьи, помощник мэра, кругом одни помощники, но никто никому не помогает.
   – Внимательнее, – неожиданно тихо сказал усатый мужчина, и у Кострова ёкнуло сердце. – Мне бы не хотелось, чтобы вы проиграли.
   Посмотрел на Дмитрия долгим взглядом, повернулся, и не спеша вернулся на место.
   Словно камень с плеч свалился. Он не один. В него верят. Дышать стало легче, будто в облаке сажи получил порцию кислорода. Совсем маленькую, один глоток, но достаточную, чтобы поверить в себя и выжить.
   Больше и не надо.
   Реклама кончилась. Время. Он снова один. Не совсем, конечно, за чугунным корпусом притаился палач, Дмитрий видел сбоку его тень. Не всю, одну голову, похожую на чайник. Странно… не то, что голова на чайник смахивает, а то, что прячется. Костёр, например, когда рубил руки Олегу, стоял напротив и смотрел Громиле в глаза.
   Ты не хотел победить, шепнул внутренний голос. Ты хотел спасти.
   Тут же всё наоборот.
   Ведущий объявил минутную готовность. Время пошло. На огромном экране появилось изображение стрелочных часов, рядом – лицо Кострова. Большая стрелка неумолимо, как судьба, и медленно, как асфальтовый каток, совершала короткие щелчки, приближаясь к цифре двенадцать. Краю… стене, если хотите. И чем ближе приближалась виртуальная стрелка, тем тише становилось в студии. Будто в середине зала образовалась фантастическая воронка и как в чёрную дыру фотоны, затягивала звуки, эмоции, и даже дыхание, оставляя глаза. Чтобы можно было следить за стрелкой… видеть.
   Димкино лицо.
   Двенадцать… Костёр закрыл глаза и напрягся, чувствуя, как по проводам от джойстика побежали электроны. Сейчас!!!

Глава 8

   Сквозь разбитые окна задувал холодный, пропитанный дождём ветер. Надувая, точно паруса, набрасывался хищным зверем на дорогие шторы. Заставлял влажно хлопать, превращая в шарящие в темноте щупальца. В рассыпанных по полу осколках отражались хмурые и зябкие звёзды. Доносился шум ночного города, заглушаемый шорохом летающих в воздухе листов бумаги, позванивающих от сквозняка осколков разбитой дорогой посуды и не остывших латунных цилиндриков гильз.
   Пол ими усеян.
   В углу комнаты, наполняя зал противным запахом горящей шерсти, продолжала тлеть спинка дивана. Когда на время стихал ветер, к потолку поднималась тонкая струйка дыма, и можно было видеть вспыхивающие в темноте угольки, словно круги от брошенного в воду камня, расползающиеся по натуральной обивке в стороны от очага возгорания.
   Места, куда попала пуля.
   Несмотря на это, гарь и дым почти рассеялись, и от окон тянуло сыростью и холодом. Словно не было стрельбы и кровопролитного штурма.
   Если бы…
   В комнате присутствовал ещё один специфический запах, хорошо известный людям, в силу профессии часто сталкивающимся с убийством. Запах крови и смерти.
   Полковник Сергеев машинально подтянул руками полы длинного плаща и небрежно перешагнул через труп, вытянувшийся поперёк коридора. Стараясь не наступить (как назло, пришлось надеть на операцию новые ботинки) в набежавшую из-под тела маслянистую лужу крови, мельком глянул на замершего у стены бойца в чёрной униформе вверенного ему спецподразделения и едва заметно кивнул: «продолжайте контролировать зачищенный периметр». Спецназовец прекрасно понял шефа, почти сразу кивая в ответ: «есть».
   Задержавшись в зале на минуту, полковник осмотрел дорогую обстановку, прекрасно известную по фотографиям агентов, но оставляющую неизгладимое впечатление роскошью.
   У первого помощника вкус был безупречный.
   Был…
   СВБэшник покачал головой, замечая развороченную пулями антикварную мебельную стенку. Не удержавшись, дотронулся пальцами до выщербленных свинцом изящных створок. Почувствовав тепло живого дерева, неожиданно тяжело вздохнул: как и столетний шкаф, готовившаяся много лет сложнейшая операция разваливалась на глазах.
   Скрипя рифлёной подошвой по битому стеклу, обошёл два тела изрешечённых пулями защитников ведомственного коттеджа. Снова вздохнул. Что ни говори, а Петрович в людях разбирался. Никто из охранников не попросил пощады и не попытался сдаться. Контуженные и раненые сражались до последнего.
   Глаза скользнули по гильзам. Много, очень много. Вспоминая потери, Сергеев поморщился: за последние сто лет это первый городской бой такого масштаба. Только из его людей шестеро погибли, и больше десяти получили ранения. Количество убитых ренегатов по последним данным перевалило за двадцать.
   Скрыть инцидент не получится.
   Плевать…
   За следующей дверью полковник наткнулся на двух спецназовцев и четыре трупа противника. Вскинув в приветствии руку, выдавил из себя улыбку: молодцы. Но на сердце осталась тяжесть. Победа скоро грозила вылиться в поражение: сначала Тихонов, а за ним и Спирин сумели обо всём догадаться.
   Рано, слишком рано…
   Сергей медленно, подсознательно оттягивая момент принятия решения, миновал ещё две комнаты. Изучая обстановку и разглядывая скорчившиеся на полу тела, с брезгливым сожалением заметил тянущуюся следом цепочку липких бордовых следов.
   Крови, как и мыслей, накопилось много.
   Наконец, оказавшись внутри здания, подошёл к массивному, ведущему в подвал бронированному люку. Стоявший возле боец, на удивление легко (всё дело в петлях), услужливо распахнул тяжеленную створку и отошёл в сторону, освобождая проход.
   Вот и всё…
   По гулким металлическим ступеням полковник спустился в самодельный бункер, где Великий и Всемогущий организовал штаб доморощенного подполья. Окон здесь не могло быть по определению, а вентиляция продолжала работать в штатном режиме, поэтому дым не рассеялся и в воздухе плавал сизый туман. Воняло порохом и ружейной смазкой. Жжёной пластмассой и… горелым мясом. А в стенах зияли отверстия от пуль.
   Сергеев насчитал пять трупов. Среди них и первый помощник мэра. Когда спецназовцы ворвались в бункер, генерал покончил с собой. СВБэшник почувствовал невольное уважение: не каждый человек способен на такое. Хотя… выбора-то у него не было.
   Из всего подполья в живых остался Вадим Костров.
   Отделанный пластиком подвал был разделён на три, если не считать душевой и туалета, большие комнаты. Одна, самая дальняя, превращённая в склад, полностью заставлена ящиками с оружием, различной аппаратурой и снаряжением. В узких проходах между стеллажами валялись тюки с книгами и лазерными дисками. В другой – комнате отдыха – вдоль стен вытянулись две сардельки кожаных диванов, дребезжал огромный куб холодильника, и чернело окно телевизора. В углу высился кухонный шкаф с посудой, серели полированной поверхностью электрическая плита и раковина. В третьей комнате был организован центр слежения за экспедицией. Тянулся лентой длинный, прикрученный к стене и опоясывающий половину комнаты стол, на котором скучились пять современных мониторов, один с возможностью голографического построения, три системных блока с подключёнными клавиатурами, модемы, оргтехника и передатчик – большой старинный и мощный; вещь хорошая и очень редкая. В самом углу примостился переносной, запрещённый на территории Города, атомный генератор. К нему тянулся шлейф проводов, были подключены стабилизаторы напряжения и что-то напоминающее древние осциллографы. Возле стола, наверное, из-за штурма, сгрудились четыре удобных кресла на колёсиках, а напротив, у единственной свободной стены, стоял ещё один маленький диванчик. Кажется, он назывался «тахта».
   На диванчике, подперев подбородок скованными наручниками руками, в неудобной позе скорчился Вадим Костров. На правом плече расплылось бурое пятно, на лбу змеился глубокий порез, нижняя губа припухла, а на левой ноге не хватало ботинка. Мужчина был бледен, выглядел уставшим, несчастным и потерянным. Но, когда в подвал спустился Сергеев, Костров-старший подобрался, а глаза потемнели от ненависти.
   Применительно к этому человеку первое впечатление всегда было обманчивым.
   Стараясь не встречаться с подпольщиком взглядом, полковник бегло осмотрел комнату. Решив, что ничего интересного нет, повернулся к трём караулившим пленника спецназовцам и велел начинать вытаскивать из бункера тела убитых.
   – Начните с него, – кивнул в сторону бывшего градоначальника. – И пошустрее… – Добавил через секунду, игнорируя многозначительный взгляд одного из бойцов.
   Экспертиза не требовалась, и СВБэшник не боялся уничтожить следы. Скорее наоборот. Какая, к чёрту, экспертиза, если подполья уже не существует? О последствиях нужно думать заранее.
   – Ну, здравствуй. – От его голоса (в памяти всплыли события многолетней давности) Вадим вздрогнул. – Вижу, ты уцелел.
   Замолчал, дожидаясь, когда мимо проковыляют два бойца, с трудом тащившие крупное тело застрелившегося Сергея Петровича. Не удержавшись, с любопытством посмотрел на бывшего первого помощника, спокойно рассматривая наполовину снесённый пулей череп. Глаза уставились на тянущуюся следом, совсем не похожую на кровь, чёрную кровяную дорожку: капли медленно стекали по слипшимся волосам, и тягуче, словно сироп, падали на пол. Мерцая в лучах люминесцентных ламп, медленно растекались по бетону, постепенно покрываясь матовой плёнкой.
   Одной проблемой меньше…
   Затем пришла мысль об уборщиках. Сергеев обратился к оставшемуся бойцу и отдал соответствующие указания. Спецназовец молча выслушав приказ, кивнул и скосил глаза в сторону пленника.
   – Я пригляжу, – ответил полковник.
   Боец снова кивнул и развернулся, тяжёлые ботинки быстро загромыхали по ступеням лестницы.
   Гул вентиляции стал тише, и безопасник с удивлением поёжился, чувствуя, что в помещении холодно.
   – Пройдём? – обратился он к Кострову-старшему, показывая рукой в сторону комнаты отдыха. – Там и поговорим.
   Вадим хотел возразить, но вид лежавших на полу тел вызывал отвращение и неизвестный до этого страх. Хватит с него – насмотрелся. Поискав глазами слетевший во время боя ботинок, не нашёл, вздохнув, рывком поднялся. От долгого сидения перед глазами потемнело. Чтобы не упасть, сделал шаг к стене и упёрся руками в стол. Сергеев, внимательно наблюдая за пленником, остался на месте: знал прекрасно возможности подпольщика.
   Один из мониторов громко пискнул. Высветились какие-то символы. Мигнули и пропали.
   Прочистив горло, Вадим выпрямился. Перешагнув через труп одного из охранников (боец погиб первым, услужливо подсказала память), захромал в соседнюю комнату. Ожидая дальнейших указаний, остановился посередине. Следом проскользнул СВБэшник, глаза подозрительно окинули помещение, не поворачиваясь, закрыл за собой дверь.
   Наблюдая за не скрываемыми мерами предосторожности, Костров-старший не смог сдержать улыбки. Криво усмехнувшись, с силой плюхнулся на диван. Плевать он хотел на указания.
   Полковнику было плевать на Кострова.
   – Вы всё о нас знали? – Вопрос подпольщика не вызвал никаких эмоций.
   – Разумеется.
   – Тогда зачем тянули?
   Сергеев не ответил, посмотрел на диван, сомневаясь, сесть рядом или продолжить разговор стоя. Решил судьбу не испытывать, и остался на месте.
   – Не хочешь – не отвечай.
   Полковник поморщился:
   – Нам нужно знать, куда они едут.
   – Понятно… – В глазах отразилось удивление… – Но… – Быстро сменилось пониманием. – У ребят неприятности? Так?
   Сергеев кивнул:
   – Верно. Они передумали ехать на встречу.
   Вадим открыл рот, желая возмутиться (на последнем сеансе связи ничего подобного не обсуждалось), но вовремя передумал: последний сеанс связи был двенадцать часов назад, и за это время многое могло измениться.
   Значит, что-то случилось…
   Костров-старший с трудом сдержался, чтобы не накинуться на полковника.
   – Сын? – По взгляду СВБэшника понял, что с парнем всё в порядке.
   – Жив и здоров, пока всё нормально.
   – Слава Богу…
   – Что-то случилось с Костей. – Сергей внимательно следил за реакцией Кострова-старшего. – Он в коме.
   – С Тихоном?
   – Да, и они остались в Михайловке.
   – Понятно… – протянул Вадим, чувствуя, что наоборот, вконец запутывается. Его пытались надуть, и он ничего не мог поделать.
   – А теперь и остальные решили вернуться.
   – Неужели?
   – Угу.
   – Хочешь, чтобы я заставил их ехать дальше?
   Полковник кивнул:
   – По старой памяти.
   Не сдержавшись, Вадим вздрогнул: эта сволочь умела играть на нервах.
   – Если откажусь?
   – Все погибнут, – спокойно ответил Сергей, выдерживая испепеляющий взгляд пленника.
   – Они…
   – И те, кто в Городе. – СВБэшник достал из кармана фотографии жены и дочери и показал Вадиму. – Они у нас. Если откажешься… завтра отправятся на переработку.
   Не отдавая себе отчёта, Костров начал медленно подниматься. Кулаки сжались, а глаза застила пелена ярости. Он столько лет вынашивал планы мести, а оказывается, был безвольной марионеткой в руках ненавистных кукловодов.
   – Сидеть! – Резкий окрик полковника лишил последних сил. Привалившись спиной к спинке дивана, Вадим закрыл лицо руками и заплакал. Тихо и страшно, как могут плакать настоящие мужчины, потерявшие в этой жизни всё…
   Сергей не вмешивался, уважая чувства пленника.
   На крик в комнату заглянул один из бойцов, встретившись с шефом взглядом, так же бесшумно исчез.
   – Всё будет в порядке, – как можно искреннее соврал СВБэшник. – Вся вина ляжет на первого помощника. Если поможешь, вернёшься домой к жене и дочке… будешь жить, как прежде… – Подумал, что «как прежде» сравнение неуместное и поправился: – Обычной жизнью, имею в виду.
   Вадим минуты три или четыре молчал, затем со стоном провёл ладонями по лицу и в упор посмотрел на полковника:
   – Обещаешь? – Сергей не смог понять выражения мелькнувшего в глазах последнего возмутителя спокойствия.
   – Обещаю.
   Вадим выдавил из себя улыбку:
   – Хорошо…
   И поискал глазами, чем бы убить ненавистного гада.

Глава 9

   Дорога превратилась в жидкое месиво. Жадно чавкающее, покрытое сверху прибитой бесконечным ливнем травой. С раскисшими глиняными кочками и заполненными водой оврагами.
   Стихия…
   Двигатель и трансмиссия работали на пределе: набившаяся в арки грязь и глина, каждую минуту угрожая остановить машину, точно клей схватывали колёса. Не помогал рассчитанный для такого случая клиренс. Днище вездехода давно скребло по земле, оставляя извилистый, будто по дороге ехал не автомобиль, а волокли несколько связанных между собой брёвен, волнистый след. И даже печка работала не для обогрева пассажиров, а исключительно для спасения двигателя от перегрева.
   Враждебная человеку…
   Именно поэтому от первоначального плана съехать с насыпи и срезать путь, используя федеральные трассы, пришлось отказаться. Но попытку сделали. После чего броневик намертво увяз в трясине, и Артёму с Михаилом, выслушивая отборный мат Дмитрия, пришлось весь вечер и половину ночи освобождать вездеход из грязевого плена. Проклиная погоду и всё, что попадалось под руку, путешественники с трудом вытащили тяжеленный грузовик, и грязные, мокрые и уставшие, без сил заползли во что-то отдалённо напоминающее автомобиль, забываясь глубоким беспробудным сном, какой бывает, когда организм переступает черту и начинает работать на износ.
   Спали крепко… Не обращая внимания на рвущие небо зигзаги молний, ледяной пронизывающий ветер и смертельную начинку вездехода.
   Утром дождь ненадолго прекратился, и прямо по курсу, в той стороне, где лежал город, стала слышна приглушённая расстоянием далёкая канонада и видна поднимающаяся к небу густая копоть чадящего дыма. И хотя раскаты сильно походили на громовые, никто не сомневался, что возле Волгограда, или в самом городе, идёт сражение. Как и в том, что если будут продолжать двигаться по железной дороге – скоро попадут в самое пекло.
   Несмотря на это, наспех и без аппетита позавтракав консервами, передвигаясь, будто к ногам и рукам подвесили гири, чувствуя во всём теле муторную боль, путешественники отправились в путь.
   Погода сошла с ума. Наверное, тоже хотела остановить начинённый взрывчаткой броневик. Гудел ураганный ветер. Яростно обрушивался на машину и врывался в разбитые окна. Швырял в лицо вырванную с корнем траву и листья, жидкую взвесь из глины и земли. Параллельно земле хлестал дождь. Безжалостно поливал мокрых и грязных мужчин ледяной пенящейся водой. Горизонт прорезали молнии. Даже БАМ давно не скрипел, застывшей статуей плавно раскачиваясь в такт движению броневика.
   Конец приближался…
   Вздрагивая от холода и брызг, синея лицами и губами, не обращая внимания на потёки грязи и мокрую, покрытую слоем глины одежду, друзья упрямо двигались навстречу урагану.
   Впереди лежала ещё одна заброшенная станция, и Спирин надеялся отыскать среди развалин место, подходящее для захоронения броневика. Сидя в машине и разглядывая в окно вызывающий тошноту унылый пейзаж, он просчитывал реакцию Артёма, и приходил к выводу, что спецназовец попробует помешать.
   Если уж решился на убийство Тихона…
   До сих пор Аспирину удавалось строить из себя паиньку и изображать неведение. С каждым разом всё труднее… Находиться с предателем и убийцей в одной машине – чудовищное испытание. Особенно когда приходится держать ненависть в себе. Скрывая правду от лучшего друга. Каждую секунду Михаил боялся сорваться. Спасибо физическим нагрузкам, забравшим вместе с силами последние эмоции.
   На панели замигала лампочка перегрева двигателя. Погасла. Пискнул датчик.
   Конечно (скрыть такое невозможно), спецназовец заметил произошедшие с Мишкой перемены, но, или действительно не догадывался, или, преследуя тайные цели, так же, как и Спирин, продолжал делать вид, что ничего не случилось.
   Даже пробовал шутить.
   Хорошо смеётся последний…
   Слушая, как над «плоскими» хохмами искренне угорает Костёр, Михаил с трудом кривил в подобии улыбки губы. И ещё пристальнее вглядываясь вдаль, пытался обнаружить за пеленой дождя хоть что-нибудь (глубокий овраг, озеро), способное вместить превратившийся в смертельную обузу грузовик. И молился, чтобы это случилось быстрее.
   Впереди показались заброшенные развалины. Среди них выделялись прилично сохранившиеся производственные постройки. Посёлок находился недалеко от города, и, судя по всему, его оставили совсем недавно (относительно конечно, лет двадцать или тридцать с тех пор миновало). Современные материалы, из которых он был построен, выглядели прилично и не спешили прийти в негодность. Скорее всего, здесь было налажено какое-то производство, Михаил с надеждой (ему требовался глубокий котлован) разглядывал громоздившиеся в одном месте высокие, с трёхэтажный дом, отвалы неизвестной плотной породы. В том месте, где рукотворные «холмы» не покрывала трава, поблёскивали на свету чёрно-красные образования, похожие на застывшую лаву. К постройкам, оказавшимся заводскими цехами, вело несколько железнодорожных веток и массивный, как колесо Белаза, короткий бетонный мост. Под мостом (после двух недель непрерывного дождя) шумел грязно-мутный бурлящий поток, уверенно прокладывающий путь сквозь застрявшие вдоль берегов поваленные деревья и кустарник.
   От рёва воды гудела земля.
   Подходящее место…
   Спирин принял решение и, уже не думая, как отреагируют попутчики, уверенно велел Кострову сворачивать:
   – Давай через мост. – И заметил, как враз напрягся Артём.
   Дмитрий надавил на «тормоз» и непонимающе уставился на друга:
   – Не понял…
   Михаил лихорадочно искал причину.
   – Одну идею надо проверить.
   Костёр прекрасно знал друга, и видел, что тот не шутит, но засомневался.
   – Ты серьёзно?
   – Сворачивай, – повторил Спирин, не желая спорить.
   Костёр подчинился.
   Не сказав больше ни слова, исподтишка бросая на товарища любопытные взгляды, вывернул руль и осторожно съехал с насыпи, направляя «Тигр» в указанном направлении, но за первым же поворотом снова затормозил, упираясь в небольшое подозрительное озерцо, образовавшееся прямо посреди дороги.
   Недовольно поинтересовался:
   – Ты уверен? Можем утонуть.
   Сглотнув, Михаил кивнул:
   – Да.
   Уверен… Он больше не может находиться внутри машины, буквально кожей чувствуя пронизывающее тело излучение. Словно кто-то невидимый копошится в кишках, сжимая внутренности, вызывая боль и отвращение. Уверен… Ведь то же самое происходит и с другом, которого он умышленно обрёк на мучительную смерть.
   Спирин резко отвернулся к окну, делая вид, что разглядывает лужу, а на деле пытаясь скрыть перекосившееся от ненависти к самому себе лицо.
   Дмитрий расценил молчание по-своему.
   Рискуя завязнуть в размокшей земле, но ещё больше опасаясь провалиться в скрытую под водой яму, Костёр объехал огромную глянцевую лужу по краю и остановился возле моста, разглядывая ревущий внизу поток.
   Подозрительно молчавший всё это время Артём, не выдержал, и поинтересовался:
   – Проблемы? – Не дождался ответа и придвинулся к передним сиденьям, вместе со всеми разглядывая несущийся под мостом сель и густую грязно-пепельную пену, оседавшую вдоль берегов.
   Спирину мучительно захотелось отодвинуться, но впереди была приборная панель.
   – Думаю, наше путешествие подходит к концу, – не выдержав, огрызнулся он. Повернувшись, встретился со спецназовцем взглядом, удивляясь, сколько раз за эти дни менял о наёмнике мнение. Сначала игнорировал и боялся. Не верил и не доверял. Много позже, после туннеля, восхищался и завидовал. И вот теперь – презирал и ненавидел.
   Артём спокойно выдержал взгляд парня, и Михаилу вдруг пришло в голову, что белобрысый вояка давно обо всём догадался и просто выжидает.
   – Нам нужно в деревню? – Спецназовец изогнул правую бровь и посмотрел на заброшенные здания. – Или… это же завод? Нам надо на завод?
   Спирин не мог не восхитится хладнокровием бывшего напарника. Хотя… Артём мог и не знать, в какую игру его втянули, и что на самом деле находится в машине. Солдат оставался солдатом и, вполне вероятно, тупо выполнял приказ.
   В который раз мысли Михаила вернулись к далёкой Великой войне. Когда в казавшемся теперь простым набором цифр тысяча девятьсот сорок первом году на его многострадальную родину напали фашисты. Тогда тоже были солдаты и мирные жители, и так же, как сейчас, стояла на кону жизнь всего человечества. И кто-то бездумно выполнял приказ, а кто-то силился осмыслить происходящее…
   – Тебе известно про машину? – ответил Михаил вопросом на вопрос и нервно облизал губы, замечая удивлённый взгляд друга. Но лишь нетерпеливо махнул товарищу рукой, приказывая не отвлекаться и ехать дальше. Решил вдруг, что если свалятся в реку – одним выстрелом убьёт двух зайцев: не придётся ничего объяснять Димке и с машиной всё будет кончено.
   Мост проехали в тишине, а когда вездеход благополучно миновал переправу, Артём ответил:
   – Знаю.
   Спирин с трудом взял себя в руки: парень – самоубийца. Кто бы мог подумать?
   Костёр, нервничая всё больше, переводил взгляд с одного попутчика на другого.
   – Я знал это с самого начала, – сказал Артём таким тоном, словно на встречу они везли коробку конфет.
   Михаил не выдержал:
   – Тогда зачем спрашиваешь?! – Ему захотелось резко развернуться и хорошенько предателю вдарить. Выходит, наёмник о приказах не задумывался, при том, что был далеко не дурак.
   Если спецназовец и почувствовал, какие эмоции обуревали в этот момент тощего Аспирина, вида не подал. Только плечами пожал:
   – Хочу знать твои планы.
   И положил руку на спинку сиденья.
   – Что должен, – зло ответил Михаил, отодвигаясь. – Зачем послали.
   Артём невесело усмехнулся:
   – Ну-ну… – Убрал руку. – И зачем?
   – Затем… – Спирин на секунду растерялся. – Установить контакт.
   Улыбка исчезла:
   – С ними нельзя договориться. Это обман. – Спецназовец вздохнул, словно устал объяснять всем известную истину. – Эти духи нас используют, а затем уничтожат.
   Михаил конец фразы недослушал, неожиданно задумываясь, как поразительно одинаково они мыслят. Только «добро» и «зло» поменялись местами, и кое-кто способен на убийство… исподтишка.
   – Это неправда, – сказал он, просто чтобы возразить и уже не надеясь разубедить Артёма. Если, зная о радиации, спецназовец сел в машину – словами такого человека не образумишь.
   – Правда или нет, теперь без разницы. Мы должны сделать, что от нас требуется.
   – Ну уж нет… – Насчёт этого Спирин готов был спорить до посинения. – Откуда пославшим тебя идиотам знать, что требуется? Они просто люди (а ты тогда кто?), и их здесь нет.
   Продолжая рулить, Дмитрий внимательно ловил каждое слово. На холод и мокрую одежду внимание никто не обращал.
   Впереди показались ворота, вернее то, что от них осталось. Проржавевшие насквозь, точно изъеденные кислотой, створки криво висели на покосившихся щербатых бетонных столбах. Одна почти упала, и когда броневик ткнулся в неё бампером, не хрустнув, плавно отошла назад и медленно спланировала на землю. Вторая оказалась прочнее и со скрипом открылась внутрь.
   Карябая бок, «Тигр» протиснулся в проём, въезжая на территорию завода.
   – В машине не просто взрывчатка, – тихо сказал Артём, вместе со всеми разглядывая выложенную треснувшими бетонными плитами площадку перед цехами. Из стыков топорщились вездесущие сорняки и крапива, а местами высились молодые берёзки. Некоторые плиты подозрительно вздымались кверху, будто под ними что-то набухало, готовое в любую секунду лопнуть и прорваться наружу. Воображение нарисовало омерзительное чудовище, гигантского крота, роющего себе лаз и пытающегося вырваться на свободу. Стоит ступить на такой «волдырь» и плита сразу треснет, и ты провалишься в бездонную яму, где тебя поджидают сильные, как тиски и острые, как бритва челюсти.
   Спирину пришлось переспросить:
   – Что ты сказал? – Ощущение чужеродности было настолько сильным, что Михаил с трудом оторвал взгляд от площадки.
   На этот раз Артём не стал встречаться с ним взглядом.
   – В машине специальный заряд и пеленгатор, – тихо сказал он, непроизвольно касаясь рифлёной рукояти пистолета. Также непроизвольно по спине поползли мурашки. Но не от вида заброшенного предприятия, а от просочившегося в сознание страха, что его обманули и он поступает неправильно.
   – Специальная? – переспросил Михаил, пытаясь поймать ускользающую мысль: термоядерная бомба давно перестала быть чем-то уникальным. – Ты о чём? – Он находился в шаге от понимания, но некстати вмешался Костёр.
   Услышав «взрывчатка» и «автомобиль», Диман сложил слова вместе и наконец догадался, о чём идёт речь. Перестал разглядывать темнеющие строения, глаза уставились на Михаила.
   – В машине бомба? – словно очнувшись от сна, глухо произнёс Костёр, и Спирину послышался в его голосе испуг. – И вы это знали?
   Скорее раздражение и злость.
   – А ты нет? – поинтересовался Артём.
   – Нет, – раздражаясь всё больше, проворчал Дмитрий. – Но…
   – Нас обманули! – не выдержал Михаил. – Им насрать на встречу! Главное доставить машину.
   По глазам друга видел, как после каждого слова в голове парня складывается мозаика происходящего.
   – А… как же… как взорвать хотели? – Ответ напрашивался сам собой, но не укладывался в голове. – Если мы не знали?
   Спирин облизал губы:
   – А ты как думаешь? Разумеется, вместе с нами. – Посмотрел на молчавшего наёмника. – Правильно говорю?
   – Не знаю, – не сразу ответил парень, и Спирин вдруг подумал, что тот впервые не соврал. – Инструкции должны были поступить позже.
   Диман остановил автомобиль и уставился невидящим взглядом в щиток приборов, ему требовалось время прийти в себя. Михаил друга отвлекать побоялся, знал прекрасно (сам через это прошёл), какие чувства испытывает Костёр, задумался, снова вспоминая ту войну, когда, наверняка, были предатели и герои, жертвующие единственным, ещё имевшим цену… своими жизнями…
   Герои и предатели.
   К кому припишут его?
   Прошло несколько томительных минут. В наступившей тишине рокот двигателя давил на нервы. Влажный воздух, задувая с улицы, нёс с собой запах мазута и особенный запах покинутого жилья – запах пустоты. Здания вокруг напоминали Ртищево, и оставаться долго на одном месте было невыносимо. Казалось, из разбитых окон за людьми наблюдают чьи-то глаза.
   Спирин начал ёрзать, когда Костёр неожиданно спросил:
   – Значит, всё напрасно?
   Михаил не понял, о чём он говорит.
   – Ты о чём?
   – Миссия. Я думал, мы хотим спасти мир?
   Даже Артём не позволил себе улыбнуться: кто бы мог подумать, но именно этим они и занимались.
   Каждый по-своему…
   – Мы ещё можем. – прочищая горло, ответил Михаил.
   – Можем? – Диман сидел взъерошенный, как воробей. – Как? Взорвав бомбу?
   – Уничтожив её.
   Снова повисла пауза.
   – Думаю, это невозможно, – прищурился спецназовец. Хотел добавить что-то ещё, но Спирин его перебил:
   – Посмотрим. – Повернулся к другу и добавил: – Я всё придумал. Поехали. Хочу найти какую-нибудь шахту, где можно спрятать машину.
   Не совсем понимая задуманное товарищем (неожиданно возникла другая мысль), Дмитрий машинально кивнул: придумывать Спирин умел.
   Плавно стронув броневик с места, Костров глухо поинтересовался:
   – Тихон…
   Михаил похолодел.
   – … искал в машине бомбу?
   Спирину не хватило воздуха. Лёгкие превратились в два раскалённых кирпича. Несмотря на видимое спокойствие, Костёр готов был взорваться.
   – Он… – В горле запершило.
   – Его хотели убить? – Дмитрий пытался говорить спокойно, но Михаил не сомневался: внутри у парня всё переворачивается.
   – Может, не сейчас…
   – Ты знал? – Диман резко нажал на тормоз и в упор посмотрел на качнувшегося вперёд друга. – Отвечай?
   Упираясь в щиток локтем, Спирин успел подумать, что от его поведения в следующий миг будет зависеть, останутся они с Костровым друзьями, или превратятся в заклятых врагов.
   – Знал. – Михаил посмотрел в ответ. Заметил возле носа ресничку, похожие на потёкшую тушь, пятна грязи под глазами и, разумеется, выдвинувшийся подбородок. – Узнал… когда включил вчера счётчик. – Костёр вспомнил «прихваченный» живот друга, его внезапное бегство в посадки. – Но сказать не мог… Нет!
   В руках у друга возник пистолет.
   Застрелит, подумал Спирин, но Костёр резко развернулся и, неудобно вывернувшись, наставил оружие на Артёма.
   … – сука, ты… я… за Костю. – От волнения Мишель пропустил начало фразы, опомнился только, когда услышал щелчок предохранителя.
   – Стой! – Крик Спирина совпал с голосом БАМа.
   – Приказываю убрать оружие, – холодно произнёс киборг. – Иначе применю силу.
   Глядя на друга, Спирин понял: подчиняться Костёр не собирается. Рискуя спровоцировать стрельбу, осторожно положил на пистолет руку и, стараясь, чтобы голос дрожал не сильно, довольно внятно, как ему показалось, произнёс:
   – Убери пистолет… – Диман не услышал. Тогда, в накатившем внезапно приступе злости, громко крикнул. – Слышишь меня?! Убери пистолет! Я не для того терпел его целые сутки, чтобы ты по дури сейчас всё испортил!
   Артём на происходящее никак не реагировал, продолжая спокойно сидеть на заднем сиденье.
   – Его надо убить. – Диман держал наёмника на прицеле.
   – Надо, – убеждённо сказал Михаил, на секунду пугаясь уверенности, прозвучавшей в собственном голосе. – Но не сейчас.
   – Когда? – спросил Дмитрий тоном, словно речь шла не об убийстве человека, а о необходимости сменить колесо. В этот раз Артём не смог остаться равнодушным, и побледнел. Спирин же, наблюдая за произошедшими с блондином переменами, не смог сдержать злорадной улыбки. Даже зная, что Костёр не выстрелит, чертовски приятно видеть отразившийся на лице предателя страх.
   – Как только станет не нужен, – выговорил Спирин, слегка краснея от стыда. Артём его слабости не заметил. С трудом сдвигая переставшую подчиняться челюсть, Мишель подумал, что без боя ренегат не сдастся.
   – Рад… что вы… приняли за меня решение, – ломающимся голосом сказал наёмник. – Только давайте… не будем торопиться.
   – Давайте, – в тон ему ответил Михаил. Посмотрел на Дмитрия и кивнул. – А пока поищем подходящее место.
   Броневик снова двинулся вперёд и медленно поехал по вздыбившимся плитам, объезжая наиболее подозрительные участки. Костров рулил молча, но как только вездеход выбрался на ровный участок, снова начал задавать вопросы:
   – Ты хочешь уничтожить броневик?
   – Да.
   – Сбросить в яму?
   – Типа того.
   – А если взорвётся?
   – Надеюсь, никто не пострадает.
   Дмитрий слегка притормозил:
   – А мы?
   – Попробуем вернуться в Михайловку.
   Диман замолчал, переваривая услышанное. Воспользовавшись паузой, Артём тоже задал пару вопросов:
   – А как же ураган?
   – Укроемся на станции.
   – Думаешь, успеете дойти?
   – Ничего я не думаю…
   – Но хочешь попробовать?
   Спирин напрягся.
   – У нас нет выбора.
   Артём нервно рассмеялся:
   – Выбор есть. Продолжать ехать вперёд.
   – Это не выбор – самоубийство.
   – Это шанс!
   Мишке надоело его слушать.
   – Какой? – устало поинтересовался он.
   – Начать всё сначала… – в запале выговорил Артём и неожиданно смолк, вспоминая последний разговор с полковником. Слова Сергеева о последнем шансе реабилитироваться за гибель взвода и вернуться на службу. Подумал, как наивно звучит сейчас приказ СВБэшника обеспечить встречу Спирина с противником и доставить к месту встречи «Тигр». Всего ничего. А где в это время будет он? Тоже в машине? Ах да… в последний момент его заберёт вертушка. Только неужели Спирин такой идиот, и поедет на верную смерть? Тем более теперь, когда обо всём догадался?
   Нога Кострова снова надавила на тормоз. Склонившись над дисплеем, Дмитрий включил сканер. Глядя под ноги, подождал, пока компьютер обработает данные и вывел на дисплей изображение завода. Изучив самые глубокие места, ткнул пальцем в экран, показывая на одно из зданий с обнаруженными подземными этажами.
   – Шахта лифта, – объяснил он свои действия следившему за манипуляциями Мишке. – Как думаешь, подойдёт?
   Сообразив, о чём говорит Костёр, Михаил согласно кивнул:
   – Лучше не придумаешь.
   Дмитрий смахнул с экрана грязь, на дисплее остались мутные разводы.
   – К тому же она, по-любасу, затоплена.
   – Затоплена? – удивился Спирин.
   – Скорее всего, на такой глубине…
   – Хотите броневик утопить? – подал голос Артём и Михаил пожалел, что не додумался первым. Ну конечно! Для взрыва бомбу нужно активировать. Дистанционно или вручную, не имеет значения. Главное, для этого требуется обычный радиопередатчик.
   Слабое звено…
   Всего-навсего надо вывести из строя передатчик. Нет передатчика – нет сигнала. И останется только ручками. А сделать это сможет кто? Правильно… Артём.
   – Ты нам не позволишь? – зло усмехнулся Дмитрий.
   – Не я, – неопределённо ответил Блондин, и Спирин засомневался, что парень имеет в виду только киборга.
   – С Костей тоже БАМ разобрался? – медленно, выговаривая каждое слово, спросил Дмитрий.
   В салоне воцарился рокот двигателя и шум ветра. А по коже побежали мурашки.
   Но не от холода.
   Артём смог ответить только через несколько секунд. Осознавал прекрасно своё положение, и обдумывал каждое слово.
   – Я не хотел, – наконец произнёс наёмник. – Так получилось…
   – Неужели? – Как ни странно, Диман ожидал чего-то большего. – А Ферельман?
   – Ферельман?
   – Тоже предатель?
   Артёма сильно покоробило определение, но внешне он постарался остаться невозмутимым.
   – Отчасти, – не получилось, и голос прозвучал глухо.
   Костёр ударил ладонью по рулю:
   – Это как?
   Ответить Артём на смог, язык присох к небу.
   – Сначала помог, а затем сбежал, – ответил за наёмника Михаил. – Угадал? Не ожидал от доктора такой прыти?
   – Не ожидал, – выдавил Блондин. – Признаюсь… облажался.
   – То-то я смотрю, как он с Тихоновым возился, – задумчиво произнёс Костёр. – Так и суетился…
   – Он только ампулу дал, – не стал всё сваливать на Ферельмана Артём. – Так что можете во всём винить меня.
   – Благородно, – процедил сквозь зубы Дмитрий, поражая Мишку сарказмом: кто бы мог подумать: его простоватый друг способен оперировать такими понятиями. – Что ж ты, крыса, раньше так не думал?
   Артём попробовал улыбнуться, но улыбка вышла неестественной и больше походила на гримасу боли.
   – Я и сейчас так не думаю, – подрагивая веком, ответил он. – Тебе не понять.
   Но Диман останавливаться не собирался. Повернувшись и выпячивая подбородок, смерил Артёма испепеляющим взглядом и, чётко выговаривая каждое слово, громко произнёс:
   – Случайно не то же самое ты сказал командиру, когда погиб весь взвод?
   Спирин увидел, как спецназовец медленно выпрямился и замер. Как заблестели глаза, а на щеках запылал румянец. Но… мысленно аплодируя другу, не смог Блондину не посочувствовать. Злорадство вновь сменилось угрызениями совести: сообщив товарищу о бомбе – он не сказал об опасном радиационном фоне. И внезапно в голову закралась ускользающая мысль, что Артём, скорее всего, тоже ничего об этом не знает.
   – Неплохо… – перебил его мысли спецназовец. – Только убивать не стану. Машину вести будет некому.
   С крыши соседнего здания ветром сорвало кусок обшивки. Плоская загогулина рухнула в нескольких метрах перед машиной. Чпок… в стороны брызнули ошмётки грязи и каменная крошка.
   Костёр равнодушно проследил за падением. Лишь автоматически отметил прекращение дождя. Взлохмаченная голова повернулась к Михаилу.
   – Едем дальше? – спросил он друга, словно в машине они находились вдвоём, ореховые глаза стрельнули в экран монитора. – Если верить сканеру – глубина метров двадцать.
   Вздрогнув от Димкиного голоса (в отличие от Костра, Михаила падение кровли напугало), Спирин кивнул: план товарища выглядел идеально.
   – Едем, – кивнул он снова, возвращаясь мыслями к машине и решая затем здание взорвать и похоронить автомобиль под толщей бетона.
   Артём же почувствовал злость: несмотря на установившиеся во время пути дружеские отношения, путешественники продолжали его сторониться. Словно он прокажённый. Больше всех выказывал неприязнь Костёр. И это после всего для них сделанного! Кому все обязаны жизнью? Тогда, в туннеле? А на станции? Не-ет, забыли уже. И так всё время… быдло поганое.
   Артём сжал кулаки.
   Разве виноват он, что терять этому отребью нечего. Нет у Спирина и Кострова ничего, вот и рвут жопу, корчат из себя долбаных героев. Дальше собственного носа не видят. Не хотят мозгами думать, по жизни стараться… хотя Спирин, конечно, тот ещё клоун. Но всё равно придурок, раз с Костровыми связался. У них будущего нет: на «игру», и дальше – на переработку. Не пришлось бы сейчас с гранатой под танк бросаться. Плюнули бы на всё и загнали броневик в очко духу. Порвали на фиг… и домой. К нормальной жизни. Награде. Но нет… как же! Эти уроды нормальной жизни не видели. Живут в своих клоповниках, в грязи копошатся. И считают, что имеют право принимать решение…
   – Если вы попытаетесь утопить машину, – копируя Кострова, процедил Артём в свою очередь, – мне придётся взорвать бомбу вручную. А если будете дёргаться… даже если меня убьёте —… в глазах отразилось знакомое по Ртищеву безумие, – … бомбу активирует БАМ, после того, как ваши головы сраные оторвёт.
   И злорадно ощерился, замечая, как Диман вернул рычаг скоростей в нейтральное положение.
   – Ты взорвёшь бомбу вручную? – не поверил Спирин, морщась от нарастающей боли в затылке. Как по заказу, вернулась и ломота. – Сам же погибнешь. – И замолчал, поражённый внезапной догадкой. – Тебя заберут на вертолёте? На машине покинуть эпицентр взрыва нереально.
   Артём задумался: эпицентр взрыва? Но ботаник угадал, именно так они с полковником и договаривались.
   – Вряд ли, – соврал Блондин. – Уговор был только доставить.
   – А потом?
   – Не твоё дело…
   – Но ты намерен идти до конца?
   – Я уже говорил: выбора нет.
   В затылке торкнуло, и Михаил вспыхнул:
   – Что ты заладил: выбор, выбор! Плевать мне на твой выбор. Разве не понимаешь, чего они добиваются?
   – Они уничтожают города, – возразил Артём. – Вот чего они добиваются.
   – Я не о разуме, – махнул рукой Спирин, не зная, как разубедить блондина. – И откуда ты знаешь про разум? Ты с ним общался? – вспомнил свой последний сон в Михайловке. – Ты тоже видишь сны. Я знаю. Они пытались с тобой связаться?
   Артём отрицательно мотнул головой: не хотел думать об этом.
   – Нет, – встретился с Аспирином взглядом. – Ну… может раз. И то, я не уверен, было ли это на самом деле.
   – Ты должен мне верить. – Михаил незаметно кивнул Димке, приказывая ехать дальше. – Этот разум – новый виток эволюции. Договориться с ним – наш единственный шанс.
   Пользуясь заминкой, Костров включил передачу и медленно повёл «Тигр» к нужному зданию.
   – Поверь мне. У нас всё получится.
   – Даже если и так, уже поздно, – убеждённо произнёс Артём, сверкая голубыми глазами, замолчал и вместе со всеми стал разглядывать территорию.
   Виляя между «шишками» в плитах, броневик пересёк одинаково не понравившуюся всем площадь и теперь медленно катился по старой дороге, зажатой между двумя коробками зданий. Стены комплекса, слепленные из незнакомого материала, имели приятный бежевый цвет, матово отсвечивали на свету и смотрелись довольно сносно. Конечно, они тоже во многих местах просели, имели впечатляющие трещины и дыры, за долгие годы успевшие зарасти кустарником и молодыми деревьями, но по сравнению с виденным путешественниками на других станциях, казались чуть ли не новыми. И не удивительно: завод находился близко к городу и наверняка носил стратегический характер.
   Сквозь разбитые окна мелькали заставленные многочисленными станками и приспособлениями просторные цеха, валявшийся мусор, всевозможные болванки, не факт что металлические, и рухнувшие перекрытия. Но крыша на громадном заводе обвалилась не везде, в основном строения, как и раньше, были защищены от дождя и ветра. Слева от дороги в траве тянулась узкоколейка с почти нетронутыми временем ржавыми рельсами и бетонными, похожими на отсыревший мел, шпалами. Справа вилась засыпанная наполовину мусором и опавшими листьями, непонятно зачем вырытая и укреплённая армированным пластиком канава.
   Вездеход проехал мимо двух, как две капли воды похожих друг на друга металлопластиковых комплексов и остановился возле четвёртого, если считать от ворот, здания; по показаниям сканера – подвальные помещения находились здесь. Ещё раз сверившись с застывшим на экране монитора схематичным изображением цеха, и убедившись, что не ошибся, Костёр начал медленно объезжать выбранный корпус по периметру. Артём, спокойно наблюдавший за его действиями, начал вдруг нервно елозить, а когда Дмитрий подъехал к похожей на грот, терявшейся под землёй разрушенной шахте лифта, быстро произнёс:
   – Только давай сначала выйдем. – Даже схватил Кострова за плечо. – Опасно подъезжать слишком близко.
   Резко дёрнув плечом, Диман озадаченно посмотрел на парня. Неужели спецназовец подумал, что он утопит броневик вместе с ним? Мысль о том, что Артём волнуется за киборга, в голову ему не пришла.
   – Страшно? – Костёр затормозил и поставил броневик на «ручник», плавно открыл дверь.
   – Ключи, – шепнул ему Михаил. – И автомат.
   Заглушив двигатель, Дмитрий вынул из замка зажигания ключи, на секунду замялся, рука сунула звякнувшую связку в карман. Повернувшись, стараясь не смотреть на Артёма, уверенно снял с подставки «Вал».
   – Думай, что хочешь, – ответил Артём, вроде бы игнорируя действия Кострова, а на самом деле незаметно нащупывая в кармане портативный пульт связи с БАМом, его невидимый для друзей палец нажал на кнопку, приказывая киборгу слезть с машины. – Только думай…
   Но, выбираясь следом за Спириным из вездехода, заслышав знакомый визг и металлический грохот, вместо того, чтобы обрадоваться, расстроился окончательно: неужели ему на роду написано терять друзей?
   Улица встретила путешественников утробным гулом пронизывающего ветра и яростным шелестом листвы гнущихся под его порывами деревьев. Волновалась, взмётывая изорванные стебли, высокая трава, рябились серые лужи и стонали под напором древние стены. Летели параллельно земле редкие капли дождя, исчезая в тени разбитых квадратах оконных рам.
   Вдыхая запах озона и кутаясь в мокрую куртку, Михаил поёжился. Глаза прилипли к дымной полосе горизонта, откуда в перерывах между порывами ветра доносился ухающий грохот.
   – Ты куда лезешь? – услышал вдруг недовольный возглас Дмитрия. – Оставайся на подставке.
   Киборг замечание товарища проигнорировал: со вчерашнего дня он подчинялся только спецназовцу.
   – Ты не понял? – наверное, не до конца соображая, что собирается сделать, Костёр сделал к киборгу шаг, но почувствовавший опасность Спирин, успел схватить друга за руку.
   – Не прикасайся к нему. – Михаил повернулся к Артёму, догадываясь по выражению лица наёмника, кому принадлежит инициатива. Неожиданно вспомнил о рожке бронебойных пуль, ещё в бункере в Пензе сунутом товарищу Костровым-старшим. И занервничал, не зная, где сейчас искать «подарок». Его друг столько раз раздевался, менял одежду и боеприпасы, что вполне мог выложить драгоценный «магазин» или вообще потерять.
   Спирин незаметно покосился на БАМа, разом вспоминая все странности киборга. И его независимость, словно он выполнял совершенно другую задачу.
   По телу побежали мурашки, Майклу показалось, монстр его разглядывает.
   Проклятье… Если спецназовца ещё можно уговорить, или, на худой конец, нейтрализовать (убить, чёрт возьми, убить), то с киборгом они не справятся. И не факт, что с ним сможет справиться даже Артём. Судя по всему, проклятая железяка подчинялась кому-то ещё.
   – Послушай умный совет. – Артём положил руку на рукоятку пистолета. – И не делай глупостей. – А сам подумал, что глупость (неужели думаешь, получится?) совершает он сам.
   Михаил увидел, как замер, будто растерялся, Дмитрий, как пальцы друга крепче сжали автомат, а подбородок выпятился вперёд, и быстро приказал:
   – Иди, проверь шахту. Я сам с ним поговорю.
   Костёр продолжал жечь Блондина взглядом, явно собираясь ввязаться в драку, и Спирин повторил громче:
   – Ты слышишь?! Я сказал: иди, посмотри!
   Дмитрий очнулся, сделал нижней челюстью жевательное движение и, бросив на спецназовца испепеляющий взгляд, закинул автомат за спину. Заглянул в машину в поисках фонарика и ХИС (осветительных палочек), отыскал, грубо сгрёб всё в кучу и торопливо зашагал в сторону шахты.
   – О чём ты хочешь со мной поговорить? – Артём встал так, чтобы было видно и Кострова и Спирина.
   – Ты так и не передумал? – Михаил чувствовал тревогу, пронизывающую наёмника. – Хочешь взорвать бомбу? Это же самоубийство.
   – Неужели? – Артём в упор посмотрел на Спирина. – А погибнуть от урагана? Что ты собираешься делать после того, как затопишь машину?
   – Я же говорил, вернёмся в Михайловку.
   – Не успеем, – зло выдохнул спецназовец, замечая, что Диман, судя по всему, нашёл шахту вполне подходящей. – Почти сто километров. За сколько доберёмся?
   Глядя на упёртого, слепо выполнявшего приказ человека, Михаил тоже не смог сдержаться.
   – Ты идиот! – закричал он в ответ, отвлекая Костра и заставляя внимательно посмотреть в их сторону. – Доехать тоже не успеем! Дорога раскисла. Возле Волгограда бои… – Поперхнулся и замолчал. – … Послушай…
   Словно подтверждая его слова, в тишине загрохотала далёкая канонада. Случайно или нет, но в этот раз взрывы гремели гораздо ближе. Невольно прислушиваясь, молодые люди с минуту стояли молча.
   С намокших волос закапала вода. Стекая по лицу, смешивалась с прилипшей глиной, желтила шею и, вызывая дрожь, пряталась под воротником. Мокро темнел отсыревший камуфляж, блестел в области плеч микроскопическими капельками воды. Брюки липли к бёдрам. Хорошо ещё берцы оставались сухими, сохраняя в тепле ноги.
   – Слышал? – прервал тишину Спирин. – Это что, гром? Ты же военный, должен знать.
   – Пускай.
   – Пускай? Думаешь, сможем проехать незамеченными?
   – Не знаю… – тихо сказал спецназовец, отвлекаясь на вернувшегося из разведки Кострова. – Ну… нашёл, что искал?
   Спирин тоже повернулся к другу.
   – Лифт?
   Митрий кивнул:
   – Да. И вода почти всклинь. Уверен, даже в сухой сезон не пересыхает. В общем… – Дмитрий перетащил автомат на грудь. – Лучше не придумаешь.
   Спирин посмотрел на Артёма.
   Наёмник дотронулся тыльной стороной ладони до обветренных губ:
   – Бросьте… – Ярко-голубые глаза широко раскрылись.
   – Прикажи БАМу, – глухо сказал Костёр, снимая «Вал» с предохранителя.
   – Ты уверен? – Артём снова вытер саднящие губы. – А как же твои планы? – Парень сделал ударение на слове «твои».
   Дмитрий отвёл взгляд.
   Замерзая, Спирин передёрнул плечами:
   – Ты… брр… о чём это?
   – У него крыша едет, – зло бросил Костёр, но автомат безвольно повис на ремне.
   Артём усмехнулся:
   – Неужели? Тот утренний разговор, помнишь… – Посмотрел на Спирина, – … когда вы из-за Вадима сцепились.
   Теперь растерялся Михаил.
   Костров-младший ссутулился:
   – Зачем тебе это?
   На Спирина Костёр старался не смотреть.
   – Зачем?! – выдохнул Артём.
   – Хватит, – чувствуя, что предстоит узнать ещё одну мерзкую тайну, устало бросил Спирин. – Сколько можно…
   Молодые люди снова надолго замолчали. Если бы они с самого начала чуть больше доверяли друг другу…
   Раскат грома заставил вздрогнуть. Ураган приближался.
   – Я знал о планах отца, – под свист ветра признался Костёр. – Насчёт Разума.
   Подставив лицо каплям дождя, Михаил слепо уставился за горизонт, вздохнув, поймал взглядом зигзаг разорвавшей небо вертикальной молнии; теперь понятно, почему бессердечного главаря подростковой банды так тронула смерть Золотаря и Горяева, и почему, превратившись в исхудавшую тень, Диман переживал из-за Тихона: виноватым себя чувствовал.
   – Ещё не поздно, – повернувшись к парню боком, произнёс Артём. Не удержавшись, тоже скосил глаза на прочертивший свинцовый небосвод слепящий разряд электричества. Напрягся, ожидая раскат грома. Через секунду раскатисто долбануло. – Можем успеть…
   – Хватит, – сказал Костёр голосом Мишки. – Приехали.
   – Точно… – посмотрел на него Спирин. Взгляд худенького парнишки изменился. – Насчёт шантажа… тоже… был в курсе?
   Несмотря на озноб, щёки Кострова-младшего порозовели.
   – Не гони… – Дмитрий неловко пригладил мокрые волосы. – Нет, конечно.
   – Правда? – Спирин глядел себе под ноги.
   – Отвечаю.
   Михаилу стало жарко:
   – Отвечаешь? – Посмотрел на друга. – Хвалёная уличная честь… Ладно… скажи только, какой пост ты хотел занять? Первого помощника? – Левое плечо дёрнулось. – Или сразу… президентом…
   – Заткнись! – Костёр сжал кулаки. – Что ты от меня хочешь? – Лицо покраснело. – Да, я сволочь! – Глаза блестели. – Теперь легче? Один ты у нас ангел… Да если бы я знал… Пашок… – Парень отвернулся. Краснота перекинулась на уши и тронула шею. Мишке показалось, от головы друга валит пар. – Думаешь, я не понимаю? – Пар вырывался при дыхании. – Эх… назад не вернёшь… – Резко повернувшись, Костёр встретился с Михаилом взглядом. В глазах стояли слёзы. Долго думал, что сказать, искусанные губы чётко синели на фоне пылающего лица, и неожиданно, почему-то сразу напомнив сестру, произнёс. – Прости…
   Одно короткое слово.
   Спирину стало стыдно. За всех. Но больше за Артёма, с его жалкой попыткой посеять вражду. Кадык спецназовца неожиданно подпрыгнул вверх, и медленно опустился. Он тоже всё понял.
   Снова громыхнуло, в лицо полетели капли дождя и рано желтеющие в этом году листья.
   Молодые люди молчали долго. Боролись с вернувшейся усталостью, и медленно приходили в себя. Крепились. Теперь всё зависело от спецназовца. Только Артём вдруг подумал, что от него уже ничего не зависит.
   Он свою задачу выполнил…
   И словно подтверждая его догадку, в машине включился передатчик и послышался тональный сигнал вызова: кто-то немедленно хотел с ними пообщаться.
   Так вот на что он рассчитывал, – подумал Спирин. – Просто тянул время…

Глава 10

   – Центр, – сообщил БАМ. – Соединить?
   – Выведи на динамики, – тихо попросил Дмитрий, как и Аспирин, не веривший в совпадение. Мало того, теперь он был абсолютно уверен, что киборг шпионит на того самого безопасника, много лет назад ворвавшегося к нему домой, а совсем недавно навестившего на работе.
   Послышался скрип, шипение, а затем удивительно чёткий (учитывая последний прерванный сеанс связи с Михайловкой, когда все думали, что рация вообще накрылась) голос Димкиного отца. Вадим назвал позывной, дождался ответа и поздоровался. Артём поздоровался в ответ. Костров-старший поинтересовался, где они находятся, и спецназовец ответил.
   Слушая их подозрительно спокойный разговор, Михаил окончательно уверился: должно случиться что-то плохое.
   Они всё о нас знают, промелькнуло у него в голове. И пойдут на всё…
   Подтверждая догадку, Вадим произнёс:
   – Вам надо двигаться быстрее. По нашим сведениям, Дух в районе Волгограда.
   Значит, не ошибся…
   – Мы… – начал Артём, но Михаил его перебил.
   – Мы никуда не едем, – раздельно произнёс он и, несмотря на тонированное бронестекло шлема БАМа, почувствовал внимательный нечеловеческий взгляд существа.
   Нечеловеческий?
   Вдоль позвоночника, неприятно холодя кожу, стекла капля то ли пота, то ли дождя.
   Наверное, с минуту из динамиков не доносилось ни звука. Слышался лишь скрип и шум, и похожий на вой, вызывающий мурашки, гул. Стоя возле покрытого трёхсантиметровым слоем грязи автомобиля, каждый успел перебрать в голове разные варианты развития событий, но никто и близко не приблизился к случившемуся дальше.
   – Я должен поговорить с сыном, – тихо сказал мужчина. – И с Артёмом.
   – Нет! – не сдержавшись, крикнул Спирин. – Говорите всем. Нам скрывать нечего.
   Снова наступила пауза.
   – Это очень серьёзно, – раздался из динамиков голос Кострова-старшего, и Михаил удивился произошедшим с ним переменам. Теперь в нём звучала чуть ли не обречённость.
   – Догадались уже…
   Из динамиков послышался вздох.
   – Пап? – не выдержал Дмитрий.
   Ещё один вздох.
   – А где первый помощник? – поинтересовался вдруг Михаил. – Он рядом?
   – Нет. – На этот вопрос Костров-старший ответил сразу. – Он… умер.
   Теперь вздохнули они.
   – Что? – с трудом разлепил отказывающиеся слушаться губы Спирин. Встретился взглядом с Артёмом и неожиданно всё понял. – Вас вычислили?
   – Его убили, – не услышав последнего вопроса, ответил Вадим.
   – А вы выжили?
   – Можно и так сказать.
   – А остальные?
   – Тоже…
   – Умерли?
   – Да! – выкрикнул Костров-старший. – Да! Мертвы… убиты. Все…
   Снова наступила тишина. Несмотря на то, что в глубине души каждый был к этому готов, действительность потрясла.
   – Пап? – сухо позвал Дмитрий, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. На парня было больно смотреть.
   – Да…
   Михаилу захотелось крикнуть, чтобы друг замолчал. Он догадался, о чём спросит Костёр.
   – Тебя взяли?
   И по паузе длившейся, казалось, целую вечность, всё понял.
   – Не может быть… – застонал Костёр, в отчаянье, обхватывая голову руками. – Как же так? – И посмотрел на друга.
   Михаил стоял рядом и не шевелился. Как и Артём, ждал продолжения.
   – Как же так? Ты слышишь? Не молчи…
   Зубы впились в обветренные губы. Прокладывая сквозь давно небритую щетину розовую дорожку, по выпяченному подбородку стекла капля крови.
   – А что ты хочешь услышать? Риск… Мы всё это знали.
   Чистая правда: такой вариант не исключался.
   – Не могу поверить…
   Дмитрий машинально коснулся ребром ладони искусанных губ.
   – Вы должны ехать дальше, – снова повторил Вадим. Выдержал паузу и тихо добавил. – Иначе меня убьют.
   Вот и всё…
   – Что? – Рука безвольно упала вниз. Спирин заметил ещё одну каплю крови. Дмитрий сделал шаг к машине, и парню показалось, что Костёр сейчас упадёт. Подумал, что надо друга поддержать, но ноги отказывались слушаться. А потом услышал продолжение и на несколько секунд обо всём позабыл.
   – Сестра и мама тоже… у них.
   В груди заломило.
   – Они… – Костёр силился задать вопрос, но ему не хватало воздуха.
   – Живы… – В рации забулькало, – …но если вы не согласитесь… – Из динамиков послышался какой-то шум, возможно, рядом зашевелились охранники. – То… короче, понимаешь…
   Костёр снова сделал челюстью жевательное движение. Вниз, вверх… на виске вздулась вена. Пальцы сжали автомат, а глаза впились в рацию. Ствол нацелился в салон автомобиля. Потом на глаза попался Артём, и «Вал» описал дугу. Затем парень увидел БАМа… Сволочь… ещё один предатель. Лицо перекосила гримаса ненависти и отчаянья, быстро сменилась отвращением, а через секунду равнодушием и апатией.
   Костёр сжался и опустил плечи, прямо на глазах теряя в росте сантиметров десять, с выражением обречённости на лице устало прислонился к радиаторной решётке. Его когда-то пронзительные каштановые глаза, уже неделю оттеняемые пятнами синяков, запали и превратились в два тусклых провала. Слепо скользнув по Мишке взглядом, молодой человек уставился в землю. Не знающие усталости руки безвольно повисли вдоль туловища. По мокрому бледному лицу текли не то слёзы, не то капли дождя, а искусанные кровившие губы нервно подрагивали.
   Рация скрипнула и заставила вздрогнуть. Спирин нервно дёрнулся, замечая, что и бравый спецназовец совсем не похож на победителя. Мысль тут же потерялась, вытесненная другой: у него на глазах сломали друга, и теперь Костёр выполнит любой приказ отца, вернее, того, кто на самом деле организовал экспедицию, и наверняка, стоял сейчас рядом, продолжая «дёргать за ниточки».
   – Это он? – из последних сил протянул Костёр. – Тот… с перстнем?
   – Да… – выдохнул отец.
   – Он рядом?
   Вадим не ответил, но все поняли, что «да».
   Дмитрий громко выдохнул. Провёл пальцами по волосам, завёл руки за голову, и застыл, уставившись невидящим взглядом в мышиные тучи, не обращая внимания на летящие в глаза тусклые, как небо, капли.
   В соседнем здании что-то обвалилось. Послышался каменный грохот и пластмассовый треск. Из-под крыши взметнулись крылатые тени. Тревожно заклекотало.
   – Если вы отправитесь немедленно, к вечеру доберётесь до Волгограда.
   – А дальше? – задал вопрос Михаил. Из всех троих, казалось, он один сохранил способность рассуждать здраво. Похоже, даже для Артёма полученная информация явилась полной неожиданностью. Особенно то, что в сложившихся обстоятельствах от него ничего не зависело и, стало быть, он становился никому не нужным. – Там идёт бой. Если появимся, нас просто убьют.
   – Не знаю… – быстро ответил Вадим и замолчал, видимо, получая инструкции. – Это… – через несколько секунд добавил он. – Их не волнует. Они… чёрт! – Похоже, Кострову-старшему надоела дурацкая конспирация. – Полковник… – Ещё одна короткая пауза – проверка реакции СВБэшника, – говорит, его это не волнует. Он знает, ты можешь общаться с Духом и придумаешь, как выманить проклятую тварь из… раковины.
   Спирин поразился, как много им известно.
   – Из раковины?
   – Какая, к чёрту, разница? Из раковины или нет, не знаю… тебе виднее.
   – Понятно… – тихо проговорил Михаил, вдруг понимая, чего от него хотят на самом деле. – Понятно…
   А он мучился из-за радиации. Не знал, как рассказать другу. Вот теперь перед ним действительно проблема… Удивительно, но его губы вытянулись в нечто напоминающее улыбку, только горше её не было на целом свете.
   Проблема… костью застряло в горле слово. Не проблема – конец. Всему. Его планам и мечтам. Потому что если даже выполнит приказ, их всё равно уничтожат.
   – Что будет потом? – с трудом ворочая потяжелевшим вдруг на несколько килограммов языком, поинтересовался расправивший плечи худенький парнишка. И по длинной паузе, ставшей особенностью разговора, догадался: ничего хорошего.
   – Говорит, не знает, – поражённый честностью СВБэшника, ответил Вадим и на несколько секунд замолчал, понимая, что посылает собственного сына на верную гибель. – Сначала предполагалось доставить автомобиль в самое логово и там оставить, но с учётом урагана… все планы поменялись. – Снова короткая пауза – получение инструкций. – Полковник обещает послать вертолёт. Если сможете доехать до Волгограда и сделаете, как надо.
   Ещё одна пауза и…
   – Ты можешь поехать на встречу один. – Едва слышно, хриплым, будто его кто-то душил, голосом, выдохнул Костров-старший. С шумом вобрал в лёгкие воздух и снова выдохнул. – Ты меня слышишь?
   Михаил слышал, но ответить не мог. Взгляд сам собой метнулся к Димке и застыл, встретившись с полным боли взглядом друга. Или он, или Костёр. Его отец, семья. Лена…
   – Я понял, – Спирин подавился и схватился рукой за горло. Земля качнулась. – С-согласен, – невнятно добавил он через несколько секунд. – Всё равно не жилец… – И подумал, что и сейчас щупальца радиации продолжают убивать его клетки.
   Первым на «всё равно не жилец», в который раз подтверждая сообразительность, среагировал молчавший это время Артём:
   – Что значит «не жилец»? – забывая обо всём, уставился он на Михаила. В глазах отразился страх.
   Спирину захотелось убежать. Спрятаться или исчезнуть. Проснуться…
   – Я не хотел говорить, – начал он, не замечая, как после каждого слова глаза спецназовца становятся всё больше и тоже начинают слезиться. Может, от ветра, конечно, но вряд ли. – Бомба…
   – Ч…то… бомба?
   – Ты думал, она обычная.
   – ?
   – Ошибался. Радиация… Фёдор Иванович… – Михаил вспомнил, как Тихонов-старший буквально сгорел за несколько дней. По глазам спецназовца и Дмитрия понял, что друзья думают о том же.
   – У него был рак, – выпучив глаза, словно ему не хватало воздуха, отчаянно сопротивляясь рвущемуся в сознание откровению, сделал последнюю попытку возразить Артём. – Это… все знали.
   – Да был, – согласно кивнул Спирин, не обращая внимания на серый цвет лица наёмника. Ему показалось, что и волосы Блондина стали темнее. – Поэтому и свалился. Радиация забрала последние силы и ускорила течение болезни.
   Не дослушав конца фразы, Артём отвернулся, сжимая ладонью рот и пытаясь справиться с охватившим его отчаяньем, застонал. Дмитрий заметно дёрнулся, но сумел справиться (организм уже не реагировал) с волнением, только отвернулся, не желая видеть мерзкой сцены.
   Молчала и рация – очевидно, Вадим испытывал похожие чувства. Так думали все, но бывший руководитель подполья в эту минуту вспоминал короткую заметку в старой газете, найденной в подвале школы. Писалось в той статье про бунт… случившийся в Пензе в две тысячи шестьдесят третьем году.
   Отец и сын.
   Один на заводе, другой в институте. Возмущённые бесчинствами захвативших власть военных, храбрецы подняли население города на восстание. Первое и… последнее, насколько он знал. Восставшие продержались ровно три дня: вовремя подоспевшие войска жестоко мятеж подавили.
   Богатый урожай обрубков.
   После этого придумали Игру.
   Отец и сын, в том далёком году, плечом к плечу сражались за правду и погибли в неравной схватке…
   Оторвав взгляд от пола, Вадим посмотрел на сидевшего напротив полковника. Посмотрел на мутное (из-за приближающейся грозы сигнал БАМа слабел) изображение на дисплее монитора столпившихся возле «Тигра» ребят. Перевёл взгляд на замерших слева и справа охранников, оценивая направленные на него автоматы.
   Голос сына вернул на землю.
   – Мы умрём? – спросил Костёр Спирина.
   Михаил неопределённо пожал плечами:
   – Не знаю. Мы находились в машине недолго. Но… болеть будем точно…
   – Если всё сделаете правильно, вас вылечат, – раздался из динамиков голос Сергеева. Чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, полковник решил вмешаться лично. – Говорит полковник СВБ Сергеев, – добавил он. – Обещаю, если послушаетесь – все останетесь живы.
   Ответом был презрительный смешок Артёма, сплюнув тягучую слюну, спецназовец вытер губы рукавом и усмехнулся:
   – Ещё одна ложь. – Встретился взглядом с Михаилом, читая в его глазах подтверждение своих слов. – Такое дерьмо не лечится.
   – Лечится, – возразил Сергеев. – Лекарство существует.
   Диман в сомнении посмотрел на друга. Стряхивая с волос капли воды, Спирин отрицательно мотнул головой.
   Уголки губ Дмитрия тронула улыбка:
   – Ты поступил правильно, – тихо произнёс Костёр. – Ничего мне не сказал… Я тебя не виню.
   У Артёма несколько раз дёрнулось веко. Остывая, громко щёлкнул двигатель. Щёлк… пахнуло соляркой.
   Костёр расправил широкие плечи:
   – Мы остаёмся.
   Воздух загустел.
   – Что? – вырвалось одновременно у Вадима и полковника.
   – Прости… – По щеке Костра, смешиваясь с каплями дождя, стекла одинокая слеза, задрожала на квадратном подбородке, соль попала на потрескавшиеся губы.
   Плечи Артёма свела судорога. Михаил начал мелко дрожать.
   – Не дури, – хрипло произнёс полковник. – Спирин всё сделает, никто не пострадает.
   Из динамиков раздался похожий на удар звук и следом срывающийся голос Вадима:
   – П-подумай о маме.
   Дмитрию захотелось закричать, в эту секунду он отца ненавидел.
   – Зачем нас послали? – тихо спросил он.
   Отец не ответил.
   – Пап? Зачем ты послал нас на встречу? – сжимая кулаки, повторил вопрос Дмитрий.
   – Я хотел заручиться поддержкой, – не очень убедительно ответил Вадим.
   – А помощник?
   – И помощник…
   – Зачем ты врёшь?!
   – Сынок…
   – Они всё знают. – Костёр глубоко вздохнул. – Ты хотел отомстить… хотел власти. – Выдохнул. – Как Петрович, как… мент, который рядом с тобой.
   – Нет, не так…
   Диман от этой грязи весь трясся.
   – Скажи мне правду! – закричал он. – Из-за нас погибли люди! Твои друзья!
   И в наступившей тишине все услышали, как Костров-старший произнёс: «Да».
   – Да, – сказал он. – Это правда…
   Дмитрий в ярости ударил кулаком по капоту, выдохнув, развернулся и начал молотить по машине ногами, через несколько секунд успокоился, и обессиленный, с тяжело вздымающейся грудью, опустился на корточки, спина привалилась к грязному колесу. Снова уставился под ноги.
   Слушая крики сына, Вадим принял решение.
   Из динамиков вдруг послышались звуки борьбы и неестественно громко, будто они находились совсем рядом, а не за сотни километров, прогремел выстрел, потонувший в полном бессильной ярости крике полковника.
   – Не-ет!
   Все вздрогнули.
   Продолжая разглядывать мелкие веточки и прошлогодние листья, Дмитрий тихо заплакал, а его руки, вырывая стебли травы, заскребли по земле.
   – Слушайте меня… – раздался из динамиков сильно изменившийся голос СВБэшника, и резко оборвался, когда Артём расстрелял из пистолета стоящий в машине передатчик.
   Хватит…
   Сигнал оборвался, а в воздухе запахло порохом и жжёной пластмассой.

Глава 11

   От профессионально поставленного удара выстреливший в Вадима Кострова боец шаром от боулинга улетел в угол.
   – Кто?! – в бессильной ярости заметался по комнате Сергей. – Кто?!
   От следующего удара на пол свалился второй солдат, рядом с телом убитого Кострова-старшего.
   – Скоты! Вся операция к чёрту! – Полковник сгрёб со стола передатчик и с силой швырнул на пол.
   Глаза остановились на мониторе: киборг продолжал транслировать изображение с заброшенного завода; на экране застыли непокорные ублюдки.
   – Ну, суки… – процедил сквозь зубы полковник, поворачиваясь к забежавшим в комнату на шум двум другим спецназовцам. – Где вертолёт?! – проорал он, повергая стоявшего ближе всех прапорщика в смятение: винтокрылых машин в городе оставалось всего две, и на них лет десять никто не летал.
   – Пока нет… – сумел выдавить из себя мужчина.
   – Ты не понял? – шёпотом процедил Сергеев, и боец начал в страхе отступать к лестнице, таким шефа видеть ему не доводилось. – Если через пять минут… – Полковник постучал пальцем по часам на руке, – … я поднимусь наверх, и вертушки не будет… – Замолчал, опуская голову и судорожно набирая в лёгкие воздух, – я лично тебя пристрелю.
   Выхватив из кобуры пистолет, направил в то место, где секунду назад стоял боец. Прапорщика там уже не было, а за дверью слышался удаляющийся лошадиный топот: солдат бежал наперегонки со смертью.
   – Бестолочь… – Полковник снова посмотрел на часы, прикидывая, сколько понадобится времени на полёт до Волгограда. Успокаиваясь, в который раз порадовался своей предусмотрительности. Пару дней назад он лично, рискуя погонами, приказал расконсервировать древние машины и подготовить к полёту.
   Бросив последний взгляд на тело Вадима, схватил с подставки компактную, созданную в последние годы перед захлестнувшей человечество деградацией переносную рацию, и, метнувшись к лестнице, вызвал БАМа.
   – Спирин нужен живым, – приказал безопасник киборгу, выбираясь из подвала. – У него в голове информация. – Глаза превратились в две узкие щёлочки. – Уверен, я смогу вытянуть из него местоположение проклятого духа. Всех остальных можешь ликвидировать.
   В разбитые окна залетел звук снижающейся вертушки.
//-- * * * --//
   Они снова вернулись в прошлое, простили друг другу обиды и забыли предательство. Видели то, во что другие боялись поверить, и готовились изменить мир. Три друга, три напарника – последние из Могикан, – решившие ответить за всё человечество. Доказать, что заслуживают прощение, и с homo-sapiens ещё можно иметь дело.
   Против был только БАМ.
   Диман почувствовал, как что-то изменилось. То ли воздух стал плотнее, то ли ветер задул сильнее. Ураган? Возможно… Костёр перестал бездумно рвать траву, поднял голову и сквозь слёзы увидел, как Артём и Михаил смотрят друг на друга. Заметил в руках спецназовца пистолет, из дула которого (или показалось?) поднималась едва заметная струйка дыма.
   Глаза машинально поискали гильзы, а наткнулись на киборга.
   Под ложечкой засосало, казалось, вымотанный до предела организм не способен пугаться и переживать… оказывается – может.
   – Они меня не тронули, – глухо выговорил Артём.
   – Что? – Высокий лоб Аспирина перечеркнула глубокая морщина.
   – В тот раз… когда я остался жив… – Спецназовец прервался: слова давались ему с трудом. – Мой отряд погиб… а меня не тронули…
   Михаил едва заметно кивнул. То, о чём он думал последние дни, оказалось правдой: все путешественники являлись «донорами» всемогущего Разума.
   – Я так и знал…
   Артём тоже покивал головой:
   – Я не мог признаться даже себе.
   За машиной шевельнулся БАМ.
   Михаил вгляделся в лицо спецназовца:
   – Поэтому ты передумал? Или из-за бомбы?
   Артём вздохнул:
   – Из-за тебя…
   Спирин почувствовал, что снова упускает самое главное.
   – Я подозревал насчёт «груза»… – Блондин покосился на менявшего дислокацию киборга. – Только… – БАМ явно куда-то направлялся. – Это неважно. Если ты веришь, что сможешь спасти город… я… – голос дрогнул, – … тоже верю.
   Опустившись на колени, Дмитрий начал медленно отползать за машину, пытаясь одновременно перетянуть ставший неожиданно непомерно тяжёлым автомат со спины на грудь.
   Блондин заметил манипуляции Кострова:
   – Ты должен знать… – быстро проговорил он, сжимая в кармане дистанционный пульт управления. – Дух не так прост, как кажется…
   – Сопротивление бесполезно, – голос БАМа заставил вздрогнуть и замереть на месте.
   – Спокойно. – Артём перестал смотреть на Спирина и перевёл взгляд на киборга. – Отставить! – приказал он бывшему помощнику, не надеясь на послушание.
   БАМ и не послушал.
   – Бросьте оружие, – спокойно произнёс киборг. Поворачиваясь, направил на Артёма пулемёт. – Мне нужен только Спирин.
   Крепчающий с каждой минутой ветер швырнул в механическую статую сломанные ветки.
   – Я приказываю, – повторил Артём, просто оттягивая время, и одновременно пытаясь придумать, как справиться с восставшим монстром.
   Небо за домами прочертила длинная молния, какие рисуют на электрических щитах или задних стенках электроприборов. Прогремевший совсем близко гром заставил непроизвольно втянуть головы в плечи. Снова пошёл дождь. Сразу. Сильный и холодный.
   Диман заполз за левое переднее колесо вездехода и тихо свистнул, обращая на себя внимание.
   – Беги, – тихо прошептал он Михаилу, когда друг повернулся на зов. – Беги, мы тебя прикроем. – Снимая трясущимися пальцами автомат с предохранителя, посмотрел на того, кого совсем недавно собирался убить. Блондина чёртова… По ответному взгляду и искренней улыбке, коснувшейся, правда, лишь уголков губ, понял: спецназовец не подведёт. А когда увидел в руках тот самый «магазин» – улыбнулся сам: осветлённый лис успел спереть бронебойные патроны.
   Грустно улыбнулся и Спирин: тоже «рожок» заметил.
   Чувствуя, как бьётся сердце, как пульсирует в венах кровь, Костёр поднял руку с растопыренными пальцами.
   – На счёт пять.
   И по очереди начал загибать: один, два, три…
   Из-за машины послышался визг привода пулемёта.
   Пять… твою мать.
   Не обращая на стрельнувшую в колене при быстром подъёме боль, Дмитрий резко высунулся из-за машины и, не целясь, открыл огонь, опережая киборга на секунду.
   – Беги! – Услышал он крик Артёма и краем глаза заметил, как спецназовец толкнул Аспирина в спину, а сам выхватил пистолет и бросился к машине.
   Михаил продолжал стоять столбом.
   Металлически щёлкая затвором, «Вал» отправил в БАМа всю обойму, высекая на бронированном корпусе замысловатый искрящийся узор, но не причиняя видимого вреда. Только чуть выше задралась рука с пулемётом, отчего разрывающая барабанные перепонки очередь, едва коснувшись правой передней стойки «Тигра», полоснула в небо. Правда и этого хватило, чтобы Диман с криком оказался на земле.
   Спирин вышел из ступора и повернулся, решая куда бежать.
   – Беги же, чёрт! – снова крикнул Артём, высовываясь с другой стороны вездехода и разряжая в киборга всю обойму пистолета.
   Окончательно разбивая остатки стёкол, свинцовая плеть второй очереди БАМа прошлась по машине, заставляя спецназовца нырнуть за бронированный корпус. Грохот выстрелов сменился воем привода и едва различимым «несмазанным» скрипом сервомоторов.
   Вжик-вжик…
   Мишка рванулся к ближайшему зданию.
   Киборг сделал два шага к машине.
   Артём повернулся к Димке:
   – Прикрой!
   Перезарядив автомат, Костёр выглянул из-за капота и рухнул, увидев дёрнувшийся в его сторону ствол.
   Дынь, дынь, дынь… ударили сверху пули. Дзынь, дзынь, дзынь… полетели осколки лобового стекла.
   Диман спрятался за колесом, гадая, действительно ли он заметил на капоте оставленные пулями полосы, или ему показалось. Налетевший порыв ветра донёс очередной раскат грома.
   Михаил почти добежал до угла цеха.
   Артём перезарядил пистолет и повернулся к Костру.
   Диман поднял над капотом руку с автоматом и нажал на спусковой крючок. Солнечными зайчиками взметнулись в воздух гильзы, и глухо зачавкал затвор. В небе, заставив зажмуриться, световой гранатой сверкнула молния. Прибитый дождём, вырвавшийся из автомата дым заглушил запах озона. А уши… уловили привычный, мать его, отклик бронепластин БАМа на стандартные пули автомата.
   Затвор глухо щёлкнул, короткая пауза, Мишкин крик и непонятный треск.
   Диман увидел, как в спину другу воткнулись какие-то штуки, как, дёргаясь и крича, товарищ упал на землю. Перевернувшись на спину, ещё раз конвульсивно дёрнулся, попытался встать и затих окончательно.
   Шокер, всплыло в памяти давно забытое слово. БАМ вырубил Майкла.
   Резко выскочивший из-за машины Артём прицелился и почти в упор выпустил пистолетную обойму прямо в шлем киборгу. Голова монстра дёрнулась, а в тонированном стекле появились едва заметные оспины сколов.
   И больше ничего.
   Не останавливаясь, киборг открыл ответный огонь, и Костёр увидел, как спецназовец отлетел за машину, плашмя падая на спину.
   Михаил продолжал лежать без движения. Капли дождя, разлетаясь, падали ему на лицо.
   Из-за машины показался блестевший силуэт БАМа.
   Сволочь…
   Только сейчас вспоминая о бронебойных пулях, так и оставшихся у спецназовца, Дмитрий белеющими пальцами сжал последнюю обойму.
   Визг привода пулемёта заглушила длинная рокочущая очередь. Пули вспахали дёрн и рванулись к сжавшемуся в комок, прижавшемуся к покрышке Костру.
   Беги, пронеслось в голове… Бросив автомат, Дмитрий закатился за передок машины, больно стукнувшись головой о бампер и успевая краем глаза увидеть, как рука шевельнувшегося и приподнявшего голову Артёма достаёт из разгрузки заветный «рожок».
   – Дерьмо… – вырвалось у парня. Схватившись за содранный в кровь затылок, Костёр заставил себя выглянуть из-за машины.
   Направляя в его сторону пулемёт, БАМ приближался к спецназовцу.
   – У-у… – не то завыл, не то застонал Дмитрий, вытягивая из кобуры «Пернач», упёрся в капот локтями и… снова спрятался за машиной, когда киборг, среагировав на шум, открыл ответный огонь.
   – Твою мать! – Диман перекатился за колесо. Заглянув под машину, увидел, как БАМ подошёл к лежавшему на земле спецназовцу. В глаза бросились неестественно ярко блестевшие под дождём «хромированные» латы, сильно примятая трава и маленькие лужицы в том месте, где ступал неуязвимый противник. На секунду возникло удивление, почему Артём ещё жив, и тут же осенило: наёмник (поэтому и крови нет) в бронежилете и киборг собирается его добить.
   Вжик-вжик…
   Вдохнув поглубже, Костёр задержал дыхание, резко поднялся и с диким криком выпустил все пули в спину киборгу.
   Умри, умри, умри…
   Хорошо, что он целился в середину туловища.
   От отдачи каждая следующая пуля попадала чуть выше и таким образом почти все выстрелы достигли цели. Всё те же «дынь», «дынь»… Только последние пули пролетели мимо, тоскливо жужжа где-то рядом с головой монстра.
   Киборг дёрнулся и повернул голову. Костёр прятаться не стал. Артём достал обойму и, сжав в кулаке, отвёл руку для замаха. Почувствовав неладное, БАМ резко повернулся к спецназовцу.
   – Лови! – крикнул Артём, со всей силы бросая обойму в сторону Костра.
   Киборг резко развернулся, и в его свободную руку скользнул скорострельный пистолет.
   «Магазин» залетел под днище броневика.
   – Ликвидация, – раздался в наступившей тишине голос псевдочеловека.
   Ликвидация, подумал Артём, разжимая вторую руку с осколочной гранатой.
   – Друг… – прошептал Костёр.
   Очередь БАМа прошила солдата насквозь. С такого расстояния не мог спасти ни один бронежилет. Диман успел увидеть на лице спецназовца улыбку и до боли знакомый печально-шкодливый взгляд синих глаз.
   Взрыв совпал с раскатами грома. Во все стороны со змеиным шипением полетели смертельные осколки и дымящиеся ошмётки земли. Водорослями повисла на кузове «Тигра» вырванная с корнем трава. В лицо влепился упругий обжигающий вихрь, отшибая лёгкие и отбрасывая за машину. Уши заложило, а в нос ударил едкий запах дыма и горелого мяса.
   Задохнувшись, Диман отлетел далеко назад и потерял сознание.
//-- * * * --//
   «Болгарка» противно жужжала возле самого уха. Окалина летела в лицо, заставляя морщиться и отворачиваться. Глаза открывать не хотелось.
   Визг шлифмашинки сменился металлическими ударами и непонятным визгливым скрипом. Окалина стала липнуть к лицу и медленно ползти по щекам.
   Странно…
   К знакомому скрежету зачистного круга примешивался подозрительный и одновременно пугающий, похожий на мышиный, писк. Даже не писк, а какое-то металлическое повизгивание.
   На душе стало тревожно.
   Нужно было открыть глаза и посмотреть, кто работает рядом. Денис? Мишка? При мыслях о друге в груди защемило. В висках заломило, левую руку обожгло… Но именно боль заставила прийти в себя и пошевелиться.
   – О-о… – застонал Дмитрий, поворачиваясь на бок и медленно открывая глаза.
   Темнота… в мутной пелене он различил перед собой очертания чего-то большого и чёрного.
   Бочка…
   Костров приподнялся и от нахлынувшей боли схватился рукой за голову. И тут же громко вскрикнул:
   – Ч-чёрт!
   Не бочка – броневик. И «жужжит» не шлифмашинка – «вжикают» сервомоторы БАМа.
   Ублюдочный робот… В глазах потемнело, рука заболела сильнее. До крови прикусив губу, Дмитрий застонал и снова упал в мокрую траву, чувствуя, как противно хлюпает холодная намокшая земля. Из-под век потекли горячие слёзы.
   Так и простудиться можно. Мысль не вызвала никаких эмоций. Лежать на мокрой земле нельзя…
   Боль расползлась по всему телу, напоминая о себе горячим покалыванием, и медленно затихла.
   Стало легче. Почти хорошо. Пускай сыплет дождь, пускай мокнет одежда. Простуду вылечить можно. А вот воспаление лёгких у Кости… Или рак у Фёдора Ивановича, или грудь у Артёма.
   Диман открыл глаза, щурясь от падающих с неба капель – острых стеклянных игл. Снова закрыл, жмурясь от яркой вспышки молнии, разворотившей полнеба. Чувствуя всё ближе подступающую панику, решил (так спокойнее) некоторое время побыть в забытьи. Но успел заметить окутавшие улицу сумерки. Кажется, наступил вечер. Лениво отмёл неуместную мысль, понимая, что стемнело от приближающегося ненастья. Повернув голову, снова посмотрел на броневик, из-за толстого слоя покрывающей грязи смахивающего на глиняную скульптуру.
   Носорог, пришло на ум дурацкое сравнение. Механический…
   Киборг! Как ни хотелось думать о плохом, мысли упорно возвращались к действительности.
   Вжик-вжик…
   Противное жужжание то затихало, то появлялось снова, действуя на нервы, как инструмент стоматолога. Значит, рано или поздно БАМ до него доберётся. Значит – надо вставать.
   Костёр перевёл взгляд на левую руку, и с трудом подавил очередной стон: из-под порванного в лоскуты рукава виднелось окровавленное предплечье и кисть, лишённая нескольких пальцев. Трава и куртка, обильно политые кровью, успели окраситься в размытый дождём рудый цвет. И словно по команде, в нос ударил одуряющий запах крови, будто вся поляна неожиданно пропиталась сладковатым ржаво-медным ароматом.
   Вездеход начал расплываться.
   Но Костёр не позволил себе потерять сознание. Не потому, что был таким сильным, мог терпеть боль или обладал особыми навыками, нет… из-за вызывающего дрожь мерзкого повизгивания, на этот раз (он готов был поклясться) звучащего гораздо ближе.
   Вжик-вжик…
   Значит, граната эту тварь не убила. При мысли о гранате Дмитрий вспомнил Артёма и в отчаяньи заскрипел зубами. Теперь их осталось двое… если только с другом… нет, с другом ничего не может случиться. Он нужен БАМу живым.
   И что с того? Каким образом полковник… перед глазами встал образ отца и сознание снова на секунду «поплыло», каким образом этот гад собирается добраться до Мишки?
   Часто дыша и кривясь от боли, парень осторожно перекатился на живот, несколько секунд выждал, восстанавливая силы, подтянул под себя ноги и медленно встал на дрожащие колени.
   Почему нет? Они вполне могут выслать группу из Волгограда. Или (это невероятно) попробовать добраться до них по воздуху. Боковое зрение уловило движение: вихляющийся из стороны в сторону, изуродованный кибернетический механизм медленно обходил машину.
   Боль моментально улетучилась. А в следующий миг Костёр вспомнил о «подарке» отца.
   Рука киборга, держащая пулемёт, была неестественно вывернута, а казённик пулемёта измят. Бронестекло шлема треснуло, копируя (похоже, один из осколков попал в голову) рисунок паутины. Правая нога, злая пародия на отмашку, при каждом шаге замирала в верхней точке.
   Удивительно, но почему-то сейчас БАМ больше походил на человека. Раненого, несчастного, и… обезумевшего.
   Их взгляды встретились. Невероятно, но Костёр мог поклясться, что видит за матовой сеткой трещин полный боли и ненависти взгляд. Ненависти? Без вариантов – это же из-за них киборг превратился в ходячий металлолом.
   БАМ остановился и несколько секунд оставался неподвижен, решал, стоит ли идти дальше. Затем послышался скрип и гул, и из кобуры на предплечье появился скорострельный пистолет и медленно пополз к разжавшейся руке.
   Решил стрелять оттуда…
   Страха Костёр не почувствовал. Скорее разочарование. Устал настолько, что все эмоции притупились. Лишь на миг испугался: вдруг будет больно? Но и эта мысль благополучно рассосалась. Сменилась полным равнодушием. Не будет… не должно, очередь длинная и он умрёт мгновенно. Но перед глазами возникла мерзкая картинка насквозь пробитого пулями тела, летящие в стороны капли крови и кусочки дымящейся плоти. Алые ручейки, собирающиеся в мутные лужи и мелко подрагивающие во время раскатов грома.
   Диман буквально услышал, как с похожим на всхлип звуком, раскалённый металл разорвёт его мышцы. И… закрыл глаза.
   Тихо щёлкнул затвор автоматически взводимого курка. Знакомый скрип и… не менее знакомое чавканье бесшумной стрельбы «Вала», сменившееся глухим металлическим гулом и каким-то ядовитым шипением.
   Костёр открыл глаза, с удивлением разглядывая вспыхивающие на груди киборга фиолетово-синие, похожие на взрывы петард язычки пламени и остающиеся после них чёрные опалины отверстий. Не в силах отвести взгляда от направленного в его сторону ствола огромного пистолета, почувствовал, как монстр из последних сил пытается спустить курок, увидел, как хромированный палец медленно давит на спусковой крючок. И, невероятно, но почувствовал выплёскивающуюся из существа ярость…
   С сухим треском, с каким бьётся закалённое стекло, бронестекло шлема разлетелось на куски, и голова киборга сильно запрокинулась назад. Костру показалось, что он видит, как осколки многослойного полимера вращаются в воздухе и падают в траву. Как при падении срезают зелёные стебельки и зарываются в покрытую плёнкой воды землю. Увидел как замер, уже надавив на полукруглую скобу спускового крючка, измазанный чем-то чёрным блестящий палец.
   Из скрытой под прожжёнными латами глубины послышался пронзительный аварийный писк. А откуда-то справа – тихий щелчок затвора.
   Потапыч…
   Диман повернул голову, не сомневаясь, кому обязан жизнью, и сразу встречаясь с другом взглядом. Спирин стоял с другой стороны машины, его перемазанные землёй руки прижимали к груди брошенный Димкой автомат, в котором торчал заветный «магазин».
   Тональный писк внутри киборга сменился пощёлкиванием, рука с пистолетом начала медленно опускаться.
   Всё…
   Бросив ненужный автомат, Аспирин кинулся к товарищу. Неуклюже остановившись, с резиновым скрипом поскользнулся на мокрой траве и чуть не упал. Сумел сохранить равновесие, глаза Дмитрия скользнули по замершим в опасной близости от лица берцах, и опустился возле Костра на корточки. Из-под задравшейся штанины выглянул когда-то сиреневый, а теперь заляпанный грязью носок, подпрыгнули вверх концы развязавшегося мокрого шнурка.
   Диман не смог сдержать улыбки: как Аспирин в киборга попасть умудрился?
   – Я уж волноваться начал, – вспомнил он фразу из старинного боевика. И тут же взвыл и сморщился, случайно коснувшись травы раненой рукой. – Зар-раза, чёрт…
   – Прости, командир, задержался, – попытался пошутить Спирин, и замолчал, натыкаясь взглядом на раны друга. Измученный, посиневший от холода Мишка стал похож на БАМа: под дождём лицо приобрело неживой хромированный оттенок.
   Друга требовалось поддержать.
   – Не дёргайся… – прохрипел Костёр. – Всё будет нормально.
   – Нормально? – Спирин сглотнул и стал вытирать грязные ладони о мокрую куртку. – Это точно… – Спохватившись, что в голосе не хватает уверенности, уже твёрже добавил. – Лежи не двигайся, я за аптечкой.
   Вскочил, от нахлынувшей слабости снова чуть не падая рядом с Костровым, глянул мельком на окончательно вырубившегося киборга, и, спотыкаясь, бросился к машине. Открыл заднюю дверь, закашлялся, одним прыжком забрался внутрь.
   Дмитрий проводил друга взглядом. Не в силах бороться с навалившимся желанием поспать, не замечая ливня, широко зевнул. Закрыл глаза, проваливаясь в липкую тьму и радуясь, что скоро всё закончится. Теперь он может позволить себе немного поспать. Пришло время… острая боль пронзила плечо.
   – Твою мать, – выдохнул Дмитрий, открывая глаза и разглядывая склонившегося над ним Аспирина, заметил стекавшие по лицу капли дождя, повисшие на носу и подбородке блестящие «бусинки».
   Сейчас на меня капнет…
   А вслух произнёс:
   – Нравлюсь? – Почувствовал разливающееся по телу тепло от укола – живое. – Отодвинься, гомик… – Скосил глаза, замечая в руках у друга «пистолет» для инъекций.
   – Вижу, полегчало. – Михаил осторожно коснулся лица друга, убирая со лба мокрые волосы. – Нужно тебя в машину перенести, холодно здесь…
   – Ещё укольчик сделай, – попросил Костёр.
   Михаил не понял, шутит друг или говорит серьёзно.
   – Плохо будет.
   – Давай, давай, доктор…
   Сомневаясь, Спирин достал ампулу со стимулирующим и обезболивающим препаратом, не разделяя уверенности друга, осторожно сделал второй укол.
   – Наркоман хренов… Лучше?
   – Намного. – Дмитрий пошевелил пальцами раненной руки и поморщился. – Вроде бы…
   – Тогда подъём. – Вставая твёрже, Спирин подхватил парня под мышки. – Готов?
   – Наверное, – неуверенно протянул Костёр. – Да… ай! Мать…
   Спирин рванул друга вверх, с трудом отрывая от земли.
   – Держись, держись… уф… – Напрягся изо всех сил и зашипел, чувствуя, как Диман снова оседает вниз.
   – Я ног не чувствую, – капризно простонал Дмитрий, повиснув на руках.
   – Держись… что ли… – Мишка с трудом удерживал тяжёлого друга. – Ну… Вставай же…
   Костёр заставил себя опереться на ноги. Смешно, как кукла.
   – Теперь пошли. – Спирин шагнул к машине, увлекая товарища за собой.
   – Пошли… – Переступил ногами Дмитрий, сам удивляясь способности идти. – Ни хрена себе…
   Друзья приблизились к броневику, и Михаил помог раненому забраться на переднее сиденье. Усадив, подвинул ноги и закрыл дверь, шатаясь от усталости, обошёл автомобиль и залез на водительское сиденье сам. Стало жарко… Не обращая внимания на мокрую одежду и пар, валивший из-под расстегнувшейся на груди куртки, вымученно улыбнулся другу. Кострова начала бить дрожь, лицо вытянулось и посерело, а влажно блестящие глаза будто провалились внутрь черепа. Кровь продолжала вытекать из раны на руке, и нужно было срочно сделать перевязку.
   Михаил заставил себя пошевелиться, в памяти всплыли тренировки в подвале, нашёл в разбитой аптечке бинт, трясущимися руками начал перевязывать. Костёр терпеливо молчал, медленно приходя в себя. Несмотря на боль, ему была приятна забота друга, но через несколько минут не выдержал и тихо произнёс:
   – Больно… кончай мотать.
   – Ничего. Кровь почти не течёт.
   – Всё равно…
   – Ты чего? – удивился Михаил, вставляя в «пистолет» ампулу антибиотика.
   – Поздновато малость.
   – Переждём ураган на заводе, – ответил Спирин, делая укол. – Столько лет простоял – ничего за две недели не случится.
   Диман поморщился: тупость, даже наигранная, Аспирину не шла.
   – Ты же понял.
   Михаил уставился на проступившие через бинт пятна крови.
   – Они тебя ищут. – Резко дёрнулся Костёр, заставляя друга посмотреть в глаза. – И ты это знаешь.
   Михаил согласно кивнул: он действительно это знал.
   – Ну и что?
   Ответ Дмитрию не понравился, а от интонации по спине и вовсе побежал холодок:
   – Не понял?
   – Я же не обещал переждать ураган вместе.
   – Ещё раз…
   Товарищ отвернулся:
   – Еды тебе хватит.
   Костёр испугался.
   – Ты… – Горло сдавил спазм. – Ты чего придумал? – Диман закашлялся. – Пошёл ты… знаешь куда?
   Михаил не обиделся. Даже улыбнулся. Сейчас он выглядел абсолютно спокойным. Порывшись в вещах, достал откуда-то электрический чайник грязная рука нащупала вилку – и включил в специальное гнездо. Разбрызгивая, неловко налил из фляжки воды.
   – Ты не ответил, – прохрипел Костров, рассеянно следя за манипуляциями друга. – И хватит вести себя так… как… ты… понял? Ты здесь не главный.
   – Побереги силы, – спокойно ответил Михаил. – Сам же сказал – меня искать будут.
   – Зачем?
   – Потому что знаю, где Раковина. Они заставят меня рассказать.
   – Хер с ними, ищут.
   Мишель грустно улыбнулся и покачал головой:
   – Поверь, если поймают – всё пропало.
   – Значит, не поймают.
   Спирин вздохнул, выключив чайник, достал кружку. Думая о чём-то своём, открыл чудом сохранившуюся банку (салон наполнился чудесным ароматом) настоящего смородинового варенья, наложив несколько ложек, налил кипятка и размешал.
   – Пей. – Протянул бокал другу. – Осторожно, горячо. – Спохватился, что товарищу будет неудобно держать, и поправился:
   – Сможешь сам?
   Костёр неопределённо пожал плечами, взяв трясущейся правой рукой бокал, попробовал удержать и утвердительно кивнул:
   – Порядок. Держу.
   Михаил отпустил бокал и стал внимательно следить за другом, готовый в любой момент прийти на помощь. Костёр сделал несколько осторожных глотков, восхищаясь, каким вкусным (наверное, из-за слабости) может быть простой ягодный чай.
   – Я должен, – глухо сказал Спирин, окончательно подтверждая своё решение.
   Диман сделал несколько глотков, пытаясь придумать, как разубедить друга, но в голову ничего не лезло, его проклятый занудливый ботан снова был прав.
   – Может…
   – Береги силы.
   – Ты мне рот не затыкай.
   – Они уже летят.
   Дмитрий чуть бокал не выронил:
   – Кто?
   – Полковник.
   – Откуда…
   – Слышал, как БАМ переговаривался. После взрыва… – Михаил бросил на друга быстрый взгляд. – Это Артём его… так? – Вспомнил глубокую воронку и кровавое месиво, оставшееся от человека.
   Дмитрий кивнул:
   – И меня задело.
   С трудом проталкивая через саднящее горло слова, Спирин произнёс:
   – Я так и думал. – Помолчал и добавил. – Надо бы его похоронить…
   Над головами оглушающе громыхнуло, будто на крышу высыпали контейнер с металлоломом. Тр-р-рах-х-х…
   Друзья надолго замолчали: у них не было сил выкопать могилу.
   – У тебя ключи от машины где? – неожиданно спросил Михаил, и прежде чем показавший взглядом Костёр успел сообразить, быстро вытащил у него из кармана.
   – Э-э… – всполошился Дмитрий, проливая на себя остатки морса. – Мы так не договаривались.
   – Неужели? – Было видно, что Михаил всё спланировал заранее. – Прости. – Голос предательски дрогнул. – Сест-ре… скажи…
   Воздуха не хватило, и парень замолчал, разглядывая грязный салон, замечая вещи Артёма и Ферельмана, именную фляжку спецназовца.
   – Скажи… я её люблю…
   Диман сглотнул.
   – Я не останусь…
   Мишель только грустно улыбнулся.
   – Можешь не говорить.
   – Сам ей скажешь.
   Спирин вставил ключ в замок зажигания, повернул, наблюдая, как оживает разбитая, вся в каплях воды, покрытая лопухами упавших потрескавшихся стёкол приборная панель. Быстро посмотрел на оживший дисплей бортового компьютера с дублирующими приборную панель значками, проверив рычаг скоростей, надавил на педаль сцепления и уверенно повернул ключ.
   Двигатель завёлся с первого раза.
   – Тебе пора уходить, – повернулся он к другу. – Времени мало. – Пальцы пробежали по кнопкам и включили сканер.
   – Смотри. – Показал на две красные точки, быстро приближающиеся с востока. – Это они.
   Диман тупо уставился на экран, надеясь, что Спирин его обманывает.
   – Мы слишком долго валялись без сознания, – сказал Михаил таким тоном, словно винил в этом себя. – А теперь… давай… уматывай.
   Костров не пошевелился.
   – Не заставляй меня применять силу, – разозлился Спирин. – Так надо, и ты это знаешь.
   Дмитрий снова начал дрожать: он действительно это знал, как и то, что мог остаться и умереть вместе с другом.
   – Я останусь с тобой.
   – Зачем? – спокойно спросил Михаил, и Костёр заскрипел зубами.
   Действительно, зачем? Водитель в броневике один.
   Громко всхлипнув, не замечая, как трясутся губы, произнёс:
   – Ну… потому что… это же… какого…
   Не обращая на истерику внимания, Спирин перегнулся через сиденье. Нашёл глазами рюкзак с консервами, приподнялся, собираясь перелезть, но передумал, опасаясь попытки друга вытащить ключи. Вытянувшись, словно в прыжке, зацепился пальцами за лямку, задыхаясь от усталости, подтащил рюкзак к себе.
   – Я понял. – Усаживаясь ровно, положил рюкзак на колени другу. Глубоко вдохнул. – Держи.
   Дмитрий машинально прижал баул здоровой рукой, не в силах оторвать взгляда от заметно приблизившихся на экране красных точек.
   – Выходи, – требовательно повторил Спирин, нагибаясь и доставая из-под сиденья пятилитровую канистру с водой. – Давай!
   Без замаха бросил бутыль в разбитое окно.
   – Давай! Времени мало! Выходи… – В груди защемило, и парень замолчал. – Пожалуйста…
   Костёр неуверенно протянул руку, пальцы дотронулись до холодной дверной защёлки.
   На экране замигало предупреждение об опасной близости неопознанного воздушного объекта.
   Положив руки на руль, Аспирин уставился на темнеющую впереди разрушенную шахту лифта.
   Костёр открыл дверь.
   Вздрогнув, Михаил случайно надавил на педаль газа. Двигатель взревел, наполняя воздух противным запахом отработанных газов и дизельного топлива: похоже, выстрелы киборга повредили двигатель.
   – Торопись, – сказал он, продолжая смотреть вперёд.
   Над поляной с грохотом, заглушающим рёв «Тигра» и громовые раскаты, пронеслась хищная вытянутая тень.
   Пригнувшись от неожиданности, Костёр открыл дверь и чуть не вывалился из машины. Михаил повернулся. Встретившись с другом взглядом, одобряюще кивнул:
   – Ещё увидимся. – Быстро нагнулся вперёд и закрыл за товарищем дверь, спохватившись, схватил аптечку и бросил в окно. – Беги.
   Пластмассовая коробочка шмякнулась возле Димкиных ног.
   – Прощай… – прошептал Спирин, включая первую скорость. – Прощай…
   Нога надавила на акселератор.
//-- * * * --//
   – Вижу цель. – Повернувшись к Сергееву, второй пилот показал рукой куда-то вправо.
   Полковник прижался лбом к запотевшему стеклу, разглядывая темнеющий внизу силуэт «Тигра» и неподвижную фигуру киборга.
   – Садимся! – приказал он лётчикам и повернулся к группе захвата. – Внимание! Готовность номер один!
   Старший группы кивнул, подтверждая, что понял приказ.
   Полковник протёр стекло рукавом, и снова посмотрел в иллюминатор, на этот раз замечая рядом с машиной человеческую фигуру.
   – Скорее! – крикнул Сергеев в рацию и замер, когда увидел испуганное лицо пилота. – Проблемы?
   – К нам что-то приближается, – промямлил лётчик. – Неопознанный объект.
   – Что? – Бледнея, полковник перегнулся через сиденье и посмотрел на радар. Чёрт… Он прекрасно знал, почему много лет никто не осмеливается подниматься в воздух, но до последнего надеялся, что им повезёт, и они доберутся незамеченными. Размечтался: на дисплее сканера высвечивалось размытое пятно, смахивающее на огромную грозовую тучу.
   Проклятый Дух собственной персоной…
   – Господин полковник… – Похоже, лётчик тоже всё понял, – … думаю эта штука… лучше с ней не встречаться.
   – Сколько у нас времени? – спросил СВБэшник перепуганного пилота, стараясь сдержать гнев, но не смог и сорвался. – Я спрашиваю, сколько?! Не молчи, идиот!
   Пилот отшатнулся, пошёл пятнами и пролепетал:
   – Минут пять, мож-жет больше…
   – Ясно! – Пытаясь найти решение, Сергеев посмотрел в лобовое стекло на зажатый между развалинами завода клочок земли. Искорёженный броневик и по-прежнему неподвижная фигурка человека возле него стремительно приближались. Чуть поодаль возвышался поверженный БАМ, продолжая посылать сигнал SOS.
   Полковнику захотелось приказать немедленно открыть огонь и расстрелять автомобиль ракетами. Остановило наличие в броневике термоядерного заряда: не дай бог сдетонирует. Но и смириться полковник не мог: одна мысль, что он не смог справиться с двумя штатскими, заставляла рычать от злости.
   Два обычных слесаря… сумевших не только добраться до Волгограда, но и перетянуть на свою сторону Артёма, Кострова-старшего и каким-то образом уничтоживших киборга, и, судя по всему, собирающихся утопить грузовик. Уже за это их нужно отправить на переработку, не считая того, что Костёр и Спирин бросили вызов Системе.
   А это уже личное.
   – Садимся, – глухо произнёс Сергеев, и заметив, как напряглись спецназовцы, добавил ещё увереннее: – Садимся, это приказ!
   Вертолёт начал снижаться.
   – Один убегает, – раздался в наушниках голос пилота.
   СВБэшник прилип к стеклу.
   – Ах ты… – вырвалось у него, когда он понял, что Спирин решился. – Садись! – Схватил пилота за плечо. – Быстрее! Быстрее!
   Повернулся к бойцам:
   – Стреляйте! Стреляйте, уйдёт!
   Вертолёт завис над «Тигром», продолжая снижаться.
//-- * * * --//
   Я должен, в который раз подумал Михаил, разглядывая чернеющее, точно нора придуманного фантастического крота, отверстие шахты. Для этого и поехал.
   Может, и нет, только поздно уже, кто старое помянет, тому, как говорится… короче, теперь он должен утопить броневик и поставить точку в их затянувшемся путешествии, последнюю, жирную, а лучше крестик. Пробить полусгнившие конструкции и провалиться в глубокий двадцатиметровый колодец.
   И умереть…
   Костёр заковылял к зданию цеха.
   Автоматика устала орать, предупреждая о зависшей над машиной вертушке.
   Пора…
   Спирин медленно надавил на педаль газа и резко отпустил сцепление. Дёрнувшись, «Тигр» рванулся вперёд; верой и правдой служивший им хищник, изготовившийся к последнему прыжку.
   В никуда…
   По крыше застучали пули: дых, дых, дых… Мишка не пригнулся.
   Вперёд… пустота приблизилась. Чёрная липкая и мёртвая, но способная дать жизнь другим, более умным, добрым и… человечным.
   Уже не слыша Димкиного крика, стрельбы выпрыгивающих из вертолёта бойцов, и звука ломающихся от удара вездехода перекрытий, Спирин закрыл глаза и изо всех сил вцепился в руль, стараясь не закричать, когда автомобиль нырнул в ледяную бездну и со всех сторон его окутал мрак.
   Он справился…
//-- * * * --//
   На этот раз они пришли все. Теперь можно не прятаться и, наверное, доверять.
   Михаил удивлённо всматривался в знакомые лица, (много, очень много лиц) слушал знакомый сильный голос и улыбался. Почему улыбался? Да потому что чудно: лиц тысячи, а голос по-прежнему один. И он же умер, и не должен никого слышать, разве что ангелов…
   – Не заставляй меня пожалеть, – киношной фразой попросил его предок, высокий стройный мужчина с бездонными серыми глазами.
   С его глазами, пояснил кто-то.
   – Я думал, ты старый, – продолжая улыбаться, произнёс Михаил. – И с бородой.
   Лица вокруг стали меняться. Волосы седели, желтела, покрываясь морщинами и пигментными пятнами кожа, становилась дряблой. Бледнели и истончались губы… и только глаза оставались по-прежнему яркими и лучистыми, отражая накопленную веками мудрость, терпение и… боль. Мелькнуло, правда, ещё одно чувство, что-то вроде нетерпеливого ожидания, сдобренного желанием хорошенько врезать, но быстро исчезло, и Спирин решил, что показалось.
   Хотя…
   – Долго же ты добирался. – Михаилу захотелось дотронуться до старика, он представил, как пальцы коснуться разумного «тумана» и пройдут сквозь воображаемую картинку.
   – Если захочешь, сможешь это сделать, – произнёс пришелец.
   – Здорово… – Спирин почувствовал себя неловко: умер и издевается.
   – Ты не умер, – в голосе послышались недовольные нотки. – Посмотри.
   Лица начали таять, и Мишка увидел себя лежащим в траве возле развороченной «Тигром» шахты лифта. Не умер? В глаза бросились глубокие колеи, оставленные колёсами броневика и заканчивающиеся возле пролома, разбросанные повсюду металлические балки и похожие на перекрытия пластиковые конструкции.
   Не умер…
   Михаил медленно сел, глаза заметили знакомую воронку, и отвернулся, вспоминая разыгравшуюся трагедию и… заставил себя снова посмотреть на вывернутый наизнанку дёрн. И не поверил своим глазам. Невероятно, но ни крови, ни тела Артёма на перепаханной земле не было. Воронка – да, разбросанные оплавленные комья земли – тоже; похожие на каменный уголь камни и одежда навалены вокруг чернеющих отвалов, но только и всего, никакого намёка на подорвавшегося человека.
   Чудеса продолжались.
   – Ваших рук дело? – догадался молодой человек.
   – Мы подумали, он заслужил, – ответил Овермэйнд.
   – Он у вас? – Сам не понимая, о чём спрашивает, поинтересовался Михаил и смутился: снова имел в виду Небеса.
   – Нет. Слишком поздно. Мы похоронили его в посадках.
   Спирин поёжился. Слишком поздно… А он? Неуверенно коснулся себя руками, чувствуя под рваным и грязным, но сухим (сухим!) камуфляжем свои, ставшие за время путешествия упругими, мышцы.
   Я попаду в рай?
   – Думаю, рано об этом думать, – терпеливо пояснил Разум. – Ты ещё жив.
   Жив…
   Спирин пришёл в себя. Живой! Целый и невредимый, даже не уставший… Посмотрел вокруг, только сейчас замечая хлещущий косой ливень и гнущиеся под ветром деревья, хлопающую «черепицу» на зданиях. И всё без малейшего звука, словно он находился в закрытой от внешней среды звуконепроницаемой, но в то же время прозрачной оболочке.
   – Не волнуйся, ураган не страшен. Вокруг защитное поле.
   – Понятно… – удивлённо протянул Аспирин, очумело разглядывая буйство стихии, и неожиданно вспоминая о затопленном вездеходе. – А бомба? В машине.
   – Уничтожена. Полковник пытался её активировать, мы помешали.
   Исчерпывающий ответ.
   – А Диман? – спросил Михаил, чувствуя, как забилось сердце, будто уже знало, что друга здесь нет.
   Овермэйнд ответил не сразу.
   – Костёр? – повторил вопрос парень, оглядывая темнеющие вокруг здания. – Он должен был спрятаться…
   – Его нет, – ответил Разум, и в его голосе послышалось искреннее сожаление. – Мы не успели.
   Спирин не смог справился с волнением.
   – Он у них? – спросил, не понимая, как такое могло произойти.
   – Да.
   – Его поймали? Он не успел убежать?
   – Нет, – выдержав паузу, ответил старик с размытым, плохо угадываемым контуром тела. – Он вышел к ним сам.
   – Сам… – В горле запершило. – Зачем…
   – Думаю, ты знаешь.
   Михаил подавился, лицо пошло пятнами, и судорожно вздохнул, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Как же так? Почему? Погибнуть должен был он, а не друг, Митяй… На миг охватила ярость: Костёр его снова обошёл, даже в смерти.
   – И что теперь? – мрачно поинтересовался Спирин. В голову закралось сомнение и теперь требовалось его прояснить.
   – Можешь вернуться в Михайловку, – с непонятной интонацией ответил Разум.
   – Я не об этом, как же миссия?
   – Миссия? – Спирин вдруг понял, что не может читать мысли Духа. – Это была тщательно спланированная диверсия. Нас хотели уничтожить.
   Михаил пружиной вскочил на ноги и энергично замотал головой.
   – Не может быть… Неправда! Ты сам в это не веришь.
   – О чём ты? – Снова этот тон.
   Несмотря на выпавшие потрясения, нервное возбуждение и, как результат, неспособность подвергнуть ситуацию всестороннему анализу, молодой человек заподозрил собеседника в неискренности.
   – Как же другие люди? Диман, Лена… все. В других городах!
   – Они сделали выбор.
   Михаил разозлился.
   – Они же ничего не знают! – крикнул он. – Ты что, собираешься всех уничтожить?
   На миг Спирину показалось, что предок придёт в ярость и ответит грубостью, но снова ошибся, похоже, собеседник (или собеседники) был для этого слишком мудр.
   – Чего ты хочешь? – с непонятным интересом и каким-то удовлетворением в голосе поинтересовался пришелец, и, до этого момента не совсем пришедший в себя Михаил, понял (или ему снова подсказали?), как поступит.
   – Я должен вернуться, – уверенно произнёс он. – Назад, в Пензу.
   И почувствовал, что поступает правильно: с души словно камень свалился.
   – Ты можешь погибнуть, – прокомментировал его решение Старик.
   – Пускай. – Молодой человек вспомнил, сколько раз мог погибнуть, но выкарабкивался с того света, и улыбнулся: – Авось, пронесёт.
   – Хорошо, – подозрительно легко согласился Разум. – Слушай внимательно. Мы доставим тебя к Городу и снабдим нейронными передатчиками. Заставь их поверить и проглотить капсулы. Мы всегда готовы слушать. Разумеется, если тому, кто говорит, есть о чём сказать.
   Михаил выслушал предка с серьёзным видом, но в душе был готов расцеловать туманного духа: он окажется дома, увидит родных, друга и любимую.
   Пускай даже перед смертью…
   В горячке Мишель не вспомнил о способности Разума читать его мысли.

   На игре…

   Финал… ФИНАЛ!
   Они это сделали. У них получилось. Добрались. Как за стеной, где сначала потеряли всех друзей, а затем приобрели новых. Утратили надежду и познали бурю.
   Финал…
   Теперь ураган бушевал в студии, умах и сердцах, незримый и неслышный, но не менее разрушительный.
   Их осталось двое. Снова.
   Спирин сидел неестественно прямо, его щёки заливал румянец, а глаза горели. Костёр ссутулился напротив. Его глаза, привязанные незримой нитью к замотанным пальцам рук и проступившим сквозь бинты кляксам кровавых пятен, тоже блестели. Дмитрий шевелил горячими обрубками и улыбался, думал, что улыбается, на самом деле кривил искусанные в кровь губы, вздыхая и вздрагивая.
   Точно женские тампоны…
   Костёр снова пошевелил остатками пальцев и ничего не почувствовал. Так… холодок лёгкий и покалывание. Анестезия грёбаная. С трудом унял обтянутый кожей дёргающийся квадрат подбородка. Вспомнил, вдруг, тридцать секунд вечности… адскую боль и холодный пот… горечь во рту.
   Не потянул на героя…
   А потом (подбородок, уже не выпячиваясь, снова затрясся), как его вернуться «попросили». Обратно…
   Дмитрий закрыл глаза.
   Одно утешает: Мажора он сделал. Первый раз, наверное, сука, на месте проигравшего оказался, вот и перенервничал дюже. Но Дениске повезло, вернулся домой живым и здоровым, подыграли судьи.
   Над головой включились кондиционеры.
   Неужели?
   А он, дурак, на скамейку запасных надеялся. Мишкину совесть спасти рассчитывал. Не вышло… Пока руки заматывали, чуть не пальцем в первый ряд ткнули, гляди мол, приятель, узнаёшь?
   Сразу в себя пришёл.
   Из-под длинных ресниц выскочили две слезинки. Точно стесняясь, быстро скатились по впалым щекам, теряясь в седой щетине.
   Больно… В груди. Сестрёнка и Маша. Сжались в окружении двух мордоворотов, застыли бедняжки, лица бледные, а глаза… Так что пришлось снова за стол усесться.
   – Финал! – выкрикнул ведущий. – Финал, дамы и господа!
   Правда, выкрикнул – сказано сильно, прохрипел что-то нечленораздельно, радуясь хлынувшей следом рекламе, можно и дух перевести, и о новой работе подумать.
   В зале стояла тишина, а ещё… зрители снова стали единой массой (монолит), не делились больше на тех, кто был против «предателей» и кто – «за». Невероятно, но эта Димкина задумка сработала: теперь вся студия принадлежала ему, каждый болельщик – все, до единого человека.
   Даже полковник.
   Сергеев сидел в последнем ряду, и почти не отличался от Спирина: ни внешним видом, ни мыслями. Странное чувство… одновременно проиграть и выиграть, чувствовать себя униженным и испытывать гордость. Знать, что тебя давно простили…
   Умереть и снова родиться.
   И всё благодаря обычному парню, посланному за войной, но вернувшемуся с миром.
   – Финал! – снова прокаркал ведущий.
   Финал, подумал Сергеев. Которого боялся, и о котором предупреждали.
   Игрокам раздали карты.
   Спирин не пошевелился. Костёр продолжал смотреть на окровавленные ладони.
   Сколько им лет, а мудрее, чем он.
   Снова почувствовав присутствие безопасника, Дмитрий поднял голову, глаза скользнули по рядам болельщиков. СВБэшник не сомневался, что Костёр высматривает его, стало страшно и одновременно чуть не ломало от желания встретиться с парнем взглядом. Безопасник начал подниматься, правая рука рванулась вверх, но Костёр поник и уставился в стол.
   Чувствуя в груди давно забытую боль, полковник медленно опустился на ставшее жёстким сиденье. Друзьям осталось последнее испытание, и он ничем (приказ не только у него, но и у телевизионщиков и устроителей шоу) не мог ребятам помочь.
   – Игра, – объявил судья, дождавшись, когда раздадут карты. – Время.
   Михаил глубоко вдохнул и посмотрел на друга. В тишине раздался его голос:
   – Ты зачем вернулся?
   Никто не проронил ни слова.
   – А-а? – в глазах Кострова плескалось безразличие.
   – Почему не убежал? – переспросил возмужавший бывший ботаник. – На заводе… когда броневик утопили.
   Товарищ пришёл в себя, изуродованные губы тронула знакомая улыбка, превратила на миг в прежнего сорвиголову.
   – Хотел тебя обставить.
   Весёлый Молочник дёрнулся к столу, но его напарник придержал коллегу за руку.
   – Я так и думал, – улыбнулся Михаил.
   – Странно… – задумчиво произнёс Костёр, не замечая, как внимательно за ним наблюдает Спирин. – Но пока ты не спросил, я и не думал… – Глаза уставились на друга и, удивительно, но молодой человек покраснел. – А теперь… чёрт, меня как будто заставили.
   Михаил вздохнул:
   – Прочитали мысли.
   – Мысли? – В глазах отразилось понимание. – Разум? Не может быть…
   Спирин кивнул:
   – Может. – На несколько секунд замолчал, мысленно взвешивая все «за» и «против», снова посмотрел на друга. – Артём был прав: Дух с самого начала хотел нас уничтожить. Стравливал, заставлял сражаться…
   – Но мы же… ДНК? Зачем?
   – Страх, – выдохнул парень. – Он нас боится. – Покосился на застывшие волны зрителей и изваяния судей и ведущего. – Мы можем его контролировать.
   – В тот раз… – догадался Костёр. – Ты залез в его память.
   – Да…
   Дмитрий поймал Мишкин взгляд:
   – Значит, всё было напрасно?
   – Ты так думаешь?
   – Я? – Костёр не узнавал друга. Перед ним, в обличье Аспирина, сидел умудрённый опытом старец. – Не знаю…
   Товарищ улыбнулся:
   – Тогда бы не сдался.
   Молодые люди надолго замолчали, никто не посмел нарушить тишину.
   – И когда догадался? – спросил Дмитрий.
   – Недавно… – Глаза Михаила заблестели. – Ты уж прости меня… ещё раз.
   Костёр через силу улыбнулся:
   – Мы же друзья… – Сознание прояснилось окончательно: пускай его использовали и те и другие – он всегда поступал, как велело сердце.
   – Друзья, – почему-то тихо сказал Аспирин. И ещё тише добавил:
   – Я отказываюсь.
   – Чего? – не расслышал Костёр.
   – Повторите, – среагировал Молочник.
   – Я не буду играть. – громче повторил Аспирин.
   Никто не проронил ни слова, ни один человек в зале. Прошла, наверное, целая вечность. Зашло где-то солнце, снова взошло, пролетели дни, недели, месяцы и годы, тысячелетия.
   – Вы отказываетесь от хода? – проскрипел в межзвёздной тишине старикан-ведущий.
   – Да, – ответил единственный молодой (телом и душой) человек в студии. – Я отказываюсь.
   – Я тоже, – произнёс Дмитрий, продолжая улыбаться, но все увидели не его прощальную улыбку, а седые, как пепел, волосы, и подумали, что они, наверное, очень тяжёлые, раз голова парня круто клонится вниз.
   Не смотрел только Спирин: лоб прорезали глубокие морщины, плечи опущены, он боялся встретиться с другом взглядом.
   Костёр тоже смотрел в стол, потому что смотреть на людей было трудно. Даже невозможно. Почему-то глаза натыкались на любимую девушку и сестру. Да и на Мишку смотреть было не легче: он-то зачем вернулся?
   – А зачем вернулся ты?
   Спирин вздрогнул:
   – Хотел заключить мир.
   – Заключил?
   Михаил опустил глаза.
   – А передатчики? – спросил Дмитрий снова.
   – Это обман, – выдохнул товарищ. – Общаться можем только мы. Разум хотел, чтобы я вернулся.
   – И погиб?
   Михаил кивнул.
   – И для этого выманил из города?
   – Да… в дороге погибли почти все доноры.
   – А когда не вышло, решил, доконает правительство.
   Снова пауза, период тишины и созерцания, когда взгляд каждого человека в зале и объективы камер (это-то понятно) устремлены на двух игроков, ненормальных друзей, «предателей», в действительности оказавшихся нормальнее многих, порядочнее и честнее, виновных лишь в одном: в желании сделать Мир лучше.
   Длинная, слишком длинная пауза.
   Молодые люди встретились взглядами. Даже «Весёлый молочник» не посмел нарушить тишину. Смешно. Не потому, что зрители превратились в ещё один ИИ, нет, конечно – от того, что никто не обращал внимания на ведущего, столько лет проработавшего на телевидении. На лице молодого человека сменилось множество выражений. От искреннего потрясения до страха, отчаянья и обречённости, и всё потому, что «Господину рейтингу» приказали по рации продолжить игру, не понимая, что требуют невозможного.
   – Победитель может быть только один, – еле слышно, пугаясь собственного голоса, просипел ведущий, но все прекрасно услышали.
   – Согласно правилам, – пришёл на выручку Молочник, – за отказ игрок автоматически отправляется на переработку.
   В зале послышался недовольный ропот, тихий, но быстро набирающий силу.
   – Это закон! – закричал судья.
   Ответом были стаканчики с попкорном. За секунду они покрыли пол возле мужчины ароматным сливочным покрывалом.
   – Кого вы жалеете?! – не выдержал Молочник. – Предателей?! Преступников?! Убийц… – Судья встретился взглядом с ведущим и поперхнулся: старый приятель смотрел на него с осуждением.
   Размазня…
   Из зала послышалась ругань, похоже, теперь молчали только Спирин и Костёр.
   – Посмотрите на них! – превратившись в помидор, заорал судья. – Это же сброд! Нелюди!
   В ответ снова свист и крики.
   – Игрок по имени Михаил! – прохрипел судья. – Вы подтверждаете свой отказ?
   – Да… – Слово потонуло в крике Костра.
   – Нет! Он не подтверждает! Это я проиграл… мы должны идти дальше…
   Спирин отрицательно мотнул головой:
   – Мы пришли, Костёр… выиграли. Ты выиграл…
   – Нет…
   Глаза друга вспыхнули:
   – Ты должен выжить. Ты и… Лена. – Молодой человек расправил плечи. – Прости, всё дело в тебе. Киборгов с твоими генами создали больше всего. – Спирин перевёл дух. – Вместе с сестрой… вы сможешь договориться. – Костёр дёрнулся, и Мишка резко взмахнул рукой. – Послушай меня! Это последний шанс спасти Город. Если погибнешь – человечеству конец.
   Диман попытался встать, но ноги подкосились, и он тихо не то застонал, не то зарычал. Пытаясь помочь себе руками, схватился за подлокотники, ударился ранеными пальцами и громко закричал. Случайно, не контролируя себя от боли.
   Зал снова заволновался, в охранников полетели жестяные банки из-под пива и газировки, смятые бумажки и пачки сигарет. Несколько человек попытались прорваться к игровому столу.
   – Я знаю, – продолжал уговаривать Спирин. – Случайно узнал, когда просил доставить меня сюда.
   Костёр неожиданно грустно рассмеялся:
   – Спаситель человечества…
   – Бывает и хуже, – жалко усмехнулся Михаил.
   – Нас снова поимели.
   – Как всегда… но думаю, – Спирин скользнул взглядом по рядам болельщиков, выискивая полковника, – кое-кто передумает.
   – Но ты победил, – произнёс Дмитрий. – Раскрыл их планы.
   Михаил заметил застывшего рядом судью, мужчина с жадностью ловил каждое слово, но в глазах поселился страх, но не обычный, а как у человека, увидевшего чудо, но упрямо не желающего в него верить.
   Зал снова молчал: зрители слушали. Ждали.
   Не ждал один полковник. Видел прекрасно, к чему всё катится. Поэтому и протискивался сквозь ряды зрителей, стараясь как можно быстрее выбраться из зала. Оказавшись в фойе, достал трясущимися руками специальный радиотелефон. Вздрогнул, когда из-за неплотно прикрытой двери раздались новые крики.
   Скорее…
   Указательный палец никак не хотел попадать в кнопки.
   Сергеев был уверен: даже если всё обойдётся, и он сумеет навести порядок, как прежде уже не будет; шоу транслировалось по всем Городам, и «беспредел» в студии видели миллионы.
//-- * * * --//
   В студии стоял невообразимый гвалт. Болельщики выкрикивали имена игроков, требуя прекратить игру. Друзья молчали: прощались без слов.
   Ситуация быстро накалялась, шум нарастал.
   Спирин медленно встал из-за стола, и в зале сразу, будто по волшебству, стало тихо.
   – Я проиграл. – Парень обвёл пронзительным взглядом стадион, и зрители в едином порыве подались вперёд (и заслужил, подумал про себя). – Не надо ничего просить, всё честно…
   Люди в отчаянье застыли на местах.
   Воспользовавшись замешательством, к Спирину подошли судья и два охранника. Ещё два охранника замерли возле Кострова, а вдоль лёгкого заграждения, отделяющего игроков от зрителей, выстроились в шеренгу с автоматами наперевес незаметно появившиеся в студии омоновцы.
   – К ножницам, пожалуйста, – раздался из динамиков голос Прокисшего Молочника.
   Спирин сделал шаг, и толпа пришла в движение. Казалось, от шума лопнут барабанные перепонки, стоящие в первых рядах зрители бросились на омоновцев и попытались прорвать оцепление. Завязалась драка, но так же быстро прекратилась: бойцы полковника прекрасно знали ремесло. Оставляя на полу капли крови вперемешку с выбитыми зубами, волна болельщиков с проклятиями откатилась.
   Людей снова заставили смотреть.
   В который раз в студии вновь наступила тишина, с замиранием сердца люди следили, как Михаил собирается пожертвовать руками… а затем жизнью.
   Парень сел на стул и положил на плиту руки.
   Все взгляды обратились на экран.
   Время…
   В первых рядах поднялась суматоха. Раскидав охрану, двое болельщиков подняли над собой Лену. Девушка завела за спину руку и бросила вперёд аляпистый бумажный свёрток. Омоновцы не успели вмешаться.
   – Это деньги! – крикнула она. – Прекратите игру!
   Прятавшийся в верхних рядах полковник встретился взглядом с командиром оцепления, в глазах старшего лейтенанта полыхало пламя, на немой вопрос вмешаться отрицательно мотнул головой. И почувствовал вырвавшийся из груди подчинённого вздох облегчения и благодарности.
   Рядом с рыжей копной Костровой появились чёрные волосы Маши, и девушка тоже бросила деньги.
   – Берите! – крикнула она. – Подавитесь!
   Прошло ещё несколько секунд и отовсюду в сторону подиума полетели монеты и бумажные купюры: зрители бросали к ногам ведущего всё, что было в карманах.
   – Берите! – кричали они. – Мы заплатим, сколько нужно!
   Костёр перестал вырываться, и, дрожа всем телом, привалился спиной к мокрой от пота спинке: они и, правда… победили.

Глава 12

   Людей на улицах не было: штормовое предупреждение и комендантский час.
   Силовые установки с трудом справлялись с ураганными порывами ветра, и весь город был завален мусором, сломанными ветками, кусками сорванного шифера и рубероида, в воздухе стояла взвесь песка, земли и пыли, дышалось с трудом.
   Взрезая клубящуюся мглу конусами фар, по разбитой дороге из центра города в сторону «Северного бункера» двигался кортеж из трёх машин: двух внедорожников ведомственной охраны и правительственного бронированного лимузина.
   Машины с треском проваливались в размытые ямы, подпрыгивали на перегораживающих дорогу сломанных ветках, с риском объезжали рухнувшие рекламные щиты и перевёрнутые киоски. Потные от напряжения водители тихо матерились сквозь зубы, с остервенением крутили во все стороны руль, с трудом удерживая не приспособленные для гонок автомобили на разбитой дороге.
   В салонах мотались взвинченные спешкой охранники, подпрыгивали, чувствуя в районе живота ледяную пустоту, упирались в пол ногами, тщетно пытаясь усидеть на месте.
   Генерал Кузнецов, постаревший за последний месяц лет на десять, сидел в салоне лимузина мрачный, как президент в последний день провалившихся выборов, и с тоской смотрел на мелькавший за окном пейзаж.
   Убегал…
   Автомобили службы внешней безопасности, невероятным усилием годами шлифовавших мастерство профессионалов, продолжали двигаться на одинаковом расстоянии друг от друга, и на очень приличной скорости. Визжа покрышками, быстро миновали улицу Коммунистическую, не снижая скорости, обогнули Памятник Победы, и с противным резиновым визгом свернули на мост. Пронеслись по улице Ленина, сворачивая к следующему перекрёстку.
   На повороте пришлось скорость сбавить…
   Первая ракета прочертила сырые сумерки, когда ведущий внедорожник показался из-за угла. Удар пришёлся точно в ветровое стекло, и объятый языками пламени автомобиль, переворачиваясь, слетел с дороги. Взрывная волна ударила по ушам и близлежащим зданиям, жестяной скрежет перевернувшейся машины смешался с пластмассовым шелестом осколков стекла и треском ударившей в стены домов щебёнки. Остро запахло ядом жжёной резины и бензина, автомобиль заволокло дымом.
   Засада…
   От яркой вспышки водитель лимузина инстинктивно закрыл глаза, впрочем, успевая вывернуть руль. Автомобиль, словно раненный зверь, повернул к дому, чудом избегая столкновения с останками джипа. Визжа покрышками и оставляя за собой две рваные колеи, бронированная махина с трудом вписалась в промежуток между деревьями, яростно завывая двигателем, метнулась в спасительную темноту дворов.
   Замыкающий внедорожник сначала попытался повторить манёвр лимузина и начал сворачивать на обочину, когда последовал новый приказ, тормозить. Водитель послушно вдавил педаль тормоза в пол, слушая по рации последние слова командира:
   – Прыгайте! Прыгайте! Ракета!
   Два последовавших друг за другом удара подбросили тяжёлый автомобиль в воздух. Несколько человек, кому довелось в тот момент стать свидетелями покушения, могли поклясться, что машина, оказавшись над землёй, на секунду зависла. Застыла в самой верхней точке, а затем… камнем рухнула вниз, мгновенно вспыхивая, как факел.
   Лимузин продолжал двигаться к углу старого деревянного дома, смял заборчик палисадника, вырвался на внутридворовую территорию.
   Водителю понадобилась ровно секунда, чтобы вывернуть руль, включить понижающую передачу и посмотреть в правое зеркало. Одно мгновение, чтобы увидеть в блестящей капле два прочертивших улицу реверсивных следа, неотступно следовавших за машиной. Столько же времени понадобилось и генералу, чтобы по остекленевшему взгляду водителя догадаться: поездка закончилась.
   Прежде, чем ракеты вспороли легкобронированный кузов автомобиля, и руководитель грозного ведомства, секретарь, шеф охраны и водитель погибли, Кузнецов успел подумать, что не ошибся, доверив дело полковнику Сергееву. Последней мыслью старого вояки было: «Сергей сумеет защитить Город».
//-- * * * --//
   В запотевшее стекло с силой били косые пенистые струи дождя. Просачиваясь сквозь неплотно подогнанную раму, вода скапливалась на когда-то запылённом, а теперь в мутных разводах, облупившемся подоконнике, собиралась в грязные дрожащие лужицы, терпеливо прокладывала путь сквозь коросту старой краски. Медленно подбиралась к выщербленному краю, набухала, будто делала вдох, и, набравшись сил, резко бросалась вперёд, тоненькой прозрачной нитью стекая на пол.
   Внизу образовалось небольшое дрожащее озерцо. В нём отражались комната и серый потолок, где в самом углу расползалось влажно-тёмное пятно, и наливались почки мутно-белых от побелки капель.
   Здание разваливалось.
   Небо прорезала косая молния.
   Михаил вздрогнул. На лбу застыла глубокая морщина, расползлась к вискам волнистой линией.
   Придётся строить заново…
   Не обращая внимания на летевшие с подоконника льдистые брызги, снова уставился в окно, продолжая разглядывать преобразившуюся до неузнаваемости улицу, почти невидимую за полиэтиленовой пеленой дождя.
   Пускай… глаза ему не нужны, он прекрасно всё помнит, а если захочет – может воспользоваться новыми способностями.
   Сзади открылась дверь, и в комнату бесшумно вошёл полковник.
   Спирин поворачиваться не стал, ещё до того, как Сергеев дотронулся до дверной ручки, уже знал, кто войдёт. Почувствовал, услышал…
   – Не помешаю? – Сергей по привычке плотно прикрыл за собой дверь. – Ну и погодка…
   Михаил повернулся к гостю.
   – Разумеется.
   Сергеев кивнул и замолчал. Никак не мог привыкнуть к новому статусу подопечного, не знал, как себя вести.
   – Только что от Кострова. – Сделал шаг безопасник. – Крепкий парень. Через недельку будет как новенький… особенно с такой сиделкой.
   Спирин продолжал молчать и с интересом разглядывать бывшего заклятого врага, поражаясь, как сильно изменился за последние дни мужчина. Впрочем, изменился не только полковник – они все стали другими.
   Сергеев слегка покраснел.
   Может, и изменился, подумал Михаил. Но не до конца. Иначе генерала бы не убил.
   – Шоу закрыли, – нервничая всё больше, тихо сказал Сергеев. – Журналюги с ума сходят.
   Спирин кивнул:
   – Хорошо… – Снова посмотрел в окно. – Город не тронут. – Сообщил он через несколько секунд. – Если переживём ураган… – Замолчал, представив, сколько всего предстоит сделать. – Если…
   – Знаю, – воспрял духом Сергеев. От взгляда собеседника становилось не по себе. – Уверен, вы сможете договориться.
   Продолжая смотреть в окно, Михаил кивнул:
   – Будем надеяться…
   СВБэшник переступил с ноги на ногу.
   – Что-то ещё? – повернулся к нему молодой человек.
   Полковник выдавил улыбку:
   – Нет… то есть да… в общем, из других городов идут запросы. Людям страшно.
   Михаил вспомнил, как было страшно им.
   – Обещать ничего не могу. Теперь всё зависит от Костра.
   – Думаю, он должен помочь. После того, что сделал Разум…
   Спирин усмехнулся:
   – И вы.
   – Ну…
   – Вы все нас использовали.
   – Больше не повторится.
   Михаил словам безопасника не поверил, но подумал, что полковник прав: теперь обмануть их гораздо труднее.
   – Если бы вы с самого начала пробовали договориться.
   – Может быть, – развёл руками полковник. – Но это началось до меня. Так что теперь поздно.
   – Хотя… – Михаил последних слов не услышал. – Если бы вы знали, что Разум от нас зависит, расправились бы с ним сразу. Не думая…
   – Может, и к лучшему… – Сергей замолчал, натолкнувшись на взгляд парня. – Что?
   – Ничего. Хорошо, что Овермэйнд не такой.
   – Не мог с вами лично расправиться? – догадался Сергеев. – Поэтому в горы заманивал?
   – Поэтому… надеялся… по дороге сами загнёмся.
   В комнате стало тихо. С потолка сорвалась молочная капля.
   – Тебя ждут в Совете, – сменил тему полковник. – Общественность требует.
   Михаил не смог сдержать улыбки, его забавляла лесть градоначальников.
   – Обойдётесь.
   Но безопасник не растерялся:
   – Нет. И ты прекрасно знаешь, почему.
   Напрягся, ожидая решение.
   – Хорошо… – неожиданно согласился молодой человек. – Но только после свадьбы.
   – Замечательно! – расплылся Сергеев в довольной улыбке. – Значит… в понедельник.
   В комнате стало светлее. Из-за туч выглянуло солнце, и на какое-то время дождь прекратился.

   Конец
   Пенза. 2011 год

Дэн Юлин Проект 2012

Часть 1

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Часть 2

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Часть 3

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Дэн Юлин
Проект 2012